Юрий Барышев Мадам Гали-3. Охота на «Сокола» (F-16)
In hostem omnia licita [1]
Пролог
13 июня 1999 года
На такие крупные международные шоу Гали любила приезжать одна. Без лживых друзей и надоедливых поклонников. Не нужно тратить силы на общение, поддержание светских разговоров и всего прочего. Она чувствовала себя исследователем, работающим в огромной лаборатории, занимающей несколько десятков акров. Тысячи людей, действительно похожих с высоты полета птиц на муравьев, делали одно большое дело – авиационный бизнес. Здесь встречались покупатели и продавцы. И, как повелось с доисторических времен, покупатели хотели купить хороший товар подешевле, а продавцы стремились уломать их и продать залежалый, подороже. В ход шло все, все, что придумал человек для того, чтобы уговорить, уболтать, расслабить, ублажить, убаюкать, охмурить, задобрить, запрограммировать своего партнера. На выставочных стендах и в кулуарах кипела работа, и каждая фирма, каждая держава, производящая самолеты, имела свой почерк и неповторимый американский, французский и русский национальный стиль в утанцовывании партнера.
Наконец, началось главное действие. Это было действительно незабываемое шоу, которое приехали посмотреть тысячи, если не десятки тысяч парижан и гостей из разных стран. В силуэтах грозных машин, пролетающих над головами восхищенной публики, слились воедино красота линий и колоссальная мощь двигателей и вооружений. И всеми этими современными колесницами, проносящимися с грохотом на бешеной скорости в небе, управляли современные Гераклы – полубоги, получеловеки…
Гали, поддавшись общему состоянию восторга и радости толпы, приветственно махала руками и что-то кричала вслед уносившимся «Phantom»’ам, «МиГ»’ам и «Sky-hocker»’ам. Нет, все-таки мужчин есть за что любить – разве женщина может создать такое совершенство, как F-16, или субмарину, или Шатл? У неё для этого не хватит, скорее всего, и терпения и ума.
В то же время, она не могла найти ответа на давно мучивший её вопрос: «Почему настоящим мужчинам так нравятся эти орудия убийства? Почему они гордятся своей принадлежностью к армии, авиации и флоту? Почему они разукрашивают их, как язычники своих богов?» Странное мужское племя, странное…
Диктор объявил, что в небе звено истребителей F-16 Fighting Falcon [2] . Она невольно вспомнила Стива, ведь он летал как раз на F-16. И даже пообещал ей после перелета покатать её, хотя в кабине не предусмотрено место для пассажира, если только у него на коленях… Где он сейчас? Что с ним? Прошло уже столько лет… – почти двадцать два года.
Демонстрационные полеты заканчивались. В этот момент её внимание привлекла небольшая группа пилотов, видимо участников проходившего шоу, которых восторженная публика награждала аплодисментами. По мере того, как они продвигались вдоль трибун, шум рукоплесканий нарастал. Гали поднесла бинокль к глазам, и… ахнула. Она увидела Гриффита – молодого, высокого, стройного, в ладно подогнанной форме летчика ВВС США. Он отделился от группы и стал подниматься по проходу среди рядов вверх, приветливо махая кому-то рукой. Он прошел так близко от Гали, сидящей справа, что при желании она могла дотронуться до него рукой. Ей показалось, что она каким-то чудесным образом, как на машине времени, перенеслась в Бангкок. И только когда молодой тридцатилетний летчик, проходя мимо, стрельнул в неё глазами, она поняла, что это не Гриффит… Глаза не те, но всё остальное…
Гали проводила его взглядом. Тремя рядами выше того места, где она расположилась, Гали увидела Стива в VIP зоне. Сердце бешено застучало, как будто она неслась вниз на американских горках. Внутренний контролер мгновенно язвительно отреагировал: «Да что это с тобой, подруга? Уж не собираешься ли ты раздуть давно остывший костер?» Сидеть, повернувшись почти спиной к полю, было неудобно. Гали, стараясь не беспокоить соседей, встала и заняла более выгодную позицию. Теперь она могла наблюдать за отцом и сыном, не опасаясь, что они её случайно обнаружат. Прикрытием ей служил рекламный щит, из-за которого она, не привлекая к себе внимание, могла обозревать Гриффитов, сидевших теперь двумя рядами ниже. Лицо Стива было видно только когда он поворачивался к сидящему рядом сыну. Да, время брало своё. Стив был на три года моложе её, когда они встретились. Значит, сейчас ему пятьдесят шесть, а сыну тридцать четыре.
Для своих лет он выглядел совсем неплохо. Седая, аккуратно стриженная голова, широкие плечи, немного, правда, располневший. Около него кружились два молодых менеджера, которые периодически передавали ему мобильные телефоны. Костюм красивого темно-синего цвета, шелковая рубашка с отливом под цвет костюма и модный галстук в полоску. Всё это Гали считывала почти автоматически. Сейчас она слушала своё второе Я – она искала ответ на вопрос – что она хочет? Подойти и начать разговор, как ни в чем не бывало, поздравить его с великолепным выступлением сына? Как он воспримет её? Что осталось у него в душе после той истории, которая так кардинально изменила его жизнь? И, не дай бог, могла навсегда разлучить с детьми. Сейчас Гали видела перед собой счастливого отца и, хотя не видела глаз Стива, она была уверена, что они светились любовью. Сын что-то показывал отцу, его ладони изображали полет двух самолетов, которые выделывали фигуры высшего пилотажа. Гали никак не могла успокоиться, её волнение вызывало нервную дрожь во всем теле. Так было всегда, когда ей нужно было сделать выбор…
За час до описываемых событий, Стив Гриффит, вице президент одной из крупнейших американских авиакомпаний Локхид, закончив очередной тур переговоров с израильтянами, а скорее отложив их на вечер под благовидным предлогом, поспешил на авиа-шоу. Помощники, неотступно следовавшие за шефом, снабдили его двадцатикратным биноклем. Показательные полеты F-16 по прикидкам, ожидались где-то через пятнадцать-двадцать минут, но отец не хотел пропустить этого события. Минуты ожидания были заполнены телефонными разговорами и просмотром плана работ на следующий день. Наконец, в окуляры бинокля он поймал самолет сына. Два F-16, связанные невидимыми нитями в единое целое, поравнявшись с центральными трибунами, взмыли вверх…и на несколько секунд зрители потеряли их из виду в лучах слепящего солнца. Неожиданно, они вынырнули неизвестно откуда, беззвучно пронеслись над трибунами и мгновенно исчезли в дымке. Стив, давно уже не летавший на истребителе, вдруг почувствовал, что мышцы его тела напрягаются и расслабляются так, как будто это он сам сидит в кабине пилота. Руки автоматически тянули рукоятку на себя, спина вдавливалась в спинку кресла. Его тело все еще помнило, что нужно делать при выполнении фигур пилотажа…
Гали, увлеченная идиллией семейства Гриффитов, вдруг спиной почувствовала, что сама является объектом скрытого наблюдения. Сигнал был достаточно сильный, и она его ощущала уже минуту, а то и две – это сигнал опасности.
Кто-то наблюдал за Гали. Это было ощущение охотника, держащего в прицеле двустволки голову кабана. И вдруг, инстинкт заставляет охотника обернуться и поднять глаза вверх. Он видит рысь, приготовившуюся с дерева прыгнуть ему на спину…
Не дождавшись окончания полетов, Гриффиты двинулись в сторону выхода. Гали последовала за ними, сохраняя безопасную дистанцию. Она не знала, как поведет себя через минуту-две. Просто шла и полагалась на случай. Кто-то следит за ней, пусть. Хорошо, если не снайпер. Это могли быть и русские, и израильтяне. Ей иногда это льстило: надо же – она объект внимания секретных служб, да каких! Жаль, что нельзя об этом никому рассказать.
Похоже, они собираются уезжать. Стив и сын направились в сторону парковки частных машин. Гали инстинктивно прибавила шаг. Желание поговорить и природная осторожность, как две равновеликие силы, тянули её в противоположные стороны. Если бы не сын, может она и подошла. Их отделяло метров десять-двенадцать, не больше. Гали пыталась не смотреть Гриффиту в спину – он мог это почувствовать и обернуться. Вот они садятся в машину. Гали почти пробегает последние метры, чтобы увидеть лицо Стива, хотя бы в профиль. Спрятаться не за кого. С расстояния 3–4 метров она видит, как он вставляет ключ в замок зажигания. Еще несколько секунд и она больше его уже никогда не увидит. Случайные встречи не повторяются. В это мгновение Стив медленно поворачивает голову влево. Нет, он не смотрит, есть ли препятствие сбоку и сзади, чтобы выехать по направлению к выезду. Он смотрит в упор на Гали. Тонированное стекло медленно и плавно опускается вниз. Их взгляды встретились. Секунда, другая – стекло с такой же неторопливостью поднимается вверх. Мерседес трогается с места и исчезает за рядами машин. Все-таки они увиделись.
Вернувшись на гостевую трибуну, Гали рассеяно продолжала наблюдать за полетами английских, французских и итальянских чудо машин. Вот французский «Мираж» пронесся над взлетным полем, поражая своей элегантностью и законченностью форм. Сразу же за ним огромный четырехмоторный транспорт С-130 описал крутую дугу над бетонным полем, перед тем как приземлиться и предоставить возможность русскому истребителю занять место в воздухе.
Через считанные секунды «Су-25» появился над головами восхищенных зрителей. Машина продемонстрировала высший класс при выполнении фигур пилотажа. В следующее мгновение истребитель, после стремительного спуска к земле, оказался опасно низко над бетоном аэродрома. Летчики, чтобы избежать падения, резко подняли нос машины, пытаясь скорее набрать высоту, но… Самолет коснулся земли хвостовой частью фюзеляжа. Истребитель загорелся. Зрители с ужасом ждали развязки: взгляды всех, кто находился на трибунах, пересеклись в точке, где, казалось, неминуемо должна была произойти трагедия. Однако машина, как подраненный ястреб, из последних сил, тянула вверх. И пилотам, каким-то чудом, удалось поднять ее на высоту шестидесяти метров. В следующее мгновение, объятый пламенем истребитель рухнул на землю. Его обломки, объятые пламенем, разлетались по бетону взлетного поля. Когда, за секунду до смерти, русские успели катапультироваться и повисли на раскрывшихся парашютах, над замершими в ожидании худшего зрителями, пронесся тысячекратный вздох облегчения. Кем бы пилоты ни были – русскими, американцами или канадцами, они остались живы, и люди этому искренне радовались.Швейцария. Отель «Очарованный странник» 13 июля 1999 года. Когда часы на соседней кирхе нехотя пробили 23.00 в дверь номера осторожно постучали:
– Входите. Я еще не сплю.
– Из Парижа, Лондона, Москвы и Пекина пришло несколько шифротелеграмм.
Ладно скроенный, коротко стриженный афроамериканец остановился в двери, ожидая указаний:
– Спасибо, Чак. Если нет ничего срочного, я их посмотрю после окончания бокса. Идет восьмой раунд. Как Вам Холлифилд?
– Я предпочитаю ватерполо, Сэр.
Кресло с высокой спинкой полностью закрывало владельца властного баритона. Большой плоский экран телевизора, похоже полностью поглотил внимание получателя секретной информации о том, как на 13.06.1999 расставлены фигуры на «великой шахматной доске».
– Телеграмма из Парижа – срочная. Серии «cosmic», Сэр.
– Хорошо, давайте.
Из высокого кресла показалась мощная волосатая рука атлета.
Чак, не приближаясь близко к креслу, вложил в протянутые два пальца тонкий лист зеленоватой бумаги.
Шеф после душа сидел в кресле по обыкновению голый на белом махровом полотенце.Получатель: FINIS -1
Сегодня на авиа шоу в Ле Бурже в 14.37 во время демонстрационного полета разбился российский истребитель СУ-25. Двум пилотам удалось катапультироваться и остаться в живых. Представителям фирмы «Сухой», руководством авиа шоу выражены искренние соболезнования, в связи с гибелью самолета. Положение русских на переговорах после этого, достойного сожаления чрезвычайного происшествия, значительно ослаблено. От источника в Лэнгли получено срочное сообщение о вероятной причастности управления специальных операций к гибели СУ-25. Кодовое название операции ЦРУ «ESTO ES TODO» [3] . Дополнительно сообщаю, что на авиа-шоу присутствовала известная Вам (XXX), которая проходит по файлам СВР как «Гвоздика», в Моссаде на нее заведено дело «Далила». (XXX) конспиративно вела наблюдение за вице-президентом компании Локхид-Гриффитом Стивом. Принимаем меры к установлению причин этого внимания.
Отправитель: FINIS-12
13.06.1999
Время 14.50Глава 1
Сверкающий темно-синий «Бентли», оставив позади Триумфальную арку, направился в сторону площади Порт-Майо и далее к офисному массиву Ла Дефанс с его ультра современными зданиями, эстакадами и тоннелями. Наконец «Бентли» вырвался на автостраду А-16. Миновав Мант с его величественным собором, свернул в сторону Лувьера. Теперь дорога петляла среди живописнейших мест. Скоро мадам Гали Легаре будет в городке Сан Пьер. Здесь, всего в каком-нибудь получасе езды от побережья, отделяющего Францию от Англии, находился ее замок.
Гали едва сдерживала рыдания. Сегодня телефонный звонок из далекой Москвы с известием о смерти мамы тупой болью отразился в ее груди. На секунду Гали будто окаменела. Мамы … должны жить вечно, дети не должны терять родителей. Сколько бы им не было лет, дети остаются на земле сиротами. Маму никто не может заменить. Сейчас ей хотелось одного – скрыться от посторонних глаз, забраться с головой под одеяло, остаться одной…
Стоял сентябрь 1997 года.
В своем замке Гали бывала редко – или когда устраивала приемы, или когда ей хотелось уединения. Правда, последние годы желание остаться одной возникало все чаще. Обычно, покидая Париж, она звонила, чтобы предупредить о своем приезде: давала распоряжения повару Жану, служанке Марго…
Но в этот раз мадам Гали Легаре появилась без предупреждения.
Удивляться слуги сочли себя не вправе. А хозяйка, отказавшись от ужина, закрылась в спальне, приказав не беспокоить ее.
Стены этого замка повидали всякое… Даже если не брать в расчет историю, уже при новой хозяйке здесь проводились роскошные приемы, устраивались такие торжества, что дух захватывало. Министры и банкиры, генералы и биржевики, политики и журналисты, сотрудники посольств и т. д. собирались здесь, согретые теплом и обаянием хозяйки. Прекрасная кухня, изысканные напитки, чудесная живая музыка – создавали атмосферу спокойствия и безмятежности. Мадам Ле Гаре, несравненная и блистательная, царила в этом маленьком мире, созданным ее воображением и интеллектом.
Но то, что происходило сейчас, обитатели замка не видели никогда.
В своей огромной, роскошной спальне, на кровати под балдахином, свернувшись клубочком, как маленькая девочка, мадам Гали Легаре лежала и плакала, пока, наконец, не заснула.
Ей снилось что-то очень, очень далекое, навсегда канувшее в прошлое…
…Москва, арбатские переулки, приглушенный шум улицы, солнце, двадцатиметровая комната в огромной коммуналке. Она маленькая и стремительная, несется по полутемному коридору, потом по широкой лестнице и выбегает на улицу. Перед ней открывается целая вселенная – ее двор, в котором она играла, дралась за игрушки, росла, радовалась и грустила…
Сверху, из окна раздается родной голос: «Галочка! Не забудь, через полчаса обедать!»
Она поднимает голову, но все расплывается перед глазами, она не видит ни той, кому принадлежит голос, ни дома, ни Арбата, ни… вообще ничего.
Только затягивающую тьму, в которую она падает и падает, кажется целую вечность.
…Когда Гали проснулась, у нее сильно кружилась голова и щемило сердце. Вспомнив звонок из Москвы, снова зарыдала.
В большой квартире дома сталинской постройки зазвонил телефон. Трубку взял молодой человек и, выслушав кого-то, крикнул:
– Пап, тебя!
Анатолий Барков подошел к телефону:
Это был Аркаша? – раздался из трубки знакомый мурлыкающий женский голос.
– Он.
– А голос у него уже, как у настоящего мужика.
– Само собой… – Анатолий помолчал. – Я рад, что ты позвонила…
– Узнали?
– С большим трудом.
Это была мадам Гали Легаре, в прошлом Галя Бережковская, агент «Гвоздика», женщина, над которой не властно Время. Кем он стал для нее? Другом? Живым свидетелем прошлого? Скорее зеркалом, в которое периодически смотришься, и которое не врет?…
– Ну, здравствуй.
– Здравствуйте. Как вы там? Не устали еще гоняться за гидрой империализма?
– Все! Шашку повесил на гвоздь – Анатолий усмехнулся: Ушел на покой, демократам коммуняки не нужны.
– Так вы теперь пенсионер?
– Представь себе.
Она удивленно рассмеялась.
– Не представляю! Вы и вдруг пенсионер!
– Я тоже.
Они замолчали. Чувствовалась, что Гали хочет что-то сказать, но не решается, или не может найти слова.
– А ты как? – наконец спросил он.
– Не очень. Она вздохнула.
– Приезжай, за чем дело стало?
– Может быть, вы приедете?
– В Париж? Господь с тобой! Впрочем, что тебе объяснять? Меня там давно ждут «спортсмены», которым мы проиграли вчистую. А потом, разве там поговоришь по душам. Как маленькая, ей Богу! У меня тут дача, недалеко озеро, в Москве золотая осень, ты сама знаешь какая это красота. Ну?! Решайся, Галь.
Она вздрогнула. Ее очень давно никто не называл настоящим именем.
– Зря на пенсию ушли. Вам еще работать и работать…
– Приедешь – поговорим. Давай соглашайся.
– Ладно, Анатолий Иванович. Встречайте меня в аэропорту, как обычно.
– Отлично! Сообщи только рейс и дату.
Полковник КГБ в отставке Анатолий Барков положил трубку и, все еще улыбаясь, подошел к письменному столу, на котором стояла небольшая модель американского истребителя F-16.
Гали тоже улыбалась. Она продолжала сжимать в руке телефонную трубку, словно еще слышала знакомый голос….
Анатолий не без труда припарковал машину на стоянке аэропорта и отправился встречать Гали. Он увидел ее выходящей из зоны таможенного контроля и поразился. Навстречу ему, не торопясь, шла красивая женщина, которой, видимо, удалось договориться с Хроносом, и очарованный бог замедлил для нее ход времени.
Мадам Легаре была в алого цвета плаще с белыми отворотами и в мягком замшевом, таком же вызывающе алом, берете. «Последний писк сезона», – скажет она потом Анатолию. Так ярко она не одевалась никогда, даже в молодости, когда Барков впервые увидел ее.
Тогда, Гале Бережковской вполне хватало двух критериев – современно и сексуально. Она фланировала по Арбату в модной юбке – колокол, с пышной «бабеттой», на невысоких тонких каблучках. Или в легком шелковом платье с мелким рисунком.
Особенно хорошо она себя чувствовала в ультра-мини и остроносых туфельках на высоких шпильках.
Позже, в Париже, едва очухавшись от первого шока, неизменно обрушивающегося на советских людей, впервые попавших за границу, Гали быстро акклиматизировалась. И отныне, такие фирмы как Channel, Hermes, Valentino, не говоря уже о Диоре, станут ее верными спутниками.
Да, мадам Легаре почти не изменилась. Даже сейчас, она оставалась не менее привлекательной чем в двадцать, и не менее блистательной, чем в тридцать и роскошной в сорок…
– Как это приятно – меня встречает полковник КГБ, правда в отставке. А вы изменились, раздались в плечах.
– Скорее, в животе.
Анатолий легко крутанул тележку с двумя плоскими, массивными кожаными чемоданами, и кивнул в сторону выхода. Обычно в поездках с ней путешествовали не меньше четырех подобных «поклаж».
– Поехали?
– Поехали, – просто согласилась Гали и направилась вслед за Барковым.
По дороге перебрасывались короткими фразами. Гали приникла к окошку автомобиля и смотрела на московские улицы, витрины магазинов и бутиков. Она была в Москве не так давно, на похоронах матери. Москва менялась – стремительно исчезала старая двухэтажная, на ее месте появлялись многоэтажные здания, строились эстакады. Облик людей, идущих по улицам, стал совсем другой…
Миновав город, они оказались за пределами МКАД. Москва кончилась и началась область, с ее старыми деревенскими домиками, стоящими иногда бок о бок с «ново русскими» дворцами».
– Вы теперь живете не в Москве? – все еще не отрываясь от окна, спросила Гали.
– В Москве, но я же обещал тебя на дачу свозить.
– Вот так? Сразу? – Гали с удивлением посмотрела на Анатолия.
– А что? У тебя есть какие-то срочные дела в городе?
– Нет… – ее глаза потемнели. – Теперь никаких.
– Ну вот! – попытался отвлечь ее Анатолий от мрачных мыслей.
– Тогда едем.
– Вы хорошо устроились, машина, дача. Вы же не сидите на печи? Где работаете? Не надумали ли заняться писательством? Есть что поведать «миру и городу», согласитесь.
– Мои друзья создали охранное агентство «Герат». В команду объединились ребята прошедшие проверку в Афганистане. Закаленные, надежные, умеющие дружить, готовые подставить плечо в трудную минуту.
– А насчет мемуаров?
– Так я… кроме рапортов ничего в жизни и не писал. Может быть когда-нибудь, когда рука сама потянется к перу.
Дача Анатолия, построенная еще в 70-ее годы, находилась, по нынешним меркам, совсем близко, в семидесяти километрах от Москвы. Анатолий остановил машину у довольно высокого забора с широкими воротами, вышел и открыл пассажирскую дверцу.
– Силь ву пле – Анатолий Иванович театрально поклонился. Добро пожаловать, мон шер, и подал Гали руку.
– Откуда у вас парижский прононс, Анатолий Иванович?
– Специально натренировался к твоему приезду. Пройдись по травке разомни ножки – предложил ей Анатолий, доставая из багажника сумки и чемоданы.
– А потом, давай в дом.
– Подождите! Как же здесь хорошо, а какой вкусный воздух..
Гали потянулась, зажмурила глаза и запрокинула голову.
Потом подошла к дереву, на ветке которого еще остались несколько потемневших, засохших вишен, сорвала одну и положила в рот.
– Проголодалась с дороги, сейчас организуем легкий перекусон – сказал Анатолий.
– Просто… – Гали стрельнула косточкой в воздух, – когда была маленькой, всегда завидовала людям с дачей… Хотелось ездить туда, чтобы есть свои ягоды, огурцы, помидоры, прямо с грядки.
– Теперь у тебя свой замок.
– И что? – Гали усмехнулась, – там вкус совсем другой, не русский..
В доме Анатолий быстро соорудил чай с мятой, росшей в изобилии по всему участку и налил Гали большую кружку. На керамическое блюдо высыпал из пакета душистые пряники.
Они пили чай и опять разговаривали обо всем и ни о чем… Просто им нужно было некоторое время, чтобы попривыкнуть друг к другу, после долгой разлуки.
– Что дальше по программе? – спросила Гали и провела рукой по блестящим тяжелым волосам.
– А дальше мы займемся тем, что тебе должно очень понравиться, – таинственно сообщил Анатолий.
– Анатолий Иванович, вы меня интригуете… Хотя бы намекните… Уж не хотите ли вы, наконец, заняться со мной сексом? На даче, как я понимаю, кроме нас с вами никого нет? Я давно подозревала, что в тихом омуте… Тем более, что вы, товарищ полковник, уже в отставке, а значит, бывший и, значит, можете себе кое-что позволить. А в вашем присутствии я чувствую себя совсем молодой. – Гали театрально провела рукой по бедру.
– Если бы я не знал тебя 30 лет, подумал бы, что ты говоришь правду. Запомни, сотрудников КГБ не бывает бывших, а значит, и в отставке живем мы по тем же правилам. Даже если и оказались в другой стране, под другим флагом и присутствуем при строительстве капитализма. Понятно? А в отношении секса – мы с тобой давно заключили соглашение о ненападении. В этой области каждый сам по себе, и никаких пересечений. Именно поэтому можем сейчас спокойно провести пару суток в душевном единении.
Через четверть часа УАЗик остановился у большого озера, и они вышли из машины. Анатолий вытащил из багажника пару раскладных сидений, брезентовый чехол, из которого торчали удилища.
На рыбалке Гали действительно не была ни разу в жизни. Сидеть с удочкой и ждать поклевок?! Какое же надо иметь терпение…
Анатолий принес дрова и разжег костер, положил бутылку «Столичной» в садок охлаждаться…
Наконец подмокшие ветки слегка взялись огнем. Гали и Анатолий уселись на раскладные стульчики, и Барков достал бутылку и разлил водку в маленькие стопочки.
– А закусить? – Гали уже вошла в роль заядлого рыбака и, потирая руки, с удовольствием включилась в действо.
Анатолий вытащил из банки два малосольных огурчика, кусок ветчины, полбуханки бородинского и сочную луковицу.
Гали взяла огурчик и приготовилась чокнуться с Анатолием.
– За что?
– За встречу, само собой.
– Приобщаю тебя к русской народной медитации, – торжественно сказал Анатолий – Теперь можно закидывать удочки.
На рыбалке, как обычно, везет новичку. Десять минут спустя, сопровождаемая азартным вскриком Анатолия «подсекай!», Гали, восторженно визжа, вытащила на берег небольшого карпа.
– Поймала! Поймала! – кричала она, – Я первая!
Она взяла рыбешку в руки.
– Ой, смотрите, я ее поранила! Давайте ее отпустим, смотрите, как она тяжело дышит. Пусть еще порадуется жизни.
Анатолий молча освободил карпа и бросил его в реку.
– Слышала? Он тебе сказал «спасибо».
Наконец они уселись у костра и приступили к трапезе.
Вечер постепенно примешивал фиолетовые тона к малиново-голубому небу. Долго сидели молча, любуясь калейдоскопом красок заката. Наконец, Анатолий нарушил тишину:
– Чем ты сейчас живешь?
– Понимаете, всю жизнь я ищу ответ на один единственный вопрос – что мне нужно, чтобы чувствовать себя счастливой?
– Ну, и нашла?
– Если бы. Вот вы, Анатолий Иванович, к примеру, вы никогда меня не убедите, что кроме жены никого больше не любили и не изменяли ей. Все эти высокоморальные христианские заповеди – не укради, не убий, не прелюбодействуй. Разве люди живут по ним? Если их соблюдать абсолютно, жизнь превратится в дистиллированную воду. Но, это я так, к слову.
Молодой девчонкой мне больше хотелось, чтобы любили меня. Потому, что мне было страшно представить, что я никому не буду нужна. Что за мной никто не будет ухаживать, писать любовные записки, дарить цветы, ждать меня на свидании.
Повзрослев, я сама стала искать мужчин, рядом с которыми, во мне разгорался огонь. Мысли о них лишали меня сна. Я фантазировала, представляла себя в их объятиях и, иногда, между нами девочками, даже испытывала оргазм. Я готова была по телефонному звонку и единственному слову «приезжай», нестись в аэропорт, преодолевать сотни километров в ожидании этого чуда. Но, часто случалось так, что мое сердце быстро остывало, даже если мужчина осыпал меня украшениями и валялся в ногах, вымаливая ночь. Нет, это не счастье.
Мне очень хотелось душевного тепла, внутреннего умиротворения, которое овладевает женщиной, когда большие сильные мужские руки обнимают тебя со спины и ты чувствуешь себя маленькой девочкой. Тебя понимают, тебе прощают капризы, поощряют глупости. Ты интересна мужчине как личность, тебя хотят понять, тобою восхищаются. Но это было очень и очень редко. Я это осознавала потому, что хотела от этих мужчин детей. Их нет, и теперь уже, не будет никогда. Это мне наказание за мои прегрешения.
Анатолий посмотрел на Гали.
Она сидела, спрятав руки под мышки, сгорбившись. Она была похожа на птицу, присевшую на ветку, опустив крылья, чтобы погреться около костра.
– Что скажете, Анатолий Иванович?
– Что скажу? У психологов это называется кризисом достижения цели. Давай рассуждать вместе.
У тебя была цель – уехать из Союза и пожить за границей. Мотивы, которыми ты руководствовалась, опускаем. Они у тебя были достаточно сильные, они позволяли тебе прошибать все стены на своем пути или прорывать под ними ходы. Ты заимела богатого мужа, роскошную квартиру, чуть позднее, собственный бизнес и финансовую независимость. Ты была свободна в выборе бриллиантов, нарядов и любовников. Познала все прелести свободной любви. Когда ты спрашивала, «чего тебе еще нужно, дорогая?» Ответ был один – ничего. То есть, ты добилась всего, о чем мечтала. Пятилетний план выполнен досрочно. Ты на вершине Эльбруса с флагом в руках. Ура! А дальше. Дальше лезть некуда, надо спускаться вниз. Это и есть кризис. Преодолеть его можно только одним способом. Он описан в Евангелие – раздай все свое богатство людям, очисти свою душу от грязи и мерзости, покайся и твори Добро. И обретешь счастье. Его не надо искать, добиваться, надрываться ради. Оно приходит само, когда человек о нем и не думает – человек просто делает добро.
Гали подняла голову, придвинулась ближе к костру и молча слушала.
– Да, в России действительно что-то происходит. Полковник КГБ, член КПСС с 25-летним стажем цитирует Библию и призывает каяться грешницу. Анатолий Иванович, вы ли это? А вы сами уже покаялись? А где ваши вериги? А где, усохшее в бессонных молениях тело? Что-то не видно.
– Не ерничай – сдержанно ответил Барков.
Он встал, подошел к костру, осторожно сдвинул в сторону крышку на котелке и помешал.
– Обо мне отдельный разговор, если тебе это будет интересно. Сейчас, скажу коротко. В 1991 году мы пережили катастрофу вселенского масштаба. Исчезла, скорее, рассыпалась под мощными ударами звездно-полосатых разбойников извне и действиями пятой колонны грызунов и крыс изнутри, огромная страна. На ее месте теперь валяются осколки и черепки. Наш доблестный вооруженный отряд партии «все знающих и все видящих» просрал, прости, момент, когда у советского народа украли государство. Помнишь, по ТВ показали, как глубокой ночью в Кремле с древка сняли красный флаг СССР и повесили трехцветный? Не под звуки оркестра, не в присутствии ликующих масс народа, а втихаря. А мы сидели в своих кабинетах и ждали команды. И бегали к начальству, а оно бегало к своему начальству. А команда не прошла. Ее просто некому было дать. Головной мозг отключили, или еще хуже, если он сам отключился. И тысячи чекистов по всей огромной стране впали в кому. Так ведутся современные войны с применением организационного оружия и прочих информационных хитростей. А нас этому не учили. Страны завоевывают теперь не с помощью танков, самолетов и ракет. Их поглощают незаметно, гипнотизируя, как удав кролика, целиком – без крови, насилия, убийств, разрушения городов.
– Вы хотите сказать…
– Подожди, не перебивай. Дай я закончу. Слушай дальше. Кроме меня, тебе этого никто не скажет. Несколько трезвых, заранее подготовленных людей, привели пьяную толпу молодых людей на площадь Дзержинского и на глазах сотен «бесстрашных» чекистов вздернули Феликса Эдмундовича. Он висел на тросе крана и ничем не мог помочь себе, т. к. руки были связаны. А кран и крановщик, как ты понимаешь, совсем случайно оказались в этот момент рядом в кустах.
Русский Фукье Тельвиль безмолвно раскачивался вверху, озверевшая толпа, поддавшись угару вседозволенности, орала и улюлюкала. Два поддатых обормота взобрались на постамент и размахивали трехцветным флагом.
А внуки Дзержинского проявили завидную выдержку: ни один не вышел из Дома 2 и не бросился на защиту святыни. Сработала холодная голова – ведь могут живого разорвать на куски. Также в груди учащенно билось горячее сердце, но теперь как у кролика. Правда, от страха тряслись чистые потные руки, но их попрятали по карманам. Ты можешь спросить меня, «а где я был в этот момент?» Отвечаю – на одном особо охраняемом объекте КГБ на северо-востоке Москвы вместе с моими друзьями по несчастью. Готовые выполнить приказ по защите сов. секретного объекта, правда оружия нам не выдали, видимо в суматохе забыли. Приехал я к Дому 2 только утром следующего дня. Дома храню осколок гранита, поднял с того места.
Наступило долгое молчание.
Костер догорал, из-под крышки расползался по осеннему лесу пряный, насыщенный аромат ухи.
От воды потянуло прохладой. Еле слышно раздавались первые переливы лягушачьего оркестра – еще только настройка… Где-то вдалеке скрипела веслами лодка.
Гали, не отрываясь, смотрела на огонь.
– Со Стивом твои пути больше не пересекались? – спросил Анатолий.
Гали, как будто, не слышала вопроса.
Они опять замолчали, но оба знали, о чем думает сидящий рядом.
Они вспоминали…
Вспоминали историю их «охоты» на американского “Falcon” F-16 («Сокола»), случившуюся, кажется, целую вечность тому назад… в 1976 году.
Глава 2
В этой квартире ночные звонки не были неожиданностью. Домочадцы Баркова к ним давно привыкли…
Подняв трубку после первой же трели, Анатолий бесшумно встал с кровати, и, прихватив телефон с удлиненным шнуром, прошел на кухню и плотно прикрыл дверь.
В трубке раздался взволнованный голос Гали:
– Здравствуйте, Анатолий Иванович. Не разбудила?
– Я в Шереметьево, только что из Бангкока, через пять часов улетаю в Париж. Впрочем, могу и задержаться. Вы не могли бы приехать в аэропорт? Есть интересное дело.
Анатолий, прикинув в уме, сколько потребуется времени, ответил:
– Хорошо, буду часа через полтора. Встретимся у входа в депутатский зал.
Вот и замечательно, Анатолий Иванович. И не забудьте диктофон. Жду, – Гали положила трубку.
Барков взглянул на часы. Так, минут сорок-пятьдесят займет дорога, значит, пора собираться.
Он набрал номер дежурного по Московскому управлению КГБ и вызвал машину.
Анатолий быстро привел себя в рабочее состояние, что было для него привычным делом. Специфика работы! Несколько дыхательных упражнений, контрастный душ…
Еще можно взбодрить себя зеленым чаем, сваренным по рецепту давнего китайского приятеля Ван Дань Диня. В общем-то не было ничего сверх хитрого, и никаких заморских ингредиентов… И все же чай получался отменный.
Так, сколько времени осталось до встречи? Почти час. Это хорошо, следует еще раз прогнать в памяти план беседы с Гали. Что она там просила в конце? – ах да, не забыть диктофон.
…Ну, разумеется, диктофон он бы в любом случае не забыл.
По голосу Гали Барков сразу понял, что она возбуждена, сигналов тревоги или страха он не почувствовал. Был азарт, как у заядлого картежника, которому вдруг пошла масть.
Значит, с ней все в порядке. Похоже, она, как гончая, почуяла след крупного зверя.
Годы работы в контрразведке делают свое дело – вырабатывается чутье, которому зачастую стоит доверять больше, чем логике, цифрам и фактам. Барков это знал по себе. А из этого следует, что если агент с таким опытом, как у Гали, говорит о деле, едва сдерживая нетерпение в голосе, то оно может оказаться действительно интересным.
Если бы кто-то сказал в свое время мальчику Толе Баркову, в каких чекистских операциях ему придется принимать участие, то он просто не поверил бы.
Хотя именно о такой жизни Толя и мечтал.
Выросший в семье чекиста, он с детства привык относиться к работе отца с почтением и благоговейным восторгом.
Член ВКПб Иван Барков работал директором парка культуры и отдыха в маленьком городке Узбекистана. В 1933 году, после прихода в Германии Гитлера к власти, Барков-старший вместе с несколькими тысячами ему подобных по призыву партии был направлен на укрепление органов безопасности. Партия уже тогда, заранее готовилась к будущей войне.
Толя с детства выпытывал у отца: есть ли у нас разведка? В ответ на это старший Барков много лет подряд говорил одно и то же:
– В социалистических государствах есть только контрразведка, чтобы выявлять империалистических шпионов и внутренних врагов. В капиталистических странах есть партии коммунистов, которые готовят революции, вроде нашей. Им помогает Коминтерн.
Сына ответ приводил в замешательство, но он очень любил отца, а значит, верил ему безоговорочно.
И когда встал вопрос о выборе профессии, у Толи Баркова не было сомнений в актуальном для его сверстников вопросе – кем стать. После окончания десятилетки и службы в армии, Анатолий уехал по направлению Комитета госбезопасности Узбекистана учиться в Высшую Школу КГБ, откуда был направлен в распоряжение УКГБ по Москве и Московской области.
По прошествии лет, юношеский романтизм был существенно потеснен жесточайшим прагматизмом. Анатолий многократно убеждался, что подлинная история вершится не на площадях и баррикадах, а в тихих кабинетах, людьми, о которых не пишут в газетах. Их лица не появляются на экранах телевизоров. Уже на втором курсе «Вышки» он стал мечтать о работе в разведке. В первую очередь было необходимо выучить иностранный язык, а лучше два. Владение ими в совершенстве становилось своего рода пропуском в «святая святых» КГБ – ПГУ.
Толя добросовестно зубрил правильные и неправильные глаголы, пытался разобраться в правилах фонетики и грамматики. Но, вот надо же такому случиться, – между слушателем Барковым и преподавательницей кафедры английского языка неожиданно вспыхнула и разгорелась любовная страсть.
Какой же тогда разразился скандал! Слушателям по неписаным законам запрещалось устанавливать личные отношения с преподавательницами. Однако эта история стала счастливым исключением. Да к тому же «англичанка» Галина уже ждала ребенка.
Руководство и партком Высшей школы КГБ, приняв во внимание скорое появление на свет нового гражданина СССР и безупречные характеристики «провинившихся», смилостивились, и все обошлось без серьезных последствий.
Родившийся в декабре сын – Аркаша – подарил ни с чем не сравнимую радость. Жили они, правда, тесновато, впятером в двухкомнатной квартире. Делили небольшое жизненное пространство целых три поколения – чета Барковых, родители жены и маленький Аркаша. Но, Анатолий никогда не стремился «выбить» себе жилье попросторнее. Да и не так уж много ему было надо. А жене и теще с тестем и в голову не приходило пилить зятя по этому поводу. Такие слова, как «служба Родине», «долг перед Отечеством», были для них не пустым звуком.
Отец Галины, фронтовой шофер, проехал по российским дорогам или вернее бездорожью, от Москвы до Бреста, затем до Берлина. Мать всю войну и до пенсии проработала в секретариате МГБ. Местоимения «я», «мне», «мое» стояли у них на последнем месте. Они были из тех, кто добровольно сдавал семейные драгоценности, обручальные золотые кольца, серебряный портсигар, все, что у них было в фонд 4-го Управления МГБ на организацию партизанских отрядов в тылу ненавистного врага. Таких людей в 40-е годы в Советском Союзе было подавляющее большинство. Они то и выиграли войну. Зятя тесть и теща любили и очень гордились.
Барков решил дождаться служебного автомобиля на улице.
Выйдя из дома, вдохнул вкусный прохладный воздух, и стал неторопливо прохаживаться по тротуару. Безлюдный в этот ранний час Кутузовский проспект поражал тишиной.
Стоял сентябрь. По ночам уже было прохладно. Листья на редких чахлых деревьях начали желтеть и опадать. Скоро пойдут дожди, и Москва погрузится в осенний мрак и слякоть. А пока стояли дни, так любимые жителями столицы – свежий прохладный воздух, яркие краски осени, чистое, прозрачное и безоблачное небо.
Анатолий быстро мерил шагами пространство перед огромной аркой дома, вдыхая прохладный, пахнущий пожухлой травой и опавшими листьями воздух. Черную «Волгу» он заметил издали.
Когда машина подкатила, Барков открыл дверцу, уселся и приветливо кивнул водителю:
– Здравия желаю, дядя Костя. Вот, опять нам с вами не до спокойных снов.
– Да где уж нам высыпаться, – пробурчал шофер. Впрочем, вполне дружелюбно. Сделав разворот, автомобиль помчался к центру города. «Волга» стремительно пролетела по Бородинскому мосту и выехала на проспект Калинина. Анатолий как зачарованный смотрел на открывшуюся перед ним картину.
* * *
Огромный желто-белый диск луны поднимался из-за высотного здания. Небо было плотно затянуто иссиня-черными тучами. Каждая окаймлена неоновым лунным светом. Этот свет, неестественно фосфоресцирующий, был, казалось, разлит в воздухе. Вставная «челюсть Москвы» – так москвичи окрестили два ряда безвкусных, безликих зданий на Калининском проспекте – выглядели как плохо вычищенные зубы.
Анатолий посмотрел на дядю Костю, но водитель, казалось, ничего этого не замечал. Так же, как и всегда, он глядел на дорогу, и всем своим спокойным видом выражал уверенность в победе нашего правого дела… Анатолий прекрасно знал – на дядю Костю можно положиться в самой непредсказуемой ситуации.
Позади остались Калининский проспект, улица Горького, Ленинградка, поворот направо. Вот, наконец, и аэропорт Шереметьево, яркими огнями обозначенный в темноте.
Столичный аэропорт, в отличие от города, никогда не спит. Ночью его ритм немного стихает, да и только.
Анатолий сразу увидел Гали. Ока стояла у подъезда, где располагался депутатский зал – зал для «небожителей».
Не успел он открыть дверцу, чтобы выйти, как она уже впорхнула в машину.
– Доброй ночи, Анатолий Иванович! – защебетала Гали, окутанная облаком французских духов. – Спасибо, что быстро приехали! Я так устала!
В самолете мое место оказалось рядом с каким-то итальянцем, противным типом, он мне всю душу вымотал своими приставаниями. Я от него еле сбежала. – Она закрутила головой по сторонам. – Вон он, посмотрите! Давайте лучше в машине поговорим, не хочу на него нарываться.
Анатолий проследил за ее взглядом и через стекло увидел мужчину средних лет, не по годам располневшего, в распахнутом белом плаще на клетчатой подкладке, который мелкими шажками прочесывал зал ожидания.
Барков повернулся к водителю:
– Константин Иванович, отвезите нас, пожалуйста, в гостиницу аэропорта. Дремавшую дежурную пришлось разбудить. Но стоило ей увидеть Баркова, как остатки сна слетели с нее окончательно. Молодцеватым жестом она взбила свою слегка помятую прическу, и быстро направилась к щитку с ключами.
КГБэшный ключ от оперативного номера висел отдельно от остальных на вбитом в стену массивном гвозде. Дежурная передала ключ Анатолию и скосила глаза на стоявшую у входа Гали.
Оценивающим взглядом, окинув ее фигуру, дежурная вдруг встрепенулась, подтянула внушительных размеров живот и тоненько пропела: «С чего начинается Ро-о-дина»…
Выдержки майору Баркову было не занимать. Так что расхохотался он, лишь закрыв за собой дверь в номер.
В оперативном двуместном номере не было ничего лишнего – все для работы. Но, впрочем, некоторые детали комфорта не возбранялись. Анатолию по долгу службы здесь приходилось бывать часто.
Гали удобно устроилась в кресле:
– Нельзя ли организовать чашечку кофе?
Анатолий без лишних слов приготовил кофе, достал диктофон «Грюндиг» и приготовился слушать.
Гали, вышколенная своим куратором, знала, что любое сообщение нужно начинать с главной идеи или описания события, а потом уже останавливаться на деталях.
Еще в самолете, между кокетливыми улыбками соседу, она шлифовала главную фразу, с которой готовилась начать беседу.
– Я зацепила летчика ВВС США, который готов за три миллиона долларов наличными посадить истребитель F-16 на территории Советского Союза, если ему при этом будет гарантирована личная безопасность. Его условие – это будет разовая сделка.
Воображение у Анатолия развито было с детства. Около пяти лет он с удовольствием занимался в студии живописи при Дворце железнодорожников в Ташкенте.
И сейчас, перед ним открылся экран и он вдруг увидел себя в форме, с погонами подполковника.
Вдоль стола, в зале заседаний, сидят члены коллегии КГБ, в том числе и его начальник Управления. Видение было очень четким. Ощущалось, как жарко и душно в зале, как течет под тяжелым кителем по спине струйка пота, как проступает на лбу испарина.
И еще очень четко и ясно виделось, как Председатель КГБ СССР пожимает ему руку, что-то говорит и лично вручает орден.
Майор Барков словно услышал свой собственный голос, прозвучавший в напряженной тишине зала чуть хрипло, но отчетливо: «Служу Советскому Союзу».
В реальность его вернул встревоженный голос Гали:
– Анатолий Иванович, с вами все в порядке? Мне почему-то кажется, что вы меня не слышите.
Барков вышел из транса и вернулся в реальность.
Легкую насмешливую нотку в ее тоне он предпочел не заметить.
– Нет! То есть, да, все в порядке. Слушаю тебя очень внимательно, рассказывай, – сказал он, отгоняя от себя видение. Для этого потребовалось немалое усилие воли.
Глава 3
Пожив немного в Париже и успев в некоторой степени пресытиться им, Гали с упоением отдалась путешествиям.
Еще в детстве Галя Бережковская просто «глотала» книги. Толстого и Достоевского, Чехова и Тургенева, русскую и зарубежную поэзию и даже дореволюционные, основательно потрепанные, бульварные романы. Галя читала быстро, и ничто не испарялось из ее памяти.
Она частенько сражала собеседников точностью приводимых цитат.
Особенно любила маленькая Галя приключенческую литературу. Уютно устроившись с очередным томиком Жюля Верна или Александра Беляева, она ныряла в мир приключений так разительно отличавшийся от ее собственного.
Из убогой коммуналки она переносилась в мечту: погружалась вместе с капитаном Немо в темные глубины Индийского океана, с нестареющим Дорианом Греем бродила по лондонским притонам, с инженером Гариным жгла заводы и фабрики адским гиперболоидом.
На стене, в отведенном ей уголке Галя повесила копию карты Острова Сокровищ, не поленившись сделать ее «по всем правилам». Листок, стилизованный старательными девчоночьими руками под кусок старого пергамента, завораживал Гали. Нередко она часами сидела, устремив на него затуманенный взгляд, и о чем-то мечтала…
Давно миновали годы коммуналки. Жизнь Гали, насыщенная и бурлящая, как стремительный поток, уносила ее из безвозвратного прошлого в неизвестное будущее. Но в блистательной мадам Легаре все еще была жива та маленькая девочка, которой так мечталось о дальних странах, о неведомых морях, о захватывающих дух приключениях.
Чтобы познать страну, характер людей ее населяющих, культуру, богов, которым они покланяются – одной туристической поездки явно недостаточно. И даже продолжительное пребывание в столице или крупных городах, позволяют иностранцу только чуть-чуть приоткрыть завесу, скрывающую от любопытных глаз вековые традиции народа, передаваемые из поколения в поколение.
Каждый город, в котором ей доводилось побывать, отпечатывался в памяти четким и емким образом, будь то провинциальная Упсала или каменно-свинцовый Ленинград, солнечная Барселона или средиземноморские сосны Неаполя.
Словно компьютер, с необъятной базой данных, мозг Гали хранил информацию обо всем, что она когда-либо видела и слышала. По памяти она без труда могла воспроизвести карту районов Лондона или Иерусалима, порекомендовать заведение с отменной кухней, вспомнить пару-другую местных знакомств, которые могут оказаться полезными.
Европа, вожделенная для всех «бывших советских», быстро стала для нее привычной. Красивые и уютные, но словно стерильные города уже не таили в себе той запретной прелести, которую, казалось раньше, не исчерпать никогда. Но вот – наскучило. Теперь Гали манил Восток.
Хотелось острых ощущений, может быть, даже связанных с риском… Хотелось бодрящей кровь экзотики.
Мадам Легаре умела дарить себе сказку. На этот раз она летела в таинственный Таиланд. Впереди у нее была неделя загадочной незнакомой жизни, воплотившейся в экзотических красотах, в мелодии незнакомой речи, в дурманящих запахах Востока.
Сквозь толстое стекло иллюминатора Гали любовалась Бангкоком, проступающим в лучах утреннего солнца. Один из самых противоречивых и пестрых городов мира, эта «Венеция Востока», рассекаемая множеством каналов, сейчас предстала перед Гали в образе игрушечного макета. Через какие-то двадцать-тридцать минут она ступит на эту землю.
Гали забронировала номер в «Бангкок Хилтон Отель». От апартаментов отказалась и остановилась на одноместном. Отели цепочки Хилтон все равно хороши! Просторный номер, весь набор стандартных услуг, 24-х часовое обслуживание из ресторана.
Не распаковывая чемоданы, услужливо доставленные в номер портье, Гали, быстро приняв душ, отправилась в город.
В легких черных брюках, белой блузке, широкополой шляпе и темных очках, скрывающих ее от палящего солнца, Гали шествовала по Бангкоку, возвышаясь над представителями местного населения, по крайней мере, на голову.
Подобно главному символу восточной философии «инь-янь», в тесной неразрывной связи тут сосуществовали абсолютные противоположности.
Улицы «красных фонарей» и вызывающие мистический восторг храмы. Тайцы, ростом не превышавшие полутора метров, но обладавшие при этом безудержной энергией, сокрытой в каждом их движении. Энергии, которой хватило бы на десяток европейцев. Подобострастие местного населения, от коего становилось несколько не по себе, и маячившее где-то в глубине раскосых глаз тайное знание, которое никогда не будет постигнуто «белыми дьяволами».
Разнузданность и безнравственность Бангкока поразила даже видавшую виды Гали, а мадам Легаре никогда не отличалась пуританством.
В Патпонге – районе, наводненном различными стрип-барами, гоу-гоу и пип-шоу, за гроши можно было купить десятилетнюю девочку или мальчика, вам могли предложить участие в сексуальных игрищах на самый извращенный вкус. За деньги тут было дозволено все, и даже больше…
Через пару дней Гали основательно пообвыклась в новом городе, и у нее сложился стандартный распорядок дня и ночи.
Утром она отправлялась осматривать достопримечательности города – Королевский дворец, Храм Изумрудного Будды, змеиную ферму, Сад роз, Статую лежащего Будды… Бангкок был наводнен изваяниями Будды больше, чем Москва памятниками вождю мирового пролетариата.
К полудню, когда воздух начинал плавиться, и дышать становилось невозможно, Гали возвращалась в отель и долго стояла под душем, охлаждаясь, смывая с себя уличную банкогкскую пыль и эмоциональную усталость.
Легко пообедав, она дремала в ожидании вечера, когда город просыпался по-настоящему, расцвечиваясь неоновыми арабесками реклам, магазинчиков и развлекательных заведений.
Окончательно избавившись от остатков дневной дремы, Гали выходила из отеля, и еще не имея четкого плана действий, отправлялась в ночь за новыми ощущениями.
На этот раз маршрут ей подсказала реклама, вывешенная в холле отеля на стенде для туристических групп – «Показательные выступления по кикбоксингу». Ощутимая цена – 20 батт – обещала нечто интересное.
«Pourqoi pas..?» [4] – пожала плечами Гали, и, переодевшись в легкое платье, выскользнула в манящую ночь Бангкока.
До места проведения выступлений она добралась на одной из джонок, заменяющих городской транспорт из-за обилия каналов.
Бои проходили в прокуренном ангарном помещении, под завязку забитом орущими тайцами. В центре располагался ринг, на котором и разворачивалось основное действо. Юркие низкорослые мужчины, похожие на карманных тигров, скакали друг перед другом, нанося множественные и явно болезненные удары противнику.
Это было как раз то, чего так жаждала Гали – взывающее к животным инстинктам зрелище.
Не цивилизованный, разделенный на двенадцать раундов бокс, не вызывающий стыд за нацию американский реслинг, не бездарная драка в подъезде, а хищная и безжалостная борьба двух профессионалов.
Оглушенная и немного испуганная шумом и пронзительными свистками болельщиков, Гали жадно вдыхала разгоряченный воздух боев, следя за каждым движением кикбоксеров – нырок, удар, разворот, подсечка, серия коротких ударов по корпусу и, наконец, мощный хук в челюсть, пошатывание, кровавый пот, заливающий глаза побежденному бойцу, предательски подрагивающие колени и – падение.
Как ураган, над толпой прокатывается оглушительный рев: кто-то посылает проклятия проигравшему, на которого была поставлена недельная выручка. Кто-то, кому эти деньги достанутся, радостно вопя, вскидывает руки над головой.
Пьянящий адреналин захлестнул Гали, которая вскоре начала орать вместе со всеми, забыв о приличиях.
На арене появляются очередные бойцы – поджарые молодые азиаты, неистово молотящие друг друга, и все начинается сначала.
Гали, для которой все население Таиланда было на одно лицо, могла различать соперников лишь по цвету набедренных повязок.
Но чем бы ни была увлечена Гали, ее внимание всегда фиксировало малейшие детали происходящего вокруг.В перерыве между матчами она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Боковым зрением увидела человека, проявившего к ней столь нескрываемый интерес.
Абсолютно не стесняясь, на нее открыто смотрел улыбающийся европеец среднего роста с короткой стрижкой crew-cut. Мадам Легаре окинула взглядом одежду незнакомца – яркий клетчатый пиджак и джинсы.
Стало понятно, что перед ней американец. Кто еще может так безвкусно одеваться и стричься?
Перехватив взгляд Гали, незнакомец скорчил забавную рожицу. Гали невольно рассмеялась. Янки чисто по-американски воспринял это как приглашение подойти, и преодолев разделявшее их расстояние, предстал перед ней.
– Стив Гриффит, – слегка поклонившись, представился он. Немного замявшись, продолжил: – Вы так эмоционально воспринимаете это зрелище, что я вами залюбовался.
Гали снисходительно протянула ему разгоряченную ладонь:
– Гали Легаре, очень приятно, впервые вижу, как мужчины дубасят друг друга руками и ногами, а по окончании боя пожимают руки и обнимаются, как ни в чем не бывало. Женщины так не умеют.
Стив выудил из кармана пиджака пачку сигарет, и прикурив от добротной армейской зажигалки, продолжил:
– Вы из Европы?
Гали в долю секунды произвела в голове расчет – стоит ли дальше любезничать с американцем, или вежливо отшить его, но, решив продолжить разговор, она обворожительно улыбнулась:
– Да, из Франции, простите мой английский. Гриффит рассмеялся:
– Ну что вы! Вы прекрасно говорите. Правда, акцент у вас не французский.
– Я из России, несколько лет назад вышла замуж за француза и живу в Париже. А вы, наверное, филолог, если так хорошо разбираетесь в языковых тонкостях?
Американец снова простодушно рассмеялся. «Нет, он точно не филолог», – сопоставила увиденное и услышанное Гали.
Армейскую выправку не скроет никакой костюм. Опять же эта стрижка crew-cut так популярная среди американских военных. Прикуривает от зажигалки Zippo серии NAVY. Разработанная специально для военно-морских летчиков еще в годы Второй мировой войны, зажигалка спасла немало жизней. Ее пламя не мог загасить порыв даже самого сильного ветра, и упавший в воду летчик, израсходовав запас сигнальных ракет, огоньком зажигалки обозначал место своего падения.
Гали предположила, что с ней любезничает переодетый в штатский костюм военный летчик. На безымянном пальце американца белела узкая полоска незагоревшей кожи – значит, женат, но в Бангкок приехал один, и явно не намерен хранить супружескую верность.
В том, что она попала в точку, Гали очень скоро убедилась.
– Я летчик-истребитель. Летаю на самом быстром в мире самолете – F-16. Слышали про такую машину?
– Нет, – соврала Гали. – Я разбираюсь исключительно в марках автомобилей, причем только в дорогих.
В отношениях с мужчинами Гали предпочитала казаться глупее, чем была на самом деле. Представителей сильного пола чрезвычайно располагает к себе удивленно хлопающие ресницы и приоткрытый рот.
Янки с нескрываемым интересом скользнул взглядом в глубокий вырез платья Гали, и придав голосу нарочитое безразличие, спросил:
– Вы здесь одна? Без мужа?
Гали доверчиво улыбнулась, как приятно оказаться правой.
– Да, в самый последний момент дела заставили его остаться дома. А я решила рискнуть и поехала одна.
– Сожалею, – с плохо скрытой радостью произнес Стив, и помедлив, добавил: – Здесь, в Таиланде, так трудно встретить столь очаровательную собеседницу. Могу я пригласить вас поужинать после шоу? Я знаю один симпатичный ресторанчик совсем недалеко отсюда.
– С удовольствием. Только мне хочется досмотреть до конца.
Перерыв закончился. На арене появились два новых бойца, встреченные радостными возгласами толпы.
Шоу приближалось к кульминации – закончились выступления «легких» и «полутяжей», настало время тяжеловесов. Их мощные фигуры и безразличные выражения лиц обещали разгоряченной толпе по-настоящему захватывающее зрелище.
Кланяющиеся друг другу бойцы, казалось, не замечали возбуждения зрителей. Прозвенел гонг и схватка началась.
Танцующие движения скульптурных тел кикбоксеров завораживали Гали. Мощные торсы, облитые скудным, едва проникающим сквозь клубы табачного дыма светом, выглядели таинственно и грозно одновременно.
Под смуглой кожей бойцов мягко перекатывались накаченные, рельефные мускулы, а на их непроницаемых лицах читалась безграничная уверенность в себе. По силе и мощи тяжеловесы были примерно равны друг другу. Зал, волнуясь, скандировал сложные для европейского уха имена.
Экзотическая красота и обманчивая кошачья мягкость движений кикбоксеров вызвали в Гали приятную теплую волну возбуждения. Светский налет спал с мадам Легаре. Отдавшись эмоциям, Гали с головой погрузилась в пьянящую атмосферу первобытной ярости и дурманящей жажды крови.
На арене кипела битва – в пылу схватки бойцы метались по рингу, нанося друг другу удары сокрушительной силы.
У одного из разбитого носа шла кровь. Второму приходилось куда хуже – заплывший глаз лишал возможности видеть происходящее по левую руку от него.
Один боец ушел в глухую оборону, пытаясь держаться правым боком к противнику, тем самым, удерживая его в поле зрения. Последний, в свою очередь, просто тянул время, ожидая, когда наполовину ослепший борец раскроется.
Жаждавшая кровавой развязки толпа, негодующе вопила, осыпая обоих кикбоксеров базарной бранью. Через пару минут полуослепший боец явно начал сдавать и все чаще «раскрываться». Дождавшись момента, соперник попытался «навесить» ногой с разворота… и попал в столь умело расставленную для него ловушку.
Но оказалось, что противник, будто только и ждал этого. Тяжеловес пригнулся под просвистевшей над головой ступней, и почти наугад, выпрямляясь и вкладывая в удар всю массу своего тела, нанес противнику страшный удар в челюсть.
Гали невольно прикрыла рот руками. Дальше все происходило как будто в замедленной съемке – пропустивший страшный удар кикбоксер, презрев все законы гравитации, на мгновение оторвался от ринга, и, по-птичьи раскинув руки, всей многокилограммовой тушей грохнулся на едва выдержавшие его канаты.
Двести с лишним прокуренных тайских глоток разразились ревом, от которого у Гали чуть не лопнули барабанные перепонки. Гали вскинула кулачки поддавшись общему настроению, и самозабвенно завопила что-то нечленораздельное. Разгоряченная, она обернулась к Стиву:
– Вот это мясорубка!!!
Ей вдруг захотелось, чтобы этот янки крепко схватил ее за задницу и изо всех сил прижал к себе. Она еле подавила в себе это желание.
Американец, казалось даже не следил за происходящим на ринге. Стив любовался пылающим лицом и горящими глазами Гали.
Он набрал в легкие воздух и с шумом выдохнул.
– Да… Впечатляет.
К чему именно относилась фраза, он уточнять не стал.
Толпа продолжала бесноваться. Откуда-то сверху летели разорванные квитки. Несколько болельщиков сцепились между собой, атмосфера накалилась до предела. Гали невольно прижалась к американцу, ища у него защиты от опьяненных запахом крови людей.
Гриффит бережно обнял ее за плечи, и они стали пробираться к выходу. Янки прикрывал ее корпусом от устремившейся к выходу толпы.
После душной атмосферы зала, пропитанной болью побежденных и торжеством победителей, ночной Бангкок показался Гали прохладным оазисом, в который она погрузилась со вздохом облегчения.
Мерцание огней, колышущаяся вода каналов, воздух, напоенный ароматами незнакомых цветов – все это освежило Гали, подобно глотку хорошего шампанского.
Гриффит остановил такси:
– Ресторан Patong Sea Food, пожалуйста.
И галантно приоткрыл перед Гали дверцу. Замелькали огни витрин. Сидя на заднем сиденье такси рядом со Стивом, она прикрыла глаза. Гали все еще находилась под впечатлением от увиденного.
Ее била мелкая дрожь. Очень хотелось ощутить рядом с собой крепкого, сильного мужчину, вдыхать терпкий запах пота, и чувствовать на своем теле его грубые руки. На одном из резких поворотов Гали прижалась к плечу Стива, и так и осталась сидеть.
Стив, предвкушая возможно ожидавшее его приключение, все чаще и чаще скользил глазами в ложбинку высоко вздымавшейся груди Гали.
Ресторан понравился Гали удачным сочетанием восточного и европейского стиля. Вместо поднадоевших азиатских треньканий на ситаре приглушенно играло джазовое трио. Официанты не стояли над душой, смущая посетителей излишним вниманием, от которого кусок не лез в горло. Но и не заставляли себя ждать, как из-под земли появляясь рядом, казалось, стоило лишь подумать о них. Посетителей, кроме Гали и Стива, пока не было. Уютно усевшись за столиком у окна, они принялись изучать меню.
Гриффит заказал себе коктейль из креветок, гонконгские булочки и жареную морскую рыбу под острым соусом.
Уставшая от переживаний, Гали почувствовала, что проголодалась и, к удовольствию Стива, попросила официанта принести ей что-нибудь эксклюзивное.
Официант предложил ей лангуста и язычки уток в соевом соусе. Тут же принесли прекрасное белое вино. От вина по телу разлилась приятная теплота. Жгучее желание отдаться мужчине постепенно куда-то ушло. Гали уже не раз замечала, что алкоголь действует на нее успокаивающе. Стив оказался хорошо воспитанным, внимательным собеседником и на протяжении трапезы развлекал Гали рассказами о местных обычаях. Гали слушала в пол уха, наслаждаясь вином и каждым кусочком тающей во рту пищи.
Вместо вина Гриффит заказал себе виски, и к концу ужина заметно захмелел, что, впрочем, не сказалось на его тактичности и предупредительности.
В гостиницу возвращались далеко за полночь. Не получив предложения зайти в номер, Стив, галантно раскланялся и пообещав утром позвонить, удалился.Придя в номер, Гали облегченно свернулась калачиком на кровати и тут же провалилась в сон.
Бангкок нравился ей все больше и больше.
Следующий день, а точнее вечер, когда жара спадает и по Бангкоку можно свободно передвигаться, Гали и Стив провели вместе. Летчик улыбался и говорил без умолку – казалось, он не разговаривал ни с кем целую вечность.
Он и она, американец и русская француженка, мужчина и женщина, в другой ситуации, скорее всего не обратившие бы друг на друга внимания… Но, оказавшись в чужой азиатской стране, они общались так непринужденно, как будто выросли в одном дворе. Между ними не возникало ни скованности, ни мучительных пауз, повисающих посреди разговора едва знакомых людей. Стив довольно неуклюже шутил, и столь же неуклюже делал ей комплименты, но Гали не обращала на это внимания, она искренне радовалась, что рядом с ней красивый и сильный мужчина, готовый в любое мгновение выполнить ее минутную прихоть.
Единственное, что не нравилось Гали – это банальность программы, выбранной Стивом. Достопримечательности и эксклюзивные бутики успели наскучить мадам Легаре еще в Париже. Ей хотелось увидеть настоящий Бангкок.
«Вот в этом все американцы», – разочарованно думала Гали. – Ехать на другой конец Света, чтобы сразу же пойти в Макдональдс и, встретив другого соплеменника, долго обсуждать, какая это дикая страна и как тут плохо готовят «чизбургеры».
…Лучи заходящего солнца заливали улицы Бангкока золотистой охрой. Гул, спешащих по улицам пешеходов, сливался с шумом машин застрявших в пробках. Торговцы с нераспроданными товарами грузили на лодки зеленые связки бананов, люди возвращались домой, – поужинать и забыться сном, чтобы утром снова впрячься в ярмо повседневной жизни.
Не проработавшая ни одного дня в своей жизни, Гали разглядывала отцов семейств, медленно тащивших тележки с товаром с рынка, и думала о счастье… Она часто вспоминала маму. Была ли она счастлива? Что, если бы случилось чудо, и маме не нужно было бы работать? Представить такое Гали не могла.
«В кого ж я такая уродилась?» – с грустью подумала Гали.
Стив вопросительно посмотрел на нее.
– Что-то вспомнилось?
– О да… я вдруг вспомнила маму.
Стив понимающе закивал головой и начал рассказывать о Фениксе – городе где он появился на свет. Гали слушала его, а мыслями была где-то очень далеко…
Поужинав, Гали и Стив медленно брели по набережным «Восточной Венеции». Гриффит продолжал что-то рассказывать, но Гали, казалось, не слушала его, думая о чем-то своем.
– Вам не интересно? – вдруг спросил Стив.
Доверительность отношений между ними достигла того уровня, когда люди переходят на «ты». Будем считать, что Гали и Стив уже были на «ты»…
– Тебе не интересно? – повторил Стив.
– Давай забуримся, туда, где туристам вход заказан! – ни с того ни с сего выпалила Гали. – Хочу посмотреть район красных фонарей, или какие там фонари зажигают… Хочу.
Гали притопнула ножкой, как делала только будучи маленькой девочкой – хотя в детстве, в отличие от зрелого возраста, практически не капризничала.
Янки казался явно смущенным.
– Но… – Стив долго подыскивал слова. – Но это опасно. Туда туристы не ходят. Один из моих знакомых как-то отправился в те края… Экзотики захотелось… ну и женщин, само собой. Его ограбили, избили и раздетым отправили домой… и ему еще повезло, могли бы убить.
Гали смерила Стива взглядом с головы до ног.
– Но ты же со мной… Разве мне есть чего бояться? – с наигранной наивностью спросила Гали.
Безрассудством Гриффит никогда не отличался. Будучи в Нью-Йорке, он даже на машине старался объезжать такие районы, как Гарлем или Баури, стороной. Сунуться, на ночь глядя, в тайские трущобы было сродни появлению посреди Гарлема в майке «Власть белым!» или «Ниггеры, Африка ждет!»… Конечно же, Гали прекрасно понимала это, но ей было интересно, насколько далеко готов пойти американец ради нее.
Колебания Стива заняли несколько секунд. Он вздохнул и попытался улыбнуться.
– Но учти, я предупредил – там действительно очень опасно, – повторил Стив.
– Так мы идем? – упрямо спросила Гали. – Нет проблем! – изобразив из себя Бэтмэна, изрек Стив.
Гали, конечно же, чувствовала определенную зажатость американца по отношению к ней. По первому впечатлению, похоже, летчик руководствовался принципом – как бы чего не вышло. Она давно постигла непреложный закон дикой природы – самка отдается только самому сильному, бесстрашному, хитрому самцу, готовому ради обладания пожертвовать свою жизнь. К примеру, самка скорпиона всегда пожирает только что оплодотворившего ее самца. Это в природе происходит уже миллиарды лет. И самцы – идиоты, ничего не смогли придумать путного, чтобы избежать такой печальной для себя участи.
Самцы – мужчины, ради Гали и обладания ее роскошным телом разорялись, залезали в долги, рисковали карьерой, дрались со своими соперниками. Те же скорпионы.
Но, сейчас, ей захотелось проверить этого янки на «вшивость», посмотреть его, что называется в деле… Хотелось как следует встряхнуть его, содрать с него кожу рациональности и обнажить нервы. «А что, если он даже никогда не изменял жене», – вдруг подумала Гали. – Он меня хочет, но это нужно заслужить.
Мужчиной мальчик становится не тогда, когда впервые неумело стягивает трусики со своей школьной подружки где-нибудь в спортивной раздевалке. Мужчиной, настоящим мужчиной, мальчик становится много позже. И не каждый… Это происходит когда он впервые почувствует дыхание смерти.
Рациональность всегда и во всем – убивает в мужчине заложенный, еще в пра-прародителях инстинкт первооткрывателя, добытчика и охотника. Мужская трусость часто прячется за холодный расчет, осторожность, целесообразность и способность видеть последствия своих поступков.
Бангкок круглый год, за исключением сезона дождей, наводнен туристами. Около восьмидесяти процентов населения города могут худо-бедно объясниться по-английски.
Таксист, с готовностью открывший дверь для Гали и Стива, оказался как раз из оставшихся двадцати процентов. Из всех английских слов знал он, видимо, только «bad» – плохо.
Когда таец понял, наконец, куда именно его просит подвезти парочка иностранцев, он разразился тирадой на чирикающем тайском языке, обильно пересыпая словами «плохо», произносимыми в разных тональностях.
Стив пропустил речь тайца мимо ушей и показал ему сложенную пополам зеленую двадцатку. Таец развел руками, что-то пробурчал и отъехал от тротуара…
Криминальные районы были и есть в каждом городе. Уже отошедшие в прошлое, но навсегда печально зарекомендовавшие себя «Адская кухня» в Нью-Йорке или московская «Хитровка». И ныне здравствующие – Лиговка в Петербурге… Ставший притчей во языцех Гарлем, и менее известные негритянские гетто в других городах Америки.
Рабочие кварталы, гетто для национальных меньшинств, городские окраины, места, где оседали бывшие заключенные – все это впоследствии превращалось в некий замкнутый мир со своими законами – своего рода государство в государстве со своей культурой, иерархией ценностей, своей аристократией и своим плебсом…
Здесь жили люди, в большинстве своем, с рождения не заработавшие ни одного батта законно. Мальчишками они воровали бумажники и сумки у туристов, взрослея, начинали нападать на людей… Как и в «цивилизованном» мире, их карьера зависела исключительно от их способностей, амбиций и немного везения. Входящий во взрослую жизнь местный юнец, нередко становился бойцом одной из бандитских группировок и постепенно поднимался по иерархической криминальной лестнице Гали наблюдала за сменой городских пейзажей за окном – презентабельные магазины и салоны постепенно сходили на нет, их сменили пяти– и десятиэтажные панельные дома… «Спальные районы», – подумала про себя Гали.
По мере отдаления от центра Бангкока дома становились все ниже… Уже замелькали по сторонам покосившиеся глинобитные домишки. «Вот и трущобы» – подумала Гали…
Но ошиблась.
Они ехали еще какое-то время, пока вид за окном не стал походить на декорацию фантастического фильма.
Дома – если их можно было так назвать – были сделаны из любых доступных материалов – листов поржавевшей жести, кусков плотного картона и фанеры, бамбуковых стеблей, пальмовых листьев, старых автомобилей, кусков арматуры и оргстекла…
Грязные хибары и лачуги жались друг к другу. Видимо, поодиночке ни одна из жилых конструкций не смогла бы долго выстоять. Жители квартала провожали такси, с хорошо одетой парочкой европейцев на заднем сиденье, взглядами, не предвещающими ничего хорошего.
Стив беспокойно вертел головой по сторонам. Гали, как маленькая девочка, впервые попавшая в зоопарк, приникла к стеклу такси и, не отрываясь, разглядывала аборигенов в их естественной природной среде. Вид заграничных трущоб почему-то всегда вызывал ее неподдельный интерес. В детстве ей казалось, что грязь, вонь и слякоть есть лишь в России. Убеждаясь в обратном, она успокоилась и пришла к выводу, что провела детство и юность не так уж плохо, и что по всему миру миллионы людей живут в непролазной грязи и жуткой нищете.
Таксист, наконец, не выдержал и вдавил педаль тормоза в пол.
Машина, жалобно взвизгнув, резко остановилась. Дальше таец объяснялся в основном знаками.
«Дальше не поеду, ни за какие деньги» – мысленно перевел нервную жестикуляцию Стив. Вслух же попытался в очередной раз отговорить Гали: «Подумай, еще есть возможность вернуться». Но та была непреклонна.
– Ты что? Самое интересное начинается! – куражилась Гали. – Вот теперь можно будет честно рассказывать, что ты побывал в Бангкоке…
Лишь бы рассказывать не пришлось апостолу Павлу… – мрачно пробурчал себе под нос Стив.
– Расплатись, и пойдем побродим по местам, где возможно еще не ступала нога белого человека, – тоном, не терпящим возражений, велела Гали. Выбравшись из машины, Гали огляделась по сторонам. В ноздри ударил запах сырости, гнилья и мочи.
Стив едва успел закрыть дверь машины – так же резко, как и остановился, таксист рванул с места и, развернувшись на пустой дороге, помчался обратно к цивилизации.
Стараясь не замечать того, что все взгляды на улице прикованы к ним, Гали и Стив размеренным шагом двинулись на прогулку.
– Глупый. Это же так похоже на турпоход! – азартно объясняла Гали, устремившись в один из проулков. – Турпоходы сами по себе никому не нравятся. На самом деле никто не любит в палатках мокнуть или в горах мерзнуть… Но вот когда люди возвращаются, тогда и начинается то, ради чего они чуть себе шею не свернули. Рассказы, воспоминания… фантазии.
– Поэтому я даже скаутом не любил в походы ходить, – оглядываясь по сторонам, сообщил Стив. – Мне за глаза хватает полетов, чтобы вкус к жизни не терять.
Гриффит начал что-то увлеченно рассказывать. Видимо, для того, чтобы не показывать своего волнения.
Какое-то время они так и шли по узеньким грязным улочкам. Гали разглядывала, все теснее смыкающиеся ряды хибар. Они будто заманивали их все глубже и глубже. Пока любители приключений плутали по узким улочкам, солнце почти скрылось. Стив заметил, что Гали стало не по себе…
– Бррр… ну и местечко, – поежилась Гали. – И зябко.
– Согрейся… – Стив накинул ей на плечи свой пиджак. – Давай выбираться отсюда. Стив решительно развернулся, крепче обнял ее за талию и ускорил шаг. Они прошли какое то время молча. «И чего меня вечно тянет искать приключений на свою…» – укоряла себя Гали. Каждый раз, вляпавшись в ситуацию, казавшуюся безвыходной, она начинала ругать себя и зарекаться на будущее – впредь вести себя осмотрительнее. Но каждый раз, когда опасность оставалась позади, ее снова охватывала жажда приключений.
Окружающая обстановка на самом деле порождала противное чувство тревоги. Воздух вокруг наполнился странными пугающими шумами и шорохами. Казалось, отовсюду на Гали и Стива смотрят десятки враждебных глаз.
Неожиданно из темноты выплыл красный огонек – оказавшийся угольком сигареты, зажатой в кривых желтых зубах одного из местных жителей.
Перед парочкой европейцев, непонятно как очутившихся в этом жутком месте, стоял молодой таец в порванной местами кожаной куртке и заляпанных краской джинсах.
Стив попытался обойти парня, но тот сдвинулся в сторону и встал поперек и без того узкого прохода. Гали видела, как Стив и таец смотрели друг на друга; они не произнесли ни слова – но все было понятно сразу…
Медленно словно привидения, по сторонам от них начали появляться очертания чьих-то фигур. Не издавая никаких звуков, из темноты выплывали силуэты, оформляющиеся в небольших, крепко сложенных тайцев. Гали чувствовала, как они буравят ее маленькими глазками.
Стив только шагнул чуть вперед, как тайская шпана оттеснила ее и продолжала сходиться вокруг рослого американца.
По негласному закону, мужчины не вмешивали в свое дело женщину – сейчас она была добычей, и только от Стива зависело, сумеет он отбить свой «трофей» или Гали достанется группе молодчиков. В голове Гали на какую-то долю секунды возникло видение – картина художника XIX века «Борьба за женщину». Два обнаженных получеловека, полузверя сцепились в яростной схватке. Ясно, что один из них останется на поле битвы навсегда. Чуть поодаль, на пригорке, освещенная лучами солнца, стоит обнаженная женщина, которая с нескрываемым интересом следит за схваткой. Нет, она даже не испугана, художнику очень хорошо это удалось изобразить. Она ждет победителя…
Гали почувствовала себя живым призом, за который через мгновенье начнется драка. Такого еще с ней никогда не было, в душе боролись два чувства – жуткий страх и азарт игрока в русскую рулетку.
Налет культуры и воспитания мгновенно слетает с человека, когда тот оказывается в экстремальной ситуации. Сейчас Гали чувствовала себя добычей, которая будет принадлежать самому сильному.
Вчера она видела бой, сегодня ей предстоит стать свидетельницей драки – вещи настолько же различные, как коррида и скотобойня. Не было никаких правил – одни инстинкты, и выброс дремавшей в глубине души животной ненависти.
Происходившее запомнилось Гали фрагментами. – Стив ударил стоящего перед ним тайца кулаком в нос, и затаившиеся за его спиной парни как по команде набросились на Гриффита. Нападавшие допустили оплошность – они были вооружены в основном цепями и обрезками труб, но в такой тесноте оружие это оказалось почти бесполезным, даже мешающим.
Стив перехватил чью-то руку с увесистой трубой и, не глядя сделал разворот вокруг себя – кого-то задело, раздался хруст ломаемой кости, крики.
В ярости, Стив метался из стороны в сторону, пытаясь уйти от настигающих его ударов… Сейчас для него главным было устоять на ногах. Если он упадет, подняться ему уже не дадут – затопчут, просто забьют ногами. В подворотнях не бывает рефери, никто не считает до десяти, давая шанс передохнуть поверженному противнику.
В руке одного из нападавших сверкнул раскрывающийся нож-«бабочка». Гали видела, как лезвие по короткой траектории ткнулось Стиву в живот. Озверевший американец обрушил отобранную трубу на плечо пырнувшего – крик человека, которому, видимо, сломали плечо, заглушил звяканье ножа об асфальт.
Гали хотела закричать, но страх сдавил ей горло. И тут, совершенно неожиданно, тайцы молча, не сговариваясь, исчезли в темноте. Остался только парень, которого Стив ударил первым – он лежал на асфальте, раскинув в стороны руки.
Гали начала бессмысленно метаться из стороны в сторону. Стив, тяжело дыша, продолжал озираться по сторонам, ожидая очередного нападения. В руках он сжимал обрезок трубы… Гали подбежала к Стиву и изо всех сил прижалась к нему. От охватившего ее страха захотелось превратиться в маленькую пичугу, спрятаться за пазухой Стива и замереть. Стив больно схватил Гали за руку.
– Надо отсюда немедленно смываться. Они могут вернуться в любой момент и тогда нам не сдобровать.
Мадам Легаре вспомнила о «бабочке», направленной в живот Стива.
– Ты ранен? Нож! Я видела нож, – дрожащим голосом произнесла она. Стив слегка задрал майку и оттянул армейский ремень.
– Попал в пряжку… повезло на этот раз, – криво улыбнулся Стив, изучая впечатавшийся в кожу красноватый след…
Гали медленно, как во сне, протянула руку и коснулась пряжки Стива.
Возвращение в цивилизованный мир Гали помнила плохо. Вцепившись друг в друга, будто боясь потеряться, они еще долго шли по темным закоулкам, пока не выбрались на автотрассу.
– Давай поймаем такси, у меня ноги подкашиваются, я дико устала – прошептала обессилившая Гали.
– Нет, милая, придется идти пешком и не попадаться на глаза полицейским. Потерпи, по-другому не получится. Держись за меня, надо как можно скорее, уйти от этого места. До отеля они добрались далеко за полночь, смертельно уставшие, но в целости и сохранности.
Это, мягко говоря, приключение, мгновенно сблизило их. Всю дорогу до отеля они прошли молча, да слова сейчас были и не нужны. Стиву, вдруг показалось, что он знает эту сумасшедшую русскую француженку уже целую вечность. Поддерживая ее за талию, летчик чувствовал ее разгоряченное тело.
Каждое событие в жизни человека влечет за собой, как снежный ком, целый ряд последствий. Не случись этой драки, Стив никогда бы не согласился ни на какие авантюры, предложенные Гали.
Но драка была, и теперь остается лишь рассказать о том, как события развивались дальше. А кучка таиландской шпаны, вероятно, никогда не поверила бы, узнав, что в тот вечер они стали невольными помощниками агента КГБ «Гвоздики» в закреплении контакта с американским летчиком.
У отеля, Гали взяла Стива под руку и сказала тоном, исключающим любые возражения:
– Идем. Я должна посмотреть, насколько сильно тебя отделали.
В номере Стив через голову стащил рубашку и покорно подставил спину Гали. Некоторое время она только разглядывала его ссадины, и уже начинающие проступать лиловые синяки…
Затем осторожно коснулась его спины ладошкой.
– Больно?
Стив вздрогнул, но не от боли, а от нежного прикосновения ее пальчиков.
– Тебе лучше лечь, я обработаю ссадины и кровоподтеки. Только, нет… сначала быстро под душ – от тебя амбре, как от канадского скунса. Фу!.. Гали скривила гримасу. А я посмотрю, что у них здесь есть в аптечке.
Стив нерешительно мялся – может я… схожу к себе? Гали молча взяла его за плечи и мягко втолкнула в ванную комнату. Контрастный душ делал свое дело. Стив закрыл глаза и наслаждался струями попеременно горячей и холодной воды, вымывающими из его тела переживания этого затянувшегося дня. Голова также освобождалась от тревожных мыслей. Смертельно захотелось спать. В этот момент он почувствовал нежное прикосновение женского тела к спине. Гали прижалась к нему, и они долго стояли, не шевелясь, боясь спугнуть волшебство начавшегося соединения мужского и женского начал.
Простояв так еще несколько мгновений, они, не сговариваясь, кинулись, как маленькие дети в спальню. Сон мгновенно сковал их веки.
Первой через пару часов проснулась Гали. Мощный торс распластавшегося на животе мужчины мгновенно разбудил в ней дремлющее желание. Она стала тормошить Стива.
– Эй, ковбой! Проснитесь, что вы тут делаете в номере замужней женщины? Я сейчас вызову полицию, которая, видимо, и так уже сбилась с ног, разыскивая какого-то белого. Белый подозревается в нападении на подданных королевы Таиланда. Вдобавок, вам предъявят обвинение в попытке изнасилования гражданки Франции.
Повернувшись на спину, янки увидел оседлавшую его Гали, которая внимательно рассматривала его маленького «дружка». Потом она осторожно взяла его в обе руки и стала нежно тереть, как будто пытаясь разжечь огонь.
– Смотри, какой ты красивый и стеснительный. Ты всегда такой? Или только по первому разу? Давай, давай, вставай скорее, разве ты не чувствуешь, что я хочу тебя погреть в одном славном местечке? Гали вела себя так, как будто Стива и не было рядом в помине, а только его красавец…Глава 4
Москва, столица социалистического государства, Третий Рим, – образец для всего прогрессивного человечества, символ торжества коммунистической морали и высоких духовных начал.
После смерти Сталина и разоблачения культа личности, с подачи Никиты, наступила оттепель со всеми ее последствиями. Оттепель так быстро набрала температуру, что всё в столичном обществе, особенно наверху, сначала постепенно, а потом все быстрее и быстрее начало тухнуть.
Появилась золотая молодежь – отпрыски партийных бонз, военачальников, комсомольских вожаков, хозяйственников, профсоюзников и деятелей культуры. В отсутствии родительского глаза, они в огромных квартирах-высотках, или на подмосковных дачах устраивали гульбища.
С Запада ветер доносил до Москвы сладковатый запах марихуаны, звуки джаза, порнофильмы… Все это хотелось попробовать и испытать. Гали вспомнила, как оказалась однажды в одной из таких компаний.
Отмечали защиту диплома Тани Оболенской – дочери профессора. Гали точно не помнила, о чем там шла речь – что-то, связанное с исследованиями в области биологии.
Огромная квартира наполнилась околонаучной и стильной молодежью. Пили вино, шампанское, те, кто постарше, отдавали предпочтения водке. Стоял радостный гомон, произносились тосты в честь «защитницы».
Гали была в ударе – смеялась, незаметно для себя, перепробовала все напитки, отчаянно флиртовала. Сидящие в углу всклокоченные, бородатые студенты рьяно о чем-то спорили, остальная часть мужской компании увивалась вокруг Гали.
Подойдя к столу за фужером шампанского, Гали вдруг заметила сидящего в стороне молодого человека в очках. «Вам что, не нравится компания?» – полунасмешливо, полукокетливо спросила она, не особо ожидая ответа. Собеседник поднял на нее черные глаза, блеснувшие за стеклами в тонкой оправе, и медленно проговорил: – «Берегу силы». «Для чего?» – хотела, было, фыркнуть Гали, но к ней уже подошли ухажеры и увлекли в толпу. Странного молодого человека она тут же выкинула из головы.
Потом шампанское ударило Гали в голову, она с кем-то танцевала, ее пытались увлечь в одну из многочисленных комнат. Она с кем-то целовалась, потом ей подвернулся другой кавалер, вроде бы из-за нее начала назревать драка. Но молодых людей вовремя разняли и элементарно напоили до бесчувствия… Все было как обычно.
Ближе к окончанию празднования менее стойкие уже отключились и примостились на любых подходящих горизонтальных поверхностях.
Гали вошла в зал, где все еще кучковались «выжившие» – за роялем сидел тот самый молодой человек в очках и что-то наигрывал. Уже захмелевшая Таня, откинувшись в кресле, влюбленно пожирала пианиста глазами. Какие-то молодые люди, наполнявшие стопки прямо на крышке покрытого черным лаком инструмента, приглушенно разговаривали о «синкопированной музыке».
Гали облокотилась на рояль и стала слушать… так, задумчиво держа в руке бокал и разглядывая изящные мужские пальцы, порхающие по клавишам, Гали увлеклась Львом Глузкером.
В отличие от приглушенно споривших молодых людей, Гали не была сильна в теории, но она всегда умела чувствовать музыку, безошибочно отделяя искусство от кича, созданного на потребу толпе.
Лев наигрывал попурри из джазовых стандартов:
– «Вот это пассаж из Гершвина «The Man I Love», а вот это уже «Summer time» – Гали уловила изменения в гармонии и темпе мелодии, когда она подошла к роялю – Лев импровизировал и появление рядом Гали не могло не вызвать в нем новых эмоций.
Полуприкрыв глаза Лев, казалось, рассказывал какую-то историю. Гали невольно начала вспоминать себя – в звуках музыки звучало ее детство: вот она маленькая, в сарафанчике, играет с другими девочками, ее первая школьная форма, такая дорогая для семейного бюджета Бережковских. Гали невольно закрыла глаза, чтобы не показать, насколько игра Льва задевает ее за живое.
Лев закончил играть. Гали, Таня и вся компания восторженно зааплодировали. Громче всех хлопала Таня.
– Спасибо, Лев! Это лучший подарок, который мне когда-нибудь дарили! – растроганно сказала Таня.
Подарок? – спросила Гали, стараясь принять максимально безразличный вид.
– Да! – обрадовано вскрикнула Таня – Лев посвятил «это» мне… Что именно «это» было, Таня, видимо, не знала.
Лев снял очки, усталым жестом потер переносицу… и Гали вдруг увидела, что лицо его без очков стало совсем другим – чуть растерянным, беззащитным, открытым.
– Это импровизация на темы произведений Джорджа Гершвина, Тань, – как будто извиняясь за что-то, улыбнулся ей Лев.
Гали почувствовала укол ревности и неожиданную неприязнь к улыбающейся Тане Оболенской – милой девушке, в общем-то, ничего плохого ей не сделавшей.
Оказывается, все, что она чувствовала во время игры Льва, относилось не к ней, а к Тане…
Молодые люди засуетились, проливая водку на полировку рояля:
– Лев! Старик! Выпей! Умаялся, поди, без топлива! Давай, старик! Лев замахал руками.
– Я не люблю водку, ребята… У нее вкус противный!
– Экой ты! А чего ее пробовать?! Пей и все!
– У меня есть коньяк! – встрепенулась Таня и, убежав, вернулась с чуть початой бутылкой армянского коньяка. Толпа встретила виновницу торжества радостным восклицанием.
– Ого! Армянский! КаВэ! А чего мы водкой травимся?!
Бутылка пошла по рукам, Лев перехватил ее и строго посмотрел на Таню.
– Тань, откуда это? – спросил Лев.
– Это папина. Из бара… – честно призналась Татьяна.
Он рассердится… Не нужно, – попытался образумить ее Лев.
– Да ладно, – махнула рукой Таня. – Папа так волновался, когда я готовилась… Он бы все отдал, лишь бы я, наконец, получила высшее образование.
– Стаканы от лукавого! Пьем из горла! – предложил кто-то. Сопровождаемая радостным пьяным гомоном, бутылка пошла по рукам. «За твою защиту, Тань», произносил каждый, делал несколько глотков и передавал бутылку дальше.
Произнеся тост, Лев с удовольствием сделал большой глоток и передал бутылку Гали… на секунду их пальцы соприкоснулись. Гали почувствовала, как Лев вздрогнул, и, улыбнувшись, провозгласила в свою очередь: «С защитой тебя, Тань!»…
Когда бутылка пошла по третьему кругу, Гали отчетливо поняла, что переборщила с алкоголем, и отправилась на балкон подышать воздухом. Через некоторое время к ней присоединился Лев и, спросив разрешения, закурил.
Гали и Лев даже не взглянули друг на друга. Какое-то время они просто всматривались в вязкую тьму улицы где-то внизу…
Первой молчание нарушила Гали.
– Вы хорошо играете, – произнесла она, отстраняя рукой предложенную ей сигарету.
– Спасибо, не курю и никогда не курила.
Магическим образом в тонких пальцах Льва возникла зажигалка, и в свете вспыхнувшего на секунду пламени Гали увидела, что он улыбается.
– Спасибо… – Лев замялся. – Почему-то мне кажется, что вы не очень любите классическую музыку, предпочитая ее джазовой.
– Может быть… Однако многое зависит от того так исполняют классику.
– Правда? – он, казалось, был неподдельно заинтересован.
– А как вы считаете ее надо исполнять?
– Откровенно, индивидуально – Гали несколько секунд подбирала слова. – И чувственно. Так, как вы играли сегодня Гершвина…
Лев повернулся к ней и внимательно посмотрел на нее… Он попытался обнять ее, но она ловко увернулась и погрозила ему пальцем. – Ишь ты какой прыткий!
Когда Гали увлекалась мужчиной, для нее не существовало запрещенных приемов. Спустя некоторое время она неожиданно зачастила в гости к Тане. Они пили чай, пока Таня однажды не призналась, хотя все было видно невооруженным глазом, что влюблена во Льва. Гали исподволь выспросила у Тани его координаты, и также неожиданно перестала бывать у нее…
Она, конечно, позвонила ему, и они стали встречаться. Вскоре Гали узнала, что Лев не всегда бывает таким интровертированным и застегнутым на все пуговицы. Гали как-то попробовала затащить его в постель перед выступлением. Но Лев решительно отказался и почти сбежал с предложенного ристалища. «Бережешь силы?» – поддразнивала она его. Он мычал в ответ что-то не членораздельное. Но почему-то она не обижалась.
Гали всегда старалась бывать на концертах Льва. Поначалу ей нравилось восхищение студенток из консерватории, нравилось, как они завистливо поглядывают на нее – как же, подруга самого Льва Глузкера, гордости столичной консерватории.
Да и не только своим талантом покорял он этих девиц. Лев был воистину красив. Черноглазый и смуглый, высокий, с волнистыми черными волосами до плеч. Но в то же время – худощавый и даже хрупкий, поражавший грациозностью и своеобразной пластикой движений во время игры на фортепьяно. И этот его взгляд из-за поблескивающих стекол очков в тонкой модной оправе. Прямой, насмешливый и властный – но так преображавшийся без своей стеклянной защиты.
Но однажды, после концерта, Гали оттеснив локтем поклонниц, без стука вошла в гримерную, закрыла дверь на щеколду и, не говоря ни слова пошла в атаку на пианиста.
Неожиданный натиск ошеломил его. Еще не остывший от игры, он исполнил с блеском «Экстаз» Рахманинова, Лев можно сказать, отдался Гали без сопротивления. Крещендо было коротким, но очень бурным. Гали, как опытная наездница, оседлала беднягу на старом видавшем виды диване, крепко сжав бедрами, лишая малейшей возможности вырваться.
– Очки, очки где мои концертные очки!
– Успокойся, вон они на столе, лучше расслабься и не мешай мне. Тебе хорошо?
– Да, очень, но….
– Вот и помолчи….
Гали льстило, что соперницы едят ее завистливыми глазами. Поначалу она старалась, как можно чаще появляться со Львом на публике. Она купалась в лучах его славы и в эти мгновения чувствовала себя королевой.
Но, очень быстро Гали поняла, что на концертах она лишняя. Лев растворялся в игре. Он не искал ее глазами, пока был на сцене, не пытался даже намеком, жестом дать понять, что рад ей. Едва он склонялся над клавишами рояля, Лев погружался в другой мир, где была только музыка, оживающая под его пальцами. В такие минуты он не принадлежал никому. Если бы ей сказали, что она ревнует Льва к музыке, Гали посмеялась бы. Но в глубине души… конечно же, она ревновала ко всему, что ставилось мужчиной выше ее самой.
Каждый раз, когда Гали слушала его выступления, ей продолжало казаться, что все, что играет ее любовник, такая же импровизация, как тогда, в первую их встречу… Лицо Льва менялось, будто не Шостакович или Скрябин, а он сам в этот самый момент творил эту музыку.
Концерт заканчивался, слушатели аплодировали, на сцену летели цветы, скрипачи стучал смычками. Лев скромно кланялся. Ускользнув от экзальтированных поклонниц, они уезжали ужинать в один из полюбившимся им ресторанов. Глубоко за полночь, смертельно уставшие, они возвращались в съемную квартиру и неистово занимались любовью. Откуда на это бралась энергия они не могли понять. Но это их и не очень волновало.
Здесь она целиком отдавалась ему. Он нежно прикасался к ее извивающемуся от возбуждения телу, растворялся в ее желаниях, казалось, забывая о себе. Гали удивляло его умение чувствовать партнершу и творить любовь дуэтом, как бесконечную импровизацию на темы кудесников из Нью-Орлеана. В такие моменты она чувствовала себя сказочной скрипкой, рождающей завораживающие звуки в умелых руках исполнителя. У него всегда получалось делать с ее телом что-то невообразимое…
Как это ни странно именно благодаря сексу со Львом, Гали по-настоящему начала чувствовать и любить классическую музыку. Глядя, как Лев исполняет очередное творение Рахманинова, она всем телом чувствовала, как звуки отдаются где-то внутри. Каждое музыкальное произведение рождало в воображении Гали яркие сюрреалистические картины.
Гали чрезвычайно возбуждала мысль о том, что она сидит среди людей, даже не подозревающих о том, что творится в ее теле.
Но иногда, вынырнув из сладостных волн оргазма, Гали замечала в его поведении что-то… Складывалось ощущение – оно было мимолетным, но все-таки безошибочно чувствовалось: часто мыслями он витал где-то далеко, и не с ней.
Гали гнала от себя эти мысли. К чему? Ведь все так хорошо. Она понимала, что может быть, именно из-за этой ускользающей от нее тайны в их отношениях, она и любит его. А в том, что она начала влюбляться, Гали не сомневалась. И то, что иногда происходило со Львом, притягивало именно своей неразгаданностью. И ей очень захотелось завоевать его и безраздельно владеть его душой и телом.
В своих мечтаниях она видела себя его женой. И жила бы жизнью жены артиста. Тем более, что возможности этот брак открывал безграничные. Уже сейчас никто не сомневался, что его имя когда-то прогремит на весь мир.
К 15-ти годам Лев уже занял первое место в международном конкурсе. И с тех пор шел только вперед, становясь все более значимой фигурой в мире классической музыки.
Ему стали делать предложения о турне по странам Европы. Известный лондонский оркестр приглашал сделать запись концерта с его участием.
С таким мужем Гали увидела бы мир. Тот мир, что столь сильно притягивал ее. Госпожа Глузкер, фрау Глузкер, миссис Глузкер, мадам Глузкер… Ей нравилось вслушиваться в музыку этих слов.
Правда, Лев пока не делал ей предложения. У него бывали периоды, когда он исчезал. Просто пропадал без объяснений – обычно на три-четыре дня. Гали поначалу очень злилась. Пару раз она даже пыталась закатить сцену ревности или разыграть истерику, но Лев лишь замыкался в себе и делался совсем непробиваемым.
Гали поняла – не стоит давить на него. Не нужно его ни о чем спрашивать, не стоит пытаться привязать его к себе. Нужно просто уметь ждать. И Гали ждала.
Проходило время, и Лев вновь появлялся, звонил ей и просил приехать. Он встречал ее с цветами, улыбаясь, выслушивал истории Гали, о том, что происходило с ней за время его отсутствия, но сам лишь отмалчивался или говорил ничего не значащие слова.
Ночи они проводили в богато обставленной квартире в высотке на Котельнической набережной, принадлежащей другу родителей Льва, директору магазина на улице Горького. Он уехал в очередную командировку, оставив ключи семейству Глузкер. Старшее поколение, в свою очередь, будучи людьми прогрессивными, отдало ключи сыну. О его отношениях с Гали они знали, но мнения своего не высказывали. Отец и мать души не чаяли в единственном сыне.
Обычно Гали приезжала, взмахом руки приветствовала старичка-консьержа, взбегала по лестнице, игнорируя лифт – не так высоко, всего-то третий этаж. Консьерж, вытягивая шею, высовывал голову из окошка своей коморки и, вздыхая, скользил взглядом по упругой попке этой молодой «сучки». Сейчас этот чернявый затеет с ней половецкие пляски. Он грузно опускался в продавленное кресло, закрывал глаза и придавался мечтаниям.
Открыв дверь своим ключом – Лев сделал для нее дубликат в первую же неделю их знакомства, она медленно входила в квартиру.
По обыкновению, Лев уже ждал ее в спальне, раскинувшись на двуспальной кровати, иногда совершенно голый. После своих исчезновений он всегда бывал особенно страстен и пылок. Гали, конечно, имела все основания для ревности. Но почему-то она была уверена: эти отлучки никак не связаны с женщиной. В том, что он ей верен, Гали не сомневалась.
Потом он неожиданно исчез надолго. Через неделю Гали стала волноваться, но не слишком – она успела уже привыкнуть к его выходкам. К тому же Лев готовился к участию в международном конкурсе. Но вот однажды среди ночи ей позвонила Таня… С тех пор как Гали и Лев начали встречаться, всякие отношения приятельниц прекратились. Гали было не впервой уводить у подруг парней. Поначалу ее еще мучила совесть, но потом она перестала обращать внимание на такие мелочи. «В любви и на войне…»
Таня плакала и что-то невнятно лепетала в трубку. Смысл произносимого начал доходить только после того, как на том конце провода раздались частые гудки.
История была темная и по тем временам позорная. Лев Глузкер оказался под следствием по 211-ой статье УК РСФСР. Статья, по которой судили за самое омерзительное преступление – мужеложство.
Поговаривали, что его застали с кем-то из «за бугорных» музыкантов и предложили не возбуждать дело взамен на «сотрудничество», однако, он отказался. До конца жизни Лев ничего никому не рассказывал об этом.
Слушание было закрытым, богема распухала от слухов, один невероятнее другого. Гали на время исчезла с тусовок, чтобы не видеть сочувственных или насмешливых взглядов. Что произошло со Львом на самом деле, никто не знал.
Как бы там не было, иностранец беспрепятственно покинул СССР, а несговорчивому гению влепили два года… Впрочем, ему хватило бы и недели. Сесть в тюрьму с подобной статьей, значило сразу оказаться в самом низу воровской иерархии, тем более мальчику из хорошей семьи, за всю жизнь ни разу не ругнувшемуся матом.
В первый же день, сокамерники, узнав по какой статье Лев невольно оказался их компаньоном, ему раздавили пальцы на правой руке. Льва за примерное поведение выпустили на полгода раньше срока. Сломанный, разуверившийся во всем и вся, поседевший и никому не нужный он замкнулся в себе.
Потом он пил, пил запоем. Все что осталось у него от прежней жизни – его абсолютный слух. Родители пытались как-то помочь сыну, но он прекратил любое общение с ними. Устроился работать на завод музыкальных инструментов. То время, когда он не пил, проходило у него за настраиванием шестирублевых гитар или чуть не топором тесаных скрипок.
После истории со Львом Гали долго не могла прийти в себя.
Она пыталась смириться с тем, что Лев был «бисексуалом», но не получалось. Так вот, значит, в чем была его тайна, вот что таилось внутри и стояло между ними. Тяга к мужчинам… Гали так никогда и не узнала подробностей – был ли у Льва постоянный любовник или он …
Она мучительно размышляла о том, как такое могло произойти. И как она не почувствовала его метаний. Возможно, Лев держался за Гали как за соломинку, в надежде покончить со своим пороком. Если бы только она могла разговорить его, если бы он раскрылся перед ней и доверился, она бы смогла его понять.
И тогда, может быть, всего этого не случилось бы…
Впрочем, вся наша жизнь, очень часто состоит из «если» или «бы» – как та джазовая импровизация на квартире Тани Оболенской, когда все были веселы, молоды, счастливы, и никто не подозревал, какая судьба уготована красивому и талантливому парню, восседающему за черным лакированным роялем…
Гали очнулась от воспоминаний. Глядя на запотевшее зеркало в ванной комнате, она машинально протерла его ладонью и увидела свои глаза – печальные и влажные от слез. Прошло много лет, но она так и не смогла забыть эту историю…
Почему она вспомнила Льва? Из-за Стива? Интуитивно она чувствовала внутри американца какой-то душевный надлом. Скорее она чувствовала, что Стив что-то скрывает от посторонних глаз. А может и от самого себя.
Обернувшись полотенцем, Гали вышла из ванной и легла рядом со Стивом.
Тот, казалось, дремал, но стоило ей появиться, тут же спросил: «Я уже начал волноваться. Что ты там делала так долго?».
– Как всегда, дрочила письку, подставив под струю горячей воды. Гали хотела в свойственной хулиганской манере озадачить америкоса. Но, на английском языке эта колоритная фраза звучала бы слишком по-медицински, а сленгового эквивалента она не вспомнила.
– Давай лучше выпьем, мой защитник! За тебя, твое здоровье, твою смелость. Сегодня ты защитил свою женщину от грязных, вонючих, желтых обезьян. Ты не побоялся даже удара ножа! Ты их победил и теперь я твоя, мой господин. Слушаю тебя и повинуюсь. Делай со мной, что хочешь.
Гали молитвенно сложила руки и театрально склонилась в глубоком поклоне, стоя на коленях на краю кровати.
Стив сделал два больших глотка виски, не спеша, подошел со спины и с силой вошел в нее… Гали тихо ойкнула и зарылась головой в подушку. Через несколько минут обессиливший пилот придавил Гали своим телом и остался недвижим, наслаждаясь заслуженной наградой. Он тяжело дышал, легкая дрожь пробегала по его горячему телу. Стив по ребячьи прижимался к ней.
Гали вдруг почувствовала к нему материнскую щемящую нежность. Выбравшись из под Стива Гали нежно поцеловала его в мочку уха. Со стороны могло показаться, что участливая мать разговаривает с любимым сыном о его первых опытах общения с женщинами.
– Почему ты загрустил? – Расскажи-ка на ушко своей мамочке. Может тебе дать молочка? Она провела возбужденным соском по его влажным губам…
Он вздрогнул и едва слышно произнес:
– Не беспокойся милая все в порядке. Просто… мне… все в порядке.
Прижав его голову к своей груди, Гали тихо прошептала:
– Поделись, тебе станет легче. Кто обидел моего маленького?
Стив как-то весь обмяк, и вдруг копившаяся долгие месяцы душевная боль вырвалась наружу. Он начал лихорадочно рассказывать Гали историю своей жизни. В начале это были отдельные несвязные обрывки фраз. Потом, он немного успокоился, речь стала более вразумительной.
Глава 5
История Стива Гриффита – убедительный пример того, как жизнь человека, считающего себя счастливым и успешным, в одночасье идет под откос. И нет в этом его вины – набившее оскомину выражение «так сложились обстоятельства», порой как нельзя лучше отражает то, что принято называть судьбой.
Стив всегда придерживался простого в своей мудрости принципа: «Живи и давай жить другому». Он ни перед кем не заискивал, не злословил за спинами, не подсиживал коллег по работе, и ему никто не мешал подниматься по карьерной лестнице. «Успешный парень», – так характеризовали его друзья и знакомые. Стив Гриффит искренне считал вправе гордиться своей жизнью – он сделал ее самостоятельно.
Лишь двумя своими поступками он отнюдь не гордился. И даже по прошествии многих лет вспоминать об этом было неловко и совестно. Хороший сын не идет против воли отца. Хороший друг не отбивает у друга девушку.
Стив не жалел о содеянном. Оба поступка были совершены по веским причинам. Но и тот, и другой вышли ему боком.
Стив родился в обеспеченной семье авиаконструктора. Его отец, Джон Гриффит, изобрел несколько авиационных приборов, и на полученные от продажи патентов деньги, основал собственную фирму по производству навигационной аппаратуры.
Поначалу дела шли не очень успешно. Но грянула Вторая мировая война, и посыпались выгодные госзаказы. Положение фирмы серьезно окрепло. Постепенно отец полностью переключился на производство приборов для «летающих крепостей» – бомбардировщиков В-52.
Маленький Стив с детства буквально жил в мире авиации. Он не пропускал ни одной выставки, где можно было, благодаря отцу, полазить по всем самолетам – от древних и надежных бипланов до трофейных самолетов Вермахта…
Стив с восхищением смотрел на высоких, неизменно веселых и озорных летчиков – казалось, им принадлежали все девушки мира. После просмотра в кинотеатре документальных фильмов, о сражениях на Тихом океане, ему снились японские «камикадзе». Он уничтожал их из скорострельной пушки, сидя в кабине истребителя, и не давая добраться до авианосцев дяди Сэма.
После Перл-Харбора, хотя ему еще не исполнилось и пяти лет, Стив принял твердое решение – он должен стать военным летчиком и защищать свою страну от врагов.
Япония капитулировала, так и не дождавшись мести Стива. Однако его утешала мысль о том, что именно на фабрике отца и были созданы те самые приборы, которые позволили «летающей крепости» прицельно сбросить «Толстяка» и «Малыша» на Хиросиму и Нагасаки. Стив целеустремленно шел к своей мечте. С отличием закончив школу, он поступил в колледж, который закончил также успешно – несмотря на многочисленные студенческие попойки и изрядную невоздержанность по части слабого пола.
Он, как и его сверстники, радовался капитуляции Японии, не осознавая какой ценой досталась эта победа. Мир, отвоевав шесть лет в горячей, вступал в эпоху холодной войны, которая продлится целых пятьдесят лет.
Отец ожидал, что Стив, окончив учебу в университете, займет для начала должность начальника отдела в его фирме. «Я собираюсь на покой, сынок. Сердце начинает пошаливать. Пора тебе готовиться принимать бразды правления в свои руки», – увещевал Джон Гриффит. Но Стив впервые ослушался отца – он решил пойти в школу летного состава ВВС США.
В тот вечер отец и сын последний раз выясняли отношения как мужчина с мужчиной. Гриффит – старший был в отчаянии. Дело его жизни рушилось, и из-за чего? Из-за пустого мальчишества! Он втолковывал сыну, что век военного летчика недолог и в сорок лет ему опять придется думать о хлебе насущном. Но Стив был непреклонен. Он мечтал летать.
Отец уговаривал, потом перешел на угрозы, затем начал умолять. Оба Гриффита были упрямы и не хотели идти ни на какой компромисс. Все кончилось предсказуемо – отец и сын страшно разругались.
– Можешь убираться к дьяволу! И чтоб я больше не видел тебя в моем доме! Живи, как знаешь!
Лишившись отчего дома, Стив отправился осуществлять свою детскую мечту – летать в небе быстрее звука.
Год спустя Стив приехал в отпуск. С того памятного разговора, он впервые появился дома. Отец замкнулся в своей обиде и видеть сына не желал. Тяжелее всего в их мужской разборке приходилось матери, любившей и мужа, и непокорного сына. Чуть ли не под угрозой развода Маргарет Гриффит настояла на том, чтобы сын мог пожить в родительском доме, хотя-бы несколько дней.
Друзья встретили бравого парня в форме курсанта с распростертыми объятьями. Само собой, закатили грандиозную вечеринку. Там, среди шумного веселья, Стив и познакомился со своей будущей женой – Кэрол Фрост. Правда, в те дни она считалась девушкой Эдварда Вудса, давнего друга Стива.
Нельзя сказать, что Стива это совершенно не заботило. Он честно пытался заставить себя забыть девушку, говорил себе: «Так не поступают, это не по-товарищески».
Но любовь порой заставляет свои жертвы пренебречь правилами…
Куда было тягаться продавцу из лавки скобяных изделий с бравым красавцем в форме, будущим летчиком? Буквально через несколько месяцев Стив и Кэрол оформили свои отношения официально. Такое стремительное развитие их романа объяснялось отчасти любовью, а отчасти тем, что вскоре ожидалось рождение маленькой Джил Гриффит.
Фотографии в альбоме еще многие годы потом свидетельствовали всем и каждому: вот она, образцовая пара – сияющая Кэрол в подвенечном платье, Стив в строгом костюме, со счастливой улыбкой на губах. В болезни и в здравии, в богатстве и в бедности… «Клянусь», – неслышно произнесла Кэрол дрожащим от волнения голосом. «Клянусь», – голосом Стива ответило эхо католического собора.
Появление внучки Линдси, а затем и внука – Фрэнка, любимца деда, растопило сердце старого ворчуна. Джон Гриффит понемногу начал сдавать позиции. Старик уже не был против появления молодой семьи сына в своем доме.
Постепенно между отцом и сыном установилось нечто вроде худого мира. Маленьким Линдси и Фрэнку – вовсе незачем было знать, что дед и папа когда-то давно поссорились и с тех пор не могут простить друг друга. Внуков же Джон, и Маргарет очень любили, да и с невесткой сдружились. В доме Гриффитов наступил мир, хотя и не очень устойчивый.
Годы подтвердили, что сын не ошибся в выборе профессии. Он обладал качествами, которые необходимы настоящему пилоту: отменное здоровье, выносливость и хладнокровие, смелость и разумная доля авантюризма. В свое время Стив заставил изрядно поволноваться своих инструкторов – такие рискованные трюки брался он выполнять. Однако во время учебных полетов за всеми этими «выкрутасами» скрывался холодный расчет. Осечек не случалось.
Стив Гриффит успешно служил в ВВС США. Став одним из лучших пилотов в полку, он был направлен на военную базу на Окинаве, где начал уверенное восхождение по служебной лестнице.
С годами старые обиды если и не забываются, то притупляются. Мало-помалу застарелый семейный конфликт стал сходить на нет. Да к тому же, положа руку на сердце, у Джона Гриффита были все основания гордиться сыном – крепкая семья, любимая работа, награды по службе и признание сослуживцев.
Друзья Гриффита-Старшего, похлопывая его по плечу говорили с одобрением, какого хорошего сына он воспитал. Отцу было приятно это слышать. Однако очень скоро выяснилось, что упрямство было, по-видимому, фамильной чертой Гриффитов.
Стив делал карьеру, его денежного содержания с лихвой хватало на все необходимое. Джил на глазах превращалась в очаровательную девушку, а Фрэнк, комната которого была забита под потолок моделями самолетов, со временем также выберет профессию военного летчика. А может быть, мечтал Стив, именно его сын когда-нибудь высадится на Марсе или на Венере, и фамилия Гриффит станет всемирно известной. Жена, не смотря на строптивый характер мужа, любила его и делала все возможное, чтобы в их доме царила любовь и согласие.
…Тот вечер Стив Гриффит будет помнить до конца своих дней.
Кэрол готовила ужин, попутно жалуясь мужу на упрямство сына, Стив неспешно отвечал ей, что так формируется характер самостоятельного мужчины.
Неожиданно резко и тревожно зазвенел телефон. Кэрол, как раз ставившая в духовку мясной рулет с черносливом, попросила мужа поднять трубку. Наступившая тишина заставила ее обернуться. Стив, сжимая трубку побелевшими пальцами, остановившимся взглядом смотрел в пустоту.
– Что-то случилось на работе? – взволнованно спросила жена. – Ты меня слышишь? Ответь?
– Мои папа и мамочка… Они… их больше нет… Боже!
Звонили из Штатов соседи Джона Гриффита.
Несколько часов назад «Линкольн» отца на мокром шоссе вылетел на встречную полосу. Шедший на большой скорости грузовик отшвырнул машину в кювет…
Маргарет Гриффит умерла сразу. Джон Гриффит пережил жену на два с половиной часа.
Стив подошел к бару и залпом выпил стакан виски.
– Я лечу сейчас же. Стив набрал телефон командира базы. Разговор был короткий, разрешение на десятидневный отпуск получено.
– Я поеду с тобой, милый. И дети… Она силой усадила Стива в кресло.
– Нет! Собери мой чемодан и дай домой телеграмму, что я вылетаю.
Решение, что Кэрол должна остаться пришло как бы само собой. Он хотел оградить свою семью от боли и тревог. Звонивший из Феникса дал понять, что родителей Стива придется хоронить в закрытых гробах.
Дом родителей встретил его напряженной, оглушительной тишиной. Родные комнаты казалось молча спрашивали его – где наши хозяева? Стив не спеша поднялся на второй этаж, зашел в рабочий кабинет отца. На столе, как всегда идеальный порядок, жестяная коробка с табаком, курительные трубки из бриара. Он взял одну, она была теплая, как будто отец только что держал ее в своих руках. Стив спустился по поскрипывающей лестнице вниз. Знакомые с детства дубовый стол с тяжелыми стульями гостиной, большое потемневшее от времени зеркало, книжный шкаф, за который он любил прятаться. Когда они с Кэрол были в доме родителей последний раз? Наверное, год назад.
На похоронах Стив выглядел безучастным. Он стоял, низко склонив голову. Люди вокруг не скрывали своих слез – соседи и прихожане церкви очень любили чету Гриффитов. Горе собравшихся было искренним. Знакомые и незнакомые горожане подходили к нему, жали руку, говорили положенные по такому случаю слова утешения. Стив все происходящее видел через какую-то дымку, которая застилала ему глаза.
– Где я? Что я здесь делаю? Откуда эти два гроба? Почему я на кладбище?
Тело задеревенело, дыхание сбивалось, как во время затяжного прыжка с парашютом. Мысли путались, слегка подташнивало, ноги одеревенели.
Наконец все кончилось. Кто-то из соседей привез его с кладбища в город и оставил на пороге осиротевшего дома. На негнущихся ногах он вошел в холл, забыв закрыть за собой входную дверь. В гостиной, на стене он увидел любимую фотографию – вся семья в сборе, на фоне цветущих кустов жасмина, которые так любила мама. Стив снял фото, прижал к груди, сел в кресло и устало закрыл глаза.
– Почему Бог отнял у меня родителей? За что такое жестокое наказание? Неужели, за отказ исполнить волю отца? Но, ведь, в библии сказано, что каждый имеет право выбрать свой путь в жизни.
Только сейчас до него стало доходить, как мало он уделял им своего внимания, как редко звонил с Окинавы.
Где-то в районе солнечного сплетения образовался тяжелый ком и стал медленно подниматься к горлу. Виски его не растворял. Стив, неожиданно для себя, завыл, как волк, сел на пол, зажал голову между коленей и затих. Ком, мешавший дышать, наконец вырвался наружу, и наступило облегчение.
– Отец, прости меня, прости!.. Мама… Он отключился.
А потом началась долгая и муторная эпопея с наследством. Даже после смерти отец пытался переманить Стива на свою сторону. Последняя воля умершего гласила: в случае согласия сына возглавить фирму и до конца жизни заниматься делами компании – доля отца переходила ему. Если же непокорный сын откажется принять дело, то контрольный пакет, принадлежавший его отцу, распределяется между остальными пайщиками, а Стиву отходил лишь дом, в котором он провел свое детство.
* * *
Последнее слово в споре двух упрямцев так и осталось за старшим. Кэрол звонила мужу каждый день. Чтобы успокоить ее, Стив в ответ на слова поддержки уверял ее, что чувствует себя терпимо и занят оформлением наследства.
Стив практически не выходил на улицу, впитывая напоследок остатки домашней атмосферы, запахи детства, ощущение покоя и надежности, которые источали стены дома. Порой ему казалось, что еще секунда – и с кухни раздастся мамин голос, или донесется ворчание отца у телевизора.
Постепенно острая боль утраты превращалась в ноющую глухую тоску. Он понимал, что нужно время, чтобы свыкнуться с утратой. Рядом будут жена, дети, у него есть любимая работа… Жизнь идет своим чередом, пройдет какое-то время и все вернется в свою колею.
Он все больше скучал по жене и детям. Чтобы быть к ним хоть немного поближе, он перебрался в ту небольшую комнату, которую они с Кэрол занимали, когда гостили у родителей.
Последний раз они были здесь на День Благодарения, почти год назад. Стив отлично помнил тот день. Женщины суетились на кухне, Джон Гриффит сидел с Джил на коленях и что-то неторопливо рассказывал девочке, подражая героям мультфильмов Уолта Диснея. Маленький Фрэнк, сосредоточенно сопя, возился с карандашами и бумагой.
– Мама, смотри, что я нарисовал! – Фрэнк сорвался с места, и вбежал в кухню.
– Ой, Фрэнк, это каракатица? – послышались восторженные возгласы женщин.
– Это папин самолет!!!
– Прости, дорогой… очень похоже.
Стив невольно улыбнулся воспоминанию. Им было так тепло вместе… Он открыл ящик Кэрол, куда она аккуратно складывала рисунки детей. Тут была целая стопка работ молодого художника: «бьюик», похожий больше на стоптанный башмак, тот самый «папин самолет», – напоминало это, говоря откровенно, даже не каракатицу, а кошку, которую переехал грузовик. О, а вот это когда-то было гордо озаглавлено «папа чинит машину» – две жерди в армейских ботинках торчат из под бампера.
