«Знание-сила, 2004 № 05 (923)»

Знание-сила, 2004 № 05 (923) (fb2) - Знание-сила, 2004 № 05 (923) (Знание-сила, 2004 - 5) 3619K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Журнал «Знание-сила»

Знание - сила, 2004 № 05 (923)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал

Издается с 1926 года

«ЗНАНИЕ - СИЛА» ЖУРНАЛ. КОТОРЫЙ УМНЫЕ ЛЮДИ ЧИТАЮТ УЖЕ 79 ЛЕТ!

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Александр Волков

Формула красоты

Рисовать я умею плохо. Но! Стоит черкнуть на бумаге песочные часы, и я примерно получу очертания идеальной женщины. Пышная грудь, узкая талия, широкие бедра. Вот «евростандарт» на красавицу, и ежели женское тело не вписывается в норму, его можно евроремонтировать силиконом, тайскими таблетками и диетой.

Одни и те же мерки женской красоты давно утвердились всюду. Еше античные философы пытались понять, что такое красота. Для них она выражалась в симметрии и гармонии. В эпоху Возрождения художник Альбрехт Дюрер даже придумал координатную систему, позволявшую якобы понять, вписывается этот человек в каноны красоты или нет. Герои его картин и впрямь идеальны с эстетической точки зрения.

Современники Дюрера тоже выискивали «формулу красоты». Так, считалось, что уши и нос красивого человека обязаны быть равновелики, а рот должен быть в полтора раза шире расстояния между глазами. Сегодня поборники научных истин оценивают внешность человека с точностью до сотых долей. Алгебра не поверяет гармонию, она ее судит. Волшебная формула «90 — 60 — 90» (грудь — талия — бедра) неумолимо отсеивает дурнушек. На чем же основан этот критерий?

Узкая талия у женщины — признак того, что ее тело выделяет вдоволь женских гормонов (эстрогенов), благодаря которым и возможна беременность. Эстрогены вызывают и другие изменения, что так привлекают мужчин. Груди растут, губы чувственно припухают, отчетливее обрисовывается овал скул, глаза становятся больше, а вот подбородок и челюсти остаются нежными, детскими. Для ученых облик такой лолиты говорит: «У меня все хорошо. Я здорова. Я готова рожать детей и стану им хорошей матерью». Стройная фигура — тому залог.

Тело взрослеющих мальчиков обретает иные очертания. Торс становится V-образным, скулы — крепкими, отчетливо выделяется подбородок. Если бы Марат Сафин или Павел Буре перенеслись в каменный век, на них смотрели бы с восхищением. Ведь все их тело говорило бы: «Я полон мужских гормонов! Я — крепкий, могучий, энергичный. Я могу убить на охоте крупного зверя и накормлю добычей семью».

Так что красота для природы — дело второе. Она — не самоцель, а ловушка. Главное — выжить и принести потомство! Красивые лица не лучше некрасивых; они легче нам нравятся. Нас влечет к ним. Узор тела сродни узору цветов. На него так падки и шестиногие, что опыляют поросль, и двуногие, что ублажают подруг.

С раннего детства ребенок делит людей на «красивых» и «страшных». Детей тянет к смазливым мордашкам, а безобразных, отвратительных людей они откровенно боятся. Еще лет двадцать тому назад американский психолог Джудит Ланглуа доказала, что идеал красоты не является социальным феноменом. Он не воспитывается в людях, а наследуется ими! Взрослея, мы учимся обнаруживать ум и страсть в людях, обделенных красотой, а сами ее образцы отличаем поневоле, бессознательно.

Ланглуа проводила опыты с детьми трех и шести месяцев от роду. На мониторе она показывала им два лица. Взрослые участники опыта четко разделяли эти лица: красивое и некрасивое. Как же повели себя малыши, которых никто еще ничему не учил? Дети могли демонстрировать лишь повадки, присущие им от рождения. Легко было заметить, что малыши смотрели на красивое лицо намного дольше. «На их выбор не влияло мнение СМИ, — подвела итог опыта Ланглуа, — и все же их выбор совпал с оценками, принятыми в мире взрослых. Дети сами распознали красивое и некрасивое».

Так что же мы бессознательно выделяем, оценивая внешность человека? Прекрасны: здоровая кожа; красивые зубы, ведь они — индикатор здоровья (впрочем, фальшивые ценности «Фтородента» или «Орбита без сахара» помогают пустить пыль в глаза); красивые волосы (тоже индикатор здоровья); рост чуть выше среднего; симметричные лицо и фигура (их симметрия — признак того, что человек не перенес ни тяжелой болезни, ни серьезного увечья).

Если у человека по всем этим пунктам «плюсики», ему легче живется. «Когда она, рыдая, увидит с ужасом, что посреди подруг она всего лишь бедная дурнушка!» (Н. Заболоцкий) — эти страдания красавицам неведомы. Зато на каждом шагу их поджидают приятные пустяки.

Психологи не раз ставили опыты, убеждающие, что перед красотой расшаркиваются, безобразие пинают. Вот один из таких примеров. Психолог оставляет в телефонной кабине монету и ждет. Случайный прохожий заглядывает туда, видит монету и вдруг слышит за спиной стук. Оборачивается. Перед ним красотка, словно сошедшая с глянцевых страниц журнала. «Простите, я здесь забыла монету...» Почти все звонившие тут же расставались с денежкой. «Красота — это страшная сила!» Потом условия опыта меняют. Та же монета лежит возле аппарата. Прохожий приятно удивлен. Он уже берет ее в руки. Стук в дверь. Растрепанные волосы, одутловатое лицо, обрюзгшая фигура. «Тут я, что ли, деньги забыла?» Даже воспитанные бюргеры, в чьей стране проводился этот опыт, старались «зажать» находку. Статистика такова: 87 процентов случайных прохожих тут же расставались с деньгами ради красивой женщины, да еще, пожалуй, и рады были бы приплатить ей, лишь бы она задержалась с ними. А вот некрасивой женщине вернули деньги лишь 64 процента мужчин, да и те делали это «со скрежетом зубовным».

В другом опыте ломалась машина. Возле нее по очереди стояли красавица и дурнушка. Первой обычно помогали; мимо другой старались быстрее проехать. Кому охота было торчать полчаса или час в компании непонятно с кем?

У каждого из нас есть свое личное пространство. У привлекательных людей оно больше, чем у остальных. Во время следующего эксперимента психологи просили подопытную персону приблизиться к незнакомому человеку, пока тот не возмутится. Если незнакомец был красивым человеком, он резко одергивал попытку навязать ему свою компанию. Как только расстояние между людьми сокращалось до 60 сантиметров, красавец резко отстранялся. А вот человек некрасивый был едва ли не рад, когда кто-то к нему приближался. Шестьдесят, пятьдесят, сорок сантиметров... Человек спохватывался, когда расстояние уменьшалось до 25 сантиметров. Что ж, ему с его внешностью не привыкать терпеть!

Отмечено, что красивые мужчины зарабатывают в среднем на пять процентов больше, чем их коллеги; красивые женщины — на 4 процента больше. Если человеку есть чем «прельстить воображенье», его охотнее принимают на работу и чаще повышают в должности. Его старательно вписывают в коллектив, ведь он украсит любой офис. Фирме не помешало бы иметь свое лицо, ну а мозги... их положено иметь лишь главе фирмы. Так плюсики складываются в солидный куш.

Красоте все возрасты покорны. Взрослые лучше относятся к красивым детям и помогают им. Их крупные глаза, круглые щеки и маленькие носы не только восхищают, но и еще, по словам исследователей, «включают в нас бессознательный механизм, заставляющий помогать этому, как нам кажется, беспомощному ребенку». Зато с некрасивыми детьми не цацкаются. По американской статистике, чаще всего жертвами сексуальных преступлений бывают не очень красивые дети.

Милашкам же сызмальства все сходит с рук. В школе им легче списать контрольную. Их ангельские личики умиляют учителей, и тем труднее вспылить, накричать, выгнать нарушителя правил из класса. Взрослым красавчикам тоже бывает легче совершить преступление, чем людям мрачной наружности. Улыбка, лоск, блеск усыпляют внимание жертвы. Недаром на роль злодеев в криминальных фильмах часто приглашают писаных красавцев. Это — правда жизни, а не условия съемки. Обаяние Роберта Редфорда, элегантность Алена Делона или хрупкое очарование Шарон Стоун — и еще одна жертва трепещет в ловушке, раскинутой хищником. Так бывает в кино. Так бывает в жизни.

Красота по-китайски

По сообщению журнала «Nature», китайский исследователь Джинту Фан из Гонконгского политехнического института предложил свою собственную формулу красоты. Нужно разделить вес женщины на квадрат ее роста, причем рост измеряется только от пяток до подбородка. В идеальном случае этот показатель должен быть равен 18-19 баллам.

К такому выводу Джинту Фан пришел экспериментальным путем.

Более полусотни его добровольных помощников оценивали привлекательность женщин по девятибалльной шкале. Результаты голосования были обработаны на компьютере. Так была получена формула красоты. Любопытно, что вес тела не играет решающей роли. Полная женщина может быть красивее худой, если сложена более пропорционально. Ведь с математикой бессильна спорить даже мода!

Красоту нельзя не заметить. Она бросается в глаза. Ведь каждый из нас располагает рядом сенсоров, реагирующих на красоту. Особенно этим отличаются мужчины. Во время прогулок и поездок, на работе и учебе они непрерывно «сканируют» всех окружающих людей, бессознательно сравнивая их с вложенным внутри каждого идеалом красоты. Встречают не столько «по одежке», сколько «по физиогномике». Все происходит моментально: 150 миллисекунд, и ваша гармония поверена чьей-то алгеброй — поверена и осуждена. Никто нас этому не учит. Это заложено внутри нас самих.

Странный наблюдается феномен. Чем ближе лицо женщины (или ее фигура) к среднестатистическим данным, тем привлекательнее оно кажется мужчинам. Очевидно, как показывают исследования, все лица, что мы видим, накапливаются у нас в памяти и хранятся в одном из уголков мозга. Нам, жителям городов, суждено дни напролет наблюдать тысячи и даже десятки тысяч человеческих лиц. Из- за нехватки места один образ накладывается на другой, как слайд наслаивается на слайд.

В конце концов, из множества лиц получается некий средний образ — милый, приятный, но какой-то безликий. Он не врежется вам в память; он давно там присутствует. Все крайности отброшены. Зато выявляется забавная арифметика красоты. Когда подопытной персоне показывают два красивых лица и просят оценить их, то выясняется, что каждое по отдельности лицо нравится меньше, чем их комбинация. Лицо, составленное из отдельных черт четырех женщин, еще приятнее для глаза, чем каждое из четырех лиц. Среднее статистическое всех женских лиц, увиденных во время теста, кажется еще неотразимее. Оно неумолимо нас влечет.

Впрочем, мы любуемся им, но недооцениваем. По шестибалльной шкале такое лицо неизменно получает 4-5 баллов. Шарм «королевы красоты» нужно сдобрить какой-нибудь изюминкой — чаще всего некой неправильной деталью. Так, гладкие, но безликие стихи запоминаются случайным перебоем ритма или редкостным словом — своим маленьким Ьагоссо. То же самое с женщинами. У знаменитых топ-моделей Наоми Кэмпбелл и Крис Тарлингтон губы отличаются от идеальных и этим манят. У Кейт Мосс нижняя челюсть заметно меньше, чем полагалось бы, и оттого «западает» в душу.

В любом красивом лице, замеченном нами, есть частичка нас самих. Ведь наш идеал красоты не может не включать некоторые черты одного лица, которое мы ежедневно видим по сто раз на дню. Это лицо, преследующее нас в стеклах домов и витринах, зеркалах и на фотоснимках, — наше собственное лицо. Мы невольно нравимся себе и, даже не догадываясь об этом, стараемся стричь под одну — «свою фирменную» — гребенку всех встречных. Подсознательно мы — верх привлекательности, ведь мы всегда стараемся привлечь к себе внимание.

Если человек соответствует этому образцу, он нравится нам. Если совсем не похож на нас, настораживает и отталкивает. Так, люди другой расы резко отличаются от нас и потому заведомо некрасивы. Зато, очевидно, по этой причине муж и жена в хорошей, крепкой семье бывают неуловимо похожи друг на друга. Каждый из нас ищет, в сущности, не другую половинку, а свою копию.

ИСТОРИЯ И ОБЩЕСТВО

Самсон Мадиевский

Другие немцы

Жил немец. В 30-е годы он стал нацистом, но не по призванию, не по душе, а по стечению обстоятельств жизни. В годы войны тот кошмар, участником которого он оказался, привел его к мысли для нацистов совсем неординарной: «Мы покрыли себя несмываемым позором... мы не заслуживаем снисхождения».

Он начинает спасать жертв фашизма — поляков, евреев.

Один из ник, чудом им спасенный, стал выдающимся музыкантом, пианистом. Сегодня о нем, Владиславе Шпильмане, снят фильм «Пианист». О человеке же, его спасшем, сказано всего несколько слов. И все-таки имя немецкого офицера Вильма Хозенфельда, погибшего в лагере для военнопленных в 1952 году под Сталинградом, стало известно. Так и, как он, ходивших по острию ножа, было немного. Но они были, именно они стали совестью нации и сделали возможным ее возрождение.

О них — публикуемая статья.

По оценкам историков, в 1941 — 1945 годах в Германии нелегально проживали от 10 до 15 тысяч евреев (из них более 5 тысяч в Берлине). Они «легли на дно», чтобы спастись от депортации в лагеря смерти. Выжили менее трети — от 3 до 5 тысяч (в Берлине — 1370 человек). Остальных выдали «арийские» соседи, схватили при проверках документов на улицах и в общественном транспорте. Многие стали жертвами еврейских шпиков гестапо — в тщетной надежде спасти собственную шкуру те шныряли по улицам, высматривая знакомых и вынюхивая потайные убежища. Некоторые погибли при бомбежках или умерли из-за отсутствия медицинской помощи.

Мужчинам призывного возраста трудней всего было выжить в подполье — они больше привлекали внимание, особенно при облавах на дезертиров. Им нужно было или не появляться на улицах, или иметь надежные фальшивые документы. При личном досмотре их выдавало обрезание. Женщины, не имеющие детей, легче находили квартиру и заработок (обычно в качестве прислуги). Но беременные или же с детьми подвергались — и подвергали своих укрывателей — большей опасности. Наконец, имела значение более или менее выраженная еврейская внешность.

Почти каждый выживший в подполье еврей обязан был жизнью нескольким немцам. Например, будущую публицистку Ингу Дойчкрон и ее мать укрывали, снабжали документами и продуктами до 20 человек. В отдельных случаях количество помогавших доходило до 50 — 60. Были, впрочем, и примеры, когда еврейскую семью на протяжении ряда лет скрывал один человек.

Помогавшие евреям принадлежали к разным слоям общества. Среди них были рабочие и крестьяне, ремесленники и предприниматели, служащие и люди свободных профессий, профессора и священники, аристократки и проститутки.

Какими мотивами они руководствовались? Политическими (враждебность нацистскому режиму), религиозно-этическими (от четких убеждений до интуитивной ориентации на соответствующие ценности), юдофильством или симпатией к отдельным евреям? Как правило, мотивы их действий сочетались.

Некоторые знали спасаемых издавна, другие очень недолго или — бывало и так — увидели впервые (например, берлинка, спонтанно предложившая убежище незнакомой беременной женщине).

В большинстве случаев, однако, это делалось не по собственной инициативе, а в ответ на просьбу, исходившую от преследуемых.

В конце войны убежище евреям предлагали подчас даже члены НСДАП с очевидной целью использовать такую услугу, как смягчающее вину обстоятельство после краха нанизма.

Спасавшие были обычными людьми; столкнувшись с нависшей над человеком опасностью, они решались помочь. Большей частью совершенно бескорыстно, подчас даже принимая на себя связанные с этим расходы. Материальный интерес имелся, по-видимому, у некоторых лиц, помогавших евреям перейти (разницу со Швейцарией, но и здесь сплетался с другими мотивами (оппозицией режиму, религиозно-гуманитарными побуждениями, любовью к приключениям).

Бывало, что отчаянное положение преследуемых эксплуатировалось. Выжившие избегали рассказывать об этом, чтобы не выглядеть неблагодарными. Одно из считанных свидетельств исходит от Ильзы Штильман, еврейки-коммунистки, которая с февраля 1943 года скрывалась в Берлине: «Я испытала на опыте: женщины хотели иметь дешевую прислугу, мужчины хотели с кем-то спать».

Какой опасности подвергали себя те, кто помогал евреям? На оккупированных немцами территориях Советского Союза и Польши карой была смертная казнь. В самой Германии дело обстояло иначе. Ее уголовный кодекс не содержал статьи «Judenbegunstigung» («Пособничество евреям»), преследование виновных осуществлялось на основе специального приказа гестапо от 24 октября 1941 года. Анализ практики репрессивных органов Третьего рейха, проведенный немецким историком Беатой Космала, показывает: смертная казнь за указанные действия не применялась. Уличенные брались под стражу (как правило, на короткий срок), после чего отправлялись в концлагерь. Мужчин наказывали строже, чем женщин (особенно если на попечении последних находились и нетрудоспособные члены семьи).

Отличия эти объяснялись политико-идеологическими соображениями. Нацистское руководство стремилось представить проявления солидарности с евреями не как сознательное сопротивление политике преследований и геноцида, а как аномальное поведение отдельных «введенных в заблуждение» людей. (В одном из судебных приговоров помощь евреям так и квалифицировалась — «чертою оторванных от жизни чудаков».)

Однако сказанное не значит, что спасатели могли чувствовать себя относительно спокойно, зная, что даже в случае провала опасность их жизни не грозит. Свирепость карательной политики режима, нараставшая с приближением краха нацизма, оправдывала любые опасения. Отправка в концлагерь вполне могла кончиться гибелью, что и произошло в ряде случаев. Поэтому вопрос «помочь или не помочь» был в прямом смысле слова экзистенциальным. Перед спасателем вставала дилемма — имеет ли он моральное право ставить на карту не только собственную жизнь, но и благополучие семьи?

Иоахим Липшиц, сенатор Западного Берлина по внутренним делам, 1956 г.

Гертруда Лукнер, сотрудница католической благотворительной организации во Фрайбурге

Ирена Блок, адвокат из Франнфурта-на-Майне

Решение было нелегким и потому, что помощь евреям исторгала виновного из пресловутой «немецкой народной общности». Сегодня ее квалифицируют обычно как фикцию, нацистский пропагандистский миф. Однако не подлежит сомнению, что годы подряд режим опирался не только и не столько на террор, сколько на поддержку большинства немцев. Этому молчаливому согласию и противостояли помогавшие. Внутри корпораций, к которым они принадлежали, картина была аналогичной. Так, католические и протестантские священники и миряне шли наперекор собственным церквям, которые безучастно наблюдали за дискриминацией, преследованием, а затем и исчезновением евреев.

Те, кто помогал евреям в самой Германии, ощущали себя в гораздо большей изоляции, нежели те, кто делал это в оккупированных Гитлером странах. Там спасатели могли рассчитывать на сочувствие и поддержку организаций Сопротивления (не всех, правда, и не всегда). В Германии—лишь на членов собственной семьи и ближайших, проверенных друзей. Прочие родственники, приятели, знакомые исключались: слишком велик был риск и слишком высока плата за ошибку. Чтобы выдержать подобное напряжение, нужна была немалая сила характера.

Помогавших евреям было очень немного (хотя все-таки больше, чем казалось тогда) по сравнению с миллионами, которые одобряли антиеврейскую политику или относились к вытеснению евреев из общества, а затем и исчезновению их более или менее равнодушно. Как редкие исключения истории такого рода, по мнению профессора Урсулы Бютнер, «не поддаются обобщению и типизации». Аналогично мнение профессора Вольфганга Бенца: это единичные случаи, которые и трактовать нужно соответственно, описывая каждый в отдельности.

Судьбы спасателей в послевоенные десятилетия складывались непросто. Начать с того, что их не признали — ни в ФРГ, ни в ГДР — участниками Сопротивления (под последним понимались только действия, прямо нацеленные на свержение нацистского режима). Хотя их «нормальное человеческое поведение» (как они его определяли) было, несомненно, сопротивлением, ибо поражало идеологический нерв режима — теорию и практику расизма.

Помогавшие евреям оставались практически неизвестными широкой общественности. Средства массовой информации, власти, общественные организации о них молчали. Причину немецкий историк Петер Штайнбах усматривает в настроениях большинства немцев: те не хотели вспоминать о собственном, часто бесславном поведении. Пока общественное внимание концентрировалось в основном на «людях 20 июля» (их заговор против Гитлера долго преподносился в ФРГ как чуть ли не единственное проявление Сопротивления), миллионы могли спокойно отвечать «нет» на вопрос: «Мог ли я, маленький простой человек, предпринять что-то против режима?» Однако, если бы вспомнили и о тех, кто, столь же безвластный и невлиятельный, осмелился саботировать политику нацистов в одном из ее ключевых пунктов, поведение множества немцев выступило бы в ином, явно неблагоприятном свете.

Следствием такого отношения стали и материальные проблемы спасателей. Многие вынуждены были прозябать на крохотные пенсии — на их здоровье сказались последствия длительного стресса. Разочарованием обернулось и начатое оккупационными властями, а с 1953 года продолженное правительством ФРГ «возмещение понесенного ущерба». Закон сформулировали так, что лишь немногие смогли получить необходимую помощь.

Отте Вайдт, владелец мастерской в Берлине

Только в Западном Берлине ситуация складывалась по-иному. В 1958 году по инициативе тогдашнего председателя еврейской общины Хайнца Галинского был создан фонд для чествования и материального поощрения «невоспетых героев» (термин принадлежал автору одноименной книги, вышедшей в 1957 году писателю Курту Гроссману). Инициативу Галинского поддержал, подключив к ее реализации магистрат и городскую казну, сенатор Западного Берлина по внутренним делам Иоахим Липшиц (полуеврей, который и сам скрывался в подполье с 1944 года). В 1958 году состоялось вручение первых почетных свидетельств, а с 1960 процедура их присуждения регламентировалась земельным законом. Право на чествование (а при нужде — и на материальную помощь) имели жители Берлина, которые «бескорыстно и в значительной мере» помогали преследовавшимся при нацизме лицам. Их чествование проводилось публично — как правило, в здании еврейской общины Западного Берлина на Фазаненштрассе. Преемники умершего в 1961 году Липшица продолжили эту работу, и до 1966 года 738 человек получили соответствующие свидетельства.

Однако попытки побудить другие земли к аналогичным действиям успеха тогда не возымели. Лишь в 70-е годы «невоспетые герои» стали отмечаться и на федеральном уровне — «Крестом за заслуги», вручаемым президентом ФРГ. Это было следствием изменившейся после студенческих волнений 1968 года общественной атмосферы. Наконец, в указанную деятельность стали втягиваться прочие земли (с 90-х годов — также и восточные).

Выступая на церемонии, посвященной памяти скрывавшихся в подполье евреев и помогавших им немцев (Берлин, 2001 год), президент ФРГ Иоханнес Рау сказал: «Мы имеем все основания гордиться этими мужчинами и женщинами». А участница церемонии Инга Дойчкрон писала, что цель ее книг о спасателях — показать новым поколениям немцев: «не все ваши предки были плохими людьми, некоторые готовы были противостоять несправедливости, невзирая на риск для себя».

Значение их примера отмечал в свое время Маркус Вольфсон — первый, кто начал изучать деятельность спасателей. Он считал, что ее популяризация может способствовать формированию сознательных граждан демократического общества, ориентированных на его фундаментальные ценности — равенство перед законом, права и достоинство человека, — и способных к действенным проявлениям солидарности.

Благодарный материал представляют такие истории для школьного образования. Их достоверность, захватывающий драматизм отвечают интересам и познавательным возможностям школьников. Абстрактные общественные категории («немцы», «наци», «евреи») наполняются живым человеческим содержанием. Перед глазами проходит весь спектр позиций, все многообразие мотивов, имевших место в обществе. Это позволяет сделать объемным и многоцветным представление об эпохе и постепенно, по мере развития способности к абстракции, подвести к постижению таких обобщающих понятий, как нацизм, Холокост, Сопротивление. И конечно, формировать неотделимые от исторических знаний оценочные, нравственные суждения.

Что делает в этом направлении современная немецкая школа? К сожалению, почти ничего. По данным известного дидактика Хамана, ни в одной из 16 федеральных земель учебные планы не содержат темы «Спасение и выживание» (в трех имеются формулировки, затрагивающие ее). В учебниках — та же картина. Говорится о заговоре 20 июля 1944 года, о некоторых молодежных группах, ячейках рабочего движения, о церковных оппозиционерах. Мельком упоминаются лишь самые известные примеры помощи преследуемым (деятельность Шиндлера, графини Мальцан).

В чем же здесь дело? Неужели в том же комплексе вины и стыда за содеянное и в защитной реакции на него? Кстати, профессор Бенц, возглавляющий в Берлине Центр по изучению антисемитизма, считает, что эти комплекс и реакция — более весомые ингредиенты современного антисемитизма в ФРГ, нежели традиционный христианский антииудаизм или псевдонаучный биологизаторский расизм.

Все громче звучат призывы «подвести наконец черту под прошлым». Для многих это значит — просто забыть его. Данные опросов показывают, что такие призывы находят отклик и у части молодежи. Однако сохранение и передача памяти о прошлом, в том числе о «незаметных героях», — по-прежнему один из залогов того, что «это не повторится».

НОВОСТИ НАУКИ

Михаил Вартбург

Умные вороны

Фото А. Антонова

Вслед за словом «ворона» сразу всплывает в памяти: «...каркнула во все воронье горло. Сыр выпал...» То есть глупая, тщеславная птица — против умной, хитрой лисы. И осталась с длинным носом. К тому же без сыра. А вот древний тамильский поэт Тираваллувар, который жил давным-давно в Мадрасе, в Юго- Восточной Индии, и родился, неизвестно когда, но точно не раньше 200 года до новой эры и не позже 800 года новой эры, советовал людям брать с вороны пример: «Ворона не прячет свою добычу, но призывает других разделить ее; и будет изобилие с тем, кто будет себя вести также», говорил древний мудрец. Не знаю, проверял ли кто-нибудь его совет на людях (легко ли найти достаточно большую выборку? — заметим мы не без ехидства), но поведение ворон исследователи изучали.

Первое представление о вороньей интеллигентности вы можете получить, если понаблюдаете за поведением вороны, клюющей что-нибудь посреди проезжей дороги. Заметив, что к ней приближается автомашина, птица не улетает в панике и даже не взлетает на дерево. Вместо этого она спокойно отпрыгивает на обочину или на другую сторону от желтой линии, ограничивающей проезжую часть. Создается впечатление, что птица знает, что машина обычно остается внутри этих границ.

Этот же род холодного расчета видится во взаимоотношениях вороны с другими представителями ее вида.

В течение почти трех лет группа биологов из Вашингтонского университета, возглавляемая Ха, изучала поведение ворон на берегу залива Пьюджит Саунд, что на северо-западе американского штата Вашингтон. Вороны питаются здесь рыбой, моллюсками и другой малой живностью. Вначале Ха наблюдала, как искусно птицы воруют пищу друг у друга. Она заметила, что если ворона находит особенно большой кусок пищи, который не может съесть одним глотком, другая ворона часто приближается к ней и выхватывает у нее еду. Наблюдатели задумались: как это сочетается с практикой группового добывания пищи, характерной для ворон? Ха и ее коллеги решили проверить, какое влияние оказывают на воровство такие социальные факторы, как доминантность или родство. Они изловили 55 ворон, взяли у них кровь для получения ДНК и промаркировали каждую птицу опознавательным ободком на ноге. В течение тридцати месяцев исследователи наблюдали около 3 тысяч случаев групповой добычи пищи и 390 попыток пищу отнять.

Анализируя полученные данные, Ха и ее коллеги нашли некоторые сложные социальные интеракции. Вороны явно предпочитали общественные отношения унылому индивидуализму. Некоторые птицы, даже не связанные родством, регулярно добывали пищу вместе. Что же до воровства, то выяснилось, что относительный социальный статус хозяина добычи и вора не играет никакой роли как в самом акте воровства, так и в применяемой для этого тактике присвоения пищи. Преимущество самцов перед самками или взрослых перед детьми тоже не имело значения. Что стало ясно, так это различие между родственниками и чужаками в вопросе, у кого украсть пищу.

Хотя птицы могли утащить у всякого, близкие родственники несколько теплее относились друг к другу. Воруя друг у друга, они применяли пассивный метод экспроприации, тогда как агрессивный метод обычно доставался более далеким. Снисходительность в отношении родственников, пытающихся отнять пищу, навела Ха и ее коллег на мысль, что вороны способны распознавать кровных родичей и эта способность дает птицам косвенное эволюционное преимущество. Мы готовы больше терпеть от наших родственников, поскольку они имеют больше общих с нами генов, чем чужаки, и, соответственно, полезны нам в распространении наших собственных генов.

На основании ряда наблюдений Ха предположила также, что вороны добывают пищу (руппами еще и потому, что при этом кто-нибудь из них может высматривать хищников. Впрочем, учитывая их склонность к воровству, не исключено, что отряженные наблюдать птицы могут в действительности глядеть вдаль с целью высмотреть других, себе подобных, уже нашедших пишу, заслуживающую быть присвоенной.

Помните: «Сорока-ворона кашку этому и этому дала, а тому не дала». Наверное, не родственник.

Главная тема

Легко ли быть молодым?

На взлете перестройки нашумел документальный фильм Подниекса «Легко ли быть молодым?»

Авторы доказывали, и весьма убедительно, что совсем не легко. Подразумевалось, что обязательно должно быть легко, а когда нелегко — это явный признак загнивания общества и социально-экономического строя.

С тек пор строй сгнил окончательно и рухнул, общество преобразилось, и новое время назвали «временем молодых» — они, как считалось, более всех выиграли от перемен. Прошло больше десяти лет, и вот новость: число самоубийств среди молодежи стремительно растет. Именно на возраст от 18 до 29 лет сегодня приходится первый из самых высоких пиков «суицидальной активности» в России. Разве «время молодых» кончилось? Или оно никогда не было таковым, а были просто времена больших возможностей, и теперь лора подсчитывать, сколько из них мы упустили?

Или мы еще ничего не упустили, только новая эпоха ведет свой «естественный отбор»?

И у каждого из нас еще есть свой шанс...

Борис Дубин

Утраченные иллюзии

Наше время — время молодых; такое утверждение стало банальностью. Так думают старшие, так считает сама молодежь.

И все-таки это не более чем миф.

Страхи и надежды

В закрытом обществе, понемногу теряющем некоторые черты закрытости, на молодежь обычно смотрят с подозрением, предубеждением, страхом и враждебностью. Вспомните советские времена и бесконечное брюзжание старших: молодежь нынче не та, что в наше время, у нее нет идеалов, она корыстная, вся нацелена на карьеру, старших не уважает — ну, и так далее, сами можете продолжить.

Конечно, молодежь ругали во все новые времена. У нас мифы об особой агрессивности молодежи порождались самим устройством советского общества с очень жесткой и обедненной структурой занятости. Каждый держится за место потому, что другое найти очень непросто. Возраст, как в любом традиционном обществе, приравнивается к выслуге лет и предполагает соответствующий карьерный рост, рост зарплаты и так далее; Джульетту, как тогда шутили, можно сыграть только перед выходом на пенсию. А тут являются молодые и с их энергичностью, их амбициями сразу воспринимаются как угроза: их энергия — как агрессия, их стремление подняться, пробиться, реализоваться — как покушение на твое место и даже на всю структуру мест, как карьеризм, неуважение к старшим, заслуженным. Социальные позиции дефицитны, а сама идея смены, конкуренции способностей отвергается.

Это не значит, что действительно не было агрессии и карьеризма — они были и есть; но мифы не резюмируют некоторый опыт, а предвосхищают его и формируют установки. Молодежь, видя отношение к себе, вполне может отвечать на это агрессией и тем самым, увы, невольно подкреплять те жесткие установки, которые уже сформировались.

Ощущение взаимной враждебности, взаимоотталкивания породило бесконечные разговоры о проблеме «отцов и детей». Эта проблема обострилась, очевидно, в конце шестидесятых — в семидесятые, когда началось стремительное замедление всех общественных процессов, что происходили в 60-е годы. Быстро угасало чувство хотя бы относительного освобождения, робкого западничества, хоть какой-то относительной демократизации. Всего этого уже не было при зрелом брежневизме, после задавленной Чехословакии, после того как очень круто принялись за диссидентов. Резко ощушалось замедление темпов не только общественной жизни, но вообще хоть какого-нибудь развития. Закупорились все каналы продвижения.

Оборотной стороной страха перед молодыми стал сугубо интеллигентский миф о молодежи как главной и потаенной надежде общества на спасение (то ли скрытый ресурс, то ли тайное оружие). Общий тупик заставил перенести на молодежь все нереализованные ожидания старших. Они свободны от наших стереотипов, от нашей задавленности, от наших компромиссов, от груза прожитых лет, от того, что мы сами себя свернули, сломили и заставили покоряться — они сумеют реализоваться, они дадут новую культуру, новое общество и так далее. Угроза для носителей этого мифа шла не от молодежи, а от того, что она будет потеряна в принципе. Мы ее совершенно не знаем, не умеем с ней разговаривать, неправильно ведем себя с ней, и кончится дело тем, что она действительно от нас уйдет. Такими были ожидания и опасения части самой молодежи и старших групп, особенно образованных и развитых — назовем их по тогдашним критериям читателями «Литературки». И сама молодежь считала, что именно они — острие перемен, их время только-только подходит, они еще реализуются, и это как раз и будет победой нового.

Это ваши дела, это ваши долги

С тем мы и вошли в перестройку. Помните: «Покаяние», «Легко ли быть молодым» — все это о страхе потерять молодежь и о надеждах, связанных с нею. Это звучало даже в риторике официальной власти, тех ее слоев, которые были заинтересованы в переменах: теряем молодежь, она уходит. Характерно, что тогда перестроечное было окрашено исключительно в молодежные тона.

Между тем на площадях среди митингующих уже тогда было не слишком много молодежи. В основном там были шестидесятники, средняя и старше-средняя генерация. Некоторые — самые продвинутые, самые интеллектуальные — приводили с собой детей. Вообще-то настоящие связи между поколениями были именно в развитых и продвинутых семьях. Чем утонченнее, рафинированнее родители, тем больше они стремились найти общий язык с детьми.

А основная часть молодежи — 18-25-летних — не воспринимала происходящее на площадях, на официальных и неофициальных собраниях как нечто, относящееся лично к ним. Преимущества: свободу и впервые открывшиеся возможности как-то себя проявить, чего-то достичь в любой сфере — она принимала как нечто естественное, а напряжения и конфликты — как исключительно папины: папина литература, папино кино, их пропаганда. Стремление заинтересовать их этими конфликтами и проблемами вызывало лишь раздражение: это ваши дела, ваши долги, это вы хотите реализовать упущенное или смягчить что-то в своей биографии.

Что было дальше?

С одной стороны, у молодежи, особенно более образованной и более активной, в крупных городах действительно открылись некоторые возможности. Прежде всего, в двух сферах. Собственно предпринимательство, включая фирмы, банки — настоящие новые институты, как бы уже почти западное общество. А с другой стороны — свободные и независимые тогда, чаше всего негосударственные масс-медиа, где тоже возникла возможность — и потребность — в новых людях, свободных от советской риторики, советских привычек, с новыми лицами. Это были молодые ребята... Ну, на самом деле, вовсе не такие уж молодые, взглядовцам было за 30, а самыми популярными тогда передачами, журналами, газетами: «Московские новости», «Огонек» — и вовсе руководили шестидесятники. Но все-таки корреспонденты, самые «засвеченные» имена воспринимались как молодые. При том что, наверное, им было от тридцати до сорока.

Конечно, молодежь ругали во все времена и во всех традиционных обществах. У нас мифы об особой агрессивности молодежи порождались самим устройством советского общества с очень жесткой и обедненной структурой занятости. 

Победители

Тут включился еще один механизм, которого не было у старших: поколенческая солидарность. Устроившись сами, многие из этих относительно молодых (и действительно молодых) людей принялись устраивать тех, с кем вместе учились, бегали во дворе, — стал образовываться свой круг. У старших, за исключением городской интеллигенции, в принципе этого не было. Классическое советское было максимально построено на том, чтобы атомизировать людей. Преследовалась даже невинная, вполне традиционная солидарность родственников: с «семейственностью» постоянно воевали. А другой солидарности не было; лишь интеллигенция пыталась поднять культ дружбы и выстроить круг «своих» независимо от родственных отношений. Иначе говоря, только в интеллигенции рождалась культура более обобщенных отношений и ценностей, чем семейнородовые.

В круг «молодых победителей» в основном вошли или бывшие «хиппи», в свое время яростно отстаивавшие независимость от старших, право на собственную идеологию и собственный образ жизни, или бывшие комсомольские работники и активисты, настроенные примерно так же, но решившие делать карьеру в тех условиях, в каких жили. И в том, и в другом случае это были молодые люди из интеллигентных семей, с действительно хорошим образованием.

Они оказались востребованными, потому что востребованы стали умения, которыми обладали совсем не многие. Качество советского образования, профессионального и общего, было, вопреки распространенному мифу, ласкающему советскую гордыню, достаточно плохим. И только очень специальные школы, очень закрытые, очень элитные вузы давали приличное образование, которое можно было теперь, в новых условиях, конвертировать в социальную позицию, в профессиональные умения финансиста, журналиста и так далее.

Это была — и такой осталась по сей день — даже не группа, а как бы прожилка, фракция — молодых людей, которые, во-первых, вышли из семей с хотя бы относительными социальными ресурсами, с каким-то социальным положением, с высшим образованием во втором, а то и в третьем поколении; в доме была своя приличная библиотека. Молодежь, выросшая в этой среде, отличается не только более высокими запросами и сознанием, что у нее есть ресурсы, этим запросам соответствующие. Она всегда ставит на повышение — своего образования, количества своих ресурсов и их качества, статуса, ставит на достижение. Им не просто диплом нужен, а хорошее, качественное образование, хорошие университеты, им нужно после университета получить второе образование, или поступить в аспирантуру, или уехать стажироваться за рубеж. Но самое интересное — они социально оказываются более адаптированными. У них реже бывают конфликты в школе с одноклассниками и учителями, у них реже конфликты в семье между поколениями, то есть социально-культурные ресурсы включают в себя и умение вступать в коммуникацию, выстраивать отношения с другими людьми. Они готовы воспринимать другого не как врага, не как человека, тебя обошедшего.

Они доброжелательны, ориентированы на партнерство, на не агрессивное, доброжелательное взаимодействие, пусть соревновательное, но не агрессивное.

Они как раз тянулись к старшему поколению: дайте нам свой опыт, нам он интересен. Какая-то мудрость есть в этом. А старшие за пределами семьи чаще всего встречали их с настороженностью и с опаской, — и это вызывало недоумение.

Это малая часть молодежи, 4-6 процентов. Но у них есть опыт пусть относительной реализованности и успеха — не опыт поражений и отказа от своих претензий, а уверенность: «мы что-то сумели; и наши родители что-то сумели, а мы хотим и сумеем еще больше».

Надежды общества на более или менее цивилизованное будущее связаны, конечно, в основном с этой малой группой.

Настоящие связи между поколениями были именно в развитых и продвинутых семьях. Чем утонченнее, рафинированнее родители, тем больше они стремились найти общий язык с детьми, не входить с ними в конфронтацию...

Конец мифа

У этой малой группы были, повторим, сильные ресурсы: образовательные, культурные, социальное положение семьи, собственные связи со сверстниками. Ну и, кроме того, молодость.

У остальных, собственно, кроме молодости, ресурсов почти не было. А сама по себе молодость, как быстро начало выясняться, ресурс очень слабый.

Чем дальше общество уходило в девяностые голы, тем становилось виднее, как оно делится на тех, кто ставит на гарантии, которых уже нет, и на возможности, пусть даже не всегда есть силы их реализовать. Если очень грубо, по полюсам, то с одной стороны старшие, которые требуют: верни нам гарантии, а с другой молодежь: что нам ваши гарантии, ваши 105 рублей, нам нужны возможности. А уж с помощью каких ресурсов мы будем их реализовывать, это наше дело.

Именно потому, что известные возможности для молодежи открылись, она — как и все общество в целом — начала расслаиваться. Резко стали расходиться молодежь центра, где возможности богаче, и молодежь периферии. Но и в центре: молодежь, которая сумела быстро воспользоваться этими возможностями, и молодежь, не сумевшая это сделать, поскольку ресурсов не хватило: энергии, связей, образования, знания языков (или хотя бы хорошего знания родного языка). Немного и нужно-то было. Общество было настолько бедное, настолько не привыкло к продвижению, помимо партийной карьеры, что даже относительно небольшие ресурсы у молодых давали возможность довольно быстро выдвинуться.

Разрывы возникали по множеству линий: центр и периферия; те, кто успел в первую очередь, и те, кто не успел даже в третью; люди коренной национальности и «инородцы»; люди коренной национальности, здесь родившиеся и выросшие, и люди этой же национальности, приехавшие из бывших республик СССР, теперь почти иностранцы. Пошло расслоение и крошение общества. Молодежь как таковая вообще перестала осознаваться как целостная категория.

Итак, очень небольшая фракция городской молодежи, сумевшей продвинуться, закрепиться, образовать собственный довольно замкнутый круг, — и одна большая-большая авоська, в которой много разных обломков разочарованной молодежи: одни не успели выбраться с периферии, другие сумели переехать в город, но сорвались здесь или продвинулись на одну ступеньку, а хотели на три — ну, и так далее. И совершенно ясно для всех, что цемент уже застывает, раствор схватился, и сегодня продвинуться так, как пять — семь лет назад, никакой возможности нет, найти новые места в системе масс-медиа, найти новые места в банках — голову и ноги себе сломаешь... Это воспринимается всеми, кто «не успел», как поражение, как крах, некоторая социальная дисквалификация. И она отчасти происходит. Потому растут и среди молодежи в целом, особенно среди менее образованных, менее продвинутых ее групп те же настроения, что и во всем большом обществе: до 1985 года было лучше, пусть все возвращается государству и пусть оно все регулирует...

Единственное, чего они не хотели бы отдать, — свободу выезда за рубеж. И не потому, что они так уж разъезжают по миру, — видимо, это последняя полумифологизированная надежда на свой шанс: поехать туда учиться, работать или просто отдохнуть, посмотреть, как люди живут, или детей туда выпихнуть. Если и эта возможность закроется, если мы опять окажемся за железным занавесом, а здесь уже все схвачено — тогда полное поражение, конец, ничего нет и не будет.

Данные последних опросов: 60 процентов молодых людей до 35 лет говорят: и правильно, что государство стремится вернуть себе контроль над экономикой и над средствами массовой информации; больше надо. Надо их приструнить. Антиамериканские настроения среди молодежи нисколько не меньшие, чем во всем обществе. Иначе говоря, миф о том, что есть особая порода людей, которая называется «молодежь», и что они, с одной стороны, наша надежда, а с другой — область страха и опасений, — этот миф уходит.

В бедном и неразвитом обществе молодость предстает областью мифологизации — все равно, отрицательной или положительной. Сама по себе она, конечно, ресурс очень небольшой. Только в соединении с социальными механизмами, с символическими капиталами, с культурным ресурсом, с умением общаться, ладить, добиваться своей цели, не подавляя других, она «срабатывает».

Миф о том, что есть особая порода людей, которая называется «молодежь», и что они, с одной стороны, наша надежда, а с другой — область страха и опасений, этот миф уходит.

Поколение без лица

Можно ли ту небольшую группу молодежи, которая выдвинулась вперед и заняла наиболее выигрышные социальные позиции, считать лицом поколения?

Поколение либо понятие чисто демографическое, просто родившиеся в определенные годы, в определенные годы пошедшие в школу, на работу и т.д. — тогда это интересно для сравнения на больших хронологических дистанциях; либо это понятие идеологическое, и его называют по малой продвинутой группе, которая как бы дает лицо целому поколению. К примеру, шестидесятников, давших имя целому поколению, было так немного, что их можно было бы собрать в одном месте, и хватило бы трех гранат, чтобы поколения больше не было.

Но их было не просто мало — это была компактная группа, в которой все всех знали, которые думали, двигались вместе.

Такой группы современные молодые, самые успешные среди них не образовали. Они не сплочены, это не реальная группа. Это рассеянный, дисперсный элемент общества. Именно поэтому пока молодые не могут навязать свою волю не то что большому обществу, но даже ближайшим к ним группам, в принципе как будто бы готовым на них ориентироваться.

У них нет ни особых идей, ни каналов, по которым они могли бы такие идеи распространять в обществе. Все в большей степени они лишаются влияния на телевидении, радио, в печати, а в системе образования у них никогда не было определяющих позиций.

Тем, с чьими именами ассоциируется самый свободный, идеологически раскованный период перестройки и постсоветской истории, не удалось соединиться со значимыми, авторитетными группами общества. Не оказалось социальных и культурных механизмов, чтобы процесс превращения общества в демократическое, цивилизованное стат непрерывным. Их опыт не стал общезначимым, авторитетным для других. Так и не была запущена машина самоорганизации и самоподъема общества, чтобы оно поднималось не потому, что его правительство за уши тянет, и не потому, что оно завидует соседу...

Мы со Львом Гудковым преподаем социологию культуры в РГГУ. И говорим студентам: представьте нас в американском университете. Мы начали читать этот курс, вы на него записались. Через лекцию-другую вы не удовлетворены и уходите. Все, мы лишаемся возможности читать этот курс. Нас не дисквалифицируют, на следующий год мы будем подавать свои СУ в другие университеты, но чтобы остаться на этом месте, мы вынуждены, хотим мы того или нет, преподавать лучше.

Вы, в свою очередь, чтобы получить у нас надлежащие оценки, перейти на другой год, окончить этот престижный вуз, вынуждены, хотите вы или нет, учиться. Конечно, вы можете уехать в другой университет, там легче, там есть родные — зачем вам именно РГГУ?! Но ваш диплом будет стоить меньше, вы сможете претендовать на меньшее.

И то что мы, независимо от наших личных желаний, вынуждены становиться в профессиональном отношении лучше и лучше, — это и есть механизм самозавода, самоподъема общества. Не потому, что начальник приказал, мама носом ткнула, а потому, что так устроено наше взаимодействие. Это вот и значит: институциональные гарантии развития. У нас сейчас нет институциональных гарантий развития. У нас даже нет институциональных гарантий необратимости того, что произошло.

Потому что сейчас все в большой степени вернулось на государственные рельсы. 70 процентов электронных медиа и 80 процентов региональной печати принадлежат государству и им контролируются. Только в центральных газетах и журналах, которые огосударствлены на 20-30 процентов, есть какие-то возможности — но их аудитория за это время уменьшилась в 20-25 раз. То есть в 20-25 раз сократился слой, внутри которого возможна коммуникация по поводу опыта реальных достижений, обсуждение новых ориентиров. Представьте, что в миллионном городе остались 40 тысяч жителей.

Не реализовалось то, чего хотели, и прежде всего если говорить об институтах, организации, структуре.

Многие ли из тех, кто когда-то все начинал, остались? Я думаю, 1 из 10. Стали подходить и включаться ребята из третьего, четвертого эшелона, которые согласны сдавать позиции и делают это задешево. Это значит, оказался востребованным совсем другой человеческий материал, люди достаточно ловкие, чтобы адаптироваться в любых условиях. С достаточно средними запросами.

Отжатые от школ, вузов, СМИ, лучшие представители этого поколения лишены возможности свой опыт транслировать каким-нибудь группам. Поэтому процесс перемен, если вообще будет идти, пойдет крайне медленно. Их умения, привычки, стандарты будут медленно рассасываться по телу общества, уничтожаясь, но и воздействуя. Но даже то, что попало тебе в кровь, в трех шагах уже не будет осознаваться как от них идущее. Как протечка — тремя этажами ниже никто не знает, откуда она. Как запах — в трех шагах не поймешь, где его источник.

Так что надежда первой половины девяностых на лидерские группы, которые выделятся и в соединении со СМИ, с системой образования зададут новые образны для следующих поколений, не реализовалась.

Но нельзя сказать, что ситуация просто вернулась в позднебрежневские времена, хотя некоторые политические конструкции и поддерживающие их массовые настроения довольно похожи.

Новые мифоманы

Очень важно, что восстановились — собственно, они никуда и не уходили, просто оставались в тумане, а теперь выдвигаются на первый план — механизмы двоемыслия, двойного определения себя, двух и более разных кодов поведения.

В области экономической, деловой: успех, доход, рационально выстроенное поведение. Можно добиться цели, и это исчисляемо в доходах, в цене машины, квартиры. Здесь можно говорить на языке современного достижительского общества, на котором человек — это то, что он сам сделал, насколько он сам себя ценит, насколько способен занять в структуре общества место, которое его устраивает и которое вызывает одобрение, поддержку окружающих. И молодые действительно гораздо чаще высказываются за рынок, за то, чтобы Россия вписалась в мировую экономическую систему, за минимальное вмешательство государства в экономику.

Когда же речь заходит об историческом прошлом, о стране как национальном целом — здесь никакого отличия молодых от старших нет. Единый круг представлений о великой державе, которую возглавляют цари, полководцы, Пушкин как имперский поэт, Менделеев как великий ученый, который есть у нас и который открыл Периодическую систему. А впереди, конечно, Петр I, Сталин, Гагарин, маршал Жуков — они и возглавляют картину.

Никаких других представлений о нашей истории молодым предложено не было. Другие картинки прошлого оказалось невозможно вместить в сознание. Ну, скажем, хотя бы Лобачевского или Вернадского, коли уж так сосредоточиваться на отечественной науке. Или доктора Гааза. Или Сергия Радонежского (ведь свыше 60% населения, включая молодежь, уверяют, будто они православные). А переоценка XX века, сталинизма, революции? Она так и не произошла, новое прочтение истории XVIII — XIX века как попыток государственной модернизации, которые срываются на каждом этапе, не получилось.

До сих пор мы имеем победную историю России как мировой державы, причем она в этом мире — исключение. Именно поэтому она живет исключительно в состоянии исключительности. Великие войны, великие лишения, великая мобилизация, когда все как один, — вся эта картинка по-прежнему единственная, ей нет альтернатив.

У людей в стране нет представлений о других движущих силах истории, о других способах жить вместе, кроме как они жили и живут, объединяясь лишь в мифе о великой державе и каждый день копошась, выживая каждый как сумеет, опираясь только на самые ближайшие связи и больше ни на что.

Идеализируя брежневскую эпоху — а ее идеализируют все, и старые, и молодые, — молодые не задаются вопросом, чего все это стоило и где мы сегодня находимся именно из-за того, что у нас был этот «рай» 70-х, и не имеем реальных возможностей вписаться в мировую политику, в мировое разделение труда.

Путин тоже миф, сотканный из того, что хочется стабильности, ничего другого нет, надежды по-прежнему на государство и его системы, а он из тех частей системы, про которую в массах принято думать, будто бы она наименее коррумпирована, наиболее сплочена, все-таки способна как-то эффективно действовать, имеет хорошую подготовку: шутка сказать, президент, говорящий на иностранном языке, даже на двух! Ну, и сравнительно молодой. Сравнительно динамичный. Выходит на татами, на горных лыжах катается.

Я думаю, середина и вторая половина 90-х годов была крушением тех начатков новой самоорганизации, которые стали было зарождаться сразу после 85 года, и, конечно, крушением всех иллюзий насчет того, что легко можно придти к новым формам общественной организации, экономики и так далее. Так что, с одной стороны, довольно тяжелое крушение для образованного сословия, для двух-трех поколенческих наборов новых политиков и экономистов. А с другой, вполне реальная и по многим пунктам вполне результативная борьба государства за то, чтобы вернуть утраченные позиции, которые оно, кажется, на какой-то момент упустило или вот- вот готово было упустить. Поэтому получился плод, увы, совместных усилий: одни потерялись и потеряли, другие сумели подхватить то, что, казалось бы, вот-вот у них могли вырвать.

Записала И. Прусс

До сих пор мы имеем победную историю России как исключительной державы, она — исключение. Именно поэтому она живет исключительно в состоянии исключительности. Великие войны, великие лишения, великая мобилизация, когда все как один, — вся эта картинка по-прежнему единственная, ей нет альтернатив. У нас нет представлений о других движущих силах истории.

Тема номера проиллюстрирована коллажами Ю. Сарафансва

По страницам лицейского журнала «Дядька», лицей № 1310

Молодых изучают, нанимают на работу, отказываются иметь с ними дело или хотят на них походить.

А еще молодых кто-то учит, кто-то готовит им завтраки и допоздна ждет возвращения домой. Интересно мнение вот этих близких старших, их непосредственные впечатления которые часто довольно сильно отличаются от их же обобщений. Хотя бы в тональности...

Игорь Синельников, преподаватель истории в лицее

Пока что - «не-до-человеки»

Постоянное напряжение и ожидание перемен — вот что становится основным фоном для психофизического и интеллектуального взросления рожденных в 1982 году.

Барахтающиеся в море разномнений, в массе своей не умеющие, а зачастую просто не решающиеся сделать выбор, они пока что поколение конформистов, как правило, не идущих на борьбу, в столкновение.

Тонущие в стихии информации, они пока что поколение или узких специалистов (прячущихся в чем-то одном, становящимся одновременно и их интересом, и главным средством самозащиты), или же ни-в-чем-не-специалисты, без какого-либо интереса вообще.

Вынужденные спасаться от внешнего давления (информации, конкуренции, темпа жизни), они пока что поколение эгоистичных прагматиков, чередующих яростную соревновательность и желание первенствовать с непреодолимой тягой к доверительному равноправному бескорыстному общению.

Не испытавшие радости коллективной сопричастности одному делу, идее, увлечению, они пока что поколение стадных индивидуалистов.

Закормленные третьесортной продукцией масс-культуры, они пока что поколение монотонных аудисвизуальшиков, людей не с широкоформатным, а с дисплейным, клиповым взглядом на мир. Поколение виртуальных игроков, в массе своей некоординированные, не знающие, что делать с обычным футбольным мячом существа.

Быстро созревающие, они пока что поколение «унисекс», когда девушка в юбке, платье — нечто «из ряда вон», когда реклама противозачаточных средств постоянно и заботливо напоминает, что надо «уважать своего партнера», как будто речь идет о бизнесе или спорте.

Я оставил себе своего рода путь к отступлению, каждый раз оговариваясь: «пока что». Черты, мною замечаемые, только вырисовываются и при сильном желании, наверное, могут быть изменены...

Людмила Петрушевская, мама

Вылезли из старой шкурки...

Наташа, поколение-82, немногословно требовала конфет, жвачки, мороженого и «Барби», как у Оли Самойловой. Боже, какие сериалы Наташа закатывала с подружкой Анечкой при участии трех их «Барбей»! Поксдение-82 отличалось нелюбовью к каше и супу, обожало кока-колу, чипсы и телевизор, ненавидело уроки физкультуры, математики и обществоведения и тяжело, с боем читало требуемые по программе книжки. Любило это поколение только Карлсона, Мумми-троллей и Пеппи- Длинный-Чулок, а также мультики (любые).

Как все родители, мы старались таскать детей по музеям, по городам, по интересным знакомым, но дети в своих наушниках нас не слушали. Хорошо, что успели поучить их той, другой, классической музыке и языкам еще в ту пору, когда они были обучаемы и послушно ходили в школу.

Потом в нашей жизни случился Лицей. Наташа расцвела. Это был другой мир, другие книги, разговоры, иные взаимоотношения с педагогами. Крики по вечерам: «Где у нас Мандельштам?! Куда все подевалось?!» Беготня по друзьям. Взросление.

Поколение-82 вылезло из старой шкурки, высохло, вылупило глазки и шасть вон из дому! Жить!

Как они при этом успевают учиться, читать своего Кастанеду, танцевать ночи напролет, слушать любимые группы, болтать по телефону, посещать музеи, кино, театры, есть бутерброды с одним вареньем, болтаться в «секонд-хэндах», общаться, подрабатывать где кто может, даже в телевизионных передачах, кататься на роликах, мыть (очень редко) посуду, что-то рассказывать родителям в восторге, ходить хвостом за старшими друзьями, бриться налысо, делать колечки, браслетики, писать какие-то статьи, учиться фотографировать, учиться рисовать, учиться петь джаз и «сводить» виниловые пластинки в подражание диджеям!

Нельзя сказать, что эти дети не боятся ничего, они видят вокруг себя эти перспективы — истощенных иглоукалывателей, цинковые ящики из армии и много еще чего.

Но дети так спешат все понять, они знают компьютеры, технику, музыку, уже на всем покатались и, как любые новые существа, мгновенно принимают каждое любопытное предложение. На них работают целые индустрии. Заколачиваются миллиарды. Это они — надежда рекламы. Со всех сторон тянутся услужливые руки с сидюшниками, видеокассетами, кепочками-маечками, ботинками и штанами, сигаретами, таблетками и шприцами... Денег, правда, нет. Денег нет страшно, вплоть до разборок с родителями, которые недосчитались денег в кармане... Но появляются друзья, которые готовы на все. Угощают, принимают. Возят в ночные клубы. Звонят, забивают стрелки. Интересуются их жизнью...

Григорий Гутнер, преподаватель математики в лицее

Они живут в обществе, которое строим мы

Кажется, что некоторые молодые люди сознательно срисовывают себя с телевизионной рекламы. Увлеченность магазинной жизнью иногда доходит до самозабвения. Весьма незамысловатый стандарт потребления предопределяет отношение к остальному — это отношение я бы назвал инструментальным. Образование становится инструментом, средством для вхождения в заданный стандарт. Сам себя человек начинает рассматривать как средство.

Описанный облик узнаваем, но он не определяет поколение. Двадцать лет назад юноши так же откровенно и цинично стремились к социальному успеху. Понимание этого успеха было, конечно, иным, и неизвестно, какое хуже. Но слепое следование социальным образцам — удел всех возрастов. И в любом возрасте им можно пренебрегать...

Загадка поколения разгадывается, наверное, так. Общество расчленено сообразно расчлененности на эпохи своей истории. Присутствие в личном опыте пласта общего прошлого определяет каждое из поколений. Те, кто не несет в себе этого пласта, — уже другое поколение. Различия в поколениях возникают тогда, когда сама история начинает ломаться, расслаиваться так, что ее пласты становятся отделимы один от другого...

Молодые свободны от нашего груза. Но они живут рядом с нами, в том обществе, которое строим мы (а не они). Наш исторический опыт создает границу между поколениями. Но граница эта легко нарушается. Мы передаем им свои знания и делаем это вполне сознательно. Но то, что живет в нас, помимо нашей воли, мы также транслируем им, но уже без участия нашего сознания. А то, что бессознательно транслируется, столь же бессознательно воспринимается. Трансляция эта проходит подспудно, но результаты ее ощутимы. Мы десятилетиями строили свою жизнь, с легкостью принимая ложь, неуважение к человеческому достоинству, восхищаясь лишь грубой силой. Зачем же удивляться тому, что наше государство столь подвержено коррупции, а в обществе растет преступность? Все это мы несем в себе и как эстафетную палочку передаем последующим поколениям. Хорошо бы собраться с мыслями и подумать, как остановить эту эстафету Наш грустный опыт надо бы вывести из глубин подсознания, чтобы наконец отвергнуть его, не предаваясь ностальгическим сантиментам.

Юрий Левада

Молодежь - новая или «старая»?

Размышления и сомнения, которыми хотелось бы поделиться с читателями журнала «3-С», появились при анализе многочисленных опросов общественного мнения за последние годы. Полученные данные говорят о том, что сегодняшние молодые люди довольны своей жизнью и своим временем значительно больше, чем люди постарше, что они хотят учиться, зарабатывать, видеть мир. И в своей собственной жизни они стараются следовать не столько образцам старших поколений, сколько примеру более удачливых сверстников, в том числе зарубежных, известных по витринам кино и телевидения. Мы видим, что нередко люди поколения родителей начинают подражать «молодежным» образцам в одежде, музыкальных вкусах, привычках проведения досуга и т.п. Все это без особого труда поддается объяснению, а потому может считаться нормальным (что в этом безоговорочно хорошего, а что сомнительно — другое дело, я этого не буду касаться). Но это относится преимущественно к изменениям в бытовой, обыденной жизни. Если же обратиться к жизни социальной и политической, к ее нормам и ценностям, возникает целый ряд недоуменных вопросов, которые можно — скорее, конечно, мысленно — обратить к современной молодежи.

Вот недавний пример. Накануне прошедших думских выборов мы выясняли, как распределяются политические пристрастия среди различных возрастных групп. В частности, интересно было представить, как собираются голосовать те, кто впервые получил такое право (то есть люди 18-22 лет, которые в прошлом избирательном цикле не могли участвовать). Их около 10% в числе российских избирателей. Оказалось, что 46% новичков поддержали «партию власти» («Единую Россию»), 20% голосовали за ЛДПР, 5% — за СПС, , 6% — за «Яблоко», новообразованная «Родина» в этой группе получила 4% голосов, КПРФ — 3%. Получается, что в этой молодежной среде преобладает политический конформизм (стремление поступать «как все», то есть как очевидное большинство), все варианты «протестного» голосования собирают не более трети, причем наиболее привлекательным кажется наигранно-эпатажный (и в конечном счете — неизменно лояльный к власти) «протест» в духе Жириновского. По опросным данным, именно молодые люди сегодня наиболее лояльны власти, особенно президенту.

Таким образом, в массе молодых избирателей как будто не заметно никаких радикальных, экстремистских, экзальтированных тенденций. (Они, правда, присутствуют в малочисленных группах нацистов, лимоновнев, скинхедов, неокомсомольских «леваков» и пр., но это требует отдельного анализа). В сегодняшней России не существует никаких влиятельных специфически-молодежных движений, никаких эмбрионов студенческих «бунтов», которые прокатились по западному миру в конце 60-х. Правда, этого не было и ранее: ожидания и акции «перестроечных» лет были в первую очередь уделом тех, кому было за 40, а то и за 60.

Как представляется, здесь дело в том, что современная молодежь получила все, что только можно пожелать, — возможности для работы, заработка, учебы, в том числе за рубежом, отдыха, развлечений, свободу личных отношений и пр. — без борьбы и усилий, как бы в подарок от судьбы (точнее, как побочный результат перемен в стране). Отсюда политический индифферентизм и конформизм. Отсюда же и хорошо заметный в последние годы «молодежный» карьеризм: посты и должности все чаще занимают сравнительно молодые люди, напрочь лишенные иллюзий и идеалов, готовые ревностно служить начальству (не забывая собственного благосостояния). Это не новая молодежь, а всего лишь моложавая смена старой бюрократии, наследующая все черты и пороки своих предшественников. Они не обновляют обветшалые механизмы аппаратов управления, образования, науки и тл., а встраиваются в них.

Еще раз обращусь к данным опросов. Многим кажется, что молодые люди, которые ориентированы на современный («западный») образ жизни, должны быть наиболее далеки от предубеждений против «чужих», от псевдопатриотического чванства. Но это не так. Как раз самые молодые оказываются наиболее податливыми к распространенным формам национализма. Они чаще высказывают терпимость к акциям скинхедов, в большей мере, чем старшие, выражают согласие с лозунгами наподобие «Россия для русских» (среди самых юных, 15-18 лет, его склонны поддержать 58% против 13%, в целом же по всем опрошенным это соотношение — 53%: 18%). 59% против 21% в той же молодежной группе полагают, что русские должны иметь преимущества перед нерусскими при приеме на важные должности, а 66% тоже против 21% — что переезд нерусских в Россию нужно ограничивать. Еще один небольшой штрих к той же картине. Прошлым летом мы очередной раз попросили опрошенных в рамках большого исследования о современном человеке назвать «самых выдающихся людей» всех времен и народов. В числе других имен 11% назвали Гитлера. А среди молодых, до 25 лет, таких оказалось 18%, почти каждый пятый

Довольно распространенным лет 15 назад было представление о том, что с разрушением советской системы на общественную сцену выйдет новый человек, достойный гражданин свободной страны. Но такой же иллюзией была и надежда на то, что новое поколение, практически не знавшее советской жизни и советского воспитания, легко и просто изменит жизнь к лучшему. Как будто освобожденная (не собственными усилиями) от принудительных шаблонов мышления и привычек молодежь — в заметной своей части — нередко оказывается податливой по отношению к современным соблазнам, в числе которых сегодня на первом месте — национал-популизм и воинствующая ксенофобия. Ни условия рыночной экономики — тем более в ее нынешних формах,—ни современные культурно-досуговые интересы не мо!уг создать иммунитет к таким тенденциям.

Конечно, я имею в виду только массу, возрастную группу молодых людей, статистически заметную в нашем стареющем обществе. Более пристальный взгляд может обнаружить разные лица и группы, в их числе и людей достойных и действительно новых, без страха и упрека. Но потребуется немало времени, чтобы они смогли оказать серьезное влияние на жизнь страны.

Иллюзией была надежда на то, что новое поколение, практически не знавшее советской жизни и советского воспитания, легко и просто изменит жизнь к лучшему.

Ирина Прусс

Счеты с жизнью

Молодежные самоубийства - новый пик через сто лет

Сын соседки, медсестры из районной поликлиники, покончил с собой как-то неожиданно: вчера еще ходил гоголем и таинственно намекал на близкую перемену в судьбе. Верилось с трудом, поскольку Мишка ничего не умел, ничему не желал учиться, зато очень любил красивую жизнь в телевизоре, но чего не бывает...

Он пытался стать бандитом и охранником, торговал сигаретами и шинами, только что снятыми с чьих-то автомобилей, его нещадно били, у него отбирали деньги, его «ставили на счетчик». Он последовательно выносил излома все, что мог, пока мать была на работе, и в конце концов вывез даже мебель. Его сестра, у которой он воровал бижутерию, поверив, что это драгоценности, собиралась заявить в милицию, и сделала бы это, если бы мать не пригрозила самоубийством.

Потом он долго собирал документы, чтобы уехать в Австралию, но так и не начал учить английский, собираясь овладеть им «на месте». Почему- то он никак не ожидал, что ему откажут: подходящего возраста оказалось мало, он не владел ни одной из профессий, перечисленных в списке предпочтительных, да и никакой другой не владел тоже. Потом запил, потом опять ходил с таинственно гордым видом, на что-то еще надеясь, снова запил... Потом покончил с собой.

Дворовое сообщество поставило самый распространенный в таких случаях диагноз: «По пьяни». Специалисты, кстати, склонны с ним соглашаться, а в Венгрии его подтверждает и статистика: 43 процента мужчин-самоубийц были перед тем хроническими алкоголиками, и даже у каждого четвертого подростка, покончившего с собой, патологоанатомы обнаружили изменение печени из-за пьянства. И у нас в Иванове половина самоубийц, увезенных «скорой помощью», были пьяны. Но Мишка не был пьяницей; вероятнее, все-таки и пил, и покончил с собой по одной и той же причине. Или целому комплексу причин. Как и все остальные, кому был вынесен гот же общественный приговор.

Не был Мишка и сумасшедшим, хотя девицы, которых он норовил задеть локтем или пытался заинтересовать собой как-нибудь иначе, и крутили пальцем у виска, да и мать иногда задумчиво говорила: «Он все-таки у меня того.., с большим приветом...» Между прочим, если бы его удалось спасти, ему как «суицццнику» прямая дорога была бы в психиатрическую больницу — положили бы туг же, несмотря на очередь. Склонность к самоубийству считается верным признаком психического заболевания, хотя, на самом деле, настоящие психические заболевания у молодых людей, пытавшихся покончить с собой, по данным ивановских социологов, очень редки (всего 0,8 процента). Более половины молодых людей, покушавшихся на свою жизнь, нормальные, здоровые люди без особых психических отклонений и совсем не алкоголики.

Алевтина Семеновна с пятого этажа, всегда выходившая в магазин в джерсовом костюме, бывший общественный деятель местного масштаба, ныне пенсионерка, как всегда, смотрела в корень и видела там течение серьезных социально-экономических процессов глобального масштаба, которые с удивительной сноровкой приспосабливала к объяснению конкретных ситуаций окружавшей ее действительности.

— Ну что вы хотите?! — риторически восклицала она. — Всеобщее обнищание... Мать-одиночка, двое детей, зарплата — копейки... Что он видел, бедный мальчик?! А вокруг — разврат, на «мерседесах» ездят, миллионы в казино просаживают. Разве ребенку легко на все это смотреть?!

Ребенку Мише в прошлом году с шумом и гамом отметили 25 лет, но был он, действительно, очень инфантилен. Конечно, его в принципе можно счесть запоздавшим в развитии подростком: именно подростки, покончившие жизнь самоубийством или пытавшиеся это сделать, большей частью были из семей с доходами ниже среднего. Психолог скажет, что подростки исключительно чувствительны к материальному неравенству, особенно если сами оказываются «ниже», а не «выше». Но вскоре, будучи уже не подростком, а юношей, молодой человек скорее попадет в группу риска относительно самоубийства, если будет принадлежать как раз богатой, а не бедной по нынешним понятиям семье.

Почему? Трудно сказать. В специальном журнале приводят статистику, но не истолковывают ее. Данные, что наиболее психологически устойчивы и далеки от мысли о самоубийстве выходцы из семей со средним достатком, кажутся понятными: быть средним всегда как-то безопаснее. Но почему подростки с трудом переносят бедность, а молодые люди — богатство?

Кстати, насчет «матери-одиночки», которую вместе с детьми во времена бурной общественной деятельности Алевтины Семеновны почти автоматически относили к неблагополучным семьям: как же, безотцовщина! — данные тоже весьма противоречивы. То есть никакой особой связи между склонностью к самоубийству и полным или неполным составом семьи установить практически не удалось. Думаю, это вовсе не значит, что атмосфера в семье никак не влияет на драматическое решение молодого человека, только вряд ли эту атмосферу стоит измерять числом членов семьи и заполненностью вакансий в ней.

Возможно, семейные скандалы и пьяница-отец нисколько не лучше, чем его отсутствие? Статистика самоубийств среди молодежи во многом противоречива, но в двух пунктах она, собираемая в разных странах на протяжении весьма долгого времени, единодушна.

Пункт первый: число молодежных самоубийств растет в последние годы, а если к свершившимся прибавить еще и попытки, порой неоднократные, свести счеты с жизнью, то уже приобрело пугающие размеры. Растет оно во всем мире: за последние десятилетия в США число самоубийств среди подростков 10 — 14 лет выросло на 240. 15 — 19-летних на 59 процентов, оно росло гораздо быстрее именно среди молодежи, чем среди людей старших возрастов. То же самое наблюдается в Польше и в ряде других стран. Эта драматическая статистика заставила многих современных авторов заговорить о надвигающемся буме молодежных самоубийств, вполне сопоставимом по своим масштабам и последствиям с тем, что потряс мир на рубеже XIX и XX веков.

То же самое происходит и у нас. В Иванове за последние три года медики спасли 1437 человек, пытавшихся покончить жизнь самоубийством. Более половины из них были молодыми людьми от 14 до 29 лет. Но молодежи в населении Иванова, по официальным данным, меньше четверти — 24 процента, так что на ее долю самоубийств приходится в два с половиной раза больше, чем в среднем по городу. Вдобавок число самоубийств молодых людей и подростков в последние годы растет значительно быстрее, чем в старших возрастах.

Пункт второй: центр драматических событий со второй половины прошлого века переместился из города в сельскую местность. Эта тенденция обнаружилась сначала не у нас, а в США: в середине XX столетия индексы самоубийств для городского и сельского населения впервые сравнялись, и это позволило социологам прогнозировать дальнейший рост их числа именно среди жителей сельских районов, причем не только в Америке, но и в других странах мира. В 60 — 70-е годы это и произошло во Франции и Финляндии, Югославии и Польше. В конце 90-х годов в польских деревнях и селах самоубийств совершалось на 40 процентов больше, чем в городах, тогда как в 50-е годы соотношение было обратным.

У нас в 1986 году завершенных самоубийств в деревне было почти на треть больше, чем в городе; к середине 90-х разрыв увеличился и продолжает расти.

Наверное, без особого труда можно представить себе деревенского собрата Мишки: российские деревни давно являют собой грустное зрелище. Заброшенные избы, как подтверждают фольклористы: было триста домов, осталось тридцать — есть деревни в пять, десять, тридцать домов. Все, кто мог, давно перебрались в город; оставшиеся жалуются, что нет денег на хлеб, однако с утра все пьяны; это наш деревенский парадокс: на хлеб денег нет, а на водку всегда найдутся. К моим друзьям-фольклористам, которые из года в год ездят в один и тот же сельский район на Севере. с утра пораньше местные парни пристают, пытаясь что-нибудь продать, — от вещи, вытащенной из-под рук матери, до дембелъского альбома или «наводки» на бабку, знающую особенно много песен, быличек «или еще что там вы собираете». Один парень, продавший за десятку такую «наводку», туг же попросил: «Только вы не говорите, что это я про нее сказал, это вообще-то моя мать, она ругаться будет». Деревни в богатейшем северном лесу, однако понадобился человек со стороны, чтобы устроить там частные лесопилки, и народ получил работу, наконец-то совсем не бесплатную, как в колхозе. Поскольку такие люди появились и открыли несколько лесопилок на весь район, жить там стало лучше, но только последние год-два; до того молодые или уезжали, или спивались и довольно часто кончали жизнь самоубийством.

Примерно такую же картину рисуют директора центров социальной зашиты, образованных в некоторых сельских районах: безработица, повальное пьянство, взаимная озлобленность — эти письма публикуются в ежегодниках «Крестьяноведение». О том же пишут журналисты, рассказывают социологи, изучающие сельскую жизнь.

Но Мишка-то жил не просто в городе — он жил в Москве, и у него было столько возможностей устроить свою жизнь, сколько не было ни у одного деревенского парня...

Знаток молодежной культуры, особенно музыкальной, утверждает, что мода на самоубийства действительно была годах в восьмидесятых, но уже категорически прошла. Тогда сразу несколько известных на весь мир рок-певцов покончили с собой, за ними последовали несколько фанатов, остальные предпочли словесно-символические игры с жизнью и смертью: об этом стало модно говорить, этим то и дело грозили друг другу или о таком решении лениво сообщали: вот, мол, допью кофе, погуляю - и...

Действительно, литература и искусство донесли до нас следы моды на самоубийства, охватившие Европу в конце XIX — начале XX веков. Стилизация под те времена до сих пор обязательно предполагает подобные игры — вспомните «Любовницу смерти» Акунина: не читать же, в самом деле, дурного вкуса и толка томные, душераздирающие первоисточники...

Почему-то игры со смертью практически всегда бывают весьма дурного вкуса. Наверное, потому, что противоестественны.

Мишку хоронили, как положено: с плачем, криками, под внимательным надзором всего двора. Пришел кое- кто из его бывших одноклассников. Какая-то девушка истерически кричала, что обязательно последует за ним.

Специалисты утверждают, что женщины чаще, чем мужчины, пытаются покончить с собой, но действительно погибают при этом в шесть раз реже...

Владимир Гимпельсон

Язык, компьютер и много чего еще...

Положение молодых на рынке труда всегда уязвимо.

Ноу наших есть и некоторые преимущества... Если бы существовали рецепты и способыг позволяющие вернуться в 25 лет, то спрос на них был бы бесконечен.

В этом возрасте люди имеют множество очевидных преимуществ по сравнению с теми; кто старше.

Но есть у этого возраста и недостаток: молодость создает определенные проблемы на рынке труда.

Молодой в отделе кадров. Минусы молодости

Положим, приходит ко мне наниматься молодой человек. Что я о нем знаю? Почти ничего, кроме того что у него есть соответствующая «бумажка» — диплом об образовании. Но диплом в наше время можно получить, не слишком затрудняя себя учебой, а то и просто купить. Работодателю необходимы какие-то более надежные сигналы о том, что кандидат на работу квалифицирован, мотивирован, дисциплинирован, инициативен. Короче говоря, производителен. Пока я этого не знаю, велик риск ошибки. Этот риск повышает издержки найма дополнительного молодого работника.

Но это не весь риск и не полные затраты. Я ведь должен в негоеше вкладывать дополнительные время и деньги, чтобы научить работать на данном месте. Без этого квалификация у работника не появится. Но с молодым человеком, у которого за душой кроме формальной бумажки об образовании пока ничего нет, я всегда рискую, что инвестиции могут себя не оправдать.

Теперь предположим, что спрос на мою продукцию упал или производительность моего нового работника оказалась ниже, чем я думал. Он становится балластом для всей организации. Но сократить его я не могу, мне это запрещает трудовой кодекс. Издержки, связанные с увольнением, настолько велики, что выход один: попытаться его вытеснить, чтобы он сам ушел. Но если он скажет: я не хочу — и будет бороться, мне очень трудно будет его победить. И тогда надо терпеть, теряя деньги. Пример — история с балериной Волочковой. А если у меня таких несколько и я ничего не могу с ними сделать, как мне сохранить действительно ценных сотрудников? Ведь я должен платить зарплату «плохим» работникам, отбирая ее у хороших. Пока я вынужден с этим мириться, хорошие уходят сами. В итоге теряют все. Таковы вполне возможные издержки увольнения.

Естественно, я тридцать восемь раз подумаю, прежде чем найму молодого человека без опыта и надежных рекомендаций.

Я предпочту взять его не на постоянную работу, а на временную. Или на разовую. Но, значит, я не буду инвестировать средства в его обучение, и в итоге молодой человек не приобретает реального опыта. Он здесь на разовой работе, там, бегает с одной на другую — а через два года выясняется, что у него пять работ, но никакой квалификации. Конечно, так он обретает социальный капитал, связи, опыт жизненный — но непонятно, что с этим опытом делать, он хороший или плохой. К тому же, чем выше у него «склонность к перемене мест», тем опаснее вкладывать деньги в его обучение. Ведь как колобок — он и от вас может уйти... А поскольку вы за все платите — извините, всякая неопределенность это дополнительный риск.

Другое дело, если человек после вуза поработал несколько лет в уважаемой организации, чего-то добился, его там продвигали, обучали и он обучался сам. Такому вы скажете: у нас все то же самое, только зарплата лучше... Однако за ценного работника всегда готовы держаться. Но так «везет» далеко не всем.

На рынке труда молодые люди всегда и везде уязвимы. Это общий закон рыночной экономики. Наш трудовой кодекс, чрезмерно защищая уже работающих, лишь усиливает уязвимость молодости.

Молодой в отделе кадров. Плюсы молодости

Но наша специфика создает и преимущества для молодежи на рынке труда: окончившие вузы, техникумы и даже школы в последние десять лет во многом учились по-новому. Их не учат тем многим глупостям, которым учились мы, зато их учат тому, что старшее поколение знает и умеет гораздо хуже: работать на компьютерах, иностранным языкам, многому тому, что еще недавно считалось буржуазной лженаукой.

Есть базовые навыки и знания, которые нужны сегодня повсюду. Если человек не знает, как пользоваться основными программами на компьютере, не может прочитать и разобрать статью на английском языке из авторитетного журнала, как потенциальный сотрудник и коллега он меня не интересует. Точно так же рассуждают очень многие руководители. И совсем не только в научных центрах.

У нас сейчас почти 60 процентов занятых приходится на сферу услуг. Печь пирожки можно, обладая дурным характером и не умея вести себя с клиентом, но уже продавать их — нет. Но тогда зачем их печь, если не можешь продать? Нужно умение общаться, умение «коммуни цировать»

— это тоже базовые качества, необходимые современному работнику. Туристические агентства, гостиницы, рестораны, технические сервисные центры, ремонт квартир, магазины сложной бытовой техники и так далее — они дают львиную долю рабочих мест в стране. При этом — везде люди, везде мы видим компьютер, везде нужен язык - и грамотный родной, и беглый иностранный. В большом магазине продавщица лезет в компьютер, чтобы выяснить, есть ли у них то, что вам нужно, а кассирша автоматически на компьютере определяет цену товара...

Эти умения — если они есть — делают позиции молодежи сильнее. Они, как правило, все умеют водить автомобиль, знают языки и так далее. Поэтому молодежь часто получает больше, чем работники со стажем и опытом, как премию, как ренту за то, что они учились по другой программе, в другой стране, в другое историческое время. Кроме того, у молодежи выше склонность к риску.

В рыночной экономике при условии нормального эволюционного развития заработок растет со стажем, потом с возрастом в какой-то момент он начинает падать. Стаж отражает накопление знаний, то есть человеческий капитал. У нас сейчас этот горб достигается очень быстро, профиль более крутой, чем в странах с развитой рыночной экономикой. Это означает, что современное знание и современное образование дают быструю и значительную отдачу, проявляющуюся в росте заработков.

Но что значит — современное образование, если не говорить только о простых базовых навыках и умениях, которые можно приобрести в хорошей школе? Никакой прямой связи между структурой занятости и структурой образования нет и, по всей вероятности, не будет. Упрекать вузы в том, что они готовят не так и не тех, бессмысленно — они вообще не должны давать студентам быстро стареющие специфические навыки и знания. Любая работа состоит из более общих знаний и навыков и более специфичных. Более общие можно получить только в системе образования. Более специфические можно получить только на работе и еще на соответствующих специализированных курсах.

Западное профессиональное образование намного шире нашего, оно устроено как система подготовки своего рода полуфабрикатов, вроде костюма, который еще предстоит подогнать под фигуру заказчика. Такое широкое образование облегчает трудовую мобильность. Там всего 80 специальностей в системе высшего образования, а у нас около 600, и потому выходят очень узкие специалисты, которые не знают и не понимают, что происходит в соседней области. Это связано с тем, что наше образование было ориентировано прежде всего на нужды промышленности в условиях плановой экономики. Таким выпускникам, конечно, труднее найти работу, адаптироваться к ней. А их специальные знания оказываются никому не нужны. Я сам окончил один из ведущих технических вузов с кучей абсолютно никому не нужных полузнаний, которые были бы мне не нужны и в том случае, если бы я пошел работать по прямой специальности в предназначенную мне отрасль промышленности. По диплому я экономист, но короткие и поверхностные курсы технических дисциплин вытеснили из программы обучения фундаментальные экономические знания. Но я не пошел работать по узкой специальности, и многое из того, чему меня учили в вузе, обесценилось в день вручения мне диплома с отличием.

Настоящее университетское образование всегда было более широким, предоставляя тем самым и лучшие шансы на рынке труда. Но среди выпускников у нас по-прежнему слишком много инженеров и педагогов, для которых возможности работы по прямой специальности за последние годы значительно сузились.

Никакой прямой связи между структурой занятости и структурой образования нет и, по всей вероятности, не будет. 

В Москву — не за колбасой, а за работой

Разумеется, чем крупнее город, тем больше выбор рабочих мест и выше заработки. Поскольку молодые люди более склонны рисковать и часто не обременены семьей, то естественно предположить, что многие могут двинуться в крупные города. Некоторые так и делают, но на самом деле все не так просто и дело не только в пресловутой прописке.

Миграция для всех и всегда связана с большими издержками и риском. Например, мы хотим перебраться из малого города А, где нет работы, в большой город Б, где шансы найти ее значительно выше. Сначала мы должны найти себе на новом месте работу и жилье. Затем продать или сдать старое жилье. В городе Б работы больше, но и жилье гораздо дороже. Дальше, сам переезд стоит много денег. Чем больше страна, тем все это дороже; в нашей стране — очень дорого. Таким образом, переезд ради лучшего будущего требует больших денег и жертв в настоящем.

Тут важно, насколько рынок труда и рынок жилья информационно прозрачны. Мы должны иметь возможность относительно дешево, еще оставаясь в городе А, через Интернет или с помощью особого сервиса найти себе работу и жилье в городе Б. Чем проще найти — тем меньше наши издержки. Но у нас нет такой информации, она неполная и часто ненадежная, до нее трудно, а многим невозможно добраться. Возможно, что нужна общероссийская база данных, чтобы человек хотя бы в Интернете мог найти все, что его интересует. Но сам российский рынок труда крайне непрозрачен, и работодатель не показывает все свои вакансии. Тут целый комплекс причин, но в итоге информации полной, объективной, общедоступной просто нет.

Наконец, наши доходы (или накопления) должны позволять нам снять жилье в новом городе. Если работа обещает нам большой доход — нефтяная компания, банк и т.д. и, — тогда все остальные проблемы решаемы: и с долгами расплачусь, и сниму квартиру, и за некоторое время накоплю не большую сумму, возьму ипотечный кредит, куплю жилье. Но школьный учитель, врач в поликлинике, университетский профессор, инженер на заводе не могут рассчитывать на такие доходы: работу они, может, и найдут, но смогут только жить от зарплаты до зарплаты. Тогда переезд невозможен, тем более, что за свое жилье, даже самое хорошее, в родном городке я получу копейки по сравнению с тем, сколько я должен буду заплатить за него в столице или другом крупнейшем городе.

Это общая, а не специфически молодежная проблема межтерриториальных, межрегиональных различий в благосостоянии, зарплате, уровне жизни. Они возникают потому, что экономика развивается у нас очень неравномерно. Такое пространственное неравенство само по себе препятствует миграции.

Подобные различия естественны: то, что в Нью-Йорке стоит бешеных денег, где-нибудь на Среднем Западе США будет стоить намного дешевле. Если такие различия чрезмерны, то они создают порочный круг, из которого трудно выбраться. У нас они чрезмерны. Сравните среднюю зарплату в Москве и в других местах, уровень доходов, стоимость жизни, цену жилья и так далее, и так далее...

Хорошо уже то, что люди поняли: образование полезно. Многие учатся за большие деньги, потому что быть образованным человеком выгодно, важно, нужно, это в их интересах. 

Как и все прочие, эта проблема прежде всего бьет по молодежи. У молодежи нет накоплений, а риск нанять человека из другого города для работодателя еще выше. Если я беру мальчика или девочку с соседней улицы, я могу хоть навести справки, а если я беру из другого города — я вообще не имею о нем представления.

Все не так уж плохо,

...как многие думают: адаптировалась лишь небольшая часть молодежи, ожидания остальных обмануты, они чувствуют себя разочарованными. Я, конечно, совсем не специалист по чувствам, но есть объективные показатели того, что все могло быть гораздо хуже.

Один из них — настоящий образовательный бум: все молодые хотят учиться. И хотя по числу студентов на тысячу населения мы все еще отстаем от Европы, их стало много, много больше.

Хорошо уже то, что люди поняли: образование полезно. Многие выкладывают за учебу большие деньги, потому что быть образованным человеком — выгодно, важно, нужно, это в их интересах. В совсем уж бедной стране такое невозможно, потому что платить за образование нечем, да и не могут молодые себе это позволить, они должны работать.

Это означает, далее, что образование начинает наконец давать отдачу и, как мы уже говорили, довольно быстро. Наконец, люди, окончившие вузы, пусть даже не самые престижные, пусть не на круглые пятерки, люди, учившиеся в городе, часто в крупном городе, — это уже другие люди. Это новое качество населения. Такие люди не пойдут на непрестижную и плохо оплачиваемую работу — значит, это будет давить на экономику, чтобы повышались зарплаты, создавались более престижные рабочие места, улучшались условия труда. Я уж не говорю, что политически эти люди — больше граждане, знающие свои права, заинтересованные в нормальной ситуации в стране. Поэтому образование — потенциал не только молодежи, но и всего общества.

Год назад я ехал из Самары на поезде, и ко мне в Сызрани в купе сел человек, который оказался руководителем местного филиала одного из политехнических университетов. Он жаловался на состояние промышленности — все лежит, ничего не работает. А как ваш университет? — Все хотят учиться и согласны на платные места. Откуда у людей на это деньги, понятия не имею.

Выпускники, во всяком случае большинство из них, останутся в родном городе: кто создаст свой бизнес, кто пойдет в сферу обслуживания, кто в промышленность, кто еще куда-то. Это, повторяю, уже другие люди, и само их наличие повлияет на ситуацию...

Трудовой кодекс против молодежи

Итак, где молодежь работает? На хороших рабочих местах с хорошей зарплатой: например, выпускники самых престижных вузов меньше 500 долларов как начальную зарплату вообще не обсуждают. Значит, они знают себе цену и понимают, что без работы не останутся.

Но одновременно много молодых людей работают в неформальном секторе или на временных местах, без всяких гарантий и перспективы. Многие даже хорошие рабочие места построены как временные — чтобы не было издержек увольнения. Это сектор очень нестабильной и уязвимой занятости: здесь не действует трудовой кодекс. Но именно здесь и именно поэтому и растет число рабочих мест, а там, где трудовой кодекс «защищает» работников, занятость сокращается.

Издержки увольнения по экономическим причинам, о которых я говорил, таковы, что законопослушный работодатель предпочитает вообще никого не нанимать. Либо надо нарушить — хотя бы в мелочах — закон. Есть работа на десять человек, но я их не найму, а либо буду делать ее силами своих пяти, либо откажусь от заказа; значит, не расширяюсь, не расту, не помогаю «удвоению ВВП».

Один из способов снизить издержки найма-увольнения - это нанимать работников на определенный срок. Однако наш Трудовой кодекс это, как правило, запрещает, сокращая создание новых рабочих мест или стимулируя обход закона. Не позволяет он работодателю манипулировать и с продолжительностью рабочего дня: право на 120 сверхурочных часов в год на одного работника — это крайне мало. Но если у меня сегодня есть работа, а завтра нет, я не могу нанимать новых работников, а в итоге опять страдают все.

Короче говоря, трудовое законодательство недостаточно гибкое. Оно мешает предприятиям адаптироваться к колебаниям рынка, защищая одних. уже работающих, оно бьет по другим. Кто от этого страдает в первую очередь? Те, кто сегодня выходит на рынок, то есть молодые. Если я уже здесь работаю, меня нельзя уволить; но это означает, что на мое место не может придти тот, кто, может быть, лучше меня. И работодатель не будет создавать новые рабочие места, чтобы не иметь головную боль в условиях неопределенности. Это как раз и означает, что молодежь оказывается в уязвимом положении: всех занятых надо защищать — но они не заняты, им сначала надо получить работу, чтобы лопасть под действие этих замечательных законов. А вот тут уже никаких законов нет: я создаю рабочее место на собственные деньги, и никто не может меня заставить это делать.

В начале статьи речь шла о том, что найм выпускника для работодателя связан с риском и этот риск работает против молодежи. Найм с испытательным сроком уменьшает риск и облегчает найм, но Трудовой кодекс это запрещает. По-видимому, ради защиты выпускника. Результат же — прямо обратный.

Одна крайность порождает другую. Реакция на жесткие нормы законов в развитии такого сектора, где законов вообще нет. Все больше молодых людей работают в неформальном секторе, где не действует никакое трудовое законодательство, а численность занятых продолжает расти без оглядки на заботу законодателей и профсоюзов. Неформальный сектор все в большей мере становится прибежищем — временным ли? постоянным ли? — молодежи. Среди прочих причин, в этом проявляется и реакция рынка на жесткость Трудового кодекса. Именно это мы имеем в виду, когда говорим об ухудшении качества занятости молодых.

(По страницам лицейского журнала «Дядька», лицей № 1310)

Как всегда: взрослые собираются — детях, о детях; но их самих никто не спрашивает. А если бы спросили — например, о том, что они сами думают о своем поколении и что им больше всего запомнилось из их не слишком длинной жизни, — они будут говорить о своем. Совсем не о том, что волнует их родителей. И вспоминать будут — другое.

Виктория Штеренгарц

Как можно охарактеризовать нынешнее поколение? Могу только сказать о себе. Меня всегда интересовало только то, что связано со мной: я эгоистка, хочу, чтобы все было только для меня. Сейчас меня больше всего интересует мое будущее, хочу даже пойти к гадалке. Не могу жить в неопределенности. Второй вопрос, мучающий меня: что будет со мной после смерти? Что, если есть следующая жизнь, а я не буду помнить себя в ней? А вдруг все будет просто повторяться? Смерть — это ужасно! Я бы выкачала из этого мира все, я бы столько смогла сделать, если знать, что не будет конца, что не стоит спешить, чтобы успеть! Я хочу всегда быть красивой. Хочу детей. Я почти уверена, что из меня получится хорошая мать, так как я очень несерьезна и всегда буду чуть-чуть ребенком.

Константин Костин

Первые два класса я учился еще в советской школе, но рос в антикоммунистической семье и на переменах пытался «вдолбить» в головы своих одноклассников, что плохой не только Сталин, но и Ленин, пересказывал вечерние беседы своих родителей. 91-й год встретил на даче в городе Покрове, через который проходит трасса Москва — Уфа.

К Москве шли танки. Мы с мамой напряженно следили за происходящим, отец был у Белого дома. Все обошлось, а я еще целый год хвастался перед одноклассниками памятным значком моего отца за защиту Белого дома.

Однажды мы с другом купили два килограмма мойвы (80 копеек за кг). Это была глыба прессованной рыбы. Бездомные кошки, которым это предназначалось, такое съесть не могли, пришлось разморозить дома, сварить и всю неделю носить им похлебку.

Дмитрий Крохин

Я часто вспоминаю весенние дни, мне было года четыре, я просыпался отлучен солнца под звуки Beatles, завтракал с родителями, и меня вели в детский сад. Папа мне тайно давал с собой ириски.

Путч 1991-го я запомнил отлично. Папа уходил «на баррикады», мы за него волновались.

Начался великий компьютерный «бум». Папа уже занимал высокую должность в одной из компьютерных фирм, и поэтому у меня сразу появился замечательный 386-й компьютер.

Анна Ковшарь

В третьем классе у меня появилось безумное желание — побыстрее стать пионеркой. Я спала и видела себя в пионерском галстуке. Каждый день я брала у сестры ее галстук и ходила в нем дома. Й вот когда уже должна была исполниться моя заветная мечта, все организации (октябрятскую, пионерскую, комсомольскую) отменили. Вместе с ними отменили и школьную форму, и я надела мои первые джинсы, индийские. Как я ими гордилась!

А в одиннадцать лет самой заветной мечтой было открыть приют для бездомных животных. Возможно, через какое-то время я вернусь к своему детскому проекту.

Елизавета Голомзина

До первого класса я жила в очень старом доме, трехэтажном, желтого цвета, послевоенной застройки. Потолки под три метра. В нашем доме располагался магазин. Мы ходили туда за соком, наливали его прямо в стакан. А к томатному полагалась соль в блюдечке. Еще детство ассоциируется у меня с газировкой «Буратино». Я помню, как мы авоськами таскали бутылки летом. И конечно, мороженое.

В 7-м классе мы собирались в большую компанию, человек пять-семь, и шли гулять (шататься) по улицам. Мы не курили и не пили пиво, просто шли и громко смеялись и кричали. Все нами были недовольны.

Да, еще я не сказала о школе. С ней связано мало чего хорошего, только друзья.

Я не люблю говорить о настоящем — слишком много вспоминается плохого. Мне кажется, что нам выпало жить в странное время, переменчивое и меняющее всех.

Марина Ларионова

Осенью 1991 года я училась во втором классе. Из-за событий в стране на несколько дней в школе отменили занятия. Я помню, как бледные учителя разговаривали с нами бодрыми голосами. Завуч младших классов Наталья Кирилловна сказала, чтобы мы не подходили к окнам, а если начнут стрелять, быстро собрались в коридоре. Девочки нашего класса вдохновенно визжали от страха, а мальчики хорохорились и говорили: «Если что — мы вас защитим».

Было время, когда и мама, и папа остались без работы и в семье не было денег вообще. Но мы как-то прорвались. И сейчас, когда более или менее у нас все в порядке, родители говорят, что если бы нас не было друг у друга, неизвестно, как бы все сложилось. После всего, что произошло, наша семья стала дружнее и сплоченнее.

Во все мире

«Близнецовая» деревня

Бесплодные супружеские пары со всего Вьетнама устраивают паломничество в деревню на юге страны, где рождается необычайно много близнецов. В надежде обрести потомство приезжие употребляют местную пищу, дышат местным воздухом и пьют воду из местных колодцев.

В деревне с населением 9,5 тысяч человек после 1990 года родилось более семидесяти пар близнецов. Эта цифра намного превышает средние показатели в стране и в мире в целом. Феномен «близнецовой» деревни пока не может объяснить никто.

Аптечка не выдаст

Кто из нас, честно говоря, следит за порядком в домашней аптечке? Лежат себе лекарства и лежат. Главное, что они есть — всегда под рукой! Флакончики, пузырьки, бутылочки... Ничего, что капли от насморка остались с прошлой зимы, тогда помогли и сейчас помогут. Ничего, что эти таблетки мы принимаем раз в год по настроению, — будет день и выльются. А у лекарств, между прочим, есть срок годности, о котором мы ненароком забываем. Так и пьем порой просроченные микстуры. Кто бы нам об этом напомнил? А что если сами медикаменты? Британские исследователи придумали новую крышку для пузырьков с лекарствами. По истечении срока годности резьба на крышке деформируется, и пузырек теперь никак не открыть.

Закапывайтесь по шею!

Вблизи японского города Ибусуки во многих прибрежных местах журчат горячие источники. Конечно, в них можно искупаться, но есть и другой, более привлекательный и полезный вариант — закапываться по шею в песок, причем добровольно, а не так, как закапывали Саида в фильме «Белое солнце пустыни». Недаром уже 300 лет японцы приезжают сюда, чтобы получить тепловую энергию из-под земли. Температура песка около пятидесяти градусов. Если бы зто была вода, кто бы выдержал такую температуру! Но здесь это не проблема: воздух, заполняющий промежутки в песке, — хороший изолятор.

Вырывают яму глубиной в десять сантиметров и длиной в рост человека. В «ванну» ложатся лицом вверх, а служитель покрывает все тело, конечно, без головы. Сначала песок жжет спину, а затем появляется такое впечатление, будто кровь хлынула по венам от корней до кончиков пальцев. Эта «песчаная ванна» действительно улучшает циркуляцию крови, что облегчает невралгию, ревматизм, боли в пояснице и прочие недуги. Через десять минут вы будете чувствовать себя, словно с плеч свалился тяжкий груз.

Найдена древняя пещера

В греческой столице у подножия Акрополиса найдена древняя пещера. Археологи считают, что нетронутая древняя пещера в самом старом районе Афин — Ппака — позволит обнаружить новые образцы истории эллинской культуры Древней Греции. За время строительства афинского метро это уже не первая археологическая находка. Большая часть их экспонируется на построенных станциях метрополитена.

В фокусе открытия

Александр Волков

Миллион... Миллион? Миллион протеинов!

Структура приона мыши: подобные дефектные белки вызывают такие заболевания, как «коровье бешенства» или болезнь Кройцфельдта - Якоба

Живая жизнь — это чудо! Как она исследуется? Важнейшими направлениями молекулярной биологии в начале XXI века становятся «реномика» и «протеомика». Исследованию «регулирующих» РНК-молекул посвящена публикация Рафаила Нудельмана в мартовском номере «Знание — сила». Тема этой статьи — роль белковых молекул в организме человека.

В одном из ближайших номеров нашего журнала разговор о новых открытиях биологов продолжится.

Что наши гены? Они — лишь «схема», по которой изготовлена подлинная загадка природы: протеины, то есть белки. В процессах, протекающих в организме, участвует множество белковых молекул. Однако исследование белков — задача куда более сложная, чем расшифровка генома.

«Забудем про геном» — было сказано недавно на одной из научных конференций. А ведь, в самом деле, расшифровка человеческого генома была «детской игрой» по сравнению с новым проектом биологов: они хотят описать все белки, содержащиеся в организме человека, и понять, как те функционируют, как взаимодействуют друг с другом (см. «Знание — сила», 2002, № 2).

Еще недавно расшифровка генома преподносилась СМИ как вершинное достижение биологии. Однако само по себе знание последовательности генов не дает представления о том, как функционирует организм (см. анализ этого открытия в «ЗС», 2000, № 7 и 10). Более того, знание генома не позволяет нам ничего сказать о том, чем живет клетка — любая клетка человеческого организма.

Сами по себе гены — лишь инструкция по сборке белковых молекул. Тех молекул, из которых, как из кирпичиков, сложены любые наши клетки. Тех молекул, что преобразуют усвоенные организмом компоненты пищи в энергию. Тех молекул, чьим радением организм растет и старится. Тех молекул, из-за дефицита или избытка которых мы болеем.

А ведь мы даже не знаем, как клетки человека используют те или иные белки, когда они их используют и что может произойти, если нужный белок отсутствует. Нам будто подарили набор замечательных инструментов — они красиво разложены, посверкивают хромом и мельхиором, а для чего ими пользоваться, как применять?.. Кто бы подсказал!

Мало составить простую опись человеческих генов, надо знать, какими белками распоряжается каждый ген. Пока у нас есть пулы с множеством кнопочек. Теперь надо выяснить, что включает или переключает каждая кнопка.

Лишь «функциональное исследование генома», то есть составление атласа протеинов, их опись, позволит понять, какую же роль они играют в человеческой клетке. Вслед за расшифровкой генома необходима расшифровка протеома. Иначе этот «пульт» так и останется игрушкой в наших руках.

Взрослые игры с неизвестными

Термин «протеом» предложил в 1994 году австралийский исследователь Марк Уилкинс. Под ним подразумевают полный комплект протеинов, имеющихся в организме, — совокупность белковых молекул, вырабатываемых им. Эти молекулы управляют всеми обменными процессами, протекающими в организме, идет ли речь о пищеварении, выработке гормонов или электрическом возбуждении нервных клеток. Любые молекулярно-биологические процессы, происходящие в организме, отражаются в протеоме.

Исследование протеома — крупный международный научный проект. В 2001 году для работы над ним была создана международная Организация протеома человека (Human Proteome Organization / HUPO). Особое внимание участников проекта вызывают белковые молекулы крови, печени и головного мозга.

В эти исследования включается и большой бизнес — прежде всего, крупные фармацевтические компании. Создаются многочисленные фирмы, занятые изучением человеческих белков. Их руководители спешат выступить с громкими заявлениями. Так, американская фирма «Myriad Proteomics» уже объявила, что до конца нынешнего 2004 года завершит анализ всего протеома человека.

Из двадцати аминокислот составлены миллионы различных протеинов. Слева: трипсин - один из важнейших пищеварительных ферментов. Справа: коллаген - основной строительный элемент нашего тела

Независимые эксперты относятся к таким заявлениям скептически. Тому есть ряд причин.

* Протеом — величина не постоянная. Это геном был «книгой, содержавшей около трех миллиардов букв». И все: буквы стояли на своих — отведенных им природой — местах. Здесь же — в протеоме — все непрестанно меняется. Если и сравнивать протеом с книгой, то с книгой, которая пишется у вас на глазах. Попробуйте подсчитать в ней количество знаков! Автор то дописывает что-то, то хлестко черкает.

Или другое сравнение: анализ протеома сродни фотографическому процессу. Щелкая кнопкой фотоаппарата, мы пытаемся запечатлеть жизнь, а удерживаем лишь отдельные мгновения. Вспышка, кадр, фигуры застыли и пересчитаны, а поднимите глаза от карточки — мир неузнаваемо изменился. Одни персонажи ушли с глаз долой; другие, незнакомые, появились, и лишь фон действия — остовы зданий — остался тот же, как никуда не исчез и остов человеческого организма — фон, на котором мы наблюдаем стремительную активность белков.

Почти в каждой клетке число белковых молекул все время меняется. Синтезируются новые молекулы и распадаются существовавшие. Состав белков зависит от пола и возраста человека, от его кулинарных пристрастий, от времени суток и многих других причин. В клетках различных органов тела свой состав белков: в головном мозге он один, в поджелудочной железе — другой, в дельтовидной мышце — третий. Протеом раковой клетки разительно отличается от протеома здоровой клетки.

Это геном был один на всех, как статья «Человек» в энциклопедии относится сразу ко всем людям. Протеомы же, они совершенно индивидуальные — особые для каждого человека, для любой части тела. Вот и судите, легко ли составить такую опись? Выполним ли этот проект? Титаническая задача! Все равно, что пересчитывать брызги пены в мчащейся реке.

* До сих пор неизвестно, сколько белковых молекул имеется в человеческом организме вообще и в клетках тела, в частности. Так, банк данных «Human Protein Index», созданный калифорнийской фирмой «Large Scale Proteomics» — ведущей фирмой в области исследования протеома, — располагает сведениями о 115 тысячах белков, содержащихся в образцах 157 тканей. Банк данных SWISS PROT содержит сведения о 8500 хорошо исследованных белков.

Еще лет пять назад некоторые специалисты заявляли, что составить атлас человеческих белков сравнительно легко. «Сколько их там? Тысяч тридцать-сорок?» Теперь мы знаем, что по инструкциям, хранящимся в 40 тысячах наших генов, синтезируется от полумиллиона до миллиона белковых молекул. Многообразие белков явно недооценивалось. Их в десятки раз больше, чем генов. Это — первая неожиданность, с которой столкнулись исследователи протеома.

Биологические основы этого многообразия различны. Долгое время считалось, что схема изготовления белков проста: один ген — один вид молекул РНК; один вид молекул РНК — один сорт белков. Догадка оказалась ошибочной. Более половины генов человека «отвечают за выпуск» сразу нескольких молекул РНК. Следовательно, в них заложена инструкция по изготовлению нескольких белков. Вот и сюрприз номер два.

* На этом сюрпризы не кончились. Каждая клетка — как удельный князек — самовольно распоряжается имуществом, оказавшимся на ее территории, изменяя белковые молекулы до неузнаваемости: там красуется довесок из углеводорода, там — лишний сахар, там — украшеньице из фосфора. Так появляются все новые разновидности белков. Иной раз подумаешь, что протеины, как люди: каждый отличается «лица необщим выраженьем».

Орудия, которые мы выбираем

Итак, исследование протеинов — задача не из легких и не из дешевых.

Анализ структуры белка обходится сейчас в 50 — 200 тысяч долларов. Не случайно семь ведущих американских лабораторий объединились в организацию «Protein Structure Initiative», задавшись целью снизить стоимость анализа до 20 тысяч долларов и исследовать в ближайшие десять лет структуру 10 тысяч новых белковых молекул.

Антитела - это белки, защищающие организм от бактерий. По сваей форме они напоминают латинскую букву Y

Попутно биохимики проверяют, как ведет себя эта молекула, — действует ли она в одиночку или вместе с другими протеинами. Оказывается, белковые молекулы чаще всего действуют сообща. Это тоже стало неожиданностью для ученых. Долгое время считалось, что белки выполняют свои функции поодиночке.

* В опытах, проведенных немецкой фирмой «Cellzome» и канадской фирмой «MDS Proteomics», удалось выявить в дрожжах сотни комплексов белковых молекул. В некоторые объединения входило до 80 белков. Одни из этих товариществ сохранялись долгое время; другие распадались, едва возникнув.

* Немецкий исследователь Петер Ютц подсчитал во время эксперимента, что 1548 белковых молекул дрожжей совершили свыше 2350 различных совместных действий.

* Подобный коллективизм заметно затрудняет исследование. «Структурный анализ белков нельзя автоматизировать, как автоматизировали исследование генома. Молекулы ДНК относительно неизменны и одинаковы — любую из них можно исследовать по одной и той же схеме. А вот протеины — сущие эксцентрики: ни один не похож на другой», — так прокомментировал планы коллег немецкий биолог Роберт Хубер в интервью журналу «Bild der Wissenschaft».

Очевидно, что-то изменится с внедрением метода ядерно-магнитной резонансной спектроскопии, позволяющего исследовать трехмерную структуру белковых молекул. Разработал его швейцарский биофизик Курт Вютрих, удостоенный в 2002 году Нобелевской премии по химии (см. «Знание — сила», 2003, № 2).

По отзывам специалистов, данный метод позволит в обозримом будущем составить атлас всех человеческих белков. С его помощью удается фиксировать изменения атомных ядер под действием электромагнитного излучения. Проше всего исследовать атомы водорода. Любая белковая молекула содержит сотни, а то и тысячи атомов водорода. Если удастся опознать отдельные атомы, то можно примерно представить себе структуру молекулы. Однако данный метод пригоден лишь для исследования небольших белковых молекул. Впрочем, говорит Вютрих, в ближайшие лет десять не следует и надеяться на то, что появится автомат, который по одному нажатию кнопки выдаст вам трехмерное изображение того или иного белка.

Что касается крупных белков, то некоторые исследователи, стремясь понять их структуру, прибегают даже к математическим методам — пробуют просчитать, какая из возможных форм молекулы была бы наиболее стабильна. Создав компьютерную модель, они проверяют на практике, верен ли их прогноз. Впрочем, пока не удалось создать надежную схему прогнозирования структуры белковых молекул. Одно слово — «эксцентрики»!

Зачем они нам нужны? Зачем мы изучаем протеины?

На все руки протеины

Белковые молекулы впрямь «мастера на все руки». Они состоят всего из двух десятков аминокислот, но те расположены в самой разной последовательности. Вот почему количество видов белковых молекул исчисляется миллионами. Они выполняют в организме человека самые разные функции.

В любом процессе, протекающем внутри нас, хоть одна белковая молекула да участвует. Сражаться! Антитела — это белки, защищающие организм человека от проникновения бактерий и токсинов. Они атакуют белковые молекулы, находящиеся на поверхности микроба, и нейтрализуют их.

А еще они маркируют вредные бактерии, проникшие в организм, и по этим меткам клетки иммунной системы разыщут незваных гостей и уничтожат их.

По своей форме антитела напоминают латинскую букву Y. Их концевые участки легко видоизменяются. Антитела постоянно пытаются принять новую форму. Если какая-то форма окажется особенно хороша в борьбе с определенным микробом, это будет отмечено в «архивах» иммунной системы человека. В следующий раз, когда такой же микроб проникнет внутрь человека, иммунная система применит новое грозное оружие и расправится с агрессором.

Управлять! Многие белки можно назвать «чиновниками по особым поручениям». К ним поступают приказы, пересылаемые, например, вместе с гормонами, а уж они извещают об этом ядро клетки, где поселились. Все идет своим чередом... Но иногда чиновники, словно соскучившись по верховной власти, сами начинают издавать указы, игнорируя команды, приходящие извне. Так, по их произволу клетка организма «отделяется» от своего государства. Распорядится такой честолюбивый чиновник: «Расти!», и клетка переродится — так, с пустячка, с «бунта в удельном княжестве» разовьется раковое заболевание. Сейчас ученые исследуют, как можно обуздать этих «чиновников», то бишь белковые молекулы, вздумавшие проявить необычайное рвение. Это позволит пресечь развитие рака на ранней стадии. Методами генной инженерии уже получены антитела, выискивающие таких «бунтовщиков». Они хорошо зарекомендовали себя при лечении некоторых форм рака.

Строить! Белок коллаген — основной строительный элемент нашего тела. Гибкий, прочный, надежный! Из него сложены кости, сухожилия, связки, хрящи, зубы, кожа и кровеносные сосуды. В организме человека почти четверть всех белковых молекул — коллаген. Его молекула устроена гораздо проще многих других. Она напоминает канат, скрученный из трех нитей. Это обусловливает особую прочность коллагена. Попробуйте разорвать канат!

Усваивать пищу! Один из важнейших пищеварительных ферментов — трипсин. Его вырабатывает поджелудочная железа. В тонком отделе кишечника всем распоряжается трипсин. Эта белковая молекула измельчает другие белки, чтобы облегчить поглощение их кишечником. Тело «сжигает» эти осколки, добывая энергию, или конструирует из них собственные белковые молекулы.

Платить по фальшивым счетам

Затем, что мы болеем. Снова прибегну к сравнению. Геном — это русло реки, проложенное поколениями потоков, проносившихся по нему. Протеом — это бурление и плеск миллиона капель, мчащихся по реке в данную секунду. Мы можем описать идеальный поток, соответствующий этому руслу, а по сиюминутной фотографии, сравнив ее с эталоном, поймем, что сейчас — половодье или сушь, или на Энском горнообогатительном комбинате в очередной раз прорвало очистные сооружения. Точно так же, сравнив состояние человека с идеальным протеомом, можно понять, какими недугами он страдает. Ведь многие наши болезни вызваны нарушениями синтеза протеинов — их перепроизводством или дефицитом.

* Так, при болезнях, вызванных неправильным обменом веществ, в организме наблюдается недостаток белковых молекул или они бездействуют.

* Если белков слишком много или они проявляют повышенную активность, человек может заболеть раком.

* Некоторые болезни, например, «коровье бешенство», вызваны появлением в организме дефектного белка — приона (от английского выражения protein infectious, «инфекционный протеин»). Как только в организм человека попадет этот «белок-убийца», начинается его копирование, что приводит к гибели жертвы.

Анализ протеома — это путь к создан ию новых лекарств. Особенно важно сравнение протеомов здоровых и больных людей. Это позволит понять, какие белковые молекулы играют ключевую роль в развитии тех или иных заболеваний. Работы впереди — непочатый край. Все предстоит открыть и понять заново. Как вырождаются клетки, когда человек болен раком желудка? Как стареют клетки сердечной мышцы? Что происходит при воспалении хряша? Как меняются ткани тела под воздействием гормонов? Выявив эти изменения, можно улучшить диагностику заболеваний и проводить целенаправленное лечение.

* Так, сотрудники Боннского университета определили характерный состав белков при той или иной форме рака простаты.

* Американские исследователи Ланс Лиотта и Эмануэль Петрикоин разработали тест, позволяющий выявить рак яичников на ранней стадии. В основе теста — использование протеинового чипа.

* По прогнозам специалистов, в ближайшем будущем появится аналогичный тест для выявления рака поджелудочной железы.

* Особый интерес вызывает плазма крови. Предположительно, в ней содержатся все виды протеинов, выработанных организмом человека. А значит, любая болезнь, перенесенная нами, оставляет мету в крови — в этом архиве, хранящемся в наших жилах. Недавно под эгидой HUPO стартовал проект по исследованию плазмы крови.

Со временем все эти разрозненные данные о дефектах белковых молекул будут собраны воедино — в образе особой виртуальной клетки. Если ввести в эту модель новое лекарство, то экран тут же покажет, насколько оно эффективно и каковы побочные последствия применения данного лекарства.

Но неужели можно схематизировать организм человека? «Вы думаете, климат Земли — менее сложная и хаотическая система, чем человеческий организм, — парирует исследователь из Гейдельберга Пер Борк, — тем не менее местные прогнозы погоды на ближайшие день-два не так уж и неточны».

Осуществлять перевозки! Один из важнейших белков в организме человека — гемоглобин. Он доставляет кислород из легких ко всем органам тела и забирает оттуда углекислоту. В среднем в организме человека — более полукилограмма гемоглобина. Именно в гемоглобине содержится 80 процентов всего железа, имеющегося в нашем организме. Роль гемоглобина так велика, что природа от добра добра не ищет: структура гемоглобина человека и шимпанзе практически одинакова.

Грибы работают для людей

Генетически измененные грибы можно использовать для выращивания в биореакторах человеческих белков, а значит, для изготовления новых лекарств. Подобный опыт удался группе американских исследователей во главе сТилманом Гернгроссом.

В сотрудничестве с фирмой «Glyco-Fi» они так модифицировали гриб Pichia pastoria, что процесс «глюкозирования», то есть «подвешивания» к белковым молекулам определенных фрагментов сахаров, протекал у грибов так же, как у человека. Грибы стали вырабатывать белки, снабженные типично человеческими фрагментами сахаров.

Адреса в Интернете

Протеины:

Исследование протеинов в Цюрихском университете: /

Протеомный анализ мозга

Важное место в планах ученых занимает исследование головного мозга человека. Мозг изобилует белком. В любой его клетке содержится более 10 тысяч различных белковых молекул — больше, чем в любой другой клетке человеческого тела. Их деятельность составляет биологическую основу нашего мышления. Разнообразные гормональные реакции — и даже простое чувство голода — непоправимо вторгаются в ход наших мыслей.

Все эти белковые молекулы постоянно взаимодействуют. Их количество, как и внешний вид, меняется: там к белковой цепочке прилепился кусочек сахара, там — фосфатная группа. Добавьте к этому, что головной мозг удивительно многолик. Любая ею клетка не похожа на другую. Все они ведут себя по-разному: одна реагирует на серотонин, другая — на дофамин, третья...

Все происходящее вокруг нас ежесекундно отражается на «содержимом» головного мозга. Переживания, впечатления, воспоминания и идеи оставляют свой — подчас неизгладимый — след в клетках мозга, «перезаписывают» их, как магнитофон — вставленную в него кассету. Как все это прикажете исследовать, измерить, исчислить?

Возьмем, например, такой процесс, как образование синапсов, то есть соединений между отдельными нервными клетками. Что происходит при этом? Чем больше ученые исследуют данный процесс, тем более сложным он кажется.

Под микроскопом видно, как у нервной клетки появляются выросты, как они превращаются в этакие ручки, которыми нейрон шарит вокруг себя. На ручках то вырастают, то исчезают пальчики. Ручки движутся бесцельно, но вот, что-то заметив, один из пальчиков замирает, и тут же в этом направлении вытягивается рука — вытягивается, чтобы схватить руку другой клетки.

В этом хаотичном процессе есть своя закономерность. «И на поверхности нервных клеток, и в разделяющем их пространстве имеется множество сигнальных молекул, -- говорит немецкий нейробиолог Мелитта Шахнер. — Уже сейчас мы можем назвать около сотни подобных молекул, но, на самом деле, их, наверное, раза в два больше».

Эти сигнальные молекулы, мельтешащие в ткани мозга, образуют бессчетные улицы, трассы, колеи, трубопроводы — гигантскую сеть дорог и коммуникаций, живущую особой жизнью. Сто миллиардов нервных клеток, заключенных в узилище черепа, могут образовывать до ста триллионов синапсов. Тут уж не килограмм мясистой массы — туг настоящий небосвод, испещренный звездами: галактика, вспыхивающая в голове человека в день его появления на свет.

Особенно интенсивно синапсы образуются в раннем детстве. Впрочем, эта способность не утрачивается и в глубокой старости. Мозг человека до последних мгновений жизни готов отражать и воспринимать окружающий его мир. По словам Шахнер, «перед тем как образовать новые синапсы, старые клетки омолаживаются, возвращаясь на ту стадию своего существования. когда они еще способны были образовывать синапсы».

Подтверждает эту гипотезу и тот факт, что одни и те же молекулярные процессы зачастую нарушают развитие мозга человеческого эмбриона и мешают взрослым усваивать новое. Вот, например, белковая молекула LI — сигнальная молекула, играющая важную роль в головном мозге. Известны четыре наследственных заболевания, обусловленных дефектом гена, который отвечает за ее выработку. Все эти болезни ведут к резкому ухудшению умственных способностей человека. Отмечено, что подобный дефект наблюдается, например, у детей, чьи матери злоупотребляли алкогольными напитками. Неумеренное потребление алкоголя также нарушает выработку белковой молекулы L1.

Впрочем, было бы наивно думать, что любая белковая молекула имеет строго определенную функцию. Слишком уж сложно устроен головной мозг. «В действительности, — говорит Шахнер, — мы имеем дело с целым клубком молекул». И все же когда-нибудь, в этом уверены исследователи протеома, мы научимся моделировать, что происходит, если изменяется содержание той или иной белковой молекулы. А меняется оно постоянно.

Немецкий биолог Иоахим Клозе, изучая мышей, констатировал, что их организм более или менее равномерно вырабатывает всего лишь 27 процентов видов белковых молекул. Содержание остальных видов молекул в тот или иной период жизни резко меняется. Очевидно, то же самое, пусть и в других пропорциях, справедливо и в отношении людей.

Однако с возрастом эти перемены происходят все реже. Обмен веществ стабилизируется. В конце жизни — вернемся к опытам Клозе — уже 81 процент всех видов белковых молекул вырабатывается примерно в одном и том же количестве. В преклонном возрасте колеблется лишь уровень выработки примерно пятой части белковых молекул. По мнению исследователей, наблюдение за этими молекулами поможет разгадать тайны старости. Так, мечта о «человеке прозрачном» смыкается с мечтой о «человеке бессмертном».

Заметки с конференции

Павел Тарасов

Место встречи изменить нельзя

Мы думаем, прошлое безвозвратно уходит? Ан, нет, ничего подобного! «Архивы» прошлого — надежный путеводитель в будущее.

Встреча в Куньмине

Международная встреча под названием «Природа и цивилизация», о которой пойдет речь, размахом и числом участников не отличалась. А вот тема ее — и актуальная, поскольку затрагивает жизненные интересы нас и наших потомков, и интригующая, когда речь заходит о прошлом.

Место — Куньмин, город, который в Китае называют городом «вечной весны». Там, в непосредственной близости от тропика Рака, нет такой изнуряющей жары, как в приморском Шанхае. От летнего зноя спасают горы и возвышенное положение — около 2000 метров над уровнем океана.

Путь к месту встречи не близкий. На перелет из Москвы в Пекин ушло около семи часов. Еще три часа, чтобы попасть на самолете из Пекина в Куньмин. Над входом в отель красовался расписанный золотыми буквами кумачовый транспарант: «Привет участникам!» И надпись эта, и красные флаги навевали ностальгические воспоминания.

Есть ли у нас план?

Среди участников конференции — палеогеографы, историки, археологи изодиннадцати стран мира. Что нового может дать объединение их усилий, какие перспективы открывает?

Эти вопросы не случайно обсуждаются в первый день совещания. Слишком долго важнейшие глобальные и региональные проблемы решались в узком национальном и узкоспециальном кругу. Но ведь так ясно — сложнейшая природная система требует комплексного подхода к ее изучению.

Анализ и прогноз взаимоотношений человека и природы — еще более сложная задача. Появление сверхмощных компьютеров позволяет моделировать природные процессы, проигрывать различные сценарии будущего.

Но как объективно оценить, какой из предлагаемых прогнозов надежнее и точнее, если машина времени для полетов в будущее еще не изобретена?

Наиболее доступный способ тестирования климатических моделей — сравнение результатов моделирования с палеоклиматическими данными, основной источник которых — «архивы». Они оставлены нам в наследство природой и многими поколениями людей. По мнению профессора Б. Берглунда (Швеция), природа — гораздо более объективный и скрупулезный информатор, чем человек. К примеру, за год на дне озера накапливается слой из минеральных и органических частиц толщиной не более одного-двух миллиметров. И в этом слое зашифрована информация не только о состоянии самого водоема, качестве и глубине воды, составе микроорганизмов, но и о местном климате, и об окружающей растительности. Пробурив десятиметровую толщу озерных отложений, можно получить в свое распоряжение естественный архив объемом в пять — десять тысяч лет. Но сколько же сил и времени уйдет на расшифровку этих «записей»! «Чтобы подробно изучить всего одно озеро, — говорит докладчик из Германии, — понадобились десятилетние усилия пяти кандидатов наук и шести аспирантов, не считая технического персонала». Конечно, нужны международные программы. С этим уже никто не спорит.

Озеро глубиной сто шестьдесят тысяч лет

Российская земля богата озерами. И каждое из них хранит информацию о прошлом — далеком и близком. Озеро Неро, расположенное в двухстах километрах к северу от Москвы, ничем особенным вроде бы не выделяется. Площадь — пятьдесят квадратных километров, средние глубины — один-два метра. Леса вокруг — береза да ель. Однако же люди с древних времен освоились на его берегах. И поселение на месте нынешнего Ростова — одного из двух древнерусских городов, носящих прозвище Великий, — упоминается в русских летописях уже в 862 году — за триста лет до Москвы. Сегодня о былом величии города напоминают только белокаменный кремль с палатами да монастырские строения и звонница с огромным колоколом по имени Сысой. А о былом величии озера Неро можно судить по террасам и древним береговым валам, следы которых прослеживаются в рельефе Ростовской котловины.

Золотой Буддо у входа в храм расплылся в улыбке.

Нужно лишь коснуться пальцами его босой ступни, и успех конференции гарантирован.

И вот на берегу Неро пробурили 129-метровую скважину. Для специалистов географического факультета МГУ это был роскошный подарок — каких только сведений не узнали они! Было, в частности, установлено, что возникновение озера связано с таянием огромного ледникового покрова, начавшемся более ста шестидесяти тысяч лет назад. С тех пор природные условия неоднократно менялись. Наиболее теплым климат был в микулинскую и голоценовую эпохи. Первая датируется интервалом времени 125—110 тысяч лет, последняя началась около 11 тысяч лет назад и длится по сей день. Эпохи с теплым климатом разделял период сильного похолодания, соответствующий валдайскому оледенению на севере Европы.

В микулинское время летние температуры превышали современные на два с лишним градуса, а зимние — на 3-7°. Так что трескучих морозов и весенних заморозков в те времена не было. К северу от современной Москвы преобладали леса из дуба, липы и граба, а любимые нами елочки не встречались. А затем наступило похолодание — переход к ледниковой эпохе. Тут уж не до комфорта. Летом средние температуры не превышали 15°, а зимой — могли снижаться до -20 и даже —30е. Около двадцати тысяч лет назад местным жителям до тундры было в буквальном смысле рукой подать.

Но... ничто не длится вечно, на смену холоду пришло новое потепление. Уже пять-восемь тысяч лет назад средние температуры вновь на 1-1,5° превысили современные. Вновь зазеленели вокруг озера широколиственные леса из дуба и липы. Только для граба тепла было маловато. Около трех тысяч лет назад лето сделалось прохладнее, а зимы — более снежными, вот тут-то и появились еловые леса. С теплом начались сельскохозяйственные работы. Это уже VIII-IX века. Об этом свидетельствует пыльца ржи, гречихи и льна в донных отложениях.

А современное «глобальное» потепление? Как оно отразится на крае? Судя по данным из «озерного архива», ни местной природе, ни жителям Центральной России это не повредит.

Юннань известен своим чаем. Дегустацию даже самых редких сортов для вас запросто организуют в любом чайном магазинчике.

Жизнь и смерть империи майя

А что известно о роли климата в жизни обитателей других континентов? Америки, например. Ответить попытался профессор Г. Хугемстра (Голландия), проанализировавший причины гибели майя — одной из самых известных цивилизаций доколумбовой Америки.

Оживленная дискуссия по этому вопросу началась еще в 50-е годы прошлого века, когда журнал «American anthropologist» опубликовал статью о том, что именно в этом регионе в культурном развитии населения определяющую роль играло сельское хозяйство. На основании этой гипотезы низменности Мексики и Гватемалы — районы с низким сельскохозяйственным потенциалом — не могли быть местом рождения великой цивилизации. Это означаю, что классическая культура майя с ее монументальными строениями, уникальными произведениями искусства и научными достижениями была привнесена на полуостров Юкатан пришельцами извне. А упадок в IX веке произошел потому, что долго существовать в скудных природных условиях эта культура не могла.

Противники этой идеи ссылались на то, что постепенного-то упадка как раз и не было! Археологические находки подтверждают преемственность культуры майя и ее местное происхождение.

Но кто же Все-таки прав?

Коллапс цивилизации майя произошел около 850 года, вслед за шестисотлетним периодом культурной экспансии и роста численности населения. В числе возможных причин назывались перенаселение, сопровождавшееся истощением почв; эпидемии, войны, нашествие насекомых, генетические и демографические проблемы. Традиционно не были забыты землетрясения и извержения вулканов. Однако палеогеографические исследования в регионе позволили склонить чашу весов в пользу климатических причин.

Появление первых поселений индейцев майя на юге Мексики относится к X веку до новой эры. Но именно тогда климат Центральной Америки стал более засушливым. Однако не секрет, что интенсивное сельское хозяйство в сочетании с хорошей его организацией позволяет увеличивать производство сельскохозяйственных продуктов даже там, где сильно ограничены агроклиматические возможности. Государство майя отличалось очень высокой культурой земледелия. Хороших урожаев добивались, используя насыпные поля, отделенные друг от друга каналами. Это позволяло предохранить посевы от затопления, а почвы — от засоления. Богатые органикой и микроэлементами илы, оседавшие на дне каналов, использовались для удобрения, а сами каналы — для разведения рыбы, черепах, моллюсков, выращивания съедобных растений. Таким образом разнообразие приемов способно преодолеть природную вредность климата. Около трех тысяч лет назад засухи способствовали, как ни странно, интенсификации сельского хозяйства и укреплению их государственности. Но две тысячи лет спустя сушь, неурожаи превысили предел устойчивости природно-экономической системы. Это и привело к коллапсу древней цивилизации.

Так выглядит озеро Лугу—самое романтичное место Девичьего царства.

Самый уважаемый человек у мосой — бабушка, глава семьи и хранитель домашнего очага.

Некоторые камни в «лесу» удивительно напоминают застывшие фигуры людей. Истории окаменевших персонажей передаются из поколения в поколение.

Записки на костях, или Какая будет погода?

Древние архивы и летописи — настоящий кладезь знаний! Доктор Жанг (Китай) все свое рабочее время посвящает расшифровке древнейших предсказаний погоды, обнаруженных на востоке при раскопках столицы империи Инь. Откровения оракулов записаны на костях животных и черепаховых панцирях и датируются XIII — XI веками до новой эры. Содержание вопросов отражает интерес населения к краткосрочным прогнозам погоды: на пару дней, на неделю. В этом древние китайцы ничем не отличались от нас, сегодняшних, замирающих при словах диктора о погоде. Интересно, что больше всего вопросов к оракулу было о дожде, тогда как о снеге практически речи не шло. а значит, климат тогда в Азии был теплее и мягче.

Мельничное колесо у ворот старого Лиджана символизирует колесо фортуны, обычно благосклонной к «нашим».

Голод не тетка

Подробные записи о самых разнообразных погодных и природных явлениях содержатся и в японских источниках. По иронии судьбы наибольшие бедствия сельскому хозяйству Страны восходящего солнца причиняло само земное светило, а точнее, солнечные пятна — показатель его чрезмерной активности. Катастрофически голодные 1782 — 1787, 1833 — 1839 и 1866 — 1869 годы совпадают с периодами наибольшего числа солнечных пятен. Ах, если бы эти данные вместе с методикой прогноза солнечной активности были доступны агрономам прошлого!

На ход японской истории погода влияла безусловно. Есть много примеров. Один из них относится к XII веку. В то время Япония находилась под властью дома Таира, сосредоточившего в своих руках всю политическую и военную власть. Но в начале 1180-х годов семейство Минамото, подняв восстание на востоке страны, неожиданно быстро сломило могущество Таира. Придворные историки в основном объясняли это причинами психологического характера или случайностью. Таира обвиняли в трусости, а бегство его войска связывали с тем, что солдаты спутали шум, произведенный огромной стаей птиц, с цокотом копыт неприятельской конницы.

Точка зрения профессора X. Аракава кажется более убедительной. По его мнению, сильнейшая засуха 1180 года вызвала страшный голод на западе Японии. По сведениям тех лет. только в Киото от голода умерли более сорока тысяч человек. В восточной же части Японии урожай риса, наоборот, был отменным. И нет ничего удивительного, что хоть и небольшое, но сытое войско Минамото-но- Иоритомо без особых трудностей одолело изголодавшуюся армию Запада.

Что будет с нами через 50 лет? Профессор Ли, профессор Негенданк (справа) и профессор Вагнер дают интервью китайскому телевидению.

Каменный лес

Не прошлым единым жив человек. Рассказ о конференции будет не полным, если оставить без внимания последовавшую за ней этнографическую экскурсию. Провинция Юннань, столицей которой является Куньмин, известна своими фруктовыми садами, чайными плантациями, большими озерами и пестротой национального состава. За окнами экскурсионного автобуса мелькают поля и деревни. Стройные эвкалипты, завезенные из Австралии и прекрасно прижившиеся на китайской почве, стоят как часовые. «В этих местах, — сообщает гид, — выращивают очень красивые цветы. Розы стоят дешево — восемь юаней (около одного доллара) за килограмм». Эта подробность вызывает оживление, особенно среди японцев, привыкших не только цветы, но даже картошку покупать штучно. Выкладываешь сто йен (около доллара), и получаешь одну картофелину.

А автобус в это время въезжает... в каменный лес — уникальное творение, над которым природа трудилась в общей сложности около 400 миллионов лет. Когда-то, в девонское время, на месте, где стоит наша группа, плескалось море. Остатки живших в нем организмов сформировали многометровую толщу известняков. В результате тектонических движений морское дно превратилось в сушу, и природа- скульптор взялась за работу, используя в качестве резца обычную дождевую воду. Вода в условиях теплого тропического климата потихоньку разъедала податливый известняк, расширяла трешины и выносила прочь растворенный материал. И сегодня взорам изумленных людей, впервые попавших сюда, предстает величественная картина: «лес», состоящий из каменных белых колонн, изукрашенных причудливым орнаментом. В этом лесу туристу легко заблудиться, а художнику — признать свое поражение в соревновании с природой.

У местных жителей красивые камни пользуются большим уважением. Считается, что они способны защитить дом и поле от злых духов. Никогда никому и в голову не приходило разрушить торчащую из земли скалу. Сегодня тем более: каменный лес привлекает и туристов, и ученых, и просто любопытных. Не удивлюсь, если узнаю, что основной лозунг местного населения звучит так: «Берегите лес — наше богатство»!

Так на языке наши выглядит слово «любовь».

Так выглядит знаменитый «каменный лес». Когда-то на этом месте плескалось море.

Где живут наши?

Каждый из двадцати семи малых народов, населяющих провинцию Юннань, имеет свой язык и самобытную культуру. Все они интересны по- своему, но один — в первую очередь привлек мое внимание. Имя ему — «наши». В межгорной котловине, на высоте около двух с половиной тысяч метров расположился Лидзян — столица земли, где проживают наши. Лидзян в переводе означает «красивая река». Ее рукава, превращенные в живописные каналы, проходят через город, что дает местным жителям повод называть его «восточной Венецией». Наши явно тяготеют к высокому слогу!

История их появления на юго-западе Китая довольно загадочна. Говорят, что много веков назад наши пришли откуда-то с севера, да так и остались в этих труднодоступных краях, сохранив уникальную культуру, язык и даже письменность. Внешним видом они напоминают монголов, обычаями — тибетцев. Их пиктографическое письмо — «донгба» — насчитывает более трех тысяч слов и выражений и около 700 простейших пиктографических символов. Ими пользуются и сейчас, но в основном для украшения сувенирной продукции — кошельков, сумочек и прочей мелочи, которая в изобилии продается на улицах Лидзяна, внесенного, кстати, в список всемирного наследия ЮНЕСКО. У входа в «старый» город установлено огромное мельничное колесо, приводимое в движение водой. Оно символизирует «колесо истории», оказавшееся благосклонным к маленькому народу.

А может быть, причина его самосохранения кроется в неиссякаемой жизненной энергии? Не случайно своим тотемом наши выбрали лягушку, известную своей плодовитостью и неприхотливостью. Они — прекрасные танцоры, певцы, музыканты. Наши не выпадают из общей обоймы и в новых экономических условиях, великолепно используя туристический бизнес.

Девичье царство

Еше одна достопримечательность Юннаня. Трудно поверить в существование страны амазонок, пока не попадешь на озероЛугуху, что в трехстах километрах от Лидзяна. Местные жители — представители народности «мосой» — живут в окрестностях «волшебного озера» уже около двух тысяч лет. Общество их построено на принципах матриархата. Главой большой семьи является старшая женщина. Дети воспитываются в доме у матери, носят ее фамилию и получают долю наследства. По закону девушка сама выбирает себе мужчину по сердцу, и никто не вправе оспаривать ее решение. Свободный выбор, однако, не предусматривает ни совместного проживания, ни общего хозяйства. Муж может появляться в доме у своей супруги, но... только в ночное время. Закон предписывает ему с рассветом отравляться восвояси, чтобы добросовестно трудиться в доме своей матери или бабушки. Люди мосой не играют свадеб и не регистрируют браков. А потому им не известны разводы. В каждом случае расставание происходит по обоюдному согласию, не травмируя детей, которые и так практически не знают своих отцов. Роль «главного» мужчины в семье обычно играет дядя — старший брат матери. Занимаясь воспитанием племянников, он в старости может рассчитывать на их помощь и заботу. Вот такое необычное общественное устройство. Может быть, некоторые сочтут его идеальным да и рванут в «Девичье царство»! Что ж, тогда им придется захватить с собой и своих женщин — маму, сестру, бабушку. Без них в стране у мосой мужчине не обойтись.

Камо грядеши?

И во время конференции, и позже, на экскурсии, нас сопровождают корреспонденты китайского телевидения. Их, как и большинство населения, интересуют не высоконаучные теории, а ответы на вполне земные вопросы. Например, как изменится климат Земли в ближайшие пятьдесят лет? Как скажется потепление на ее жителях? Любопытство журналистов удовлетворяет профессор Негенданк, директор Центра геофизических исследований в Потсдаме. Он говорит, что, по различным оценкам, к 2050 году повышение температуры воздуха может составить от одного до шести градусов. Сам профессор — сторонник умеренного сценария, предполагающего, что потепление климата не будет повсеместным и синхронным. «Большинство населения просто не обратит на него внимания. Ведь и сейчас больше говорится и пишется об экстремальных погодных явлениях, чем о повышении температуры на один градус, зарегистрированном в прошлом столетии!» Журналисты разочарованно кивают. Значит, нет сенсации? И климатическая катастрофа пока не прогнозируется? А может, это и к лучшему!

Российский интеллектуальный Ренессанс

«...Люди духа повсюду испытывали страстное желание найти возможность выразить новые ходы своих мыслей, тосковали о философии, о синтезе, прежнее счастье чистой замкнутости в своей дисциплине казалось уже недостаточным, то там, то здесь кто-нибудь из ученых прорывался за барьеры специальной науки и пытался пробиться к всеобщности, мечтали о новой азбуке, о новом языке знаков, который мог бы зафиксировать и передать новый духовный опыт».

Эти слова, написанные Г. Гессе в сороковые годы прошлого столетия в романе-утопии «Игра в бисер», оказались провидческими. Они послужили бы прекрасным эпиграфом к очередной встрече, которая состоялась в Доме ученых ОИЯИ — Объединенного института ядерных исследований в Дубне — как продолжение «Интеллектуального моста Россия — Запад» (см. «Знание — сила», 2003, № 7). В гости к дубненцам приехали люди известные, в представлении не нуждающиеся.

Все они — выпускники лучших технических вузов, но по-разному сложились их творческие судьбы. Можно сказать, что тему русского Ренессанса обсуждали в этот день ученые, организаторы науки, бизнесмены, литераторы, телевизионщики, политики... Так что еще раз был подтвержден тезис, что наука не имеет границ, уже не в географическом отношении, а в креативном.

«После декабрьского форума с учеными соотечественниками, — отметил вице-директор ОИЯИ А. Сисакян, — стало ясно, что в процессе возрождения российской науки можно опереться на диаспору, то есть на тех наших соотечественников, которые сегодня живут и работают за рубежом».

Поэтому неудивительно, если и декабрьский форум, и встреча, о которой идет речь, послужат началом нового движения, оригинальной идеей сближения ученых разных регионов и разных научных направлений. Ростки этого движения уже пробились на свет, и об этом мы вскоре расскажем.

А пока — несколько фрагментов из дубненских выступлений.

Профессионализм и творчество комплементарны

Дмитрий Чернавский — заведующий отделом теоретической биологии ФИАН. Область научных интересов — биофизика.

В настоящее время работает над проблемами биоинформатики и биосинергетики.

Во времена Леонардо да Винчи были ученые. Не было отдельно физиков, химиков, биологов и так далее. Каждый ученый должен был знать все и понимать другого. Затем наука распалась на отдельные дисциплины; появились профессионалы — механики, термодинамики, химики, биологи... Сейчас многие профессионалы из разных наук друг друга с трудом понимают. Тем не менее, считаю, настало время нового Ренессанса в науке. Почему?

Во всех науках профессионалы свои ниши уже достаточно истоптали, и во многих традиционных профессиональных нишах чувствуется застой. Не буду эту мысль развивать, хотите верьте, хотите нет. Самое интересное творится в пограничных, смежных областях — биофизике, биохимии, экологии. Для того чтобы здесь продвинуться вперед (а это необходимо, потому что аксиоматика узких профессионалов, когда они сходятся друг с другом, оказывается противоречивой), незыблемые утверждения, аксиомы подлежат ревизии. Вот здесь и необходимо творчество, и для этого нужно быть человеком Ренессанса.

Второе. В конце XX века в науке появились новые направления — смежные, но новые. По значению, на мой взгляд, сделаны открытия не меньшие, а может, и большие, чем квантовая механика и теория относительности.

Что я имею в виду? Во-первых, теория динамического хаоса, теория неустойчивости. Она сейчас спорная, люди друг друга за грудки хватают, спорят — динамический хаос истинный или неистинный. Подобные споры были в Средние века — о вере истинной, и примерно с такими же результатами. Короче говоря, эта живая область растет и имеет уже много достижений. Благодаря этому действительно вскрыты противоречия между механикой и термодинамикой, между механикой, физикой и теорией развивающихся систем. В рамках этой теории обнаружен очень интересный феномен — когда хаос вдруг сам неожиданно возникает, а потом переходит снова в динамику, исчезает хаотичность. Но это новое состояние отличается от первого. В этом хаосе происходит выбор между разными возможностями. Когда выбор сделан, снова начинается динамика.

На самом деле, эта закономерность характерна для всех развивающихся систем — биологических, социальных и так далее. Этот промежуточный хаос, который длится определенное время, а потом снова исчезает, — вот самое характерное и нужное.

А как его описать? Здесь возникают глубинные вопросы о ревизии всего нашего понимания философии, математических понятий бесконечности. То есть хаос необходим развивающейся системе. Как говорят на Кавказе, гость необходим хозяину как воздух, но если воздух войдет и не выйдет, хозяину будет плохо. Далее. Теория распознавания образов выросла из конкретных задач, из игры — как мышка распознает кошку, не логически же она делает это, а интуитивно. Так теория распознавания сейчас — это раздел математики, причем потрясающе интересный. Это наука, по возможности строгая, где отсутствует требование доказательства. То есть нужно не доказать, что это так, вытекает из каких-то аксиом, а узнать, похож ли этот предмет на какой- то прецедент, и ежели похож, тогда можно прогнозировать, что он будет себя вести так же, как прототип. Вдумайтесь: точная наука, в которой отсутствует парадигма доказательства! Не все это понимают, но это нечто совершенно новое.

Тем не менее эта наука развивается, накопила уже большой опыт, в ней появились и теории, и математические модели распознавания. В этих моделях выяснилось, что можно провести грань между интуитивным распознаванием и логическим. Можно увидеть, как интуитивное переходит в логическое, можно оценить роль, которую играет логика и какую — интуиция. Кстати, из этого следует утверждение, что в рамках логического мышления творчество отсутствует. Творчество всегда интуитивно. Это известно философам и специалистам логики, но в среде физиков-теоретиков это утверждение встречает сильное сопротивление.

Что еще нового? Нейрокомпьютинг. Это тоже, можно сказать, раздел математики. Там тоже можно построить математические модели, можно на молекулярном уровне проследить, как происходит распознавание, как происходит мышление. И даже как возникает творчество, акт озарения, момент истины. Вы можете спросить: эти модели могут заменить человека, могут они сами творить? Нет, творить не могут, но разобраться и понять, что творчеству способствует, что мешает, можно.

Ну и, наконец, динамическая теория информации. Что касается информации, это слово употребляют в очень разных смыслах, а чаше всего без смысла. Но в последнее время удалось все-таки и здесь с помощью теории динамического хаоса, теории динамических систем понять, как происходит информационный процесс. В частности, все. о чем я говорю — и творчество, и интуиция, — это все информационные процессы. Этот клубок новых знаний требует действительно синтетического, синергетического подхода. Здесь нужны основные, опорные знания, факты, события из многих областей. При этом не требуются доскональные, глубокие знания в каждой. Здесь проявляется комплементарность между профессионализмом и творчеством. Если ты узкий профессионал, то трудно овладеть другими знаниями, выйти за рамки, нарушить свою аксиоматику и воспринять друг друга. Поэтому для научной работы и для творчества нужны и профессионализм, и творчество, но в каких-то определенных соотношениях. У каждого человека такое соотношение разное. И еще более важный момент, что между такими людьми часто отсутствует взаимопонимание. Об этом писал Пушкин в «Моцарте и Сальери». Сальери — профессионал, Моцарт — творец. Они нужны друг другу, они любят друг друга и, тем не менее, Сальери травит Моцарта. Это и есть проявление комплементарности в творчестве.

И самое последнее. Какова разница между российским взглядом на мир и западным? На Западе больше уважают профессионалов, за это больше платят, за это каждый человек на своем месте «делает свою гайку», а другие профессионалы из этих гаек собирают товарные ценности. В России менталитет другой. В целом, если смотреть по всем параметрам, то распределение очень широкое. Так Россия создавалась, так она возникала, здесь смесь всех менталитетов, и вместе с тем каждый человек несет в себе всю широту. Каждый человек в России может понять и забулдыгу, и профессора, и банкира. Это, условно говоря, голографическое явление. В каждом человеке в России отражается как в капле воды вся широта России в целом. Поэтому и российская наука развивалась, развивается и будет развиваться по пути интеграции разных наук, разных дисциплин. То есть творческая обстановка в России действительно есть, а на Западе ее часто не хватает. В российской науке есть, что сохранять, есть, на что ориентироваться, и есть точки роста. Особенно в наше время, когда возникли такие «творческие» науки. И скорее всего, именно они и будут преобладать в XXI веке.

Россия — страна Кулибиных, Америка — страна Эдисонов

Борис Салтыков — возглавляет ассоциацию «Российский дом международного научно-технического сотрудничества». Окончил МФТИ, кандидат экономических наук. Руководил Министерством науки и технической политики РФ, был вице-премьером, Полномочным представителем правительства РФ в ОИЯИ.

Я продолжу тему «русский стиль в науке». Родоначальники, скажем так, глобального взгляда на науку называли это русским космизмом. Мы сегодня обсуждали разные стили работы научного работника — на Западе, или американского стиля, российского подхода. Это не то, что обычно называется коллективизмом, всегда есть работы, которые могут быть выполнены только коллективом. Русский космизм — в постановке задач и способах их решения. Российский ученый ренессансного склада и масштаба не занимается подсчетом промежуточных результатов — он ставит запредельную задачу и старается ее решить. Может, вся жизнь на это уходит, задача не решена, но такой уж наш удел. А мы, говорит мне один немец, сделаем 25 диссертаций на промежуточных результатах, расчетах и отвергнутых вариантах. Вот разница в стиле.

Мне понравилась (не я ее придумал) метафора: Россия — страна Кулибиных, а Америка — страна Эдисонов. Чувствуете разницу? Изобретателей у нас тьма, а довести до бизнеса, сделать на основе изобретения реальную электростанцию и так далее — мы созданы не для этого. Здесь нужны американцы.

Не знаю, повлияли ли на русский космизм наша природа и просторы. Некоторые серьезно говорят, что география плюс природные условия формируют социум. То есть, во-первых, длинная зима, когда ты ленишься и ничего не делаешь, на печи лежишь, вспомните все русские сказки. Во- вторых, огромное количество земли и ресурсов. Ведь как на Руси развивалось земледелие — перестало поле плодоносить, бросил, выжег лес, перешел к следующему.

Говорят: Восток, Восток... А Япония — тоже Восток, это по поводу русофилов и западников. Мы посередине, у нас система ценностей ближе к Востоку. Да, к Востоку — почитание императора или царя, почитание государства, склонность к коллективным действиям. Но у нас нет так называемой рисовой культуры, присущей всей Юго-Восточной Азии, — тщательная, нудная работа по 12 часов в день. Поэтому изобрести, вспыхнуть мы можем, а довести до того, что называется промышленной технологией, — не дано. И этому надо учиться.

Когда и кто создал сегодняшнюю российскую науку? В общем, Иосиф Виссарионович. В том виде, в тех организационных формах и масштабах, безусловно, да.

У многих людей сейчас ностальгия: раньше было лучше... Да, в чем- то многим ученым было лучше, но поезд уже идет, обратно он не вернется.

Когда вообще был золотой век российской науки? 60-е — начало 70-х. Дальше началось угасание, поверьте профессиональному экономисту, я хорошо знаю динамику показателей. В 60-е голы ежегодный прирост научных работников составлял 5—10 процентов, то есть удвоение человеческого потенциала за семь лет. Был распространен подход: «Новая идея — новая лаборатория, большая идея — новый институт». Почему? Потому что была гонка, два лагеря, а чуть раньше, до войны, была большая идея: построение коммунистического общества, равные возможности.

В итоге была построена мобилизационная экономика и во многом такая же наука. 18-летних можно было увлечь идеей, обучив на ранних стадиях, плюс воздействие пропаганды. И мы все, здесь сидящие, могли работать по 12 часов в сутки за 120 рэ. А после Второй мировой войны эксплуатировали вторую идею — зашита Отечества. Тоже абсолютно беспроигрышный вариант. И это правда, потому что когда говорят, для защиты Родины отдадим все, все и отдавали.

Мы ехали сюда на машине, я вспоминал про две беды на Руси; вот дороги все еще плохие. А ведь еще во времена застоя СССР был крупнейшим производителем цемента в мире. Мы производили цемента в полтора раза больше, чем США. Где же дороги? Сегодня мы понимаем, что надо было не ракетные шахты строить, а дороги. Но не строили. Или наши знаменитые танки. Горбачев впервые озвучил на последнем съезде КПСС в 1987 году, уже борясь с милитаризацией экономики: у нас, в СССР, 62,5 тысячи танков, а в США — 13 тысяч. Зачем нам столько? А затем, что после Второй мировой войны все еще была жива устаревшая доктрина: танковая армада движется на Европу.

Когда военная машина включена, остановить ее невозможно. Омский танковый завод, завод «с иголочки», с километровыми цехами, по которым можно ездить на велосипеде, в лучшие годы производил до тысячи танков в год! Говорили: конверсия, надо этот завод на трактора переводить. Невозможно! Проще и дешевле рядом построить тракторный завод, потому что иначе это будет золотой трактор.

Итак, в советские времена были две великие идеи. Первая — идеологическая, вторая — патриотическая. Были и ресурсы — нефтедоллары лились рекой. Был создан огромный научный потенциал. Система образования была хорошая, старые традиции были соблюдены, были совсем неплохие учебники, мы учились еще по Перышкиным и Перельманам. Но нормальная страна в мирное время не может работать только на одну армию или только на одну науку. В результате полностью деградировал гражданский сектор народного хозяйства, в том числе часть гражданской науки.

От чего больше всего сегодня страдают ученые? Мне кажется, не только от мизерной зарплаты, но и от потери ориентиров, потери ощущения своей нужности, значимости. Когда я в 1992 году на большой дискуссии в Академгородке СО РАН сказал, что в России слишком много науки, то был взрыв возмущения, и я «получаю» в обшем до сих пор за это. Мне говорили: вы что, против того чтобы в России было много образованных и культурных людей? Я говорю: нет, я — за. Но я подразумевал под «наукой» оплачиваемые из бюджета рабочие места. А для того бюджета, который Россия получила в 1992 году, все «научное наследство» СССР нести было не по силам. Надо было сохранить только лучшее. Спад в науке начался гораздо раньше. Замедление и этот знаменитый «поколенческий» разрыв начался в конце 70-х годов, когда прирост научных работников стал 1 процент в год, а в 1987 — 1989 годах число научных работников уже сокращалось.

Я все это веду вот к чему: давайте перестанем возвращаться туда, куда дороги нет, и пытаться строить такую же науку, которая была в СССР. Это абсолютно невозможно. Давайте строить новую науку, более компактную, гибкую, современную.

Главное, что произошло в 90-х, и главное в реформе науки — свобода. Свобода всем научным работникам, а не только тем, кто считался выездными. Любой из здесь сидящих, особенно из молодых, сам должен делать вывод, здесь остаться и за 120 рэ (в нынешнем понимании за 2000 — 3000 руб.) делать науку или уехать в США, в Германию и реализовать себя как ученого там. Это его выбор. Если он хочет заниматься чистой наукой, но у него семья или иные отягчающие обстоятельства, то он должен иметь право сам делать этот выбор.

Но с другой стороны, если уж нам досталось от СССР такое наследство, как Дубна, ФИАН и так далее, нельзя его разрушить. Надо им грамотно распорядиться. Только грамотно — это не значит, «как тогда».

Помню, в 1992 — 1994 годы были битвы с физиками. Инвестиций мало, распределяем бюджет на капитальное строительство в науке. Какие объекты строить, решает научное сообщество. До начала заседания Совета ходят ко мне академики-физики и возмущаются: ну, сколько можно вкладывать в Протвино, ну, зачем мы строим это 26-километровое кольцо, закапываем деньги, миллиарды рублей в год? Ускоритель, мол, там уже устарел. А из Протвино нам каждый год отвечают: вы что, с ума сошли? Бросать нельзя, осталось 1,5 километра, осталось 200 метров. Потом говорят, что надо бетонировать, он же погибнет! Я возражаю: коллайдер в Техасе закрыли, сказав: это безумная трата денег, есть ЦЕРН в Европе — езжайте туда и работайте.

А на следующий день на Совете по судьбе ускорителя в Протвино все голосуют за весь список, потому что договорились никого не обижать. В итоге строится все, что начато в СССР, и строится по 15 — 20 лет. Это ведет к еще большему отставанию. Вот и все.

Давайте же наконец перестанем сравнивать себя с Америкой: «в Америке начали то-то, почему мы не начинаем?» Потому что весь российский бюджет на науку примерно равен бюджету одного университета США. Значит, давайте строить новую науку. К сожалению, половина этой новой науки уже «строит» себя за рубежом.

Действительно, по официальной статистике Госкомстата, у нас в стране сегодня 450 тысяч научных работников и инженеров. А вот статистика РФФИ за десять лет существования: гранты получили около 70 тысяч человек, это и есть реально пишущие научные работники. А академик Гапонов-Грехов считает и эту цифру преувеличением. Он говорит: «По моим оценкам, в России работают 30 — 40 тысяч научных работников». По трезвым оценкам, наших работников за рубежом в 70 странах — около 30- 35 тысяч человек. То есть примерно такой же потенциал у нас и там, и здесь.

Так вот, подвожу к нашей теме: надо эффективно распорядиться и потенциалом здесь, и потенциалом «там», который вырос на наших учебниках, на наших интеллектуальных корнях и атмосфере. А наша атмосфера — это что-то заветное, бескорыстное. Не надо говорить, что этого совсем нет в Америке, особенно в студенческой, аспирантской среде. Но все- таки меркантилизм там на первом месте. То есть наука там — это профессия, это способ заработать на жизнь, творить надо в свободное время.

Так как же нам объединить эти два потенциала? Вот в декабре 2002 года в Дубне пытались начать строить интеллектуальный мост. Мне кажется, это только начало. Надо отказаться от старого стереотипа: уехал — предатель, изменник. Нет, это просто люди, которые решили делать свою карьеру, свою судьбу «там». А остальные россияне — здесь. Кончилась холодная война, остались, конечно, идеологические различия, но давайте думать больше о самом научном сообществе, а не о том, как относятся к этому государство, власти и так далее. Да, я знаю, есть позиции крайние. Позиция крайняя здесь — уехали отбросы, неудачники, которые ничего не хотят и не могут. Позиция крайняя там — в России остались одни дураки, все настоящие ученые уехали на Запад, в «этой стране» науку делать невозможно. Вот две крайние точки зрения. Думаю, как всегда, истина посередине. Пусть крайние пережевывают свои концепции, а нам надо жить здесь и строить новую российскую науку

Профессиональная траектория

Анатолий Прохоров — президент Российской академии Интернета, возглавляет телекомпанию «Пилот ТВ». Окончил физфак МГУ (кафедра квантовой статистики академика Боголюбова), кандидат физико- математических наук. Работал в Совете по истории мировой культуры как культуролог. Занимался театром и кино как искусствовед и критик.

Я постараюсь развить тему кочевничества — тему Чингисхана. Здесь говорили о потомках, я как раз потомок. Поясню, почему я так решил. Первая причина — бабушка моего отца по женской линии из последних княжен дикого племени тунгусов. Тунгусы — это одно из самых необразованных и злобных племен северных монголов, которые так и живут на Северном Урале. Вторая следующая. Дело в том, что я сижу даже не на двух стульях. Я выпускник физфака МГУ 1971 года, с другой стороны, я представляю гуманитарные науки как завотделом Института культурологии и художественную культуру как человек кино, телевидения, театра. Это для меня очень важно, чтобы затронуть иной аспект. Не о государственной науке, не о науке во времени, не о кризисе науки, а о состоянии сегодняшнего научного сообщества — о том, чем ученые занимаются и куда двигаться науке дальше. Это к вопросу о Чингисхане.

Но прежде всего — маленький экивок к Юрию Михайловичу Лотману, учеником которого я себя в какой- то степени считаю. Он говорил о двух культурных оппозициях. Первая — это оппозиция культурно-некультурного. Оппозиция номер два — это своя культура и чужая. Дополняя Лотмана, могу сказать, что существует культурная оппозиция номер три — одна культура, другая культура. Я даже не позиционирую, к какой именно отношусь. Получается, одна моя, а вторая, я ее признаю, но она чужая. Юрий Михайлович приводил пример рукописи Древней Руси. А именно рукописи полян: мы, поляне, живем аки люди, у нас есть законы (и идет перечисление законов полян). А древляне живут, аки звери, они... (и дальше идет перечисление). То есть, говорит он, закон, по которому живут древляне, не замечается культурным сознанием полян, что характерно для IX века новой эры и что сохранилось до сих пор. В этом смысле как раз речь идет о кочевой культуре, в терминах культурологии называемой номадической культурой. И она осталась сегодня в нас.

Что я имею в виду? Кочевничество и номадический менталитет в России очень сильны, в отличие от рисовой культуры Дальнего Востока (где принцип такой: есть моя делянка, я расшибусь, но буду на ней сидеть). Например, оказывается, творческие группы, антрепризы — это кочевники. Они собираются, делают фильм, разбегаются. В следующий раз режиссер снимает фильм с другим оператором, с другой творческой группой и так далее. Это похоже на набеги казаков на очередные турецкие земли. В этом смысле надо различать оседлые и номадические культуры как два полюса — северный и южный. И проблема в том, что профессионализм — это качество оседлой культуры (я в этом месте умею выращивать рис лучше, чем сосед, потому что я 31-й год сажаю рис на этом поле), а так называемый творческий, кочевнический удел — осваивать новые территории. Вот почему я принадлежу к потомкам Чингисхана в этом смысле, потому что я — профессиональный кочевник. Я умею профессионально осваивать новые профессии — физик-теоретик, писатель, литературный и театральный критик, культуролог, продюсер, редактор, психолог.

Прочтите несколько книг о том, как создавалась Кавендишская лаборатория, когда было сказано: забудьте о том, что существовали престижные фундаментальные «делянки» теоретической физики. Они уже возделываются, эти рисовые поля. Двигайтесь дальше. Это ход кочевника. Эти ученые основали молекулярную биологию, делали исследования по открытию ДНК.

Сегодня наступил момент сделать следующий шаг в покорении точных наук, прежде всего физики и математики. преодолеть старый менталитет, соединиться с гуманитарными науками, науками социальными, науками коммуникативного цикла, к которым относятся педагогика, медицина, менеджмент. Двигаться туда, где лежат интересы современного общества.

Хочу напомнить глубокоуважаемым коллегам: кто-то сказал, что наука — это способ удовлетворить собственное любопытство за государственный счет. Государственный счет закончился, тем не менее какой-то внутренний заказ общества есть. Заказ на то, чтобы лучше делать, условно говоря, молочные бутылки или высокоточное оружие. И где найти силы, где найти уверенность, чтобы уйти с насиженного места, не потеряв свою исследовательскую тенденцию? Эту проблему надо решить.

По аналогии с теорией динамического хаоса вспомню китайскую пословицу: не дай вам Бог родиться во время перемен. Мы выбираем собственную позицию, и в период динамического хаоса можно правильно «проброунировать» — правильно выбрать то накладывающееся поле, которое ведет тебя от одного устойчивого положения к другому. Это момент сегодня профессиональный, потому что если раньше позиция ученого была точка на пространстве: ты физик, а я химик, а я биолог, то сегодня существует понятие профессиональной траектории. Я начинаю как физик, продолжаю как химик, дальше ухожу... Я кочевник в профессиональном пространстве, и поэтому я творец. Мы находимся в этой критической динамической эпохе.

Так вот сегодня в целом у культуры мировой как таковой сотни так называемых авторских субкультур, реально существующих. Атлас исследовательских субкультур тоже быстро меняется. В этом смысле для меня проблема номер один — не возопить: «Государство, дайте нам деньги», не говорить о кризисе, не уезжать. Я хочу сказать молодым ученым и студентам: спасибо за ваш выбор, что вы каким-то образом интуитивно ощущаете здесь эту возможность. Пожалуйста, не упустите ее, ибо бездарно, глупо болтаться в этой стране по старым делянкам. Лучше двигаться в России вместе со всеми ее кочевническими инстинктами и азартом, который сделал Америку.

По поводу русской ментальности

Валерий Миллев — директор филиала и заместитель директора ИОФ РАН, доктор физико-математических наук. Окончил физфак МГУ. Физик и поэт. Автор физфаковской оперы «Архимед» и других эстрадных спектаклей. Песни пишет с 1960 года на свои стихи, самая известная «Весеннее танго».

По поводу русской ментальности. Со всех сторон эту тему обсуждали — и зима у нас длинная, и лето холодное. Но еще Карамзин писал о влиянии географии на формирование русского характера. Дело в том, что русская равнина, в частности, Москва, расположена на границе континентального и приморского климата. Граница прямо через Москву и проходит. Что делает природа? Она дает несколько лет какого-то порядка. Скажем, огурцы надо сажать на Троицу. Человек к этому начинает привыкать, это значит, что сегодня мы живем в континентальном, более определенном климате. Потом, когда крестьянин на 4-5-й год в том же порядке все посадил, грянули заморозки. Так выработалось понятие «русский авось». Что это такое? На самом деле, это привычка и умение жить в условиях ограниченной информации. Жить и выживать. Информация неопределенная, предугадать и спрогнозировать невозможно. У немца мама говорит: такого-то числа посади огурцы, и все у них сходится, все стабильно.

Это такой временной хаос, а есть еще географическая неопределенность. Посмотрите, две очень цивилизованные страны, допустим, Англия и Япония, очень культурные. Категоричные условия создают отражение такой волны информации от Гранин. И, как в лазере, люди сидят в полураспределенном состоянии. В России нет вторых границ, вообще нет никаких границ. Царский указ издается, скачет гонец два года, чтобы донести до какого-нибудь Томска. А в Томске сидит тоже не дурак.

Он услышал чудом о царском указе, а гонец прибудет не скоро, зачем его заранее исполнять. Пока гонец доедет, уже режим сменится.

Это география полубесконечных ситуаций, где нет граничных условий. Вот это и формировало наш национальный характер. Русские писатели обращали серьезное внимание на это. Умение жить в условиях недостаточной информации, и жить нормально, породило творческую способность русского человека.

Дмитрий Сергеевич Чернавский говорит, что хаос — необходимый элемент в творчестве, и все синергетики об этом пишут, что в ситуации предсказуемости и логики невозможно творчество и искусство. Хаос и непредсказуемость — это основной элемент творчества, самое интересное в творчестве. Пушкин никогда не знал, что с Татьяной в конце концов произойдет, но главу за главой печатал, надеялся на «русский авось», и все сошлось интересно. Эта способность к творчеству — национальная черта. Из нее, как из любого качества, следует и положительное, и отрицательное.

Я как раз вспомнил о Чехове, в одном из рассказов он пишет, что русский человек талантливый, может придумать все, что угодно. Сделает, побалуется и бросит — вот наш дворник сделан из дерева человечка, «дергаешь за ниточку, а он делает неприличное», потом все сломалось и выбросил.

А вот случай из жизни. Я как-то смотрел, как деревенский мужик, плотник, пилит. Тяжелый труд, нудная работа Говорю: дом проконопатишь (а деньги ему давать бессмысленно, он все равно их через три дня пропьет), я тебе куплю электропилу: она ему страшно нравилась, я видел.

Все проконопатил, привожу ему пилу, думаю, мужику легче будет дрова пилить. Через неделю приезжаю, как пила? Думаю, сейчас расскажет, что перепилил все дрова... Да сжег, говорит, шину от «Дружбы» прикрутил (а она в полтора раза длиннее), думал, потянет, а она сгорела. Он не мог пользоваться инструкцией, физиологически не мог! Это типичный русский человек. Творец!

Наука у нас прошла очень интересные стадии. Например, что касается ядерной науки, когда мы шли учиться в университеты, были вдохновлены не деньгами, а идеями, перспективами, которые нам открывала атомная энергетика. А теперь пришли к тому, что запасы ядерного оружия в мире позволяют 30 раз полностью уничтожить земной шар. И туг мы стукнули себя по лбу — пожалуй, хватит. Саморазвитие этой области науки довело ее в этом смысле до маразма и тупика.

Мне кажется, наука должна реабилитироваться, сегодня нужно заняться теми научными направлениями, которые действительно касаются населения и волнуют его. Первое, речь идет о здоровье человека — как устроен организм, как функционирует, как иммунитет работает. Медицина сегодня настолько от этого далека и настолько беспомощна, что помошь биологов и математиков, которые умеют разбираться в сложнейших и тонких системах, необходима. Отношение людей, даже научно-технических работников, к своему здоровью совершенно варварское, как у дикарей, вплоть до того, что люди не знают, где печенка, где селезенка.

На второе место я бы поставил экономику, потому что никто из нас ничего не понимает в ней. Вот Чернавский со товарищи написали прекрасную статью по экономике. Взяли фазовую диаграмму, несколько уравнений, нарисовали два устойчивых состояния, все объяснили, и не надо никакой прибавочной стоимости и прочего. Я считаю, с помощью математики можно нарисовать экономический пейзаж и объяснить, что же творится.

И третье, это экология. Не в том смысле, как она определена изначально — наука о сообществах. Нет, давай те говорить об окружающей среде и о том, что мы с ней сделали. Знаете, как говорят про Мичурина: мы не можем ждать милости от природы после того, что мы с ней сделали. Это есть черта, за которой грядет коллапс, уничтожение видов, катастрофа. Значит, наука об окружающей среде тоже должна быть поставлена на математические рельсы, сделаны модели, и нам, широкой публике, должно быть это объяснено.

Эти три направления науки волнуют научно-техническую интеллигенцию, волнуют любого образованного человека. И если мы будем этим заниматься, рассказывать об этом, популяризировать, объяснять, мы сможем реабилитировать науку как таковую. После этого к исследованиям потянутся идеалисты не из-за денег, а потому что поймут, что этим надо заниматься.

И конечно, было интересно узнать, что думает о темах, затронутых на встрече, человек, несколько десятков лет возглавляющий Политехнический музей в Москве, профессор Гурген Григорян.

— Ваш взгляд на развитие российской науки — как можно оценить ее современное состояние? Был, к примеру, «романтический» век физики, давший толчок к зарождению и развитию других наук, к чему мы идем сейчас?

— Я затрудняюсь так ответить на этот вопрос. Во-первых, наука — это многоплановая область. Если в одних науках наблюдается движение, оно может быть менее выражено в других. Главное заключается, как мне кажется, в том, что все более очевидным становится нам самим высокий научный потенциал России, связанный с высоким стандартом образовательным, наработанным в нашей стране. Если долгое время, пока у нас не было адекватной информации о состоянии дел на Западе (была некая идеализация в ушерб нашим традициям), то сегодня можно говорить о переосмыслении традиций, перспектив нашей науки. И это переосмысление имеет ярко выраженный вектор признания тех достижений и традиций, которые были наработаны, а это фундамент для того, чтобы двигаться дальше.

— Какие именно тенденции, на ваш взгляд, необходимо было бы вспомнить, дополнить, восстановить?

— Мне кажется, образование от науки неотделимо. Система образования изначально в России была заложена с большой перспективой (я говорю о конце XIX — начале XX века), это стало в каком-то смысле генетическим кодом ее развития в дальнейшем. А если говорить о нашей науке, то одним из самых интересных феноменов является создание научных школ и научных коллективов. Мне кажется, не всегда это проглядывается, например, в западной науке. Но это устойчивая наша традиция. По крайней мере, если взять прикладную науку — скажем, создание летательных аппаратов школы Туполева, Микояна, Илюшина, — это все конструкторские школы со своими традициями, со своими подходами к разработке летательных аппаратов. И эти школы себя воспроизводят, давая целое направление в конструкторской инженерии, и это как чернозем, как питательный слой, на котором произрастает и развивается наука, его надо беречь, потому что утрата его приведет к пересыханию источников развития. Я считаю, что сегодня вместе с горечью утраты приходит к нам переосмысление того, что мы имели и еще имеем и можем сохранить.

— Как вы думаете, мы сможем рассчитывать при этом на свои силы или нужны какие-то внешние вливания? В этом смысле можем ли мы опираться на эмигрировавших ученых — по некоторым оценкам, активно действующих русскоязычных ученых сейчас примерно поровну в России и вне ее?

— Это специальный вопрос социологического плана. Могу высказать только свое мнение, которое может быть опровергнуто специалистами, и я это должен буду признать. Мне кажется, сегодняшнее поколение людей, творящих за рубежом, при всей успешности их работы во многом ментально связано с той средой, которая их породила. Разорвать эту среду, эту связь можно, но лучше ее не разрывать, а использовать потенциал этих людей для России, в самом хорошем смысле этого слова. Петр Леонидович Капица возрастал в школе Резерфорда, он приехал в Россию, вынужден был порвать эти связи. Тем не менее то, что он создавал здесь свою лабораторию, было практическим наследованием того, что он сделал там.

Материал подготовлен Галиной Мялковской.

Редакция «Знание — сила» поздравляет Дмитрия Сергеевича Чернявского с присуждением премии «За лучшее объяснение устройства мира» в рамках телевизионной программы «Гордон».

Во всем мире

Садитесь в кресло и не думайте!

Обо всем позаботится оно само. На то его и разрабатывали инженеры из британской фирмы «Qinetiq» — новое кресло для авиапассажиров. Оно оборудовано специальными сенсорами, которые ни на минуту не сводят глаз с человека. Заметят они, например, что пассажир уж слишком долго сидит без движения, немедленно просигнализируют: «Пора совершить небольшую прогулку, а то ноги у вас затекут». Не останется вне их внимания и страх пассажира при взлете или перед посадкой. Стюардессе остается только сидеть за дисплеем и следить, как чувствует себя тот или иной гость. Если же гость окажется буйного нрава, то первыми доносчиками станут все те же всевидящие сенсоры. Ожидается, что уже в этом году первые «думающие кресла» появятся в салонах самолетов.

Куда человеку с Природой тягаться!

Группа британских и американских ученых выступила с опровержением современной теории климата. По их мнению, концепция глобального потепления неверна и является вымыслом политиков, раскрутивших ее ради собственной выгоды. По мнению специалистов из Института Джорджа Маршалла, влияние деятельности человека на содержание в атмосфере углекислого газа не может быть сегодня установлено достоверно. Вместе с тем один только Мировой океан за день выдыхает в атмосферу столько углекислоты, сколько человечество выбрасывает за год. Так что куда человеку с Природой тягаться!

Через годы, через расстояния

Поднятый высоко в небо воздушным вихрем сильнейшей песчаной бури песок из западнокитайской пустыни Такла-Макан опустился, куда бы вы думали? На заснеженные вершины Альп. Именно там обнаружилось такое чудо более десяти лет назад. Первыми сделали открытие дотошные скалолазы, которых привлек необычный оттенок снега — красноватый. Приглядевшись, они поняли, что зто налет песка энергичного цвета. Однако объяснить появление здесь песка в отсутствии радом пустынь не смогли.

То, что вскоре забыли альпинисты, не забыла ищущая истину наука. И все же только сейчас американо-французская группа исследователей установила происхождение и сам процесс «доставки» песка сюда, в горы. Собранные образцы были сопоставлены со ВЗЯТЫМИ из барханов той пустыни. Все минералогические признаки, химический состав и крупность совпали. Оставалось доказательно представить весь процесс переноса песка.

Ученые общими усилиями разработали математическую модель геофизического явления. Согласно модели, песок из азиатской пустыни проложил в атмосфере Земли невиданный маршрут в 20 тысяч километров — половину окружности земного шара! Песок тогда естественным, а теперь виртуальным способом по программе компьютера перенесся на восток через обширный Китай, далее через Тихий океан, Северную Америку, Атлантику — в Европу. Перенесся, как джинн, чтобы через 14 дней выпасть на весьма отдаленные вершины Альп, придав белоснежному покрову поистине марсианский колорит.

Чистите зубы с секундомером!

Принято считать, что зубы надо чистить долго и упорно. Миллионы детей миллионы раз выслушивали упреки от родителей: «Ты уже почистил зубы? Так быстро? Не может быть! Тщательнее надо!» Недавно британские ученые решили проверить справедливость этой расхожей истины. Группа добровольцев под их присмотром в течение месяца чистила зубы: кто-то пол минуты, кто-то одну, две, а то и три минуты. Оказалось, что эффективнее всего манипулировать зубной щеткой не более двух минут. За это время мы успеваем удалить все вредные бактерии, а если тереть зубы дольше, только повредим эмаль. Так что, отправляясь в ванную комнату, не забудьте взять с собой секундомер. Наука требует точности.

Станислав Лем

Иная эволюция

Понятие эволюции может охватывать радикально отличающиеся друг от друга явления. Если, например, в книге «Сумма технологии» я когда-то писал о двух разных эволюциях, то имел в виду эволюции биологическую и технологическую. Для биологической характерна непрерывность, ибо, согласно максиме из девятнадцатого века, всегда omne vivum ex vivo[1]. Появившись однажды из бесчисленного океана попыток, земная жизнь сформировалась таким образом, что протекает в миллионах видов, причем многие из них могут погибать, но какая-то часть всегда продолжает существовать в потомстве, хотя это потомство может отличаться от родителей так, как воробьи от динозавров. Следовательно, разнообразие живых форм не отрицает тезис, что биологическая эволюция является повторяющимся в отдельных разновидностях постоянным процессом, продолжающимся на Земле, насколько мы сейчас знаем, три миллиарда семьсот миллионов лет. В то же время другая эволюция, рассматривавшаяся в названной книге, которая охватывает большинство проектируемых людьми технических произведений, разумеется, является дискретной, то есть обычно после неудачных, а часто также примитивных прототипов (например, управляемого воздушного шара, автомобиля, рельсового транспорта) появляются благодаря изобретательности и накоплению инженерного знания последующие, при этом очевидно, что более ранние произведения сами не рождают новые. Всегда изобретателями и конструкторами являются люди. Считая, что в результате продолжающихся много миллиардов лет непрерывных процессов селекции и естественного отбора (хотя и не только их) эволюция живых созданий может и должна стать областью образцов для наших техносозидательных работ, в качестве итога рассуждений я выдвинул краткий лозунг «догнать и обогнать биологическую эволюцию»[2].

Действительно, в сущности, многие творения человеческой инженерии если не строением и видом, то по меньшей мере функционально уподобляются биологическим прообразам. Самолет или вертолет — это не плагиат строения птицы, но они похожи на нее тем, что могут летать. Во второй половине нашего подходящего к концу столетия[3] некоторые односторонние сходства с прототипом приобрели также вычислительные устройства, ориентированные на умения нашего мозга. (Здесь я не намерен вступать в ведущийся полвека спор между глашатаями компьютерного искусственного интеллекта и защитниками противоположного тезиса, собирающими аргументы за то, что техническими методами никогда не удастся создать интеллект.) Можно было бы и далее перечислять доводы в пользу существования обеих названных эволюций, первой, непрерывной, и второй, дискретной.

Это эссе я хотел бы, однако, посвятить третьей эволюции, трансбиологической, о которой в 1980 году для Польской академии наук написал реферат, «утонувший» в мощном подъеме борьбы «Солидарности» с просоветскими властями[4]. В некоторой мере я вновь буду повторять то, что изложил тогда, но мне придает смелости та частота, с какой изобретатели и сторонники радикальных новых идей являются миру. Как пример я могу привести ряд книг Роджера Пенроуза (Rodger Penrose), который является очередным генератором идей, пытающимся философскую загадку нашего сознания поместить туда, куда ее еще никто никогда не помещал, а именно — в микротрубочки (tubuli), которые можно обнаружить в так называемых цитоскелетах мозговых клеток.

Пенроуз является известным математиком, внесшим значительный вклад в теоретическую физику, особенно квантовую, и, кроме того, он не только сведущ в фундаментальной математической структуре Вселенной в ее наибольших и наименьших измерениях, но также explicite[5] является платоником. Он считает, что человек не конструирует и не создает никакие структуры, обосновывающие Вселенную математически, а только открывает уже существующие. Философия математики выделяет множество интерпретаций (способов), в каких могут существовать математические структуры, я же, например, являюсь конструктивистом, то есть человеком, считающим, что мы ничего не находим в некоем существовании Тайного (по Платону), но мы конструируем только то, что можно сконструировать математически. Допускаю, что мои убеждения в значительной мере сформировались благодаря контактам с великими российскими математиками, среди которых конструктивистский подход был, пожалуй, типичным. Я все-таки недостаточно сведут в математике, чтобы категорически приписывать особую истинность вышеприведенному признанию моей математической веры. Мой подход, скорей, осмелюсь сказать, — здравомыслящий. Если все, что могут доказать математики, дано им, как платоникам, сверху, то я не вижу причины, по которой вообще все, что удалось создать человеку, а может, даже все, чем является и что создает природа, также не должно быть дано сверху, как изображения на еще не проявленных фотографиях. Это означаю бы, по крайней мере в моем понимании, удивительную предопределенность всего. Но я совершенно не стремлюсь из-за отсутствия полномочий и возможностей, то есть математических талантов, вступать в сферу споров с платонизмом математической философии. Это отдельная область, которой присущи очень разные интерпретации и толкования, и похоже, что никто никогда ничего не сможет ни математически, ни не математически обнаружить или доказать, поскольку все эти пути уже существуют и мы можем только лучше или хуже их находить. Признаю, что это положение для меня столь удивительно в основном потому, что, как известно, история развития математики насчитывает многие сотни лет, из чего должно следовать, что все фазы и этапы прогресса математических исследований были запрограммированы, в результате чего напоминали, образно говоря, восхождение на верхние этажи некой платонической вавилонской башни. Однако я считаю, что эту мою наивную и поспешную критику развивать не следует, тем более что не о ней здесь идет речь.

Историческая непрерывность жизненных процессов, несомненно, следует из того, что биогенез — это редкое, исключительное явление, требующее стечения целого ряда благоприятных обстоятельств. Иначе невозможно объяснить то, что до сих пор никогда еще в результате опытов экспериментаторам не удавалось привести в движение жизненные процессы с самоподдерживаюшимся течением. И тем самым вся история земной жизни должна быть только производным того, что возникло почти четыре миллиарда лет назад и что затем претерпевало биохимические усовершенствования. Вариативность, заметная на всех ветвях Древа Линнея, зависела от тех и только от тех возможностей, которые могли передаваться наследственным генным каналом. Можно поражаться огромному разнообразию форм, процессов, способов и сред жизни, которые рождались из этого одного канала информационных и вместе с тем проектносозидательно-проектнопередающих посланий. Поскольку в этом контексте нам следует избегать антропоморфического объяснения, то мы должны удивляться разнообразию продуктов, создателем которых смог стать процесс информационных передач, как создающий организмы, способные к непосредственной переработке радиационной солнечной энергии в процессы, поддерживающие их жизнь (фотосинтез), так и образующий твердую оболочку эмали на зубах, которая уступает только алмазу.

В настоящее время уже известно, что кроме двух больших ветвей жизненных видовых преобразований, растительной и животной, существует третья ветвь недавно открытых бескислородных бактерий типа archeae, и при этом мы видим, что жизнь не может существовать ни при температурах значительно ниже нуля фадусов по Цельсию, ни при выходящих за пределы температуры кипения воды. Силы, которые мы смогли бы технически высвободить из отдельных субстанций природы, например, в процессах сгорания или расщепления ядра, или термоядерного синтеза, действительно в сотни тысяч раз превышают шкалу температур, благоприятных для жизни. Это одна предпосылка. Другую можно сформулировать следующим образом: если некие, точно не известные нам пересечения и переплетения условий возникли в среде благоприятных для жизни жидких растворов, поскольку жидкая фаза давала биогенезу в некоторой степени наиболее благоприятное многомерное экспериментальное пространство, и если то, что тогда возникло, было единственным зерном, из которого выросло многомиллионное дерево видов, то можно представить, что если бы нам удалось сконструировать и благодаря этому привести в движение синтетическую эволюцию, внебелковую и вненуклеотидную, то разнообразие ее плодов могло бы оказаться неизмеримо большим, чем в пределах Древа Линнея. Кратко проблему можно изложить следующим образом. Группа производных единственного в истории события, каковым было появление прокариотов, которые в течение эонов сумели превратиться в эвкариотов, должна быть меньшей, чем группа потенциальных плодов синтетической эволюции, которую уже не должны сдерживать никакие ограничения, как первую группу. Пока я не вижу ни одного физико-химического кандидата, производные которого оказались бы способны начать эту третью, существующую пока только в мыслях эволюционную дорогу. Со своей идеей я нахожусь приблизительно на том этапе, на котором находился Дедал, мечтая о полете в небо. Он, по крайней мере, располагал воском и перьями, я же не имею под рукой ничего, кроме таблицы элементов Менделеева. Только воображение позволяет придумывать третью эволюцию, которая была бы не стохастическим блужданием мутационно спаянных геномов, но могла бы идти под контролем телеологических замыслов. Очевидно, что пока все это — ни на чем не основанные фантазии, без тени практического применения. Однако множество неожиданностей, которыми нашпигована история нашей цивилизации, предостерегает от преждевременного отбрасывания предложений и идей, имеющих для обоснования только то, что они не нарушают основные законы Природы. Мне даже кажется, что начать третью эволюцию может оказаться легче, чем дать лабораторный старт биохимически начатой жизни.

Примечания переводчика

1 Все живое рождается от живого (лат.).

2 Следует отметить, что идеи Станислава Лема о двух эволюциях нашли свое продолжение. Приведем цитату из книги-интервью «Так говорит Лем» («Тако rzecze Lem. Ze Stanisiawem Lemem rozmawia Stanisiaw Вегеп». - Krakyw, Wydawnictwo literackie, 2002, s.548-549). Отвечая на вопрос о том, в чем его творчество недооценили, среди прочих Станислав Лем приводит такой пример: «Вы помните раздел «Две эволюции» из книги «Сумма технологии» о параллелизме между естественной эволюцией биологических систем и машинами? Недавно из США я получил книгу Джорджа Дайсона (George Dyson) под названием «Darwin Among the Machines. The Evolution of Global Intelligence» («Дарвин среди машин. Эволюция земного интеллекта»), которую написал сын известного физика Фримана Дж. Дайсона (Freeman J. Dyson). Это солидный труд, но опубликовал он его через тридцать лет после меня! Но хотя бы один хромой пес знает об этом? Что, я должен был ему написать: «Господин профессор, но я был первым!»? Но я даже не ответил. Должен ли я все время назло кому-либо напоминать, что они должны были отметить, что это я до них придумал? Меня очень удивляет, что никто на Западе (кроме Германии) не осмелился перевести эту книгу Ни в Америке, ни во Франции». Книга «Сумма технологии» выдержала несколько изданий на русском (1968, 1996, 2002 гг.) и немецком языках, но можно утверждать, что мир очень многое потерял из-за того, что эта книга в свое время не была переведена на английский язык.

3 Настоящее эссе было опубликовано в книге «Мгновение» («Stanisiaw Lem. Okamgnienie». — Krakyw, Wydawnictwo Literackie, 2000, 161s. («Inna ewoiucja», s. 129-136), являющейся продолжением-комментарием с точки зрения сегодняшнего дня книги «Сумма технологии».

4 Реферат впервые опубликован в 2000 году: «Stanisiaw Lem. Prognoza rozwojn biologii do roku 2040». — Krakyw, Wydawnictwo literackie, 2000, 20 s. (napisane wr.1980).

5 Явно (англ.).

Перевод В. И. Язиевич, 2002

Самый, самая, самое

Самой старой рисинке — 15 тысяч лет. Южнокорейские археологи нашли самое древнее зерно риса, которое явно прошло обработку с целью употребления в пищу.

Раньше считалось, что рис впервые стали культивировать 12 тысяч лет назад в Китае. Но эта рисинка была найдена учеными во время раскопок в южнокорейской деревне Сорори. Всего археологам удалось откопать 59 зерен риса. Найденная рисинка, по мнению ученых, должна отличаться генетически от своих современных собратьев. Это даст исследователям возможность проследить эволюционный путь, проделанный рисом за 15 тысяч лет. Сегодня рис является одним из главных потребляемых продуктов для более половины населения планеты. Этот продукт особенно популярен в Азии. Ежегодно производится почти 580 миллионов тонн риса.

Самый экологичный в мире самолет создали ученые из NASA. Размах крыльев, несущих солнечные батареи, — 70 метров, а «потолок» высоты — 30 километров. Можно прогнозировать, что множество авиакомпаний будут возить пассажиров именно на таких самолетах лет через пятнадцать-двадцать — и воздух чище, и нефть не нужна.

Самая высокогорная в мире железная дорога Лима — Уанкайо (Перу) — чудо инженерной мысли. Она берет начало от вокзала Десампарадос в столице и представляет собой более 1000 километров зигзагов, туннелей и эстакад.

Говорят, временами проводники вынуждены бегать по вагонам с кислородными масками для пассажиров.

Самый ужасный исторический парк создали в Литве. Stalinworld, расположившийся в деревне Грута, переносит людей, как и обещает название, во времена правления Сталина. В парке, огороженном вышками с пулеметами, находятся бараки и скульптуры сталинских времен, а также кафе, где можно «отобедать» жидкой кашей и супом из рыбьих голов. Посетителей будут сопровождать гиды в форме НКВД, а вокруг парка построят железную дорогу — в память о высылке 30 тысяч литовцев в Сибирь. Идея создания парка, который уже обозвали смесью «Диснейленда» и ГУЛАГа, принадлежит бывшему спортсмену Вилиумасу Малинаускасу. Попасть в сталинские времена можно всего за 1,25 доллара.

Самое выдержанное вино нашли в Китае. Пятилитровая бронзовая бутыль была обнаружена археологами в могиле представителя династии Хань на территории Гуанси-Чжуанского района. Вину оказалось больше 2000 лет. Пока никто не решился его попробовать — ученые считают, что таким вином можно отравиться: за двадцать веков бронза и вино вступили в химическую реакцию.

Самую крупную премию Европы по экологии получили два германских ученых — Клаус Тепфер и Петр Лют. В Магдебурге федеральный президент Йоханнес Рау вручил директору программы ООН по окружающей среде Клаусу Тепферу, а также директору фирмы Prophyta Петеру Люту Германскую премию по экологии в размере 500 тысяч евро. Присудив ее 65- летнему Тепферу, Германский фонд окружающей среды воздал должное человеку, посвятившему экологии всю свою жизнь. Помимо вклада в дело устойчивого развития во всем мире, фонд отметил усилия Тепфера по созданию в Германии условий для экологического производства. Лауреат уже объявил, что направит деньги на поддержку экологических проектов в странах третьего мира.

Восточногерманский предприниматель Лют получил премию за разработку биологического средства по борьбе с грибками-паразитами. Оно служит альтернативой химическим средствам и, по мнению жюри, задает технологический стандарт для всего мира. 47-летний агроинженер намерен потратить всю сумму на дальнейшие исследования по биологической защите растений.

Самый соленый отель открылся в Боливии. White Beach Hotel строили в течение года из каменной соли, оставшейся на месте пересохшего озера. Отель рассчитан на 30 постояльцев, стоимость одной ночевки — 100 долларов. Отель находится на территории национального заповедника, и главным развлечением для его постояльцев, по замыслу владельца, станут красоты окружающей природы.

Самый современный бинокль запустил в серийное производство Загорский оптико-механический завод. Это первый в мире бинокль, предназначенный как для дневного, так и для ночного наблюдения. В него встроена инфракрасная лампа, позволяющая вести наблюдение в полной темноте на расстоянии до ста метров. Ночью бинокль обеспечивает двукратное увеличение, днем — семикратное.

Самый неугомонный жених — 70-летний египтянин Мустафа Эйд Самида. Всего он пережил 203 свадьбы и ровно столько же разводов. Первый раз Мустафа Эйд Самида женился в 15 лет, самый долгий его брак длился 10 лет, самый короткий — меньше суток. Сам Мустафа объясняет такое непостоянство поиском идеальной женщины.

Самую маленькую книгу в мире — «Хамелеон» Антона Чехова — изготовил микроминиатюрист из Омска Анатолий Коненко. Ему удалось сделать книгу размером менее одного миллиметра, и она стала одним из экспонатов российского павильона на Международной книжной ярмарке во Франкфурте-на-Майне, а Анатолий Коненко вошел в Книгу рекордов Гиннесса.

Накануне 2004 года Анатолий изготовил за полторы недели новогоднюю чудо-елку, высота ее составляла пять миллиметров, и сделана она была из микроскопических малахитовых камешков и украшена стеклянными шариками, золотыми и серебряными игрушками. Самое маленькое украшение на елке в четыре раза тоньше человеческого волоса: его диаметр 0,2 миллиметра. Сколько же игрушек на елке? Ответить с ходу не может и сам мастер — без микроскопа не сосчитаешь. «Я не ставил перед собой цель изготовить самую маленькую ель на планете, — говорит мастер, — иначе бы сделал ее не выше 1,5 миллиметра».

ПЕРСОНАЖИ ВТОРОЙ ЖИЗНИ

Сергей Чесноков

Московский концептуализм Пригов и Рубинштейн

С придуманными персонажами легко — они эфемерны.

Что хочешь с ними, то и делай.

Сам придумал, значит твои. С живыми сложнее — они независимы и свободных трудно даже двух объединить.

Поэтому живые, кого видишь непосредственно, никогда не бывают народом. А персонажей, хоть сто пятьдесят миллионов, помыслить как народ — раз плюнуть.

Без этого так жили бы все, кто любит «8 черепе сотней губерний ворочать», оперировать эпохами, странами, народами, страдать от упадка окружающей духовности? Трудно было бы.

Живые мешают крупно мыслить и красиво страдать.

Сергей Чесноков. Концерт в ДК Курчатовского института, 1986. Фото Василия Кравчука

Если считать социально заданную реальность соглашением многих (а другой реальности этого рода нет), то мы оказываемся в мире концепций, находящихся в конкретных живых головах. Россия, Америка, коммунизм, рынок, демократия, интеллигенция — концепции. Как и Пушкин, Ленин, Мандельштам, Сталин, Данте, Рейган, Эйнштейн. В переходе от личностных представлений к состоянию как бы автономной от сознания реальности (не в отдельном персонаже, а в социальной среде) их всегда сопровождает власть: власть харизмы, духа, истины, СМИ, личности, государственная власть, власть культуры, науки. Колоссальное поле действия драмы, комедии, трагедии. В 70-е годы в Москве группа художников объявила концепции материалом артистического действия. Таким же, как холст, краска, металл, глина, алебастр, дерево, ткань, слово, графический знак. Появился московский концептуализм. Пригов и Рубинштейн среди его отцов-основателей.

Концепциями оперируют все: философы, гардеробщики, академики, сторожа, президенты, фермеры, писатели, инженеры, журналисты. Так живет язык. Один сказал «А», другой тут же скажет «Б». Третий, четвертый присоединятся — вот и телевизионное шоу. С другой стороны, о чем разговор? Что, собственно, происходит?

Пастернак прав, «жизнь, как тишина осенняя, подробна». Реальные люди равноположены в краткости бытия, частичности обживаемого мира. Но каждый обладает свободной волей. Каждый видит мир, как может и как хочет. Подчиняется своей, а не чужой совести. И каждый живой. А тут «два примера, три прихлопа» — и, словно чертики из бутылки, выскакивают всеобщие «культура», «красота», «поэзия», «духовность», «искусство», «вера». И непременно настоящие, высокие, истинные, подлинные. И начинается дискуссия. Есть в том нечто фантасмагорическое. Драма имен, идей, людей. Герои — концепции. Художник тут явно не лишний.

Дмитрий Пригов 

Текстовые пейзажи

Москва семидесятых-восьмидесятых напоминала кратер полупогухшего вулкана, которому когда-то снесло голову. Всюду пробивалась подземная активность. Крошечные свистящие жерла на фоне инфернального пейзажа. Миниатюрные оазисы, укрытые от глаз атмосферой гари и тления.

Сейчас все скрыто. Мгновенно постаревшие тексты, словно моллюски в ракушечнике, обратились в архивы, макулатурные залежи библиотечных хранилищ.

А тогда грандиозные текстовые ландшафты, пейзажи знаков, лишенных номинального содержания, были общедоступной реальностью. Взмывали фантастические всполохи: «Брежнев», «Рейган», «Картер», «Пятилетка, год завершающий», «Гласность», «Перестройка». Разбухали до невероятных размеров. Рассыпались, как фейерверк, мириадами осколков. Родина Дмитрия Пригова и Левы Рубинштейна. Моя тоже.

Без акваланга

Дмитрий Александрович Пригов поселился на остове языка, когда тот был оголен. Ни у кого не спрашивал разрешения.

Поэты, артисты, храня здоровье, ходили в скафандрах с аквалангами, снабжавшими безопасным для дыхания воздухом. Просто так на улицу было опасно выходить. А Пригов из квартиры в Беляеве вылетал наружу налегке, как индеец в прерии. Дышал незащищенными легкими, не боясь отравления. Саламандрой прыгал в дымную, пропитанную гарью атмосферу языкового тления. Он полюбил язык таким, какой есть. Тот отплатил благодарностью. Пригов не только выжил, видя, что творилось, не только осознал (в отличие от многих) все в предельно широком социокультурном контексте, но и довел это осознание до артистического действия, где воедино сошлись жизнь, лира и судьба.

Танцы на Таганке

Ночью, когда никого нет, пожарник — безраздельный хозяин театра. Пользуясь этим, я, будучи пожарником Театра на Таганке, устроил там встречу Нового 1985 года с друзьями- художниками. Театр не знал. Он переживал свою драму днем. Стол накрыли в артистической нового здания. Были Илья Кабаков, Светлана Богатырь, Вася Кравчук, другие артисты. Были и Дима Пригов с Надей Буровой. Под музыку на огромной пустой ночной сцене, в полумраке, среди заснеженной Москвы Пригов выделывал немыслимые па. Он замечательно танцует. Сохранились снимки. Фотографировал Вася Кравчук, его уже нет...

Тени Аристотеля и Колчака

Работая в театре, я нашел обобщение силлогистики Аристотеля. Впервые за две с лишним тысячи лет. Написал несколько научных статей. Две по предложению профессора Дмитрия Александровича Поспелова, главы «Ассоциации искусственного интеллекта». Одна из них «The effect of semantic freedom in the logic of natural language». Спустя три года она вышла в американском журнале «Fuzzy Sets and Systems» (Vol. 22, 1987). На английский ее переводили Дмитрий Пригов и Надя Бурова. Надя отдала текст перепечатывать по-английски Наталье Аристарховне, дочери колчаковского генерала Аристарха Васильевича Зуева. Жена генерала, Вера Григорьевна, поила меня чаем. Случайная гитара, вместе пели «Белой акации гроздья душистые». Семья репатриантов из Китая, русской колонии Харбина.

Однажды был мой доклад в Институте социологии, Пригов пришел послушать. Я говорил про силлогистику в социологических исследованиях. Участники привычно фасовали сказанное по полочкам эффективного поведения. А Дмитрию Александровичу было по сути любопытно. Тоже ведь сочетание: социология, идеология советская свирепствует, Аристотель...

Пригов сказал как-то, когда шли вместе на домашнее литературное действие: «Вы, Сергей Валерьяныч, в моих стихах содержание воспринимаете. Это редкость. В литературной среде по-другому». Конечно, содержание. Иначе форма не видна. Без чернильного пятнышка точку, чистую платоновскую форму, не увидишь. Кроме того, мне легче, чем литературной братии. У меня всегда при себе дополнительный план отношений с бесплотной реальностью.

На огромной ночной сцене Театра на Таганке в полумраке, среди заснеженной Москвы Дмитрий Пригов с Надей Буровой (вверху) и один (внизу) в новогоднюю ночь 1985 года выделывал немыслимые па.

Стол был накрыт в артистической. Фото Василия Кравчука

Два языка

Привычный язык, где все мы обитаем, служит общению между людьми. Язык науки радикально иной. Служит общению с миром безлюдным, где свободная воля людей ничто. Собеседник жесткий. Жестоко отстаивает право быть понятым. Реальность форм объединяет оба языка.

Пригов в одном языке, я в другом. Но порождающая реальность одна. И строй жизнеполагания общий. Он сказал, что мы напоминаем братьев, которых в младенчестве разлучили и воспитали по-разному. Согласен.

Эйдосы и Бао Дай

Концепции суть эйдосы по Платону. Взаимосвязанные эйдосы. Для тех, кто ценит ясность, нынче сказать «эйдос» — все равно, что упомянуть «мать» при новобрачных. Налицо всеобщее тяжелое мозговое отравление специфическими ядами, источаемыми, с одной стороны, парапсихологией, квантовой психологией, разнообразными видами магии, космического разума, астрологии, а с другой — синергетикой, нечеткими множествами, фракталами, нейронными сетями, торсионными полями, информатикой, системным анализом, глобальным моделированием. «Эйдос», замечу, здесь понимается как совокупность тождественно неразличимых объектов (если о восприятии, то образов). Вполне конкретно. Интуиция совокупности как математического множества здесь будет только мешать. А вот интуиция совокупности тождественно неразличимых единиц в целом положительном числе как раз по делу. Если что, подробности можно найти в моей статье «Метаматрицы в логике натуральных текстов» («Социологический журнал», 2003, № 2).

Жизнь эйдосов в языке и сознании — главная тема Пригова, отправная точка его сюжетных построений. Вот сборник 1984 года «В краю жемчужном Бао Дая». Номинально Бао Дай — восточный деспот, один из. Ничего не говорящее имя. Контекстами, как волшебным фонарем, Пригов создает изящный веер ассоциаций. И Бао Дай становится концепцией массы узнаваемых эйдосов, переживаний, знакомых всякому, кто легко ориентируется в сверхполисемичности лексики. В 70 — 80-е она была общепонятным ответом языка на насилие над собой. Теперь это достояние эстетов.

Эйдосы и птицы

Эйдосы — основа не только языка, но и мироздания. Физика эйдосов — математика. Язык, на котором с людьми говорит мироздание. Греки это понимали. От эйдосов целые числа, арифметика, теория чисел. От них теория множеств, логика. Открыв силлогистику, Аристотель описал законы взаимодействия эйдосов в сознании людей и в мире. Для человечества больше двух тысяч лет (вплоть до конца XIX века) законы силлогистики были синонимом логики. Современная математическая логика — новообразование, ей всего сто лет. К восприятию, мышлению, собственно логике она, в отличие от сделанного Аристотелем, отношения не имеет. С ней в прошлом веке заметная часть математики оказалась оторванной от мироздания, стала артефактом, средством производства математических бройлеров в университетах. Математическая логика сейчас — это неумный амбициозный монстр, порождение интеллектуальной катастрофы. Ее предсказал Анри Пуанкаре, когда все только начиналось, в самом начале двадцатого века.

Мне эта сторона сюжета с эйдосами чрезвычайно интересна. А для Пригова она на далекой периферии жизни. Слово «эйдос» он не использует в смысле, какой придаю ему я. Полнота его бытия в языке гуманитарном. Не удивительно, что эйдосы и следы их бытия мы не только видим каждый со своей стороны, но и называем разными именами.

Это неизбежно. И это замечательно. Иначе не появилось бы мое обобщение силлогистики Аристотеля. Или такое стихотворение Пригова:

«Там, где с птенцом Катулл, со снегирем Державин/ И Мандельштам с доверенным щеглом/ А я с кем? — я с Милицанером милым/ Пришли, осматриваемся кругом/ Я тенью легкой, он же — тенью тени/ А что такого? — вся к на свой манер/ Там — все одно, ну — два, там просто все мы — птицы/ И я, и он, и Милицанер».

Не метафора, а реальность

В мире платоновских форм Пригов — «тенью легкой», его Милицанер — «тенью тени», как и Мандельштам со щеглом, Катулл с птенцом, со снегирем Державин. Почему там вообще «все мы — птицы»? Кому-то покажется странным, но это прямая констатация. Не вымысел поэтический, не игра слов.

Дмитрию Александровичу привычно соглашаться с теми, кто видит здесь метафору. Я не из тех. Для меня это точное обозначение реальности, столь же очевидной, как реальность материальная, физическая. Пригов, мною созданный персонаж с этим именем, как и я, реагирует на эйдетическую природу мира, выражая доступными ему средствами итог своих наблюдений.

Непреднамеренная поддержка

Меня поражает основательность и четкость, с какой работает Дмитрий Александрович. Обживая другую сторону того же мира, я вижу в его текстах эстетически оформленное внятное отношение к той же реальности, существование которой было осознано в глубокой древности Платоном, Аристотелем, и не только ими. Это непреднамеренная поддержка моих занятий. Самое ценное для меня из всего, что только можно представить. Чудо, но это случилось.

В 90-е наше общение почти прекратилось. Поверх редких контактов мне помогали жить его тексты, достигавшие меня действия в современной культуре. А недавно они с Надей прилетели из Лондона специально, как сказали, на день раньше, чтобы быть в Литературном музее в Трубниковском переулке, 17, где я 21 января этого года давал моноспектакль «Когда бы не Елена...» по Галичу. Я был рад видеть их.

Имена

В 80-е, как и раньше, клубки ощущений формировали облик бытия в сознании. Но имен не было. А у Пригова были. Точные, легкие, ясные. Они моментально приживались и шли в дело. «Иной умрешь раз да и пожалеешь...» «Только вымоешь посуду, снова грязная лежит/ Уж какая тут свобода, тут до старости б дожить...» «Поскольку ты сам выбирал где родиться/ То с кротостью пущей неси/ Вот этого места событья и лица/ А нет, так тем боле неси...» «Обидно молодым конечно умирать/ Но это по земным по слабым меркам...» «Странна ли, скажем, жизнь китайца/ Когда живет на свете грек...» «Несильная жизнь эту жизнь производит...»

Ряд бесконечен. Образам актуального бытия Пригов дал имена, стянул обручами ассоциаций, вставил в язык. Масштаб действия огромен.

Лица

Забота об одноименных персонажах — органическая часть артистического амплуа Пригова. Он пастух этих метафизических тварей. В 80-е буквально каждый день пас их на текстовых ландшафтах. Заботился, чтоб были сыты, ухожены. Он любит их независимо от того, какие они. Не стесняет никак, те свободны. Могучая позиция. В итоге у Пригова, конечно, есть друзья, враги, недоброжелатели, почитатели. Но нет тех, кто, задетый им, не стал бы его сотрудником по работе в языке.

Среди персонажей с его именем инфернальные эстеты, женоненавистники, ерничающие шуты, творцы- пересмешники вторичных банальных сентенций. Тот, кто с самого первого знакомства живет во мне, — строгий классический поэт, родственник Кеведо, Борхеса, Даниила Хармса. Он свободно работает по обе стороны мнимой границы, отделяющей тексты письменные от текстов изобразительного искусства. С течением времени мой персонаж все менее уникален. Я этому рад. Кроме Льва Рубинштейна, среди современников не знаю никого, кто принял бы на себя в логосе роль столь же ясную, универсальную, четкую, равно приближенную как реальному персональному, лредкультурному, так и метафизическому культурному бытию.

Лев Рубинштейн 

Бытие в слове

Литература во всеобщем смысле для меня — абстракция. Тексты мне помогают строить себя, говорить, жить. Не помогают — иду мимо. Мимо Левиных текстов пройти не мог никак.

В начале 90-х мы встретились на бегу в переходе на Пушкинской. У меня при себе была только что вышедшая в Штатах «Физика логоса». В спешке надписал «Благодарю за бытие», и мы разбежались. Через минуту дошло: за бытие людей не благодарят. «За бытие в слове» надо было. «За бытие» и «забытие» — тоже никуда не годится. Но по сути мгновенный импульс был точен.

Театр текста

Середина восьмидесятых. Один из вечеров Левы был в квартире у родственников моих друзей — Сергея Ракитченкова и Ольги Ортенберг. Альт и арфа в оркестре Большого театра, они должны были эмигрировать в Штаты, Сан-Франциско, но «сидели в отказе», как тогда говорили.

Лева — это театр текста. Реквизит — стул. Тексты — пачки карточек. На каждой — реплика. Слово, междометие, знак препинания, фраза, несколько фраз, пауза. На текст — около сотни карточек.

Читая, Лева перекладывает их. Каждая реплика — нота, аккорд в окружении других нот, аккордов. Короткие паузы. Голос без украшений. Акценты точны и выразительны.

Тексты Левы словно живописные пейзажи. За первым семантическим планом следуют второй, третий, четвертый. У Левы я их особенно люблю. Их композиционная и лексическая четкость напоминает следующие один за другим очертания холмов и гор в осенних пейзажах юга Франции или на старинных гобеленах.

Карточки

Литература монологична, повседневность жива диалогами. В диалогах царят реплики. Логика диалогов подчиняется воле участников, а не правилам согласования, по которым строятся монологические тексты. Она другая.

Лева подчинил поэтический текст логике диалогов, заставил работать реплики, разбросанные по текстовым ландшафтам вокруг нас.

Письменные тексты, устная речь, обрывки фраз, заголовки газет, книг. Стихия. Трудно представить, как мог бы Лева подчинить ее, если бы не форма, напоминающая скорее технический этап лингвистического исследования или библиотечный каталог, чем литературный, поэтический текст.

Диалогическая логика

Лева отказался от логики, направляющей взаимосвязь элементов монологического текста. Порядок следования карточек подчинен логике диалога. Это композиционный каркас, опора авторского замысла. Каждая реплика — смысловая вспышка, окруженная полем ассоциаций. Как у японского каллиграфа, удар кистью. Ассоциативные поля карточек взаимодействуют между собой. Для каждой карточки остальные играют роль языкового и (что важно) внеязыкового контекста.

Помню, удивлялся, когда прочел у искусствоведов, что Левины тексты — «поэзия каталогов», возникшая под влиянием компьютерных технологий. Надо же! Тогда еще компьютеры с перфокартами были. Некоторые Левины тексты, и правда, были на перфокартах. Но при чем здесь каталоги и компьютеры? В формальной идее Левы нет ничего внешнего по отношению к языку. Ход не от языка вовне, к чему-то инородному, а напротив, от поверхностных структур языка к его глубинным структурам.

У П. Бицилли, кажется, читал, что в ранней европейской литературе был распространен композиционный принцип, когда произведение строилось из коротких зарисовок, следующих одна за другой, как виды из окна современного поезда. У японцев это часто встречается.

Лева Рубинштейн. Текстовый театр в мастерской Светланы Богатырь под крышей бывшей гостиницы «Бостон» на Маяковке, 1985. Фото Василия Кравчука

Возвращение к натуральному тексту

Жизнь проходит в потоках локальных образов. Это и есть карточки Левы. Он сделал их инструментом поэтической работы. Шаг, с ходу направленный за горизонт принятых в культуре форм монологического литературного языка. Сейчас, когда успех очевиден, все ясно. Но, уверен, вначале то был шаг в потемки.

Лева шагнул и создал... новый тип текста? Нет. Он вернулся к форме «пратекста» на новом витке цивилизации. Натуральные тексты так называемой книги природы, содержащие данные опыта, во все времена формировались и формируются по тому же принципу (об этом в упоминавшейся статье «Метаматрицы в логике натуральных текстов»). Исторически вместе со средствами порождения речи и письменных текстов язык вырастал как надстройка над такими натуральными текстами.

Чередование карточек — это простейший синтаксис. Как кадры киноленты. Как диалоги между персонажами. У персонажей в театре Левы четкие роли. Они взаимодействуют драматически или комедийно. Лева вернулся к прахе кету, и у него это блестяще получилось!

В литературе монологи — хищники. Они пожирают реплики, всасывают их в свое чрево. Лева показал, что это не фатально. По-моему, потрясающее открытие. Когда реплики под защитой театра текста, монологи им не страшны.

Михаил Бахтин в статье «Проблема речевых жанров» (написана в Саранске в 1953 году) утверждает, что не слово — фундамент речи и не предложение. а высказывание, реплика. Почему? Начала и концы слов заданы нормами лексики и морфологии. Позиционно слова над речью. В том смысле, что нормы языка диктуют их вид, а не речь. А начала и концы реплик подчинены говорящему «здесь и сейчас». Реплики подчинены речи, она диктует их начала и концы. Через них в язык входят люди, их воля, активность в повседневном языке. Прародители слов — реплики, а не наоборот. Арсенал реплик неизмеримо шире, чем арсенал лексики. Кроме того, репликой может быть жест, интонация, любой визуальный, слуховой, тактильный образ.

Слон в книжной лавке

Начало восьмидесятых. Папа с малышом едут в автобусе. Сын в окно видит лозунг. По слогам громко читает. «На-ша це-ль ком-му-низм» и на весь автобус спрашивает:

— Папа, что это? — Все обернулись на папу.

— Тише, — говорит папа, — я тебе дома расскажу.

1970 год, столетний юбилей государственного персонажа по имени Ленин. Человек в книжном магазине спрашивает, нет ли хорошей книжки для ребенка.

— Есть, — говорит продавец. — «Наш большой и добрый друг».

— Нет, — говорит человек, — этой книжки мне не надо.

— Да это не то, что вы думаете, — говорит продавец. — Это про слона.

Границы между текстами пригодными и непригодными для жизни обозначались четко. В Одессе конца 70-х за оградой из колючей проволоки вместо «Стой, запретная зона!» сам видел плакат с надписью: «Тебе туда надо?»

Язык обиходных диалогов менее всего поражен идеологемами, более приближен к индивидуальному бытию. Его Лева и сделал главным героем своих текстов. Следующие одна за другой карточки ломали зараженную логику, восстанавливали первичную простоту. Для меня это было как чудо.

Два глаза лучше

Рука сама выводит «Лева», а не «Лев Семенович». Так цыгана, поющего песни, называют независимо от возраста Сашей, а не Александром с отчеством. Не из панибратства, а как признание, что путь его к зрителю, слушателю был и остается прямой. Слова, голос, больше ничего не требуется. И возраст тоже не при чем.

Скажут: авангардный поэт, и ассоциировать с ним что-то цыганское? Не дурной ли тон? По мне так нет. Авангард и традиция дополняют друг друга. Зачем, имея два глаза, смотреть поочередно одним одно, другим другое? Лева сам, по-моему, смотрит в оба. Все видит. Без малейшей фальши живет в слове зорким и свободным человеком. Оставляя свободными других, он рассказал, что происходит с таким человеком. Рассказал, как до него не смог это сделать никто. Чего же боле?

НАХОДКИ И ОТКРЫТИЯ

Борис Силкин

С чего началось мореплавание?

Британско-арабскую экспедицию, руководимую археологом Робертом Картером из Лондонского университетского колледжа, ждал неожиданный успех в местечке Ас-Сабийя на территории Кувейта. В пустынной местности на севере страны она обнаружила остатки древнейшей лодки.

Собственно, «плавсредства» там не было; в развалинах каменного сарайчика лежали аккуратно размещенные крупные пластины смолы, низ которых сохранил очертания морских моллюсков—того самого ракушечного обрастания, с которым сегодня борются моряки всего мира. В смоле также запечатлелись отпечатки тростника, из которого был сделан корпус судна

Несколько странным представлялось то, что от места находки до морских берегов расстояние не столь уж маленькое, а кругом — пустыня и болота. Но геологи подтвердили, что тысячелетие назад рядом плескались волны Персидского залива. Химический анализ показал: лодку смолили более 7 тысяч лет назад, что делает ее на 2 тысячи лет древнее, чем любое другое известное доселе морское судно.

Открытие говорит о существовании весьма ранних торговых и культурных связей между «первоначальными» цивилизациями — месопотамской, зародившейся на берегах Тигра и Евфрата (нынешние территории Кувейта и Ирака), и лежавшей по другую сторону Персидского залива в глубине континента — Хараппской, в долине Инда (сегодняшний Пакистан). До сих пор для специалистов оставалось загадкой, каким образом характерные гончарные изделия, явно сработанные в древнем Междуречье, оказывались в поселениях, находящихся на расстоянии сотен километров к югу, например, на западных берегах Персидского залива. Теперь это находит себе объяснение...

Внимательное рассмотрение 22 пластин ассабийской «просмолки», состоящей из природного битума-асфальта (недаром богатейшие залежи нефтепродуктов характерны для Аравийского региона!), позволило различить в них отпечатки канатов, веревки и тщательно скрепленных ею связок тростника, обладающего в сухом виде высокой плавучестью. Возраст этой находки никто сомнению не подвергает.

Очевидно, древние кувейтские судостроители занимались своим делом всерьез и профессионально. Битум для смоления доставлялся из местности, расположенной почти в 100 километрах от «верфи». Причем в дело шел он не в чистом виде, а замешанным с другими ингредиентами: рыбьим жиром, толчеными кораллами и т.п. То же можно сказать и об оманских судах, спущенных на воду тремя тысячами лет позже.

Историкам не известны никакие тексты, восходящие к убейдскому периоду (VI — IV тысячелетия до н.э.). Лишь гончарные изделия служат его свидетелями. Но вот при раскопках одного из первых городов на Земле — Эриду, стоявшего в VI — V тысячелетиях до н.э. вблизи общего устья Тигра и Евфрата, на берегу Персидского залива, найдены модели лодок, по которым можно о многом судить.

Более примитивные древние средства передвижения по воде удавалось найти на территориях нынешних Франции и Нидерландов. Они восходят примерно к 8000 году до н. э. Но представляют собою скорее плот или бревно-долбленку, а не лодку. В одной из египетских гробниц сохранилось сооружение, которому не менее 5 тысяч лет, и его уже без всяких сомнений можно назвать лодкой, плававшей по Нилу. Но все это уступает находке в Кувейте.

Руководитель экспедиции Роберт Картер полагает, что район Ас-Сабийя в то время был полуостровом и служил первым естественным местом захода судов, следовавших из речной системы Тигра и Евфрата. Сперва здесь был как бы лагерь для моряков, место отдыха и пережидания дурной погоды, а потом возникла постоянная деревня, состоявшая из каменных строений, где жили профессиональные судоремонтные и судостроительные «рабочие». В пользу такой гипотезы свидетельствуют найденные здесь недавно каменные орудия, обломки глиняных сосудов и украшений, произведенных руками как месопотамских, так и убейдских мастеров: очевидно, население тут было смешанным и включало в себя и выходцев с берегов Тигра и Евфрата, и неолитических предков нынешних арабов. Последние вероятнее всего были в основном кочевниками, а месопотамцы — уже «горожанами» и возделывателями почвы.

Британский археолог Джоан Оутс из Кембриджского университета считает, что месопотамцы приплывали в район Персидского залива, чтобы обменять свои гончарные изделия на выловленную здесь морскую рыбу, а, возможно, и на жемчуг (ведь рядом тот самый легендарный остров Ормуз, который под именем «Гурмыза» воспевает наш Садко: «возьми бесценный жемчуг, а мне любовь отдай!..») Позже, уже к середине III тысячелетия до н.э., их потомки вели меновую торговлю оманской медью, получая за нее товары, произведенные даже в далекой долине Инда.

Настоящая регулярная торговля, проводившаяся «в оба конца» через Аравийское море, началась примерно лишь через 3 тысячи лет после того, как на свет появилась смоленая кувейтская лодка. Именно, чтобы доказать ее мореходные качества, итало- французская экспедиция, возглавляемая археологом Маурицио Тоси из Болонского университета, достраивает ныне 14-метровое судно из проложенного асфальтом тростника. Они намерены «заставить» его нести груз до 8 тонн.

Не все считают это разумным и доказательным. Например, Карл Ламберг-Карловски замечает, что у нынешних строителей нет сведений о том, как именно были устроены древние киль, мачты, паруса и руль.

С другой стороны, Серж Клейзиу склонен поддерживать своих французских и итальянских коллег. Он напоминает о существовании этнографических и клинописных свидетельств, которые могут хотя бы частично восполнить пробелы в наших знаниях о древнейших «плавсредствах». Например, в шумерских текстах упоминаются корабли, способные нести груз до 18 тонн (!) и совершать с ним рейсы в Оман и обратно. Есть и другие — «технологические» тексты, датируемые примерно 2100 годом до н.э., в которых перечисляются количественные потребности для судостроителя в связках тростника, веревках, матах, рыбьем жире и асфальте, чтобы судно могло дойти до Омана. Конечно, это не «инструкция для инженера», да и время написания более позднее, но новшества тогда появлялись очень нескоро, и как пособие нашему современнику все это вполне сгодится.

Французы с итальянцами, ощущая недостаток информации, уже решили не изготовлять паруса из ткани или шерсти, а заменить эти материалы тростниковыми матами. Что касается просмолки, то тут на помощь пришел римский университетский археолог Франко Д’Агостино, который специально посетил одну деревушку около Басры на юге Ирака, где битум все еще используют для создания водонепроницаемого лодочного дна. Ученый взял там образцы этого материала, зафиксировал методику и все это передает участникам будущего плавания. В Ираке же подобная практика — на грани исчезновения: подволоченные местности, где она применялась, сейчас осушаются...

ПОРТРЕТЫ УЧЕНЫХ

Ольга Балла

Иван Павлов Сценарий несбывшегося фильма

1857 год, Рязань

В ту осень восьмилетний Ваня сорвался с высокого помоста и ударился о каменный пол. Не погиб, но начал стремительно, прямо на глазах, угасать. Докторов не звали — не было принято. Мальчика парили в бане, растирали муравьиным спиртом... Не помогало ничто.

Ванин крестный — игумен Троицкого монастыря — забрал крестника к себе в монастырь и стал лечить его сам: гимнастикой, физическим трудом, свежим воздухом, ледяной водой...

На всю жизнь у него связалось в памяти: чувство прибывавших сил, чудо возвращения жизни — и монастырь с его строгим укладом, с особыми запахами, звуками и тишиной, с повсеместным присутствием огромного, значительного, таинственного. Колокола, пение, свечи — хрупкая жизнь, тянущаяся вверх, к небу...

А родители через год с небольшим увидели веселого, здорового мальчика. Только теперь он еще и с увлечением читал и писал.

Никто не сомневался: чудесным образом спасенный мальчик должен стать хорошим священником. Да он и сам долгое время был в этом уверен. Особенно на это надеялся отец, Петр Дмитриевич, священник и очень уважаемый в городе человек.

Они были очень похожи — отец и сын. Оба, упорные труженики, бессребреники, строгие к себе служители идеи, страстно любили правду и почитали знание. Только вот и идею, и правду, и знание каждый из них понимал по-своему.

Эпизод 1

Сентябрь 1870 г., поезд Рязань — Петербург

Поезд тронулся. Иван смотрел в окно с жадностью: еще никогда он не ездил так далеко, к тому же — на совершенно новом транспорте: «чугунку» до Питера только что проложили.

В тот ли день все началось, когда семинаристу Павлову попалась на глаза статья неизвестного публициста по фамилии Писарев? «Всемогущее естествознание держит в своих руках ключ к познанию всего мира» — читал потрясенный Иван... Нет, гораздо раньше.

Ученику духовного училища, потом семинаристу Ване Павлову, азартному спорщику и жадному глотателю книг, чем дальше, тем тоскливее становилось в рязанской жизни: косной, медленной, стоячей, как вода в пруду. Как трудно, как непонятно, что в ней оказывался и его отец. Умнейший человек. Достойнейший. И при этом — священник, как можно?!

Со времен Петра не бывало в России такого разрыва со всем прежним, такого брожения умов, таких ожиданий, такой неизвестности. Когда ровесникам Вани было семь лет, кончилась Крымская война — унизительным для страны поражением. Перемен требовали, ожидали, боялись во всех слоях общества. В 1861-м рухнуло крепостное право, начались реформы, в Россию хлынули идейные и технические новшества с Запада. Столетия подряд жизнь разумелась сама собой; теперь ее предстояло устраивать заново.

Студенты шестидесятых рвались делать это немедленно, собственными руками, без прежних авторитетов и правил. Порвать со всем старым! Создавали себе необычную внешность: длинные волосы, синие очки... Вместо креста носили на шее медальоны с портретом Руссо; на богословских лекциях скандировали: «Человек — червяк!..» Религия, основа «старой» жизни, раздражала больше всего.

Юными умами 60-х владели вольнодумные публицисты: «два святых Николая» — бывшие семинаристы Чернышевский и Добролюбов — и новые идеалы: материализм, «разумный эгоизм», социальное значение искусства... И святость естественных наук: от них ждали ответов на все вопросы. Наукой наук была физиология.

Иван был готов в любую погоду часами ждать перед запертой дверью Публичной библиотеки, чтобы первым схватить книжку «Русского слова» со свежей статьей Писарева.

Главное — понять «физиологию» жизни. Тогда можно правильно и точно эту жизнь устроить. Разум, понимание — путь к свободе.

Что может быть достойнее работы в науке? О каком свяшенстве может идти речь? Разделять взгляды отца он не мог, подчиняться без согласия — тем более. Л юбые разговоры об этом с отцом неизменно кончались ссорой. Петр Дмитриевич был крут, гневлив, властен. Иван — упрям. Уступать не хотел ни один. И никому не признался бы гордый Иван, что теряет опору.

Семинария, споры с утра до вечера, до хрипоты. Преподаватели долбят: душа, душа... Но что это такое на самом деле, кто-нибудь всерьез исследовал?.. А вот Дарвин, между прочим, доказал — Иван читал об этом у Писарева: происхождение-то человека отнюдь не божественно!..

И вот однажды, раскрыв очередной номер «Медицинского вестника», рязанский семинарист Ваня Павлов прочитал: «Все без исключения качества внешних проявлений мозговой деятельности: одушевленность, страстность, насмешка, печаль... — суть не что иное, как результат большего или меньшего укорочения какой-нибудь группы мышц, — акт, как всем известно, чисто механический...» Это была работа Ивана Сеченова «Рефлексы головного мозга», совсем недавно освободившаяся из-под цензурного ареста. Увидев свет в 1866-м — в том же году, когда Россию потряс выстрел Дмитрия Каракозова в царя-освободителя, — она произвела ничуть не меньшее впечатление.

Автор утверждал: мозг — такой же орган, как все остальные. Все «душевные» движения — по сути, телесные и, как таковые, поддаются изучению. Вот он. ключ к так называемой душе!.. Вот чего стоит вся их религия.

Иван принял решение: он оставит семинарию и будет готовиться к экзаменам в университет. Сомнений не оставалось: заниматься надо только физиологией.

Перед самым отъездом Ивана Петр Дмитриевич вдруг смирился. Он не просто отпустил сына, он простил его. «Летом, на вакации, ждем» — сказал, как ни в чем не бывало.

Оба гордеца принесли жертву — каждый своему богу Иван - науке, познанию, свободе. Отец — наверное, любви...

Петр Дмитриевич Павлов, 1890-е годы

Варвара Ивановна Павлова, 1880-е годы

И.П. Павлов, студент университета, 1871 год

Эпизод 2

Осень 1873 г., Петербург, университет

Войдя в аудиторию, Иван сразу поймал на себе изумленные взгляды сокурсников и только ухмыльнулся. Они это уже не первый день обсуждают. У них в головах не укладывается, видите ли. Ну как же: когда пришла пора выбирать себе научного руководителя, дерзкий вольнодумец Павлов выбрал не кого-нибудь, а профессора Циона.

Илья Фаддеевич Цион не просто отличался тяжелым характером. Злобный, грубый, взрывной, неуживчивый, он был личностью попросту ОДИОЗНОЙ. Страстный монархист, истово верящий в Бога. Ярый антидарвинист. «Свобода» для него была синонимом безделья, «право выбора» — вредной выдумкой ниспровергателей всего святого. Среди демократически настроенных студентов считалось хорошим тоном с ним не здороваться. Теперь они и со мной, чего доброго, здороваться не будут, хмыкнул Иван. Да пусть делают, что хотят!

Совсем молодой — едва за 30! — Илья Цион был одним из ведущих физиологов Европы, из тех, кто создавал экспериментальную физиологию собственными руками. Важнее этого для Павлова ничего быть не могло. И он не просчитался.

Под руководством Циона Павлов виртуозно овладел скальпелем и стал стремительно расти как исследователь так называемых тайн живого организма. Исследовал связь между сердцем и мозгом у животных, роль нервов, ответственных за действие поджелудочной железы. За обе работы — золотая медаль. Но дело даже не в этом. Чем больше Иван овладевал искусством исследования, тем яснее ему становилось: верить можно исключительно в то, что проверено и продумано самостоятельно. Полагаться лишь на опыт и разум.

Верующие у него вызывали едкую насмешку — во что бы ни верили: в Бога или, например, в то, что политической борьбой можно достичь чего- то осмысленного. Студенты 70-х, сокурсники Ивана бредили, дышали, жили политикой. Павлов не участвовал в политических акциях ни разу. Да что ему до их мнения? Он вообще никому не принадлежал, никого не слушал. Свобода? Служение народу? Безусловно, он все это очень ценит. Только путь к этому — он убежден — возможен один: научная работа.

Позади университет, потом — Военно-медицинская академия (физиолог должен быть хорошим хирургом). Диссертация о нервной регуляции сердечной деятельности. Ушел в свою физиологию с истовостью монастырского служения. Скоро 30, а все один.

И вот одинокий скептик влюбился. Но беда: Серафима Карчевская, Сара, самый близкий ему человек, — оказалась верующей. Хуже того: из строгой религиозной семьи. И — независимая, гордая...

Он очень боялся ее потерять — но не молчать же! Не врать же! «Твои известия о молитвах производят на меня жуткое впечатление. Бог, молитва — не есть свидетельство правды, искренней глубины...» Едва дождался ответа... Какое счастье: она не спорила! Она так полюбила его, что сама увлеклась атеистическими идеями. Оставила свой мир, чтобы войти в мир Ивана.

Все-таки молодые безбожники обвенчались. Саре это было очень важно. Иван любил ее — и уступил. А ведь обычно не шел ни на какие компромиссы! Однако потом поставил жесткое условие: все, никакого Бога. Она подчинилась. Стали жить в большом согласии.

...Что-то оборвалось в тот вечер. Когда Иван вышел на стук и открыл дверь, на пороге стоял Николай Богоявленский — давний его товарищ по семинарии, медик. На нем не было лица. Три недели, как Богоявленский похоронил жену. Тосковал страшно. «Скажи мне, Иван, только честно — как ты думаешь: есть ли что-нибудь после смерти? Встречусь ли я с ней там?» «Николай, что ты несешь?! — Павлову даже смешно стало. — Ты же врач, естественник! Ничего там нет, кроме червей!» Богоявленский ушел, не сказав ни слова. На другой день Павлов узнал: его друг покончил с собой.

Странное чувство вины: он задел что-то важное в человеке. Что-то такое, без чего, получилось, человек не смог жить. Что это могло быть? Неужели иллюзии?.. Спустя годы он даст себе клятву: что бы ни думал он сам — никогда не разрушать чужую веру.

Главное здание Медико-хирургической академии, 1890-е годы

Эпизод 3

1902 г., Петербург

Ученики только переглянулись: эксперимент удался безукоризненно, но Иван Петрович, почти не изменившись в лице, не говоря ни слова, вышел. Они ждали его, наверное, полчаса. Вошел. Как будто совершенно спокойный, сказал: «Ну что ж. Конечно, они правы. Ведь ясно, что мы не можем обладать монополией на истину».

Сегодняшний опыт означал для него одно: конец. Конец, хотя два года спустя именно за эту работу — за создание науки о пищеварении - он, первым из русских ученых, получит Нобелевскую премию.

До сих пор его опыты над собаками как будто подтверждали стройную концепцию: пищеварение — работа нервов. Все в организме — в ведении нервной системы. Но в 1902 году Павлов узнал: англичане Бейлис и Старлинг открыли гормон секретин, стимулирующий секрецию поджелудочной железы. Это означало: пищеварением управляют не только нервные механизмы! Павлов немедленно попросил своего ученика повторить опыт с секретином. Эффект подтвердился полностью.

Павлов прекратил исследования. Физиология пищеварения останется крайне перспективной областью исследования еще много десятилетий, но в лабораториях Павлова отныне будет запрещено даже упоминать об этом. Не подчиниться сотрудники не могли, но почему он так поступил — им оставалось лишь догадываться. Неужели из тайной, уязвленной гордости? Неужели он искал область исследования, где мог бы обладать если не монополией на истину, то во всяком случае — первенством в ней?..

Во всяком случае — такую, где происходила бы чисто нервная регуляция. И он ее нашел.

Еще изучая работу слюнных желез, Павлов заметил:# собака выделяет слюну не только при виде пищи, но и заслышав шаги человека, который ей эту пишу несет, под действием звонка, вспышки света... А ведь это дает возможность изучать «душевную» жизнь, доступную до сих пор лишь вере и религиозным спекуляциям!

От пищеварения — вверх. Строго вверх — проверяя каждый шаг.

Отныне в лаборатории запрещалось говорить: «собака хочет», «собаке неприятно», «ей надоело», «она ждет»... Всех инакомыслящих Павлов наградил презрительной кличкой: «душисты» — от слова «душа». Высмеивал беспощадно. Нечего болтать о том, чего мы не можем наблюдать и измерять. Пора учиться говорить точно. Иначе это уже никакая не наука.

Павлов смотрит в окно. Идет демонстрация с транспарантами, с красными флагами. Люди поют: нестройно, громко, грозно. Пение приближается, затем уходит вдаль, гаснет. Шаги по брусчатке. Пятый год...

Наша психика, думает Павлов, совершенно, по существу, не изучена. Удивительно ли, что мы не можем с ней справиться? «Но в распоряжении человека есть еще один могучий ресурс: естествознание с его строго объективными методами».

В 1906-м он начинает исследовать — удаляя отдельные зоны коры больших полушарий — роль разных отделов мозга в условно рефлекторной деятельности.

...Да не бросал он вызова религии и вере! Совсем другие были у него задачи. «Мы не можем обладать монополией на истину» — на всю истину. Но какие-то ее области нам, безусловно, доступны. Важно четко установить: какие?

Нет: оказалось непонятно настолько близким людям, что он просто такого не ожидал. Отношения его с учениками и коллегами стали меняться. Многих шокировала идея исследовать душу физиологическими средствами. Тайну Божьего творения — скальпелем?!.

Серафима Васильевна теперь резко против его исследований. Она даже не раз—хотя и совершенно тщетно — требовала от своего непреклонного Ивана, умоляла его: прекрати, прекрати, прекрати!..

...Заболел коклюшем старший сын Волюшка. Тогда маленькие дети от этой болезни умирали. Павлов бился за жизнь сына изо всех сил. Он сам назначил ему лечение. Ничто не помогало. Мальчик угасал. Забыв о своем атеизме, Серафима Васильевна плакала и молилась. Ивану Петровичу утешаться было нечем. К тому времени Павловы уже похоронили двух сыновей: один умер при рождении, другой — не прожив и года. «Как я завидую, — писал Иван Петрович в те дни, — простому верующему человеку. В подобных обстоятельствах он может находить себе утешение и поддержку в молитвах. А я лишен этого...»

Воля выздоровел. Его мать в слезах благодарила Бога за спасение. С этих пор Серафима Васильевна стала открыто, истово религиозной. Она по- прежнему очень любила своего Ивана. Но была уверена: изучение мозга — кощунство, посягательство на творение Бога.

Нет, не это развело его с Серафимой внутренне. Это он как раз понял и сказал: «Давно, давно пора тебе вернуться на твою твердую дорогу...»

А развела — наука. Иван Петрович позже говорил своей сотруднице: как- то он вернулся с научного заседания. Взволнованный, стал рассказывать Серафиме о спорах, о своем выступлении... И вдруг заметил, что она заснула. «С тех пор я разлюбил ее».

Эпизод 4

Зима 1920 года, Петроград, Институт экспериментальной медицины

В виварии Института экспериментальной медицины непривычно тихо. Некому лаять.

Павлов никогда и не помышлял об отъезде. Революцию он с самого начала воспринимал как гибель своей родины — но оставался в России. Чекисты устраивали обыски у него в доме, отняли награды, национализировали всю Нобелевскую премию — он оставался. Арестовывали его друзей, его старшего сына Владимира, его самого — он оставался. Гражданская война погубила его сына Виктора — он оставался. Русский до мозга костей, он нигде, кроме России, себя не мыслил и не чувствовал. Но когда все лабораторные собаки погибли от голода и холода, он понял: работать в этой стране больше невозможно. Летом 1920-го Павлов пишет в Совнарком письмо с просьбой о «свободе оставления России».

Ленин потребовал: «совершенно немедленно обеспечить Павлова, его лаборатории, его животных, его помощников всем, что он только найдет нужным». Павлову назначают «особый улучшенный паек»: 70 фунтов пшеничной муки, 25 фунтов мяса, 12 фунтов свежей рыбы... Посланца с пайком Павлов выставляет за дверь. Лучше он вырастит овощи на огороде, чем примет из рук этих людей что бы то ни было.

Вокруг — развал, разруха, запустение, насилие. Павлов работает. Нет отопления в лаборатории — надевает шубу и меховую шапку. Нет света — оперирует с лучиной. «В тяжелое время остается одна жизненная опора: исполнение по мере сил принятого на себя долга». Так он свечку берег, когда в Рязани, маленьким, на Страстной неделе шел от церкви до дома... В темноте... И теперь такая же темнота — и ветер... Только не разглядеть, как тогда, моря огоньков в этой темноте... Не один ли он?

Ленин: «Религия есть род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ... Современный пролетариат становится на сторону социализма, который привлекает науку к борьбе с религиозным туманом...»

Они разрушают все, что им неподвластно, все, что им не понятно. Мы не можем обладать монополией на истину... Как невыносима этим большевикам та часть истины, что не дается им в руки!.. Боже мой, они еще ссылаются при этом на науку!

Воспоминание: эпизод со свечкой в руках мальчика. Вот он идет, маленький, бережет свечу, чтоб ветер не загасил...

Иван Петрович и Серафима Васильевна Павловы в год свадьбы, 1881

«Знаете, я ужасно люблю службу пасхальную... Я живо вспоминаю, как в четверг, на страстной неделе, мать снаряжала в церковь, давала свечку с собой, говорила, что там во время церковной службы надо свечку зажечь, а потом нести ее домой — и вот мы шли и боялись, как бы не потухла свечка...»

Резкий наезд: голова мальчика, черепная коробка, мириады клеток... Павлов — уже совсем другим голосом: «... А вера — это тоже есть нечто, подлежащее изучению. Ведь она тоже в конечном счете развивается из работы мозга...»

Ну да, разумеется, никакая «душа» в ходе экспериментов не обнаруживается. Но ведь он занимается не душой, а высшей нервной деятельностью.

«Мы не можем обладать монополией на истину»: мы можем говорить лишь о том, для чего у нас есть точный язык. А эти считают: ага, раз «наука» никакой души не нашла, значит Бога нет и все дозволено... Религия оберегала жизнь. Хранила порядок жизни, который они растоптали. Отказались от нее — и потеряли стыд, совесть, человеческий облик... ВОТ, что «дозволено» у них теперь.

Если бы не разгул разрушения в России — обратил бы он внимание на религию?

«...Только люди, не способные по-человечески чувствовать жизнь и самостоятельно задуматься над нею, могут восстать на религию. Какою жизненною трагедиею отзовется пропаганда атеизма, и сколько проклятий впоследствии вырвется на головы теперешних разрушителей религиозности!..»

И они еще ждут, что он будет им союзником. Благосклонности добиваются. Его исследования, говорят, «имеют огромное значение для трудящихся всего мира». Имеют, имеют, никаких сомнений...

В январе двадцать первого Совнарком принимает постановление: создать для академика Павлова режим наибольшего благоприятствования его исследованиям. Ему возвращают 6 конфискованных золотых медалей. Гарантируют материальную поддержку исследований. Неприкосновенность. Личную свободу. Свободу передвижений.

Ага, нужен я вам... Что ж: и вы мне пригодитесь. Если вы так цените науку, посмотрим, как вы для нее что-нибудь сделаете: настоящее, полезное... Но извольте тогда от меня и выслушать кое-что. Меня — будут слушать. Другому бы рот заткнули.

Павлов меняется: резко, неожиданно, для многих — гротескно. Никогда не обращавший внимания на награды, он носит царские ордена. Открыто, при любой возможности, ругает власть. Публично говорит о несовместимости инстинкта свободы, с которым рождается каждый человек, и диктатуры пролетариата. Но более того: он, принципиальный безбожник, после 1917 года крестится чуть ли не у каждой церкви.

«Идет академик Павлов мимо церкви, — веселились рассказчики анекдотов. — Зазвенели колокола. Академик снял шляпу и перекрестился. А дворник увидел и говорит: Ну и темнота!!.»

Он не принимает даже советского календаря. Большевики заменили недели «пятидневками», а в лабораториях Ивана Петровича по-прежнему — старорежимные понедельники, вторники, воскресенья и... церковные праздники.

— Господа коммунисты! — восклицал академик на всю лабораторию. — Завтра Пасха! Праздник! Неделю не работаем!..

— Иван Петрович, да что вы?!! — взмолился как-то один из учеников.

— Как вы можете?! Над нами же смеются все!

— Смеются?! — взорвался Павлов.

— Смеются шуты гороховые! Рождество и Воскресение — огромные исторические праздники! Христос был первый человек, который возгласил, что раб равен господину! А их коммунизм — это маленькая наценочка, вариация в этой идее уничтожения рабства!

Павлов пишет множество писем в защиту религии, церкви, духовного сословия.

Неприкосновенный, окруженный почетом, он личными усилиями старался защитить то, на разрушение чего обратили его науку — дело всей его жизни.

«Наша программа, — говорил Ленин, — вся построена на научном, материалистическом мировоззрении...» Получалось: Павлов — свой, союзник. Ссылаясь на результаты его опытов, большевики могли утверждать: у религии нет правды! Нет ни бессмертной души, ни другого мира, которому она принадлежит...

Горько, тревожно. Он заходит в церковь — обычно на Пасху. Подолгу стоит, смотрит на радостных людей, слушает пение... Спутникам объясняет: это так напоминает ему рязанскую юность. Юность, когда все было так ясно, когда так верилось в торжество и силу разума, в прямые пути...

Если что-то и вытащит эту бедную страну из пропасти, думал он, то исключительно научная мысль: сильная, здравая, трезвая, чуждая обманам и самообманам.

А в стране тем временем был прямо-таки образовательный бум. Голодные, нищие люди рвались в школы и университеты. Сами, по доброй воле — и государство, само нищее, помогало им, как могло. До большевиков такой массовой веры в науку, нет — страсти к науке! — просто никогда не бывало.

Не сам ли он верил в юности: прогресс однажды непременно приведет к тому, что человек сможет обходиться без религии, поймет, что надежнейшая защита от хаоса — разум? Который до сих пор просто слишком мало использовался...

К концу двадцатых стало ясно: есть возможность перейти от изучения высшей нервной деятельности животных к психике человека. Донельзя удачно, что власть готова содействовать, дает деньги. В том же 1931-м, когда в Москве взорвали храм Христа Спасителя, в Ленинграде специально для него открыли две клиники: неврологическую и психиатрическую. Он начал эксперименты.

Среди павловских экспериментальных животных появились близкие родственники человека: пара шимпанзе, Роза и Рафаэль. Впервые в мире Павлов начал изучать интеллект человекообразных методом условных рефлексов. Чтобы добыть еду, эти подопытные демонстрируют чудеса изобретательности... прямо-таки признаки разумности. Павлов становился популярным.

Сложное было у него отношение к этой популярности. Чем дальше, тем сложнее, тревожнее... Но ведь было очень похоже на то, что у большевиков получаются совершенно неслыханные вещи.

Не одного Павлова убеждало то, что весь мир называл тогда «русским чудом». Страна преобразилась за считанные годы. Крепло государство. Росла промышленность. Но главное: предельно прагматичная власть отчетливо сделала ставку на науку! Ни одно государство в русской истории —может быть, в истории вообще? — не делало этого в таких масштабах. Не говоря уж о том, что впервые в истории России была достигнута всеобщая грамотность.

Два прагматика — Павлов и власть — всматривались друг в друга. То был напряженный компромисс, странный компромисс, компромисс-борьба, и инициатива в ней принадлежала обеим сторонам.

Вокруг Павлова, в Колтушах под Ленинградом, создается идеальное пространство для научной работы. О таком прежде он и мечтать не мог — «столица условных рефлексов». Вокруг Биостанции ему построили целый городок с подсобным хозяйством для содержания экспериментальных животных, с удобными помещениями для них, с лабораториями и библиотекой, с коттеджами для коллег-единомышленников... Здесь можно было жить, не выезжая, жить исключительно наукой, не отвлекаясь ни на что лишнее. А если академику для душевного спокойствия хочется еще и чего-нибудь религиозного — ради Бога: специально для него продолжала действовать в Колтушах церковь, звонили колокола... Пожалуйста: просил не трогать — мы и не тронули. Работай только!

И.П. Павлов с сыном Владимиром Ивановичем, 1923

Неужели — попал в ловушку?

Но ведь он действительно работал! Работал, как никогда прежде!..

Он не просто получил от власти возможность делать то, что считал нужным. Разве не говорил он с властью, как равный? Разве не писал в Совнарком жесткие письма, каких ни от кого бы не потерпели, — о страшном голоде, о людоедстве, об эпидемиях, о повальных арестах? Разве не защищал невинно осужденных? Разве не отстаивал свою науку?..

А советские его последователи уже вовсю экспериментируют с детьми. Высчитывают, через сколько минут после еды у рабочего выделяется желудочный сок и как это влияет на производительность труда. Теорию условных рефлексов объявляют «естественнонаучной платформой диалектического материализма». Самого Павлова — основоположником социалистической идеи создания нового человека. Главное — сформировать правильные условные рефлексы.

Тщетно яростный Павлов пишет Верховным Экспериментаторам: прекратите путать обезьян с людьми, физиологию с социологией, лабораторные задачи с нуждами народного хозяйства!.. Прекратите упрощать! Не слушают.

Хотел бы он увидеть, чем все это кончится. Дожить до того, как наука раскроет людям глаза, научит их самостоятельно думать. Это непременно случится.

17 августа 1935-го, на приеме в честь делегатов 15-го Международного конгресса физиологов, Иван Петрович Павлов во всеуслышание объявляет себя «гражданином великой социалистической Родины». И провозглашает тост: «За великих социальных экспериментаторов!»

Слово «экспериментатор» так же мало означало в его устах лесть, как 18 лет назад — осуждение. Для Павлова, всю жизнь посвятившего экспериментам, оно могло означать лишь одно: признание равенства. Он и теперь говорил с властью, как равный: как власть имеющий.

Да что же другое он мог сказать?! Он, всегда мечтавший о Родине, с которой считается весь мир, он, почти переживший ее гибель... Две ценности были у него — наверное, всегда, сколько он себя помнил, — без которых он не мыслил себя, которых он не мыслил друг без друга: наука и Родина. Наука и была служением Родине.

И.П. Павлов и Л.А. Орбели 80 время 15-го Международного конгресса физиологов в Ленинграде, 1935

Самым лучшим, самым полным из служений.

На него смотрели полторы тысячи делегатов со всего света. В их глазах он был «первым физиологом мира». До Павлова так не называли никого. То, что конгресс такого масштаба проходил именно в России, было прямо связано с авторитетом Павлова.

Все расхождения с властью, все его яростные с нею споры отступали в такой ситуации на второй план — это было внутреннее, домашнее дело. Сейчас было важно одно: подтвердить авторитет его страны. Помочь ей.

Как же он мог не сказать: «...Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического эксперимента».

Через 2 дня, 19 августа, в Рязани Иван Павлов служил панихиду на могиле отца.

Был яблочный Спас. Рязань была полна яблок... Его водили по городу, как именитого гостя, все показывали, как чужому, подарили корзину рязанских яблок. Возвращались детские воспоминания, таинственная полнота жизни, в которой все связано: яблоки, колокольный звон, солнечный свет, непонятная радость...

«... Я сам неверующий, вследствие некоторых неблагоприятных условий моего развития, и в этом не только не вижу никакого моего преимущества перед верующими, но даже жалею об этом. Думаю, что при религиозности моя жизнь была бы и легче, и чище...»

Самого Ивана Петровича хоронили через пол года — в феврале 1936-го. Сталин в своем выступлении назвал его «одним из величайших умов русской нации». «Он весь целиком наш, — писал в некрологе Бухарин, — мы его никому не отдадим!» А Серафима Васильевна плакала: «Господи! Прости его! Он был хотя и безбожник, но хороший человек!»...

...Собственная смерть стала последним экспериментом Ивана Павлова. Пока оставался в сознании, он фиксировал все этапы своего умирания. Говорят, будто последние слова его были: «С помощью науки я познал все. Дальше только Бог».

ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА ИСТОРИИ

Сергей Смирнов

Новое время - новые песни

В лето Господне 887-е доблестные парижане спасли себя и Францию. Полтора года небольшой город выдерживал осаду от свирепых норманнов — и устоял, не пропустив вражьи драккары вверх по Сене. Увы: никто во Франции не верил в возможность такого чуда, и потому никто не помог парижанам извне! Отчаянное мужество граждан подо|ревалось страшной памятью сорокалетней давности: тогда норманны впервые поднялись по Сене и разорили Париж дотла.

В конце концов, защиту Парижа возглавил молодой граф Одо — сын Роберта Сильного, который впервые начал побеждать норманнов и был прозван «Маккавеем франков». Подобно Иуде Маккавею, Роберт пал в победном бою от меча коварного конунга Хастингса; теперь этот конунг осаждал Париж — и сын отомстил за отца, отстояв родной город.

Кому, как не Одо, быть теперь королем Франции ? Ведь он—тоже правнук Карла Великого (по матери); притом Одо доказал свое право на трон подвигами...

Так рассуждали многие французы в 887 году. Они возвели на престол Одо Парижского, которому довелось стать родоначальником новой королевской династии Капетингов. Но случилось это сто лет спустя — после многих тяжких испытаний, выпавших на долю новорожденного этноса французов в пору последних королей Каролингов и первых нормандских герцогов (вчерашних конунгов). Самый удачливый из них — Роллон, или Хрольв Пешеход, ровесник Одо — участвовал в осаде Парижа и сделал свои выводы из неудачи.

Французы, наконец, научились сражаться за свою жизнь и имущество; время повсеместного безнаказанного грабежа прошло. Значит, пора выкраивать себе удел на побережье: там конунг, его ярды и викинги будут «доить» своих крестьян так же уверенно, как это делают предводители франков — герцоги, бароны и дружинники.

А пока нужно учиться править по- королевски, не допуская самоволия соратников и союзников. Ведь осада Парижа не удалась только потому, что в войске норманнов не было единоначалия. Все уважали старого Хастингса; но вернувшись в свой шатер, каждый ярл исполнял лишь те приказы конунга, которые ему выгодны или льстят его самолюбию. Для уверенных побед нужен иной стиль руководства: чтобы каждая заслуга была награждена, а каждая вина наказана. Этого трудно добиться; но ради такой власти стоит бороться всю жизнь — подобно Карлу Великому. Сумеют ли потомки Хрольва Пешехода сравниться с самым удачливым из франков? Пусть попробуют! Их родоначальник оставит им хорошее наследство...

Пока будущий герцог Нормандии мечтает о единовластии в чужой стране, те же мечты посещают на родине его сверстника — Харальда Косматого, сына Хальвдана Черного. Если этот юноша выживет, то получит опасное наследство: ведь его отец недавно избран конунгом Страны Фьордов. Избран голосами оседлой части ее населения — тех бондов, которые не рвутся в открытое море, а хозяйствуют дома, охотно отпуская в набег своих домочадцев. Если ты родился с шилом в пятке — ступай на корабль, да не возвращайся без добычи! Если найдешь лучшую долю за морем — оставайся там, подобно Ингольфу Арнарсону. Тот открыл Страну Льда (Исландию) и поселился в этой неуютной земле, где даже деревья не растут. Но топить печь можно и торфом; рыбы в окрестных водах хватает, а главное — ни одного сильного соседа поблизости! Нам бы так жить в родной Стране Фьордов...

Но свободные ярлы хотят воли только для себя — такой воли, к которой они привыкли в набегах на южные земли. Мирное сосуществование ярлов и бондов не получается: кто-то должен уйти навсегда. Для этого бонды избрали конунгом Хальвдана: пусть хоть со свету сживет свободных ярлов, но укротит их спесь и обеспечит нашу собственность! К концу IX века эта задача будет решена усилиями отца и сына.

Очень многие ярлы и викинги, изгнанные Харальдом из Страны Фьордов, найдут свою судьбу во Франции — или в наемном войске Альфреда Великого в Англии, или в лесных глубинах Руси. А те, кому Судьба не улыбнется, прославят свою стойкость в бедствиях замечательными песнями и сагами. Эгиль Скаллагримсон, Рагнар Лодрброк, Убба Бескостый — эти воины-скальды при жизни считались неудачниками, в отличие от Харальда Косматого или Хрольва Пешехода (которые не оставили потомству автобиографий).

Сдвинемся теперь на Балтику и еще южнее — вдоль длинной цепи волоков между узкими лесными реками, которую вскоре назовут «путем из Варяг в Греки». В IX веке этот путь уже известен — но обжит скорее воинами, чем купцами: слишком опасно плыть по одной реке с удалыми норманнами. Впрочем, на волоках сами норманны часто становятся жертвами местных жителей — и потому несколько сдерживают свой темперамент в контактах с балтами, финнами или славянами. Разница в экономике и быте этих племен и скандинавов незначительна; местные удальцы легко вступают в проезжие дружины викингов (варягов), вместе с ними плывут на юг — к прославленному богатством Миклегарду.

Так прозвали Константинополь норманны в 860 году, когда они впервые явились сюда из Киева за добычей и славой. На престоле тогда был Михаил III Пьяница (вернее, Гуляка): он и вошел в историю, прогуляв налет северных варваров-мореходов на свою столицу. Мощные стены оказались неприступны для варягов и киевлян — но богатые пригороды были разорены, прежде чем базилевс вернулся в столицу с восточного фронта, где шла бесконечная война с мусульманами.

Главою города в те опасные дни оказался новоиспеченный патриарх Фотий — недавний чиновник и профессор, сменивший в 858 году неугодного базилевсу патриарха Игнатия. Глядя с городской стены на неслыханных варваров, Фотий испытывал не столько страх, сколько любопытство исследователя — и отчасти угрызения совести. Варвары явились в империю раньше, чем имперцы явились к ним — в лице разведчиков или проповедников слова Божьего! Это упущение нужно исправлять...

Фотий вступил в переговоры с вождями варваров и узнал много интересных новостей. Оказалось, что нынешние налетчики явились с берегов Борисфена, откуда 20 лет назад в Константинополь прибыло первое посольство. Тогда базилевс Феофил не проявил интереса к дальним варварам — и вот его сын расплачивается за бездействие отца! Фотий решил прервать этот заговор равнодушия и стал проповедовать слово Божье дикарям, одновременно договариваясь о выкупе за сохранение еще не разоренных столичных предместий. Очень помогли тогда патриарху его молодые ученики: Мефодий, Константин и Климент. Вскоре эта троица отправилась проповедовать на Балканы — и в 864 году добилась большого успеха: хан болгар и славян Борис принял крещение с именем Михаила. Можно вспомнить, что прадед этого хана Крум в свое время добил свирепых авар, но также отрубил голову базилевсу Никифору, который разорил его столицу. Вот как надо и как не надо обращаться с сильными варварами!

Сейчас старик Фотий может спокойно вспоминать былые потрясения. Он уже не патриарх; новый базилевс Лев VI сместил его, едва взойдя на трон. Фотий не в обиде на бывшего ученика, ему не привыкать: просто базилевс опять захотел улучшить отношения с Римом, а для всех римских пап Фотий олицетворяет раскол между Востоком и Западом. Наивные люди! Этот раскол начался давным-давно и стал необратим.

Очевидно, за четыре столетия на Западе и на Востоке выросли новые народы: для них напоминание о единой Римской державе — пустой звук. Нынче Западный Рим обратился лицом к своим полуварварам: немцам, французам, бургундцам, аквитанцам, англам, саксам. То же самое сделал Восточный Рим, направив миссионеров в Моравию, Болгарию и Хазарию. Диалог с этими новыми народами гораздо важнее для греков-ромеев, чем очередная перебранка с итальянцами!

Фотий рад, что он внес решающий вклад в просвещение варваров на Балканах и вокруг Понта: ведь они станут опорой древнего Византия, если силы греков иссякнут в вековой борьбе с исламом!

Опасными казались (по привычке) атаки арабов с востока — хотя этот прилив уже сменился отливом. После смерти грозного Маамуна и его брата Мутасима трон халифов в Багдаде стал игрушкой в руках начальников гвардии — а гвардейцами служили государевы рабы (гулямы), обычно родом из тюрок. Потеряв свою степную державу, эти удальцы часто делали карьеру в исламских войсках — пока коренные арабы и персы увлекались торговлей, поэзией или богословием. Научный прогресс в халифате Аббасидов также остановился до лучших времен — пока на смену единой исламской державе не придет пестрое великолепие национальных эмиратов, султанатов и халифатов.

В середине III века Хиджры ни один правоверный мусульманин не мог вообразить одновременного правления двух или трех халифов из разных династий. Но через полвека эта фантастика стала реальностью — в лице кордовских Омейядов, багдадских Аббасидов и каирских Фатимидов.

Впрочем, еще при жизни патриарха Фотия самыми опасными для Византии мусульманами сделались шииты из Северной Африки (Алжира, Туниса) — будущая опора Фатимидов.

В IX веке все взрослеющие этносы Европы старались скорее обособиться от чужаков в тех или иных границах, чем брать на свои плечи бремя вселенской империи. Те же тенденции преобладали в исламском мире, где намечался раздел Халифата — и даже в Китае, где разваливалась империя Тан. Грекоязычный, православный Константинополь оставался центром единственной империи, достойной этого названия.

Причину уникальной стойкости Византии легко понять: в смутах VII века эта держава уже потеряла те земли, где преобладало иноязычное либо иноверное население. Однако в религиозных распрях VIII-IX веков правители Византии упустили хороший шанс расширить зону имперской культуры за счет новокрещеных варваров. Действия Фотия в этой сфере запоздали: оттого Византийское содружество этносов не успело охватить даже Восточную Европу, от Дуная до Кавказа. Византия устояла перед натиском мусульман и болгар — но ценою своего превращения в НАЦИОНАЛЬНОЕ государство ромеев, первое среди равных монархий новой Европы.

Напротив, в Дальневосточной ойкумене бытовое и культурное единство большинства жителей нерушимо уже в течение десяти веков — со времен унификации Поднебесной в рамках империи Хань. Да, она рухнула одновременно с Римской империей; но это был лишь кризис власти, а не кризис экономики или идеологии. Многомиллионное земледельческое население в долинах Хуанхэ и Янцзы продолжало жить привычным бытом, подавляя любых тиранов или варваров численно и культурно даже тогда, когда те подавляли его политически. Более двух веков — с 310 по 550 годы — верховная власть в Поднебесной находилась в руках тех или иных варварских вождей: хуннов или цзелу, сяньби или тангутов, тибетцев или табгачей. Но в середине VI века китайская нация вновь воспрянула, как Феникс из пепла, — и вновь объединила Поднебесную в рамках империи с переменными династиями: сперва Бэй-Чжоу, затем — Суй, потом — Тан.

Сейчас, три века спустя, империя Тан погибает почти так же, как погибала империя Хань: не под ударами внешних варваров, а под напором внутренних противоречий общества. Как только пограничные воеводы разгромили державу уйгуров (в 861 году), придворные евнухи и чиновники затравили вояк доносами. Как только армия была обезглавлена, начались солдатские бунты, подавлять которые пришлось с помошью прирученных еще Ли Ши-минем степняков — тюрок из племени шато.

Между тем в Великой Степи начинается очередная вековая засуха. Трасса западных циклонов и восточных муссонов сдвинулась к северу: степь стала непригодна для скотоводства, и тюрки-шато вынуждены переселяться на плато Ордос — внутрь северной петли Хуанхэ. Напротив, климат Приамурья из очень влажного стал умеренно влажным. Это благоприятствует хозяйству монголоязычных племен киданей: в ближайшие десятилетия они навяжут Поднебесной свое имя — «Китай». Так к северу от Хуанхэ наметилось соперничество трех претендентов на высшую власть в Поднебесной: националистов во главе с Чжу Вэнем (он в 907 году создаст империю Хоу-Лян); тюрок во главе с Ли Кэ-юном (он объявит себя первым императором Хоу-Тан); наконец, киданей во главе с Елюем Амбаганем.

Этому храбрецу и хитрецу особенно трудно основать империю, поскольку кидани непривычны к царской власти. Вожди их восьми племен чередуются на посту верховного правителя, исполняя эту должность по три года. Но что помешает удачливому воеводе, заняв этот пост и подучившись коварству у имперпев, не отдавать власть, а перебить всех конкурентов? Так поступил на закате династии Хань юный Таншихай — вождь племени сяньби. Так же поступит в 907 году его далекий потомок Амбагань, прельщенный бесхозным наследием империи Тан.

В долгой и трудной войне против тюрок-шато кидани одержат победу — в основном потому, что тюрки, раньше своих соперников переселившись в Поднебесную, быстрее киданей подвергнутся там бюрократическому разложению. В 936 году правящий род тюрок (носящий фамилию Ли — по усыновлению их предка императором Ли Ши-минем) будет истреблен при очередном восстании коренных китайцев. После этого лучший воевода племени шато — Ши Цзинь-тан — признает своим сюзереном сына покойного Амбаганя — Елюя Дэгуана. Затем кидани беспрепятственно овладеют северной половиной Поднебесной ойкумены — и не уступят ее южанам, даже когда те воссоединятся (в 960 году) под руководством Чжао Куан-иня — основателя следующей династии Сун.

После распада империи Тан Север и Юг Китая останутся разобщенными три столетия — до той поры, пока наследники Чингисхана не овладеют обеими половинами Поднебесной. Такова природная закономерность: пробыв в имперском единстве долгий срок (3-4 столетия), Поднебесная ойкумена почти столь же долго «отдыхает» от имперского величия, подвергаясь владычеству очередных варваров.

Перенесемся теперь из восточного конца Шелкового пути в западный конец его северной, степной ветви. Здесь нет великих держав с давней имперской традицией — и степняки могли бы жить привычным бытом, умеренно обогащаясь за счет пошлин от проезжих купцов. Но денежное место не бывает пусто: если его не заняли имперские бюрократы, то его приватизируют торговые хищники. Именно так получилось в Хазарии в начале IX века. В конкурентной борьбе торговых компаний победу одержала самая организованная из них — иудейская. Ее лидер Обадия произвел в 809 году переворот и стал бессменным премьер-министром при утратившем власть хакане. С тех пор в Хазарии сложилось двоевластие: пост хакана занимает потомок тюркской династии Ашина (принявший иудаизм), а фактическую власть, военную и торговую, держит коренной иудей, приняв титул малик («царь») для проезжих купцов, или бек — для тюркоязычных кочевников.

Однако верховная власть торговой компании не уравновешена в Хазарии ни гласом народным, ни гласом воинским. Основная масса коренных хазар проживает вокруг дельты Волги, занимаясь огородничеством и рыболовством; вечевой традиции здесь никогда не было. Напротив, она была сильно развита среди степняков — но исчезла в ходе гражданской войны, когда Обадия победил военных демократов силами наемных мусульман. В итоге основная масса жителей Хазарин не получает никаких благ от транзитной торговли с Европой, Средней Азией и Китаем. Выключенные из политики овощеводы и рыбаки платят большие налоги, но не подвергаются религиозной дискриминации; власть и торговля монополизированы иудейской верхушкой. А что же степняки: тюрки (гyзы), мадьяры, печенеги? По мнению правителей Хазарии, их слишком много: нужно приручить их часть, необходимую для войска, а прочих отогнать подальше.

Мадьяры и гузы уже отошли от Волги на запад — к Днепру и дальше, к Дунаю; печенеги стали служить правителям Хазарии за плату, держа в подчинении всех жителей Предкавказья. Кроме них, в Хазарии сохранилась мусульманская гвардия: составленная из иноверцев-наемников, она способна защитить правителей от любого восстания подданных. Такое равновесие сил держится уже 70 лет — и продержится еще столько же, а потом Хазария погибнет в одночасье. Почему так получилось?

Обратим наш взор за Днепр, где хазарская торговая компания столкнулась с иной дикой силой: варягами, стремящимися в легендарный Миклегард. Центром столкновения стал Киев — место далеко не бесхозное. Еще в VII веке тут сложилось некое княжество, в котором потомки готов (росомоны) смешались с западными пришельцами — славянами и с теми кочевниками, которые бежали на север из зоны конфликта булгар и хазар. Все эти этносы как-то ужились вместе, и когда Хазария временно ослабела под натиском Халифата (в 730-е годы), киевский правитель заявил о своем равенстве с владыками хазар и булгар, приняв титул «хакан-рус». Но в IX веке новое правительство Хазарии, установив контроль над торговыми путями в Причерноморье, не пожелало терпеть независимый путь из Варяг в Греки. Видимо, киевляне не смогли отразить натиск хазар и даже были ими разоружены (согласно летописной легенде).

В таком незавидном положении население Киева приняло плывущих по Днепру варягов, как возможных союзников и избавителей от хазарского ига. Но удальцы-скандинавы были совсем не готовы к такой социальной роли! Пришлось киевлянам искать новый образ жизни вместе с варягами. Первый шаг в эту сторону — посольство в Константинополь в 838 году — закончился безуспешно. Базилевс Феофил, поглощенный войнами против мусульман на востоке и болгар на западе, не спешил включить новых варваров в Византийское содружество наций. Тогда самые активные киевляне, отчаявшись, попробовали принять варяжский образ жизни: в 860 году это вылилось в совместный поход руси и варягов на Царьград. Добыча была велика — но досталась она не всем, а византийские купцы перестали наведываться в Киев. Тогда лидеры киевских русов поняли: прежде чем договариваться с варягами, нужно их воспитывать в долгом тесном общении.

Час удачи пробил в 882 году: с севера по Днепру в Киев приплыл конунг Хельги (по-славянски — Олег). Накопив немалый опыт общения со славянами в Ладоге, Руссе или на Городище (близ будущего Новгорода), Хельги оказался не удел после смерти своего побратима Рюрика и решил свить гнездо в более подходящем месте. В Киеве интересы пришлого конунга и местной знати редкостно совпали. Выяснив это, Олег убил местных предводителей: варяга Аскольда и Дира (это был, видимо, хакан-рус) — и предложил киевлянам себя в качестве нового вождя.

Колебаний в выборе не было; было согласование условий договора о разделе власти и о направлениях внешней политики. Киевлянам нужна успешная война против хазар и регулярная торговля с Византией. Чтобы это обеспечить, нужен контроль над всем путем из Варяг в Греки — точнее, над всеми источниками сырья в рамках лесной полосы. Столь великая задача требует большого постоянного войска: вот и занятие для многочисленных варягов, каждое лето спускающихся по Днепру!

Так в 880-е годы вокруг Киева сложилась «Днепровская Нормандия, яже рекомая Русь». Сотрудничество разных этносов было богато конфликтами, но плодотворно. Можно сравнить темпы обрусения варягов на Днепре и норманнов — в низовьях Сены. В середине X века третий герцог Нормандии (внук Роллона- Хрольва) пожелал обучить своего сына чистой норвежской речи. Для этого пришлось нанять учителя в Стране Фьордов: ближе знатоков старины не нашлось. В эти же годы внук (или правнук) Олега (или Рюрика) — варяжский конунг и славянский князь Святослав Игоревич подрастал в Киеве, свободно беседуя на обоих языках со своими разноплеменными дружинниками и мечтая разгромить Хазарию...

Это, как известно, Святославу удалось — хотя ранее Олег и Игорь терпели неудачу в этом предприятии. Причина, видимо, в том, что первые киевские конунги не умели договариваться со степняками. Но без степной конницы не добраться до сердца Хазарин — города Итиля, процветавшего в дельте Волги. Для полной победы над Хазарией Киеву нужен союз с обиженными ею кочевниками. В конце IX века эту роль могли бы сыграть мадьяры: не случайно в киевской летописи о них не сказано ни одного дурного слова. Но, видимо, конунг Хельги не решился на авантюрный поход в глубь степи, пока не сплотил свое княжество вокруг Киева и вдоль Днепра.

Тогда мадьяры откочевали на самый дальний запад Великой Степи — в Паннонию, опустевшую после разгрома авар франками и булгарами. Здесь возникла Венгрия — сильная держава кочевых язычников, сто лет наводившая страх на немцев и итальянцев, славян и болгар. Только крещение мадьяр в конце X века восстановило в этом регионе худой мир. Святославу же пришлось воевать против хазар и печенегов (когда они поссорились) в союзе с гузами — отдельными родами тюрок, вышедшими из хазарской державы и поселившимися в Поднепровье, рядом со славянами. Позднее они под именем «тор ко в» стали органичной частью Киевской Руси. Кстати, разгром Святославом иудейской торговой компании с центром в Итиле в 965 году привел к господству на Волжском торговом пути исламской торговой компании, со столицей в Хорезме. Денежное место не бывает пусто! После этого в Поволжье начал быстро распространяться ислам — ибо свято место также пусто не бывает...

Спектр человеческих идеологий в конце IX века почти столь же (а местами — гораздо более) пестр, как спектр этносов и государственных образований. Понятно, что три мировые религии: христианство, ислам, буддизм — и ряд сходных национальных идеологий (даосизм в Китае, зороастризм в Иране, индуизм в Индокитае, иудаизм на Ближнем Востоке) охватили большую часть человечества своим влиянием. Легко понять сохранение племенных культов у множества этносов, не включенных в державный образ жизни. Менее понятно (и более интересно) интенсивное ветвление мировых религий в умах и душах значительного числа подданных и соседей великих держав. Например, в IX веке часть волжских булгар приняла ислам — чтобы подчеркнуть свое противостояние враждебным соседям (хазарам). Аналогично, грузины приняли православие — чтобы не объединяться в вере с соседями монофизитами (армянами), которых объединяла с грузинами общая династия князей — Багратиони.

Но были и более увлекательные примеры: хуррамиты и павликиане. Первые объявились в Азербайджане и считались потомственными еретиками иранского корня. Их вождь Бабек следовал многим заветам давнего бунтаря Маздака и старался перевернуть Халифат вверх дном так же, как Маздак перевернул державу Сасанидов — заменив классическую монархию теократической республикой. В обоих случаях восстание быстро охватило массы и привело к синтезу устойчивой локальной державы, но через 20-30 лет было подавлено имперскими войсками, с поголовным истреблением идеологов мятежа.

В IX веке выяснилось, что подобные расколы возможны и в христианском содружестве. Во многих районах Малой Азии (давнего поля битв между Византией и Халифатом) появились «павликиане» — еретики, отрицавшие не только светскую власть, но и церковную организацию: «Нет власти, аще не от дьявола!» Более всего эти бунтари ненавидели имперских чиновников и православных священников — опору великой державы. Вскоре павликиане усвоили давний тезис персидских манихеев и хуррамитов: что весь материальный мир — огромное Зло, и должен быть разрушен ради освобождения людских душ из плена их тел. Нелепо поклоняться кресту: ведь этим орудием дьявол мучил Христа! И так далее...

Казалось бы, подобная «антисистема» не может овладеть умами и страстями значительной массы людей на долгий срок — больший одного поколения. Но получилось иначе: хуррамиты и павликиане проявили способность к регенерации, достойную Лернейской гидры, как только Халифат Аббасидов начал раскалываться. Во многих его регионах появились идейные наследники маздакитов и хуррамитов. Их называли по-разному: сарматами, исмаилитами и т.д. Общим было одно: борьба с любым проявлением государственной власти или централизованной церкви путем нигилистического вероучения и хорошо организованного подполья.

Когда византийские войска уничтожили крепости павликиан в Малой Азии, их движение там затихло. Но тем временем Болгария увязла в войне за независимость от Византии — и царь Симеон приютил у себя беглых павликиан, хотя сам не впал в ересь. Через полвека эти пропагандисты создадут в Болгарии массовую секту богомилов, которая вдохновит потомков Симеона на борьбу до последней стрелы и вызовет небывалый террор победителей-ромеев против побежденных болгар. А потом ересь богомилов перескочит в Католическую ойкумену — сразу после того, как папа Григорий VII начнет превращать католическую церковь в политическую партию. В ответ в Северной Италии оформится ересь катаров («чистых»), которую трудно отличить по догматам и по уровню ожесточенности от богомилов и павликиан. Затем эта ересь даст побеги в Южной Франции — и продержится там до полного подчинения этих краев войсками парижского короля Филиппа II в 1244 году.

Эта цепная реакция изоморфных религиозных антисистем охватила почти весь Средневековый мир по достижении его державами и церквами определенного возраста — почти такого, какой выпадал на долю античных империй. Но те державы не имели сложных государственных церквей — с высокой культурой проповеди и контроля за поведением верующих. Вероятно, по этой причине Парфия и Рим, Хань и Тан умирали, не вызывая идейных потрясений. Их средневековые преемницы приобрели иную способность: порождать религиозную антисистему при каждом кризисе державы.

Видимо, такова расплата за совмещение двух независимых человеческих стремлений: к материальному благополучию при жизни (это обещает государство) и к блаженству души после смерти — ради этого возникают мировые религии. Все Средневековье заполнено попытками достичь обеих целей разом — и тяжкими кризисами после каждой неудачи на этом пути. Несмотря на столь грозный эффект «идейного прогресса», вера в возможность прогресса, раз возникнув, не исчезала в средневековом социуме в течение многих веков, принося верующим все новые надежды и новые бедствия. Только Дальневосточная ойкумена проявляла иммунитет к этой глобальной эпидемии — до тех пор, пока европейский капитализм не внедрил свою заразу и в этих краях. Но это — совсем другая история.

Поздравляем лауреатов!

В 2003 году лауреатами «3 — С» стали

Сергей Анатольевич Старостин —

счастливый человек, занимается любимым делом, входит в пятерку лучших лингвистов мира. Круг его интересов — сравнительное языкознание, происхождение и развитие множества самых различных языковых семейств. И вот что важно — он не просто лингвист, полиглот, говорящий на дюжине языков и оперирующий многими сотнями других. Старостин ощущает себя ответственным за языки мира, считая, что любой из них — уникальное явление, отражающее особенности народа и его культуру и потому нуждающееся в сохранении и защите.

Как флора и фауна из «Красной книги».

Его выступление на страницах нашего журнала, посвященное самому раннему этапу возникновения единого праязыка человечества, — первое. Надеемся, не последнее.

Игорь Лалаянц родился в 1945 году в Москве. Окончил биофак МГУ в 1970 году, кандидат биологических наук. Изучал генетические законы наследования в счастливом браке, родив замечательную дочь. Публикуется в разных изданиях 20 лет.

Круг его интересов — молукулярные механизмы действия генетических структур, различных биохимических процессов в клетке, имунной системы, предыстория жизни. Лауреатом стал за серию статей по молекулярной генетике, опубликованных в прошлом году: «Запрет на клонирование Христа?» (№ 1), «ДНК: первые сто лет» (№ 3), «РНК: о, новый дивный мир» (№ 5), «Детектор лжи на молекулярном уровне» (Me 8), «Социо-рацио-эмоцио» (№ 10).

Чесноков Сергей Валерьянович.

Почти профессиональный маргинал — возможно, потому, что представляет области знаний, которым еще предстоит стать респектабельными. Более того, он их создает. Всегда имеет собственный взгляд на общепринятые вещи и собственное отношение к общепризнанным авторитетам.

Автор книги, которая до времени лежит в столе, однако содержит идеи, уже приносящие ощутимую пользу и прибыль.

А если бы вы слышали, как он поет!!

Шевченко Вячеслав Васильевич — много лет занимается философией естественных наук. Явно не разделяет распространенной идеи о противопоставленности гуманитарной и естественнонаучной культур. О чем и о ком бы он ни писал: о Кеплере, Леонардо, Эйнштейне или о демонизме современной техники — в конце концов всегда получается текст о глубинном единстве разных форм и познания, включая науку и искусство.

Игорь Григорьевич Яковенко.

Социальный философ и философствующий социолог, умеющий извлекать глубинный смысл из простых вещей, слов и поступков. Прекрасный собеседник, обладающий редким качеством делать особенно интересными высказывания партнера в беседе.

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Банзай и бонсай — две большие разницы

В состав английского языка навсегда вошли эти два японских слова, равно как и в русский язык. Первое означает приветствие императору при его появлении перед строем или боевой клич типа нашего «Ура!»; второе — миниатюрные деревья, выращиваемые в глиняных плошках и горшках. Вот они-то нас прежде всего и интересуют своей новизной. Мы наслышаны о чудесных «малышках» по происхождению слова из Японии. Между тем бонсай впервые появился не в Японии и даже не в Южной Корее, хотя там существует Музей бонсая. Подлинный очаг культуры бонсая — Китай, откуда он попал по суше в Корею и через нее по морю в Японию. Быстрое развитие этой страны после Второй мировой войны позволило ближе узнать о сути японского сада благодаря тесным культурным связям.

Начальный период культивирования бонсая в Китае точно не известен, однако оно уже процветало там, начиная с седьмого века новой эры. Надо сказать, что бонсаю, помимо мягкого, почти тепличного воздуха, нужен кропотливый уход. Этому и посвящены труды созданного в 1975 году Корейского института исследования бонсая, расположенного в предгорье близ столицы Сеула. Ему принадлежит и Музей бонсая, основанный в 1988 году. Именно здесь бережно сохраняется поэма о нем и его красоте, написанная еще в XIV веке. В Музее бонсая представлены пять разновидностей этой всецело искусственной породы: сосновые, цветочные, фруктовые, лиственные и травовидные бонсай. Наиболее популярными среди населения остаются сосновые, но лиственные бонсай легче приживаются в домашних условиях. В декабре 2000 года под одной крышей были объединены все четыре отделения музея — истории культуры бонсая, декоративного стиля, выставок образцов, отзывов и благодарностей. Каждый посетитель чувствует себя там, как Гулливер среди лилипутов.

Наш настоящий друг

Для многих женщин бюстгальтер — не просто обыденный предмет туалета, а настоящий друг, который в прямом смысле слова всегда поддержит. Он скрывает недостатки, подчеркивает достоинства, создает ощущение надежности, комфорта и придает телу красивые очертания.

До самого конца XIX века очень популярными были корсеты, хотя они не только были непрактичными, но и наносили вред здоровью: нарушали процесс кровообращения и затрудняли дыхание. Не удивительно, что модницы тех времен часто падали в обморок. И хотя о негативном действии корсетов было известно уже тогда, женщины не могли от них отказаться — боялись утратить идеальный силуэт. В общем, нужен был какой-то выход из сложившейся ситуации. И уже в 1903 году француженка Гош-Саро, врач по образованию, предложила корсет из двух частей, который сохранял «заданную» форму тела, но не так сильно сдавливал грудную клетку, как его предшественники. Но и этого оказалось мало. В 1913 году в США появился «бесспинный тканевый бюстгальтер Джекобса», который выполняемыми функциями и кроем напоминал современный.

Спустя несколько лет эта деталь дамского туалета приобрела такую популярность, что производители корсетов были вынуждены перейти на изготовление бюстгальтеров. В 20-е годы бюстгальтер все еще по старинке называли мягким корсетом, а в России — бюстодержателем. Шили его из корсетных тканей — мадаполама, дамаста, атласа. Позже стали использовать искусственные и синтетические материалы, а также кружево.

В 1964 году в Канаде создали бюстгальтер Wonderbra V-образной формы, который сближал груди и приподнимал их. В отличие от классического бюстгальтера, состоящего из двадцати деталей, в Wonderbra их было сорок две. Необычными были и спинка из лайкры, корректирующие прокладки для чашечек, застежка и бретельки, которые можно было использовать как обычно, застегнуть крестом на спине или вообще снять. Такова история создания этого предмета дамского туалета.

Человек под названием «часы»

Внутри каждого человека отсчитывают время свои невидимые «часы». Они не только определяют время, ко1да пора отходить ко сну или просыпаться. Многие процессы, протекающие внутри нас, тоже подчиняются суточному ритму. Так, в течение суток заметно меняются наша нервная активность и уровень выброса гормонов. Нас периодически обуревает жажда что-либо делать или стремление расслабиться, отдохнуть. В различное время суток мы по-разному чувствуем боль. Наконец, мы ощущаем само течение времени — так чуткий слух улавливает течение волн в реке. Многие из нас довольно точно могут назвать время суток, даже не глядя на часы. Попробуем теперь составить «распорядок дня», присущий нашему организму.

ШЕСТЬ ЧАСОВ УТРА. В это время выброс адреналина и некоторых других гормонов, побуждающих нас проснуться, достигает наибольшей величины. Кровяное давление растет.

СЕМЬ ЧАСОВ УТРА. Внутренние часы, спрятанные в головном мозге человека, активно подают сигналы, побуждающие нас проснуться.

ДЕСЯТЬ ЧАСОВ УТРА. Небольшой спад активности. Наш организм берет паузу, чтобы отдохнуть. В это время неплохо бы позавтракать.

ДВА ЧАСА ДНЯ. Еще один спад активности. Хорошее дело — сиеста, послеобеденный сон. В середине дня нам, в самом деле, полезнее прикорнуть, чем перекурить или выпить чашечку кофе

ТРИ ЧАСА ДНЯ. Болевые ощущения несколько притупляются. В это время хорошо проводить хирургические операции, особенно лечить зубы.

ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА. Снова небольшой спад активности. После этого мы еще раз взбодримся и проведем остаток вечера в хлопотах.

ВОСЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА. В это время внутренние часы нашего головного мозга начинают активно подавать сигналы. Самый подходящий момент — доделать незавершенные за день дела.

ЧАС НОЧИ. Ночью люди... растут. В это время уровень выброса гормонов роста наибольший. Ткани тела наращиваются, а попутно быстрее заживляются раны.

ТРИ ЧАСА НОЧИ. Самый большой спад активности, переживаемый организмом в течение дня. Все жизненные процессы замедляются. Внимание ослабевает. Взявшись в это время за работу, люди мимоходом допускают ошибки. Сев за руль автомобиля, могут ненароком врезаться во что угодно, поскольку реакция на любые сигналы явно запаздывает (да и дороги у нас не везде хорошо освещены).

ЧЕТЫРЕ ЧАСА НОЧИ. Это — самый спокойный сон. Наши внутренние часы слабее всего подают сигналы, призывающие нас проснуться. Мы проваливаемся вглубь снов, где река времени прекращает свое течение...

(Использованы материалы журнала «BHd der Wissenschaft»)

Гаянэ Амбарцумян

Правдивые выдумки, или Подлинная история барона Мюнхгаузена

Худощавый мужчина не спеша раскуривал трубку; задумчиво глядя на едва тлеющий огонек. Прямая спина, горделивый профилы умные глаза скрывали его истинный возраст.

А ведь ему уже 77.

С годами он приобрел опыт, но лишился достатка и семейного уюта.

В пустом доме одиноко, если не считать воспоминаний, которые всегда с ним. Первая жена умерла, вторая обманула. Долгая судебная тяжба и развод полностью его разорили, близких родственников рядом нет, верных друзей тоже. Другой на его месте отчаялся бы или впал в уныние, но только не он. Не раз ему удавалось выходить победителем из самых невероятных передряг, о которых сегодня знает каждый школьник. Что ж, значит, и на этот раз он должен перехитрить судьбу...

Вдали раздавался мерный скрип колес и недовольные окрики возничего. Сгустившиеся сумерки скрыли плотную пелену снега за окном. Старик усмехнулся и покачал головой, словно разговаривая с невидимым собеседником. Он вспомнил, как почти шестьдесят лет назад ему пришлось в такой же снегопад ехать по незнакомой дороге в чужую страну «Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимою. Шел снег...» Он много раз рассказывал эту историю, но слушатели всегда разражались громким хохотом или называли его обманщиком. Но это его никогда не смущало — что взять с невежд!

Прошло двести лет. Имя этого человека давно стало нарицательным. Его истории невероятно популярны, о нем написаны книги, сняты фильмы и мультфильмы, поставлены спектакли, его именем даже названо психическое заболевание (когда человек не может достоверно передать конкретную информацию). Жизнь и удивительные приключения барона Иеронимуса Карла Фридриха фон Мюнхгаузена, «всегда говорившего только правду», до сих пор будоражат умы любознательных читателей и серьезных исследователей. Популярность барона оправдана его редким талантом — никогда не терять присутствия духа и находить выход из самых ужасных ситуаций.

Наш интерес к барону иной. Одна из его историй (о том, как во время сильнейшего снегопада он привязал лошадь к столбику, который потом оказался крестом колокольни) начинается словами: «Я выехал в Россию...» В других рассказах довольно часто упоминается Петербург, причем описание природы не оставляет сомнений, что дело происходит действительно в нашей стране.

Обращение к биографии барона — подлинной и мнимой — как к сюжетной канве исторической дидактической игры (задача которой выяснить, говорит ли неутомимый барон «всегда только правду»), позволит восстановить некоторые важные аспекты жизни России и Европы на обобщающем занятии из курса истории «Россия и Европа в XVIII веке».

Личность остроумного рассказчика давно интересовала исследователей. Сегодня известно, что он не только существовал на самом деле и действительно бывал в России, участвовал в сражениях и придворных балах, но и прожил долгую жизнь, достойную его литературной славы.

Более того, в мире существуют как минимум два музея (в Латвии и Германии), где можно подробно ознакомиться с его настоящей судьбой.

Итак, «Я выехал в Россию...»

В декабре 1737 года в Россию отправились два молодых человека, приглашенных на службу в свиту герцога Антона Ульриха Брауншвейгского. Того самого герцога, который сначала станет мужем российской правительницы Анны Леопольдовны, а затем вместе со всей семьей и малолетним сыном Иваном Антоновичем, будущим императором России, окажется в пожизненном заточении. Но пока — все впереди, и молодой герцог, которого выбрала императрица Анна Иоанновна в мужья своей племяннице Елизавете-Екатерине-Христине (после принятия православия известной как Анна Леопольдовна), живет в России и ожидает дня свадьбы. В одном из писем к старшему брату он просит прислать двух новых пажей; одним из них и окажется Иеронимус Карл Фридрих фон Мюнхгаузен — 17- летний юноша из немецкого городка Боденвердер в Нижней Саксонии.

Зачем же понадобились Антону Ульриху новые пажи?

Выбор, сделанный Анной Иоанновной, был не случаен. Не имея детей, она долго раздумывала, кому достанется российский престол после ее смерти. Как известно, во время ее правления власть в стране практически перешла к «немцам». Императрица советовалась только с иностранцами — своими приближенными — Бироном, Остерманом. Минихом, назначала на все высокие посты и офицерами в привилегированные полки в основном «иноземцев», поэтому понятно, что и мужа принцессе она искала за пределами России. Учитывались и внешнеполитические задачи России, поскольку династический брак должен был способствовать росту авторитета страны. Решение императрицы в пользу герцога Брауншвейгского означало укрепление связей России прежде всего с Австрией, поскольку его тетей была австрийская императрица. В хрупком равновесии международных отношений, сложившихся после Северной войны, такая ориентация на Австрию была продиктована несколькими причинами и имела большое значение.

С одной стороны, все возрастающее укрепление России в Прибалтике (знаменитое «окно в Европу») вызывало естественные опасения Англии и Франции, прикладывавших значительные усилия, чтобы оказать давление на восточного соседа (англичане даже направили в Балтику эскадру — на всякий случай!) С другой стороны, интересы Австрии и России совпадали. например, в польском и турецком вопросах.

В Польше после смерти короля Ав1уста II очень остро встал вопрос о престолонаследии. За корону боролись Станислав Лещинский (чья дочь была замужем за французским королем Людовиком XV) и Август Саксонский (сын умершего короля). Австрия и Россия поддерживали Августа: Австрия, чтобы с его помощью укрепить Саксонию (в противовес растущему влиянию Пруссии) и таким образом занять главенствующее положение среди германских земель, Россия же просто хотела подчинить Польшу своему влиянию.

В результате — благодаря совместным усилиям австрийской дипломатии и русских войск — престол достался Августу Саксонскому.

В отношении же Турции общность интересов была продиктована стремлением обеих стран ослабить Османскую империю. Кроме того, Австрия имела к ней давнишние территориальные претензии, а Россия устала от постоянных набегов крымских татар, которых всегда поощряли турки (в свою очередь, подталкиваемые французами). В итоге в 1735 году началась Русско-турецкая война, русская армия заняла Азов, Крымское ханство было разгромлено, но австрийцы нарушили союзный договор, вынудив Россию, несмотря на ее военные успехи, заключить унизительный Белградский мир в 1739 году. Война не принесла существенного успеха ни одной из сторон (за исключением Франции, делавшей ставку на ослабление и тех, и других).

В 1746 году Россия и Австрия возобновили «оборонительный» союз (после конфронтации России с Францией и Англией в Прибалтике, где в 1741 году под нажимом той же Франции Россия была вовлечена в войну со Швецией), к которому в 1750 присоединилась и Англия. Союз с Австрией, таким образом, действительно имел для России стратегическое значение.

Но международные отношения регулировались не только войнами. За кулисами открытой политической борьбы плелись сложные интриги, каждая из сторон стремилась заполучить поддержку усиливавшейся России, и некоторые правительства выделяли постоянные статьи расходов на «прикармливание» влиятельных вельмож (например, одному из французских послов в Петербурге было разрешено истратить 60 тысяч червонцев на подкуп лиц, «полезных» Парижу, а англичане в свою очередь были готовы платить каждому сановнику, защищавшему их интересы, по 7 — 12 тысяч в год!)

Не удивительно, что, пока свадьба Анны Леопольдовны не состоялась, послы европейских стран старались в соответствии со своими интересами поколебать или укрепить императрицу в принятом решении. Например, английский посол Рондо в разговорах с русскими министрами доверительно давал понять, что принц выглядит слишком щупленьким и, видимо, страдает эпилепсией, поэтому лучше было бы выбрать в мужья для принцессы Анны кого-нибудь из русских «богатырей». Однако Анна Иоанновна, несмотря на то что невесте жених совсем не понравился, говорила, что «высокие особы не всегда соединяются по наклонности. Будь что будет, только он никогда не должен иметь участия в управлении, довольно и того, если дети его будут наследниками».

Выбрав будущего мужа Антона Ульриха Брауншвейгского для племянницы, императрица Анна Иоанновна еще в 1733 году пригласила юного принца в Петербург. В России Антон Ульрих через некоторое время был принят на военную службу. Он весьма серьезно отнесся к своим обязанностям, поэтому во время Русско- турецкой войны в марте 1737 года отправился в военный поход под командованием фельдмаршала Миниха брать турецкую крепость Очаков.

Кстати сказать, опасения английского посла оказались беспочвенны: принц за четыре гола сильно изменился и не просто возмужал и избавился от юношеской щуплости, но и (по словам того же Миниха) проявил себя в сражениях и тяжелых походах настоящим солдатом. Когда одна из русских атак чуть было не захлебнулась, фельдмаршал выхватил знамя и бросился ко рву перед крепостью. За ним последовали лишь несколько человек, в том числе и... Антон Ульрих! В бою принц действовал с присущей молодости смелостью, хотя лошадь под ним была убита, кафтан прострелен, один из пажей убит сразу, второй смертельно ранен.

Именно отсюда и берет начало наша история...

После взятия Очакова Антон Ульрих вернулся в Петербург и написал письмо брату с просьбой найти и прислать ему новых пажей взамен погибших. Задача оказалась не из легких, охотников отправиться в далекую страну не находилось. Наконец, в декабре 1737 года в Петербург прибыли два молодых человека — фон Хойм и фон Мюнхгаузен.

Иеронимус Карл Фридрих барон фон Мюнхгаузен происходил из обедневшего дворянского рода. Он родился в 1720 году и был пятым сыном из восьми детей Отто фон Мюнхгаузена, умершего, когда мальчику было всего четыре года. Имя Мюнхгаузен известно в городе Боденвердер с XII века, на гербе этого славного рода изображен монах с посохом и книгой. По семейному преданию, в XIII веке род Мюнхгаузенов едва не угас, поэтому его последнему представителю, в юности ушедшему в монастырь, было предписано вернуться в мир.

Жизнь в маленьком немецком городке имела как свои преимущества, так и недостатки. Тихая размеренность и неспешность могут, конечно, стать мечтой для человека, уставшего от превратностей судьбы, но юноше, к тому же не старшему сыну в семье, найти здесь достойное занятие было довольно сложно. Однако вдова Отто фон Мюнхгаузена смогла выхлопотать для сына должность в свите герцога Брауншвейгского, где когда-то служил и его отец. Будущее Иеронима Карла Фридриха было определено — его ждала военная служба.

Любовь к приключениям и авантюрам влекла Мюнхгаузена с юных лет, поэтому когда герцог предложил ему отправиться в далекую и таинственную Россию, он согласился и на долгие годы покинул родной город. Новая страна произвела на юношу сильное впечатление: приехал он в декабре, что уже можно расценивать как испытание — русские морозы и снежные бураны для европейцев были сущим наказанием (вспомним рассказ о лошади на колокольне!) К тому же Мюнхгаузен оказался в Петербурге — городе хотя и построенном по канонам европейской архитектуры, но поражавшем даже взыскательный взгляд новизной и грандиозностью.

Паж молодого герцога часто бывал при дворе, восхищался фейерверками и гвардейскими парадами, видел императрицу и принимал участие в придворных обедах и праздниках. Кстати, впоследствии в одной из своих историй барон описал гигантский паштет, поданный на таком обеде: «Когда с него сняли крышку, наружу вышел одетый в бархат человечек и с поклоном преподнес императрице на подушечке текст стихотворения». Можно было бы усомниться в этой «выдумке», если бы не точно такое же описание пирогов, поданных на обеде Петру I.

Однако жизнь придворных состоит не только из развлечений. Уже в конце февраля 1738 года русские войска под командованием фельдмаршала Миниха вновь пошли на турок, и Антон Ульрих вместе со свитой отправился честно исполнять воинский долг. Это была единственная военная кампания, в которой Мюнхгаузен действительно принимал участие и о которой потом много рассказывал. Поход оказался чрезвычайно изматывающим, турки преследовали русских, не ввязываясь в генеральное сражение, на которое так рассчитывал Миних. Вместо этого они вынуждали противника преодолевать степи, переправляться через притоки Днестра и терять силы, людей и обозы. В конце концов русская армия отступила, и принц вместе с пажами вернулся в Петербург. А уже летом 1739 года Анна Иоанновна почувствовала, что силы ее покидают. Она назначила наконец день свадьбы: торжественная церемония состоялась в июле. В следующем году у Анны Леопольдовны родился сын Иван, которого императрица и назначила своим наследником.

В это же время для Мюнхгаузена, который уже перерос роль пажа, открылась перспектива карьеры в русской армии. Свою военную службу он начал в 1740 году корнетом кирасирского Брауншвейгского полка. Этот полк был создан в 1733 году специально для Антона Ульриха, который и считался его командующим, поэтому офицерами туда назначались в основном иностранцы. Кирасирские полки (то есть кавалеристы-«латники», которые должны были с успехом противостоять как легкой турецкой, так и тяжелой европейской коннице) считались привилегированными и находились на особом положении. Офицеры здесь получали большее жалованье, на них не распространялись обычные наказания (в частности, их нельзя было бить палками), а сами полки были расквартированы в удобных местах. Мюнхгаузен оказался в Лифляндии (которая вместе с Эстляндией была присоединена к России после Северной войны). Жизнь в Риге, куда направили новоиспеченного корнета, была ему близка и вполне понятна, ведь эти земли с ХШ века были завоеваны немецкими крестоносцами и принадлежали остзейским баронам.

Для Мюнхгаузена началась обычная служба — сохранились документы его отчетов в полковую канцелярию, где он докладывает о событиях армейских будней, — здесь и амуниция, и провиант, получение новых лошадей и лечение заболевших, разрешение солдатам жениться, поимка беглых и тл.

А в России в это время происходят серьезные изменения. После смерти Анны Иоанновны, согласно манифесту, подписанному ею незадолго до кончины, престол переходил к ее двоюродному внуку — младенцу Ивану, сыну ее племянницы Анны Леопольдовны и Антона Ульриха Брауншвейгского. До его совершеннолетия управлять страной должен был фаворит Анны Иоанновны герцог Бирон. Но в 1740 году — через три недели после смерти императрицы — Анна Леопольдовна произвела дворцовый переворот, отправила Бирона в ссылку и объявила себя правительницей России до совершеннолетия сына.

Мюнхгаузен послал своему бывшему господину почтительное письмо, после чего Антон Ульрих, внимательно следивший за судьбой преданных ему слуг, приказал произвести его из корнета в поручики. Для Мюнхгаузена это был серьезный скачок в карьере, так как на эту вакансию претендовали и еще 12 человек.

Но правление Анны Леопольдовны длилось, как известно, тоже недолго — дочь Петра I Елизавета Петровна считала, что у нее прав на престол значительно больше, и с помощью верных ей солдат Преображенского полка в 1741 году арестовала всю царствующую семью.

Понятно, что если бы Мюнхгаузен оставался пажом Антона Ульриха - не миновать ему участи господина, которую разделили почти все его приближенные... Но судьба оказалась милостива к нему — вместо ареста и ссылки он продолжал военную службу.

Правда, Елизавета Петровна уничтожила все следы пребывания Ивана на троне (из обращения были изъяты монеты с его изображением, аннулированы приказы, отданные от его имени, и др.) и даже собиралась отменить все награды и назначения на должности, однако одумалась, не желая возбуждать против себя недовольство подданных, так что поручик Мюнхгаузен сохранил свою должность.

Так прошло десять лет. За это время Мюнхгаузен проявил себя честным офицером, аккуратно исполнявшим обязанности. Ему больше не пришлось принимать непосредственного участия в военных действиях: несмотря на то что Россия в 1741 году вступила в военный конфликт со Швецией и Брауншвейгский полк готовился к выступлению на границу с Финляндией, в документах отмечено, что во время этого похода Мюнхгаузен оставался в Риге с отставшей от полка командой.

Зато гораздо больше Мюнхгаузену повезло с торжественными церемониями. Во многих он участвовал еще пажом, а в 1744 году ему даже довелось лично встречать прибывшую в Россию особу, ставшую впоследствии одной из важнейших фигур в русской истории — будущую императрицу Екатерину II.

Елизавета Петровна спешила женить своего племянника Петра, которого она объявила наследником престола в 1742 году. (После ее смерти он будет коронован как Петр III.) В жены ему Елизавета выбрала немецкую принцессу Софью-Фредерику-Августу Ангальт- Цербстскую (впоследствии крещенную в православие как Екатерина Алексеевна). Вместе с матерью принцесса остановилась отдохнуть в Риге, где ее с подобающей торжественностью встретил кирасирский полк. Во главе почетного караула стоял Иеронимус Карл Фридрих фон Мюнхгаузен- Он же сопровождал немецкую принцессу, когда она отъезжала из Риги в Петербург.

В том же году произошло еще одно важное для Мюнхгаузена романтичное событие — 2 февраля 1744 года он обвенчался с Якобиной фон Дуттен, и для молодого военного жизнь приобрела новый смысл. Дослужившись в 1750 году до чина ротмистра, Мюнхгаузен вместе с женой уехал на родину, чтобы уладить наследственные дела после смерти матери и старших братьев. Он написал прошение о годичном отпуске и продлевал его дважды вплоть до 1753 года. Получив в наследство небольшое поместье, барон фон Мюнхгаузен решил выйти в отставку, и в 1754 году ротмистра исключили из полка. На этом его служба в России закончилась.

Для барона началась новая страница жизни. Он стал помещиком и вел жизнь среднеобеспеченного землевладельца. Проводя долгие вечера в КРУГУ приятелей или в ресторанчике после охоты, Мюнхгаузен часто вспоминал свои невероятные приключения. Слушатели были вольны верить ему или нет, ведь никто из них не был ни в России, ни на Луне, ни в брюхе кита...

Один из современников вспоминал, что «обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша.

...Он жестикулировал все выразительнее, крутил руками на голове свой маленький шегольской паричок, лицо его все больше оживлялось и краснело. И он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии». Кстати сказать, Мюнхгаузен был весьма остроумен и чаще всего начинал повествование в ответ на слишком уж невероятные россказни охотников или рыболовов об их выдающихся «подвигах». Его истории без конца пересказывались и вскоре приобрели широкую известность. Однажды в берлинском юмористическом альманахе «Путеводитель для веселых людей» появилось несколько рассказов «весьма остроумного господина М-х-з-на, который живет недалеко от Ганновера», а в 1785 году Р. Э. Распэ опубликовал их в Лондоне как «Повествование барона Мюнхгаузена о его чудесных путешествиях и походах в Россию». Небольшая книжка сразу стала популярной, ее перевели на разные языки. Так в 1786 году она вернулась на родину Мюнхгаузена уже в переводе немецкого поэта Г. Бюргера, отредактировавшего рассказы и даже добавившего к ним несколько историй...

Сказать, что барона рассердила такого рода «слава», значит не сказать ничего. Он был просто взбешен! Как, его, правдивого человека, публично опозорили! Барон превратился в объект насмешек, ему стали писать издевательские письма и разглядывать как какую-то диковину! Надоедливых визитеров встречали слуги, которым было приказано отгонять их от дома любыми средствами. Мюнхгаузен даже подал в суд на клевету, но первое издание, вышедшее в Лондоне, было анонимным, и суд отклонил иск (о том, что «Повествование барона Мюнхгаузена...» опубликовал Р.Э. Распэ, стало известно лишь много позже).

Так и жил бы барон в окружении правды и вымыслов, но судьба вновь сыграла с ним злую шутку — 73-летний Мюнхгаузен влюбился! Его супруга Якобина к тому времени умерла, детей у них не было, и барон решил жениться снова. Семнадцатилетняя Бернардина фон Брун, дочь отставного майора, согласилась выйти за него замуж, и в 1790 году состоялась их свадьба. Но вскоре разразился скандал: у Бернардины родился ребенок, которого барон, имея на то веские основания, отказался признать своим сыном.

Мюнхгаузен затеял судебную тяжбу и дело о разводе. Однако суд — занятие для богатых — требовал больших издержек и колоссального терпения. Разбирательство тянулось годами, так что окончания дела обычно дожидался лишь кто-то из наследников подавшего жалобу. Судьи запутывали все, как только могли, ведь в их интересах было вытянуть из истца как можно больше денег...

История блистательного барона имела печальный финал: оплачивая бесконечные заседания, он полностью разорился и остался в одиночестве. Ребенок умер (в то время детская смертность была очень высокой), а Бернардина исчезла, избежав скандала.

Мюнхгаузен умер в нищете в 1797 году, но до самой смерти он оставался верен себе: когда ухаживавшая за ним женщина спросила, почему у него не хватает двух пальцев на ноге (их он отморозил в России), барон гордо сообщил, что их откусил белый медведь...

Борис Соколов

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

Расстрелянные командармы

Черушев И. С. 1937год: Элита Красной Армии на Голгофе. М.: Вече, 2003: Черушев И. С. Удар по своим. Красная Армия 1938-1941 М.: Вече, 2003

Новые книги известного военного историка Николая Черушева посвящены репрессиям в Красной армии в 1936 — 1941 годах. Автор использует материалы архива ФСБ и документы прокуратуры из реабилитационных дел. Большое внимание уделено биографиям отдельных военачальников, известных и не очень, счастливо переживших ГУЛАГ или закончивших свой путь в Лубянском подвале. Правда, организован материал достаточно бессистемно и скорее воспринимается как сборник (на два тома) интересных, по большей части впервые публикуемых документов, с авторскими комментариями. К достоинствам книги можно отнести то, что большой террор в РККА показан здесь через призму отдельных человеческих судеб. Как отмечает Черушев, в 1936 — 1940 годах Военной коллегией Верховного суда и военными трибуналами было осуждено за контрреволюционные преступления 10838 человек. К этому надо добавить еще неизвестное число военнослужащих, осужденных Особым совещанием и другими внесудебными органами. Точное число репрессированных командиров и политработников Красной армии, и в том числе расстрелянных, не определено до сих пор.

По мнению Черушева, репрессии предвоенного периода вернулись бумерангом в неудачах начального периода Великой Отечественной войны. Что ж, нам не дано проверить, как сражались бы с немцами Тухачевский, Блюхер, Егоров, Штерн, Якир и другие, останься они в живых. Один только вывод представляется бес

спорным: в результате кампании по искоренению «врагов народа» в частях и подразделениях была утрачена во многом вера в своих командиров и в силу приказа. Оттого в начале войны многие подразделения снимались с позиций и с криками: «Командиры предали!» устремлялись в тыл. Многие мемуаристы отмечают, что в результате репрессий в армии насчитывался огромный некомплект командного состава, многими полками командовали вчерашние командиры взводов, и значительная часть командиров боялась проявлять инициативу, так как «за нее наказывали». Многие мемуаристы отмечают, что в результате репрессий в армии насчитывался огромный некомплект командного состава, многими полками командовали вчерашние командиры взводов, и значительная часть боялась проявлять инициативу, так как «за нее наказывали». И все же до сих пор трудно определить, что в неудачах Великой Отечественной — от террора 37-го года, а что — от коренных, постоянных пороков Советских вооруженных сил.

Правда о советско-японских войнах

Черевко К. Е. Серп и молот против самурайского меча. М.: Вече, 2003

Книга известного япониста Кирилла Черевко посвящена истории советско-японских дипломатических отношений и вооруженных конфликтов с момента восстановления дипломатических отношений в 1925 году и до японской капитуляции в 1945 году. Автор на многое смотрит иначе, чем это было принято в советской историографии. Так, знаменитый «меморандум Танаки» 1927 года, с программой экспансии в Азии, в том числе и против СССР, он расценивает как фальшивку, изготовленную японскими милитаристами. Черевко также критически оценивает советские данные о японских потерях и трофеях в скоротечной советско-японской войне августа 1945 года. Он доказывает, что за несколько дней не слишком интенсивных боев японцы никак не могли потерять 84 тыс. убитых против 12 тыс. убитых у Красной армии, даже при том, что данные о советских потерях, возможно, занижены. Также и численность японских войск, исходя из количества пленных и японских данных, он определяет не более чем в 713 тыс. человек, а не в 1,2 млн человек, как это делали советские историки. Соответственно, советское превосходство в людях из полуторакратного становится трехкратным. Число же японских танков и самолетов автор уменьшает против традиционных цифр вдвое. Да еще делает оговорку, что к началу боевых действий у японцев практически не было готовых к боевым действиям самолетов из-за отсутствия бензина, запчастей и летчиков, а все сколько-нибудь боеспособные части и современное вооружение были переброшены на Тихоокеанский театр. В общем, Красная армия получается как в том анекдоте про Чапаева: «Петька, чего беляки не стреляют? — Да у них патроны кончились! — Добро. Давай шашку, пойдем на бугор, повыделываемся!»

Мемуары умного генерала

Зенгер Ф. фон. Ии страха, ни надежды. Пер. с англ. М.: Центрполиграф, 2003

В предисловии к книге немецкого генерала Фридо фон Зенгера-Эттерлина его друг британский военный теоретик и историк Бэзил Лиддел Гарт утверждает, что это «одно из наиболее интересных мемуарных произведений командиров Второй мировой войны, а в некоторых важных аспектах — самое впечатляющее из всех. Оно проливает свет на внутренние противоречия и тяжелые размышления солдата, воспитанного на германской культуре и традициях старой армии и оказавшегося на службе у нацистского режима, глубоко противного его чувствам и воспитанию». В книге рассказывается о германском наступлении во Франции в 1940 году, о неудачной попытке деблокировать Сталинград (Зенгер тогда командовал танковой дивизией) и о боевых действиях в Италии в 1943- 1945 годах (там автор командовал уже корпусом).

Выходец из Бадена и убежденный католик, он не питал ни малейшей симпатии к нацистскому режиму, но в то же время никак не был связан и с заговором 20 июля. Зенгер подчеркнул трагедию германского офицерства: «Гитлеровский режим не был следствием прусского милитаризма. Пруссачество на востоке от Эльбы — а только там оно и имело силу — всегда испытывало отвращение к этому режиму, если не сказать враждебность. Более того, многие другие офицеры поддерживали в этом тех, кто был воспитан в прусских традициях. Для них всех мерзко было оказаться под покровительством лидера с пролетарскими устремлениями, а они были достаточно проницательны, чтобы ясно осознавать опасность гитлеровского курса в международной политике. Среди многих его противников были Фрич, Бек, Хаммерштейн, Вицлебен, Гёппнер, Гальдер и Генрих Штюльпнагель. Никто не был в большей степени замешан в заговоре 20 июля 1944 года, чем юнкера с восточного берега Эльбы, с которыми был исторически тесно связан и прусский офицерский корпус. Эти воспитанные в традиционном прусском духе офицеры оказались перед лицом трагедии, когда их призвали на войну, которую, по их убеждению, невозможно было выиграть. Они не хотели войны, но их воспитали и выучили для нее». Сам Зенгер был профессионалом. Об этом свидетельствует стремительная карьера от полковника до генерала танковых войск и рыцарский крест. Он сторонился политики и не запятнал себя никакими преступлениями. Он уважает своих противников и отнюдь не идеализирует вермахт.

Календарь ЗС: июнь

10 лет назад, 2 июня 1994 года, в 32-ю годовщину расстрела рабочей демонстрации, на главной площади Новочеркасска была наконец поставлена точка в долгом и драматичном расследовании обстоятельств трагедии 1962 года. Двадцать шесть гробов с останками жертв расстрела после траурного митинга и отпевания у Кафедрального собора были по христианскому обряду захоронены на городском кладбище. Главная военная прокуратура подтвердила, что решение расправиться со «смутьянами» было санкционировано Н.С. Хрущевым.

15 лет назад, 4 июня 1989 года, китайскими коммунистическими властями с использованием армии был разогнан требовавший демократических перемен миллионный многодневный студенческий митинг на главной пекинской площади Тянаньмэнь. По оценкам, более 2000 митинговавших погибли, многие студенческие активисты были арестованы, некоторых из них расстреляли. «Перестройка» на манер горбачевской была удушена в зародыше.

225 лет назад, 5 июня 1779 года, в Петербурге была торжественно открыта Великая национальная ложа (масонская), гроссмейстером которой месяцем позже избрали высоко просвещенного князя Гавриила Петровича Гагарина. В подчинение Великой национальной ложи перешли многие российские ложи Петербурга, Москвы, Кронштадта, Пензы, Ревеля (ныне Таллин) и др.

125 лет назад, 7 июня 1879 года, родился Кнуд Йохан Виктор Расмуссен (умЛ933), датский полярный исследователь и этнограф, завоевавший признание организацией комплексных исследований Гренландии, плодотворность которых была в значительной степени результатом его превосходного владения языком эскимосов и умения устанавливать с ними теплые дружеские отношения.

150 лет назад, 8 июня 1854 года, родился Сергей Иванович Щукин, потомственный купец-фабрикант, блестящий бизнесмен, на пятом десятке лет увлекшийся коллекционированием картин французских импрессионистов и авангардистов. Безупречный художественный вкус и истинный патриотизм позволили Щукину создать уникальное собрание мирового значения с шедеврами Сезанна, Моне, Ренуара, Ван Гога, Гогена, Матисса, Пикассо и т.д. — всего 256 картин. Критик писал: «Россия, снежная Москва, может гордиться тем, что дала бережный приют этим экзотическим цветам вечного лета, которых не сумела подобрать их официальная родина-мачеха Франция».

150 лет назад, 10 июня 1854 года, 28- летний Бернхард Риман, один из величайших математиков XIX века, представил ученому совету Геттингенского университета доклад под названием «О гипотезах, лежащих в основании геометрии». Эта эпохальная работа полностью изменила представления о сущности геометрической науки и указала на ее непосредственную связь с физикой. Спустя полстолетия идеи Римана нашли свое воплощение в общей теории относительности Альберта Эйнштейна.

130 лет назад, 16 июня 1874 года, при старинном Кембриджском университете торжественно открылась легендарная Кавендишская лаборатория, внесшая огромный вклад в становление современной физики. Для лаборатории было выстроено в добротном староанглийском стиле трехэтажное здание с великолепно по тем временам оборудованными помещениями для экспериментов по электричеству, оптике, акустике и др., а также лекционной аудиторией. Средства на строительство предоставили Вильям Кавендиш, герцог Девонширский, потомок выдающегося физика и химика и удивительного чудака Генри Кавендиша, и некий мистер Джон Ловеди. Первым директором Кавендишской лаборатории еще до ее официального открытия был назначен великий английский физик Джеймс Клерк Максвелл.

200 лет назад, 22 июня 1804 года, разрывом дипломатических отношений между странами и открытием военных действий на Эриванском и Бакинском направлениях началась русско-персидская война, завершившаяся осенью 1813 года Гюлистанским мирным договором, по которому Персия (ныне Иран) признала присоединение к России Грузии, Северного Азербайджана и Дагестана.

175 лет назад, 23 июня 1829 года, Александр Пушкин по пути в Арзрум неподалеку от небольшого армянского селения Гергер встретил арбу, на которой везли из Тегерана в Тифлис гроб с телом убитого в феврале Александра Грибоедова. «Я переехал через реку, — писал Пушкин в «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 г.». — Два вола, впряженные в арбу, подымались на крутую гоюу. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» — спросил я их. «Из Тегерана». «Что вы везете?» — «Грибоеда».

70 лет назад, 24 июня 1934 года, столица Украины была перенесена из Харькова в Киев.

50 лет назад, 25 июня 1954 года, с применением военной силы, включая танки, было подавлено восстание заключенных, вспыхнувшее в середине мая в лагерном пункте Кенгир под Джезказганом казахстанского Степлага. По свидетельствам участников событий, погибли до 500 человек.

250 лет назад, 27 июня 1754 года, был высочайше утвержден проект нового Зимнего дворца, составленный переселившимся в Россию итальянским архитектором Франческо Бартоломео (в России его называли Варфоломеем Варфоломеевичем) Растрелли. Также указывалось: «Каменным зданием строение без всякого замедления производить».

125 лет назад, 29 июня 1879 года, в Липецке открылось совещание группы членов народнической организации «Земля и воля», на котором было вынесено решение о переходе к тактике индивидуального террора и, по существу, положено начало революционно-террористической организации «Народная воля». Примечательно, что никому из революционеров не пришло в голову попытаться все- таки как-то выяснить в народе, в чем же состоит его воля.

70 лет назад, 30 июня 1934 года, Адольф Гитлер устроил крупномасштабную кровавую чистку, вошедшую в историю как «Ночь длинных ножей», — за одну ночь по распоряжениям фюрера были уничтожены несколько сотен людей из числа его соратников, продолжение существования которых он по тем или иным причинам считал нежелательным. Основной удар был направлен против влиятельнейшего главаря штурмовых отрядов СА Эрнста Рема (его самого застрелили спустя два дня), человека, которому фюрер был обязан своим приходом к власти. Министр внутренних дел Вильгельм Фрик издал указ, в котором бойня, устроенная фюрером, объявлялась законной и проведенной в интересах государства. Указ тотчас получил одобрение послушных депутатов.

Календарь подготовил Борис Явелов.

Мозаика

Ловить рыбу птицам помогают... рыбы

Конечно, не сговариваясь с ними об этом. На побережьях и островах умеренных зон Северной Атлантики, юга Африки и Австралии, на тропических островах обитают крупные морские птицы олуши. Свое потомство они выкармливают рыбой, добывая ее в море. Одним из объектов морской охоты являются летучие рыбы, которых олуши ловят, объединившись с другим видом рыб — макрелью. Спасаясь от макрели, летучие рыбы выбрасываются из воды. Вот тут-то в парящем полете их и подхватывают олуши. Додумались, однако!

В суп не лопала

Осенью прошлого года в бухте китайского города Циндао сотрудниками ресторана «Хайчан» была поймана морская черепаха. Ее подняли на судно и доставили в ресторан. Однако традиционный суп из животного делать не стали, а выпустили в специально сооруженный для нее бассейн. Длина черепахи — полтора метра, вес — 55 килограммов, а прожила старушка уже более ста лет. Долгожитель!

Я вас не понимаю

На картах Земли можно встретить немало географических названий, которые появились на свет в результате забавных заблуждений первооткрывателей. В начале XVI века испанцы высадились на неизвестной прежде цветущей земле. На вопрос, как называется эта прекрасная земля, местные жители дружно отвечали: «Уякуддтан». Испанцы приняли эти слова за название страны, тогда как на самом деле индейцы кричали. «Слушайте, как они говорят!» Вскоре на карте Центральной Америки появился полуостров Юкатан.

Рассказывают, что похожая история произошла с капитаном Дж. Куком, высадившимся в Австралии. Впервые увидев кенгуру, он был поражен этим странным животным, у которого из кармана на животе выглядывал детеныш. «Что это за животное?» — спросил удивленный Кук у местных жителей. «Кенгуру» — ответили они. С тех пор зто животное так и называется. Только спустя много десятилетий переселенцы поняли, что на языке аборигенов «кенгуру» означает «я вас не понимаю».

Дуэт улетел вместе со сквозняком

Знаменитый композитор Джоаккино Россини творил с удивительной легкостью и скоростью. «Дайте мне список белья из прачечной, — говорил он, — и я тут же переложу его на музыку». При этом композитор не принимал свои опусы всерьез — по крайней мере внешне. О Россини рассказывали, что как-то, лежа в постели, он сочинял дуэт. Сквозняк подхватил недописанную партитуру и разбросал листы по комнате. Вставать и собирать их маэстро поленился. Ему показалось, что проще написать новый дуэт. Так он и сделал.

Люди-крабы

В одном из африканских племен появилось на свет более пятидесяти человек с дефектом: их стопы похожи на клешни. По словам шведского антрополога Ленарда Бохлина, они называют себя людьми- крабами. Любопытно, что эти туземцы пользуются ногами, как руками. Во время праздников и проведения различных игр они передвигаются подобно крабам и даже состязаются друг с другом, выясняя, чьи клешни функционируют лучше, чем пальцы рук. «Я не раз видел, — говорит Ленард Бохлин, — как туземцы дрались клешнями. Это страшное оружие. На моих глазах молодой мужчина своими клешнями практически разорвал противника».

Если лицо - зеркало, то ладонь...

Читайте в следующем номере

"Этюд о ладонях" А. Волкова

Оглавление

Знание - сила, 2004 № 05 (923)

Формула красоты

Другие немцы

Умные вороны

Главная тема

  Легко ли быть молодым?

  Утраченные иллюзии

  По страницам лицейского журнала «Дядька», лицей № 1310

  Пока что - «не-до-человеки»

  Вылезли из старой шкурки...

  Они живут в обществе, которое строим мы

  Молодежь - новая или «старая»?

  Счеты с жизнью

  Язык, компьютер и много чего еще...

  (По страницам лицейского журнала «Дядька», лицей № 1310)

Во все мире

Миллион... Миллион? Миллион протеинов!

Место встречи изменить нельзя

Российский интеллектуальный Ренессанс

  Профессионализм и творчество комплементарны

  Россия — страна Кулибиных, Америка — страна Эдисонов

  Профессиональная траектория

  По поводу русской ментальности

Во всем мире

Иная эволюция

Самый, самая, самое

Московский концептуализм Пригов и Рубинштейн

  Текстовые пейзажи

  Бытие в слове

С чего началось мореплавание?

Иван Павлов Сценарий несбывшегося фильма

Новое время - новые песни

Поздравляем лауреатов!

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ

Правдивые выдумки, или Подлинная история барона Мюнхгаузена

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

Календарь ЗС: июнь

Мозаика Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg