«Ваза с желтофиолями»

Ирина Лобусова Ваза с желтофиолями

* * *

1

Я вернулась в Одессу через 10 лет долгих странствий почти по всему миру. И, честно говоря, это было абсолютно не осознанное решение. Одесса очень много мне снилась в Москве, меньше – в Санкт-Петербурге, и совсем не снилась в Нью-Йорке.

Потом почти каждый мой сон начинался с золотистой, тонкой полоски берега, по которой я безудержно шла вперед, растворяясь в дымке туманного, серебристо-сизого рассвета над морем. Над холодным рассветным морем, обжигающим раскаленной прохладой мои ступни.

Наверное, поэтому я решила поехать в Одессу – не просто город моих предков. Одесса всегда была для меня особенным кладом памяти, позволяющим заново возродиться к жизни. Поэтому, когда остро, буквально ребром, встал вопрос о необходимости моего отъезда из Москвы, я твердо решила, что поеду в Одессу. Этому решению способствовало несколько очень серьезных причин.

Я получила крупный заказ из одной солидной нью-йоркской галереи, и мне необходимо было поработать в одиночестве. В последних днях моей московской истерической спешки я не то, что поработать, даже 10 минут спокойно посидеть не могла. Незаконченное готическое полотно висело в моей мастерской, мозоля глаза. Но я находилась в таком состоянии, что закончить его не могла.

В Одессе (я это знала) я снова начну писать, и в сроки выполню солидный заказ, и… И все в жизни вернется. Одумается и вернется. Одесса всегда вселяла в меня надежду.

Поэтому, когда самолет резко пошел на снижение и стал терять высоту, а сквозь облака показались ясные очертания дорог и полей, я думала не о своей работе, не о картинах, а о телефонной звонке. О том, что когда я сойду на землю в аэропорту, на моем мобильнике будет один пропущенный. А если повезет – сразу несколько пропущенных звонков.

Так с ощущением этого предвкушения звонящего телефона я вышла из автобуса, который вез меня от самолета к зданию аэропорта. Я почти не помнила этот аэропорт, не вспомнила ни разу – за последние десять лет.

Пропущенных звонков не было. Но я вдруг поняла, что не это является главным. Главным было совершенно другое… Моя свобода. Я тут же выбросила нелепую мысль о телефоне и уверенно пошла вперед, вдыхая полной грудью пьянящий воздух свободы. Город встретил меня ослепительным, сияющим солнцем, и я посчитала это очень хорошим предзнаменованием.

О своем «одесском приюте» я побеспокоилась заранее. Я выбрала квартиру еще по Интернету, а, когда остановилась на окончательном варианте, моя тетя (единственная живая родственница, оставшаяся в Одессе), поехала туда, чтобы все рассмотреть. Когда все оказалось в порядке, она оформила на меня договор аренды и заплатила деньги, которые я ей прислала.

Тетя моя была юристом, имела серьезное деловое чутье, надуть ее было не просто, и я не сомневалась в том, что с квартирой все будет в полном порядке. С моей тетей разные «одесским штучки» точно уж не пройдут.

Квартира, снятая для меня, находилась в самом центре старого города, на улице Дворянской. В моей памяти, впрочем, эта улица сохранилась как улице Петра Великого. Так я и называла ее про себя. Но улицу переименовали, и мне теперь приходилось лишь смириться с современными реалиями. Поэтому своим московским друзьям я говорила, что сняла квартиру на улице Дворянской, и название улицы им очень нравилось.

Квартира была дворовой, она находилась в глубине настоящего одесского дворика, на первом этаже ветхого двухэтажного дома. Окна, не выходящие на улицу, были моим серьезным требованием. Я не хотела слышать постоянный уличный шум современных машин. В памяти моей все время присутствовал живой одесский дворик с раскрытыми во двор окнами, где соседки переругивались между собой, развешивали белье, дружно чистили рыбу, накрывали столы на все праздники и решали личные и общественные проблемы во весь голос, всем двором. Я выросла в таком дворике. Эта атмосфера была окутана для меня аурой незабываемого романтизма. И я не хотела лишать себя удовольствия наслаждаться уникальной одесской атмосферой все то время, что буду работать. Именно такую квартиру в дворике моей мечты я и обрисовала тете.

Но снятая квартира более, чем оправдала мои ожидания. Несмотря на ветхость всего дома, квартира имела все самые современные удобства – даже плазменную панель, хорошую кухонную технику, кондиционер. По словам хозяйки (она с гордостью рассказывала об этом тете), до меня в этой квартире жил один важный немец, приехавший по делам в местную Кирху (Кирха находилась в самом конце улицы Дворянской), и он был очень доволен.

Квартира состояла из двух раздельных комнат, небольшой уютной кухоньки и ванной. В одной из комнат я решила устроить студию. А вторая… Впрочем, через время вторая комната всегда автоматически превращалась в то же самое (то есть в стихийное продолжение студии). Я катастрофически не умела поддерживать порядок и налаживать свой быт.

2

Тетя встретила меня в аэропорту, вручила ключи и тут же повезла меня демонстрировать свое исполненное задание. И самым первым, что я увидела, оказавшись в самом сердце двора, был толстый рыжий кот, с пренебрежением глядящий на разложенные для него на газете рыбные объедки. Роскошный такой, матерый одесский кот. Я с упоением представила, как стану рисовать этого котяру, шерсть которого так сверкает на солнце, а на морде застыло выражение, которому позавидует любой голливудский актер. И невиданное, неожиданное, стихийное, как шторм, ощущение счастья, затопило меня, захватило целиком с головой, и я вдруг поняла, что в этом месте я смогу погрузиться в счастье полностью, найти здесь умиротворение и душевный покой.

Рядом с металлопластиковыми окнами моей квартиры (современный диссонанс одесского дворика) я увидела два запыленных, старых окна еще в старинных деревянных рамах. С рам облезла краска, и выглядела эта старина довольно живописно (но, конечно, неудобно для тех, кто живет там). В окне возле двери парадной была чуть приоткрыта форточка. Второе же было задернуто шторами и выглядело абсолютно безжизненным, что смотрелось довольно странно в самый разгар дня. Это заинтересовало меня против воли, и я спросила тетю, кто там живет.

Но тетя не знала. Она ответила лишь то, что ей сказали в агентстве – что соседи здесь спокойные, все в полном порядке, наркоманов нет. когда мы оказались в самой квартире, я не смогла сдержать восторга: комната, выглядящая, как гостиная, была обставлена очень интересно, даже с неким дизайнерским подходом. Меня просто наповал сразил круглый стол посередине комнаты, украшенный изящной кружевной салфеткой и массивной вазой из граненного хрусталя. Ваза была пуста. Все это выглядело настолько красиво, что я пообещала себе поддерживать порядок хотя бы на этом столе, не захламить его через сутки своего здесь пребывания.

Договорившись с тетей, что вечером приеду на торжественный ужин по случаю моего приезда, я осталась в квартире одна. Забросив вещи в шкаф в соседней комнате, я первым делом проверила мобильник – на нем не было ни входящих, ни пропущенных звонков. Подавив разочарование (здесь это далось мне на удивление легко), я позвонила своей подруге, затем распаковала альбом для эскизов, и принялась рисовать кота. Я решила сделать несколько подходящих эскизов, а позже выбрать, что именно перенесу на холст.

Я делала так не всегда. Изредка, когда вдохновение буквально накрывало меня с головой, я писала прямо по холсту, едва успев покрыть его грунтом. Но так бывало очень редко. Это были самые золотые моменты, которые повторялись не часто. Все реже и реже – в последнее время.

Эскизы так же захватывали меня. Но, к сожалению, я все не могла ухватить уникальное выражение на котячей морде, делающей его таким отличным от всех остальных котов. Я открыла окно, выглянула – но из моего окна котяру было не видно. Поэтому я вышла во двор.

Меня ожидало разочарование: котяра уже исчез. Осталась лишь груда рыбьих объедков вместе с газетой, которую убирала неопрятная старуха в рванном ситцевом халате. Старуха уставилась на меня со злобой и подозрением, и я поспешила ретироваться обратно через полутемный, оббитый деревом, заполненный каким-то застоявшимся затхлым запахом коридор.

Оказавшись в комнате, я принялась рисовать кота по памяти, и очень скоро почувствовала ледяной сквозняк. Окно было открыто, но, похоже, я забыла закрыть за собой дверь, поэтому меня продувало так сильно. Вначале эта прохлада показалась приятной. Но потом я вдруг почувствовала очень сильный холод, от которого руки мои даже покрылись гусиной кожей. Тогда я встала, чтобы закрыть входную дверь, и вдруг увидела ее.

Она стояла на пороге моей комнаты, прижимая к груди грязновато-желтого плюшевого медведя – маленькая девочка лет 7–8, в летнем платье в горошек. Я отчетливо запомнила почему-то ее платье – белые крупные горошины на ярко-красном фоне. Потом я обратила внимание на ее лицо.

У нее было удивительно красивое, удлиненное лицо с миндалевидными черными глазами, похожими на сочные ягоды спелой шелковицы. Черные курчавые волосы девочки были заплетены в косички, одна из косичек расплелась, из нее выбились красивые, пружинистые пряди.

Но больше всего меня поразило выражение ее лица. Оно было не по-детски серьезным, под глазами пролегли глубокие синеватые тени, а глаза смотрели так пристально, что напомнили мне рентген. Особенно поражал этот не детский взгляд. Таких пронзительно-серьезных глаз мне не доводилось видеть у взрослых. И потому особенно поразительными были эти глаза на совсем детском лице.

Я замерла от удивления и, честно говоря, немного перепугалась. Уж слишком внезапным было ее появление. Потом я сообразила, что девочка вошла в оставленную мной открытой дверь. К тому же, это был просто любопытный ребенок, скорей всего, соседский. У меня немного отлегло от сердца, и я дружелюбно улыбнулась ей:

– Привет!

Но девочка не улыбнулась в ответ. Несколько секунд она серьезно смотрела на меня, затем пробежалась глазами по комнате, и наконец нахмурилась:

– В вазе должны были быть цветы!

– Но их не было, когда я приехала… – немного растерялась я.

– Желто-фиолетовые. С большими лепестками. Я не помню, как они называются.

– Желтофиоли? – подсказала я.

– Какая, собственно, разница, – девочка пожала плечами, – ты будешь здесь жить?

– Да. Некоторое время.

– А зачем ты рисуешь кота?

– Я рисую не только котов. Я художница.

– Ух ты! – девочка несколько оживилась, – значит, ты рисуешь картины? Большие?

– Ну, наверное, не очень…

– Покажешь?

– Конечно. Когда захочешь.

– А я тоже ходила на рисование, во Дворец пионеров. Раньше, до того…. – девочка неожиданно нахмурилась и оборвала себя на полуслове. Я немного удивилась, что она сказала «во Дворец пионеров», но потом подумала, что, скорей всего, местные жители просто привыкли так говорить, и она переняла это старое выражение у мамы или у бабушки. Я поспешила сгладить неловкую паузу в разговоре.

– Ты живешь в этом доме?

– Ага. Совсем рядом. У нас большая семья: мама, папа, дедушка, бабушка, два брата и сестричка, но она совсем маленькая, ей три месяца.

– А тебе сколько лет?

– Восемь, – с гордостью сказала девочка.

– Ты совсем большая! – улыбнулась я, – в школу ходишь?

– Теперь нет.

Удивившись, я хотела уточнить, но на лице ее вдруг снова пролегла тень, и я решила не заострять внимание на этом, похоже, больном вопросе. Узнаю потом.

– Нарисуешь мне кота? – спросила девочка.

– Конечно! – я быстро вырвала из альбома лист, и стала набрасывать кота, – А как тебя зовут?

Девочка вдруг замолчала, и, повернувшись, уставилась на дверь. На лице ее появилось выражение тревоги. Это показалось мне странным – я не слышала ни звука, вокруг была полная тишина, и я не слышала, чтобы кто-то ее позвал.

– Так как тебя зовут? – я попыталась снова.

– Фаина. Знаешь, а ты немного похожа на мою маму.

– Правда?

– Мне нельзя с тобой больше говорить. Меня уже зовут.

– Но я ничего не слышу…

– Я не могу с тобой больше говорить! Пока.

– Но ты еще придешь? – я поднялась, чтобы ее проводить, и на мгновение отвернулась. Когда я повернулась обратно, девочки уже не было. Она убежала так же быстро, как и зашла. Рисунок с моим котом остался лежать на столе. Я пошла, чтобы запереть входную дверь.

Но дверь оказалась запертой. Похоже, девочка захлопнула дверь за собой, когда выбежала из квартиры (замок это позволял), но почему я не услышала звук? Почему было так тихо? Наверное, я просто не обратила внимания – я ведь такая рассеянная.

Мучаясь догадками, я вернулась обратно в комнату. Тут пронзительной трелью взорвался мой мобильник. Взглянув, кто звонит. Я поняла, что мои надежды пока оставались напрасными. Звонил всего лишь деловой знакомый, один питерский галерист. Разговор отвлек мои мысли от девочки Фаины и продлился так долго, что, отложив мобильник и взглянув на часы, я сразу стала собираться на ужин к тете.

3

Я вернулась далеко за полночь, и, если честно, чувствовала себя не очень. Вино у тети было слишком крепким, общество неприятным, квартира – душной, а мобильный телефон не звонил. Не было так же сообщений по электронной почте. Ничего не было.

В квартире стоял жуткий холод. Я ощутила его сразу, едва открыла дверь. Не сразу сориентировавшись, замешкалась с выключателем. И тут только ноги мои наткнулись на что-то мягкое…. К счастью, вовремя щелкнул выключатель. Я отскочила в сторону.

Рядом со столом в комнате лежал труп рыжего кота, которого я видела днем во дворе. Кто-то свернул ему шею. Зажав рот ладонью, чтобы не завопить и не перепугать весь дом, я тупо уставилась на страшное зрелище, даже не сообразив в первый момент, что происходит. Потом все-таки поняла: кто-то убил кота и подбросил ко мне в комнату. Я забыла закрыть окно. Взгляд переместился на сам стол: рисунка кота, который я нарисовала для соседской девочки, на столе не было.

Завернув кота в какую-то тряпку, я быстро вынесла его из квартиры. Тяжесть неприятно тяготила руки. Я двигалась как в полусне, чувствуя, что еще немного, и меня вырвет. Но все-таки благополучно донесла кота до мусорного контейнера, который находился через дорогу.

Вернулась обратно, как зомби. И быстро легла спать. Но заснуть не могла. Меня не покидало ощущение, что кто-то стоит в дверях комнаты и на меня смотрит. Стоило прикрыть на минуту глаза, как жуткое ощущение чужого взгляда захватывало меня с головой. Я не знаю, откуда взялось это странное ощущение: я закрыла все окна, двери, в квартире никого, кроме меня, не было, и быть не могло. Но… Но меня не покидало жуткое ощущение уставившихся прямо на меня человеческих глаз. Так я проворочалась без сна до рассвета. А на рассвете дошла до того, что стала молиться, не помня точно слова молитвы, но произнося их как-то наугад. После этого я немного успокоилась и даже смогла заснуть. Но проснулась непривычно рано, вся разбитая, с жуткой головной болью.

Утро встретило меня потоками ослепительного солнечного света, расцветившего всю комнату, и уже серьезной жарой. Наглотавшись лекарств, я решила прогуляться до ближайшего магазина, и в дверях квартиры столкнулась с молодой женщиной, которая пыталась снести коляску со второго этажа.

Я помогла ей спустить коляску. Женщина благодарно улыбнулась и спросила, сняла ли я квартиру на первом этаже. Я ответила, что некоторое время буду здесь жить.

– Как хорошо! – женщина обрадовалась, – а то этот немец достал нас своими воплями!

– Какими воплями? – не поняла я.

– Он орал по ночам. Нервнобольной был, видимо, с головой у него не в порядке. Он во сне орал, почти каждую ночь, да так, что поднимал весь дом. Что мы только не делали, чтобы избавиться от этого кошмара – ничего не помогало! Нас только то и спасло, что он сам съехал. Сбежал прямо посреди ночи. Хозяйка даже вещи ему сама выслала. Но у вас с головой, похоже, порядок. Теперь сможем спать спокойно.

Я спросила, кто живет в квартире рядом с моей. Женщина ответила, что там живет старуха, бывшая дворничиха, но уже давно на пенсии. Она очень тихая, из квартиры выходит редко. После этого я спросила, где живет девочка лет 8.

– Лет 8? – женщина задумалась, – сразу и не припомню! Но у нас в доме очень много детей. Кроме того, здесь многие квартиры сдаются, жильцы постоянно меняются. Может, среди них.

– А в этой парадной?

– Нет, у нас такой нет.

Определенно, любопытный ребенок просто гулял по двору, и от нечего делать заглянул на огонек. Я отправилась в магазин. Потом зазвонил мобильник, и я занялась свои делами.

4

Работать я стала почти сразу. Но, как ни странно, кот был забыт. Одно воспоминание о нем навевало на меня ужас. И я принялась писать совершенно другое: круглый стол, бумажную салфетку на нем, тяжелую вазу из граненного хрусталя и цветы, о которых рассказывала девочка – красивые, пушистые желтофиоли, разноцветные лепестки которых диссонировали с темным покрытием стола.

Я работала с упоением, погрузившись в работу полностью, и через двое суток поняла, что, во-первых, именно эту работу я отправляю в Нью-Йорк, а, во-вторых, это будет лучшая из моих картин.

Двое суток не происходило ничего особенного, если не считать того, что в комнатах рухнул заведенный порядок, и произошло точно так, как я могла предполагать. Вихрь вдохновения разнес бытовые мелочи, и в квартиру теперь лучше было не заходить.

Девочка появилась только на третьи сутки, когда я раскрыла входную дверь, спасаясь от невыносимой жары. Как и в прошлый раз, она неожиданно возникла в дверях, в том же самом платье в бело-красный горошек, словно она всегда носила одно и то же.

– Я ждала тебя раньше, – я отложила кисть, воспользовавшись моментом, чтобы немного отдохнуть.

Ничего не отвечая, она обошла мольберт по кругу, внимательно глядя на сырой холст, потом немного расслабилась и кивнула:

– Почти так. Цветы были почти такими.

– Ты часто бывала в этой квартире раньше?

Она снова не ответила, бросила на меня какой-то странный взгляд, потом не к месту добавила:

– Мне все-таки удалось забрать твой рисунок с котом.

– Почему удалось? Я же сделала его для тебя.

– Цветы тоже очень красивые. Я рада, что ты услышала про цветы.

– Как твоя маленькая сестричка? – я решила сменить тему этого странного разговора, который мне уже трудно становилось поддерживать. Но это было неправильно: ничего не ответив на мой вопрос, она пошла к выходу.

– Фаина, подожди! Остановись! – внезапно мне страшно захотелось ее удержать, причем я сама не могла никак назвать это чувство, – я обидела тебя чем-то? Извини! Не уходи, пожалуйста! Мы можем еще поговорить?

Она остановилась, даже обернулась. Лицо ее стало еще больше печальным.

– Мне не разрешают долго с тобой говорить.

– Кто? Мама?

– Мама бы разрешила. Она добрая.

– Тогда кто? Кто-то, с кем ты живешь?

– Они сказали, что я не должна приходить к тебе, но я не могу… Ты хорошая. Ты мне очень нравишься, правда.

– Ты тоже мне очень нравишься! А где твоя мама? Она живет с тобой?

– Я не хочу тебя обидеть… Но, наверное, нужно сказать…

– Чем ты можешь меня обидеть?

– Он не позвонит. Он сказал тебе, что ушел к той, другой женщине, потому, что она ждет ребенка. Но она налгала ему. Ребенок не от него.

– Что ты говоришь?… – кисть выпала из моих рук прямо на пол, и я пошатнулась, – Что?

– Он тебе не нужен. Когда он узнает правду, он захочет к тебе вернуться. Но ты его не пустишь, потому, что ты выйдешь замуж. И тот, другой, заставит тебя обо всем забыть. Так что ты не должна переживать. Он тебе не нужен.

Я буквально онемела, не понимая, что происходит. Откуда восьмилетний ребенок мог узнать о моей драме, а, главное, так по-взрослому рассуждать о ней? И что это за предсказание?

Я так запуталась в мыслях, что на несколько секунд просто отключилась от действительности. Когда я пришла в себя, Фаины в комнате уже не было.

5

Вне всяких сомнений, странные вещи, происходящие здесь, не могли меня не занимать. В этой девочке было что-то особенное, притягивающее внимание, заставляющее считаться с ее словами. Она очень сильно отличалась от всех остальных детей.

Правда, у меня было не так много опыта – общения с другими детьми, больше, конечно, со взрослыми. Но вот именно в этом и заключалась ее особенность – она сразу же, с первого взгляда, показалась мне взрослой. Было в ней нечто, препятствующее обычному сюсюканью, каким глупые взрослые люди разговаривают с детьми. С ней всегда следовало говорить, как со взрослой. Я поняла это с первого взгляда, и всегда говорила теперь именно так.

А между тем, несмотря на всю свою серьезную взрослость, это был самый настоящий ребенок! Что стоил один только рисунок кота! Это был ребенок, умеющий относиться к окружающему миру по-детски – с жизнерадостной непосредственностью и добродушной доверчивостью, которые в ней нельзя было истребить.

Возможно, я думала бы о моей новой знакомой гораздо больше, если бы несколько дней спустя не произошли события, которые заняли мои мысли настолько, что в них уже не оставалось места маленькой соседской девочке!

Первый раз я увидела его совершенно случайно, на улице. Помню плавящийся от раскаленного летнего зноя асфальт. Я шла из магазина, тащила огромную и тяжелую сумку, плавала в обжигающем поту как в раскаленной подливке и мечтала только о той секунде, когда доберусь, наконец. До квартиры, и включу кондиционер.

Собственно, ничего странного или страшного во всем этом не было – будь я немного моложе и напоминай хоть отдаленно изящную фотомодель. Мои последние месяцы в Москве были такими, что я давным-давно махнула на свою внешность, и хорошо, если изредка подходила к зеркалу, махнуть расческой по волосам.

В тот же день я выглядела особенно ужасно: старые рванные джинсы, которые я носила, наверное, лет сто, и бесформенная футболка в пятнах краски. Решив не утруждать себя переодеванием ради похода в продуктовый магазин, я вышла на улицу так, как стояла за мольбертом. Тяжелая сумка и пот, стекающий с меня в три ручья, тоже не придавали мне красоты! Не говоря уже о всклокоченных волосах, которые от жары торчали в разные стороны.

Так вот: именно за квартал от моего дома, когда я шла в таком вот виде, почти рядом со мной притормозил длинный кремовый лимузин «Хаммер», роскошь для туповатых любителей гламурной жизни.

Лимузин немного въехал на тротуар и притормозил, преграждая мне путь. Раскрылось окно, из которого выглянул представительный мужчина лет 40-кА, и вежливо так спросил:

– Может быть, вас подвезти?

Я буквально потеряла дар речи. Лицо мужчины было абсолютно для меня незнакомым, но я все-таки решила держаться в рамках приличия.

– Простите, мы знакомы?

– Нет. Но я видел вас во сне.

Тут мне все стало ясно! Очередной авантюрист, любитель дешевых приключений, привыкший пускать пыль в глаза молоденьким провинциальным дурочкам! И тут я – в футболке, заляпанной красками, с ежом всклокоченных от пота волос. Мне вдруг стало смешно. И, не сдерживая себя, я расхохоталась во весь голос!

– Я сказал что-то смешное?

– Очень! Я только вот не поняла – плохо у вас с головой или с глазами.

– Вы о чем?

– Ну вот сами подумайте – может, и догадаетесь.

Так продолжая смеяться, я обогнула лимузин и пошла прочь. Глупый эпизод оставил почему-то неприятный осадок. Наверное, я должна была бы радоваться и гордиться, но во всем этом было что-то не так. И мысль о том, что все было не так, мучила меня настолько, что я уже не могла сосредоточиться.

Промыв кисти (что означало, что работа для меня на сегодня закончена), я поплелась в ванную, чтобы принять душ, и по дороге меня застиг звонок мобильного.

Звонила моя тетя. Она попросила не занимать завтрашний вечер. Сказала, что ее пригласили на закрытую вечеринку в ночной клуб на берегу, на пляже дельфин. Пригласительный на 2 лица, и она хочет пойти со мной. Вечеринка была посвящена открытию какого-то модного мебельного салона, и на нее должны были собраться все сливки местного общества.

– Будет очень солидная публика, – говорила тетя, – может, среди них найдутся покупатели на твои картины. На всякий случай возьми несколько каталогов. В любом случае, побудешь возле ночного моря, посмотришь хороший ночной клуб. Будет что вспомнить потом.

Ночное море! Побродить босяком по прохладному, остывшему к ночи от жара песку! Слушать шелест ночных волн, глядя на мерцающие огни далеких, стоящих на рейде кораблей! Может быть, увидеть лунную дорожку. Что только может быть лучше!

И, конечно же, я согласилась. Будущее мероприятие немного успокоило меня, и лимузин с сидящим в нем чудиком вылетели у меня из головы.

На дне моей дорожной сумки хранилось приличное вечернее платье из прошлой, лучшей жизни. Я по какой-то инерции, не зная, зачем, захватила ее с собой. Я была в этом платье, когда… Впрочем, это уже было не важно. Я долго думала, что больше не смогу его надеть.

Но рано или поздно приходится расставаться со своим прошлым. Когда сделать это было лучше, чем сейчас? И я без тени душевной дрожи извлекла красивое платье на поверхность. И к собственному удовольствию (вылечилась, что ли?) сумела его надеть.

6

До пляжа дельфин мы доехали на такси. И остановились вверху (там, где заканчивалась дорога), у лестницы. В дополнение к платью на мне были роскошные босоножки на шпильках. Я еще не понимала, что это глупость. Мне было простительно: я не была в Одессе очень долго, и абсолютно забыла о пляже Дельфин (даже когда я жила в Одессе, на этом пляже я и была-то всего раза два!). Но тётя… Очевидно, она в последние годы совершенно не выходила на белый свет из своего офиса. И знала об одесских пляжах еще меньше меня. Только этим можно было объяснить глупость, которую мы сделали!

Вся глупость заключалась в том, что мы остановили машину у лестницы, и не велели таксисту ехать вниз. Я на шпильках, тётя тоже. Мы стали спускаться по лестнице вниз.

Тут же, с первых ступенек, мы погрузились в сплошную неосвещенную темноту, и вдобавок чуть не покатились вниз, зацепившись за выщерблину на ступеньке, и этим уяснив, что лестница просто в ужасающем состоянии, абсолютно разбита. Это был какой-то кошмар!

Лестница оказалась бесконечной. Бесконечный, густой мрак без признаков освещения, да еще и разбитые ступеньки! Мы пробирались в сплошной темноте по разбитым ступенькам лестницы, между каких-то подозрительных кустов, из которых время от времени доносились мат и пьяные вопли. Настоящий островок бандитской Одессы – и все это почти в центре города, на курортном побережье, где находятся самые дорогие ночные клубы, а на склонах высятся миллионные особняки местных чиновников и воротил!

Ситуация была настолько идиотской, что мы даже не успели по-настоящему испугаться (а ведь на двух идиоток, карабкающихся по ступенькам на шпильках и в вечерних платьях, мог наброситься кто угодно из этих злополучных кустов!). Когда же лестница закончилась, и мы вступили на нечто, напоминающее асфальт, то от избытка чувств едва не разрыдались!

Но радоваться было слишком рано. Мы оказались на какой-то длинной, плохо освещенной аллее, отдаленно похожей на набережную, где не было никаких указателей дороги к ночному клубу, куда мы должны были прийти. Налево? Направо?

С одинаковым успехом можно было идти и туда, и туда. Вдобавок поднялся сильный ветер, и стало страшно холодно. В открытом вечернем платье плечи буквально заледенели! И это в дни, когда было даже невозможно дышать от жары!

– Море, – обреченно вздохнула тётя, – ночью возле моря всегда холодно, можно замерзнуть. Уж я-то должна была это знать!

Короче, мы заблудились. Вдобавок я жутко натерла ногу. Изящные модельные шпильки не были предназначены для хождения по разбитым ступенькам, камням и песку.

Мы свернули направо (философствуя при этом, что инстинктивно люди чаще всего поворачивают в сторону своей рабочей руки, левши – налево, а правши – направо), и уперлись в камышовую загородку какого-то ночного клуба с дурацким индейским названием. Клуб был ярко освещен. Из-за камыша доносились громовые раскаты музыки. Прямо на нас из калитки-входа вылетел какой-то мужчина и стал рвать – прямо на центр главной проходной дорожки. Я не могла не прокомментировать:

– Сливки общества? Изысканная публика? Отпад!

– Так это не наш клуб, – попыталась защититься тётя. Мужик рыгал так колоритно, что меня начало серьезно тошнить.

Из калитки появился охранник – молодой бык под 2 метра ростом в камуфляже.

– Ваш, девочки? – презрительный жест в сторону напившегося мужика.

– Упаси Боже! – с выражением сказала тётя.

– Верю! Охотно верю! – отозвался охранник, – а вы, случаем, не к нам?

– Этого еще не хватало! – тётя была настроена по-боевому, – подскажите, лучше, как пройти в ночной клуб…

– Так это наши соседи, – сказал охранник, – идите вот по этой дорожке все прямо, прямо, и уткнетесь в этот клуб. Не бойтесь, больше не заблудитесь.

Мы аккуратно обогнули пьяного и пошли в указанном направлении. Но прошли не менее ста метров, прежде чем действительно уткнулись в цель нашего пути. У охранника была странные представления о соседстве.

За эту сотню метров по одесскому побережью мы встретили стаю бродячих собак, двух наркоманов, которые кололись прямо на песке, научились двигаться в сплошной темноте, так как чем дальше мы шли, тем меньше было электрических фонарей, они исчезали прямо на глазах, и, наконец, уперлись в железобетонную ограду с яркой вывеской нужного ночного клуба, который (я это чувствовала) буду ненавидеть всю жизнь.

7

Тётя растворилась в толпе. Так было всегда. Моя тётя была тусовщицей по натуре. Наверное, во всем нашем роду существовала некая определенная богемность, которая проявлялась совершенно различными способами.

Моя в том, что я не умела поддерживать порядок в квартире и не любила людей. Когда-то мне удалось научиться быть более общительной. Раньше. Но только не теперь. Поэтому, когда тетя растворилась в толпе, я застряла где-то с боку возле стола с закусками. От холода мне страшно хотелось есть.

Фуршет был довольно обильный. И в первое время я не замечала ничего, кроме пирожков, бутербродов, канапок и всевозможных закусок, которые в изобилии представляет хороший фуршет.

Немного перекусив, я взяла бокал с красным вином и отодвинулась как можно глубже, к краю клуба, то есть к самому морю. Ночной клуб представлял собой деревянный настил на песке. Он был расположен на самом пляже, что для приезжих должно было представлять некую экзотику. Так задумывалось. Я же была одесситкой. И при виде песчаной полоски пляжа, занятой сплошным деревянным настилом ночного клуба, мне в голову полезли печальные мысли о жителях города, которых самым наглым образом лишили песка и моря, лишили одесского пляжа, застроив абсолютно все побережье у самой воды.

Думая так, я сошла с деревянного помоста, который нравился мне все меньше и меньше, и пошла по песку, предварительно сняв свои шпильки. Так подошла к самой воде.

Удивительное чувство прохлады, идущее от темной поверхности моря, от остывшего к ночи, прохладного песка захватило мою душу и унесло в полет над этой безбрежной землей. Удивительное чувство покоя, рожденное в темном море, сумевшее наконец-то приблизиться к моей душе. Я испытывала чувство, которое так ждала!

Вдалеке мерцали блуждающие огоньки – огни кораблей, стоящих в заливе на рейде. Они создавали удивительную симфонию инопланетного света, не имеющую ничего общего с грязной, суетливой землей. Я медленно пошла по воде, держа в одной руке босоножки, а я другой – бокал с вином.

Темный рубин напитка стал черным, и мне казалось, что в бокале налита черная нефть. Удивительное умиротворение возрождало мои измученные, обожженные нервы. Мне было невероятно хорошо идти так – одной, подальше от людей.

На пляже, кроме меня, больше никого не было. Все толпились на деревянном настиле, ведь вечеринки в ночном клубе созданы исключительно ради тусовки. Я мысленно благодарила Бога за то, что прохладное ночное море больше никому, кроме меня, не внушало такого благоговейного трепета. И что вся эта пустая и абсолютно чуждая мне толпа предпочитает тусоваться не здесь, а там.

Чарующий блюз полился над темным берегом. Душа моя пела в такт модной мелодии. Меня охватило какое-то странное, почти фанатичное чувство свободы. Мне казалось: еще немного, я взмахну руками – и понесусь далеко к звездам, ввысь, над этой враждебной и жестокой землей.

Наверное, глупо было так думать. Поэтому эйфория исчезла в один момент. Я вдруг почувствовала, что нахожусь на берегу не одна… Резко обернулась. То же, что я увидела на берегу, просто повергло меня в шок! Прямо за мной, на расстоянии ближе, чем вытянутая рука, точно так же, как и я, по щиколотку в воде, стояла Фаина, и молча смотрела на меня. Лицо ее было абсолютно неподвижным, она смотрела прямиком на меня, не отрывая глаз.

Я поневоле вздрогнула. Было что-то жуткое в появлении этого ребенка вот так, неожиданно, далеко от людей, посреди ночной темноты. Но потом я сообразила, что это всего-навсего маленький ребенок, который, к тому же, специально шел за мной.

– Что ты здесь делаешь? – хоть немного, но я все-таки рассердилась. Уж очень мне было жаль, что охватившие меня чувства умиротворенности, свободы и покоя улетели куда-то вдаль.

Фаина не отвечала, даже не улыбнулась. На ней было все то же платье в горошек. Пышные волосы были заплетены в аккуратную косичку, перевязанную белой лентой. Свои босоножки (красные, в тон платью) и белые носочки как и я, она держала в руке.

Рассердившись, что она молчит, я быстро схватила ее за руку и вывела на песок из воды. Рука ее на ощупь была невероятно холодной – прямо как лёд!

– Да ты замерзла! Посмотри только, какая ты холодная! Ты же простудишься. Нельзя ночью ходить по холодной воде!

– Мне не холодно, – сказала Фаина, в ее тоне было некое странное превосходство. Хвастается – подумалось мне.

– Ну конечно, не холодно! А ну быстро одевай носки!

Как ни странно, но она послушалась и стала одеваться. Искоса поглядывая на меня черными бусинками глаз.

– Что ты здесь делаешь? – строго повторила вопрос, твердо намереваясь добиться ответа, – с кем ты сюда пришла?

– С родителями, конечно! – девочка фыркнула – мои расспросы явно казались ей глупыми, – мои родители там!

Она махнула рукой в сторону деревянного настила на песке – того самого ночного клуба, откуда пришла я.

– Тогда идем обратно. Твои родители будут беспокоиться, тебя искать.

– Не будут. Они знают, что я пошла за тобой. Я рассказывала им о тебе.

– Правда? А зачем ты за мной пошла?

– Хотела поговорить. Мне там скучно. Вокруг одни взрослые. И тут увидела тебя. Вот родители и сказали – иди. Тем более, я должна кое-что тебе сказать.

– Подожди… Ты хочешь сказать, что родители взяли тебя с собой в ночной клуб? На взрослую вечеринку? Так поздно?

– Ага. После того, как я пришла, они всегда меня берут с собой. Как будто боятся со мной разлучиться.

– Что значит – пришла? Откуда пришла?

– Ты все равно это не поймешь.

В ее голосе вновь зазвучало уже знакомое мне превосходство. Эту интонацию я никак не могла объяснить! Разговаривая, мы медленно шли по песку, по направлению к клубу. Боясь, что она простудится, я вывела девочку из воды.

– А твои родители… Они чем занимаются?

– Да какая разница! Я ведь пришла поговорить не о них, а о тебе.

– И что ты хотела мне сказать?

– Ты хорошая. Очень хорошая. Поэтому лучше для тебя прямо сейчас уехать домой.

– Как это? – ее слова поразили меня настолько, что я даже остановилась. Тем более, мы почти пришли.

– А вот так! Тебе лучше уехать домой прямо сейчас. Не заходи в клуб!

– Но я не могу… – все это звучало так странно, что я даже растерялась, – я пришла сюда не одна.

– Завтра позвонишь тёте и извинишься. Она не будет сердиться и все поймет.

– Откуда ты знаешь, что я пришла с тётей?

– Догадалась. Видела вас вдвоем.

– Но почему я должна уходить? Я не понимаю…

– Конечно, не понимаешь! Будет поздно, когда поймешь.

– Знаешь, что? – тон ее в конце концов меня разозлил, – а тебе никто не говорил, что так нельзя разговаривать со взрослыми? Не слишком ли много ты на себя берешь? Тем более, что ночные клубы вообще не место для маленького ребенка! Это тебя нужно немедленно отвезти домой!

– Ну вот, я так и думала! – Фаина вздохнула серьезно, по-взрослому (не подражая взрослым, а именно – как взрослый человек), – заупрямилась! А когда ты вляпаешься в неприятности, кто тебя будет вытаскивать, как не я?

– О каких неприятностях ты говоришь?

– Идем.

И девочка увлекла меня за собой. Мы поднялись на деревянный настил ночного клуба. В тот же самый миг нас поглотила танцующая толпа. Музыка изменилась. Теперь звучала громкая танцевальная мелодия, и на широкой площадке деревянного настила столпились многочисленные посетители ночного клуба, кто танцуя, а кто тусуясь просто так.

Вдобавок было темно. Яркие прожектора время от времени освещали толпу, но света от них было недостаточно. Как только мы поднялись наверх, девочку моментально отговорила от меня целая стена потных, разгоряченных тел. В плохом освещении этого своеобразного танцпола я мгновенно потеряла ее из вида.

Я тут же принялась искать ее в этой толпе, толкаясь между танцующих и громко повторяя ее имя. Но никто не откликался на редкое имя Фаина, и девочку я не нашла.

Мне было обидно до слез. Хотелось расспросить ее более подробно и странных словах, которые я не могла понять. Вдобавок мне хотелось посмотреть на ее родителей. Что это за странные люди такие, которые берут с собой маленького ребенка на вечеринку взрослого ночного клуба? И почему она так странно сказала о них – откуда она пришла?

Думая обо всем этом, я толкалась в самой гуще толпы, пытаясь найти девочку. Но Фаины нигде не было. Очень может быть, что странные родители все-таки забрали ее домой.

8

Наверное, со стороны вся эта ситуация выглядела до боли абсурдной. В том месте, где я находилась, и быть не могло никаких детей! Но, тем не менее… Я растеряно оглядывалась в толпе. Где-то вдалеке промелькнула тётя, погруженная в бурную светскую жизнь. Мне стало тоскливо.

– Вы кого-то потеряли? – голос, тихий и вкрадчивый, раздавшийся за моей спиной, заставил меня вздрогнуть. Голос был мужской, не знакомый, но… Но он звучал так сексуально! Так волнующе сексуально, что у меня побежали мурашки по коже. Давным-давно забытое ощущение.

Я обернулась, и… До того момента, до той ночи я считала, что подобное – только выдумка дурацких любовных романов. Такое никогда не происходит в жизни! Так я думала – до той ночи. До тех пор, пока я не обернулась. Когда я обернулась, то… Передо мной стоял незнакомец из лимузина! Я узнала его сразу же – не было никаких сомнений. В полный рост он выглядел еще лучше, чем в узком окне. Стыдно было сознаваться самой себе, но это было правдой. Он волновал меня, да еще как! Так волновал, что у меня мгновенно стали дрожать коленки.

Судя по всему, он тоже меня узнал. Внешне это никак не отразилось, но я сразу почувствовала, что это правда. А через несколько секунд услышала ответ.

– Простите, что я вас напугал. На самом деле я хотел подойти к вам сразу, как только вы появились здесь, но вы куда-то исчезли. Я искал вас потому, что хотел извиниться.

– Извиниться? За что?

– За нашу последнюю встречу. Я не должен был так себя вести.

– Вы все перепутали. Извиняться должна я. Это я повела себя грубо.

– Нет, наоборот, я…

– Ладно, проехали.

– Проехали, – неожиданно согласился он, – может, попробуем еще раз?

– Что попробуем?

– Подружиться.

– Возможно, в другой раз, – нервы мои и так были на пределе, а тут еще этот красавец с избитыми фразами (слишком уж красивый). Я не была настроена заводить новые отношения и знакомиться с кем-то. Даже с мужчиной, о котором можно было только мечтать… – Я уже ухожу.

– Мне казалось, вы кого-то искали.

– Да, свою знакомую. Она исчезла так внезапно.

– Здесь абсолютный сумасшедший дом! Никого нельзя найти.

– Наверное. Простите, мне пора.

– Давайте я отвезу вас домой.

– На лимузине? Ой, простите.

– Лимузин на самом деле мой, – он улыбнулся просто с чарующим очарованием, – он принадлежит моей транспортной компании. У нас много сервисов. Недавно появился новый – несколько лимузинов. В тот день я просто катался по городу. Мне было грустно. Вот я и попросил шофера меня покатать.

– Ну и как? Настроение улучшилось?

– Честно говоря, нет. А после вас – особенно. Знаете, вы долго не выходили у меня из головы. И я так обрадовался, увидев вас здесь. Кстати, я не представился. Меня зовут Анатолий.

Я машинально назвала свое имя. Внезапно мне страшно захотелось домой! Конечно, странно было называть съемную квартиру своим домом. Но мне просто хотелось поскорее убраться из этого безумия электричества, потных тел и звука, скинуть с ног травмирующие ходули-шпильки, избавиться от платья, которое продолжало меня разочаровывать, сделать себе горячий чай, влезть в ванну, и забыть обо всем. Возможно, он прочитал все это по моему лицу, потому, что сказал:

– Давайте я все-таки отвезу вас домой. Похоже, вы устали. Моя машина здесь рядом, на стоянке клуба.

– Как это – рядом? Здесь что, есть стоянка?

– Конечно. А вы, похоже, пришли как-то иначе? Неужели сверху, по лестнице?

Мне захотелось смеяться! Оказывается, сюда так просто было добраться машиной. Какая ирония судьбы!

Его предложение было слишком заманчивым. Я еще раз окинула его взглядом. Выглядел он безупречно. Дорогая летняя рубашка серого цвета, белые брюки (минимум от Бриони, максимум…), дорогие часы. Высок, темноволос, внимательные глаза. Да что оценивать – от него просто захватывало дух!

– Но я не одна.

– Я с удовольствием отвезу вас и вашу подругу.

При виде моего спутника глаза тёти раскрылись от удивления. Я так и не призналась в том, что это тётя, а не подруга. Мы вышли из клуба, он повернул налево, и действительно, в двух шагах увидели автомобильную стоянку, забитую машинами до предела.

Он остановился возле джипа мерседес, пискнул сигнализацией, и усадил нас на комфортные кожаные сидения. Тётя тактично уселась сзади. Я – впереди.

По дороге, в машине, мы почти не разговаривали. Он был замечательным водителем. Ехал аккуратно и мягко, никого не подрезал, не гнал. Мне было так легко и комфортно, что вдруг захотелось, чтобы неожиданное это путешествие по ночному городу длилось всю жизнь! Это было просто удивительное приключение – от восторга у меня даже защемило сердце. Я не верила самой себе…

Тётю мы отвезли первую. Потом поехали ко мне. Тут на меня свалилась некая скованность. Я просто не представляла, что делать дальше. Пригласить его зайти или не приглашать? Признаться в том, что я снимаю квартиру, или не признаваться? Когда его джип свернул на Дворянскую, от ощущения восторга и счастья не осталось и следа, так я измучила себя сомнениями. Но все сомнения разрешились сами собой. Он притормозил возле дома, и заглушил двигатель. Потом мягко спросил:

– Вы не рассердитесь, если я попрошу номер вашего телефона?

Никто так со мною не говорил, и этой непохожестью на всех остальных он просто выбил почву из-под моих ног. Все мысли о невозможности новых отношений, нежелании знакомиться просто вылетели из головы. К счастью, чувства реальности хватило мне для того, чтобы вовремя сориентироваться и продиктовать ему мой украинский, а не российский номер телефона. В Одессе я уже успела обзавестись местным мобильным номером (мой сматрфон был на две симкарты).

Он тщательно сохранил мой номер в памяти. Потом снова улыбнулся:

– Вы, наверное, удивитесь, но почему-то я чувствую в вас родственную душу. У меня в жизни совсем недавно закончился очень тяжелый период. Я развелся, развод был очень тяжелым, я потерял часть своего бизнеса и даже квартиру, мне пришлось начинать буквально с нуля. Но за короткий период я успешно восстановил бизнес и увеличил свои активы, купил квартиру гораздо лучше той, что я потерял, и даже сумел восстановить душевное состояние почти до нормальных пределов. Но иногда мне все-таки бывает очень одиноко. Извините, я не знаю, почему все это вам говорю. Просто мне кажется, что вы способны меня понять.

Я с достоинством и молча кивнула. Ну еще бы! Кому понимать, как не мне! А между тем я совершенно не собиралась ему объяснять, что сбежала в Одессу из Москвы потому, что единственный любимый человек не только лгал мне долгое время, но еще и завел в этой лжи ребенка на стороне. Не со мной…

Внезапно что-то теплое и мягкое коснулось моей руки. Я вздрогнула, отрываясь от собственных мучительных мыслей. Нежно касаясь пальцами, он взял мою руку, перевернул тыльной стороной ладони и медленно поднес к губам, а затем поцеловал. Этот поцелуй был таким необычным, и подарил столь волнующие ощущения, что я едва не потеряла сознание. Я уже забыла, когда мне так целовали руку в последний раз!

Щелкнул замок дверцы, он толкнул дверцу:

– Вам пора. Мы очень скоро увидимся.

Я не помнила себя, перебегая темный двор, отпирая ключами запертый подъезд и дверь своей квартиры… Я летела как на крыльях, не чувствуя под собой ног, как вдруг…

Я остановилась в каком-то ступоре, и мгновенно пришла в себя прямо в прихожей. Дело в том, что во всей квартире ярко горел свет! Во всех комнатах, даже в прихожей, в кухне и ванной. Все лампы, которые только были в этой квартире, оказались зажжены.

Да, я была безалаберной и растерянной, но сделать подобное я не могла. На такую забывчивость не была способна даже я! К тому же, я твердо помнила, что вообще в этот день не включала свет в кухне, и не заходила на кухню вечером. В ванной же я не оставляла свет еще никогда.

Я в ужасе прошлась по комнатам. Все верно – в квартире горели все лампы. Сколько ламп не было здесь, ярко зажжены оказались они все. У меня пересохло в горле. Что это за чертовщина такая, и почему в центре этой чертовщины нахожусь я?

Не зная, что делать, я принялась тушить везде свет, оставив только горящую люстру в спальне. Зазвонил мобильник. Это была тётя. Тёте не давало покоя любопытство, и на принялась выспрашивать подробности.

Я отвечала честно: познакомились в ночном клубе, бизнесмен, занимается автоперевозками, зовут Анатолий, разведен, нет, в постель не тащил, был очень вежлив и на прощание поцеловал мне руку. Этот последний довод тётю просто потряс.

– Это твой шанс. Самый настоящий шанс, – твердо заявила тётя, – ты будешь последней идиоткой, если его упустишь. Надо сделать всё, чтобы его завоевать. Он должен быть твой. Это самый настоящий шанс для тебя покончить, наконец, со всякими придурками, и устроить нормальную личную жизнь.

Я соглашалась, кивала, пропуская слова мимо ушей. В словах тёти был, конечно же, жизненный смысл, но загадывать так далеко мне не хотелось. К тому же, я была перепугана и встревожена, а рассказать о том, что меня тревожило, я не могла. Я поспешила закончить разговор. Когда я вышла из спальни, в прихожей и в кухне снова горел свет.

9

Он позвонил на следующий день, ближе к вечеру. Ему не надо было представляться, я сразу узнала его голос. Сказать, что я обрадовалась – ничего не сказать.

Я почти не спала всю прошедшую ночь. На протяжении ночи свет зажигался ровно 6 раз. Когда лампы в гостиной, в кухне и в ванной вспыхнули в 6 раз, я разрыдалась.

Все 6 раз свет зажигался в разных местах. Я тушила его, отправлялась в постель, но спать не могла. Когда же я решалась пойти проверить, свет оказывался горящим. Прихожая и кухня. Ванная и гостиная. Гостиная и прихожая. Кухня и спальня. Два раза свет вспыхивал в спальне, где я была, прямо над моей головой. Это наполняло меня таким ужасом, что я принялась искать рациональное объяснение.

И, конечно же, я его нашла. В квартире неисправна электропроводка. Только так можно объяснить это безумие. Ночью же погода начала портиться. Поднялся сильный порывистый ветер. Порывы ветра сотрясали дом, и часть проводки, которая находилась снаружи квартиры.

Именно поэтому свет все время зажигался. Несмотря на всю нелепость этого объяснения, оно немного меня успокоило. Когда же я разрыдалась под утро, свет прекратил зажигаться.

Я улеглась в постель, не зная, кого звать на следующий день: электрика или священника. Мне даже удалось забыться тревожным сном.

Впрочем, после этого сна я проснулась еще больше разбитой, чем от бессонницы. Мне всю ночь снились кошмары. И кошмары эти были ужасны, потому, что я отчетливо запомнила, как кричала во сне. Несколько раз я даже просыпалась от этого, понимая, что кричу по-настоящему, в реальности.

Днем, когда я наконец очнулась от этого наваждения (было около полудня), я не могла вспомнить, что именно преследовало меня во сне. Весь кошмар исчез, испарился из памяти, я не запомнила никаких подробностей, даже отдаленных. Наяву, отчетливо, осталось лишь чудовищное ощущение ужаса, духоты и парализующего страха. Еще – насквозь мокрая от пота ночная рубашка. От липкого пота кошмара, которым я обливалась во сне.

Я встала с кровати больной и разбитой. Во рту все пересохло и страшно раскалывалась голова. Удручало то, что я не запомнила никаких подробностей о страшном сне, ничего, что могло бы как-то объяснить происходящее в реальности. Я чувствовала себя настолько плохо, что не могла работать.

На этом фоне звонок его стал настоящим спасением.

– У вас грустный голос, – сказал он – после первых дежурных фраз, – Я знаю, что вам нужно. Готовьтесь. Я приеду ровно через час.

– К чему готовиться?

– Как к чему? К ночному морю и удивительной музыке. К тому, что подарит вам свет. Это как раз то, что нужно. Я знаю.

Ничего он не знал! Его звонок привел меня в такое состояние, что, забыв обо всех своих мистических приключениях, я принялась летать по квартире на крыльях, что-то несуразным голосом напевая себе под нос. Все-таки мы, женщины, очень глупы. Нас ничему не учит жизненный опыт. И все природные способности к логическому мышлению и анализу при одном только таком вот звонке испаряются прочь.

Он повез меня в небольшой бар на побережье, где столик стоял на песке и было очень мало людей. Мы перешли на ты, пили розовое шампанское и целовались под звуки прибоя, больше не собираясь скрывать друг от друга чувства просто невероятного физического влечения. Меня влекло к нему со страшной силой. Я буквально сходила с ума. Несмотря на то, что этот вечер буквально слился, размылся в моей памяти в одно огромное световое пятно (утром я почему-то не могла вспомнить никаких подробностей), все равно он остался одним из самых лучших воспоминаний в моей жизни. К концу вечера я сошла с ума настолько, что решилась пригласить его к себе. Мне было уже все равно.

Я чувствовала, что этот мужчина – мой, исключительно мой. Может быть, самый лучший в моей безрадостной жизни.

Он припарковался возле моего дома и я повела его за собой. Машинально нащупала в сумочке ключ. Дверь парадной была открыта. Мы вошли в душный, тесный коридор. Я поднесла ключ к замку двери.

То, что произошло дальше, просто не укладывалось в моей голове. И если бы кто-то рассказал мне об этом, я ни за что бы не поверила. Ключ заклинило в замке – намертво, и я не смогла открыть дверь. Учитывая, что в эту квартиру я вела за собой мужчину, который по всем признакам должен был стать моим любовником, ситуация была просто катастрофическая!

Не понимая, что происходит, я засунула поглубже злополучный ключ. Он продвинулся на несколько сантиметров. Я снова попыталась его повернуть, в замке что-то щелкнуло, и почти сразу же я услышала, как в квартире, с другой стороны двери, на пол упала какая-то металлическая деталь. Замок же при этом заклинило намертво!

Я чертыхнулась, выдавила из себя вымученную улыбку, прикусила от злости губы, и принялась трясти злополучную дверь с застрявшим в ней ключом. Ситуация становилась все более идиотской. Нервы мои были на полном пределе: мне хотелось то смеяться, то плакать, а то делать все это (и смеяться, и плакать) одновременно. Как истинный джентльмен он поспешил мне на помощь. Но всех его умений не хватило для того, чтобы справиться с проклятым замком. Он сделал еще хуже. Теперь замок намертво заклинило в замке так, что его уже нельзя было вытащить назад. Я была готова разрыдаться.

– Успокойся, – он крепко обнял меня за плечи, привлек к себе, – не произошло ничего страшного! Утром вызовешь слесаря, и он починит замок. Я еще успею прийти к тебе в гости – когда все будет в порядке с замком. Это, кстати, замечательный знак, что нам не надо так сильно спешить. У нас с тобой еще все впереди.

– Но я не понимаю… Дверь совершенно новая… Всегда все было в порядке.

– Ты же знаешь эти китайские замки, способны подвести в самый неподходящий момент. Тебе есть, где переночевать?

– Конечно. Я могу поехать к тёте.

– Тогда пойдем, я отвезу тебя к ней.

Мы очень долго не расставались возле дома тети. Он был мил, обходителен, нежен и исключительно внимателен ко мне. Сладкая мечта любой женщины… Волшебная сказка, которую придумываешь одинокой ночью.

Тётя едва не упала в обморок от удивления, увидев на пороге меня. Пришлось рассказать правду.

– Я не понимаю. Когда я снимала эту квартиру, я все проверила лично, чтобы абсолютно всё было исправно!

– Замок отлично работал, – тяжело вздохнула я, – до сегодняшнего дня.

– Будет удивительно, если он опять тебе позвонит, – тетя была реалисткой, – мужчины терпеть не могут такие штучки, он может решить, что ты сама все это подстроила, чтобы от него отмазаться.

– Ну спасибо за утешение! – я едва не разревелась, – причем тут я?!

– Ладно, не реви. В конце концов, ты сама ему можешь позвонить. Ничего в этом нет страшного. Ночь проведешь у нас, а утром поедем за слесарем.

В тесноватой двухкомнатной квартире тёти было полно людей. Мне оставалось место разве что на раскладушке, на кухне. Ничего не скажешь, приятненькая ночь…

– Слушай, а может, к тебе пытались забраться грабители? – все-таки моя тётя была юристом, – может, тебя ограбили, и воры сломали замок?

– Что у меня грабить? Хотя…

– Что ты вспомнила? Что-то есть?

– Вообщем, да. Два дня назад мне передали деньги за одну из моих картин. Деньги эти в квартире, наличкой…

– Сколько?

– 15 тысяч долларов.

– 15 тысяч долларов? – тётя присвистнула, – тогда тебя ограбили, точно! Завтра напишешь заявление.

Спать на раскладушке я не смогла. Это было невыносимо. Я поворочалась, поворочалась, и, наконец, собрав раскладушку, принялась одеваться. Было ровно 2 часа ночи. Весь дом спал глубоким сном.

Все то время, что я находилась в квартире тёти, меня мучило странное чувство. Меня жутко, ну просто жутко тянуло в квартиру! Мне так страшно хотелось вернуться, что я не выдержала.

Я быстро черкнула тёте записку, и направилась к двери.

– Ты это куда? – тётя в ночной рубашке возникла в дверях внезапно, как призрак.

– Еду домой.

– В 2 часа ночи?! А как ты попадешь в квартире, если сломан замок и ты не откроешь дверь?

– Не знаю. Но я обязательно должна поехать! Я чувствую.

– Ох уж мне эти художники! Люди не от мира сего. Ладно, жди. Сейчас оденусь и отвезу тебя. Пойдем вдвоем, мало ли что.

Тётя лихо гнала на своей малолитражке – матисе по ночным улицам. Водитель она была еще тот – хуже любого мужика! Крошечный матис дребезжал, и я все боялась, что он развалится на первом же повороте. Но, похоже, маленькая машинка была более прочной, чем казалась на первый взгляд, либо просто адаптировалась к тетиной манере вождения.

Тётя лихо въехала во двор и припарковалась под моими окнами, благо габариты позволяли. К счастью, мои окна были темными. Я боялась именно света в окнах – почему-то.

В коридоре тускло горела пыльная лампочка. И мы сразу же увидели ключ, торчащий в моей двери.

– Что ж, пробуй, – тётя предусмотрительно достала мобильник – сделать фотки, и, если надо, вызвать милицию.

Руки мои дрожали, когда я прикасалась к ключу. Щелчок… И дверь открылась легко и совершенно свободно, так, как открывалась всегда. Замок был совершенно исправен. Онемев, я застыла на пороге темной прихожей.

– Так, – тётя тоже ничего не понимала, – и как это следует понимать?

– Я… не знаю… совершенно не знаю, что происходит, – голос мой дрожал.

– Но замок нормальный, он работает. Ты же легко открыла дверь! Ладно, теперь надо войти в квартиру. Посмотреть, что там.

Но и в квартире все было абсолютно нормально. Нигде не горел свет. Все вещи были на своих местах так, как я их оставила. В спальне на тумбочке возле кровати лежали мои деньги, все 15 тысяч долларов, завернутые в бумажный пакет.

Тётя предложила попробовать еще раз. Мы вышли из квартиры, я захлопнула дверь, потом открыла ключом – никаких проблем. Все работало нормально. Замок был исправен. Я просто отказывалась все это понимать.

– Знаешь, что? – сказала тётя, когда мы вернулись в квартиру, – если бы я была психоаналитиком, то сказала бы, что ты искусственно создала эту инсценировку потому, что ты мучительно боишься снова допустить кого-то в свою жизнь. Ты не открыла дверь потому, что на подсознательном уровне и не хотела ее открывать, так как страшно боишься новых отношений. Похоже, у тебя серьезные психологические проблемы, моя милая! А это значит, что тебе не надо спешить.

Когда тётя уехала, я всерьез задумалась над ее словами. Неужели это правда? Неужели я сама виновата во всем? Я не открыла дверь потому, что на подсознательном уровне не хотела ее открывать и впускать в свою жизнь?

Ведь известно же, что часто мнительные люди выдумывают себе симптомы несуществующей болезни и реально испытывают симптомы болезни, которой у них нет! А женщины, страстно мечтающие о ребенке, часто испытывают все признаки беременности, такие, например, как боль в груди, изменение вкуса и тошнота! Неужели со мной все настолько плохо? И неужели психологический блок, который я самостоятельно установила в своей голове, настолько силен?

Я не знала, что и думать. Все это так сильно было похоже на правду, что мне стало страшно. Может, и зажигающийся свет был тоже плодом моей фантазии, я выдумала его сама? Все это было так мучительно для меня, что спать я уже не могла.

Я стала работать. Я делала наброски: темное море, пустой пляж, аура звука, летящая над волнами, а, главное, поглощающие все это, чарующие, но чужие глаза.

Я рисовала с таким увлечением свой вечер, проведенный с ним, что все плохие мысли отступили на второй план. Как вдруг застыла от новой мысли – такой внезапной, что поразила она меня буквально как удар.

А собственно, почему он не повез меня к себе? Почему он не пригласил меня в свою квартиру, не повез к себе, если так хотел секса со мной? Почему он даже не предложил это? Почему? ПОЧЕМУ?

10

Он позвонил через два дня, и, услышав его голос, я едва не разрыдалась. За эти два дня я едва не сошла с ума. Я вогнала себя в депрессию такой страшной силы, что все вокруг стало казаться черным. Наверняка это ощущение отчаянной депрессии знакомо тем, кому обещали обязательно перезвонить, но никто после этого не перезвонил.

Чего только я не передумала за эти два дня! Было всё: от разочарования в жизни до разочарования в приезде в Одессу. Я хотела обрести здесь легкость, равновесие, душевный покой. А вместо этого со мной произошло черт знает что… Словом, множество темных, не хороших мыслей, и никакого просвета в жизни. Не было никакого смысла и в работе – я бросила начатую картину за два этих черных дня.

Не видела я и Фаину. Девочка больше не заходила ко мне в гости. Не видела я ее и во дворе. Может быть, она уехала куда-то с родителями. А может, была занята. Но, скорей всего, эти жаркие летние дни вместе с родителями или родственниками она проводила на пляже – так, как проводит время большинство одесских детей.

Мне не хотелось на море. Из головы не шел темный пляж, легкая музыка над песчаным берегом, его глаза. Это так сильно врезалось в память, что я буквально сходила с ума.

И было от чего. Он так и не перезвонил. Моя тетя оказалась отличным психологом. Он, конечно же, не поверил в случайность с дверью. Он подумал, что я все это специально подстроила, и решил больше мне не звонить. Факт оставался явным, и весьма печальным. И этого черного факта вполне хватало, чтобы вогнать меня в черную тоску.

Поэтому, когда в трубке раздался его голос, я едва не разрыдалась от облегчения.

– Прости, что я так долго не звонил, – тон его был виноватым, и я сочла это хорошим предзнаменованием, – все это время я безостановочно думал о тебе. Ты так прочно вошла в мою жизнь, что я просто не хотел расставаться с этими мыслями. Ты даже представить себе не можешь, какое важное место ты заняла в моей жизни. Я не могу не думать о тебе. А не звонил я потому, что у меня были проблемы. Давай встретимся вечером, я все объясню.

Дальше все было так, словно в темной до того комнате включили яркий, ослепляющий свет. Депрессию сняло как рукой. Самоуничтожились мрачные темные краски. Дальше все было по схеме: в душ – вымыть волосы самым лучшим шампунем, маникюр, тщательный выбор самого лучшего из своих платьев, макияж.

И усилия не пропали даром. Когда я выбегала из дома к его машине (легкая, изящная, воздушная), я страшно нравилась самой себе, нравилась именно такой, какой бежала на встречу с ним. Его лицо, его восхищенный присвист при виде меня тоже подчеркивали, что я выгляжу хорошо.

– Ты прекрасна! Ну просто ослепительная! – засмеявшись, он легко, как ребенка, поцеловал меня в щечку, и я едва не расплакалась от счастья, которое испытывала в тот момент.

Мы сидели в красивом ресторане на пляже Отрада, огромные раскрытые окна которого выходили на желтую скалу. Лицо его вдруг стало печальным.

– У меня проблемы. Возможно, я не смогу звонить тебе некоторое время. Мне, наверное, придется уехать.

– Уехать? Куда?

– Не знаю. Возможно, в Киев, на несколько дней, к одному близкому приятелю. Может быть, он сможет мне помочь.

– Помочь – в чем? Что за неприятности? Что произошло?

– Мне не хочется об этом говорить. Извини, что вообще завел такой разговор. Вырвалось. Просто мне и поговорить – то не с кем. Ты – мой самый близкий человек.

– Именно поэтому ты и должен со мной поделиться. Кому еще рассказать, как не мне?

– Нет. Женщины любят сильных и успешных мужчин. Я хочу оставаться в твоих глазах именно таким.

– Это чушь. Женщины любят правду. Любят тех, кто с ними откровенен. Способность говорить правду и быть честным ценится гораздо выше любой удачи, успеха и силы. Это очень важно для любой женщины. И в особенности для меня.

– Почему для тебя?

– Потому, что не хочу начинать такие ценные для меня отношения с недоговоренности и лжи. Если между нами будет недосказанность, ничего не получится.

– Я обещаю, что всегда буду говорить тебе правду. Между нами не будет никакой недоговоренности.

– Тогда начни прямо сейчас.

– У меня долги. Вернее, один долг, очень неприятный. И возник он так некстати именно сейчас.

– Большой долг?

– Нет. Помнишь, я рассказывал тебе, что развелся некоторое время назад? Бывшая жена отобрала половину моего бизнеса и заставила выплатить довольно большую сумму. Я все выплатил, но мой бизнес этого не перенес, и благополучно скончался. Чтобы расплатиться с долгами, мне пришлось продать квартиру, и я оказался на улице. Чтобы реанимировать бизнес, нужны были финансовые вливания, я принялся одалживать деньги – у знакомых, брал кредиты в банке, доставал средства, как только мог. В числе прочих я одолжил деньги у одного кавказца, знакомого моих знакомых. Он дал мне небольшую сумму без всяких процентов, и согласился, что эти деньги я выплачу, когда смогу. Я работал как одержимый, рисковал, и добился успеха. Я оплатил все кредиты, вернул долги. Когда я расплачивался с долгами, кавказец куда-то исчез, мне сказали, что он заграницей. Я решил, что заплачу ему, когда он появится, позже, и забыл о нем. Все шло хорошо, жизнь налаживалась, я купил хорошую квартиру. И вот буквально несколько месяцев назад я решил провернуть одну рискованную операцию. Выиграть я планировал много, поэтому не только вложил все свои личные деньги, но и взял большой кредит в банке.

Но все пошло не так, как я рассчитывал. Дело не выгорело, и все свои деньги я потерял. Мало того, на мне остался огромный кредит в банке. В этом месяце дела пошли так плохо, что я не знаю, как буду выплачивать зарплату людям. И как раз в этот самый ужасающий момент появился кавказец, и, конечно, как всегда по закону подлости, стал требовать срочной выплаты своего долга. У него тоже возникли финансовые проблемы.

Но не просто требовать, а с ножом у горла вымогать. Я просил подождать. Он – ни в какую. Начались угрозы. Ты заметила, что я на другой машине? Мне уже разбили джип Мерседес. Он подключил к делу черную мафию. Дела мои плохи. Если я не верну деньги, он поставит меня на счетчик, а это всё, конец. Я пытался одолжить у знакомых – но после финансового кризиса дела у всех плохи. А у тех, у кого все в порядке, деньги в деле, и вынимать эту сумму из бизнеса они не могут. Взять кредит в банке я не могу. Все банки связаны между собой, по кредитам есть информация, и мне никто не даст деньги, узнав, на какую сумму висит у меня кредит. Словом, тупик. Как выбраться из него, я не знаю. И все это так некстати! Как раз в тот самый момент, когда я встретил тебя и понял, что именно с тобой хочу связать всю свою дальнейшую жизнь! Строить жизнь с тобой, всегда быть вместе. Прямо какой-то злой рок. Как будто судьба не хочет моего счастья.

У меня остается только один выход. У меня в Киеве есть друг, он может помочь. Я уже говорит с ним, и он вроде как согласился. Но проблема заключается в самой поездке. Люди кавказца за мной следят. Говорить с ним бессмысленно, он ничего не понимает. Увидев, что я уехал, он решит, что я бежал, и попытается меня убить. ДТП – если поеду машиной, или в поезде, если поеду поездом. Это риск. Но другого выхода у меня нет. Я уже принял решение ехать. Как он поступит, я не знаю. Так что очень может быть, что это наш последний вечер. Мы можем больше не встретиться. Единственное, чего я хочу, чтобы ты запомнила – я серьезно, по-настоящему люблю тебя. И что бы ни произошло, эта любовь останется со мной навсегда.

Он сжал мои руки, перевернул их ладонями вверх и принялся целовать. Глаза его слезились. Он не лгал… Я никогда не видела таких глаз. Меня сковало какое-то странное оцепенение. Что же это такое? Неужели я вот так потеряю единственного мужчину в своей жизни? Из-за каких-то проклятых бумажек, которые ничего не значат для меня? Да и зачем они мне, одиноко запертой в пустой съемной квартире, в жизни без малейшего просвета? Чтобы никчемным мусором лежать в ящике возле давно остывшей кровати, кровати женщины, которая никому не нужна?

– Ты много должен? Какая сумма долга?

– Нет, не много. Но какая разница! Я не хочу об этом говорить.

– Скажи, пожалуйста. Ты обещал!

– Ладно. Сумма пустяковая. Еще месяц назад эту сумму я бы достал без труда. Просто снял бы со счета, и даже не заметил потери…

– Сколько?

– 10 тысяч долларов. В ящике возле кровати лежали 15 тысяч долларов, которые я получила за одну из своих картин! Какое счастье, что у меня были эти деньги! Какое счастье, что такой благополучной все-таки оказалась моя судьба! Облегчение, охватившее меня, было таким сильным, что я едва не разрыдалась. Слезы бывают и от счастья, в тот момент, когда исчезает страх.

– Тебе никуда не надо ехать. И рисковать тоже не надо. Я дам тебе эти деньги. Ты сможешь заплатить долг.

– Что? Ты? И думать о таком не смей! Ни за что!

– Но почему? Это будет доказательством того, что я тоже отношусь к тебе серьезно. Я так хочу тебе помочь, и, главное, я могу помочь!

– Это даже не обсуждается! Так не правильно! Это я должен давать тебе деньги, столько денег, сколько ты захочешь! Не ты должна давать мне деньги, а я!

– А ты мне их вернешь. Потом. Когда сможешь. Ты можешь полностью мне доверять.

– Я знаю. Но где ты достанешь такие деньги? Возьмешь кредит? На это нужно время. А с долгом мне надо расплачиваться сейчас.

– Нет, я не буду брать кредит. У меня есть такие деньги. Правда, есть.

– Ну, не знаю… Может, все-таки кредит? Так надежнее? Ты возьмешь кредит, чтобы не тратить свои деньги, а я буду этот кредит выплачивать. И тогда твои деньги не пострадают.

– Нет. Не нужно никаких кредитов. Я просто дам тебе деньги, ты завтра же расплатишься, и все будет хорошо.

– Господи! О Господи… Что же ты со мной делаешь? Кто ты – ангел, посланный мне во спасение? Или Бог? Вернее, Богиня? Чарующая богиня из сказки?

В его голосе звучало глубокое, неподдельное волнение. Я рассмеялась от счастья. Он сразу стал собираться: сказал, что отвезет меня домой, и сразу поедет в ресторан, на встречу с кавказцем, назначит ему встречу на завтрашний вечер, чтобы вернуть долг. Мы договорились, что ко мне он заедет в 5 часов вечера за деньгами. Утром у него важные деловые встречи, освободиться сможет только после обеда, поэтому приедет в 5.

Всю дорогу обратно, к моему дому, он был невероятно разговорчив и оживлен. Я сделала его счастливым. При этом я и сама летала от счастья. Для меня начиналась новая жизнь.

В квартире было темно, свет не горел. Это тоже напомнило меня радостью. Я переоделась в спальне, потом решила поработать. Зашла в гостиную, которую я давно уже превратила в студию, зажгла свет.

Начатая картина стояла на мольберте. Увидев полотно, я едва не упала. Вся картина была измазана красными пятнами. Кроваво-красными. И еще не приближаясь, я вдруг поняла, что это не краска. Дело в том, что у меня не было столько красной краски. Я только собиралась ее купить. Я заставила себя подойти ближе, и сразу почувствовала характерный запах. Я хорошо разглядела, что картина испорчена полностью. Ее оставалось только выбросить. Никакого восстановления и быть не могло.

Протянув руку, я коснулась вязкой жидкости, которая уже стала застывать. Кровь. Картину покрывали пятна крови. Это была самая настоящая кровь.

Я издала какой-то дикий горловой звук (в этом звуке был весь ужас страшного открытия в своей квартире, весь ужас, все пережитое отчаяние). В ноздри ударила сладковатый, характерный запах.

Кровь… Мою картину покрывала кровь! В глазах стало темнеть, все закружилось и поплыло. И впервые в своей жизни я потеряла сознание, упав на пол.

11

Очнулась я от ноющей, довольно неприятной боли во всем теле. Я так долго лежала на полу, что все тело затекло.

Я постаралась сесть. Было это достаточно мучительно, я даже закричала от боли. Потом же, уже приняв сидячее положение, долго не могла вспомнить, что именно произошло. Из воспоминаний осталось лишь леденящее чувство страха. И какая-то пугающая безысходность.

Вспомнить помог запах. Тошнотворный, сладковатый запах гниения забивался в ноздри как липкая вата, принимая почти реальные осязаемые ощущения. Уже давно рассвело. Часы мои показывали без четверти семь утра. В прозрачном свете наступившего утра можно было видеть отчетливо и ясно.

Картина… Глаза мои словно что-то притягивало к ней, я уставилась в одну точку. Картина по-прежнему была вся в крови. За ночь кровь успела засохнуть. Из венозно-красных пятна стали совсм черными.

Шатаясь, я поднялась на ноги. Ужас, отвращение, паника, дикий первобытный страх, непонимание, злость – все это, и еще множество неопознанных чувств, слились в душе моей в единый кипящий котел. Буквально разрывая грудную клетку. Боль во всем теле была мгновенно забыта.

Меня бросало то в холод, то в жар, руки тряслись, я даже стала задыхаться, как в жестоком приступе астмы. И все это словно на поводке вело меня к картине, буквально тащило к ней. Я подошла ближе.

Мое полотно было безнадежно испорчено. Но откуда в квартире взялась кровь? Чья это была кровь? Это было утро ответов на множество мучительных вопросов. Глаза мои уткнулись в точку подоконника (мольберт стоял рядом с окном). А на подоконнике…

На подоконнике лежал труп черного кота со вспоротым животом. Труп за ночь успел высохнуть и съежиться. Выпущенные наружу кишки свешивались вдоль батареи, оставляя кровавые потеки. Кто-то убил кота, вспорол ему живот, и вымазал его краской мою картину.

Это было больше, чем я могла вынести. Меня буквально понесло в ванную, где, упав на колени, я принялась страшно рвать, едва не теряя сознания от охватившей меня паники.

Рвота вымотала все мои силы. Когда этот кошмар, наконец, прекратился, я едва сумела встать на ноги. Я шаталась от слабости. Мое тело била дрожь. Я дрожала в жестоком ознобе и никак не могла согреться. В глазах темнело, и я испугалась, что снова потеряю сознание.

Оставался единственный шанс: взять себя в руки и постараться с честью выйти из ужасной ситуации, в которую меня специально поставили. Я не сомневалась, что все это сделано специально. Очевидно, тот, кто это сделал, думал, что я потеряю над собой контроль, начну орать, звать на помощь. А когда приедут мои знакомые и родственники, то решат, что и с котом, и с картиной я сделала все это сама. Возможно, как раз в этом и скрывался расчет. Выставить меня сумасшедшей. А раз так, то я должна смешать их карты, и делать вид, что ничего не произошло. Возможно, это будет самое правильное решение.

Принятое решение (скрыть все, держать в тайне, пока не выясню больше фактов) подбодрило меня и сразу придало сил. Я вернулась в комнате с твердым решением – действовать.

Испорченную картину, свернув. Я сунула в мусорный мешок. Туда же последовал труп кота, завернутый в газету. Я изо всех сил старалась не вырвать снова, убирая с подоконника эту гадость. Мне это удалось.

Выставив мусорный мешок с таким страшным содержимым к двери (счастье еще, что мешок был черный и не было видно, что в нем лежит), я распорола на тряпки свою старую ночную рубашку (других тряпок у меня не было, а ночная рубашка стоит не дорого), и принялась отмывать кровь. Вымыла подрамник, мольберт, пол. Затем – подоконник и батарею.

Когда я отмывала батарею, мне снова пришлось бежать в ванную – приступ рвоты повторился во второй раз. Виной всему был запах, тошнотворный запах гниения уже разлагающейся плоти. Кот начал разлагаться, пролежав целую жаркую ночь. Ведь в жару процесс разложения идет быстрее. Когда рвота прекратилась, я рассердилась на саму себя (хотя кто бы отреагировал на моем месте). Открыла кран с холодной водой и сунула под него голову. Ледяная вода мгновенно очистила все ощущения и придала мне бодрости. Мне стало легче. Так, на подъеме, я смогла вернуться в комнату, чтобы домыть батареи.

Свернула испачканные тряпки во второй мусорный мешок, и раскрыла настежь окно, чтобы выветрились все следы жуткого запаха. Теперь оставалось самое главное: вынести мусор. Я взяла мешки и пошла через двор. Двор был абсолютно пуст, ни единой живой души. Это было утро везения.

Возле мусорного контейнера я лицом к лицу столкнулась с одной из старух, живущих во дворе. Злобное лицо старухи светилось торжеством. При виде меня старуха ткнула пальцем в пятно, темнеющее посреди мостовой.

– Вот, видите? Видите, что с уличными животными происходит? А меня поучают тут всякие, мол, прикармливаю во дворе! Жалобы еще пишут, суки крашенные! А сами бы взяли хоть одного кота, так и не происходило бы такого. А то все умные!

– Что произошло? – инстинктивно я вдруг почувствовала, что сейчас услышу что-то очень для себя важное, – Что случилось?

– Кота вечером сбили. Кот под машину попал. Уличный. Все пузо ему разворотило. Жуть, да и только! Бедолага, дорогу переходил, а тут этот джип, откуда только взялся. А не случилось бы такого, если бы прикармливал кто во дворе!

– Кот был черный? – вырвалось у меня. Старуха уставилась со злым подозрением, и я тут же пожалела о своем порыве.

– Это дружок твой на джипе кота сбил? Тот, что сюда к тебе шастает? А ты его покрываешь, шалава деревенская! Погубили животное, ни за что, ни про что! Да я запишу номера джипа твоего дружка и в милицию, и в прокуратуру напишу! Он у меня пожалеет, что на свет родился, сволочь толстопузая! Да я…

Не выдержав, я бросилась от нее бежать. Старуха, потрясая кулаками, продолжала что-то со злобой выкрикивать мне вслед. Серию доморощенных местных проклятий. Все это напоминало фантасмагорическую сцену из абсурдного фильма ужасов. Выдержать ее я не могла. Разрыдавшись по дороге, я быстро влетела в квартиру и захлопнула за собой дверь. Упала в кресло. Но тут же застыла. Мои инстинкты невероятно обострились за эти страшные дни. Я почувствовала, что в комнате есть кто-то еще, что в комнате я не одна.

– Привет, – сказала Фаина, и вышла из тени дальнего угла комнаты. Я и не смотрела в этот угол, когда вошла. Двигаясь мягко и осторожно, она аккуратно подходила ко мне, а лицо ее почему-то выражало растерянность. Мне еще не доводилось видеть такого выражения.

– Как ты вошла? Ах, да… Я же оставила открытой дверь.

Фаина не кивнула, никак не отреагировала на мои слова. Она молча продолжала на меня смотреть, но подошла не очень близко. На ней по-прежнему было платье в горошек, а волосы, распущенные, свободно падали по плечам. Девочка выглядела невероятно красивой, только очень бледной.

На несколько секунд я залюбовалась классической красотой ее лица. В ней было что-то от древней богини или от ангела. Столько красоты и достоинства у совсем еще маленького ребенка! Ее стоило нарисовать, и я пообещала себе, что когда-то займусь этим. Но только не теперь.

Теперь мне было плохо. А в комнате был просто ужасающий холод. Я буквально заледенела за несколько секунд! Наверное, все это было от раскрытого окна. Я быстро встала и захлопнула окно. Но в комнате теплее не стало. У меня зуб на зуб не попадал! А все тело била просто истерическая дрожь. Все, о чем я могла думать в тот момент – только горячая ванна, чтобы согреться и смыть с себя все это…. А затем спать, спать… И может быть, разгадка этого кошмара придет ко мне во сне.

Фаина продолжала молча на меня смотреть. Теперь она немного хмурилась. И по-прежнему была бледной.

– Извини, но я сейчас не могу с тобой говорить, – голос мой дрожал, – я не очень хорошо себя чувствую, я совсем больна. Ночь была тяжелой, и мне плохо. Может быть, ты зайдешь потом? Когда мне станет немного лучше?

Фаина ничего не ответила, только нахмурилась еще больше. Действительно, это был странный ребенок!

– Пожалуйста, иди домой! – я немного повысила голос, – я плохо себя чувствую, я больна. Мы обязательно пообщаемся позже!

– Это из-за него, да? Это из-за него ты плохо себя чувствуешь?

– Что? – я буквально опешила, – Ты о чем?

– Тебе плохо из-за него, а не из-за картины и кота. Из-за него! Ясно?

– Ты…. Ты видела картину? Что ты видела? Кто это сделал?

– Ничего я не видела. Как ты не поймешь? Он поддонок и брачный аферист, и хочет тебя использовать.

– Да что же это такое! Да как ты смеешь так себя вести! – нервы мои совсем расшатались, и я взвилась буквально до потолка, – как ты смеешь говорить такие вещи взрослым! Как ты смеешь так со мной говорить! Что это такое! А ну немедленно возвращайся к себе домой и больше не смей так со мной разговаривать!

– Он поддонок и брачный аферист, и хочет тебя использовать.

– Ты еще слишком маленькая, чтобы говорить о таких вещах, а тем более, что-то в них понимать! Неужели тебе не говорили, что дети не должны так разговаривать со взрослыми?

– Ты у него дома была?

– Что? – весь мой крик сняло, как рукой, ей удалось застигнуть меня врасплох, – что?

– И не будешь. Нет у него никакого дома. Он номер в дешевой гостинице снимает пополам с подельником. Он приехал в Одессу на летние гастроли. Богатый южный город, полно одиноких богатых дур – таких, как ты. Таких, которые на блюдечке принесут ему деньги. Скажи еще спасибо, что подельник его не дал тебе по голове! А ведь в их плане было треснуть тебя, и ограбить квартиру. Он уголовник, только два года назад вышел из тюрьмы. И вот, перебивается аферами, кочуя по разным городам. Добрался до Одессы.

– Я…. Я… – вдруг все мои слова исчезли, и я с размаху плюхнулась в кресло, – что это за чушь?

– Это не чушь. Просто ты похожа на мою маму. Поэтому я здесь.

– Я… что? Похожа на кого?

– На мою маму. Почему ты ничего не понимаешь с первого раза? Моя мама не была такая тупая!

– Послушай, Фаина, я, конечно, понимаю, что тебе хочется походить на взрослую, и ты придумала все это, насмотревшись телевизора и Интернета, но игра слишком затянулась, и пора бы ее прекратить!

– Ничего я не придумала!

– Конечно же, ты все это придумала. Насмотрелась взрослых сериалов. Но жизнь отличается от кино. И, поверь мне, большинство взрослых терпеть не могут такие игры!

– Можешь проверить. Ты бы и сама могла догадаться проверить, если бы не была такая тупая! Вон там, на столе, у тебя что?

– Ноутбук.

– Так чего тебе еще надо?

– Я… я не понимаю… Что ты такое говоришь?

– Он с помощью этой штуки – такой же, как у тебя, с женщинами знакомится. Все время стучит по клавишам, как у пишущей машинки. И всё врёт. И много дурр уже попалось.

– Фаина! Как я могу все это посмотреть? Где я могу посмотреть?

– Нет, ну ты точно тупая. Там же, где смотрите всё – в этой штуке!

Я встала, подошла к столу, открыла ноутбук… Когда я обернулась, Фаины в комнате уже не было. Опять исчезла, выскользнула, не попрощавшись. Наказание, а не ребенок!

Внезапно я поняла, что холод исчез и что чувствую себя намного лучше. Голова была ясной и свежей, мне совершенно не хотелось спать. Слова же девочки пробили такую брешь в моей душе, что… «Ты была в его доме? И не будешь!». «Там, где вы смотрите всё». «Стучит по клавишам, как у пишущей машинки. И всё врёт». «Знакомится с женщинами с помощью этой штуки, как у тебя». Господи, ЧТО ЭТО?!!!

Догадка буквально обожгла мозг. А что, если речь идет о сайтах знакомств? Что, если действительно проверить? Женщины – сайты знакомств…. Почему нет?

Не понимая, что делаю, я села к столу и включила ноутбук.

12

Долго, достаточно долго я просидела перед компьютерным экраном. Все не решаясь сделать единственный клик мышкой, чтобы вступить на путь.

На какой путь? Проверки всех самых страшных видений. После которых жизнь моя способна полететь в тартарары.

На экране ноутбука была заставка-картина Дали. Я всегда предпочитала в виде заставок знаменитые картины. Подбирала их по настроению, и меняла тоже в связи с этим. Дали я ставила тогда, когда с оптимизмом смотрела в будущее, когда так надеялась на счастливый и безграничный полет.

Теперь было самое время сменить заставку. На картину Босха. Нет, не Дали с его бесконечным полетом фантазии и света. Теперь – только Босх. Босх с его чудовищными уродцами из преисподней, пугающими и шокирующими одновременно, мистическим и правдивым отображением того, во что превратилась моя жизнь.

В конце концов я решилась. Будь что будет. Я не страус, который предпочитает прятать голову в песок. Всегда надо знать правду. Правда может быть и лекарством, и оружием. Она может убить, но может и спасти. Кто знает – вдруг это как раз мой случай. Будь что будет! Я решительно подключилась к интернету.

Рыться на крупных сайтах знакомств лучше всего было в случае регистрации. Но я не собиралась регистрироваться – еще чего. План продумала до мелочей. И, так как все было ясно, приступила к реализации своего плана. Я зашла в Яндекс и создала совершенно новый, левый почтовый адрес. Затем стала искать крупные сайты знакомств. С ходу отметила десять. Решила попробовать их, затем перейти к следующим. Поискать и посмотреть, что произойдет.

На всех 10 сайтах я зарегистрировалась как мужчина по имени Анатолий, 42 года, житель Одессы, разведен, ищет серьезные отношения и брак, имеет очень высокий доход. Всю эту чушь я быстро «нашлепала» в анкете. Фотографию ставить не стала – там, где можно было это не делать. Там же, где было необходимо регистрироваться только с фотографией, поставила одну из своих картин, импровизированный мужской портрет, превращенный из картины в фотографию с помощью фотошопа.

Я могла ставить это изображение абсолютно свободно: лицо мужчины было плодом моей фантазии, человека с такой внешностью не существовало в природе. Время от времени я любила рисовать абстрактные лица. Они из ниоткуда приходили ко мне.

Итак, я разместилась (пардон, разместился) на десяти сайтах, и стала просматривать мужчин. Плюсом таких сайтов является то, что после регистрации можно смотреть кого угодно – из любого города, страны. Я выбрала мужчин в возрасте от 40 до 45 лет (он ведь говорил, что ему 42). Месторасположение – Одесса, Украина. Ввела все данные на первом сайте, запустила поиск, и….

Его лицо было в первой же десятке. Ошибиться я не могла. Я узнала бы его из миллиона мужчин. Сомнений не существовало вообще. Это был он. Его фото. Его улыбка и чарующее выражение глаз. И подпись: Глеб, 42 года. Сфера занятий – бизнес. На этом сайте он разместил 5 фотографий: он в плавках на морском берегу, он на яхте, он возле джипа мерседес, он за столиком прибрежного ресторана, он на Дерибасовской. Под всеми фотографиями (особенно в плавках) не было отбоя от женских комментариев, причем возраст девиц колебался от 19 до 25 лет. В голове мелькнула черная мысль: «вполне подходящий возраст для добровольного взятия кредитов. Юридически все документы в порядке, уже есть, и кредит дадут, а мозгов еще нет».

В глазах защипало, словно в них насыпали раскаленный песок. Колоссальным усилием воли я взяла себя в руки. Все было верно. Поддонок. Я попала на афериста и поддонка. Нужно было действовать аккуратно. Тем более, в голове мелькнула одна мысль… Я быстро удалила свой аккаунт с этого сайта полностью, затем открыла новый почтовый адрес в Рамблере, и зарегистрировалась снова. В этот раз я зарегистрировалась под именем Джентльмен, не стала указывать возраст, не поставила никаких портретов (на этом сайте можно было регистрироваться без фотографий), затем в точности переписала его анкету – бизнес, серьезные отношения, брак, высокий доход.

Мысль моя стала вырисовываться более отчетливо. Я решила рассортировать сайты, и пока не заходить на те, где обязательно требовалась фотография. Таких оказалось 5. Я оставила их на потом.

Второй сайт. Снова – аккаунт Джентльмен. Его «портрет» обнаружила в первой же 20-ке. Имя: Игорь. Возраст – 41 год. Разведен. Детей не хочет. Занимается бизнесом. Очень высокий доход. Здесь было тоже 5 фотографий – причем фотка в плавках, на море, та же самая, что на первом сайте. И вновь – масса комментариев. Возраст дам здесь был постарше – от 30 до 45 лет. Тоже подходящая категория: разочаровавшиеся в жизни разведенки, пытающиеся найти свое счастье любой ценой. Таких невероятно легко обмануть.

Третий сайт. Он снова – в первой десятке. Имя Александр. Возраст 42 года. В браке не был. Занимается бизнесом: транспортные перевозки. Высокий доход. Желает брак. Здесь он красовался на фоне второй своей машины, на которой приезжал ко мне в последний раз («мицубиси-лансер», легковушка). И, конечно, фотка в плавках. Как без нее…. И комменты дур – баб: от 20 до 40-кА. Увы, вывод напрашивался сам собой: в 20 не было мозгов, не будет и в 40.

А вот четвертый сайт меня поразил! Здесь этот урод выступал в качестве жителя США, родным городом которого является Одесса! Возраст – 40 лет. Имя – Алекс. Свой бизнес в сфере IT-технологий (во как!). Живет в Нью-Йорке, но в это лето будет в Одессе. В браке не был. Просто охренеть!

Липовый американец пользовался гораздо большей популярностью, чем три предыдущих образа. Словом, среди баб творилось нечто невообразимое! Самое отвратительное заключалось в том, что никто из баб даже не задавался вопросом о том, как из США можно зарегистрироваться в городе Одессе, да еще как житель Одессы. Чушь, да и только!

Пятый сайт оказался попроще. Он был и там. В первой десятке. Тоже. Я поняла, что он намеренно оплачивает услуги на сайтах по поднятию анкеты вверх (на этих сайтах существовала такая услуга: за определенную плату анкета всегда была в первой десятке). Еще бы, это был его бизнес. Он делал свой бизнес на женской глупости – и, как я поняла, весьма успешно.

На пятом, последнем из отобранных мною сайтов (где можно было регистрироваться без фотографии), он представал в роли Вадима, частного предпринимателя 43 лет, разведенного, с высоким доходом, согласного и на брак, и на легкие отношения на одну ночь. Конечно же, фотка в плавках (она была на всех сайтах). И комментарии баб.

Сначала я поразилась тому, как он решается регистрироваться на всех сайтах, выставляя свои фотографии, причем одни и те же. Неужели он не боится, что его кто-то раскроет, ведь многие женщины так же регистрируются на нескольких сайтах.

А потом поняла. Если кто-то его раскроет, ему было плевать. Он рассчитывал на 2 важных обстоятельства. Первое: в массе фотографий мужчин женщины редко занимаются таким тщательным анализом, запоминая лица. Уловить сходство может максимум одна из 50, да и то не всегда. Остальные же просто пробегают глазами все фотки, ищут подходящие варианты. И очень легко потеряться в массе лиц.

И второе: его-то как раз и интересуют дурочки, совершенно не способные к наблюдательности и анализу! То есть те, кто верит каждому слову, кем легко манипулировать и кому можно вешать на уши любую лапшу. А такие как раз и не заметят сходства, даже если обнаружат несколько раз подряд. Только несколько раз отметят про себя, как хороший вариант, не задумываясь, что это один и тот же человек.

В этом как раз и есть особенность женской психологии и опасность таких сайтов и социальных сетей. Глаза замыливаются, образы воспринимаются как компьютерная картинка в единственном числе, и полностью исчезает способность к сопоставлению. Для того, чтобы обнаружить мошенника, нужен холодный рассудок. А у женщин, которые изо всех сил пытаются найти хоть кого-то, никакого холодного рассудка нет.

Его идеальный вариант – отчаявшиеся разведенки средних лет или брошенные любовницы, которые, как уличные псы, готовы ластиться к любому, кто их погладит. Совсем как я.

Мне всё было ясно. Я закрыла лицо руками. Чтобы хоть на несколько секунд оторваться от этого кошмара. Но боль не прошла. Какая же я идиотка… Стыдно сказать… Сама, в зубах, готова была отнести ему свои кровные деньги. А этих денег у меня совсем не так много.

Пару дней назад я продала одну картину, а в следующие полгода могу ничего не продать, и никаких денег не будет. Как Бог пошлет. И, зная об этом, я повелась, оставив за плечами и здравый смысл, и разум.

Мне было нестерпимо горько и стыдно самой себя. Я стыдилась так, словно меня застукали за чем-то страшно постыдным. Целый вихрь противоречивых чувств бушевал в моей душе. Конечно же, я всплакнула. Обжигающий поток хлынул сквозь крепко сцепленные ладони, словно прорвал плотину, которую столько времени я напрасно пыталась воздвигать.

Но, как ни странно, после слез мне стало лучше. Боль стала уходить. Я даже обрадовалась: какое все-таки счастье, что все это открылось до того, как он стал моим любовником! Если бы я переспала с ним, мне было бы гораздо больней.

Собираясь с мыслями, я сходила в ванную и умыла лицо холодной водой. Затем села к ноутбуку и принялась осуществлять свой план.

Всем женщинам с 5 сайтов, которые оставляли комментарии под его фотками, я отправила сообщения следующего содержания.

Извини, мол, что не перезвонил, но после нашего последнего разговора нам обязательно надо встретиться. Я должен сказать тебе что-то очень важное. Не обращай внимания, что пишу с другого адреса – та страничка виснет, а я обязательно должен был тебе написать. Приходи сегодня в 5 часов вечера на улицу Дворянскую. Подходи к моей машине. Напоминаю свой телефон (переписала его номер), но не звони, а прямо приходи. И еще добавила парочку дежурных фраз: типа, ты самый важный человек в моей жизни, про совместное будущее, не с кем, кроме тебя, поговорить, и т. д.

Я разослала целое море сообщений. Теперь оставалось только ждать. Конечно, я не рассчитывала, что все эти бабы явятся. Может, он не со всеми и встречался. Но кто-то из них клюнет – я была уверена. Они глупы, судя по их комментариям. Глупых он и искал.

С первой частью плана я справилась здорово. Во второй мне было необходимо сделать кое-какой звонок.

13

Конечно же, звонок тете (прямая и почти единственная связь с миром). Но дозвониться тете было не так просто – она находилась на совещании. Оставалось ждать.

До второй части плана у меня было время подумать. Но я не думала. Поэтому дополнение к первой части пришло само собой, как озарение изнутри.

У меня была страничка в одной из популярных социальных сетей, но я пользовалась ею не часто. Мне все время казалось, что социальная сеть – это как подглядывание в замочную скважину. Во-первых, тебя контролируют, просматривают каждый твой шаг, во-вторых, за тобой наблюдают, подсматривают (в замочную скважину). Мне не хотелось обнажать отрывки моей личной жизни, которые я не желала выставлять на всеобщее обозрение. Разоблачаться перед всеми было не для меня. Поэтому я ограничилась одной своей фотографией, несколькими репродукциями картин и двумя сотнями друзей, которых я знала более или менее по разным тусовкам. Все остальное только меня раздражало.

Вначале я немного увлеклась, но затем – впала в самую настоящую депрессию. Все эти чужие лица, равнодушные люди и какие-то дурацкие посты стали навевать на меня тоску. Когда же события моей личной жизни вообще пошли под откос и необходимо было принимать серьезное решение, я вдруг заметила, что начинаю испытывать депрессию каждый раз, как только захожу на свою страничку, словно существует прямая взаимосвязь. Потом я узнала, что все правда, социальные сети могут провоцировать очень серьезную депрессию. И перестала туда заходить.

Но теперь был самый подходящий момент… Я оставила пост в ленте новостей – доступный всем: «только что получила сообщение от знакомых журналистов! Ожидается всеобщая женская охота на брачного афериста и мошенника. Сегодня, на улице дворянской, в 17.00. Мои знакомые обещали быть».

И опубликовала все это. Пост показался мне хорошим довершением к первой части – сайтам знакомств. Потом зазвонил телефон.

– Ты рассказывала, что у тебя есть знакомый в спецслужбах. Мне тут мои приятели-журналисты при слали предупреждение про одного брачного афериста, его фото и еще то, что он подозревается в том, что заставлял женщин брать фальшивые кредиты. Я могу скинуть эту фотку ему?

– Во что ты вляпалась? – тон тети не предвещал ничего хорошего – кажется, я серьезно начинала действовать ей на нервы.

– Да ни во что. Просто получила предупреждение в социальной сети. Ну серьезно – вдруг это важная фотка?

– Ой, не знаю даже, зачем все это я слушаю! С тех пор, как ты приехала, у меня сплошная головная боль. До чего же ты беспокойная особа! Просто жутко беспокойная. Может, корень твоих проблем кроется как раз в этом?

– Твой приятель еще спасибо скажет, вот увидишь.

– Ладно, жди. Перезвоню.

Она перезвонила через 20 минут, и продиктовала нейтральный электронный адрес, зарегистрированный на mail.ru. Спецслужбы, все-таки.

Не сомневаясь ни секунды, я выслала две перекопированный странички с сайтов знакомств (Глеба и «американца»), и от себя добавила, что у меня есть информация о местопребывании этого человека в 5 часов вечера на улице дворянской. Это и была вторая часть плана. Потом я выключила ноутбук и отправилась в ванную, чтобы успокоиться, согреться и забыть обо всем.

Я действительно успокоилась. Боль куда-то ушла, осталась лишь сильная усталость. Меня словно выжали – ни желаний, ни мыслей, ни чувств, ничего. В 3 часа раздался звонок.

– Ты не забыла о нашей встрече? – теперь, когда я знала все, голос его вызвал у меня исключительно тошноту. Я была плохой актрисой, и никогда не умела прятать отвращение. Он забеспокоился:

– Что у тебя с голосом? Ты нездорова? Может быть, нужна моя помощь?

– Нет, я просто сильно устала. Голова болит. Сейчас приму таблетку, и все пройдет. К 5 часам я буду в норме.

– Хорошо. А я, собственно, вот по какому поводу звоню. Мы не могли бы немного перенести нашу встречу, скажем, на 7 часов? Я не знаю, сумею ли освободиться к 5, в офисе проблем много.

Ага! Кажется, одна из моих стрел точно попала в цель! Какая-то из баба, кому я отправила сообщения, все-таки перезвонила ему и хочет встретиться. А он занервничал, так как отказаться встретиться с ней не может. Добыча, все-таки!

– Нет, ни в коем случае! – я постаралась придать тону твердость, – сегодня только в 5, иначе никак. В 7 у меня важная деловая встреча. Если не встретимся сегодня в 5, будем все время откладывать, так как с завтрашнего дня у меня срочная работа и я буду очень занята. Ты ведь хочешь получить поскорее деньги?

– Ладно, как скажешь, – тон у него стал совершенно убитый, – постараюсь освободиться. В 5 так в 5.

Собственно, из того, что произошло в 5 часов вечера, можно было снимать отличный комедийный фильм! С довольно трагическим финалом. Никогда не думала, что Интернет так серьезно влияет на жизни людей, буквально порабощая их, лишая разума и воли. Я вышла на улицу без десяти пять, и сразу же увидела десяток молодых женщин, которые стояли напротив нужного номера дома. Все нервничали и зло переглядывались, явно не понимая, что происходит.

В 5 появился его «Мицубиси-лансер». Он не смотрел на людей, толпящихся на тротуаре, поэтому не врубился сразу, что происходит. Он лихо зарулил на тротуар, припарковался, заглушил двигатель, и вышел из машины.

Затем остолбенел и замер, увидев всех этих женщин. Краска отхлынула от его лица, и было ясно видно, как у него затряслись руки. Он стал медленно отползать к машине, назад.

Женщины зароптали и двинулись к нему. И тут же все, разом, поняли. Что происходит. Кто-то из женщин поднял с земли камень, и запустил в его автомобиль. Треснуло лобовое стекло. Еще один камень разбил левое зеркало заднего вида.

Неизвестно откуда подскочил парень с камерой и принялся снимать. Женщины стали бросать камни и ветки. Один из камней ударил его по лбу, фонтаном брызнула кровь. Женщины были совсем близко и явно намеревались разорвать его на части.

Он отбивался и вжимался в машину, как мог, но силы были неравны. Чьи-то руки рванули на нем рубашку. Женщины закричали.

В самый патетический момент этой расправы на тротуар, прямо в толпу женщин, въехал черный джип «мицубиси-паджеро» с тонированными стеклами. Женщины с воплями посыпались в сторону, в последний момент увертываясь из-под колес. Из джипа выскочили двое здоровенных парней в штатском, заломили ему руки и затащили в джип.

Это резкое вторжение немного охладило пыл нападающих женщин, они остановились и принялись совещаться, что делать дальше. Парень с камерой был опытным журналистом. При виде черного джипа он мгновенно исчез, буквально растворился в воздухе. Как говорят: корова языком слизнула.

Джип постоял на месте несколько секунд, после чего оттуда вышел третий парень в светлой футболке и джинсах. Он уселся за руль «мицубиси-лансера», завел ключом двигатель, и автомобили уехали. Сначала джип, затем легковушка. Поговорив еще некоторое время, женщины стали расходиться.

Вернувшись к себе, я быстро удалила со всех сайтов знакомств аккуанты своего «Джентльмена». Вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла тетя, в руках у нее была бутылка шампанского.

– Вот, принес мой приятель из спецслужб. Просил передать тебе.

– За что?

– Тип, которого ты им сдала, не брачный аферист и не мошенник по кредитам. Он убийца. Оказывается, его уже год ищут.

– Что? – я так и рухнула в кресло.

– Год назад в Киевской области он совершил жуткие убийства. Оказывается, он сидел, и в тюрьме по переписке познакомился с женщиной из Киевской области. Когда вышел, поехал к ней, в село. Они стали жить вместе. У женщины была дочь 8 лет. Короче, этот поддонок изнасиловал ребенка, а потом задушил. Женщину он запер в кладовке, там она задохнулась. Сделал он это из-за того, что женщина отказалась переписать на него дом. Дом у нее был хороший, двухэтажный, много земли – остался в наследство от покойного мужа. Соседи описали его, и этого гада объявили в розыск. А он, оказывается, придал себе лоск и обустроился здесь, в Одессе. Выдавал себя за бизнесмена. Представляешь? Теперь он уже никогда из тюрьмы не выйдет. Ему светит пожизненное. Через час после него взяли и его подельника. Он с подельником здесь номер в захудалом отеле снимал. Подельник, кстати, клянется, что ничего не знал об убийствах. Все это мне приятель рассказал. И фотографии дал – убитой женщины и ее девочки. Посмотри.

Я с дрожью взяла в руки снимки, боясь увидеть кадры с места преступления. Но это были обычные снимки. Девочка была похожа на Фаину. Темные волосы, темные глаза, две косички, футболка с мишкой. На фотографии девочка улыбалась. На мои глаза навернулись слезы.

– Она бы сказала тебе спасибо, – тихо прокомментировала тетя.

Чтобы не разрыдаться при ней (нервы мои были совсем на пределе), я вышла на кухню. Случайно подняла глаза на окно.

Там, во дворе, на улице, стояла Фаина. И не просто стояла и смотрела на меня. Она плакала. Девочка горько всхлипывала, прижимая кулачки к щекам. Плечи ее тряслись.

– Фаина! – я распахнула окно, – что случилось? Фаина!

– Мама… – девочка горько всхлипывала, – она с мамой…. С мамой…

– Что случилось с твоей мамой? Она заболела? Тебе нужна помощь?

Ничего не отвечая, Фаина продолжала плакать. Я быстро выбежала во двор. Но, как только я подбежала к окну кухни, то увидела, что во дворе уже никого нет. Фаина скрылась. Убежала, как всегда. И, как всегда, не дождалась меня, даже не попрощалась.

Слезы ее резанули мое сердце, словно ножом. Ведь это Фаина предупредила меня о поддонке! Ведь благодаря ей я не стала спать с убийцей, с такой мразью, которая вообще не имеет никаких прав ходить по этой земле! И вот теперь ей плохо, ей нужна помощь, а я не знаю, что делать.

Я обошла двор – никого. Только мирный, домашний свет из чужих окон. Когда я вернулась в квартиру, тетя стояла на пороге.

– Что случилось? Куда ты ушла?

– Да так… Ничего. Девочку одну увидела знакомую.

– Девочку?

– Соседей. Я ей когда-то кота нарисовала.

– И что с девочкой?

– Ничего. Ровным счетом ничего.

Мы вошли внутрь, я заперла дверь и дала себе слово, что обязательно ее разыщу, что теперь я буду заниматься только Фаиной и ее историей.

Я обязательно узнаю историю ее жизни. И обязательно найду. Это принятое решение наполнило меня спокойствием и даже чем-то похожим на душевную радость – как теплый вечерний воздух за окном.

14

На следующее утро я встала с твердой решимостью найти, где живет девочка. Я чувствовала, что в ее жизни происходит какая-то драма, свой тяжестью омрачающая ее детство, и была настроена самым решительным образом узнать все, и, возможно, хоть как-то ей помочь. Может быть, ее мать уехала заграницу на заработки, и девочка жестоко скучает по ней? Или ее мама тяжело больна? А может, отец пьет и терроризирует всю семью? Может, она страдает от жестокого обращения?

Этот ребенок не случайно вошел в мою жизнь. Может, она ждала, что я как-то смогу помочь решить ее проблемы, например, ее спасти? Вообщем, я была настроена самым решительным образом, и на следующее утро принялась воплощать в жизнь свой план.

Во дворе было четыре отдельных дома и четыре подъезда. Я уже знала, что в моем подъезде девочка не живет. Но все-таки решила удостовериться. Подкараулив пожилого мужчину, спускающегося по лестнице, я спросила его, не живет ли какой-то из квартир девочка лет 8. Мужчина оказался очень словоохотлив. Он рассказал, что родился в этом доме, что живет прямо в квартире надо мной, а его мать, которой почти 90, поселилась в этом доме еще до войны. И несмотря на возраст, в полном рассудке, и даже выходит на улицу. Но подобной девочки в доме точно нет. Он бы знал. Весь этот поток информации буквально обрушился на меня, но в нем не содержалось ничего ценного. Женщина с коляской была права: Фаина живет не в этом доме.

Выйдя во двор, я направилась в подъезд справа, затем слева – там повторилась та же история. девочки, соответствующей моему описанию, в этих домах не было, более того, в них не жила такая большая семья, как описывала девочка. Конечно, две старушки, дающие мне информацию, могли и ошибаться. Но кто и где когда-то видел, чтобы одесские старушки ошибались?

В четвертом подъезде я остановила мальчишку на велосипеде, лет 12-ти. Я подумала, что сведения о детях лучше всего получать от детей. Но и тут мне не повезло: мальчишка утверждал, что никогда в жизни не видел похожую девочку не только в их доме, но даже на всей улице. Конечно, мальчишка преувеличивал, но получалось, что Фаина жила вообще не в это дворе.

Я решила при следующей встрече расспросить ее более подробно, буквально выдавить из нее правдивый ответ. А пока мои поиски стали вызывать подозрение. Возвращаясь вечером (дворик тем временем был полон людей), я услышала обрывок слов двух старух, которые явно перемывали мне косточки. До меня донеслись слова «чокнутая москвичка» и «все они сдвинутые, эти художники». Я могла только посмеяться про себя этим словам. Во дворе, тем временем, было достаточно много детей. Но Фаины среди них не было.

Закончив картину с желтофиолями, я перевела ее в электронный формат и отправила Нью-Йоркскому галеристу. Он не только пришел в полный восторг, но и связался кое с кем в Одессе. Буквально через день мне предложили выставить картину в одной крупной галерее, выставка в которой открывалась в конце месяца. К этому моменту на полотне как раз должен был подсохнуть лак, и я согласилась.

На следующую ночь после того, как я дала согласие выставить картину, до меня донесся громкий плач грудного ребенка. Это был отчаянный, иступленный, пронзительный плач очень маленького человеческого существа. Он был так громок и отчетлив, что поднял меня с кровати почти сразу, и доносился он из-за стенки соседней квартиры – той самой, где должна была жить одинокая старуха, бывшая двоничиха, которую за все то время, что я жила здесь, я не видела ни разу. Я легонько постучала в стенку. Плач усилился.

Я встала с кровати и пошла в соседнюю комнату. Там было холодно, как в леднике! Холод был такой острый и пронизывающий, что у меня буквально сперло дыхание.

Я щелкнула выключателем, залила комнату светом, и застыла, не веря своим глазам. Кто-то прямо на полу, рядом с мольбертом, выдавил все мои краски.

Крышки тюбиков были раскрыты, краски выдавлены прямо на пол, в этом месиве валялись кисти и тряпки. К счастью, картина не пострадала – она находилась там же, где я ее оставила, была прислонена к стене. Но то, что творилось рядом с мольбертом…

Как такое могло произойти? Чья рука сделала эту мерзость? Может, уходя, я забыла открытым окно, сюда влез какой-то мальчишка и изгадил все мои вещи? В голове крутилось только такое объяснение. Я ведь действительно очень рассеянна, могу ходить, погруженная только в свои мысли.

Опустившись на колени, я принялась оттирать этот кошмар – и вдруг замерла. В этом месиве красок проступало достаточно четкое изображение. Шок от этого открытия был таким сильным, что я не обратила внимания даже на то, что плач ребенка прекратился и наступила тишина.

Цветистые разводы красок не были хаосом. Они выглядели так, словно прямо на полу, моими красками, кто-то пытался нарисовать… кота.

15

На следующее утро я позвонила тете, наплела что-то, и, узнав адрес агентства недвижимости, которое сдало мне эту квартиру, отправилась прямо в агентство. Там мне довольно быстро удалось объясниться с толстой прокуренной теткой. Я наплела ей, что в квартире, куда я въехала, остались личные вещи немца, который жил до меня, и я хотела бы их вернуть. Не могла бы она дать мне его адрес или телефон? Небольшая взятка довершила дело, и тетка дала мне телефон немца, а так же его электронный адрес, и предложила ему написать, добавив, что с ним легче связаться по Интернету, чем по телефону.

Это было правдой. Дозвониться я так и не смогла, хотя звонила несколько раз в разное время – немец просто не отвечал на звонки. Тогда я написала ему письмо по электронной почте – на английском, потому, что не знала немецкого. Я написала, что прошу его связаться со мной по телефону или по скайпу насчет квартиры, которую он снимал в Одесса. Что сейчас в этой квартире живу я, и хотела бы об этом поговорить.

Адрес был правильный, так как письмо не вернулось. Немного успокоившись, я стала ждать ответ.

В тот день была очень сильная жара, и, выйдя в парадную, я буквально обожглась раскаленным воздухом. Именно тогда я впервые почувствовала запах – правда, он был не очень силен, и доносился откуда-то сбоку. Это был тошнотворный, сладковатый запах гниения, как будто где-то совсем рядом, поблизости от меня, гнили пищевые отходы, фрукты и овощи. Ударив прямо в ноздри, запах так и забился в них, как будто был ватой. Избавиться от этой мерзости стоило невероятного труда.

Этот омерзительный запаз не прошел даже тогда, когда я оказалась на морвокзале, где располагалась крупная картинная галерея, в которой должна была открыться выставка. Я ходила по залу и выбирала место, где будет находиться моя картина, которую я так и назвала в экспозиции «Ваза с желтофиолями», как вдруг мое внимание привлекло красновато-белое пятно за стеклом. Это было стеклянное световое окно, выходящее в соседний зал, который тоже должен был быть занят выставкой, и это странное пятно было именно там. Я побежала вперед. И, едва повернув за угол, я увидела край знакомого платья в бело-красный горошек. Мелькнули черные волосы, край юбки зацепился за стену. Я остановилась.

– Что ты делаешь здесь? Зачем ты за мной пошла?

Но Фаина (а это была именно она, я узнала бы ее из тысячи), лишь мотнула головой, обрывая мои вопросы, и исчезла в дверях галереи, словно спеша как можно скорее скрыться от моих глаз и фраз.

Я бросилась следом, но это было абсолютно бесполезно: девочка исчезла, как будто ее и не было. В самых неприятных, расстроенных чувствах я вернулась обратно в квартиру. Я пробежала парадную так быстро, что не обратила никакого внимания на то, есть или нет отвратительный гнилостный запах. Вернувшись в комнату, ставную моей рабочей мастерской, я принялась рисовать по памяти портрет Фаины.

Только глубоко ночью, решив сделать небольшой перерыв в работе, я добралась до своего ноутбука, и увидела, что пришло письмо от немца. Дословно это письмо выглядело так:

«Я не знаю, кто вы такая и зачем спрашиваете об этом. Уходите как можно скорее из этой квартиры, если вам дорога жизнь. В этой квартире происходят страшные вещи, в ней живет ЗЛО. И если вам дорога жизнь, бегите как можно скорей из этого места. Иначе вы можете погибнуть. Я считал, что сбежал вовремя. Но до сих пор я не могу привести в порядок свое здоровье, расстроенное пребыванием там. Мне нужен не один курс лечения». Это было все, что написал немец – больше он ничего не написал. Я так и не поняла, чем было это письмо: бредом душевнобольного человека, или предостережением, скрытым в такую странную, истерическую форму.

Мне совсем не хотелось уходить из этой квартиры. Несмотря на то, что в ней творились странные вещи. Мне было здесь хорошо.

Через сутки портрет Фаины был закончен. Я сфотографировала его на телефон, и поднялась на второй этаж, к двери прямо над моей квартирой. Здесь отвратительный запах чувствовался меньше. Но все-таки он был.

Дверь мне открыл пожилой сосед, и очень сильно удивился моему появлению. Кое-как я объяснила, что хотела бы поговорить с его 90-летней матерью, и он провел меня в скромно обставленную, но уютную гостиную.

Несмотря на возраст, старушка, сидящая возле окна в старом кресле, покрытом вязанной накидкой, выглядела весьма бодрой. На меня уставились проницательные, хоть и немного выцветшие, глаза.

– Знаю, знаю квартиру, в которой вы поселились, – закивала старушка, когда я рассказала о себе, – когда-то она была одна.

– Что – одна? – не поняла я.

– Квартира. Та часть, где сейчас живете вы, и та часть, в которой поселилась потом дворничиха. Раньше это была одна квартира, которую разделили на две части. Это сделали во время войны.

– А зачем?

– Посчитали роскошью, чтобы квартира состояла из целых 5 комнат. Тогда все уплотняли, делали коммуналки, и тыкали людей под перегородки, как клопов.

Определенно, эта старушка была суперсовременной, сохранив и ясность духа, и ясную правильность мысли.

– Кто там только не жил, в той части, где сейчас живете вы, – продолжала она. Чуть раскачивая головой, – дворничиха – та жила постоянно, с самой войны. Ни разу не меняла квартиру. А в той части, где сейчас живете вы, постоянно менялись жильцы, каждый год. Всех и не упомнишь. И никто не задерживался надолго.

– А бывшая дворничиха – она одна живет?

– Теперь одна. Семью она потеряла, Бога покарал за ее поступки. Первый муж ушел к другой женщине, единственный сын в 8 лет умер от менингита, а второй муж повесился прямо в этой квартире. После этого она даже немного повредилась рассудком. Теперь, правда, она уже и не выходит. Только из социальной службы ее проведывают. Совсем плоха. А ведь она намного моложе меня!

– А отчего повесился?

– Кто ж это теперь знает. Пил, вроде, сильно. Конфликты на работе были. Может, поэтому.

– Понятно. Я вообще-то кое о чем вас хотела спросить. Вы, наверное, всех жильцов во дворе знаете.

– Ну, тех, кто давно живет, уж точно. да и новых встречаю время от времени.

– Посмотрите, пожалуйста, в какой квартире живет эта девочка? Она вам знакома?

Я протянула ей телефон, на который сфотографировала портрет Фаины. Эта фотография произвела эффект разорвавшейся бомбы. Переменившись в лице так, что я даже перепугалась, старая женщина вскочила с кресла:

– Что это? Где вы это нашли? Откуда это у вас?!

– Это портрет девочки… – я растерялась, – я нарисовала его по памяти. Неужели не похоже?

Старуха закрыла лицо руками, рухнув обратно в кресло.

– Господи… Сколько лет… Сколько лет…

– Вы ее знаете?

– Еще бы не знать!

– Где она живет?

– Вы серьезно?

– Разумеется. Иначе я не стала бы спрашивать.

– Это Фаиночка… Девочку звали Фаина. Очень хорошая, добрая девочка. Она ходила на рисование в дом пионеров.

– Да, так. Где она живет?

– Она жила в вашей квартире во время войны, в той части, которую сейчас занимаете вы. В 1941 году…

– Что?! – я буквально рухнула на стоящий напротив нее стул.

– Это была большая семья, они занимали все 5 комнат. Бабушка с дедушкой, родители, и четверо детей – два мальчика, Фаиночка и совсем крошка, всего несколько месяцев, 2 или 3… Они столько лет снились мне по ночам, после того, как все это произошло…

– Что с ними произошло?

– Что могло произойти с еврейской семьей в 1941 году, когда немцы вошли в Одессу? Это позже в городе были румыны, а вначале пришли гестаповцы, немцы… Я сама не видела, как их забрали. Я работала на сахарном заводе, целый рабочий день. Мне потом рассказывали соседи, которые все это видели. Родители Фаины были очень хорошими людьми. Отец работал в каком-то инженерном бюро, а мама была учительницей музыки. От нее Фаина и унаследовала любовь к искусству. Поначалу мы прятали их всем двором, когда к нам во двор пришли немцы… Но потом та самая дворничиха, которая сейчас живет в их квартире, пошла и донесла на них. Она сделала это специально, чтобы занять их квартиру. Впрочем, ей потом пришлось потесниться. Квартиру поделили, отобрав у нее ровно половину. А тогда она вселилась во всю… Немцы пришли во двор и их забрали – всех, и стариков, бабушку с дедушкой, и детей. Недалеко отсюда, на улице Новосельского, были дровяные склады. Немцы запирали евреев в эти склады, а потом жгли. Там они и сгорели живьем.

– И Фаина? – прошептала я.

– Вся семья. А ведь Фаина была любимицей мамы, мама просто души в ней не чаяла. Я же на всю жизнь запомнила тот вечер, когда я вернулась с сахарозавода и увидела нараспашку и окна, и двери их квартиры… Помню посередине комнаты стол с вазой, а в вазе стояли такие редкие, желто-фиолетовые цветы, пышный огромный букет, так и оставшийся стоять в комнате.

16

Я спускалась по лестнице, не чувствуя под собой ног. Первой моей мысль было собрать вещи, и бежать, бежать из квартиры куда угодно, но потом…

Потом я почувствовала запах, доносящийся из-за двери соседней со мной квартиры. Это был запах разложения. Он чувствовался отчетливо и ясно. И, недолго думая, вызвала милицию и скорую.

Когда милиция взломала дверь, труп дворничихи уже начал разлагаться. Она была мертва суток 7, не меньше. Смерть наступила от естественных причин. Все это вызвало страшный переполох. Потом труп увезли, а дверь квартиры опечатали.

На следующее утро я отвезла в галерею свою картину. Потом вернулась обратно, к себе. Портрет Фаины я предусмотрительно повернула к стене, накрыв платком. Смотреть на него мне было страшно.

Ночью я неожиданно проснулась. Мысль, острая, как нож, подбросила меня с кровати. Некоторое время я обдумывала свою догадку, затем встала с кровати, вооружившись фонариком.

Я прекрасно изучила планировку своей половины квартиры, и мысленно могла представить планировку квартиры дворничихи. Из моей головы не шли слова соседки о том, что девочка была любимицей мамы, и еще то, что призрак девочки (а иначе это было никак не назвать) пришел ко мне.

Я принялась исследовать стену спальни, простукивая всю стену, и в одном месте обнаружила то, что искала. Мне пришлось содрать обои, и открыть соединяющую комнаты дверь. Дверь, которая во время войны вела в смежную комнату.

Действуя стамеской, как рычагом, я потратила достаточно времени, чтобы отодрать штукатурку и краску с засохших петель. Страшное дело, в какой вид я привела комнату, но я была готова компенсировать хозяйке стоимость ремонта.

Наконец настал победный миг! Дверь скрипнула – и отворилась. Отодрав обои и с другой стороны, я оказалась в квартире дворничихи. В ней все еще стоял ужасающий запах. Но я прекрасно знала, что ищу: я искала место, с которого отлично можно было бы увидеть стол с вазой, в моей комнате. Я нашла это место в небольшом обрубленном коридорчике, который раньше соединялся с моим.

Я увидела нечто вроде сундука, вдавленного прямиком в каменную стену – кладовку или нишу. Плотная крышка была плотно закрыта. Я принялась взламывать замок.

Это было очень тяжело, но вскоре мне удалось это сделать. Подняв крышку, я обнаружила всякий старый хлам, вроде какого-то тряпья и желтых газет. Было похоже, что хлам набивали беспорядочно, чтобы наполнить сундук.

Я принялась выкидывать все это из сундука, чтобы обнажить дно, и наконец нашла то, что искала. В красной фланелевой тряпке был завернут детский скелет. Это был скелет Фаины.

Я поняла все, что произошло. Когда в квартиру пришли немцы, каким-то чудом маме Фаины удалось спрятать девочку в сундук. Она надеялась спасти ее жизнь. Немцы забрали всю семью – кроме Фаины. Девочка осталась в квартире, спрятанной в сундуке.

Сундук был вполне большой для того, чтобы в нем спрятался 8 – летний ребенок. Кто знает, сколько времени она провела там. Никто не приходил, чтобы ее вытащить и спасти. Ее семья была мертва. А дворничиха вселилась в квартиру не сразу, лишь спустя несколько дней. Девочка смертельно боялась подать голос, позвать на помощь. А крышка сундука была слишком тяжелой, и изнутри она никак не могла ее открыть. в квартиру же никто не входил – соседи боялись страшное место. И девочка задохнулась в сундуке. Это укрытие стало ее могилой. Она погибла вместе со своей семьей – но только не так, как они.

Дворничиха, скорей всего, обнаружила труп. Но она ничего не могла сделать. Если бы ее застукали с трупом на руках во время войны, ее расстреляли бы за то, что она пыталась укрыть еврейку. А после войны ее обвинили бы в убийстве и расстреляли бы уже сотрудники НКВД. Так и лежал труп Фаины в сундуке, спрятанный так, что никто о нем не знал. Она лишь завернула труп в какую-то ткань, и все время смертельно боялась выйти из квартиры. А страшная тайна из ее прошлого разрушила всю ее жизнь.

Я аккуратно взяла ткань на руки. Скелет ребенка был совсем невесомым. Я опустила его на пол, и заплакала. Я старалась вести себя очень тихо, но все равно не могла сдержать слез.

17

Рассвет застал меня в такси. Я ехала на Второе христианское кладбище на Люсдорфской дороге. Я знала часть еврейского кладбища там. В моей сумке лежал скелет, завернутый в ткань, и небольшая лопатка. Я намеревалась найти какое-то удобное место, и тайком придать кости земле, похоронить скелет в хоть самодельную, но все-таки могилу.

Я приехала как раз к открытию кладбища. День был будним, и все кладбище было абсолютно безлюдным. За все то время, что я шла к еврейским могилам, я не встретила ни души.

Наконец я нашла подходящее место – рядом с одной старой могилой, в которой еще до войны была похоронена женщина по имени Фаина. Я посчитала это удачным совпадением, и быстро, с опаской оглядываясь по сторонам, принялась рыть небольшую яму.

Наконец все было закончено. Я утрамбовала землю и украсила небольшой холмик свежими цветами, которые принесла с собой. У семьи Фаины могилы не было, в отличие от самой девочки. Я надеялась, что чистая ее душа теперь обрела покой.

Я не знала иудейских молитв. Но мне казалось, что не имеет никакого значения, на каком языке прозвучат слова успокоения и надежды. Как часто говорилось о том, что война не закончена до тех пор, пока не погребен последний солдат.

Маленькая Фаина была настоящим солдатом этой войны, ее чудовищной жертвой. Но слезы мои были не о всех жертвах страшной войны.

Я плакала о маленькой девочке, которая ходила на рисование во Дворец пионеров, мечтала научиться рисовать кота, так любила маму и папу, и братьев, и бабушку с дедушкой, и маленькую сестричку. И, прячась в свою страшную смерть, она видела вазу из граненого хрусталя с яркими, необычными цветами – цветами цвета надежды.

Именно такие цветы я и положила на свежую, разрытую землю, и медленно пошла прочь, стараясь разглядеть тропинку глазами, почти ослепшими от слез.

Когда я вернулась в комнату, я решила посмотреть на портрет девочки, но, развернув полотно, увидела, что картина погибла. Возможно, я что-то напутала с лаками. Все краски стекли вниз, превратившись в бесформенную мешанину, и разглядеть изображение на нем было теперь невозможно. Портрета девочки Фаины больше на нем не было.

А через несколько дней после пышного открытия выставки, сопровождаемого телевидением, властьимущими и всевозможным гламуром, мне позвонили и сказали, что за абсолютно рекордную сумму в 200 тысяч долларов продано только одно полотно. Это была моя картина «Ваза с желтофиолями».

...

КОНЕЦ

Оглавление