Уже стемнело, когда Стив отложил рисунки сына в сторону. В ящике лежали поздравительные открытки по случаю Дня Благодарения, Рождества и дней рождений детей, еще какая-то мелочь. На дне ящика лежала толстая тетрадь – дневник Кэрол, куда она записывала смешные выражения детей. Когда семья собиралась за обеденным столом Кэрол читала эти перлы, на потеху всей семьи.
Когда Стив взял тетрадь из нее выпал конверт, надписанный аккуратным почерком жены. Он был адресован Эдварду Вудсу.
Стив отбросил конверт, как будто он жег ему руки. Кровь ударила в голову, перехватило дыхание. Они с Кэрол доверяли друг другу полностью, он никогда не читал ее писем. Не стоит этого делать и теперь. Видимо, всему есть объяснение, нужно просто его найти.
В душе Стива боролись сразу несколько чувств: гадкое, липкое, отвратительное, но самое сильное – письмо любовное и, прочитав его, он узнает, что рогоносец.
Второе – трусливое, постыдное для мужчин и опутывающее его, как болотная жижа, чувство – я не видел никакого конверта, я же мог не открыть этот злополучный ящик. Ведь страусы не зря от страха прячут голову в песок. Помогает!
И третье, а может, в конверте ничего и нет, что может разорвать его сердце? Может. Кэрол сообщает ему, что любит только меня и больше ей никто не нужен, даже такой притягательный, как Эдвард Вудс. А может, просто сжечь конверт, не читая, или привезти его к Кэрол и отдать нераспечатанным?
Стив вышел из комнаты и налил себе виски. Нужно было успокоиться и принять решение.
Наконец он решился. Дрожащими пальцами Стив вскрыл конверт. На обычном листочке – он прочитал:
«Милый Эдди!
Я не хочу портить жизнь ни тебе, ни детям, ни Стиву. Мы не должны были встречаться с тобой после моего замужества, не должны. Но я ничего не могла с собой поделать! Меня тянуло к тебе. Я не могла сопротивляться. Теперь нет пути назад, я знаю. Двенадцать долгих лет разделяют нас. Ты женат, я замужем, у нас дети. Мне пора все забыть и вести жизнь добропорядочной жены. Но иногда, когда Стив ласкает меня, я представляю, что это ты, твои руки, твои губы…
А когда я смотрю на Фрэнка – он конечно вылитый Стив, но…»
…Позже он справился с собой. Внешне невозмутимый, Стив стоял в их спальне, в окружении таких родных и привычных вещей, а в голове у него пульсировали слова. Предательские слова Кэрол.
Теперь у Стива отнимали даже родного сына. Он не мог поверить, что Кэрол изменяла ему! И с кем?! В памяти всплыли отлучки жены под тем или иным предлогом, явно надуманными, как сейчас виделось Стиву. Он лихорадочно перебирал в памяти все нестыковки и мелкие проколы, и перед глазами стоял образ обнаженной Кэрол, страстно отдающейся Эдди.
Первой мыслью было убить ее. Убить, уничтожить, выбросить из памяти все эти годы вранья, эти притворные счастливые вздохи, всю эту ложь. Стив задыхался от ненависти. Он представлял себе в деталях, как сотрет с ее лица эту предательскую улыбку, как выместит на ней всю свою боль.
Кулаки сжимались сами собой, он колотил в стены до крови на костяшках – и не чувствовал физической боли. «Как ты могла, – шептал он осипшим голосом, – как ты могла, чертова стерва, как…»
Потом навалилась опустошенность. А дети? Маленькие Фрэнк и Джил ни в чем не виноваты. Фрэнку всего десять, Джил – двенадцать лет. Он не имеет права лишать их матери! Как теперь жить их семье?
Стив усилием воли заставил себя обдумать самое страшное. Даже если все это правда, даже если Фрэнк не его сын. Что тогда? Ничего. Стив отчетливо понял, что это ничего не меняет. Он любит сына. Значит, нужно забрать детей и уехать от Кэрол, чтобы никогда больше с ней не встречаться. Но он не может так поступить с детьми. Им нужна мать, какая бы она ни была…
Ночь пролетела незаметно и в тоже время длилась, казалось, вечность. Из-за деревьев вставало красное, как глаз дракона солнце. Стив тяжело поднялся с кресла, где просидел почти неподвижно все эти часы.
Подойдя к раковине, чтобы умыться, он глянул на свое отражение и замер. Из зеркала на него смотрело лицо мужчины, который видимо, только что расправился со своей женой. И сам теперь медленно умирает в муках совершенного греха. Безжизненные серые глаза тупо смотрели на человека, стоящего по эту сторону зеркала. Голос из-за зазеркалья проникал в его душу и будто сжимал сердце.
– Ну что, старина, тебе нужно сделать выбор: или все это забыть, или насладиться мщением. А может, начать с «дорогого» Эдди?
Вчера на кладбище он так искренне сочувствовал Стиву: «Держись, старик, если что – звони в любое время суток, можешь на меня рассчитывать». – А при чем тут Эдди? Не ты ли увел у него подружку? Так кто перед кем виноват больше?
Стив поймал себя на том, что продолжал неотрывно смотреть на свое отражение.
– Ну, а дальше что?
Отражение продолжало: «Но тебя в таком случае сразу схватят, и ты просидишь всю оставшуюся жизнь в одиночной камере. Может, ты хочешь испытать себя?». И оно расхохоталось. Неожиданно отражение исчезло.
Стиву показалось, что он сходит с ума. Надо успокоиться, надо «придержать коней». Нельзя принимать важные решения в состоянии аффекта. Он встал под горячие струи душа. Сразу стало легче. Но, мозг продолжал работать на бешеной скорости.
Почему письмо оказалось неотправленным? Почему оно никуда не исчезло? Сколько оно здесь пролежало? Год? Пять лет? Может быть, потому что в доме родителей не было принято копаться в чужих вещах. Почему Кэрол не сожгла его, в конце концов?
Ответов на эти вопросы у него не было.
– Все! Хватит! – приказал себе Стив. Надо отключиться на некоторое время от всего этого.
Его память услужливо показала ему фрагмент японского фильма: старый сенсей спокойно сидит со своим учеником на берегу горного озера. «Смотри», – говорит учитель – «зеркальная гладь озера отражает все вокруг: небо, облака, птиц, берега и деревья. А теперь», – и он бросил в озеро камешек. Разошедшиеся круги стерли зеркальное отражение. «Видишь, что произошло. Ты должен быть всегда спокойным, как гладь озера. Тогда даже в минуту опасности, ты примешь верное решение».
Три дня спустя Стив вернулся в Японию. Кэрол сразу почувствовала огромную перемену, которая произошла с мужем.
Он даже внешне изменился за эти две недели. В его глазах читались боль раненого зверя и вместе с тем внутренняя надломленность. К себе он ее не подпускал, даже не обнял при встрече в аэропорту. Свободное время проводил только с детьми.
Кэрол все это списывала на шок, связанный с гибелью родителей. Она терпела его странное поведение и надеялась, что со временем все пройдет. Стив принял решение уволиться из ВВС, устроиться где-нибудь пилотом в гражданскую авиакомпанию и начать новую жизнь. Но сначала он решил развеяться.
Глава 6
Пока Стив рассказывал, Гали не проронила ни слова. Она кивала головой и спокойно, не перебивая, слушала Стива. Он опустился на пол, и, словно ища утешения положил голову ей на колени. Гали стала нежно гладить его по волосам, стараясь не нарушить атмосферу исповеди.
Вот и не верь после этого в силу случая. Здесь, в Бангкоке, агента КГБ «Гвоздику» судьба совершенно случайно свела с измученным потерей родителей и предательством жены летчиком ВВС США, желающего коренным образом изменить свою жизнь.
Гали было искренне жаль этого парня, который, видимо, по-настоящему любил свою жену. Интересно, думала она, – а ты когда-нибудь, хоть раз за двенадцать лет совместной жизни изменял Кэрол? Уж, наверное, когда семья была еще в Штатах парочку косоглазеньких попробовал на вкус? Все вы, мужики, одним миром мазаны, что русские, что немцы, что янки. А вот жене – не моги, ни-ни!
– Что же мне с тобой теперь делать? – размышляла лиса, обнюхивая загнанного и застрявшего в густых зарослях зайца. Отпустить тебя с миром? И дальнейшая жизнь Стива покатится по накатанной дороге: после отставки превратишься в обычного рядового гражданского летчика. Отлетаешь положенное тебе время и уйдешь, как говорят русские, на заслуженный отдых. Простишь Кэрол, которая так и ничего не узнает, вырастишь детей…
Но, есть и другая дорога – полная неожиданностей, дорога побед и поражений, изобилующая крутыми поворотами, от которых захватывает дух. Есть однажды начавшееся и не имеющее, по определению, конца тайная Мировая Война рыцарей плаща и кинжала. Участие в ней, конечно, не для обывателей – глупых жирных пингвинов. Она отбирает в армии тайных агентов людей умных, хитрых, изворотливых, авантюрных, любящих поиграть с опасностью, а то и смертью в прятки. В этой войне участвуют и мужчины, и, в гораздо меньшем числе, женщины. Разведка и контрразведка – дело чисто мужское. Но, женщины, которые прошли это горнило и остались живы, неважно, за кого они играют, достойны восхищения.
Вот, например, сейчас от агента «Гвоздика» зависело, как сложится в дальнейшем жизнь американского летчика. Стив подошел к перекрестку жизненных дорог, где нет никаких указателей. На перекрестке стоит женщина, как будто поджидая его, она берет пилота за руку и ведет по одной из них. Гали не преувеличивает свою роль, она лишь проводник Судьбы…
Стив весь обмяк и, как будто, задремал. У нее есть время подумать и, может быть, что-то вспомнить. Хотя бы взять историю с Виктором Беленко.
Кураторы приучили ее внимательно следить за развитием политических событий. Каждое утро, она начинала с просмотра прессы – сначала французской, американской, британской… Советская шла последней. И сейчас ее память, развернула перед ней газетные и журнальные полосы, о побеге Беленко в Японию. Многих подробностей из жизни Беленко Гали, естественно, не знала.
В 1976 году лейтенант Беленко написал рапорт о переводе его из учебного подразделения в состав летных частей ПВО. Никаких причин он в документе не указывал.
Во все времена курсанты, дорвавшись, наконец, до самостоятельных полетов, пытались проверить, на что они способны. Воздушное хулиганство под Ханкалой, где учился Беленко, имело место быть.
Он был одним из «чемпионов» по выкрутасам в воздухе, конкуренцию ему мог составить лишь такой же сорви-голова Андрей Васильев.
Командиры, иногда закрывали глаза на вольности «орлят» в воздухе, видимо вспоминая себя в молодости. Продлилось это, впрочем, не долго. Окончательно забывший про осторожность Васильев не сумел справиться с управлением и разбился в чеченских горах.
Прибывшая из Москвы комиссия всыпала всем по первое число. Замеченных в хулиганстве посадили на десять суток на гауптвахту. Виктор, само собой, был первым в списке, и десять суток копал выгребную яму.
Тем не менее, он не прекратил «лихачить». По окончании училища, новоиспеченный лейтенант Беленко получил назначение в учебно-тренировочный полк в Сальске. Очень скоро, он уже пользовался большим уважением у сослуживцев. Особенно после случая, едва не стоившего ему жизни.
Виктор выполнял обычный ночной учебный полет, как у его истребителя один двигатель отказал, а второй загорелся.
Проявив удивительное хладнокровие, лейтенант Беленко спас самолет и себя, за что получил благодарность от Главкома ПВО. Эту аварийную посадку долго помнили сослуживцы Виктора: «Ночь была темная, без луны. Пламя из хвоста его самолета было такое, как от стартующей ракеты».
Еще один случай сделал Беленко едва ли не самой популярной личностью в полку. Благодаря его проделке, пожарный инспектор, приехавший в полк для проверки, всю ночь проторчал в картофелехранилище.
Майор-инспектор имел неосторожность приставать к грудастой официантке из офицерской столовой. Беленко заметил это и попросил девушку запиской пригласить незадачливого пожарного на свидание в хранилище, где и закрыл его снаружи.
В итоге на следующее утро майор, вместо назначенной инспекции, просто поставил оценку «отлично», а сам целый день отмывался и чистил мундир.
В полку, где служил Виктор, спирт не всегда расходовался по назначению. На одном из полковых собраний Виктор смело выступил с критикой начальства, задев при этом одного из родственников важного армейского чина.
Молодого лейтенанта тут же отстранили от полетов и принялись через день гонять по нарядам. Это было открытое издевательство над ним, а также назидание его сослуживцам. И тогда Беленко написал рапорт о переводе в другую часть.
Но, сначала его отправили на психиатрическое обследование в Ставрополь. После возвращения оттуда, Виктор еще с месяц мотался по нарядам, пока не пришел приказ о его переводе на новое место службы.
На курсах переподготовки для полетов на новейшем истребителе того времени – МиГ-25 Беленко сдавал все зачеты на «отлично».
Чему собственно было удивляться, когда Беленко решив, что засиделся на инструкторской должности, не дававшей ему никакой перспективы роста, подал рапорт о просьбе перевести его в боевую эскадрилью. Ему отказали.
На каком этапе рапорт Беленко был «завернут», никто не знал. Но факт остается фактом – начальство его недолюбливало и старалось лишний раз указать зарвавшемуся лейтенанту его место.
Беленко, казалось, даже не расстроился, видимо, ожидая подобного решения.
6 сентября 1976 года. механики нашли в самолете Беленко ряд неисправностей. Он готовился к полету на резервной машине, баки которой были заполнены под завязку.
Звено МиГов поднялось с военного аэродрома «Чугуевка», и начало отрабатывать фигуры высшего пилотажа.
Выполняя мертвую петлю, машина Беленко резко взмыла вверх и неожиданно для всех начала стремительно падать. Светящаяся точка исчезла с радаров советских ПВО. Исчезла навсегда, видимо проглоченная водами Тихого океана.
В тот вечер сослуживцы и друзья Виктора поминали своего товарища, поднимали стаканы с «антиобледенителем», собирали деньги для супруги и его малолетнего сына. Вспоминали его проделку с пожарным инспектором, жалели, что Витьку так и не перевели.
Кто-то вспомнил странную фразу, оброненную Беленко перед полетом. «Сами напросились», – как-то зло, бросил Виктор, после того, как его рапорт в очередной раз завернуло начальство. Так что же это было, самоубийство?
Вскоре все мировые агентства СМИ растиражировали сногсшибательную новость. В Японии, в аэропорту Хакодате, приземлился советский боевой истребитель.
Все – от высшего руководства, до последнего механика в «Чугуевке» были буквально ошарашены, когда узнали, что за штурвалом самолета сидел Виктор Беленко.
К концу полета горючего в истребителе оставалось лишь на 30 секунд.
Подлетая к аэропорту, Беленко едва сумел разминуться с взлетающим Боингом японских авиалиний. Не вписавшись в длину взлетно-посадочной полосы, СУ-25 пропахал почти четверть километра по грунту, чуть не ткнувшись носом в радиостанцию.
Журналисты мусолили три версии произошедшего. Официальная версия СССР состояла в том, что Виктор Беленко потерял ориентацию, и, оказавшись около побережья Японии и не имея топлива на обратный путь, вынужден был приземлиться в ближайшем аэропорту.
Почему он решил не возвращаться на родину, а попросил политического убежища в США? Объяснение МИД СССР было простым. К лейтенанту Беленко были применены запрещенные методы воздействия, вплоть до использования психотропных препаратов.
Западные СМИ убеждали наблюдавший за этой историей мир, что Беленко покинул СССР по политическим мотивам. Старшему лейтенанту Беленко вот-вот должны были вручить капитанские погоны, но он выбрал свободу. Свободу он обрел в «оплоте демократии» – Соединенных Штатах Америки.
И, наконец, военные контрразведчики, обслуживавшие авиаполк Беленко сформулировали третью версию, не для прессы. Они считали, что Виктора завербовали, скорее всего, сотрудники американских спецслужб.
МИГ-25 (кодовое обозначение в НАТО – «Foxbat» – «Летучая лисица»), для своего времени являл собой супер самолет, способный летать на скоростях, троекратно превышающих скорость звука. На нем были установлены 25 мировых рекордов скорости, высоты и скороподъемности.
Янки не могли не позарится на такой лакомый кусочек. И поначалу даже не поверили своей удаче, когда советский летчик приземлился в Японии. А дальше все было делом техники….
Через несколько часов на месте приземления МиГа начали строить ангар – никто не должен был видеть, что с самолетом будут делать дальше. Буквально за пару дней, американские инженеры и технологи разобрали самолет до последнего винтика, чтобы понять, как эти русские медведи умудряются создавать такие чудо машины.
Последовало резкое заявление советского руководства о немедленном возвращении самолета МиГ-25, являющегося собственностью СССР. Со страной Советов в те времена никто не хотел портить отношения и нарываться на жесткие ответные меры. Даже американцы, не говоря уже о японцах, уважали, а скорее, боялись Кремль.
В СССР МиГ-25 вернули в разобранном виде, а часть приборов просто исчезла.
Дело Беленко, через некоторое время стало предметом обсуждения на коллегии КГБ СССР. Случай позорный и беспрецедентный. Полетели головы начальников особых отделов соответствующего округа и дивизии. Был издан приказ КГБ об усилении контрразведывательной работы в частях и соединениях советской армии.
Престижу «Лубянки» был нанесен серьезный удар. Она стерпела и стала ждать удобного случая для контрудара.
Склонившись над Стивом, Гали поцеловала его в губы и прошептала:
– Ты сильный, ты выдержишь… Я помогу тебе снять тяжесть с сердца. Ты еще молод и впереди долгая жизнь, все образуется, вот увидишь.
Гали еще долго что-то шептала ему. Слова лились из ее уст безостановочно, цепляясь сами собой одно за другое. Она даже сама не знала, что говорит. Все это, очень походило на заговóры, которыми так искусно владеют древние бабуси в деревнях на бескрайной Руси.
– Давай спустимся вниз. Я проголодалась и… нам не мешало бы выпить.
– Я, наверное… – Стив смутился. – Ты приехала отдохнуть, а я вываливаю на тебя свои проблемы.
Гали нежно обняла его за плечи и заглянула в глаза.
– Все нормально. Я рада, что ты выговорился.
«Гвоздика» приняла окончательное решение – она выведет Стива на дорогу с указателем – «площадь Дзержинского».
* * *
Несколько минут спустя они уже сидели в ресторане отеля. Стив, которому стало немного легче, расслабился и умиротворенно потягивал пиво из высокого бокала. Стива прорвало, и он засыпал Гали летными байками.
Гали оставалось лишь с восхищением смотреть на собеседника, смеяться над каждой его шуткой, и периодически вставлять ни к чему не обязывающие замечания вроде «да быть не может!», или «неужели это правда?!». От такого проявления заинтересованности Стив воодушевлялся, улыбался еще шире, и был неистощим.
Гали почти физически ощущала, как Стиву не хватало именно такого общения, и как, «отводя душу», американский пилот все больше и больше привязывался к ней.
Как хорошо, что они познакомились и узнали друг друга. Рядом с Гали чувство космического холода и одиночества, заполнявшего его душу начало таять. Теперь его существо наполнялось теплом ее взглядов, прикосновением рук, мягким журчанием голоса, который так успокаивающе действовал на него.
Стив улыбался ей. Жизнь, до этого момента казавшаяся американцу безвыходной чередой неприятностей и неудач, теперь расцвела, как плантация голландских тюльпанов.
– Я начну новую жизнь, уйду в гражданскую авиацию. Я же военный летчик, такие, как я, везде на расхват! Уеду работать в Намибию, Ботсвану, Южную Африку. Ты знаешь, может быть, даже хорошо, что отец не оставил мне ни цента. В конце-концов, мы, американцы, всего добиваемся сами и терпеть не можем сынков, которые проедают деньги своих родителей. Я всего добивался сам! И мне не стыдно смотреть в глаза моим детям.
Проникновенным тоном она произнесла:
– Честно сказать, я очень завидую тебе. Мне самой все так надоело – муж, его занудные друзья и их жены, у которых на уме один шоппинг. С тобой так интересно. – Гали не спеша отпила глоток вина из бокала и, медленно проведя языком по губам, продолжила:
– У тебя будет новая жизнь, знакомства с новыми людьми… Все заново – это так интересно. Я сама очень скучаю по приключениям.
Стив чуть не поперхнулся пивом и радостно выпалил, как будто дошел до этой гениальной мысли сам:
– Давай сбежим вместе! Мне тоже никогда и ни с кем не было так хорошо! Так спокойно… Как будто мне снова двадцать лет. Как будто жизнь только начинается…
Стив на секунду помрачнел от нахлынувших воспоминаний.
– Не переживай! – вкрадчиво, завораживающим голосом, растягивая слова, шептала Гали.
– Все, что ни делается – все к лучшему.
Стив расправил плечи и сделал глубокий вдох.
– И правда! Иначе я никогда не встретил бы тебя!
– А я тебя! – Гали, улыбаясь, подняла бокал вина, они чокнулись и отпили по глотку. Гали не торопилась. Она решила предоставить Стиву возможность «дозреть» самостоятельно.
Нужно только дать ему понять, какой редкий бриллиант случайно оказался в его руках.
Теперь они чаще гуляли по городу, обошли все злачные места в центре. А по ночам, Гали обучала этого недотепу тантрическому сексу и еще многому чему…
Уверенность в себе возвращалась к Стиву.
Ночью, он набрасывался на нее, как изголодавшийся солдат, получивший, после месяца сухостоя, увольнительную в город. С точки зрения искушенной Гали, он был посредственным любовником. Слабо разогревал ее предварительными ласками, быстро возбуждался, быстро взрывался и мгновенно засыпал, оставляя ее неудовлетворенной. Она все это списывала на сильнейший стресс, в котором он находился так долго. Гали терпеть не могла пользоваться различными вибраторами, которые, как она считала, мужики-импотенты придумали для своих, вечно недотраханных жен. Она любила свое тело и часто играла с ним, предвкушая все новые и новые ощущения. Вот и сейчас, закончив за Стива поспешно начатую им увертюру, легко заснула.
Когда Гали убедилась, что Стив уже не мыслит своей жизни без нее, она стала опутывать его невидимой паутиной проблем.
«Теперь, он ни за что не захочет со мной расстаться. Но я – дорогое удовольствие. Хватит ли у тебя милый мани – мани, чтобы их хватило мне?»
– Я хочу кое-что доверительно рассказать, дорогой, – невзначай бросила Гали, когда они зашли посидеть в один из баров.
– Да? – встрепенулся Стив. – Я тебя внимательно слушаю…
– На самом деле я официально не замужем. Хотя с моим любовником мы живем вместе, как муж и жена – начала свой рассказ Гали. У моего… м-м-м… любовника есть официальная жена, и он не может с ней развестись. У них крупный семейный бизнес, и развод с разделением имущества может разрушить структуру прибыльного предприятия. Его жену устраивает подобная ситуация, которая не лишает ее статуса замужней женщины. Практицизм и типичное французское лицемерие… – закончила Гали.
Она удовлетворенно отметила, как на шее Стива вздулись вены, а ладони сжались в кулаки. Так и есть, она ни капельки не ошиблась – Гриффит уже чувствовал себя собственником. Стив за это время ни разу не вспомнил, что его возлюбленная всего-навсего приехала сюда отдохнуть. И скоро уедет…
– Ты с ним живешь ради денег? – осторожно спросил Стив.
– Конечно, – просто согласилась Гали. – Знал бы ты, как мне жилось в России, и чего мне стоило уехать во Францию.
– Понятно, – пробормотал помрачневший Стив. Помолчав, он нерешительно спросил: – И тебе… нравится так жить?
Для вида, Гали обдумывала фразу несколько секунд:
– И да, и нет. Я не люблю бедность, что правда, то правда. Я наелась этого до отвала и ни за что не вернусь туда. Лучше сразу умереть.
– Но?..
– Но… – продолжила Гали. – Это невыносимо скучно – жить размеренной жизнью любовницы миллионера.
Гали даже не приходилось играть. Стоило только вспомнить арбатскую коммуналку, и отдельные эпизоды из лихой молодости. Она действительно не хотела возвращаться к прошлому.
Как опытный манипулятор, Гали не лукавила от начала до конца, а умело вплетала тонкую нить «легенды» в реальные события. Ей, в какой-то момент, стало скучно в Париже.
Стив уже осознал, какая женщина волею судеб оказалась рядом с ним – рискованная, страстная, сильная, многоликая, ускользающая, независимая и желанная.
Проснувшаяся в Стиве жажда обладания ею не допускала даже мысли о том, что его Гали может ласкать кто-то другой. А уж тем более, благодаря деньгам!
Гали видела бурю чувств, отразившуюся на лице Гриффита. Сейчас, он был готов на многое. Его готовность следует лишь направить в нужное русло.
– Прости, – сказал Гриффит. – Наверное, на твоем месте я поступил бы также. У меня нет никакого права осуждать тебя.
Они замолчали. Гали, как опытный шахматист, уже просчитала партию на несколько ходов вперед.
– Послушай, у меня тоже есть деньги. Я не миллионер, но если бы ты согласилась… если бы ты только согласилась, мы могли бы вполне сносно жить.
– Вполне сносно? – улыбнулась Гали, поглядев на Стива насмешливо.
– Я пилот! И неплохо зарабатываю… Потом, у меня есть на счету что-то около 250 тысяч, после развода, может быть, сумма несколько уменьшится. Но и это не мало.
– Но, и не так много, – пожала плечами Гали. – Понадобятся деньги на первое время, и, знаешь… Я не хочу снова оказываться в содержанках, пусть даже у тебя, милый. Я давно мечтаю открыть свое дело. Дорогой, давай не будем отравлять наш отдых такими разговорами. Забудь обо всем и давай наслаждаться тем, что подарила нам судьба.
Гали отлично знала, что упрямый Стив Гриффит ничего не забудет. Уязвленное самолюбие – она не приняла его предложение всерьез! – будет грызть его изнутри.
Теперь следовало его немного «помариновать».
Между тем время шло. На то, чтобы разыграть всю партию до конца, у Гали оставалось всего два дня.
Весь день Стив и Гали не выходили из номера, стремясь доставить друг другу максимум удовольствия, как будто предчувствовали, что другой встречи не будет.
Стив, впервые ощутивший, что скорое расставание вполне реально, теперь ценил каждую минуту.
Ближе к вечеру, когда окончательно вымотанный Стив курил, растянувшись в кресле и положив ноги на журнальный столик, Гали промурлыкала:
– Давай прогуляемся и пообедаем где-нибудь. Нужно дать девочке передохнуть и подышать воздухом.
Стив самодовольно улыбнулся.
– Давай. По правде говоря, я и сам проголодался. Ты знаешь, – чуть помедлив, продолжил он – а тебе, как женщине, хорошо со мной?
– А ты разве сам этого не чувствуешь? Увернулась от прямого ответа Гали.
– И все-таки? Он повернулся к ней в ожидании ответа.
– В моей жизни были кобели и посильнее, но это ровным счетом ничего не значит, успокаивающе закончила она. И потом, на тебя столько всего обрушилось. Со временем ты наберешь силу. А сейчас, не дергайся по этому поводу. Мне с тобой очень хорошо – просто быть рядом, держать тебя за руку, слышать как ты дышишь, чувствовать тепло твоего тела, когда ты лежишь на мне… Мне нравится твой запах. Пойми, женщина все чувствует по-другому, чем ваше племя – гораздо тоньше, во много раз тоньше. Я могу, если захочу, кончить, просто чувствуя твоего горячего малыша в своей руке.
– Ты знаешь, ни одна женщина не говорила со мной так откровенно о своих чувствах, как ты. Кэрол в этом плане очень набожная. С детства ей вдолбили, что чистый секс – это большой грех, что женщина может соединяться с мужчиной только для зачатия ребенка. Ты же мне, за несколько ночей, открыла неизвестный мир потрясающе острых ощущений, без которых я не смогу жить. Мне так хорошо с тобой, что теперь я боюсь потерять тебя.
– «Любовь делает тебя зависимым – сначала боишься ее не найти, потом боишься ее потерять» – так писал Лао-Цзы две тысячи лет тому назад.
– Давай не торопить события. Каждый плод должен созреть и только потом его можно сорвать. Случится то, что должно случиться, и ни раньше, и ни позже.
Вечером они оказались в ресторане, где они ужинали со Стивом в первый раз.
Гали, привыкшая все просчитывать до мелочей, по телефону заказала столик, обговорив все детали с понятливым хозяином заведения.
В глазах Стива все последующие события были лишь цепью милых случайностей – они просто гуляли по Бангкоку и вдруг оказались у входа в Patong Sea-Food. Гали как бы невзначай вспомнила об их первой встрече, и Стив, предложил Гали поужинать в «нашем ресторане».
К удивлению Стива, их будто ждали, и, не задавая вопросов, тут же проводили за тот же столик, где они ужинали в первый раз.
На столе стояли зажженные свечи. Буквально через секунду, услужливый официант принес белое вино той же марки и того же года выдержки. Даже переборы мелодии показались Стиву той же самой музыкой, которую они слушали здесь шесть дней назад.
Гриффит никогда не страдал от избытка сентиментальности. Но тут даже он расчувствовался и пустился в воспоминания.
– А помнишь, как я впервые тебя увидел? Бесстрашная белая женщина в толпе озверевших обдолбанных азиатов. Ты была такая возбужденная схваткой, что мне показалось, что еще минута и ты сама бросишься на ринг.
Ты смогла вернуть меня к жизни, я тебе бесконечно благодарен.
Гали молча слушала. В ее серых, сейчас ставших очень темными, глазах, отражались подрагивающие огоньки свечей…
А Стива, что называется, «прорвало». Он говорил без умолку – о детстве, о друзьях, о полетах на сверхзвуковых скоростях, о странных японцах. О том, что он чувствовал впервые ступив на землю, обожженную атомным смерчем.
Гали молча улыбалась, стараясь не забыть ни одной важной детали из его биографии.
Сейчас, напротив Стива, летчика ВВС США, сидела мадам Легаре, она же агент КГБ «Гвоздика», которая изучала потенциального объекта разработки.
– Ты не скучаешь по небу?
– Ты не представляешь, как я скучаю по кабине пилота. Как хочется почувствовать тяжесть шлема на голове, шум запускаемых двигателей, бросок адреналина в голову.
– Но сейчас я не летаю.
– Почему? Из-за чего?
– А-а… – отмахнулся Стив. – Наши «психи» нашли у меня какой-то синдром острого горя, послестрессовые нарушения, возникшие после похорон родителей. Неудивительно, черт возьми! Отстранили меня от полетов и направили в отпуск на две недели… И вот я здесь. Но заодно я ищу новую работу.
– А потом? – так же озабоченно спросила Гали – Потом тебя восстановят?
– Когда вернусь, я должен буду пройти тесты, потом медицинскую комиссию. Да пройду, конечно. Благодаря тебе я буду в лучшей форме, чем когда-либо!
– Я уверена, что так и будет. Если я могу чем-то помочь тебе еще, можешь на меня рассчитывать.
Ужин подходил к концу. Принесли что-то непонятное, местное на десерт.
Гали начала осторожно закидывать удочку:
– Наверное, твои «психи» боятся, что ты свихнешься и сделаешь то же, что и наш Беленко.
– Беленко? – вскинул брови Стив. – Кто это?
– Русский летчик… Не помнишь? Он угнал истребитель в Японию.
– А-а-а! Ну да! Шуму было! Помню. Мне про него рассказывали… Смешной парень. Говорят, он первым делом попросил отвезти его в супермаркет, где обалдел от изобилия продуктов.
Стив расхохотался. Гали засмеялась вместе с ним, скрыв, насколько ее тошнит от американского высокомерия. «Чертовы янки, ничего, мы еще посмотрим кто кого», – злорадно подумала она. А вслух с самым невинным видом спросила:
– И много он получил за это?
– Не знаю. Пару миллионов, кажется.
Гали перешла в стремительную атаку:
– Интересно, а ты мог бы угнать свой самолет и продать его… например, китайцам?
– Китаезам?! – расхохотался Стив – За два мешка риса и цитатник Мао?! Скорее уж Советам. За F-16 коммунисты никаких денег не пожалеют, а мой «Сокол» стоит 30 миллионов зеленых. Стив говорил все глуше и глуше, а последние слова он сказал, уже заметно посерьезнев. Гали с аппетитом поглощала принесенный десерт.
Стив вдруг стал серьезным и внимательно посмотрел на Гали.
– Что-то не так, дорогой?
– Да нет ничего. Все ОК!
– И все-таки! Может я что – то брякнула не то? Гали капризно надула губки. Это, как правило, действовало на мужчин безотказно. Стив не стал исключением из правил и, помедлив, продолжил:
– Да просто я подумал… То есть, это не значит, что я собираюсь так поступить. Но в принципе – я мог бы приземлиться на одном из русских аэродромов и продать коммунистам свой самолет. Они дадут большие деньги. Гали заинтересованно посмотрела на Стива.
– Больше миллиона?
Стив усмехнулся наивности Гали:
– Что ты, девочка, меньше чем за три и пытаться не стоит.
– Три?!! – Гали удивленно захлопала глазами. – Три миллиона долларов?!!
– Но это так, к слову. Я же не говорю, что всерьез собираюсь угонять F-16, – пожал плечами Стив.
Для Гали настало время перейти в наступление.
– Почему? – спросила она Стива. – Что тебе мешает?
– Нууу… – Стив задумался, подыскивая веские причины для отказа.
Гали уже знала все аргументы, которые сейчас последуют, и внутренне была готова их обесценить.
– Во-первых, это предательство. Я предам Америку, предам своих товарищей.
– Но ты же собирался все бросить. И уехать подальше от этой страны, от этих людей. Ты же собирался начать новую жизнь!
– Но тогда я буду преступником. Меня будут искать.
– Три миллиона! Еще твои двести пятьдесят тысяч. Я скопила примерно в два раза больше. Понимаешь?! С этими деньгами можно исчезнуть, раствориться в этом огромном мире и начать жизнь сначала… Как ты и хотел, но уже с очень приличной суммой денег.
– Да, но F-16 не так просто продать. Что, если я приземлюсь в Советском Союзе и не получу ни цента? Я же не пойду в посольство договариваться о продаже самолета?
– Но, если ты меня попросишь, в Москве я смогу выйти на нужных нам людей.
Лоб Стива покрылся испариной. Казалось, он и сам был бы рад, чтобы его уговорили. Но продолжал высказывать свои сомнения:
– А дети? Ведь я никогда больше их не увижу.
Гали задумалась на секунду.
– Дети? Конечно, это будет проблема, но все же – ты сможешь их увидеть. Может быть, не сразу, но рано или поздно шумиха уляжется. Твои изобретут какой-нибудь F-17, 18. Про тебя забудут. Тогда, ты сможешь въехать в страну, например, со стороны Канады или Мексики, там ведь практически нет паспортного контроля для американцев. Тебе это лучше знать. Потом отыскать детей, объяснить им все. Может быть, даже уговорить переехать жить к нам.
– Они не поймут меня. Для них я буду предателем родины. А они станут детьми предателя. Разве такое прощают?
– Ты сможешь написать им письмо и попытаться все объяснить… Дети всегда умнее, чем о них думают взрослые. Может быть, не сразу, но со временем они поймут и простят тебя.
Шахматная партия, блестяще разыгранная Гали, переходила в эндшпиль – фигуры исчезали с доски с молниеносной быстротой. Стив смотрел куда-то поверх головы Гали немигающим взглядом.
– Я не знаю… Не знаю, – пробормотал он.
– Стив, – Гали заставила его посмотреть ей в глаза. Оставалось сделать решительный выпад.
Все – это кафе, свечи, музыка, вкрадчивый голос Гали – все было использовано для того, чтобы Стив расслабился, как на сеансе у гипнотизера, полностью доверился ей.
Голос Гали теперь звучал размеренно и негромко, будто она и впрямь гипнотизировала его.
– Подумай. Я ни на чем не настаиваю. Но… Если ты не примешь решение, ты вернешься домой. К жене, с которой ты не сможешь жить, и тебе все равно придется проводить время вдали от детей. Одному.
На последнее слово Гали сделала ударение, и, помедлив, продолжила:
– Прости. Я не умею жить по-другому. Нам нужны деньги. Я хочу…я очень хочу каждый вечер засыпать на твоем плече, но… ты понимаешь? Ты можешь вернуться домой, начать тяжбу по разводу, начинать бракоразводный процесс. Даже если детей оставят тебе, куда ты повезешь их? В Южную Африку? Отец бросил мою мать и меня ради другой женщины. Но я выросла и простила, потому что останься он в семье, его, да и наша жизнь превратились бы в ад. Подумай, Стив. Будь честен перед собой – ты хочешь начать новую жизнь по-настоящему? Счастливую новую жизнь со мной. И у тебя будет приличная сумма… Или ты рассказал о своих переживаниях только для того, чтобы произвести на меня впечатление и, проведя неделю со мной в постели, вернуться обратно в то болото, из которого бежал?
Пока Гали произносила свою речь, Стив ни разу не моргнул. В какой-то момент ей показалось, что тот даже дышать перестал. Гриффит был похож на кролика, завороженного взглядом удава. В этот момент для него существовал лишь голос Гали и ее завораживающие глаза.
Пилот опустил голову вниз и задумался. Зажженная сигарета дымила, почти обжигая дрожащие пальцы. Гали не торопила его с ответом – пусть хорошенько все обдумает. Очень важно, чтобы он сам был уверен в правильности выбранного решения. Иначе его все время придется подкачивать, как прохудившуюся шину. И в самый ответственный момент он подведет. Все усилия пойдут прахом. Гали тихо позвала:
– Сти-и-в?
Он вздрогнул и, очнувшись, поднял на нее глаза.
– А? Да, ты что-то спросила?
– Я не тороплю тебя, но послезавтра я улетаю. Гали начала раскачивать маятник. А ты знаешь, продолжила Гали, может ты и прав. Не каждому по плечу такое испытание. Девять из десяти мачо откажутся от такого шага. И собственно, ради чего? Возвращайся к себе на базу и как истый патриот продолжай служить американскому флагу. Ради женщины, даже самой-самой… не стоит поступаться принципами. Мы хорошо провели с тобой время, даже с приключениями. Будет, что вспомнить дома. Мне с тобой было очень хорошо. Ты открытый, искрений, щедрый. Ты столько влил в меня своей …энергии. Гали нежно гладила его по колену.
Стив слушал молча, положив голову на ее плечо.
– Я хочу, чтобы ты была рядом. Ты вернула меня к жизни. Ты спасла меня. Ради тебя я сделаю все, что угодно.
– Не торопись, подумай хорошенько. У русских есть пословица – «утро вечера мудренее». Давай доживем до завтра.
В эту ночь Гали отправила любовника в его номер.
– Не хочу тебе мешать. Со мной ты не выспишься. Да и мне тоже нужно отоспаться и набраться сил. Ты меня в конец изъездил.
– Ты хочешь сказать, что я тебя затрахал? С надеждой в голосе спросил Стив.
– Не то слово, не моргнув глазом, слукавила «Гвоздика».
– Я хочу тебя прямо сейчас, иди ко мне – янки решительно развернулся к Гали.
– Нет, нет и нет! Все, мы договорились. Завтра утром ты мне объявляешь свое решение. И потом, вне зависимости от того, как ты решишь, можешь воплотить со мной все свои юношеские фантазии, даже самые… грязные. Они же у тебя есть, не правда ли?
Она растянулась, как пантера, на софе и красиво выгнула спину.
– Все, иди, спокойной ночи.
В номере Стив, уже изрядно захмелевший, хлебнул виски из бутылки и не раздеваясь, плюхнулся на кровать.
Что это было – полусон или полубред, он не мог понять. Сначала ему привиделась его девочка, которая сплелась с ним в любимой позе 69. От испытываемых чувств ему казалось, что сердце не выдержит и лопнет от напряжения. Все это происходило ночью на пляже при свете огромной луны, треске цикад и криках ночных птиц. Потом, около них появились люди в форме ФБР. Они спокойно стояли в метре от сладкой парочки, сложив руки на груди.
– Стив Гриффет, вы арестованы по подозрению в сотрудничестве с коммунистами и намерении передать им самолет F-16.
Стив стоял абсолютно голый в свете автомобильных фар, ослепленный и оглушенный происходящим. Там, где лежала Гали он увидел какую-то огромную птицу, которая, бросив на него знакомый насмешливый взгляд, оттолкнулась и взмыла вверх, оставив на песке следы от огромных крыльев.
Стив открыл глаза, вскочил с постели и стал озираться, как затравленный зверь.
– Фу, облегченно вздохнул он, надо же такому привидеться! Он жадно выпил бутылку минеральной воды, наконец разделся и лег спать. Но, кошмары не оставили его в покое. Стоило ему сомкнуть веки, как очень ясно он увидел лицо отца, который укоризненно, молча, долго смотрел на Гриффита – младшего. «Отец, отец!» – кричал Стив, но он только беззвучно раскрывал рот. Отец его не слышал. «Отец, я люблю тебя! Мне так тебя не хватает! Прости меня, я был плохим сыном, вернитесь с мамой ко мне, и я выполню вашу волю!» И тут он услышал спокойный голос отца
– Не доверяйся русским, они обманут тебя, ты опозоришь нашу фамилию. Твои дети и дети твоих детей вечно будут нести на себе проклятье твоего предательства.
Лицо отца исчезло. Его разбудил телефонный звонок. Трубка запела веселым, безмятежным голосом.
– Просыпайся, соня, пора позавтракать и погреться на солнышке напоследок. Я жду тебя в холле через полчаса.
Одеваясь, он вдруг осознал, что решение принято. Оно пришло как бы ниоткуда. Все сразу встало на свои места. В голове была необыкновенная ясность. Он рискнет, как в рулетку, эта русская принесет ему удачу. В душе поселилась уверенность, вернулось хорошее настроение. Да, вспомнил он, Гали сегодня обещала ему фантазии из 1001 ночи. Гуляем!
За завтраком, Гали ни словом, ни взглядом не напомнила о вчерашнем разговоре, как будто его решение ее уже и не интересовало. Стив предложил прогуляться пока солнце стояло невысоко и начал первый.
– Я принял решение…
– О чем ты? Вскинула брови Гали.
– Я люблю тебя и хочу остаток моей жизни провести с тобой. Я хочу – и он отогнул мизинец, чтобы ты мне родила сына и дочку.
– Сына мы назовем в честь моего отца, а дочку именем твоей мамы. Он отогнул безымянный палец – если русские заплатят мне… нам, поправился он, наличными три миллиона долларов и предложат 100 % план нашей безопасности, я отдам им F-16.
– Третье условие – триста тысяч долларов должны быть перечислены в качестве аванса за три дня до начала операции в швейцарский банк, который я укажу, на предъявителя.
– Я хочу, чтобы русские заранее знали, что я не могу дать им никаких надежных гарантий, которые бы их удовлетворили.
Гали слушала, не перебивая.
– Ты закончил?
– Да. Что ты мне на это ответишь?
– Это тот случай, когда нужно говорить, как на исповеди – только правду. Согласен?
– Да.
– У меня к тебе сильное чувство, но я не могу сказать, что без ума от тебя. Может быть, любовь придет, со временем. Но, интуитивно я чувствую, что, если кардинально менять мне жизнь, то только с тобой. В тебе что-то есть такое, что вселяет в меня уверенность, что все у нас получится. Она обняла Стива и поцеловала его.
– И еще… Ради всего святого… Не требуй от меня клятвы быть тебе верной до гробовой доски. Это не для меня. Ведь то, что тебя тянет ко мне, живет внутри – только благодаря мужчинам, которые вьются вокруг меня и щедро одаривают меня своей энергией.
– Ты уже сейчас говоришь, что будешь изменять мне?
– Нет. Изменять тебе, как я это понимаю, я не буду. Но, справедливости ради, это вы, американцы, придумали поговорку «лучше есть сладкий торт в компании, чем жевать сухарь в одиночку». И потом, если тебя будет мне хватать, зачем мне другие?
– Вот, здесь ты права.
Шахматная партия подходила к концу. Гали выиграла ее с блеском. Осталось только договориться о способах связи, с тем, чтобы Стив не засветился на стадии подготовки к перелету в Союз.
* * *
Анатолий Иванович нажал кнопку «стоп» и устало откинулся на спинку кресла. Гали пригубила бокал с соком и выжидающе посмотрела на куратора.
Чертова девчонка, до чего же ей везет! Однако это не просто везенье. Свое знакомство с летчиком и жизненную трагедию, постигшую американского пилота она использовала блестяще. Лучше и быть не могло. Вот что значит оказаться в нужном месте в нужное время. Хотя к этому еще надо иметь и голову, и привлекательную внешность.
– Мы стоим, возможно, у начала грандиозной операции. Заполучить новейший целехонький истребитель противника – об этом можно только мечтать – начал Анатолий Иванович.
Наконец, мы расквитаемся за Беленко. После его предательства, Минобороны вынуждено было «ухлопать» десятки миллионов рублей на замену системы обнаружения «свой-чужой» на всех боевых самолетах. Но самое главное, одно дело строить догадки и предположения о возможностях F-16 и совсем другое, пощупать его живого, тепленького, обнаружить его уязвимые места и слабости.
– Но, как всегда, есть оборотная сторона медали, рассуждал Барков. Ты понимаешь, что, если Стив угонит самолет, ФБР и ЦРУ пройдут по его оставленным следам с микроскопом. Контакт мадам Легаре, как агента Лубянки, высветится и ты задымишься. Ты, конечно, об этом подумала?
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Сидели молча, каждый погрузился в свои мысли.
* * *
За время сотрудничества с «Лубянкой» Гали побывала на связи у нескольких оперработников и составила представление о типичном чекисте 70-х годов. Все они были чем-то похожи, даже внешне, друг на друга – подтянутые, чисто выбритые, с начищенными ботинками, аккуратно постриженные. Свободно говорили на европейских языках, были учтивы и обходительны. На этом их сходство, видимо, приобретенное во время учебы, а затем отшлифованное на практике, заканчивалось.
Было в них и много разительно контрастного, и даже странно, что такие люди работали в одной и той же Системе. Кто-то был жаден, и пытался вытянуть из Гали всякую мелочь: – шикарную авторучку, солнцезащитные очки, галстук, рубашку. Кто-то начинал нервно дышать, когда она появлялась на встрече в открытом летнем платье и, небрежно закинув ногу на ногу, начинала рассказывать о встречах с иностранцами. Этого стража безопасности государства больше интересовали интимные подробности ее встреч: как, в какой позе, как долго, как часто… По ходу рассказа, который Гали оснащала нецензурными выражениями, он покрывался потом, шея надувалась, как у борца во время схватки, и, кажется, иногда он испытывал оргиастические конвульсии, которые Гали делала вид, что не замечала. Некоторые изображали из себя агента 007, начинали учить правилам конспирации и запоминанию фамилий, телефонов, адресов. Этих она быстро ставила на место, предлагая на спор запомнить за одну минуту пять фамилий вместе с адресами и телефонами.
Но, все-таки подавляющее большинство сотрудников, как обычно писалось в служебно-партийных характеристиках, соответствовало высокому званию солдата вооруженного отряда партии. Барков всегда замечал новый костюм или платье Гали, восхищался ее вкусом и умением подбирать цветовую гамму. Но этим все и ограничивалось. Выпытывал у нее такие мелочи, как интонацию, темп речи объекта, жесты, любимые слова и привычки.
Анатолий выделялся своей предельной профессиональностью. У Гали была своя система тестирования качеств мужчин из нескольких позиций: сексуальная сила-слабость, щедрость – жадность, интеллект или его отсутствие, верность своему слову, способность контролировать себя в сложных ситуациях. Анатолий, казалось, не имел изъянов, или умело их камуфлировал. Это в какой-то степени заводило Гали.
Ей хотелось проникнуть за невидимую преграду, которую Барков выстраивал перед собой.
– Все зависит от того, будет ли сделка честной с обеих сторон, продолжила «Гвоздика». Если вы по-честному отдадите Стиву деньги, то на них можно безбедно прожить не один год. Можно залечь на дно, сменить паспорта, внешность, прическу. Планета большая, тысячи людей, которых разыскивают знаменитые спецслужбы преспокойно наслаждаются жизнью, иногда у них под носом.
– Я тебя правильно понял, ты согласна участвовать в операции.
– Да, я уже сказала, что люблю пить шампанское «Bollinger», а оно стоит денежек. А еще я люблю принимать ванны с молоком и медом. Представляете? Но это бывает очень редко и не за мой счет. Вы когда-нибудь пробовали шампанское марки «Bollinger», Анатолий Иванович.
– Нет, не приходилось.
– Хорошо, я вам привезу бутылочку из Парижа.
– Спасибо, но сейчас, прошу, подготовь сообщение по Стиву, а я немножко отдохну.
Глава 7
Моросил промозглый октябрьский дождь. Жухлые листья печально и медленно летели с деревьев.
По московским улицам, залитым пробивающимся сквозь пелену облаков сереньким светом осеннего утреннего солнца, спешили служащие. Хмуростью лиц люди не уступали затянутому тучами небу. Чиновники высокого ранга ехали на работу в служебных машинах, чинно восседая сзади водителя.
Черная «Волга» аккуратно затормозила у входа в шестиэтажное здание на Малой Лубянке. Прежде чем выйти, пассажир кинул быстрый взгляд на часы.
Начальник Второй службы Станислав Владимирович Тулин никогда не опаздывал. Вместе с выученным когда-то давно немецким языком, он впитал и арийскую пунктуальность. Каждое утро он открывал тяжелые дубовые двери в здании Московского Управления КГБ. Охрана у входа сверяла по нему свои часы. Тулин, не удостоив их взглядом, прошел к лифту.
Лифт медленно поднимал Станислава Владимировича на шестой этаж. Там, в конце длинного узкого коридора, находился его кабинет. Помимо пунктуальности и собранности, Тулин имел массу неоспоримых достоинств, и далеко не последнее из них – колоссально развитая способность чуять перспективное дело за километр и добираться до него первым. Вот и сейчас…
Сегодняшний день был строго распланирован. Сначала предстояло прочитать срочные шифртелеграммы, затем выслушать доклады начальников отделов, подготовить материалы к заседанию коллегии Управления по результатам работы третьего отдела на канале выезда советских граждан за границу… Дел – уйма.
Но, для начала – традиционная утренняя сигарета за рабочим столом. А попутно – то, что со вчерашнего дня не выходило у Тулина из головы. Да, докладную записку о работе закордонного агента «Гвоздика» он прочтет сразу же.
Не торопясь, Станислав Владимирович открыл дверь и вошел в свой кабинет. Поставил кейс на стул, снял пальто. Достал из сейфа документ и положил на стол. На столе, как всегда, идеальный порядок, слева документы, с которыми нужно работать, справа – уже отработанные, которые утром заберет секретарь. Остро отточенные карандаши, ручка, стопка листов чистой бумаги, массивная стеклянная пепельница, письменный прибор, очки.
Спешка – дело несолидное. Плавным отработанным жестом извлек из лежавшей на столе пачки сигарету, подвинул поближе пепельницу, прикурил, и лишь затем погрузился в чтение докладной.
Начальник отдела, успевший вчера принести документ, когда Тулин уже собирался закрывать и опечатывать сейф, только успел сказать, что наклевывается весьма перспективное дело.
Пробежав глазами документ, Тулин ощутил знакомое покалывание в пальцах. Если дело выгорит, то потянет на знак «почетного чекиста» как минимум. Мысли о максимуме Тулин старательно отогнал, боясь спугнуть удачу.
В докладной он сразу ухватил главное. «Гвоздика» познакомилась с пилотом ВВС США и тот распустил слюни. Пилот готов перелететь на нашу сторону, вернее, продать Советам «боевую машину F-16», заработать три миллиона долларов и исчезнуть.
У Тулина перехватило дыхание. Провернуть такое – еще никому не удавалось! Попытки были, но, как правило, они заканчивались неудачей или громкими скандалами, а то и потерей должностей. Или грудь в крестах, или голова в кустах, это уж как водится.
Вспомнив злополучную Бейрутскую операцию, проведенную «соседями» – военной разведкой, Станислав Владимирович глубоко вздохнул. Снаряд два раза в одно место не падает. Не повезло ГРУшникам – повезет нам. Он был убежденным атеистом, но вдруг поймал себя на том, что шепчет – «Господи помоги!»
Кроме чутья, Тулин обладал еще одним, весьма ценным талантом. Он умело устранял конкурентов на своем пути. Причем делал он это всегда чужими руками, исподволь, и как-то так получалось, что все лавры за оперативные результаты доставались только ему. Руководство ценило Станислава за рвение, невероятную работоспособность и преданность делу. А он умело поддерживал свою репутацию. Подловить его пытались многие и даже подставить ногу. Но Тулин был неуязвим. Никто и никогда не видел его пьяным, или в компании с красивой женщиной, или в обнимку с друзьями, где-нибудь в забегаловке.
Погруженный в раздумья, Тулин нервно барабанил пальцами по столу. Порывисто встав, он быстро запер дверь на ключ. Действовать нужно немедленно. Этот американец может через неделю-другую опомниться, и дело не выгорит. А на согласования, на получение санкции может уйти месяц. Нет, слишком долго. Надо работать в условиях «форс-мажора». Что ж, не в первый раз…
Мысленно Тулин начал набрасывать план действий. Для начала надо лично переговорить с «Гвоздикой» и удостовериться, что она не фантазирует. Взять ее к себе на связь, Баркову за это что-нибудь пообещать, досрочное звание, к примеру. Далее – доложить материалы начальнику Управления и убедить его в необходимости проведения мероприятия только силами москвичей. Затем, срочно вылететь в Бангкок и лично встретиться с янки, прощупать его и убедиться, что он не шизофреник.
Без Министерства обороны не обойтись никак, но их надо подключить на самом последнем этапе, т. е., когда кабана уже завалили и мясо жарится на костре. Тогда, «пожалте к столу господа дорогие».
В кабинете начальника отдела зазвонил аппарат оперативной связи. Тот торопливо поднял трубку.
– Валентин, – даже не поздоровавшись, сухо начал Тулин, – Я хочу провести контрольную встречу с агентом «Гвоздика». Сегодня, и хорошо бы до обеда. Где сейчас Барков? Дай ему задание на организацию встречи.
– Барков сейчас на стадионе «Динамо», Станислав Владимирович. Сегодня же пятница, спортивный день. Он играет в волейбол за сборную управления. Будет часам к одиннадцати.
Тулин в сердцах чертыхнулся. Он ненавидел все виды спорта вместе взятые, соответственно и спортсменов тоже, а чекистов-спортсменов – вдвойне. Сам он не поднимал ничего тяжелее тома агентурного дела или своего кейса.
«Играешь? Ну-ну…» – подумал Тулин и не заметил, как голос его зазвучал резче и неприязненней:
– Сейчас 9:20. Немедленно пошлите за ним машину дежурного по управлению. Пусть, не заезжая на Лубянку, дует в гостиницу «Центральная» и вызывает «Гвоздику». Как только она появится в номере, сообщить мне немедленно. Ей ничего не объяснять, просто пригласить для срочной встречи.
* * *
Когда Гали бывала в Москве, то обычно останавливалась в «Украине». И сейчас, всегда обожавшая понежиться по утрам в постели, лежала на широкой кровати в номере любимой гостиницы. Еще в детстве, под ежедневный ненавистный треск старенького обшарпанного будильника она решила: вырасту – буду спать столько, сколько хочется!
И, как и многое загаданное, это сбылось. После школы Гали никогда не приходилось вскакивать «ни свет-ни заря», трястись в переполненном автобусе, а потом отсиживать положенные часы – строго с девяти до шести. То, что ей приходилось делать, во временные рамки обычно не укладывалось.
Однако в этот раз ее разбудили рано. На часах было 10.10, когда в ее номере раздался мелодичный звонок. Трель гостиничного телефона заставила ее окончательно проснуться.
Усевшись на постели, Гали зевнула и сняла трубку.
Голос Анатолия произнес:
– Просыпайся, соня. Приводи себя в порядок, завтракай, и к двенадцати я жду тебя в «Центральной», в 205 номере. В твоих интересах приехать пораньше.
Не дожидаясь ответа, Барков положил трубку.
Так, значит Стас – так про себя называл начальника Второй службы Анатолий – как всегда в своем амплуа. Верный своему принципу «никому не доверяй», он, очевидно, решил проверить, не «липует» ли опер, или агентесса.
Начальник отдела предупредил Анатолия не готовить «Гвоздику» к контрольной встрече.
На эти ценные указания Барков понимающе закивал, мол, как же, как же. Но как только Гали без пятнадцати двенадцать появилась в дверях номера, Анатолий аккуратно взял ее под локоток и стал мягко подталкивать в ванную комнату. Сколько в этом номере напихано прослушивающих устройств, он догадывался, и рисковать не хотел.
В ванной же, открыв краны, он, заглушаемый шумом воды, тихо сказал Гали:
– Сейчас сюда явится мой шеф. Тебе придется повторить свой рассказ для него. Расскажи ему все о Стиве, и постарайся не путаться в деталях. Он тебя будет ловить на мелких неточностях.
Гали слушала, не перебивая. Анатолий, помедлив, продолжил:
– Если тебе от него будут какие-то предложения, решай сама. Но… – опер запнулся, – мне бы не хотелось с тобой расставаться.
– А что, такое может случиться? – насторожилась Гали.
– В жизни все может случиться. Ну, пойдем, время поджимает.
Не успели они расположиться за большим круглым столом, стоявшим посередине просторного номера, как открылась дверь, и в проеме появилась длинная сутулая фигура Тулина.
Сняв пальто, Тулин неторопливо подошел к столу, поздоровался, уселся и произнес бесцветным голосом:
– Анатолий Иванович, у вас есть чуть больше часа свободного времени. Я жду вас здесь, – он посмотрел на часы, – в 13:15.
Выходя, Барков обернулся и поймал взгляд Гали.
«Не беспокойся, – ясно читалось в ее глазах. Не подведу».
Теперь Гали и Тулин остались вдвоем.
Станислав, все так же неподвижно сидя напротив, пристально и беззастенчиво ее разглядывал. Гали доводилось чувствовать на себе и не такие раздевающие взгляды, но Тулин смотрел на нее вовсе не как на красивую женщину. Ни смелый распах ее блузы с соблазнительно покачивающимся золотым кулоном-стрелой, ни стройные обтянутые тонкими брюками ножки, закинутые одна за другую – все это вовсе не интересовало Тулина.
Скорее, он смотрел на нее оценивающим взглядом сотрудника МУРа, поймавшего воровку на доверии, которую нужно расколоть, не имея свидетелей ее преступления.
Но, если шеф контрразведки думал, что его предполагаемая жертва будет смирно и покорно дожидаться своей участи, он ошибался. Гали изучала его столь же тщательно.
Впрочем, ей потребовалось всего-то несколько секунд, чтобы составить представление о человеке, который просил называть себя Станиславом Владимировичем. И представление это говорило, отнюдь, не в его пользу. Может, своим подчиненным Тулин и внушал уважительный трепет, но Гали видела его, что называется, без прикрас.
Плешивый, с впалой грудью, сутулый. Тонкие желтоватые прокуренные пальцы, хитрый взгляд. Презрительно опущенные вниз уголки губ. Не блещущая свежестью нейлоновая рубашка, галстук, который он явно надевает через голову, чтобы каждый раз не тратить время на завязывание узла, дешевые часы на протершемся кожаном ремешке, неаккуратно стриженные ногти, нечищеные ботинки со стоптанными каблуками. И этот человек руководит службой контрразведки в столице?!
Завершив свой «осмотр», Тулин прервал затянувшуюся паузу:
– У нас с вами около часа времени. Постарайтесь уложиться. Расскажите мне о Гриффите и о ваших с ним отношениях. Меня интересуют мельчайшие детали, характеризующие его как личность. Мы с вами встречаемся впервые, – кашлянул Тулин, – но я знаю по оперативным материалам, что вы прекрасно разбираетесь в людях.
Гали переменила позу, сложила руки на коленях и с добросовестностью ученика, хорошо вызубрившего урок, почти слово в слово повторила все, что вчера рассказала Анатолию. Она не боялась запутаться в деталях, так как память ее никогда не подводила.
Рассказывая, она украдкой поглядывала на Тулина, смолившего сигареты одну за другой. Даже его профессионально, якобы равнодушный взгляд не мог скрыть заинтересованности. Гали поняла, что ей поверили.
Закончив свой рассказ, она опустила глаза и замолчала. Теперь настала его очередь.
– Дело серьезное, – начал Тулин. – Для такой операции требуется очень квалифицированное руководство.
«Ну, так и есть! Анатолий был прав. Он хочет моими руками таскать каштаны из огня.
Не догадываясь о настроении «Гвоздики» Тулин продолжал, как о чем-то давно решенном:
– Вы не возражаете против работы со мной, на период работы по Гриффиту? Гали не колебалась ни секунды:
– Возражаю. Я уже привыкла работать с Анатолием Ивановичем. Мы прекрасно понимаем друг друга. И мне бы хотелось, чтобы он остался моим куратором, – заявила она довольно решительно.
Глаза Тулина сощурились. Дерзкая девчонка! Она еще пытается качать права. Да кто она такая? И где бы она была сейчас, если бы не мы? Барков совершенно распустил ее.
Как будто читая его мысли, Гали продолжала:
– Конечно, если это приказ, я его выполню. Но, не уверена, что мое настроение положительно скажется на развитии отношений со Стивеном Гриффитом.
– Вы что-то имеете против меня? – процедил сквозь зубы Тулин.
«А ты как думал, хмырь», – мысленно огрызнулась Гали. Вслух же сказала:
– Да нет, что вы! Просто мне потребуется много времени, чтобы привыкнуть к вам, а здесь, как вы правильно заметили, дорог каждый час. И потом, – Гали деланно, с надрывом, но очень естественно закашлялась, – вы ужасно много курите, а я не переношу сигаретного дыма.
Произнеся эти слова, Гали невинно уставилась на Тулина, всем своим видом выражая сожаление о невозможности их сотрудничества.
«Похоже, придется Баркова брать в долю, – хмурясь, подумал Тулин. – Вот строптивая дрянь!»
– Хорошо. Время покажет, как нам поступить, – сказал он сухо. – Скорее всего, через пару дней вам предстоит вылететь в Бангкок. Вы не против? Мы за эти дни обмозгуем ситуацию и проинструктируем вас, как вести себя с Гриффитом дальше.
– Я, право, не знаю, – Гали умело скрыла радость победы. Пусть усвоит, что без нее дело не выгорит! – Гриффит после моего отъезда собирался возвращаться к месту службы. Он мог уже покинуть Таиланд.
– А как вы с ним договорились поддерживать связь?
– У него есть мой номер телефона в Париже. У меня – его домашний – на Окинаве. Да, есть еще номер в гостинице, где он остановился.
– Попробуйте связаться с ним и выясните, где он сейчас находится. От этого будут зависеть наши дальнейшие действия.
Разговор закончился. Тулин был в бешенстве, но внешне оставался совершенно спокойным. «Что ж, – думал он, – все замыкается на эту девицу. И если без нее никак не обойтись, придется терпеть и ее выходки, и этого Баркова».
Начальник Второй службы умел обходить и не такие препятствия. И на этот раз он постарается не упустить своего.
В номер вошел Анатолий. Выжидательно остановившись на пороге:
– Надеюсь, я не помешал?
Тулин затушил недокуренную сигарету и, не оборачиваясь, сухо сказал:
– Да, мы закончили. – Он покровительственно взглянул на Гали и добавил с деланной улыбкой: – Вы хорошо поработали. Спасибо вам за сотрудничество. Я надеюсь на успех.
Как только за ним закрылась дверь, Гали откинулась на спинку стула и почти простонала:
Господи! Какой же он зануда. Все жилы из меня вытянул.
– Ну что ты! – протестующе произнес Анатолий, прикладывая палец к губам, а затем крутя им у виска. – Он редкий умница и за конкретные дела имеет правительственные награды. Пойдем, я тебя провожу.
Они вышли из гостиницы, но расходиться не торопились. Анатолий пригласил Гали в кафе на первом этаже на чашечку кофе. Рядом располагалась знаменитая на всю Москву булочная, так любимая москвичами. Аромат свежеиспеченного хлеба распространялся на всю округу.
Устроились за маленьким столиком в углу. Гали и не подозревала, как устала и проголодалась. Она набросилась на кофе и пирожные.
Анатолий взял себе чашку зеленого чая. Он не торопил ее, не задавал вопросов и терпеливо ждал, пока она немного отдохнет. К тому же, он примерно догадывался, что Тулин мог сказать Гали. Вот только что она могла ему ответить?
Наконец Гали отставила опустевшее блюдце со сладкими крошками, и проговорила:
– Вы знаете, он требовал, чтобы я работала с ним.
– Ну и?..
Гали рассмеялась.
– Неужели ты всерьез думал, что я могу согласиться?
– Конечно, нет. А он так разобиделся, будто просил дать ему, тут же в номере, а я ему грубо отказала.
Анатолий облегченно выдохнул. Хотя он понимал, чем может для него обернуться ее неподчинение, но все равно терять Гали ему не хотелось.
С полным правом Тулин может влепить ему выговор за недостаточное воспитание агента. Во всех приказах КГБ о работе с агентурой указывалось: «агент не принадлежит оперработнику, агент работает на систему». Поэтому должен выполнять все указания куратора. Но, все же хорошо, что она остается с ним…
– Анатолий Иванович, я на самом деле не хочу с ним работать. Я еле высидела этот час! А в конце он еще начал допытываться, какие у нас с вами отношения. И завуалировано выяснял, не лазите ли вы мне под юбку.
Анатолий засмеялся. А потом вдруг посерьезнел. Черт возьми, а ведь может случиться так, что на месте Гали будет другая агентесса, и по злобе или по какой другой причине, на такой вот вопрос ответит: «Да, было дело». Оправдывайся потом.
Анатолий в который раз вспомнил тот дурацкий случай…
Жили они с женой всегда мирно и спокойно. Но, вот случилось же однажды, и все из-за болтливых языков! Подружки жены, коллеги по кафедре иностранных языков, напели ей в уши про «коварного изменщика – мужа». Будто бы замечают его часто в читальном зале библиотеки иностранной литературы, да не над журналами, а рядышком с хорошенькой библиотекаршей Ларисой. Но Анатолий был, как говорится, чист и невинен. Лариса и впрямь была хороша, но Баркову и в голову не приходило закрутить роман. В библиотеку же ходил за свежими газетами, и только…
Если и грешил Анатолий, то только в мыслях. Уж очень сильно постарались на первом курсе отцы-командиры вбить неписаные заповеди в головы будущих «Штирлицев». Первая гласила – никогда не сознавайся в содеянном, если нет свидетелей. Вторая – никогда не путайся с женщинами, работающими с тобой рядом. А Анатолий уже и так был в числе штрафников из-за женитьбы.
Анатолий постепенно стал замечать, что дорогая женушка как-то косо на него поглядывает. Да и тесть с тещей пореже стали выходить на кухню, которая выполняла роль общей столовой. Попытки выяснить, что случилось, ни к чему не привели…
Уже сдавая в библиотеку после госэкзаменов литературу, Анатолий узнал, что Ларису перевели работать в филиал. Только через два года ему рассказали, что его Галина ходила к секретарю парткома и жаловалась на «молодых соплячек», разрушающих семьи будущих защитников Родины.
Через некоторое время они распрощались. Барков поехал в Управление, а Гали отправилась в гостиницу.
Неспешно размышляя, она шла по улицам родного города. Успевшая привыкнуть к сверкающим вывескам и ярким одеждам парижан, в Москве Гали словно заново погружалась в беспросветную вязкую осеннюю серость.
Нет, она не изменила Москве, она продолжала ее любить. Так любят покосившийся деревянный дом, в котором прошло детство, яблоню в саду с самыми вкусными на свете яблоками. Запахи курятника и сарая, где хрюкали свинушки, вкусный запах теленка, только что насосавшегося молока.
В Париже она скучала по Москве, но, возвращаясь в Москву вновь стремилась в Париж. Желание увидеть мир, такой огромный и бесконечный своими глазами жило в Гали с детства. Есть люди, которые по разным причинам бегут из родного дома, из города, из своей страны. Гали принадлежала к другим, к тем, которые устремляются к новым городам, к новым людям, новым странам. Граница Союза была на замке. За бугор ездили только дипломаты, внешторговцы, ученые, гораздо реже – артисты Большого театра. Оставалась только маленькая лазейка – стать женой гражданина капстраны и уехать вместе с ним. Но, это один шанс из тысячи. Она была готова рискнуть.
Глава 8
К этому времени Гали уже несколько лет активно сотрудничала с УКГБ по Москве и Московской области. Красивая, стройная и умная девушка привлекала к себе внимание мужчин. Выполняя задания кураторов из КГБ, она легко шла на установление интимных отношений с иностранцами. Расслабившись после изрядно выпитого спиртного и обласканные прелестной красоткой, лежа в гостиничном номере, они начинали рассказывать ей о себе, своих друзьях, целях приезда в Москву. Среди информационной руды, которую Гали приносила на встречи с операми, правда реже, чем хотелось бы, проблескивали крупицы золота, ради которых, собственно, и работала гигантская машина КГБ.
Со временем за Гали закрепилась репутация опытного агента, которому было достаточно поставить конечную цель в отношении конкретного объекта. Остальное она додумывала сама, опираясь на развитую интуицию и цепкий практичный ум. Гали зарабатывала себе эту репутацию добросовестно и методично. Она не совершила ни одного прокола. Гали контролировала каждое свое слово, чему, безусловно, способствовала отлично натренированная память.
И тогда она приступила ко второму этапу операции – поиску иностранца, которого можно было бы сделать своим мужем. Кто ищет, как известно, тот всегда найдет.
…Прелестная женщина, москвичка Галя Бережковская познакомилась с Пьером Легаре на Международной выставке в Сокольниках. Удачливый предприниматель Легаре занимался поставками оборудования для пищевой промышленности. Бизнес его процветал. Расчетливый бизнесмен, строго соблюдающий правила игры, принятой на Западе, имел представительства в Праге, Варшаве и Будапеште, мечтал закрепиться и в Москве. Предложение приехать в Москву не гостем, а участником престижной Международной выставки в Сокольниках – Легаре принял с удовольствием. Разумеется, он волновался, но все опасения оказались напрасными. Возле стенда, представляющего компанию Легаре, всегда было людно: советские специалисты наседали с вопросами к представителям фирмы. Французы чувствовали, что в недалеком будущем замаячат контракты с Советами. Так и получилось. Сделки оказались выгодными для обеих сторон.
По этому поводу Пьер пригласил новых партнеров, а также своих друзей и коллег на а la fоurchette. Виновника торжества поздравляли соотечественники, коллеги из Бельгии, ФРГ. Легаре был рад удачно проведенной презентации фирмы. И вот тут-то он и заметил Гали, которая стояла в толпе приглашенных, с интересом поглядывая на француза. Гали последнее время не пропускала ни одного крупного международного мероприятия, о которых ей заведомо было известно от Анатолия, снабжавшего ее пригласительными билетами. Иногда она имела установку на определенную «цель», но чаще находилась в «свободном полете», как, впрочем, и в этот раз. Легаре подошел поближе и увидел, что у русской красавицы ярко зеленые глаза. Он никогда не встречал раньше таких очаровательных глаз. Француз, то и дело поглядывал на нее, и их взгляды встречались все чаще. Пьеру даже показалось, что незнакомка улыбнулась ему. Да нет, не показалось, вот она улыбнулась снова, слегка приподняв бокал с вином. Легаре уже ничего не мог с собой поделать. Его притягивала к ней какая-то непреодолимая сила.
Наконец он решился. Воспользовавшись секундным затишьем, Пьер быстро вынул свою визитную карточку, на обороте которой записал название гостиницы, номер апартаментов и телефон: «Буду с нетерпением ждать Вашего звонка, мадемуазель».
Набрав воздух в легкие как перед решительным прыжком, Легаре быстро подошел к зеленоглазой красавице, протянул ей визитку, и тут же поспешно отошел к группе русских специалистов, с которыми познакомился на выставке.
Пьер Легаре совершенно потерял голову и не помнил себя от счастья, когда на пороге его апартаментов в гостинице «Метрополь» появилась долгожданная гостья. А когда на роскошной двуспальной кровати Галина обрушила на него виртуозное искусство русской "Камасутры", Легаре несколько часов пребывал в глубоком трансе. Первые слова, которые Легаре произнес, когда пришел в себя:
– Жена никогда не даст мне развод. У нас двое детей – они учатся в Сорбонне – боюсь, они меня не поймут…
– А почему ты решил, что я хочу выйти за тебя замуж? – У тебя, кроме семьи, еще куча проблем. Да и в постели ты не боец.
Гали рассчитала правильно. Легаре привык получать все, чего хотел. И он нашел выход. В Париже Легаре зашел в отдел к одному из молодых и способных сотрудников своей фирмы – Морису Гайяру. Надо отметить, что платил своим служащим Легаре вполне прилично, но сестра Гайяра Сесиль с детства страдала серьезным хроническим заболеванием костей. Сесиль могли помочь несколько дорогостоящих операций. И, если все закончится удачно, ей долгое время потребуется уход и опять же дорогостоящие препараты. Немудрено, что почти все свои средства Гайяр тратил на лечение сестры. И откладывал деньги на операции.
– Морис, у меня к вам предложение, – без обиняков начал патрон. – Я, кажется, смогу решить проблему Сесиль, но для этого вам придется в свою очередь помочь мне. Дело выглядит несколько экстравагантно, возможно, оно покажется вам даже рискованным, однако…
Получив согласие, Легаре оформил Гайяру московскую командировку и вернулся в Москву.
– Любимая, – торжественно начал Пьер, после бурной и страстной встречи в номере «Метрополя», – я нашел выход. Мой служащий Морис Гайяр сделает тебе официальное предложение, и вы зарегистрируете брак как положено у вас в Союзе. Естественно, возвращаетесь в Париж, там тебя ожидает чудесная квартира. Через год я подам на развод, и мы сможем открыто жить вместе. Ты довольна?
Гали молча приподнялась на локотке, нежно поцеловала любовника и… в течение часа демонстрировала Пьеру, как она относится к такому повороту событий. Обессиленному Легаре пришлось позвонить секретарше в офис: «Мадмуазель Бино, я не смогу сегодня прийти, в случае необходимости звоните мне в гостиницу».
Легаре действительно не мог приехать в офис – у него не осталось сил даже встать с постели.
Хитрая и расчетливая Гали утаивала свои отношения с Легаре даже от куратора КГБ Анатолия. Администратора и дежурных по этажу гостиницы «Метрополь», где традиционно останавливался Пьер, она покупала подарками – многое из того, что привозил ей Легаре из Парижа, перепадало этим людям. Надо отдать им должное – никто Гали не продал. Сложнее было усыплять бдительность комитетчиков, которых в гостинице тоже хватало. Но, то ли она оказалась талантливым конспиратором, или еще по каким то причинам – в любом случае до Анатолия так ничего и не дошло. Однако подошел момент, когда надо было признаваться – без санкции Комитета ее за границу никто не выпустит. И Гали, на очередной встрече, поведала Анатолию о романе с французом, сделавшем ей официальное предложение.
– Погоди, а почему ты раньше о нем ничего не рассказывала? Вы что, Галина Наумовна, запамятовали, что обязаны сообщать обо всех, без исключения, контактах с гражданами капиталистических государств?
Переход куратора на Вы не предвещал ничего хорошего. Надо было как то выкручиваться.
– Он мне в начале показался не перспективным для вас, Анатолий Иванович. Обыкновенный фирмач, каких на выставке в Сокольниках, пруд пруди. А потом, вы уехали в отпуск, а тут все как раз и закрутилось. Я понимаю, что поступила неправильно, но все можно легко поправить. Он обещал приехать в Москву через пару недель. Я его и пошлю куда подальше. Секретами он никакими не располагает, стоит ли на него тратить время?
– Уж больно ты стала самостоятельной, как я погляжу! Куда хочу, туда и ворочу. Для начала строго тебя предупреждаю – впредь никакого волюнтаризма в подобных делах. Уж позволь нам решать, кто нам нужен, а кто еще может подождать.
Кажется удалось выкрутиться, – подумала про себя «Гвоздика» и облегченно вздохнула.
– А этот француз, он что, на самом деле в тебя влюбился?
– Вы считаете, меня нельзя полюбить? – с обидой в голосе спросила Гали.
– Нет, почему же, но любовь субстанция переменчивая, от любви до ненависти…сама знаешь. Он действительно настроен забрать тебя в Париж?
– Умоляет, говорит, что жить без меня не может. Проговорили они допоздна: было уже четверть одиннадцатого вечера, когда Галя покинула конспиративную квартиру.
В Московском Управлении КГБ сложившуюся ситуацию, которая в оперативных документах формулировалась, как вывод агента «Гвоздика» во Францию на длительное оседание, просто грех было не использовать. И через некоторое время Анатолий торжественно сообщил Гали, что руководство Комитета санкционировало ее «вывод во Францию для выполнения задания по обеспечению безопасности СССР от вражеских разведок». Гали, сдержав мощный ликующий крик души, изобразила испуг и растерянность:
– Я – агент во Франции?! Да вы что?! Мой французский не так уж хорош. Спецслужбы меня мигом расколют. Ни родных, ни даже знакомых! А кто позаботится о маме, сестре? Нет-нет, не могу, у меня ничего не выйдет.
Анатолий, совершенно обескураженный, потерял на время дар речи. Анатолий моментально взмок от напряжения и рубашка прилипла к телу. Он был уверен, что Гали обрадуется – ведь девушка спала и видела Елисейские Поля. И вдруг – такая реакция!
«Один-ноль в нашу пользу, – просчитала в уме состояние куратора коварная Гали. – Поиграем в шахматы, и эту партию мы проведем так, как захочу я».
Анатолий судорожно пытался разобраться, блефует Бережковская или нет. Он не верил ей, но… уж очень она растеряна.
– Ты соображаешь, что говоришь? Документы подписаны на самом высоком уровне. Твой отказ, помимо всего прочего, означает, что я, Анатолий Барков не разобрался в своем агенте. Допустил, тем самым серьезный профессиональный промах. Ты этого добиваешься?
– А что мне делать? – ныла Гали. Бросить больную мать, да? Чтобы ваши документы зря не пропали? И ради этого я должна рисковать жизнью?
– Ну, пойми же ты, Галя, так нельзя. То еду, то – не еду. – Детский сад какой-то, а не серьезная работа.
– Я еще должна поговорить с мамой. Она пока еще ничего не знает, мой отъезд, согласитесь, для нее будет тяжелым испытанием. Хотя, с материальной точки зрения, ей и сестре станет гораздо легче жить.
– Хорошо, мама у тебя мудрая женщина, она даст тебе дельный совет.
– Я согласна, – заявила она Баркову – выехать во Францию, как законная жена французского менеджера господина Мориса Гайяра. Это, во-первых. А, во-вторых, я готова Вам помогать если… я на что-то там сгожусь… Это я обещаю.
– Ну, вот совсем другое дело! Иного ответа я и не ожидал. Ты ведь умная девочка… Теперь о главном: месяца два уйдет у нас с тобой на оперативную и политическую подготовку… Официальную сторону твоих взаимоотношений с Гайярем мы уладим. без проблем.
В пасмурный апрельский день к старинному особняку на улице Грибоедова подъехали несколько черных «Волг». Только здесь, во «Дворце Бракосочетаний», граждане СССР могли оформить брак с иностранцами. Эффектная пара, а вслед за ней немногочисленная группа хорошо одетых людей, скрылась за дверьми особняка. Галя Бережковская играла сегодня одну из главных ролей своей жизни и не имела права сфальшивить. Впрочем, всю последующую жизнь она тоже играла и тоже «без права на ошибку». Служащие Дворца, перевидавшие разных молодоженов, не уставали восторгаться невестой. Юная, тоненькая, прелесть золотистой кожи чудесно оттенял белоснежный костюм с юбочкой до середины колена, шляпка-таблетка, строгие ажурные перчатки. Прелестные ножки в туфельках от «Кларк» – такие можно было купить в Салонах для новобрачных по талончику из Дворца бракосочетаний. Словом, прекрасно, скромно, тихо. Жених – строгий, ни разу не улыбнулся. «Солидный молодой человек», – одобрили окружающие.
Галя и Морис церемонию выдержали достойно. Присутствовали несколько друзей Бережковской, мама и сестра Изольда. Близких жениха представлял собственной персоной его шеф мсье Пьер Легаре. Выпив по бокалу шампанского после окончания процедуры бракосочетания, выслушав поздравления, тихо уехали.
Пока проводились все необходимые формальности для выезда мадам Гайяр во Францию, Анатолий начал готовить Галю к предстоящей работе в Париже.
– Постепенно прекращаешь все контакты с иностранцами.
«А чего тут непонятного, – про себя удивлялась Галя. Ей это вообще теперь ни к чему. Ее мутило лишь одно – на явках масса времени уходило на политзанятия. Она с интересом и вниманием слушала Анатолия, когда он рассказывал об оперативной обстановке во Франции и, в частности, в Париже. О том, как контрразведка и полиция следит за женщинами из России, вышедшими замуж за французов. Но какого рожна ей надо выучивать материалы съездов КПСС и выступления Генерального Секретаря?! Но, всему когда то приходит конец. Настало время собираться в дальнюю дорогу. Через месяц самолет из Шереметьево, следовавший рейсом Москва-Париж, уносил во Францию новоиспеченную мадам Гайяр. Гали смотрела в иллюминатор на ускользающую землю своей родины и жалела, что нельзя встать в салоне во весь рост и закричать: «Ура! Я лечу в Париж! У меня получилось!».
Но мучила щемящая боль за маму. Она стояла в толпе провожающих, махала платочком, не желая нарушать старинный обычай. Мама провожала свою Галочку в чужую страну, к незнакомым людям. Конечно, Софья Григорьевна понимала, что дочке несказанно повезло. Вытянуть счастливый билет, выиграть все возможные призы в лотерею – вот что значил для ее любимой доченьки брак с иностранцем. Да не с каким-нибудь чехом или поляком, а с французом. И к тому же не из далекой, пусть даже французской провинции, а из самого Парижа! Эйфелева башня, Лувр, площадь Согласия, Монмартр и Елисейские поля – все это она будет видеть каждый день, неспешно прогуливаясь по овеянным романтикой историческим местам…
Разве это не сказка? Да сказка, конечно. И героиня этой сказки ее дочь, превратившая свои мечты в реальность.
Но в то же время Софья Григорьевна отлично понимала, что видеться с Галочкой она теперь будет очень редко. Париж не близкий город, дай-то Бог раз в год дочка сможет приехать на недельку-другую… И от этого на глаза наворачивались слезы.
Да, и сама Гали думала так же. Но все же радовалась, что закончилась для нее жизнь в стране Советов и открывались новые, еще неизведанные горизонты. Перед ней открывался весь мир…
Первое время, после приезда в Париж, она жила будто в красивом западном кинофильме. Гуляла по улицам и бульварам, знакомым по кинофильмам и фотографиям в журналах. Заглядывала в магазинчики, останавливалась около огромных витрин роскошных универмагов. Поражалась отсутствию очередей, местные как будто не замечали всего этого изобилия и дешевизны. Незнакомые люди улыбались ей на улице, были веселы и беспечны. В гастрономах глаза разбегались от сумасшедшего изобилия жратвы. В памяти всплывали картины голодного детства.
– Я обязательно попробую все эти колбасы, сыры, копчености, обязательно – проносилось в ее голове.
Анри, еще до ее приезда, снял двухкомнатную меблированную квартиру. Дом находился в десяти минутах езды от его офиса, очень удобно. После коммуналки квартира показалась дворцом. Наконец, можно было ходить голышом, не опасаясь нарваться на соседского забулдыгу.
Легаре раз или два в неделю приезжал к ней. Для себя он завел у нее «домашнее облачение» – любимый шелковый халат, мягкие туфли, пижамы.
Нежно обняв, Легаре привлекал ее к себе, вдыхая тонкий аромат духов, смешанный с запахом тела. Сквозь шелковистую ткань платья Гали ощущала тепло его ладоней, скользящих по ее спине. Его тело напрягалось, и она чувствовала, что он действительно соскучился.
Гали было приятно осознавать, что она желанна, что ее хотят и очень сильно. Мужчина и в пятьдесят остается мужчиной, но пылкая Гали за пару часов изматывала Легаре в постели так, что он моментально засыпал, а проснувшись, поспешно одевался и уезжал. Он никогда не оставался на ночь, потому что не хотел волновать жену. Пока он собирался, Гали старалась выйти из комнаты. Эти минуты она не любила, так как не желала делать вид, что хочет оставить его на ночь.
Гали скорее испытывала облегчение, когда за Легаре закрывалась входная дверь и она оставалась одна, предоставленная самой себе и своим мечтам.
Встречи с Анри не утомляли ее. В конечном итоге, это была ее плата за комфорт и роскошь, которыми он старался окружить любовницу.
Солнце устало погружалось за кроны деревьев бульвара, раскинувшегося неподалеку. Казалось, еще немого, и они вспыхнут от нестерпимого жара. Нагретый за день воздух был плотным и горячим. Гали стояла у окна, провожая взглядом последнюю полоску светила, удалявшегося на покой. Она испытывала какое-то, непередаваемое словами, состояние единения с окружающим миром. Ей казалось, что в этом универсуме, так гармонично устроенном Создателем, должны царствовать покой и любовь. В такие моменты она была готова поделиться со всеми живущими существами теплом души и последним куском хлеба. Через пару недель, когда прошел первый шок от погружения в капиталистический рай, Гали затосковала по дому. Телефонные звонки в Москву немного смягчали чувства, но не надолго. Иногда она беззвучно плакала, перебирая фотографии.
Гали делала все возможное, чтобы отблагодарить Легаре. Сказать, что она любила его? Нет, она не могла себе лгать. Она испытывала к нему чувство благодарности, привязанности. Он внушал ей ощущение надежной опоры, казался ей крепостной стеной, за которой можно укрыться от ненастья.
Гали оценила довольно рискованный шаг, на который он решился и с фиктивным браком, и с необходимостью жить двойной жизнью. Интуитивно она чувствовала, что Анри уже имеет опыт подобной жизни.
Жизнь Гали постепенно входила в упорядоченное русло. Пока ей все нравилось. Она могла вставать когда ей захочется. Она могла проваляться в постели до обеда, потом долго лежать в ванне, любуясь своим телом в огромном зеркале, занимавшем всю стену. Потом она звонила Легаре и узнавала какие у него планы на вечер. Конечно, она понимала, что он не может встречаться с ней ежедневно. У него были семья, дети, множество друзей и компаньонов. Но пару раз в неделю им удавалось проводить время вместе, и этого ей вполне хватало.
С Легаре было и просто, и сложно одновременно. По натуре он был, как и большинство французов, прижимист. Это Гали поняла сразу после того, как вселилась в снятую им квартиру. Все ее попытки что-то переделать или изменить наталкивались на его мягкое, но упорное сопротивление.
Гали это бесило, но внешне она не показывала вида. Она понимала, что Анри и так уже выложил за нее круглую сумму. Но долго так продолжаться не могло, и ей не помешало бы самой зарабатывать деньги.
Глава 9
…Парижские блошиные рынки – особый мир. Сюда по субботам, собираются маститые и просто коллекционеры, любители старины и, конечно же, туристы. Минуя множество лавочек, чьи витрины завлекали образцами подлинной и фальшивой старины, она легко обнаружила скромный на вид магазинчик. «Похоже, мне сюда». Гали уверенно открыла дверь.
– Мсье Роже Тапи? – прозвучал обворожительный голос, едва замолк дверной колокольчик.
– Я к вашим услугам, мадам.
– Мы договаривались о встрече. Я – мадам Легаре.
– Прошу, – хозяин вышел из-за прилавка и почтительно пододвинул ей чудесное кресло с резной деревянной спинкой и подлокотниками.
Сложен хозяин великолепно, водолазка облегает мускулистый торс и крепкие руки, чувственный рот, жгучие черные глаза. Определенно в ее вкусе. Мсье Тапи в свою очередь незаметно изучал гостью, пытаясь понять, сколь серьезен визит клиентки.
– Мадам, предмет, о котором вы говорили, при вас?
– Да, мсье Тапи.
Осторожно, приподняв сумку обеими руками, женщина положила ее на столик. Тапи понадобилось менее секунды, чтобы, взглянув на данный аксессуар, оценить статус владелицы. Мягкой шелковистой кожи, цвета какао, объемистая торбочка-саквояж от «Эрмес», где спокойно уместился бы том словаря «Лярусс».
Роже Тапи был известен среди серьезных коллекционеров – и не только – как один из немногих профессиональных знатоков и ценителей древней русской иконописи. Через его руки прошло немало истинных сокровищ, попавших во Францию вполне легально. Их вывозили бежавшие от большевиков в первые годы революции семнадцатого года знатные эмигранты, а дети и внуки продавали. Также, немалую часть составляли ценности, вывезенные контрабандой из Советского Союза, нередко – краденые из музейных запасников. Именно поэтому, Тапи держал свою «скромную» лавочку вдали от известных антикварных магазинов, расположенных в центре Парижа.
Гали с удовольствием наблюдала, как поползли вверх брови мсье Роже. Антиквар не верил своим глазам. Древние иконописцы не ставили своих имен на досках, но Роже знал – перед ним творение Мастера. Андрей Рублев или Даниил Иконник? К Роже вернулся дар речи.
– Мадам Легаре, вы действительно намерены продать икону?
– Разумеется, мсье Тапи.
– Тогда – прошу простить мое любопытство, мадам, но в данном случае мой вопрос далеко не праздный. Скажите, откуда у вас это сокровище?
– Не стоит извинений, мсье Тапи, вы совершенно правы. Но, уверяю вас, мне нечего скрывать.
Гали печально вздохнула: придется «вспоминать трагическое прошлое ее аристократической семьи, пострадавшей от большевиков». Она устроилась по удобнее, и тонкий шелк блузки соблазнительно обтянул грудь.
– Я приехала в Париж из Советского Союза: в Москве вышла замуж за француза. Сейчас я жду натурализации. Икона, которую я принесла – наша фамильная реликвия. Я принадлежу к старинному русскому роду… – Последовал тяжелый вздох. – Из нашей семьи никого не осталось. Единственная представительница рода – я. Моя прабабушка Ольга служила фрейлиной при дворе царя Александра II, и государь был необыкновенно расположен к прелестной и юной фрейлине. Вы понимаете?
Немедленно последовал очередной вздох, затем коварная Гали, потупив глаза, бросила из-под ресниц в антиквара обжигающий взгляд. – На двадцатилетие прабабушки император подарил ей эту икону. Потом ее дочь заказала оклад у одного известного мастера.
Слово «дочь» Гали произнесла так проникновенно, с таким значительным оттенком, что не оставалось сомнений, КТО был отцом дочери фрейлины Ольги. И Гали доверительно прикоснулась своими длинными пальцами к плечу Роже.
– Мне удалось вывезти семейное сокровище с помощью французского дипломата, чей статус позволил миновать таможенный досмотр. Он совершил благородный поступок, и я всегда буду помнить о нем.
– Мадам Легаре, поверьте: глядя на вас, вряд ли кто усомнится в пристрастии русского императора. – Уже по уши влюбившийся, Роже старательно направлял разговор в деловое русло.
– Мне жаль, что именно на мою долю выпала миссия освободить вас – правда, за солидную, весьма солидную сумму! – от семейной реликвии. Вы окончательно решили расстаться с иконой?
– Да, я приняла такое решение. Есть некоторые обстоятельства, которые вынуждают меня сделать это. Но, я не хотела бы сейчас их касаться.
– У вас есть какие либо документы, подтверждающие Ваше право на икону? Может быть завещание, письма, опись имущества?
– Нет, откуда? Икона всегда, сколько я помню, была у нас дома и передавалась, как семейная реликвия.
– Да, да я Вас понимаю. Это несколько осложняет дело. Позвольте заметить мадам, – цена подобных сокровищ растет на 10–15 % в год. Поверьте, лучшего способа вложить деньги не бывает.
Гали тяжело вздохнула и потянулась за платочком.
– Ну, хорошо, сделаем так: я сейчас сфотографирую икону и вы ее забираете. За неделю я наведу необходимые справки и, скажем, в пятницу, если вам будет удобно, мы встречаемся в каком-нибудь уютном ресторане. Я расскажу о перспективах продажи иконы. Но, все же подумайте – стоит ли с ней расставаться.
Темпераментный южанин нравился Гали все сильнее. Она быстро прикинула в уме возможные выгоды, которые сулило ей данное знакомство. Одарив антиквара многообещающей улыбкой, она протянула Роже визитку. Гали почти прошептала на прощание: «До пятницы, – мсье Тапи».
В пятницу, как и обещал позвонил Роже.
– Мадам Легаре, добрый день. Я хотел бы пригласить вас в ресторан, вечером в «Les Ambassadeurs».
– Рада вас слышать, Роже, – с оптимизмом пропела Гали. – До вечера.
Так, теперь займемся туалетами. Гали направилась в гардеробную. Боже, как далеко в прошлом осталась арбатская девочка, дочка школьной учительницы, пределом мечтаний которой были английские туфельки «Кларк»! Привычно ловко перебрав обеими руками длинный ряд платьев, Гали выбрала жемчужно-серое, шелковое от «Валентино». К нему – замшевые лодочки, чуть темнее тоном. Разумеется, на высоком каблуке – слабость Гали. В недолгом раздумье, посидев перед десятком раскрытых бархатных ларчиков с драгоценностями, она остановилась на колье из розового жемчуга. С выбором сумочки и перчаток приятная для любой женщины процедура закончилась. Ванна, хороший здоровый сон и вперед – на подвиги. Разве что глоток сухого Мартини? Напиток, полюбившийся еще с Москвы, и ему она останется верна… Позже, Гали станет смешивать Мартини с водкой, но это будет еще не скоро.
Отель «Crillion» расположен в самом сердце Парижа на площади Согласия. Фасад его величественного здания обращен к Сене, привлекая внимание бесчисленных туристов, не оставляя равнодушными вот уже четвертое столетие и парижан.
Ресторан «Les Ambassadeurs» расположен в огромном роскошном зале. Гали, совершенно оглушенная окружающим ее великолепием, собрав в кулак всю волю, пыталась удержаться от рвущихся наружу возгласов восторга. Роже уже ждал ее. Улыбка не сходила с его лица, он был воплощением предупредительности и внимания.
– Чем можете меня порадовать, мсье Тапи?
– Сразу видно, что вы деловая женщина мадам. Может сначала мы поужинаем, а потом перейдем к деловой части? Что бы вас не томить, скажу, что у меня есть некоторые соображения, которые я готов с вами обсудить в более мм…удобной обстановке.
– Вы, Роже излучаете уверенность, силу и основательность. Мне нравятся такие мужчины.
У меня нет опыта реализации произведений искусства, тем более икон. Вы мне нужны, как лоцман в неизвестной бухте. Я могу вам довериться?
– Конечно, мадам, все мои знания, опыт, связи, все, что вы пожелаете – для меня будет большим счастьем служить вам!
– Спасибо вам. Вы вселяете в меня надежду. Здесь довольно шумно, может вы отвезете меня…
Он не дал ей договорить.
– Конечно, Гали. Вы позволите мне вас так называть?
– Ну, разумеется, Роже. Мне кажется мы с вами подружимся.
Дом на набережной Анатоля Франса, возле которого становил машину Роже, Гали оценила по достоинству. Не менее респектабельной оказалась и квартира мсье Тапи. Значительную часть занимала библиотека, впечатляя обилием редких и старинных книг. Через пару минут она определила – здесь обитает холостяк.
Роже, не ожидавший такого стремительного развития событий, стушевался. Разбил доставая хрустальный бокал, споткнулся о край ковра и чуть не выронил бутылку шампанского. Гали от души смеялась, сбросила туфельки и очень похоже стала показывать пируэты Тапи. Теперь и он дал волю эмоциям, закашлявшись от смеха. Роже не сводил восхищенных глаз с этой русской колдуньи. Сопротивляться желанию овладеть ею не было никаких сил. Антиквар опустился на колени и стал покрывать точеные ножки страстными поцелуями.
– Подожди, сумасшедший, помоги мне снять чулки.
Одной рукой Роже старался освободиться от душившего галстука, другой пытался помочь Гали.
Она позволила унести себя в спальню. Получивший, наконец, свободу действий Роже, показал себя изобретательным и нежным любовником.
Уютно завернувшись в легкое одеяло, Гали заснула под утро и спала, так спокойно и беззаботно, как это бывало лишь в невинном детстве на Арбате.
Роже поправил на спящей Гали одеяло, бесшумно прикрыл двери спальни и отправился в библиотеку. Заснуть не получалось, и антиквар устроился в кресле с бокалом вина, пытаясь привести хоть в какой-то порядок обилие впечатлений от всего, что произошло с ним за последний день.
«Кто же на самом деле эта прелестная женщина, которая так по-детски сладко спит в его постели? История с фрейлиной-прабабкой, конечно вранье. Но русское происхождение – несомненно, также как и присутствие еврейской крови. Умна, хитра, обаятельна… образованна. Необходимо осторожно выяснить кто ее муж. Не дай Бог – ревнивец, тогда не оберешься проблем». Но сейчас он наслаждался послевкусием. Русских женщин он еще не пробовал, Гали была первой. У каждого народа бытуют, закрепленные годами, стереотипы. Что знает рядовой обыватель – галл о русских? Огромные, похожие на медведей, мужики, невероятно сильные, неотесанные. Любители пить водку стаканами, после чего обязательно следует драка. Любимая забава-русская рулетка, которая могла появиться только у народа, верящего в какую – то «авось». Ну, а женщины? О них практически ничего не известно. Кроме Анны Карениной, да и та бросилась под поезд. И вот русская, которая своей энергией и темпераментом чуть не сшибла его с ног. Это был настоящий ураган. Он захлебнулся в потоке изощренных ласк, которые она обрушила на счастливчика.
Роже благодарил Бога за ниспосланное ему счастье. Погруженный в свои мысли, он не заметил Гали, неслышно вошедшую в библиотеку.
– Негодный мальчишка! Нет, чтобы разбудить меня поцелуем, или чем-нибудь потверже и погорячее! Чем ты здесь занимаешься? Я тебе уже надоела, и ты строишь планы как от меня избавиться?
Гали села к нему на колени и склонила голову на плечо.
– Ну что ты, милая, я не хотел тебе мешать выспаться.
– Ты меня отвезешь домой? Меня может хватиться муж.
– Нет проблем. Хотя, мне так не хочется отпускать тебя!
– Что же это получается? – полушутливо продолжила Гали. – Заманил невинную, не местную девушку в дом, напоил зельем, воспользовался ее неопытностью, всласть попользовался и все? А об иконе ни слова! Пока я одеваюсь, поведай мне свои идеи и немедля.
– Дорогая, я советую тебе не продавать раритет. Идея сводится к следующему: икона останется у тебя, а продадим мы копию. Деньги разделим пополам.
– Но, кто сможет так написать икону – ведь это должна быть в совершенстве изготовленная подделка? А печать? Где мы возьмем клеймо Фаберже?
– Оставь все заботы мне. Лучше скажи, есть ли у тебя возможность заполучить еще несколько подлинных икон, пусть не таких древних и дорогих?
– Нет проблем. Многие мои московские друзья коллекционируют и продают иконы иностранцам, несмотря на запрет и преследование со стороны властей. Найдутся и дипломаты, готовые провезти все, что угодно, минуя таможенный контроль. Были бы желающие их приобрести и хорошо заплатить.
– Хорошо, если ты хочешь, я расскажу, как это происходит. Главное – иметь подлинник. Он у нас есть. Подлинник – уже половина успеха. Кстати, дорогая, ты застраховала икону? Сделай это как можно быстрее. Далее, всегда найдется художник, который сумеет написать лик даже лучше, чем сам мастер. Нам же требуется качественная копия, которую невозможно отличить от подлинника ни эксперту, ни прибору. Прежде всего, ищем старую доску и краски, состав которых идентичен краскам, которыми писали древние мастера. Это сложно, но вполне решаемо с помощью достижений современной химии. Ты же знаешь, что у вас в России достаточно старых досок, но с безвозвратно утраченным изображением: валялись в сараях, на чердаках, в подвалах заброшенных домов. Много лет верующие люди в России прятали иконы, а дети и внуки забывали о них. Сколько икон выбрасывали на улицу, когда разрушали ваши церкви и храмы! Я знаю случай, когда прекрасная икона, вырубленная в двадцатые годы из иконостаса сельского храма, много лет служила мостиком через ручей. Вот такие доски – наш материал. Как состарить краски? Существует специальная технология, но зачем, дорогая, я стану утомлять тебя скучными подробностями.
Наконец – продажа копии. Безопасность сделки я гарантирую. Ты согласна?
– Да, – решительно произнесла Гали. – Но, только поделимся справедливо – мои шестьдесят процентов, твои – сорок.
Когда суммы сделки обозначаются шестью нулями, Роже никогда не торговался.
Через три дня Роже позвонил.
– У меня есть кое-что интересное для тебя, дорогая. Не выпить ли нам кофе на набережной Анатоля Франса, потом заедем ко мне, идет?
В библиотеке Роже на столике эпохи позднего Ренессанса лежала стопка русских журналов «Нива» за 1911 год.
– Смотри сюда, дорогая, – и Роже раскрыл тот, что находился сверху. – Хроника придворных событий в фотографиях. Александра Федоровна, великие княжны Татьяна и Анастасия – красивые девочки. Стоп-стоп, а это что такое?! На снимке – крупным планом их величества император Николай II и императрица Александра Федоровна в просторной каюте на яхте «Стандарт». А в верхнем углу каюты, онемевшая от изумления Гали, увидела… свою икону. Боже, значит она каким-то необъяснимым образом, интуицией чувствовала, что в ее руках ценность, действительно принадлежавшая семье Романовых. Было от чего сойти с ума.
– Неплохо смотрится, верно, дорогая? – улыбнулся Роже.
– Где ты это нашел?!
– Напечатал, милая, – скромно ответил любовник.
– Но как?!
Гали отказывалась что-либо понимать.
– Ты не заметила, но страница с фотографиями искусно перепечатана и не менее искусно возвращена в журнал.
– А бумага?
– В старых типографиях всегда можно найти образчик любого сорта бумаги начала двадцатого века. Старить ее гораздо легче, чем холст.
– Печать, шрифты. Их тоже можно найти? – не унималась Гали.
– В принципе – да. Но в нашем случае – страничка как раз подлинная. Ее, правда, пришлось на время изъять, чтобы с помощью достижений науки и мастерства фотографа поместить на снимок маленькую деталь. Журнал станет убедительным доказательством не только подлинности иконы, но и ее принадлежности императорской фамилии. И это, дорогая, послужит гарантией, что покупатель иконы никогда не станет афишировать обладание такой реликвией.
– Почему же?
– Человек, которому я продам икону, вернее, копию – миллионер из Ливана, христианин и приверженец византийской церкви. Икона «прабабушки Ольги» нужна ему, как святыня. Никакие коллекционеры и «Сотбис» не увидят «наше сокровище».
– Допустим. Но для чего ты, дорогой, возился с «Нивой»?
– Умница. Когда ливанец заполучит икону, я покажу ему журнал, взятый на пару дней у старого друга. Это будет дополнительным подтверждением подлинности иконы.
– Ты гений, любимый, и заслуживаешь небольшого поощрения. Гали толкнула Роже на диван и не торопливо стала расстегивать брюки….
Сидя в московском такси Гали тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Сейчас она поедет к маме! Тем более, что в той новой, крохотной, (но отдельной!) квартирке, она еще ни разу не была.
Гали часто звонила в Москву. Голос матери отзывался в ее сердце щемящим чувством родного и близкого, но навсегда утраченного прошлого. Неожиданно для себя, Гали сделала малоприятное открытие. То, что раньше приводило ее в восторг и восхищало: красота парижской архитектуры, музеи, памятники, уютные кафе, запах кофе и свежеиспеченных круассанов, вылизанные тротуары, улыбчивые лица – все это стало вызывать раздражение.
Ей вдруг захотелось оказаться в арбатских переулках, вдохнуть коктейль необыкновенных запахов детства…
Гали боялась признаться себе, что все то, от чего она с таким невероятным упорством пыталась убежать, сейчас магнитом тянет к себе. Она успокаивала себя: «Ведь у меня и мысли нет вернуться. Я просто хочу увидеть мать, сестру…»
Порывшись в записной книжке, Гали нашла новый мамин адрес. Далековато, конечно, от центра, к которому она привыкла. Что ж, и на том спасибо, что хоть дали отдельную квартиру. Так Комитет отблагодарил ее за участие в операции, о важности которой она могла только догадываться. Гали не могла знать, что в результате КГБ имел возможность читать французские шифртелеграммы практически во всех европейских столицах мира.
Гали тронула водителя за плечо:
– Вы знаете, я передумала. Едем не в «Националь», а в Новые Черемушки:
– Мне-то что. Деньги ваши.
Через полтора часа, заехав по дороге в «Березку» на Профсоюзной – Гали никогда не приходила к маме с пустыми руками, они добрались до Новых Черемушек. Среди безликих домов не так-то просто было отыскать нужный. Наконец Гали поднялась на четвертый этаж серой хрущевки, и нажала кнопку звонка рядом с обитой дерматином дверью.
Зашаркали торопливые шаги. Гали почувствовала, как сжалось сердце… Даже не стараясь унять дрожь в голосе, она крикнула:
– Мама, это я!
Дверь распахнулась, и Софья Григорьевна в нарядном шелковом халате всплеснула руками:
– Доченька! Бог ты мой, откуда ты? Даже не позвонила! Ну разве так можно?
– Мама, я… не успела…
Порывисто обнявшись, они замерли на пороге. Софья Григорьевна запричитала:
– Да ты проходи, проходи, что же мы тут, в дверях… Ой, а похудела-то как…
Гали осторожно ступила в прихожую. Все тут было маленькое, не новое, но очень уютное. Мама так мечтала о своей отдельной квартире. И вот теперь ее мечта сбылась.
Узенький коридорчик вывел в опрятную кухню. Тут все сияло чистотой. Новенькая плита, на которую Гали дала маме деньги – сверкала белоснежной поверхностью, словно на ней ни разу и не готовили.
Софья Григорьевна заметно волновалась, суетливо ставила чайник, доставала тарелки. Внимательным пристрастным взглядом, какой бывает только у матерей, она оглядывала взрослую дочку. Похудела, и впрямь похудела. Волосы острижены как-то по-новому, да и цвет уже другой. И вроде бы хорошо выглядит дочка, глаз не отвести, но что-то неспокойно ей. «Ох, Галочка, как-то у тебя жизнь складывается?» – с неясной тревогой думала мать.
Гали склонилась над столом, разгружая сумку. На цветастой клеенчатой скатерти появились деликатесы. Балык, две палки сырокопченой колбасы, стеклянные банки с этикетками «Икра кетовая» и «Икра зернистая», крабы, коробка с тортом «Прага»…
Софья Григорьевна растерянно смотрела на дочь.
– Что ты, Галочка, ну, зачем ты тратилась? У нас все есть…
– Знаю я, что у вас есть. Мама, ну перестань. Ты хоть чеки истратила?
– Да, Изольдочка сходила в «Березку».
– Понятно. Изольда сходила, – неодобрительно пробормотала Гали. Сестры не очень-то дружили, и Софья Григорьевна давно смирилась с этим.
Изольда откровенно завидовала сестре. Гали, похоже, надежно осела в Париже, ездила по свету, жила в свое удовольствие. Изольда изо всех сил старалась показать, что не больно-то ценит Галкины успехи, но правда прорывалась наружу. И поэтому сейчас Гали очень обрадовалась, что не застала сестру дома.
– А Изольда все там же работает, платят ей мало, правда, но она стала кое-что продавать…
Мама испуганно осеклась, но Гали все поняла.
– Значит, продает тряпки, которые я вам в подарок привожу?
– Да. Ты только не ругай ее, доченька, она же как лучше хочет.
– Да, неужели я вам денег мало перевожу? И сколько она там выручит, копейки, да еще с милицией свяжется. Никогда она не умела такими делами заниматься, поздно и начинать!
– Ладно тебе, Галочка, не кипятись…
Вот значит, как. Изольда устроилась неплохо. Ну, если у этой дурочки будут неприятности с милицией, она, Гали, и пальцем не пошевельнет, чтоб ее выручить. Нельзя же быть такой чокнутой!
Мама тем временем нарезала хлеб, уложила его горкой на плетеной корзиночке, которую Гали помнила еще с детства, и, наконец, поставила перед дочерью тарелку дымящегося борща.
– Покушай, Галочка! А то ты у меня такая худенькая…
Гали улыбнулась… Мамам всегда кажется, что их дочки выглядят изможденными жертвами голода. И убеждать в обратном бесполезно, а уж о диетах говорить – боже упаси!
Неторопливо текла их беседа. Гали рассказывала о своем доме, о светской жизни в Париже и о своих странствиях по свету. Софья Григорьевна слушала, подперев подбородок рукой, смотрела на дочь сияющими глазами. Она гордилась своей девочкой, радовалась, что в жизни у той все складывается. Вот только…
Помолчав, она осторожно спросила:
– Доченька, а как твой муж? Вы с ним не собираетесь… Мне бы так хотелось внуков! Гали вздохнула. Ну как объяснишь маме, что семейная жизнь у нее далека от идеала? Маме невозможно рассказать правду. На первом месте у Софьи Григорьевны всегда была семья. «Я вас двоих одна растила, и ничего, справилась, а жизнь-то посложнее нынешней была», – всегда говорила она. Оставшись без мужа, Софья Григорьевна не думала о своем женском счастье, а всю энергию молодой сильной женщины вложила в дочерей, в Галочку и Изольду.
А теперь ни та, ни другая никак не порадуют ее внуками.
Изольда, может, и обрадовалась бы и мужу и детям, но личная жизнь у нее не складывалась. Она, конечно, не красавица, но и не такие замуж выходят. Все ее подруги давно обзавелись семьями. Да и Изольда могла бы жить иначе. Но, характер у нее с детства был испорчен завистью. Эгоистичность и постоянное недовольство обиженного ребенка, сформировали характер Изольды. Редких ухажеров, которых ей дарила судьба или случай, отпугивала безапелляционность Изольды. Она словно бы отыгрывалась на людях за собственные неудачи.
Софья Григорьевна видела, что дочери нелегко. Но помочь ей ничем не могла. Стоило лишь заговорить, попытаться мягко образумить ее, как та срывалась в крик: «Галочке, значит, можно мужиками крутить, а мне нельзя?!» Была еще одна очень серьезная причина, которая оставляла очень мало шансов для Гали забеременеть. Мама об этом ничего не знала. Об этом не знал никто, кроме Гали и еще …* * *
В семнадцать лет окружающий тебя мир кажется прекрасным, добрым, фантастически интересным. Даже если ты живешь в коммуналке, и у тебя всего одно приличное платье. Стоит только вырваться на улицу, уехать с друзьями в Парк Горького, в Сокольники или на Ленинские горы. Там можно провести весь день весело и занятно. И для этого не нужно ничего: ни организованных школьных мероприятий, ни концертов на открытом воздухе, ни массовиков-затейников. Достаточно того, что светит яркое летнее солнце, вокруг много свободного пространства, наполненного светом, теплом и ощущением того, что ты молода, красива и радостна. Когда устаешь от шума и гвалта компании, можно незаметно исчезнуть и остаться одной. И погрузиться в грезы, растянувшись на песочке. Стоит только закрыть глаза, расслабиться, отпустить внутренние пружинки, – и ты отчетливо услышишь шорох травы, и легкий шум листвы, и крики птиц, и, как будто издалека, доносящийся гул огромного города. Восприятие окружающего мира становится острее, и ты можешь почувствовать лапки севшей тебе на бедро стрекозы, которая, немного покрутившись на месте, устраивается поудобнее и замирает, иногда опуская хвост, которым щекочет тебя. И ты не шевелишься, боясь ее спугнуть, и благодаришь ее за доверие. И ты начинаешь чувствовать жизнь своего тела. Какие-то токи пробегают по спине вдоль позвоночника. И ты почти перестаешь чувствовать вес своего тела. Оно как бы теряет свои границы и сливается с остальным миром. Возникает ощущение легкости, невесомости, как будто тело парит над землей. Иногда перед глазами появляются какие-то картины: ты видишь знакомых и незнакомых людей, себя – на улицах каких-то незнакомых городов, слышишь чужую непонятную речь, и на тебя никто не обращает внимания, как будто тебя никто не замечает…
А иногда, ты оказываешься в каком-то волшебном саду, наполненном ароматом тропических цветов. Опускающееся в море солнце, отбрасывает длинные фиолетовые тени от зарослей кустарников, окружающих беседку, в которой ты сидишь. И ты чего-то ждешь, еще не зная чего. И ты видишь прекрасного юношу, идущего по дорожке. И сердце твое начинает трепетать, тело охватывает истома. Он подходит к тебе, берет тебя за руку и долго смотрит влюбленными глазами. И что-то говорит, но ты его не слышишь. Ты чувствуешь токи, идущие от его руки и из его глаз. Он садится рядом с тобой, обнимает и нежно целует тебя. И последний луч утопающего в море солнца, золотит верхушку кипариса, единственного свидетеля любовных игр…
У Гали было несколько компаний сверстников. В последнее время увлеклась высоким, смуглолицым, голубоглазым Давидом, который был старше ее года на три. Ее привлекали его независимость, самостоятельность, чувство какой-то внутренней свободы. Отец его работал в Госплане, ездил на служебной черной «Волге» с водителем. Мать была членом Союза советских художников. Красивая грузинка стремилась, как могла, оградить сына от коммунистической идеологии. У Давида всегда водились деньги. Учился он в Плехановском институте народного хозяйства, где отец часто выступал с докладами и лекциями. Давид давно заметил искреннее восхищение, которое сквозило в глазах Гали. Если ей удавалось потанцевать с ним, она прижималась к нему всем телом и закрывала глаза. Иногда Давид собирал пирушки у старшего брата Георгия, который жил один в двухкомнатной квартире. К тридцати годам Георгий успел три раза съездить за границу по протекции отца и развестись с женой, брак с которой считал студенческой глупостью. Во время частых отъездов Георгия в командировки хата была в распоряжении Давида, который жил со своими родителями. Порой пирушки затягивались далеко за полночь, а то и до утра. Когда подвыпившие пары разбредались по кроватям и диванам, Гали готова была убить Давида, который, не обращая на нее никакого внимания, уводил в спальню свою очередную пассию. Гали была самая молодая из приглашаемых девиц, и ее к 11 часам вечера старались выпроводить домой. Правда, перед этим она должна была вымыть всю посуду, убрать мусор и навести относительный порядок. Собственно для этого Давид ее и приглашал.
В тот вечер Гали, убравшись, решила принять душ. Из-за шума воды она не заметила, что кто-то приоткрыл дверь в ванную и сквозь щель наблюдает за ней. Это был Георгий, неожиданно вернувшийся раньше намеченного срока. Гали закрыла кран, взяла полотенце и стала вытираться. Красота обнаженной девушки, стоявшей к нему спиной, возбудила грузина. Поспешно бросив на пол плащ, пиджак он открыл дверь и схватил Гали сзади. От неожиданности она вскрикнула. Увидев Георгия с полуспущенными брюками, вытаращенными глазами и вздыбленным членом, она завизжала так, что зазвенели стекла. Прибежавшие на крик собутыльники, сообразив, в чем дело, покатились со смеху, и быстро разошлись заканчивать прерванную групповуху. Гали, натянув платье на мокрое тело, понеслась по лестнице вниз, не дожидаясь лифта.
Давид и Георгий являли собой полную противоположность друг другу. Георгий был небольшого роста, лысоват, с короткими волосатыми пальцами и брюшком, которое вылезало из брюк. Обрюзгшее от частого употребления горячительных напитков лицо и глаза навыкате запомнились Гали на всю жизнь. Всю дорогу домой ее трясло. Окончательно она пришла в себя только на следующий день.
Прошло несколько дней. Гали стала забывать происшествие. Но, однажды рано утром раздался телефонный звонок. Телефон висел в коридоре, и трубку снимал тот из жильцов, кому было не лень выйти из комнаты. Потом, он или она, что есть мочи, кричал имя жильца, которого спрашивали по телефону. Звонил Давид. Голос его был грустным.
– Ты знаешь, мне так надоели шумные компании. Давай сходим с тобой в кино, здесь рядом с моим домом, а потом посидим у меня, послушаем Дюка Элингтона. Больше никого не будет. Да, мой брат… просит передать тебе извинения, он не хотел тебя напугать… Просто ты очень красивая, и он не совладал с собой.
– А он что, тоже будет?
– Нет-нет. Он вернется очень поздно, а может быть, и вообще останется у друзей. Его приятель защитил диссертацию, и они отмечают это событие в ресторане.
«Господи, неужели ты услышал ее молитвы?»
– Конечно, давай пойдем в кино и послушаем Дюка.
Сидя в темном зале, Гали едва следила за тем, что происходит на экране. Шел итальянский фильм «Утраченные грезы», в главной роли звезда 60-х годов Сильвана Пампанини.
Гали прижималась к плечу Давида и изредка бросала на него взгляды. В середине фильма, когда Сильвану соблазняют на заднем сиденье автомобиля, Давид положил руку на бедро Гали и стал ее нежно гладить. Она почувствовала, что в голове зашумело, как от глотка шампанского…
Дома Давид предупредительно помог снять пальто, усадил Гали в ее любимое мягкое кресло, которое всегда было занято другой, приготовил кофе, включил музыку. Гали была на вершине блаженства. Неужели это все происходит с нею? Может быть, она видит это во сне, или в тех грезах, наяву, которые ее иногда посещали? Давид поставил танцевальную музыку и увлек Гали на паркет. Медленный слоу-фокс, звуки саксофона, красивое тело Давида рядом. Она закрыла глаза. Все остальное было как во сне. Губы Давида, его руки, сжимающие ее грудь… Она отдавалась этим объятиям с наивным бесстыдством, радостью и надеждой. Ей хотелось его чувствовать внутри себя, сливаясь с ним в одно целое. Давид отпивал шампанское и поил ее из губ в губы. Это было впервые и очень приятно. Она отпивала пол глотка и возвращала шипучку Давиду.
Соблазнитель в танце увлек ее в полутемную спальню. Она так ждала этих мгновений, что боялась открыть глаза – вдруг, это всего лишь сон. Его горячие влажные губы исследовали каждую ложбинку, каждую складку ее тела…она давно была готова принять его. Как прекрасны были эти мгновения….
Последнее, что она чувствовала, прежде чем забыться легким сном – нежную руку любимого, лежащую на груди. Она проснулась от внезапно навалившегося на нее тела, которое ворвалось в нее с яростью дикого кабана. Но, это был не Давид! Георгий!!! Вырваться уже не было никаких сил. Гали показалось, что она теряет сознание. Грузин визжал и похрюкивал от удовольствия. Яростное сопротивление, попавшей в западню птахи, распаляло его еще больше. Через пол-часа, показавшаяся бедняге вечностью, гад, обливаясь вонючим потом, тяжело дыша, обессилевший, сполз с нее и попытался погладить по волосам.
Щелкнул выключатель, в спальне зажегся свет. В дверях, как ни в чем не бывало, стоял ухмыляющийся Давид, с бутылкой шампанского в руках.
– А вот и третий! – мерзко улыбаясь, прогундосил Георгий. Гали резко вскочила и бросилась с кулаками на предателя.
– Как ты мог? Ты все это подстроил! Какая же ты сволочь! Ненавижу!!!
Ее охватила волна обжигающей ярости. Гали вцепилась ему в лицо ногтями, укусила за шею и расцарапала грудь до крови. От неожиданности, Давид выронил бутылку. Защищаясь, отшатнулся назад и закрыл лицо руками. Резкий удар коленом в пах, бросил его на пол. Приподнявшийся на локте, Георгий получил удар пяткой в переносицу. Из сломанного носа на простыни обильно хлынула кровь. Он хрюкнул, ткнулся головой в подушку и беспомощно задергал руками. Гали рванула с его шеи массивную золотую цепь с Георгием Победоносцем. Схватив, валявшуюся под ногами бутылку Гали хрястнула его по затылку и бросилась к выходу. Удар пришелся по касательной, и это спасло горячего южанина от сотрясения мозга. Только на лестничной клетке Гали осознала, что стоит у лифта совершенно голая. Вернулась в квартиру за одеждой.
Очнулась Гали на следующее утро на скамейке в беседке в соседнем дворе. Тело болело, особенно нестерпимо – низ живота. Кажется поднялась температура. Засохшие струйки крови на бедрах сильно напугали ее. Еще гаже было на душе. Она не помнила, сколько часов просидела неподвижно. Было противно и мерзко. Тупая боль сидела в голове, как гвоздь. Нужно было дождаться, чтобы народ разбежался из гадюшника по делам. Еще лучше, если мама тоже уйдет куда-нибудь. Тогда, можно незаметно просочиться в ванную и смыть водой налипшую на нее мерзость. Гали прикрыла глаза и вновь куда-то провалилась.
Неожиданно, она услышала внутри себя спокойный женский голос: «Успокойся и приди в себя. Когда-нибудь, ты обязательно отомстишь тем, кто надругался над тобой. Но, не сейчас. Ты получила жестокий урок. С сегодняшнего дня ты не будешь верить ни одному слову мужчин. Ты не будешь верить ни их словам, ни клятвам, ни поступкам. Ты переживешь боль души и тела. Ты закалишь себя. Ты станешь сильной, богатой и независимой. Ты добьешься всего сама. Впереди тебя ждут еще более сложные и трудные испытания. Но, после каждого из них, ты будешь еще сильнее. Ты входишь в жестокую жизнь взрослых! Иди!» С каждым словом в Гали вливалась, неведомая ранее, мощная очищающая струя энергии Она встала, выпрямилась и пошла.
Потом, живя во Франции, она видела много людей – мужчин и женщин, так любивших поговорить о чести, морали и нравственности. Эти люди выросли в богатых семьях, где самыми страшными трагедиями их детства была смерть любимой собаки или случайно разбитая ваза. Разговаривая с ними, Гали иногда, представляла этих людей в условиях московской жизни – не всегда добрые соседи по коммуналке, не всегда отзывчивая дворовая шпана, длиннющие очереди за любой мелочью… Они бы не выдержали и месяца такой жизни.
Гали засиделась у мамы дотемна. Но, несмотря на уговоры матери, ночевать не осталась.
Из Черемушек добраться до «Националя» оказалось совсем непросто. Гали поеживалась от холодного октябрьского ветра и думала, что нет, кажется, в жизни довольных своей участью людей. Вот и Изольда, с ума сходит от зависти? А впрочем, не стоит ее строго судить. Она видит внешнюю сторону жизни Гали. Конечно, тут есть чему завидовать. Откуда же сестре знать, что ей порой бывает так нелегко и сложно?! Гали махнула рукой проезжавшему мимо такси.
В гостинице, Гали взяла ключ от номера, поднялась. Устало раздевшись, она упала на постель и блаженно вытянулась. Мрачные мысли оставили ее, уступив место легкому фривольному настроению. Если бы Стив видел ее сейчас, соблазнительно раскинувшуюся, янки распустил бы павлиний хвост и стал кружить около нее в танце любви.
Отчетливо представив это, Гали улыбнулась. Однако странно – Стив не выходит у нее из головы.
Захотелось услышать его голос, но удалось это не сразу. Гали успела переодеться и поужинать поздно вечером, когда, наконец, ответил его домашний телефон.
– Привет, Стив! Как твои дела?
– Здравствуй, honey, очень рад тебя слышать. Я только сегодня вернулся из Бангкока. Завтра меня направляют повторно к медикам на комиссию. Чувствую я себя хорошо и уверен, что получу разрешение на полеты. Ужасно соскучился по небу… и по тебе.
– И я соскучилась, дорогой… Как твои дети?
– Дети в порядке. Как ты, что у тебя нового?
– Стив, милый, тебя очень плохо слышно. Ты не мог бы перезвонить мне сам в удобное для тебя время. Я буду ждать у телефона. Очень соскучилась. Целую!
Гали осторожно опустила трубку на рычаг. Они заранее договорились со Стивом, чтобы он перезванивал ей из автомата. Вдруг телефон Стива слушает армейская контрразведка?
Подумав, она набрала номер рабочего телефона Анатолия. Было уже слишком поздно, телефон ответил протяжными гудками. Тогда Гали позвонила ему домой. Трубку сняли не сразу.
– Алло, слушаю!
Спокойный женский голос, чуть усталый. Наверное, жена. Представляться было бы забавно: «Здравствуйте, Галина, это Гали». Ладно, не привыкать, видимо, жене майора КГБ к подобным звонкам.
– Добрый вечер. Я могу поговорить с Анатолием Ивановичем?
– Добрый, подождите немного, он сейчас подойдет.
– Толя, тебя к телефону…
Из-за закрытой двери ванной комнаты послышалось приглушенно:
– Кто там звонит?
– Женщина какая-то! Просит тебя к телефону…Уже пару часов майор Барков сидел в темной ванной и печатал фотографии. Свет красного фонаря падал сверху, освещая стол, фотоувеличитель, разномастные коричневые кюветки с растворами, толстую пачку глянцевой фотобумаги. С бельевых веревок, протянутых над ванной, свисали рулонами ленты проявленных пленок. Сейчас Анатолий как раз полоскал в закрепителе снимок, придерживая его за белый краешек пинцетом. Сын, Аркашка, в летних шортах и босиком, тащил куда-то за шкирку упирающегося пса…
Фотографировать Анатолий начал еще в Высшей школе. Но серьезно увлекся этим лишь после рождения сына. Хотелось запечатлеть буквально все подвиги растущего чада, кормление кашей, купание в детской ванне на кухонном столе, у новогодней елки, на прогулке.
Ему нравилось не только снимать, но и проявлять, и печатать – смотреть, как медленно появляется на белом листе бумаги, опущенной под слой жидкости, смеющееся лицо сына…
Снимки у Баркова получались неплохие. В них были живость, непосредственность и радость.
Но, сейчас работу пришлось отложить. Подойдя к телефонному аппарату, стоявшему на кухне, он поднял лежавшую рядом трубку:
– Слушаю Вас.
– Надеюсь, представляться не стоит, Анатолий Иванович? – раздался в трубке шутливый голос Гали.
– Ты в Москве? Когда приехала?
– Я с Грифом говорила. Ну, скучает, понятное дело, тоскует без меня. Анатолий нетерпеливо переложил трубку из левой руки в правую:
– Ты о главном давай. Не тяни.
– Ну, так вот главное – он вот-вот будет допущен к… работе.
– Это очень хорошая новость. Прошу, намекни ему, чтобы он звонил только из города. Ты поняла? В телефонных разговорах с ним не называй его по имени. Нам очень важно знать, когда, число, месяц он сядет за свое «рабочее место». Жду от тебя хороших вестей. Завтра обязательно встретимся, нужно обсудить последние новости. У тебя на западном фронте все спокойно?
– На западном фронте без перемен. Пока.Глава 10
В офицерской столовой Московского управления щи суточные и котлеты с макаронами хорошо уплетались под анекдоты. Каждый знал не один десяток и старался рассказать самый смешной. Ну, например.
– В ЦРУ озабочены частыми провалами забрасываемых агентов в СССР. Аналитики приходят к выводу, что хромает подготовка и в первую очередь языковая. Агенты разговаривают как дикторы, без ошибок. Разрабатывается новая учебная программа, в которую входит углубленный курс изучения местного колорита. Готовят агента по этой новой программе и забрасывают в лесные районы Белоруссии. Агент успешно приземляется, закапывает парашют, надевает телогрейку, ушанку, на ногах стоптанные кирзачи. За спиной рюкзачок. Выходит на большак. Навстречу ему идет бабуля с палочкой. Агент подходит к старухе и говорит:
– Бабусь, скажи-ка мне как доколдыбать до сельсовета, напрямки?
– А я тебе не скажу – отвечает старуха и берет клюку наперевес.
– Это почему же? – удивленно спрашивает агент.
– А потому, что ты американский шпион?
– Это почему же – еще больше удивлен агент.
– А потому, что ты негр – отвечает старуха.
А вот другой анекдот:
В одном ресторане встречаются ребята из КГБ и vis-a-vis из ЦРУ. Американцы восхищаются операциями КГБ:
– Ну, вы молодцы… Крепко задали нам во Вьетнаме. В Венгрии тоже нам насолили. В Чехословакии поставили заслон… Но, как же вы Польшу проморгали?
– А в каком месяце это было? – спросил один из чекистов.
– В сентябре, – отвечают цэрэушники.
– А…. Так мы тогда на картошке были.
Отсмеявшись, коллеги заметили вошедшего Анатолия.
– Толь! Иди к нам! Чего расскажем!
Анатолий лишь вежливо махнул рукой и прошел мимо.
– Куда это он?
– Да к Тулину вон. Дело какое-то…
И коллеги, забыв об Анатолии, вернулись к анекдотам.
Генеральская столовая располагалась на первом этаже голубого особняка. Это было очень удобно для руководства управления. Правда, под столовую приспособили какое-то узкое, как пенал, помещение. Посредине стоял стол на восемь человек, всегда покрытый белой скатертью. Для стульев едва оставалось пространство. За столом каждый имел свое постоянное место. Во главе, было место начальника управления генерал-лейтенанта Крутова, справа от него сидел его первый заместитель. Высшее руководство обслуживала официантка, которая не могла протиснуться вдоль стены, когда обедающие уже сидели. Поэтому, блюда передавали из рук в руки – сначала Крутову, потом всем остальным. Генералы в те времена были скромные, к комфорту непривычные и к этим неудобствам относились философски. У входа в пенал стоял столик с телефоном на случай срочной связи. Здесь же стоял поднос с парой бутылок минеральной воды и несколько граненых стаканов. Обедали обычно в 14.00. В то же время за столы в офицерской столовой садились и начальники отделов с замами.
Генерал Крутов пользовался колоссальным авторитетом в КГБ и далеко за его пределами. Среднего роста, коренастый, крепко сбитый, с сильным рукопожатием. Хитрый прищур глаз, аккуратно зачесанные назад волосы, безукоризненно выбритый подбородок. Военная форма, которую он одевал только по праздникам, сидела на нем, как влитая. «Иконостас», которому мог бы позавидовать любой армейский военачальник. Три ордена Ленина, боевые ордена, в том числе иностранных государств. Генерал руководил московским управлением пятнадцать лет. В столице и области иностранные разведки чувствовали себя, как на раскаленной сковороде. Это была заслуга, в том числе, и дружного коллектива московского управления. Сотрудники управления часто ездили по стране в служебные командировки. «Я из московского ЧК» – служило паролем к доступу в кабинеты руководителей республиканских КГБ. Чекисты, прошедшие школу Крутова, были нарасхват в центральном аппарате КГБ. Многие из них со временем, выросли в начальников крупных подразделений КГБ и сами дослужились до генеральских погон. Проштрафифшихся сотрудников он никогда не освобождал от наказания, но, наказание, скорее было горьким лекарством, чем розгой. Добившиеся выдающихся результатов, неминуемо поощрялись начальником управления, или, «с его подачи», руководством Комитета.
Анатолий действительно искал Тулина, который уже закончил есть и на ходу вытирал лоснящиеся губы скомканной салфеткой. Недовольно поморщившись, Тулин подошел к Баркову.
– Ну, что еще?
Сохраняя невозмутимое выражение лица Анатолий коротко доложил:
– «Гвоздика» просит разрешения сообщить Стиву что есть покупатель на самолет, готовый встретиться с ним в удобном для него время в Бангкоке.
Тулин, видимо все еще находившийся под впечатлением от «отказа» Гали, и перспективы делиться почестями со стоящим перед ним Анатолием, вскипел как хорошая скороварка, и не выбирая выражений, набросился на Баркова:
– Что эта проститутка себе позволяет? Почему она Вами командует?
Можно было, конечно, пытаться оправдываться и начать объяснять, что к капризам Гали Анатолий никакого отношения не имеет, но Барков молчал. Любой опер, которому приходилось хоть раз в жизни работать с Тулиным, знал, что возражать ему бесполезно.
Пусть начальник выпустит пар и, чем быстрее, тем лучше. Все, кто сидели в столовой, повернули головы в сторону орущего Тулина и спокойно выслушивающего все это Анатолия.
– Чего там Толька опять натворил? – вполголоса задал риторический вопрос один из «анекдотчиков» за столиком.
Тулин услышать его не мог, но понял, какую картину они с Анатолием представляют для притихшей столовой. Замолчав, Тулин двинулся к широкой лестнице, ведущей на второй этаж особняка, в котором располагались кабинеты начальника управления и его первого заместителя.
Огромная приемная была пустой. За массивным дубовым столом с несметным количеством телефонов сидел оперативный дежурный по управлению.
Рядом с ним суетился помощник дежурного – молодой человек, на макушке которого уже оформилась небольшая проплешина.
Каждые 15–20 секунд раздавался звонок, дежурный, как фокусник, безошибочно определял по звуку телефон и поднимал трубку.
Тулин и Анатолий постояли какое-то время у двери в приемную, всем своим видом выражая благоговение перед творящимся здесь таинством.
Шеф, не выдержав, выразительно глянул на дежурного, и тот, будто бы отвечая на немой вопрос показал пальцем на белый телефон, занимавший скромное место с краю стола.
Корпус аппарата украшал золоченный герб СССР и надпись «председатель КГБ». Горевший на телефоне красный сигнал означал что в этот момент Виктор Иванович разговаривает с Андроповым.
Тулин тут же застыл в полусогнутом положении около стола дежурного, и простоял так, в позе глубочайшего почтения, пока сигнальная лампочка не погасла.
Дежурный покосился на выпрямившегося Тулина:
– Доложить о вас? Правда, Виктор Иванович собирается пообедать…
Наконец, открылась высокая двустворчатая дверь из кабинета начальника управления. При появлении Виктора Ивановича Крутова, разговоры в приемной, как по команде, прекратились.
Увидев начальника второй службы с темно-красной папкой в руках, пришедшего в неурочное время, Крутов вопросительно посмотрел на него.
В этой папке шеф второй службы обычно приносил материалы, требующие принятия срочных решений.
«Идите обедать, я к вам присоединюсь минут через десять», – обратился Крутов к своим заместителям. Четыре генерала, неторопливо, переговариваясь на ходу, направились в столовую.
Анатолий, перехвативший быстрый взгляд Тулина, понял, что его участие здесь тоже не потребуется и шеф решил обо всем доложить самостоятельно.
Виктор Иванович Крутов не любил длинных и многословных докладов. Тулин это прекрасно знал, поэтому заранее писал себе короткие «тезисы» на шпаргалке. Докладывал он всегда мастерски, чем часто компенсировал отсутствие конкретных личных результатов по линии контршпионажа.
Тулин и Крутов скрылись за дверями кабинета, и Анатолий отправился вслед за генералами.
– Что там у вас? – спросил Крутов.
Тулин открыл папку, но, даже не заглянув, начал докладывать.
…Десять минут спустя начальник второй службы, на ходу протирая запотевшие от напряжения очки платком, почти выбежал из приемной. Поднявшись к себе, он срочно вызвал Изотова, начальника отдела, и Баркова.
Нервно дымя сигаретой, Тулин отрывисто начал отдавать приказания:
– Значит так. Я и Анатолий Иванович вместе с «Гвоздикой» вылетаем в Бангкок. Необходимо срочно подготовить документы на нас, как на сотрудников министерства Внешней торговли СССР, запросить визы в посольстве Таиланда и прочее. Мне вас не учить, подключите Смоленскую площадь, чтобы ускорить изготовление загранпаспортов и получение виз. Зарезервируйте билеты на самолет на… – он посмотрел на настольный календарь, – попробуем на 16 октября. – подумав, Тулин язвительно добавил – «Гвоздика», естественно, приобретает билет самостоятельно. Кстати, пусть она сама, или этот янки платит за ее гостиницу и прочие увеселительные мероприятия…
На столе зазвенели сразу несколько телефонов. Тулин отработанным движением поднял две трубки и, сведя их микрофонами, попросил перезвонить через пять минут.
Слушая в пол-уха указания шефа, Барков решал несложную оперативную задачу. Дано: – первое – влюбленный по уши янки, готовый запродать боевую машину противнику; – второе – «Гвоздика», которая держит его на поводке; – и, третье, – он сам, опер с отличным знанием английского, и опытом вербовки иностранцев.
Вопрос: – Что делать в далекой азиатской стране Тулину?
Ответ напрашивался сам. Баркову нет доверия. У него мало оперативной практики, он все испортит. Здесь нужны знания и опыт руководителя Службы. А может это и есть сермяжная правда?
Из этих размышлений Анатолия вывел резкий окрик Тулина:
– Вы слышите, что я вам говорю?
Сверля Анатолия взглядом, начальник с раздражением повторил вопрос.
– Да-да, конечно, извините, задумался… – начал оправдываться Анатолий. Немного успокоившись, Тулин продолжал:
– Дальше. Подготовьте план мероприятий по установлению оперативного контакта с Гриффитом. Заведите срочно на него дело оперативной разработки. Поставьте на учет. Надо его закрепить за нами. «Гвоздика» должна сообщить янки,…что нашла покупателей и мы должны получить гарантии, что «Хоуп», так мы теперь будем его называть в документах, готов к разговору с нами. Да, еще очень важно: пока все эти мероприятия мы проводим своими силами, понятно?
«Куда уж как понятно», – подумал Анатолий, и, кивнув сказал:
– Да, конечно. Разрешите идти?
Тулин, для вида поразмыслил несколько секунд, отмахнулся. – Идите.
* * *
В маленьком скверике за политехническим музеем, около памятника героям Плевны, всегда бывало многолюдно. С самого утра здесь прогуливались молодые мамаши с колясками, пожилые пары, а зачастую и приезжие, желавшие поглазеть на монументально возвышавшееся невдалеке здание ЦК КПСС.
В теплую летнюю пору здесь легко можно было затеряться среди прогуливающихся. И многие, короткие по времени, встречи с агентами проходили именно тут. Если хочешь спрятаться – нет ничего лучше открытого многолюдного места – старое правило конспирации, которое всегда срабатывает.
В третьем тысячелетии, в Москве недоразвитого капитализма, этот сквер облюбовали гомики, одним своим присутствием осквернявшие святое для славян место. Хорошо, что нашлись молодые воцерковленные люди, которые мягко вытеснили эту мразь с площади. Надолго ли?
Анатолий уже не в первый раз назначал здесь встречу агенту «Гвоздика». Он терпеливо ждал.
Впрочем, Гали не опаздывала. Она выпорхнула из машины частника в легкой норковой шубке, спустилась в подземный переход и через минуту уже подходила к Анатолию, поддернув рукав шубы и демонстрируя часики:
– Я вовремя!
– Да-да, конечно. Просто я по привычке пришел чуть раньше.
Порывы холодного ветра гнали опавшие желто-багровые листья по дорожкам сквера. Анатолий, взяв Гали под руку, неторопливо повел ее подальше от любопытных глаз. Помолчав, он начал:
– Ну что ж, пока все идет как надо. Начальник управления дал,….пока предварительно… добро на наш выезд в Бангкок и контакт с Гриффитом. Правда, полетим мы не одни, а с моим шефом.
Гали недовольно сверкнула глазами, но Анатолий продолжал, не давая ей времени на комментарии:
– Знаю, что ты мне сейчас скажешь. Я и сам не в восторге, можешь поверить. Но ничего изменить нельзя, остается лишь – что? Правильно, расслабиться и постараться получить удовольствие. Ну-ну, успокойся. Нашла из-за чего нервы портить.
– Прямо отсюда поезжай на Центральный телеграф, звони Гриффиту и скажи, что у тебя отличные новости. Сообщишь, что через три-четыре дня ты собираешься в Бангкок. Сделай так, чтобы он хотя бы на двое суток прилетел к тебе. Ну, не маленькая, сама знаешь, что сказать и с какими придыханиями. В общем, ты меня поняла. Завтра руководство ждет ответ от Гриффита.
– Ну, все будет зависеть от того, удастся ли мне его застать дома, – проговорила Гали.
– А это уж твоя забота, Гали! – Анатолий улыбнулся. – Ладно, разбежались. Беги, вызванивай американца, сейчас это главное. Удачи тебе!
Заказав разговор, Гали села на скамью возле телефонных кабинок в ожидании вызова. По огромному зданию телеграфа сновали люди. Было жарко. Из полуоткрытых разговорных кабин слышались обрывки фраз, волею случая, превращавшиеся в текст из абсурдных пьес Ионеску:-«я по тебе очень скучаю милая….», «поэтому, будь ты проклята…..», «вышли деньги на свадьбу….», «послезавтра похороны, тебя просили не беспокоиться.…»
Телеграфная тетка уставшим охрипшим голосом объявила номер ее кабинки.
Аккуратно задвинув за собой наполовину стеклянную дверь, она прижала к уху трубку и сквозь треск и помехи услышала знакомый баритон Стива:
– Привет, дорогая, рад тебя слышать, как ты? Как твои дела?
– Все в порядке, – улыбнулась своему отражению в стекле Гали. – У меня для нас, – она подчеркнула последнее слово, – очень хорошие новости. Если тебе удастся прилететь в Бангкок через пару-тройку дней, я познакомлю тебя с моим хорошим приятелем. Я могу вылететь шестнадцатого, если эта дата тебя устраивает.
– Хорошо… Но, дорогая, шестнадцатого я никак не смогу. У меня дежурство. Лучше перенесем на девятнадцатое, если ты не против. Это пятница. С вечера пятницы до вечера воскресенья я свободен и буду в твоем полном распоряжении. У твоих ног… между твоих ног, – мягким обволакивающим голосом закончил Стив.
Гали почувствовала, как кровь застучала в висках.
– Договорились, – произнесла она. – Встречаемся в восемь вечера в баре на втором этаже гостиницы «Ориентал». Ты, кажется, там любишь останавливаться. Целую…
Выйдя из душной кабины, она опустилась на скамью и постаралась успокоиться.
«Что это со мной? С чего бы, ведь не такой уж феерический секс у нас был… С чего это вдруг мне его так захотелось? Может быть, здесь примешивается чувство опасности. А опасность всегда обостряет ощущения».
Обычный американский парень из аризонской глубинки, немного грубоватый, с армейским юмором и здоровыми инстинктами.
Нет, видимо, совсем не в нем дело, – решила Гали. – Просто у меня уже неделю не было мужчины… Так, стоп, хватит, сейчас не до этого. Нужно срочно позвонить Баркову». Он вполне еще может быть на работе…
Гали подошла находившемуся тут же городскому телефону-автомату, опустила монету в прорезь.
После двух гудков трубку поднял сосед Анатолия по рабочему кабинету. Гали, бодро постукивая накрашенными ноготками по телефонному диску, выпалила:
– Пожалуйста, Анатолия Ивановича.
Услышав голос Баркова, она отрапортовала телеграфным стилем:
– Мы договорились встретиться в пятницу, девятнадцатого октября, в восемь вечера в гостинице «Ориентл». Раньше он не сможет.
– Отлично. С меня шампанское. Будь сегодня у телефона, я тебе позвоню, если потребуются какие-нибудь уточнения. Да, и вот еще что… Ты молодец!
Даже не видя его лица, Гали отчетливо поняла, что Анатолий сейчас улыбается.
Приехав в гостиницу, Гали не стала ужинать. Она быстро разделась, наполнила ванну горячей водой, добавила ароматизированной пены и, наконец, дала себе долгожданный отдых.
Ей нравилось забираться в ванну с горячей водой и неподвижно лежать, закрыв глаза. Она зажигала ароматизированные свечи, источающие запах хвои, иногда, по настроению, запах горького миндаля, или иланг-иланга. Спокойная, медитативная музыка Китаро, Парсонса, Габриэля Роса или записи звуков природы, погружали ее в состояние неги и транса. Из Непала она привезла магнитофонные записи горлового пения тибетских монахов. Эти странные, ни на что не похожие звуки, исторгаемые, казалось, из глубин мужской сущности, вызывали в ее теле мощные вибрации. Как правило, это пребывание в пятом измерении заканчивалось многократным оргазмом. Когда это случилось в первый раз, она от неожиданности даже испугалась этого состояния. Она спрятала куда-то кассету и потом несколько недель не могла найти ее.
Из сладкой неги ее вырвал телефонный звонок. Протянув руку и нашарив под кроватью аппарат, она сняла трубку.
– Хеллоу, – томно произнесла она. Но, услышав голос Анатолия, быстро переключилась. – Да-да, Анатолий Иванович, я вас слушаю.
– Извини, что так поздно, но только сейчас получено добро Главка на нашу поездку.
– Ну, наконец-то!
– Так вот, завтра заказывай билет на 18 октября на утренний рейс «Аэрофлота» SU 245 Москва – Бангкок и бронируй номер в отеле «Ориентл». Ты же знаешь лететь туда около 10 часов. Четыре часа разницы. Прилетим уже поздно вечером. Надо выспаться. На другой день тебе надо быть в форме… Визы тебе не требуется – ты у нас француженка, а так – готовься к отъезду…. Все. Спасибо! Ты молодец. Отдыхай. Позвони вечером на работу. Спокойной ночи.
Положив трубку, Гали откинулась на кровать. Впервые, со дня знакомства со Стивом в ее душе поселилось какое-то беспокойство. Нет, это был не страх. Но, какой-то серый, плотный, волосатый комок зашевелился у нее в груди.
Она всегда была согласна с великим Шекспиром – действительно, вся жизнь – игра. Но британец что-то не договаривал. Не все игры хорошо кончаются. Ею вновь овладели сомнения – все ли она правильно сделала? Что будет дальше с ней и со Стивом? Она больше не будет жить в Париже, не сможет наслаждаться красотами его старинных зданий, бульваров, уютных кафе под открытым небом. Прощайте, дорогие женские магазины…Ради чего? Ради трех миллионов? Но это даже не ее деньги, это деньги Стива. А вдруг он «сделает ей ручкой», и что тогда ей несчастной делать?
Стоп! Хватит! Приказала она себе – все будет хорошо, я не упущу своего. Что я не знаю себя? В конце концов, поможет мой ангел-хранитель, который не раз меня выручал.
«Волков бояться, в лес…»
Глава 11
Каждая страна сильна своими традициями. Порой они кажутся совершенно абсурдными, но, тем не менее, их незыблемость дает ощущение постоянства, спокойствия и благополучия. В Англии, например, глава парламента по сей день восседает на мешке с шерстью – именно монополия на шерсть когда-то сделала эту страну великой.
В Таиланде король, проявляя тем самым свою божественную сущность, собственноручно трижды в год меняет одежды на статуе Изумрудного Будды – в соответствии с климатическим сезоном.
С тех пор как Гали была в Бангкоке в последний раз, хотя и времени прошло совсем немного, наряд Будды сменился с «сухого» на «муссонный». В Таиланде начался сезон дождей.
Это не лучшее время для иностранцев, приехавших сюда, если не сказать больше. Плотный теплый воздух, который в безветренную погоду, кажется, можно резать ножом. Бесконечно моросящий дождь. Душно, влажно и тоскливо. Туристов здесь заметно поубавилось. Теперь приезжали лишь те, кто отчаянно хотел сэкономить.
Самолет приземлился точно по расписанию. И троица, покинув пассажирский лайнер, окунулась во влажную душную атмосферу аэропорта.
Тулин, опыт заграничных поездок которого ограничивался лишь странами социалистического лагеря вроде Польши, Венгрии и ГДР, чувствовал себя не слишком уверенно. Он ссутулился так, что стал напоминать знак вопроса, подслеповато щурился, озираясь по сторонам, стараясь приобрести прежнюю уверенность.
Гали, как заправский гид, взяла командование на себя. Благополучно пройдя паспортный и таможенный контроль, они получили багаж и вышли в зал прилета.
Там они увидели молодого тайца, в черном официальном костюме. Высоко над головой он держал табличку, на которой золоченными буквами было выведено название отеля – «Ориентл».
На сносном английском языке, таец приветствовал гостей от имени администрации гостиницы. Потенциальных постояльцев было немного – трое русских, супружеская пара из Германии и четверо английских бизнесменов.
Быстро разместившись в девятиместном микроавтобусе, пассажиры прильнули к окнам, повинуясь вечному инстинкту любопытства. Мягко заурчав мотором, машина тронулась с места. По сторонам замелькали домишки и пагоды, заливаемые бесконечным теплым дождем. Троица русских вела себя сдержанно. Анатолий поглядывал на все происходящее с интересом, но без ажитации. Тулин сидел прямо, сосредоточенно глядя перед собой. Его мозг, как хорошо настроенный компьютер, получив еще в Москве задачу, автоматически разрабатывал десятки вариантов ее решения.
Гали села рядом с Анатолием Ивановичем и вполголоса посвящала его в тайны восточного массажа.
Анатолия удивило множество рекламы, предлагающей различные вариации массажа.
Истинное искусство тайского массажа – это оздоровительная система «нуада». Разработана она была более двух с половиной тысяч лет назад врачом из Северной Индии, современником и, как гласит легенда, другом Будды.
Строится эта система на теории о том, что тело человека пронизывают энергетические линии с десятками аккупунктурных точек на них. Через них в человека вливается жизненная энергия – «прана».
Настоящие мастера тайского массажа глубоко религиозны и практикуют обычно в храмах. В Бангкоке это храмы Ват По и Ват Арун.
Если на вывеске написано «body massage» – то вам просто предложат слегка замаскированное под оздоровительную процедуру эротическое действо. А настоящий, лечебный и омолаживающий массаж называется – «physical massage». Правда, это весьма и весьма недешевое удовольствие.
Особенность тайского массажа в том, что он делается не на расслабленных мышцах, как в традиционной медицине, а на напряженных, для чего вам специально выгибают руки и ноги. Да, это чувствительно. Но зато потом тело словно бы сбросило все прожитые годы. Гибкость и легкость поистине необыкновенные.
Отель «Ориентл», с его почти стодвадцатилетней историей, по праву считался одним из самых фешенебельных в стране. Недаром в нем предпочитали останавливаться королевские особы, государственные деятели и миллионеры… Там в свое время проживали такие известные всему миру писатели, как Джозеф Конрад и Сомерсет Моэм.
Расположенный на берегу реки Чао Прайа в окружении живописных тропических садов, совсем недалеко от Силома – банковского и коммерческого центра Бангкока – отель по сей день представляет собой жемчужину туристического бизнеса в Таиланде.
Как и следовало ожидать, номер Гали класса «Deluxe» стоил почти в два раза дороже, чем номера Баркова и Тулина вместе взятые. Когда в бухгалтерии на Лубянке услышали примерную стоимость проживания, там едва не потеряли дар речи. Но, скрепя сердце, пришлось согласиться на такие сумасшедшие траты, как потом сформулировали в отчетах, из-за «очевидной оперативной необходимости находиться рядом с агентом «Гвоздика» и разрабатываемым «Хоупом».
Было уже заполночь, по местному времени, когда они, заполнив гостиничные формуляры и получив ключи от номеров, уставшие после утомительного многочасового перелета решили разойтись по номерам, справедливо полагая, что утро вечера мудренее.
Закрыв на щеколду входную дверь, Гали тут же направилась в душ. Ее уставшее тело, буквально оживало под струями горячей воды. Глядя на зеркальную стену душа, она повторяла как мантру:
– «Я буду в идеальном состоянии. Он почувствует всю силу моего темперамента и страсти. Я буду неотразимой и не истощимой. Он мой!»
Выбравшись из душа, она обернула вокруг тела махровое полотенце, и стала феном сушить волосы, одновременно размышляя над извечным женским вопросом: «Что надеть?» Она хотела выглядеть сногсшибательно! Мужская память коротка, а фантазия богата. Она должна предстать перед Стивом прекрасной и желанной.
Гали улыбнулась своему отражению в зеркале и подмигнула.
Гали проснулась рано, в отличном настроении. Его не испортило даже присутствие третьего лишнего. Взбодрившись под душем, она занялась самым сложным – что одеть? Одеться надо с учетом вкусов американца. Именно поэтому от строгой классики, так полюбившейся Гали в последнее время, пришлось отказаться. С цветом тоже нужно попасть в точку. Черно-белая гамма его, пожалуй, не приведет в восторг. А вот нежные пастельные тона дадут нужную ассоциацию со спокойствием и надеждой. Да и макияж не помешает сделать поярче и пособлазнительней. Он должен знать, что ее нужно завоевывать каждый раз, снова и снова. Как дикую необъезженную лошадь, которая почувствовав слабину поводьев, тут же сбрасывает седока.
«Да, это именно то, что нужно», – удовлетворенно констатировала Гали, проводя по лицу напоследок кисточкой с пудрой. Отступив на пару шагов от зеркала, она окинула придирчивым взглядом результат свих усилий. Нет, все безупречно. Знали бы мужчины, сколько масок могут носить женщины, меняя платья и тон помады!
Позвонив из номера Баркову, Гали договорилась встретиться с чекистами в баре холла. Гали появилась чуть позже назначенного времени.
Светло-розовое легкое платье с глубоким декольте, элегантные лодочки того же цвета, сумочка из крокодиловой кожи и серьги с капельками рубинов. Завершал ансамбль тонкий аромат дорогих духов, который шлейфом тянулся за ней. Гали приготовилась к бою и должна была выйти из него победительницей.
– Ну, как, хороша? – Гали покрутилась перед мужчинами.
Анатолий Иванович, молча поднял большой палец вверх. Тулин пропустил вопрос мимо ушей. Сейчас он чувствовал себя охотником, расставляющим капканы на сильного зверя.
– Когда вы встречаетесь с. приятелем?
– Еще не скоро. Как вы знаете, мы договорились в 8 часов вечера. – Гали приподняла тонкое запястье, украшенное изящным циферблатом с логотипом «Must de Cartier».
– Мне вас не учить, – проговорил Тулин свою стандартную присказку, хотя только и делал, что занимался поучениями. – Пусть сначала расслабится, выпьет там, отдохнет с дороги. Но дела обсудите сегодня же… Завтра с утра исхитритесь встретиться с нами накоротке. Главное сейчас для нас понять, как он настроен. От вас, Гали, очень многое зависит. Мы уверены, что у вас все получится.
– А… Станислав Владимирович, потрахаться с ним я могу между делом? Вы мне разрешаете? – голосом блудливой монашки пропела Гали.
Сигарета чуть не выпала из рук Тулина. Он закашлялся и полез в карман за платком.
Гали, не дождавшись ответа, вернулась к себе в номер. «Пообедаю без посторонних у себя», – решила она.
– Она ведет себя вызывающе, Анатолий Иванович. Выговаривал Тулин подчиненному.
– Пойду провожу ее, на всякий случай, – стараясь не рассмеяться в голос, сказал Анатолий, и вышел из бара вслед за Гали.
Я буду у себя, – бросил вслед Тулин.
Догнав ее на пути к лифту, пошел рядом.
– Что ты его цепляешь?
– Да ну его! Так и хочется послать его куда подальше.
– Попридержи коней, он человек злопамятный. Начнет совать тебе палки в колеса.
– Остынь! Не смей в моем присутствии с ним цапаться. Он может подумать, что это я тебя настраиваю против него.
Теперь нужно набраться терпения и выслушать ценные указания Тулина. Спасало то, что в гостинице говорить было опасно, а на улице шел дождь. Так что скорее всего, долго это не продлится. Анатолий постучался в дверь номера.
– Не заперто, – раздался голос шефа.
Анатолий вошел. Зрелище, представшее перед его взором, повергло Баркова в ступор.
Тулин, одетый в спортивный сине-белый костюм общества «Динамо», открывал ножом банку шпрот.
Такого стены отеля не видели за всю свою 120-летнюю историю. На столе лежала буханка черного хлеба, шмат сала, пара луковиц, круг краковской колбасы, вареные яйца и несколько помятых картофелин в мундире. Банка сгущенного молока и кипятильник дополняли натюрморт.
– А… Э-э-э… – замялся Анатолий, чувствуя себя крайне неловко, будто застал шефа за чем-то совершенно непотребным. – Станислав Владимирович, я попозже зайду.
– Да ладно тебе. Проходи, перекусим чем Бог послал, – бросил Тулин и сунул кипятильник в гостиничные стаканы, взятые из туалета.
– Тогда я сейчас.
Анатолий сходил к себе в номер, прихватил бутылку «Посольской» и банку красной икры. Раскрыл перочинный нож и начал нарезать тонкими кругляшками краковскую, искоса поглядывая на шефа.
Во внешности Тулина не было ничего, даже отдаленно напоминающего чекиста – такого, каким его показывали в советских теле – и кинофильмах.
Он скорее походил на мастера по ремонту часов, настройщика пианино, или архивариуса… В общем, человека, который часами сидит, согнувшись, за рабочим столом и что-то скрупулезно мастерит. Он был, как говорят – «никакой», без куража, без завода, без всего того, что и определяет личность, как неповторимую.
Выпив два раза по 100, решили притормозить, чтобы утром быть в полной боевой готовности.
– Ты не дрейфь! Что мы иностранцев не видали – обнадеживающее изрек начальник. Анатолий был рад быстрому окончанию ужина и с легким сердцем пожелал начальнику спокойной ночи.
Расставшись наконец с хлебосольным шефом, Анатолий взглянул на циферблат командирских часов: без четверти одиннадцать. В Москве сейчас еще без четверти семь.
Анатолий решил пройтись по ближайшим улицам, осмотреться, и прояснить оперативную обстановку. Заодно он хотел заглянуть в магазинчики, чтобы присмотреть подарки жене и сыну.
Подумав о подарках, Анатолий вспомнил, как он брал зимой санки и шел с сыном кататься на Поклонную гору. В то время, это было пустое пространство, покрытое сверкающим снегом. Однажды, во время таких прогулок, отец и сын случайно наткнулись на дот, сверху заросший деревьями. Амбразура точно указывала направление на запад. С этого высокого места хорошо просматривалось пол-Москвы. В сумерках, когда в домах москвичей загорались тысячи огней, город походил на огромный драгоценный камень, переливающийся всеми цветами радуги…
Как-то Анатолий с Аркашей вышел на асфальтовую дорогу, идущую слева, параллельно Кутузовскому проспекту. Санки легко скользили по только что выпавшему снегу. Анатолий перешел на легкий бег, сын радостно кричал, «Быстрее, еще быстрее!».
Минут через 40 таких скачек они оказались около высокого забора, выкрашенного в зеленый цвет. За забором, за покрытыми снегом деревьями, прятался неприметный двухэтажный особняк.– Пап, а кто там живет? И почему не горят в окнах огни?
– Здесь, сынок, в свое время жил человек, который сделал нашу Родину великой Державой.
– А где он сейчас и как его зовут?
– Зовут его Сталин. А где он сейчас?
– Подрастешь – узнаешь…
Весной на Поклонной горе расцветал роскошный яблоневый сад. Даже не верилось, что такое может быть в тридцати минутах езды от площади Дзержинского. Раньше здесь были колхозные фруктовые сады, которые постепенно погибли под нашествием разрастающейся столицы.
Духота азиатского мегаполиса вернула Баркова из воспоминаний о зимней заснеженной Москве в реалии происходящих событий.
Анатолий зашагал по заполненным туристами улицам Бангкока. Несмотря на постоянно идущий дождь, город жил своей обычной жизнью. В мокром асфальте отражались хаотичные, на взгляд европейца, нагромождения неоновых иероглифов.
Вдоль тротуаров юркие продавцы готовили на жаровнях мясо. Пряный запах восточных приправ, щекотал ноздри на каждом шагу.
Привлеченные ароматом, проголодавшиеся туристы собирались у жаровен и заинтересованно наблюдали за таинством приготовления восточных яств.
После недолгих раздумий, они решались – уж очень хотелось попробовать чего-нибудь экзотического. Получив в обмен на мизерную сумму пластмассовую тарелочку, выложенную листьями, с порцией чего-то ароматного и дымящегося, они отходили в сторонку и пробовали местную экзотику.
Запивать мясо предлагалось каким-то кисло-сладким соком в высоких бамбуковых стаканах. Из какого неведомого фрукта или овоща получали местные жители этот сок, оставалось совершенно неясным.
Анатолий тоже взял себе порцию жареного мяса. Спрятавшись под большим зонтом от дождя, он попробовал. Понравилось.
От сока Анатолий отказался. Завернув в ближайший магазинчик, он купил банку «Баварского». Еще немного пофланировав по улицам, вернулся к зданию «Ориентл».
Прогулочного времени хватило для того, чтобы убедиться, что наружного наблюдения за ним нет. Да, и потом, кому он здесь нужен? Но, бдительность терять не стоит, как говорил его наставник – лучше перебдеть, чем недобдеть.
Напоследок Барков обошел гостиницу по периметру. Ничего интересного он не обнаружил. Пора возвращаться в номер.
Он посмотрел на часы. До встречи с «Хоупом» оставалась совсем немного.
– Ну, ни пуха ни пера! К черту! – ответил Анатолий сам себе.
* * *
В это время мадам Гали, легкой походкой постукивая по мраморным плитам холла тонкими каблучками, подошла к стойке администратора. Служащий, которого учили улыбаться всем и каждому, на этот раз улыбнулся ей еще шире, чем того требовала обыкновенная вежливость.
Гали слегка склонилась на стойкой, было заметно, как администратор последними усилиями воли сдерживается, чтобы не скользнуть глазами в вырез ее платья.
– Простите, вы не подскажете мне, где остановился господин Гриф…
Договорить она не успела – в этот момент уверенные мускулистые мужские руки обхватили ее сзади за талию. Слегка вздрогнув от неожиданности, Гали обернулась и оказалась в объятиях Стива.
– Ой, как ты меня напугал!
– Прости дорогая… Я не смог удержаться.
– Как я рада тебя видеть. Ну, признавайся, успел уже меня забыть?
Стив укоризненно посмотрел на нее – спрашивать было излишне. Гриффит, крепко обнимая Гали, не сводил с нее влюбленных глаз. Конечно, он скучал. Гали привыкла к обожанию мужчин, но, все-таки, каждый раз, когда она чувствовала на себе восторженные взгляды, это ее сильно заводило.
Стив счастливо выдохнул:
– Ты… ты стала еще неотразимее! Ты даже представить не можешь, как я соскучился!
– Я тоже… – Гали прильнула к его губам. – Да и ты сегодня ОК. Эта форма…
Подтянутый, в форме летчика ВВС США, которая очень шла ему, Стив Гриффит выглядел настоящим красавцем с обложки глянцевого журнала.
Тайские девушки из обслуживающего персонала поглядывали на него с не скрываемым восхищением. Чуть смущенно, но в то же время и горделиво улыбаясь, Стив объяснил:
– Я только из аэропорта. Не успел переодеться. Сейчас брошу сумку в номере, приму душ и… Сначала в постель, а потом все остальное!
Получив ключи, он стремительно увлек Гали к лифту. Едва за ними закрылась дверь, Стив прижал ее к стене и стал жадно целовать грудь.
– Ты что! Потерпи немного, нас могут увидеть, ну хватит! Гали игриво отбивалась от атак обалдевшего янки.
– Пойдем ко мне в номер, закажем хорошего вина…
– Нет, нет, лучше у меня в номере. Я жду тебя…и поспеши ковбой.
Открылась дверь лифта и она выскользнула из его горячих рук.
– Конечно, через несколько минут я буду у тебя.
Гали вышла из лифта на своем этаже. Из окон ее номера открывался великолепный вид на вечерний город. Она подошла к широкому окну, пытаясь собраться с мыслями.
Сейчас наступает момент, когда ей нельзя допустить ни малейшего прокола. Абсолютная искренность в выражении чувств, открытость и в то же время недоступность. Непрерывная смена образа от роли набоковской нимфетки до Мата Хари. Отдаться и подчиниться, раствориться в нем, чтобы затем управлять безраздельно. Ее размышления прервал стук в дверь.
– Входи, дверь не заперта.
Стив успел переодеться в легкий костюм. В руках он держал букет цветов и маленькую коробочку.
– Это тебе, от всего сердца.
– А, что это?
– Подарок от одного любящего тебя ковбоя.
Гали открыла подношение и ахнула – на дне лежала нитка крупного жемчуга!
– Это мне?
– Примерь. Пока я закажу стейк с кровью, овощей и фруктов. Я чертовски проголодался!
Гали отдернула занавеску на окне, подошла к зеркалу и примерила жемчуг.
– Боже, какая красота! У мамы есть нитка жемчуга от ее бабушки. Когда я была маленькая, я ее часто, в отсутствие мамы, одевала и мечтала иметь такую же. И вот теперь моя мечта превратилась в быль! Самое главное, что это от тебя, любимый.
Сильными руками Гриффит обнял Гали и прижал к себе.
– М-м-м – похоже, ты, на самом деле, соскучился.
Она нежно сжала пальцами Стива-«младшего».
– Что же ты его держишь взаперти, да еще вдвое сложенным? Ему же больно – укоризненно шептала Гали, расстегивая брюки любовника.
Гали прижалась к нему еще сильнее.
Стив, тяжело дыша, подхватил ее на руки и сделал шаг в сторону спальни.
– Нет, – прошептала она и обвилась ногами вокруг бедер Стива, – Я хочу тебя здесь, стоя…
Обняв шею любовника руками, она откинулась назад и коротко вскрикнула, почувствовав, как он резким и сильным толчком вошел в нее…
Схватка была короткой и страстной. Тяжело дыша, как после спринтерской дистанции, Стив отнес Гали в спальню и рухнул рядом с ней на кровать. Довольные собой, они радостно рассмеялись. «А я и правда соскучилась по нему», – промелькнуло в голове Гали.
В дверь номера постучали.
– О, это, наверное, и ужин. Вовремя они! – улыбнулся Стив и крикнул, набрасывая халат: – Минутку, пожалуйста!
Гали осталась лежать, завернувшись в простыню.
Стив распахнул дверь. Официант вкатил сервировочный столик. Достал из его «багажного» отделения заказанные блюда и бутылку шампанского во льду, которую он тут же мастерски откупорил. Затем наполнил бокалы, пожелал приятного вечера, поклонился и бесшумно покинул номер.
Гали села на кровати, откинув простыню. Гриффит открыл шампанское и наполнил бокалы. Залюбовавшись ее великолепной грудью, Стив протянул Гали бокал и произнес слегка охрипшим голосом:
– Ты для меня как яркая звезда… Гали… Я люблю тебя!
Он был явно в ударе. Его глаза светились счастьем. Гали мягко произнесла:
– А ты, для меня – Млечный путь, который, увлекает звезду в опасное и одновременно захватывающее галактическое путешествие.
Они сделали по глотку. Холодные пузырьки радостно искрились в бокалах. Казалось, ничего не могло омрачить долгожданной встречи двух любовников.
Гали взяла подарок и стала любоваться серебристо-матовыми жемчужинами.
– Они теплые, потрогай! Ничего подобного раньше не видела. Они наверное стоят кучу денег и ты не пожалел! Откуда эта красота?
– С Окинавы. Их добывают специально натренированные женщины. Они могут оставаться под водой, на большой глубине до десяти минут, представляешь? Мужчинам – ныряльщикам это не под силу.
– Ты мне сделал царский подарок, даже и не знаю, чем тебе отплатить?
Гали взяла фужер и стала тонкой струйкой лить шампанское на грудь пилота.
– Ой, какая я неряха! Можно я здесь приберусь немного, мой господин? Она стала слизывать капли напитка с сосков Стива.
Анатолий, в это время, сидел в кресле у себя в номере, с включенным транзистором. Он надел наушник и стал слушать, что происходит у Гали. Небольшой микрофон-передатчик в виде деревянной планки, он незаметно прикрепил под прикроватной тумбочкой в номере Гали, когда она вертелась перед зеркалом в ванной.
Впрочем, пока не происходило ничего, заслуживающего внимания. Стив нашел в Гали внимательную слушательницу, которую интересовала каждая мелочь.
– Беда, не приходит одна, любовь моя. Ты же знаешь – я с детства мечтал стать летчиком-истребителем. Не просто летать в небе, а летать на боевом самолете. Понимаешь? С земли ты видишь, как над тобой проносится эта… эта машина, а потом тебя накрывает волна звука. Моя мечта осуществилась, я был вне себя от счастья, когда, наконец, один, без инструктора, поднялся в небо. Со временем я стал отличным пилотом, скажу тебе без ложной скромности. Я стал командиром авиакрыла. Однако на должность, на которую я так рассчитывал, занял полное ничтожество. Меня переполняет ярость.
– Это вполне естественно, дорогой. Тебя недооценивают.
– К тому же, наши психиатры решили – не обращая внимание на реплику Гали, продолжал Стив – что у меня слегка поехала крыша. Кто-то настучал, что я пил, как лошадь, после смерти родителей. Мне что, им рассказывать про свои семейные неурядицы?! Ждать от них сочувствия? Я привык справляться со своими проблемами сам. Все они лезут ко мне либо с деланным сочувствием, либо с расспросами – что у меня случилось? Какое кому дело?! И вот теперь меня держат за психа.
– А ты веди себя, как нормальный человек, который пережил сильный стресс. Было бы странно, если, испытав такое горе, человек остался бы абсолютно спокоен. Ты, в конце концов, не киношный Джеймс Бонд! И врачи все это хорошо знают. Конечно, эта история с письмом… Она добавила перца, и ты сорвался – отсюда и отстранение от полетов.
Я хотела тебя спросить, но можешь не отвечать – что ты сделал с письмом? Ты поговорил с женой?
– Нет, я его уничтожил – сжег и пепел развеял по ветру. Это письмо – прямая дорога к разводу, мне сейчас только этого не хватало, ты согласна?
– Тебе лучше знать. Во всяком случае, бензин в огонь подливать не стоит. А ты с ней спишь? – спокойно спросила Гали. Я хочу, чтобы ты знал – я тебя не ревную к жене. Просто… Она замолчала.
– Ты любишь меня? – неожиданно спросил Стив и так доверчиво посмотрел на Гали, что она даже немного смутилась. Трудно отвечать, когда тебя спрашивают напрямик.
– А ты сомневаешься?
– Нет, не сомневаюсь. Но я хочу быть абсолютно уверенным, что мы с тобой не расстанемся, даже, если не перепрыгнем пропасть в два прыжка.
Гали немного медлила с ответом, она подбирала слова, которые сейчас сыграют решающую роль в этой пьесе. Она начала плести кружева издалека.
– Ты знаешь, чем вы, стебанутые американцы, отличаетесь от наших русских долбаебов?
– Поясни.
– Вы, прежде, чем перепрыгнуть пропасть в два прыжка, рассчитаете все по науке – учтете абсолютно все: вес прыгающего, количество дерьма в его прямой кишке, вес золотых коронок, длину его ног и прочее. Да, в придачу, длину прыжка, плотность воздуха над пропастью и его влажность, а также количество комаров, с которыми прыгун может столкнуться в полете. Потом построите в ангаре модель пропасти и будете полгода тренироваться, используя супер мощные компьютеры.
Русский же, если ему невтерпеж, махнет стакан водки, хрястнет шапкой о землю, перекрестится, скажет «Где наша не пропадала!» и прыгнет. И ангел-хранитель, за веру в чудо, перенесет его, хоть через две пропасти и аккуратно поставит на ноги. Да еще незаметно, спадающие порты подтянет, и с задницы пыль отряхнет. Но, русский, подивившись этому чуду, вдруг спохватится, что забыл шапчонку на той стороне, а шапку жалко – скоро зима, а второй нетути. Вот он и решит, дурень, что ему всегда везет – разбежится и пиз-нет в пропасть.
– А где же ангел – хранитель?
– А у него знаешь сколько в России таких раздолбаев? Он, может в это время, возвращал уже с того света смельчака, который на спор, прыгнул с колокольни с зонтиком. Ты меня понял? Это я тебе ответила, люблю ли я тебя. Давай отдадим железо русским, получим хорошие деньги и перепрыгнем через пропасть туда, где нас никто не найдет, ни русские, ни янки.
– Это не железо! Это вершина современной технической мысли! Это машина, которая дает ощущение абсолютного счастья, когда ты в воздухе. Жаль, что не могу показать тебе что значит летать на сверхзвуке! Это такое… фантастическое чувство!
– Эта машина сделана для того, чтобы убивать людей, – отрезала Гали – Нести бомбы, или сбивать таких же пилотов как ты.
– Может быть ты и права…
Стив задумался и посерьезнел.
– Послушай, – он лег на кровать и положил голову на живот Гали, – а может быть, не стоит все это затевать? Мои дети будут считать меня подлецом. На них все будут показывать пальцем и говорить: «Их отец – предатель». Они, наверно, даже откажутся от денег, которые я буду им присылать. А самое главное: сколько пройдет времени – месяцев, лет, пока я смогу их увидеть вновь?
Стив надолго замолчал. Гали не спешила прерывать молчание. Она нежно гладила его волосы и ждала продолжения монолога. Стив ждал, чтобы его разубедили. Как писал классик «Ах, обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад». Но Гали молчала, и Стив сам начал искать контраргументы:
– А, с другой стороны, какое у меня в ВВС будущее? Через несколько лет меня спишут по возрасту и состоянию здоровья. Хорошо, уйду в гражданскую авиацию. Ну что дальше? Да я никогда в жизни, даже если буду вкалывать день и ночь, не заработаю столько, сколько мы можем с тобой отхватить, если удастся эта затея.
«Вот теперь твоя очередь», – шепнул внутренний голос Гали. Анатолий весь напрягся. Наступает ключевой момент. Гали постаралась говорить, как можно вкрадчивей и проникновенней:
– Решать тебе, дорогой. Я тебя буду любить, где бы ты ни был. Единственное, чего мне бы хотелось избежать, – это сталкиваться с проблемой денег. Я тебе рассказывала историю своей жизни. Я уже привыкла жить так, как живу сейчас. Мне кажется, мы очень подходим друг другу и не только по темпераменту, но и по отношению к жизни в целом. Я даже уверена в этом. Именно в нашем с тобой возрасте человек должен сполна реализовать свои таланты, а затем только пожинать плоды. Ты достоин лучшей доли. А дети, я думаю, когда-нибудь тебя поймут. А потом, никто может и не узнать, что ты предатель? Не будет никаких интервью, никаких фото в газетах, никаких публикаций. В конце концов, у тебя будут другие документы и Стивен Гриффит навсегда исчезнет, как твой самолет с радаров. Детей ты потом разыщешь, и все объяснишь им.
Стив прошел в гостиную и вернулся с пачкой сигарет и зажигалкой. Он жадно закурил, и какое-то время молча лежал, сосредоточенно думая.
– Я понимаю. Конечно… Угон самолета – это что-то абсолютно необратимое. Назад пути уже не будет. И это пугает. Это, как поставить все на одну карту. Потом уже ничего не изменишь. А вдруг ты не все учел, не заметил каких-то важных моментов. Вдруг, ты захочешь все вернуть назад – сказать «я передумал», или все отменить. Но изменить ничего будет уже нельзя.
– Мне тоже страшновато, – кивнула Гали, которая как опытная актриса вжилась в роль и уже не отдавала себе отчет, где она настоящая, а где она играет. Во время «спектакля» она проживала роль как свою жизнь.
– На самом деле, только тебе я могу сказать о своем страхе, – продолжал Стив. – Я пилот, я солдат, я мужчина, и признаться в этом даже себе было бы стыдно. Но я встретил тебя… и я верю тебе, я люблю тебя.
– Я знаю, – Гали улыбнулась и нежно поцеловала Стива в шею. – Бояться… в этом нет ничего зазорного. Но надо делать выбор. И ты действительно мужчина, и ты должен нести ответственность за принятые решение. Если ты хочешь все отменить, я тебя не вправе осуждать. Главное, чтобы ты был уверен в своей правоте. А я… Я постараюсь пережить это. Но мне будет не легко – ведь я тебя так люблю, Стив.
Анатолий нервно заерзал в кресле, вот сейчас наступала минута, ради которой Лубянка работала несколько месяцев.
– Рубикон перейден! – Стив решительно затушил сигарету в пепельнице. – Давай сделаем это, а дальше будь что будет. Ты знаешь, у нас американцев есть пословица «родиться с серебряной ложкой во рту». Когда я был маленький, моя мама подарила мне маленькую серебряную ложечку. С тех пор она всегда со мной. Сегодня я тебе ее покажу.
Гали молча погладила Стива по колену и просто сказала:
– Конечно, мне очень хочется подержать ее в руках. Может она еще хранит тепло рук твоей мамы.
Стив, немного помолчав, вдруг спросил:
– Кстати, а где твой приятель? Ты же прилетела не одна? Когда мы встретимся?
Перевернувшись на живот, он с притворным усердием стал шарить рукой под софой:
– Эй, русский, где ты там? Вылезай! Гали громко рассмеялась.
– Какие же все-таки мужчины странные! Вы боитесь русских, русские боятся американцев. А от этих страхов страдает весь мир. Приехал он, приехал, не волнуйся. Сейчас пятый час утра, спит, наверное, без задних ног.
Барков, не снимая наушника растянулся на кровати. Теперь можно поспать, а затем нужно готовиться к встрече. Выходя на контакт с иностранцами, он чувствовал себя спокойно. Анатолий настраивал себя на успех. Встречай даже более опытного противника с несокрушимой уверенностью, что ты его победишь. «Если цель ясна, а мысли благородны – рука крошит отточенную сталь» – кодекс японских самураев бусидо. У американца мало пространства для маневра. Если что-нибудь и может сорвать операцию, так это собственная глупость.
Интересно, какое было бы лицо у Гриффита, если бы он, проснувшись, увидел Анатолия, вылезающего из-под огромной гостиничной кровати. Анатолий рассмеялся про себя и забылся легким сном. Проснулся он от треска в наушнике.
Гали открыла глаза первой, повернулась на бок и прижалась к теплой спине Стива. Обняв его, она затихла. Как хорошо просыпаться утром рядом с мужчиной, который тебя любит, который тебя хочет, который тобой восторгается! В таком случае даже дурнушка чувствует себя королевой. Гали взглянула на часы. Девятый час. Пора будить Стива. Ее вдруг вновь захлестнули тревожные мысли – «А что будет с ним, когда операция закончится? А что если он возненавидит ее и начнет мстить?». Но, она отогнала их прочь. Сейчас нельзя расслабляться. Что будет – то и будет.
Глава 12
Наступил новый день. Дождь все лил и лил. Город жил своей обычной жизнью. Люди просыпались, завтракали, спешили по своим делам. Буддистские монахи, облаченные в оранжевые одежды, не спеша обходили крытый базар «Бангкрак». Мужчины отправлялись за рыбой, а женщины оставались дома – чинили сети, подметали пол, мыли посуду и присматривали за детьми. Все было как всегда.
Майор КГБ Анатолий Иванович Барков проснулся сегодня ни свет ни заря.
Пятнадцать минут на зарядку, затем холодный душ. Выйдя из ванны, Барков оделся, заварил любимый зеленый чай и еще раз прослушал вчерашние магнитофонные записи. Все, что зависло от него он сделал, остальное – от госпожи удачи.
Довольные и расслабленные Стив и Гали отправились на завтрак. Гали с утра успела вывернуться из объятий Стива и выкроить, «пятнадцатиминутку красоты». На быстрый душ, смену наряда и легчайший макияж этого времени ей хватило. Теперь Гали в легком белом платье сияла свежестью, излучая энергию. Гали умела заряжать людей. Стив довольно улыбался, но складка между бровями сигналила, что он нервничает.
Они заняли в ресторане столик на четверых. Место это для встречи выбрал Анатолий и сообщил о нем Гали, стараясь не особо светиться в гостинице. Береженого бог бережет. Они заказали себе всякой всячины, так как после бурной ночи аппетит Стива и Гали разыгрался не на шутку.
Не успели они выпить традиционного утреннего сока, как в дверях показался Анатолий. Улыбающийся, в элегантном костюме, в белой рубашке без галстука он направился к их столику.
Стив поначалу даже не поверил, что это и есть «покупатель». По сложившимся голливудским стереотипам американец ожидал увидеть серую личность с непроницаемым хмурым лицом и недоверчивым взглядом. Иного русского Стив и не мог себе вообразить.
– Разрешите мне присесть за ваш столик.
– Джентльмены, – улыбнулась Гали. – Позвольте представить вас друг другу. Стив Гриффит…
– Николай Стрельцов, – представился Анатолий. Устанавливая контакты с иностранцами, он никогда не называл свое подлинное имя. – Рад, наконец, встретиться с вами, – на хорошем английском добавил Анатолий.
Мужчины крепко пожали друг другу руки. Стив оценивающе разглядывал Анатолия, который, дружелюбно улыбаясь, смотрел ему в глаза.
«Стрельцов» направился к шведскому столу. Стив проводил его оценивающим взглядом. Очевидно, спокойная уверенная манера поведения Анатолия пришлась Стиву по душе. Он заметно расслабился.
– Ты думаешь ему можно доверять?
Гали не успела ответить, вернулся Анатолий с подносом закусок. Все трое, молча принялись за еду, и скоро с завтраком было покончено. Мужчины, мысли которых явно были заняты предстоящим ристалищем, исподтишка кидали друг на друга оценивающие взгляды.
– Может, перейдем к делу? – не выдержал Стив.
– Простите, я отойду ненадолго.
Гали поднялась, вышла из-за стола и, покачивая бедрами, направилась в дамскую комнату. Гриффит не смог удержаться, чтобы не проводить глазами обтянутую белым шелком фигуру возлюбленной. Анатолий перехватил его взгляд. Стив, поняв, что его, как говорится, «застукали», чуть виновато улыбнулся.
– Давайте проводим Гали и немного прогуляемся на свежем воздухе. Там и поговорим – предложил Анатолий.
Они направились к парку, расположенному недалеко от отеля.
– Итак, Стив… – как можно спокойнее начал Анатолий – я представляю на нашей с вами неофициальной встрече интересы советского государства. Я работаю в ведомстве, которое занимается приобретением новейшей военной техники и технологий по всему миру. Если Вы в курсе этих проблем, то в США есть аналогичное учреждение, которое занимается тем же.
«Это какое же учреждение? ЦРУ, что ли?» – усмехнулся про себя Стив.
– Иногда мы решаем эти задачи по официальным каналам, а иногда – минуя их. Это, уж как получится. Мой хороший друг представил меня мадам Гали, которая сообщила мне о возможности приобретения F-16. Поэтому я немедленно прилетел для встречи с вами. Я готов вас выслушать. Подумав, Анатолий добавил:
– Понятно, что наша встреча носит сугубо конфиденциальный характер, – последние слова Анатолий добавил, скорее, ради Стива. Американец удовлетворенно кивнул.
– О\'кей.
– Вот и хорошо. Итак, позвольте задать несколько вопросов, чтобы впоследствии не возникало недопонимания.
– Да, конечно, спрашивайте, – кивнул Гриффит.
– Вы действительно имеете возможность и готовы предложить F-16 нашему Министерству обороны?
Ответ американца был краток:
– Да.
– Вы никому не говорили о своих намерениях?
– Само собой, нет!
– Где на Окинаве расположена ваша база?
Американец подробно рассказал, в какой части острова находится база ВВС США.
– Отлично. Что ж… Теперь ваша очередь задавать вопросы.
Со свойственной всем янки практичностью Стив начал с вопроса, не дававшего ему спать по ночам: «Сколько я получу наличными, если F-16 сядет у вас?»
– А во сколько Вы оцениваете свое…. предложение?
– 10 % от стоимости самолета – 3 миллиона долларов США.
– Надеюсь, Стив, Вы отдаете себе отчет что я, представляю не частную фирму, а государственные органы. Вопрос, который мы сейчас обсуждаем будет решаться в Москве на правительственном уровне.
– Это Ваши проблемы. Я хочу получить надежные гарантии, что вся сумма будет мне выплачена сполна.
Мужчины свернули на одну из тихих улочек, которую Анатолий приметил еще с вечера.
– Мистер Гриффит…
– Можно просто Стив.
– Хорошо, Стив… Вы понимаете, что в случае перелета, у Вас могут возникнуть серьезные проблемы с администрацией США?
– Я не маленький мальчик, я знаю, что делаю. Давайте, все-таки, уточним наши позиции по основному вопросу, – напирал Стив. Я вам – F-16, вы мне – три миллиона долларов США. И мне нужны железные гарантии.
– Какого рода?
– Я должен быть уверен, что получу деньги. Что мне будет предоставлена возможность выехать в любую страну мира и все останется в тайне.
Он пристально взглянул на Анатолия.
– И еще. Я хочу быть уверен, что никогда и ни при каких обстоятельствах ваши люди больше не будут меня беспокоить.
– Ну что ж… – ответил Анатолий. – Приятно иметь дело с разумным деловым человеком. В получении Вами денег мы заинтересованы не меньше, чем в получении самолета F-16. Холодная война идет полным ходом, сколько еще такого рода сделок произойдет в будущем. Согласитесь, кто захочет иметь дело с Советским Союзом, зная, что однажды мы уже кого-то обманули? В нашем деле, как и в любом другом, очень важна репутация – подытожил Анатолий и продолжил. Что касается денег, то мы можем перевести эту сумму на любой, указанный вами счет. Как вам будет удобно. Держать вас в Советском Союзе мы тоже не намерены. Если Вы хотите получить деньги наличными по принципу cash and carry, мы можем обсудить и этот вариант.
Анатолий вспомнил, как по Москве пополз слух о том, что Беленко вскоре после переезда в США погиб в автокатастрофе, что ему таким образом отомстили советские спецслужбы. Спецслужбы обычно такие события не комментируют, но как говорится «собаке собачья смерть».
Барков продолжил:
– Мы можем оказать вам помощь в решении проблем, которые возникнут. – Что же касается наших людей, которые, якобы, могут снова беспокоить вас… Подумайте сами – зачем нам это? Самолет будет у нас. Три миллиона у вас. На этом – все. Контракт выполнен.
Глядя прямо в глаза Гриффиту, Анатолий говорил спокойно и уверенно.
– Надеюсь, все так и будет, – просто согласился Стив.
«Я тоже надеюсь», – подумалось Анатолию. Вслух же он сказал:
– Скажите, Стив, вы сейчас допущены к полетам?
– Да, конечно! У меня уже было три вылета.
– Что касается технической стороны операции, то мы обсудим это в следующий раз.
Стив продолжил.
– Это не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Мы хорошо знаем расположение советских аэродромов в районе Владивостока и Находки. На боевые дежурства мы заступаем звеньями. Этот вариант не проходит. А вот учебные полеты мы совершаем поодиночке. Если советские ПВО предоставят «коридор» моему самолету, через двадцать максимум тридцать минут я могу оказаться в районе вашего ближайшего военного аэродрома.
Анатолий внимательно слушал Стива осторожно посматривая по сторонам. Нет, вроде все спокойно. Тайцы спешили по своим делам, и ни кому не было дела до двух белых, мирно гуляющих в центре города. Судя по всему, янки, похоже, перешел Рубикон. Для него жребий был брошен.
Первое впечатление у Анатолия о Стиве в целом складывалось положительное. Прежде всего он не шиза, хотя и очень волновался, но к концу разговора успокоился. Он в меру осторожен и одновременно авантюристичен – не каждый пойдет на дело, которое в случае провала грозит его заднице электрическим стулом. Все таки он летчик, хотя и не участвовал в боевых операциях.
– Когда вы возвращаетесь? – спросил Анатолий.
– Завтра утром. Послезавтра я должен быть на базе.
– Тогда давайте встретимся в восемнадцать часов – мы обсудим с вами конкретно все условия сделки.
Накануне Анатолий приметил небольшой ресторанчик, недалеко от гостиницы. Столики были отгорожены друг от друга бамбуковыми перегородками, что было очень удобно. Посетители не видели друг друга.
– Предлагаю встретиться в ресторане, который расположен у западного крыла гостиницы. Приходите один, не будем посвящать Гали в мужские дела. И вот, что еще Стив, – никто больше не должен нас видеть вдвоем. Береженого Бог бережет, – есть у русских такая пословица. Если вы не придете, будем считать, что ничего не было и мы только потеряли время. ОК?
Анатолий, почувствовав, что дело может выгореть, говорил тоном туза, который ходит по автосалону и не знает на чем остановиться – или взять «Феррари», или «Ролс Ройс», или еще какую-нибудь машину-мечту. Внешне, это читалось примерно так – мы не пускаем слюни по поводу, Стив, твоего предложения. Это ты просишь нас выручить, тебя поиздержавшегося, и купить б/у F-16 с ограниченным сроком годности. Мы еще подумаем, стоит ли овчинка выделки.
В гостиницу возвращались порознь.
Стив ворвался к себе в номер и сразу же позвонил Гали.
– Дорогая, я иду к тебе, – выпалил он и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
В это время Анатолий, поднимавшийся в лифте, перематывал пленку на миниатюрном магнитофоне. Тулин всегда требовал документального подтверждения встреч с объектом разработки.
Шефа он застал в том же самом спортивном одеянии, что и вчера вечером. Вид у Станислава Владимировича был такой, словно он всю ночь грузил мешки с картошкой на станции «Москва товарная». Больные почки – не подарок.
При виде Анатолия Тулин оживился. Он глазами показал на балкон, куда они и вышли для разговора.
– Ну как там? Рассказывай, – закуривая очередную сигарету потребовал шеф. «Истомился, бедолага, – внутренне усмехнулся Анатолий.
– Все в порядке, Станислав Владимирович, – бодро начал он, – Гриффит подтвердил, что готов перелететь к нам и поставил ряд условий. Если хотите, можете послушать, весь разговор на пленке.
Анатолий вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, от которой тянулся тонкий проводок к зажиму на галстуке.
– На кой ляд мне твои записи?! У меня с английским… сам знаешь. Ты давай излагай так, своими словами, но близко к тексту.
Анатолий начал пересказывать разговор со Стивом. Тулин нервно курил, слушая спокойную речь Анатолия. Тот закончил:
– Ну, само собой, он нервничает. Требует гарантий. По моему мнению, он готов.
– По твоему мнению? – недоверчиво протянул Тулин. – Ну-ну. По твоему, значит.
Вы когда снова встречаетесь?
– Мы договорились на 18.00. Встречу назначил в маленьком ресторанчике в конце парка в пятнадцати минутах ходьбы отсюда.
Тулин помолчал, пристально разглядывая Баркова.
– Вот что… встречу эту проведу я, – категорически заявил он. – А ты будешь мне переводить. Мне поручено руководством Управления раскрутить американца, поэтому всю ответственность беру на себя.
Некоторое время Анатолий стоял молча. Смысл сказанного постепенно доходил до него.– Но ведь… – Барков мучительно искал слова, чтобы доказать очевидное. – Но как я ему объясню, откуда вы здесь взялись?! Перевод увеличит время встречи вдвое. Завтра американец улетает, в понедельник он заступает на дежурство. Ему еще захочется на прощание побыть с Гали. Вы что, считаете, что я один не смогу провести встречу?
У Анатолия закончились аргументы. Но, уже было понятно – начальника не переубедить. Тулин остался непреклонным.
– Я руководитель этой операции. Как решил, так и будет. Давай готовиться к беседе.
Он открыл балконную дверь, заглянул в номер, чтобы убедиться, что там никого нет.
* * *
Тулин, наконец, сменил динамовские штаны на отутюженный черный костюм. Теперь шеф выглядел поприличнее, хотя и походил на служащего адвокатской конторы.
На узких улицах Бангкока температура и влажность воздуха были запредельными.
– Давай поторапливаться, надо еще проверить, нет ли каких признаков действий противника – цедил Тулин, ловя на себе неодобрительные взгляды подчиненного.
Они пришли в ресторан на 15 минут раньше назначенного времени. Таец-официант, юрко сновавший между столиков, подошел к новым посетителям. Эти люди явно не походили на завсегдатаев заведения.
Анатолий заказал два стакана апельсинового сока и стал рассматривать меню. Произнеся свое извечное «Мне вас не учить…», Станислав Владимирович еще раз напомнил, что Барков сейчас переводчик и не более. Переводить же должен своего шефа очень точно и без собственных коннотаций.
– Не волнуйтесь, Семен Семенович, все будет как в аптеке.
– Пять минут третьего, заметил Тулин. Он вообще передумал или испугался.
– Вы опять что-то не так сделали, скорее плохо объяснили, куда ему необходимо прийти, и сорвали всю операцию.
Анатолий медленно закипал. Наконец, в дверях ресторана появился Гриффит с мокрым от дождя зонтом.
Стив направился к их столику, улыбаясь и чуть виновато разводя руками – видимо, собирался пуститься в извинения за опоздание. Но увидев незнакомого человека, водружающего на нос очки, в нерешительности остановился. Анатолий предупредительно поднялся ему навстречу.
– Здраствуйте, Стив. Это мой босс. Он утренним рейсом прилетел в Бангкок. Я вас представлю – Жулин Семен Семенович. Стивен Гриффит. Его английский несколько несовершенен, я буду вам переводить.
Стив сел напротив и стал внимательно и откровенно рассматривать Тулина. Тот в свою очередь тоже «сверлил» американца. Гриффит, сделав, видимо, какое-то умозаключение, наконец начал:
– Итак, господа, у меня остается мало времени, давайте перейдем сразу к делу… Анатолий перевел. Тулин достал из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных вчетверо листов бумаги и ручку.
– Господин Гриффит, Советский Союз с момента окончания Второй мировой войны направляет все усилия на сдерживание гонки вооружений. А американский империализм окружает социалистический лагерь военными базами и готовится к Третьей мировой войне. У нас нет никаких доказательств, кроме ваших слов, что вы искренне хотите перелететь в СССР. А может быть, завтра все западные газеты запестрят сообщениями, что официальные лица из Министерства внешней торговли склоняли американского летчика к измене Родине? Может быть, нас кто-то сейчас фотографирует или записывает наш разговор на магнитофон?.. Ты давай, переводи, только гляди у меня, чтоб слово в слово, – добавил Тулин, уже для переводчика.
Анатолий был готов провалиться сквозь землю, переводя монолог Тулина, удаляя из него наиболее одиозные места. По лицу Стива пробежала тень. Он молча посмотрел на Анатолия. Взгляд его можно было перевести коротко «Что происходит?»
Воодушевленный произведенным эффектом, Тулин продолжал:
– Так вот, мы бы хотели, чтобы вы сейчас написали на бумаге, что готовы с нами добровольно сотрудничать в деле передачи истребителя F-16 Советскому Союзу. Ну, и поставьте подпись там, дату, – добавил Тулин совершенно спокойным тоном, подвинув лист бумаги и ручку к американцу.
Внимательно выслушав перевод, Стив посмотрел на Анатолия, а потом взглянул на Тулина, как на сумасшесшедшего.
Несколько секунд Стив, молча смотрел на листок бумаги и шариковую рублевую ручку, затем резко поднялся и не прощаясь вышел на улицу.
«Все, вот теперь это точный провал» – подумал Анатолий, готовый рвать на себе волосы. Тулин набросился на своего подчиненного:
– Так он совсем не готов к работе с нами! Вы мне плели, что он согласен?! Видите, стоило только немножко поднажать, и ваш американец тут же сбежал!
– Пора уходить, – произнес Анатолий сквозь зубы. Даже его железная выдержка могла не вынести такого испытания. Тулин, увидел налитые кровью глаза Анатолия и его сжимающиеся кулаки. Он осекся, вжал голову в плечи и настороженно посмотрел на Баркова.
– Ты это чего?
– С-с-с-с…танислав Владимирович, – наконец удалось произнести Анатолию. – Я сейчас иду к себе в номер. Попробую исправить положение. Результаты доложу вечером… или ночью. А сейчас, извините…мне надо успеть записать реакцию янки на встречу.
Чуть не опрокинув столик, Анатолий поднялся и почти выбежал из ресторана.
Оказавшись в номере, он сразу же достал приемник и тут же услышал в наушниках возмущенный голос Стива:
– Гали, это вообще кто?! Неужели эти люди занимаются серьезными делами? Кому нужен этот самолет?! Мне или им?! Они хотят заполучить всего за три миллиона супер машину, а ведут себя… как… – Гриффит, от нахлынувших на него чувств, чуть не задохнулся. – Все! Это конец! Бизнес так не делается, дорогая. Где уважение к партнеру? Мне кажется Николаю было неловко за своего шефа, но он молчал. Разве какая-то бумажка может быть гарантией в серьезном деле. Раздался звук льющейся жидкости и послышались мягкие шаги Гали.
– На, выпей и успокойся.
Сделав несколько больших глотков виски, Гриффит продолжил:
– Вот, Николай, вменяемый вроде человек. Мы все обсудили, договорились. Я решил, что можно иметь с ним дело. Но, его шеф … он сразу вызвал к себе антипатию. Он не произнес еще первого слова, а мне уже захотелось встать и уйти. В его взгляде я прочитал «вот еще один защитник дяди Сэма, готовый продаться врагу за деньги». Он даже не пытался скрыть своего презрения.
За все время монолога Гали не проронила ни слова.
– «Ну ты-то чего молчишь? – нервничал Анатолий. – Давай, успокаивай мужика!»
Как выяснилось, для успокоения Стива слов и не потребовалось. Раздался шорох падающей одежды. Похоже, Гали молча раздевала Гриффита.
– Но ведь… – воинственный тон Стива как-то сразу поубавился. – Дорогая, мы же… В стереонаушниках послышалось учащенное дыхание Стива и еле различимый шепот, сладкая моя, еще…еще. Это был первый случай в его оперативной практике, когда он слушал то, что в сводках технических служб КГБ обозначалось аббревиатурой п.а. (половой акт).
Анатолий представил, что сейчас там происходит. Прошло минут десять в полной тишине. Может заснули?
Барков уже собрался снова надеть наушники, но тут раздалось легкое постукивание в дверь. Анатолий вскочил и пошел открывать. Повернув ключ, он от неожиданности отпрянул назад – перед ним стояла босая Гали, в белом махровом халате на голое тело, еще не остывшая от любовных утех. Завиток волос прилип к вспотевшему лбу.
Анатолию потребовалось немало усилий, чтобы выглядеть спокойным. Гали проскользнула в номер, раскрыв холодильник, достала бутылку минералки, и принялась жадно пить прямо из горлышка.
– Мои благодарности Станиславу Владимировичу, – съязвила Гали. Разве можно человека сходу ставить раком? Гали, как всегда, предельно точно, одним предложением оценила ситуацию. Анатолий с досады только махнул рукой.
– Ну, говорите быстро, что теперь делать. У меня пара минут, пока он задремал.
– Пусть мужик окончательно успокоится и не кипятится. Уговори его перед посадкой в самолет, в аэропорту, встретиться со мной еще раз. Хотя бы на полчаса. Или поедем его с тобой провожать. Скажешь, что дело он будет иметь только со мной. Скажи, что мой шеф уже уехал. В общем, наплети чего-нибудь, сама знаешь, как. Все, иди.
– Есть! – Гали вскинула руку в пионерском салюте. Халат сполз с плеча, обнажив высокую упругую грудь…
– Анатолий Иванович! – перехватившая его взгляд Гали лукаво погрозила ему пальчиком.
– У вас должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова. Не забыли?
– Иди уже! – деланно рассердился Анатолий.
Гали выскользнула из номера. Ну сущий дьявол в женском обличии – восхищенно пробормотал он, успокоившись, Анатолий вернулся к наушникам.
– Дарлинг, уже девятый час, я хочу есть. Просыпайся, соня, накорми меня чем-нибудь вкусненьким. Есть хочу! – капризничала Гали.
Стив пробурчал что-то сквозь сон, заворочался и, приподнявшись, чмокнул Гали:
– Сейчас пойдем, девочка…
Успокоенный и удовлетворенный, американец полулежал на кровати и смотрел, как Гали прихорашивается. Гали, краешком глаз, изредка поглядывала на его отражение в зеркале. Это целая наука – раздеваться и одеваться перед мужчиной. Он видел самые потаенные уголки ее тела, вроде бы уже изучил ее вдоль и поперек. Но вот женщина медленно одевается, неторопливо наносит макияж… И мало-помалу становится загадочной, недоступной, таинственной незнакомкой. Это провоцирует желание сразу же сорвать одежды и жадно наброситься на податливое тело, или наоборот, сопротивляющееся тело. Однако, сейчас времени на подобные развлечения не осталось.
– Дорогой, послушай. Я понимаю, тебя сегодня разозлил этот переговорщик.
Анатолий инстинктивно напрягся. Гали продолжала:
– Но мне все-таки кажется, что тебе надо еще раз встретиться с Николаем. Он разумный человек. В конце концов, нам нужно решать наши проблемы. Что делать, иногда приходится терпеть идиотов, если от них что-то зависит. Думаю, теперь они поняли, что ты знаешь себе цену. Я тебя полностью поддерживаю. Ты вел себя абсолютно верно. Я бы тоже закатила им такой скандал. Впредь будут умнее. Давай поговорим с ним по дороге в аэропорт. Может быть, позвоним ему?
– Ну вот еще.
– Если он сам позвонит, тогда другое дело. Как я буду выглядеть, если пойду на попятный!
– Ты, конечно, прав. Хм м… – она сделала вид, что задумалась. – Ну что ж, если Николай сам позвонит, согласись встретиться с ним еще раз. Ладно?
– Только я не уверен, что он позвонит.
– Пари? – азартно хлопнула ему по ладони Гали.
– Хорошо, – после некоторого колебания выдохнул Стив.
Анатолий со вздохом облегчения вынул наушник из уха. Кажется, все вытанцовывается. Выждав некоторое время, он подошел к телефону и позвонил Гали. Она вздрогнула от «неожиданного» звонка и взяла трубку:
– Гриффит случайно не у тебя?
– Да, он рядом…
– Я хотел бы перекинуться с ним парой слов.
– Вот видишь, дорогой, это Николай. Он хочет поговорить с тобой. Будешь говорить?
Не дожидаясь ответа, Гали сунула трубку в ладонь Гриффита.
– Стив, добрый вечер, это Николай. Я хотел бы принести извинения за досадное недоразумение. У меня не было времени предупредить тебя о том, что мой шеф хочет с тобой встретиться. Ну, и что он… м-м… ты понимаешь, мой босс везде и всюду видит козни ЦРУ. Еще раз извини. Я бы на твоем месте послал бы нас к черту. Но шефа не выбирают…
– Хммм… Да, понимаю, – согласился Стив – Но я больше не хочу иметь никаких дел с этим человеком.
– Ладно, Ник, все в порядке. Я принимаю твои извинения. Видимо, мы просто друг друга не поняли. Если хочешь, давай перед отъездом еще раз встретимся. Остается совсем мало времени.
– Хорошо, – как можно спокойнее ответил «Николай». – Я думаю, о главном мы договорились. А все остальное будем делать, не торопясь. Знаешь, у нас есть поговорка: поспешишь – людей насмешишь.
Стив хмыкнул:
– По-моему, похожая поговорка есть у всех.
Гали собралась провожать меня в аэропорт. Давай встретимся в холле гостиницы. Часу времени нам хватит?
– Более чем.
– Отлично. Тогда до встречи.
– До встречи.
Анатолий положил трубку и вернулся к прослушиванию номера.
– Не хочу я, чтоб Николай ехал с нами! Когда мы теперь еще встретимся? Хочу побыть с тобой наедине, даже в аэропорту…Она подошла к Стиву и стала тереться о его бедро.
– Тебя никогда не тянуло заняться сексом в общественном месте, при народе: в театре, в кино, в туалете, или на стадионе? А в аэропорту?
– Как тебе не стыдно! – деланно запротестовал янки, хотя идея ему явно понравилась.Глава 13
Анатолий отложил наушники и устало растянулся на кровати гостиничного номера. Пусть чудом, но ситуация кажется выправлялась. Казалось, что даже в номере стало светлее и прохладней, дождь за окном стучал уже не так занудно, а выбивал какие-то задорные ритмы. Чтобы никто не застал врасплох за неблаговидным делом, Анатолий закрыл дверь изнутри и повесил снаружи табличку «Please don’t disturb”. Но это его не спасло, через некоторое время раздался осторожный стук в дверь. Опять эта плутовка? Нет, на пороге стоял Тулин.
– Ну, как там дела? Дай, послушаю, – и, не дожидаясь ответа, Тулин подошел к столу и надел наушник.
«Опоздал, дорогой, концерт закончился полчаса назад», – ехидно подумал Анатолий. Тулин с умным видом продолжал слушать англоязычное воркование Стива и Гали, пусть даже не понимая ни слова. Наконец хлопнула дверь в коридоре, и влюбленная парочка отправилась в ресторан.
– Куда это они? – насторожился Тулин.
– Ужинать пошли.
– Ну, рассказывай, как там «Хоуп».?
На всякий случай, Анатолий подошел к телевизору и увеличил громкость звука. Разговаривать с Тулиным ему сейчас хотелось меньше всего.
– Как, как – пожал плечами Барков. – Он в ярости и больше дел никаких с нами иметь не хочет.
Тулин сокрушенно закивал головой, и с обреченностью во взгляде посмотрел на Анатолия:
– Как ты думаешь, можно как-то исправить ситуацию?
– Не знаю. За такой прокол генерал вас по головке не погладит. Кажущаяся безысходность сложившейся ситуации тяжелым грузом давила Тулина. Он сидел в кресле сжавшись и даже казалось уменьшился в размерах. Они помолчали. И вдруг Тулин предложил:
Слушай, у меня есть бутылка водки, пойдем остограмимся?
– Так, мы же вчера уже выпили за успех нашего дела.
Это было что-то новое. Все в управлении знали, что у Тулина больные почки и он не пьет. «Дома расскажу, ведь не поверят!» – Анатолию, наверное, впервые за все время работы стало жалко своего шефа.
– Вам же нельзя!
– Да хрен с ним! Один раз живем! – отчаянно храбрился Тулин. – Сейчас я вернусь, – и шеф поспешил к себе в номер.
«Неужели и у особистов бывают просветления?» Станислав Владимирович начал работу в третьем управлении КГБ (военная контрразведка) и это отразилось на его стиле работы. Анатолий, достал из холодильника кусок сала, завернутый в тряпицу, и черный хлеб.
Шеф притащил бутылку «Столичной», финский сервелат и банку шпрот. Разложив все это богатство на журнальном столике, он с напускной бодростью скомандовал: «Давай стаканы!» и на правах старшего разлил водку.
– Эээх… Где наша не пропадала?! А давай еще раз выпьем за наш успех, – и Тулин залихватски опрокинул содержимое стакана, после чего, поперхнулся, запил минеральной водой.
«Ага, теперь уже «наш успех», – отметил Анатолий. Он сделал маленький глоток и закусил бутербродом.
К водке и вообще к спиртному он относился негативно. Было два события в его жизни, которые сформировали это отношение. Первое – это судьба его старшего брата Олега, которого родители всегда ставили ему в пример. Олег в тридцатилетнем возрасте, узнав об измене своей жены, которую он сильно любил, запил. Горе стал заливать водкой и через несколько лет пропал без вести.
Первого мая он ушел на демонстрацию, и больше его никто не видел. Милиция нехотя завела розыскное дело, а через год спокойно его закрыла и сдала в архив.
Второй случай произошел с Анатолием, когда он учился в техникуме в Ташкенте. День приезда на традиционную работу по сбору хлопка в колхоз, всегда отмечался грандиозной пьянкой. И Анатолий первый раз в жизни напился, еще не зная своей нормы. Ему было так плохо, что отказ организма от алкоголя произошел, как бы сам по себе…
Барков ждал, с чего шеф начнет разговор. Тулин не торопился и, помолчав немного, все же сказал:
– Ты хороший оперативник, по сравнению с другими. Но я старше тебя, и должность начальника службы обязывает меня быть очень осторожным.
Анатолий молча показал пальцем на потолок. Но Тулин, махнув рукой:
– Да ладно тебе! Если бы пилот был «подставой», он бы не устроил скандал, – тяжело вздохнув, шеф продолжал. – Конечно, если бы удалось прихватить его, да еще с… аппаратом. Мы бы с тобой стали героями, крутили бы себе дырки в кителях… да и вообще. Мдаа… похоже, здесь моя вина. Видимо, я его пережал, – произнес Тулин необычным для него извиняющимся тоном. Ты ж понимаешь, я еще года два-три посижу в своем кресле, а через год у тебя подходит срок к присвоению очередного звания. От меня будет многое зависеть… Короче, давай подумаем, как нам докладывать шефу о результатах поездки.
– Рано, по-моему, еще докладывать. Еще не вечер, Станислав Владимирович. «Гвоздика» уговорила Гриффита встретиться со мной и попытаться найти общий язык… только у меня к вам просьба… – замялся Анатолий. – Разрешите действовать по собственному усмотрению. Может быть, удастся что-то поправить.
Тулин встрепенулся и как-то по-бабьи замахал руками.
– Вот это новость! Что ты сразу не сказал? Конечно! Конечно! Действуй! У тебя светлая голова! – и понизив голос заговорщически добавил: – Да, забыл тебе сказать. Я тебя еще в начале года включил в список перспективных сотрудников – в резерв выдвижения на руководящие должности… понимаешь?
Анатолий понимающе кивнул головой. Тулин закряхтел, поморщился и начал массировать низ спины.
– Чертовы почки. Если бы ты знал, Толя, как иногда они болят, хоть на стену лезь. – Он встал из-за стола. – Я, пожалуй, пойду, прилягу. Когда эти голубки улягутся спать, разбуди меня и расскажи, чем все закончилось.
У двери он обернулся и посмотрев на Анатолия, поднял палец вверх и нравоучительно произнес:
– У каждого солдата в вещевом мешке лежит жезл маршала.
«Ладно, так тебе и поверил, – подумал Анатолий, – загонишь за Можай на возврате в Москву». Ему еще надо было подготовиться к встрече.
Убрав остатки трапезы, он принял душ, завернулся в огромное махровое полотенце, растянулся на кровати и моментально уснул.
Привычку мгновенно засыпать и легко просыпаться Анатолий приобрел еще в армии. Поговорка «солдат спит, служба идет» не умрет никогда. Никто этому солдат специально не учил. Но, во время несения службы по охране военных объектов, эта привычка вырабатывается автоматически.
Привычка эта не раз помогала Анатолию и после армии. Через тридцать минут он проснулся свежим и бодрым. Затем сделал зарядку, правда, пожалел, что у него не было эспандера или гантелей. Их заменили 50 приседаний и 50 отжиманий от пола. Остатки хмеля окончательно улетучились из головы.
Дальше следовало продумать разговор с янки. Закрыв глаза, Барков принялся размышлять.
Как построить беседу? На чем сделать акцент? Ну первым делом следует снять отрицательные эмоции американца после встречи с Тулиным. Все остальное будет проще. Тем более, что у Анатолия был козырь – одалиска, соблазнительная и любвеобильная. Пора бы голубкам возвращаться в гнездышко. Где это они запропастились?
Анатолий взял наушник и прислушался. Из номера Гали не доносилось ни звука. Анатолий уже начал волноваться когда, наконец, хлопнула дверь, кто-то вошел в номер. По легким шагам можно было понять, Гали. Она была одна. А где же Стив? Постучав ноготками по лакированной поверхности стола, Гали в обычной своей издевательской манере пропела «Не одна я в поле кувыркалася. Сокол пошел паковаться, как меня слышно, Беркут?»
«Слышу вас хорошо», – усмехнувшись, сказал про себя, Анатолий.
* * *
Чем лучше все складывается, тем более подозрительным становится человек. Ему кажется, что где-то он прокололся, что-то упустил, и в самый ответственный момент все его планы будут нарушены какой-нибудь ничтожной мелочью, и все покатится в тартарары.
Нечто похожее творилось и с Анатолием. Выйдя из своего номера, Барков спустился вниз. Прогуливаясь около гостиницы, он осторожно посматривал по сторонам. Анатолий не хотел везти Стива в злополучный ресторан, поэтому выбрал другой, подальше от гостиницы. На этот раз Стив пришел даже раньше «Николая» и цедил фруктовый коктейль.
– Добрый вечер, Стив. По-моему, я пришел вовремя.
– Это я пришел пораньше, у меня времени в обрез, Николай.
Начало встречи не предвещало ничего хорошего. Стив, как и ожидал Анатолий, держался холодно и отчужденно.
Мысли Анатолия перенеслись к периоду обучения в «Вышке». Барков вспомнил одного из любимых своих преподавателей, психолога Геннадия Ивановича Иванина, в свое время прочитавшего будущим комитетчикам лекцию о правиле трех «Да» – правило Сократа.
«Человека следует любым способом вынудить трижды ответить на вопросы утвердительно. Вопросы могут быть любыми – чем проще, тем лучше. Тем самым вы вырабатываете в нем рефлекс соглашаться с вашими утверждениями, практически их не обдумывая», – учил Иванин. Что ж, попробуем.
– Стив, скажите честно. Вы действительно хотите начать новую жизнь? – Да!
– Вы действительно хотите, чтобы рядом с вами была Гали? – Да!
– И эту новую жизнь с Гали вы хотите прожить, не думая о деньгах?
– Само собой.
– В таком случае, нам с вами есть, о чем поговорить. Стив кивнул. Уже хорошо. Анатолий продолжал:
– Прежде всего, я хотел бы извиниться перед вами за своего шефа. У вас были все основания поступить так, как вы поступили. На вашем месте я бы сделал также. Давайте забудем неприятное и продолжим. Надеюсь, заминок больше не будет.
– Хотелось бы.
– Тогда давайте считать что наши предыдущие договоренности остаются в силе. Три миллиона долларов за F-16.
Анатолий не преминул лишний раз назвать сумму, зная, что для американца это самый важный аргумент. Оговорив условия связи, новоиспеченные партнеры выпили за успех дела и попрощались.
Успокоенный «Николаем», «оттаявший» Гриффит, поспешил к своей ненаглядной. Гали, проводив Стива в аэропорт, вернулась в отель, быстро приняла горячий душ и уже собралась нырнуть под одеяло, но, передумав, потянулась к телефонной трубке. В номере Анатолия раздался телефонный звонок.
– Слушаю.
– Анатолий Иванович, загляните ко мне на огонек, пока я не заснула.
– Иду.
Анатолий на ходу накинул рубашку и вышел в коридор. «Что она еще задумала?» – недовольно думал Барков.
Томно прикрыв глаза, Гали сидела в кресле, держа в руках бокал виски. «Невзначай» распахнутые полы халата обнажили пару красивых ножек. Телевизор был включен. Комната была наполнена звуками современных танцевальных ритмов.
«Так, начинается, очередное «совращение святого Януария» – констатировал про себя Барков, бросив взгляд на раскрытый халат.
Заговорщически улыбаясь, Гали протянула второй бокал Анатолию:
– Мы с вами хорошо поработали и заслужили небольшой отдых.
– Прикройся, бесстыжая, – Барков старался поставить Гали «на место».
Она, притворно потупив очи долу, чуть-чуть натянула халат на ноги, но, как бы случайно, теперь он распахнулся на груди.
Попытки соблазнить Анатолия Гали то ли в шутку, то ли в серьез начала предпринимать еще во время их первых встреч на явочной квартире. Анатолий тогда только начинал осваивать оперативную практику, которая ой как сильно отличалась от лекций в Вышке.
Обучение агента перед выездом за кордон обязательно включало его политическую подготовку. На одной из явок Барков с пылом и жаром убеждал Гали в преимуществах социализма перед капитализмом. Распинался по поводу особенности классовой борьбы на современном этапе.
Слушая его в пол-уха, Гали, медленно раздвинула ноги, так что стали видны ее полупрозрачные трусики, глядя оперу в глаза тягуче промурлыкала: – «А не поехать ли нам куда-нибудь на природу, в лес, и там всласть потрахаться?».
От неожиданности Барков на секунду потерял дар речи. Гали торжествовала видя, что шокировала верного ленинца.
– Вы же знаете, что это категорически запрещено. Вы… вы очень красивая женщина, но… это невозможно!
Так, что Шерон Стоун, в знаменитой сцене допроса, в «Основном инстинкте» была далеко не первой, издевавшейся над мужиками. Явка, практически была сорвана.
Но, Гали, натерпевшаяся в юности от молодых подонков, каждый раз завлекая очередного мужчину в постель, ловила себя на том, что хочет сделать ему больно. Нет, это не было проявление садизма по отношению к партнеру, от которого женщина получает острое удовольствие. Скорее, ее подсознание, обнаружив рядом с телом Гали мужскую, покрытую волосами, пахнущую потом, табаком и алкоголем особь, старалось защитить свою хозяйку от возможного надругательства.
Боль ее тела и жгучая смесь обиды, ненависти и желания отмщения навсегда осели в глубинах ее памяти.
Но, по отношению к сотруднику КГБ Баркову, как к мужчине, было что-то другое. Своими подначками, она утверждала право чувствовать себя хорошенькой женщиной, даже при общении с непробиваемым «рыцарем плаща и кинжала».
Анатолий, в конце концов, нашел действенный способ бороться с приступами подобного вольного настроения своей подопечной. Барков превращался в каменного гостя из «Маленьких трагедий» Пушкина, смотрел на нее немигающими глазами, менял тембр голоса, ставил энергетический барьер и начинал обращаться к Гали по имени-отчеству. Подобное обращение бесило Гали больше, чем быка красный плащ матадора.
И в этот раз, видно, по-другому ее не успокоить.
Анатолий устало вздохнул:
– Галина Наумовна, вам мало Гриффита? Расскажите лучше, как вы с ним расстались.
Гали сразу же сделала вид, что обиделась, но тон сменила и ответила серьезно:
– Бедняга, похоже, не на шутку влюбился. Вашу встречу, Анатолий Иванович, он оценивает положительно. Готов продумать и обсудить техническую сторону вопроса. Условия связи его устраивают. Стив торопится, хочет, чтобы месяца через два-три мы, то есть я и он, были свободны от всяких обязательств.
Поразмыслив, Гали добавила:
– Мне его немного жалко. Он хороший парень, но это не моя судьба. Что с ним будет? Вас не гложет совесть Анатолий Иванович?
– Совесть? – Анатолий стрельнул глазами в «Гвоздику». Ты говоришь совесть? Пожалела янки? А они жалели детей и женщин во Вьетнаме, когда поливали их напалмом? А в чем виноваты японцы? – Старики и старухи, опять же грудные пацанята? Их заживо сожгли атомными бомбами. Сотни тысяч! Вдумайся в эту цифру!
Допустим, им было не жалко косоглазых японцев, вьетнамцев. Но Пентагон и ЦРУ и своих любимых сограждан не жалели. Ты знаешь – почти кричал Барков – они беременным женщинам, в больницах, вводили под видом лекарств ЛСД и другие наркотики и изучали, какие изменения происходят в не родившимся еще ребенке.
А тебе не жалко русскую женщину, жену нашего сотрудника, работавшего в Африке. Она получила посылку с обратным адресом нашего посольства, развернула «от папы подарок» в присутствии детей и упала в обморок. ЦРУ прислало высушенную голову ее мужа! Продолжать или хватит?
Такого Баркова Гали еще не видела. От него шла такая волна злой энергии, что ее тело стало неприятно покалывать иголками.
– А есть случаи и похлеще. Идет война, на этот раз холодная, и мы снова как в 41-ом году обороняемся. Только теперь воюет другое поколение – мое поколение, 39–41 года рождения.
– Анатолий Иванович, да успокойтесь вы ради всего святого. Извините меня, вы такие ужасные вещи говорите, я о них и слыхом не слыхивала, ну, конечно кроме Хиросимы. Стив, тоже расист порядочный, всю дорогу унижает прислугу в отеле. Чаевые дает мизерные…
Анатолий постепенно приходил в себя и решил сменить тему разговора, чтобы разрядить обстановку.
– Слушай, а как ты обнаружила железку? – улыбаясь, спросил он.
Он пошарил под тумбочкой у кровати и отцепил, наконец, деревянную планку, которая крепилась двумя острыми шипами. Гали рассмеялась:
– Господи! Да что я вас, не знаю, что ли. Вы всегда стараетесь заиметь лишний источник информации. В том, что нахожусь под контролем, сомнений не было. Бедный Анатолий Иванович! Тяжело было, наверное, в одиночестве слушать звуковое сопровождение наших плотских утех, – взгляд Гали скользнул по брюкам шефа. – Вы там сами с собой в это время ничего не делали? Она показала характерное движение рукой и рассмеялась. Анатолий лишь досадливо поморщился:
– Опять за старое? Все. Поздно уже, ложись спать. Завтра после обеда возвращаемся домой. Отоспись, отдохни. Утром поедем, посмотрим город. Я пойду к шефу, доложусь.
Гали прямо при Анатолии юркнула под одеяло и, повозившись, высунула оттуда руку со снятым халатом. Стараясь не смотреть на Гали, соблазнительно распластавшуюся под тонкой простыней, Анатолий заметил:
– И вот еще что… Я к тебе хорошо отношусь, думаю, ты это чувствуешь, но не провоцируй меня. Договорились?
– Хорошо. Больше не буду… Ну, если только изредка – промурлыкала Гали.
Анатолий встал и вышел из номера, прикрыв за собой дверь. Смертельная усталость навалилась на него. Казалось, его тело увеличилось вдвое, а сил передвигать ноги осталось чуть-чуть. Психические нагрузки могут измотать человека, не меньше, чем физические. Хотелось спать. Мысли стремительно проносились в голове, как стайки диковинных птиц, которых он иногда видел через окно гостиничного номера. Кажется баланс складывается в нашу пользу. Стив пошел на контакт, несмотря на досадную накладку. Но, нет худа без добра. Похоже запах трех миллионов слишком силен, чтобы он смог сбиться с курса.
Глава 14
Двухпалубный Боинг, казавшийся на земле толстым и неповоротливым, после короткого разбега, легко взмыл в небо и сделав прощальный круг над аэродромом устремился на северо-запад. Стюардессы предлагали пассажирам напитки – Тулин все еще мучался от боли в почках и пил только минералку, Гали с удовольствием попивала белое вино, Анатолий посасывал через трубочку приятно холодивший сок манго со льдом. Каждый думал о чем-то своем.
К почечным коликам Тулина добавился неприятный осадок от его неудавшегося наскока на янки, да еще в присутствии этого выскочки Баркова. Уж этот «Билли Бонс» растрезвонит среди своих приятелей как шеф лажанулся и чуть не сорвал важную операцию. Кличка «Билли Бонс» прилипла к Анатолию с легкой руки, или языка Володи Миронова, который был в этом деле большим мастером. Когда Барков однажды в спортивной раздевалке спросил почему он Билли, а не Джеймс Бонд, Володя ответил, что «Билли Бонс» легче произносится и все присутствующие согласно закивали головами.
А Барков думал о сыне. Какую дорогу в жизни он выберет? Отцу хотелось, чтобы он пошел по его стопам. Дед Аркашин закончил службу в МГБ подполковником, отец – дай бог, может дослужиться до полковника, а сын, имея такую прочную стартовую площадку, может дорастет и до генеральских звезд. Да, чуть не забыл прадеда, родом из семиреченских казаков, которые еще до революции охраняли границу российской империи с Китаем.
Убаюканные мерным гулом двигателей пассажиры погрузились в сон. Все, кроме Гали. Ее мучила одна мысль, от которой она всячески старалась отмахнуться, но безуспешно. Гали мучила совесть.
Со стороны могло показаться, что мадам Гали находилась вообще вне каких-либо морально-нравственных категорий и руководствовалась лишь соображениями собственной выгоды? Может быть… Но ей все же было жалко Стива.
«Но Стив же счастлив? – пыталась успокоить себя Гали. – Пусть это продлится недолго, но он окрылен, теперь у него есть цель в жизни, теперь он снова может дышать полной грудью…»
«А что будет когда все закончится?» – гадливо спрашивал внутри бес противоречия.
«Оклемается. Получит деньги. Найдет себе другую…» – Гали неожиданно для себя почувствовала укол ревности, представив что Стив может влюбиться еще в кого-нибудь. Мы с ним все равно никогда не смогли бы быть вместе. Стив – милый, хороший, но круг его интересов так ограничен. А я дура, вечно ищу приключения на свою задницу.
«А что будет, если наши расп-дяи с Лубянки напутают что-то, как это бывает, или, он сам даст маху. И вместо Акапулько или Капокабана окажется за решеткой в Штатах», – нашептывал дъявольский голос.
«Сколько людей за свою жизнь ты уже подвела под монастырь? Стив, наверное, не последний в этой очереди?»
«Я никогда не извлекала для себя личной выгоды, – слабо защищалась она. Я старалась всю жизнь помочь людям, кто бы они ни были. Да взять того же Стива, – лежал же на острых камнях, как Икар с переломанными крыльями. А что я сделала? Я вернула его к жизни! А что такое Жизнь? – Это сплошной риск потерять ее в любой момент. За что силы небесные наказывают людей? Особенно невинных младенцев, совсем безгрешных. Сотни людей теряют самое дорогое, погибая в авиакатастрофах, тонут в морях, под колесами автомашин. А их кто-нибудь спросил, хотят ли они исчезнуть с Земли, да еще в муках и страданиях. Гали вспомнила случай, который заставил ее несколько дней мучаться в поисках ответа на вопрос о неотвратимости судьбы. Машина скорой помощи с тяжело раненым на борту неслась в больницу с места авто аварии. Врачи делали все чтобы довести его до операционной живым. Хрен вам в глотку! Через 10 минут, на перекрестке, под красный светофор, в них врезается самосвал. Машина скорой помощи всмятку и все, кто там был, тоже.
* * *
Удобно устроившись в кресле самолета, Гали закрыла глаза и через некоторое время погрузилась в дремоту. Отрывочные, несвязанные друг с другом видения появлялись и тут же исчезали. Неожиданно на ее внутреннем экране она увидела четко и ясно лицо Отто Моргенштерна, который улыбался ей и что-то беззвучно говорил. Из глубин ее памяти всплыла история с немцем, в судьбе которого она сыграла роль медовой ловушки.
Отто Моргенштерн – сорокалетний немец из Западной Германии по документам значился представителем мощного концерна по производству грузовых автомобилей. Однако его военная выправка, аккуратная стрижка, пунктуальность, манера четко и ясно излагать мысли наводила комитетчиков на определённые подозрения о его связи с Бундесвером.
На Отто обратила внимание стюардесса самолета Аэрофлота, которым он первый раз летел в Москву. В информации, появившейся на следующий день на Лубянке, отмечалось его несколько странное поведение. Аккуратно подстриженный Моргенштерн в безукоризненно отутюженном костюме, сидя около иллюминатора, время от времени приставлял карандаш к обшивке самолета и манипулировал какой-то бумажной лентой, поглядывая на часы. От острых глаз стюардессы Леночки не ускользнуло, что после нескольких операций у «Ганса» – как она окрестила Отто – на бумаге появились оставленные грифелем точки, которые он начал скрупулезно подсчитывать. Возвращая поднос после ланча, «Ганс» поинтересовался, с какой скоростью летит самолет.
Второй раз Отто попался на глаза сотрудникам «девятки», так на сленге чекистов называлось девятое управление КГБ, охраняющее членов Политбюро КПСС. 9 Мая, перед парадом военной техники, в ожидании марша разместившейся на огромной площади перед гостиницей «Москва», неизвестный гражданин, похожий на иностранца, останавливался около темных пятен масла, оставленных на асфальте, и внимательно их рассматривал. Делал он это без особой маскировки, и со стороны могло показаться, что человек что-то обронил и теперь ищет. На всякий случай сотрудники «девятки» вызвали дежурную бригаду наружного наблюдения и передали его «из рук в руки». Отто вернулся в номер гостиницы, где его быстро установили.
Утром следующего дня горничная передала, дежурившему в гостинице сотруднику КГБ, рваные клочки бумаги, которые она обнаружила в корзине для мусора. Когда разрозненные обрывки были склеены, оказалось, что это профессионально сделанные наброски боевой техники с указанием мест, откуда подтекало масло и бензин. Подобных материалов с лихвой хватило для того, чтобы Отто обложили со всех сторон флажками. Во всем остальном немец ничем не отличался от обычных бизнесменов: мотался по министерствам, заводил знакомства с чиновниками, дарил им мелкие сувениры, приглашал на ланчи. Время от времени посещал посольство, но в основном общался с сотрудниками экономического отдела. Вечера коротал в театрах или оставался в гостиничном номере. Кроме информации, полученной от стюардессы и из «девятки», ничего нового, подкрепляющего подозрения, что Отто – сотрудник Бундесвера, получено не было.
Когда к старшему оперу Сергею К. попало «дело Ганса», он несказанно обрадовался. Сергей был опытным сотрудником, который ждал присвоения очередного воинского звания майора, и ему как нельзя кстати могло бы пригодиться пресечение подрывной деятельности настоящего сотрудника разведки НАТО на территории Советского государства. Но воодушевлённый вначале, через три месяца безуспешных усилий, Сергей загрустил. Результатов не было. Тот случай в самолёте ребята из оперативно-технического управления объяснили так – «Ганс» определял число оборотов двигателей. Но, это не секретная информация, к стенке ею не припрёшь. Тогда Сергей принял соломоново решение – «обложить» «Ганса» агентурой и терпеливо ждать, когда он сам себя проявит. Если он, вдруг, окажется «чистым», то попробовать с ним подружиться в интересах КГБ.
Но, подкопаться под немца оказалось делом не простым. Выдержанный, хладнокровный, спокойный. От «наружки» шли сообщения, что Отто очень умеренно употребляет спиртное и крайне осторожен, избегая контактов с женщинами, часто посещающих ресторан. Однако природа, конечно, берет свое – по сообщениям «наружки», немец все чаще и чаще оборачивался вслед девицам на улице Горького, щеголяющим в ультра мини-юбках таких, что, как говорится, дальше некуда.
Тут-то его и брать бы, думал Сергей. Пора подставить сексуально-озабоченному немцу какую-нибудь сладкую русскую девочку, которая снимет с него трехмесячное напряжение от воздержания. А заодно и разузнает, что к чему.
Сергей давно слышал, что у Анатолия Баркова есть агентесса, которая, имея умопомрачительные внешние данные, еще и очень неплохо соображает… И он напросился на встречу Анатолия с Гали, которая состоялась на одной из конспиративных квартир.
Гали была одета в прозрачную шифоновую блузку, шелковые брюки, подчеркивающие изгиб ее бедер, и легкие босоножки на шпильках. Сергей, не устававший повторять, что красивее его жены никого нет, был ошарашен. Гали обворожила его с первой же минуты. Анатолий представил ей Сергея и вышел на кухню приготовить кофе.
Сергей сидел в кресле напротив Гали и пытался что-то говорить о происках германского империализма. Глазами же он, в наглую, раздевал ее.
Гали это нравилось. Ей было интересно следить за тем, как мужчина, пойманный в ловушку ее чар, барахтается, пытается сделать вид, что все в порядке и он контролирует свои эмоции. Она чувствовала себя исследователем-естествоиспытателем, ставящим любопытный эксперимент.
Сергею, все-таки удалось через некоторое время взять себя в руки, и подключиться к разговору.
Через пару дней план ввода агента «Гвоздика» в разработку Отто был готов и утвержден, естественно, после некоторых исправлений и дополнений, которые так любят делать руководители.
Как усыпить бдительность Отто? Как сделать так, чтобы он поверил, что «Гвоздика» не связана с КГБ?
В первую очередь, Анатолий рассчитывал на природную хватку Гали. Уж кого – кого, а мужчин она видела насквозь. Так как Отто не шел на контакты с женщинами в Москве, оперы решили организовать ему знакомство с «Гвоздикой» вдали от московского ЧК.
Вскоре немец заказал билет на самолет для поездки в городок N. Из Германии прибыли первые 300 грузовиков, и Отто должен был организовать их доставку на БАМ.
В ресторане гостиницы «Сибирские зори», заказав завтрак, Отто обратил внимание на молодую, необыкновенно красивую женщину, сидевшую за столиком у окна. Лучи утреннего солнца золотили ее пышные огненные волосы, Гали на этот раз покрасилась в рыжий цвет.
Женщина читала какое-то письмо, машинально поднося к губам чашечку кофе. «Кто она? Что она здесь делает? Явно не местная, скорее приезжая, у русских не принято ходить на завтрак в гостиницы. Но, до чего же красива… И от кого, интересно, это письмо?» – думал немец.
Неожиданно незнакомка быстро встала из-за стола, взяла с соседнего стула сумочку и направилась к выходу. Будто какая-то пружина подкинула немца, и он устремился вслед удаляющейся красавице. Сейчас он хотел только одного – познакомиться с ней, а там будь что будет. Женщина спускалась по деревянной лестнице в холл, но вдруг неожиданно оступилась, вскрикнула и упала. Отто, перепрыгивая через три ступеньки, подбежал к ней, помог подняться. Ступенькой ниже валялись сумочка и отвалившийся каблук-шпилька. Женщина, не обращая внимания на Моргенштерна, пыталась, сдерживая брызнувшие слезы, прикрепить каблук к туфельке. «Что же мне теперь делать? – повторяла она.
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – по-немецки произнёс Отто, но осёкся и повторил вопрос: – Вы говорите по-английски? Чем я могу вам помочь? Только теперь Гали подняла на него растерянный взгляд, оперлась на его плечо и, морщась от боли, произнесла: – 316 номер. Лифта в гостинице не было. Отто легко поднял Гали на руки.
В номере, положив ее на кровать, поспешил в ресторан за льдом. «Нужно вызвать врача и сделать рентген лодыжки», – почти скомандовал Отто и исчез за дверью. Через несколько минут, тяжело дыша, он, стоя, на коленях, обвязывал полотенцем кусочки льда вокруг лодыжки. Гали полулежала на кровати, позволив Отто придерживать ногу.
– Я не хочу вызывать врача, мне значительно лучше. Спасибо. Вы англичанин? – Нет. Позвольте представиться – Отто Моргенштерн. Я из Германии, представитель фирмы.
– Из ГДР?
– Нет, я живу и работаю в Западной Германии.
– Очень приятно. Меня зовут Гали. Я здесь в командировке и через несколько дней возвращаюсь в Москву.
– Так вы живете в Москве! – с нескрываемой радостью воскликнул Отто.
– Да, а что здесь особенного?
– Да нет, просто забавно, что мы познакомились в каком-то сибирском захолустье.
Руки Отто как бы машинально гладили ее ступню. Гали были приятны эти легкие прикосновения. Неожиданно для себя они громко рассмеялись.
– Почему бы нам не отметить знакомство бокалом шампанского? – спросил Отто. С удовольствием, – откликнулась Гали.
– Только давайте не будем это афишировать перед сотрудниками гостиницы. Ведь за вами, наверно, здесь следят, как за иностранцем. А мне совсем не хочется неприятностей. Отто внимательно посмотрел на Гали, которая успела забраться с ногами в единственное мягкое кресло около журнального столика.
– Я вдруг захотела есть. Вы что-нибудь прихватите к шампанскому?
В 12.00 у Сергея была назначена встреча с «Гвоздикой». Гали появилась в дверях в точно назначенное время, одетая в легкий плащ и брючный костюм.
– Все прошло как нельзя лучше, – скороговоркой выпалила она. Выражение ее лица говорило красноречивее слов. – Правда, пришлось сломать каблук и немного потянуть ногу. Но чего не сделаешь ради любимой Родины? А каблук запишите в графу «непредвиденные расходы», – она рассмеялась и без всякого перехода вдруг спросила – У вас найдется что-нибудь выпить? Хорошо бы коньячку и шоколадку, добавила она. Сергей достал из буфета початую бутылку «юбилейного» и коробку конфет. У меня, правда, больше ничего нет, – извиняющимся тоном начал он. Пустое, – почти пропела Гали и, взяв бутылку, стала разливать коричневую жидкость.
– Может быть, мы сначала обсудим детали проведенного мероприятия? – неуверенно начал Сергей. – Надо написать сообщение, вечером я должен звонить в Москву… Гали села так близко к нему, что он почувствовал локтем прикосновение ее груди и жар разгоряченного тела.
– Обсудим, а как же. Но сначала – за успех нашего общего дела, – прошептала она.
Сергей чувствовал, как вместе с коньяком в него вливается неконтролируемое желание зацеловать, заласкать этого дьявола в юбке. Где-то в подсознании Сергей слышал свой собственный голос, повторяющий, как буддист мантру: «Этого делать нельзя, этого делать нельзя». Гали охватил кураж. Она видела, как мечется Сергей, как он торопливо встает, чтобы достать сигареты из кармана пиджака. Закурив сигарету и нервно затянувшись, он решил пересесть подальше от Гали. Подняв бокал, она вопросительно-насмешливо посмотрела на него.
– Какой тост может предложить офицер в штатском? – промурлыкала она.
Сергей встал, вытянулся и, по-гусарски оттянув локоть, произнес: «За прекрасную даму!» Гали, подождав, пока он залихватски опрокинет коньяк, и неожиданно глубоким грудным голосом произнесла:
– А теперь, по традиции, офицер должен выполнить любое желание дамы, не так ли?
Сергей растерялся, не зная, что ему ожидать в следующий момент. Гали, продолжая неотрывно смотреть ему в глаза, вдруг гибкой змейкой скользнула под стол, накрытый видавшей виды скатертью. Через секунду он почувствовал, как ее руки быстро расстегивают его брючный ремень и, потеряв способность соображать, закрыл глаза…
…Когда Сергей пришел в себя, Гали как ни в чем не бывало сидела за столом, и подкрашивала губы. Весь ее вид говорил о том, что она здесь не причем, и вообще…
– Сергей Николаевич, – перешла она на «вы», – через два часа у меня встреча с Отто, мне необходимо к ней подготовиться, жду ваши рекомендации. В таком дурацком положении Сергею бывать ещё не доводилось. Как мог, он постарался собраться и перейти на официальный тон, под стать Гали. Хриплый голос срывался:
– Расскажи… расскажите, заметили ли вы подозрительные моменты в поведении объекта?.
– С пристрастием меня допрашивал откуда я, что в этой глуши делаю. Сказал, после того как выпил, что боится вашу контору. В Москве в гостинице девицы не дают ему прохода, но он знает, что все они работают на Лубянку. У меня сложилось впечатление, что в отношении меня он ничего не заподозрил. Но мне нужно знать, как себя вести, – продолжала Гали, – если сегодня вечером ему захочется… ну, Вы понимаете, о чем я говорю. На Сергея как будто вылили ушат холодной воды. Услужливое воображение мгновенно во всех подробностях показало ему обнаженную Гали в объятиях мерзкого немца. Неожиданно Сергей опустил голову и закрыл лицо руками, пытаясь отогнать видение. Инстинктивно Гали наклонилась к нему:
– Ты что? Что с тобой? – она стала осторожно гладить его по голове. Сергей попытался обнять ее и привлечь к себе.
– Нет, нет, – решительно отстранилась Гали. – Мне пора. Завтра позвоню часов в 11–12. Буду действовать по обстановке. Как я поняла, главное – создать условия для встреч в Москве, так ведь? Сергей не ответил, лишь несколько раз утвердительно кивнул.
Он подошел к столу, налил себе коньяку, выпил и со стоном повалился на диван. В его памяти снова и снова всплывали ощущения, которые он испытал всего двадцать минут назад. Воспоминания причиняли ему физическую боль. Сергей не верил ни в Бога, ни в черта. Служба в армии, затем учеба в «Вышке», членство в партии – сформировали из него стойкого бойца «вооруженного отряда партии», как часто говорилось с высоких трибун партийных съездов. Его научили многому, но как себя вести в сложившейся ситуации он не знал. Священники в таких случаях говорят – бес попутал.
В ресторане было шумно, играл оркестр, кто-то танцевал на небольшой площадке. Сделав заказ, Отто начал форменный допрос. Улыбаясь, он стал расспрашивать Гали, кто она, чем занимается, по каким делам оказалась в этом захолустье, кто ее родители, замужем ли она и прочее, и прочее. Гали спокойно отвечала, попивая минеральную воду и не задавая ни одного встречного вопроса. Лишь когда Отто на секунду задержался со следующим вопросом, она спокойно и вполне дружелюбно произнесла: «Может быть, вам сразу показать паспорт, командировочное удостоверение и справку из вендиспансера?» На последнем она запнулась, так как не знала, как будет на английском слово «диспансер».
Отто, тем не менее, оценил ее шутку и громко рассмеялся. Извиняющимся тоном он сказал, что не хотел ее обидеть, просто он находится в чужой стране, населенной странными и непонятными людьми. Немцы, побывавшие в Москве, рассказывали ему ужасные вещи о кознях КГБ.
– Вы меня в чем-то подозреваете? Может, вы считаете меня агентом КГБ? А почему у вас задрожали пальцы? Вы чего-то боитесь? Вам что, есть, что скрывать от советских властей?
Гали «расстреливала» немчуру вопросами и каждый раз попадала в десятку.
В это время оркестр заиграл слоу фокс. Высокий, молодой парень, пяливший на нее глаза из-за соседнего столика, нетвердой походкой подошел к ней.
– Вы разрешите станцевать с вами? Спросил он, нарушая известные рамки приличия. Отто быстро встал и заслонил собой Гали.
– Дама уже приглашена на танец, извините. На ломаном русском языке произнес кавалер.
Гали любила танцевать и, хотя нигде не училась, очень хорошо двигалась, интуитивно подчиняясь и партнеру, и ритму танца. По опыту она знала, что «немчура», как правило, хорошо танцует. И действительно, они легко и непринужденно закружились на небольшом пятачке. «Вот такой он, наверное, и в постели» – предположила Гали. Напористый, властный, но подчёркнуто тактичный и помнящий о партнёрше.
Вечер удался на славу. Пора было возвращаться в гостиницу. Гали с нетерпением ждала продолжения. Ей было интересно, как поведет себя Отто, что предложит, пригласит ли к себе в номер или предпочтет ее апартаменты.
Голова немца была занята тем же самым. Истосковавшись по женскому телу, он хотел, наконец, расслабиться, забыться в объятиях этой очаровательной женщины. В нем проснулся инстинкт охотника, преследующего добычу. Поднявшись на третий этаж гостиницы, Гали стала благодарить Отто за чудесный вечер, как бы давая ему понять, что пора прощаться. Она «тестировала» его, ожидая, что он предпримет. Отто поцеловал руку Гали и неожиданно для себя сказал, что если она захочет выпить чашечку кофе с коньяком, он будет ее ждать у себя в номере. Тем более что она еще не была у него в гостях. «Хитрый какой», – подумала про себя Гали и, поцеловав его в щеку, пошла к себе. Оставшись одна, Гали закрыла дверь на ключ, разделась и долго стояла под горячим душем. Она была довольна – ей удалось разгадать тактику поведения немца. Теперь время работало на неё.
Завернувшись в мягкое махровое полотенце, она забралась в постель и мгновенно заснула. Разбудил ее неуверенный стук в дверь. Гали открыла глаза и посмотрела на часы: 22.15. Она проспала около часу. «Ага, все-таки пришел», – подумала Гали, накидывая на голое тело халатик. Тихо щелкнул замок, в проеме двери маячила шатающаяся фигура… Сергея.
– Ты с ума сошел! – прошептала она и втащила его, плотно прикрыв дверь.
– Ты нужна мне, я хочу тебя, я умру без тебя! – бубнил Сергей.
– Что ты мелешь! Я жду Отто, он может с минуты на минуту прийти. Ты срываешь операцию! Тебя же с работы попрут! И мне достанется.
– Пусть попрут. Я хочу тебя… Сергей крепко прижал ее к себе и стал целовать в шею. От него пахло спиртным, табаком, желанием. В таком состоянии, когда логика и чувство самосохранения у мужика отключены, спорить с ним, уговаривать, умолять бесполезно.
– Ладно, ладно. Но, через десять минут, чтоб духу твоего здесь не было! Сергей молча схватил ее и почти бросил на кровать.
Гали любила заниматься сексом самыми необычными способами, и в самых неподходящих, казалось бы, для этого местах: подоконники, лестничные клетки подъездов, подвалы, скамейки, лодки в парках, биллиардные столы и даже кресло дантиста. Позже задние сиденья шикарных авто, корма яхты, ковры и шкуры на полу у каминов.
Но, сейчас было не до выбора позы и места. Через несколько минут, она почти силой вытолкала его из номера гостиницы. Гали прислушалась, стоя у закрытой двери. В коридоре было тихо. Она привела себя в порядок и вышла на балкон. Ночной прохладный воздух остудил ее и вернул контроль над телом и мыслями.
«Интересно, – подумала она, – чем закончится для меня этот день?»
Удивительно, но внезапный кавалерийский налет Сергея доставил ей особое удовольствие. На классику не хватило бы времени, поэтому она ограничилась фелляцией. Страх, что в любой момент в дверь может постучать Отто, добавил в ощущения перца.
Гали пыталась оправдать Сергея. Парень питался всю жизнь сухарями, а тут ему предложили воздушное пирожное. Вряд ли можно было ожидать чего-то другого. Зверь, которого она разбудила в нем, жаждал ее.
Гали уже пожалела о своем легкомысленном поступке на дневной встрече с Сергеем. Что будет дальше? Что сказать Анатолию? А что, если Сергей будет ее домогаться и в Москве? – Дура! Сама виновата, теперь попробуй вывернуться. Гали поплотнее запахнула халатик и вернулась в номер.Отто сидел в потертом и видавшем виды кресле около окна и рассуждал. Кто она? Что у нее на уме? И главное – не связана ли она с КГБ? Он пока не мог найти ответы на эти вопросы. Женщины, связанные с КГБ, в Москве легко себя выдавали: они были навязчивы, легко шли на сближение, не боясь последствий интима с иностранцами. Они были жадными и недалекими. Некоторых из них он уже знал, по фото и описанию внешности еще при подготовке к командировке в Москву.
Гали была, как говорят русские, из другого теста. Это чувствовалось. Он еще и еще раз прокрутил, как кинопленку, все события сегодняшнего дня. А может быть, она агент классом выше тех, кого ему уже подставляли? Ну что ж, время покажет. Он посмотрел на часы: без двадцати минут полночь. Отто загадал: вот если Гали сейчас постучит и попросит какие-нибудь таблетки от бессонницы, это её и выдаст.
Гали посмотрела на часы. Похоже, Отто решил не форсировать события. Пойти к нему в номер за таблетками от бессонницы? Дешевый прием, описанный в десятках шпионских романов. Нет, она будет строго выполнять инструкции – никакой инициативы. Ловушка должна быть невидимой. Ведь главное – не затащить Отто в постель, а установить прочные и, если удастся, долговременные отношения. Успокоив себя таким образом, Гали выпила стакан сока, внимательно осмотрела себя в зеркале и осталась довольна отражением. Через минуту она крепко заснула.
Утром следующего дня Гали решила не идти на завтрак. У Отто появится повод проведать ее и убедиться, все ли с ней в порядке. На его стук в дверь никто не ответил. Он постучал еще раз – опять тишина. «Может быть, она в ресторане», – подумал Отто и спустился на первый этаж.
– Отто! – вдруг услышал он знакомый голос. Гали стояла у него за спиной.
– Как дела? Как ваша нога? – торопливо зачастил он.
– Все нормально. Я сейчас целый час гуляла в парке за гостиницей.
– Вы не боитесь ходить одна в незнакомом городе?
– А что со мной может случиться? У нас в стране безопасно, – улыбнулась Гали и добавила – Если вы не устали, давайте еще немного погуляем.
– Охотно.
Гали взяла Отто за руку и повела за собой. Действительно, прямо за гостиницей начинался не то сад, не то парк. Узкая тропинка, по которой они шли, привела их к увитой плющом беседке, окруженной со всех сторон кустами акации. Гали первая нырнула между кустами, увлекая за собой Отто.
Они присели на скамью. Вокруг не было ни души. Гали вытянула ушибленную ногу и капризным тоном произнесла:
– Все-таки, немного побаливает…
«Я сделала все, что нужно, констатировала она, – увела тебя от глаз дежурных администраторов, от микрофонов в твоем номере, нашла этот укромный уголок. Теперь твоя очередь. Действуй!»
… Гали охотно отдавалась ему. После двухмесячного сухостоя немец был неудержим. Тише, ты тише, шептала Гали, прикрывая ладонью ему рот. Отто рычал, как раненный хищник.
Некоторое время спустя, Отто стал приходить в себя. «Пора возвращаться, – прошептала Гали, запихивая трусики в сумочку, – я пойду первой, а ты через десять минут». Поцеловав его в губы, она исчезла. Тело Отто переполняло знакомое ощущение легкости и гордости. За десять лет супружеской жизни, из которых восемь Отто разъезжал по странам Европы по делам фирмы, он позволял себе легкие, ни к чему не обязывающие связи. В списке его побед были француженки, датчанки, испанки, но славянок не было, хотя они ему очень нравились. Он был в восторге от Гали.
Наутро в отдел 2 Главного управления поступила телеграмма: «В соответствии с утвержденным руководством 2 ГУ планом агентурно – оперативных мероприятий по делу оперативной разработки «Ганс», агент «Гвоздика» установила с ним близкие отношения. Объект разработки проявил заинтересованность в продолжении знакомства в Москве. Агент «Гвоздика» проинструктирована о линии поведения во время возможных встреч с «Гансом» в Москве. Агентурное сообщение «Гвоздики», сводки наружного наблюдения за объектом, материалы оперативно-технических мероприятий направлены в ваш адрес».
На следующий же день Гали получила указание срочно возвращаться в столицу. Она уезжает, не попрощавшись с Отто – лишь оставляет ему записку в конверте у администратора: «Благодарю за прекрасно проведённое время. Возвращаюсь в Москву. Удачи. Гали»
Ни телефона, ни адреса.
Отто, вернувшись в гостиницу в предвкушении свидания, стучится в дверь номера Гали.
– Входите, открыто, – слышит он громкий, хриплый мужской голос.
– А вот и третий, – вторит ему партнер по застолью.
В номере Гали за столом сидят два крупных мужика с одной уже выпитой бутылкой водки под столом.
– Простите, – удивленно спрашивает Отто, – но здесь жила женщина.
– Она, видимо, уже уехала. Нас только что поселили, прописываемся. Бери стул и подсаживайся. Ты кто будешь?
– Нет, нет, спасибо, я тороплюсь. Отто поспешно ретировался.
За коробку конфет и бутылку шампанского он узнает у администратора паспортные данные, а главное, домашний адрес Гали в Москве. Отто приехал в Москву через неделю и начал поиски Гали.
Отто «случайно» встретил ее на Арбате. Казалось, оба были бесконечно рады этой «случайности». Гали, получив инструкции Анатолия и Сергея, увлекла его в специально подготовленную для этого квартиру. Любовные сцены документируются сотрудниками оперативно-технического управления КГБ с использованием самой современной по тем временам техники. КГБ накапливает компрматериал на «Ганса», чтобы потом, в подходящий момент, использовать как фактор давления.
Анатолий стал замечать какую-то раздвоенность в поведении Сергея. С одной стороны, он очень доволен полученными результатами. Руководство отдела на оперативке отметило его умелые действия по разработке «Ганса». С другой – от внимания Анатолия не ускользнул тот факт, что Сергей избегал всяких разговоров о Гали. При упоминании ее имени, он цепенел и сразу переводил разговор на другую тему. Анатолий всерьёз опасался за психологическое состояние своего коллеги. Но подобной развязки не мог предвидеть никто.* * *
Однажды Анатолий пригласил Сергея в 40-ой гастроном выпить кофе. Гастроном находился через дорогу от дома 2, штаб – квартиры КГБ. Оперработники часто сюда заглядывали, если не успевали пообедать. Выпив кофе, они вышли на улицу.
– Сейчас ты будешь меня пытать, что со мной происходит? – неожиданно первым начал атаку Сергей. Анатолий действительно приготовившийся расспросить приятеля, опешил от неожиданности.
– Сразу тебе отвечаю на незаданный вопрос – ничего! Переходный возраст, понимаешь, брат. Живешь, живешь себе, работаешь, любишь жену, рожаешь детей, помогаешь родителям, платишь партвзносы, ждешь отпуска, очередного звания, реже – медали, еще реже – ордена. А потом – случайно пролетает стрекоза или майский жук, не рассчитав траекторию приземления, падает в лужу и тонет.
– Ничего не понимаю, ты о чем? – спросил Анатолий.
– Подожди, не перебивай, майский жук тонет и нарушает хрупкое равновесие во всем мире! Понимаешь, дурило? И не хочется работать, трахать жену, растить детей, ждать зарплаты… Но, это так, ты не принимай всерьез. Просто я начитался всяких современных теорий. А так, все путем, не волнуйся за меня. Он взглянул на часы.
– Ой, я забыл! Через 10 минут совещание, пока.
Он быстро побежал в четвертый подъезд дома 2. Разговор не успокоил Анатолия, интуиция ему подсказывала, что что-то произошло в командировке. Гали – ее надо как следует расспросить. Но, это будет очень непросто сделать. Он сам обучил ее искусству лжи.
Было воскресенье, Сергей находился дома. Рано утром раздался звонок из ОТУ. Дежурный сообщил, что сегодня объект «Ганс» будет на известной квартире, а сотрудник, отвечающий за технику, заболел и не может приехать на пункт контроля. Подмены у него нет, и он не знает, что делать.
Сергей, поколебавшись, сказал:
– Я сейчас сам приеду. Ждите. Надо только заехать за ключами от ПК. Дежурный поблагодарил, облегченно вздохнул и повесил трубку.
Контрольный пункт был организован этажом выше квартиры, где Гали встречалась с Отто. Оперативная техника в те времена была не ахти какая, но позволяла негласно фиксировать действия объекта.
Гали была уже в квартире, когда Сергей одел наушники и включил аппаратуру. Она вышла из ванной комнаты обнаженная с повязанным на бедрах махровым полотенцем. Сергей впился в серый бесцветный экран телевизора. Господи, до чего же хороша! Как колышется грудь, какой красивый изгиб спины, как будто ожившая картина. Гали подошла к платяному шкафу, открыла дверцу и одела коротенький халатик. Подошла к зеркалу, повертелась, видимо, осталась довольна собой, подошла к кровати, расправила простынь и посмотрела на часы. Сергей невольно перевел взгляд на свои. Без пяти минут восемь. Сейчас придет немец. Как Сергей ненавидел его в эту минуту! «Хоть бы он сломал себе ногу, а еще лучше – шею», – молил он всех святых. Он не знал, как ему быть – уйти сейчас и не видеть всего того, что здесь будет происходить? Поставить запись на автомат и уйти. А, если фриц начнет ее подвербовывать? А секс – всего лишь прелюдия и совсем не главное для Отто? Какая-то сила придавила его к стулу, он остался.
В 70-е годы прошлого века даже сотрудники Лубянки, имевшие доступ к западным газетам, журналам, не были избалованны порнофильмами. То, что Гали вытворяла в течение двух часов с немцем – не поддается описанию. Отто выдохся уже к концу первого часа, а Гали, похоже, только-только разогрелась. У Сергея загудела голова, зашумело в ушах, пересохло горло. Его состояние было близко к коллапсу. «Его» (как он считал) Гали извивалась под немчурой, оглашая спальню страстными стонами. Он выключил звук, потом щелкнул кнопкой «Выкл». Дальше присутствовать при этом не было никаких сил. Захотелось выжрать стакан водки и забыться. На КП кроме чая, сахара и печенья ничего не было. Стало тяжело дышать, тело болело, как будто его проткнули десятками спиц. Одна застряла в сердце… Надо освободиться от этой невыносимой боли.
…В понедельник рано утром дежурный по Главку услышал истошный крик уборщицы. Выскочив в коридор, он увидел пожилую женщину, хватающую воздух широко открытым ртом. Коридоры на Лубянке длинные, но дежурный, подгоняемый нехорошим предчувствием, одолел 30 метров за несколько секунд и ворвался в кабинет.
Безжизненное тело Сергея сползло под стол. Вокруг его головы по обшарпанному паркету нимбом расплывалось потемневшее красное пятно. Глаза Сергея, уже помутневшие, смотрели прямо перед собой. Пистолет валялся рядом на полу…
Открытая дверца сейфа. На столе – пустая бутылка водки и граненый стакан. Короткая записка, придавленная пачкой сигарет: «Во всем виноват только я один. Простите. Сергей».
Примерно через месяц расследование было закончено и начальников отделов ознакомили с документом следующего содержания:
«Проведенным расследованием установлено, что старший оперуполномоченный К. Сергей Николаевич с 19.30 до 22.35 находился на пункте контроля за объектом «Ганс». В 22.20, отключив аппаратуру и сделав соответствующие записи в журнале ПК, покинул помещение и в 23.20 прошел в дом 2 через подъезд № 4 и поднялся к себе в кабинет на четвертом этаже. После этого из своего кабинета не выходил.
Труп К. Сергея Николаевича был обнаружен в 8.25 в его рабочем кабинете уборщицей Субботиной Н.И. и оперативным дежурным по 2 Главному Управлению подполковником Репиным В.И.
В процессе расследования были опрошены все сотрудники отдела и других подразделений 2 Главка, поддерживающие с ним служебные и дружеские отношения. Опрошены также его ближайшие родственники и соседи по дому. С агентурой, находящейся на связи у К.С.Н., проведены контрольные встречи без раскрытия существа дела. Материалов, прямо свидетельствующих о причинах самоубийства, не получено.
С учетом того, что ст. оперуполномоченный К.С.Н., член КПСС с 1962 г., характеризовался всегда исключительно положительно, был хорошим товарищем, пользовался в коллективе заслуженным авторитетом, считаем целесообразным официальной причиной гибели К.С.Н. считать неосторожное обращение с табельным оружием во время чистки, повлекшее за собой смерть. Жене и сыну погибшего назначить пенсию в соответствии с имеющимися приказами Председателя КГБ СССР».
Анатолий, который в пятницу разговаривал с Сергеем по телефону, никак не мог понять, что его уже больше нет в живых. Он мучительно размышлял.
Скоропостижная смерть человека, которого близко знаешь, всегда нелепа. Что могло произойти? Что могло толкнуть его на уход из жизни? Собственное расследование Барков начал с просмотра видеозаписи встречи Гали с «Гансом» – Готовый порнофильм, без дублей. Сергей эту вальпургиеву ночь видел в живую. Через час он застрелился! Вывод напрашивался сам собою.
Анатолий вызвал Гали на срочную встречу и, ничего не говоря о случившемся, начал «закидывать невод» – расспрашивать о воскресном свидании с Отто. Гали знала, что Анатолий не любит слушать в подробностях о том, как и с кем она занималась сексом. Но, сейчас Анатолий попросил рассказать, что она творила с объектом. Гали удивилась, но не подала вида….
Наконец, Анатолий, глядя ей прямо в глаза, спросил:
– Что у тебя было с Сергеем в командировке? Это был не вопрос, скорее констатация факта.
Не успев даже дослушать вопроса до конца, Гали начинает яростно выкрикивать:
– Нет! Нет! И нет! С чего это вы взяли? Я была занята Отто. За кого вы меня принимаете? Что я последняя сука какая-то? У меня тоже есть свои принципы! «Значит, было», – убедился в своих предположениях Анатолий.
В эту минуту он возненавидел эту стерву смертным боем «Тварь! Такого парня сгубила! Как же тебя земля носит? Избить тебя до полусмерти и то, будет мало».
Барков молчал, пытаясь справиться с овладевшими им чувствами. Это молчание для Гали было хуже, чем отборная площадная брань.
По поведению куратора она чувствовала что, что-то случилось с Сергеем. Но, что? Спросить она не решалась, может быть из-за страха услышать правду.
– На сегодня все, можете идти, – не поднимая глаз выдохнул Барков.
Гали решила не испытывать судьбу, молча ушла, осторожно прикрыв за собою дверь.
Дальше все стало рушиться, как карточный домик.
«Ганс» неожиданно засобирался в Германию, в отпуск, откуда он, почему-то не вернулся. Оставшиеся одежду, вещи, купленные русские сувениры, его сменьщик отправлял через посольство.
На Лубянке выкурили не одну пачку сигарет, размышляя о том, что же произошло? В конце концов, пришли к выводу, что где-то вылезли «наши уши», на чем-то прокололись. Немецкая контрразведка тоже неплохо работает.
Но история с «Гансом» на этом не закончилась, вернее, закончился только ее московский этап. Досье легло на полку, в стальной сейф… до лучших времен…Почему она вдруг вспомнила Отто? Нет, Стив совсем на него не похож. Другое воспитание, другая среда, другая культура, другие чувства, другая судьба. А Отто так неожиданно исчез, как корова языком слизала. И Барков ни разу не упомянул в разговорах, как-будто его вообще не было. И Сергей ни разу не позвонил. Спросить у Анатолия она не решалась. Он изменился. Стал холодным и предельно официальным. Потребовалось несколько месяцев, чтобы он вернулся в прежнее расположение духа. Гали удобно устроилась в кресле, закрыла глаза, и память вновь унесла ее на крыльях воспоминаний в прошлое…
Глава 15
Самолет подлетал к Москве глубокой ночью. Огромный город спал, освещенный тысячами огней. Самолет тряхнуло, видимо выпустили шасси.
– Наш самолет через двадцать минут совершит посадку в аэропорту Шереметьево. Температура воздуха в Москве плюс пять градусов – послышался приятный голос из динамика.
Анатолий, проснулся и поудобнее устроился у иллюминатора. Он любил летать.
Земля так красива с высоты. Над городом висело желтое марево, светящийся темный купол покрывал его, как бы защищая от космических холодов.
Над головой его, в недрах полки для ручной клади лежал запакованный в нарядную изрисованную иероглифами бумагу подарок для сына.
Кадровики долго не хотели выпускать Анатолия за границу из-за старшего брата, пропавшего без вести, когда Анатолий еще учился в Высшей Школе.
А вдруг Олег ушел за кордон? А вдруг Барков сам останется? Потом отвечай за него.
За Баркова поручился «дважды генерал» Родин Александр Петрович. Он был знаменит в КГБ тем, что ему дважды присваивали звание генерала. Контр-адмирал Родин А.П. был разжалован до подполковника из-за отказа уехать из Москвы на север. На новое место службы. Врачи предупредили, что тяжело больную супругу контр-адмирала могут выходить только столичные светила медицины. Александр Петрович из армейской контрразведки был переведен в московское управление КГБ. Свалившиеся на него служебные невзгоды, он переносил с большим достоинством. Сотрудники МЧК знали его историю и молча оправдывали его поступок. Через несколько лет за блестящее проведение ряда оперативных комбинаций против разведок противника, полковнику Родину было вторично присвоено звание генерал-майора. Сам натерпевшийся всякой несправедливости Александр Петрович, как никто другой понимал опера, который оказывался в сложной житейской или служебной ситуации. Генерал находил всегда верные решения. Любили его, как отца родного. Сотрудники были готовы разбиться в лепешку, но выполнить его поручения в самом лучше виде. Барков был одним из них.
Так что, первая загранкомандировка – это на самом деле большое событие в семье Барковых. И дома ждут его возвращения с нетерпением.
К покупке сувениров Анатолий отнесся серьезно. Магазин игрушек, конечно нельзя было сравнить с «Детским миром» по площади, но ассортимент просто ошарашил. Тут было все, по крайней мере, так казалось – бес их разберет, что скрывается за всеми этими иероглифами.
Анатолий протискивался между рядов игрушек, невольно вспоминая свое военное детство. Заводских игрушек, кроме наганов, которые стреляли пороховыми зарядами, маленький Толя вообще не видел. Игрушки делались руками взрослых или ребятами постарше. Из огрызков досок мастерились кораблики. С одной или двумя мачтами, с парусами из рваных простыней. Из гильз делались орудия, которые заряжались соскобленной со спичек смесью. В битве участвовали два, или три корабля. Сражение проходило в арыке, протекающем рядом с домами. Побеждал тот, кто поджигал паруса противника. Сгоревший корабль доставался победителю.
После того, как одному из ребят при стрельбе вышибло глаз, отцы, собравшись во дворе, что-то обсудили и, разойдясь по домам, заставили всю детвору «сдать оружие». Разоружение окончилось грандиозным костром во дворе.
Отдел оружия был особенно впечатляющим. Тут было все. Пистолеты, пулеметы, всех существующих и несуществующих модификаций, включая оружие будущего – лазеры, бластеры и еще, черт знает что.
В стране, возраст которой едва перевалил за двухсотлетний рубеж, не могло возникнуть полноценного фольклора – сказок, преданий, легенд, и их место заменили комиксы – человек-паук, Бэтмэн, Супермен…
Отдел «Супергероев» Анатолий пропустил сразу. Заметив некоторую озабоченность покупателя, к нему подошел один из продавцов.
Подобострастно поклонившись, спросил на ломаном английском, что хочет господин?.. Барков попытался объяснить продавцу, что хочет купить подарок сыну. Анатолий показал примерный рост Аркаши.
Таец заулыбался пуще прежнего, но, похоже, ничего не понял.
Анатолий поблагодарил продавца и продолжил путешествие по магазину. Вскоре он остановился у прилавка с моделями самолетов и кораблей, танков и подводных лодок… Барков было уже направился к выходу, но тут… в глаза ему бросились три символа, вокруг которых вращались все события последних дней – буква и две цифры – F-16.
С документальной точностью исполненная модель истребителя, что может быть лучше? Своего рода «чучело самолета». Трофей.
Анатолий минуту разглядывал собранную и стоящую рядом модель истребителя. Потом, взял коробку и прошел к кассе.
Подарок сыну он нашел просто потрясающий.
Сейчас, вспомнив об этой покупке, Барков помрачнел. Внутри шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие. Не сглазить бы – рано заказывать чучело зверя до того, как убил. Рановато вертеть дырки в кителе, пока самолет находится еще на территории американской базы… Даже не глупо, а самонадеянно. Анатолий отогнал от себя дурные мысли и начал собирать вещи. Самолет мягко приземлился и зарулил на стоянку. Загранпоездка закончилась, начиналась проза жизни. В глазах Тулина появился привычный начальственный блеск. Поднявшись первым, он молча забрал свои вещи и, не оборачиваясь, направился к выходу. Дежурный сотрудник в аэропорту, встретил начальника второй службы, и повел сразу же к машине.
Не выспавшаяся Гали все еще зевала, Ей удалось быстро взять такси и, попрощавшись, она умчалась в гостиницу.
Анатолий добрался домой после того, как довезли Тулина.
– Завтра в 9.00 у меня в кабинете, – сухо попрощался шеф.
– Спокойной ночи, Станислав Bладимирович.
Тулин кивнул и вышел из машины. Баркову стало понятно что шеф затаил на него обиду. Анатолию, впрочем, уже было все равно, ему очень сильно хотелось домой.
Жена радостно обвив руками шею мужа, шепотом попросила того не шуметь. Аркаша спал. Приняв душ, Анатолий прошел на кухню, где уже дымилась тарелка борща, после командировочной снеди или деликатесов Бангкока, показавшимся самым вкусным блюдом в мире.
* * *
Утром Тулин сразу приступил к подготовке рапорта о результатах проведенных мероприятий по установлению контакта с майором ВВС США.
На это у него ушел весь рабочий день. Измученная бесконечными поправками дежурная машинистка, последний отредактированный вариант документа передала Тулину уже поздно вечером и поспешила домой.
Начальник управления Крутов, выслушав устный доклад начальника второй службы и прочитав рапорт, попросил подготовить к завтрашнему дню проект докладной записки на имя Председателя КГБ. Генерал был скуп на похвалу, да и хвалиться пока было нечем.
Пока Тулин занимался бумажной возней, за что Анатолий был даже ему благодарен, так как очень этого не любил.
Во многих кабинетах Лубянки еще с послевоенных времен около телефонов висел плакат. Женщина в красной косынке держит указательный палец около рта. Внизу: «не болтай, враг подслушивает!». Слухом земля полнится. Когда в кабинете работают четыре-пять оперработников, трудно соблюсти абсолютную конспирацию. Особенно, если кто-то уезжает за границу и не с группой туристов, а по конкретному делу, да еще с начальником отдела. Поэтому, как только Барков появился в кабинете, его сразу же обступили приятели:
– Рассказывай! Завербовал американца?
– Какого американца?
– Да ладно тебе! Конспиратор хренов… У тебя же на роже все написано!
– Таиландки красивые? Ну? Колись! Было чего-нибудь?!
– Не таиландки, а тайки. Нет, не красивые – все на одно лицо и маленькие. Метр пятьдесят максимум.
– Маленькие? Орут значит громко!
– Ну, а американец?
Хотя конспирация была и будет основой работы всех спецслужб, информация о более – менее интересных мероприятиях имеет обыкновение находить щели, через которые утекает в соседние кабинеты.
Анатолий отделывался стандартными ответами, переводил разговор на красоты Юго-Восточной Азии и Бангкока в частности. По заведенному еще в ВЧК обычаю – привозить что-нибудь из командировок для сослуживцев, он принес большую бутылку виски, несколько пакетиков местных деликатесов и после работы угостил ребят. По настроению и партизанскому молчанию Анатолия ребята поняли, что дело серьезное и, видимо, с хорошей перспективой.
Тулин все это время с упорством, достойным Данилы-мастера, высекающего каменную чашу, сидел, закрывшись у себя в кабинете, и шлифовал докладную записку.
По заведенному порядку она должна быть не более полутора – двух страниц. Председателю КГБ докладывали только самую суть дела и испрашивали разрешение на проведение операций, которые иногда могли повлиять даже на ход холодной войны в мире.
Сообщение Гали о Стиве Гриффите и его готовности к сотрудничеству запустило огромный бюрократический маховик, который медленно, со скрипом начал набирать обороты.
Два дня прошло в томительном ожидании решения Председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова.
Анатолий за это время успел проводить Гали в Шереметьево, откуда она отбывала в Париж, и встретиться с агентурой, которая была у него на связи. Ничего интересного они ему не сообщили. В сравнении с делом «Хоупа» все остальные оперативные дела как-то поблекли и стали не интересны. Связь со Стивом должна была осуществляться через Гали.
Гали ежедневно названивала Анатолию из Парижа и нервничала.
Анатолий почти физически чувствовал стремительный бег времени, но сделать ничего не мог. Машина была запущена, и скорость вращения ее колесиков никто был не в силах ни ускорить, ни остановить.
Сколько перспективных дел было загублено из-за медлительности огромной бюрократической системы. Каждый начальник требовал согласования с ним всех важных мероприятий. Каждому хотелось быть причастным. Что уж говорить об угоне F-16?
Однажды Анатолий в деле оперативной разработки иностранца видел документ, на котором насчитал двенадцать подписей – из них шесть генеральских! Коль скоро под каждой подписью обязательно ставилась дата, он прикинул, что бумага ходила по кабинетам полтора месяца.
Тулин как будто забыл о существовании Баркова. За три дня командировки в Бангкок накопилась гора документов, требующих его решения.
Начальник управления генерал Крутов наконец доложил Андропову об установлении контакта оперработником с Гриффитом и согласии последнего перегнать F-16 на нашу базу. Юрий Владимирович внимательно слушал, не проронив ни слова.
– Что ж, Виктор Иванович… – задумчиво произнес Андропов, потом замолчал на некоторое время. Крутов терпеливо ждал. Андропов продолжил:
– Задумка интересная. Хорошо бы показать американцам, что в наших отношениях мы всегда находимся на улице с двусторонним движением. Если действительно удастся заполучить самолет, то помимо ценной военно-технической информации, мы смогли бы использовать большой пропагандистский эффект, который нам не помешал бы после истории с Беленко. Вы, я смотрю, продвинулись вплотную к реализации разработки, однако, я не стал бы спешить. Необходимо будет все еще раз детально проанализировать и продумать: нет ли где недоработок. Не выдаем ли мы желаемое за действительное? Что конкретно мы знаем или можем узнать о личности этого пилота? Насколько можно полагаться на информацию и выводы вашего источника? Считаю, следует привлечь и военных – без их специалистов мы не сможем решить многие технические вопросы, связанные с пересечением самолетом государственной границы. Давайте, Виктор Иванович, поработайте, и представьте мне рапорт с учетом нашего сегодняшнего разговора. Сколько вам надо времени на подготовку проекта записки в ЦК партии? Дело, при любом исходе, может имеет большой политический резонанс в мире. Следует получить добро у Леонида Ильича.
– До конца недели подготовлю, Юрий Владимирович.
– Ну вот и хорошо.
Андропов поднялся из-за стола и, как всегда, проводил Крутова до дверей своего кабинета. Главный чекист страны всегда был чрезвычайно вежлив с работниками аппарата, да и со всеми, с кем ему приходилось общаться по долгу службы.
Проводив Крутова, Юрий Владимирович нажал кнопку звонка и в кабинете моментально появился помощник.
– Владимир Александрович, я помню, семь лет назад ГРУ пыталось добыть натовский самолет из Ливана. Закончилось дело крупным провалом. Подготовьте мне коротенькую справку по этому вопросу. – Хорошо, Юрий Владимирович. Увидев, что Андропов уже склонил голову над лежащими на столе бумагами, он также быстро исчез, как и появился.
Через два часа на стол Председателя КГБ легла информационная справка, которую Юрий Владимирович быстро пробежал глазами.
Сов. секретно
Экз. единственный Председателю КГБ СССР т. Андропову Ю. В.
Информационная справка
В конце сентября 1969 года Бейрутская резидентура ГРУ проводила операцию по угону ливанского истребителя-перехватчика французского производства «Мираж» ЕIII. С этой целью был завербован летчик ливанских ВВС лейтенант Махмуд Маттар. Вербовка была проведена на материальной основе. Летчику было обещано вознаграждение в размере 2 миллионов долларов США. Маршрут полета и другие технические вопросы были заранее оговорены с летчиком во время последней личной встречи перед полетом. Встречу проводили два оперативных офицера резидентуры ГРУ… Во время встречи в квартиру ворвалась полиция. Началась стрельба в ходе которой четверо полицейских были убиты. Два сотрудника ГРУ тяжело ранены. Пилот оказался агентом ливанской контрразведки.
Операция с треском провалилась. Андропов вспомнил заседание Политбюро ЦК на котором досталось всем силовикам. Руководитель ГРУ Ивашутин готов был провалиться сквозь землю.
Член Политбюро Маршал Гречко молча сидел рядом с ним, поджав губы, и не отрывал взгляда от поверхности стола заседания, понимая, что вся нелицеприятная критика была направлена в первую очередь на него, как ответственного за оборону страны… Что касается Комитета государственной безопасности, то он имел только косвенное отношение к операции.
А при нейтрализации последствий бейрутского провала, ведомство Андропова оказалось на высоте. Задействованная агентура влияния в арабских странах не дала этой истории разрастись в международный скандал и распространиться в печати. Ни одно западное агентство не получило никакой официальной информации от ливанских властей и вскоре инцидент был практически забыт.
Андропов поднял голову и опять вызвал помощника.
– Владимир Александрович, свяжитесь с ведомством Ивашутина и запросите материалы служебного расследования, проведенного по итогам операции… Да, еще разыщите мне «героя» этой справки. Мне бы хотелось с ним побеседовать.
Через пять минут помощник снова вошел в кабинет.
– Юрий Владимирович, материалы служебного расследования через час получим. Что касается резидента ГРУ в Бейруте, то он был уволен по состоянию здоровья и в прошлом году скоропостижно умер. – Помощник стоял у стола, ожидая дальнейших указаний. – Очень жаль, уходят из жизни лучшие люди. Пока все, можете быть свободны – сказал Андропов и принялся за чтение документов.
Однако память упорно возвращала Юрия Владимировича к событиям семилетний давности.
В национальном характере русских, рассуждал хозяин кабинета, может быть еще со времен дохристианской Руси, сформировались две базовые черты – одна любовь к риску, граничащая с шапкозакидательством. Любимые пословицы на все времена: «семь бед – один ответ», «где наша не пропадала» – тому подтверждение.
Вторая, уравновешивающая первую – осторожность, граничащая с трусостью. Социологи и психологи, изучающие национальные особенности, неустойчивость русских, как характерную черту, мягко ретушировали, чтобы не навлечь на себя гнев властей. Даже Питирим Сорокин профессор Петербургского Университета, основатель американской социологической школы, не избежал этого. Русский солдат поражает врагов невероятной выносливостью и готовностью отдать жизнь «за други своя», когда отступать некуда.
Войдя в кабинет, Андропов подошел к окну и остановился у стоящего на специальной подставке старого кактуса по форме и величине напоминающий добротный астраханский арбуз. Несколько мгновений он смотрел на панораму площади, ансамбль которой венчал памятник основателю ЧК Феликсу Дзержинскому и на цепочку черных Волг и Чаек, двигающихся по направлению к зданиям ЦК. Затем, заметив рядом с окном оставленную дежурной уборщицей небольшую лейку с водой, он стал неторопливо поливать кактус.
Оставленная лейка означала, что по законам ботаники пришло время полить это неприхотливое растение. Этим всегда занимался сам хозяин кабинета в соответствии с тридцатилетним ритуалом. По словам старожилов, этот редкий вид мексиканского кактуса был преподнесен Лаврентию Берия Наумом Эйтингоном, заместителем начальника Особого Бюро НКВД, или как его между собой называли чекисты «Бюро мокрых дел».
Эйтингон лично руководил операцией по ликвидации Троцкого в Мексике. Говорили также, что кактус перед этим был подарен Эйтингону – страстному любителю экзотических растений, самим Рамоном Меркадером – непосредственным исполнителем террористического акта. До этого кактус спокойно рос в саду виллы Троцкого, который вероятно его изредка и поливал. Меркадер, памятуя об экзотическом хобби своего шефа, осторожно выкопал кактус во время одного из своих ознакомительных посещений виллы и преподнес его Эйтингону на их встрече накануне убийства Троцкого.
В Москве, после доклада о проведенной «литерной» операции, Эйтингон вместе со своим начальником Павлом Судоплатовым и Каридад Меркадер – матерью Рамона, в свою очередь, преподнес кактус Берия, поведав тому его историю.
Если придерживаться исторической правды, то кактус в руках держала Каридад Меркадер. Из-за конфигурации растения, акт передачи очень напоминал известную картину Джорджеоне «Юдифь с головой Олоферна», написанную по библейскому сюжету. С тех пор кактус не покидал председательского кабинета, и за ним лично ухаживали все последующие преемники Лаврентия Павловича.
Андропов подошел к огромному письменному столу, медленно обошел его, сел в кресло и взглянул на часы – ровно девять. Пора начинать рабочий день. Он нажал кнопку звонка: тут же вошел его неизменный помощник, еще со времен работы послом в Венгрии, Владимир Крючков. Исполнительный и аскетичный Крючков был его «талисманом» – он тащил его везде за собой. Из Венгрии в ЦК, из ЦК в КГБ. После краткого доклада помощника о событиях в стране и за рубежом прошедшего дня и ночи, ознакомления с донесениями из резидентур КГБ, чья деятельность охватывала весь земной шар, Юрий Владимирович погрузился в глубокое раздумье.
Из головы никак не выходил недавний разговор на даче с Министром обороны СССР маршалом Андреем Антоновичем Гречко. Как всегда начали с обсуждения международной обстановки.
– Знаешь, Юра, после ввода наших войск в Чехословакию ситуация в мире осложнилась и угроза войны возросла. А с другой стороны, как нам было туда не входить. Это же наш союзник, мы за его свободу двадцать миллионов положили. Наладим все, вот тогда и выведем, – с деланным оптимизмом закончил Гречко. Андропов с усмешкой добавил:
– Мы как мужчины, Андрей, прекрасно знаем, что порой ввести значительно проще, чем вывести. Гречко гоготнул, давая понять, что шутку оценил.
– А что было делать? Не мы, так пришли бы немцы. А дело к этому шло. Представь себе, немцы уже стали милей этим Швейкам, чем мы… Ты вот смотри, что происходит сейчас, и Гречко рассказал Андропову о последних полномасштабных маневрах НАТО, проведенных блоком после принятия стратегии «гибкого реагирования». – Послушай только, что потом заявил Генеральный секретарь НАТО. – Гречко вытащил из кармана кителя записную книжку, куда он вносил различную информацию, которой при случае пользовался: – Вот, слушай – «предварительный период (период подготовки к нанесению первого удара) существует постоянно, и что к возможной войне следует быть готовым без проведения каких-либо значительных подготовительных мероприятий». Во как! К тому же наши ребята из ГРУ раздобыли два совершенно секретных документа: «Основные положения новой стратегии НАТО» и «Меморандум для членов Военного комитета НАТО». Ты помнишь, я докладывал об этом на Политбюро. Это же просто руководство к тому, как развязать и вести современную войну с применением ядерного оружия!
Для советского руководства вся эта информация в очередной раз подтверждала чрезвычайную хрупкость мира и возможность возникновения полномасштабного ядерного конфликта в любое время.
Как Андропов, так и Гречко понимали, что первостепенной задачей КГБ и ГРУ является вскрытие на самой ранней стадии даже той минимальной подготовки, которая необходима главному противнику для развязывания войны против СССР.
Внезапность начала Великой Отечественной Войны, и возможность повторения подобного сценария, постоянным кошмаром преследовала советских лидеров…
При этом, как считал Андропов, было важно не только не поддаться на провокации противника, но и не спровоцировать его, не дать ему возможность воспользоваться каким-либо поводом для развязывания войны. Поэтому, Андропова так беспокоила предстоящая острая спецоперация, которую планировали провести «соседи».
Учитывая особую важность и политическую остроту операции, санкцию на ее проведение дало Политбюро, поручив КГБ совместно с Минобороны обеспечить ее завершающий этап. Он заключался в беспрепятственном перелете государственной границы угнанного французского истребителя «Мираж» с ливанскими опознавательными знаками.
КГБ также было необходимо провести ряд других мероприятий, организация которых не вызывала у Андропова большого беспокойства. Как обычно в подобных случаях, следовало ожидать обострения общей оперативной обстановки в Ливане, и в связи с этим нужно будет временно приостановить там всякую активность по линии разведки. Его ведомству следует также принять участие в разработке официального сообщения по линии МИД или ТАСС на случай огласки инцидента с угоном. Такая огласка может возникнуть только при провале операции. И даже в этом случае у СССР в арабском мире есть достаточно друзей для того, чтобы нейтрализовать возможные антисоветские пропагандистские акции.
Андропова больше всего беспокоила поспешность и неподготовленность операции, которую он интуитивно ощущал. Ему не хотелось, да он и не мог вмешиваться в разработку плана ее проведения, так как это не было в традициях двух независимых служб – КГБ и ГРУ. Тем паче, что общее руководство операции осуществлял бывший первый заместитель Председателя КГБ генерал полковник (позднее генерал армии) Петр Иванович Ивашутин, переведенный в свое время в ГРУ для укрепления руководства военной разведки.
Тогда, назначение Ивашутина было встречено аппаратом ГРУ молчаливым недовольством. Военные расценили этот шаг, как усиление контроля КГБ над ГРУ, что обычно происходило, когда партийные органы были неудовлетворенны работой ведомства. К тому же, по мнению некоторых руководителей управлений ГРУ, Ивашутин мало что понимал в военном деле, да и вообще в работе внешней разведки. Зато он был сильным организатором, жестким руководителем и опытным контрразведчиком, получившим закалку еще во время войны в «СМЕРШЕ».Прошло совсем немного времени, и работники ГРУ изменили свое мнение о начальнике, отмечая в Ивашутине огромную работоспособность, умение быстро схватывать суть проблемы и отстаивать точку зрения ведомства в директивных органах. (Читателю, вероятно, небезынтересно будет узнать, что Ивашутин проработал на должности начальника ГРУ без малого 25 лет, что является абсолютным рекордом пребывания на этом посту).
Андропов прекрасно понимал, что после разоблачения в ГРУ таких предателей как Попова, а позднее Пеньковского, военное ведомство дискредитировало себя в глазах ЦК партии. Снятие Серова и его разжалование, чистка руководящего аппарата ГРУ были в то время своевременными и вполне оправданными мерами.
Это, естественно, вызывало стремление нового руководства ГРУ вновь заявить о себе, показать, высокий профессионализм и результативность. Та бейрутская история на несколько лет отбила охоту, даже у самых горячих голов в ГРУ лезть на рожон. Как бы еще раз не обжечься, теперь уже с F-16. Но если операция провалится, отвечать придется ему. А с другой стороны, когда еще представится такая возможность?
Глава 16
Ожидая, пока мудрое начальство тщательно взвесив все «pro» и «contra» даст отмашку на проведение второго этапа операции, Анатолий совершенно извелся. Дни тянулись, как никогда, медленно. А, в это же время, невидимые часы, запущенные прощальным рукопожатием Баркова и Гриффита, стремительно отсчитывали минуты, часы, дни, недели, отпущенные Провидением.
Наконец, раздался звонок начальника отдела: «Иди, тебя вызывает Тулин». Анатолий, бросив недоеденный бутерброд, помчался по коридору.
Тулин как всегда встретил Анатолия с видом мрачной занятости, мельком оглядев вошедшего Баркова поверх очков, шеф указал глазами на кресло напротив, приглашая тем самым сесть.
– На, читай, – коротко бросил Станислав Владимирович, протягивая Баркову через стол документ.
Тулин посчитал лишним знакомить Анатолия с докладной запиской, и сделал это после того, как ее подписал начальник управления. Анатолий, собравшись с духом, начал читать.
Сов. Секретно Экз. единственный
«Согласен»
Доложено в инстанции.
Операцию подготовить совместно с ПГУ,
Министерством обороны.
Согласовать с МИД СССР.
План доложить 15.11.1976 г.Андропов Ю. В. 24.10.1976 г.
Докладная записка.
Управлением КГБ по г. Москва и Московской области с сентября 1976 г. ведется разработка Гриффита Стивена (Griffit Stiven), 1941 г.р., гражданина США, майора ВВС США, в настоящее время проходящего службу на базе ВВС США на о. Окинава, Япония. В дальнейшем – «Гриф».
Изучение «Грифа» осуществляется через проверенного агента «Гвоздика», л.д. № 24643, бывшая гражданка СССР, в настоящее время проживает во Франции. «Гвоздика» установила с «Грифом» интимные отношения по его инициативе. Знакомство состоялось в сентябре 1976 г. в г. Бангкоке (Таиланд), где «Гриф» находился в краткосрочном отпуске. О себе «Гриф» агенту «Гвоздике» сообщил следующее: на базе ВВС служит три года, летает на истребителе F-16, женат, имеет двух детей, которые проживают в г. Каха на Окинаве, находящемся в 5 км от базы в Кадене.
В июле 1976 года в автомобильной аварии трагически погибли отец и мать «Грифа». Он вылетал в США в «г. Феникс» для прощания с родителями, смерть которых потрясла его. В личных вещах жены, которые находились в доме погибших родителей, «Гриф» обнаружил письмо. Содержание письма не оставляло никаких сомнений в том, что жена его не любит и мечтает о другом, с «Грифом» живет ради спокойствия детей. Медицинская служба временно отстранила «Грифа» от полетов с учетом его депрессивного состояния. Дальнейшую службу в ВВС он считает бесперспективной. В г. Бангкок «Гриф» прибыл для ведения переговоров с руководством авиакомпании «Таи интернейшенл» с целью возможного устройства к ним на работу.
«Гриф» испытывает сильные чувства к «Гвоздике». Признался ей, что готов ради нее порвать с семьей и уехать куда-нибудь в третью страну. Высказал мысль о возможном перелете на F-16 в Советский Союз с целью решения финансовых проблем.
19 октября 1976 года начальник 2 службы УКГБ по г. Москва и МО подполковник Тулин С. В. и зам. начальника 1 отделения 2 службы капитан Барков А. И. вылетели в г. Бангкок для встречи с «Грифом». Встреча была организована агентом «Гвоздика». «Гриф» подтвердил свою готовность посадить истребитель F-16 на базе ВВС СССР в районе Находки. За предоставление самолета F-16 с полным боекомплектом, кодами и шифрами он рассчитывает получить 3 миллиона долларов США наличными, из них – 250.000 до перелета.
С «Грифом» оговорены условия конспиративной связи, и назначена следующая встреча.
Принимая во внимание большую заинтересованность Министерства обороны СССР в приобретении новейшего истребителя F-16, просим разрешения на закрепление отношений с «Грифом» и проработку в Министерстве обороны СССР технических вопросов, связанных с посадкой американского истребителя на территории СССР.Начальник Управления КГБ СССР по г. Москва и Московской области генерал-лейтенант Крутов В. И. 23 октября 1976 г.
Дочитав, Анатолий коротко хмыкнул. Тулин вопросительно посмотрел на него.
– Живую подпись Председателя видел? То – то… Тулин осторожно, как сокровище, взял двумя руками документ и положил в папку. На папке красовалась выведенная каллиграфическим почерком надпись «СОКОЛ».
– Ладно. Дело на «Хоупа» я оставляю у себя, – тоном, исключающим возражения, изрек начальник службы. – Сегодня в 17.00 проведем совещание рабочей группы, которая будет заниматься подготовкой операции. Ваша задача – Гали и организация надежной связи с «Хоупом». Гали улетела?
– Да.
– Ну вот и хорошо, – почему то с облечением проговорил Тулин. – Обеспечьте с ней постоянную и надежную связь. Проработайте вопрос связи с ней через парижскую резидентуру. Но это на самый крайний случай. Категорически запретите ей звонить в Москву с домашнего телефона. Попросите ее в ближайшие 10–12 дней не покидать Париж.
«Это и ежу понятно», – подумал Анатолий. Баркову до конца не хотелось в это верить, но происходило то, что обычно и происходит – его, фактически оттеснили от дела, оставив функции «связного». Дело на янки уплывало из рук.
Барков хорошо понимал, что такие сложные дела доводятся до финала сплоченной командой опытных оперативников. Группа создается иногда из сотрудников разных управлений Комитета – каждый профи в своей области. А собранные в одном месте они формируют интеллектуальный таран, против которого никто не устоит. Конечно, он далеко не профи, «он не волшебник, он только учится». Ну, а с другой стороны, только участие в таких делах и позволяет стать мастером своего дела.
Подумав, Анатолий вежливо кашлянул и стараясь быть максимально тактичным начал:
– Станислав Владимирович, я хотел бы предупредить…, что привлечение к делу большого количества людей, тем более из Министерства обороны и МИДа может привести к утечке информации. Особенно это касается МИДа. Вы сами говорили на совещании о вербовочных подходах цэрэушников к нашим дипломатам. Ведь достаточно агентам ЦРУ добыть только три – четыре слова, ну, навскидку: «F-16», «Окинава», «перелет», «Находка», контрразведка тут же вычислит «Хоупа».
Тулин несколько секунд пристально разглядывал Баркова, как будто видел его впервые.
«Хмм… Умыл. Но «красавчик» прав. Растреплют», – подумал Тулин. Он, про себя называл Баркова «красавчиком». Тулин прекрасно понимал, что надо исхитриться так, чтобы и рыбку съесть и сохранить невинность собственной задницы. Здесь мог особенно пригодиться его иезуитский опыт.
Впрочем вслух Тулин сказал совсем другое:
– Вы, Анатолий Иванович, майор, а замах у вас… Вы что, умнее начальника управления? Не рано ли берете на себя функции арбитра? Вот дорастете хотя бы до звания подполковника, а пока «бери на лопату больше, кидай дальше»… Я ясно выражаю свою мысль?
Анатолий кивнул.
– Ну вот и хорошо. Ваше дело обес-пе-чи-вать связь с «Гвоздикой», и чтобы она куда-нибудь не усвистела с очередным любовником.
Начальник службы, для усиления воздействия в такт словам бил указательным пальцем по краю стола, да так, что ложка в пустой чашке из-под кофе стала синкопировать.
Получилось совсем не плохо.
В кабинет без стука вошел заместитель начальника службы.
– Все, идите, Анатолий Иванович. Я занят, дел не впроворот. Подготовьте письма по существу дела. Пусть ПГУ, 3-й Главк и ГРУ выскажут свои соображения, – подумав, Тулин добавил, давая понять что замечания Анатолия все-таки не пропали втуне. – В МИД пока ничего посылать не будем.
Три миллиона долларов в конце семидесятых годов были большими деньгами. Но, русские за ценой никогда не стояли – 3 миллиона так 3. Нужно было решение на уровне правительства. В КГБ бывали расходы и покруче. Заковыка заключалась в том, что 250.000 зеленых, нужно было отправить какому-то дяде, а потом ждать и надеяться, что он слово свое сдержит. А если не сдержит? На секретной бумаге, которая пришла в Минфин из Секретариата КГБ, появилась резолюция «Согласовано. Под Вашу личную ответственность».
Барков получил команду при очередном телефонном разговоре с «Хоупом» получить страну и реквизиты банка, куда должны быть отправлены деньги. Через пару дней «Хоуп» сообщил номер ячейки, которую он арендовал в одном из швейцарских банков на предъявителя. Анонимность владельца ячейки гарантировалась незапятнанной репутацией банка, отпраздновавшего 120-ти летний юбилей. Договорились, что трансфер должен быть сделан за трое суток до дня Х, т. е. перелета F-16.
И снова рутина. Беготня по коридорам и кабинетам. Завтраки и обеды, анекдоты в столовой. Прошло еще несколько суматошных дней. Поздно вечером Тулин собирался уже уезжать с работы домой, когда на столе зазвонила «кремлевка». Начальник второй службы нехотя поднял трубку.
– Слушаю.
– Добрый вечер, Станислав Владимирович. Вас беспокоит полковник Кругляков Игорь Викторович из ГРУ. Мы получили Ваше сообщение об F-16. Очень, очень интересное дело! Мы готовы подключиться хоть с завтрашнего дня. По нашим учетам «Гриф» не проходит. А что, «москвичи» давно стали заниматься военной тематикой? У вас есть специалисты с военно-академическим образованием?
В интонациях полковника зазвучали знакомые нотки – ревность военной разведки к Комитету. КГБ частенько нарушало установленные секретными решениями Политбюро границы разделения полномочий. В переводе на простой язык «ГРУшник» говорил: «Снова вы, комитетчики, капусту таскаете с нашего огорода?»
«Проснулись», – с некоторым ехидством подумал Тулин. Звонка из ГРУ он ждал едва ли не сразу по прилету. Тулин закурил очередную сигарету, дождался, когда в трубке замолчат, и выдал давно заготовленную отповедь:
– Нет, Игорь Викторович, у нас таких специалистов нет, да они нам и ненужны. А вот высококлассные вербовщики у нас есть. И они свое дело делают хорошо.
Кого он имел в виду, знал только сам Тулин. В его голосе появились стальные нотки. На том конце провода помолчали, и, видимо, решив не ссориться раньше времени, продолжили тем же панибратским тоном.
– Да нет, Станислав Владимирович, я просто к слову. Хорошо бы сыграть с американцами вничью 1:1. К ним удрал Беленко, а к нам «Хоуп».
– А вот с этим я согласен. – Тулин даже кивнул, хотя видеть его не могли – Хорошо, запишите телефон руководителя рабочей группы – Никитенко Леонида Ефремовича… Пусть завтра кто-то из ваших товарищей свяжется с ним и установит рабочий контакт.
– Ну, вот и хорошо, – довольным голосом закончил Кругляков. – Рад, что мы договорились.
– До свиданья. – Тулин положил трубку. «С вами пожалуй договоришься», – глубоко затянувшись, подумал он. Через секунду раздался следующий телефонный звонок.
– Здравствуй, Станислав Владимирович! – раздался в трубке знакомый голос начальника отдела Юго-Восточной Азии ПГУ. До поздна засиживаетесь, москвичи, по кремлевке в 21.00 до вас не дозвониться. Видимо, есть над чем трудиться? Полковник Анатолий Никитич Кудряшов обычно называл Тулина просто «Стасом», обращение по имени-отчеству свидетельствовало о сильной обиде.
– Ну, вы, мужики, даете, – с ходу и без обиняков начал он. – В Бангкок смотались, заарканили американца, хотите свистнуть истребитель! А потом что?! Пригласишь к столу стаканы сдвинуть за ваши звезды героев?! Не по-соседски поступаешь, Стас…
Если так дальше пойдет, Вы собственные нелегальные резидентуры начнете открывать в натовских странах! Без нашего разрешения, это же грубое нарушение приказов Председателя, не говоря уже о моральной стороне дела. Попробуй теперь, Станислав Владимирович, направить к нам срочный запрос по какому-нибудь вашему объекту интереса. Уж мы так постараемся, так надорвемся его выполнять, что после дождичка в четверг ответ и получите.
Холерик по темпераменту, полковник Кудряшов еще долго выплескивал свое негодование. Станислав даже трубку отставил от уха, потому что и так было хорошо слышно. Гнев Кудряшова был справедлив, и надо было терпеть его выговоры.
– Забрались в наш курятник, понимаешь, наворовали кур! – все еще гремел рассерженный голос в трубке.
– Анатоль Никитич! – старался перекричать Тулин. – Да, погоди ты ерепениться! Ну чего ты сразу?! Никто не забыт, ничто не забыто!
К талантам Тулина можно было отнести то, что он умел искусно снижать давление в конфликтных ситуациях. В конце разговора, проходившего уже в более спокойных тонах, договорились встретиться и подготовить совместный план проведения операции. Каждый остался доволен собой – Тулин, тем что дело на Хоупа осталось у него, Кудряшов – тем, что его фамилия будет фигурировать в докладной записке Председателю КГБ. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Дело было сделано. Московское управление КГБ обскакало ПГУ и ГРУ, доложило председателю КГБ о результатах своей перспективной разработки и услышало в свой адрес: «Молодцы!».
Еще несколько дней прошли для Анатолия в ожидании хоть каких-нибудь сдвигов по делу. Наконец, позвонила Гали:
– У меня все хорошо. Ваш друг пока не объявлялся.
Анатолий не выдержал:
– Ну, так позвони сама! – Узнай, как он себя чувствует, выясни его настроение.
Гали обиженно помолчала:
– Хорошо. А у вас то есть движение, ну понимаете о чем я?
Гали наступала на больную мозоль. Анатолий еле сдержался, чтобы не выругаться вслух. – Позвони ему, и сразу же перезвони мне.
– Ладно-ладно, – недовольно пробурчала Гали и положила трубку.Глава 17
…Она позвонила. Говорили, как будто бы ни о чем. О том, как они соскучились друг по другу, как прошел ее день и день Стива. Так, обычно общаются пары, прожившие много лет вместе…
Стив окунулся в ощущения, которые нахлынули на него – просто говорить, просто скучать, ждать встречи, волноваться и знать, что она тоже волнуется за тебя.
Он вспоминал ее нежные длинные пальцы с миндалевидными ногтями, шелковистые волосы, излучавшие волшебное сияние глаза, окаймленные длинными ресницами.
Положив трубку, Стив еще долго оставался под впечатлением разговора с любимой. Он вспомнил, как они обсуждали планы – планы будущей, совместной жизни, когда им уже не нужно будет расставаться. Они купят домик… например, где-нибудь в Аргентине. Хорошая страна, тихая, спокойная.
Конечно, они купят домик, удобный и вместительный, так, чтобы никому там не было тесно, появятся дети…
Стив очень хотел, чтобы Гали родила ему сына… У него уже все это было: и рождение дочери, и бессонные ночи, когда она болела, и первая елка на Рождество. Он три года ждал появления сына и испытал, ни с чем не сравнимое, чувство благодарности жене за его появление на свет. По прошествии десятка лет острота этих переживаний сгладилась. Он все также любил своих детей, но после письма жены сомнения в его отцовстве сидели занозой в его сердце.
Когда-то давно, отец сказал ему, еще совсем молодому – если ты, по-настоящему, полюбишь женщину, то захочешь, чтобы дети были похожи на тебя… Он любил свою жену, мечтал о детях, мечтал увидеть в них себя, свое продолжение…
Увидеть ту же улыбку, тот же исполненный невыразимого очарования поворот головы. Повторить, увековечить, продолжить…
Перед ним лежал весь мир… за исключением собственной родины, разве что. С солидными деньгами можно было укрыться и в солнечной Испании, и в Португалии, да где угодно.
Стив представил просторный дом, окруженный тенистым садом, себя и Гали в жезлонгах около небольшого бассейна. Они о чем-то неторопливо беседуют, любуясь заходящим солнцем…
А может, махнуть в Швейцарию. Купить двухэтажный старинный дом, где-нибудь в глухой горной деревушке. Отсидеться там пару-тройку лет, пока не осядет пыль, которую он поднимет на аэродроме в Окинаве. Правда, захочет ли такую жизнь Гали, дитя больших городов, постоянно ищущая новых впечатлений.
На полученные деньги, можно купить себе крошечный островок, где-нибудь в Тихом океане на широте экватора. Сбежать от всего мира – так сбежать по-настоящему – «робинзонами» на остров – он, Гали, и их дети. Никакого радио, телевидения, политики и идеологии, подальше от СССР и США, ФБР и КГБ, мешающих им жить.
Конечно, Гали на это не согласится, она привыкла к цивилизации, она хочет ежедневно принимать ванну с какими-нибудь экзотическими добавками, или солями мертвого моря. Она не умеет готовить, да и вообще ее трудно было представить в образе многодетной островитянки. Но, Стив может хотя бы помечтать? Конечно, может.
Стив залпом выпил бутылку пива и возвратился из мечтаний в сегодняшний день. Пословицу про «шкуру неубитого медведя» он не знал, но нутром чувствовал, что мечтать еще рано.
* * *
За семь дней, по давно заведенному правилу, Гриффит получает график своих тренировочных полетов. Может быть, последних в его жизни летчика ВВС США. Итак, вылеты 13-го и 16-го ноября. У него есть еще целых семь дней, чтобы подготовиться к прыжку в новую жизнь, или к полету в пучину океана, или в камеру смертников… как знать. Нужно быть готовым к любому варианту.
Мысли беспорядочно метались по кругу в его мозгу, закручиваясь в болезненные жгуты – дети, жена, Гали, F-16, деньги, свобода, камера смертников, честь, позор…
А в это время, вокруг Стива шла размеренная жизнь военного аэродрома. Энди Бакли, командир третьего авиа-звена, проходя мимо, хлопнул дружески по плечу.
– О чем задумался, приятель?
– Да вот, – только и успел выдавить Гриффит – 13-ое число, чертова дюжина.
– Ну и что? Первый раз, что ли? Ты слышал новость? Твигги, жена Пола, родила ему двойню девчонок. Завтра он всех собирает у себя отметить это событие. Не забудь придти.
– Так у него же уже есть две. Да, не повезло бедняге. Надо смотаться в город, купить какие-нибудь подарки.
– Надо что-нибудь придумать, в нашем магазине нет ничего оригинального.
Энди поспешил на командный пункт.
В конце рабочего дня, Гриффит сел в свой, видавший виды «Форд» и помчался в город. За рулем он сразу успокоился, голова прояснилась, и, как на экране, высветился modus operandi [5] – сначала звонок Николаю, затем Гали. 11 ноября звоню в банк и получаю подтверждение, что деньги на счете. Если деньги перечислены, то у него уже нет никакого выбора – только вперед.
Набрав номер Николая, и услышав его протяжное “Yes”, Стив телеграфным стилем сообщил – «Ухожу в короткий отпуск с 21-го по 23-е ноября, если 19-го получу подтверждение. Это мой последний звонок. Храни тебя Господь, Николай, а звезды пусть благоволят мне».
Оставшиеся дни Гриффит старался ничем не выдавать своего волнения. Веселился вместе со всеми в баре, поздравляя Пола и его, только что оправившуюся после родов, Твигги. Вечерами, все свободное время проводил с детьми, жене старался помочь по хозяйству, навел порядок в гараже.
Барков тут же связался с Тулиным.
– Станислав Владимирович, звонил «Хоуп», назвал 21-е и 23-е числа, минус семь, как условились, выходит, 13-го и 16-го ноября – это дни его учебных полетов. 11 числа он будет ждать подтверждения из банка, что валюта зачислена на его подставной счет.
– Так, так, так – застрекотал шеф. Очень, о-о-очень хорошо. Все, поезд пошел, опоздавших просим не беспокоиться – в необычной для себя манере пошутил начальник Службы – завтра с утра соберемся обсудить детали, надо приготовиться к всевозможным накладкам. Без них не проходит ни одна большая операция, по своему опыту в Германии знаю. Да, вот что, за своевременной отправкой денег я прослежу лично. Ауффидерзейн.
Утром, на совещании, от хорошего настроения Тулина не осталось и следа. Одна накладка уже, оказывается, произошла. В указанные Стивом дни, в Москву с делегацией мэров городов из ФРГ, приезжал ценный агент, который был на связи у Тулина. Его командировка по делу «Хоупа» накрывалась.
– Вот надо же такому случиться, с сожалением в голосе, расчувствовавшись, жаловался он Баркову, но, собственно, продолжал он, главное мы с тобой сделали в Бангкоке. А сейчас твоя задача – никто из конкурирующих фирм – ПГУ и ГРУ не должен перехватить летчика. С этим ты справишься, покровительственно похлопал опера по плечу. А не справишься – смотри у меня, и он выразительно чиркнул большим пальцем по горлу.
Оперативная группа по делу «Хоупа» теперь работала, как хорошо смазанный и отлаженный механизм. Все впряглись в общее дело, все работали на победу, не сговариваясь, думая про себя, – «Если повезет, такое выпадает сотруднику ЧК только раз в жизни».
11 ноября группа оперработников из трех человек уже распаковывала дорожные сумки в комнатах офицерского общежития на военном аэродроме. Приезд из столицы людей в штатском, которых расселяли в общежитии, уплотнив других постояльцев, сразу же привлек внимание жителей небольшого гарнизона. Уже вечером военный городок только и полнился слухами. Вообще-то, первый слушок о приезде каких-то шишек из Москвы, под большим секретом узнал комендант общежития от зама командира части по тылу. Нужно было выскоблить комнаты, сменить занавески на окнах, постелить чистое белье и вообще навести марафет. Коменданту следовало даже оставить сапожные щетки с кремом в прихожей и, что больше всего его напрягло, найти туалетную бумагу, для сортира, которую он никогда и в глаза не видел.
Ну, это уж было слишком, но приказ надо выполнять. Встречал гостей начальник особого отдела части молодой майор Валерий Охлопков. В столовой припозднившихся командировочных ждал стол со свежей скатертью и обедом из трех блюд. В «амбразуры», так называются раздаточные окна в армейских столовых, москвичей обстреливали взглядами дородные поварихи. С дороги обед показался гостям не хуже московского, борщ со сметаной и пампушками вообще «шел на ура». Охлопков сообщил, что в 18.00 москвичей ждет командир части и начштаба.
Протокольная часть встречи свелась к представлению командиру части офицеров КГБ и стандартным вопросом, как устроились, хорошо ли накормили, есть ли какие просьбы. Гости, по давно заведенной традиции, выставили три бутылки «Лимонной» и столько же «Посольской», пару батонов «брауншвейга» и пол – головки голландского сыра. Рыбу и крабов везти не стали, потому что, кто же ездит в Тулу со своим самоваром.
Выпили по сто грамм, и решили рабочие вопросы обсудить утром на свежую голову. Конечно, местному начальству не терпелось внести ясность в ожидаемые на днях в их вотчине события, которые имели, как минимум, государственную важность. Уставшие москвичи, уже клевали носом, когда Валерий, заговорщически подмигнув, сообщил, что для гостей приготовлена банька.* * *
Тулин в конец измотал Баркова частыми звонками из Москвы по телефону засекреченной связи «ВЧ». Указания сыпались, как семечки подсолнуха из прохудившегося мешка. Анатолий был вынужден постоянно находиться около телефона. Охлопков предоставил ему для работы свой кабинет, временно перебравшись в соседний. Наконец, Москва сообщила – деньги в «кубышке».
Так, шаг за шагом, дело двигалось к развязке, но какой?
Ближе к полудню 13-го числа два МиГа-25 поднялись с аэродрома и, стремительно набрав скорость, исчезли за ближайшими сопками. Через десять минут, они должны были встретить у государственной границы F-16 и сопроводить его на аэродром. Когда томительно ждешь что-то очень важное, время начинает безжалостно замедлять свой ход. Великий Эйнштейн объясняя теорию относительности для непосвященных, приводил наглядный пример замедления и ускорения времени. Он говорил, – «для мужчины, сидящего голой задницей на раскаленной плите несколько секунд покажутся вечностью. А, если он уединился с красоткой, даже час ему покажется мгновением».
Анатолий с коллегами испытывал муки ожидания. Как назло, пошел мелкий, противный дождь. Они стояли под навесом и всматривались в линию горизонта. Вышел начальник штаба, глухо сказал: «Наши возвращаются одни. Ваш… клиент не отвечает на наши запросы, в заданном коридоре его нет».
– А может, у него что-то случилось, и он опаздывает? Можно его подождать в воздухе? С надеждой в голосе спросил Барков.
– Можно, если бы мы его ждали на трамвайной остановке и под зонтиком. Я должен получить на это разрешение командира части. Эти «чистоплюи», «комитетчики», чертыхался он про себя. Изображают из себя, а на поверку…
Пара МиГов внезапно вынырнула из-за низких облаков, прошла на бреющем полете над аэродромом и также мгновенно исчезла за плотной завесой дождя. Вернулись пустые.
Нужно докладывать ситуацию в Москву, – решился Барков. В это время в кабинет, без стука, вошел Охлопков, в руках он держал метеосводку на 14.00.
– Анатолий Иванович, – обнадеживающе сказал он. Нашим судам в японском море дано штормовое предупреждение. Около берегов Японии бушует шторм 6–7 баллов. Полеты гражданской авиации запрещены. Может быть, в этом причина?
– Может быть, и в этом, но это мало утешает.
Тулин молча выслушал доклад Баркова на удивление без комментариев.
– Ладно, будем считать предварительно, что «Хоупу» помешала погода. Я так и доложу генералу. Это ваше единственное оправдание, Анатолий Иванович, которое может быть принято во внимание. Но, я чувствую, что операция под угрозой срыва.
– В случае сбоя, «Хоуп» должен предупредить условной фразой «Гвоздику», она сообщит нам.
– Позвоните мне сразу же после разговора с «Гвоздикой», если он состоится.
Не дождавшись ответа, Тулин в сердцах бросил трубку.
Сочувствующие взгляды сотоварищей только добавляли горечи. Валерий принес с кухни термос с крепким чаем и лимоном. Кто-то оставил на столе пачку печенья.
– Идите спать, ребята, спасибо. Вы свое отработали.
Быстро темнело. Надо было раскинуть мозгами и приготовиться к самому непредвиденному развороту событий.
Итак, что мы имеем? 250 тыс. долларов на предъявителя в швейцарском банке. Как факт, констатируем отсутствие F-16 на нашей территории. Где сейчас Стив, и что с ним? Может быть, его уже повязали, и он дает показания. – «Коммунисты устроили мне медовую ловушку и т. д.»
Если 250 тысяч будут сняты со счета, а Гриффит не прилетит – тогда наступает полная ясность – нас кинули на четверть миллиона долларов, заработанных рабочими и крестьянами и «профуканных» людьми с Лубянки.
Правда, такое уже случалось и раньше. Однажды, научно-техническая разведка купила, по случаю, американский танк «Abrams» с новейшей системой стабилизации орудия при стрельбе и прибором ночного видения. Тяжеленный контейнер погрузили в нейтральном порту на наш теплоход. Расплатились. Уже в море открыли контейнер, а там….чугунные чушки и кирпичи. Правда, обожженные, а по стоимости, золотые. Принцип «утром стулья, вечером деньги» – все-таки самый надежный в торговле деликатными изделиями. Анатолий, шутя говорил друзьям, что Остап Бендер никак не мог пройти мимо НКВД, и в архиве где-то пылится на него агентурное дело.
Неужели Стив объехал нас на козе? Вот будет-то шуму, стыда не оберешься, хоть застрелись. Прогремим с этим делом на весь Комитет. А ведь и погнать могут, и в звании понизить и «строгача» по партийной линии влепить. Тяжелые думы Баркова прервал резкий телефонный звонок. Сонный голос местной телефонистки тем не менее взбодрил Анатолия.
– Алло, вы меня слышите? Сквозь треск и шум с другого края Земли раздался знакомый голос.
– Говори быстрее, пока есть связь.
– Он сдал билет на самолет, заболел сын, высокая температура. Попытается улететь, когда минует кризис. Доктор сказал через два дня. Вы меня поняли?
– Понял, понял! Спасибо! При случае, скажи, что все остается в силе, прощай!
Значит, не все еще потеряно. Dum spiro spero [6] .
Анатолий посмотрел на часы, сейчас в Москве четыре утра. Почему-то стало жалко будить шефа в такую рань. Измученного почками, дураками подчиненными, к коим Анатолий себя тоже причислял. Пусть поспит, утром позвоню.
От сердца отлегло, захотелось поесть и даже выпить. Согретый горячим чаем, а главное, разговором с «Гвоздикой», провалился в забытье. Барков проснулся от того, что его за плечо тормошил Охлопков. Анатолий Иванович, давайте я посижу у телефона. «Подожди, Анатолий бросил взгляд на настенные часы – мать твою за ногу! В Москве уже девять утра. Шеф садится в кресло и закуривает первую сигарету. Надо немедленно звонить».
Передав разговор с «Гвоздикой» слово в слово, Барков услышал.
– В каком часу она звонила?
– В четыре по Москве.
– А почему вы мне сообщаете важную информацию с пяти часовым опозданием? Зашипел, как гусак Тулин.
– Жалко было вас будить среди ночи, Станислав Владимирович.
– Я вам объявляю выговор, пока устный.
Частые гудки в трубке подтвердили, что начальник не шутит.
Гриффит не прилетел и 16-го ноября. Настроение у москвичей было подавленным. Проводы, которые пытались организовать начштаба и «особист» не состоялись. Хотя, несколько банок крабов, красной икры и балыка было небольшим, но все-таки утешением для отъезжающих.Последние несколько ночей Гали почти не спала. Возбуждение достигло предела. – Если Стив решился и самолет уже в Союзе, то это будет большая победа, ее личная победа! Подумать только – кто в истории «рыцарей плаща и кинжала» может похвастаться таким достижением? Что-то, она не припомнит ничего подобного. КГБ будет на нее молиться и теперь, наконец, придет время, когда она будет заказывать музыку. А с такими деньжищами… Она заслужила жизнь, о которой мечтала. А Стив, ну что Стив, он решил свою судьбу сам…
* * *
В Москву прилетели на самолете командующего округом, который летел на совещание. Генерал был в курсе осечки и пятизвездочным коньяком, поднимал нам настроение. Видно было, что к нашему брату он относится хорошо, что было приятно.
– Не грустите, бойцы, сегодня не повезло, подфартит завтра. Вот, была у меня недавно история. Приехал я в гарнизон с проверкой боевой готовности полка. Полк уже построен на плацу, оркестр играет встречный марш. Командир полка полковник Волощенко Александр Васильевич отдает рапорт. Даю команду – Вольно! Идем с командиром полка вдоль строя. Солдаты рослые, плечистые, сытые, морда кирпича просит. Вдруг слышу какой то шум и хрюканье. Оборачиваюсь – и глазам своим не верю – вдоль плаца прытко семенят штук двадцать откормленных свиней, в колону по две.
– Это что еще за цирк – спрашиваю комполка?
А Волощенко мне так спокойно отвечает: – Обеденное время, товарищ командующий, свиньи из хоздвора передвигаются на кормежку в столовую.
– А где сопровождающий?
– А вон, впереди хряк, он всю команду и водит – в столовую и обратно.
Я поворачиваюсь к своему начальнику штаба и говорю – Если у Волощенко даже свиньи ходят строем, проверять нам здесь нечего. Едем в следующий полк.
Рано утром 18-го ноября, еще не успев открыть дверь в кабинет, Барков услышал трели телефонного звонка. Скорее всего, это Гали, почувствовал он. И не ошибся.
– Ну, что со щитом, или на щите? Голосом игрока, поставившего все на одну карту, спросила «Гвоздика».
– Вы сначала поздоровайтесь, спросите, не занят ли я – медленно тянул слова Барков.
– Хорошо, хорошо, в следующий раз, Анатолий Иванович.
– Он не звонил?
– Нет…
– Вы мне запретили ему звонить. Поэтому, я и не звонила.
– Все правильно, все остались при своих.
Спокойный голос Баркова сработал, как удар хлыста по голой спине Гали.
– При своих интересах?! Она только что потеряла три миллиона баксов. Она свою роль выполнила, за какую-то неделю она посадила янки на поводок, и он стоял перед ней на задних лапках. Он был готов на все, даже угнать F-16.
И тут ее прорвало.
Такого отборного мата Барков не слышал, даже общаясь с агентами из числа уголовников. Немного передохнув, Гали продолжала, но уже спокойнее.
– Если он не… Она пропустила глагол. То только потому, что такие идиоты, как ваш начальник могут отбить любую охоту что-либо делать, тем более с риском для собственной задницы. Я уверена, его могло остановить только это. Он вам, по большому счету, не поверил. Это вы, в заказанных вами фильмах и книжках такие умные, бесстрашные, холодная голова… горячее сердце… А на деле упустили такого парня! Все, хватит с меня! Вы знаете, сколько я потратила душевных сил на все эти приключения? Вы же мне ни копейки не возместили! Скоро станешь миллионершей, скоро станешь миллионершей! Гали передразнила интонацию Анатолия…
Анатолий слушал, не перебивая. Гали выдохлась и замолчала. Теперь очередь Баркова.
– Что ж, хорошо, Галина Наумовна, наконец спокойно сказал опер. Завтра я готовлю проект постановления Президиума Верховного Совета СССР о закрытии вам въезда на территорию СССР. За 60 последних лет отказов компетентным органам не зафиксировано.
– Нет, нет, подождите, Анатолий Иванович! – тут же сменила тон Гали. – Я… понимаете… Я сгоряча наговорила тут всякое… Я не вас имела ввиду. Вы-то тут ни при чем. Я знаю, что вы переживаете еще больше, чем я, наверное. Вы извините меня, нервы просто не выдерживают.
– Я понимаю.
– Извините, еще раз. Просто, сами видите.
– Вижу, примирительно подытожил Анатолий.
– Я вам на днях позвоню. До свидания.Анатолий достал из ящика стола томик любимых стихов Омара Хайяма, открыл наугад страницу.
Все, что видишь ты, – видимость только одна,
Только форма – а суть никому не видна.
Смысла этих картинок понять не пытайся —
Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!
* * *
Начало нового тысячелетия Гали решила встретить одна. Наступал 60-ый год ее жизни. Господи! Какая жуткая, непостижимая рассудком цифра! Иногда ей казалось, что жизнь уже на излете. Как стрела, пущенная лучником ввысь, со свистом устремляется к Зениту, а затем, подчиняясь неодолимым силам притяжения, замедляет полет, и… набирая скорость, несется к земле. Неужели и жизнь человека повторяет эту траекторию? Сначала рывок вверх, а затем быстрое или, у кого как, медленное возвращение к истокам. Мужчинам, наверное, все-таки легче осознать, а главное пережить и смириться с неизбежным. А, может быть, и нет. Она вспомнила сотрудника МУРа, спасшего ее, молодую девчонку, от тюрьмы. Как же его звали? Так вот, однажды, он ей сказал, что смысл жизни настоящего мужика – защищать слабых, создавать своими руками что-то полезное и с удовольствием шворить женщин (в 50-е гг. это называлось так). И, подумав, добавил, – «А для меня до войны не было ничего более приятного, чем отодрать красивую девчонку. Уж очень я был охочь до этого дела. Я решил для себя так, если он перестанет у меня работать, к врачам не пойду, а спокойно пущу себе пулю в лоб».
Гали, даже сейчас, вспоминая это, вздрогнула, и по телу пробежали холодные мурашки. Тогда, от этого страшного греха, его спас китайский доктор. Да, 60 лет! Эта цифра выстуживала ее нутро и лишала способности радоваться жизни. Иногда, как сейчас, она уносилась в своих воспоминаниях в прошлое. Это было похоже на кинофильм, когда пленку крутят в обратную сторону. Нет, она ни о чем не жалела. Почти что, ни о чем. Ее, как теперь ей казалось, такая короткая жизнь вместила в себя огромное количество событий, взлетов и падений, страданий и радостей, а главное, людей.
Настало время когда Гали стала подводить промежуточные итоги своей жизни. Нужно было еще очень многое сделать, чтобы быть готовой ответить за все свои дела – попросить прощения у людей, которых унизила или обидела, вернуть долги, которые по забывчивости или каким другим причинам ждали своего возврата, рассчитаться с теми, кто должен ей… Их было немного, но они были.
Юношу, в которого она была влюблена в юности и который так жестоко с ней обошелся, она разыскала во Франкфурте на Майне. Из детективного агентства, получившего заказ на розыск Габуния Давида, через месяц пришло на подставной адрес в Интернете короткое сообщение:
«David Gobunia, 1938 года рождения, место рождения город Москва. С 1995 года гражданин Германии проживает во Франкфурте-на-Майне по улице Фридрих штрассе 18. Владеет небольшой турфирмой, которая специализируется на приеме туристов из России, Грузии и Прибалтики. К уголовной ответственности не привлекался, ведет добропорядочный образ жизни. Проживает с женой в собственном доме. С соседями поддерживает дружеские отношения. Долговых обязательств не имеет. В октябре 1998 года был госпитализирован по поводу второго инфаркта. Через два месяца был выписан, от имплантации кардиостимулятора отказался. Состояние здоровья удовлетворительное. Систематически наблюдается врачами. Ежедневно совершает послеобеденные пешие часовые прогулки в близлежащем парке. Фотографии Gobunia прилагаются».
Она выследила его в безлюдном в это время суток парке, около озера. Он сидел на скамейке, на краю берега и мирно кормил уток. Высокий, поседевший джентльмен, в отлично сшитом твидовом костюме от Armani, с золотым перстнем на пальце. Она тихо подошла со спины и стояла несколько минут, сдерживая дыхание.
– Пришла твоя Смерть, Давид. У меня нет времени, не торопясь, насладиться твоими мучениями. Ты умрешь быстро, быстрее чем мне хотелось бы. Единственное, что я могу тебе позволить – это узнать перед смертью, что ты мне больше ничего не должен. Ты сполна расплатишься своей жизнью за надругательство над моей юностью. Эти слова Гали произносила про себя.
Давид вдруг резко повернулся назад, как будто кто-то грубо толкнул его в спину. Он узнал ее мгновенно. Гали открыла сумочку и вынула что-то внешне очень похожее на авторучку. Со времени знаменитого, вошедшего во все учебники по разведке, смертельного укола зонтом болгарского диссидента в Лондоне, утекло много воды под мостами Темзы. Техника спецслужб, для гуманного, безболезненного «сжатия срока жизни» приговоренного человека, сделала огромный скачок. Через пару – тройку лет, уже появятся средства ликвидации людей на базе нанотехнологий. Гали держала в руках газовый пистолет стреляющий микрокапсулами с тетродотоксином. После бесшумного выстрела, на теле цели оставалось микроскопическое входное отверстие. Оболочка и содержимое растворялись в теле через 15–20 секунд. И со святыми упокой. Медики обычно констатировали инфаркт.
Лицо Давида исказила гримаса ужаса, оно стало малиновым от прилива крови. Широко раскрытый рот судорожно хватал воздух. Он попытался вскочить. Но ноги подвели его, они как будто прилипли к земле.
– Пощади! Не убивай! У меня внуки, – хрипел он. – Прости ради всего святого, возьми все. Он стал судорожно срывать перстень с пальца. Давид сделал вторую попытку встать, но неожиданно схватился рукой за сердце и рухнул на скамейку. Гали быстро огляделась по сторонам – никого. Она присела рядом. Он не дышал, тело обмякло, глаза бессмысленно уставились на уток, ожидавших очередных кусочков хлеба. Давид был мертв.
На скамейке спокойно сидел пожилой мужчина, которого, видимо, сморил полуденный сон. Рядом у его ног крутились утки. Единственные свидетели акта возмездия.
Гали чувствовала себя удивительно спокойно. Не было ни страха, но не было и чувства удовлетворения от свершившейся справедливой казни.
Даже если в этот момент рядом оказались случайные свидетели или полицейские, у них не нашлось бы оснований обвинить мадам Легаре в смерти господина Гобуния. Она даже не могла представить, что этот мужчина, кормивший минуту назад у нее на глазах уток, мертв.
Оружие, которое в этот раз не понадобилось, надежно спрятало озеро. ”Каждый раз бросая в воду камень – попадаю точно в центр круга” (Конфуций.)
Едва покинув парк, Гали, вдруг затрясло, как осиновый лист. Казалось редкие прохожие оборачиваются и осуждающе смотрят ей в след. Она прошла быстрым шагом минут пятнадцать и только потом взяла такси. Вышла из него за квартал до гостиницы, осторожно проверилась, кажется, все было спокойно. Анализ потом, сейчас только отдых и капсулирование события. «Ковер страха надежно спрячь в сундук спокойствия.» В номере, сбросив с себя одежду, встала под горячий душ, легла в постель и тут – же забылась. Это был управляемый обморок, спасибо Анатолию – научил.
Через три часа, она уже сидела в удобном кресле самолета. Автоматически начался внутренний диалог:
– Молодец, умница! Наконец он получил по заслугам, гадина! Он не просто сдох, он сдох от страха, глядя мне в глаза.
– Ты убийца! Кто дал тебе право лишать человека жизни? Ты была готова убить его и принесла оружие. А если бы его у тебя не было, у тебя хватило бы сил задушить Давида собственными руками. На тебе тяжкий грех и ты его не отмолишь никогда!
– Но он умер сам. Бог свидетель. Я не стреляла в него.
– Если бы ты не появилась у озера, он еще пожил отведенное ему время на этом свете. Ты убила не восемнадцатилетнего Давида, а убеленного сединами старика. Почему ты не перегрызла им глотки в ту жуткую ночь? Испугалась, что не справишься? Ждала тридцать лет, чтобы, наконец, получить удовольствие от мести?
– Нет, я не испытываю никакой радости. Вернее, она есть, но есть и страх, архитипический страх – нельзя убивать себе подобного. А сейчас эти мощные чувства борются во мне, и я еще не знаю, какое из них победит. Но, я твердо решила, Георгий тоже должен ответить.
Пришло время платить за совершенные мерзости, и здесь нет срока давности.
Самолет уносил Гали все дальше и дальше от города, парка, озера и скамейки, на которой, может быть, еще сидел, погруженный теперь уже в вечный сон гражданин Германии.
В один из приездов Гали в Москву, Изольда поведала, что объявился Снегирь! Оставил номер телефона и просил передать, что хотел бы пересечься с мадам.
– На ловца и зверь бежит – подумала Гали. – А, вот почему он вдруг меня вспомнил?
Изольда с немалым трудом отыскала визитку, которую она припрятала, для сохранности.
Гали в этот же день позвонила старому приятелю.
– Я тебя как куколку одену, лаковые туфельки куплю – пропела она в трубку.
– В ресторан на Соколе заеду, и сыграем в карты по рублю – немедленно последовал ответ.
– Обещал туфельки и зажал. А я все жду и жду, считай лет сорок.
– Ноу проблем, встречаемся через час у ГУМа.
– Привет красавица, рад тебя услышать.
– Привет, Снегирек, даже не верится, что такое возможно. По голосу, ни за что бы тебя не узнала. Голос, то ли оперного баса, то ли надсмотрщика рабов на галерах.
– Ха-ха-ха, последнее мне нравится больше, да и ближе. А вот твой голос не изменился ни капельки, ей богу.
– Ну уж, ты скажешь. Давай прошвырнемся, для начала, по нашим местам. Забиваем стрелку у «Художественного», идет?
– Уже жду.
Встреча друзей юности, не видевшихся почти сорок лет, дорогого стоит. Она и длиться может с десяток часов.
Около кинотеатра, как всегда, было многолюдно. Гали, стояла в сторонке и прочесывала глазами поток. – «Уже жду, жду», а где ты и как тебя узнать? Ожидавших было много, кто нервно посматривал на часы, кто, как и она, вертел головой на триста шестьдесят градусов. Рядом, в пол оборота к ней, стоял солидный мужик, в темных очках, лица не видно из-за букета роскошных бархатисто – красных роз. Когда – то пацанкой, она мечтала о молодом царевиче, который каждый день будет дарить ей такие цветы.
– Козел, давно за шестьдесят, а все туда же, ждет какую-нибудь сыкуху…Вдруг ее как-будто ударило током.
– Господи! Так это же Снегирь! Быстрым движением она сняла очки с его носа. Смеющиеся глаза другаря она узнала сразу.
– И как долго ты собирался тереться о мой бок, негодник?
– Пока бы не узнала.
Они обнялись. – Это тебе, твои любимые. Или, ты любишь теперь другие?
– Да, нет розы я обожаю всю жизнь. Спасибо тебе. Ну что, пройдемся по нашим местам, если от них что-то еще осталось?
– У меня мерс, могу тебя покатать.
– Давай сначала пройдемся. Кто ты теперь и чем занимаешься? По твоему прикиду и тачке – живешь, не бедствуешь?
– А тебе это интересно?
– Ну, конечно. Мы же не виделись целую вечность.
– Тогда слушай и не удивляйся. После первой ходки, ты помнишь, было еще четыре. В общей сложности, из 63 прожитых лет, я пыхтел на шконке 19 лет 3 месяца 16 дней. Но на судьбу не жалуюсь.
Гали вздрогнула, ее Снегирек настоящий уркаган! Может он мотал срок и за убийства?
Снегирь, как-будто почувствовал ее настроение.
– Не бойся, чужой крови на мне нету.
– Ты женат, у тебя есть жена, дети?
– Семьей так и не обзавелся. Пеленки, чашки, ложки, поварешки – это не про меня. Да и какая женщина согласится быть моей Пенелопой?
– Я могу спросить, а как ты сейчас?
– Как бы растолковать тебе по-понятнее? Ты в Москве наездами, жизни сегодняшней не знаешь. Но, по большому счету – народ не живет, а выживает. Каждый крутится, как может.
Власть – сама по себе, народ – сам по себе. Беспредел полнейший. Все продается и покупается. Разлагается власть, а глядя на нее и народ, по принципу – им можно, а почему мне нельзя?
Можно купить место депутата Госдумы, должность префекта, губернатора, судьи и любую другую. Любые дела в суде выигрывает тот, у кого больше башлей.
– Чем я зарабатываю на жизнь и бензин? – Восстанавливаю справедливость! Ко мне приходят люди, у которых нет денег, чтобы отстоять справедливость в судах и у власти.
У тебя могут отобрать все – квартиру, магазин, завод, фабрику. Часто это делается под крышей ментов, омона и прочих «силовиков». Обиженные и ограбленные идут к нам, к тем, кто живет не по законам, а по понятиям. Мы им помогаем защитить себя. Правда, при этом приходится нарушать законы, но справедливость выше любого закона! Это, я давно понял.
– Ты все расчухала?
– Вполне…значит ты и мне можешь помочь?
– Давай, пока я тобой любуюсь, только ты попредметней. А потом, мы за кордоном пока не работаем. Хлопотное это дело.
– Мое дело, местное, московское.
– Тогда, вот тебе мои уши.
Гали впервые рассказывала казнь над собой постороннему человеку. Хотя, какой он посторонний. До этой минуты все, что произошло тогда в квартире этой сволочи, знала только она.
Снегирь слушал молча, не перебивая. Они присели на скамейку около детской песочницы во дворе какого-то дома. Снегирь держал руку Гали в своей и чувствовал нервную дрожь.
– Что ты хочешь? Можешь не сомневаться – сделаю все. Почему я стал тебя искать? Из нашей арбатской кампании остались только ты да я. «Беспалый», «Шкет», Валера – все уже греются с другой стороны солнца… Захотелось увидеться напоследок.
– Я кое что разузнала. Гобуния живет в том же доме, в котором жил раньше. Построил особняк в Подмосковье. У него ресторан грузинской кухни в центре города, удостоверение помощника депутата, и прикормленные окружные менты. Как видишь, прикрыт со всех сторон, паскуда.– Подожди, ты сказал напоследок? Ты собрался куда дернуть?
– Об этом в следующий раз, лады? Последний раз спрашиваю – о чем гутарим?
– Я хочу вернуть ему одну вещь. В ту ночь, я сорвала с его шеи золотую цепь. Вещь чужая, надо отдать владельцу. А еще хочу, чтобы два, лучше три амбала сделали с ним то, что он сделал со мной.
– Пиши точный диагноз.
– Хочу, чтобы они разворотили ему пердило, да так, чтобы раком ползал остаток дней своих.
– Я всегда держал тебя за умную, а сейчас гонишь порожняк. В Зорро играешь? Вернешь цепь – задымишься, кумекаешь?
– Да, ты прав. Но я хочу, чтобы он обязательно узнал, за что расплатился своей жопой. Только, как это сделать?
– Хорошо, дай время подумать. Когда ты уезжаешь?
– Через неделю. Но если надо, могу остаться.
– Не гони коней, перед отъездом еще увидимся.
Прощаясь, Снегирь нежно обнял Гали и прижал к себе. – Не дрейфь, подруга, прорвемся.Глава 18
Гали, поджав под себя ноги, удобно устроилась в кресле, отдыхая после суетного дня.
Ее взгляд случайно упал на визитницу, лежавшую около телефона. Еще много лет назад, она взяла за правило – никогда не выбрасывать визитки. Их у нее скопилось несколько тысяч. Это были ее якоря памяти. Она их раскладывала, иногда по странам, иногда по профессиям, иногда просто в хронологическом порядке. Поэтому, иной раз, визитка начинающего художника с Монмартра спокойно соседствовала с карточкой эксперта правительства Франции.
А вот визитка барона Пьера Ламбера (Barron Pierre Lambert). Высокий, не по годам моложавый, холеный, с безукоризненными манерами и великолепной родословной. Блестящий знаток древних языков, цивилизаций инков, и, несмотря на свои 65 лет, пользующийся вниманием женщин.
Сначала Пьер заинтересовал Гали тем, что он ни намеком, ни взглядом не дал ей понять, что она ему нравится как женщина. Он был очень интересным собеседником и прекрасным рассказчиком. Пару раз, когда они оказывались рядом на каком-нибудь светском приеме, он начинал о чем-то говорить. И Гали, вдруг, ловила себя на мысли, что его бархатистый голос, глубокий и свободно льющийся – через минуту-другую погружал ее в состояние забытья. Тело наливалось приятной тяжестью. Громкие звуки музыки, приглушенные голоса, смех присутствующих становились едва слышны. Веки наливались тяжестью, хотелось закрыть глаза, дышалось легко и свободно, а иногда, она замечала, что совсем не дышит. Она теряла нить разговора, но это было неважно. Говорил только он, она слушала. Правда, если бы кто-нибудь спросил ее потом, о чем был разговор, она бы не знала, что ответить. Содержание и смысл сказанного Пьером проваливалось прямо в ее суть, минуя контроль сознания. Она приходила в себя от легкого прикосновения его теплой ладони, Гали открывала глаза и возвращалась в действительность. Хотя она не испытывала к нему никаких сексуальных чувств, сама стала искать встреч с этим магом и волшебником, как она его про себя называла.
Пьер, вдруг, открылся с неожиданной для нее стороны. Они встретились в первых числах января 2000 года. Человечество благополучно переползло в третье тысячелетие. А сколько было пророчеств, стонов и причитаний по поводу конца Света. Ожидали второго пришествия Создателя, сбоя компьютерных систем, самопроизвольного запуска баллистических ракет и массы прочих неприятностей. Слава Богу, все обошлось – ракеты остались в шахтах, компьютеры перешли на новый счет времени, Создатель отложил суд над грешниками до лучших времен.
Их встречи, проходившие чаще в ее библиотеке, реже у него, могли начаться с обсуждения какого-либо пустяка, но, как правило, заканчивались обменом мнениями, иногда по вопросам, на которые человечество ищет ответа вот уже тысячи лет.
– Что ты думаешь о современном устройстве мира, о людях в целом? – спросил Пьер, удобно усаживаясь в кресле.
– О, это самый больной для меня вопрос. В Москве, в школе, мне крепко вбили в голову идею о том, что мир разделен на бедных и богатых. У богатых есть мозги, власть, деньги, средства производства и возможность жить на Земле, как в Раю. А у бедных – рабочие руки, жалкая заработная плата, халупы и вечно голодные дети. Бедные в 1917 году в России восстали и все отобрали у богачей, ну и так далее. Две трети жизни я уже прожила на Западе. И что я увидела? На Земле живет 6 миллиардов человек. Один – «золотой миллиард» и пять миллиардов, работающих на них. Один миллиард живет впроголодь. Никому не позволено покушаться на добро богатых. Внутри государств, власть имущие назначают правительства, создают армии, силы подавления, тайную полицию, системы brain washing. [7] Над государствами существуют всякие международные организации – ООН, МВФ, НАТО, которые контролируют уже государства.
Пьер, молча, внимательно слушал Гали, раскуривая гаванскую сигару.
Гали неожиданно остановилась, – «Господи, что я несу», – подумала она про себя, – «Он еще посчитает, что я тайный член французской компартии и вся пропитана марксистскими идеями».
– Правда, это крайняя точка зрения – продолжила она осторожно. Все-таки, богатые научились делиться с бедными, социальные программы, которые…
– Перестань, неожиданно прервал ее Пьер. Сейчас ты лукавишь. Ты абсолютно права – мир жесток и беспощаден. Ресурсов для прокорма «золотого миллиарда» на Земле хватит ненадолго. Уже сейчас из него выкристаллизовываются «платиновые» двести миллионов. Выживают сильные, слабые погибают, или превращаются в рабов. XX век подарил человечеству новые, изощренные виды эксплуатации и манипуляции сознанием миллионов. Когда тот, кого обирают, считает себя свободным человеком и идет голосовать за своих хозяев, а, если надо, то с оружием пойдет их защищать от красных или террористов.
– Пьер, прости, а к чему весь этот разговор? – неожиданно для себя, с вызовом выпалила Гали.
– Люблю искренних людей, – с улыбкой подливая себе коньяк. Тебе что-нибудь говорят такие названия – «Римский клуб», «Институт политических исследований», «Тавистокский институт человеческих отношений», «Трехсторонняя комиссия», «Бельдербергский клуб»?
Что-то слышала о «Римском клубе». Члены этого клуба – влиятельные политики, финансисты, аристократы – периодически собираются для обсуждения международных проблем, вырабатывают какие-то там рекомендации для правительств заинтересованных стран.
Пьер придвинулся в Гали и взял ее за руку.
– Я много раз слышал от разных людей мнения о тебе. Скажу честно, ни разу не слышал ничего осуждающего. Даже о тех, кого ты, срезая углы, обошла на поворотах. Это большое искусство – жить в мире с сотнями людей. Ты преуспела в бизнесе, для женщины, приехавшей из России это огромное достижение. В твоем особняке собираются бизнесмены, ученые, дипломаты, военные, политики. Эти люди одновременно американцы, арабы, евреи, англичане, индусы, – он, неторопливо, продолжал перечислять, – католики, протестанты, христиане, иудеи, мормоны. Чем не «Римский клуб» в миниатюре? Некоторые из этих людей представляют для нас интерес.
Ты же знаешь, одно дело, когда политик делает заявление перед телекамерами и совсем другое как он комментирует свое же заявление в твоем особняке. Вот это нас интересует в первую очередь.
Гали собралась что-то спросить, но Пьер жестом остановил ее.
– Нет, нет, – продолжал он, как бы предвосхищая ее вопрос. – В твоей жизни не произойдет никаких изменений, все останется как есть: ты будешь делать деньги, принимать любовников, продолжать работать и с DST, и с КГБ, и периодически с Моссад.
Гали, на мгновение потеряла контроль над собой. От неожиданности перехватило дыхание, кровь прилила к лицу, но она мгновенно взяла себя в руки.
– Кто вы, Пьер? Она спросила так спокойно, что сама удивилась.
– Мы – архитекторы Будущего. Мы – новые кочевники. Мы создаем чертежи нового общества, которое будет жить в XXI веке. Наша главная цель на ближайшие десять лет – сохранить равновесие, нарушенное в мире после катастрофы с СССР. После Второй Мировой войны мир просуществовал без больших войн 50 лет. На Земле было две равновеликих силы – США и СССР с союзниками с обеих сторон. Он замолчал, как будто, подбирая слова или давая время Гали переварить сказанное. – Ты любишь цирк? Неожиданно оживившись, спросил он. – В детстве ты, наверняка, бегала на цирковые представления. Ты видела, как в цирке силач жонглирует тяжелыми стальными шарами, соединенными цепью? Он крутит их одной рукой легко, и даже изящно, и даже подбрасывает вверх и ловит, потому что силы уравновешены. А что произойдет, если, вдруг, один шар оторвется? Хорошо, если силач останется жив и не переломает себе кости. Вот тоже самое происходит сейчас и с нашей цивилизацией – Америка потеряла равноценного противника – СССР, ЦРУ – КГБ, ФБР – ГРУ. И так везде и во всем, даже в спорте и искусстве. Кстати, как ты отнеслась к гибели великой державы – твоей Родины?
– Это было странное состояние. Я радовалась и одновременно страдала. Я была рада, что Партия, как сгнившее дерево, рухнула. Но оно раздавило под собой тысячи людей. Я слышала, правда, это только слухи, о тысячах самоубийств рядовых коммунистов. А сколько еще спилось? Я очень переживаю и сейчас, что развалилась на куски огромная страна. Границы, таможня, спецслужбы – разве они во все времена не мешали людям, особенно родственникам, спокойно жить и передвигаться из страны в страну? Потом, все в Союзе жили в ожидании перемен, но не катастрофы. Как все это могло случиться? Мощная ядерная держава, огромные богатства, и, вдруг…?
– Ты знакома с книгами Александра Зиновьева? – вашего русского писателя-диссидента?
– Я слышала о нем, но не более. А что?
– В его книгах можно частично найти ответ на твой вопрос. Когда он иммигрировал, его выспрашивали, видимо, компетентные люди, – «Какое самое слабое место в СССР?» Знаешь, что он ответил? – КПСС! А в нем – ЦК, а в нем Политбюро. А в нем Генеральный секретарь. Приведите своего человека на этот пост и СССР развалится через несколько месяцев.
Очень похоже на секрет Кащея Бессмертного, не правда ли? – хмыкнул Пьер, – утка в гнезде, в утке яйцо, а в яйце – игла. Сломай ее и умрет Бессмертный.
Политика глобализации – это последний отчаянный шаг Америки продолжил Пьер, – перед гибелью старого Мирового Порядка.
Мы – Архитекторы видим Мир из Космоса, это помогает реально оценивать силовые поля Человечества. Мы не играем ни на чьей стороне, мы никому не мешаем и никому не помогаем. Для нас Америка или Россия такие же равноправные участники Нового Мирового Порядка, как Гондурас или Замбия. Никакие партии, никакие правительства не могут рассчитывать на нашу поддержку. Они о нас просто не знают. Все, что мы делаем – это, намного раньше, всяких научно-прогностических центров, астрологов и предсказателей, определяем изменение розы ветров в мире и ставим паруса по ветру. На нас работают сотни научно-исследовательских институтов, десятки крупнейших банков, десятки и сотни тысячи специалистов. Большинство из них даже не догадываются, кто пользуется их мозгами. В разведке это называется «работа под чужим флагом». Правда, они это делают редко и в исключительных случаях, потому что это сложно и очень дорого. Мы же работаем только «под чужим флагом», и только в исключительных случаях открываем свое лицо.
– Вы что, за мной следили? Откуда вы знаете о DST, КГБ, Моссаде?
– Ты задаешь наивный вопрос и, наверняка, уже об этом жалеешь.
– Но, я тебе отвечу. Это важно для того, чтобы ты понимала политику не через СМИ, которые все специально искажают. А для того, чтобы ты понимала тайные движущие силы, которые управляют этим миром. Возьмем, к примеру, разведку. К 2000 году остались только четыре мощные системы: американская, русская, правда, после Горбачева и Ельцина, значительно ослабленная, израильская и китайская. Погибла одна из лучших, разведка ГДР – Штази, умер Маркус Вольф, крупнейший разведчик XX века. Разведки Польши, Чехии, Венгрии теперь начинают работать на НАТО. Прибалтика, Украина, Грузия потихоньку ведут агентурную разведку против России. Произошла крупнейшая перестановка фигур на шахматной доске. Положение путинской России сейчас крайне тяжелое. И мы, для стабилизации ситуации в мире, будем вынуждены, какое-то время, помогать русским выдержать мощнейший натиск их врагов. Одно из условий, которое мы соблюдаем в первую очередь – русские не должны даже догадываться, откуда идет помощь.
Я не раскрою перед тобой большой секрет, но могу себе позволить сказать: наши люди есть везде – и в CIA, и в СВР, и в MI6, и в разведке Ватикана, и во французской DGSE, и в итальянской. Понятно, что это не лифтеры, официанты или шоферы оперативных машин. Они занимают должности, которые позволяют им иметь доступ к информации особой важности. А нам, это позволяет контролировать основные потоки разведывательной информации во всем мире.
Ты, кстати, не проголодалась? Может быть, сделаем перерыв и что-нибудь перекусим? – спросил Пьер, бросив взгляд на часы.
– Нет, нет, спасибо. Если можно, давайте продолжим, а потом я с удовольствием что-нибудь покушаю. То, что вы мне сейчас говорите, я слышу впервые и даже не очень уверена, нужно ли мне это знать.
– Если я сообщаю тебе эту информацию – значит нужно. Я продолжаю. Сейчас мы уже думаем о том, кого поставить президентом США после ухода Буша. Наши умники вынашивают идею, чтобы следующим президентом был молодой афро-американец, а вице-президентом сделаем белую женщину. Вот будет круто! Так ведь, кажется, сейчас говорят в России? Конечно, руководить страной будут те же силы, которые управляют ею сейчас, но негр и белая женщина в Белом доме – меня эта идея настораживает!
Я думаю, что этот вариант не пройдет, я имею в виду белую женщину. При повсеместном прокламировании равных возможностей в Штатах, белых жен у афро-американцев кот наплакал. Скорее, вице-президентом будет белый англо – сакс. Вот она, Америка двадцать первого века! Черный президент, потомок рабов, правит миллионами белых! И в это все поверят, не только в Америке, но и во всем мире!
– А что, вы можете повлиять и на выборы президента в России?
– Конечно, можем. И мы это делаем уже с 1991 года, но с переменным успехом. Однажды, Роберт Гейтс, директор ЦРУ, у которого, видимо, дух распирало от гордости за победу в холодной войне, брякнул в присутствии тележурналистов: «Мы взяли от Горбачева все, что можно было взять. Теперь Ельцин – он окончательно развалит Советский Союз».
– Вы можете дать хоть один пример, как вы помогаете России?
– Ты, наверное, знаешь, что советская разведка считала одним из высших своих достижений – получение доступа к секретам создания атомной бомбы? Чертежи, технологии, образцы, из особо охраняемых, закрытых объектов США оказывались у Курчатова в Москве. Я не умаляю смелости и таланта людей КГБ, они действительно показали высший класс работы.
Но, я хочу тебя спросить, вот о чем – во сколько русским обошлась эта операция? Сколько они заплатили американским ученым?
Можешь не отвечать, ты этого не знаешь. А я тебе скажу – ни цента! Более того, когда им предлагали деньги и не малые, они категорически отказывались их брать!
Они рисковали своими жизнями – в случае раскрытия им грозил электрический стул. Их никто не принуждал, кроме своей совести, и глубокой веры, что только таким образом можно предотвратить атомное самоубийство человечества.
Вот тебе ответ на вопрос твоих любимых марксистов, о роли личности в истории.
– Что-то я не припоминаю, что признавалась им в любви.
– Ну, это я так, к слову.
Если я тебя еще не утомил, расскажу случай, почти анекдотичный. Известнейший на весь мир мозговой центр RAND corporation с нашей помощью выполнил заказ русских. Заказ был сформулирован, если мне не изменяет память, примерно так: «что нужно сделать, чтобы свалить правительство США?» RAND подготовила отчет и получила крупную сумму за работу.
– Но, давай вернемся к тебе.
Мы давно за тобой наблюдаем, как всегда, ни во что не вмешиваясь. Мы оценили твою изворотливость, интеллект, порядочность в конце концов. Ты ни разу не нарушила неписанных правил игры, хотя тебя никто не обучал им в полном объеме. Ты накопила богатый опыт манипулирования людьми и ловко вывела своих кураторов из спецслужб в патовое положение. Что дальше? Дальше они начнут мстить тебе, срывая свое зло, в лучшем для тебя случае, просто сведут работу с тобой на нет. С твоим темпераментом и азартом это будет невыносимо. Тебе нужно новое поле деятельности.
Пьер замолчал, погруженный в свои мысли. Большие напольные часы мелодично пробили десять раз. Через мгновение Гали услышала знакомый с детства крик кукушки «ку-ку, ку-ку». Гали завертела головой, пытаясь обнаружить источник звука. В простенке она увидела деревянный домик с качающимся маятником и механическую кукушку, высовывающуюся из-за дверцы. Она встала и подошла поближе, чтобы лучше разглядеть.
– Откуда у вас это чудо, из России?
Ответа не последовало.
– Я сказал, что мы тебе не помогали – я слукавил. Возьмем, например, историю с F-16. Пьер не спрашивал, он констатировал.
Гали вернулась, села на край кресла и почувствовала себя студенткой сдающей экзамен профессору.
– Твои кураторы с Лубянки не продумали до конца, как вывезти своего закордонного агента «Гвоздику» из-под удара американских парней. Если бы этот пилот, как его?
– Гриффит.
– Да, если бы Гриффит приземлился в Находке, ты бы загорелась синим пламенем. Американские ищейки, он так и сказал, «ищейки». Прошли бы по следам Гриффита в Бангкоке и все встало бы на свои места.
– Вы хотите сказать, что Гриффита кто-то остановил?
– Сегодня ты что-то часто задаешь глупые вопросы. С менторским тоном изрек Пьер. – Выслушай до конца и у тебя не будет вопросов. Гриффит ничего не знает и никогда не узнает. С учетом наших видов на тебя, мы разрушили планы Советов и спасли твою репутацию. Сначала я объясню, как, а потом объясню, почему.
– Он уже сидел в кабине F-16, когда техники обнаружили «неисправности» в авионике. Вылет не состоялся. Так как на резервном истребителе делали «профилактику». Тебе ясно? Через неделю пилота, не прошедшего очередную комиссию, признали ограниченно годным и уволили из ВВС. Ему положили хорошую пенсию. Он остался добропорядочным гражданином своей страны и очень неплохо устроился «на гражданке». Он не стал снимать 250 тысяч долларов со своего счета и это делает ему честь. А ведь соблазн, я уверен, был велик, они ему на первых порах очень бы пригодились.
Не снятые в течение двух недель деньги, по условиям соглашения вернулись туда, откуда они пришли – на подставной счет русских. Значит, Лубянка ничего не потеряла, ну, кроме нервов и времени. А теперь, политическая составляющая этой истории. Ты, наверное, догадываешься, что русские и американцы давно наладили конфиденциальные каналы общения между руководителями стран. Госдепартамент и МИД – только верхушка айсберга. Рыбы, которые носятся по этим тайным каналам из Кремля в Белый дом и обратно, могут быть из самых разных… Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово, скажем, водоемов – Внешторг, международный Красный крест, деятели искусств, сотрудники, допустим, канадского института международных отношений, Христианские фундаменталисты, бедные рыцари – тамплиеры и прочие. Иногда привлекаются, даже, сотрудники враждующих разведок. Руководители этих ведомств и не догадываются о секретных миссиях своих подчиненных.
И вот, представь, такую картину, красные получили за умеренную цену F-16. КГБ и Министерство обороны празднуют победу – утерли, наконец, американцам нос. А через десять дней должна состояться тайная встреча личных представителей руководителей стран, которая готовится, как правило, 6–8 месяцев. Хрущеву, может быть, это бы и понравилось – вот вам еще одна «Кузькина мать». Но время его прошло.
Мы посчитали, что срыв этой встречи не стоит какого-то истребителя F-16. Могу добавить, что если бы в это время американцы соображали что-нибудь подобное – ну, к примеру, изготовились украсть чертежи последней модели психотронного генератора или образец нелетального оружия – мы бы тоже это притормозили. Несколько минут прошло в тишине. Пьер взглянул на часы. Однако, мы с тобой засиделись. А нас ждут великие дела. Он неожиданно широко улыбнулся. Затем сказал серьезно.
– Когда завтра утром начнешь переваривать то, что услышала сегодня, не принимай сгоряча никаких решений, ну, например, тебе, может быть, захочется порвать с Лубянкой или заняться поисками Гриффита или уйти в монастырь… Мой тебе совет – не делай ни первого, ни второго, ни третьего. Люди, как правило, преувеличивают свою значимость. Они, глупые, думают, что в их силах изменить свою Судьбу. Неудачи гораздо чаще преследуют активных, чем созерцателей. Активных во всем мире не более 5–7 %. Но, все революции, войны, социальные катастрофы вселенского масштаба – на их совести.
Он продолжил. – В каждом часовом механизме, есть маленькая деталь, которая регулирует – замедляет или ускоряет ход стрелок. Архитекторы будущего – что-то вроде этого балансира.
– Да, вот еще что, если со мной что-то случится, и я неожиданно исчезну, к тебе придет человек, который назовет пароль: «Finis-3». Можешь ему полностью довериться. Это мой заместитель. К стати, как у тебя с немецким?
– Не густо…
– Ничего, английский всегда выручит.
– А он, что, немец?
– У тебя есть что то против немцев?
– Да нет, просто так. А что может с вами случиться?
– В моем возрасте я уже не бегаю по крышам небоскребов с пистолетом и не прыгаю с парашютом. И никогда в жизни этим не занимался. Но, неожиданно может отключиться мозг или сердце. Надо быть к этому готовым.
На прощание, пожимая руку Гали, Пьер прикоснулся к ее плечу.
– Тебя впереди ждет очень интересная жизнь. Тебе еще предстоит много испытать и многое полезное совершить – это твоя Миссия на Земле. Ты к этому готова… почти.
Эпилог
Благородство и подлость, отвага и страх —
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже
Мы такие, какими нас создал Аллах!
* * *
Тот, кто следует разуму, – доит быка.
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.
Омар Хайям.
КОНЕЦ
Москва Соколиная Гора
2008 г.
Примечания
1
По отношении к врагу все дозволено (лат.)
2
Боевой Сокол (англ.)
3
вот и все. (лат.)
4
Почему бы и нет? – (фр.)
5
план действий (лат.)
6
Пока дышу – надеюсь (лат.).
7
Промывание мозгов (англ.)
Комментарии к книге «Мадам Гали – 3. Охота на «Сокола» (F-16)», Юрий Федорович Барышев
Всего 0 комментариев