«Асцендент. Продолжение истории дивергента»

Асцендент. Продолжение истории дивергента (fb2) - Асцендент. Продолжение истории дивергента (Главная кинопремьера 2016) 1089K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елизавета Михайловна Бута

Елизавета Бута Асцендент. Продолжение истории дивергента

Нередко, думая связать одни нити, человек связывает другие.

Виктор Гюго «Отверженные»

Никто не знает силы своих способностей, пока он не испытал их.

Джон Локк

Пролог

Мир недолго просуществовал без фракций. Поначалу все наслаждались свободой, а потом люди потихоньку стали возвращаться к привычному укладу жизни. Дивергентов больше не было, равно как и не стало теста на принадлежность к определенной фракции. Симуляции запретили. Теперь люди вынуждены были добровольно примыкать к одной из пяти вроде как несуществующих фракций.

Свобода отравила их. Страсть к недозволенному вошла в моду. А под запретом была только одна вещь – симуляции. На том же месте, что и когда-то, вновь открылся тату-салон. Внутри небольшой комнаты, стены которой были увешаны старыми эскизами татуировок, сидела девушка. Она до боли напоминала Тори. Тобиас долго собирался, чтобы прийти сюда. Он хотел сделать татуировку в память о той, что отдала жизнь за него, за них всех. Жертва оказалась напрасной, но признавать этого он не хотел. Бывший лихач ежедневно приходил к только что открывшемуся салону и подолгу наблюдал за тем, как работает мастер. То и дело начинало казаться, что в двери салона сейчас зашли его старые друзья или любимая девушка. Эти миражи казались слишком заманчивыми, чтобы отказаться от них.

Повсюду теперь стали открываться лавочки, организовывающие симуляции. Практически все неофиты боялись ошибиться с выбором фракции и хотели подпольно пройти тест. Самые нерешительные обычно следовали примеру родителей, а те, что посмелее, отправлялись в такие вот канторы. Вдобавок ко всему появились лихачи, жаждущие острых ощущений. Они хотели испытать себя.

Проект «Чикаго» провалился. Правительство окончательно махнуло рукой на тот хаос, в который превратился один из самых удачных экспериментов. Алекс Агарес был единственным человеком, которому все еще было интересно будущее города. Когда та смелая девушка устроила весь этот хаос, Алекс был за много тысяч километров от эпицентра событий. Он должен был вернуться к работе, но не успел. Возвращаться было уже некуда. Впрочем, его это не удивило. Агарес давно утратил эту способность. Удивление – удел молодых, а Алекс был уже слишком стар для этого нового дивного мира. Он помнил те времена, когда мир еще не был объят войнами и генетическими катастрофами. Во всяком случае, не настолько.

Агарес несколько раз поморгал и устало протер глаза, пытаясь отогнать от себя воспоминания. На экране монитора появилась фигура Тобиаса Итона. Тот наконец решился войти в двери тату-салона. Он поздоровался с девушкой и стал что-то рассказывать. Алекс Агарес и так прекрасно знал, зачем туда пришел Итон. Ученый убрал звук и откинулся на спинку обшарпанного кресла.

Все, что ему нужно, – дождаться нужного момента, чтобы вступить в игру. Он знал день и час, когда все начнется. Сейчас ему оставалось одно – ждать. Поскольку это весьма скучное занятие, Агарес с нездоровым интересом принялся изучать останки Чикаго. На экранах он то и дело видел знакомые лица тех, за кем они наблюдали все эти годы, и тех, с кем он работал. Жители города-эксперимента с упоением наслаждались свободой, которую им подарила та смелая девушка. Агарес знал, куда их заведет эта свобода. К сожалению…

* * *

Спустя четыре года после того, как Чикаго утратил свой статус города-эксперимента, Алекс Агарес стоял перед новой стеной, обозначающей черту города. Тогда ее разрушили, а потом восстановили. В экологических целях, разумеется. Агарес нетерпеливо посмотрел на часы и поглубже вдохнул. Сейчас его бесконечно старые, утратившие всякое подобие цвета глаза светились азартом. Через несколько секунд начнется новая игра. Он уже знал, что победит. Ведь всегда выигрывает тот, кто придумал правила. Ему вспомнилось то, как в детстве он мог заранее просчитать, кто и когда победит за партией покера. Впоследствии его таланты приобрели куда более масштабный характер.

В этот момент раздался взрыв, и часть стены обрушилась. Все заволокло едким дымом. За оглушительным шумом последовал треск. Чудом удержавшиеся куски бетона падали и врезались в землю. Как и всегда бывает после взрыва, на мгновение воцарилась гнетущая тишина. Первым в образовавшемся проеме показался парень лет двадцати с небольшим. Он был одет в черные джинсы и водолазку такого же цвета. Из-под ворота выглядывали татуировки. Неудивительно, что он появился первым. Лихачи неисправимы.

Парень заметил стоящего перед ним Агареса и застыл. Он не знал, что делать. То ли бежать, то ли просить о помощи. Вдалеке послышались выстрелы. Все-таки пришлось стряхнуть с себя оцепенение и подойти к Агаресу.

– Томас Пирр, – парень протянул руку.

– Томас Пирр, так Томас Пирр, хорошо хоть не Шейлин Вудли, – пробормотал Агарес.

– Что? – не понял Пирр.

– Да ничего, актриса такая времен моей молодости, – пытаясь заглушить грохот очередного обрушившегося куска бетона, прокричал Алекс.

В проеме показалась невзрачная девушка с брезгливо изогнутыми губами и пучком на голове. Ей помог выбраться чересчур худой парень с некрасивым, слишком грубым для эрудита лицом. Софи Рейвен и Руби Корса. Агарес четыре года за ними наблюдал. Вместе с Пирром они представляли собой взрывоопасную смесь. Интеллект, помноженный на бесстрашие и жажду власти. Софи и Руби помогли выбраться паре мальчишек лет десяти. Звуки выстрелов звучали уже угрожающе близко, а в проеме появлялись все новые люди. В общей сложности девять человек. Все эрудиты или дивергенты. Один Пирр из лихачей. Отчаявшиеся на побег беспомощно щурились, разглядывая то Агареса, то стоящий за ним вертолет.

Агарес с сомнением покосился на вертолет. Из этой компании его интересовали трое, остальные ему были не нужны. Мест на всех могло не хватить.

– Добро пожаловать в реальный мир, – прокричал Агарес. Его голос тонул в общем гуле. Звуки выстрелов стали чуть глуше. Чикаго играл в новую войну. Не стоило Эвелин возвращаться. Эта женщина начала новый раунд битвы за власть над городом. Результат этой войны даже Агаресу был больше не интересен.

Кучка перепуганных беглецов с ужасом озиралась по сторонам. Выжженная земля, безо всякого намека на растительность, и руины бывшего места работы Алекса Агареса – вот и все, что они видели. Беглецы, конечно, хотели спросить о том, кто такой Алекс и почему он их ждет, но времени на долгие беседы у них не было. Еще три минуты – и шансов на жизнь у них не будет. Агарес это знал, ну а эрудиты предполагали. Алекс шутливо отвесил поклон и пригласил их в вертолет. Томас Пирр оглянулся на остальных. Девушка с пучком робко кивнула, и они первыми побежали к вертолету.

Когда они уже поднялись в воздух, парень, назвавшийся Томасом Пирром, все-таки решил поинтересоваться:

– Куда мы летим?

– Домой, – беспечно ответил Агарес.

– У нас больше нет дома, – хмыкнула строгая девушка с пучком, Софи Рейвен.

– Дом – это место, где вы нужны, вот мы туда и направляемся, – откликнулся Агарес.

Спустя несколько часов полета Алекс начал снижать высоту. В иллюминаторах показались едва заметные очертания самых высоких домов. Здания утопали в густом сером тумане. Постепенно их силуэты становились все отчетливее. Наконец самолет оказался на высоте чуть выше ста метров и стал кружить над крышей одного из зданий.

– Вы точно знаете, как приземляться? – прокричал Томас Пирр. Он практически все это время простоял в кабине пилота.

– Понятия не имею, – еще громче проорал Алекс.

Колеса шасси с грохотом ударились о крышу здания. Они продолжали по инерции ехать по крыше. Вертолет удалось остановить лишь в тот момент, когда посадочная полоса в виде крыши длинного высотного здания почти закончилась. Все тут же поспешили покинуть кабину. Томас Пирр обошел самолет и уставился на шасси. Еще пара сантиметров – и они бы здесь не стояли.

– Тут совсем другое солнце, – сказал Руби, задумчиво разглядывая небо, усыпанное росчерками зарождающегося утра. Они стояли на крыше одного из самых высоких зданий острова и наблюдали за тем, как неестественно яркие лучи солнца постепенно окрашивают город в малиново-серые оттенки. Этот город несравнимо сильнее пострадал в войнах последнего века. Тут и там виднелись полуразрушенные небоскребы. Одни дома отделались легкой трещиной по всему своему бетонному телу, другие – лишились стены.

Софи Рейвен какое-то время стояла возле вертолета, не решаясь сделать даже шага вперед. Казалось, что если она его сделает, Чикаго навсегда исчезнет, а вместе с ним исчезнет и вся ее жизнь. Когда не знаешь, что делать, лучше всего сделать шаг вперед. Так говорила ее мать, выросшая в Лихачестве. Софи никогда не обладала и сотой долей ее смелости, поэтому девушка давно решила выбрать фракцию эрудитов. Потом не стало фракций, а в одной из подпольных лавочек девушка узнала о том, что она дивергент. В тот день Софи и познакомилась с Руби и Томасом. Так он, кажется, сказал. Новая жизнь – новое имя. Его девиз. Софи не хотела бежать из города, ей просто не оставили выбора. Она сделала первый шаг, а затем все-таки подошла к стоявшим на самом краю крыши Руби и Алексу Агаресу.

– Что теперь будет? – прошептала Софи, разглядывая руины чужого города.

– Никогда не спрашивай о том, что будет, Софи. Тебе могут ответить, – усмехнулся Алекс Агарес.

Вдалеке виднелся гигантский небоскреб. Узкий, как щепка, он каким-то чудом остался неподвластен времени и войнам. Весь созданный из стекол и железа, он буквально светился, отражая лучи утреннего солнца.

– Вот оттуда и начнем, – сказал Агарес.

– Вы объясните нам, что происходит, или нет? – взорвался самый старший член компании беглецов, Томас Пирр.

– Этому городу повезло меньше, чем вам, – ответил Агарес, подойдя к самому краю крыши. – Здесь людям стерли память. Часа полтора назад.

– Новый эксперимент, – то ли с ужасом, то ли с благоговением прошептала Софи Рейвен.

– А как же реальный мир? – хмыкнул мальчишка лет восьми.

– Ты видел реальный мир, – сказал Агарес. – Понравилось?

Тот помотал головой.

– Ну, так и на черта тебе такая реальность? – поинтересовался Агарес.

– Кто-нибудь знает, чем занимался центр исследований, курировавший проект «Чикаго»? – поинтересовался Агарес. Ответ он знал, поэтому продолжил, даже не потрудившись проследить за реакцией на лицах бывших эрудитов.

Если умножить ДНК на прошлое человека, что мы получим в результате? Будущее. Вернее, мы получим точный ответ на вопрос, как человек поступит в той или иной ситуации. А если известна ситуация? Тогда можно просчитать и будущее. Разработка программы «Кассандра» началась, когда сам Агарес был не старше мальчишки, который так хотел в реальный мир. Тогда все вокруг посчитали ее чем-то средним между бредом сумасшедшего и никому не нужным мусором вроде автоматической овощечистки с выходом в интернет. Войны требовали совсем других изобретений, но кому-то все-таки удалось добиться разрешения на открытие лаборатории.

Когда Агарес пришел работать в центр, программа «Касси», так ее ласково стали называть ученые, была уже разработана и отлажена на нескольких городах-экспериментах. Прошлое, помноженное на ДНК, рождает будущее. Применяя эту формулу, программа считала будущее любого количества людей. Агарес занимался разработкой модели нового общества, в котором больше не будет никаких социальных проблем. Все жизни будут подкорректированы, в соответствии с идеей Всеобщего Счастья и общественной пользы. Оставалось только одно – запустить ее.

– …И сейчас для этого лучший момент, – заключил Агарес, с грустью разглядывая то, что осталось от его родного города. – Исходя из данных о вашем будущем, вы лучшие кандидаты для запуска программы. Я спрашиваю в первый и последний раз. Готовы ли вы создать новый дивный мир?

В лучах рассветного солнца изможденные и уставшие лица беглецов выглядели забавно. Они просто хотели скрыться от преследований, хотели начать все с чистого листа. Ничего больше. Сейчас у них просто не было выбора. Никто не хотел возвращаться назад. Пирр и Корса первыми решились кивнуть. Остальные последовали их примеру.

Агарес удовлетворенно усмехнулся и стал вглядываться в скрытые за туманом горы по окаемке города. Нужно было спуститься вниз и пройти к мерцающей бликами башне. Там, по плану города, должно было располагаться все необходимое для запуска программы по просчету будущего. Время было на исходе. Каждая минута, проведенная в бездействии, уменьшала шансы на успех. Но солнце продолжало величественно подниматься над новым миром. Туман, только что плотно скрывающий город, отступал. Вдалеке вырисовывались очертания гор. Руби, Софи, Томас и еще шестеро человек не в силах были сделать хотя бы шаг. Это была другая вселенная. Казалось, что даже дышать здесь нужно по-другому. Сейчас все вокруг казалось не более чем глупым, но чертовски красивым сном. Шансы на успех таяли с каждым новым лучом солнца.

– За работу, – заключил наконец Агарес. – У нас полчаса на запуск.

Он повернулся и тут же нашел люк, ведущий к лестнице. Здание тюрьмы, на которое они приземлились, было разгромлено. Все камеры открыты настежь. Повсюду валялся мусор. На стенах надписи. То и дело встречались подтеки бурого цвета. Томас Пирр сразу догадался, что это кровь. Когда они наткнулись на труп какого-то бородатого мужика, он ничуть не удивился. Он все это уже где-то видел.

Прогулка по коридорам тюрьмы отрезвила их. Это точно такой же город, с такими же людьми, как и везде. А у них есть все козыри на руках.

Они были готовы к тому, что увидели, выйдя на улицу. Тут и там – следы погромов. Кое-где все еще полыхали костры пожаров, виднелись обрывки каких-то полотен с лозунгами, кое-где встречались раненные. Софи и Руби порывались им помочь, но Агарес пресекал все эти попытки. На это не было времени.

К башне, величественно возвышавшейся над городом, они добрались часа через два. Здесь была охрана. Трое хмурых парней чуть старше Руби с угрожающим видом двинулись на них.

– Все, кроме Руби и Пирра, исчезните, – прошипел Агарес. Руби Корса недоуменно посмотрел на него. Он явно драться не планировал, но, похоже, старик знал их лучше, чем они сами. Все, включая Агареса, исчезли за углом здания.

Один из охранников подошел к Томасу и протянул руку для захвата. Тот легко вывернулся и моментально уложил охранника на лопатки. Двое других тут же подскочили. Охранникам стерли память. Они понятия не имели, что должны делать. Но если чужаки бьют кого-то из своих, их надо остановить. Логика проста и понятна. Руби неожиданно для себя ударил одного из противников. Минут за пять это подобие драки завершилось безоговорочной победой.

Томас и Руби оглянулись и увидели, что все остальные уже идут к ним. Агарес одобрительно кивнул им и приказал подниматься на последний этаж.

Через несколько минут они вошли в огромный зал с купольной крышей. Сводчатые стены тут состояли из мерцающих и шипящих мониторов. Агарес тут же подошел к одному из компьютеров и начал загружать программу.

* * *

Им удалось. Прошлое, помноженное на ДНК, рождает будущее. Так просто. В их распоряжении были образцы ДНК всех жителей острова-эксперимента. Знание каждого следующего шага каждого из людей давало огромное преимущество. Единственное, чего не могла программа, – изменять будущее. Но корректировать изнутри никто не мешал. Всего за год они создали идеальный мир.

Они или программа? День за днем Алекс Агарес все чаще приходил к мысли, что это Касси их контролирует и направляет, а не наоборот. И все же этот мир поначалу со скрипом и грохотом все-таки пошел по своим рельсам.

Будущее каждого человека было прописано и просчитано. Все риски учтены и сведены к минимуму. Идеальная траектория. Единственно верная. К сожалению, даже в этом случае не все люди были одинаково счастливы.

Томас Пирр первым же делом загрузил в программу ДНК Руби, Софи, себя и остальных беглецов из Чикаго. Тем вечером он оказался в центре поддержки Касси один.

– Судьбы заданных элементов просчитаны, – раздался знакомый голос. Посреди комнаты появилось изображение той смелой девушки, разрушившей лучший из экспериментов.

– Ты можешь принять чью-нибудь еще внешность? – поморщился Томас Пирр. Языки пламени на его шее были почти полностью скрыты. Не было больше людей, помнивших его прошлое. Осталась только Касси. Насмешка над той, кого он так любил.

– Касси всегда знает, кого хочет видеть контакт, – бесстрастно ответило изображение. После чего она распалась на карты будущего заданных людей. Томас не дольше пары минут изучал эти карты. На большее просто не хватило выдержки.

– Заблокировать данные, – приказал Пирр, еле сдерживая холодную ярость, которая, казалось, сейчас потопит его.

Пирр вышел из центра и тут же натолкнулся на безразличный, какой-то рыбий взгляд Агареса. Не зная, как оправдать свой потрясенный вид, Пирр решил начать расспрашивать Алекса о новой системе уровней. Придумка Касси была уже почти готова. Вскоре они должны были разделить людей по их интеллекту. Так, по расчетам, люди должны были вплотную приблизиться к Всеобщему Счастью. Уловка сработала. Агарес моментально забыл о том, где встретил Пирра.

Оказавшись на вершине, перестаешь видеть людей. Они теряются в сумраке статистики. Очень скоро Алекс, Руби, Софи и Томас превратились в сервисы, поддерживающие систему под названием Касси. Мир требовал нового порядка и новых правил. Остров поделили на сектора, а людей на уровни. Томас Пирр упорно называл их сортами. В зависимости от коэффициента интеллекта человеку стали присваивать уровень. Введение новой системы повлекло за собой беспорядки. Их благополучно подавили, но проблема носила системный характер.

– Людям нужен выбор. Шанс изменить свою жизнь, – задумчиво проговорил Руби, изучая статистический отчет.

– Иллюзия выбора, ты хотел сказать, – поправил его Агарес.

– Как угодно, – откликнулся Руби.

Интеллект Руби Корса зашкаливал за грань разумного. Он был способен просчитать любую схему просто потому, что совершенно не понимал, почему все остальные видят в этих цифрах людей. Софи обладала тем же качеством, но с ней, в отличие от Руби, не должно было возникнуть проблем.

* * *

– До сих пор не верю, что мы все это создали, – пробормотал Томас Пирр.

Они устроили на крыше небоскреба своего рода зону отдыха. Алекс Агарес в своем неизменном безупречно-белом костюме стоял, опершись на бортик крыши. Томас Пирр и Софи сидели, прислонившись к противоположной стороне заграждения. Они безучастно наблюдали за тем, как Руби всеми силами пытался очаровать невероятно красивую девушку по имени Арника. Он познакомился с ней пару месяцев назад и с тех пор потерял все навыки логического мышления. Он вообще не мог говорить и думать ни о ком, кроме Арники.

Руби, со своим будто вырубленным из деревяшки лицом и сломанным в двух местах носом, рядом с Арникой смотрелся комично. Впрочем, девушку это не волновало. Она наслаждалась своим отражением в чужих глазах. Ее это отражение устраивало.

Агарес повернулся к ним лицом. Его глаза горели хищным огнем победителя. Он получил все, о чем мечтал. Они все это получили. Софи рефлекторно поежилась от этого взгляда и переключила свое внимание на Руби и Арнику. Томас протянул руку, чтобы обнять ее.

– Лучше не стоит, – резко ответила она.

– То есть ты хочешь сказать, что я настолько хуже Руби? – спросил он.

– Настолько, – серьезно ответила Софи. – Ты мертвый.

– Что? – поперхнулся Томас.

– Знаешь, я верю, что в каждом человеке есть нечто такое, что нельзя посчитать. Не самая важная его часть, вообще никому не нужная и едва заметная, но она есть. Она делает нас людьми. Но не всегда. У некоторых эта часть умерла. Ты такой. Ты просто формула. Прости, Томас, я не хотела…

– Все нормально. Ты права. Мне хочется верить, что эта часть в лучшем из миров. Сидит сейчас и наблюдает в старом кинотеатре за мной, – ответил он.

– Ты уверен, что новый закон об отношениях так нужен? – чуть помедлив, поинтересовалась Софи.

– Мы уже просчитали это. Все родители уродуют своих детей. Государство способно обеспечить детям равные условия существования. Так нужно. Я больше не хочу об этом говорить.

Томас и Софи вновь уставились на очаровательных Руби и Арнику. Корса почему-то выпустил из рук ладонь девушки и уставился на браслет. Техника на острове была развита намного лучше, Руби приходил в щенячий восторг от всех этих браслетов, заряжающихся от самого человека. Сейчас еле мерцающая проекция на его ладони явно выбила его из колеи. Корса что-то сказал Арнике. Девушка надула губки и с видом мировой обиды на лице направилась к выходу на лестницу. Руби расстроенно посмотрел ей вслед, но побежал все-таки к Томасу и Софи.

Ничего не говоря, он молча развернул две проекции. Полотна с мигающими числами повисли в воздухе.

– Это значит… – прошептал Томас.

– … Война, – закончил за него Руби.

– И дивергенты, – чуть не расхохотался Томас.

– Притом два.

– Асцендент и дисцендент, – тихо проговорил подошедший к ним Агарес

– Что?

– Точка восхода и точка заката, – пояснил Руби. Он и сам не знал, где слышал эти слова.

– Если их устранить, можно избежать войны? – поинтересовался Томас. Алекс Агарес покачал головой:

– Один – начало, другой – конец. Кто-то из них способен изменить правила игры, но, если их убить, проиграют все.

– Что тебя так веселит, а? – еле сдерживаясь, поинтересовался Томас.

– Потому что так всегда бывает. Покой означает смерть – закон природы. Кто-то из них найдет способ изменять будущее. То, чему мы так и не смогли научиться. По факту, это даже не люди, а программы. Нужно сделать так, чтобы они оказались на нашей стороне.

– Ника Морган или Макс Линч… Почему нельзя определить, кто из них кто? – полюбопытствовала Софи.

– Понятия не имею, но, судя по всему, они станут нашим последним шансом, – пробормотал Руби, изучая графики на проекции. Из-за слабого свечения браслета все эти графики отражались на его лице. Яркие светящиеся линии напоминали паутину.

Агарес тут же потерял всякое подобие улыбки на лице. Он подошел к бортику крыши и с силой ударил кулаком по бетонному заграждению.

– Почему ты так уверен, что они примут нашу сторону, их же нельзя посчитать? – поинтересовалась Софи.

– Ни в чем я не уверен, – отмахнулся Руби, разглядывая результаты подсчетов Касси.

– Мы с ними сыграем, – Агарес обернулся и одним движением стер проекции.

Глава 1

Через шестнадцать лет

Всем привет. Меня зовут Ника Морган. Я терпеть не могу историю, обязательные исповеди в Сеть всеобщего доверия и собственное будущее. Оно у меня, прямо скажем, сомнительное. Девяносто процентов на то, что стану какой-нибудь официанткой в заводской столовой. Пятый уровень производственного сектора. Здесь, знаете ли, никаких перспектив. Нет, конечно, во имя Всеобщего Счастья всем нам посчитают правильное будущее, но как-то эйфории от этого факта у себя не наблюдаю.

Новое кастовое общество было образовано восемнадцать лет назад. Благодаря ему Единое государство буквально по кирпичикам собрало разрушенный войной мир. О самой войне нам никогда не рассказывали, равно как и о том, что было до нее. Теперь будущее каждого человека посчитано и скорректировано согласно идее Всеобщего Счастья. Сферы деятельности человека разделены на уровни и сектора, которые образуют круг счастья. В сердце круга – власть. Это и есть первый уровень. Теперь государством управляют умнейшие люди мира, свободные от личных привязанностей и думающие только об общественном благе. Наверное… Нас так учили. Почти двадцать лет назад были запрещены браки и семьи. Государство взяло на себя все хлопоты по воспитанию детей. Никто больше ни к кому не привязывается. Личные отношения не приветствуются, хотя пока и не под запретом. По достижении шестнадцатилетия ты получаешь свою карту будущего, работу и обычно рекомендованный контакт на ближайший год. За ним выделяют новый. Бывает, что не выделяют, если из-за этого ты станешь меньше пользы приносить.

Мы с Максом весь день потратили на поиски подходящих деталей. Бродили по заброшенным домам и разгребали хлам. Если честно, это занятие доставляло массу удовольствия. Здесь можно было найти настоящие книги, старые, до ужаса смешные и цветастые наряды, технику странного вида и непонятного назначения. Да все, что угодно. Эти дома были брошены их обитателями задолго до нашего рождения. Ходить сюда строго запрещалось, но мы все еще имели статус детей. Еще пару недель можно нарушать любые законы и не бояться отправки в Тортур. Главная тюрьма находилась в другой части острова, в зловещем поведенческом секторе. О тюрьме ходили леденящие кровь легенды, которые подкреплялись одним простым фактом – оттуда еще никто и никогда не возвращался.

Разрушенные территории, по которым мы бродили, располагались на пятом уровне производственного сектора. Самая нищая часть острова. Здесь на каждом свободном квадрате площади располагались заводы. Производили все, что только можно. Шестнадцатичасовой рабочий день лишал всяких сил. Лицеи были своего рода оазисами свободы. Там водилась какая-никакая еда, и здания были более или менее пригодными для жизни. А еще у воспитанников была такая удивительная роскошь, как свободное время, которое большинство из нас тратило на такие вот вылазки в заброшенные территории.

Найденный хлам можно было продать за еду, одежду и тому подобные бонусы. Через две недели мы должны будем покинуть лицей, пройти тест на интеллект и получить свою карту будущего. Мы набрели на очередную квартиру, которую давно оставили люди. Здесь было очень много старой техники, книг и пыли. Судя по всему, сюда еще никто из воспитанников лицея не добирался. Странно. Линч взял из стопки первую попавшуюся брошюру и раскрыл ее на середине:

– «“Если ты приручишь меня, мы будем нужны друг другу. Для меня ты станешь единственным во всем мире. И для тебя я стану единственным во всем мире”, – сказал Лис Маленькому Принцу…». Забавно, – усмехнулся Макс, – Ну что, Ника, мы приручили друг друга?

– Иди к черту, – поморщилась я и ушла в другой конец комнаты. Минут пятнадцать я молча разгребала завалы хлама.

– Как думаешь, какого мы уровня? – спустя какое-то время поинтересовалась я.

– Первого, конечно, – усмехнулся Макс. – Мы рождены, чтобы управлять людишками.

Я запустила в него толстенной книгой, очень кстати подвернувшейся под руку. Фраза Линча прозвучала очень глупо. Людей первого уровня от силы сотня наберется. Второго уровня, они в основном в науке задействованы, тоже немного. Но на третий уровень рассчитывать было уже можно. Хотя это и самонадеянно. Обычно люди получают тот уровень, на котором выросли.

– А если мы окажемся в разных уровнях и секторах? – жалобно поинтересовалась я, когда мы закончили кидаться друг в друга разным хламом и снова взялись за поиски пригодных для продажи деталей.

– Тогда я позабочусь о старом Вассаго, а ты там на первом уровне похлопочешь за нас, – ответил Макс.

Это еще больше расстроило. Старый дед Вассаго всегда выручал нас, да и глупого Бранти тоже. Вот уже шестнадцать лет подряд. Недавно Вассаго сломал ногу, а в условиях производственного сектора и, учитывая его возраст, это означало очень скорую смерть. От голода. Собственно, именно из-за них с Бранти мы с Максом вот уже второй месяц подряд, как оголтелые, шатались по заброшенным домам в поисках ценных находок. Мы хотели купить им еды и оставить побольше товаров, чтобы хватило, пока дед не поправится.

Будущее Бранти волновало еще больше. Не всем в Новом обществе нашлось свое место. Некоторые были слишком… глупы и бесполезны. Бранти был из числа таких. Это сразу было понятно, как только он появился в лицее. Ему было тринадцать. На пару месяцев младше нас с Максом. Уже не помню, почему Бранти перевели к нам. Над ним все посмеивались, и мы с Максом в том числе.

В тот день я и Линч нашли своего первого клиента. Бранти зачем-то увязался за нами. Мужчина хотел снять с себя проекционный браслет. Согласно карте его будущего через год он должен был преступить черту закона. Таких людей государство утилизировало до момента свершения первого преступления. Именно поэтому многие хотели снять с себя браслеты и тем самым выгадать себе пару-тройку лет жизни вне закона. Линч отлично ладил с техникой. Мы досконально изучили эти браслеты и сейчас хотели попытаться снять один такой. Для этого нужно было очень аккуратно отсоединить его от кровеносной системы человека. Если бы получилось, это могло бы сделать нас богачами. Мало того, что мужчина обещал заплатить огромную для нас сумму, так еще можно было бы продать браслет, если он останется цел. Мы почти закончили, когда из-за угла показался наш куратор. Заметив что-то подозрительное, он направился к нам.

– Бежим, – шепнул мне Линч.

Я оглянулась на Бранти. Тот поднял руки вверх и вышел навстречу куратору, тем самым закрыв нас от него. Линч дернул меня за руку, и мы успели спрятаться за углом, оставив того мужчину и Бранти разбираться с надзирателем.

– Как тебе это удалось? – послышался грубый голос куратора. Я живо представила себе, как куратор трясет перед Бранти снятым браслетом.

– Хотел попробовать, – беспечно отозвался Бранти, – как-то получилось. Теперь вот хотел вам показать…

Этот случай навсегда сделал нас с Бранти лучшими друзьями. Для того мужчины все обернулось плачевно. Его все-таки утилизировали, а вот Бранти заслужил уважение куратора. Он доказал ему, что не такой уж и дебил, раз умудрился отсоединить браслет.

– Зачем ты это сделал? – мы с Максом набросились на него, как только куратор скрылся из вида.

– Вы умные, у вас хорошее будущее, а мне все равно терять нечего, – беспечно сказал он. У меня от этой фразы комок в горле появился. Возможно, Бранти и не был особенно умен, но он совершенно точно мог принести пользу обществу. Он был достоин жить. Оставалось надеяться на то, что программа «Касси» посчитает также.

Все шло хорошо. И вот сейчас нам исполняется шестнадцать. Не знаю, хочу ли я попасть на какой-нибудь третий уровень. Тогда Вассаго и Бранти окажутся предоставлены сами себе. А скоро Бранти пройдет тест. Если программа не найдет ему достойного применения, его просто утилизируют. Я поежилась.

– О тесте думаешь? – сочувственно поинтересовался Линч. Я помотала головой и сделала вид, что сосредоточена на какой-то коробке. – Ника, давай пообещаем друг другу, что не будем искать встреч после теста. Даже если окажемся на одном уровне, нам не разрешат общаться, – безжалостно продолжал Линч. До этого мы предпочитали не вспоминать об этом.

– Придумаем что-нибудь, – отмахнулась я.

– Но не сразу. Это слишком опасно. Все наши игры с законом рано или поздно закончатся. Лучше их закончим мы, чем это сделают за нас.

– Прекрати. Мы всегда что-нибудь придумывали, – не выдержала я. Линч все-таки потребовал с меня обещание не заигрывать с законом.

Спустя пару часов мы вышли из этой квартиры до предела загруженные товарами. Покупатель пообещал сегодня привести клиента. Учитывая количество товара, можно было надеяться на то, что все-таки удастся помочь старому Вассаго.

Мы сразу увидели возле кирпичной стены сектора двух мужчин. Наш постоянный покупатель, мужчина лет тридцати, из военного сектора, с выцветшими глазами, помахал нам рукой. Рядом с ним стоял худощавый парень в каком-то тряпье. Он явно нервничал. Ходил из стороны в сторону и не выпускал изо рта сигарету.

– Что так долго? – недовольно поинтересовался покупатель. Его имени мы не знали. Лишняя информация никому не на пользу. Судя по метке на руке клиента, он был третьего уровня, тоже военный. Информации более чем достаточно.

– Так вышло, – ответил Макс.

– Давайте за дело, юные гении, – скомандовал мужчина третьего уровня. Я про себя отметила, что на его метке значилось 163 балла интеллекта. А снять браслет не способен… Может, и повезет оказаться в элите.

Я никогда не понимала этих странных людей, желающих снять свой браслет. Модифицировать – понятно зачем, а так глупо протестовать против власти? Зачем? Все равно ведь окажутся за решеткой или будут утилизированы. Изменить свое будущее никому не под силу. Впрочем, какая разница? Флаг им в руки. Главное, мужчина сейчас заплатит за эту маленькую услугу. Я достала лезвие, допотопный прототип скальпеля, и протерла его салфеткой. Сделала небольшой надрез и повернулась к Максу. Тот кивнул и набрал пару комбинаций. Браслет противно запищал. Я аккуратно потянула его на себя. Из запястья владельца показалось два тонких, едва заметных провода. Через мгновение браслет был уже снят. За спиной раздался громкий хлопок. Затем еще один. В воздухе запахло жженым порохом. Мы не сразу сообразили, что произошло. Тощий парень вдруг откинулся к стене и рухнул, словно мешок мусора. Похолодев от ужаса, я обернулась.

– Гасион Бал, поведенческий сектор, второй уровень, отдел контроля поведения, – представился парень, немногим нас старше. Его лицо не выражало никаких эмоций. Одет он был в черную кожаную куртку и черные джинсы. Мог бы и не представляться. Черная одежда – метка поведенческого сектора. Они практически никогда другой цвет не носят.

– Штатный киллер, – нагло хмыкнул Макс и помахал чистым запястьем. – Не имеешь права, мы дети.

– Да мне плевать. Был бы приказ. Валите отсюда, пока я добрый.

– Почему… почему нельзя было их арестовать?! – возмутилась я.

– Потому что по карте его мозга, начиная с этого дня, они представляли государственную угрозу, – спокойно пояснил Гасион Бал. – Всего хорошего.

Макс взял меня за локоть и слегка подтолкнул. Я еще какое-то время неотрывно смотрела на «штатного киллера», как его только что обозвал Макс, но потом все-таки пошла за Линчем. Вернулись в лицей мы поздно вечером.

– Нужно заполнить лист, – пробормотал Макс, когда мы подходили к черному входу лицея. Я бессильно уселась на ступеньку и включила проекцию, предоставив Линчу возможность заполнить лист всеобщего доверия. Каждый должен был ежедневно делиться с государством своими сокровенными мыслями. Это считалось добровольным жестом, но если несколько дней не вести дневник, тебя направят на психиатрическое освидетельствование. Ну а дальше уже, скорее всего, в Тортур как потенциального преступника, в лучшем случае просто сумасшедшим признают.

– Что писать? – поинтересовался Макс.

– Не знаю, напиши о том, как я ежика в лесу встретила.

– Ничего, что ты восьмой день подряд ежиков встречаешь? Мне кажется, что скоро тебе придет ответ со второго уровня: «Ежик сдох, дура».

– Ну и что? Не запрещено. Имею полное право встречать ежиков любое количество раз.

– В одном и том же лесу, на одной и той же поляне?

– Имею право, – повторила я.

Глава 2

– Добро пожаловать в центр исследований «Силенциум», – возвестил громкоговоритель. После чего послышался грохот опускающейся двери. В момент, когда она почти коснулась пола, мне пришлось подавить в себе желание сбежать. Свойство человеческой природы… Когда дверь закрывается, хочется оказаться на свободе. Пора бы уже начать запоминать поведенческие законы. Мне слишком повезло, чтобы терять время впустую.

Нас приветствовал Томас Пирр. Один из трех людей первого уровня, возглавляющих поведенческий сектор. Худой мужчина лет сорока в белом костюме, который ему совершенно не шел. Все люди первого уровня носили белое. Считалось, что это символизирует отсутствие каких-либо личных интересов. Они слишком умные, чтобы их иметь. Весь он был олицетворением силы, власти и какого-то вселенского спокойствия. За его спиной и возле каждой стены стояли операторы, снимающие новостной блок о новоприбывших в поведенческий сектор. Пирр вдруг зачем-то отвернулся, и я с удивлением увидела выглядывающие из-под глухого ворота татуировки. Ну надо же. Даже он, существо высшего сорта, когда-то был человеком.

Я скосила глаза в сторону и увидела Макса, который с таким же благоговейным трепетом слушал одного из трех руководителей сектора анализа и контроля поведения Томаса Пирра.

Кроме Макса, у меня здесь не было знакомых. Из лицея 21, уровень 5, только мы попали сюда. Прошли тест IQ, по результату которого нас определили на второй уровень поведенческого сектора.

– …Вы уже прошли тест на интеллект, сегодня вы получите свои карты будущего, метки и новые браслеты. Не важно, откуда вы сюда поступили, – Пирр вперился в меня своим цепким взглядом. По всем правилам нужно было отвести глаза. Черт. Нужно было опустить голову… – Теперь вы люди второго уровня, – продолжил он. Ненужную паузу в речи заметила, похоже, только я. Или просто показалось, что была пауза? – Второй уровень поведенческого сектора занимается наукой и общественным благоустройством. Вы будете определять, что нужно покупать, что есть, как одеваться, о чем думать. Если уж в глобальном смысле. Вершиной нашего развития, системой просчета будущего и корректировки судеб, достойны заниматься немногие. Чтобы исключить возможность ошибки, мы решили провести повторный тест, – по рядам пробежал тихий шелест недовольных голосов.

– Не проще сказать, у кого здесь высший балл, да и все? – парень, стоявший рядом со мной, решился озвучить мнение большинства. Операторы тут же повернулись в его сторону и стали снимать его испуганную физиономию крупным планом. На его бейджике было написано «Синто Хейз». Забавное имя. Второй уровень химического сектора, судя по синей одежде.

– Имя? – с неизменно брезгливым выражением лица поинтересовался Томас Пирр. Парень представился. Пирр удовлетворенно кивнул и продолжил свою речь. Суть ее сводилась к тому, что всего несколько человек станут сотрудниками центра поддержки «Касси», остальные будут так, полы подметать да вопросами моды заведовать.

– …Вашим непосредственным руководителем отныне будет Алекс Агарес, – подытожил Пирр. Тут к нам вышел вековечный старец. Агаресу было, по меньшей мере, лет семьдесят. На лице его не читалось ничего, кроме скуки. Глубокие морщины рассыпались от уголков его глаз. Бледная кожа на фоне белой одежды первого уровня смотрелась болезненно. В отличие от Пирра он обладал куда более зловещей славой. Алекс Агарес занимался центром поддержки Касси. Именно он решал, кому умереть, кому отправиться в Тортур, а кому жить с миром и своими мелкими, никому не интересными преступлениями. Алекс Агарес обвел всех присутствующих цепким взглядом и жестом приказал следовать за ним.

Я подождала, пока основная часть народа пройдет, нашла глазами Макса, кивнула ему и поспешила догнать остальных. В зале осталось несколько операторов, уже выключивших свои камеры и намеревавшихся поскорее убраться из этого слишком мрачного места.

– Что ты ему сделала? – прошипел мне на ухо Макс.

– Кому? – таким же злым шепотом поинтересовалась я.

– Пирру. Он всю речь тебя взглядом буравил, такое ощущение, что убить хотел.

– Может, потому, что я слишком умная?

– Вряд ли.

– Серьезно. 174 балла. Я попросила определить на второй уровень.

– Но это же показатель первого, – Макс был так шокирован, что даже остановился. Идущий следом за нами Синто смешно врезался в него. Парень зло чертыхнулся и обошел Линча.

– Мы имеем право просить понижение уровня. Здесь я добьюсь большего, – ответила я.

– Дура, – заключил Макс. – Первый уровень – это власть. Ты могла попытаться… изменить все.

– У тебя 173 балла, Линч. Невелика разница.

– Это другое, – тут же запротестовал он.

Колонна остановилась. Мы оказались в последнем ряду. Рост мне никак не позволял видеть то, что происходило впереди, оставалось только слушать бесцветный голос Агареса. Он сообщил, что сейчас все пройдут тест на понимание поведенческих законов. Как можно понимать то, что никогда даже не изучала, не понимаю. С другой стороны, все остальные здесь тоже ни черта не понимают. Да у нас с Максом был самый плохой из возможных лицеев. Среди всех присутствующих я нашла только пару человек третьего уровня, остальные все со второго и первого. Мы с Максом с пятого. С другой стороны, у нас максимально возможный интеллект. Отличный бонус.

Алекс Агарес провел браслетом по идентификатору входа, и двери в гигантский зал открылись. Все стены здесь были из материала, имитирующего стекло. Сквозь гигантские панорамные окна, разделенные тонкими черными линиями, виднелось все великолепие острова. Из-за нехарактерной для здешних мест солнечной погоды можно было даже разглядеть очертания гор по окаемке города. Проекции, но очень похожие на реальность.

По всему пространству зала на равных расстояниях друг от друга были установлены кресла, возле которых лежали проекционные очки. Так у каждого будет своя проекция и свои иллюзии, подсмотреть невозможно. Задачи формируются исходя из баллов и карты мозга. Точно так же, как в тесте на интеллект, ничего нового.

– Удачи, – бросил Агарес напоследок. Он посмотрел на нас и чересчур быстро вышел. Я оглядела присутствующих и стала ждать, когда кто-нибудь пойдет к креслу. Остальные ждали того же.

– Морган, пойдем, займем лучшие места в партере, – хмыкнул Макс и стремительно двинулся к креслу, расположенному прямо возле прозрачной стены. Я села в такое же кресло в следующем ряду, с сомнением взяла в руки очки и повертела их в руках. Как только я все-таки решилась надеть их на себя, программа возвестила о начале теста. Перед глазами появилась надпись: «Вам предлагается пройти лабиринт сознания». Сориентироваться удалось достаточно быстро. Это напоминало игру. Оказываясь в той или иной жизненной ситуации, я выбирала максимально полезное решение и подбрасывала нужное воспоминание, которое тут же встраивалось в ситуацию. Пару раз я прибежала в тупик. Один раз загорелся красный свет, означающий, что уровень счастья минимален. Несколько раз программа приводила меня в ситуацию «выбора». Поезд, полный людей, мчится на бешеной скорости, а на дороге стоит какой-то лунатик. Что делать? Убить лунатика или попытаться его спасти ценой жизни и здоровья десятка людей в поезде? Я точно знала, как ответить на этот вопрос, и без колебаний выбрала людей в поезде. Затем задача усложнилась тем, что на рельсах оказался ребенок. Один раз я выбежала к машине, на которой можно было спастись от цунами. Когда я уже завела машину, вдалеке показался отчаянно машущий руками человек. Я поехала вперед. В боковом стекле отражалась дикая и в то же время чудовищно реалистичная картина. Гигантская воронка постепенно проглатывала все живое на своем пути. Машина ехала достаточно быстро, чтобы попытаться спастись. Я резко ударила по тормозам и открыла двери. Шестеро человек. Один из них Линч. Это он отчаянно махал руками посреди дороги. Остальные были на это не способны. Раненые, чудом уцелевшие люди начали набиваться на заднее сиденье машины. Тут я поняла, что в машине не хватит места для всех. Какая-то бабка уже выталкивала меня с водительского сиденья. Ответ очевиден. Я резко открыла дверь машины и вывалилась на асфальт. Встать мне помог Линч. Отряхнувшись, я встала. Машина отчаянно взвизгнула и рванула с места. Я оглянулась на Линча. На его лице, словно на плохом зеркале, отражалось цунами. На этом программа выбросила меня из лабиринта.

Тест я прошла минут за десять. После чего сняла очки и стала щуриться от слишком яркого солнца. Оказалось, что я закончила первой. Следующим был Макс.

– Ну как? – поинтересовался Макс.

– Сейчас уже не уверена, что хорошо, – пробормотала я.

Если мы закончили первыми, может, мы просто сделали что-то не то? Ошиблись? Неправильно поняли задание. Мы ждали минут сорок, периодически перекидываясь ехидными замечаниями по поводу глупых выражений лиц людей в очках. Чем больше нарастала тревога, тем более ехидными делались наши замечания. В конце концов, нам надоело здесь сидеть, и мы двинулись к выходу из зала.

– Ключа у нас все равно нет, – заметила я.

Только сейчас я ощутила, как вымотал этот тест. Глаза буквально закрывались от усталости. Линч задумчиво постучал пальцем по идентификатору, и на нем загорелась надпись: «Введите свое имя».

– Все всегда проще, чем кажется на первый взгляд, – усмехнулся Линч и вписал два имени.

Двери распахнулись, и мы буквально врезались в Алекса Агареса. Я слишком шумно вздохнула, а Макс по инерции сделал шаг вперед. Агарес стоял, прислонившись к стене, и буравил глазами двери в ожидании человека, который выйдет первым. Вид у него был такой, что я не удивилась бы, если бы у него в руках оказался пистолет.

Глава 3

– Жилой отсек на третьем этаже, – сообщил он, смерив нас тяжелым взглядом.

– Похоже, у нас появился шанс занять лучшие комнаты в блоке, – пробормотал Макс, стараясь не смотреть вслед удаляющемуся Агаресу.

– Угу, и шанс на худший результат в тесте, – пробормотала я.

– Морган, прекрати, нельзя всегда предполагать все самое худшее. Надежда умирает последней, – не особенно уверенно запротестовал Макс.

Мы достаточно долго петляли по одинаковым коридорам «Силенциума», прежде чем нашли лифт.

На третьем этаже сориентироваться удалось гораздо быстрее. Здесь располагались жилые блоки, столовая, какие-то технические помещения. Первый же встреченный здесь человек указал нам нужный коридор.

– Похоже, я сойду здесь с ума, – простонала я, когда мы добрались до места. Вид жилых комнат, мягко говоря, не впечатлял.

– Я с тобой, – пробормотал Линч, с тем же унылым видом оглядывая свою комнату. Белые стены, черная кровать, черный экран во всю стену, на котором сейчас горело только приглашение на церемонию идентификации, черная доска-полка, вживленная в стену, и стол на переплетенных друг с другом металлических ножках. Унылое и предельно стерильное зрелище.

– Ежедневно мы будем работать по шестнадцать часов. Государство будет рекомендовать нам текущего партнера, оптимальных друзей и наиболее соответствующие нам иллюзии и книги. Причем мы сами еще не будем знать, понравится нам иллюзия или нет, а в нашей карте это уже будет прописано. Радует одно: если мы сойдем с ума, то хотя бы будем заранее знать дату начала безумия, – Линч говорил медленно, но с каждым словом его речь становилась все более эмоциональной. Под конец он ударил кулаком по стерильно белой стене.

– Не факт, что будем, – напомнила я, – в карте не указываются сведения, способные ухудшить качество текущей жизни.

– По мне так вообще знание собственного будущего как-то не улучшает текущий момент.

– Во-первых, все равно наши жизни уже были посчитаны. Ты можешь отказаться получать свою карту, никто не запрещает.

– С начала Нового времени таких чокнутых еще не было, – хмыкнул Линч.

– Будешь первым.

– Хватит уже того, что ты отказалась от первого уровня. И так в шаге от Тортура, – пробормотал Линч. Он медленно подошел к панорамному окну – единственному украшению моей комнаты. В поведенческом секторе, как я успела заметить, очень любят стеклянные стены. В окнах отражалась идиллическая картина города, утонувшего между грядой гор. Эти скалы были так далеко, что почти все время скрывались за пеленой тумана. И все же, они были достаточно близко, чтобы то и дело можно было видеть их очертания.

– Меня пугает Алекс Агарес. Мне кажется, что он нас ненавидит, – сказала я.

– То есть Томас Пирр тебя не пугает? – саркастически поинтересовался Линч.

– И он тоже.

– Как я слышал, здесь особенное внимание уделяют борьбе со страхами. То-то они повеселятся, – хмыкнул Макс.

– Еще меня больше пугает, что скоро нас разведут по разным частям сектора и запретят общаться, – тихо проговорила я.

Линч, все это время стоявший в дверях, сделал робкий шаг вперед. За спиной послышались голоса проходящих мимо людей. Видимо, кто-то еще расправился с тестом. Затем по коридору пробежало стадо гиппопотамов. Во всяком случае, звуки были именно такими.

– Каждый год людей второго уровня становится все меньше, – отметил вдруг Макс. Он всегда любил математику и статистику, поэтому в вопросах цифр ему можно было доверять. – Пятнадцать лет назад это было два процента населения, а сейчас меньше четырех десятых. «Силенциум» – один из трех центров анализа и контроля поведения. Больше никого нет.

– А что с первым уровнем? – заинтересовалась я.

– Всегда одно и то же число.

Мы смотрели на хаотично суетящихся людей еще, наверное, час. До тех пор, пока из динамиков не раздался голос неопределенного пола и возраста, призывающий всех собраться в холле.

Церемония идентификации личности проходила в лекционном зале на первом этаже центра. Я тоскливо разглядывала людей вокруг. Все совсем не так торжественно, как предполагала. В огромном зале собралось где-то человек триста.

Алекс Агарес, Томас Пирр и Софи Рейвен стояли на сцене и наблюдали за происходящим. На гигантском экране была изображена девушка, украшавшая все плакаты с социальной рекламой. Решительное лицо, короткие волосы, татуировки на шее. Не знаю почему, ее сделали символом Нового государства. Церемонию идентификации снимали на несколько камер. Кому может быть интересен такой новостной сюжет, я не представляла.

Все уже посчитано. Для каждого найдена идеальная траектория жизни, максимально приближенная к Всеобщему Счастью. В соответствии с рекомендациями программы просчитывалась траектория действий с минимальными рисками и уровнем стрессов. Благодаря точным результатам теперь каждый знает, на какой работе он будет счастлив, с каким человеком ему будет полезнее всего общаться и т. п. Некоторые из нас будут удостоены чести изменять судьбы. Представители первого уровня говорили все то, что мы уже и так знали.

Спустя несколько минут началась сама церемония. Я щурилась изо всех сил, пытаясь разучить последовательность действий подходящих новобранцев. Сначала человек подносил руку к машинке. Она выбивала на запястье идентификационный номер с указанием уровня и сектора, затем на другую руку крепился браслет. Персональный компьютер, не требующий дополнительного питания.

– …Синто Хейз, Макс Линч и Ника Морган, – бесцветный механический голос, назвал очередную порцию имен, в числе которых удалось вычленить наши с Линчем. Я с опаской посмотрела на стойку, потом на Линча и снова на стойку. Шумно втянула в себя воздух, который, казалось, так и не нашел путь в легкие. Дышать было нечем, и желание сбежать, не покидавшее с первой минуты в секторе, из легкого ветерка превратилось в цунами. Сейчас моя жизнь приобретет вид пары формул, записанных в общую базу данных. Более того, эти формулы будут править и корректировать. Я сделала шаг вперед и вдруг почувствовала чью-то руку на своем плече. С благодарностью оглянулась на Макса. Мимолетный жест придал силы и уверенности. Я подошла к крайней стойке и оказалась прямо перед Томасом Пирром.

Я с опаской посмотрела по сторонам и решительно положила под машинку свою руку. Тысяча маленьких иголочек тут же вонзились в кожу. Не сказать, что нестерпимо больно, но до ужаса неприятное ощущение. Через минуту все было закончено. Я решительно вставила вторую руку в браслет и почувствовала, как два тоненьких провода с практически невидимыми иголочками на конце вонзились в кожу.

– А если, скажем, у меня малокровие? Браслет может разрядиться или начать допускать ошибки… – послышался противный голос Синто Хейза, вечно всем недовольного занудного парня, решившегося выказать свое мнение самому Томасу Пирру.

– В теле каждого человека содержится энергия, способная неделю освещать весь остров. Даже от трупа компьютер способен работать еще достаточно длительный период времени. Да и если бы у вас было малокровие, мистер Хейз, мы бы уже об этом знали, – подчеркнуто вежливо пояснила Софи Рейвен.

Отвлекшись на ворчливого Синто, я даже не заметила, как все закончилось. Раздался едва слышимый щелчок, и пришлось оторвать руку от стойки. На запястье теперь красовался новенький черный браслет с достаточно большим экраном.

Я так была очарована видом браслета, что даже не сразу поняла, куда нужно идти. Окончания церемонии пришлось ждать еще около часа. В строй Макс вернулся столь же впечатленный. Все оставшееся время мы пытались незаметно снять браслет, выдрать его из кожи, включить… Ни одно из этих бессмысленных действий успеха не возымело.

– Итак, ваши жизни посчитаны и скорректированы, согласно оптимальной траектории. Через несколько минут браслеты будут активированы. Сейчас там содержатся полезные для вас данные о будущем, индивидуальное расписание учебы и работы, – сказал Алекс Агарес.

– Пойдем отсюда, – Линч бесцеремонно подпихнул меня к выходу.

Мы выскользнули из зала и как можно быстрее направились к выходу. За спиной уже слышались возбужденные голоса новых представителей второго уровня. Обычные шестнадцатилетние ребята, юноши и девушки, чуть более высокомерные, чем в лицее, но по факту они мало чем отличались от людей пятого уровня.

– Я переживу, если ты будешь знать мое будущее, но, если сейчас человек двадцать начнет обсуждать, когда у меня понос случится, а когда сердечный приступ, я повешусь, – прошипел Макс, когда они оказались возле центрального выхода из центра исследований.

– Поверь мне, кроме тебя, твой понос никому не интересен, – хмыкнула я.

Глава 4

Мы вышли из центра. Было около семи вечера. В лучах закатного солнца поведенческий сектор уже не казался столь уныло-серым зрелищем, каким он представился мне утром. Вдалеке виднелась тонкая, как щепка, башня власти. Величественный Эксимон привычно бликовал на солнце. Линч стал озираться по сторонам в поисках места, где можно присесть. Наконец Макс сбежал с лестницы, по-деловому осмотрелся и махнул рукой:

– Давай сюда.

Лестница при входе в «Силенциум» имела странную восьмигранную форму, и возле самой стены можно было отлично разместиться так, что выходящие из центра люди тебя не видели. Я выжидательно посмотрела на продолжавший молчать браслет.

– Не хочу знать будущее, – задумчиво проговорил Макс. – Хочу сам его определять. Какого вообще лешего государство решает, что мне лучше смотреть и с кем лучше…

– Все уже посчитано, а по мне лучше знать, чем не знать, – я с опаской посмотрела на Макса. – Мы даже не мечтали сюда попасть, помнишь?

– Помню, – отозвался Линч.

В этот момент на экране браслета появилось приветствие. Запястье тут же заболело в месте прокола. Надеюсь, это временно. Мы тут же стали лихорадочно жать на экран. Найти нужный файл проблемы не составило.

– А вдруг ты рождена быть элитной проституткой второго уровня? – хмыкнул Линч.

– Так вот чего ты боишься, – рассмеялась я. – Ты уже не станешь рабочим на заводе, а я проституткой. Не с нашими баллами, Линч, – весело заявила я.

Огромная проекция повисла в воздухе. Я полностью погрузилась в карту самой себя. Исходные данные тут же отмела: и так о них все знаю. Про будущее было указано до обидного мало. Повсеместно значилось: «Информация заблокирована». Впрочем, то, что было доступно, все равно впечатлило. Несмотря на самый низкий из возможных индекс доверия (последствия пристрастия к ежикам), мне выдали доступ к информации первого уровня. Сразу же. Работа в Центре поддержки Касси. Рекомендованный партнер: информация заблокирована.

– Это как так… – разочарованно пробормотала я, как вдруг услышала возбужденный крик кого-то из ребят с церемонии. В душе я была рада их появлению.

– Высший доступ, да вы посмотрите, с какими людьми мы тут одну идентификацию проходили, – бушевал крупный парень с добродушным и совсем не интеллектуальным лицом.

– Макс Линч, – сдержанно сообщил Макс и протянул ему руку.

– Кроцелл. Отдел СМИ. 164 балла.

Он совершенно неподобающим для второго уровня жестом крепко пожал ее и с интересом уставился на меня. Я тоже представилась и поспешно убрала проекцию. Его щенячий восторг перед всем на свете почему-то настораживал.

– Вы ребята с пятого уровня? Ну, вы даете. Такого скачка, по-моему, еще никто не делал.

К нам постепенно подходили остальные новобранцы. Я с опаской взглянула на Макса. Линч готов был всех разорвать и провалиться сквозь землю. Незнакомые ему люди знали его будущее лучше, чем он сам. Даже непонятно, за что стыдиться. Скрыть при всех карту тоже было нельзя. Все с таким интересом принялись ее изучать, что это было бы просто некрасиво. Я тоже начала разглядывать его карту. Оказалось, что у Линча тоже почти вся информация заблокирована, но самое главное было уже известно: все очень похоже. Тоже центр поддержки, несмотря на индекс доверия. Рекомендованный партнер… Астрея Ситри. Что вообще за имя такое? Как название венерического заболевания.

– Центр поддержки… – заунывно протянула девушка, стоявшая рядом с Кроцеллом. Высокая, красивая и до ужаса высокомерная. Явно выросла здесь же, на втором уровне. – Говорят, такие долго не живут, – с притворным сочувствием протянула она, разглядывая карту Линча. – Не выдерживают. Знаете, все эти разрешения на убийство, это так выматывает…

Она продолжала что-то говорить с фальшиво-сочувствующей интонацией. По факту я буду как тот парень, убивший нашего клиента пару недель назад. Я буду убивать тех, чью судьбу не удалось скорректировать должным образом. Тех, чья судьба бесполезна.

– Какой у тебя срок жизни? – со столь же притворно-сладкой интонацией поинтересовалась девушка.

– Информация заблокирована, – буркнула я.

– Я Алиса, – примиряющим тоном заявила девица.

– Мы в бар к Канзе, отмечать. Вы с нами? – поинтересовался Кроцелл, которому надоело исследование дебрей чужого будущего.

– С вами, – кивнула я с таким видом, будто каждый день «в бар к Канзе» хожу. Естественно, понятия не имела, что это за место. Вопрос в том, откуда о баре известно Кроцеллу, выросшему на третьем уровне сектора.

– Он здесь на площади, любой подскажет, – захохотал Кроцелл, подходите, как закончите со своими картами.

Толпа во главе с Кроцеллом и Алисой гордо прошествовала в сторону площади.

– Тебе рекомендована Астрея Ситри, ты хоть видел ее? – поинтересовалась я, разглядывая карту Линча.

– Ага, заметил на Церемонии. Красивая, – с воодушевлением отозвался Линч. Нестерпимо захотелось приступить к работе. Очень захотелось выписать разрешение на убийство. Причем я точно знала имя своей первой жертвы.

– Ника, мы больше не играем с законом, помнишь? – то ли спросил, то ли напомнил Макс.

Мы в одночасье стали чужими друг другу людьми, как будто и не росли вместе. Я откровенно завидовала ему. Я получила больше баллов на тесте, но судьба у Линча, судя по всему, поинтереснее. По крайней мере, у него уже есть одно венерическое… ну то есть рекомендованный контакт.

Решив отложить изучение собственного будущего на потом, мы отправились следом за компанией Кроцелла. Сейчас я почему-то остро ощущала свое одиночество. Люди не должны иметь личных привязанностей. Это не соответствует идее Всеобщего Счастья.

Оказавшись на площади, мы сразу увидели нужный бар. Располагался он в старинном здании с витиеватыми узорами на фасаде, а вход сюда был свидетельством чьей-то гениальности. Он был увит дикими лианами, тут и там летали странные насекомые, а прямо из двери ко мне и Максу тянулись корни явно опасных деревьев. Когда пригляделась повнимательнее, поняла, что все это иллюзии. Проекции, но очень талантливые.

Бар буквально ломился от народа. Новобранцы каким-то неведомым образом моментально слились с людьми сектора. Все в черном. Резкие, динамичные и с каким-то странным акцентом умных людей. Во всяком случае, я про себя именно так его стала называть. Интонация усталости перед жизнью и многозначительной недосказанности присутствовала даже во фразочках вроде «Налей мне кофе». Я заметила в толпе нескольких операторов, которые тоже решили зайти сюда отдохнуть. Вообще-то они должны были уже уехать на свой уровень, но, судя по всему, решили зайти в легендарный бар оптических иллюзий. Один из операторов заметил меня и зачем-то кивнул. Я поспешила скрыться в толпе. Лишнее внимание репортеров еще никому на пользу не шло.

Впрочем, все это нисколько не портило впечатления от бара. Даже наоборот. Благодаря темной одежде посетители меньше отвлекали внимание от интерьера, если можно так выразиться.

– Можно я останусь здесь жить? – поинтересовалась я у владельца бара по имени Канза Кроу. На плече у него был вытатуирован человек с хмурым и величественным лицом, одетый в головной убор с перьями. Канза уточнил, что его имя произошло из названия давно исчезнувшего с лица Земли народа, а татуировка изображает человека в традиционном для тех мест одеянии. То ли он просто сам все это придумал, то ли имя сменил, прочитав все эти легенды где-то. Все, что он говорил, почему-то невозможно было воспринимать всерьез.

– Не-а, крокодил сожрет, – улыбнулся Канза, указывая на подбежавшую к ногам рептилию. Я инстинктивно отшатнулась и только мгновением позже нагнулась, чтобы дотронуться до животного. Вопреки ожиданиям, крокодил обиженно скрылся за ветвями деревьев. Удалось дотронуться только до хвоста, который на ощупь оказался чуть более вязким воздухом.

– Пока работаю над тактильными ощущениями. Даю слово, через три года эти твари будут откусывать головы должникам, – гордо возвестил Канза.

– Клиентов не останется, – улыбнулась я, продолжая с искренним восхищением разглядывать населенное странными существами пространство.

Там, где, по идее, должны были быть стены, лились водопады, вились причудливые лианы, росли незнакомые и прекрасные растения. Над головой летали маленькие птички, а по траве ползала пугающего вида живность. Вместо столиков тут были причудливые деревяшки. Более всего поражала барная стойка. Откуда-то из-за угла вытекала горная река, которая и была стойкой. Просто льющаяся и странно извивающаяся река, за которой на расстоянии метра в ветвях деревьев громоздились бутылки с жидкостью самых разных цветов. В люминесцентно-синем небе пугающе ярко горела луна. Мне доставляло удовольствие пробовать на вкус все эти названия цветов, запоминать то, какими они могут быть яркими.

– Я просто видоизменил способ подачи проекции, ну и саму технологию поправил, чтобы пореалистичнее смотрелось. Не представляешь, сколько времени убил на создание всех этих тематических иллюзий. У меня их больше трехсот, – с гордостью добавил хозяин заведения.

К барной стойке, то есть льющейся реке, подошел какой-то парень. По-видимому, это был приятель Канзы, потому что Кроу тут же переключился на него, и его речь моментально потеряла для меня всякий смысл. Через слово попадалось какое-нибудь незнакомое имя, да еще к тому же они смеялись в тех местах, в которых по идее не было ничего смешного. К ним тут же подошел еще один парень, и я стала уныло наблюдать за ними. Им было не намного больше лет, чем мне, но почему-то выглядели они значительно старше. Учитывая их уставшие, отравленные цинизмом лица, они казались даже старыми. Парень, оказавшийся дальше всех, показался мне знакомым. Я бесцеремонно перегнулась через иллюзию реки, чтобы лучше рассмотреть лицо. Так и есть. «Штатный киллер», убивший пару недель назад наших с Максом клиентов. Единственный представитель второго уровня, которого я знала раньше. Здесь. Стало неприятно находиться рядом. Еще хуже сделалось от воспоминания о собственной карте будущего. Он теперь просто коллега. Вполне вероятно, что и мне придется кого-то убивать. Тут в бар вошла какая-то девушка, и все трое подняли головы. Девушка явно искала кого-то. Тот парень, Гасион Бал, так он вроде бы представлялся, заметил ее. Он неожиданно стушевался и попытался незаметно исчезнуть. Попытка не удалась.

Я стала беспомощно искать глазами Макса. Тот буквально растворился в толпе в тот момент, когда мы вошли в этот бар. Наконец я увидела его в самом дальнем углу. Он сидел вместе с какой-то девушкой, судя по всему Астреей Ситри. Они над чем-то неприлично громко смеялись. Конечно, смех в общем гуле бара расслышать было невозможно, но по одним только лицам было видно, что они ржут, как стадо ослов. Человек с камерой в руках зачем-то снимал их счастливые лица. Я даже не заметила, как несколько операторов вдруг побросали свои коктейли и стали снимать то, как мы отмечаем первый день на своем уровне. Макс неожиданно поднял голову, и мы встретились глазами. Канза вдруг перегнулся через стойку бара и взял меня за руку.

– Может, улыбнешься хоть, я уже три коронных шутки на тебя истратил? – Канза хитро подмигнул мне, и я послушно рассмеялась. Минут пять мы действительно о чем-то непринужденно болтали.

– Ника, – я даже не заметила, как Макс подошел и встал за спиной, – ты не жди меня, когда соберешься, иди домой с остальными, – как можно быстрее проговорил он и поспешил вернуться к Астрее.

– Вот, учись у него, парень правильно себя ведет, – вдруг посерьезнел Канза. – Так что ты пить будешь?

– А что можно? – поинтересовалась я. Канза посмотрел в ту сторону, где сидели Макс с Астреей, и снова нагнулся ко мне.

– Это, смотря для чего. Есть для успокоения, снятия стресса, комплексов, чтобы проснуться где-нибудь не там с кем-нибудь не тем, для радости, счастья… Да что душе угодно. Все из разрешенных на втором уровне ингредиентов, – в этот момент Канза весело подмигнул. Ясно, что далеко не все разрешенное.

– А кофе есть?

– Какой? Ваша энергетическая дрянь или настоящий?

– Второе. Хочу настоящий кофе. Ты неправильно его понял, мы с Максом вроде как друзья, – я все-таки одернула руку. Игра стала немного раздражать. Интересно, что значит «ваша энергетическая дрянь»? Надо будет спросить у кого-нибудь завтра.

– Ага. Хоть друзья, хоть враги. Скоро тебе выдадут бумагу о нежелательности дальнейших контактов. В крайнем случае, кого-то переведут в другой сектор, а это, сама понимаешь, нежелательно. Это ведь все с умом придумано. Люди больше не страдают, все приносят пользу.

– Ты еще книгу Закона процитируй, – поморщилась я.

– Да я серьезно. Ты не думай. Я даже в свое время лицензию на эксперимент себе сделал. Ходили ко мне всякие одиночки, рассказывающие о том, как их лишили возможности быть с любовью всей их жизни. Так что ты думаешь? Ладно, если один из пары, но бывало, что оба в разное время дня ошивались здесь и ныли: «Все кончено», «Как мне дальше жить», «Я не знаю что делать», – Канза очень смешно изобразил голос типичного нытика. – Я трем таким парам сообщил по секрету, что могу организовать для них свидание. Так никто не пришел. Я подумал, может, они не хотят себе делать хуже. Предложил организовать побег в другой сектор, и что? Никто не согласился. Им просто нравилось грустить и быть несчастными, а с этим ты ничего не сделаешь. Нет, конечно, у меня есть одна настойка, кого хочешь обрадует…

– Так три пары не показатель, это не исследование. К тому же иногда прописывают Z-136. А это нарушает чистоту эксперимента, – возразила я.

– Исследование учли и внесли в список заслуг перед государством, ну и себе все это в очередной раз доказал. Сейчас объясню… Хочешь йогурт? – последняя фраза прозвучала очень неожиданно.

– Не очень, хотя можно, наверное.

Канза вытащил из-под льющейся реки стакан с чем-то белым. Присмотревшись, я увидела, что йогурт давно потерял свой товарный вид. На белой, сильно загустевшей субстанции ветвилась пушистая плесень. Я брезгливо отпихнула от себя эту гадость.

– А если у йогурта давно истек срок годности, ты будешь продолжать его есть? Так чем любовь хуже йогурта? – грустно улыбнулся Канза.

– Зачем ты хранишь эту гадость? – с отвращением разглядывая плесень в стакане, поинтересовалась я.

– Это мой любимый монолог, для наглядности держу, – пожал плечами Канза и поставил передо мной высокий стакан с каким-то невероятно вкусным кофейным напитком. Стакан примерно на сантиметр утопал в бушующей реке. Иллюзия воды мягко огибала его. Я опустила руку в бушующие воды иллюзии и нащупала гладкую поверхность стола. Проекция обладала небольшой, почти эфемерной плотностью. Канза с довольной улыбкой наблюдал за реакцией посетительницы. Ничто так не располагает к себе человека, как искреннее восхищение его работой. С этого момента Канза Кроу всем сердцем полюбил меня, так как к концу вечера я была свято убеждена в том, что Канза Кроу – гений.

– Я тебя провожу, – вдруг сказал он.

– Это точно лишнее, к тому же, кто за посетителями следить будет?

– У меня есть помощники, к тому же тут все автоматизировано, а твоему Максу не помешает чуток поревновать, – беспечно махнул рукой бармен.

– И почему государство так заботят наши личные отношения. Зачем нужно было устанавливать эти дурацкие правила? – поинтересовалась я, бесконечно продолжая свой внутренний монолог.

– Чтобы люди не страдали. Вообще, это явно не ко мне вопрос. Это к первому уровню. Не переживай. В первый раз будет очень паршиво, во второй уже меньше, а потом перестанешь на это обращать внимание, – почему-то грустно ответил неунывающий Канза.

Каким-то чудом мне все-таки удалось отвертеться от провожаний Канзы. Преступности давно нет. Вернее, вся, что есть, посчитана и сведена к допустимому пределу. Оказавшись на пороге центра исследований, я присела на ступеньки входа. Идти в свою камеру одиночного заключения не хотелось. Я прекрасно знала, чем там займусь. Буду изучать свою карту. А это страшно. Будущее пугало своей определенностью. Вся жизнь сведена в пару строчек кода. Одно радует: судя по всему, это будет короткая жизнь.

– Ненавижу тебя, – тишину буквально разрезал противный женский голос. Из-за угла медленно выбежала та самая девушка, от которой пытался скрыться будущий коллега, Гасион Бал. Девушка бежала до неприличия медленно. Добежав до ступенек, она демонстративно прислонилась к перилам и чересчур громко задышала грудью. Наконец ей все-таки пришлось признать тот факт, что ее никто не догоняет, и побрести в жилой отсек.

– Странные вы существа, девушки. Если разрешен год отношений, это же не значит, что я на год в рабство отдаюсь, – философски заметил парень из бара. Учитывая тот факт, что он при этом трусливо выглядывал из-за угла, это смотрелось комично. – Она же не рекомендованный контакт, в конце концов, – начал оправдываться он.

– Ушла, – сообщила я, имея в виду девушку, которую так никто и не догнал. Парень осторожно вышел из-за угла и побрел к лестнице.

– Я тебя знаю. Ты любительница дохлых ежиков, – заявил он, усаживаясь на ступеньках.

– Что? – поперхнулась я. Свято была убеждена, что он не запомнил нас с Максом. Если запомнил, то должен был доложить о том, что застукал нас на месте преступления. Должно было бы последовать какое-нибудь наказание… Оказывается, не только запомнил, но и прочитал мой дневник. С каких пор это разрешено?

– Мы дети! – спародировал он Макса, в ужасе поднимая руки вверх. Смотрелось действительно смешно. – Я Гасион Бал. Второй уровень. 173 балла. Отдел контроля, – повторил он, неправильно истолковав мое удивление.

– Я тоже, – пробормотала я.

– Гасион Бал по системе только один, я проверял, – слишком серьезно заметил парень.

– Ника Морган. Второй уровень. 174 балла. Центр поддержки.

– Ого, – искренне восхитился Гасион. – А еще ты никогда не пользуешься Сетью Всеобщего доверия и в дневник ахинею какую-то строчишь.

– Не люблю, когда ко мне в жизнь кто-то лезет. Я интроверт. Просто не хочу проблем с законом и держу минимальный индекс доверия.

– Врешь, – резко ответил Гасион. – Хочешь, чтобы твоей жизнью интересовались. Расспрашивали. Искали к тебе подход. Надеешься, что так ты всем интереснее будешь казаться.

– Не кажусь? – зло поинтересовалась я и резко скинула руку Гасиона, каким-то магическим образом оказавшуюся на моем плече.

– Для кого-то кажешься, – хмыкнул Гасион. – 174 балла, говоришь? Вы это скоро проходить будете.

– Как тебе… Работа? – я задала наконец тот вопрос, который мучил с того момента, как Алиса обнаружила эту отметку в карте будущего. Гасион посерьезнел и внимательно посмотрел на меня. Он вдруг показался уставшим и сломленным. Гасион снова придвинулся ко мне и уже, не церемонясь, положил руку на плечи.

– Нормально. Я для нее рожден. Все люди способны на убийство, просто некоторые способнее других, вот и все. Ты же на тесте уже убивала. У тебя тоже был поезд, который нужно спасти?

Я кивнула.

– Хоть младенца не давила? – в шутку поинтересовался Гасион.

– Давила, – притворно расстроенным голосом ответила я. Гасион расхохотался.

– Ника Морган, даже по меркам убийцы ты бесчувственная скотина, – заключил он. – Пойдем в жилой отсек. Даю сто процентов: самостоятельно ты не вспомнишь, как туда добраться.

– Я официально умнее тебя на два балла, – напомнила я.

– Ладно, оставайся здесь, – слишком легко согласился Гасион. Пришлось идти на попятную и просить проводить.

Макс в тот вечер так и не явился в жилую зону.

Глава 5

– Итак, высокоинтеллектуальные отбросы общества, добро пожаловать в центр поддержки системы «Касси», – возвестил вечно мрачный Алекс Агарес. Он говорил с такой интонацией, будто собирается объявить войну.

Уныло разглядывала будущее место работы. Если честно, меня мало волновало происходящее вокруг. Все внимание было сосредоточено в правом углу первого ряда группы новых сотрудников центра «Касси». Там стояли Макс и Астрея. Они незаметно для всех умудрились взяться за руки. У обоих были отвратительно восхищенные лица. Казалось, они сейчас же готовы отдать жизнь за будущее человечества.

Сложно представить, что в ближайшие несколько месяцев придется лицезреть эти счастливые физиономии. Утешает лишь тот факт, что государство заботится о нас, а система «Касси» настроена на одно: выжать из нас максимум пользы для общества и утилизировать. Как батарейки.

Отругав себя за крамольные мысли, я сосредоточилась на очередной речи Агареса. Итак, с сегодняшнего дня и до окончания отпущенного нам срока счастья мы все будем работать в центре поддержки Касси, вершить судьбы людей. На эту должность программа выбирала тех, чей срок жизни редко переваливает за роковую цифру «двадцать пять». Почему? Поговаривали, что эта работа не терпит старости мозга, жалости и других примет возраста. Люди постарше на этой работе рано или поздно начинали заигрывать с правилами и системой. Вернее, не начинали – просто хотели. Программа просчитывала их будущее и утилизировала быстрее, чем они хотя бы подумали нарушить правила. Таких стало появляться слишком много. Попробовали перенастроить центр на людей с другим уровнем интеллекта, но эффекта это не дало. Оптимальный возраст работы в центре – с шестнадцати до двадцати пяти. С одной стороны, мы элита общества, с другой – обреченные на смерть. В достаточной мере жестокая плата за то, что мы вершим судьбы.

Все это звучало столь важно и серьезно… На деле же все оказалось совсем не так глобально. Нас провели в огромный муравейник из людей и проекций. В зале было чересчур светло. Окна здесь были занавешены проекциями солнечного дня. Вечно хорошая погода. Здесь работало человек пятьдесят. Все сосредоточенно всматривались в то и дело возникающие и гаснущие проекции. Изображения появлялись и исчезали, а операторы никак не изменялись в лице, и взгляд их никогда не прояснялся. Казалось, что они слепые. Они не смотрели ни на фотографии людей, ни по сторонам. Все приблизительно мои ровесники. Несколько людей были подключены к лабиринтам. Максимально сложному способу изменения реальности.

В центре зала висело огромное табло. Оно было прикреплено так высоко, что я его поначалу даже не заметила. Присмотревшись, я разглядела на нем две колонки: в одной – имена, а в другой – какие-то цифры, именуемые рейтингом. Самым удивительным был тот факт, что на первом месте был Макс Линч, а на втором значилось мое имя. На третьем со значительным отрывом в цифрах – Астрея Ситри. Я обернулась. Рядом со мной стояла невысокая девушка с короткой стрижкой. Анни кажется.

– Что это за табло? – поинтересовалась я у нее как можно тише. Девушка подняла голову наверх и прищурилась.

– Новостной рейтинг, – со знанием дела сообщила она. Поскольку я так и продолжала на нее непонимающе смотреть, она поинтересовалась: – С какого ты уровня?

– С пятого, – ответила я.

– У вас что, не идут все эти новостные блоки о новоприбывших? – поразилась она.

У нас тоже шли все эти бесконечные новости. Допотопные экраны и проекции светились, где только можно, но обычно там рассказывали о жизни разных звезд из отдела СМИ. У них жизнь повеселее была. Они-то с парашютом прыгали, то за просветлением в горы уходили. Иногда было даже забавно наблюдать за тем, как они «просветляются».

– Вообще-то такие программы снимают про всех новичков. На других уровнях популярны не только звезды, но, как видишь, и обычные люди, – хмыкнула Анни.

– А почему там мое имя на втором месте? – продолжала я пялиться на светящееся имя.

– Потому что людям понравилась история про тебя, Астрею и Линча, а еще твой допрос Гасиона Бала. Его величество на восьмом месте. Отродясь выше пятнадцатого не поднимался, – слишком громко сообщил Агарес. Видимо, мы с Анни все-таки не очень-то тихо переговаривались.

Я не заметила, что нас снимают. Думала, что нас никто не видит, поэтому и позволила себе тот разговор. Впрочем, если из этого сделали новостную хронику, ничего плохого я не сказала. Хотя Агарес, похоже, не рад появлению моего имени в рейтинге. Он вернулся к рассказу о центре поддержки.

Сменившая Агареса Софи Рейвен провела нас к рабочим местам. К ней неожиданно подскочил тот парень, который мне помог отыскать жилой отсек. «Его величество» Гасион Бал. Сейчас он выглядел чересчур высоким и сосредоточенным. Он был чем-то похож на Томаса Пирра. Современная, улучшенная и красивая его копия. Только у Пирра были мертвые и пустые глаза робота, а у Гасиона совершенно не сочетающийся с его образом какой-то удивленный, чуть растерянный взгляд. Боковым зрением я заметила, что все сотрудницы центра вдруг приобрели осмысленность в глазах. Они все-таки не слепые, просто плевать им хотелось на всех, кроме Гасиона. Бал сосредоточенно что-то говорил Софи Рейвен. Неожиданно он заметил меня в шеренге новых операторов центра и отрешенно кивнул. Моментально все взгляды других вцепились в меня. А что еще удивительнее, на меня уставился Макс Линч. Он вопросительно поднял брови, но я решила не замечать этого его жеста. Может, все не совсем посчитано? То есть не до конца? Если постараться, то можно будет встретиться, возможно, продолжить общаться… Астрея вряд ли это одобрит, но ведь и ей через год придет уведомление о нежелательности дальнейших контактов.

Гасион продолжал что-то докладывать Рейвен. Вид при этом у него был такой, будто он докладывает об инопланетном вторжении, а вот Софи наоборот. Она, казалось, даже не была удивлена новостям.

Наконец Софи кивнула и сделала едва заметный жест рукой, Гасион скупо кивнул и направился к выходу.

– Ну что ж. В каком-то смысле вам повезло. Вы узнаете об этом первыми, – предельно ровным тоном сообщила она. – Поступила новость о нескольких случаях заражений новым вирусом. Симптоматика пока не изучена. Смертность… – здесь ее голос едва заметно дрогнул, – сто процентов. Один из известных симптомов – патологическое изменение мозга, в результате которого человек отключается от системы Касси. Их нельзя посчитать, а значит, и вылечить.

Вдалеке раздавалось тихое шуршание других операторов, а все новенькие, в том числе и я, молчали.

– Если человек отключается от программы, откуда известно, что смертность сто процентов? – раздался противный голос бесстрашного Синто. Этот зануда, судя по всему, ничего не боится: ни черта, ни даже Софи Рейвен с компанией.

– Закономерный и логичный вопрос. Ответить, к сожалению, не могу. Разглашать или нет такие подробности, я не решаю. Задайте его господину Пирру, в крайнем случае – Агаресу, – все тем же спокойным голосом ответила Рейвен. Помолчав еще немного, она попросила всех рассесться по своим рабочим местам, чтобы можно было начать стажировку.

Новость об эпидемии вполне можно было бы отнести к разряду мировых. Поражало то, с каким спокойствием и безразличием к ней отнеслась одна из Основательниц Единого государства. Такое ощущение, что она ежедневно о таком узнает. Все мы еще долго пребывали в шоке. Впрочем, тупое и бессмысленное перестроение линий судьбы вскоре окончательно уничтожило все посторонние мысли.

– Не грусти, Морган, скоро вас обучат проходить лабиринты будущего, это что-то вроде нашего теста. Намного интереснее, в общем, – прошептала Анни, откидываясь на спинку стула.

– Надеюсь… – пробормотала я, пытаясь придумать, как повысить работоспособность какой-то дурочки, не желающей заниматься ничем, кроме просмотра видеоиллюзий. – Это ж надо, в первый день работы началась эпидемия.

– Везет как утопленнику, – хмыкнула Анни. – Хоть контакт рекомендовали?

Я помотала головой.

– Та же история, – потянулась Анни, – видимо, мы слишком чувствительные особы, еще работоспособность понизиться. Будем целыми днями ногти пилить и капризничать, как та дурочка Кроцелла. Кстати, было бы забавно, если бы Бала тебе рекомендовали.

– Почему?

– Потому что ты бука, а он весь из себя неприступный герой. Такие истории всем нравятся. Тут же переплюнула бы Линча во всех рейтингах.

– Да меня растерзают здесь быстрее, чем мое имя в рейтинге окажется, – хмыкнула я.

– Так у Бала и пистолет есть, защищать должен, – развеселилась Анни. – Интересно, тут можно как-нибудь запросить твою карту будущего? Я сейчас все быстро нарисую… – Анни даже в ладоши хлопнула от энтузиазма.

Тут с другой стороны послышалось недовольное покашливание Астреи. Черт. Совсем забыла, что она сидит рядом. Разговор с Анни немного разрядил обстановку, но к концу того дня я все равно мечтала о смерти. Как же хорошо, что жить мне осталось меньше десяти лет. Было бы здорово, если бы нас просто заставляли работать один день, а потом расстреливали всех к чертовой матери. На следующий день пускай мучаются другие. Правда, рано или поздно возникнет нехватка кадров… Я старалась просчитать лучшее решение, учесть все рекомендации и проценты, выбрать оптимальный вариант. Более всего я боялась того, что мне придется выбрать смерть. Рано или поздно каждому из нас приходилось выбирать смерть. Во имя Всеобщего Счастья.

Глава 6

Уже на следующий день новость об эпидемии распространилась по всему центру поддержки. Нам объявили о том, что жалобы на плохое самочувствие нужно рассматривать в особом порядке. Доселе Касси успешно справлялась со всеми угрозами эпидемий еще до их начала, но не в этот раз. Зараженные просто выпадали из поля действия. Их жизни неуловимым образом исчезали из программы «Кассандра».

Поначалу все это даже казалось интересным. Ну а потом эпидемия стала просто данностью. Люди постарше продолжали обсуждать эту новость, так как для них она оставалась чем-то из ряда вон выходящим, ну а меня больше волновал тот факт, что работать приходилось локоть к локтю с Астреей. Ежедневно приходилось видеть Макса, который упорно делал вид, что не знает меня. Рекомендованного контакта у меня в карте так и не появилось, поэтому приходилось вдвойне паршиво.

Учеба и стажировка проходили параллельно. Во имя Всеобщего Счастья государство заботилось, чтобы наши организмы работали на пределе возможного. Поэтому сил на то, чтобы лишний раз вздохнуть, у меня просто не оставалось.

Если честно, до определенного момента я старалась просто не задумываться над тем, почему здесь не доживают до двадцати пяти. Предпочитала думать, что специально выбирают, так сказать, скоропортящихся людей. В конце концов, как ты думаешь, так и есть на самом деле. Просто потому, что само по себе слово «реальность» весьма эфемерно. Лабиринты очень доходчиво это объясняли.

В основном приходилось корректировать совсем простые вещи. Лабиринт будущего был вершиной работы центра. Его прохождение давало максимальную корректировку из возможных. Проблема заключалась в том, что этому нельзя было научиться. Ни одно знание формул не гарантировали тебе удачи. По словам Анни, ошибка могла привести в ловушку сознания. Что это такое, она не пояснила.

Через месяц после начала стажировки, все изменилось. Когда я прибежала в центр, народ уже внимал словам Томаса Пирра. Его жесткое лицо отражалось сейчас в тысяче экранов. Сам же он стоял на небольшом возвышении в самом конце зала. Я попыталась найти глазами кого-то знакомого. Ни Анни, ни Макса, ни даже Астреи видно не было. Метрах в десяти от меня я заметила две высоких фигуры. Андрас и Гасион. Эти двое все меня пугали. Гасион, когда был без Андраса, опасений не вызывал, но вот Андрас совсем другое дело. Казалось, что он в любую секунду готов тебя застрелить. Чуть поодаль от них я заметила маленькую и сосредоточенную Анни. В толпе ее было очень сложно увидеть. Слушая вполуха Пирра, стала пробираться к Анни.

– … В целях борьбы с эпидемией первый уровень постановил изменить правила корректировки будущего. Теперь все жизни нужно изменять по максимальной траектории. Уровень счастья и длительность жизни в качестве критерия можно больше не учитывать, – завершил свое объявление Пирр. По его лицу было видно, что он сам не рад этому «постановлению первого уровня».

По залу стали о чем-то тихо перешептываться.

– Это означает море ловушек, – пробормотала Анни.

– Может, наконец, объяснишь подробнее, – разозлилась я.

– Думаю, сегодня увидишь, – пожала плечами Анни. – Пирр никогда не вмешивался в дела центра…

В этот момент я заметила одного не в меру любопытного оператора, решившего поснимать зал, и приложила палец к губам. Не стоит проявлять такое неуважение к Пирру. Если он увидит в новостной хронике, как мы нагло переговариваемся, ничего хорошего точно не будет.

Поговорить нам так и не удалось. Тут же было приказано приступить к лабиринтам. Даже операторы еще не успели собрать свою аппаратуру. Я машинально включила очередную карту и загрузила лабиринт. Рассчитывать теперь было особенно нечего. Ни срок жизни, ни уровень счастья никого больше не волнует. Только общественная польза.

Один поворот, другой, воспоминания, страхи, мечты… Начало казаться, что эта карта бесконечна, когда я все-таки вырулила на нужный уровень общественной пользы. Можно было закончить, но путь продолжался. Новые повороты, мечты, надежды, а вот и рекомендованный контакт…

Когда я открыла глаза, на меня с интересом смотрели все люди из центра поддержки. Справа и слева стояли операторы с камерами. В первом ряду я увидела Гасиона. Тот выжидательно смотрел на меня, как будто готов был сейчас же броситься в драку.

– Я что-то не то сделала? – непонимающе спросила я, пытаясь унять срывающееся дыхание.

Тут зал разразился аплодисментами. Операторы повернули свои камеры в сторону аплодирующей толпы.

– Ты удлинила жизнь на двадцать лет, идеальная траектория, – одобрительно сказал Гасион.

Оказалось, что я первой загрузила карту, и операторы решили, что будет правильно показать начало работы центра по новым правилам. Все стали с интересом наблюдать за работой людей с камерами, а затем и за мной. Теперь я по всем рейтингам Линча обгоню.

Воображение уже стало рисовать заманчивые картины будущего, когда я обратила внимание на что-то странное, творящееся в противоположном углу центра. Операторы уже ушли, большинство людей приступило к работе, а в том углу явно намечалось новое представление. Я нерешительно встала и пошла в ту часть зала.

Народ столпился возле одного из сотрудников. Он был на несколько лет старше, работал в другом конце помещения, поэтому я даже имени его не помнила. Парень выглядел мертвенно бледным, а его тело билось в страшных судорогах.

– Что случилось? – спросила я.

– Ловушка, – ответила Анни. Она, казалось, уже потеряла всякий интерес к парню. – Так происходит, когда слишком увлекаешься коррекцией жизни. Ты же знаешь, будущее можно скорректировать, но не изменить. Как в картах. Если у кого-то перебор, он автоматически проигрывает.

С этого дня мы возненавидели людей за пределами центра. На грани ловушки оказывался каждый. Часто удавалось вырулить, но не всегда. Линч однажды попался в такую.

Тогда в центре вдруг все оживились, Астрея сорвалась со стула и побежала в другой конец центра. Я поспешила за ней. На кресле в страшных судорогах бился Макс Линч. Осознание того, что это последние минуты его жизни, просто прибило к полу. Я стояла по стойке смирно, а из глаз катились слезы беспомощности. Не знаю, сколько так продолжалось, но в какой-то момент он затих. Андрас тогда приложил два пальца к его запястью, чтобы проверить пульс. Через секунду он громко возвестил:

– Везунчик!

Астрея кинулась обнимать бездыханное тело, а я так и продолжала стоять.

– Пойдем, Ника, – отрезвляюще громко сказала Анни. Ее слова буквально вернули к жизни.

Однажды я тоже попалась. Лабиринты населяли чужие мечты и страхи. Их причудливое переплетение и рождало будущее. Чужие желания обычно казались глупыми, а страхи по большей части пустыми. Нет ничего сложного в том, чтобы пройти море пауков, если ты их не боишься. Проблема заключалась в том, что разновидностей страхов было не так уж и много. Насекомые, высота, глубина, гробы, смерть – подобные глупости проходила за пять секунд. К сожалению, люди слишком похожи друг на друга. Тогда я впервые столкнулась с чистым соответствием. Обычная девушка третьего уровня больше всего на свете хотела себе рекомендованный контакт, а боялась того же, чего и я. Ей угрожали стресс и потеря работоспособности. Нужно было как-нибудь привести ее к рекомендованному контакту. Я быстро нашла нужные воспоминания, но ее мозг отказывался их воспринимать. Он считал это проявлением безумия. Один раз, второй, третий… И вот я уже падала в бездну беспомощного безумия. Градом сыпались осколки чужих воспоминаний, а я ничего не могла сделать. Оставалось лишь зажмуриться и попытаться выжить. Когда я все-таки отважилась открыть глаза, передо мной светилась проекция с уведомлением: «Программа требует утилизации одного из участников лабиринта. Просьба выбрать нужный вариант». Я выбрала жизнь. Свою.

Мы возненавидели людей, чьи судьбы должны были корректировать. Жалость сменилась ненавистью. Чаще всего мы все-таки выбирались из ловушек, вот только, никогда не забывали о них.

Первым, кого я тогда увидела, выбравшись из лабиринта, было лицо Андраса. Он с интересом наблюдал за тем, как я беспомощно сучу руками и ногами. Вокруг собралось всего несколько человек. Ловушки постепенно переставали быть чем-то из ряда вон выходящим. Андрас, Форас и Лерайе сдержанно поздравили меня и поспешили разойтись.

Осталась только Анни.

– Теперь понимаешь, почему о них никто не хочет говорить? – спросила она.

Я кивнула. Анни выглядела уставшей. До конца рабочего дня было еще долго. Ей пришлось все-таки включить новый лабиринт и заняться поправкой чьего-то будущего. Я до конца дня правила самые простые карты. Так, чисто отваживала людей от мороженого и уводила от открытых люков.

Иногда я приходила в бар к Канзе и болтала с ним о новых иллюзиях. Поскольку я слушала бармена с неизменным восхищением, он всегда готов был смешать мне какой-нибудь новый коктейль. Неразбавленная радость, Падение, Нирвана… Бармена давно перестали интересовать тривиальные напитки, все, что он делал, должно было содержать Иллюзию. Это восхищало, правда, по-моему, только меня. Остальные воспринимали бар неотъемлемой частью интерьера, что ли.

Перед днем очередного эксперимента Канза на прощание сказал:

– Приходи сюда после занятий, ладно?

– Без проблем, – ответила я.

С утра нас собрали в огромном зале, в котором проходила церемония идентификации. Правда, его сейчас трудно было узнать. Пол наклонили еще больше, а зал был уставлен причудливо изогнутыми лавками, поэтому помещение превратилось в обычную аудиторию для занятий.

Неожиданно гул новичков стих. Раздались удары каблуков об пол. Софи Рейвен медленно прошествовала к зоне для выступлений. Оглядев всех придирчивым взглядом, она заговорила:

– К сожалению, мне доверили сообщить вам о том, что ваша коллега, Алиса, умерла…

По залу пронеслась волна удивленных возгласов. Вечно всем недовольная Алиса никогда мне не нравилась. Впрочем, я и не общалась с ней никогда. Ее определили на работу в клинику. Встречались мы только на занятиях по истории Нового общества, поведенческой теории и практикуме, таком вот, как сегодня. Она упала с лестницы, ведущей в лабораторию. Однажды пришлось проходить мимо нее, неудивительно, что кто-то пострадал. Бредовое сознание какого-то дизайнера сделало лестницу в лабораторию самым опасным местом в центре, да, наверное, и во всем секторе. Только тюрьма Тортур, пожалуй, вне конкуренции. Лестница с прозрачными ступенями и перилами лишь с одной стороны. На двадцать первом этаже. Вниз лететь очень долго… Я совершенно равнодушна к высоте, но, оказавшись на той лестнице, шла, намертво вцепившись в перила. Даже не представляю, как возмущалась Алиса, когда ей приходилось спускаться по тем ступенькам. Бедный Кроцелл… Его рекомендованный контакт. Они проводили вместе все свободное время. Веселый и добродушный Кроцелл всегда стоически выносил брюзжание Алисы. Его терпению можно было позавидовать.

Рейвен закончила свой печальный рассказ о произошедшем и внимательно оглядела аудиторию. Сейчас она, как никогда, напоминала хищную птицу. Черные прилизанные волосы, острый, будто вынюхивающий что-то нос, прищуренный взгляд. Такое ощущение, что жертву себе высматривает.

– Выражаю свои соболезнования. Понимаю ваши чувства и даю вам два часа на адаптацию, да и от вас требуется непременная исповедь в Сеть всеобщего доверия. Немедленно. Это для вашей же пользы. Таким образом, занятие продолжится через три часа, – заключила она и направилась к выходу.

Я не заметила, как она нажала нужную кнопку, но пол в аудитории стал опускаться, а скамейки неожиданно тронулись с места. Пришлось вскочить, чтобы не упасть с этого чудо-паровозика. Менее проворные тут же попадали со своих мест. Скамейки остались лишь по краям, стены аудитории тут же окрасились проекцией пустыря. Пол превратился в растрескавшуюся землю дымчато-серого оттенка. На горизонте замаячили безжизненные стволы деревьев, скрючившихся от порывов ветра. Температура воздуха не изменилась, но почему-то сразу стало холодно и страшно. Все вдруг разбрелись по группам и стали что-то обсуждать. Я поискала глазами Кроцелла. Тот стоял совершенно ошеломленный. Казалось, его оглушили. Подойти или не стоит?

– Как ты? – дрогнувшим голосом поинтересовалась я. На самом деле подходить очень не хотелось, просто поспешила отойти от Макса с Астреей.

– Нормально, – огрызнулся Кроцелл, – не хочешь заполнить дневник? Обязательный поведенческий минимум все-таки.

Кроцелл был прав. Нужно было что-то написать. Подумав секунду, я отошла к стене, включила проекцию на браслете и вбила пару фраз. Из-за этой видеоиллюзии со стороны казалось, что я стою в одиночестве посередине пустыни, а остальной караван ушел далеко вперед… к другой стене. Чертовы иллюзии. Вот нет у них Канзы. Ни фантазии, ни красоты, ни логики. Могли бы что-нибудь попозитивнее дать. И почему у Канзы такая карта будущего? Он ведь явно мог бы принести куда больше пользы, работая в центре, а не в плешивом баре. Ладно, в отличном, но все равно баре.

Со стороны доносились обрывки чужих разговоров. Поначалу все с притворными интонациями говорили о том, какая для них утрата – смерть Алисы, но уже через несколько минут все перешли к обсуждению того, какая она была дура. Слушать это было неприятно, хотя я и была во многом согласна с большинством мнений. Мне так не хватает рекомендованного контакта, и вот сейчас, когда правила разрешают разговоры, мне абсолютно нечего сказать… Тут раздалась гулкая серена, возвещающая о начале времени для дневниковой записи. Все стали судорожно включать свои проекции и яростно вбивать исповеди.

Как только последняя проекция исчезла из воздуха, аудитория вновь приобрела привычные очертания. Стены, лавочки, пол, дверь. Последняя тут же отъехала и в проеме показалась фигура Софи Рейвен. За ней стоял кто-то еще. Раздался вой сирены, и все замолчали. Софи застучала своими каблуками. Следом за ней шла понурая… Алиса. Все повторилось. Снова тишина, волна удивленных возгласов и так далее по списку. Только Кроцелл вел себя не по плану. Он шумно выдохнул и ринулся к девушке. Алиса даже взвизгнуть не успела, как Кроцелл сгреб ее в охапку и шумно прошептал:

– Как же хорошо, что ты есть…

Все ошарашено наблюдали за этой сценой. Софи Рейвен тем временем преспокойно прошествовала к уже образовавшейся сцене.

– Мы наблюдаем сейчас иллюстрацию к Первому закону Крэй. Кто-нибудь его помнит? – громко и властно сообщила она. Все нехотя отвернулись от Алисы с Кроцеллом и стали слушать Рейвен.

– Смерть расстраивает только одного, – отрапортовал ботаник Синто.

– Примерно так, – кивнула Рейвен. – Всегда есть один человек, которого расстроит ваша смерть. Он есть всегда, каким бы отвратительным человеком вы ни были. Но он всегда только один. Это и есть рекомендованный, максимально полезный контакт. В этом эксперименте все всегда, как по учебнику.

А вот дальше последовало то, чего никто не ожидал. Софи включила ленту исповедей. По воздуху полились строчки с описанием переживаний по поводу смерти Алисы. Все писали примерно одно и то же. В разных выражениях, но смысл был один: «Сама виновата». Среди прочих исповедей я заметила свою, до предела лаконичную: «Алиса умерла. Очень жаль. Бедный Кроцелл». Нас в лицее всегда учили, что многословие чревато обвинением в безумии или глупости, причем еще неизвестно, что страшнее. Глупый Бранти частенько повторял эту поговорку старого деда Вассаго. В ленте я заметила почти дословно повторяющую меня фразу. Макс. Закончилась лента на Кроцелле. Его исповедь тоже не отличалась красотой речевых оборотов.

– Сейчас все вы обвиняете меня в неправомерном разглашении ваших секретов. Но, как вы заметили, исповеди не отличаются оригинальностью. Они не подписаны и совершенно идентичны по содержанию. Кроме одной. Так происходит двадцать лет подряд…

За спиной у Софи Рейвен стали проявляться тени заранее подготовленной нарезки. Вот заплаканная девочка кидается на шею какого-то долговязого парня за спиной Софи, вот лопоухий мальчик сгребает в охапку какую-то девушку… А вот уже выпуск Гасиона. Я тут же заметила его напряженное выражение лица. Он стоял на том же месте, что сейчас я. Кулаки его были сжаты так, что костяшки пальцев приобрели синюшный оттенок. Дверь открылась и в комнату вошла Софи, а за ней следом миниатюрная девушка с веснушками на лице. Кулаки Гасиона стали медленно разжиматься. Он сделал шаг вперед и шумно выдохнул, точно так же, как несколько минут назад Кроцелл. В этот момент из-за спины Гасиона вышел его друг, с которым я его видела в баре у Канзы. Андрас. Тупой солдафон, вечно соперничающий с Гасионом за внимание девушек. Он мне ужасно не нравился. Андрас обнял девушку с веснушками и проговорил уже в тысячный раз слышанную мной фразу: «Как хорошо, что ты есть». Затем появились новые персонажи, новые… Все закончилось на сцене, произошедшей лет двадцать назад. Молодой человек с до ужаса некрасивым, будто вырубленным из дерева лицом, кинулся к вошедшей в аудиторию писаной красавице. Она казалась самим совершенством. Ее звали Арника. Это имя воскликнул некрасивый парень. Хроника подошла к концу.

Занятия закончились поздно вечером. Я уже дошла до жилого отсека, как вдруг вспомнила о том, что обещала Канзе прийти сегодня в бар. Подавив в себе малодушное желание включить браслет на полную, чтобы он выкачал достаточно крови. Сил не останется совсем и можно будет упасть в бесконечные лабиринты глубокого сна. Я с сожалением посмотрела на браслет и повернула в строну выхода из центра.

Из головы не шел эксперимент. Первый закон Крэй означает, что в мире есть хотя бы один человек, который будет рад тому, что я жива. Ну и кто этот несчастный? Было бы здорово, если бы на роль жертвы выбрали меня, а не эту заносчивую девицу. Наверное, ее специально выбрали. Все и так знали, что Кроцелл в ней души не чает. А вот моему воскрешению никто бы не обрадовался. Во всяком случае, так же сильно.

Глава 7

Погода была отвратительная. С неба капало мерзкое подобие дождя, которое делало воздух каким-то пожухлым, как трава на газоне возле «Силенциума». Из-за тумана башня власти больше не выглядывала из проемов зданий. В ясную погоду она гордо высилась, пронзая облака.

Бар Канзы сегодня представлял собой островок, со всех сторон окруженный водопадами. Кроу сразу же увидел меня и махнул рукой, приглашая в коридор за стойкой. Вход в подсобку видно не было, но я и так знала, где он расположен. Водопад на ощупь почти не существовал. И все же минимальную плотность он имел. Воздух в том месте, где лилась вода, был чуть более вязким, что ли. Даже отталкивающим. Ощущение было такое, будто я магнит с другим полюсом.

– Чтобы посторонние не ломились, шепнул Канза, открывая дверь. Из сердца водопадов я попала прямиком в обычный серый коридор, в котором давным-давно никто не бывал. На шею мне опустилась чья-то рука. Я вздрогнула.

– Пошли, – скомандовал знакомый голос. Гасион так и тащил меня за шкирку до самого черного входа в бар.

– Куда ты меня тащишь, а? – взвизгнула наконец я. В коридоре сопротивляться не решилась. Мало ли что придет в голову человеку, чья работа – убивать. На улице он ничего мне не сделает. Не должен. Память очень не кстати начала подбрасывать случаи того, как я нарушала закон. А может, и есть у него разрешение на убийство. В целом на смертную казнь совсем немного не достает…

– За мной, – скомандовал Гасион. Руку с шеи он убрал и быстрым шагом направился в сторону границы уровня. Сейчас он совсем не напоминал мечту всех девушек центра исследований.

Граница уровня представляла собой небольшой пропускной пункт, возле которого располагалась стоянка грузовиков. Единое государство – остров, вокруг которого построен монорельс, снабжающий все сектора товарами. От пятого уровня до сердца острова несколько сотен километров. Грузовики с товарами ежедневно отправлялись отсюда за товарами. Обычным людям между уровнями шляться не рекомендовано, но разрешение получить не очень-то сложно. А вот между секторами люди обычно не общаются. Гасион велел мне забраться в один из грузовиков, а сам ушел куда-то. Сейчас еще можно было сбежать, но… Вряд ли что-то случится. Моя карта будущего почти полностью скрыта, но у меня впереди окончание стажировки, успешное прохождение экзамена… Короче говоря, не убьют меня сегодня, так что бояться на самом деле нечего. Во всяком случае, я всеми силами старалась себя в этом убедить.

Спустя несколько минут Гасион запрыгнул в грузовик. Машина тронулась. Гасион пристально изучал мое лицо. От этого взгляда делалось зябко.

– Не понимаю я твоей репутации… – пробормотала я.

– Что? – поперхнулся Гасион.

– Не понимаю, почему все считают тебя пределом мечтаний, – поправилась я.

– Вот такой вот я предел. Последний рубеж, я бы сказал, – хмыкнул Гасион.

– Ты объяснишь, куда мы едем? – разозлилась я.

– На работу, – пожал плечами Гасион.

Грузовик остановился возле лицея третьего уровня. Здесь все выглядело куда приличнее, чем то место, где мы с Максом выросли.

– Напомни мне основы Нового общества, – попросил Гасион, пока мы шли по дороге к лицею.

– Моя карта будущего говорит о том, что я ненавижу историю.

– Карта или ты?

– Это одно и то же.

– Наше прошлое, помноженное на ДНК, рождает будущее, – напомнил он главный закон работы программы Касси. – Ничего нельзя изменить. Ты понимаешь? Ни-че-го, – по слогам повторил он.

– Ну, можно скорректировать, это и есть наша работа.

– Все посчитано, Ника, – раздраженно ответил Гасион. – А твое нежелание утилизировать людей приводит вот сюда. А еще это приводит в Тортур, – добавил он. Я уже давно перестала что-либо понимать, поэтому просто шла за этим чертовым убийцей.

Гасион согнул руку в локте и включил браслет. Высветилась проекция: «Разрешение на убийство». Так называли эти сертификаты на утилизацию отслуживших свое членов общества. Несчастного звали Фенекс, фамилию я не заметила.

– Стой, – скомандовал Гасион. Я остановилась как вкопанная. – Это он. – Гасион указал на грузного мужчину средних лет. Тот о чем-то разговаривал с куратором лицея.

– Нет. Можно же просчитать, изменить что-нибудь… – начала я судорожно искать выход. Я знала, что это необходимо. Этот Фенекс не вызывал у меня ни малейшей жалости, но ведь можно же как-то просчитать, снизить уровень счастья, увеличив срок жизни… Собственно, в центре поддержки я только тем и занималась, что снижала уровень счастья, чем жутко веселила Анни и Астрею, сидевших рядом со мной.

– Можно просто не убивать, – ответил Гасион. – Хочешь?

– Да, – с готовностью ответила я, понимая, что дело явно этим не закончится.

– Пойдем.

Гасион вдруг пошел по дороге, ведущей к заброшенным территориям. Пришлось последовать за ним. Мы шли достаточно долго. Остановились возле квартала с разрушенными войной домами. Сюда лицеисты прибегают в поисках полезных товаров, которые можно продать. Я выросла на пятом уровне, но, полагаю, здесь все то же самое.

Гасион предложил передохнуть возле какого-то одноэтажного здания. Назначение его осталось для меня загадкой.

– Я уже отдохнула, – сообщила я. Очень хотелось поскорее закончить со всем этим.

– А я нет, – бодрым голосом сообщил Гасион.

Тут из-за угла показалась какая-то девочка лет одиннадцати. Она тащила сумку, набитую полезными товарами. Отважная. Мы с Максом поодиночке не ходили по разрушенным территориям. Я хотела было пойти к ней навстречу, но Гасион остановил меня. Девочка двинулась в нашу сторону. За углом дома что-то мелькнуло, а спустя минуту навстречу девочке вышел Фенекс. Он очень вежливо поинтересовался, куда она идет. Я в ужасе повернулась к Гасиону.

– Ну, мы же не будем никого убивать, – беспечно сообщил он, с преувеличенным интересом наблюдая за разворачивающейся сценой. Когда я вновь попыталась выйти навстречу девочке, Гасион заломил мне руку и зажал рот рукой. Фенекс тем временем достал из-за пазухи нож и приставил его к горлу девочки.

Я все-таки умудрилась вывернуть руку и ударить Гасиона под дых. Тот согнулся пополам, а я ринулась вперед. Мужик не замечал ничего вокруг. Гасион оправился от неожиданного удара, выпрямился и обогнал меня. Он первым подошел вплотную к Фенексу, достал пистолет и без малейших эмоций на лице выстрелил. Фенекс упал в сантиметре от того места, где стояла девочка. Глаза ее остекленели от ужаса.

– Тебе не пора домой? – поинтересовался Гасион самым любезным тоном. Девочка кивнула и побежала что есть сил. Я вспомнила, как несколько месяцев назад мы с Максом с таким же ужасом в глазах смотрели на Гасиона.

– Ты все еще осуждаешь меня? – поинтересовался Гасион.

– Да, – выдохнула я. – Есть Тортур. Есть тюрьма для преступников.

– Угу. И она не способна уместить всех. Если человек больше никогда не принесет пользы, зачем он нужен? Короче говоря, если до конца стажировки ты не выпишешь хотя бы одно разрешение, ты сама окажешься в Тортуре, – беспечно сообщил Гасион.

Я ненавидела его. Не за то, что он убил этого Фенекса, а за то, что я должна была стать свидетелем этой неприглядной сцены.

Глава 8

Поначалу вся эта история с эпидемией никого не испугала. По-настоящему. Так, одна из новостей, не больше. Потом нас стали убивать лабиринты, а вскоре заболели несколько моих знакомых. Сначала Анни, затем Кроцелл, а потом и Астрея.

Это произошло спустя три месяца после начала нашей стажировки. Близились экзамены, результаты которых могли удивить разве что особенно впечатлительных особей. У остальных результаты и без того значились в карте будущего. Большинство из нас не прошло бы тест, и их бы послали работать на благо сектора. Меньшинству же надлежало продолжать работать в центре поддержки системы Касси. Я так и не смогла заставить себя выписать ни одного разрешения на убийство и была почти уверена в том, что меня на всякий случай спишут куда-нибудь на работу в бар Канзы. Надеялась на это. По-моему, все надеялись. И здесь не имело значения то, что там выдавал браслет.

Карта судьбы любого человека напоминала лабиринт, в котором есть несколько основных развязок, а все остальное – на усмотрение Касси. И, тем не менее, изменить будущее программа не могла. Ее функция состояла лишь в том, чтобы просчитать оптимальную траекторию из набора заранее заданных вариантов. Именно поэтому эпидемия стала настоящей трагедией… Только не для государства, как я изначально подумала, а для людей.

Первым признаком болезни была резкая головная боль. Однажды я заметила, как Анни раздраженно трет висок, а проекция перед ней превратилась в выгоревшую черную воронку. Это означало, что она вместо увеличения пользы прошла лабиринт, снизив полезность человека для общества. Анни была в разы умнее и точнее меня. Ее баллы теста я не знала, но она всегда находила лучшие маневры и самые точные решения.

– С тобой все в порядке? – поинтересовалась я.

Анни неожиданно дернулась и открыла глаза. Ее била дрожь и ей явно требовалась помощь врача.

– Да, – отрешенно сообщила она и принялась за работу.

На следующий день ее рабочее место пустовало. Поговаривали, что ей повезло и ее перевели в только что открывшуюся лабораторию по изучению вируса. Деятельность этой лаборатории не входила в юрисдикцию Касси, поэтому никто не мог сказать, повезло ей или нет. С другой стороны, остальных заболевших переводили в особое крыло Тортура, а это почти со стопроцентной вероятностью означало смерть.

Как исчез Кроцелл, я даже не заметила. Просто раньше они с Алисой ни на секунду не разлучались, чем очень меня раздражали, а потом она стала везде появляться в гордом одиночестве.

Спустя еще пару дней я шла по коридору жилого отсека. В дверях коридора я заметила Астрею, раздраженно трущую свои виски. Заметив меня, она как будто испугалась и поспешила скрыться в комнате. С недавнего времени дотрагиваться до виска стало чем-то неприличным.

Если по поводу Анни я расстроилась, то вот Астрея… Это был совсем другой случай. Макс так ни разу за это время даже не попытался поговорить со мной. Шестнадцать лет нашего детства выгорели и превратились в пепел. Ну не Макса же в этом винить? Конечно, нет. Намного проще сделать во всем виноватой Астрею.

Через пятнадцать минут надлежало явиться в центр поддержки. Времени хватало только на то, чтобы умыться. Три часа бесконечной лекции по истории Нового общества убили во мне все живое. Ледяная вода более или менее привела в чувства. В центре я привычно взглянула на табло с рейтингами новобранцев. Мое имя привычно значилось на первом месте, следующим значился Макс Линч. Дальше по списку шли Анни и Астрея, но теперь их место занял занудный Синто. Рейтинг складывался из множества факторов: результаты учебы, тренировок, баллов теста, уровня доверия… Но главным показателем был интерес зрителей. Наши жизни интересовали все большее количество людей, и, судя по прогнозам Касси, дальше должно было стать только хуже. Операторы появлялись в центре поддержки с завидной регулярностью. Иногда процессом руководил Кроцелл, до тех пор, пока не исчез. Мне повезло. После того случая, когда я первой прошла лабиринт, мое имя прочно утвердилось на первом месте. Жизнь в тот раз удалось удлинить чуть ли не вдвое, почти не задев уровень счастья. В общем, когда лицо прыщавого парня с пятого уровня погасло, я была безмерно горда собой. Это до неприличия счастливое выражение лица и завершило тот сюжет. Выпуск показали, и с тех пор мой рейтинг взлетел до небес. Первое место с отрывом в двадцать баллов. Эти сводки нам так и не показали, поэтому даже не знаю, за что так полюбилась народу. Узнала сюжет только из рассказа Канзы, весьма подробного правда.

Общение государством не приветствовалось, особенно с нерекомендованными контактами, но в моем случае это означало почти полную изоляцию. Оставались разве что Андрас с Гасионом. Они плевали на все правила и попеременно приглашали на свидания каждую девушку центра. Казалось, что им все нипочем. Андрас пару раз приглашал меня в бар к Канзе. Я даже один раз с ним сходила, но в итоге Андрас затерялся где-то в темноте бара, а я весь вечер проболтала с Канзой, чему кстати была несказанно рада. При ближайшем рассмотрении Андрас оказался даже хуже, чем я о нем думала.

Пользоваться Сетью всеобщего доверия не хотелось, поэтому оставалось только одно: ставить браслет на максимум, чтобы он откачивал достаточное количество крови, делая из меня совершенно индифферентного к жизни человека. Так делали почти все, но исключения вроде отвратительно живых Гасиона с Андрасом раздражали. Кстати, Гасион, казалось, меня стал бояться. После той прогулки на третий уровень он старался не попадаться мне на глаза.

На моем счету было уже тринадцать пройденных лабиринтов, когда раздался сигнал конца рабочего дня. Пред глазами мелькали черные точки, сигнализировавшие о том, что мой организм выработал свою норму. Батарейка требует зарядки.

– Ошибка системы, ты ведь не откажешь мне в помощи? – раздался за спиной знакомый голос. Я повернулась. Передо мной стоял Гасион во всей красе, а рядом с ним неловко топталась девушка, Камио кажется. Я ее практически не знала, даже имя с трудом вспомнила.

– Я не ошибка, – пробормотала я.

– Не придирайся, – ответил Гасион, – поработай за Камио. Ты ведь эти лабиринты как орешки щелкаешь, а нам и пожить немного хочется, – подмигнул девушке Гасион.

Пришлось кивнуть. Хотя сама не знаю, почему согласилась за просто так поработать несколько лишних часов.

– Выписывай разрешения, сколько влезет, – усмехнулся Гасион на прощание.

Как только я села за стол Камио передо мной возникло знакомое лицо. Глупый Бранти. Мы вместе с ним учились в лицее. Его интеллект едва ли превышал уровень табуретки, но более доброго и неунывающего человека я никогда не встречала. Здесь таких не водилось. Старый дед Вассаго в лепешку расшибался, чтобы уберечь Бранти от всевозможных тестов. Бранти, без сомнения, подлежал утилизации. Еще при рождении. И все-таки он жил. Сейчас лицо Бранти висело в воздухе. Его не удалось уберечь от программы. Я перевела взгляд. Вот результаты теста на интеллект, рекомендация на утилизацию… Дрожащей рукой я нажала кнопку начала лабиринта. Перед глазами стали мелькать его воспоминания. Вот и мое лицо, а вот и Макс, и наш лицей… Галерея памяти остановилась, нужно было максимально быстро просчитать судьбу и выбрать один из предложенных вариантов будущего. Расчеты много времени не заняли. В самом лучшем из вариантов Бранти должен был нарушить закон через три дня. То есть нужно было срочно выписать разрешение на убийство. Я в панике стала озираться по сторонам. Удалить его из системы невозможно. Нужно было что-то делать. На глаза попалось одно из воспоминаний Бранти. Тот раз, когда он спас нас с Максом. Высчитав траекторию, я подтянула этот эпизод и поставила на место одного из трех путей будущего. Раздался звук, означающий ошибку системы. Лицо Бранти исчезло, на его месте появилось новое изображение. Я выдохнула. На стол упало несколько ярко-красных капель. Я прижала руку к носу и попыталась остановить кровь. Следующий лабиринт я прошла достаточно быстро. Жизнь не удлинила, пользы не добавила, но мне это было уже совершенно безразлично.

Кое-как дотянув до сирены, я поплелась в жилой отсек. Даже не пришлось включать браслет на полную мощность. Меня просто вырубило. На следующий день я отправилась на завтрак. Первым, кого я встретила, был Гасион. На сей раз в обществе уже другой девушки. Стало до слез обидно.

– Привет, Камио, – походя бросила я и отправилась к себе за столик. За спиной раздался женский визг. На Гасиона посыпался поток из самых страшных проклятий. Я уселась и подняла голову на него. Тот в упор смотрел на меня и, кажется, давился от смеха.

Ну да, признаю честно, я не случайно перепутала субтильную Камио с высокой девушкой, которая сейчас пыталась поколотить Гасиона. Ну так ведь и я думала, что работаю во имя большой и чистой любви, а не маленькой и грязной интрижки.

Тут мимо прошли Макс и Астрея. Девушка Линча сегодня выглядела еще хуже, чем вчера. Она то и дело касалась рукой виска, и ей было уже совершенно безразлично, что подумают окружающие. Судя по новостям, дальше будут судороги, слепота… Она ведь распространяет вирус. Может легко заразить любого из нас. Как ей не стыдно, черт возьми. По всем правилам стоило доложить о ней, но я отчего-то не хотела этого делать. В конце концов, Макс вряд ли захочет со мной поговорить, если узнает, кто лишил его рекомендованного контакта. Наши с Линчем взгляды неожиданно встретились. Он сдержанно кивнул и поспешил отвернуться. Это был первый и единственный раз, когда он все-таки заметил меня.

Завтра должна была закончиться стажировка. Нас ждало очередное собрание с лекцией Софи Рейвен о том, как нам повезло попасть сюда. Сегодня на последних этажах творилось что-то странное. Все куда-то спешили, в центр поддержки пускали только по особым пропускам, хотя раньше туда мог зайти чуть ли не каждый встречный-поперечный.

– Собрание первых здесь пройдет, – пояснил хмурый охранник. Он был из числа людей последнего уровня. Работал на втором, хотя был даже не из военного сектора, а из поведенческого. Считал себя очень умным и значимым. Мы обычно над ним подсмеивались.

– Морган, говорят, это ты вчера какой-то лабиринт раздробила? – как ни в чем ни бывало, поинтересовалась Астрея. Я обернулась и уставилась на обычно молчавшую Астрею. – Как тебе это удалось?

– Старое воспоминание в один из путей забросила, а потом тот путь и выбрала… Случайно, – спохватившись, добавила я.

– Здорово, – искренне восхитилась Астрея. – Хотя, с другой стороны, ты не думала, что это странно? Программа же должна была этот твой пассаж посчитать и не допустить к работе… – протянула Астрея.

Я уже думала об этом. Скорее всего, она меня все-таки заразила. Впрочем, пока Астрею не отправили в Тортур или в центр исследований, она считалась здоровой, а значит, обвинить ее – просто окончательно изгадить отношения.

– Думала. Знаешь, везде случаются ошибки, – беспечно ответила я.

– Тоже верно, – кивнула Астрея. Перед ее лицом уже обозначилась проекция нового лабиринта.

После работы шли занятия по истории Нового общества и поведенческий минимум. Софи Рейвен сегодня выглядела бледнее и строже обычного.

Я незаметно полезла в свою карту будущего. Скорее по привычке. Впервые за долгое время в карте наблюдались изменения. Теперь в разделе «Рекомендованный контакт» больше не было подписи «Информация заблокирована». Там значилось имя: Гасион Бал. Поначалу я обрадовалась, но потом эйфория сменилась воспоминанием о Камио, и той высокой девушке, и еще о паре десятков других девушек, и еще о том впечатлении, какое он производил своим видом на окружающих. Полагаю, уж кто-кто, а Гасион явно не обрадуется появлению рекомендованного контакта. Несколько месяцев терпеть возле себя лишь одну девушку? Думаю, по его меркам это ад.

– Морган, вы решили, что поведенческий минимум вам уже не нужен? – поинтересовалась Рейвен. По правде говоря, он действительно уже был не нужен. Первое место в рейтинге давало мне огромную фору. Хочу я того или нет, будущее у меня предопределено. Даже больше, чем у других. Я извинилась и принялась разбирать новые формулы.

Когда этот бесконечный день все-таки начал близится к завершению, ко мне вдруг вновь подошла Астрея.

– Морган, ты сегодня в прачечную идешь? – как ни в чем не бывало, поинтересовалась она. С каких пор ее стало это интересовать?

– Иду.

– Вот и я иду, в половине девятого, – зачем-то добавила она.

Я с подозрением посмотрела на нее и пошла дальше. Меня интересовало одно: как найти Гасиона. Послонявшись без дела по коридорам жилого отсека и холла, я все-таки направилась в прачечную. Времени было восемь вечера, так что с Астреей встретиться я не должна была.

Помещение для стирки располагалось на два этажа ниже нашей части жилого отсека, рядом с выходом на парковку для грузовиков с товарами. Выглядело оно так, что было невозможно поверить в то, что после него вещи становятся чище. Ободранная краска на трубах, шумные машины, никогда не уменьшавшаяся грязь на полу.

– Ника? – ошеломленно переспросил Макс. Я была удивлена не меньше. Скорее не тому, что встретила здесь Линча, а тому, что он назвал меня по имени. Линч же вдруг сделал неловкий шаг вперед, а затем попросту сгреб меня в охапку.

– С чего вдруг такая честь? – спросила я, пытаясь вывернуться из неуклюжих объятий.

– Морган, если тебе все сходит с рук, то это не значит, что все такие же везунчики, – разозлился Линч. – Мы же договаривались, что не будем искать встреч после прихода запрета.

– Да, но мы не думали, что он придет так быстро… – пробормотала я.

– Какая неожиданность, – фыркнула появившаяся на пороге Астрея. – Ты уже рассказал? – вторая часть фразы относилась к Линчу.

– Нет, не успел… – оправился Линч. Он то и дело переводил взгляд с меня на Астрею.

– Сегодня собрание глав первого уровня. Отличная возможность пробраться в контрольную зону и кое-что выяснить, – сообщила Астрея, усаживаясь на один из колченогих стульев.

– Зачем это вам, и причем здесь я?

– Астрея больна, – выдохнул Макс.

– Надо же, это так неожиданно, – в тон Астрее фыркнула я. Макс удивленно вскинул брови.

– Мы хотим сбежать, Ника. С тобой… – выдавил из себя Макс.

Все больше людей заболевало. Эпидемия грозила вырваться из-под контроля, а мест для инфицированных уже нигде не хватало. Их утилизировали как бесполезных членов общества. Судьба Астреи была определена, и, судя по всему, отпущенный ей срок ее не устраивал. Она отчаянно хотела жить.

– Руби Корса? – как можно тише спросила я. Макс кивнул.

Всегда есть недовольные. Первый уровень в лице Агареса, Пирра и Софи Рейвен благоразумно посчитали, что должны быть люди, недовольные ими. Вернее, так подсчитала «Касси», а они озвучили. Особенно острую критику вызывали закон о детях и отношениях. Поэтому в новостях то и дело мелькал странного вида дедок, картинно убивающийся о том, что ему запретили встречаться с любовью всей его жизни. Его постоянно встречали в обществе новых девиц, каждая из которых была моложе и краше предыдущей. Ну а той неведомой «любви всей жизни» никто никогда не видел. Не реже появлялась и безумного вида женщина, глядя на которую, мы благодарили государство за то, что у нас больше нет родителей. Впрочем, был еще Руби Корса. Скорее миф, а не человек. Поговаривали, что он был одним из основателей Нового общества, но потом все перевернулось. Он исчез. Из программы, но не из жизни. Его будущее было неподконтрольно государству. Почему? Кто он, и где его искать? Да черт его знает. Мы никогда этим не интересовались. На пятом уровне единственной целью было выживание, а все эти несогласные вызывали желание набить им физиономию и заставить поголодать пару суток, чтобы они пришли в чувство и осознали идею Всеобщего Счастья.

– Вы серьезно сейчас? – только и смогла я спросить.

– Ника, я не хочу тебя терять. Я люблю тебя, – вот так запросто сообщил Макс. Астрея поморщилась и отвернулась. Я уставилась на него во все глаза. Линч даже не здоровался со мной все это время. – У Астреи есть один шанс на жизнь – Руби Корса. А для этого сейчас мы должны пройти в контрольную зону и кое-что узнать, – оправился Линч.

Странная логика какая-то. Признаваться в любви одной, чтобы спасти другую.

– Зачем тебе это? – поинтересовалась я.

– Мы в ответе за тех, кто поверил нам, – процитировал Линч книжку, которую мы когда-то откопали в одном из разрушенных войной домов. Хотя, по-моему, та фраза звучала несколько по-иному.

– На побег я не подписываюсь, – выдохнула я.

– Ника, без тебя я не смогу проникнуть в систему! – взорвался Линч.

– Как минимум ты должен мне сказать, что ты хочешь узнать, – ответила я.

– Нет.

– Тогда не понимаю, зачем мне это.

– Бранти, – в отчаянии сказал Линч. Запрещенный прием. – Я знаю о вчерашнем. Астрея сказала. Думаешь, если накосячила с картой, это спасет его от утилизации? У него мозг, как у креветки, если ты не удалишь карту, его все равно в ближайшие дни прикончат. И кстати, не думала о том, почему программа разрешила тебе сесть за тот компьютер? Видимо, она не знала твоего будущего… – Линч все-таки разыграл этот козырь. На себя мне плевать, но Бранти нужно было хотя бы попытаться помочь. Кроме нас с Линчем, он никому не был нужен. Разве что старому Вассаго, но что тот сделает? Линчу тоже вроде как все равно. Бранти не виноват, что всем все равно. Тут заработала одна из стиральных машин. Ее утробный гул вернул меня к реальности. Я обреченно кивнула. Больше ничего не оставалось.

Глава 9

Астрея принесла сюда форму первого уровня. Такую же, как наша: джинсы и водолазка. Только белого цвета. Где она ее раздобыла, я решила не спрашивать. В коридорах сейчас почти никого не было. Да и ничего противозаконного мы пока не совершали. Ну, форму чужую надели. Что с того? Я плохо представляла себе, зачем мы тащимся в контрольную зону, поэтому за намерения меня судить тоже не могли. Астрея вне поля видимости. Оставался Макс. Он рисковал больше всех.

Мы решили пройти в контрольную зону через лаборатории. До лестницы добрались без каких-либо проблем. Здесь стены делались прозрачными. Весь сектор как на ладони. Перил с одной стороны все так же не было. Между прозрачной стеной и лестницей оставался небольшой зазор. Лишь возле первой и последней ступеньки были какие-то вертикальные поручни, между которыми была натянута бечевка.

Я едва успела про себя отметить, как красиво и упорядоченно выглядит наш мир, когда мы уже добрались до контрольной зоны. Тут было куда оживленнее. Всюду ходили люди первого уровня. В основном нашего возраста. Такие же отладчики центра поддержки и исследователи Сети всеобщего доверия, как и мы. Люди постарше спешили на собрание. Мы проскользнули в информационный отдел. Астрея встала у двери, а мы с Максом стали запускать систему. Тут все было устроено примерно так же, как и в лабиринтах, только в сотни раз больше вариантов. Впрочем, мы справились довольно быстро. Макс начал попеременно включать проекции, а мне оставалось лишь наблюдать за ним. Здесь хранилось будущее всех, кого я знала. Подкорректировать можно было почти любого. Причем здесь я решала, чью судьбу изменить.

Если нас засекут, все равно окажусь в Тортуре, так что терять нечего. Я набрала в системе имя «Бранти» и… О чудо! Он до сих пор висел в блокировке. Только вот здесь была кнопка «удалить информацию». Это не отключит его будущее от системы, но даст ему шанс прожить столько же, сколько он уже прожил. А это немало. Лет на десять больше отпущенного мне.

Я выдохнула и уже спокойнее стала искать собственную карту будущего. Она меня разочаровала до слез. В ней было все то же самое, что и у меня в браслете: информация заблокирована почти по всем фронтам. У Линча все обстояло примерно так же.

– Гасион Бал? – спросила не в меру зоркая Астрея. Линч обернулся и уставился на мою карту будущего.

– Поэтому ты не хочешь бежать? – грустно усмехнулся Линч.

– Ну да. Меня и здесь неплохо кормят, – ответила я.

Сейчас я ненавидела Линча еще больше. Какого черта? Он даже не замечал меня три месяца и тут вдруг решил вспомнить о нашей дружбе.

– Заканчивай давай, у нас мало времени, – сказала Астрея Максу.

Пока Линч искал какую-то нужную информацию, я решила открыть карту Гасиона. Она нашлась достаточно быстро. Информации здесь было намного больше. Ее даже было больше, чем я хотела бы знать.

Отпущенный срок его жизни составлял двадцать лет, и истекал он через 233 дня. По истечении которых, его надлежало утилизировать. Гасиону недавно исполнилось девятнадцать лет. Вырос в военном секторе. Родители – не определены. Когда ему было шестнадцать, одним из вариантов будущего была кинокарьера, но кто-то в центре поддержки выбрал более подходящий для него сценарий.

– Нам пора, – сообщила Астрея.

Линч кивнул и начал сворачивать проекции. Я даже не обратила внимания на то, что он там изучал. Гасиону осталось жить 233 дня. Это так мало. Почему он не сказал? Хотя, когда он должен был об этом сказать? Когда расстреливал того извращенца?

Мы вышли из комнаты за минуту до того, как туда вошла Софи Рейвен. В коридоре все было так же, как и когда мы заходили в информационный отдел, вот только на выходе теперь стоял охранник. Тот самый, который сообщил мне сегодня про собрание первых. Он всеми силами старался напустить на себя важный вид. Люди первого уровня посматривали на него с интересом. Им нечасто приходилось воочию наблюдать за человеком с таким низким IQ. Мне стало жалко несчастного охранника, который даже не понимал своего плачевного положения.

– И что нам делать? – поинтересовалась Астрея у Линча. Тот явно не знал ответа на этот вопрос.

– Попытаемся проскочить, – не слишком уверенно заявила я.

Мы двинулись к выходу. Нас с Астреей охранник пропустил безо всяких проблем. Причем мне он даже кивнул. Видимо, лицо ему показалось знакомым, а откуда, он не вспомнил.

– Ваш браслет, пожалуйста, – вежливо попросил охранник Макса. Линч сразу же ошибся в поведении. Он стал испуганно озираться по сторонам в поисках поддержки, чем тут же вызвал подозрения у охранника.

Я обернулась. Единственное, что я запомнила, был ошарашенный вид Линча. Он не знал, что ему делать. Охранник выжидательно смотрел на него и уже явно подозревал что-то неладное. Сзади него тоже что-то изменилось. Кажется, в холле людей стало больше. Я понятия не имела о том, что придумал Макс, ничего не хотела и не планировала. Мои шансы на свободу намного выше… Это последнее, что я подумала, прежде чем со всей силы дернула Макса за руку. Ни он, ни охранник не ожидали этого. Линч сделал три неловких шага, прежде чем споткнуться. Астрея успела сориентироваться быстрее и побежала что есть духу. Линч поднял голову и увидел лишь то, как охранник вцепляется мне в руку. Я кивнула. Линч побежал к коридорам лабораторий.

На меня обрушился гвалт чьих-то голосов. Все орали, проклинали, о чем-то спрашивали… Вдруг все прекратилось. Столь же стремительно, как и началось. В коридоре показались Агарес, Рейвен и Пирр. Эта троица одним своим видом разогнала всех набежавших. Пирр кивнул охраннику и тот выпустил меня.

– Какого черта? – взвизгнула Софи. Эта интонация была слишком нехарактерна для нее. Даже Агарес взглянул на нее с удивлением. Томас Пирр не обратил на излишнюю эмоциональность Рейвен никакого внимания. Он молча взял меня за шкирку и потащил по коридорам. Линч и Астрея должны были за это время успеть сбежать. Вырваться я не пыталась. Моей единственной целью было идти как можно медленнее, чтобы дать им лишнюю фору во времени.

Наконец показалась прозрачная лестница.

– Нет! – крикнула я.

Просто не смогла сдержаться от нахлынувшей волны отчаяния и безысходности.

Сейчас стеклянная лестница представляла собой куб. Сзади и спереди он был перекрыт прозрачными перегородками. Внутри стояли Линч и Астрея. Как рыбки в аквариуме. Тут мой взгляд упал на тонкую бечевку, служащую там перилами. Только бы они не додумались до этого… В тот же момент Астрея, будто подслушав мои мысли, повернулась к бечевке. Ни секунды не раздумывая, она сделала шаг вперед, развернулась и стала с блаженной улыбкой откланяться назад. Я даже не успела закрыть лицо руками, как вдруг Астрею отбросило к стене.

– Та сторона под током, – учительским тоном сообщил Алекс Агарес.

– В зал совещаний для допроса, – бросил Пирр подоспевшей сюда охране.

Глава 10

Нас отвели в огромный полукруглый кабинет с прозрачными стенами и совершенно невероятным видом. Где-то там, внизу, жили люди, но отсюда этого было не видно. Только усыпанное звездами небо, затерянный в дымке облаков холм Сан-Кристобаль, он располагался совсем рядом с центром, на нашем уровне. Окаймленный пологими склонами песчаных гор, город весь как на ладони. И почему я никогда не замечала красоту этого холма? Он ведь совсем рядом. На вершине его днем можно было разглядеть какие-то развалины. По ним здорово было бы полазать.

В кабинет вошла Софи Рейвен. В руках у нее был небольшой металлический чемоданчик. Астрея презрительно фыркнула. Софи достала пугающего размера шприц и направилась ко мне. Почему я первая?

Рейвен воткнула мне в шею иглу. Резкая боль растеклась по телу, а затем я постепенно стала терять возможность думать. Мысли путались.

– Зачем вы проникли в контрольную зону? – послышался бесстрастный голос Томаса Пирра.

– Хотели спасти одного глупого мальчика, – услышала я себя со стороны.

– Имя, – послышался голос Агареса.

– Бранти, – заплетающимся языком проговорила я.

– Что вызнавал Линч?

– Не знаю…

– Я говорил, – махнул рукой Агарес. – Она ничего не знает. Отведите ее в жилой отсек с миром.

Рейвен поджала губы и подошла к столу, за которым я сидела. В руках у нее был ключ. Она брезгливо сняла с меня наручники. Я щурилась и моргала. Сейчас все стало казаться еще менее реальным, чем за минуту до этого. Я поднялась со стула и оглянулась. Допрашивали Астрею. Линч смотрел на меня с нескрываемым ужасом.

– Исчезни, – прошипел мне на ухо Томас Пирр.

Вздрогнув, я поспешила выйти. Контрольная зона опустела. За дверью был только… Гасион. Он выглядел испуганным. Секунду он изучающее разглядывал меня.

– Откуда?.. – опешила я. Договорить фразу мне не удалось.

Гасион моментально превратился из испуганного парня с удивительными глазами во взбешенного до крайности охранника. Не сотрудника поведенческого сектора, а охранника. Причем из числа военных. Самая мерзкая категория людей. Он, не церемонясь, схватил меня чуть выше локтя и потащил в жилой отсек. Идти пришлось долго. На руке уже явно отпечатались следы гигантской лапы. С другой стороны, это действительно лучший из возможных вариантов. После всего, что мы натворили, нас вели в жилой отсек. Или…

– Стой! – заорала я, неизвестно кому. То ли Гасиону, то ли охранникам, что вели Линча. Мы проходили мимо холла. В этот же самый момент двое охранников под конвоем вели Макса к выходу. Его везли в Тортур. Мой крик, кажется, отразился от каждой стены центра. Он разбился на тысячу бессвязных, но очень громких и нестерпимо режущих слух нот. Этажом выше раздался крик Астреи. Что именно она орала, даже с моего положения услышать было невозможно. Я задрала голову вверх и увидела, что на Астрее защитный костюм и маска вроде облегченного противогаза. Поэтому и не слышно было, что она кричала. Ее вели в лабораторию по изучению вируса. Я уже несколько раз такие конвои видела. Если честно, в тот момент ее судьба меня волновала гораздо меньше, чем судьба Линча. Я попыталась побежать к нему, но Гасион вцепился в меня мертвой хваткой.

Линч еле переплетал ноги. Казалось, что его допрашивали не несколько минут, а пару лет. Он был белым как полотно, передвигался, как в замедленной киносъемке. Перед выходом охранники почему-то остановились. Началась какая-то возня. Двери главного входа стали медленно подниматься, а охранники продолжали о чем-то договариваться, спорить и поддерживать то и дело норовящего упасть Линча. Мой конвоир впихнул меня в коридор, ведущий в жилой отсек. Из холла послышался гулкий звук, как будто упало что-то тяжелое и металлическое. Что это, увидеть мне уже не удалось.

Стеклянный коридор в жилой отсек располагался на высоте приблизительно пятого этажа. Ночь превратила это место в зловещий тоннель, в конце которого не виднелось даже искры света. Я перестала вырываться, Гасион немного ослабил хватку.

– Что ты творишь? – выдохнул он, как будто все это время он никак не мог решиться задать этот вопрос. В этот момент я не смогла сдержаться. Из глаз помимо воли полились слезы.

– Почему ты не сказал, что тебе осталось жить 233 дня? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Уже 232, а причем здесь это? – совершенно не понял сути вопроса Гасион. Казалось, что его этот факт заботит меньше всего. – Ах да… Ты ж рекомендованный контакт. Ты имеешь в виду закон Крэй? – вспомнил он.

Вдалеке послышались какие-то шорохи. Гасион вдруг сгреб меня в охапку и крепко прижал ладонью к груди. Я услышала гулкие удары его сердца. В стекле отразилась какая-то тень. Гасион вдруг убрал другую руку и через секунду раздался выстрел. Он все также продолжал прижимать меня к груди.

Я высвободилась из его объятий и увидела перед собой труп человека. Отдел контроля.

– Кто ты такая, Ника Морган?! – спросил Гасион, рассматривая труп в коридоре.

– Не знаю, – дрогнувшим голосом ответила я.

– Явно не рядовой сотрудник центра, – пробормотал он. – Ты его знаешь?

Я присела на корточки и вгляделась в побелевшее лицо мужчины лет тридцати. Даже не видела его никогда.

– Ему дали разрешение. Второй уровень имеют право утилизировать только люди с высшим баллом интеллекта.

– Я только троих таких знаю, так же как и ты, – хмыкнула я.

– Почему-то разрешения нет, – Гасион сосредоточенно копался в еще работающем браслете парня. – И будущего у него тоже нет.

– Правда? Надо же, а как же чаепитие с зомби? Я так на него рассчитывала, – разозлилась я. Ну да, у трупа нет будущего. Вообще никакого. Вот такая вот трагедия.

– Вообще будущего нет, карта как у новорожденного, ДНК и пара воспоминаний. Пойдем отсюда, – скомандовал он.

Гасион вскочил на ноги и выжидательно посмотрел на меня.

– Ты предлагаешь пойти закапывать его труп? – поинтересовался Гасион. – Пойдем.

Он схватил меня за локоть и потащил в жилой отсек. Я оглянулась: тело незнакомого мне человека осталось лежать в середине стеклянного коридора. Возле моей комнаты он все-таки отпустил меня.

– Не выходи сегодня из комнаты и будь осторожна, – бросил он на прощание. Мне тут же стало холодно и страшно.

– Не уходи, – чуть ли не крикнула я, хотя Бал был на расстоянии вытянутой руки. Он обернулся и озадаченно уставился на меня. На его лице отразилась тысяча и одна мысль. Оставаться здесь, явно не входило в его планы. Он неловко сделал шаг вперед. По лицу у меня катились предательски крупные слезы. Гасион вдруг подхватил меня на руки и отнес в комнату.

– Что теперь будет с Линчем, с Астреей, со мной?.. – немного успокоившись, спросила я.

– Черт возьми, Ника, ты не задумывалась, зачем Линч попросил тебя пойти с ними? Нет? Он просчитал тебя и нагло использовал. Твой обожаемый Макс прекрасно знал, что ты попытаешься их спасти. И ведь у них почти получилось сбежать.

– Почти, – повторила я, неуклюже вытирая слезы.

– Она в лаборатории, он в тюрьме, ты со мной, – подвел итог Гасион.

– Покажи мне свою карту, – попросила вдруг я. Бал вдруг помрачнел и откинулся к стене.

Он так и не показал свою карту будущего. Сказал, что там нет ничего интересного. Кроме одного: он должен научить меня стрелять. У меня тоже была отметка о стрельбе. Никогда не хотела учиться этому. Впрочем, если наставником выступит Гасион, я не против. Жить оставалось недолго. Тот парень появился не просто так. Не он – так кто-нибудь еще. Вопрос «За что?» не давал покоя. В конце концов, Линча только арестовали, а меня сразу утилизировать? Это несправедливо. Сейчас страх отступил. События этого бесконечного дня выжгли все живое.

– Засыпай, Ника. Я буду рядом и убью каждого, кто попытается тебя разбудить, – сказал Гасион, крепко прижимая меня к себе. Почему-то очень хотелось в это поверить.

Глава 11

На следующий день должна была официально закончиться стажировка в центре поддержки системы Касси. Нас собрали в зале посвящений. Здесь все было как в наш первый день в центре.

– Морган, – окликнул меня вошедший в зал Томас Пирр. Его властный тон парализовал. Я остановилась и с ужасом уставилась на него. Пирр продолжил: – Никто не может изменять будущее в своих целях. Этим должно заниматься государство. По вашей вине этот Бранти исчез. Больше поблажек не будет, но у Вас есть будущее, которое еще способно принести пользу. Пока, – добавил он.

– Спасибо, – ответила я, медленно отходя от него. Как от змеи, которая готовится напасть. Безжизненный взгляд, татуировка с лепестками пламени, выползающая из-под глухого ворота белой водолазки, быстрые и точные движения военного сектора. Сейчас было видно: он действительно меня ненавидел. Такое отвращение может вызывать лишь тот, кого боишься, но не решаешься в этом признаться.

Пирр направился к вошедшему Алексу Агаресу. Очень хотелось убежать отсюда. Исчезнуть. Поднять руки вверх и крикнуть: «Я вне игры».

Спустя пятнадцать минут на сцене уже стояли Алекс Агарес, Томас Пирр и Софи Рейвен. Пирр выглядел нервным и раздраженным, а Агарес, наоборот, казался совершенно беспечным стариком.

Личный враг отыскал меня глазами и стал буравить взглядом. Как в тот первый день. Поскольку одной из моих личных характеристик была исключительная способность раздражать людей, неудивительно, что я додумалась улыбнуться, глядя в глаза Пирра. Удивительно, что удавалось все это время удерживаться на первом месте новостного рейтинга. С моей-то способностью раздражать людей, это странно. Один из операторов не обращал внимания ни на кого, кроме меня и Пирра. Его камера попеременно поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Никто другой его, похоже, не интересовал.

Рейвен произнесла торжественную речь. В конце она приступила к перечислению имен. Сотрудников центра поддержки объявляли в конце. Когда Рейвен перешла к ним, я резко подняла руку вверх.

– Да, Морган, – слишком громко ответила Рейвен.

– Я хочу работать в лаборатории по изучению нового вируса, – как можно громче сказала я.

Поскольку одним из последствий неведомой заразы являлось отключение от системы Касси, номинально я не пошла вразрез со своим будущим. Касси не просчитала вирус, не учла и людей, занятых в борьбе с ним. Ведь, правда? Ну, во всяком случае, я рассчитывала именно на это. Почему-то вспомнилась одна из формулировок какого-то закона из числа истории изучения поведенческих реакций. «Все возможно, пока не сделан выбор», пока он не озвучен. Что-то в этом роде. Пока меня не зачислили в центр поддержки, возможен любой вариант. На самом деле он давно определен моим ДНК, которое никто не в состоянии изменить, но пока выбор не сделан, возможно все. Нас же этому учили. Правда, не помню в связи с чем…

– Морган, ты полагаешь, что система не посчитала это? – поинтересовалась Софи. Одна ее бровь саркастически изогнулась.

– Нет, но… – запнулась я. Теперь уже все операторы повернули свои камеры в мою сторону.

Я хотела было сказать, что, если бы это было посчитано, меня бы не определили в центр поддержки, но вовремя спохватилась. Неловкое молчание длилось от силы несколько секунд. После чего Рейвен озвучила список людей, которым надлежало работать в новой лаборатории. Я и Алиса. Готова поспорить, что Алекс Агарес удовлетворенно кивнул, когда Рейвен зачитала это.

Глава 12

Когда церемония наконец закончилась, я побрела к выходу. Только сейчас до меня начало доходить, что все это – навсегда. Я больше не увижу Линча. Астрея Ситри умрет на моих глазах. Мой рекомендованный контакт – Гасион Бал. А через 232 дня вокруг не останется никого. И ведь я действительно хорошо учила поведенческий минимум. К сожалению. Я никогда не забуду ни Линча, ни Гасиона.

Не нужно было учиться проходить все эти лабиринты будущего, чтобы подсчитать, что все очень плохо. А будет еще хуже.

Поддавшись этим бессвязным и очень депрессивным мыслям, не обратила внимания на то, что уже с минуту тупо смотрю на дверь главного входа в центр исследований. Несколько часов назад двое охранников уводили Линча в Тортур. Сейчас стены холла были окрашены солнечными лучами, кругом сновали вполне себе счастливые люди, и сложно было поверить в реальность сцен той ночи. Вот охранники останавливаются и начинают о чем-то спорить. Вот Линч норовит упасть, а те его поддерживают. Начинается какая-то возня. Гасион толкает меня в коридор, и я слышу звук, как будто упало что-то тяжелое и металлическое. Я повернула голову и увидела то, что вчера выбросили охранники. Браслет. Раз и навсегда сломанный браслет Линча. Он ведь больше не член счастливого общества, его будущее никому не нужно, бесполезно и безрадостно.

Я подняла браслет и стала вертеть его в руках. Когда сзади послышались чьи-то шаги, решила все-таки спрятать игрушку и выйти на улицу. Восьмигранные ступени на входе были сплошь усеяны людьми. Все ловили последние лучи осеннего солнца. Уйти далеко мало кто мог себе позволить, расписание у всех предельно строгое, но вот пятнадцать минут на солнце выкроить было можно.

В углу на моем любимом месте сидел Гасион. Он наблюдал за хаотично перемещающимися по площади людьми. Лицо его не выражало никаких эмоций. Во всяком случае, его не арестовали. Воспоминания о мертвом человеке, оставшемся лежать в стеклянном коридоре, казались чем-то за гранью фантастики. Как такое вообще возможно? Как Касси могла такое допустить? Я бесцеремонно плюхнулась рядом с Гасионом. Тот обернулся.

– Морган… Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Мимо прохожу, – больше удивилась, чем разозлилась я.

– У меня встреча через пять минут, поэтому очень тебя прошу проходить дальше, – сказал Гасион. Как по волшебству перед нами материализовалась девушка, с которой у Гасиона «была назначена встреча». Я поднялась и поспешила уйти. Пришлось очень постараться, чтобы не перейти на бег. За что? Меня волновал только этот вопрос. Ведь вчера же все было хорошо. Он пробыл со мной всю ночь, ушел только после сирены подъема.

Дорожка вывела с площади. Впереди показался холм Сан-Кристобаль, а сбоку от меня призывно подмигивал бар оптических иллюзий. Здесь Гасион уже не мог меня увидеть.

– Ника, давно не виделись. У меня новая иллюзия, – радостно помахал мне Канза, вышедший на улицу, чтобы покурить. Я оглянулась на площадь перед «Силенциумом», а потом зашла. Внутри бара, как и всегда, толпился народ. На сей раз фантазия Канзы не зашла слишком далеко, метров на пятьсот, не больше. Новая иллюзия вознесла нас на вершину холма Сан-Кристобаль. За барной стойкой, превратившейся в парапет, виднелась статуя женщины, обнимающей город. Перед парапетом земля начинала уходить из-под ног. Холм начинал снижаться, но пол-то остался на месте. Поэтому казалось, что люди парят в воздухе. Стены бара превратились в обзорную площадку, с которой можно было разглядеть весь сектор. Подробности городского пейзажа выглядели так реалистично, что дух захватывало. Парить в воздухе нравилось далеко не всем, поэтому центр зала был нестандартно малолюден, большинство предпочло отойти к стене или усесться за столики, чтобы обрести хоть какую-то опору. Здесь я немного успокоилась. Пусть мой рекомендованный контакт идет к черту.

– Почему Касси не оценила твою гениальность? – только и смогла сказать я.

– Спасибо, конечно, – усмехнулся Канза, – но меня оценили, учли и выстроили судьбу согласно всем стандартам.

На мой взгляд, Канза был достоин большего. К барной стойке подошел знакомый парень. Зануда Синто Хейз. Он, похоже, выпил чересчур много фирменных коктейлей Канзы, потому что едва держался на ногах. Он с трудом уселся на барный стул и уронил голову на парапет.

– Мне нужно поговорить… – важно сообщил он. – И ты мой последний шанс, – он уморительно смешно указал на Канзу. Его палец не мог удержаться на месте, и Синто, вместо того чтобы указать на Канзу, начал чертить в воздухе круги.

– Если я твой последний шанс поговорить, у тебя больше нет шансов, – усмехнулся Канза и начал готовить что-то отрезвляющее.

– Надо запомнить эту фразу, – хмыкнула я.

– Про то, что шансов нет? Нам так в лицее говорили. Куратор считал, что эта фраза отражает законы Нового общества, – отозвался Канза. – По мне, так она отлично затыкает рот.

Мой браслет неожиданно ожил, и в воздухе появилась проекция: через полчаса надлежало явиться на новое место работы.

– Канза, как пройти в новую лабораторию? – поинтересовалась я, стараясь отогнать подальше мысли о Гасионе.

– Зачем тебе, ты же в центре поддержки? – беспечно поинтересовался он, готовя сразу два коктейля: платный для Синто и бесплатный для меня.

– Больше нет, – как можно более бодро сообщила я. Канза перестал размешивать коктейль и повернулся. Он больше не улыбался и поэтому действительно стал напоминать хмурого человека в перьях у себя на плече.

– Ты хочешь сказать, что единственный человек здесь, который нравился людям, пошел против законов Нового общества? Ты попыталась изменить свою судьбу? Тебе это разрешили и вопреки траектории оптимальной пользы обществу отправили в лабораторию? – мне стало дурно от такого количества законнических формулировок.

– Строго говоря, нет. Касси не учла эпидемии. То есть по факту это сбой программы…

Канза быстро прервал мою попытку ответить в тон ему:

– На первом этаже в здании напротив «Силенциума». Пройдешь или по площади, или через стеклянный коридор на шестом этаже, – оборвал меня Канза и со стуком поставил на парапет огромную чашку с отличным кофе. Только здесь такой можно было выпить, в центре всегда давали энергетически заряженную гадость, которая сначала поджигала твой мозг, а потом буквально валила с ног. Я ошарашено смотрела на чашку. Даже Канзу я умудрилась разозлить…

Лаборатория нашлась достаточно быстро. Она представляла собой гигантскую комнату, в которой трудилось не так уж много людей. Я насчитала человек тридцать. Учитывая гигантское пространство, лаборатория казалась практически пустой. В конце ее значилось две двери с пометкой «Не входить без маски».

Возле одной из этих дверей стояла Софи Рейвен. Все так же подчеркнуто строгая. Ей ведь чуть меньше сорока, что превратило ее в это карикатурное подобие вороны?

Алиса пришла минут через пять после меня. Всего два новых человека. Учитывая масштабы эпидемии, это, по меньшей мере, странно.

– В число ваших обязанностей будет входить забота о подопытных, – с места в карьер начала Рейвен. – Параллельно с этим вы, Морган, будете проходить повторную стажировку. Здесь. Приготовьтесь к тяжелым временам. В жилом отсеке вам придется бывать редко, – уже более теплым тоном сообщила она. – Ну, как говорится, добро пожаловать. Ах да… и отложите надежды до лучших времен.

Рейвен распахнула дверь. Алиса тут же завизжала. На двери значилась табличка о том, что вход без маски запрещен, а сейчас дверь была нараспашку. Она что, всегда так визжит? В отличие от меня ее с самого начала сюда отправили.

Я решительно вошла внутрь. Три этажа камер. Гигантской широты коридор, уходящий в бесконечность. За прозрачными перегородками камер – люди. Это даже не тюрьма, это намного хуже. По крайней мере, страшнее. Я обернулась. В первой камере увидела Кроцелла. Тот помахал мне рукой. Вид у него был очень изможденный, но, тем не менее, он не растерял ни свой оптимизм, ни лишние килограммы. Большинство камер пустовало. В основном здесь были знакомые мне люди. Вернее, то и дело я натыкалась на кого-то, когда-то виденного в коридоре, или на лекции, или в центре поддержки. Тут я заметила чудовищного вида камеру. Она сплошь была изрисована коричневыми разводами. «Кровь», – тут же догадалась я. Обитатель камеры превратил собственную кровь в краску и исчертил стены странными узорами. Явно человек немного умом повредился.

– Привет, – раздался тихий и знакомый голос. Анни, сгорбившись, сидела на кровати. Шея ее была перебинтована. Судя по всему, она попыталась покончить с собой, а когда ей этого не дали сделать, изрисовала кровью стены камеры. Она будто слилась с изрисованной стеной. Ее почти не стало.

– Привет, – выдавила я из себя и как можно быстрее пошла дальше. Астрея оказалась в предпоследней камере коридора. Выглядела она совсем плохо. В последней был парень, который уже почти ослеп.

Одна прогулка по коридору с подопытными практически лишила меня сил. Мой взгляд остановился точно так же, как он останавливался у людей, которые долго работали в центре поддержки. Это было уже слишком.

– Там… Кроцелл, – охрипшим голосом сообщила я Алисе, встретившей меня возле двери.

– Я отказываюсь так работать, там антисанитария! – взвизгнула она.

Сил хватило только на то, чтобы пожать плечами и прислониться к стене. Люди вокруг продолжали что-то делать, куда-то спешить и что-то считать. Если бы нужно было придумать ад, то я бы нарисовала именно этот коридор. И да, возможно, у меня слишком плохая фантазия.

Когда этот бесконечный рабочий день подошел к концу, я побрела к выходу из «Силенциума». Хотелось просто вспомнить, что мир еще не разрушился. Где-то должны быть эти счастливые, подкорректированные и полезные для общества люди. Хоть где-то же они есть. Иначе для чего это все?

– Ника! – раздался голос Гасиона.

Я обернулась. Бал за секунду спустился с лестницы и умудрился успеть открыть мне дверь.

– Как встреча? – поинтересовалась я.

– Нормально. Три часа тренировал ее, – ответил Гасион.

Воцарилось неловкое молчание. Конечно, он мой рекомендованный контакт, но пусть делает, что хочет. У меня есть проблемы поважнее.

– Прости, – сказал вдруг Гасион. – Это все, что я хотел сказать.

– Что с тем парнем в коридоре? – спросила я, чтобы как-нибудь сменить тему.

– Ничего. С тобой все будет в порядке. В ближайшие 232 дня точно. Я обещаю.

Он внимательно изучал мое лицо. Мимо то и дело проходили люди, а мы продолжали стоять на пороге «Силенциума».

– Звучит как-то не очень обнадеживающе, – хмыкнула я.

– Все посчитано, – пожал плечами Гасион и как-то безнадежно улыбнулся.

Глава 13

Никогда не стоит думать, что не может быть ничего хуже. У жизни свое чувство юмора. И плевала я на все подсчеты системы «Касси». Как только ты начинаешь думать, что хуже быть не может, все становится еще ужаснее. Хотя, может, это у меня ДНК такое бракованное. Все люди как люди, а я сама себя в морг загнала. Сама выбрала самый жуткий вариант из возможных. Что же за родители у меня такие были? Мазохисты в квадрате с желаньем плеточки в глазах.

Через неделю после начала работы в лаборатории все стало еще хуже. А через две я окончательно решила повеситься. Каждый раз, когда приходилось идти в жилой отсек, я ждала, когда кто-нибудь пройдет вперед. Так люди последнего уровня ждут, когда кто-то пройдет после черной кошки. Они считают, что в несчастных животных таится зло. Мое зло таилось в этом стеклянном коридоре.

В лаборатории велись бесконечные подсчеты и эксперименты. Часть людей была занята проблемой того, почему будущее заболевших не поддается подсчету. Часть пыталась найти возможность настроить Касси на новые условия работы. Проблема того, что люди умирали, казалось, не волновала никого.

– Что тут непонятного. Программа не считает их за людей, и все. Будущее у всех одно – они умирают. Пользы обществу никакой не несут. Уровень счастья на нуле. Программа их списывает, да и все, – не выдержал однажды один из молодых сотрудников. Парень лет на пять меня постарше тоже пришел сюда из центра поддержки, но месяцем раньше. Гнетущую атмосферу лаборатории он переносил еще хуже меня.

– Если бы их списывали, то это бы хоть где-то отразилось, а они просто исчезают, – меланхолично отреагировала очень взрослая женщина, перешедшая сюда из лабораторий «Силенциума». – Да и в любом случае это ничего не меняет. Списывают, отбраковывают… О них же нельзя просто забыть.

– Почему? – не понял парень. – Утилизировать, да и дело с концом.

– Я бы поддержала, если бы не одно «но», – хмыкнула женщина, – зараженных все больше, на каждом из уровней, и в Тортуре тоже. Скоро и нас с тобой утилизировать нужно будет. Ты предлагаешь очистить остров от людей? Экология, конечно, улучшится. Да и Касси проще: будущее у тараканов-муравьев считать – это тебе не капризные людишки, – язвительно продолжила она.

– Дура… – как можно тише прошипел парень и принялся за свои расчеты. Женщина продолжила меланхолично пить энергетический кофе. Она его пила столько, что, кажется, у нее уже не должно было остаться ни одного нерва. Впрочем, выглядела она нормально. Может, у нее вообще нет нервной системы? Как у медузы? Иначе бы этот кофе уже бы давно бы уничтожил ее…

– Принимайте новенького, – раздался в дверях голос Софи Рейвен. Я подняла голову от очередного отчета испытаний. Рейвен выглядела напуганной. Охранник провел в комнату молодого человека в маске и защитном костюме. Его лицо было почти скрыто, но эти удивленные перед жизнью глаза были мне слишком хорошо знакомы. Добро пожаловать в мой мир, Гасион Бал.

Я медленно поднялась со стула и сделала шаг вперед. Он поднял на меня глаза. В них было столько страха, что хотелось немедленно обнять его и рассказать, что все будет хорошо, что вот еще немного и все наладится…

– Морган, проводи его в камеру, – приказала Рейвен. Голос ее предательски охрип на середине фразы.

Ему досталась камера номер девятнадцать. Он не сопротивлялся, не пытался сбежать. Покорно зашел в камеру, обернулся и стал на меня смотреть. Он так и продолжал стоять посередине своей камеры, когда защитное стекло опустилось.

Когда я вернулась в лабораторию, Рейвен уже ушла. Алиса должна была прийти только через пару часов. Я включила несколько карт мозга подопытных и стала их вертеть. Тут было очень много лабиринтов. Сколько же возможностей сделать ошибку отсекает Касси? По идее, здесь миллиарды вариаций чуть ли не каждого события. Из них получается одна линия. Максимально полезная траектория событий. Должен же быть способ научиться изменять будущее. Не корректировать, не выбирать один из заранее просчитанных вариантов, а изменять. К черту уровень счастья и прочие характеристики. Но хоть как-то можно его изменить? Иначе… Иначе вирус уничтожит всех. И Гасиона. На всех мне было плевать. А вот что исчезнут Кроцелл, Анни, Гасион… вот это лишало возможности шевелиться.

Алиса появилась на десять минут позже положенного, как и всегда. Она научилась справляться с собой и стала заходить в галерею, но неизменно сопровождала это рассказом о том, что это противозаконно и она обязательно умрет от этих ужасных, самых отвратительных в мире людей. Кроцелл даже из собственной камеры умудрялся успокоить ее, выслушать и подшутить. Видимо, мой вид был настолько жалок, что даже Алиса не рискнула в тот день сказать что-то гадкое.

Не помню, как дожила до конца занятий и как оказалась в жилом отсеке. Оставалось несколько часов на сон. Потом прозвенит сирена и начнется следующий день ада. Все в жилом отсеке старались держаться от меня подальше. Кто-то ненавидел меня за народную любовь и первое место в рейтинге, а оттого дико обрадовался моему переводу в лабораторию. Уж туда операторов не отправят снимать новостные сводки. Их попросту не пустят. Кто-то решил, что я настучала на Линча и Астрею, а посему являюсь предательницей и врагом рода человеческого. Ну и уж в самом крайнем случае меня ненавидели за то, что Гасион Бал – мой рекомендованный контакт. И не важно, что жить ему осталось всего ничего. Короче говоря, единственным здоровым человеком, с которым я иногда разговаривала, осталась Алиса. Прямо скажем, болтали мы с ней не часто.

Утром ничего не изменилось. Радовало только, что Анни выглядела чуть лучше. Она смирилась с тем, что ей придется жить. В конце концов, осталось недолго. Гасион сидел на кровати и буравил взглядом стену. Он снял маску, но так и остался в защитном костюме. На появление меня он не обратил ни малейшего внимания. Я оставила ему завтрак и ушла.

Работа у меня была как у обычной медсестры. Стажировка заключалась в экспресс-обучении методам лечения, химическим формулам, фармакологии, изучении симптомов и тому подобное. Информации было очень много, причем вся она была куда менее четкой и логичной, чем в центре поддержки. Никаких формул и схем, все имеет варианты. Причем страшнее всего: лаборатория была вне юрисдикции Касси, а значит, здесь можно было совершить ошибку. То есть согласно законам поведения нельзя, но это как-то очень обобщенно звучит. Когда все твои действия просчитаны по программе, а ошибки и сбои практически сведены к нулю, жить намного проще. Утешало только то, что здесь то и дело пригождались наши с Алисой знания поведенческих формул и принципов работы Касси. То есть нас нельзя было назвать такими уж бесполезными персонажами. Мы мало чем могли помочь химикам и биологам, пробующим на подопытных свои препараты, а вот техникам мы могли составить хорошую конкуренцию. Они считали вирус ошибкой Касси, то есть по факту обычным компьютерным глюком. Вот здесь уже я была на высоте.

Впрочем, в основном наша работа заключалась в том, чтобы разносить еду, убирать подносы, отводить в душ, на тесты…

Завтрак много времени не занял. Вернувшись в лабораторию, я плюхнулась на стул и попыталась слиться со стеной. У Анни это прекрасно получалось, а вот меня тут же заметили.

– Морган, отнеси это в «Силенциум», – попросила немолодая женщина – любительница энергетического кофе. Она головой указала на контейнер с какими-то лекарствами. – Слишком нервные все стали, приказано успокоить, – пояснила она.

Я взглянула на бирку контейнера. Z-136. Его прописывали особенно романтичным особам, тяжело переживающим разрыв с рекомендованным контактом. От него человек делался спокойным, равнодушным и прожорливым. Это же отлично! Я тут же схватила контейнер и поспешила выбежать из лаборатории. Это ж надо такому везению случиться… Так просто не бывает. Распаковать контейнер, так чтобы это было незаметно, оказалось сложнее, чем предполагалось. Впрочем, минут через пятнадцать мои карманы пополнились годовым запасом Z-136. Можно было бы получить и легальный рецепт, но сложно. Мой рекомендованный контакт – Гасион. Могу общаться с ним, сколько пожелаю. Так зачем же лекарство? Потому что приуныла? Как-то невразумительно звучит.

Контейнер от моих манипуляций стал заметно легче, но на его бирке количество таблеток обозначено не было. Поэтому в «Силенциуме» никто ничего не заметил. Я поспешила вернуться в лабораторию.

В камере номер «19» Гасион продолжал сидеть в той же позе, но на сей раз мне показалось, что он все-таки заметил мое появление.

– Я тебе не нужен, – пробормотал он.

– Что? – насторожилась я.

– Я. Тебе. Не. Нужен, – чеканя каждое слово, произнес он.

– Знаю. Это я тебе нужна. Я тебе еду приношу. Алиса ни в жизни до девятнадцатой камеры не дойдет, – ответила я и постаралась побыстрее отойти от стекла.

Гасион повернулся и посмотрел на меня. Уставший. Изможденный, но все равно слишком красивый. Он усмехнулся и отвернулся к стене.

Глава 14

Z-136 сделало мир более четким и понятным. Одна таблетка, и нет больше никаких проблем. Появилось столько новых сил и возможностей, что я даже немного растерялась, а потом приступила к изучению всего на свете. Посещала тренировки так, будто намеревалась заменить на посту Гасиона. Изучала формулы и данные исследований как подорванная. Меня даже не то чтобы любить, но хотя бы уважать в лаборатории начали. В качестве подопытных поступали все новые люди. В том числе Андрас. Друг Гасиона. Его в камеру отвела охрана, так как сочли слишком опасным.

Однажды я решила воспользоваться шатким подобием авторитета в лаборатории и заявила:

– Мы сто лет назад выяснили, что вирус не передается по воздуху. Зачем мы держим людей за стеклами? Давайте хоть решетки сделаем.

– Как в зоопарке? – живо отреагировал бывший сотрудник центра поддержки. Глаза у него загорелись интересом.

– Так хотя бы руку пожать можно будет. Они же фактически в полной изоляции, – пояснила я.

– Так все равно не жильцы, – весело отреагировал парень.

– Иди к черту, – разозлилась я.

– Ладно, заменим, – махнул рукой он. – Надеюсь, дрессировать никого не начнешь? – тут я не выдержала и кинула в него какой-то папкой. Тот быстро увернулся.

– Кстати ты знаешь о том, что мы с тобой будем собирать данные по ловушкам? – уже серьезным тоном поинтересовался он.

– Что?! – мой голос предательски дрогнул.

– Пойдем, покажу, – вздохнул парень.

Он прошел через все лабораторию, открыл двери и стал ждать меня. Опять ловушки? Мой мозг отказывался воспринимать эту информацию. Парень из центра поддержки привел меня в небольшую комнату, в которой были лишь кресло, монитор и какая-то стойка с сыворотками.

– Будем пытаться подключить людей к программе, – пояснил он.

– Причем здесь ловушки?

– Да потому что они все попадают в собственную ловушку. Смотри, я здесь все посчитал, – парень был в бешенстве. Он врубил свой браслет и стал показывать расчеты. Да и без них все было понятно.

– Это же просто пытка, причем бессмысленная, – пробормотала я.

– Наверное, я с тобой согласен, – отозвался он. – Не нам это решать. Нужна статистика по поведению зараженных в ловушках. Хотя лучше бы не врали, что они пытаются их вылечить.

– Если бы здесь кто-нибудь пытался кого-нибудь вылечить, то все бы занимались зараженными, а не Касси.

– Аккуратнее, Ника, – парень сразу стушевался и стал опасливо озираться по сторонам. – В конце концов, считается, что это все-таки ошибка Касси. Дело не в зараженных.

– Да, но это же люди, понимаешь? Живые люди!

– На завтра камера семнадцать, – подытожил он и поспешил выйти из жуткой комнаты.

В лаборатории продолжали искать все новые пути подключения людей к Касси. Это всегда давало один и тот же результат – плачевный. Программа выдавала сбой, и человеку приходилось за три часа переживать самый чудовищный сценарий жизни, такой страшный, на какой только был способен его мозг. А на втором уровне в основном были люди с хорошей фантазией, не чета мне. Такое мало кто способен был пережить. На последнем кругу ада, да еще в ускоренной перемотке. Обычно после этого не приходили в себя. Прервать этот ад было невозможно. Что-нибудь перегорало. Либо компьютер, либо человек. Для сотрудников лаборатории оба варианты были трагичными. Первым в ту комнату привели Андраса. Камера семнадцать. Его вели охранники. Он попытался вырваться, разбил стойку с сыворотками категории Z, но никакого результата этот бунт не принес. Парень из центра поддержки сделал укол и подключил датчики. Мы начали наблюдать за работой мозга. Поначалу все шло хорошо. Казалось, что программа уже просчитала и распознала его, когда вдруг что-то пошло не так и его сознание выбрало худший из вариантов. На экране отображались страшные картины личного ада Андраса.

– А если я тоже войду в лабиринт? – спросила вдруг я, когда на экране Андрас, вместе со своим отрядом, оказался окружен пламенем пожара.

– Во-первых, невозможно, потому что его нет в программе, а, во-вторых, вспомни, чем заканчиваются ловушки, – отозвался парень, делая глоток из стаканчика с кофе.

– Можно выбрать тот вариант, который ни ты, ни я раньше не выбирали, – спокойно ответила я.

– Так хочется умереть?

– А тебе нравится так жить? – спросила я.

Никому не известно, сколько времени Андрас провел в аду. Это могло быть и несколько дней, и несколько десятков лет, в зависимости от характеристик мозга. Три часа на экране и целая вечность для человека. И все ради статистического анализа. В тот раз Андрас выбрался, но мы тогда не знали, что это большая удача. Выживал один из четырех.

Стекла действительно заменили решетками. Вообще-то, это мало что изменило. Разве что подопытные завели привычку пугать Алису, высовывая сквозь решетки к ней руки. Она визжала, шарахалась к другой стене, но там была точно такая же камера с таким же веселым подопытным. Визг стоял страшный. В себя она приходила по несколько часов. Как Кроцелл всех ни упрашивал оставить ее в покое, упускать возможность так повеселиться никто не хотел.

Вечером того дня, когда стекла заменили решетками, Гасион встал при виде меня и прижался к широким металлическим прутьям. Через силу мне все-таки удалось сделать шаг вперед, хотя в тот момент я испугалась почище Алисы. Он как-то растерянно посмотрел, а потом вдруг протянул руку к моему уху. Пришлось вдохнуть поглубже, чтобы не отшатнуться. Он медленно убрал свою руку от моего лица и раскрыл ладонь. В руках у него был ужасно-желтый и невероятно красивый цветок.

– Магия, – улыбнулся он.

Я осторожно взяла в руки цветок. Он так не сочетался с этим коридором, что просто не верилось в его существование. Впервые за долгое время я почувствовала что-то напоминавшее радость. Благодаря Z-136 я благополучно забыла о любых эмоциях. И хороших, и плохих. Вторых было больше, но ведь настоящая радость – это так здорово. Точно помню…

Гасион протянул через решетку ладонь и посмотрел на меня. В его глазах появилось нечто новое, яркое и живое. Я осторожно прикоснулась к руке. Он задумчиво провел пальцами по моей ладони, как будто хотел запомнить этот момент.

– Мне пора, – сказала я и поспешила отойти от решетки.

Вместе с отголоском радости пришли и мысли о Линче, который сейчас неизвестно где, Астрее, тихо умирающей в камере, в том числе и по моей вине, Канзе, который больше не наливал мне бесплатные коктейли, и еще тысяче плохих вещей. Первым, что пришло на ум, было Z-136, но потом я решила пойти в бар к Канзе. Может, хоть с ним удастся помириться.

Промозглый ветер, смешанный с изморосью, напомнил о том, что зима уже в самом разгаре. Горы по окаемке горизонта скрылись в уютном одеяле тумана. Небо утратило все цвета, превратившись в испорченный карандашный набросок, который в зависимости от времени суток то темнел, то светлел. Сейчас небо было грязно-серого цвета. Последний оттенок, перед тем как стать абсолютно черным. В баре ничего не изменилось. То есть иллюзия была, как и всегда, новой. На этот раз горное озеро в звездную ночь, но здесь все также было много народа, все также Канза стоял за стойкой и продавал радость, грусть, решительность… Ну, или просто хороший кофе для людей без фантазии.

Тут я заметила, как Канза мимолетным движением дотронулся до виска и поморщился. В этот момент он заметил меня и явно удивился моему появлению.

– Кофе, пожалуйста, – попросила я, как ни в чем не бывало.

Канза смерил меня насмешливым взглядом, потом все-таки начал готовить кофе.

– Давно? – одними губами спросила я, когда Канза приблизился ко мне с чашкой. Кроу сделал вид, что не понял, о чем идет речь. Мне было понятно, что скоро его отправят в Тортур, к инфицированным. Вряд ли его отберут для исследований. Он выглядел уставшим и больным, а оттого казался намного старше своих тридцати с лишним лет. Он скользнул взглядом по столику на «берегу» горного озера. Я пригляделась и чуть не вскрикнула. За ним сидел его величество Алекс Агарес собственной персоной. Старик наблюдал за столиками над ядовито-голубой гладью озера. Я решительно взяла чашку с кофе и направилась к нему. Канза хотел было меня остановить, но не успел.

– Простите… У Вас есть минута? – я сама немного оторопела от своей невесть откуда взявшейся смелости.

– Как видишь, – ответил Агарес. Больше всего он напоминал старую рыбу, которую выбросило на берег. Иллюзия озера рядом смотрелась очень органично.

– Что будет дальше? Вирус… – договорить я не успела.

– Понятия не имею, – хмыкнул старик. – Иногда это не так уж плохо, Морган. Не иметь понятия о том, что будет дальше. Пирр говорит, что так интереснее… – пояснил он, помолчал, а затем вдруг с раздражением продолжил. – Руби Корса, Руби Корса… Чертова последняя надежда. Он использует умирающих в своих интересах, да и все. Пока кто-нибудь не найдет способ изменять будущее, все будет продолжаться в том же духе.

Я вздрогнула. Руби Корса. Это имя в последний раз я слышала от Линча. Если честно не ожидала, что Агарес знает о нем. То есть не ожидала услышать это имя от него.

– Морган, либо садись, либо иди отсюда, – рявкнул Агарес. Я опомнилась и отошла к барной стойке.

Канза все это время ошарашено наблюдал за самой странной сценой в истории бара оптических иллюзий.

– Мир? – протянула я ему руку. Он угрюмо кивнул. Когда Агарес вышел из бара, я все-таки решила поинтересоваться у Канзы:

– Ты что-нибудь знаешь о Руби Корса?

– То же, что и все. Последняя надежда, как выразился его величество, – саркастически хмыкнул Кроу и поставил передо мной тарелку с сэндвичами.

– Подслушивать нехорошо.

– Я такого пропустить не мог. Агарес впервые сюда зашел. Даже Пирр и Рейвен здесь периодически бывают, а он как будто специально сюда зашел за чем-то. Судя по всему, рассказать тебе о Руби Корса.

– Угу, ничего глупее не слышала.

– А ты, правда умудрилась увеличить человеку жизнь на двадцать лет? – поинтересовался вдруг Канза. И зачем он спрашивает, если сам мне тот новостной выпуск во всех красках пересказывал?

– Правда. Это не очень сложно.

– Ты не представляешь, что о тебе говорят. Из новостей ты исчезла, но люди стали говорить только больше. И это вряд ли нравится первому уровню. Это слишком близко к понятию «изменять реальность».

– Только что Агарес сказал, что нужно научиться изменять будущее, лаборатория только тем и занимается, что пытается его изменить, а теперь ты говоришь, что это плохо.

– Первый уровень не допустит такого. Даже если все умрут от этого вируса. Останется последний человек, который будет жить тихо, счастливо и подкорректировано.

Я потянулась за очередным сэндвичем и с удивлением заметила, что тарелка пуста. Канза поставил передо мной вторую тарелку, на которой было уже на два сэндвича больше.

– А с каких пор ты Z-136 принимаешь? – поинтересовался вдруг он.

– Откуда? – поперхнулась я.

– Ты вторую тарелку уплетаешь. Еще чуть-чуть и мой любимый йогурт уничтожишь, – хмыкнул он, демонстративно разглядывая пушистую плесень в бокале с белесой субстанцией. – Последствия от него похуже, чем от вашего кофе, знаешь об этом?

– От йогурта? Ну, вот не удивил.

Конечно, я знала. С другой стороны, этот препарат действовал совершенно гениально. Никаких эмоций, ничего лишнего. Это так прекрасно. Да и, в конце концов, его прописывают всем кому ни попадя, радикальных изменений в будущем он не вызывает. Ну а смотреть на то, как твои приятели день за днем умирают, в том числе и по твоей вине, трудновато. Каждый раз, день за днем происходило одно и то же. Я или Алиса приводили подопытных на очередной тест. Сотрудники лаборатории делали какие-то анализы, изучали активность мозга, вносили корректировку в дальнейший план действий и пытались заново подключить человека к системе просчета будущего. Каждый раз сигнал попадал в ловушку, и мозг начинал рисовать свой собственный ад. Появился даже специальный термин, антипод «уровню счастья» – «уровень боли». Условно термин неточный. Человек совсем не обязательно испытывал боль. Это мог быть уничтожающий все живое страх, череда смертей, слепота, глухота, море крови… «Уровень боли» зависел только от фантазии. После этого выживали единицы. Впрочем, жизнью назвать то состояние, в котором они пребывали после процедуры, назвать было сложно. Алиса наотрез отказывалась забирать подопытных и замечать опустевшие камеры. Когда я говорила, что кто-то умер, она просто пожимала плечами и говорила, что в такой антисанитарии это неудивительно.

– Тебе пора, – Канза пощелкал пальцами у меня перед носом. Я непонимающе заморгала, а потом кивнула и засобиралась назад в лабораторию.

– Иди в жилой отсек, тебе хоть немного поспать нужно. Иначе браслет тебя выключит, – посоветовал Канза, – Может, ты и хочешь самоуничтожиться, а вот техника настроена на бесперебойную работу. Знаешь… Ты хорошенько подумай, прежде чем бросать вызов судьбе. Она ведь может и принять его.

– Так ты больше не злишься? – поинтересовалась я напоследок.

– Иди спать, – махнул рукой бармен и подкрутил что-то на пульте управления. Озеро неожиданно забурлило, поднялась волна, которая неумолимо стала приближаться ко мне. Посетители радостно завизжали, а я побежала к выходу. Волна разбилась о двери бара ровно в тот момент, когда я выпрыгнула наружу. Сзади раздалось недовольное шипение воды.

Глава 15

Следующие несколько дней прошли достаточно спокойно. Ничего плохого не случилось. Даже не умер никто. Природа не терпит покоя, это мы проходили, поэтому я все с большим напряжением ждала чего-то плохого. Через неделю я уже с надеждой в голосе спрашивала у Алисы, не умер ли кто в ее смену. Чем дольше продолжается затишье, тем с большим шумом ударит новая волна. Примерно так, если переводить формулировку того закона на поэтический лад. Как смогла, так и перевела.

Волна накрыла с головой. Через месяц после начала нового года. Я пришла в лабораторию и с ужасом узнала о том, что на ближайшие несколько дней график тестов и исследований утвержден. Сегодня – Астрея Ситри. Завтра – Гасион Бал… Что за имена следовали дальше по списку меня не волновало.

Когда-нибудь это все-таки должно было случиться. Они уже достаточно давно пребывали в лаборатории, поэтому ничего удивительного в таком расписании не было.

– Чего застыла-то как вкопанная, пошли за Ситри, тест через пять минут, – бесцеремонно хлопнул меня по плечу парень из центра поддержки. Рука у него была тяжелая, да и я такого не ожидала, поэтому пошатнулась и смогла устоять только благодаря стене, за которую успела зацепиться. – Прости, я не хотел, – пробормотал он и поспешил отойти.

У подопытных все было как всегда. Меня поприветствовали несколько человек, в том числе и Кроцелл. Несколько послали к черту. Большинство людей остались равнодушны к моему появлению. Парень из лаборатории зашел следом и поежился. С недавних пор он стал мне помогать водить подопытных на тесты. Бетонный пол разносил звук шагов на сотни метров вперед. Я даже не заметила, как эти камеры заполнились. Еще два месяца назад больше половины клеток пустовало, а сейчас свободными остались лишь несколько. Мы дошли до конца коридора и остановились возле камеры Астреи. Она уставилась на меня. В этом взгляде был дикий коктейль из смирения и отчаяния.

– Ты должна была спасти меня, ради Линча, – прошипела она. Парень из лаборатории беспечно провел браслетом по датчику входа и открыл камеру. Астрея не сопротивлялась.

Назад она не вернулась. И кстати, с фантазией у нее тоже было не очень. Ее ад представлял собой камеру, в которой она умирала. Под конец она потеряла способность двигаться, ее сочли мертвой и похоронили заживо. Когда три часа закончились, в сознание она не пришла. Она задохнулась. В этом действительно виновата была я. Линч собой пожертвовал ради нее. Я могла хотя бы попытаться сделать его жертву не напрасной. Вместо этого я просто наблюдала за тем, как сознание заживо ее хоронит.

Когда все закончилось, парень с расстроенным видом выключил проекцию и распорядился доставить тело в морг. Я вызвалась выполнить эту работу, хотя по идее это должен был сделать кто-нибудь из низшего персонала. Все пути вели в это мрачное помещение. Рейвен что-то там говорила про то, что нужно оставить надежды. Так вот все надежды заканчивались в морге, а не в галерее. Этажом ниже. Завтра я привезу сюда Гасиона. А вскоре сюда привезут меня. И все закончится. Не помню, как вернулась в галерею.

– Что мне делать? – спросила я у Гасиона, когда вернулась из морга. Тот долго смотрел на меня сквозь прутья решетки. Он боялся. Я это чувствовала.

– У меня с фантазией похуже, чем у Астреи, – как можно веселее заявил он. – Да и жить мне осталось чуть больше, чем сто дней.

– Твое будущее больше нельзя подсчитать, – напомнила я.

– Угу. Ну и что, я, по-твоему, должен был из-за этого прожить дольше положенного? Чем я лучше остальных, с чего бы такая честь? – хмыкнул он.

Он был лучше остальных. По крайней мере, для меня. Гасион осторожно провел рукой по моему лицу. Если бы не Z-136, я бы уже убежала (ну, или решетку подорвала бы). А так я начала лихорадочно искать выход. Надежду. Здесь ее еще можно было найти.

«Руби Корса – последняя надежда всех обреченных…». Вспомнились недавно слышанные слова Агареса. Нужно что-то сделать. Найти его. Сбежать…

– Ника, не переживай, я не умру. По крайней мере, завтра, – как можно тише сказал Гасион. Оставалось только поверить.

Поведенческий сектор. Пятый уровень. По дороге к тюрьме «Тортур»

Алекс Агарес с наслаждением слушал урчание двигателя автомобиля. Он помнил эту дорогу с детства. Когда-то, лет эдак шестьдесят назад, она казалась окаменевшей рептилией. Тысячи машин стояли здесь в надежде выехать из города. Они выстраивались в змеиные кольца. То тут, то там раздавались раздраженные гудки водителей. Ежедневно по четыре часа он проводил в этой пробке. Здесь он спал, читал, делал уроки, но чаще всего с головой уходил в идеальный мир математики. В этой науке не было пробок. «Если ты приходишь в тупик, значит, ты тупой», – так ему говорил его учитель. С людьми, казалось, все намного сложнее. Поначалу.

Агарес наизусть знал все изгибы этой старой дороги, проходившей по окраине города. Магистраль когда-то служила связующим звеном между несколькими крупными мегаполисами, а сейчас просто витиевато проходила чуть ли не по всем уровням сектора. В нескольких местах она прерывалась пограничной стеной, но вскоре после построения границ появились и обходные пути. Черный рынок и мир за гранью закона должны быть всегда. Агарес этого не знал, он это вычислил. Правда, двадцать лет назад сложно было представить, что этими путями придется еще раз воспользоваться.

Первый пропускной пункт, второй… Дорога изгибалась, пейзаж оставался прежним.

– Если вас нельзя просчитать, почему вы такие предсказуемые? – пробормотал Агарес самому себе и свернул с заснеженной дороги. Минут через пятнадцать вдалеке замаячило несколько серых, давно умолявших о ремонте зданий. Первые корпуса Тортура. Самый отвратительный отдел СМИ в поведенческом секторе, да и технологии не на высоте. Ни логики, ни фантазии. Как стояли здесь полвека назад серые блочные здания, так и стоят. Даже война к ним побрезговала прикоснуться.

В Тортуре Агареса знали все сотрудники, коих было до смешного мало. Обычно Алекс посылал кого-нибудь за несколькими людьми для исследований, но иногда и сам приезжал сюда.

– Троих на опыты приведите, – беспечно попросил Агарес дежурную. Женщина неодобрительно посмотрела на него, но все-таки кивнула. Сейчас, по всем расчетам, должны привести Линча.

Дежурная его не подвела. Через пятнадцать минут в комнату привели троих парней лет двадцати. Один из них Линч. До того, кто остальные, Агаресу не было никакого дела.

Макс Линч выглядел как живой мертвец. Лицо в кровоподтеках, один глаз так опух, что практически исчез. Костяшки пальцев содраны.

Линч никак не мог справиться с собой и каждые несколько секунд дергал головой и презрительно кривил губу. Последствия карцера. Дежурная честно сказала, что Агаресу требуются «люди на опыты». Сообщила и о том, что это значит хоть и мучительную, но все-таки скорую смерть. Макс решил, что лучше так, чем гнить здесь еще несколько лет. Он вызвался добровольцем и не собирался об этом сожалеть. Раздражало только, что никак нельзя унять это чертово подергивание после карцера.

Двое других тоже были добровольцами, но эти счастливчики еще не утратили надежду. По пути они моментально стали придумывать планы побега. Дежурная шла на несколько шагов впереди, поэтому их перешептывания никто не мог слышать.

Агарес велел усадить троих к нему в машину. В соответствии с правилами безопасности их приковали наручниками друг к другу, а заодно и к специальным поручням в машине. После чего сделали им уколы сильнодействующего снотворного.

– Что ж вы охрану-то не взяли? – укорила его дежурная, с грустью провожая взглядом троих добровольцев.

– Да что эти дети сделать-то могут, – беспечно пожал плечами Агарес.

– Дети… – многозначительно вздохнула она и, не дожидаясь ответа Агареса, поспешила на свое рабочее место.

Агарес завел машину и отправился в сторону второго уровня. Доехав до ближайшего поворота, он, вместо того чтобы повернуть направо, резко свернул влево. Там не было дороги. Линч еще сохранял сознание после укола снотворного, поэтому, еле ворочая языком, произнес:

– Куда? Куда нас везут?

Ответом его, естественно, никто не удостоил. Вскоре Линч все-таки поддался действию лекарства. Через пару сотен метров бездорожья начиналась песчаная тропка, ведущая к границе Сектора. С трудом, но машина здесь могла проехать. О ней не знал никто, кроме Агареса. Даже Пирр не догадывался. Чертов Томас Пирр. Двадцать лет назад он был сломленным парнем, отважившимся полюбить ту смелую девушку. Слишком смелую, чтобы жить. Вместе с ней он потерял и себя. Он был достаточно жесток и самонадеян, чтобы помочь Агаресу в этом эксперименте. Сейчас Пирр начал играть против правил. Агарес давно знал, что так будет, но рокировку делать все равно не хотелось. Люди всегда разочаровывали Агареса. Чем дольше он жил, тем быстрее это происходило. После запуска Касси, время пошло на секунды. Когда он научится изменять будущее, все изменится. Уже скоро.

Когда они подъехали к границе Сектора, действие снотворного начало проходить. Сначала парень покрепче начал дергать рукой в наручниках с такой силой, что, казалось, хотел вырвать поручень, к которому был прикован. Затем проснулся второй парень. Он тут же начал подавать здоровяку какие-то сигналы. Агарес с интересом наблюдал за их действиями в зеркало заднего вида. Даже скорость немного сбавил. Линч проснулся последним.

Агарес вдруг резко затормозил. Машина остановилась прямо возле приграничной стены, за которой начинался сельскохозяйственный сектор. Он вышел из машины и мгновение любовался своим творением. Границы, стены, упорядоченность, классификация… Логика. Любимые его слова. В каждое из них он вкладывал свое собственное значение, которое сильно расходилось с мнением словарей. Агарес открыл дверь машины, порылся в карманах в поисках ключа от наручников. Три пары наполненных ужасом глаз ловили каждое его движение. Это, естественно, тормозило процесс поиска ключа, но, в конце концов, Агарес все-таки нашел его.

Линч понимал, что это последние минуты его жизни. Он с жадностью вдыхал чистый и холодный воздух, пытался запомнить звуки раскинувшегося совсем рядом леса, вспомнить все самое хорошее, что было в его жизни. Астрея… Черты ее лица почти сразу стерлись из памяти, а вот Ника являлась к нему каждую ночь в Тортуре. Он с ней разговаривал, обнимал ее, спорил и даже ругался с невыносимой Морган. При всем желании он не смог бы объяснить весь тот водоворот идиотизма последних дней в «Силенциуме».

Агарес молча снял со всех наручники, после чего приказал выйти из машины. В руках у него был пистолет. Линч решил, что расстрел арестантов – это такая забава у людей с высоким уровнем интеллекта. Учитывая организацию жизни в Тортуре, это неудивительно.

– Что встали как вкопанные? Проваливайте с глаз моих отсюда, – проорал Агарес, ничуть не заботясь о том, что его могут услышать. Здесь никого нет и быть не может. Он посчитал. Здоровяк и щуплый бросились врассыпную. Линч продолжал стоять как вкопанный.

– Линч, я, по-моему, ясно выразился.

– Некуда бежать, – пожал плечами Линч, указывая на стену.

– Беги, говорю, тебе дали фору, – взорвался Агарес. Он сжал в руке пистолет, после чего не сдержался и выстрелил в воздух.

Глава 16

Я проснулась. Часы показывали девять утра. Уже началось. Я судорожно начала метаться по камере одиночного заключения в поисках одежды. Минут через десять уже бежала по коридорам и мостикам «Силенциума».

На тест Гасиона отвели сотрудники лаборатории. Алиса привычно отказалась, а мне сказали там не появляться. Так распорядилась Рейвен. Поскольку тесты должен был проводить тот самый бывший сотрудник центра поддержки, мне все-таки удалось пробраться в лабораторию.

Я зашла в тот момент, когда сознание Гасиона попало в ловушку. На проекции появилось мое лицо. Отлично, я и есть его ад. Ну прямо женский роман наоборот… Тут в проекции появился Агарес. Он нажал что-то на браслете, и высветилось разрешение на мое убийство. Гасион замотал головой, явно не желая меня убивать. Затем вместо разрешения появился приказ меня убить. В руках Гасиона появилось оружие. Он поднял пистолет и стал целиться мне в голову. Так продолжалось несколько мгновений. Бал резко опустил пистолет и в отчаянии разрядил обойму в землю. На экране появился лучший друг Гасиона, Андрас, из камеры семнадцать. Он подошел ко мне, прицелился и выстрелил. Агарес выписал приказ о том, что память Гасиона нужно уничтожить.

– Не должно остаться людей, запомнивших Морган, – в бешенстве закричал Алекс Агарес.

Три часа проекции сменялись с калейдоскопической скоростью, и в каждой истории я умирала, а Гасиона лишали воспоминаний обо мне.

– Как трогательно, – чуть охрипшим голосом сказала я. Вообще-то это должно было звучать саркастично, но у меня не вышло.

– Если выживет, он тебя даже не узнает, – сказал парень за пультом.

Это была не совсем правда. Если люди выживали, они ничего не забывали. В том числе и самые страшные варианты своего будущего. А вот это уже навсегда меняло их. Раздался противный писк. Очередная попытка подключить больного к системе Касси провалилась. Гасион вдруг дернулся и судорожно втянул носом воздух. Я схватила его за руку. Он непонимающе разглядывал меня.

– Я не буду ее убивать! – крикнул он.

– И на том спасибо, – хмыкнул парень, поднимаясь со своего стула. – Все закончилось. Тебе повезло. Сегодня, – добавил он.

Гасион недоверчиво стал разглядывать меня. Он явно не мог поверить в то, что все закончилось.

– Ты был прав, с фантазией у тебя паршиво, – сказала я.

– Морган, исчезни, сейчас Рейвен придет, а ты на занятиях должна быть, – попросил парень из центра поддержки. Я кивнула, выпустила из рук ладонь Гасиона и поспешила скрыться из лаборатории. Все равно не знала, что сказать после виденного на экране.

На историю Нового общества я так и не пошла. Добрела до стеклянного коридора, ведущего в «Силенциум», и уселась ровно посередине, прислонившись к закаленному стеклу. Здесь редко кто проходил, поэтому можно было не переживать за то, что я кому-то помешаю. Вдалеке виднелись коричневые горы, напоминающие осколки гигантских кирпичей. Справа виднелся холм Сан-Кристобаль, с обнимающей город женщиной на его вершине. Немногочисленные прохожие кутались в свои черные куртки. Нашлось несколько персонажей в белых. Первый уровень. Власть. Центр круга счастья. И что они забыли на улицах города? Они редко появлялись в секторе. В основном они предпочитали не выходить из своей башни в самом центре острова. Если и появлялись, то только здесь, в центрах исследований, а не на улицах. Башню власти отсюда разглядеть было нельзя, но она была недалеко. Даже пешком можно было бы дойти, часа за три.

Мысли свернули к Руби Корса. Как его найти? Как доставить Гасиона к этой «последней надежде обреченных»? Почему в моей карте будущего меньше полезной информации, чем в инструкции по использованию стиральной машины? Как отыскать Линча? Как оправдаться перед ним за смерть Астреи? Что искал Линч в контрольной зоне? Что будет дальше?

И еще тысяча и один вопрос. Каждый следующий опаснее предыдущего. Более всего пугало то, что я ни черта не знаю о будущем. В этом же весь смысл Касси, в конце концов. Люди должны работать согласно траектории максимального счастья, должны знать свое будущее, чтобы не совершать бессмысленных и опасных действий. Информация была заблокирована. Когда я в тысячный раз нажала на карту будущего, мой браслет жалобно пискнул и объявил о том, что мне требуется сон в размере десяти часов. Жизненный заряд 6 процентов. Поскольку падать замертво в этом коридоре в мои планы не входило, пришлось отправиться в жилой отсек.

Глава 17

И вновь наступил период затишья. Я продолжала остервенело изучать формулы и графики исследований. В свободное время пыталась починить браслет Линча. Потерпев в этом деле полный провал, я отдала его Анни. Та с радостью согласилась изучить находку. Хоть какое-то дело, в конце концов. Она более или менее пришла в себя, но подопытные продолжали настороженно отзываться о ней. После неудачной попытки самоубийства она навсегда получила статус слегка тронутой. Причем так считали все, а в особенности новоприбывшие. Те, кто не был свидетелем того случая. Например, Синто Хейз, который угодил сюда всего неделю назад, мне целую лекцию устроил о том, что Анни по всем параметрам должна быть утилизирована, ибо ее мозг не пригоден для изучения. Андрас тоже отзывался о ней не самым лучшим образом. А ведь они не видели того, что творилось в ее камере в первые дни заключения. Они вообще ее в глаза-то пару раз видели, когда их вели по коридору. А вот Кроцелл никогда себе не позволял оскорбительных высказываний в адрес Анни, хотя он как раз все видел. Изредка я прибегала в бар Канзы. Выглядел бармен все хуже, а проекции его день ото дня все больше утрачивали цвета и выдумку.

Мы подолгу говорили с Гасионом. Каждый раз при виде меня на его лице отражались недоверие. Он не мог отделаться от мысли, что я всего лишь порождение его разума, которое сейчас должно умереть. Спустя несколько минут он начинал верить в мое существование, а когда уходила, на лице отражалась боль потери. Если честно, мне льстило такое отношение.

Из значимых происшествий за эти два месяца можно было зачесть только Алису, которую я застала за кражей Z-136 из моей комнаты. Я поначалу испугалась, потому что лекарство лежало рядом с запрещенной книжкой, памятью о прошлой жизни и сломанным браслетом Линча. Но спустя минуту успокоилась, вспомнив, что браслет у Анни. В целом же в воздухе начинала чувствоваться весна, а вместе с теплым ветром стало ощущаться приближение конца отведенного мне времени. Не знаю, как объяснить это чувство, я просто знала, что скоро что-то изменится. Больше так продолжаться не могло. Вирус косил все больше народа. В новостях бесконечно рассказывали о том, как опасны зараженные. С каждым таким блоком мне становилось все противнее. Все эти сотрудники отдела СМИ ни черта не смыслили в природе вируса и лепили какую-то ерунду о том, что заболевших нужно обязательно изолировать, а лучше утилизировать от греха подальше. Ведь опасность обреченных была лишь в одном: их судьбы были неподконтрольны государству. Никто не знал, что с ними будет дальше. Это страшно, но ведь не настолько же, чтобы устраивать массовый геноцид и без того угасающих людей? В один из дней я вошла в лабораторию и увидела там Алекса Агареса и Софи Рейвен собственной персоной. Агарес выглядел не просто раздраженным, он был в бешенстве. О чем они говорили, я не слышала, застала лишь конец его фразы:

– …Включите ей, черт возьми, мозг! – рявкнул он.

В этот момент дверь предательски скрипнула, и они воззрились на меня. Агарес вдруг двинулся ко мне. Он взял со стола шприц и прибор для экспресс-анализа крови. Я отшатнулась. Он схватил меня за руку и вцепился мертвой хваткой. Резким движением он впечатал мою руку в стол, а затем воткнул в нее шприц. Через секунду экспресс-анализ был сделан.

– Что я и говорил, – удовлетворенно кивнул он, обращаясь к Рейвен. – Морган, апокалипсис пришел, – на этот раз Агарес обратился ко мне.

– Это плохо, – живо отреагировала я. Агарес выжидательно уставился на Софи Рейвен.

– И ведь не поспоришь, – хмыкнула Рейвен.

– Мне нужен ее мозг, Софи, – уже спокойнее ответил он.

– То, о чем вы говорите, не мозг, – все также безразлично ответила Софи.

– Поверь мне, это как раз мозг, – сказал Агарес. Он бросил на стол использованный шприц и направился к выходу. Рейвен секунду смотрела ему вслед, на лице ее читалось резкое отвращение к этому человеку, наконец, она опомнилась и посмотрела на меня.

– Не завидую тебе, Морган, – сказала она.

Рейвен прошла в другую часть лаборатории, приложила браслет к ящику с опасными препаратами и достала оттуда какую-то коробочку.

– Что вы собираетесь делать? – возмутилась я.

– Очистить тебе кровь от Z-136, – сказала Рейвен.

Я осеклась. Ну да, я принимала его не по рецепту, но ведь это безобидное лекарство, которое прописывали каждому обратившемуся за медпомощью. Никаких последствий в будущем, все давно посчитано. Впрочем, правила-то я все равно нарушила, так что спорить бессмысленно. Рейвен сделала укол и выкинула шприц. Рука будто оледенела. Софи в задумчивости уставилась на дверь в галерею.

– Дивергенты… – прошептала она. – Кто бы мог подумать, что у вас просто нет будущего.

– Что? – насторожилась я.

– …Они все умрут. Возможно, и лучше бы было их сразу утилизировать, – Рейвен не обращала на меня никакого внимания. Она говорила сама с собой.

В дверях показалась Алиса. Вслед за ней вошло несколько сотрудников лаборатории. При виде Рейвен все так и останавливались в дверях, ожидая ее приказа. Меня никто не замечал. Я со своей онемевшей рукой как будто перестала существовать.

– Приготовьте подопытных для перевода в Тортур, – приказала она. Немолодая женщина со стаканчиком кофе в руках кивнула.

– Подождите, как в Тортур?! – запротестовала я.

– Они свое отработали или уже не пригодны для исследований. Новую партию подопытных пришлют немедленно. В них недостатка нет. К сожалению, – добавила Рейвен.

– Через три дня всех подготовим, – отрапортовал парень из центра поддержки. Рейвен кивнула. Я поспешила выйти из лаборатории быстрее Софи. Прижавшись к холодной стене, я пыталась хоть как-то прийти в себя. Дверь хлопнула еще раз и в коридор вышла подчеркнуто строгая Софи Рейвен.

– Почему моя… самопроизвольная терапия так беспокоит самого Алекса Агареса? – поинтересовалась я.

– Пойди да спроси, – ответила она.

– Пойду и спрошу, – тихо огрызнулась я.

– Он в контрольной зоне. Я бы на твоем месте поторопилась… Полгода назад, – откликнулась уже почти дошедшая до конца коридора Софи. Оттуда она не могла меня услышать.

Я пялилась на опустевший коридор и пыталась прийти в себя. Получалось, прямо скажем, плохо. А ведь безобидный препарат, витаминка, как говорится в рекламе… Дверь в лабораторию была плотно закрыта, но в воздухе буквально повисла суматоха, которую посеяла там Рейвен. Три дня. Действительно стоит поторопиться и, хотя бы попытаться заставить мозги работать. Вместо этого я со всех ног побежала в контрольную зону. Какого черта, в конце концов? Один член совета мудрейших выписывает разрешение на мое убийство, второго волнует то, какие витаминки я употребляю, Рейвен явно что-то не решается мне сказать. Нет, конечно, результат теста у меня был неплохим, но этого слишком мало для такого интереса со стороны первого уровня.

На сей раз я не пыталась обогнуть правила и честно сказала охраннику, что направляюсь к Агаресу. Поскольку на посту здесь был тот же охранник, что и тогда, неудивительно, что тот приковал меня наручниками к ручке двери. Надо отдать ему должное, он учтиво предложил мне выбор: парализующий укол или наручники. Выбрала второе. Даже не знаю почему.

Грузный и безразличный ко всему бодигард пятого уровня отправился на поиски Агареса. Вернулся он минут через пятнадцать, и вид у него был очень удивленный. Он нехотя отстегнул меня от дверной ручки и потащил в святая святых, контрольную зону системы Касси.

Кабинет, в который меня привели, был немногим меньше зала для совещаний. Агарес стоял перед гигантским экраном, на котором было не менее сотни фотографий, между которыми значились какие-то формулы.

Когда охранник захлопнул дверь, Агарес обернулся. Его испещренное морщинами лицо в свете химического экранного света казалось еще более старым. Вечным.

– Что плохого в Z-136? – задала я самый очевидный из моего списка.

– Ничего. Отличная разработка химического сектора, – спокойно ответил он.

– Тогда почему мне не разрешено его употреблять? – ехидно поинтересовалась я.

– Потому что употребление любого препарата должно быть подконтрольно государству и осуществляться согласно всем существующим правилам, – вполне добродушно ответил он.

– Откуда ко мне такой интерес? Почему меня, то ставят на первое место рейтинга, то выдают разрешение на убийство, то… – я стала задыхаться.

– Потому что ты уже дважды изменила свою судьбу. Сначала выбрав второй уровень, а затем лабораторию. Не спорю, ты умудрилась добровольно и основательно изгадить себе жизнь, но ведь у тебя все-таки получилось. Именно в твой первый день в центре появился первый зараженный, – уже менее сдержанно говорил Алекс Агарес.

– Если все так ужасно, я бы на вашем месте себя убила, – хмыкнула я.

– Да ты и на своем месте неплохо с этим справляешься, – хмыкнул он. – А еще в лабиринтах чужого будущего ты ведешь себя быстрее Касси, что, мягко говоря, за пределами нормы.

– Вы говорите так… будто не знаете моего будущего, – пробормотала я.

Агарес набрал какую-то комбинацию на пульте управления. Появилась карта государства, на которой будто появилась черная плесень. Тут и там виднелись мелкие черные точки.

– Уже никто не знает своего будущего, Морган. Эпидемия выходит из-под контроля, – ответил он. – Есть еще вопросы? Тогда не смею задерживать.

Аудиенция была закончена. Я направилась к выходу. Несколько шагов до двери показались целой вечностью.

– Знаешь, в чем суть системы Касси? – поинтересовался вдруг Алекс Агарес, когда я уже взялась за ручку двери. – Есть только одна верная траектория, и она заранее определена. Уже неважно, можно ее посчитать или нет. Изменить будущее не в состоянии никто. Это плохо. Но, с другой стороны, и совершить ошибку невозможно.

– Угу, – ответила я и поспешила закрыть за собой дверь. Вспомнился Пирр, сказавший то же самое несколько месяцев назад. Удивительно, слова одни и те же, а смысл вроде как разный.

Глава 18

«Галерея» – так прозвали три этажа камер с подопытными. Она представляла собой коридор метров в двадцать в ширину. Бетонный пол. Камеры по 8 квадратных метров. Каждая оснащена по последнему слову техники. Возле каждой экран со всеми показателями жизнедеятельности. Везде 24 часа в сутки транслируют новостной канал. Подопытные получше первого уровня знали все о том, что происходит в стране. Так продолжалось до тех пор, пока они не узнали, что эти новости их больше не касаются. Через три дня они перестанут существовать. Поэтому гул новостных блоков больше здесь не звучал. Несмотря на все современные примочки и оборудованную по всем стандартам систему охраны, сам коридор напоминал скорее средневековое подземелье. Звук моих шагов в воцарившейся тишине звучал, словно барабанная дробь. Я чувствовала, что взгляды каждого обитателя галереи прикованы к ничтожно маленькой фигуре, остановившейся возле камеры номер девятнадцать.

Гасион, увидев меня, встал с кровати и прижался к решетке. На лице его промелькнула тень недоверия. Он осторожно взял меня за руку, чтобы проверить, настоящая ли я. Обернулся, чтобы посмотреть, не пытается ли меня кто-то застрелить. Так случалось раз за разом, когда он проходил тот тест. Как тогда в коридоре, ведущем в жилой отсек.

– Что мне делать? – дрогнувшим голосом спросила я.

– Ты прекрасно знаешь, что делать, Ника, – рявкнул Андрас из соседней камеры. – Вопрос в том, подпишешься ли ты на это.

– Заткнись. Я не позволю, – ответил Гасион.

– Ты прекрасно знаешь мой ответ. Поэтому повторяю: что мне делать? – повернулась я к Андрасу. Терпеть его не могу. Тупой солдафон. С другой стороны, интеллект (хотя не хочется этого признавать) и выучка у него такие же, как у Гасиона. Вдобавок к этому у него был неоспоримый плюс. Ему на меня плевать.

– Достань оружие, – одними губами произнес Андрас. Гасион сжал мою руку, затем вдруг выпустил ладонь и резко ударил по решетке.

– Ты не должна, – сказал он.

– Человек не в состоянии сделать ошибку, он всегда действует согласно заданной программе. Возможно ее посчитать или нет, – процитировала я недавние слова Агареса. Гасион долго разглядывал мое лицо. Казалось, что он все еще не может поверить в то, что я не порождение его фантазии. Да и не сможет он в это никогда поверить. За время пребывания здесь кожа его приобрела серый оттенок. Губы потрескались. Щеки запали. Движения приобрели ненужную резкость.

– Ника, я тысячу раз видел, как ты умирала. Я не смогу увидеть это в тысячу первый раз.

– И не увидишь. Как минимум обстановка будет поинтереснее, – дернула я плечом.

– Переубеждать бессмысленно? – в последний раз спросил Гасион. Ответ был очевиден. – Тогда выключи камеру на парковке, – выдохнул он.

– Зачем?

– Никогда не задавай лишних вопросов, Ника. Чем меньше ты знаешь, тем больше шанс выжить, – вполне человеческим тоном сказал Андрас. Обычно он говорил так, будто перед ним отряд солдат.

Минут через пять я пошла к выходу. Остановилась только возле камеры Анни.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась я.

– Да, как и в последние несколько месяцев, – хмыкнула она. – Кстати, забери это. Я ничего сделать не смогла, – Анни протянула мне браслет Линча. Пришлось его спрятать под водолазкой. В карман он не уместился. Мы поговорили минут пять. Я немного пришла в себя после разговора с Гасионом и Андрасом. Я должна была так себя вести. Не показывать страха, жалости, отчаяния… Без Z-136 в крови мне было очень страшно. Все время хотелось сбежать куда-нибудь, где нет ни решеток, ни стен. Немного успокоившись, я попрощалась с Анни, сдала пост Алисе и пошла прочь из лаборатории.

Никаких результатов за все это время. Их даже никто не пытался получить. Никого не интересовало, что люди умирают. Всех здесь интересовало лишь то, что их будущее больше нельзя подсчитать и скорректировать согласно идее Всеобщего Счастья. Подопытные не преступники. Они ни в чем не виноваты, но их посылают в Тортур. Судя по слухам, там их просто утилизируют, чтобы место не занимали. Просто за то, что им не повезло. Это так жестоко и бессмысленно. Когда Гасион убил того извращенца, это тоже было жестоко, но имело смысл. Я хотя бы понимала, что его работа нужна. Преступника нужно обезвредить раньше, чем он совершит преступление. Это понятно и логично. Но здесь…

– Морган, если хочешь, оставайся, а я посплю, – сказала Алиса. Она выдернула меня из водоворота мыслей, и я поняла, что с самым дурацким видом стою посередине лаборатории, и на меня смотрят практически все сотрудники.

– Нет… Мне пора. Грустно все это, – пробормотала я. Алиса посмотрела на меня как на умалишенную. – Грустно, что люди умирают, – пояснила я и поспешила к выходу.

Глава 19

Владельцы баров всегда все знают. Мне об этом Канза однажды по секрету сообщил. Проблема заключалась в том, что обращаться за помощью к Канзе не имело никакого смысла. Более трусливого и добропорядочного члена общества еще поискать нужно.

На втором уровне больше не было баров, не считая одного на отшибе, но его хозяина я знала, тот тоже вряд ли поможет. На первый уровень даже лезть не стоит. Никто не пустит, это как минимум. Оставалась надежда на третий. Дальше спуститься за эту ночь все равно не успею.

Для посещения уровня нужно было разрешение, но мне удалось проскочить мимо охранника. Скрывшись в непроглядной темноте ночи, я побрела вдоль дороги, стараясь держаться подальше от освещенных участков. Идти пришлось несколько километров. Когда страх начал брать свое, я разглядела вдалеке огни уровня. Вскоре мне удалось выйти к каким-то зданиям. Людей третьего уровня в разы больше, их уровни тоже намного масштабнее. Оказалось, что здесь расположены лицеи. Ни жилой зоны, ни баров, ни людей. Времени оставалось слишком мало. Когда я уже мысленно попрощалась с надеждой на успех, послышалось урчание мотора. Я обернулась. Грузовик выезжал с территории лицея. Пятьдесят метров до машины я пробежала со спринтерской скоростью. На то, чтобы открыть кузов, потребовалась бы минута, если бы грузовик не двигался. В отчаянии я дернула ручку, и та жалобно скрипнула. Еще пара попыток, и она открылась. Водитель пошел посмотреть, что там происходит, но я уже успела забиться в самый темный угол кузова. Водитель изучил кузов своей машины и, не заметив ничего необычного, отправился на водительское сиденье. Поездка длилась бесконечно долго. Ничего похожего на жилую часть не попадалось. Часа через полтора грузовик съехал с дороги. Вдалеке показались весело мерцающие огни торговой зоны. Я выдохнула.

Улицы здесь напоминали лабиринты сознания с кучей мигающих лампочек, повторяющихся картинок с одинаковыми домами и лицами. Люди были одеты намного интереснее, чем на унылом втором уровне, отовсюду виднелись проекции с новостными блоками, которые превратились в сводки об эпидемии.

Этот район занимал несколько кварталов. Несмотря на ночь, людей здесь шаталось море. Все переходили из одного магазина в другой. Я стала присматриваться к публике. Благообразные дамы явно не подходили, мальчишки, сбежавшие из лицея, были уже ближе к цели… Я свернула пару раз и оказалась на новой улице. Здесь работало лишь несколько магазинов и один не самого симпатичного вида бар. Никаких проекций или иллюзий, просто вывеска со стаканом и бутылкой виски. Возле этого злачного заведения ошивалось человек пятнадцать молодых людей и пара девиц лет на пять постарше меня.

Я решительно открыла дверь и вошла внутрь. Бар был практически пуст. Казалось, что на улице больше людей, чем внутри. Огляделась и нашла глазами бармена. Парень моего возраста. Пятый уровень. Что он вообще здесь делает?

– Работы нет, – запротестовал он, видимо приняв меня за кого-то другого.

– Позови хозяина бара, пожалуйста, – попросила его я. Бармен обернулся и ошалело уставился на меня. Пришлось повторить просьбу.

– Сейчас охрану позову, – пригрозил он.

– Я по поводу вчерашнего разговора, – как ни в чем не бывало, ответила я. Бармен замер на секунду, а потом понимающе кивнул и отправился на поиски начальника.

– Какого разговора? – послышался насмешливый голос за спиной. Я обернулась. Передо мной стоял невысокий, лысый, как коленка, мужчина лет сорока.

– У бара обычно есть владелец, и чаще всего он умеет говорить. Правда, железобетонная логика?

– Правда, – хмыкнул мужчина и рукой остановил направляющегося к нам охранника. Вот он почему-то здесь был третьего уровня, хотя должен был бы пятого. – Я Алекс, а ты Ника Морган, так?

– Откуда? – поразилась я.

– Звезда новостей и народная любимица, как же не знать, – усмехнулся он.

Минут через десять беседы в таком же тоне Алекс поинтересовался тем, что мне все-таки здесь нужно. Я набрала побольше воздуха и выпалила. Два пистолета. Алекс даже поперхнулся, услышав мою просьбу.

– С чего ты решила, что они здесь есть? – закончив чертыхаться, осведомился он.

Военный сектор недалеко. Здесь должно быть оружие. Меня больше волновал вопрос, почему этот бар до сих пор не утилизировали вместе со всеми его посетителями? Ведь явно же здесь ни одного добропорядочного гражданина нет. Не спрашивать об этом Алекса у меня мозгов хватило.

Я протянула Алексу руку с браслетом и сказала:

– Я могу его снять и подключить, кому скажете, – сообщила я. Браслет мог служить пропуском почти во все уголки второго уровня. Конечно, если человека обнаружат с нелегальным браслетом, мало ему не покажется, но это уже не моя проблема.

– Больная? – скривился Алекс и сделал шаг назад. У зараженных они переставали работать. У такой техники была небольшая ценность, так как починить их все равно никто уже не мог. Пришлось включить браслет и продемонстрировать его работу.

Алекс долго на меня смотрел, а потом все-таки кивнул. Можно было перевести дух. Спустя пятнадцать минут меня провели в другую комнату. Обычная каморка с едким запахом табака, впитавшимся в стены. В углу стоял жестяной стол, за который мне предложили сесть. Вконец обнаглев, я потребовала показать пистолеты. Алекс помахал у меня перед носом «игрушкой», как здесь называли оружие.

В обещании, которое я дала Алексу, я пропустила одно слово. «Попытаюсь». Я могла попытаться снять браслет и подключить его. Раньше в лицее этим в основном занимался Линч.

Снять удалось без проблем. Тренировка с лабиринтами будущего научила меня точности и скорости. Отсоединить провода удалось в считанные секунды. Браслет остался в рабочем состоянии, а вот метка уровня начала кровоточить. Алекс приказал принести бинт. Кисть онемела. С каждой минутой струйка крови становилась все толще. Такого у нас с Линчем никогда не случалось. Успокоиться не удавалось. К горлу подступала паника. Какого черта меня сюда занесло? Что я вообще творю?..

– Ты браслет наденешь? – поинтересовался верзила в два метра ростом. Он кинул на стол бинт и какие-то таблетки.

– Чтобы кровь остановить, – пояснил Алекс из угла комнаты.

– Ну, приступай, – ухмыльнулся верзила, не обратив внимания ни на пояснение Алекса, ни на мое кровоточащее запястье. В здравом уме и твердой памяти никто не поверит, что этот монстр обладает высоким интеллектом. Зачем ему браслет? Впрочем, какая разница? Кое-как перебинтовав руку, я приступила к работе. Кожа на руке верзилы никак не хотела поддаваться моим криворуким попыткам сделать надрез. Мужик отобрал у меня нож и, как ни в чем не бывало, порезал себе запястье. Вены, конечно, не задел. Не уверена, что у него вообще они были. Но крови было слишком много, чтобы подсоединить проводки. Страх того, что верзила просто прихлопнет меня, как навозную муху, за неудачный результат, подтолкнул к активным действиям. Спустя минут десять все закончилось. Верзила четвертого уровня стал элитой общества, а я вместе со своей картой будущего исчезла с лица земли.

– Простите за этот вопрос, но… Где расположен центр Руби Корса? – решилась я поинтересоваться у Алекса, когда верзила вышел из каморки.

– То есть оружие у незнакомцев ты покупаешь безо всяких любезностей, а тут даже извиняешься за свои вопросы, – хмыкнул Алекс.

– Вы бы не стали меня слушать…

– Да не оправдывайся ты. Знаешь, у меня была другая молодость. Мы делили мир на фракции. Эрудиция, Лихачество, Правдолюбие, Альтруизм и Товарищество. Ты бесстрашная девочка, ты бы вполне могла возглавить Лихачество, – усмехнулся Алекс.

– На Истории Нового общества мы проходили эксперимент «Чикаго». Он провалился, – некстати вспомнились мне остатки знаний, полученных на самом бездарном в мире уроке.

– Ну да, или тебя бы судили за дивергенцию, – пробормотал Алекс, – Знаю, что Руби Корса в химическом секторе. Пятый уровень, шестой квадрат. Думаю, ты найдешь, – сообщил он.

– Спасибо, – восхищенно прошептала я. Если честно, даже не ожидала, что все будет так просто.

– Да не за что, – пожал плечами Алекс. – Ему больше не нужны больные, он вас просто не пустит. Это тебе в качестве бонуса, кстати, – он выставил на стол бутылку с какой-то мутной коричневой жидкостью.

– Спасибо, не нужно…

– Да забирай. Отличный энергетик. Попробуешь как-нибудь, – усмехнулся Алекс.

Я поблагодарила его и положила бутылку в сумку. Пить эту гадость я точно не буду. Мало ли что в ней содержится.

Алекс не надул. Он мог бы прибить меня, как только я подсоединила браслет, но вместо этого этот лысый, как коленка, китаец выполнил условия сделки. Назад я возвращалась с двумя пистолетами, оказавшимися значительно тяжелее, чем я думала, отчаянно ноющим запястьем и без браслета. Чтобы не остановил первый же охранник, я нацепила сломанный браслет Линча. На поиск грузовика, на котором можно было доехать до второго уровня, ушло больше часа.

К «Силенциуму» я пришла уже на рассвете. Замерзшая, уставшая, голодная и злая до крайности. Мучил только один вопрос: «Почему именно я?!». За одну эту ночь нарушила законов двадцать. Встреча с Линчем стала казаться все более реальной и все менее желанной. Камеру на парковке я просто отвернула в самый угол. Гасион просил выключить, но, если сломать, поступит сигнал, а так она будет вести репортаж о бетонной стене, да и все. С парковки я убралась, когда туда въехал очередной грузовик с товарами для центра. Здесь почти круглосуточно можно было встретить несколько машин. Оружие я спрятала в прачечной. Просто потому, что мне было страшно держать в руках сумку, в которой два тяжелых пистолета. Казалось, что они в любую секунду могут застрелить кого-то. А ведь Гасион говорил, что должен научить меня стрелять. Конечно, обоймы были вынуты и лежали отдельно, но от буйной фантазии это не спасало.

Глава 20

Раз в третий за все время пребывания на втором уровне я выпила наш энергетический кофе. Его здесь можно было купить где угодно. Он отлично действовал. Энергии прибавлялось, вот только потом приходилось переживать не самые лучшие часы в своей жизни. Люди обычно предпочитали выпить еще, так как их расписание не предполагало часов, для того чтобы овощем валяться в кровати. Нужно было приносить пользу обществу. Постепенно взгляд у сотрудников становился стеклянным, ну а мозги… Не знаю, но, похоже, мозги плавились. Эмоции выжигало Z136, мысли – энергетик. Так люди окончательно превращались в батарейки для Касси. Подобные мысли я постаралась запихнуть куда подальше. Опустошив стаканчик с кофе, отправилась в лабораторию. Без работающего браслета в центре никуда нельзя было пройти, кроме разве что жилого отсека. Туда можно было попасть и по идентификационному номеру на запястье. Остальные двери открывались только согласно нашему подкорректированному во имя Всеобщего Счастья будущему. Алиса очень вовремя вышла посмотреть не идет ли кто, я как раз уже минут пятнадцать думала над тем, как бы, не вызывая подозрений, попасть в лабораторию.

– Ты опоздала, поэтому должна будешь отработать за меня. Это будет по справедливости. У меня маникюр весь ободрался, а…

– Хорошо, – прервала я Алису, заходя внутрь. Бутылку, которую дал мне Алекс, я забросила в шкафчик.

Алиса неодобрительно поджала губы, быстро кивнула трем вошедшим сотрудникам и исчезла за дверьми.

Отчаянно зевающий парень из центра поддержки попросил привести следующего по списку подопытного для снятия показателей жизнедеятельности. Им оказался Андрас. Он таращился на меня все время, пока парень вбивал его показатели в систему.

– Морган, а ты ему, похоже, нравишься, – хмыкнул он, когда я отвела Андраса в камеру.

– У меня есть рекомендованный контакт, – напомнила я.

– Ну да, точно. Тебе что же, даже неинтересно, кто будет следующим? – поинтересовался не в меру любопытный сотрудник лаборатории.

– Вряд ли Андрас, – ответила я.

– Веди следующего, – махнул рукой парень.

Следующей была Лерайе из камеры восемнадцать. Молчаливая и по-военному строгая девушка. Затем была камера девятнадцать. Гасион Бал. Он кивнул мне и незаметно коснулся лица.

– Ничего не бойся, – прошептал он.

Мы зашли в лабораторию, и тут началось нечто совершенно невообразимое.

Гасион каким-то непостижимым образом заломил руку зевающему парню из центра поддержки и, пока все стояли в тупом оцепенении, подскочил ко мне и схватил с соседнего стола использованный шприц, который почему-то не успели выкинуть. Одно движение – и грязный шприц, наполненный воздухом, возле моей шеи. Гасион загородился мной, как живым щитом, и стал медленно пятиться к двери.

– Никто ведь не хочет, чтобы она умерла? – сбивающимся голосом прокричал он.

Послышался скрип двери. Из-за его резких движений на секунду иголка обжигающе коснулась шеи.

– У нас есть тридцать секунд, чтобы добежать до парковки, – прошипел Гасион, когда дверь лаборатории захлопнулась. – Готова?

Пришлось кивнуть. Я пообещала себе помочь в его плане побега, каким бы глупым он ни казался. Мы понеслись по коридорам. Благо отсюда бежать не так уж долго. Последний коридор. Сейчас мы пробежим мимо прачечной и увидим табличку со спасительной надписью «Выход».

– Стоять! – раздался скрипучий голос Алекса Агареса. Я обернулась: в десяти метрах от нас было уже человек двадцать. Агареса видно не было, он был где-то в конце толпы. Гасион снова держал меня за шею, приставив к ней шприц. Никто из толпы не решался подойти к нему. Раздался щелчок двери, и мы оказались на улице. Гасион тут же выбросил шприц, на секунду коснулся моих пальцев и побежал к отъезжающему грузовику.

– Морган, ты слишком часто оказываешься жертвой чужих преступлений, – прошипела мне на ухо Софи Рейвен, – Что вы стоите, немедленно задержите машины! – прикрикнула она на собравшихся вокруг нее сотрудников центра.

– Отведите ее ко мне в кабинет и приготовьте сыворотку правды, – процедила Софи Рейвен. Она смотрела на меня с нескрываемым отвращением. Агарес подошел к месту, откуда только что отъехал грузовик, и двумя пальцами поднял злосчастный шприц.

– Забавно, – пробормотал он, – тут остатки нового вируса. Ему достаточно было «вколоть» его в воздух, и всех присутствующих бы парализовало часов на пятнадцать.

– Должен был знать, – поморщилась Софи, – что там с грузовиками? И уведите, наконец, это ходячее несчастье! – последнее высказывание относилось ко мне. Двое охранников одновременно положили руки на плечи и мягко подпихнули к двери. Меня отвели в кабинет Рейвен в контрольной зоне. Он был похож на кабинет Агареса, но какой-то более женский, что ли. Во всяком случае, тут был кожаный диван, несколько светильников и даже три полудохлых цветка на столе.

– Я действительно не понимаю двух вещей: как ему это удалось и почему опять ты? – сказала только что вошедшая Рейвен.

«…Ему удалось?» – она правда так сказала? Гасиону удалось!

– Так вы… его поймали?

Сыворотка правды вновь сыграла мне на руку. Я действительно не знала, в чем заключался план Гасиона, поэтому на все вопросы отвечала честно. На этот раз мы сделали это специально. Спустя несколько часов Рейвен сдалась.

– Проводите ее на занятия, – бросила напоследок Рейвен.

Все в центре косились на меня как на прокаженную. История книги Закона еще никогда не казалась такой интересной. Каждый новый параграф заставлял всех присутствующих посмотреть на меня.

Повсюду шныряли люди всех уровней. Гасиона не оказалось ни в одном из двух грузовиков, и все логично предположили, что он спрятался в здании центра. Об этом по секрету сообщили мои провожатые. Благодаря им, отсутствие браслета так никто и не заметил, они сами открывали мне все закрытые двери. Джентльмены все-таки, хоть и пятого уровня.

Занятия кончились в одиннадцать вечера. Хотелось есть, спать и к Гасиону. Что с ним? Где он прячется? Возвращаться в жилой отсек не хотелось, как, впрочем, и всегда. Сейчас все накинутся с расспросами или, что еще хуже, будут провожать долгими многозначительными взглядами.

Центральный вход оказался закрыт, поэтому прогулка в бар к Канзе отменялась. Столовая, естественно, уже не работала. Оставался только жилой отсек. Больше идти все равно некуда. Да и если бы браслет работал, он бы уже давно вырубил меня, чтобы подзарядиться.

– Привет, не хочешь зайти к нам на вечеринку, – подбежал ко мне парень из соседней комнаты. Мы даже не здоровались никогда.

– Не знаю…

– Да ладно тебе, у нас есть запрещенный алкоголь, – продолжал соблазнять меня он. – Пойдем. Слушай, расскажи, как все было на самом деле. Говорят, вы добежали до выхода за минуту, со шприцом у шеи, за это время ты до конца коридора не дойдешь…

– Я хочу спать, – моментально отреагировала и сумела выпутаться из цепких рук парня до того момента, когда он открыл дверь в свою комнату. Парень еще постоял, наблюдая за тем, как я копаюсь перед входом в свою комнату, а потом махнул рукой и скрылся в своей комнате. Выдохнув, я сняла сломанный браслет и провела по входу запястьем.

Меня кто-то крепко обнял. В первую секунду даже голос пропал от ужаса.

Глава 21

– Ты молодец, – произнес Гасион, продолжая сжимать меня в объятиях. Он взял мое лицо в руки и пристально посмотрел на меня. Из-за этого вечного удивления на лице всегда казалось, что он видит меня в первый раз, но сейчас он больше не боялся того, что я иллюзия, он казался почти прежним, самоуверенным и смелым, тем, на кого оборачивались все в центре поддержки. – Если бы ты не отвернула камеру, у меня бы ничего не вышло.

– Где ты спрятался? – ошеломленно поинтересовалась я.

– В кабинете Агареса. Он уехал, и это единственное место, которое бы совершенно точно не стали обыскивать.

– Как ты туда проник? – восхитилась я.

– Вырубил охранника и снял его браслет, – ответил Гасион. Анни провела жесткий инструктаж на тему того, как подключать эту штуку.

– Полезный навык, – хмыкнула я, вспоминая того верзилу, который теперь обзавелся моим будущим. Да вообще-то и не жалко, в конце концов, я и так не особенно много о нем знала. Тут я увидела на полу пистолеты. Он успел забрать их из прачечной. Если бы он «вырубил» охранника, тот бы уже пришел в себя и растрезвонил бы всем, что Бал все еще в центре…

– Если бы не ты, ничего бы не вышло. Камера бы меня засекла, – повторил Гасион.

Он обнял меня и провел рукой по спине. Вдруг стало неловко от того, что сейчас в моей комнате Гасион. «Штатный киллер». Стала выпутываться из объятий. Бал сделал шаг назад, осторожно отбросил прядь моих волос с лица и стал внимательно рассматривать. Захотелось исчезнуть с лица земли. Я резко откинула волосы назад и сказала, что мне срочно требуется в душ.

Скрывшись от Гасиона за дверью, я бережно сняла сломанный браслет Линча и положила его на раковину. Работающие браслеты можно как угодно бить, мочить и пытать температурами. Он выключится только со смертью человека, но браслет Линча был тем немногим, что напоминало о нем, а значит, эту, самую бесполезную в мире вещь, нужно было оберегать всеми правдами и неправдами. Забинтованное запястье отчаянно ныло и продолжало кровоточить. Я с опасением посмотрела в зеркало. Рыжие, окончательно перепутавшиеся волосы, ярко-зеленые глаза, мягкие черты лица, неправдоподобно острые ключицы. Наверное, меня можно было назвать красивой, если бы не отчаяние и страх во взгляде.

Горячая вода способна смыть любые тревоги. Вода послушно расслабляла мышцы и отпускала мысли в свободное плавание. Они сами меня приведут туда, куда нужно. Все равно нельзя уже ничего изменить. Вода автоматически выключилась, и пришлось все-таки натянуть футболку. Гасион стоял за дверью. Он укутал меня одеялом и отнес на мою кровать.

– Морган, ты стопроцентная сумасшедшая, – задумчиво проговорил он, вглядываясь в темноту за стеклом и крепче прижимая меня к себе.

– Не удивил, – пробормотала я. Он осторожно притянул к себе мою ладонь и провел по кровоточащему бинту на запястье.

– Что случилось?

– Должна же я была на что-то купить оружие, – хмыкнула я, – Андрас же просил. А как, по-твоему, я должна была его добыть?

– То есть у тебя нет браслета, – заключил Гасион, осторожно проводя пальцами по руке. – А тот, что был на тебе?

– Линча, – ответила я. Голос предательски дрогнул. Мысли о нем больно резанули по памяти. Даже не знаю, жив ли он сейчас. Да и вряд ли бы он захотел меня видеть, если бы был жив. Я ведь не спасла Астрею. Даже не попыталась.

– Ты поражаешь, – разозлился Гасион, – Ты до сих пор скучаешь по своему сумасшедшему приятелю?

– Он не сумасшедший…

– Неважно, Морган. Он ни разу за все время с тобой даже не заговорил, я же видел, как ты переживаешь. Ну да, это против правил, но ему-то как раз все законы были до фонаря. Астрея Ситри все мозги вышибла. Сама подумай. Они мило замышляют побег, прихватив какую-то там информацию. И вдруг вспоминают о тебе. Не думала, зачем ты им понадобилась? – Гасион был в бешенстве. Я с тревогой наблюдала за ним, а Гасион продолжал. – Он первым делом сообщил, что ты во всем виновата, я же присутствовал при этом.

– Тебя разыскивают по всей стране, и несколько часов назад ты пытался меня убить, – в тон ему ответила я. Да, Гасион был прав, но Линч в Тортуре, а он здесь. Я не желала больше терпеть все это и резко вскочила с кровати. – Не смей о нем говорить!

– Ты будешь спать на полу? – хмыкнул Гасион. Он тут же успокоился и стал с интересом наблюдать за мной.

– Совесть не позволяет выгнать тебя, поэтому да, – ответила я.

– Ну, можно было меня на пол отправить, – предложил он. – Послушай, ты правда хочешь довести все до конца?

– Да, – твердо ответила я.

– Ты не обязана, Ника. Это опасно, слишком опасно для тебя, – в очередной раз повторил Гасион.

– Я не смогу, – тихо ответила я. – Не смогу похоронить у себя в памяти еще три десятка лиц, которым не смогла помочь. Сейчас в этом темном углу памяти только Макс и Астрея. Если не попытаюсь, в памяти поместиться целая галерея.

На сон оставалось несколько часов. Если честно, не помню, как вырубилась. Скорее всего, все так же на полу. Проснулась я уже на кровати. Гасион спал на полу, прислонившись к бортику кровати и крепко прижав к себе мою руку.

Первые лучи весеннего солнца разбудили нас задолго до сирены.

– Ты такая красивая, – хриплым спросонья голосом сообщил Гасион. Точно издевается. Я вырвала у него свою руку, застонала и накрыла лицо подушкой. Мой организм в последние пару суток держался на волшебном кофе поведенческого сектора и силе воли. Так себе, надо сказать, держался. Немного падал. Вылазка на третий уровень, в буквальном смысле лишившая будущего, пробежка с грязной иглой возле шеи, шестнадцать часов неведения, сыворотка правды и постоянная угроза жизни. Короче говоря, я еще пару дней назад стала бояться зеркала.

– Да что случилось?! – возмутился он.

– Ничего, просто комплименты нужно говорить так, чтобы в них можно было поверить, – пробормотала я, все также закрывая лицо руками. Гасион поднялся с пола и навис надо мной. Он бережно отвел мои ладони от лица и заглянул в глаза. Я зажмурилась, ибо это был очевидный акт насилия над личностью.

– Ника, ты самая красивая. Для меня. Навсегда, – прошептал он. Я со всей силы ударила его под дых.

– Сволочь, тебе жить осталось три месяца, – прошипела я.

– Зато не соврал, – простонал Гасион, давясь то ли от смеха, то ли от боли.

Я посмотрела на часы. До сирены оставалось двадцать минут. Самый сумасшедший и, скорее всего, последний день моей жизни начинался.

Глава 22

План был прост. Гасион берет на себя коммуникационную сеть центра, я организую побег. Если не отключить связь центра с другими секторами и уровнями, то даже если нам удастся уехать с территории центра, через пятнадцать минут вертолеты военных нас заблокируют.

– Личный транспорт, – напомнила я. – У руководителей отделов и владельцев лабораторий есть личный транспорт.

– Вряд ли они погоняться за нами, но ты права, – пробормотал Гасион.

Больше всего на свете хотелось, чтобы Софи Рейвен сейчас вышла из коридора и со сдержанной улыбкой сообщила, что я стопроцентно чисто прошла тест. Все это была игра, все на самом деле живы и здоровы.

Пришлось отогнать подобные мысли, но они все равно успели материализоваться:

– Морган, куда направляетесь? – как ни в чем не бывало, поинтересовалась Софи. Шесть утра, а она в безукоризненном костюме, и даже ни один волосок из прически не выбился. Да еще и на «вы» снова обращается.

– Собираюсь сменить Алису в галерее, она вчера…

– Хватит. Не люблю лишнюю информацию. Рада сообщить вам, вчерашний тест вы прошли. Вчера мы детально изучили результаты ответов и пришли к выводу, что вы не знали о намерениях Гасиона Бала.

– Его поймали? – поинтересовалась я.

– Для вас это лишняя информация, Морган. Свободны, – она решила поскорее закончить неприятный для нее разговор.

Я посмотрела ей вслед и машинально дотронулась до пистолета, засунутого под джинсы. «Игрушка» была очень тяжелой и врезалась в живот. От него отчаянно хотелось избавиться. Холодный металл вызывал какой-то первобытный трепет. Да даже грязная игла в руках Гасиона не вызывала таких чувств.

Софи Рейвен повернула в коридор жилой зоны. Захотелось побежать и предупредить Гасиона, но пришлось себя одернуть. Он должен был уже уйти. Обязан.

Алиса наотрез отказалась уходить раньше положенного. Вчерашний инцидент слишком напугал ее, чтобы идти в обход правил. Я сказала, что хочу попрощаться со всеми. Она пожала плечами и продолжила подпиливать ногти.

У Гасиона нет с собой ничего, кроме пистолета. Даже не представляю, как ему удастся пробраться в контрольную зону, и уж тем более не понимаю, как он собирается отключить все системы коммуникации. Минуты тянулись подозрительно медленно. Алиса стала на меня коситься. Кроцелл умудрился всех предупредить, мне оставалось только бродить по коридорам галереи. Я ведь все равно не могу поступить по-другому. Как вообще я узнаю, что системы связи отключены? Может, уже пропустила тот момент, и теперь все пропало. Андрас прошипел, что у меня паранойя.

Выпитый кофе заставлял мысли хаотично быстро скользить мимо. Спасало только то, что я точно помнила последовательность действий. Нужно ее выполнить, и все. Пусть меня убьют, арестуют, главное, чтобы оставили в покое раз и навсегда.

Все не может пройти по плану. Любая система состоит из определенного числа ошибок и сбоев, которые впоследствии дают возможность найти лазейку из любого, даже самого идеального лабиринта. Ошибки – это способ двигаться вперед.

Свет внезапно выключился на секунду, и все экраны погасли, после чего тут же вновь загорелись, но информация за прошедшие сутки стерлась. Алиса тут же побежала в галерею, а я – к одной из проекций. Нужно было отключить систему охраны. Гасион меня проинструктировал, но забыл сообщить пароль к отключению. Видимо, просто не знал, что он есть. Не подумал.

– Что ты делаешь? – Алиса подбежала ко мне и стала изучать мерцающие в воздухе данные. Ладно, либо удача на моей стороне, либо все пропало. Нужно хотя бы попытаться. «Касси», – ввела я. Самая длинная секунда в моей жизни, и проекции вновь погасли, теперь уже не пытаясь вновь появиться. Теперь камеры были закрыты на обычные замки.

– Извини, Алиса, я не хотела, – пробормотала я, и схватила ее за руку. Не знаю, откуда у меня появились силы дотащить Алису до камеры Кроцелла и провести ее браслетом по камере. Кроцелл вышел и тут же схватил вырывающуюся девушку. Неуклюже чмокнув ее в щеку, он потащил по галерее, планомерно открывая все камеры. Я протянула Андрасу пистолет. Тот кивнул и бросился к выходу. Лучше бы никто не пытался войти сейчас в лабораторию…

В коридоре было шестнадцать человек, должно быть тридцать два.

Я оглянулась по сторонам и увидела ничего не выражающее лицо Макса, парня из производственного Сектора. У нас там с именами все попроще было.

– Мы останемся, – пояснил он.

– Почему? – опешила я.

– Кто-то уже не переживет это путешествие в бездну, кто-то верит в чудо. Нас ведь не могут просто так согнать в одно место и оставить умирать. И да, я из тех, кто верит в чудо.

Лицо его ничего не выражало. То ли от вируса, то ли от безразличия перед жизнью. Я посмотрела на Кроцелла и кивнула. Пора было уходить.

Кроцелл осторожно отпустил вырывающуюся Алису, секунду помедлил и кинулся к выходу. Вдруг завыла сирена, даже не знала, что она здесь есть. Мы бежали, что было сил. За спиной раздались выстрелы. Звук перезаряжаемого пистолета. Я обернулась. Андрас замыкал колонну. В нескольких метрах от нас лежал охранник. Он напоминал кучу тряпья из прачечной.

– Уходи, – приказал Андрас, целясь в кого-то еще.

Решив, что спорить с человеком, у которого пистолет в руках, по меньшей мере, неосмотрительно, я послушалась.

Возле прачечной нас должен был ждать Гасион. У двери в помещение для стирки я остановилась как вкопанная. Кроцелл обернулся у двери на парковку.

– Я не пойду без него, – одними губами произнесла я. Он понял. Алиса не пошла за ним, но она хотя бы была жива и здорова. Плюс к тому не сделала ничего, что могло бы ей навредить в дальнейшем. Все шестнадцать человек высыпали на улицу. Даже не сомневаюсь, что они справятся с водителем. Люди, у которых появилась надежда, способны на все. Они слишком сильно хотели жить. Я сползла по стене. В конце коридора показалась бегущая фигура. Это оказалась Алиса.

– Я тебя умоляю, иди отсюда, ты даже… – прокричала я, забыв обо всех мерах предосторожности, но она пробежала мимо меня и успела удержать закрывающуюся дверь. Она и вправду собралась попытаться остановить шестнадцать обреченных? Это же так глупо…

Все вокруг приобрело утрированно резкие очертания. Либо это знак того, что действие кофе заканчивается, либо я всеми силами стараюсь запомнить коридоры центра. Я их ненавижу, но это последнее подобие свободы в моей жизни.

В коридоре послышалось какое-то шевеление. Звуки становились все отчетливее. Что-то пошло не так. Я осторожно поднялась с корточек и сделала два шага вперед. Буквально в десяти метрах от меня какой-то парень из отдела контроля целился в Гасиона. Бал поднял руки вверх и пытался отдышаться, видимо они дрались, и Бал в этой драке проиграл. Оба застыли. Воцарилась пугающая тишина, которая разрушилась уже через секунду. Двери в конце коридора распахнулись и оттуда стали по очереди выбегать люди. Охранники вперемешку с отделом контроля. Я даже успела разглядеть фигуру Софи Рейвен. Она решительно и спокойно шла в центре колонны. Ее воронье лицо и строгий пучок на голове я заметила сразу.

Парень, целившийся в Гасиона, глубоко вздохнул. Я поняла, что еще секунда и все будет кончено.

– Эй! – крикнула я, выходя из-за угла с поднятыми руками. Когда-то так сделал Бранти, защищая нас с Линчем. Гасион вздрогнул. Парень из отдела контроля испуганно повернул голову и на мгновение потерял Гасиона из вида. Этого хватило, чтобы Бал успел выхватить пистолет. Дальнейшее запомнилось лишь фрагментами. Оглушительный звук выстрела, гильза, ударившаяся об пол, едва ощутимый запах гари, звук падающего тела.

Гасион стал пятиться назад, держа на прицеле уже почти приблизившихся вплотную охранников. Он протянул руку и прижал меня к себе.

– На счет три беги, – прошептал он. Я кивнула.

– Три! – скомандовал он и тут же раздался град новых выстрелов. Рейвен продолжала невозмутимо идти вперед. Я ринулась к двери. Гасион, судя по всему, разрядил целую обойму. Я выбежала на стоянку, а через мгновение там оказался Бал. Он закрыл дверь и набрал код блокировки на входе. Не понимаю, как ему это удалось. Все произошло за считанные секунды.

В этот момент Гасион подошел к висящей на стоянке камере. Ее повернули на нужный угол обзора в день побега Бала. Он нагло ухмыльнулся, глядя в камеру, и выстрелил в нее. Хлипкая конструкция разбилась вдребезги. За камерой обвалился приличный кусок штукатурки.

Я почти оглохла от выстрелов, поэтому даже не услышала отъезжающего автобуса. Бал, видимо, привык к таким звукам. Мы кинулись к автобусу. Гасион отчаянно махал ему руками. Кроцелл наконец увидел его в боковое зеркало, чуть сбавил скорость и открыл дверь. Гасион побежал. Моей руки он не выпускал ни на секунду. Наконец он запрыгнул в открытую дверь и каким-то чудом сумел втянуть меня следом. Все.

Я в последний раз взглянула на здание центра исследований и вздохнула с облегчением. Ненавижу это место. Всегда его ненавидела.

Глава 23

– Никогда так не делай, – сказал Гасион.

– Как? – поинтересовалась я. Автобус был полон людей. Разглядеть лица в этом хаосе было невозможно. Кроцелл за рулем, Андрас стоял рядом с ним и смотрел в лобовое стекло. В конце автобуса я заметила усевшуюся на полу Анни.

– Зачем ты вышла в коридор? – почти шепотом спросил Гасион.

– Потому что иначе бы тот парень в тебя выстрелил.

– Я пошел на это ради тебя. Ты не имеешь права рисковать своей жизнью, – еще тише сказал Гасион.

– Твоей тоже не имею, – парировала я.

За окном показались знакомые здания второго уровня. Пара унылого вида домов, вроде бы это чьи-то лаборатории, небольшое подобие парка из десятка деревьев, холм Сан-Кристобаль, пара живописных улочек рядом с ним, а вот сейчас покажется бар Канзы.

– Останови! – закричала я. Кроцелл даже и не подумал поехать медленнее. Я вырвалась из объятий Гасиона и побежала к водительскому месту. – Останови! Мне нужна всего минута, – автобус чуть снизил скорость. – Если ты хотя бы когда-то ко мне хорошо относился, ты остановишь автобус! – Кроцелл резко нажал на тормоз и открыл двери.

– У тебя шестьдесят секунд, – предупредил он.

Я побежала к бару Канзы. Он должен быть на месте, в баре, за стойкой, во имя Всеобщего Счастья, пусть будет так.

Канза привычно протирал стаканы. Повсюду пылали иллюзии пожара. У него явные проблемы с вдохновением в последнее время.

– У тебя есть выбор, – задыхаясь, сообщила я, опершись на барную стойку, – либо ты бежишь с нами и тебя, скорее всего, посадят, либо ты еще месяц заведуешь баром, и тебя все равно отправят в тюрьму, правда, как больного, а не как преступника. Но все равно навсегда, – выпалила я. Канза всего мгновение смотрел на меня непонимающим взглядом, после чего кивнул и бросился вглубь коридора, сбоку от места бармена. Я решила сосчитать до десяти и бежать к автобусу. …9, 10. В коридоре показался Канза, тащивший за собой тележку с какой-то аппаратурой.

Мы успели. Гасион помог нам поднять тележку, и Кроцелл вдавил педаль газа.

Организм будто бы понял, что его основная задача выполнена, поэтому решил, что можно отдохнуть. Ноги подкосились. Гасион крепче прижал меня к себе. Без энергетика, Z-136 и еды мой организм то и дело норовил выключиться. Ни шум, ни крики меня больше не волновали.

– У нас есть меньше часа, чтобы добраться до третьего уровня, найти другую машину и выехать на заброшенную дорогу, – как ни в чем не бывало, сообщил Кроцелл.

– Откуда ты знаешь про дорогу? – встрепенулся Гасион.

– Я с третьего уровня, лицей был в паре километров от выезда, – пожал плечами наш водитель.

Больше ничего нельзя сделать. В ближайшие пару часов нас поймают, и остаток жизни придется коротать в Тортуре, поэтому я просто закрыла глаза. Гасион укрыл меня чем-то противно пахнущим и судорожно вздохнул.

– Кто-нибудь знает, куда мы вообще едем? – раздался откуда-то визгливый голос. Стоп. Почему я опять слышу этот голос? Алиса поехала с нами? Добровольно? Судя по всему, работа в галерее не меня одну довела до ручки.

– Ника… – окликнул меня Андрас.

– Химический сектор, пятый уровень, шестой квадрат, Руби Корса, – заученно проговорила я. Эти слова я мысленно произносила сотни раз. Мне мечталось когда-нибудь произнести вслух, вот так, указывая направление пути.

Гасион вздохнул и прижался щекой к моим волосам. По заполненному людьми автобусу стали слышаться точно такие же неровные вздохи. Никто не знал, как туда попасть. Если между уровнями поддерживалась хоть какая-то связь для элементарного жизнеобеспечения, то вот секторы существовали сами по себе. Только первый уровень имел доступ ко всем секторам и уровням. Он был построен таким образом, что, войдя через дверь поведенческого сектора и пройдя по паре коридоров, можно было уже выйти на первый уровень химического, производственного или какого там тебе нужно.

– Нет, мы не попрем на таран и не повернем к первому уровню, – заявил Кроцелл, когда кто-то все-таки предложил самый очевидный и безумный вариант.

– Добро пожаловать на третий уровень, – весело возвестил Кроцелл. – Так мы все-таки будем следовать плану?

– Самому глупому плану в новой истории человечества, – уточнил Гасион, – Граница сектора часах в пятнадцати езды по прямой, а мы должны будем снова съехать на заброшенную дорогу. Это больше суток, не меньше. Да, и еще мы все тут как бы умираем, нас засекут в три счета.

– Попробуем договориться с владельцем бара, – сказал Канза.

Машина почему-то остановилась.

– Мой лицей, – пояснил Кроцелл, выходя на улицу. – Вернусь через десять минут, – крикнул он, исчезая в тумане.

Хотелось сказать что-нибудь язвительное про его излишний оптимизм, но передумала. Оптимизма всем нам очень не хватало. Кроцелл появился минут через двадцать. Он выехал на фуре. Гигантская, неповоротливая махина еле уместилась на небольшом пространстве перед входом в лицей.

– Нужно сменить машину, – пояснил Кроцелл, вылезая из кабины водителя. – Этот автобус сейчас по всему острову искать будут.

За считанные минуты мы все переместились в фуру. Здесь не было окон, поэтому всякое представление о времени терялось. На руке болтался бесполезный браслет Линча. Ну и зачем он мне, спрашивается?

Мы ехали за надеждой. За нами не было погони. Военный сектор еще, наверное, даже не в курсе о случившемся. Это… чудо. Магия.

Спустя еще пару часов машина вновь остановилась. Кроцелл решил попытаться договориться с владельцем бара. Как он собирался это сделать, если ему нечего предложить? Не знаю. Это его родной уровень, в конце концов. Когда Кроцелл выходил, я успела выглянуть на улицу. Знакомые места. Это та торговая зона третьего уровня. Здесь рядом должен быть тот бар с нарисованной бутылкой виски на входе. Через пару минут Кроцелл вернулся. По его лицу было видно, что он немного подрастерял оптимистичный настрой.

– Ничего не вышло, он не желает разговаривать ни с кем, кого не знает лично. Разумно, конечно. Да и предложить нам ему практически нечего, – угрюмо сказал Кроцелл.

– Я знаю владельца, – заявила я, выпутываясь из объятий Гасиона. Спрыгнула и направилась к вывеске с рюмкой. Бал пошел следом.

– К хозяину, – коротко возвестила я бармена, повернувшего на нас голову. Тот узнал меня, кивнул и пошел звать Алекса.

– Все уже сказано, – послышался недовольный и властный голос.

– Послушайте… – начала я. Алекс удивленно вскинул голову и посмотрел на меня. Я вдохнула побольше воздуха и попыталась уместить весь свой рассказ-просьбу в пару предложений. Гасион все это время крепко обнимал меня за плечи.

– То есть вы сейчас хотите отправиться по окружной дороге к границе сектора? – ухмыльнулся Алекс, когда я закончила свою речь.

– В целом… да.

Лысый китаец придвинулся к нам на неприличное расстояние и бесцеремонно взял меня за подбородок. Его блестящий череп и маленькие глазки оказались в отвратительной близости от моего лица. Потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы не отшатнуться от него. Проявление неприязни сейчас ни к чему. Гасион тоже это понимал, и за все время еще не произнес ни слова.

– Пистолет для него? – поинтересовался хозяин бара. Пришлось кивнуть. – Девочка, если он держит тебя силой, просто моргни, и его здесь не будет. Нигде не будет, – все так же тихо, но твердо произнес он.

– Я здесь добровольно, – в тон ему и как можно более твердо произнесла я.

Алекс молчал целую вечность. Его явно забавлял наш вид. Наконец, он вынес свой вердикт:

– Тогда отгоните фуру куда подальше и подходите сюда по три-четыре человека, – махнул рукой Алекс. – По всей стране объявлен план перехват. Вы, ребята, сейчас угроза обществу номер один. Границу сектора охраняют, как никогда, я бы на вашем месте…

– Вы не на нашем месте, – чересчур резко прервал его Гасион.

– Все, – подытожил Алекс, – часа через три соберетесь все, скажите мальчику на выпивке.

Мы всех проинструктировали. Кроцелл сосредоточенно кивнул и залез в водительскую кабину. Первыми отправили девочек: Анни, Алиса и Лерайе в первой тройке. Эллия, Вения и Ами во второй. Камио появилась с двумя первыми мальчиками: Марбасом и Велефором. Потом пришли Пеймон, Аманд, Ориас, Гамори, Форас… Последними пришли Канза, Андрас и Кроцелл. И все эти люди здесь из-за меня? Их объявили государственными преступниками, их ожидает смертная казнь. Из-за меня.

– Какой ужас, – прошептала я. Этого никто не услышал.

Гасиону удалось на полтора часа отключить Силенциум от всех видов связи с секторами и уровнями. Вдобавок ко всему он умудрился привести в негодность личный автотранспорт. Благодаря этому нам удалось без особенных проблем доехать до третьего уровня. Касси нас вычислить не могла, так как практически все здесь были заражены вирусом, превратившим людей в белые пятна на теле идеального механизма программы. Сейчас болезнь Гасиона и остальных играла нам на руку. Все бы ничего, если бы они не умирали – так, кажется, выразился однажды Агарес.

– Ника… – раздался заискивающий голос Алисы.

– Что? – я удивленно посмотрела на нее. Никак не могла понять, как она оказалась среди нас. Зачем?

– У тебя больше нет того кофе, который ты приносила в галерею? – совсем елейным тоном спросила Алиса.

– Какого кофе? – не поняла я.

– Ну, того, что в шкафчике был… – глаза у Алисы нездорово блеснули.

Начисто забыла про ту бутылку, что мне подарил Алекс. Я покачала головой и все-таки решилась ее спросить:

– Зачем ты побежала за нами?

– Ну как же, а Кроцелл? Что совсем ничего не осталось?… – Алиса была разочарована до слез. Что это за кофе такой волшебный? Я спросила, нет ли здесь еще того напитка, что мне Алекс подарил. Парень, скучавший возле стены, отрицательно помотал головой и стал что-то мешать за стойкой. Через минуту на столе появилось два бокала с какой-то мутной жидкостью.

– Могу предложить только это, – сообщил он.

Алиса жадно схватила бокал и залпом осушила его. Я с сомнением посмотрела на свой бокал и тоже решила попробовать. Это был чудовищно крепкий алкоголь. Меня даже парализовало на несколько секунд. Я схватилась за горло. Гасион встрепенулся.

– Что это? – сдавленным голосом спросила я.

– Виски с абсентом, – ответил парень. Гасион не смог сдержать улыбки. – То есть ты еще и запрещенными препаратами приторговываешь? Что еще я о тебе не знаю?

– Тот кофе подарил Алекс, – стала оправдываться я.

– Ну да. Так всегда говорят. А через пару месяцев вас таких утилизируют.

В зал вошел Кроцелл. Увидев то, в каком состоянии Алиса, он пришел в бешенство. Никогда его таким не видела. Я попыталась объяснить, что в целом все в порядке, но получилось как-то скомкано. Бал отвел его в сторону и объяснил… так сказать менее эмоционально. Судя по виду Кроцелла, его расположение я потеряла навсегда. Дикий коктейль, как ни странно, помог. Во всяком случае, Алиса перестала задаваться глупыми вопросами, вроде: что мы вообще творим? Подошедший Канза, узнав о том, что случилось, долго смеялся.

– А вот не надо предавать друзей, Ника. Не ожидал, что ты будешь пробовать чужие коктейли, – сказал он. – Рецепт я все-таки запомню, мало ли, у меня врагов явно поприбавилось.

Спустя минут сорок появился Алекс и сообщил, что сейчас отведет нас в комнаты, где мы сможем провести сутки, а завтра он найдет нам машины, и ночью мы доберемся до границы Сектора.

Глава 24

Алекс провел нас по своей империи. Она представляла собой гигантский ночной клуб, занимавший несколько этажей. Вполне легальный. Для третьего уровня. Что это за заведение, рассмотреть не удалось. Мы зашли с черного входа и сразу же отправились в подвал. Алекс выделил нам здесь три комнаты. Гасион, я, Андрас, Анни и Канза заняли самую большую из них. Минут через десять к нам постучались Алиса с Кроцеллом, которым не нашлось места у других. Здесь ничего не было, кроме разбросанных грязных матрасов, сваленных в кучу одеял и расположенного где-то под потолком окна. Из форточки можно было разглядеть только клочок начинающего сереть неба.

Кроцелл не без усилий обнимал то и дело вырывающуюся из рук Алису. Она до сих пор не отошла от этого дьявольского «коктейля», который намешал «мальчик на выпивке».

Анни быстрым движением схватила свой матрас и оттащила его в угол, легла на него и уставилась на проступающие в утреннем свете грязные разводы на потолке. Канза долго не мог найти себе места, пока, наконец, не пристроился возле двери. Через минуту он вдруг вскочил, взял из груды наваленных одеял одно и бережно укрыл им Анни, затем все-таки лег.

Я наблюдала за всеми, усевшись возле стены.

– Все в порядке? – тихо поинтересовался Гасион, присаживаясь рядом.

– Да, все хорошо, – быстро ответила я, отодвигаясь от него. Бал удивленно посмотрел на меня.

Почему-то именно сейчас стало страшно. Ни побег, ни выстрелы, ничто так не пугало меня, как усевшийся рядом Гасион. Мы с Максом всегда смеялись над всеми этими доморощенными романтиками, твердящими о том, что любовь может быть вечной, дети должны жить в семье, ну и так далее. Мы поклялись однажды ни к кому и никогда не привязываться, потому что это повредит нашей карьере. На каком бы уровне мы ни оказались. Но к Максу я все-таки привязалась, и ничего хорошего из этого не вышло. С Гасионом все было куда сложнее. А потом он подарил мне «магию». Я нащупала в кармане коробочку с тем ядовито-желтым цветком.

– Обыск? – раздался чересчур громкий возглас Алекса. В коридоре началась какая-то возня, незнакомый голос ответил хозяину бара что-то нечленораздельное. Затем послышался еще более громкий голос Алекса. Судя по всему, он был уже в нескольких шагах от комнат, в которых нас разместил.

– Я сдал на днях помещение под бордель. Не успел оформить соответствующие бумаги, но вы же знаете, что у меня всегда все по закону, небольшая задержка…

– Небольшая задержка, когда речь идет о проститутках, всегда проблема, – противно хихикнул охранник. Человек, способный на подобные шутки, уж точно не выше пятого уровня.

– Парни прячутся, девочки встают, – прошипел в темноте Канза, поднимаясь с матраса. В этот момент дверь в комнату отворилась. Когда вспыхнул свет, на виду остались я, едва держащаяся на ногах Алиса, хмуро стоящая возле двери Анни, Канза и Гасион, которому не хватило времени спрятаться.

– Доброй ночи, плановая проверка помещений. Этот жук вечно что-то свое творит, – сообщил достаточно добродушного вида охранник, кивком головы указывая на Алекса.

– Да я получил уведомление о том, что мне рекомендовано открыть свой бордель во имя Всеобщего Счастья. Вот я и начал потихоньку. Помещение взял, а вот с девочками беда, – развел руками Канза, – все убогие.

– Государство не ошибается, не тебе решать, чем заниматься, – посуровел охранник. – Что с девочками не так?

– Эта от нового энергетика торчит, без него работать не может, а он баллов бешеных стоит, ни выгоды, ни… удовольствия, – Канза пренебрежительно пихнул Алису, и та послушно качнулась к стене, по которой бессильно сползла вниз. – Вторая вообще без комментариев, – Канза ужасно грубым и нехарактерным для него жестом отклонил голову миниатюрной Анни и продемонстрировал шрам через всю шею. Анни скривилась, но виду не подала. – Третья еще ничего с виду, а на деле ее утилизировать надо было, а не уровень присваивать.

– С виду ничего, – кивнул охранник, внимательно меня осматривая. Я не нашла ничего лучше, как начать со вселенской задумчивостью на лице ковыряться в носу, демонстрируя свою дебильность. – Н-да… – только и смог сказать служитель закона.

– Это ты еще остальных не видел, – удовлетворенно кивнул Канза. – Пойдем, покажу.

Канза панибратски схватил за плечо охранника и потащил в соседнюю комнату. Оставалось надеяться на то, что все слышали этот разговор и успели сориентироваться. Когда дверь захлопнулась, Анни обиженно пробормотала.

– Он еще ответит за свое поведение.

На ее реплику никто не обратил внимания. Послышался сдавленный хохот Кроцелла и Андраса. Те очень внимательно вслушивались в то, что придумали остальные. Идея прикинуться дебилами посетила многих. Всех явно забавляло это представление. Охранник, судя по интонациям, все больше сочувствовал Канзе.

– Та из первой в целом ничего, – донеслось из коридора, и тут дверь снова открылась.

– Эй, дебилка, иди сюда, я тебе работу дам, – охранник поманил меня пальцем. Боже, до чего ж он отвратителен. Маслянистые глазки, жирная тушка, пот на лысине… Я беспомощно посмотрела на Канзу.

– Она занята на ночь, – мрачно сообщил Гасион. В подтверждение своих слов он начал бесцеремонно шарить руками по моему телу.

– Минуточку, а что человек второго уровня делает в этом… чудном заведении, – закончил мой несостоявшийся клиент, опасливо оглядываясь на Канзу. Гасион неудачно оголил рукав рубашки, пока играл роль клиента. Охранник успел заметить метку на запястье.

– Отдел контроля, беглецов ищет, – пояснил Канза, – решил совместить приятное с полезным. У меня тут ставка минимальная, вот и отдыхает человек, – выдохнул Канза.

Я удивленно воззрилась на него. Канза выглядел уставшим и беспомощным.

– Ладно, пойду я, может, загляну еще как-нибудь, – ободряюще сообщил охранник, обращаясь больше ко мне, чем к Канзе.

Дверь вновь закрылась, но на сей раз послышался звук удаляющихся шагов. Я подтащила одеяло, и Гасион прижал меня к себе. Ему явно пришлась по душе роль клиента проститутки-дебилки.

Глава 25

Утром я проснулась от дикой боли, медленно растекавшейся по всему телу. Я огляделась по сторонам. В комнате, оказавшейся при свете дня еще менее симпатичной, чем накануне вечером, никого не было. Бетонные стены, старые одеяла и отсутствие окон делали из помещения место, похлеще камер в галерее. Впрочем, какая разница, насколько здесь унылые подвалы? У нас все-таки получилось! Мы на третьем уровне, и все до сих пор живы, и даже пока не в Тортуре. Я не была так счастлива с того самого момента, когда узнала, что мы с Максом попали на второй уровень. Тут в комнату вошел Гасион. Он что-то жевал, а в руках у него была сумка, которую он тут же протянул мне.

– Все забываю отдать. Я все вещи из твоей комнаты прихватил, кроме пары форменных рубашек. По ним ты вряд ли будешь скучать, – сообщил он, дожевывая что-то съедобное. Впрочем, это могли быть жареные тараканы под соусом из крысиных хвостиков, я все равно бы смотрела на него с нескрываемой завистью. Есть хотелось дико. На вещи мне было, в целом, плевать, но я все-таки поблагодарила его и даже раскрыла сумку. Среди прочего нашлась та книжка, единственная моя драгоценность. Память о Линче, такая же бесполезная вещь, как и сломанный браслет, болтающийся у меня на руке. Гасион неожиданно взорвался очередной гневной тирадой на тему того, какой Макс негодяй. Вместо того чтобы что-то ответить или хотя бы дослушать пламенную речь, я демонстративно выбежала из комнаты.

В коридоре никого не оказалось. Я вышла на лестницу и прошла в бар. Вчера мне показалось, что мы шли целую вечность, а на самом деле эти коридоры, предназначавшиеся для борделя, всего в паре минут от прибежища Алекса. Бармен в неизменно отстраненном состоянии заметил меня не сразу, но все-таки приветственно взмахнул рукой. Так обычно мух отгоняют, а не здороваются. В небольшой комнате столпились почти все беглецы.

Я попросила «мальчика на выпивке» дать мне что-нибудь поесть. Голод прибавляет наглости. Бармен выдал мне тарелку с двумя гамбургерами и запечатанную бутылку воды.

По идее нужно было спросить, кто как себя чувствует, но какой в этом смысл, если я ничем не могу им помочь? Неведомый мне Руби Корса слишком далеко, а Тортур слишком близко. Я отправилась на поиски Алекса.

Хозяин бара сидел на своем привычном месте и подсчитывал баллы, которые ему должны. На листе бумаги были в два столбика расписаны цифры и имена, так что догадаться, что это за расчеты, было несложно. Он вполне дружелюбно предложил мне сесть и минут пятнадцать мы мило перебрасывались ничего не значащими фразами. Когда он вновь опустил голову в свои расчеты, я набралась смелости и достаточно бесцеремонно поинтересовалась:

– Почему вы нам помогаете?

– Потому что ты попросила, – пожал плечами Алекс, не отрываясь от своих подсчетов.

– Можно было обмануть меня с пистолетами, можно было сдать нас властям или просто выгнать…

– Можно. Выгнать? – усмехнулся Алекс.

– Вы имеете какое-то отношение к Руби Корса?

– Нет. Ни к Корса, ни к Агаресу с Пирром и Рейвен я отношения не имею. Просто отдаю дань прошлому.

– Не понимаю, – ответила я.

В дверях показался Гасион. Алекс кивнул ему и указал на стул.

– Много лет назад мы бежали из Чикаго. Тот эксперимент провалился, и город оставили в покое. Пару лет все было хорошо, а потом все вернулось на круги своя. Не важно. Томас Пирр был тогда другим. Его даже звали по-другому. Они с Софи и Руби решил сбежать, ну а мы еще маленькими совсем были. Нас с собой прихватили, особенно не интересуясь, хотим мы того или нет. Агарес встретил нас и привез сюда. Они хотели запустить Касси, и взять под контроль будущее. Каждому максимально возможное счастье. Умных с глупыми не смешивать… Мне было тринадцать. Я тогда сказал, что не хочу, чтобы кто-то что-то считал и корректировал, сказал, что хочу назад в Чикаго. Агарес упросил остаться. Ну, я и послушался. Начал работать в баре, учиться.

А потом появились Руби и Арника. Тогда как раз ужесточили закон об отношениях. Они вроде как мешали будущему. Все нормально это восприняли. Даже не знаю почему, но всем понравились эти скоропортящиеся рекомендованные контакты. Выбирать не надо, думать не надо, чувствовать тоже. Все посчитано и скорректировано с учетом максимально возможной пользы. Так ведь проще намного жить. Как и всегда, стали появляться исключения. Редкие, но зато яркие. Руби и Арника были как раз такими. Красивые и бесконечно любящие друг друга. Арника – само очарование, а Руби на Гасиона был похож, тоже убить готов был каждого, кто без должного восхищения на его королеву посмотрит, – Алекс усмехнулся. – Он даже задыхаться начинал, когда о ней говорил. Однажды мне сказал: «Я череп тебе размозжу, если тоже не будешь задыхаться, когда о ней говоришь». Странно это было, но красиво. Они вместе были уже больше трех лет. Да еще он из совета мудрейших, а она с третьего уровня. Пирр такого допустить не мог. Им пришло уведомление о том, что если они не прекратят всякое общение, их ждет арест. В-общем, я помог тогда им сбежать, но та история все равно закончилась плохо… – Алекс вдруг торопливо собрал свои бумаги и явно не хотел продолжать разговор.

– У Вас нет браслета, – только сейчас заметила я. Алекс посмотрел на запястье, будто проверял, не появился ли браслет за то время, пока он говорил.

– Нет. Ни браслета, ни уровня, ни будущего. Да мне и не надо.

– Так что случилось с Корса и Арникой? – поинтересовался вдруг молчавший до сих пор Гасион.

– Я же сказал. Ничего хорошего, – поморщился Алекс. – Такие истории никогда ничем хорошим не заканчиваются. Хотя, может, вам повезет, – добавил он поспешно.

– Зачем нужен был этот закон об отношениях? – спросила вдруг я.

– Чтобы люди не страдали, – чуть помедлив, ответил Алекс.

Он посмотрел на меня с легкой иронией и ясно дал понять, что нам пора. Все это сильно напоминало поведенческий тест. Получая ответ, ты никак не приближаешься к истине, просто тебе дают зацепку для решения еще одной задачи. Ответ на нужный вопрос окажется самым простым и строго посередине от всех зацепок. Видимо, я настолько привыкла следовать правилам игры, что просто отказывалась воспринимать все происходящее всерьез.

– Нам повезет, – сказал Гасион, когда мы вышли от Алекса.

– Конечно, – соврала я. – Нам всем обязательно повезет.

Выглядел он плохо, но, судя по всему, ничего, кроме озноба и головной боли, из симптомов у него не проявилось. Дальше последует нечувствительность к боли и прочие «радости». Руби Корса… Будем надеяться, что та плохо закончившаяся история сделала его умнее и жалостливее. Других шансов у нас нет. Ладно, признаем честно, шансов нет вообще.

Алексу понравилась придумка Канзы, и он решил ее довести до логического предела. Весь военный сектор поставлен сейчас с ног на голову. Они ищут нас. Но, кроме самих военных, в лицо нас никто не знает. Разве что меня по новостным сводкам могли узнать, но вряд ли. Форма сектора отлично изменяла внешность. Алекс каким-то немыслимым образом раздобыл три военных машины и форменные вещи. Полного обмундирования для двух десятков людей откопать не удалось, но все-таки теперь мы очень походили на поисковый отряд. Если кто-то поинтересуется, мы ищем беглецов, то есть самих себя. Очень удобно. Главное, чтобы ни у кого не появилось новых симптомов.

Ближе вечеру мы умудрились втиснуться в три машины и отправиться к границе. Алекс подробно рассказал, как туда добраться, но предупредил, что история с Руби произошла больше пятнадцати лет назад, тогда еще границы были не закрыты. Как попасть в соседний сектор, он понятия не имел. Насчет машин сказал, что можно не волноваться. Он попросит своих людей их доставить к владельцам в целости и сохранности. Кто на пятом уровне поведенческого сектора владеет военными машинами, он так и не сказал. Оказалось, что вести машину более или менее сносно из нас могут четверо: Кроцелл, Лерайе, Гасион и Андрас. Гасиона решили оставить про запас, так как он чувствовал себя хуже всех.

Я села рядом с Андрасом. Терпеть его не могу, но зато он всегда молчит. Ну, или отдает приказы. В голове то и дело всплывала странная фраза Алекса: «…Руби был похож на Гасиона, готов был убить каждого, кто не будет задыхаться…». Почему нужно задыхаться? Куда девались прежние девицы и обмен взаимными гадостями? Мне тот Гасион нравился куда больше.

Места в машинах на всех не хватало катастрофически, поэтому Гасион и Ами пристроились на первом ряду, рядом с Андрасом. Интересно, если я перебегу в другую машину, это будет смотреться очень глупо? Я уже было открыла дверь, как Гасион вдруг схватил меня за руку и тихо прошипел.

– Только попробуй.

– Чего тебе от меня надо, а? – не выдержала я.

Не хочу. Если увлекусь Гасионом, а он умрет, это меня добьет. Уничтожит все живое. С каждым часом мне все меньше хотелось видеть его, а ему, судя по всему, наоборот.

– Ребят, выясните отношения потом, ладно? Я и так готова самоубийством жизнь покончить, – сообщила обычно робкая Ами.

– Будешь потом, как Анни, кровавые картины рисовать и шрамом светить, – проворчал Гасион и хмуро откинулся назад, облокотившись на чьи-то ноги во втором ряду.

– В любом случае спасибо тебе, Ника. Если и умирать, то лучше вот так, – тихо проговорила Ами. Стало страшно от той холодной уверенности, с которой она произнесла эту фразу.

Я уставилась на дорогу. Ни одной встречной машины. Только бесконечная извилистая и желтая, словно тропическая змея, дорога. Пейзаж вокруг не менялся. Нечастые заброшенные здания, деревья и маленькие, больше похожие на лужи озера. Иногда дома стояли прямо рядом с озером, но редко. Все это успокаивало и придавало решимости. Казалось, что все мы часть этой бесконечной, извилистой змеи-дороги, а если так, то мы часть чего-то непостижимо большого, почти вечного.

Поведенческий сектор граничит с военным и сельскохозяйственным. Оба по территории самые большие. Для того, чтобы попасть в химический, придется преодолеть две границы. Как? Этого не знал никто. Впрочем, шанс на подпольную клинику Руби Корса тоже невелик. Просто для того, чтобы не потерять надежду, нужно двигаться, а куда – уже не важно. Думаю, такие мысли посещали здесь каждого, но никто не хотел в этом признаваться.

– Ника, тебе никто не говорил, что тебе думать не идет? – ехидно поинтересовался Гасион. Мы уже несколько часов ехали по заброшенной дороге. До границы, если мы двигаемся в верном направлении, еще порядка двух часов.

– У тебя очень странный способ ухаживаний, – пробормотала я, поворачиваясь к нему. Гасион с каким-то неестественным любопытством разглядывает свои руки.

– У меня пальцы от холода онемели, – прошептал он и испуганно посмотрел на дорогу. На улице было прохладно. Последние числа марта, от силы температура воздуха десять градусов, но в машине работал обогреватель, и мне было даже жарко.

– Скоро вообще что-либо перестанешь чувствовать, – проворчала Ами. Воцарилось тяжелое молчание. Никто не хотел разговаривать о новых симптомах, об эпидемии, о том, что в этой машине все, кроме меня, умирают и вряд ли это можно как-нибудь изменить.

Стемнело, и теперь извилистая змея дороги из безобидного ужа превратилась в гремучую и, несомненно, ядовитую гадюку. Мы ехали по жилому участку пятого уровня, поэтому на пути то и дело попадались бордели, родильные дома и общежития охранников. Пару раз нас остановил патруль, но при виде людей в форме военного сектора у них не оставалось больше никаких вопросов. В большинстве случаев встретившиеся на пути люди просто с неприкрытым восхищением провожали глазами вереницу военной техники.

Машина Кроцелла шла первой. Мы уже давно потеряли ее из вида, как вдруг вдалеке забрезжили огоньки фар. Мы приехали. В паре километров отсюда нам встретилось несколько домов для рожениц, но эта часть сектора явно не жилая. На улице было так холодно, что даже я стала мерзнуть. Кроцелл вызвался отогнать машины в оговоренное место, а мы договорились рассредоточиться по нескольким заброшенным домам. В случае облавы так военным будет сложнее поймать нас всех, и хотя бы у нескольких счастливчиков будет шанс добраться до химического сектора.

Глава 26

Я и Гасион очень долго брели куда-то вдоль пограничной стены. Никто из нас не хотел ни о чем говорить. Наконец, Гасиону приглянулся один многоэтажный, не полностью разрушенный войной дом. Подниматься по лестнице пришлось целую вечность.

– Х-холодно, – клацнула я зубами.

– Издеваешься, бездушное ты чудовище? – хмыкнул Гасион. – Поднимемся на крышу?

– Как хочешь.

Хотелось есть, спать и в горячий душ. В любом порядке. Только бы перестать брести куда-то. На плече у Гасиона болталась холщовая сумка с моими вещами.

Последний этаж дома был все-таки разрушен. Не хватало части крыши, поэтому выбраться наверх не составило проблемы. Гасион тут же нашел какую-то старинную выдвижную стремянку, по которой мы и забрались.

Небо буквально обрушилось на нас, окутав своим бесконечно черным полотном, испещренным яркими звездами. Я начала вспоминать основы астрономии, которые нам дали еще в начальных классах лицея.

– Звезды, – выдохнул Гасион, – просто я все время забываю, что на небе есть звезды.

– Послушай, я даже представить себе боюсь, какое количество девиц ты водил на крыши домов, чтобы произнести эту романтичную фразу, – разозлилась я.

– Не считал, – откликнулся он. – Ника, ты пуленепробиваема. Напоминаешь противотанковый еж. Последняя роженица пятого уровня и то более эмоциональна. Я умираю. Ты будешь жить дальше, ты останешься, а я – нет. Я… Хочу, чтобы меня кто-нибудь помнил так, как ты помнишь Макса. Это безжалостно и мерзко, но… я чувствую тепло твоих рук. Только твоих, – я впервые за долгое время видела его столь потерянным. Таким он был только в тот день, когда его в маске, закрывающей нос и рот, доставили в галерею. Мне просто нечего было ответить. Я с грацией гиппопотама попыталась обнять его. Он сгреб меня в охапку и натянул на меня свою куртку.

– Ежик, – тихо пробормотал он.

Мы еще долго так стояли, пока не окончательно не околели. Гасион догадался захватить несколько сэндвичей и даже термос с каким-то травяным настоем, неважно каким, главное, что горячим. Мысленно я не уставала благодарить Алекса за его помощь. Она, и правда, была неоценима.

Уснули мы в одной из заброшенных квартир. Когда-то тут жил человек с отличным чувством стиля. Все вокруг было выдержанно в бежевых тонах. На низкой деревянной кровати, выполненной в столь же простом, но элегантном стиле, нашлось даже одеяло. Стены были украшены фотографиями из старых черно-белых фильмов. Тогда еще режиссеры предлагали сценарии правительству и объясняли идеологию картины. Мы это учили. Сейчас отдел СМИ поведенческого сектора подсчитывает, что будет интересно и полезно людям в качестве видеоиллюзии. Они изучают сознание и будущее людей и создают иллюзии, которые отвечают всем стандартам. Хорошие иллюзии, как раз те, что хочет видеть человек.

Свободным в моем мире оставался только бар оптических иллюзий Канзы. Скорее всего, таких баров несколько. Но ведь это ничтожно мало. Да и расположены они, скорее всего, на первом, максимум втором уровне.

Глава 27

Наутро мы побрели к месту сбора. Когда все подошли, начались бесконечные споры. Кроцелл говорил больше всех. Предлагали самые немыслимые варианты прохода через границу. Вскоре стало понятно, что это будет продолжаться еще долго и явно ни к чему не приведет. Будто подслушав мои мысли, об этом же шепнула на ухо сидевшая рядом Анни. Незаметно для остальных я, Анни, Гасион и, неизвестно откуда взявшийся, Канза отправились изучать границу.

Удивляло то, что вдоль стены не было камер слежения. Впрочем, понятно. Если кто-то захочет пересечь границу, люди первого уровня и так узнают об этом быстрее, чем человек только подумает о такой возможности. Никто не предполагал, что неведомая зараза восстанет против Касси. Люди, пораженные вирусом, для программы не существуют, нет в поле ее зрения и всех оказавшихся в непосредственной близости от больных. Я все время с Гасионом, хочу того или нет, а насчет Алисы можно не беспокоиться. Она уж точно не посмеет пойти куда-нибудь в одиночку. Если посмеет, Кроцелл ее удержит. Можно не сомневаться.

Стена выглядела нерушимой твердыней, простоявшей как минимум несколько веков. Даже не верилось, что еще пятнадцать лет назад ее не было.

– Если есть стена, то должны быть и проходы сквозь нее. Хоть посты охраны, в конце концов, – пробормотал Канза, осматривая величественное сооружение. Если честно, я надеялась встретить кого-нибудь здесь живущего и попросить его привести нас к какому-нибудь местному Алексу. Глупо. По-детски глупо. Представилось, как мы встречаем кого-нибудь и просим: «Дяденька, дяденька, а вы не знаете, как нелегально в другой сектор попасть?». Хотя купить оружие этим методом у меня ведь получилось. Улыбки сдержать не удалось. Легально в другие сектора не попадают. Разве что военные, отдел контроля или по окончании лицея. Во всех случаях пользуются воздушным транспортом.

– Форас и Пеймон из химического сектора. Думаю, если мы найдем нужные ингредиенты, то сможем собрать бомбу, – задумчиво проговорила Анни.

– Ну да, маленькую такую бомбу, совсем даже незаметную, – поддразнил Канза девушку. У Анни тоже не в меру разбушевалась фантазия.

– Да нет, все равно никаких проходов и пунктов охраны. Каждый сектор живет автономно, – равнодушно хмыкунула я и посмотрела на неожиданно яркое солнце. На деревьях уже появилась листва, и казалось, что завтра наступит долгожданное лето. Здесь, на границе с сельскохозяйственным сектором, было значительно теплее. Да и воздух совершенно другой, и деревья тоже незнакомые. По крайней мере, они здесь есть. В «Силенциуме» ни тебе старых деревьев, ни лужаек. Только газоны и кустики, строго по заранее размеченным линиям. Горы здесь были почти совсем рядом, а у нас только холм Сан-Кристобаль, ничтожно маленький по сравнению с теми, что виднелись вдалеке. Гигантские, кирпичного цвета твердыни, лишенные всякого подобия растительности.

Я подняла с земли веточку и стала чертить узоры. Гасион и Канза о чем-то спорили в стороне. Анни уселась прямо на траву. Она прислонилась к дереву, задрала голову и равнодушно стала разглядывать причудливый узор из веток и листьев. Девушка непроизвольно потерла висок и поморщилась, после чего по привычке оглянулась и подняла ворот рубашки так, чтобы шрамов на шее не было видно.

– Что чертишь? – лениво поинтересовалась Анни. Ей был неважен ответ, просто она изо всех сил старалась доказать нам, что стала вполне вменяемой. Я и не сомневалась в этом. Если честно, всегда считала Анни самой умной среди нас всех. Она одна, кажется, из пары палочек и цветочка способна собрать проекционный браслет любой мощности. Анни поступила в галерею за пару недель до того, как я пришла туда работать. Одна из первых. Естественно, Анни испугалась, решила умереть быстро, а когда ей этого не разрешили, стала бунтовать, как могла. Ничего неадекватного в ее поведении не было, но так считали не все. Гасион Анни иначе как сумасшедшей не называл. За глаза, конечно.

– Так… Пытаюсь увидеть барашка в ящике, – пробормотала я.

– Что ты пытаешься сделать? – нахмурилась Анни. Она не поймет. Никто кроме Макса бы не понял. Если ты привыкла, что рядом всегда есть человек, слышащий тебя с полумысли, очень сложно отучиться разговаривать на одним нам понятном языке. За эти месяцы так и не удалось привыкнуть к мысли, что его нет, и больше уже никогда не будет.

– И это меня еще психованной называют, – пробормотала Анни и отвернулась, подставив лицо солнцу.

– Мы никогда не интересовались тем, как существуют уровни и сектора, откуда к нам поступает еда, вода и все такое, – начала я ловить за хвост ускользающие хвостики мыслей.

– Ты про монорельс не слышала? По границе круга идет монорельс, по которому все необходимое разбрасывается по секторам, – пожала плечами Анни. – Поэтому у границ, думаю, поселения пятого уровня и не устраивают. Чтобы меньше воровали. Здесь от монорельса нас отделяет точно такая же стена, и я бы туда ни за что не сунулась. Это самая охраняемая часть страны. Там как раз все военные и работают, а они каждое наше лицо ежедневно видят.

– Все равно. Ты ведь тоже из производственного сектора. Мы граничили с военными, и у нас никогда не было проблемы достать оружие или какие-то детали от военной техники. Зато с едой на черном рынке было туго. Здесь все наоборот. Я к тому, что кроме монорельса должны быть способы попасть в соседние сектора. Иначе черный рынок бы так не процветал.

– Логично, – согласилась Анни, – давай теперь поговорим о том, почему трава зеленая, а дважды два – четыре. И так понятно, что эти пути есть, только нас там нет, – хмыкнула Анни.

– Либо по воздуху, либо сквозь стену, либо подкоп, – сказала я. – Четвертого варианта все равно нет. Телепортацией мы не владеем. Вертолета у нас нет, на стену залезть нельзя, она под током. Дверей в стене не видно. Остается подкоп.

– Где копать начнем? – полюбопытствовала Анни, сарказм в ее тоне обижал.

– Нужно найти вход. Тоннели точно есть, точно на этом уровне. Скорее всего, вход будет расположен рядом с проложенной дорогой, иначе протоптанная трава возле этого места вызывала бы подозрения.

– Люк? – уже без сарказма поинтересовалась Анни. – Получается, это должен быть люк рядом с дорогой. Или колодец доисторический какой-то.

– Может, подвал? Я бы сделала проход из подвала, это удобнее. Тоннель должен быть длиннее, но зато у тех, кто по нему идет, будет возможность какое-то время переждать в относительной безопасности. Колодец на виду, люк тем более.

– Здесь, как видишь, нигде нет домов, – ответила Анни. – Непролазные леса, да плешивые полянки… – девушка замолчала и вдруг осветилась улыбкой.

– Да, – мы с Анни поняли друг друга. – Дома, в которых мы ночевали.

Я оглянулась. Канза и Гасион о чем-то ожесточенно спорили. Оба пытались доказать что-то свое. Потом вроде бы умолкли. Гасион уставился на землю, бросил что-то и прошипел на ухо Канзе нечто, очевидно, чересчур мерзкое, потому что уже в следующее мгновение Канза попытался его ударить. Все мы слишком устали, чтобы действовать слаженно. Похоже, Анни здесь действительно самый адекватный человек. Вмешиваться в ссору Гасиона и Канзы не хотелось. Не переубивают же они друг друга. Анни с тем же безразличием взирала на разворачивающиеся в паре сотен метров от нее события. Она привалилась к дереву, и, похоже, боль в голове на краткий миг все-таки отступила. На лице Анни впервые за долгое время не было этой странной сосредоточенности, какая бывает, если силишься не пасть в поединке с собственной болью, не заорать или потерять сознание.

Справа от нас высилась небольшая полоса леса, которая скрывала часть пограничной стены. Слева тек небольшой ручей, впадающий в озеро, в нескольких сотнях метрах отсюда. За ручьем шел выступ скалы, усеянный редкими деревьями. Рядом с нами обрыв. Я заметила его, пока мы шли к этому месту. Надо признать, природа здесь действительно красивая. Анни вдруг выпала из своего блаженного спокойствия и воззрилась на меня полными ужаса глазами.

– Ты слышала?

– Нет, – честно ответила я.

Прошептав что-то нецензурное, она ринулась к Канзе с Гасионом. Так и не поняв, что происходит, я поднялась и направилась в их сторону.

– Голоса, – задыхаясь, проговорила она, – там голоса людей…

Канза и Гасион моментально прекратили ссориться. Мы прислушались. Никаких «голосов» никто не уловил, но вот еле заметное движение в лесу все-таки чувствовалось. Скорее на интуитивном уровне. Затем послышался звук проезжающей техники. Гасион ринулся к дороге.

– Военный сектор, – сообщил он, – надо убираться.

– Мы не сможем, – пробормотала Анни, – слишком медленно перемещаемся, слишком заметные.

– Спрячемся, – судя по сосредоточенному лицу Канзы, он уже присмотрел место, где можно было бы укрыться от людей военного сектора.

– Нет! Нужно предупредить остальных, – запротестовала я.

– Я успею, – сказал Гасион.

Канза кивнул и бесцеремонно стал подпихивать нас с Анни в сторону ручья. Как можно спрятаться на лесной поляне? В той стороне даже деревьев нет. Да и под деревом тоже как-то глупо укрываться. Это же не детская игра. Нельзя сказать просто «я в домике», что будет означать твою неприкосновенность. Когда мы были возле ручья, я вдруг вырвалась из лап Канзы и бросилась к Гасиону. Бал словил меня буквально на лету.

– Проход в другой сектор в одном из подвалов домов, – запыхавшись, сообщила я. Гасион кивнул. Он сосредоточенно оглядел меня с головы до ног, после чего быстро сдернул с себя куртку и накинул ее мне на плечи.

– Мы вас дождемся, подходите ближе к вечеру, – прошептал он.

Глава 28

Я кивнула и побежала к Канзе и Анни. Гасион секунду помедлил и побежал в противоположную сторону. Шум машин теперь слышали все. Пока еще тихий гул с каждой секундой приобретал все более угрожающие нотки. Канза с интересом разглядывал ручей. Увидев небольшой сухой островок между скалой и ручьем, он решительно взял на руки хрупкую Анни и ступил в воду. Пришлось последовать за ним.

– Ты полагаешь, что ручеек шириной в пару метров и глубиной по коленку способен будет остановить военных? – ехидно поинтересовалась Анни.

Канза ничего не ответил. Он закатал рукава куртки и включил свой браслет. Вдруг началось что-то странное. Стандартная проекция с какими-то папками вдруг расширилась и почернела. Вскоре она закрыла нас троих. Канза что-то вертел, нажимал на то и дело возникающие значки, настраивал резкость и яркость. Когда мимо нас проехала первая машина, Канза закончил. Перед нами теперь была тень, шириной чуть больше чем наш островок и длиной до конца ручья. Канза вдруг что-то вспомнил, нажал еще пару раз на проекцию, и мы увидели очертания камня, сквозь которые, правда, легко можно было видеть все происходящее на поляне.

– Теперь с того берега кажется, что ручей протекает под огромным валуном. Нас не видно. Разглядеть тени можно только с расстояния сантиметров десяти, – довольно сообщил он. Канза закрепил проекцию и устало опустил руку.

– Недоработка, – хмыкнула Анни, усаживаясь на землю.

Канза уселся рядом с Анни и панибратски обнял ее. Это выглядело странно. Если уж я напоминаю Гасиону ежика, то Анни как минимум дикобраз.

– Поправлю, времени не было технологию доработать, – добродушно сообщил Канза. Анни, как ни странно, против рук Канзы у себя на плече не возражала. Мне тоже пришлось опуститься на землю. Стараясь отодвинуться от них на максимально возможное расстояние, я случайно задела воду в ручье, и ноги моментально намокли.

Машины военного сектора проезжали мимо нас. Все они направлялись в сторону домов, в которых мы ночевали. Оставалось только надеяться, что Гасион успел предупредить остальных, и они умудрились скрыться. Тут одна из машин остановилась прямо на нашей поляне. Из дверей посыпались люди, один за другим. Восемь человек умудрились заполонить собой все пространство полянки. Теперь переговариваться было нельзя. Я стала перебирать все возможные варианты. Если они останутся здесь, нам конец. На этом островке суши нам долго не высидеть. Добраться до домов будет невозможно. Даже с чудо-проекциями Канзы. Медленно отползающий валун, скорее всего, будет смотреться немного странно. Представив это, я хмыкнула, Канза удивленно повернулся, но я лишь махнула рукой. Мол, улыбаюсь своим бредовым мыслям. Он улыбнулся и погладил голову уснувшей на его плече Анни. Сейчас владелец бара казался слишком взрослым. В свете полуденного солнца стали видны все приметы его возраста. Вечно улыбающийся, шутящий, покрытый татуировками на красивом теле, он никогда не казался старым. Сейчас я видела, что он из другой эпохи. Конечно, не такой пенсионер, как Пирр, но все же Канза помнит старое время. Возможно, он читал старые книги, смотрел еще не проекционные фильмы. Анни тоже казалась сейчас очень взрослой. Она всего на два года старше меня, но последние месяцы жизни не прошли для нее даром. Лоб перерезала вертикальная морщинка сосредоточенной усталости, кожа приобрела сероватый оттенок. Анни была слишком умна и талантлива, чтобы сохранять до неприличия детскую молодость лица, как делают это роженицы. Проститутки обычно быстро стареют, а вот роженицы и работницы четвертого уровня дольше всего остаются молодыми. Канза и Анни… Такие несчастные, такие уставшие.

Рядом с ними становилось неловко. Я здесь была лишней, поэтому приходилось упорно перебирать варианты побега. Этой счастливой парочке сейчас слишком хорошо, чтобы придумать что-то дельное. Неожиданно вспомнился день моего знакомства с Канзой. «Сначала будет очень тяжело, а потом перестанешь на всю эту ерунду обращать внимание», – сказал тогда он. Сейчас их мозг работает в другом режиме, их переполняют гормоны. Если бы вдруг пришел какой-нибудь чудо-доктор Руби Корса и сообщил, что они здоровы, то Канза и Анни уже через неделю бы даже и не вспомнили друг о друге. Ну а сейчас… Я вновь попыталась сосредоточиться на мыслях о побеге.

Несколько военных вышли из машины и направились в сторону границы. На поляне осталось всего двое. Они были третьего уровня, чуть старше меня. Поначалу разговор их строился вокруг какой-то девушки, но потихоньку сплетни и слухи исчерпали себя. Один из них открыл бутылку минералки и стал жадно пить из горлышка. Второй последовал его примеру. Вскоре они приобрели заметно более наглый вид. Видимо, в военном секторе вместо мозгоподжигающего кофе любят повышающий агрессивность напиток. Каждому свое. Это работа химического сектора. Надо признать, хорошая работа.

Я заметила, что солнце за все то время, что мы провели возле ручья, успело переместиться с одной половины неба в другую. Скоро наступит вечер, затем ночь… А мы будем продолжать сидеть на этом островке меньше метра величиной.

Разговор военных теперь строился вокруг «беглецов», то есть нас. Вот это уже было куда интереснее. Вместо того чтобы устраивать поиски по всему сектору, руководство военных отдало приказ расставить по границе стены своих людей. Интересно, с чего они решили, что мы побежим в соседний сектор?

– Если бы эта дрянь Морган только бы мне встретилась, я бы ее избил к Всеобщему Счастью до смерти, а потом бы уж в Тортур отправил, – сообщил один из парней, уставившись прямо на валун посередине ручья. Захотелось немедленно убежать, я даже инстинктивно дернулась, но проснувшийся Канза крепко вцепился мне в плечо.

– Да какой Тортур! Тебе мало? Даже из Тортура бегут, что уж там про лаборатории. Морган нужно убить на месте. Из-за нее мы скоро все скончаемся от этого вируса. Нам даже масок не дали! Если мы уродов засечем, как их арестовывать, они же заразные?! – возмутился второй парень, лицо его исказила гримаса злости. Канза крепче вцепился в мое плечо.

Они были третьего уровня, военный сектор. Куда они побегут, если нас засекут, и начнется погоня? Думай, Морган, думай, во имя Всеобщего Счастья! Это обычная поведенческая задача, ты обязана была научиться решать такие в первую неделю!.. Я незаметно опустила руки в ручей и стала медленно водить по дну в поисках подходящих булыжников. Вытащив пару камней я, стараясь не наделать шума, пододвинула их к Канзе. Тот кивнул и, закрыв Анни рот рукой, немного похлопал ее по плечу, чтобы та проснулась. Несмотря на все предосторожности, она все-таки слишком громко вздохнула. Впрочем, военные вроде не заметили ничего странного. Подумаешь, ветерок шалит. Я достала еще пару булыжников для себя.

Парень покрупнее сплюнул в ручей и продолжил костерить нас на чем свет стоит. Пятью минутами позже их праведный гнев чуть поугас. Они отошли, и разговор их продолжился уже на менее интересную тему. Тут парень покрупнее приложил палец к уху.

– Черт! Их машины нашли в тридцати километрах отсюда! – от злости у него даже лицо искривилось. – Эти уроды все тут перезаражали!

Парень подошел к ручью и задумчиво поднял с земли небольшой камень, после чего с силой кинул его в воду. Меткостью он не отличался. Камень попал в валун, то есть для него каким-то чудом булыжник испарился, соприкоснувшись с камнем покрупнее. Военный заподозрил что-то неладное и потянулся к «валуну». Я моментально сориентировалась и дернула его за руку. Парень упал в воду и начал беспомощно размахивать руками. Заметив что-то странное возле ручья, парень поменьше поспешил на помощь другу. Канза решил повторить мой маневр, и схватил военного за руку. Тот, естественно, свалился, но на этом удача покинула нас. Я хотела ударить военного булыжником, но парень заломил мне руки. Оставалось только беспомощно сучить ногами. Канза сумел исполнить мой замысел и вырубил ударом по голове громилу из военного сектора. Он вдруг забрал голову, и я смогла выпутаться из рук военного. Обернувшись, мне стало понятно, почему тот внезапно ослабил хватку. Анни умудрилась схватить парня за шею и сейчас спазматически душила его. Когда голова военного стала приобретать синюшный оттенок, мы с Канзой поспешили оттащить девушку от него.

– Если оставим их здесь, они скоро очнуться и приведут сюда остальных, – сообщил Канза.

– Ага, а если мы убьем их, сюда больше никто не сунется. Все будут смотреть на брошенные нами машины и ждать, когда мы к ним придем, – хмыкнула я.

– Кинем их в озеро, – подала вдруг голос Анни. – Это военный сектор. Они сначала пойдут к следствию, а потом к причине, то есть побегут к озеру. Нам хватит времени доехать до домов, – Анни показала на оставшуюся пустовать машину.

– Найти нужный подвал времени не хватит, – возразила я.

Впрочем, ничего лучше мы придумать не смогли. На нас военная форма, но сейчас от этой маскировки было мало проку. Наши лица слишком растиражированы. Мы с трудом оттащили военных к обрыву и скинули их тела в озеро. Начался переполох. Несколько машин двинулись в сторону шума. Мы, не сговариваясь, побежали к оставленному незадачливыми военными внедорожнику. Однажды я сидела за рулем, но сказать, что умею водить, было бы большим преувеличением. На пятом уровне мы как-то нашли пустой автомобиль и решили им попользоваться. Если бы не мы, машину бы все равно угнали.

Сейчас за руль пришлось сесть мне. Минуту Потратив несколько драгоценных мгновений, мы все-таки двинулись к домам возле границы. Весь путь занял меньше десяти минут. Пешком дорога до поляны длилась целую вечность, но, оказывается, дома совсем рядом. Три девятиэтажных полуразрушенных дома, один двенадцатиэтажный, в котором ночевали мы с Гасионом, два четырехэтажных, тоже почти не тронутых войной.

– Итого около тридцати подвалов… – пробормотал Канза.

Кроу заметил две военных машины. Остановились мы в стороне, пока не видно наших лиц, подозрений вызывать не должны, но времени у нас все равно не больше нескольких минут. Судя по всему, Гасион успел всех предупредить, но смогли ли они найти проход? Если смогли, Гасион придумал бы, как оставить знак. Я мрачно смотрела на дом, в котором мы провели ночь. В сумеречном свете он выглядел удручающе уныло. Единственным его украшением были бесконечные рисунки граффити, основанные по большей части на изображении фаллических символов.

Я стала беспомощно озираться по сторонам. Остальные дома тоже пестрели от граффити. Тут взгляд зацепился за мелькнувшее желтое пятно на одном из четырехэтажных домов.

– Поехали, – коротко сообщила я.

Канза и Анни, не задавая лишних вопросов, забрались в машину. Чтобы обогнуть троих о чем-то споривших военных, пришлось сделать небольшой круг, но через пять минут мы все равно добрались до стоявшего в стороне от всех дома. Рядом с входом в подвал на нем красовалось граффити: огромный желтый цветок, под которым значилась надпись: «Магия».

Глава 29

Я не смогла сдержать счастливой улыбки. Мы проехали вперед до границы, чтобы машина нас сразу же не выдала, и заглушили мотор. Буквально за минуту успели добежать до подвала. Анни и Канза не задавали лишних вопросов. Похоже, они были рады, что хоть кто-то знает, что делает. Вернее, изображает, что знает.

В подвале было по щиколотку воды. Запах стоял омерзительно приторный. Повсюду были какие-то проржавевшие трубы, благодаря чему складывалось впечатление, что это комплекс для дрессировки собак. Не без труда пробравшись к противоположной стене, я начала изучать стену. Здесь же не может быть ошибки? Все ведь правильно? Никто, кроме Гасиона, не мог нарисовать этот цветок… Когда я была уже очень близка к отчаянию, рука нащупала какую-то кнопку. Если где-то есть кнопка, то ее обязательно нужно нажать и посмотреть, что будет. Так нам преподаватель в лицее говорил. Как оказалось, хороший совет. Часть стены вместе с кнопкой неожиданно легко отъехала в сторону, и перед нами открылся гигантских размеров тоннель, конца которому видно не было.

– Как ты узнала? – удивленно выдохнула Анни.

– Магия, – весело откликнулась я плечами и уже хотела двинуться вперед, как меня вдруг остановил Канза.

Мы стали осматривать тоннель. Судя по всему, он служил для каких-то транспортных нужд, так как по полу шли бесконечно пересекающиеся и расходящиеся рельсы. Такое странное слово «рельсы»…

– Есть, кажется, такое выражение: «пустить по накатанным рельсам». Никогда бы не подумала, что это и есть «рельсы», – задумчиво проговорила Анни. Стены тоннеля соединялись на потолке, образовывая идеальный полукруг. Здесь было пустынно и страшно. Слишком хорошая акустика, каждый шорох превращала в сигнал об опасности.

– Через минуту вернусь, – бросил Канза, открывая дверь тоннеля.

– Я с тобой, – тут же откликнулась Анни.

– Нет. Ника, пойдем, – категорично заявил Канза. Я настороженно посмотрела на него, но все-таки кивнула. Такой приказной тон Канзе совершенно не шел.

– Ты видела этот тоннель? – прошипел мне Канза, когда дверь закрылась. Анни даже не успела что-то сказать. Последнее, что я заметила, был растерянный и обиженный взгляд Анни.

– Видела, – кивнула я.

– Он технический и никто понятия не имеет, какого он размера, – пояснил Канза. – Нужно воду достать.

– Предлагаешь отправиться на поиски ручья, пока там военные повсюду? – разозлилась я.

– Нужно в машине посмотреть, там точно есть паек, – ответил Канза.

– Раньше сказать не мог?!

– Думал, нас там ждут, – уже менее уверенным голосом ответил Канза.

Я замолчала. Тоже на это надеялась. Чтобы не отвечать, стала пробираться через насквозь проржавевшие трубы. Оказавшись возле двери, я стала всматриваться небольшой зазор. На улице заметила пару военных. Затем в проеме показалось еще несколько человек. Я отошла, давая возможность оценить ситуацию Канзе. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем тот заговорил.

– Машина слева, метрах в трехстах. Я их отвлеку, а тебе придется добежать до нее, – сказал он.

– Давай наоборот, а? – ответила я.

– У тебя браслета нет рабочего, – пояснил Канза. – Я проекции сделаю, чтобы они ушли.

Выбора все равно не было. Я обреченно кивнула. Канза тут же включил несколько проекций и стал что-то считать. Затем он открыл дверь подвала чуть шире и запустил проекции. Метрах в ста от нас, возле полуразрушенного четырехэтажного дома, возникло трое человек. Я, Анни и Кроцелл, даже не представляю, когда Канза успел загрузить его данные. Военные тут же заметили их и побежали в сторону проекций. Изображения стали удаляться от них.

– Они скоро исчезнут, расстояние слишком большое, – прошептал Канза. Я кивнула и решительно открыла дверь. Просто не было права на страх. Его отобрали у меня в тот день, когда я решилась на побег.

Расстояние до машины я преодолела за считанные секунды. В машине оставили ключи зажигания. На связке болтался ключ от багажника. В машине действительно нашлось несколько бутылок воды. Прихватив с собой упаковку чего-то съестного и бутылки с водой, я побежала назад. Когда я уже видела перед собой дверь в подвал, навстречу выбежал какой-то парень из числа военных.

Канза вовремя сориентировался.

– Лови! – крикнул он парню, бросая какую-то проволоку.

Парень третьего уровня с ужасом уставился на проволоку, а затем вдруг отпрыгнул от нее, и лег на землю, прикрыв голову. Он подумал, что это бомба. В эту секунду я уже забежала в подвал.

В этот момент я почувствовала локоть на своей шее. Послышались глухие удары. Удалось вывернуться. Канза отчаянно дрался с тем парнем. Я добежала до входа в тоннель и открыла дверь. Канза и парень из числа военных буквально упали на бетонный пол тоннеля.

Парень успел подняться быстрее, но меня с Анни он не заметил. Вспомнив тренировки в «Силенциуме», я ударила парне в скулу. Тот на миг замер. Канза успел подняться и одним ударом повалил военного на землю. Со всей силой он ударил головой парня об один из железных рельсов. По тоннелю пронесся, пожалуй, самый отвратительный звук в мире.

– Ничего с ним не случится. Ну, сотрясение, может контузия легкая максимум, – отдышавшись, успокоил Канза Анни. Впрочем, девушку, по-моему, жизнь несчастного военного нисколько не волновала. Кроу тоже это понял и ринулся обратно к двери.

– Стой, – крикнула Анни. Звук ее голоса наполнил тоннель практически до краев, но Канза и сам уже возвращался. В его руках были бутылки с водой и пара коробок с пайком военных.

– Мы не знаем длину тоннеля, а в машине были и запас воды, и еды, – стал он оправдываться перед девушкой.

Мы выпихнули истекающего кровью парня назад в подвал, после чего Анни решила заблокировать дверь. Я не была уверена в правильности этого решения. Во-первых, неизвестно, куда нас он приведет. Вдруг придется убегать, тогда заблокированная дверь станет большой проблемой. Да и Анни не очень-то уверенно говорила, когда убеждала, что сможет ее потом открыть. Во-вторых, этот тоннель кем-то используется. Он жизненно необходим черному рынку. Неизвестно, сколько еще людей пострадает из-за нас.

– Сейчас этот тоннель жизненно необходим нам, а не кому-то еще, – сверкнула глазами Анни и решительно стала что-то чудить с проводами.

– Не понимаю, где все, они же обещали ждать нас, – пробормотала я.

– Может, не тот тоннель? – спросил Канза.

– Вряд ли, – ответила я, вспоминая желтый цветок на входе.

– В любом случае у нас пути назад нет, – хмыкнула Анни и пошла вперед.

Мы двинулись следом. Во всяком случае, шансов заблудиться точно нет. Дорога здесь действительно была одна. В другой стороне от двери тоннель был завален строительным мусором. Самой медленной из нас была Анни, плюс тормозила необходимость тащить бутылки с водой. Канза сказал, что пойдет вперед чуть быстрее. Он объяснил это тем, что хотел нагнать Гасиона с остальными, но мне было понятно, что он просто хочет побыть один и обдумать сложившуюся ситуацию. Думаю, Анни тоже это поняла. Спустя полтора часа мы с Анни обнаружили его сидящим возле одной из стен тоннеля.

– Решил привал сделать, – сообщил он. В руках у него были проекционные бабочки неестественных размеров.

– Может, не стоит понапрасну энергию тратить? – поинтересовалась я, присаживаясь чуть поодаль.

– Кровопийца много не возьмет, – хмыкнул Канза, после чего провел пальцами по проекции, и все бабочки уселись на Анни. Девушка заворожено стала разглядывать результат работы Канзы. – Браслет работает от энергии тела человека, отключится или если я умру, или если окончательно исчезнет будущее, от количества крови это вряд ли зависит, – пояснил Канза.

Я молча распаковала коробку с какими-то хлебцами. Неожиданно они оказались вполне съедобными, даже вкусными. Канза и Анни ни пить, ни есть не хотели. Их пришлось уговаривать хотя бы воды попить. Кроу сделал несколько глотков и посмотрел на меня.

– Это из-за тебя мы здесь оказались, – вдруг резко сообщил Канза, – Нет, я просто напоминаю, что это все из-за тебя, поэтому если что случится, я не знаю что… – я вырвала у него из рук бутылку и велела закрыть глаза и сделать несколько вдохов.

– Военные должны быть агрессивны, поэтому глупо было надеяться найти в их машине обычную, ничем не обогащенную воду. Нам в целом тоже не повредила бы неоправданная жестокость, если бы мы знали, как ею управлять, – пояснила я.

Канза несколько секунд разглядывал противоположную стену, а затем поблагодарил. Интонация, правда, у него была такая, будто он хочет послать меня куда подальше.

– Могли бы нас подождать, – грустно пробормотала Анни. Я с опаской посмотрела на нее, но ни еды, ни воды у нее в руках не было. Это ее настоящие мысли, если, конечно, такие бывают.

– Наверное, не смогли, – вздохнула я, медленно поднимаясь на ноги. Еще они могли бы оставить какое-нибудь послание, оставить кого-то подождать нас. Бал, как и Линч…

Активизировав всю свою силу воли, я запретила себе без конца обвинять во всем Бала. Вернее, поначалу я обвиняла всех и каждого, но уже через секунду лицом «всех» становился Гасион.

Глава 30

Анни вскоре совсем выбилась из сил. Мы стали устраивать привалы каждые полчаса. А вот Канза вскоре вновь обрел свое вечно веселое настроение, что не могло не радовать. За все это время он больше не выпил ни глотка воды, а я предпочитала пить и гасить в себе то и дело загоравшиеся приступы ненависти к окружающему миру. В целом это напоминало борьбу с алкогольным опьянением, но разум не туманился. Скорее, наоборот, из-за воды мысли приобретали хоть и более резкий, но зато и более понятный вид. Государство заботится о нас. В каждом секторе свои способы сделать наши мысли проще и яснее.

– Что вы с Гасионом не поделили сегодня утром? – полюбопытствовала вдруг Анни у Канзы. Этот вопрос меня тоже интересовал, но задать его как-то не решалась. Канза считает себя правым в споре, а значит, сейчас будет заново испытывать праведный гнев, только приправленный водичкой из военного сектора.

– Этот мелкий поганец слишком… заносчивый, – пробормотал Канза и пошел быстрее.

Конца и края тоннелю видно не было. Пришлось заночевать здесь. Несмотря на усталость, уснуть мне так и не удалось. Все ночь я просидела, тупо пялясь в противоположную стену тоннеля. Когда глаза закрывались, воображение начинало рисовать все более мрачные картины будущего. В конце концов, я просто начала бояться закрывать глаза. Время суток здесь никак определить было нельзя, поэтому оставалось только рассматривать стены в надежде на то, что Канза когда-нибудь проснется и включит свой браслет.

– Ты так и не спала? – потягиваясь, спросил Канза. Я повернулась к нему. – Можешь не отвечать, – хмыкнул он.

– Как думаешь, что имел в виду военный, когда говорил, что из Тортура тоже бегут? – спросила я.

– Видимо, что кто-то оттуда все-таки сбежал. И да, это мог быть Линч, если ты об этом, – ответил Канза.

Следующий день прошел по такому же сценарию. Куда ведет этот тоннель? Потихоньку я стала сходить с ума от желания побежать назад и попытаться открыть дверь. Гасион должен был бы как-то отметить место, где они вышли наружу, если конечно, они смогли дойти до выхода. Если же нет, то мы бы все равно встретили их, хотя бы нашли их тела. Так я пыталась себя успокоить, но легче не становилось. На второй день припадки тихого бешенства и еле сдерживаемого желания побежать назад стали практически непрекращающимися. Спасибо воде военного сектора. Анни спотыкалась все чаще. Последние несколько часов второго дня Канза нес Анни на руках, а я тащила воду и хлебцы. В-общем, шли мы все медленнее и медленнее. Зато организм был настолько измучен, что мне все-таки удалось заснуть. Тяжелое, какое-то липкое беспамятство распалось на кубики от ощущения, что кто-то на меня смотрит. Я с трудом разлепила веки и увидела Гасиона, что-то чертившего на противоположной стене.

– Даже из Тортура люди бегут, что уж там… – донесся до меня его тихий шепот. Я хотела вскочить и подбежать к нему, но тело отказывалось мне подчиняться. Что-то в фигуре Гасиона мне показалось странным. Он обернулся, и захотелось вскрикнуть, но звук утонул в недрах тоннеля, так и не успев родиться. На меня смотрел Макс. Нет, не он. Тот парень из военного сектора, которого мы оставили умирать в подвале. Нет…

– Прекрати пищать, – громко сказал Канза.

– Кто бы говорил, – пробормотала я, испуганно оглядываясь по сторонам в поисках призраков. Это был просто сон. Сознание тщетно пытается найти выход из тоннеля, поэтому сон и явь переплелись в нечто кошмарное

– Пойдем, – чересчур бодро скомандовал Канза. Он, словно пушинку, подхватил спящую Анни на руки и мотнул головой, приглашая продолжить бесславный поход за свободой.

Канза вроде бы повеселел, но каждый раз, когда он скользил взглядом по мирно спящей Анни, на его лице появлялась тень страха.

– Сначала будет больно, а потом ты перестанешь обращать внимание на эту ерунду, – передразнила я его. Он нахмурился, а потом вспомнил тот наш первый разговор.

– У нас нет года, в этом вся проблема, – как можно тише прошептал он.

Мы продолжили путь. Анни проснулась только через пару часов. Она потребовала, чтобы Канза опустил ее на землю, так как хотела продолжить идти сама. Бармен был не против. Мы шли молча. Периодически кто-то из нас решал начать разговор, чтобы забыть то отчаяние, в котором мы все пребывали, но шутки слишком быстро заканчивались, а темы изживали себя. В конце третьего дня мы обнаружили, что вода заканчивается.

В целях борьбы с тишиной Канза периодически включал браслет в режим новостей. То и дело говорили о беглецах. Томас Пирр считал, что мы разносчики вируса, вырвавшиеся на свободу, и нас нужно немедленно утилизировать. Однажды я услышала и свое имя. «Ника Морган – государственная преступница номер один, но стоит ли переживать по этому поводу? Стоит ли переживать, если угроза номер один – это шестнадцатилетняя девочка, пусть и умная, но так и не прошедшая обучение в своем отделе». Из его речи ясно следовало, что я просто дурочка, оказавшаяся достаточно талантливой, для того чтобы сбить два десятка людей с пути ко Всеобщему Счастью.

По моим подсчетам, мы брели уже неделю. Тоннель очень редко изгибался или поворачивал. Я стала привыкать к темноте, тишине, нехватке кислорода и даже к местным крысам. Неплохо к ним стала относиться. В конце концов, это же еда. Поначалу мысли о том, чтобы словить и съесть крысу, смешили, потом стали казаться вполне реальными. Одна крыса так долго шла вместе с нами по рельсам, что я уже стала считать ее нашим проводником.

– Может, поймать? – предложила Анни, указывая на крысу.

– Ни за что. Считай ее моим домашним питомцем, – отрезала я.

От нехватки воды страдала только я. Канзу и Анни нужно было заставлять пить и есть, так как они не чувствовали ни жажды, ни голода, а следовательно, могли идти ровно до тех пор, пока просто не упали бы замертво.

– Не понимаю. Если ребята нашли выход, почему они не послали кого-нибудь за нами? – сказала как-то Анни. В этот момент она вдруг покачнулась и упала без сознания. Кана успел ее подхватить. С трудом, но мы все-таки смогли привести ее в чувство и заставили выпить всю оставшуюся воду. Было понятно, что если не найдем в ближайшее время выход, Анни долго не протянет. Она умирала. Мы все здесь умирали, но она была намного ближе к последнему рубежу.

Я чуть ли не побежала вперед. Макс, теперь Гасион – все, кого я считала друзьями, покидают меня. Какие все-таки осторожные формулировки у мыслей в последнее время. Макс – мой друг. Гасион? Он друг с поразительными глазами. Умирающий друг. Рекомендованный контакт. В любом случае никто не придет, не спасет и не поможет. Они просто не могли поступить иначе. Есть только одна верная траектория. Ее можно просчитать или нет, но она все равно только одна. Я стала идти медленнее. Канза и Анни остались далеко позади.

Глава 31

Что-то здесь изменилось. Бетонные стены тоннеля выглядели как и прежде. Что тогда не так? Шум. Нет, не бесконечно правильное бормотание или проекции из браслета Канзы, а настоящий шум. Упоительно настоящий шепот то ли ветра, то ли еще чего-то, созданного природой. Вдалеке показалось нечто странное. Точка, в которую должен сужаться тоннель, была неправильной, чуть расширенной формы. Это значит, что там что-то есть!

Я побежала что есть сил. Наверное, километр, преодолела с такой скоростью, что, пожалуй, сдала бы экзамен в элиту военного сектора. Наконец, я добежала к цели. Груда железа синего цвета. Почему-то этот цвет всегда ассоциировался с чем-то ужасно старым. Кабина обтекаемой формы стояла на какой-то сложной конструкции, прикрепленной к рельсам. То есть это то, что в наших учебниках называлось поездом. Их уже давно не используют. За ним был конец тоннеля. Стена. Просто наглухо заложенная кирпичами стена. В глазах появились слезы досады. Через минут десять сюда придут Канза и Анни. Тогда они узнают, что надежды больше нет. Да, они не сгнили в камере Тортура, они сгниют в тоннеле. Их даже никто не похоронит.

Стоп. Даже из Тортура люди бегут, всегда есть выход. Перед глазами возник тот странный образ, приснившийся на днях. Поезд сюда кто-то пригнал. Не кто-то, а обитатели галереи. Я тут же забралась внутрь. Здесь никого не было. В конце салона, усеянного двухместными лавками противно-серого цвета, показались очертания то ли человека, то ли просто кучи тряпья. Пришлось подойти поближе. Это был человек. Гамори. Вырос в производственном секторе, на третьем уровне. Он был мертв. Его глаза кто-то заботливо закрыл. Гамори был блаженно спокоен. Тут было достаточно холодно, поэтому тело его еще не было обезображено признаками разложения. Сколько он здесь провел? Судя по всему, достаточно долго.

Вдалеке показались две одинокие фигуры. Сейчас Канза и Анни навсегда лишатся надежды. А ведь в этот самый момент Канза мог наливать Агаресу один из лучших своих коктейлей или придумывать новую иллюзию.

Вдруг до меня дошло, что здесь намного светлее. Я даже цвета различить могу. Канзы с его браслетом нет, то есть по идее можно различать лишь очертания предметов, а не цвета. Я стала беспомощно оглядывать стены тоннеля. Есть. Ровно над крышей поезда виднелась тонкая щель, сквозь которую пробивался спасительный солнечный свет. Я полезла на крышу поезда.

– Эй, защитница крысиных прав, помощь не нужна? – весело поинтересовался Канза.

– Еще раз так меня назовешь… – Кроу не дал договорить. Он бесцеремонно пододвинул мою ногу к какой-то планке, на которую можно было встать. Сам Канза легко и непринужденно подтянулся на руках и забрался на крышу, а затем помог Анни.

В проеме то и дело мелькали очертания чужих ног. Канза отодвинул меня и тоже стал пытаться открыть подобие двери. Пришлось спуститься вниз и найти в салоне поезда проволоку. Последний взгляд на упокоенного здесь Гамори, и я снова лезу на крышу. С проволокой дела пошли быстрее. Еще через пять минут нам удалось открыть защелку.

Если бы мы подумали хоть секунду, то ни за что бы не сделали этой глупости. Нужно было подождать ночи и выбраться наружу, когда в щели перестанут мелькать чужие ноги, но мы слишком устали брести по тоннелю, лишенному света. Бесконечно грязные и измученные, я, Канза и Анни счастливо щурились от света заходящего солнца. Вокруг бегали люди. Они были чем-то заняты. Одни тащили какие-то ящики, другие орали. Пятый уровень, сельскохозяйственный сектор, поняла я, заметив татуировку на одном из проносившихся мимо парней. Мы были рядом с производственной базой. Я оглянулась. Сбоку от нас было нечто совершенно нереальное. Бесконечная вода, сливающаяся с линией горизонта. Океан. Ровно по линии, где небо сливалось с водой, шла дуга. Гигантская, чуть изгибающаяся линия в двух местах почти перерезала горизонт.

– Монорельс, – тихо выдохнула Анни.

Люди с ящиками загружали поезд, стоявший как раз над нами. К дороге на горизонте шла длинная, построенная прямо над водой магнитная линия. По ней поезд должен был выехать на свой круг, чтобы развозить необходимые товары. Этот монстр имел мало общего с тем доисторическим монстром, оставшимся внизу.

– О, а все ваши уже здесь! Пойдемте, я вас проведу к вашему отряду. Вы даже не представляете, какая это для нас честь… – я беспомощно обернулась и увидела прямо перед собой мальчика лет десяти. Он смотрел на нас с таким нескрываемым восхищением, что становилось неловко. – Пойдемте, пойдемте. Вы, наверное, устали. Наверно, тоже не привыкли ездить на такие расстояния. Этот побег весь ваш сектор, наверное, на уши поставил… – мальчик не затыкался всю дорогу. Мы с Анни и Канзой то и дело переглядывались, но все-таки шли за ним следом.

Мальчик привел нас к двухэтажному зданию, построенному очень давно, но все-таки отремонтированному. Повсюду стоял неповторимый аромат свежих фруктов и овощей. Последние на сегодня солнечные лучи окрашивали все в потрясающе уютные оттенки оранжевого.

– Что же вы? Обычно военные более решительные и рот всегда мне затыкают на первой же минуте, а вы такие дружелюбные. Или это потому, что вы устали? Ничего. Завтра продолжите поиски… – мальчик говорил бы еще долго, если бы я бесцеремонно не отодвинула его в сторону и не прошла внутрь здания. Канза и Анни проследовали следом.

Из ближайшей к нам комнаты доносились голоса. Андрас и Гасион, я сразу их узнала, но входить не решалась.

– Вы должны были пойти, – тихо и отчетливо проговорил Гасион. Я знала эту интонацию, так Гасион говорил, когда был на грани бешенства. Чем тише и спокойнее голос, тем более он зол. Сейчас его голос был почти шепотом.

– Если бы был хоть какой-то шанс, я бы первым пошел. Там больше трехсот километров. Поезд разбился вдребезги. Ни еды, ни воды у них нет. Повсюду военный сектор. Их окружили. Они умирают. При всем желании, Гасион, они бы никогда не добрались. Это невозможно, – я впервые слышала, чтобы Андрас так много говорил. Обычно он ограничивался двумя-тремя словами, а тут целая речь.

– Извини, мы не знали, что это невозможно, – беспечно заявил Канза, открывая дверь.

Гасион и Андрас застыли в немом оцепенении. В следующие секунды Гасион уже пытался обнять меня, а я привычно вырывалась.

– Почему вы не пошли за нами? – громким и дрожащим от подступающих слез голосом прокричала Анни. Канза тут же сжал ее руку, чтобы та пришла в себя, но Анни еще громче прокричала. – Почему вы не пошли, я спрашиваю?

– Поезд разбился, и… – Андрас явно не знал, что сказать.

– Потому что, – я наконец отпихнула Гасиона, – потому что они считают тебя психованным уродом, Анни. Канзу они практически не знают, ну а мое лицо знает каждая собака в любом из секторов, – отчеканила я, – чего ради рисковать, правда? – Гасиону нечего было сказать. Он просто молча смотрел на меня.

Глава 32

Я как можно быстрее вышла за дверь и двинулась дальше по коридору. Единственное, что мне было нужно, так это душ. В первой же подвернувшейся комнате оказались практически все обитатели галереи. На деревянном столе были разложены горы фруктов. До того как открылась дверь, они над чем-то громко смеялись, судя по всему, над историей Алисы, которая замолчала сразу же, как только скрипнула дверь. Никто и не думал переживать. Ладно из-за меня, или Канзы, или даже Анни, но хотя бы грустить о Гамори, навсегда оставшемся в поезде под землей, они должны были. С грохотом захлопнув дверь, я продолжила поиски душевой. В конце концов, они все-таки увенчались успехом. Тут было несколько кабинок, но все они пустовали. Я мысленно поблагодарила судьбу за то, что здесь никого не оказалось. Куртка Гасиона, которая почти всю дорогу была в руках, отправилась в самый дальний угол комнаты. Одежда буквально прилипла к телу и не хотела сниматься.

Когда вода все-таки полилась, на полу появились темные разводы. Казалось, что я навсегда вымазалась в копоти этого тоннеля. За дверью слышался какой-то шум, но это явно не стоило внимания. Горячая вода быстро закончилась, но разводы на полу, казалось, только чернеют. Кран я решилась выключить только тогда, когда поняла, что уже перестала чувствовать холод воды. Одежду пришлось выстирать и натянуть на себя мокрые вещи, когда-то бывшие цвета хаки, но давно приобретшие сероватый оттенок обычной грязи.

Я ни на кого не злилась. Никто не мог поступить иначе, они просто действовали согласно своей программе. Какой смысл обвинять людей в том, что они люди? Злость и обиды остались на дне тоннеля, сейчас же хотелось одного: чтобы все оставили меня в покое. Навсегда. Выдохнув, я осторожно открыла дверь душевой и вышла в коридор. Удалось сделать только пару шагов, как вдруг на плечо опустилось что-то тяжелое и больно толкнуло меня вперед. Это оказался Андрас. Он бесцеремонно схватил меня за шкирку и потащил к выходу.

– Какого…

– Тихо, пойдем. Плевать хотел на твои баллы теста, будешь препираться – никогда не получишь свой отряд, поняла? – я опешила и стала озираться по сторонам. Слева от нас стояла пара лицеистов сельскохозяйственного сектора.

– Метку прикрой, – прошипела я ему. Андрас быстро одернул рукав рубашки и продолжил пихать меня вперед. Так мы вышли на улицу. Андрас взял меня за локоть и потащил в сторону монорельса. На площади было все так же шумно. Все так же на нас никто не обращал никакого внимания. По крайней мере, так казалось.

– Ты решил сбросить меня с обрыва, чтобы проблем было меньше, – зло поинтересовалась я.

– Хочу отойти на безопасное расстояние, – ответил Андрас. Каждая его фраза звучала как приказ, какой бы смысл она ни несла.

Мы прошли совсем немного, как вдруг количество людей на квадратный сантиметр площади упало до нуля. Я всмотрелась вдаль и увидела какие-то фигурки. Сотни людей вдалеке что-то делали на земле. Шумная площадь осталась в стороне, до работающих в поле тоже было далеко. Внезапно единственным источником шума остался безбрежный и отчаянно холодный океан. Волны с силой ударялись о камни, и брызги ледяной воды то и дело попадали на и без того мокрую одежду. Не самые приятные ощущения.

– Садись, – приказал Андрас.

– Слушай… даже не желаю знать о том, что ты еще жив… – начала было я.

– Просто сядь и выслушай, – ответил Андрас, проигнорировав все, что я сказала. – Ты имеешь полное право ненавидеть нас всех, потому что целиком и полностью права. Анни – двинутая на всю голову девица, сводящая с ума всех нас в течение долгих месяцев. Да, ее поведение можно объяснить и оправдать, если ты по ту сторону решетки. Канза – мужик, разливающий коктейли и всегда готовый рассказать пару шуток. Неудачник. Только тебя нам было жаль терять, потому что только ты знала, куда мы идем. Только ты имеешь хотя бы смутное представление, где этот чертов центр Руби Корса. Надеюсь, что имеешь. Но ты обуза. Твое имя упоминается чаще, чем имя Томаса Пирра. Здесь никто наших лиц не знает, потому что проекции тут только по праздникам людям показывают.

– Гамори…

– Гамори умер. Мы почтили его память молчанием, и пошли дальше. Ника, никто из нас не хочет думать о вирусе, никто не хочет вспоминать ушедших. Скажи, как звучит первый закон Крэй?

– Только один всегда искренне оплакивает смерть человека. Он всегда есть, но только один.

– Это Гасион, – медленно кивнул Андрас, по лицу было понятно, что формулировку я вспомнила неверно, и его это покоробило, но постарался не демонстрировать свое раздражение. – Только он о тебе переживал. Он успел нас предупредить, но оставил где-то свою куртку и остался в черной рубашке поведенческого сектора. Мы сумели найти тоннель и даже починили тот поезд. Добрались до этого места всего за несколько часов, правда, остановиться вовремя у нас не вышло, и поезд врезался в стену. Гасион повредил ногу. Мы дождались вечера и выбрались наружу, на ту площадь, – Андрас махнул в сторону монорельса. – Начался какой-то хаос. Нас всех приняли за отряд поиска беглецов, а Гасиона среди нас не было. Его арестовали. Нам об этом сообщили только на следующий день. Проявлять инициативу было рискованно, поэтому я просто сообщил, что это не тот, кого мы ищем. Гасиона решили продержать для профилактики еще несколько дней. Мы должны были так сказать, так поступает военный сектор. Его выпустили сегодня и первое, что он сделал, попытался открыть тоннель. Я силком оттащил его оттуда. Я виноват. Я бы в жизни не поверил, что вы сможете пешком преодолеть этот тоннель… – Андрас продолжал говорить короткими, не всегда понятными фразами. Мокрая одежда прилипала к телу, соленые брызги океана обжигали, и мне было совершенно неинтересно все, о чем рассказывал Андрас.

– Не важно, – оборвала я, наконец, Андраса. Тот замолчал. Похоже, он понимает только односложные предложения. Интересно, как он оказался на втором уровне с таким-то диапазоном мышления? – Вы не оставили нам никаких шансов. Умудрились разбить поезд, чтоб уж наверняка. Я пойду с вами, потому что просто нет другого выхода. Кто из вас умрет по дороге, а кто нет, совершенно все равно. – конечно, мои слова звучали слишком жестоко. Я это понимала. То ли вода военных так меня изменила, то ли тоннель. В тот момент я искренне ненавидела их всех. За то, что они смеялись, пока мы тихо умирали в тоннеле.

Андрас хмыкнул и попрощался. Я осталась одна. Минут через пять кто-то робко коснулся моих волос. Гасион, больше некому. Я не хотела оборачиваться, поэтому сосредоточила свое внимание на океане. Он был так прекрасен и непостижим, что пытаться передать это словами просто глупо. Линия горизонта, пересеченная дугой монорельса, обретала сейчас какой-то мистический смысл. Там, за горизонтом, есть совсем другой мир. Не знаю, лучше он или хуже. Он был так далеко, что неизбежно казался прекрасным.

Гасион сел, прислонившись к моей спине. Попыталась отодвинуться, но он накрыл мою ладонь своей. В этом движении было нечто слишком отчаянное, чтобы я посмела хотя бы пошевелиться.

– Ты сама посчитала, что так будет правильно, – почему-то охрипшим голосом сказал он, – Я не знаю, чего ты боишься, но, поверь, мне страшнее.

Как бы хотелось, чтобы весь этот разговор проходил в правильной обстановке. Но сейчас единственным моим ощущением был холод от липкой военной одежды на теле. Злиться на него было просто невозможно. Он был бы последним, кого бы можно было обвинить в том, что нас оставили в тоннеле. Просто Гасион был слишком хорошим, правильным и красивым. Слишком для меня.

Ему страшно и грустно. Идеей фикс стало желание запомниться миру, а как гласит первый закон Крэй, грустить может только один человек. У Бала просто нет выбора. Запомнить его могут только я или Алиса, причем Алиса уже занята Кроцеллом. Я – самый простой вариант, вот и все. За Гасионом всегда увивались сотни девушек, а я отнюдь не самый лучший вариант. Просто так получилось.

Пройдет еще несколько месяцев. Возможно, мы доберемся до Руби Корса, и он продлит жизнь Гасиона месяцев до шести, но вряд ли вылечит. Я останусь. Мы с Максом всегда считали идиотами людей, которые прожигают свою жизнь, потворствуя гормонам. Все эти байки про любовь мы считали до ужаса убогими. По старейшему из поведенческих законов, наше же сознание решило над нами подшутить. Изменить свою судьбу невозможно, а вот испортить то, что есть, – это пожалуйста.

– …Я не злюсь. Вы просто очень сильно хотите жить, это понятно, – сказала я. Дико раздражали липкая одежда и апрельский ветер с океана.

– Раньше я слишком сильно хотел жить. А теперь я слишком сильно хочу, чтобы жила ты. Слишком, – ответил он.

Гасион взял меня за плечо и осторожно развернул к себе. Ничего не спрашивая, он снял с меня рубашку. После чего снял с себя свитер и натянул его на меня. Судя по всему, мой голос выдал озноб и усталость. Я даже не в состоянии была замечать собственные интонации.

– Это только из моих личных интересов, – улыбнулся он, – смотри.

Он рукой показал куда-то в сторону работавших на плантации людей. Они, казалось, приблизились к нам на целую сотню метров.

Ничего никогда не слышала о жизни в сельскохозяйственном секторе. Наверное, можно было бы предположить, что на пятом уровне там занимаются возделыванием земли примитивными способами. Просто это никогда не интересовало, поэтому сейчас все эти люди выглядели очень странно. Серые пятна полотняной одежды то и дело перемещались в пространстве. Они сеют или пропалывают? Или вообще урожай собирают? Я недоуменно взглянула на завороженное лицо Гасиона. Сейчас он выглядел впечатляюще. Накаченное тело, безупречно красивое лицо и светящиеся глаза. Мокрая курица в грязном свитере – это я. По плантации ходили охранники. Всего девять человек. Они должны были следить за качеством работы и поторапливать лентяев. Некоторые из них проявляли изрядную инициативу. Один то и дело пинал кого-то из работников в спину, другой хватал за волосы и тыкал несчастных лицом в землю. А вечером они будут пить в одном и том же баре. Странно это.

– Почему все это автоматизировать нельзя было? – поежилась я.

– Чем, по-твоему, будут тогда здесь заниматься? – спросил Гасион, продолжая завороженно смотреть на работающих людей.

Один из охранников слишком часто проходил мимо людей второго ряда, он всегда останавливался возле странной девушки, отрешенно копошащейся в земле. Никак не могла понять, что с ней не так. Тут девушка в очередной раз упала. Она явно не отличалась ловкостью и грациозностью. Почему-то на сей раз она не спешила вставать. Я вскочила и пошла навстречу работникам, чтобы посмотреть, что там случилось. Охранник, любитель проходить мимо, заметил это и побежал навстречу, остервенело жестикулируя. Пришлось поднять руки вверх, мол, раз все в порядке, вмешиваться не буду. Охранник выдохнул и поспешил к упавшей девушке. Он долго склонялся над ней, то ли бил ее, то ли тормошил. Издалека понять было сложно.

– Она больше не придет в себя, – сообщил Гасион, отворачиваясь к океану. – Вирус. Я ее сидя в камере заметил. Она уже ослепла, а этот парень даже тогда не выдал ее. Хотел, видимо, чтобы умерла достойно, а не гнила…

– Хватит. Пойдем отсюда, – прервала я его. Гасион послушно поднялся, после чего протянул руку. Я неосторожно оперлась на него, и тот скривился от боли.

– Нога… – выдохнул он.

Побитые и уставшие, мы, наверное, напоминали бездомных собак, которые ждут того, что их накормят. Такие убегают, когда видят протянутую руку, так как понимают: вероятность того, что их ударят, гораздо выше надежды на бесплатный ужин.

Люди пятого уровня считали военных кем-то вроде небожителей и решили окружить ребят всем доступным им комфортом, чтобы только подольше продержать их здесь. На пятом уровне роскошью считался двухэтажный барак, в котором нам выделили две больших комнаты. Гасион предупредил, что удивляться этому нельзя, так как военные живут все вместе. Когда мы оказались возле свободной кровати, Гасион подтолкнул меня к ней. Я успела ухватиться за его ремень, и он повалился на меня. Его ноге такой акробатический этюд не понравился, поэтому Гасион вскрикнул и стал сыпать тихими проклятьями. Так бы продолжалось еще долго, если бы Андрас не пообещал ему сломать для комплекта и вторую.

Постепенно сознание начало отступать. Все мысли сначала ускорили свой ход, заманчиво мелькая своими хвостиками. Отдельные слова, лица, образы появлялись и исчезали. Наконец, я все-таки уснула. Последней мыслью было опасение по поводу слишком узкой для двоих кровати.

Глава 33

Я проснулась, когда с улицы послышался голос того мальчика, который проводил нас с Канзой и Анни к бараку. Он бесконечно что-то тараторил и напоминал какое-то весело жужжащее насекомое.

– …Для нас такая честь, такая честь… Весь ваш отряд уже разместили. Прямо сейчас побегу попрошу для вас кровати. В доме найдется еще пара комнат. Вам так удобнее…

– Наш отряд? – послышался чей-то низкий голос. Я в панике обернулась и увидела сосредоточенно прислушивающегося Гасиона. В следующую секунду проснулись уже все остальные. Алиса тут же запричитала, но ее кто-то остановил.

– К окнам, – прошипела я, кидаясь к одному из них. Все начали распахивать окна и по очереди выскакивать наружу. Перед тем как вылезти на улицу, Андрас одобрительно хлопнул меня по плечу. Стало неприятно. Кроцелл сначала помог вылезти Алисе, затем легко перепрыгнул через парапет и протянул мне руку. Тут прыгать сантиметров сорок, даже мне для этого не нужна была помощь. А вот Гасион непростительную минуту перелезал через бортик. Кроцелл к тому моменту уже скрылся из вида.

– Теперь я тебя больше не оставлю. С учетом того, что передвигаюсь со скоростью улитки, не могу сказать, что тебе повезло, – прошептал Гасион. Мы отползли на пару метров от окна к каким-то бакам. Я заметила движение в окне и с силой притянула голову Гасиона к земле.

– Куда все побежали? – прошептала я, когда тень исчезла из вида.

– К монорельсу. Каждую ночь отсюда отправляют поезд с товарами для секторов. Если успеем, у нас есть шанс скрыться. В бараке началось какое-то движение, но мы уже успели отползти на достаточное расстояние. Нас укрывала практически беспросветная ночь. Я даже лица Гасиона не видела, так что издалека нас не заметить. Гасион ковылял, как беременная трехсотлетняя черепаха из проекции Канзы. Я несколько раз подавляла в себе малодушное желание оставить его и побежать.

Вдалеке показалась площадь. На ней сейчас было не меньше народа, чем днем. Кто-то что-то кричал, махал руками, бежал с коробками. Голоса здесь у всех какие-то чересчур резкие и неприятные. На деревянной платформе перед оскорбительно современным для здешних мест поездом стоял сосредоточенно всматривающийся вдаль Кроцелл. Рядом стояла Алиса и что-то говорила. Размахиваний руками Кроцелл не заметил, тогда пришлось крикнуть. Он услышал и стал озираться по сторонам. Заметив нас, он что-то сказал Алисе и спрыгнул с платформы на ступеньки. Как мощный Кроцелл умудряется быть таким ловким, для меня это всегда оставалось загадкой.

– Так, если мы тебя здесь оставим, нам там головы пооткусывают, – пропыхтел Кроцелл, закидывая руку Гасиона через плечо. Второй рукой Бал опирался на меня. Дело задвигалось быстрее. Лестница нас немного затормозила, но все-таки удалось доползти к платформе до звука тревожной сирены. Отвратительный низкочастотный вой заполонил собой все. У меня даже в глазах от него двоиться стало.

– Нужно продержаться еще минуту, – сообщил Кроцелл, бросая на Гасиона в салон монорельса. В дверь начали ломиться. Полностью герметичный поезд изнутри не имел окон. Мне удалось заметить две двери: одна для грузов, сделанная по принципу багажников в автомобилях. Она была закрыта. Вторая дверь предназначалась для людей, и вот в нее пытались вломиться. Двое наших пытались ее удержать, но через мгновение их отбросило назад. Кроцелл вытолкнул на платформу двоих, а третий все-таки ворвался в поезд. На что он рассчитывал? Внутри два десятка озлобленных и потерявших надежду людей, они же его растерзают. Только я об этом подумала, как Андрас выкинул за шкирку несчастного. Последнее, что удалось заметить: парень из военного сектора с грохотом падает назад на платформу.

Монорельс с шумом тронулся с места. Все, кто стоял, моментально попадали. Поезд за считанные доли секунды набирал бешеную скорость.

– Он может разгоняться до четырехсот километров в час, – гордо сообщила Анни. Ее глаза буквально горели от возбуждения. Она обожала технику.

Беспилотный поезд, двигающийся без помощи колес, исключительно на силе магнитного притяжения. Даже для нас с Анни, детей производственного сектора, он казался чем-то ирреальным и прекрасным. Надо же. Такой поезд должен был ежедневно останавливаться в моем секторе и на моем уровне.

Нас окружали какие-то коробки, но места в поезде оказалось все-таки достаточно, для… Я снова и снова пересчитывала всех собравшихся в надежде на то, что просто на время забыла арифметику. На самом же деле я забыла людей.

– Где Ами, Пеймон, Марбас…

– …Велефор и Ориас, – закончил за меня Андрас. – Они остались. Ами ослепла и перешла в последнюю стадию. Остальные были на грани. Помнится, кто-то говорил, что ему плевать, кто выживет, а кто нет, – хмыкнул он.

– Никто не выживет, – пробормотал Канза, смотря куда-то в стену.

В памяти всплыло лицо Ами, когда мы ехали к границе. Она тогда поблагодарила меня за то, что я фактически ее убила. По первому закону Крэй нельзя переживать за всех. Ничего, кроме грусти, я не испытывала. Их никто не запомнит, не узнает и даже не похоронит. Вот это осознавать было невыносимо.

– Как же хочется, чтобы это был тест, – прошептала я, откидываясь к стене.

– В каком-то смысле все в жизни тест, и все всегда заканчивается поражением, – удивительно спокойно заявил Кроцелл. Они не хотели вспоминать тех, кого мы больше никогда не увидим. Они слишком хотели жить дальше.

– Сейчас все силы военных будут направлены в химический сектор. Нас там ждут с распростертыми объятиями. И здесь мы уже не выпутаемся, – хмуро сообщила я Кроцеллу, так нежно обнимающему сейчас Алису.

– Нужно найти способ отвлечь их внимание, – сказал Гасион. Он тоже сидел, прислонившись к стене. Лицо его сейчас не выражало ничего, кроме тупой сосредоточенности на боли то ли в ноге, то ли в голове. Кроцелл посмотрел на него с жалостью. Бал поморщился. Если боль еще можно было вынести, то вот жалость Кроцелла была явным перебором. Как можно осторожнее я вытянула из его рук свою ладонь и посмотрела на него в упор. Он удивленно вскинул брови. Накрыв его ладонь, я сказала:

– Боль в ноге настолько невыносима, что вокруг больше нет ничего. Никакая другая боль не способна пробиться через твою полностью искалеченную конечность, – слишком серьезно сообщила я и похлопала его по плечу. – Теперь будет передышка.

– Голова прошла, – удивленно сообщил Гасион.

– Хоть чему-то успела научиться за эти месяцы. К сожалению, военные на такое точно не купятся, – вздохнула я, снова пододвигаясь к Гасиону.

На какое-то время в поезде повисло тягостное молчание. Мы все-таки успели закрыть пассажирскую дверь монорельса. Сейчас за нею не было ничего, кроме бесконечного полотна океана. С такой высоты он казался совершенно ровным. Он столько тысячелетий наблюдает за жизнью, что ему уже неинтересно. Бесконечное и таинственное спокойствие…

– Может, попытаемся соорудить бомбу? – нас с Андрасом одновременно посетила одна и та же мысль. Учитывая мою неприязнь к этому безжалостному и холодному человеку, это не обрадовало. Анни саркастически приподняла бровь. Она почти пришла в себя после тоннеля. Во всяком случае, теперь больше не казалось, что она в любую секунду может упасть и больше не подняться.

– Не бомбу, а зажигательную смесь. Тут полно горючего, можно попытаться, – поправилась я. На сей раз, она посмотрела на меня с одобрением. Значит, это возможно.

– Форас, пойдем, ты ведь из химического сектора? – подпрыгнула Анни, намереваясь сейчас же перетормошить весь поезд в поисках горючего. Форас удивленно кивнул. О нем почему-то всегда все забывали. Сейчас он удивился, что может быть чем-то полезен. Я вспомнила, что теперь у нас остался только один человек знакомый с правилами жизни химического сектора. Пеймон остался в бараке. Судя по всему, Форас был тем единственным человеком, переживающим исчезновение Пеймона. Они даже никогда не дружили. Грустно. Канза проводил взглядом Анни и откинулся к стене. Он выглядел раздавленным.

– Они выкинули мою технику, – пояснил он, заметив мой вопросительный взгляд.

– Они нас выкинули, Канза, – хмыкнула я. Показалось, что это не самый значительный повод для грусти.

– Ну и на черта мне такая реальность… – пробормотал Канза.

Гасион притянул меня к себе и осторожно провел пальцами по моему лицу. Анни и Форас вернулись с каким-то баком и стали раздавать указания. Меня, Гасиона и Канзу они как будто не замечали, давая нам возможность хотя бы несколько минут отдохнуть. Канза бессмысленно разглядывал какую-то точку на стене, чуть повыше моего плеча. Гасион пристально всматривался в мое лицо. За те несколько мгновений, что он смотрел, раз десять подавляла в себе желание вытереть нос, почесаться или хотя бы просто поинтересоваться у Андраса, что со мной не так. Уж кто-кто, а Андрас расскажет про все недочеты. Не человек, а честная скотина.

– Морган, когда ты вдруг задумываешься, у тебя уморительный вид, – рассмеялся Гасион, поправляя мне волосы.

– Ты рожден для показухи. Ничего, что здесь полно народу, на вас смотрят? – прокричала Анни, параллельно разрывая невесть откуда взявшиеся провода. Я готова была провалиться сквозь землю. Гасион крикнул что-то не менее едкое. Вспомнились наши с ним перепалки и мои ехидные шпильки в адрес его бесконечно меняющихся девушек.

Гасион с видимым усилием поднялся на ноги. Внутри поезда практически не чувствовалось тряски, но Бал все равно еле держался на ногах. Несмотря на это, он подал мне руку, приглашая тоже подняться. Оказалось, Гасион даже и не думал меня поддерживать, он вдруг одним движением перекинул меня к другой стене, поближе к пассажирской двери.

– Только помни, что у меня нога болит так, что я сейчас выть буду, – прошептал он и открыл пассажирскую дверь.

Анни стала кричать что-то Гасиону, тот что-то отвечал, держа меня одной рукой и отпихивая к океану другой. Ему эти препирательства быстро надоели, и он толкнул меня посильнее, так что я оказалась просто висящей в воздухе. В первую секунду подумалось, что это не самая плохая смерть. Обидно только, что прикончить меня решил Гасион. В следующее мгновение стало ясно, что он не хочет меня убивать. По крайней мере, пока. Просто очередной акт показухи, специально для Анни. Ровно дышать в таком положении оказалось проблематично. Подо мной простиралось бесконечное полотно океана. Оно ревело и бушевало, как хищник, увидевший добычу. Ветер на такой скорости заглушал все остальное. Дорога едва заметно для человеческого глаза изгибалась. Вдалеке показалась черная полоска, пока еще едва отличимая от горизонта.

– Теперь ты мне должна больше доверять, – радостно сообщил Гасион, поднимая меня назад. Моих способностей явно маловато, чтобы справиться с человеком, выросшим в военном секторе, но не попытаться было бы глупо. Поэтому я стала выталкивать Гасиона в ту же дверь. Он вдруг сам свесился вниз. Поскольку это было неожиданно, если бы не вовремя подоспевшая рука Канзы, нам бы вряд ли удалось удержать Гасиона в поезде. Народ здесь уже чуть ли не дрался за возможность опробовать новый аттракцион. Анни и Форас, похоже, махнули на всех рукой. Они увлеченно готовили какой-то самовоспламеняющийся коктейль, принцип работы которого я бы все равно не поняла.

С помощью Канзы мне все-таки удалось поднять Гасиона на место. После чего нас буквально отпихнули Лерайе и Андрас. Кроцелл посмотрел было на Алису, но та тут же начала визжать, как резаная. Я решила пробраться к Анни, чтобы она объяснила, что там напридумывала. Анни сейчас была так увлечена своим делом, что выглядела почти веселой. Она без конца что-то говорила, объясняла принцип работы этих штук, которые они успели сделать. Единственное, что теперь стало понятно: мы с Гасионом должны как можно дальше и точнее кинуть эту штуку в военных. Наверное, это должно кого-то убить. В памяти услужливо застонал умирающий парень из военных, попытавшийся остановить Канзу, когда тот рвался в тоннель. Бесконечно спокойное лицо Гамори в разбитом поезде. Сколько еще таких воспоминаний у меня появится, прежде чем все закончится? Когда-нибудь ведь все обязательно закончится…

– Приближаемся, – крикнул Кроцелл, отпихивая от двери всех искателей острых ощущений. – Там все оцеплено, – чуть тише сообщил он.

Так или иначе, через несколько минут все закончится. Либо нас схватят, либо прорвемся. Через несколько минут жизнь изменится для нас всех. Поезд замедлил ход и резко повернул. Всех отбросило к другой стене. По монорельсу никто стрелять не будет, это слишком дорогое удовольствие. То есть минуты три еще точно проживу. Почему-то это испугало.

Глава 34

Поезд почти затормозил, приближаясь к платформе химического сектора. Кроцелл и Андрас пошли первыми. У нас было четыре недобомбы, сооруженные Анни и Форасом. Андрас и Кроцелл взяли себе по одной. Мы с Гасионом должны были идти в середине и тоже взяли одну. Анни, Канза и Форас должны были замыкать цепочку, поэтому тоже взяли себе зажигательную смесь. Кроцелл с Андрасом кинули свои бутылки точно в цель и пропали из вида. Все вокруг заполонил едкий дым и запах гари. Тут же защипало в глазах. Из поезда выпрыгивали люди, я не могла увидеть, кто выпрыгнул, а кто нет. Самое страшное, что я не понимала, куда они падают. Гасион дернул меня за руку и первым высунулся наружу. Поезд к тому моменту уже остановился. К нам бежали люди со всех сторон. Гасион точным броском кинул бутылку в стоящую рядом с нами машину военных. Концентрация дыма и гари троекратно усилилась. Я уже не понимала, что вокруг происходит, как вдруг Гасион вновь дернул меня, и мы стали падать на платформу. Больно ударившись о деревянный настил, я инстинктивно покатилась к спуску. Гасион успел защитить мою голову рукой, прежде чем мы вновь упали. Ступеньки закончились. Последний удар оказался самым сильным, так как вместо деревянного настила мы скатились на бетон. Перед глазами появились ноги в высоких ботинках военного сектора. Их было двое. Лица разглядеть было невозможно, они терялись в дыму. Один из них схватил Гасиона и легким движением впихнул в машину. Второй не менее грациозно поднял меня. Естественно, вырваться не удалось, но все-таки получилось достаточно ощутимо пихнуть одного из парней ногой. Двери внедорожника захлопнулись, и машина резко рванулась с места. Гасион одними губами спросил, все ли у меня в порядке, я кивнула и повернулась в сторону шофера. Волосы были пострижены слишком коротко, в поведенческом секторе так не носят.

– Вы, правда, думали, что пара дымовых шашек остановит три отряда военных? – неприятно засмеялся тот, что сидел рядом со мной. В этот момент Гасион умудрился заломить ему руку, второй рукой он попытался схватить его шею, но тот стал вырываться. Тогда я со всей силы ударила его в нос. Видимо, удар получился достаточно точным, потому что послышался хруст и парень взвыл от боли. Это все-таки дало Гасиону лишние пару секунд.

– Где остальные? – прорычал Гасион, выкручивая военному руку. Я в этот момент заметила ручку, которая открывала заднюю дверь машины. Дернула ее с такой силой, что та чуть не осталось у меня в руках. Дверь открылась. Водитель обернулся и начал что-то орать.

– Приказ был на вас двоих, – это было последним, что успел сказать тот парень, прежде чем мы выпихнули его из машины, больше напоминающей танк. Гасион моментально нашел еще одну ручку и открыл дверь водителя. Тот не успел даже слова сказать, как полетел вслед за приятелем. Я вовремя успела схватить руль и выкрутила его так, чтобы не врезаться в слишком быстро приближающееся дерево.

Гасион убрал мою руку с руля и проворно сел на водительское место. С великим трудом он все-таки развернул машину, и мы поехали обратно к платформе.

– Остановись, – крикнула я.

– Если бы я знал, как это делается, – пробормотал он, в панике нажимая на все подворачивающиеся кнопки. Наконец, машина затормозила.

На площади было так же дымно. Все вокруг гудело. Вдалеке сквозь клубы гари показалась одиноко стоящая фигура Анни. Она казалась девочкой-первоклашкой, которая потеряла своего куратора. Я побежала к ней, что есть сил. Увидев меня, она никак не отреагировала. В итоге пришлось просто потащить ее к машине. Гасион нашел еще кого-то из обитателей галереи. Вдалеке показались Кроцелл и Андрас.

– Где Канза? – осенило меня. Анни могла впасть в отчаяние, только если Канза умер. Анни начала беспомощно тыкать в сторону платформы. Я тут же побежала в указанную сторону, следом поковылял Гасион… Тело Канзы безжизненно лежало на железных лесах, державших платформу.

– Мы должны вытащить его, – твердо заявила я. Гасион хотел возразить, но я закричала: – Это я виновата. Он просто владелец бара. Это…

Что? Что «это»? Найти определение всему этому хаосу, порожденному мной, было невозможно. Канза не должен так умереть. Схватившись за какую-то балку, перелезла через парапет и взялась за железный столб, идущий сквозь все это нагромождение строительных лесов. Гасион попытался меня остановить, но не успел. Он попытался последовать за мной, но больная нога не дала этого сделать, поэтому он с каким-то диким остервенением ударил по парапету.

Показалось, что Канза дернулся. Только бы он был жив. Больно ударившись о балку, все-таки получилось доползти до Канзы. От него теперь отделяли всего две идущие наискось балки. Эти трубы здесь были расположены «елочкой», образуя своего рода желоб из балок. Оригинальная конструкция. На двух из них лежало тело Канзы. Чуть не упав в воду, доползла до бармена. Он застонал.

– Канза, лучше бы тебе подняться… Я твой последний шанс, а это значит…

– …Что у меня нет шансов, – закашлялся Канза. – С Анни все в порядке?

После того как я отрешенно кивнула, бармен потерял сознание. Позвоночник вроде бы не сломан. Сквозь рубашку сочилась кровь. Ну и как его вытащить? Беспомощно подняв глаза наверх, я увидела Кроцелла и Гасиона. Бал что-то кричал. Кроцелл взялся за балку и начал спускаться.

Я замахала руками, чтобы тот остановился. Кроцелл уже почти спустился.

– Постараюсь приподнять его, а ты вытаскивай, – крикнула я.

Мы все-таки вытащили еле живого Канзу и успели запрыгнуть в машину, когда из динамиков полились приказы кого-то из военных. В машине было невозможно вздохнуть от нагромождения тел. И все же было понятно, что в моей галерее памяти будет пополнение. В любом случае все должно когда-нибудь закончиться. Так или иначе. Скорее всего, плачевно, но этот кошмар скоро кончится.

– Пятый уровень, шестой квадрат, – прокричал Гасион, когда мы свернули на дорогу. Я посмотрела на Канзу. Он был сейчас старым и бледным.

– Где… ранение? – робко поинтересовалась я. Слово «ранение» казалось таким странным и неестественным, но ничего другого я придумать не смогла. Канза дотронулся до рубашки. Я начала расстегивать совсем не идущую Канзе рубаху грязного цвета. Возле плеча красовался след от пули. Выглядел он не так уж страшно. Андрас, стоявший над нами, согнувшись в три погибели, резко убрал мою руку от Канзы.

– Да ладно, ты издеваешься? Да меня с утра куратор ежедневно сильнее калечил, – сообщил он, разглядывая след от пули. Сомневаюсь, что куратор ежедневно стрелял в Андраса. Канза снова дотронулся до рубашки. Было ощущение, что он не говорит, чтобы не заорать. Андрас уверенно отвернул другой край рубахи, и мы охнули. Практически всю левую половину тела Канзы искорежил гигантский химический ожог, из которого устрашающе выплывала татуировка дракона.

– Стой, – приказал вдруг Гасион кому-то, кто был за рулем. Я не могла даже голову поднять, так как надо мной нависал Андрас. Гасион выпрыгнул на землю, так как я услышала стук ботинок о землю, но увидеть что-либо не могла.

Ожог Канзы выглядел ужасно. Обуглившаяся плоть чуть ли не дымилась. Ни описать, ни даже запомнить это зрелище мое сознание не решилось. Анни тихо скулила где-то в другой части машины. Я понимала ее, как никто другой. Сейчас она винила во всем себя, хотя только благодаря ей, мы здесь были пока еще живые и даже на свободе.

– Нужен нейтрализатор и раствор тиосульфата натрия, сейчас ничего не сделаешь, – сообщил Форас. По машине кто-то яростно стукнул, и все тут же замолчали. Я постаралась прислушаться к разговору.

– …Если вы пообещаете мне поблажки со стороны вашего сектора, то я бы мог… – послышался чей-то заискивающий голос. Судя по всему, собеседнику было не меньше пятидесяти.

– Если не скажешь, то прекрасно знаешь, как отреагирует наш сектор, – тихим от бешенства голосом сообщил Гасион.

– Здесь примерно километров пятнадцать нужно будет проехать. Странное такое двухэтажное здание, напоминающее лифт, а сзади такой вроде как купол, – нехотя сообщил мужчина. Гасион не удостоил несчастного словами благодарности и быстро заскочил назад в машину. Форас поинтересовался, что там случилось, и с чего Гасион решил, что тот мужчина говорит правду. Бал на это ответил, что мужчина просто решил, что мы военные в поисках беглецов. Поскольку они изводят всех мелких жуликов всех секторов, мужчина решил подольститься к ним и выдать все, что знает. Такие, как он, всегда все знают. Этой загадочной фразой Гасион подытожил свой ответ.

Шансы на победу возросли. Вернее, они просто появились. Пятнадцать километров, может и протянем.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась вдруг я у Канзы, разглядывая видимую часть татуировки.

– Тридцать три, – сквозь зубы пробормотал он. Его глаза то и дело закрывались. В таких случаях нужно говорить с человеком. Правда у нас не было лабораторных на эту тему, поэтому я понятия не имела, о чем нужно говорить. О смысле жизни? Какие он хочет похороны?

– Наверное, еще войну помнишь, – пробормотала я.

– Ага, и динозавров. Как сейчас… – все так же сквозь зубы процедил он. Андрас сначала вроде бы икнул, а потом перестал сдерживаться и начал хохотать. Через секунду смеялись все, кроме меня.

Машина неожиданно остановилась. События разворачивались так быстро, что в моей памяти они остались разрозненными картинками. Люди в синих рубашках вытаскивали всех нас по очереди. Кто-то сопротивлялся, но безрезультатно. Послышались удары. Кто-то заорал. Всюду был дым, или просто он остался у меня в глазах из-за долгого пребывания на платформе. Меня ударили по ногам и приставили что-то к затылку. Наверное, это было оружие, но я не ощутила того благоговейного страха, какой испытывала, когда везла тот пистолет.

– Военные, – крикнул кто-то. Мы так близко к Руби Корса. Это просто издевка судьбы. Умереть вот так, в минуте от выполнения долга. Кто-то держал меня за руку. Я не видела ничего перед собой. Шансов больше никаких. Нас сейчас убьют люди нашей же последней надежды. Я вдохнула и резко вывернула руку, до укола боли в плече. Послышался звук выстрела, но я оставалась жива, и боли никакой не было. Даже и не думала вырываться, нужно было, чтобы человек сзади увидел мое запястье.

– Метка. Смотри метку, – крикнула я. Голоса вокруг стали тише. Человек сзади, видимо, послушался меня, потому что в следующую секунду он громогласно проорал:

– Поведенческий сектор. Это беглецы, тащите их внутрь, там разберемся, – крикнул человек, державший меня за руку. От головы оружие не убрали, но кто-то дернул меня вверх, поднимая на ноги. Нас провели в огромный по размеру лифт, предназначенный, скорее всего, для грузов. Гасион стоял рядом, Канза то и дело пытался сползти на пол, а Анни изо всех сил старалась вернуть его в прежнее положение. Каждое ее движение воспринималось нашими провожатыми как попытка к побегу. Мы все продолжали спускаться вниз. Я пыталась разглядеть, кто еще попал в лифт, кто остался снаружи, но сознание видело только Гасиона, Анни и Канзу. Остальные были просто толпой.

Глава 35

Лифт остановился. Перед нами на секунду предстала решетка с причудливо выкованными узорами. Двери открылись с небольшой задержкой и жалобным скрипом. Меня схватили за плечо и вытолкнули наружу. Здесь были какие-то люди. Они с интересом разглядывали нас, как будто мы хомячки в зоомагазине. Тут сзади послышался скрип. Я обернулась и увидела, что здесь не один, а три лифта. Каждый из них открыл свои двери, в каждом были знакомые лица. Гасион крепко сжал мою руку. Он так боится или хочет меня успокоить?

– Все? – послышался голос со стороны глазевших на нас людей. Я прищурилась и увидела, что лифт опустил нас далеко не до самого нижнего этажа. В конце этого помещения виднелась решетка балкона с похожими на ворота лифта выкованными узорами. За решеткой виднелась лишь пустота. В центре балкона стоял человек. Поза его явно говорила о том, что он сознает себя хозяином всего здесь. Он решительно сошел с балкона и направился к нам. Его почти некрасивое лицо показалось мне знакомым. Складывалось впечатление, что природа увлеклась кубизмом, когда создавала этого человека. В его лице было столько острых углов, что он напоминал неумелый портрет человека, которого художник изуродовал, как только смог.

– Кто из вас Ника Морган? – поинтересовался он. Люди стали отходить от меня в сторону. Кроцелл, Форас, Анни, оттаскивающая Канзу… Гасион отступил только в тот момент, когда человек с балкона оказался в непосредственной близости от меня. Бал явно не хотел этого делать, но человек многозначительно указал ему направление движения.

От угарного газа резало в глазах. Как оказалось, на ногах я держалась только благодаря Гасиону. Когда он отошел, я покачнулась и чуть не упала. Бал вовремя подхватил. Корса подошел к нам и с интересом стал наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой. Вдруг он нагнулся и взял меня за запястье, на котором болтался браслет Линча.

– Вот это мне пригодится, – кивнул он и снял у меня с руки браслет. – Что вы смотрите на меня, как на врага народа? – поинтересовался мужчина. – Руби Корса, приятно познакомиться. Окажите им помощь и сделайте все анализы, – приказал Корса кому-то из своих людей.

– Мне и Алисе помощь не нужна, – сообщила я.

– Я все сказал, – не оборачиваясь, крикнул Руби. Корса кощунственно подбросил вверх драгоценный браслет, единственную вещь, напоминающую мне о Линче, от чего я сразу же возненавидела его.

Всех нас повели в клинику. Она располагалась намного ниже. Не знаю даже, на сколько этажей. Нас просто завели назад в лифты. Ехали долго. Когда двери открылись, перед нами было стерильное и слишком светлое помещение безо всяких окон. Тут было очень много людей, и все они смотрели на нас. Казалось, что никто и никогда больше со мной не заговорит. Только Гасион продолжал держать меня за руку.

– Ника! – такой знакомый голос буквально разрезал это неестественно светлое пространство. Макс выбежал из двери у противоположной стены. Он сгреб меня в охапку и прижал к себе.

– Надо было догадаться… – пробормотала я, пытаясь вывернуться из его объятий и посмотреть, что там делают с Канзой. Кроу сейчас матерился так, будто его пытают.

– Здесь Бранти, представляешь, оказывается, он был знаком с Руби. Здесь столько всего творится.

– Не поверишь, нам тоже есть что рассказать, – процедил сквозь зубы Гасион.

– Ну да… – Макс тут же отстранился, и я вздохнула с облегчением. – Астрея с вами?

– Она задохнулась, – единственное, что я могла сказать. – Как ты мог?! Как ты мог так со мной поступить, с Астреей, со всеми? Это был самый глупый план из всех возможных.

– Я должен был хотя бы попытаться помочь ей. У тебя получилось, у меня – нет. Уж кто-кто, а ты не в праве меня судить.

– Ты не Астрею пытался спасти, а код доступа к Касси получить, – хмыкнул Гасион.

Я удивленно посмотрела на Бала. Он явно скрывал от меня что-то важное. Они оба.

За эти месяцы Макс изменился. Его черты лица стали еще жестче, взгляд тяжелее. Даже руки изменились. Сейчас было сложно представить, как он этими руками со сбитыми костяшками пальцев мог работать в центре поддержки.

Тут Линча отпихнула полненькая веселая женщина в синей форме химического сектора.

– Вам нужно срочно пройти полное обследование и снять карту мозга, поэтому все трагические выяснения отношений лучше отложить на потом, – сказала она вежливым, но не терпящим препирательств тоном.

Нас тут же усадили на две соседних кровати. Макс молча устроился рядом с моей койкой и стал наблюдать за тем, как у меня берут кровь, отпечатки пальцев, плазму… На попытках взять образец спинномозговой жидкости и пункцию головного мозга я начала верещать. С какой стати нужно делать все эти анализы, если и так понятно, что я здорова?

Гасион не протестовал. Когда у него брали кровь, он неотрывно смотрел на меня. От этого взгляда становилось холодно. Потом его повели в другой кабинет. Макс продолжал молчать и после ухода Гасиона. Было видно, что он еле сдерживает торжествующую улыбку. Он не успел стереть эту победоносную мину с лица, когда снова привели Гасиона. Молчание становилось все более наэлектризованным. Полненькая медсестра по имени Минна шепотом сообщила, что ему подлечили ногу и накачали обезболивающим. Какой-то проходящий мимо мужчина поставил возле его койки костыль.

В конце концов, и меня оставили в покое. Находиться между Гасионом и Максом было не очень приятно, и я побрела в сторону койки Канзы. Возле него стояли уже отмучившиеся Кроцелл и Анни.

Канза при виде меня слабо улыбнулся. Врач сообщил, что все необходимое они сделали. Шрамы от ожога останутся некрасивыми, но жить будет. Кроу сетовал, что теперь его дракон больше напоминает курицу, но хорошо хоть индеец цел. Он то и дело смотрел на слишком сосредоточенную Анни, ютившуюся в углу этой комнаты приемного покоя. К Кроцеллу подскочила Алиса и начала жаловаться на надоедливых врачей, которые к ней пристают.

Мне здесь было не место. Я посмотрела в угол, где сидели Макс и Гасион. Кажется, они даже не пошевелились за все это время ни разу. Очень хотелось просто исчезнуть. Здесь было слишком много людей, техники, кроватей. Как все это можно было организовать? Касси посчитала возможным допустить создание такого центра? Если так, что было нужно от нас военным, зачем нужно было объявлять поиск беглецов по всей стране? «Приказ был на вас двоих», – раздался в голове голос того охранника. Чем мы с Гасионом отличились перед первым уровнем?

Пока в голове вспыхивали все эти мысли, я успела дойти до своей койки. Откинувшись на подушки, стала просто ждать, даже не особенно понимая чего. Нужно было не заснуть под мерный гул работы клиники. Гасион и Макс продолжали молчать, правда, теперь они иногда шевелились. Гасион некоторое время рассматривал свой костыль. Макс копался в сумке. Гасион поправил мне волосы. Макс зачем-то вскочил. У них что, было негласное соглашение не дотрагиваться до меня? Вроде как тест с собачкой, которой предлагают выбрать хозяина. Гасион вдруг взял и не по правилам достал секретный сахарок, чтобы собачка уж точно пошла именно к нему. Я вдруг улыбнулась. Наверное, это даже лестно – быть нужной сразу двоим. Впрочем, кому я вру. Согласно первому закону Крэй, всегда есть только один.

Отчаянно хотелось спать. Казалось, что, когда я проснусь, все изменится. Мозг самостоятельно найдет единственно верное решение, ну а кого я выберу… Я это и так знаю, просто не хочу пока признаваться в этом. Из-за усталости и целого водоворота событий последних дней все эмоции притупились.

– Пойдем, я вас в столовую провожу, – сказал, наконец, Линч.

Я выжидательно посмотрела на Гасиона. Тот кивнул и стал подниматься с кровати. Костыль он проигнорировал.

– Я сказал «пойдем», а не поползем, – хмыкнул Линч, протягивая Гасиону костыль.

Эта перепалка продолжалась вплоть до столовой. Столовая оказалась рядом с тем залом, где нас собирал Корса. Она представляла собой самое обычное в мире помещение. Своей обшарпанностью она напоминала о том, что мы на пятом уровне. А вот еда здесь была невероятная. Такого в жизни не видела. И это пятый уровень? Да у нас на втором даже трети этого всего не было.

– Во имя Всеобщего Счастья… – пробормотала я. – Что это? – вторая часть была обращена к официантке на раздаче. Девушка озадаченно на меня посмотрела, а потом ответила:

– Форель с запеченными томатами.

– А вы не могли бы повторить? – простонала я.

Девушка безропотно повторила название блюда. Когда я захотела еще раз услышать его, Линч схватил тарелку, а затем еще взял нам по куску торта.

– Ника, ты ведь не продаешься за еду? – поинтересовался Гасион.

– Нет, конечно, – соврала я.

Линч засмеялся. Не знаю, стоило ли оно того, но сейчас я чувствовала себя почти счастливой. Макс Линч жив. Гасион жив. Я тоже. Все хорошо. И даже кормят вкусно. Последний аргумент был, кстати, немаловажным.

Пока мы шли, я успела лишь отчасти разглядеть этот центр. Ни много ни мало целый подземный город. Этажей десять вниз – не меньше. Повсюду здесь кипела жизнь. Казалось, что здесь даже больше людей, чем в «Силенциуме». Долго не могла понять, что мне в этих людях кажется странным, пока не заметила: ни у кого из них на руках не было браслетов. Большинство было одето в синюю форму химического сектора. Все уровни вместе. Умные и глупые люди неплохо вместе уживались. Нам всегда рассказывали, что такое смешение приводит к социальной и демографической катастрофе. Наконец, женщина остановилась перед одной из дверей.

– А что с остальными? – поинтересовалась я у Линча, не особенно понимая, почему мы заслужили честь первыми выбирать себе кровати.

– Приведу их позже, – пожал плечами Линч, пристально разглядывая Бала. Гасион скривился.

– Я должен забрать у тебя браслет, – сказала он Гасиону.

– Он же не работает.

– Приказы Корса не обсуждаются, – отчеканил он.

Гасион пожал плечами и протянул руку. Ладонь его предательски дернулась. Он выглядел так, что, казалось, в любую секунду он может упасть замертво.

Линч показал нам общую спальню и куда-то исчез. Спустя минуту, ко входу подошел охранник и встал на пост. Видимо, мы особо ценные члены общества. Жилая часть представляла собой ряд общих спален на двадцать-тридцать человек. Как только мы остались одни, Гасион упал на кровать, расположенную в углу комнаты. Он с трудом дышал, уставившись в потолок. Я почувствовала себя неловко. Что мне сейчас нужно делать?

Тут в комнату поскреблись. Затем в проеме показалась знакомая физиономия.

– Бранти! – воскликнула я даже слишком радостно.

– Ника! – старый приятель тут же кинулся обниматься. Отвыкла от этого в поведенческом секторе, где все такие умные, что прямо тошнит от интеллекта.

Оказалось, что Бранти удалось сбежать. Каким-то чудом он добрался до центра Корса. Как именно у него это удалось, он наотрез отказывался говорить, потому что «это страшная тайна, о которой никому нельзя рассказывать». Мы проговорили, наверное, час. В комнату то и дело приводили кого-то еще. Все выглядели уставшими, измученными, но счастливыми. Канзу оставили в клинике, вместе с ним осталась и Анни. Остальные падали на свои кровати и начинали обсуждать все произошедшее. Бранти вскоре попрощался, и мы с Гасионом остались в какой-то резервации из кроватей. На нас все косо поглядывали. Никто не заговаривал. Ни одну кровать из тех, что оказались рядом, никто не занял. Я с опаской посмотрела на Бала. Тот протянул мне руку. Чуть помедлив, я все-таки протянула ему ладонь. От этого тупого взгляда в потолок становилось холодно и страшно.

Глава 36

За последние две недели ни разу не спала больше трех часов. Ночи в промозглом тоннеле вряд ли можно назвать хорошим отдыхом. Я давно уже перестала понимать, что вокруг происходит. Просто делаю то, что кажется правильным. Шаг за шагом.

Проснулась от того, что почувствовала резкий электрический свет. Сон уступил место едкой искусственной темноте закрытых глаз. Открывать их не хотелось. Я была уверена, что за эти часы все поменялось и, скорее всего, не в лучшую сторону.

– Корса приказал вам явиться в зал на дне, – громко объявил вошедший охранник, всю ночь простоявший на входе.

– Всем? – простонал Кроцелл, накрывая лицо подушкой.

– Приказ только на Бала и Морган, – пояснил охранник, озадаченно почесывая затылок. Он явно сожалел, что перебудил всех в комнате.

В спальне послышались первое нецензурное бормотание. Затем кто-то начал вставать, потягиваться, переругиваться… Я с опаской посмотрела на Гасиона. Тот, молча, встал и, пошатываясь, прислонился к стене.

– Ника, лови, – со смехом сказал вдруг Гасион, кидая мне яблоко. Я автоматически поймала.

– Спасибо! – искренне восхитилась я.

До «зала на дне» пришлось тащиться очень долго. Какие-то переходы, коридоры, тренировочные центры, склады с оружием – чего здесь только не было.

Корса обнаружился в зале, который, видимо, служил, гигантской диспетчерской. За его спиной виднелись не меньше тридцати различных экранов. В отличие от всех в центре, он был одет в форму поведенческого сектора. В руках у него была бутылка с какой-то то ли белесой, то ли серебристой жидкостью. Интересно, что за напитки в химическом секторе? У военных агрессивная водичка, в поведенческом – энергетический кофе, в сельскохозяйственном секторе – добродушный сок. От него никуда не хочется идти и ничего не хочется делать.

При виде нас Корса отпил из бутылки. Его лицо, состоящее, кажется, из одних только острых углов, окрасилось лепестками серебристого дыма. Мы все неловко топтались на входе.

– Не опоздал? – спросил Линч и приветственно хлопнул меня по плечу. Вид у него был чересчур радостный.

– Все любимые игрушки Пирра и Агареса у меня, – сказал Корса, не обратив никакого внимания на реплику Линча. – У нас мало времени. В мою песочницу явно скоро пожалуют.

Перед ним появились какие-то проекции, которые Корса начал крутить и переставлять, умудряясь одновременно то и дело отпивать от бутылки с серебристой жидкостью.

– Литум, – зачем-то пояснил Линч. Он подошел к нам с Гасионом и стал восторженно наблюдать за Руби Корса.

– …Если кто-то полагает, что здесь нашли противоядие, его интеллект на тесте явно был переоценен, – я с тревогой оглянулась на Гасиона, тот внимал Руби Корса. С каждым глотком литума лицо Корса окрашивал серебристый дым, отчего он начинал казаться каким-то инфернальным существом.

Речь его была короткой и, если честно, малопонятной. Шестнадцать лет назад появились двое, чье будущее нельзя было ни просчитать, ни скорректировать. Известно было только одно: один из них развяжет войну, другой научится изменять будущее. Вопрос оставался лишь в том, на чьей стороне будет тот, кто станет точкой восхода Нового времени. Агарес и Пирр решили, что будет правильным посмотреть, куда они в итоге прибегут.

– …Агарес одержим идеей научиться изменять будущее, не корректировать, а изменять. Ради этого он не остановится ни перед чем и ни перед кем. Он доведет вас до отчаяния, а Пирр утилизирует, верно, Гасион? – поинтересовался вдруг Корса, подойдя к нему вплотную.

– Верно, – ответил Гасион. Вид у него был такой, будто он прямо сейчас расстреляет Корса.

– Если честно, я тебя чисто для очистки совести хотел спросить. Морган в курсе, что ты должен ее убить? – самым доброжелательным тоном, на который только был способен, поинтересовался Корса.

– Что? – мы с Линчем спросили одновременно.

– А что Пирр приказал тебе собрать все данные здесь, знает? – продолжал Корса.

– Только так я мог тебя защитить, – процедил Гасион.

– Ну да, убить от греха подальше, верный подход, – хмыкнул Корса.

– Я не стану ее убивать! – сказал Гасион так, будто вновь оказался в лаборатории «Силенциума».

– Конечно, не станешь, – кивнул Корса.

Гасион стоял как истукан. Он как будто окаменел от ярости. Сейчас он выглядел тем прежним Балом, каким он был в нашу первую встречу. «Штатным убийцей», как прозвал его Линч.

– Я. Тебе. Не. Нужен, – по слогам произнес он, глядя мне в глаза.

Он развернулся и пошел прочь. Корса вновь отпил из своей фляжки.

– Агарес, конечно, герой. Как заставить шестнадцатилетнюю девочку нарушить все законы государства? Подсунуть ей самого красивого мальчика, – хмыкнул он.

– Послушайте, вам что здесь, так скучно? – не выдержала я. – Зачем все это?

– Вы с Линчем мне нужны, – пояснил Корса. – А Гасион Бал – нет.

– То есть вы хотите войны? – поразилась я, более или менее переварив информацию.

– Я не хочу, чтобы людей делили по интеллекту. Считаю, что если человек, простите, высокоинтеллектуальное дерьмо, то ключевой характеристикой здесь является слово «дерьмо» и плевать я хотел на то, каким интеллектом оно обладает, – ответил Корса.

– Ну как же… идеальная траектория будущего. Если человек будет счастлив на пятом уровне…

– Во-первых, Морган, больше нет идеальной траектории, равно как и будущего. Во-вторых, слабо верится в то, что на пятом уровне кто-то счастлив.

– Что вам от нас нужно?! Почему…

– Гасион взял себе разрешение на убийство тебя, а затем согласился сдать Пирру все сведения о моем центре, – скучающим тоном ответил Корса. – Зачем? Ну, здесь возможны варианты. Не хотел тебя убивать, не хотел, чтобы его утилизировали. Не знаю. В моем распоряжении только его карта мозга. Если хочешь, можешь ее изучить. Благодаря тебе и Линчу у нас теперь есть такая возможность, – заметив мой непонимающий взгляд, он пояснил: – Браслет Линча. Он тогда все-таки успел собрать все нужные данные, ну а починить его нам труда не составило.

– Вы хотите отключить Касси? – догадалась я.

– Как вылечить людей от вируса, лишающего их будущего, Ника? – не выдержал Линч. Он явно не раз уже слушал эти сентенции Корса.

– Отключить программу или… научиться изменять будущее, – ответила я.

– Вот для этого вы и нужны. В целом мне плевать, какой из вариантов вы выберете, – удовлетворенно кивнул Корса.

– Хочешь спасти Гасиона? Отключи Касси, – сказал Линч.

Я сделала шаг назад. Затем еще один. И вот я уже бежала по центру Корса. Встреченные мной люди косились на меня, как на ненормальную. Наконец я добралась до лифта на самом верхнем этаже центра. Стала в отчаянии жать кнопки. Кабины оказались заблокированы. Они не желали ехать вверх, на улицу, только вниз. Ударив по кнопкам в последний раз, я побрела к балкону, на котором мы впервые увидели Корса. Три кабины, закованные в решетки из витиеватых узоров, напоминали клетки для птиц. Они выглядели вековечными древностями на фоне сверхсовременного центра Корса. Гасион должен был меня убить, но ведь не убил. Наоборот, всеми силами пытался спасти. Помочь. Почему? «Только так я мог тебя защитить», – звучали в голове его слова. Как это вяжется с его обещанием сдать всех нас Пирру? Почему Корса в таком случае разрешил ему шарашиться по центру? Люди проходили мимо. Скорее всего, они оборачивались и с интересом разглядывали ненормальную, сидящую на полу перед тремя кабинами лифта. Не знаю. Я на них никакого внимания не обращала. Тут перед глазами появилось два черных высоких ботинка поведенческого сектора. Я подняла голову. Руби Корса в серебристом сиянии литума. До чего же он уродлив. Похож на коршуна.

– Выпустите меня отсюда, – отвратительно жалостливым тоном попросила я.

– Да без проблем, – пожал плечами Корса и махнул мне рукой, приглашая в одну из кабин лифта.

Не веря своему счастью, я последовала за ним. Вопреки ожиданиям кабина поехала не вверх, а вниз. Он же обещал выпустить меня. Чертова последняя надежда умирающих.

– У вас есть Z-136? – спросила вдруг я.

Корса насмешливо посмотрел на меня и протянул свою флягу с серебристой жидкостью.

– Это лучше. Вообще все живое убивает, – вполне дружелюбно сказал он.

От литума я отказалась. Пахла эта жидкость просто отвратительно. Лифт опустился до предела и открыл свои двери. Перед глазами появился гигантский, заросший плющом тоннель. Тут же нахлынули воспоминания о тех днях полной безысходности в тоннеле с Канзой и Анни. Корса вышел и стал с интересом наблюдать, как я топчусь на пороге кабины лифта. Вдохнув поглубже, я все-таки сделала первый шаг.

Минут сорок мы брели в абсолютной тишине. С одной стороны, хотелось задать ему тысячу вопросов, с другой – убить, с третьей – убежать отсюда куда-нибудь подальше. Тоннель извивался. Для чего он служил, было непонятно. Бетонные сводчатые стены были увиты плющом и какой-то другой растительностью.

Вдалеке показалась гигантская ангарная дверь. На этом тоннель заканчивался. Руби нажал что-то на стене, и двери тоннеля поднялись. Дух захватило от увиденного. Побежала что было сил. Руби остался стоять на выходе из тоннеля.

– Морган, ты налево не страдай, ты направо страдай, налево увидеть могут, – со смехом прокричал Корса. Я обернулась. Корса оставил карточку входа на камне и повернул назад.

Сейчас я видела только гигантские горы, обрамляющие океан. Здесь не было ни души. Абсолютно заброшенное и пустынное место. Сбоку от выхода я заметила считывающее устройство. Если меня кто-то заметит, нужно будет приложить сюда карточку, и двери должны закрыться. Проверять не стала. Уходить далеко тоже не решилась. Просто сидела на каком-то камне и разглядывала совершенно невероятные пейзажи. Горы здесь были лишены всякой растительности. Зелень росла только в расщелинах и возле океана. Вдалеке виднелась самая высокая гора. Из ее сердца валил черный дым. Вулкан я видела только однажды в баре у Канзы и, если честно, посчитала, что это продукт воображения гениального бармена. Если бы я учила историю Нового общества, то, наверное, бы помнила что-то про вулканы, но я благополучно спала на всех занятиях. Лень и тупость – главные мои движущие силы.

Здесь не было ни одного живого человека, поэтому одиночество чувствовалось особенно остро. Какое-то вечное человеческое одиночество. Долго не могла найти нужного слова, описывающего мои чувства, пока оно само вдруг не всплыло в памяти. Свобода. Это была абсолютная и прекрасная свобода. То, чего больше всего боялся первый уровень. Люди счастливы, когда приносят пользу обществу, в котором живут. Люди счастливы, когда трудятся во благо Всеобщего Счастья. Шестнадцать часов в день для работы, два часа на естественные нужды и шесть часов на сон. Всегда в своей ячейке и на своем месте. Это хорошо. Это Всеобщее Счастье. Здесь, рядом с безбрежным океаном, вулканами и горами не было счастья – была только свобода.

Я так и не осмелилась отойти от входа в тоннель. Сидела несколько часов, смотря на горы и океан, но так никуда и не пошла. Футболка слабо защищала от промозглого ветра, но я не замерзала. Просто не хотела. Там, в центре Корса, были Макс, Гасион, Андрас, Кроцелл, Анни… Может, стоит просто уйти? Не прямо сейчас, а, скажем, завтра. Найти себе вещи потеплее и отправиться к вулкану. Сейчас уже не очень холодно. Несколько дней удастся оставаться незамеченной, пока меня не обнаружит военный сектор. Потом будет Тортур и смерть. Так или иначе, они все равно меня ждут в ближайшее время, но перед этим будет свобода.

– Привет, – послышался тихий голос со стороны тоннеля. Я обернулась. Передо мной стоял Бранти. – Тебе ничего не нужно?

– Нет, ничего. Корса меня зовет? – поинтересовалась я.

– Нет. Он всем приказал «оставить тебя в покое», – Бранти смешно спародировал повелительную интонацию Руби. – Просто я подумал, что здесь холодно и мокро и места очень много. Тебе обязательно понадобится что-то теплое, а идти назад долго… – Бранти говорил и говорил, прямо как тот мальчик из сельскохозяйственного сектора. Я осторожно взяла из рук Бранти ярко-синий свитер крупной вязки.

Бранти говорил о том, что Руби «старается всем помогать, хотя он злой и все время орет». Смелости, чтобы заткнуть Бранти, не хватило, поэтому, когда слушать этот бесконечный набор слов стало невыносимо, я просто предложила пойти назад.

Когда лифт поднялся на верхний уровень, я поняла, что не знаю, куда идти. Это показалось мне ужасно неестественным. Бранти все говорил и говорил. Я подошла к балкону и стала наблюдать за жизнью странного места, не имеющего названий и места в системе. Работы мне не придумали пока, спать не хочется. В государственной системе такое не предусмотрено. Либо работать, либо спать. В лицее мы с Максом в такие моменты убегали исследовать заброшенные дома. От мысли о Максе я поморщилась. Не знаю почему.

Это был настоящий город. Множество этажей, мостов, переходов… Здесь было не менее трехсот человек. Без браслетов и без будущего. Далеко не все больны этим вирусом. Из-за большого количества зараженных центр остается вне поля действия Касси, но глупо полагать, что так будет продолжаться долго. Рано или поздно Пирр и Агарес найдут его. Поможет им в этом Гасион или нет. Долго вся эта идиллия не продлится. Что тогда будет?

Вдалеке я увидела Канзу, который тащил что-то очень большое. Я побежала к нему, даже не удосужившись обернуться к Бранти и попытаться остановить его жужжание. При виде меня Канза остановился. Он явно не знал, как должен себя вести.

– Привет, рад, что ты проснулась, – настороженно сказал он.

– Рада, что ты поправляешься, – в тон ему проговорила я. В руках у него было квадратное зеркало. Выглядел он почти здоровым. Рубашка скрывала изуродованного дракона. – Зачем тебе эта штука? – поинтересовалась я, указывая на зеркало.

– Сейчас покажу, – просиял Канза. Он бросил зеркало в том же месте, где стоял, и потащил меня вниз по лестнице. – Я попросил нам с Анни комнату, но там была эта дрянь. Ты же понимаешь, нам зеркало не нужно. Анни – особенно. Она очень переживает из-за своего шрама, – почему-то радостно сообщил Канза. В их каморке было все так же, как у меня в «Силенциуме», только в душевой имелись небольшие изменения. Вместо зеркала там сияла надпись, сделанная какими-то люминесцентными красками: «Ты самая красивая», – было выведено каллиграфическим почерком.

– По-моему, мило. Я попытался найти запрограммированное зеркало, но здесь таких штук нет. У нас тоже не было, но я сам их делал для бара. Девочкам нравится. Действительность всегда лучше немного приукрашивать. Но здесь мне и сделать такое не дали, да и аппаратуры больше нет… – сообщил Канза.

– Это самая классная иллюзия из всех, что ты придумывал, – улыбнулась я. И поспешила убраться к себе. Эта щенячья эйфория просто отвратительна. Как можно быть такими счастливыми? Смотреть противно.

– Ника, постой! – раздался голос Линча. Я обернулась. Макс бежал ко мне с нижнего этажа. – Ну, хотя бы не убегаешь, уже прогресс, – запыхавшись, сказал он.

– Мне казалось, это ты меня ненавидишь, – фыркнула я.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – пробормотал Линч. – Не стоит вообще-то так глаза народу мозолить…

– Почему? – не поняла я.

– Да это Канза с Анни, чертовы гении. Твоему бармену не успели снять браслет, ну он и подключился к новостному каналу… Короче говоря, Пирр объявил, что за выдачу тебя, меня и Гасиона он оставит беглецов в покое.

– И все захотели нас выдать? – как можно спокойнее поинтересовалась я.

– Ну да. Дух товарищества, это, конечно, прекрасно, но жить всем хочется больше.

– Гасиона-то за что?

– Из-за тебя. Астрея уже вне зоны досягаемости, – глухо отозвался Линч.

– Как вообще можно было подумать, что мы что-то способны насчитать, отключить Касси… Это же верх глупости?

– Не знаю, Ника. Расскажи мне кто-нибудь, что я стану первым человеком, сбежавшим из Тортура, я бы рассмеялся. Расскажи, что ты станешь звездой новостей, а затем приведешь сюда десяток зараженных, нарушив все законы, какие только можно, я бы хохотал еще громче. Мы что, изменились? Какие-то особенные? Да нет, просто так вышло. Ну и здесь… Просто так должно выйти, вот и все.

Мы проговорили, наверное, час. На нас действительно все косились. Некоторые и вовсе показывали пальцами и начинали что-то обсуждать. Впрочем, ни я, ни Линч ни для кого здесь рекомендованными контактами не были, так что другой реакции, наверное, ожидать было бы глупо. Хотя и хотелось. Линч рассказал о том, что Корса всех обязывает пройти военную подготовку, а также занимает чем-нибудь полезным в центре. Мы с ним второй части благополучно избежали. Вместо работы нам надлежало явиться сегодня к Корса. Для чего Линч не сообщил. О том, куда исчез Гасион, Линч тоже так ничего и не сказал. Ну и не очень-то и хотелось. Я запуталась. Однажды Бал спросил меня: «Кто ты такая, Ника Морган?». Вот и я сейчас хотела спросить: «Кто ты такой, Гасион Бал?». Ты застрелил человека, защищая меня, а потом перестал меня замечать, помог организовать побег, но, как оказалось, только ради того, чтобы сдать всех Пирру. Он все твердил, что мне не нужен. Ну, так и я ему больше не была нужна.

Мы прошли по нескольким коридорам, мостам и перемычкам. В итоге оказались на самом нижнем этаже. Уровнем ниже был только тоннель, ведущий к побережью океана. Корса ждал нас все в том же гигантском зале с десятками мониторов и проекций.

Каким-то неуловимым движением он запустил в работу все эти проекции и экраны. На одних значились поведенческие формулы, на других обрывки лабиринтов чужого будущего.

– Для того чтобы отключить Касси, нужно написать подходящий код.

– Для этого нужно пройти сотню лабиринтов, – хмыкнула я. Экраны мигали и гасли. Они буквально парализовали количеством информации, которая в них содержалась.

– Вот для этого вы мне и нужны, – заявил Корса, – кроме вас, их никто незамеченным не пройдет. У вас достаточное количество баллов, вас не видит программа…

– У Гасиона столько же баллов, сколько и у меня, – сказал вдруг Линч.

– Когда захочу повеселиться, приглашу его и устрою петушиные бои, – ответил Руби. – Пока пусть себе стреляет в тире. Говорят, он уже по мишеням попадать стал.

– В смысле в цель бить?

– Я правильно выразился.

– Он же хорошо стреляет, – вставила я.

– Все. Гасион Бал – закрытая на сегодня тема, – сообщил Руби своим привычным тоном хозяина жизни.

По мне так Корса явно переоценивал наши с Линчем таланты. Лично я не могла понять и половины мигающих повсюду формул, и уж тем более я не понимала, как их увязать воедино, и что в итоге из всего этого должно получиться.

Как ни странно, вскоре мы действительно начали считать. По факту это напоминало пазл. Нужно было по кусочкам воссоздать будущее вплоть до предполагаемого дня отключения программы. Нужна была не сотня лабиринтов, а гораздо больше. Проблема состояла еще и в том, что большая часть информации была заблокирована. Все подсчеты напоминали пирамиду, в которой то тут, то там не доставало кирпичей. Казалось, еще один – и все развалится в пух и прах, но она держалась. Лабиринты будущего, в которых ничего нельзя было менять, мы проходили легко. Поначалу. Каждый следующий давался все труднее. Когда после очередного лабиринта Линч просто свалился без сознания, а у меня стал дергаться глаз, Руби наконец сжалился над нами:

– Хватит на сегодня. Завтра с утра, Морган, Андрас ждет тебя в зале.

– Зачем? – не поняла я.

– Военная подготовка, – пояснил Корса.

– Что?

– Андрас вызвался заняться военной подготовкой новоприбывших, а ты как раз новоприбывшая, – сообщил Корса.

– Вы меня убить хотите? – простонала я.

– Вопрос риторический, – хмыкнул Руби. Интересно, что он имел в виду? Подозреваю, нечто нехорошее. Мы с Линчем в абсолютном молчании добрались до нужного этажа. Я думала о Гасионе. Он, наверное, об Астрее. Во всяком случае, мне от его молчания делалось неуютно, поэтому уверена, что он думал о ней.

– Послушай, я ничего не могла сделать, – не выдержала я.

– Знаю, – хрипло отозвался Линч. – Нам нужно поспать.

Линч остановился перед входом в свою спальню и пожелал спокойной ночи. Я понуро кивнула и поплелась дальше по коридору. В моей спальне все еще чувствовалось какое-то движение. Кто-то что-то яростно доказывал, кто-то протестовал. Что именно говорят, разобрать было трудно, но интонации слышались отчетливо. Я подошла чуть ближе к двери и прислушалась.

– Она даже не нравилась никому никогда, – послышался визгливый голос Алисы. – Единственные, кто к ней хорошо относились – Гасион и Канза. И что теперь с ними?

– Если пойдем на сделку, Руби нас отсюда выкинет, – тихо отозвался Кроцелл.

– Если не пойдем, нас никогда не оставят в покое, – в отчаянии всхлипнула Алиса. – Гасион, Ника и этот Линч против всех нас. Кто стоит дороже?

Я выдохнула. Отлично. Они обсуждают то, как бы выгоднее нас продать Пирру с Агаресом. Я постаралась поскорее уйти. Ладно, можно хотеть сдать человека, чтобы тебя оставили в покое. Это понятно. Почему его обязательно нужно было возненавидеть. Перевернуть все с ног на голову. Может, в коридоре поспать? Заходить в спальню как-то расхотелось. Я побрела к перилам балкона, с которого открывался вид на центр. Не такой впечатляющий, как возле лифтов, но тоже достойный. В сумрачном сиянии ночи центр производил таинственное впечатление. Посеребренные химическим светом переходы и мосты, скрывающиеся в сумраке коридоры и залы, зачем-то спешащие куда-то люди. Сейчас их было невозможно разглядеть. Просто черные силуэты. Призраки.

В конце коридора показалась тень очередного призрака. Тень явно шла ко мне. Я поежилась. Перспектива оказаться в обществе Алисы уже не казалась такой уж плохой. В этот момент тень, наконец, стала человеком. Призрак вышел на освещенный участок коридора, и я узнала в нем Гасиона. Начала мысленно костерить себя за глупые страхи.

– Ника, – в глухой тишине коридора мое имя прозвучало как призыв к восстанию, – постой.

– Лучший момент, чтобы меня пристрелить, у тебя даже разрешение есть, – хмыкнула я.

– Только так я мог тебя защитить, – повторил он. – Когда на тебя напал тот парень, я готов был душу заложить, не только неведомый центр Корса. С тем разрешением и с обещанием Пирру я точно знал, что хотя бы на время ты в безопасности. Просто хочу, чтобы ты это знала, – он приблизился вплотную ко мне. – Я больше не могу тебя защитить, поэтому не нужен тебе. Просто… хочу запомнить твое лицо.

Он развернулся и через секунду вновь превратился в призрака. А затем и вовсе скрылся из вида. Я так и осталась стоять, разглядывая пустоту.

Люди должны приносить друг другу пользу. Во имя Всеобщего счастья. Таков один из законов Нового общества, верность которого еще никому не приходило в голову оспорить. Кроме меня.

Если бы на мне был браслет, он бы давно выключил меня, чтобы подзарядиться, но браслета не было, поэтому я сама стала потихоньку отключаться. Скрепя сердце я направилась в спальню. Несколько человек там продолжало что-то обсуждать. Когда на пороге появилась я, все замолчали. Ну и прекрасно. Хотя бы посплю по-человечески.

Глава 37

Наутро меня разбудил Бранти. Номинально он работал охранником. Он, наверное, минут пятнадцать неловко топтался на пороге в спальню, прежде чем все-таки попросить нас отправиться в зал для военной подготовки. Туда должны были отправиться все здоровые люди, то есть я и Алиса.

– Я не одену эту форму, – раздалось в тишине.

– Почему? – сквозь сон поинтересовался Кроцелл.

– Но она же синяя! – воскликнула она.

После услышанного вчера разговора голос Алисы вызывал желание убивать, поэтому военная подготовка сразу перестала казаться чем-то отвратительным. Я быстро натянула на себя форменные вещи, заботливо положенные кем-то на прикроватную тумбочку. Выскочила наружу, отчаянно зевая. Минут через пять выползла Алиса. Она принципиально надела черную водолазку, а не синюю футболку.

Андрас в одночасье превратился в тирана. Некоторым людям нельзя давать в руки власть. Даже маленькую. И, между прочим, это было посчитано и скорректировано, но в этом центре Корса никакие законы не действовали.

Кроме Андраса здесь собралось шестеро человек. Всем им не посчастливилось попасть в категорию новобранцев. Я здесь знала только Алису. Андрас решил, что полезнее всего нас будет научить драться и стрелять.

– Андрас, где Гасион? – поинтересовалась вдруг я, наплевав на всякую субординацию.

– Разобрать автомат, – рявкнул он.

Я методично начала разбирать простое с виду оружие. Ствол с прикладом и прицельным приспособлением, крышка ствольной коробки… Мы делали это уже раз в сотый, поэтому ничего сложного в приказе не было. Разобрав автомат, я выжидательно уставилась на лучшего друга Бала.

– Понятия не имею, – сказал он.

Я методично стала собирать автомат. Сорок секунд, и я уже нацелила его на Андраса. В шутку. Тот взбесился и одним движением пригвоздил меня прикладом моего же автомата к стене.

– Послушай, Морган. Кем ты себя возомнила? Ты существо, ежедневно наблюдавшее за тем, как наш мозг попадает в ловушку. В галерее ты ежедневно смотрела за тем, как мы раз за разом переживаем свой ад. Я в той ловушке на твоих глазах терял своих товарищей. Одного за другим. А ты смотрела, наблюдала, записывала показатели, пытаясь откопать ошибку в моем поведении. Да, я был рад, когда вас сочли мертвыми. Счастлив даже. Объясняю доходчиво: я тебя ненавижу.

Он убрал от моей шеи ствол доисторического ружья. Я закашлялась и пошла к выходу. За эти два дня, что мы провели в центре Корса, все действительно почувствовали себя лучше. Может, в клинике добились лучших результатов, может, просто здесь дышать было легче. Во всяком случае, Андрас производил впечатление человека вполне себе здорового. Даже слишком.

Если от Андраса можно было убежать, то вот от Руби – нет. Просто некуда. Мы с Линчем часами бродили по лабиринтам будущего, создавая все более точный план отключения программы. Чужие ловушки сознания обходить проще, чем свои. Гораздо проще бороться с чужими страхами, чем со своими. Вот только фантазия у меня была слишком бедная, а страхи у всех слишком похожие. Я быстрее Линча обходила все повороты, но вот если попадалась ловушка, начинался кошмар. Мне везло. Каким-то чудом удавалось выбраться из лабиринта, но чувствовала я себя после этого хуже, чем если бы Андрас избивал меня пару суток. Корса молча пил свой литум и переставлял свои проекции.

– Стой. Что это за обозначения, ты ни разу о них не упоминал, – откашлявшись после очередного лабиринта, я ткнула пальцем в отрезок проекции. График пошатнулся и окрасился химически-желтым цветом. Руби вернул проекцию на место и увеличил фрагмент, на который я указала. Казалось, что он сам с трудом помнит, что это.

– Условные принципы работы Касси, – сказал он. – Их нельзя выключить или обойти.

– …Касси не считает тех, кого ей не приказали считать. Не изменяет судьбу, если ей не приказали.

Касси прекращает работу, когда ее деятельность становится бесполезной или может принести вред.

Касси не может изменять судьбу человека или человечества, если это способно привести к ухудшению будущего Нового общества.

Касси самоисцеляется от любого возникшего вируса.

– Что-то с последним законом явная промашка, – пробормотал Линч.

– Вот мы и ищем ошибку, – откликнулся Руби. – Везде обязательно есть ошибка.

– Ни изменить, ни обойти, прямо как нас с Линчем, – пробормотала я.

Спустя еще пару часов Корса нас отпустил. А затем все повторилось. Спустя несколько дней я уже перестала различать, где реальность, а где чужое сознание. После особенно изощренных издевательств Андраса я просто сбежала. У меня ведь, в конце концов, была карточка входа. Сорок минут прогулки по туннелю – и я, наконец, вдохнула чистый, наполненный брызгами океана воздух.

Корса не Агарес, до гения ему далеко. Если уж нами с Линчем и играли, как пешками на шахматной доске, то Агарес, по крайней мере, делал это красиво. Гасион больше не хотел меня видеть, а мне больше незачем было торчать в этом центре. В отличие от Линча никаких высоких целей у меня не было. Просто очень хотелось жить. По-настоящему. Вдруг нестерпимо захотелось сделать что-нибудь такое, чего точно никто бы не смог ни предсказать, ни просчитать. Бросить самый ненужный вызов. Вдалеке виднелся пик вулкана. Сегодня он был спокоен. Лишь тонкая струйка дыма говорила о том, что это не просто гора.

За огнедышащей горой виднелись гигантские трубы заводов пятого уровня. Здесь должны что-то добывать. Наверное, полезные ископаемые. Вдалеке можно было разглядеть какие-то небольшие недавно построенные здания. За вулканом жизнь шла своим чередом. Это меня не устраивало. Как люди могут жить по своей траектории счастья, когда у меня отобрали и траекторию, и счастье? Конечно, звучит до смешного глупо, но обычная жизнь идеального общества действительно немного выбивала из колеи.

Перед вулканом было небольшое озеро с ярко-синей водой. Оно искрилось то ли от солнца, то ли от радости. Озеро пришлось обойти. Дорога к вулкану оказалась длиннее, чем казалось. Я шла часа два, не меньше. Наконец, я все-таки оказалась перед ним.

Целую вечность карабкалась на вершину вулкана. Поначалу это казалось приключением, затем испытанием. Потом просто карабкалась вверх, не чувствуя ничего. Это было самое прекрасное в мире «ничего».

Когда добралась до вершины, солнце уже окрасилось в малиновые оттенки заката. Оказалось, что за этим вулканом есть следующий, причем раз в десять больше. По сравнению с ним моя вершина казалась кочкой на дороге. Неважно. Я, как завороженная, наблюдала за тем, как солнце исчезает в тумане и пыли. Ни гарь, ни пепел вулкана меня не волновали. Здесь, на вершине, больше не было видно людей. Никто не хотел сыграть мной в шахматы, никто не пытался убить меня в лабиринтах чужого будущего.

Последние лучи солнца погасли. Стало холодно. От гари было трудно дышать. Теперь я проклинала все на свете за собственный идиотизм. Как можно было додуматься потащиться к вулкану? Хотя это еще ладно. А вот спускаться с него ночью? О да. В траекторию счастья такое совершенно точно не вписывается. Вот даже в самую кривую и хлипкую, и то не прорисовывается. Просчитать такую глупость просто невозможно. Ни один центр поддержки такой глупости бы не допустил.

К тоннелю я притащилась только под утро. Напоследок оглянулась на вулкан. Его вершина теперь вновь казалась недостижимой. Посмотрела на руки. Они были насквозь пропитаны копотью. Пришлось умыться в океане, чтобы не пугать людей своим видом.

– Где ты пропадала? – прошипел Линч, когда я уже почти добралась до душа. – Корса тебя убить готов.

– Он и так всегда к этому готов, – пробормотала я. – Дай мне пятнадцать минут, ладно?

– Десять, – начал торговаться Линч.

Я фыркнула и закрыла за собой дверь. В конце концов, мы все-таки притащились к Руби. Он, как и всегда, встречал нас в серебристом сиянии литума. И как ему удается на ногах держаться, это же адская жидкость. Всегда поражалась.

Когда мы отдыхали после очередной порции чужих лабиринтов сознания, я вдруг заявила:

– Никогда не понимала, зачем нужно ограничивать общение годом. Понимаю, зачем нужно было ввести систему лицеев. Дети в семьях – это правда дико. Понимаю, зачем нужно изолировать от общества больных, зачем людей по уровням делить, но год для рекомендованного контакта… – в этот момент в меня полетела початая бутылка литума. Я инстинктивно успела увернуться. Осколки вместе с белесой жидкостью разлетелись по всей комнате. Мы с Максом в ужасе воззрились на Руби. Сейчас он больше напоминал зверя, чем человека.

– Убирайся, – прошипел он.

Глава 38

Я и Макс в одно мгновение выскочили за дверь. Линч выдохнул и прижался к стене. Он отчего-то стал трястись и медленно сползать на пол.

– Не понимаю, как ты умудряешься заставлять всех себя ненавидеть, – рассмеялся он в голос. Я тоже смеялась.

– Зачем тебе Гасион? – посерьезнел вдруг Макс. – Ты не хочешь этого слышать, но он… все равно скоро умрет. Он не хочет тебя видеть. Это какое-то патологическое стремление пострадать. Это… глупо.

– Может, мы успеем отключить Касси или научимся изменять реальность, – жалобно предположила я. Прозвучало это так же, как если бы я сказала, что мы обязательно найдем единорога.

– Может, – кивнул Линч, внимательно разглядывая меня. Чтобы увернуться от этого взгляда, пришлось сползти ниже по стене. Поскольку попытка не удалась, я поспешила встать.

– Мне пора, – заявила я.

В спальне был кто-то, поэтому решила туда не заходить. Послонявшись по центру, направилась в клинику. Там я села на одну из лавочек и попыталась слиться с пейзажем.

– Давно сидишь? – поинтересовался Руби Корса. В его кармане уже виднелась новая бутылка литума.

– Минут двадцать, – пожала я плечами и с подозрением покосилась на литум.

Корса сел рядом. Воцарилось гнетущее молчание.

– Бранти Ваш сын, – заявила я.

– Как догадалась? – Корса с интересом уставился на меня.

– Пароль «Бранти» на компьютере. На старого извращенца Вы не похожи, вот я и поняла Вашу «страшно-ужасную тайну», – спародировала я Бранти, а затем вдруг решилась, наконец, спросить. – Что случилось с Арникой?

Всегда хотела узнать ту историю, которая «все равно плохо закончилась».

– Ничего интересного. Тоб… Томас Пирр раньше был неплохим парнем. Он нужен был Агаресу за его талант к политике. У него наследственность хорошая. И мать, и отец – те еще управленцы. Агарес привез нас из проекта «Чикаго». Мы с Софи неплохо справлялись с Касси. Вернее, я мог видеть только Арнику, а Софи считала за двоих. Агарес искал способ научиться изменять реальность, ну а Пирр послушно следовал советам Касси. Все эти уровни интеллекта, лицеи… Когда дело дошло до запрета дружбы и любви, я запротестовал, но Пирр с Агаресом были очарованы Касси. Идеальная жизнь. Люди больше не страдали. Все приносили пользу. Мы с Арникой сбежали, но…

– Бранти?

– Да, – Корса выдохнул и повертел в руках бутылку литума, – Бранти. Его нужно было утилизировать при рождении. Арника погибла, когда пыталась его спасти. Нам удалось сбежать. Кроме него у меня больше нет ничего, и я не допущу, чтобы мой сын жил в мире, в котором для него просто не нашлось места. Потому что он недостаточно умен и жесток для охранника пятого уровня. Я скорее снесу к чертям этот мир, – последние слова Корса выплюнул с нескрываемой злостью.

– Пойдем, – скомандовал Корса, вскочив на ноги. – Хочешь доиграть партию до конца – доиграешь, – заключил он. Последнюю его фразу я не поняла, но послушно отправилась за ним следом.

– Гасион не хочет тебя видеть, – предупредил Руби, закуривая. Я кивнула и шагнула за ним в лифт. Мы поднялись на этаж, на котором располагался бар и кабинет Руби. Подозреваю, что неспроста эти два помещения находятся рядом. Мы свернули, спустились на один пролет и оказались в узком коридоре с кучей каких-то комнат. Здесь располагались склады с едой, формой, медикаментами. Все это смешивалось в очень странную композицию запахов. Наконец, Корса дошел до конца коридора и сделал пригласительный жест. Раздался очередной выстрел. Пьяный ангел-хранитель зараженных вирусом не собирался туда входить. Руби схватил меня за плечо и втолкнул в дверь. Я споткнулась и чуть не упала. Ввалилась с грохотом, но Гасион даже не пошевелился. Видна была только его спина перед бортиком. На нем были наушники. Он целился в мишени. Все эти расчерченные круги чем-то напоминали наш круг счастья. Раздался очередной выстрел.

Я хотела было дождаться, когда Гасион будет перезаряжать пистолет, но передумала. Первый шаг дался с трудом. Еще четыре шага дались легче. Я дотронулась до его свитера. Он весь был напряжен до предела. Это восхищало. Захотелось, чтобы этот сильный и чудовищно несчастный человек обнял меня.

– Оставь меня в покое, – чуть помедлив, произнес он. Голос Гасиона все-таки дрогнул.

– Ты мне нужен. Но я не хочу тебя запоминать. Ты должен жить, – тихо и отчетливо проговорила я. В стекле мелькнула тень Руби Корса, пристально за нами наблюдавшего.

Гасион отложил пистолет и повернулся ко мне. Его руки скользили по моим волосам, спине, рукам. Казалось, что он пытается запомнить свои ощущения. Так я пыталась запомнить слово «свобода», глядя на океан.

– Я… у меня пропали все ощущения. Не чувствую своих пальцев, своего тела. Жара, холода. Ничего. Тебя ощущаю, ты такая живая. Слабая, но живая. Пахнешь океаном и гарью. Выглядишь паршиво, – отстраненно улыбался Гасион.

– Ты себя в зеркало видел? Руби по сравнению с тобой мечта девичьих грез, – улыбнулась я. Вообще-то, вранье. Гасион выглядел болезненно, но оставался красивым и сильным. Он был слишком уязвимым для того парня, которого я встречала с разными девицами во всех закоулках поведенческого сектора. В стекле мелькнула еще одна тень. Трудно было разобрать, кто это.

– Я стал плохим снайпером. Не могу рассчитать расстояние, не чувствую пистолет, – прошептал он, обнимая меня.

– Ты всегда был плохим снайпером, – раздался голос Руби. Вот, зачем он вошел? Почему не оставит нас наедине? Хотя бы ненадолго пусть мы побудем вдвоем. Гасион выпустил меня из рук, нацепил наушники и перезарядил пистолет. Выстрел попал в самое сердце мишени. Руби усмехнулся и бесцеремонно схватил меня за руку. Через мгновение я почувствовала холодное прикосновение оружия к виску. Так это он имел в виду, когда говорил про то, что я должна доиграть партию?

Гасион резко развернулся и направил пистолет на Руби.

– Вот поэтому ты и плохой снайпер, – усмехнулся Руби, отставляя оружие в сторону. – Не умеешь сосредоточиться на главном. Вот эти двое – прирожденные убийцы, – я удивленно уставилась на Руби, не понимая, кого он имеет в виду, но тут в дверях показался Макс.

– Я оружие в руках пару раз в жизни держала, – улыбнулась я.

– Он тоже, – Руби кивнул в сторону Макса, – иди в галерею и встань перед мишенью, – скомандовал он.

Я послушалась. Это был какой-то изощренный тест на самообладание или реакцию, не знаю. Ослушаться Руби сейчас просто не пришло в голову, хотя он, кажется, ждал именно этого. Я вышла из тира, прошла пару шагов и зашла в соседнюю дверь. Здесь нельзя было услышать, что говорит Руби. Оставалось только наблюдать за происходящим. Я покорно встала перед мишенью и стала ждать того, что будет дальше. Руби пихнул Макса к месту стрелка и всучил ему заряженный пистолет Гасиона. Балу он на всякий случай заломил руки. Судя по всему, Руби считал. Один. Два. Три. Выстрел. Раздался хлопок ровно у меня над головой. В верхнем секторе мишени виднелась новая дырка.

Руби ухмыльнулся и продолжил тест. На сей раз выстрелить должна была я. Макс покорно встал перед мишенью и уставился на меня. Пистолет казался слишком тяжелым. У меня отвратительный глазомер, я стреляла только с Андрасом, и далеко не всегда удачно. Гасион что-то говорил, но Руби уже не держал его. Видимо, опасаться того, что Гасион побежит спасать Макса, не стоило. Руби подошел ко мне и опустил наушник.

– Подними пистолет в стойку. Закрой один глаз и целься. Если попадешь в стену, будешь стрелять заново. Ты должна попасть в центр верхнего сектора. Один. Два. Три. Жми на курок.

Я попыталась нажать. Честно. Просто он оказался неожиданно ненажимаемым. Руби вдруг оттолкнул Гасиона и прошипел.

– Попытка последняя. Один. Два. Три. Выстрел.

Раздался хлопок. Пуля попала ровно в границу между верхним сектором и белым краем мишени.

– Прирожденная убийца, – похлопал меня по плечу Руби. Самое ужасное, что я не чувствовала ничего. Это же Макс. Я его с детства знаю, как ни крути. Нужно было выстрелить в Руби, но не целиться в мишень над головой Макса.

– Гасион, вперед, – скомандовал Руби. Эта умирающая сволочь даже не подумала сопротивляться.

– Смотри на дырки в стене. Это так паника на людей действует. Люди ведь не в стену целились, а в мишень, – дружелюбно произнес Руби. Гасион появился в помещении за стеклом, и оторопело побрел к мишени. Что он делает? Почему тупо следует приказу? Макс хмуро вошел назад, в тир, ко мне и Корса. Руби схватил его за плечо, как недавно меня, и приставил к его виску пистолет.

– Стреляй. В Гасиона. Или в меня. Как вариант – в Макса, – весело сообщил Руби. – На счет три чью-нибудь голову должна пробить пуля. Либо это сделаешь ты, либо я. Один. Два. Три… Выстрел.

На счет «один» я посмотрела на вечно удивленные глаза Гасиона. На «два» взглянула на Макса и Руби. Я почему-то верила, что Корса говорит правду. Это третий тест, почему нельзя было понять блеф, не знаю. Был отдан приказ. Его нужно было выполнить. На счет «три» я попыталась приставить пистолет к своему виску, но рука так не извернулась. Глаза Руби расширились. На счет «выстрел» я приставила пистолет к горлу. Раздался хлопок, но Руби успел выбить из рук пистолет. Пуля попала в угол стрелковой галереи.

– Ты на всю голову больная, – прошептал Макс, потирая висок.

– На счет три нужно было выстрелить в чью-нибудь голову. Был приказ, и я его выполняла, – срывающимся голосом заявила я. В дверях показался Гасион.

– Асцендент, – усмехнулся Руби.

– Что? – нахмурился вошедший Гасион.

– Точка восхода, – пояснил Корса. – Конечно, это все расчеты сумасшедшего Агареса, но почему бы и нет?

– Почему мы не сопротивлялись? – спросила я, все еще пытаясь выровнять дыхание.

– Потому что новая разработка химического сектора прекрасно работает, – пожал плечами Руби. – Что? Пирр повсеместно ее приказал разливать, а я только сейчас, ну еще дамам своим иногда подливаю, но это так, для частного пользования, так сказать…

Сейчас Руби совсем не казался грозным хищником с лицом из кривых углов. Никогда не видела его таким веселым. Очень хотелось его убить.

– До утра свободны, – Корса заметил, что я в бешенстве, поэтому шутливо поднял руки вверх, попятился назад и вышел за дверь, умудрившись параллельно дать подзатыльник Линчу. Тот вышел следом. Нам с Гасионом дали целую уйму времени. Несколько часов.

– Тихо, тихо… – Гасион гладил меня по волосам и отстраненно чему-то улыбался. В глазах у меня появились предательские слезы. – Ника. Ты знаешь, но я должен сказать, что люблю тебя, – прошептал он.

– После того как в последний раз это сказали, меня пытали сывороткой правды, – пробормотала я.

– Это потому что врали, – со знанием дела ответил Гасион.

– Страшно предположить, что будет после того, как сказали правду, – пробормотала я. – Пойдем к океану?

Гасион кивнул. Дорога по тоннелю не казалась больше изощренной пыткой. Солнце уже вновь клонилось к закату. Меньше суток назад все здесь было по-другому.

– Это вулкан? – поинтересовался Гасион, указывая на дымящуюся вершину холма.

– Ага. Еще сутки назад я была на его вершине, – ответила я.

– И что там, на вершине? – с улыбкой поинтересовался он. Явно не поверил.

– Ничего. Дым, пепел и солнце.

На несколько отведенных нам часов я уснула. Потом горько об этом пожалела. Потому что утром все рухнуло.

Глава 39

Под утро мы с Гасионом добрели до столовой. Здесь никто не переживал из-за того, чтобы общаться только с рекомендованными им полезными контактами. Поэтому тут постоянно кто-то с кем-то разговаривал, шутил и переходил от столика к столику. Мы подсели к Канзе и Анни.

– Сто лет вас не видела, – зевнула Анни.

– Просто не хотелось лишний раз людям… о себе напоминать, – постаралась я выразиться максимально аккуратно. Анни на секунду застыла, а потом в ее глазах загорелся огонек понимания.

– Да, мы, конечно, виноваты, – Канза задумчиво почесал затылок.

– Никто не думал, что вас тут же захотят сдать, – пояснила Анни.

– Все нормально, – ответил Гасион.

На этом тема новостей из нормального мира была исчерпана. Мы занялись едой, а потом Гасион предложил проводить меня к Руби. Линч должен был быть уже на месте. Впереди было штук двадцать лабиринтов сознания. К вечеру у меня потечет кровь из носа, костяшки пальцев приобретут синюшно-белый оттенок, а в глазах поселятся тысячи чужих страхов. Но это все потом, а пока мы просто брели по коридорам. Навстречу то и дело шли люди. Поразительно, сколько в мире людей, чье будущее не скорректировано во имя Всеобщего Счастья. Они ведь могут натворить кучу ошибок и глупостей. Подняться на вулкан, например.

Двери открылись. Линч уже был в чьем-то сознании, а Корса пристально вглядывался в картинку на экране. Увиденное поразило. Я сделала шаг назад и уперлась в Гасиона. На экране была дорога. Повсюду песок, камни и черная вулканическая пыль. Дорога к центру Корса. Ее невозможно ни с чем перепутать.

– Надо уходить, – сказал Корса, поворачиваясь к нам.

– Сколько у нас времени? – спросил Гасион.

– Меньше часа, – ответил Корса.

Затем он решительно пошел в коридор. Линч продолжал петлять по чужому сознанию. За дверьми гул чужих голосов приобрел тревожные интонации. Кто-то что-то кричал, кто-то куда-то бежал.

Линч, наконец, закончил лабиринт, и экраны выключились. Он упал на четвереньки, я инстинктивно бросилась помогать ему встать.

– Ты видела? – отдышавшись, спросил Линч. Я кивнула.

– Корса собирает всех на верхнем этаже, – сказал Гасион. Он открыл дверь и даже успел поймать кого-то из пробегавших мимо. Я помогла Линчу подняться, и мы бросились наверх. Корса был возле трех кабин лифта, закованных в клетки из витиеватых узоров.

– Уходим через десять минут, – сообщил Корса.

– Что они здесь делают? – взвизгнула Алиса, указывая на нас.

– Пока они с нами, нас не оставят в покое, – сказал Кроцелл.

– Пока они с нами, Агарес вас не тронет, – прошипел Корса Кроцеллу.

– Они правы, – сказал Линч. – Нас не оставят в покое.

– И что ты предлагаешь? – спросил Корса.

– Ты знаешь, – сказал Андрас, подошедший сюда минуту назад. Он выглядел, как и всегда, собранным и готовым к бою.

К лифтам подходило все больше людей. Корса отдал приказ по несколько человек спускаться вниз. Возле лифтов образовалась давка. Я вспомнила тот тоннель. Он достаточно длинный для того, чтобы превратиться в ловушку для нескольких сотен человек. Да и если им удастся сбежать, что будет дальше? Оставалось лишь надеяться на то, что у Корса есть план отхода, иначе все будет бессмысленно. Я посмотрела на Гасиона. Тот бесстрастно наблюдал за происходящим. Он крепко держал меня за плечи, будто боялся, что я сейчас исчезну.

– Что встали, как истуканы? – рявкнул Корса.

– Они никуда не пойдут, – пояснил Андрас.

– Они должны сдаться властям! – остервенело взвизгнул Форас. Бранти испуганно потащил его к лифту, но Руби вырвал несчастного из рук Бранти.

– Слушай. Если бы не эти трое, тебя бы здесь не было. Никого не было бы из вас. Вы все никому не нужны. Даже для органов. Пока они здесь, первый уровень никого не тронет. Они нужны, а не ты. Всех вас давно приказано истреблять, – прошипел Руби. Двери лифта открылись, и он буквально кинул его в лифт. – Это так, для общего развития.

– Они выставят ультиматум, ничего не сделают, пока не заберут нас, – пояснил Линч. – У вас будет время скрыться.

– Ради Бранти, – тихо сказала я. – Ради него Вы готовы проиграть, ведь так?

Корса медленно кивнул. Он что-то вычислял. Как же надоело, что нами играют, как пешками на шахматной доске. Или, вернее, как краплеными картами. Мы козыри, которые перетекают из рукава в рукав. Мы так и не досчитали. Всех нас переоценили. Руби вдруг поднял голову и сделал жест, чтобы я следовала за ним. Гасион нехотя выпустил меня.

– Ты должна знать. Шестнадцать лет назад, когда программа вычислила два первых слепых пятна, все мы решили посмотреть на то, что из этого получится…

– Это я и так уже знаю. Вы все мозги нам с Линчем этим проели.

– Так вот, Касси кое-что еще вычислила. Гасион убьет тебя, Ника, – закончил Руби. Я уставилась на него.

– Гасион убьет асцендента, – повторил Руби. – Пирр не просто так дал то разрешение.

– Что?! – я обернулась и посмотрела на Гасиона. Тот стоял рядом с Линчем. Макс о чем-то говорил с Андрасом, а Бал сосредоточенно наблюдал за мной и Руби. Казалось, он в любую секунду готов ринуться меня защищать.

– Софи долго вычисляла ваши траектории, но вы никаким расчетам не поддавались. Как только мы приближались к ответу, вы с Линчем выкидывали какую-нибудь новую пакость, не вписывающуюся ни в одну схему.

– Может… Может, оно и к лучшему. Вдруг моя смерть и есть восход? По крайней мере, считать ничего не придется, – пробормотала я.

– Будь осторожна, – сказал Руби. Корса пошел к лифтам. Он подождал, пока все зайдут в кабину. На площадке осталось лишь несколько человек. Электричество вскоре должно было отключиться. Руби взял за плечо Бранти, который все это время помогал сдерживать толпу, и подтолкнул его к лифту. Двери закрылись. Последнее, что я увидела, перекошенное лицо Руби в обрамлении одежды поведенческого сектора и по-детски наивное, смешное лицо Бранти. Сын явно пошел в мать, от Корса Бранти досталась разве что военная выправка. Я двинулась к Гасиону и Линчу. Бал вновь прижал меня к себе. Он всегда вел себя так, будто каждую секунду боялся меня потерять. После того, что сказал Руби, от такого поведения делалось страшно.

Тут мы заметили несущуюся со стороны лестницы Анни, за ней бежал Канза. Они вроде бы уже должны были быть внизу, но Канза предложил вернуться и попрощаться по-человечески. Анни недолго думая понеслась назад. Только сейчас я заметила, что теперь на месте шрама у нее на шее вереница бабочек. Канза, как всегда. Он может создать иллюзию красоты из чего угодно. В данном случае – из кого угодно. Канза неловко похлопал меня по плечу и пообещал к моему возвращению придумать коктейль в мою честь.

– На основе абсента, виски и кофе? Это будет невозможно пить, – пошутила я.

– Да его все равно никто не будет заказывать. Ты же знаешь, – усмехнулся Канза.

Они ушли по лестнице. Руби предупредил, что через пять минут лифты будут остановлены, поэтому нужно торопиться.

Толпа возле лифтов редела. К нам вдруг подошел Андрас, который все это время следил за тем, чтобы давка не превратилась в столпотворение.

– До встречи, – сказал он Гасиону. Тот кивнул. Андрас повернулся ко мне.

– Ты меня ненавидишь, не нужно прикидываться самым хорошим, – хмыкнула я.

– И уважаю, – кивнул Андрас.

– Пора уходить, – крикнул Руби.

– Кстати, Морган, помнишь второй закон Крэй? Больше всего мы ненавидим людей, которые похожи на нас, – крикнул Андрас на прощание.

– Я на него не похожа, – прошипела я.

– Нет, конечно, – хихикнул Линч.

– Ты намного симпатичнее, – «успокоил» Гасион.

Здание полностью опустело. Здесь никогда не было так тихо, как сейчас. Повсюду валялись какие-то вещи. Из бара исчезли практически все бутылки. Те, что не унесли, приняли достойную смерть здесь. Осколки были буквально везде. Сейчас почему-то здание казалось гораздо меньше, чем когда оно было наполнено людьми. Двери лифта открылись в последний раз. Нужно было подниматься. Руки у Макса дрожали. Он знал, что его ждет в Тортуре, но все-таки вошел в кабину. Я заметила, что он изменился. В лицее он бы обязательно заступился за меня перед комендантом. Я так считала. Но я не могла представить, чтобы он зашел в эту кабину лифта. Просто потому, что должен.

– Макс Линч, Гасион Бал и Ника Морган. По законам Нового общества вы обвиняетесь по пяти статьям категории «государственных преступлений». Томас Пирр и специальное совещание первого уровня готовы пойти на сделку и отпустить всех ваших заложников без дальнейшего разбирательства. Вы будете осуждены в соответствии с нормами существующего законодательства, – раздался звук громкоговорителей. Казалось, человек говорит в сантиметре от нас. Двери лифта открылись. Перед нами стояло три машины военного сектора. Все они мигали, как новогодние елки. Уж точно никого, кроме нас, арестовывать они не собирались. Три машины для нас многовато, но и всех обитателей центра на них точно не увезти.

Я беспомощно щурилась и пыталась понять, что нужно делать. Как нужно себя вести? Как правильно? Тут я заметила человека, направлявшего на нас пушку. Рядом с ним оказался еще один человек с оружием. Гасион и Макс взяли меня за руки. Страх немного утих. Они не дадут наделать ошибок.

– Поднимите руки и опуститесь на колени, – раздалось из громкоговорителя.

Мы подчинились. На минуту или час, не знаю, воцарилась тишина. Затем к нам медленно стали подходить люди с оружием в руках. Первым под стражу взяли Макса, затем меня и в последнюю очередь Гасиона.

Все мы оказались в одной машине. Я не могла отвести глаз от Макса. Казалось важным каждое его слово, каждый жест. Руки его дрожали, глаза сосредоточенно смотрели на меня, а губы кривились то ли от желания что-то сказать, то ли от страха. Он за все время ни слова не обронил о том, что ждет меня в Тортуре. Да и не хотелось спрашивать. Невольно вспомнилось, как Гасион выбросил из машины двух военных, когда мы бежали сюда, к неведомому Руби Корса. Сейчас в машине тоже было двое из военного сектора, правда, уровнем повыше. Можно попытаться бежать и сейчас, но нас тогда точно убьют. Да и бежать было больше некуда.

Машина тронулась с места. Через секунду в подтверждение моих слов послышался взрыв. Как мы и думали. Кроме нас с Максом, им не нужен был никто. Люди Корса все равно вне системы и закона, а значит, подлежат утилизации. Надеюсь, они успели бежать.

Гасион откинул голову и закрыл глаза. Все молчали. Так продолжалось в течение часа или около того. Ни у кого из нас не было часов или проекционных браслетов, оставалось молча наблюдать за беспорядочно рассыпанными по небу звездами. Они напоминали осколки, разбросанные по центру Корса.

Мы неожиданно остановились. Военные по очереди стали выталкивать всех на улицу. Я удивленно разглядывала пустынную площадь. Вдалеке виднелось здание материнского дома. Рядом – небольшие домики борделей. Они везде одинаковые, их легко узнать. На горизонте маячили гигантские трубы заводов. Все это на фоне гор, напоминающих расколотые кирпичи, и океана, расчерченного линией монорельса. Если у них так красиво на пятом уровне, что там творится на втором?

Возле нас остановились другие машины. Возникла какая-то проблема, поэтому с минуту мы стояли практически безо всякой охраны. Какой-то начальник второго уровня заметил это и устроил дикий разнос двум нашим провожатым. Они моментально сориентировались и приковали нас наручниками к себе. Гасиона брезгливо пристегнули к бамперу машины. Наш водитель его ударил локтем по спине, но Бал даже не дернулся. Просто уселся на землю и мельком взглянул на меня. Он ничего не чувствовал. Я отвернулась, пытаясь сдержать беспомощные слезы.

– Поездом опасно. Есть вероятность не довезти. Вертолет пришлют через десять минут, – сообщил проходящий мимо начальник. Целых десять минут свободы. Все не так уж плохо. Я с интересом разглядывала людей военного сектора. Они смотрели на нас с тревогой, даже со страхом. Это не могло не веселить. Из нас троих более или менее достойный отпор может дать только Макс. Семнадцать лет. Центр поддержки системы Касси. Они издеваются?

Вертолет подлетел слишком быстро. Я не успела всего запомнить. Нас повели в кабину. Макса запихнули первым, я и Гасион как раз были на трапе, когда Линч вдруг обернулся и, стараясь перекричать рев двигателей, прокричал:

– В Тортуре есть только одно правило. Там запрещена жалость. И… – в этот момент его ударили в живот.

Все это было уже за гранью здравого смысла. Хотя это вроде бы логичное завершение всего. Где еще можно было оказаться, нарушив, наверное, все законы Единого государства? Самое обидное, что все напрасно. Гасион ведь полетел со мной.

В лобовом стекле показалось гигантское полотно океана. Монорельс теперь не сливался с горизонтом. Он вертикальной чертой перерезал черную воду. Линии горизонта было не видно. Мы летели достаточно низко. Максимум несколько сотен метров. Поэтому даже ночью можно было разглядеть ту невыразимую красоту очищенного от людей мира. Почему-то там, где нет людей, всегда очень красиво. По правую сторону от меня, за линией монорельса показалось какое-то слишком черное пятно. Приглядевшись, я увидела очертания холмов. Земля?

– Что это? – поинтересовалась я, указывая на пятно. Даже забыла о наручниках, которыми меня пристегнул к себе военный третьего уровня. Рука охранника безвольно поднялась вместе с моей. Он, естественно, проснулся и испуганно уставился на меня.

– Проклятый остров. Его не смогли облагородить. Что ты себе позволяешь? – он заученно поднял локоть, чтобы ударить меня в живот, но помедлил. Видимо, девушек он не бил принципиально. Парень был на пару лет меня старше. Уже прошел свое обучение и работает во имя Всеобщего Счастья. Он не казался злым или жестоким. Странно, что по правилам игры мы должны его бояться.

Вертолет приземлился на крыше гигантского здания на пятом уровне поведенческого сектора. В этой части я никогда не бывала, просто заметила людей в черной одежде.

Глава 40

Эта часть государства выглядела самой удручающей из всех, что мне довелось видеть. Здесь, на пятом уровне сектора, жили люди, которые так и не нашли себе места в круге Всеобщего Счастья. Касси должна жертвовать малым ради большого. Незначительные потери человеческих ресурсов допускаются. Звучит вполне здраво, если ты не видишь всех этих людей. Впрочем, сложно рассуждать логически, когда за каждой буквой в уравнении видишь жизнь человека.

Нас повели вниз. Тортур был рассчитан, наверное, на тысячи людей, но я не слышала привычного для жилого здания гула. Никого, кроме наших охранников. Тишина тут перебивалась только скрипами и шорохами. Как только задумалась о том, кто это так скрипит, передо мной пробежала довольно жирная крыса. Охранник, шедший рядом, чертыхнулся и пошел дальше.

На верхнем этаже располагались только одиночные камеры, большинство из которых пустовали. Я позволила себе вздохнуть только после того, как мы прошли весь этаж. Три лестничных пролета – и охранники остановились перед запертыми дверьми. Наш водитель набрал код, раздался отвратительный писк, и дверь открылась. Охранник достал ключ и открыл мои наручники. Перед тем как он толкнул меня в дверь, успела заметить на его лице жалость. Никто никого не ненавидит. Просто правила игры. Двери за нами закрылись с тем же отвратительным писком. Мы оказались в помещении, которое могло бы служить гаражом для нескольких десятков самолетов.

– Вперед на последний рубеж, – раздался сверху женский голос. Один из идущих мимо людей махнул рукой в сторону, указывая, куда нужно идти. В небольшой каморке каждому из нас выдали одинаковую форму и приказали переодеться. Гасион тактично отвернулся, Макс хмыкнул и развернул рубашку так, чтобы надзиратели не видели того, как я переодеваюсь. Я, ничего не говоря, подвинула его. На надзирателей было совершенно плевать, а вот Гасион мог увидеть что-то лишнее.

После этого меня попросили закатать рукав рубашки и протянуть руку. Женщина достала нечто наподобие печати, положила мою руку на стол и с силой вдавила машинку в руку. Запястье на пару мгновений загорелось болью, но все быстро прошло. Теперь на месте метки сектора красовался черный круг с цифрой 213. У Макса уже была своя метка. Гасиону тоже пришлось пройти процедуру последнего рубежа.

Та же женщина повела нас назад, в этот гигантский ангар, кишащий людьми. Здесь было четыре огромных зарешеченных комнаты. В каждой человек по сто. Ни столов, ни стульев, только люди. Все они молчали, и, казалось, у всех одинаковые лица. Когда женщина закрывала дверь, я заметила на ее запястье такую же метку: черный круг, только цифра была другая.

– Теперь мы по одну сторону решетки, – шепнул Гасион.

Я заметила несколько человек, стоящих в камере. Один спокойно зашел в камеру, воспользовавшись висящим на шее ключом. На их запястьях значились такие же черные круги. Выше пятерки первого значения я не заметила, поэтому решила, что первая цифра означает уровень. Встречались четырех– и даже пятизначные номера. Наверное, неудобно быть заключенным 31487. Пока дослушаешь, повесишься. Гасион стал заключенным номер 211, Макс давным-давно получил метку 212. Интересно, это ирония Агареса? Все было посчитано. Если так, то почему Касси так хреново считает? Я и Гасион уселись на пол, прислонившись к стене. Макс сел чуть поодаль.

Человек номер 418, только что спокойно вошедший из коридора, подошел к нам.

– Новички. Поздравляю с прохождением на новый уровень. Знаете главное правило Тортура? – презрительно скривился он. – Тут запрещена жалость, – в этот момент он ударил меня ногой. Гасион тут же попытался подскочить, но Макс успел удержать его. Гасион упирался, но Макс с силой усадил его на место, за что получил от 418 пару ударов по спине.

– Натерпятся еще, – пробормотал подошедший 312 с хмурым и старым лицом. Он казался старше Агареса, хотя это, наверное, невозможно. 312 зачем-то стал озираться по сторонам и только спустя пару секунд вернулся в прежнее угрюмое состояние. 418 сплюнул и пошел дальше.

Боль от удара в живот не проходила еще долго. Гасион снял с себя рубашку и укрыл меня ею. Я закрыла глаза и моментально выключилась. Во сне я то и дело вздрагивала. Тут было холодно.

На следующий день я приступила к изучению предоставленного пространства. Мне было искренне интересно. Тут было много людей старше тридцати. Я заметила троих с явными признаками вируса. Этого слишком мало. Скорее всего, заболевших разместили на каком-нибудь другом этаже. Или… Или их просто утилизировали, как сказал Корса. Об этом думать не хотелось. В камере были только стены. Единственным отгороженным помещением тут оказался туалет, в котором можно было пребывать не дольше минуты. Обойдя всю камеру, я вернулась к Гасиону. Он надел свою рубашку, но не застегнул. Ему становилось все хуже.

– Еда, – раздался знакомый голос. Я оглянулась. В дверь вошел Макс. Он только что воспользовался ключом и ввез сюда тележку с какими-то отвратительно пахнущими коробочками. Тележку он оставил у входа, а сам отправился обходить камеру. Я не понимала, что происходит. Линч подошел к номеру 418 и ударил его. Тот даже и не подумал защищаться или сопротивляться. Больше он никого не бил.

Самоуправление. Каждый на определенный срок становится надзирателем, затем роли меняются. Так вот, что значит запрет на жалость. Если ты надзиратель, тебе запрещено жалеть своих недавних сокамерников. Я чуть улыбнулась. Помню, целую вечность назад я сама предложила такое решение в одной из задач. Такие эксперименты проводились, расчеты были сделаны. По всем показателям это выходило самым лучшим способом организации жизни тюрьмы. А заодно и самым жестоким. Только тогда я не знала, что вся эта система давно уже действует здесь, в Тортуре. Я с исследовательским интересом смотрела на Макса. С каждым часом он терял в себе человечность. Его глаза стекленели. Он разговаривал только с надзирателями. Ударил неудачно стоявшую девушку, по виду года на три нас младше, хотя, полагаю, здесь всем было больше шестнадцати. Она просто выглядела ребенком.

Один из надзирателей первого дня увидел, как у той девушки выпала из рук белая коробочка с едой, и машинально поднял ее. Спустя мгновение все помещение окрасилось ядовито белым цветом, и химический бесполый голос сообщил лишь одно слово: «Жалость». Макс повел надзирателя куда-то.

– В карцер, – тихо сообщила девушка. Она сказала это с таким благоговейным трепетом, что я инстинктивно сжала руку Гасиона.

Макс поначалу бросал в нашу с Гасионом сторону какие-то исполненные страха взгляды. Периодически проходил мимо. Один раз пнул свернувшегося калачиком мужчину, лежащего рядом с Гасионом. Он хотел ударить Бала. Испугавшись этого, Макс больше не ходил в ту часть камеры. Людей отвели работать. Нас с Гасионом не пригласили, мы и не напрашивались. Девушка, выглядевшая на тринадцать, сообщила, что здесь занимаются медикаментами. Упаковывают таблетки, разливают наркотики и так далее. На следующий день нас все-таки отправили работать. Мы паковали энергетический кофе для второго уровня. Макс все еще был надзирателем. Почему-то думала, что они каждый день новые. Линч перестал ходить по целой половине камеры, а потом просто вышел и стал бродить по коридору. Спал он не здесь, видимо, в помещении для надзирателей. Нельзя было сказать, что он перестал быть человеком, но он перестал видеть в нас людей. Судя по всему, так происходило со всеми.

Один из надзирателей втолкнул очередную тележку. Те белые стаканчики попробовать не удалось. Я и не переживала. Гасион не хотел ни есть, ни пить. Сейчас все-таки пришлось пойти за едой. Это был суп. Я отнесла тарелку себе и Гасиону. Разглядев это нечто поближе, я вышла из себя.

– Плохой едой нас точно не сломают, – хмыкнула я. Нет, ну кто за язык тянул, а? Всю жизнь только и умею, что раздражать и бесить людей. В Тортуре это не самое полезное качество. Не успела я поставить на пол коробочку с так называемой «едой», как двое надзирателей подскочили ко мне. Макс и еще кто-то. Второй, номер 589, ударил меня, а Макс заломил руку Гасиону и приложил его к полу. Бал легко мог справиться с Максом, но я схватила Гасиона за руку. Тот понял. 589 быстро успокоился и отошел. Через минуту все забыли о произошедшем. Линч сумел с собой справиться и сохранил в себе человека. Он удержал Гасиона от драки, а значит, и от карцера.

Макс был надзирателем и на следующий день. С утра я умудрилась уговорить Гасиона съесть клейкую массу из стаканчика и выпить бутылку воды. Работать он почти не мог, поэтому я фасовала сначала за него, затем за себя. Естественно, свою норму я не выполнила. Гасион увидел это и перешел на другое место, чтобы не мешать мне выполнять свою норму.

Я ненавидела себя. Гасион умирал в чертовом Тортуре благодаря мне. Могу найти оправдание всему, что натворила. Снять ответственность за всех. Я организовала побег ради Гасиона. Руби предупреждал, просил оставить его в покое. Если Бал и убьет меня, то так мне и надо.

– Морган, на выход, – сообщил вошедший в камеру Макс. Я удивленно на него посмотрела, но все же послушалась. – Не подходи ни ко мне, ни к Гасиону. Вообще, – прошептал он на ухо.

Было странно вот так запросто выйти в коридор. До этого три дня пробыла за решеткой, а сейчас шла с гордо поднятой головой. На меня смотрели сотни исполненных животным страхом глаз.

– О, новенькая. Готова повеселиться? – радостно поинтересовался парень лет двадцати, когда я зашла в комнату последнего рубежа, в которой стирали метку уровня.

– Не знаю, – честно сообщила я.

– Здесь имен нет, я 411.

– 213, – откликнулась я.

– Проведу короткий экскурс. Дольше пяти минут здесь находиться нельзя, только если принимаешь новоприбывших. Запрещена жалость. Общение с заключенными тоже. Есть пыточная, она должна быть занята. Это весело. Они визжат, как поросята. По идее, нужно допрашивать, но этого никто не проверяет. Бить – обязательно, везде должна быть дисциплина. Вот, кстати, тебе шокер, от тока еще веселее, а ударить нормально ты все равно не сможешь. Увидишь что запрещенное – отбираешь. Если кто умрет – не страшно, главное, сообщи побыстрее, а то пахнуть будет неприятно, – быстро говорил 411. Я смотрела на него ничего не понимающими глазами. Он был веселый, милый, добрый парень с честными добродушными глазами, и он же только что сказал «пытать – это весело, они визжат, как поросята».

Из комнаты, на которую указал 411, донесся душераздирающий вопль. Ну да. «Пыточная должна быть занята». Если он поведет Гасиона туда… Ничего не смогу сделать. 411 отправил меня назад. Я едва переставляла ноги. В каждом из четырех ангаров были свои надзиратели. Один развлекался тем, что резал сейчас чье-то лицо. Возникал только один вопрос. Что должны будут сделать с ним, когда он окажется снова заключенным? Тут заметила, что у того надзирателя нет глаза.

Когда вошла в камеру, то увидела, как за мной наблюдают Макс и Гасион. Они чуть сместились и сидели ближе к решетке. Сейчас, судя по всему, нужно будет привезти тележку с едой и вести всех работать.

– Привет новичкам, развлекайся, – очень дружелюбно сообщил 589. Он вчера меня дважды ногой ударил.

– Куда за едой идти? – поинтересовалась я у 589.

– Сам схожу, – бросил он. Мне отчего-то стало весело. Я прибежала к тому, от чего убежала. Чем все это отличается от галереи? Вопрос риторический.

589 вкатил тележку. Один из мужчин отобрал у бедной девушки, которую я про себя окрестила 13-летней, заветную коробочку с едой. 589 выжидающе на меня посмотрел, и мне больше ничего не оставалось сделать, кроме как скомандовать:

– Сядь, – сказала я мужчине. Тот неожиданно послушался.

– Давай, – шепнул 589. Я неуклюже пнула мужчину. Гасион едва сдержал улыбку.

– Силенок не хватает? – осмелел сосед обнаглевшего мужика. Я почему-то в тот момент возненавидела этого нагло осклабившегося заключенного. Страх и ненависть переплелись в сознании, и я схватила его за волосы и с силой ударила голову о стену. Макс пристально наблюдал за моими действиями. Он даже и не думал больше улыбаться.

Нужно было какое-то время походить по камере, а потом вести всех на работу. Когда сделала несколько шагов, Макс у противоположной стены даже чуть привстал от напряжения. Он смотрел прямо в глаза и медленно качал головой. Там что-то случилось, кто-то что-то уронил, я было хотела ринуться в тот угол, но 589 опередил.

Через два часа я была обычным надзирателем. Люди, паковавшие здесь кофе, перестали казаться людьми. Это были фигурки, которые все время пытались перемешаться, а в мои обязанности входило ставить их на место. Фигурки злобные и неразумные, вечно пытающиеся сдвинуться со своего места, обмануть или что-нибудь украсть. Это невероятно бесило. 589 посоветовал пользоваться шокером, так эффективнее.

Когда к Гасиону подошел 589 и ударил того за некачественную работу, как будто током собственного шокера ударило. Я моргнула и стала озираться по сторонам. На меня то и дело бросали испуганные взгляды. Макс тоже на меня смотрел. Я едва заметно подняла уголок губ. Он улыбнулся и кивнул.

– Сейчас самое веселое будет. Помои разольем, а там твоя очередь в пыточной развлекаться, – похлопал по плечу подошедший 411. – Молодец, хорошо работаешь. Только палку не перегибай.

Я ошарашено кивнула. Меня сейчас попросили не перегибать палку? Это после того, как я видела, как ради удовольствия надрезают чужое лицо? Что я вообще натворила? С этой минуты приходилось контролировать каждое свое движение. Еще вчера я размышляла о том, как эти недолюди, и Макс в том числе, моментально теряют человеческий облик. Это было всего несколько часов назад, а сейчас люди то и дело опасливо оглядывались на меня. Даже тот мужчина раза в три плотнее и вдвое меня старше только что с опаской посмотрел. Самое ужасное, что большую часть этого времени мне было… весело.

Как только оборачивались 411 или 589, я кого-то пихала или даже подводила шокер. Вернее, делала вид. Старалась никому не причинить боль, не обидеть и не унизить. Нужно было, хотя бы попытаться остаться собой.

Мы с 411 повели всех в камеру. Я случайно оказалась рядом с Гасионом. Того кто-то толкнул. Он не почувствовал, но от недоедания и усталости организм отреагировал соответственно, без участия мозга в реакции. Гасион упал. По правилам я должна была начать его бить, но вместо этого инстинктивно ринулась его поднимать. Все вокруг осветилось белым светом, и кто-то произнес самое страшное здесь слово: «Жалость».

Глава 41

411 чертыхнулся и схватил меня за руку. Ему явно не хотелось этого делать, но он был обязан. Я увидела лица Макса и Гасиона. Оба они были в ужасе. Гасион – от незнания, а вот Макс – от того, что знал, чего стоит ожидать. Мы повернули в другую часть коридора, о существовании которой я даже не подозревала. 411 одними губами прошептал: «Извини» – и закрыл за собой дверь. Карцер.

Как и все здесь, хитрость этой пытки я поняла не сразу. Обычная комната с окном сверху. Сейчас здесь все было окрашено серым цветом позднего вечера. На улице сейчас должен быть май. Здорово. Все расцветает, наполняется запахами и звуками. Сейчас, судя по всему, шел дождь. Я блаженно закрыла глаза, наслаждаясь легким, почти незаметным шумом. Тело расслабилось, и я вздохнула с облегчением. Последней мыслью было то, что я, наверное, первый человек, который улыбается в карцере. Тут все окрасилось ядовитым белым цветом, и через весь пол прошел сумасшедший разряд тока.

Я стала ошарашено озираться по сторонам. Тут были только пол, стены и окна. Присмотревшись, заметила на бортике возле окна большую бутылку воды. Может, это случайно вышло? Хотя вряд ли. Вода есть. Ну не будут мне давать еды пару дней. Не смертельно ведь. Слишком хорошо для карцера.

Когда вновь закрыла глаза, через тело вновь прошел электрический заряд. На этот раз минут двадцать никак не могла унять дрожь в руке. Только сейчас до меня дошло: здесь нельзя засыпать, вот в чем суть карцера. Ночь сменилась утром. Комната наполнилась более насыщенным светом. Поначалу показалось, что так будет лучше, но вскоре начался озноб. К вечеру казалось, что глаза засыпаны песком. Я подошла к окну за бутылкой воды. Умылась. На короткое время стало легче. Еще несколько часов прошли относительно нормально. Вспоминала то, как мы с Гасионом смотрели на океан. Пыталась заглянуть ему в глаза. Это не удивление, это застывший ужас. Теперь знаю точно. Мне всегда нравились сломленные и потерянные люди. Это же так интересно, что у них внутри.

«Наслаждайся, Морган, сейчас ломают тебя. Теперь ты можешь узнать, что творится в душе Гасиона», – сказала я себе. Спустя какое-то время в голову пришла идиотская идея повисеть с закрытыми глазами на бортике окна. Естественно, через минуту я свалилась и последовала новая вспышка света и разряд тока. Мы такой эксперимент с крысами проводили еще в первую неделю в поведенческом секторе. Крысы не выжили. Ни одна. Их так жалко было…

Мысли становились все короче. Вскоре мышление свелось к бесконечным проверкам памяти. Поведенческие законы, формулы, реакции, история Нового общества, книжки, которые читали в лицее. Теперь уже все тело казалось переполненным песка. Три раза становилось в комнате светлее, три раза темнее. Трое суток. Организм начнет отказывать через 48 часов. Вот за эту мысль пришлось зацепиться когтями. Я ведь нужна первому уровню, не знаю пока зачем, но нужна. Им нужен способ моего мышления. Других вариантов нет. А значит, им нужен здоровый мозг. То есть через 48 часов все должно закончиться.

По истечении еще 24 часов в ушах засел противный писк. Тот самый, что сопровождал открытие дверей в камерах. Периодически я оказывалась полностью в сознании. Тогда очертания комнаты казались неестественно резкими, затем все снова плыло в тумане. Раздавалась вспышка и удар тока. Это вдруг перестало интересовать. Удар тока обездвиживает, пробуждает рефлексы, начинается дрожь. Электрические разряды стали восприниматься как естественное явление природы. Гром, молния, удар тока. Разряды увеличили мощность. Я стала думать, что происходит там, за стенкой. Кто-то должен наблюдать, контролировать мое состояние. Думаю, не самое забавное занятие и, наверное, его выполняет надзиратель. По подсчетам, это должен быть Гасион. Интересно, что он сейчас чувствует?

– Морган, на выход, – возвестило что-то в дверях. Или мне очень хотелось, чтобы это произошло, и мозг, умирая, решил совершить чудо. Все люди как люди, видят свет в конце тоннеля, а я только открытую дверь.

Показалось, что иду по коридору. Потом, что увидела Гасиона, но он отвернулся. Потом совсем рядом – лицо Макса. Он повел меня в туалет, за что его кто-то ударил. Мозг отреагировал последней вспышкой активности. Все стало очень резким и ярким. Кто-то успокаивающе сообщил, что сейчас вечер и меня не заставят работать, зато отведут в душ. Чей-то женский голос. Та тринадцатилетняя девочка сказала. Нас выстроили и повели в душ. Две комнаты: мужская и женская. Я помню, что здесь уже была. Нужно снять вещи, потом включится свет. Свет.

Я заорала. Услышала свой голос со стороны. Сверху лилась вода. Я не успела снять вещи. Я ждала удара тока, но вместо этого в комнату ворвался Гасион. Он поднял меня на руки и оттолкнул кого-то. Все горело словом «Жалость», но Гасиону почему-то разрешили донести меня до камеры. Об этом уже рассказал Макс, когда я очнулась.

– Сколько я спала?

– Я бы это сном не назвал, тебя просто выключило, – усмехнулся Макс. На его лице виднелось несколько кровоподтеков, но выглядел он нормально. – Шесть часов. Сейчас поведут на работу.

– Зачем нас здесь держат? Почему просто не пристрелят? – задала я риторический вопрос.

– Если бы мы знали ответ, то, думаю, нас бы уже пристрелили, – ответил он.

– Очень хочу стать надзирателем прямо сейчас. Я бы убивала, резала лица, поселилась бы в пыточной.

– У всех так, – ответил Макс, поморщившись, – в этом весь смысл.

– Гасион… Он же не выдержит, – сказала я уже совсем с другой интонацией. Макс снова кивнул, отведя взгляд в сторону.

– Он был надзирателем. Он наблюдал за мной в карцере? – спросила я. Это не имело никакого значения, просто организм снова стал выключаться, а через пару минут нас должны были вести собирать коробочки. Макс кивнул. – Как… – я не знала, как закончить этот вопрос.

– Обычно. Отвел душу в пыточной, мне физиономию начистил. Не он первый, не он последний. Ничего особенно трагичного не совершил.

Гасиона привели через двое суток. Он просто свалился на пол. Когда надзиратель отошел, я незаметно подползла к нему и попыталась оттащить его к стене. Бал представлял собой страшное зрелище. Только страх вновь оказаться в карцере заставил меня сдержать крик.

– Давай помогу, – прошептала та тринадцатилетняя девушка. Она подхватила Гасиона за ноги, и так мы смогли донести его до стены. Все тело Бала покрывали глубокие порезы. Лицо было изуродовано. Глубокий порез начинался чуть выше брови и заканчивался возле подбородка. Конечно, понимаю, это «очень отвратительные мысли», если выражаться в терминологии Бранти, но мне стало дико жаль его красивое лицо с удивленными перед жизнью глазами. И только потом я стала судорожно соображать, как ему помочь. Бал убьет меня? Да они все тысячу раз ошиблись в подсчетах. Бал готов был умереть за меня. Только вот я таких жертв явно не стоила.

Макс был надзирателем. Я незаметно накрыла Гасиона какой-то тряпкой, и Макс «не заметил» его, когда нужно было идти собирать коробочки.

Когда я вернулась в камеру, он уже ослеп. Последняя стадия. Осталось несколько часов, и система Касси больше никогда не увидит и не изменит его будущего. Мозг окончательно перестроился. Его нужно просто пересчитать, и все. Касси должна это сделать. По закону самоисцеления она должна самостоятельно найти выход, найти новые пути его мыслей. Поставить в уравнения новые реакции и просчитать счастливое будущее. Должна.

Я вдруг выпуталась из его объятий. Три часа ночи. В коридоре спит один надзиратель, остальные где-то еще пропадают.

– Ника, бессердечное ты создание, мне осталось несколько часов, просто держи меня за руку, – простонал Гасион.

– Ага, и потом всю оставшуюся жизнь помнить твою кислую физиономию. За бессердечную, кстати, отдельное спасибо, – прошипела я. Надзиратель все равно проснулся. Плевать. Я подошла к решетке и стала смотреть в потолок. Ни за что не поверю, что тут нет камер слежения. Это же такой веселый аттракцион.

– Меня зовут Ника Морган. Я обращаюсь к представителям первого и второго уровня. К Томасу Пирру и Алексу Агаресу лично. Я знаю, как лечить вирус, – крик тонул в пространстве Тортура. В камере все проснулись. Надзиратель уже был рядом. Он сначала попытался включить шокер, но на меня он не подействовал. Во всяком случае, я ничего не почувствовала. Тогда он просто скрутил мне руки и повел по коридору. В пыточную, наверное. Или в карцер. Бал убьет меня… Все просто. Из нас просто должен выжить только один. Либо я, либо Бал.

Глава 42

Макс прибежал из комнаты последнего рубежа.

– Вертолет на крыше, – коротко сообщил он. Надзиратель удивленно вскинул брови, но все-таки кивнул.

– Гасион! – в отчаянии крикнула я.

– И его тащи, – распорядился Макс. – Агарес приказал, – пояснил он.

Когда вертолет с оглушительным шумом поднялся в воздух, Линч взял меня за руку и спросил:

– Ника, ты точно знаешь, что делаешь?

– Понятия не имею, – хмыкнула я. – Это последний шанс.

Путь с пятого уровня до первого мы преодолели чуть больше чем за час. Вдалеке показалось маленькое, словно игрушечное, здание «Силенциума». Мы пролетели над ним за считанные секунды. А вот и башня власти. Великая и неприступная. Здесь жили лишь люди первого уровня. Никаких «высокоинтеллектуальных отбросов общества». Если честно, понятия не имею, кто такие люди первого уровня. В «Силенциуме» бывали лишь трое – Рейвен, Пирр и Агарес. Здесь, в башне, должны были жить по трое от каждого сектора. Их лица периодически мелькали в новостных блоках. Кто еще? Ни малейшего представления.

Вертолет приземлился на крышу тонкого, как щепка, здания. Нужно быть искусным пилотом, чтобы с такой точностью посадить эту адскую машину. Дверь открылась. Пилот приказал всем высаживаться. Мы с Линчем стали помогать Гасиону. Вскоре пилоту надоело наблюдать за этим издевательством над умирающим, поэтому он просто взял Гасиона за руки и вытащил из кабины. На крыше нас ждала Софи Рейвен и штук восемь охранников. Даже сейчас, когда воздух содрогался от рева вертолета, ее прическа выглядела идеально. Похожая на высушенную ворону, она чувствовала себя здесь в своей тарелке. И тут я заметила на ее пуленепробиваемом лице эмоцию. Оказывается, у нее есть мимика. Ну, или мне очень хотелось так думать. На лице ее читалась жалость к трем несчастным людям, жизнь которых искорежило отсутствие будущего. Мы ведь не выбирали все это. Не знаю, как Линч, а я бы была не против, чтобы мое будущее подкорректировали согласно закону Всеобщего счастья. Я бы бродила по лабиринтам сознания, корректировала чужие судьбы, ждала бы рекомендованных контактов, как подарков на Рождество. И, наверное, напоследок обязательно съела бы плесневелый йогурт Канзы. Не так уж и плохо. Во всяком случае, лучше Тортура и смерти. Будущее уже определено, можно его просчитать или нет. Как-то так тогда выразился Агарес.

Гасиона потащили охранники, нас с Линчем повели следом. Идти пришлось недолго. Нас впихнули в зал, расположенный на самом последнем этаже башни. В центре его крутилось изображение девушки, лицо которой я знала с детства. Все плакаты с социальной рекламой всегда украшались ею. Решительное лицо, короткая прическа, татуировки на шее. По стенам были разбросаны проекции с картинками чужого будущего.

Здесь было человек пятнадцать. Их морщинистые лица я видела в новостных блоках. А вот и Агарес с его по-рыбьи холодными глазами на болезненно бледной коже. Он вышел к нам навстречу. Вслед за ним появился Томас Пирр. Они с Рейвен, наверное, были здесь самыми молодыми. Пирр встал посередине. Рейвен и Агарес – по правую и левую стороны от него. Интересно, что за прошлое у человека первого уровня, с шеи которого выглядывают татуировки? Если бы не они, Пирр казался бы отчаянным злодеем, а так он выглядел человеком, лабиринт которого было бы интересно пройти.

– Судя по всему, у тебя минут пятнадцать, – сообщил Агарес, разглядывая Гасиона.

Все. Конец игры. Они победили. Какого черта они продолжают издеваться над нами? Бал полулежал возле стены. Лицо Гасиона сложно было разглядеть под всеми этими подтеками крови и порезами. Красивое лицо. Последнее красивое лицо, которое я увижу в этой жизни.

– Любовь. Единственное, что способно изменить этот мир, это любовь, – громко сказала я.

– Морган, ты полагаешь, что мне пойдут цветочки в волосах и гитара? – хмыкнул Томас Пирр. Ну, надо же, сейчас бы я его назвала почти человеком.

– Что может заставить шестнадцатилетнюю девочку нарушить все законы? Этот вопрос задал мне Корса, когда мы его нашли. Это ведь и был ваш план. По факту, вы сами и нашли ответ. Шестнадцать лет назад.

– Ника, у тебя минут двенадцать осталось, давай ты ответишь, а потом я тебе дам время для патетического прощания? – Агарес аж руки потер от нетерпения. Его вековечные глаза загорелись предвкушением интересного поворота. Он так давно разучился удивляться, что даже Пирр покосился на него с недоверием.

– Система Касси работает согласно четырем законам, – начала я, задыхаясь. – Касси не считает тех, кого ей не приказали считать. Не изменяет судьбу, если ей не приказали…

– Ты полагаешь, мы не в курсе? – спросил Агарес.

– Не было ошибки. Асцендент – результат работы Касси. Она должна самоисцеляться, и вирус был способом исцеления. Касси стала бесконечно порождать сама себя. Люди, способные любить, лишались будущего, потому что в их руках была возможность его изменить.

– …И согласно закону Касси, если их действия не приносили пользы, они отключались. Много маленьких копий Касси, – закончил за меня Агарес.

– Они способны изменять будущее другого человека, – кивнула я. – Единственный способ изменить этот мир – любовь. Звучит глупо, но это и есть ответ.

– Красиво, – восхитился Агарес, как будто ему показали отличную видеоиллюзию.

– Нужны браслеты и сыворотка, которую впрыскивали при подключении, – сказал Линч. Я обернулась. Линч попеременно косился то на Пирра, то на Гасиона. Агарес распорядился принести все необходимое. Нечто похожее мы проделывали все последние годы в лицее. Ничего сложного. Если ответ верен и если Гасион не соврал и действительно меня любит. В его интересах, чтобы это было так. Не смогла сдержаться от улыбки, за что получила пинок от Линча. Два браслета принесли достаточно быстро. Руки дрожали. На теле Гасиона не было живого места, поэтому я просто не смогла себя заставить сделать надрез на его запястье. Я быстрым движением порезала свою уже затянувшуюся рану от прошлого браслета и передала Линчу скальпель.

Пока Линч программировал браслеты, я вдруг подумала, что даже в самом страшном сне не могла бы представить такого. На глазах у первого уровня мы снимаем и надеваем браслеты, программируем будущее и… Нас за один процент всего этого должны утилизировать. Пирр стоял по стойке смирно. Руки были сжаты в кулаки. Костяшки пальцев побелели. Татуировки на шее, казалось, плясали от напряжения. Должны. И утилизируют. Агарес доведет нас до отчаяния, а Пирр убьет. Корса много всего умного говорил, оказывается.

Линч нажал кнопку активации. По телу прошел легкий разряд электрического тока, а в воздухе повисла проекция:

Система Касси приветствует вас.

Поздравляем, вы прокляты.

– Оптимистично, – закашлялся Гасион. Он видел. Самый глупый в мире план сыграл.

– Теперь Бал и Морган способны изменять будущее, – тихо проговорил Агарес.

– Издеваешься?! – заорал Пирр. К кому он обращался, было непонятно. То ли к проекции девушки в центре зала, то ли к Агаресу. Девушка на проекции счастливо улыбалась. Пирр схватил со стола какую-то черную трубку и с силой кинул в экран. Раздался звук тысячи бьющихся стекол, но девушка на проекции веселилась еще больше.

Гасион поднялся и прижал меня к себе. Он с ужасом наблюдал за тем, как изменился этот мир с того момента, когда он ослеп. Наверное, он ожидал увидеть нечто другое.

– Смени, черт возьми, вид, – заорал Пирр, обращаясь к девушке на проекции.

– Система Касси всегда знает, кого хочет видеть контакт, – весело заявила девушка на проекции.

Пирр вдруг застыл. Его кулаки медленно разжались. Он шумно вдохнул воздух и обратился к Агаресу.

– Они тебе больше не нужны?

– Как и договаривались, – безразлично пожал плечами Агарес.

Мы в панике обернулись к выходу. Охранников было слишком много. Ну не будут же нас здесь убивать.

– Вы хорошо сработали, – успокаивающе произнес Пирр. Казалось, он подслушал мои мысли. – Нужно кое-что проверить, и вы можете быть свободны.

«Свободны»… Какое странное слово. Особенно странно оно звучит из уст Томаса Пирра. Что он этим хотел сказать? Игра не закончилась? В зал вошло несколько охранников и двое сотрудников первого уровня. Все в белом. Вместо того чтобы вызывать доверие, все эти белые костюмы только пугают. Нам заломили руки и усадили на стулья. Это произошло так быстро, что сопротивляться просто не пришло в голову.

Агарес нехотя взял со стола шприц с серебристой субстанцией, напоминающей литум Корса, и подошел к Гасиону. Бал начал вырываться, но Алекс Агарес успел вколоть ему в шею сыворотку. Рейвен вдруг дернулась, будто хотела остановить его, но потом вновь застыла. Пирр взял что-то из рук одного из вошедших помощников. После чего подошел к Гасиону и всучил ему это в руки. В глазах Гасиона плескался ужас и отчаяние, изуродовавший лицо шрам напоминал ядовитую змею.

– Убей Морган, – приказал Пирр с такой интонацией, будто собаку дрессировал. Зачем? Зачем ему весь этот спектакль? Не проще ли вернуть нас в Тортур и уничтожить? У него должна быть очень мощная мотивация, чтобы творить такое на глазах всего первого уровня. Правда, судя по всему, всем этим высоколобым стариканам было глубоко до лампочки. Они наблюдали за разворачивающимися событиями со сдержанным и молчаливым интересом. В отличие от Агареса их эта иллюзия не увлекала.

– Убей Морган, – вновь приказал Пирр. Гасион встал и вытянул руки в стойке. – Не ври ни мне, ни себе, Бал. Ты точно такой же генетический мусор, как и все здесь присутствующие, – в этот момент несколько стариканов поморщилось, услышав оскорбление в свой адрес. – Ты ничем не отличаешься от меня, – закончил Пирр.

– Хватит Тоб… Хватит Томас, заканчивай спектакль, – бросил Агарес. Он был занят формулами, которые высветились перед проекцией девушки. Его происходящее перестало интересовать. Люди – это так скучно. Формулы куда интереснее.

Бал стоял с вытянутым пистолетом в руках. Ужас на лице сменился отчаянием. Я понимала, что он сейчас чувствует. Он больше не принадлежал себе. Сыворотка оставила его в ясном сознании, но он не властвовал над собой. Тот же препарат, что подсыпал нам Корса. Только в концентрированной форме. Лекарство лишало человека воли.

Линч извивался, как уж, но охрана явно не собиралась его выпускать. Гасион с диким ужасом на истерзанном лице целился в меня. Я будто вросла в стул. Все как в тесте Корса. И что мне сейчас делать? Тогда я попыталась выстрелить в себя. А сейчас? Запястье пронзила резкая боль. Как будто судорогой свело. Можно изменить реальность. Достаточно написать правильно сформулированный запрос. Девушка на проекции радостно улыбалась. Похоже, теперь все это забавляло только ее. К сожалению, времени на точные формулировки не оставалось. Бал с явным усилием снял меня с прицела и приставил пистолет к виску. Мы ведь уже решали эту задачу. Бал, к сожалению, запомнил ответ. Охранники пятого уровня заворожено наблюдали за Пирром. Поскольку я не вырывалась, они немного ослабили хватку. На отобразившейся проекции я написала: «Сбежать. Втроем».

Глава 43

Легкий разряд тока. Я подняла глаза. Гасион выстрелил. Его тоже ударил разряд тока. Легкий, но достаточный для того, чтобы промахнуться. Пуля попала в одного из охранников Линча. Человек взвыл от боли. Макс тут же вырвался и побежал ко мне. Завязалась драка. Бал помедлил несколько секунд, а затем побежал ко мне.

– У нас минута, – сообщил он, легко управившись с парой охранников. Мы с Линчем кивнули и бросились к выходу.

В этот момент я заметила, как тело Гасиона отлетело к стене. Томас Пирр одним ударом буквально припечатал его к стене. Пирр даже не изменился в лице. Только холодные глаза хищника блеснули. Бал с трудом поднялся. Раны на его теле кровоточили. На стороне Бала было только одно преимущество – молодость. Все остальное на стороне Пирра. Скорость, точность, быстрота реакции, ярость, – все это лишало Бала даже малейшего шанса выиграть в этом сражении.

Я обернулась. Макс дрался с одним из охранников. Еще трое двигалось в мою сторону. Рейвен вместе с остальными членами совета продвигалась к выходу. Изображение смелой девушки, украшавшее теперь все экраны в зале, радостно улыбалось. Я все-таки ошиблась?

Охранник вырубил Линча очередным ударом в живот. Линч согнулся пополам и застонал. Я встала между охранником и Линчем. Поставила защиту, отразила удар и умудрилась ударить его в горло. Хоть паре приемов Андрас умудрился меня обучить. Охранник одной рукой схватился за горло, а другой отбросил меня, но Линч уже успел оправиться после удара.

Гасион и Пирр дрались на последнем рубеже отчаяния. То, как дрался Пирр, не могло не восхищать. Бал, казалось, обрел второе дыхание. Он умело отражал удары Пирра и даже умудрился на пару метров приблизиться к спасительной двери. После очередного удара Пирра Гасион упал. Меня схватили двое других охранников. Увидев падающего Гасиона, я стала отчаянно вырываться. Линч умудрился расправиться со своим противником и сейчас напал на одного из моих охранников. Оставалось только одно – драться. Отчаяние придало мне сил, но вряд ли бы я смогла справиться даже с одним охранником. Он уже заломил мне одну руку и придавил к полу, когда я вдруг заметила валяющийся на полу кусок стекла. Достаточно острый. Я успела схватить его свободной рукой и с силой ударить им мужчину пятого уровня. Кусок застрял в животе. Охранник скривился от боли и ослабил хватку. Я скинула его обмякшее тело и стала озираться в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. На глаза попался использованный шприц с остатками препарата, который ввел Агарес Гасиону. Хотела набрать в него воздух, но хитроумная конструкция шприца не позволила этого.

Линч продолжал драться, а я побежала к Гасиону. Пирр уже готов был нанести решающий удар, когда я вколола ему в шею остатки сыворотки. Гасион с ужасом и восхищением уставился на меня. Пирр привалился к стене. Глаза его остеклянели. Он мог лишь судорожно хватать ртом воздух. Откуда-то раздался крик Софи Рейвен.

– Линч, – напомнила я. Бал кивнул.

Мы бросились на помощь Линчу. Через несколько минут нам все-таки удалось выбежать из напрочь разгромленного зала.

По дороге попалось несколько охранников, но что они могли сделать против нас? Да все что угодно, вообще-то. Фишка была в том, что удача официально приняла нашу сторону.

Поднявшись на один этаж, мы оказались в коридоре, ведущем на крышу. Стены, пол и потолок здесь были химически белого цвета, да еще и подсвеченные яркими лампами. Отвратительное зрелище. Коридор разветвлялся. Точно помнила, что нам нужно сейчас идти прямо, но Гасион вдруг пихнул меня в правый рукав коридора. Линч секунду помедлил и пошел за нами.

В коридоре тут же почувствовалось какое-то движение. Несколько человек пробежало мимо нас. Они хотели задержать вертолет. Тут послышался стук каблуков в сочетании с тяжелой поступью Пирра, успевшего отойти от сыворотки. Видимо, Софи вколола противоядие, иначе, просто не представляю, как можно было так быстро прийти в себя.

– Они не ушли далеко, – сказала Софи Рейвен. Тон ее голоса был предельно спокойным.

– Знаю. Неважно. Отдайте приказ утилизировать Агареса и остальных членов совета. Приказы о Морган и остальных уже есть. Миру больше не нужны ни сумасшедшие гении, ни точки восхода с закатами, – сказал Пирр.

– Солнце запретить не хочешь? – хмыкнула Рейвен. Странно было слышать обращение на «ты» по отношению к Томасу Пирру.

– Аккуратнее, Софи. Да, и лишите все уровни доступа к картам будущего, – с тихим бешенством в голосе произнес Пирр.

– Но это же… Это же суть Нового общества. Все знают, каково их будущее, в чем их счастье… Иначе, зачем тогда Касси?

– Достаточно того, что будущее буду знать я, – рявкнул Пирр. – А люди всегда принимают правила игры, Рейвен, и ты об этом знаешь не хуже меня. Если Морган права, то доза Z-136 заглушит вирус, и мы вернем себе остров.

– Да, сэр, – ответила Софи. В голосе ее чувствовались усталость и разочарование. Рано или поздно в этом мире проигрывают все. Пирр окончательно проиграл эту партию, но, как и любой азартный игрок, не желал признавать поражения.

– Ты никогда не обыграешь Агареса, Томас, – прошептала вдруг Софи.

– С чего такая уверенность? – уже спокойнее поинтересовался Пирр.

– Нельзя победить человека, придумавшего правила игры.

– Во всяком случае, первый раунд я выиграл, – ответил Пирр.

Они замолчали. Мы стояли, буквально вжавшись в стену. И все же наши тени были слишком хорошо видны на фоне люминисцентно-белого коридора. Голоса Рейвен и Пирра стали слышны слишком хорошо. Они были опасно близко от того, чтобы нас заметить. Гасион вдруг стал отползать дальше по коридору. Мы с Линчем последовали за ним. Бал нащупал в стене какую-то кнопку и нажал ее. Сработала пожарная сигнализация. Сотни небольших кранов на потолке зашипели. Через секунду вода уже была повсюду.

– Какого черта? – рявкнул Пирр. Судя по звуку голоса, он был уже дальше от нас. Еще мгновение – и послышалось хлопанье дверей. Мы тут же ринулись на крышу. Вертолет все еще был на месте.

Линч рывком открыл дверь и собрался уже было выкинуть из кабины пилота, как Гасион вдруг остановил его. В сумрачном свете его изуродованное лицо выглядело пугающим, а резкие от ран жесты только дополняли образ.

– Нужно сообщить диспетчеру, – крикнул он.

Гасион запрыгнул в кабину первым и приложил пилота к приборной панели. Я попыталась найти в этом хаосе кнопок трубку, связывающую с диспетчерской. Ничего подходящего не находилось. Наконец, она нашлась.

Гасион еще раз ударил пилота. Мне стало жаль мужчину, который еще час назад помог мне вытащить из кабины Гасиона.

– Повторяй за мной, – проорал Гасион. – Мы нашли их. Бегут по направлению к военному сектору. Начинаю преследование. Повторяй.

Пилот послушно повторил несколько простых фраз.

– А теперь еще раз и в микрофон, – кивнул Бал. Мужчина дрожащим голосом повторил. Диспетчер ответила согласием. В этот момент Гасион выкинул из кабины несчастного пилота и пересел на соседнее кресло. Линч забрался внутрь кабины и стал судорожно соображать, как заставить эту штуковину полететь.

Линч успел завести мотор. Воздух на крыше вновь содрогался от работы лопастей. Мы с Гасионом пересели в кабину. Тут я увидела на крыше темную фигуру, приближающуюся к нам. Софи Рейвен бежала, держа в руках чемодан.

– Она что, решила единолично остановить вертолет? – крикнул Линч, пытаясь поднять машину в воздух.

Я с сомнением покосилась на приближающуюся фигуру. Рейвен никогда не отличалась глупостью. Софи к этому моменту уже добежала до вертолета. Она размахнулась и закинула к нам в кабину чемодан.

– Что это? – прокричал Гасион.

– Противоядие, – крикнула Рейвен. В ответ на наши удивленные взгляды, она пояснила: – Просто выполняю приказ.

– Чей? – прокричала я.

– Руби Корса, – с улыбкой ответила Рейвен. Эта секундная улыбка моментально превратила ее воронье лицо в человеческое. Более того, в тот момент ее даже можно было бы назвать красивой. Линч, наконец, поднял вертолет в воздух. Кабина накренилась, и мы поспешили закрыть дверь, иначе бы просто попадали на землю, да и все. Одинокая фигура Софи Рейвен на крыше становилась все меньше. Я оторвала взгляд от иллюминатора. Гасион восхищенно разглядывал меня.

– Магия, – развела я руками.

Куда сбежал Корса с остальными, мы не знали. Если уж честно, мы даже не знали, удалось ли им выбраться из центра или взрыв застал их в тоннеле. Тогда все было бы напрасно. Даже думать о таком варианте не хотелось. У нас была небольшая фора во времени и самый быстрый в Едином государстве вид транспорта. То есть все козыри на руках. «Во всяком случае, первый раунд я выиграл» – звучали в голове слова Пирра. Что он имел ввиду? Вспоминались эпизоды драки, произошедшей несколько минут назад. Конечно, Гасион отлично дерется, но не сейчас. Я посмотрела на него. Правая половина лица была перерезана вертикальным все еще кровоточащим шрамом. Возле ключицы тоже виднелись порезы. Да он умирал несколько минут назад. Не в лучшей форме, уж точно. Относительно нас с Линчем я тоже была лишена иллюзий. Конечно, тренировки в центре Корса, лабиринты, «Силенциум», – все это научило нас кое-чему, но до Пирра нам было далеко. Никогда не видела, чтобы кто-то так дрался. Без намека на страх. Его движения были настолько быстрыми и четкими, что, даже вспоминая, я не могла уловить моментов, когда он наносил удары. Но мы победили. Потому что удача была на нашей стороне. Или нет?

Мы приземлились на самой окраине пятого уровня производственного сектора. Несмотря на то, что мы с Линчем здесь выросли, в этой части острова мы никогда не бывали. Вдалеке виднелся океан, пересеченный дугой монорельса. Ни одного жилого района на многие километры.

– Нужно отойти подальше от вертолета, – пробормотал Линч.

Мы уже дошли до побережья, когда вдалеке послышался гул вертолетов. Здесь нас не могли увидеть. Нагромождение камней служило нам хорошим укрытием. Вдалеке, слишком близко к берегу, виднелось странное здание. Такое однажды я видела в баре у Канзы. Маяк. Старый заброшенный маяк.

– Тебе не кажется, что прятаться на маяке – не самая лучшая идея? – спросил Линч. Было видно, что ему очень хочется просто упасть и уснуть.

– Да пошло все к черту, – пробормотал Гасион, поднимаясь с камней.

Маяк заманчиво возвышался над лужей, в которую превратился здесь океан. Очень старое здание буквально рассыпалось на глазах. И все же оно было достаточно крепким, чтобы приютить нас на эту ночь. Забравшись на самый верх, мы попали в небольшую многоугольную комнату, украшенную лишь узкими полукруглыми окнами. В них виднелись первые росчерки рассвета.

– Ни черта не понял, если честно, – пробормотал Линч. Он прислонился к одному из узких окон и закрыл собой оранжевые лучи пробуждающегося солнца. Я уселась на противоположное окно и стала наблюдать за рассветом.

– Единственная сила… – начала было я.

– Морган, можно без философии? – попросил Линч.

– Я теперь что-то вроде ее джинна. Могу изменять будущее по ее указке, – пояснил Гасион, подходя ко мне. Он не смотрел на солнце, в его глазах я увидела лишь свое отражение. Стало неловко. Я почувствовала себя настолько неуклюжей, что чуть не выпала из окна. Бал вовремя подхватил.

– А, тогда понятно, что имела ввиду Касси, когда сказала, что вы прокляты, – хмыкнул Линч и отвернулся. Похоже, ему тоже стало неловко.

– Каждый зараженный может изменять мир, достаточно лишь найти человека, ради которого он захочет это сделать, – тихо проговорил Гасион.

– Какая романтичная разгадка. Все бы хорошо, если бы люди не умирали, – пробормотал Линч.

Мы слишком устали, чтобы продолжать этот разговор. Нужно хотя бы немного поспать. Мы с Гасионом улеглись возле одной стены, а Линч лег у другой. Здесь было слишком холодно. Через окна сюда проникали ледяные, промозглые порывы ветра, смешанные с едва заметными солеными брызгами океана.

– Может, обогреватель наколдовать? – пробормотала я.

С двух сторон на меня упали какие-то тряпки. Линч и Бал одновременно сняли с себя форму и кинули на меня. И как это расценивать? Трогательный жест или свинство?

Несколько часов сна в продуваемом со всех сторон маяке пролетели как одно мгновение. Открыв глаза, я наткнулась на изучающий взгляд Гасиона. Его невозможно было теперь узнать. Правую половину лица перерезал глубокий шрам, перетекавший в порезы на теле. Довершали образ многочисленные синяки, ушибы, и, наверное, трещины и переломы. Я поднялась. Линч куда-то ушел. Гасион стоял возле узкого окна в стене допотопного маяка. Не знаю почему, мне захотелось прикоснуться к его лицу. Когда поднесла руку к шраму, Гасион мягко остановил меня и нервно сглотнул.

– Ты самый красивый, Гасион. Навсегда, – ехидно сказала я. Бал улыбнулся.

– Есть маленький нюанс. Я буду жить, и тебе ежедневно придется видеть мою «самую красивую в мире физиономию». Как там выразилась Касси? Поздравляю, вы прокляты, – ответил он.

Я обиженно отвернулась.

– Ника, ты должна знать. Я никогда бы не смог выстрелить. Застрелил бы себя, но не тебя, что бы мне ни вкололи.

– Я видела, – пробормотала я.

Вскоре пришел Линч. Нужно было что-то решать. Мы обязаны были дать шанс Канзе, Анни, Кроцеллу, Андрасу… Всем, кто, надеюсь, еще был жив. А для этого нужно было найти Корса и не попасться в руки людей Пирра и Агареса.

– Нужна Сеть всеобщего доверия, – распорядился Бал. Макс кивнул и занялся подключением одного из браслетов, которые дала Рейвен.

– А не хочешь рассказать, для чего нам Сеть всеобщего доверия, о великий провидец? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – пожал плечами Бал. – Ты поймешь. Понятия не имею как, если честно.

Я с недоверием покосилась на Бала. Его слова звучали как-то неубедительно. Впрочем, других вариантов все равно не было. Когда Линч закончил с браслетом, я включила Сеть всеобщего доверия. Никогда не пользовалась бесплатными исповедями. Работа в центре поддержки полностью отбивала желание делиться сокровенными мыслями. Я стала по очереди изучать исповеди. Одну, вторую, третью… Все одно и то же. Чтобы не вызвать подозрений, приходилось рассказывать что-нибудь. В ход пошла любимая история про ежика, встреченного на дороге. Гасион фыркнул, увидев знакомый рассказ. Потом он уже сам придумывал истории про ежиков. Включив очередную исповедь, я не поверила своим глазам. На проекции значилось:

«Я ваш последний шанс? Тогда спешу обрадовать: у вас больше нет шансов».

Это был Канза. Никто другой этого не мог бы написать. Мы еще долго придумывали то, как, не вызывая подозрений, спросить у него, куда их переправил Руби. Он догадался и написал одну из поведенческих формул, в которой были перепутаны пара значений. Оставалось добраться до нужного квадрата в сельскохозяйственном секторе. На это у нас ушло несколько дней.

Эпилог

– Два коктейля «Неугасимая Морган» дайте, пожалуйста, – попросил Гасион, когда мы сели за стойку бара. Алиса с явным отвращением пыталась разобраться с проекциями в зале. Тут нельзя было развернуться в отношении видеоиллюзий. Можно было вызвать ненужные вопросы, но, судя по всему, изображение залитой солнцем плантации тут ни у кого удивления не вызвало. Алиса, правда, зачем-то баобаб поставила в центре зала и сейчас пыталась его стереть. Дерево эффектно мигало и иногда загоралось.

– Послушайте, зачем вам эта дрянь? Она самая дорогая. Пить ее невозможно. Это виски, кофе и абсент. Пока его пьешь, он горит ледяным пламенем, и затухнет, только когда прожжет дырку в вашем желудке, – не оборачиваясь, сообщила она. Баобаб в центре зала в очередной раз загорелся.

– Алиса, тебе никто не говорил, что реклама – это не твое? – поинтересовался Кроцелл. Он хлопнул по плечу Гасиона и пообещал, что «постарается позвать Канзу и Руби». В бар подтягивались все новые люди. Кроу появился нескоро. Он казался безразличным ко всему.

– Спасибо, что не назвал коктейль «Фея абсента», – улыбнулась я.

– Я хотел, чтобы в названии присутствовали вы с Гасионом, поэтому выбирал между «Неугасимой Морган» и «Баллистической Никой», – сказал он.

– Мог бы какой-нибудь ингредиент в честь меня добавить, – обиделся Гасион.

– Там вишенка на дне, – безразлично сообщил Канза. Я не смогла сдержать смеха.

– А куда Анни делась? – поинтересовалась я. Канза махнул Алисе рукой и та безропотно кивнула. С каких пор она перестала ныть? Девушка сосредоточенно смешала что-то в стакане и включила проекцию, на сей раз удачно. После чего пододвинула ко мне высокий стакан с коктейлем. Напиток казался расплавленным серебром. Самым удивительным было то, что по всему пространству бокала порхали бабочки-проекции. Одна из них вылетела и стала летать над стойкой. Маленькая, любопытная и сосредоточенная. Мы с Гасионом в ужасе уставились на Канзу. Тот, молча, кивнул.

– Она… такая красивая, – дрогнувшим голосом сказала я, указывая на бабочку. Система Касси навсегда потеряла Анни из вида. От нее осталась только вереница бабочек, порхающих возле стойки бара. Несколько дней назад такие бабочки скрывали шрамы на шее Анни. Канза, ни слова не говоря, вышел из бара, а Алиса не могла сдержать слез. Кроцелл заботливо погладил ее по голове и включил проекцию с перечнем новых коктейлей Канзы: Синто, Астрея, Гамори, Марбас, Велефор, Ориас, Пеймон, Ами, Вения, Неугасимая Морган и Анни.

Руби и Макс вошли в бар одновременно. В руках у Линча был кейс с браслетами и веществом, которое вкалывали для подключения к Касси. Корса сосредоточенно слушал объяснения Макса. Он бросал на меня и Гасиона мрачные взгляды. К ним подошел Кроцелл. Все они что-то внимательно слушали. Я и Гасион поднялись со своих мест и направились к выходу. Браслет на руке уныло поблескивал. Кроцелл догнал нас минут через пятнадцать. Он указал на браслет и поинтересовался, что делать дальше. Я пожала плечами:

– Изменять мир. Сочинять мечты. Больше ничего не остается.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg