«Оружие нищих»

Оружие нищих (fb2) - Оружие нищих [не завершено] 412K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Михайлович Семецкий

Юрий Семецкий Оружие нищих

Предисловие

Все мы привыкли к тому, что список использованной литературы обычно завершает книгу. Я осмелюсь нарушить традицию, и предложить читателю не список использованной литературы (автор и так помнит, что он читал), но список книг, способных облегчить понимание технологий, о которых будет упомянуто в дальнейшем.

Отобраны наиболее поучительные и полезные книжки, идеально пригодные для чтения на сон грядущий.

1. Абдукаримов Э. Т. Прошивка глубоких отверстий различного диаметра и профиля электроискровым методом // Физика и химия обработки материалов. — 1997. — № 6. — С. 107–110.

2. Абразивная и алмазная обработка материалов. Справочник. / Под редакцией А. Н. Резникова — М.: Машиностроение, 1977. — 391с.

3. Аксенов И. И., Андреев А. А. «Вакуумно-дуговые ионно-плазменные технологии покрытий в ХФТИ» «Вопросы атомной науки и техники». Сер. «Вакуум. Чистые материалы, сверхпроводники». — 1998. — Вып. 2(3), 3(4).

4. Андреев А. А., Кунченко В. В., Саблев Л. П., Ступак Р. И., Шулаев В. М. «Азотирование стали в плазме модифицированного вакуумнодугового разряда» «Технология машиностроения». — 2002. — № 5

5. Андреев А. А., Кунченко В. В., Саблев Л. П., Шулаев В. М. «Дуплексная обработка поверхностей стальных изделий» «Технология машиностроения» (Россия). — 2002. — № 3. — С. 36–38.

6. Андреев А. А., Саблев Л. П., Шулаев В. М. Вакуумно-дуговые плазменные источники (испарители) // Матер. ХI Межд. научно-техн. конф. «Высокие технологии в промышленности России» (Москва). — 2005.

7. Андреев А. А., Саблев Л. П., Шулаев В. М., Григорьев С. Н. Вакуумно-дуговые устройства и покрытия. Монография. Харьков: ННЦ ХФТИ, 2005. — 236 с.

8. Андреев А. А., Шулаев В. М. «Субмикрослоистые композиционные покрытия TiN-CrN на стали», «Физическая инженерия поверхности». 2005. — Т. 3, № 1–2. — С. 41–43.

9. Андреев А. А., Шулаев В. М., Горбань В. Ф., Столбовой В. А. «Влияние давления азота при осаждении сверхтвердых TiN покрытий на их свойства», «Физическая инженерия поверхности». — 2007. — Т. 5, № 3–4.

10. Андреев А. А., Шулаев В. М., Горбань В. Ф., Столбовой В. А. Осаждение сверхтвердых вакуумно-дуговых TiN покрытий «Физическая инженерия поверхности». — 2006. — Т. 3, № 3-4

11. Андриевский Р. А. «Пленки как характерные консолидированные наноматериалы» «Наноструктурное материаловедение». — 2006.

12. Андриевский Р. А., Анисимова И. А., Анисимов В. П. «Формирование структуры и микротвердость многослойных дуговых конденсатов на основе нитридов Ti, Zr, Nb и Cr» «Физика и химия обработки материалов». — 1992.

13. Арефьев М. Г., Карпов Л. И. «Производство стволов стрелкового оружия», Оборонгиз, 1945.

14. Арефьев М. Г., Карпов Л. И. Производство стволов стрелкового оружия. — М.: НКАП Оборонгиз, 1945. — 227 с.

15. Бабаев С. Г., Садыгов П. Г. Притирка и доводка поверхностей деталей машин. — М.: Машиностроение, 1976. — 128 с.

16. Байсупов И. А. Электрохимическая обработка металлов. — М.:Высшая школа, 1988. — 184 с.

17. Благонравов А. А. «Материальная часть стрелкового оружия», книга 1, Москва, 1945.

18. Благонравов А. А. «Материальная часть стрелкового оружия», книга 2, Москва, 1945.

19. Благонравов А. А. «Основные принципы проектирования автоматического оружия», Москва, 1942.

20. Бравин E. Л. и др. «Стрелково-пушечное вооружение самолетов. Основания для расчета и проектирования автоматического оружия», Москва, 1941.

21. Будаевский С. А. «Курс артиллерии» в пяти томах, Санкт-Петербург, 1912.

22. Веннин Л., А. Бюрло А., Лекорше Э. «Пороха и взрывчатые вещества», Москва,1936.

23. Веремейчук И. С. «Сплошное сверление глубоких отверстий», Оборонгиз, 1940.

24. Вороновский Д. Д. «Материальная часть артиллерии, боеприпасы и приборы» Воениздат, 1958.

25. «Вооружение сухопутных войск» (сборник переводных статей). М., Воениздат, 1966.

26. Гинберг А. М., Иванова А. Ф., Кравченко Л. Л «Справочник по гальванотехнике», Москва, 1987.

27. Голуб И. Я. «Изготовление глубоких конических отверстий в артиллерийском производстве», Оборонгиз, 1939.

28. Горохов В. А. Система приспособлений для обработки деталей методом поверхностного пластического деформирования. —М.:ВНИИТЭМР, 1989. — 48 с.

29. Горст А. Г. «Пороха и взрывчатые вещества», Москва, 1949.

30. Горст А. Г. «Пороха и взрывчатые вещества», Москва, 1957.

31. Горст А. Г. «Пороха и взрывчатые вещества», Москва, 1972.

32. Грудев А. П., Зильберг Ю. В., Тилик В. Т. Трение и смазки при обработке металлов давлением: Справочник. — М.: Металлургия, 1982. — 312 с.

33. Гульданаев Р. С., Овечкин Ф. Т. Станок для дорнования отверстий. А. с. № 360175 (СССР). Опубл. 28.11.72. Бюл. № 36.

34. Дечко Э. М. Сверление глубоких отверстий в сталях. — Минск: Высшая школа, 1979. — 232 с.

35. Инструменты для обработки точных отверстий / С. В Кирсанов, В. А. Гречишников, А. Г. Схиртладзе, В. И. Кокарев — М.: Машиностроение, 2005. — 336 с.

36. Каданер Л. И «Равномерность химических покрытий», Харьков, 1961.

37. Карпов П. П. «Средства инициирования», Москва, 1950.

38. Кирилов В. М. «Основания устройства и проектирования стрелкового оружия», Пенза, 1963.

39. Клепиков Р. П., Алексеев Г. А. Скоростное электроэрозионное прошивание глубоких отверстий малого диаметра // Станки и инструмент. — 1989. — № 9. — С. 42.

40. Кожевников Д. В. Сверление глубоких отверстий спиральными сверлами малых диаметров // Сб. научн. тр. «Прогрессивные технологические процессы в машиностроении». Томск: ТПУ, 1997.

41. Кожевников Д. В. Современная технология и инструмент для обработки глубоких отверстий. — М.: НИИмаш, 1981.

42. Кожевников Д. В., Кирсанов С. В. Металлорежущие инструменты. — Томск: Из-во Том. ун-та, 2003.

43. Коломийцев А. В. «Патроны к стрелковому оружию». Харьков, 2003.

44. Кораблев П. А. Точность обработки на металлорежущих станках в приборостроении. — М.: МАШГИЗ, 1962. — 228 с.

45. Крупчатников М. Я. «Проектирование артиллерийских стволов», Москва, Воениздат, 1946.

46. Куприянов А. Н. «Основы проектирования артиллерийских орудий», Пенза, 1960.

47. Кухлинг Х. «Справочник по физике», Лейпциг, 1980.

48. Куприянов В. А. Мелкоразмерный инструмент для резания трудно-обрабатываемых материалов. — М.: Машиностроение, 1989. — 136 с.

49. Лакирев С. Г. Справочник: Обработка отверстий. — М.: Машиностроение, 1990. — 240 с.

50. Ларман Э. К. «Проектирование и расчет орудийных стволов и затворов», Москва, 1939.

51. Латухин А. Н. «Современная артиллерия», М., Воениздат, 1970.

52. Литвинов Л. П. Вибросверление глубоких отверстий // Вестник машиностроения. — 1990. — № 5.

53. Мартенс Л. К. «Техническая энциклопедия», Москва, 1930.

54. Маслов А. Р., Дворецкий А. В., Подвербный Ю. И. и др. Прогрессивный инструмент для обработки отверстий. — М.:ВНИИТЭМР, 1990.

55. Машиностроение. Энциклопедия. Т. III — 3. Технология изготовления деталей машин / А. М. Дальский, А. Г. Суслов, Ю. Ф. Назаров и др.; Под общ. ред. А. Г. Суслова — М.: Машиностроение, 2002. — 840 с.

56. Мигрина Б. А «Артиллерийские пороха и заряды», Москва, 1950.

57. Монченко В. П. Эффективная технология производства полых цилиндров. —М.:Машиностроение, 1980. –248 с.

58. Морозенко В. Н. Доводка глубоких отверстий малых диаметров // Станки и инструмент. — 1963. — № 9.

59. Мусхелишвили Н. Н. «Некоторые основные задачи математической теории упругости», Москва, 1949.

60. Обработка глубоких отверстий / Н. Ф. Уткин, Ю. И. Кижняев, С. К. Плужников и др. / Под общ. ред. Н. Ф. Уткина. —Л.:Машиностроение, 1988. — 269 с.

61. Общемашиностроительные нормативы режимов резания: Справочник: В 2-х т.:Т. 1/А. Д. Локтев, И. Ф. Гущин, В. А. Батуев и др. —М.:Машиностроение, 1991. — 640 с.

62. Орлов Б. В. «Устройство и проектирование стволов артиллерийских орудий», Москва, 1976.

63. Орлов Б. В. и др. «Проектирование ракетных и ствольных систем», Москва, Машиностроение, 1974.

64. Орлов П. И. «Основы конструирования» в трех томах, Москва, 1977.

65. Петухов Б. А. Устройство для дорнования. А. с. № 536035 (СССР). Опубл. 25.11.76. Бюл. № 43.

66. Пономарев С. Д. и другие. «Расчеты на прочность в машиностроении», в 2 томах, Москва, 1959.

67. Проскуряков Ю. Г., Романов В. Н., Исаев А. Н. Объемное дорнование отверстий. —М.:Машиностроение, 1984. — 223 с.

68. Пугачев Н. Д. Автоматизированное сверление глубоких отверстий малого диаметра// Сб. тез. докл. 7-й Всес. конф. «Погрессивная технология обработки глубоких отверстий». —М.:НТЦ «Информтехника», 1991. — С. 55–56.

69. Розенберг А. М., Розенберг О. А. Механика пластического деформирования в процессах резания и деформирующего протягивания. — Киев: Наукова думка, 1990. — 320 с

70. Розенберг А. М., Розенберг О. А., Гриценко Э. И. Качество поверхности, обработанной деформирующим протягиванием. — Киев: Наукова думка, 1977. — 187 с.

71. Розенберг А. М., Розенберг О. А., Посвятенко Э. К. и др. Расчет и проектирование твердосплавных деформирующих протяжек и процесса протягивания. — Киев: Наукова думка, 1978. — 255 с.

72. Романовский В. П. «Справочник по холодной штамповке», Ленинград, 1979 г.

73. Рудман Л. И. «Справочник конструктора штампов», Москва, 1988.

74. Сальников Г. П. «Краткий справочник машиностроителя», Киев, 1963.

75. Саукум С. Э. «Ствол. История и методы производства.», Иерусалим, 2012 96. Скороходов Е. А и др. «Общетехнический справочник», Москва, 1989.

76. Соколовский А. П. «Курс технологии машиностроения», Машгиз, 1955.

77. Сорокин В. Г. «Стали и сплавы. Марочник», Москва, 2001.

78. Стендер В. В. «Прикладная электрохимия», Харьков, 1961.

79. Сысоев В. И. «Основы резания металлов и режущий инструмент», Машгиз, 1955.

80. Таптун А. С. «Нарезание орудийных стволов», Оборонгиз, 1945.

81. Таптун А. С. «Производство артиллерийских систем. Механическая обработка орудийных стволов», Москва, 1960.

82. Тимошенко С. П. «Сопротивление материалов», Москва, 1965.

83. Туктанов А. Г. «Технология производства стрелково-пушечного и артиллерийского вооружения», Москва, «Машиностроение», 2007.

84. Туктанов А. Г. «Технология производства стрелково-пушечного и артиллерийского вооружения», Москва, 2006.

85. Федоров В. Г. «История винтовки», Москва, 1940.

86. Федоров В. Г. «Эволюция стрелкового оружия», части 1 и 2, Москва, 1945.

87. Холлек Х. Двойные и тройные карбидные и нитридные системы переходных металлов: Справочник. — М.: «Металлургия», 1988.

88. Шишков М. М. «Марочник сталей и сплавов», Киев, 2000.

89. Шкворников П. Н., Платонов Н. М. «Экспериментальная баллистика», София, 1970.

90. Шухард и Шютте. «Справочник металлиста», Ленинград, 1927.

91. Blanch H. J. «A century of guns: a sketch of the leading types of small arms», London, 1909.

92. Chinn G. M. «The machine gun», том 1–5.

93. Choi J. B., Cho K., Lee M. H., Kim K. H. Effects of Si content and free Si on oxidation behavior of Ti-Si-N coating layers // Thin Solid Films. –2004. — Vol. 447–448.

94. Clay W. L. «Report of visit to European small arms and small arms ammunition factories», 1929.

95. Colvin F. H. «The United States Rifles and Machine Guns. The methods of manufacture» New York, 1917.

97. Corner J., «Theory of the internal ballistics of guns», New York, 1950.

98. Dunlap R. F. «Gunsmithing», 1950, Small Arms Technical Publishing Company, Georgetown, South Carolina.

99. Hamilton D. T. «Cartridge manufacture», New York, 1916.

100. Heard B. J. «Handbook of firearms and ballistics».

101. Ingalls, J. M, «Interior ballistics», New York, 1912.

102. «Machinery’s Handbook», Industrial Press, 200 Madison Ave., NewYork. NY 10016, 1975.

103. Perry A. J., Treglio J. R., Tian A. F. Low-temperature deposition of titanium nitride//Surface and Coatings Technology. — 1995.

104. Roberts G. K. «Time for a change: U. S. Military Small Arms Ammunition — Failures and Solutions», Dallas, 2008.

105. Shigley, J. E. «Mechanical Engineering Design», 3rd Edition, McGraw Hill.

106. Sprinfield Armory Museam — материалы экспозиции, London, 2011.

107. Stettbacher A. «Die Schiess-und Sprengstoffe.» Leipzig, 1933.

108. Verner Augustin. «Cold Forging of Rifle Barrels with and without Cartridge Chamber on Cold Forging Machines type GFM SHK und SKK 06»

109. Vickery W. F. «Advanced Gunsmithing», 1940, Kingsport Press, Kingsport, Tennessee.

110. Walter, John. «Rifles of the world». 2nd Ed. Krause Publications. Iola, Wisconsin, 1998.

111. Yang Sheng-Min, Chang Yin-Yu, Wang Da-Yung, Lin Dong-Yih, Wu Wei Te. «Mechanical properties of nano-structured Ti-Si-N films syn-thesized by cathodic arc evaporation» «Journal of Alloys and Compounds». — 2007. — Vol. 440.

P.S. Возможно, в тексте встретятся упоминания о книгах, не вошедших в список — книга еще не дописана.

Глава 1

Май 1956 года.

— Светличный! Юра! Как тебе не стыдно?! Ты что творишь, разбойник?

Это были, пожалуй, самое мягкое и необидное из того, что новый подопечный инспекции по делам несовершеннолетних выслушал за последние дни.

А хуже всего было то, что трудовик выгнал из кружка юных техников. Попутно отобрав ключи от мастерской, что было уже полной катастрофой.

В довершении всех бед, Василий Иванович, кусая губы от стыда за любимого ученика, стоял рядом. От стыда горело лицо и как пойманная в кулак птичка, колотилось сердце.

Мир оказался полон неприятных истин. Юру сдал его же лучший друг, гениально отмазавшись от совместного участия в случившихся пару дней назад безобразиях.

— И действительно, правильно батя говорит, я потерял берега, — думал малолетний правонарушитель. — Стрелять по голубям, это еще так-сяк, а вот расстрел прямой наводкой голубятни дяди Коли точно ни в какие ворота не лезет.

Потеснив бумаги на самый краешек, на столе начальницы детской комнаты капитана МВД Ткаченко Ольги Ивановны, на тяжелых даже на вид резиновых катках, устойчиво растопырив опорные лапы, твердо и уверенно стояла великолепно выполненная модель трехдюймовки времен Первой Мировой.

Отклонения от оригинала были незначительны и служили лишь для того, чтобы подчеркнуть красоту конструкции. К примеру, автор конструкции выполнил механизмы вертикальной и горизонтальной наводки из полированной латуни, а щит — из нержавейки. Немного портил впечатление непропорционально большой прицел, в котором наблюдательный человек мог заметить отдаленное родство с теодолитом-тахеометром ТТ-5. Если, конечно, тот наблюдательный человек ранее имел дело с подобными приборами. А так, прицел как прицел. Только чуточку массивнее, чем следовало бы сделать для макета 1:10.

При иных обстоятельствах, любой мог бы долго восхищаться тонкостью работы и тщательностью проработки деталей. Но теперь ни красота, ни тонкость и тщательность отделки были уже неважны. Стреляющий боевыми патронами макет превратился в заурядное вещественное доказательство.

Юра переживал. С этой пушкой он был твердо намерен занять первое место на конкурсе, посвященном Дню Победы и получить вожделенную путевку в Артек. А повернулось так, что можно поехать в прямо противоположном направлении.

— Знаешь, что эксперты говорят? — Ольга Ивановна скосила глаза на безразлично отдыхающего в углу за чашкой чая неприметного дядю.

— Нет, конечно, — ответил Юра.

— Они говорят, что это весьма и весьма серьезное боевое оружие. Фактически, мощная дальнобойная винтовка. Разве что, неудобная в переноске. Так-то, Светличный.

— Ну, положим, не все эксперты, а только и исключительно я, — вступил в разговор мужичок, отставив в сторону чай. — Однако, если дело до них дойдет, то так и скажут. Жаль мне тебя, парень. Умный ты, а все же дурак. Четырнадцать исполнилось?

— Через месяц, — сглотнув ком в горле, ответил Светличный.

— Уже легче, — безразлично прокомментировал эксперт. Он вновь взял в руки чашку, отхлебнул успевший остыть чай, поморщился и продолжил:

— Ольга Ивановна. На учет этого хулигана ставить, конечно, надо. Все остальное, думаю, излишне. Больно уж щедро природа его наградила. Понимаете, по роду работы, через мои руки проходит масса всяких самодельных стрелялок.

В основном, это примитивный металлолом, наскоро сляпанный из чего ни попадя. Здесь же я получил искреннее эстетическое удовольствие просто от того, как это сделано.

Поверьте, Ольга Ивановна, если парня сейчас загнать в специнтернат, добра не будет. Думаю, он даст нам обещание слегка сменить направленность своих усилий. Вот что бы тебе хотелось сделать Юра? Ну, кроме оружия.

— Фрезерный станок. Маленький, но правильный. Я Василию Ивановичу рассказывал. Но теперь уж не судьба.

— Это почему? — поинтересовалась Ольга Ивановна.

— Он решил меня в мастерскую больше не пускать. И ключи отнял. А напильником дома я много не наработаю.

Василий Иванович тяжело вздохнул.

— Я ж не со зла, Юра. Просто ты такое сотворил, что в ум не помещается. Знаешь, какие голуби у Коли были? Он же за ними как за детьми малыми… Хорошо, не по людям ты…

— Теперь знаю. Понимаю, насколько виноват. А по людям я бы не ни в жисть не смог! — выпалил в ответ Юра.

— Вообще-то, молодой человек, — вновь вступил в разговор эксперт, — меня все же интересует пара малозначащих вопросов.

— Задавайте, — опустив глаза в пол, буркнул малолетний правонарушитель.

— Тогда вопрос первый. Откуда шестеренки для вертикальной и горизонтальной наводки?

Кто делал детали затвора и противооткатное устройство?

— Сам, — ответил Юрий.

— Не верю!

— Истинная правда, — вступился за ученика Василий Иванович. — Юра месяц разбирался, как резать червяк и питчевую резьбу. Я принципиально не помогал, потому как мое предложение использовать что-то готовое, типа пары от старого стеклоочистителя, Юре не понравилось категорически. Он хотел, чтобы все соответствовало реальному образцу. И все прочее он тоже сам. С десяток приспособлений в школьной мастерской стоит.

— Удивительно, но придется поверить, — подытожил эксперт. — Тогда второй вопрос:

— Где ты взял кусок ствола от «Ремингтона»? Про развертку не спрашиваю. Их точно взять негде.

— Не было никакого «Ремингтона», — все так же глядя в пол ответил ученик восьмого класса.

— Не путай меня, Юра, — жестко заявил эксперт. — Только на этих винтовках такой шаг нарезки. Сильно нестандартный. Рассчитанный на свинцовую пулю с начальной скоростью 580 метров в секунду. Так что, говори, где остатки винтовки.

— Сам сделал! — вновь повторил Светличный. — Сам, без никаких «Ремингтонов»!

— И что, шаг нарезки тоже сам посчитал?

— Так это проще всего.

— И как же?

— Да по формуле Гринхилла. Проверял по формуле Sierra Bullets. Смотрел в книжке доцента Топтунова, Ингаллс, опять же. Разные формулы слегка не сошлись, потому взял среднее значение, 308 мм.

— Однако, — эксперт слегка дернул шеей, будто ему стал тесен воротничок рубашки. И через некоторое время повторил:

— Однако…

И тут же спросил:

— А резал как?

— Синусную машинку сделал. Это просто было, — ответил школьник.

— Почему-то я уже не удивляюсь, — пробормотал эксперт. — Ладно. Во сколько завтра у тебя занятия закончатся?

— В полвторого.

— Вот завтра мы с тобой и поговорим, — улыбнулся эксперт. — Если не возражаете, Василий Иванович, то прямо в мастерской.

Жиденький серый свет зимнего солнца лился сквозь частые переплеты школьной мастерской, застекленной по моде тридцатых мелкими стеклами. Железки, разложенные на верстаке, разглядывать было неудобно, потому учитель пошел включать верхний свет.

Эксперт стоял в пустой мастерской, от волнения слегка прикусив губу. В руках он вертел небольшое приспособление, о назначении которого человек несведущий ни за что бы не догадался.

Над пустыми в этот час верстаками вспыхнул ярко-желтый свет, и вернувшийся Василий Иванович осторожно спросил, вертя между пальцами карандаш:

— Может, не надо его под статью-то, Павел Петрович?

Эксперт резко повернулся в сторону учителя. Аккуратно положил железо на место. Тронул кончиками пальцев висок, будто успокаивая застарелую головную боль, и ответил:

— Ты, Василий Иванович, сам не понимаешь, что говоришь. Посадить парня и так можно, есть за что. И даже если бы не было…

Плечи Василия Ивановича удрученно поникли. Даже морщины на лице, казалось, стали глубже. Вдохнул он прерывисто, чуть ли не со всхлипом.

Эксперт, тем временем, продолжил:

— Ты, Василий Иванович, не понял: здесь мой личный интерес. Такие, как этот Юра, раз в столетие рождаются, а то и того реже. Я, знаешь ли, не всю жизнь в УВД просидел, было, что и за станком стоять приходилось, и в КБ работать. Это потом…, — эксперт, не договорив, раздраженно взмахнул рукой, будто стирая раздражающие его воспоминания.

Учитель молча ждал.

— Тут мой, сугубо личный интерес, понимаешь? Может, этот парень сделает то, что мне так и не удалось. Если, конечно, я сейчас в нем не ошибаюсь, — окончательно разъяснил ситуацию Павел Петрович.

— Если ему это интересно будет — сделает, — уверенно сказал учитель. — Но только если интересно. А просто так ты его и кнутом с места не сдвинешь. Характер такой. Упертый.

Павел Петрович наконец нашел в куче разложенных на просторном верстаке приспособлений особенно заковыристое и спросил:

— Что это, а?

— Не интересовался я особенно такими мелочами, — ответил учитель. — Юра не желал понимать, что на выставке, к которой он так старательно готовился, будут оценивать разве что внешний вид и старательность исполнения. Кто там будет потрохах модели копаться?!

Так что, с определенного момента, извините, не вникал. Но и не препятствовал. — Тогда я еще спрошу, Василий Иванович?

— Да сколько угодно, — пожал плечами учитель.

— Вы случайно книжек ему специальных по оружейной тематике не давали?

— А их у меня и не было, сугубо оружейных книжек-то. Давал «Марочник стали и сплавов», «Справочник конструктора», «Машиностроительное черчение».

— А вот у меня такое чувство, что на мальчик неведомыми путями ознгакомился с такими веселенькими книжками, как «Hatcher’s notebook» и «The modern gunsmith» Хоува, а до кучи еще где-то прочитал Энтони Виалла, «Springfield 1903».

— Не могло такого быть! — уверенно заявил Василий Иванович. — Думаю, о таких книгах и в областной библиотеке не слыхали. Может, только в Ленинке или там в Академиях военных такие книжки есть. Не знаю.

— Есть, — со знанием дела высказался эксперт. — Как не быть? То, что я перечислил — это классика. Но Юра их читать не мог.

Теперь смотрим: приспособление для пайки — это как иллюстрация из Хоува, для заточки ствольных сверл и крюков протяжек — это Виалл. А вот эти штучки — для центрирования ствола при наружней обточке.

Вот разверточка с аккуратно припаянным длинным хвостовиком. Удивляемся: спереди бронзовая направляющая втулка, причем — сменная. Удивляемся еще раз: внутрь развертки можно подать СОЖ. Однако… Может, хоть с размерчиком малый не угадал? Без таблиц-то оно и немудрено. Проверяем.

С этими словами Павел Петрович достал из внутреннего кармана пиджака изящную коробочку с микрометром.

— Вот, как я и думал. До сотки. И разверточка эта — третий номер. А вот и две остальные, в бумажках завернуты. Каждая, заметим, отдельно. Чтобы, значит, режущие кромки случайно не побить.

Так только для спортивных и снайперских стволов делают, Василий Иванович.

Учитель обескуражено покачал головой:

— Это я не знал. А приспособление для заточки фрез, разверток и сверл мы вместе с Юрой еще летом сделали. Сами знаете, — хороший инструмент в дефиците.

— А вот эта штучка, — глуховатым от сдерживаемого волнения голосом, будто не в силах смириться с очевидным, вновь заговорил Павел Петрович, — она для шустования. Свинцовым притиром. Тоже штучная технология.

— Это уже я подсказал, — вставил учитель. — Откуда узнал, даже и не спрашивайте. Так, слышал где-то от кого-то. Но я только слышал, а он — сделал.

— Так что у нас в сухом остатке? А вот что: твой ученик, имел доступ лишь к общетехнической информации, да и то — урывками. Но как-то умудрился воспроизвести почти классическую технологию производства ствола. Ну, и между делом сотворил два десятка хитрых приспособлений. Заметь: каждое из них появилось не вдруг. К тому много людей руки приложили.

Теперь вопрос: кем этот парень способен стать?

— Это как власть рассудит, — опустил в пол глаза Василий Иванович. — Может — конструктором гениальным, может — вечно пьяным сантехником в ЖЭКе, а может и вовсе — пылью лагерной по ветру уйти.

Учитель тяжело вздохнул и уверенно повторил:

— Как власть решит.

— Власть, — задумчиво начал Павел Петрович, но в этот момент скрипнула дверь, и в мастерскую осторожно просунулась коротко стриженая голова Юры Светличного.

— Можно? — неуверенно спросил он.

— Можно. Заходи, — ответил Василий Иванович.

Осторожно ступая, подросток приблизился к взрослым.

— Здравствуйте, Василий Иванович! Здравствуйте, э…., — Юра сбился и немедленно покраснел.

— Павел Петрович меня зовут, — сказал эксперт. — Да ты не тушуйся, в детской комнате милиции нас не знакомили, так что и помнить, как меня звать, не можешь.

— Здравствуйте, Павел Петрович, — уже увереннее сказал Юра.

— И ты здравствуй. Наверное, гадаешь, зачем я здесь?

— Догадываюсь, — мрачно сообщил подросток.

Юра явно плохо спал ночью. У мальчишки под глазами залегли синеватые тени, лицо было бледным. От волнения он временами поджимал губы.

— Ты не волнуйся так, — обронил эксперт. — Никто в узилище тебя тащить не собирается. Впрочем, за голубей задницу надрать бы не помешало.

— Уже, — меланхолично сообщил подросток.

— Отец? — спросил Павел Петрович.

— И дед тоже, — страдальчески скривился Юра.

По всему было видно: задницу, драли качественно. Парню явно было даже больно вспоминать.

— Ладно. Умнее будешь, — сочувственно сказал Василий Иванович.

— Не о том говорим, — продолжил эксперт. — Будем считать, что мораль сей истории молодой человек понял правильно.

— Чего уж тут непонятного?

— А ты не перебивай! — продолжил Павел Петрович. Юра опустил голову и притих. Волнение подростка выдавали лишь плотно сжатые губы.

— Я чего, собственно, пришел? А пришел я, поскольку интересно мне, какими соображениями ты руководствовался, делая вот это.

Указательный палец эксперта показал на установленное в токарном станке приспособление. Рассказывай Юра.

— Ну, я так подумал, — начал Светличный. — Чтобы нарезать ствол, необходимо, чтобы резец прорезал канавку и при этом еще повернулся на нужный угол.

— Юра, я же тебя учил: совершил поступательно-вращательное движение! — укоризненно высказался Василий Иванович.

— Я как проще рассказываю! — уточнил подросток. Как только разговор пошел о любимом деле, голос его перестал дрожать, на лицо вернулся здоровый румянец.

— Мне и так и эдак понятно, — улыбнулся эксперт. — Продолжай, Юра.

— Что получается? — уверенно продолжил молодой человек. — А получаются три проблемы. Во-первых, резец должен двигаться строго соосно со стволом. Отсюда — надобность в направляющих. Во-вторых — нужно четко контролировать угол поворота протяжки. Здесь — два решения. Первое — элементарный копир. Второе — пара шестерня — рейка. Я выбрал второй вариант, хотя он чуть сложнее.

— Почему?

— Потому, что поднимая направляющую, можно менять шаг нарезки. К тому же, я потом додумался, что достаточно сделать криволинейный копир, и можно резать спираль с меняющимся шагом. И последнее: Достаточно перекинуть копир зеркально, и правая нарезка сменится на левую. А копир, он что? Только для одного варианта. Неинтересно, короче.

— Для какой цели тебе потребовалась нарезка с переменным шагом?

— Пуля свинцовая. Чуть передавил — сорвет ее с нарезов. Значит, либо жесткие ограничения по скорости, либо плавное врезание.

— И ты решил сделать, чтобы врезание было плавным? — уточнил Павел Петрович.

— Да. Смотрите, — подросток шагнул к токарному станку. Вот у копира горизонтальный участок. Это для того, чтобы пуля плавно вошла из патронника в ствол. Затем угол наклона растет. Крутизна нареза увеличивается плавно. Это позволяет сделать процесс обжатия оболочки плавным.

А за счет того, что резец стоит строго вдоль оси протяжки, ширина нареза при увеличении его крутизны, уменьшается. Происходит постоянный поджим материала оболочки к стволу. Прорыв пороховых газов на этом участке невозможен.

— Это понятно, — перебил Юру Павел Петрович. — Ты теперь скажи, почему количество нарезов выбрано нечетным, и почему они левосторонние?

— По примеру английских оружейников. Нечетное количество нарезов дает более правильное распределение усилий на оболочку, а левосторонняя нарезка уменьшает влияние вредное воздействие деривации. Мы же правши, в основном… А математика там на уровне седьмого класса.

— Теперь про станок.

— Хорошо. Про станок была такая мысль: отдельные направляющие делать — муторно. Шабрить занятие нудное, да и зачем мне была нужна лишняя головная боль? Потому решил установить делительное устройство прямо на шпиндель. Шестеренок в гитаре много. Это, получается, тоже подспорье немалое. Остается только шпиндель в нужный момент стопорить.

Усилие на протяжке невелико. Даже на хорошей стали оно не превышает десяти килограмм-сил. Потому — на суппорт его!

— За проход сколько снимал?

— Полсотки, иногда чуть меньше, — улыбнулся подросток. Он уже явно пришел в себя, осмелел, и посмотрев на реакции эксперта, лукаво спросил:

— Так вам же все это известно, Павел Петрович? Зачем я это рассказываю?

— Интересно.

— Тогда спрашивайте. А то если обо всем говорить, дня не хватит!

— Ты, смотрю, использовал двигатель ускоренного перемещения суппорта. Так?

— Да.

— Поворот понятно — червяк на стойке, удерживающей протяжку, а индексация как производилась? Крышка шпиндельной коробки открыта, но я там ничего из того, о чем говорилось, не вижу.

— Ой, — смутился Юра. Я же разбирать тут все начал. Потому механизм индексации снят. Остались одни крепежные отверстия.

В общем, после каждого прохода можно было вручную переставлять, но это мне быстро надоело, — школьник быстро подошел к верстаку, выдвинул ящик, и достал из него несколько деталей.

— Смотрите.

Павел Петрович внимательно посмотрел на детали в руках подростка. В детских еще руках лежал простейший двойной кулачковый механизм с толкателем, поворачивающий отсоединенный от главного двигателя шпиндель в момент, когда протяжка дошла до крайнего переднего положения. И заодно, выдвигающий резец. Классика, правда, в очень и очень странном исполнении.

— Знаешь, во что ты токарный станок превратил? — немного подумав, ласково осведомился эксперт.

— Да цел он! Снял синусную приставку и точи что хочешь! — обиделся подросток.

— Ты не понял. Та штука, что позволил тебе собрать Василий Иванович, заменяет классический «Sine Bar». Машину цены немалой. Во всяком случае, стрелковая мастерская спортобщества «Динамо» купить этот механизм так и не смогла. Начальство, узнав о цене, лишь выразительно покрутило у виска пальцем. А тут, пионер какой-то, в школе с окраины… Василий Иванович неразборчиво хмыкнул и потом сказал: — У нас хорошая школа. Одна из лучших, можно сказать. — Пусть так, — согласился Павел Петрович. Вздохнул, и добавил: —Но особенно мне понравилось, что резец выдвигается из протяжки точно так же, как сделали американские оружейники — за счет скоса на головке болта, фиксирующего клин. Как додумался, Юра?

— Так это же очевидно! — рассерженным котом фыркнул подросток. — Для этого ни гением, ни изобретателем быть не надо. Резец балансирует внутри трубки протяжки на клине. Клин удерживается винтом. Чтобы поднять резец на 5 микрон, достаточно повернуть винт на 1/12 оборота. Получается конструкция из четырех деталей и одного нестандартного винта, у которого над шестигранной головкой, есть еще и клин. А чтобы протяжка на обратном ходе не царапала, поставил с того конца, откуда масло подается, подпружиненный шарик. Шарик — от старого подшипника, пружинка — от авторучки. В итоге, на обратном ходе протяжки резец отжимает слабенькую пружину, и опускается, чтобы на выходе из будущего ствола тут же подняться. И быть готовым обрабатывать следующий нарез. После прохода всех нарезов по кругу, срабатывает зубчатка, и слегка проворачивает толкатель.

Тот, естественно, выходит вперед. В результате, выступающий на винте протяжки клин входит в паз толкателя. Точнее, пытается войти. Но тот уже повернулся на одну двенадцатую оборота. Потому винту протяжки ничего не остается, как тоже провернуться. И поднять резец. Потому каждый новый оборот ствола резец обрабатывает нарезы все глубже. Два оборота — и снята одна сотая миллиметра. Двадцать — одна десятая. И так, пока мастер не сочтет, что достигнутая глубина достаточна. Впрочем, это недолго. Управиться с нарезкой можно минут за сорок. Тоже, скажете, сложно?

— Что ты счел достаточной глубиной?

— По книгам, достаточной глубиной нареза считается от 0,12 до 0,15 мм. Я выбрал 0,15. Сталь у меня была все же плохонькая, не легированная.

— Это ничего. В винтовки военного времени легирующие присадки добавлять было запрещено. Но тысяч на пять выстрелов их все равно хватало. Когда-нибудь я дам тебе почитать Виалла, там по этому поводу много интересного написано.

— Я читал Карпова и Арефьева, правда, много не понял — заметил Юра.

— Э…, — замялся эксперт. — Как тебе сказать? Это не самая плохая книга, конечно же. В СССР откровенно плохих книг вообще стараются не издавать. Но самых интересных подробностей там не найдешь. Да и Хоув прямо заявляет, что есть три градации стали. Под свинцовую пулю идет почти любая, ее американцы называют «сталью черного пороха». Под оболочечную — начиная с 40Г — это уже «пушечные стали». А уж легированные — те просто мечта. Только такая богатая страна как Союз способна использовать для массового оружия мирного времени, хромистые стали.

— Теперь понял. Получается, любая ось от автомобильной коробки передач — идеальный материал для ствола.

— Именно так. Теперь последний вопрос: зачем боевую грань ты сделал скошенной?

— Вы ж сами знаете, — вновь поскучнел подросток. — Удельное давление понизить, зачем же еще?

— Знать-то знаю, — ответил эксперт. — Только мои знания мне без интереса, а твои выяснить очень даже хочется.

— Понятно — кивнул подросток. — Спрашивайте.

Скрипнула дверь, и в мастерскую без спроса вошли очень серьезные молодые люди.

— О, вот и наш актив пожаловал, — вполголоса прокомментировал Василий Иванович.

— Вы кто, молодые люди? — прищурился эксперт.

— Председатель совета дружины Андрушкевич, — отрекомендовалась конопатая девчонка.

— Председатель совета отряда Коваль, — представился еще один визитер со стертыми чертами лица и скошенным безвольным подбородком.

— Секретарь комсомольской организации Петров, — ломающимся баском представился молодой человек в коротковатом для него пиджаке.

— Вас учили, что вмешиваться в беседу старших — невежливо? — жестко осведомился Павел Петрович.

— Да, да, конечно, — смущенно произнесла так некстати появившаяся троица.

— А спрашивать разрешение войти вас учили? — нанес еще один удар по самолюбию активистов учитель труда.

Не говоря ни слова, активисты дружно покинули мастерскую, но тут же постучались в дверь.

— Да? — задал ритуальный вопрос Василий Иванович.

— Разрешите войти? — в свою очередь вежливо спросил комсомольский вожак. И в этой вежливости отчетливо звучало: «От нас просто так не отвязаться!».

— Да входите, чего уж… — безразлично бросил учитель.

Вновь войдя в мастерскую, двое активистов отдали присутствующим пионерское приветствие, и Петров тут же заявил:

— На совместном заседании актива пионерской организации и комсомольцев принято решение ходатайствовать о максимально строгом наказании Светличного. Вы уж учтите наше мнение товарищ милиционер.

Пока Павел Петрович набирал воздуха в рот, конопатая Андрушкевич успела добавить:

— А тебе, Светличный, мы решили объявить бойкот!

И активисты, с сознанием честно выполненного долга удалились, снова забыв спросить разрешения у старших.

Вновь побелевший Юра с тоской глянул в сторону громко захлопнувшейся двери.

Павел Петрович покачал головой, и хладнокровно произнес, обращаясь к Юре:

— Привыкай. Это, типичный, можно сказать случай. Так у нас принято награждать за великолепно выполненную работу.

— Эт да, — неопределенно хмыкнул Василий Иванович, глядя куда-то сквозь собеседников. Похоже, старый учитель мог бы много чего рассказать в качестве иллюстрации к сказанному, но предпочел воздержаться.

— Кстати, кое в чем они действительно правы, — сказал эксперт. Юра побледнел еще больше, хотя, казалось бы, больше было и нельзя — и так лицо подростка было залито мраморной бледностью.

— Что-то в таком духе я предполагал, — неожиданно улыбнулся Павел Петрович. — Потому заранее имел беседу и с вашим директором, и еще в нескольких местах.

— И чего будет? — скептически осведомился Василий Иванович. — Этим, знаете, только повод дай — клевать будут долго. Как бы до выпуска совсем не заклевали… Про старшие классы и не говорю, аттестат о восьмилетке бы получить.

Павел Петрович улыбнулся еще шире, и слегка потряс вконец погрустневшего Юру за плечо.

— Не переживай. Это еще не неприятности. Это так, урок на будущее. Экзамены сдашь экстерном и не здесь. Учителя — будут.

— А мастерская? — плачущим голосом поинтересовался подросток.

— И мастерская будет, — спокойно ответил Павел Петрович.

— Только постарайся меня не подвести. Это очень серьезно, Юра.

— Постараюсь. Очень. — сжав губы в нитку, ответил Светличный.

— А теперь, Василий Иванович, мы вас покинем, — начал прощаться странный эксперт. — Дела, знаете ли…

— Какие? — заинтересовался уже слегка оживший Юра.

— Для начала, провожу тебя до дому. С родителями твоими познакомимся. Мне с ними тоже поговорить надо.

Когда вышли из школы, в воздухе начали перепархивать мелкие снежинки, причудливо искрившиеся в луче света качающегося на столбе фонаря.

— Нам сюда, Юра — указал рукой эксперт на припаркованную у тротуара «Победу».

Пару дней спустя.

— Для тебя, Паша, — все что угодно! — грустно сказал человек неопределенного возраста и социальной принадлежности. Если смотреть на седины, то можно было подумать, что он очень стар. Однако, ошибочное впечатление тут же пропадало, если присмотреться, как мнимый старик двигался.

Да что там двигался — седой умудрялся даже вставать, садиться, разливать чай и пользоваться столовыми приборами так, что в сознании наблюдателя оставались лишь смутные образы начала и конца движения. При этом совершенно не играло роли — что движется, его собственное тело или какой-нибудь вдруг понадобившейся этому человеку предмет.

— Как говориться, хоть сережку из ушка, — задумчиво продолжил седой. — Только вот остается один вопрос: надо ли это парню…

Мнимый старик тяжело вздохнул и решил окончательно уточнить свою позицию:

— Ты просишь научить его правильно работать с информацией, но совершенно не задумываешься, — надо ли это ему?

— Наши школы не учат, но воспитывают. Не замечал такого? Иначе откуда берутся молодые люди, с упоением цитирующие навязанные им лозунги, но не способные связать двух слов на языках, которые изучали годами? Юноши и девушки, не способные вбить гвоздь в собственном доме, но имеющие отличные оценки по труду и домоводству, откуда они?

— Ты, Паша, ничего нового не сказал. В разное время проводили массу опытов, иллюстрирующих способности молодых людей. Вот скажем, опыты по нахождению максимально большого количества применений обыкновенной булавки. Или, к примеру, скрепки. Как ты думаешь, какие истины при этом открывались?

Павел Петрович в ответ лишь пожал плечами:

— Не мой профиль.

— Тогда слушай: такого рода опыты проводились с завидной регулярностью, начиная с 18 века. Их результаты с той же самой завидной регулярностью, либо просто замалчивались, либо и вовсе засекречивались.

Для несведущего, результат, говорящий о том, что выпускники общеобразовательных заведений на порядок тупее дошколят — чудовищен. Для тех, кто в курсе — наоборот, ибо это свидетельство эффективности воспитательного процесса. У тупости, понимаешь, есть и обратная сторона — на выходе получается обыватель, готовый принять любое навязанное властью мнение. И не просто его принять — дрессированный гражданин способен при нужде легко поменять устаревшие убеждения на более правильные с точки зрения начальства. Таким образом, легко сделать вывод, что задача школы — привести к стандарту. Если для этого надо ребенка морально искалечить — это будет проделано бестрепетно.

Власть сформировала социальный заказ — и во исполнение ее воли миллионы подростков станут тупыми, недалекими и покорными. Чтобы потом радостно изувечить своих детей. И еще: следует понимать, если парень избежит стандартной процедуры, ему не позавидуешь. Таких наши сограждане отличают на счет раз-два. Так что, ему придется либо жить в заповеднике, либо мимикрировать под окружающую среду с постоянным риском для жизни.

— Валентин, фактически, мальчишка и так уже изгой, вне зависимости от того, научишь ты его или нет. А так, по крайней мере, повысятся шансы на выживание. — сухо констатировал Павел Петрович.

— Дался тебе этот малолетний оружейник, — снова вздохнул Валентин. — Ну, кто он тебе, в самом-то деле?!

— Никто. Примерно, как тебе был никем тот нескладный парень, которого ты однажды пытался учить уму-разуму. Вспомни, это же было совсем недавно!

И после небольшой паузы:

— Ну, вспомнил? Он еще пытался подарить тебе мечту. — А я ответил, что у меня есть собственная. И вообще, это было не здесь. Здесь… все по-другому. Хуже, — в глазах седого мелькнуло сожаление.

— Тогда ты получил по-царски щедрый подарок. Такой, о котором и мечтать не мог. А что сделал в итоге?

Валентин молчал, в упор глядя на собеседника. В его глазах время от времени отблескивало пламя камина. Когда молчание стало невыносимым, Павел Петрович тихо сказал:

— Я рассказал тебе о невероятно, за пределом возможного, талантливом молодом человеке. Одного такого ты знал. Что товарищ Холодов скажет теперь? Что он решит?

Валентин вновь, всего лишь на один краткий миг вновь пережил миг, когда он стоял на вылизанном холодном ветром холме и смотрел на еще не успевшую замерзнуть реку, отблескивающую багровым пламенем заката. Вспомнил ощущение немыслимого жара, которым полыхнул насквозь промороженный гранитный валун на вершине.

Вспомнил на миг, чудом и волей обретенную способность смотреть на мир глазами птицы, неторопливо кружащей над лесом. От волнения перехватило горло, и Холодов хрипло сказал:

— Чем смогу…

В тот момент Юра Светличный ни об учении, ни об учителях не думал. Просто было не до того. Он с невероятным энтузиазмом и азартом занимался в тире, где его оставил Павел Петрович, стрельбой по силуэтам. По-взрослому. Сначала пять мишеней за восемь секунд, потом за шесть, и в конце концов — за четыре. И так четыре раза — шестьдесят выстрелов. Потом — чистка оружия, не столько потому, что она абсолютно необходима, сколько для того, чтобы унять волнение и дрожь в руках.

Получалось не очень. Подводило воображение. Такое бывает у многих. Почему-то, взяв в руки оружие, ощутив всем телом тяжесть заряженного смертью металла, человек начинает представлять на месте мишеней образы обидчиков. К тому же детство… Такое время, душа еще не загрубела и обид у маленького человека — выше крыши. При этом, неважно, подлинные они или мнимые.

В моменты, когда мозг измышляет особенно яркие образы, рука стрелка наверняка дрогнет, соответственно, точного выстрела не получится. Так и выходило. Раз за разом.

— Неважно, — укоризненно покачал головой тренер, почему-то не пожелавший представиться. — Может, прервешься? Устал ведь.

— Нет! — упрямо помотал головой Юра. — Не устал. Приловчиться надо.

— Попробуй так, — тренер не спеша прошел к мишеням и кнопками прикрепил к центру каждой кусочки фольги от шоколадки. Как раз от той, которой незадолго перед началом тренировки угощал Юру. Затем вернулся на огневой рубеж и продолжил:

— Как правильно держать оружие, ты знаешь. Как целиться, тоже знаешь. Почему получается плохо?

— Мало тренировался.

— Ерунда это, парень. Точнее, не полная, но все же ерунда. Пистолет — тот же молоток. Даже по весу они схожи. Ты, мне говорили, с инструментом ладишь.

— Пытаюсь поладить. Так вернее будет.

— Не скромничай, на винтовку в образе трехдюймовки посмотреть довелось. Я к чему это все говорю? А чтобы ты понял: человек умеющий работать руками, обыкновенно стреляет лучше. Что выстрелить, что гвоздь забить — суть одно. Главное — глазомер и координация движения. Это у тебя есть. Тогда в чем загвоздка? А вот в чем: ты не просто рукодельник, а конструктор, творец. Потому делаем вывод: мешает воображение. По врагам стреляешь, или еще что. В то время, как надо просто по мишени. Понимаешь?

— Да вроде понимаю. Но вот поделать с этим ничего не могу.

— Это старая проблема, — утешил Юру тренер. — Бороться с ней просто. Для начала стреляем, прицеливаясь по фольге. Примерно как солдат учили стрелять из нагана, целясь в зависимости от дистанции, в пряжку, пуговицу и так далее. Пробуй.

Кстати говоря, есть еще один довод в пользу такой стрельбы: человек — скотина чувствительная. С сотни метров может ощутить, что в него целятся. Тогда выстрел может пропасть. А вот если в пуговицу на левом кармашке метить — не учует. Запомни, и спрячь в дальний угол. Дай бог, чтобы не пригодилось.

— Ученик Светличный к стрельбе готов! — вскоре отрапортовал Юра.

— Огонь!

И снова серии по пять мишеней. Несколькими минутами позже, тренер посмотрел на результаты, и удовлетворенно кивнул, пряча улыбку в усах. Подумал немного, покачал головой, потом поднялся и удалился в тренерскую. Минутой позже вынес лакированную коробочку.

— Открывай.

Юра открыл. В ореховой коробочке, на синей бархатной подкладке лежало нечто, лишь слегка напоминающее пистолет. Рукоятка и спусковой крючок были на привычном месте, а вот все остальное…

— Поверти в руках, рассмотри. И главное, не торопись, — посоветовал наставник. — Их таких всего сто двадцать пять штук сделали, и больше никогда делать не будут.

— Почему?!

— Внимательно изучишь — поймешь. Времени тебе полчаса. Хватит?

— Наверное.

— Вот и хорошо. А я пойду пока делами бумажными позанимаюсь.

Чтобы разобраться, мальчишке хватило пятнадцати минут.

— Так нечестно! — заявил Юра, стоя на пороге тренерской.

— Что именно? — недоуменно поднял глаза тренер от вороха ведомостей и амбарной книги.

— Вы меня, как маленького, к очевидному, буквально чтобы носом воткнулся! — выпалил Юра.

— Интересно… — протянул наставник, с кряхтением выбираясь из-за неудобно расположенного письменного стола. — Пошли, покажешь и расскажешь, коли понял.

На столе для чистки лежало все оружие, из которого сегодня стрелял Юра. Оно было тщательно вычищено, смазано, и собрано. Все. За исключением последнего образца, из которого, напротив, не было сделано ни одного выстрела. Тот был полностью разобран.

Вот, — показал Светличный на разложенное оружие. — Во всех случаях — один и тот же Марголин. Почти как в школьном тире. Сначала я стрелял из того, лежит с левого края. Результаты — наихудшие. Потом из второго слева. У него под стволом — грузик. Ствол подбрасывало чуть меньше. У следующего образца на стволе компенсатор. Результаты примерно такие же, как и во втором случае. Идея-то одинаковая: уменьшить подброс ствола. Заметим: уменьшить, но не устранить. Подброс устраняет последний образец, который и пистолетом назвать совестно. — Почему? — с интересом спросил тренер.

— Потому как это не пистолет вовсе, а аппарат для особо точной стрельбы, — ответил подросток. — Вот, смотрите: вся отдача уходит в руку, между локтевой и лучевой костями. Гениально!

— Это, парень, называется «рама Шептарского», — грустно сказал тренер. На международных соревнованиях пользоваться ей запрещено.

— Почему?

— Потому как стрелок с ней получает огромное преимущество по сравнению с теми, кто стреляет из стандартного оружия.

— Соревнования теряют смысл?

— Что-то типа того.

После недолгого молчания тренер достал из кармана еще один пистолет с прикрепленной к нему дарственной табличкой.

— Что скажешь об этом?

— Разобрать можно?

— Можно. Давай расскажу, как.

— Да не стоит. Тут же видно все. Сначала вот эти два болтика, и снимаем затвор. Потом видно будет.

Через пару минут подросток восхищенно присвистнул. — Вот это да!

— Что да?

— Уникальная конструкция! И не думал, что такое возможно! Ствол — как направляющая для затвора. Возвратная пружина заодно выполняет функцию боевой. Функционирование механизма обеспечивается всего двумя плоскими пружинами, которым сносу не будет. Но главное в том, что сведен к минимуму подброс ствола и общая толщина механизма. Есть возможность применить патрон помощнее — тут на затворе есть совершенно необязательные проточки. Утяжелить его легко. Ну, и мелочи: поводок бойка как индикатор взвода. Умно придумано!

— Ладно, — наставник положил на стол пачку патронов. — Попробуй пострелять. Заслужил. Может, потом придумаешь, как сделать еще лучше.

После стандартных слов о готовности в тире прозвучала серия выстрелов.

— Ну как?

— Странно. Куда целишься, туда и попадаешь. Почти как из Марголина. Во всяком случае, не хуже. Вещь!

— Еще бы не вещь, — из тени раздался голос незаметно вошедшего в тир Павла Петровича. — Из такой вот вещи полуслепая тетка, едва различающая силуэты, трижды поразила одного всем известного политического деятеля.

— Ага, было такое. — подтвердил тренер. — Лихие мальчики и девочки, понимающие толк в стрельбе, эту вещицу до сих пор ценят. Может, именно поэтому, его уж лет тридцать, как не выпускают.

— В Европе, — уточнил Павел Петрович. — Зато половина Азии клепает никем не учтенные копии, почитай, под любой патрон. Очень уж конструкция хороша!

— Можно и улучшить, — почти неслышно пробормотал Юра.

Мехзавод, он большой — по короткой стороне, и то шесть трамвайных остановок. Два десятка проходных, собственный внутризаводской транспорт. Четыре маршрута. Такому гиганту постоянно нужна рабсила и специалисты. Последних готовят в четырех профтехучилищах, индустриальном техникуме и политехническом институте.

Гулкие, полупустые вечером коридоры индустриального техникума. В преподавательской на третьем этаже Юру ожидали новые сюрпризы.

— Числиться будешь в ШРМ при нашем же заводе, — сообщила Юре строгая пожилая тетка, внимательно глядя на Светличного яркими темными глазами.

В преподавательской верхний свет был выключен, поэтому было невозможно разобрать, какого цвета эти глаза — то ли темно-карие, то ли черные.

— А что такое ШРМ?

— Школа рабочей молодежи. У людей разное в жизни случается, — пояснила учитель, — некоторым приходится доучиваться, сначала заработав себе на кусок хлеба.

— А…

— Не перебивай, изволь дослушать! Повторяю: там ты будешь только числиться. На самом деле учиться будешь сам. Те, кто будут контролировать твои знания — люди предельно загруженные, потому — все сам. За исключением языков и логики. Эти дисциплины ты будешь изучать под моим наблюдением.

С утра зайдешь в отдел кадров техникума, там тебя оформят лаборантом. Чем будешь заниматься конкретно, сообщит Иван Сергеевич, закрепленный за тобой мастер производственного обучения. Комнату в общежитии уже выделили — времени таскаться через полгорода не будет.

Все понял?

— Понял, Валентина Павловна, — неуверенно сказал Юра.

— Точно не понял, — вздохнув, констатировала дама. — Поясняю: с тобой сейчас уважаемые люди нянчатся так, как ни с кем до того. Во всяком случае, я не помню, чтобы лаборанту авансом давали отдельную комнату в общежитии и прикрепляли учителей. Не было такого.

Надобности всерьез учить кого-либо из местных студиозусов языкам, логике и риторике тоже не было никогда. И я почему-то уверена, что еще долго не будет.

Все это значит, что на тебя всерьез рассчитывает кто-то из высокого руководства. В таких случаях надо рваться из кожи и пытаться ожидания оправдать. Иначе разочарования начальства ты можешь и не пережить. Или по скудоумию своему ты считаешь их милейшими дядьками?

— Да я собственно никого, кроме Павла Петровича…

— Просто запомни: если доверия не оправдаешь, в лучшем случае пойдешь в ШРМ и на завод. И засунут тебя в такое дерьмо, откуда до пенсии не вылезешь. А в личном деле будет штампик, с которым проще на кладбище. Повторяю: это в лучшем случае. Уговаривать, убеждать, просить тебя никто не будет. Окажешься негоден — спишут как ветошь — на мусорник. Теперь понял?

— Да понял! — слегка обозленный нотацией подросток в упор глянул на строгую учительницу. — Попала собака в колесо: скули, но беги. И уж коли все так, давайте к делу, а то время и в самом деле уходит.

Утро следующего дня было заполнено беготней с бумажками. Ивана Сергеевича удалось найти только после девяти утра.

— Вот здесь и будешь работать, — мастер широким жестом руки обвел пустую аудиторию.

— Тут же нет ничего! Хлам один кучами! — удивился Юра.

— Вот тут ты, парень, неправ, — укоризненно ответил Иван Сергеевич. — Хлама тут нет. Есть доски, цемент, металл листовой и профильный, клеи, метизы и ручной инструмент. Провод, розетки и электродвигатели принесу по мере надобности. Сварочный аппарат тоже есть. Подключен.

— А станки? Мне обещали, что станки будут!

— Будут, — хладнокровно подтвердил мастер. — Именно такие, о которых ты мечтал. И даже лучше!

— Почему лучше?

— Потому как я тебе тоже кое-что подскажу.

— И что от подсказок ваших изменится? — скептически поинтересовался Светличный. — Станок, это же… Железный он! От наших желаний не зависит. И уж какой привезли, такой он и есть. Тут не мечтать — приспосабливаться приходится.

— Не надо приспосабливаться, — лукаво улыбнулся Иван Сергеевич. — Надо делать оборудование под задачи, а не наоборот. Если знать как, то это просто.

— Но я же не знаю!

— А я тогда на что? — чуть обиженно произнес наставник. — Научу, расскажу, помогу. Ты только старайся, и все получится.

— Понятно. Буду стараться.

— Ничего тебе пока не понятно Юра. Но объяснять позже буду. А сейчас нам пару верстаков собрать надо — после обеда тиски доставят. И слесарные, и лекальные. К тому времени у нас все должно быть готово.

Ближе к обеду, Иван Сергеевич позволил себе перекур. Верстаки уже были почти собраны, и время поговорить оставалось.

— Ты, наверное, удивляешься, откуда возьмутся станки под твои хотелки, да, Юра?

— Конечно. Никогда про такое не слышал.

— «Есть многое на свете…» — загадочно ответил Иван Сергеевич, и замолчал.

— Так как же? — продолжал допытываться Юра.

— Ладно. Думал, в конце дня, но и в самом-то деле, чего тебя за душу тянуть… Вон, в папке на подоконнике — копии статей из «Popular mechanics» и «Model Engineering». Словарик в библиотеке возьмешь. К утру ознакомишься в подробностях. А пока поясню в общих чертах.

В общем, представь: Первая Мировая, американцы получают огромный заказ на всякое военное. Снаряды там, стволы пушечные, да много всего. Но станков, чтобы заказанное в срок сделать — нет. И возможности сделать станки традиционным способом тоже не просматривается.

— Почему?

— Да хотя бы потому, что после отливки станины ведет. Чугун, он ведь и треснуть может. От внутренних напряжений. Потому обрабатывать отливки сразу — нельзя. Года три ждать надо, пока процесс релаксации в основном закончится. И то бывает, ведет станины.

— А что такое релаксация?

— Процесс снижения внутренних напряжений с течением времени. Понял?

— Да.

— В общем, если проблема есть, то почти всегда находится и тот, кто ее решит. Такой человек действительно нашелся. Это был инженер Еоманс.

— Что же он сделал?

— Он предложил делать станины из бетона. Бетон набирает прочность всего лишь 28 дней. Если пропарить, то быстрее. А уж с добавками — и вовсе за пару дней. Сначала думали, что это эрзац, то есть плохонький заменитель хорошей вещи. Оказалось — нет! Основное назначение станины — гасить вибрации. Так выяснилось, что бетон делает это втрое лучше чугуна и стоит при этом дешевле.

Чуть позже появился полимербетон на основе гранитной крошки. Теперь прецизионные станки швейцарцы делают именно из него.

— Интересно!

— Еще бы! Мне, кстати, тоже. Потому как и сам ни разу не пробовал. Вон — в углу мешки с крошкой различных фракций, цемент, арматура, а рядом — бочка с эпоксидной смолой и банка отвердителя.

— Иван Сергеевич, а что с теми станками после войны стало?

— Как что? После того, как отработали они свое, побили в щебенку. Иначе, это ж какой ущерб традиционным производителям бы вышел!

— Но почему не делать проще, если оно и лучше?

— Да потому, что решения, пригодные в военное время, не всегда годятся в мирное. Устоявшиеся технологические цепочки, проверенные производители. И на тебе — такая ересь: станок под решаемую задачу, просто и быстро. С устройства на устройство кочуют только базовые детали типа шпинделя, двигателя, шкивов, коробки подач и так далее.

— Но так же лучше!

— Пара строгальных станков, сделанных именно по такой технологии, на заводе есть. По-другому их сделать никак нельзя было. Один строгает детали до двенадцати метров длиной, второй — до сорока пяти. Но вообще-то, не нам судить про такие вещи. Поскольку не мы решаем, что и зачем. Нам достаточно знать, как это может быть сделано.

…— Прочитать все, что я тебе дал, ты конечно, не успел.

— Не успел. Сморило. И других заданий навалили вечером до немогу.

— И ладно. Время пока терпит. Нам направляющую пару дней шабрить, — спокойно отозвался Иван Сергеевич.

— Покажете как?

— Так я для того тут и поставлен, парень — тебя учить. А шабровка — дело простое. Проще только канат на себя тянуть, да с девками перемигиваться.

Сначала мы эталонную плоскость сделаем. Условие у нас такое: из того, что в магазинах можно купить. Прецизионного мерительного инструмента и притирочных плит в магазинах не бывает, потому берем обыкновенный фрезерованный строительный уровень в количестве трех штук.

— Почему трех?

— Потому как идеальная плоскость получается методом трех плиток. Если притереть пару пластинок, а потом отдельно каждую из них к третьей, то плоскость на всех трех будет идеальной. То же и с валами. Почему так — подумай, в основе лежит простейшая, на уровне пятого класса средней школы, геометрия.

— Да понял я уже.

Вот и ладушки. Шабер — тоже штука простая — слегка выпуклый резец из ВК-8, оправка и ручка. Когда-то их из старых напильников делали. По чугуну — нормально, только часто править приходится. Мы же направляющую плоской решили сделать?

— Да. Так проще.

— Не только проще — лучше. Тяжелые станки только так и делают.

Полимербетон к завтрему у нас схватится, вот и начнем шабрить направляющую. Так-то прокатный лист почти ровный, но сам понимаешь, усадки, поводки. Дело простое. Сейчас синьку в машинном масле разотрем, потом эталонную плоскость из уровня сделаем. Как раз до конца дня и провозимся.

— Так как шабрить-то?

— Да просто. Сам увидишь. Берем эталон, слегка смазываем его краской. Затем проводим окрашенной поверхностью по плоскости, которую будем ровнять. Там появятся синие пятна. Как им на выступающих участках не появиться?

— Обязательно появятся.

— Правильно. Мы эти пятнышки аккуратно, чтобы лишнего не зацепить, срежем. Тряпочкой протрем, и вновь за эталонную плоскость возьмемся. В следующий раз пятна появятся в другом месте. Опять срежем.

— А как узнаем, что ровно?

— Вообще-то, обычно прикладывают рамку 25 на 25 миллиметров, и считают пятна. Если 9 и менее пятен — плоховато, от пятнадцати — значит, почти ровно. Нам — двадцать надо. Сам увидишь, процедура несложная, но муторная. Аккуратности и спокойствия требует. Теперь-то, ясное дело, на заводах шабрение заменяют обработкой на плоскошлифовальных станках, да только не всегда получается. Вот как, к примеру быть, если станок нестандартный и в шлифовку просто по габаритам не лезет.

— Думаю, никак. Брать и шабрить.

— Правильно. Если прошлифовать нечем, то только так. Длинные станины уже по маячкам да с оптикой шабрят, но то тебе без надобности — и линейки с головой хватит. Потерпишь, помучаешься, но сделаешь. Зато потом!

— Что потом-то?

— А потом самое интересное: увидишь, да не то что увидишь — прочувствуешь, что фраза «станок строит себя сам» верна с первой до последней буковки. И точность, которой ты добиваешься, зависит лишь от твоих усилий. Впрочем, как и все остальное в этой жизни.

Последние дни он отвратительно спал. Темп обучения не то чтобы оказался непосилен, но непривычная сосредоточенность выматывала. Два часа обязательных занятий физкультурой и холодные обтирания по утрам позволяли лишь как-то держаться, и не более того.

Юра искренне удивлялся, насколько изощренные картинки способен выдавать перевозбужденный мозг. Юлий Цезарь в робе сварщика, примеряющий отблескивающие полированным металлом крылья Виланда с учебником «Сопротивление материалов» Тимошенко, зажатым под мышкой — это так, цветочки.

Вот сидящий верхом на огромной, ростом с коня, восьминогой мухе Аристотель в засаленной белой хламиде, требующий рассчитать силу поверхностного натяжения воды, пользуясь лишь неплотно закрученным водопроводным краном и граненым стаканом — это было куда как страшнее. Поняв, как решить задачу о поверхностном натяжении, Юра проснулся в холодном поту. (Задачка, кстати, элементарная — прим. авт.)

Валентина Павловна, выслушав сбивчивые жалобы на кошмары, мешающие заснуть и головную боль, лишь разочарованно спросила:

— Помнится мне, неделей раньше на этом же стуле сидел вполне уверенный в своих силах молодой человек. Где он?

— Да я это, я, Валентина Павловна!

— Ну, а если ты, то помнить должен, что тебе в самом начале было сказано.

— И это помню.

— Тогда что же ты хочешь?!

— Да ничего, наверное. Извините.

В тишине, воцарившейся в классе, был слышен только шелест бумаги и тонкий скрип пера.

— С этой запиской зайдешь в медпункт.

В дальнейшем, пришлось заходить утром и вечером. За причитающимися молодому растущему организму витаминными и общеукрепляющими средствами. Из врожденного садизма врачи предпочитали вводить лекарства в организм при помощи шприца и острых игл, что вовсе не способствовало хорошему настроению.

Как это бывает, когда «станок строит сам себя», Юра увидел сразу, как только была закончена сборка временного суппорта.

— Видишь, как здорово получается? — довольно осведомился Иван Сергеевич, когда ученик принялся растачивать переднюю бабку под подшипники шпинделя.

— Получается. Вижу. Если опорой временного приспособления для сверления становятся направляющие станка, то вариантов нет. Отверстие будет однозначно параллельно постели. Затем, установив борштангу в шпиндель, мы точно по такому же принципу сверлим заднюю бабку, и получаем идеальную соосность.

Но радоваться тут чему? — уныло ответил Юра, пытаясь при этом поудобнее привалиться к стенке и закрыть глаза.

— Стоп, стоп, стоп. Так дело не пойдет. Так и покалечиться недолго!

Иван Сергеевич щелкнул выключателем, борштанга сделала несколько оборотов и встала, хищно блеснув свежезаточенными режущими кромками.

— Вот так, парень. Два часа можно. Два часа — это недолго. Прямо тут, в подсобке. Ветоши у нас, слава богу, много, привалиться есть где, а я тут пока и сам поковыряюсь, — бормотал мастер, поудобнее пристраивая ученика на куче тряпок.

К концу дня они все же успели сделать задуманное. Установили опорные подшипники, шпиндель, шкивы, зубчатку перебора. Смонтировали на станине натяжное устройство и электродвигатель, склеили плоский приводной ремень.

— А ведь действительно, здорово получается, — вырвалось у Юры, когда складывали инструмент.

— А ты еще сомневался! — довольно прогудел Иван Сергеевич. — Сам вижу, что здорово. Я ведь такое тоже впервые делаю. Получается, тебя учу и сам учусь. Чудно как-то. Считай, что мы вкратце повторяем всю историю станкостроения.

— С токарным станком уже почти все понятно, — перевел разговор в практическую плоскость ученик. Заднюю бабку сделаем без особых затруднений. Захотим — обычную. Захотим — револьверного типа. Второй вариант мне, кстати, больше нравится. Теперь бы разобраться, как мы шестеренки делать будем.

— А для этой цели мы еще один станок сделаем, строгальный.

— Я думал, вторым будет либо фрезерный, либо сверлильный.

— И не угадал! Исторически, строгальные станки появились раньше. Теперь, понятно, фрезерные их почти полностью вытеснили. Но в мелкосерийном или штучном производстве преимущества строгального станка до сих пор переоценить невозможно. И самое главное из них — предельно дешевый инструмент.

— Разве?

— А что, не замечал, что резец для строгального станка мало чем отличается от токарного?

— Пожалуй, так.

— Вот фрезу, к примеру, без специализированного приспособления заточить невозможно, а для заточки токарных резцов достаточно набора простейших шаблонов. Согласен?

— Обходимся как-то.

— Стоит фреза значительно дороже. Производительность у фрезерного станка, конечно, намного выше, но там, где можно не торопиться, строгальный незаменим. Особенно, как я уже говорил, при производстве штучных изделий. Он позволяет без особого напряжения делать пазы, шлицы, идеально выглаживать плоскости при минимальных трудозатратах на подготовку инструмента. Если я правильно понимаю, для тебя эти качества важны.

— Неоценимы! — уточнил Юра.

— Вот потому-то следующим будет строгальный станок. А как только мы добавим к нему делительную головку, сможем прострогать необходимые для токарного станка шестеренки. Что касается сверлильного станка, так тебе он и вовсе не нужен. Правильный фрезерный станок позволяет оружейнику вполне комфортно обойтись без него.

Воскресный отдых — загадочная вещь, — думал Юра, совершая третью пересадку по дороге к родителям, — намеченного исполнить не успеваешь, зато устаешь как бы не вдвое!

В техническую библиотеку удалось вырваться лишь после обеда. Благо, выходные в расписании работы этого учреждения не предусматривались. Оставшееся до вечера время, Юра провел, обложившись каталогами, инструкциями и описаниями. Чтение настолько увлекло, что на часы пришлось глянуть лишь после настоятельной просьбы усталого библиотекаря.

Спускаясь по ступеням, Светличный почему-то надеялся увидеть внизу знакомую Победу, ярко освещенную фонарем. Но нет, никто не приехал.

А жаль. Очень уж хотелось обсудить мысль, возникшую после внимательного изучения нескольких сотен страниц текста и чертежей.

— По-чем-му? — скрипел под ногами снег.

— И действительно, почему? — в сотый раз подумал Юра, вспоминая прочитанное.

— Да, я понимаю и принимаю, что мы первые, — думал подросток. — И суппорт токарного станка все-таки придумал хоть и пьяница, хоть и дебошир, но понятный и родной Нартов, а не чуждый чопорный гордец Модсли!

— Толку-то? — скептически взвизгнула под ногами засыпанная снегом дорожка. — Что осталось после Нартова? Пара дубовых станков для медальеров да токарный станок, за которыми изредка развлекался Петр. И так, еще кое-что по мелочи, правильно?

Тебе вообще не кажется, что гениальные открытия, время от времени случающиеся у нас, делаются исключительно для историков?

Чтобы те, в будущем, могли с гордостью заявить: мы были первыми!

Порыв влажного, стылого ветра бросил в лицо пригоршню снега.

— Рывками. Все шло какими-то рывками, как бы о том ни писали в учебниках — думал Юра. — Истории станкостроения у нас, фактически, нет. Точнее, есть, но она высосана из пальца. А вот если посмотреть внимательнее, выясняются странные вещи…

Берем станки примерно одного и того же класса, скажем, английского производства. Кстати, если мы возьмем станки французского, немецкого или швейцарского производства, ситуация не изменится. Английские — это просто для удобства. Как-никак, родина первой промышленной революции, масса материала, описаний, книг по теме.

Что мы видим, расположив описания станков в хронологическом порядке? Риторический, конечно, вопрос. Разумеется, мы наблюдаем картину развития во всей ее красе. Ясно, как понемногу, со времен все того же Модсли, накапливались изменения в конструкции. Видно, какие направления оказались перспективными, а какие — вели в тупик.

Если попытаться проделать что-то подобное со станками российского и советского производства, то обнаружить сколь-нибудь внятную логику развития окажется нереально. Создается впечатление, что кто-то периодически будил наших инженеров, а те, ошалев от неожиданного подъема по тревоге, начинали хватать со всего света все, что подворачивалось под руку. И современное, и такое, что поколения на два-три уже устарело.

Справедливости ради надо отметить, что откровенного мусора не заимствовали, но, боже правый, что вытворяли с хорошими конструкциями, приспосабливая их к нашим реалиям … слов нет. Поставьте рядом какой-нибудь широкоуниверсальный 676 станок и Deckel FP1 еще довоенного выпуска, и диагноз будет ясен.

— Не думаю, — продолжил размышлять Юра, — что наши конструкторы обделены умом. Но почему, когда Америке потребовалось много военной продукции, у них немедленно были реализованы идеи Еоманса, а у нас ничего подобного ни разу нигде не случалось. Только заимствования уже обкатанных, проверенных в деле технических решений. Как же такое может быть?! Мы же в итоге всегда оказываемся на шаг-другой сзади, а в итоге, рано или поздно, но обязательно безнадежно отстанем.

На следующий день Юра поделился своими мыслями с Иваном Сергеевичем. В тот момент они как раз заканчивали сборку небольшой плавильной печки, необходимой для изготовления строгального станка.

Наставник внимательно выслушал сбивчивый рассказ об итогах работы с литературой, и минуты две угрюмо молчал. А потом перевел разговор на другое.

— Видишь, какое дело получается, — как бы для себя высказался учитель, — я теперь частенько дураком себя чувствую. Казалось бы, ничего такого — все, чем мы тут занимаемся, и ранее делать приходилось. И шабрить, и металл лить, и формы для литья делать. Бетонных станин в жизни не было — но то, как оказалось, дело нехитрое.

Но вот чтобы двое, старый да малый, на целую мастерскую, оснащенную самодельными станками, замахнулись — не было такого. И расскажи кому — не поверят! У нас ведь как считают: станки делают на станкостроительном заводе совсем особые люди. Или, их в случае крайней нужды за границей купить можно.

Зато частенько слышать приходилось: «Ах, если бы только у меня был станок!» И говорилось это применительно к чему угодно — токарному, фрезерному, строгальному — чего ни коснись!

Тяжело вздохнув, Иван Сергеевич вернулся к рабочим вопросам.

— Видишь Юра: сейчас мы отформуем вот эти две плиты. Лить будем из алюминия — это немногим сложнее, чем сделать на кухне грузила для рыбалки. Вот эти две плоскости у нас будут обработаны особо качественно. К ним мы прикрутим направляющие из стального листа, которые отшабрим с еще большей тщательностью. Как-никак, это базовые плоскости.

По верхней — поедет хобот, несущий резец. По той, что спереди, будет вверх-вниз ездить кубик, на который будет крепиться либо деталь, либо сначала тиски, либо тиски и делительное устройство — в общем, все, что в ум зайдет. И я уже вижу, что все получится.

— А как оно не получится? — поинтересовался ученик. — Сами же говорили, что мы повторяем классические приемы станкостроителей прошлого!

— Так-то оно так. Но видеть такого не приходилось. Думал, баловство одно, — задумчиво ответил мастер, покосившись на стояший у окна токарный станок.

Бетонная станина давно уже высохла — батареи в мастерской давали чуть ли не африканскую жару, из-за которой окна приходилось держать открытыми.

Благодаря все тому же теплу, бетон уже прошпаклевали и покрасили. Теперь отличить станину от металлической было невозможно.

Да, на станке не стояло классического трехкулачкового патрона, резцедержатель был простейший, с прижимом одним болтом. Не было шестерней перебора, и гитары, но в поддоне уже лежала стружка. Станок работал, продолжая строить себя. И было ясно, что совсем скоро он поможет строить другие станки.

— А теперь что думаете? — продолжил интересоваться ученик. — А что тут думать? — ответил Иван Сергеевич. — На пятистах миллиметрах обработки мы получили конусность меньше сотки. Это, знаешь, ли не все промышленные образцы демонстрируют. И жесткость достаточная.

— А это вы как определили?

— А это совсем просто. Пробуешь обрезать какую-нибудь болванку, и смотришь, как ведет себя станок. Если он режет уверенно, не трясясь как в лихорадке, не пытается выломать резец или затащить его под деталь, то с жесткостью все в порядке. Так, кстати, и заводские станки токаря на работоспособность проверяют. Операция отрезки — она самая тяжелая.

— Значит, не баловство?

— Да нет. Все, как молодежь говорить любит, по-взрослому. Даже и не знаю, что думать, и кому так тебя учить понадобилось. Меня бы так учили в свое время…

Затем Иван Сергеевич сделал паузу, явно размышляя, говорить ли дальше. Но потом все же сказал:

— Ты это, Юра… Насчет своих открытий про станки лучше помалкивай. Не любят у нас умных, ох, как сильно не любят!

Глава 2

Что может быть радостнее солнечного зимнего утра, когда ты здоров и все у тебя получается? Бог дарит такие дни только творцам и влюбленным. Вероятно, намекая на то, что готов в итоге уступить свое место любому из нас. Впрочем нет, не любому, конечно. Только тому, который докажет, что он — действительно творец, созидатель. Пусть и в делах не очень-то и великих. По-другому объяснить радость от нелегкого труда невозможно.

Печь прогревалась удивительно легко и быстро. Пламя гудело как целое гнездо растревоженных ос. Ровно и почти неслышно работал вентилятор наддува. Горелка даже не пыталась забиться или плюнуть грязью — если в топливе что и было, то оно осталось в системе фильтров.

Пока суть да дело, успели отформовать литейные формы. Затем, за считанные минуты, Юра выточил обе деревянные модели шкивов, не забыв учесть припуск на обработку и на то, что расплавленный металл после остывания даст примерно полтора процента усадки.

С первой попытки отлили боковые стенки будущего станка. Пока отливки остывали, успели сварить из уголка каркас для установки электродвигателя и доделать сердце строгального станка — так называемое «шотландское ярмо». Если кто не в курсе, это всего лишь массивный диск с прорезью, по которой перемещается водило, толкающее хобот станка. Работает это по принципу кривошипно-шатунного механизма, разве что, немного компактнее.

Для поперечной подачи Юра предложил использовать стандартную резьбовую шпильку М14.

— А почему нет? — высказался Иван Сергеевич. — Жесткости у нее вполне достаточно, а шаг удобный — два миллиметра. Валики градуировать будет просто замечательно. Одна восьмая оборота — как раз двадцать пять соток.

Дело явно шло на лад. Оставалось лишь сообразить, как удобнее сделать автомат поперечной подачи из двух деталей — колеса и храповика. Здесь возникали варианты, но в итоге учитель с учеником сошлись на простейшем решении: сверлим по радиусу шестьдесят четыре отверстия — делить на шестьдесят четыре легко! Затем удаляем перемычки и — колесо готово. Храповик в этом случае, опять же, получается простейший.

В общем, надежда закончить со строгальным станком к концу недели, окрепла.

Неожиданно, в мастерской резко, рывком раскрылась дверь. В проеме нарисовалась запыхавшаяся от быстрого бега фигурка дежурного с красной повязкой на правом рукаве и встрепанной шевелюрой. Затем гонец на одном дыхании выдал:

— Светличный, к директору! Срочно!

И утопал по коридору обратно, так и не прикрыв дверь.

Иван Сергеевич провел ладонью по волосам и с неохотой поинтересовался:

— Ты в общаге, часом, чего не натворил?

— А что, я похож на хулигана? Да и откуда времени набраться чудеса творить? Пришел, выспался, ушел, вот и все мои там дела, — обиделся Юра.

— Если не чудил, значит, начальство на тебя посмотреть возжелало. Тогда, тем более, спешить не стоит. Иди вон, отмойся сначала, чистое одень. К директору в робе не ходят.

Заканчивая приводить себя в порядок, Юра услышал со стороны двери:

— Вы, товарищи, погуляйте где-нибудь. Негоже толпу создавать.

Минутой позже гость, внимательно осмотрев мастерскую, произнес:

— И правильно, что не спешил. Я все равно бы сюда пришел. Смотреть на идущих по пути Веланда следует там, где они работают.

— Это которого Веланда? — поинтересовался Светличный. — И что за путь?

— Ах да, ты же не знаешь. Да и откуда питомцу советской средней школы такое знать, — скупо, уголками рта, улыбнулся гость. — Скандинавская мифология у нас не в почете, саги в школьной программе отсутствуют. А зря, кстати.

Иван Сергеевич отошел в угол мастерской и сел на табуретку у окна под вытяжкой, где он обычно курил, всем своим видом показывая, что его тут нет.

Юра внимательно смотрел на гостя.

— Обычно вроде бы мужик одет, — думал он. — Неброский серенький костюмчик, простенькие туфельки. Вот только рубаха у него …какая-то слишком белая. Да и сидит все так, как будто человек в этой одежде и родился. А по тому, как местное начальство из мастерской будто ветром выдуло, можно сделать вывод, что непрост дядя, совсем непрост. По всему выходило, что доброго от такого визита ждать не стоило.

Молча куривший в углу Иван Сергеевич пришел точно к тем же выводам лишь посмотрев на туфли ручной работы. В отличие от Юры, он хорошо понимал, кто в Стране Советов может позволить себе носить такую обувь.

Тем временем, визитер достал тяжелый портсигар с выложенной блестящими камушками монограммой, и щелкнув замком, поинтересовался:

— Не возражаешь?

— Да нет, конечно. Курите. Иван Сергеевич курит. Почему тогда вам нельзя? Хотя, конечно, лучше под вытяжкой.

— Хорошо, — ответил гость, почему-то передумав курить. — Зовут меня Александр Николаевич. Пришел я с единственной целью — поинтересоваться твоими успехами.

— Все, что успели сделать, перед вами, Александр Николаевич.

— Вижу. И отчеты читал. Пока доволен, — скупо обронил гость, продолжая внимательно рассматривать Юру.

В мастерской повисло молчание. Гость вел себя странно. Он просто смотрел на печь, станки, разложенный инструмент. Периодически возвращался взглядом к лицу Юры, при этом полностью игнорируя сидящего в углу Ивана Сергеевича.

Затем вновь раскрыл свой пижонский портсигар, дисциплинированно отойдя к работающей вытяжке, прикурил, щелкнув добротной зажигалкой из тускло блеснувшего серого металла. Присел на свободную табуретку и молча выкурил сигарету, полуприкрыв глаза, будто о чем-то раздумывая.

Молчание нарушил Юра. Неожиданно он спросил:

— Вспомнил я про этого Виланда. Не нравятся мне его пути. Что крылья этот тип сделал — здорово. Но зачем было дочку королевскую насиловать? Не понимаю. Неправильно!

— Правильно, неправильно… Нравится тебе это или нет — совершенно неважно. Все настоящие оружейники идут путем Виланда, Юра. Ты просто не читал эту историю в подлиннике, поэтому много чего не понял. Точнее, не понял почти ничего, потому как и переводчики много чего не понимали. И кстати, не было там никакого насилия. Та дура сама пришла и разделась. Так что, в первую очередь калечили и насиловали именно Веланда. В ответ закономерно получили обман, смерть и отсроченные проклятия. Помнишь пару фраз о перевернутых рунах в тексте?

В общем, можно сказать, что все было относительно честно, причем с обоих сторон. Все персонажи этой непростой истории вели себя в строгом соответствии со своими социальными ролями. Это уже потом, со временем, сказители кое о чем промолчали, кое-что наоборот — добавили. Но скрыть, что крылья, способные унести тебя к свободе, скорее всего придется делать из кожи и костей своих врагов — не смогли. Хотя, как сказать, теперь в адаптированных для юношества версиях пишут, что на самом деле они были из стали. Так вот: этому верить не стоит, — задумчиво ответил Александр Николаевич.

— Оружейников — целые заводы у нас, — возразил Юра. — В Ижевск, в Туле, да много где есть. Так что, все они идут по пути этого самого…?

— Способных реализовывать свои идеи в металле — единицы. Имеющих эти самые идеи — еще меньше, — жестко ответил Александр Николаевич. — Талант, на самом деле, жизнь в большинстве случаев не улучшает, так что не вздумай надуться гордостью. Если бы не один человек, у которого теперь твоя пушка на отдельном столике в просторном кабинете стоит, учился бы ты не здесь, а в специнтернате. За колючкой. Понял?

— Понял, — опустил глаза в пол Светличный.

— Не понял, — внимательно посмотрев на Юру, констатировал гость. — Тот вариант был не самым худшим. Куда как хуже будет, если ты, парень, возлагаемых на тебя надежд не оправдаешь.

— Валентина Павловна уже говорила.

— А я повторю. Мне, ей-богу, не сложно! Даже интересно, а говорила ли тебе товарищ Камынина, что помимо тебя пострадает еще много людей. Начиная с Павла, и заканчивая тем же самым Иваном Сергеевичем, которого, если не справишься ты, уволят на старости лет по профнепригодности?

— Теперь знаю…

— Знаешь, это хорошо, Юра. Только мне надо, чтобы ты осознал, понял, проникся. Потому я тебе сейчас эту забытую мифологию слегка растолкую. Итак, способов попасть в Валгаллу немного. Можно было прогуляться вокруг дерева, наматывая на него собственные кишки.

— Читал.

— Второй способ — кровавый орел. Если читал, помнишь.

— Помню.

— Хорошо. Помнишь — значит можно говорить без подробностей. Третий способ — это пасть в бою.

— Тоже помню. Умирающему викингу вкладывали в руки меч.

— Напрасно, кстати. Богов так не обманешь. Но мастеру их милость была просто не нужна. Он влетел в Валгаллу на собственноручно сделанных крыльях. Как думаешь, чего ради? Что ему там понадобилось? На свете было множество мест, где ему были бы рады. Где он жил бы в покое и довольстве. Но искалеченный кузнец, освободившись и слегка почудив на прощание, в итоге выбрал не слишком-то подходящую компанию. Почему, как ты думаешь?

— Не знаю. Да и потом, я читал о лестнице, построенной богами.

— А подумать? — прищурил блекло-голубые глаза гость. — В Валгалле никому был не нужен грубый, пропахший железной окалиной тип, способный ради свободы убивать работодателей, лгать им в лицо и рушить государства.

Способный ради любви снять с неба валькирию и привязать ее к себе навсегда силой своей любви! Отпустить ее опять же ради любви…ее любви к полету.

Ему потом так и не позволили найти ее, помнишь? Потому и врут сказители о милости богов. Что им еще остается делать? Все эти болтуны работают за корочку хлеба и глоток вина. Скажи неприятную правду, и ляжешь спать голодным.

Но остается вопрос: что князю альвов, умнице и сугубому прагматику, понадобилось в компании полупьяных драчливых придурков? Подскажу: Виланд — оружейник. Это — дело его жизни. Его суть. То, без чего он становится просто жрущей и гадящей протоплазмой, перестает быть! Как и ты, кстати…

— Тогда все просто, — широко улыбнулся Юра, глядя в сузившиеся зрачки гостя. — Ему был нужен испытательный полигон, и он выбрал самый лучший.

— А мы ему, значит, альвы, — недовольно покосился Иван Сергеевич на закрывшуюся за неожиданным визитером дверь.

Между большим и указательным пальцами мастера тлела то ли третья, то ли четвертая сигарета.

— Иван Сергеевич, так вы эту дурацкую легенду тоже читали? — поинтересовался Юра.

— Читал, а как же, — ответил Иван Сергеевич. Еще в реальном училище. Я, понимаешь, чуть старше, чем может показаться… Тогда все эти скандинавские сказки были популярным чтением. Да не в легенде тут дело, малый.

— А в чем?

— В том, что тебе озвучили малоизвестную, неприятную для большинства, но предельно точно выверенную академическую версию. Это примерно то же самое, что под праздник объяснить нежному дитяте: не было никогда Деда-Мороза, а было страшное божество — Дед-Трескун. И Снегурочка бледно выглядит, потому как не внучка она ему вовсе, а всего лишь традиционная зимняя жертва. Из тех, кого добрые односельчане в знак приверженности к суевериям, оставляли умирать на морозе.

— Тогда зачем Александр Николаевич про нее вспомнил? — задал следующий вопрос ученик.

— То намек был, Юра. Подумай — поймешь, мозгами-то тебя бог не обидел. Перспективы он тебе без утайки обрисовал. Добрый барин. Но классическое образование его слегка испортило — слова прямо не скажет, — неприязненно скривился, и сразу же сменил тему мастер:

— Ладно. Считай, шесть часов в неделю на дополнительные занятия он у тебя отобрал. И заодно, дурной работы навесил.

— Подумать об автономной энергетической установке для мастерской — дурная работа?

— Речь идет о «сделать». Думать тут особо не о чем.

— Разве?

— Вот тебе и разве. О локомобилях слыхал?

— Это какая-то дико устарелая паровая гадость с пренебрежимо малым кпд?

— Чему тебя в школе учили, ума не приложу, — начал терпеливо объяснять Иван Сергеевич. До сих пор более восьмидесяти процентов электроэнергии в всем мире производится при помощи паровых машин. При давлении в котле порядке 180 атмосфер, их кпд доходит до 46 процентов. А на мощностях менее 300 киловатт, традиционная поршневая установка выгоднее турбины.

Не веришь, глянь учебник профессора Жирицкого, изданный аж в тридцатом году. Так вот, там еще написано, что если учесть тепло, отдаваемое в отопление паровой машиной, кпд легко достигает 86–88 процентов при том, что давления в локомобилях стараются не делать выше десяти атмосфер. И работает паровая машина на любом, в принципе, топливе. А не только на привозном мазуте или дорогущей солярке. В дело идет все: отходы с лесопилок, солома, торф, низкосортный уголь и семечки от подсолнечника — лишь бы горело. Для крепкого хозяйства локомобиль — первое дело. Да и служат они не в пример дольше дизелей — годы.

— Почему?

— Обороты ниже, допуски на изготовление деталей более гуманные. Износ небольшой, смазочные материалы попроще. Со всех сторон выгода. Особенно если живешь рядом с лесом.

Кроме того, экономичность бензиновых и дизельных генераторов — вопрос сложный. Мне приходилось их эксплуатировать, потому могу сказать: сказки о расходе 200–300 граммов горючего на киловатт — это сказки и есть. Был у нас генератор на 2,5 киловатта, так он реально кушал литр в час без нагрузки и два-два с половиной под нагрузкой. Одна радость — легкий. И одно огорчение моторесурс — пара-тройка сотен часов. Несерьезно, в общем. Пользоваться таким чудом — чистое разорение. Паровичок для стационарной мастерской или дома получше будет.

— Так почему же у нас техникум по локомобилям закрыли? — недоуменно спросил Юра.

— Хозяина не стало, вот и закрыли. И другие причины тому есть… Если у кого в хозяйстве и свет, и тепло недороги, да в достатке, и власть с этим поворотом рубильника поделать ничего не может, у людей в голове всякие мысли бродить начинают. Политически неправильные, — скупо пояснил учитель. — Удобнее, когда подданные в скудости живут, всякую копейку на свет да тепло считают. Управлять проще.

— А мы такое сделать сможем?

— А чего не сможем? Сварка есть. Трубы бесшовные — есть. Металла в достатке. Токарный станок уже работает, скоро строгальный запустим. В общем, Юра, машину двойного расширения с конденсацией за пару месяцев мы соорудим — дело нехитрое, чертежей на них навалом. Лошадок пять-шесть пойдет на генератор, пятьдесят — на отопление. Нам хватит.

Так оно и случилось. В порядке исполнения руководящих указаний, локомобиль особо малого класса был построен. Об этом не стоило бы и упоминать, но вот какое дело: казалось бы, бесполезные в эпоху атомной энергетики навыки здорово пригодились Юрию Ивановичу почти четыре десятка лет спустя. В период так называемого первоначального накопления, проще говоря, перестройки.

…Ознакомившись с запросами энергетиков, Юрий Иванович мгновенно понял, что «по штуке за киловатт плюс монтаж» — это намного больше, чем было заплачено за ветхий дом в умирающей деревне.

Вежливый клерк (или менеджер — хрен их теперь разберешь) смотрел на клиента с плохо скрытым презрением, и был абсолютно уверен, что деваться жертве просто некуда.

— А что? — рассуждал про себя работник райэнерго, — У нас демократия, рынок. Вот и походи по рынку, милый, поищи дешевле.

Клерк был уверен, что следующим этапом переговоров станет просьба как-то снизить расценки и намеки на щедрое вознаграждение в разумных пределах. Так было всегда, так должно было случиться и в этот раз. Но клиент оказался странным. Мазнув брезгливо-безразличным взглядом по модному костюмчику и холеному лицу энергетика, он просто ушел, даже не попытавшись договориться.

Вот тогда-то Юрию Ивановичу в очередной раз пригодились полученные в юности знания. По странному стечению обстоятельств, у соседа оказались те же проблемы, но решение он видел в постройке ветрогенератора.

В итоге построили и то и другое. Ветрогенератор перекрывал нехитрые текущие потребности дачников в освещении, работе холодильников и зарядке мелкой электроники. Паровая машина обеспечила отопление, работу электроинструмента и немудреных станков, которых у Юрия Ивановича становилось все больше и больше. С топливом …выкручивались по всякому. Как это от века принято на Руси. Обладая объемистой выносной шахтной топкой, паровичок, не требуя неусыпного дежурства кочегара, ел, почитай, все. Дрова, местный бурый уголь, торф, щепу, опилки и далее по списку. Лишь бы горело. Предусмотрели даже установку горелки, способной работать на отработке, дизельном или печном топливе.

Втрое повысив давление, используя нержавеющую сталь, термостойкие пластики, металлографитовые втулки и продвинутые смазочные материалы, без особого труда удалось поднять коэффициент полезного действия паровичка до пятнадцати процентов — и это чисто при работе на генератор. Да, кстати: локомобиль, работающий на конденсационный теплообменник системы отопления, по сравнению с системами, рассчитанными на противодавление, намного экономичнее, что тоже не было забыто. В итоге, отапливая жилье, машина полезно использовала 90 процентов тепла, содержащегося в топливе. Остальное превращалось в бесцветное, почти неразличимо дрожащее над высокой трубой облачко дымовых газов.

Одно время в головах вынужденных энтузиастов малой энергетики засела идея попробовать сделать двигатель Стирлинга, но столкнувшись с обилием чисто технологических заморочек, мужики решили: «от добра добра не ищут», и остановились на паровике. А маленький Стирлинг так и остался забавным макетом, работающим от тепла фокусирующего солнечный свет рефлектора.

Передового опыта никто не рекламировал — не те уже были времена на дворе. Впрочем, ветряк не спрячешь, а горящие электрическим светом окна во время тотальных отключений электроэнергии — неплохой повод поинтересоваться: «А как же ты, мил человек, так неплохо устроиться умудрился?».

На исходе второй зимы, кто-то из добрых соседей вспомнил: «В области котлонадзора органы Госгортехнадзора России осуществляют надзор за паровыми котлами, трубопроводами для пара и сосудами, работающими под давлением более 0,07 МПа (0,7 кгс/см2), водогрейными котлами и трубопроводами горячей воды с температурой нагрева более 115RС». И решил: не хрен им так хорошо жить, не баре чай. Пусть уж как все. Платят и каются.

Для порядка, добрые люди нажаловались на невыносимо гудящие в ночи ветряки. То, что многолопастные редукторные конструкции шума и вибраций почти не создают, никого не интересовало. Важно было другое — общее мнение и нацеленность на громкий скандал.

Потом были истеричные визиты прессы, налеты представителей Облэнерго, попытки наезда со стороны Котлонадзора, санитарной инспекции. Во двор лезли явно кем-то нанятые бешеные экологи. В общем, много было приключений. Но это уже совершенно другая история…

Как и планировалось, к концу недели, строгальный станок дал первую стружку. Пришла пора определяться с фрезерным.

— Юра, ты выбрал, что будем делать? — спросил Иван Сергеевич, садясь под вытяжку с сигаретой.

Причудливо завивая синие кольца, табачный дым уплывал в темное отверстие вентиляции. В мастерской уютно пахло нагретым металлом, свежей краской и маслом.

Услышав вопрос, Юра аккуратно положил шабер на верстак, и, вытирая руки куском ветоши, подошел поближе к учителю. Пожал плечами и неуверенно ответил:

— Не знаю. Боюсь ошибиться. Может быть, Вы?

— Работать на том станке — тебе. Тебе и выбирать.

— Да понимаю, но это только раньше было легко — выбрать.

— Ты литературу, что я тебе дал, просмотрел?

— Да в том-то все и дело, что просмотрел, Иван Сергеевич. И Model Engineering и Popular Mechanics? И подборку описаний лучших станков. Потому, наверное, и маюсь. Раньше-то просто было, знал, что лучше Деккеля универсального станка нет, и сделать невозможно. Василий Иванович так говорил, и я ему верил. Теперь понимаю, что есть, и потому столько всего хочется — вы и представить не можете!

— Тогда давай исходить из максимума того, что можем сделать. Так проще всего, — предложил наставник. — И кстати, что с образцами?

— Смесь эпоксидной смолы и опилок из-под фрезы показала прочность 24,5 кг/см2. Как низкосортная сталь. Обрабатывается нормально.

— А что за проблемы у тебя были, что ты на эти образцы вчера полдня шипел?

— Обезжиривать надо тщательно. И еще более тщательно сушить, — до покрасневших ушей смутился Юра. — Иначе такая ерунда выходит…

Но извольте наш Закон запомнить впредь — Не способны мы освоить вашу ложь; Нам несвойственно прощать, любить, жалеть,

— процитировал Иван Сергеевич, не удержавшись от морали. — Металл небрежности не терпит, малый. Сколько раз уже ты в этом убеждался?

— Да много, — ответил ученик. — И все равно, нет-нет, да и потянет что-нибудь упростить. А потом — как всегда.

— Так все-таки, что со станком надумал? Нам его начинать делать — вот-вот!

— Нравится Деккель, Хан и Кольб, Тиль, Махо, Дальрае — это классика. Но нам — явно не по зубам. Вчера думал сотворить что-то похожее на Versa Mill — просто, хорошо, компактно. Да вот беда — в нашем исполнении хлипковато выйдет. Потому — делать будем что-то типа Boley.

— Тех, что выпускали в двадцатых годах? — прищурился Иван Сергеевич. — Обоснуй!

— Массивная, жесткая конструкция, будто заранее спроектированная под отливку из полимербетона. Разнесенные направляющие вертикальной подачи. Ловить точную вертикаль при юстировке будет легко, а потом — типографским сплавом зальем. Есть встроенная в конструкцию делительная головка. Возможность наклонять шпиндель. Осталось только установить вниз стол с возможностью наклона, как в классическом Деккеле …

— И потеряешь в жесткости, которая тебе так приглянулась в станке из Эсслингена. Эту конструкцию изначально делали для прецизионной обработки пресс-форм, и уж поверь: если бы была хоть малейшая возможность организовать наклон стола, ею бы воспользовались. Фирма солидная, с 1870 года работала.

— Так вы знаете этот станок?

— Не его, к сожалению. Англичане делали копии в тридцатых. Называли их Ultra, Excel. Хорошие станочки. Кто на них работал — нарадоваться не могли. Но по сравнению с исходным станком от Boley — полная ерунда. Англичане отказались от разнесенных опор ради экономии металла.

— Так вы согласны?

— Скажем так, одобряю. От моего согласия твой выбор зависеть не должен, ясно?

— Ясно, — кивнул Юра. — А синусную плиту сделаем отдельно.

— Предупреждаю заранее: продумай, сколько высоты она съест, и на такую же величину увеличь ход по вертикальной оси. А то потом могут возникнуть нехорошие ситуации.

— Это понятно. Поставил я как-то на школьный НГФ делительную головку. Потому думал, как быть. То ли деталь закрепить, то ли фрезу. То и другое вместе никак не лезло.

— Выкрутился? — с интересом спросил Иван Сергеевич.

— А как же! — с гордостью ответил Юра. — Гайку ходовую на вертикальной подаче вверх ногами перевернул. Василий Иванович потом сказал, что мне еще повезло, что станок оказался старого образца с толстой плоской плитой. На современных, с ребрами, пришлось бы укороченную делать. Но, в общем, выкрутился.

— Это хорошо. А теперь шагай в зал дипломного проектирования — он сейчас пустой, кульманы свободны. Нарисуешь компоновку будущего станка. Рабочие чертежи нам без надобности — по месту сообразим, а пара эскизов, чтобы начать, край как нужна.

Март 1956, вечер.

— Нет, я категорически не могу понять, почему Павел Петрович носится с малолетним умником, как известного типа личность с писаной торбой! — недовольно высказалась личность профессорского вида, поправляя очки в золоченой оправе. — Деньги тратятся нешуточные. На его подготовку отвлечен лучший инструментальщик завода! Закреплены преподаватели! Которым, между прочим, завод платит по явно завышенным ставкам! Одних материалов выделено на такую сумму — язык выговорить не поворачивается. И заметим, большая часть их — особо фондируемые! У меня вопрос, товарищи: что мы получим в итоге?

— Вы, Илья Альбертович, бухгалтер, я так понимаю? — вежливо осведомился Павел Петрович.

— И что? — осведомился хозяин оптики в золоченой оправе, нервно теребя галстук. — Это как-то может мне помешать заботится о рациональном расходовании государственных средств. Так вот, заявляю ответственно: их всегда не хватает!

Директор завода, до того момента безразлично молчавший, неожиданно прервал монолог бухгалтера:

— Это вы правильно заметили, товарищ Коган. Забота о сохранности и целевом использовании государственных средств — наша первейшая забота. Вот вы, в частности, родственницу недавно перевозили, как там ее?

— Эсфирь Соломоновна, — медленно покрываясь красными пятнами, ответил бухгалтер.

— Во-вот, продолжил директор. — Эсфирь Соломоновна… Ладно, не суть. Суть в том, что по документам, заводская машина работала совсем в другом месте. Что это выходит-то?

— Я сейчас … деньги в кассу … немедленно, — устремился к двери бухгалтер, оставив на столе папку с документами.

— Папочку не забудьте, — остановил его директор. — И заодно разберитесь с приписками по чугунолитейному, а то вишь, наладились печное литье налево сбывать.

— Я … разберусь … сейчас же разберусь, — неуклюже пробормотал Илья Альбертович, сгребая бумаги со стола.

— Сроку тебе — до завтра. Перед утренней планеркой доложишь, — закрывая дверь, услышал напутствие бухгалтер.

Павел Петрович тяжело вздохнул, глядя на медленно закрывающуюся дверь.

— Доводчик поставили, — довольно улыбнулся директор. — А то знаешь, попадаются такие, что дверями хлопать норовят. И сокрушенно добавил:

— А бухгалтера нового я уже присмотрел. Зажираются они быстро, понимаешь…

— Хорошая штука. Я, Николай, такие только в горкоме и видел.

— Так нашего же производства, — улыбнулся директор. — В порядке выпуска товаров народного потребления сделали. Но ты, Паша, все-таки скажи: будет толк от твоей затеи, или как. Я, конечно деньги и все остальное, что министерство потребовало, выделил. Но понимаешь, многие интересуются, что да как. Людям на рот платочек не накинешь — дело-то странное. Ты уж поясни мне по старой дружбе.

— Сначала насчет толка скажу. Может тебе неизвестно, но в инструментальном, откуда я взял Ивана Сергеевича, уже месяц затачивают сверла при помощи приспособления, которое придумал Светличный. Эффект от внедрения докладывали?

— Нет.

— А зря. Предложенная им четырех и шестифасеточная заточка уменьшает потери на трение в пять раз. Соответственно вырастает и стойкость инструмента. Прикинь — несколько тысяч отверстий одним сверлом! И это не все. Раньше токаря твои точили инструмент «на глаз» по большей части — к заточникам бегать, сам понимаешь. Наделали им этих приспособ, и попросили высказать свое мнение. Так все как один, говорят, что не уводит сверло. Обычно, при глубоком сверлении надо ложку брать или ружейное, ну и мучиться, а тут — тем же инструментом работают, а увод сверла теперь измеряется в сотках. Сойдет за пользу?

— Это кто же у нас такой умный? — озадаченно проговорил директор. — Сводки по расходу режущего инструмента не изменились. Получается, делся он куда-то, а по бумагам все тютелька в тютельку. Даже процента два экономии нарисовали, черти! Это, Паша, по вашему ведомству уже.

— Займемся, — пометил в блокноте Павел Петрович. — И в первую очередь, бухгалтером твоим. Но ты дослушай. Статью американца Mazoff о фасеточной заточке опубликовали всего пару недель назад. Я, знаешь, такого рода новинками интересуюсь. Так что, мальчик наш опередил его на пару месяцев, как минимум. Одним этим он уже года на три свое содержание окупил. Даже если бы ты ему люкс в «Бристоле» оплачивал.

— Одно это? — вопросительно поднял брови директор. — Там, чую, еще что-то есть.

— А как же, — вернул довольную улыбку Павел Петрович. — В литейке инструментального цеха стоят дутьевые вентиляторы, сделанные по эскизам нашего мальчишки.

— И что в них особенного?

— Они, понимаешь, ли, многоступенчатые. Multistage blowers. На Западе к их разработке только приступили — очень уж аэродинамика заковыристая. А мальчишка помучился с игрушечной литейкой, узрел проблему, и на чистой интуиции — сделал вещь. Токарный станок у него, видите, ли маленький — больше двухсот миллиметров в диаметре пластину не закрепишь. Вот он и вышел из затруднительного положения, попутно посрамив пару проектных институтов с большими штатами.

Фокус в том, что все рабочие колеса сидят на одной оси. Понимаешь выгоду? Раньше, чтобы добиться нужного давления, приходилось увеличивать размер колеса, а это чревато. Получаешь давление, но не знаешь, куда деть избыточный расход. Затрудняется балансировка, растут потери мощности, но деваться некуда — стискиваем зубы и терпим. Давление-то нужно. А тут до четырех бар — без проблем!

— Или ставим компрессор. Мощный. Чтобы дал и расход, и производительность. Только для компрессора расход избыточный, а давление — плевое. И ресурс у них в таких условиях резко падает. А тут, получается, как раз то, что доктор прописал, — мгновенно понял суть вопроса директор.

— Сойдет за вторую пользу, а Николай Петрович? — ехидно поинтересовался Павел Петрович.

— Пошли, — рывком поднялся из-за стола директор, на мгновение придавив одну из кнопок селектора.

— Куда?

— В инструментальный, братец, — хищно ухмыльнулся Николай Петрович. — Машину я уже вызвал.

Конец марта 1956 года.

Хлесткая, прозвучавшая как хлопок пастушеского кнута, пощечина оказалась для учителя почти невыносима. Ударив, Иван Сергеевич судорожно вцепился в край верстака, а потом начал бессильно оползать вниз, раздирая спецовку об угол чуть приоткрытого металлического ящика.

Кинувшемуся поддержать, не дать упасть Юре учитель смог лишь почти неслышно прошептать посиневшими губами:

— В боковом…

— Да, молчите уже, знаю! — подросток вытащил из внутреннего кармана серый алюминиевый цилиндрик с надписью на этикетке: нитроглицерин.

Аккуратно усадив наставника на пол, так, чтобы спина была надежно оперта об стену, Юра сбегал за стаканом воды. Дал лекарство. Иван Сергеевич потихоньку начал приходить в себя.

— Вы, когда меня в следующий раз будете воспитывать, дрын какой лучше берите, что ли…

— Ох и дурак ты…

— Знаю. Но вам так волноваться все одно нельзя. Может, врача?

— Не надо. Скоро пройдет. У меня это давно. Привык.

— Иван Сергеевич, ну простите меня, а?

Учитель лишь вяло шевельнул рукой, что, означало либо «отстань», либо «давно простил».

— Пойдемте, хоть на мягкое приляжете, нельзя же на полу сидеть!

В выгороженном под бытовые нужды углу мастерской стоял широкий топчан, на котором наставник любил чуть придремать в обеденный перерыв. Говорил, что полчаса блаженной полудремы буквально заряжают его бодростью. Лучше любой зарядки. Туда Юра и помог добраться Ивану Сергеевичу.

Ровно через полчаса состоялся разбор полетов.

— Ты какого лешего вообще связался с чугуном? Я тебе что говорил?

Предупреждения, что и говорить, сбылись в полной мере. Запах гари в воздухе не мог вытащить даже работающий на полную мощь вентилятор. На незадачливом ученике частично обгорели брезентовые штаны, теоретически вообще не способные гореть. В умывальнике воняли горелой кожей ботинки.

— Тигель поганый оказался, — попытался оправдаться Юра.

— Не тигель плох, а голова дурна, — парировал учитель. — Ну подумай, голова садовая: вот расплавил ты свой металлолом, а что с этим дальше делать? Без ферросилиция, без присадок и лаборатории получишь ты дрянь со шлаком, которую и применить-то негде будет! Радостный он! Печь способна нужную температуру нагнать! Что толку в том, что ты ее под две тысячи градусов разогнал? Что получил-то?

— Футеровка здорово обгорела, — повинился ученик.

— Правильно. В таком режиме ее на пару плавок только и хватит. Но вот представь: извернулся ты, ферросилиций на заводе взял, тигли получше, магнезита добыл. И выплавил таки чугун. И что с того?

— Ну как… Классический материал для станков!

— Классический — не значит лучший, — жестко поправил учитель. — Дешевый, это да. Но и то, при условии применения как минимум, отражательных печей. Хотя бы типа «Мечта», которыми артельщики в двадцатых годах пользовались. Но и это — дорого будет! Чугун окупается только когда он в вагранке. А так, в тиглях — только людей смешить.

— А что они смеяться будут?

— Ну, смотри, — начал загибать пальцы Иван Сергеевич. Первое: бетон, особенно с полимерными добавками гасит вибрации втрое лучше. А удельный вес у него — втрое меньше. При подходящем армировании — лучшего и желать незачем.

— Согласен.

— Второе: удобство и безопасность работы. Направляющие из приличной стали намного более стойки к истиранию, чем чугун. Вспомни, как шабрится сталь 45, и как — чугунная плита, которую мы сделали поверочной.

— Сталь без твердосплава не угрызешь, а чугун легко берет переточенный напильник.

— Вот! — поднял палец так, как будто он неожиданно стал перстом указующим учитель. И повторил, правда уже менее патетически:

— Вот. Ты почти понял. Алюминий, в смысле дюраль, плавится и льется без проблем. Медные сплавы — чуть труднее, но почти так же.

— Это так, — согласился ученик. Защитить зеркало расплавленного металла древесным углем, держать восстановительную атмосферу и убирать шлак длинной ложкой намного проще, чем рисковать шкурой, работая с чугуном.

— Так почему же ты, голова садовая, веришь старикам, только получив пару подпалин на шкуре?! — возмутился Иван Сергеевич.

— Так, … попробовать, — отвел в сторону взгляд Юра.

— Теперь третье и последнее. Прочность патронной латуни Л70 в полтора раза выше прочности низкосортной стали. Про фосфористую бронзу промолчу. Ты же иногда книги читаешь?

— Читаю, — уныло ответил Юра.

— Дюраль на изгиб держит столько же, сколько и сталь 3. Как минимум. Пара трения латунь — сталь по своим свойствам для нас практически идеальна. И это я еще не начал говорить про композиции типа эпоксидная смола — металлическая стружка, прочность которых, считай, равна прочности стали 3.

— Только мороки с этими композитами, — проворчал Юра. — Стружку обезжирь, высуши. Мешать тяжело. Трудно без разогрева. А большую деталь не знаешь, как охладить… И ацетон так противно воняет…

— Но проще, чем с чугуном? Или после того, как ты чуть не спалил себе ноги, возражать будешь?

— Проще, — вынужденно согласился Юра.

— Так какого … тебе надо было?! Мастера, делавшие свои станочки на рубеже и в начале двадцатого века, и мечтать не могли о материалах, которые у нас под руками! Для них — алюминий был чем-то вроде экзотических титановых сплавов или металлокерамики сегодня. Дорог он был! Вот и мудохались они с чугуном.

И сварки у них не было в большинстве случаев! А если и была, так это были примитивные аппараты, а не наш ТИР с селеновыми выпрямителями и ламповым преобразователем. Про осцилляторы тогда тоже и слыхом не слыхивали, как и про сварку в аргоне вольфрамовым электродом. В лучшем случае — углекислота, да и та — не везде.

Впрочем, главное, что у них еще не было понимания, что и как делать, чтобы избежать поводок. Как применять кондукторы, как готовить кромки шва, как отжигать готовое изделие для снятия напряжений.

У нас все, о чем в начале века и мечтать не могли — под рукой! Возьми только, да сделай, о чем мечтал! Только голову приложить не забудь! Но вот с этим, смотрю я, у нынешнего поколения проблемы…

Апрель 1956.

Оказалось, что за четыре месяца общения, Юра так и не смог понять, что за человек Валентина Павловна.

Курируя процесс его обучения, и заодно, преподавая языки, она ни разу не проявила и тени человеческого участия к своему единственному ученику. Впрочем, хамства или грубости тоже не было ни разу. Была вымораживающая душу ледяная корректность.

Даже ее облик, казалось, намекал на полное отсутствие нормальных человеческих эмоций. Строгий костюм из плотной ткани, неизменная кипенно-белая блузка, заколотая брошью с россыпью камней кроваво-красного цвета. Затянутые в пучок на затылке русые, с проседью волосы, неизменно сжатые в нитку тонкие губы. Ни тени косметики.

Валентина Павловна мотивировала свои действия лишь однажды.

— Светличный, мне платят за тебя как за целый класс обормотов, причем по высшей категории. Плюс доплачивает завод. Немного, но ставка сторожа и уборщицы на дороге не валяется. Сам понимаешь, что к швабрам и тряпке я не касаюсь, в тулупе с берданкой по ночам не гуляю. А денежки — идут! Вот и отрабатываю.

Сам себе Юра иногда казался то ли лабораторной мышкой, то ли дрессируемым цирковым медвежонком. Предъявление — отклик — стимул, мотивация. Отличие состояло лишь в том, что дрессируемым животным не разъясняют основ прикладной рефлексологии. Впрочем, память у животным тоже не стимулируют. Ни при помощи изощренной фармакологии, ни прибором, похожим на массивный браслет.

Все происходящее никак не напоминало оставленную в представляющейся бездонной пропасти прошлого школу. Это … было чем-то иным. С одной стороны, захватывающе-интересным, подкидывающим на каждом шагу загадки. С другой — вытягивающим к концу дня все силы так, сил хватало лишь принять душ и завалиться в постель. Сны, и то больше не снились.

Всего лишь четыре месяца… Но кто бы знал, каковы они были. За это время Юра вытянулся вверх. У подростка кардинально поменялась моторика.

Так неминуемо случается с теми, кто проводит в тире и на фехтовальной дорожке не менее часа в день. А если еще днями работать с металлом, добиваясь безукоризненной работы механизмов, то сторонний наблюдатель вдруг с удивлением отметит, насколько же стремительны и точны внешне неторопливые движения человека, твердо решившего стать Мастером.

И только совсем внимательный, заметит на донышке искрящихся веселым любопытством глаз подростка, холодную отстраненность аналитика.

Как заметил Киплинг после визита к оружейникам Бирмингема, холодный металл накладывает неизгладимый отпечаток на людей, работающих с ним. Ибо ни жалости, ни лжи, ни иных человеческих слабостей не приемлет. Потому человек, подчиняющий своей воле железо, и сам становится, мягко говоря, несколько иным.

Происходящих с ним метаморфоз подросток просто не замечал. Изменения происходили постепенно, и Юре казалось, что ничего, по большому счету, и не происходит. Он ведь всегда был таким, правда?

В тот день, отчитываясь Валентине Павловне о сделанном за день, Юра обронил:

— За курс обществоведения я отчитался. Оказывается, для этого понимания не требуется.

— А что, по-твоему, оказалось действительно полезным? — с интересом энтомолога, опускающего очередного жучка в морилку, поинтересовалась товарищ Камынина.

— Способность запоминать тексты любой степени осмысленности. Ровно на тот срок, который достаточен для сдачи экзамена.

На лице педагога появилась неподдельная радость.

— А ты, Юра, оказывается, не совсем безнадежен, — произнесла Валентина Павловна, тщательно протирая очки специальной замшевой тряпочкой, и бережно укладывая их в футляр.

— Пожалуй, я даже могу сказать, о чем ты предпочитаешь помалкивать.

Светличный выражением лица и позой выразил откровенный скепсис.

— Зря сомневаешься, Юра, — краешками губ улыбнулась товарищ Камынина. — Не ты первый, не ты последний…

Юра, все так же не говоря ни слова, продолжал заинтересованно разглядывать выведенного из равновесия учителя.

— Судя по темпам, с которыми ты набираешь словарный запас, ты уже успел разочароваться вообще во всех советских учебниках, — продолжила Валентина Павловна.

Светличный не выдержал:

— А чего они?! В большинстве случаев у нас так: чем меньше русское издание отличается от исходного текста, с которого его сдирали с дополнениями и искажениями, тем оно лучше.

Судите сами, Валентина Павловна: лучшие книги по металлу — это переводы либо с английского, либо с немецкого. Но Бернгарда, я имею в виду его двухтомник «Работа по металлу», все же лучше читать в подлиннике, потому как те, кто его переводил, и к станку-то наверное ни разу в жизни не подходила. Могу то же самое сказать и о школьных учебниках! Здесь лучше всего — немецкие, довоенные, хоть и воевали мы с ними.

— Да, — констатировала товарищ Камынина. — Педагоги уже отметили множество англицизмов в твоей речи. Впрочем, как и несомненную правильность и полноту ответов.

— Тогда объясните: на …зачем плохо переписывать хорошие книги. Фактически, уродовать их?

— Что, все подряд?

— Нет, — вынужден был согласиться Светличный. — Исключения есть. В частности, профессор Сапожников. Его перевод книги Веннина «Пороха и взрывчатые средства» — великолепен, чуть раньше по вашему совету я прочитал «Жидкий воздух» Жана Клода в переводе Зельцера. Неплоха техническая энциклопедия под редакцией Чудакова. Могу еще пять-десять книжек назвать, но что толку! Это же исключения!

— Хорошо. Я отвечу. Но единственный раз, — строго произнесла Валентина Павловна. Но почему-то при этом ее глаза искрились радостью.

— Сначала про обществоведение. Констатирую: вывод верен. Идеологические мантры следует воспроизводить, не озадачиваясь их смыслом. Это — необходимое условие безопасного существования тебя, твоих близких, и тех, кто поставил на кон свой авторитет и положение ради развития твоего дара.

Ошарашенный выражением лица и откровенными высказываниями прежде замкнутого до отстраненности преподавателя, Юра потерянно молчал.

— Продолжим, — снова улыбнулась учитель, искренне наслаждаясь замешательством ученика. — Преподавать на иностранных языках — очень плохая мысль. Даже если дело касается предметов политически нейтральных. Сразу возникают неприятные вопросы. В частности, такого рода: а почему наши так не могут? А точно ли Россия — родина слонов? И так далее. По списку и со всеми остановками. Да мало ли какая гнилая идейка проскользнет в пропущенных цензором примечаниях.

Потому разработаны методики, каким образом следует преподавать языки, чтобы и десять, и пятнадцать лет спустя начала обучения, ученик мог читать лишь убогие учебные материалы. И властям спокойно, и преподавателям — радость. Такой подход к обучению, кстати, характерен не только для страны Советов — это ты должен запомнить и впоследствии понять.

— Уже, — неожиданно жестко, сжав губы, произнес подросток. — И не беспокойтесь, не маленький, понимаю, когда промолчать надо.

— И славно, — с доброй улыбкой подвела итог Валентина Павловна. — На случай, если ты дорастешь до подобных выводов, я приготовила тебе подарок.

— Да ну! — обрадовался приятной неожиданности Юра.

— Вот. Владей, — с этими словами учитель с видимым усилием вытащила из самого нижнего, всегда запертого на ключ ящика толстую книгу.

На слегка потертой синей коленкоровой обложке крупными золотыми буквами было вытеснено: Mc Grow-Hill Book Co., «United States Rifles and Machine Guns. Чуть ниже, мелко: «a detailed account of the methods used in manufacturing the springfield, 1903 model service rifle; also description of modified enfield Rifle and three types of machine guns» by Fred H.Colvin and Ethan Viall. Это было самое первое, еще семнадцатого года, издание. Но состоянии, близком к идеальному. Мимолетным движением погладив подростка по встрепанным волосам, Валентина Павловна попрощалась и ушла. Затих бодрый цокот ее каблучков в полутемном вечернем коридоре. А Юра все стоял в пустом классе, мертвой хваткой зажав книгу в руках, и никак не мог убедить себя в том, что это — не сон.

Технология, станки, приспособления и инструмент, детальная роспись последовательности операций — там было все, что стоило знать о болтовой винтовке.

Май 1956.

— Мальчишка мне нужен. На заводе. Понял?

— Так забирайте, Николай Петрович! В чем проблема-то?

— Проблема, как обычно, в бумажке. Соберешь комиссию, диплом ему выпишешь.

— Не могу.

— Что так?

— Он даже не числится студентом техникума. В трудовой книжке ясно написано: лаборант. Единственное, что у него на данный момент может быть — справка из ШРМ, где он сейчас сдает экзамены за курс средней школы.

— И много сдал?

— Да почти все.

— За полгода? Неплохо!

— Так я и не спорю. Мальчишка талантлив. Старается. Но диплом техникума ему давать не за что.

— У тебя уши отсохли? Мне — надо! Потому соберешь комиссию и оформишь как сдачу экстерном. Что он не досдал за школьный курс — простишь. Бумага стерпит.

— А позвольте поинтересоваться, за что ему такое счастье?

— А вот тут ты не прав. Такого счастья ни один из твоих разгильдяев не потянет. Надорвется. А этот — вытащит! И потом, ты давно к Ивану Сергеевичу в мастерскую заходил?

— Да с месяц уже не был. Сами понимаете, конец учебного года, распределение, экзамены — дел через голову.

— Ты хочешь намекнуть, что у директора завода их меньше?

— Да никоим образом, Николай Петрович. Как вы такое подумать-то могли?

— Тогда поднимайся и топай к Светличному. Заодно убедишься, что сделанного им за эти полгода как минимум, на три диплома хватит.

— Ну, если такой случай, — задумчиво почесал голову директор техникума, то, наверное, сможем. Только комиссию надо собрать попредставительнее, чтобы, значит, нас потом никак не укусить было.

— За это не беспокойся. Пара заведующих кафедрами из политеха будет достаточно?

— Думаю, да.

Юру никто ни о чем не предупреждал. Просто на следующий день Иван Сергеевич неожиданно пришел на работу в старомодном черном двубортном костюме и белой рубахе. В правой руке он держал обтянутый кожзаменителем чемоданчик с портативной пишущей машинкой. В левой — мягкий на вид тюк, обернутый плотной бумагой.

— Уф, едва доволок, — сказал он вместо того, чтобы поздороваться. И тут же, без перехода:

— Ничему не удивляйся. Просто расскажи людям, что сделал. Сегодня — твой день!

Юра, успевший до прихода Ивана Сергеевича не только переодеться, но и вымазаться в смазке по локоть, окончательно собрав коробку перемены подач фрезерного станка, только изумленно ахнул:

— Что случилось-то?

— Защита диплома за курс индустриального техникума случится, Юра. Твоего диплома.

— Да как же я…

— Не тушуйся и все будет хорошо! Тема тебе известна — станки малой мастерской.

— Я ничего не писал!

— И не надо. Сейчас придет девушка из машбюро. Она это быстрее сделает. К тому, что она напечатает, приложим эскизы, по которым работали и фото станков. Комиссия пишет заключение, и ты уже техник. Понял?

— Понял, — неуверенно ответил Светличный.

— А раз понял, переодевайся. Костюмчик, извини, слегка ношеный, но тебе как раз впору будет.

— У меня дома свой есть!

— Посмотри на себя в зеркало, Юра. За последние полгода у тебя из пальто, и то руки, как клешни торчать стали. Вырос ты. И вообще, что за мода старших перебивать! Переодевайся, скоро люди придут.

Люди, действительно, пришли очень скоро. Времени едва хватило, чтобы умыться и одеть костюм.

Первой прибежала веселая копопатая девчонка с задорно вздернутым носиком, громко чмокнула Ивана Сергеевича в щеку и спросила:

— Дед, а чего галстук не одел?

— Не люблю.

Юра заворожено смотрел на активное, как белка, рыжее чудо, во мгновение ока сумевшее заполнить собой всю немаленькую мастерскую. Поймав и оценив направленность взглядов, Иван Сергеевич исподтишка показал ученику кулак.

Потом в мастерской стало совсем тесно от обилия народа. Шумно гомонящая толпа студентов затащила и расставила столы и стулья. Пришла комиссия. Пара незнакомых, скептически настроенных дядек, директора завода и техникума, товарищ Камынина, Павел Петрович, по обыкновению, в штатском, незнакомый худощавый полковник с академическим значком и огромной разноцветной орденской планкой, ну и конечно, зав. учебной части — куда же без нее.

Пока комиссия с грохотом рассаживалась, принесли графины с водой и стаканы. И началось. Взгляды присутствующих обратились на Героя Социалистического Труда, лауреата, орденоносца и прочая, и прочая, товарища Коняхина Николая Петровича.

Директор механического высказался кратко:

— Наша задача, товарищи, проста. Выслушать вот этого молодого человека и определить, достоин ли он присвоения квалификации «техник». Докладывайте, Юрий Иванович.

— За последние пять месяцев по моим эскизам собраны следующие станки: токарный, строгальный, фрезерный, долбежный, заточной. Начата сборка локомобиля и механического пресса.

Заметив скептические взгляды комиссии, Юра тяжело вздохнул, и пояснил:

— Совсем моими эскизы назвать, конечно, нельзя. Основа — давно известные зарубежные разработки и статьи в печати. В частности, при создании токарного станка мы пользовались опытом инженера Еоманса и статьей инженера Romig «Turret lathe», опубликованной в журнале «Популярная механика». Настольный долбежный станочек — из того же журнала за тем же авторством. Мы с Иваном Сергеевичем минимально его усовершенствовали. В пределах возможностей наличного станочного парка.

— Молодой человек, — попросил кто-то из присутствующих. Давайте уж как-то упорядочим наше общение. Сначала преждлагаю доложить технические характеристики станков безотносительно их авторства. Мы тут не изобретения обсуждаем…

— Тогда буду просто перечислять, — сказал Юра, и почему-то почувствовал себя значительно увереннее.

— Токарно-винторезный станок. Высота центра 105 миллиметров, над суппортом — 68 миллиметров. Межцентровое расстояние — 560 мм. Укомплектован комплектом зажимных приспособлений, подвижным и неподвижным люнетами, сменной револьверной задней бабкой, шлифовальным приспособлением и шароточкой. Мощность двигателя главного движения — 600 ватт, двигателя на подаче — 80 ватт.

Предусмотрено одновременное и независимое включение продольной и поперечной подач, что позволило отказаться от малой продольной подачи как таковой и значительно повысить жесткость суппорта.

— Спорное решение, — прошелестело по комиссии, — под каждый конус шестеренки подбирать… И глянь, суппорт какой массивный получился. Там же своя гитара стоит!

— Стандартное для малых особо прецизионных станков, — пояснил Юра. — В практике инструментальщика приходится точить не так уж много конусов. Но все они должны быть выполнены исключительно ответственно. И если угол составляет 30, 45 или 5 градусов 36 минут или 5 градусов 24 минуты, то так и следует делать. Транспортир, закрепленный в основании малой продольной подачи, становится бесполезен, угол приходится устанавливать по точному шаблону. И все равно, чаще всего на малых станках не хватает хода малого продольного суппорта даже для того, чтобы проточить обыкновенный инструментальный конус, например, Морзе 3.

Люди, конечно, приспосабливаются. Кто-то делает специальные приспособления, кто-то просто смещает центр задней бабки — тут решений много. Но абсолютно все они исключают из работы малую продольную подачу. Так не проще ли сделать это сразу?

— Хорошо, теперь так же кратко о строгальном станке.

— Масса 250 кг, ход главного движения — 180 мм, 6 скоростей. Автоматизированы продольная и поперечная подача. Оснащен съемной делительной головкой, позволившей изготовить шестерни токарного и фрезерного станков. А также внутренние и наружные шлицы и выборки под шпонку.

Классической компоновки станок собравшихся не заинтересовал. Так же, как и долбежный.

Взгляды комиссии были прикованы к стоявшей прямо перед ними реинкарнации довоенного Boley. Станок здорово подрос по сравнению с оригиналом. Намного сильнее бросались в глаза разнесенные опоры шпинделя. Силуэт универсально-фрезерного станка был откровенно нездешним, издали он было похож на неподвижно стоящего коренастого крепыша, одетого в плащ с поднятым воротником.

— Теперь рассказывайте про фрезерный станок.

— Ориентировочная масса — 450 килограмм. Движение по продольной оси 400 мм, по вертикальной — 500 мм, по поперечной оси — 250 мм. Схема — двухстоечная, с поворотным шпинделем. Мощность двигателя главного движения — 1 квт. Координатный стол использует в качестве опоры делительную головку, являющуюся несъемной принадлежностью станка. Продольная подача автоматизирована, есть возможность согласования с поворотным столом или делительной головкой. Из дополнительной оснастки пока что сделана только скоростная головка и синусный стол. Возможно использование уже изготовленной для строгального станка делительной головки.

Вот, собственно, и все, что успели сделать, — закончил свою краткую речь Светличный.

После небольшой паузы один из незнакомых Юре ранее членов комиссии представился и задал вопрос:

— Профессор Новицкий. Молодой человек, чем вы руководствовались, выбирая силовую схему вашего фрезера?

— Жесткостью, разумеется.

— То есть, вы выбрали заведомо более сложную схему, чем классическая консоль в надежде получить большую жесткость?

— Я не имел физической возможности использовать классическую консольную схему, так как прочности полимербетона и чугуна несопоставимы.

— Тогда вы могли остановиться на классической портальной компоновке, — профессору было действительно интересно.

— Мог. Но расчеты показали, что выбранное мною решение, как минимум, равноценно портальной схеме. В итоге, выбор был сделан просто из эстетических соображений. Уж больно у этого станка прародитель был красив.

— Расчеты, говорите, — еще больше заинтересовался товарищ Новицкий. — А давайте-ка их сюда, молодой человек!

— Пожалуйста, — пожал плечами Юра. — Но они на черновиках, и там помарок много.

— Это нас интересует в последнюю очередь, — откликнулось несколько голосов.

Подробное изложение дискуссии, случившейся минутой позже и затянувшейся на пару часов, вполне способно вогнать нормального читателя в черную меланхолию, потому я ограничусь лишь кратким пересказом.

Обсуждалось многое. В частности, профессор с удовольствием выяснял достоверность расчетной схемы, величины действующих статических и динамических нагрузок, степень статической неопределенности системы. Попутно Светличного не забыли проверить на знание элементарно необходимых расчетчику понятий, таких, как момент инерции, момент сопротивления, понимание работы материала в сложном напряженном состоянии.

Через пару часов в увлекательную беседу вмешался Николай Петрович:

— Григорий Апполонович! — со смешком сказал он Новицкому. — Я смотрю, уравнения Ламе молодой человек нам уже растолковал, и теперь с воодушевлением расписывает тензор дисторсии и симметричный тензор малых напряжений Коши.

— Э… Совершенно верно, товарищ Коняхин. Уточняем решение. Юра, понимаете ли, совершенно напрасно так упростил расчетную модель, сведя ее к векторной сумме трех плоских напряженных состояний. Вышло существенно грубее, чем можно было сделать, а это, знаете ли….

Судя по довольному выражению лица, профессор искренне наслаждался общением с толковым молодым человеком и твердо был намерен наслаждение сие длить.

Такого удовольствия более никто позволить себе не мог.

— Вам не кажется, что теория упругости изучается на старших курсах института, но уж никак не в техникуме?! — потерял всякую деликатность Николай Петрович.

— Э… Извините, товарищ Коняхин. Мы действительно несколько увлеклись.

Чисто для приличия посовещавшись, диплом зачли с отличной оценкой, и члены комиссии стали потихоньку расходиться.

Они совершенно не обратили внимания на два скромных заточных приспособления и механический пресс с электроприводом. Так же как и на две плавильных печки: малую тигельную и чуть большую по размеру отражательную поворотную печь, способную плавить до 20 килограммов металла.

Думаю, про печи всем и так понятно. Никаких станков без них просто бы не появилось. Да и в дальнейшем они здорово пригодятся.

Теперь несколько слов о заточных станках и приспособлениях, поскольку в популярной литературе их роль и значение совершенно не раскрыты. Подавляющее большинство представляет заточной станок как нечто с абразивным кругом, иногда для безопасности закрытом кожухом. Некоторые вспомнят о подручнике, закрепленном на уровне середины бешено вращающегося камня и лампочке, делающей процесс более светлым.

Но мало кто отчетливо понимает, что токарь, чиркающий резцом или сверлом по вращающемуся камушку — в лучшем случае жалок как ремесленник, а фрезеровщик, пытающийся «поправить» фрезу вручную попросту безумен.

Точное соблюдение углов заточки инструмента — это жесткая необходимость. Создание штучного инструмента из стандартного — тоже. Потому стоимость приличного заточного станка примерно равна стоимости токарного или фрезерного. Или значительно выше. Удачных конструкций настолько мало, что они известны по именам их создателей.

Сделанные Светличным приспособления, несмотря на их скромные размеры, в дальнейшем получили среди специалистов широкую известность. Малое, сделанное «только чтобы перебиться», в дальнейшем было описано в 35 томе «Workshop Practice Series» — «Milling course», начиная со страницы 39. То, что побольше, стало известно как «Quorn» или, в упрощенном варианте, «Brooks— Stent». Удачную конструкцию зачастую изобретают множество раз, в разных странах. Но известна она становится лишь там, где ее оценили по достоинству.

Сразу после защиты диплома.

— Ну ты и быстрая, Наташа! — восхищенно сказал Юра, помогая накрывать на стол.

— Да, я такая! — показав белозубую улыбку, ответила девушка. — Ты попробуй на трех работах все успеть, и сам, может, чуть быстрее станешь.

Упрек был справедлив. Пока Юра снимал шкурку с луковицы, девушка успела очистить и порезать две, ничуть не опасаясь прослезиться.

Несложно понять, что после окончания защиты, из мастерской ушли далеко не все. До будущего антиалкогольного безумия было еще далеко, и потому отметить праздник прямо на рабочем месте было в порядке вещей.

Расставляя тарелки на столах, Юра краем глаза наблюдал за незнакомым полковником, надолго задержавшимся у разметочного стола. Офицер брал в руки инструменты, внимательно их рассматривал и аккуратно клал на место. При каждом движении, на черных, с золотым кантом петлицах отблескивали золотом перекрещивающиеся пушки. На лице полковника понемногу появлялось странное выражение, которое Юра первый раз видел у Павла Петровича. Давно, в школьной мастерской.

— Ты как хлеб режешь, горе луковое?! — возмутилась за спиной Наташа, и наш герой ощутил довольно чувствительный толчок в спину.

— Вот, смотри как надо! — и девушка принялась пластовать оставшуюся половину буханки на полупрозрачные ломтики.

Тем временем, у разметочного стола завязался диалог.

— Вот, Паша, смотри. Эту деталь он высверливал из толстого листового металла.

— Не понимаю, что тебя заинтересовало.

— А ты присмотрись, — с легкой иронией посоветовал полковник.

— А тут как ни смотри, ничего интересного не усмотришь, — хмыкнул Павел Петрович.

Потом все же присмотрелся, и добавил:

— Очень аккуратная разметка. После сверления между отверстиями, фактически, не осталось перемычек. Работать зубилом почти не пришлось. Да, фантастически аккуратно, но и только.

— А если я тебе скажу, что разметки парень как раз и не делал?

— Женя, такого быть не может! — возмутился Павел Петрович. — На глаз, да еще по сложному контуру без разметки аккуратно сверлить невозможно.

— А теперь смотри! — полковник, которого только что назвали Женей, взял с разметочной плиты шлифованную пластину с двумя отверстиями, развернул ее в сторону Павла Петровича и коротко объяснил:

— Я тоже сразу не понял. А он вон как делал: точно сверлил лишь первое отверстие. Дальше дело было так: отверстия в заготовке и пластине совмещаются при помощи втулки. Обрати внимание: она слегка коническая. Дальше — просто. Разворачиваем второе отверстие пластины вокруг образовавшейся оси так, чтобы через него была видна линия разметки. Рукой удерживаем пластину в нужном положении и сверлим. Расстояние выдерживается идеально, причем без всякой разметки. Шаблон достаточно толстый, чтобы не бояться завалить электродрель влево-вправо, так что можно работать и без сверлильного станка. Малый, конечно, использовал в качестве сверлильного фрезер с отпущенной пинолью, но мог и дрелью.

— Однако, — протянул озадаченный Павел Петрович.

— Это так, мелочи, — отмахнулся полковник. Теперь смотрим на разметочный инструмент.

— Красиво сделано.

— Да не в том суть. Вот, смотри: ты много знаешь мастеров, заботящихся о том, чтобы ударить керном не только точно в нужную точку, но и сделать это строго вертикально?

Ты на заводе, даже у лекальщиков, подпружиненные керны на четырех остро заточенных лапках видел? Или, может, тебе где-нибудь попадались идеально шлифованные чертилки, заточенные почти так же, как затачивают грифель опытные чертежники?! Знаешь, где такое водится?

— Да, считай, что и не знаю, — задумался эксперт. — Большинство норовит использовать в качестве чертилки наскоро заточенный обломок ножовки, да и керны берут стандартные. В итоге — плюс-минус десятка, да и то, при хорошем раскладе. Что еще тебя поразило, Женя?

— Видишь, делительный диск?

— Диск как диск. По виду, стандартный.

— Дело не в том, что стандартный. Дело в том, как он сделан!

— Что особенного-то?

— Да ничего, за исключением выходящей за пределы обычного точности. Вон, на верстаке лежит целая коллекция одно, двух и трехступенчатых втулок. Дальше догадаешься?

— Догадаюсь, конечно. Принцип тот же самый. А точность… Пожалуй, меньше сотки будет. Даже точнее, чем это могло быть сделано на координатно-расточном с оптической делительной головкой.

— Правильно, — кивнул артиллерист. — Теперь смотрим на синусный столик. В глаза ничего не бросается?

Павел Петрович присмотрелся к обычному с виду приспособлению. С минуту помолчал. Потом подвел итог размышлениям:

— У Юры болезненная склонность обеспечить максимальную возможную точность. Синусных столов, угол наклона которых выставляется при помощи двух цилиндров, мне действительно видеть не приходилось. Это сколько же металла надо перевести?!

— Да не так и много. На самом деле, углов, под которыми в большинстве случаев ведется обработка металла, не так и много. Да и потом, когда можно, мальчишка пользуется самыми простыми из возможных решений. Упаковку папиросной бумаги на полочке рядом со станком заметил?

— Да. Заметил. Вместо индикаторов касания — кусочек папиросной бумаги, приклеенный каплей эмульсии. Толщина бумаги — меньше сотки, касание фрезы определяется просто и быстро. Так что, согласен.

Порывшись в карманах, Евгений Владимирович с закурил, и чуть прищурив глаза от удовольствия, выпустил к потолку тугую струю дыма.

— Нам бы пару таких парней пятнадцать лет назад.

— Да, — согласился Павел Петрович. — Может, и смогли бы. И не пришлось бы Серебрякову писать отдельную главу в учебнике баллистики о том, что конический ствол не слишком-то и нужен.

— Зелен виноград…, — философски заметил полковник.

— Это потом он стал зелен, — возразил Павел Петрович. — Потом, когда выяснилось, что ни мы, ни американцы, ни англичане не могут изготовить правильный конический ствол с приемлемым процентом брака. Только у немцев получилось.

— Да, Василий Гаврилович очень по этому поводу сокрушался.

— И не он один. Думаешь, насадки Янасека от хорошей жизни начали делать? Ну да ладно. Это дела прошлые. Я так понял, парня вы с Николаем на завод переводите?

— Правильно понял.

— Слушай, а пускай он недели на две-три ко мне на полигон съездит, посмотрит. Там сейчас как раз конкурсные образцы отстреливать будут. Понимаешь? Что Иван Сергеевич с переездом не справится?

— Справится.

— Тогда что решим?

— А что тут решать? Ты же завтра уезжаешь, вот и бери его с собой.

В доступной литературе Павлу Петровичу удалось найти только описание трюка с папиросной бумагой. Это было просто. Книга Бернгарда «Работа по металлу» в заводской библиотеке была. Но вот почти совершенные в своей простоте и лаконичности методы разметки и позиционирования заставили задуматься: не может быть такого, чтобы их нигде ранее не применяли.

Просеяв через мелкое сито книги, доступные в областной библиотеке, эксперт ничего не нашел. Технологи с механического и станкостроительного только пожимали плечами. Хорошо, что в Бюро Технической Информации работал старенький патентовед, который, посмотрев эскизы, неуверенно сказал, что лет сорок назад он что-то похожее видел.

В итоге, поиски увенчались успехом. Через месяц Павел Петрович держал в руках заказанную по межбиблиотечному абонементу книгу издательства «Machinery», New York. Небольшой, всего на 56 страниц томик, изданный еще в 1914 году назывался «Precision locating and dividing methods» и содержал подробное описание приемов разметки и позиционирования детали, которыми активно пользовался Светличный, не имевший ни малейшей возможности эту книгу прочитать.

Глава 3

Поблескивающая свежей оливково-зеленой краской машина подъехала к общежитию ближе к обеду.

— Похоже, у полковника утром было много дел, — подумал Юра, с трудом расчищая себе местечко сзади. Все пространство между тянущимися вдоль бортов лавками было заставлено тяжеленными зелеными ящиками и завалено глухо звучащими металлом тюками.

— Устроился? — спросил Евгений Владимирович, и, не дожидаясь ответа, скомандовал водителю:

— Поехали.

Как только машина выбралась на относительно ровную дорогу, Юра поудобнее пристроился у борта, и задремал.

Ему приснилась немыслимо-красивая, всех оттенков зелени молодая листва в свете фонарей, любоваться которой его вчера научила Наташа.

— Посмотри на фонарь сквозь листву, — говорила девушка, чьи глаза в зависимости от освещения меняли цвет, становились то серыми, то бледно зелеными, то начинали отблескивать бледной голубизной холодной воды. — И ты увидишь, что ни у одного художника, даже самого лучшего, не найдется красок, что бы перенести на холст чудо!

Взявшись за руки, как дошколята на прогулке, они гуляли по замершему в ночи парку, пока не ушел последний трамвай. Говорили обо всем на свете, радуясь, как легко приходит понимание. Удивлялись, с каким жадным, заинтересованным вниманием их слушают. О чем, вы спросите? Неважно, отвечу я, в пересказе такие разговоры никогда не бывают интересны.

Потом в голову Светличного ударило озорное желание проверить известную всему городу примету. Он стал на край поросшей мхом чаши старинного фонтана, и, тщательно прицелившись, кинул монетку, стараясь попасть точно в пасть бронзовой жабы, из которой била тугая струя воды.

Монета отлетела прямо в руки Наташе, а Юра, не сумев удержаться на скользком краешке, с грохотом и брызгами свалился в высеченную еще при царях чашу фонтана. Потом он отжимал одежду, спрятавшись за зеленой изгородью аккуратно подстриженных кустов и пытался починить рваную рубаху при помощи английской булавки и пары скрепок, случайно завалявшихся в карманах.

Стало холодно, и они, снова взявшись за руки, побежали к выходу из парка, где их и встретил Иван Сергеевич.

В общежитие Юра вернулся как раз к тому времени, когда его обитатели дружно собирались на учебу.

Теперь, сидя на задней лавке подпрыгивающего на неровностях автомобиля, он с наслаждением перебирал чудесные мгновения прошедшей ночи. Ровно до того момента, как раздумавший дремать Евгений Владимирович задал вопрос:

— А ты, Светличный, для какой цели в теории упругости копался?

— Чтобы убедиться, — не вдаваясь в подробности, и не открывая глаз, ответил Юра. Ему в тот момент очень хотелось вновь увидеть радостно-удивленное лицо Наташи, в руку которой, вертясь, опускается отброшенная струей воды монетка.

— В чем? — не отставал полковник.

— В том, что большинство авторов толстых и умных книг — просто-напросто лукавят, пряча свое незнание за многостраничными заумностями. Для солидности, приправленными высшей математикой.

— А вот это уже интересно, — задумчиво протянул полковник. — Когда ты разговаривал с профессором Новицким, я другое думал.

— Человеку было приятно, когда я разговаривал с ним о любимой им дисциплине. А мне что? — пожал плечами подросток. — Мне несложно. Как-то по случаю прочитал, вот и запомнилось. Но на самом деле, всей этой математике я не верю.

— Как, совсем?! — удивился Евгений Владимирович.

— Наверное, я неправильно сказал, — сразу став не по годам серьезным, медленно подбирая слова, начал объяснять Светличный. — Точнее, не так. Попробую пояснить. Теорию, конечно, знать надо, и знать хорошо. Но исключительно для общего развития и грубого, прикидочного расчета, который можно произвести за несколько минут при помощи логарифмической линейки.

— Почему ты так решил?

— Потому как дальше начинается полная ерунда.

— Обоснуй.

— Вот смотрите, если бы я продемонстрировал комиссии два тома расчетов жесткости станка, это произвело бы крайне благоприятное впечатление, — со смешком начал Юра.

— Наверное, — согласился полковник.

— И не беда, если бы точность совпадения расчета с опытными данными составила бы двадцать-тридцать процентов. Плюс-минус лапоть, как любит выражаться Иван Сергеевич.

— Примерно так.

— Зачем тогда лишние умствования? Прикинув жесткость станка по простейшим формулам, я получил примерно те же результаты. С той же ошибкой.

— Ну, там сложная система, — начал объяснять Евгений Владимирович. — Ее бы лучше численно, методом конечных элементов…

— И год биться с расчетной моделью, чтобы убедиться в том, что результат тот же? — скептически улыбнулся Юра.

— Ну, как тебе сказать. Вот, например ствол. Деталь ответственная, высоконагруженная, требует скрупулезного учета мельчайших особенностей конструкции.

— Да бросьте, — без всякого уважения к авторитету и погонам перебил подросток. — Насколько я знаю, существует пять методов расчета ствола, так?

— Четыре, — поправил Евгений Владимирович.

— Пятым я считаю формулу rp/2t, — так считали котлы и резервуары еще в девятнадцатом веке, — пояснил Юра. — Там ошибиться можно вдвое, но при трехкратном запасе прочности — метод работает.

— Согласен. Продолжай, — заинтересовался полковник.

— В общем, умники еще не определились, почему все-таки разрушается металл. И в зависимости от того, каким предположением им предпочтительнее руководствоваться, возникают методы расчета Рэнкина — это по нормальным напряжениям, Сен-Венана — это по наибольшей нормальной деформации, Кулона — по касательным напряжениям, и Губера — по формообразованию.

— Последняя считается самой точной, — заметил полковник.

— Да что толку-то? — возразил Светличный. — Почему-то все они предполагают, что нагрузка носит статический характер. Но ведь это не так, правда? Кроме того, на стволе, о котором мы сейчас рассуждаем, есть переходы, резьба, проточки. Бывает, делают продольные долы для лучшего охлаждения. Но нигде — заметьте! Нигде нет методики расчета того же ствола с учетом влияния местных концентраторов напряжений.

Единственное, что я нашел, это формулу Инглиса, статью Кирша 1898 года о распределении напряжений в пластине с круглым отверстием и статью Колосова на ту же тему 1910 года. С той лишь разницей, что у Колосова отверстие было эллиптическим.

Да даже если бы метод и был! Все равно, металл от партии к партии может быть различен, его могут по разному проковать, по разному термообработать. Не проще ли прикинуть, что там по простейшей формуле, а потом убедиться в достоверности расчета экспериментально. Ствол — отстрелять так, чтобы не пострадать самому. Жесткость — проверить нагружением.

— Это примерно как ты засунул в шпиндель станка пруток, установил индикаторную стойку и от всей души потянул? — скептически поинтересовался Евгений Владимирович. — Видел бы ты их лица…

— Да какая разница? Видел, не видел. Главное в том, что пружинный динамометр и индикаторная стойка оказались достовернее заумных расчетов. И товарищ Новицкий вынужден был это признать!

— Парень, вот смотрю я на тебя, и диву даюсь, — ответил полковник. — К подобным выводам обычно приходят старые, битые жизнью инженеры с огромным практическим опытом, видевшие, как отказываются нормально работать безукоризненно просчитанные конструкции. Но ты-то как такое осознал?!

— Это не я, — мучительно покраснел подросток. — Я, фактически, только озвучил. А подсказал — Иван Сергеевич. Он всю жизнь с металлом работает.

Тем временем, машина свернула на неприметную лесную дорогу, в незапамятные времена уложенную брусчаткой, и, пропетляв километра полтора под смыкающимися над головой кронами, остановилась перед КПП.

Неделей позже.

— Как там наш стажер? — спросил тихо вошедший в мастерскую Евгений Владимирович.

— Да уж всяко лучше, чем были практиканты из Военмеха, товарищ полковник, — повернувшись от верстака, кратко ответил мастер. — Водку не пьет, распорядок соблюдает, в Еленовку на танцы не бегает. Что еще-то?

— Это ты, Палыч, про дисциплину говоришь. А по сути?

— Нормальный парень. Больше ничего сказать не могу. Может, и гений он, как ты говоришь, но как по мне — просто спокойный, старательный хлопец. Льюис вот починил.

— Который?

— Да тот, что киношники угробили.

— Интересно получается, ты не смог, а пацан починил. Как так?

— А может, он и вправду гений? — огрызнулся мастер. — Куда уж нам!

— Да не обижайся! Расскажи лучше, в чем дело было.

— Да просто все оказалось. Там, если помните, выкрошились зубы на шестеренке. Мы заказали новую. Они снова выкрошились. Тогда мы заказали еще одну, попрочнее. И полетела рейка. Ну и бросили — то одно, то другое, не до этой древней железяки стало. Стажер глянул и сказал, что дело в профиле.

— Каком профиле?

— Да зуба! — раздраженно пояснил Палыч. — Мы не учли, что в те времена профиль делали преимущественно по эпициклоиде, а не по инволюте, ну и заказали на завод шестеренку, не оговорив, какую нам надо. Они и сделали стандартную.

— Дальше понятно, — задумчиво сказал Евгений Владимирович. — В зацепление такая пара станет, но работать будет недолго. А он, значит, сделал.

— Сделал, — подтвердил мастер. — Вот прямо на этом токарном станочке и сделал. И рейку новую, и шестеренку. Да лихо-то как! Даже без делительной головки обошелся. Вот, смотрите.

Рядом со станком, на верстаке, лежало приспособление, сделанное из стандартных фрезерных тисочков, угловой стойки, пары бронзовых втулок и валика, на верхнем конце которого был аккуратно прижат болтом стальной диск с наклеенным на него куском ватмана, аккуратно поделенным на сегменты.

— Видите? — проследил мастер направление взгляда. — На переднюю бабку парень поставил обыкновенную магнитную стойку с зажатым в нее гвоздем, и аккуратно поворачивал диск до совпадения с риской. Затем зажимал диск, и обрабатывал очередной зуб. Здорово, правда?

— Здорово! — согласился полковник.

— А вот и нет! — обиделся Палыч. — Второй год прошу: выделите на мастерскую делительную головку! Теперь уже перед молодежью стыдно, что как чего сделать, так изобретать велосипед надо. Или идти на завод, да кланяться там.

— Ладно, найдем тебе делитель. Хотя, зачем он тебе — ума не приложу. Раз в пятилетку, пригодится, и то вряд ли.

— И модульных фрез комплект, а то, стыдно сказать, парень все профильными резцами делал, которые сам же и заточил!

— И фрезы будут….

— Я вам, товарищ полковник, давно говорю, что мастерская, по существу, не укомплектована, — затянул свою извечную жалобу мастер.

В это же время, Светличный, под руководством старшины-сверхсрочника Джупины занимался важным и ответственным делом — снимал с оружия старую смазку, разбирал, протирал керосином, внимательно осматривал в поисках малейших следов ржавчины. Если таковой не находилось, смазка наносилась вновь, и очередной образец возвращался на свое место. В стандартный зеленый ящик, один из тысяч, лежащих на стеллажах.

Хитрый старшина таким образом решал сразу две задачи. Во-первых, стажер практически изучал устройство образцов, а во-вторых, избавлял от нудной и неблагодарной работы.

Если учесть, что за долгие годы существования, полигон стал обладателем огромной коллекции оружия, за некоторые образцы из которой современные коллекционеры не пожалели бы никаких денег, то польза от внешне бессмысленного занятия получалась неоспоримой. Да и то сказать, бывает так, что и под слоем нанесенной «на горячую» пушечной смазки, иногда появляется ржавчина.

Огорчало Виктора Ивановича только одно: периодически стажер надолго замирал над очередной кучкой разложенных на тряпке деталей. Иногда удивленно охал, крутил железки в руках. И тогда вернуть парня к работе получалось далеко не сразу. Сначала приходилось отвечать на вопросы. И хуже всего было то, что ответы старшина-сверхсрочник зачастую не знал, хотя до сегодняшнего дня и думал, что знает о собранном на складе оружии все, что имеет смысл знать.

— Что это, Виктор Иванович? — в очередной раз заинтересовался Юра.

— Уродец, — кратко высказал свое отношение старшина. — Сделали их всего пару штук.

— УЗИ напоминает.

— Так это его прямой предок. Точнее, один из, — поправился Виктор Иванович. Набегающий на ствол затвор, магазин в рукоятке — все при всем. И недостатки те же.

— А что, были и другие? — заинтересовался любопытный стажер.

— Подумать надо, — буркнул старшина, хотя, думать ему как раз и не хотелось. Рабочий день подходил к концу, следовало заняться уборкой рабочего места.

Но, совершенно неожиданно для себя, Виктор Иванович встал, безошибочно нашел нужную полку, с кряхтением снял верхний ящик, и вытащил из нижнего еще два образца.

— Сиди тут до ночи с твоим любопытством, — проворчал он, передавая стажеру два небольших автомата.

— Это разработки товарищей Рукавишникова и Пушкина. Второй и вовсе дрянь. Видишь, весь затвор в трещинах.

— Вижу, — ответил Юра, внимательно осматривая оружие.

— Из него всего-навсего 47 раз успели выстрелить, — добавил старшина. — Ох, и натерпелся я тогда страху, малый.

— Понятное дело, — согласился Светличный. — А ну как в лоб прилетит?

— То-то и оно, парень, — наставительно поднял указательный палец старшина. — Писали тут разные, что евреи хороший автомат придумали. А если задуматься, то получается, что не придумали, а удачно содрали. И вовсе не так уж он и хорош, — у чехов намного лучше вышло.

Немного помолчав, сверхсрочник добавил:

— А может, и сами придумали. Исключить того нельзя. Сам знаешь, одни и те же мысли, если им срок пришел, во многие головы лезут.

Юра молча кивнул. А Виктор Иванович снова пошел к стеллажам, чтобы через пару минут принести очередной образец.

— Изучай.

— Пострелять бы из них, — мечтательно улыбнулся Юра.

— А это уж как товарищ полковник решит, — напомнил о существовании начальства Виктор Иванович.

Обеспокоенный долгим отсутствием всегда пунктуального старшины, Палыч зашел в хранилище уже в сумерках.

— Ты что это, а Витя? — недоуменно спросил он. — Караул вот-вот придет объект под охрану принимать, а вы тут, я смотрю…

— Да мы тут трохи увлеклись, смущенно объяснил старшина, накрывая тряпкой разобранную винтовку CEAM образца 1950 года. Ту самую, под патрон.3 °Carbine, оказавшуюся в дальнейшем предком FN FAL, одной из лучших в мире штурмовых винтовок.

Работа не шла. Руки, и то тяжело было поднять — казалось, что они налиты свинцом. Оставалось лишь сесть на стул, и прикрыть ноющие от напряжения глаза.

— Это ничего, — тронул Юру за рукав Палыч. — Это всегда так бывает. Ты сейчас не сиди долго, мышцы застынут, и будет совсем паршиво. Лучше прогуляйся. Неспешно так, по краешку леса. Или к роднику, вон, сходи. Как болеть перестанет, возвращайся.

— Спасибо, Михал Палыч, — с трудом вставая, поблагодарил подросток. Пойду, пройдусь, пожалуй.

В спину неуверенно спускающемуся со ступенек мастерской Юре донеслось:

— И это, не обращай внимания на ругань Виктора Ивановича. С теми, кто ему неприятен, он безукоризненно вежлив. — Да понял я, — болезненно скривившись, ответил Светличный, и медленно побрел к роднику. Палыч, действительно, оказался прав. От неспешной прогулки закостеневшие мышцы понемногу разогрелись, и стало не так больно. Точнее, боль-то осталась, но теперь, когда она почти отступила, Юра воспринимал ее отстраненно. Будто болело не у него, а у хорошего знакомого. — Да, вот тебе и пострелял, — думал Светличный, неторопливо передвигая ноги по пружинящему многолетнему ковру палой хвои. Прогулка начала доставлять удовольствие, и потому мысли стали несколько более позитивными. — Оказывается, я и не понимал, что такое оружие и как им следует пользоваться! Хорошо, что нашелся добрый человек, объяснил… Добрый человек в этот момент чувствовал себя немногим лучше. Впрочем, Виктор Иванович лучше многих знал, что после такой нагрузки лучше не ложиться сразу, потому совместил прогулку с походом в магазин. Приятное, так сказать, с полезным. Доставая пару дежурных стаканов, Палыч не преминул поинтересоваться: — Ты чего, аспид, за парня так взялся-то? — Если правда то, что товарищ полковник про него сказал, то он оружие понимать должен, а не так: три пробных, пять зачетных. — По силуэтам он стреляет неплохо, ты на парня не наговаривай! — возразил Палыч, аккуратно нарезая салатик. — А я и не наговариваю, — возразил старшина, разливая по первой. — Но тут такое дело, Палыч. Не будет сюда никто возить человека, который на спорт работать будет. Правильно я мыслю? — Возражать не решусь. — Тогда получается, что рефлекс на стрельбу ему враг рода человеческого ставил, потому как спортивные замашки — смерть в реальном деле! Стоит он, как пень в лесу — устойчиво, но неподвижно, все стойку блюдет. Оружие держит неправильно. Спусковой крючок, и то последней подушечкой обрабатывает. А надо — суставом? Понимаешь?!

— Тонкости это, — пожал плечами мастер. — Может даже и такое быть, что никому не нужные тонкости. Как по мне, оружие парень понимает.

— Механику он понимает, а не оружие! — выдохнул лучший стрелок Полигона. — Механику, понимаешь? Железку, то есть. Тут ты, Палыч, прав. Наган он мне так настроил, что и слов нет! Даже гильзы стреляные, считай, сами выпадают, будто не в тридцать четвертом, а в пятом годе на императорском заводе оружие сделано. Механик Юра от бога, золотые у него ручки.

— А я что говорю? — флегматично подтвердил Палыч, разливая по второй. — А от нагана твоего любимого только рамка с номером и осталась. Все остальное — новое. Хотя нет, спусковой крючок он тоже не трогал, разве что доработал по мелочи. Так что не было настройки, переделка была.

— Не суть, — отмахнулся Виктор Иванович. — Ты представь, что будет, если такой механик еще и душу оружия поймет?

В этот момент взгляды старого мастера и стрелка от Бога встретились. И они, словно смутившись замерших на языке слов, заговорили о пустяках.

…Потихоньку ковыляя мимо полянки, облюбованной старшиной в качестве места проведения занятий за то, что упиралась она аккурат в склон холма, и солдатики, тренируясь, успели выкопать там много разного, Юра покосился на втоптанную в землю траву.

— На первый взгляд, как стадо слонов гуляло, — подумал он. — А ведь это все моими боками заглажено!

Глядя на изрытый пулями склон, украшенный валяющимися чурками, Светличный на мгновение испытал странное ощущение причастности к знанию, доступному далеко не всем.

— Человек, умеющий стрелять, — сказал перед очередной тренировкой Виктор Иванович, — есть боевая единица сам по себе. По большей части, в современном бою бесполезная.

После этих слов, наставник надолго замолк.

— Почему бесполезная, товарищ старшина? — спросил тогда Юра.

— А ты спроси об этом русскую Стрелковую Гвардию и Красных Жилетов герцога Веллингтона, — безразлично, как о давно отболевшем, ответил Джупина. — Процентов шестьдесят-восемьдесят потерь это результат бомбежек и артиллерийских обстрелов, понимаешь? Уже в Первую Мировую так было.

Взять тех же Красных Жилетов… Здорово ребята стреляли! Немцы одно время даже думали, что на участке, где они стояли, сплошь пулеметчики засели, настолько потери выросли. Дальше понятно?

— Подтащили минометы, наверное, — предположил Юра.

— Если бы…, — вздохнул Виктор Иванович. — Боши решили не мелочиться, и обработали передний край десятидюймовыми гаубицами. Тут английской стрелковой гвардии и пришел конец. Что было потом, как думаешь?

— Не знаю.

— Потом умные головы подсчитали, что подготовить стрелка — это долго и дорого. Потратить на обучение порядка двадцати тысяч патронов и получить бойца, которого, по статистике, убьет первый же артобстрел? Дорого.

Согласно законов статистики, проще эти пули выпустить в строну противника, и кого-то они обязательно найдут! Проще дать в руки наскоро обученного солдата автоматическое оружие — так оказывается, намного выгоднее.

В итоге, качество подготовки солдата не столь уж важно, цели поражаются просто в силу законов теории вероятности, а чтобы просто контролировать территории, сойдет и солдат после учебки. Кто переживет год и более, сам чему-то научится, ну а кто нет — значит, и не судьба.

— По вашим словам выходит, что военные палят в белый свет, как в копейку! — обиделся за родную армию Юра.

— Суди сам. При анализе результатов стрельбы драгун, сделанном в 1846 году, один генерал писал, что точный выстрел — едва ли не один на десяток, потому де, вся эта пальба имеет лишь психологическое значение. В русско-японскую войну, полк в условиях позиционной войны, за месяц тратил до пяти миллионов патронов, убивая и раня при этом до двухсот солдат противника. Имеем расход патронов 25000 штук на пораженную цель.

— При массе винтовочной пули в девять с половиной граммов, на одного раннего или убитого получается почти 238 килограмм — втрое или даже вчетверо больше, чем тот солдат весит! — быстро подсчитал Юра.

— В Первую Мировую тенденция сохранилось, но в силу большей насыщенности переднего края целями, расход патронов на одного пораженного колебался от десяти до пятидесяти тысяч штук, почти до полутоны металла на цель.

— А в Отечественную?

— Вырос до ста тысяч патронов, то есть, практически до тонны. И это с учетом того, что шестьдесят процентов потерь обе стороны списывали на работу артиллерии и налеты бомбардировщиков, — вздохнул Виктор Иванович.

— А теперь?

— Ну, мы-то сейчас не воюем, а вот по результатам действий в Индокитае, западные источники сообщают уже не о количестве патронов, а просто о массе стрелковых боеприпасов на одну цель. И получается у них от полутора до четырех тонн.

— Пушечное мясо, палящее примерно в тут сторону, — огорченно подытожил Юра.

— Да, — спокойно подтвердил Виктор Иванович. — В основном, так. Расход боеприпасов резко падает лишь в случаях, когда ведутся локальные войны с большим количеством жертв среди мирного населения. Отсюда можно сделать два вывода в части, нас касающейся:

1. Третьей Мировой, в том смысле, как ее понимает большинство, не будет — слишком затратно и малоэффективно.

2. Новые образцы стрелкового оружия военным давно уже не нужны.

— Это как?

— А так, — спокойно, будто поп в сотый раз читающий за упокой, подтвердил старшина. — Оружие уже давненько способно дать больше, чем может использовать его хозяин. Винтовка, к примеру, уверенно поражает цели с семисот метров, автомат — с четырехсот. Но что мы видим? Большинство боестолкновений происходит на дистанциях, не превышающих ста восьмидесяти метров. В городе или на пересеченной местности с затрудненным обзором, дистанция боя уменьшается до пятидесяти метров и менее.

Да и потом, опыт последних «национально-освободительных» войн наглядно показал, что частенько якобы давно устаревшее оружие оказывается на практике куда как эффективней современных образцов. Один из примеров — хладнокровный расстрел повстанцами на Филиппинах правительственного антипартизанского подразделения с новейшими штурмовыми винтовками из обыкновенных BAR M1918. Прямо сквозь стену дома, которую, кстати, новейшее оружие не брало. А старенький Браунинг — дырявил аж со свистом!

— Значит, никому не нужно, — почти до слез огорчился Светличный. — Значит, зря, значит…

И Юра чуть не расплакался прямо на глазах у наставника.

— А вот этого я не говорил! — ответил Виктор Иванович, и неожиданно для себя растрепал волосы на поникшей от огорчения голове подростка.

— Стажер Светличный!

— Я!

— Слушай вводную: сегодня нам помогают, поэтому силуэтов будет много. Они будут появляться на разных расстояних и в непредсказуемом темпе. И еще сюрпризы будут.

Сообщив о сюрпризах, старшина, спросил:

— Как действовать, помнишь?

— Помню. Первый выстрел — по силуэту. Место попадания неважно — добираю цель вторым, если она одна. После выстрела меняю положение. Есть возможность — шаг в сторону. Стрелял стоя — стану на колено. Стрелял с колена — лягу, а лучше перекачусь. с учетом возможного движения ствола противника.

Вы это сто раз уже это спрашивали, Виктор Иванович!

— И еще не раз спрошу! Последнее: забудь о стрелковых стойках. Их нет. Замер — тебя уже убили. Понятно?

— Так точно.

— На огневой рубеж шагом … арш! — скомандовал старшина.

Минутой позже на полянке воцарился учебно-тренировочный кошмар. Тренировкой это назвать было сложно. Сюрпризов, и впрямь, оказалось много. Под ногами, оглушая стрелка грохотом и вспышками магния, начали срабатывать взрывпакеты. Как от нитки, выдергиваемой при перемещении, так и просто злодейски вброшенные твердой рукой учителя.

В довершении всех бед, у старшины в руках оказалась воистину кошмарная стрелялка, явно сделанная на основе ракетницы. И пусть эта штука и заряжалась всего-навсего сырой картошкой, Юра уже после первого попадания понял, что синяков сегодня останется много — старшина, в отличие от него самого, казалось, вовсе не умел промахиваться.

Сами понимаете, после такого парню было что вспомнить, и о чем подумать.

— Но в брошенный пятак я все-таки попал, — с законным чувством удовлетворения решил Юра на обратном пути. И тем на некоторое время утешился.

…Тем временем, в мастерской привычно убирались следы легкого дружеского ужина. Да и что там пить было — так, чекушка на двоих. Для разговора, да и то мало.

— Я завтра к начальнику все-таки схожу! Надо будет, и рапорт напишу о том, что техник Светличный на Полигоне лишним человеком не будет, — горячился старшина Джупина. — Ты видел, Палыч, что он из обыкновенного винтовочного патрона сделал, а?

— И видел, и слышал, Витя. Товарищ полковник меня вызывал.

— Зачем? Так, начальник баллистической лаборатории решил воспользоваться ситуацией, и подал заявку на авторское свидетельство.

— Решил, значит, парня обокрасть?

— По ходу дела так. Уж больно вкусно результаты отстрела выглядели. Вот майор и не удержался.

— А ты там зачем? Евгений Владимирович и так прекрасно знал, чьих рук дело этот патрон.

— А майор Стариков взял, да и вписал его в соавторы. Решил, что так проще будет. А про Светличного решил забыть. Вот и позвал меня начальник, чтобы я, значит, принародно рассказал, как дело было. Я и рассказал.

— И что теперь?

— От руководства лабораторией майора отстранили, дальше — как вышестоящее командование решит. То ли погоны с гада драть, то ли неполное служебное объявлять. Но здесь он служить не будет, потому как формулировка в приказе об отстранении страшная: по причине утраты доверия. Думаю, далеко болезного законопатят.

— Похоже на то, — согласился старшина. — Теперь надо мне внимательно смотреть, чтобы парню, часом голову не отбили. Майора командир-то убрал, а вот прихлебателей его — вряд ли. Да и Стариков еще неделю-другую по городку болтаться будет. Пока приказ придет…

— Уже, — улыбнулся Михаил Павлович, показав взглядом на подсобку. Кровать и вещи, что в общежитии были, еще в обед принесли. Сам же товарищ полковник и распорядился.

— Душевно, — не найдя иных слов сказал старшина. — Но вот не могу я понять того, чтобы из-за обыкновенной латунной трубочки такие страсти разыгрались.

— Не в трубке дело, — задумчиво сказал мастер. — Дело в том, куда и как она вставлена, понимаешь? Доработка копеечная, а эффект получился такой, что мама не горюй. При той же навеске пороха начальная скорость возрастает на двадцать процентов, а крешеры свидетельствуют, что максимальное давление упало. Примерно на те же двадцать процентов. Но после такого переснаряженния у обыкновенной мосинки начальная скорость растет до километра в секунду, а заряд приходится даже процентов на 5 уменьшать.

— А если увеличить? — заинтересовался старшина. — Что таблицы стрельб летят к чертям — это ерунда, новые составить недолго. Но ты представь, насколько более настильной становится траектория! Это ж песня! Именины сердца! Прямым выстрелом! Из под любого пня гада выковырнуть на сто метров дальше, чем он рассчитывает! Что ж ты молчал, Палыч?

— Потому и молчал, что проверить все надо было досконально. Теперь по первому твоему вопросу: навеску увеличить не получается. Сдирает пулю с нарезов, и хоть ты что делай! Только мельхиор держит, да кто ж теперь оболочки из него делать будет?

— Жаль, — огорчился старшина.

— Погоди жалеть, у парня в голове что-то интересное крутится. И срок командировки ему продлили. Так что, если не угробишь мальчишку своими тренировками, может, чего и увидим.

— И все-таки не верится, Палыч, что трубка в гильзе такой эффект дает. Может растолкуешь, а то даже как-то стыдно не понимать того, до чего мальчишка додумался. Только попроще, сам знаешь, баллистика да математика мне так и не дались.

— Если объяснять просто, то надо начинать с того, что происходит в патроне после срабатывания капсюля.

— Чего тут сложного? В гильзу врывается форс пламени, и привет, пуля полетела.

— Не спеши. Если уж решил разобраться, то давай разбираться!

— Нас учили, что луч огня, испускаемый капсюлем, поджигает порох.

— Правильно, в принципе. Вопрос только в том, как именно это происходит.

— Опять же, учили. Считается, что пороховые зерна вспыхивают все сразу и горят параллельными слоями. Это я помню.

— На самом деле, это всего лишь допущение, принятое для удобства расчета. В реальности, огонь распространяется от зоны, где он соприкоснулся с порохом. То есть, от донышка гильзы.

— И что в этом плохого?

— Да все плохо. Как только достигается давление форсирования, пуля ввинчивается в нарезы и начинает свой путь по стволу.

— Так. Но пока непонятно.

— Сейчас поймешь! По мере того, как она удаляется от исходной точки, пространство, в котором происходит горение, растет. Недогоревшие порошинки летят по стволу ближе к донышку пули. Чем больше расстояние, которое они пролетят, тем меньше шансов, что порох сгорит полностью. Нет, теоретически, по умному расчету, он таки должен сгореть. Но на практике такого не бывает. Если пересчитать и сравнить полученную дульную энергию, то выяснится, что в виде кинетической энергии мы получили только 33 процента того, что содержится в пороховом заряде. От пяти до двадцати процентов уходит на нагрев стенок ствола и гильзы. Остальное… Ну, тут много вариантов, но потери на неполное сгорание всяко не меньше пятнадцати-двадцати процентов. Понял?

— Понял, конечно! При выстреле в упор четко видно следы от недогоревшего пороха, так что как тут не понять?

— Теперь представь, что произошло, когда Юра вставил трубочку в гильзу. Воспламенение начинается сразу у донышка пули. В трубочке есть поперечное отверстие, так что огонь распространяется не только вперед, но и в стороны. Шар огня возникает сразу под донышком пули, вдавливая оставшийся заряд назад.

— Етишкин корень! — не смог сдержать восхищения Виктор Иванович! — Совсем по другому, получается, порох сгорит!

— Да, — подтвердил Михал Палыч, широко улыбаясь. — Совсем по-другому! Во-первых, сгорание будет более полным. Во-вторых, точка, где достигается максимальное давление, сместиться дальше по стволу. В третьих, максимальное давление будет ниже. Отсюда сразу просматривается несколько возможностей.

— Дай угадаю! — обрадовался старшина, — во-первых, заряд можно сделать слоеным. Сверху — что-то горящее помедленнее, чтобы пуля в нарезы плавно вошла, ниже — мельче, чтобы при более коротком стволе успевало сгореть. И пожалуйте — при более коротком стволе — та же начальная скорость!

— Баллистики уже сосчитали. Мало не вдвое ствол можно укоротить! Только профиль у него уже иной будет. Там, где мы его делали толстым, он тоньше станет, зато дальше по стволу толщина стенок увеличится. Не скажу, что сбылась вековая мечта баллистиков о порохе с прогрессивной характеристикой горения в стрелковом оружии, но приближение весьма существенное, потому как намного большая часть ствола будет работать при высоком давлении. Вырастает площадь кривой в координатах p-v. Работа, которую можно снять с единицы длины ствола — тоже. Баллистический и пьезометрический коэффициенты здорово вырастут.

Что это значит? Это значит, что нам становятся доступно оружие, о котором мы и мечтать раньше не могли. Либо легкое и компактное, либо с такими начальными скоростями, что аж голова от перспектив кругом идет! Но работы предстоит — край непочатый!

— Неважно, — отмахнулся Джупина. — Это что же получилось то? Спецбоеприпас на ровном месте? Да, не зря парень книжки умные с собой возит! И не думал даже что такое возможно, докторам с кандидатами на ровном месте сопли утереть!

— Спецбоеприпас, да. Это ты правильный вывод сделал! — подтвердил Палыч. — Но только это ведь не конец истории! Если уж мы изменили патрон, то не грех изменить и ствол, и калибр. Да и гильзу переобжать как нам надо — дело нехитрое и что интересно, вполне возможное.

— Возможное, не спорю, — согласился Виктор Иванович. И разговор на некоторое время прервался. Каждый думал о своем.

Молчать было легко. Так бывает частенько, у давно и хорошо знакомых людей, понимающих друг друга с полуслова или и вовсе без слов.

Виктор Иванович закурил, и, как всегда в минуты размышлений, принялся отправлять к потолку аккуратные кольца дыма. Михал Палыч слегка прикрыл глаза, вспоминая вроде бы и недавнее, но немыслимо далекое время.

Завод «Аресенал». Полигон под Киевом, насквозь продуваемый жарким степным ветром, несущим запах полыни. Сухие хлопки выстрелов, доносящиеся с огневого рубежа. И бесстрастные цифры результатов замера скорости пули: 1300, 1350, 1380, 1400 метров в секунду.

Странный немец, пытающийся втолковать тогда еще не Михаилу Павловичу, а просто Мише, какой именно он видит свою Винтовку.

Вспоминая Генриха, Палыч невольно поморщился.

— Глупость на глупости, — подумал он. — Боже правый, что же мы тогда творили? И дело сделать не удалось, и хорошего человека в итоге потеряли.

Почему я тогда вообще позволил ему уехать, почему не добился, чтобы над Винтовкой работали нормальные, квалифицированные рабочие, а не тот сброд, что нам подсунули на заводе? Боялся поссориться с начальством? И что в итоге?

Последнее время Юра стал все чаще и чаще напоминать Палычу старинного друга. Точно так же упрям, точно так же аккуратен до педантизма и въедлив при обсуждении мельчайших подробностей.

Вчера мастер заметил на столе у подростка «Внутреннюю баллистику» Кранца и увесистый даже на взгляд томик Корнера. После того, что было сделано с гильзой, предсказать дальнейший ход мыслей Светличного было несложно.

Сразу начало покалывать в правом подреберье. Вывод был очевиден: Юра вплотную подошел к простым решениям, о которые сломало зубы уже как минимум, два поколения оружейников.

В том числе и он, Миша Мейер. И начальник полигона. И даже сам Василий Гаврилович. Гениальные решения, подкрепленные великолепной в своей простоте математикой, сталкиваясь с реалиями производства, вырождались в полное уродство вроде насадок Янасека, и поделать с этим ровным счетом ничего было нельзя.

— Юра об этом знает, — подумал Палыч. — И все-таки настолько самоуверен, что надеется решить. Или просто уверен?

Судя по тому, с каким вниманием парень изучал хрестоматийную книгу «Study of the phenomena of the hypervelocity impact» и подобные ей, решение было.

Старшина подобными вопросами просто не задавался. Опыта общения, аналогичного тому, который был у Палыча, Виктор Иванович не имел. Потому, улучив момент, он просто спросил Юру:

— Ты не слишком увлекся мощными патронами? Знаешь, сколько вполне приличных конструкций было забраковано из-за их избыточного веса?

И получил ответ:

— Если говорить о чистой энергетике, мы остаемся в рамках стандартного винтовочного заряда — до 4 граммов пороха. Скорость мы повышаем за счет имеющихся внутренних резервов: конструкции патрона и ствола. Металлоемкость даже снизится, так как ствол станет значительно короче за счет растянутого пика давления и более равномерного его падения. Иначе говоря, форма ствола будет значительно ближе к цилиндру, чем это было раньше.

— А узел запирания?

— Решение найдено еще до Октябрьской революции. Англичанами. Был у них, Виктор Иванович, такой интересный полковник…

— Ты по сути говори.

— По сути, так: рабочая пружина потащит затвор назад только тогда, когда давление в стволе упадет, до того момента энергию пороховых газов, отводимых прямо от патронника, мы накапливаем.

— Не понял, — озадаченно сказал Виктор Иванович. — Давай-ка подробнее, парень!

— Если подробнее, то будет так: рабочую пружину тянет рамка, связанная с газовым поршнем, заодно отдавая часть энергии газовому тормозу. Уменьшая отдачу, газовый тормоз при необходимости и должной настройке, способен прижимать сошки винтовки к земле. Заметим, затвор расцепится со ствольной коробкой только тогда, когда давление будет полностью сброшено.

— Почему?

— Рамка войдет в зацепление с затвором, только оказавшись в крайнем заднем положении. Понимаете, Виктор Иванович, до этого момента затвор будет неподвижен. Его удерживает давление газа через две сжатые пружины, возвратную и рабочую.

— Понятно. При равном давлении в стволе и рабочем цилиндре, площадь рабочего цилиндра намного выше, чем у ствола, соответственно, усилие удержания в любом случае превысит усилие отрыва.

В результате, мощность боеприпаса для нас почти некритична. На стволе нет узла отбора газов, способного вызвать нежелательные колебания. Импульс отдачи становится как бы размазанным по времени.

Конкретных схем запирания при таком подходе возможно придумать с десяток. Наиболее очевидное решение — использовать либо конструкцию с поворотным затвором, либо запирание роликами. Или даже одним роликом с гребенкой.

— Часы с кукушкой получаются. Но вроде, все правильно. А чем платим за плавную отдачу и полную некритичность к боеприпасу?

— Скорострельностью. По расчету получается не более 400 выстрелов в минуту, — пожав плечами, ответил Юра. — Но я так думаю, что для винтовки, хоть снайперской, хоть штурмовой, этого вполне достаточно. Зато оптику стряхивать не будет, сошки можно делать совсем легкими. Но это небольшая плата за вдвое увеличенную дульную энергию и удобство стрельбы.

— Лихо закручено! — заметил тогда старшина. Меняй стволы и получай что только душеньке угодно. Поставил короткий, и получил штурмовую винтовку. Длинный — снайперскую.

— Так и есть, — подтвердил Светличный.

Потом старшина вспомнил. Было на складе что-то весьма похожее. Но только похожее. Называлось оно винтовкой Farquhar-Hill, по именам двух почтенных джентльменов из Бирмингема. Оснащалась вполне достойным двадцатизарядным магазином. Но, в связи с окончание Первой Мировой, на вооружение ее так и не поставили, хотя оружие проявило себя как исключительно надежное.

— Вот, значит, откуда у вдохновения ноги растут! С родного склада, однако — с некоторой гордостью думал старшина, сидя рядом со старым другом.

Пуская к потолку кольца дыма, он думал, что винтовка должна получиться великолепной. С исключительно мягкой отдачей.

— Она даже гильзы здорово разбрасывать не будет, — пришел к закономерному выводу Виктор Иванович, и не сразу заметил, что последнюю фразу он произнес вслух.

— Верю. Только ты через левой плечо сплюнь — не сглазить бы! — немедленно отреагировал Палыч. — Хотя, уверенность в способностях парня у меня уже есть.

— Это да…. Что есть, то есть.

— Помнишь, кстати, старую хохму с нарезной гильзой?

— Вроде, у Бутурлина в «Стрельбе пулей описывалась». Лучше, конечно, чем «парадокс», но, по большому счету, сомнительное решение. Наверное, оно интересно было разве что в середине девятнадцатого века, да и то…

— А вот представь себе, сделал я такую гильзу. И Юрины трубочки в них вставил. Не одну, штук пять. Племяннику. Отстреляли, все честь по чести.

— Ну и как?

— Вот как раз тут и сработал фокус с обратным горением заряда и двухслойным заряжанием порохами с разной крупностью. Пик давления, как и следовало ожидать, растянуло вдоль ствола. И при том, что выше критического для охотничьего оружия давления в 450 кг/см2 мы не поднялись, свинцовой пулей с заранее отлитой на ней спиралью, стало возможно свалить кабана метров с двухсот. Из обыкновенного дробовика. Охотнички радостно хлопают в ладоши и заказывают у умельцев на механическом хитрые гильзы и пулелейки.

Мелочь, конечно, но уж если народ оценил, можно и за добрую примету счесть.

— А надолго той гильзы хватает?

— Очень надолго. Она же толстостенная. Одну раз двадцать уже перезарядили. Изменений никаких. Так что, думаю, надолго.

— Уезжаешь, значит?

— Завтра вечером, Михал Палыч, — вздохнул Юра. — Ствол я здесь сделать не смогу — нечем. Да и товарищ Коняхин, говорят, сильно недоволен моим затянувшимся отсутствием.

— Совет на прощание примешь?

— Конечно.

— Тогда, поехали, — вздохнул Михал Палыч, показывая Юре взглядом на старенький мотоцикл с коляской. — Тут недалеко, на станцию.

— А что, — скептически прищурился Юра, — за советами теперь на станцию принято ездить?

— Не ерничай, — посоветовал Палыч. — С человеком тебя познакомить хочу. У нас когда-то работал. Пока здоровье позволяло.

— Извините, Михал Палыч, — смутился Светличный. — Не хотел я ничего обидного говорить!

Пятнадцать минут по не обозначенной ни на одной карте грунтовой дороге, и вот он, утопающий в зелени крошечный поселок, выросший при станции и депо.

С этого момента ехать стали совсем медленно. Пропустили гордо шествующие колонны гусей. Успели затормозить в миллиметре от ринувшейся под колеса рябой курицы с манерами камикадзе. Уступили проезжую часть трактору с копной сена, готовой в любой момент обрушиться на зазевавшегося прохожего — так много умудрились нагрузить на древнюю машину косцы.

Наконец, остановились у нужного дома. Палыч пару раз нажал на кнопку звонка, слегка наклонил голову, прислушиваясь к зазвучавшему где-то внутри, и сказал:

— Теперь подождать надо. Константин медленно ходит.

После чего присел на лавочку и спокойно закурил.

Минут через пять, показавшихся Юре невыносимо долгими, к калитке подошел хозяин дома. Чуть ниже среднего роста, почти квадратный, широкоплечий мужик едва ковылял, тяжело опираясь на палку. Одна из штанин у него была чуть не вдвое шире другой.

Впрочем, слегка комичное впечатление от тяжелой, ковыляющей походки у Юры тут же пропало. Оказалось, что для этого было достаточно лишь встретиться с цепким и по-особому бесстрастным взглядом блекло-голубых глаз хозяина дома. Такие бывают лишь у людей, не раз и даже не два заглядывавших в лицо смерти, и готовых как принять, так и подарить ее.

Перехватив Юрин сочувствующий взгляд, Константин, словно нехотя обронил:

— Осколок. Бывает и хуже. Какая-никакая нога, но есть. Мише спасибо, вытащил!

Палыч откровенно смутился и проворчал:

— Да хорош тебе! Каждый раз одно и то же вспоминаешь! Как будто не ты меня на горбу с нейтралки вытаскивал!

Еще несколько минут невыносимо медленного движения до мастерской.

Почти стандартный набор станков и приспособлений для человека, занимающегося точной механикой. По большей части, изготовленных самостоятельно.

В изобилии стоящие на полках механизмы наглядно подтверждали род занятий хозяина. Чего там только не было! Макеты котлов, различного типа зубчатые передачи, механизмы преобразования движения, и так далее. Лучшим экспонатом коллекции, безусловно, была великолепно исполненная модель газовой турбины.

Заметив заинтересованность Юры, хозяин пояснил:

— Это для политехнического, по хоздоговору. Я там лаборантом числюсь, за то делаю им наглядные пособия. И к пенсии копеечка, и не скучно мне на старости лет. Вот это, к примеру…

— Мальтийский крест, — уверенно определил механизм Юра. — Это — шарнирный четырехзвенник, будто с иллюстрации к учебнику Артоболевского, это…

— Вижу, вижу, знаешь — добродушно улыбнулся хозяин. — Я, собственно, и не сомневался в этом, поскольку эскизы твои мне Миша показывал. О них-то я и хотел поговорить.

— А что в них не так? — заволновался Юра.

— Да правильные они, — успокоил молодого человека Константин Петрович. — Можно даже сказать, слишком правильные! И выполнены на очень приличном для молодого конструктора уровне. Единственное, что ты не учел, так это того, кто это все делать будет.

— Для начала, я сам!

— И все будет работать нормально. Зато потом, когда опытную партию передадут для изготовления в Ижевск или Тулу, ты получишь такое, что слезами три раза обольешься!

Спрашивать, почему такое случится, Юра не стал. Он внимательно смотрел на Константина Петровича, понимая, что сейчас услышит что-то действительно интересное.

— Смотри: мы с тобой способны работать вот с таким уровнем точности, — выговорив эту фразу, мастер достал из верхнего ящика верстака тщательно отделанную лакированную коробочку, украшенную полированной латунной табличкой с надписью: подшипник Диодора.

Вынул два цилиндрических предмета. Аккуратно повернул против часовой стрелки маховичок на меньшем, после чего вставил его в большой цилиндр примерно наполовину. Вновь провернул маховичок. Но на этот раз уже по часовой стрелки.

И слегка улыбнувшись, обратился к Юре:

— Палыч этот фокус уже знает. Теперь твоя очередь. Попробуй задвинуть или вытащить поршень.

Упрямая железка оказалось будто приваренной, не желая смещаться ни на миллиметр. Единственное, что она была готова делать, это крутиться. Вращение происходило без видимых потерь и явно могло длиться часами.

— Кем был этот Диодор?

— В первую очередь, конечно механиком — пожал плечами Константин Петрович.

— А еще кем? — Юре отчаянно хотелось подробностей.

— Современником Архимеда. Скульптором, литейщиком, ювелиром и уличным бойцом похлеще Челлини. Гулякой и пьяницей, проигравшим свой дом в кости. Несостоятельным должником, проданным в рабство подальше от Афин, в Карфаген. Беглым рабом и пиратом… В общем, хлопец чудил как мог. Но руки и него и впрямь, были золотыми — изготовить прообраз динамической пневмоопоры мог только гений. А уж если учесть, в каких условиях это было сделано, то и сомнений не остается: точно, гений.

— Получается, человечество могло иметь станки на пневмо и гидроопорах еще до нашей эры? — потрясенно спросил Юра.

— И вечные, не требующие кремней зажигалки тоже. В войну, понимаешь, спички как-то сразу кончаются, да и кремешки становятся дефицитом, — грустно улыбнулся хозяин дома. — Ты, что, и впрямь полагаешь, что высокоточное оборудование недоступно для простых смертных? Так только они его делают, парень!

Константин Петрович вновь потянул верхний ящик стола на себя, и вытащил оттуда пару отблескивающих ярким, насыщенным желтым блеском латунных цилиндров.

С усилием вдавил меньший в «стакан». Резко дернул назад и показал буквально остолбеневшему Светличному тлеющий фитиль, закрепленный на меньшем цилиндре, меланхолично заметив:

— Тут и точность может быть на порядок меньше — лишь бы нагреть сжимаемый воздух. Дикари такое из стеблей бамбука делали. А просвещенные мы — пренебрегли…

Впрочем, это меня занесло. На чем, мы, кстати остановились, Юра?

— На том, что мои чертежи не годятся для производства, — машинально ответил Светличный, уже начав прикидывать конструкцию нового, идеально подходящего для изготовления задуманного им ствола, станка.

— Он будет работать на гидродинамических опорах, — решил Юра. — Молодец дядька, такие подсказки дорогого стоят!

Мысль немедленно подтвердилась.

— Правильно думаешь, — безошибочно угадал ход мыслей молодого человека Константин Петрович. Все станки в моей мастерской работают на вечных подшипниках. Трения металла о металл там нет. Точность — на порядок выше, чем положено для станков класса «П». Но дай ты их в руки вчерашнему выпускнику ремеслухи, которому аттестат за десять классов нарисовали из милости, и станкам можно читать отходную.

Так и с тобой. Имея немыслимо высокую для своего возраста квалификацию инструментальщика, ты почему-то осмелился думать, что все остальные — таковы же. А они в слове из трех букв, бывает, четырежды ошибаются!

Тяжело вздохнув, Константин Петрович озвучил окончательные выводы:

— Чертежи предполагают исполнителя со знаниями, приличествующими инженеру. Заковыристая оснастка. Жесткие допуски. В общем, не взлетит!

— Да нет там ничего сложного! — попытался возразить Светличный.

— Спорить не буду, — покладисто согласился Константин Петрович. — Однако, спросить тебя можно?

— Конечно!

— Вопрос будет простым. Почему, приводя деталь к размеру, ты не пользуешься сменными твердосплавными вставками?

— Ими только обдирать можно, да и то, больше тепла получаешь, чем стружки. К тому же, керамику невозможно заточить до остроты хорошего быстрореза, а в состоянии поставки она почти тупая.

— Тебе действительно надо посмотреть, что и как делается на заводах. Резцы там точат централизованно, понятно?

— Понятно, — внезапно начав понимать, к чему ведет собеседник, согласился Юра.

— Продолжу. Мне Миша о твоих привычках готовить инструмент рассказал многое. Одобряю, чего уж там!

Но на производстве никому даже в кошмарном сне не придет в голову полировать режущие кромки резца или борштанги. И даже если бы пришло — то все равно, нечем. Заточники — это отдельный участок. А в цехе — лишь громадное моторизованное точило с криво насаженным побитым камнем. Хорошо, если с удобным подручником. Про отсос абразива из зоны обработки умолчу. Много таким наполируешь?

Далее: за итоговое качество заточники ответственности не несут. Потому, как правило, делают как проще, на грани допустимого. Для тебя, к примеру, заточка сверл на 4–6 фасеток или Split Point — стандарт по умолчанию. Для них — изощренное издевательство начальства!

Люди план гонят, понимаешь?!

— Понимаю, — очередной раз согласился Юра, чувствуя, как краска начинает заливать лицо.

— Далее. О том, как ты на раздолбанном трофейном Лорхе умудряешься ловить полсотки, мне рассказали.

— Да чего там сложного? — недоуменно спросил Юра. — Убрал люфты, разрезал гайки, выставил постоянный натяг, отъюстировал шпиндель. Нормальный станок, кстати.

— Ага, нормальный, — саркастически заметил Палыч. — Теперь. После того, как ты пару суток вокруг него гопки плясал. Направляющие дух святой шабрил? Второй винт архангел Гавриил прикрутил?

— Да нет. Я сделал. И не особо много там работы было — немцы умеют вещи делать. Любому советскому бы предпочел. А к чему вы это?

— К тому, что на производстве работают тем, что дали. Наладкой занимаются отдельные люди, которых еще дозваться надо. И конструкций, автоматически выбирающих люфт ходовых винтов, они придумывать не будут.

— Еще вопрос, — продолжил Константин Петрович. — Вот ты, к примеру, умудряешься безошибочно выбирать последние пару соток. А ведь там же подача микроскопическая должна быть, меньше деления на лимбе. Как?

— Подключаю червячную передачу. На Лорхе теперь тоже можно — ему я второй ходовой винт поставил. Для точных конусов и прецизионных подач.

На обыкновенном станке…, — Светличный на секунду задумался. — Думаю, за счет поперечной подачи можно. Ставим угол в одну десятую радиана, это чуть меньше шести градусов — получаем одну десятую деления подачи на деление лимба.

— Токаря, в среднем, тригонометрией не пользуются, Юра. И про радианы они давно забыли, — с усмешкой прокомментировал Палыч.

— Констатируем, — начал подводить итоги Константин Петрович. — Использование стандартного трехкулачкового патрона чертежи не предусматривают вообще. Налицо куча мудрых приспособлений, рассчитанных на работника, как минимум, шестого разряда. Аналогичная ситуация с фрезерными работами. Тебя, Юра, заводские технологи просто побьют, понимаешь?

— Даже не хочу пытаться! — огрызнулся Светличный. — Я трехкулачковым патроном не пользуюсь вообще — точности у улитки нет. А оснастка — это такая штука, с которой проще, чем без нее. И зачастую сделать ее не так и долго! По фрезеру аналогично. Базироваться лучше не на болтающиеся губки тисков, а на стол. Цель та же — точность обработки.

Переполненного укоризной взгляда нового знакомого оказалось достаточно, чтобы от стыда загорелись уши и щеки раскраснелись, будто в мороз. Вывод напрашивался неприятный. С минуту подумав, Светличный все-таки решил уточнить:

— Выходит, система построена так, что грамотный рабочий скорее исключение, чем правило?

— Конечно! Причем со времен, когда на первых мануфактурах придумали разделение труда, — подтвердил Константин Петрович. — Высококвалифицированный рабочий капризен, много мнит о себе, заменить его сложно и не всегда возможно. Потому проще иметь массу обезьянок, натасканных выполнять несколько простейших операций и относительно узкую прослойку рабочей аристократии.

Злого умысла тут нет. К примеру, по-настоящему хорошего токаря учить надо много лет. Зато натаскать на пару операций при налаженном станке и наличии подготовленного инструмента — за полдня можно.

Все, от директора завода до цехового местера, знают: продукция нужна была еще вчера! В крайнем случае, завтра. Послезавтра уже будет поздно, потомку как последуют оргвыводы.

Следовательно, любая нестандартная работа для заводских технологов — жуткая головная боль. Представь, сколько всего надо подготовить и скольким баранам втолковать, как, что и в какой последовательности. Потом придется справиться с последствиями неминуемых попыток работяг упростить себе работу. И только пережив весь этот бардак, может быть…

Что у тебя — сам видишь. Каждая вторая операция требует извернуться. Любой переход — нестандартный. Понятное дело, так ты добиваешься максимально возможного. Но пойми, лучшее — враг хорошего, причем заклятый враг!

— Теперь дошло, — смущенно признался Юра. — Мне и впрямь на завод надо.

Вздохнув, Константин Петрович внимательно посмотрел на основательно покрасневшего Юру, и неожиданно закончил:

— Преждевременно я этот разговор затеял. Давайте, ребята, чаем вас угощу.

Чай пили молча. Юра с любопытством косил глаза на хозяйское оборудование, потом не выдержал и спросил:

— Неужто миниатюрный зубонарезной станочек?

— Почти, — улыбнулся хозяин мастерской, — хотя и задумывалось это как наглядное пособие для студентов механического факультета. Чтобы, они, значит, воочию увидели, как правильно нарезаются шестерни. Но, не сошлись в цене. А я ведь эту штуку без малого полгода ваял. Стало обидно, и оставил себе.

— И как выяснилось впоследствии, не прогадал! — заметил Михал Палыч.

— Это точно, — согласился хозяин. — Не прогадал. Оказалось, что вокруг масса людей и производств, которым требуются небольшие, но точно сделанные шестерни, червячные передачи, косозубые скоростные редукторы. Неплохая прибавка к пенсии…

А тебя, Юра, почему это устройство так заинтересовало?

— Мне Евгений Владимирович на прощание дал покопаться в интересном экспонате — пистолете Леркера и Куппини.

— Это, чтобы тебе яснее было, Костя, такая себе малокалиберная игрушка, — тут же пояснил Палыч. — Сделали их всего сто пятьдесят штук. Потом производство прекратили, а проданное у владельцев постарались изъять. Так что, редкость Юра ковырял.

— В чем редкостность-то?

— Пистолет с магазином на 25 патронов калибра 6,25 задумывался как оружие самообороны. Но вот беда, оказался слишком уж эффективен, потому как стрелял в супостата очередями. Чаще всего одной, длинной очередью. Что закономерно приводило к смерти нападающего. Сам понимаешь, в руки неподготовленного человека лучше всего давать что-то автоматическое, что Леркер и сделал.

— А причем тут мой станочек, на котором я шестерни и рейки режу?

— Идея у Леркера и Куппини хороша! — вступил в разговор Светличный. — А станок тут при том, что механику того пистолета надо всего лишь немного доработать — поставить отсечку патронов на пять. Или на три, еще не знаю. И получится почти идеальное оружие для городского партизана. Или самообороны. В общем, станочек ваш для доработки той механики идеален, поскольку ничего стандартного там не предвидится. Чертежами, кстати, не поделитесь?

— Так нет чертежей, — задумчиво ответил Константин Петрович. — Эскизы бери. Их — целая папка.

— Спасибо, — обрадовался Юра. — Вы не представляете, Константин Петрович, как я вам благодарен. Это ж полгода жизни — такое придумать, не меньше!

— Придумать не штука, все давно придумано. Лично я в качестве образца брал Jacobs hobbing machine. И немного от себя добавил. Так что, не с нуля. А делал долго, потому как чувствовал себя плохо — к непогоде у меня всегда больную ногу дергает. А позапрошлая зима вся такая и была. То пурга, то метель, а то и вообще, буран.

Резко раскрытое по теплому времени окно. Порыв летнего ветра оказавшийся неожиданно холодным, заставил всех повернуть головы в сторону окна. На горизонте темной горой вспухала грозовая туча.

Подумав о том, что возвращаться придется под дождем в открытой коляске мотоцикла, Юра зябко поежился. Не сговариваясь, гости начали дружно прощаться.

Хозяин бросил взгляд на часы, и Юра неожиданно услышал:

— А теперь, на прощание, так сказать, прими совет.

— Уже принял, спасибо, вы многое подсказали.

Константин Петрович досадливо отмахнулся:

— То не совет был, а так, мысли по поводу. Считай, знакомились.

Не говоря ни слова, лишь выражением лица и позой Юра изобразил предельное внимание.

— Постарайся разобраться в себе, парень. Скорее всего, ты не оружейник — я за жизнь их много видел. Ты механик, инструментальщик, да кто угодно, но тяга эта к стреляющему железу у тебя чисто по молодости лет проявляется. Любой инструментальщик может делать оружие. Так, Палыч?

— Так, — неожиданно серьезно подтвердил оружейный мастер. — Больше скажу: не любой оружейник себе инструмент способен сделать. Обратное верно чаще: оружие способен делать любой сколь-нибудь приличный инструментальщик.

— В общем, хочешь верь мне, хочешь нет, но в себе разобраться попытайся. Тут такое дело Юра, успех в этом узком стреляющем мирке достается исключительно заранее назначенным товарищам. Шишки и ранние инфаркты — тоже.

Тебя пока ведут по жизни за ручку, и это здорово — есть хорошие шансы многое узнать и увидеть. Одно плохо — конечных целей своих поводырей ты знать не можешь.

В общем, при малейшей возможности постарайся взять свою судьбу в свои руки. Пока поздно не стало…

Глава 4

Серенькое осеннее утро, чуть украшенное редкими проблесками пробивающихся через рваные кучевые облака лучами солнца. Лужицы на тротуаре и мокрые желтые листья, прилипшие к стенду с фотографиями передовиков производства. Одиннадцатая проходная.

— Первый раз? — спросил пожилой вахтер, тщательно сличая фотографию в пропуске с оригиналом.

— Да.

— Тогда тебе прямо по дорожке и направо, к пятому цеху, — возвращая пропуск, доброжелательно объяснил дедушка.

В пятом цеху оказалась еще одна проходная, и так далее. Добравшись до своего участка, Юра посмотрел на подаренные отцом часы и понял, что чуть не опоздал — пешая прогулка по заводу заняла без малого, пятнадцать минут.

— Здравствуйте, Иван Сергеевич! — радостно приветствовал Светличный своего наставника минутой позже.

— Здравствуй, Юра! — огоньком в ночи вспыхнула ответная улыбка. — Мы уж тебя тут заждались. Уезжал на пару недель, а приехал к середине сентября!

Обведя рукой просторное высокое помещение, залитое светом несмотря на пасмурный денек, Иван Сергеевич добавил:

— Принимай свой участок, мастер!

Никто и никогда до этого Светличного мастером не называл. Звали Юрой, Юрочкой, просто по фамилии… По-разному звали. Но мастером — никогда.

Постаравшись скрыть растерянность, Юра поспешил к установленным в цехе станкам.

— С людей начинай, мастер, — догнал его голос Ивана Сергеевича. — Главное в любом деле — люди, Юра. Все остальное — приложится.

— Иван Сергеевич! — взмолился Юра, с ужасом глядя на выходящих из раздевалки людей. — Может, вы… Я ж втрое моложе любого из них!

— Николай Петрович сказал, справишься. Значит, так тому и быть, — спокойно ответил Иван Сергеевич. — Людей для экспериментального участка выбирали грамотных, спокойных, непьющих. У каждого — не менее, чем пятый разряд. За исключением, Клавдии Ивановны, конечно. Для кладовщика и уборщицы это необязательно.

Юра затравленно смотрел на обступивших его мужиков.

— Не тушуйся, мастер! — с улыбкой произнес, по виду, самый старший из рабочих. Начни с журналов инструктажа, с людьми познакомься. На планерку к директору сходи, разберись, что от нас требуется.

— А дальше? — уже начиная отходить от шока, спросил Юра, обращаясь, главным образом, к Ивану Сергеевичу.

— Сам увидишь.

Надежда отсидеться на директорской планерке в дальнем уголке, растаяла еще в коридоре:

— Это ты, значит и есть, тот самый Светличный? — бесцеремонно дернул Юру за рукав мрачного вида грузный дядька.

— Ну, я Светличный, — огрызнулся Юра, движением плеча освобождая одежду.

— А я, значит Коваль, — пророкотал дядька, буквально нависая над Светличным.

— И что?

— Да вот, на директорские планерки меня не приглашают, но хотелось первым посмотреть на мастера, в пользу которого директор изъял у меня два новеньких, в упаковке, швейцарских станка! — собеседник явно был настроен агрессивно.

— Я пока не в курсе, — честно ответил Светличный. — Первый день на работе.

Затевать скандал на ровном месте совершенно не хотелось. А вот уточнить ситуацию было явно не лишним. И еще: чертами лица, и особенно, скошенным подбородком, дядька здорово напоминал одного активиста из родной школы. Да и фамилия была та же…

— Так что за станки-то? — переспросил Светличный.

— Не знает он, — мрачно пробурчал дядька, выдохнув так, что до Юры донесся запах, о котором принято говорить: «после вчерашнего». — Эх, хотел бы я знать, чьих ты, парень. И кто тебя, щенка малолетнего, на участок поставил?!

Ответ, скорее всего, был не нужен. Коваль просто выговаривался, исходя раздражением, как исходит паром поставленный на огонь чайник.

На планерке беды продолжились. Председатель профкома выступил с категорическим заявлением о недопустимости назначения несовершеннолетних на руководящие должности. И его, надо сказать, многие поддержали.

Конец прениям положил директор завода.

— Причины назначения техника Светличного мастером экспериментального участка просты. Он способен делать дело.

В ответ последовало недовольное ворчание собравшихся. Постучав, привлекая внимание, шариковой ручкой по графину, Николай Петрович продолжил:

— Юрию Ивановичу в качестве отчислений за изобретения и рационализаторские предложения причитается за последние полгода больше, чем любой из вас зарабатывает за пятилетку. Понятно?

Представьте экономический эффект, получаемый заводом. Представили?

Собравшиеся глухо молчали, наскоро прикидывая, сколько они могли бы заработать за пять лет, и как здорово можно было бы распорядиться такими деньгами, попади они им в руки.

Директор, тем временем, говорил:

— Молодость — недостаток проходящий. Со временем. Но я готов пойти вам навстречу и отменить приказ о назначении, если кто-либо из сидящих здесь способен гарантировать мне лучшие результаты.

Начальники цехов и подразделений окончательно замолчали. Подставляться по-глупому желающих не было. И они услышали:

— Теперь, никого, надеюсь, не удивляет, что участку мастера Светличного выделено лучшее из имеющегося? Заодно, должен предупредить: вновь создаваемый участок — режимный, потому лишних вопросов о его деятельности быть не должно. Задачи данному конкретному мастеру ставлю лично или, в мое отсутствие, главный инженер завода.

После окончания планерки, Николай Петрович вручил Юре пару машинописных листов с планами работ, и скупо обронил:

— Ничего Юра. Представить тебя людям нужно было обязательно. И это даже хорошо, что бучу они сегодня попробовали поднять. Так даже лучше. Главное, помни: я в тебя верю и в обиду не дам.

— Спасибо, Николай Петрович, — ответил Светличный. А на выходе из кабинета, обернулся в дверях и добавил:

— Отработаю.

Остаток дня прошел более или менее нормально. При удивительно благожелательном отношении подчиненных к молодому мастеру, удалось быстро разобраться с объемом обязательной ежедневной писанины, принять склад и полюбоваться новыми станками.

Среди них выделялось два швейцарских широкоуниверсальных фрезерных станка Aciera. И новенький, с иголочки Deckel FP2 c полным набором приспособлений и инструмента, под которые производитель выделил отдельный шкаф с заботливо продуманным расположением отделений. Чего там только не было: скоростные головки, долбежное приспособление, делительные устройства и много такого, назначения чему Юра сразу угадать не смог.

За стоящими на безукоризненно выверенных фундаментах станками чувствовалась многовековая история развития сверхточной обработки металла, как за аристократом — череда поколений прославленных предков.

— Нравится? — не удержался от вопроса Иван Сергеевич.

— Конечно! — расплылся в улыбке Юра.

— А ведь то, что мы сделали — немногим хуже. Точнее, функционально — ничем.

— Хуже, — не согласился Юра. — На этих работать можно на порядок быстрее. Все для человека сделано. С налету такое придумать невозможно. Долго надо опыт собирать. Думать много. Нет у нас таких станков.

— И никогда не будет, — продолжил мысль Иван Сергеевич. Поймав недоумевающий взгляд Светличного, он пояснил: — Не глупее мы, не думай. Просто нам обыкновенно некогда такими вещами заниматься. Мы ж не живем, а по большей части стараемся выжить.

— И то сказать, поколения не проходит, чтобы война какая не случилась, — грустно вздохнул наставник.

Юра не стал возражать. Ему уже было известно, что учитель успел хлебнуть горького. Начав с Империалистической, Иван Сергеевич не пропустил ни одной крупной заварушки. Каждый раз, впрочем, умудряясь возвратиться домой. В отличии от Юриного деда и братьев отца, которым не повезло. И действительно, где тут времени набраться на создание шедевров машиностроения?

Домой, в общежитие техникума, Юра возвращался, основательно задержавшись на работе. Голова была занята размышлениями о новых станках и удивительном горном народце, который уже несколько столетий имеет возможность без суеты заниматься созданием шедевров в металле.

И надо же было случиться такой незадаче, что проходя мимо пивнушки, издавна облюбованной идущими со смены, он не поздоровался с некстати вышедшим из питейного заведения Ковалем, а тот не нашел ничего умнее, как схватить Юру за шиворот, проорав при этом:

— Умный что ли?!

Что собирался еще сказать или сделать отец бывшего однокашника, в дальнейшем так и осталось неизвестным. Память самого Коваля, впрочем, тоже сохранила немногое.

Вспомнилось лишь, что в долю секунды улица провернулась, оставив на сетчатке размытое изображение полотнищ света. Затем дорога грохнула в затылок, и на глаза опустилась пелена.

В себя Коваль пришел уже лежа на спине. Очень болела малая берцовая кость на правой ноге и вытянутая вверх рука. С внешней стороны запястья, между безымянным и средним пальцами устойчиво утвердилась подушечка большого пальца нового мастера, а остальные четыре плотно держали кисть со стороны большого пальца.

Локтевая кость и кисть руки Коваля составили как бы катеты прямоугольного треугольника, а большой палец Юры безжалостно давил по гипотенузе. Было понятно, что стоит чуть прижать, и кисть руки будет сломана, словно тонкая сухая веточка.

Шевельнуться было положительно невозможно. Даже желания такого не возникало. Кроме зажатой, как в тиски правой руки, на нежелательность шевелений красноречиво намекал ботинок, словно бы чудом остановленный в миллиметрах от хрупких хрящей гортани.

— Вам кто дал право руки распускать? — бесстрастно поинтересовался молодой человек, слегка прижав кисть Коваля.

Таким, вежливо — безразличным голосом обычно просят незнакомых людей о мелкой услуге в общественном транспорте. За проезд, к примеру, передать.

От резкой боли к горлу подступила тошнота, перед глазами закружились искорки и отблески света.

— Мальчишку совершенно не волнуют последствия, — внезапно осознал бедолага. — Не волнуется, голос не дрожит. Уверен в себе, и судя по всему, опасен как …

Подходящих сравнений в голову не пришло. Взрослому, пожившему и многое видевшему человеку, стало страшно.

— Извини, — хрипло прозвучало в вечерних сумерках.

— Извините, Юрий Иванович, — почти сразу же поправился Коваль.

— Извинения приняты, — улыбнулся уголками губ Светличный. — И вы меня извините! Я, кажется, был чрезмерно резок. Однако, ночевать вам сегодня придется в милиции. Вот и они, кстати…

— Он что, отсюда вообще не уходит? — спросил Ивана Сергеевича один из рабочих как-то утром, обнаружив, что все станочные тиски на участке сняты.

— Иногда, наверное, уходит, — с ясно слышимым в голосе сомнением ответил Сергеевич. — Пару раз в неделю точно. Но вчера, видать, был не тот случай.

Тем временем, обнаружив на рабочих местах разгром, станочники слегка раздраженно начали интересоваться:

— И как это понимать, Юрий Иванович?

В ответ на недовольный ропот пришедших на смену, Юра устало, но уверенно заявил:

— Тиски надо менять. Все.

— А что не так с тисками? — с интересом спросил Иван Сергеевич.

Светличный на глазах подчиненных установил в тиски деталь и провел по ней индикатором. Стоявшие ближе убедились: да, непорядок. Стоило мастеру чуть сильнее прижать деталь, и показания индикатора поплыли. Стрелка прибора показала отклонение сначала на две, потом на три, и остановилась на шести сотых миллиметра.

— И это — самые лучшие в цехе тиски! — с огорчением прокомментировал мастер. — Остальные хуже. На некоторых отклонение от параллельности доходит до десятки.

Не подходит нам такое. Брак погоним. Я проверял. Зажимаешь деталь, и подвижная губка обязательно или подвернется или приподнимется.

— Ты себе представляешь, сколько это работы и каков будет скандал? Если ты прав, это же и по всему заводу так! Может, проще подкладки подтянуть, как это всегда делалось? — поинтересовался учитель.

— Не получится. Малейший люфт, и губку поднимет вверх. А без люфта, сам понимаешь, не обойдется. Получается, конструкция изначально неправильна. В наших тисках параллельные плоскости не профрезеруешь даже теоретически.

— А как надо?

— Надо так, чтобы усилие прижима заодно прижимало и губку к базовой поверхности. Тогда мы на какую-то точность обработки надеяться сможем. Согласитесь, Иван Сергеевич, весь этот колхоз, когда надо постоянно проверять, не провернуло ли зажатую деталь, нам ни к чему. Получается, что усилие прижима должно идти не вдоль базовой плоскости, а под углом к ней. Отрыв губки вверх должен быть невозможен конструктивно, независимо от люфтов и износа пары винт-гайка.

— И что делать будем? — недоуменно поинтересовались собравшиеся. — Других тисков в общем-то, и не бывает. Во всяком случае, мы ни разу не видели.

— О том, как делать правильные тиски, было известно еще лет сто назад. Конструкция называется «Screwless vice», — ответил Светличный. — Основное у нас имеется. Чтобы доработать корпус тисков и подвижную губку, потребуется день. Эскизы, как это сделать, на рабочих местах.

Служебную записку об оплате работ написал, так что в заработке никто не потеряет, товарищи.

Так как, возражения будут?

— Ну, ты нас, мастер, совсем-то уж за рвачей не держи, — обиженно высказались рабочие. — Сами видим, что так лучше будет.

Неделей позже, не без скандала, ворча и отругиваясь, но при этом прекрасно понимая, что так будет лучше, за ревизию всех зажимных приспособлений принялись инструментальный и механический цеха, а директор завода, как бы между прочим, спросил:

— Кто-то еще не понял, почему именно Светличный назначен мастером экспериментального участка?

А к участку прикрепили инженера заводского КБ. Пожилой казанский татарин Владимир Даюнович Шугаибов начал знакомство с долгого и внимательного рассмотрения чертежей, после чего тяжело вздохнул и выдал уже слышанные Юрой пару недель назад замечания.

— И конечно, технолога сюда приличного надо, потому как конструкции-то продуманы грамотно, правильно. Но как ты их делать предполагаешь — это кошмар, ужас, наводнение, пожар и погром в… приличном доме! — закончил Владимир Даюнович.

Юра молча слушал, всем свои видом показывая, что с заблуждениями расставаться не намерен.

— Ну как бы тебе объяснить? — еще раз вздохнул Шугаибов. Потом его взгляд упал на простенькое приспособление для маркировки центров. Конструктор улыбнулся, взял похожую на колокольчик железку и спросил:

— Точил в центрах и пользовался поводками? 

— Да, — ответил Юра.

— А зря. Можно было проще. Смотри, нам необходимо обеспечить концентричность колокола и отверстия для бойка, при помощи которого мы наносим метку на деталь. Так?

Светличный кивнул, пока не понимая, к чему клонит пожилой татарин.

— Предположим, мы будем пользоваться так тобой нелюбимым самоцентрирующимся патроном. Зажимаем пруток. Протачиваем, если смотреть от задней бабки, наружную часть рукоятки, конус и сверлим отверстие, после чего отрезаем и переворачиваем деталь для обработки внутренней части колокола.

— И получаем, что отверстие и внутренняя часть конуса несоосны. С гарантией, — буркнул Юра.

— Правильно мыслишь! — восхитился конструктор. — Но не додумываешь. Поясню: представь, что у нас разбитый патрон. И после расточки оказалось, что отверстие и внутренний конус несоосны аж на десятку! Но ось вращения-то никуда не делась, и если мы возьмем расточной резец и аккуратно снимем с отверстия под боек пару десяток, чтобы, так сказать, с гарантией, то получится…

— Все правильно выйдет. Наружные поверхности нам без разницы, а отверстие и внутренний конус будут идеально соосны, — хмуро согласился Юра. Только что, почувствовал он, буквально несколькими словами, на простейшем примере его ткнули носом в нежелание или неумение думать.

Изнутри вырвалось:

— Если уж я на простой детали я такую глупость учудил, то что ж делать-то?

— Да все то же, что и раньше, — уверенно сказал Владимир Даюнович. — Не переживай, все у тебя получится. Просто однажды ты обнаружил, что стандартный токарный патрон никогда не зажимает деталь идеально. А обнаружив, расстроился и из чисто юношеского максимализма решил никогда не пользоваться не обеспечивающим точность приспособлением. И не озаботился вопросом, почему им продолжают пользоваться другие.

Запомни, что механообрабока — это искусство возможного, не хуже политики. Во всяком случае, хороший конструктор думает как шахматист, ходов на десять вперед. И самое интересное — это придумать, как на не слишком точном оборудовании сделать по-настоящему высокоточное изделие.

А в конце смены, Даюнович, что-то неразборчиво пробормотав, аккуратно сложил Юрины чертежи и унес с собой, чтобы окончательно разобраться с ними дома. Те, кто знал Шугаибова давно, были бы немало удивлены такому повороту событий, поскольку знали, что дом и работу Владимир Даюнович разделял четко.

…По слякотному и грязному ноябрьскому снежку к общежитию индустриального техникума, не торопясь, шел молодой человек в коротковатом ему пальтишке с высоко поднятым воротником и намотанном чуть не под глаза шарфом.

Если бы рядом оказался милиционер, он обязательно остановил бы заметно нервничающего прохожего, сторонящегося ярких пятен света от редких фонарей, останавливающегося, будто в раздумье, у проходных дворов и внимательно осматривающего подворотни. Желание стать незаметным, слиться с забрызганной грязью мостовой, раствориться в вечерних сумерках, было буквально написано на слегка ссутулившейся фигуре.

А остановив, обнаружил бы у позднего прохожего, прятавшего безвольный скошенный подбородок в пушистом шарфе, обрезок трубы и дрянную финку, сделанную из напильника на точиле. Но, к великому сожалению, милиционера рядом не оказалось. Их вообще частенько не оказывается именно там, где нужно. От пивной, где стражи порядка выслеживают потерявших чувство меры работяг, было больше квартала.

Обнаружив на улице местечко, где ширина прохода по тротуару резко уменьшалась из-за оставленной то ли электриками, то ли связистами здоровенной деревянной катушки, прохожий остановился.

Положил на колесо сбитой из серых досок катушки глухо стукнувший сверток, порылся в карманах и достал мятую пачку «Прибоя». Чиркнул спичкой. Пряча в ладонях огонек, прикурил. Вдохнул горьковатый дымок и посмотрел на часы. Теперь надо было немного подождать.

Хороший конструктор — явление редкое, встречается куда как реже, чем гроссмейстер, хотя требования к профессиональной памяти — сходные. В голове у конструктора — сотни вариантов опробованных ранее решений, свойства применяемых материалов, режимы термообработки, свариваемость и еще десятка три безусловно важных факторов, и это, не считая развитого многолетними тренировками пространственного воображения.

Шугаибов с легкостью удерживал перед мысленным взором, как минимум, полсотни деталей, воссоздавая их вид из мешанины линий на чертеже и безошибочно определяя положение в любой фазе работы механизма. Картина, представшая перед его воображением, радикально отличалась от той, которую способен увидеть просто грамотный человек, читающий чертеж. Владимир Даюнович был именно Конструктором.

Чертежи, хотя нет, скорее эскизы Светличного, заинтересовали его именно тем, что в них прослеживалась та самая, встречающаяся один на миллион, способность всего лишь несколькими скупыми, серыми линиями показать никогда до того не существовавшую идею.

Парень рисовал от руки, не пользуясь ни циркулем, ни линейкой, ни транспортиром. Но, еще на заводе приложив линейку к одной из линий, Владимир Даюнович с удивлением обнаружил, что масштаб выдержан с точностью до миллиметра. После этого его уже не удивляли идеально прорисованные окружности, скругления и лекальные кривые. Удивляло другое: на эскизах практически не было следов ластика. Обычное дело, если чертеж скопирован с оригинала через подсвеченное снизу стекло. Но в данном случае? Нет, это было положительно невозможно.

Безукоризненно, с соблюдением всех норм ГОСТ, выполненные на листах дешевенькой серой рисовальной бумаги эскизы нельзя было назвать чертежами лишь по той причине, что на листах отсутствовала рамка и заполненный штамп. Место штампа чаще всего занимали примечания о материале, количестве и требованиях к точности обработки. Автор экономил место, и тратить его на всякие глупости вроде рамочек явно был не намерен. Тела вращения изображались в разрезе и только на половину сечения, ровно до штрих-пунктирной линии. Лаконизм, доведенный до предела.

Полное отсутствие исправлений намекало: представленные в альбоме конструкции копировались с кем-то уже выверенных чертежей. Либо были продуманы в мельчайших подробностях задолго до того, как карандаш первый раз коснулся бумаги. Оба варианта доверия не внушали.

— Где-то срисовать подробные чертежи целого семейства ручного оружия? Нереально. Продумать линейку механизмов и перенести ее на бумагу без единой помарки или исправления? В пятнадцать с небольшим?! Еще большая фантастика, — недовольно фыркнул конструктор.

Лежащей на столе папке из грязно серого картона было все равно, сумеет ли конструктор Шугаибов разгадать содержащуюся в ней загадку. Владимиру Даюновичу — нет.

Еще на работе, он пытался спаривать листы в поисках типичных для молодых инженеров ошибок, но таковых не оказалось.

Не слишком толстая папка содержала в себе два альбома и десяток скрепленных ниткой листов миллиметровки. Первая была заполнена эскизами деталей пистолета. Бегло просмотрев ее еще раз, Даюнович пошел на кухню заваривать чай. Сразу в термос, поскольку понял, что разобраться с логикой создателя маленьких рисованных шедевров будет делом не столько сложным, сколько длительным.

Пока стоящий на плите чайник готовился засвистеть, конструктор сел за стол, сосредоточился, и вспомнил самые первые листы.

Первое, что бросалось в глаза — система, спроектированная Светличным, была мультикалиберной, то есть после мгновенной замены основных деталей, была способна стрелять как минимум, четырьмя типами патронов. Второе — она была создана под явным влиянием идеи Браунинга максимально уменьшить подброс ствола. Сразу бросилась в глаза возвратная пружина, во всех вариантах конструкции поднятая над стволом. Помимо прочего, это позволяло более свободно использовать насадки для бесшумной и беспламенной стрельбы, которые при такой компоновке оружия не перекрывали прицельную линию.

Вернувшись к рабочему столу, он налил в чашку немного чаю и вновь принялся изучать первый альбом. На первый взгляд, ничего особенного там не было.

Модульное решение ударно-спускового механизма и размещение его на отдельной колодке? Ничего нового. Такое было. И у французов сразу после Первой Мировой, и у того же Токарева. Однако, сразу бросалось в глаза, что для двух самых малых калибров — 5,6 и 6,35 мм был предусмотрен режим стрельбы короткими, по три патрона очередями и, боже правый! механизм замедления темпа стрельбы.

Минимум фрезеровки, использование стандартных прокатных профилей и штамповки? Тоже было. После Второй Мировой такое техническое решение стало как бы не стандартом для автоматического оружия. Для пистолетов подобное применялось значительно реже.

Хотя бы потому, что отсутствие фрезерованной рамки принято было воспринимать как признак откровенно недоброкачественного изделия, оружия нищих. В последний год перед поражением немцы изготовили несколько образцов такого оружия с откровенно убогими механизмами и внешним видом, буквально кричащим о том, что это — эрзац.

Сравнив эскизы с теми образцами Folkspistolen о которых он помнил, Шугаибов с удивлением обнаружил, что спроектированное Светличным оружие не имеет ничего общего с одноразовыми поделками. И при должном качестве изготовления смотреться будет неплохо. Просто автор конструкции искренне не желал отправлять в стружку более половины массы заготовки, как это всегда происходит при изготовлении пистолетов и револьверов.

Даже после подробного анализа, явных ошибок в чертежах найти не удалось. Возражения могли вызвать разве что полное отсутствие предохранительных механизмов, но их с успехом заменил полувзвод.

— Спорное, конечно, решение, — подумал Шугаибов. — Но, в конце-то концов, так делалось Кольтом, Браунингом и Токаревым. И никто не жаловался. Сорвать механизм с полувзвода, действительно, практически невозможно. Придурку же без пользы и десять предохранителей.

В чертежах присутствовали и другие спорные моменты. Вот, хотя бы и разборный кожух-затвор. Технологично до предела, ствол использованный в качестве передней направляющей, фрезерованные пазы сзади. С одной стороны, такое решение гарантировало легкий переход с калибра на калибр. С другой — фиксация сменных вкладышей болтами и разборка оружия при помощи отвертки никак не вписывалась в советские традиции проектирования. Так же, как и увеличение количества деталей вместо изготовления меньшего их числа, но более сложной формы. Отремонтировать подобное будет несложно даже в полевых условиях. И столь же просто будет и скопировать… в любом сарае.

— Скромненько, но со вкусом, — решил Владимир Даюнович. Выглядит, конечно, неказисто, но и не сказать что плохо. Сказать, что это штампованно-сварное семейство — оружие последнего шанса — язык не повернется. И уж тем более, его нельзя «кошмаром сантехника», как отзывались о том же «Sten» или оружием нищих.

— А впрочем, — слегка растянул уголки рта конструктор, подтягивая поближе второй альбом. — Наши уж если гуляют, то ни с чем не считаются…. Другое интересно. Кто ты такой, парень? Можно прочитать кучу книжек, но от этого не станешь конструктором, так же, как прочитав пару кодексов, неправильно называть себя юристом.

— Кто ты, парень? — повторил ведущий специалист заводского КБ, всматриваясь в эскизы, молчаливо свидетельствующие о громадном опыте своего создателя. Опыте, который невозможно приобрести в лекционных аудиториях и учебных классах. Опыте, добыть который можно лишь десятилетиями упорной работы, да и то, не у каждого получится.

Оглавление

Предисловие

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg