«Борджиа на Лубянке»

Глотай свою жемчужину в растворе!

«Гамлет»

Жил в Москве в 20-30-х годах прошлого века, в доме 16 по Старопименовскому переулку, квартира 5, Игнатий Николаевич Казаков. Дом был не простой, а номенклатурный – в нем жили, к примеру, артист Леонид Утесов и знаменитый партизан, а затем чекист Дмитрий Медведев (его именем потом эту улицу и назвали, но впоследствии переименовали обратно). Знаменит был и Игнатий Казаков. Славу ему принес изобретенный им метод лечения дисфункции желез внутренней секреции – так называемая лизатотерапия. Доктор Казаков воздействовал на организм посредством введения в него лизата – препарата соответствующей железы.

По некоторым сведениям, сам Сталин прошел курс лечения лизатами по поводу хронического псориаза. Снадобье помогло, и специально для Казакова в Москве был создан Научно-исследовательский институт обмена веществ и эндокринных расстройств. Это было привилегированное, совершенно закрытое для простых смертных лечебное учреждение, роскошью обстановки и питания не уступавшее лучшим клиникам Европы. Казаков купался в лучах славы и был недосягаем для научной критики. Его пациентами были представители высшего политического руководства, особенно те, кого волновало угасание сексуальной потенции, – на вершинах власти это особенно обидно. Надо полагать, ему не раз приходилось в тиши смотрового кабинета выслушивать интимные откровения советских сановников.

– Я – известный общественный деятель, профессор!

Что же теперь делать?

– Господа!.. Нельзя же так! Нужно сдерживать себя! Сколько ей лет?

– Четырнадцать, профессор…

Ну разумеется. Именно доктор Казаков – тот самый «маг и чародей», прототип профессора Преображенского из повести Булгакова «Собачье сердце». В фигуре же «известного общественного деятеля», собирающегося в командировку в Лондон, усматривают сходство с Христианом Раковским, полпредом РСФСР в Великобритании. «Ах, господа, господа!..» Стоит ли говорить, что, пользуясь покровительством высокопоставленных пациентов, «кудесник» омоложения с легкостью отражал наскоки революционных швондеров.

В декабре 1937 года казаковскому благоденствию наступил конец – псориаз разыгрался с прежней силой. Профессор был арестован и включен в число обвиняемых по делу о правотроцкистском блоке Бухарина-Рыкова. Казакову и еще двум лечившим советскую элиту докторам, Льву Левину и Дмитрию Плетневу, вменялось умерщвление председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского, председателя ВСНХ Валериана Куйбышева и писателя Максима Горького. Действовали они будто бы с исключительным хитроумием – под видом лечения вредительски ослабляли организм пациента, с тем чтобы лишить его сил сопротивляться недугам. Приказы шайке лейб-лекарей отдавал, по версии обвинения, заместитель Менжинского Генрих Ягода, стремившийся занять место шефа.

То был первый опыт создания зловещего образа врачей-убийц. Игнатий Николаевич Казаков, как и его «сообщники» Левин и Плетнев, был признан виновным, приговорен к высшей мере и расстрелян спустя двое суток после вынесения приговора, 15 марта 1938 года. В феврале 1988 года реабилитирован.

Пародийное описание того, как те же лица уморили до смерти Максима Горького, можно найти в «Скотном дворе» Джорджа Оруэлла, где две овцы «признались, что они довели до смерти старого барана, одного из самых преданных поклонников Наполеона, заставляя его бегать вокруг костра, когда он задыхался от приступов кашля».

По распоряжению Ленина

История отравлений советского периода парадоксальна и мистифицирована в той же мере, что и вся история «органов». Это какая-то лента Мёбиуса: всякий раз, пытаясь обнаружить оборотную, истинную сторону событий, оказываешься на той же плоскости и ходишь по кругу. Потому и не удаются, носят односторонний характер попытки реабилитации жертв политических репрессий: реабилитирующие комиссии разбирают дела в рамках той же абсурдистской логики, в какой они фабриковались. Бухарин реабилитирован и посмертно восстановлен в партии, а Ягода, проходивший по тому же процессу, нет. Первый не был правотроцкистским заговорщиком, а второй, выходит, был – хотел свергнуть Сталина и восстановить капитализм.

Писать о политических отравлениях сложно – экспертиз, за редкими исключениями, не проводилось, об операциях известно по большей части от самих отравителей, которые намеренно смешивают правду с вымыслом. Вот всего один неполный абзац из мемуаров исполнителя внесудебных приказов о ликвидации врагов режима – Павла Судоплатова («Спецоперации», 1997):

«Токсикологическая лаборатория была создана в 1921 году при председателе Совнаркома В.И. Ленине, задолго до Берии, и именовалась «Специальным кабинетом». Возможно, что Ленин просил Сталина достать ему яд именно из запасов этой лаборатории – «кабинета». Первым начальником лаборатории в 30-х годах был профессор Казаков, его расстреляли в 1938 году по процессу Бухарина».

Здесь комментария требует едва ли не каждое слово. И как мастерски закольцована композиция: в тексте не сказано, что лаборатория была создана по распоряжению Ленина, однако Ленин знал о ее существовании, коль скоро просил «достать ему яд» именно оттуда. А Казаков, стало быть, и впрямь отравитель. (О правдивости Павла Анатольевича Судоплатова у меня есть личное свидетельство. В 1989 году, будучи корреспондентом «Литературной газеты», я звонил ему и спрашивал, что ему известно о судьбе Рауля Валленберга. «А кто это такой? – ответил Судоплатов. – Первый раз в жизни слышу это имя». Однако в своей книге он посвятил Валленбергу целую главу. Вспомнил.)

Мифология отравлений советского периода и впрямь восходит к вождю мирового пролетариата, вернее – к покушению 1918 года. Ведь нас еще в школе учили, что безвременная кончина Ленина – прямое следствие ранения пулями, отравленными ядом кураре: яд, мол, несколько «выдохся» вследствие бестолковости покушавшихся эсеров, но с годами все-таки дал себя знать. Серьезные исследователи давно отказались от этой версии и выяснили, что она принадлежит народному комиссару здравоохранения Николаю Семашко. Выдумка эта давно высмеяна токсикологами: если бы в пулях был яд кураре, предсовнаркома умер бы в течение нескольких часов, каким бы могучим ни был его организм. В 1992 году Министерство безопасности РФ, как тогда называлась Лубянка, провело экспертизу браунинга, пуль, гильз, пальто и пиджака Ленина, но ни малейших следов яда не обнаружило.

Попытка Ленина отравиться и тем прекратить свои нестерпимые страдания – тема гораздо более сложная. Ей посвящена обширная литература. О том, что Ленин просит яду, Сталин в марте 1923 года сообщил членам политбюро, которые в благоговейном ужасе бросились дружно отговаривать его от этой затеи, а тот будто бы отвечал с лицемерным сочувствием: «Мучается старик». Теория эта правдоподобна, но более убедительной на сегодняшний день представляется та, согласно которой мнимая просьба Ленина о яде была сфабрикована Сталиным как своеобразное алиби: коль скоро Ленин жаждал смерти, он мог добыть яд и помимо политбюро. Автор этой теории – Лев Троцкий, убитый агентами Судоплатова через 10 дней после публикации статьи, в которой она изложена и которая называлась «Сверхборджиа в Кремле». Кроме того, в версии Сталина фигурирует цианистый калий – чтобы достать его, Ильичу не требовались «запасы» спецлаборатории.

Сведения о том, когда и как была создана спецлаборатория, находим в материалах того же бухаринского процесса. История, рассказанная там, настолько выразительна, что ее действующие лица удостоились приглашения на бал Воланда.

По лестнице подымались двое последних гостей.

– Да это кто-то новенький, – говорил Коровьев, щурясь сквозь стеклышко, – ах да, да. Как-то раз Азазелло навестил его и за коньяком нашептал ему совет, как избавиться от одного человека, разоблачений которого он чрезвычайно опасался. И вот он велел своему знакомому, находящемуся от него в зависимости, обрызгать стены кабинета ядом.

– Как его зовут? – спросила Маргарита.

– А, право, я сам еще не знаю, – ответил Коровьев, – надо спросить у Азазелло.

– А кто это с ним?

– А вот этот самый исполнительный его подчиненный. Я восхищен! – прокричал Коровьев последним двум.

Судя по материалам процесса, этот диковинный, поистине средневековый метод убийства правотроцкистские заговорщики применили в отношении сменившего Ягоду на посту наркома внутренних дел Николая Ежова. Подручные Ягоды Буланов и Саволайнен по его заданию опрыскивали из пульверизатора ковер, гардины и мягкую обивку мебели в кабинете Ежова «специально приготовленным для этой цели ядом», а именно – ртутью, растворенной в кислоте. Смесь готовил Буланов по инструкциям Ягоды. «Я ни в химии, ни в медицине ничего не понимаю, – говорил Буланов на суде, – может быть, путаюсь в названиях, но помню, что он (Ягода. – В.А.) предупреждал против серной кислоты, против ожогов, запаха и что-то в этом духе». Помимо ртути, заявил суду Буланов, Ягода снабдил его ампулами «по внешнему виду нерусского производства», достав их из сейфа со множеством каких-то пузырьков, и велел разбрызгивать их содержимое одновременно с ртутным раствором.

Вот когда впервые в судебных материалах появляется в качестве орудия политического убийства не способ медленного умерщвления жертвы неправильным лечением («не того доктора пригласили»), а яд как таковой.

Злодейский план Ягоды не удался: как можно понять из заключения экспертизы, Ежов надышался ядовитых испарений, почувствовал недомогание и поднял тревогу. Наличие отравляющих веществ было установлено не только в гардинах, ковре и мебели, но и в моче наркома. «Его здоровью, – гласит заключение, – был причинен значительный ущерб, и если бы данное преступление не было своевременно вскрыто, то жизни товарища Н.И. Ежова угрожала бы непосредственная опасность». Чудесное спасение шефа НКВД стало поводом для ликования советской печати. «Пионерская правда» в подборке откликов на справедливый приговор суда поместила письмо пятиклассниц Аси Линской и Вали Мызиной из 272-й московской школы, которые писали, обращаясь к Ежову: «Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам».

На допросе в судебном заседании Буланов рассказал много нехорошего о своем бывшем начальнике. Оказывается, Ягода «исключительно интересовался ядами» и собирался пользоваться ими в своих контрреволюционных целях.

Буланов: Такая заинтересованность появилась у него примерно с 1934 года. Я повторяю, гражданин Прокурор, что мог судить об этом не только на основании разговоров, но и тех действий, которые мне были известны. Я знаю, что он, например, свел чрезвычайно близкое знакомство с рядом химиков, давал прямое задание о постройке, вернее, об организации химической лаборатории.

И лаборатория была организована. Именно Буланов, по его собственным словам, подыскал помещение в Варсонофьевском переулке и передал его «определенным лицам», имена которых на процессе не назывались. Это и понятно: ведь лабораторию никто закрывать не собирался. Куда подевались склянки с отравой из сейфа Ягоды, что за ампулы он вручил Буланову, где эти таинственные «химики» – ничего не известно.

В декабре 1938 года Ежов впал в немилость, а в декабре 1939-го был арестован, и в сюжете с попыткой его отравления произошел новый поворот: оказалось, что нарком инсценировал теракт против себя. По его поручению начальник 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ Николай Николаев-Журид втер ртуть в обивку ежовского кресла, а в подъезд дома Саволайнена была подброшена банка с ртутью. Стало быть, никаких приказов Буланову Ягода не отдавал, никаких ядовитых ампул не передавал? Неведомо. Ягода и Буланов к тому времени были расстреляны по приговору Военной коллегии, Саволайнен – по списку от 14 августа 1938 года.

«Лаборатория-Х»

Лаборатория же благополучно продолжала существовать и расширяться. Если верить Судоплатову, первоначально она подчинялась Совнаркому, а «научно-исследовательские работы по тематике лаборатории» проводила группа специалистов Института биохимии АН СССР во главе с токсикологом Григорием Моисеевичем Майрановским, которого, как пишет Судоплатов, «высоко ценили в медицинских кругах». В 1937 году лаборатория перешла в ведение НКВД. Майрановский, получивший звание полковника медицинской службы, продолжал изучение «влияния смертоносных газов и ядов на злокачественные опухоли». Лаборатория подчинялась начальнику спецотдела оперативной техники при комендатуре НКВД. Комендатура же в числе прочего отвечала за исполнение смертных приговоров. Они исполнялись в том числе и в спецкамере «Лаборатории-Х». Иными словами, доктор Майрановский испытывал свои газы и яды на обреченных людях. В годы горбачевской гласности автору попалась заметка в одной из московских газет, повествующая о капитальном ремонте или сносе дома в Варсонофьевском – в подвале будто бы обнаружились залежи человеческих костей. Корреспондент сообщал об этом, ничего не зная о лаборатории Майрановского.

Возможно, одним из первых опытов применения наркотических веществ в спецоперациях было похищение главы Русского общевоинского союза генерала Кутепова среди бела дня на улице Парижа в январе 1930 года. Исполнителем операции была Особая группа Якова Серебрянского при председателе ОГПУ – «группа Яши». Генерала затолкали в машину и в бессознательном состоянии доставили в Марсель, на борт советского парохода. По одним источникам, его усыпили хлороформом, по другим – сделали инъекцию морфия. Версия КГБ гласит, что слабое сердце генерала не выдержало наркоза и пленник скончался чуть ли не на рейде Новороссийска.

Спустя семь лет аналогичным образом «группа Яши» похитила преемника Кутепова – генерала Миллера. Обстоятельства этого похищения неясны. Французская полиция пришла к выводу, что генерала привезли в советское посольство, там убили, поместили труп в деревянный ящик и погрузили на советский теплоход «Мария Ульянова», дожидавшийся в Гавре. В пользу этой версии как будто говорит тот факт, что, когда французские власти угрожали выслать в погоню за «Ульяновой» военный корабль, советский посол в Париже Яков Суриц невозмутимо ответил, что Миллера на судне нет. Однако по другим данным, генерал был помещен в ящик живым, под глубоким наркозом, доставлен на Лубянку и расстрелян в 1939 году.

Судоплатов пишет в своей книге, что он и его заместитель Наум Эйтингон не имели допуска в «Лабораторию-Х» и тем более в спецкамеру. В приговоре по их делу, впрочем, сказано: «Специальная лаборатория, созданная для производства опытов для проверки действия яда на живом человеке, работала с 1942 по 1946 год под наблюдением Судоплатова и его заместителя Эйтингона, которые от работников лаборатории требовали ядов, только проверенных на людях». О совместных с Майрановским операциях по ликвидации врагов режима рассказал сам Судоплатов.

Одной из жертв отравителей пал в 1946 году лидер украинских националистов Шумский. «Майрановский… – пишет Судоплатов, – был срочно вызван в Саратов, где в больнице лежал Шумский. Яд из его лаборатории сделал свое дело: официально считалось, что Шумский умер от сердечной недостаточности». В 1947 году те же лица убили в Мукачеве главу греко-католической церкви архиепископа Ромжу. Сначала на его пароконную коляску наехал грузовик и Ромжу жестоко избили, однако он выжил. Судоплатову снова пришлось призвать на помощь Майрановского. Из книги «Спецоперации»: «Майрановский передал ампулу с ядом кураре агенту местных органов безопасности – это была медсестра в больнице, где лежал Ромжа. Она-то и сделала смертельный укол». Как видим, яд кураре стоял «на вооружении» у судоплатовских головорезов. Судоплатов особо подчеркивает, что в обоих случаях приказы об убийствах отдавались лично первым секретарем ЦК ВКП(б) Украины Никитой Хрущевым, во втором случае заручившимся санкцией Сталина на ликвидацию «террористического гнезда Ватикана» в Закарпатье.

Технологии Майрановского на Лубянке применяли и к своим – в тех случаях, когда находили неудобным арест. В феврале 1938 года внезапно умер в кабинете замнаркома внутренних дел Михаила Фриновского начальник Иностранного отдела ГУГБ Абрам Слуцкий – по показаниям исполнителей убийства, ему была сделана инъекция цианистого калия. В тот период началась чистка разведки, ее сотрудников начали вызывать из-за рубежа в Москву, и организаторы расправы опасались спугнуть своих жертв. Слуцкого похоронили с почестями, «Правда» в некрологе писала, что он «умер на боевом посту».

Майрановский был арестован в 1951 году как участник «сионистского заговора» в МГБ. Старшему следователю Следственной части по особо важным делам Михаилу Рюмину, как пишет Судоплатов, «удалось выбить фантастические показания», однако в 1952 году Рюмин был сам снят с должности, а затем арестован и расстрелян. Использовать его материалы в полном объеме оказалось невозможно. Дальнейшее следствие установило, что эксперименты на людях проводились «в соответствии с установленным правительством и Министерством госбезопасности порядком». В итоге Майрановский был осужден на 10 лет лишения свободы за незаконное хранение отравляющих веществ и злоупотребление служебным положением.

Лубянские зонтики

Технология отравлений тем временем продолжала совершенствоваться. В арсенале Лубянки появились вещества, подобные желчи лернейской гидры, погубившей Геракла, то есть проникающие в организм с пропитанной ими одежды. Появились хитроумные устройства для применения отравы. В октябре 1957 года в Мюнхене от внезапной остановки сердца умер главный идеолог Народно-трудового союза Лев Ребет. Спустя два года, в октябре 1959-го, там же при сходных обстоятельствах скончался лидер Организации украинских националистов Степан Бандера. А в августе 1961 года, ровно за сутки до закрытия границы между Восточным и Западным Берлином, на Запад бежал агент КГБ Богдан Сташинский. Он признался в убийстве Ребета и Бандеры. Орудием убийства в обоих случаях было специальное устройство в виде алюминиевой трубки, распыляющей при нажатии кнопки аэрозоль цианистого калия. Сегодня так действует любой флакон туалетной воды, а тогда это была техническая новинка. Попадая через дыхательные пути в кровь, яд приводил к мгновенному спазму сосудов головного мозга. Сташинский заворачивал свою трубку в газету. Для того чтобы не отравиться самому, он принимал перед убийством таблетки, расширяющие сосуды. В награду за ликвидацию Ребета Сташинский получил ценный подарок – фотоаппарат. Убийство Бандеры начальство оценило щедрее: орден Боевого Красного Знамени ему вручил лично председатель КГБ Шелепин.

Операций с применением ядов было наверняка больше, но одни закончились неудачей, в других случаях исполнители отказывались от выполнения задания и оставались на Западе. О третьих мы никогда не узнаем – человек умер будто бы своей смертью и разглашать истину не входит в планы Конторы. На то и лаборатория, чтобы придавать отравлению видимость смерти от естественных причин.

По меньшей мере два убийства с применением фармакологии в послужном списке бывшего генерала КГБ Олега Калугина, возглавлявшего в Первом главке управление «К» (внешняя контрразведка) и в этом качестве занимавшегося ликвидацией перебежчиков. В декабре 1975 года он руководил операцией похищения двойного агента Артамонова-Шадрина, которого заманили из Вашингтона в Вену и сделали укол седативного препарата, но не рассчитали дозу. Артамонов умер. За этот «подвиг» генерал был награжден орденом Боевого Красного Знамени. В 1979 году Калугин оказывал техническое содействие болгарской разведке в покушении на писателя-диссидента Георгия Маркова. В Лондоне его уколол наконечником зонта в ногу прохожий. К вечеру у Маркова поднялась температура и упало давление, а спустя четыре дня он скончался от сердечной недостаточности. Однако этот сюжет известен в изложении не только самого Калугина, но и другого свидетеля – пострадавшего, но выжившего. За несколько дней до убийства Маркова точно такое же покушение было совершено в Париже на другого болгарского диссидента – Владимира Костова. У него появились схожие симптомы, через двое суток жар начал спадать, но, когда Костов узнал о смерти Маркова, он обратился к врачу. О том, что было дальше, он рассказал в январе 2003 года журналисту русской службы радио «Свобода» Ирине Лагуниной.

Костов: Врач, который проводил обследование, увидел на рентгеновском снимке, что в том месте, где я почувствовал укол, в мышцах, в спине есть небольшой металлический объект. Он сделал операцию и извлек капсулу, в которой английские специалисты обнаружили следы рицина. Вот тогда они провели повторное обследование тела Маркова и обнаружили у него такую же капсулу.

Лагунина: Как вы выжили?

Костов: Как сказали мне британские специалисты, в моем случае могло быть несколько объяснений. Может быть, яда было меньше. Ведь никто не знает, сколько рицина содержалось в капсуле – нашли только следы яда, а не сам яд, сам яд уже к тому моменту растворился. А может быть, по какой-то причине просто мой организм невосприимчив к такого рода яду и нейтрализовал рицин, находившийся в металлической капсуле.

В той же программе Ирина Лагунина рассказала еще об одном аналогичном случае.

В 1980 году советский гражданин, двойной агент ЦРУ Борис Коржак в магазине в Вирджинии в пригороде Вашингтона почувствовал укол, как укус комара. У него поднялась температура, а через несколько дней началось внутреннее кровотечение и аритмия. Врач извлек из «комариного укуса» капсулу. Как и в Париже, и в Лондоне, в капсуле были сделаны два небольших отверстия, до попадания в тело залепленные воском. В теле воск растворяется, и яд попадает в организм. Ни Костов, ни Коржак не знают, как капсулы попали в их тела.

Рицин – один из самых страшных ядов. Его получают из семян клещевины обыкновенной (Ricinus communis), или касторового дерева – растения семейства молочайных. Из них же делают касторку и лучшее в мире невысыхающее машинное масло Castrol. Технология изготовления рицина весьма несложная – следуя инструкциям и имея элементарное оборудование, это может сделать человек, не имеющий никакого понятия о химии. Рицин действует и при ингаляции, и при инъекции. Для смертельной дозы требуется 0,2 миллиграмма – вдвое меньше, чем яда кобры. В последнее время о рицине все чаще говорят как об орудии террористов. С рицином экспериментировала «Аль-Каида». В январе 2003 года в трех городах Великобритании – Лондоне, Борнемуте и Манчестере – были арестованы члены тайной организации выходцев из Северной Африки, занимавшиеся производством рицина. В ноябре того же года порошок рицина обнаружили в письме, адресованном в Белый дом, а в феврале было установлено присутствие рицина в служебном помещении лидера республиканского большинства в сенате Билла Фриста.

Некоторые события последнего времени говорят о том, что отравляющие вещества по сей день не «сняты с вооружения» российских спецслужб. Отравленным письмом в марте 2002 года был убит чеченский полевой командир Амир Хаттаб (по одной из версий, его отравили свои). А в сентябре 2003 года британская пресса сообщила о раскрытии попытки покушения на жизнь Бориса Березовского. По сведениям газет, покушение должен был совершить агент СВР в зале суда, где слушалось дело об экстрадиции олигарха. Орудие убийства – шприц, закамуфлированный под авторучку. Но агент вместо этого якобы раскрыл план британской контрразведке MI5. Уместно вспомнить, что в декабре 2001 года замначальника Главного управления уголовного розыска МВД РФ Виктор Прокопов, сообщая, что Березовский находится в международном розыске, заявил, что российским следственным органам известно не только его местонахождение, но и «что он кушает на завтрак, где обедает, где покупает продукты». В свете вышесказанного звучит совсем не анекдотически.

Оглавление