«Знание-сила, 2005 № 11 (941)»

Знание-сила, 2005 № 11 (941) (fb2) - Знание-сила, 2005 № 11 (941) (Знание-сила, 2005 - 11) 4166K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Журнал «Знание-сила»

Знание-сила, 2005 № 11 (941)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал

Издается с 1926 года

«ЗНАНИЕ — СИЛА»

ЖУРНАЛ, КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 79 ЛЕТ!

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Александр Волков

Колоться? Зарекаться? Каяться?

С письмом в кармане я шел «делать бо-бо» Никите. С письмом читателя, который взывал к здравому рассудку таких «экзекуторов», как я. Напоминал, как вредны мои планы. Советовал отказаться от них.

Нет, я все-таки шел делать прививку ребенку. Катил коляску как на заклание. Вспоминал, как двадцать лет назад после институтской прививки от гриппа слег на несколько дней. В испарине. В полубреду.

Здание больницы, пропахшее бромом и хлороформом, приближалось. Хорошо, малыш не знает, в какой силок я его влеку. И в голове проносятся строки письма: «Доходит часто до смешного — болеют нередко все, кому прививку сделали, и не болеют те, кто ее избежал». Насколько обоснованы подобные аргументы?

На стендах больничного коридора красуются газетные вырезки, сообщающие о «новой победе медиков».

• Американские исследователи разработали вакцину против сепсиса (заражения крови). В опытах с мышами вакцинация позволила сократить число гнойных воспалений на 95 процентов. Как полагают ученые, подобную вакцину следует вводить пациентам перед операцией, поскольку хирургическое вмешательство может быть чревато таким осложнением, как сепсис.

• Теперь, отправляясь на курорт, не забудьте сделать себе укольчик. Новая вакцина австралийской фирмы «Epirnn» вводится в ваш организм за полмесяца до поездки и несколько недель защищает вас от ультрафиолетового излучения. Под действием вакцины ваши пигментные клетки — меланоциты — начинают усиленно вырабатывать меланин. Кожа потемнеет и будет поглощать вредные лучи. В 2006 году данный препарат появится в аптеках Австралии.

• Американские ученые создали вакцину против кариеса, которая, по их словам, будет защищать зубы человека в течение всей жизни. Вакцину лучше всего вводить детям в возрасте от полутора до трех лет. Ее действие направлено против микроорганизмов Streptococcus mutans. Эти бактерии, населяющие поверхность зубов, выделяют большое количество молочной кислоты, которая разрушает зубную эмаль. Благодаря особому ферменту, выделяемому ими, бактерии удерживаются на твердой ткани зуба. Вакцина разрушает фермент, и теперь ваша зубная щетка легко сметает колонии вредных микробов. Как полагают исследователи, в ближайшие пять лет прививка от кариеса войдет в обиход.

— Очередь у нас ма-а-аленькая, — подмигивает медсестра малышу. — Испугаться не успеешь. — Не съест тебя серый волк с крестом, - добавляю я Никите, озабоченно поглядевшему на тетю, что скрылась за одной из дверей.

С тех пор, как британский врач Эдуард Дженнер впервые привил оспу, не утихают разговоры о том, что «детям, чтобы вырасти здоровыми, нужно переболеть всеми приличествующими болезнями», что «болезни восстанавливают естественный баланс в организме» и вообще «без терпения в трудах не бывает характера, а без терпения в болезнях — здоровья». Каждый год оспа уносила сотни тысяч жизней по всей Европе, а закаленные в спорах вольтерьянцы говорили о тщете модных медицин.

Их доводы в чести и сегодня. Против прививок выступают даже врачи. «Очевидно, у детских инфекций есть особое биологическое предназначение. Без них иммунная система не может по-настоящему сформироваться. Иначе у ребенка разовьется гиперчувствительносгь к любым раздражителям, и он постоянно будет страдать от аллергии». Это цитата из интервью с немецким врачом, опубликованного на страницах журнала «Bild der Wissenschaft». А вот строки из интервью, которое дал «Новой газете» известный российский врач А.В.Волков: «Количество хронических заболеваний на фоне прививок значительно выше, чем без них. Потому что это повреждение иммунитета... Дальше иммунитет развивается неправильно».

Действительно, за последние 30 лет число аллергических заболеваний среди детей возросло. Специалисты единодушны во мнении, что аллергические реакции вызваны разбалансировкой иммунной системы организма. Вот только связано ли это с массовой вакцинацией населения?

В одной из европейских стран сама жизнь поставила необычный эксперимент. В ГДР уровень вакцинации детей приближался к 100 процентам; в ФРГ прививка была делом необязательным, и многие родители зарекались понапрасну колоть детей. Недавно немецкий врач Эрика фон Мутиус проанализировала статистику заболеваемости молодых людей, часть которых росла в «суровых условиях немецкого социализма», а часть — в ФРГ. Так выяснилось, что бывшие гэдээровекие дети, как ни странно, реже страдают от аллергических заболеваний, чем их сверстники из бывшей ФРГ, уклонявшиеся от вакцинации. Иммунитет последних, вопреки расхожему мнению, оказался слабее. Этот вывод подтвердили и другие исследования. Большинство ученых уверены, что лишний раз заболеть корью вовсе не значит укрепить иммунитет.

А как обстоит дело с другим возражением критиков? «Иммунная система ребенка в первые месяцы жизни очень слаба. Прививки станут серьезным испытанием для неокрепшего организма. Ведь по сложившейся системе вакцинации все дети в три месяца должны получить первую прививку».

Что говорят ученые об иммунитете [рудных детей? Еще во внутриутробный период иммунные клетки нерожденного ребенка начинают вырабатывать антитела. Кроме того, большой запас антител он получает от материнского организма (после родов этот запас продолжает пополняться вместе с материнским молоком). К моменту появления на свет иммунная система малыша вполне сформировалась, что жизненно важно для него, ведь его будут атаковать мириады бактерий и антигенов. На этом фоне лишняя порция антигенов, получаемых во время вакцинации, погоды не сделает — все равно что пригоршня воды, которой вас окатят в ливень.

А, правда ли, что прививки опаснее самой болезни? Любой их противник скажет вам про побочный вред, причиняемый ими. В то же время мало кто вспоминает об осложнениях, которыми сопровождаются «эти пустяковые детские болезни». Так, часто недооценивают опасность заболевания корью, отказываясь делать прививки от нее. А ведь осложнения бывают у каждого третьего ребенка, заразившегося корью! Среди самых распространенных — воспаление легких и отит. В среднем у одного ребенка из двух тысяч, перенесших корь, развивается острый серозный менингит. Среди детей, перенесших свинку, у одного из 2000 развивается глухота, у одного из 5000 — менингит. И что это, лучше, чем легкий жар и покраснение от укола?

И все-таки прививки тоже чреваты серьезными осложнениями. Как часто? По данным Хейкки Пелтолы из Хельсинкского университета, в течение 14 лет изучавшего последствия вакцинации детей от кори, свинки и краснухи, его сотрудники за эти годы описали 1 800 000 случаев вакцинации. Были отмечены следуюшие осложнения: 3 случая заболевания острым серозным менингитом, 30 случаев жара, лихорадки, судорог и 46 аллергических реакций. Сравнивайте сами, когда чаще бывают осложнения.

По данным финских ученых, из почти двух миллионов привитых детей никто не заболел аутизмом и диабетом, не было ни одного случая хронического заболевания кишечника. В прессе же прочтешь и о таких «побочных последствиях».

Цифры однозначно свидетельствуют, что вакцинация — очень эффективный способ защитить ребенка от заражения многими инфекционными болезнями. Однако те же самые цифры (торжество арифметики!) вот уже третье столетие подряд бессильны убедить скептиков.

Есть «правда» врача. Вы знаете, на 600 тысяч прививок — один менингит. И есть «правда» родителей. «У меня один ребенок, а не 600 тысяч детей. И что если заболеет он, потому что я по своей прихоти привезу его прививаться?»

— Ну что, Волков? — Командую я себе. — Домой! Зачем ребенка мучить?

И снова длинный ряд стендов. «Вакцинация — дело государственное!», «Есть ли прививка от СПИДа?», «Отправляясь на курорт, помните о малярии!» Редакторская привычка — все машинально читать.

• Остановить эпидемию СПИДа, — по словам специалистов, «величайшую медицинскую катастрофу современности», — можно только после вакцинации населения. Почему так трудно разработать вакцину от СПИДа? Потому что простейшие методы ее создания в данном случае запрещены. Ведь по соображениям безопасности нельзя использовать живые, но ослабленные вирусы СПИДа. Опыты над животными показали, что попав в организм, вирусы со временем крепнут и с ними уже не справиться. Если же использовать мертвых возбудителей, то иммунные клетки-убийцы на них не реагируют. Быть может, успех принесет имплантация возбудителей СПИДа в бактерии, вызывающие у иммунной системы человека бурную ответную реакцию. Впрочем, как полагают скептики, пройдет не менее десяти лет, прежде чем появится сравнительно эффективная вакцина от СПИДа.

• Возможно, в борьбе с некоторыми видами рака поможет вакцинация. Эксперименты с вакциной против меланомы, проводимые в США, Германии и Швейцарии, принесли обнадеживающие результаты. Весь вопрос в том, лучше ли этот метод или хуже, чем химиотерапия. В принципе, еще в 1991 году на поверхности клеток меланомы был обнаружен антиген. Теоретически иммунная система человека должна «разглядеть» подобные клетки и расправиться с ними, однако по непонятной причине им удается миновать иммунный контроль. В перспективе возможно также создание вакцины против рака грудной железы, рака кишечника и рака предстательной железы. По крайней мере, некоторые из вероятных антигенов этих видов опухолей уже выявлены.

• Сейчас почти половина всего мирового населения живет на территории, где наблюдаются вспышки малярии. Ежегодно от нее умирают до трех миллионов человек. Прививки пока не помогают. Впрочем, в конце 2004 года журнал «The Lancet» сообщил об успешных клинических испытаниях новой, более эффективной вакцины. Испытания проводились в Мозамбике, где было привито более 1600 детей. В последующие полгода количество заболеваний малярией среди них сократилось на 58 процентов. Возможно, уже в 2010 году новая вакцина поступит в прода...

Меня обрывают на полуслове. Редакторская привычка — задерживаться, зачитавшись на работе, — до хорошего не доведет. Подошла моя очередь. Ретирада не удалась. «Гражданин, пройдите с ребенком на укольчик!» И я открываю дверь, — а письмо в кармане вопиет («Помните: никто не может принудить вас или вашего ребенка сделать прививку»), — дверь в преисподнюю, где черный-черный человек в белом-белом халате тянет к малышу шприц.

По пути домой, устав успокаивать исколотого горлопана, я мечтаю о том, чтобы превратиться во что-то неподвижное, бесчувственное, например, в мой любимый компьютер, а услужливая память подсказывает... Возможно, вакцинацию предстоит пройти не только Никите и многим миллионам других детей, но и... всемирной компьютерной сети — интернету. По мнению ряда программистов, «прививка от компьютерных вирусов» была бы довольно перспективным методом борьбы с ними.

Этот метод разработали ученые из университета американского штата Нью-Мексико и британского International Centre for Security Analysis. Идея такова: у компьютерной сети, как у любых живых существ (не шаг ли это в сторону «очеловечивания» машин? и чем любой из нас — не громадная биологическая Сеть, сплетенная из мириад крохотных «механизмов» — клеток?), должна появиться своя иммунная система, устроенная по биологическому принципу. Как только внутри Сети обнаружится подозрительный «микроорганизм» — вирусная программа, — нужно ликвидировать его, как какой-нибудь стафилококк. Тысячи компьютерных «иммунных клеток» — специальных поисковых программ — должны курсировать по интернету, приканчивая любой вирус, попавшийся им.

Первые прототипы «программ- убийц» неплохо зарекомендовали себя в локальных сетях некоторых американских компаний. В планах ученых снабдить иммунной защитой весь интернет, то есть внедрить эти поисковые программы во все узловые точки Сети — в университеты, крупные фирмы, провайдерские компании. Тогда компьютеры окажутся в полной (надо надеяться!) безопасности от «электронной заразы». Пока непонятно, правда, кто за эту услугу будет платить. Юзера, наверное...

Впрочем, если, прочитав эти заметки, вы по-прежнему не доверяете прививкам, есть и другие пути защиты от виртуальных вирусов. Ничто не ново под луной. Древняя магия лечения недугов процветает и в день сегодняшний. Так, в Японии все больше юзеров приносят свои компьютеры в синтоистский храм, чтобы защитить их от вирусной напасти. За сорок евро священник благословит ваши «железки», а если вернуться к истокам человеческой веры, то всего за 6,5 евро вам наклеят на компьютер подходящий амулет. Даже в век всесилия вакцин «талика магии» пользуется спросом как никогда. «Наша церемония, — говорят синтоистские жрецы, — призвана успокоить сердце и дух человека».

Не этого ли мы в глубине души ждем от врача, отправляя ребенка на рандеву с ним? И разочаровываемся и во врачах, и в методах лечения, если те затрагивают лишь наше тело, а никак не смятенную, взволнованную душу! И тогда мы выдумываем тысячи причин, подбираем сотни амулетов, доверяемся десяткам воркующих знахарей, чтобы только не оставаться один на один с механической, рутинной процедурой лечения, где мы — какие- то подопытные мыши на врачебном конвейере, которым делают один, другой, третий укол, а потом отправляют восвояси. И вот мы идем, зарекаемся, каемся. Нет, даже в наши дни непростое дело — уколоться...

(В статье использованы фрагменты письма Семикова С.Л. из Нижнего Новгорода.)

Рафаил Нудельман

Расшифровка X - хромосомы

Статья первая

В октябре 2004 года Международный консорциум по расшифровке генома человека опубликовал результаты анализа последовательности звеньев ДНК в человеческих хромосомах под номерами 5,6,7,9,10,13,14,19,20,21,22 и Y, где Y означает мужскую половую хромосому.

Не прошло и полугода, как биологам удалось сделать следующий важный шаг — в марте 2005 года в журнале «Nature» были опубликованы результаты расшифровки Х-хромосомы. Это выдающееся достижение молекулярной биологии пролило новый свет на ряд фундаментальных вопросов генетики и эволюции вообще.

Сначала о том, что мы уже знали

Как известно, хромосомы X и Y определяют пол человека и других млекопитающих, а также насекомых и птиц. В частности, у млекопитающих мужские особи имеют пару половых хромосом X-Y, а женские — пару Х-Х. Половые хромосомы отличаются от неполовых, обычных хромосом — аутосом — рядом особенностей.

Начнем с неравного размера. X- хромосома — одна из самых больших во всем наборе 23-х хромосом человека, Y — самая маленькая. Иными словами, хотя все хромосомы человека имеют в клетке свою пару, но в 22 парах аутосом оба партнера одинаковы по размеру, а в паре половых хромосом мужской партнер в 6 раз меньше женского. Далее: во всех парах аутосом набор генов у обоих партнеров одинаков (хотя каждый ген может быть представлен у партнеров в разных вариантах — например, «отцовский» и «материнский», или нормальный и чуть измененный вследствие мутации и т.п.), а у половых хромосом лишь часть набора генов сходна, а все прочие резко различны. И наконец, такая, тоже весьма существенная особенность: во всех парах аутосом оба партнера при делении клетки переплетаются по всей длине и обмениваются кусками ДНК, а половые хромосомы способны переплетаться только самыми кончиками.

Неравенство половых хромосом определяет их особые отношения. Во всех прочих парах оба партнера «сотрудничают» друг с другом, а подовые хромосомы друг с другом воюют. Эта «война» приводит к очень серьезным генетическим и эволюционным последствиям, и потому является предметом давнего научного изучения. Вот ее простейшая иллюстрация. На Y-xpoмосоме есть участок SRY, делающий человека мужчиной, а на Х-хромосоме есть ген DAX, который у некоторых людей может оказаться и на Y- хромосоме — и тогда этот ген «побеждает» мужской участок SRY, и ребенок рождается женщиной (хотя набор хромосом у него мужской: X-Y). С этой же «войной» половых хромосом связана и другая их поразительная особенность - ревнивая борьба партнеров за восстановление «равенства». У самок есть двойной набор Х-генов, а у самцов — одинарный (остальные гены у них — Y). Это «несправедливо»: если у самок будут работать обе хромосомы X, то соответствующих белков у них будет вырабатываться вдвое больше, чем у самцов. Природа уравняла партнеров, но сделала это в разных организмах по-разному. У млекопитающих она выбрала путь инактивации одной из двух Х-хросомом самки: эта хромосома окутывается особой длинной молекулой, свертывается в комочек и перестает работать — такую неработающую хромосому можно видеть на препарате как глыбку окрашенного вещества; а у насекомых та же природа пошла по пути удвоения интенсивности работы единственной Х-хромосомы у самцов.

Поскольку человек — млекопитающее, у него выравнивание производства белков тоже достигается с помощью инактивации. Этот процесс происходит уже в эмбриональном периоде. Каждая клетка женского эмбриона «выбирает», какую Х-хромосому ей инактивировать — пришедшую от отца или пришедшую от матери. Выбор этот случаен, но необратим, так что в результате одни клетки женского эмбриона навсегда остаются с генами материнской Х-хромосомы, а другие — навсегда с генами отцовской. У кошек породы калико это приводит к яркому чередованию окраски шерсти, поскольку (грубо говоря) клетки, в которых инактивирована отцовская X- хромосома, дают один цвет волос, а клетки, в которых инактивирована материнская Х-хромосома — другой. У людей результаты этого выбора куда серьезней: тяжесть человеческих заболеваний, связанных с мутациями в X- генах, определяется процентом клеток, в которых мутантный ген работает или инактивирован.

Что же нового об Х-хромосоме рассказала ее расшифровка?

Первая группа новых фактов касается важнейших характеристик Х-хромосомы

Впервые найдена ее точная длина — она составляет 155 миллионов химических звеньев ДНК. Это примерно 5 процентов от общей длины генома (то есть от общей длины ДНК во всех хромосомах суммарно). На этой длине найдено 1098 участков, которые кодируют те или иные белки (управляют их производством). Иными словами, в Х-хромосоме оказалось 1098 белок-кодирующих генов. Это на 1020 генов больше, чем у Y-хромосомы (у таких генов всего 78). Из этих генов только 56 в той или иной мере сходны с генами Y. Такое вот колоссальное неравенство половых хромосом. Неудивительно, что, хотя Х-хромосома и называется «женской», часть генов на ней оказалась имеющей отношение к мужчинам — слишком уж мало генов на мужской хромосоме; в частности, один из этих генов кодирует белок, который участвует в реакции организма на мужской половой гормон (тестостерон). Любопытно, что почти 10 процентов всех генов Х-хромосомы относятся к загадочному семейству, которое кодирует белки, обычно производимые в мужских яичках, но также появляющиеся в раковых опухолях. Исследователи уже наметили эти гены для изучения возможного воздействия на них с помощью иммунотерапии.

Такая колоссальная разница между половыми хромосомами была не всегда. Вдоль своей длины Х-хромосома содержит 5 различных областей, каждая из которых имеет гены, когда-то общие для X и Y, а теперь сохранившиеся только на X. Каждая из этих 5 областей появилась в результате произошедшего в ходе эволюции скачка, при котором Y-хромосома теряла очередную часть сходных с X генов. Иными словами, эти участки отражают скачкообразный процесс постепенной утраты былого сходства двух половых хромосом за те (примерно) 300 миллионов лет, которые прошли со времени их появления. Это позволяет думать, что первоначально они были практически подобны, как это имеет место в любой паре обычных аутосом. Сейчас почти все их сходные гены сохранились на хромосоме Y только на самых кончиках — тех самых, которыми он еще может переплетаться с Х-хромосомой в процессе деления клетки.

Изменялась ли в ходе эволюции сама Х-хромосома?

На этот вопрос ответило сравнение этой хромосомы у разных млекопитающих, включая собаку, крысу, мышь и курицу. У человека и собаки как сами гены на Х-хромосоме, так и их порядок оказались практически одинаковыми. Сравнение человека с мышами и крысами выявило, что гены на Х-хромосоме у них тоже одинаковы, но в некоторых случаях их порядок изменен. А вот сравнение с курицей показало, что большинство генов человеческой Х-хромосомы находятся у курицы либо на аутосоме 2, либо на аутосоме 4. Этот факт говорит в пользу того, что обе половые хромосомы действительно произошли из пары обычных аутосом. Можно представить себе, что поначалу у млекопитающих все пары хромосом были обычными, а затем (около 300 миллионов лет назад) в одной из этих пар у одной хромосомы каким-то случайным образом появился признак, определяющий мужской пол (этот признак, или «мужской половой участок» SRY, находится на Y-хромосоме) и позволяющий потомку тоже иметь мужской пол (а потомку, получившему не эту хромосому, а ее партнера, быть, «по умолчанию», женского пола) и с этого началось постепенное расхождение этой хромосомы с партнером X. Сама же X, как говорят сравнения с другими млекопитающими, осталась практически неизменной, видимо, потому, что по мере дальнейшего «мужания» Y утратила возможность переплетаться с ней и меняться генами.

В генном составе X есть и другие загадки. Плотность генов в этой хромосоме (то есть количество генов на единицу ее длины) — самая низкая среди всех хромосом человека. И это естественно, потому что огромную ее часть занимают не гены, а так называемый генетический «мусор». Это, прежде всего, бывшие гены, теперь изуродованные мутациями почти до неузнаваемости и уже неактивные (их называют псевдогенами), а также совсем не работающие (то есть не способные кодировать белки) участки ДНК, которые повторяются подлине хромосомы сотни и тысячи раз. Такие «повторы» занимают 56 процентов длины Х-хромосомы; еще 29 процентов ее длины занимают длинные участки ДНК, способные сами себя вырезать из ее цепи и затем встраиваться в нее назад в любом другом месте (зачастую с опасностью для генов). Они называются ретротранспозонами, и самые распространенные среди них образуют семьи ALU и LIN Е-транспозонов, часть которых (подсемейство L1) порой достигает огромной длины в несколько миллионов звеньев ДНК. Чем объяснить такую замусоренность человеческой Х-хромосомы, непонятно, как непонятно и то, почему в ней такая низкая плотность генов. Возможно, эта низкая плотность была характерна уже для той исходной аугосомы, которая превратилась в Х-хромосому, а возможно, что самые важные гены (те, которые кодируют белки, жизненно необходимые женщине в удвоенном количестве) перешли с Х-хрососомы на другие, обычные хромосомы, чтобы иметь себе пару. Ведь у женщин, как уже сказано, вторая хромосома X инактивирована — именно для того, чтобы количество кодируемых Х-генами белков не превышало количество этих же белков у мужчины. Ясно, что все гены, необходимые женщине в удвоенном количестве, нужно было поэтому убрать с Х-хромосомы туда, где у них была бы активная пара, и вот природа путем случайных мутаций могла перевести их на аутосомы.

Вторая часть новостей касается как раз инактивации

Та длинная молекула, которая выполняет эту задачу, обволакивая вторую Х-хромосому женщины, называется H1ST-RNA и кодируется специальным геном этой второй Х-хромосомы, который сидит в ее центре. Оказалось, что по обе стороны от этого гена HIST располагается особенно густое скопление транспозонов L1, и возможно, что это не случайно. Не исключено, что именно они играют роль своеобразных «бустеров» этой инактивации. Еще одна новость в этом плане касается меры инактивации. Ученые давно уже подозревали, что она неполна, и сейчас, используя данные расшифровки, американцы Вилард и Карелль показали, что у женщин действительно инактивируется не вся вторая Х-хромосома, а лишь примерно 75 процентов ее генов. 15 процентов оставшихся генов второй Х-хромосомы всегда работают (что может вести к дополнительным различиям между женщинами и мужчинами), а еще 10 процентов ее генов выборочно работают у разных женщин (исследование проводилось на Х-хромосомах, взятых из одной и той же клетки у 40 женoин). Иначе говоря, у одной женщины могут работать одни гены из этих 10 процентов, а у другой — другие. Соответственно, у одной женщины вырабатывается удвоенное количество одних белков, а у другой — других. Это может объяснить, почему женщины как группа больше отличаются друг от друга, чем мужчины.

Третья группа результатов, полученных при расшифровке Х-хромосомы, напрямую связана с медицинской практикой.

Несмотря на малую плотность ее генов, Х-хромосома чрезвычайно нагружена «болезнетворными» генами. Влияние этих генов чаше всего проявляется на мужчинах, и такие, существенно более распространенные среди мужчин, заболевания, как цветная слепота, гемофилия, некоторые формы мышечной дистрофии и многие виды умственной отсталости, вызваны как раз мутантными генами той Х-хромосомы, что имеется в клетках мужчин. Причина такой «вредности» Х-хромосомы именно для мужчин понятна. Поскольку в мужских клетках эта хромосома представлена в единичном экземпляре, то действие ее мутантных генов не компенсируется ничем, тогда как у женщин его может нейтрализовать работа того же, но здорового гена на второй Х-хромосоме. Цифры, характеризующие эту особенность, удручающи. Всего на Х-хромосоме обнаружено 307 одиночных генов, мутации которых приводят к заболеваниям. Это составляет около 10 процентов всех известных наследственных болезней, связанных с одиночными генами, при том, что все Х-гены составляют лишь 4 процента генома. В целом, по своей болезнетворности Х-хромосома занимает первое место среди всех человеческих хромосом. (И это понятно, поскольку она не рекомбинируется с хромосомой Y и не может, как другие пары хромосом, хотя бы частично отделаться от всех накопившихся на ней болезнетворных мутаций.). Последующее изучение соответствующих Х-генов, основанное на завершенной теперь расшифровке, может принести данные, важные для понимания и лечения многих болезней.

ВО ВСЕМ МИРЕ

На рейсовом вертолете в Финляндию

Компания Copterline решила установить регулярное вертолетное сообщение между Хельсинки и Санкт-Петербургом. На такой шаг компанию подвиг исключительный коммерческий успех эксплуатации линии Хельсинки — Таллинн. Теперь между Санкт-Петербургом и финской столицей налажено регулярное авиасообщение, обеспечиваемое ежедневными полетами самолетов ГУАП «Пулково» и Finnair. Компания верит в успех идеи. Основными козырями новой услуги должны стать скорость и частота. Сейчас время в пути составляет около четырех часов. Вертолетный оператор обещает сократить время путешествия до полутора часов и выполнять четыре парных рейса ежедневно.

Награда составит конкуренцию Нобелевской премии

Американский миллионер норвежского происхождения Фред Кавли объявил об учреждении новой научной премии. Ее размер — 1 миллион долларов. Награду будут выдавать раз в два года за достижения в трех областях науки — астрофизике, исследованиях головного мозга и нанотехнологиях — и присуждать за месяц до Нобелевской премии, в сентябре. Первая церемония пройдет в 2008 году. Лауреатов станут отбирать по всему миру при помощи именитых экспертов. Презентация новой научной награды состоится в Норвежской академии наук. Физик по образованию Фред Кавли уехал в 1955 году в США с 300 долларами в кармане, поселился в Калифорнии, где создал компанию по производству сенсорных датчиков. В 2000 году он продал компанию за 340 миллионов долларов. С помощью этих средств он и учредил фонд, который уже финансирует несколько научных институтов в США и Европе. В 2004 году двое ученых из них получили Нобелевскую премию по физике и один — по медицине.

Космосу требуется дворник

«На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы», поется в одной жизнеутверждающей песне. Это в перспективе, но уже сейчас создается проблематичная ситуация с другими следами человеческой деятельности — космическим мусором. С недавних пор им вынуждены заниматься многие организации разного ранга — от ООН до частных фирм. В отличие от земного утиля работа вроде не пыльная, но намного более сложная. Согласно данным специально созданной системы контроля за космосом, имели место всего 99 взрывов неисправных аппаратов. Что же образует засорение космоса? Не касаясь функционально-конструктивного назначения, по размерам это выглядит примерно так: крупных остатков космических аппаратов, ракет-носителей и разгонных блоков — около восьми тысяч, деталей диаметром до десяти сантиметров — около ста тысяч. Есть и более мелкие частицы, называемые космозолями. Они-то и служат причиной того, что «мутнеет» оптика, «стареют» солнечные батареи, эрозируют конструктивные поверхности, неадекватно воспринимается датчиками окружающая обстановка из-за «облака» этих частиц. Учеными ракетно-космической отрасли разных стран, в частности, российскими. интенсивно разрабатывается теория для исследования проблем и явлений засоренности космоса.

Когда обучение в школе недоступно

Сайт Gazeta.ru передает, что Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) подготовил доклад о доступности образования, в котором отмечено, что в мире для 115 миллионов детей, большинство из которых — девочки, обучение в школе является невозможным. Наиболее сложная ситуация складывается в Либерии, Сьерра-Леоне и Демократической Республике Конго, где детей образования лишила гражданская война. Согласно подсчетам ООН, самый большой разрыв между неграмотными девочками и мальчиками существует в Афганистане и Пакистане.

Следуя намеченной программе, в ближайшие десять лет ЮНИСЕФ попытается добиться того, чтобы при получении начального образования во всех странах достигли полового равенства. Согласно выводам фонда, в Белоруссии, Таджикистане и Турции на данный момент это практически невозможно.

«Наш мозг будет жить и после смерти в суперкомпьютере»

В 2050 году появится возможность «скачать» все содержимое человеческого мозга в один суперкомпьютер, что позволит сознанию пережить смерть тела: «Смерть больше не будет проблемой», — утверждает Ян Пирсон, глава департамента футурологии British Telecom. В интервью газете Observer ученый говорит, что мощность новой Playstation 3 составляет 1 процент человеческого мозга, и можно предположить, что Playstation 5, вероятно, будет обладать мощностью человеческого мозга.

Пирсон в течение 20 лет работает в сфере оптических волокон, кибернетики и развития сети широкого диапазона в лабораториях British Telecom. Согласно его прогнозам, приблизительно к 2020 году можно будет создавать суперумные компьютеры, снабженные «сознанием» и способные проявлять эмоции.

В период между 2020 и 2030 годами, продолжает ученый, человек будет много времени проводить в работе, общении и развлечениях в «виртуальной реальности» и с 2050 года может достичь своего рода кибернетического бессмертия: «Такое будущее приводит в возбуждение, но и пугает», — говорит в заключение Пирсон.

Мобильный телефон может вызвать старость

Египетские ученые из университета Каира по результатам 15-летнего исследования пришли к выводу, что слишком частое использование мобильного телефона может стать причиной преждевременного старения. Группа под руководством профессора биофизики и радиофизики Фадхила Мохаммеда Али обнаружила, что электромагнитное излучение вредит человеческим клеткам. Красным клеткам крови, в частности. Также страдают ферменты печени, гланды, мускулы, гормональный баланс, сердце и костный мозг — в основном все это проблемы, связанные со старостью.

Рискуют, впрочем, не только владельцы мобильников, но и люди, живущие вблизи высоковольтных линий, заводов, радиовещательных башен и других подобных сооружений, безопасное расстояние от них — минимум 20 метров, а в некоторых случаях — один километр. Ученые предлагают по возможности использовать «обычные» телефоны. Конечно же, данное исследование не поставит точку в этой спорной теме, о которой мы неоднократно писали.

К ЮБИЛЕЮ «ЗНАНИЕ - СИЛА»

Квантовая гравитация: судьбы теории и практика судеб

«Здание современной физики опирается на краеугольные камни - фундаментальные теории: квантовую теорию, теории электромагнитного, слабого и сильного взНо здание мира - мироздание - едино, и фундамент у него тоже должен быть един. Отдельные краеугольные камни должны объединиться в целое - в настоящий, надежный фундамент. Обособленность этих краеугольных камней - не свойство природы, а характеристика современного состояния науки.

Вера в единство теоретического фундамента родилась не в двадцатом веке. Она существует давно и явственно ощущается уже в идеях первых теоретиков -Демокрита, Пифагора, Платона.

Вера эта вела многих исследователей природы и принесла замечательные плоды.

Еще в прошлом веке не только фундамент, но и само здание физики не было единым. Электричество, Магнетизм, Оптика, Теплота - все это были отдельные строения. Шаг за шагом они объединялись в здание физики, в котором можно из зала «Электромагнитная теория света» пройти в зал «Тепловое действие тока», не выходя на улицу (а уличному взгляду на мир, как известно, свойственны скороспелые мнения и логические прыжки в ширину и глубину).

В наше время вера в единство позволяет физикам надеяться на объединение краеугольных камней в цельный теоретический фундамент. И в этом процессе важнейшую роль отводят объединению квантовой физики и гравитационной.

Путь к единству будет, по-видимому, очень нелегким. Но в науке легкие пути ведут обычно в никуда. Удача ждет только тех, кто ищет верный путь, который, впрочем, покажется легким и естественным для потомков, изучающих этот путь в школе.»

Этими словами начиналась статья о квантовой теории гравитации, опубликованная в нашем журнале почти восемнадцать лет назад (№ 2 за 1988 год). В то время - время перестройки - впервые были открыты многие «неразрезанные страницы истории». Заключали они не только замалчиваемые факты и секретные материалы, касающиеся социально-политического прошлого нашей страны, но, и казалось бы, канувшие в небытие перипетии научного поиска, в том числе и гравитационного.

Тема эта, выясняется, вовсе себя не исчерпала, а интерес к ней подогрели два события: юбилей научный и юбилей известного ученого. В непосредственном отношении к обеим датам оказался автор той давней уже статьи Г. Горелик, поскольку и судьба квантовой гравитации, и судьба связанных с ней ученых тесно переплелись с его научной и писательской жизнью. Неразделенности этих судеб и посвящается наша «Главная тема».

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Геннадий Горелик

с·G·h = ? 70 лет - решения нет. И не будет?

Покушение на чисто английское убийство

В прошлом году человечество проворонило сенсацию.

Если такого не может быть — просто по смыслу слова «сенсация», — готов уточнить: научное человечество не заметило научно-криминальную сенсацию — покушение на убийство, или даже действительное убийство. Впрочем, человечество можно понять: это случилось в малоподходящем месте — в «Нью-йоркском книжном обозрении». Журнал этот, конечно, возвышается в книжном мире, но в мире науки он мало заметен. Зато все остальные элементы сенсации — высшего научного уровня.

Покушение совершил знаменитый физик-теоретик Фримен Дайсон, а его жертва — знаменитая теория квантовой гравитации. То есть теории пока нет, — ее ишут не первый год и не первое десятилетие, и уже поэтому она заслуживает звание самого проклятого вопроса современной физики. Но Дайсон заявил, что на самом деле и вопроса нет. точнее, вопрос неправильный, потому что «квантовая гравитация физически бессмысленна». А значит, многолетние поиски следует прекратить, за отсутствием предмета поисков. И теория квантовой гравитации мертва, или, на сдержанном английском, — скорее мертва, чем жива. Обосновал он свое мнение следующим образом:

«Любая теория квантовой гравитации предполагает частицу «гравитон» — квант гравитации, точно так же как фотон — квант света. Наличие фотонов легко обнаружить, как показал Эйнштейн, по электронам, выбитым с поверхности металла под действием света. Но гравитационное взаимодействие неимоверно слабее электромагнитного, и, чтобы обнаружить гравитон по электрону, выбитому с поверхности металла под действием гравитационных волн, пришлось бы ждать дольше, чем позволяет возраст Вселенной. Но если отдельные гравитоны невозможно наблюдать в эксперименте, значит они не имеют никакой физической реальности. Можно считать их несуществующими, подобно эфиру XIX века. И тогда гравитационное поле, описываемое теорией Эйнштейна, — это чисто классическое поле безо всякого квантового поведения».

Две убийственные аналогии как два кинжальных удара.

Весь XIX век физики верили, что все сушес погружено в вездесуший эфир, и мучились над все более проклятым вопросом, каким законам подчиняется эта универсальная, но неуловимая среда, в одних отношениях похожая на твердое тело, в других — на сверхразряженный газ. Мучения прекратил Эйнштейн, сказав, что неуловимость эфира означает, что ловить просто нечего, и объяснив коллегам, что без понятия эфира можно прекрасно обойтись. Дайсон предложил последовать примеру Эйнштейна.

Есть, правда, важное отличие. Неуловимый эфир был просто пережитком древнегреческих времен, пусть даже и воспетым Пушкиным: «Ночной зефир струит эфир» (зефиру в этом смысле повезло больше, — каждый человек знает его вкус). А гравитон — это, скорее, «недожиток». И причину неуловимости гравитона вполне может уловить даже школьник, если у него по физике больше тройки.

Такой школьник в упомянутом «выбивании электронов с поверхности металла под действием света» легко узнает фотоэффект. Ведь этот эффект не только принес Нобелевскую премию Эйнштейну, но и прочно вошел в обыденную жизнь. Каждый пассажир метро, проходя через турникет, участвует в этом явлении, точнее — в прерывании его. Поэтому школьник легко поверит, что обнаружить фотон — минутное дело. Он может сам подсчитать во сколько раз гравитационные силы в микромире слабее электрических, если вспомнит закон Кулона и ньютоновский закон всемирного тяготения. А подсчитав, сможет убедиться, что гравитону не найти применения в народном хозяйстве просто потому, что самого гравитона не найти, даже если его искать днем с огнем.

Использованные в упомянутых законах физические константы знали сше до того, как слова «гравитация» и «квант» соединились в одном предложении. И соединил их впервые сам Эйнштейн, в 1916 году, через несколько месяцев после создания своей теории гравитации и спустя 11 лет после того, как ввел в физику понятие фотона. Предложение его звучало так: «квантовая теория должна модифицировать не только максвелловскую электродинамику, но также и новую теорию гравитации».

Дайсон прекрасно знал, на что поднял руку. Ведь сделал он это в рецензии на книгу, автор которой Б. Грин, профессионально занимаясь квантованием гравитации как физик и литератор, своей книгой побил кассовые рекорды научной популярности. И на ниве квантовой гравитации, кроме Грина, трудятся еще многие и многие профессионалы. Чтобы как-то оценить их число, я воспользовался интернетным каталогом Гарвардской библиотеки. Оказалось, что за последние тридцать лет издано более 90 книг, в аннотациях которых фигурирует выражение «квантовая гравитация», а у шести десятков книг оно входит прямо в название. В прошлом году, прямо для нас, итог подвели две солидные монографии с одинаковым лаконичным названием «Quantum Gravity», изданные крупнейшими научными издательствами. Там много чего написано о струнах, клавишах и прочих физико- математических инструментах, но общий итог всей этой музыки таков: проблема квантовой гравитации остается широко открытой.

Не слишком ли много книг для теории, которой пока еще нет? Так, видно, подумал Дайсон. А вслух смиренно признал, что перестал следить за неустанными усилиями своих молодых коллег. Он допускает, что кажется им старой вешалкой, отставшей от скоростного поезда научного прогресса. Но это его не очень беспокоит, ему самому когда-то такими вешалками казались пожилые Эйнштейн и Дирак. И он не ставит под вопрос хитроумные формулы в тех многочисленных книгах. А ставит свой простой вопрос, в котором гравитон зажат между фотоном и эфиром. И сам же дает простой ответ.

Откуда у него такая смелая независимость от столь внушительного общественного мнения?

Одна из причин в том, что о фотоне он знает больше многих других. Ведь фотон от рождения до смерти подчиняется квантовой электродинамике, а Дайсон — один из создателей этой теории, вместе с Р. Фейнманом, Ю. Швингером и С. Томонагой. Прихоть Альфреда Нобеля, решившего, что одной премией можно награждать не больше трех человек, сделала Дайсона четвертым лишним на нобелевской церемонии 1965 года, но, не беспокойтесь, — он получил многие другие награды, включая российскую премию им. И.Я. Померанчука.

Вторую причину смелой независимости Дайсона можно усмотреть в его анкетной особенности, которую в советские времена называли пятым пунктом. Дайсон живет в Америке, но он не американец. Он — англичанин. Учиться в американскую аспирантуру он приехал из страны, в которой родилась идея прав личности. Великая Хартия вольностей и Билль о правах способствовали развитию независимого национального характера британцев. Во всяком случае — Дайсона, которому к тому же родители дали еще и имя Freeman (что означает «свободный человек»). С таким именем, с такой национальностью, и, наконец, с такой научной биографией он и решился на чисто английское убийство. В данном случае речь идет о бескровном убийстве в сфере самой что ни на есть чистой науки. Из квантовой гравитации не то что бомбу, даже и мухобойку не сделаешь, то есть и муху не обидишь.

Обидеться могут лишь узкие специалисты в области квантовой гравитации. Но это их дело. Истина дороже.

Означает ли это призыв ко всем присоединиться к мнению Дайсона, что «квантовая гравитация физически бессмысленна»? Ни в коем случае.

Кто старое забудет, с того талер

Но что нового можно сказать наперекор Дайсону?

Не буду банальничать, что «новое — это хорошо забытое старое». Во- первых, потому, что забывать старое нехорошо. А во-вторых, я-то лично не забыл, а Дайсон, подозреваю, и не знал, — по молодости и по отдаленности от российской физики.

Дайсон пришел в науку и наводил порядок в квантовой электродинамике в конце сороковых годов. А я говорю об истории, начавшейся на рубеже 20-30 годов, когда состояние квантовой электродинамики внушало глубокую озабоченность. В то время квантовая теория электромагнитного поля считалась составляющей «релятивистской теории квант», или ch-теории, в которой надлежало соединить специальную теорию относительности с ее фундаментальной константой с (скоростью света) и квантовую механику с ее фундаментальной постоянной Планка h. Тогда не было и намека на какие-то иные, кроме электромагнетизма, силы микромира, а все, что знали об электромагнетизме, не могло объяснить, как удерживается положительный заряд ядра. В ту донейтронную пору ядра предполагались составленными из протонов и «внутриядерных» электронов, которые должны были двигаться с большими скоростями — близкими КС.

Лев Ландау и Нильс Бор обсуждают измеримость электро-магнитного поля. Увидено глазами Георгия Гамова и нарисовано его рукой. Копенгаген. 1931 год

От «релятивистской теории квант» ожидали разгадку целой грозди загадок околоядерной физики (бесконечность собственной энергии, ядерные спины, спектр бета- распада). Ожидалась революционная перестройка, сравнимая с релятивистской и квантовой. Лидер таких настроений Нильс Бор за успех перестройки готов был пожертвовать законом сохранения энергии. Так же думал и Ландау, в то самое время познакомившийся с Бором и на всю жизнь «записавший себя» в его ученики.

Одно дело — обшие ожидания, другое — конкретный революционный результат, который в 1931 году получил Ландау совместно с Рудольфом Пайерлсом: квантовая теория электромагнитного поля невозможна из-за ущербности основного понятия «поля в точке».

Квантовая механика с ее принципом неопределенности уже приучила к ограниченной применимости понятий, унаследованных от классической физики. Эти «h-ограничения» касались совместной измеримости некоторых величин, например, координат и импульса, но оставалась возможность говорить о сколь угодно точном значении каждой величины в отдельности, что обосновывало их применение в h-теории.

Ландау и Пайерлс свою статью 1931 года назвали «Распространение принципа неопределенности на релятивистскую теорию». Анализируя мысленные эксперименты в ch-области, они пришли к выводу, что там неизбежны уже не только парные, но и индивидуальные неопределенности. Физика нового ограничения связана с тем, что при измерении «поля в точке» надо как можно точнее измерить положение пробного заряда, что возможно лишь при достаточно большом импульсе измеряющей частицы, но тогда большой импульс отдачи пробного заряда порождает дополнительное поле, искажая само измеряемое поле. Отсюда следовал вывод — понятие «поле в точке» неопределимо. На этом основании авторы предсказали, что «в правильной релятивистской квантовой теории, которая пока не существует, не будет ни физических величин, ни измерений в смысле волновой механики».

И. Вор и Л. Ландау на празднике Архимеда в МГУ. Москва. 1961 год

Авторы статьи явно считали, что развивают идеи Бора и, в частности, обосновывают его гипотезу о несохранении энергии в ch-физике: «Следуя красивой идее профессора Нильса Бора, можно думать, что излучение звезд обязано просто нарушению закона сохранения энергии, который, как впервые указал Бор, не справедлив в релятивистской квантовой теории...» Однако вместо благодарности своим последователям Бор принял их результат в штыки. Жаркое обсуждение запечатлел шарж Г. 1амова и воспоминание тогдашнего ассистента Бора — Леона Розенфельда:

«Я прибыл в Институт в последний день февраля 1931 года, и первым, кого я увидел, был Гамов. Когда я спросил, что новенького, он в ответ протянул рисунок. Там был изображен Ландау, привязанным к стулу и с кляпом во рту. Перед ним стоял Бор и говорил: «Ландау, ну, пожалуйста! Дайте же мне хоть слово сказать!» Оказалось, что Ландау и Пайерлс приехали за несколько дней до того и привезли с собой какую-то статью, которую хотели показать Бору. «Но», — добавил Гамов весело, — «похоже, он не согласен с их доводами — и такие вот дебаты идут все время».

Ландау, однако, остался при своем мнении, и статью опубликовал.

Около двух лет Бор работал (совместно с Розенфельдом) над тем, чтобы его устные возражения превратились в статью, устрашающую и своим объемом (более 60 страниц) и обилием немыслимой лабораторной техники в проведении мысленных экспериментов: пробные тела, способные вдвигаться одно в другое, бесчисленные маленькие зеркала у каждой части пробного тела, жесткие крепления к твердому каркасу, гибкие магнитные нити и тому подобное.

Но исходная идея Бора была физически ясной. Он увидел слабое место в рассуждениях Ландау-Пайерлса: для измерения поля они использовали точечный электрон, который нельзя считать вполне законным понятием классической теории. А по мнению Бора, измерительный прибор должен быть принципиально макроскопическим — как и сам физик-измеритель, и измерять следует среднее поле в какой-то конечной области пространства. Если это можно делать с любой наперед заданной точностью, значит, все в порядке. И Бор показал, что так оно и есть, если для измерения поля с заданной точностью брать заряженное пробное тело с достаточно большой массой, чтобы импульс отдачи не порождал слишком большого поля.

Но фото (слева направо): Л. Ландау, Н. Бор, Л. Розенфельд и М. Бронштейн

Можно пояснить и на школьноматематическом языке. Если существует некий минимальный пространственный масштаб, на котором измерение поля уже невозможно, то величина этого масштаба должна определяться фундаментальными константами электродинамики. Таких констант всего две: с и h, и школьнику под силу убедиться, что как бы эти константы ни перемножать или делить, длину не получишь.

Бор был доволен. Даже узнав из письма, что Ландау опроверг его гипотезу несохранения энергии с помощью теории гравитации, он не особенно огорчился и постарался смягчить свою новость о спасении квантовой электродинамики: «Надеюсь, некоторым утешением для Ландау и Пайерлса будет то, что глупости, которые они совершили в этом отношении, не хуже тех, в которых повинны все мы, включая Гейзенберга и Паули, по этому противоречивому вопросу».

Историк физики может сказать, что в матче Бор-Ландау счет стал 1:1 в пользу науки, после того как Бор обезвредил радикализм вывода Ландау относительно ch-теории, а Ландау обезвредил радикальную гипотезу Бора о несохранении энергии с помощью cG-теории, или неквантовой теории гравитации.

Сам Ландау, похоже, думал, что счет 1,5:0,5 в его пользу, — он так и не признал свою работу глупой. Он не опровергал рассуждения Бора, но, вероятно, считал его мысленные измерения слишком мысленными, не реализуемыми.

Если историю физики перевести на юридический язык, то можно сказать, что Ландау приговорил квантовую электродинамику к смерти, а Бор ее оправдал. Такой поворот в ch-истории стал бы гораздо большей сенсацией, если бы как раз в те голы, 1932- 1933, на физику не сваливались сенсационные открытия обычных (а не мысленных) экспериментаторов. За считанные месяцы в физической картине мира появились нейтрон, позитрон и нейтрино. В результате гордиев узел ядерных проблем не пришлось разрубать. Многие нити развязались почти сами собой, превратив вчерашние проблемы в триумфы.

М. П. Бронштейн во время лекции по квантовой теории

Но проблема квантовой электродинамики оставалась. И оставался вопрос, где поставить запятую во фразе: «Казнить нельзя помиловать!»

Это взялся сделать Матвей Бронштейн. Он дружил с Ландау с университетских лет, высоко его ценил, но в данном случае стал не на его сторону. Бронштейн не просто понял результат Бора-Розенфельда, он понял его лучше самих авторов. Весной 1934 года в «Докладах Академии наук» он опубликовал заметку, в которой усовершенствовал логику мысленных экспериментов Бора-Розенфельда, изложив ее на трех страницах вместо шестидесяти. Бронштейн прояснил физическую природу боровского вывода, — мысленный экспериментатор должен с неограниченной свободой выбирать заряд и массу пробного тела.

История дала возможность подсмотреть, как, вскоре после этой заметки, встретились за круглым столом все заинтересованные в ch-теории лица. Это произошло в Харькове, куда в мае 1934 году они съехались на конференцию по теоретической физике. На газетном фото — слева направо — Ландау, Бор, Розенфельд и Бронштейн.

Неограниченная свобода в выборе заряда и массы..? Такой недосказанный вопрос, вероятно, и привел Бронштейна к его докторской диссертации 1935 года и двум статьям 1936 года о квантовой гравитации и к важнейшему до сего дня физическому результату в этой области. Он был из очень немногих физиков, кто чувствовал себя как дома и в микрофизике, где квантовая теория играет первую скрипку, и в астрофизике, где на первой виолончели играет гравитация. И потому он вполне мог заметить, что в гравитации подобной неограниченной свободы быть не может. Во-первых, гравитационный заряд и масса — это одно и то же, а, во-вторых, произвольно увеличивая массу пробного тела, непроизвольно натыкаешься на гравитационный радиус, когда образуется черная дыра, и пробное тело, можно сказать, теряется из виду. А, значит, в квантовой гравитации не сработает логика Бора-Розенфельда?

К 1935 году, надо сказать, квантовая гравитация находилась в состоянии весенней спячки. Считалось, что гравитацию можно проквантовать тем же макаром, что электродинамику, просто сам этот «макар» надо довести до ума. Но если квантовая электродинамика была совершенно необходима для понимания реальных явлений атомной и ядерной физики, то причинами для квантования гравитации были лишь возвышенные «общие соображения».

Бронштейн прекрасно понимал (и был первым в этом понимании), что главные физические задачи, которые требовали квантовой гравитации, не меньше требовали сильного поля — конец жизни звезды и начало жизни Вселенной. Но прежде всего он построил квантовую теорию слабого гравитационного поля, когда искривление пространства-времени очень мало. В этом приближении он получил два первых физических результата — не удивительные, но совершенно необходимые для здоровой теории и требуемые принципом соответствия. Представляя гравитационное взаимодействие материальных тел посредством «промежуточного агента — гравитационных квантов», он из cGh-теории слабого поля получил в неквантовом пределе эйнштейновский cG-закон гравитационного излучения, а в классическом пределе — ньютоновский G-закон всемирного тяготения.

Дружеский шарж выражает отношение К.П. Бронштейна к научно-социалистическому планированию науки (когда на эту тему проводились Всесоюзные конференции): «Всякий план есть предсказание». Однако предсказание о теории квантовой гравитации он сделал без помощи гадальных карт; лишь силой научной логики.

Единственным способом пощупать сильно-квантовый случай был анализ измеримости в cGh-теории.

Именно проводя этот анализ, Бронштейн обнаружил «принципиальное различие между квантовой электродинамикой и квантовой теорией гравитационного поля». Различие это коренится в физическом свойстве гравигации, открытом еще Галилеем и ставшим основой эйнштейновской теории гравитации: движение тела в гравитационном поле не зависит от его массы, движение брошенного камня зависит только от его начальной скорости. Другими словами, гравитационный заряд и масса тела в сущности одно и то же. Поэтому в гравитации и неприменим метод, указанный Бором для электродинамики.

В результате этого различия, как показал Бронштейн, гравитация измерима лишь с ограниченной точностью, рубеж измеримости определяют константы с, G и h, из которых уже можно составить длину Ipi = (hG/C3)1/2 = 10-33 сантиметра, — знаменитую планковскую длину. Но поскольку, благодаря Эйнштейну, гравитация — это геометрия пространства-времени, то значит, включение в игру квантов делает и саму геометрию неопределимой. На этом основании, семьдесят лет назад, ленинградской осенью 1935 года, Бронштейн сделал такое предсказание:

«Устранение связанных с этим логических противоречий требует радикальной перестройки теории и, в частности, отказа от римановой геометрии, оперирующей, как мы здесь видим, принципиально не наблюдаемыми величинами — а может быть, и отказа от обычных представлений о пространстве и времени и замены их какими-то гораздо более глубокими и лишенными наглядности понятиями. Wers nicht glaubt, bezahlt einen Thaler».

Вывод сформулирован решительно и с полным пониманием его радикальности. Об этом говорит и немецкая фраза, заменяющая восклицательный знак и означающая — «Кто этому не верит, с того талер». Этой фразой завершается — после невероятных приключений — сказка братьев Гримм «О находчивом портняжке». В 1936 году, когда статья Бронштейна была опубликована, радикальное предсказание слишком напоминало приговор Ландау пятилетней давности, отмененный Бором, и поэтому пафос предсказания просто необходимо было смягчить — и одновременно подчеркнуть.

А в 1937 году Матвея Петровича Бронштейна арестовали. Ему было 30 лет. При аресте от него потребовали сдать оружие и отравляющие вещества, — он рассмеялся... Спустя полгода его казнили в Ленинградской тюрьме.

Внутреннее совершенство без внешнего оправдания?!

Эйнштейн говорил о двух критериях в оценке физической теории: ее «внешнее оправдание» — соответствие с опытом, и «внутреннее совершенство» — логическая простота теории. Критерии эти естественны, и даже тривиальны, для всей истории физики... за исключением проблемы квантовой гравитации.

«Внешнему оправданию» не дает работать астрономическое число 1039 — во столько раз гравитационные силы в микромире слабее электрических. Теоретически справиться с таким числом можно было бы, переходя от физического опыта к астрономическим наблюдениям, но практического пути к cGh-объектам наблюдения не известно.

Говорить же о «внутреннем совершенстве» применительно к попыткам квантования гравитации неловко, когда просматриваешь накопленные за десятилетия безуспешные теоретические конструкции и видишь авторский пыл, так и не воплотившийся во что-то нетленное. Кладбище этих физико-математических конструкций напоминает о заброшенных проектах вечного двигателя. А приливы пионерского оптимизма легче объяснить «полу-критерием внешней привлекательности» — внешней привлекательности очередной кандидатки в теорию. И к этому добавим популярную у студентов-физиков уверенность, что «математика умнее человека»: надо аккуратно проводить выкладки, а там, глядишь, и физический результат сам собой прояснится. О первом полукритерии Эйнштейн, правда, не говорил, но тут и говорить особенно нечего, поскольку «мятеж никогда не кончался удачей, иначе бы он назывался иначе». А по поводу второго сказал когда-то, что математика — лучший способ водить самого себя за нос.

Анализ измеримости поля, которым занимались в тридцатые годы, можно — в добавление к критериям Эйнштейна — назвать «внутренним оправданием» теории. Это в сущности был анализ границ применимости теории, проводимый изнутри самой теории. до создания более обшей теории. Разумеется, такой анализ не может быть абсолютно строгим и не ведет к непосредственно проверяемым в опыте физическим следствиям. Следствия есть лишь историко-физические, отдаленные многими годами и не столь убедительные, как прямой эксперимент. Но все же анализ измеримости поля — это анализ физический, а не формально-математический.

Несогласие инициатора анализа — Ландау — с результатами его расширенно-углубленной версии — факт хотя и странный, но имевший свои резоны. Та мысленно экспериментальная свобода, которую Бор считал допустимой, поскольку она не запрещена известными законами природы, для Ландау была немыслимой, вероятно потому, что он не видел средств эту свободу реализовать в опыте. Как можно в микрофизике рассматривать пробное тело с произвольной величиной массы и заряда, когда реально известных пробных тел — элементарных частиц — раз-два и обчелся?!

М. fl. Бронштейн на Всесоюзной ядерной конференции в Ленинграде. Лягушка на нарукавной повязке Бронштейна, секретаря конференции, взялась скорей всего из немецкой присказки, популярной тогда у физиков: «...wo der Frosch ins wasser springt» - «и тут лягушка прыгает в воду» - в соответствии с настроением физиков на решительные перемены. Художник И. А. Мамонтов. 1933 год

И тем не менее гарантия, которую дали в 1933 году Бор и Розенфельд строителям квантовой электродинамики, оправдалась пятнадцать лет спустя, когда при участии Дайсона была создана эта самая точная из физических теорий.

Предсказание Бронштейна 1935 года относительно квантовой гравитации имело характер не разрешения, а запрета — запрета на решение проблемы «малой кровью», с сохранением римановой геометрии эйнштейновской теории гравитации. Само по себе это нисколько не принижает его. Великие законы физики имеют такой характер — запрет на существование вечных двигателей первого и второго рода. И теорию относительности можно основать на невозможности определить скорость источника света по измерению скорости света.

В 1935 году Бронштейн не решил проблему квантовой гравитации, но он впервые осознал ее во всей глубине. И спустя 70 лет его осознание помогает защитить квантовую гравитацию от одного из создателей квантовой электродинамики, помогает увидеть слабый пункт в самом начале рассуждения Дайсона. Как бы ни была привычна аналогия между фотоном и гравитоном, как бы ни рифмовались эти два слова и как бы ни был похож закон Кулона на закон всемирного тяготения, между двумя взаимодействиями имеется «принципиальное различие», подчеркнутое Бронштейном и разрушающее статус понятия «гравитон», как самостоятельного и равноправного с понятием «фотон». Бронштейн в сущности обнаружил, что обычное понятие «квант поля», в применении к гравитации, является принципиально приближенным, как приближенны, ограничены в своей применимости, другие важные и работоспособные понятия физики: одновременность, луч света, температура, и так далее. Можно сказать, что Бор оправдал понятие фотона в пределах электродинамики, а Бронштейн обнаружил ущербность понятия гравитона уже в пределах теории гравитации (он не пользовался термином «гравитон», хотя само слово уже употреблялось). И это принципиальное различие основано на опытном факте, который иногда называют первым великим открытием современной науки и который стал основой одной из самых великих теорий — эйнштейновской теории гравитации: равенство инертной массы и гравитационной.

Так что гравитон вовсе не является столь же органическим элементом еще не созданной теории квантовой гравитации, как фотон — частью квантовой электродинамики. А связывать всякую волну с неким квантом — подход слишком поверхностный. К слову сказать, вряд ли кто свяжет волну на поверхности моря с квантом волнения — частицей «поверхон», чтобы исследовать поведение таких волн.

К тому же Дайсон никак не объяснил, что делать с двумя принципиальными физическими явлениями — с началом космологического расширения и с завершением коллапса звезды. Какой теории, если не квантовой гравитации, эти явления можно поручить? В обоих случаях потребность в новой теории характеризуется планковским рубежом. И эта количественная характеристика, как впервые обнаружил Бронштейн, отражает физическую суть дела.

Но все же, мне кажется, есть за что поблагодарить Фримена Дайсона. Его отважное сомнение в самом предмете шести десятков книг и много большего числа статей подчеркивает исключительность проблемы квантовой гравитации в истории физики и ее кризисное нынешнее положение.

Узкий специалист, который не отвлекаясь ни на какие кризисные размышления, занят выкладками для очередной статьи, напоминает мне ученого соседа, к которому пришел за советом его сосед неученый. У неученого дохнут куры, и он просит ученую рекомендацию. И получает: сыпать куриный корм в нарисованный на полу зеленый квадрат. Куры, к сожалению, продолжают дохнуть. Тогда ученый предлагает красный круг И так далее, пока все куры не передохли. «Как жаль, — восклицает ученый сосед, — у меня еще столько вариантов!»

Но куры в данном случае — это «внешнее оправдание», которого в квантовой гравитации так сильно не хватает. Неужели — впервые в истории физики — для успеха хватит одного лишь «внутреннего совершенства»? Или удастся найти какие-то способы «внутреннего оправдания», подобно измеримости. Есть над чем поразмышлять...

Если же поразмыслить над историей квантования гравитации, то можно заметить, что большая часть публикаций не возникла бы, если бы их авторы знали и всерьез восприняли анализ проблемы квантовой гравитации, проделанный Бронштейном. Тем самым, как минимум, удалось бы сберечь изрядное количество бумаги и человеко-дней.

Ну а мог ли сам Матвей Бронштейн ускорить появление теории квантовой гравитации, если бы российская история не погубила его в тридцатилетием возрасте? На такие вопросы, к сожалению, историк науки ответить не может. Может лишь предложить свой исторический талер тому, кто ответит.

Геннадий Горелик

Размышления после круглого юбилея

В прошлом году было скромно отмечено 100-летие советского физика Дмитрия Иваненко (1904-1994). Хотя он — единственный российский физик-теоретик в школьном курсе физики, внешкольная жизнь сделала других гораздо более знаменитыми. Согласно голосованию «Эха Москвы», в конкурсе, то бишь в рейтинге «Российский Ученый XX века» первое место — с большим отрывом — занял физик-теоретик, но другой — Лев Ландау. А имя Иваненко не назвал никто из голосовавших. Отсюда следует, что и внешкольная история науки не особенно влиятельна. Иначе бы от знаменитости Ландау перепало что-то и Иваненко, — за компанию или назло. Ведь когда-то, в двадцатые годы, Лев Ландау считал Дмитрия Иваненко самым близким другом, а двадцать лет спустя — самым презренным недругом.

Если речь идет о физике, историк науки, на всякое явление смотрящий с двух, а то и с трех сторон, должен уметь понять и школьника, и академика. Прихоти же мирской славы требуют какой-то иной квалификации. Я, во всяком случае, не могу объяснить, почему столь круглый юбилей Д. Иваненко отметили лишь в трех — и столь разных — органах массовой информации: в газете «Русский Вестник», на «Официальном web-сервере органов государственной власти Республики Саха (Якутия)» и в журнале Российской Академии наук «Природа».

Первые два охарактеризовали юбиляра кратко, но с разных сторон. «Русский Вестник» отметил, что уроженец Полтавы был «патриотом России» и главой «международно признанной школы теории гравитации и квантовой механики». А Якутское СМИ — что он был заслуженным профессором МГУ, что его семинар был «одним из мировых центров развития фундаментальной физики» и что «в учебники физики вошла предложенная им в 1932 году протонно-нейтронная модель ядра».

Откроем учебник и посмотрим глазами школьника на соответствующую — всего одну — фразу: «Сразу же после открытия нейтрона российский ученый Д. Д. Иваненко и немецкий физик В. Гейзенберг выдвинули гипотезу о протонно-нейтронном строении атомных ядер». И за это — мировая слава?! А где же еще в атоме, как не в ядре, мог поместиться уже открытый нейтрон?!

Покажи школьнику пожелтевшие исторические публикации Иваненко и Гейзенберга, так он, пожалуй, лишь укрепится в своем сомнении.

Вот письмо Иваненко в редакцию английского журнала «Nature» — двадцать строк и ни одной формулы. Вышеупомянутую модель не сразу распознаешь в двух вопросах: «Нельзя ли допустить, что нейтроны играют важную роль в структуре ядер, а ядерные электроны все упакованы в р-частицы или в нейтроны?» и «Насколько нейтроны можно рассматривать как элементарные частицы (подобно протонам или электронам)?» Он ничего не сказал, он лишь спросил, и ответить на его вопросы проще всего вопросом же: «Что это еще за «упакованные ядерные электроны»?..

А в обстоятельной статье Гейзенберга вместо загадочных электронов и осторожных вопросов — яркая новая идея о равенстве и братстве протона и нейтрона, на основе чего сделан шаг к выяснению природы внутриядерных сил, и выражено все надлежащим математическим языком. На этом фоне заметка Иваненко выглядит бледно. Да, 1ейзенберг помянул ее в своей статье, но поскольку статью направил в журнал всего неделю спустя после публикации заметки Иваненко, тут легче увидеть научную вежливость, чем преемственность.

И все же, изучая историю физики не по школьным учебникам и освоившись в том, что в 1932 году знали все и чего не знал еще никто, можно убедиться, что Д. Иваненко проявил и смелость и проницательность.

Суть этого и других достижений Д. Иваненко взялся объяснить академик С. Герштейн в журнале Академии наук. Эта обстоятельная статья наверняка понравилась бы юбиляру. Во-первых, потому что Иваненко, многократно пытавшийся стать членом Академии наук, так им и не стал. А во-вторых, академик Герштейн — ученик Ландау. Юбиляр, возможно счел бы это запоздалым восстановлением академической справедливости.

С исторической справедливостью дело, однако, сложнее.

Дмитрий Иваненко и Вернер Гейзенберг в 1932 году первыми предложили, что нейтроны входят в состав атомных ядер

Неэлементарная история из истории элементарных частиц Наука уже давно дело коллективное. Еще Ньютон видел дальше других лишь потому, что стоял на плечах предшественников. Однако до живого сотрудничества и тем более соавторства было еще далеко. Бойль и Мариотт жили в разных странах, а Гей и Люссак жили душа в душу в одном теле. Лишь в XX веке число научных работников возросло настолько, что работа плечом к плечу и чувство локтя (иногда острого) стали вполне обычны. Обычны, но не просты. Порой сложнее, чем взаимодействие нуклонов.

Независимость гипотезы Иваненко 1932 года несомненна, но все другие его достижения были получены в соавторстве и поэтому, наряду с физической сущностью, чреваты гуманитарным вопросом о механизме соавторства. Академик Герштейн быстро решил такой вопрос относительно работы Иваненко 1934 года о взаимодействии нейтронов и протонов в ядре:

«Мне приходилось слышать от старых сотрудников ФИАНа, что эта идея первоначально принадлежала И.Е. Тамму. Однако сам Игорь Евгеньевич пишет в своей статье: «Эта же идея, совершенно независимо, возникла у моего друга Д. Иваненко, с которым у меня с тех пор появилась возможность обсуждать этот вопрос», а Иваненко в своей статье ссылается на расчеты Тамма».

Для чистого физика-теоретика вопрос о независимости тут, действительно, может показаться исчерпанным. Однако для опытного историка советской физики такой ответ слишком теоретичен. А ответ, основанный на историческом опыте, кроме прочего, позволяет понять загадочный факт, отмеченный в конце статьи Герштейна: «Дмитрий Дмитриевич оказался изолированным от академической науки» из-за его ссоры «с большинством друзей молодости, в том числе с Таммом, Фоком и в особенности с Ландау, с которым они стали непримиримыми врагами».

Начну с того, что упомянутые статьи — это письма в редакцию британского журнала «Nature», помещенные на одной странице, одно за другим: сначала — письмо Тамма, затем — Иваненко. Удивительная синхронность и странная независимость. Если авторы писем совместно, дружески обсуждали идею, к которой пришли независимо, и одновременно прислали свои письма в редакцию, почему они не написали одно совместное письмо за двумя подписями? История теоретической физики других подобных случаев не знает.

А что об этом редком событии известно от самих его участников?

В 1982 году, к юбилею «50 лет современной ядерной физике», составитель одноименного сборника Д. Иваненко представил свою версию:

В. Гейзенберг и Н. Бор

«Мы с И.Е. Таммом попытались подойти к проблеме ядерных сил не феноменологически, а отыскивая соответствующие поля или частицы, реализующие взаимодействие... Идея создания теории ядерных сил на базе теории бета-распада укрепилась в беседах с И. Е. Таммом, который пришел примерно к таким же соображениям. Следует указать, что новизна подхода заставила нас несколько задержать публикацию, чтобы обсудить эти проблемы на конференции по теоретической физике в Харькове».

К моменту издания этого сборника Тамма уже десять лет не было в живых, а сам он не удосужился написать что-либо по поводу своей работы 1934 года, которую считал самым сильным (!) своим результатом. Но его версию событий воспроизвел в очерке о Тамме его ученик Евгений Фейнберг:

«Внутреннее сознание достижения трудной цеди было тем, что давало ему [Тамму] удовлетворение, а внешние свидетельства признания успеха были лишь приятным дополнением. Поэтому невозможно вспомнить ни одного случая, когда он хотя бы весьма умеренно высказал свои претензии по поводу того, что другой использовал его идею или не сослался на его работу там, где это следовало сделать. Между тем подобные претензии и обиды, к сожалению, весьма распространенное явление. Некоторые заражены ими как тяжелой болезнью».

Отношение Тамма к «проблеме» приоритета раскрывается, например, в одном эпизоде, о котором стоит рассказать. В начале 30-х годов ему пришла в голову идея, которую он и осуществил, сделав прекрасную работу, оказавшую большое влияние на последующее развитие теории вопроса. Он выполнил исследование — сложнейшие вычисления — во время одной конференции, работая, почти как всегда, по ночам. Когда все было сделано, то оказалось, что конечная формула не оправдала первоначальной надежды на количественное описание явления. Тем не менее, как сказано, работа оказалась важной, и Тамм приготовил краткое сообщение для публикации в журнале.

В этот момент один молодой теоретик, который каждое утро заходил к нему в гостиницу узнать, как продвинулась работа за ночь, обратился к нему с вопросом: «Не будет ли возражений, если он тоже пошлет письмо в журнал? Мы ведь много раз обсуждали вопрос вместе». Тамм удивился, но не смог ответить отказом. Так и вышло, что одновременно были опубликованы заметка Игоря Евгеньевича, содержащая, кроме четкой физической постановки вопроса, окончательную формулу и отрицательный вывод из нее, и рядом — письмо в редакцию этого молодого теоретика, содержащее только общие соображения, «идею», но давшее ему тем не менее впоследствии сомнительное основание требовать, чтобы его имя, как соавтора всей теории, всегда упоминалось рядом с именем Тамма.

И. Е. Тамм

Эту историю четверть века спустя Тамм рассказан мне, посмеиваясь, совершенно беззлобно. После того, как эти воспоминания были написаны, я узнал, что данный эпизод был упомянут Таммом еще в одном разговоре с двумя его ближайшими сотрудниками. Я решаюсь написать о нем отнюдь не с целью уколоть кого-либо или принизить, а только потому, что он с наибольшей полнотой характеризует отношение Игоря Евгеньевича к «приоритетомании». Ему было важно знать самому, что он смог это сделать, а если кто-либо другой извлекает радость из того, что разделит с ним внешнее признание, ничего при этом не совершив, — бог с ним, пусть радуется, это только смешно. Вероятно, это же поясняет, в каком смысле можно говорить, что Тамм был гордым человеком».

Если говорить о сравнительной оценке содержания двух работ 1934 года, то, похоже, Иваненко разделял мнение Фейнберга, поскольку не включил свою работу в упомянутый юбилейный сборник 1982 года, который сам составлял (и это вряд ли от чрезмерной скромности, поскольку поместил обе свои публикации 1932 года о нейтроне). И действительно, в заметке 1934 года Иваненко, ничего не добавив к результату Тамма, указал, что «точные вычисления первоначально были проделаны проф. И. Таммом». Если спустя полвека составитель Иваненко счел, что лаконичная фраза Тамма о независимости выглядит убедительнее текста «независимой» статьи, то этот расчет оправдался, судя по восприятию Герштейна.

И все же версия Тамма-Фейнберга о событиях 1934 года кажется настолько невероятной, что человек, не знакомый с моральными устоями Тамма и Фейнберга, может отнести ее на счет издержек памяти.

Историк науки устанавливает вероятности разных версий с помощью старых журналов. И вот в журнале «Успехи Физических наук» за 1934 год, в обзоре той самой конференции в Харькове, читаем:

«Тамм рассказал о том, как на основании теории бета-распада, которую предложил Ферми, можно вычислить взаимодействие между протоном и нейтроном. В результате вычисления он получает взаимодействие чересчур слабое для того, чтобы объяснить связь между протоном и нейтроном в ядре. Доклад Тамма вызвал оживленную дискуссию. Примененные им методы вычисления подверглись критике со стороны Ландау; мнения по этому вопросу разделились».

И никаких признаков вклада Иваненко, бывшего на той конференции. Конференция закончилась 22 мая, а уже 30 июня письма Тамма и Иваненко опубликованы в «Nature».

Мог ли автор обзора в УФН — Матвей Бронштейн — не заметить (или не желать заметить) вклад Иваненко? Вряд ли. Они работали в одном и том же теоротделе Физико-технического института в Ленинграде, поддерживали близкие отношения, начиная с середины 20 годов и до конца короткой жизни Бронштейна в 1937 году. Одним из результатов этих отношений был перевод знаменитой книги П. Дирака «Основы квантовой механики», первое издание которой вышло в 1932 году, второе — в 1937.

Так что приходится принять версию «соавторства», изложенную Е. Фейнбергом, как бы странно она не выглядела.

Штрих-пунктиры к портрету Д. Д. Иваненко

Впрочем, странностями не удивить того, кому довелось лично наблюдать главного героя этой версии. Такую возможность я имел около десяти лет, — профессор Д.Д. Иваненко значился руководителем моей дипломной работы (по физике) и кандидатской диссертации (по истории физики). И я своими глазами видел невероятное сочетание его «особых примет». Самой диковинной была неутолимая потребность подтверждать свое присутствие в истории физики.

Наука была его главным занятием, однако на коллег он смотрел через призму «нецитирования», употреблю его фирменное словечко. А свое негодование по поводу нецитирования он выражал с такой страстью, что это было бы смешно, когда бы не было так странно.

Ведь его явно увлекал сам процесс научного познания. На семинарах, когда ему было за шестьдесят, он давай фору участникам вдвое и втрое моложе его. Замечал ключевые моменты, ставил острые вопросы, указывал интересные связи. Ни разу, правда, я не видел каких-либо его физико-математических выкладок. Задач он не решал, и решений сам не проверял. Когда я студентом решил первую свою нехитрую задачу, проверку он поручил своему аспиранту, после чего сразу предложил направить заметку в печать.

Своим делом Иваненко считал лишь новые фундаментальные идеи, прокладку новых путей в науке. Он любил «ловить научную рыбку в мутной воде», однако при его технической невооруженности ловить мог только голыми руками. Нейтронная гипотеза 1932 гола была как раз такой рыбкой. Во всех других достижениях требовались более серьезные снасти и соответственно оснащенные соавторы.

Он с неподдельным интересом и самобытно относился к истории теоретической физики. Еще в тридцатые годы, первым в России, он привлек внимание к работам Паункаре о принципе относительности, но, в отличие от многих «пуанкаристов», считал Эйнштейна физиком всех времен и народов. Зато к другому великому — Бору — относился весьма сдержанно. Тем не менее гордился полученным от него автографом-девизом на кафедральной стене — рядом с автографами Дирака и Юкавы. И на всех этих мировых знаменитостей смотрел не снизу вверх, а как на своих коллег.

Но при этом какая-то пропасть отделяла его от выдающихся отечественных коллег и бывших его соавторов — Фока, Тамма и Ландау. Сей загадочный факт я обнаружил еще студентом, не понимая смысла этого явления. Академик Герштейн отнес всех троих к «друзьям молодости» Иваненко. Однако личная дружба связывала Иваненко лишь с Ландау, знаменитое прозвище которого «Дау» придумал «Димус» Иваненко, и эта дружба «развязалась» еще в 1928 году.

Разлад с именитыми соавторами Иваненко не афишировал, но и не особенно скрывал. Иногда, посмеиваясь, говорил, что свои будущие мемуары озаглавит «Как я поссорился со всем миром». При этом никак не объяснял причины столь большой ссоры. Версия об ультрасоветской его лояльности не сочеталась с его манерами, которые я наблюдал в мое время. Не подписывался он под газетными протестами ученых МГУ против разного рода антисоветских деяний. Совершенно не было в нем антисемитизма, который процветал на физфаке МГУ при активном участии его ближайшего ученика и многолетнего начальника. Когда, много позже, я узнал, что Иваненко с давних пор считал советский строй — вопреки историческому материализму — строем рабовладельческим, я не особенно удивился. В его речи советские краски появлялись лишь в выражениях типа «приоритет советской науки», но всегда было ясно, что он имеет в виду приоритет лишь одного отдельно взятого советского ученого — себя самого.

Такую приоритетоманию Фейнберг назвал тяжелой болезнью, но сам Иваненко явно не чувствовал себя больным, — он страдал лишь от «несправедливости», когда его «не цитировали». Да и эти страдания не были долгими: отбросив забракованную из- за нецитирования статью, брался за другую, и комментировал ее с новым пылом. Его легкость на подъем имела две стороны — и легкость взлета мысли, которой он привлекал многих (начиная с юного Ландау), и «легкость в мыслях необыкновенную». Можно сказать, тяжелый случай легкомыслия.

Более подходящий диагноз я услышал от видного историка науки, наделенного жизненной мудростью и интеллектуальной тонкостью. Иваненко он знал с давних пор и относился к нему не без иронии, но в общем благодушно. Когда я спросил его, как он понимает странный склад личности и еще более странный расклад биографии Иваненко, тот ответил лаконично: «Димус происходит от первой жены Адама». А, заметив мое недоумение, пояснил: «Как известно, у Адама до Евы была первая жена — Лилит, и, стало быть, дети от первого брака Адама родились до того, как их родители вкусили от древа познания. Поэтому Димус, как и другие потомки Лилит, не знает разницы между добром и злом. Только и всего».

Среди участников конференции сидят крайние слева И. Тамм и Д. Иваненко. 1932 год

Значит, не болезнь, а что-то более глубокое — «генетическое»? Врожденная моральная глухота? Столь глубокое объяснение обешало связать разные «отвязные» факты.

Обещанного пришлось ждать немногим больше трех лет — когда закрылась советская эпоха и открылись прежде недоступные архивы. Об открывшейся картине немало уже написано, в том числе и в журнале «Знание-сила». В частности, о том, как в 1944 году в Московском университете возник сплоченный отряд, назвавший себя прогрессивной «университетской физикой» в противовес реакционной «академической». Иваненко не был организатором и предводителем «университетской физики», но был самым именитым и весьма активным ее деятелем. Пиками активности стало его участие в подготовке Всесоюзного совещания физиков (1948-49) и заведование теоротделом в секретной лаборатории при физфаке МГУ, основанной самородным талантом в области совпарт-менеджмента и, заодно, в ядерных делах — ныне безвестным товарищем Знойко А.П.[* см. Горелик Г. Как Клим Ворошилов нс спас советскую физику // «Знание - сила». 1998, №1; Наука и жизнь в 1949 году, или Водородная бомба в мичуринском саду // «Знание — сила» 1994, №8; Физика университетская и академическая, или Наука в сильном социальном поле // «Знание - сила» 1993. №6.]

Об этом поведали архивные документы — черным по белому, пожелтевшему от времени. Стенографистки зафиксировали речи Иваненко, который негодовал против «мертвого бойкотирования нашей группы, наших ближайших сотрудников, а затем советской физики вообще» со стороны «Игоря Евгеньевича [Тамма] и его учеников» и обличал «космополитизм Григория Самойловича [Ландсберга], который сам борется против нашего приоритета, юридического и фактического, приоритета, который нашей советской научной общественностью принято считать немаловажным, как, например, приоритет модели атомного ядра».

Когда в начале девяностых годов я знакомился с этими документами сорокалетней давности, мне, наконец, стало ясно, какая пропасть пролегла между Иваненко и «академическими» физиками, и стало ясно, что эту пропасть он вырыл сам.

Сидят (слева направо): профессора МГУ Д. Д. Иваненко, А. А. Соколов, А. К. Тимирязев. 1948 год

Вопрос для меня был не только исторический, но и автобиографический, а ясный ответ вызывал не столько удовлетворение, сколько чувство стыда. Как мог знакомый мне человек произносить эти слова?! Как мог он быть столь небрезгливым? В мое время ничего похожего, кажется, не было. Впрочем, нет, сходное чувство я испытывал, когда видел Иваненко рядом с его давним учеником и давно уже его начальником. Они разительно отличались друг от друга по научному кругозору и культурному багажу, — как говорилось когда-то, «из разных колхозов». А оказались пожизненно в одном совхозе. Иваненко изредка иронизировал над своим учеником, именуя его за глаза «бегемотом» и имея в виду, думаю, и телесный облик и душевное устройство. Но к силе, соединявшей их с времен «университетской физики», добавлялась сила, которая с тех же пор отъединяла Иваненко от физиков «академических».

Именно в ту пору для Тамма и Фока обнаружилась моральная природа их бывшего соавтора, или же вовсе отсутствие таковой, если принять версию о праматери Лилит. Можно отдать должное проницательности Ландау, который еще в конце двадцатых годов поставил моральный диагноз своему тогдашнему другу. Впрочем, близкие отношения давали Ландау больше экспериментальных данных. А эпопея «университетской физики» выставила подобные данные на всеобщее обозрение.

Возвращаясь к странному соавторству Тамма и Иваненко в 1934 году, я бы рискнул предложить интерпретацию, несколько отличную от данной Фейнбергом, хотя и основанную прежде всего на его свидетельствах о Тамме. Когда Иваненко сообщил Тамму, что независимо пришел к той же идее, Тамм, меряя других на свой благородный аршин и следуя презумпции порядочности, не мог усомниться в словах (несомненно талантливого) коллеги, что и засвидетельствовал в своей заметке. Быть может, он бы и остался при этом мнении, если бы Иваненко действиями на поприще «университетской физики» не опроверг бы благородную презумпцию.

Д. Д. Иваненко выступает на конференции

Не по правилам хорошего гравитона

Пора сказать, какой силой меня притянуло к профессору Д.Д. Иваненко. Силой гравитации. На третьем курсе, когда надо было решать, какую область физики выбрать для себя, я знал, что хочу заниматься теорией гравитации. Тогда, в шестидесятые, это было не особенно оригинально. Тогда сила всемирного тяготения отрывала от своих обычных дел даже отцов термоядерного оружия. Быть может, потому что в теории этой самой первой из познанных сил природы заманчиво зиял дефект. На него указал Эйнштейн еще в 1916 году, вскоре после его сногсшибательной перестройки теории гравитации: «Квантовая теория должна модифицировать также и новую теорию гравитации». Но ни ему, ни кому другому такая «модификация» не удалась.

К концу шестидесятых этот дефект засиял — если нельзя сказать «зазиял» — с новой силой. Именно тогда родились релятивистская астрофизика и физическая космология, в которых царили и гравитация, и кванты. Но вездесущим квантам не удавалось по настоящему проникнуть в вездесущую гравитацию. Какие же они тогда вездесущие?! «Квантование гравитации» стало голубой мечтой теоретиков.

На физфаке МГУ гравитацией занимались в группе профессора Д. Д. Иваненко. Туда я и устремился, не предполагая, что подрываю свои перспективы стать физиком-теоретиком, и тем более не подозревая, что получаю редкую — но тогда мне совершенно чуждую — возможность приобщиться к истории физики.

Исторические ядерные заслуги Иваненко меня тогда совершенно не волновали. Ядерные дела остались в доисторических тридцатых годах. В центре его новейших интересов стояло как раз квантование гравитации. И лишь в связи с гравитацией он поминал в своих устных и письменных обзорах имя М. Бронштейна. Меня в этом занимало лишь то, что незнакомое имя упоминалось в одном ряду с великими именами. Что касается научного вклада неизвестного мне Бронштейна, то, в пересказе Иваненко, никакого сияния от статьи тридцатых годов не ощущалось. Проквантовать слабое гравитационное поле аналогично электромагнитному и подобно фотонам назвать соответствующие слабые кванты гравитонами — это выглядело как-то... слабо, не по существу. По существу же — сильная гравитация, совершенно не похожая на электромагнетизм уже тем, что неразрывно связана с геометрией пространства-времени. И эта связь выходит на первый план в последний звездный час, когда звезда неостановимо сжимается, и в самые первые мгновения расширения Вселенной, когда закладывался фундамент мироздания. К таким ужасно-прекрасным мгновеньям квантование слабого поля имеет слабое отношение.

В ряду главных достижений теории гравитации Иваненко поминал и свою с Соколовым статью 1947 года, в которой особенно гордился идеей превращения обычных частиц вещества — фотонов, электронов, протонов — в гравитоны, и обратно. Эта идея у меня также не вызывала особого почтения, — на то они и элементарные частицы, чтобы при удобном случае превращаться друг в друга в каких-то пропорциях. Сверхслабые гравитационные эффекты такого рода не обещали сильных результатов. Мою непочтительность, признаюсь, подкрепляло то, что я не раз видел и слышал А.А. Соколова, заведовавшего той самой кафедрой, куда меня притянула гравитация. Зрелище было весьма унылое.

Последнее фото М.П. Бронштейна

В таком непочтительном состоянии я занимал себя задачками сильной, но неквантовой гравитации и почтительно поеживался, осознавая их удаленность от Задачи № 1, к которой, как мне казалось, никому не удавалось прикоснуться. То, что я ошибался, обнаружилось в 1979 году — в год 100-летия Эйнштейна. К тому юбилею, при активном участии Иваненко, был издан сборник важнейших работ по гравитации «Альберт Эйнштейн и теория гравитации». Туда вошла и статья М. Бронштейна. Открыл я красивый том в соответствующем месте, чтобы обосновать свою неохоту рыться в старых пыльных журналах.., но убедился в обратном. В старой статье говорилось и о сильном гравитационном поле, и неожиданная для меня сильная логика вела к неожиданно сильному выводу: язык эйнштейновской теории гравитации не совместим с квантовой теорией и нуждается в радикальной замене. Это не решение, но зато ясное физико-математическое измерение глубины проблемы.

Так началось мое открытие Матвея Петровича Бронштейна. И рытье в старых журналах и многое другое, чего я не мог предположить до того, как открыл юбилейный сборник. Тогда я не задумывался, что статью Бронштейна извлекли из библиотечного забытья скорей всего именно благодаря Иваненко. А спустя несколько лет, когда я уже вовсю погрузился в короткую тридцатилетнюю жизнь М. Бронштейна, мой бывший шеф, уже видя во мне «отрезанный ломоть», тем не менее, одобрительно отнесся к моему делу и много чего рассказал о Бронштейне, которого, впрочем, чаще именовал студенческим прозвищем «Аббат».

Его открытости помогла подоспевшая перестройка с гласностью.

Это я понял, когда, услышав от меня название журнала «СОРЕНА» (для тех, кто не бывал в тридцатых годах, поясню: «Социалистическая Реконструкция и НАука»), он вынул телефонный шнур из розетки и вполголоса спросил, знаю ли я, кто был главным редактором этого журнала, и сам ответил — шепотом: «Бухарин». При том, что в те дни имя Бухарина уже вовсю звучало на радио и телевидении.

Д. Д. Иваненко в последние годы жизни

Такому страху я не очень удивился, поскольку уже знал, что у Иваненко были свои причины. В марте 1935 года он был «как социально опасный элемент заключен в исправтрудлагерь сроком на 3 года». Товарищ Сталин сказал, что сын за отца не отвечает, но сказал это не про Д.Д. Иваненко, отец которого в дореволюционной Полтаве издавал монархистскую газету. Из лагеря сын монархиста умудрился отправить письмо, в котором кричал, что работает по пояс в воде, и если его не вытащат из этой ямы, он покончит с собой. Хлопоты физиков помогли: в декабре лагерь заменили на ссылку в Томск, где он стал работать в университете. Из Томска он даже раз выбрался, нелегально, в Ленинград. Гулял с Аббатом по городу и, кроме прочего, выслушал рассказ о квантовогравитационной работе, сделанной, пока Иваненко был далече. По его словам, уже тогда, во время нелегальной прогулки по Ленинграду, работа Аббата произвела на него большое впечатление.

Бронштейн исследовал проблему квантования гравитации с двух концов. Слабое квантово-гравитационное поле должно переходить в классическое ньютоновское тяготение и, как показал он, переходит. Однако особое впечатление производил вышеупомянутый и загадочный сильно-гравитационный результат. Он означал нечто очень важное, но Иваненко так и не придумал, что с этим можно сделать, — если не считать публикации в юбилейном сборнике через сорок лет после гибели автора.

Два бронштейновских подхода к проблеме не противоречат друг другу, как может показаться, но создают большое напряжение в теории. Если эйнштейновский язык описания гравитации оказывается лишь неким следствием более глубокого описания, то под вопросом оказывается понятие гравитона, как просто еще одного вида элементарных частиц. Впрочем, из сомнений и вопросов шубу не сошьешь и статью не напишешь.

Зато как написать статью, исходя из первого, отдельно взятого слабогравитационного подхода, Иваненко придумал в 1947 году — рассчитать вероятность взаимопревращений невиданных гравитонов и обычных частиц. Разумеется, полученные вероятности будут смехотворно малы, но это все же лучше, чем ничего. Идея Иваненко, расчеты Соколова. Так я представлял себе суть дела, не потрудившись заглянуть в саму статью. Потому что не видел в замысле ничего принципиального.

По-новому эту непринципиальную работу я увидел, когда стал изучать архив академика В.А. Фока и обнаружил его отзыв 1948 года о работе, представленной на Сталинскую премию:

«Работа Иваненко и Соколова озаглавлена «Квантовая теория кавитации». Это заглавие не соответствует ее содержанию; правильнее было бы озаглавить работу более скромно, например, «Упрощенное изложение квантовой теории гравитации». Дело в том, что квантовая теория гравитации создана ленинградским физиком М.П. Бронштейном в его работе «Квантование гравитационных волн», напечатанной в 1936 году. Иваненко и Соколов используют результаты работы Бронштейна, хотя нигде в тексте на нее не ссылаются. Каковы бы ни были причины, побудившие авторов замалчивать достижения Бронштейна, их работу никак нельзя рассматривать как построение квантовой теории гравитации, ибо такая теория была создана Бронштейном за 11 лет до них».

В 1948 году так — не лихом — поминать уничтоженного «врага народа» мог только очень отважный человек, каким и был Владимир Александрович Фок. Но только ли недостаток отваги побудил претендентов на Сталинскую премию замалчивать достижения Бронштейна?

Ответ на этот вопрос я пытался, долго и безуспешно, соединить со всем, что узнал об отношениях Бронштейна и Иваненко. Об этих отношениях Иваненко говорил как о «самых близких», и его рассказы, казалось, подтверждали это. Некоторые выглядели совершенно бескорыстными, — не добавляли очков к заслугам рассказчика. Такая памятливость мне казалась тем, что называется «памятью сердца». Ничего удивительного в этом я не видел, поскольку уже успел разглядеть яркую одаренность Матвея Бронштейна в науке, литературе и человечности и остро ощущал утрату, постигшую человечество в тот день в августе 1937 года, когда этот 30-летний человек был вырван из жизни.[*см. Горелик Г. GLORIA MUNDI. Лидия Чуковская и Матвей Бронштейн // «Знание — сила», 2001, №7.]

Тем большую горечь и душевную тоску, думал я, должен испытывать тот, кто знал его лично, разговаривал с ним, спорил, смеялся вместе с ним. Но когда от такого естественного предположения я переходил к сурово- документальным фактам, концы не сходились с концами.

Лишь недавно, в размышлениях по поводу круглого юбилея, еще раз собрав в поле зрения все, что знаю, я пришел к новой мысли. Точнее, по новому посмотрел на замечание умудренного жизнью историка относительно потомства первой жены Адама. А если это не просто художественная метафора, а точный диагноз? Если профессор Иваненко, в самом деле, не имел внутреннего голоса, говорящего, что хорошо и что плохо? Тогда не было «памяти сердца», а лишь память ума, как в записной книжке или в памяти компьютера. Факт есть факт. И поступки оценивать можно не по их, неслышному, моральному звучанию, а по причинно-следственному содержанию, что было следствием чего. Как в физике. Если у него не было внутреннего морального голоса, так он его и не слышал! На нет и суда нет. Уголовный кодекс он не нарушал. А что хорошо и что плохо за пределами УК, это зависит, откуда и как посмотреть. Да, он обзывал Тамма и Ландсберга нехорошими советскими словами, но это в ответ! Почему те злостно не цитировали его работы?! А то, что многие физики после этого не хотели с ним знаться, так это их проблема. В науке большинство частенько бывает неправым. Так, возможно, прокомментировал бы ситуацию сам Ива-ненко.

А что по этому поводу сказать историку науки? В 1935 году Иваненко ответил за отца перед сталинским правосудием. Должен ли он отвечать перед судом истории науки за праматерь Лилит, из-за которой родился морально глухим? Или правосудие уже свершилось в виде его пожизненной моральной и научной изоляции от наиболее интересной ему части общества?

Эти вопросы я, пожалуй, адресую всем присяжным заседателям, которым попадутся на глаза эти размышления после круглого юбилея.

РОССИЯ НА КАЧЕЛЯХ ИСТОРИИ

Александр Янов Россия против России

Чему обязана российская культурная элита нынешним своим беспримерным упадком? Тому, что не сумела удержать власть после революции февраля 1917?

Тому, что оттолкнула от себя массы после следующей революции августа 1991?

Тому, наконец, что вступила в XXI столетие безнадежно расколотой?

Эти вопросы задает известный историк Александр Янов в своей книге «Россия против России», первой части задуманной трилогии. Книга вышла в 1999 году, но вопросы не устарели. Сегодня автор вновь пытается дать на них свой ответ.

Более пятисот лет центральная проблема в определении Европы состояла в том, включать или исключать из нее Россию.

Норман Дэвис

Начнем с того, что грехопадение, если можно так выразиться, российской культурной элиты произошло намного раньше — после поражения в декабре 1825 года одного из самых интеллектуально одаренных ее поколений, пушкинского, и предательства самого сокровенного из его заветов. П.Я. Чаадаев так описал это предательство: «Новые учителя хотят водворить на русской почве новый моральный строй, нимало нс догадываясь, что, обособляясь от европейских народов морально, мы тем самым обособляемся от них политически и раз будет порвана наша братская связь с великой семьей европейской, ни один из этих народов не протянет нам руки в минуту опасности».

За немногими исключениями именно это и сделала русская культурная элита после 1825 года: она морально обособилась от Европы. Одна ее часть, славянофильская, дошла до утверждения, что Россия есть особая, противостоящая Европе цивилизация и ценности ее поэтому принципиально не европейские. Другая, западническая, согласилась со славянофилами, по крайней мере, в том, что происхождение русской политической традиции действительно азиатское, деспотическое — и гегемония государства над обществом задана самой историей страны. В результате Россия, как и предсказывал Чаадаев, оказалась отрезанной от главного русла либеральной политической культуры, лишив себя тем самым способности к политической модернизации.

С этого момента ее культурная элита отказалась от собственной стратегии — и по отношению к власти, и по отношению к Европе. Она так и не сумела обрести такую стратегию ни до 1917, ни после 1991 года. Думаю, именно оттуда — ее сегодняшнее бессилие.

Но почему и после трагедии 1917 года Россия снова — по второму кругу — забрела в тот же неевропейский исторический тупик, выйти из которого без новой катастрофы оказалось невозможно? И, чтоеще актуальнее, почему и нынче готова она пойти все тем же путем — по третьему кругу?

Задумаемся, откуда этот исторический «маятник», два страшных взмаха которого вдребезги разнесли сначала белую державу царей, а затем и ее красную наследницу?

Не правда ли, здесь - монументальная, чтоб не сказать судьбоносная, загадка?

Загадку эту одни объясняют двумя обстоятельствами — климатом и расстояниями. «Приполярный характер климата: на обогрев жилищ и обогрев тела (еда, одежда, обувь) мы тратим гораздо больше, чем европеец, — пишет профессор В.Г. Сироткин. У того русской зимы нет, зато на 80 процентов территории Франции и 50 процентов Германии растет виноград. Добавим к этому, что 70 процентов территории России — это вариант «Аляски», [где] пахотные культивированные земли занимают всего 13—15 процентов (в Голландии, например, культивированных земель, даже если на них растут тюльпаны, — 95 процентов)». Та же история с расстояниями: «второе базовое отличие от Европы — то, что там 10 километров, в Европейской России — 100, а в Сибири и все 300». Иначе говоря, география — это судьба.

Концовка к русской народной сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». 1902

Федотов предложил и выход из этого заколдованного круга. «Вполне мыслима, — писал он, — новая национальная схема». Только нужно для этого заново «изучать историю России, любовно вглядываться в ее черты, вырывать в ее земле закопанные клады».

Все вроде бы верно. Опушена лишь малость. Россия в дополнение ко всему сказанному еще и богатейшая страна планеты. И черноземы у нее сказочные, и пшеница лучшая в мире, и лесов больше, чем у Бразилии, Индии и Китая, вместе взятых, и недра — от нефти и газа до золота и алмазов — несказанно богаты. Сравнить ли ее с Японией, недра которой вообще пусты? Или с Израилем, где при вековом господстве арабов были одни солончаки да пустыни? Но ведь ни Японии, ни Израилю не помешала неблагодарная гешрафия обзавестись гарантиями от произвола власти. При всех климатических и прочих отличиях от Европы умудрились они как-то стать в известном смысле Европой. Так может, не в винограде и не в тюльпанах дело?

И вообще популярный миф, будто холодный климат мешает России конкурировать на равных с соперницами, к которым география благосклонна, относится скорее к доиндустриальной эре, ко временам Монтескье. В современном мире северные страны более чем конкурентоспособны. Сравните, допустим, утонувшую в снегах Норвегию (ВВП на душу населения 37, 200 долларов) с солнечной Аргентиной (7, 170). И даже ледяная Исландия (27,410) намного перегнала жаркий Ливан (4,700). А сравнивать, скажем, холодную Швецию (23,750) с горячей Малайзией (3,890) и вовсе не имеет смысла.

А что до российских расстояний, то, сколько я знаю, гигантские пространства между Атлантическим и Тихоокеанском побережьями едва ли помешали Соединенным Штатам добиться гарантий от произвола власти. Коли уж на то пошло, то несмотря на умопомрачительные — по европейским меркам — расстояния США оказались в этом смысле Европой задолго до самой Европы. Короче, похоже, что «расстояния» имеют такое же отношение к европейскому выбору России, как апельсины или тюльпаны.

Старинный спор

Интересно, что мнение большинства моих оппонентов во многом совпадает с вердиктом классической западной историографии.

Ее корифеи единодушно настаивают на том же, что защищает Сироткин — на патерналистском, «азиатско-византийском» характере русской государственности. Между собою они расходятся, конечно. Если Карл Виттфогель или Тибор Самуэли вслед за Марксом утверждают, что политическая традиция России по происхождению монгольская, то Арнольд Тойнби был, напротив, уверен, что она византийская, а Ричард Пайпс вообще полагал традицию эту эллинистической, «патримониальной». Но в главном все держались одного мнения: Россия унаследовала ее от восточного деспотизма.

Сегодня в этом — парадокс, классики западной историографии неожиданно полу1! или мошное подкрепление. Большинство «высоколобых» в свободной постсоветской России встало ни их сторону. Прав оказался Георгий Федотов в своем удивительном пророчестве, что, «когда пройдет революционный и контрреволюционный шок, вся проблематика русской мысли будет стоять по-прежнему перед новыми поколениями России».

Старинный спор славянофилов и западников, волновавший русскую культурную элиту на протяжении пяти поколений, и впрямь возродился, хотя решения он не имеет. Намного важнее всех их непримиримых противоречий глубинная общность обеих позиций — те и другие абсолютно убеждены, что у России была лишь одна политическая традиция — патерналистская, назовите ее хоть евразийской, или монгольской, или византийской. Я же попытаюсь показать, что их две — рядом с патерналистской живет и европейская традиция. Они не только живут как две души в одной, но и борются между собою насмерть.

«Маятник» русской истории

Упустите из виду этот роковой дуализм политической традиции России, и вы просто не сможете объяснить внезапный и насильственный сдвиг ее цивилизационной парадигмы от европейской, заданной в 1480-е Иваном III Великим, к патерналистской — после самодержавной революции Грозного царя в 1560-е (в результате которой страна, совсем как в 1917, неожиданно утратила не только свою традиционную политическую ориентацию, но и саму европейскую идентичность). Не сможете вы объяснить и то, что произошло полтора столетия спустя. А именно — столь же катастрофический и насильственный обратный сдвиг к европейской ориентации при Петре. А ведь для того, чтобы это объяснить, можно провести историческое сравнение. Одновременно с Россией Петра, Екатерины и Александра I существовала в Европе еще одна могущественная империя, бывшая при том сверхдержавой, Блистательная Порта, как требовала она себя именовать, в просторечии Турция. Она тоже пыталась проводить модернизацию и обрести европейскую идентичность. Весь XIX век пронизан отчаянными попытками Порты совершить то, что сделал с Россией Петр. Некоторым из ее султанов даже пророчили судьбу Петра. Не помогло. Турция продолжала скатываться к положению «больного человека Европы». Стать равноправной участницей европейского концерта великих держав в XIX веке ей так и не удалось. Об обретении европейской идентичности и говорить нечего.

А теперь сравним эту неудачу с тем, что произошло после драматического поворота Петра с Россией. Уже при Екатерине играла она первые роли в европейском концерте. А при Александре I, по словам известного русского историка А. Е. Преснякова, «могло казаться, что процесс европеизации России доходит до крайних своих пределов. Разработка проектов политического преобразования империи подготовляла переход государственного строя к европейским формам государственности; эпоха конгрессов вводила Россию органической частью в европейский концерт международных связей, а ее внешнюю политику — в рамки общеевропейской политической системы». И что еще важнее — Россия вырастила при Александре вполне европейское поколение образованной молодежи, готовой рискнуть своей вполне благополучной жизнью ради уничтожения крестьянского рабства и самодержавия. Не прошло и столетия после Петра, как Россия вернула себе утраченную при Грозном европейскую идентичность.

Старинный спор славянофилов и западников, волновавший русскую культурную элиту на протяжении пяти поколений, и впрямь возродился, хотя решения он не имеет.

И все лишь затем, чтоб еще через столетие настиг ее новый гигантский взмах исторического «маятника» и она, по сути, вернулась в 1917 году к ориентации Грозного. А потом — всего лишь три поколения спустя — новый взмах «маятника» в 1991. И новое возвращение к европейской ориентации. Как объяснить эту странную динамику русской истории, не допустив, что работают в ней две противоположные традиции?

Слов нет, Реформация и Контрреформация, революции и реставрации, политическое противостояние либералов и консерваторов терзали Европу на протяжении столетий. Но не до такой же степени, чтобы страны ее теряли свою европейскую идентичность. А Россия, как мы видели, теряла, и после каждого цивилизационного сдвига представала перед наблюдателем по сути совсем другой страной. Ну что общего было между угрюмыми московитскими дьяками в долгополых кафтанах, для которых еретическое «латинство» было анафемой, и петербургским изнеженным вельможеством, которое по-французски говорило лучше, чем по-русски?

Точно так же отличались от александровского дворянства, для которого Европа была вторым домом, сталинские подьячие в легендарных долгополых пальто, выглядевших плохой имитацией московитских кафтанов. И хотя рассуждали теперь эти подьячие не о вселенской победе православия, а о торжестве безбожного социализма, но «погрязшая в буржуазном зле» еретическая Европа вызывала у них точно такое же отвращение, как «латинство» у их прапрадедов.

Попробуйте, если сможете, вывести этот «маятник», в монументальных взмахах которого страна теряла и вновь обретала, и снова теряла и опять обретала европейскую идентичность из одного политического корня.

Попытка «неоевразийцев»

Кстати, многие пробовали и пробуют. Вот основные идеи новейшей «неоевразийской школы в российской политологии:

во-первых, исключительность России, «Мир разделен на Север, Юг и Россию... Север — развитый мир, Юг — отстойник цивилизации, Россия — балансир между ними»[1 «Реформы и контрреформы в России» (далее «Реформы», М., 1996)]; «одиночество России в мире носило мистический характер... Дар эсхатологического предчувствия породил духовное величие России и ее великое одиночество[2 Там же.]»;

во-вторых, обреченность Запада (он же «развитый Север»), который не только не ценит своего «балансира», но и явно к нему недоброжелателен: «Россию хотят загнать в третий мир», он же «отстойник цивилизации»[3 Там же.]. Впрочем, «дело и в обшей цивилизационной тупиковости западного пути в связи с рельефно проступающей глобальной несостоятельностью индустриализма и консьюмеризма... С позиций глобалистики вестернизация давно и безнадежно самоисчерпалась»[4 Там же.];

в-третьих, врожденная, если можно так выразиться, сверхдержавность «балансира»: «Любая партия в России рано или поздно обнаруживает — для того, чтобы сохранить власть, ей необходима государственная и даже мессианская идея, связанная с провозглашением мирового величия и призвания России». Почему так? Да просто потому, что «законы производства власти в России неминуемо ведут к воссозданию России как сверхдержавы»[5 «Новый мир», 1995, № 9.]. Что такое «законы производства власти», нам не объясняют. Известно лишь, куда «они ведут»;

в-четвертых, Россия в принципе нереформируема, поскольку она «арена столкновения Западной и Восточной цивилизаций, что и составляет глубинную основу ее несимфонийности раскольности». Тем более, что если «европейские реформы кумулятивны, отечественные возвратны»;

в-пятых, наконец, Россию тем не менее следует реформировать, опираясь на «усиление реформационной роли государства как регулятора производства, распределения, а также разумное сочетание рыночных и планово-регулируюших начал».

А как же быть с «несимфонийностью, раскольностью» России и с «возвратностью отечественных реформ»? И что делать с идеей врожденной ее сверхдержавности, позволяющей, с одной стороны, «сплотить российский этнос вокруг идеи величия России», а с другой — заставляющей соседей в ужасе от нее отшатываться?

Не в том лишь, однако, дело, что концы с концами у наших неоевразийцев не сходятся. И не в том даже, что идеи их вполне тривиальны. Главное в другом. Все это не объясняет страшную динамику русской истории, тот роковой ее «маятник».

Реформация и Контрреформация, революции и реставрации, политическое противостояние либералов и консерваторов терзали Европу на протяжении столетий.

Завет Федотова

«Наша история снова лежит перед нами, как целина, ждущая плуга... Национальный канон, установленный в XIX веке, явно себя исчерпал. Его эвристическая и конструктивная ценность ничтожны. Он давно уже звучит фальшью, [а] другой схемы не создано. Нет архитектора, нет плана, нет идеи». Так писал Федотов. Вот же в чем действительная причина неконструктивности идей наших неоевразийцев: они продолжают работать в ключе все того же архаического «канона», об исчерпанности которого Федотов знал еще в 1930-е, повторяют зады все того же Правящего стереотипа, что завел в тупик не одно поколение российских и западных историков.

Федотов предложил и выход из этого заколдованного круга. «Вполне мыслима, — писал он, — новая национальная схема». Только нужно для этого заново «изучать историю России, любовно вглядываться в ее черты, вырывать в ее земле закопанные клады». Этого не сделали неоевразийцы, и оказались в плену Правящего стереотипа.

Между тем первой последовала завету Федотова замечательная плеяда советских историков 60-х, среди которых А. А. Зимин, С.О. Шмидт, А. И. Копанев, В. Б. Кобрин, С. М. Каштанов, Н. Е. Носов. Д. П. Маковский и другие. В частности, обнаружили они в архивах, во многих случаях провинциальных, документальные доказательства не только мошного хозяйственного подъема в России первой половины XVI века, внезапно и катастрофически оборванного самодержавной революцией Грозного. И не только вполне неожиданное становление сильного среднего класса, если хотите, московской предбуржуазии. Самым удивительным в этом заново вырытом «кладе» был совершенно европейский характер Великой реформы 1550-х, свидетельствовавший о существовании в тогдашней России того, что С. О. Шмидт обозначил в свое время как «абсолютизм европейского типа».

Чтобы представить себе масштабы этого «клада», понадобится небольшое историческое отступление.

Русь и Россия

В начале И тысячелетия Киевско- Новгородский конгломерат варяжских княжеств и вечевых городов воспринимался в мире как сообщество вполне европейское, это никто не оспаривает. Доказательства? Династические браки. Великий князь Ярослав, например, выдал своих дочерей за норвежского, венгерского и французского королей (после смерти мужа Анна Ярославна стала королевой Франции). Дочь князя Всеволода вышла замуж за германского императора Генриха IV. И хотя впоследствии они разошлись, сам факт, что современники считали брак этот делом вполне обыденным, говорит за себя.

Проблема лишь в том, что Русь, в особенности после смерти в 1054 году Ярослава Мудрого, была сообществом пусть европейским, но еще протогосударственным. И потому нежизнеспособным. В отличие от сложившихся европейских государств, которые тоже оказались, подобно ей, в середине XIII века на пути монгольской конницы (Венгрии, например, или Польши), Русь просто перестала существовать под ее ударами, стала западной окраиной гигантской степной империи. И вдобавок, как напомнил нам Пушкин, «татаре не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля».

Правящий стереотип мировой историографии безапелляционно утверждает, что Россия вышла из-под ига деспотическим монстром. Вышла вовсе не наследницей своей собственной исторической предшественницы, европейской Руси, а чужой монгольской Орды. Приговор историков, иначе говоря, был такой: вековое иго коренным образом изменило саму цивилизационную природу страны, европейская Русь превратилась в азиатско-византийскую Московию.

Пожалуй, точнее других сформулировал эту предполагаемую разницу между Русью и Московией Карл Маркс. «Колыбелью Московии, — писал он, — была не грубая доблесть норманнской эпохи, а кровавая трясина монгольского рабства... Она обрела силу, лишь став виртуозом в мастерстве рабства. Освободившись, Московия продолжала исполнять свою традиционную роль раба, ставшего рабовладельцем, следуя миссии, завещанной ей Чингизханом... Современная Россия есть не более, чем метаморфоза этой Московии».

К началу XX века версия о монгольском происхождении России стала в Европе расхожей монетой. Во всяком случае знаменитый британский географ Халфорд Макиндер, прозванный «отцом геополитики», повторил в 1904 году как нечто общепринятое: «Россия — заместительница монгольской империи. Ее давление на Скандинавию, на Польщу, на Турцию, на Индию и Китай лишь повторяет центробежные рейды степняков» несмотря на колоссальные и вполне европейские явления Пушкина, Толстого или Чайковского. Европа по-прежнему воспринимала Россию как чужеродное, азиатское тело.

Самое удручающее, однако, в том, что нисколько не чужды были этому стереотипу и отечественные мыслители и поэты. Крупнейшие наши историки, как Борис Чичерин или Георгий Плеханов — голубой воды западники, заметьте — тоже ведь находили главную отличительную черту русской политической традиции в азиатском деспотизме. И разве не утверждал страстно Александр Блок, что «азиаты мы с раскосыми и жадными очами»? И разве не повторял почти буквально жестокие инвективы Маркса родоначальник евразийства князь Николай Трубецкой, утверждая, что «русский царь явился наследником монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось... к перенесению ханской ставки в Москву... Московский царь [оказался] носителем татарской государственности»?[6 Н. С. Трубецкой. «О туранском элементе в русской культуре. Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн», М., 1993.] И разве не поддакивал им всем уже в наши дни Лев Гумилев?

Но, помилуйте, откуда в дебрях «татарской государственности», в этом «христианизированном татарском царстве», как называл Московию Николай Бердяев, взялась вдруг Великая реформа 1550-х, заменившая феодальных «кормленщиков» не какими-нибудь евразийскими баскаками, но вполне европейским местным самоуправлением и судом «целовальников» (присяжных)? Откуда?

(Продолжение следует)

ПОРТРЕТЫ УЧЕНЫХ

Александр Зайцев

Когда исчез призрак SARS

Мечников, Пастер, Кох — имена-легенды. И легендарно само время — время, когда болезнь — мор, рок, хмарь, нечто неясное, бесформенное, беспричинное, божья кара, грех, проклятие — охватывала человека, как иного заплутавшего путника — туман. Там не видно ни зги, здесь не ясно ни черта. Поможет, не поможет?

Не прописать ли пиявок? Или лучше припарки? Или, подскажет любой уездный лекарь, прижечь тело адским камнем? А может, — тут пахнет средневековьем, — совершить исцеление силой каких-то магических слов или крестных знамений?

Понемногу туман рассеивается. Это Мечников, Пастер, Кох и другие врачи XIX века, кто в опытах на себе, кто в наблюдениях за пациентами, определяли, описывали причину происхождения той или иной болезни.

Они были первыми и, казалось, последними. У Америки не бывает второго Колумба. Главные открытия сделаны. На долю потомков — лишь клиническая практика, прикладные исследования... Громких открытий нет и не может быть. Так считали многие в канун 2003 года.

А всего пару месяцев спустя шествие атипичной пневмонии было сколь загадочным, столь и триумфальным. Заговорили о пандемии, которую все напряженнее ждут в последние годы. Медики ограничивались лишь подсчетом заболевших и статистическим прогнозированием. Кривая статистики подскочила в заоблачные выси. По всему казалось, заболевшие будут исчисляться миллионами. Болезнь, раздутая всеми СМИ, как чугунный шар нависала над шаром земным. Уже — с содроганием и тайным восторгом (как же — началось и у нас!) — корреспонденты сообщали о первом заболевшем Гражданине России, и на проходившие мимо поезда «Пекин — Москва» обыватели опасливо косились как на чумные бараки на колесах.

Вдруг — никто не заметил как! — шар сдулся, лопнул как мыльный пузырь. К лету, сезону массовой миграции, никто и не вспомнил уже об этой заразе, SARS'e, атипичной пневмонии. Никто и не понял, что произошло, как рассеялся миф. Авторы выпусков новостей искали новые катастрофы.

В двух часах от славы и трех профессиях от работы

А ведь опасность была далеко не мифической. Так, в Институте Роберта Коха в Берлине и клинике Марбургского университета лучшие эпидемиологи Германии расписались в своем бессилии.

В Юго-Восточной Азии источниками опасных инфекций часто становятся птицы, свиньи, обезьяны

И когда неизвестная прежде болезнь стала обретать черты морового поветрия, врач Кристиан Дростен из гамбургского Института тропической медицины сообщил о том, что выявил неизвестный прежде вирус, который как раз и был причиной такой необычной пневмонии.

Расправиться с выявленным вирусом оказалось довольно просто. Болезнь, уже совершившая в умах людей свое триумфальное шествие, была побеждена, растаяла как туман.

«А делов-то!» Всего «две недели работы, я, правда, спал в эти недели не больше трех часов в сутки, — признавался позднее Дростен, — и, конечно, было знакомое любому исследователю разочарование после неудач. Но все- таки я разработал правильный аналитический метод, и, честно говоря, мне очень-очень повезло. Еще бы пара часов, и меня бы опередили другие».

Мечников, Пастер, Кох... Их биографии найдешь в любом справочнике. А Дростен что? Даже имя его, уверен, почти всем в России неизвестно. Ну исчезла атипичная пневмония раз и навсегда. Минула на нее мода, как на Канарские острова или Кашпировские лекции. И даже не верится, что эта блестящая победа отныне вошла в учебники медицины, и у победы есть имя и фамилия. Фейерверк, салют — и ни звука, вокруг гробовое молчание. Словно и не было ничего, привиделось.

В минувшем веке рассказы о таких, как Дростен, «охотниках за микробами», заставили тысячи детей выбрать себе профессию врача. А ныне все дети у нас знают, что хорошо быть экономистом и юристом. А врачом? «Ну, если только массажистом или оптовыми партиями лекарств торговать». Кто нас будет лечить пару десятилетий спустя, если нс такие как «немецкий дохтур» Дростен?

Он, кстати, человек совсем молодой. Дростен родился 12 июня 1972 года. Звезд с неба вроде бы не хватал. Его средняя отметка в аттестате — 1,8 балла (наши 4*2 балла). Происхождение - самое, что ни на есть, «советское»: пусть нс рабочее, зато крестьянское. С такими исходными данными в нашем современном обществе в мединститут вряд ли попадешь. Там конкуренция хищническая. Этот же хорошист отправился из своей деревеньки во Франкфурт, в университет, сам толком не зная зачем: изучать «что-нибудь естественно - научное».

Кристиан Дростен

Учился он поначалу безалаберно. Поступил на химический факультет, поучился семестр — не понравилось, ушел. Поступил на биофак, тоже ушел. «Было бы лучше, наверное, если бы я остался там, — улыбается Дростен, — я же, получается, в конце концов, занялся тем, что забросил». Забросил — и поступил вновь на медфак («Это сколько ж ему денег надо поступать и поступать в вузы?» — спросят удивленные мамаши абитуриентов 2005 года).

Право же, так умели кочевать из вуза в вуз только в Советском Союзе. Правда, и получались из инженеров и врачей, например, барды и писатели- сатирики. Теперь, страдая «манией успеха в будущем бизнесе», не станешь тратить годы на поиск себя, самокопание, самовыражение. Некогда. Жизнь — деньги, ведь жизнь — лишь краткий эпизод времени.

Времени у Дростсна было с достатком. Лишь став дипломированным врачом, он понял, наконец, что ему особенно интересно. Редкие болезни! Экзотика! Гамбургский Институт тропической медицины славится далеко за пределами Германии. Сотрудники института, кстати, в отличие от непосвященных, не склонны считать свой предмет исследований — какую-нибудь эболу — чем-то экзотическим. В наш век всеобщей мобильности, век беженцев и туристов, нелегальных мигрантов и легальных гастролеров не осталось места для экзотики. Заразиться в Киншасе, сделать пересадку в Париже, обнаружить симптомы в Москве, попасть в госпиталь в Токио... Бизнес-план становится медицинской картой. Недаром центры будущей пандемии известны каждому серьезному медику. Это — мегаполисы, крупнейшие транспортные узлы. В любой порт пяти морей, что настоящих, что воздушных, в считанные дни может стечь зараза со всего света.

Осенью 2004 года был опубликован доклад исследователей из Геттингенского университета. Они разработали динамическую модель распространения эпидемий, позволяющую прогнозировать их развитие. По словам ее авторов, всего за несколько дней пандемия может охватить весь земной шар. «Сейчас все регионы мира связаны друг с другом. Современному обществу присуща необычайная мобильность, и это сыграет важную роль в развитии пандемии». В этой модели учтены два с лишним миллиона авиарейсов, которые еженедельно совершают самолеты, отправляющиеся из 500 крупнейших аэропортов мира. Главными очагами распространения пандемии, где бы она ни вспыхнула, станут именно крупнейшие мировые транспортные узлы — Лондон, Нью-Йорк и т.п. Свою убедительность эта модель показала на примере обсчета картины распространения атипичной пневмонии.

Так выглядит под микроскопом возбудитель атипичной пневмонии: он окружен характерной короной из протеинов

За «испанкой» придет «китаянка»?

На месте атипичной пневмонии могла оказаться любая инфекционная болезнь. Вот эту заразу и взялся исследовать Дростен. После годичной практики ему поручили создать при Институте тропической медицины лабораторию по генетической идентификации возбудителей заболеваний. В середине 1980-х годов этот метод предложил американский исследователь Керри Муллис, и это был, по словам Дростена, «звездный час современной молекулярной биологии». Данный метод позволял размножать генетический материал неизвестного возбудителя заболевания до тех пор, пока не удастся его сиквенсировать, то есть определить последовательность его генов, и тогда можно будет сравнить эту цепочку генов с сиквенсом, хранящимся в генетическом банке данных.

Один из предложенных Дростеном стандартных тестов и сыграл решающую роль в определении возбудителя SARS. То памятное исследование началось 25 марта 2003 года. Легкими импульсами тока Дростен прогонял образцы клеточной культуры, взятые из организма первого в Германии больного атипичной пневмонией, через желатинообразную массу водорослей — своего рода молекулярное сито. Получились три непонятных фрагмента ДНК. Дополнительный анализ показал, что они немного схожи с ДНК коронавирусов.

Вот так и началась гонка со временем. Аналогичные исследования вели в то время в США и Гонконге. Как оказалось, Дростен опубликовал результат, опередив своих конкурентов лишь на несколько часов. А уже несколько дней спустя Дростен представил первый практический тест на атипичную пневмонию.

Впрочем, сам он понял, что достиг чего-то важного, лишь когда редакция «New England Journal of Medicine» предложила ему опубликовать полученные результаты на страницах журнала. «Публиковаться там очень почетно. Такое, если и выпадает ученому, то раз в жизни», — признался Дростен. Возможно, важнейшую в своей жизни статью он написал всего за двое суток.

Открытие возбудителя атипичной пневмонии сделало Кристиана Дростена знаменитым для всех, кто интересуется чем-либо, кроме политики, экономики и бульварных новостей. За ним закрепилось прозвище «Доктор SARS». Вот только не придется ли в скором времени привыкать к новому прозвищу? Ведь Дростен, как и все его коллеги, уверен, что вполне вероятна вспышка новой крупной эпидемии, с которой генетикам еще предстоит побороться. Возможно, это будет одна из форм гриппа. Особо опасная форма.

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) давно предупреждает, что может произойти естественное скрещивание вируса птичьего гриппа с возбудителем человеческого гриппа. И тогда появится вирус, от которого трудно защититься.

Когда в наш организм проникают возбудители обычного гриппа, иммунная система быстро замечает протеины, которыми маркирована их поверхность. Замечает и реагирует. Когда же в организм попадет гибрид двух вирусов, на его поверхности не окажется броских меток. И иммунная система не увидит пришельца, не истребит вовремя — вирус успеет проникнуть в человеческую клетку.

Мы не готовы к такому необычному гриппу. Если сравнить организм человека с государством, то новый вирус — все равно, что армия невидимок. Вот уже вся страна оккупирована невидимками и дело швах, а никто и не заметил начало войны.

«Честно говоря, даже удивительно, что вирусы обычного и птичьего гриппа пока не скрестились, — отмечает Клаус Штер, руководитель программы по борьбе с гриппом при ВОЗ. — Вирус-гибрид как плохой пенальтист, подошедший выполнить 11-метровый удар. Он долго прицеливается, топчется, медлит, но, в конце концов, все-таки попадет в ворота».

Сразу в нескольких лабораториях мира ведутся опыты по получению этого гибрида, опыты, которые на страницах журнала «Science» уже окрестили «возней вокруг яшика Пандоры».

В принципе, эти опыты должны подтвердить или рассеять опасения ученых, а также помочь создать вакцину, которая защищала бы нас сразу от нескольких вирусов гриппа, а не от одного конкретного возбудителя.

С другой стороны, опыты могут кончиться неудачей, то есть опасные микробы разбегутся по свету. Говорят и об использовании их в качестве биологического оружия. Противники опытов напоминают, что два года назад в Сингапуре, во время исследования неизвестного тогда возбудителя атипичной пневмонии, им трижды заражались участники исследований — такое может произойти и сейчас. Абсолютную безопасность никто не гарантирует. В США осенью 2001 — весной 2004 годов в научных лабораториях были зафиксированы также три случая заражения высокопатогенными возбудителями заболеваний.

Кстати, в отдельных лабораториях по-прежнему ведутся опыты по воссозданию возбудителя вируса знаменитой «испанки» — болезни, которая в 1918—1919 годах унесла жизни 20 миллионов человек. По мнению критиков, искусственный вирус, реконструируемый по остаткам тканей жертв эпидемии, может оказаться страшнее прежнего. По всей видимости, этот вирус тоже представлял собой химеру — гибрид возбудителей гриппа у свиней и людей.

По словам нобелевского лауреата Джошуа Ледерберга, события 1918 года могут повториться. В прогнозах европейских исследователей фигурируют такие цифры, как уровень заболеваемости — 10 процентов и уровень смертности — 0,5 процента в случае новой пандемии гриппа, напоминающего «испанку». В пересчете на наши российские реалии это звучит так: заболеваемость — около 14 миллионов человек, смертность — около 700 тысяч человек.

...Так что, подвижники и энтузиасты в белых халатах по-прежнему требуются. Профессия «охотника за микробами» нс ушла в прошлое, нс осталась привычным атрибутом таких славных имен, как Мечников, Пастер, Кох, Дростен.

ВСПОМИНАЯ МИНУВШИЙ ГОД

Александр Волков

Тайны далеких комет

Лето 2005 года очередной День Независимости США был отмечен космическим фейерверком. Автоматический зонд «Deep Impact» обстрелял комету. Миллиарды лет Земля была мешен ью для астероидов и комет (см. «Знание — сила», 2/05,12/02).

И вот «империя землян» впервые наносит ответный удар. Эффектный «расстрел» кометы символизировал нашу готовность постоять за себя.

Этот эксперимент стал одним из главных научных событий уходящего года.

Лишь из выпусков новостей, посвященных ему, многие узнали, как мало нам известно о кометах.

Короткие встречи

С давних пор люди примечают кометы. Их легко различить на небосводе по длинному газово-пылевому хвосту. Как сказано в словаре В. И. Даля, иногда у кометы «заметно ядро, а окружная среда образует как бы хвост, бороду или космы». Этот хвост настолько разрежен, что, как пишет российский астроном С. Широков, комету можно назвать «видимым ничто». Другое дело — твердое ядро кометы. В последние десятилетия оно все больше привлекает внимание исследователей. Считается, что в ядрах кометы могут храниться реликтовые органические вещества — «молекулы жизни».

Автоматические зонды несколько раз приближались к кометам, осматривая эти глыбы пыльного льда, изредка проникающие в центральную область Солнечной системы. В 1986 году пять космических межпланетных аппаратов — «Вега-1» и «Вега-2» (СССР), «Джотто» (ЕЭС), «Суисен» и «Сакигаке» (Япония) — встретились с кометой Галлея. В 2001 году зонд «Дип Спейс-1» подлетел к комете Боррелли, а три года спустя зонд «Стардаст» — к комете Вильда-2 (завершится этот эксперимент в начале 2006 года).

Комета Вильда-2 — это небольшая комета, чей размер ядра составляет 3,3 х 4 х 5,5 километров. Комета считается новой, поскольку впервые ее наблюдали в 1974 году, когда она прошла в 900 тысячах километров от Юпитера и направилась к центру Солнечной системы.

По расхожим представлениям, ядра комет — это «грязные снежки», рыхлые глыбы из пыли и льда. При испарении льда на этих глыбах образуются ямы с размытыми краями. Фотографии комет Галлея и Боррелли хорошо вписываются в эту модель. А вот ядро кометы Вильда-2 выглядит иначе. Очевидно, оно состоит из более плотного материала. Здесь виднеются четко очерченные кратеры с гладким дном и крутыми склонами, а также столовые горы с ровной поверхностью. Как показывают эксперименты, кратеры, подобные этим, могут возникать в пористых силикатах.

Ученые пока не готовы детально объяснить, как образуется хвост кометы. Перед началом исследования кометы Вильда-2 ожидалось, что на ее поверхности отыщутся огромные рытвины, откуда и тянется хвост. Однако близ большинства подобных рытвин аппарат «Стардаст» не обнаружил никаких струй вещества, выбрасываемых в космос. В то же время, пролетая мимо ядра кометы, зонд дважды попадал под мощный поток частиц.

Первый раз зош находился в 600 километрах от кометы, причем бомбардировка несколько раз прекращалась и возобновлялась, как будто зонд двигался навстречу отдельным фонтанчикам из частиц. Диаметр каждого такого фонтана составлял несколько сотен метров. Прежде астрономы считали, что из ядра кометы непрерывной струей вырываются газ и пыль. Теперь от этой идеи придется отказаться.

Второй раз аппарат наткнулся на поток частиц в 4000 километров от ядра кометы. По мнению ученых, этот поток не напоминал обычную струю газа и пыли. Возможно, это было облако заряженных частиц, образовавшееся после распада крупного куска кометы. В разгар этого обстрела всего за одну секунду в обшивку зонда врезалось более 1100 заряженных частиц. Диаметр самой большой равнялся 0,05 миллиметра. Химический анализ показал, что среди частиц преобладают органические, содержащие молекулы углерода, азота и серы. Однако ни одной аминокислоты — этого «кирпичика жизни» — не обнаружено. Более точные сведения о составе частиц удастся получить в ближайшие месяцы, после того как в январе 2006 года на Землю будет доставлен контейнер с собранным космическим веществом. Предположительно, в нем окажется около 3000 частичек кометы диаметром более 15 микрометров каждая.

В ожидании космических стрельб

До сих пор мы наблюдали за кометами лишь со стороны, а это не дает представления о внутренней структуре кометы. Рано или поздно был неизбежен новый эксперимент. Решено было пробурить одну из «хвостатых странниц».

Третьего июля 2005 года в сторону кометы Темпеля-1 устремилась ракета (или, если хотите, снаряд) «Импэктор» длиной 99 сантиметров и массой 370 килограммов. На ее борту не было взрывчатки. Разогнавшись до скорости 10,6 километра в секунду, «Импэктор» врезался в комету и благодаря огромной кинетической энергии пробурил в ней кратер (сила соударения была эквивалентна взрыву 4,8 тонн тринитротолуола).

Комета и прежде «попадала под обстрел». Ес поверхность оказалась усеяна кратерами — следами былых естественных столкновений. Диаметр некоторых кратеров достигал 1-2 километров. Размеры самого ядра составили 14x4x4 километров. Его средний диаметр равнялся девяти километрам, а масса — почти миллиарду тонн.

Перед началом эксперимента были поставлены следующие задачи:

— изучить процесс образования кратера на поверхности кометы;

— измерить глубину кратера и его диаметр;

— исследовать процессы, которые могут начаться при обстреле кометы (например, бурное выделение газов из ее глубин);

— проанализировать вещество кометы, выброшенное в момент соударения, и исследовать состав породы в ее недрах, в том числе определить количество водяного льда, а оно может быть очень велико. По некоторым гипотезам, океаны на Земле появились после столкновения ее с одной или несколькими кометами.

НА ПУТИ К ЭКСПЕРИМЕНТУ

Идея обстрелять комету восходит к роману Артуро Кларка «Космическая одиссея 2001 года».

Первый проект обстрела кометы был отклонен е 1996 году. Тогда в качестве мишени была выбрана комета Фаэтона.

В 1999 году начались работы над проектом «Deep Impact» («Столкновение с бездной») стоимостью в 313 миллионов долларов.

В этом проекте участвовали более 250 человек представлявших Мэрилендский университет, Jet Propulsion Laboratory Калифорнийского технологического института и фирмы «Ball Aerospace & Technologies Corp».

12 января 2005 года в 13.47 (по местному времени) с мыса Канаверал стартовал зонд «Deep Impact» (масса —1020 килограммов). 4 июля 2005 года он приблизился к комете 9P/Tempel 1 на расстояние 500 километров.

ПЕРВЫЕ ИТОГИ

В сентябре 2005 годо руководство НАСА опубликовало обзор результатов исследования кометы Темпеля-1. Оказалось, что она испещрена многочисленными кратерами, а ее поверхность покрыта многометровым слоем пыла который удерживается благодаря гравитации. В облаке, взметнувшемся над кометой после ее обстрела, преобладали органические соединения (например, ацетилен и синильная кислота). По словам Майкла А'Херна, повышенное содержание этих соединений особенно интересно с научной точки зрения. Возможно, именно кометы могли занести на Землю органические вещества. Кроме того, в недрах кометы Темпеля-1 необычайно много полостей. Из-за этого тепло плохо проводится вглубь кометы, и лед, находящийся внутри ядра, не тает.

В сообщении пресс-службы РАН, распространенном в канун эксперимента, говорилось следующее: «В изучении эволюции Солнечной системы исследование комет занимает важное место. Предполагается, что кометы содержат первичный материал газово-пылевого протопланетного облака, из которого примерно 4,5 миллиарда лет назад образовалась наша Солнечная система. Как происходило формирование комет, то есть образование километровых космических тел — одна из ключевых, и пока еще не решенных, проблем планетной космогонии. Данный эксперимент поможет ответить на эти вопросы».

В ожидании эксперимента ученые могли лишь предполагать, каким окажется кратер. Все зависело от состава кометы. Вот три возможных сценария:

• Если бы комета Темпеля-1 состояла из той самой пыли, из которой когда-то путем аккреции (присоединения окружающего вещества) сформировались другие тела Солнечной системы, то в этом случае возник бы кратер диаметром 200 метров и глубиной 50 метров. Выброшенный материал разлетелся бы под углом 45 — 50 градусов, причем три четверти его вновь просыпалось бы на комету

• Если бы материал кометы был более дифференцированным, глубина кратера не превысила бы десятка метров. Крупицы вещества разлетались бы под углом 60 градусов, и лишь небольшая часть их вновь усеяла бы поверхность кометы. Впрочем, в этом случае из недр кометы было бы выброшено в тысячу раз меньше вещества, чем в первом случае.

• Если бы материал кометы (особенно ее поверхностных слоев) был пористым, то он поглотил бы большую часть энергии соударения. В космос попало бы не очень много вещества.

Так, по картине соударения можно определить, из чего состоит комета и какова ее плотность. Перед началом эксперимента было создано несколько моделей кометы Темпсля-1, а значит, и целого класса подобных комет. Теперь оставалось лишь ждать, какая модель верна. Некоторые ученые даже предполагали, что от удара разрушится ядро кометы Темпсля-1.

Немецкий астроном Эрнст Вильгельм Леберехт Темпель

Комета Темпля-1, сфотографированная зондом «Deep Impact» 25 апреля 2005 года

«Почти как атомный взрыв»

Кометы ведь — самые хрупкие объекты Солнечной системы. Большая часть их на пути из облака Оорта в центр Солнечной системы разрушается или падает на поверхность крупных планет и их спутников. За последний десяток лет мы стали свидетелями пары крушений комет.

• В июле 1994 года на Юпитер рухнули более двадцати обломков кометы Шумейкеров-Леви-9, разорванной приливными силами гигантской планеты.

• Летом 2000 года распалась недавно обнаруженная комета С/1999 S4. Зонд SOHO следил за катастрофой в течение нескольких месяцев. За это время выделилось около трех миллионов тонн воды. Комета содержала также некоторые количества синильной кислоты, формальдегида, сероводорода, моносульфида углерода и немного метилового спирта и угарного газа.

Как полагают ученые, большая часть комет регулярно разрушается. Что же ждало комету, угодившую под обстрел аккурат к красной дате американского календаря?

... В момент соударения «Импэктор» испарился. Лед и пыль взметнулись в космическое пространство. Ударная волна сотрясла комету. Происходившее можно было разделить на три стадии.

• Сжатие (длилось всего 100 микросекунд). Данную стадию нельзя было непосредственно наблюдать.

• Выброс вешества кометы. Это была основная стадия исследований. Выброшенное вещество анализировалось с помощью спектроскопа. Когда облако пыли и газа, наконец, рассеялось, открылся вид на огромный кратер, выбитый втолше кометы.

• Трансформация кратера, то есть обрушение его стенок.

Обломки кометы, взлетевшие в небо, еще долго ослепительно сверкали. Поначалу из-за этого яркого сияния не удавалось даже сделать фотографию кратера По данным американских астрономов, яркость кометы в первый момент после взрыва возросла примерно в 6 раз.

Особенно велика была интенсивность излучения в ультрафиолетовом диапазоне, а это свидетельствовало, что поверхность кометы была скорее твердой, чем рыхлой как снег. С помощью телескопа европейской рентгеновской обсерватории «Ньютон» в веществе, выброшенном из недр кометы, удалось обнаружить сложное химическое соединение — ионы гидроксильной группы.

ТЕМПЕЛЬ И ЕГО КОМЕТЫ

Комета 9P/Tempel 1 — это глыба из пыли и льда диаметром около шести километров. В ее недрах,, предполагают ученые, скрывается каменное ядро. В течение 5,5 лет комета совершает оборот вокруг Солнца, перемещаясь по траектории, лежащей между орбитами Марса и Юпитера. Ближайшая к Солнцу точка этой траектории располагается в полтора раза дальше от нега, чем Земля. Открыл эту комету астроном Эрнст Вильгельм Леберехт Темпель (1821 —1889), уроженец Германии, работавший впоследствии во Франции и Италии. Третьего апреля 1867 года он обнаружил неизвестный слабосветящийся объект в созвездии Весов. Расчеты показали, что этот объект находится в 106 миллионах километров от Земли и в 245 миллионах километров от Солнца. Всего же за свою жизнь Темпель обнаружил 13 комет и 5 астероидов.

Комета Темпеля-1 испытывает сильное влияние Юпитера, с которым за последние полтора века несколько раз опасно сближалась. По этой причине менялась орбита кометы. Ее наблюдали, например, в 1867 и 1879 годах, а потом лишь в 1967 году.

ПРАЗДНИК И НА НАШЕЙ УЛИЦЕ

«Российские ученые под руководством академика В. Е. Фортова из Института теплофизики экстремальных состояний и Института проблем химической физики РАН активно участвуют в этом эксперименте. Выполнены обширные эксперименты по генерации мощных ударных волн, по изучению физических свойств веществ при ультравысоких давлениях и температурах, моделирующих условия эксперимента «Deep Impact». Проведенное ими численное моделирование позволило оценить возможные размеры кратера, образующегося в момент удара, в зависимости от начальной плотности ядра кометы» (из сообщения пресс-службы РАН).

«После этого эксперимента мы можем исключить гипотезу о том, что ядро кометы имеет рыхлую, пористую структуру», — сообщил научный руководитель проекта Майкл А'Хирн. Это чрезвычайно важно для будущих экспедиций. В 2014 году, например, запланирована посадка европейского зонда «Розетта» на поверхность кометы Чурюмова-Герасименко.

Объем выброшенного материала оказался неожиданно велик; часть его находилась в недрах кометы со времен формирования Солнечной системы. Как пошутил Майкл А'Хирн, «надеюсь, что обрабатывать это громадное количество данных мне придется до самой пенсии».

Картина взрыва оказалась такой впечатляющей, что, например, репортаж в респектабельной немецкой «Frankfurter AJlgemeine Zeitung» был озаглавлен весьма шокирующе: «Почти как атомный взрыв». Возможно, будущим поколениям придется убедиться, насколько опасно проведение подобных экспериментов в космосе. Ведь пришлось же в свое время человечеству отказаться от проведения наземных, а потом и подземных испытаний некоторых видов оружия, убедившись, насколько тесно взаимосвязаны различные процессы, протекающие в биосфере Земли, и каким страшным эхом могут отдаваться эксперименты, проводимые на неких якобы «строго изолированных» полигонах. Может быть, и в космосе опасно устраивать подобные эксперименты, вмешиваясь в ход природных событий? «Взрыв в космосе — это вопрос научной этики, — отмечает немецкий астроном Штефан Хобе. — Иначе кто-нибудь в следующий раз запланирует оглушительный фейерверк в окрестности Земли».

С другой стороны, велико ли было вмешательство? Комета даже не разрушилась! Этих комет на небе, как песка на берегу моря. Казалось бы, какая, по большому счету, разница: камень на Марсе, сдвинутый марсоходом, или небольшое небесное тело вдали от Земли? Сейчас комета Темпеля-1 находится почти на таком же расстоянии от нас, как и Солнце, и если уж сравнивать ее обстрел, то со вспышками на Солнце, а те гораздо сильнее влияют на нашу жизнь.

Вещества, выброшенные из недр кометы, ничем не опасны нам. Да и столкновение с этой кометой в ближайшие миллионы лет нам по-прежнему не грозит. «С точки зрения международного права, — полагает немецкий астроном Кай-Уве Шрогель, — эксперимент с «Deep Impact» не заслуживает никакого осуждения. Впрочем, следует подумать о переработке и совершенствовании законов, регламентирующих деятельность человека в космосе».

Идет монтаж зонда «Deep Impact»

От звездных войн до строительства сферы Дайсона?

В выпусках новостей неизменно сообщалось, что кратер оказался размером с футбольное поле. Но, по большому счету, медный снаряд оставил на поверхности... лишь небольшую ямку, если соотнести ее с размерами кометы. Сама она, довелись ей рухнуть на Землю, произвела бы, наверное, такое же опустошение, как и Юкатанский метеорит 65 миллионов лет назад. По мнению ряда ученых, падение этого метеорита вызвало климатическую катастрофу, уничтожившую две трети земной фауны (против этой версии также выдвигаются убедительные аргументы).

Астрономы давно размышляют над тем, как защититься от «космических бомб». Нередко предлагается атаковать астероиды и кометы, угрожающие Земле — уничтожать их или менять их траекторию. Выстрел по комете Темпеля-1 был, действительно, пробным. Ученых интересовал не только химический состав кометы, — в зависимости от ее плотности можно было бы выбрать стратегию борьбы с кометами, — но и сам факт, что можно атаковать чужеродное небесное тело и выйти из схватки победителем.

До настоящей войны на небесах пока далеко. Мы не знаем ни одной кометы, ни одного астероида, которые угрожали бы сейчас Земле. Но раз в сто миллионов лет, таковы предварительные расчеты, «бомбы», подобные юкатанской, падают на нашу планету. Мелкие космические тела еще чаще долетают до Земли.

Конечно, снаряд вроде «Импэктора» не отведет беду, если та же комета Темпеля-1, изменив свой курс, устремится в нашу сторону. Такую махину не остановить выпущенной по ней метровой болванкой. После соударения скорость кометы изменилась всего на 0,0001 миллиметра в секунду.

И все же именно лобовой упреждающий удар мог бы преградить путь комете. Допустим, если бы снаряд был помощнее и скорость кометы изменилась на 7 миллиметров в секунду (цифра тоже небольшая!), то за десять лет траектория кометы отклонилась бы в сторону от расчетной на целый радиус Земли. И если бы комета летела прямо к Земле, то после подобного щелчка по ней (только одно слово: вовремя!) беда бы — прибегнем к штампу передовиц — «прошла стороной».

По большому счету, даже мощи «Импэктора» хватило бы, чтобы отвести от Земли небольшие астероиды или кометы (диаметром до 125 метров). После выстрела по такой комете та тоже всего за десятилетие отклонится от расчетной траектории на расстояние, примерно равное радиусу Земли.

В 2014 году зонд «Розетто» должен совершить посадку на поверхность кометы

Итак, эксперимент с кометой Темпеля-1 стал первым крохотным шагом на пути к созданию эффективной системы защиты от космических объектов, угрожающих Земле. Важен он и в другом отношении. Человек впервые вмешался в ход небесных тел — стал «сотворцом Солнечной системы». Конечно, это вмешательство выглядит ничтожно малым («тварно малым», сказал бы теолог) и измеряется в десятитысячных долях миллиметра в секунду. И все же это — знаменательное событие. Впервые человек превращается из геологического фактора в космический. Со временем это неминуемо приведет к тому, что сам облик Солнечной системы изменится под воздействием человека.

Еще в 1960 году британский физик Фриман Дайсон предположил, что высокоразвитые цивилизации могли бы перепланировать собственную планетную систему, окружив ее оболочкой из обломков планет и астероидов — эту гипотетическую конструкцию называют сегодня «сферой Дайсона». Благодаря ей можно было бы оптимально использовать энергию центральной звезды.

Сейчас ученые, работающие над проектом SETI (см. «Знание — сила», 11/04), в основном пытаются улавливать какие-либо радиосигналы, исходящие от далеких планет. Однако перспективен был бы и поиск «сфер Дайсона». Их можно было бы обнаружить по излучению в невидимом нами инфракрасном диапазоне.

Итак, этот эксперимент с кометой —лишь предвестие многих важных событий, которые произойдут еще не очень скоро. Они, как хвост от кометы, будут тянуться... на тысячи лет вперед. Очевидно, со временем мы вынуждены будем заняться строительной деятельностью в космосе в масштабах всей Солнечной системы. И обстрел кометы — да, первый крохотный шаг на пути к глобальным изменениям нашей космической родины.

ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА ИСТОРИИ

Сергей Смирнов

Время стальных сердец Часть 2-я

Сопротивление христианской среды натиску новых мусульман оказалось неожиданно слабым. Тут, видимо, сыграла роковую роль аннексия православными базилевсами монофизитской Армении и иных боевитых пограничных христианских княжеств: вчерашние неудобные соседи ромеев стали их плохими подданными и не пожелали защищать своей кровью чужую грабительскую власть. Но главное — то, что налоги с иноверцев в юной державе Сельджуков гораздо ниже, чем в матерой бюрократии ромеев.

В 1063 году султан Тогрил-бек умер в зените боевых успехов, покорив Западный Иран, Хорезм и Ирак, взяв пол контроль багдадского халифа. Султана сменил его племянник Альп-Арслан, который сразу нашел для своей державы подходящего канцлера — перса, получившего титул Низам-аль-Мульк («Устроитель Царства»). Действительно, этот визирь воссоздал на Ближнем Востоке традиционную Персидскую империю по рецептам Кира Ахеменида и Арташера Сасанида. В ней теперь иная государственная религия и иной язык правящего этноса; но административная система почти не зависит от ее культурного и этнического наполнения. Халифат распался: да здравствует султанат!

Эта неожиданная исламская революция вызвала в Византии панику Неужели с востока |рядет новый царь Хосров Ануширван или второй халиф Муавия? Где же вы, былые паладины Креста: базилевс Ираклий, Константин Погонат, Лев Исавр ? А в ответ — тишина: бюрократы давно оттеснили героев от власти, и народ стерпел это оскорбление. Плохой прогноз для державы ромеев! Каждого воеводу, пытающего спасти отечество, шайка придворных паразитов объявляет мятежником и старается сжить со свету. Так оборвалась в 1059 году карьера Исаака Комнена, одинаково упорного в борьбе с турками и с казнокрадами. Придворные врачи убедили тяжко заболевшего базилевса, что его болезнь смертельна, и уговорили принять монашеский постриг. Автократор согласился, а потом неожиданно выздоровел; но будучи уже монахом, он потерял законное право на престол.

Потрясенный предательством сотрудников, Исаак отказался от новой борьбы за власть — будь то в роли императора или патриарха. На смену ему возведен ничтожный Константин Дука; распад империи продолжается, турки идут от успеха к успеху. Уцелевшая партия патриотов возлагает надежды на нового мятежника — воеводу Романа Диогена. Он храбр и красив, удачлив и милостив — чем не базилевс? Не хватает одного — стального сердца, какое прежде было у великого Юстиниана и у Василия Болгаробойцы, а теперь есть у Гильдебранда и у Вильяма Бастарда.

Скоро Роман IV взойдет на трон. Конечно, он пойдет воевать с турками; но он не решится заранее перебить или отшвырнуть далеко от власти всех, кто внушает ему хотя бы подозрение в измене. Оттого измена пышно расцветет в военном лагере императора. Начальник разведки скроет от владыки весть о приближении войск Альп-Арслана к Манцикерту; командир авангарда, отраженного турками, убежит далеко в сторону с поля боя; командир арьергарда распустит слух о гибели базилевса в удачной атаке ромеев. Так в 1071 году Византия проиграет последнюю великую битву своей имперской истории и сморщится до размеров рядового европейского королевства — гораздо более культурного и гораздо более развращенного неограниченной властью администраторов, чем все его младшие соперники или союзники.

Благородный победитель Альп- Арслан отпустит пленного Романа Диогена за выкуп, но освобожденный пленник будет опасен для тех, кто его вчера предал. Оттого Роман будет вторично пленен соотечественниками и из этого плена живым не выйдет.

Такие уроки жизни воспитывают стальные сердца у тех, кто выживает. Вернуть Византию хотя бы на роль державы второго класса сумеет племянник невезучего Исаака Комнена — юный Алексей, будущий основатель династии Комненов. Его дочь и биографиня Анна много позже оставит такую запись о трудах отца: «Вечером, не ев и не пив весь день (ибо на троне сидел и непрестанно говорил), Алексей удалялся в опочивальню. Но и сюда к нему чредою шли наемные вожди. И как кованое из бронзы либо стали изваяние, стоял базилевс от вечера до полуночи, а нередко и до рассвета. Все прочие, не выдержав усталости, уходили на отдых и возвращались вновь; один царь мужественно выносил этот труд».

Да, есть уроки, которые не передаются словами, но только живым примером. На Руси тяжкий опыт ромеев осторожно перенимал самый терпеливый из князей дома Рюрика — мудрый Ярослав, немного не доживший до раскола церквей Востока и Запада. Его сыновья мало похожи на отца — даже третий, Всеволод, которого отец женил на византийской царевне, дочери Константина Мономаха. Ее 13-летний сын, названный в честь прадеда и деда Владимиром Мономахом, в 1066 году жадно познает тяжкое ремесло войны и власти. Обнищавшая духом Византия перестала быть главным политическим партнером Руси; теперь на передний план выходит католический Запад, с ним соперничает степной Восток.

Один двоюродный брат Мономаха — Филипп — давно правит в Париже; другой — Магнус — восходит на трон Норвегии, опустевший после гибели отца в бою у Стамфордбриджа. Будущая жена Мономаха — малолетняя Гита, дочь Гарольда, павшего при Гастингсе — скрывается пока в Дании от когтей свирепого Вильяма Бастарда. Замужество на далекой Руси будет для Гиты единственной альтернативой монастырю. Ведь никто из католических монархов Запада не решится стать держателем прав на английский трон и смертным врагом Завоевателя!

Сестра Мономаха, Евпраксия, со временем станет женою германского императора Генриха IV. Но этот брак окажется неудачен, ввиду огромной культурной разницы между российским и германским обществом. Дело не в догматах католицизма или православия, а в возрастах народов и созданных ими держав. Попросту говоря, со времен Ольги Устроительницы на Руси минуло всего сто лет, а в Германии со смерти Карла Великого прошло уже 250 лет. За это время к немцам проникли и укоренились балканские ереси с крепким налетом чертовщины; Русь же пребывает в спокойном двоеверии, где супротив Христа и апостолов стоят лишь домовые, лешие да прочая мелочь. Разве это соперники, от которых нужно спасаться?

Не случайно на Руси почти нет монастырей и полно своих язычников. Где уж русским попам проповедовать слово Божие среди соседних кочевников! Со степными ханами общаются только князья — в основном в бою либо на торге. Так начал общение с новоприбывшими половцами переяславский князь Всеволод Ярославич — отец Мономаха. Уже были и стычки, и переговоры, назревает новая проба сил под Киевом — там, где 30 лет назад Ярослав наголову разбил печенегов и на месте победы возвел Киевскую Софию, учредил русское летописание. В конечном счете половцев победит Святослав — второй сын и лучший воевода среди потомков Ярослава Мудрого. Владимир же Мономах, унаследовав мудрость и хитроумие обоих своих дедов, наладит симбиоз городской Руси с половецкой Степью.

Ведь на русский взгляд, нынешние половцы не сильно отличаются от бывших варягов! Те и другие — буйные язычники, которых нужно регулярно занимать общественно полезным делом (включая войну), чтобы они не увлекались общественно вредными делами. При случае можно сплавить половцев в Византию, там они пригодятся в ромейских усобицах. Можно использовать половцев в русских походах на запад против чехов, поляков или немцев. А можно и против своих князей-соперников, но это нужно делать осторожно, чтобы не привить степнякам уверенность в доступности всех русских городов. Чтобы легче управлять половецкими ханами и их дружинами, полезно женить княжьих сыновей на ханских дочерях — «красных девках половецких», обращая их в православие. Жаль, что (в отличие от варягов) половцы не хотят покидать родную степь и селиться в городах: там бы они тоже крестились и русели за одно поколение... Но когда-нибудь это произойдет! Наверное, вскоре после того, как сама Русь станет вполне христианской страной.

Примерно так рассуждали в 1060-е годы первые русские интеллектуалы - церковники и князья, выросшие вокруг Софии Киевской и новорожденного Печерского монастыря. Среди них был, конечно, составитель первого летописного свода — монах Никон, которого позднейшие историки сблизили или отождествили с первым русским митрополитом Иларионом, автором «Слова о законе и благодати». Эти первые мыслители ошибались во многих прогнозах, но ошибки эти понятны нам и вытекают из стихийного оптимизма прогнозистов. Если бы впредь на Русь вторгались только «чистые» варвары, вроде варягов и половцев, то ее эволюция могла пойти в русле самых естественных прогнозов. Но к концу XI века таких варваров в Евразии почти не осталось: все они подверглись сильному влиянию цивилизованных, хищных и развращенных успехами соседей и ответили на это давление созданием своих агрессивных держав.

Так случилось с туркменами на стыке с агрессивным исламским султанатом Газны; то же произошло с норманнами во Франции и в Италии под влиянием католической пропаганды и феодальной культуры местных баронов. Еще сильнее подействовали на восточных варваров Евразии их сородичи или конкуренты — кидани, овладевшие Северным Китаем и создавшие там железную империю Ляо. Во всех этих регионах вырастали поколения людей со стальными сердцами: таковы нормандцы Вильяма Бастарда и Роберта Гвискара. крестоносцы Танкреда и Боэмунда Тарентского, ромеи Алексея Комнена, сельджуки Тогрил-бека и Альп-Арслана.

Не забудем, что в эти же годы начал свою проповедь священных убийств Хасан ас-Сабах — создатель тайного ордена исмаилитов — асасинов, который пытался контролировать всех восточных правителей путем персонального террора. Клин клином вышибают: покончить с орденом асасинов сумели лишь монгольские воины, которые намного превзошли асасинов в массовом терроре. Их вторжение на Русь породило и здесь первых людей со стальными сердцами, которые не вымерли в последующие века.

Перенесемся теперь в дальневосточную ойкумену, которая напоминает Европу распределением своих народов по экологическим нишам социума. Есть «настоящий», то есть Южный Китай, населенный сотней миллионов коренных ханьцев и объединенный династией Сун; это — полный аналог древней Византии. Напротив, «варварский» Китай, занимающий северную половину Поднебесной — аналог Нормандии, покоренный народом киданей и принявший от них железное имя Ляо. Кидани властвуют здесь полтораста лет; все попытки империи Сун одолеть их бесплодны, но коренные жители Северного Китая упорно не признают своих инородных владык законными правителями Поднебесной.

Опять не хватает китайцам мировой этической религии для слияния победителей с побежденными в цельный народ! Вспомним, как через полтораста лет после покорения Англии нормандцами их потомки, в едином строю с потомками побежденных англов и саксов, под командой виднейших церковников укрощали тиранию короля Джона Безземельного. Ничего подобного мы не видим и не увидим в Китае! Здесь любых варваров-завоевателей с отвращением терпят до тех пор, пока их не вышибут другие варвары-завоеватели...

А чем занят многолюдный и богатый Юг Поднебесной, тихоокеанская Византия, именуемая империей Сун? Эта национальная династия (в отличие от своих предшественниц Хань и Тан) сделала упор на внутреннюю политику, презрев бесплодные внешние завоевания. В таких условиях неизбежно соперничество двух придворных партий — консерваторов и реформаторов, причем обе апеллируют к «доброй старине» эпохи Хань. Только что, в 1067 году, смена императоров вызвала перемену политики: Жэнь- цзуна сменил Шэнь-цзун, главным министром стал реформатор Ван Ань- ши. Он, конечно, гений не только в делах администрации, но и в социальной политике. Традиционную диктатуру столичных властей Ван Ань-ши пытается заменить экономическими рычагами управления.

Незачем свозить в столицу весь объем риса, сдаваемый крестьянами в виде налогов. Гораздо выгоднее держать зерно в местных хранилищах, перевозя его в неурожайные регионы по мере нужды! Нельзя оставлять крестьян-бедняков в долговом рабстве у местных богатеев: правительство может создать свой ссудный банк с невысокими процентами! И так далее, и тому подобное. Все эти рецепты хорошо знакомы гражданам XX столетия, но в XI веке они были новинкой даже в просвещенном Китае. Ван Ань-ши пробыл во главе правительства 8 лет, но и после его отставки реформы продолжались. Отчего же они не преобразили китайское общество, не сделали империю Сун гегемоном всей диковатой Евразии?

По той причине, которая продолжала действовать и в XX веке: дельных и честных чиновников всегда не хватает для любой прогрессивной реформы! Никакая система школ и экзаменов не способна подготовить и отобрать миллион альтруистов для управления сотней миллионов пахарей. Одолеть неизбежную коррупцию в рядах чиновников пассионарий Ван Ань-ши не сумел, поняв это, он добровольно ушел в отставку. Очевидно, укротить стихию коррупции и столь же мощную стихию частной наживы если и можно, то лишь сложным, продуманным сочетанием других природных сил: законодательства и массовой информации, религии и науки, технологии механической и технологии социальной.

Даже в конце XX века человечество не постигло всех тонкостей великой науки об управлении неустойчивыми процессами в обществе. Можно благодарно помянуть тех экспериментаторов, которые десятью веками раньше выявили эти проблемы и попытались их решить, не ввергая основную массу населения в крайние бедствия. Избежать этих бедствий в НЕуправляемом обществе было невозможно — это знали и восточные азиаты, и западные европейцы.

Если на Западе Англия стала первым полигоном абсолютной монархии, а Франция и Германия — полигонами «дикого» феодализма, то на другом краю Евразии вторая роль выпала на долю Японии. Интересно, что первые политические структуры Японии копировали китайские образцы имперского типа, но дальше пошла их деградация по европейским образцам. В XI веке японские князья и рыцари заметили, наконец, что в стране довольно номинальной имперской власти; на местах феодалы могут делать все, что хотят — народ это стерпит!

В Китае такие вольности невозможны, поскольку Китай от века перенаселен, а его экономика основана на искусственном орошении и зависит от разливов великих рек. Обеспечить большую ирригацию может только сильная имперская власть, этот факт китайцы поняли в эпоху Хань и никогда о нем не забудут. Но в Японии глобальная ирригация не нужна: страну орошают муссонные дожди, а крестьяне трудятся на полях индивидуально, как в Европе. Оттого и государственность Японии близка к западноевропейскому образцу — к ранней Франции времен Меровингов или Каролингов.

Их правители, измельчавшие потомки свирепого Хлодвига или великого Карла, располагали такой же номинальной властью и подчинялись таким же ритуальным ограничениям в быту, как потомки легендарного Дзимму Тэн-ноо в Японии XI века. В 1070-е годы имперская власть здесь стала чисто символической: ее воплощают коронованные дети и подростки, а их отцы или деды, став монахами. фактически правят в столице от имени своих потомков. Так живет столица Хэйян, или Киото; в провинциях вольно хозяйничают военные губернаторы из разных кланов. Их распри становятся все более кровавыми, их интриги — все более вычурными. Еще сто лет такой практики и Япония догонит Европу. Лидеры кланов Тайра и Минамото, подобные Вильяму Бастарду, отрастят стальные сердца и воплотят в Стране Восходящего Солнца тот идеал военно-феодальной деспотии, который нормандцы воплотили в Стране Заходящего Солнца, на западном краю великой Евразии.

СКЕПТИК

Михаил Вартбург

Бесславный конец библейских сенсаций

Желание подтвердить героический характер своей древней истории обуревает многих патриотов. Зачастую именно это толкает их к бессознательной и даже весьма сознательной фальсификации или к жадному потреблению такой фальсификации, сочиненной другими. Спрос, как известно, рождает предложение, и вот уже некто Петухов (фамилия и библиография хранятся в интернете) сочиняет новую историю государства российского, начиная с появления славного народа россов, каковое состоялось 40 тысяч лет тому назад. Нет, вы не ослышались — 40 тысяч. И вот уже некто Фоменко со товарищи (см. тот же интернет) извещает «урби ет орби», что вся древняя, средневековая и новая история человечества есть не что иное, как история великой империи россов, простиравшейся на всю индоевропейскую Ойкумену. И вот уже некто Бушков ... впрочем, несть числа этим лжеутешителям патриотических вожделений, этим отечественным баснописцам, этим лукавым и небескорыстным сказителям-искателям, и многотомные подвиги их на ниве занимательного фальсификаторства еще долго будут развлекать детей наших и недорослей.

Нельзя, однако, не признать, что все эти попытки создать узко отечественную присыпку от патриотического зуда, как правило, грубы и топорны. То ли дело — фальсификация библейско-евангельская, ставящая своей целью подтвердить реальное существование царя Соломона или Иисуса Христа! Такие сенсации не ограничиваются пределами отечества, для них воистину нет ни эллина, ни иудея, и захватывающе интересны они не для сотен тысяч или даже миллионов, а для сотен миллионов людей. Да что там «интересны»! С чудной, волнующей силой играют они на струнах глубочайших верований этих сотен миллионов. А за веру люди, как известно, шли и на костер. А посему человек, избравший профессией подделку такого рода древностей, в буквальном смысле играет с огнем. И бывает, что огонь его и лизнет. Как в случае, который побудил нас к написанию сей заметки. Мы имеем в виду суд над Одедом Годаном.

Обвинительное заключение перечисляет несколько выдающихся подделок, которые Голан выбросил за последние годы на мировой рынок. Все они вызывали международную сенсацию, заставляя сердца вышеупомянутых сотен миллионов людей учащенно забиться в радостном предвкушении, а руки сотен специалистов — тотчас схватиться за перья. Да и как не схватиться? Ведь вот уже много лет историки и археологи сетуют, что у них нет — или почти нет — никаких документальных или археологических свидетельств существования сильного Иудейского царства с Соломоновым храмом в Иерусалиме, с развитой культурой и письменностью. И вдруг — пожалуйста: Одед Голан предлагает Израильскому музею обломок древней каменной плитки с вырезанной на ней надписью, в которой сообщается о перестройке иудейским царем Иоашем Соломонова храма в 812 году до новой эры. И эта надпись разом снимает несколько дамокловых вопросительных знаков, томительно нависших над библейской историей: напрямую подтверждает существование Первого храма; косвенно подтверждает историческую верность библейских списков иудейских царей и других спорных деталей библейских рассказов; и попутно демонстрирует явное существование в Иудее ивритской письменности и письменных исторических источников уже в то древнее время.

О таких подарках судьбы говорят, что если бы их не было, их надо было бы придумать. Подумать только — одним (несколькими) ударом резца по камню решен многовековой спор об исторической достоверности библейского рассказа! Посрамлены скептики. Укреплены в вере патриоты. Обогащена наука. Тем более, что поначалу несколько специалистов высказались в том смысле, что находка заслуживает самого серьезного отношения. В смысле — не фальсификация. Как минимум, 50 процентов шансов, что нет. Лишь потом, задним числом, выяснилось, что правильные 50 процентов относятся к камню — вот он действительно был древний. А надпись, как вся контрабанда в Одессе, была изготовлена если не на Большой Арнаутской, то где-нибудь в таком же месте в сегодняшнем Иерусалиме.

Не будем описывать детали этого разоблачения — надо думать, вскоре появятся книги, посвященные этой поистине детективной истории. В них будут и детали второго «подарка судьбы», изготовленного Голаном. На этот раз его адресатом стали не евреи, а христиане. Хитроумно проведя за нос Управление древностей и высмеяв при этом тупую бюрократическую неповоротливость его правил, Голан сумел переправить на Запад — на специальную выставку — некий древний ларец для хранения костей с очередной сенсационной надписью, извещавшей, что ларец этот был в свое время (а времени он — I века) предназначен для хранения костей «Якова, брата Иисуса». Сами понимаете. Некоторые западные христианские специалисты так ухватились за этот ларец (по-научному он называется оссуарий), что не хотят признать его фальшивость даже теперь, когда она доказана вне всяких сомнений. Оно и понятно: трудно расставаться — мелькнула высокая надежда и исчезла, как Жар-птица. Хотя, если вдуматься — разве вера требует «научных» доказательств? Это не оксюморон? Сказал же Тертуллиан: «Верую, потому что абсурдно». Вот это понятно. Настоящая вера не требует даже чудес. А если требует, то вот вам, пожалуйста, адрес — «Одед Голан и компания, Ltd, изготовление и продажа желанных подтверждений религиозных и исторических преданий».

Ltd означает «ограниченная ответственность», но в данном случае это звучит насмешливо. Судя по всему, ответственность Голана не ограниченная, а полная. В конце минувшего года его группе (в которую входит еще пара израильских торговцев древностями и один палестинец) предъявлено в Иерусалимском окружном суде формальное обвинение в том, что эти люди, вступив в преступный сговор, на протяжении двух десятилетий производили и успешно распространяли по всему миру фальсифицированные артефакты (так называют в археологии материальные предметы, изготовленные в прошлом), заработав на этом миллионы долларов. За эти годы Голан (по его собственным словам) стал самым крупным в мире коллекционером израильско-иорданских древностей, а его коллеги — самыми крупными торговцами этими древностями. Разумеется, сами обвиняемые свою вину отрицают, их друзья, естественно, в нее не верят, наши патриоты, понятно, негодуют, а нам остается сказать, что в эти самые дни выяснилось (совпало!), что и знаменитый гранат из слоновой кости, гордость Израильского музея, крохотная древняя вещица, которая шестнадцать лет считалась единственным (до появления «надписи Иоаша») бесспорным подтверждением реальности Соломонова Храма — этот гранат тоже, увы, является подделкой. Конечно, это уже другая история и к Голану она отношения не имеет. Но она имеет прямое отношение к тому, как бесславно рушатся одна за другой библейские сенсации.

ЖЕНСКИЕ ИСТОРИИ В ИСТОРИИ

Александр Голяндин

По следам амазонок

Здравствуйте, уважаемая редакция!

Мне хотелось бы узнать о легендарных амазонках—своеобразном женском ордене жриц-воительниц, посвященном Великой Богине Кибеле, уж очень их объединение похоже на всех этих рыцарей-монахов Средневековья, на прославленный Шсолинь. Не могли бы вы рассказать о них что-нибудь новое, а не общеизвестные пересказы греческих мифов и Геродота.

С ув. Л Сафиуллина

... Бесправные женщины Греции, всесильные женщины Азии

Не только греки и римляне говорили об амазонках. Рассказы о сражениях с племенами воинственных женщин известны, например, из древнекитайской и египетской истории. Однако никто не говорил об этом чаще греков, да и само слово — «амазонки» — придумано ими.

Это название могло переводиться как «лишенные груди» (a-mazos), поскольку, по преданию, амазонки выжигали себе правую грудь, чтобы было удобнее натягивать лук и бросать копье. Возможно, и более прозаичное объяснение. Слово «амазонки» мы вправе возвести к греческому «аmaza», то есть «живущие без ячменя». Значит, амазонки — это кочевницы, не знавшие земледелия. Скифы же, — они, по легендам, были их соседями, — судили воительниц по их делам и звали «людоубийцами».

Случайно ли греки вновь и вновь вспоминали амазонок? Возможно, в глубокой древности им и впрямь не раз приходилось сталкиваться с воинственными племенами, где верховодили женщины. По легенде, во II тысячелетии до новой эры племена эти поселились в Малой Азии. Их царство простиралось от Черного до Средиземного морей, а его центром были окрестности реки Фермодонт.

На страницах «Илиады» трижды упоминаются «амазонок мужественные орды». Впрочем, особых пояснений Гомер не дает. Куда словоохотливее позднейшие авторы: Геродот, Диодор Сицилийский, Страбон. Они размышляют о происхождении этого племени, описывают образ жизни амазонок, ссылаясь при этом на давние свидетельства и легенды. Отчасти рассказчики противоречат друг другу, но в одном согласны между собой - мир амазонок решительно отличался от греческого!

В то время в Греции женщины были исключены из всякой общественной жизни. Их закрепощение завершается «прямо на наших глазах» — в обозримый исторический период. Так, в Афинах около 600 года до новой эры женщины потеряли право вмешиваться в политические дела. Жизнь замужних афинянок протекала в основном в стенах дома. Им было отказано в праве посещать театральные представления и спортивные зрелища. Они не могли даже распоряжаться своим имуществом и находились под опекой своих мужей. Всю свою жизнь женщина считалась юридически несовершеннолетней. С ней не советовались даже, когда речь шла об ее собственной участи. Так, умирая, муж имел право выбрать ей нового мужа.

Тем сильнее смущали воображение афинян слухи о том, что где-то в Азии лежит царство женщин. «Эмансипированные» амазонки умели постоять за себя с оружием в руках. Говоря об амазонках, античные авторы неизменно подчеркивают их беспримерную отвагу и военную доблесть. В Римской империи высшей похвалой для воина считалось сказать ему, что он «сражался как амазонка». По словам римского историка Диона Кассия, когда полубезумный император Коммод выступал на арене Колизея в качестве гладиатора, сражаясь то со зверями, то с людьми, все зрители обязаны были приветствовать его криками: «Ты — властелин мира! В славе своей подобен ты амазонкам!»

Девы-воительницы были достойны сих слов. Их хладнокровие вошло в легенду: преследуемые врагами, они без промаха поражали их из лука, полуобернувшись в седле. Особенно же ловко они умели обращаться с двойной секирой. Это острое, как бритва, оружие, а также легонький серповидный шит стали неизменными атрибутами амазонок на любых изображениях.

Еще удивительнее был их образ жизни. В племени черноморских амазонок не было места мужчинам. Ливийские амазонки держали мужчин в рабстве; эти «говорящие орудия» убирали в доме, присматривали за детьми, да наравне с вьючными животными носили тяжести.

А дети? Как появлялись они?

Раз в год, по весне, когда все цветет и жаждет плодиться, амазонки отправлялись на охоту за мужчинами. «Наловив» себе пригожих, пышущих здоровьем пленников, они два месяца пировали с ними.

А потом и появлялись дети. Если это были мальчики, их в лучшем случае отсылали к отцам. Дочерей же отпаивали молоком кобылиц, а когда они подрастали, учили стрелять из лука и сражаться в бою.

Война мужчины и женщины

Война с амазонками, очевидно, не только война с чужим народом и за чужую землю, но прежде всего «война полов». Лучший пример тому — история самой знаменитой амазонки — Пентесилеи.

В новейшей европейской литературе она — героиня одноименной пьесы немецкого драматурга Генриха Клейста, написанной в 1808 году. Мир античности был для Клейста миром роковых, кошмарных страстей, в нем царили жестокость и безумие. Лейтмотив пьесы точно передан монологом амазонской царицы:

Как много женщин, обнимая друга,

Твердят ему:"Люблю тебя так сильно,

Что съесть тебя готова от любви!"

И не успеют молвить это слово,

Как милым уж до отвращенья сыты.

Но мною ты, любимый, не обманут:

Все, что, тебя обняв, я говорила.

От слова и до слова свершено.

Другие участницы трагедии подтверждают это:

Но ты, когда упал он, на него

Собак спустила в умоисступленьи

И кинулась сама его терзать.

(Пер. Ю. Корнеева)

Эта сцена — поклонение красивому юноше и его убийство, напоминает сцены, что разыгрывались в Малой Азии в античные времена.

А были ли амазонки?

... С рассвета толпы богомольцев шли в заповедный лес, где высился храм Великой матери богов — Кибелы. Именно с ее именем связаны самые жуткие и кровавые оргии. Лилась кровь жертвенных животных; мелькали бичи, рассекавшие спины богомольцев; гудели тимпаны; раздавались звуки рогов. Сотни людей кричали, прыгали, бичевали себя. Воздух был наполнен болью и кровью.

«Аттис! Атгис! — кричали жрецы. — Возлюбленный великой Кибелы! Приди, услади распаленное чрево богини!» На середину поляны выводили нескольких юношей. В их руках были ножи. Сбросив белые, непорочные одежды, они отсекали свои детородные органы. Под крики безумной толпы храбрецов уносили в храм.

Впоследствии культ Кибелы вводится в Риме. В ее честь устраивают пышные празднества, ибо она приносит плодородие, защищает города, дарует богатство стране. Ее называют Великой матерью богов. У этой богини страшный лик. Каждый год 24 марта отмечают «Кровавый день». В этот день жрецы Кибелы, впадая в транс, устраивали пляски, раздирали себе тело черепками посуды, орошая кровью лик Великой матери и ее алтарь. В этот день каменные изваяния Кибелы были залиты кровью с ног до головы. Кровь струилась по земле, лилась по телам изувеченных жрецов. «О Мать Кибела, породившая богов! Даруй нам благо и счастье! Даруй нам жизнь!» Под эти монотонные крики поклонники богини оскопляли себя, изничтожая презренную плоть.

В день празднества было опасно попадаться на глаза жрецам Кибелы — скопцам, одетым в женские платья, и безумствующим жрицам — менадам. Они могли растерзать любого, кто не слишком старательно поклонялся Кибеле; они набрасывались на мужчин, овладевая ими, а то — прямо как воительницы-амазонки — рыскали по лесу и убивали случайных путников. Воистину, эти женщины и полужен шины были страшны как амазонки.

Греческая мифология изобилует сюжетами, заимствованными у народов, населявших в разные времена Малую Азию, — хеттов, фригийцев. Может быть, в мифе об амазонках отразились слухи о грозных жрицах, служивших Великой богине плодородия, и о посвященных ей скопцах?

Последние героини матриархата

Есть и другое объяснение мифа об амазонках. В середине XIX века швейцарский историк Якоб Бахофен выдвинул теорию о том, что в глубокой древности люди долгое время жили по законам матриархата. Во главе племени стояли женщины. Мужчины были гостями в доме и во всем слушались хозяек.

А ведь еще в XX веке в отдаленных тропических лесах можно было встретить людей, живущих в каменном веке. Почему бы микенские греки в одном из военных походов не могли повстречать племя, живущее по законам матриархата? Эта встреча поразила бы их не меньше, чем нашествие одноглазых циклопов. Сражение с ними могло на много столетий запечатлеться в народной памяти.

Однако миф остается мифом пока в него не вмешаются археологи. Что же они могут сообщить? История амазонок, как оказывается, их давно интересует.

В поисках амазонок

В 1928 году во время раскопок в местечке Земо-Ахвала на побережье Черного моря советские ученые сделали сенсационное открытие. Они раскопали доисторическое захоронение, в котором был погребен «князь» в полных доспехах и во всеоружии - здесь же лежала и двойная секира. Однако детальное изучение скелета показало, что это... останки женщины. Кто была она? Царица амазонок?

В 1971 году вновь, на этот раз на Украине было найдено захоронение женщины, погребенной с царскими почестями. Рядом с ней лежал скелет девочки, столь же роскошно украшенный. Вместе с ними в могилу положили оружие и золотые сокровища, а также двух мужчин, умерших, как выяснили ученые, «неестественной смертью». Быть может это царское погребение амазонок с убитыми в ее честь рабами?

В 1993-1997 годах во время раскопок близ местечка Покровка в Казахстане снова были найдены могилы неких «воительниц». Рядом с женскими скелетами лежали наконечники стрел и кинжалы. Очевидно, женщины этого кочевого племени умели постоять за себя в бою. Возраст захоронения — две с половиной тысячи лет.

Что это? Тоже амазонки? Быть может, права легенда, согласно которой уцелевшие амазонки после Троянской войны скрылись в горах Кавказа, основана на событиях истории? Оттуда они могли перекочевать и в казахские степи.

До сих пор никто не мог связать находки, сделанные в Причерноморье и близ Каспийского моря, с легендой о племени воинственных женщин. Кроме того, до сих пор не проводились систематические раскопки в Турции, в устье реки Фермодонт, где, по легенде и находилось царство амазонок. Быть может, амазонки это вовсе не миф, и они не исчезли без следа? Возможно, в скором времени ученые эти следы и отыщут?

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Смешной и страшный праздник

Один из древнейших праздников в мире — Хеллоуин. Первыми, кто принимал участие в организации этого страшного и смешного праздника, были язычники кельты. Они жили на территории нынешних Великобритании и Ирландии. Каждый год 1 ноября праздновали день рождения Самхэна, малосимпатичного божества — владыки мертвых и князя тьмы. А заодно отмечали и приход зимы. В эту ночь друиды — кельтские священники, а по совместительству еще и астрономы, ученые, музыканты, поэты и целители — собирались в дубовой роще и жгли костры. А утром дарили людям горящие угли. Кельты верили, что если разжечь очаг от такого уголька, огонь будет греть всю зиму.

О древних друидах нам известно немного. Они не посвящали посторонних в свои дела. Их знания были тайными. Они поклонялись деревьям. Само слово «друид» означает ^человек дуба». Но вовсе не «дуб дубом» — в друидской школе было не меньше 20 классов. Разумеется, «люди дуба» прекрасно разбирались в ботанике, занимались астрологией. Был у ноябрьского праздника тайный колдовской смысл: приоткрыть ворота в Будущее и Прошлое. Ворота сторожили ведьмы и демоны. Почуяв аппетитный запах жертвенного костра друидов, эта проголодавшаяся нечисть протискивалась в наш мир через щелочку в воротах. Приходилось готовить им угощение. Наевшись до отвала, эти гости плясали и хулиганили.

Но вот явились римляне и завоевали земли кельтов. С собой они принесли новый праздник — День Помены, богини садов и огородов. Ее символом было яблоко, поэтому на Хеллоуин всячески забавляются с этим фруктом — подвешивают на веревочку или бросают в воду, а потом пытаются надкусить. В IX веке на Британские острова пришло христианство и вместе с ним — День Всех Святых.

Католическая церковь специально назначила этот праздник на 1 ноября, чтобы отучить кельтов пугать друг друга всякими ужасами. Но имя у праздника позаимствовали: канун Дня Всех Святых сокращенно получается — Hallowe’en, а праздновать-то продолжали по-кельтски. Так как же его празднуют, этот Хеллоуин? В причудливых маскарадных костюмах и в самой отвратительной маске, чтобы смешаться с толпами веселящейся в эту ночь нечистой силы. Дети в костюмах чертей и демонов, подкравшись к окну, громко кричат: «Угощай или пожалеешь!» Чем сильнее напугаешь хозяина дома, тем больше получишь гостинцев. И, конечно, надо заранее сделать фонарик из тыквы. Для этого нужно удалить мякоть тыквы, внутрь поставить свечку, вырезать глазки, носик, ротик и зубки. В Хеллоуин эти фонарики горят на подоконнике каждого дома.

В средние века, родилась легенда о тыкве. Рассказывали, что одна девочка возвращалась вечером домой и заблудилась. Как раз в страшную ночь появления призраков и ведьм. Она решила зажечь свечу, но сильный ветер задул огонек. В ее корзинке была, кроме свеч, тыква. Девочка вытащила из нее мякоть, потом вырезала тыкве глаза, нос и рот, кривящийся в усмешке. Внутри тыквы зажгла свечи. Она поставила тыкву на голову и медленно пошла по тропинке. Все привидения, увидев ее, шарахались. Светящийся оскал тыквы наводил на них смертный ужас. А девочка выбралась из леса живой и невредимой. С тех пор Хеллоуин и тыква неразлучны.

Переселяясь в XIX веке в Америку, потомки кельтов — ирландцы — прихватили с собой и Хеллоуин. Американцам этот обычай понравился, а потом разошелся по всему свету этот озорной детский праздник. Но радуются ему и взрослые.

Несколько лет назад этот праздник пришел и в Россию. Ночные клубы стали посещать респектабельные люди. А озорные ребята, разодетые в костюмы призраков и вампиров, стали пугать взрослых. Как следует отмечать этот праздник, знают далеко не все.

Энергия хохота: лишний вес можно высмеять

«Почаще и погромче смейтесь от души» — к этому совету следует прислушаться всем, кто сидит на диете. Оказывается, смех производит энергию, чем и способен помочь сбросить вес. Смешно? Сообщение о пользе смеха на полном серьезе прослушали 2 тысячи делегатов из 80 стран, участвовавших в четырехдневном Европейском конгрессе, посвященном проблеме ожирения.

Автор доклада — Матей Бачовски, американский адъюнкт-профессор польского происхождения, работающий в медицинском центре университета Вандербильта. Он полагает, что вместе с коллегами стал первым, кто решил выяснить, сколько энергии требуется на то, чтобы смеяться. Итак, если верить Бачовски, 10-15 минут подлинного хохота могут сжечь количество калорий, эквивалентное плитке шоколада среднего размера. Чтобы это выяснить, пришлось провести эксперимент с участием добровольцев из числа студентов. Исследователи пригласили около ста волонтеров. Молодых людей закрыли в помещении. На самом же деле это была так называемая метаболическая камера. В ней определяется, сколько кислорода человек вдыхает и сколько углекислого газа он вьщыхает, таким образом ученые измеряют расход энергии.

Кроме того, в комнате работало оборудование, отслеживающее сердечный ритм, и велась запись всех звуков. Добровольцев усадили в кресла перед телевизорами, запретили двигаться и разговаривать, чтобы они не тратили энергию попусту. При этом их ввели в заблуждение: сказали, что целью исследования является изучение эмоциональных реакций на различные видеоматериалы. «Не так-то легко поймать подлинный смех, — объяснил Бачовски. — Ведь если вы скажете людям, что собираетесь измерить смех, они будут смеяться. А специально вызванный смех регулируется совершенно иной частью мозга. Мы же хотели, чтобы смех был истинным».

Первым делом необходимо было узнать показатели обмена веществ — метаболическую норму студентов, пребывающих в расслабленном состоянии. Ученые показали им английскую сельскую местность: «Для начала нужны были полчаса чего-то скучного, вот мы и выбрали английский пейзаж», — рассказал доктор. Следующая фаза для каждой группы добровольцев длилась больше часа. На экранах они видели 10-минутный кусок комедии, потом 5 минут тоскливо блуждающих овец, затем еще 10 минут комедии и так далее.

Исследователи отдельно испытали 7 пар друзей мужского пола, 17 пар девушек и 21 смешанную пару (хотели выявить различия). В конце концов данные о сердечном ритме, записанный смех и информация о дыхании были собраны воедино в лаборатории и тщательно проанализированы. Оказалось, что молодые люди смеялись больше, чем девушки. Самый долгий смех длился 40 секунд. И ученые увидели, что когда люди смеются, происходит примерно 20-процентное увеличение метаболической нормы.

«Смеясь, студенты сожгли на 20 процентов больше калорий, — сообщил Бачовски. — Тогда мы постарались вычислить, что произойдет, если кто-то будет хохотать в течение 10 или 15 минут в день, и обнаружили, что сгорело бы до 50 калорий в зависимости от размера тела и интенсивности смеха. По нашим расчетам, за год смех может помочь сбросить до 2 килограммов, если вы будете веселиться каздый день». Смеяться, заметьте, обязательно нужно в голос, громко. Иначе смех не сработает. Правда, непонятно, кто или что может спровоцировать ежедневный 15-минутный сеанс хохота.

Алексей Левин

Долгий «обезьяний процесс»

В последние годы в Соединенных Штатах упорно пытаются поставить в программе средней школы теорию биологической эволюции на одну ногу с изложением религиозных взглядов на происхождение жизни вообще и человека в особенности. Эти усилия поддерживают теологически консервативные церкви, которые настаивают на буквальном прочтении Библии, и многие политики, в основном республиканцы. Их аргументы практически те же самые, что и в двадцатые годы прошлого века, когда законодатели ряда американских штатов пытались Ограничить или просто запретить изучение теории Дарвина в школе. Кульминацией этих событий, как известно, стал суд над школьным учителем Джоном Томасом Скопсом, которого обвинили в незаконном преподавании дарвинизма. Суд проходил с 10 по 21 июля 1925 года в небольшом (2000 жителей) городе Дейтоне, административном центре графства в штате Теннесси. Это судебное разбирательство вошло в историю под названием Обезьяньего Процесса.

Дело Скопса справедливо считают одним из важнейших судебных процессов двадцатого столетия. Но детали предыстории и истории этого процесса в России известны очень мало, а многие его описания неполны и далеки от точности. Поэтому для начала необходимо описать те события, которые сделали никому не известного школьного учителя персонажем юридической драмы общенационального масштаба.

Уильям Брайан и закон Батлера

К началу двадцатых годов участие Америки в первой мировой войне объективно сделало ее великой державой с глобальными интересами и возможностями. Однако в общественном сознании все еще доминировали изоляционистские идеи вместе с убеждением, что национальные ценности необходимо защищать от чуждых влияний. В американской культуре тех лет происходили постоянные сшибки между модернизмом и традиционализмом, замешанном на фундаментализме.

Одним из главных идеологических знаменосцев этого направления был знаменитый политик и блестящий оратор Уильям Дженнингс Брайан (1860 - 1925). Много лет он был бесспорным лидером Демократической партии, которая несколько раз выдвигала его кандидатом в президенты. В 1913 году он стал государственным секретарем в администрации президента Вудро Вильсона, однако вышел в отставку в знак протеста против готовящегося вступления США в войну на стороне Антанты. После этого он всецело посвятил себя борьбе за избирательные права женщин, запрет спиртных напитков и другие социальные реформы. Одновременно Брайан стал вождем крестового похода в защиту религии от «посягательств» со стороны научного мышления.

Такое сочетание идей может показаться странным, но для Брайана оно была вполне естественным. На протяжении всей свой многолетней общественной карьеры он оставался противником империализма во внешней политике, про1рессистом популистского толка во внутренней политике и религиозным консерватором в идеологии. Он предлагал и поддерживал многочисленные реформистские проекты, считая эту деятельность своим религиозным долгом. Сочетание глубокой веры и демократических инстинктов парадоксальным образом обернулось у Брайана растущим недоверием к науке, в которой он видел движущую силу антиамериканского атеистического модернизма. Поскольку дарвиновская теория была явно несовместима с библейским учением о божественном творении мира и человека, Брайан пошел в атаку на нее с открытым забралом.

В письме в газету «Chicago Evening Post» он выдвинул несколько аргументов против дарвинизма, которые остаются в ходу и сегодня. Брайан заявил, что теория эволюции всего лишь спекулятивное предположение, лишенное надежной фактической базы: ученые еще не представили ни одного примера эволюционного превращения одного вида в другой. В 1921 году он выступил с нашумевшим памфлетом «Угроза дарвинизма», в котором решительно выступил против школьного преподавания теории биологической эволюции. После этого Брайан начал яростную пропагандистскую кампанию за то, чтобы оно было ограничено законами штатов. Правда, Брайан был против того, чтобы преподавание теории эволюции каралось в судебном порядке, и даже допускал присутствие дарвинизма в школьных программах, но только в качестве гипотезы.

Конкретные успехи этой кампании оказались довольно скромными. К 1925 году подобные законопроекты были выдвинуты в пятнадцати штатах, но приняты только в двух: Оклахоме и Флориде. Оклахомский закон формально не запрещал дарвинизм, он лишь требовал, чтобы муниципальные школы не использовали учебников, излагающих теорию эволюции. Флоридские законодатели ограничились принятием необязательной к выполнению резолюции, которая провозглашала преподавание дарвинизма «неуместным и разлагающим умы».

В начале 1925 года сторонник Брайана, член нижней палаты Генеральной Ассамблеи Джон Вашингтон Батлер составил и предложил законопроект, запрещающий «преподавание любой теории, которая отрицает учение Библии о божественном творении и утверждает, что человек произошел от животных» во всех школах и университетах штата, целиком или частично финансируемых за счет налоговых поступлений. Нарушители этого закона должны были штрафоваться на сумму от 100 до 500 долларов (Брайан возражал против этого пункта, но неудачно).

Палата представителей вотировала билль Батлера почти единогласно и очень быстро, уже 28 января. В верхней палате, где аналогичный законопроект предложил сенатор Джон Шелтон к нему отнеслись без особого энтузиазма — против билля уже выступили многие газеты и общественные деятели штата. В частности, группа нашвилльских пасторов раскритиковала его как покушение на академические свободы и такую защиту христианства, в которой оно совершенно не нуждается.

4 февраля его отклонил юридический комитет Сената. Однако в защиту билля выступил спикер Сената Лью Хилл, сославшись на множество писем от учителей и женских групп в его поддержку. Хилл выдвинул аргумент, который в столь консервативном штате, как Теннесси, звучал не только убедительно, но даже угрожающе: налогоплательщики не обязаны оплачивать преподавание воззрений, который подрывают у детей религиозную веру. В результате этих маневров рассмотрение билля было перенесено на март. 10 марта сенатский юридический комитет изменил свое первоначальное решение и одобрил передачу билля на рассмотрение полным составом верхней пататы. В результате 13 марта Генеральная Ассамблея утвердила это постановление, а через восемь дней его подписал губернатор штата Остин Пэй. Так и обрела жизнь добавка к своду законов штата Теннесси, вошедшая в историю как закон Батлера.

Предистория процесса Скопса

«Обезьяний процесс» 1925 года сильно мифологизирован. Нередко приходится читать, что его инициировали не то штатные, не то местные власти, которые хотели наказать непокорного учителя, демонстративно продолжающего учить ребят дарвинизму и после принятия закона Батлера, а заодно и увеличить свой политический капитал, подыграв предрассудкам и фобиям консервативного большинства населения Канзаса. Это подкрепляется эффектными начальными кадрами знаменитой ленты Стенли Крамера «Пожнешь бурю», где Скопса арестовывают прямо во время урока.

На самом деле все было совершенно иначе. Суд над Скопсом состоялся благодаря своего рода частной инициативе нескольких жителей Дейтона, которые предварительно заручились согласием будущего обвиняемого в ней участвовать. Выражаясь современным языком, можно сказать, что это была чисто пиаровская акция с далеко идущими прогнозами, которые, как показали последующие события, полностью оправдались.

Вот как это происходило. В 1924 году Американский Союз в защиту гражданских прав решил поддержать права учителей муниципальных школ на свободу слова, и обнародовал специальное заявление, в котором особо отмечалось, что на его поддержку могут рассчитывать работники школы, подвергающиеся преследованиям из- за преподавания дарвинизма. 3 мая 1925 года руководители Союза на специальном заседании обсудили закон Батлера и решили защищать любого учителя, пострадавшего из-за него. Об этом заявлении на следующий день сообщили газеты Теннесси.

Последующая история выглядит почти детективом. 4 мая 1925 года в аптеке Фреда Робинсона два дейтонца, инженер угольной компании Джордж Рэп пли и руководитель школьной системы графства Уолтер Уайт поспорили о теории Дарвина. Рэппли был убежденным сторонником дарвинизма и считал только что принятый закон Батлера явной нелепостью. Он только что прочел в газете заявление Союза в защиту гражданских свобод и предложил с помощью Союза организовать своего рода показательный судебный процесс, поставив на нем пол сомнение закон Батлера и, возможно, даже добиться его отмены. Уайту поначалу затея не понравилась, однако Рэппли объяснил, что столь громкий процесс прикует к Дейтону внимание всей страны, привлечет великое множество визитеров и даст хорошо заработать местным бизнесменам. Он увлек этой идеей и аптекаря Робинсона, который по совместительству был президентом местного школьного совета. Уайт обсудил планы Рэппли еще с несколькими видными дейтонцами, которые нашли их вполне здравыми. Но кто же станет жертвенным агнцем, выступив на этом процессе в качестве обвиняемого?

И вот тут-то заговорщики вспомнили о 24-летнем Джоне Скопсе. Молодой учитель к тому времени жил в Дейтоне всего год, приехав туда после окончания университета Кентукки. Он преподавал в местной школе математику и введение в естествознание, а также тренировал футбольную команду. Скопса в городе любили, так что можно было ожидать, что присяжные отнесутся к нему благосклонно. К тому же у молодого учителя еще не было семьи, так что он мог пойти под суд, не рискуя благосостоянием своих близких. В общем, эта кандидатура казалась вполне подходящей.

На следующий день Рэппли, Уайт и еще несколько конспираторов вызвали Скопса с теннисного корта в ту же аптеку. Скопе отнесся к идее благосклонно, однако уроки биологии он вел только однажды, заменяя заболевшего постоянного преподавателя. Выяснилось, что на этих занятиях он обсуждал с учениками тот раздел стандартного учебника по биологии, давно одобренного к использованию в школах штата, в котором излагались основы дарвинизма. Хотя штатный департамент образования не издавал никаких инструкций, ограничивающих использование этой книги, с формальной точки зрения было важно лишь то, что эти уроки Скопе вел в конце апреля, уже после вступления в силу закона Батлера. Рэппли попросил Скопса подписать формальное признание в преподавании дарвинизма, которое тут же было зарегистрировано констеблем. После этого Скопе вернулся к прерванной игре в теннис, а дело пошло своим чередом.

25 мая местное большое жюри санкционировало его передачу в суд. Формальное обвинение против Скопса выдвинул его приятель Сью Хикс, местный прокурор, который отлично знал подкладку этого дела. Сам Скопе все время оставался на свободе и в июне даже ездил со своим адвокатом в Нью-Йорк для встречи с руководством Союза в защиту гражданских свобод.

Процесс Скопса

Начавшийся 10 июля процесс стал международной сенсацией. На суд присяжных фактически была вынесена одна из ключевых концепций науки, благодаря чему мировая пресса не без оснований сравнивала это дело с процессом Галилея. На кону также оказались такие фундаментальные принципы, как академическая свобода и независимость школы от церкви. Вдобавок, а может, и главное: и обвинение, и защиту возглавляли знаменитости самого высокого ранга. Против Скопса выступил сам Уильям Брайан, которого попросил об этом баптистский пастор Уильям Райли, один из ключевых лидеров американского консервативного христианства первой половины XX века, основатель и руководитель Всемирной Ассоциации христианских фундаменталистов. Брайан в молодости работал прокурором, однако после избрания в Конфесс ни разу не выступал в судах. Несмотря на это, Брайан сразу же согласился возглавить обвинение, причем без всякой оплаты. Прославленному политику ассистировали его сын, федеральный прокурор Уильям Дженнингс Брайан Младший, генеральный прокурор Теннесси и будущий сенатор Соединенных Штатов А Томас Стюарт и его заместитель Бен МакКензи. Группу защитников возглавил звезда американской адвокатуры Кларенс Дарроу, которому помогали известный защитник гражданских свобод Артур Хейс, его партнер по юридической практике Дадли Малон и профессор права Джон Нил. Председательское место занимал местный судья Джон Раулстон.

Дарроу запретил своему подзащитному давать свидетельские показания, поскольку прекрасно знал, что тот фактически не наставлял своих учеников в дарвинизме. Он мог бы легко доказать отсутствие в действиях учителя состава преступления, однако это вовсе не было его целью. Будучи убежденным антиклерикалом, Дарроу стремился добиться отмены самого закона Батлера. Когда судья не позволил ему пригласить для дачи показаний ученых, Дарроу применил блестящий полемический прием. Он вызвал на свидетельское место самого Брайана в качестве эксперта по Священному Писанию и стал задавать ему вопросы о смысле библейских утверждений. В ходе этой дискуссии Брайан стал путаться и его ответы потеряли убедительность. Американская пресса провозгласила, что Дарроу одержал убедительную победу; во всяком случае, он убедительно продемонстрировал, что библейские рассказы о том, как Бог сотворил мир, как остановил Солнца Иисус Навин и как Иона побывал во чреве кита, нельзя понимать буквально.

Формальный исход процесса с самого начала ни у кого не вызывал сомнений. Более того, Дарроу сам просил присяжных признать учителя виновным, чтобы затем принести апелляцию на это решение. Присяжные так и поступили, однако не определили Скопсу меру наказания. Это решил судья Раулстон, приказав виновному выплатить минимальную сумму, предусмотренную законом Батлера — 100 долларов. Дарроу опротестовал приговор в Верховном Суде Теннесси, который через полтора года его аннулировал, однако лишь потому, что судья превысил свои полномочия, единолично установив величину штрафа (согласно законодательству штата, любые штрафы, превышающие 50 долларов, могли назначать только присяжные). По этой причине Дарроу лишился возможности довести свою апелляцию до Верховного Суда США и попытаться убедить его членов признать закон Батлера антиконституционным. В результате этот закон еще много лет формально сохранял свою силу, хотя прокуроры штата больше ни разу никого не преследовали за его нарушения. Сам же Скопе получил от Чикагского университета стипендию для изучения геологии и со временем стал инженером-нефтяником.

«Обезьяний процесс» 1925 года не положил конец спорам о преподавании дарвинизма, но сильно подорвал позиции сторонников его запрета. В том же году законодатели Оклахомы отменили просуществовавший всего два года закон об исключении дарвинистских концепций из школьных учебников. В 1968 году Верховный Суд Соединенных Штатов постановил, что арканзасский «антиэволюционный» закон противоречит Конституции США и Объявил его не имеющим силы, автоматически аннулировав тем самым его и в Миссисипи, втором штате, принявшем такой закон в 1925 году. Годом раньше, в 1967, Генеральная Ассамблея Теннесси отменила закон Батлера, который после дела Скопса ни разу не применялся на практике.

Антиэволюционизм последних десятилетий

Решение Верховного Суда США положило конец попыткам введения тотального запрета на преподавание эволюционных учений в средней и высшей школе. Тем не менее, законодатели и администраторы разных уровней и позже пытались корректировать учебные программы в духе антиэволюционизма. В 1973 году Генеральная Ассамблея в Нашвилле (опять Тенесси) постановила включать в одобренные штатными властями учебники по естественным наукам изложение не только дарвинизма, но и «других теорий», в том числе, и обьяснений, основанных на Библии. Этот закон сразу же вызвал многочисленные протесты и был незамедлительно оспорен в штатных и федеральных судах. Через два года федеральный апелляционный суд аннулировал решение теннессийских законодателей как «явно антиконституционное». Члены суда пришли к заключению, что этот закон фактически закрепляет за властями штата право способствовать установлению религии и тем самым прямо противоречит Первой поправке к Конституции США.

Тем не менее в 1981 году в Арканзасе и Луизиане был принят «закон о равном времени», который предписывал преподавать научную теорию биологической эволюции параллельно и на равных правах с альтернативными ей воззрениями: эти штаты не подлежали юрисдикции апелляционного суда по «тенессийскому казусу». Оба новых закона постигла судьба их теннессийского предшественника. В Арканзасе уже в самом начале 1982 года он был дезавуирован федеральным судом первой инстанции, причем среди истцов, потребовавших его отмены, были и священнослужители. Инициаторы апелляций настаивали на том, что закон фактически позволяет властям штата оказывать поддержку одной конкретной религиозной доктрине и тем самым вступает в противоречие с Первой поправкой к федеральной конституции. В Луизиане закон продержался гораздо дольше: против него четырежды высказывались суды различных уровней, однако его сторонники каждый раз подавали апелляции. В конце концов дело дошло до Верховного Суда США, который его отменил в 1987 году, опять-таки, со ссылкой на Первую поправку.

В последние голы самые активные усилия этого рода предпринимаются в штате Канзас. В 1999 году штатный Совет по образованию обсуждат рекомендации экспертов, как сделать более современными требования школьного экзамена по естественным наукам. Среди прочего было и требование знать и понимать основы эволюционной биологии. Неожиданно член Совета ветеринар Стив Абрамс предложил совершенно другой вариант экзаменационных стандартов, составленный с помощью фундаменталистской группы из штата Миссури. Несмотря на решительные возражения экспертов, Совет одобрил документ о стандартах, из которого были исключены почти все упоминания о биологической эволюции, а то, что осталось, было явно неграмотным. Новые стандарты не требовали, чтобы школьники на экзаменах демонстрировали знание не только дарвинизма, но также геологического возраста Земли, теории континентального дрейфа, и общепринятой космологической модели возникновения мироздания в результате Большого Взрыва. Иными словами, научное содержание предмета было сведено к минимуму и вполне могло соседствовать с совершенно иными «теориями».

Постановление мгновенно вызвало общеамериканский резонанс, в основном негативный. Его осудили как руководители всех канзасских университетов, так и губернатор штата Билл Грейвс. После выборов 2000 года фундаменталистски настроенные члены Совета остались в меньшинстве, и в 2001 году Совет утвердил все первоначальные предложения экспертного комитета, в том числе и пункт об эволюционной биологии.

Однако совсем недавно эта история получила продолжение. Выборы 2004 года вновь изменили баланс сил в канзасском Совете по образованию, усилив позиции религиозных консерваторов. Новый председатель Совета Стив Абрамс нынешней весной назначил серию открытых слушаний, посвященных школьному преподаванию биологии. Можно не сомневаться, что новое решение возымеет резонанс далеко за пределами Канзаса: подобные предложения о пересмотре школьных программ рассматриваются еще как минимум в восемнадцати штатах.

УЧИМСЯ ЧИТАТЬ

Олег Николаев

«Я тебя породил, я тебя и убью!»

Тарас Бульба и суд правителя над сыном в русской культурной традиции

Фраза гоголевского героя, казнящего своего сына за предательство, вошла в русский фразеологический фонд и широко бытует в повседневном обиходе (кстати, как и предшествующий ей вопрос Тараса: «Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?»). Помню, как в детстве во время шуточной борьбы-возни с отцом (ср.: Тарас и Остап, бьющиеся на «кулаки») фразу «Я тебя породил, я тебя и убью!» периодически произносил папа, положивший меня на обе лопатки. Фривольная переделка формулы, распространенная в особенности в подростковой среде: «Чем я тебя породил, тем я тебя и убью», — только подчеркивает значимость Тарасовых слов для русского национального менталитета. Сама гоголевская повесть хорошо знакома нашим соотечественникам: она была включена в школьные программы и в дореволюционное время, и в советскую эпоху, и сейчас. История критического, научного, методического истолкования «Тараса Бульбы», как и самой коллизии сыноубийства, не только богата, но и идеологически маркирована. Писатель явно коснулся принципиально важных для русского сознания концептов, неких болезненных для национального менталитета точек.

Толкования линии «Тарас — Андрий» поляризованы принципом контраста (ценностного, образно-смыслового, стилистического), на котором основан внутренний мир повести Гоголя. Контраст доведен до предельного обострения во второй редакции повести (1842); все признаки романтической картины мира и романтического стиля оказались сконцентрированы в сфере сюжетной линии Андрия. Романтический и эпический миры вступили друг с другом в противостояние и конфликт, хотя многие советские литературоведы отказывались увидеть это. («История отношений Андрия и польской панны, — писал в 1973 году литературовед Н.Степанов, — приобрела второстепенную эпизодическую роль в эпическом звучании всего произведения»).

Еще В.Г. Белинский, прошедший школу романтизма, признавая мощь патриотического потенциала повести, особенно подчеркивал трагедию личности, вступившей в противоречие с эпическим нравственным законом. Андрий как трагический герой обречен на возмездие, но не может быть оценен с обычной этической точки зрения: «Борьбы не было: полная натура, кипящая юными силами, отдалась без размышления влечению сердца. Будете ли вы осуждать ее, имеете ли право на это? Нет, решительно нет». Эстетическое «оправдание» Андрия выглядит пророческим в перспективе идеологического «выпрямления» проблематики повести в XX столетии.

Массовое восприятие «Тараса Бульбы» в дореволюционную эпоху, очевидно, имело два полюса. Первый, «школьный», был сдержанно идеологизирован в патриотическом духе. Второй — абсолютно господствовал в массовой культуре. Лубочные переделки «Тараса Бульбы» сосредотачивались на любовной линии, доводя ее до предела «душещипательности». В массовых изданиях «купировались» описания природы, нравов и обычаев Сечи, иногда изымались эпизоды казни Остапа и даже - гибели самого Тараса. Мелодраматическая линия была подхвачена кинематографом. Одной из первых инсценировок русской классики в отечественном кино был короткометражный фильм «Тарас Бульба» (1909). По отзыву современника, это было «хищническое освоение классики», «примитивные киноиллюстрации на тему наиболее эффектных и завлекательных эпизодов», — писали позже киноведы. Другой фильм, шедший в кинотеатрах России в 1910-х годах, так и назывался — «Любовь Андрия».

Ситуация в корне изменилась в советскую эпоху. От возможностей какого-либо «оправдания» (или понимания) образа Андрия, даже — мелодраматического, не осталось и следа. Повесть была взята на вооружение советской идеологической пропагандой и стала мощным средством патриотического (точнее — военно-патриотического) воспитания. Сходная судьба постигла и русские былины, превращенные в плакат, подобный плакатам послереволюционной эпохи, где большой могучий пролетарий бьет плюгавого буржуя молотом по голове. В «былинном плакате» большой могучий богатырь (собирательный образ всего русского народа) побеждает своего противника, под которого, несмотря на многообразие врагов в былинах, все время маскируются татары. Созданный в результате массовый негативизм по отношению к былинам до сих пор процветает; катастрофичность этой ситуации нас не очень беспокоит.

А ведь былины, как и любой другой героический эпос, имеют непосредственное отношение к ядру этнического самоопределения. Для традиции эпические богатыри — первопредки этноса, его первое поколение. Иначе говоря, индивидуальный механизм самоопределения можно описать и так: я — русский, потому что предки моего народа — былинные богатыри. Но преодолеть в себе «ментальное наследие» плакатности не очень просто. Инфекция читательского негативизма поразила и гоголевскую повесть. Учителя об этом хорошо знают. Дети, даже еще не читавшие повесть, заведомо относятся к ней как к чему-то скучно-одиозному. По всей видимости, подобное ожидание закладывается даже вне учебного процесса, транслируется по каким-то иным каналам.

Во время Великой Отечественной войны образ Тараса Бульбы активно использовала патриотическая пропаганда; повесть издавалась в военные годы, причем с иллюстрациями Кукрыниксов, идеологически ангажированных и очень популярных тогда художников. Квинтэссенцию школьных подходов сталинской эпохи к творчеству Гоголя, и в частности, к «Тарасу Бульбе» можно найти в методическом компендиуме (книга внушительна по объему) 1954 года — «Гоголь в школе». А.Н. Дубовиков, автор раздела в этой книге под названием «Героическая повесть «Тарас Бульба» (определение жанра однозначно задает единственно возможный ракурс восприятия), формулирует методические идеи на языке тоталитарной юриспруденции: «Сценою казни изменника-сына, убитого рукой его собственного отца, Гоголь утверждает мысль о необходимости беспощадно карать предательство и измену как тягчайшее преступление против родного народа, против отчизны». Методическая модель прозрачна:

казнь над сыном-предателем - образец для каждого советского человека; книга — это даже не «учебник жизни», а скорее «Уголовно-политический» кодекс в картинках. Согласно законам дискурса тех времен автор аргументирует свои выкладки отсылкой к влиянию произведения на советских людей; война, выявившая «вдохновляющую силу» повести Гоголя, в данном контексте риторически беспроигрышна. «Общенародность» должна подкрепляться конкретным «голосом» представителя трудовых масс, человека простого, но обязательно отмеченного высокими правительственными наградами:

«Вдохновляющая сила гоголевской повести с особенной ясностью воспринималась советскими людьми в годы Великой Отечественной войны против фашистских захватчиков. Колхозный бригадир, Герой Социалистического Труда, И.К. Мокшин писал в газете «Известия» 29 февраля 1952: «Я больше всего люблю Тараса Бульбу — родной он нам человек. Честь и слава отчизны была для старого Тараса дороже всего на свете. У него не дрогнула рука, чтобы покарать родного сына, ставшего изменником. Больше ста лет живет в сознании народа Тарас Бульба и будет жить, потому что Гоголь на вечные времена поставил ему памятник».

Методисты эпохи сталинизма ориентировали учителей на мифологическое восприятие литературы: Тарас Бульба — не литературный герой, а «родной <...> человек»; его поступок из проблемной зоны художественного вымысла явно перетекает в сферу реальности; идеологическая значимость определяется по модели «вечно живых».

Работа над идейным стержнем повести совершенствовалась со временем, становилась более гибкой, уходя от монументальных патриотических панегириков-«приговоров» тоталитарной эпохи. Вот пример методических рекомендаций по нравственному воспитанию учащихся на уроках литературы, уже 1984: «Важно, чтобы ребята поняли авторское отношение к тому моральному преступлению, которое совершил Андрий, чтобы вслед за автором оправдали поступок Тараса, казнившего собственного сына...». Как видим, теперь ученики должны не безоговорочно принимать и следовать образцу, а «понять»; неслучайно здесь и трогательно-запанибратское — «ребята» (за ним скрывается установка на диалог «учитель — ученик»). При этом суть дела не меняется — «понять» они должны практически то же самое, хотя формулировки несколько смягчаются: не «тягчайшее преступление», а «моральное преступление». Идеологическая аксиома как бы педагогически проблематизируется, но лишь на внешнем уровне, — ученики должны «оправдать» (конечно, этически, а не эстетически) поступок Тараса вслед за автором, который, кстати, тоже, это не подлежит никакому сомнению, «оправдал».

В новые послесталинские трактовки уже допущены психологизм и трагичность (в полном смысле слова о трагической, тем более — трагедийной, проблематике не приходится говорить, но слова с корнем «траг» активно использовались советскими литературоведами и методистами.) Но Тарас Бульба все равно предстает как «народный судия, как вершитель правосудия»: «Верность родине и любовь к ней Тарас ставит выше личной привязанности, кровного родства. Андрий, перешедший на сторону поляков, изменивший родине и народу, нарушил самые священные обязанности человека, и Тарас вырывает из своего сердца любовь к сыну, выступая мстителем и судьею» (1955 год).

В более изощренных построениях модель преодоления личного во имя общего (государственного) подкреплялась широко распространенной в советскую эпоху концепцией жизненных испытаний:«Гоголь ведет своего героя по пути испытаний. Измена Андрия была первым испытанием. Не колеблясь, Тарас совершает сам суровый суд» (1993, по изданию 1984 года). Модель «жизнь как цепь испытаний», апробированная в культуре на протяжении тысячелетий (от волшебной сказки до классических романов XIX века), в советское время получила особое обличье: жизненные испытания есть лишь средство «закалки» (ср.: «Как закалялась сталь»), поэтому и Тарас совершает суд, «не колеблясь».

Апологию отцовского суда над сыном усилила и «утопическая» модель, ярче всего выраженная в знаменитой книге Г.А. Гуковского «Реализм Гоголя» и до сих пор (с коррективами и косметикой) живущая в учебных пособиях. По ГА. Гуковскому, «Сечь Гоголя — более идеал, утопия, чем история». «Проще говоря, Тарас, Остап, Кукубенко, Бовдюг и вся Запорожская Сечь — это не только и не столько то, что было, сколько то, что должно быть и могло быть с людьми Руси». В этом социально-утопическом пространстве и казнь сына оказывается идеальной формой судопроизводства. Я много лет пытаюсь сам для себя разгадать загадку, как в сознании учителей совмещаются тезис об идеальности социально-нравственного устройства Сечи и восприятие таких, например, строк Гоголя: «Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу...». Впрочем, в изданиях для школьников эти строки, как и все упоминания о жестокости и изуверстве запорожцев, могли купироваться.

Все эти толкования повести продолжают жить в шкальном литературном знании, а, значит, и в сознании россиян. Например, в одной мне знакомой школе Петербурга в этом учебном году по «прохождении» в 7-м классе «Тараса Бульбы» были даны следующие темы сочинений: «Тарас Бульба — патриот Русской земли», «Тарас Бульба — эпический герой», «Традиции и обычаи Запорожской Сечи». Как видим, основного конфликта повести эти формулировки не затрагивают. Тема про «эпического героя» могла бы это подразумевать, но школьное понимание эпоса не может вывести на трагическую проблематику. Правда, некоторые современные учебники все-таки перестают прятаться за привычные модели толкования повести (см. Учебник-хрестоматия для 7 класса средних общеобразовательных школ / Под ред. В. Г. Ма~ ранцмана. СПб., 2000).

Углубление и усложнение интерпретаций повести Гоголя, как в науке, так и в школьном изучении, как-то обходит стороной собственно коллизию сыноубийства. Может быть эта неосознанная опаска обусловлена ее особенной значимостью для национального менталитета, что и создает препятствия для исследовательской, и не только исследовательской рефлексии?

САМЫЙ, САМАЯ, САМОЕ

Самый экономичный ресторан

Работает он в немецком городе Фюрт. Необычное название — «?» — точно отражает принцип работы этого заведения. Там, где в обычных меню указана цена, в меню нового ресторана проставлены знаки вопроса. И дело тут не в том, что владелец еще не определился с ценами, — их здесь назначают сами клиенты. По словам хозяина, клиенты попадаются не жадные и совестливые, не уплатив, еще никто не уходил, и ресторанчик процветает.

Самая прочная нить в мире

Зайлон, самая прочная в мире нить, противоречит почти всему, что мы знаем о нитях и тканях. Зайлон получают, примешивая полимер при принудительном пропускании через прядильную машину. Прочность на растяжения у зайлона примерно в 10 раз больше, чем у стали, — зайлоновая нить толщиной всего лишь в 1 миллиметр может выдержать предмет весом в 450 килограммов! Зайлон обладает отличной жаростойкостью, выдерживая температуры до 650 градусов, а его ударопрочность даже выше, чем у стали или промышленного алмаза. Исключительные свойства зайлона находят свое применение в защитной одежде, например, в форме для пожарников, теплозащитных костюмах и пуленепробиваемых жилетах.

Самое необычное наглядное пособие

Оно используется на уроках биологии в одной из румынских школ. Ученики этой школы изучают строение человека по скелету бывшего директора, который пожелал, чтобы после его смерти его тело послужило просвещению. Этот экспонат уже более сорока лет стоит в стеклянном шкафу кабинета биологии.

Самый умный пылесос

Такой пылесос выпускает компания Electrolux. Купив его, вы сможете устраниться от процесса уборки: пылесос движется по квартире самостоятельно, вычищая каждый сантиметр пола. И даже обходит препятствия, поскольку оснащен ультразвуковыми датчиками. Когда аккумуляторы садятся, пылесос сам подъезжает к источнику питания и восстанавливает силы.

Самым старым деревом Австрии, а, возможно, и всей Европы считается дуб, растущий в Штирии. Ему более тысячи лет. Недавно дерево подверглось хирургической операции, длившейся в сумме 500 часов. Бригада специалистов вычистила из ствола гниль и залила образовавшееся дупло цементом. Полагают, что жизнь дерева продлена этой операцией еще не менее чем на сто лет.

Самый старый медведь в мире — панда, живущий в зоопарке китайского города Цзинань. Чан-Чан достиг довольно преклонного медвежьего возраста — ему исполнилось 34 года. На воле бамбуковые медведи живут лет на десять меньше, да и в зоопарках средняя продолжительность жизни панд не превышает тридцати лет. Впрочем, среди обитателей зоопарков нередко встречаются долгожители. Причина — гораздо более комфортная и безопасная жизнь, чем на воле. Жилище Чан-Чана, например, оснащено кондиционером, который круглый год поддерживает температуру на уровне 24 — 26 традусов.

Самым бессовестным

госслужащим оказался бывший государственный казначей Японии Тэдао Ивасаки. 74-летний японец растратил из государственной казны два миллиона. Деньги, которые Ивасаки брал якобы на социальные нужды страны, на самом деле уходили на его любовниц. Теперь бывший казначей предстанет перед судом.

Самый необычный заплыв устроил 41 -летний румын Аурель Верника. Ему удалось проплыть со связанными руками 400 метров. Чтобы овладеть таким стилем плавания, Аурель тренировался десять лет. Но несмотря на то, что рекорд был запечатлен камерами румынского телевидения, это достижение не попадет в Книгу рекордов Гиннесса: издатели заявили, что не готовы нести ответственность за здоровье пловцов, которые захотят побить рекорд Верники.

Самый страстный автолюбитель — англичанин Кейт Флин — непрерывно целовал свою машину больше двух суток. Этот рекорд был установлен в ходе конкурса, проведенного в городе Таррок местной радиостанцией. Конкурсанты состязались в проявлении нежных чувств к «Мерседесу А 180», и лишь Кейт смог лобзать автомобиль 56 часов подряд. По признанию юноши, победа далась нелегко, хотя судьи и разрешали ему отдыхать — по 10 минут в час. Но приз (зацелованная машина) того стоил.

Самые дорогие грибы — это французские трюфели, без которых не обходится ни один повар, готовящий блюда высокой кухни. На первых в этом сезоне официальных торгах один килограмм трюфелей продали за рекордную цену — 4 тысячи франков (600 долларов). Цена поднялась из-за того, что в этом году природные условия не благоприятствовали росту трюфелей.

ЗАПИСКИ ДИРЕКТОРА ШКОЛЫ

Татьяна Михайлова

Роза ветров

Окончание, начало в № 8,9 за этот год. Текст полностью см. в журнале «Лицейское и гимназическое образование» 2004 года (и на сайте )

Мало кто повлиял на меня и на моих детей так сильно, как Владимир Соломонович Библер. Пожалуй, самое главное заключалось в том, что В.С. разговаривал со мной, с детьми, с педагогами.

Библер — блестяще остроумный, глубоко образованный, необыкновенный человек. Он разбирал детские работы, показывал, в какой точке текста содержатся свои «подводные течения», и всегда, в любом сочинении, обнаруживал интересные мысли, повороты. О библеровской способности сохранять и углублять рассказывают легенды. Он был отчаянным спорщиком и буквально заразил нас искусом сомнения: «нет ни одного знания, которое бы застыло и стало единственным», «понятия не применяются, а меняются», «философия все ставит под знак вопроса».

Библер и его группа (Роман Романович Кондратов, психолог Ирина Берлянд, философ Анатолий Ахутин) приходили к нам на экзаменационные коллоквиумы, где проходила ученическая зашита творческих и исследовательских сочинений.

Вирус сочинительства основательно внедрился в моих детей. Начало было положено многочисленными этюдами на литературе. Отавный критерий — чтобы было интересно. Учись не по учебникам, а у великих поэтов, высматривая, как работает их перо, как чист, но насыщен их слог, как свежа их мысль, как они повелевают метафорами. Эта атмосфера непрестанных обсуждений и споров с постоянной пробой на зубок идей и рассуждений поглотила нас. (Мне бы хотелось обнаружить развитие тех своих усилий, но — рано.)

Коллоквиум был пограничной полосой и важнейшим событием нашей жизни, его ждали. Проходил он в форме «круглого стола». Кафедра предоставлялась автору. Подразумевалось, что аудитория уже сносно ознакомлена с сочинением. Работы представлялись очень разные и по темам, и по жанрам, и по подходам: философские, теоретические, историко-психологические, социальные, формальные, структуралистские, семантическо-лингвистические и прочие. Автор кратко представлял свой «несущий замысел» и, если хотел, знакомил слушателей с деталями, заветными мыслями и своими «тайными сюжетами» (Мельников на уроках утверждал, что каждый текст имеет свой тайный сюжет), но мог не открывать эту завесу, и тогда аудитория постепенно «вытаскивала» это из автора. Вступительное слово автора заканчивалось его ответом на замечания рецензентов.

Засим шли вопросы, и начиналось обсуждение, и длилось столько, сколько мы удерживали и выдерживали тему. Разбиралось само сочинение, то, как оно написано: стиль, структура, приемы организации текста, досконально, иногда по абзацам, по фразам, по всем уровням — от грамматического до логического. Извлекались проблемы, контексты, подтексты, надтексты. Особенно во всем этом был силен Библер.

Мне хотелось бы задержать перед глазами эту картину. Коллоквиум. Библер. Дети. Сергей Мельников говорит, путается, зависает пауза. Никто его не торопит, не гонит. Он опять начинает, опять путается, вновь пробует и сам справляется со своим затруднением. В.С. его слушает: рука мнет подбородок, внимательный прищур глаз, кивок, кивок, короткая запись на листе бумаги, и лицо запрокидывается вверх. Как важно мне было, что моих детей слушают! Не оценивают и «воспитывают», а именно слушают. Не учебническо-школярское «правил ьно»-« неправильно» витало над классной комнатой, а «интересно», «существенно» (любимое слово Библера) и, конечно же, «проясните мне основания вашего суждения»...

И, возможно, если бы не Библер, я дала бы подтушевать свои стремления, поверила бы, что во всей этой работе ничего особенного нет, — так, игры и блики молодого нетерпения. Библер настраивал мою меру, подводил фундамент под воздушные замки, окрылял, ободрял, заражал оптимизмом, учил вслушиваться. И я вытряхивала неприятности, как песок из сандалий. Эго был опыт прививки нашей суетливой в общем-то жизни сине-серебряных оснований философии.

В перерывах между обсуждениями в коридоре, в буфете опять начинались дебаты, продолжались споры. И, конечно же, коллоквиум не кончался своим последним словом, а продолжался много после — в мыслях, обидах, разговорах, в написании новых сочинений, в доработке старых.

Под девизом «чтоб было интересно» писались диалоги, сценарии, переводы- подстрочники, художественные переводы, эссе, статьи, заметки на полях, большие работы и малые — от афоризма, сентенции до объемного труда (черновики Мельникова по Э. По составили 23 тетради, девятнадцать рукописных журналов класса чуть не вывихнули мне руку, почти сделав из меня местного Белинского). Одна и та же литературная тема намечалась и обыгрывалась в максимуме жанров.

Вольский издавал журнал «НЮНЮ» с хроникой внеурочной жизни класса (выражение «ню-ню» прилепилось, стало на некоторое время чем-то вроде общей присказки. Мне это, помню, не очень нравилось, особенно в исполнении Вольского, и без того имеющего нахальную внешность. Учительница французского объясняла, что в переводе с языка сцены «ню-ню» означает «обнаженная натура дважды», на что Вольский отвечал: «Ню-ню»). Петюнчик Тулуков кропал «Стихи и прозы», а Дима Оленин выпускал журнал «Локоть» (перебранка «Локтя» и «Ню-ню» распространяла волны веселой вольности по всему классу).

Первый коллоквиум проходил в довольно-таки драматической ситуации, о которой дети и не подозревали. Редюхин уже ушел, М.Р. еще не пришел, и в школе был «промежуточный» директор по прозвищу Таракан.

В ту пору впервые были введены так называемые «свободные» экзамены, и мой 7-ой ГУ дружно к ним готовился. Все ждали коллоквиума. Вдруг меня вызывает Таракан. «Что за самодеятельность? — бросает он мне. — Какие еще творческие работы? Как вы докажете, что они не списаны?» Такого поворота я не ждала, но спокойно ответила: «Я буду задавать вопросы». И вдруг Таракан как стукнул кулаком по столу, как подпрыгнул и закричал: «А я сейчас пойду к вашим деткам и расскажу, как я буду принимать этот, так сказать, творческий экзамен! И гарантирую — ни один из них! никогда! ни разу в жизни! ни одной творческой работы больше не напишет!» У меня внутри все задрожало. «Не надо, — попросила я. — Они хорошие сочинения...» «Хорошие сочинения? — взвизгнул Таракан. — Это что за темы такие дикие?!» И начал читать список: «О том, что «неглавное» в сказках Пушкина», — вы хотите сказать, что у Пушкина были ошибки? Измываться над поэтом? «Два мира Оскара Уайльда» — а это что? Гробокопание какое-нибудь — «два мира»?! «Без названия (последняя лекция Аристотеля)» — без какого такого названия? При чем тут Аристотель и русская литература? Кто такие темы давал?! Я вас спрашиваю!» «Некоторые — я. Некоторые — они сами...» «Вранье! Все списано! Дети не могут сочинить этой дикости! Запрещаю проводить экзамен! Все будут отвечать по билетам! Государственным!»

Таракан швырнул ручку в сторону и гигантскими прыжками понесся в класс. Я слышала, как громыхнула за ним дверь. Следуя за ним, я остановилась у подоконника подле кабинета. Через минуту дверь распахнулась, Таракан вышел. Увидел меня. Наши глаза встретились. Он хотел было что-то сказать, но тут петли вновь заскрипели, и в проем высунулась физиономия Вольского. Следуя моде сезона, мой бедовый отпрыск накануне выкрасил волосы чуть ли не во все цвета радуги, на носу у него, в самом удобном месте выпустился одинокий большой ярко-оранжевый прыщ, а одето дитя мое было в пограничную форму гигантского размера. Таракан машинально оглянулся и, постояв немного, побрел к лестнице. Вольский доверчиво обратил на меня лицо и, прочистив горло, спросил голубиным шепотом: «А че эт он?»

Видимо, Таракан, остолбеневший от его несуразного вида, почему-то решил отказаться от своего меморандума.

И коллоквиум состоялся. Да еще какой! (Учитывая, что я имела маниакальную привычку записывать стенограммы, готова в подтверждение своих слов предоставить все записи обсуждений и все сочинения.)

Сейчас я изредка встречаю Таракана на совещаниях директоров, он отворачивается и как бы не узнает меня. А зря. Я на него зла не держу По крайней мере он вел себя искренне, не собирал месткомов, парткомов и Вольского не выгнал из школы за боевую раскраску. Розанов писал, что в речи, в словах русский человек гораздо хуже, чем он есть в сердце своем. Верно сказано.

Я всегда чувствовала самонедостаточность своего предмета (литературы) и беспомощную досаду от того, что за границами моего знания, моего предмета существует колоссальный объем того же самого знания и мне его не постичь. Никогда.

Наверно, поэтому меня привлекла и взволновала Школа диалога культур Библера, книжная школа, терра инкогнита, которая если осуществится, то лет через двести.

Что я понимаю под самонедостаточностью литературы? Самый простой пример. Все читали комментарий Лотмана к «Евгению Онегину». Одна строчка (ну, к примеру, моя любимая — «Шишков, прости: не знаю, как перевести») дает множество культурных очертаний, и без них мы просто скользим глазами по стиху и лишь вплетаем нашу строчку в плавное течение пушкинской строфы. И все. (В принципе это то, чем занимаются обычно люди, читая стихи: входят в их ритм и лад.) Без знания контекста мы читаем, не понимая. А вообще: нужно ли? Может ли мерцающий профиль адмирала Шишкова наполнить стих новыми вибрациями?

Или вот Пропп о сказке — его ссылки на генеалогию, палеонтологию сказки, историю обряда, историю религий мира. Обязательны ли все эти «нагромождения», чтобы прочесть и понять сказку? Или для сказки нужна всего только сказка, и снежно-искристый вечер, и теплая Арина Родионовна? Что и кто повелевают сказками? Очевидно: Герой, преодолевающий все препятствия, и Беда, уводящая его за тридевять земель, и три боя со Змеем, и Царевна, загадывающая загадки, и Падчерица, высланная злой мачехой за огнем в волшебный лес. Ну, Баба Яга. Какая разница, почему Яга, почему костяная нога? Зачем туг исторические корни, первобытные мифы и запреты? Испытай страх, восторг и — хватит.

Школа решила, что учебный предмет закончен, расписан на вопрос-ответ-точку (а не вопрос-ответ-вопрос). Она думает о предмете как о сплошном по составу и замкнутом. В школе властвуют закон приоритета и эволюционная классификация. А те тупики и асимметрии, в которых мерцают тайны и загадки, объявляются «слишком сложными», а потому «бесполезными». Под предлогом «ученику этого не нужно на его уровне».

Результат: мосты и переходы между предметами невозможны, параллельные никогда не пересекутся. Школа разорвала знания на группы, на предметы, на этапы. Одинокие, как учитель на уроке. Наверно, для этого существуют и причины, и необходимости, очень уважительные.

Если бы не библеровская школа, может быть, я и поддалась бы, дала себя убедить, что такая школа — стена с окошками — единственно возможная.

Школа Библера целостна по сути и построена по зодческому принципу— от античности до нынешности. Она находит такие возможности, в которых культура, например, античности, может быть понята не как последовательная, а как единая, и в ней одновременно живут и страдают и античная история, и математика, и механика, и трагедия, и натурфилософия, и мифология. Все вместе они образуют смыслы и ветры античной эпохи для школьника XX столетия. Спор атомистов и пифагорейцев, пронизывающий всю культуру античности, идея акме, идея энлоса, идея рока, хаоса и космоса, «фигурное число» древних греков... — эхо этой феноменальной культурной формации пробивается «через текст» и подается как глубочайшая проблема, вопрос вопросов.

Между тем урок литературы оказался как бы в центре той жизни, которая происходила вокруг и внутри класса. При этом часть уроков я вообще лишь сидела и слушала — такое впечатление, что дети вели уроки сами. Я же была заинтересованным слушателем и критиком. Иногда провоцировала «драчки».

В результате постоянных письменных перепалок (журналы, «перекрестные» сочинения и др.) образовались своеобразные «литературные» (точнее, филологические) сообщества, малые группы, проводящие как бы свои «подходы» в работе с литературными произведениями. Среди них были группы философов, формалистов, «теоретиков творчества», «литературных психологов», «классификаторов», «структуралистов» и другие. Постепенно эти группки окрепли и на уроках активно пикировались.

Еще у них была страсть к глобальным проблемам, «проклятым» вопросам. ...Мы обсуждали, почему и каким образом произведения искусства, в том числе словесного, обладают способностью создавать для нас иллюзию реальности. С легкой руки Мельникова пытались объяснить (и только путались) причины перемены власти жанров и изменения методов литературного исследования. Мы конструировали «концепции» литературы (по Бодлеру, Мандельштаму, Пушкину, Толстому). Мы рассуждали на тему, «почему великих писателей так часто не понимали современники и понимали (ли?) потомки» и почему произведения, которые будут вызывать удивление в веках, при своем появлении никого не удивили, даже не показались новыми и необычными. Мы говорили о «сходстве» или о «несходстве» поэта с его стихами.

С тех пор по вопросам я могу распознать ученика.

Из моего беглого наброска может сложиться впечатление, что начало было ослепительным, что мы взяли штурмом решающие высоты отечественной педагогики. На самом деле из моей памяти выплывают какие-то отдельные эпизоды, и моя рука их невольно редактирует. В ту пору во мне было много боли, раздражения, томления, печали. Меня постоянно сопровождало чувство, что все, что я делаю в классе — недолеплено, фрагментарно, эклектично. Что мы бросаемся из стороны в сторону, нигде не добегая до цели. Что это не программа, а обломки, обрывки, разорванная и разметанная сеть, а все ее движения и модуляции, которые откуда-то возникают и куда-то исчезают, всего лишь блики того, что должно быть читано, видано, пережито, понято. Это томило и изнуряло меня.

Временами меня охватывал просто ужас: ведь существуют «официальные требования», а мы, а я...

«Завтра — обязательно...», — говорила я себе, уходя с «незаконченного» урока.

...Два обстоятельства сыграли решающую роль в «отпочковании» нашего класса от 429-й школы — экстрасенсорные способности Редюхина и отзывчивость Стаса Герна, брата моего бывшего ученика из другой школы.

Впервые идея выделиться в самостоятельное учебное заведение промелькнула у меня во время чтения статьи про офтальмолога Федорова. Меня так воспалило описание его коммунизма, что я даже хотела позвонить ему и предложить: купите класс. После девятилетки часть детей отсеется, мы доберем ваших и будем их хорошо учить. Но глазному королю я так и не позвонила.

На все нужды Стас выделял нам от своей организации (какого-то компьютерного кооператива) две тысячи рублей в месяц. Школьный час стоил два рубля, мы платили педагогам пятнадцать.

Стас помогал нам делать видеозаписи (крайний дефицит в то время — за видеотехнику тогда убивали), вручал детям подарки за интеллектуальные заслуги, оплачивал машинописные работы и в результате заработал неприятности с налоговой инспекцией. Но дело было сделано, вспять уже его не повернуть: класс учился в своем ритме, жил своей жизнью, созревало «государство в государстве».

Кабинет мы себе с большими сложностями, «купили» у преподавателя математики Лазарева за 50 рублей. Нам нужен был свой остров. И он был завоеван и сыграл исключительнейшую роль в судьбе нашего класса. Детей из кабинета было не вытащить. Тем более что обнаружилось много пространств для кулуаров и уединенных занятий. Кабинет притягивал и взрослых: войдя к нам однажды, они оставались с нами. Он играл роль «садов лицея» — это была наша страна, мы ухаживали за ней, жили в ней, и у каждого была своя территория.

...Чуть левее входа у стены стоял спасенный с помойки старый книжный шкаф светлого дерева образца 50-х годов, за стеклом — Августин, Фома Аквинский, «Салическая правда», томики «серебряного» века, классика. Ключ от шкафа хранился в моем столе, и это знали все. Тремя шагами далее стоял широкий стол, подаренный мне за личные дипломатические заслуги школьным поваром, мизантропом Андреем Скотининым (фамилия не настоящая, а подаренная каким-то благодарным гурманом). За столом собирался литературный семинар.

В противоположной стороне класса на водном подносе располагался самоваре чашками, там же проходили импровизированные чайные собрания с жаркими обсуждениями По диагонали на первых партах левого ряда под ироничным патронажем старосты класса (в народе его называли Каневский Саш, лицейский вобл) шли после обеда шахматные баталии.

На первых партах правого фланга была «территория латыни», в ней царили самые тихие и строгие девочки и Мельников.

Подоконник рядом освоил Вольский. Томик Шекспира напоминал мне в его отсутствие о том, как Илюша надул меня во время «гамлетовского» урока.

Откуда взялось в этом кабинете старое пианино — не помню, но пространственную энергетику инструмент поддерживал, это точно.

Парты стояли не совсем рядами, а как бы вразброс, что создавало ощущение малых территорий, располагало к удобным разговорам.

И, наконец, — мой стол. Он чуть возвышался над миром, так как находился на небольшом подиуме. Стол был огромным, на нем, наверное, можно было спать. Ящики стола неизменно привлекали некоторых паразитов-учеников — существуют даже мифы, связанные с освоением содержимого. (Но об этих сюжетах пусть напишет Марат Воронцов, который и является их хранителем.)

И вот после своего десятого учебного года (в 1991 году) наш класс, покинув школу, стал 11-м классом Московского культурологического лицея.

ЦЕРКОВНЫЕ ЛЮДИ

Арина Тарабукина

Божественное мироустройство

Статья вторая. Начало см. в № 10 за этот год.

Человек включен в иерархию небесных и земных сил продолжателем ангелической иерархии серафимов, херувимов, престолов, господств, сил, властей, начал, архангелов и ангелов.

Пространство

Земной мир в представлениях современных церковных людей — лишь часть мира, устроенного Господом. Земное пространство составляет единое целое с пространством небесным. Небо, изобилующее ангелами и чертями, окружает человека, хотя и невидимо глазу. В отличие от людей, ангелы и черти способны передвигаться по воздуху точно так же, как по земле.

Каждого человека сопровождают ангел-хранитель и черт.

Человек включен в иерархию небесных и земных сил продолжателем ангелической иерархии серафимов, херувимов, престолов, господств, сил, властей, начал, архангелов и ангелов. После человека следует иерархия сатанинских сил, аналогичная ангелической; правда, ступени этой иерархии неизвестны.

Человеческому зрению недоступны не только ангелы и черти, но и вообще истинная картина мира. То, что человек видит, как правило, не соответствует действительности. Подлинная же реальность либо открывается случайно, либо становится известной благодаря христианской литературе и беседам с людьми, у которых открыто «духовное око», — подвижниками благочестия.

Время, которое воспринимают люди, — лишь слепок с Божественного времени, времени вечности, так же схожим с истинным временем, как мир, видимый человеком, — с подлинным миром. В вечности нет ни прошлого, ни будущего. То, чему суждено произойти, уже состоялось в Божественном плане, как и то, что произошло, осталось живым в вечности. Главное событие истории человеческого рода — искупительная жертва Иисуса Христа - уже состоялось, мир уже спасен, но каждое утро на Божественной литургии приносится бескровная жертва. И это отнюдь не воспоминание об искупительной жертве, а причастие к ней, непрерывно совершающееся в вечности.

Каждое происшедшее событие, каждый человек, его поступок, любой бывший с ним случай остаются в вечности. Время оказывается как бы спрессованным: нет прошлого, все, что было — живо. Интересно, что юродивые для обличения чьих-либо Грехов или для предсказания будущего изображают прошлые или будущие действия человека будто бы происходящими в настоящем.

В Дивеево мы познакомились с двенадцатилетней девочкой, рассказавшей нам несколько интересных случаев чудес святого Серафима Саровского. Выяснилось, что рассказчица не имеет представления о действительном времени жизни святого Серафима, для нее он жив сейчас, и все чудеса святого, как прижизненные, так и посмертные, в том числе и происходящие в наши дни, относятся к одному периоду времени, тому, в котором живет она сама. Девочка не различает прошлого и настоящего, для нее не существует поступательного движения времени. Время — лишь обозримая плоскость, и если она не стала свидетельницей какого-либо события, то потому, что находилась в другом месте, а не потому, что событие произошло за много лет до ее рождения. Разумеется, это особый случай, крайнее, но характерное для прихрамовой среды представление.

Жизнь церковных людей строится в соответствии с богослужебным ритмом, «литургическим годом», включающим в себя посты, дни поминовений святых, праздники. Литургическое время представляет собой трехчастный круг — суточный, седьмичный, годовой — с кульминацией в Пасхальном торжестве. Именно он составляет ядро мироощущения церковного человека, не позволяет времени рассыпаться на не связанные между собой отрезки, обеспечивает связь «личного» времени верующего человека с вечностью.

Время перед концом света будет сокращено Господом, по пророчествам старцев — последние 3,5 года пролетят, как один. Сжатие времени началось уже сегодня. Часовая стрелка проходит свой круг быстрее, сутки уменьшаются; человеку не дано осознать изменение в ходе времени. За грехи Господь «убавляет век», но не сокращением количества лет, а ускорением времени.

Б. И. Анисфельд. Эскиз календаря. Аллегория времени. 1906

Время, которое воспринимают люди, — лишь слепок с Божественного времени, времени вечности, так же схожим с истинным временем, как мир, видимый человеком, — с подлинным миром.

Апокалипсис

Церковные люди пребывают в постоянном напряжении, которое связано и с регламентацией поведения, и с почти непрерывными размышлениями о собственной судьбе при скорых гонениях Антихриста на христиан. Напряжение это отчасти объясняет их мистическую экзальтированность и, возможно, является ключом к пониманию менталитета прихрамовой среды.

Тут сосуществуют два воззрения на дальнейшую судьбу мира. Некоторые считают, что конец света наступит в ближайшем будущем; другие — по прошествии многих лет, когда после уничтожительной войны опустеет мир. Обновленная земля заново повторит свой путь, и человечество достигнет современной стадии развития. С позиции логики эти представления исключают друг друга, но церковные люди не замечают здесь противоречия. Они с равным интересом воспринимают любую эсхатологическую информацию, не обращая внимания на то, что не соответствует их представлениям.

Эсхатологическая война, которая положит конец нынешней истории человечества, разразится, по мнению сторонников «военной концепции» конца света, в ближайшем будущем: «Третья мировая война, старцы говорят, в этом году должна начаться, другие говорят, что она отсрочится» (С., около 70 лет, зап. в Почаеве, 1995). Человечество будет полностью истреблено, спасутся лишь те, кто окажется в местах, которые за их святость Господь пощадит (Почаев, Дивеево). По некоторым версиям, война придет с востока и уничтожит в первую очередь те города, которые особенно запятнали себя служением дьяволу (по примеру Содома и Гоморры). По нашим материалам, погибнут в первую очередь Москва, Петербург (эти города традиционно противопоставляются друг другу: одни считают, что погибнет Москва, а Петербург спасется, так как он перестал носить имя предтечи Антихриста Ленина и вернулся к апостольскому; по мнению других, спасется Москва, это город русский и православный) и Симферополь вместе с другими крымскими городами. «Вначале пройдут ангелы и поставят кресты на домах, на дверях домов, где верующие истинно, не то, которые называют себя верующими <...>, а по делам его. <...> И где будут ставить крест, туда уже не зайдут китайцы. Где нет креста, они заходят и ежедневно опустошают дома, двести человек на колья насаживают, на металлические такие колья насаживают через задний проход. Вот какая страсть!»

А. Дюрер. Апокалипсис 

«Власть Антихриста». (Октябрьская революция и В.И. Ленин)

И Октябрьская революция, и весь революционный 1917 год окрашены в сознании современных верующих в эсхатологические тона (как и в сознании православных — современников кровавых событий). Современные православные считают революцию этапом антихристианского масонского заговора, причем масонство понимается ими так же, как и в начале XX века. Литература о масонстве, переиздания русской дореволюционной и эмигрантской довоенной антимасонской литературы - источник знаний о нем верующих.

Доказательства дьявольской сущности октябрьских событий, почерпнуты из популярной литературы: «<...> пятиконечная звезда Соломона (Люцифера, Денницы, Сатаны, масонских лож), молот (Знак власти мастера), серп (символ кровавой жатвы), соседствующий со срезанными колосьями» (К.С., 1993). Верующие к этому перечню добавляют пионерский барабан, красный же свет знамени они воспринимают как цвет крови мучеников.

Трепет в каждой православной душе вызывает незахороненный прах «вождя пролетариата» и напоминающий языческое капище мавзолей. Мистически воспринимают церковные люди идеи типа «Ленин всегда живой», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Вспоминают они и про «отрубленную» голову на портретах.

В православной литературе деятельность Ленина объясняется его связью с сионистско-масонским антиправославным заговором: «Мать Ленина — еврейка Мария Бланк — приехала в Россию из Германии по заданию сионистов, чтобы воспитать В.И. Ленина в духе ненависти к России и подготовить его к руководству антихристианской революцией. Единственная цель этой страшной революции 1917 года — уничтожение русского православия и русского государства».

Лука Синьорелли

«Эсхатологическое напряжение»

Революция — один из этапов действия «тайны беззакония», которое закончится Страшным Судом. Господь пошалил мир ради крови мучеников; православная Россия выдержала 70 лет безбожия, и сейчас судьба мира зависит исключительно от нее. Покаяние и последующее возрождение России являются условием спасения мира. В понимании мессианской роли России и избранности русского народа современные православные не ушли дальше от теорий панславистов.

Так как на современном русском православном человеке лежит ответственность за весь мир, то он должен особенно тщательно оберегать свою душу от влияния сатанинской силы, которое усиливается с каждым годом. Наибольшая опасность исходит от средств массовой информации, особенно телевидения, разнообразной техники и, в первую очередь, компьютеров, а также современной музыки и литературы. И телевидение, и компьютеры — орудия сатаны для «кодирования» людей, то есть подчинения их сознания чужой, в данном случае сатанинской воле, подобно кодированию против курения или пьянства, которое, кстати, воспринимается точно так же (см. Записка, 1994). Действие телевидения, несмотря на всю его опасность, однако, менее глобальное, нежели действие компьютеров.

По-прежнему действуют масоны, сатана старается завлечь верующих в секты, соблазнить их другими религиями или восточными философскими учениями. Верующий должен жить в постоянном напряжении, каждый неверный шаг может обернуться вечной погибелью.

«Кодирование» происходит через товарный знак на импортных продуктах («в непонятных штрихах зашифровано число 666»—Л., около 25 лет, зап. в Дивеево, 1995), через новые паспорта и штамп о гражданстве, продовольственные карточки («они появятся уже после воцарения Антихриста и заменят собой деньги; отказавшиеся от карточек будут обречены на голод» — Почаев). Все эти документы и продукты прошли через «Зверя» (или любой другой компьютер) и имеют печать Антихриста (возможно, другой знак Антихриста иди сатаны). Человек, который ими пользуется, также получает печать Антихриста, становится его слугой и занимает свое место в «Звере», даже не подозревая об этом.

Чтобы избежать многочисленных возможностей сделаться слугой Антихриста, верующий человек должен максимально оградить свою жизнь от внешнего мира: исключить из нее средства массовой информации, а также светское искусство и произведения массовой культуры, не использовать продукты, на которых стоит товарный знак, с осторожностью пользоваться медицинскими услугами (например, нельзя сдавать кровь в качестве донора или позволить перелить себе чужую, так как кровь содержит частицу души; необходимо избегать прививок, особенно детям, из-за опасности кодирования).

Образ мира, неуклонно движущегося к своему концу, явился силой, перевернувшей души православных верующих в России.

Их мечтой вместо будущего, сулящего гибель, стало прошлое, уже состоявшееся спасение человечества.

Монастырь в миру. Внешность.

«Семьдесят лет безбожия» сформировали прихрамовую среду как обособленную часть общества со своеобразным элитарным мировоззрением, которая основную идею христианства — идею спасения — осмысляет в применении к узкому кругу единомышленников. Помимо «узкой тропы добродетели» и обшей воцерковленности, по убеждению церковных людей, для спасения необходимо соблюдать достаточно жесткие нормативы поведения, ношения одежды, жизненного уклада.

Регламентированы все стороны быта, от одежды и внешнего облика до поведения человека чуть ли не в каждый момент его жизни, причем регламентация усиливается «сверху вниз»: она много слабее в элитарных церковных кругах, среди образованного духовенства и причта и прихрамовой интеллигенции, и значительно сильнее среди простых церковных людей.

Их внешний облик, особенно женщин, позволяет наблюдателю безошибочно отличить их от людей светских. Заметно стремление к унифицированности внешности членов церковной среды. Православная женщина будет воспринята как «своя» остальными верующими только в том случае, если она одета в длинную юбку и блузу (рубаху, футболку и т. д.) с закрытым воротом и рукавами, доходящими, как минимум, до локтя, и носит платок. Среда запрещает женщинам использовать косметику, иметь длинные ногти и стричь волосы. Одежде, подчеркивающей скромность ее обладательницы, соответствует манера поведения: опущенные глаза, тихий голос, робкая улыбка. Мужчина будет воспринят в любом виде, исключаются лишь шорты и майки. Однако многие православные мужчины предпочитают длинные волосы и бороды; по-видимому, лишь в прихрамовой среде остался популярным костюм со светлой рубашкой, застегнутой доверху, без галстука.

Поведение

Отличает церковных людей и привычка осенять себя крестным знамением как можно чаше, выражая удивление, испуг, восхищение христианской доблестью, а также при упоминании Бога, святых, чертей.

Многочисленны запреты, касающиеся быта. Грех, например, сидеть нога на ногу, так как, во-первых, так сидели распявшие Христа иудеи (Печеры); во-вторых, так сидит сатана (Печеры, Почаев). Нельзя болтать ногами во время еды или беседы — твоими ногами играет бес. Нельзя класть книги на кровать, выбрасывать обрезанные волосы и ногти (выброшенные придется на «том свете» доставать из огня). Не надо использовать чужую одежду и обувь — через нее может перейти бес или от тебя к хозяину одежды, или наоборот. Женщины должны спать в закрытой одежде и платке, так как смерть может постигнуть в любой момент, а без платка женщина не может быть представлена на Суд Божий.

Все это унифицирует быт, жизнь, поведение, вплоть до элементарных индивидуальных проявлений, например, речи, походки. Церковный человек, постоянно ощущая себя внутри общины, как бы растворяется в ней, для него не существует каких-либо личных потребностей и стремлений, он не чувствует себя в одиночестве даже в самые интимные моменты жизни.

Эль Лисицкий

И Октябрьская революция, и весь революционный 1917 год окрашены в сознании современных верующих в эсхатологические тона (как и в сознании православных — современников кровавых событий). Современные православные считают революцию этапом антихристианского масонского заговора

Монашеский идеал

Среди церковных людей не прижилось христианское положение о том, что пути спасения равны, аскетические пути ставятся ими намного выше, нежели мирские. Приверженность монашескому аскетическому идеалу проявляется во всем — от одежды и манер, призванных демонстрировать духовную нищету, до распространения на мирян основного принципа жизни монаха — послушания.

Послушание — основа православной семьи (жена должна слушаться мужа, дети — родителей), духовной семьи (духовные чада во всем покорны своему духовному отцу); оно обязательно внутри общины (менее опытные в духовной жизни должны слушаться более опытных, миряне должны слушаться духовных лиц и вообще все — воспринимать свою жизнь как послушание).

Православный верующий должен в первую очередь быть послушен своему духовному отцу. Духовный отец — центральная фигура в жизни члена прихрамовой среды, наивысший духовный авторитет; абсолютное послушание духовному отцу — залог спасения, так как именно он понесет ответственность за грехи чада на Страшном Суде. Вокруг многих священников образуются общины из их духовных чад. Члены таких общин связаны любовью к духовному отцу и воспринимают себя как духовную семью, даже если не все они знакомы друг с другом. Если духовный наставник общины — настоятель приходского храма, то храм этот порой имеет настолько ярко выраженное «свое лицо», что оно становится заметно стороннему наблюдателю: большинство прихожан знакомо друг с другом, прихожане и причт примерно одинакового возраста, их внешний облик унифицирован.

Если духовный наставник не является приходским священником, то возрастает количество его духовных чад, не знакомых друг с другом, что не мешает им воспринимать себя как духовную семью. Как нам кажется, в таких общинах почитание духовного отца быстрее приобретает черты культа, а его образ мифологизируется, теряя индивидуальные черты и разрастаясь до огромных размеров, заслоняя в сознании духовных чад все небесные силы.

Образ мира, неуклонно движущегося к своему концу, явился силой, перевернувшей души православных верующих в России. Их мечтой вместо будущего, сулящего гибель, стало прошлое, уже состоявшееся спасение человечества. Человеческая жизнь имеет смысл, только если она движется не вперед — к гибели и царству тьмы, а назад — к спасению и Господу, присутствующему в мире. Прихрамовая среда, объединившая духовные семьи со своими внутренними установлениями и культами и отдельных верующих, представляет собой мир, стремящийся к статичности в настоящем и постоянно воссоздающий модели прошлого в качестве спасительного идеала.

Картина мира современных церковных людей соединяет в себе мир прошлого и настоящего; мир реальный в их сознании сливается с мистическим и заменяется им. Представление о единстве мистического и реального миров, ощущение постоянного присутствия высших сил и потребность подтверждения этого присутствия определяют их психологию.

Ad Memoriam

Григорий Андреевич ЗЕЛЕНКО

Заслуженный деятель культуры, кавалер ордена «Знак Почета» и медали «За трудовое отличие»

Родился 23 февраля 1931 года.

В 1955 году окончил филологический факультет МГУ.

С 1963 года работал в журнале «Знание — сила» заведующим отделом, ответственным секретарем, заместителем главного редактора.

С 1989 года занимал пост главного редактора.

Умер Григорий Андреевич Зеленко, главный редактор нашего журнала.

Он ушел от нас на 75-м году жизни после продолжительной и очень тяжелой болезни.

Журналу «Знание - сила» в январе следующего года исполняется 80 лет, и мы как раз готовили юбилейный номер, когда Григория Андреевича не стало. Он успел оосудить с нами идею этого номера, его приблизительный план, потому что он работал до последнего дня. Уже не мог говорить, только шепотом, но все равно мы ему звонили, и он через близких передавал свои советы.

Григорий Андреевич вместе с Ниной Сергеевной Филипповой и группой блестящих журналистов, которых они же и подобрали, которым они же помогли стать блестящими, — создали в середине 60-х годов современный журнал «Знание — сила». Журнал, ставший делом их жизни, а со временем — и нашей жизни тоже.

Это они решили, что философия науки важнее ее «горячих» фактов, и создали журнал научных идей, современного научного мышления, широких культурных горизонтов, в которых научное знание приобретало общекультурный статус. Журнал, в котором самые выдающиеся ученые нашего времени могли поделиться идеями и размышлениями, не умещавшимися в узкие рамки профессиональной прессы. Они создали журнал, уникальный во всех отношениях - похожего нет ни у нас, ни за рубежом.

Григорий Андреевич был замечательным «научным» журналистом, каких у нас в стране, да и в мире, единицы: он сочетал глубокое знание самых разных, часто весьма далеких друг от друга, областей науки (например, лингвистики, биологии, истории) с даром писать об этом понятно, интересно и, что особенно ценилось в журнале, «проблемно», ярко изображая драму научных идей, их соперничество, их метаморфозы. Его интервью с крупнейшими учеными часто выливались в беседы, оба участника которых говорили на равных, с интересом прислушиваясь к мнению друг друга. Когда Григорий Андреевич стал главным редактором журнала, каждый из нас в полной мере смог оценить его способность мгновенно ухватывать суть дела в любой области научных знаний, предложить новый, неожиданный поворот темы, придать ей глубину и остроту.

Он принял журнал из рук Нины Сергеевны Филипповой в очень тяжелое время не только для нашего журнала, но и для всей российской периодической печати. Ценой огромных усилий ему, как главному редактору, удалось сохранить журнал. У него была такая особенность: до последнего пытаться решить любую проблему самому, не перекладывая ее на плечи соратников. Никогда не жалуясь. Он действительно никоща ничего не просил у сильных мира сего. Никому не рассказывал о своих болезнях. Оберегал сотрудников от забот и хлопот, связанных с выживанием журнала. Останется загадкой, как ему удавалось сочетать бесконечные материальные хлопоты с серьезнейшей работой над содержанием каждого номера, работой с каждым редактором, каждым материалом.

В самые сложные годы он сумел сохранить репутацию журнала, его читателей и авторов. Сохранить лучшее, чем было славно «Знание — сила», в новых условиях можно было, только постоянно выдвигая и прорабатывая долгосрочную стратегию, сочетавшую главные принципы, которым журнал оставался верен, с новыми мотивами, новой тактикой.

Мы привыкли к тому, что он всегда стоял за нашей спиной, готовый помочь, поддержать, подсказать, подстегнуть притормозившую мысль. Теперь у нас за спиной — пусто.

Теперь нам самим придется сохранять, развивать, беречь наш журнал — ради нас самих, ради вас, наших читателей. И это оудет лучшей памятью Григорию Андреевичу.

Ирина Прусс

Демографические странности России

В России, как водится, демографических странностей больше, чем в других странах, ну просто парадокс на парадоксе. Вот, к примеру, излюбленный нашими громогласными патриотами сюжет о геноциде русского народа: вымираем, братцы! Но и вымираем как-то по особенному.

Рождаемость у нас сокращается, как и в развитых странах Запада: известно, что они, исключая США, не дотягивают и до простого воспроизводства своего населения. Как и у них, рождаемость начала снижаться у нас как бы в ответ на падение смертности: изменился механизм воспроизводства населения, соотношение высокая смертность/высокая рождаемость сменилось на соотношение низкая смертность/низкая рождаемость. Так было в нашей стране примерно до середины прошлого века. Во второй его половине, однако, на Западе падение смертности продолжалось и идет до сих пор. у нас же оно сначала приостановилось, потом, вопреки новой формуле, смертность с рождаемостью пошли в противоположных направлениях: рождаемость продолжала снижаться, смертность начала расти, как и разрыв со странами Запада по продолжительности жизни. То есть рождаемость у нас, как в развитом мире, а смертность — как в развивающемся.

На стандартное восклицание: все от бедности, кто ж рожать будет с нашими-то зарплатами! - обычно следует столь же стандартный и тем не менее справедливый ответ: между доходами и уровнем рождаемости связь обратная, а не прямая, идет ли речь о странах или о группах населения с разными доходами. Чем беднее страна, тем выше там рождаемость. Чем беднее группа населения, тем больше детей в се семьях (правильно и обратное: чем больше детей — тем беднее, как правило, семья).

Не привыкшая ценить жизнь отдельного человека Россия не умеет заботиться и о его здоровье. Но и он сам свое здоровье не ценит.

Тем не менее именно на начало реформ, связанных с резким падением уровня жизни всего населения страны (пусть оно и не было таким резким, как нам казалось тогда, но оно было, это уж несомненно), приходится резкое увеличение смертности россиян. Вот и попробуйте доказать, что две эти вещи не связаны друг с другом! Опять выходит, учебники не для нас писаны и общемировые демографические закономерности нас вообще не касаются...

Один парадокс сменяется другим. Предположим, неизбежная при реформировании не только экономики, но и всего привычного уклада жизни дезорганизация работы важных для людей институтов - здравоохранения, например, вкупе с общей психологической напряженностью привели к росту смертности в начале девяностых годов. Какие группы населения падут прежде всех других жертвами перемен? Разумеется, наиболее уязвимые, наиболее зависимые - то есть старики и дети. Так ничего подобного - смертность и стариков, и детей в эти годы практически не изменилась, а пострадали более всего здоровые мужики в расцвете сил, во всяком случае - в работоспособном возрасте.

Этот последний парадокс более всего обнаруживает привычку ленивого ума связывать между собой на поверхности лежащие события и в случае их последовательности легкомысленно заменять «после того» на «поэтому».

Но давайте по порядку. Парадокс первый: наше странное положение между развитым и развивающимся мирами. Мы давно уже стоим в этой неловкой позе: например, доля валового внутреннего продукта на душу населения в СССР была, как в бедных странах, а обеспеченность этой же души жильем — как в богатых. О том, как такая же ситуация сложилась в демографии, мы уже писали, так что я только напомню. Весьма успешно преодолев первый «эпидемиологический порог», мы сильно застряли на втором. Первый этап борьбы за продление жизни состоял из мероприятий относительно дешевых, но массовых, требующих огромных организационных усилий — в этом советская власть была сильна, и довольно быстро мы покончили с эпидемиями тифа, холеры, вспышками туберкулеза. Чтобы преодолеть второй эпидемиологический порог потребовалась принципиально новая стратегия, значительно более дорогая и, главное, предусматривавшая не массовые мероприятия, а прежде всего борьбу за здоровье каждого отдельного человека и с серьезным личным его участием. России, стране по-прежнему не богатой и совсем не привыкшей ценить не только здоровье, но и жизнь отдельного человека, этот барьер взять не удалось.

Так со второй половины 60-х годов прошлого века и началось наше демографическое неблагополучие. Со второй половины шестидесятых, а не в девяностых, как думают многие, связывая сокращение продолжительности жизни в нашей стране с экономическими реформами. В 90-х этот процесс только явственно себя обнаружил, а начался много раньше. Демографические процессы очень инерционны. Когда уровень рождаемости уже начал снижаться, долгое время абсолютное число являвшихся на свет младенцев не уменьшалось, порой могло даже и расти, поскольку население не успело «постареть» и женщины, способные рожать, составляли значительную его часть, а если в очередном поколении их было больше, чем в предыдущем, то и детей в соответственное время могло появиться больше, чем у предыдущего поколения.

Правда, Евгений Михайлович Андреев, заведующий лабораторией анализа и прогнозирования смертности Центра демографии и экологии человека Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН, говорит о странном сочетании глубокой инерционности и «зыбкой ряби» на поверхности этих процессов: население, особенно наше, утверждает он, благодарно откликается на любое мероприятие правительства, призванное выражать заботу о нем, населении. Утвердили пособия на детей — рождаемость чуть-чуть, но подскочила. Конечно, это увеличение рассосалось бы туг же, но так случилось, что было оно поддержано сначала перестройкой (Евгений Михайлович склонен видеть связь между всплеском рождаемости и принципиально новым генеральным секретарем ЦК КПСС, который, в отличие от предыдущих, даже умел разговаривать и нормально держался на публике). У нас тогда рождаемость была по 2,2 ребенка на каждую женщину, которая может рожать, такого не было с 1960 года! Но потом все это сошло на нет.

А что со смертностью? Тут у нас была антиалкогольная кампания.

Кто только об нее ноги не вытирал, кто только не рассказывал о ней анекдотов и не удивлялся нашему упорному стремлению повторять ошибки других, давно успевших извлечь из них уроки? Я скажу, кто над ней не смеялся — демографы. Хотите верьте — хотите нет, но продолжительность жизни мужчин в результате этой кампании выросла на 6 лет. Причем понятно, за счет кого — не за счет детей, которые обычно и дают главный прирост продолжительности жизни: на их здоровье запрещение алкоголя не повлияло.

А потом начались реформы, антиалкогольную кампанию не просто «прикрыли» — водку стали продавать везде и всюду, 24 часа в сутки, дешевую, без всяких ограничений.

— Помните, был такой питьевой спирт «Рояль» (Royal)? — говорит Евгений Михайлович.

Конечно, я помнила.

И смертность у нас взметнулась вверх. Именно что не постепенно вернулась к прежнему уровню, а взметнулась, да так, что поставила в тупик демографов всего мира.

— Я не хочу сказать, что тогда можно было поступить иначе, — говорит Евгений Михайлович. — Я даже почти уверен, что у Гайдара не было другого выхода. И все же... Не знаю, может, все-таки можно было что-нибудь придумать... От сухого закона в конце концов отказались все страны, пытавшиеся его ввести, но никто не отдавал свои завоевания так стремительно, как мы... Продолжительность жизни уменьшалась чуть ли не на два-три года каждый год...

Некоторое время демографы недоумевали: что ж это мужчины в расцвете сил стали умирать, как мухи ранней зимой? Если бы смертность поднялась до прежнего уровня, какой был перед началом кампании — тогда понятно. Но она поднялась чуть ли не вдвое!

Одно из объяснений выдвинул Анатолий Григорьевич Вишневский, директор Центра демографии и экологии человека уже упомянутого института: на начало 90-х пала так называемая «отложенная смертность»: к тем, кто умер бы в это время в любом случае, кому «срок пришел», прибавились еще и те, кто мог бы умереть в годы антиалкогольной кампании, да благодаря ей не умер. Если бы не отмена всех ограничений на продажу спиртного, их смерти (не стали же они бессмертными) распределились бы, наверное, на больший отрезок времени, а тут уж...

Такая не очень приятная проверка зависимости продолжительности жизни в нашей стране от потребления алкоголя...

О самом большом парадоксе современной демографической ситуации в мире мы уже говорили: население Земли растет, нагрузка на планету становится все более для нее неподъемной и человечество в целом заинтересовано в снижении рождаемости там, где она пока еще слишком высока. Но развитые страны, в которых она уже упала ниже низкого, заинтересованы в ее росте хотя бы до уровня простого воспроизводства прежде всего для решения экономических задач, сегодняшних и, особенно, завтрашних.

Для России, уверены российские демографы, это проблема особенно болезненная. Анатолий Вишневский пытается обратить наше внимание на растущее несоответствие между численностью россиян и площадью занимаемой ими территории. Плотность населения у нас в среднем по стране и всегда была не слишком высока, а теперь, с сокращением числа россиян и их упорным стремлением сосредоточиться в центральной и южной частях европейской части страны, запустение земель грозит стать острейшей проблемой — особенно если учесть, в какой скученности живут наши южные и восточные соседи. Имея столь протяженные границы с другими государствами, мы скоро не сможем их охранять: солдат на это не хватит. Есть и другие проблемы, которые никак не решишь, если численность населения сокращается, а само оно стареет.

Поскольку рождаемость у нас не растет и по прогнозам всех экспертов (кроме совсем уж некомпетентных, или безумных, или просто политических спекулянтов и мошенников) расти у «коренного населения» не будет, остается только один известный выход — принимать иммигрантов столько, сколько нужно, чтобы свести демографический баланс с экономическим.

Но парадокс продолжается.

В отличие от всех развитых стран, ситуация наша в этом отношении самая благоприятная: ни одна из них не имеет столь мощную диаспору за рубежом. Конечно, не все из 25 миллионов в одночасье оказавшихся за границей русскоязычных людей бросятся в Россию. Многие из них живут на Украине, в Белоруссии, в Прибалтике; вряд ли они побросают свои дома и квартиры и ринутся к нам навсегда. Пока новоявленные украинцы и белорусы, например, предпочитают приезжать на заработки (это я к тому, что цифра в 25 миллионов наших возможных сограждан, которой так любят размахивать ура-патриоты, слегка искажает реальное положение дел). Но и в других бывших республиках СССР, ныне независимых странах, их достаточно много — как и мы, недавних советских людей, говорящих на одном с нами языке и в прямом, и в переносном смысле.

Вместе с тем нигде, пожалуй, нет такой бестолковой, противоречивой и непоследовательной миграционной политики, как в России. Во всех странах Запада эта политика не отличается особой последовательностью, но мы, кажется, бьем здесь все возможные рекорды. Миграционную политику мы отдали на откуп генералам: именно силовые ведомства ее определяют, как умеют, а умеют они в основном тащить и не пущать. Один из последних номеров журнала «Отечественные записки» был полностью посвящен миграции в России; там опубликованы рассказы самих мигрантов о своих мытарствах, бесправии, прямом обмане должностных лиц, коррупции чиновников и милиционеров, для которых мигранты стали существенной статьей личного дохода, безжалостной эксплуатации работодателей, прямо заинтересованных в даровой, лишенной возможности протестовать рабочей силе.

Ко всему этому необходимо добавить в лучшем случае равнодушие к судьбе мигранта его новых соседей, коллег, всего российского общества; равнодушие легко переходит во враждебность.

Огромные пустые пространства страны могли бы заселить иммигранты. Но россияне их не любят, и они скоро перестанут к нам приезжать.

Специалисты предупреждают, что скоро и русскоязычные бывшие наши сограждане, выталкиваемые из своих домов, со своих рабочих мест в новых независимых государствах, вообще перестанут стремиться в Россию, выбрав себе пусть совсем чужую, но более гостеприимную страну.

Дальновидные демографы предлагают программу действий, с которой сегодня, по их же словам, у нас согласятся только сумасшедшие. Вот что говорит об этом Анатолий Вишневский:

— Главное, на что должна быть направлена иммиграционная политика, это интеграция мигрантов. Такая интеграция — и в как можно больших объемах — должна быть осознана как самостоятельная национальная задача. Но если вы скажете кому-то, что нужно выделять деньги на обучение людей, приезжающих из Африки, а тем более — давать им жилье, на вас посмотрят, как на сумасшедшего.

Действительно, когда образованные люди нашей с вами культуры уедут в другие края, их место на пороге России займут другие — выходцы из Африки и Южной Азии, которые живут дома настолько хуже нас, что готовы терпеть наши порядки, наши унижения, чтобы только закрепиться в нашей стране. Они и сейчас стоят у нашего порога, и рано или поздно нам придется открыть им двери достаточно широко.

— России необходима дозированная миграция, тогда она не вымрет, — вторит Вишневскому Евгений Михайлович Андреев. — Так утверждают специалисты. Конечно, Россия станет другой — как уже стала другой Москва. Она изменилась даже за последние 13 лет, ведь в нее прибыло 2 миллиона человек, 20 процентов. Она не могла не измениться...

В одном из интервью Анатолий Вишневский предупреждает:

— Когда все внимание сосредоточивают на силовых мерах ограничения иммиграции, начинают жонглировать словечками типа «выдворение», «депортация» и т.п., то, ясное дело, исходят из уверенности в своей силе, которой хватит на то, чтобы реализовать подобные обещания. А хватит ли? Если говорить обо всех развитых странах, то доля их населения в пределах совокупного населения мира никогда не была большой, но в начале двадцатого века все-таки составляла тридцать процентов, и никто не мог сравняться с ними ни в экономике, ни в военной мощи. Но к 2050 году на одного жителя развитых стран будет восемь жителей нынешнего развивающегося мира. Вероятность конфликтов с остальными при этом возрастает, а атомное оружие уже не будет ничьей монополией. Так что с конфронтационного пути лучше бы сойти заранее.

Россия в 1950 году была четвертой страной в мире по численности населения после Китая, США и Индии (СССР был впереди США). А сейчас она стремительно откатывается назад, потому что появляются все новые и новые страны, где население растет, а у нас оно сокращается. По последним мировым прогнозам, Россия отодвинется к 2050 году на восемнадцатое место. Иными словами, это будет средненькая по населению страна с большой территорией. Как к этому относиться? Один вариант — со всем этим согласиться и не принимать иммигрантов. Второй вариант — принимать иммигрантов, вылечивая старые болезни, но и получая новые. Вот та альтернатива, перед которой объективно стоит Россия. Подсчитано, что если принимать столько иммигрантов, сколько нужно, чтобы население не сокращалось, то к концу века численность иммигрантов и их потомков превысит численность автохтонного населения и его потомства. Это будет другая Россия. Надо выбирать. Это дело политиков. Но расклад ясен.

От парадоксов, как видим, не уйти и не спрятаться. Придется как-то их решать...

РАЗМЫШЛЕНИЯ У КНИЖНОЙ ПОЛКИ

Ольга Балла

Дикое мясо истории

Ахмед Рашид. Талибан.*

Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии.

— М.: Библион — Русская книга, 2003.

* Книга предоставлена интернет-магазином «Библион. Русская книга.»

Книга пакистанского журналиста Ахмеда Рашида — об особенной, небывалой ранее форме исламского фундаментализма — афганском движении «Талибан». До сих пор об этом не было ни единого систематического исследования, и неудивительно - властные структуры Талибана долгое время окружала жесточайшая секретность. Но Рашид знает, о чем пишет: он попросту лично общался и с рядовыми боевиками-талибами, и со многими их вожаками, включая главу движения муллу Мухаммеда Омара. Так что это — рассказ не только аналитика, но и очевидца и в какой-то мере участника событий. Свою книгу он писал 21 год — все то время, которое, будучи корреспондентом ряда западных средств массовой информации, прожил в непрерывно воевавшем Афганистане.

На первый взгляд — это рассказ о политической истории новейшего времени: недавнего десятилетия, с начала 90-х годов до начала двухтысячных, еще до того самого 11 сентября 2001 года, от которого стало принятым отсчитывать XXI век. На самом деле — о природе человека, вернее, о тех ее свойствах, которые смогло выявить только это, новейшее время.

Рашид пишет об истории движения талибов и его прихода к власти в Афганистане, начиная с будто бы внезапного их появления на политической сцене в 1994 году. Он подробно описывает политическую и военную организацию талибов, роль, которую играют в их экономике торговля наркотиками и контроль за нефтепроводами, выявляя прямую связь исламского экстремизма — в частности, в талибском варианте — с тем, что с легкой руки Рашида получило название «Большой игры»: соперничеством мировых держав за контроль над центральноазиатской нефтью. Падение талибского режима с вторжением в Афганистан американских войск в 2001 году в книгу не вошло, поскольку она была закончена раньше и впервые вышла в Нью-Йорке в 2000 году.

Талибский экстремизм — особенный - радикальный, абсолютно бескомпромиссный. Никаких уступок даже умеренному исламу, никаких диалогов с ним — об иноверцах и говорить нечего. Яростное утверждение того, что они считают законами шариата — и ничего больше.

Захватив Кабул в сентябре 1996 и получив таким образом власть над страной, талибы запретили едва ли не все, что в нашем представлении входит в состав жизни. Никаких изображений — от портретов до кино, телевидения, фото- и видеосъемок. Мужчинам запретили стричь бороду и бриться. Женщинам — работать, учиться, появляться за пределами дома без хиджаба и без сопровождения родственника-мужчины. Запретили рисовать, слушать музыку, играть на барабане, отбивать ритм, танцевать и петь на свадьбах, носить «прически на американский или английский лад», играть в футбол, запускать воздушных змеев, содержать голубей, стирать белье у городских арыков. Наказания крайне жесткие - отрубание конечностей, побивание камнями. Казни — в назидание — публичные. Мусульман- шиитов обращали в суннизм — насильственно и кроваво. Это стоило Афганистану огромного количества жизней. Кто только мог уехать из страны — уехал. Афганистан превратился в царство смерти.

В том, что талибы устроили в Афганистане, Рашид считает в очень большой мере ответственными другие государства. Прежде всего — Пакистан и Саудовскую Аравию. Показывает он и роль других стран в разжигании афганского конфликта, прежде всего — в виде торговли оружием: одни только США продали в регионе оружия на миллиарды долларов. Он винит в афганской трагедии и Советский Союз (корни талибского движения в конечном счете уходят и в сопротивление советскому вторжению), и ту же Америку, которая после ухода советских войск, по его мнению, «бросила в беде» Афганистан, не оказав бедствующей стране никакой помощи. Конечно, ни у каких внешних сил никогда бы ничего не получилось, если бы у Талибана не было мощных внутренних корней.

Многие афганцы всерьез надеялись, что Талибан принесет стране, истерзанной многолетней войной, долгожданный мир, вернув жизнь к основоположениям ислама. Талибы и сами это обещали. Другое дело, что последствия вышли совсем не те, на которые рассчитывали и сами талибы, и их соотечественников и их зарубежные покровители. Но ведь это в природе вещей.

Талибы — не просто креатура пакистанских и саудовских спецслужб. То, что их финансируют и используют извне, что ими, искренне убежденными в том, что защищают истинные ценности, не слишком приученными думать, всего-навсего умело манипулируют — дела не меняет. Они — воплощение сил, вырвавшихся из глубин человеческой природы в нечеловеческих условиях. Некоторые, конечно, могут полагать, что они их используют. Примерно так же можно использовать ядерные реакции. До поры до времени это как-то получается, а потом ка-а-а-к бабахнет...

Только не стоит отделываться той простой мыслью, что талибы — «дикие» и «отсталые» (мы для них — ничуть не менее дикие и «отсталые», да еще и испорченные) и «враги всякой культуры», хотя подумать так очень легко. Так считает и сам автор: «Говоря попросту, талибы отвергают саму идею культуры». Но очень похоже на то, что все гораздо сложнее, и «идея культуры» может быть очень разной — в том числе и такой. Тут как раз свирепствует идея, выжигая вокруг себя не соответствующую ей реальность.

Какая, казалось бы, дикость — запрещать музыку, даже играть на барабане и отбивать ритм! Но талибский министр образования прямо объяснил автору: они «против музыки, потому что она вызывает напряжение ума и мешает изучению ислама». (Ислам вообще-то никогда ничего подобного не предписывал, но это отдельный вопрос.) То есть того, что для них в культуре самое главное, на чем, по их мнению, держится и культура, и сама жизнь, без чего то и другое гибнут. Нелишне заметить, что основу движения составили студенты духовных училищ-медресе («талиб» и значит — «студент», «ищущий знания»).

Столько запретов у талибов именно потому, что для них все имеет прямое отношение к смыслу жизни — настолько, что за отступление от этого смысла лишать жизни не только можно, но и необходимо: чтобы отступление не расползалось, как зараза, губя оставшихся в живых.

Это — такая культура. Потому что культура, увы, не только то, что нам удобно и привычно под ней понимать. Культура — это система ценностей, которые делают жизнь осмысленной и возможной. В Афганистане людям еще до всяких талибов устроили такую жизнь, что для некоторых из них оказалась возможной именно такая система ценностей. И только такая.

То, что любому человеку, выросшему в неэкстремальных условиях, совершенно справедливо покажется воплощенной смертью для всего человеческого, на самом деле — экстремальная форма жизни. Тот режущеострый край доведенной до отчаяния жизни, которым она и впрямь граничит со смертью.

Талибы — особая порода людей: они целиком созданы войной. Армию одноглазого муллы Омара составили главным образом сироты, лишенные корней, выросшие в лагерях беженцев, в «однополом» — состоящем из одних мужчин — обществе, «люмпен- пролетарии войны». В своей основной массе они принадлежат к поколению, «никогда не видевшему мира на родной земле», не знавшему просто «ни единой минуты, когда Афганистан не воевал бы с захватчиком или сам с собой. Они не помнили ни своего племени, ни своих предков». Родившиеся и выросшие на войне, эти мальчики с самого своего начала ничего, кроме войны, не знали и не умели. Война для них — естество и норма. У них нет тоски по утраченному миру, поскольку они не имели его никогда.

Талиб — это голый человек на голой земле. У него нет ничего, кроме войны как условия существования — и ислама, который единственный оправдывает все и дает жизни ориентиры. Отсюда сверхценность того, что они называют исламом.

Это не случайная оговорка. У талибов на самом деле нет даже того знания, к которому, как следует из их самоназвания, они стремятся. «Историю ислама и Афганистана, шариат и Коран», а уж тем более «политические и идейные изменения на протяжении двадцатого века» — все это, пишет Рашид, они знают из рук вон плохо. «Если исламский фундаментализм двадцатого века имеет долгую историю учености и полемики, талибы не имеют этой традиции и лишены этой перспективы. Талибан не создал никакой исламской программы или научного анализа исламской или афганской истории. Их знания о мире радикального ислама минимальны. А понимание собственной истории — еще меньше». У них в головах только то, что успели туда вложить муллы в медресе, но им достаточно, потому что дело для них вовсе не в знании, а в физическом чувстве «своего», «защищающего». Именно поэтому в состав основоположений ислама они готовы включать все, что чувствуют «своим», например, пуштунские племенные законы, среди которых выросли: для них это части одного целого. Именно поэтому они, мусульманские пуритане, навязывают, «запихивают в глотку», как это называет Рашид, свой ислам — плохо понятый, зато ох как остро прочувствованный! — своим же, вроде бы, иноверцам. Эти люди выросли с чувством, что жизнь рушится, и спасение от хаоса возможно только одно - убрать все лишнее, сосредоточиться на главном.

Их отношение к исламу — один сплошной внутренний крик. А с криком не полемизируют.

Именно поэтому книга — совсем не об азиатской экзотике, она о том, что может произойти в любой стране, с каждым из нас. Для этого даже не надо никакого исламского фундаментализма: его место способно занять что угодно, хоть славянское язычество с Перуном и Даждь-богом, хоть ненависть к «черным», которые «понаехали».

Талибан — это то, что происходите человеком, когда он остается один. Когда его выдирают из очеловечивающих условий жизни, превращая в игралище какой-нибудь очередной Большой Игры.

Талибы — дикое мясо, которым зарастают раны войны. Талиб — имя нарицательное.

РАЗМЫШЛЕНИЯ У КНИЖНОЙ ПОЛКИ

Игорь Харичев

Императив третьего тысячелетия

Что такое — Культура Мира? Прежде всего, это философия активного противления насилию. Это моральное, этическое учение. Но не только.

Еще это способ существования. Культура Мира прежде всего связана со стремлением избежать всех видов насилия. Однако ее философия шире проповеди ненасилия: она затрагивает отношение людей друг к другу, равно как и к среде обитания. «По существу речь идет о том, чтобы задействовать самый мощный из доступных человечеству ресурсов благосостояния... — говорит автор Юрий Лужков. — Этим чудодейственным ресурсом является организация отношений между всеми людьми на Земле и между всеми организациями и объединениями людей, в том числе и государственными, на принципах взаимного уважения, взаимной пользы, общности долговременных интересов всех людей на Земле. Для этого эгоизм, подозрительность, ксенофобия, нетерпимость, дискриминация и насилие должны потесниться и уступить свое место альтруизму, доверию, толерантности, терпимости, равноправию и ненасилию».

Но как говорить об этом сейчас, когда жизнь дает совсем иные примеры? Время ли? События 7 июля 2005 года в Лондоне, пополнившие тот страшный ряд, в котором стоят террористическая атака на Нью- Йорк 11 сентября 2001 года, взрывы в электричках в Мадриде 11 марта 2004 года, захват школы в Беслане I сентября 2004 года, а прежде — Буденовок и взрывы жилых домов в Москве, Волгодонске; все эти события подталкивают к мысли, что насилие в мире множится, нарастает. И следует вести бескомпромиссную борьбу — насилию противопоставить насилие. И, очевидно, даже решиться на некоторые ограничения прав и свобод граждан, потому что. именно пользуясь демократическими свободами, террористы превратили жизнь в странах Западной Европы и Америки в кошмар, посеяв террор.

Сложность еще и в том, что ценностные установки, коими руководствуются террористы, а это — последователи радикальных течений ислама, полностью противоположны ценностным установкам западной цивилизации.

Сколь реально говорить о Культуре Мира в применении к нынешнему противостоянию наиболее экстремистской части мусульманского мира и мира христианского, равно как и иудейского? Особенно если учесть, что и внутри мира христианского культ насилия далеко не преодолен. Массовое истребление людей, начало которому положил геноцид армян турками в 1915 году, получил развитие в 1930-40-х годах в виде Холокоста, истребления цыган, а также славян, и велось это истребление христианским народом — немцами. А массовые убийства представителей разных национальностей и вероисповеданий на территории бывшей Югославии?..

Культ насилия царит и в нашей стране. Посмотрите выпуски новостей, обратите внимание на бесконечные телесериалы, на популярные серии книг. Убийства, убийства, убийства; взрывы, нападения, ограбления. Но главная беда — война в Чечне, которая продолжается уже одиннадцатый год и грозит перекинуться на весь Северный Кавказ. Вот она — жестокая реальность.

И вдруг некая мечта о прекрасном мироустройстве, о новом способе отношений между людьми. Но разве может человечество жить без мечты? Казалось бы, в древние времена бесполезно было пропагандировать идеалы демократии. Но она возникла в Древней Греции, и до сих пор не предложено лучшего механизма учета мнения большинства в рамках какого-либо сообщества. Бесполезно было в Средние века говорить о гуманизме, но именно в эпоху Возрождения возникли гуманистические идеалы, которые лишь в XX веке начали широко входить в сознание людей.

Мысли о планетарном сознании давно уже звучат из уст философов, ученых. Наша планета не так уж и велика, хрупка и уязвима. Но дело даже не только в ограниченности невосполняемых ресурсов, нарастающем загрязнении атмосферы и океана. Все больше тех, кто начинает понимать: делая ставку на насилие, мы, люди, не имеем шансов выжить на Земле.

Размышляя об истоках Культуры Мира, Лужков напоминает, что все сообщества, которые строились исключительно на культе насилия, оказались короткоживущими. «Более того, — пишет автор, — последние исследования приматологов показывают, что соотношение альтруистов и эгоистов в популяции обезьян есть константа, определяемая генофондом конкретного вида обезьян. Установлено также, что чем выше процент альтруистов в генофонде конкретного вида приматов, тем больше его успехи в конкуренции за ограниченные ресурсы, тем интенсивнее рост популяции. Думается, что не человек сотворил альтруизм, а альтруизм сотворил человека. Именно альтруизм дал приматам вида homo sapiens, каждый индивид которого намного слабее не то что мамонта, а даже рыси, возможность фактически стать доминантным видом на Земле».

Но, превратившись в доминантный вид, человек не исключил насилие из повседневной практики. И до сих пор оно остается и в отношениях между людьми и государствами, и в отношениях между представителями разных религий. Поэтому особую ценность наряду с альтруизмом имеют идеи ненасилия. Альтруизм нацелен на других членов сообщества, тогда как идеи ненасилия распространяются и на отношения между сообществами, равно как и государствами.

Идеи ненасилия родились в Древней Греции. Именно там возникло удивительно глубокое постижение гармонии мира как непременного условия бытия Космоса. Мир, согласование начал в макрокосме и микрокосме, во Вселенной и в человеке определяет их сущность, их форму и существование. Древний Рим подхватил эти идеи.

Воплотившись в древних философских и политических сочинениях, эта традиция возродилась лишь к XIV—XV векам, а начиная с XVII века обусловила появление многочисленных проектов справедливого миропорядка. Это направление занимало мыслителей, философов — Жан-Жака Руссо, Иммануила Канта, Уильяма Пенна и других, а позднее дало толчок пацифизму.

Безоговорочно эта философия появилась в буддизме, одной из мировых религий, возникшей в Древней Индии в VI—V веках до новой эры. Согласно представлениям буддизма, любое насилие, и прежде всего убийство, осуждается по той причине, что имеет плохие кармические последствия и неминуемо скажется в последующих жизнях (буддизм предполагает реинкарнацию). Однако, философия ненасилия в буддизме направлена исключительно на верующего, ориентирует его на отрешение от земной суетности, на созерцательность, не побуждает к активности, к попыткам изменить общество к лучшему.

Позднее основной религией Индии стал индуизм. Он проповедует терпимость, акцент делается на погружение в себя и в существенной мере опирается на понятие кармы, хотя не исключает и применения насилия.

Есть все основания считать, что первым, кто проповедовал новые идеи миролюбия, адресуя их прежде всего каждому конкретному человеку, был Иисус Христос. Вспомним Нагорную проповедь: «Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас...» (Евангелие от Матфея, 5.43-44). Тому минуло более двух тысяч лет, но до сих пор подавляющая часть христиан живет, не используя эти принципы в качестве основополагающих.

Впрочем, нельзя утверждать, что не было попыток воплотить принципы Нагорной проповеди в жизнь. Тут необходимо упомянуть Движение квакеров, а точнее, Религиозное Общество Друзей, которое возникло в XVII веке. Его представители всегда отличались гуманитарной и миротворческой активностью. В основе веры Друзей лежит евангельское учение. Среди принципов квакеров (так называемых свидетельств): свидетельство равенства, независимо от возраста, пола, социального положения, расовой или национальной принадлежности; свидетельство любви, требующее взаимопомощи и поддержки всех слабых, униженных, гонимых; свидетельство мира, подразумевающее отказ от любого насилия и употребления оружия. До сих пор квакеров можно увидеть в зонах конфликтов, где они пытаются примирить враждующие стороны, а также в районах разрушений, голода, эпидемий, где они помогают местным жителям медикаментами и продуктами.

В начале XX века возникло пацифистское движение. Пацифизм — это комплекс теоретических воззрений и идейных устремлений, подразумевающих особый тип отношения к существованию человечества и человека, признающих необходимость разрешения всех конфликтов только ненасильственным путем, только установлением всеобщего согласия. Это совместный результат как развития философами со времен древности идей ненасилия, так и религиозных вероучений. Пацифисты активно выступали и продолжают выступать против войны, против ставки на силу, не забывая порой и о требовании соблюдения прав человека.

Конечно, пацифизм главным образом нацелен на взаимодействие человека и власти, на попытки заставить государства отказаться от применения силы и, в конечном счете, призван изменить отношения между государствами, в чем он, следует признать, многого добился. Культура Мира имеет более широкий «охват», потому что доходит и до отношений между людьми, и даже до отношений человека и природы. По сути, она вбирает и пацифизм, и экологию, и принципы Нагорной проповеди.

Вместе с тем, важно подчеркнуть, что Учение о Культуре Мира носит надрелигиозный характер и реально может быть распространено в пределах всей планеты.

Культура Мира — отнюдь не изобретение Ю. М. Лужкова. В самом начале книги заявлено, название и, одновременно, обозначение цели широкого общественного движения, инициировано Федерико Майором, бывшим генеральным директором ЮНЕСКО. По инициативе этой влиятельной организации 53-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН приняла в 1997 году Декларацию о Культуре Мира и программу действий в области Культуры Мира.

Юрий Михайлович Лужков не просто поддерживает оказавшиеся ему близкими идеи - он развивает их. «Для цивилизации, основанной на принципах Культуры Мира, - пишет автор, - должно быть характерно стремление избежать всех видов дискриминации по любому признаку». По какой причине? «Равенство возможностей всех законопослушных людей — незыблемый принцип и важнейшее условие построения такой цивилизации. Для этого, в первую очередь, необходимо безусловное признание равного права всех людей на пользование земными благами...»

Речь идет о формировании цивилизации, основанной на Культуре Мира. Для этого необходимо широкое распространение Учения о Культуре Мира. «История человечества, в том числе и наша недавняя история, дает достаточно информации о том, что нужно делать, чтобы утвердить какое-то Учение. Разумеется, эти методы работают только в том случае, когда есть хоть какой-то шанс, что последователям этого Учения станет от его распространения лучше, в любом, значимом для потенциальных последователей, смысле слова лучше». Среди возможных методов Ю.М. Лужкову видятся: создание убежденности в особой защищенности последователей Учения; вовлечение семейного воспитания в пропаганду и внедрение Учения; пресечение, в той или иной форме, влияния противников Учения; проведение массовых акций и культивация привлекательных ритуалов для сторонников Культуры Мира.

Думается, в этом и есть слабая сторона данного, как, впрочем, и любого другого позитивного Учения — отсутствие реального механизма, обеспечивающего быстрое проникновение в общественное сознание, превращение в нормы жизни. Менталитет - вещь трудно изменяемая. Тем более, в условиях, когда прошлое довлеет над нами, когда нет возможности начать жизнь в какой- то момент с «белого листа». Но это не повод для отрицания ценности идей и учений, касающихся более совершенной организации жизни того сообщества, которое населяет планету по имени Земля.

ПРЕДСТАВЛЯЕМ КНИГУ

Владимир Найдин

Разминка и основная часть

Рисунки Е. Садовниковой

Я жестоко страдал от холода. В Москве, в июле. Точнее, не в Москве, а в Химках, и холодным был не июль, а вода в бассейне. После тренировок по плаванию я замерзал так, что, казалось, раскаленные пески Каракумов не смогут меня согреть. Ник- ког-гда-да! Сгорю, но не согреюсь! У меня не то что зуб на зуб, а челюсть на челюсть не попадала, они и ходили справа налево, как у людоеда в кукольном театре. Я так дрожал, что тугая резиновая шапочка сползала набекрень, а коленки с громким стуком бились друг о друга. Лицо и грудь становились фиолетовыми, а уши белыми и твердыми, как у утопленника. Пальцы чудовищно разбухали от воды, кожа на них оплывала вялыми складочками. На ноги я и не смотрел: боялся, наклонив голову, потерять равновесие и упасть. Самостоятельно подняться я бы уже не смог. Только с посторонней помощью. Но у нас, пятиборцев, не было принято особенно жалеть друг друга, а знаменитый своею открытой ненавистью к соперникам Левка Зайцев зловеще говорил, глядя на меня: «Пусть погибнет слабейший». Он уверял, что таково было справедливое мнение древних спартанцев, которые выбрасывали в окошко или там со скалы недостаточно бодрых младенцев. Меня бы они тоже давно выбросили — таким я рос хилым и слабым. Но постепенно выправлялся, закалялся и к двадцати добрался до занятий современным пятиборьем. Так что теперь, с точки зрения древних греков, меня выбрасывать было незачем. Грешно даже. Но вообще-то слабых мест у меня оставалось повсюду достаточно.

Вот и в пятиборье. Технические виды - фехтование, стрельба, скачка на коне - шли вполне прилично. Бег - уже только терпимо. А плавание — из рук вон плохо. Плавать я умел только брассом, «лягушкой», — обе ноги под себя и потом — раз! - в стороны и назад. И руками тоже на лягушку похоже - локти прижать к груди, потом выдвинуть вперед и резко развести в стороны, как будто воду раздвигаешь, чтобы головой вперед пролезть. Очень хороший стиль — спокойный, бесшумный, хорошо видно, что впереди делается, и не захлебнешься. Но скорость низкая, не годится для пятиборья. Тут каждая секунда ценится на вес золота. А я со своим брассом целые золотые слитки выбрасывал.

Так что пришлось переучиваться на кроль — ноги по очереди колотят по воде, руки машут, как крылья мельницы. Лицо в воде, дышать нужно, поворачивая лицо изо всех сил, кривя при этом рот, чтобы набрать больше воздуха, чем воды. Шумно и утомительно. А тут еще тренер по плаванию сменился. Новый был твердо убежден, что количество упражнений обязательно переходит в качество. Он только что кончил курсы по усовершенствованию тренеров, а там много занимался философией, и потому спорить с ним было совершенно невозможно. Он уверенно применял философские категории, которые еще свежи в его памяти, ко всем случаям спортивной жизни. Особенно он любил «единство и борьбу противоположностей». «С одной стороны, тебе плохо и будет еще хуже, - говорил он неудачникам, - а с другой стороны, это же и хорошо».

Он постановил, что плавать мы будем в открытом бассейне с холодной водой, «тяжелой», плывется в ней плохо, и это, по его мнению, хорошо. Начинать будем в пять вечера, а кончать в восемь - это, конечно, поздно, значит, плохо, но в это время, говорят, работоспособность повышается, а это уже хорошо.

Он был высокий, толстый, с большой загорелой лысиной и совершенно непроницаемым одутловатым лицом. Одевался в темный костюм и серую пластиковую рубашку, явно не пропускавшую воздуха. Так ему больше нравилось. Звали его Серж Лютерович. Мы его фазу окрестили Сердце Лютера, а так как нетвердо помнили, кто он такой, этот немецкий Лютер, и что он там наделал, то быстро переименовали в сердце Лютое.

Уже после первой тренировки переименовали.

Наш динамовский автобус подъехал к еловому парку на берегу канала. Стоял серый, пасмурный день. Временами набегал резкий и прохладный ветер, который распахивал густые еловые ветки, показывая нам огромную несуразную трибуну, спускавшуюся к воде. За этой трибуной находился открытый бассейн, отгороженный от реки белыми рыбацкими поплавками. Перед выездом мы плотно пообедали и потому вышли из автобуса сытой, расслабленной походкой, с вожделением посматривая не на бассейн, а на уютную зеленую полянку между деревьями. Поспать бы!

Серж заметил наши затуманенные сытостью мечтательные глаза, усмехнулся, причем только одной своей толстой щекой, и сказал, что он пройдет по делам к бассейну, а мы можем недолго отдохнуть, прийти в себя после «через чур» сытного обеда. Так и сказал жестко и отдельно: «через чур». Мы повалились на траву, кто где стоял, и стали впадать в сладкую дрему.

Разбудил нас Серж, стоя среди наших раскинувшихся тел, как полководец на поле брани. Не обращаясь ни к кому специально, он сообщил, что вода - всего шестнадцать градусов, но это и хорошо: чтобы не замерзнуть, плыть будем быстрее. Горячей воды в душевой нет. Ремонт. Это тоже хорошо. Не будем греться, время терять. Все очень и очень удачно складывается. Кто-то из нас пробурчал, не поднимая головы: «Замерзнем». «Не замерзнете, — отрезал Лютое Сердце, — объем работы такой получите, что о холоде думать некогда будет».

Когда мы, сладко потягиваясь после дремы и зябко кутаясь в полотенца, рассаживались по скамеечкам около бассейна, тренер распорядился:

- Значит, вначале разминка — четыреста метров на спине, потом четыреста - на одних ногах без рук, потом четыреста — на одних руках без ног. Потом... — он, не поворачивая головы, косо посмотрел на наши ошеломленные лица, остался, видимо, доволен этим зрелищем и закончил: - Потом двести метров на одной руке, вторая вытянута вперед и двести наоборот. После разминки можете отдохнуть пять минут. Если, конечно, устанете, - совершенно иезуитски добавил он.

- Ну, а потом? — хрипло спросил оскалившийся Левка Зайцев. Он всегда мрачно улыбался, когда у нас бывали неприятности.

- Потом основная часть, - бодро ответил Серж. - Сегодня ускорение - тридцать раз по пятьдесят метров. Завтра - пятнадцать раз по сто метров, потом десять раз по двести, пять - по четыреста, два — по восемьсот и так далее. Работать так работать, не так ли, мальчики?

- После такой тренировки мы будем не мальчики, - сказал кто-то, - а крокодилы. По земле будет незачем ходить, проще плавать.

Даже в нынешние дни, когда пловцы стали тренироваться дважды в день и вылезают на сушу, только чтобы поспать дома, сходить в школу и на обратном пути сделать уроки (теперь сильнейшие пловцы очень молоды), подобная нагрузка не покажется маленькой. А мы-то ведь были многоборцами. а не пловцами.

- Так надо, — жестко сказал Серж в ответ на все наши вопросы и вопли. А потом мечтательно добавил:

- Зато через месяц поплывете, как лебеди, - плавно, быстро и легко.

Разделись мы и, сиротливо ежась под вечерним ветерком, пошли к бассейну. Вода, глубокая, темная, почти коричневая, ужасно непривлекательная, с противным, чмокающим звуком ударялась о бортики. Доски бассейна, пропитанные этой водой, были черными, скользкими и такими холодными, что кафельный пол в ванной показался бы в сравнении с ними горячей сковородкой. Уж лучше скорее в воду.

Прыгнул вниз головой- вода прямо-таки резанула по глазам, ушам, обхватила все тело холодным мокрым захватом. Швейка, помнится, обертывали в мокрые простыни, чтобы «разоблачить симулянта». Но простыня в конце концов нагреется, а эта проклятая вола...

Ладно, надо плыть, выполнять программу. Значит, так, сначала будем плыть на спине. Ногами тут надо свободно и грациозно «болтать», сгибая их в коленях и оттягивая по-балетному носочки. У С. Михалкова этот способ описан: «...Борис молчал, Николай ногой качал». Вот именно это «качание» у меня и не получалось. Чтобы продвигаться вперед, приходилось истошно отталкиваться от воды ногами, будто я месил глину или топал ногами от ярости. Только не стоя, а лежа. Прерывать этот «топтательный» процесс нельзя было: ноги сразу же тонули, а голова оказывалась над водой, и я слышал занудливый голос Лютого Сердца, дававшего самые нелестные характеристики мне и моему методу плавания. Я снова начинал «месить» воду ногами. Над водой оставались только нос и глаза, безучастно смотревшие в сумрачное вечернее небо. Отключившись, таким образом, от окружающего меня неласкового мира, я старался думать о разных разностях, по возможности не имевших отношения к плаванию и к воде: о недавней скачке на огромном, неудивительно спокойном и безопасном жеребце по кличке Патруль, о предстоящем солнечном затмении и о картине «Кубанские казаки», после которой очень захотелось записаться в эти казаки.

Долго раздумывать о приятных предметах мне не удавалось, надо было ведь еще и грести руками, взмахивая ими поочередно и покорно глотая воду, стекавшую с них прямо в рот. согласно инструкции широко открытый, по-моему, именно для этой цели. Через каждые двадцать пять метров бассейн кончался, и я вынужден был поворачивать. Сначала я ударялся головой и рукой о скользкую, раскисшую стенку бассейна, потом поджимал коленки к животу и сваливался набок, стараясь повернуться ногами к стенке. Если мне это удавалось, то я торопливо и судорожно, боясь, как бы стенка от меня не ушла, отталкивался от нее и глубоко уходил под воду, что было довольно рискованно: воздух у меня каждый раз кончался задолго до всплытия. Дергая ногами, я всплывал, всхрипывая. Этот мой хрип вначале испугал тренера, он даже подошел поближе и расстегнул пиджак, как будто собирался меня спасать. «Вот утону, — злорадно подумал я, - и придется тебе лезть в эту проклятую воду, а ты и плавать давно разучился. И тоже утонешь. И это хорошо». Но Серж, увидев, что я живой, снова потерял ко мне всякий интерес.

Вот так я и проплыл первые четыреста. И замерз не так уж сильно. Следующие четыреста плыл на груди, вытянув руки вперед и колотя по воде только ногами. Вообще-то при этом полагается в руках держать небольшую плавательную доску из пенопласта или просто из дерева. Удобнее так. На газетных фотографиях часто видишь пловцов, разбросанных по всей длине бассейна, и перед каждым ярко и фотогенично белеет изящная плавательная доска. А сбоку — обязательная фигура тренера, заботливо перекинувшегося с бортика к своим дорогим питомцам с некоторым риском упасть вводу.

Так и у нас: пловцы бултыхались по всему бассейну, тренер прохаживался сбоку, не наклоняясь к нам только из-за размеров живота и отсутствия фоторепортеров. А вот досок не было. Серж считал, что раз без них плыть труднее, хуже, значит, это для дела лучше. Мы и плыли, вытянув руки вперед и опустив голову между ними. Когда запас воздуха, который я с силой выдыхал в воду, кончился, приходилось поднимать голову за новой порцией кислорода. Неприятный это момент. Руки в конце концов проваливаются в глубину, голова за ними, и вместе с кислородом в тебя попадает его широко известное соединение с водородом. И все-таки это гораздо лучше, чем совсем не дышать!

Так и рождается неистощимый оптимизм. Еще хуже было, что ногами- то я по-прежнему не умел правильно бурлить и почти не продвигался вперед. Посмотришь, вдыхая, вбок, на какой-нибудь ориентир - на чью-то белую майку, брошенную на трибуне, или хотя бы на ноги Лютого сердца, потом колотишь-колотишь ногами по воде, ну, думаешь, уплыл на километр. Глянешь вбок - все та же майка, все те же толстые ноги, разве что чуть-чуть сдвинулись назад. И такое отчаяние берет...

В общем, доплыл я и эти четыреста метров. Тело мое промерзло сантиметра на два в глубину по всей поверхности, как почва в осенней тундре. Тренер кричит: «Руками, руками работай!» Это значит — надо грести руками, а ноги пустить сзади, по воле волн, без дела. Я, правда, немного ими шевелю, а то утонут. Уж такая особенность у отдельных частей моего тела — они сами тонут и остальные за собой тянут. У акулы, читал, сходное положение: воздушного пузыря у нее нет, и, чтобы не утонуть, надо ей все время плавать, а для этого много и часто есть. Сейчас бы большую горячую котлету со сладким чаем! Мне меньше надо еды, чем акуле. Правда, я и плаваю медленнее. Кроме того, ей не надо поворачивать голову вбок, чтобы получить необходимую порцию воздуха. И что это я к акуле привязался?! Рыба как рыба.

Вон навстречу Стасик плывет. Догадался между коленями надувную резиновую подушечку зажать, ноги плывут себе наверху, и думать о них не надо. Он аккуратист, предусмотрительный, но плывется ему тоже нелегко.

Еще четыреста метров проплыл, еще больше замерз. После последних четырехсот, завершающих «разминку», я вполне достиг кондиции свежезамороженной дичи или, скорее, рыбы, судака например. Я механически подплыл к ступенькам, уселся на одну из них, покрытую водой, и одеревенело стал отбывать свой пятиминутный отдых. Выходить на сушу не имело смысла - вечерний воздух был не теплее воды, горячий душ не работал с прошлого года, а большой махровой простыни, в которую можно было бы завернуться и замереть, как это сделал запасливый Стас, у меня не было.

Услышав неритмичные удары моего дрожащего и иззябшего тела о деревянный бортик, подошел тренер. Стал сбоку, понаблюдал за приступами дрожи, потом спокойно (а чего ему беспокоиться?!) изрек: «При таком замерзании не имеет смысла долго отдыхать. Начинай основную программу, может быть, согреешься». Пожалел.

Все уже начали плавать на скорость — проплывали кролем пятьдесят метров в три четверти силы, как требовал тренер. Он объяснил, что у машины четыре скорости и у нас тоже. Надо включить третью из них и на ней проплыть пятьдесят метров. Просто и хорошо. Потом двадцать пять метров проплыть очень легко, отдыхая, примерно первой скоростью, а потом опять переходить на третью, и так двадцать раз. Я понял, что у меня из четырех скоростей была лишь одна первая, она же последняя, так что туг особенно и включать нечего.

Серж пробовал меня подгонять, делая рукой такое движение, будто легонько пошлепывал по попке младенца, но я ничем его порадовать не мог.

Опустились сумерки, легкий туман заколыхался над водой, в парке зажглись фонари и заиграла музыка. Нарядные парочки, явившиеся на танцы, случайно забрели на трибуны нашего бассейна и с недоумением или равнодушным сожалением глядели на мою голову, неприкаянно и одиноко черневшую посреди бассейна, потому что остальные отплавали, переоделись и бегали по парку, слегка заигрывая с «непарными» девушками, которых на танцах и вокруг них всегда больше чем достаточно.

Все эти маленькие радости были не для меня.

Наконец, все кончилось. Сочувствующий и тоже мелко дрожащий Стасик подал мне холодную руку и помог выйти из воды. Ноги съезжали, колени стукались о края ступеней. Одевался я с трудом, никак не попадая в рукава и тыкаясь головой мимо ворота рубашки. Брюки натягивал сидя — устоять на одной ноге не мог.

Ужин меня совершенно не согрел, потому что повар, стараясь пораньше освободиться, придумал холодное меню: винегрет, сырники со сметаной и стакан холоднющей простокваши. На наши протестующие крики (я кричать не мог, зато яростно стучал на повара зубами) он ответил, что пища греет не температурой, а калориями, и что меню у него утверждено свыше. При этом показал на Лютое Сердце.

Спорить было бесполезно, и мы устремились в спальни (мы готовились к соревнованиям и жили на загородной базе, там ели и спали).

Только укрывшись двумя одеялами я немного согрелся и заснул. Снились мне всякие плавательные кошмары (например, кто-то требовал, чтобы я плыл баттерфляем, но греб одной рукой), снился Лютое Сердце, купающийся в бассейне с холодной простоквашей, и даже Ниагарский водопад, который надо было как-то преодолеть.

Но молодость брала свое. Утром я проснулся бодрым и свежим, побежал седлать лошадь для тренировочной скачки. Достался мне мой любимый гигант Патруль, который, не спеша, вывез меня в солнечный утренний лес, напоенный свежестью и ароматом. Потом конь надежно нес меня на своей широченной спине, с которой нельзя было свалиться даже в лихом галопе. Но каждая минута приближала вечер...

Так начался этот ужасный для меня «месячник» обучения скоростному плаванию. Я мазался толстым слоем вазелина, и по воде от меня расходились масляные радужные круги, как от дырявого танкера. Пробовал вместо послеобеденной дремы бегать перед тренировкой в двух теплых костюмах - до испарины, пил горячий чай из термоса... Но холодной воды было слишком много.

В своих мечтах я рисовал нереальные картины полного высыхания бассейна, болезни Лютого Сердца, создания утепленного гидрокостюма и даже изъятия плавания из пятиборья.

Увы, это были только мечты... Правда, один раз я заболел - чем-то отравился и три дня пролежал дома, в тепле и покое, питаясь сухариками и киселем. К болям в животе и прочим неприятностям я относился с иронией — пусть сильнее болит, тогда дольше не надо будет плавать!

И все-таки, выздоровев, отправился на свою Голгофу. Никто не заставлял, не уговаривал. Еще и волновался, что пропустил три дня тренинга.

Прошло много лет. До сих пор я не люблю купаться после пяти вечера - ни в теплом море, ни в прогретой солнцем мелкой речушке. А первое время я и смотреть на воду не мог если ее было больше, чем в чайном блюдце. Пусть уж она сама по себе, а я сам по себе.

А тогда... Тогда, на соревнованиях, которые проходили в закрытом теплом бассейне, все мы, даже сильные пловцы, показали неважные результаты. Нам было душно, жарко, вода удушающе пахла хлоркой. Так, наверное, чувствует себя в зоопарке белый медведь, купающийся в теплой воде у своей клетки. Противно, но публика смотрит.

Давно ушли в прошлое честолюбивые мечты. Чемпионской скорости я не приобрел. Но и сейчас, поднатужившись, могу проплыть километра полтора, а то и два, не обращая особого внимания на воду, заливающую уши, на прочие мелкие неудобства. Но... незачем мне столько плыть, незачем, да и негде. Но сознание этого «могу» для меня очень важно и гораздо ценнее для моего «я», чем любые способности, дарованные природой просто так.

Календарь ЗС: ноябрь

250 лет назад, 1 ноября 1755 года, в Лиссабоне произошло одно из самых страшных в истории человечества землетрясений, унесшее до 60 тысяч человеческих жизней и, по существу, стершее с лица Земли португальскую столицу.

200 лет назад, 3 ноября 1805 года, «по неосторожности гардеробмейстера» перед самым началом спектакля в Москве сгорел трехэтажный каменный с тесовой крышей Петровский театр на 1500 мест, названный так, поскольку фасадом он выходил на улицу Петровку. Петровский театр, открывшийся в самом начале 1781 года, стал преемником Знаменского театра (на ул. Знаменке), открывшегося в 1778 году и «по неосторожности служителя» тоже сгоревший в марте 1780. Преемником же Петровского театра стал выстроенный к 1825 году Осипом Бове на том же месте огромный новый театр, который стали называть «Большим», так как по размерам он уступал тогда только миланскому оперному театру «Ла Скала». Ко огонь не пощадил и это замечательное сооружение: мартовским морозным утром 1853 года он «по неосторожности ламповщиков» загорелся и на третьи сутки безуспешной борьбы с пламенем превратился, как писали газетчики, в подобие развалин римского Колизея. И все же вновь «возрожденный из пепла» Большой — в том виде, в каком он существует по сей день, — открылся в сентябре 1856 года.

100 лет назад, 4 ноября 1905 года, в Москве прошла монархическая манифестация, сопровождавшаяся избиением рабочих и нападением черносотенцев на университет.

550 лет назад, 6 ноября 1455 года, в Майнце (земля Рейнланд-Пфальц нынешней ФРГ) был оформлен акт, зафиксировавший приоритет Иоганна Гутенберга в изобретении книгопечатания. Этот документ является самым ранним и единственным точно датируемым свидетельством создания Гутенбергом технологии книгопечатания.

525 лет назад, 11 ноября 1480 года, спустя 100 лет после Куликовской битвы Русь наконец освободилась от ига Орды: после месячного «стояния на Угре» (Угра — левый приток Оки, впадающий в нее у Калуги) ордынское войско, пришедшее покарать Москву за отказ платить дань и занявшее позиции на одном берегу Угры, так и не решилось напасть на стоявшие на другом берегу замерзшей реки русские полки и отступило.

400 лет назад 15 ноября 1605 года, в Лондоне был раскрыт заговор, ставивший своей целью убийство короля, министров и членов британского парламента. Заговорщики, фанатичные католики, озлобленные утеснением своей веры королем Яковом I Стюартом, склонившимся на сторону англиканской церкви, запланировали устроить взрыв во время торжественной церемонии открытия монархом очередной парламентской сессии и еще с весны припасли в подвале Вестминстерского дворца, под залом палаты лордов, около 30 бочек с порохом. Однако заговор, вошедший в английскую историю как «пороховой», провалился. За четверо суток до «дня Ч» в подвале дворца был арестован один из заговорщиков го имени Гай Фокс, который и должен был привести в действие «самодельные взрывные устройства». На следующий день он, не выдержав страшных пыток, выдал и всех сообщников, и планы операции и спустя 3 месяца вместе с другими заговорщиками был казнен. Годовщину раскрытия заговора в Англии до сих пор принято весело праздновать ритуальным сожжением чучела Гая Фокса.

100 лет назад, 15 ноября 1905 года, умер Иван Михайлович Сеченов (р.1829), ученый-физиолог — по выражению И.П. Павлова, «отец русской физиологии», член-корреспондент и почетный член Петербургской Академии наук. Важнейшее научное достижение Сеченова — разработка концепции рефлекторной природы сознательной и бессознательной деятельности человека, доказательство физиологической подосновы явлений психики. Его классический труд «Рефлексы головного мозга» с огромным интересом был встречен российской интеллигенцией.

150 лет назад, 18 ноября 1855 года, великий английский путешественник, исследователь Африки и миссионер Дзвид Ливингстон, первым из европейцев увидел грандиозный африканский водопад, в честь британской королевы названный Викторией.

100 лет назад, 20 ноября 1905 года, женатый на дочери богатейшего российского золотопромышленника генерал- майор в отставке Альфонс Леонович Шанявский подписал завещание с предоставлением средств на создание в Москве народного университета, для поступления в который не требовались бы ни аттестат зрелости, ни диплом. Спустя три года во временном помещении открылся первый факультет, а еще через три года, уже после смерти генерала, на Миусской площади было освящено здание Московского народного университета им. Шанявского.

В 1915 в университете, где преподавала лучшая московская профессура, обучались уже более пяти с половиной тысяч студентов. Большевики университет разогнали. Сейчас в этом здании находится Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ).

70 лет назад, 21 ноября 1935 года, на истребителе И-5 конструкции Н.Н. Поликарпова летчик-испытатель В.К. Коккинаки установил всесоюзный рекорд высоты полета —14575 метров.

50 лет назад, 22 ноября 1955 года, определением Военной коллегии Верховного суда СССР «за отсутствием в действиях осужденных состава преступления» был отменен ее же приговор по делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), по которому 12 августа 1952 года как «шпионы» и «агенты мирового сионизма» были расстреляны 13 видных деятелей еврейской творческой интеллигенции.

275 лет назад, 24 ноября 1730 года (по другим данным, в 1729), родился великий русский полководец генералиссимус (1799) Александр Васильевич Суворов (ум.1800).

200 лет назад, 24 ноября 1805 года, в Иркутске на базе Главного народного училища открылась первая в Сибири гимназия.

100 Лет назад, 24 ноября 1905 года, в Севастополе вспыхнуло восстание матросов флотской дивизии и солдат 49-го Брестского полка. По предложению матросов командование восстанием принял на себя 38-летний лейтенант крейсера «Очаков» Петр Петрович Шмидт. Спустя четыре дня власти, подтянув к Севастополю 10-тысячное войско и использовав береговую артиллерию, подавили восстание. В марте 1906 года Шмидт и трое матросов из числа самых активных бунтовщиков были расстреляны по приговору военного суда.

Календарь подготовил Борис Явелов.

МОЗАИКА

Кто быстрее

В американском городке Мэнгем, в штате Оклахома, ежегодно проводятся соревнования змей. Участницы разных видов соревнуются в «беге», точнее — в скорости передвижения. В конце выбирается победительница сезона. Праздник заканчивается пиром, где главное угощение — сладости, до которых рептилии большие охотницы.

Бонни и интернет

У жителя Южной Англии Пэта Баннистера пропала любимая собака по кличке Бонни. Потерпевший, яркий представитель современной эпохи, не стал искать собаку при помощи объявлений в газетах или на фонарных столбах. Он ввел в компьютер фотографию пса, записал на магнитофон ее лай, и теперь все, кто пользуется интернетом в любой точке земного шара, знают, как выглядит Бонни и как звучит его голос. Правда, непонятно, зачем нужна эта информация пользователям интернета, скажем, в Японии. Вряд ли Бонни туда доберется.

Собачья радость

Это выражение появилось в конце XIX века среди бойких на слово полунищих мелких ремесленников и мастеровых московского Зарядья, которые не могли позволить себе обед в трактире. Они покупали у разносчика-лотошника вареные печенку, сердце, легкое и прочую требуху. Такая порция стоила одну или две копейки. Более состоятельные покупали обрезки кожи и жира с окороков, что стоило уже пятачок. А богачи, имевшие 10-15 копеек, брали в лавке кость от окорока, с которой можно было нарезать некоторую толику остающейся на ней ветчины, правда, жилистой и заветренной. Вот такая кость и называлась у мастеровых «собачьей радостью».

Виновато любопытство

В Америке, на озере Тревис, пассажиры прогулочного катера в мгновение ока очутились в воде. 60 человек соблазнила живописная картина единственного публичного в Техасе нудистского пляжа, на котором в тот момент проходил праздник открытия купального сезона. Судно просто не выдержало стихийного наплыва публики к одному из его бортов, перевернулось и затонуло на глубине 15 метров. К счастью, никто из любопытных пассажиров не пострадал.

Настоящая любовь

Кто больше всего любит гольф, как не британцы с острова Мэн! Хотя по протяженности остров составляет не более тридцати трех миль, на нем расположено восемь площадок для гольфа. Мэнскому гольфу посвящены специальные книги. В вышедшем недавно в Англии «путеводителе по дыркам» описаны все 135 лунок. Что с таким количеством ямок делают «мэнцы», которых всего-то на острове 75 тысяч, непонятно.

Снежные барсы. Сейчас в отдаленных районах горного Алтая их осталось менее 200.. Основная угроза их выживания - это варварское браконьерство. Всемирный фонд дикой природы (WWF) делает все возможное, чтобы сохранить эту уникальную кошку. Вот уже три года, как активно работают антибраконьерские бригады.

Оказывается помощь заповедникам, в которых обитает снежный барс.

Оглавление

Знание-сила, 2005 № 11 (941)

Колоться? Зарекаться? Каяться?

Расшифровка X - хромосомы

ВО ВСЕМ МИРЕ

Квантовая гравитация: судьбы теории и практика судеб

ГЛАВНАЯ ТЕМА

  с·G·h = ? 70 лет - решения нет. И не будет?

  Размышления после круглого юбилея

Александр Янов Россия против России

Когда исчез призрак SARS

Тайны далеких комет

Время стальных сердец Часть 2-я

Бесславный конец библейских сенсаций

По следам амазонок

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Долгий «обезьяний процесс»

«Я тебя породил, я тебя и убью!»

САМЫЙ, САМАЯ, САМОЕ

Роза ветров

Божественное мироустройство

Ad Memoriam

Демографические странности России

Дикое мясо истории

Императив третьего тысячелетия

Разминка и основная часть

Календарь ЗС: ноябрь

МОЗАИКА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg