«Большая Игра»

О. Шеремет Большая Игра

АЛЕФ

«Стояла буква алеф и не вошла предстать перед Творцом… Сказал ей Творец: „…ты будешь стоять во главе всех букв и не будет во мне единства как только через тебя, с тебя будет всегда начинаться расчет всего и все деяния этого мира…“»

Раз в сто сорок четыре года — дань шестеричной системе исчисления — лабиринт Минотавра оживляют голоса Игроков. Среди них две девы, уже не первое тысячелетие хранящие грацию весенних первоцветов. И трое мужчин, знающих толк во всех азартных играх — в забытых людьми и в еще не созданных.

Скульд прибыл первым — потряс головой, пытаясь избавиться от вездесущего океанского песка, и поторопился занять свои любимые апартаменты с видом на Чернобыль через пару лет после аварии. Не приведи Случай, остальные увидят самого элегантного Игрока в таком виде: мятые шорты и шлепанцы на босу ногу. Но в комнате его уже поджидал проныра Клот — рыжеватые волосы коротко острижены, светло-карие глаза лукаво щурятся сквозь хрусталь бокала.

— Здорово, дружище. Опять у тебя нечего выпить.

Скульд привалился спиной к двери, чувствуя, как песчинки царапают кожу. Никуда не деться от этого лиса.

Второй Игрок носил черную рубашку навыпуск с нелепым принтом на спине. Черные же джинсы на бедрах с широким кожаным ремнем — Клот никогда не отличался хорошим вкусом. Но его это не слишком трогало.

Скульд вытащил из-под кровати (всегда под рукой) бутыль рома и, не глядя, швырнул сопернику. Клот лизнул горлышко, покачал головой.

— А если бы я не поймал?..

…Вердан первым пришел в небольшую комнату с бильярдным столом и массивными креслами — небрежно названную «курилкой». По традиции, сложившейся десяток Игр назад, мужчины собирались здесь за день до Старта. Возможно, его соперники решили нарушить обычай, но Вердану слабо верилось в это. Первая встреча после ста сорока четырех лет — разведка боем, оценка возможностей противников. И взгляд на их нынешние образы — о да.

Вердан остановился перед зеркалом на миг, провел рукой по идеально выбритым щекам. Благородный сухолицый аристократ с серебром на висках в зеркале сделал то же самое. Повеса, Плут и Лорд — так их назвали девы-Игроки. Имена приклеились к мужчинам, как и образы.

Игроки могли быть любого пола и возраста, они и сами не помнили, каково их настоящее лицо — да полно, было ли у них лицо?

— Нет, одна, извиняюсь, сплошная задница, — Клот поприветствовал Лорда взмахом загорелой руки.

Запрет на телепатию еще не вступил в силу — до завтрашнего дня.

— В этой комнате ничего не изменилось, — заметил Вердан. — Даже сигара, с которой я забыл стряхнуть пепел.

— В Лабиринте ничего не меняется, Лорд. Разомнемся?

Скульд, поправив гардению в петлице щегольского жилета, взвесил в руке кий. Привычка, оставшаяся с незапамятных времен холодного оружия — но Игрок не спешил от неё избавляться. Ещё один штрих, создающий элегантный загадочный образ, который так любят женщины и которому завидуют мужчины.

— Кстати, о дамах, — Плут развалился поперек кресла, закинув ноги на подлокотник. — Нанесем им визит или подождем до ужина?

Таково было правило — три приема пищи в один день, во время которых Игроки собираются вместе.

— До ужина. Я хочу потомиться ожиданием в предчувствии встречи.

— Скульд, друг мой, оставьте красивые слова для Фишек. Вы проиграли, кстати.

Скульд чуть склонил голову, так что веселый зеленый глаз скрыла белокурая прядь.

— Я надеюсь победить вас в другой Игре.

— Спорим, я вас обоих обыграю, пока вы будете с Фишками раскланиваться? — Клот побренчал монетами в кармане джинс. — У меня есть коллекция четвертаков с американскими штатами. Двадцать первый век.

— Принимаю вызов и ставлю… Нож Джека-Потрошителя пойдет?

— С отпечатками? Тогда прокатит. Скульд, ты в игре или испугался?

— Было бы чего бояться, милый мой прохвост, — Скульд любовался своим отражением, как диктовал образ. — Я ставлю рабыню.

Мужчины заинтересованно повернулись к сопернику — Скульд в этом плане умел отыскивать настоящие жемчужины.

— Готов спорить, Вердан, он припас Клеопатру.

— Почти — Нефертити.

— Ставки приняты.

Игроки ударили по рукам — все три диковины достанутся тому, кто последним сойдет с дистанции. Или — чем Случай не шутит — выиграет.

У женщин-Игроков не было «курилки», зато Лабиринт создал для них террасу, выходящую на первозданные сады Эдема. Адам и Ева, красивые и смелые, часто приходили к террасе, чтобы вкусить амброзию (кофе с молоком) с двумя ангелами в сияющих одеяниях. То, что сияние обеспечивал люрекс и пайетки, их не смущало.

Образы девушек, установленные так же давно, менялись чаще, чем мужские — рост, цвет волос и глаз…

— Что поделаешь, приходится следить за модой, — вздохнула Лахе.

Её прошлый образ невинной пастушки претерпел некие изменения, но небольшие: фигура чуть стройнее, ноги длиннее, профессиональная белозубая улыбка вместо застенчивого хихиканья.

Атропос с легким презрением покосилась на товарку. Такие взгляды применялись в довесок к вытянутому бледному лицу с тяжелыми веками, к водопаду иссиня-черных волос. Они обе были красавицами — стоит ли упоминать об этом?

— Ты уже видела Троих? — под «Тремя» подразумевались мужчины.

— А кто именно тебя интересует?

Атропос передернула плечами и вроде бы совсем потеряла интерес к этой теме, но в образе Лахе было заложено неодолимое стремление перемывать косточки своим ближним. А разве для Игрока-одиночки есть кто-нибудь ближе его соперников?

— Повеса явился первым, — Лахе подмигнула. — Представляешь, нечесаный, нестриженый и… неодетый.

Она хотела было, по привычке, захихикать и покраснеть, но сдержалась — одарила соперницу улыбкой и подмигиванием. Да, на загорелый торс Повесы стоило посмотреть даже им, перепробовавшим тысячи мужчин — жаль только, он держался скромником. По крайней мере, последний десяток Игр. Хотя гримаска Лахе могла сказать о том, что она сама видела белокурого Игрока, это было бы открытой Ложью, запрещенной Правилами. Есть ложь, а есть Ложь. Есть игры и Игра. Большая Игра, ради которой они бросали все свои дела, ради которой в течении почти полутора сотни лет искали мудрости и трюков. И проигрывали — раз за разом. И надеялись, что уж в следующей Игре они обязательно….

У каждого Игрока были свои маленькие секреты. Или они так думали, что это секреты.

Атропос оставила при себе и догадки насчет маленьких друзей-шпионов Лахе, и вопрос, готовый сорваться с языка: «А Плут?». Не время открывать карты.

— Повеса сейчас в курилке?

Лахе заколебалась: скажет она «да», выдаст ли, что она не своими, а чужими глазами видит передвижения соперников? Сказала:

— Где же ему еще быть?

Плут сосредоточенно грыз ноготь на большом пальце, глядя в окно. Привычная картина — норвежские фьорды с ревущими белопенными демонами. Вряд ли Игрок любовался пейзажем: слишком уж увлечен был собственными мыслями. И ногтями. В самом деле, не Повеса же он, чтобы заботиться о маникюре?

— М-да, — крякнул вихрастый парень, разглядывая обгрызенный ноготь. Девушки снова начнут ужин с колкостей.

Что ж, такого его роль — шута, что в душе король. Все они — правители миров, Игроки. Жестокосердые короли и лукавые царицы.

Восемь раз ударил колокол, спрятанный в недрах Лабиринта. Вердан как-то обмолвился, что добрался однажды до каморки, где восседает старец Время, глухой, как пень, следящий за ударами колокола. Была ли эта оговорка случайной — Клот не знал. Вздохнув для порядка, он одним движением руки пригладил волосы и напялил сверху серую фетровую шляпу. Время ужина.

Одновременно распахнулись двери, ведущие в обеденный зал — с мужской и женской стороны. Несмотря на то, что это разделение было совершенно условным, Игрокам нравилось создавать иллюзию человечности, со всеми тысячами правил и этикетов. Как кукольные чаепития, которыми забавляются человеческие дети. Во главе стола встал Вердан, словно отец семейства. По мановению его руки — сверкнул перстень с королевским синим сапфиром — зажглись многочисленные свечи, огонь заиграл в хрустальных подвесках люстр. Музыка — торжественная и драматичная, звучавшая из сердца каждого вечного и вечно одинокого Игрока, наполнила зал.

Лахе в светло-розовом платье легкомысленной длины чмокнула Лорда в щеку и улыбнулась Скульду, который поклонился, отодвигая стул для девушки.

— Ты ослепляешь меня, — он закрыл глаза ладонью, и в её тени игриво подмигнул сопернице. Они (то есть их образы) были так схожи. Высший свет, флирт, легкий — come il faut — загар, светлые волосы и непрестанная дружелюбная улыбка. Пожалуй, Лахе и Скульд были и самыми приятными соперниками, в сравнении с остальными.

И самыми опасными, само собой. Как самой опасной оказывается красивая змея, похожая на безобидную атласную ленту.

— Пастушка переехала в большой город? — Клот направился было прямо к своему месту, но потом театрально хлопнул ладонью по лбу и помог сесть Атропос. Она, впрочем, не выказала особой благодарности, принимая все знаки внимания с неизменно ледяным высокомерием. И только сама девушка знала, как жарко становилось от близости Игрока с нахальными светло-карими глазами.

Не желая вступать в перепалку с самым чуждым этикету противником, Лахе рассмеялась. Обстановка, наэлектризованная в первые секунды встречи, разрядилась. Мужчины сели наконец-то, и невидимые слуги внесли блюда с горячим. Завязался ни к чему не обязывающий разговор: о погоде, путешествиях, переменах в мире, произошедших со времени последней Большой Игры. И за всем этим — исподволь прощупывать противников, гадать, чему он ли она научились за время пребывания вне Лабиринта?

После десерта Лорд пригласил Лахе на танец. Она прикрыла глаза, втягивая точеными ноздрями аромат сигар и дорогого одеколона.

— Вы сменили образ, милая Лахе. Вам очень идет — впрочем, такой девушке, как вы, пойдет любая внешность.

Лахе рассеянно вернула комплимент, притворяясь увлеченной маленькой игре, завязавшейся между Скульдом и Атропос. Союз между этими двумя невозможен — и именно поэтому стоит предотвратить даже малейшую возможность. Если они смогут преодолеть застарелую взаимную ненависть, остальным Игрокам останется только сдаться в самом начале. Но Лахе прекрасно знала, что не в её силах было повлиять на разумы противников — поэтому она пыталась обратить на них внимание Вердана. Её это удалось.

Не иначе, как согласно телепатической просьбе Лорда, Плут, засунув руки в карманы, подошел к Атропос, предложил присоединиться к вальсирующей паре. Черноволосая красавица, изящная и провоцирующая, без малейшего изменения выражения лица, приняла протянутую ладонь.

Лахе перевела дух. Снова по телу бегут мурашки предчувствия, колкие и бодрящие, как поцелуи морского бриза. Большая Игра — единственное, что вызывает такие ощущения… Единственное, ради чего стоит жить.

Скульд ожидал за углом, прислонившись к стене. Бессознательно достал из кармана два игральных кубика, выточенных из сердолика. Непонятно почему, но именно этот камень считался любимым минералом Случая. И ведь ничего особенного в нём не было: в потеках светло-коричневого, карамельного и кофейного. Но вот они, кубики, приятно холодят кожу, заставляют замереть в ожидании… чего? На этот раз Скульд был уверен в выигрыше. Он сможет прыгнуть выше головы, если только это позволено Правилами.

Звук шагов, утопающих в мягких коврах. Метнулось пламя факелов, по старинке освещающих коридоры Лабиринта. Подстраиваясь под темп Лорда, юноша некоторое время просто шел рядом, сжимая в мгновенно вспотевшей руки кубики. Никто лучше Вердана не знал Правила. Но пусть он первым начнет разговор — пусть любопытство Игрока даст преимущество его сопернику…

— Что ты хочешь спросить, друг мой Скульд? — не выдержал Вердан. Его нервировал этот соперник — именно потому, что в прошлые Игры он ничем не блистал, сходя с дистанции едва ли не первым. Но его тактика была странной настолько, что вызывала интерес Лорда.

— Всего лишь проконсультироваться насчет Правил. Разве я мог обратиться к кому-нибудь другому, кроме вас.

Лорд слегка поклонился, раздумывая. К чему начинать разговор в коридоре, где любой Игрок может их подслушать? Значит, было второе дно в вопросе Повесы — настолько хорошо скрытое, что он мог не опасаться за свои тайны.

— Я хочу уточнить Правила Запрета.

— Конкретно? — они остановились у двери Вердана. Лорд усмехнулся иронии — нечасто Повесе приходится провожать до спальни мужчин.

— Игроки могут контактировать с Фишками только на их уровне развития, так ведь?

— Верно.

— А если игрок примет на себя образ Фишки… несколько… более высокого уровня?

Пытаясь понять, что имеет в виду соперник, Лорд перебирал в уме Запреты. Фишка более высокого уровня — что он имеет в виду, интересно знать. Облаченная большими полномочиями, имеющая широкие выгоды? И тут Лорда осенило — как же глуп был Повеса! Или — тут же одернул себя Вердан — старался казаться таковым.

— Мой друг, если вы имеете в виду особые способности — не выходящие за пределы человеческого понимания — на это Запрета нет. Но, позвольте вас предупредить: эта тактика, проверенная уже в нескольких Играх, не давала никакого результата.

Скульд терпеливо выслушал старика. У него был еще один вопрос, связанный с первым. Опасно было его задавать — вдруг Лорд догадается, к чему вели все исследования Скульда в прошлых Играх?.. Сейчас он, Повеса, ступал по лезвию бритвы, и надеялся пройти путь до конца.

— Еще один вопрос, Лорд. В каком объеме можно раскрывать информацию, касающуюся Игры?

Вердан внимательно изучил подоплеку вопроса — ничего особенного. Странно только, что Повеса решил поговорить с ним об этом.

— В том, который можно получить из любых человеческих источников.

— благодарю, — Повеса с жаром пожал рук соперника и удалился, даже не пытаясь прятать уверенную и самодовольную улыбку.

…- Тактика Пророка? — прошептала Лахе, поглаживая шерстку крысы — одной из своих верных слуг, наводняющих Лабиринт. — Я разочарована, Повеса.

БЭТ

«Вошла к Творцу буква бэт и сказала: „Создатель мира, хорошо мною сотворить мир, потому что мною Благословляют Тебя и высшие и низшие. Ведь бэт — это Браха — благословление“. Ответил ей Творец: „Конечно, тобою Я создам мир, и ты будешь началом мира!“»

За завтраком все были бодры и сосредоточены. Аромат озона в воздухе — будто после грозы. Хотя на самом деле грозе только предстояло придти, боги готовились катать медные бочки грома на небесах и метать золотые молнии…

А Игроки готовились бросать кубики. Руки в нервном предвкушении сжимали эти талисманы — в кармане ли, в надушенном узорчатом мешочке, завернутые в черный шёлк.

Колокол ударил десять раз. Вердан выпрямился и отложил вилку, мучительно медленно промокнул уголки губ салфеткой. Лахе замерла, задержала дыхание. Тысячи мелких иголочек покалывали её тело, когда же, когда же начнется Большая Игра?

— Пора, — наконец-то произнес тот, кто носил облик старшего.

Скрипнули стулья, шаркнула чья-то подошва. Платья девушек невесомо вздохнули, обвиваясь вокруг щиколоток. Они разбились привычными парами — Лахе и Скульд, Атропос и Клот — пошли следом за Лордом. Этот коридор, на первый взгляд не отличавшийся от остальных, вел к самому сердцу лабиринта — к Игровому Полю. Факелы трепетали от напряженной ауры Игроков. Когда Плут, заглядевшись на резьбу на потолке, запутался в собственных ногах и едва не упал, Атропос сначала вздрогнула, потом рассмеялась. Клоту, как всегда, удалось разрядить обстановку.

— Шут гороховый, — пробормотал Скульд, ткнул соперника кулаком в спину. Не меньше чем другим — а, пожалуй, что и больше — Скульду хотелось начать Игру. С новой тактикой, выработанной за долгие сто сорок четыре года, он просто не мог проиграть! Как же трудно было сдерживаться сейчас, когда Игроки наконец-то достигли Поля и расположились по кругу, заняли свои места у стола. Чуть дрожащей рукой Повеса погладил глянцевитое Поле — мешанину клеток и линий — тряхнул головой, откидывая назад растрепавшиеся волосы.

Атропос, внимательно следившая за ним, одна заметила жадный уверенный блеск в глазах. Черноволосой красавице ой как не нравилось поведение Повесы. Конечно, она вынуждена была делать скидку на застарелую (но от того не менее яростную) ненависть к Скульду, но он _действительно_ вел себя подозрительно! Она заставила себя отвести взгляд от Скульда и сосредоточиться на собственной тактике. Насколько она помнила, Клот однажды пытался пойти подобным путем, но ему просто не хватило терпения. Или фантазии. Атропос тогда еще показалась интересной примененная стратегия, и она разрабатывала её несколько столетий, пока не довела до совершенства. В этот раз женщина достигнет своей цели.

— Приветствую вас, Скульд, Клот, Лахе, Атропос, — Вердан начал круг, называя имена Игроков по принятой традиции старшинства. Хотя загадкой оставалось даже для Лорда, как — и кто — определял степень важности бессмертных существ.

Как бы то ни было… Скульд с ленцой подхватил цепь приветствий, передал дальше. Круг снова замкнулся на Вердане. Три удара сердца — Игроки прикрыли глаза, проверяя линии Силы, пронизавшие Лабиринт. И — ударил гром, сотряслись стены Лабиринта, на миг испуганно прижались к свечам и факелам языки пламени, только чтобы вспыхнуть затем еще ярче.

Большая Игра началась.

Клот, низко наклонившись, разглядывал Поле. Случай в этот раз постарался — на первый взгляд сложно было что-то распознать в извивах разноцветных путей. Взгляд Игрока зацепился за простую белую клетку в центре Поля — с надписью «Финиш». Одна из этих запутанных линий должна была привести к Финишу — и Клот не сомневался, что он поймет, какая, раньше своих соперников. Или нет. По правде говоря, Плута не слишком интересовала победа в Игре… и он несколько раз открыто заявлял об этом своим соперникам. Кто же ему поверит? Сами они, одержимые победой, не могли оценить полностью вкус самого соревнования, курса Игры, этих интриг, поисков, цепи успехов и неизбежных разочарований. А Плут мог.

Впрочем, как признал юноша, если он вдруг победит, он не расстроится.

Юноша засунул руки в карманы и подошел к маленькому столику из слоновой кости, месту выбора Фишек. Над столом вращался мутноватый шар из розового хрусталя. По мановению руки Вердана внутри засияло подобие Мира и начало расти. Скульд больше всего любил этот момент: какое-то детское восхищение охватывало его при этом зрелище — будто мир был создан заново, будто только что прозвучало Слово единого Творца, Мастера, Бога… столько имен для обозначения человеческого невежества.

Однако пришло время выбора. Первыми, по всё той же традиции, свой шаг делали девушки. Тонкий палец Атропос с черным длинным ногтем («Правильнее сказать — звериным когтем!» — с отвращением подумал Скульд) коснулся большого материка, протянувшегося с востока на запад. Материк увеличился в размерах, заполнил собой шар, чтобы Игрок смог уточнить местоположение. Девушка даже не играла в сомнения — с уверенностью вела к столице выбранного государства. Москва, суетливый город с масонскими звездами в самом сердце. Напыщенное здание ЦУМа — и вот у его входа материализуется подобие Атропос. Всё та же мрачная, роковая красота, но вместо шикарного платья — джинсы и легкая курточка. В руках копии — пачка цветастых листовок. Без единого слова Атропос отошла от шара, уступая место Лахе.

Клот одобрительно кивнул, стоя за спиной Атропос. Она была восхитительно умна, эта девушка с волосами цвета вороньего крыла. На выбор России мог отважится только очень уверенный Игрок, но она сулила такое разнообразие случайностей, что другим странам и не снилось.

Лахе была предсказуема — как и всегда. Повеса и Плут обменялись ухмылками: очередное благополучное тихое государство, не сотрясаемое внутренними смутами. Швейцария.

— Пастушка, — протянул Клот. — Сыры и молоко от Лахе.

— Уймись, — Вердан осадил языкастого юношу. Ему совсем не нравилось, когда Плут выбирал своей целью Лахе, защитой которой была только её полудетская улыбка. — Твоя очередь.

Клот крутанул земной шар, закрыл глаза и ткнул обгрызенным ногтем куда-то в середину. Задержался, надеясь, что не попал в океан, как в одну из прошлых Игр — он тогда потратил уму времени только на то, чтобы заполучить Фишку. В этот раз Плуту повезло — он угодил на юг США, центр Нового Орлеана. На миг юношу отвлекло напряженное движение, уловимое только уголком глаза. Но, когда он обернулся, Скульд снова был воплощением франтоватой скуки.

— Быть по сему, — Клот швырнул листовки прямо на улицы.

Засияла кромка Поля — Игроки, как один, обернулись туда. На клетке «Старт» появилась первая фишка. Простой пластмассовый конус с шариком на вершине, темно-синего цвета. Атропос замерла на долю секунды, потом направилась к своему месту. Кто же, кто по велению Случая стал её фишкой?.. Женщина села в кресло, двумя глубокими вдохами ввела себя в медитативное состояние, чтобы увидеть наконец-то свою Фишку. Клот с трудом отвел от неё глаза. Скоро он тоже займет своё место у Поля.

Елена, держа за руку дочку, вышла из ЦУМа. Спохватилась, только сделав несколько шагов по направлению к Мавзолею.

— Где Саша?

— У двери застрял, — одиннадцатилетняя девочка сморщила нос. Её брат-близнец вечно отставал, застывая с открытым ртом у каких-нибудь простых и глупых вещей. Сейчас его заинтересовали двери с фотоэлементом — и он сосредоточенно изучал принцип их работы, то отступая на шаг, то подходя ближе.

Мама без лишних слов взяла сына за руку и повела на улицу, где их послушно ждала Катя.

— Не желаете ли поучаствовать в лотерее? — заученная улыбка сопровождала эти слова. Елена отмахнулась бы, как всегда, но что-то привлекло её в девушке. Студентка, наверное, зарабатывает как может. Раздавать листовки на улицах — несладкая работа, особенно при такой мерзкой погоде, как сейчас. Женщине на ум при шла её молодость, когда она тоже хваталась за любую возможность заработать, не бросая при этом учебу на медицинском факультете. Поэтому она поблагодарила девушку и рассеянно вытянула одну разноцветную листовку из пачки.

Она не видела, направляясь к Мавзолею, что черноволосая «студентка», выполнив предназначение, развеялась легкой туманной дымкой. Саша видел. Он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на волшебные двери, но увидел что-то еще боле чудесное.

— Мама! — закричал мальчик, вертя головой с риском свернуть шею. — Она исчезла!

— Под ноги смотри, — прикрикнула Елена, не в настроении выслушивать сейчас выдумки сына. Смятый лотерейный билет «Большая Игра» полетел в первую же мусорку, но было поздно — Фишка уже стояла на Поле.

Клоту пришлось терпеливо ждать — на валяющиеся под ногами листовки никто не обращал внимания. Вот уже и алая фишка Лахе стояла на старте, и коричневая — Вердана. Остались только они со Скульдом. Белобрысый щеголь подождал, пока сухощавое лицо аристократа расслабится в медитативном состоянии.

— Я тоже выбираю США. ты не против?

Клот только пожал плечами.

— Спасибо.

— Кушай, не обляпайся, — хмыкнул юноша и облокотился рукам на стол. — Так даже интереснее.

— Возможно, возможно, — пробормотал Скульд, выбирая намеченную точку. Маленький курортный городок у Мексиканского залива — с дюжиной казино и отелей. Сонная дружелюбная атмосфера — то, что нужно для воплощения его плана в жизнь. Оставалось только молить Случай, чтобы Фишка попалась подходящая. И буквально через секунду, после того, как Скульд выпрямился, Поле засияло — дважды. Юноши переглянулись, принужденно улыбнулись друг другу и сели в кресла. Скульд бросил взгляд на Фишки — его зеленая, желтая — Клота. Пора и познакомиться.

Девушка в зеленой майке с тоской смотрела на пылающее белое солнце. В магазине работал кондиционер, так что она даже чуть-чуть замерзла, но никакого желания выходить на улицу не было. Пока дождешься автобуса, сваришься вкрутую. Она вздохнула и продолжила рассматривать стенд с объявлениями. Первым делом её взгляд зацепился за цветные листовки — «Лотерея „Большая игра“».

— Странно, — пробормотала Аска. Две секунды назад их не было на стенде. Она протянула руку, взяла одну бумажку, — Еще страньше…

На одной стороне было только название лотереи, другая же была девственно чиста. Ни номера телефона, ни условия розыгрыша. Девушка пожала плечами и забыла об этом, увидев в окно подъезжающий автобус. Если опоздает, придется ждать еще сорок пять минут…

Скульд вынырнул из транса, борясь с искушением улыбнуться во все тридцать три идеально белых зуба. Как будто Случай сам подыгрывает ему — всё складывается слишком хорошо. Надо ловить удачу за хвост, раз она так подставляется. Он поймал настороженный взгляд Вердана.

— Надеешься выиграть, — проскрипел старик. — Помни, ты можешь получить не то, что ожидаешь.

— Запомню и учту, — проговорил Скульд, легко поднимаясь из кресла. Пора рассмотреть Поле — и те линии, что лежат перед его Фишкой. Лахе и Клот всё еще оставались в трансе, надо было их дождаться. Это время Скульд собирался использовать на полную.

К тому времени, когда все Игроки вернулись в реальность Лабиринта, Повеса уже успел наметить первый возможный ход — даже если ему выпадет два очка, он сможет приступить к выполнению своего плана.

— Выясняем очередность, — провозгласил Вердан, сжав в ладони кубики. Дробно застучали каменные талисманы — сердолик, красная яшма, малахит, агат и кварц. Лахе захлопала ладоши — на её кварцевых кубиках десять очков, больше всех.

— Удачи, — улыбнулся ей Повеса, подбирая холодные сердоликовые символы. У него был повод для улыбки, потому что он был последним, пятым — с двумя очками. Положительно, Случай будто сам хочет, чтобы Повеса выиграл. Посмотреть, как будут ходить остальные — разгадать их пути. В этом был секрет выигрыша… один из.

Лахе задержала дыхание и бросила кубики — первый раз за эту Игру. Тот, кто ходит первым, часто вынужден действовать, повинуясь интуиции. Она еще не успела рассмотреть толком Поле, не знала, куда следует пойти, чтобы повести Фишку назначенным путем. Свою тактику Лахе оттачивала в течение нескольких Игр, не желая метаться от одного к другому, как остальные. Неудача? Что ж, она учтет свой провал, слегка подкорректирует стратегию. В то же время такое поведение защищало Лахе от слишком пристального внимания соперников. Как же, от «пастушки» многого ждать не приходится.

— Четыре очка, — огласил Скульд. Повеса стоял, скрестив руки на груди. В поисках поддержки Лахе обернулась к нему: они никогда не были противниками в жизни. Старались даже Фишки выбирать на различных континентах, чтобы не противостоять друг другу открыто.

Скульд рассеянно потрепал девушку по плечу. Он был дружелюбно настроен по отношению к ней — как и ко всем. Кроме змеи-Атропос. Жаль, жаль, что их Фишки так далеко друг от друга… Но это дело подождет. Повеса обратил своё внимание на поле: Лахе раздумывала над ходом. От Старта вели десятки переплетающихся линий, с ответвлениями и перекрестками, с ловушками, некоторые из которых невозможно было предвидеть. И каждую ночь Случай — или Лабиринт — слегка менял рисунок Поля, доставляя неприятности Игрокам. С другой стороны, это учило их мыслить шире, всегда оставлять возможности для отступления или выбора другой дороги для Фишки.

Мягкая розовая ладонь Лахе приподняла конус, нерешительно отсчитала четыре клетки вдоль границы Поля.

— Раз, два… — задержалась, ожидая подвоха от клетки. — Три, четыре.

Игроки выдохнули — ничего. Четыре простых шага — четыре дня без вмешательства Случая, чтобы Игрок мог направить свою Фишку по нужному пути, используя медитативное состояние и свои копии. Входить в транс можно было не только в сердце Лабиринта, но и в любом другом месте, но вот срок воздействия невозможно было увеличить никакими трюками.

Агатовые кубики Атропос, выдержанные в том же мрачном стиле, что и их носительница, дробно стукнули по поверхности Поля.

— Два очка. Меньшее из возможного, — с едва скрываемой мстительностью прокомментировал Скульд. Как он жаждал увидеть смятение, тень злости на высокомерном лице противницы! Но она не доставила ему такого удовольствия, сдержала рвущееся сквозь зубы проклятье. Ну и куда пойти, скажите на милость? Она прикрыла на секунду глаза, размышляя. На этот раз она явно не в числе фаворитов Случая. Значит, придется быть очень аккуратной и не торопить события.

Темно-синяя фишка Атропос встала на выбранную клетку, и уж тут Скульд смог насладиться — девушка зло стукнула ладонью по столу, сжала губы. Белая клетка под Фишкой выпустила темно-серые щупальца, оплела фигурку. «Болезнь — пропуск хода» — появилась надпись.

Несмотря ни на что, в душе женщина ликовала и благодарила всех богов: именно то, что нужно, и в самом начале Игры! Не предлагая никакого объяснения, она вихрем вылетела из комнаты, задев Клота водопадом волос, переливающихся, как чешуя черного дракона.

Плут, когда пришла его очередь, недолго колебался. Желтая Фишка нахально встала на клетке пересечения путей Клота и Скульда.

— Там глаз, — спокойно пояснил Игрок, уходя вслед за Атропос. Надо подготовиться к визиту. Быть может, ром?..

Скульд и Вердан склонились над полем, разглядывая сложившуюся ситуацию: один Игрок пропустил ход, другой пока держится в стороне. Плут пошел весьма недальновидно — или наоборот, его хитрость была слишком изощренной, чтобы мужчины могли её разгадать?

Скульд потер подбородок. Зеленая Фишка могла пойти любым путем, который выберет её Игрок… но Скульду тоже нужен был глаз. Этот знак на клетке — право Игрока показаться Фишке во плоти — не пользовался большой любовью, и был полезен лишь при некоторых тактиках. Не самых действенных. Но, если Фишка Скульда станет на одну клетку с желтой фигурой, то их воплощения — люди — встретятся в реальности.

Повеса не мог решить, стоит ли рисковать так в самом начале. И всё же…

— Глаз, — проговорил Вердан, не отрываясь от Поля.

Меньше всего он уделял места мыслям о союзе между Скульдом и Клотом. Слишком разными путями обычно шли эти Игроки. Однако, взглянув на плохо спрятанное замешательство Повесы, мужчина убедился, что сговором здесь и не пахло. И хорошо.

Атропос долгое время провела на террасе, решив перенести время транса на ночь. Темное время суток всегда несло какое-то странное очарование для девушки. О чем это говорил Лорд сегодня за Игрой? О том, что выигрыш может оказаться не таким, как они ожидают. Вердан знал многое, быть может, и насчет финиша он имел какие-то сведения.

— Но откуда, великая Тихе, откуда? — воскликнула Атропос, сжимая кулаки. — Знать о том, что ждет победившего, может только он сам…

Когда первозданно-чистая Луна вскарабкалась на высшую точку небосвода, девушка скользнула в свою комнату. Когда уходила, краем глаза заметила зажегшийся свет в комнате Лахе, но не обратила на это внимания.

Белокурой девушке снова снились кошмары. Она вынырнула из их цепких объятий и лежала какое-то время, свернувшись в клубок, дрожа, как испуганный лесной зверек. Опять, опять — подушка, мокрая от холодного пота. Демонические морды скалились из темных углов, а самое страшное — она даже не могла включить свет. Чтобы сделать это, надо было пройти несколько шагов по мягкому ковру… Но, если Лахе опустит ноги, их схватит цепкая лапа кого-то, кто ждет под кроватью.

Девушка тихонько заскулила от страха, не в силах пошевелиться. Потом зажмурила глаза, соскочила на пол, рывком достигла стены и включила свет. Насмехающиеся лица пропали, но страх не отпускал. Девушка накинула халат и вышла в коридор, стараясь успокоить нервно бьющееся сердце. Страх темноты — так глупо для бессмертного Игрока.

Пока она собиралась с силами, стоя перед дверью, хозяин комнаты подошел сзади.

— Что-то случилось? — Скульд приподнял одну бровь, хотя зрелище Лахе у его двери ночью не было таким уж необычным.

— Где ты был? — вопросам на вопрос ответила девушка, не отойдя еще от пережитого.

— У Плута, — Скульд открыл дверь, приглашая её внутрь. — Мне ложиться на диване или с тобой?

Вопрос был риторическим — и он лег на кровать рядом с девушкой, обнял её и поцеловал в лоб, сразу проваливаясь в глубокий транс, так похожий на сон. Лахе поуютнее устроилась, чувствуя себя защищенной в кольце мужских рук, и спокойно уснула. Напоследок, однако, она успела подумать, что союз между Плутом и Повесой надо будет расстроить как можно скорее… иначе у её Фишки не будет не малейшего шанса.

ДАЛЕТ и ГИМЭЛЬ

«Предстали перед Творцом буквы далет и гимель. Но сразу же ответил им Творец: „Достаточно, что вы обе вместе, чтобы пока не исчезли бедные с земли, было кому „лиГмоль хэсэд“ — делать им милосердие. Далет называется же от слова „далут“ — нищий, а гимэль — „гомэлет хасадим“ — делает ему милосердие. Поэтому не можете вы расстаться, и достаточно вам помогать друг другу“».

Руки заняты привычной работой, мысли витают где-то в высоких сферах. Восемь часов наедине с собой!

— Это слишком, — вслух сказала Аска.

Взбивая подушку, девушка посмотрела на часы на тумбочке у кровати — до окончания рабочего дня еще пятнадцать минут. Как раз хватит, чтобы закончить уборку в комнате, расписаться, сдать ключи… и пойти на обед.

Девушка бросила последний взгляд на гостиничный номер, закрыла дверь и покатила тележку к каморке, где в конце дня собирались все горничные. Поясница болела немилосердно, руки отвратительно пахли резиной — конечно, после целого дня в перчатках! Да если бы кто-нибудь год назад сказал Аске, что она будет работать горничной в отеле где-то в США, она бы, не стесняясь в выражениях, послала нахала куда подальше. А вот же…

Девушка расстегнула белый передник, с удовольствием потянулась. Рядом трещали по-испански её смуглокожие коллеги.

«Ненавижу испанский. Вдруг они меня сейчас обсуждают?»

В очередной раз Аска задалась вопросом, почему все выходцы из центральной и южной Америки такие низкорослые. По сравнению с высокой северянкой они и вовсе казались пигмеями.

Наконец приехал служебный лифт, и Аска, бормоча извинения, протиснулась к Хельге, которая устало махнула подруге рукой.

— Как сегодня? — родной норвежский язык музыкой звучал в ушах девушек. Пусть даже остальным он кажется грубым.

— Как всегда, — Хельга закатила глаза. — Устала — жуть. Хорошо, что завтра выходной.

Аска покивала, поправила волосы и недовольно поморщилась. По такой жаре каждый день приходится мыть волосы, да и вообще — она ужасно скучала по прохладе, которой на юге США нельзя было дождаться даже ранним утром.

Внизу они встретили третью подругу — Мару. Втроём студентки-лингвистки решили побывать летом в Америке, набраться практики языка… Ох, каким убедительным был агент компании! А вот теперь — работают горничными, вокруг слышат один испанский, какая уж тут практика? В общем, у девушек было много повод для жалоб на жизнь — адская усталость, низкая зарплата, квартира с огромными шипящими тараканами — но в перспективе двух выходных все неприятности затягивались дымкой, казались не такими уж и катастрофическими.

— Что сегодня будем делать? — спросила Хельга, когда они стояли на переходе, ожидая зеленого — то есть белого — света.

— Мэтт обещал приехать, — Мара задумчиво поцокала языком. — Значит, у нас будет машина. Аска, а Джеф не объявлялся?

Девушка скривилась и покачала головой.

— Не спрашивай.

Тридцатилетний американец — балбес и разгильдяй — опять пропал из поля зрения. Ни звонка, ни смс-ки — нет его, и всё тут. Сначала Аска волновалась, потом паниковала… потом перестала. Осталось легкое раздражение — скорее на себя, чем на Джефа.

— Минутку внимания! — Мара подняла руку, читая смс-ку. — Мэтт пишет, что Джеф объявился…

— Что?! — Аска, хоть и убеждала себя, что ей всё равно, не сдержала восклицания.

— Он был в тюрьме, — начала Мара и расхохоталась, давясь словами, — за угон… за угон собственной машины!

Выяснилось, что машина Джефа была на штрафстоянке, и это герой решил её угнать… И теперь куковал за решеткой.

— Да ну его к черту, — разозлилась Аска. — Мара, попроси Мэтта отвезти нас в Новый Орлеан. Хочу напиться и целоваться!

— Поддерживаю, — улыбчивое лицо Хельги возникло между подругами. — Только так и лечится депрессия.

Серый полумрак комнаты прорезал противный звук будильника. Простонав ругательство, Адам попытался нащупать телефон под подушкой, но его там не оказалось. Совершив немыслимое насилие над собой, парень скатился с кровати и встал на четвереньки. Переждал приступ дурноты и пополз в направлении звука.

— Вот и ты, гад.

Будильник замолк, и Адам сел на ковер, пытаясь сориентироваться в окружающей действительности. Он был у себя в маленькой квартирке, неподалеку от улицы Бурбон — и оттого ужасно дорогой. Но он мог себе это позволить — по крайней мере, до тех пор, пока отец терпел все его выходки. Студент Гарварда и разгулялся летом: после целого года вынужденного примерного поведения (после того, как его восстановили в университете) когда он усердно строил из себя этакого «пай-мальчика»… Отец был доволен и даже объявил блудному сыну о возвращении своей отцовской любви — и подтвердил это чеком на солидную сумму денег.

Интересно, и чего отец ждал, а? Что Адам проведет лето в какой-нибудь библиотеке, закопавшись в надоевшие книги? Черта-с-два. Юный англичанин предпочел Америку, точнее — Новый Орлеан, родину джаза и магии вуду. И не ошибся.

Впрочем, к середине лета почти ежедневные гулянки с неумеренным потреблением спиртного начали утомлять, и парень уже подумывал о том, чтобы сменить место жительства — и это стало поводом для очередного весьма буйного празднества.

Результаты на лицо — и на лице. Синяки под глазами, всклокоченная шевелюра и стойкий аромат перегара.

— Больше не пью, — в очередной раз пообещал себе парень.

Если бы каждый раз за подобное обещание он получал фунт… или доллар… то был бы уже миллионером.

— Водички? — в двери показалась чья-то голова. Откуда она взялась, Адам бы ни за что в жизни не сообразил, но решил оставить все размышления на потом: его внимание привлек стакан с вожделенной прохладной жидкостью, возникший тоже ниоткуда.

— Спасибо, — с чувством прохрипел англичанин, потом сфокусировал взгляд на своем спасителе. Это был молодой парень, с рыжеватыми волосами. Он стоял, прислонившись к косяку и лукаво ухмылялся.

— Что, не можешь даже имя вспомнить?

Адам помотал головой, на что та сразу отозвалась ужасной болью.

— Клот, приятно познакомиться… еще раз.

Англичанин схватился за ладонь Клота, поднялся с пола и поковылял в ванную. Кто такой этот Клот и откуда он взялся, Адама совершенно не интересовало. Видно, один из собутыльников, которого он вчера пригласил переночевать в своей квартире. Привычная история.

Однако нынешний товарищ оказался, по крайней мере, полезным: притащил Адаму шипучие белые таблетки от похмелья, помог найти джинсы и рубашку. Засунув руку в карман, Адам побренчал мелочью и нащупал какой-то глянцевитый листочек. Проснулось слабое любопытство: какая неведомая красавица написала на нем номер телефона? Студент развернул листок, перевернул его и озадаченно хмыкнул. «Лотерея „Большая Игра“» — было написано там, и больше — ничего.

— Что за ерунда?

— Покажи.

Назвавшийся Клотом потянул листок, повертел его в руках и смял снова.

— Ты его вчера где-то на улице подобрал. Забудь.

Адам рассеянно кивнул, подошел к окну и поднял жалюзи. На секунду глаза заболели от сияющего солнечного дня. Шумный, яркий, с узкими улицами и невысокими домами, французский квартал приветствовал своего обитателя и намекал, что пора бы очнуться от спячки. Но голова всё еще болела, поэтому студент поморщился и отвернулся. Из кухни донеслось потрескивание масла на сковородке и аппетитный аромат, которому невозможно было сопротивляться.

— Ты мой ангел-хранитель, — пробубнил юноша с набитым ртом. Сделал над собой гигантское усилие и проглотил яичницу.

— А, ладно тебе, — отмахнулся Клот. — Ты ж пустил меня переночевать, вот я и плачу по долгам. Какие планы на сегодня?

— Никаких, — честно признался Адам.

— Опять гулять по Бурбону?

Выразительно Адам провел ребром ладони по горлу, показывая, как осточертело ему такое времяпрепровождение. Клот понимающе ухмыльнулся и задумался, положив подбородок на переплетенные пальцы. Адам заметил, что ногти у парня обгрызены чуть ли не под корень и поморщился: как вульгарно. Но собеседник, казалось, не заметил этой гримасы.

— Черт, ты вроде ж обещал показать мне ночной Орлеан.

— А… а разве вчера я не показал? — осторожно поинтересовался студент, в упор не помня такого обещания. Он вообще мало что помнил из вчерашней ночи — ну, да это было привычным злом.

— Куда там. Ты после второго «Урагана» вырубился. Слабак.

Что? Его называет слабаком какой-то плебей с обкусанными ногтями? Теперь, даже если бы Клот передумал идти вечером на экскурсию по Французскому кварталу, Адам потащил бы его силой и заставил померяться искусством выпивки.

Если днем Французский Квартал был прибежищем музыки — в том числе и исконного джаза, целых выводков семей с детьми и романтично настроенных влюбленных, то с наступлением темноты он надевал маску… Или наоборот, сбрасывал ненужные покровы. На улице Бурбон открывались витрины доселе незаметных «веселых» клубов, стрип-баров и просто борделей. Зазывалы, бывшие одновременно и вышибалами, стояли на улицах, выкрикивая приглашения в клубы и бары. И кругом — огни, огни, огни, превращающие ночь в бриллиантовый сумасшедший полдень. Гремела музыка из каждой распахнутой двери, и человеческие потоки текли по улице, превращаясь где-то в мелеющий ручеек, а где-то в запруду.

Аска с подругами засела в баре «Krazy Korner», облюбованный, в частности, из-за того, что при входе не спрашивали возраст. Так как девушки еще не достигли вожделенной границы в двадцать один год, во многие другие места дорога им была заказана. По крайней мере, до часу ночи. После этого усталые зазывалы-вышибали только отмахивались, даже если им вдруг и предлагали посмотреть документы. Но до этого времени надо было потерпеть.

Мэтт и Мара уединились где-то на заднем плане, вовсю наслаждаясь темнотой бара. Аска в очередной раз бросила раздраженный взгляд на экран телефона и в ярости застучала им по столику.

— Не ответил? — прокричала ей на ухо Хлоя, стараясь заглушить музыку.

— Нет! Сволочь!

— Всё они такие! — успокаивающе проорала подруга.

Аска только закатила глаза. Фраза «все они такие» грозила стать любимой фразой лета. За полтора месяца не прошло и трех дней, чтобы кто-нибудь из девушек не озвучил эту мудрость, досадуя на неверность, нечуткость, холодность, эгоизм… или просто тупость очередного кавалера. Но Джеф… Тридцать лет, за душой — ни ломаного цента, ни собственного жилья, ни образования. И на что он ей сдался, спрашивается? Вот теперь еще и в тюрьму сел.

Девушка вздохнула и убрала телефон в сумочку. Нечего раскисать! Пора заняться лечением депрессии по рецепту Хельги. Одни бравым движением Аска опрокинула в себя остатки дайкири и поманила Хельгу. Пусть Мара с Мэттом наедине милуются, а им, как девушкам свободным, можно отправляться на поиски приключений….

Они не торопясь шли по улице, рассыпая во все стороны улыбки, периодически проверяя бдительность охраны в некоторых клубах. Аска рассеянно блуждала взглядом по прохожим, и вдруг её зацепил один парень. Ну, в этом ничего не было странного: где-то на грани сознания девушка скорее удивилась, почему остальные женщины не падают и не укладываются штабелями перед этим парнем. Одетый с иголочки, молодой франт как раз этот момент выбрал, чтобы небрежным движением откинуть назад светлые кудри. Стрелы Амура ринулись во все стороны, безошибочно находя свои цели — беззащитные девичьи сердца.

Аска — к счастью или наоборот — не стала исключением. Когда красавчик прошел мимо, она не удержалась и оглянулась. Тут, как в песне — он оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она… Он тоже обернулся. Девушка едва перевела дыхание, когда поняла, что блондин поманил рукой именно её. Словно лунатик, пытаясь не краснеть, она подошла к парню. Он стоял у стены, чуть наклонив голову вперед, так что пряди закрывали блестящие глаза. Какого цвета — северянка не разглядела.

— Как тебя зовут?

Аска почувствовала себя беспомощной мухой, тонущей в сладком ликере его голоса, но смогла-таки пробормотать своё имя.

— А меня — Скульд. Я очарован…

Не опуская глаз, Скульд поцеловал ладонь Аски, вызывая у той дрожь в коленках. Повеса знал своё дело… и небольшая порция магии в таком деликатном «деле» не была лишней.

— Но я не могу оставаться с тобой надолго, Аска. Мне надо бежать… Позвони мне.

Аска кивнула, когда неизвестного торопыги и след простыл. Она тряхнула головой, избавляясь от наваждения.

«Да что со мной было-то? Как собачка: поманил, и побежала. Фу!»

Несмотря ни на что, листок с номером телефона девушка убрала в сумочку. Пригодится.

Адам и Клот коротали время за барной стойкой: рыжеволосый парень изо всех сил клеил официантку, Адам зевал. Всё, как обычно: и, пока не напьешься, однообразие угнетает. Студент же решил на одну ночь хотя бы сдержать своё обещание не употреблять ничего алкогольного. Оставалось только одно из доступных развлечений, девушки то есть.

Блондинка или брюнетка? Может, рыженькую подцепить? Англичанина вырвал в реальность пьяный женский смех. Какая-то девчонка, едва не падая с высоких каблуков, вешала ему на шею связку пластиковых бус — тех самых, что девушкам швыряют с балконов, если они покажут грудь всему белому свету. Машинально оценив количество бус, парень посмотрел на грудь девушки — ни размерами, ни формой та не впечатляла.

Нет уж, если развлекаться, так по полной. Оставив её на попечение чуть более трезвых подруг, Адам протолкался к выходу из клуба. Мимо процокала конная полиция. Насвистывая, англичанин пошел вниз по Бурбону, рассчитывая, что Клот и сам найдет его, если захочет.

Прямо навстречу шли две высокие девушки, и Адам загляделся на одну. Та ответила заинтересованным взглядом, чуть замедлила шаг.

— Э… ты красивая, — бухнул Адам, уже подзабывший, как заводить знакомства с девушками на улице.

— Может, тогда подаришь мне за это парочку бус? — прищурилась незнакомка.

— А ты знаешь, что для этого надо сделать?

Вот у этой бюст был что надо: полупрозрачная кофточка красиво обтягивала округлую высокую грудь.

— Банально. Давай лучше я тебя поцелую?

— А давай, — согласился англичанин. Правильно, чего время на слова тратить…

Однако девушка имела ввиду именно то, что сказала. Проведя несколько весьма приятных минут в объятиях Адама, незнакомка стянула с его шеи ярко-синие бусы и примерила на себя.

— Спасибо. Ну, я пошла.

— Куда? — студент ухватил её за руку. Смелая девчонка, судя по акценту — явно не американка, — заинтересовала его. — Пойдем ко мне.

— Я… — Аска проглотила «не могу», вспомнив, что Джеф так и не ответил на сообщение. — Я не одна. С подругой.

— А я с другом.

На секунду ему пришло в голову, что Клоту, быть может, не понравится белокурая подруга незнакомки, но англичанин выкинул эту мысль как крамольную. Правильно сделал — потому что Клот оценил по достоинству смешливую Хельгу, и четверо молодых людей отправились к Адаму. Официантка была благополучно забыта.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Адам. Они пешком шли к квартире, Клот и Хельга сильно отстали. Незнакомка, задрав голову, пыталась что-то разглядеть на небе.

— Аска. А тебя?

— Адам. Чего ты улыбаешься? — набычился студент.

— Ты веришь в судьбу? В скандинавских сказаниях, первого мужчину звали Аска. Он был выточен из щепки ясеня… Понимаешь? — Аска вздохнула и попыталась объяснить, сожалея, что вообще открыла рот. — Ну, Адамом звали первого человека по христианской мифологии, Аск — первого мужчину в норвежской. Забавная параллель.

— Но ты-то женщина, — парня не интересовали замшелые мифы, и он поспешил перевести тему. — Значит, ты из Норвегии?

— Угу. А ты?

— Великобритания.

На этом разговор закончился, так как они достигли квартиры, а точнее — кровати.

Весь вечер у Елены болела голова. Ну, «болела» — это не то слово. Голова раскалывалась, не помогал даже испытанный анальгин.

— Померяй температуру, — посоветовал муж, оторвавшись от телевизора.

Женщина последовала его совету — вздохнула, увидев, как ртутный столбик ползет вверх, вверх… Тридцать восемь ровно.

— Что ж, посижу завтра дома.

— Врача будешь вызывать? — положительно, Игорь проявлял сегодня удивительную заботу о жене.

— Вот еще.

Хоть Елена и была стоматологом — довольно узкая специализация — но с каким-нибудь ОРЗ могла справиться и без чужой помощи.

Но на следующий день стало только хуже. Всё тело ломило, и женщина едва смогла доползти до телефона, чтобы вызвать участкового. Диагноз — грипп, — вовсе не порадовал.

Наглотавшись антибиотиков, Елена уснула, и ей снились странные сны: жужжит черное агатовое веретено, наматывает нить… потом нитка запутывается и рвется с резким звуком, как натянутая струна.

Первой проснулась Аска, хотя обычно предпочитала спать до полудня. Посмотрела с отвращением на темноволосую голову парня, который продолжал видеть безмятежные сны, передернулась. Потом девушка села на край кровати и сгорбилась.

— И что ж я дура такая? — с философским видом спросила она. Никто не ответил. Замотавшись в простыню, она прошлась по комнате, собирая элементы своей одежды. В соседней комнате почудилось шевеление.

— Хельга? — тихонько позвала девушка.

— Я за неё.

Клот, придерживая одной рукой расстегнутые джинсы, показался на пороге.

— Она спит еще?

— Или спит, или притворяется.

Аска кивнула, ожидая, что парень уйдет обратно, но у того, видимо, было туговато с приличиями. Стоял, облокотившись о косяк и рассматривал девушку нахальными светло-карими глазами.

— Уйди, пожалуйста, мне одеться надо. И разбуди Хельгу.

— Так вот как её зовут, — глубокомысленно заметил парень. — Будет сделано, генерал. Адама ты разбудишь?

Вообще-то Аска собиралась смотаться по-тихому, пока не проснулся ночной принц, но она задумалась о том, что им с Хельгой еще надо добираться домой, а Мэтт с Марой, возможно, уже уехали… Наверное, эти мысли очень ярко отразились на её лице, потому что Клот широко ухмыльнулся и предложил отвезти девушек на своей машине, не беспокоя гостеприимного хозяина. Это было такое предложение, от которого не отказываются.

ВАВ и ХЭЙ

«Вошла буква вав и сказала: „Хорошо мною создать мир, потому что я буква из твоего имени АВАЯ (юд — ХЭЙ — ВАВ — ХЭЙ)“. Ответил её Творец: „Вав! И тебе, и букве хэй должно быть достаточно того, что вы находитесь в Моем имени. И потому не сотворю Я мир вашими свойствами“».

Когда Скульд открыл глаза, Лахе уже не было рядом. Шелковые простыни приятно холодили кожу. Солнечные лучи пощекотали лицо юноши, и он поморщился. Этим утром Игрок только и искал повод, чтобы выпустить скопившееся раздражение.

Эта его Фишка… Сперва показалось: лучше и быть не может. В меру самостоятельная, любопытная и не избалованная мужским вниманием. К тому же — какая находка! — интересуется древними преданиями, на чем можно изящно сыграть.

И вот — пожалуйста. Прыгнула в постель к первому встречному. Это совсем не то, что хотелось бы увидеть Скульду… Но Фишки не бывают идеальными, так что придется смириться.

Но Клот!.. Скульд сгреб одной рукой подушку и швырнул изо всех сил об стену, представляя, что это была голова рыжего подлеца. Ведь вчера еще договорились, что не станут мешать друг другу — и что же?

…Клот ожидал соперника, уже разлив ром по бокалам, добавив колы и льда — как раз в той пропорции, которую так не любил Скульд.

— Испортил благородный напиток, — пробормотал Повеса, усаживаясь напротив хозяина комнаты с видом на норвежские фъёрды. Мало кто мог подумать, что комната самого развязного Игрока будет такой холодной и аккуратной. Мало кто мог представить, каков Плут на самом деле. И Повеса был одним из немногих, которым позволялось делать догадки. Единственным, кого Клот впускал в свою комнату.

— Зачем ты пошел на пересечение с моей Фишкой? — Повеса поболтал бокал, отставил его в сторону. Такую бурду он не станет пить, даже умирая от жажды в пустыне.

Клот пожал плечами.

— Я не уйду, пока ты не ответишь.

— Напугал! От общения с дамами ты становишься таким же истеричным, как и они, дружище, — увидев, что шутка не имела успеха, Плут примирительно поднял руки. — ладно, ладно. Считай, это — моя новая тактика.

— Вмешиваться в мою Игру?!

— Что-то ты слишком за неё волнуешься. Выдумал что-то многообещающее? Не волнуйся, выспрашивать не буду. Хочу тебе объяснить, Скульд, что я… ммм… не знаю, как играть.

Уж в это Скульд бы не смог поверить при всем желании: что же еще делали Игроки на протяжении ста сорока трех лет между Большими Играми, как не составляли новые стратегии? Тем не менее, ложь была уже запрещена — Игра началась.

— И что ты собираешься делать? — недовольно бросил Повеса. Чужие секреты — лишняя ответственность. А ему совсем не хотелось отвлекаться.

— Отдать вожжи в руки Фишке. Не веришь?

Скульд неуютно поежился. да какая ему разница-то.

— Не верю. Ведь направление движения выбираешь ты. У Фишки не может быть полной свободы воли — после того, как она вытащила лотерейный билет.

— Ты абсолютно прав. И именно поэтому — раз уж я не собираюсь (в это раз) расталкивать других локтями в гонке за победой… Предлагаю тебе свою помощь.

— Союз?

— Нет. Именно помощь — относительно бескорыстную. Соглашайся, это — Джек-пот.

Скульд прищелкнул пальцами, рассеянно материализовал бутылку «Божоле» 1956 года. Выплеснул ром из бокалов, налил себе и Клоту. Только потом, когда они в молчании отпили по глотку, повеса откинулся на спинку кресла и смерил противника взглядом сияющих зеленых глаз.

— Ты заставишь свою Фишку подыгрывать моей, не заботясь о собственном выигрыше. Уволь, но…

И замолчал. Клот улыбался, наслаждаясь ситуацией. Он загадал загадку другому Игроку — и смотрел, как тот ломает голову в поисках решения.

Скульд же спокойно просчитывал варианты, откидывая заранее невозможные. И получалось, что… Плут, словно рыба-прилипала, присоединится к Скульду. Их Фишки будут действовать вместе, сообща преодолевая опасности Игрового Поля. А затем, возможно, Скульд сделает неправильный ход — и тогда Клот выйдет на финишную прямую.

Риск слишком велик. Клот не может не понимать, что Скульд разгадает его тактику и попытается впихнуть его в первое попавшееся пекло. Прежде чем бросать туда свою Фишку.

— Неужели ты правда не стремишься к выигрышу? — раздраженно бросил тогда Скульд. Нервировало его именно то, что он не понимал мотивов соперника.

— Ну, типа того. Не тушуйся, как юная дева в объятьях гусара — соглашайся уже.

И снова Игроки замолчали. Клот… да, о чем же он тогда думал? О том, как приятно бывает просто плыть по течению. Его соперники помешались на выигрыше, на возможности строить жизнь согласно своим планам, заставлять её отплясывать, как цирковую собачонку. Плут же был не таков: он вряд ли мог представить себе что-нибудь, более чарующее, чем неизвестность, лежащая за новым поворотом. Как там поется? Пропасть или взлет… тарам-пам-пам. Возможность бессмертного и почти всемогущего Игрока — позволить себе бездействовать. Ведь он сумеет в последний момент спастись, даже если упадет в пропасть.

Вот какая была на самом деле Большая Игра. Для Клота.

Скульд всё же согласился. А почему бы и нет? Врагов ведь надо держать поближе к себе…

Но на следующий день он уже успел пожалеть об этом. Знакомство фишек — одно дело. Но какого черта впутался сам Клот?! Эта… Аска… должна была взирать на Повесу, как на живого бога. На единственного! А теперь — чушь какая-то — ему еще и придется соревноваться за внимание какой-то смертной девушки.

В другое время Повеса бы только облизнулся, предвкушая интересный поворот в Игре. Но сейчас — нет, ему нужна была прямая дорога. К финишу. А это значило, что соперников придется устранять…

Лахе огляделась и присела на корточки, приласкала крысеныша. Тот пищал от возбуждения, стремясь передать хозяйке новости, которые, несомненно, её порадуют.

Крысы. Они на многое способны, эти маленькие твари. Необычайно обостренное восприятие чувств людей. Стоило чуть отточить эту способность, и помощники Лахе стали способны — нет, не к телепатии, но к чему-то похожему. А главное, не запрещенному Правилами.

На белокурую девушку ушатом грязной воды вылилось то, что мучило Скульда. Многое было непонятно. Но главное она узнала — союза с Клотом не бывать! А больше её ничего и не интересовало. Сам по себе Повеса был не опасен: боялся замарать белоснежные холеные руки грязными тактиками. Поэтому и сходил с дистанции одним из первых.

Поэтому… поэтому Лахе и позволяла себе относится к нему с симпатией.

— Лахе, девочка моя? — сухой голос застал девушку врасплох. Она долю секунды оставалась на корточках, мучительно размышляя, что же делать дальше: как объяснить такую странную позу? А крысеныша в руках?

Ничего не придумав, она медленно поднялась и повернулась к Лорду, храня на лице бесстрастное выражение. Взгляд Вердана скользнул по крысе, как по незначительной детали. Но он не мог не заметить.

— Не желаете ли прогуляться перед обедом? — светским тоном предложил старейший Игрок. — Свежий воздух полезен для аппетита.

Это было приглашением к тайной дуэли или попыткой выручить Игрока, пропавшего в неудобное положение? Будь на месте Вердана любой другой соперник, Лахе с горькой усмешкой отринула бы второй вариант. Но от Вердана можно было ожидать всего, даже такого глупого и нерационального благородства. Этого требовал его образ, как-никак…

Атропос сидела перед зеркалом, бездумно проводя расческой по блестящим волосам. Начиналась Игра неплохо. Её по-прежнему беспокоило, что новая тактика подразумевала большое вмешательство Игрока — такое, что его могли заметить другие. И помешать, естественно. Особенно Повеса, просто из своего мерзкого характера и желание совать нос в чужие дела…

«Но с чего я это взяла?» — неожиданно задумалась Атропос. Она замерла и посмотрела в зеркало, нахмурившись. Морщинка пробежала по снежно-белому высокому лбу.

В самом деле… они со Скульдом так давно ненавидели друг друга, что уже забыли о причинах.

— Как давно? — строго спросила себя девушка. Мысли замелькали смутные, неясные. Они кричат друг на друга до хрипоты. Она готова бросится на него, но из-за слез всё мутное… Слезы? Неужели она, Ледяная Дева, позволила себе такую слабость перед лицом врага?

Или… когда они не были врагами. Когда? И почему стали? И что же с её памятью?..

Над этим стоило задуматься. Впервые Лабиринт показался Атропос не таким уж надежным местом. Впервые вера в собственное могущество поколебалась. Она нервно бросила расческу на туалетный столик. Если подумать… Они никогда не говорили о прошлом. Не только Атропос со Скульдом, но и остальные. Никогда не вспоминали о нём. Прошлые тактики, чужие стратегии, неизменные образы противников — это помнилось четко, как будто… как будто им это «вложили» в головы.

Атропос стала лихорадочно перебирать свои воспоминания о самих Игроках: они касались только этой Большой Игры! Как будто им только внушили, что они бессмертны и прожили уже тысячи лет, будто…

Она вздрогнула.

— Вот оно когда…

Первый червячок сомнения закрался еще вчера. Они с Лахе обсуждали тактику Вердана. Оказалось, что они абсолютно одинакового мнения о нем. Более того — они обладали абсолютно одинаковой информацией. Но так не бывает! Лубочные картинки, небрежные крошки памяти, брошенные с барского стола — вот и всё, что у неё было.

Она обхватила себя руками. Слишком многого она не знает. А стоит ли знать?.. И еще Вердан: «Выигрыш может быть не таким, как ты ожидаешь». Откуда, Вердан?..

Вердан задержал Лахе до самого обеда. Ни к чему не обязывающий разговор, звонкий смех девушки… Насколько она искренна, улыбаясь? Игрок мучительно пытался проникнуть в её мысли, узнать, насколько серьезно Лахе намерена победить.

Между Игроками невозможны были отношения, чуть более теплые чем «терпимость». Казалось бы. Возможно, дело было в том, что Лорд не мог воспринимать Лахе в качестве серьезной соперницы, но он часто ловил себя на желании уберечь эту девочку… Да Тихе с тобой, Вердан, этой девочке столько же лет, сколько и тебе! А коварства, пожалуй, и побольше будет.

И всё же… Нельзя дать ей выиграть. Ни в коем случае — нельзя.

Четверо собрались возле Поля. Нервничали. Ждали. Лорд дошел до того, что начал крутить драгоценную запонку с топазом.

— Лорд, а не предусмотрены ли наказания за опоздание?

— Нет.

— Жа-аль, — протянул Повеса. Он сидел в кресле, откинув голову назад, бездумно глядя в потолок. На сердце было прохладно, казалось, он даже слышал, как похрустывает корочка льда. Заморозить, убить всё волнение — Судьба любит хладнокровных.

— Sex bomb, sex bomb… You're my sex bomb! Оп-ля! — вошел — нет, втанцевал Плут.

Слух у него был не ахти какой, зато двигался рыжий лис превосходно. И Атропос отвернулась, чтобы скрыть улыбку — такой смешной он в образе мачо! Такой… нелепый.

— О чем задумалась, красотка? — рука Клота шутя обвилась вокруг талии Атропос, но через секунду он уже стоял в нескольких шагах от неё и раскланивался, стянув с головы черную шляпу.

— Прошу пра-ащения за моё нахальство…. Так, а чего это мы не начинаем? Чего расселся, Казанова, подъём!

— Дешевое позерство, — Повеса не позволил себе даже раздраженной гримасы. Это чувство тоже будет лишним.

Но когда это Плута волновало, что о нем думают остальные? Тем более этот белобрысый франт.

Итак, они заняли свои места. Очередность ходов сдвигалась на один шаг. То есть, первой ходить должна была Атропос. Но, так как она пропускала ход из-за болезни своей Фишки, поэтому кубики Клота, сделанные из красной яшмы, первыми легли на Поле.

— Двенадцать! — ахнула Лахе. — Не думала, что Судьба любит таких, как ты.

— Не любит. У нас с ней чисто деловые отношения.

Плут поглубже напялил на голову шляпу, так что она смялась посередине, засвистел. Сделал вид, что глубоко задумался. Ну, в это бы никто не поверил, даже если бы этот Игрок стал клясться Тихе, богиней Удачи.

— Пропадать, так с музыкой, — прокомментировал Клот, ставя свою Фишку на клетку с изображением карнавальной маски. Появилась надпись: «Праздник. Повышение настроения. Ухудшение самочувствия».

— Как бы не спился, — с притворной озабоченностью покачал головой Плут. — Ай-яй-яй.

Скульд про себя подумал, что это было бы неплохо: уж очень ему хотелось снова получить Аску в своё безраздельное пользование. Даром что Фишка была наивна, как лунная маргаритка. Жаль только, ей не доставало природного шарма. Впрочем, подумалось Скульду, с какой-нибудь доморощенной Королевой Красоты было бы в десятки раз сложнее.

Но в парикмахерскую Фишке сходить всё же не помешало бы…

— Шесть очков, — рассеянного огласил он, разглядывая пути, лежащие перед ним. Ведь только вчера он видел клетку, отвечающую, хоть и с натяжкой, его цели. Сегодня же она пропала. На этот случай у Повесы был припасен трюк, о котором он постыдился бы рассказать соперникам: нужно прищурить глаза и так повернуть голову, чтобы только в узкой полоске между верхним и нижним веком было видно игровое Поле. И тогда, какая клетка покажется покрытой рябью…

Так он поступил и в этот раз. Приподнял ярко-зеленый пластмассовый конус, будто в нерешительности покачал в руке и поставил на самую обычную белую клетку. Затаил дыхание — хотя Вердан уже потянулся бросить свои кубики — и не ошибся.

«Финансы поют романсы», — издевательски сообщил серенький мерзкий туман, обвивший Фишку. «Настроение сильно ухудшается».

— Ха-ха, — равнодушно сказал Атропос. Она пришла в залу, как того требовали Правила: Игра свершается только в присутствии всех Игроков. Она с самого начала внимательно наблюдала за Скульдом. Даже жадно. Протаскивала трал сквозь мутные воды памяти, надеясь выцепить там рыбку покрупнее. Почему он решила начать именно с Повесы? Больше шансов. Сильнее чувство, связывающее их — ненависть. Освежающая, резкая, как порыв морского ветра… с запахом дохлой рыбы. Но, странное дело, чем больше всматривалась девушка в своего противника, тем прозрачней становилась ненависть, будто истаивала от одной попытки понять другого.

А воспоминаний — ни на грош…

Повеса едва сдержал грязное ругательство, стремившееся сорваться с губ. Поле приготовило еще одну ловушку. Форменное предательство! Линии пришли в движение, переплетаясь, как клубок змей по весне — и клетка Скульда соединилась с той, на которой расположился подопечный Клота. Это означало, что им придется снова увидеться, меньше чем через шесть дней, и испытать прелести и праздника, и денежных проблем.

— Не отвертишься теперь, гаврик, — Клот похлопал Повесу по плечу, и тот едва не передернулся.

Кажется, госпожа Удача повернулась к зеленоглазому красавчику не самой своей изящной частью тела.

ЗАИН

«Вошла буква заин и сказала: „Творец мира, хорошо сотворить мною мир, потому что мною соблюдается шабат по сказанному Зхор — запомни день субботний, дабы соблюдать его“. Ответил ей Творец: „Не создам тобой мир, потому как есть в тебе сила войны, потому что делаются тобою сабли и мечи, называемые „кли Заин“ — вооружение. Услышав это, вышла от Него буква заин“».

Елена ухитрилась подхватить грипп. Мерзкий вирус мутировал в очередной раз: в этом году его разновидность обеспечивала заболевших сильнейшей слабостью, рвотой и головной болью. Коллеги с работы звонили ежедневно, только чтобы выслушать слабые уверения, что с их Леночкой-пеночкой всё хорошо. Уж очень не хватало её задорного смеха, её миловидного круглого лица. Обычно люди, преуспевшие в жизни, становятся объектом зависти, но Лена была настоящим солнышком: раздавала своё счастье щедро, не скупясь. Работящий и ласковый муж Игорь, детки-близнецы, любимая работа в стоматологической клинике. Пусть она не была красавицей, да и фигура «поплыла» после тридцати лет, но на врача заглядывался даже главврач их отделения. И — не поверите — но это тоже не вызывало зависти. Только смешки да незлобливые шутки за спиной главврача.

И здоровье у Елены всегда было крепким, а вот надо же — летом подхватить такую мерзкую болячку, да еще за неделю до запланированного отпуска, о котором они с Игорем мечтали целый год! Детей отправили к бабушке, как водится. Пить молоко на свежем воздухе, путать сорняки с морковкой, купаться в речке и разбивать коленки и носы. Всё как полагается.

Елена подошла к зеркало и придирчиво осмотрела совё отражение. Осунулась немного, но ничего страшного. Болезнь кажется, пошла на убыль: сегодня она даже смогла приготовить что-то повкуснее макарон с сосисками, которыми был вынужден питаться муж. Котлеты по-киевски — тоже не ахти какой деликатес, но Игорь обрадовался. Поцеловал жену, обнял за талию.

— Совсем исхудала, трубадурочка моя. Что, с ложечки тебя покормить?

Елена довольно засмеялась, хлопнула мужа по руке.

— Ешь давай. Я к врачу завтра пойду, пусть выписывает.

— Афлично, — Игорь с трудом прожевал котлету, проглотил под укоризненным взглядом жены («Не разговаривай с набитым ртом!»). — Отлично, говорю. Билеты на самолет менять не придется. Ленок, а ты уверена вообще, что тебе после гриппа можно лететь? Акклиматизация там…

Лена замахала руками: чтобы какой-то грипп помешал её полететь в Египет? Да ни за что!

— Я уже себя хорошо чувствую.

— А осложнения? — Игорь напомнил о том, о чем предупреждал доктор, вызванный на дом испуганными домашними, когда утром Лена не смогла подняться с постели.

— Тьфу-тьфу, — супруга суеверно постучала по дереву.

Аска так и не рискнула позвонить белокурому красавчику. Поразмышляв на досуге, она заключила, что это была, в лучшем случае, шутка. Чем она, серая мышка, в общем-то, могла привлечь такого блестящего незнакомца? И, чтобы не было соблазна наделать глупостей, она сожгла листочек с номером телефона. Зажмурившись, но изредка приподнимая веки, чтобы убедиться, что огонек зажигалки съедает чернильные цифры.

— Готов, — сказал и девушка. Всё-таки не удержалась от прощального вздоха.

Джеф объявился: приехал на целых два дня, так что Аска забила на работу. А сейчас опять запропал… Ну и черт с ним. «Все они такие», — хором утешили её подруги.

Аска обула тапочек и замела пепел под диван. Стоило бы взять веник и убрать как полагается, но лень. Устала, как распоследняя собака — а завтра ожидается еще больше работы в отеле. Суббота, много людей въезжают и выезжают, гуляют, пьют… Если с детьми — так вообще тихий ужас.

Утром Аска увидела на этаже процессию семьи корейцев, состоящую из трех взрослых и — о боги! — семерых детей! Она поежилась, представляя себе, какой Рагнарек обнаружится в номере, откуда они съедут. Дети обнаруживают часто непреодолимое желание творить: на листочках, на обоях, на ковре. Мечта горничной.

Девушка взяла в руки книгу, бездумно пролистала страницы. Нет, сегодня она вряд ли впихнет в себя хоть гран чужой мудрости. Надо пойти и лечь спать — и надеяться, что скоро это бестолковое лето закончится.

— Странные вещи творятся в Датском королевстве! — отметил Адам.

Для начала — куда-то пропал Клот. Парень, неожиданно обнаружившийся в квартире после большой амнезийной пьянки — и исчезнувший ровно через сутки. Нельзя сказать, чтоб англичанин уж сильно скучал по рыжему плутоватому пареньку, но иметь под рукой такого веселого товарища (к тому же, умеющего готовить восхитительную яичницу) казалось нелишним. Хотелось прояснить и момент знакомства: по правде говоря, Адам всегда помнил, что происходило, даже если не стоял на ногах и не контролировал язык, руки и прочие части тела. Появление же Клота совершенно выпало у него из памяти.

Проще было бы убедить себя, что это был красочный и живописный сон. Но, обыскав всю квартиру с лупой в зубах, Адам сел на кресло, набил трубку табаком и произнес самым что ни на есть шерлокохолмовским тоном:

— Что-то здесь нечисто, Ватсон.

Следы пребывания двух девушек. Одну он помнил прекрасно — со странным именем Аска. Такая… высокая, с серыми глазами. Или голубыми? Длинные волосы, очень мягкие, щекотавшие его плечи. Шерлок Холмс улыбнулся и растаял, мечтательно глядя в потолок. Девушка-северянка его удивила, причем удивила приятно.

Далее студент предпочел превратиться в Гамлета, тоскующего и запутавшегося в жизненных перипетиях. Была еще подруга Аски — ну ведь не втроем же они ночь провели? Такое бы Адам не забыл. Да и Клота он помнил очень хорошо: от растрепанных рыжеватых волос до крупных рук с обгрызенными ногтями. Почему-то именно эта деталь больше всего убеждала Адам в реальности случайного знакомого.

Но в квартире не осталось ни одного следа его пребывания — ни единого! Ни зубной щетки, ни волос на подушке, ни… да и подушка была примята только одна, на которой покоилась голова подруги Аски — черт знает, как её там зовут.

— Нечего было пить вино… Гертруда, — заключил Адам.

Это превратилось в навязчивую идею: найти Аску и узнать, откуда взялся Клот. Почему эти двое были неразрывно связаны в мыслях Адама, он не мог бы объяснить ни за что в мире. Просто казалось — разберется он с одним вопросом, решится и другой….

Хотелось, черт возьми, делать что-то. Действовать, имея хоть какую-то чертову цель в чертовой его жизни. И как вовремя подвернулась эта девочка, ни в сказке сказать, ни пером описать — пастушка, рядом с которой Адам мог чувствовать себя настоящим принцем.

— Итак, Ватсон, что мы имеем?

Информации было — кот наплакал. Двадцать лет, приехала из Норвегии… кажется… Живет с двумя подругами, в городке Билокси. Это где-то восточнее по побережью залива. Работает в отеле. В большом отеле на берегу, с пристанью и французским садом вокруг. Название она то ли не говорила, то ли Адам забыл. Казалось, ничего нельзя сделать, имея такие скудные данные… Но, когда тебе двадцать лет, у тебя есть куча свободного времени, и тебе осточертели ежедневные гулянки — этого как раз достаточно, чтобы сорваться с места.

Задача оказалась не так проста, как казалась с первого взгляда. В Билокси было не меньше двух десятков отелей-казино, из которых половина стояла на берегу залива и имела собственные небольшие пристани. А насчет «французского сада» — Адам с трудом представлял себе, что это такое, но представлялись почему упорно обнаженные статуи, мраморные тела, слившиеся в порывах страсти… И прочая такая ерунда…

В конце концов, он избрал объектом наблюдения отель с французским названием. На расстоянии от главного входа пряталась небольшая дверь «Для персонала». Надеясь на то, что у девушки был рабочий день, англичанин устроился на противоположной стороне дороги с суточным запасом кофе и пончиков из Dunking Doughnuts. С того времени, как они встретились в Новом Орлеане, прошло около шести дней — столько времени потребовалось Адаму, чтобы привести в порядок свои дела и отчитаться перед отцом. Настроение, изрядно упавшее после разговора с суровым родственником, поднималось какими-то лихорадочными рывками.

Но поднималось же.

Давно у Аски не было такого паршивого дня. Вертелась в тяжелой от бессонницы голове крутилась дурацкая песенка… измененная в соответствии с реалиями жизни: «Superviser… Ohhh, you drive me crazy… Superviser!» Бритни, пожалуй, не оценила бы подобное новшество. Сегодняшний супервайзер был в состоянии свести с ума даже киборга-андроида, лишенного всяческих эмоций. Сначала она поймала невезучую горничную в коридоре и предъявила претензию по поводу того что та «слишком быстро работает»… Аска, поревев от обиды полчаса, естественно, сильно замедлила темп. И перед обедом получила уже выговор за то, что ничего не успевает.

Вселенская несправедливость вцепилась всеми когтями и зубами в девушку. Во-первых, съехали корейцы со своим выводком. Во-вторых, их номер попал как раз под её юрисдикцию… То бишь именно её, Аски, священным долгом была уборка. И она, глубоко вздохнув и вознеся молитву богам, вошла в номер.

Далее последовала тихая, но очень раздраженная фраза, состоящая сплошняком из непереводимых экспрессивных выражений на норвежском, которых приличной девушке-то и знать не полагается. Арбуз доминировал в этом номере. Пахло арбузом. Под ногами разбегались, будто тараканы, скользкие черные косточки. Шкурки лежали на столе, на тумбочке, под простынями и в шкафу… Весело.

Едва она успела привести себя в более-менее уравновешенное состояние после этого «корейского вопроса», как на горизонте показался менеджер — человек, в иерархии отелей весьма значимый. Тем более для скромной горничной в отглаженном белом переднике.

— За мной, — скомандовала госпожа менеджер, улыбаясь нежно, по-акульи.

— Куда? — вякнула было Аска, но поняла, что ответа не получит.

По дороге в офис перебирала все свои последние прегрешения. Ну, вроде ничего смертельного не было. Конечно, могли уволить и из-за ерунды — как, например, одного уборщика вышвырнули за небритость. Но, заглянув в глубины души, северянка призналась, что не сильно расстроится в таком случае.

На каморке, к которой её привела менеджер, висела табличка «Расследования» — то есть, Аска её себе так перевела. И понадеялась, что это слово имеет еще несколько значений, менее грозных. Стало сразу как-то очень неуютно.

«Здесь сажают за невычищенный душ?»

Круглый маленький столик. Менеджер села где-то в сторонке, Аска — напротив мужчины средних лет, за столом. Свет в глаза направить забыли.

— Помните, как вы убирали номер 1012?

— Нет, — честно призналась девушка. — У меня плохая память на цифры.

— Пять дней назад, — уточнил собеседник.

— Тем более.

Он вздохнул, переглянулся с менеджером, спросил у той, умеет ли её подопечная читать по-английски.

— Умею, — Аска раздраженно влезла в разговор. — Может, объясните, наконец, в чем дело?

Она получила на руки несколько печатных листов с трагической историей о том, что гостья забыла в номере 1012 свои пластиковые бусы, выкрашенные в золотистый цвет… И Аска вспомнила: она еще колебалась какое-то время, а потом выкинула побрякушки в мусор. В конце концов, гости съехали, разве кому-то придет в голову возвращаться за подобной ерундой?

Как оказалось, пришло. Бусы неожиданно оказались дороги сердцу гостьи, и она потребовала возмещения в размере 150 долларов… за которые можно было купить, пожалуй, связку подобных бус и увешаться ими, изображая новогоднюю ёлку.

Но клиент, черт б его побрали, всегда прав. А горничная, соответственно, виновата….

Сумма была достаточной, чтобы испортить и без того не радужное настроение. В довершение, работала Аска одна — у девчонок были выходные.

На выходе из отеля девушка мечтала только о том, чтобы кого-нибудь убить. Можно и в буквальном смысле слова. И как раз этот момент Адам выбрал, чтобы подъехать к ней, и, улыбаясь с аристократической сдержанностью, предложить подбросить до дома…

И грянул гром.

— Да пошел ты, — довольно-таки спокойно бросила девушка, не замедляя шаг.

Адам заколебался, глядя вслед клетчатой синей юбке. Можно поехать за ней, в надежде, что снежная королева соизволит сесть в машину, но что-то подсказало англичанину, что тогда он нарвется на более распространенные, полные метафор и эпитетов проклятья. Инстинкт охотника включился: жертва уходила от погони, и её надо было поймать во что бы то ни стало.

Парень выскочил из машины и заторопился за Аской. Широко размахивая руками, подстроился под её темп и пошел рядом, делая вид, что он так, мимо проходил. Аска бросила на него несколько косых взглядов, потом сдалась.

— Ну, что тебе?

— Мне? — Адам изобразил самое искренне удивление. — Ничего. Провожаю тебя до дома.

— Я и сама не заблужусь.

— Ты права. заблужусь я, если попытаюсь вернуться к машине.

Они уже свернули несколько раз, идя короткой дорогой к квартире Аски.

— Это твои проблемы, — довольно агрессивно отозвалась девушка.

Больше всего ей хотелось забыть об этой глупости, совершенной в Новом Орлеане. И это почти удалось — так вот, пожалуйста, явился — не запылился! Конечно, если бы в машине вместо него оказался тот белокурый…. Девушка тряхнула головой и сердито нахмурилась.

— Тебе прямо, направо на втором повороте, возле продуктового магазина, потом на перекрестке вниз, выйдешь на набережную и налево. Отель увидишь сразу. Пока.

Отбарабанив данную инструкцию, Аска напоследок бросила на Адама сердитый взгляд и пошла вперед, уверенная, что упрямец отстанет. Но, как и следовало ожидать, упрямство только раззадорило студента.

— А что ты сделаешь, если я не уйду?

— Позову на помощь и скажу, что ты меня словесно оскорблял и домогался.

— Позволь… оскорбила меня ты!

Адам воодушевился, готовый продолжать спор, но немного опоздал: они стояли перед двухэтажным зданием красного кирпича.

— Я дома. Ты меня проводил. доволен? Иди отсюда.

Она нетерпеливо звякнула связкой ключей. Кем надо быть, чтобы не понимать таких намеков… нет, стоп, это даже не намеки — она с самого начала сказала открытым текстом, что ему здесь не рады.

— Хорошо, — парень заколебался. — Может, я вечером заеду? Я имею в виду, делать всё равно нечего, и всё такое.

На лице девушки был написан окончательный и бесповоротный отказ, но, на счастье Адама, дверь открылась и на пороге показалась Хельга.

— О, привет, я тебя помню! — она широко улыбнулась. — Аска, чего ты держишь гостя на пороге? Проходи.

— Да… нет, я лучше попозже заеду, — Адам обращался к более приветливой подруге. — Вечером, в девять часов — пойдёт?

— Вполне. Мы сегодня как раз отмечаем месяц в Америке. если ты привезешь вино, то будет еще лучше.

— Сколько? — деловито осведомился Адам.

— Прекрати, Хельга! — нервно воскликнула Аска.

— Сама прекрати.

— Если он будет вечером, то меня вы не увидите.

Хельга только пожала плечами и подмигнула Адаму.

— Две. Ты не откажешься скрасить вечер трем одиноким девушкам?

— Двум, — поправила её Аска, протискиваясь в дверь.

Хельга показала ей вслед язык.

— Значит, мы тебя ждем. а на Аску ты не обижайся — она вообще-то хорошая… хотя и не очень дружелюбная.

— Я заметил, — выдавил Адам, несколько обескураженный столь холодным приемом.

По большей части из упрямства, а вовсе не из-за нежелания видеть Адама, Аска с наступлением темноты собралась и ушла из квартиры. Девчонки дразнили её за то, что Аска открывает военные действия против парня, едва познакомившись с ним, но останавливать не стали. Это было так же эффективно, как тормозить танк с помощью теннисной ракетки.

Девушка спустилась к пляжу, сняла босоножки и пошла к воде, наслаждаясь ощущением мягкого песка под ногами. Села прямо так, пренебрегая деревянными лежаками.

Сзади послышались чьи-то шаги. Аска не обратила на них внимание: вечерний пляж был довольно популярным местом для прогулок по субботам. Но вот кого она не ожидала увидеть, так это Скульда.

— А я думал, что ты позвонишь, — бархатный голос произвел на неё неожиданное воздействие.

Аска выпрямилась и вперила в Повесу гневный взгляд.

— Ты!

— Я, — согласился юноша, чем-то весьма довольный. — Ладно, оставим вопрос. Значит, ты не захотела продолжать знакомство с Адамом? Хороший мальчик, перспективный….

Он продолжал говорить ещё что-то, накидывая на жертву петли колдовства. Она так и не пошевельнулась, и кажется, даже не моргнула. А потом — Скульд едва не вздрогнул — резко и неприятно засмеялась, и чары разбились, как хрупкий хрусталь.

— Будь я параноиком, сказала бы, что стала жертвой заговора. Вы с Адамом решили меня разыграть, что ли?

— Я даже не знаком с ним.

Скульд решил, что проверок достаточно. Пора было приступать к выполнению стратегии. Из висевшей на плече сумки он достал книгу, обернутую в мягкую ткань, и — листовку «Большая игра». Аска с любопытством покосилась на парня, но ничего не сказала. На самом деле, как она ни старалась казаться равнодушной и неприступной, по спине и шее карабкались мурашки при мысли о том, что может быть, он её сейчас поцелует… Как еще могут закончится посиделки на пляже, залитом лунным светом? Неприятности и заговоры были почти забыты.

— Ты взяла такую листовку, правда ведь?

— Допустим.

— Значит, ты обречена.

Скульд на мгновение задержал на девушке взгляд изумрудных глаз, потом отвернулся. Левая рука его осталась на книга, поглаживая ткань, привлекая к ней внимание. Давай уже, спрашивай! Приятное пьянящее волнение пробежало по венам, защекотало сердце и легкие. Игра!

— Обречена на что?

— На… Игру. Ты никогда не читала?

Ткань сползла на песок, открыв лунному свету плотный коричневый переплет с тисненным названием «Lithos».

— С древнегреческого переводится как «Игральный камушек», — пояснил он. — Нечто вроде философско-религиозного учения. Зародилось в Древней Греции… Ты не хочешь спросить, какое оно имеет к тебе отношение?

— Надеюсь, никакое.

— Ложь. Ты очень даже не против попасть в какую-нибудь… историю, чтобы разнообразить жизнь, похожую на манную кашу.

Аска только фыркнула.

— Если ты так хочешь… Какое это имеет ко мне отношение? И древнегреческого я не знаю, так что не суй мне под нос этот антиквариат.

— Он написан на английском. На среднеанглийском, если хочешь знать. Нет, не будешь читать? Тогда я зацитирую.

Скульд начал переводить с листа, упиваясь своей первой победой. Фишкам можно сообщать лишь то, что они могут узнать из человеческих источников. Эта книга принадлежит людям… кто же виноват, что содержание можно трактовать по-разному?

— «Боги играют в игры, это всем известно. Но и каждый человек может получить предложение сыграть — однажды, и его следующий шаг определит, станет ли он Игроком, или останется на положении… Фишки. Задача человека состоит лишь в том, чтобы не пропустить предложение вступить в игру, посылаемое небесами….» Понятно?

— То, что ты читаешь — да. Зачем — нет.

Скульд помахал перед носом убежденной материалистки билетом «Большой Игры».

— Ты не пропустила предложение.

— Ну и? — она взяла листовку, равнодушно повертела в руках. — А ты кто — бог, что ли? Или мой ангел-хранитель?

— Не то что бы ангел… Но мыслишь верно. Я хочу помочь тебе выиграть.

— А с чего ты взял, что я соглашусь играть? Ведь я еще не сделала выбор.

Скульд уставился на Аску так, будто она сморозила неземную глупость. И как вот её теперь объяснить, что она уже играет, даже не осознавая этого? Сказать Фишке, что она — Игрок. И переложить заботы на её хрупкие плечи… Кто знает, что выйдет из этой тактики — если только одна упрямая северная овца…

Повеса и сам не заметил, как дошел почти до ручки от злости на девчонку, из-за которой его изящный план мог полететь в Тартарары.

— Расслабься… Скульд. ОТ таких предложений («Сделанных ночью на пляже мужчиной моей мечты», — добавила про себя девушка) не отказываются. Скажи, а инструкция прилагается?

— Инстру…. А, нет. Ведь у тебя есть я, — точно рассчитанный многозначительный взгляд. — Если ты почитаешь эту книгу, то увидишь, что автор предлагает несколько магических практик для избранных игроков. Но, если ты позволишь, я предложу тебе кое-что другое.

Аска молча кивнула. Злость и раздражение, накопившиеся за день, постепенно уходили, оставляя ощущение пустоты и какой-то хрупкости.

— Например, создать философский камень, или изучить йогу или…

— Философский камень? Возиться с серой и ртутью? Уволь.

Скульд тихо рассмеялся, запустил пальцы в песок, еще хранящий тепло солнца.

— Это всё аллегории. Стадии Великого Делания должны производится над душой человека, чтобы он смог очиститься и достичь совершенства. И попутно стать магом. Хочешь попробовать? Из тебя выйдет весьма приличный камешек.

Аске было всё равно, какой чепухой заниматься, о чем она и сообщила — в более мягких выражениях. Скульд проводил её потом немного и рассеялся в тенях, оставив девушку посреди дороги протирать глаза и гадать, было ли это результатом переутомления или нет.

В Лабиринте Скульд очнулся от транса и открыл свой рабочий дневник. «Стадия первая — кальцинация. Придание веществу хрупкости с помощью сильного нагревания (гнева, раздражения)».

Великое Делание началось.

Буквы ТЭТ и ХЭТ

«Вошла буква тэт и сказала: „Создатель мира, хорошо мною создать мир, потому что мною Ты назван Хорошим“. Ответил ей Творец: „Не создам тобою Я мир, ибо твое хорошее скрыто в самой тебе и невидимо. И потому нет ему части в этом мире, который я желаю создать, а только в будущем мире раскроется оно. А поскольку твое хорошее скрыто в тебе, утонут в земле врата дворца, потому что буква хэт напротив тебя, а когда соединитесь вместе, получится слово ХэТ — прегрешение. И потому не записаны эти две буквы в именах святых колен“. — Немедленно отошла в сторону буква тэт».

С самого утра в душе Повесы царило редкостное благодушие. Собственно, он даже не рассердился на Лахе, мирно сопящую под боком. Обычно девушка уходила до рассвета, не желая становиться объектом насмешек для Клота, что вполне устраивало и белокурого Игрока.

Он наклонился над девушкой, намереваясь дунуть ей в ухо и разбудить таким относительно ласковым способом, но умилился и не стал делать этого. Завязал галстук виндзорским узлом, спрятал рабочий дневник подальше. Конечно, он ведет записи с помощью многоступенчатого шифра, который не под силу разгадать никому из соперников, но — блажен перестраховавшийся и безопасны пути его.

Чтобы ни делал Клот, какие бы планы он ни строил, его Фишка уже ничего не сможет помешать планам Повесы. Куда там! Самодовольно ухмыляясь, Скульд подмигнул своему отражению. Пусть Лорд и Клот презрительно фыркают, но нельзя недооценивать роль внешности. Особенно если твоя фишка противоположного пола. Да Аска сейчас пойдет за Скульдом на край света, стоит только пальчиком поманить. И убьёт, и украдёт, и через свои самые твердые принципы переступит….

Повеса, любуясь собой в зеркало, упустил тот факт, что некоторая часть его очарования зависела от магии, совершенно бессовестно применяемой к девушке. А может, и не забыл, но засчитал это в свои законные преимущества — кто знает?

Все Игроки были сильны в разных аспектах магии: иллюзии Атропос, маленькие мохнатые друзья Лахе, трюки с человеческим разумом Клота. Ну и так далее: но не стоило забывать, что подобные специализации были тоже только требованием образов.

Лахе открыла глаза, когда за Скульдом захлопнулась дверь. Девушка села на кровать, пошарила на полу босой ногой. Ах да, она же вчера пришла босая. Снова кошмары и ухмыляющиеся рожи выгнали её из комнаты… Лахе вздрогнула, нервно огляделась, рывком вскочила с кровати и отдернула шторы на окне. Постояла, тяжело дыша и всё еще мелко дрожа, в лучах утреннего солнца. Эти пейзажи за окнами предавали своих создателей куда сильнее, чем используемые в Игре тактике, предпочтения в еде или цвет нижнего белья.

Идеальный мир для Повесы — мир без людей. Взрыв ядерного реактора стер с лица Земли эту двуногую язву, оставив только природу, тараканов и живописные руины.

Страшно было бы иметь такого врага, как он. Расчетливого, жестокого, равнодушного.

Но разве остальные лучше?

— Лучше, — проговорила девушка одними губами. — У остальных есть чувства.

В какой-то степени эти слова основывались на обиде: Скульд был единственным мужчиной (проверено многократными испытаниями), который спокойно спал рядом с великолепной Лахе, не выказывая никаких признаков охватившей его страсти. Даже Клот, как бы он не издевался над «пастушкой»… да что там — даже Лорд не устоял! Правда, он, как и полагается по образу, не заходил дальше прогулок за ручку и изящных до непонятности комплиментов.

И правда, не стоит недооценивать внешность.

Девушка выпятила нижнюю губку, задумалась. Вчера вечером на задержалась у Лорда, потом сразу легла спать, надеясь во сне войти в транс… Но проснувшись через пару часов, не придумала ничего лучше, чем убежать к Скульду. Да отчего же она только в своей комнате видит эти страшные рожи? Как будто специально… Но ведь мешать Игроку войти в транс — совсем глупо. Вовсе необязательно показываться в Мире во плоти, чтобы управлять Фишкой. Для этого есть и Поле.

Тем более было удивительно, что и Скульд, и Клот зачастили в этой Игре к своим Фишкам. Зачем, зачем?

Клот проследил, что Адам без приключений добрался до квартиры Аски и затем отправился в Лабиринт.

— Ну, вздрогнули! — он набулькал себе стакан неразбавленного виски, выпил и крякнул. — За твои успехи на личном фронте, Фишка.

Его всегда забавляли люди: наблюдать со стороны за их копошением, что может быть интереснее? И он искренне желал Адаму всяческих успехов. Но не собирался ради этого и пальцем пошевелить — разве что уж совсем станет скучно в Лабиринте.

В то же время Клоту на ум пришла интересная мысль: он решил добровольно устраниться от соперничества, предоставить совей Фишке полную свободу действий, не выбирать её путь, иначе говоря — полностью положить на Судьбу. Что, если её только того и надо? Вот будет умора для напыщенных противников, мнящих себя венцами творения, если выиграет Клот со своей стратегией непротивления. А он тогда только сделает недоуменный вид и по-простецки разведет руками.

Плут даже фыркнул от удовольствия, представив эту картину.

Он шел по коридору в направлении курилки, а надежде, что там окажется кто-нибудь, с кем можно перекинуться в карты или сыграть партию в шашки. Однако что-то заставило его свернуть в сторону женских комнат.

«Просто посмотреть, где сегодня пастушка ночевала», — оправдался Игрок, прекрасно осознавая, что такая отговорка не выдержит ни малейшей критики. Но кому понадобится критиковать мысли Плута, а?

— Плут, — окликнули его из бокового прохода. Оттуда вышла Атропос, зажимая пальцем страницу книги. Клот узнал томик пьес Шекспира. — Что ты здесь делаешь?

— Гуляю, — Игрок обезоруживающе улыбнулся. — Делать нечего, помираю со скуки. Почитаешь вслух?

На секунду девушка брезгливо поджала губы, но неожиданно согласилась.

«Снизошла», — хмыкнул про себя Плут, однако, с некоторой долей восхищения. Атропос держала себя королевой, которую можно было ненавидеть, обожать или бояться. Но игнорировать или презирать — никогда.

— Пойдем на террасу.

— А можно? Мы вас в курилку не пускаем.

Клот шел сзади, поэтому выражения лица он не увидел. Но левое плечо выразительно дернулось, отметая подобные возражения. Дабы не скучать (о, скука — этот враг бессмертных!), Игрок принялся детально изучать данное плечо. Угловатое, обтянутое нежнейшей белой кожей, и — высокомерное. Плечо мраморной статуи, изваянное гениальных скульптором, вложившим в своё творение душу, имя которого потерялось в веках…

— Извините, леди, а вашего папу не Пигмалионом звать?

Атропос обернулась: они уже стояли перед самой дверью на террасу.

— Что за чушь ты несешь, Плут?..

Но ответа дожидаться не стала.

— Входи.

И Игрок впервые вступил в святая святых женщин. Случай знает, что он ожидал там увидеть, но восхищенный присвист выдал восхищение парня. Он подошел к самым перилам и перевесился через них.

— Не, ну ни фига себе!

— Плу-ут, — протянула Атропос, на секунду выходя из привычного образа. Да, Эдем расслаблял. Но она уже решила, что постарается изменить хоть однажды своему образу — да не с помощью магии подобия, а просто так, как обычные люди… Самым подходящим кроликом для этого опыта показался Клот. Абсолютно нелогично, да? Но разве нельзя девушке, пусть даже разменявшей не первую тысячу, побыть немного нелогичной!

Какие глупые мысли поселились в голове у неё сегодня.

— Это Рай, да? — Клот продолжал глазеть на открывшийся вид, не обращая внимания на пугающие перемены в собеседнице. Атропос охватило раздражение… Ах, не замечает? Ну, она ему сейчас покажет.

И показала. Отложила книгу на столик, неслышно приблизилась к Клоту. Она стояла прямо у него за спиной, могла бы нежно дунуть в ухо, если бы захотела. Но это было уже чересчур. Вместо этого Атропос промурлыкала неизвестно откуда возникшие в памяти строки:

Для светлых властителей завиден мой жребий, И боги не так горды. Столпами из мрамора в пылающем небе Укрепились мои сады. Там рощи с цистернами для розовой влаги, Голубые, нежные мхи, Рабы и танцовщицы, и мудрые маги, Короли четырех стихий. Всё дурманит и радует, всё ясно и близко, Всё таит восторг тишины…

И замолчала, будто боясь высказать то, что таилось за чужими стихами.

— Что ж ты не договариваешь? — жестко усмехнулся Клот. Кажется, заканчивается так…

…И в сумрачном ужасе от лунного взгляда, От цепких лунных сетей, Мне хочется броситься из этого сада С высоты семисот локтей.

Атропос отступила от него, недоумевая. И что же ей теперь делать? Как будто, играя, потянулась погладить пушистого котенка, а тот оказался вдруг опасным и скользким чудовищем… Проникающим в твои мысли. Она боялась.

Наваждение расселось, когда мальчишеское круглое лицо обернулось к ней. Клот улыбался так, как умел только он — от уха до уха.

— Не парься, красотка, всё останется между нами. Можешь даже поцеловать меня, я никому не расскажу.

Атропос тряхнула антрацитовым водопадом волос, села на изящное кресло.

— Сядь. Есть разговор.

Плут живо уселся, изобразил внимание. Шут!

— Ты помнишь, как мы с тобой познакомились?

Клот выпятил губы, задумался.

— Это было так давно. Милая Атропос, ты заставляешь меня шевелить мозгами, а я к этому делу непривычен.

— И всё же, — настаивала девушка. — С Повесой? С Лордом? Когда ты впервые распил с ним бутылку вашего любимого рома? В каком образе он был пять Игр назад? Какие сигареты курил Вердан?

Странные были вопросы. Атропос видела, как меняется постепенно лицо Плута, и замолчала в тревожном ожидании.

Он сел, откинул голову назад. Помолчал немного.

— Ты знаешь…. Я не помню. А ты? — он бросил острый, совсем не плутовской взгляд в сторону собеседницы. — Если спрашиваешь, значит — нет.

Атропос покачала головой. Как человеческая женщина, ждала теперь, что он — мужчина — примет решение, успокоит её и скажет, что делать. Да уж, нашла на кого возлагать надежды.

— Это значит… — медленно протянул Клот. — Это значит, что с нами тоже играют. Вот так и Большая Игра, да, Атропос?

И расхохотался, от избытка чувств колотя ладонью по подлокотнику.

— Но… Клот!

— Что — Клот? Я уже несколько тысяч лет Клот. Или нет? Да-а, ни в чем теперь нельзя быть уверенным, — приступ веселости прекратился так же внезапно, как и начался. — Всё время с прошлой Игры я помню прекрасно, но до него — лишь в общих чертах. Как будто необходимые пункты, план, чтобы я мог без ущерба для себя строить нынешнюю тактику.

— И что же мы будем делать?

Плут с удовольствием отметил это «мы». Слышал бы это Скульд… Это был бы полный триумф. Все его Нефертити не стоят и реснички великолепной Атропос.

— Возможно, Вердан что-то знает.

— Вердан? Мне тоже так показалось, но…. Почему?

— Он старший ведь. А ты помнишь, как и почему мы выбрали его страшим? Да и вообще… не нравится он мне, мутный, — признал нехотя Клот. — Что, составим против его заговор?

Хоть Атропос и фыркнула, но идея показалась ей привлекательной. Ввести Игру в сердце Большой Игры… Оставить соперников в дураках не только ан Игровом Поле. Каково, а?

Они скрепили договор рукопожатием.

Скульд стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу. Коагуляция. Затвердевание жидких веществ. О да, Алхимики знали своё дело. Аллегории, сплошные аллегории — всё для того, чтобы скрыть тайну превращения человека в Мага. Именно так, с большой буквы, а не в какого-то жалкого ярмарочного фокусника. А ему, Скульду, теперь приходится разбираться в том, что же имели в виду полубезумные старцы под всеми этими этапами Великого Делания!

Итак, он уже начал очищение духа Аски, нарушив её душевный баланс, выведя её на новый уровень восприятия мира. Боле тонкий, более болезненный. Теперь надо было закрепить её, уверить в том, что она никогда не станет такой, как прежде.

Но как? Кнут и пряник, не иначе. Кнут. Она понимает, что вляпалась в крупные неприятности, окунулась с головой в грязную лужу… Убедить её, что она не имеет права вылезать из этого дерьма. Что ей там — самое место. И в то же время показать, что и в луже есть приятные моменты.

И гениальная (само собой) идея скромно постучалась в дверь, придя откуда-то с задворков сознания… Грех. Сладкий запретный плод. Уж в чем, а в этом Повесе не было равных.

Они собрались в Сердце Лабиринта, как всегда. Наряженные, молчаливые. Разминка закончилась, герольды уже трубили в свои трубы, развернутые знамена метались по ветру. Вперед! Скульд бросил кости, не раздумывая. Не важно, что выпадет, впервые он ощутил прелесть своей тактики: не обращать внимания на внешние обстоятельства, воздействовать на Фишку только своими силами… ну, разве что оберегать её от смерти. Фишка сходит с дистанции по этой причине — и только по этой.

Клетка «Выбор».

— А ты не боишься, что она чего-нибудь вредное выберет? — Клот внимательно следил за Фишкой. — Паинек, как твоя, вечно на дрянь тянет.

Повеса не счел нужным отвечать, пожал плечами. Кажется, этот универсальный жест входит у него в привычку.

Вердан, не комментируя происходящее, поставил свою Фишку на пустое белое поле…. Но тут же раздался визг тормозов. Грохот и взрывы. «Несчастный случай», — испуганно шепнула клетка. Лахе ахнула и в испуге посмотрела на Лорда Как он поступит? Ему придется постараться, чтобы спасти свою Фишку!

Но на холеном лице аристократа не отразилось ни единой эмоции.

— Ваш ход, леди.

Лорда начали беспокоить настроение остальных Игроков. Неужели ему не удалось справиться со своими обязанностями? Какая уж там Игра, если стены Лабиринта вибрируют от незаданных вопросов, задушенных в себе подозрений.

Но, как бы то ни было, приходится сохранять хотя бы внешнюю заинтересованность в Игре. Как же это сложно, о великая Тихе!.. А они даже не знают, к чему стремятся.

Буква ЮД

«Вошла буква юд и сказала: „Творитель мира! Хорошо мною сотворить мир, потому что мною начинается твое святое имя“. Ответил ей Творец: „Достаточно того, что ты вписана в мое имя, в Меня, и все твои стремления ко Мне, и нельзя удалять тебя из всего этого“».

И всё-таки не удалось избежать осложнений. Вместо долгожданного выздоровления Елена снова слегла в постель с температурой и рвотой. Игорь предлагал остаться, твердил, что ему никакой Египет не нужен… Но женщине не очень-то хотелось, чтобы муж видел её такой — неухоженной, больной, жалкой. Пусть лучше отдохнет, да соскучится как следует. Свой билет она отдала дочке подруги, работавшей в флюорографии — студентка-отличница, которую после тяжелой сессии ветром шатало.

Когда всё так хорошо устроилось, она усердно принялась за лечение. Но ничего не помогало: у Елены началась лихорадка, головная боль почти не проходила, от яркого света резало глаза.

Врач поставил диагноз — менингит.

— …так что вам придется лечь в больницу. Елена Сергеевна, вы меня слышите?

Слова доходили как по испорченному помехами радиотелефону, путаясь, играя в прятки и постоянно натыкаясь на черное веретено. Оно крутится, крутится, ввинчиваясь в виски и вызывая эту страшную боль.

— Да, — женщина с трудом облизнула пересохшие губы. — Как скажете.

Когда она пришла в себя, вокруг стоял запах, знакомый по работе — больничный, лекарственно-гигиенический.

«У меня же менингит», — вспомнила женщина. Она повернула голову: рядом с койкой сидела молоденькая медсестра и читала журнал.

— Простите, — попробовала позвать её женщина, но из горла вырвался только слабый сип. Тем не менее, медсестричка услышала и подняла голову, улыбнулась. У неё был высокий белоснежный лоб и лицо с настолько правильными чертами лица, что, казалось, должно было принадлежать статуе. Елена подумала, что где-то она уже встречала эту красавицу… Быть может, она стажировалась у них в больнице?

— Что со мной? Меня скоро выпишут?

— Скоро, скоро, — успокоила её девушка, протягивая капсулу в яркой оболочке и стакан теплой воды. — Выпейте лекарство, пожалуйста, и за вашего мужа не волнуйтесь, никуда он от вас не денется…

— Что? — Елена от удивления едва не уронила стакан. — Что вы сказали про моего мужа?

— Разве? Я только попросила вас принять лекарство… Вам послушалось. При менингите бывают нарушения слуха.

Адам остался ночевать у трех подруг — ему положили в комнате надувной матрас, который всю ночь скользил по полу, стоило парню только перевернуться с боку на бок. Он смотрел в потолок и думал, что, пожалуй, такого с ним ещё не случалось… и ему это нравилось, черт возьми! Пусть Аска, как и грозилась, ушла гулять и вернулась поздно, когда их маленькие посиделки были в самом разгаре, она вела себя куда дружелюбнее.

Время от времени взгляд девушки становился бессмысленными, и приходилось повторять её имя два или три раза, прежде чем она реагировала, зато отвечала Аска с неизменной рассеянной улыбкой. Что-то в ней было от запутанной геометрической задачи, когда и не знаешь, с чего начать, чтобы найти решение.

Англичанин закинул руку за голову. Она сможет его изменить — такая спокойная, рассудительная, серьезная. В конце лета он предложит ей выйти за него замуж, и она, конечно, сначала обомлеет и попросит время подумать… Нет, не так. Она замолчит и покраснеет и отведёт глаза. А Адам тогда обнимет её, поцелует в шею — нет, в плечо, она будет в открытом летнем платье — и прошепчет что-нибудь типа: «Ну и каков же твой утвердительный ответ?». И…мм-м… они вернутся в Лондон, он представит Аску отцу. Тот сначала будет недоволен, но потом растает, когда увидит, какая она положительная со всех сторон. Адам окончит университет, станет работать в отцовской компании, а потом вечером, сидя за ужином (а Аска будет готовить умопомрачительно вкусно, потому что больше ей будет нечем заниматься), скажет, что хотел бы выдвинуть свою кандидатуру в Палату Общин… Нет. За какие-нибудь выдающиеся услуги королева сделает Адама пэром, и он будет заседать с важным видом в Верхней палате, говорить умные речи на злобу дня, и, когда он сядет, все будут рукоплескать ему, встав со своих мест… Потом почему-то чудесный сон смялся и превратился в одно веретено. Оно вертелось, жужжало и отплясывало какие-то дикие танцы, приближаясь в Адаму и увеличиваясь в размерах. Он пытался убежать, но гигантское веретено догоняло его, и вот уже тень нависла над ним…

— Эй, — кто-то настойчиво тряс Адама за плечо. Ещё до конца не проснувшись, он оттолкнул от себя и сел на матрасе, дыша тяжело, как загнанный зверь. Напротив него, у стены, потирая затылок, сидела Аска в длинной футболке. Сквозь жалюзи каплями стекал серенький предрассветный сумрак.

— Мара заездила? — просила девушка. Она поднялась, достала из холодильника молоко, налила стакан и подала Адаму. — Есть такой злой дух, который наводит кошмары на людей.

Адам кивнул, лихорадочно глотая молоко. Он всё никак не мог вспомнить, что же ему снилось — но, по правде говоря, не очень-то и хотелось.

— А ты чего так рано?

— Работаю сегодня. Сейчас ещё Хельга встанет. А ты спи.

— А… — Адам соображал, что бы ему спросить, чтобы это знакомство не закончилось слишком быстро. — Когда у тебя выходной?

— Послезавтра. У меня и Мары.

— У злого духа выходной? — нервно рассмеялся парень. — Хорошенькое имя у твоей подруги.

— Да, — Аска рассеянно пропустила пальцы сквозь длинные волосы, — ночью она кого хочешь укатает.

— Давайте я вам устрою экскурсию по Луизиане? Заедем в Батон-Руж, в заповедник…

Девушка смотрела на него в течение, наверное, десяти секунд. Потом открылась дверь в комнату Хельги, и молодые люди встрепенулись.

— Я спрошу у неё. Ничего, если она будет с Мэттом?

— Ничего! Скажи свой номер.

Адам проводил девушек до отеля, и там на платной стоянке нашел свою машину — заждалась, бедняжка. Потом, не торопясь, обдумывая то, что пришло ему в голову вчера перед сном, он поехал по дороге к Новому Орлеану.

Он посмотрел в зеркало заднего вида — раз, другой, — и с силой вцепился в руль, чудом удержавшись от того, чтобы не надавить с силой на газ. На магистрали это чревато авариями.

На заднем сидении с удобством устроился его недавний знакомый с плутоватой лисьей мордой — Клот. Тот подмигнул англичанину.

— Ты… ты как сюда? Попал?! — наплевав на грамматику, возопил студент прославленного университета.

— Да вот как-то так.

Адам лихорадочно соображал, на автомате управляя автомобилем: когда он садился в машину, там никого не было. Или был? Клот ведь мог спрятаться на полу, там достаточно места. Но зачем? И как он вскрыл замок?

— Не парься, — Клот похлопал свою Фишку по плечу, от чего парень дернулся и едва не въехал в заграждение моста. — Ты веришь в карму?

— Я атеист.

— Уважаю! Но в таком случае, прости, мне придётся поколебать твои убеждения. Видишь ли, я бог. Один из.

— А я — папесса Иоанна, — врожденный национальный скептицизм не могло поколебать ничто на свете.

— Ну, — задумался Клот. — Даже не знаю, как тебя убедить. Рассказать тебе всю твою судьбу? Сделаться невидимым?

— Дай мне яичницу, — ухмыльнулся Адам. — Сейчас же. Горячую, на сковородке.

В следующую секунду перед носом у него замаячил аппетитный омлет с помидорами. Подразнив парня, Клот осторожно забрал скороду на заднее сиденья и достал из кармана вилку.

— За рулём нельзя отвлекаться. Впрочем, если хочешь, я поведу, а ты поешь.

Адам молча кивнул, отыскивая место, где можно притормозить. Атеизм дал сильную трещину, но парень наблюдал за этим с философским спокойствием, втайне надеясь извлечь выгоду даже из такой нелепой ситуации. В конце концов, скучать ему точно не придётся.

Через несколько минут он уже уплетал горячий омлет, обжигаясь и шипя.

— Вкусно?

— Угу.

Клот довольно улыбнулся и повел длинным носом.

— Мой фирменный фокус. Будем считать, что я тебя убедил в том, что я бог, да? Кроме меня, есть ещё четверо — две условно-девушки и двое условно-юношей. Вопросы пола для нас не имеют особого различия. Зачем я тебе это рассказываю?

— Понятия не имею, — прошамкал Адам. — Давай ближе к делу.

— Ну ты прям как те древние евреи в пустыне… В общем, ты, парень, серьёзно вляпался в наши, божественные, дела. И с этой карусели не соскочить, понятно? Так что держись крепче, и лучше всего зажмурься.

— А не кувыркнусь с копыт?

Бог пожал плечами.

— Как Судьба распорядится.

— Ты же бог, тебе всё подвластно.

— С Судьбой никто не в силах спорить — спроси у своей северной подружки, она объяснит. Кстати, о ней: девушка влипла ещё глубже, и по этой причине тебе лучше не тянуть к ней свои загребущие руки. Намек понятен? Ей заинтересовался мой коллега, и Аске предстоит занятие куда более интересное, чем флирт с тобой…

— Как Деве Марии что ли?

— Нет, — Клот даже поморщился от такого вульгарного сравнения. — Я не знаю точно, в чём состоит план, но собираюсь всецело ему содействовать. Да и тебе, если честно, советую нам не противостоять, а тереться поблизости и хватать крохи информации, которая, как ты знаешь, цениться на вес золота в современном мире.

— Но я могу просто всё бросить и уехать к отцу, — предположил Адам, понимая, что ни за какие деньги в мире он так не поступит.

— И тогда твоя жизнь останется такой же пресной, как была всё это лето. Да что там — все двадцать лет жизни. Так что, поможешь Аске? По рукам?

— По рукам!

Как только Аска переступила порог отеля, телефон завибрировал. Смс.

— Джеф? — Хельга семенила сбоку, стараясь заглянуть на экран телефона. — Или Адам?

— Нет, это… Скульд. Ты, наверное, не помнишь: я с ним в Новом Орлеане познакомилась.

— Новый Орлеан, — пухленькая Хельга мечтательно прикрыла кошачьи глаза. — Злачное местечко! Надеюсь мы там ещё побываем.

Аска рассеянно кивнула, убирая мобильник в сумку. Загадочный юноша назначил встречу в девять тридцать у склепа семьи Борхес на местном кладбище. И дело даже не в том, что кладбище не место для свиданий, если вы не четырнадцатилетний гот, а в том, что, осматривая достопримечательности (в числе которых было и кладбище), Аска запомнила именно этот склеп, неизвестно почему. Зачем он так написал? Хотел лишний раз убедить её, что он — существо сверхъестественное? Положа руку на сердце, Аска призналась себе, что ей было всё равно, ангел он или чёрт. Хоть марсианин. Зеленоглазым блондинам с такой улыбкой прощается многое…

Он ждал её там. В глаза Скульда при приближении девушки заплясали блуждающие огоньки. Он взял её за руку и поцеловал.

— Ты прекрасна.

Аска порадовалась, что уже стемнело и заливший щеки румянец не заметно. Оны была не так уж привычна к комплиментам — среди своих сдержанных сородичей. Готовясь к свиданию, она распустила волосы, подвела глаза и даже, скрепя сердце, накрасила ресницы. Потом долго ныла, что выглядит, как проститутка, и собралась умыться, но подруги вытолкали её на улицу и наказали рано не возвращаться.

— Я себя странно чувствую с тобой, — осмелилась сказать Аска. Они ли по дороге к океану, держась за руки. — Сейчас, как будто кружиться голова и всё плывёт… или как будто всё вокруг нереальное.

— Всё? — жадно спросил Повеса и чуть увеличил давление на окружающую реальность, накладывая на неё слои иллюзии.

— Всё… как будто закрыто вуалью. Ай, не могу, — она остановилась и стала тереть глаза. — Рябит…

— Может, это ты нереальна? — прошептал Повеса, обнимая её за талию — Ты становишься другой, Аска. Забудь всё, чему тебя учили и иди за мной… Ты пойдёшь?

— Куда? — нашла в себе силы спросить девушка, но он только загадочно улыбнулся. И Аска, не дождавшись ответа (да и к чему? Есть ли разница, куда идти, если все дороги ведут в Ад?), покорно взяла Игрока за руку.

Буква КАФ

«В это время снизошла с Кисэ — трона Творца буква каф и предстала перед Творцом. Вострепетала и сказала Ему: „Сотворяющий мир, достойна я стать своими свойствами основой мира, потому что я Кавод — величие Твое“. Когда спустилась буква каф с трона Творца, вострепетали все миры и сам трон, почти до разрушения. Сказал ей Творец: „Каф, что тебе делать здесь, не создам я тобою мир, вернись на свое место, ведь ты в слове Клая — истребление, и в слове Кала — невеста“».

Новый день начинался так, как надо — в предвкушении Игры. Когда ты просыпаешься, с разбегу запрыгиваешь в накрахмаленную рубашку, на лету застегиваешь малахитовые (под цвет глаз) запонки, и вприпрыжку бежишь на завтрак — это значит, дела идут хорошо. Правильно, почему бы и не играть, когда играется?

Остальные игроки уже сидели за столом, изредка перебрасываясь репликами. Повеса поклонился и сел рядом с Лах, принялся за кофе.

— Ты опоздал, — белокурая красавица, шутя, шлепнул его салфеткой по ладони. — Неужто с Фишкой всю ночь провёл?

Клот хрюкнул от смеха, Атропос выдавила что-то вроде мерзкой ухмылки. Повеса отвернулся, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и он не сдержится, схватит эту гадюку за шею и с размаху вышвырнет в окно. Нельзя портить себе настроение, нельзя….

— А где же Вердан?

— Ну, — девушка опустила глаза. — У него же проблемы…

Им не удалось продолжить разговор, потому что как раз в этот момент вошёл Лорд.

— Господа, — он обвел всех взглядом. — Я вышел из Игры. Моя Фишка погибла.

Лахе с силой втянула в себя воздух, но ничего не сказала. Атропос равнодушно кивнула и вернулась к своим гренкам.

— Да ладно! — ляпнул Клот, но, похоже, он не был слишком удивлен. И только Скульд уловил в его голосе нотку издевки, а в глазах — промелькнувшее подозрение. Уж не думает ли Плут, что Вердан сам подстроил гибель своей Фишки? Глупо: никто не хочет проигрывать. Даже он сам, такой разболтанный, может забить на Фишку и не помогать ей, но нарочно подстроить смерть… Нет, нет, в это невозможно поверить.

Но ведь и сам Лабиринт, и существование пяти игроков — это тоже не просто принять как реальность. Клот размышлял, ковыряясь вилкой в омлете. Его черноволосая союзница не подала виду, что её заинтересовало сообщение Вердана, но Клот знал, что и ей на ум пришёл недавний разговор: «Вердан что-то знает…» И сейчас он добровольно решил выйти из Игры — зачем? Чтобы было удобнее следить за ними?… Быть может, их маленький заговор раскрыли? Впервые Клот ощутил липкие щупальца страха, зашевелившиеся в животе. Омлет, превратившийся в неаппетитную кашу, теперь уже точно не лез в горло.

Но что может Вердан сделать ему, бессмертному Игроку? Выставить из Игры, из Лабиринта Минотавра…. «Велика потеря», — усмехнулся Клот, нечеловеческим усилием возвращая себе бодрость духа. Идти против своих не так-то просто: а он уже не сомневался почему-то, что их вроде бы невинная затея узнать, кто устанавливает правила игры, будет наступать кому-то из Игроков на пятки.

Надо прощупать их — каждого в отдельности.

После завтрака Клот заколебался, помогая Атропос встать из-за стола, но в награду получил отталкивающий ледяной взгляд.

— Клот, вы спите на ходу — будьте же вниательнее!

— Простите, леди, я…

Но черноволосая готическая красавица стремительно летела по коридору, придерживая длинную юбку — и не соизволила даже обернуться. Клот сжал протянутую руку в кулак. Мысли лихорадочно бежали по параллельным рельсам, но почему-то в разных направлениях.

Что он сделал не так? Сказал? Посмотрел? Или наоборот, чего-то не сделал?

Клот взглянул вслед этому дымящему поезду мыслей, помахал ему белым платочком и принялся за второй.

Если она думала о том же, о чём и Клот, значит, у неё тоже появились опасения насчёт того, что им будут мешать… И Атропос постаралась уничтожить всяческие подозрения об их союзе. А извинения она не приняла потому, что… Ну конечно! Теперь у Плута будет повод робко постучать в её дверь вечером, и никто не удивится тому, что они поговорят наедине какое-то время.

— Гениально! — восхитился вслух Клот, пялясь на какую-то невнятную мазню в раме на стене.

— Это Пикассо, розовый период, — Скульд остановился рядом. Но, похоже, для него эта картина тоже служила сублиматом внимания, направленного совсем на другое.

— Как поживает твоя Фишка, Квазимодо? Тьфу, чёрт… Казанова.

— Да, — невпопад ответил Игрок, пытаясь что-то разглядеть в гениальной мазне розового периода. — Пойдём в курилку.

Вердан отсутствовал, и Игроки сели на два свободных кресла. Плут вытряс из кармана помятую пачку Captain Black и закурил. Повеса поморщился — до чего всё-так он вульгарен, этот мастер уловок и масок!

— Скульд, дружище, тебе не кажется, что пора рассказать мне о твоём плане Игры? Как-никак, я твой союзник.

Скульд молчал, перебирая кисточки пледа на подлокотнике кресла.

— Ну хорошо, — вздохнул Плут. — Я не вмешивался, просто поговорил с Адамом: он собирается взять твою Фишку в жены. Тебя это тоже не волнует?

— Она сделала свой выбор. Не в пользу твоей Фишки, естественно, — в голосе зеленоглазого Игрока проскользнуло высокомерие.

— Всё равно, он имеет на неё сильное влияние, — не сдавался собеседник. — И потом, если мы объединим наши силы в Игре… помнишь, как это было в прошлый раз?

— В какой прошлый раз?

— Ну, брат, память у тебя куриная. Мы с тобой сотрудничали три Игры назад…

— Не помню такого, — раздраженно отрезал Скульд, как склеротик, которого врач заставляет вспоминать, что он ел на завтрак. — Поговорим о настоящем.

— Да, точно, я перепутал… — Клот понял, что с этой стороны опасаться нечего. Но и помощи они тоже не дождутся — Повеса в этот раз фанатично увлекся игрой, и его больше ничего не интересовало. — Что ты планируешь сделать с Фишкой?

Скульд нахмурился, возвёл очи к потолку, пожевал губу — в общем, выполнил все те действия, что символизируют сомнения и усиленную мозговую деятельность. Клот терпеливо ждал, витая мыслями где-то далеко. Интересный у них получался разговор, да…

— Ладно. Но учти: я пытаюсь сохранить это в тайне. Я хочу создать из Аски философский камень.

— Статую что ль?

— Неуч! — не сдержался Скульд. — Разделять заблуждения Фишек, это, знаешь ли, полный…. Полный….

— Атас, — подсказал собеседник. — Так просвети, раз такой умный.

— Это аллегория. Надо объяснить?

— Почитаю на досуге словарь. Давай дальше.

— Человек, ограняя свою суть, очищая от примесей, накапливая энергию, становится магом — вот под этим процессом алхимики и подразумевали создание «камня философов».

— И что дальше?

Скульд развел руками.

— Это единственный крупный недостаток в моём плане. Я надеюсь как можно быстрее прогнать Аску через все стадии, чтобы она стала полноценным магом… а там придется положиться на Судьбу.

— Ты уверен, что у тебя получится?

— Из любого человека можно сделать мага, при должной поддержке. А у Аски врожденная восприимчивость к магическим токам мира — я немного усилил её чувствительность, а сейчас собираюсь…. провести её через следующую стадию Великого Делания: сепарацию.

— Ты собираешься её распилить?

— Тогда, боюсь, пройти остальные стадии девушке будет непросто. Нет, я лишу её любых человеческих контактов на сутки-двое. Этого должно хватить. Ты сможешь повлиять на Адама, чтобы он увёз куда-нибудь двух других валькирий?

— Вероятно. Но Аска будет обижена.

Скульд откинулся в кресле, прищурив глаза.

— Так и надо. Потом (не без моей подачи) о ней «забудут» родители, она узнает нелицеприятную правду о своем парне… И я скажу ей парочку гадостей и оставлю одну.

— В пустыне Гоби, — подсказал Плут. — На усеянном кактусами бархане.

— Лучше в Чернобыле, — второй Игрок не оценил сарказма. — Или… Точно! Я поиграю со временем и восстановлю критский лабиринт, пусть проведет там ночку.

— И что потом?

— Понятия не имею — из меня-то никто философский камень не делал. Следующая стадия — конъюнкция, соединение, но я ещё не придумал, как это воплотить в жизнь… Так что, Лорд, ваш заклад отходит нам?

Седовласый игрок кивнул и подошёл к бару. Ни одно движение не выдавало беспокойства из-за проигрыша своей Фишки: это можно было списать на должность Старшего (дескать, положение обязывает!), но Клоту всё равно подобное равнодушие казалось подозрительным. Для порядка повалял дурака, он откланялся и дал понять, что собирается попросить прощения у Атропос за своё поведение.

— Мне не улыбается найти под подушкой ежа, и под кроватью ужа. И хорошо, если это будет просто уж, а не два гигантских питона.

Аторопос встретила его на пороге комнаты с абсолютно каменным лицом. Но, стоило Клоту сделать шаг внутрь комнаты, как девушка бросилась ему на шею и впилась в губы слишком горячем для мраморной статуи поцелуем. Клот, не будучи тугодумом, не растерялся и подхватил игру. Если, кончено, это была игра. Совершенное тело с белоснежной кожей оказалось искушенным в искусстве любви… Проще говоря: чего она только не выделывала! Несколько часов бессмертные Игроки соревновались в акробатическом искусстве, а потом Атропос пробормотала: «Сдаюсь», и легла на плечо юноши.

Они помолчали. Потом Клот, лениво проводя пальцами по спутанным черным волосам, спросил:

— Зачем?

Ему всё же нужна причина. Как бы хотелось Атропос, если бы он мог просто наслаждаться отведенным им временем, не задавая вопросов! Но она понимала, как это глупо, как наивно — достойно Лахе, но не её.

— Я опасаюсь, что известные нам правила не имеют большого значения для… ну, для нашего противника, кем бы он ни был. Нужно было придумать маленькую тайну, повод нам скрываться и бывать вдвоём чаще, чем в обществе. Любовная интрижка между Игроками, формально находящимися в разных лагерях — самое то. Как ты считаешь?

— Это было круто, — мечтательно протянул Клот, заставив Атропос покраснеть. Но она быстро оправдалась, что виновато было долгое общение с Лахе.

— Кстати, я поговорила с нашей пастушкой. Сейчас она не опасна, но говорит, что Вердан ведёт себя странно. Как будто он совсем не расстроен проигрышем и даже пытался объяснить Лахе что-то вроде того, что в Большой Игре выигрывает именно проигравший… То ли она чего-то недопоняла, то ли Вердан ведёт двойную игру.

— Или просто блефует, — предположил Клот, но без собой уверенности. — Скульд, между прочим, тоже ни в чём не замешан. Он так увлекся своей новой стратегией, что не видит дальше своего греческого носа.

— Да… почему же я всё-таки его так ненавижу? — Атропос приподнялась на локте, задумчиво глядя на Клота. — Ты его можешь спросить об этом?

— Прекрати говорить о Скульде. А то я начну ревновать.

Глаза девушки распахнулись на пол-лица, и Плут невинно пожал плечами.

— Всё в рамках нашей игры, дорогая. Ничего личного.

Буква МЭМ и ЛАМЭД

«Вошла буква мэм и сказала: „Владыка мира, хорошо мною создать мир, потому что мною называется Мэлех — царь“. Ответил ей Творец: „Верно это, но не сотворю мир тобою, потому что миру нужен царь. Вернись на свое место. А также не сотворю Я мир буквами ламэд и хав, составляющими слово МэЛеХ — царь, потому что не может существовать мир без царя“».

— Куда намылился, друг мой?

Адам даже не уронил сумку, только закрыл на секунду глаза и перевёл дыхание, прежде чем обернуться.

— Заеду за Аской и её подругой и отвезу девчонок на экскурсию по Луизиане. А что, боги не всезнающие?

Клот наставительно поднял указательный палец, хотел что-то сказать, но передумал: слепому не объяснишь, какого цвета мёд.

— Вместо Аски ты возьмёшь с собой её другую подругу — это не приказ, но мой искренний и дружеский совет. И вообще, постарайся с ней не контактировать.

— Твой коллега не смог очаровать девушку? — презрительно хмыкнул Адам. — Проиграл простому смертному? Нет, уволь: я так просто Аску не оставлю. И мне всё равно, что там за планы у богов, я хочу следующие два дня провести в её компании.

— Тогда кто-то умрёт.

— Угрожаешь?!

— Да на кой черт? — провёл рукой по затылку — отрастают волосы, стричься пора. — Северянка твоя, боюсь, с жизнью попрощается.

— С какой это стати? Тот бог — он её прирежет из ревности, что ли?

Клот пробормотал:

— Правду говорят, что Фишка всегда похожа на своего Игрока… Почему никому другому не достаются такие бабуины? — и, обратившись, к Адаму, — Человеческие чувства здесь не пðи чём. Это ты понимаешь? Боги и их… избранные связаны тончайшими нитями Судьбы, которые разорвать невозможно. Если сделать это насильно (как это собираешься сделать ты), пострадает более слабый узелок на нити: человек.

Адам дернул плечом, избегая смотреть на Плута.

— Ты не лжёшь?

— Боги не лгут.

«Они только привирают и замалчиваю», — добавил про себя Игрок. Спички детям не игрушка, а знания могут быть во вред смертным. За свою короткую жизнь они не успевают стать настолько мудрыми, чтобы воспринять хоть малейшую частицу истины.

— Хорошо, — тяжело вздохнул Адам. — Но запомни: мне это ужасно не нравится. И сразу по возвращении я позвоню Аске и попытаюсь объясниться… нет, о тебе я ничего ей не скажу.

— И это правильно, — Клот вернулся на наблюдательный пост, довольный тем, что не приходится даже напрягаться, чтобы вести Игру в назначенном направлении. Мальчишка сам, добровольно, с гордо поднятой головой лез в мышеловку. Клот нисколько не сомневался, что «союзник» Скульд при первой же возможности подставит его Фишку, чтобы спасти свою. Или просто — на всякий случай, чтобы у Плута не возникало желания поиграть нормально.

Чем ближе были выходные, чем чаще Аске вспоминался Адам — хороший мальчик, реальный, как ни крути, в отличие от всяких там белобрысых бестий. Почему бы не оставить в сторону все эти малопонятные игры богов — или кто они там такие — и заняться устроением своей личной жизни? Джеф так и не объявился, и Аска уже от стадии истерик и злости перешла к тихой досаде на вселенскую несправедливость.

Адам позвонил, как и обещал — только почему-то не ей, а Хельге. И пригласил провести выходные вчетвером — он, Хельга, Мара и Мэтт. На недоумённый вопрос подруги: «А как же Аска?» англичанин только булькнул в ответ что-то невразумительное — но девушки шестым чувством угадали, что третью не ждут. Аска швырнула в стенку многострадальный мобильный (хотя он-то точно уж был не при чём — ведь даже звонок был на другой аппарат!), потом почти спокойно сказала, что пойдёт проветриться, у шла на пляж.

Она тянул время, рассчитывая вернуться, когда подруги и предатель с туманного Альбиона уже точно уедут, и, где-то в глубине души… очень глубоко… надеясь, что её встретит Скульд. Он не появлялся уже пять дней. Что случилось?

Аска смутно помнила, что произошло тем вечером, после того, как они встретились на кладбище. И воспоминания были нервные, тревожные, рваные. Болезненные. После этого ей стало тяжело находиться в обществе людей, особенно недружелюбно настроенных. Как будто над их головам клубился темный влажный дым и собирался в тучи… Зарывшись пальцами ног в песок, девушка вспомнила, что она уже видела такие «тучки», когда была маленькая. Потом перестала — лет в тринадцать. А это Скульд пытается сделать из неё кого-то… кто в состоянии играть в игры с богами.

— И на кой черт мне это надо? — спросила северянка у месяца. Месяц кивнул вниз, на серебристую дорожку на поверхности воды, предлагая искупаться. Но Аска знала, что уйти пол водой с головой в этот месте мексиканского залива способен только карлик — да и то, лежа на дне.

Скульд так и не появился. Аска потихоньку вытрясла песок из босоножек и побрела к дому. Там сейчас темно и неуютно, и нет ни малейшего желания готовить ужин.

Родители утром не связались с ней через Skype, и не написали ни строчки. Забыли? Конечно, хорошо, когда предки предоставляют тебе такую свободу действий, но всё-таки Аске хотелось бы, чтобы мама и отец не выбрасывали её из головы так быстро — прошло чуть больше месяца с тех пор, как она уехала! Что, может, уже не надо и возвращаться?

Это мысль прошила девушку насквозь: она привыкла воспринимать родительскую любовь как должное… а если это не так? Если её дома и не ждут? И девчонки уехали, и Джеф… да полно, нужна ли она хоть кому-нибудь?

У входа стояла чья-то черная машина. Незнакомая. Девушка нахмурилась, потом ускорила шаг, но её остановил мужской смех… и женский. Парочка обнималась, облокотившись на капот автомобиля. Собравшись с духом, Аска как ни в чём ни бывало обогнула машину, кивнула Джефу и, закусив изо всех сил губу, повернула ключ в замке. Девушка рядом с ним была — ну конечно! Стройная, в блестящими черными волосами, вся такая нежная, милая, шоколадно-карамельная. Куда уж ей. И зачем только он сюда приволок эту свою… эту…

— Аска! — парень отклеился от новой подружки и со счастливой улыбкой подошёл к старой. Северянка подумала, что, если заевший в замке ключ не повернётся, то она его сломает ко всем чертям. — Аска, мы тут ездили покататься, и решили остаться на ночь у вас. Мэтт сказал, что все сваливают, так что кровати будут свободны… Что скажешь?

Аска подумала, что могла бы многое сказать, но Джеф и половины не поймёт. Оно и к лучшему…

— Я жду гостей. И вы здесь лишние. Сегодня… и завтра. И всегда.

Ключ наконец-то повернулся, и девушка захлопнула дверь перед носом недовольного Джефа. Споткнувшись о табуретку, прошла в угол и плюхнулась на диван, закрыла глаза. Через какое-то время она услышала урчание мотора — возмутители спокойствия уехали. Что же теперь делать?

— Спишь? — раздался холодный скучающий голос.

— Кто?

Аска распахнула веки, но не рискнула повернуться: пружины дивана чуть скрипнули, когда парень сел поудобнее.

— Ты, спрашиваю, спишь?

— Ты где был? На небесах? Вот туда и возвращайся.

— И что ты тогда будешь делать? Одиночество только для сильных.

— Катись в Хель.

— То на небеса, то в Хель… Неужели не хочешь, чтобы я остался?

Да, конечно, Аска хотела бы этого больше всего на свете… но голос Скульда был похож на слизняка и внушал отвращение.

— Ты не проведёшь одна и часа. Начнёшь скулить, ныть, потом плакать в подушку… Знаю я тебя.

— Да откуда? Если ты такой умный, то зачем выбрал меня, такую… дуру? — Аска ощутила сильнейшее желание расплакаться, но при условии, что её непременно утешат.

— О чём я и говорил, — красавчик презрительно поджал губы.

— Ты читаешь мои мысли?!

— Конечно, а то пока дождусь, когда ты претворишь их в слова, успею пережить два Рагнарека.

— Никто из старых богов не переживёт Рагнарек, — девушка судом сумела собрать остатки воли в кулак и ответить со всем возможным ехидством. — Хотя таким, как ты, пожалуй, и Фенрир подавится.

Скульд выслушал это с терпением, достойным лучшего применения.

— Закончила? Тебе самой, видимо, нравится себя слушать… предоставлю тебе это удовольствие.

Игрок поднял ладони, будто накидывая на девушку легкое полотно ночи, и на секунду она потеряла ощущение собственного тела, а когда пришла в себя, перед глазами заплясали алые и черные пятна, а потом серая холодная подло поставила её подножку.

Когда головокружение прошло, Аска обнаружила себя в темном коридоре, освещенном факелами, расположенными на равном расстоянии в железных кольцах. Она отряхнулась и прищурилась, глядя налево. Кажется, где-то в глубине тоннель поворачивал, но ещё до этого в разные стороны открывались сумрачные пасти-повороты.

Лабиринт! Слега дрожащей рукой девушка провела по глазам, но видение не спешило исчезать. И сразу пришло ощущение давящей тяжести земли над головой, будто в могиле.

— Скульд, — тихонько позвала Аска, а потом закричала, не боясь, что её может услышать кто-то другой. — Скульд!

В воздухе лабиринта, на удивление свежем, хотя и лишенном всяческих оттенков запахов, не разносилось эхо. Стены и пол были сделаны из плит светло-серого камня, между которыми можно было увидеть тончайшие линии на местах стыка. Девушка всхлипнула и обхватила себя руками. Неужели она действительно так рассердила бога своим нытьем, что он бросил её в этом ужасном месте? И она будет блуждать здесь, пока не упадёт от истощения на щемлю и не умрёт, даже не сказав последнее «прости»… а кому, собственно, оно нужно, это её финальное слово? Уж явно не Джефу. И не девчонкам, развлекающимся сейчас в Луизиане… И не Скульду, не Адаму — на это даже глупо надеяться. И не родителям, которые даже не удосужились написать или позвонить, чтобы узнать, всё лив порядке… так стоит и вообще выбираться?

Девушка в бессильном отчаянии осмотрелась ещё раз. Но ведь кто-то зажег факелы! Хотя, велика вероятность того, что в этом месте пламя факелов вечно.

И она сползла вниз по стенке, обняла колени и уткнулась в них головой, отдавшись горькому чувству детской беспомощности и потерянности.

Когда девушка очнулась, она обнаружила себя бредущей по лабиринту — безо всякой цели, без направления, погруженной в отчаяние. Но оно закончилось, как заканчивается всё на свете. Аска огляделась, пытаясь вспомнить, как она оказалась в этом месте. Коснулась ладонью стены, изумляясь новому ощущению и придумывая для него название: «Шершавая». Даже своё имя девушка вспомнила с трудом, и оно е вызывало никаких ассоциаций.

«Наверное, это не моё имя. Но, так как другого я не знаю, придётся пользоваться этим». В Аске поселились будто два существа: одно пребывало в ступоре, пытаясь сопоставить свою прошлую жизнь и знание с новым — существо слабое, эмоциональное, нервное. Другая часть была новорожденной, появившейся только после приступа истерики, из чувства одиночества. Она ничего не знала о мире, но была холодной и рассудительной, и вовсе не собиралась полагаться на чувства. Она и подсказала девушке взять факел со стены — пригодится. В любом случае, она сможет понять, что уже была на этом месте, если снова вернётся сюда. Она же хочет выбраться, не так ли?

Аска действительно этого хотела. Не ради подруг, родных или Скальда — а потому что соскучилась по небу. Уж очень давили на плечи низкие потолки. А тот факт, что её никто не ждёт и торопится, в общем-то, не надо, придавали Аске чувство спокойствия и глубокого удовлетворение — давно её не было так спокойно наедине с собой.

Однако факел оказался тяжелым, висел высоко, и она не смогла вынуть его из железного кольца. Больше рядом не было ничего, чем можно было отмечать путь: ни черепов, ни луж крови. Почему-то эта мысль насмешила Аску.

С собой она не взяла ни крошки хлеба, поэтому и подвиг Гензеля и Гретель повториться не удалось… Однако Аска вспомнила, что где-то говорилось: «Если хотите найти выход из лабиринта, держитесь правой стороны и поворачивайте тоже всегда направо». Смутный был какой-то совет, и вскоре она забыла про него, следуя интуиции. Но путаница кордитов нà заканчивалась, и через какое-то время девушка присела отдохнуть и порассуждать вслух. Почему-то ей было совсем не страшно: откуда-то северянка знала, что боятся здесь нечего.

— Я всё время ищу выход, и запутываюсь ещё больше. Значит, если я буду искать центр этой паутины, то, возможно, я выйду. Или нет?

Терять всё равно было нечего, и девушка пустилась в путь с твердым намерением отыскать самый центр лабиринта, и, буде там найдётся Скульд, надрать ему уши. Новорожденное «я» поддержало эту идею с большим энтузиазмом.

— Не сработало, — философски вздохнула девушка, стоя на порогу круглой комнаты — видимо, того самого центра, который она не должна была найти, именно потому, что так упорно искала.

У слегка изгибающейся стены стоял стул с высокой деревянной спинкой — предмет настолько нелепый, что ничего другого и вообразить было невозможно на его месте. И Аска, повинуясь странному чувству, села на это стул и закинула ногу на ногу, облокотилась локтем на колено и подперла подбородок кулаком.

— Скульд, — позвала она. — Иди сюда и перенеси меня домой.

В её голосе была такая непоколебимая уверенность, что Игрок немедленно появился перед своей Фишкой. Девушка ни капли не удивилась, просто встала и взяла его за руку.

— Чего же ты ждешь? Я хочу выспаться в свой выходной, — и она улыбнулась своим спокойным мыслям.

Повеса, ошарашенный поведением девушки, которую рассчитывал найти в слезах, ни слова не говоря, перенёс её в квартиру, как она и просила. Она отпустила руки Игрока, мягко проведя ладонями по коже. Повеса едва удержался, чтобы не вздрогнуть. Что-то донельзя знакомое промелькнуло в Аске — но он так и не успел разгадать, что, прежде чем оно исчезло.

— Спасибо. Уходи. Теперь я могу остаться одна.

Скульду оставалось только откланяться и сбежать в Лабиринт, чтобы спокойно полечить нервы стаканом виски. Как получилось, что Фишка взяла над ним верх, хоть и на время? Как он мог такое похвалить? Тем не менее, глядя в окошко на любимый пейзаж, Скальд в удовлетворением признал, что это может означать только одно: Великое Делание шло куда быстрее, чем он предполагал, и Аска проскочила за время своего пребывания в лабиринт целых две стадии: сепарацию и конъюнкцию (соединение). Она разобрала себя на кусочки и собрала снова, изменив расположение осколков мозаики. И Скульду не терпелось как можно скорее приступить к следующей операции… в кои-то веки процесс Большой Игры так захватил его, что он почти совсем забыл о результате!

Аска огляделась вокруг, словно в раздумье подошла к окну, но не подняла жалюзи. Через полчаса должно было встать солнце, и вариант «выспаться» был отринуть как нереальный. Хотя, почему бы для разнообразия не сменить режим жизни? До рассвета она будет заниматься делами, а светлую часть дня проведёт во сне. Эта идея пришлась девушке по вкусу, но прежде она решила выйти на улицу. Там кто-то был, там кто-то ждал, и новая Аска знала, что опасаться нечего, но посмотреть всё-таки стоит.

На ступенях, ведущих на второй этаж, съежилась бесформенная темная масса, которая при появлении Аски со скрипом вытянулась во весь рост и стояла там, пошатываясь. Девушка молча, любопытством разглядывала Адама, а потом вспомнила о правилах приличия.

— Заходи, — она повела его за собой в дом. — Хочешь чаю? Или ляжешь спать?

— А ты? — хрипло спросил англичанин.

— А я кофе.

Адам затряс головой в знак согласия, но за секунду до этого Аска уже повернулась к нему спиной, почувствовав ответ, прежде чем он был произнесён.

— Я тебя почти всю ночь жду.

— Зачем? Ты бросил Хельгу и Мару?

— Да… нет. Я нашёл другого гида, так что они все довольны.

— Ага, — сказала Аска, подавая ему кофе.

Адам поблагодарил её, но пить не спешил. Они так и сидели в темноте, словно забыв о такой приятной черте цивилизации, как наличие электричества.

— Я хотел провести этот день с тобой, но не смог. Мне запретили… ты знаешь, кто такой Клот?

— Да, я помню его.

Адам пытался уловить взгляд девушки, но теперь это казалось ещё труднее чем обычно: он больше не блуждал рассеянно по комнате, но пристально вглядывался во что-то, ему невидимое.

— Он такой же, как и тот… другой. Который с тобой.

Несмотря на несовершенство речевых усилий Адама, Аска его поняла.

— Значит, ты тоже играешь? — он с большим трудом сфокусировала внимание на юноше. — Он рассказал тебе про Философский Камень?

— Что за бред? — студент нервно рассмеялся. — Клот мне намекнул, что ты понравилась его коллеге, и мне лучше отвалить. Это правда?

Аска подумала, а потом пожала плечами. Адам вскочил и положил ладони ей на плечи.

— Что с тобой? Что они с тобой делают?! Отвечай!

Она неожиданно рассмеялась и сбросила руки с плеч.

— Ничего плохого, можешь поверить. Только я раньше думала, что всё это как-то отвлеченно, и скучающий ангел или бог — не знаю, кто он такой — решил поиграть со мной, а заодно помочь с развитием. Но, раз ты тоже в игре…

— Почему ты всё время называешь это игрой?

— Если хочешь, назову спектаклем. Адам, у тебя нет ощущения, что нас водят за нос?

Было — и ещё какое. Они просидели до наступления утренней жары, обсуждая сложившуюся ситуацию, и Адам уже не чувствовал себя Алисой в безумной Стране Чудес, а потом пошли спать.

— Только ты ко мне не притронешься, — на всякий случай предупредила Аска. Дело было не в том, что ей не нравился Адам (совсем наоборот) или в решении быть верной Скульду (вот ещё….), просто она чувствовала себя бесконечно далекой от всего земного и насильственное возвращение назад могло быть болезненным.

Адам этого не понимал, зато отлично усвоил, что капризы девушек надо уважать, хотя бы изредка. И он уснул, обняв девушку со спины и уткнувшись носом в её шею.

Елена чувствовала себя намного лучше, и не понимала, почему врачи до сих пор не хотят её выписывать, да и вообще — хмурятся и мямлят, когда она спрашивает о её состоянии здоровья. Детей забрала к себе её мама, и который раз Елена порадовалась, что живёт недалеко от своих родителей!

Он с нетерпением ждала приезда мужа — они всего лишь несколько раз говорили по телефону, и он был сам не свой от тревоги, отвечал невпопад, волновался. И вот, наконец-то он пришёл, с большущим букетом белых роз, и встал, как вкопанный, у порога.

— Или ко мне, — Елена чуть не выпрыгнула из койки при виде любимого. — Игорь, ну что же ты?!

Муж вышел из ступора, подошёл к Елене и осторожно присел на край кровати. Она взяла его за руку, и, ласкаясь, прижалась щекой к внутренней стороне ладони.

— Я скучала. Ты уже забрал детей?

— Д-да… Нет, то есть. Сейчас поеду, Леночка. Когда тебя выпишут?

— А вот сегодня же! В крайнем случае, напишу отказ от оказания медицинской помощи.

— Может, не надо? — засомневался Игорь, сведя на переносице брови. — Ты бы уж пролечилась до конца, а я пока с детьми и сам справлюсь.

— Знаю я твоё «справлюсь», — добродушно отмахнулась Елена. — Всё, выписываюсь сегодня же!

Документы заполняла та самая молоденькая медсестричка, которая казалось странно знакомой Елене Сергеевне. Напоследок она предупредила о возможных осложнениях, но женщина только беззаботно отмахнулась: она всё-таки, и сама врач, сумеет разобраться!

Буква НУН

«Вошла буква нун и сказала Творцу: „Хорошо мною устроить мир, потому как мною написано Нора тэилот — великие хваления, а также сказано: „Восхвалением праведников“.

Ответил ей Творец: „Вернись на свое место, потому как для тебя вернулась буква самэх на свое место. И опирайся на нее. Потому что буква нун находится в слове Нэфила — падение, исправить которое должна буква самэх, ради чего должна вернуться на свое место, чтобы укрепить низших“. Немедленно отошла от Него буква нун“».

Когда Повеса и Плут встретились в курилке после завтрака, лицо первого представляло собой забавный для наблюдения психолога пейзаж: неудовольствие, желание высказать благодарность или похвастаться, гордость за удачно проведенную авантюру… Клот некоторое время с удовольствием смотрел на эти перемены, потом решился помочь Игроку.

— Так, значит, твоя Фишка прошла лабиринт?

— Да. Хотел бы я посмотреть, как она пройдёт наш.

— Фишка?! — Клот расхохотался. — Наш Лабиринт?

Он долго не мог успокоиться, колотя ладонью по подлокотнику — надо же такую чушь сказать! Скульд, славный малый, хоть и франт, иногда выдавал такие шутки, какие ему и в голову не приходили. Но белокурый красавчик взирал на него совершенно серьезно, потом встал и налил два бокала белого вина.

— Я выиграю в этот раз. Вердан уже вышел, Лахе — не соперница, Атропос… ну, с этой гадюкой мы посоревнуемся. Как ты считаешь, наши шансы равны?

Клот отметил про себя, что Скульд даже не рассматривает его в качестве противника, и это его позабавило. Он вообще чувствовал себя в превосходном настроение — была ли тому виной ночь, проведенная в обществе той самой «гадюки»?

— Каков твой следующий ход?

— Гниение, если мне не изменяет память. Думаю совместить это с масонскими ритуалами и похоронить её заживо.

Клот присвистнул.

— Ни фига себе они развлекались!

— А ты что, не состоял в Ложе между Играми?

— Упаси Тихе. Я в это время, готов дать ухо на отсечение — отплясывал шаманские танцы там, где потеплее.

— Иного от тебя и не ожидал.

— Кстати, должен предупредить: рассвет наши Фишки встречали вместе, — и Клот прямо-таки вцепился глазами в лицо Скульда, надеясь не упустить ни одно признака, который выдаст мысли последнего. Но Скульд его разочаровал: пожал плечами, будто ему было совсем не интересно. Может, так оно и было: Игрок не считал какой-то игровой инвентарь вроде Адама соперником себе в любовных делах. И него было на то веские причины: Клот не знал отчего, но любое существо женского пола согласно было бежать за Повесой на край света и немного дальше. И подчас он признавал себе, что, конечно, он не завидует сопернику (это было бы глупо для могущественных бессмертных), но что-то вроде того… И вот Атропос, красотой равная самой Тихе, а лукавством — Гермесу, вдруг обратила внимание именно на признанного шута, на него! Стоило, конечно, принять во внимание, что они со Скульдом ненавидят друг друга, но самолюбие Клота замалчивало этот факт.

Вердан провёл в Версальском саду уже час, ожидая прихода Лахе. Девушка любила этот парк больше других, размещенных в закоулках Лабиринта. Но вот из-под кустов на него глянули два маленьких черных глаза и туту же скрылись. Лорд улыбнулся в усы: скоро придёт Лахе. Бедная девочка, она так гордилась своим секретом, который уже давно был известен всем Игрокам! Они молчали, однако — Клот из равнодушия, Атропос из жалости, Скульд — придерживая козырь в рукаве. И только Вердан действительно хотел, чтобы милая девочка чувствовала себя в безопасности и имела хоть какое-то преимущество… или чтобы она тàк думала. Милая, да…

Вот она вышла из-за поворота, удивленно и радостно ахнула, будто от неожиданности. Вердан поклонился и поцеловал меленькую нежную руку.

— Позволите вас сопровождать?

— Ах, Лорд, зачем вы спрашиваете? — кокетливо улыбнулась Лахе. Ведь он ждал её — зачем? Быть может (сердце девушки подскочило), загадочный Вердан хочет рассказать ей что-нибудь, что не решился открыть никому другому… Или они просто не стоят этого? Тайна, уловка, трюк, что поможет ей одержать верх над всеми Игроками!

Но вместо этого Вердан завёл самые общие разговоры. Когда Лахе уже отчаялась, самый старший Игрок остановился и придержал её за плечо.

— Лахе, скажи мне….ты хочешь выиграть?

— Конечно, — она обаятельно улыбнулась, ожидая продолжения. Однако то, что последовало, было совершенно иным.

— Что же ты ожидаешь увидеть в конце, достигнув Финиша? Лахе, там может оказаться что-то совсем иное… не совсем приятное. Не стоит стремиться к этому.

Улыбка примерзла к губам девушки, и, как все ужаленные холодом цветы, скоро увяла. Лахе встряхнулась, отступая на шаг. Вердан потянулся было к ней, но сдержал себя, ощущая привычную тоскливую горечь. Так уже было, было…

— Вы! — воскликнула Лахе, и её личико сморщилось, становясь похожим на мышиную мордочку. — Вы не смогли удержать свою Фишку, она погибла — и вы боитесь, что я смогу выиграть! Да! Вы… вы нарушаете Правила! Я расскажу остальным!

Более страшное обвинение сложно было представить. Однако, когда Лахе ушла, возмущенно шелестя юбкой, невозмутимый Игрок в личине аристократа просто пожал плечами — подумаешь, событие! Верден отлично знал, хоть и не хотел себе признаваться: он всё рассчитал. Лахе слишком слаба, слишком равнодушна, боязлива, чтобы действительно бросить обвинение Лорду. Значит, никакой опасности не было… Игры, игры! Всюду они — будь то большие, маленькие, азартные, карточные, любовные… А результат-то один: проигравший не испытывает горечи, знакомой победителям. Взобравшись на вершину, они осознают собственное ничтожество и падают вниз…

Атропос поцеловала Плута, наклонившись к гнезду из одеял и подушек. Нос в веснушках сморщился, потом открылись веселые светло-карие глаза.

— Иди ко мне, — Плут протянул к неё руки.

— Я узнала кое-что важное…

— Иди ко мне! — настойчиво повторил он. Черноволосая красавица не удержалась, скинула только туфли и забралась в постель, уютным калачиком свернулась в тепле.

— Вердан сказал Лахе, чтобы она не старалась выиграть.

— Ну, это мы проходили: достигает цели тот, кто не жаждет её достичь.

— Нет, Клот, на этот раз всё по-другому. Лорд имел в виду то, что выигрыш может принести совсем не то, что мы ожидаем….

— А я ничего не ожидаю.

— Да не перебивай ты. Ну… Клот!..

Атропос отбивалась от поцелуев — на этот раз куда более серьёзнее, чем ночью. Уж очень важной казалась информация.

— Послушай! Вердан явно симпатизирует нашей девочке-ромашке, и он уговаривает её открытым текстом бросить всё и проиграть. Лишь бы не доходить до Финиша.

— Ты не подумала, Галатея, что он может просто удалять конкурентов таким образом?

Они посмотрели друг на друга, потом рассмеялись: только помешанному могло прийти в голову, что Лахе составит конкуренцию Лорду.

— А если так: Лорд прознал о нашем маленьком заговоре и решил нас… не знаю…

— Пустить по ложному следу? — Атропос задумчиво покачала головой и машинально попыталась расправить пряди, но они, спутанные, не желали ложиться красивым гладким водопадом. — Ты должен был видеть его лицо, когда он говорил с Лахе. Знаешь, я ведь неплохой психолог.

— Знаю.

Парень подпёр кулаком щеку и нахмурился.

— Нужно будет проследить за Верданом. Или лучше — втесаться к нему в доверие. Значит, ему убогенькие нравятся?

Он не обратил внимания на то, как на губах девушки промелькнула улыбка: приятно, когда твою очаровательную соперницу называют «убогой», пусть даже она и считается твоей подругой… Да и то сказать: когда в Лабиринте только две особи женского пола, особенно не повыбираешь.

— Как у тебя ситуация с Фишкой? На тот случай, если на Финише нас действительно не ждёт ничего хорошего, нужно иметь запасной выход. Ты сможешь быстро убрать свою Фишку с поля?

Атропос лениво повела белоснежными плечами.

— Для меня больше трудов стоит удерживать её на плаву. Что у тебя?

— Проблема. Боюсь, в крайнем случае придётся воздействовать напрямую….

— Нарушить Правила?! Клот, ты же не верил в то, что говорит Вердан.

— Я не верю — но допускаю… Пойдём к Полю, нас уже ждут.

Буква МЭМ и ЛАМЭД

«Вошла буква мэм и сказала: „Владыка мира, хорошо мною создать мир, потому что мною называется Мэлех — царь“. Ответил ей Творец: „Верно это, но не сотворю мир тобою, потому что миру нужен царь. Вернись на свое место. А также не сотворю Я мир буквами ламэд и хав, составляющими слово МэЛеХ — царь, потому что не может существовать мир без царя“».

Елене не удалось избежать последствий. Это началось постепенно: сначала какой-то звон в ушах, головные боли… а потом однажды утром она проснулась и увидела, как муж раскрывает рот, но ничего не говорит.

— Ты что? — рассмеялась женщина. — В рыбку решил…

Она запнулась. Она прекрасно знала, что говорит, смеётся — но она не слышала ничего. Ни-че-го ровным счётом. Глухота — осложнение после менингита, не самое редкое, но всё же… Что случилось с Леночко-пеночкой, с рыжим солнышком?

Конечно, она держалась. Проплакав час на груди мужа, она даже смогла улыбнуться детям. В конце концов, хорошему стоматологу слух не так уж и нужен. А так — друзья-подруги её не бросят, муж — вот он, рядом, как всегда. Жаль, правда, больше не услышит никогда голосов детей…

Нет, нельзя думать о том, сколько теряет она в этой жизни. Пусть стакан наполовину пуст, но ведь на вторую половину он полон. Человек всё переживёт, всё вытерпит — вот, какой-то композитор (то ли Бах, то ли Бетховен — женщина едва ли что помнила со школьных уроков музыки)… так он, хоть и глухой был, а даже музыку писал! Так что — ничего, выдержим.

Елена в последний раз умылась ледяной водой и пошла доставать из духовки пирожки. В это время Игорь всё объяснял детям. Вот они вышли на кухню, притихшие, с широко распахнутыми глазами. Сначала замешкались, а потом Катя бросилась маме г на шею, заливаясь слезами. Саша, как настоящий мужчина, долго сдерживался, но потом тоже заплакал и подбежал к маме. А Елена, обнимая своих близняшек, думала, что она… счастлива. Разве что-то ещё нужно для женщины, кроме крепкой семьи?

Атропос вышла из транса. Презрительно фыркнула, поднялась с кровати, подошла к зеркалу в полный рост. Оно отразило беломраморное тело с идеальными формами, за прикосновение к которому мужчины отдавали жизнь, не колеблясь. Семья? Любовь? Какая чушь! Игра — вот что…

Холодную кожу обожгло живое дыхание, а горячие руки скользнули на живот, прижали к себе. Атропос вздрогнула и чуть не закричала от неожиданности — пришлось прикусить губу. По коже побежали мурашки, отнюдь не от неудовольствия.

— Клот, что ты здесь делаешь?

— А ты и забыла? — зеркало отразило лукавую усмешку Плута. О чуть прикусил мочку уха Атропос, вызывая у девушки дрожь и нервный вздох. — Перед тем, как войти в транс, ты не выставила меня за дверь. Так что я отлично устроился на кресле.

— Ты… спал?

Неизвестно, какого ответа ждала эта Снежная Королева, но мужчина её слегка разочаровал.

— Пару часов. Да ещё понаблюдал за своей Фишкой. Но до этого я любовался тобой, Атропос… Ты и не знаешь, как ты прекрасна, когда спишь. Ни одна богиня с тобой не сравнится.

— Разве я не богиня?

— Я бы никогда тебя так не унизил. Боги подчинены Судьбе, а мы — нет.

— Ты так думаешь?

Атропос нахмурилась, провела тыльной стороной ладони по щеке Клота. Судьба, Игра, любовь, заговоры, тайны… Всё так смешалось в этой Большой Игре, что — стыдно признаться! — девушка желала, чтобы всё скорее закончилось.

Клот налил вина и зажег несколько свечей, Аторопос села рядом с ним.

— Как дела у твоей Фишки, прекраснейшая?

— Упрямая она. Но это ненадолго. Значит, семье она радуется… Клот? — Атропос переплела пальцы обеих рук. — Хочешь, расскажу тебе свою тактику в этой Игре?

Она произнесла это таким будничным тоном, что посторонний мог и не понять, что раскрыть свои карты в Игре для Игрока — это всё равно что для простого смертного предложить свою душу, сердце и разум оптом. Но Клот мягко покачал головой.

— Мне доставляет удовольствие угадывать самому. Тем более что в этой Игре другого занятия нет.

Вечером Аска пошла прогуляться, как сказала подругам — и совсем не удивилась, когда ноги занесли её на кладбище. Примерно такую же степень изумления вызвало ощущение чужого присутствия.

— Может, я и не замечаю тебя в толпе — а может, ты и не следишь за мной постоянно? — Аска улыбнулась надгробью. — Но здесь никто не думает и не чувствует, кроме тебя.

— Я и не думал скрываться, — Повеса решил обойтись без магии, а воспользоваться только бархатистым голосом, переливающимся подобно вину в хрустальном бокале.

— Для бога ты слишком банально врёшь, — нахально заявила Фишка.

— Разве я говорил, что я бог?

— Или что-то в этом роде. Этот твой коллега, Клот, рассказал Адаму… моему коллеге, я так подозреваю. Ой, вот только не надо так ругаться в мыслях — слов не разбираю, но общее настроение понятно.

Скульд замешкался лишь на долю секунду, но ведь он был Игроком, а не обычным смертным! Он рассмеялся и сел радом с девушкой. Он нахмурилась, потом поджала губы.

— Ну ладно, мне с тобой не тягаться. Так что у вас там, на небесах? Вы с Клотом поспорили и решили решить все вопросы с помощью нас, попавших вам под горячую руку?

— Не совсем так, — Повеса мило потупился и взлохматил волосы на затылке. Потом крякнул, довершая образ. Всё, девочка поплыла…

Конечно, он не был таким специалистом в магии, затрагивающей человеческую психику — как Плут, например. Но ведь можно просто очаровать смертного — любого пола и любого возраста — и он сам сделает всё, что попросишь!

— Аска, послушай, — он обнял девушку и притянул к себе. — На свете проявляются иногда люди, наделенные… особыми способностями. Как ты. Как Адам. Обычно такие люди проживают всю жизнь спокойно, едва ли подозревая, какими силами обладают. Но мы — такие… ну, давай называть нас богами, если тебе так нравится… мы иногда пробуждаем эти таланты, если назревает необходимость.

— А она назревает сейчас? — Аска уютно уткнулась в грудь Скульду и шмыгнула носом.

Повеса подтвердил это как можно более таинственным тоном, чтобы у девушки отпало желание расспрашивать. Однако её было уже всё равно. Главное, что здесь он — такой сильный, храбрый, умный… такой идеальный.

«Такими темпами она скоро догонит меня, — восхищенно думал Игрок. — На что же будет способен человеческий маг, воспитанный одним из участников Большой Игры?»

Он объяснил, вдохновенно сочиняя прямо на ходу, что они действительно поспорили с Клотом, но это — второстепенное, главное то, что он выбрал из всех «одаренных» именно Аску и хочет сделать её сильнейшей! Вот и весь секрет. Было бы из-за чего расстраиваться?

— Значит, ты делаешь из меня волшебницу?

У Скульда зубы свело от этого слова. Да, чёрт возьми, Стеллу из Страны Оз! Гермиону Грейнджер!

— Верно, Аска. Но это не так-то просто. Ты должна пройти несколько испытаний.

— Вроде того, когда ты оставил меня в лабиринте? И сейчас ты хочешь сообщить об очередном неприятном опыте, что мне предстоит испытать? Давай уже, дипломат, — Аска горько усмехнулась.

Скульд снова выдал бьющий наповал смех а ля «смущенный милаха» и указал на гравировку на склепе: угольник и буква G.

— Знаешь, что это за символ? Масонский знак. Для восхождения на очередную ступень, посвященного хоронили заживо. Конечно, это была всего лишь инсценировка, но само переживание должно было помочь человеку стать чуть менее человеком и чуть более — высшим существом. Чуть ближе к Архитектору, Созидателя — ну, это тебе уже не интересно.

— Интересно, но я потом сама почитаю. Не уходи от темы, пожалуйста: ты хочешь меня тоже немного… закопать?

— Зачем такое варварство, малыш? У нас ведь есть эти замечательные склепы. Сколько дней человек может провести без еды и питья?

— Дней?!

— Часов, конечно!

— Понятия не имею, — голос Аски опять поплыл из-за простенького заклятья Забывчивости, наложенного Скульдом.

— Вот и узнаем, — бодренько отозвался тот. — За подружек не беспокойся, им позвонит Адам и скажет, что увёз тебя поразвлечься. Выбирай, какой тебе больше нравится — верхний левый или нижний правый?

— Выбираю кремацию, — Аска вздохнула, потом ткнула пальцем в верхний. Хоть поближе к небу, чем к земле. Если это имеет значение.

Скульд подсадил девушку, помог забраться в склеп. Даже галантно постелил пиджак, чтобы ей было удобнее.

— Скульд, это ненадолго, правда ведь? — она занервничала.

— Правда, малыш, — сказал Игрок, ставя на место тяжеленную каменную крышку. Теперь лежи, расслабляйся и думай и о тщете всего сущего. Целую.

— Поцелуй меня в склеп, милый, — пробурчала Аска, закрывая глаза.

Адам закончил разговор, отложил телефон и хмуро посмотрел на Клота.

— Теперь ты объяснишь, почему я должен был отмазывать Аску, и где она на самом деле находится?

— Потому что я об этом попросил, и — понятия не имею.

— Что? — истый англичанин умудрился вложить в одно слово всю гамму чувств: от изумления до крайнего возмущения. С поправкой на темперамент, конечно.

— Спокойствие. Может, чаю?

— Ответь мне сейчас же…

— Да ничего не случится с северянкой твоей, не разводи панику. Просто её покровителю нужно провести какое-то время наедине с ней, и только.

— Тогда почему он сам не представится в качестве парня Аски? Зачем…

— Зачем столько вопросов, юный сэр? Мой тебе совет — не пытайся понять, чего хотят боги они и сами не знают.

— В этом вы, пожалуй, похожи на людей.

Адам подкинул телефон, поймал его, снова подкинул, не переставая хмуриться. Что ж за напасть такая? Только встретил девушку нормальную, решил образумиться, остепениться и всё такое, так началась какая-то чертовщина!

Телефон зазвонил, и парень вздрогнул. Клот поднял брови.

— Чего не отвечаешь? Я тебя стесняю? Ну ладно, бывай.

Парень открыл рот, чтобы остановить непоседливого Игрока, но не успел. Чертыхнулся, нажал на кнопку приёма вызова.

— Да, папа…

Тихо, темно, прохладно. Аска снова утеряла чувство времени — как в лабиринте. На этот раз она не испугалась, девушке приятно было испытать снова чувство отрешенности от мира. Мысли приходили и уходили, не задерживаясь ни на миг, проплывая перед равнодушным взором, как листья на воде. Темно, прохладно, тихо. Так сколько дней — или часов — может человек прожить без еды и воды?

Сначала она ничего не слышала, отдыхая в этой блаженной тишине. Дело было не только в толстых стенках склепа, а в том, что в этой старой части кладбища практически никогда не бывали посетители. Находясь среди людей, Аске приходилось переживать вместе с ними их чувства, иногда — улавливать мысли. Она чувствовала себя, как радиоприемник, который одновременно настроили на десяток станций. А тут вдруг — тишина…

Но потом она начала слышать какое-то тихое бормотание, отголоски чужих чувств. Кто-то зашёл в гости? Ощущение чьего-то присутствия не покидало Аску в течение долгого времени… То есть в течение не менее чем тысячи мыслей-листьев, теперь это были её единственные часы. Люди не стали бы проводить так много времени на кладбище, раз что они не вздумали здесь поселиться. А почему бы и нет?

Она вспомнила, что у ней было двое соседей в этом семейном склепе — один снизу, прямо под ней, другой под боком. Но ведь у мертвых нет ни мыслей, ни чувств. Или есть?

Таким образом, к её собственным размышлениям присоединились и чужие, что девушку совершенно не беспокоило. Она больше испугалась вполне человеческого голоса и грохота снимаемой крышки.

— Ты как, малыш?

Аске потребовалась какое-то время, чтобы сообразить, что обращаются именно к ней. Она помолчала, вспоминая человеческие слова: в этот раз, как после лабиринта, только ещё сильнее, она отдалилась от всего земного.

— В порядке.

Она вылезла и зажмурилась — ярко сияла Луна, освещая склепы и одиночные могилы. Проморгалась.

— Скульд.

— Садись. Выпей — вот, держи.

Аска смутно осознавала, как истощено её тело, но это опять-таки было слишком незначительным. Тем не менее, она покорно отпила из фляжки. Горячая вязкая жидкость быстро скользнула в желудок и согрела девушку, но и выбила слезы. Аска немного пришла в себя — в себя прежнюю. Она понимала теперь, что это всего лишь маска, но более чем удобная для жизни в этом мире. Стоп, а какой ещё есть, кроме этого?

— Аска, милая… Аска! — Скульд тормошил её уже добрых три минуты, пытаясь обратить на себя внимание. Каких трудов стоило ему сдерживать торжествующую улыбку: сразу два этапа пройдено — путрефикация и коагуляция, гниение и закрепление. Теперь девочка твердо стоит на ногах и не собирается останавливаться на пути к совершенству! Слава средневековым философам-алхимикам, слава!

— Мне нужно домой. Сколько времени прошло?

— Много.

— Сколько?

— Три дня, — он принял такой же равнодушный деловой тон, как и она.

— А девчонки?..

— Всё в порядке, не волнуйся.

— Но с работы, видимо, меня уже уволили…

— Забудь, — Скульд решительно рубанул ладонью воздух. — Возьми — здесь твоё выходное пособие. Расслабляйся, отдыхай. Погуляй, почитай книжки.

Аска кивнула, зачем-то взвесила пухлый кошелёк из черной кожи. Всё-таки она очень нужна этому богу или кто он там такой. Дело даже не в деньгах, а в том, что он стремится устранить все препятствия перед ней. Спор? Увольте! И азартны должны быть эти высшие существа…

— Книжки — это хорошо, — пробормотала Аска, когда Повеса оставил её на пороге дома. — Особенно если в них есть что-то о богах и их играх.

Игорь с головой ушёл в работу — задерживался, брал дополнительные задания, возвращался домой за полночь. Елена догадывалась, что так он переживает произошедшее с ней несчастье, но ничего не могла с этим поделать: она рассчитывала, что скоро это пройдёт. Кроме того, у неё были её дети, которые стали ещё ласковее, ещё нежнее — и с энтузиазмом принялись учить знаки языка глухонемых. Их мама вернулась из больницы, снова готовила вкуснятину по выходным, снова улыбалась, как и раньше. Так чего грустить? Для них язык жестов был очередной игрой.

Но время шло, а Игорь прежним не становился — наоборот, уходил в себя. Сколько бы жена не ластилась к нему по вечерам, он рассеянно поглаживал её по волосам, а сам смотрел в сторону. Оправдывался: «Устал». Когда подруги советовали поискать чужие длинные волосы на костюме Игоря, Елена только смеялась — может, ещё и рубашку обнюхивать на предмет духов? И всё же, и всё же… Убирая в стиральную машину пиджак, она сняла с него длинный иссиня-черный волос. Задумалась, потом тряхнула головой и постаралась забыть глупые подозрения: мало ли, откуда этот волос мог взяться! Ерунда, Игорь ведь не мог… Не мог!

Буква НУН

«Вошла буква нун и сказала Творцу: „Хорошо мною устроить мир, потому как мною написано Нора тэилот — великие хваления, а также сказано: „Восхвалением праведников“.

Ответил ей Творец: „Вернись на свое место, потому как для тебя вернулась буква самэх на свое место. И опирайся на нее. Потому что буква нун находится в слове Нэфила — падение, исправить которое должна буква самэх, ради чего должна вернуться на свое место, чтобы укрепить низших“. Немедленно отошла от Него буква нун“».

Скульд оперся руками о подоконник и невидящим взглядом уставился на безжизненный пейзаж за окном. Все человеческие существа погибли во время катастрофы, позднее — из-за излучения. Без них лучше. Хоть Лахе и утверждает, что окна, выходящие на райский сад, куда приятнее, но её мнение едва ли заслуживает внимания. Ведь там целых два человека — эти первобытные Адам и Ева. Знать бы, откуда только Лабиринт берёт информацию для всех этих пейзажей?

Но тут мысли Игрока приняли другое направление. По христианским канонам, первые люди отринули бога, отведав плода познания. Аска… Похоже, Скульд сам вкладывает ей в руки этот плод, делая девушку магом, добывая из её духа Философский камень. Что потом? Не оставит ли она своего «бога», сочтя себя достаточно умной и самостоятельной? А что, если она станет даже сильнее его и сможет разгадать все планы Игрока?..

Да нет, это же смешно. И Скульд посмеялся вслух — просто чтобы доказать себе, что он в своих опасениях действительно зашёл слишком далеко. В любом случае, каким бы крайним он ни был, на стороне Повесы его непобедимое очарование и — любовь. Аска, будь она тысячу раз магом, будет закрывать глаза на всё и слепо доверять ему, это уж точно.

Он открыл свой рабочий дневник, просмотре записи. Что, господа алхимики, не так-то уж и сложно оказалось расшифровать ваши аллегории!

На очереди операция под благозвучным названием «цитация», то есть «вскармливание». Скульд записал и задумался, постукивая карандашом по бумаге. Что бы это могло означать? Наполнение объекта чем-либо. Чем?

«Знания», — записал Игрок. По крайней мере, это логично. Не зря он посоветовал Аске «почитать книжки», ой не зря. Ещё бы знать, к какой области знаний должны относиться эти книги… Может, что-нибудь из магических практик? Надо заглянуть в библиотеку Лабиринта и собрать подарочек для Фишки.

Следующая стадия — сублимация, то есть «возгонка». То есть переход вещества из твёрдого в газообразное, минуя жидкое. Сама собой напрашивается ассоциация — смерть, отделение духа от тела. Но как тогда, скажите на милость, проводить оставшиеся… пять, посчитал Скульд, операций! Быть может, девочке нужно испытать ВТО, то бишь внетелесный опыт. Медитации, выход из тела в астральные плоскости. Откровенно говоря, Скульд не видел в этом никакого смысла, но этот вариант его явно устраивал больше, чем смерть перспективной Фишки. Итак, «Астрал?» — и в библиотеку.

Не одному Скульду пришла в голову идея напиться из источника бумажной мудрости: в библиотеке сидел Лорд, закрывшись от мира свежим номером Times. Nobless oblige, как же. Сначала молодой Игрок заколебался, но потом решил, что старейшему, чья Фишка уже вышла из Игры, нет никакого дела до фокусов остальных.

— Мой почтение, Вердан.

— Добрый день, Скульд. Как спалось? — газета опустилась на дюйм, чтобы открыть благодушную улыбку Игрока, потом поднялась снова. Он не слишком переживал из-за своего проигрыша. Впрочем, подумал Скульд, долго ему не придётся оставаться в одиночестве — Лахе, ведущая Игру так же бездарно, как и всегда, скоро потеряет свою Фишку.

Уже собрав необходимую коллекцию, Скульд не отказал себе в удовольствии побеседовать с Верданом.

— Вы не скучаете, Лорд? Не нужно продумывать тактику, просчитывать следующий ход. Чем же вы занимаетесь?

Вердан усмехнулся, но так, чтобы более молодой коллега не заметил. Ему всё ещё кажется, что в этом мире нет ничего, что стоило бы внимания, кроме Большой Игры и всего, что с ней связано. Приятно разрушать чужие иллюзии, но в этот раз Вердан просто не имел на это права. Поэтому он чуть склонил голову, словно соглашаясь с собеседником.

— Судьба. Ей всё подвластны — что ж с того, что в этот раз она оказалась ко мне не столь благосклонна?

— Как сказал бы Клот, повернулась филейной частью.

— Это не самая худшая для созерцания картина, если учесть наше представление о Судьбе как о прекрасной женщине, благосклонной к своим верным поклонникам.

Про себя Скульд отметил, что для него Судьба всегда представлялась почему-то в образе костлявой и угловатой девчонки-подростка, чей характер (и без того не ангельский) ещё больше портится из-за внешности гадкого утенка. И он не возражал бы, чтобы подобная Судьба вообще исключила его из списка интересов. Чёрт с ней, и сам справится!

— Ая-яй, — мягко укорил его Вердан. — Скульд, учитесь скрывать свои эмоции. Судьба может увидеть их и оскорбиться на подобное отношение.

— Вердан, скажите честно: вы верите в существование Судьбы? — неожиданно для себя ляпнул Повеса.

— А как же? Кто создает Лабиринт, Игровое Поле… кто даёт нам власть над Фишками, в конце концов?

— Не знаю. Может, мы сами. Может, это вы всё делаете, Лорд, а потом наслаждаетесь игрой в Игре: удовольствие для истинного знатока.

На секунду Вердан оцепенел, и ему померещилась та самая филейная часть Судьбы, о которой они недавно говорили. Но насмешливая и беззаботная улыбка Скульда развеяла его опасения.

— Кто знает, друг мой, кто знает.

Никто из мужчин не заметил, как промелькнула у стены серая тень и помчалась к своей хозяйке.

Лахе выслушала доклад своей писклявой подданной и нахмурила очаровательный лобик. Информация была ценной, но малопонятной. Кто знает, шутили Игроки или были серьёзны? Она надула щёки, посмотрела в зеркало, машинально поправила волосы. Странные речи Вердана, Повеса, ставший невероятно — и даже пугающе — серьёзным. Атропос, в конце концов, заведшая интрижку с Плутом. Кто бы мог подумать! Уж не её высокомерная «подруга» с невоспитанным и бестолковым Игроком. Он не чета Скульду…

Лахе запретила себе думать о Скульде и вернулась к Атропос и Клоту. Она бы и сама не поверила в то, что Ледяная Дева может позариться на это безвкусное «сокровище», если бы одна из её слуг не стала свидетельницей более чем жаркого поцелуя, которым одарила девушка Игрока в коридоре, когда думала, видимо, что их никто не видит.

Фу, гадость!

В любом случае, даже если они вздумают объединиться, это будет сложно: их Фишки находятся слишком далеко друг от друга и географически, и по социальному положению. Против Лахе они тоже сыграть не смогут — только против Скульда. Предупредить его, что ли? Лахе снова пристально уставилась в зеркало. Нет уж, раз Повеса пренебрегает ею, то она не упустит возможность насолить ему — пусть проигрывает! Она ему ни слова не скажет. Более того…

Белокурая девушка с внешностью невинной принцессы, чей разум никогда не омрачали темные мысли (а то и вообще мысли) хлопнула пару раз в ладоши и заторопилась к Атропос, чтобы пригласить её прогуляться в Райском саду.

Сказать, что Клот удивился, услышав в свою дверь стук — это не сказать ничего. Единственный, кто заходил к нему в комнату (а это был Скульд), прекрасно знал, что дверь в покои Клота была открыта всегда, когда хозяин был внутри. Стоило просто толкнуть дверь, и не утруждать свои костяшки.

«Пожар? Годзилла? Второе пришествие?» — рассуждал Игрок, пересекая комнату. Что ещё могло заставить кого-то из Игроков нарушить Правила и заявиться без приглашения?

— У меня есть важные новости, — холодно объявила Атропос, глядя Клот куда-то в переносицу.

Игрок отступил на шаг и приоткрыл дверь, но девушка упрямо стояла в коридоре.

— Входите же, моя королева… не создавайте сквозняк, — и он втянул внутрь слабо сопротивляющуюся Атропос.

Она присела на диван и огляделась, не скрывая любопытства. Игроки очень редко приглашали других в свои комнаты: например, в её побывали только Лахе и Клот. Всё-таки это личное пространство, рабочий кабинет, в котором вынашиваются планы и расписываются тактики… Но самое главное: покои Игрока выходят окнами на тот пейзаж, что ярче всего отражает сущность. Познаешь сущность другого — считай, уже обыграл. У самой Атропос за окном был спуск к лазурной морской бухте, укрытой в каменной чаше из гор, поросших оливами. В самой бухте не было людей, но сюда приходили молодые из деревень, находившихся где-то пределами окна, чтобы посоревноваться в плавании — или чтобы увидеться с возлюбленными. Была Эллада на Земле, была Эллада… а кусочек её сохранил Лабиринт, чтобы радовать свою прекрасную обитательницу, чей образ был так похож на греческую статую.

Итак, Атропос из понятий вежливости очень старалась держать голову повернутой в сторону двери, чтобы ни в коем случае не увидеть то, на что любуется её союзник. Клот не стал смеяться, он снова взял за руку девушку и подвёл к окну.

— Смотри. Это — мой мир. Нравится?

От вида фьордов, изрезавших суровый, заснеженный берег, захватывало дух. Сразу было ясно, что людей этот мир не любит, лишь терпит — и то, если человек будет достаточно сильным, чтобы бороться с природой. Нет? Равнодушный снег просто покроет ещё одну безымянную могилу, не скорбя и не ликуя.

— Безжалостный, — с каким-то удивлением произнесла девушка, чей возраст насчитывал уже несколько столетий, если память её не обманывала (в чём она уже не была уверена).

— Правда, мы с тобой играем роли, полностью противоположные нашей сути? Могу тебе сказать — не мы одни. Но это секрет.

Конечно, он ведь вхож и к Скульду, и к Вердану — Клот должен знать, что на самом деле представляют из себя мужчины-Игроки. Но расспрашивать Атропос не стала — это было бы уже чересчур. Хватит нарушать Правила, хотя бы в это день.

— Так что же за новости, моя прекрасная Психея?

— Лахе следила за Верданом и Скульдом. Повеса пошутил, что, быть может, Вердан играет нами, Игроками, как мы — Фишками, и Лорд замер на секунду. Лахе считает, что это — метафора, и что Скульд подразумевал заговор, который плетёт против него Вердан вместе со мной и с тобой… И Вердан испугался, что его раскроют.

— Чушь какая. Пастушка превзошла саму себя.

— Нам это на руку! — возразила Атропос. — В любом случае, она жаждет мести из-за того, что Скульд до сих пор не пытался… не пытался…

— Облапать её, — подсказал Плут со свойственной ему непосредственностью. — Ясно. И Лахе сказала тебе, что мы втроём — с Лордом подмышкой — можем продолжать строить зловещие планы по вмешательству в дела Повесы. Она его не предупредит. Так?

— Так. Но, знаешь — Вердан ведь всё-таки запнулся… В наблюдательности Лахе не откажешь, она лучшая среди нас в деле добычи информации. Значит, Вердан по уши завяз в чём-то, что лишает нас памяти, создаёт Лабиринт и Поле, наши кубики.

— Он знает принципы течения Времени…

— И что будет в Финале…

— И это что-то явно не из приятного.

Игроки задумались, глядя друг на друга. В конце концов Атропос беспомощно пожала плечами.

— Я не знаю, что делать. Игра становится всё опаснее, а проигрывать не хочется, тем более что я уже далеко зашла.

— Могу тебя успокоить, милая Атропос: до выигрыша тебе не ближе, чем мне — до Скульдовского обаяния. К тому же, как мне кажется, у нас с тобой есть значительное преимущество перед всеми: открытые карты. Моя тактика известна тебе, твоя — мне. И, что бы там ни ждало в Финале, мы встретим это вместе… если вообще дойдём от него.

Здоровая доля скептицизма была отличительной чертой всех Игроков, в кàком бы романтическом настроении они ни находились.

После ужина Атропос нарочито медленно шла к себе, отказавшись составить компанию Лахе. Наконец-то услышала сзади мягкие быстрые шаги, один звук которых вызывал неконтролируемую ненависть. Тем не менее, она справилась с собой и обернулась, преграждая путь Скульду. Его лицо перекосилось, но он всё же учтиво склонил голову.

— Позвольте пройти.

— Нет. Скульд, я… хочу предложить тебе примирение.

— Примирение? — кажется, до него даже не дошёл смысл этого простого слова.

— Да. Признаемся честно, что ненавидим друг друга. Я хочу исправить это положение: предлагаю оставить в прошлом то, из-за чего мы перестали ладить… помнишь, тогда?

— Не помню. И вспоминать не тянет. Прошу меня извинить.

Боком, стараясь не коснуться даже подола её платья, Скульд проскользнул мимо Атропос. Она прикрыла глаза, изо всех стараясь пробудить непослушную память. Фишки, Игроки… Неужели они когда-то так серьёзно соперничали в Большой Игре? Или… нет, к чувству отвращения примешивалось ещё что-то. Горечь, и — восхищение? Обожание? Неужели она, Атропос, была когда-то так же очарована Повесой, как и его бедняжки-Фишки?

Она покачала головой. Ладно, с этим Игроком каши не сваришь, даже и из топора.

Буква САМЕХ

«Предстала перед Творцом буква самех и сказала: „Творец мира, хорошо моими свойствами создать мир, потому как есть во мне Смиха — поддержка для падающих, как сказано: „Поддерживает (сомэх) Творец всех падающих““. Ответил ей Творец: „Потому-то необходима ты на своем месте и не сходи с него. Но если сдвинешься со своего места, что в слове Сомэх — поддержка, потеряют опору в тебе падающие, потому как они опираются на тебя — твои свойства“. Услышав это, отошла в сторону буква самэх».

Аска лежала на диване и смотрела в потолок. Ничего интересного там не было, по крайней мере, в том месте, куда был направлен её взгляд. Стоило обратить глаза чуть вправо, и там можно было полюбоваться липкой лентой с тремя дохлыми мухами, но это было уже слишком много для её забитого информацией разума. Девушка чувствовала себя рождественским гусем, под завязку нафаршированным умелой хозяйкой. Подруги с радостью скинули на неё все домашние заботы, но их было немного; большую часть дня Аска проводила за книгами — Скульд принёс целую стопку. Кроме того, в её распоряжении был нетбук и интернет, снабжавший всем необходимым. Ну, не всем: она так и не смогла отыскать одну из частей Вед в переводе на норвежский или хотя бы английский.

«Может, выучить санскрит?» — лениво подумала Аска. Эта мысль не казалась глупой или невероятной — почему бы и не выучить, в самом деле? Надо только попросить Скульда, своего ангела-хранителя, пусть найдёт какой-нибудь самоучитель. А то и сам позанимается.

Дни сливались для Аски в одну бесцветную бесконечную полосу — пеструю и мутную, как очень грязное стекло, выходящее на оживленную автостраду. И — книги, книги, книги. Поесть она забывала, так что приходилось ставить будильник с напоминаниями: как ни крути, морить себя голодом девушка не собиралась.

Ей не было скучно, ей было… пусто. Чего-то не хватало в окружающем мире, а чего — не знала и она сама. Скульд появлялся редко и ненадолго, может, дело в этом?

К дому подъехала машина и просигналила три раза. Просигналила машина. Просигналила машина. Просигналила машина. Аска крутила предложение в голове, понимая, что оно должно что-то значить, более того — что от неё требуется какая-то реакция… Через какое-то время она наконец-то сообразила, что нужно открыть дверь, потому что это приехал Адам. Надо открыть дверь. Надо от…

Встала, но, подойдя всё-таки к двери, обнаружила, что она превратилась в непреодолимое препятствие: рука Аски свободно проходила сквозь ручку, будто она была голограммой. Или же у самой Аски появились проблемы с материальностью… Девушка, всё ещё не очень быстро соображая, поднесла руку к глазам — чтобы обнаружить, что её тело стало полупрозрачным, похожим на голубоватую дымку. Аска обернулась — на диване лежала она сама…

«Приехали», — успела подумать северянка, прежде чем её захлестнула волна ужаса. Добаловалась со своей «диетой»!..

Она почувствовала, как её что-то сжимает, так что, наверное, было б больно дышать (если бы она дышала), а через ми девушка уже вскочила с диване, с шалыми глазами, тряся головой и ощупывая своё родное плотное тело. Её колотило — куда только подевалась прежняя сонливость и апатия? Молнией Аска выскочила на улицу, чуть не выбив дверь и вписалась прямо в Адаму, которому надоело ждать в машине.

— Что? Что? — как заведенный, повторял он, сжимая плечи перепуганной насмерть девушки.

— В-валерьянки, — отстучала зубами та.

Адам заварил на кухне чай, добавил несколько капель коньяка — подумал, капнул и себе в чашку тоже. Не нужно было быть Шерлоком Холмсосм, чтобы понять: что-то случилось, и это что-то связано с той божественной игрой, в которую их с Аской втянуло по уши.

Девушку как прорвало: сначала она просто рыдала, лёжа ничком на диване, потом уже тише всхлипывала, роняя слезы в чай. Потом строилась поудобнее и выложила Адаму всё, что знала и о чём догадывалась — и о том, как сегодня утром нечаянно выскользнула из тела.

— Нечаянно, — задумчиво повторил Адам и накапал ещё коньяка себе и девушке. Уже без чая. — И что ты собираешься делать дальше?

— Продолжать.

— С ума сошла?!

Аска пожала плечами. Это из тех вопросов, на которые бывает очень сложно ответить.

— С этой карусели так просто не соскочить. Да и вообще — знаешь… — и запнулась.

Как объяснть, что, когда схлынуло болезненное равнодушие, снова вернулось то въедливое чувство, которое похоже на обморок? Стоит ей только увидеть Скульда, его зеленые весёлые глаза…

— Короче, я не отступлюсь.

— А вдруг ты в очередной раз «нечаянно» выйдешь из себя, а назад не вернёшься?

— Как — что? По правилам — священник, венки, прочувствованный некролог.

— Дура! — Адам едва не вспылил. — Прости, Аска…

— Да ничего. Дура и есть, — девушка кивнула, потом придвинулась ближе к студенту. — Адам, ты только… заходи в гости иногда, ладно? Пожалуйста.

Она хотела сказать, что уже давно дружба, что была между Марой, Хельгой и ней, сошла на «привет — как дела», а больше и поговорить-то не с кем. И — тем более — пожаловаться на то, что тяжело, когда тебя вот так вот перекраивают в скоростном режиме, из обычноо человека превращают в чёрт-те что… Но не сказала. А Адам, похоже, и сам понял если не всё, то хотя бы половину.

Игорь уехал в командировку по делам, а, когда вернулся, первым делом позвал детей.

— Гуляют, — сказала Елена, не слыша собственного голоса. Она улыбалась, когда потянулась за обычным поцелуем, но улыбка застыла на губах — Игорь отвёл ей руки, потом жестом указал на кухню. Лена перешагнула через нераспакованную сумку, прижимая руки к груди. Ей отчего-то стало дурно.

Игорь снял с холодильника несколько листов, которыми пользовался для «общения» с женой, и фломастер.

«Я ухожу».

— Куда? Прямо сейчас?

«К другой».

Лена села, не отнимая рук от груди, которые теперь были сложены в молитвенном жесте. Он шутит, он же не может… так!

— Ты шутишь, Игорь?

«Нет».

И потом, сразу же, не поднимая глаз — «Я люблю её. Тебя — нет. Квартира и дети останутся от тебя, алименты платить буду без вопросов».

Наконец-то он поднял голову, чтобы взглянуть на ту, что любила его больше жизни… Но взгляд мужчины был холодным, чуть жалостливым и — брезгливым. Уж этого Лена вынести не смогла. Она встала из-за стола, отвернулась к окну, чтобы совладать со слезами — потом кивнула и сказала ему: «Уходи». И порадовалась впервые, что не слышит ни своего дрожащего голоса, ни его — возможно — нелепых и смятых, глупых и ненужных оправданий.

Как же так? Столько лет, проведенных вместе! Столько радости и горя, поделенного на двоих, потом на четверых… Ведь Игорь в них души не чаял, а теперь бросает, будто чужих. Что же она теперь будет делать, одна, да ещё и глухая? А дети — два ясных солнышка? Как жизнь прожить без единственного, без их стены каменной? А он их предал!

Елена почувствовала себя мусором, старой ветошь, за ненадобностью выкинутой а дверь. Да только вот детки ветошью не были — но их отцу всё равно наплевать…

Буквы АИН и ПЭЙ

«Вошла буква Пэй и сказала: „Владыка мира, хорошо мною создать мир, потому как будущее освобождение мира вписано во мне, ибо слово Пдут — освобождение, избавление, начинается с меня. То есть освобождение — это избавление от всех страданий. И потому стоит мною сотворить мир“.

Ответил ей Творец: „Хоть и хороша ты, но с тебя начинается и тобою втайне обозначается слово Пэша — прегрешение, подобно змею, жалящему и прячущему голову в свое тело. Также грешащий склоняет голову, пряча себя от постороннего взгляда, а руки протягивает грешить ими. Так и вид буквы пэй, голова которой скрыта в себе“. И также ответил Творец букве аин, что непригодно ее свойствами создать мир, потому что в ней есть свойство Авон — грех, преступление. И хотя пыталась та возразить, что есть ее свойства в слове Анава — скромность, все равно отказал ей Творец».

Лахе вышла из сна-транса и первым делом протянула руку вправо, пошарила на тумбочке у кровати. В руку ей попалась изящная фарфоровая чашечка, где на дне её оставалось несколько капель сладкой кашицы: мёд с молоком, выпитые вечером. Раздался звон: страдали, как всегда невинные… чашка разбилась о стену.

— Ну почему?! — жалобно воскликнула Лахе, садясь в кровати. Почему опять её Фишка проиграла?! Спасибо, что не первой, как всегда. Обида была по-детски несправедливой (кого ещё винить, кроме себя?), но девушку это едва ли беспокоило. Она заплакала, утирая слезы легким покрывалом.

Опять проиграла… Вчера, когда бросали кубики у Игрового Поля, её Фишке было сделано предостережение. И Лахе, как полагается хорошему Игроку, старалась изо всех сил, чтобы уменьшить возможные негативные последствия — всё по Правилам, заметьте! И, вместо этого, сделала всё ещё хуже…

Сегодня ночью её Фишка погибла в человеческом мире, а, значит, в Лабиринте исчезнет её маленькое пластмассовое воплощение — и все остальные увидят это, как только подойдут к Полю. Как начнёт издеваться Плут! Пастушкой обзовёт опять. И Атропос — вот правильно Скульд её гадюкой называет — будет смотреть на неё, как на глупую девчонку, влезшую во взрослые игры. Она, Лахе, между прочим, давно уже не девочка, стоит им всем об этом помнить!

И на Вердана надежды никакой — мутный он, непонятный, этот старший из Игроков. Может, только Скульду можно будет пожаловаться — он не засмеётся…

Лахе всхлипнула. Да, как же! Он её и обнимет, и приласкает, а на самом деле в сердце у него не теплее, чем в холодильнике. Она тихонько захныкала. За что на неё так обозлилась Тихе? Лахе ведь среди Игроков — самая добрая, самая невинная, Фишки без надобности не мучает, не то, что некоторые. Несправедливо!

Так и хочется закрыться с комнате и послать всех в Тартарары, пусть без неё обойдутся — не заплачут. Пусть их всех!.. Лахе скрутилась калачиком и ещё раз горько вздохнула. Слезы высохли. Правила нарушать нельзя, будь ты хоть Верданом, хоть самой Тихе. Там сказано, что и на приёмы пищи, и на бросание кубиков пятеро Игроков должны собираться вместе, иначе Большая Игра застопорится. Проиграл ты или ещё стоит твоя Фишка на Поле — поблажек никому не делается.

И Лахе ощутила, будто её на плечи навалилась неведомая тяжесть, и впервые на ум пришла странная мысль: «Скорей бы всё это закончилось». Большая Игра уже не казалась такой интересной, а Лабиринт в одночасье стал тюрьмой, откуда ей так не терпелось выйти на свободу.

Только, если она правильно понимала, до освобождения было ещё ой как далеко: на Поле остались самые сильные Игроки — Плут и Повеса — да и Атропос им уступать не собиралась. Даром что гадюка.

— Гадюка, — мстительно повторила Лахе, сидя уже у зеркала. Проиграла она или что там, а непричёсанной, хоть на балл ниже совершенства, на завтрак показаться она себе не позволит!

За завтраком Скульд едва обращал внимания на своих соперников, был рассеян и почти что невнимателен. Однако свою соседку по столу развлекал, как и положено. Может, будь он чуть менее занят своими мыслями, заметил бы, какими мрачными стали глаза Лахе, как мелькал в них несвойственный Пастушке огонёк обиды. Перед глазами белобрысого Повесы стоял его рабочий блокнот, открытый на девственно чистой страниц. С «возгонкой» он угадал, да, в очередной раз разделав аллегории древних мудрецов под орех. Но как быть с ферментацией, следующей стадией Великого Делания? Брожение. Что оно может означать в применении к воспитанию человеческого духа?

Его напряженный и любопытный взгляд упёрся в ноздреватый белый хлеб. Брожение вызывают бактерии, причём в строго определенной среде. И ведь подумать только — осталось какие-то там четыре стадии, и он вдруг так позорно застопорился!

С раздражением Скульл подумал, что надо сдать Аску к чертовой бабушке в болотную пивоварню — может, она что сообразит. Бродить… в смысле — гулять? Или это символ «брожения умов»? Обозначение революции или чего-то подобного, возможно — бунта. Фишка должна взбунтоваться… против чего?

Скульд обвёл Игроков тоскливым взглядом: попробуй попросить совета, так они живьём сожрут и косточек не оставят. Сам, только сам…

После традиционного бросания кубиков Атропос возвращалась к себе в далеко не радужном настроении. Поле выдало ей очень серьёзное предупреждение, которое требовало немедленного обдумывания. Погибнет Фишка, как у Лахе — и Большая Игра закончена для невезучего хозяина ещё на сто сорок четыре годы. Но…

Ох уж это «но». И проигрывать не хочется, и выигрывать уже страшно. Она уже подумывала о том, чтобы заслать к Вердану Клота — или пойти самой — и напрямую заявить: «Выкладывай, что тебе известно, старый тролль!»

Атропос вздохнула, прекрасно зная, что никто не решится на такое вопиющее нарушение Правил. Значит, надо принимать решение самой.

В комнате девушка надела короткую эксомиду, хранившуюся в шкафу для выходов в её мир, который Лабиринт создавал за окном. Мира древней Эллады — выражение самой сути черноволосой красавицы. Одевалась она по-гречески, чтобы не смущать возможных гостей, который понятия не имели о том, что их деревенька и сияющая бирюзой бухта — всего лишь клочок пространства, созданный неведомыми силами на несколько месяцев, может, год — в зависимости от того, как долго будет длиться Большая Игра.

В этот раз Атропос поздравила себя за предосторожность — у самой кромки волн на большом камне сидела девушка, повернувшись спиной к Игроку, лицом к морю.

— Калимера! (гр. Доброе утро) — приветствовала её Атропос, и застыла на месте, когда гостья обернулась и спрыгнула с камня. Она была совсем не эллинкой, скорее — северянкой, из мифической Гипербореи, страны, которой покровительствовал сам Аполлон. И одета она была в совершенно современные шорты и футболку.

— Я не знаю этого языка, — по-английски сказала северянка. — Это Греция, что ли?

— Да, — Атропос перешла на её язык. — Почти. Как ты сюда… попала?

Вот сейчас она скажет: «Из деревни пришла», и Атропос окончательно убедится, что Лабиринт дал сбой. Или её разум, что не легче.

Но гостья неопределенно покрутила пальцами.

— Как-то… нечаянно. Я искала Скульда — если это тебе о чём-то говорит. Пыталась в своём тонком теле достать его, но оказалась почему-то здесь. И в обычном теле! — Аска (а это была, конечно, она) покосилась на Атропос. — Если ты вообще понимаешь, о чём я говорю.

— Так ты — Фишка? — Атропос замялась, пытаясь подобрать слова. — В смысле, подопечная Скульда?

Аска кивнула.

— А кто ты?

— Меня зовут Атропос.

— Следовало догадаться, — голос гостьи звучал тоскливо. — Где Клото — то бишь Клот — там и Атропос, и, наверное, Лахесис где-то за кустом прячется…

— Лахесис… Лахе? Откуда ты знаешь?

Про себя Атропос подумала, что Скульду не мешает оторвать чересчур болтливый язык. Да и вообще, какого черта она тут разговаривает с Фишкой?

— Спасибочки большое, уж не настолько я и глупая, — обиделась Аска. — Уж имена мойр запомнить могу.

— Чьи имена?

Мгновение девушки смотрели друг на друга, понимая, что чего-то явно не понимают. Первой заговорила Атропос — осторожно, будто пробуя весенний лёд на речке.

— Я не знаю, кто такие мойры, и никогда о них не слышала. Если бы ты рассказала мне, кто это такие, возможно, я смогла бы помочь и тебе.

Аска закусила нижнюю губу, размышляя. Возможно, это очередное испытание, устроенное Скульдом — или нет. В любом случае, знаниями о греческих богинях судьбы поделиться не жалко, тем более что здешняя Атропос опасений не внушала. Упомянула Аска и о норнах — скандинавских богинях, пряхах, что тоже решали человеческие судьбы: Скульд, Урд и Верданди.

Атропос слушала молча, силясь разбудить непослушную память. Вот-вот, кается, что-то откликнулось!.. И ускользнуло. Как же так, спрашивала себя она, ведь в распоряжении Игроков огромная библиотека, знания всего человечества — а о древних богинях судьбы никто не знает. Почему? Неужели это — часть того же замысла, что лишает их памяти о прошлых Играх? И опять-таки — зачем и кому это всё нужно…

— А ещё у нас не хватает Урд, — сказала Атропос вслух, когда Аска закончила. — И мы не решаем судьбы всех и каждого. Только…

Они сидели рядышком на песке и понимали, что картина мира яснее не стала ни для одной, ни для другой. Атропос, конечно, не имела права раскрывать перед смертной Правила Игры, но для Аски хватило одного слово — «Фишка». В груди всколыхнулась жгучая обида, подкрепленная прежними подозрениями. Вот, значит, как! Всего лишь Игра, развлечение для усталых богов!

Более того, черноволосая красавица, которая уже и сама не знала, кто она такая, не могла объяснить, почему Аска, решив воспользоваться астральным двойником для путешествия, приобрела ещё одно тело в Лабиринте. И как вообще смертная могла сюда проникнуть?!

Вопросы, вопросы. Ни одного ответа.

В конце концов Аска выпрямилась.

— Вот что. Я сейчас попробую уйти. А ты, пожалуйста, не говори ничего Скульду. Ладно?

Атропос кивнула, и, поколебавшись, спросила имя гостьи.

— Аска. Если будут ещё какие вопросы по мифологии — заходи в гости. Я так понимаю, наймиты меня сможешь?

Атропос кивнула, и через миг уже наблюдала, как осыпается песок, налипший на кожу Аски: незваная пришелица исчезла так, словно её материальная оболочка была не крепче тонкого тела. Ещё одна загадка, но, в отличие от пейзажей за окнами, требующая срочного разрешения. Что за дела, если Фишки получат право так же легко пробираться в Лабиринт, как и Игроки? Было в этом что-то нехорошее, неправильное. И что, интересно, пройдоха-Скульд успел рассказать этой Аске?

У девушки разболелась голова. А ведь ещё придумывать надо, как отвести беду от своей никчемной Фишки. Уж и бросила бы её, так ведь нельзя. Как-никак, они с Клотом пообещали друг другу играть честно и до конца, каким бы он ни был.

Большая Игра подходила к концу — это чувство неожиданно пришло к Атропос. Пусть вышли ещё только двое, но всё развивалось слишком быстро, и, казалось, судьбы смертных вышли из-под контроля, хотя, конечно, быть такого не могло. Иначе какие из них мойры? Или норны?

Закрывая за собой дверь, Атропос оглянулась напоследок на бухту и подумала, как точно выбрала она себе маленький мирок за окном — Эллада, где правили олимпийские боги, и где нити человеческих жизней пряли, оказывается, трое из Игроков — она, простушка Лахе и Клот.

Буква ЦАДИ

Предстала буква Цади перед Творцом и сказала: «Создатель мира, стоит мною сотворить мир, потому как мною отмечаются Цадиким — праведники. Также и Ты называешься Цадик — праведник, ты сам записан во мне, потому что Ты праведник и любишь праведность. Поэтому подходящи свойства мои, чтобы создать ими мир».

Ответил ей Творец: «Цади, ты цадика — праведница, но должна ты быть скрыта и не раскрываться настолько, чтобы тобою начать сотворение мира, чтобы не давать повод миру».

Первым делом, вернувшись в себя, Аска потянулась к мобильному телефону, но, подумав, отложила. Следовало сначала решить всё для себя, разложить по полочкам, а потом уже пугать Адама.

Она взяла листок бумаги, простой карандаш и села за стол. Картина вырисовывалась стройная, но с кучей белых пятен. Имелись пять богинь судьбы, три из которых оказались мужского пола, шестая вообще где-то затерялась, и всех их поразила выборочная амнезия, так что они забыли, кто они такие. Искать причину бесполезно да и, признаться честно, несущественно. Пусть этим занимается Атропос (а Аска была уверена, что черноволосая богиня своего не упустит).

Далее. Эти богини, вместо того, чтобы, как положено, мирно прясть, отмеривать нити человеческих жизней и обрезать их, занимались малопонятной ерундой: отбирали по некоему принципу людей («фишек» — с горечью напомнила себе Аска) и натаскивали их, чтобы… чтобы… что? Чего добивались эти высокомерные чудовища в человеческом облике? Эта проблема была существенной, поэтому Аска обвела её в круг.

Среди более мелких вопросов интересным представлялось проникновение в этот самый кусочек Эллады, куда попала Аска в поисках Скульда и получила почему-то второе тело. Она точно знала, что первое плотное тело, не самое идеальное, быть может, но привычное — осталось лежать в этом чертовом захолустном городишке на диване. Но там она ведь ощущала и теплый песок, и солнечный свет, и прохладу морских волн! Неужели можно было творить себе ещё одно тело? Или — не одно?

Постучав карандашом по листу, Аска вернулась к облюбованному дивану и принялась рыться в кучу книг под ним, бормоча стандартное «ну-куда-ты-пропал-сволочь-такая». В результате титанических усилий был извлечен блокнот с вангоговскими подсолнухами на обложке. Бывший дневник, потом — рабочая тетрадь для записи своих прогрессов на почве превращения в камень Философов. Там же записаны и стадии Великого Делания, за которыми она некоторое время уже следила с обреченностью кролика. Что-то ещё выдумает Скульд?

Сейчас её привлекала стадия из тех, что не были ещё вычеркнуты: «мультипликация», то есть — умножение. Не впервые Аске пришла в голову мысль, что стадии вовсе не обязательно должны выполнятся в той строгой последовательности, в которой завещали их средневековые алхимики, особенно под конец. Если так судить, то из двенадцати этапов ей оставалось не четыре, а три, а то и два. Вопрос в том, подозревает ли это Скульд.

Аска крепко призадумалась. Участвовать в играх этого предателя она больше не собиралась, это понятно. Кому понравиться быть «фишкой»! Так что белобрысый красавчик может подавиться своей обаятельностью. С другой стороны, перспектива огранить-таки свою душу и сделать из себя что-то новое была привлекательной донельзя. И, что-то подсказывало Аске, со Скульдом это было бы проще и быстрее.

Она уже вернулась к столу и поигрывала карандашом, пытаясь решить хоть один из роя вопросов. Не получалось, хоть ты тресни! Как раз вовремя раздался сухой треск — и девушка увидела сломанный грифель невинного карандаша. Чертыхнулась и пошла звонить Адаму. Две головы хорошо, а чашка чая лишней не будет. Заваривать же божественный напиток так, как юный англичанин, не умел никто.

«Дети, пора купаться… Девочки вперёд!.. Ну, а теперь ты… Где сестренка? На кухне. Тебя ждёт…»

Елена открыла кухонное окно нараспашку. Летний ветер ворвался в кухню, растрепал и без того неуложенные, мокрые волосы матери. Вся насквозь вымокла, пока…

Женщина улыбнулась, но любой, кто знал рыжую Леночку, отшатнулся бы в сторону, утверждая, что эта сумасшедшая не имеет ничего общего с их любимой подругой, хохотушкой, солнышком для всех…

Так ведь было.

Она скинула тапочки, становясь на белый, чистейший подоконник. Не обернулась на детей — тихих таких, молчаливых, какими брат и сестра никогда не были. Что ж, раз такие они отцу не нужны были, может, новые понравятся.

Елена сначала подавилась смехом, потом расхохоталась в голос. Пусть кто услышит, пусть даже и увидят её, стоящую на подоконнике шестнадцатого этажа — что проку? Всё равно ведь никто не успеет.

Она шагнула вниз.

Если бы обернулась, увидела бы на кухне не только детей своих, прежде любимых, но ещё и черноволосую девушку, в которой узнала бы и медсестру в больнице, и студентку, что раздавала листовки на Красной площади, и, быть может, новую любовницу Игоря.

Атропос молча смотрела в проём окна, ожидая человеческие крики, глухой удар о землю… И, словно разыгрывая какой-то спектакль, сделал движение рукой, будто перерезала вьющуюся нить чьей-то жизни. И вместе с ней, тесно переплетенные — две маленькие ниточки. Может, ещё одну: если Игорь не вынесет всего произошедшего, да ещё и будет себя винить. По правде говоря, Атропос так и думала, что виноват во всём был кобель, не устоявший перед черноволосой красавицей. Она ведь, в отличие от Повесы, никаких чар не использовала, давая человеку шанс. В общем, сами виноваты.

А вот ещё: станет ли несчастная Фишка призраком Белой Леди, которые так популярны в западных странах? Мать, убившая своих детей из-за измены мужа, и после лишившая жизни себя — такое ли посмертие ждёт Елену? В любом случае, это уже было не делом Игрока, и Атропос вернулась в лабиринт.

Адам слушал Аску, не перебивая, мрачно и спокойно. Все её домыслы, подозрения — о той Игре, что ведут назвавшиеся богами. Когда девушка закончила, он спросил:

— Что дальше?

— Вот я тебя прошу совета.

Адам кивнул.

— Бросай всё к чертям. Я имею в виду, Скульда. И… выходи за меня замуж.

— Зачем? — Аска даже не рассмеялась. Её жизнь напоминала ей с некоторых пор театр абсурда, где уже ничего не казалось странным. Зато неловко рассмеялся англичанин.

— Я и отцу рассказал уже. Думаю, ты ему понравишься. Нет, глупо как-то звучит.

— Угу. Неважно, я не против. Ты парень хороший, и, если бы…

Она не договорила, а Адам не стал подсказывать. Если бы их скромную жизнь «фишек» не сломали скучающие боги, кто знает, чем могла бы обернуться нечаянная встреча? Или ещё вообще не было бы.

— А ты меня научишь?

— Чему?

Молодые люди сидели на зеленой лужайке под деревом, неподалеку от дороги, по которой, впрочем, очень редко проезжали машины. Ветерок листал открытую книгу на коленях Аски. Ей казалось, что она совсем разучилась чувствовать. Ну, предложили ей руку и сердце — так и что с того? Возможно, даже Скульду не удалось бы вызвать в ней хоть отблеск прошлой любви, похожей на умопомрачение. Всё перегорело, а лампочку менять некому. Да и не на что. А ещё она согласилась, потому что откуда-то знала: всё это пустые разговоры, которые никогда не станут реальностью.

— Этому… выходить из тела, — смущаясь, объяснил Адам. Самому смешно казалось, что он к подобной чуши собачьей способен относиться хоть капельку серьёзно. Тем не менее.

— Научу. Потом. Хорошо?

— Хорошо.

— Как дела, голубки? — из-за дерева вышел Скульд, которого встретили два неприязненных взгляда. Не сказать, чтобы он сильно удивился, но девушка обычно была рада его видеть. Рада — ещё мягко сказано!

— Скульд, мы отказываемся играть, — Аска придержала страницы книги, подняла спокойные серые глаза на бывшего героя её романа.

Спокойствие она сохраняла с трудом: уж очень хотелось прямо здесь и сейчас расцарапать лицо этому ублюдку, который взял и, шутя, исковеркал всю её жизнь — не больше и не меньше. Такой жгучей ненависти пополам с обидой ей ещё не приходилось испытывать… хотя Атропос, наверно, её поняла бы.

Улыбка Повесы несколько увяла после того, как испытанные чары дали сбой. Аска всё так же спокойно и хмуро смотрела на Игрока, и мысли её были наглухо закрыты.

— Аска, ты что, не понимаешь, от чего отказываешься? Я объяснял тебе, рассказывал…

— И сколько правды было в твоих рассказах? — Аска прервала Скульда с бессильной злобой в голосе. — А? Как будто вам заняться больше нечем, проклятые!

Игрок пытался вставить свои пять копеек, но не тут-то было. Северянку, ободренную молчаливой поддержкой Адама, перебить было невозможно. Она высказала Скульду всё: и о «фишках» и о том, о чём говорила с Атропос, о том, что узнала и о чём догадалась… И что никто и ничто не заставит больше её и Адама плясать под дудку обитателей Лабиринта!

— Да, — тихо подтвердил англичанин. — Убирайся и передай Клоту, что он тоже свободен.

Скульду оставалось только откланяться, что он и сделал. И ему даже удалось сдержать торжествующую ухмылку: получилось! Само собой, без подталкиваний и намеков! Фишка сама проскочила два этапа, и, что бы она там не говорила, отказаться они не могут — люди, однажды давшие согласие на участие в Игре, выйти из неё, при всём своём желании, не в силах. На такое способны только Игроки.

Буквы ШИН, КОФ и РЭШ

«Предстала перед Творцом буква шин и сказала: „Творитель мира, мною подобает сотворить мир, потому что мною начинается Твое имя Шадай“. Но ответил Творец букве шин: „Хоть хороша ты, но станешь в начале слова шекер — ложь, с буквами коф и рэш, ведь, украв тебя, эти буквы смогут твоей силой создать целую систему нечистых сил лжи и подделки под чистые силы. Поэтому не могу я твоими свойствами создать мир, ведь потому как есть против тебя нечистая система, невозможно тобою достичь цели творения“».

Скульд рано вернулся и, едва ли не пританцовывая, кинулся к рабочему дневнику. «Ферментация» — вычеркнуть. «Экзальтация», то есть «возбуждение», пробуждение чувств — вычеркнуть! Две стадии осталось, не больше — а потом… что потом?

— Победа! — Скульд упал в кресло и забулькал себе вина, полюбовался на игру алых оттенков в тонком хрустале и повторил, смакуя, волшебное слово. — Победа.

Он уже понял, что душа, которую он сначала вслепую вёл по пути совершенствования, сбросила повязку и оттолкнула его руку. Но с пути не сошла! Кто знает, был ли таков замысел Аски, которая вознамерилась самостоятельно превратить себя в камень Философов — или наивная девочка всерьёз думала, что всё прекратится от одного слова, как страшный сон. Как бы не так!

Скульд, наэлектризованный нетерпением, не мог усидеть на месте. Фишка Атропос вчера попала на клетку-ловушку, да и вообще: её игра в этот раз не отличалась особым изяществом. Довести Фишку до такого состояния, чтобы ей было нечего терять и не о чем скорбеть? Да ну, ересь.

У Адама было неплохое положение — особенно если учесть, что он крепко держал своё слово, отпустив Фишку в абсолютно свободное плавание и помогая, по мере сил, Скульду. Но, пожалуй, пришла пора завершить это сотрудничество.

Скульд мельком глянул на себя в зеркало, пригладил волосы и вышел.

Атропос ждала Клота в Райском саду, нервничая. Никто, однако, не заметил бы ни единого признака волнения на лице или в фигуре Атропос волнения: руки покоились на подлокотниках, грудь спокойно опускалась и поднималась, а темные глаза из-под полуопущенных век наблюдали за игрой солнечных бликов. На самом деле девушка едва не подскочила, когда Клот размашистыми шагами приблизился к ней, поцеловал и тут же отодвинулся, озабоченно глядя на любовницу.

— Что случилось, моя Терпсихора?

— Клот, — Атропос не удалось преодолеть напряженность в голосе, — ты должен выйти из Игры.

— Ага, — ответил Плут.

Он сел рядом, закинул ногу на ногу, обхватив колено ладонями. Потом пожевал, завёл глаза к бровям, и наконец-то обернулся к Атропос.

— Почему?

Она честно пересказала ему происшествие с «нечаянно» объявившейся в Лабиринте Фишке (ведь она обещала только Скульду не говорить!), а потом замолчала, собираясь с духом.

— Потом… потом я пошла к Вердану.

— И? — подбодрил её Клот.

— И сказала, что, если он не прекратит играть с нами, то я нарушу все правила разом и посмотрю, что будет.

Плут хмыкнул. По его мнению, это едва ли можно было назвать угрозой, но Атропос была абсолютна серьёзна.

— Понимаешь, он ведь — старший, и он следит за исполнением Правил. Кому они нужны, кроме него? Нам? Да ничего подобного…

— Ладно-ладно. Что, Вердан тотчас же исповедался тебе во всех грехах?

Нет, иначе он не был бы старшим Игроком. Однако — непонятно, почему — он снизошёл до отчаявшейся и заплутавшей девушки, и сказал одно…

— «Брось Игру, если хочешь остаться Игроком».

— Чушь, — резюмировал Клот, но просто потому, что надо было хоть что-то сказать. Сам он далеко не был уверен в том, что слова Вердана было дурной шуткой. Особенно на фоне всех непонятных происшествий, потери памяти, и их странного наследия — имена, как оказалось, древних богинь Судьбы.

— Я так не думаю, Клот. Моя Фишка вышла из Игры сегодня, — без перехода добавила Атропос.

— Это ты сделала?

— Нет, я просто не мешала. Послушай, — с горячностью начала девушка, стремясь убедить собеседника, — я прошу тебя закончить Игру сейчас не из глупой зависти или чего-то вроде…

Клот накрыл ладонью её белоснежную руку, успокаивая, давая понять, что он вовсе так не считает.

— Если Вердан прав… Что станет с тем, кто победит? Он всё время намекал Лахе на то, что в конце можно получить совсем не то, что ожидаешь. И — покинуть Большую Игру, только представь себе! Лишиться бессмертия, быть может, всех доступных нам сил и знаний…

— Ещё скажи: «Фишкой стать», — фыркнул Клот. — Хорошо. Я решил.

— Что?

— Всё, — пожал плечами невозмутимый Плут, расплываясь в своей лукавой усмешке. — Не больно-то и нужна мне эта Игра. То есть выигрыш. Тем более что у меня теперь появились более интересные планы на ближайшие сто сорок четыре года — если ты решишься разделить их со мной… Если да, то пойдём. Ты ведь ещё не была знакома с моей Фишкой?

Буква ТАВ

«…И ответил ей Творец: „Тобою заканчивается слово смерть — мавэТ…“ Немедленно отошла от Него буква тав».

Мотор заглох, и машина остановилась, прокатившись по инерции ещё пару метров.

— Что за чёрт, — ругнулся Адам и хотел выйти, но в его куртку вцепилась рука Аски. Девушка дремала на сиденье рядом, но сейчас проснулась и вслушивалась в окружающий мир, настороженная и напряженная.

— Сиди. Это ко мне.

Она вышла, стала в двух шагах от высокого белобрысого Игрока, в чьи изумрудные глаза была готова когда-то смотреть вечно. Не сейчас.

— Что тебе нужно? Книги? Они в квартире. Забирай и уходи.

— Сейчас заберу, — улыбнулся Скульд. Но не так, как раньше, а холодно и равнодушно. — О, всё. Готово. Тебя подбросить домой?

Аска хотела сказать, что ей и одного шофёра хватит… но Адам исчез. Девушка хотела сразу наброситься на Скульда с кулаками, но сдержалась.

— Зачем тебе Адам? Он — не твоя «фишка». И вообще, мы же сказали, что вышли из игры.

— Милая девочка, из Большой Игры такие как вы, Фишки, уходят только одним способом. Хочешь посмотреть?

Скульд прикинул время и решил, что преподаст северянке последний урок. Взял её за руку, которую девушка попыталась отдернуть.

— Ты же хочешь увидеть своего сердечного друга? Так пойдём.

Миг головокружения — и они стоят на крыше какой-то высотки. Аска пошатнулась и съёжилась: кофта не защищала от пронизывающего ветра. Внизу гудели машины, слышался обычный шум большого города.

— Ну и… — раздраженно начала девушка, но тут увидела, что ей хотел показать Скульд. Неподалеку от них стоял Клот — он обернулся на невнятное восклицание пришельцев. На крыше был и четвертый.

Адам шёл к краю деловой и спокойной походкой, словно прогуливаясь. Без всяких «Не-е-ет!» и прочего Аска кинулась вперёд, надеясь удержать зачарованного (без сомнений) парня, но её удержал Скульд, перехватив поперек живота.

— Рановато, — посетовал тот, стараясь удержать вырывающуюся изо всех сил девушку. — А, вот теперь иди.

Аска едва успела затормозить на край, и сразу же упала на колени, не моргая, глядя, как летит вниз, словно застыв в бесконечном потоке горячего воздуха, Фишка по имен Адам.

Клот, выполнив обещанное, подошёл к Скульду.

— Не боишься, что твоя девочка тоже спрыгнет?

— Она не такая, — самодовольно ответил Скульд. — Эй! Аска, ты здесь остаешься? Всё, Адаму уже не помочь. Пойдём.

Девушка поднялась на ноги, аккуратно отряхнула джинсы на коленях и посмотрела на двух Игроков пустым и долгим взглядом. И — исчезла. Вместе с телом, просто взяла и испарилась, будто призрак. Но Скульд мог поклясться, что она была материальна!

— Хватит пялиться, — Клот хлопнул его по плечу. — Ты сделал из Фишки мага, чего теперь удивляешься? Главное, чтобы она счеты с жизнью не свела, пока ты кубики не бросишь в последний раз.

— Д-да, — ответил Скульд, с трудом отводя взгляд от обрыва. — Сейчас.

В Лабиринте у входа к Игровому Полю собрались все Игроки, ожидая одного Скульда. Он остановился, галантно пропуская вперёд дам, но Вердан ответил за всех:

— Сегодня ты войдешь один, Скульд.

Повеса чувствовал себя так странно, что даже не решился спорить. Впервые — впервые за все Игры с начала времён появился победитель! И это — он. Не старейший Лорд и не лукавый Клот, и уж, конечно, не гадюка-Атропос и не Лахе. Он, Скульд!

За Игроком закрылись двери. Остался только он, Поле и его Фишка. Скульд достал кубики; они дробно простучали по глянцевой поверхности змеистого Поля. Два очка. Тогда Игрок отважился взглянуть на свою зеленую Фишку: он успел увидеть, как изменяются на глазах черты Поля, и к пластмассовому конусу приближается легендарная клетка «Финиш». Одеревеневшими пальцами он приподнял фишку и отбил два шага — раз, два.

Финиш. Скульд ощутил в другой руке странное движение и, раскрыв ладонь, уставился на наполнявший её песок, в который рассыпались его кубики. Сзади раздались редкие хлопки — наверное, Игроки наконец-то вошли в центр Лабиринта, чтобы приветствовать Победителя…

— Поздравляю.

Аска обошла вокруг Поля, проводя по нему рукой, встала напротив Скульда. Он не успел перейти от взбудораженного торжества к недоумению, не успел сформулировать ни одного вопроса, но девушка могла догадаться о их содержании и сама.

— Объяснить? Пожалуйста. Скульд, ты выбрал единственный возможный путь, чтобы победить в Игре: превратить свою Фишку в… Игрока.

Аска сжала ладонь, раскрыла и показал замершему Повесе переливчатые серо-зеленые кубики из хризолита. Это почему-то помогло ему справиться наконец-то со ступором.

— И что… дальше? — Скульд пытался принять самоуверенный вид, но его сбивало с толку ледяное спокойствие жалкой смертной — и где! Здесь, в святая святых Лабиринта!

— Теперь Лабиринт на моей стороне, а тебя здесь только терпят. Богов судьбы всегда только пять, так что один из нас — лишний. Ах да, ты же ничего не знаешь о богинях судьбы! — Аска, издеваясь, сочувствующе покачала головой. — У тебя будет время. Как ты мне советовал: «Погуляешь, книжки почитаешь». Боги Судьбы продолжат выполнять свой долг, даже не подозревая об этом — уж я позабочусь, на правах Старшей.

— Какая из тебя старшая, девчонка? — рассмеялся Скульд, решив, что пропадать надо непременно с музыкой.

Аска подумала и согласно кивнула, признавая его правоту. Прямо на глазах черты её лица стали неуловимо меняться, так что вскоре перед Скульдом стояла великолепная зрелая женщина, царственная, которую никто не посмеет ослушаться.

— Так-то лучше. Ещё нужно почистить память у остальных — в том числе и у Вердана, который наконец-то освободился от бремени… которое, впрочем, он не так уж успешно нёс. Память останется и у тебя, в качестве моего прощального подарка.

Ласковая улыбка Аски на миг превратилась в оскал, и Скульд понял, что воспоминания остаются ему лишь для того, чтобы он вечно мучил себя упреками. Его лицо тоже исказила гримаса, что не ускользнуло от внимания Аски.

— То же самое ты испытываешь к Атропос, правда? Когда-то давно, несколько Игр назад, она была твоей Фишкой и ты применил ту же самую тактику — и она так же возненавидела тебя, как и ты её. Но ты, надо отдать должное, не опустил руки, и вернулся в Лабиринт, став Фишкой некоего другого Игрока — ты, конечно, этого не помнишь. А Атропос, кстати, начала догадываться.

— Значит, я стану Фишкой? — Скульда вряд ли интересовало сейчас что-то, помимо его собственной судьбы.

— Да. И будешь носить имя, как клеймо: Адам. Я же выберу имя Урд — как уже говорила, познакомишься на досуге. Прощай, Адам.

— Рано прощаешься, — огрызнулся человек, пытающийся сохранить лицо. — Раз я дождался однажды и сумел вернуться в Лабиринт, я сделаю это снова. Ты слышишь меня? Через сто сорок четыре года, став Фишкой какого-нибудь балбеса… Я вернусь, и тогда мы поговорим на равных!

— Буду ждать…

Последние слова Урд эхом отозвались в ушах Адама, прежде чем его сознание кануло в темноту.

Он проснулся в маленькой комнате, на узком и очень неудобном диване. На полу лежали квадраты солнечного света. Сначала Адам подумал о том, какой чудной сон ему снился… Но после вспомнил всё. И, как предсказывала Урд, его обожгло непобедимое отчаяние… Однако он не был бы Игроком, если бы не мог справляться с этим.

Адам поднял голову и прищурил изумрудные глаза, сохранившие свой блеск даже в его жалком человеческом облике.

Сто сорок четыре года. До следующей Большой Игры! У него будет время продумать тактику.

© Copyright Чеширка (merroy@mail.ru), 05/08/2011.ф

Оглавление

АЛЕФ

БЭТ

ДАЛЕТ и ГИМЭЛЬ

ВАВ и ХЭЙ

ЗАИН

Буквы ТЭТ и ХЭТ

Буква ЮД

Буква КАФ

Буква МЭМ и ЛАМЭД

Буква НУН

Буква МЭМ и ЛАМЭД

Буква НУН

Буква САМЕХ

Буквы АИН и ПЭЙ

Буква ЦАДИ

Буквы ШИН, КОФ и РЭШ

Буква ТАВ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg