«Российский колокол, 2015 № 5-6»

Российский колокол, 2015 № 5-6 (fb2) - Российский колокол, 2015 № 5-6 (Журнал «Российский колокол», 2015 - 3) 2654K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Журнал Российский колокол

Журнал «Российский колокол» № 5–6 2015

Слово редактора

О том, какое разнообразное творчество у писателей

Дорогие друзья! Вот и вышел новый номер журнала «Российский колокол» № 5–6. Вы можете насладиться разнообразием авторов, представленных в нем.

В связи с этим хотелось бы задать своего рода риторический вопрос – хорошо ли, что все авторы разные и пишут в различных направлениях?

Каждый ответит по-своему. Тот, кто любит фантастику, не станет читать любовный роман, а ценитель исторических хроник – юмористическое фэнтези. Нет, бывают «всеядные» читатели, но большинство все-таки делятся на любителей одного-двух жанров.

Но бывает такая литература, мимо которой не может пройти даже ценитель одного-единственного жанра. Эта литература называется «настоящей», «талантливой», «искренней». Даже самый закоренелый любитель, как это сейчас называется, «action» – быстро сменяющихся, активных действий, не откажется от качественно написанного романа-размышления, особенно если он совпадет с его внутренним миром и устремлениями.

Именно в нашем журнале вы найдете таких авторов. Кто-то по-хорошему удивит вас, кто-то заставит смеяться, кто-то подтолкнет к новым приятным переменам в жизни.

Показатель для настоящего писателя – отклик в душах читателей.

Приятного чтения!

Юлия Поселеннова – шеф-редактор

журнала «Российский колокол».

Современная драматургия

Валерий Печейкин

Драматург, сценарист. Обучался в Литературном институте им. А.М. Горького. Лауреат премий «Дебют» и «Новая драма» за пьесу «Соколы». Участник фестиваля драматургии «Любимовка», международного семинара для драматургов театра Royal Court в Лондоне. Постоянный автор московского театра «Гоголь-центр», автор текстов к спектаклям «Метаморфозы», «Сон в летнюю ночь», «Девять». Автор пьесы «Идиоты» по фильму Ларса фон Триера, участвовавшей в Авиньонском фестивале (реж. Кирилл Серебренников). Соавтор сценария фильма «Дирижер» Павла Лунгина. Колумнист журнала GQ.

© Dovlatovfest

Боженька

А.Ф.

Комедия для детишек и взросленьких

Действующие лица:

Котенок

Мышонок

Лисичка

Белочка

Зайка

Медвежонок

Журавлик

Тигруля

Совенок

Ёжик

Тридцать седьмой муравьишка

Мальчик

Рассказ Котенка

Котенок. Я последний из выживших. (Пауза). Я должен рассказать об этом. В конце концов, это касается не только меня.

Нас было пятеро, не считая мамы. Трое братьев и две сестрички. Все братья были черными как я, а сестры – беленькими. Мама родила нас в коробке, которую нашла накануне, пробравшись через вентиляцию в комнату. Она была теплой и безопасной. Так казалось…

Там было темно и тепло. Главное, тепло. Потом в комнате вдруг загорелся свет: открылась дверь и вошли двое. Люди.

Один сказал другому:

– Это что там такое? Пойди посмотри.

Он подошел, посмотрел и сказал:

– Там кошка окотилась.

– Как, прямо здесь, в архиве? Ох, как же нам влетит от главврача. В больничном архиве завелись котята!

Они ушли и погасили свет. Было по-прежнему тепло, но уже не так безопасно. Поэтому мама взяла нас за шкирки и унесла обратно в вентиляцию. Она решила переждать там.

Мы видели оттуда сквозь решетку, как в комнате снова загорелся свет, вошли те двое и еще какая-то. И мы все почувствовали усиками, хвостиками, шкурками, что она – злая.

– Вы представляете, какой это скандал, если узнают, что у нас тут котята? Куда они делись? Их нет!..

Они стали говорить, что нас нет, но мы где-то прячемся.

– Надо включить вентиляцию, – сказала злая.

Мы не поняли, что это такое. Мы не знали, что вентиляция – это место, где мы сидим. Мы узнали это, когда вдруг подул ветер, похолодел воздух. Мамы не было, она ушла ловить мышек, а холодный воздух дул все сильнее.

Я был самым крепким, у меня уже прорезались глазки, поэтому я вылез из тряпки, где мы лежали, и пошел искать маму.

Я нашел ее. Она лежала в какой-то лужице, а рядом с ее лицом был пахучий шарик. Мама была мертвой. Шарик был ядовитым. Тогда я это не сразу понял, поэтому толкал маму лапами, кусал ее ухо, но она не поднималась. Шарик был очень ядовитым.

Наверное, я долго пытался ее разбудить. Когда я вернулся к тряпке с братьями и сестрами, они тоже были мертвыми. Они замерзли и были холодными, как и мама.

Когда я уходил по трубе из больницы, где нас убили, я слышал, как кто-то плачет. Это плакал какой-то мужчина-человек, мать которого замерзла в палате этой больницы. Неужели мы им так мешали? Если они решили заморозить и нас, и себя?

Наконец я вышел из трубы и снова шел, шел. Не знаю, сколько. Не помню, что я кушал… Помню, но не буду говорить. Поэтому, когда я увидел зверят, которые так мирно сидели на лужайке и кушали что-то хорошее… Я… Мама, мамочка, братики и сестрички, почему я не могу угостить вас? Посмотрите, как красиво!.. Мамочка!

Встреча со зверятами

Котенок видит перед собой зеленый луг, на котором сидят зверята. Он подходит к ним и, обессиленный, падает на травку рядом с Белочкой.

Белочка. Ой!

Зверята. Ой!

Белочка. Ой-ой! Кто это? Что это?

Зайка. Медвежонок, сделай же что-нибудь!

Медвежонок. А почему я?

Зайка. Ты же самый сильный!

Медвежонок. Но не самый умный. Самый умный пошел за кустик.

Лисичка. (Встает.) Я срочно позову Мышонка. (Убегает.)

Котенок поднимается.

Котенок. Вы едите?

Белочка. Мы… Мы пьем чаёчек.

Котенок. Дайте мне… пожалуйста.

Белочка. Конечно, угощайся.

Котенок жадно ест еду со скатерти. Белочка вынимает веер и обмахивается.

Котенок наедается.

Котенок. (Белочке). Что, я так воняю?

Белочка. Ах, ну что вы. Вы очень хорошо пахнете всем своим черным цветом. (Подпрыгивает.) Мышонок!

Увидев Мышонка с Лисичкой, все зверята бегут к нему.

Мышонок. Так-так, у нас, кажется, гость.

Котенок поднимается, облизываясь.

Мышонок. Уж не на мой ли счет вы облизываетесь, сударь?

Котенок. Никак нет, уважаемая крыса.

Медвежонок. А ты чего ругаешься?

Мышонок. (Делает примирительный жест.) Уважаемая кошечка может просто не знать, что в нашем лесу я называюсь Мышонком.

Котенок. Уважаемый Мышонок может не знать, что я являюсь не кошечкой, а котом. Но не будем ругаться, тем более ваши друзья меня хорошо покормили и я должен быть вам благодарен.

Мышонок. (Подходит ближе, смотрит на скатерть.) В другой раз я бы подумал, что это ты, Медвежонок, здесь все опустошил. (Котенку.) Но вижу, что это вашего рта дело. (Улыбаются друг другу.)

Мышонок. Что же привело вас в наш лес? (Зверятам.) Но прежде чем котенок ответит, давайте сядем в дружелюбный кружок.

Зверята садятся в круг.

Белочка. (Шепотом Медвежонку.) Ты сядь, пожалуйста, рядом с ним.

Медвежонок. Я боюсь.

Белочка. Ты большой, он тебя не тронет.

Медвежонок. Ой, страшно.

Белочка. (Котенку.) Разрешите, я возьму свою сумочку. Она рядом с вами.

Котенок. Конечно! Вот она! Вы так убегали, что забыли ее на травке.

Белочка берет сумочку и отсаживается.

Мышонок. (Котенку.) Так что же привело вас в наш лес?

Белочка. А-а-ай! О-о-ой!

Белочка подпрыгивает, бросив сумку, и плачет.

Зверята. Что случилось? Что случилось?

Белочка. Я хотела взять из сумочки зеркальце, а там… там…

Мышонок. Что же там, белочка?

Белочка. Не могу сказать. (Обмахивается веером.) Но оно пахнет еще хуже, чем этот…

Мышонок встает и идет к сумочке, переворачивает ее. Из сумочки на травку падает какашка.

Зверята. Какашка!

Мышонок. Так! Нельзя этого говорить вслух!

Медвежонок. Прости, Мышонок, но она так шлепнулась…

Мышонок. (Котенку.) Позвольте спросить, не ваше ли это?

Котенок. Чего?! Свои какашки я закапываю в землю, а не делаю белкам в сумки.

Мышонок. (Морщится.) Вы не могли бы говорить как-нибудь по-другому?

Медвежонок. У нас в лесу так не принято.

Лисичка. Мой вам совет: сюсюкайте.

Котенок. Что? Как это?

Лисичка. Очень просто: говорите так, как будто все маленькое и может поместиться на одном вашем зубе.

Котенок. Ясно.

Зайка. Мне страшно, страшно, страшно. Я не думал, что увижу ее когда-нибудь вот так: днем, на траве, когда светит солнышко!

Белочка. Зайка, успокойся. Думаешь, мне хорошо? Она ведь была в моей сумочке!

Мышонок. Успокоиться – это хороший совет. Давайте сделаем вот что… (Берет какашку листочком и уносит ее за кустик.) Теперь мы можем сесть и все обсудить.

Зверята садятся.

Мышонок. Итак, чтобы между нами не возникало ничего плохого, какого-то недопонимания, я постараюсь все объяснить. Как все только что видели, в сумочке Белочки была найдена какашка. Что же такое какашка по природе своей? По своей природе какашка – это бяка, ее крайняя степень. В нашем лесу не случалось бяки уже довольно давно, тем более такой крупной…

Котенок. Да не такая уж она и крупная, эта какашка! Птичья, наверное.

Мышонок. Дело не в размере, а в наличии. В самом факте. Понимаете? Так вот, Котенок, никто из нас не мог допустить эту ка… бяку, потому что… просто не мог!

Котенок. Это почему же? Вы тут что, не какаете?

(Пауза.) Зверята переглядываются.

Мышонок. Именно так.

Котенок смеется.

Мышонок. Именно так: никто из нас не занимается ничем подобным. И единственный, кто мог себе это позволить, – вы.

Котенок. Это почему? Потому что я черный?

Мышонок. Потому что вы пришли из другого, явно, мира. Потому что мы не знаем вас. И поэтому сразу просим: уходите.

Котенок. Что? Почему это еще?

Белочка. Мышонок, но мы же добрые зверята, почему мы его выгоняем…

Котенок. Ага, вы же добрые. Смотри, ей наделали в сумку, а она какая хорошая.

Зайка. А ну не смей! Не смей так говорить! А то шлёп тебя по мордочке! (Дрожит от страха.) Ой-ой, я ему угрожал. Мне каюк!

Мышонок. (Гладит Зайку по голове.) Смотрите, как он его напугал… Друзья-зверята, вы же знаете, что я сразу предлагаю хорошие решения. Поэтому, если я говорю, что ему нужно уйти, то значит, так будет хорошо.

Медвежонок. Да, Мышонок всегда дело говорит.

Котенок. Но… Как же я буду? Давайте я расскажу вам свою историю. Она очень грустная и тогда вы захотите меня оставить.

Лисичка. Не важно, какую историю ты расскажешь, дружок. Не важно!

Мышонок. Да, у нас у всех здесь есть грустная история.

Котенок. Но в чем я виноват? Я не какал, не делал бяку! Я такой же, как и вы! Мне было там плохо, а здесь хорошо! В чем я виноват? Не выгоняйте!

Белочка. Мышонок, а помнишь, как давным-давно было с Ёжиком?

Лисичка. Белочка!

Белочка. Прости…

Котенок. Что за ежик? Что за история?

Лисичка. Не важ-но, какая это история. Не важ-но.

Мышонок. Помню, конечно. Но это действительно не важно.

Белочка. Помнишь, мы тогда ходили к мудрому Совенку и он все рассудил.

Мышонок. Помню, но здесь все очевидно и совячья мудрость здесь не нужна.

Белочка. Но все-таки, может быть…

Зайка. Не сомневайся, белочка, не сомневайся. Нам хватит в этом деле мудрости и опыта одного Мышонка.

Лисичка. (Отводит мышонка в сторону.) Мышонок, может быть, и вправду пустить Совенка в ход? Видишь, они спорят. Пусть будет, как хотят. Совенок все равно того… Тю-тю!.. Все равно решится все так, как мы хотим.

Мышонок. Пожалуй, ты права, любезная Лисичка. (Возвращаются.) Итак, зверята, будь по-вашему. Мы обратимся к мудрому Совенку!

Зайка. Ура! Мышонок нас поддержал! Ура Мышонку!

Медвежонок. Мышо-о-онок! Хоро-о-оший!

Мудрый Совенок

Совенок сидит на ветке дерева и моргает. Рядом все зверята.

Мышонок. Итак, не будем, как говорится, тянуть кота за хвост и приступим к делу. Белочка, расскажи, как все было.

Белочка. Я сидела, пила чаёк, этот подошел, бух, мы ах, потом смотрю – в сумочке кака. Все.

Мышонок. На основании вышеизложенного мы сделали вывод, что причиной совершившейся бяки является новоприбывший котенок. В целях обезопасивания нашего леса от последующих возможных бяк мы просим подтвердить верность нашего коллективного решения – Котенку удалиться восвояси в ближайшие несколько секунд. Ваше слово, уважаемый мудрый Совенок…

(Пауза.)

Совенок. У!

Зверята. Ах!..

Зайка. А Мышонок сразу так говорил! Сразу!

Котенок. Но!.. Стойте!..

Мышонок. На основании вышеуслышанного мы вежливо просим тебя, Котенок, удалиться… Десять, девять, восемь…

Котенок. Но дайте же сказать!

Мышонок. Семь, шесть, пять…

Котенок. Любой суд дает слово! Даже котятам!

Мышонок. Четыре, три…

Белочка. Пожалуйста, пусть скажет. Ведь это право всех зверят!

Лисичка. (Шепотом Мышонку.) Пусть скажет. Решение уже принято. Что умного этого дурак может набалаболить?

Мышонок. А впрочем, говори, Котенок, говори! Воспользуйся священным правом трепаться на суде!

Котенок. Уф-ф-ф!.. Хорошо, спасибо. Так что же я хочу сказать?.. Что же?.. А вот что! Все видели и от Белочки слышали, что и как я подошел. А подошел я обессиленный и плюхнулся. Поэтому я ну никак не мог сделать это вот все.

Мышонок. Это все?

Котенок. Ну да.

Мышонок. Дорогой Котенок, как бы ты ни надрывал свое горлышко, меня лично ты не убедил. Да, ты можешь казаться невиновным. Но ты единственный из нас всех мог это сделать. И, более того, сам в этом признался. Думаю, зверята понимают, о чем я.

Зверята хихикают.

Котенок. Ты о чем? О том, что я какаю? Так какают все!

Мышонок. Все, кроме нас. Иначе бы наш лес не был таким чистым.

Котенок. Ерунда! Нельзя не какать!

Мышонок. Но мы доказываем, что можно.

Котенок. Ерунда! Вот ты, Белочка, скажи: ты это делаешь?

Белочка. Да что вы такое спрашиваете! Нет, конечно!

Котенок. Но как же у тебя это получается, скажи!

Белочка. Вопрос неприличный! И ставить его нужно иначе: как это получается у тех, у кого получается. А получается это только у плохих зверят. У зверушек, потерявших звериный облик!

Котенок. Ого-го! А для чего же тебе тогда попка?

Зверята. Что-о? Он сказал это слово?!

Мышонок. Я бы попросил…

Котенок. Да посмотрите, что у нее под хвостом! Она самая и есть – попка!

Мышонок. Котенок! Я в последний раз повторяю…

Котенок. А что такого в этом слове?

Мышонок. Мы и так тут допустили произнесение разных слов! А ваше предложение заглянуть белочке под хвост – это, конечно, последнее дело. Это доказывает ваши глубокие зверячьи инстинкты.

Котенок. Да брось эту ерунду!

Мышонок. И я прошу не тыкать тут всем! Дело решено, а ваше последнее слово заслушано. Все!

Котенок. Не все! Совенок, хоть ты меня защити!

Совенок. У!

Котенок. Вы слышали? Он на моей стороне!

Мышонок. Ничего подобного он не говорил.

Котенок. Как же, он сказал «У!», как и в прошлый раз. А что мы вообще понимаем из его ответов? И понимает ли он сам, что говорит? Вот ты, Совенок, скажи: шишечка, упав с елки, летит вниз?

Совенок. У!

Мышонок. Он все ясно понимает, оставьте его в покое.

Котенок. А солнце какого цвета, Совенок? Синего?

Совенок. У!

Котенок. Вот видите, снова – «У»! Он так на все говорит! Какой же тут может быть суд?

Зверята в смятении. Лисичка подходит к Мышонку и шепчет ему что-то на ухо. Выслушав ее, Мышонок стучит лапкой по пеньку.

Мышонок. Уважаемые зверята! Значит, смотрите… Совенок действительно говорит: «У!» Но по-разному. За долгие годы знакомства с Совенком я научился понимать его интонации, движение глаз, подрагивание крылышек, и могу точно сказать, когда его «У!» означает «да», а когда – «нет». Правда, Совенок?

Совенок. У!

Мышонок. Совенок только что сказал, что я совершенно прав. (Зверятам.) Все ясно?

Зверята. Да-а-а!

Мышонок. (Котенку.) А вам?

Котенок. Мне ясно, что ты врун и лгун.

Мышонок. Что ж, ваше мнение услышано. Дело закончено, осталось только доделать то, что решено.

Котенок. У меня одна только еще просьба к Совенку. Дорогой мой, поднатужься еще раз, пожалуйста, и со всей мочи сделай свое «У!» Пожалуйста!

Мышонок. Странная просьба. Зачем?

Котенок. Пожалуйста, Совенок! Крепко-крепко поднатужься! А вы все смотрите на него!

Совенок. У… у-у! У! (Роняет какашку.)

Зверята. Ой! Фу! Бяка!

Зайка. Скандал! Какой скандал!

Зверята в смятении. Лисичка снова что-то шепчет на ухо Мышонку.

Котенок. Вы видели?! Видели?! (Кивнув на Лисичку с Мышонком.) А пока эти двое снова шепчутся, я расскажу вам, как все было. Белочка, дай-ка я угадаю: а не встречала ли ты сегодня Совенка?

Белочка. Встречала…

Котенок. А как это было?

Белочка. Ну, я шла по лесу и вижу: Совенок сидит. Мы поболтали, и я дальше пошла. Вот.

Котенок. А была у тебя с собой сумочка?

Белочка. Была.

Котенок. А был такой момент, чтобы ты оставляла свою сумочку, хотя бы на минутку?

Белочка. Ах да, как раз на минутку оставляла ее сторожить Совенку.

Котенок. Для чего?

Белочка. Ну… Я ходила за кустик молиться Боженьке… Мы все так делаем. Правда, зверята?

Зверята кивают.

Котенок. И ты, значит, оставила сумочку Совенку, сходила за кустик, помолилась Боженьке…

Белочка. …Вернулась, взяла сумочку и пошла дальше, подпрыгивая от радости и легкости. Так хорошо всегда после молитвы!

Котенок. Ну вот теперь, кажется, все ясно. Белочка оставила сумочку, ушла молиться, а Совенок сделал туда свое «У!» (Совенку) Верно я говорю?

Совенок. У…

Зверята галдят. Мышонок стучит лапкой по пеньку.

Мышонок. Зверята! Призываю вас к молчку! (Зверята затихают.) Сегодня, как вы видели, произошло много необычного, чего у нас никогда не было. Совенок, которого мы считали мудрым и хорошим, немного приболел. Таким образом, в нашем лесу сейчас оказалось две зверушки, способных на бяку, – Котенок и Совенок. Считаю нужным поместить их в клеточку и лечить добротой и повидлом.

Медвежонок. Ох, а как бы и мне заболеть…

Мышонок. Кто-то еще хочет лечиться в клеточке?

Медвежонок. Нет…

Зверята. Нет…

Мышонок. На время отсутствия здоровья и мудрости у Совенка я буду вынужден принимать все мудрые решения сам. Это мое первое мудрое решение. Второе решение: срочно отправить Котенка с Совенком в клеточку.

Совенок. У…

Котенок. А если я не хочу?

Мышонок. Тогда Медвежонок порвет тебя на кусочки.

Медвежонок. Тогда я порву тебя на кусочки… Извини.

Котенок. Ого! Какие же вы тогда добрые зверята?

Мышонок. Мы не только добрые, но еще и зверята. Поэтому – в клеточку!

Совенок. У…

В клеточке

Котенок и Совенок в клеточке.

Котенок. Фу-у-у! Да ты же снова сделал бяку! Фу-у-у!

Совенок. У…

Котенок. Дурак ты, Совенок! Предупредил бы хоть!

Совенок. У…

Котенок. Ты кроме своего «у» говорить что-то можешь?

Совенок. (Мотает головой.) У-у-у.

Котенок. Эх, Совенок, Совенок…

Появляются Мышонок и Лисичка.

Мышонок. Здравствуйте, любезные друзья.

Лисичка. Здравствуйте, сладенькие.

Котенок. Этот сладенький сделал бяку!

Мышонок. Сочувствуем вам, но во время недуга такое случается. Не волнуйтесь, это пройдет.

Котенок. Когда же, скажи-ка мне.

Мышонок. Когда у вас исчезнет попка и сзади станет ровно. Лисичка. Станет ровно.

Мышонок. А ровно станет, когда в голове будет гладко и спокойно.

Лисичка. Гладко и спокойно.

Котенок. Ты, Лисичка, вижу, нужна, чтобы слова повторять как эхо.

Мышонок. Лисичка здесь, чтобы вести запись нашей дружелюбной беседы. Повторяя слова, она демонстрирует свою память. Лисичка вынимает блокнотик.

Котенок. Ну да, как же! Потом выяснится, что я сразу признался, что во всем виноват.

Лисичка. (Пишет.) «Я во всем виноват», – сказал Котенок. Котенок. Чего? Это я не про себя, а про…

Мышонок. А про кого?

Котенок. Да я не в том смысле, что я виноват, а в том смысле, что… Лисичка. (Пишет.) «Я виноват», – повторял Котенок.

Котенок. Да ну вас! Не буду больше ничего говорить.

Лисичка. «Я во всем признался и затыкаюсь», – сказал Котенок, опустив лапки.

Котенок трясет клеточку.

Котенок. Про лапки ты это брось! Я их никогда не опускаю! Только если меня с крыши бросить, и то, чтобы на эти лапки встать, рыжая! Лисичка. (Мышонку.) Записать хамство и угрозы?

Мышонок. Погоди, Лисичка. Оставь-ка нас на минутку.

Лисичка. Как скажете, Мышонок. Вы ведь самый мудрый сейчас в лесу. (Уходит.)

Котенок. Самый мудрый в лесу… Ха!

Мышонок. Зря ты так, Котенок.

Котенок. Еще скажи, что хочешь мне добра.

Мышонок. Скажу: я хочу тебе, добра. Мы все хотим.

Котенок. И потому посадил в клетку с этим… вонючкой!

Совенок. У…

Мышонок. Вы оба приболели, мой дорогой.

Котенок. Если это болезнь, то и ты ей болеешь и Лисичка твоя.

Мышонок. Давай говорить честно друг с другом. Согласен? Ты смелый звереныш и кое-что понимаешь в том, как оно все устроено. Мне давно нужен был такой зверь. Одному мне очень трудно. Ну сам посуди, на кого я могу положиться? На Медвежонка? Он здоровый парень, но увалень. Белочка только и делает, что целый день прыгает по веткам и грызет орешки. Зайка ужасный трус, а в этом деле трусить нельзя.

Котенок. В каком деле?

Мышонок. Сейчас узнаешь… (Кивает на Совенка.) Или этого мне взять в помощники? И так позор на весь лес: у-у, у-у. Эх ты, мудрый Совенок…

Совенок. У…

Мышонок. Я уже не говорю про Журавлика, который умеет только хлопать крыльями и поднимать ими пустой ветер. Одно время мне нравился Тигруля, но у него слишком необузданный нрав. Едва смог отучить его делать при зверятах лизунчика… Кхм!..

Котенок. А мой нрав чем лучше? И, кстати, я из той же породы – лизунчиков.

Мышонок. Ты, Котенок, все-таки из домашней породы. Из тех, кто встречался с ними…

Котенок. С кем?

Мышонок. Людьми.

Котенок. Не говори мне о них! Еще раз о них скажешь – и увидишь, какой я лизунчик!

Мышонок. Ты понимаешь, что все непросто. Ой, непросто. Что этот красивый и спокойный лес окружен бякой. И ты не хочешь в нее обратно, ты хочешь остаться. Одного ты пока не понимаешь: этот сказочный лес нужно поддерживать ежедневным трудом лапок, не опуская хвостика до заката.

Котенок. А как же Лисичка твоя, разве она не помощница?

Мышонок. Помощница, но я не могу поручить ей всю работу. А работа есть… И она, скажу честно, грязная. У нас есть кустик…

Котенок. Ага, где вы «молитесь».

Мышонок. Где мы молимся Боженьке. За кустиком есть ямка, в которую мы уже много намолили. Она полна уже нашими… молитвами. Так вот, котики большие специалисты в ямках. Мне нужно чтобы ты следил за ямкой. Если нужно, ее раскапывал, если нужно – закапывал.

Котенок. (Вцепившись в клеточку.) Да ты понимаешь, что мне сейчас предложил? Понимаешь, что я сделаю с тобой, когда выйду отсюда?

Мышонок подходит к клеточке и открывает ее.

Совенок распахивает дверь и убегает, держась за живот.

Растерянный Котенок смотрит на Мышонка.

Мышонок. Давай, Котенок. Давай, ты обещал.

Котенок. Я… Еще ничего не обещал.

Мышонок. Но ты так грозно делал лапками. У тебя, наверное, есть другая идейка. О том, как нам сохранить наш сказочный лесочек. О том, как ты будешь тут жить, не заботясь о ямке с молитвами, кустике, который их скрывает. Ты проживешь, наедаясь вареньем, неделю, две, а потом… Потом все выйдет поверху. И когда бяка выйдет изнутри, тогда бяка войдет и снаружи. Оттуда, откуда ты пришел. (Пауза.) Ну же, Котенок, выпускай коготки и дери меня на кусочки.

Котенок. Я… Котенок…

Мышонок. Ты Котенок, правда.

Котенок. Я… черный…

Мышонок. И еще умный и сильный. И ты придумаешь, что делать с этой ямкой. А когда придумаешь, скажешь мне, и мы вместе сделаем наш сказочный лес еще более сказочным и… Заживем в нем!

Котенок. Я… буду копать ямку.

Мышонок. Спасибо. Я не зову Лисичку, чтобы записать. Я верю тебе на слово.

Котенок. Слово черного Котенка.

Мышонок вынимает из-под кустика лопатку и протягивает ее Котенку.

Ямка со всякой бякой

Ямка, из которой летят комья земли. Вылетает лопата. Котенок вылезает из ямки. Стоит на ее краю, отряхивается.

Медвежонок. (Голос.) Я иду молиться!

Котенок. Тьфу!

Появляется Медвежонок. Он садится на краю ямки и делает в нее бяку.

Медвежонок. Ох, как будто бочонок меда выронил.

Котенок. (Протягивает ему листок.) На!

Медвежонок подтирается и хочет уйти.

Котенок. Эй, стой! О чем молился?

Медвежонок. Чего?

Котенок. Ну вы же сюда как будто молиться ходите.

Медвежонок. А… Ну да.

Котенок. Вот и скажи, о чем молился, а я запишу. Так Мышонок придумал.

Котенок берет блокнот, чтобы записывать.

Медвежонок. Молился я… Боженьке. Об… Об…

Котенок. О ягодках, солнышке, медке…

Медвежонок. Ну да.

Котенок. Давай, иди.

Медвежонок. Пойду.

Уходит. Котенок закапывает его бяку.

Появляется Белочка.

Белочка. Ох уж эти новые правила! Отвернитесь, пожалуйста. (Котенок отворачивается.) И заткните уши. (Котенок закрывает уши.) Закройте, пожалуйста, глаза. (Котенокзакрывает глаза.) И… нос тоже.

Котенок. Так я же задохнусь!

Белочка. Ох, боженька, за что мне такие страдания! (Ставит перед Котенком ромашку.) Вот, нюхайте, пожалуйста. (Белочка подходит к ямке, задирает хвостик.) Вы точно ничего не видите?

Котенок. Нет.

Белочка. И не слышите?

Котенок. Нет.

Белочка. Ах, как же вы тогда отвечаете?

Котенок. Простите, у меня от природы хороший слух.

Белочка. Что же делать?.. Я буду петь.

Белочка поет прекрасную арию и делает в ее финале бяку. Сама подтирается листочком и убегает.

Котенок. Эй, а как же молитва! (Достает блокнот.) Ладно, запишу слова арии…

Появляется Зайка.

Зайка. Здравствуйте, я в ужасе.

Котенок. Я тоже. Делай свое дело и проваливай.

Зайка. Так сразу и делать?

Котенок. Так сразу и проваливай.

Зайка садится на край ямки.

Зайка. Боженька, Боженька, Боженька, сделай же так, сделай же как-нибудь… Ах, как страшно, ах, как ужасно… Они узнают, где я проживаю, они ворвутся и разорят… Они будут колотить в дверь и вытряхнут меня на мороз. Они заколют меня сосульками… Будут тыкать и говорить: вот твоя морковка любимая, вот она! Ах, я в ужасе! (Трясется от страха.)

Котенок. Эй, ты это о чем?

Зайка. Да, нечего уже скрывать: я люблю морковку. Все кончено.

Котенок. Все зайцы любят морковь – что такого?

Зайка. Все любят по привычке, а только я по-настоящему. И меня одного за это казнят. Оторвут ушки. Было время, я жил в этом лесу еще до Мышонка и ел морковку каждый день и по-всякому. И все ели, и был в лесу бардачок. Все росло где ни попадя. А потом пришел Мышонок и стал сажать все ровными грядками и всех спрашивать, что ему сажать. А я почему-то перепугался, что так люблю морковку, и сказал, что люблю капустку. И посадили мне грядку капусты, как для козлика. И с тех пор я ее только и ем, а сам мечтаю о морковке. Сочной, рыжей… И вот теперь мне конец, конец…

Котенок. Морковка!

Зайка. Ай! (Подпрыгивает, сделав бяку, и убегает.)

Котенок. (Записывает.) Молился о морковке.

Появляется Журавлик.

Котенок. Валяй, наваливай!

Журавлик смотрит на Котенка и молча ходит вокруг ямки.

Журавлик. Ты тоже думаешь, что я такой же как и все.

Котенок. Я ничего не думаю. Давай, делай.

Журавлик. Я один из немногих, кто может этого вообще не делать. И не врать. Да, я, пожалуй, единственный.

Котенок. Слушай, единственный, не морочь мне голову.

Журавлик ходит вокруг ямки. Ходит-ходит и, ничего не сделав, собирается уйти.

Котенок. Эй, красавчик, куда пошел? Хотя бы скажи, о чем молился!

Журавлик. Ты это правда хочешь знать?

Котенок. Ну, так положено.

Журавлик. Я молился о Тигруле, об этом полосатом звере на упругих лапах. Я молился о нем, да. Хочешь знать больше? Однажды я следил за ним и видел, как он убежал на самую границу нашего леса и там его ждала Тигруша. Она из того мира, который снаружи. И они забавлялись, а я смотрел… И понимал, что напрасно думаю о нем… И понимал, что он меня не поймет… И никто. Что мы разной породы. И дело не в том, что я мирная птица, а он – хищник. Я смотрю на закат и не верю, что это большая булочка, как думает Медвежонок и другие зверята. Я знаю, что у всего какая-то другая природа, загадочная… Вот и все. Понравилась тебе моя молитва?

Котенок. Ну… да-а…

Журавлик. А почему ты назвал меня красавчиком?

Котенок. Ну… Просто… Ты же такой весь…

Журавлик. Дай листочек.

Котенок. (Протягивает.) Подтереться хочешь?

Журавлик. (Пишет.) Тут мой адресочек. Можешь как-нибудь зайти. (Уходя.) Только не думай обо мне ничего такого. (Уходит.)

Котенок. Ну и ну. Слов наговорил, а закопать даже нечего.

Появляется Мышонок.

Мышонок. Как дела, хранитель ямки? (Смеется.) Ну, не обижайся. Это я так, чтобы тебя поддержать. (Заглядывает в ямку.) Вижу, Медвежонок, Белочка, Зайка со страху наделал… (Листает блокнот.) А где Журавлика?

Котенок. А он просто так приходил.

Мышонок. Что-то беспокоит меня наш Журавлик… Очень беспокоит. Что о нем думаешь?

Котенок. Ну… Он птица.

Мышонок. А про Тигрулю он тебе говорил?

Котенок. Я думал, это его секрет.

Мышонок. Секрет. А моя работа – знать такие секреты. Так что ты о нем думаешь?

Котенок. А зачем мне о нем думать? Не думаю я о нем. И все тут.

Мышонок. Верно… Большинство зверят можно узнать по их каке. Какова кака, таков и зверь. Но самые опасные зверята – такие, как этот Журавлик. Которые не оставляют каку. Значит, они носят ее в себе. В сердце.

Котенок. И какая у Журавлика кака в сердце?

Мышонок. Я думал, что ты мне скажешь.

Пауза.

Котенок. Чего ты хочешь?

Мышонок. Он ведь оставил тебе адресочек?

Котенок. Оставил.

Мышонок. Ну так сходи к нему в гости. Почаёвничай.

Пауза.

Котенок. Я понял…

Мышонок. Вот и умница.

Котенок. Я понял, на что ты намекаешь. Я ни-ког-да так не поступлю. Ты хочешь, чтобы я сходил к Журавлику, что-то у него выпытал и донес тебе? Хочешь? (Бросает лопату.) Я скорее вернусь обратно, чем сделаю это!

Мышонок. Ну-ну, не нужно так. Остынь, подумай…

Котенок. Я все сказал.

Медвежонок (Гэлос.) Я иду молиться!

Мышонок. (Уходя.) Я лучше пойду пока ты сам не убежал. Здесь много работы для тебя, дорогой Котенок. (Уходит.)

Появляется Медвежонок, садится на край ямки.

Котенок бросает лопатку и уходит.

Медвежонок. Эй!.. Эй, ты куда?.. Листочек дай!..

Дома у Мышонка

Мышонок сидит и листает большую книгу. На каждой странице – кака того или иного зверенка. Кака Белочки, кака Зайки, полосатая кака Тигрули. Отдельный разворот – кака Медвежонка.

Мышонок открывает последнюю страницу с надписью «Журавлик» – она пуста.

Входит Лисичка.

Лисичка. Ах, милый, ты снова разглядываешь альбом. (Обнимает и целует Мышонка.) Надо же, в конце концов, и отдыхать.

Мышонок молча смотрит на пустую страницу Журавлика.

Мышонок. Я не могу этого терпеть…

Лисичка. Чего?

Мышонок. Ты знаешь.

Лисичка. И ты знаешь, что все звери делают каку. Разве нельзя на этом успокоиться?

Мышонок. Можно. Но только после того как найду его каку. Когда у меня будет доказательство. Тогда он будет в моей, ха-ха, власти. А до тех пор… Нет, я не отступлю, пока не узнаю, где он ее делает, как она выглядит… Чистенькое гнездо, чистенькие перышки…

Лисичка. А не думал ли ты его прищучить?

Мышонок. Как это?

Лисичка. Ну, разве ты не знаешь, как прищучивают щуки?

Мышонок. Знаю, но у нас ведь в лесу нет ни озера, ни речушки и рыбок не водится. А уж щуки нет подавно.

Лисичка. Необязательно иметь в лесу щуку чтобы прищучить… (Обнимает крепко Мышонка.) Достаточно его одного.

Мышонок. А за что мы его прищучим?

Лисичка. За делишки.

Мышонок. За какие?

Лисичка. За его, конечно. Не за наши ведь.

Мышонок. (Целует ее.) Ах, ты моя хитрая проказница! (Целуют друг друга.) А не опасно ли это – щучить других? Ведь и нас потом могут…

Лисичка. Не могут. (Касается книги.) У нас есть это.

Мышонок. (Касается книги.) У нас есть это.

Держат книгу.

Прищучивание Журавлика

Мышонок стоит на пеньке. Неподалеку со сложенными крылышками – Журавлик, которого охраняет Медвежонок. Вокруг – зверята, они галдят.

Мышонок. Дорогие зверята! Я собрал вас не для веселой пирушки и не для потешных штуковин. Увы! Причина нашей встречи печальна, и ваш тревожный галдеж ее подтверждает. (Указывает на Журавлика.) А вот причина. Вот она. Или он – Журавлик.

Зверята галдят.

Зверята. Журавлик! Что он сделал? Журавлик! Смотрите, как печально сложил он крылышки…

Мышонок. Это Журавлик, которого вы все хорошо знаете. Так казалось… Казалось, что это красивая добрая птичка, которую мы видели на земле и в небе. Мы думали, что на земле он для добрых дел и нашего любимого чаепития, а в небе – для красоты. К сожалению, мы ошибались. Все это оказалось неправдой. Не для того был Журавлик на земле, не для того летал он в небо. Для чего же – спросите вы. (Пауза.) Ну так спросите.

Зверята. Для чего? Для чего?

Мышонок. Все это время Журавлик был с нами, чтобы заниматься… заниматься… делишками!

Зверята. Делишками?! Что – правда?! Наш Журавлик?! Вот так делишки!

Мышонок. Да, все это время он занимался ими. И ладно бы, он занимался делами и оставлял следы. Но это оказались именно делишки – настолько крохотные и незаметные, что мы до сих пор ничего не нашли. Мы устроили копушу в его гнезде, вокруг него. В конце концов мы обошли весь наш лесок – ничего. Посмотрите, какие белые у него крылышки, какой чистый клювик. Это явные признаки птицы, способной на делишки.

Белочка. (Плачет.) Журавлик, как ты мог…

Журавлик. Я…

Мышонок. Помолчите! Вам будет дано слово.

Белочка. (Взбирается на пенек.) Дайте мне слово! Умоляю!

Мышонок. (Сходит с пенька.) Ладно, только недолго.

Белочка. Я хочу сказать, что я… Даже не знаю… Я знала, что Журавлик необычный, но я думала, что хорошая необычность. Без делишек. Но давайте подумаем, отчего он мог хотеть ими заняться? Разве это только его горюшко? Разве не мы все виноваты?

Мышонок. Так, Белочка! Дайте-ка и Зайке сказать!

Зайка забирается на пенек.

Зайка. А я думаю, что здесь нужно быть суровым как волк. Что таких журавликов нужно закапывать на грядке. На грядке с морковками, которую я ненавижу. Потому что я люблю капустку, а морковку – нет, о чем в свое время заявил. И к его делишкам никакого отношения не имею. А Мышонок мудрый самый! (Уходит.)

Мышонок. А теперь я бы хотел, чтобы высказался кое-кто из кошачьих. Не ты, черный Котенок, в тебе не хватает смелости сказать правду, которую ты сам слышал от Журавлика. Поэтому я зову сюда кошку похрабрее. Тигруля! А ну-ка, оп на пенек!

На пенек осторожно выходит большой и красивый Тигруля.

Тигруля. Ну вот я.

Мышонок. Расскажи, как все было. Как ты ходил в гости к Журавлику.

Тигруля. Ну я это… Пришел к нему… Сидим за столом. Он говорит: «Будешь сладенький сироп?» Ну я говорю, что буду, потому что действительно люблю. Выпили, значит, сироп. Сидим… Он говорит: «Хочешь научиться летать?» Я говорю: «Но я ж, это, не могу». А он говорит: «Откуда знаешь, ты не пробовал». И берет меня крыльями за лапы и говорит: «Маши». И… И…

Мышонок. Говори, Тигруля, так нужно.

Тигруля. И я махал… с ним. (Указывает.) С этим вот.

Мышонок. (Журавлику.) Это правда?

Журавлик молчит.

Котенок. Тигруля, ты сказал, что махал с Журавликом. Но не сказал, полетел ты в итоге или нет?

Мышонок. Не полетел, конечно. Тигры не летают.

Котенок. Пусть он скажет.

Тигруля. Не полетел…

Журавлик. Что ты врешь…

Котенок. Так где правда, Тигруля?

Тигруля. Я… не помню. Ну, может, подлетел на вершок…

Котенок. Ага!

Мышонок. Глупости! Тигры не летают! Это против всей их природы! А все, что говорит черный Котенок, – глупости и попытка оправдать делишки!

Зверята галдят.

Зверята. Как все сложно… Он сам, наверное, не без делишек! Не мучайте храброго Тигрулю!

Мышонок. Все-все! (Сгоняет всех с пенька.) Это тяжелое дело – разбираться в делишках, поэтому мы не будем долго, чтобы не это самое. Итак, что стало ясно: Журавлик пойман на делишках, а Тигруля это подтвердил. Что же делать? Как относиться к делишкам? Ясно, что это болезнь. Помните, как однажды у нас болел насморком один из муравьишек? Не помню, какой. Кажется, тридцать седьмой. Так вот, делишки Журавлика – это как тридцать семь таких насморков тридцать семь раз. Это очень и очень серьезно. Это почти каюк. Но каюк в нашем лесу недопустим, поэтому я предлагаю… добровольное, конечно… прищучивание.

Зверята. Что это? Ой, страшно! Прищучивание…

Мышонок. Журавлик будет прищучен с любовью и добротой, чтобы снова вернуться к нам для добрых дел на земле и красивых полетов в небе. Верно, Журавлик? (Журавлик молчит.) Скажи нам что-нибудь.

Медвежонок ведет Журавлика к пеньку.

Журавлик. Я хочу сказать… Про Тигрулю. Я видел, как он…

Тигруля. Журавлик, пожалуйста… Меня тоже прищу…

Мышонок зажимает Тигруле мордочку.

Мышонок. Ты это о чем, Журавлик?

Журавлик. Я хочу сказать, что видел своими глазами, как он… тогда… взлетел. (Тигруля и Мышонок выдыхают.) Как он сказал – «на вершок»? Вот ради этого вершка я, может быть, и жил.

Мышонок. Почему – жил? Ты еще очень много проживешь и улетишь в небо, Журавлик.

Журавлик. В небо я улечу совсем скоро, и ты это знаешь… А ты, Тигруля…

Тигруля. (Плачет.) Прости меня, Журавлик…

Журавлик. А ты, храбрая кошка, когда-нибудь поймешь, каково это – летать одному. (Уходит, Медвежонок топает за ним.)

Мышонок. (Залезает на пенек.) Что ж, послушали мы Журавлика. Надо сказать, я ничего не понял.

Зайка. Мы тоже!

Мышонок. Журавлик так привык разговаривать с облачками в небе, что совсем разучился говорить с простыми добрыми зверятами. Но это было его право – потрепаться языком. А мне больше сказать нечего: Журавлик будет прищучен, а все добрые зверята могут разойтись. (Зверята топчутся на месте и смотрят на Журавлика.) Все, можно расходиться. Расходитесь, зверята! Давайте! Веселитесь, пейте чай!

Ночью у ямки

Журавлик стоит у ямки со связанными крылышками.

Рядом Мышонок и Котенок с лопатой.

Мышонок. Ну вот, Журавлик, и настало время. Да… Ты, наверное, представлял себе это по-другому.

Журавлик. Нет, так и представлял.

Мышонок. Что ж, тем лучше…

Котенок. Я себе представлял это по-другому. Ты говорил, что все не так будет.

Мышонок. А что я тебе говорил? Что мы его прищучим – вот что я говорил.

Котенок. А где же щука?

Мышонок. Зачем она? Щука – это дорого. Под нее нужно речку копать. Сами справимся. Ты справишься, Котенок.

Котенок. Как это – я справлюсь?

Мышонок. А лопата тебе зачем?

Котенок. Зачем?

Мышонок. Не будь дураком… Чтобы прищучить этого вот.

Котенок. (Журавлику.) Послушай, ты хоть мне объясни, что здесь происходит.

Журавлик. Все просто, Котенок. Ты должен дать мне лопатой по голове и столкнуть в эту вот ямку.

Котенок. Что-о?

Мышонок кивает.

Котенок. Да вы тут чего – с ума сошли? Озверели?

Мышонок. Он сам все сказал.

Котенок. (Журавлику) Да как ты мог на это согласиться?

Журавлик. Мог.

Мышонок. Он птица, которая высоко летает. И я предложил ему красиво улететь. С капелькой крови на крыле. Крови, а не каки. Таким его никто не увидит. Ну, кроме нас с тобой. Ты, Журавлик, сделал правильный выбор. Достойный. Когда-нибудь о тебе вспомнят, а меня осудят. Будет красиво это все! С капелькой крови. (Шепотом.) Или все-таки скажешь мне, в чем твоя кака? Где она? Откуда берется? Почему я не вижу? Скажешь? (Пауза.) Скажешь?

Журавлик. Скажу.

Мышонок. Я так и знал. На краю этой ямки все показывают свою каку. Даже я бы показал, не говоря уже…

Журавлик шлепает крылом Мышонка по морде и размазывает каку.

Мышонок. Ах ты гад! Гниль! Мокрица! (Мечется, вытирая мордочку.)

Журавлик. Вот она кака! Кака на бяке! Бяка на каке!

Мышонок. Сгинь! (Толкает Журавлика в ямку.)

Котенок. Что ты сделал! Дурак! (Бросается за Журавликом.)

Мышонок. (Хватает лопатку.) Я устрою тебе капельку крови!

Котенок. Не позволю! (Пытается вырвать у него лопатку.)

Мышонок. Ах ты черный! Тебе-то что!

Котенок. (Отняв лопатку.) Мне ничего, потому что терять нечего.

Мышонок. Я вышвырну тебя из леса!

Медвежонок. (Голос.) Я иду молиться!

Мышонок. О нет! Только не сейчас!

Появляется Медвежонок.

Медвежонок. Я извиняюсь, я быстренько. (Подходит к ямке.) Ой, там что-то беленькое. Ой, это Журавлик!

Котенок убегает.

Мышонок. Так надо! Не смотри туда!

Медвежонок. (Отворачивается.) Ой.

Мышонок. И на меня не смотри!

Медвежонок. (Отворачивается.) Ой.

Мышонок. Боженька ты мой! Опять ты смотришь в ямку!

Медвежонок. А как же мне быть?

Мышонок. Отвернись в обе стороны! (Оглядывается.) А где этот черный? Сбежал!.. Знаешь, Медвежонок, мне нужна твоя помощь.

Если поможешь, тебя ждет три бочонка меда и лучшие пчелки с пасеки.

Медвежонок. О-о! Мне нравится!

Мышонок. Тогда возьми лопатку и срочно закопай Журавлика. Забросай его землей. Быстро-быстро! (Показывает.) Без следа.

Медвежонок. Но… Это ведь наш Журавлик. Его нужно достать. Смотри, он шевелится.

Мышонок. Не нужно! Это не Журавлик. То есть Журавлик, но он болен тысячью миллионов насморков. Его нужно срочно закопать!

Медвежонок. А что это у тебя на мордочке? На каку похоже…

Мышонок. (Трет лапами мордочку.) Неважно! Делай, что говорю! Делай! Ну?!

Медвежонок. Мышонок, извини, но я не буду… (Спускается в ямку.)

Мышонок. Ты… что? Ты… куда?

Медвежонок выносит Журавлика из ямки.

Мышонок. Зачем ты это сделал? Брось его немедленно! Посмотри, какой он.

Медвежонок кладет Журавлика на землю.

Мышонок. Боженька, Боженька, нет!

Появляется Котенок и другие зверята, среди них – Тигруля. Он бросается к Журавлику и обнимает его.

Котенок. Вот он!

Мышонок. Да, это я, дорогие зверята, добрый вечер. Очень приятно, что вы пришли сюда. Я сам вас хотел позвать. Как удачно все сложилось! (Указывает на Тигрулю с Журавликом.) Поглядите-ка на это безобразие!

Тигруля. Что вы смотрите? Да, я летал с ним – это правда! Правда! (Журавлику.) Давай снова полетим, Журавлик!

Журавлик. Ах, отвернись, не смотри на меня! Мои крылышки в бяке! Этот позор вечен…

Тигруля. Неправда! Вечен только полет! (Берет Журавлика за крылья лапами и начинает ими махать.) Давай, Журавлик!

Журавлик. Не получится… Слишком тяжела на них бяка…

Тигруля. Получится! Легкое сердце поднимет тебя вверх. (Тигруля поднимается над землей.) Смотри, Журавлик! Смотрите все! Я лечу! Лечу!

Тигруля летает над лесом.

Журавлик. Курлык! (Взлетает вслед за ним.)

Мышонок. Какой ужас!

Медвежонок берет Мышонка и поднимает его над собой.

Мышонок. (Болтая лапками в воздухе.) Ой-ой, что это ты делаешь! Ой-ой! Я точно не умею летать! Отпусти! Я мудрее всех! Точно говорю – отпусти! Ой-ой! Пожалуйста!

Медвежонок. Ты очень плохой. (Бросает Мышонка в ямку.) Молись там.

Зверята. Медвежонок бросил Мышонка!

Зайка. Какой скандал! Какой кошмар!

Белочка. Медвежонок, зачем ты это сделал?

Котенок поджигает кустик.

Котенок. (Кричит из-за горящего кустика.) Конец Мышонку! Конец кустику, который скрывал от нас ямку! У всех есть попки! Теперь ямка под любым кустиком! Ура-а!

Зверята. Ура! Улю-лю!

Медвежонок. Тихо! (Зверята перестают куролесить и замолкают.) Я все понял. Все понял.

Белочка. Что ты понял, Мишенька?

Медвежонок. Помните, он хотел прищучить Журавлика?

Белочка. Помним.

Медвежонок. Он хотел его убить.

Зверята. Ах!

Медвежонок. (Указывает на Котенка.) Помните, он хотел его прогнать?

Белочка. Да.

Медвежонок. Мы также Ёжика прогнали.

Зайка. Он занимался делишками! (Все смотрят на Зайку.) А что? Разве нет?.. Ну, может, путаю… Теперь ведь все можно: под любым кустиком ямка. Да?

Медвежонок. Ежик… (Уходит, за ним и другие зверята.)

Зайка. А куда все идут? Я думал, будет ночной бардачок. Нет?

Все зверята расходятся, кроме Зайки.

Мышонок. (Из ямки.) Эй, дай-ка лапку. (Зайка трясется.) Ну дайте же лапку!.. Пожалуйста!..

Зайка. Тьфу на тебя! (Убегает.)

Мышонок выбирается из ямки, садится на краю.

Мышонок. М-да… Зверята…

Появляется Лисичка.

Мышонок. А, Лисичка…

Лисичка. (Бросается к нему.) Ой, боженьки мой, что с тобой, Мышонок?!

Мышонок. (Толкает ее в яму.) А вот что! Дура! Твоя идея была! (Встает, отряхивается.) Тьфу на тебя! (Уходит.)

У Ёжика

Зверята где-то в лесу.

Медвежонок. Зайка, вспоминай.

Белочка. Вспоминай, пожалуйста, Зайка. Ты ведь находил его домик.

Зайка. Ой-ой-ой, может, находил, а может, не находил. Медвежонок. Находил. Ты прибежал, рассказал и еще сжечь предлагал.

Зайка. Ой-ой, это я тогда случайно из леса выбежал. Я не знал, что наш хороший лесок уже кончился и плохой наступил, а тут глядь – домик чей-то. А из него глядь – Ёжик выходит. Ой, думаю, беда.

Медвежонок. А где же этот домик?

Зайка. А если я вспомню, то вы кое-что забудете?

Белочка. Что, Зайка?

Зайка. То, что я люблю.

Белочка. А что ты любишь?

Медвежонок. Трусить и дрожать?

Зайка. Морковку. То есть капустку. А на самом деле морковку. Вы забудете, если я вспомню? А? А? (Заглядывает зверятам в глазки.) Вы забудете, зверята?

Медвежонок. Забудем.

Зайка. Точно? Вот сейчас скажи, Медвежонок, что я люблю?

Медвежонок. Морковку… Или капустку… Уже не помню.

Зайка. Ой-ой, как все ненадежно, как шатко. Как идти по хлипкому мостику над бурной речкой. А домик… (Указывает.) Он вот.

Белочка. Где?

Зверята. Где?

Зайка. Этот вот холмик.

Зверята подходят к холмику. Медвежонок осторожно стучит по холмику.

Медвежонок. Ёжик… Это самое… мы!

Тишина.

Белочка. Ёжик!

Зайка. Ёжик, я бы на твоем месте вышел!..

Зверята. Ёжик! Ёжик!

Зайка. Зверята, может быть, нам не тарабанить так? Может, а ну его? Он ведь это… Ну вы ведь помните, какой он колючий. Помните, как он уколол однажды до крови? А когда мы устроили копушу в его норке, помните? Сколько там было острых иголок! И продырявленные яблоки! Зачем ему это все? Явно для делишек!

Ёжик. (Гзлое.) Я их ем.

Зайка. (Подпрыгивает.) Ой!

Зверята. Ай!

Появляется Ёжик.

Ёжик. (Подбрасывает лапкой яблоко.) Яблоки… Они как вы, зверята… Срываешь такое яблочко, смотришь, какое оно румяное, хорошее. Какой налитой у него бочок. И вдруг что-то внутри говорит: а уколи-ка его и посмотри, что будет дальше. Укалываешь и смотришь…

Белочка. Но зачем, Ёжик?

Ёжик. Смотришь… День прошел, а оно уже начало подгнивать. Два, три, и вот любимое красное яблочко уже стало коричневым, на его румяном когда-то бочке – плесень.

Белочка. Может быть, не нужно колоть его? Может быть, обнять!

Ёжик. (Сердито бросает яблочко.) Надо! (Зверята отшатываются.) Надо колоть! Не надо обнять! (Молчит и хлюпает носом.) Я искал такое яблочко, которое не почернеет после укола… Я не нашел его.

Медвежонок. (Выступает вперед.) Я такое яблочко.

Ёжик. Ты? (Усмехнувшись.) Ты… Нет, Медвежонок, ты не яблочко. Ты просто хороший медведь.

Медвежонок. (Подходит к нему.) Уколи меня.

Ёжик. Я не буду этого делать.

Медвежонок. Почему?

Ёжик. Не буду, и все. Я не хочу, чтобы ты почернел.

Медвежонок. Да я и так почти черный!

Мышонок. (Голос.) Меня уколи.

Появляется Мышонок. Зверята снова отшатываются.

Мышонок. До крови, как тогда уколол. Помнишь?

Ёжик. Помню. А ты помнишь, как выгнал меня?

Мышонок. И я помню. Только теперь получается, что всю бяку сделал я один, а они нет. (Зверятам.) Не вы ли тогда сделали большие глазки страха, когда увидели кровь? Не вы ли затряслись все как один Зайка?

Зайка. Ой-ой!

Мышонок. А теперь я в ответе за все, меня теперь швыряют в яму с какой!

Белочка. Я поняла, я все поняла…

Мышонок. Опять ты что-то поняла…

Белочка. Мы все должны повиниться друг перед другом. Принести извиняшки…

Мышонок. (Дразнит.) «Принести извиняшки!» Да кому они нужны! Дела нужны, а не извиняшки!

Белочка. Если каждый из нас подойдет к каждому и скажет «прости» – это будет дело.

Мышонок. Пустое будет дело и только! Вы думаете, что притащите обратно Ёжика и кому-то от этого будет лучше? Вы, привыкшие хлебать чаёк и лопать печенье. Вы, привыкшие к беззаботному «развеселому шалопайству». Тьфу!.. Или, думаете, этому Ёжику будет лучше? Ему, привыкшему жить дичком, знающему, что такое настоящий лес? Он потыкает вас своими иголочками, и станете вы черненькими как…

Между Мышонком и Ёжиком встает черный Котенок.

Котенок. Как я? Да, я черный. Но не от иголочек, а от природы. Я знаю, какая она. Природа дала всем попку, чтобы делать каку, и причиндалы, чтобы размножаться. Природа говорит: «Если вы не размножитесь, то умрете».

Зверята. Ах! Смерть!.. Как страшно…

Котенок. Поэтому Тигруля бегал на край леса, чтобы встречаться с Тигрушей. Если вы не найдете себе пару, то умрете.

Зайка. А если найдем, то не умрем?

Котенок. Тоже умрете.

Белочка. Тогда зачем это все?

Котенок. Чтобы родились детишки. У котят – котятки, у ежей – ежатки, у белочек – белочки.

Белочка. А детишки тоже умрут?

Котенок. Тоже. И детишки детишек – все умрут.

Белочка. Ах, зачем столько мертвых зверят!

Котенок. Не думай про то, что они умрут. Думай, как они будут жить.

Мышонок. И как же? В коробке? Нарожает их мама-кошка, а потом попередохнут все от холода?

Котенок. (Хочет его ударить.) Не смей так говорить!

Мышонок. Думаешь, я не видел смерть своих братьев? Своих сестер? Своей маленькой сестрички Мышули… Когда однажды в подвал, где мы жили, бросили эту гадость… От которой лопались животики. И только я ее по случайности не скушал. И потому увидел всех – мамочку с папочкой, братишек и сестричек – мертвыми. Серые трупики, вздернутые носики… Размножились, чтобы умереть.

И как я бежал один по подземным ходам, как долго скитался и ел всякую бяку. И как потом нашел наш пятачок в лесу и решил, что здесь будет по-другому. Здесь никто не размножится, чтобы не наплодить смерть. Здесь вся бяка будет происходить за кустиком. И я выдумал наш сказочный лес с лужайкой и вечным чаепитием… Для себя, для вас. (Котенку.) Потом пришел ты. И вот теперь все так, как есть. (Смотрит вверх.) Тигры летают с Журавлями. Множатся среди облаков. Кустик сгорел, ямку никто не прибирает. (Закрывает мордочку лапками.) А мне ночью снилась живая мама…

Мышонок плачет. К Мышонку подбегает Лисичка и обнимает его.

Лисичка. (Зверятам.) Довольны? Добились своего? (Зверята стоят понуро.) Вы – звери.

(Пауза.)

Ёжик. У меня, там в норке, Боженька.

Котенок. Что?

Зверята. Боженька! Боженька…

Мышонок. Что ты сказал?

Ёжик. Боженька. Он шел один по лесу, раненный. Я встретил его и отвел к себе в норку. Стараюсь не подходить к нему, чтобы не ранить еще больше своими иголочками. Только ношу к нему свежие яблоки, чтобы он кушал и поправлялся.

Медвежонок. А можно его увидеть, Боженьку?

Мышонок. Котенок… Да, ты. Я сейчас говорю это только тебе. Ты разрушил мой лес, потому что тебе так захотелось. Ты думал, что ты любишь зверят больше, чем я. Устроил переполох из-за одного прищученного… Так вот, если ты их действительно любишь, то не дай им сейчас туда заглянуть.

Котенок. Почему? Там никого нет?

Мышонок. Это Бога нет и не было, а Боженька был всегда. Только он всегда и был и этому всему позволил случиться. И ты, Ёжик, употреби силу всех своих иголочек, чтобы понаделать за это в Боженьке дырок, чтобы он никогда не вышел из твоего домика, не выбрался из-под земли.

Белочка. Мышонок! Что ты такое говоришь! Это ведь Боженька!

Медвежонок. Ты ведь сам говорил, что все хорошее и вкусненькое от Боженьки!

Зайка. Все морковки!

Медвежонок. Весь медок!

Мышонок. Я врунишка – разве вы этого еще не поняли?

Котенок. А в чем правда, Мышонок?

Мышонок. Ты ее знаешь. Ты знаешь, что делают боженьки со зверятами. Как они сажают нас в клеточки и выставляют на посмешище. А сами ходят вокруг с детишками в штанишках и указывают на нас пальцами. Но это еще зверята-везунчики с милыми мордашками. А те, кому не повезло, глотают яд в подвалах. И умирают. Но хуже всего они поступают друг с другом. Большинство из них трусишки, как Зайка, есть сильные и глупые, как Медвежонок. А уж что они делают со своими Журавликами – это одному их Боженьке известно. Тигрули там тоже есть, но не летучие. Полно белочек, для которых главное – болтовня. Но больше всего, конечно, муравьишек. На них там все и держится.

Муравьишка. (Голос.) Можно ли мне сказать словечко?

Появляется Муравьишка.

Муравьишка. Я тот самый тридцать седьмой муравьишка, который болел когда-то насморком и о котором говорил Мышонок. Вы меня, конечно, не замечали раньше. Но я не обижаюсь. Я только хочу, чтобы вы сейчас один раз обратили на меня внимание. Вы большие зверята, а я насекомое. Только один раз, а потом я исчезну в травке. Можно?

Ёжик. Говори, пока кто-нибудь не сказал, что нельзя.

Муравьишка. Так вот, как вы знаете, в моей жизни было одно замечательное событие – насморк. Ну вот честное слово, одно-единственное. Все прочие дни и события были похожи друг на друга как муравьишки. И вот я заболел и лежал в муравейнике. Моя маленькая головка очень сильно болела, а нос, наоборот, стал большим и красным, из него текли сопельки. Это для вас, больших зверят, насморк не проблема, а для маленького муравьишки насморк – умирашка. Да, так вот прямо. И вот я лежал один в муравейнике и понимал, что ничто не спасет меня. И тогда я стал молиться ему, Боженьке.

Я сказал: «Боженька, если ты меня слышишь, то, пожалуйста, пусть ухнет Совенок». И знаете что? Ровно в эту секунду Совенок ухнул. Тогда я сказал: «Боженька, если я не окочурюсь сейчас и буду жить дальше, то пусть Совенок ухнет два раза». И знаете что? Совенок ухнул два раза. И еще тогда напоследок я сказал: «Боженька, если все так и есть, если мне это все не привиделось, то пусть Совенок ухнет три раза». И знаете что?

Мышонок. Знаем: он ухнул три раза.

Муравьишка. Он ни разу больше не ухнул. Так вот, может быть, мне это все привиделось. Только утром я проснулся здоровеньким. Может быть, сам собой. Но если там, у Ёжика в норке, действительно Боженька, то мы сможем спросить его обо всем.

Зверята. Я спрошу про шишечки. А я про морковку и капустку. А я о том, как лучше спать: головой на север, а пяточками на юг или. Или наоборот…

Медвежонок. Чур, я первый узнаю, откуда берутся махрушки в пупочке!

Мышонок. Да уж, стоит ли звать из-за этого из-под земли Боженьку…

Котенок. А я спрошу его…

Муравьишка. А если он ранен и заплутал, то мы подлечим его и поможем ему выбраться из леса. Ведь даже Боженька может приболеть, даже он может заблудиться…

Котенок. Я спрошу его: Боженька, за что ты так…

Муравьишка. Если ты обижен на него, прости его, Котенок. Может быть, его нужно отвести в больничку? Спросите его, вы большие, а меня он даже не заметит…

Муравьишка уходит и исчезает в траве.

Мышонок. Да, Котенок, спроси. Отведи его в больничку, где убили маму и всех-всех… Протащи его по всем подвалам, по которым шел сам, по трубам, подземельям. И если он выживет, пусть его лечат, да… Если он выживет.

«Апчхи!» – доносится из домика Ёжика.

Зверята. Это он?! Боженька?

Ёжик. Он.

Из-под земли появляется Мальчик. Он смотрит на зверят, а зверята смотрят на него как на Боженьку.

Мальчик поднимает руку и указывает.

Мышонок. Что? Он указывает на меня?.. Боженька, это правда? (Идет к нему.) Боженька, ты зовешь меня на царство? Да? Царствовать над всеми зверятами по всему миру?

Мышонок и все зверята видят, что Мальчик указывает на кого-то другого.

Мышонок. Нет?..

Мальчик указывает на черного Котенка.

Медвежонок. Подойди, он на тебя показывает.

Котенок подходит.

Мальчик. Спрашивай.

Все зверята с нетерпением смотрят на Котенка. Он сам, растерявшись, смотрит то на зверят, то на Мальчика. Наконец Котенок открывает рот.

Котенок. Мяяя!.. Мяяя!.. (Котенок становится на четвереньки.) Мяяя! Мя! Мяяя!

Мальчик указывает на других зверей поочередно, и каждый из них начинает звучать по-своему, звериному. Поднимается гвалт. Звери прыгают по земле, веткам, голосят.

Мальчик поднимает руку вверх, а вместе с ней поднимается ветер.

© Dovlatovfest

Современная проза

Анатолий Ливри

Анатолий Ливри, доктор наук, эллинист, поэт, философ, бывший славист Сорбонны, ныне преподаватель университета Ниццы – Sophia Antipolis, автор четырнадцати книг, опубликованных в России и Франции. Его философские работы получили признание немецкой «Ассоциации Фридрих Ницше» и неоднократно публиковались Гумбольдским Университетом, а также берлинским издателем Ницше «Walter de Gruyter Verlag». Открытия Анатолия Ливри – эллиниста признаны «Ассоциацией Эллинистов Франции Guillaume Bude», и с 2003 года издаются её альманахом под редакцией нынешнего декана факультета эллинистики Сорбонны, профессора Алена Бийо (Alain Billault).

В России Анатолий Ливри получил две международные премии: «Серебряная Литера» и «Эврика!» за монографию «Набоков ницшеанец» («Алетейя», Петербург, 2005), опубликованную по-французски в 2010 парижским издательством «Hermann», а сейчас готовящуюся к публикации в Германии на немецком языке. Одновременно в Петербурге издано продолжение «Набокова ницшеанца» – переписанная автором на русский язык собственная докторская диссертация по компаративистике – «Физиология Сверхчеловека» – защищённая Анатолием Ливри в Университете Ниццы – Sophia Antipolis в 2011 году с профессором Патриком Кийе.

Во время своего преподавания в Университете Лазурного Берега Анатолий Ливри написал русский роман «Апостат» http://za-za.net/dve-retsenzii-na-novy-j-roman-anatoliya-livri-apostat/, о котором профессор Ренэ Герра заявил: «Ливри: эллинист, германист, философ, публикуемый ницшеведами Гумбольдского Университета с 2006 года, автор сложнейшего романа «Апостат», выпущенного российским издателем Фридриха Ницше «Культурная революция», – произведения, где Ливри воспроизводит элементы метрики Гомера и Каллимаха». (Ренэ Герра, «Спасти Набокова, докторская диссертация Анатолия Ливри» в «Вестнике Университета Российской Академии Образования» (ВАК), 2014 – 1, Москва, с. 53–55. -livry.e-monsite.com/medias/files/mandelstam-livry026.pdf.

А экс-ректор Литинститута Сергей Есин так пишет об Анатолии Ливри – поэте – в «Литературной газете», еженедельнике, который Др. Анатолий Ливри представляет как спецкор в Берне: «Понимаю ли я и могу ли расшифровать всё, о чём пишет Ливри, этот отчаянный и, может быть, последний солдат святой филологии в Европе?

Да нет, не хватает ни эрудиции, ни точных знаний, но интуиция прекрасного на страже. Где мои университетские двадцать лет: сидеть бы со словарями, справочниками и географическими картами и разматывать эти кроссворды и ребусы… Какое изумительное волнение испытываешь, когда из слов вынимаешь замысел! Так опадает пересохшая глина с ещё горячей отливки. Спадает, а дальше – ликующая бронза!» (Сергей Есин, «Литературная Газета», № 33 от 26 августа 2015, стр. 4, -halI.ru/lit_gazeta/33(6521)2015.pdf.

Роман Анатолия Ливри «Глаза» получил в 2010 году литературную премию имени Марка Алданова, присуждаемую нью-йоркским «Новым Журналом». Написанный в 1999 году – двадцатисемилетним Анатолием Ливри! – пророческий роман «Глаза» не мог появиться на свет в течение более чем десятилетия из-за клеветнической кампании, развязанной против Анатолия Ливри Сорбонной, а также сейчас умершим сыном Владимира Набокова, Дмитрием, – факты, сейчас преподаваемые самим Анатолием Ливри в МГУ и на своём семинаре Университета Ниццы, в то время как в Париже проходит судебное разбирательство между Сорбонной и Алдановским лауреатом Анатолием Ливри. Ведь только после того, как Ливри стал самым молодым Алдановским лауреатом, его литературное творчество получило полное признание, как читателей, так и университетских специалистов. Однако клеветническая кампания прямых университетских конкурентов против Анатолия Ливри не прекратилась.

В последнем «Вестнике Университета Российской Академии Образования» (ВАК) французский профессор славист Ренэ Герра свидетельствует: «Анатолий Ливри начал своё преподавание русской литературы в Сорбонне, в три года завершив докторскую диссертацию с той самой вышеупомянутой Норой Букс, «профессором» того же университета, совершившей в молодости одну выгодную сделку, однако совершенно неизвестной как учёный. Ни для кого не секрет позорные причины, с наукой не имеющие ничего общего, из-за которых Анатолий Ливри не смог защитить свою докторскую в Сорбонне, – подлинную ответственность, моральную и административную, за это несут те же живые и умершие гуру французской славистики: Мишель Окутюрье, Жорж Нива, Жан Бонамур, Жан-Клод Ланн, Никита Струве, Леонид Геллер, Жан Брейар, Жак Катто. Таким образом, Анатолий Ливри был вынужден защитить свою докторскую по сравнительной литературе с Патриком Кийе (Patrick Quillier), ибо давление на профессоров славистики привело к абсолютной невозможности собрать диссертационный совет по данной специальности. А нынешняя травля доктора наук Анатолия Ливри, выражающаяся уже пятью отказами ему в праве искать место французского доцента – не более чем та же самая, начавшаяся в 2002 году, месть ничтожеств». (Проф. Ренэ Герра, «Бездарности французского университета против Анатолия Ливри», «Вестник Университета Российской Академии Образования», Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК), Москва, 2015—4, стр. 26. .

Схватка

Негр дико замычал: «Мууууууу-ааа!». Его глаза бешеного яка осатанели, торс откинулся назад, в тот же миг он сиганул ко мне, подпрыгнул по-козлиному, тяжко, словно копытом, хватил меня голенью по бедру и легко, будто и не весил он шесть пудов, отлетел к чёрной границе татами. Он знал, куда бьёт – прямо в исполинский, сросшийся с костью синяк. И я догадался, что негру разболтали, где скрыта моя старая рана, и осклабился, как в те времена, когда за нечаянно оброненное слово или за барскую позу – руки в боки – сэнсэй вызывал на бой до нокаута, – а затем, когда отлежишься да вдоволь нахаркаешься кровавым суслом, – до другого нокаута, а после (японские боги тоже троицу любят!) до третьего, – покуда не заноют рёбра да оба бедра не одеревенеют, а ты уже не прикрываешься и даже не пытаешься увернуться; только кто-то сторонний, внутри тебя, помимо тебя, в то же время державно сливаясь с тобой (вот оно, ускорение эволюции!), весело отсчитывает удары да похохатывает, изумляясь: «Сколько ж ты ещё выстоишь, хлипкий поэтишка!». Вот и сейчас, повинуясь привитому рефлексу, я лишь издевательски усмехнулся трибунам, показавши заместо зубов зелёную, забуревшую от запёкшейся крови пластинку, и мотнул головой.

Чудовищная волна боли вздыбилась к сердцу, цапнула стальными клыками аорту и отхлынула назад к ляжке. Я затряс ногой, делая вид, что пытаюсь восстановить кровообращение; сотни раз отработанным движением развернулся всем телом и ударом правой пятки в солнечное сплетение отправил негра прямо в объятия толстенного сенегальца-арбитра с двумя красными флажками в руках.

Чернокожие трибуны встрепенулись, гулко зароптали, принялись смачно материться, – и блаженство переполнило меня – им-то ведь было невдомёк, как я обожал быть один против всех! А моя схватка началась тотчас по приезде на чемпионат: длинноухий бюрократ от карате смерил меня ненавидящим гнойным взглядом – словно хлестнул по щеке – и пробурчал: «Опять опоздал! Не уважаешь ты судей! Иди-ка домой… или вот, запишу я тебя в сверхтяжёлую категорию». На такое редко кто решается: другой вес, другая злоба, другая мощь. Здесь всегда непросто проскочить через круговой рубеж, что описывает убойная голень киукушинкаева бойца, выдать за секунду три моих коронных удара и покинуть круг, устояв на ногах. Я же кивнул в знак согласия, и мышиный костюм, потешно дёрнув плечиком с замысловатым узором перхоти, старательно вывел латинскими буквами мою мудрёную фамилию: Персиянинов. А судей я и впрямь… не уважал.

Негр поднялся во весь рост, посмотрел на меня с высоты своих двух метров и сжал кулаки. «Япон!», – прохрипел белокурый арбитр в голубом галстуке, усыпанном золотыми миниатюрными каратистами, издали напоминавшими лилии, и, словно в древнем приветствии, вскинул правую руку. «Persianinov – 1; Phil Oxer – 3», – вспыхнул экран. Я поклонился, тоже показал, что готов, тоже выпрямился и поднял на негра глаза. В его взгляде сейчасчиталось: «Смерть». Такое нередко на татами, и не раз санитары-социалисты, по-профессорски тряся сизыми щеками, уносили отсюда бойцов – кого в реанимацию, кого в морг.

Мне известно, куда обычно метят, ежели хотят убить, – а негр, точно бык, уже вперил в моё горло свои белки, наливавшиеся кровью да свирепой радостью, которая всегда предвещает доброе убийство. Я улыбнулся в ответ, наивно и весело, – я был действительно счастлив – всё становилось просто: жизнь и смерть, а вовсе не груды адских тонкостей, тлеющих в прищуренных буркалах народовластных душегубов моего континента. К тому же эту смерть я любил, ведь мы с ней частенько встречались. А ещё я знал, что сегодня я не умру.

«Атчуме!», – взвизгнул арбитр, будто чихнул. Его пиджак расправил крылья, а сам он разбух, как тропическая жаба, и взмахнул руками. Негр сорвался с места, прыгнул ко мне – я отпрянул вмиг и, точно бражник, влекомый лампадой, завертелся вокруг него. Трижды он изловчился достать меня голенью в ту заветную болевую точку на бедре. Вся нога сразу онемела – в тот же момент его правый кулак ввинтился мне в зубы и отскочил – словно гадюка, сделавшая своё чёрное дело. А целил-то он в горло, в самый кадык, выставив под перчаткой костяшку среднего пальца (если попадет куда надо – сразу проглатываешь язык), да только промахнулся: я ведь с самого начала знал, что сегодня ему меня не убить!

Мне оставалось не больше минуты: после на левую ногу всё равно не наступить; изо рта хлынет кровь, которую я ещё умудрялся проглатывать – каратеги покроется алыми пятнами – ведь белое так легко измарать! – второй арбитр рубанёт податливую пустоту холёной кистью, звучно гикнет: «Хаяме!». И победа достанется негру.

Я всосал кровь, сломанным носом жадно втянул пересоленный воздух, подставил голень под гедан-маваши-гери тотчас хрюкнувшего негра – сам я лишь прокусил пластинку, скрипнув зубами. И, не ставя ногу на татами, хрястнул негра в бедро – раз, другой, несчётное количество раз, – метя в одно и то же место – чуть пониже впадины, где ляжка соединяется с тазом.

Негр танцевал свою ужасную африканскую пляску – уже без ритма, без цели, без поющего бога-хореографа. Однажды он всё-таки попытался выставить голень, но мой круговой удар пришёлся ему по колену; негр неловко отступил к самой черте, и в белках его глаз проступило покорное выражение закланного вола. Чёрные трибуны улюлюкали, стучали рельефными американскими подошвами в безответные спинки пластиковых сидений, сквернословили на волофе, а негр всё скакал, подчас исхитряясь доставать правым кулаком моё солнечное сплетение. Но я даже не уклонялся, а только прикрывал на всякий случай голову и горло; как при замедленной съёмке замечал за спиной противника бешеные ряды (на ум мгновенно приходил и молниеносно уносился прочь рассказ про снежные просторы да Зоринку) и продолжал мочалить его бедро.

Затем – всё по годами отработанной схеме – удар в лицо уже бесчувственной ко всему ноги и сразу – правым кулаком, задубевшим от долголетних избиений безответного японского болвана – в грудь ему под левый сосок! Через перчатку и плотную ткань каратеги я ощутил, как прогнулось ребро, – я взял негра на вдохе, а потому он внезапно посерел и бесшумно обрушился на пол.

Багровощёкий арбитр приподнял левую бровь, вздёрнул к потолку флажок и посмотрел туда же, как бы взывая к незримому свидетелю. Зрители засвистели, затопали, завопили. Дебелый доктор, переливаясь холмистой лысиной, уже мчался к татами, тщась настичь свою колоссальную безногую тень и влача огромный чемодан с парой сплетённых лептоцефалов на боку. Я снял перчатку, выплюнул на линию жизни две зверски искусанные пластинки, которые тотчас изогнулись и уставили на меня свои пустые глазницы.

Негр встал на четвереньки, протяжно и нежно заблеял на ухо своему бабуинообразному тренеру какую-то тайну. Стадион постепенно затихал. Я вгляделся в первые ряды и вдруг понял, что до сумасшествия обожал эти гнусные, пошлые, злобные хари, дико любил негра, который всё силился подняться на ноги и, брызнув кровью, радостно и облегчённо расхохотался, – тут же старательно высчитывая, через сколько недель я перестану ковылять, как Тиресий, лишённый вакхической анестезии.

Трибуны вздрогнули, рассмотрели кровь и улыбку, с изумлением воззрились на меня и, казалось, что-то пронзило воздух, расколовши его, точно хрусталь. Сначала одна трёхпалая мулатка засмеялась, ткнула в мою сторону средним щупальцем с искусно выточенным коготком, затем другая; стадион ещё раз содрогнулся, и теперь всё вокруг хохотало, неслось, гремело лавиной, било в ладоши. В ушах у меня зазвенело. Арбитр повернулся ко мне, хищно оскалился, подмигнул голубым глазом, зычно заговорил на непонятном наречии и утёр рукавом мокрые, будто от крови или виноградного сока, губы.

Др. Анатолий Ливры

Сергей Лукьяненко

Казачок Засланный

№ 45078 «Только небо, только ветер…»

«Только небо, только ветер…»

Только небо, только ветер…

– Три миллиона жизней – это плата за независимость?!

Президент смотрел с экрана строго и серьезно. Будто ждал ответа.

Артем смотрел на президента – ему было интересно. Маме, похоже, не было – она мыла на кухне посуду. Шумела вода, гремели тарелки. Мама напевала старую детскую песенку: «Взлетая выше ели… Не ведая преград… Крылатые качели…»

– Мама, потише! – попросил Артем.

– Да, это плата за независимость! – твердо сказал президент. – И мы ее добьемся. Через год население нашей страны должно увеличиться на три миллиона человек! Это наш патриотический долг!

– Совсем с ума сошли, – почти весело сказала мама. Оказывается, она все-таки слушала. – У нас отрицательный прирост рождаемости.

– Отрицательный – это уже не прирост! – сказал Артем.

– Так говорят, – вздохнула мама.

– Нас – сорок семь миллионов, – продолжал президент. – Надо, чтобы было пятьдесят. С этой целью мной разработаны следующие программы. Родить в течение года обязаны…

– Это какая-то ерунда, – сказала мама. Она даже бросила посуду и вышла в комнату, вытирая руки кухонным полотенцем. – Нельзя рожать по приказу.

– …семьи, в которых один ребенок… – перечислял с экрана президент.

– О! – сказал Артем. Ему стало смешно. – Мама, у меня будет братик или сестричка?

Мама легонько шлепнула его полотенцем по затылку.

– …образовать временную патриотическую семью юноши старше шестнадцати и девушки старше пятнадцати…

– Мама, а я, оказывается, женюсь! – захихикал Артем.

Ему было смешно. Президент часто говорил с экрана глупости. Ну, сказал еще одну, – будет о чем поржать с ребятами…

– Школу вначале закончи, жених! – мама тоже улыбалась. Но как-то встревоженно. И смотрела на экран телевизора, где президент продолжал говорить о патриотическом долге. Артем, прихрамывая, встал, пошел на кухню за чаем.

– Нога болит? – спросила мама.

– Да не, нормально, – Артем постарался идти тверже. – Все нормально, мам.

– В конце концов, должны быть какие-то послабления для… – мама замялась.

– Для инвалидов? – спросил Артем жестко. – Я пойду, выгуляю Рекса.

Рекс, до этого тихо дремлющий в кресле, тяжело соскочил, подошел к Артему, ткнулся мокрым носом в ладонь. Артем посмотрел в слепые собачьи глаза, погладил пса по загривку.

– Вот тебе все равно, хромой я или нет, верно, Рекс? – спросил он.

– С другой стороны, – внезапно сказала мама чужим голосом, – в этом есть и плюсы. Временная семья может стать и настоящей.

– А так за меня никто замуж не пойдет, да? – спросил Артем. – За инвалида хромого? Ты это хотела сказать.

Мама ушла на кухню. Она всегда так поступала, если назревал конфликт – уходила на кухню и начинала перемывать посуду. Когда от них ушел отец, мать мыла посуду два дня подряд, даже золоченый ободок с тарелок стерся.

Артем нацепил Рексу поводок и вышел во двор. Там болтались Алеха и Тим. Алеха тут же замахал рукой, крикнул:

– Эй, Хромой, тебе шестнадцать есть?

– Месяц как исполнилось, – ответил Артем подходя. Рекс отбежал на всю длину поводка и присел в кустах.

– Повезло, – огорчился Алеха. – А мне только через полгода… не дадут жену сволочи… Почему такая дискриминация? Девкам с пятнадцати, а парням с шестнадцати?

– Да чушь это все, – сказал Артем. – Никого женить не будут, вот через месяц сами увидите.

– Артем! – классная подождала, пока он встал. – У меня к тебе серьезный вопрос.

– Ну? – уже зная, о чем пойдет речь, буркнул Артем.

– Месяц прошел с тех пор, как наш дорогой президент объявил о патриотической программе.

Артем смотрел в окно. Клены на школьном дворе совсем покраснели, вот-вот листья начнут осыпаться…

– Все ребята уже определились. Все сыграли свадьбы. Сколько ты будешь тянуть?

– Я маленький еще, – сказал Артем. Класс захохотал – Артем был самым высоким.

– Юморишь, – кивнула классная. – Вижу. А ты в курсе, что на следующей неделе тех, кто уклоняется от патриотического долга, будут вывозить в специальные лагеря и женить?

Артем пожал плечами. В это он все-таки не верил. То есть верил, но не до конца.

– Я желаю тебе только добра, – смягчилась классная. – Ты умный хороший мальчик.

– К тому же хромой, – кивнул Артем.

– Да, – беспощадно подтвердила классная. – Тебе надо закончить школу. Так что… – ее взгляд пробежал по партам. Все затихли. – Добровольцы есть?

– На что? – спросил Никола. Он был туповат.

– Ты не годишься, – под общий хохот отрезала классная. Жена Николы, Олеся, пихнула его в бок и покрутила пальцем у виска.

– Так, добровольцев нет… – палец классной забегал по списку. – Галина… Оля… Света…

– Я с Борькой из параллельного женюсь! – быстро сказала Галина. – Мы утром с ним договорились.

– Оля… Света… – классная задумалась. – Артем, кто тебе больше нравится?

– Вы, – сказал Артем. Ему все еще казалось, что ситуацию можно обратить в шутку.

– Я замужем, – ответила классная без тени улыбки. И у Артема вдруг похолодело в животе. – Света. Она и по математике тебя подтянет. А ты ее по английскому.

– Юлия Тимофеевна! – воскликнул Артем.

– Властью, данной мне указом президента, – буднично сказала классная, – объявляю вас, Артем и Света, мужем и женой. Где будете жить, у Артема или у Светы, определитесь сами. Но учтите, жить вы обязаны вместе!

Артем посмотрел на Свету. Маленькая, тихая, она покраснела до корней волос. Артем почувствовал, что тоже краснеет.

– И помните, что если через два месяца тест не даст положительных результатов, – зачем-то вполголоса добавила классная, – вам будет оказана медицинская помощь. Артем, бери портфель и садись к жене.

Из школы они шли вместе. Шли и молчали. Света жила по соседству, Артем знал ее с первого класса. Ну… как сказать – знал? Видел. Разговаривал… иногда. Снежками кидался…

– Помнишь, мы в третьем классе спектакль ставили? – спросила вдруг Света.

– Какой?

– Про недород. Ты был злым комиссаром, а я селянкой, у которой ты отобрал хлеб.

– Не помню, – признался Артем.

– Ты меня тогда взял за руку, – сказала Света.

– И ты помнишь? – поразился Артем.

– Ага.

Они опять пошли молча. Потом Артем решительно забрал у Светы портфель.

– Спасибо, – сказала она.

– И тебе спасибо, – признался Артем.

– За что?

– За то, что не стала говорить «не надо, я сама, ты же хромой…»

– Ну и что, что хромой? – Света пожала худенькими плечиками. – Ты мужчина. И ты мой муж.

Она снова покраснела. Артем понял, что надо брать инициативу на себя.

– Где жить-то будем? У твоих или у моих?

– У тебя своя комната есть?

– Есть.

– А я с братом живу в одной.

– С братом? – удивился Артем.

– Он маленький еще, ему семь…

– Тогда лучше у меня, – сказал Артем. – Я живу вот там…

– Я знаю, – сказала Света. – Вон твое окно… Я только вещи соберу и приду. А ты пока маму предупреди.

– Тебе не надо помочь? – спросил Артем вслед. Света только покачала головой – косички смешно запрыгали на плечах.

К приходу Светы Артем как раз успел убраться в комнате. Мама порывалась помочь вымыть пол, но он справился сам. И тахту от собачьей шерсти пропылесосил. И на компьютере постирал всякие фотки, которые могла увидеть Света. И даже окно протер.

Света пришла с большим чемоданом и рюкзаком на плечах. Мама открыла дверь, быстро забрала вещи и крепко обняла ее. Сказала радостно:

– Теперь это твой дом, доченька… Постой, что это?

Под глазом у Светки был большой синяк.

– Это папа, – сказала Света спокойно. – Мой папа. Он очень расстроился.

– Но ты же ни при чем, это президент велел! – воскликнула мама.

– До президента ему не добраться, а я рядом была, – ответила Света. – Можно, я умоюсь?

– Да, да, конечно… – засуетилась мама. – Вот сюда…

– А тапочки надевать?

– Как хочешь, мы дома без тапочек ходим…

Мама вошла в ванную вслед за Светой – они пустили воду и стали о чем-то шушукаться. Артем пожал плечами и захромал к телевизору. Передавали сплошь репортажи из загсов, ток-шоу о счастье материнства и детские фильмы. Артем пожал плечами, взял со стола газету и стал читать. В газете, в принципе, было то же самое.

– Вот это настоящая семейная жизнь, – сказала Света входя. Синяк ей мама закрасила тональным кремом. – Муж с газетой перед телевизором…

Артем не сразу понял, что она шутит.

– Я думал, ты совсем без чувства юмора, – сказал он.

– Поможешь мне с иностранными? – попросила Света.

– Конечно, – Артем отложил газету. – А что именно?

– Фьючеперфектпрогрессив. По английскому. Никак не разберусь. И с деепричастными оборотами в русском.

– Сейчас, – сказал Артем. Иностранные он любил.

Вечером мама вдруг засобиралась.

– Совсем забыла, ребята, – сказала она. – Я же обещала бабушку навестить.

– Да куда ты на ночь глядя? – удивился Артем. – Метро закроют, не успеешь вернуться…

– А я у бабушки заночую, – объяснила мама, виновато пряча глаза. – И на работу от нее поеду. Вернусь завтра вечером…

– Ты позвони, как доберешься, – только и сказал Артем.

Когда за мамой захлопнулась дверь, Света посмотрела на Артема и тихо сказала:

– Хорошая она у тебя.

– Угу, – буркнул Артем.

– Артем, у тебя с кем-нибудь это было?

– Нет, – сказал Артем, сразу сообразив, что такое «это».

– У меня тоже. А ты вообще знаешь, как?

– Конечно, – Артем покраснел. – Ну… в теории.

– Я тоже в теории…

Они смотрели друг на друга и медленно заливались краской. Оба.

– Знаешь, что, – сказал Артем. – Это как-то неправильно. Давай не спешить?

– Я тебе не нравлюсь? – спросила Света.

– Нравишься, – ответил Артем и с удивлением понял, что говорит правду. – Очень. Только вот так… из-за того, что классная решила…

– Ну нам же велели…

– Время пока есть.

Света вдруг облегченно выдохнула:

– Спасибо. Артем, ты мне очень нравишься. Больше всех.

– Я уже понял, – признался Артем.

– Ты знаешь, я даже иногда молилась, чтобы ты меня хоть заметил, – Света улыбнулась. – Но я тоже не хочу… так. Давай привыкнем друг к другу?

Артем кивнул:

– Слушай, а ты в игры играешь?

– Какие?

– Компьютерные. Я во «Властелина колец» играю.

– Покажешь? – спросила Света с интересом.

Они играли до трех часов ночи. Сходили в рейд, выполнили два квеста. Светке и в самом деле понравилось. Потом они съели половинку холодной курицы, выпили литровую бутылку колы и легли спать. Света на тахте Артема, а Артем на полу, вытащив из-под тахты свернутый рулончиком матрас. Уже под утро Артем проснулся от того, что ужасно хотелось в туалет. Он тихонько вышел из комнаты, ухитрившись даже не разбудить Рекса, не включая свет, прошел в коридор. Когда вернулся, увидел, что Света во сне разметалась и с нее сползло одеяло. Артем осторожно укрыл ее, лег и крепко уснул.

Было начало ноября. За окнами лил дождь, колено у Артема разболелось, он сидел, прижимая к суставу грелку с горячей водой. Грелка была старенькая, рваная, приходилось держать ее аккуратно, чтобы не намочить постель.

– А твою ногу нельзя вылечить? – спросила Света. Она расчесывала волосы, сидя у окна в одной ночнушке. Мама что-то шила в комнате, напевая свою любимую песенку. «Детство кончится когда-то… Ведь оно не навсегда…»

– Можно, – сказал Артем. – Только это сложная операция, у меня весь сустав раздроблен. У нас таких не делают, только в Европе и Америке. Ну еще, говорят, в России. Врут, наверное.

– А давай мы накопим денег и ты вылечишь ногу?

– Давай, – согласился Артем.

Света отложила расческу. Сказала:

– Всем девочкам велели завтра прийти на медосмотр. И принести тест-полоску.

– Что будем делать? – спросил Артем, помолчав.

– Ты не беспокойся. Я с Лидкой договорилась. Я ей дам тест, она на него… ну, понял.

– Ты умница, – сказал Артем. – Почему я раньше не замечал, что ты такая умница?

– Потому что все мальчишки дураки, – засмеялась Света.

Весна пришла неожиданно. Под теплым ласковым дождем снег растаял за одну ночь. Артем вел Свету домой, бережно поддерживая под руку. Света одной рукой держалась за большой живот.

– Тяжело? – спросил Артем.

– Ничего… сползает немного, – сказала Света. А потом совсем тихо добавила: – Что мы будем делать, Артемка? Что мы будем делать? Олеся вчера родила. Настя вот-вот… а у нас два месяца осталось…

– Я что-нибудь придумаю, – сказал Артем. – Обязательно. Ты не волнуйся.

Они поднялись на четвертый этаж – лифт не работал в рамках президентской программы экономии электроэнергии. Вошли в квартиру. Артем помог Свете раздеться, они прошли в зал. И увидели маму перебирающую какие-то старые бумаги.

– Привет, мам, – сказал Артем. Света чмокнула маму в щеку. – Что ты ищешь?

– Твое свидетельство о рождении, – объяснила мама.

– Оно же потерялось.

– Я его потеряла, я его и нашла, – мама достала листок и протянула Артему.

Некоторое время Артем оторопело смотрел на листок.

– В России? – спросил он, наконец. – Русский?

– Да, – ответила мама. – Кстати, я все знаю.

– Что – все?

– Про вас со Светой все знаю. Что ты спишь на матрасе. И вообще… – мама помолчала. – А ты думал о том, что за срыв президентской программы парней отправляют на принудительные работы, а девушек – отдают в женские исправительные колонии? Ты знаешь, как Свету там будут исправлять?

– Мама…

– Скоро семнадцать лет, как мама! – она встала и протянула Артему несколько купюр. – На столике в прихожей телеграмма из Белого города. Там заболел твой дядя.

– У меня есть дядя в Белом городе?

– Нет, но это неважно. С этой телеграммой тебе продадут туда билет. Пересадка на русский поезд в Болотном Колодце. У вас есть справка о достойном выполнении президентской программы, вас отпустят вдвоем… если вы скажете, что ненадолго, только попрощаться с дядей…

– А что потом? – спросил Артем. От волнения у него сел голос, он говорил хрипло – как отец на каких-то старых сохранившихся записях.

– Вы уже большие, – сказала мама. – Я в вас верю. Денег, конечно, у нас нет… но ты парень умный. А Света находчивая. Может быть, я к вам приеду… потом.

Артем кивнул. И сказал:

– Только Рекса, мама, мы заберем с собой.

Пограничник смотрел на Артема строго и неприязненно.

– Чего удумали – жинка едва брюхо тягает, а вы в гости собрались?

– Дядя умирает, – сказал Артем. – Попрощаться хочет, на жену мою посмотреть. Он же не виноват, что судьба его так забросила…

– Не виноват, так надо было возвращаться, – пробурчал пограничник, но все-таки поставил штамп в паспорте. – А то погонятся за красивой жизнью…

– Да разве там жизнь красивая? – удивленно сказал Артем. – Там же Россия!

Пограничник криво ухмыльнулся и внушительно пояснил:

– Понимать надо – город приграничный. Они там витрину своей суверенной демократии устроили, чтобы нас смущать. Так что с умом себя ведите. На провокации не поддавайтесь, о политике не разговаривайте, рты не разевайте… А собаку-то зачем с собой тащите? – в голосе пограничника вдруг возникли подозрительные нотки.

– Так это ж дядькина собака, – нашелся Артем. – Тоже пес помирает… пусть хозяина увидит.

– То верно, – решил пограничник. – Идите…

Артем и Света двинулись к русскому поезду. Артем тащил чемодан и поддерживал Свету. Света держала поводок Рекса.

– Сползает, – неожиданно сказала она.

– Светочка, нам чуть-чуть… – прошептал Артем.

– Артемка, совсем сползает… прости…

Тугая подушка, набитая гречневой шелухой, выпала из-под платья – и Света мгновенно превратилась из беременной женщины в тоненькую испуганную девочку. Пограничник разинул рот.

– Светка, беги! – закричал Артем. И, бросив чемодан, кинулся к поезду вслед за ней.

Проклятое колено никак не хотело сгибаться. Он полубежал, полупрыгал, вслед за ним топали ботинки пограничников. Света уже вбежала в вагон, втащив за собой Рекса, и теперь испуганно смотрела из-за плеча проводницы и русского пограничника. В вагоне было тепло и приятно пахло. Играла музыка. Чистый ясный голос пел: «Но пока мы только дети, нам расти еще, расти… Только небо, только ветер… Только радость впереди…»

– Не уйдешь, уклонист! – ревел за спиной пограничник. Потом послышался звук падения и ругань – пограничник споткнулся о подушку, и это дало Артему несколько драгоценных секунд.

– Артемка! – кричала Света. – Быстрее!

Артем уже слышал за спиной тяжелое дыхание. Последним усилием он вцепился в поручни и забросил ноги на решетчатую ступеньку. В плечи тут же вцепились – но Артем держался крепко.

– Он на российской территории, – строго сказали над головой. Щелкнул затвор автомата. Пограничник, матерясь, отпустил, и Артем поднялся в вагон. Русский пограничник посмотрел на него добрыми усталыми глазами и сказал:

– Ne boisa, hlopec. Mi teba v obidu ne dadim. Ti govorish po russki?

– Da, – ответил Артем. – Ya russkiy.

– Что ж ты творишь, парень? – кричал вслед пограничник. – Как тебе не стыдно, девочка! Уклонисты! Вы не патриоты своей великой родины!

Артем покачал головой и, прежде чем взять Свету за руку и пойти в купе, ответил, сам не понимая, о ком говорит – о Свете, или о родине:

– Об одном прошу – оставьте ее в покое!

* * *

– Три миллиона жизней – это плата за независимость?! – король засмеялся. – Ты смеешься надо мной, враг рода человеческого!

Дьявол развел руками и улыбнулся белозубой улыбкой. Из уважения к королю – так он объяснил, облик дьявола не был устрашающим. Он выглядел как человек: высокий, бледный, в темных одеяниях. Ужасало не его уродство, а его совершенство: ослепительно белые зубы, чистые белки глаз, ровная матовая кожа без шрамов и прыщиков, соразмерность черт лица и частей тела. «Люди не бывают такими правильными, – подумал король и, прихрамывая, подошел к камину. – Совершенство доступно ангелам… и бесам. Бесам и ангелам. И неизвестно еще, кто выглядит лучше, ведь ангелам нет нужды нравиться людям…»

– Послушай меня, мой король, – вежливо, хоть и с фамильярностью произнес дьявол. – Да, я прошу высокую цену – каждую пятую жизнь в твоем королевстве. Но отныне бывшая метрополия не будет тебя беспокоить. Никаких стычек на границах. Никаких войн. Никакой потребности в огромной армии, опустошающей казну.

– Если я положу три миллиона душ в бою – Империя и без того навсегда оставит меня в покое! – раздраженно сказал король. Посмотрел в окно, где в свете луны серебрились горные пики. Там, за горами, лежала Империя, откуда они когда-то пришли и куда не хотели возвращаться. – В чем выгода?

– О, если ты готов бросить на смерть три миллиона, – дьявол шутовски раскланялся, – то Империя отступит. Без сомнения. Но пойдут ли эти три миллиона на смерть? А если даже пойдут… кто останется? Кем ты станешь править после победы – бабами и детьми?

Король поморщился:

– А кого заберешь ты?

– Детей, – сказал дьявол. – Три миллиона детей в возрасте от пяти до двенадцати лет.

– Что? – опешил король. – Зачем? Какие сатанинские муки ты им готовишь? Для каких отвратительных целей нужны тебе невинные малютки?

– Не все ли тебе равно? – вопросом ответил дьявол. – Но если ты боишься угрызений совести, так вот тебе мое слово – они будут жить, и судьба их может сложиться куда лучше, чем могла бы в твоем королевстве.

Король напряженно думал. Потом спросил:

– Три миллиона… у нас что, так много маленьких детей?

– Конечно. Крестьянки рожают постоянно, ведь дети мрут от болезней, голода, работы.

– Три миллиона… в это число входят и мальчики, и девочки?

– Никакой разницы, – дьявол усмехнулся. – Для моих целей не важен пол, цвет кожи, внешность… и даже ум.

Король сел у камина на корточки и стал греть озябшие руки.

– Ты заберешь всех детей этого возраста?

– Нет, – дьявол покачал головой. – Это примерно две трети. Так что часть детей останется при родителях… я понимаю, что тебя тревожит.

Король нахмурился.

– Если мой народ принесет такую цену, то и королевская семья не останется в стороне!

Дьявол кивнул:

– Слова, достойные великого короля. Обещаю, что твоего сына ждет великая судьба.

Король посмотрел на дьявола, пытаясь понять, издевается тот или нет. Но лицо нечистого было непроницаемо.

– Моему старшему сыну девять лет, и он должен унаследовать трон, – сказал король. – Увы, мальчик туп, жесток и злопамятен. Если он взойдет на престол – это будет бедой для королевства и всего нашего рода. Младшие сыновья справятся лучше.

– А вот это слова не только великого, но и умного короля!

Может быть, королю показалось, но в глазах дьявола мелькнуло подлинное уважение. «Я проклят, – подумал король. – Я проклят не потому, что отдаю три миллиона невинных малюток в рабство дьяволу. И не потому, что отдаю вместе с ними своего первенца. Я проклят, потому что мне лестно уважение в глазах нечистого…»

– Не хочешь ли ты забрать младших детей? – спросил король. – Они и впрямь мрут как мухи.

– Не хочу – сказал дьявол. – Много возни.

– Что?

– Допустим – они еще настолько невинны, что я не в силах взять их себе, – ответил дьявол.

– Ладно, – король кивнул. – Три миллиона… Семьи, в которых трое и больше детей такого возраста, получат право выбирать, кто останется. Но это должно выглядеть прилично! Никаких клубов серы, никаких устрашающих звуков, никаких рогатых демонов! Иначе народ взбунтуется!

– Я пришлю к твоим берегам корабли, – усмехнулся дьявол. – Мы скажем, что дети отправляются осваивать новые земли. Или что они плывут прямо в рай – тебе было видение и ангел повелел собрать всех невинных… Или еще что-нибудь придумаем.

Король медлил.

– Решайся, – сказал дьявол. – Мне нужны три миллиона детей. Но я могу с равным успехом взять их с той стороны гор…

Король вздрогнул.

– Я согласен. Надо подписать бумаги кровью?

– О, нет. Кровь короля драгоценна. Достаточно твоего слова.

– И ты не получишь власти над моей душой?

– Нет, – твердо сказал дьявол. – Да она мне и не нужна.

– Я согласен, – повторил король.

– Ты не прогадаешь, – утешил дьявол. – Пятая часть твоего народа – потеря немалая. Но это те, кто еще не может работать. Лишние рты. Половина из них умерла бы от болезней и голода, еще половина сгинула бы во время войны. Ты теряешь ненужное, ты сохранил работников и армию, а бабы нарожают новых детей.

Король кивнул:

– Хорошо. Как ты оградишь меня от Империи?

– Пойдем к окну, – дьявол бесплотной тенью прошел мимо короля. Рука дьявола прошла сквозь массивную столешницу, нога на миг утонула в каменном полу – но нечистый этого даже не заметил. Король подавил желание перекреститься. Он сам призвал дьявола, он молил его о помощи, устав надеяться на Бога. Теперь оставалось принять помощь – и заплатить цену.

У окна дьявол остановился. Посмотрел на короля. Тот понял, поднял вверх массивную раму с толстым, хотя и на диво прозрачным стеклом. Дохнуло ночной свежестью, в королевскую опочивальню ворвался стрекот цикад и шаги караульных.

– Твоя страна отделена от Империи высокой горной грядой, – сказал дьявол. – Вот там, там и там есть перевалы. Между теми двумя вершинами лежит широкая долина. Это единственные пути, по которым может пройти армия.

– Я знаю, – сказал король.

– Смотри… – сказал дьявол.

Несколько мгновений ничего не происходило. Потом в небе вспыхнули огненные точки. Они стремительно неслись вниз, оставляя за собой фосфоресцирующий след. Донесся тихий тонкий звук, непохожий ни на что в природе. В городе тревожно залаяли собаки.

– Теперь лучше прикрой глаза, – посоветовал дьявол. – Или смотри в сторону.

Король так и сделал. Минуло еще несколько ударов сердца – и двор замка залил мерцающий красный свет. Послышались крики часовых. Бухнул колокол на сторожевой башне.

– Можешь смотреть, – разрешил дьявол.

Над горами поднимались тучи пыли, светящиеся изнутри багровым пламенем. Рисунок гор изменился – две самые высокие вершины исчезли.

– Больше нет долины, – сказал дьявол. – Больше нет перевалов. Империя не сможет прийти к тебе. Разумеется, торговцы найдут окольные тропы… но в этом нет вреда. Для армии дорог не осталось.

– Ты обрушил горы… – прошептал король. – Да… это стоит трех миллионов душ. Забирай их!

– Я свяжусь с тобой через несколько дней, – пообещал дьявол. – Но я слышу, к тебе уже спешат, король… успокой свой народ!

Дьявол исчез, оставив после себя тревожный, как после грозы, запах.

Король еще раз посмотрел в окно. На город налетел горячий пыльный ветер, под его порывами клонились деревья. На севере всходила вторая, малая луна – и в ее оранжевом свете тучи пыли выглядели разверзшимися вратами ада.

– Я проклят, – сказал король. – Но такова цена. И, к счастью, она невелика.

Он опустил окно и твердым шагом настоящего великого короля пошел к двери, в которую, утратив всякий политес, колотили перепуганные придворные.

* * *

Люциус Ферье, Наместник Дружественного Союза, выключил проектор и посмотрел на проверяющую. Анжела Матушенко, инспектор Земной Федерации, беззвучно похлопала в ладоши:

– Браво, Люциус. Браво. А знаете, в вас и в самом деле есть что-то дьявольское.

– Это комплимент или порицание? – спросил Люциус. Общение с земными инспекторами всегда давалось ему нелегко. Даже когда он находился в своей каюте, на борту своего флагмана, самого большого и мощного корабля Дружественного Союза. Вокруг него были тысячи преданных людей, но за этой хрупкой блондинкой стояла чудовищная мощь Земной Федерации.

– Констатация факта, – пояснила Анжела. – Почему вы разыграли именно такой вариант? Из-за своего имени? Люциус Ферье – практически Люцифер…

– Вовсе нет, госпожа Анжела. Вы тоже ангел не из-за своего имени, – Люциус решился на неуклюжий комплимент и был вознагражден легкой улыбкой. – Все забытые колонии крайне религиозны, поэтому напрашивалось…

Анжела сделала глоток вина из высокого бокала. Покачала головой.

– Я не о том. Это как раз понятно. Почему вы решили притвориться именно дьяволом, а не ангелом? Вы могли на самом деле пообещать отвести детей в рай, а это игрушечное королевство защитить от соседей.

– Понимаете ли, Анжела… – Люциус задумался на миг, пытаясь сформулировать свою мысль как можно более четко. – Мы, на окраине Империи, тоже несколько религиозны и понимаем психологию забытых колоний лучше. Они молятся Богу и пытаются соблюдать заповеди. Но подлинную помощь они ожидают только от дьявола. Бог в их представлении не станет рушить горы, разить врагов или кормить голодных. Бог посылает утешение, ободрение, надежду… А вот с дьяволом всегда можно договориться – это только вопрос цены. Цена была невысока – три миллиона никому не нужных ртов.

– Так уж и ненужных, – нахмурилась Анжела.

– В большинстве своем. Это примитивное общество, идеи гуманизма и ценности отдельной жизни там в зачаточном состоянии. Две трети детей и впрямь умирает, не дожив до репродуктивного возраста. Поэтому они много рожают и относятся к потере ребенка как к неизбежной, даже обязательной составляющей бытия.

Анжела кивнула. Спросила:

– Бомбы чистые?

– Ну разумеется! Протонные заряды, никакой радиации.

– И никто не пострадал?

– Мы три недели вытесняли население из долины. Лавины, оползни, психотронное облучение. Часть ушла в Империю, часть в королевство. Перевалы засыпаны снежными оползнями. Торговцы негодовали, но вынуждены были вернуться.

Люциус помедлил, потом сказал:

– Конечно, полной гарантии дать нельзя. Авантюристы, охотники, отшельники… за кем-то мы могли не уследить. Но это единицы, в худшем случае десятки людей. Война унесла бы миллионы. Они очень сурово воюют. Прирожденные воины, знаете ли.

Люциус осекся. «Что я несу? – в ужасе подумал он. – Это от волнения. Это адреналин в крови. Если она поймет…»

– Вам придется заняться перевоспитанием детей, – сказала Анжела. – Понимаю потребности Дружественного Союза в новых колонистах, но сможете ли вы адаптировать их в современном обществе?

«Дура, – с облегчением понял Люциус. – Слава Богу, она дура. Она не видит дальше того, что ей хочется видеть. Времена настоящих инспекторов, всюду ищущих двойное дно и чующих любой заговор, прошли».

– Именно поэтому мы ограничили возраст двенадцатью годами. В подростковом возрасте гипнообучатели малоэффективны, но этих детей мы воспитаем так, как сочтем нужным.

– Делайте особый упор на демократические и гуманистические ценности, – посоветовала Анжела. – Наука, технология – это все прекрасно. Но в первую очередь нас волнует увеличение поставок продовольствия и тяжелых металлов.

– Не будет ли это недемократично, Анжела? – Люциус позволил себе легкий упрек. – Вы предлагаете занять этих детей, наших будущих полноправных сограждан, на тяжелой работе. По сути, превратить в людей второго сорта. Федерация всегда строго предостерегала против подобного…

– Ну что вы, Люциус! – Анжела нахмурилась. – Вы спасли детей из примитивного средневекового общества, от ужасов войны, голода и болезней. Все мы понимаем, что не каждый сумеет адаптироваться полноценно… кто-то найдет себя в трудах на ферме или в руднике. Но, разумеется, самые способные дети должны получить хорошее образование, их надо взять в семьи! Рекомендую, кстати, вам лично принять одного-двух детей. Королевского наследника – непременно. Мальчик, вероятно, проблемный, но психологи справятся. Зато через какое-то время у вас будут основания вернуться на эту планету и получить власть в королевстве… абсолютно законно!

Люциус склонил голову:

– Благодарю, Анжела. Я так и поступлю.

Инспектор улыбнулась:

– Прекрасно. Я подпишу акт о том, что переселение трех миллионов детей из забытой колонии являлось актом гуманизма, было совершено с полного одобрения местной власти, максимально туманно, без причинения вреда экологии и передаче отсталому обществу опасной информации и технологий.

– Могу ли я надеяться, – осторожно спросил Люциус, – что нам позволят провести подобную операцию еще два-три раза?

Анжела подняла брови:

– Еще десять миллионов? Люциус, вы меня удивляете. У вас такие обширные планы?

– Позвольте, госпожа инспектор, я покажу вам перспективный бизнес-план! – Люциус поднялся и прошел к информационному экрану. – Смотрите… вот эти две планеты могут быть полностью перепрофилированы на выпуск сельскохозяйственной продукции. В поясе астероидов и на этих планетоидах огромные запасы руды…

– Как вы будете все это вывозить на Землю? – полюбопытствовала Анжела. – Существующий флот едва справляется.

– У нас достаточно квалифицированных техников и рабочих, особенно если на простых производствах их подменят новые граждане…

– Только после того, как они вырастут! – строго сказала Анжела.

– Ну разумеется! Так вот, мы могли бы наладить производство собственных грузовых кораблей… если Земля разрешит, конечно. Через пять-семь лет поток продуктов и руды увеличится вдвое.

Анжела размышляла. Потом кивнула:

– Я буду рекомендовать выдать вам лицензию, Люциус. Ваши планы амбициозны, но обоснованны.

– Если бы Земля еще передала нам технологии клонирования… – рискнул добавить Люциус.

– Нет! – Анжела резко поставила бокал на стол. Покачала головой. – Даже не просите. После отделения Второго Альянса мы наложили запрет на подобные технологии.

– Но…

– Вам лично я доверяю, – твердо сказала Анжела. – Но что, если после вас к власти в Союзе придут сепаратисты? Неограниченные человеческие ресурсы, плюс ваши запасы полезных ископаемых, сельскохозяйственные планеты, возможности по производству кораблей… И всего четыре гипертуннеля, ведущие к планетам Федерации! Нет, нет и нет!

– Простите, – Люциус склонил голову. – Я не мог помыслить о таком… но вы правы. Безусловно правы.

Анжела встала, потянулась – тонкое облегающее платье самым выгодным образом подчеркнуло ее фигуру. Рядом с ней, как и рядом с любым землянином, Люциус чувствовал себя неотесанным и неуклюжим мужланом.

Наверное, точно так же себя ощущал король, глядя на его голограмму…

– Вроде бы пора отправляться в постель, – сказала Анжела задумчиво. – Но при этом спать еще не хочется.

Ее взгляд оценивающе пробежал по Люциусу.

– Вы не составите мне компанию, Наместник? – мягко спросила она.

Люциус опешил. Земляне отличались легкостью нравов, но вот инспектора – что мужчины, что женщины, – никогда себе вольностей не позволяли.

Значит, все в порядке. Анжела ему доверяет. Она не видит никакой угрозы в планах Дружественного Союза, она представит их на Земле в самом выгодном свете… а уж бюрократы из правительства легко проведут любое готовое постановление. Долгий труд Люциуса, а до того – его отца и тайной организации «Свобода и независимость», близится к концу.

– Это огромная честь для меня, – сказал Люциус, подходя к Анжеле.

– Оставьте, Лю, – руки Анжелы крепко обвили его шею. – Здесь нет землян и колонистов, инспекторов и наместников… Только умный сильный мужчина… и женщина, истосковавшаяся по теплу…

Обнимая Анжелу, Люциус даже ощутил неловкость. Обмануть инспектора, а потом еще и заняться с ней сексом… в этом было что-то нечестное.

Но такова была цена вопроса.

Люциус храпел во сне. Анжелу это скорее веселило, чем смущало – так же, как и его волосатая грудь или слишком мускулистые, на взгляд землянина, руки. В сексе с колонистом тоже был занятный элемент новизны – он непременно хотел доминировать, и любое проявление инициативы со стороны Анжелы его смущало.

Казалось бы – всего десять поколений, прошедшие с тех пор, как предки Люциуса основали Дружественный Союз, колонизировав вначале две планеты в одной звездной системе, а со временем – еще и три ближайшие звезды. И связь с Землей они никогда не теряли. И технологии получали… в разумной мере, разумеется. Но все равно, они уже другие…

Анжела лежала рядом с наместником, смотрела в прозрачный потолок каюты, в черное звездное небо, на темный диск планеты. Забытая колония со времен первой галактической экспансии… Средневековье… рыцари, короли, сражения, суеверия… как это романтично! Она попыталась представить себя в объятиях короля, но фантазия решительно воспротивилась. Король был слишком грязен, слишком кряжист, его лицо обильно поросло растительностью и было изуродовано грубыми шрамами. В самой мысли о сексе с таким человеком было что-то противоестественное. Хотя… если бы этого короля отмыть, приодеть, вылечить шрамы, вставить новые зубы… Анжела усмехнулась. Да. Это было бы волнующим приключением, о котором не стыдно рассказать мужьям. Но на глупости нет времени.

Со временем вообще хуже всего.

Как они мечтали наконец-то встретить братьев по разуму! Не рассеянных в пространстве колонистов, тысячи лет назад покинувших умирающую (как им казалось) Землю на медленных кораблях поколений. А настоящих, непохожих на людей, рожденных другой планетой, с другой философией, этикой, мышлением…

Домечтались…

Из семи кораблей, ушедших сквозь район Дружественного Союза в дальний поиск, вернулись два. Еще один успел послать аварийный зонд с записями. Экипаж тех двух кораблей до сих пор находится в изоляции под наблюдением психологов, их рассказы и записи с аварийного зонда доступны лишь самым психически устойчивым членам правительства.

Молили о братьях по разуму? Получите. Вот они, ваши братья. Во всей красе. Со своей необычной психологией-физиологией, со своей этикой и эстетикой… Теперь не жалуйтесь. Вы искали и нашли. А они теперь знают, где искать нас.

И самое ужасное – они сильнее. Не настолько, чтобы опустить руки. Но вполне достаточно, чтобы четко и ясно понять: Федерация не выдержит войны. А война неизбежна. И если человечество проиграет войну, но не погибнет – это будет чудовищно вдвойне. Потому что людей не уничтожат, они просто станут зависимы и…

Анжела почувствовала, что ее подташнивает. Усилием воли прогнала всплывающие в памяти картины.

Нет. Этого не будет. Они сделают все, чтобы человечество уцелело – и победило. Время есть, его мало, но оно еще есть. Перестроить на войну экономику будет несложно, а вот изменить саму психологию граждан Федерации, снова превратить их в воинов… таких, как на этой дикой средневековой планете, только вооруженных не острыми кусками железа, а настоящим оружием… Вот это сложнее.

Но время еще есть. Нужно несколько локальных войн. С понятным, не вызывающим шока и ступора противником. Нужно изменить воспитание… с детьми проще, можно изменить программу гипнообучателей, но перевоспитать взрослых сложнее. И нужен, хотя бы на первое время, заслон. Живой щит. Десяток вооруженных, умеющих и готовых воевать планет. Дружественный Союз годится и благодаря своему расположению, и потому, что у власти сейчас глубоко законспирированный сепаратист из этой их, как ее, «свободы и независимости».

Как много предстоит сделать! Продавить сквозь ничего не понимающий парламент послабления для Дружественного Союза. Позволить им украсть новейшие военные технологии. Не дать низшим чинам разведки обнаружить, что вместо грузовых кораблей здесь строят линкоры, а из детей забытых колоний воспитывают не фермеров, а воинов. Потом потребуется война… в которой надо проиграть, но в достаточной мере напугать колонистов – чтобы они зациклились на войне, строили все новые и новые корабли… и когда придет настоящий враг – вступили с ним в бой.

И дали Федерации достаточно времени для вступления в войну.

Люциус захрапел совсем уж громко. Анжела поморщилась и осторожно перевернула наместника на бок. Тот зачмокал губами и задышал тише. Анжела долго и печально смотрела на его обнаженное, грубовато-красивое и сильное тело.

Люциус снова захрапел. Анжела поднялась, набросила на плечи халат. Вышла из спальни в коридор, зашла в свою каюту, включила личный передатчик. Связь через гиперпространство мгновенна, но председатель Совета отозвался не сразу. Наверное, там, где он был, тоже ночь…

– Анжела?

– Все в порядке, – негромко сказала она. – Все, как и планировали.

Председатель кивнул. За его спиной промелькнула полуодетая девушка. Точно, ночь…

– Я рад, Анжела. Но… пять планет и двести миллионов жизней… Тебя не смущает цена вопроса?

Анжела покачала головой. Вспомнила лицо короля с варварской планеты. И твердо сказала:

– Об одном прошу: оставь ее в покое.

Литература молодых

Елизавета Станиславская

Родилась в апреле 1987 г. в городе Магадан. В 2015 окончила Литературный институт (семинар поэзии И.Л. Волгина).

Публикации подборок – альманах «Пять ю пять» (2010), журнал «Литературная учеба» (2012). Одно стихотворение в газете «Литературная гостиная» (2014).

Краесогласие

Пенелопа

У моря вечером молочный вид, и чайка, косо задевая воду, возможность бытия крылом кривит, предсказывает лучшую погоду. Ты говоришь – вот если б Пенелопа так долго не ткала бы покрывала, не распускала по ночам узора, то Одиссей бы не вернулся впору. Крушения не выдержав позора, не отыскал бы остров среди вод. Ты говоришь, а море повторяет, а Пенелопа слушает и ждёт. Такое ожиданье – труд особый: Наверное – не знаешь ничего, и женихи смущают у порога, заполонив покои гостевые весёлым состязаньем голосов. Они поют себе хвалебный гимн и уверяют – муж давно за гробом. А ложе ей пора делить с другим… Но тайно Пенелопа у прилива высматривает: «вдруг осколки лодок…» И волны узнают её – игриво колючей пеной трогают лодыжки, А солнце нестерпимо бьется в воду, и, отражаясь множеством лучей, садится за границами отлива… Вот дочь спартанца снова терпеливо разматывает саван и считает ряды ушедших за спину ночей. И темнота проходит, гладь блистает. Он ищет путь, чтобы вернуться к ней.

«Облак свидетелей»[1]

Быстро передвигаются буквы календаря. Видишь, уже февраль, доживём и до ноября. Красная околесица — распахнутые поля, вверх по идущей лестнице раскручивается Земля. Вечная история — никуда не уйдешь от глаз: кто-то всё время смотрит, кто-то глядит на нас. Видит и замечает, не упущено ничего: странности белых шрамов у Врубеля на груди, рыдания Левитана — неоконченные труды… Что мы пред этим можем? Только дрожать и ждать, или идти за звоном, или стоять молчать. Появляясь внезапным отблеском поутру, поперек улицы, удивления позади.

Ночью в Петрограде

Меркнут знаки Зодиака…

Н. Заболоцкий Злая Луна в улицы метится, высеклась месяцем над головой. Песни поёт Большая Медведица, спит на посту городовой. Крылья из бронзы стражей собора выбелил ночью ветреный снег, где-то в ремонте крейсер Аврора видит во сне холод побед. Снизу по площади гордые лошади преданных всадниц катят верхом. Спят в галереях дубовые рощи, дремлют ворота с двуглавым орлом. Не засыпает лишь мостовая, помнит еще семнадцатый год, Чем обернулись огни первомая, как подломился обманчивый лед. Так же Луна торговою вывеской рекламно торчала на тьме небосвода, слагались декреты, доносы и выписки, шел разговор о свободе народа.

«Новость падает ножом со стола…»

Спать или не спать – это ты брось.

С. Журавлев. Новость падает ножом со стола, Постучи три раза – будет беда. Попыталась удержать – не смогла. Будто не было нас здесь никогда. Кто придет, как почтальон перемен? Принесет письмо пустое без букв. У него они висят на ремне. Письмена, похожие на резьбу, На схожденье острое по стволу, На кудрявый стружечный оборот… Постучи, пожалуйста, по столу. Представляешь, если он не придет. И удары были страшно легки. Оборвались, что ли, все провода? Поотсохли сразу все языки? Не мычит, качается правота. А гостей в тот вечер не позвала, Немота подвесила на крючок. Вспоминала – в детстве как я спала, И за печкой песенку пел сверчок.

1 июля

Телефонные кабины – о стекло стук монеты – ваше время истекло. Ю. Левитанский Были хлеб и вино, не хватало рыбы. Освежающий ветер нежен в сумерках. Многолюдье – фрагменты древнейшей глыбы И обложка книги в пожившем супере. А внутри слова идут – «стрелки, цифры», О бегущих нас в настоящем будущем Вспоминалось сразу из Блока – скифы мы! Оказалось, люди все были пьющими. Встречалась девушка – зовут Татьяною С неспокойной вьющейся головою, А в ушах все золото иностранное, Неизвестно, что еще за душою. Голос терпкий такой – по низам окрашен. Так бывает, наверное, не случайно. «Почему на вы?» – у неё спрашиваю, А она, счастливая, отвечает: «Перестала тыкать прохожим ласковым, Ни к чему в себя допускать поветрия…» Да в такое лето, с такими глазками! Измеряют точно, как геометрия. И пошли бульваром, разбежались лица, Разошлась Татьяна, задвоилась Ольга… Мне бы вот начать только веселиться, Мне начать бы вот веселиться только.

Поезд забвения

Я помню всё. Я помню все слова, Из коих ты не поняла ни слова… А. Передреев. Он помнил всё, одно её лицо не восстанавливала память напрочь. А так – до мелочи, до беленьких рубцов. Чем пахла комната, где оставались на ночь. Где встретились впервые. Цвет волос — пленительную сложность цвета. И как им хорошо вдвоем спалось, или они не спали до рассвета. И марево, и тени на стене фасада, осажденного ветвями. Веселый май, лежащий на спине, цветение, носимое ветрами. Он пережил паденье и полет: площадка детская, качели, туфли, пояс. И хоть лица теперь не узнает, Но точно помнит свой вагон и поезд.

Карточное гадание

Благородный король с картона глядит, а на сердце ложится туз пик. И кого он сейчас среди нас удивит? Наступил повсеместный тупик. Все сбывается так – даже страшно смотреть, все сжимается в точный расклад. Перестань хлопотать и попробуй согреть сердце пением птичьих рулад. Ну, не надо… Зачем предсказания след? Впереди неизвестный удел. Возвращайся, король, верхом на осле, ты совсем уходить не хотел. Переступишь порог – сейчас, через час — шестерки дорог сложились. Что прикажете делать, разлучаясь, неужели, как прежде жить?

Вероятна смерть в бою[2]

Похоронит его невеста, на глаза медяки положит. Сядет тихо в пустое кресло. И понять ничего не сможет. Что случилось? Откуда голос? Это плакальщица, как вьюга. Точны линии черных полос на гробах, приходящих с юга. Никуда уж от них не деться, хорошо, если кто-то плачет, у кого есть жена и дети — память будет храниться, значит. А вот этот – такой красивый, Приоткрытые губы синие, Для чего молодые силы — на съеденье стадам крысиным?.. Это было тому лет семьдесят. Это снова случилось с нами. Снова камни в лугах поселятся с нанесенными именами. Но мы будем всегда невестами, Милосердными станем сестрами. Похоронит его известная в кипарисах на полуострове.

Мысль о них

Криминалисты называют это – почерк — Последний снимок сделать на диване: Переложить, оказывая почесть, Запечатлеть их, чтоб не забывали. Как будто бы ни в чем не виноваты, Опричники сурового столетья Выносят имя трупа на плакаты Или теряют в ходе лихолетья. Они лежат – такие вроде разные: один волнистый и с помятым лбом (об этом уже многое рассказано), второй застыл неистовым горбом. Разрезанных новаторской поэзией, Их положили, видно, отдохнуть. Страница за страницей ловким лезвием Вскрывали растревоженную грудь. Не утверждаю, что они убиты, Но разве я могу не замечать, Что рты на полуслове приоткрыты, Как будто не успели закричать…

На стекле

Вихрастое сиянье – это холод. Охваченный ознобом прототип в такое время вспомнит баркаролу. Не зная имени, отшельники в углу стоят и смотрят сквозь глаза героя. Слезится ночь, двойной луной играя, на снег ложась следами ореола… Сияние лица и белых строф из ледяных лесов внизу на окнах. На рыбой съеденных губах атолла — слоистые свершения, снега. Замерзли руки… – как теперь писать? Какие-то бродяги в чистых фраках чернила унесли. Мешая спать, вчерашние друзья смешали звуки… Куда нам жить? И как нам выплывать? Что подготовил нам идущий день? (Сияние искусное на стеклах в лицо смотрящего отбрасывает тень).

В мастерской

Und eine Linde ist mein Lieblingsbaum.

Rilke В мастерской на шторах ворожат ветер, блики, тени от лиан. И рефлексы волнами дрожат — осиянный окон океан. А за ними раковинный шум: шины, листья, эхо голосов. Я тебе два слова напишу, буду ждать четырнадцать часов. Если ты ответишь – хорошо… Ветер руку мне поцеловал, А не ты ли – думала – пришел? Это называется – провал. Что ли, запинаясь о повтор, на июле можно ставить крест? Молодой бездарный режиссер снял кино, а в зале мало мест. Мало мест, пожалуй, не пойду. Поздно завершается показ. Говорит о ветре клен-ведун, липа млеет, слушая рассказ.

Степное видение

Санта-цикорий, дерево-катапульта, женщина с родинкой в ореоле песчинок — скованный дух вырывается на свободу, степи цветут и загораются органзой. Слушаю шелест звуков прежде, чем их напишут. «Любовь долготерпит». Небо темнит грозой. Женщины, окруженные фронтом, ворожат, опускаясь к воде, утопая в иле — в чашах коровьих следов — это место скопления мотыльков. Закат на холме не повторить никогда. Небо – розовая вода, солнце – раскаленный металл, дом, пахнущий, как сандал. Мира потаенный альков: не достать – глубоко — не дышать – не легко, смотрю далеко — никого, никого.

Пробуждение

1

И здесь – за свистом неизвестных птиц, в музыке, камне, голоде. В городе, где улицы изменяются по периметру. Найдены следы недосказанности, неопрятность сердечного ритма, долгие паузы между скоротечным движением крови. Приобщение природе искусства — путем прикосновения, детального рассмотрения, опытом слепых и новорожденных. Вечный союз слона и мухи. Вечное приближение осени к нюху человека-собаки. В дымящемся полузабытьи облаков неразгаданные звуки, станции без названия.

2

Утопия тишины в постели – состояние устрицы. Через балкон в комнату бесповоротно въезжает утро. Оживляя хрусталики фигурной вазы, расторгая договор сна просочиться наружу. Но изможденные монстры стерегут на выходе. Ослепительным глазом, согревая край постели, солнце призывает проснуться, не помышляя о выгоде. Чтобы ощутить день, нужно к нему прикоснуться. Первое впечатление – холодное здоровье из крана, больше нет времени спать – идти слишком рано. Разочарование от прерванного восторга потряхивает непривыкшее к яви тело. Шаг к пробуждению сделан.

«В доме покойник – шепчутся по углам…»

В доме покойник – шепчутся по углам. В доме так тихо, но всё одно бедлам. На скорую руку завешаны зеркала, прощаться кому-то мешают дела… Да и зачем это нужно, если в последний рассвет только глотаешь воздух, а потом и воздуха нет. Только идёшь наружу весь краткосрочный век, и всё завершает бордовый ветром размытый свет. Потом уже заупокойный будет пропет псалом, но кто же ты был такой, но зачем приходил в тот дом? В таинстве предвкушенья тоже окоченеть, будут все слушать пенье, будут глаза чернеть, расширяясь от страха, что некого обвинить… Прах относя ко праху, дай нам уменье жить.

«Вспомни, сестра, – это мы танцевали?..»

Вспомни, сестра, – это мы танцевали? В июле на кухне, на шелковом покрывале, на самой верхушке лета, не замечая будущей катастрофы? На последней скорости, так, что бывало плохо. …Это мы танцевали? Память рисует и обрывает. Образ становится все честнее. Время становится все быстрее. Слышишь, опять появилась песня. Нежные ноты, шаги за воротами, не упади, не сорвись, не разбейся, не разбирайся, выйди – развейся. Улица снова готовится к смерти, осень опять обнажает зубы, в небе летит астероид Гекуба. Мы всё танцуем. Еще танцуем.

Выбирайте пути объезда

В парикмахерских теперь поговаривают, Лиля здорово нагрелась… Не оспаривай! По нужде спала с поэтами и офицерами, а веселый муж подглядывал, что там делалось! Маузер, наган – будешь первая, одна здесь нога – правая, рядом – левая. Малярия, агония, сумасшествие. Маршируй до второго пришествия. Великан, погляди, горлопанит — Руки за спину – будет памятник. Замолчал металл, челюсть выдвинув. Не боится ни пуль, ни арестов. И хорошее место – видное. Выбирайте пути объезда.

Всероссийская вольная энциклопедия

Игорь Переверзев

Романист Игорь Переверзев родился в 1984 году. Писательскую карьеру он начинал не с художественной литературы. Его первым опубликованным произведением была электронная книга о копирайтинге «Как превратить буквы в деньги», написанная на основе собственного опыта. Однако уже первая художественная книга Игоря Переверзева – роман «История Андрея Петрова» – сделала его лауреатом Международной Московской литературной премии и была опубликована в элитарной винтажной серии «Современники и Классики».

Кроме того, автор награждён Международной медалью ООН имени Адама Мицкевича. В настоящий момент занимается крупным публицистическим проектом о современной литературе России и является автором журнала «Российский колокол».

Канта Хамзатович Ибрагимов (Чеченская республика)

За каждое слово я отвечу сам…

К. Ибрагимов

Наше турне по литературной России продолжается знакомством с человеком не самой легкой судьбы и, вне всякого сомнения, удивительным. Главным в этой истории будет не просто писатель, а рассказ о людях большого и загадочного региона, представителем которого и является Канта Ибрагимов. С ним меня, хоть пока и заочно, свела судьба в рамках этого проекта, в который я вкладываю все силы и, похоже, с каждой такой статьей я от своей любимой работы получаю все больше удовольствия. А больше – потому что каждый такой рассказ не просто продолжение большой общей темы о писателях моей страны вообще, всегда разных и пишущих по-своему, а еще и знакомство с их родными местами и проблемами, которые любой из нас, пользуясь возможностями и долгом нашей профессии, решает по-своему. Так что позвольте в связи с этим сделать предисловие к этому материалу немного объемнее, чем обычно. Думаю, в конце статьи вы поймете, зачем и почему я это сделал. Договорились?

У меня стоит вполне конкретная задача и цель, которую мы с моим другом Александром Гриценко сформулировали примерно

так: «Показать современную литературу России на примере писателей из каждого региона России». Мы тогда сошлись во мнении, что каждая отдельно взятая статья уж точно не будет критикой. Критика – это путь в заранее известный пункт назначения: в непонятный населенный пункт, где заранее все плохо и выхода там не особо видно. Да и вообще, шагая по жизни, я давно заметил такую вот закономерность: начинаешь кого-то обсуждать, потом вдруг привыкаешь, а чуть позже идешь за руку с сыном из садика и смотришь, как такие похожие на тебя в прошлом люди уже совсем взрослые и даже пожилые. И вот перед тобой сидят на лавочках по три-четыре бабушки с недовольными лицами да поливают всех кого можно, соревнуясь, кто сделает это красивее, громче и выразительнее. Все это, разумеется, происходит не без удовольствия и в ежедневном режиме. Варят обычно эту кашу из гадостей и домыслов, внося новые штрихи с самым искренним усердием, превращая в итоге все это в то самое, чего вообще быть не может: в совершенно новые истории, в которые чуть позже верят так же, будто так оно все на деле и есть. С частотой повторения такие рассказы берутся на веру и превращаются далее во всем известные стереотипы, а чуть позже это уже догмы и вполне привычные понятия, и в конце концов – все это называется «непоколебимыми убеждениями». Все это происходит от двух простых вещей: безделья и незнания, точнее, нежелания узнавать и разбираться хоть в чем-то. Вряд ли кто-то пойдет уточнять и проверять слова человека, который случайно оказался на вашей должности, вряд ли вы подумаете при этом, что он вовсе не чей-то родственник и выгнали вас с работы, оказывается, просто за то, что вы ни черта там не делали. И мы с вами иногда ведем себя как эти самые бабушки или как уволенные вдруг сотрудники, придумывая иногда такие вещи, за которые нам может быть, мягко говоря, стыдно. В конце статьи вы поймете, зачем я привел этот пример. Я и сам не лучше иногда бываю.

Когда я писал этот материал – это было почти сразу после того, как первый подобный очерк о моем земляке-писателе уже пошел на верстку и в печать, – я вот о чем подумал. Вот у нас есть конкретный писатель, вот – регион, который он представляет. И вот еще что. Не так давно я с интересом узнал, что, оказывается, у нас в стране целых 85 субъектов, и каждый из них может называться край, другие могут быть регионом или автономной областью, например. Есть еще республики и города федерального значения, приравненные к полноценным субъектам, между прочим. И вот сижу я и вспоминаю сейчас, как долго пришлось мне идти по этому долгому пути, от робких предложений в самом начале до подобных статей и написания книг. Думаю о том, что на этой дороге мне пришлось отказаться от многих вещей и даже начать жить совсем другой жизнью, не всегда приятной и легкой, как она другим кажется со стороны, но… Лет, наверное, пять или шесть, я все же набрался терпения и хорошенько поработал. И знаете, похоже, что не зря: к примеру, пишу вот сейчас статью о самом крутом авторе Чеченской республики и совсем скоро отошлю ему на проверку все это, надеясь, что он ее одобрит и это напечатают в хорошем журнале, который и правда читают с удовольствием.

Знаете, иногда сложно привыкнуть к тому, что сегодня ты делаешь то, о чем совсем недавно мечтал и что ты имеешь возможность говорить все что хочешь на темы, которые волнуют тебя и твоих знакомых по-настоящему. И вот когда перед тобой список неосвоенных территорий и писателей, на примере которых можно в том числе рассказать и о текущем положении дел на их малой родине, – я решил немного расширить свои задачи и подумал, что было бы неплохо самому узнать, а что же у нас происходит там-то и там на самом деле, не только по части книг, но вообще. Мне вдруг захотелось не просто узнать, как дела у чеченцев или ингушей, у жителей Якутии или Владивостока, а заодно попытаться решить некоторые проблемы, которые на самом деле являются больше даже не проблемами, а придуманными и неоправданными домыслами, которые, мягко говоря, реальному положению дел ну никак не соответствуют.

Первый регион и соответственно писатель, о которых мы с вами узнали, был, конечно, мой родной край, и грех мне было бы начинать с другого, верно? Просто было интересно узнать, а ест ли на моей родине те, кого бы я сам читал с удовольствием. Так бы сделал любой на моем месте, наверное. Оказалось, что есть, и я был поражен тем, что по части литературы все у нас просто отлично и даже высший класс! На моей малой родине и правда есть люди, пишущие интересно, современным, нормальным и понятным языком, а значит, и везде такие писатели совершенно точно есть.

Естественно, что, сдав первую статью и не откладывая дело в долгий ящик, я начал искать следующую территорию и соответственно автора, но все чаще почему-то понимал, что на душе у меня неспокойно. Странно – думал, смотря на мелькающие на экране компьютера названия городов и республик и все чаще непонятно отчего в голове крутилось слово «война», ну, и все, что с ним связано – конечно, тоже. Не знаю почему, не могу объяснить даже ни себе, ни вам, почему же я думал об этом тогда. То ли я не отошел еще до конца от этих надоевших парадов и всего того, чем с утра до вечера заняты все в телевизоре и вокруг почти всю первую половину мая, то ли понимал, что все равно когда-то доберусь до регионов, где не получится обойти темы сложные и не всегда понятные, то ли еще чего…

В общем, наверное, я просто боялся того, что придется однажды в этом всем разбираться, а книги о войне я не очень-то и люблю, если честно. Да и о наших собственных современных войнах я ни черта не знаю и до знакомства с нашим героем знать особо не хотел. Попахивало большой и не очень-то приятной работой, связанной с попытками разобраться в том, в чем никто из нас разбираться не любит. Радовало одно: впереди маячила перспектива знакомства с новой книгой, а от этого я никогда не отказывался и не откажусь на стогнах по дулом револьвера 45-го калибра. Это обязательное условие моей работы и одно из высших наслаждений на Земле.

В общем, подумал еще немного, посомневался, как водится, и все же решил: Чеченская республика и писатель, которого я непременно найду и неважно каким способом – и будут героями моей следующей статьи, то есть вот этой. Скажу сразу: не знаю, как дальше все сложится, но все, что вы здесь прочитаете, писать было легко, плюс по ходу этой работы я сделал столько открытий, что были бы живы Магеллан и Колумб – совершенно точно мне бы долго завидовали, хотя бы ради приличия!

И почему именно Чечня? – спросил я себя, вспоминая знакомых чеченцев, которых оказалось не так чтобы и много. Может, человек двух-трех я знавал лично, – не больше, но все, что я могу сказать о них, – уж точно совершенно обратно тому что думают о них другие мои соотечественники, называющие себя русскими патриотами, которые до того уже превысили все мыслимые «ПДК патриотизма», что, похоже, забыли напрочь или вообще никогда не знали значения этого слова. Будем говорить прямо: чеченцев у нас называют не самыми приятными словами, но это не имеет и не имело ничего общего с теми, кого я знал лично и с кем общался – тоже. Касаемо моих примеров могу сказать вот что. Это были образованные мужики лет примерно 50, а один из них к тому же свободно говорил по-английски к тому же, что самое приятное, все они не стеснялись шутить абсолютно на любые темы и были людьми уверенными. Ни от кого из них, хотите верьте – хотите нет, я ни разу не слышал матерного слова (хотя нет, один из них в этом амплуа был хорош, но делал это в меру), а также не замечал ни от кого из них знакомого каждому запаха легкого перегара. Такие дела, в общем.

В этой вводной части нашей с вами беседы должен сказать прямо: времена такого уж прямо сильного страха или ненависти ко всем кавказцам в целом все же поутихли, но вряд ли это можно назвать выражением «все устаканилось». Но, если честно, то все, что устаканилось, в нашей любимой стране, России, очень часто означает то, к чему мы привыкли. Привыкли, потому что просто привыкли. Как привыкаем ко всему ни черта не делая, что не всегда может означать, что все хорошо. Если ты привык не замечать проблему, то это не значит, что ее нет, это значит другое: ты просто привык ни черта не делать и ждать, пока кто-то сделает или решит что-то за тебя.

Война, происходившая в Чечне, для всех нас была в основном не больше, чем дурацкие по большей части репортажи по ТВ, свидетелями которых являлись почти все взрослые люди страны. Бушевавшая в ту пору первая и затем вторая кампания то ли в 1999, то ли 2006, то ли все началось еще раньше, меня и всех моих знакомых, мягко говоря, не то чтобы нервировали и уже достали, но уж точно все эти прямые включения и потом идиотские обсуждения причин и следствий вконец запутали и начали тогда откровенно надоедать. Надоедать, как и все наши новости, которые почему-то по большей части обо всем плохом. А время показа таких новостей, похоже, выбирают так: они подглядывают за тобой из-за угла и будто только и ждут, когда ты придвинешь мясо и салат и вот уже начинаешь обедать, чтобы, снова увидев оторванную руку или ногу, превратить в итоге содержимое тарелки в содержимое мусорного бака. Не всегда выражение про хлеб и зрелища работает: как можно есть спокойно и вообще жить, когда рядом убивают людей, детей и вообще творят непонятно что, да еще когда это происходит рядом с тобой и поэтому не может тебя не касаться?!

В общем, все это тогда, конечно, нервировало, сильно надоедало, но и вместе с тем заставляло задуматься. Как может человек быть равнодушным к смерти детей, к примеру? Или рыдающих женщин, или слез, застывших на глазах взрослых и сильных мужиков, от чего и страшно и мерзко одновременно, и даже стыдно почему-то, как можно просто смотреть на это и жрать свою порцию супа, как делали все обычно в то время? Я смотрел на таких и думал: вы что, и правда такие придурки и думаете, что тамошний народ сам себе устроил все это от нечего делать, забавы ради?! И вот я ходил и недоумевал (это эвфемизм для более точного в этом случае слова) и будто сам в этом всем был виноват. Да какого черта все это происходит, они же все обычные люди?! – говорил я себе, но не понимал, почему это я себя виню во всем этом?! Но все же это так, раз уж мои знакомые ведут себя так, значит, и меня по праву можно считать частью этой бездушной своры, – заканчивал я собственные размышления, чтобы потом снова разуверить себя во всем этом, и после – заново ходить и удивляться тем же вещам…

Я не помню точно, что именно в те времена говорили и как, но точно знаю, что слово «террорист» звучало на устах почти у всех, включая даже возрастную группу 20–30 лет, в которой я в те времена имел честь находиться. Сегодня таких куда меньше, конечно, но многие из ныне живущих русских людей ассоциируют это же слово, поганое слово, со словом Чечня и вообще со всем Кавказом, несмотря даже на то, что те же телеканалы показывают уже совсем другие картинки, которые больше теперь напоминают город Агробу из мультика «Алладин», в котором хочется оказаться однажды и посмотреть на все эти необычные строения, а главное – на людей, которые там, наверное, проживают…

Все эти мои знакомые чеченцы, о которыхя немного выше вскользь упомянул и которым было в районе 50 лет, все они рассуждали всегда понятно и логично на нормальном русском языке, были людьми культурными, не особо многословными, и во всех них чувствовалась какая-то непонятная внутренняя сила, что, кончено, немного подкупало и ставило в тупик. Ну, и конечно, пугало. И хоть чувства непонятного страха уже почти и не было, но, буду говорить прямо, все, что мне вдолбили в голову посредством СМИ и разговорами об этом народе, все же не может вылететь из головы в одночасье. Хотя мнение мое уже тогда поменялось почти на обратное, и я теперь просто недоумевал, как это все эти знакомые мне взрослые люди, мои родственники и вообще, похоже, все кому не лень, буквально после нескольких выпусков новостей или похожей белиберды рассуждают о любом народе так, будто они жили среди них всю жизнь и вообще – только что вернулись из очередной командировки из этого «страшного края, чуть лучшего, чем ад», который мы то ли захватываем, то ли освобождаем. В общем, иногда мне за своих родных и друзей было стыдно, хотя оправдывать тогда их или уличать – тем более я не имел права. Все ж таки в то время я сам ни черта не знал толком, что там у них и как, а судить по нескольким знакомым кавказцам – все же не всегда правильно и даже опасно. Хотя, если честно, ни черта не опасно и вообще думать о всех хорошо. Не знаю, как работает этот закон, но при таком подходе тебя все чаще окружают просто хорошие люди почему-то…

И вот прошло столько-то времени, я занимаюсь теперь своей любимой работой о которой я тогда и мечтать не мог (я тогда в принципе мечтать не мог), и вот сегодня я ищу писателя и хорошую книгу, чья история прольет, как я надеюсь, свет на все это. И я нашел ее! Нашел одного чеченского автора, книгу которого когда-то вроде даже читал. И в тот же день связался ним и не скрою: он и книга его удивили меня не меньше, чем однажды сделал это Джек Лондон и его «Мартин Иден» – один из тех примеров, когда после прочтения я что-то встал и сделал сразу, а не просто сказал, что книга крутая, история – супер и все такое прочее и я не помню, чем там вообще…

Есть писатели, которые удивляют и меняют, Ибрагимов оказался как раз из таких. А удивил он тем, что я поверил его рассказу под названием «Аврора» и чуть позже понял, что хоть о войне и всем, что с ней связано, я говорить вообще ненавижу, тем не менее, автор рассказал о ней так интересно и настолько правдиво, что в конце я понял, что книга эта не совсем даже о войне, а вообще о человеке и скорее о Борьбе. О Борьбе внутри нас, которая иногда куда страшнее любой войны… Да и вообще, это первоклассная история и о любви и о работе, о коррупции и о нашей стране в целом, которую не все мы, например, 30-летние, знаем хотя бы настолько, чтобы гордиться своей Родиной и не орать на каждом углу, что мы патриоты в конечном итоге, а просто любить свою Землю и тех, кто живет на ней. «Аврора» – это книга сразу и обо всем, написана она так, что не поймет ее лишь тот, кто по каким-то причинам пока еще не умеет читать.

Мы уже почти начали говорить о нашем сегодняшнем герое и герое в его книге, но пока, позвольте, еще буквально пару слов в качестве, так сказать, затянувшегося аперитива. Мне иногда не по себе бывает. Не по себе от себя же и от нас с вами в целом. Не знаю да и не видел, хотя общался со многими, не знаю ни одной народности в мире, про которую мы, русские, хором бы говорили так: «Вот эти молодцы! Надо бы у них подучиться! А гляньте на этих – золото, а не народ, тоже есть чего ухватить!» Знаете, считать себя лучшими по всем направлениям – это дорога в никуда, и пора бы сменить эту порочную тактику и уже даже практику каждого дня по отношению ко всем, «кто не мы», и пора уже не стесняться менять свои дурацкие и отжившие свое уже очень давно мнения и убеждения, а начинать думать и учиться у тех, кто за это время просто стал лучше нас в тех сферах деятельности и культуры, в которых мы кроме обсуждения былых заслуг за последние лет 100 вообще ничем особо не выделяемся. А культура наша великая, как и любая культура – начинается с общения и отношения между людьми, начиная с лестничной клетки и заканчивая на улицах, в парках и на любых массовых мероприятиях. Кроме войны, разумеется, которая просто невозможна там, где люди живут дружно и пытаются узнать друг о друге побольше, а не придумывать столько же про других.

В чем-то мы были великие, и это и правда так, в чем-то не очень, и даже есть много сфер, где мы вообще были полными нулями, если не сказать больше. Но спорить не будет никто, наверное, если взять за аксиому тот факт, что если мы с вами будем сидеть на печи и рассказывать, какие мы крутые изобретатели и гостеприимный народ, или рассказы про наши высоты по всем направлениям и видам искусства, то совсем скоро это может плохо закончиться. Мы даже себя внутри страны ни черта друг о друге не знаем и, похоже, не очень-то сильно стремимся узнать. Вот как раз это и делает нас бескультурными и слабыми, что всегда заканчивается войной, в которой никогда не выиграть, потому что никто еще не выигрывал войн и сражений там, где люди допускали это больше нескольких раз. Привычка не знать и не хотеть ничего знать превращается в привычку воевать или готовиться к сражениям, которые незнающие люди придумывают себе в качестве развлечения. Похоже на шутку, верно? Однако это давно уже не шутки, и по мне, так лучше жить без войн и парадов, намного лучше!

Мне, как и вам, многое в себе приходится менять, и не так-то легко принимать любые решения в этом направлении. Всем ведь известно, что куда проще их вообще не принимать, находясь даже в моем не таком уж и опасном пока еще возрасте. Мне 31 год и многие иногда говорят, что я слишком часто говорю то, о чем лучше помалкивать. Обычно я отвечаю что-то вроде – «Да ну?! Какого черта я должен молчать, зная, что все, о чем я говорю – это правда, и она делает всем лучше!» Да и вообще, о чем мне тогда вообще говорить, если все это меня волнует каждый день, и вы же читаете сейчас этот текст, значит, и вас тоже. Частенько я, получая письма, в которых многие разные и незнакомые мне люди соглашаются и думают ровно так же. Просто делаю свою любимую работу, и каждая статья для меня – это не повод дожидаться того светлого денька, когда, возможно, я получу за все это какую-нибудь очередную премию или грант, хоть это, конечно, очень важно и было бы здорово, но это уж точно не то, ради чего я тратил годы на то, чтобы заниматься публицистикой и писательством, ради чего-то, кроме этой возможности говорить на темы со стольким количеством людей. И уж если мне не оторвали язык, и руки мои могут нажимать еще кнопки клавиатуры, и сейчас я рассказываю о чеченском писателе с искренним восторгом, и книга его и правда – класс, так чего ж мне переживать теперь, когда моей задачей сейчас является одно простое правило: рассказать вам то, что я знаю, а чего не знаю – спросить. Довольно тонкий намек, верно? Для тех, кто не понял, говорю прямо – вы пишите мне смело, быть может, я не всегда прав, ладно?

Любая работа, точнее почти любая, человека кормит и приносит ему радость, но главное – от любой человеческой деятельности должна быть польза другим людям. Вроде бы все понятно и ничего сложного: рассказать то, чего, возможно, кто-то не знал и не понимал, что изменит не всегда привычные чьи-то взгляды, но и такое, что, возможно, заставит действовать. Вроде все просто, и не всегда почему-то все это получается, и даже редко когда. Ну и что с того, когда шанс влюбиться у нас у каждого есть, хоть один уж точно? Мы же не умираем от такой несправедливой статистики (я сейчас постучал по столу. Он деревянный, а стучал, потому что у меня статистика эта вроде ничего), а просто пытаемся выглядеть лучше, понравиться. Все просто, все мы в этом плане одинаковые, но надо помнить, что и другие такие же. Желание нравиться и нормально не зависит от религии и горной геолокационной принадлежности, согласны? Думаю, этот намек поняли все…

Нет на Земле святых людей, но в собственной ненависти и бездействии мы с вами станем только хуже, а то самое единство, о котором пытаются говорить нам перед праздниками вроде 9 Мая длится, как правило, не более чем 1 день, и на теме войны вряд ли это единство сработает надолго и с пользой. Вот вам обратный пример. Я, Переверзев Игорь, русский. Вроде бы даже мои предки родную Кубань заселяли когда-то. Свистели, наверное, пили самогон и подкручивали усы наперегонки. То есть, выходит так, что я потомственный казак. А вот наш сегодняшний герой – он чеченец. В его романе «Аврора» главный герой – профессор, доктор наук – Гал Цанаев, он мусульманин. Но Канта Ибрагимов – напомню, это автор этой истории – не постеснялся всем рассказать, что житель Кавказа, к тому же еще и ученый, выросший в стране, где основная религия – ислам – гораздо строже, чем наши православные уклады, к примеру. И при всем при этом главный герой этой почти документальной истории иногда выпивает и даже совсем не молится, как делает это большинство мусульман каждый день. Они это и правда так многие делают, и никто не вправе говорить и осуждать их и вообще кого бы то ни было, подобные традиции и привычки. Знаете, мне нравится в Ибрагимове и его стиле написания книг то, что он никого не ругает и оставляет каждому право делать так, как любой сочтет нужным. Он не говорит, что алкоголь – это высший класс, но он честно сказал и показал на примере своего героя, что мусульмане тоже, представьте себе, иногда выпивают.

Гал Цанаев – это обычный профессор, который влюбился в свои почти 60 лет в почти фанатично верующую Аврору, показав заодно, что и в таком возрасте люди хотят и могут влюбляться. И даже будучи выходцем из мусульманского мира, даже имея жену-мусульманку, которая каждый день напоминает ему о молитве, он имеет право сам решать: делать все это ему или нет. В книге есть такой эпизод, когда Аврора, немного переборщив со своими настойчивыми советами по поводу «чаще молиться и бросить пить», заставляет однажды Цанаева немного вспылить и сказать, что он не особо видит толк в молитве. Но это ведь реакция обычного мужика, который просто привык жить по-другому, зато он ни разу не сказал ей чего-то обидного. Ни про нее, ни про ее привычки, ни про веру – тем более. Это честно, и этим Канта Ибрагимов подкупает.

И пусть даже я ошибусь – хотя, думаю, то вряд ли, но его герой, по которому по праву будут судить о чеченцах после прочтения его книги, очень похож на многих чеченцев, о которых мы ничего не знаем даже. Так что Канта Ибрагимов – это человек настолько смелый, что, прочитав его книгу «Аврора», вы посмотрите на себя, быть может, совсем иначе и тоже захотите стать такими же. По крайней мере, лично я захотел и постараюсь стать таким.

Знаете, есть ведь всякие эти кричалки и прочая чушь вроде «сломаем стереотипы», «возродим Россию» и все такое прочее, есть ведь?!

Но давайте прямо: ни черта никто за нас ничего делать не будет, пока не начнем с себя. Каждый и сегодня. Этот первый шаг всегда сложный, как, например, бывает сложно нам подойти к армянину или даже к чеченцу (которых у нас почему-то не так уж часто и встретишь) и сказать им, что матом тут лучше бы не ругаться, все ж таки дети рядом, да и вообще. Но так любому человеку сложно сказать, потому что мы представляем сразу, как мы делаем это с ненавистью, смакуя возможную победу над теми, «кто сюда зачем-то приперся и претендует» на что-то такое, чего мы сами не можем логично сформулировать. И вот мы злимся на таких, хотя, возможно, этот наш «враг» живет здесь дольше нас самих на пару поколений, а может, и вообще всегда жил. И то, что мы иногда делаем то, что должны делать пусть такими геройствами и будет, в конце концов, иногда мы смотрим на некоторых и это все мы как бы наблюдаем самих себя, как бы со стороны, и тут же удивляемся: батюшки-светы, ух-х-х, ну и дела! (так говорят на селе, выражая удивление). Сельчане, если что – извините, просто иногда сам так в шутку говорю.

В общем, надеюсь, все, что я сказал во введении, не останется просто словами и писатель, чей роман написан честно и явно с желанием что-то изменить, не останется гласом вопиющего в пустыне, как часто бывает с нашими добрыми помыслами. А случаются они почти у всех, даже не у самых «святых» ребят вроде меня. И я нисколько не сомневаюсь, что человек, написавший книгу и издавший ее за свой счет, ведущий в свои 54 года жизнь, похожую на повседневную деятельность современного молодого человека и пишущий в своей книге о том, что мусульманин, оказывается, может выпивать даже иногда и позволить себе пропускать ежедневную молитву, кто даже в 60 лет может влюбиться! (как же это круто, наверное, а!) – это все тоже возможно, и для чеченца тоже, оказывается!

И ничего в этом такого нет, потому что главный герой Цанаев – обычный человек и способен на такие же чувства, как и любой из нас, просто не принято говорить об этом вслух почему-то, а Ибрагимов взял да и сказал. Потому-то и считаю его книгу классной!

Автор, историю которого мы сегодня раскроем максимально полно и по существу, человек настолько, что называется, особенный и цельный, что нелюбимое мною слово «харизма» все же всплывает, как Жак Ив Кусто с Марианской впадины, вдруг поневоле из памяти… а вспоминая нелюбимую мною еще пуще школьную математику, заставляет вспомнить еще одно выражение: «в квадрате»? – и все теперь вроде становится по местам. Минус на минус – дает плюс, вроде так. А вообще, буквально за две секунды до того, как мы с вами начнем уже разговор по существу, я вам так скажу: писал я все это и чувствовал себя счастливым. Потому что то, что называется совпадениями, настолько удивительно и прекрасно бывает иной раз, что даже обнаружив на дороге жизни однажды свое любимое дело, даже почти привыкнув уже к тому, что за работой вы не замечаете никаких сложностей и прочих вещей, но непременно отмечаете все хорошее и все больше удивляетесь, за всем этим, что происходит со мной последний год, я никак не привык к такому вот факту: я знакомлюсь с такими людьми, что совершенно искренне думаю, что все же это розыгрыш или лотерея. А иногда думаю, что все это тот самый потрепанный билетик, который пролежал лет 30 в шкафу и вот я достал его случайно и как раз в день розыгрыша все это случилось. Стоит ли говорить, что цифры совпали все?!

Канта Хамзатович Ибрагимов – это человек не просто, как говорят в таких случаях обычно люди, пытающиеся захватить мир одной фразой, – совершенно нетривиальная личность, нет: дело обстоит немного иначе. Сегодня перед нами тот самый наш воображаемый друг, который иногда всплывает в воображении и будто говорит за нас то, чего мы иногда и сами себе сказать не можем. Точнее, можем, наверное, но всегда думаем: а что же нам за эти смелые мысли будет? Этим «человеком правды», который в каждом из нас сидит и появляется иногда ненадолго и вдруг, и является председатель Союза писателей Чечни Канта Хамзатович Ибрагимов. Родился он в 1960 году, 9 июля. А случилось это в городе Грозный, расположенном в те времена на территории Чечено-Ингушской автономии СССР, которая сегодня и является всеми привычной Чеченской республикой.

Ибрагимов – это человек, у которого, безусловно, есть свои принципы, и он настолько сильный, что пара его фраз, без преувеличения, дали мне пищу для размышлений во многих сферах жизни, в которых мы с вами очень редко когда копаемся, потому что не каждый писатель своими книгами может погрузить нас в свою историю так, что мы сумеем посмотреть на себя со стороны и чему-то вдруг порадоваться, да и ужаснуться, без сомнения, тоже.

Ибрагимов начал свою литературную деятельность не с громких побед, и его творчество не сразу принесло плоды, впрочем, как и работа многих писателей, пишущих именно для других, а не для собственной славы. И в этом плане нельзя промолчать про вот какой случай. Не так чтобы давно, в начале 2012 года, Канта Хамзатович получил премию Антона Дельвига, и, кроме дипломов и грамот, ему вручили также чек на 500 000 рублей в качестве приятного дополнения. Немногим позже, спустя, может, месяц, один из журналов, журналисты которых посещают нашего героя довольно часто и надоели ему, наверное, прилично своими вопросами вроде «Как долго зрел в вашей голове сюжет?» или «Сколько творческой энергии было затрачено на ваш последний роман?»

На сайте Канты Ибрагимова, который, кстати говоря, сделан весьма удобно и красиво и через который наше с ним знакомство и началось (немного позже расскажу, как все это было), кроме всего того, что надо знать о писателе и его творчестве, да и вообще, наверное, всего что можно о человеке, есть еще куча интересных статей и, разумеется, несколько интервью. Не знаю, как вам, а мне всегда почему-то нравится их читать, особенно когда журналисты задают все те же придурковатые вопросы и, похоже, искренне надеются, что им когда-нибудь ответят всерьез. И вот вам случай, когда любой – не только чеченский писатель, а вообще любой, вероятно – не может парировать таким «любителям поинтересоваться» спокойно. Ибрагимов тоже не смог. Вот как это было:

«Хорошо, что сегодня мы вручаем премию людям из периферии, из нашей провинции», – сказал человек, вручавший Ибрагимову премию.

«Знаете что, – сказал тому Ибрагимов, сделал паузу и добавил: – В литературном плане Чечня уже не провинция. У нас есть что показать. И некоторые наши произведения даже лучше, чем в столице».

«И никто из сидящих в зале мне не возразил», – поднимает указательный палец вверх Канта Хамзатович.

Несколько лет назад я бы засмеялся, да и когда читал это, смеялся, если честно, тоже. Но теперь я просто удивлялся куда больше обычного. Теперь я счастлив, что иногда встречаю таких людей, как этот чеченский писатель, который имеет силу и знания ровно столько, чтобы говорить вообще все, что вздумается, но все это не глупости, а вещи мудрые и практичные. Точнее, просто он скажет все, что хочет сказать, и, поверьте, я пересмотрел и перечитал много его бесед с разными людьми, и ни в одной беседе лишнего ничего он не сказал ни разу!

В этой же статье, посвященной вручению премии Дельвига, есть такие слова Ибрагимова: «За каждое слово я отвечу сам». Знаете, мне повезло и так сложилось, что сегодня я могу писать почти все, что хочу, ограничивая себя лишь чувством самосохранения в текущей обстановке сегодняшнего дня (хотя иногда я и нарушаю это правило), а также будущим своего сынишки Артема. Ну, и своей совестью, разумеется, тоже. Вкупе все эти параметры и дают на выходе то самое слово «принцип», или правила жизни, или как угодно назовите эти собственные установки, в общем, это те самые убеждения, за которые не грех и умереть…

К примеру, вот что. Говорить правду мне всегда хотелось больше всего. Ясное дело, на 100 % этого сделать в условиях современной цивилизации никто из нас не сможет, да и вообще кроме таинственного поселения в Гренландии, где, по слухам, вообще не знают, как друг другу врать и зачем, не солгать ни разу даже себе – невозможно. Это просто опасно для жизни иногда, но скажу прямо: таких людей, как Ибрагимов, такого количества высказанных мыслей вслух, причем аргументированных вполне конкретно мыслей, что называется, до последней запятой, я еще не встречал. Кстати, те самые премиальные в 500 000 рублей он потратил на следующие цели.

У Ибрагимова есть знакомая семья, в которой давно уже болеет ребенок. Недолго думая, писатель взял и отдал все эти премиальные на лечение этому ребенку, переживая лишь за то, что раньше такой возможности не имел (это почти дословно). Скажу честно, после прочтения «Авроры» такому поступку этого писателя я не удивился нисколько. Причем он сказал об этом в одном из интервью спокойно и как так и надо. Да, мол, есть куда потратить, так вот и так, давно хотел и вот теперь с радостью помогу… И, знаете, такое проявление добрых дел подкупает сразу. Это было и сказано так, как другие не говорят, да и вообще было тем самым «то что надо». А подкупает это тем, что дурацким словом «благотворительность» здесь почему-то совсем не пахнет. Это все что угодно, но уж точно не циничный смотр вечерних платьев, стоимостью сравнимых с квартирой, и выставки дорогущих спорткаров, да еще и смазано все это маслом в виде фраз вроде «я стараюсь этого не афишировать, ну, раз уж вы все пронюхали, дорогие мои, – да, именно я занимаюсь помощью всему миру». Это все не его тема, не Ибрагимова точно.

В общем, даже по нескольким статьям и интервью Ибрагимов показал, что он весьма достойный человек в первую очередь, к тому же умный и мудрый писатель со своим своеобразным стилем письма. У него, кстати говоря, много и правительственных наград и даже таких, которые не дают спать многим излишне честолюбивым писателям, но, несмотря на все это, он остается спокойным и взвешенным. Это не говорит, конечно, что Ибрагимова не интересуют регалии и награды и что он не мечтает покорить мир, конечно, нет. Каждый писатель хочет этого, но не каждый любит то, что он делает, а значит, и не ставит все это на первые места. С вашего позволения добавлю еще, что Канта Ибрагимов – академик Академии наук Чеченской Республики, доктор экономических наук и профессор. Когда я планировал написать все то, что вы сейчас читаете, и уже знал о всех заслугах и регалиях Канты Ибрагимова, скажу честно, даже при том, что я не пришел в этот проект (хотя совсем недавно так оно и было) с улицы и вроде бы тоже мне есть чем похвастать, но все же я не сильно отличался от обычного прохожего, когда написал ему то первое письмо и на всякий случай оставил номер своего мобильного. Как известно, в таких случаях люди друг другу перезванивают не так чтобы часто, если вообще хотя бы отвечают на письма в таком положении, как наш герой. Но наше знакомство началось именно с телефонного звонка. Вот как это было.

Расскажу все как есть, и вряд ли кто-то скажет после, что все это просто везение или какие-то совпадения. Хотя раз уж я постоянно удивляюсь почти всему, что связано со мной и моей любимой работой и не упускаю ни одной возможности познакомиться с теми, кто занимается тем же – наверное, все это действительно не просто так.

Итак, на дворе май. Так себе месяц выдался: холодно как-то в этом году и, говоря народным языком, ваш старый приятель, то есть я, находится в немного неудобном положении финансового характера. Думаю, вполне уместно сказать прямо – сейчас я пребываю в полной финансовой заднице, и просвета не очень-то пока видно. Тем не менее, сейчас ваш друг-публицист сидит в неплохой квартире (арендодатели терпят с оплатой второй месяц кряду – похоже, я не ошибся с хозяевами апартаментов) и на календаре 21 число. Сейчас это просто цифры и просто месяц, а вчера это было такое же «просто 20-е мая» – почти такие же бесполезные календарные данные. Просто еще один такой же обычный день в преддверии лета. Но, несмотря на все, что убило бы меня еще года 3 назад, сейчас я это отчетливо понимаю, а именно тот факт, что мое желание научиться спать по 2 часа (это не дурацкий способ сказать, какой я молодец) возникло оттого лишь, что мне работа приносит одно удовольствие и сейчас тот самый период, когда слова, звучавшие от счастливчиков в профессии, заявляющих, что те ждут не дождутся, когда проснутся и начнут делать любимую работу снова – теперь все это не кажется мне такими уж глупостями… похоже, что все это и правда бывает. Да и вообще, многие из таких иногда прямо говорили, что лучше б они вообще не спали.

В тот день, которых, к счастью, случается все больше, я заполнил стандартную форму на сайте Ибрагимова, которую можно найти в разделе «контакты» почти у любого публичного человека. Не сказать, что я вообще не верил в успех этого предприятия, но краткая биография этого человека, его должности и награды, а также сегодняшние реалии (точнее, стереотипы) давали шансы на успех, прямо скажем, так себе. А если быть точным – понижали последние до уровня «быть может, мне и повезет однажды». Чтобы вы понимали, это примерно все равно, что я написал бы министру культуры Краснодарского края с предложением выделить мелки для школы и подписался бы так: «С уважением, учитель 3-Б класса Переверзев Игорь». Думаю, если бы даже лет через 5 я получил бы ответ, я был бы горд и счастлив. И все это при том, что, скорее всего, мне бы ответил кто-нибудь из тамошней пресс-службы.

Но в нашем случае это было вообще из разряда, мягко говоря, придуманных историй… 20 числа месяца мая я пишу письмо человеку, до которого мне еще плыть и плыть брассом (если на не водном мотоцикле мощность в 3000 куб. см), а уже на следующий день немного взвинченно отвечаю на незнакомый входящий. Вот примерная стенограмма этой недавней беседы:

– Алло! Это Игорь?

– Да, да. Да, слушаю! – сказал я.

– Это Канте.

– Кто?

– Канте. Ибрагимов. Вы что-то хотели, вы мне писали…

За эти 5 секунд я дошел до балкона и уже успел закурить. Я так всегда делаю, когда слышу на другом конце такой уверенный и спокойный голос взрослого, но очень непростого человека. Мне приходится много общаться и с разными людьми, и я такие голоса знаю довольно неплохо. Если честно, то думал, что это кто-то по делам моей небольшой фирмы, которую я все никак не закрою, чтобы заниматься только литературой, но все никак не решусь, как обычно. Но вот я делаю затяжку и понимаю, что в очередной раз происходит то, чего ну никак не может быть. Примерно в ту же секунду я вспоминаю, как я не очень-то вежливо ответил на звонок буквально пару секунд назад и единственное выражение, которое вертелось в голове в тот момент, было таким: «Ну я и кретин!» – оно является лучшим описанием того момента на балконе (дул ветер, мне пора бы постричься, майка с надписью «Number 1, all the rest»). Как же я так ответил-то тогда, а?!

– А, э-э-э… ой. Канта Ибрагимов, ну конечно! Здравствуйте! – сказал я и тянул слова только потому, что так и не смог вспомнить его отчества. Ну и за одну затяжку выкуривать обычную сигарету до этого момента я тоже не умел.

– Кантэ.

– Ой, да, Канта. Извините! Да, Кантэ! Скажите, а как вас по отчеству?! Ибрагимов, да! Извините, это фамилия – конечно, я просто не помню ваше отчество, – сказал я и быстро повторил про себя все то, что только что сморозил. Вообще, не то чтобы я стеснительный собеседник и даже наоборот, но так вот иногда все совпадает… Ну что я за придурок-то?! – это все, о чем я успел подумать за следующие 2 секунды, пока кто-то на другом конце провода набирал себе спокойно 800 литров воздуха, чтобы ответить. И вот что он сказал:

– Кантэ, так правильно, – сказал уверенный взрослый голос на другом конце трубки. Мягкий, но отчетливый и какой-то слишком уверенный и спокойный. То есть тот самый голос сильного и уверенного в себе человека в годах, но еще не старого. Вместо того чтобы подумать, о чем сказать ему дальше, я в тот момент подумал зачем-то о том, что девчонки именно таких мужиков и любят почему-то. Надо бы медленнее и поменьше говорить – сказал я себе в 758-й раз, чтобы, как обычно, забыть про свое обещание этим же вечером…

А сейчас, когда уже работаю над этой статьей, что называется, вплотную, я думаю: а что, если сейчас напишу просто Канта и дальше по тексту так и сделаю, имея в виду тот факт, что пишется на русском его имя именно так? Но, знаете, взяв за основу данные о том, что по-чеченски все же правильно обращаться именно «Кантэ», я все же в тексте остановлюсь на варианте номер 1. Причина проста: я побаиваюсь, что однажды, когда мы встретимся лично с этим человеком и я снова перепутаю от волнения окончание его имени, Ибрагимов таким же спокойным голосом вызовет молнию…Думаю, не стоит гадать, в кого она ударит перво-наперво…

А вообще, если без шуток, этот человек познакомил меня с событиями двух чеченских кампаний и рассказал все как есть в своей «Авроре» так, как никто больше не сможет сделать этого. И в этом плане эта статья – мой единственный шанс рассказать об этих войнах и их последствиях, и главное – о людях, которые жили среди этого ужаса годы. И больше того: даже в таких вот условиях они умудрялись находить что-то хорошее, доброе, и даже научились влюбляться и любить на войне. И большим счастьем будет то, что идеи и слова Ибрагимова и его правда не останется в стороне и не пройдет просто мимо нас, потому что такая правда бьет посильнее любой бомбы. Только взрываются такие снаряды не среди танков и лозунгов, а больше похожи на то, как на праздниках разбивают муляж с подарками, где среди россыпи всякой полезной всячины каждый найдет что-то свое.

Уже дочитывая его книгу и уже зная о том, что «Аврора» – это текст, который хоть и наверняка имеет много личного от автора, я понимал, что эта книга является документальным подтверждением событий и людей, которые и правда там были и все это испытали. Об этом, кстати, Ибрагимов не забыл сказать в последних абзацах своей этой книги. Похоже на то, что Канта как раз из тех, кто идет до конца, и, похоже, мне сейчас становится нестрашно писать о народе и самом знаменитом авторе Чеченской республики, и все это я буду делать с удовольствием и дальше. Я просто знаю, что это тот самый случай, когда сейчас вот скажу все, что думаю, и потом всегда смогу объяснить ход мыслей любому и в любой ситуации. Да и вообще, бывает же в жизни так, что второго шанса уже не будет никогда. И уж если в статье этой что-то будет неправильным и где-то я дам маху, если Канта Ибрагимов скажет, что это так, я так в скобках и напишу…

А все мои рассуждения и выводы я делал точно не один день, так что за слова я свои также могу ответить перед каждым, как сказал Ибрагимов в том памятном интервью и они же, как по мне, смотрятся в эпиграфе к этой статье как хорошее полотно выглядит куда солиднее в хорошей рамке (или в багете, не знаю, как там у них это зовется правильно). Кстати, вовсе не намерен далее по тексту утверждать то, чего не знаю и в чем не уверен на все 100 %. Буду вообще стараться делать такие вещи по минимуму во всех статьях. И причин в каждом случае – всегда хватит и всегда они разные, а что до этого материала, что ж… наверное, я так думаю, потому что меня на войне той не было и я много знать никак не могу, но я также не могу соглашаться и молчать, зная, что все люди ведь иногда ошибаются, особенно говоря о сотнях тысяч плохих или хороших, да и вообще – любых других людей.

Война, разговоры о ней, книги… как думаете, все это только лишь оттого, что никакой конфликт не случается тогда, когда люди друг друга хорошо знают и понимают? И я так думаю. Война – она, наверное, от того, что кто-то кого-то однажды не понял или вообще не захотел понимать, то есть не знал про человека ничего совсем и не пытался узнать. Или если отбросить никому не нужные рассуждения о политике, деньгах и спецслужбах – что в той или иной мере к любой войне, конечно, причастны, – все же любой конфликт появляется из-за непонимания или нежелания понимать других людей, правда ведь? Как это было и к чему привело одно из таких бездействий нас с вами – и есть основа этой статьи, которая красной нитью идет роман Ибрагимова «Аврора». Написан этот рассказ не в последнюю очередь с желанием решить эту непростую задачу по нашим друг с другом взаимоотношениям. А на войне, как и в мирное время, есть куча второстепенных вещей, а главное, что идет такой же, но только толще в 100 раз красной же нитью, а посыл этот такой: никто и никогда, ни при каких условиях и даже будучи нездоровым человеком, никто не откажется от любви, от мечты или от возможности закончить этот ужас побыстрее.

Общаясь тогда по телефону с Ибрагимовым, я прямо сказал, точнее, попросил его, чтобы он стал одним из двух авторов, которыми и будет представлена Чеченская республика. Он сделал паузу, потом я что-то еще сказал… А после паузы номер два, которую я, как обычно, мастерски заполнил своим дурацким волнением, умноженным на легкий трепет и страх перед высотой и положением твоего собеседника, превратившийся в те несколько секунд в нечто похожее на невнятный треп ненормального, сразу после он спросил меня, чем может помочь еще… И я ответил не без удовольствия: это уже более чем, и я гордился и собой и собеседником. А почему именно – черт его знает…

Далее пообещал по готовности материала прислать ему статью на утверждение и попросил прислать мне адрес его электронного ящика. Спустя минут 10 на мой мобильный пришло сообщение, и я еще раз удивился, потому что я просто не привык к таким вещам, вот и все. В сообщении был адрес электронки, разумеется.

Честно говоря, раньше такие моменты приятных сюрпризов в виде нормальных человеческих отношений с людьми такого уровня уже со мною случались. И с книгами происходило нечто похожее тоже. Но Ибрагимов, этот смелый человек, удививший меня не меньше, чем знакомство с Ремарком, например, Канта заставил узнать новое и признаться самому себе в вещах не самых приятных. Могу безо всякого пафоса и подобной ерунды смело заявить (так говорят политики обычно, но до скобок я написал, что я не такой) изменил меня за практически за сутки. Это один из немногих знакомых теперь мне людей, кто может говорить честно то, что другие даже слушать в шутку побоятся, и Канта (про себя я произношу «Кантэ», просто так красивее как-то, правда?) сделал все это как-то особенно просто и по-свойски, что ли.

Писатель Ибрагимов ко всем своим званиям и достижениям прибавил не так давно вот еще какое крутое звание. В 2012 году он повторно номинирован на Нобелевскую премию по литературе. Это, разумеется, все очень круто и совершенно точно заслужено по праву, но, думаю, он так же, как и любой писатель, был бы очень рад такому событию не меньше, чем начинающий предприниматель, видеть себя в списке Forbes. И вряд ли ошибусь, если предположу, что награду эту он не получит. Более того, рискну предположить, что в связи с этим убиваться и слишком расстраиваться он точно не станет. Про политизированность премии пусть рассуждают полные кретины и бездельники, прекрасно при этом зная, что Нобелевский комитет обычно раскрывает результаты голосования спустя аж 50 лет, я про другое: люди, рассуждающие в своих книгах на такие темы, еще ни разу не получали премий такого уровня. Зато их знает весь мир, и они этот мир изменяют уже и сейчас. Каждый день.

Не знаю, с какой книги начнет знакомство с творчеством автора каждый из вас, но, полагаю, логичнее будет начать с «Мира детства» или «Авроры». И все же, пусть простит меня автор и это просто мое личное мнение, все же главной книгой Ибрагимова (из уже написанных, разумеется) является именно «Аврора». Не помню, когда она попалась мне в руки, и я прочитал тогда что-то около страниц 10–15, а потом почему-то позабыл о ней, или просто тогда не было времени, не помню. Зато сейчас я прочитал ее за два дня и могу сказать, что я не просто прочитал ее, а прожил в ней!

Первое, что бросается в глаза, – обилие диалогов. Как известно, если написаны они честно и напоминают разговоры в обычной жизни, вне зависимости от сюжета и вообще всего на свете – это кратчайшая дорожка к сердцу читателя. И это верно, хоть делать хорошие диалоги дано далеко не каждому писателю и я просто не верю, что кто-то может стать хорошим автором, если он не умеет показать диалог таким живым и полным, что читатель даже на секунду не станет задумываться: а правда все это или это еще один разговор двух людей, напоминающий неумелую игру двух третьесортных актеров-алкоголиков. Но это далеко не все плюсы прозы Ибрагимова, и у меня есть новости получше: мало написать хороший диалог, пусть даже придуманный полностью, ведь куда тяжелее рассказать при этом правду… Делать это на протяжении всей книги, особенно работы на такую тему – это явный признак того, что сам автор человек как минимум знающий тему и просто очень сильный, потому как иногда говорит такое, чего сам вспоминать не очень-то любит. Вы знаете, я таких не много людей видел, но, вне всякого сомнения, у таких есть свои принципы, которые появились уж точно не сразу и ценой невероятных усилий над собой.

Стоит сказать сразу и прямо, среди обилия всех этих классных и правдивых диалогов в романе «Аврора», написанным Кантой Ибрагимовым, есть вещи, которые читать тяжело, и временами просто даже хочется их перелистнуть побыстрее или даже не хочется читать вообще. Как не хочется нам иногда верить и знать жуткую правду, которая, к сожалению, есть в нашем мире и никуда от нее не деться. Как, например, не очень-то мы любим читать вердикт врача, когда ты узнал вдруг, что диагноз под названием «цирроз печени» теперь именно твой диагноз… хотя, думаешь ты в такие моменты, ты ведь знал, что спиртное не с каждым дружит самой пылкой и честной дружбой и что редко у кого длятся эти отношения ровно до конца наших земных дней, и даже зная все это, редко кто из нас не сбавляет после оборотов. В такие моменты мы понимаем, что мы полные дураки, но снова делаем что-то подобное, странно, да?

Тема войны и рассказ о немолодом уже чеченце по рождению, но привыкшему к жизни в Москве, в «Авроре» слишком хорошо описан, чтобы назвать эту книгу только лишь рассказом о войне. Надо иметь в виду, конечно, что и сам автор этого текста не так-то прост, и понятно, что в связи с этим хочется узнать о нем побольше. Хочется удивляться дальше еще больше, если хотите – пусть будет так. Да я так и делал, честно говоря, Ибрагимов удивлять умеет не хуже Дэвида Копперфилда, который улыбнется, бывает, своей простой полудеревенской улыбкой, а через час благодаря его стараниям весь мир будет наблюдать исчезновение Статуи Свободы и учиться держать рот открытым на протяжении часа и более. Быть может, я перегнул со сравнениями, но, зная, как относятся к жителям Чечни мои соотечественники и насколько искаженное у нас представление об этих людях, новость, которая – следующая, вполне сравнима с вышеописанным эффектом удивления у многих людей одновременно.

У Канты Ибрагимова, помимо его классных книг и наград, есть, между прочим, и аккаунт в «Твиттере». Плюс – мы уже говорили об этом – также у него имеется хороший сайт с формой обратной связи, где он отвечает, похоже, всем, и выглядит это теперь так, будто все писатели и ученые его уровня так каждый день делают. Кроме того, у него есть страничка в Livejournal, где каждый может сказать все, что думает о его книгах. Когда вспоминаешь, что все, что я сказал – это описание 54-летнего чеченца, ты начинаешь мыслить немного иначе. Это при том, что предыдущий опыт общения с этим народом удивлял меня уже не раз. Я уже не говорю о том, что случилось со мной сразу же поле прочтения «Авроры». Тогда я быстренько пробежался по записям в «Твиттере» Ибрагимова. Не знаю, как вы, а обладать, ко всем своим достоинствам, таким тонким и даже излишне самоироничным чувством юмора – это дано уж точно не всем. Разрешите напомнить еще раз, что главный герой книги – профессор, добрый мужик и герой, академик и доктор наук по фамилии Цанаев. А теперь одна из записей ленты «Твиттера» Ибрагимова:

«Почему-то главный герой в романе «Аврора» получился Цанаев, а не Царнаев…»

Думаю, телевизор смотрят все и расшифровывать, кто был человек по фамилии Царнаев, нет особой надобности, равно как и давать оценки его действиям мы тоже не можем в принципе, но прочитайте «Аврору», и этого уже с лихвой хватит, чтобы вы многие свои убеждения поменяли на месте. Пожалуй, этот пример нужно просто понять и прочувствовать, и это явно не глупая игра паронимов и пусть некоторые назовут это гротеском, как бы то ни было, это далеко не случайность, и лично я рад, что живу среди тех, кто так точно умеет сказать, сказать на стыке самоиронии из последних сил и верой во все хорошее. Я честно горжусь, что люди такие являются моими соотечественниками (так политики любят называть людей других национальностей, но живущих на одной Земле).

Всегда и везде есть причина, а если ее нет, то это значит только то, что мы просто не разобрались пока еще, в чем тут дело. Так же и с войной, так же все и у нас с вами, и в нас самих, так же с природой и вообще – со всем в мире, наверное. Всегда, конечно, легче бывает поверить, что тепло может дать только костер, и когда сложно было поверить, что это самое тепло появится однажды в домах, и это при том, что не нужно будет тушить огромное пламя внутри дома, если не дай бог чего, только для того, чтобы просто согреться. Но все же факты и люди, делающие всю жизнь только то, что придумывают каждый день вещи, которых не было до нас, или говорят такое, чего мы не знали, или заставляют верить в то, во что мы просто верить не хотели, но догадывались, что лучше бы так и сделать…

Вот, кстати, еще несколько выдержек из «Твиттера» Канты Ибрагимова. Я привожу их все специально, чтобы вы поняли и узнали этого писателя получше, а также и то, что проза таких людей не слишком разнится с повседневной их жизнью, словами и делами, наверное, тоже.

«Обожаю праздники и выходные – никто не мешает работать!»

«Приветствую всех, кто уже на работе, впрочем, как и тех, кто еще спит!»

«Доброго дня всем! Пусть он принесет всем нам радость и надежду».

Вот такие вот «варварские сообщения» пишет этот чеченский литератор. Думаю, уже многим понятно, как же сильно они (да и все мы – тоже) ошибались, говоря так о людях, живущих не только в Чечне, но в общем на Кавказе. И ошибались еще сильнее, когда по одному идиотскому репортажу-отчету по ТВ мы с вами равняли весь этот народ с какими-нибудь отъявленными мерзавцами в масках и с автоматами в руках. Вряд ли пресс-служба Ибрагимова (которой наверняка, к счастью, нет и в помине) способна на такие слова, верно?

Я вообще думаю, неплохо было бы собрать из всех этих коротких заметок «Твиттера» и его высказываний из многочисленных интервью и сделать что-то вроде «Цитат и афоризмов на каждый день», по примеру Толстого. Разница, правда, лишь в том, что каждую такую фразу легко понять и запомнить. А по поводу того, что удивляют такие фразы или нет, что же… Ну, конечно, удивляют, и еще как! Особенно сильно удивляют такие слова, когда они исходят от людей, которым эта правда только мешает в жизни и не дает пользоваться тем, что другие сочли бы за счастливый случай и манну небесную, имея в виду меру страданий и потерю всего, что можно, ради того, чтобы эту самую правду просто рассказать…

Роман Канты Ибрагимова «Аврора» начинается с того, как профессор-физик, Гал Цанаев, уезжает вдруг из Москвы, в которой, похоже, засиделся, обратно на свою родину – в Чечню, поднимать родную науку вопреки военным действиям и, судя по заявлениям его супруги, и вопреки всякому здравому смыслу – тоже. Уезжает он, в общем, из благополучной Москвы и едет в такие условия, что военный окоп с рацией кажется раем. Для нашего героя даже само путешествие туда – это уже стресс такого уровня, что от увиденного можно сойти с ума и, похоже, ощущения его примерно такие и есть. Но Цанаев, хоть и по большей части ничем не отличается от профессоров, которых мы привыкли видеть в вузах, все же он часто вспоминает о родной земле с самого начала истории и, несмотря на то, что его чеченские корни иногда дают о себе знать, и почти уже привыкший к размеренной столичной жизни немолодой доктор наук еще сомневается, все же он улетает в неизвестность, в самое пекло, вообще в никуда – так точнее.

Вот как описывает Ибрагимов свои первые впечатления от первых поездок, которые увидел он глазами своего героя Гала Цанаева:

«Судя по руинам Грозного после первой войны, Цанаев думал, что может представить весь этот кошмар. Оказывается, на самом деле, такое представить и пережить – совсем разное состояние тела и души.

В войну ему казалось, что он жалкая, мелкая мышь в изолированной, захламленной строительным мусором комнате, и не одна пара здоровенных новеньких сапог с шипами, наслаждаясь игрой, пытаются его не то чтобы сразу сдавить, а погонять вначале, чтобы его писк, панику, страдания и боль издыхания с местью прочувствовать, словно он до этого в их сыроварне жрал и гадил…»

На самом деле, когда читаешь все это сразу, не отрываясь от текста ни на минуту (я даже курить не ходил, потому что не хотел и вообще забыл об этом), то вы пренепременно почувствуете страх и ужас, да и вообще какие угодно эмоции сразу, чтобы понять, что же на самом деле испытывает человек, вдруг оказавшийся в то время в самом центре военных действий и всей той вакханалии, улетев из благополучного мира с банькой по выходным, шашлыков у друзей и прочими привычными городскому жителю атрибутами…. А вот там еще момент. Это цитата из романа как раз там, где главный герой описывает свои чувства спустя несколько недель, проведенных в разрушенном до основания городе своего детства:

«В Москве, лаская детей, глядя на плачущую жену, он твердил: больше не поеду в Чечню, там нынче точно не до науки. А потом, целыми днями сидя перед телевизором, лазая в Интернете, он то и делал, что искал новости из Чечни, просматривал изображения Грозного, а они все печальнее и печальнее: и что там его НИИ, уже от Грозного ничего не осталось; и что дома, что улицы и строения, главное, он словно чувствовал изнутри, как с каждым взрывом в Чечне он что-то самостийное, значимое для себя терял. И он ощущал себя некой мышью… Нет, он внешне тот же, но, безропотно сидя в уюте московской квартиры, чувствовал свою ничтожность – мышь под сапогом…»

Цанаев потом прилетел обратно, но… представьте себе, что побыв в Москве еще немного и почти привыкший снова к беспечной и привычной жизни, академик Гал Цанаев вновь возвращается обратно в Чечню и потом еще летает в Москву иногда, но уже с такой же примерно частотой визитов, как летал он еще недавно туда, где ценой невероятных усилий и силой духа он восстанавливал свой институт и поднимал родную науку с нуля. Да и спал в собственном кабинете, что реноме профессора и академика не очень-то в обычной жизни предусматривает.

Знаете, самое удивительное то, что второй свой приезд на родину автор описывает так точно и честно, что уже даже сейчас понимаешь, здесь, еще в начале этой потрясающей истории, ты четко понимаешь вдруг… что ты изменился и что теперь все твои проблемы кажутся какими-то детскими и вообще несерьезными. И вот почему. Это описание разрушенного города глазами писателя Ибрагимова, или профессора Цанаева – если честно, и пусть автор не обижается, мне приятнее знать, что герой Цанаев – это Кантэ Ибрагимов. Вот эти слова:

«Сказать, что Грозный разрушен – ничего не сказать. По роду научной работы он бывал на военных полигонах – ощущение, что на город атомную бомбу сбросили.

Однако наступила весна, солнца стало много. Воробушки как-то еще остались, чирикают. А на соснах, что во дворе НИИ, даже белки появились, видно, с удивлением смотрят, как директор на место водружает потресканную вывеску института. Ведь вроде «конституционный порядок» в республике почти что восстановлен».

Главный герой книги, этот ученый-физик, человек немолодой и с большим именем, на которого кроме собственных нереализованных где-то желаний и чувств и несбывшихся мечт (ну и слово, да?!), и, конечно, всех его мыслей по поводу дальнейшей карьеры и зарождающейся только-только любви, кроме всех этих вещей над Цанаевым довлеет еще много такого, что с возрастом переносить все сложнее, и страхи, понятное дело, все увеличиваются и растут вширь. Дети, семья, жена, которой, похоже, всегда всего будет мало, и, конечно, – статус. Как ни крути, а это главный показатель у мужчины и первая характеристика нашего брата. Я заметил (хоть мне и рано так говорить, но все же), что с возрастом эта штука превращается чуть лине в самое главное в жизни почти всех мужиков и заслоняет собой все что можно. Но вместе с тем, Цанаев, даже учитывая все вышесказанное (нельзя и невозможно это не учитывать) все равно рассуждает иногда как ученый, но часто выглядит как ребенок. Наверное, в каждом из нас идет борьба между ученым-взрослым и ребенком – совестью. А сформулировал я так по одной простой причине: я не понимаю и мне не нравится выражение вроде «философский взгляд на жизнь». Почему так? Все просто: я много кого читал из мира философов и скажу одно: ни у кого я не нашел дельных и практичных советов. Красивые слова – это есть такое, мудреные мыслишки – было дело и в ассортименте, но… рассуждать всю жизнь о смысле жизни, сидя дома или этой самой жизни не попробовав, – это что-то явно ненужное и слишком лживое… и слава богу, есть такие писатели и мудрецы, как Канта Ибрагимов, которые своими книгами делают нашу жизнь легче и куда интереснее. А вот что сказал профессор в книге, и слова это одновременно и ученого и голос совести, да главный и мотив его деятельности, похоже, тоже:

«А как ученый, он знал, что нация – это общество, которому живется совместно комфортно, и каждому члену комфортно».

Как и в жизни, так же и в нашей истории у Цанаева был друг по фамилии Ломаев. Он тоже ученый, но послабее. Долго этот парень все никак не мог защитить диссертацию. Его приятель Цанаев так же, как и он (но после него и более удачно все сложилось. Хотя многие со мной поспорят, конечно…), был влюблен в Аврору и в итоге все же защитился. Сделал он все это на основе трудов этой трудолюбивой девчонки, Авроры, в честь которой и названа книга. Вообще по правилам этой истории, стоит добавить, что звали ее Урина, но, согласитесь, хоть и означает это имя «Утренняя звезда», все же Аврора звучит куда лучше! Эта девушка работала с Ломаевым, но осталась в итоге без работы, и Гал Цанаев устроил ее в итоге к себе.

В романе прекрасно описано все: от коррупции на всех уровнях и местах до положения дел в ВАКах и институтах, в силовых ведомствах, на семейном фронте и вообще везде. Даже любителей тостов и афоризмов тут ждет много чего интересного, я вас уверяю… А вообще, из того, что описано в книге этой, я и сам многое видел в жизни. Даже наблюдал – и не одну – защиту диссертации, знаю, как оно все происходит. Да и в других сферах тоже повидал много чего, несмотря на то, что многие сейчас припомнят, сколько мне лет, подумают, что я сумасшедший с «комплексом Наполеона плюс». Но нет, все проще, просто так сложилась жизнь и так получилось (в большинстве случаев лучше бы этого не случалось вообще), что у вашего приятеля Переверзева и правда много знакомых в разных сферах человеческой деятельности. Но я говорю совершенно откровенно, хоть представить сегодня такое положение вещей, при котором в стране нашей не будет всего этого и делать нельзя, все же надо рассуждать здраво и честно: каждый тащит, но меньше, правда.

Такие вещи, как коррупция и подозрительность в общении с любым, кто не такой, как ты, – это показатели культуры, в которой мы подотстали, ну это ничего – исправимся. Правда, вещи эти не исчезают за один день, и Ибрагимов говорит об этом предельно честно, как и те люди, которых много есть на местах уже других совсем. Да, конечно, они все также берут взятки и все такое прочее, но они искренне хотят менять это и они этим и правда занимаются, как бы это по-идиотски ни звучало, и даже вспомнившие слово «оксюморон» – тоже не очень-то правы, правда.

Каждый живет по-своему и каждый делает это сообразно своим правилам и принципам, осуждать других – значит становиться уж точно не лучше. Все ж таки сложно корить человека, который вынужден встраиваться в систему однажды и вдруг, понимая, что похож он на маленький винтик, который может вдруг по собственной прихоти иногда то отпасть, то быть вкрученным в резьбу обратно. Канта Ибрагимов хоть и вполне мог написать трактат на другую тему, и это было бы уж точно не менее интересно, и он мог спокойно залить такую книгу грязью и рассказами (причем правдивыми) о политике и деньгах полностью, не забыв, конечно, и войне с коррупцией впридачу, еще как мог… но какой в этом всем прок, когда ничего ты этим в итоге не добьешься, а только себе и всем остальным сделаешь только хуже. Наоборот, он показал, как среди всего этого кошмара во всех сферах и на всех уровнях, пусть не за один день, но делается много хорошего… показал, как вчера еще разрушенное дотла государство, состоящее в основном из руин и смертей, упакованное в вечернее платье, сотканное из домыслов и стереотипов о тамошних жителях-террористах, как все это за очень короткое время превратилось совсем скоро и вдруг в классные и красивые места и парки, небоскребы и аллеи с фонтанами. Как на месте вчера еще руин и грязной танковой колеи теперь можно присесть за чашкой кофе, к примеру, на 33-м этаже Грозный-сити и вспомнить промежду прочим все эти ужасы как один большой страшный сон. И даже теперь, когда и мы можем все это увидеть, пусть и на экранах компьютеров и планшетов, все же неплохо бы помнить, что везде живут люди одинаковые, которых портят лишь отношение нас к другим, условия жизни и обстоятельства. Портят иной раз до неузнаваемости и почти полностью, но… но ничего не делает хуже с людьми, с нами, чем наше нежелание знать друг о друге хоть что-то, что в конечном итоге и приводит к руинам, разрухе и главное – к детским слезам.

Знаете, что я подумал? Наверное, будет неправильным описывать события, происходящие в книге дальше. Считаю, что после возвращения Цанаева на родину и момент начала их отношений с Авророй – это тот самый максимум, который я имею право здесь изложить, сопроводив цитатами из книги. Мы с вами обсудили все то, что лично мне показалось главным в этой книге, но, безусловно, каждый из вас найдет в ней свое. То самое – я уверен просто – что сделает вас лучше, а значит и мир вокруг вас. Все остальное, что касается этой книги, – каждый поймет так, как считает нужным и важным, и, уж поверьте, хоть иногда в книге этой и правда есть моменты по-настоящему тяжелые, все ж таки очень много в ней светлого, а по мне так – вообще все. В том смысле, что конец истории многие хоть и сочтут не очень, но при внимательном чтении, вжившись в роль Гала Цанаева, думаю, что точно, каждый парень хотел бы стать однажды Галом Цанаевым, а каждая девушка – побыть немного Авророй. В этой истории любви, как по мне, заключен весь смысл нормальных отношений между полами, в которых всегда найдется что обсудить и о чем подумать, но все же как же это круто получилось у Ибрагимова! Вы уж извините за такие выражения, но я так книгу его и рекомендую всем. Так и говорю: там все есть, и любовь, и страсть, и ненависть, и все, что в жизни. Почитайте, не пожалеете! А еще в «Авроре» есть момент, когда Ибрагимов описывает взлетающих сов (вроде их было 12, но, думаю, это не так уж и важно). Этих ночных птиц, которые прижились на территории разрушенного института Цанаева и на которых Гал и Аврора так любили смотреть в сумерках… потрясное зрелище, наверное, класс! Много у Ибрагимова таких моментов, просто было бы лишним, наверное, приводить все эти цитаты в этой статье… все же этот мой рассказ именно об авторе, за которым любое произведение и стоит и с которого оно начинается, в котором оно находит свое завершение, всегда разное и всегда нужное, полезное и приносящее в жизнь каждого свой смысл…

Если позволите, напоследок еще пару слов. Пример романа «Аврора» явно не назовешь книгой для отдыха в удобном гамаке где-нибудь на природе, но прочитать этот роман будет полезно всем. Нет, в кровати или в удобном кресле можно любые книги читать, и это рай на Земле, как говорил Стивен Кинг. Но все же я не верю, что кто-то из вас сможет читать эту работу спокойно, такие вещи пишутся сердцем, а оно всегда стучит, пока мы живы и можем мечтать…

Всем, кому интересно, что же на самом деле происходит в их собственной стране, которая дает нам все, что надо для жизни, и которую вменяемые люди считают своей Родиной, наверное, будет полезно знать, что творится в душах людей, живущих так близко, но так далеко от нас одновременно… Канта Ибрагимов пишет честно, и я стараюсь делать так же. Было бы глупо не сказать по теме пару слов сейчас, тем более что все это с романом «Аврора» связано напрямую. Я бы долго потом жалел, если бы не сказал все, что должен, и точно бы называл себя последним трусом, не сказав столь объемно и со всех сторон о личности этого чеченского писателя, который ни в одной своей книге – можно только представить, как это сложно, – нигде почти не написал ни строчки, используя скрытый смысл. Хотя для многих так и будет, наверное…

А ведь наверняка у Канты Ибрагимова было желание сказать своим ближайшим соседям – нам – все то, что любой кавказец подумает о нас с вами. А думают они ровно то, что видят, и вот вам пример. Приезжает, допустим, кто-то из Армении, Дагестана, Чечни или, как мы говорим обычно, «ну, понятно, оттуда, в общем», люди в поисках работы или на учебу, или просто, или… в общем, даже не важно, зачем. Приезжают надолго и живут себе и живут, привыкают, осваиваются, мечтают, как ни странно для некоторых…

Нам очень сложно говорить о самих себе, и мне тоже сложно. Но я не припомню ни одной нации или этноса, которого русские обошли бы стороной и забыли бы сначала пошутить над ними, а после закончить этот рассказ мыслями о том, что у них, мол, отбирают работу, творят что хотят и все в таком духе. Стоит подумать еще раз об этом, правда ведь? Прикрывается все это всеми знакомыми понятиями и словами, вроде «патриотизмов» или «национализмов» всех видов и типов, сюда же можно добавить кучу разновидностей всяких ксенофобий и толерантностей, нетерпимостей разных, проще говоря.

У нас вами было что-то вроде дружеской беседы за чашкой чая или кофе. Мы обсуждали серьезную и не очень-то понятную вначале тему и вряд ли мы можем сказать, что это просто мы знакомились на базе этой статьи с очередным классным автором. Надеюсь, скоро придут времена и так оно и будет, но мы же эти времена можем сделать завтрашним днем, а можем этими же «временами» – непонятным словом с непонятным смыслом. Может, это и не так, но иногда я как бы задаю по ходу статьи вопросы писателю Ибрагимову и как будто и каждому из вас – тоже задаю такие же, на основе его книги мы и разобрали вещи, о которых – я надеюсь – теперь мы хотя бы начнем говорить и что-то менять.

Считайте, что все это прямой эфир и мы иногда думаем вместе с вами, рассуждаем, смотрим друг на друга и вроде беседа идет как по маслу, но… но, как обычно бывает на съемках таких передач с большим количеством людей, а значит, и мнений, конечно, у кого-то в глубине съемочного павильона вдруг появляется недоверчивая ухмылка, означающая подозрения или что-то вроде того, что-то из разряда «ничего подобного, знаем мы эти ваши штучки». Знаете, такое бывает и в жизни, более того – так случается каждый день с любым из нас, какими бы мы добрыми мотивами ни руководствовались и с каким бы настроением ни вышли бы мы с вами из дома с утра пораньше (или попозже – не важно). Любой человек, желающий поговорить на неприятную для каждого тему, поговорить открыто и как есть, тем более на страницах журналов и газет, которые теперь к тому же навечно оседают в Интернете, которые тебя могут скомпрометировать спустя год или два, или сутки или прямо сейчас… да и вообще что угодно – «как же так, я же хотел сделать хорошо, а тут такое…», все такие вот материалы и разговоры – это всегда хорошее подспорье мерзавцам и прохиндеям всех видов и мастей, спекулирующих на таких вот темах как на благотворительных детских мероприятиях, к примеру, взрослые и неглупые люди выставляют свое превосходство, в душе ненавидя себя. И мне не раз говорили об этом, но эти люди всегда знают, как они при этом выглядят, и знаю также кое-что еще: рассказав о своих мерзких планах – не важно каких и в какой сфере – мы становимся таким же участником этого действа. На этом общении и сопереживании чувств и эмоций начинаются и процветают великие дела, но также самые мерзопакостные мыслишки пускают свои плоды, делая нас поневоле иногда совсем другими, и даже часто не похожими на людей. Попробуйте обсудить кого-то на праздничном застолье, сами знаете то чувство угрызений совести, но также всем известен тот акт, что остановится в таком случае почти невозможно.

– А вдруг Ибрагимов и правда говорит правду и чеченцы и правда молодцы, да и роман класс, читали?!

– Нет, вы чего это?! Забыли, откуда он родом, будет рассказывать, какие они молодцы, ну, ты что, их не знаешь что ли?! Вот-вот и я о том же.

Я уверен, что диалог такой прозвучит совсем скоро и говорящий скажет, что он пошутил или признает, что он полный дебил. Потому что так шутить, быть может, и можно было раньше, но хватит уже прятаться от себя, мы с вами люди. Мы разные, но все о чем мы мечтаем и что чувствуем внутри – все это и делает нас людьми. Правда ведь? Все хотят любить и быть любимыми, все хотят счастливых детей, все хотят жить в мире и читать классные книге не о войне, путешествовать и открывать новые места, которых в России и так столько, что жизни хорошо если хватит. Все любят попробовать что-нибудь новенькое и вкусное и все любят шумные застолья и поговорить. Вот прочитал я роман «Аврора» и будто говорил с автором этой книги. И мы вместе с вами даже говорили с ним. Не знаю, как вам, а вроде новых вещей узнали мы с вами немало. Это вы еще книгу «Аврора» не читали, вот увидите, стоящая вещь, как минимум!

И последнее. Не знаю, согласится автор романа «Аврора» со мной или нет, но чем-то эта история напоминает мне книгу Ремарка «Искра жизни». Быть может, не все любят такие слишком живые и образные рассказы, в которых не всегда все заканчивается так, как мы привыкли обманывать себя, считая, что счастливый финал – это что-то вроде того, как какой-нибудь мудак разбогател не важно каким способом или как полная дура взяла первого за задницу и свадьба (тоже не важно, каким способом состоявшаяся) – это тот самый лучший исход событий и вообще удача всей жизни…

Такие ребята как Ремарк, да и Ибрагимов тоже, Нобелевские премии получают крайне редко, но зато тексты таких писателей помнишь всю жизнь, потому что ты проживаешь жизнь героя так, что, иногда вспоминая какой-то абзац или главу таких текстов, идешь себе и думаешь: это со мною было или я где-то это читал?! «Искра жизни» написана Ремарком в честь его сестры, которую казнили в 1943 году. Ее лишили жизни за книги брата, и эта девушка не имела никакого отношения ни к войне, ни к политике, но спустя совсем немного времени, когда все уже поутихло, ее именем назвали улицу одного немецкого городка… а наш Ремарк на войне никогда не был, но писал о ней. И эту его «Искру жизни» он делал не как пишут сегодня дешевые детективы или любовные романы. Его работа – это скрупулезно собранные данные о войне и концлагерях и невероятные по силе личные переживания и эмоции. Если честно, читая этот его великий труд, честно говоря, я подозревал почему-то, что сам Ремарк никогда в таких условиях не жил и вообще не был, но я понимал также отчетливо, что так описать все то, что есть в этой истории, будучи в равнодушном или безразличном состоянии, просто невозможно.

Я не знаю, как оно было, но, скорее всего, им руководила жесточайшая обида за сестру его и страстное желание показать всему миру, насколько же идиотским выглядит весь этот идиотизм войны, который всегда начинается с непонимания одних людей другими и всегда заканчивается ненавистью и войнами, зверствами и страшными убийствами детей. Это была форма его борьбы, которая в книгах работает, быть может, не так быстро, как автомат, но когда в тексте слышится биение сердца, – против этого ни одна бомба ничего сделать не способна.

Не будем под конец нашей встречи разбирать такие вещи, как политику и деньги (да и зачем? Лично я в этом вообще не разбираюсь, потому и говорить на эти темы не буду), хоть всегда, наверное, вещи эти с войной неразрывно связаны. Но давайте как в жизни. Все любят застолья, праздники, но вряд ли кто-то искренне любит драки или мерзкие перепалки супружеских пар, которыми славятся у нас любые массовые торжества. Да, мы смотрим на это – глаз не можем оторвать, но где-то внутри себя самое пакостное, что мы подумаем, так это радость от того, что все это происходит не с нами… И ссоры, и ненависть, и обиды, и, конечно войны, и даже писатели, такие как Канта Ибрагимов, – как ни странно, тоже в этом списке появляются по одним и тем же причинам, о которых мы с вами и поговорили сегодня, знакомясь с личностью и творчеством Канты Ибрагимова.

После того как я прочитал за 2 ночи роман «Аврора», я еще долго обдумывал прочитанное, и мне было и неловко и жутко одновременно. Мне почему-то все чаще вспоминалась та самая книга Ремарка «Искра жизни», где я хорошо помню, наверное, каждый второй абзац, и мурашки по коже будут ползать, наверное, всю жизнь теперь… И героя главного – этого 509-го помню, и его Жажду Жизни эту невероятную я и помню и будто чувствую, вспоминая иногда героя и их беседы… а еще помню мальчика из Чехословакии по имени Карел, который питался трупами, чтобы выжить. Это был ребенок на войне, такой же ребенок, как любой другой, кто ровно в этот час ест что-то вкусненькое. Дети понимают друг друга везде и всегда, но знаете, почему я побоялся читать книгу Ибрагимова «Детский мир»? Знатокам творчества автора скажу прямо – мне случайно попался абзац, в котором Канта Хамзатович описал такую примерно сцену. В самой гуще военных действий маленький мальчик, лишенный детства уже навсегда и обреченный почти уже наверняка, оставаясь при этом всем ребенком, мастерит из кусков досок и вообще всего, что под руку попадется, – скрипку. И, как и все дети, делает вид, что играет.

И вот закрыл тогда я эту то ли статью об этой другой книге Ибрагимова «Детский мир», то ли это был отрывок из книги – это не важно, и снова вспомнил Ремарка и этого его маленького героя, мальчика из Чехословакии – Карела. Я сидел при свете лампы своей, глаза ныли и затекла шея, курить хотелось жуть – но в такие моменты я сначала терплю долго, заставляя доделать ту работу, для которой время пока только по ночам, а чуть позже вообще забываю о сигаретах и вообще обо всем, кроме текста, который пишу иногда, будто это и не я писал вовсе…

В общем, заканчивал этот рассказ о писателе Ибрагимове так. Дело было около 2-х ночи, несколько часов назад, как всегда, поругавшись с бывшей женой (иногда я думаю, что она зомби или тайный агент-робот, лишенная всяких человеческих чувств и эмоций, но я верю до сих пор: она вот-вот исправится и станет моему сыну хорошей мамой однажды… До сих пор зачем-то верю…), я отвел своего сынишку сначала на первую в его жизни тренировку (тайский бокс. Хороший тренер, дружные ребята и классный зал, да и вообще – вроде все хорошо там у них) в то место, которое он называет, как и прежде, – своим домом. То место, откуда я ушел примерно год назад и куда уже никогда не вернусь, и… и вот передо мной открыт текстовый редактор, я, как всегда, переживаю за него и думаю: а в чем бы я мог быть получше для него и как стереть из его детской еще памяти все то, чего он, как и все дети, хочет, иногда говоря это вслух (я, бывает, плачу как последний мудак после таких его слов. Да мне и не стыдно за это, больно разве что). А хотят дети совсем немного, но чтобы было это честно: родителей, которые любят и защитят их, внимания немного по вечерам от них же да солнца над головой. Ну и море еще, наверное, – думаю я, они ведь все на море хотят всегда поехать… А потом я думаю, что взрослым надо ровно то же. А потом я не хочу дальше думать, но не могу вас обмануть сейчас, перед самым прощальным рукопожатием…

Наверное, лучше сказать об этом. Ибрагимов описывает то, во что веришь. Ремарк описывал то же самое. Мы сравниваем друг друга, и поэтому нам легче иногда. И вот я о чем. Сегодня я отвел сына на первую тренировку. Ему 7 лет, и там был такой же паренек, только он вроде дагестанец. У моего сына «Лего», а у того – ничего. Они вместе пришли на серьезную тренировку, я попросил их тренера – молодого парня, явно зараженного своим ремеслом бойца (он карачаевец вроде) посидеть первый раз, понаблюдать с сыном. И вот они разминаются, бегают, терпеливый их тренер в сотый раз показывает им простые движения, которые, как обычно, тяжелее всего даются нам и в жизни, и вот за секунду до того, как я отвлекся и смотрел куда-то в пол, чтобы перевести взгляд на своего сына и его погодка-друга, я вспомнил снова про события «Авроры» и тут же Ремарка и его мальчика Карела. Вспомнил тот момент, когда герой книги «Детский мир», мальчик маленький, собирал скрипку на войне, и сразу вспомнил Карела из романа «Искра жизни» Ремарка, который тоже был ребенком, но у этого все было не просто хуже, а страшно и жутко. Я живо представил себе картину, где среди трупов маленький пацан примерно возраста моего сына, на которого я вот-вот посмотрю, знает, что единственный его рацион и надежда на выживание – это есть печень трупов. Как писал Ремарк – это единственное, что можно есть у мертвого человека. И едва я вспомнил это, меня охватила дрожь и пальцы онемели. Я просто подумал о том, что этот мальчик, Карел, как бы жить ни хотел, даже если они выберутся из этого ада, в свои 9 лет навсегда останется несчастным и даже на скрипке не заиграет, которую собрал другой мальчик, как ни странно, и я извиняюсь, если это звучит цинично, но все же герой Ибрагимова хотя бы собрал эту скрипку свою…

И вот я поднимаю глаза и вижу своего сына, сидящего по-турецки но новеньких батутах… Только что они занимались серьезным видом спорта, а уже играют в конце зала и катают по очереди машину, пообещав друг другу дружить. Я пожал их тренеру руку, и мы немного приобнялись по-свойски. Если честно, я только сейчас, заканчивая эту статью, вспоминаю, какой он точно национальности, тренер их, и вообще все, кто там был… А если еще честнее – я сейчас думаю, что это я делаю в последний раз и при вас, потому что я плевать хотел на все это, зная, что у меня и у моего сына появились новые друзья, и я заканчиваю эту статью, понимая, насколько у нас время с вами классное и будет еще лучше, если мы будем чаще вспоминать, что мы живем в большой стране, где есть столько удивительных и сильных людей, что узнавать их – это как новые континенты открывать. Один из таких – автор романа «Аврора», открывший, если хотите, для меня и для вас новый континент. Недавно там были мои друзья, и говорят, люди там – просто класс, а таких гор нигде не видели. Насчет этих вещей утверждать не стану, а то, что в Чечне есть классные писатели, – это уж точно. Проверьте сами: отвечаю за каждое свое слово, как говорится…

Критика

Наталья Пахсарьян

Профессор МГУ Наталья Тиграновна Пахсарьян о романе Анатолия Ливри «Апостат», Москва, «Культурная революция», 2012 http://www. bookin.org. ru/book/2574194

Увлекательность трудного чтения, или Новый Лотреамон

Роман Анатолия Ливри «Апостат» уже своим названием, использующим не привычное многим слово «отступник», а известный более узкому кругу читателей его греческий аналог, выдает филологическую выучку автора – по своим научным исследованиям, прежде всего, – эллиниста. Античные ассоциации столь многочисленны и разнообразны в книге, что не случайно они становятся основным способом внесения в рассказ мифологических коннотаций – впрочем, далеко не единственным. История, изложенная в «Апостате», если воспринимать только фабульные события, – достаточно обыкновенна, если не сказать, незатейлива: главный герой летит из Парижа в Америку навестить отца после десятилетней разлуки, проводит там некоторое время, не занимаясь ничем особенным (разве что сбривает усы) и возвращается обратно. События при этом носят подчеркнуто банальный, бытовой характер: паспортный контроль, посадка в самолет, семейный обед, прогулка по окрестностям и т. п. Даже происшествия, с которыми сталкивается рассказчик (уличная авария, например), лишены какой-либо романической авантюрности.

Тем затейливее способ рассказывания этой истории: ассоциативно-метафорическая насыщенность текста, лексическое разнообразие, создающее впечатление свободной импровизации словотворчество как будто раздвигают романное пространство, придавая ему своего рода эпический масштаб: размах эпического действа приобретает и мытье в ванной, и бритье, и посадка в самолет, и утренняя трапеза и т. п. Одновременно с эпизацией сюжета (не случайно Алексей Петрович едет к отцу по происшествии десяти лет, подобно Одиссею, через тот же срок после Троянской войны вернувшемуся в Итаку – однако очевидно и различие этих путешествий, в одном случае предполагающем возвращение домой, во втором – кратковременный визит из дома, или, точнее, из места более или менее постоянного проживания апостата и апатрида) происходит его лиризация: повествование разрастается за счет пристального вглядывания, вчувствования в каждую деталь, действие – свое собственное или окружающих, в интерьеры и пейзажи, вслушивания в малейшие реакции собственного организма, стремление передать запахи, цвета, объемы, контуры. Разбегающиеся дорожки ассоциаций, включающие мифологические, исторические, политические и культурные параллели, причудливые контаминации переворачиваемых наизнанку или неожиданно «сдвинутых» мифологических сюжетов, выдают не только широкий круг чтения автора, но и жадное вбирание им составляющих этого круга: Гомера и Гоголя, Сартра и Ломоносова, Шекспира и дАннунцио, Чехова и Хемингуэя… К этому перечислению можно прибавить еще целый ряд живописцев, композиторов, артистов, политических деятелей.

Можно назвать стиль книги необарочным, еще конкретнее – неокультеранистским или неоконсептистским. В самом деле, как поэты и прозаики испанского барокко, последователи Гонгоры (культисты) или Кеведо (консептисты) стремились в своих сочинениях не к ясности, стройности и простоте, а к максимально «темному» или «трудному» стилю, видя суть эстетического удовольствия в процессе разгадывания сложности, так и А. Ливри, создавая из текста сад разбегающихся ассоциативных дорожек и метафорических «камней», стремится заворожить читателя непринужденностью своей сложной игры-рефлексии, в которой герой может слиться с автором (и тогда вместо повествования от третьего лица появляется рассказывающее «я»), но никогда с остальными персонажами – ни с их совокупностью, ни с каждым из них по отдельности.

Герой-повествователь остро ощущает свою особость, свое одиночество в толпе. И, стало быть, возможно еще одно определение художественного качества прозы Ливри – постромантическая. Только это, скорее, не продолжение и развитие светлого романтизма новалисовского Голубого цветка, а эволюция саркастически-эпатажного романтизма автора «Песен Мальдорора» Лотреамона, с его лирическим героем, справедливо названным одним из лучших исследователей писателя «демоническим богоборцем» (Г.К. Косиков). Подобно Лотреамону «вампирически» вбирая в себя знакомые топосы и мотивы, в данном случае – ницшеанские, А. Ливри точно так же играет их сочетаниями, трансформациями, также пронизывает их иронией – но не поверхностно-словесной, а онтологической иронией романтиков.

Отступничество Алексея Петровича, его насмешливо-нарочитое поддразнивание читателей и персонажей своими эпатажными (неполиткорректными) репликами, поступками, чувствами, на первый взгляд, легко – но, как кажется, совершенно ошибочно принимать за прямую авторскую программу или свод моральных/аморальных «наставлений». Подобно своему герою, А. Ливри не дает себя поймать в сети окончательных суждений и оценок, но процесс этой «ловли», к которой читателя, тем не менее, искусно подталкивают, становится от этого, пожалуй, только более увлекательным.

Наталья Тиграновна Пахсарьян,

профессор МГУ

Поэты Крыма

Вячеслав Егиазаров

Местожительство: Ялта, Россия. Член Союза российских писателей (Москва), член Национального Союза писателей Украины, дважды лауреат премии АРК (1998 г., 2006 г.), автор семи книг поэзии. Лауреат литературной премии им. А.С. Пушкина (2011 г.). Лауреат литературной премии им. А.П. Чехова (1998 г.). Лауреат литературной премии им. А.И. Домбровского (2006 г.). Лауреат Международной литературной премии им Владимира Коробова (2013 г., Москва). Награждён почётной грамотой СМ АРК за большой вклад в развитие литературы Крыма (2000 г.).

Автор семи книг: «Сбудется доброе» (1986 г.), «Музыка названий» (1997 г.), «Ветка омелы» (1998 г.), «Бегство талой воды» (2003 г.), «Белые чайки на белом снегу» (2005 г.), «Планета Крым» (2010 г.).

Ялта – 1

Есть у сердца особая веха, свой надежный заветный причал, в этом городе хаживал Чехов, в этом городе Горький бывал. В порт не зря за толпой каботажных иностранные входят суда. В этот город приехав однажды, будешь снова стремиться сюда. Я брожу по приморским аллеям, тропкам горным, знакомым уже, в этом городе как-то вольнее и смелее живётся душе. В синей дымке очнётся Ай-Петри, покачнётся вдали Аю-Даг, в этом городе с детства окрепли верность дружбе, характер и шаг. Разве можно представить по карте восходящего солнца лучи? В этом городе дворики в марте заметает метель алычи. А когда расцветают миндали и глициний взорвутся мазки, в этом городе дальние дали так немыслимо станут близки. В море плещутся звёзд уголёчки, волны в небо взлетают, лихи, в этом городе все уголочки разобрали поэты в стихи. Да и я ведь недаром из слов вью эти строки под шелест и звон. В этом городе первой любовью возвеличен я был и спасён от печали, от пьянства, от боли, от никчёмных компаний, от слёз — в этом городе йода и соли, в этом городе солнца и звёзд…

На Сарыч!.

На Сарыч! На Сарыч! На Сарыч! Цикады не звонче гитар! Стрекозы, как будто Икары, летят на пылающий шар! Поедем на Сарыч! Дай руку на счастье! Надёжнее с ним! И мы там откроем друг другу всё то, что на сердце храним. И ветер, и волны, и солнце, и контуры скал там резки, там если и есть незнакомцы, по духу они нам близки. Там воздух полынью пропитан, там чужды и чванство, и грим, там станет любой неофитом религии солнечной — Крым! Девчонок возьмём! Пусть узнают, что стоит пожить на краю! Пускай не в подобие рая, пускай побывают в раю! Поедем на Сарыч! На Сарыч! Как будто в Элладе седой, овец золотые отары там холит чабан молодой. И море! – без края, без меры, палатки полощется край, на ветки – шальные безмены — куканы с кефалью цепляй! На Сарыч! На Сарыч! На Сарыч! Кремнёвая мреет гряда! Мы даже и в мыслях не стары, душой – молодые всегда! И ласточкой – в воду! Загары такие! Вся бронзова стать! На Сарыч! На Сарыч! На Сарыч! Айда рюкзаки собирать!

Элегия – 9А

Вы домой бы меня отвели б, за труды не считая затею. Не люблю я сонет и верлибр, я к «фристайлу» всегда тяготею. Потому что он ближе душе — стиль свободный, клянусь – это точно. Я живу на втором этаже, а не в этой канаве проточной. Поднесите стакан мне хмельной, а не то я опять затоскую, я не знаю, что стало со мной в эту осень, пока золотую. Бродит ветер по стылым холмам и бубнит о Гомере и Данте. Посвящу я элегию вам о растраченном всуе таланте. Будет в ней узнаваемым путь мой и ваш, ну хотя бы кусочек, ничего, что затеплится грудь грустью новой от искренних строчек. Ничего, что опять Ай-Тодор будет в ней, и прощальная осень, и дорога стремительно с гор будет в Ялту нестись между сосен. А когда поплывёт в ней туман и растает с родным человеком, вы поймёте жестокий обман, что скрывался безжалостно веком. Вы поймёте, что осень прошла, что смешно быть наивным и пылким, и что снова мускат и шасла кровь свою раздарили бутылкам. Я элегией ярче, чем клип, город наш покажу, я умею. Вы домой бы меня отвели б, за труды не считая затею…

Птица морская

Птица морская, ныряльщица долгая, тварь, с неба упавшая в хлябь в полоумной отваге, краток запас моих знаний и беден словарь, чтобы тоскующий крик твой возник на бумаге. Стрелка секундная круг завершает второй. Вынырни! Вытянись! Клювом голодным поляскай! Брызги летят и кусают, как бешеный рой ос ошалевших, солёных, февральских. Где таких ос я увидел?.. А здесь, возле бун, штормом разбитых, где мусора всякого залежь. Бьются в истерике волны о чёрный валун, если уж очень надолго ты в них исчезаешь. Птица морская, разбойница тощая, тать, вижу, как тщетно твоё в этой хляби нырянье, беден словарь мой, чтоб крик этот словом назвать. Может, рыданье? Не знаю. Быть может, рыданье…

У кромки прибоя

В песок впитался пенный вал, лизнув по ходу детский мячик. Полтинник я уж разменял, а всё наивен, словно мальчик. Познав обиды, злость, беду, ещё пою, как будто птица. Всё, кажется, живу в бреду, всё жду, вдруг что-то прояснится. Плыву, как странник Одиссей, отважно горести встречаю, я на предательства друзей предательством не отвечаю. Что дали мне мой путь и труд? Как горько сознавать и странно: средь великанов – лилипут, средь лилипутов – великан я… Я, в общем, средний человек, поэт, конечно, но не слишком. Уже к концу склонился век, а всё наивен, как мальчишка. Пора, пора поверить мне, что белый свет совсем не белый, как этот блеск заиндевелый совсем не иней на волне.

Эпистола

О.И.

Холодрыга такая, что душу озябшую жалко, ни теплинки, поди, не осталось на тусклой земле, как боксёры часами гоняют себя на скакалках, так же крыльями чайки всё машут и машут во мгле. В море сером бегут, обезумев, отары барашков, волны грохают в мол, весь он льдом покрывается, и этой крымской земле лейбл вполне подойдёт – «Made in Russia» — дуют ветры с Тамани, тоску поселяя в крови. Тамариски у моря стоят, как хрустальные, ибо все в сосульках от брызг, я лизнул одну – веришь, горька, ты вчера позвонила, сказала, что любишь. Спасибо! я и раньше-то знал, что теплеет в груди от звонка. Я пишу эти строки тебе вместо писем, я помню тот сентябрь, тот перрон, как я брёл по обочине дня… Все отроги в снегу, все ущелья, и всё же легко мне, потому что ты любишь, ты всё-таки любишь меня…

Скаты сумрачно в гротах колышутся

Обожаю тебя, моё синее! И спокойное! И неистовое! Прихожу к тебе, как на исповедь. Причащаюсь тобой. И сильный я!.. А когда море в солнечном блеске и в предгорьях цветёт миндаль, я на «ультру» – прозрачную леску — из волны вывожу кефаль. Скаты сумрачно в гротах колышутся, Жак Кусто опускается к ним. Голос моря приборами пишется — объясним ли он? Объясним?.. Там прозрачны глубины мерцающие, там акул невесомый полёт, и медуз хоровод замирающий, и в зелёной дали пароход. Там мальчишка в щемящем забвении бродит возле шаланд рыбаков и бубнит с фанатичным рвением неуклюжие строки стихов. А правее, у стен равелина, прянет в небо – ракетою в синь! — и застынет на миг – а ф а л и н а, — самый умный на свете дельфин!

Белый салют

Кисти акации белой полны пчёл и шмелей, и, скажите на милость, словно бы пена весёлой волны двор захлестнула и в окна вломилась. И поражённым жильцам не до сна, звёзды, и те удалились степенно; крыши сараев накрыла волна, с ходу лизнув и балконы, и стены. Юной заре уступает восток, и удивляюсь я, встав спозаранку: в белой акации птичий восторг глушит практичных ворон перебранку. И заспешил отдыхающий люд к пляжу, и чайки над морем повисли, а в небесах, словно белый салют, белой акации плещутся кисти.

Посерёдочке жизни

Мне по-всякому было в Отчизне, где суровей была, где добрей, и стоит посерёдочке жизни что-то главное в жизни моей. Понимаю, никем от ошибок застрахован не может быть путь, и слежу я движения рыбок серебристых и юрких, как ртуть. Я искал утешений у моря, их всегда приносило оно, и стоит посерёдочке горя вера в лучшее, как ни смешно. Не сберёг ни друзей, ни любимых, был испытан тюрьмой и сумой, время мчится, но вовсе не мимо, а в судьбе остаётся со мной. Что ж, давай, возвеличь, исковеркай, но в стране голубых нереид над простором Форосская церковь Воскресенья Христова парит. Восхитительна жизнь и нелепа, средь потерь что-то всё же обрёл, и стоит посерёдочке неба над Байдарской долиной орёл…

Путь к совершенству вечен!

Да не терзай рояль ты хоть несколько минут: в кварталах старой Ялты скворцы концерт дают. Открой окно. Послушай в мелодиях весны трепещущие души солистов записных. Цветут каштаны в парках, бесчинствует сирень; не зря вороны каркать стесняются весь день. Стрижи в лазури зря ли, резвясь и хлопоча, несутся по спирали скрипичного ключа? А ласточки, как ноты, слетелись к нам с высот. Да не печалься, что ты, рояль тебя поймёт. Путь к совершенству вечен! И по календарю ещё, заметь, не вечер, не вечер, говорю…

Дельтаплан

Н.С.

Красив, как молодой Дантес, и нагл, как уличный повеса, спустился дельтаплан с небес и приземлился возле леса. И ты к нему через опушку помчалась в солнечной росе; был гениальным день, как Пушкин, и это понимали все. Но мне тревожно стало всё же, себя я уличил в грехе: метафорам таким негоже соседствовать в одном стихе. Не зря ж – с какой такою целью? — вдруг ветер северный подул и гулким выстрелом дуэльным гром отдалённо громыхнул. О Натали, Наталка, помни, поэт – любой! – в душе пророк, и потому-то нелегко мне от мной же выдуманных строк. Но взмыл, треща, летун цветистый, поплыл он к облакам, звеня; ты возвратилась и повисла, смеясь, на шее у меня. Садились на цветы стрекозы, скользила дельтаплана тень, и гроз далёкие угрозы не омрачали больше день…

Мы вернёмся, когда замерцают неяркие звёзды

О.И.

Одуванчика пух залетает ко мне на веранду, пацаны молоком угощают на клумбе ежа, на прогулочном катере можно попасть в Ореанду и вернуться по суше, как Чехов когда-то езжал. С этим, думаю я, торопиться сегодня не стоит; знойно, душно, потливо, и волны на море, увы; в летней Ялте и так нарасскажут щемящих историй — да таких, что не «Даме с собачкой» тревожить умы… Мы поедем с тобой к водопаду, где звонкие сосны подпирают атлантами крымского неба края; в синеве облака, словно горы, плывут, светоносны, и, как рыцарский замок, насуплена Ставри-Кая. Возле самой яйлы постоим на скалистом карнизе, с высоты нам легко различаются в прошлом пути: в каждой частной судьбе наберётся порядком коллизий, объяснений которым почти невозможно найти. Я тебе покажу кипарисы на кладбище старом, иудейский погост и сторожку, где жил караим: эти виды забыть не под силу ни крымским татарам, ни, тем более, грекам аутским и многим другим. На ай-петринский пик лягут алые краски заката, в восходящих потоках закружит орёл, что Икар. Где кварталы сейчас, виноградники были когда-то, и дюбек[3] знаменитый там рос для гаванских сигар. Мы вернёмся, когда замерцают неяркие звёзды, бриз задует, как дует уже миллионы веков, и вибрировать будет пропахший лавандою воздух в тёмных кронах деревьев и трелях влюблённых сверчков…

Пора обнажённой души

Унылая пора…

А.С. Пушкин Падают листья. Стынет залив. Словно длинноты в скучном рассказе, волн утомлённых речитатив однообразен. Осень. Пора поменять гардероб. Надо – а это уже на засыпку! — быть оптимистом, блин, чокнутым, чтоб эта пора вызывала улыбку. Падают листья. Цены растут. Деньги как листья! Их меньше и меньше. Стынет залив, обнажён и продут. Стынут глаза озабоченных женщин. Осень. Пора полоумных дождей. Значит, пора, что вполне очевидно, вновь привыкать к монотонности дней, серых деньков, за которые стыдно. Выйдешь ли к морю – морось, печаль. К лесу пойдёшь – та же морось, тоскливо. Крик журавлей, улетающих вдаль, крик сиротливый. Осень. Пора подбивать барыши. Мягко мело, да замешано круто. Это пора обнажённой души, насмерть инфляции ветром продутой. Эта пора быть другой не смогла. Я ль виноват в невесёлости строчек? С гор опускается серая мгла. Дни всё короче…

Возраст

Если забросить удочки и половить у дна, клюнут кефали шустрые, – сколько уже клевали! Жизнь моя непутёвая только сейчас видна, возраст – гора высокая, холодно на перевале. В молодости не думал, как одолеть подъём, тем она восхитительна – лучшая из скалолазок! Если шагами памяти вновь этот путь пройдём, то и поймём рождение мифов, легенд и сказок. Сколько там наворочено, сколько зигзагов там! Зябко в ущелье сумрачном, не обзавёлся мехами. Вы уж меня простите, если собьюсь, мадам, разве про всё поведаешь прозою и стихами? Стену вижу отвесную – скальный сплошной массив, — это не я ль там, в старенькой, виды видавшей штормовке, словно паук распластанный, цепок и некрасив, вверх продвигаюсь медленно, боже мой, – без страховки?.. А на вершине ветрено, боязно глянуть вниз, спуск – он всегда опаснее, ступишь – мороз по коже: столько мной наговорено глупых, смешных реприз, что напоследок, кажется, и пошутить негоже…

Константин Вихляев

Автор (полный), автор музыки (композитор), жанр: бард-блюз, жанр: классическая АП. Организатор концертов, руководитель Ялтинского клуба авторской песни, творческого объединения.

Родился 26 ноября 1954 года. Живет в г. Ялта (Крым).

Закончил Донецкий институт советской торговли (экономист, 1984 год), Одесский государственный университет (математик, 1995 год).

Лауреат фестивалей в г.г. Ялта, Симферополь, Сумы, Одесса.

Автор музыкального альбома «Чатыр-Даг» (студия звукозаписи кукольного театра, г. Николаев, 2001 год).

Автор сборника стихов и песен «Мужской каприз» (г. Симферополь, 2001 год).

Гурзуф

«Гурзуф, похожий на гюрзу», – сказал поэт и был таков, Теперь он в Индии, у ног луноподобной Сарасвати, А мы с тобой остались здесь среди заборов и долгов Кормить ту самую гюрзу и с нею спать в одной кровати. Цветет чубушник, олеандр, лентяйство и туберкулез, На пляже местный аль-Рашид усердно жарит чебуреки, Дерутся чайки с вороньем, и умилительны до слез В святой беспечности своей деревья, птицы, человеки. И не курорт тому виной, и не врожденный оптимизм, — Для этой живности земной милее места нет на свете. А мы два облака с тобой, и наша розовая жизнь Зависит только от того, какой над Крымом дует ветер.

Форели

…Синий буйвол, и белый орел, и форель

золотая…

Б. Окуджава Двенадцать юрких золотых форелей На мелководье, солнцем освещенном, Резвятся, взбаламучивая скуку, В песочнице блистающего мира. Как филигранны фортели форелей, Их пируэты, выверты, скольженье! Размноженные брызгами и светом, Они – сама танцующая Вечность, И синий буйвол, масть единорога, И зрение земли – орел небесный Из собственных выходят зазеркалий. А музыкант играет и играет…

Массандровский дворец

Голубую мечту Александра Не исполнил ни маг, ни мудрец, И стоит среди сосен Массандры Заколдованный этот дворец. Не обласкан в лучах кинохроник, Но спасен от позора бистро Леденцовый, игрушечный домик — Декорация к сказкам Перро. Он завис между небом и морем В ожерелье курортных имен — Императорский каменный Голем, Оживающий солнечным днем. Этот замок долины Луары По дороге из Ялты в Артек Притомился от южного жара, Словно старый, седой человек. Он надышится волей лаванды И примером для всех сорванцов Удерет из плебейской Массандры В королевство таких же дворцов, Прошагав через реки и страны, Привечая другие шато, Встанет где-нибудь у Орлеана, Или ближе к Версалю (а что?). Он замрет в горделивой осанке, Демонстрируя крымский загар, И, быть может, поселится в замке Светлый призрак Марии Дагмар.

Над Чатыр-Дагом небо Ленинграда…

Над Чатыр-Дагом небо Ленинграда и подмосковный дождик затяжной. Любуясь отражением Эллады, штык минарета чувствую спиной. В галактике моих ассоциаций планета – не крупнее воробья, И, сидя на траве цивилизаций, я вечность замыкаю на себя. Плющом увиты каменные боги, в зрачках пещер расплавлен зодиак. Не в Мекку и не в Рим ведут дороги, а в храм души, мой личный Чатыр-Даг. Лишь тут, на крыше Крыма, объяснимо, что родина — не место, не страна, И даже не дорога пилигрима. Есть родина всех родин — тишина.

Розы Константина Коровина

Коровинский Гурзуф, коровинские розы, В букетах на холстах – шаляпинские позы: Печаль с бравадой пополам. Полуденный левант качает занавески, По улице бредет июль в турецкой феске: «Салам!», – «Алейкум ас салам!». Врывается в окно восточный дух базарный, — Лавандовый, густой, фруктово-скипидарный, Дробится в гуле слово «гюль», И хочется писать до дрожи, до невроза Не море, не Гурзуф, а голубые розы: «Продай букетик роз, июль!» Но нет в продаже роз на рынке возле дачи Ни белых, ни цветных, а голубых – тем паче, А краски просятся на лист. Сапфировая даль не утоляет жажды, И ставится в кувшин букет цветов бумажных, И розы вновь выводит кисть.

Алупкинский парк

Парк ночной, благоуханный, На террасе дастарханной Дремлют каменные львы. Сонно все, неговорливо, Даже лунное огниво Гаснет в сумраке листвы. У высоких стен свинцовых Бродят тени Воронцовых Меж япончатых мимоз, А за ними, глядя в небо, Семенит садовник Кебах В ароматах чайных роз. Душно в воздухе прогретом… Под китайским кабинетом Тают призраки дворца. Спят жасмины и спиреи, Звезды падают в аллеи, Этой ночи нет конца. Одиноко крикнет совка, Сторож спит, и спит винтовка — На дворе двадцатый год, И, спасая от порубки Парк божественной Алупки, Сам Господь идет в обход.

Ялта

Шелестит целлофаном «Мальборо». Летний отдых – почти колония. Дух магнолии – мимо праздника, Блажь на роликах Ялтой катится. Почивай себе, город-выдерга, На лавровых мечтах подрезанных, Разливай свою лень горячую По пустым черепам и улицам. Через мертвую речь вдоль берега Пробивается зябь вечерняя, Чтоб запрятаться в парках плюшевых До утра, до слепящих зайчиков. На асфальте – следы архангела, Все замусорены, затоптаны, А на крышах сидят валькирии, Дожидаясь штормов и трапезы. Не танцуется пеларгонии, Изревелась, скучает в сумерках. Мы с тобой городим молчание, Рассекая веселость стадную. Нам не звонким бичом пощелкивать, Не бросаться в копыта праздности, Мы с тобою проснемся осенью В опустевшем кафе у пристани, Наше время – не в этом топоте, Оттого и глаза подернуты. Закоулками-кривотолками Ускользаем под воду августа.

Интервью

Галина Беломестнова

«Мы все рождаемся с огоньком творчества в груди, этот огонёк у кого-то разгорается в детстве, и человек становится музыкантом, писателем, художником, у кого-то гаснет под гнётом жизненных обстоятельств, а у некоторых долго тлеет, а потом разгорается в зрелом возрасте…»

Благодаря такому «творческому огоньку» в 2015 г. в издательстве Интернационального Союза писателей в серии «Современники и Классики» вышла книга с красивым и загадочным названием «Тайна зачарованной земли», а в литературном жанре «фэнтези» появилось новое имя – Галина Беломестнова.

Галина Алексеевна родилась и выросла в г. Балее Забайкальского края. Будучи медицинским работником по образованию и призванию, депутатом муниципального поселения, предпринимателем, она почувствовала желание писать. И вот уже более десяти лет занимается писательским творчеством.

За это время Г. Беломестнова успела стать лауреатом Национальной литературной премии «Писатель года 2014» в номинации «Дебют» и лауреатом конкурса «Социальная звезда 2011 г.» в номинации «От всей души». Награждена дипломами «Новая литература Забайкалья» в номинации «Авторский дебют» и «Новые сказки современного мира». «Галактический сезон 2013».

Сегодня нашу беседу мне бы хотелось посвятить книге «Тайна зачарованной земли», в которой наряду с мистическими событиями ярко прослеживается любовная линия (отношения Полины и Андерса), что позволяет отнести ее к жанру «женского фэнтези».

– Галина, скажите, почему вы выбрали именно этот литературный жанр?

– Меня в мире фэнтези привлекает романтика, благородство героев и опасные влекущие тайны магии. В мире фэнтези человек в одиночку может восстать против жестокости, защитить мир от катастрофы, гибели и выйти из всех испытаний с высоко поднятой головой. Почему книга написана в жанре «женского фэнтези»? Взаимоотношения между мужчиной и женщиной – это один из главных вопросов, который всегда волновал общество. Мне было интересно выстраивать сюжетную линию, показывать, как зарождается и вспыхивает любовь между мужчиной и женщиной из двух параллельных миров, живущих в таких разных социальных, бытовых, материальных условиях, по иным морально-нравственным нормам и правилам. Но, несмотря на эту разность, «Лёд непонимания между ними таял, как тает тонкая свеча под жарким пламенем. Всё исчезло вокруг. Только он и она, две половинки одного целого, отбросив условности двух миров, обретали друг друга».

– Как появилось название книги? Это единственное или были еще варианты? Если были, то какие?

– Так как книга задумывалась как фантастическое путешествие моей героини по Забайкальскому краю, название изначально было «Тайна зачарованной земли». Первое, что я сделала, – это проложила на карте Забайкалья маршрут путешествия и отметила точки, в которых будут происходить основные события.

– В вашей книге есть очень красивая «Легенда о заповедной земле». Скажите – это полностью авторский вымысел или такая легенда действительно существует?

– Это полностью мой вымысел и самая трудная для меня часть книги. Даже не могу сказать, сколько раз я её переписывала, пока не остался этот вариант. «Легенда» – ключик ко всему роману. Она как бы открывает дверь в зачарованную землю, которая невидима, но всегда находится рядом с нами. На ней лежит большая смысловая нагрузка, которая объясняет читателю, как появился барьер, стражи стихий и хранительницы, от чего они стерегут наш мир и почему мы ничего о них не знаем.

– Главная героиня романа – Полина – предстает перед нами в двух ипостасях: Полина – привлекательная женщина, материалистка, медицинский работник Центра медицины катастроф. И Полина – «высший маг по рождению», «избранная». Работа над каким из этих образов (реальным или мистическим) давалась вам сложнее?

– Медицине я посвятила много лет жизни, и написать образ Полины-человека было, конечно, легче. Сложнее было показать, как она принимает свою вторую сущность. То, что моя героиня взрослая, зрелая женщина, было задумано мной намеренно. Легко поверить в чудеса в ранней молодости, трудно, когда твой взгляд на жизнь уже сложился, когда многое повидал и уверен, что чудес не бывает, потому что всему есть объяснение. Даже ради волшебного могущества, силы, власти, которые нелегко понять и принять, трудно отказаться от привычного, уютного уклада жизни. По сути, идёт ломка личности. Полина-человек любит уединение, небольшой круг друзей. Полина-волшебница, которая к тому же дочь правителя страны Делир, становится публичным человеком и должна следовать этикету. Помогает моей героине объединить две своих сущности работа в медицине катастроф. Долг превыше всего как для хранительницы, так и для врача.

– Полина в обычной жизни – это собирательный образ или конкретный человек?

– Образ Полины собирательный, черты которого дорисовывались, придумывались по ходу написания романа. Она не идеальна, в чём-то противоречива, она земная, но одновременно обладает магическими возможностями. В душе у каждого человека есть некая необъяснимая тоска по чему-то, что и объяснить нельзя… смутное воспоминание об утраченной сказке детства, отзвуки почти забытой музыки… тоска по несбывшемуся. Я хотела создать такой образ, чтобы мои читательницы при желании захотели представить себя на её месте и, читая книгу, смогли попасть в мир, полный приключений, романтики, магии и волшебства. В повседневности многим этого не хватает.

– В романе упоминается «мобильный телефон», стиль «хип-хоп». Из чего можно заключить, что события, описанные в первой главе, происходят в наши дни. Так ли это?

– Время бежит так быстро, трудно в это поверить, но когда я начинала писать книгу, мобильных телефонов ещё не было. Так как книга писалась почти десять лет и порой я не прикасалась к ней месяцами, жизнь вокруг стремительно менялась. Роман в окончательном варианте был сформирован в конце 2013 года. Вот тогда в нём появился и мобильный телефон, и многое другое. Поэтому теперь можно уверенно сказать, что события в первой книге (так как «Тайна зачарованной земли» – дилогия) происходят в наши дни.

– «Сияющий свет камня озарил все вокруг, он словно вобрал в себя чистоту и глубину озер заповедного края»; «Сладко пахло «маришами» – так ласково зовут забайкальцы белые и розовые пионы, украшавшие берега Шилки в июне» – эти и многие другие описания звучат как гимн Забайкалью и его удивительной природе. Не так ли?

– Я люблю путешествовать, но где бы я ни была, сердце всегда тоскует по родному краю – Забайкалью. Я побывала почти во всех местах, описанных мной в книге. В нашей семье есть многолетняя традиция – по возможности в июле мы отправляемся в путешествие по Забайкалью, живём недели по две в палаточном лагере на берегу озера или таёжной реки. В путешествие я беру тетрадь и карандаш, уединяюсь в тихом уголке и пишу походный дневник. Вдохновения от такого отдыха хватает на долгие зимние вечера, когда вспоминаются удивительной красоты закаты и ночные купания под луной, когда жаркий день переходит в тёплый вечер; уха, сваренная на костре из только что пойманной рыбы; разговоры у костра, за чашкой пахнувшего дымком чая, которые затягиваются порой до глубокой ночи. Наши таёжные похождения, мою любовь к родной земле я перенесла на страницы книги «Тайна зачарованной земли».

– Наряду с обычными земными именами (Полина, Катя, Андрей) в романе присутствуют герои со странными и загадочными (Андерс, Ая, Айна, Лари, Ким). Так же сказочно звучат названия миров, мест, дворцов: Делир, Кодар, Чара, Апсан и другие. Могли бы вы рассказать, как они появились? Что из этого есть в настоящей жизни, а что – ваша фантазия?

– Чара – это станция на БАМе и одновременно районный центр самого северного района Забайкалья, Каларского. Горный хребет Кодар – это Забайкальские Альпы. Само название Кодар в переводе с эвенкийского означает «скалистые горы». Вообще, у северного народа нашего края – эвенков – много красивых названий территорий, рек, которые они заселяют. Я использовала их, слегка изменив, например такие, как Делир, Ая, Апсан, Наркит. Имена стражей я выбирала из тибетского пантеона духов, управляющих стихиями, есть бурятские названия, такие как Шаран-дыра, Кэтэй-Нуру. Айна – имя моей подруги, оно необычное для нашего края, и я назвала им одну из героинь.

– Рассказывая о себе, вы признаетесь, что взяться за писательское ремесло вы решили, когда, посещая библиотеку, никак не могли найти книгу «с определенным сюжетом». А ваш роман смог решить эту проблему?

– Фэнтези даёт свободу мыслям и фантазиям. В книгах, что я читала, главные герои путешествовали по иным мирам. Мне же захотелось наших современников отправить в путешествие по Забайкалью – стране непонятной, а по большому счёту неизведанной. Но, когда приключения в Забайкалье закончились, Полина отправляется в параллельный мир, страну Делир, исполнять долг хранительниц, и я тогда написала вторую книгу – «Когда зло надевает белые одежды». Можно было бы поставить точку на этом, но мои друзья просят написать продолжение. Сейчас я его дописываю, а значит, приключения продолжаются.

– Что вы хотели донести через свой роман читателям?

– Я хотела показать, как прекрасен мир, окружающий нас, что за его существование надо бороться, что любовь, верность, дружба – не пустые слова, что они не потеряли своей ценности и в наше довольно непростое время.

– «Для близости между мужчиной и женщиной не надо огромной любви» – это утверждение принадлежит одному из главных героев романа Андерсу. А как бы вы описали идеальные отношения между мужчиной и женщиной?

– Любовь – единственная из всех сфер человеческого общения, наполняющая жизнь смыслом и счастьем. Мужчина и женщина должны быть честны друг с другом, а значит, должны уважать друг друга и уважать свой выбор, если они вместе. Когда рядом находится кто-то, понимающий тебя даже не с полуслова, а с полувзгляда, становится очень легко дышать. Потому что не нужно ни играть, ни притворяться, ни бояться. Женщине очень трудно без твердой мужской руки, крепкого плеча, без его защиты. Ей нужно, чтоб он ее приголубил, утешил, прижал к груди: «Не волнуйся, ведь я с тобой». Эта надежность нужна куда больше, чем деньги. Самое важное в любом мужчине – его отношение к тебе! Заботиться о своем мужчине – историческая обязанность женщины. Любящая женщина не ляжет спать, если её мужчина задерживается, будет ждать у окна и греть ужин. Любящая женщина – лучший ангел-хранитель мужчины.

– В жизни у каждого человека есть свое понятие о счастье. А что является счастьем для вас и считаете ли вы себя счастливым человеком?

– Главное счастье для меня – чтобы в семье все были здоровы, тогда можно заниматься всем, что душа пожелает.

В жизни у меня было много трудных моментов, но я могу назвать себя счастливым человеком, потому что у меня есть любовь родных мне людей – моей большой семьи, и я люблю и дорожу ими. Меня не предавали друзья. Где бы я ни работала, меня окружали замечательные люди, с которыми я дружу до сих пор. Писательское творчество, которым я занимаюсь, тоже приносит счастливые минуты.

А закончить наше общение с Галиной Беломестновой мне бы хотелось высказыванием современного американского писателя-фанта-ста Джорджа Мартина, ставшего известным благодаря экранизации цикла романов в жанре фэнтези «Песнь Льда и Огня» в виде популярного телесериала «Игра престолов»: «…мы читаем фэнтези, чтобы вернуть утраченные краски, ощутить вкус пряностей и услышать песню сирен. Есть нечто древнее и истинное в фэнтези, затрагивающее глубокие струны в наших душах. Фэнтези обращается к спрятанному глубоко в нас ребёнку, который мечтает, что будет охотиться в лесах ночи, пировать у подножия гор и найдёт любовь, которая будет длиться вечно…»

Все это вы сможете почувствовать сами, читая роман Галины Беломестновой «Тайна зачарованной земли». Приятного чтения!

Натали Биссо

«Все слова уже когда-то были произнесены»

Наша сегодняшняя гостья, поэтесса Натали Биссо, – нетривиальный человек, она крайне далека от привычного образа скучновато-интеллигентной литературной дамы. Необычная судьба, яркая индивидуальность, красота, энергия, талант, – как говорится, всё при ней. Не обратить внимания на эту женщину невозможно, не запомнить её нельзя.

Натали Биссо родилась в Крыму, в Симферополе, но уже давно живёт в Германии. Пишет и публикуется с 2008 года. Она автор пяти сборников стихов.

Является членом Регионального Общественного Фонда содействия развитию современной поэзии «Светоч» и членом Интернационального Союза писателей.

Дважды участвовала в фестивалях русской культуры в Германии (в 2011 и 2013 годах). Также была участницей двух фестивалей «Индиго».

Дипломант МГО Союза писателей России в развитии российско-немецких отношений в области литературы, награждена Международной медалью имени Адама Мицкевича.

Сегодня с ней беседует писатель и журналист Лидия Рыбакова.

– Натали, мы с вами однажды уже встречались – в Москве, на съемках передачи из цикла «Литературные встречи» на телеканале «Артист-ТВ». Я рада новой встрече и тому, что могу познакомить завсегдатаев и гостей нашего сайта с вами и вашим творчеством. Расскажите немного о себе, о своей родине, о детстве, о семье.

– Я тоже рада нашей встрече! А особенно волнительна для меня встреча с новыми читателями.

С чего же начать?

Я – дитя любви! И эту любовь друг к другу моих родителей мы, дети, чувствовали всегда. Она передалась и нам. В нашей семье было трое детей. Старшая сестра Людмила, я и младший брат Николай. В Крым переехали в свое время наши родители. Отец – Василий Петрович Руденко. Он был самодеятельным художником, а работал, где только возможно было заработать для семьи. Картины его неоднократно выставлялись за рубежом, во многих странах. Мама —

Надежда Ивановна, урождённая Базарова, была прекрасным мастером-парикмахером. Говоря современным языком, – стилистом.

Родилась я в Симферополе, но школьные и студенческие мои годы проходили уже в другой местности, там, куда наша семья переехала из Крыма. В основном в Запорожье, Мелитополе и райцентре Весёлом Запорожской области. Это довольно большой рабоче-крестьянский посёлок районного значения, который собирались переименовать в г. Белорецк (в честь Белорецкого полка, храбро сражавшегося в наших краях во время Великой Отечественной войны).

Росла я вполне обычным ребёнком. Училась хорошо. Были способности, которые позволяли мне, прослушав новый материал на уроках, быстро понять и усвоить знания.

Росла и воспитывалась я в такой среде, где совершенно не было различия по национальностям. Никакого недружелюбного отношения ни к кому. Представляете, в школьные и студенческие годы я даже не знала, что многие из моих подруг и друзей – русские, украинцы, евреи, немцы, мордвины, армяне, татары, прибалты… Никогда не было даже упоминаний о национальности каждого из нас! Это не имело значения, важнее было, каков сам человек, его внутренний мир.

Так для меня осталось и сейчас.

– Когда и как вы переехали в Германию? Правда ли, что это в какой-то мере подтолкнуло вас к тому, чтобы всерьез заняться поэзией?

– Когда я выросла и получила образование, я встретила свою любовь. Вышла замуж, не задумываясь о разных национальностях. Я уехала из страны вместе с мужем и за ним: как говорится, куда иголка, туда и нитка. Для меня это было естественным, ведь если любишь человека, то следуешь за ним везде. И я последовала. Так я оказалась в Германии. Живу здесь уже очень давно. Знаю не понаслышке и здешнюю жизнь, и трудности, и менталитет аборигенов, и приезжий контингент, и настроения, и политику. Знаю также, что политики и народ здесь не едины и это далеко не одно и то же.

Но именно здесь с годами проявилась моя любовь к поэзии и я начала писать стихи. Сначала писала в основном шуточные или поздравительные стихи друзьям ко дню рождения или другим торжествам, я называю их ситуативными стихами. Это было скорее развлечением.

В 2008 годуя начала заниматься поэзией всерьез. Записывала стихи… Писала тогда, что называется, «в стол», т. е. для себя. Это было мне необходимо, чтобы дать выход бурлящим чувствам, копившимся многие годы, чтобы отразить свой к тому времени уже накопившийся жизненный опыт.

– Значит, вы пишете всерьёз с 2008 года. А прежде тяга к творчеству в чем выражалась?

– Наверное, в чтении. Читала много, в основном поэзию, позднее стала увлекаться философией.

Ну и ещё тяга к творчеству сначала выражалась в написании сочинений, а также в таком направлении, как эпистолярный жанр. Меня увлекали «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.Гоголя, «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки, «Письма к сыну» Честерфилда.

Пробовала я и рисовать, и фотографировать. В школьном возрасте вела «песенники». Записывала и свои, коротенькие и неумелые, и чужие понравившиеся стихи и песни, украшала картинками, рисунками, красивым художественным шрифтом. У меня были самые красивые песенники. Они были так хороши, что в конце концов их даже похитили.

Как-то в пятом классе на уроке истории я нарисовала портрет учителя, просто потому, что мне было скучно слушать. Портрет получился на удивление точный. Когда учитель увидел, он забрал портрет, а меня наказали. Но в тот же день назначили «главным рисовальщиком» школьной стенгазеты на всю оставшуюся школьную жизнь. А потом, в студенчестве, я снова почему то оказалась ответственной за стенгазеты. При этом я сама считаю, что рисовать совсем не умею.

– У вас вышло пять поэтических книг – «Души моей цветные переливы», «Любовью призванные чувства», «На берегах надежды», «Жизнь принимать святой наградой», «С любовью к каждому». И это не считая других публикаций. За семь лет это немало. Вы быстро пишете? Как это происходит, что вам помогает, что первично: вдохновение, работа над стихом, пришедшая в голову идея?

– Быстро ли пишу? Я бы сказала, что чаще всего не успеваю записывать то, что откуда-то появляется в моей голове. Как будто с неба мысли льются. Иногда за пять минут стихотворение готово, иногда «строчу» часами напролёт, потому что невозможно оторваться. Увлекаясь, я не замечаю времени и не могу остановиться, даже если слышу неоднократные напоминания, что пора спать… Чаще пишу по ночам. Случается, что когда дорабатываю дневные записи, ко мне вдруг приходят новые темы. Тогда я переключаюсь на новое… Иногда приходится успевать записывать, даже не задумываясь, а работать над текстом уже после. Порой по несколько раз за ночь вскакиваю с постели и бегу записывать какие-то мысли, фразы, идеи, иначе не усну.

Конечно, у всех наступает фаза, когда количество переходит в качество. Но вдохновение, наверное, всегда есть, если пишется.

Работа над стихом пришла ко мне позднее. Я делаю это с удовольствием. Но иногда думаю: смогу ли написать на специально заданную тему? Сажусь, пробую – и у меня получается. Иногда вдохновляюсь от одного взгляда на картинку, от фразы, от двух слов, от промелькнувшей в голове мысли, от рассказанной истории. Думаю, что внутреннее желание и «горение» играют большую роль.

Мне нравится и хочется писать. Это стало как воздух – неотъемлемым. Мне всегда мало времени в сутках. Но если бы было в пять раз больше, и этого было бы мало.

– Какая из вышедших книг – ваша самая любимая?

– У меня все книги и все мои стихи, даже самые несовершенные, наивные или ещё не доработанные – любимые, родные. Как-то я решила подарить один из моих сборников ведущему на радио «Радар», когда мы записывали интервью. Я спросила: «Какой из сборников вам подарить?». Он ответил: «Наверное, первый. Он обычно у всех самый любимый и дорогой». Потом я задумалась над этим вопросом и пришла к выводу, что мне ценен и любим каждый сборник. Никакой из уже изданных не могу выделить! Возможно, самая любимая книга у меня впереди, в будущем, когда я буду подводить итоги моего творчества.

– Кто ваш любимый поэт? Это как-то повлияло на вашу жизнь, на выбор ориентиров в литературе?

– Ещё со школы мне нравилась поэзия Сергея Есенина. Я зачитывалась его стихами.

Учась в пятом классе, я подружилась с девочкой-соученицей, недавно приехавшей с родителями в наши края. Мы были соседями, жили на одной улице. Ирина была единственным ребёнком в семье, родители – специалисты-строители. У них была большая трехкомнатная квартира, как и у нас, но одна из комнат у них была полностью занята под личную библиотеку. Меня это очень удивляло тогда, ведь с жильём было сложно, люди в основном жили небогато и в довольно стеснённых условиях. А тут целая комната книг! В их личной библиотеке было, среди многих других собраний классиков, полное собранное сочинений С. Есенина. Меня оно поразило: я даже представить не могла, что за столь короткую жизнь, какая была дарована поэту, можно написать такое количество стихов.

И, конечно же, тайком от родителей Ирина давала мне читать томик за томиком стихов Есенина. Тайком – потому что родители разрешали нам читать не все стихи из его сочинений из-за нецензурной лексики в некоторых стихах.

Через несколько лет семья Ирины снова куда-то переехала – естественно, забрав всю библиотеку. Больше я никогда в жизни не видела и не могла найти такое обширное собрание сочинений С. Есенина. Но я навеки «заболела» поэзией.

После окончания седьмого класса исполнилась моя самая заветная на то время мечта: я побывала на малой родине С. Есенина, в селе Константиново Рязанской области. Я была в его доме, где на то время был музей поэта, прикасалась своими руками к мебели и даже к его рубахе, видела двор, сарай, сеновал, видела улицу, церковь на холме, стояла на обрыве реки Оки, ходила по широким красивым полям, где когда-то гулял и там же сочинял свои прекрасные стихи великий русский поэт Сергей Александрович Есенин… Под этим ярчайшим и сильнейшим впечатлением я оставалась жить душой в поэзии почти всю жизнь. Но, тем не менее, в стихах мне хочется оставаться собой.

– Вы неоднократный участник фестивалей русской культуры в Германии, являетесь дипломантом МГО Союза писателей России в развитии российско-немецких отношений в области литературы. Насколько для вас важны культурные связи между нашими двумя странами – той, где вы родились, и той, которая за много лет тоже стала для вас родной?

– Вот это, можно сказать, почти моя любимая тема.

Как же культурные связи таких великих (имею в виду именно культуру: литературу, поэзию, живопись и др.) стран, как Россия и Германия, могут быть не важны? Они не только важны, они необходимы, как воздух! Как свет!

Обязательно деятели культуры должны общаться и сотрудничать! Просто всенепременно! Иначе можно «задохнуться» в себе. Ведь это не только интересно, не только наводит на новые идеи, на создание красоты для мира, это необходимо сейчас особенно остро ещё и потому, что нестабильность в мире приносит много вреда для всех стран и народов. А кто, как не деятели культуры и искусства, несёт в массы красоту, доброту, привлекает на каком-то, пусть не очень долгом этапе времени, к себе и своему творчеству людей разных поколений, взглядов, мировоззрения, религий? Кто несёт красивое, светлое, доброе в массы? Ведь за один день соприкосновения с прекрасным, добрым может перевернуться весь мир, пусть даже для одного-единственного человека, – и это уже великая победа добра над злом, света над тьмой, культуры над невежеством. А что может быть важнее этого?

– Натали, вы свободно владеете тремя языками – русским, украинским, немецким, а пишете в основном по-русски. Почему? А по-немецки вы, хотя бы иногда, тоже пишете?

– Я очень уважаю и люблю русский язык. Мне кажется, ни один язык в мире не может отразить столько оттенков и красоты самого языка, как великий и могучий русский!

О его красоте и чистоте можно говорить долго.

Владея знаниями и других языков, я пишу стихи только на русском, хотя и пробовала на других языках.

Конечно, на немецком тоже могу. Буквально недавно написала стихотворение и посвятила его моей давнишней знакомой немке, ставшей с тех пор мне хорошей подругой.

Но, живя в Германии, я пропагандирую русский и его чистоту даже в общении, веду презентации сборников и выступления только на русском, публикую стихи только на русских сайтах, веду беседы в комментариях только на русском. К сожалению, в последние годы наблюдается сильное искажение слов, какой-то новый молодёжный сленг, который совершенно непонятен нормальному человеку. Меня огорчает «засоряемость» русского языка иностранными словами, плохо, что начинает преобладать нездоровый климат в русской речи, постепенно искажая понятия и подменяя значения слов, что распространилась безграмотность в составлении простых предложений, фраз, законченности мысли, что люди постоянно делают грамматические ошибки. Всё это меня очень тревожит.

Я живу в другой стране и пользуюсь здесь другим языком, но по-настоящему волнует меня именно русский, его чистота, красота, совершенство! Когда я говорю или слушаю русский язык – я любуюсь им! С удовольствием наслаждаюсь звучанием, передаваемыми смыслами, оттенками, интонациями. Поверьте, это может доставлять истинное удовольствие.

Недавно по российскому ТВ я услышала, что Президент России В.В. Путин говорил о русском языке. Меня это крайне порадовало: наконец-то на государственном уровне обратили внимание на нынешнее состояние русского языка и на связанные с ним проблемы!

– Насколько творчество важно для вас, как для человека, личности? Какое место оно занимает в вашей душе?

– Жизнь – это проза. Ведь не зря часто говорят: «Ах, это всё – проза жизни». Проза для нас более привычна. Это обыденность! А душе хочется необычного, возвышенного, красивого, которое бы все поняли, но… не каждый мог.

Если говорить конкретно обо мне, то можно сказать вкратце, что, возможно, во мне за всю жизнь накопился целый вулкан разных чувств, который в конце концов вырвался в виде стихов – вот с тех пор я и пишу.

Как ни крути, любой обученный грамоте человек может написать прозу – любое письмо, объяснительная, рассказ о происшествии и т. п. – пусть даже будет не по правилам написано, и всё же это будет проза. А вот стихами и рифмами объяснять свои чувства, мысли, происшествия, настроения – не каждый сможет, порой как бы ни силился… Тем более так красиво, быстро и легко, как это делает поэт. А если это получается, то желание выражать себя стихами завладевает человеком, становится потребностью, необходимостью. Для меня потребность писать стихи – как воздух!

Может так случиться, что именно ваше стихотворение для кого-то станет близким и понятным, откроет целый мир прекрасного – пусть всего для одного человека… пусть когда-то, пусть через сотню лет – уже надо писать, ради этого одного!

Все слова уже когда-то были произнесены, но именно вы смогли их подобрать и расставить в наиболее подходящем для кого-то порядке, с понятной тому конкретному человеку романтикой, красотой, правдой – ведь красота, как и правда, у каждого своя…

Могу точно утверждать: мне нравится писать стихи! Мне нравится, что ко мне откуда-то из горних сфер льётся красота, смысл, романтика в виде рифм. И не страшно, что не высыпаюсь из-за того, что ночами напролёт пишу стихи, и ничего, что я не гений в поэзии, и многое другое… не страшно. Главное – что мне это льётся, моя душа расцветает, и я испытываю не только удовольствие, но даже счастье, без которого не могу и не хочу уже себя представлять.

– А что вообще – самое главное в вашей жизни? Ради чего стоит жить, как по-вашему?

– Это самый сложный и волнительный вопрос, на мой взгляд.

Я давно и постоянно задаю себе вопросы: КТО Я? ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ? ЗАЧЕМ Я ВООБЩЕ РОДИЛАСЬ И ЖИВУ?

Точного ответа пока что не нашла. Но мыслей на эту тему много. Возможно, каждый из нас выполняет свою функцию в развитии человечества, т. е. каждый из нас составляет колечко в цепочке. Мир, созданный на нашей планете, ещё не достиг того высшего духовного уровня, который был изначально задуман, и мы строим его, как можем. Но мир несовершенен, вернее, несовершенны люди.

Кто-то находит себя и смысл жизни в семье и детях, кто-то в искусстве, кто-то в спорте, кто-то в науке – у всех по-разному. И мне кажется, самое главное – в чём бы ни находил человек смысл жизни – надо всегда и везде оставаться Человеком с большой буквы! Служить обществу, нести в себе с честью и достоинством то самое светлое, доброе, чистое. А для этого нужна постоянная работа над собой, постоянный поиск себя, критический взгляд на свои поступки. Вот этим я и стараюсь заниматься большую часть своей жизни.

Может быть, найти себя и есть самое главное? Много полезных советов нахожу в философии. На данном этапе моей жизни, кроме философии, нахожу себя в поэзии. И чувствую не только удовлетворение – настоящее счастье!

Не сказать о Любви (и опять с заглавной буквы, поскольку это очень важно!) тоже не могу. Для меня без Любви в этом мире и даже во Вселенной ничего не было бы, даже нашей прекрасной планеты Земля. Жить надо, жить стоит уже ради неё одной! В известных высказываниях: «Счастье – это путь», «Красота победит всё», «Любовь – это высшая награда», – на мой взгляд, заложен великий смысл, который откроет нам дороги к себе. Как бы мне хотелось собрать все эти ценности и подарить их людям! Хотя бы в стихах! Очень хотелось бы сделать наш мир добрее и прекраснее.

– Натали, у вас есть какие-то жизненные правила и принципы?

– Конечно, есть. Как без них?

Не желать зла и не делать вреда даже врагу. Сюда относится и подлость, и месть. Рано или поздно каждому воздастся по его поступкам и заслугам. Я в это свято верю. Я не Бог и не судья, чтобы кого-то обижать или наказывать, а опускаться до мести – на это мне жаль даже одной минуты жизни.

Не давать советов, особенно если тебя об этом не просят. Но даже если просят, крайне осторожно подходить к данному вопросу. То, что, как ты думаешь, может принести другому человеку благо, на самом деле может принести ему или другим людям непредвиденный вред. Кроме того, давать советы – дело неблагодарное и неблагородное. Можно рассказать человеку о своих мыслях на обсуждаемую тему, но выбор всегда должен оставаться за ним самим. Не надо отнимать у него инициативу к самостоятельности, свободе выбора, к развитию и становлению его личности!

Мне нравится и всегда нравилось всё красивое – от цветов до слов. Я никогда не употребляю некрасивых, грубых слов, хамского тона, нецензурной брани, не могу себе позволить мараться в такой грязи. Наверное, это тоже относится к моим принципам. Пища, одежда, мысли – всё должно быть красивым. Может, потому я пишу стихи, что это самая красивая форма выражения себя? И мой внутренний вулкан фонтанирует именно в рифме?! А может, я выполняю чью-то, неведомую мне, волю – записать то, что мне слышится, и донести до читателей?

Но и здесь я не отступаю от моих принципов: не навязываю никому моего мнения и не вступаю в разборки, ссоры, скандалы – даже если собеседник абсолютно не прав. Если человек не понял тебя, значит, доказывать бесполезно.

Никогда не быть на 100 % в чём-то уверенной. В этом не изведанном нами мире есть ещё невероятное множество непознанного. И нам ещё учиться и учиться познавать и разгадывать. Всегда должно оставаться некоторое количество сомнений, даже желательно больше сомнений, чем точности. Это необходимо для дальнейшего развития и открытий.

Это не все принципы и правила, которые я для себя выработала. Их много.

Интересуясь философией, я выбрала самое логичное и понятное, самое приемлемое для меня, и даже путём отсеивания, отбора, логики, на основании жизненного опыта (и не только моего), составила лично для себя философию, которой следую в жизни.

Конечно, иногда меняю взгляды и вношу коррективы в свою картину мира. Это мне хорошо помогает в жизни и в сложных ситуациях.

– Натали, что вы хотели бы сейчас, в завершение разговора, сказать своим читателям?

– Хотела бы пожелать счастья, здоровья, благополучия и мира. Чем меньше социальных проблем, тем больше времени, влечения и интереса к красоте, которую отыщет и почувствует душа, в том числе в литературе и искусстве. А также хотелось бы предложить читателям поближе познакомиться с моими стихами, вникнуть в смысл, понять душу автора, найти ту тонкую ниточку, которая связывает автора и читателя, как ищет ваша покорная слуга путь к сердцам читателей!

Спасибо всем читателям за оказанное внимание.

И вас я тоже сердечно благодарю за интерес ко мне и моему творчеству и за беседу.

С Натали Биссо беседовала Лидия Рыбакова

Аркадий Гумбольдт

«Есть во Вселенной звезда моя…»

Аркадий Гумбольдт – поэт и композитор, профессиональный военный. Родился в г. Тверь. Здесь же окончил Тверской политехнический институт.

Свой творческий путь начал уже в школе. Писал музыку, играл на фортепьяно. Сочинял эпиграммы на одноклассников, учителей, чем часто вызывал смех, а порой негодование со стороны последних. Придумывал смешные анекдоты, которые каким-то чудо-образом очень быстро «уходили в люди». После службы в армии пошел по стопам отца, стал профессиональным военным. Поэтому стихи и песни о Родине, войне, о солдатской дружбе занимают в творчестве особое место. Всё начиналось с продюсером Юрием Айзеншписом. И в своё время успешно сотрудничал со многими известными российскими и зарубежными исполнителями под разными псевдонимами, не желая привлекать внимания к своей персоне по долгу службы.

Большую часть произведений автора занимает любовная лирика, стихи и песни о красоте и женственности, дружбе и предательстве. Каждое произведение – это отражение светлой и чистой души автора, гармония слов и музыки.

Сложно как-то однозначно назвать стиль, в котором работает Аркадий Гумбольдт. В его песнях переплетаются лирика Белой гвардии, патриотическая песня, современный романс. Это не просто произведения, это отражение целого этапа в истории нашей страны, где чувствуется тоска по безвозвратно утерянному прошлому и переживания о судьбе России.

На сегодняшний день Аркадием написано более 500 песен, более 5000 стихотворений.

И сейчас поэт серьезно занимается своим творчеством, подтверждением чего являются многочисленные премии и награды. Среди них: медаль имени Адама Мицкевича, учреждённая Фестивалем славянской поэзии в Варшаве при поддержке Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) и Интернациональным Союзом писателей; орден М.Ю. Лермонтова за весомый вклад в развитие культуры и литературы, пропаганду идей государственности российского государства. Аркадий Гумбольдт является обладателем золотого диплома за высокохудожественные произведения, опубликованные на страницах альманаха «Российский колокол» 2014 г., который является приложением к известному литературному журналу Союза писателей России «Российский колокол».

В настоящий момент Аркадий Гумбольдт является членом Интернационального Союза писателей, при поддержке которого в серии «Современники и Классики» опубликован сборник поэзии «Давай откроем в душу дверь».

И сегодня хотелось бы поговорить с автором о его книге.

– Я не буду спрашивать вас, как появились стихотворения для этого сборника. Хочется сказать словами великого немецкого поэта, публициста и критика – Генриха Гейне: «Чтобы победить самые тяжёлые страдания, есть два средства: это опиум и работа». И вы выбрали – второе, а именно – творчество. Поддержка и любовь близких, занятие любимым делом, желание жить – все это помогло в борьбе с тяжелым недугом, в результате чего появились чистые душевные стихи. Название книги – это строка из стихотворения «Давай с тобой поговорим». С чем связан такой выбор?

– Возникла такая душевная потребность назвать именно так. Искренность и откровение – это то, что укрепляет отношения между близкими людьми.

– Скажите, стихотворения «Прости меня за суматоху лет», «Твой сон», «Скажи мне шепотом «люблю» и еще многие из цикла любовной лирики посвящены вашей жене? Если можно, расскажите, как вы познакомились? Сразу ли почувствовали, что она – «единственная», «Бог», «Ангел», «Генерал»?

– В большей степени да, моей жене. Ведь это не только моя жена – это самый дорогой и близкий мне человек. Она – моя муза. Мы знаем друг друга очень давно, и наши отношения очаровательны.

– Вы – профессиональный потомственный военный, боевой офицер. И вдруг – «Лирика Белой гвардии». Как это объяснить?

– Белая гвардия – это армия образованных, интеллигентных людей, любящих свою Родину и готовых умереть за неё. Это армия, где высоко ценилось такое качество человека, как ЧЕСТЬ. Отсюда пошло изречение «Слово офицера – дороже чести». Это то, чего не хватает порой нашим советским офицерам.

– В ваших стихотворениях часто встречается упоминание о Боге. А вы – верующий человек?

– Глубоко верующий человек, но не напоказ. Отношение к Богу – это святость.

– Один из циклов сборника называется «Посвящение другу». Скажите, схотворения посвящены конкретному человеку?

– Да, моим боевым друзьям.

– Скажите, считаете ли вы себя романтиком?

– В некоторой степени да. А по жизни – я реалист.

– Что для вас главное в жизни и творчестве?

– В жизни – реализовать поставленные цели, в творчестве – добиться максимального понимания читателей и слушателей.

– Ваши кумиры в поэтическом мире?

– У меня нет кумиров, живу по библейскому принципу: «не сотвори себе кумира», у меня есть любимые авторы: А.С. Пушкин, русский поэт О.Э. Мандельштам, британский поэт Роберт Бёрнс, А.А. Блок, М.Ю. Лермонтов, И.А. Бунин, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов и другие.

– Есть ли у вас свой девиз, внутренний гимн? Какой он?

– Девиз «Честь дороже жизни». Это то, чего сейчас так не хватает…

– Что позволяет вам принять правильное решение в трудной ситуации?

– Здравый смысл…

– Многие ваши стихи превратились в популярные песни. Так, при поддержке продюсерского центра Сергея Брановицкого было представлено более 300 песен различной тематики, автором и композитором которых являетесь вы. С кем из популярных исполнителей сотрудничаете? А вы когда-нибудь исполняли свои же песни?

– В настоящий момент мы отказались от совместной работы с ПЦ Сергея Брановицкого, и сейчас настоящие профессионалы готовят большой проект, результаты которого вы скоро услышите. А свои песни пою только в кругу близких мне людей.

– Ваше творчество поэта и композитора высоко оценили Римма Казакова, Белла Ахмадулина, Оскар Фельцман, Илья Резник. Скажите, а с кем из мэтров российской эстрады вам хотелось бы поработать? А может, такие совместные проекты у вас уже были?

– Из тех, кто существует, мне никто не интересен, кроме Игоря Крутого. Его творчество мне нравится. А там – как Господь решит.

– А какие детские, юношеские мечты удалось осуществить?

– О сокровенном предпочитаю никому не говорить, но все детские и юношеские мечты реализовались.

– Есть ли вопрос, который никогда не задавали, но на который вы бы хотели ответить?

– Никогда глубоко не задумывался на эту тему.

– Хочу поблагодарить вас за откровенную душевную беседу и пожелать творческого вдохновения, силы духа, здоровья, преданных понимающих читателей и поклонников. И пусть во Вселенной всегда горит звезда!

Елена Муханова

Татьяна Копыленко

«Гори, гори, моя звезда!»

Татьяна Копыленко не считает себя «писательницей», она уверена, что «просто сочиняет истории, и поэтому может считаться сочинительницей». Тем не менее, во время «сочинения своих историй» серьезно готовится, изучает сопутствующий исторический и фактологический материал.

В ее авторском багаже десятки статей и очерков на темы экономики, культуры, образования, а также несколько романов. В 2010 году вышел ее роман-сказка «Тайна Янтарной комнаты», а в 2015 в винтажной серии «Современники и Классики» появилась на свет книга «Горячее солнце, холодный песок», о которой и пойдет речь в нашей беседе. Но прежде чем задать вопросы, касающиеся романа, хотелось, чтобы читатель познакомился с писательницей и ее творчеством.

– Татьяна, расскажите немного о себе, о своих увлечениях. С каким девизом идете по жизни?

– Я родилась в Севастополе в 1966 году. Мой отец, Тимофей Копыленко, – выдающийся драматический баритон, в прошлом – ведущий солист Ансамбля песни и пляски Краснознаменного Черноморского флота, Заслуженный работник культуры Украины, Лауреат Государственной премии искусств ГДР, почетный гражданин города Феодосия. Мама, Лидия Копыленко, – инженер-конструктор. По своей первой и главной профессии я – пианистка со счастливой и продолжительной профессиональной судьбой.

У меня нет увлечений, на них просто не остается времени. Но есть страсть – это страсть к чтению, и подвержена я этой страсти с самых малых лет. Я очень, очень, очень люблю читать!

Девиза как такового тоже нет. Есть любимые произведения, которые созвучны моей душе, моему мироощущению, одно из таких произведений – романс «Гори, гори, моя звезда!».

– Как и когда вы начали писать? Помните ли вы свой литературный дебют?

– С 1998 года я пишу для региональной карельской прессы, изданий Москвы и Петербурга на темы экономики, культуры, искусства, образования, вступительные статьи к нотным сборникам. Сколько всего написано статей, интервью, очерков, обзоров за эти годы – давно со счета сбилась.

Если же говорить о более крупных жанрах, то в моем авторском багаже несколько романов. В 2010 году в Санкт-Петербурге вышла моя первая книжка – роман-сказка «Тайна Янтарной комнаты». В 2015 в винтажной книжной серии Интернационального Союза писателей «Современники и Классики» вышла книга «Горячее солнце, холодный песок». Также в альманахе «Российский колокол» издан рассказ «Как люблю я вас, сны золотые…»

– Какой литературе вы сами отдаете предпочтение? Есть ли у вас литературные кумиры, и если есть, то какие?

– Для меня нет предпочтений в жанрах, скорее, есть просто ощущения – нравится или нет. Кумиры – даже не знаю… Есть писатели и поэты, которые остаются со мной на протяжении всей моей жизни: с детства, с юности и до сих пор, и которых я буду перечитывать снова и снова. Пушкин, Бунин, Чехов, Жюль Верн, Сабатини, Конан Дойл, Есенин, Ремарк, Дюма, Фенимор Купер, Тургенев, Булгаков, Островский, Шолохов, Апухтин, Бальзак, Шекспир… Всех не перечислишь.

– Как рождаются сюжеты ваших книг? Откуда черпаете вдохновение и на какую целевую аудиторию рассчитываете при написании своих произведений?

– Как рождаются сюжеты – не знаю. Как-то они сами придумываются, и бывает это редко. Как писателям удается писать постоянно и помногу – не представляю. Завидую белой завистью. Но сама так никогда не смогу – не дано. Осознавая этот печальный факт, себя я писательницей не считаю. Я просто иногда сочиняю и рассказываю истории, тщательно обдумывая каждый сюжет и внимательно изучая сопутствующий материал. Например, в «Тайне Янтарной комнаты» выдуманный сюжет и персонажи переплетаются с реальными историческими событиями и личностями. Постаралась все это сделать деликатно. Когда уже после написания этой книги я побывала в Екатерининском дворце и впервые увидела Янтарную комнату – долго смеялась. Оказалось, что фигурирующее у меня в книжке волшебное Янтарное Яйцо (по сюжету императрица Екатерина II повелела его спрятать среди декора Янтарной комнаты) действительно есть и находится именно там, где у меня и описано. Бывают в жизни такие повороты!

Что касается вдохновения, можно сказать, я в нем родилась и в нем живу. Это – музыка Моцарта, Верди, Баха, Беллини, Рахманинова, Чайковского, Массне, Шопена, золотая сокровищница старинного русского романса – все они вдохновляют меня и жить, и сочинять.

– Над чем работаете в настоящий момент?

– Недавно я была в отпуске, и, конечно, – это был родной Крым. Сидя на набережной в Феодосии, я закончила последнюю вычитку книги «СЕВАСТОПОЛЬ. Женщины. Война. Любовь», которая сейчас уже вышла в серии «Библиотека журнала «Российский колокол». Мне очень приятно, что эта книга вышла в год 70-летия Победы. Также я написала два рассказа: фантастический – «Лемурийские хроники. Звезда Времени» (скорее всего, это будет первая часть романа), и философский – «Выбирая смерть». Также, неожиданно для себя, – написала несколько стихотворений. Сейчас обдумываю сюжет новой книги, связанной с Крымом.

– Для вас писательское ремесло – основное занятие или скорее хобби?

– Это и не основное занятие, и не хобби. Просто когда ко мне вдруг прилетает какая-то идея, я ее записываю. Процесс записывания всегда длительный – пишу я медленно, как само пишется, никогда не ставлю себе определенных сроков.

– Могли бы вы рассказать, как возник замысел написания книги «Горячее солнце, холодный песок»?

– Сначала прилетело название, и мне понравилось, как звучит эта фраза – «Горячее солнце, холодный песок». Потом под это звучание пришло ощущение, что это будут два противоположных полюса, два разных жизненных принципа. Я сразу решила, что это будут главы-рассказы. В каждой главе будет рассказана история одного героя, которому придется делать выбор. Когда же я начала писать, то поняла, что один человек может проживать в своей Жизни не одну жизнь, не одну историю, не одну ипостась. Вот так и получилось, что главрассказов больше, чем собственно персонажей, и на протяжении повествования им приходится делать выбор не один раз. Как и многим из нас.

– В предисловии к роману вы благодарите Н.В. за историю из жизни, без которой ваша книга никогда бы не обрела «своего золотого сечения». Могли бы вы пояснить, о ком идет речь, кто эта таинственная героиня?

– Когда моя книга была почти написана, я «зависла». Я понимала, что никак не могу придумать достойный главный рассказ, который станет «альфой и омегой» всей книги. Все, что я придумывала, было слабым, каким-то искусственным. В общем, «зависла» я надолго. И тут мне помогла сама Жизнь. А еще говорят, что чудес не бывает. Бывают чудеса. На выставке случайно я разговорилась с женщиной, которая рассказала мне историю из жизни своей бабушки. Эта история и стала завершающим, главным рассказом. Все сразу стало на свои места, а книга обрела законченную форму.

В жизни мы все встречаем разных людей. Как мне кажется, есть несколько основных типов, к которым относится большинство окружающих. И есть очень редкий, немногочисленный, если можно так сказать, «вид» людей, к которому принадлежат единицы. Я их называю «люди-маяки». Это люди, которые, подобно маякам на море, освещают путь другим, светят бескорыстно, ярко, спасая, направляя и помогая, особенно тем, кто находится в трудной ситуации, кто может погибнуть без этой помощи. У меня в предисловии сказано: «Такие люди несут в Мир Любовь. Во многом именно благодаря таким людям Человечество до сих пор живо». Эти слова можно в полной мере отнести к Н.В. – Наталье Витолс и ее бабушке Евдокии Лёвиной.

Когда я писала предисловие и сообщила Наталье Витолс о том, что хочу поблагодарить ее, она из скромности не захотела раскрывать свою личность. Вот так и появилась Н.В.

Но теперь у меня есть возможность раскрыть этот секрет, чему я очень рада. А также я очень рада тому что мне удалось уговорить Наталью Александровну разрешить поставить на обложку книги ее портрет – как образ Женщины, символизирующий все лучшее, что есть в наших соотечественницах. Оформление обложки выполнено нашим петрозаводским художником Виктором Маркеловым. На мой взгляд, обложка получилась не только красивая, но и одухотворенная, чего мне и хотелось.

– Почему герои вашей книги носят нарицательные имена в соответствии с социальным статусом, местом в обществе, возрастной принадлежностью (Олигарх, Ученый, Политик, Солдат, Актриса, Девушка…)? И с чем связано появление героев, наделенных собственными именами (Евдокия, Суви, бабка Мира)?

– В книге несколько выдуманных рассказов и один – правда. В придуманных историях герои – это собирательные образы, символы человеческих «типов», которые встречаются в нашем обществе. Поэтому у них нет собственных имен. Но это не значит, что они не чувствуют, не страдают, не действуют, не сражаются, не причиняют боль, не совершают подвиги, не делают выбор. Заключительная глава – это настоящая история, рассказанная мне настоящей женщиной, Натальей Витолс, внучкой Евдокии Лёвиной. В ней описаны настоящие люди, которые жили в действительности, поэтому у них есть собственные имена.

Только представьте себе, как это ценно, как важно и как замечательно, что через несколько поколений к нам, в настоящее сегодня, протянулась ниточка из настоящего прошлого! История о подвиге обычной, настоящей Женщины, сохранившей несколько жизней во время Великой Отечественной войны, давшей возможность продолжиться нескольким родам, ставшей Ангелом-Хранителем здесь, на Земле. Этот ее дар передался и ее потомкам. Что может быть ценнее? Что может быть важнее? Что может быть истиннее? Это – наша История, наша Суть и наша Судьба.

«Горячее солнце, холодный песок» – это не мораль. Это – попытка напомнить о том, каким бесконечно прекрасным может быть Человек. Давайте же помнить об этом. Всегда.

– Благодарю вас за откровенную беседу и желаю творческого вдохновения и новых литературных побед.

Воздушное интервью с интересными людьми

Ирина Эйр

Дорогие друзья, представляю вам новую рубрику «Воздушное интервью с интересными людьми». Обещаю познакомить с творческими и необычными людьми, их секретами успеха, размышлением о добре и зле и прочими жизненными хитростями.

Ирина Эйр – эксперт по астрологии (новейшая космическая психология, метод «Формула души»), организации личных, деловых процессов и профориентации. Мастер делового администрирования (MBA), сертифицированный тренер школы астрологии «Русские волхвы». Основатель методики «Самоопределение при помощи астрологии». Кандидат Интернационального Союза писателей, прозаик, поэт, публицист. Кавалер медалей ЮНЕСКО им. Адама Мицкевича, Министерства культуры Российской Федерации «200 лет М.Ю. Лермонтова».

Интересный человек: Наталья Толстая

Наталья Толстая – общественный деятель. Врач-психотерапевт. Действительный член Международной Психотерапевтической Лиги. Сексолог. Посол благотворительного фонда «Линия жизни». Телерадиоведущая. Писатель, член Международной Федерации русскоязычных писателей, Союза писателей и Союза литераторов России.

Мы встретились у Натальи дома. Пока она наливала кофе, я сидела и разглядывала её кабинет. В нем рядом с православными иконами мило разместились куклы ручной работы, натуральные камни с разных концов Земли и море книг. Я сразу ощутила душевный подъём в этом доме. Здесь чувствовалась мощная, но добрая и задорная энергетика хозяйки. Такая она и есть, Наталья Толстая, – исцелит душу наполнит силой и желанием жить каждого.

«…с помощью силы, знаний и доброты можно перекрестить целое войско, и его минуют пули»

И.: Почему ты стала психологом?

Н.: Я родилась на Дону в семье врачей. Мои родители всё время были на работе, поэтому меня воспитывали в посёлке буквально все жители, передавая «из рук в руки». Учили казачьей мудрости: как ягоды в жару собирать; как набрать воды в рот, чтобы не обругать; как готовить; как считать мать мужа самой главной женщиной на свете, признать её безукоризненный авторитет и жить в свое удовольствие.

Когда я выбирала для себя будущую профессию, я думала о двух направлениях: стать врачом или актрисой. Моя семья в актрисы меня не пустила, утверждая, что если у меня есть талант и потребность в круглосуточной творческой реализации, то они сами пробьют себе дорогу. Сейчас я точно знаю, что у Бога нет рук, кроме человеческих. Сначала я стала микрохирургом глаза, а к тридцати годам поняла: чтобы мне доверили серьёзные операции, надо дождаться, пока исполнится восемьдесят два, а до этого мне предстоит ассистировать, дежурить в новогодние праздники и писать истории болезней. Тогда решила, что хочу большего. Звёздным ветром меня занесло в столицу, и я случайно попала к Лолите на программу «Без комплексов», где рядом со мной сидел профессор Егоров, в дальнейшем ставший моим учителем и давший мне первый толчок в психотерапию. К сегодняшнему дню у меня за плечами есть учёба в РГМУ и РУДН, курсы психотерапии и сексологии. В итоге жизнь меня сделала позитивным психологом, причём без ломки и хруста, а с удовольствием.

И.: Что для тебя означает твоя профессия?

Н.: Жить и получать удовольствие! Творец нас создал не для страданий великих. Надо наслаждаться тем, что ты нужен и применяешь свои знания в реальной жизни, помогая людям. Моя профессия мне помогает, но я не зациклена на психологии и умею легко отделять теорию от практики.

И.: У тебя есть образование психотерапевта. Почему ты выбрала именно практику психолога?

Н.: Не хочу лечить лекарствами. Ещё в детстве обнаружила у себя способности к внушению и очень острое восприятие окружающего мира – применяла всё это в разных сферах. Искала воду и металлы на местности – однажды даже помогла милиции по карте найти утонувшего ребёнка. Могу сказать коту: «Спать!» – и он действительно уснёт. Только вот не получается отучить его кусаться. Подобные способности оказались бесценны в психологии. Эта наука работает с душой, используя минимум «химии». Меня вдохновляет то, что с помощью силы, знаний и доброты можно перекрестить целое войско, и его минуют пули.

«…не все болезни можно вылечить, можно вылечить человека, мотивированного на выздоровление ради любви, детей, жены»

И.: Ты считаешь, что все болезни можно вылечить без лекарств?

Н.: Когда я закончила мединститут, у меня было желание вылечить всю планету. Столько было сил: я хотела круглосуточно спасать людей. Потом поняла, что многое зависит от желания пациента вылечиться. Так что не все болезни можно вылечить – можно вылечить человека, мотивированного на выздоровление ради любви, детей, жены. Ради себя – редко.

И.: Как ты относишься к религии и применяешь ли на консультациях?

Н.: Я – православная. Если кто-то и будет идти сражаться за страну, за родину, за веру, то это буду я. Ко мне приходят и верующие, и неверующие – и с каждым из них я нахожу общий язык.

И.: Любовь – это работа или дар Божий?

Н.: Это ежедневный творческий процесс. Когда ты работаешь над отношениями, то всё, что тебя окружает, как бы сделано для вашей пары. Есть целые институты природопользования, а «любовиполь-зованию» никто не учит. Между тем как ты бережёшь свой мир, так надо беречь и отношения, ухаживать за ними, как ты ухаживаешь за своим лицом, стараясь продлить его молодость и красоту.

И.: Можно ли полюбить кого угодно?

Н.: Мы можем быть счастливы с любым человеком, который к нам хорошо относится. А любить чаще всего мы будем «ни за что» и «вопреки». Любовь – это всегда неизвестность, надрыв. И знак равенства между любовью и счастьем поставить не всегда возможно.

И.: В чём, на твой взгляд, сакральная миссия женщины? И есть ли она?

Н.: Сакральная миссия женщины – оживлять, раскрашивать и рожать. И меня никто не переубедит. Одна сажает огурцы в огороде и рожает детей. Другая поднимает с колен бизнес и выдаёт гениальные стратегические идеи, оставаясь в нарядной юбке. Думаю, только женственность позволяет каждой из нас мотивировать мужчину делиться с нами своей жизнью, знаниями, юмором, постелью, деньгами, лучшими сперматозоидами и своими мечтами.

И.: Есть ли люди, не предназначенные для семейной жизни?

Н.: Обязательно приходит момент, когда переполняешься своей нерастраченной нежностью и заботой. Когда ты одинока, ты как нарядная ёлка – всё время светишься. Но всё равно в какой-то момент устаёшь быть ёлкой, стоять на постаменте, и тогда хочется стать зайчиком и прыгать вокруг кого-нибудь другого. Не предназначенные для семейной жизни есть, но и у них надежда побеждает над разумом, и всё равно они пробуют строить семейную жизнь – иногда неоднократно.

И.: Как человеку познать себя, чтобы быть счастливым?

Н.: Двенадцать богов Олимпа завещали людям секреты счастья. Каждый имел свой секрет. Они не говорили, что мы должны всё делать хорошо и быть отличниками: ешь, пей, люби, одевайся хорошо, заботься о доме и т. д. Пойми, в чём твое предназначение, живи в согласии с самим собой и будь полезен. Мне тема познания себя интересна, потому что я пишу новую книгу об этом. Изучаю всё не только в теории, но и на практике: съездила на саму гору Олимп, побывала и в Израиле, и в Греции, и в Египте. Там сохранились мифы о построении человеческого счастья самостоятельно. И в этом весь секрет – счастливыми мы можем стать только сами. Не спустится никто с неба и не сделает вдруг всё хорошо в один миг. В любом возрасте, пока не умер, ты сможешь себя найти. Пробуй всё! Учись! Переучивайся! С возрастом мы пристальнее присматриваемся к себе и окружающим. Важными становятся мелочи, которых раньше мы не замечали.

«Люблю тишину, когда шевелятся мысли – это чудесное шуршание»

И.: Почему ты стала писать? Расскажи о своей первой книге.

Н.: Десять лет назад мне изменил муж. В то время с грудным ребёнком на руках я просто не знала, как собрать себя в кучу после такого. Никто из специалистов мне не смог помочь. Пришлось помогать себе самой. Я три года потратила на чтение книг, занималась на разных курсах женской силы и узнала массу методов исцеления нервной системы. В результате накопилось много материала, который оказался очень кстати в работе на телевидении – я как раз пошла учиться в Институт «Останкино». Однажды на экране меня увидел один из руководителей крупного российского издательства. И на следующий день прислал ко мне гонца с просьбой написать книгу на тему измены. Были моменты, когда я писала, будто мне кто-то надиктовывал. Книга вышла, и миллион женщин забрали её с прилавков. Так я стала писателем.

И.: «Золотой ключик» – чем уникальна эта книга?

Н.: Это моя любимая книга. Наши предки всё придумали давным-давно. В этой книге собран весь материал по сохранению лада в доме – от уникальных секретов, переданных нам прадедами, до современных психотехник. В ней всё про быль. Сейчас вот пришла мысль написать кулинарную книгу, где будут «приворотные» котлеты и «примирительный» борщ. Хочу написать, что говорили и какие песни пели наши бабушки, чтобы еда была особенной.

«Любимый придёт, и ты станешь больше…»

И.: Как к тебе приходит вдохновенье?

Н.: Иногда забываю поесть, когда пишется. Люблю тишину, когда шевелятся мысли – это чудесное шуршание. Могу выпить одну-две «музозазывательные» рюмки. Балую себя чем-нибудь вкусненьким. Когда пишется, разрешаю себе всё, потому что я слышу запахи, слышу вкусы, ощущаю этот мир более остро и чутко. Книги пишу только от руки. Мой личный рекорд – три исписанные подряд ручки. Все рукописи набирает на компьютер моя дочь. Это мой элемент воспитания: не всегда получается так подробно поговорить на какие-то темы, отражённые в книгах, но пару раз я замечала, что она мои высказывания ставит в статус в социальных сетях и честно подписывает «мама».

И.: Твой секрет успеха?

Н.: Я люблю жизнь и людей, и они отвечают мне взаимностью. Я умею разворачивать пространство под себя. Перед началом любого дела вспоминаю добрым словом Творца и своего покойного отца. Хочется идти по жизни так, чтобы они вдвоём сидели на облаке, смотрели на меня сверху и улыбались.

И.: Твоё пожелание читателям: как найти свою любовь?

Н.: Надо понять, прежде всего, что ты хочешь сам – тогда пойдёшь туда, где ходит человек, желающий того же. Чаще всего мы ищем не любовь, а счастье. Любимый придёт, и ты станешь больше. Искренние чувства мотивируют людей в любом возрасте быть красивыми, умными, интересными, яркими, творческими, желанными. Ищите не мужа, а «муза».

Интересный человек: Владимир Тарасов

Владимир Тарасов – режиссёр-мультипликатор «Союзмультфильма», кинорежиссёр, художник, заслуженный деятель России, профессор МГУКИ.

Мы впервые познакомились с Владимиром в Рязани на фестивале фантастики «Поехали!». Этот человек сразу заинтересовал меня своей эрудицией и яркой фантазией, и мне непременно захотелось взять у него интересное и воздушное интервью.

Мы встретились в уютном кафе на первой Тверской-Ямской. Владимир удивил меня и при этой встрече – он подарил цветы за небольшое опоздание. Какое приятное начало беседы!

«Режиссёр – это не профессия, это ощущение жизни»

И.: Что вас привело в мультипликацию? Это была мечта детства или случайность?

В.: Дело было так. После окончания московской школы встал вопрос: что дальше делать? Тогда мне помогла моя мудрая бабуся. Она порекомендовала позвонить Маше Мотрук, знакомой моей маменьки. Они с ней вместе поступали в ГИТИС. Мою маму приняли, а Машу нет. Тогда Маша пошла работать на студию «Союзмультфильм» – это было ещё до войны. Так вот моя мудрая бабуся сказала: «Свяжись с тётей Машей, а вдруг им на студии помощники нужны». Тетя Маша, замечательный человек и художник, приняла меня в цех низшей категории – черновой фазовки.

И.: Что это такое?

В.: Это когда между основными рисунками, которые делает художник-мультипликатор, рисуют промежуточные фазы – переходы от одного рисуночка до следующего. Это первая стадия обучения мультипликации – очень полезная.

И.: Получается, что вам помог счастливый случай и, конечно же, талант художника.

В.: По части таланта – я не знаю. Кто-то из великих сказал, что успех – это десять процентов таланта и девяносто, извините, – «задницы». Вот эта комбинация и позволила мне пройти по карьерной лестнице ступени прорисовщика, мультипликатора, ассистента художника-постановщика, художника-постановщика, ассистента режиссёра и стать режиссёром. Я также параллельно окончил Полиграфический институт, факультет художественного оформления печатной продукции.

И.: Сколько вам лет было, когда вы стали режиссёром?

В.: Мне было лет тридцать. Нужно много знать, уметь знания вложить в произведение и рассказать об этом людям, для этого важен большой опыт и особое мировоззрение и мироощущение. Режиссёр – это не профессия, это ощущение жизни, его не передать.

И.: Чем выбран жанр? У вас в основном фантастическая мультипликация.

В.: Мне это было просто интересно. В старые добрые времена при всей той ситуации, которая была в стране, наиболее любопытные, нестандартные вещи было возможно изобразить только при помощи фантастики. Так можно было показать то, о чём думаешь или мечтаешь, – свои фантазии.

И.: Что для вас означает быть мультипликатором?

В.: Сначала – просто интерес мальчишеский, потом уже увлечение профессией.

И.: Ваши работы – образовательные и информативные. Это не просто развлекательный материал. Как у вас возникали идеи?

В.: Когда мне попадалась какая-то интересная вещь, которая мне казалась любопытной для зрителя, я всегда пытался с ней работать. Отсюда и масса встреч с невероятно интересными людьми, мультипликаторами, авторами, передовыми художниками, актерами и композиторами. Например, мне удалось поработать с Сашей Кайдановским над несколькими картинами, в том числе над фильмом «Контакт». С него срисовали главного героя – космонавта.

И.: Расскажите, как вы снимали свой известный мультфильм «Перевал» по повести Кира Булычёва.

В.: Совершенно случайно мне попался какой-то учебник математики. Я от математики далёк, но вдруг увидел там иллюстрации, графические, чёрно-белые – невероятно интересные. Автором учебника и иллюстраций был Анатолий Тимофеевич Фоменко, как выяснилось, доктор физико-математических наук, профессор МГУ Сейчас он уже академик. Я пригласил его работать над картиной «Перевал» в качестве художника-постановщика. Так многие его работы по изображению математических формул легли в основу неведомой космической планеты. Музыку писал наш гениальный композитор Саша Градский. На стихи Саши Чёрного.

«Любая анимация – это искусство о душе, язык не имеет значения. Анимация – это эсперанто всего человечества»

И.: Давайте поговорим о вашем опыте работы и жизни в Индии и в Иране. Вы там работали почти 10 лет. Есть ли отличие от русской мультипликации, если рассматривать базовые ценности, тематику, идею?

В.: Нет, абсолютно. Менталитет индийского народа и персов очень близок нам. У нас в городе были такие студенты, которые не знали ни хинди, ни английского, на своём разговаривали. Тем не менее, мы прекрасно друг друга понимали. Есть такая замечательная формулировка, что любая анимация – это искусство о душе, язык не имеет значения. «Анима» – от слова душа, одушевление. Мы занимаемся одушевлением рисунка. Вся суть анимации в том, чтобы статичный рисунок был одушевлён.

И.: Есть ли, в таком случае, различие межу анимацией и мультипликацией?

В.: В России привыкли говорить «мультипликация», от слова «мульти» – это значит «много». На западе называют «анимация», от слова «анима» – душа. Я считаю, что слово «анимация» больше подходит к нашей мультипликации, потому что в ней гораздо больше души к маленькому и взрослому человеку, чем в той же западной мультипликации, где много суеты и жестокости. Один Папа Римский издал специальный вердикт, по которому во всех католических школах в обязательном порядке предписывалось показывать наши советские мультфильмы. Почему? Потому что в них есть огромный заряд теплоты, доброты, гуманного отношения друг к другу и к окружающей среде. Не зря же лучшим мультипликационным фильмом XX века был признан «Ёжик в тумане», а «Ну, погоди!» был куплен для проката в 120 стран мира, включая США.

И.: Вы также некоторое время работали или были в командировке в США. Чем отличается принципиально их мультипликация от нашей?

В.: У них были великие мастера, тот же Дисней. Он создал основу, азбуку, энциклопедию. Сейчас же американское кино – это мощнейшая индустрия, оснащённая блестяще, делающая невероятные фильмы, обошедшие нас с точки зрения использования современных технологий во много-много раз.

И.: А чего нам не хватает и почему, на ваш взгляд?

В.: Нам мешает расхлябанность и отношение государства. Студия «Союзмультфильм» практически рухнула. В следующем году ей будет 80 лет. Она была организована в 1936 году. В 1935 году был первый московский кинофестиваль, где впервые наши зрители увидели мультфильмы, в том числе и Диснея. Товарищ Сталин, который был весьма неглупым человеком, сказал: «Хочу, чтобы советский зритель имел советского Микки Мауса». Он сказал, и через год была организована студия. Собрали художников отовсюду – со всего Союза. Была поставлена задача – делать фильмы для детей. Студия вначале называлась – «Союздетфильм». Ролан Быков по этому поводу сказал гениальную фразу: «Наши дети сегодня не менее важны, чем хлеб и сталь, потому что наши дети завтра – это та же сталь и хлеб, и защита». То есть обращайте внимание на детей.

И.: Есть ли принципиальное отличие по наполненности наших и американских мультфильмов?

В.: Там много движения, много эффектов и так далее. При этом очень мало уделяется внимания чувствам, хотя есть, конечно, и такие фильмы. В наших фильмах всё-таки больше чувств. Есть два понятия существования: я мыслю, и, значит, существую. Второй постулат: я чувствую, значит, существую.

«Очень важно научиться видеть в самом обычном явлении что-то такое, что могло бы заинтересовать»

И.: В ваших мультфильмах очень часто идёт отсылка на известных писателей, поэтов. «Вперёд время!» – это Маяковский, «Зеркало времени» – Марк Твен и Уэллс. Есть ли у вас любимый поэт или писатель?

В.: Нет, таких много, и нельзя говорить, что какой-то один. Я раньше читал со страшной силой в библиотеке. Чтение было необходимо, давало человеку возможность познать какие-то вещи.

И.: Учитывая, что большое место в ваших работах уделено космосу, верите ли вы в пришельцев?

В.: Верю.

И.: Тогда ваш ответ на извечный вопрос – есть ли жизнь на Марсе?

В.: Видимо, да (улыбается). Может быть, жизни и нет, но это даёт толчок для некого рассуждения, осмысливания в попытке что-то узнать. Вот почему я увлёкся фантастикой. Я сейчас не помню, кто именно, но кто-то из гениальных американских фантастов сделал такую замечательную вещь. Сюжет такой: произошла атомная война на Земле, прилетели разумные инопланетяне и нашли круглые металлические коробки с длинными целлофановыми лентами. Когда они спроецировали на экран, то увидели странных существ, который общались и жили в непонятных постройках. Никто не понимал и не мог прочесть надпись, которая зажигалась в конце каждого фильма: «Производство студии Уолта Диснея». Вот так можно представить жизнь миллионы лет спустя, в этом и есть философский смысл. Наша мультипликация – это отражение нас, нашего менталитета, предпочтений и так далее.

И.: Про писателей мы поговорили. Есть ли у вас любимый художник, близкий к вашему мироощущению?

В.: Я считаю, что Сальвадор Дали – абсолютный мультипликатор, потому что у него всё не такое, как в реальности. Вспомните знаменитые часы, лошадок, носорогов и слонов на ножках кузнечика. Это суть мультипликации, которой нет в Интернете. Мультипликация – это вообще синтетическое искусство, сочетающее всё: и музыку, и актёрское мастерство, и независимый художественный стиль. Оно было создано раньше, чем кино. Первый мультфильм был снят в 1876–1878 год, когда некий француз Эмиль Рено придумал хитрый механизм из шестерёнок, который пролистывал бумажные ленты с изображением персонажей. Он добавил волшебный фонарь и проецировал на стенке. Только в 1895 году братья Люмьер сделали «ящик», который мог и снимать, и показывать. Опять для чего? Для того чтобы фиксировать то, что есть. Отражение реальности – это кино, а вот её трансформация – это уже фантазия, мультипликация.

И.: Что же даёт вам энергию оставаться бодрым, в хорошем расположении духа, прекрасно выглядеть и творить?

В.: Общение с прекрасными женщинами (смеётся). Женщина – это источник жизни!

И.: Спасибо, Владимир, такие слова вдохновляют женщин быть для мужчин такими. Поделитесь с читателями своим секретом успеха?

В.: Очень важно научиться видеть в самом обычном явлении что-то такое, что могло бы заинтересовать, то есть рассмотреть даже в обыкновенной луже звёзды, а не грязь.

Интересные люди: Андрей Жвелецкий и Евгения Пастернак

Андрей Жвелецкий и Евгения Пастернак – писатели, сценаристы.

Мы познакомились с Андреем на книжном фестивале в Москве на Красной площади. Евгения на презентацию не приехала, однако её присутствие чувствовал каждый. В словах Андрея синхронно звучали голоса обоих авторов, будто они – одно целое. В дальнейшем это подтвердилось, когда я беседовала с писателями. Один говорил начало предложения, а другой – его заканчивал. Удивительная гармония! Удивило ещё то, что вокруг каждой книги есть интересная история и мистика. Да, мистика. Евгения и Андрей оказались самыми настоящими волшебниками, потому что большинство событий, которые они придумали в своих книгах, сбывается в будущем.

«Мы не придумываем, а просто пазлик собираем»

И.: Почему вы решили заниматься именно подростковой и детской литературой? Как появилась идея вашей первой книги?

Е.: Идея возникла извне. Пришла Алла Михайловна Гладкова, директор издательства «Время», и сказала: «А почему бы вам не написать про Деда Мороза?»

А.: Дальше была такая чисто исследовательская задача. На простой вопрос «Откуда взялся Дед Мороз?» ответа нет. Вот мы и попытались сконструировать этот мир.

Е.: Вообще, оказалось очень интересно, потому что местами было полное ощущение, что ничего мы не придумываем, а просто пазлик собираем из каких-то документов. Были, допустим, какие-то кусочки, которые мы сначала придумывали, а потом находили этому документальное подтверждение.

И.: То есть, реально был человек, который вдруг попал под волшебный поток и стал Дедом Морозом, как написано в вашей книжке?

Е.: (Смеётся). Нет, не до такой степени. Например, по нашей книжке Дед Мороз останавливает на один день войну – это мы сначала придумали, а потом нашли документы.

А.: Мы просто поняли, что такое чудо должно быть.

Е.: Кроме этого, Косой переулок в Санкт-Петербурге (из нашей книжки) действительно существует. Сейчас он называется переулок Оружейника Фёдорова, но в то время, когда по нему гулял наш Дед Мороз, он назывался «Косой переулок». Там самый большой и длинный дом был полностью украшен рельефами Деда Мороза и Снегурочки. Мы об этом не знали. К тому же книга была написана в 2007 году, а мы предсказывали, что в 2012 году Косой переулок будет перекопан. Питерские дети в 2012 году нам это подтвердили.

И.: «Время всегда хорошее» – очень интересная книга и идея. Расскажите, как она появилась? Есть ли какие-то прообразы?

А.: В чистом виде прообраз там один – это мальчик Витя, который я на самом деле. Я был пионером, отличником, активистом и вообще правильно понимал политику партии. Книга возникла при помощи Жениной дочки и из-за отсутствия йогуртов в холодильнике.

Е.: Она просто влезла в холодильник и начала возмущаться, что нечего есть. Дальше мы влезли в холодильник и спросили: «А чего нет?» – «Нет йогуртов, нет сырочков». Потом я сказала ключевую фразу о том, что мы прожили всё детство без йогуртов и без сырочков и выжили. Для неё это было откровением. Ну и всё, дальше понеслось. У меня сохранилось одно платье школьное, коричневое. Как раз когда Сашка до него доросла, я ей дала померить. Она встала в нём колом, рук не поднять, не опустить, с выпученными глазами со словами: «Как вы это носили? Это невозможно, оно колется, сними с меня это немедленно». Ужас! Ощущение вот этой гадости в книге я и передала. Я пишу от лица той девочки, которая надела это платье и не может в нём ходить, потому что дети привыкли к трикотажу, совершенно другим тканям и всё у них вообще по-другому.

И.: А как вы считаете, всё-таки современная жизнь с гаджетами, высокими технологиями и прочим разнообразием – это в плюс или в минус человеку? «Время всегда хорошее» – с этой идеей я согласна абсолютно. В то же время не отнимают ли технологии нашего времени что-то важное у души?

А.: Сейчас вещизма, как ни парадоксально, меньше, вещи перестали быть чем-то таким удивительным.

Е.: Всё хорошо в меру. У обеих моих дочерей никаких крутых телефонов отродясь не было, потому они им не нужны. При этом проблем с социализацией не было никогда.

И.: «Смерть мёртвым душам» – такое интригующее и устрашающее название. Скажите, откуда взялась идея этой книги?

А.: Мы встречались с шестиклассниками и спрашивали: «О чём нам написать?». Они вдруг сказали: «А напишите нам страшилку». Мы, честно, попытались написать страшилку, но у нас не получилось. Вместо этого мы написали вот эту книгу. Она такая мистическая, но больше приключенческая, чем страшная. У нас часто так бывает, что хотим написать одно, а потом пишем совсем другое.

«Всё, что мы пишем, сбывается»

И.: Учитывая, что книжка про библиотеку, была ли там заложена идея сохранения библиотек именно как книжного хранилища «на бумаге»?

Е.: Идея была пророческая, поскольку всё, что мы пишем, сбывается.

А.: Мы заложили, скорее, эмоцию, любовь, потому что мы очень любим библиотекарей и библиотеки и эту любовь пытаемся через книжку рассказать. Большинство новых технологий, которыми мы снабдили нашу библиотеку действительно реализованы.

И.: Следующая интересная книжка, о которой хотелось бы поговорить, – это «Москвест» – история Москвы. Как возникла идея этой книжки?

Е.: К нам пришло одно большое издательство с красивым макетом книги и предложило вписать в макет текст. Места под текст было совсем мало. Всего двенадцать разворотов, на каждый разворот – тысяча знаков. Нам, как физикам, идея показалась очень интересной чисто технически. Дальше начались усложнения – понадобился сквозной герой, желательно два – мальчик и девочка. Да, и плюс ко всему, сказали, что нужна и связанная история, то есть сквозной герой, с которым случаются приключения на фоне истории Москвы. Причём должна быть завязка, нарастание событий, кульминация и развязка. Это ещё не всё. Макет начинается с древнего Кремля и заканчивается каким-то транспортом.

А.: Мы попросили поменять макет или хотя бы последнюю картинку и выяснили, что это невозможно. Когда работа была сделана, нам сказали фразу, которой мы до сих пор гордимся: «Ваш текст забивает наш макет».

И.: Да, любопытно. «52-е февраля». В книге показана вынужденная пауза в рутинной жизни, когда родители с детьми остаются наедине и получают возможность поговорить о важном. Как у вас это происходит в жизни с вашими детьми?

Е.: Любого подростка нужно запереть в комнате, чтобы с ним поговорить, – это нормально.

А.: Если бы мы могли спокойно обсуждать все темы, то книжку бы не написали. Она была написана для Сашки, старшей дочери Жени.

И.: Каково было мнение Сашки?

А.: Мы написали довольно большой кусок и дали ей почитать, она сказала: «Да, всё прекрасно. Происходить что-нибудь будет?»

И.: «Движухи» не было?

Е.: Там вообще ничего не было, кроме разговора. Собственно, после этого мы придумали сюжет.

И.: Вы по образованию физики. Как вы подходите к написанию книг: как к техничному составлению деталей по плану или всё же нужен порыв и вдохновение?

Е.: У нас, конечно, есть план и система, но для того, чтобы начать что-то писать, всё равно нужно то самое вдохновение. Если идея не зажигает хотя бы одного из нас, то ничего не получится. Самый лучший показатель – это когда мы придумали тему и начинаем про неё говорить и не можем никак остановиться.

А.: Может также быть, что идея загорается, но мы в этот момент чем-то другим заняты и её откладываем. Тогда она затухает. Потом через три месяца возвращаемся, и уже неинтересно.

«Когда снаружи уже ничего не изменить – всё случилось, можно всегда поменяться внутренне»

И.: У вас вкусы всегда совпадают? Если не нравится Жене, то Андрею тоже не нравится? Бывает такое, что спорите?

А.: Не всегда совпадают, но мы не спорим. Потому что если кому-то из нас не нравится, значит, без обсуждения, не пишем.

И.: Есть группа в «ВКонтакте», где вы выкладываете свои рукописи, чтобы дети посмотрели, оценили и подсказали. Часто ли бывает такое, что дают ценные советы или поворачивают сюжет?

А.: Они дают ценные советы по каким-то частностям, когда мы, например, что-то написали непонятно. Если нам человек говорит: «А что здесь происходит?», значит, мы что-то неправильно объяснили. Сюжет никогда не поворачивали.

И.: Как вы преподносите «добро» и «зло»?

А.: У нас про это есть книжка, называется «Гимназия № 13».

Там есть белые боги и чёрные боги. Мы показываем, что чёрные – это не обязательно зло, а белое – не всегда добро. Добро и зло, конечно, есть, но оно не так поляризовано, как нас учат. Добро и зло, во-первых, намешаны очень сильно в каждом. Мне очень нравится одно выражение: «Не ищите подлецов. Подлости совершают хорошие люди» (А.В. Вампилов).

И.: Как вы относитесь к ошибкам подростков? Существуют ли непоправимые ошибки, и как с этим быть?

Е.: Один из посылов нашей последней книги (она ещё не вышла) в том, что абсолютно любой человек может совершать ошибки. Бывает, что непоправимые.

А.: У каждого человека в жизни случается такой момент, когда он что-то совершил, а исправить невозможно. Значит, надо просто пережить.

Е.: У этого переживания есть положительный момент – это опыт. Когда снаружи уже ничего не изменить, всё случилось, можно всегда поменяться внутренне. Ты можешь на весь мир обидеться и сказать, что это они все козлы, а я хороший, просто мир плохой, а можно сделать какие-то выводы на будущее.

И.: В книге речь идёт о подростках, которые занимаются бальными танцами. Почему танцы? Вы сами танцуете?

Е.: Танец – это квинтэссенция отношений между мужчиной и женщиной.

Я танцую с мужем. Мы вообще не конфликтные. В жизни не ругались никогда так, как ругаемся на паркете. С одной стороны – это прекрасная разрядка, а с другой – вдруг выясняется, что совершенно по-новому устанавливаются роли. На паркете мужчина – всегда мужчина, и если он не ведёт, то всё. Женщина должна чётко слушаться.

А.: Потом понимаешь, что в жизни то же самое. Партнёрша должна подстраиваться даже под плохо танцующего партнёра. Получается, что люди, которые в обыденной жизни уже притёрлись, и у них установились стабильные отношения, выходят на паркет и вдруг – бабах!..

И.: Напоследок, дорогие Андрей и Женя, скажите пару тёплых слов подросткам и всем, всем, всем. Может быть, что-то вдохновляющее?

Е.: Живите полной жизнью и делайте то, что вам нравится!

А.: Будьте счастливы!

Исторический очерк

Виктор Торицын

Ведомственные медали силовых структур России

Автор-составитель Торицын В.Е.

toricyn2015@rambler.ru, 89174091543

Введение

С древнейших времён существуют традиции награждения выдающихся воинов различными знаками отличия: лавровыми и дубовыми венками, копьями, запястьями из драгоценных металлов и т. п. вещами, позволяющими воину выделиться из массы и продемонстрировать свои заслуги окружающим. При этом в каждой стране существовала своя наградная система, отражающая местные особенности, традиции и колорит.

В XI–XII веках в Киевской Руси награждали за военные подвиги особым знаком отличия – золотой шейной гривной. А в XV–XVI веках появлялись новые виды поощрений за государственную службу – отличившихся жаловали золотой и серебряной посудой, конями, оружием, мехами, шубами и кафтанами, например, в 1591 году за победу над крымскими татарами царь Федор Иоаннович наградил Бориса Годунова со своего плеча шубой с золотыми пуговицами ценою в тысячу рублей (небывалая по тем временам сумма). В XV веке появились на Руси почетные воинские награды – «золотые». Выглядели они как монеты и являлись прообразом современной наградной медали, такими золотыми монетами награждалось всё войско – от воеводы до рядовых.

Сегодняшняя наградная система пришла к нам, как и многое другое, с Запада. Зародилась она в Средние века в Европе и была связана с развитием рыцарских орденов. Эти организации занимались охраной паломников, идущих к святым местам, самих святых мест, торговых путей из Европы в Азию. Членство в ордене стало привилегией, ордена обрастали влиянием, богатством и могуществом, с ними вынуждены были считаться монархи Европы, но со временем арабы и турки вытеснили рыцарей из Палестины и восточного Средиземноморья обратно в Европу.

Возникла необходимость визуально обозначить принадлежность рыцаря к определенному ордену и его положение в иерархии ордена. Эти знаки обозначения и стали именоваться, так же как и сами организации, – орденами. Постепенно большинство рыцарских орденов прекратило своё существование, а слово осталось – им стали называть знаки отличия, которыми награждали отличившихся людей за заслуги. Возникла европейская наградная система.

В ходе реформ Петра I в 1698 году в Российской империи появился первый орден – «Орден Святого апостола Андрея Первозванного» и первая памятная медаль «За веру и верность» по случаю утверждения этого ордена. Первой наградной медалью, отвечающей современным понятиям, стала выбитая в золоте и серебре медаль за взятие крепости Шлиссельбург в октябре 1702 года. Постепенно система развивалась и достигла своего расцвета в XIX веке, когда появилось большое количество орденов, медалей и других знаков отличия.

Необходимо отметить, что в Российской империи существовало правило награждения орденами не только за выдающиеся заслуги, но и за выслугу лет. Поэтому, зная, какими орденами награжден тот или иной господин, понимающий человек мог «прочитать» его карьерный путь, место в военной или гражданской чиновничьей иерархии. Вспомним классика: «Анна на шее» – орден Святой Анны 2-й степени, кавалер его – уважаемый человек, надеется получить Владимира 4-й степени (классный чин гражданского ведомства, прослуживший 35 лет), минимум надворный советник, имеет 150 или 120 руб. ежегодной пенсии. Как можно по наградам определить положение человека в обществе, показано в другом рассказе Чехова – «Толстый и тонкий». «– Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год, Станислава имею… Ну а ты как? Небось, уже статский? А? – Нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый. – Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею». Толстый дослужился до чина тайного советника (III класс по табели о рангах), ордена – это первые степени Святого Станислава и Святой Анны.

Последней наградной медалью Российской империи стала медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации 1914 года».

Советская власть отменила царские награды и создала свою систему отличий, долгое время не очень разнообразную: первый орден страны Советов – орден Красного Знамени, первая советская медаль – «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938), медали «За отвагу», «За боевые заслуги» и др. Сражения Великой Отечественной войны с её небывалым напряжением сил сражавшихся сторон стали примером мужества и героизма огромного количества советских людей, как на передовой, так и в тылу на трудовом фронте. Было учреждено 9 новых орденов и 18 медалей, всего за время существования СССР было учреждено 57 медалей.

Появление ведомственных наград

Ещё во время Великой Отечественной войны, в 1944 году, указом от 4 июня 1944 года Президиум Верховного Совета СССР ввел порядок награждения орденами и медалями военнослужащих Красной Армии за выслугу лет. Указ предусматривал награждение медалью «За боевые заслуги» за 10 лет безупречной службы, орденом Красной Звезды – за 15 лет безупречной службы, орденом Красного Знамени – за 20 лет и орденом Ленина – за 25 лет службы, а за 30 лет безупречной службы предусматривалось повторное награждение орденом Красного Знамени. Естественно, подобные массовые награждения привели к падению престижа этих боевых наград. Поэтому в 1957 году было принято решение о прекращении награждения орденами и медалью «За боевые заслуги» за выслугу лет. Вместо этого каждое из трёх силовых ведомств – Министерство обороны СССР, Министерство внутренних дел СССР и Комитет государственной безопасности СССР – единым указом от 29 января 1958 года учредило свою собственную ведомственную медаль «За безупречную службу».

Награждения происходили приказами министров обороны, внутренних дел и председателя КГБ.

В 1991 году СССР распался на независимые государства, вместе с ним прекратила своё существование и его наградная система. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 2 марта 1992 года было разрешено использовать для награждения некоторые ордена и медали бывшего СССР с исключением советской символики. Российской Федерации стали необходимы собственные награды. 2 марта 1994 года вышел Указ Президента РФ № 442 «О государственных наградах РФ». В соответствии с пунктом 25 этого указа «органы федеральной исполнительной власти своими решениями могут устанавливать различные виды поощрения работников, в том числе звания, нагрудные знаки, значки, медали, не имеющие сходства с государственными наградами РФ и Союза ССР. Установление таких видов поощрения производится по согласованию с комиссией по государственным наградам и Государственной герольдией при Президенте РФ». Ссылаясь на этот указ, но не обращая внимания на последние строки данного пункта о согласовании с комиссией по государственным наградам, учреждать медали стали всевозможные ветеранские и общественные организации.

Современная наградная система России включает в себя:

– государственные награды (ордена, медали, почетные звания), утвержденные указами президента РФ;

– ведомственные награды (медали, знаки, почетные звания), утвержденные приказами руководителей соответствующих министерств и ведомств;

– наградные юбилейные и памятные медали, знаки, утвержденные руководителями структурных подразделений министерств и ведомств;

– наградные юбилейные и памятные медали, знаки, значки, утвержденные общественными, ветеранскими, религиозными организациями.

Ведомственные награды Российской Федерации необходимо отличать от государственных наград. Ведомственные награды утверждает федеральная исполнительная власть России. Ведомственные награды предназначаются для награждения сотрудников подведомственных организаций, учреждений и предприятий, а также граждан. Каждое ведомство имеет свой утвержденный перечень наград, (награды МО, МЧС России, МВД, ФСБ и других), награждение этими наградами производится от имени ведомств в соответствии с ведомственными актами и приказами. Согласно Указу Президента РФ № 442 ведомственные награды не должны иметь сходства с государственными наградами, поэтому оставался вопрос, могут ли пятиугольные колодки использоваться при разработке ведомственных наград, именно поэтому первые варианты ведомственных медалей планировалось утверждать на четырехугольных колодках. Естественно, эта ситуация сильно затруднила бы размещение медалей в общей колодке на мундире.

В апреле 1999 года в Администрации Президента РФ на федеральном совещании по вопросам геральдического обеспечения ведомственных наград Российской Федерации, по предложению главного герольдмейстера МО РФ полковника О.В. Кузнецова было принято решение использовать пятиугольные колодки не только для государственных наград, но и для ведомственных, а отличие ведомственных наград от государственных решили обеспечивать за счет использования во всех медалях единой цветовой гаммы для каждого ведомства.

Необходимо отметить, что в связи с тем, что ведомственные медали не относятся к государственным наградам, их покупка, обмен и продажа не подпадают под действие статьи 324 УК РФ «Приобретение или сбыт официальных документов и государственных наград». Коллекционеры могут совершенно свободно заниматься любимым делом, не боясь уголовной ответственности за своё увлечение.

В данной книге представлены описания ведомственных медалей Министерства обороны РФ, Министерства внутренних дел РФ и Министерства по чрезвычайным ситуациям РФ.

Медали Министерства обороны Российской Федерации

Первым из силовых ведомств к разработке и учреждению собственных ведомственных медалей приступило Министерство обороны. Первые медали этого ведомства были учреждены в 1995 году. Ими стали «наследницы» советских медалей – медали «За укрепление боевого содружества» (аналог государственной советской награды – медали «За укрепление боевого содружества») и «За отличие в военной службе» (аналог советской ведомственной медали «За безупречную службу в Вооружённых силах СССР»). Автором рисунков этих первых медалей стал художник научно-технического комитета Центрального вещевого управления МО РФ, заслуженный работник культуры РСФСР А.Б. Жук. Первые медали МО РФ стали базой для создания аналогичных медалей других силовых структур.

Медали Министерства обороны Российской Федерации являются составляющей частью системы поощрения в Вооружённых силах. Согласно приказу министра обороны от 22 января 2008 года № 30 «О ведомственных знаках отличия Министерства обороны Российской Федерации» ведомственными знаками отличия являются медали Министерства обороны и другие знаки Вооружённых Сил, в положениях о которых указана их принадлежность к ведомственным знакам отличия. Награждение ими производится приказами министра обороны, если иное не предусмотрено положениями о соответствующих ведомственных знаках отличия. Награждение медалями МО РФ служит делу укрепления боеспособности армии и флота, поднятию престижа военной службы.

Вопросы геральдического обеспечения Министерства обороны РФ находятся в ведении начальника Военно-геральдической службы Вооруженных Сил Российской Федерации – главного военного герольдмейстера, заслуженного работника культуры России, кандидата исторических наук, полковника О.В. Кузнецова.

Учреждённая приказом министра обороны Российской Федерации № 123 от 27.03.1995 г., учреждена повторно приказом от 5 марта 2009 г. № 85 «Об учреждении медалей Министерства обороны Российской Федерации «За отличие в военной службе» и «За укрепление боевого содружества».

Медаль МО РФ «За отличие в военной службе»

В соответствии с положением о медали медаль «За отличие в военной службе» является ведомственным знаком отличия. Медалью «За отличие в военной службе» награждаются положительно характеризуемые, не имеющие дисциплинарных взысканий военнослужащие Вооруженных Сил за разумную инициативу усердие и отличие по службе.

Медаль «За отличие в военной службе» имеет три степени:

– медаль I степени – для награждения военнослужащих Вооруженных Сил по достижении общей продолжительности военной службы 20 лет в календарном исчислении;

– медаль II степени – для награждения военнослужащих Вооруженных Сил по достижении общей продолжительности военной службы 15 лет в календарном исчислении;

– медаль III степени – для награждения военнослужащих Вооруженных Сил по достижении общей продолжительности военной службы 10 лет в календарном исчислении.

Высшей степенью медали «За отличие в военной службе» является I степень. Награждение производится последовательно: медалью III степени, затем медалью II степени, затем медалью I степени.

Медаль «За отличие в военной службе» изготавливается: I степени – из металла серебристого цвета, II степени – из металла золотистого цвета, III степени – из металла бронзового цвета и имеет форму круга диаметром 32 мм с выпуклым бортиком с обеих сторон.

На лицевой стороне медали: в центре – рельефное изображение щита с римской цифрой в центре, обозначающей степень медали – I, II или III, на двух диагонально перекрещенных мечах, крыльях и якоре, обвитом канатом; под ними по кругу – рельефная надпись: «За отличие в военной службе».

На оборотной стороне медали: в центре – рельефное изображение эмблемы Вооруженных Сил; по кругу – рельефная надпись: в верхней части – «Министерство обороны», в нижней части – «Российской Федерации»

Медаль при помощи ушка и кольца соединяется с пятиугольной колодкой, обтянутой шелковой муаровой лентой шириной 24 мм. С правого края ленты оранжевая полоса шириной 10 мм окаймлена черной полосой шириной 2 мм, с левого – красная полоса шириной 12 мм, посередине которой зеленые полосы шириной 2 мм: для медали I степени – одна полоса, II степени – две полосы, III степени – три полосы; расстояние между зелеными полосами – 1 мм.

Элементы медали «За отличие в военной службе» символизируют (семантика):

– щит (символ защиты Отечества), меч (символ вооруженной борьбы и элемент военных геральдических знаков сухопутных войск), крылья и якорь (элементы военных геральдических знаков Военно-Воздушных Сил и Военно-Морского Флота) – готовность к защите Отечества;

– дубовые ветви (символ стойкости и мужества) – воинскую славу;

– оранжевая полоса лент медалей, окаймленная черной полосой, – принадлежность медалей к системе знаков отличия Вооруженных Сил;

– красная и зеленая полосы ленты медали «За отличие в военной службе» – предназначение медали для награждения военнослужащих за безупречную службу.

Следует отметить, что в этой и всех последующих медалях МО РФ используется в соответствии с Указом Президента РФ № 46 от 27.01.1997 «Об учреждении военного геральдического знака – эмблемы вооруженных сил Российской Федерации» военный геральдический знак – эмблема Вооруженных Сил Российской Федерации. Она представляет собой изображение золотого (серебряного) двуглавого орла с распростертыми крыльями, держащего в правой лапе меч, а в левой – лавровый венок. На груди орла расположен щит, увенчанный короной. На щите на красном поле – всадник, поражающий копьем дракона. Военный геральдический знак – эмблема Вооруженных Сил Российской Федерации – также может выполняться в черно-белом изображении.

Медаль МО РФ «За укрепление боевого содружества»

Учреждённая приказом министра обороны Российской Федерации № 123 от 27.03.1995 г., учреждена повторно приказом от 5 марта 2009 г. № 85 «Об учреждении медалей Министерства обороны Российской Федерации «За отличие в военной службе» и «За укрепление боевого содружества».

Медаль Министерства обороны Российской Федерации «За укрепление боевого содружества» является ведомственным знаком отличия.

Медалью «За укрепление боевого содружества» награждаются военнослужащие и лица гражданского персонала Вооруженных Сил, а также другие граждане Российской Федерации и иностранные граждане за заслуги в укреплении боевого содружества и военного сотрудничества с дружественными государствами, содействие в решении задач, возложенных на Вооруженные Силы.

Награждение медалью «За укрепление боевого содружества» производится приказом министра обороны Российской Федерации в порядке, установленном в Министерстве обороны.

Медаль «За укрепление боевого содружества» изготавливается из металла золотистого цвета и имеет форму круга диаметром 32 мм с выпуклым бортиком с обеих сторон.

На лицевой стороне медали: в центре – рельефное изображение картушного щита с надписью в четыре строки «За укрепление боевого содружества» на двух диагонально перекрещенных мечах; под ним по кругу – рельефное изображение дубовых ветвей.

На оборотной стороне медали: в центре – рельефное изображение эмблемы Вооруженных Сил; по кругу – рельефная надпись: в верхней части – «Министерство обороны», в нижней – «Российской Федерации».

Медаль при помощи ушка и кольца соединяется с пятиугольной колодкой, обтянутой шелковой муаровой лентой шириной 24 мм. С правого края ленты оранжевая полоса шириной 10 мм окаймлена черной полосой шириной 2 мм, с левого – красная полоса шириной 4 мм окаймлена по краям зелеными и голубыми полосами шириной 2 мм каждая.

Элементы медали символизируют (семантика):

– щит (символ защиты Отечества), меч (символ вооруженной борьбы и элемент военных геральдических знаков сухопутных войск), крылья и якорь (элементы военных геральдических знаков Военно-Воздушных Сил и Военно-Морского Флота) – готовность к защите Отечества;

– дубовые ветви (символ стойкости и мужества) – воинскую славу;

– оранжевая полоса ленты медали, окаймленная черной полосой, – принадлежность медали к системе знаков отличия Вооруженных Сил;

– синяя, зеленая и красная полосы ленты медали «За укрепление боевого содружества» – предназначение медали для награждения за заслуги в укреплении боевого содружества и военного сотрудничества.

Медаль МО РФ «За воинскую доблесть»

Учреждена приказом министра обороны Российской Федерации от 22 декабря 1999 г. № 608 «Об учреждении медали Министерства обороны Российской Федерации «За воинскую доблесть».

Это первая медаль, лента которой выполнена в цветах Вооружённых Сил.

Медаль Министерства обороны Российской Федерации «За воинскую доблесть» является ведомственным знаком отличия.

Медалью «За воинскую доблесть» награждаются военнослужащие Вооруженных Сил Российской Федерации:

– за отличные показатели в боевой подготовке, полевой (воздушной, морской) выучке;

– за особые отличия при несении боевой службы и боевого дежурства, на учениях и маневрах.

Были представлены избранные главы из книги «Ведомственные медали силовых структур России»

«Ведомственные медали силовых структур России»

Содержание

Введение

Появление ведомственных наград

Медали Министерства обороны Российской Федерации

«За отличие в военной службе»

«За укрепление боевого содружества»

«За воинскую доблесть»

«Участнику марш-броска 12 июня 1999 г. Босния-Косово»

«За трудовую доблесть»

«За усердие при выполнении задач инженерного обеспечения»

«За разминирование»

«За боевые отличия»

«За заслуги в ядерном обеспечении»

«За службу в военно-воздушных силах»

«За службу в космических войсках»

«За службу в морской пехоте»

«За службу в подводных силах»

«За службу в морской авиации»

«За службу в железнодорожных войсках»

«За отличие в службе в сухопутных войсках»

«За участие в военном параде в День победы»

«За отличное окончание военного образовательного учреждения высшего профессионального образования Министерства обороны Российской Федерации»

«В память 25-летия окончания боевых действий в Афганистане»

«100 лет воздушным силам».

200 лет Министерству обороны 300 лет Балтийскому флоту

«За достижения в области развития инновационных технологий»

«Генерал армии Хрулев»

«Генерал армии Маргелов»

«Генерал-майор Александр Александров».

«Михаил Калашников»

«Адмирал Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов».

«Генерал армии Комаровский».

«Маршал артиллерии Е.В. Бойчук»

«Участнику борьбы со стихией на Амуре»

«Адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков».

«Генерал-полковник Дутов».

«За отличие в учениях»

«За заслуги в увековечении памяти погибших защитников Отечества»

Медали Министерства внутренних дел Российской Федерации «За отличие в службе»«

«За доблесть в службе»

«За воинскую доблесть»

«За боевое содружество»

«За разминирование»

«За смелость во имя спасения»

«За заслуги в службе в особых условиях»

«За трудовую доблесть»

«За безупречную службу в МВД»

«За вклад в укрепление правопорядка»

«100 лет международному полицейскому сотрудничеству»

Медали Министерство Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий (МЧС России]

«За отличие в военной службе»

«За отличие в службе»

«За отличие в ликвидации последствий чрезвычайной ситуации»

«За отвагу на пожаре»

«За разминирование»

«За спасение погибающих на водах»

«За безупречную службу»

«За содружество во имя спасения»

«За пропаганду спасательного дела»

«XV лет МЧС России»

«XX лет МЧС России»

«XXV лет МЧС России»

«За усердие»

«За предупреждение пожаров»

«За особый вклад в обеспечение пожарной безопасности особо важных государственных объектов»

«200 лет профессиональной пожарной охране Москвы»

«Маршал Василий Чуйков»

«75 лет Гражданской обороне»

«100 лет Санкт-Петербургскому университету ГПС МЧС России»

«50 лет журналу «Гражданская защита»

Голоса провинции

Ольга Собгайда

Биографическое имя – Ольга Кузовлева. Родилась в 1986 году в Астрахани. Окончила Астраханский государственный университет. Живет в Астрахани, работает старшим научным сотрудником Дома-музея Велимира Хлебникова. Первая публикация – подборка из нескольких миниатюр – состоялась в 2002 году в газете «Терновый куст» (г. Астрахань).

Лауреат I степени регионального открытого телевизионного фестиваля-конкурса юных маэстро «Золотой ключик» в двух номинациях: «Авторский жанр – поэты», «Художественное слово, театральная миниатюра» (2001). В 2010 году вошла в лонг-лист премии «Дебют» в номинации «Поэзия».

По полу – лунные дельфины… Осторожно, бесшумно вплывают, просачиваются сквозь стекольные щели, сквозь оконные трещинки. Вы замечали когда-нибудь: непрестанное движение солнечных зайчиков, прыжки, кувыркания этих золотистых веснушек. А вот – свеча в полупрозрачном джемовом воске, таком густом аппетитном абрикосовом, разве что только косточек с мякотью нет. И над всей этой вкуснотищей восседает огненный парус: ветра нет, а колышется, подёргивающе раскачивается. Без движения, а плывёт… куда-то. Он тоже… когда-то был просто солнечным зайчиком. Сейчас повзрослел, стал задумчив, и всё плывёт куда-то, плывёт… А лунные дельфины – не изощряются на каскадёрские трюки, никуда не плывут. Они просто призрачные, спокойные, большие лунные дельфины…

«Два параллельных дождя…»

Два параллельных дождя…

За окном – много-много быстрых, частых

шлепков серебристых дóждевых тросточек по

семяношковым скорлупкам капель асфальта.

А в ней – у окна – э х о дождя.

Целлофановые шуршавчики мякушковой

панамкой – на её макушке.

Потом крупными бисерными мурашками

стекают на плечи, на руки.

Разажурив руку перчатковыми сплетениями,

сбираются – к кистям.

И с каждого пальца-журавлика,

бесшумно, как дождиковость,

спрыгивают в свои колодцевые чашечки.

Два дождя параллельны…

Александр Добровольский

Родился в 1985 году в г. Смоленске. Закончил Смоленский государственный институт искусств. Работает сотрудником отдела искусств Смоленской областной юношеской библиотеки.

Печатался в журналах «Edita», «Юность», «Нева», «Журнале ПОэтов» и некоторых других, газете «День литературы». Лауреат премии имени Анны Ахматовой. Призер Международного конкурса поэзии хайку на русском языке.

Всегда

больно врезался пепел побед в оголенную таяньем душу по душе пронеслась рябь лет лучами света и мрака, вырубив лик из «нет». Лишь по-прежнему передо мной звезда — как смотрят вслед.

«мы примем все…»

мы примем все но нерушимо держась за руки подняв сердца горячими бокалами как радугой прожектора бегущего луч черты морщины гримасы перебегают с лица на лицо словно мы вместе долго старились суть пылью дробью зеркал разлетается окружавшее прочь наши пальцы как молния общей куртки это место ничем другим не будет не может быть занято застегиваемся в кольца взаимопамяти дотла серьезно все как соловьи переливаются из одного в другого переливаются руки памяти зовом с тобой обручаемся возрождаемся намертво мы останемся как состарились заслоняю тебя собою хоть во мне больше дыр чем в дыре заслоняю тебя собою ибо падший уж не станет судьею ибо устал быть одною судьбою заслоняю тебя собою потому что от меня останемся мы заслоняю тебя собою потому что нечем ты сердце

К Е. В. К. 1

сильфы в мареве неба порхают пульсирующим блеском кружевом жаркими снежинками лунные шелесты зыбкие зыбкие приливы отливы крови наливающейся, распрямляющейся травы играют цвета света отсвета переливы трели изливы извивы поцелуи земли и неба несущихся друг под другом и меняющихся местами снами роями мечтами золотящиеся цветы и Луна, о фея луны, роняет пыльцу окно распахнуто мною в ту темноту из которой выходит свет влажной дрожью двоится любой предмет ароматы ночи плавятся на лунном огне ограненные твоим волшебством по-кошачьи скользят ко мне в хрустальном трепете серебряного ветра

Ночное

фонарь за окном — деревья в окне — светотени на противоположной окну стене словно лопасти бесшумного вентилятора в которые тянется дым как прозрачная капля лучась выгранивает драгоценные камни спектра выстраивая ярко вдоль слепящего луча оставаясь цельнопрозрачной — так полночная тишина: ясно глянешь с балкона: лужи как осколки разбитого зеркала стремящиеся слиться как ртуть и чувствуешь чувства снаружи как тонкую маслянисто грань где прилипали капли дождя молотящего: к крыше лужи сияюще-округло: звонко слились

Диалоги текста

мироздание сочится сквозь мои поры но я играю с ним в прятки и нахожу в голосах блуждая среди витрин созвездий струящих мне свой лабиринт что же? я обмакну орлиное перо как ветреную бабочку в разбухшую чернильницу сердца треснувшего избытком радуясь что тебе и впрямь нужен тоже мой голос раз такою ценой здравствуй… я люблю тебя! пока мой вулкан еще меня приносит в жертву я есмь голос тебе значит выключи свет и я вернусь – твой пульс этот разрыв да будет со-единением, еретически истинный Господи кошмары так кошмары свет так свет но я предпочитаю свет богословию планет the end эхо множится… весь весть я – рана твоя закрываю собой …и в блевотине я верую мной в Христа блуждающего мной по-прежнему освобожденьем и мирозданье сочится сквозь мои поры (и несмутимо объемлющее: жизнь – прекрасна ясно пронизывает)

Рецензии

Анна Северянин

Ярков М. Полет длиною в жизнь: Фантастический роман, – М.: Продюсерский центр Александра Гриценко, 2015. – 220 с. («РосКон» представляет автора»).

В невыносимых условиях, когда на кону стоит жизнь и ломаются все социальные ограничения, когда негде спрятаться от подступающего безумия, человек остаётся человеком. Роман Михаила Яркова «Полёт длиною в жизнь» рассказывает нам именно об этом. Это динамичная остросюжетная проза. Роман относится к области научной фантастики, где важна не столько интуиция автора в отношении будущих свершений человечества, сколько психологический портрет человека. У автора этот портрет получился достоверным и правдоподобным. По сути, это те же самые люди, что и мы с вами! У них те же проблемы, те же внутренние переживания, те же страсти и те же увлечения, в другой, фантастической оболочке, но с тем самым вкусом, от которого так не хочется отрываться ни на минуту. Читая этот роман, мы нет-нет и узнаем своего соседа, начальника, лучшего друга или вон ту медсестру, охранника, сантехника. Этот роман в первую очередь о людях и их взаимоотношениях, а уже потом обо всем остальном.

Открывая этот роман, я сначала испугалась – 18+, взрослая литература, роман не для детей, да и сам Михаил еще добавил, то ли специально, то ли нет, соответствующее предисловие. В романе действительно присутствуют нелицеприятные сцены, «сцены жестокости и насилия», но они лишь добавляют и накаляют градус реализма. От чтения не хочется отрываться, даже несмотря на заявленную жестокость. Автор мастерски держит в напряжении, не давая расслабиться, не давая вздохнуть. Роман читается на одном дыхании.

Итак, космос стал для землян домом. Солнечная система освоена, однако земляне – по-прежнему колонисты. Одна из целей – планета Макивар, на которой уже ведутся работы по освоению. На Макивар летит многопалубный пассажирский «Троян». Среди пассажиров – известный врач-вирусолог Джим Харт и гениальный учёный-агрофи-зик Вига Заремба со своим сыном Томасом. У Томаса – синдром Дауна. Организаторы экспедиции не давали согласия на то, чтобы Томас полетел, но Вига настояла: полёт намечался долгий. Заглянув в финал, увидим: после катастрофы выжил только Томас. Да ещё некоторое время пожила заражённая крыса.

Джим Харт тяжело переживает разлуку с любимой женщиной Полиной, хотя прошло уже несколько лет. Полина в разных техниках боя даст фору любому мужчине. Харт не смог её понять, и они расстались. На лице Полины шрам – памятка об одной из её побед, но и о разлуке с Хартом. Может быть, им ещё придётся встретиться в пространстве космоса. На «Трояне» Харта настигает новое чувство. Блондинка Лиза Островская становится его ангелом-хранителем, но заменить Полину в его сердце не может. А Лиза полюбила Харта глубоко и готова отдать за него жизнь.

На «Трояне» есть лаборатории и оранжереи, где созревают фрукты и овощи, есть бассейны и уютные комнаты для отдыха. Однако земляне остаются землянами – беспечными и доверчивыми одновременно. Метеоритный дождь заносит на корабль неизвестный инопланетный вирус. Результаты медицинских анализов – отличные. Но Вига Заремба, оставляя сиротой Томаса, умирает в жутких муках. Она была похожа на гноящегося осьминога.

Джим Харт первым разбирается со структурой вируса и, понимая, с чем они столкнулись, приходит в ужас. Около 10 % экипажа оказываются инфицированными. Главный техник сходит с ума и с помощью самодельной бомбы уничтожает двигатели корабля. Цепная реакция выводит из строя половину генераторов на корабле, сделав непригодными для жизни большинство жилых палуб. Вся неэкранированная вода и выращиваемая еда оказываются зараженными. Экипаж корабля оказывается на пороге голода.

Эпидемия распространяется с ужасающей скоростью. Крысы, кошки и перенаселение людей на оставшихся палубах лишь способствуют этому. Джим и другие врачи пытаются остановить распространение вируса и облегчить страдания умирающих, но без медикаментов и медицинского оборудования они ничего не могут сделать. Напряжение и голод нарастают, люди умирают все чаще, и в какой-то момент они начинают винить во всем произошедшем врачей. Социальный взрыв становится неизбежным. Положение осложняется тем, что вирус оказывается совершенно не тем, чем его считали, и теперь любой контакт с кораблем грозит гибелью всему живому.

Остается Томас, которого большинство членов экипажа называли не иначе как имбецилом. Он имеет иммунитет к совершенному вирусу, и из клеток его крови можно получить вакцину, но выясняется это слишком поздно. Ведь единственный, кто может это сделать, – Харт, тоже оказывается зараженным, и время идет на часы. Теперь от неполноценного члена экипажа, которого все презирали и издевались над ним, чудом попавшего на корабль, будет зависеть судьба всего чел

овечества…

Чтение ожидается захватывающее. Надеюсь, выболтала не все секреты романа. Их много. Хватит не на один вечер чтения. Роман написан скупо и ярко. Мне нравится хладнокровная и беспощадная фантастика. Такие романы напоминают о «Солярисе» Станислава Лема и предупреждают что самовлюблённость землян – самое слабое место.

Анна Северянин

Публицистика

Андрей Чернов

Андрей Алексеевич Чернов родился в Луганске в 1983 году. Окончил Луганский университет им. Т. Шевченко. Литературовед, критик, публицист. Занимается изучением русской литературы XX века. Историк литературы Донбасса. Публиковался в Луганске, Киеве, Москве, Перми и др. Автор более 100 публикаций. Секретарь правления Союза писателей Л HP. Заместитель главного редактора луганского литературного альманаха «Крылья».

Ветер с Майданека

«Когда с Майданека налетал ветер, жители Люблина запирали окна. Ветер приносил в город трупный запах. Нельзя было дышать. Нельзя было есть. Нельзя было жить», – так просто и лаконично начал свой очерк о страшном «лагере смерти» Борис Горбатов. Так просто и ясно сказал Горбатов о покорном смирении поляков перед силой захватчика. Силой наглой и чудовищной в своей самоуверенности. «Весь Люблин, – пишет в очерке Б. Горбатов, – знал о фабрике смерти. Весь город знал, что в Крембецком лесу расстреливают русских военнопленных и заключённых поляков из Люблинского замка. Все видели транспорты обреченных, прибывающих из всех стран Европы сюда, в лагерь. Все знали, какая судьба ждёт их: газовая камера и печь». Скованный политическим тактом Борис Горбатов не пишет только об одном: о том, что люблинцы беспрекословно терпели это «знание», знание того, что где-то рядом убивают людей.

Может быть, они не знали этого? Может быть, Горбатов ошибался? Нет, это в Варшаве или Кракове могли не знать того, что творилось под Люблином. Сами же люблинцы всё прекрасно знали. И отгораживались от этого назойливого, удушающего «знания» закрыванием окон. Точно так же герой рассказа Всеволода Гаршина «Четыре дня» только тогда осознал, какой поступок он совершил, когда, лишенный возможности ходить, оказался практически прикованным к разлагающемуся трупу убитого им человека…

Безусловно, люблинцы успокаивали себя: «Я не еврей» или «Я не коммунист/социалист», «Я не состою в запрещенных организациях»… «Меня не за что отправлять на смерть»… Одним словом: «я благонадёжный для Рейха человек». «ЛИШЬ БЫ НЕ Я!» Это надежда? В какой-то степени да. Истерическая надежда человека, согласного стерпеть всё, лишь бы выжить. Человека, в котором уже умер Человек. Здесь нет ничего удивительного, просто сталкиваются два мира – мир жертвы и мир не жертвы. И тот, кто пока ещё не жертва, всегда будет надеяться, что судьба жертвы – это не его судьба. И от этого упорное отрицание причастности своего невмешательства и равнодушия к убийству людей.

Отравленный мертвечиной воздух взывал к совести, к евангельскому: «Бог есть любовь» и «Возлюби ближнего своего». Но люблинцы закрывали окна и терпели просачивающийся трупный запах в своих жилищах. А совсем рядом – почти в черте города – убивали людей. Ещё живыми они были убиты, потому как были лишены надежды. И опять перед нами предстаёт гаршинский герой из «Четырёх дней»: «Перед мною лежит убитый мною человек. За что я его убил?»

Очень страшно осознавать, что если бы в августе 1944 года в Люблин не вошли советские войска, то Майданек продолжал бы существовать неопределённое время. Может быть, до сего дня… Но эту мысль, как и память о советских освободителях, гонят прочь «благодарные» европейцы.

Сейчас, когда прошло 70 лет со дня победы над фашизмом и нацизмом, когда мы осознали, что победа эта оказалась, мягко говоря, неполной, когда вовсе не внезапно нацизм с ужасающей уверенностью возродился на славянской земле Украины, мы совершенно по-новому смотрим на события тех далёких дней: «Что мы сделали не так? Где не дожали? Почему?» Рассуждения о недодавленной нацистской гадине до 2014 года были исключительно теоретическими. После Майдана-2014 мы увидели, что эти рассуждения подкрепились невероятными вещественными доказательствами.

Майдан… Майданек… Я свою жизнь посвятил Слову и не верю в случайность созвучий. Смрадный, «словно жирный» дым крематориев Майданека поразительно схож с дымом горящих покрышек в Киеве зимой 2013–2014 гг. Удивительно ли, что в мае, уже в Одессе, этот дым стал по-настоящему дымом крематория…

Майдан = Майданек?

* * *

Как это было? Как мир узнал правду о Майданеке?

Почти случайно. Даже не в первый день освобождения Люблина от немецких войск. Военная спешка не располагала к неспешному осмыслению всего обнаруженного.

Мир увидел Майданек глазами трёх советских писателей-военко-ров. Вот как об этом пишет Евгений Долматовский:

«Нас было трое – Симонов, Борис Горбатов и я, корреспонденты «Красной звезды», «Правды» и фронтовой газеты «Красная армия».

Заняли большую комнату, затопили камин. Борис нашел колоду карт и увлёкся раскладыванием пасьянса. Это было его любимое занятие, не раз вызывавшее насмешки. Он тихо разговаривал с королями, валетами и с самим собой. Симонов засел за стихи; я, кажется, тоже.

Если взглянуть со стороны, странная возникала картина: трое военных что-то шепчут и бормочут – каждый сам с собой разговаривает. Один опустил глаза, а двое вздымают взоры к потолку…»

Совершенно рутинная, тривиальная зарисовка походного досуга писателей на фронте. Писателей, уже привыкших ко всем ужасам войны – на дворе август 1944 года, все трое успели насмотреться и на страдания, и на смерть, и на чудовищную жестокость гитлеровцев. Уже освобождена от захватчиков Родина, и кажется, что лицо нацизма было рассмотрено во всех гримасах. Уже несколько дней Люблин освобождён советскими войсками, писатели пользуются выхваченными у войны часами для отдыха и творчества.

«…Наше «молитвенное» состояние, – пишет далее Долматовский, – скоро было нарушено: вошел польский врач и спросил, знают ли Панове о страшной, совершенно секретной фабрике, находящейся на восточной окраине города. Из трубы в течение целого дня определёнными порциями выходил черный жирный дым, обладающий тошнотворным запахом. Очень страшные слухи ходят об этой фабрике, но толком никто ничего не знает… К неудовольствию Бориса Горбатова, Симонов собрался немедленно: едем туда!»

И вот в Майданеке оказались первые журналисты-военкоры. Люди, которые прожили не один год на войне, увидевшие достаточно ужасов нацизма.

…Был уже вечер. И в предночном сумраке перед тремя видавшими многое военными людьми предстало то, что можно назвать лишь «фабрикой смерти». Казалось, что всё созданное здесь не принадлежит человеческим рукам. Всё это в своём размахе давило дьявольщиной, нереальностью происходившего и происходящего. В скупых строчках мемуаров Долматовского атмосфера Майданека выражена вполне чётко: «Шли потрясённые, оглушенные. Взяли друг друга за руки, уже не знаю почему. Может быть, нужна была цепь человеческого тока…»

Уже несколько дней как Майданек освобождён. Но здесь по-прежнему остаются заключённые. Нет ни охраны, ни электричества в колючей проволоке, ничто не держит людей. Но идти им некуда, да и незачем. Они ещё не заметили, что свободны. И их быт воспроизводит привычки многих дней заточения. «С наступлением ночи, – пишет Долматовский, – нам пришлось прервать осмотр: электричество было выключено, в одном из бараков группа оставшихся в живых полупомешанных узников, не понимающих, что они освобождены, затеплила плошки, похожие на лампады. Невыносимо!»

«Невыносимо!» – кричит человек, задавленный ужасом Майданека. Три военкора, прошедшие, казалось бы, через все круги ада войны, неосознанно держат друг друга за руки, видя в этом необъяснимую связь с реальностью, противоречащей действительности Майданека.

Вернувшись, уже ночью, молчали, не в силах полностью осмыслить увиденное. Ехали за диковинкой, поглядеть на «секретную фабрику», но столкнулись с немыслимым по размаху преступлением. «Симонов стал записывать, – вспоминает Долматовский, – поднял лицо – всё в слезах…»

Обширные, по меркам газет, очерки Константина Симонова и Бориса Горбатова увидели свет буквально через несколько дней. Симонов опубликовал очерк с 10 по 12 августа 1944 года в главной армейской газете СССР «Красная звезда», Борис Горбатов – в газете «Правда» 11 и 12 августа.

* * *

Военкоров, привыкших видеть смерть в бою, видеть казни, даже массовые расстрелы, потряс размах Майданека, занявшего 25 квадратных километров. Чёткая планировка, немецкая аккуратность в постройках, мощеных дорожках, подстриженной траве, лавочках для отдыха у домов персонала. Был там и «зольдатенхауз» – бордель для обслуживания солдат и охраны. И лазарет – идеальной чистоты, на случай «международных комиссий», в котором, правда, не было даже лекарств, впрочем, и больных там никогда не было, да и комиссиям так и не довелось сюда приехать. Так солидно строят заводы и фабрики. И вся эта безукоризненность, выражающая «европейские ценности» главной нации Европы, была направлена на производство смерти. В Майданеке не было работы – лишь первые годы узники были заняты постройкой лагеря и осушением болот. Работы выполняли послушные поляки из мобилизованных окрестных жителей.

Майданек нивелировал человеческое достоинство, перечёркивал все представления о милосердии, добре, сострадании. Попавшие в Майданек осознавали себя людьми без веры и надежды. Биомасса, назначение которой – быть отработанным материалом, частью грандиозного эксперимента, порождённого чистым немецким разумом: максимально утилитарно использовать недочеловеков в качестве ресурса. Ничего здесь не пропадало, всё шло на пользу Рейха: одежда узников, их обувь, волосы и даже пепел. Пепел использовали в качестве удобрения – для клумб и грядок овощей.

Среди компьютерных хомячков некоторое время назад было модным постить сентиментальную фразу-рассказ Хемингуэя: «For sale: baby shoes, never used. (Продаются: детские ботиночки. Ни разу не ношенные)». В Майданеке сохранился склад, от пола до потолка битком заполненный обувью узников: и детской, от годовалых малышей, и взрослых, до старческих ботов. Всё с немецкой дотошностью отсортировано, поделено. Только не успели вывезти…

Удивительно ли, что в Майданеке узники мечтали о смерти? И легко её находили.

Странно, но в истории Майданека было только два массовых побега, и оба были связаны с побегом советских узников… Удивительно или закономерно?

Неправильно считать Майданек и другие концлагеря порождением сумасшедшего мозга. Нет, они были созданы мозгом расчетливым, трезвым, хладнокровным. И вина тут не в «сумрачном германском гении». Все страшные преступления человечества – и геноцид армян в 1915 году, и атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, и уничтожение тутси в 1994 году, и артобстрелы городов Донбасса в 2014–2015 годах – всё это совершалось не в помешательстве рассудка, а в результате воплощения вменяемых и одобренных большинством расчетов.

Но всё же в голове не укладывается: как нация, породившая Бетховена и Гёте, Моцарта и Шиллера, смогла переступить грань человечности? Как смогла нация высокой интеллектуальной и духовной культуры превратиться в зверей? В очерке Горбатова приводится такое свидетельство очевидца: «Я видел, – рассказывает свидетель Станислав Гальян, житель соседнего села, мобилизованный со своей подводой на работу в лагере. – Я сам видел, как обершарфюрер Мунфельд (начальник крематория Майданека – прим. А.Ч.) взял четырёхлетнего ребёнка, положил его на землю, встал ногой на ножку ребёнка, а другую ножку взял руками и разорвал, – да, разорвал бедняжку пополам. Я видел это собственными глазами. И как все внутренности ребёнка вывалились наружу…»

Только всецелое убеждение всего общества в своей исключительности, превосходстве над другими, уверенность в отсталости всех иных народов может привести культурного человека в состояние бесчеловечного скота. Только убеждение, что они – люди, стремящиеся к вершинам человечности, а другие нации – лишь историческое недоразумение, помеха на пути к этим вершинам. Только уверенность, что эти «вершины/страна – понад усе…»

Несмотря на абсолютную доказуемость и относительную лояльность союзнической прессы, всё же на Западе после публикации материалов о Майданеке прозвучали голоса о «советской пропаганде». Уж слишком там неприязненно относились к России. Что говорить, когда в 1942 году, во время посещения Людмилой Павлюченко (той самой девушкой-снайпером, которой посвящён нашумевший фильм «Битва за Севастополь») США, журналисты на пресс-конференциях игнорировали её рассказы о подвигах советских воинов и, как вспоминает знаменитый советский журналист Юрий Жуков, с ехидством задавали ей вопросы: «Скажите, дорогая, какое белье вы носите на фронте?» или «Позволяют ли вам использовать помаду для губ?»

Запад до последнего отстаивал порождение самого себя: немецкий нацизм. Лишь освобождение узников в концлагерях во многих странах Европы – Германии, Польше, Прибалтике – окончательно принудило Запад признать и осудить чудовищный аппарат лагерей смерти в Германии. Но, как оказалось, не окончательно.

Все эти десятилетия бацилла нацизма, национальной нетерпимости бережно сохранялась и подкармливалась. Как в Майданеке, где на банках с кристаллами яда «Циклон» была надпись: «специально для восточных областей». Отравление среды этой бациллой оказалось успешным – на Балканах, в Прибалтике, на Украине.

Сложно понять, почему миллионы людей Украины спокойно приняли украинский национализм – кто с воодушевлением, на ура усвоив лозунг «Украина понад усе», кто с равнодушием («Моя хата с краю!»), кто с мерзким эгоизмом («Кого угодно – но лишь бы не меня»). И машина истребления, уже не лагерь, а «страна смерти» заработала: случилась Одесса, бомбардировки городов Донбасса, безжалостные казни военнопленных, насилие над мирными жителями Донбасса, убийство инакомыслящих по всей стране. И всё это под припевочку «Украина понад усе». Всё так же нивелированы человеческое достоинство, отвержены права, истребляется свобода слова и даже мысли.

Убийство человека стало оправданным высокими идеалами. Охваченную пожаром Украину стали тушить, как бензином, ненавистью и жестокостью. И стоит ли удивляться, что пожар уносит всё больше убитых? За жертвами Одессы последовали многочисленные убитые в Донбассе, но смерть дошла и до Киева, унося неугодных политиков. И всем ясно, что Олесь Бузина – не последняя жертва.

Майдан породил Майданек в масштабе одного из крупнейших государств Европы. И смрадное пламя, с трупным запахом, всё чаще беспокоит соседей на Западе. Но они, по привычке, отгородились от него герметическими окнами. Но не только на Западе. Увы, даже в России появилась значительная прослойка людей, наглухо закрывших свои души от трупного смрада из Украины. Помню, в июле 2014 года, когда Луганск обстреливала украинская артиллерия, когда гибли люди, меня, находящегося в Луганске, некоторые москвичи и петербуржане из либеральных литераторов пытались убедить, что войны на Украине нет. Безусловно, им на расстоянии виднее. Мне тогда подумалось, что если бы вдруг узники Майданека вдруг раздобыли телефон и смогли дозвониться в Берлин или Мюнхен своим знакомым, те бы ни одному их слову не поверили.

В одной из своих статей Константин Симонов писал, что все люди, пережившие войну, как бы перенесли операцию на сердце. И долго, долго не заживает рана, болит сердце и душа. И хочется крикнуть: «Невыносимо!» Да кто услышит сквозь закрытые окна?

Луганск

Примечания

1

Фраза найдена у П. Флоренского («Иконостас»), Флоренский цитирует Библию.

(обратно)

2

Фраза из натальной карты.

(обратно)

3

Дюбек – душистый табак, выращивался раньше на южнобережных склонах за окраинами Ялты. Экспортировался в Кубу. Дюбек добавляли в лучшие сорта гаванских сигар для аромата. Платили золотом.

(обратно)

Оглавление

Слово редактора

Современная драматургия

  Валерий Печейкин

    Боженька

Современная проза

  Анатолий Ливри

    Схватка

  Сергей Лукьяненко

    Казачок Засланный

Литература молодых

  Елизавета Станиславская

    Пенелопа

    «Облак свидетелей»[1]

    Ночью в Петрограде

    «Новость падает ножом со стола…»

    1 июля

    Поезд забвения

    Карточное гадание

    Вероятна смерть в бою[2]

    Мысль о них

    На стекле

    В мастерской

    Степное видение

    Пробуждение

    «В доме покойник – шепчутся по углам…»

    «Вспомни, сестра, – это мы танцевали?..»

    Выбирайте пути объезда

Всероссийская вольная энциклопедия

  Игорь Переверзев

    Канта Хамзатович Ибрагимов (Чеченская республика)

Критика

  Наталья Пахсарьян

    Увлекательность трудного чтения, или Новый Лотреамон

Поэты Крыма

  Вячеслав Егиазаров

    Ялта – 1

    На Сарыч!.

    Элегия – 9А

    Птица морская

    У кромки прибоя

    Эпистола

    Скаты сумрачно в гротах колышутся

    Белый салют

    Посерёдочке жизни

    Путь к совершенству вечен!

    Дельтаплан

    Мы вернёмся, когда замерцают неяркие звёзды

    Пора обнажённой души

    Возраст

  Константин Вихляев

    Гурзуф

    Форели

    Массандровский дворец

    Над Чатыр-Дагом небо Ленинграда…

    Розы Константина Коровина

    Алупкинский парк

    Ялта

Интервью

  Галина Беломестнова

  Натали Биссо

  Аркадий Гумбольдт

  Татьяна Копыленко

Воздушное интервью с интересными людьми

  Ирина Эйр

    Интересный человек: Наталья Толстая

    Интересный человек: Владимир Тарасов

    Интересные люди: Андрей Жвелецкий и Евгения Пастернак

Исторический очерк

  Виктор Торицын

    Ведомственные медали силовых структур России

    Появление ведомственных наград

    Медали Министерства обороны Российской Федерации

    Медаль МО РФ «За отличие в военной службе»

    Медаль МО РФ «За укрепление боевого содружества»

    Медаль МО РФ «За воинскую доблесть»

    «Ведомственные медали силовых структур России»

Голоса провинции

  Ольга Собгайда

    «Два параллельных дождя…»

  Александр Добровольский

    Всегда

    «мы примем все…»

    К Е. В. К. 1

    Ночное

    Диалоги текста

Рецензии

  Анна Северянин

Публицистика

  Андрей Чернов

    Ветер с Майданека Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg