«Литературная Газета, 6506 (№ 16/2015)»

Литературная Газета, 6506 (№ 16/2015) (fb2) - Литературная Газета, 6506 (№ 16/2015) 1874K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Литературная Газета

Недоперестройка

Плакат времён перестройки

Наверняка многие помнят эти слова. Свежо звучали они в стране, то и дело хоронившей генсеков, толкавшейся в очередях и говорившей правду лишь на кухне. А тут человек взял и сказал: "Видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем[?]"

Эти слова молодой - всего 54 года! – генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв произнёс во время поездки в Ленинград 17–18 мая 1985 года на встрече с партактивом. Так прозвучало слово «перестройка». Хотя ещё 23 апреля 1985 года (ровно 30 лет назад) на пленуме ЦК КПСС Михаил Сергеевич заявил программу широких реформ под лозунгом «ускорения социально-экономического развития страны», т.е. ускорения продвижения по социалистическому пути на основе эффективного использования достижений научно-технического прогресса, активизации человеческого фактора и изменения порядка планирования.

Всё правильно! Лет бы на 10 ранее… Но советские люди горячо откликнулись. Нужно было многое менять, чтобы не оказаться на обочине развития человечества, зажить полной жизнью без страха и диктата, в условиях гласности, свободы и демократии, в ладу с собой и всем миром. Перестройка – суть не в термине – была выстрадана.

Но довольно скоро стало выясняться, что слов куда больше, чем дел. Месяца не прошло, как уже в мае 1985 года генерального секретаря стали называть «минеральным» из-за крайне непродуманной антиалкогольной кампании. Подобное – без руля и ветрил – накатывалось и накатывалось.

Фактически нарастал не слом негодного и устаревшего, не созидание, не точная кропотливая выверенная работа, а слом государства, разбазаривание великой страны-победительницы – СССР. Шла сдача её позиций на международной арене, обострялись внутренние конфликты, взрываясь в Алма-Ате и Тбилиси, в Нагорном Карабахе, возле телецентра в Вильнюсе… Растаптывалась её история, шельмовались настоящие герои, великую многонациональную культуру теснили кич и похабщина. Что-то менялось к лучшему и прорастает до сих пор. Но больше перечёркивалось. Не только дурное, но и праведное. Армия и флот – «самые верные союзники» – стали изгоями.

Многие видели: происходит что-то не то, но не находили сил и союзников, чтобы поменять курс перестройки. Кто-то публично сжигал партбилеты, молился новым богам. Большинство беспокоилось, как бы просто выжить.

За шесть с половиной лет перестройки от страны мало что осталось, и в декабре 1991 года она перестала существовать как субъект международного права. Последствия ощутимы по сей день и долго будут аукаться.

Перестройка была нужна, но не такая. Заплатили и платим дорогой ценой за её хаос и непродуманность.

Продолжение темы на стр. 2, 3, 11, 15, 16

Теги: Россия , политика , экономика

Он не любил, когда убивают…

Фото: РИА "Новости"

Неудивительно, что в Киеве среди бела дня был расстрелян известнейший украинский писатель, историк и журналист Олесь Бузина. Удивительно, что этого не случилось раньше.

Не так давно корреспондент "ЛГ" взял у Олеся интервью, опубликованное 28 января, в котором тот был предельно откровенен. Не стеснялся в выражениях, обвинял в развязывании войны в Донбассе новые киевские власти и со скепсисом отзывался о «самостийности». Для него было очевидно, что нынешний курс Украины губителен прежде всего для самих украинцев, от которых он себя нисколько не отделял. Давно мог бы эмигрировать, но не стал этого делать, утверждая, что любит Киев, имеет только одно гражданство - украинское – и один паспорт – с трезубом. Но в русских, украинцах и белоруссах он видел единый корень.

Между тем врагов у него было предостаточно. За одну только книгу «Вурдалак Тарас Шевченко», в которой Бузина показал украинского классика без «хрестоматийного глянца», с ним судились 12 раз. Все эти суды он выиграл, подтвердив архивными документами правоту своих утверждений. Но кого это уже волновало? Главное, что он был объявлен предателем национальных интересов, пророссийским деятелем и шпионом. А с такими людьми на Украине разговор сейчас короткий[?]

«Я не люблю, когда люди убивают людей», – сказал он в интервью. Но, наверное, всё же не думал, что вскоре убьют его самого. Те, кому безразлично своё же национальное достояние. Те, кто даже не задумался – на кого, собственно, поднимает руку. Убить писателя нетрудно. Трудно его вырастить, заполучить из неких невидимых сфер, слушать его речи, пусть даже и не вполне ласкающие слух. А кого сможет породить нынешняя Украина? Появится ли там в ближайшие годы кто-то, равный по масштабу Бузине?

Хотят того местные патриоты или нет, но он был единственным украинским писателем, по-настоящему известным и влиятельным не только на Украине, но и за её пределами. Его книги расходились на постсоветском пространстве немалыми тиражами, к нему прислушивались, о нём спорили. Это была фигура пусть и не мирового значения, но очень крупная по украинским меркам. И такого человека они уничтожили. И им его не жалко – на форумах и в социальных сетях самое настоящее ликование, переходящее в истерику. Как же, промоскальскую гадюку вбили. Откупоривай бутыль с горилкой, режь сало, праздник…

Это, в общем, объяснимо. «Жовто-блакитным» не нужна культура, они не ценят интеллект. Нафантазировали же они себе великую историю, в которой всех победили и всё на свете изобрели. Доказали же они, что Христос, Будда и Магомет являлись украинцами. Вот и великих украинских писателей себе придумают. Назначат ими тех, кто скакал на майдане и громче всех орал против Москвы. В этом суть нынешнего массового психоза на Украине. Бузина там и таким не нужен. Но он нужен нам. И теперь он навсегда с нами.

«ЛГ»

Теги: Россия , Европа , Украина , СМИ

Память и беспамятство

Советский воинский участок Национального мемориального парка в Будапеште

Там, где серьёзно относятся к своему настоящему и задумываются о будущем, хорошо понимают: насилие порождает насилие и разрушает в первую очередь насильника. Скажем, в новейшей истории Венгрии и в венгерско-российских отношениях есть тема чувствительная и болезненная: это события 1956 года. Но здесь совместно ищут и находят решения, которые не извращают правды, не задевают национального достоинства ни одного из народов.

Например, Министерство обороны Венгрии проявило инициативу в замене надписей на памятниках 1956 года, которые располагаются на советском воинском участке мемориального парка на улице Фиумеи в Будапеште. Венгерское издание Magyar Hirlap (MH) сообщает, что недавно на очередном заседании венгерско-российской смешанной межправительственной комиссии военной памяти стороны отчитались о ходе работ по обустройству воинского мемориала и проинформировали друг друга о местоположении воинских захоронений на территориях обеих стран.

Понятно, что возникают вопросы, требующие особо деликатного и взвешенного подхода. Например, венгерская сторона особым пунктом включила в программу работы изменение надписей на памятниках 1956 года. Ещё в ноябре 2013 года на заседании комиссии предложили написать: "В память о советских воинах, павших в ходе событий 1956 года". Но пока российская сторона, как пишет MH, медлит с дачей согласия на изменение надписей, и в мемориальном парке можно увидеть памятный обелиск советским воинам, отдавшим жизнь «в контрреволюционной борьбе, в противодействии свободе венгерского народа». Как видим, новый венгерский вариант куда более корректен, и наверняка стороны придут к согласию, поскольку проявляют взаимоуважение и терпение - вопросы-то на самом деле не простые. 

А вот беспамятство у нас, на Украине, никак не соответствует нормальным стандартам поведения граждан в цивилизованном мире. Крушится, стирается всё без разбора! Кроме свастики на нашивках военных формирований типа батальона «Азов».

Наталья ЗАПОРОЖЕЦ, ОДЕССКАЯ ОБЛАСТЬ

Теги: Россия , Европа , Украина , СМИ

Честный и непрочитанный

Джордж Оруэлл. Наперекор порядку вещей. - М.: Издательство "Знание", 2014. – 544 с.: ил. – 2000 экз.

Оруэлла среднестатистический читатель знает в основном по роману «1984» и повести «Скотный двор», а между тем он написал ещё немало любопытных произведений. К их числу, без сомнения, можно отнести четыре документальные (и в то же время автобиографические) книги: «Славно, славно мы резвились» (1947), «Фунты лиха в Париже и Лондоне» (1931), «Дорога на Уиган-Пирс» (1936), «Памяти Каталонии» (1939), собранные здесь под одной обложкой. В России из этих произведений прежде издавались только «Фунты лиха в Париже и Лондоне», другие же впервые представлены нашему читателю. Они написаны в присущей автору манере «предельной откровенности», не просто построены на рассказах о себе, своих эмоциях, поступках и идеях, но и являются хронологическим отражением жизни выдающегося писателя. Не каждый литератор писал о себе так увлечённо и подробно, как Оруэлл. Но – парадокс – его творческое наследие до сих пор не прочитано в должной степени. Многие знают, что он придумал термин «холодная война», но мало кто в курсе, что Оруэлл был ещё и поэтом. У всех на устах такие словосочетания, как «Большой брат», «Министерство Правды», «Мыслепреступление», но что мы знаем о повседневной жизни писателя, о его участии в гражданской войне в Испании, о независимой политической позиции, о тяжёлой болезни, омрачившей последние годы Оруэлла? В предлагаемом увесистом томе (автор проекта – Вячеслав Недошивин) можно найти ответы на многие вопросы, связанные с этим нетривиальным человеком. Проследить истоки и развитие его творчества, понять причину написания тех или иных книг, выяснить мотивы неординарных и смелых поступков, погрузиться в бурную атмосферу 30-х и 40-х годов прошлого века, о которой он сам с горечью сказал однажды: «Быть честным и остаться в живых – это почти невозможно».

Теги: Джордж Оруэлл , Наперекор порядку вещей

Сочетание несочетаемого

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Трудно понять, почему в нынешних дискуссиях о перестройке никто не вспоминает о самом главном: что её идеологема, призыв довести до конца начатую Хрущёвым на ХХ съезде КПСС десталинизацию партии, родилась за 20 лет до прихода к власти Горбачёва.

Ведь очевидно, и это лежит на поверхности для тех, кто знает историю КПСС: перестройка была порождена инерцией хрущёвской оттепели, её идеалами и, конечно, её иллюзиями. Мифы уничтожаются при помощи новых мифов. Таков закон истории. Сама мечта шестидесятников соединить созданный Лениным и Сталиным социализм с ценностями демократии - у Горбачёва это называлось "политикой гласности" – была порождена верой в «светлые идеалы Октября».

Обострял жажду демократических перемен и страх перед возможной реставрацией сталинизма. Не забывайте, что после снятия Хрущёва на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1964 года шла борьба за власть, и немалые шансы на победу были у Шелепина, который выдвинулся на политическую арену с лозунгом «Партия и Сталин едины!». Но, например, мы, студенты философского факультета МГУ, члены партии, делали ставку на Михаила Андреевича Суслова, которого почему-то рассматривали как антипода Шелепину. И мы были не одиноки, конечно, в своих ожиданиях. Требовалось что-то новое.

Я об этом никак не могу забыть, ибо моё личное участие в общественной жизни страны начиналось осенью 1965 года, когда в партии закипели оживлённые дискуссии вокруг хрущёвской критики «культа личности Сталина». Тогда мне впервые в жизни удалось заявить о своих антисталинских настроениях. Об этом мало кто помнит, поскольку свидетелей полемики между мной, студентом 3-го курса философского факультета МГУ, и докладчиком на Московской партийной конференции, секретарём ЦК КПСС по идеологии Петром Ниловичем Демичевым, почти не осталось в живых. Тогда, 26 октября 1965 года, в противовес рефрену основного доклада на конференции – «Партия и Сталин едины!» – я заявил, что, напротив, развитие партии невозможно «без продолжения политики ХХ съезда КПСС». Фамилию Хрущёва я не назвал, но почти что в состоянии самогипноза заявил, что «студенты философского факультета МГУ, члены партии, которые послали меня на эту конференцию, недовольны тем, как нынешний ЦК КПСС осуществляет подготовку к предстоящему съезду партии». Потом, по настоянию секретаря парткома МГУ М. Чедлова, свои слова о недоверии ЦК КПСС из стенограммы партийной конференции я собственноручно убрал. В «благодарность» мне обещали дать возможность продолжить учёбу на философском факультете МГУ...

Моим надеждам, надеждам подавляющей части интеллигенции СССР, что во главе КПСС встанет антисталинист, было суждено сбыться. В 1985 году пришёл к власти Горбачёв, кстати, антисталинист не только как дитя оттепели, вскормленный идейно речами лидеров шестидесятничества, монологами Левады, Бориса Грушина, Мамардашвили, которых он вместе с Раисой Максимовной слушал во время вечерних посиделок в общежитии философского факультета МГУ на Стромынке. Позиция Горбачёва, как я точно знаю, была порождена ещё и его крестьянской, южнорусской закваской, а также народной и семейной памятью об ужасах коллективизации и голода 1932–1933 годов. Дедушка Михаила Сергеевича Горбачёва тоже ведь был раскулачен и репрессирован.

Все реальные факты говорят, что перестройка – не выдумка Горбачёва. Она вытекала из всей логики развития партии в постсталинскую эпоху, из поиска альтернативы курсу Сталина, альтернативы созданной им модели социализма. На самом деле сталинская мобилизационная модель социализма действительно морально себя исчерпала уже к концу 40-х. Она выполнила историческую миссию, создав условия для победы СССР над фашистской Германией. На настроениях в партии и в обществе сказывалась ещё и всеобщая усталость от бесчисленных, во многом противоестественных советских запретов, формализма, бюрократизма, пренебрежения житейскими интересами людей, усталость от приглаженности и лжи официальной пропаганды. Уже тогда, как я хорошо помню, начиная с середины 60-х годов, давала о себе знать проснувшаяся и ставшая набирать силу русская жажда правды во что бы то ни стало.

И тут возникает самый главный вопрос, на который до сих пор не дан полный ответ: почему шестидесятники, а позже Горбачёв не видели, что доведённая до логического конца, начатая Хрущёвым десталинизация приведёт к уничтожению того, что они хотят реформировать, к уничтожению созданной Лениным и Сталиным советской политической системы, а потом и государства? Непонятно, почему эти люди надеялись сочетать свою веру в святые идеалы Октября с верой и собственной правдой врагов Ленина – антикоммунистов.

Теги: Россия , политика , экономика

По улице Высоцкого на мост Немцова?

К вопросу о московской топонимике

В ходе "Прямой линии" с Президентом России Владимиром Путиным в числе других был задан вопрос, знает ли он, что в Москве нет улицы Владимира Высоцкого. Мол, 35 лет прошло со дня смерти поэта и артиста, а в Москве нет улицы его имени. И ничего нельзя сделать. «Может быть, - следовал далее прозрачный намёк, – когда-нибудь и «мост Немцова» будет переименован[?]»

Конечно, к московской топонимике есть немало вопросов. Этому в своё время, как я хорошо помню, была посвящена статья Юрия Полякова «Где проспект Ивана Калиты?» («ЛГ», № 27, 2012). И на заданный в заголовке вопрос сразу давался ответ: «Нигде».

Впрочем, не повезло не только Ивану Калите. Можно напомнить, что в Москве есть бульвар, названный в честь латышского классика Яна Райниса, есть улицы, которые носят имена литовской поэтессы Соломеи Нерис и её земляка, баснописца Кристионаса Донелайтиса. И конечно, это очень хорошо, что в российской столице увековечена память об этих замечательных писателях. Но почему-то нет даже переулочка, который носил бы имя великого русского баснописца Ивана Андреевича Крылова. Обойдена вниманием и Марина Цветаева. Нет на карте города улиц, площадей или мостов, которые носили бы имена Загоскина, Кустодиева, Шаляпина, Салтыкова-Щедрина, Блока, Петрова-Водкина, Прокофьева, Улановой, Чайковского (была – теперь Новинский бульвар), Мейерхольда, Тукая... Можно перечислять и перечислять. В упомянутой статье говорилось также: «Даже о Высоцком забыли, а жил он на Малой Грузинской, напротив кафедрального костёла. Может, достаточно одной Большой Грузинской?»

И всё-таки, честно говоря, Владимир Семёнович Высоцкий – не самый обделённый из любимых народом и заслуживающих доброй памяти личностей. В его честь ещё 25 июля 1995 года был открыт памятник в центре Москвы на Страстном бульваре. А, скажем, Борису Пастернаку, 125-летие которого недавно отмечалось, памятника в Москве нет, и в городской топонимике имя нобелевского лауреата не замечено. Может, посчитали, довольно и того, что улица его имени есть в деревне Рассказовка микрорайона Переделкино? Это ж ближнее Подмосковье! И то соль… Вон улицы или переулка Михаила Булгакова вообще нет в Москве или Подмосковье, хотя есть Дом-музей на Садовом кольце… Но главное, конечно, что того и другого как читали, так и читают, как любили, так и любят.

С политиками топонимика ещё более крута. Уже столько было переименований, движений туда-сюда-обратно, что у старых москвичей голова может пойти кругом. Вот и «мост Немцова» всплыл… Сороковины совсем недавно отмечали после его убийства, ещё слёзы не у всех близких высохли, ещё следствие далеко от завершения. Не говорю уж о том, что история не сказала своего слова. Не случайно же существует порядок – должно пройти минимум 10 лет, чтобы после смерти или гибели того или иного человека мог быть поднят вопрос об увековечивании его памяти в географическом названии. Для чего же на встрече с президентом задавался вопрос на эту тему? Вряд ли задававший его главред крупной радиостанции не знал о существующем правиле. По рангу хоть догадываться был должен. Так что, видно, не только о любви к другу и соратнику тут речь… Да и то, что происходит вокруг места преступления на Большом Москворецком мосту, это вообще отдельная песня. Хотя всё вроде бы абсолютно ясно: дорог тебе человек, память о нём – пойди с цветами или со свечой на его могилу, тихо поклонись ...

Как бы там ни было, властям столицы стоило бы, наверное, как-то остановиться, наконец, провести тотальную ревизию на­именований и выработать жёсткие правила, отступать от которых было бы не позволено никому. Владимир Путин, отвечая на вопрос, сначала верно заметил: «Вы знаете, что это прерогатива местных, региональных властей, в данном случае московских властей». Но потом пообещал всё-таки поговорить с мэром по поводу улицы Высоцкого...

Михаил СИДОРОВ, учитель русского языка и литературы

Теги: Россия , политика , СМИ

Привычка к труду благородная

В нашем посёлке живёт симпатичная семья: бабушка, мама, папа и дочка-младшеклассница. Вернее, живут-то они в Москве, а у нас владеют дачкой-развалюшкой, куда приезжают летом. Милые, культурные люди, с ними приятно поговорить о политике, о литературе, театре. Семья как семья, за вычетом одного: никто в этой семье не работает. Ну, бабушка и внучка - понятно, а вот взрослые, крепкие, хорошо образованные (МГУ окончили) родители? А живут-то на что? Очень просто живут: на сдачу квартир, доставшихся по наследству от дедушек-бабушек. У них три квартиры: в одной проживают, две сдают. На нероскошную жизнь хватает. Что делают целыми днями? Да разное[?] В интернете, например, сидят, на форумах. До того настропалились, что даже на иностранные форумы заходят, по-английски пишут; я ж говорила – культурные люди.

В больших городах, где сдать квартиру не проблема, такие граждане не редкость. Единственный ребёнок в семье (частая ситуация), "наследник всех своих родных" – вот тебе и лишняя квартира, а то и две. На детских площадках, в сквериках средь бела дня здоровые крепкие папаши выгуливают детей. Оно, конечно, хорошо, что они примерные семьянины, но когда и как они работают? Посменно? Надомно? Или никак?

Современная либеральная философия учит, что всё в жизни – твой личный выбор. Кто-то выбирает трудиться, а кто-то – не выбирает. И не моги поперёк слова молвить.

В результате жизнь сворачивается, скукоживается, усыхает. Брошенные деревни, а теперь уж и малые города, запустелые цеха и фермы, поля, зарастающие берёзками, раздолбанные дороги – вот зримые приметы этого усыхания.

Причина нашего неустройства не столько в санкциях, не в том, что в оны дни именовалось «происками мирового империализма», сколько в недостатке народного труда – по сравнению со стоящими перед нами задачами. Для того чтобы привести в порядок, отстроить, вычистить и облагородить данную нам Богом территорию, чтобы начать наконец самим производить то, чем мы повседневно пользуемся, – для всего для этого нужно приложить огромный труд.

Чтобы общество было здоровым, надо, чтобы все с утра принимались за работу. Работа может быть разной, главное, чтобы она была.

В Беларуси недавно вышел президентский декрет «О предупреждении социального иждивенчества». К сожалению, он не противодействует тунеядцам и тунеядству, не понуждает к реальной, практической занятости, а только предусматривает специальный денежный сбор с незанятых, которые тем самым будут участвовать в социальных расходах государства.

Обязательное участие незанятых граждан в общественных работах было бы наилучшим решением – и для граждан, и для государства. Дороги, наведение чистоты – вот естественные точки приложения такого труда.

Это будет принудиловка, возрождение ГУЛАГа, сталинизма, попрание прав человека и свободы личности и принципа свободы труда, провозглашённого Конституцией? Кто-нибудь эрудированный наверняка вспомнит Конвенцию МОТ о запрещении принудительного труда, любитель истории продолжит этот смысловой ряд до порки на конюшне – и тогда уж совсем пиши пропало.

Вот как сильны в сознании людей либеральные догмы! Одна из центральных – всё должно быть строго добровольно: хочешь – делай, хочешь – нет. Но вот несчастье: требования жизни противоречат либеральной догматике. Чтобы жизнь развивалась или хотя бы не развалилась, труд должен быть всеобщим. Не то что принудительным – правильнее сказать: безальтернативным. Настолько безальтернативным, что и принуждать-то к нему не надо. Труд как образ жизни, как норма существования здорового человека. Как это было в прошлых поколениях. Труд – это религиозная обязанность человека, его долг перед мирозданием, его маленькое творчество, делающее его образом и подобием Творца. Свобода труда может касаться только выбора занятия, но никак не выбора между трудом и бездельем.

Надо трудоустраивать тех, кто не может сделать это сам, отправлять их на общественные работы, присматривать, как идёт дело, а дальше – втянутся. Так происходит со всеми полезными привычками и навыками.

Кто, какая сила должна всем этим заниматься? Я имею в виду и организацию общественных работ, и более общую задачу – то, что при советской власти называлось трудовым воспитанием. Я не вижу никакой силы, кроме государства, которая могла бы взяться за эту работу народного воспитания. Сегодня молодёжь, да и люди постарше воспитываются рекламой, телевизором и жёлто-гламурной прессой. Труду – простому, повседневному – в этом коктейле места нет. В нашем степном ростовском хозяйстве я постоянно вижу, как происходит отвыкание людей от труда. Лето, страда, а подростки болтаются по станице, играя в телефончики. Взрослые их не привлекают к делу, хотя бы на подворье. Для работы на овощах приходится завозить дагестанцев: наши селяне не хотят. Китайцы нас переигрывают ещё и потому, что у них имеется эта внутренняя готовность приступить к труду.

Когда начиналась сталинская индустриализация, наш народ не имел индустриальных навыков, но имел трудовые. Имея привычку к труду, можно научиться чему угодно. А вот не имея… тут научиться трудно. Представление о том, что-де заплати больше – и все прибегут трудиться, радикально неверно. Упражнение в праздности приводит к тому, что человек утрачивает самую потребность работы. Ни за какие деньги.

Кто-то наверняка скажет: при нынешнем правительстве, при нынешней коррупции и олигархах трудись не трудись – толку не будет. Вот когда будет у нас правильное правительство, а компрадорский режим заменится на национально ориентированный, вот тогда… Это верно и неверно одновременно. Многое надо поменять в нашем государстве, но без народной привычки к труду ничего не выйдет ни при каком режиме и ни при каком правительстве. А привычку эту не сформируешь ни за месяц, ни за год. Это дело поколений. И как всякое большое дело, его надо начинать прямо сегодня. С теми людьми, какие есть, и с теми скудными ресурсами, которые имеются в наличии. Чем раньше выйдешь в путь, тем вернее дойдёшь до цели.

Теги: политика , экономика , развитие

Фотоглас № 16

Фото: РИА "Новости"

В Царской башне Казанского вокзала Москвы открылась выставка «Знамёна Победы», посвящённая 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. В экспозицию вошли живописные и графические работы участников и очевидцев войны, произведения, созданные в послевоенные годы, а также были показаны картины и скульптуры молодых художников.

Фото:

Хореограф Владимир Васильев на генеральном прогоне своего спектакля Dona nobis pacem («Даруй нам мир») по Мессе си минор И.С. Баха, представленного Татарским академическим государственным театром оперы и балета им. М. Джалиля в Большом театре. Постановка приурочена к 75-летию танцовщика, педагога и режиссёра Владимира Васильева.

Фото:

По итогам творческого конкурса на архитектурное решение будущего монумента участникам ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф победителем стал эскизный проект памятника, предложенный творческим коллективом архитектурной мастерской «АР Про».

По информации организаторов конкурса – региональной общественной организации Союз «Чернобыль» Москвы, монумент планируется установить в парке Победы, в районе пересечения аллеи Ветеранов войны и труда с аллеей Мира.

Срок сооружения – до 31 декабря 2017 года. До последнего времени в столице нет мемориала ликвидаторам, только памятник жертвам катастрофы на площади у Митинского кладбища.

Идти своим путём

Что нашёптывал Горбачёву Яковлев? О чём думали другие члены Политбюро ЦК? Конечно, ещё не представляли, чем закончится перестройка...

Фото: Из архива «ЛГ»

На вопросы "ЛГ" отвечает известный российский общественный и политический деятель, автор ряда книг по новой и новейшей истории и экономике России, сопредседатель общероссийского движения «Антимайдан» Николай СТАРИКОВ.

- Что, на ваш взгляд, представляет собой начавшаяся 30 лет назад перестройка: это неудачная попытка изменения общественного сознания или успешно проведённая спецоперация по изменению общественного строя в СССР?

– У любой глупости есть предел, граничащий с преступлением. И потому, когда мы оцениваем, что хотел сделать Михаил Горбачёв и что сделал, то мы, на мой взгляд, должны склоняться к тому, что он всё-таки воплотил некий план, а не совершил непроизвольную глупость. Однажды, выступая в США, Горбачёв прямо заявил, что его целью было уничтожение коммунистической системы. Но что есть эта система? Это не просто коммунистическая партия – это становой хребет государства, называвшегося Советским Союзом. Генеральный секретарь ЦК КПСС вырвал из государства хребет, уничтожил его и тем самым уничтожил и само государство.

– Конституция 1996 года закрепила этот факт?

– Сам факт наличия в Конституции независимого государства положения, согласно которому высшим его приоритетом являются законы, принятые где-то и кем-то, согласитесь, любого думающего человека должен как минимум насторожить. Мы же никогда не примем «конституцию» своей семьи, согласно которой для нас будет главенствующими порядки в семье соседей. К сожалению, в нашей Конституции это есть. А это уже не что иное, как элемент внешнего управления страной. Этот элемент в Конституцию был введён сознательно. Не стоит забывать, что она составлялась при активнейшем содействии американских советников, они в этом процессе сыграли значительную роль. В нашей Конституции присутствуют весьма «странные» пункты, которые мы, даже если очень постараемся, не найдём ни в одной из конституций развитых капиталистических стран.

Возьмём, к примеру, Конституцию США. В ней нет ни слова о приоритете международного законодательства, не говоря уж об абстрактных общечеловеческих ценностях, которым должна быть подчинена жизнь граждан.

И потому существующая у нас Конституция, на мой взгляд, ни в коей мере не соответствует сегодняшнему уровню сознания нашего общества. И вообще Конституция – это живой организм, это не нечто, данное на века. Надеюсь, что работа над изменением Конституции будет начата в ближайшее время.

– В начале 90-х годов прошлого века заинтересованные силы провели успешную операцию по ликвидации СССР. Насколько реально сейчас повторение подобного сценария в отношении России?

– Всё будет зависеть от состояния правоохранительной системы государства. Многие помнят, что в позднем СССР в домах и квартирах железных дверей не было и домофонов тоже, а уровень преступности был невелик. Сейчас у многих не дома, а крепости, но чувства безопасности нет. Советская правоохранительная система с преступностью боролась, занималась её предупреждением и делала это довольно успешно. Да, преступления совершались, да, была преступность как явление, как некая субкультура, но и наказания за преступления были, можно сказать, неотвратимыми.

Сегодня существует потенциальная угроза со стороны внешних сил, с опорой на наши внутренние проблемы и «пятую колонну», остановить и даже повернуть вспять движение страны. Надо противостоять этому всеми законными способами и средствами. Мы не можем изменить ход мыслей «геостратегических партнёров» – они привыкли «взрывать» своих антагонистов изнутри: для них это привычно и, главное, дёшево. Невозможно изменить ход мыслей собственных нежелателей добра своей стране, охотно берущих деньги у противников на разрушение государства.

Но мы можем изменить отношение к происходящему в России и за её пределами у той части населения, которая является неотъемлемой частью любых «оранжевых» технологий, т.е. тех людей, которые становятся для организаторов беспорядков биомассой.

Нельзя запретить «профессиональным революционерам» заниматься революцией, но мы можем попытаться предостеречь людей, которые нужны «профессиональным революционерам» для организации переворотов.

Для решения этих задач и создано общественное движение «Антимайдан», сопредседателем которого я являюсь. На наши действия, связанные с недопущением уличных беспорядков, сразу же последовала нервная реакция «либералов», «приватизировавших» право выступать от имени народа.

Важнейшей составляющей предотвращения потрясений внутри страны является просветительство. Я и мои соратники по «Антимайдану» кропотливо, вуз за вузом, площадь за площадью обходим Москву и объясняем, объясняем[?]

– Прокомментируйте, пожалуйста, неприятие нашими «геостратегическими партнёрами» создания Евразийского союза.

– Все попытки «раскачать» ситуацию в России, безусловно, вызваны нежеланием коллективного Запада смириться с объединением огромного евразийского пространства. И потому основной удар направлен на Россию – без неё объединение невозможно. Если удастся ввергнуть в хаос Россию, Белоруссия, Казахстан, Армения и Киргизия станут лёгкой добычей международных хищников. Отстаивая конституционный порядок в России, мы сражаемся не только за неё саму, но и за право вошедших в союз с нами народов на историческую судьбу и самобытность.

– Вернёмся немного назад… СССР трещит по швам. Готовится новый Союзный договор-приговор. Окраины грезят независимостью. Да и в самой России сепаратистские настроения популярны. Почему мы не рассыпались окончательно и бесповоротно?

– Вы верно назвали готовившийся Горбачёвым Союзный договор приговором. Если бы он был подписан, то обязательно «похоронил» бы страну, потому что в его рамках каждому субъекту новой государственности предоставлялся одинаковый статус. Не только 15 союзным республикам, но и автономным областям. В итоге «похоронный» договор должны были подписать не менее 150 равноправных субъектов.

При этом у наших «заокеанских друзей» было несколько разработанных планов утилизации СССР. Назовём условно один из них «М. Горбачёв», а другой – «Б. Ельцин». Вроде бы всё для наших «друзей» шло как нельзя лучше… Не получилось… А не получилось потому, что в истории, помимо её логики, предопределено не всё.

– Вы имеете в виду роль личности в истории?

– Если личности Горбачёв и Ельцин вели вверенную им державу к гибели, сдавали союзников, разбазаривали народное достояние, то другая личность – Владимир Путин, неожиданно оказавшийся вопреки желанию руководителем гибнущей страны, – сыграл в её судьбе иную роль. И потому мы видим, как один за другим не сбываются сценарии окончательного разрушения страны, написанные и на первых порах успешно реализуемые заокеанскими «партнёрами».

– Ну как же! Как можно забыть этакое по-русски залихватское, в буквальном смысле поставившее на уши не только страну, но и весь мир в новогоднюю ночь, ельцинское: «Я ухожу…» Нам нужно его вечно благодарить за проведённую спецоперацию «преемник». Выходит, он подложил свинью заокеанским и европейским благодетелям.

– Думаю, Борис Николаевич… ошибся. И за эту ошибку ему можно простить многое, но не всё. А если вспомнить, то такое чудо, как возрождение из праха страны, уже неоднократно случалось. И каждый раз оно было связано с конкретными именами: и в начале XVII, и в начале XX века.

Не мог Ельцин, думаю, предполагать, что отставной офицер КГБ окажется наделённым незаурядным талантом геополитика и, что более важно, гражданина и патриота своей страны.

– Наш народ эти его качества оценил. Сможет ли народ защитить своего лидера и путь, которым мы идём?

– Отношение народа – фундамент, на котором стоит любая власть. Но народ не всегда может защитить политика, даже если его очень любит…То же и в отношении выбора пути. Мы видим, что сейчас люди оценивают всё мудро и правильно.

– В этом контексте убийство Бориса Немцова – фальстарт оранжевой революции?

– Это убийство – часть оранжевой технологии, хотя не очень хорошо с нашей стороны говорить так об убийстве человека. Насильственная смерть всегда трагедия.

И тем не менее, если рассматривать это убийство как технологию, – оно произошло как раз «вовремя» для организаторов запланированного марша оппозиции в Москве, и потому ссылки на неких «дурачков» и «религиозных фанатиков» несостоятельны. Убийство на фоне Кремля, накануне митинга оппозиции «либерального» политика, обладающего достаточным весом, но от которого в видимой перспективе оппозиционное движение не ожидало особых успехов, с точки зрения организаторов было более чем своевременным.

Убийство Немцова как принесение сакральной жертвы на алтарь оранжевой революции было отработано на все 100%: мировые СМИ нашу страну и её лидера подвергли жёсткой диффамации, многие западные послы не преминули дружно посетить место убийства и высказаться, представители «пятой колонны» тоже в стороне не остались.

За всем этим, безусловно, стоят наши «геостратегические партнёры», которые развязали кровавую гражданскую войну на Украине.

– Как, на ваш взгляд, будет развиваться ситуация на Украине?

– Вариантов достижения мира всего два: либо одна сторона полностью разбита и уничтожена – тогда наступает мир как победа одной из сторон, либо мир является плодом договорённостей между двумя сторонами, которые, ведя борьбу, понимают, что победить не могут, и считают за благо договориться между собой. Сейчас же видим, что обе стороны недовольны сложившимся положением.

При этом невозможно чётко объяснить генезис возникновения гражданской войны на Украине. Всё произошло быстро и запуталось чрезвычайно. Если, к примеру, спросить бойца Национальной гвардии Украины или бойца ополчения Донбасса: «За что ты воюешь?», то оба ответят, скорее всего, что воюют за свою землю против оккупантов. Только вот кровь людская – не водица… Она вопиёт о мщении.

Я же лично считаю, что гражданская война на Украине – это война против моей страны. И следствие распада СССР.

– Насколько разнятся интересы США и Европы в украинском кризисе?

– Европейцы являются вассалами Вашингтона, но они готовы следовать в фарватере политики Вашингтона лишь до определённого рубежа. Они готовы делить с американцами добычу на территории постсоветского пространства, но не готовы за это воевать, а уж тем более умирать. Европейцы готовы были делить Украину как некий приз за пособничество американцам в проведении госпереворота на Украине. Но большой вооружённый конфликт рядом с их границами им не нужен и опасен.

– Думаете, США с пониманием отнесутся к опасениям европейцев?

– Они уже это делают. США не могут проигнорировать Евросоюз. Минские договорённости – тому пример. Это договорённости Евросоюза с Россией по принуждению властей Украины прекратить войну на своей территории. В итоге президент Украины Порошенко подписал договорённости пусть и с непризнанными, но властями ДНР и ЛНР.

Теперь видим со стороны США (называть власти Украины дееспособными не приходится) попытки Минские договорённости торпедировать, но сделать это так, чтобы возложить вину на Россию, ДНР и ЛНР.

– Не секрет, что многие наши «либеральные» СМИ зачастую выступают, скажем так, не на стороне места проживания…

– Все должны чётко и неукоснительно соблюдать закон. Журналистика мало чем отличается от других видов деятельности. К примеру, если строитель плохо построил дом и тот рухнул, его привлекают к ответственности. Если журналист клевещет, призывает к массовым беспорядкам, пользуясь тем, что есть «рупор и трибуна», то он, безусловно, закон нарушает. Свобода слова – не есть свобода лгать и нарушать закон.

– Слова хорошие. Но, помнится, в перестроечное время наши СМИ так громили страну, армию и любого несогласного с разрушителями, что, казалось, страна сломается.

– В тот момент практически все государственные СМИ и первые нарождающиеся частные действовали в интересах США, а СМИ патриотической направленности были практически уничтожены.

Сегодня ситуация иная. Сейчас значительная часть СМИ выражает российскую точку зрения, существуют и такие, которые выражают точку зрения западную. Но, безусловно, есть СМИ, занимающиеся откровенным подстрекательством и призывом к массовым беспорядкам. И вот к последним, без сомнения, должны быть применены все меры, предусмотренные законодательством РФ. И не надо обращать внимание на вопли о тоталитаризме и возвращении 37-го года. Иначе случится беда.

Беседу вёл Владимир ШЕМШУЧЕНКО , собкор «ЛГ», Санкт-Петербург

Теги: Россия , политика , экономика

День, ставший символом горя

Поминальная служба у Вечного огня Мемориала жертв геноцида армян «Цицернакаберд»

Фото: ИТАР-ТАСС

ХХ век отмечен большим числом трагедий, выпавших на долю разных народов мира. 24 апреля исполняется 100 лет геноциду армян в Османской империи. "ЛГ" представляет точку зрения известного армянского писателя, публициста и общественного деятеля Зория Балаяна.

22 ноября 1988 года Верховный Совет Армянской ССР принял закон об осуждении геноцида армян в Османской империи. Время было, я бы сказал, мятежное, митинговое, словом - самый разгар перестройки. Вот и хотелось армянским депутатам спешно официально узаконить факт геноцида армян. Их (если не сказать, всех нас) можно было понять. Ведь долго не верилось, что такое вообще возможно хоть как-то законодательно оформить.

Через три года СССР распался. Тотчас же все союзные республики без хлопот были приняты в ООН, ОБСЕ и другие международные организации. Зная о том, что президенты США ежегодно 24 апреля произносят Слово о трагедии армян в 1915 году, мы с нетерпением ждали очередного выступления Буша-старшего. Он, однако, как и все его предшественники, не произнёс слово «геноцид». Как в дальнейшем и Клинтон. Наиболее откровенным был Буш-младший. В канун второй Иракской кампании, узнав о том, что Турция отказалась предоставить США территорию для установки ракет, нацеленных на Багдад, он пригрозил в отместку признать геноцид. Вот так-то. Такой вот грязный торг: ты – мне, я – тебе! Оказывается, можно всё-таки признать геноцид армян, для этого имеются все исторические данные и бесспорные доказательства. Только надо думать о выгоде. И ведь тотчас же территория для ракет была предоставлена США.

Серьёзнее себя ведут конгрессмены. Одни настоятельно требуют безоговорочного признания геноцида, другие в качестве аргумента приводят цитату из армянского закона, считая, что в 1915 году шла война и турки вместе с немцами воевали против России. А это значит, что армяне были на стороне противника Турции. Тот факт, что геноцид армян осуществлялся не только в 1915 году, некоторые конгрессмены игнорируют, ссылаясь на закон Армении. И подобные противоречивые толкования сути и смысла вопроса наблюдались не раз, и не только в США.

Бывший посол Великобритании в Армении Торба Эббот-Уот на пресс-конференции в Ереване невнятно говорила о том, что в Османской империи якобы вынуждены были всего лишь переселить «армянский элемент» подальше от театра военных действий. И добавила, что Великобритания признаёт события 1915 года как массовые убийства армянского населения, считая «возможным назвать всё это жестокостью». Она утверждала: «...учитывая, что шла вой­на, квалификация этих событий как геноцид неприемлема».

Уверен, леди Эббот перед приездом в Армению, где она должна была представлять Англию, не знала о том, что лондонская «Таймс» ещё в 1877 году писала: «Из 122 армянских деревень Алашкертской равнины полностью разорили и разрушили 112. Большинство мужчин, женщин и детей были убиты самым жестоким образом». «Таймс» писала и в 90-х годах XIX столетия о зверствах Абдул-Гамида и об убийствах в 1909 году около сорока тысяч армян в Адане. Тогда вроде бы не было мировой войны. Ничего не изменилось и при младотурках. Большевистская «Правда» писала в 1912 году: «Их (младотурок. – З.Б. ) стремление отуречить славян, армян, греков, евреев, населяющих Оттоманскую империю, приняло ещё более жестокий и настойчивый характер, чем при Абдул-Гамиде».

Да, в 1915 году была война. Однако она завершилась в 1918 году. Кстати, Государственная Дума Федерального собрания Российской Федерации, основываясь на неопровержимых фактах, 14 апреля 1995 года приняла Заявление, в котором «[?]осуждает организаторов уничтожения армян в 1915–1922 годах, выражает своё сочувствие армянскому народу и рассматривает 24 апреля как день памяти жертв геноцида».

Конечно, 24 апреля 1915 года – одна из чудовищных дат в истории. На фоне массовых убийств существовал отдельный список самых видных, самых талантливых армянских деятелей литературы, искусства, науки, права, религии, медицины (все они в кровавом перечне почему-то были названы публицистами). Среди них – прозаик, юрист, адвокат, депутат османского парламента Григор Зограб; поэт, искусствовед Даниел Варужан; поэт, философ Сиаманто, который, по иронии судьбы, в своих поэмах раскрывал тему биологической сущности садизма и вандализма; великий композитор Комитас, потерявший в сорок шесть лет рассудок в тот страшный апрельский день. В чёрном списке были почти восемьсот человек, каждым из которых могла гордиться не только армянская, но и мировая культура.

И хотя эти кровавые события связаны с одним днём, 24 апреля, но им предшествовали тысячи и тысячи адских дней. Геноцид армян продолжался и после пятнадцатого года. Мы же как-то впопыхах непродуманно приняли закон о геноциде лишь одного года. К примеру, израильский кнессет свой закон о холокосте отнёс не к одному конкретному году, а выработал чёткое развёрнутое определение трагедии: «Геноцид евреев (холокост) – истребление большей части евреев (более 60 процентов, или 6 миллионов 100 тысяч человек) германскими фашистами и их пособниками в 1933–1945 годах».

Да, геноцид не совершается в один день. И, отмечая столетие трагедии армянского народа 24 апреля, мы должны помнить о многолетних гонениях, которым подвергались армяне. Речь ведь идёт о священном долге перед светлой памятью всех наших соотечественников, ставших жертвами геноцида не только в 1915 году. А вот 24 апреля останется в памяти человечества как обобщённый символ трагедии армянского народа.

Теги: Армения , Турция , геноцид

Чеченский след в русской поэзии

О Боги! Вам зажгу вечерний фимиам,

За то, что, вняв моим мольбам,

Поставили мой гроб у милой колыбели,

К отеческим гробам[?]

К. Айбулат

В русской поэзии много удивительных судеб. Но трагическая судьба человека и поэта Айбулата (Розена) Константина Михайловича (его имя сегодня читалось бы так: Акбулатов Озди) поистине потрясает воображение. Родился он в 1817 году в чеченском ауле Дада-­юрт, скончался 20 апреля 1865 года в Санкт-Петербурге. Это человек, который в один день потерял мать, отца, здоровье, родину, религию и язык своих отцов. Даже части этих потерь достаточно, чтобы никогда не стать полноценным человеком. Айбулат родился чеченцем, а жил и похоронен в России, проповедовал христианские добродетели, стал русским поэтом, чиновником, не сдался перед, казалось бы, непреодолимыми тяготами судьбы, не опустил рук, нашёл в себе силы для творчества. Вакуум одиночества он с детства заполнял чтением книг, рано начал сочинять - первые стихи написал в 13 лет.

Айбулата взял на воспитание барон Михаил (Мартын) Карлович Розен (1796 – 1873), поступивший в октябре 1811 года на военную службу, принимавший участие в сражении при Дрездене и участвовавший во взятии Парижа. Розен хорошо знал героя-партизана войны 1812 года Александра Николаевича Чеченского, который командовал Бугским казачьим полком и так же, как и Айбулат, был в своё время вывезен из Чечни. Вполне возможно, что Розен, увидев после боя в Дада-юрте раненого мальчика, решил взять сироту на воспитание с целью вырастить героя-воина. Используя свои связи, барон хотел сделать Айбулата военным, однако тот не смог сдать полевые экзамены из-за ранения, полученного в детстве, и был определён в военное ведомство по гражданской части высочайшим указом от 14 февраля 1839 года.

С 1837 года Айбулат сотрудничает с А.А. Краевским и П.А. Плетнёвым, печатает в периодике стихотворения: "Галей-Мурза", «Слёзы», «Могила», «Предпочтение», «На могиле Лёли», «Русский штык», «Душа на чужбине», «Правда и демоны», «Вал», «Последний его современник» и др. Он активно выступает на страницах «Отечественных записок», «Литературной газеты», «Современника» и других изданий. Кстати, много неопубликованных стихотворений Айбулата сохранилось в архивных фондах Вяземского, Жуковского, Погодина, Сенковского. Также в архивах найдено несколько альбомов и тетрадей К. Айбулата с его стихами, мыслями и замечаниями, как он пишет, «для будущего». Всё-таки он верил в своё будущее.

Айбулат тесно общался с поэтом-декабристом Андреем Евгеньевичем Розеном (1799–1884), троюродным братом своего приёмного отца. И Айбулат, и А.Е. Розен долгое время печатали свои стихи в «Современнике». Надо сказать ещё об одном представителе фамилии Розенов – поэте, драматурге Егоре Фёдоровиче Розене. С которым путали Айбулата.

В Харьковской губернии Айбулат познакомился с Михаилом Андреевичем Щербининым (1798–1841) и его супругой Елизаветой Павловной Щербининой, к которым часто ходил в гости. Айбулат был очень привязан к ним. Елизавете Павловне он посвятил немало стихотворений, одно из которых было выгравировано в беседке их парка на одной из колонн:

Издревле храмы посвящали

У греков лишь одним богам,

Но ныне женщины богами стали,

И Лизе посвящён сей храм.

Историк литературы Вадим Эразмович Вацуро (1935–2000) в своей статье, посвящённой Айбулату, в 1989 году писал: «Мотивы стихов Айбулата типичны для формирующейся романтичной лирики 1830-х годов – апология поэта-избранника, противопоставленного «свету» и «низкой» повседневности. Наиболее удачно стихотворение «Правда и демоны», где в иносказательном изображении гения-поэта угадывается Пушкин и звучит резкая инвектива против его врагов... Стихи начала 40-х гг. отмечены поэтической зрелостью, стилистически близки лермонтовской манере...»

В архиве Лермонтова найдено стихотворение-автограф «Памяти М.Ю.Л.», отклик на смерть поэта. Редактор Краевский побоялся опубликовать это стихотворение в «Оте­чественных записках», возможно, именно из-за этого Айбулат поссорился с Краевским и не печатался в его изданиях до конца своих дней. Схожесть судеб Лермонтова и Айбулата очевидна. Оба в раннем детстве потеряли родителей. Эта горечь невосполнимой утраты и пустоты, тоска, особенно по матерям, прослеживается в их произведениях. В «Отечественных записках» 1 мая 1841 года Лермонтов и Айбулат соседствуют стихотворениями, соответственно – «Последнее новоселье» и «Одалиска».

В.Г. Белинский в своих критических замечаниях в числе других поэтов неоднократно упоминает Айбулата. И.С. Тургенев в романе «Рудин» приводит четверостишие Айбулата из стихотворения «Два вопроса»:

И до конца печальных дней

Ни гордый опыт, ни рассудок

Не изомнут рукой своей

Кровавых жизни незабудок.

Айбулат неоднократно упоминается в различных справочниках: С.А. Венгерова, И.Ф. Масанова, А.М. Фемелиди и т.д. В различных изданиях и справочниках XIX века имя Айбулата указывается по-разному: К. Айбулат-Розен, К. Айбулатский, Барон Розен К.М., Айбдулат К., Акбулат К.М, но сам он всегда подписывался – К. Айбулат. Нельзя сказать, что он был автором популярным, однако и нет сомнений в том, что он являлся фигурой, чрезвычайно заметной в русской литературной жизни.

В неопубликованном стихотворении «Бал 12 октября 1837 года» Айбулат по-юношески восторженно отзывается о том, что на балу он лично видел цесаревича Александра, который подозвал его и разговаривал с ним. Это говорит о том, что Айбулат общался не только с литераторами и чиновниками, но и был представлен в высшем свете.

В феврале 1839 года Айбулат был определён в канцелярские служители комиссариатского департамента военного министерства. С 1844 года работает в канцелярии статс-секретаря по принятию прошения на высочайшее имя. В 1855–1865 гг. трудится в хозяйственном управлении при Синоде, где дослужился до чина коллежского асессора (майор). В марте 1857 года «Государь император высочайше повелеть изволил титулярному советнику Айбулату негласным образом, в пенсион по 200 руб­лей серебром в год» (приказ № 1159 «кабинета его величества» Александра II). Сумма небольшая – Петербург в те годы был крайне дорогим городом. Так и остался этот бедный сирота, забытый в Чечне и никому не нужный в России, «кавказским уроженцем», как написано в формулярном списке. Хотя там же приведена характеристика: «Способен и достоин».

Айбулат не стал большим поэтом, хотя его творческий потенциал позволяет смело утверждать о том, что мог бы. Подобно многим русским литераторам Айбулат болел чахоткой, под конец его состояние было настолько тяжёлым, что он практически не выходил из дома, о чём свидетельствует доверенность на получение жалованья за три месяца, собственноручно написанная Айбулатом в марте 1865 года на имя своего начальника, Н.О. Фреймана. Судя по всему, свой смертный час Айбулат встретил в одиночестве, потому как даже о его смерти узнали в Синоде только после того, как пришли к нему домой с жалованьем. Деньги на его похороны, в размере 85 рублей 71,5 копейки, выделил обер-прокурор Синода А.П. Ахматов. Распорядителем похорон был назначен от Синода губернский секретарь Губарев.

До недавних пор место захоронения Айбулата считалось неустановленным, единственное, упоминалось, что он был похоронен на одном из кладбищ Санкт-Петербурга. Не желая мириться с таким положением вещей, я принялся изучать различные архивные источники. И мои старания в конце концов были вознаграждены: в дореволюционном справочнике Владимира Саитова «Некрополь» мне удалось найти запись о том, что на Митрофаниевском кладбище города Санкт-Петербурга похоронен «Амбулат Константин Михайлович, коллежский асессор». Всё дело в ошибке – в одной букве: вместо «Айбулат» было написано «Амбулат»… Потому-то и трудно было его найти как Айбулата. К сожалению, найти саму могилу теперь уже не представляется возможным: Митрофаниевское кладбище снесли в 30-х годах XX века.

Память об этом поэте до сих пор не увековечена ни в Санкт-Петербурге, ни в Грозном. Нет ни улицы, ни переулка, названных его именем, ни простой мемориальной доски, напоминающей нам, ныне живущим, о выдающемся чеченце, но при этом русском поэте Айбулате. Многие его стихотворения до сих пор не опубликованы и ждут своего часа. В настоящее время подготовлена к печати книга о жизни и творчестве Айбулата, в которую войдут все его опубликованные и ранее неизвестные стихи. В 2017 году исполнится 200 лет со дня рождения Айбулата. Думаю, было бы справедливо, если бы к этой дате мы отдали дань памяти вернувшемуся из забвения выдающемуся сыну чеченского народа.

Изображённый на портрете работы Петра Захарова 

молодой человек с тростью с большой вероятностью является К. Айбулатом. 

Во всяком случае, соответствует его облику по воспоминаниям современников. Точно известно, что художник Пётр Захаров написал несколько портретов 

К. Айбулата. 

Константин Айбулат

ОНА

И тихо преклоняясь, в таинственной печали,

Она молилася Творцу,

И кудри чёрные сбегали

По бледному её лицу.

И встретился я вновь с той девой незабвенной

В садах Алгамбры. Перед ней

Переливался вдохновенный

Фонтан певучею струей.

Она, спустив с себя мантилью,

Покоилась небрежно средь цветов,

И любовался я её летучей пылью

Как изваянная, недвижима… без слов…

Потом в Венеции во время карнавала,

Беспечному веселью предана,

Толпе восторженной она

Богиней праздника предстала,

И улыбалася она на громкий плеск,

И промелькнув, как звёздочка в эфире,

В гондолу бросилась: раздался всплеск.

И скрылася близ Ponte dei Sospiri.

Потом в горах Кавказа, на коне,

Кремнистою тропой, воздушной амазонкой

Неслась она, и в мёртвой тишине

Лихого скакуна был слышен топот звонкий.

Потом в стране возвышенных искусств

В отчизне тассовой… но что за нужды…

Бог с нею! Ныне чужды

Мне впечатленья юных чувств.

Равно пора зажить сердечным ранам;

Венеция, Алгамбра и Кавказ,

Уж благодетельным туманом

Подёрнуло забвенье вас.

Но для чего же мне в завет воспоминаний

Оставил бог единый прошлый сон?

В минуты радостей, в часы страданий

Передо мной летает он:

Как, тихо преклоняясь в таинственной печали,

Она молилася Творцу,

И кудри чёрные сбегали

По бледному её лицу.

«Литературная газета», 1840 г.

Смерть

Она придёт неслышно и незримо,

И станет, светлая, у моего одра,

И скажет мне с тоской неизъяснимой:

«Пора!»

И буду я молить таинственную гостью:

«Я жить хочу!.. оставь мне здешний свет»,

И буду я молить с слезами и со злостью,

И – нет.

Она дохнёт в лицо прохладной вечной ночи,

Прозрачною рукой мою придавит грудь,

Закроет навсегда мои тихонько очи

И – в путь.

И в жизни той она меня пробудит,

Где, может быть, неведома печаль;

Но дней земных, печальных жаль мне будет,

Да, жаль!

Литературное прибавление к «Русскому инвалиду», 1838 г.

И ещё жалоба

И боль души, и ропот сердца,

Мои беды, кто их поймет?

Мне в мире нет единоверца,

Единомученика нет.

Зову друзей – мольбы напрасны;

Зову чужих – но для чужих,

Мои рыдания ужасны,

А мне ужасны ласки их!

«Литературная газета», 1840 г.

ПАРКЕТНЫМ ДРУЗЬЯМ

Разочарован, други, я

Смешною модой и пирами,

И вероломными очами,

И вами, добрые друзья.

Нет, прочь от вас, забавы света,

Где всё притворством лишь одето,

Где всё пленяет только глаз,

Где мир снаружи только молод,

В пылу страстей где вечный холод, –

Простите; еду на Кавказ,

Под небо диких наслаждений,

Под небо неги и тревоги,

Где нет по моде заблуждений,

Где есть любовь, природа, Бог!..

Туда свободой насладиться

И своевольной простотой,

В кругу друзей воспламениться

Шираза светлою струёй;

Или с ватагою избранной

На горском пламенном коне

Срывать венки в губительном огне;

Иль полуночною порою

Грузинку юную лобзать,

Обвившися рука с рукою

«Люблю» ей пламенно шептать,

Ея дыханием упиться

И на груди её забыться –

И наслаждений розы рвать…

Кавказ угрюмый, величавый,

Страна воинственных сынов,

Среди твоей ненастной славы

Под блеском царственных снегов

Родился я. Дитя природы,

На лоне бурной я свободы

Улыбку первую узнал;

Средь поэтических ущелий

О битвах мне так чудно пели –

И я под песни засыпал.

Не пробудил их голос громкий

Моих младенческих страстей; –

Казбек, увенчанный снегами,

Увижу я твоё чело,

Где небо светлое легло

С луной и с мирными звездами, –

И там, задумчивый певец,

Твоей пленённый красотою,

Помчуся отдохнуть мечтою

На твой блистательный венец.

Литературное прибавление к «Русскому инвалиду», 1838 г.

Русский штык

Стоит властительно трёхгранный часовой

На рубеже двух граней мира;

Он Божий ангел в годы мира,

Он Божий меч в године боевой.

Всегда, везде он царь! И на снегах Балканов,

У Сенских берегов и у Евфратских вод,

В игре за Тереком и в битве великанов

Ему достойнейший почёт.

Он любит нас, он наш! Не твёрдостью булата–

Славянским духом он могуч:

В нём русская душа; он русского солдата,

Бессмертья луч!

Но чу! Я слышу вас, завистливые дети,

Ораторы в боях, герои в кабинете.

Что? Плохо помнится вчера?

Что? Видно, зажили борьбы последней раны?

Так их напомнит троегранный

Под Бородинское «ура!».

Постыдный ваш побег осветит вновь пожаром;

Не сломится, небось – Сам Бог его сковал,

И русскому вручил, и, кажется, недаром

Судьбой земли его назвал.

«Современник», 1841 г.

Галей-Мирза

Галей-Мирза не знает страха;

Его рука верна, сильна:

Он рубит с одного размаха

От головы и до седла.

Всегда его стрела доходит,

Куда назначил верный глаз;

Кинжал раздора не заводит,

Но мстит всегда один лишь раз.

Галей отрёкся Магомета,

Хулит, смеётся над Аллой;

В стенах священных минарета

Не очищается мольбой.

Галей с гяуром дружбу водит,

Пьёт с жадностью вино и кровь –

И, презирая бурю, бродит

Угрюм и дик среди лесов.

Но в битве той, когда явился

Буонаберди* перед ним,

Галей дрожал, Галей склонился –

И был во прахе недвижим!

«Современник», 1841 г.

___________

*Наполеон.

Памяти М. Ю. Л.

Ещё столь полная и слёз и содроганья

Над урной славного поэта моего,

Россия тёплою улыбкою вниманья

Почтила юного преемника его.

Он поднял сладкие в народе песнопенья,

Наитием божественным горя,

И каждый стих его был гордою ступенью

Любимого бессмертьем алтаря.

А ты свершил подлейшего убийства

Свой святотатственный удар;

И жажды адской кровопийства,

Как демон злой, со смехом залил жар,

Не пощадив певца, ни струны золотые,

Ни русского ума надежды дорогие.

И что ж, доволен ли злодейством наконец?

Позорнейшим проклятием Отчизны?

Перед тобой блистательный мертвец

С рукою на груди, с улыбкой укоризны,

Облитый кровью, поверженный в пыли

И завещающий в наследье роковое

Тебе смертельных мук отчаянье немое,

С названьем каина, по всем концам земли.

Но вечный мир певцу, под снеговым Кавказом

У пятигорских струй! Пусть вечный ропот их

Тебя там усладит отрадным пересказом

О грустной памяти родных, друзей твоих!

И, может быть, твоих высоких вдохновений

Немногие следы пройдут из века в век,

И тихо опершись о сумрачный Казбек,

Утешен будет твой осиротелый гений.

А ты, отверженец людей!

Где б ни был ты, во всей вселенной

Предстанет пред твоих очей

Поэта труп окровавленный.

И вспомнишь ты убийства страшный миг,

И станет день и ночь испуганная совесть

Сплетать тебе ужасных дел твоих

Неумолкающую повесть.

1841 г. (впервые опубликовано в журнале «Литературный критик», 1939 г.).

Теги: литература , история

Портретов Ленина не видно…

Фото: Иллюстрация художника Дмитрия Бисти к поэме В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин»

Сам Ленин вряд ли бы одобрил лениниану. Ему, марксисту, воспитанному на Чернышевском и Тютчеве, не по душе были славословия. Но над течением истории не властны даже гении. И в искусстве, в советской цивилизации, и в её идеологических столпостенах образ Ленина был основополагающим - от "Я себя под Лениным чищу" до «На все вопросы отвечает Ленин». Сегодня почти все отказались от Ленина. Причина простая: это выгодно, а он по-прежнему опасен. Отказ от Ленина выгоден хозяевам жизни, которые хотели бы владеть безраздельно «заводами, дворцами, пароходами», баловать собственное самолюбие благотворительностью, мелькать в светской хронике. В чести не труд, а доход, ростовщический процент. Не рабочий класс, а тусовочная аристократия (по большей части – поддельная, хотя – какая разница?). Какой уж тут Ленин?

Нам навязывается пряничный миф о бесконфликтной стабильности, которую нельзя нарушать мятежными стремлениями. Вечный штиль под малиновый звон и никаких гроз на горизонте – и революция в этом контексте воспринимается как безусловная катастрофа, заслуживающая только нытья и проклятий. Думаю, такими страусиными манёврами мы себя обкрадываем, лишаем целого пласта живой истории. Превращаем его в гиблое место себе же на беду. Признаться, мне было бы удобнее обрушиться на Ленина с консервативных позиций, блеснуть какими-нибудь «кашемарными» цитатами из синего многотомника. Уверен, что к юбилею Ленина вы почти не встретите в некоммунистической прессе материалов о нём, написанных без ненависти и не свысока. Эффектных риторических заготовок против Ленина полно – бери и пользуйся. Очень легко на этом пути заслужить благосклонность современных патриотов. Но язык не поворачивается. Особенно – в последнее время. Как и любой пророк нового учения, Ленин произносил немало резких, взрывоопасных слов. Многих обидел, поранил в своём страстном служении Идее. Нетрудно выудить из Ленина десять–двадцать цитат, от которых мы ужаснёмся. Но то же самое можно произвести в отношении любой религии или философского учения. Новое прорубает себе дорогу в зарницах радикализма.

В обывательский уют Ленин не вписывается. Но именно этим он привлёк творцов – тех, кто создавал лениниану.

Это Есенин и Маяковский, Эйзенштейн и Бондарчук, Щукин и Смоктуновский, Меркуров и Томский, Щусев и Павлов, Петров-Водкин и Герасимов, Прокофьев и Новиков. Ставим многоточие, а продолжать этот список можно долго, не снижая уровень авторов. Они посвящали Ленину поэмы, симфонии, эпопеи, гимны и парфеноны. Нам скажут: просто талантливые люди, профессионалы приспосабливались к конъюнктуре, писали, чтобы выжить. Но конъюнктуры в истории хватает во все времена, а взлёты творческой мысли, подобные советскому, – на вес золота.

Эти голоса заглушить невозможно, изменить реальность ХХ века не удастся даже самым способным и денежным ниспровергателям. А ведь идеологи антиленинского проекта пытаются лишить нас наследия эпохи, во многом – наследия ленинского. Но достаточно противопоставить самым едким сочинениям Мельгунова, Солженицына или Солоухина хотя бы одну песню «Ленин всегда живой» – и беспристрастное художественное чутьё покажет, кто есть кто. А уж в тени Маяковского – как и у пьедестала щусевского Мавзолея – фигуры страстных разоблачителей мифа о вожде почти неразличимы.

Первым приметили Ленина на исторической сцене титаны. Маяковский писал о Ленине ещё при жизни вождя, но истинным стартом ленинианы стал «Разговор с товарищем Лениным» – поэма непревзойдённая. Патетическая и в то же время нервная поэтическая проповедь.

Грудой дел,

суматохой явлений

день отошёл,

постепенно стемнев.

Двое в комнате.

Я

и Ленин –

фотографией

на белой стене.

С таких строк мощных и начиналась большая литературная традиция. Вклад Маяковского в создание ленинского образа, пожалуй, был решающим. Многие его строки оказались на плакатах – их в Советской стране знали все, читать учились по «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить».

Есенинская лениниана не бьёт в глаза лозунгами, тут главное в другом. Есенин видел, «что эра новая не фунт изюма вам» – и в стихах о Ленине превращался в аналитика тютчевского склада. Мы видим проницательные оценки политической реальности, ясное объяснение причин революции. Есенин принимал Ленина – как народного вождя, поднявшего руку на гнёт «аристократов, промышленников и банкиров». Ему по душе обыкновенность Ленина: вождь не был былинным богатырём, не восседал на тронах, не избегал величавых движений:

Застенчивый, простой и милый,

Он вроде сфинкса предо мной.

Я не пойму, какою силой

Сумел потрясть он шар земной?

Но он потряс...

Шуми и вей!

Крути свирепей, непогода,

Смывай с несчастного народа

Позор острогов и церквей.

В другом стихотворении он назовёт Ильича «Капитаном Земли». Но, может быть, дороже всего мимолётный разговор из «Анны Снегиной»:

«Скажи,

Кто такое Ленин?»

Я тихо ответил:

«Он – вы».

Этот образ любили кинематографисты: ты ждёшь монументального вождя, громовержца, а он маленький, вертлявый, лысоватый. И назвать его хочется по-свойски: Ильич. Но он причастен к непоборимой силе. Его интеллект и воля стали орудием истории. Ленин, в понимании поэтов, был духом революции, духом народа. В этом смысле он – не человек, а стихия строительства нового мира. Сам Владимир Ильич заливисто посмеялся бы над таким обожествлением, но людям нужно, чтобы огромный Медный всадник поднимал над площадью коня. Им нужен «рукой облака рассекающий Ленин». Вроде бы – сверхчеловек, а свойский, бесспорно, существовавший, ходивший по нашим улицам, стоявший в очередь к парикмахеру, чтобы побриться. «Лысый, ростом невелик», – как определил Твардовский в своей простой и загадочной истории о печнике. История, кстати, архитипическая: неузнанный царь (герой, бог) общается с простым человеком, невольно преподаёт ему урок. На острове Бали немало похожих историй про Шиву. А в XIX веке в России, например, стихотворение Аполлона Майкова «Кто он?» про Петра Великого.

Разошлась по стране ленинская цитата: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Сначала в роли Ленина выступил рабочий товарищ Никандров – и случилось это в фильме Эйзенштейна «Октябрь», который мы воспринимаем не только как метафору, но и как хронику[?] Ну а потом каждая пятилетка давала своего Ленина. Если нуждаемся в рождественском дедушке – пожалуйста! Если нужен суровый аскет – вот он перед нами. Необходим боец? Ленин решительно хватается за револьвер. Тоскуете по демократии – вот вам Ленин-Солон. Понадобился жёсткий, бескомпромиссный руководитель – Ленина играет его однофамилец Ульянов. Есть спрос на гамлетовские метания? В эфире – утончённый, ироничный Ленин, его обуревают сомнения, это – Смоктуновский.

Ленинскую трилогию для театра создал Николай Погодин. «Человек с ружьём», «Кремлёвские куранты», «Третья патетическая». Работал основательно, почти двадцать лет. Конечно, приходилось переписывать уже ставшие каноническими пьесы после развенчания сталинского культа. Реплики второго вождя унаследовал Дзержинский. Но не в этом дело. В Погодине мы приобрели и потеряли мудрого и остроумного комментатора революции, её скрытой сути. Потеряли, потому что сегодня этот выдающийся писатель забыт. Почему бы не издать ленинскую трилогию Погодина в «Литпамятниках», с серьёзным аппаратом, с вариантами? Но этого ждать не приходится: Погодина как будто записали в архив устаревшей пропаганды. Вряд ли им занимаются в ИМЛИ, да и о новых театральных постановках не слышно.

А ведь это не только учебник действительно эффективной пропаганды, не только театральная легенда, но и литературное чудо. Вспомним «Кремлёвские куранты». Мы видим героя, благородного инженера Забелина, который задыхается в революционной суматохе, ненавидит новую власть. Он видит в революции уничтожение порядка, безумие, и только.

«Дикари захватили цивилизованное судно, перебили всех белых людей,

команду выбросили за борт, сожрали все запасы… Дальше что? Кораблём надо уметь управлять, а они не умеют. Социализм пообещали, а с какого конца его начинать - никто не знает». Знакомая линия нападения? Сюжет с «пломбированным вагоном» и шпионажем в пользу Германии в СССР тоже никто не скрывал от народа. Но, в отличие от нынешней моды, не скрывали и ответной аргументации.

Забелин обаятелен в патриотическом гневе, ведь даже главные часы державы сломались! Остановились кремлёвские куранты! И артист Борис Ливанов не разоблачает своего героя в его антисоветских заблуждениях. Мы в него влюбляемся с первого появления на сцене. Он – профессионал – в смутное время оказался отброшенным на свалку, как старый башмак. Из протеста продаёт на Воскресенской площади «довоенные серные безопасные спички фабрики Лапшина», рядом с другими мешочниками. И вот его вызывают к Ленину. А потом и кремлёвские куранты пошли. Самая трудная и малозаметная политическая победа – в переубеждении противников. Сегодня мы отбросили это искусство: в ходу – поиск врагов, поспешное клеймение, крики в прямом эфире, мусорные баки… А Погодин показывает, что революции совершаются не для революционеров, а для более рациональной организации жизни. И тут самое время не кичиться победами над Врангелем, а привлекать к работе таких специалистов, как Забелин. Нужно разъяснить, что открывает перед ними революция, несмотря на одичание Гражданской войны. Забелин не превращается в яростного большевика: Погодин не занимался изготовлением фальшивок. Но он, сохраняя привычную повадку, готов стать советским человеком. Господин Забелин становится товарищем. И кремлёвские куранты, как известно, снова пошли – да так, что их мелодию по всему свету выучили. Тем, кто отшатнулся от прискорбных картин Гражданской войны, Погодин показывает: наша революция связана с идеалами Просвещения. Россия станет страной инженеров, страной красноармейцев, читающих Блока. Вера в человека, в могущество науки и труда объединяет Ленина и таких антисоветчиков, как Забелин. В тонкой, остроумной пьесе Погодина всё это преподнесено без агитационного угара.

Частенько цитировали в советские годы поэта Николая Полетаева:

Портретов Ленина не видно:

Похожих не было и нет.

Века уж дорисуют, видно,

Недорисованный портрет.

Эти строки воспринимались так: глубокая мысль в форме парадокса. Ведь изображения Ленина красовались повсюду, только ни одно из них не могло исчерпать образ революционера. Сказано крепко, но можно и поспорить. Образ Ленина, пожалуй, поважнее любого реального деятеля, каким бы гением он ни был. Первый предсовнаркома Владимир Ульянов-Ленин умер в 1924 году и не участвовал в Великой Отечественной. А образ… 7 ноября 1941-го с трибуны Мавзолея было сказано: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина». И красноармейцы с парада пошли в бой. Война дорисовала портрет. Дорисовал его и архитектор Леонид Павлов – создатель ленинского музея в Горках. Он называл его своим Парфеноном. Неподалёку от усадьбы, в которой умер Ленин.

Как и у греков, постройка выполняла роль святилища. Одиннадцать кубов и один цилиндр. Белый мрамор и красный туф – торжественные, трагические аккорды. Если архитектура – музыка, застывшая в камне, то у Павлова получился реквием. Проект создавался в середине семидесятых, а строительство завершилось в 1987-м. Оказалось, что это реквием по лениниане. Но, быть может, не окончательный.

Теги: литература , история

Бессмертный лейтенант

Фото: Александр КАРЗАНОВ

В давние времена, году в 70-м ХХ века, мы с моим краснопресненским приятелем и поэтом, одним из тогдашних "смогистов", Володей Шлёнским в течение какого-то времени бывали в гостях в семье Александра Марковича Николаева. Нас встречали радушный хозяин, его гостеприимная жена Женя и дочка, школьница, - Олеся. Помню ещё её брата – высокого стройного мальчика, но с ним мы почему-то не общались, возможно, он ещё не ощущал себя взрослым человеком.

Конечно, нас с этим милым семейством объединяли литературные интересы и обоюдная симпатия.

Володя Шлёнский был человеком душевным, он легко находил общий язык практически с любым собеседником. Да и я не был «тяжёловесом». А хозяева квартиры на Кутузовском проспекте, как раз напротив гостиницы «Украина», были рады гостям.

Александр Маркович – поэт военного поколения, он воевал, был тяжело ранен, потерял правую руку, правый рукав его пиджака был подогнут и легко покачивался на плече. Однако Александр Маркович как-то очень ловко управлялся левой рукой.

Помню, он готовил для всех нас бутерброды особым образом. Он запекал в духовке тосты, на которых пластинка ветчины была покрыта сыром, и всё это запекалось до исключительно аппетитного состояния. Хлеб поджаривался, оплавленный сыр прижимался к подогретому бутерброду. Одним словом, вкусно!

Ещё Александр Маркович гордился своими водочными настойками. Он настаивал водку на перепонках молодых грецких орехов. Получалось изумительное питьё почти неразличимого зеленоватого оттенка и без обычного водочного послевкусия.

На этих встречах мы читали стихи. Читала свои совсем юные стихи Олеся. Она в те годы была очень милая девушка, с такими трогательно пухлыми щеками, как и у её мамы Жени, обаятельная и очень интеллигентная. Впрочем, это и была такая великолепная элитная советская семья.

В квартире Николаевых помимо хозяев жили две огромные, но абсолютно беззлобные собаки. Одна была покрыта мохнатой шерстью песочно-серого цвета. Честно говоря, сегодня я не помню, какой породы – не то хорошо выученная московская сторожевая, но, может быть, и похожий на неё сенбернар, как назывались добрые существа, выращенные для спасения людей в снежных лавинах. А вторая собака – совершенно белая – была редкой в наших краях польской породы для горных Татр, называлась она «овчажек подхаляньский» или подгальская овчарка.

Сам Александр Николаев был неутомимым творцом. Он писал лирику, сатирические стихи, и у него даже вышло несколько книг в библиотечке «Крокодила». Ещё он был автором нескольких книг прозы. Я запомнил его как лёгкого, весёлого и остроумного человека.

В середине 70-х (надеюсь, что не ошибаюсь) у него вышла замечательная книга стихов «Бессмертный лейтенант». Он и сам был именно таким Бессмертным лейтенантом своего времени.

В давние военные годы Александр Николаев стал Героем Польши. Там его издавали, а наши литературные начальники даже позволили купить у одного из сотрудников польского торгового представительства довольно-таки старый «мерседес» светлого оттенка. Тогда это была абсолютная редкость. В Москве таких раритетных машин было всего несколько десятков экземпляров. В том числе у Владимира Высоцкого и Сергея Михалкова. Чтобы купить такую машину, было необходимо разрешение «инстанций», которое для него получил Союз писателей.

Что потрясающе, он легко водил эту машину левой рукой. В «мерсе» даже не были оборудованы специальные педали, чтобы они компенсировали отсутствие руки при вождении. Рассказывали смешное. Однажды он приехал выступать куда-то в Подмосковье. Кто-то при встрече заглянул в машину и увидел справа только перетянутый правый рукав. Встречающие были поражены: они решили, что Александр Маркович управляет своим «мерседесом» без рук!.. Впрочем, если задуматься, советские люди были способны и не на такое!

Вообще Александр Маркович много выступал от Всесоюзного бюро пропаганды художественной литературы. Иногда мы пересекались на таких встречах. Сегодня этот институт поэтических выступлений перед читателями практически полностью исчез. А как в давние годы встречали поэтов! Плюс к пиару бюро выплачивало за выступления скромные, но вполне ощущаемые деньги.

Сегодня я думаю о том, как много успел этот по нынешним понятиям совсем не старый человек. Когда мы познакомились, ему было всего сорок пять лет! Он успел отвоевать на страшной войне, вышел из неё живым, хотя и с тяжкими ранениями, создал семью, писал талантливые стихи и стал известным советским поэтом, воспитал двоих детей, и каждый из них добился признания. Александр Николаев и его жена были прекрасные советские люди.

Я помню лёгкую, немного ироничную улыбку Александра Марковича. Эта улыбка сияла на абсолютно открытом и полном приязни к окружающим лице.

Родители поддерживали литературные опыты дочери. В 1971 году они отпустили её вместе с группой молодых московских поэтов в Ленинград для встреч и знакомства с молодыми питерскими творцами. Помню прекрасный май, гостиницу «Смольницкую», где мы познакомились со многими, сегодня уже петербургскими поэтами, а с кем-то и подружились на десятилетия вперёд. Среди них были Виктор Топоров, Михаил Яснов, Олег Охапкин, Виктор Кривулин, Виктор Ширали, Андрей Романов...Вот только многие из наших тогдашних знакомцев, увы, попрощались с этим неласковым миром. В те годы в литературной среде было модно посмеиваться над семейной «преемственностью» в литературе. Однако это не всегда было правильно. Достаточно назвать имена Тани Бек – дочери крупного советского прозаика, или Олеси Николаевой. Дело в том, что семья дарила надёжную культурную основу для творчества и жизни. А как дети распоряжались этой основой, совсем другой разговор. Многие этого не ценили, но для некоторых это была возможность надёжного уверенного старта.

Во второй половине 80-х годов ХХ века начали рваться литературные связи. Писатели старшего поколения всё чаще покидали наш бренный мир, а более молодые тоже чувствовали крах ещё недавно стабильной советской жизни. Александр Маркович умер в 1999 году. Его дочь Олеся писала замечательные стихи – помню её прекрасную книгу «500 стихотворений», стала преподавать. Сегодня она известный поэт, более того, лауреат одной из престижных российских премий «Поэт», прозаик, профессор Литературного института имени Горького – того института, где она сама училась на кафедре литературного мастерства у выдающегося поэта-фронтовика и прекрасного человека Евгения Винокурова, с которым мы тоже дружили. Вообще поэты-фронтовики, такие как Евгений Винокуров, её отец Александр Николаев да и многие-многие из них были щедрыми людьми – они не боялись делиться с молодыми опытом и даже[?] славой.

Поэт-фронтовик Александр Маркович Николаев родился в 1925 году. В этом, 2015 году мог бы отметить девяностолетие и семидесятилетие Победы, за которую он заплатил свою дорогую цену.

Теги: фронтовая поэзия , Александр Маркович Николаев

Литинформбюро № 16

ЛИТПАМЯТЬ

Премьер-министр РФ Дмитрий Медведев подписал распоряжение о праздновании в 2015 году 100-летия со дня рождения Константина Симонова, фронтовика, главного редактора "ЛГ".

ЛИТБЫТ

Во Владивостоке выселяют приморское отделение Союза писателей России из жилого дома по адресу улица Алеутская, 19. Об этом сообщили в самой писательской организации, которая выпустила специальное обращение.

ЛИТЮБИЛЕИ

75 лет исполнилось поэту и переводчику Валерию Ефимовичу Лебединскому.

90-летний юбилей отметил народный писатель Башкирии Анатолий Юмбаевич Генатулин.

Юбилейный день рождения отмечает Людмила Евгеньевна Лаврова, известный журналист, литературный критик, переводчик, автор нескольких книг прозы. В 1975-2000 годах она работала в «ЛГ», была обозревателем, заведовала отделом литератур народов СССР. Являлась пресс-секретарём Московского избирательного штаба кандидата в Президенты РФ В.В. Путина. Колумнист газеты «Завтра», автор публицистических работ на темы межнациональных отношений, почётный член Союза писателей Азербайджана. Поздравляем!

ЛИТМОЗАИКА

Вблизи Белгорода в парке «Русский лес» появилась Писательская аллея. На ней – более ста саженцев клёнов, которые посадили белгородские литераторы. Им помогали в этом работники культуры, студенты, школьники. А инициаторами акции «Посади с писателем дерево» стали работники Белгородской государственной специальной библиотеки им. В.Я. Ерошенко.

ЛИТАКЦИЯ

24 апреля с 19.00 до 24.00 в библиотеке № 180 юго-запада Москвы (ул. Профсоюзная, 92) в рамках всероссийской акции «Библио­ночь» пройдут авторские выступления Игоря Волгина и Юрия Кублановского, лекция Ирины Арзамасцевой о подростковой дневниковой литературе, круглый стол «Творчество и эгодокумент» с участием Татьяны Касаткиной, Сергея Федякина, Натальи Корниенко, Станислава Джимбинова, Павла Фокина, Яны Гришиной, Виктора Визгина, Алексея Козырева и др. Откроется выставка «Жизнь с мыслью. Дневники Георгия Гачева».

ЛИТУТРАТА

На 95-м году ушла из жизни Мария Васильевна Морозова, ветеран «ЛГ», участник Великой Отечественной войны. Начиная с 1947 года она более сорока лет работала в нашей редакции, была литературным секретарём отделов корреспондентской сети и литератур народов СССР. Её знали и ценили за доброжелательность и профессионализм писатели из всех республик нашей большой страны.

МЕСТО ВСТРЕЧИ

Центральный Дом литераторов

Б. Никитская, 53

Малый зал

27 апреля

Юбилейный вечер Валерия Лебединского.

Начало в 18.30.

28 апреля

Заседание поэтического клуба им. Н.К. Рериха.

Ведущий – Эдуард Балашов.

Начало в 18.30 .

Мы – отчаянный народ

В этой подборке - три поэта. Все они разные: по стилю, по известности, по судьбе и отчасти по эстетике. Но всех их объединяет бесспорная русскость, однозначное ощущение поэтического языка как константы национального сознания, а не площадки для неконтролируемого эмоционального выплеска. Валентин Сорокин – признанный мастер, наставник поэтической молодёжи. Его строки – как ручей, напористы, негромки, звонко чисты и точно знают, что их путь лежит в сторону великой русской поэтической реки. 

Валерий Сурненко – из Луганска. Он поэт ещё молодой, но уже переживший ужасы войны. В поэзии – умелый версификатор, мастер поэтической игры. При этом в его строках подлинная боль, неподдельность страдания. Такие как Сурненко на наших глазах творят новую поэтическую историю – историю русского перелома. Юлия Белохвостова работает в жанре интеллектуальной лирики. Её героиня – утончённый человек, существующий в парадигме впечатлений и переживаний, ищущий гармонию в тихом сочетании фрагментов мироздания и наслаждающийся самой возможностью этих поисков.

Максим ЗАМШЕВ

Валентин СОРОКИН

ТВОИ ЛАДОНИ

И солнцу трудно посреди пучины

Недобрых туч и ветровых кругов.

Ведь ураган идёт не без причины

От мглистых незнакомых берегов.

Дрожит земля, дрожат холмы и реки.

И вечностью в зенит вознесена,

Так тяжело шумит о человеке,

Единственном,

охрипшая сосна.

Куда ушла ты, канула, пропала

И на какой незримой высоте

Моя любовь купавой отпылала

И отцвела тоской по красоте?

В тебе, в тебе – призвание и мера

Бессмертию

и тот огонь вины,

Что пистолеты взводит у барьера

И мир гнетёт колёсами войны.

Через меня летят в твои ладони

Красней зари, прицельнее стрелы

Времён забытых взвихренные кони,

И цепь звенит, и стонут кандалы.

Смотрю я в лица, все они чужие,

И не запомнить их, и не понять.

И вновь глаза, трагичные, большие,

Приподняла над Родиною мать.

Как большой ураган облака!

ОБИТЕЛЬ ЗЕМНАЯ

За морями, вдали, за горами

Машет крыльями вьюга во тьме.

И вот здесь просквожённый ветрами,

Пожелтел березняк на холме.

Отцвела и пожухла урема.

Речка стылая звонко-светла.

Золотая осенняя дрёма

За околицей в полдень легла.

Есть в природе неделя покоя,

День блаженства, минута тоски.

И, опять берега беспокоя,

Волны моря встают на носки.

И не так ли в ужасном томленье

Чувств и мыслей,

что горько слышны,

Ты не можешь поладить с забвеньем,

Ты нигде не найдёшь тишины?..

Ведь недаром средь солнечной воли,

То ласкаясь, то резко грубя,

Оскорбленья, желанья и боли,

Как зверьки, окружают тебя.

Многострадна обитель земная.

И стоишь ты

один

на виду,

Всё прощая и всё понимая,

И опять – предавая суду.

МОЙ АВГУСТ

Светел август, и дали светлы.

Тишиной заворожены плёсы.

И пылают средь солнечной мглы

Золотыми кострами берёзы.

Через рытвины горя и зла,

Через волны тоски и заботы

Вновь дорога меня привела

На вершину угрюмой работы.

Буду камень тесать и гранит.

Из железа я искру достану.

Только это меня сохранит.

Только этим я на ноги встану.

Шелест листьев и вздох камыша,

Словно жалоба или обида.

Разве русская в мире душа

Мало травлена, мучена, бита?

Край ты мой, вечереющий край,

Перелески,

холмы,

луговины,

Не суди ты меня, не карай,

Мы с тобою навечно повинны.

Мы с тобою – как берег с травой,

Мы с тобою – как облако с небом.

Я припал бы к тебе головой,

Только верность не кормит нас хлебом.

Я припал бы, да нежности плен

Ныне кажется пуще недоли.

Всё как есть –

заблужденье и тлен

Перед чувством свободы и воли!

ПОСЛЕДНИЙ КОЛОДЕЦ

Где он, дедовский конь-иноходец,

Вся округа – под город, на слом.

Умирает последний колодец

За ушедшим в туманы селом.

А бывало, храпели и ржали

Тройки.

Россыпью жгли бубенцы.

До колодца невест провожали

Разухабистые молодцы.

До колодца родня умыкнётся

И, поплакав, обнимет бойца.

Коль счастливый, с победой вернётся

И порадует мать и отца.

У колодца израненный воин

Кровь омыл, освежился глотком

И в атаку, суров и спокоен,

На рассвете шагнул со штыком.

У колодца вдова улыбнётся

В день,

когда

завезённый малыш

Выйдет сам из калитки на солнце,

Новым голосом пробуя тишь...

Запропастился конь-иноходец.

Закатились в лугах бубенцы.

Умирает последний колодец,

И не слышат его молодцы.

Я ВИНОВАТ

Кресты метелями повиты.

Деревня.

Сумерки.

Луна.

Что сделали с тобой бандиты,

Моя несчастная страна?

Ни балалайки, ни гармони,

О, мама, я в твоей судьбе, –

Целую я твои ладони

И низко кланяюсь тебе!

Я слышу крик, а не роптанье,

Солдат и узников набат...

За всё, за все твои страданья

Я виноват!

Я виноват!

Вон плачет поле голубое

Над плёсом Волги и Двины,

И лишь расист перед тобою

Не признаёт своей вины.

Расист разрушил храмы наши

И приказал нам – не рожать:

"Не смейте, вы, святые чаши

За честь семейную держать!"

Я боль осилю, страх осилю,

Нас Бог над бездной вознесёт, –

Ведь кроме нас никто Россию,

Никто Россию не спасёт!

РУССКАЯ БОЛЬ

Все дороги спешат на Москву

От захваченных наших окраин...

Вот я этой тоскою живу, –

Разоряет Отечество Каин.

Тяжкий крест мы по миру несём,

Обесправлены и не богаты,

Почему же сегодня во всём

Только русские, мы, виноваты?

Террористам Россию в кредит

Сдал пахан перестроечной эры:

Вместо друга – у моря бандит,

Вместо сакли – в горах бэтээры.

Ночь над нами, над русскими, ночь,

С тьмой планетною звёзды не спорят:

Во вчерашней республике дочь

Русской мамы шахиды позорят!

Сын расстрелян её у ворот,

Безоружный, с учительским ранцем:

Так великий, державный народ

Стал ещё в СССР иностранцем.

Сколько крови и слёз, и потерь?

Мы, доверчивы и угловаты,

Защищая соседей, теперь

За свою доброту виноваты.

И опять я не сплю до зари,

Горько думая вновь о раздорах.

Собери нас, Господь, собери

Защититься – в Москве и в просторах!..

ЗОИН ХРАМ

Посвящается Зое Космодемьянской

А ведь казнили Зою на снегу,

Палач всегда в усердиях торопится,

И на далёком волжском берегу

Предупредила русских Богородица:

«Свинцом и кровью затыкают рот

Прямого сострадальца и воителя,

Ты, русский созидающий народ,

Твори судьбу народа-победителя!»

Качалась Зоя мёртвая в петле,

Не предана друзьями и подругами,

А по славянской взорванной земле

Война катилась, причитая вьюгами.

И не могу я замолчать о том,

Иных разрух переживя безмерности,

Сегодня входит Зоя в каждый дом

Спасением неистребимой верности

И говорит: «Ужасные года,

Мы Кремль открыли хаму и вредителю,

Но я клянусь, что русских никогда

Не одолеть ему, поработителю!»

Вам, промотавшим реки и леса,

Скользящим по ворованному золоту,

Не опровергнуть Зоины глаза,

Лишь красоте распахнутые смолоду.

Вас даже горный праздничный Давос

Не прополощет в бане древнегреческой,

Обыкновенный рыночный навоз

Под именем элиты человеческой!..

Мы, русские, герои многих драм,

Атак непредугаданных вершители,

Воздвигнем Зои Святоликой храм,

И пусть её страшатся разрушители.

И пусть взлетит с холма суровый крест

Над виллами банкирства и купечества.

Пусть встанет храм несбывшихся невест

И нерождённых сыновей Отечества.

Пусть он звонит, в седых полях скорбя,

Весну зовёт, мятежную, зелёную,

Где каждый русский вспомнит про себя

И защитит Россию оскорблённую!

Валерий СУРНЕНКО

* * *

Над Луганском летают голуби.

Слава богу, не самолёты!

Ты хоть пиво, хоть молоко люби,

Мне неважно, где ты и кто ты, –

В другого ты больше не выстрелишь.

Расслабься. А пиво в канистре лишь.

* * *

Мерцает Моцарт в подворотне –

Забытый бог.

Сейчас налево поворот, не

Проспи, браток!

Мы получили, что хотели.

Теперь вокруг

Звучат свинцовые свирели.

Вот так-то, друг.

* * *

Летальное украинское лето,

Увы, не рад я тебе!

Стихи написать,

дожить до рассвета,

Пройтись по узкой тропе...

* * *

В Луганске революция и дождь,

Вернее, дождь и революция.

На площади стоит советский вождь,

У постамента жмётся куцая

Бездомная собака, впрочем, здесь

Безлюдно, главные события

За километр отсюда, там уж смесь:

Палатки, флаги, перекрытия

И баррикады, много баррикад, –

Там доски, шины, разумеется,

И у палаток люди суп едят

И ждут, на что-нибудь надеются...

(10 апреля 2014 года, 15.00)

Война и мир: контрасты

У некоторых на носу отпуска,

У некоторых перед носом войска.

Дым костра – не пожарища дым.

Отдыхающие на пляже пловцы,

На поле боя лежащие мертвецы –

Все они под солнцем одним.

* * *

Мы – русские из Луганска,

Беглецы, беженцы

(это неизбежно).

Не упустили свой шанс, ко

всем чертям послав

прежний уют, конечно.

Подобная злой стихии,

Война заставила нас

уйти проворно.

Рассыпаны по России

Великой мы, словно

из пригоршни зерна.

* * *

Абрикосовые снега.

Время цветенья почти сакуры.

В жизни чёрная полоса? Кури.

Но знай, что она недолга.

И белая пройдёт легко

(Скоро Пасха, а летом – Троица),

И в бездонном бидоне скроется

Лепестковое молоко.

* * *

Что видел во сне человек,

Который скончался под утро?

Дракона из перламутра?

Чьё-то лицо? Или снег?

Мы никогда не узнаем,

Он, видно, на все времена

Завис между адом и раем

В пределах последнего сна.

* * *

Стальными римскими ресницами

Прикрытые глаза богов

Не видят нас, а мы страницами

Зажаты. Наш удел таков.

Рим далеко. В снегу акация.

Из крана капает вода.

Летят по улице Горация

Автомобили в никуда.

* * *

Клянусь усами Дали Сальвадора,

В жизни достаточно всякого вздора,

Впрочем, у каждого вкусы свои.

Жаль, не поэта увидишь с экрана

Чаще, а глупого политикана.

И рок-н-ролл не поют соловьи.

В жизни всё почти поправимо.

Было ж когда-то падение Рима,

Ну а потом ещё много всего.

Ходит по парку небритый бродяга.

Не для него этот стол и бумага,

Принтер, компьютер, другая бодяга –

Все наши бонусы не для него.

Неподалёку играет ребёнок,

Мастер игрушечных драк, автогонок.

Зная, что будущее лишь за ним,

Он улыбается хитро бродяге,

И возникают слова на бумаге.

Варвары снова вторгаются в Рим.

* * *

Т.В.

Друзья, проверенные временем,

Спасают снова.

Застрявший в бытовой проблеме, нем

Художник слова.

Мы – будем. Не пойдёт смещение

Небесной кровли.

Нет немоты, есть вдохновение –

Москва, Ростов ли[?]

* * *

Мы – отчаянный народ,

Птицы – наши боги.

Не закончить бы полёт

На большой дороге.

Только ветер нас и ждёт,

Ветер нервный, невский...

Приюти своих сирот,

Батя Достоевский!

* * *

Не зарекайся от зимы

И тьмы, ведь обязательно

Они придут сюда, а мы

Мы трудимся старательно.

А жизнь, которая одна

Просвистана, проспорена,

Как будто книжная княжна

В объятиях Печорина.

* * *

Беглецы, беженцы, отщепенцы, почти бомжи

Из Луганска военного мы в Россию явились.

Что же делать нам дальше – не знаю. Живи, дыши,

А все прошлые годы тебе, наверно, приснились.

Временная работа и временное жильё,

Но жизнь вообще штука временная, пойми же,

Не грусти о прошлом, где-то будет место твоё,

Просто русский язык родной стал тебе ещё ближе.

Осень в Ростове

Осень в Ростове, мне это внове,

Что ж, ничего-ничего.

Встретить придётся (зря хмуришь брови)

Где-нибудь здесь Рождество.

Я и не хмурю, в этой суровой

Жизни не двигайся вспять.

Лучше в Ростове гулять по Садовой,

Чем под Луганском лежать.

Юлия БЕЛОХВОСТОВА

Перевод с рыбьего

Так заглядишься в глубокую чёрную воду,

словно глазами ощупать пытаешься дно,

словно мучительно ищешь слова перевода

с рыбьего на человечий, понятный, родной.

Так намолчишься, намаешься этим молчаньем,

словно оно тяжелее гнетущей вины

всех мастериц виноватого взора и камнем

тянет ко дну, где такие же камни видны.

Где намывает теченьем песок, укрывая

бледных утопленниц, канувших в воду без слов,

в мёртвой воде без следа растворилась живая –

не остаётся на смерти от жизни следов.

Ближе и ближе к воде наклоняясь бездвижной,

словно расслышать пытаясь её немоту,

так и нырнёшь, только охнуть успеешь неслышно,

только ладонь поднесёшь к удивлённому рту.

* * *

Что нам осталось с того февраля?

Снега ведёрко да в дырках поля.

Нового мира семейственность встреч,

старого мира славянская речь:

слово за слово, за Родину, за...

Тонкие пальцы в чернильных слезах,

тонкие губы под корочкой льда,

в детских глазах – голубая слюда.

Что там осталось, кого сберегли

ветром расшатанные феврали?

Не отнимая руки от руки,

что ни напишешь – то с красной строки,

что ни забудешь – то зверь на ловца

выбежит красного ради словца.

Что нам осталось с того февраля?

Зябнут обветренные тополя,

и, попадаясь на веток крючки,

ватного неба белеют клочки.

У самого синего

У самого синего, у самого чёрного,

у серого, бурого, вскипячённого,

покрытого пенкой молочной, белой

(уже сбежало, пока кипело,

уже остыло – не дуй, не бойся),

у моря просоленная насквозь я,

до контурных карт, проступивших на теле,

до запаха йода и солнца в постели,

у самого синего чёрного моря

слова вылавливая в разговоре,

вскрывая панцирь намёков с хрустом

(о чём угодно, но не о грустном,

и не о прошлом, и не о ближнем),

считать до трёх – и остаться лишним,

но продолжать, как ни в чём не бывало,

волны считать до девятого вала.

И никого другого, кроме

По набережной опустевшей

пустой стакан летит вприпрыжку.

Там конного обгонит пеший,

не прибавляя шага слишком.

Там ветер рыщет, сатанея

от бесполезности запрета,

и только море солонее

слезы пролитой и пропетой.

И только тот, кто выжил в шторме,

кто вынырнул из перебранок,

и никого другого кроме

на набережной спозаранок.

Я напишу

Я напишу – читай меня, листай,

и складывай слова и смыслы вместе,

ставь между ними плюсик, словно крестик,

но крест на всём прочитанном не ставь.

Всё будет продолжаться день за днём

медлительно сиречь неторопливо:

река плюс ива, водоём плюс ива...

Мне кажется, река – не водоём.

Мне кажется, она теряет смысл

по горло зарастая камышами,

и рыбы забывают, чем дышали,

и пьют туман рассветный как кумыс.

А ты дыши, дыши и мне пиши,

я буду пить слова твои густые,

пока они в разлуке не остыли,

не остудили утренней души.

Я напишу, а ты меня читай,

води губами, пальцами по коже,

и то, что ты во мне понять не сможешь,

из этих слов и строчек вычитай.

У подсолнуха голова тяжёлая

У подсолнуха голова тяжёлая,

ниже, ниже клонится на плечо,

с лепестков пыльца разноцветно-жёлтая

сыплется и колется горячо.

Закатилось солнце куда-то за спину,

между гор лопаточных обожгло.

Говорили много, да всё напраслину,

оттого и губы кривили зло.

Оттого и вяли цветы измятые,

торопливо втоптанные в крыльцо,

оттого и руки в карманах прятали,

жёлтой перепачканные пыльцой.

Лето разлиновано по линеечке,

клонится подсолнухом голова,

а из головы выпадают семечки,

чёрные и гладкие, как слова.

Теги: Валентин СОРОКИН , Валерий СУРНЕНКО , Юлия БЕЛОХВОСТОВА

Мелкие бесы меряются чинами

Михаил Айзенберг. Справки и танцы. - М.: Новое издательство, 2015. – 76 с. – Тираж не указан.

В поэзии можно ценить многое: невероятность образов и мастерство стихосложения, глубокую философскую насыщенность и бурлящую энергию, видение тонких взаимосвязей между вещами и грубую силу сермяжных слов. Каждый читатель руководствуется собственными критериями качества. Я, например, люблю авторов, которые не обманут ожидания. Даже не так: я люблю "чётких" авторов, которые «не кинут», если выражаться по-пацански. Открываешь сборник Арсения Тарковского или Георгия Иванова и знаешь, что все тексты находятся выше определённой планки, нигде авторы не допустят лажи. Для меня это – признак уважения к читателю. К сожалению, у современных авторов такое качество встречается далеко не всегда. Причём – что особенно печально – даже у авторов маститых, имеющих определённый авторитет в литературном пространстве. Засим – довольно прелюдий. Сегодня под нож «Литпрозектора» попала новая книга Михаила Айзенберга «Справки и танцы».

Общее впечатление от книги довольно своеобразное. Прежде чем описать его, напомню, что Михаил Натанович Айзенберг родился в 1948 году. Так вот: при чтении постоянно возникает мысль, что перед тобой – книга молодого автора. И не какого-нибудь, а самого что ни на есть Бродского. Поясню на конкретном примере:

Слух неразборчив, или ушная полость

ближе к земле тянется к анонимам:

между шумов их говорящий голос

передоверен самым необъяснимым.

Вы спросите, чем же плох ранний Бродский, и я отвечу, что ничего-таки особенного против него не имею. В ранних стихах намечаются тренды, которые будут развиты в зрелый период. Нормальный процесс становления индивидуальной манеры. Но подождите-ка: речь ведь не о молодом Иосифе Александровиче! Перед нами – книга убелённого сединами и прочно занявшего место в современной литературе поэта Айзенберга! Неужели вершина его поэтики такова? Как ни прискорбно, да. Очевидно, он очертил для себя границы той «комнаты», из которой выходить уже не собирается. Но вдруг в рамках такого подхода возможны какие-то удивительные открытия и находки, стилистические изыски или в конце концов пресловутое «приращение смысла»?

О чём же пишет Айзенберг, что волнует его настолько, что на бумагу выплёскиваются стихи? Блеклые бабочки, невзрачные птички, погода, изредка выходящая за пределы даже не пятидесяти – двух-трёх – оттенков серого. Уже на середине книги одолевает какая-то неагрессивная, но всё-таки тоска. Насекомые, переползающие из одного текста в другой, усиливают ощущение малости, неважности, убогости бытия.

между мухами и осами

справедливости учась,

чтоб и мне, как всякой особи,

тоже выделили часть.

Как будто и нет вокруг огромного и бушующего мира, как будто бы жизнь окончена, даже не начавшись. Какая-то досмертная, безвременная «банька с пауками», в которую Айзенберг старается затащить наивного читателя. Но и затащить-то не получается, авторское пространство не может вместить кого-то ещё. Не хватает ему как минимум ещё одного измерения: то ли кафкианского гротеска, то ли набоковской утончённости. А может быть, поэт всё-таки не должен учиться справедливости «между мухами и осами»? Кто знает[?]

Отдельно стоит отметить периодически попадающиеся ляпы. Прочитайте вслух: «Говорит со мной утрата, // как у ямы на краю». Какуямы, какуямы… Япония, что ли?.. Любопытный факт. В Википедии об Айзенберге читаем: «В советское время не публиковался, в пост­советской России выпустил шесть книг стихов и четыре книги эссе о современной русской поэзии». Казалось бы, всё тут понятно: диссидентствующему поэту перекрывала кислород «жестокая цензура», потом «всё стало хорошо», справедливость восторжествовала. Но так ли в действительности обстоят дела? Может быть, и не нужно литературе тиражирования раннего Бродского, насекомой тоски и «какуям»? Целый день хожу и думаю об этом…

Теги: Михаил Айзенберг. Справки и танцы

Бургер книг

Катарина Маренхольц. Литература! Кругосветное путешествие по миру книг. - М.: Колибри, Азбука-Аттикус, 2015. – 192 с.: ил. – 3000 экз.

Я открыла эту книгу на странице, где рассказывалось про "Вишнёвый сад", прочла, что там «в виде исключения, не сквозит безнадёжная тоска», и подумала, что о ней следует отозваться критически. Потому что разве же в «Вишнё­вом саде» не сквозит тоска (безнадёжность, которую каждый волен определять сам)? Но, вчитавшись в сочинение Катарины Маренхольц, где и впрямь хватает забавных сентенций вроде «Винни-Пух – медвежонок с чрезвычайно низким IQ», решилась поступить иначе.

Нравятся нам заведения быстрого питания или нет, нельзя отрицать, что многие люди находят их приемлемыми, а тамошнюю еду – относительно недорогой, сытной, а иногда и довольно вкусной. И если люди привыкают посещать какой-нибудь «Бургер кинг», не приходится удивляться, что на свет появляется и бургер книг – быстрый, незатейливый и калорийный.

Такова книга Катарины Маренхольц. Схематично, но пре­имущественно толково, без откровенного вранья пересказанные сюжеты выдающихся произведений мировой литературы. Не без остроумия преподнесённые писательские биографии. Это не антисанитарный и полукриминальный привокзальный ларёк – это именно вполне гигиеничный и законопослушный «Бургер кинг» с его аккуратной фасовкой. К достоинствам книги Маренхольц стоит отнести внятную систематизацию: по времени, по жанрам, даже по простоте и сложности. Книге не чужд флёр феминизма и политкорректности (так, Хемингуэя слегка упрекают за «мачизм», Толстого – за недостаточное внимание к жене, а Гюнтера Грасса – за «спорное стихотворение» о конфликте между Ираном и Израилем), но до открытого неодобрения нигде не доходит: Маренхольц в высшей степени свойственно то качество, которое в массовой культуре именуется позитивностью.

Теперь всё же поговорим о том, чего в книге нет. Первое и самое очевидное для нас: в ней очень мало русских писателей. Гораздо меньше, чем мы сами о себе думаем. Маренхольц – немка, и её книжный перечень составлен с явным благоволением германской литературе, что как раз совершенно нормально и даже правильно. Говоря о Марке Твене, она одобрительно выделит скетч «Об ужасающей трудности немецкого языка» (многие ли русские читатели его помнят?), а рассказывая о Пастернаке, предположит, что поэтом он стал в Марбурге. Чем ближе к современности, тем плотнее её книгу населяют германские авторы[?] а вот русская литература заканчивается даже не на Бродском и Довлатове – она заканчивается на Солженицыне. Притом что литература Германии, Британии, США, Франции продолжается и в двухтысячные. Если относиться к этому серьёзно, можно констатировать полный провал российского книжного пиара на мировом рынке.

С другой стороны, в книге Маренхольц нет не только Улицкой, Пелевина и Акунина – здесь вовсе нет даже открывшего Европе русскую литературу Тургенева, а о Пушкине написано единственно лишь то, что он погиб из-за дуэли. Но это не признак какой-то злонравной русофобии и намеренного пренебрежения, а закономерное проявление слабости избранного жанра и неминуемой субъективности предпочтений. Точно так же блистают отсутствием античная и восточная литература, нет Петрарки и лишь походя упоминается Боккаччо. В XX веке нет Гашека, Даррелов, Ле Гуин, Хаггарда, Лавкрафта – зато налицо Стивен Кинг, а потом и Франзен, и Стефани Майер. В очередной раз подтверждена простая истина: никто не обнимет необъятное, и уж точно не впихнуть его в книжный бургер. Поэтому мы не будем излишне придираться к тому, чего у Маренхольц нет. Важнее ответить на вопрос, как она справилась с тем, что есть.

Ответ будет удручающим: она добросовестно не справилась. Кратко пересказав пару сотен сюжетов и нигде, в общем, не солгав, нигде не изменив позитивному энтузиазму, она не передала обаяния ни одной из книг – да и возможно ли было это сделать? Можно, конечно, представить себе читателя, который купится на то, что Пруст спал в шубе и бесконечно оттачивал фразы, Кафка раскладывал разные главы «Процесса» по конвертам, а Джойс намеренно напускал туману для критиков. Можно представить читателя, который в действительности захочет прочесть хоть что-нибудь из того, что рекомендует Маренхольц. Но гораздо проще представить того любителя фастфуда, кто, прочитав это собрание пресноватых выжимок, приправленных пряностями-цитатами, решит, что уже имеет представление о вкусе и аромате мировой литературы. Может статься, что книга с тем и была написана: в первую голову автора волновал вопрос собственных продаж – ну а всё прочее – как получится. Получилось как в закусочной: плотно и буднично.

Теги: Катарина Маренхольц , Литература!

Тихий мир

Иван Сабило. Голубиная почта: Повести и рассказы. - М.: Издательский дом "Звонница-МГ",  2015. – 448 с. – 1000 экз.

В книгу известного писателя Ивана Сабило вошли повести и рассказы, большинство из которых впервые увидело свет на страницах «Литературной газеты», «толстых» журналов России и Белоруссии, международных альманахов. Голубиная почта – это семнадцатая книга писателя, лауреата Всероссийской премии имени Фёдора Абрамова, премии имени Валентина Пикуля, премии Правительства Санкт-Петербурга и многих других. Но дело даже не в премиях – их наличием сейчас мало кого удивишь. Отличительная черта героев Сабило – интеллигентность и стойкость в преодолении возникающих перед ними трудностей, непримиримость к пошлости и равнодушию. Его герои могут быть неприметными людьми в жизни, но при этом обладать огромным духовным багажом.

Тема отцов и детей – одна из ключевых в творчестве Сабило. При этом он развивает её по-своему, не ограничиваясь привычным противопоставлением старших и молодых. Для автора нет строптивых детей или чёрствых отцов, в каждом он старается увидеть положительные черты, проследить истоки конфликта и в итоге привести стороны к замирению. Этим, наверное, и должны заниматься писатели, вместо того чтобы выдумывать зубодробительные сюжеты и стараться побольше заработать на ходовой книге. Мир героев Сабило настолько захватывает его самого, что, кажется, он и сам живёт в нём, появляясь в нашей реальности лишь изредка. Ему не интересна суета вокруг литпроцесса и премиальная лихорадка, ведь главное – это успеть рассказать удивительные истории об удивительных людях.

Что ещё следует отметить – это язык Сабило. Хороший, чистый, русский язык. Вот фрагмент рассказа «Перед затмением»: «...Каждый имел по два, а то и по три задымлённых стекла, – все в тихом нетерпении готовились наблюдать за самым главным источником света. И каждым владело тревожное, хорошо спрятанное волнение. Вот кто-то крикнул: «Гляньте, почалося!» Колька поднёс к глазам стекло и увидел, что нижний край солнца будто бы чуточку подрезан – торчат его ровные углы... День заметно темнел, окрестности погружались в томительные сумерки. А когда светлым остался лишь крохотный краешек солнца, все услышали громкий протяжный вой – ревели коровы на почерневшем лугу, блеяли овцы, а из деревни доносился жуткий лай перепуганных, будто осиротевших собак...»

Этот небольшой отрывок сам по себе является рассказом. А написать рассказ в рассказе может далеко не каждый. Это и есть настоящий профессионализм, умение вычленить самую суть. Показать мимолётный вроде бы фрагмент так, что он засияет всеми цветами радуги, придав свечение всему тексту. Иван Сабило это умеет. А такое умение дорогого стоит.

Иван СЕРЕДИН

«ЛГ» поздравляет нашего давнего автора Ивана Сабило с 75-летием, желает ему крепкого здоровья, вдохновения и новых замечательных книг.

Теги: Иван Сабило , Голубиная почта

У каждого своя кунсткамера

Игорь Шнуренко. Начальник Башни: Роман. - М.: Современная литература, 2014. – 688 с. – 3000 экз.

Современное общество потребителей, "власть немногих", доведённая автором до абсурда, и двое талантливых нищих студентов на фоне Петербурга XXI века – таков «Начальник Башни» – роман известного питерского журналиста Игоря Шнуренко.

Писатель изображает гротескно-безобразную вселенную новой «северной Венеции», которую уже едва ли можно назвать культурной столицей. Вместо выставок картин в этом городе – выставка «Тело человека», где за стеклом – ещё тёплая девушка с начисто содранной кожей. Писатели, исчерпав все сюжеты, морят голодом стариков и записывают их последние в жизни слова. На смену театру приходит порнография. Актёры, обречённые на нищенское существование, готовы убивать на камеру, чтобы только жить безбедно, а олигархи делают друг из друга консервы и угощают ими своих гостей на светских мероприятиях. В общем, у каждого своя кунсткамера.

Фабулу романа передать почти невозможно: линии сюжета путаются, лирические отступления, неоднозначные образы и некоторый мистицизм делают повествование ещё более размытым, усложняя понимание. Чем заканчивается роман? И на этот вопрос нет достойного ответа. Повествование фактически обрывается, оставляя читателю ощущение бессмысленности существования в целом и романа в частности: «Что толку писать книгу, если у нашего поколения ничего не получилось? Если мы даже не попытались, если осмеивали, унижали и грабили тех, кто что-то пытался?»

В то же время нельзя не отметить цепляющий за живое образ города на Неве, созданный в романе. Несмотря на то, что в некоторых описаниях мы узнаём Петербург Гоголя, Достоевского, Белого, есть у Игоря Шнуренко и собственный, неповторимый Петербург XXI века – ещё более страшный, безжалостный и одновременно притягательный: «Печальный, проклятый, весёлый, наивный, мудрый город». Город, который «задумывался как побег, как переход границы, как отчаянный рывок в невозможное».

В целом произведение депрессивно, тяжело читается и оставляет скорее неприятный осадок[?] Но так и должно быть. Едва ли можно испытывать радость, когда подлинное искусство подменяется порнографией.

Валерия ГАЛКИНА

Теги: Игорь Шнуренко , Начальник Башни

Пятикнижие № 16

ПРОЗА

Ольга Шевчук. Сокровища Посейдона. - М.: У Никитских ворот, 2014. – 496 с. – 500 экз.

Этот роман написан в редко встречающемся ныне авантюрно-приключенческом жанре. В нём дан оригинальный взгляд на 90-е годы XX века. Согласно авторской версии те, кто накопил в то время деньги, шли не только в криминальный бизнес, но и тратили их на поиски... сокровищ. Стоит признать, что такого романтического подхода с примесью наивности не хватает нашей нынешней литературе. А ведь несмотря на все исторические передряги, романтизм никуда не делся из русского характера и продолжает оставаться одной из его констант. Текст Ольги Шевчук достаточно объёмен, насыщен сюжетными коллизиями, которые по-настоящему захватывают. Развязка, как и положено, неожиданна и непредсказуема. Целая россыпь точно угаданных деталей придаёт повествованию единственно нужный контекст. Писателю удалось пройти по тонкой грани между реализмом и романтизмом, создав привлекательные характеры, которые запоминаются и волнуют.

ПОЭЗИЯ

Роман Нехаев. Свет и тени: Лирика. – М.: РИЦ МГПУ им. М.А. Шолохова, 2015. – 111 с. – 300 экз.

Имя Романа Нехаева не очень на слуху у любителей поэзии. А жаль! Это самобытный и талантливый автор со своим творческим почерком и узнаваемым голосом. Он достаточно аскетичен в средствах, но при этом ценит слово во всей русской многозначности смыслов. В книге много строк посвящено детству и ощущениям взрослого человека, с ним связанных. Сентиментальности в текстах много, но она не воспринимается нарочито, а как естественное состояние рефлектирующей натуры. Нехаев любит и чувствует природу, находит для пейзажной лирики негромкие и точные слова. Не чужд он и игрового момента, но не заигрывается, сохраняя иронию в рамках человеколюбия:

Прошу, не надо на троих,

Спокойно пейте сами.

Я занят, молчалив и тих,

Я вечно пьян стихами.

В стихах Нехаева много горечи от несовершенства окружающего мира, от обид, которые наносятся слабым, но в целом он настроен позитивно и светло, что, конечно же, привлечёт к его поэзии немало читателей.

БИОГРАФИЯ

Александр Нефёдов. Торжество слова и дела. Книгоиздатель Николай Новиков: возвращение из небытия. – М.: Академия ХХI, 2015. – 304 с.: ил. – 1500 экз.

В прошлом году в России отмечалось 270-летие со дня рождения выдающегося гуманиста, общественника и "ревнителя русского просвещения" Николая Ивановича Новикова (1744–1818). Отмечалось скромно, без размаха и пышных торжеств. Тем не менее в последние годы отчётливо прослеживается рост интереса к этому незаурядному человеку. Памятники Новикову были открыты не только в Москве, но и в Амстердаме, состоялись международные конференции, посвящённые его издательской и просветительской деятельности, а также творческому наследию. В книге Александра Нефёдова подробно рассказывается о жизни, забвении и возвращении из забвения Николая Новикова. Приложение к книге включает репринтное воспроизведение уникального новиковского издания «Карманной книжки для В*** К***» 1783 года – известного масонского манифеста, снабжённого историко-библиографической вступительной статьёй и научными комментариями.

ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Генри Миллер. Замри, как колибри. – М.: Азбука-Аттикус, 2015. – 302 с. – 3000 экз.

Один из самых ярких и скандальных американских прозаиков XX века Генри Миллер прославился не только исповедально-автобиографическими романами, но и мемуарно-Публицистическими очерками, ёмкими философскими эссе с постановкой вечных вопросов. В них виден всё тот же универсальный стиль автора: резкий, пылкий и честный. «Замри, как колибри», переведённый на русский впервые, – сборник документальных рассказов и художественной эссеистики автора. Также в книгу вошли две представленные в новой редакции повести: «Улыбка у подножия верёвочной лестницы», написанная по заказу знаменитого художника Фернана Леже и призванная сопровождать сборник его работ на тему цирка, и «Бессонница, или Дьявол на воле» – чувственная история любви уже немолодолго Миллера к его последней жене – японской киноактрисе и джазовой певице.

Надо отдать должное и профессионализму переводчиков с английского – Владимиру Артёмову, Зое Артёмовой, Борису Ерхову, Наталье Казаковой, Валерию Минушину, Николаю Пальцеву.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Анатолий Кириллов. Великая Отечественная война. Основные сражения, города-герои и города воинской славы, ордена, медали, памятные монеты. – Екатеринбург: Издательство АМБ, 2014. – 192 с.: цв. ил. – Тираж не указан.

Книга доктора исторических наук профессора Анатолия Кириллова и журналиста Григория Каёты адресована школьникам старших классов. Авторы на основе архивных и современных источников раскрывают героические страницы подвига советского народа в Великой Отечественной войне.

В основе содержания книги – главные операции советских войск, рассказы о городах-героях и городах воинской славы, об освобождении территорий России, Украины, Белоруссии и стран Восточной Европы от фашистских захватчиков. На фоне общей картины трудных военных лет показан вклад в Великую Победу уральцев, их героические подвиги на фронте и в тылу.

Юные читатели найдут в книге не только описание боёв, в которых участвовали их деды и прадеды, но и информацию об орденах и медалях, которыми они награждались, о памятных монетах, выпущенных в честь основных сражений Великой Отечественной.

«Дирижёр – это характер»

В 2014 году во всех российских регионах открылся II Всероссийский музыкальный конкурс. На первом этапе соревновались пианисты, скрипачи, виолончелисты и вокалисты. Состязания состоялись в преддверии главного культурного события 2015 года - XV Международного конкурса им. П.И. Чайковского, и лауреаты первых премий получили уникальную возможность принять участие в Конкурсе Чайковского без предварительных прослушиваний. Скоро откроется второй этап Всероссийского музыкального конкурса, посвящённый специальностям: хоровое дирижирование a cappella, оперно-симфоническое дирижирование и камерный ансамбль.

"ЛГ", поддерживающая конкурс информационно, беседует с председателем жюри в номинации оперно-симфоническое дирижирование, народным артистом СССР Юрием Ивановичем СИМОНОВЫМ.

– Юрий Иванович, что положительного даёт музыканту состязание такого рода?

– Конкурс – это проверка готовности дирижёров к самостоятельной деятельности и способ обратить на них внимание. Невозможно предугадать – чем станет эта проверка для каждого из непрошедших на последующие туры. Сумеет ли молодой человек извлечь пользу из увиденного или неуспех усилит его убеждённость в своей гениальности, которую «не заметили». Главное внимание будет обращено на победителей. Но и здесь многое зависит от характера дирижёра: сможет ли он, став лауреатом, не прекращать самосовершенствоваться?..

Чтобы вырастить настоящего «капитана музыкального корабля», недостаточно выдать студенту диплом. После окончания вуза и даже после победы на конкурсе молодой дирижёр продолжает нуждаться в «присмотре» более опытного коллеги. В годы, когда я учился, главных дирижёров оркестров и театров обязывали иметь вторых дирижёров или ассистентов; следили, чтобы особо талантливые получили возможность выступать со столичными оркестрами и даже выезжать на гастроли за рубеж. Могу свидетельствовать, что именно благодаря такой системе поддержки мы крепли профессионально и постигали мудрость руководства коллективами.

– «Дирижёр – это характер», – ваши слова. Найдёт ли сам такого рода «характер» свою дорогу в искусстве?

– Натуральный талант не скроешь. Он «просвечивает» даже сквозь неуклюжие движения дирижёрской палочки студента, ещё не завершившего становления своего мануала. Но стать большим артистом суждено не всем. Для достижения высоких творческих результатов дирижёру необходимо иметь в наличии несколько факторов: дирижёрский талант, музыкальность, академическое воспитание (школа), «его величество – случай» и «правильный» характер... Однако в реальности случается, что не показавшие особого таланта и не получившие школы, но сумевшие вовремя наладить «полезные связи», вполне могут надолго оккупировать дирижёрский подиум.

– Щедро передавая свой дирижёрский опыт, в настоящий момент вы ещё работаете и над книгой о дирижировании?

– Это так. Но я люблю тщательно работать с оркестром, а на это уходит много времени. У меня есть ученики, за развитием которых я внимательно слежу. Наконец, самому тоже надо готовиться. А бывает так: других учишь, а сам[?] Если не «чистить пёрышки» – можно остановиться в развитии. Всё же надеюсь закончить книгу, которую пишу уже много лет. С другой стороны – куда спешить? Зрелый человек сможет дать следующим поколениям более мудрые советы.

– Вы всегда выступали поборником и защитником большой музыки. Скажите, приходилось ли в этом благородном служении в чём-то переступать через себя?

– Приятно чувствовать себя независимым, без оглядки высказывать своё мнение и делать то, в чём убеждён. Но иногда бывает поздно возражать. Так случилось со мной в будапештской опере, где я 30 лет работал с большим энтузиазмом и считался специалистом по Вагнеру. Как только объявили о постановке «Лоэнгрина», я немедленно приступил к работе. Было любопытно: что сделает приглашённый из Байройта режиссёр, праправнучка композитора – Катарина Вагнер? Предыдущие вагнеровские оперы шли в традициях времён Отто Клемперера. Было приятно, дирижируя «Шелест леса», поднять голову от партитуры и увидеть на сцене таинственный лес, а не стол с приставленными к нему кривыми стульями. Я – убеждённый консерватор в опере и меня устраивал взгляд театра на классическое наследие. Не всем же быть экспериментаторами! Кто-то ведь должен защищать хорошее старое? Кстати, это и есть один из принципов нормального функционирования демократического общества.

Всё было хорошо до того момента, пока я не увидел декорации, костюмы и до меня не дошёл смысл, который вкладывался в музыку и текст. Оказалось, что все участники спектакля одеты в пиджачные костюмы. Главные персонажи: Лоэнгрин и Тельрамунд – члены парламента от разных партий, борющиеся друг с другом за мандат, а заглавный герой в финале оперы вместо отплытия на Лебеде улетает на самолёте компании «Малев». Страшно подумать: не по этой ли причине она обанкротилась? Уверен, что если бы прапрадедушка узнал, что его праправнучка сотворит с его любимым героем, он бы её отшлёпал. Протестовать было поздно. Сам виноват, что согласился! Пришлось успокаивать себя: русский дирижёр, приглашён в венгерский театр дирижировать немецкую оперу. В конце концов это не так уж беспринципно с моей стороны. Музыка-то прекрасная! На сцену (чтобы не расстраиваться!) можно было не смотреть, за исключением моментов, когда это необходимо «по работе», показывая вступления солистам или хору. Словом, я как-то пережил это недоразумение. Тем более что спектакль в таком виде не прижился и быстро был снят с репертуара.

Но чуть позже театр предложил мне поставить новую версию «Онегина». Будучи «битым», я потребовал показать мне макет, который оказался криво подвешенной в виде качелей платформой, по которой должны были передвигаться поющие персонажи оперы. Пришлось отказаться, ведь это был уже другой расклад: русский дирижёр ставит русскую оперу! Что подумает любящая меня публика? Что вот этот самый цирк и есть настоящая русская опера?!.. Так прервались мои контакты с венгерским оперным театром…

– Вагнер – «ваш» композитор. Известно, что он обладал особым художественным талантом – сам писал либретто для своих опер. Как вам кажется, опера «Тангейзер», существующая в рамках мировосприятия композитора, его философии и эстетики, может потерять в музыкальном воплощении от переделки сюжета?

– Трудно ответить на этот вопрос, не слыша и не видя результат переделки. Определённо можно сказать одно: это будет уже совершенно другой спектакль. Но лучше меня на этот вопрос уже ответил Джузеппе Верди: «Если оперы не могут быть исполнены во всей их неприкосновенности – так, как они задуманы композитором, – лучше не исполнять их совсем».

– Сейчас много говорят о «Тангейзере»…

– В данном случае дискуссия со стороны защитников постановки носит явно надуманный характер. Обратите внимание: речь шла не об оценке работы режиссёра или художника спектакля и даже не об искажении ими авторского, т.е. вагнеровского, замысла. Говорилось о листе картона (или фанеры), который видели те, кому его специально демонстрировали на сцене театра, а также те, кто его увидел благодаря СМИ. Среди видевших оказались люди (и их очень много), которым этот постер показался некорректным. Вот, собственно, и всё. Проблема, мне кажется, в другом: если все мы искренно желаем жить в демократическом обществе, то мнение части этого общества следует уважать и принимать в расчёт. На что с самого начала и пыталось обратить внимание Министерство культуры. Всё остальное носит явно провокационный и до неприличия раздутый характер.

– Некоторые музыканты-исполнители не углубляются в изучение истории, культуры, искусства. Вы досконально знаете «персональное дело» каждого композитора?

– Всё о композиторах может знать только Г.Н. Рождественский, имеющий энциклопедические познания не только в музыке, но и в других областях искусства. У него, как у редкого типа интеллектуалов, специфическая память и особый талант в этой области. Мне же кажется, что всё знать о композиторах невозможно, да и не нужно. Во-первых – не всё из прошлого доходит до нас в неискажённом виде. Во-вторых – наша профессия предполагает не только знание, но ещё умение и интерпретаторский талант. Это означает, что главной ценностью в дирижёре следует считать его профессиональное мастерство и индивидуальный взгляд на произведение, которое он в данный момент дирижирует. Сведения об этом произведении и его авторе не могут быть лишними. Однако существует партитура, написанная самим автором, и именно она является главным документом, с которым работает дирижёр. Не менее важны вопросы: что за личность дирижёр? кто он? романтик или циник? представитель академической школы или просто любит помахать палочкой? умеет работать с оркестром или только любит на нём «покататься»? честный музыкант или авантюрист?

Кто красиво говорит о любви – не любит. В музыке – то же. Говорить о музыке можно много и убедительно. Но... вслушайтесь в игру оркестра. Услышите ли в его звучании именно то, о чём узнали из вступительного слова? Иногда происходит неожиданное: если исполнение действительно было увлекательным, внимательный слушатель, скорее всего, обнаружит в нём одному ему близкие ощущения, а совсем не то, о чём ему сообщили перед исполнением...

Беседу вела Татьяна ЭСАУЛОВА

Теги: искусство , музыка

Территория настоящего

Григорий Добрыгин в роли Сергея Баклакова

С бюджетом в 500 млн. руб., за три съёмочные экспедиции на плато Путорана, в бухту Провидения на Чукотку, Таймыр и берег Северного Ледовитого океана, больше 100 рабочих смен (с 19 июня 2011-го по 27 декабря 2012-го - полтора года длился съёмочный период!), 70 часов отснятого на плёнку (!) материала с хронометражем 2 часа 40 минут, с привлечением самых модных актёров российского кино и большого числа министерств и ведомств в лице их первых лиц состоялась экранизация культового советского романа "Территория" Олега Куваева.

В финальных титрах объявляется благодарность за содействие в работе В. Путину, Д. Медведеву, С. Шойгу, полярным лётчикам, морякам, пограничникам, эмчеэсовцам, министрам, исследователям, оленеводам, пожарным, метеорологам, научным сотрудникам, музейщикам, водолазам, экскаваторщикам, бурильщикам и, конечно, геологам – это не просто кино, а сверхмощный национальный проект, который поднимали всем миром! Допремьерные показы цепью прошли по русскому Северу – от Владивостока и Магадана до Мурманска – как в больших, так и в малых населённых пунктах, в переполненных залах. Для инициатора, идейного вдохновителя, автора сценария (совместно с Михаилом Александровым), режиссёра-постановщика Александра Мельника, лично присутствующего на всех показах, важнейшим является признание фильма со стороны людей, напрямую знакомых с той реальностью, о которой рассказывается в художественной форме. И по его словам, «геологи картину приняли»[?]

Излишне говорить о том, что производство подобных фильмов – дорогое удовольствие с гарантированно красивой «картинкой» (изумляет мастерство кинооператора Игоря Гринякина!), но и дело героическое, поскольку связано с риском для жизни. Мороз в 40 градусов – даже кинокамера замерзает, и её греют своим дыханием члены группы; посадка самолёта на голый камень; в одиночку вброд и вплавь через реку с сильным течением и ледяной водой; стоя по грудь в снегу, вызволение утопленных в сугробе оленей; сплав по бурным скалистым рекам в надувных лодках; бег по необозримым льдам наперекор оголтелому полярному ветру – всё без дублёров! Это посерьёзней, чем «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира».

Вся картина наполнена примерами преодоления актёрами не только природных климатических условий, но и самих себя. Да, что ни лицо, то звезда: Константин Лавроненко (Чинков), Григорий Добрыгин (Баклаков), Егор Бероев (Монголов), Евгений Цыганов (Гурин), Пётр Фёдоров (дядя Костя), Ксения Кутепова (Сергушова), Константин Шелестун (Куценко), Владислав Абашин (Апрятин)… Но этот фильм не для звёзд, тут не прикроешься компьютерной графикой и гламуром (правда, смущают тщательные бороздки от расчёски на крупных планах людей, находящихся в дикой природе, – гримёры перестарались). Это не комикс для подростков и не двухчасовое выяснение отношений с одним выражением лица в авторских опусах с неубедительной претензией на шедевральность. Здесь драматургия создаётся происходящими на наших глазах событиями и живой реакцией на эти события действующих лиц, когда нетривиальные диалоги перемежаются осмысленными паузами, когда нужно искренне верить в то, что делаешь и говоришь. Всё это даёт актёрам уникальный по нашим временам шанс показать, на что они по-настоящему способны. И каждый из них, откликнувшись на предложение поучаствовать в проекте, принял вызов на соответствие профессии и звание «герой времени» – к сожалению, не нашего. Но именно такие герои покоряют девичьи сердца и вдохновляют всё новых романтиков. После просмотра остаётся впечатление, что каждый из актёров сыграл на данный момент свою лучшую роль.

Роман Олега Куваева, написанный в 1970-е, рассказывает об открытии золота на Чукотке в конце 1940-х – начале 1950-х, но картина – о людях 1960-х: «оттепель», стихи в Политехе, походы с рюкзаком, песни у костра, физики и лирики, духовный подъём… На пресс-конференции я задала вопрос создателям: насколько сложно было актёрам понять тот безапелляционный энтузиазм, прочувствовать героизм эпохи, найти внутреннее соответствие тому поколению, от которого мы, сегодняшние, отличаемся радикально? Мне замечательно ответил Григорий Добрыгин, артист с чистыми добрыми глазами, вдумчивым взглядом и кротким обаянием – его работа как раз свидетельствует о таком соответствии: «Когда попадаешь в ту природную среду, совсем неважно, из 1960-х ты или из 2010-х. Природа осталась такой же, как пятьдесят или тысячу лет назад. И человек сегодня испытывает там ровно те же чувства, ощущения, энергетику, что испытывал человек сто лет назад и будет испытывать через двести. Это не меняется так же, как и природа. Человек в любую эпоху становится там самим собой».

Иными словами, аутентичность природы открывает в человеке его аутентичность при условии провала во времени. Есть смена сезонов в году, но время – понятие социальное. И возникает другой вопрос: если социум связан с историческим временем, то какие эмоции должен испытывать нынешний зритель, придя в кинозал на фильм о проблемах добычи промышленного золота для восстановления советской экономики? А. Мельник подчёркивает: «В наших сотовых телефонах – то золото, которое добыли тогда. Сейчас только оно используется, и его осталось лет на двадцать вперёд, не больше. Мы не снимали советское кино, мы снимали кино о будущем»…

Сейчас профессия геолога утратила былой престиж, но в советские годы она популяризировалась на государственном уровне, а романтика путешествий, больших открытий, подвигов, возрожденческой веры в человека окрыляла не одно поколение наших соотечественников. На этой волне и роман «Территория» стал бестселлером, открывшем спустя 40 лет все министерские двери А. Мельнику, который (по его словам) решил сохранить поэтичность и литературный импрессионизм, что присутствуют в романе, но в репликах всё-таки пришлось снизить градус пафоса, режущего современное ухо. Если вспомнить несколько отечественных картин о геологах – «Дом, в котором я живу» (1957) Л. Кулиджанова и Я. Сегеля, «Неотправленное письмо» (1960) М. Калатозова, «Короткие встречи» (1968) К. Муратовой, «Пропавшая экспедиция» (1975) и «Золотая речка» (1977) В. Дормана, «Человек, которому везло» (1978) К. Ершова, «Сибириада» (1979) А. Кончаловского, первая экранизация «Территории» (1979) А. Сурина, – понимаешь: та романтика не обманывала доверчивых граждан. Она всегда неразрывно связана с испытаниями человеческого духа и физической выносливости, сопряжена с трагедией, ждёт новых жертв – и идти на это нужно добровольно…

Но мы всё-таки другие. Способно ли время разочарованных в идеалах людей воссоздать породу, для которой кайф от прыжка с тарзанки или покорения шпилей московских высоток окажется менее важным, чем подвиг ради страны? И эти изменения предчувствовал Куваев – Гурин говорит: «Мир плотно и неумолимо захватывают покупатели (в фильме – «приобретатели»). Всюду. От озера Титикака до Можайска. Самое неумолимое и беспощадное завоевание. Я обожаю авантюристов. Покупатели поставили их вне закона». Фильм вскрывает идеологическое противостояние двух эпох. И недаром посвящён он «нашим родителям, которые верили в мечту»…

Теги: искусство , кинематограф

«Ночь ошибок»: на Триумфальной площади

Фото: Константин ЧУБЕНКО

Премьера спектакля «Ночь ошибок» по пьесе Оливера Гольдсмита, которая в 1773 году признана комедийным шедевром, поставлена на Чердаке Сатиры в одноимённом театре. Режиссёр Павел Любимцев. В ролях: А. Чернявский, С. Рябова, Е. Свиридова, С. Колловский и артисты прославленного коллектива.

Теги: искусство , театр

Мне бы в небо...

Наталья Сорокина. Джованни Баттиста Пиранези. - М.: БуксМАрт, 2014.– 112 с.: ил. – 1500 экз.

Кандидат искусствоведения, много лет изучающий культуру Италии, Наталья Сорокина проделала серьёзную работу по подготовке книги о творческом вкладе в мировое искусство уникального художника Джованни Баттиста Пиранези (1720–1778). Эпоха Просвещения запечатлена им как самозабвенное постижение диалектики красоты[?]

В 1740 году Пиранези впервые попадает из Венеции в Рим, и родилось в нём романтическое желание успеть сохранить в памяти человечества величественные руины Вечного города. Он становится блестящим мастером гравюры, работая по преимуществу в модных жанрах – каприччо (фантастический пейзаж) и ведута (топографически точное изображение города). В его листах допущены изменение пропорций, преувеличение масштабов, расширение пространства. Но при соединении этих двух жанров получился новый мир, принципиально отличающийся от простого мимесиса. Циклы "Виды Рима", «Темницы», «Гротески», «Марсово поле», «Пестум» – это система бесконечно сменяющихся видений, где красота замерла в момент умирания. Это некое идеальное место, которого в действительности нет. Пиранези предстаёт идеалистом, охваченным желанием объединить реальность и вымысел, философски осмыслить взаимоисключающие понятия – «время» и «красота». Однако в его офортах они сцеплены намертво, и в этой борьбе не будет победителя: умрёт и красота, и время…

В XVIII веке были популярны картография и изображения препарированных тел самых разных существ, в том числе и человека. «Детский» восторг от познания неизведанного и лёг в основу просветительского метода. И Пиранези – истовый прозектор. В колеблющемся объекте нарушены симметрия и равновесие, архитектура вдруг теряет монументальность, рассредоточивается на массу мельчайших составляющих, разлагается на атомы и молекулы…

В нагромождении беспорядочных камней проскальзывают сохранившиеся лестничные проёмы – именно они, как спасительные оси, удерживают руины от окончательного распада.

Образ библейской лестницы соединяет земное и небесное. Руины вторят этому образу, символизируя непримиримую битву: с одной стороны – воля гордого человека, возводящего грандиозные сооружения вопреки одной из заповедей и силам гравитации; с другой – Божья власть и силы природы, неминуемо ровняющие все людские усилия с поверхностью бренного мира. Борьба горизонтали с вертикалью трансформирует созидание в тлен, надежду в упадок, жизнь в смерть, и этот «текущий» процесс происходит на наших глазах. Руина в постепенных деформациях-конвульсиях означает гибель не только произведения искусства, но самой цивилизации – крах человеческого намерения, поскольку и сам человек не принадлежит себе…

Теги: Наталья Сорокина , Джованни Баттиста Пиранези

Время трагедий

Фото: Из архива Владимира СКИФА

"Почти двадцать лет, с небольшими перерывами, вели мы эти беседы, итожа годы и происходившие в них события. За это двадцатилетие Россия пережила много что[?]"

Так Валентин Григорьевич Распутин написал о своих беседах с журналистом «Правды» Виктором Кожемяко, предваряя составившуюся из них книгу. Она вышла в 2012 году под названием «Эти двадцать убийственных лет» и стала фактически последней книгой великого писателя, его завещательной исповедью.

Сейчас издательство «Алгоритм» готовит новый выпуск этого публицистического труда, которому сам Валентин Григорьевич придавал очень большое значение. 

К сороковинам выдающегося русского писателя предлагаем читателям «ЛГ» одну из последних бесед, которая состоялась в начале 2010 года. Усилившаяся болезнь В.Г. Распутина прервала дальнейшую работу над циклом актуальнейших его размышлений о времени и о России.

Между жизнью и смертью

- Валентин Григорьевич, вот и еще один год минул - 2009-й. Перед новогодним праздником по­лагалось бы настраиваться на радостный лад, но честно скажу: не получилось у меня. Ведь словно по заказу в стра­не нашей подряд столько тяжелых трагедий! Не успели еще опомниться от катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС — взрывы на военных складах в Ульяновске, а затем под­рыв «Невского экспресса». Прошла лишь неделя после этой беды — жуткое кострище в Перми, унесшее более 150 чело­веческих жизней...

- Да, да! И это далеко еще не все беды минувшего года. Это только самые громкие, небыва­лые, как катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС и пермская трагедия... Но ведь продолжалось еще и изнасилование де­тей, заказные убийства едва ли не достигали уровня ель­цинских лет; дорожные аварии с гибелью людей побили все предыдущие рекорды; через день да каждый день поступа­ют сообщения о бандитских нападениях на инкассаторов, священников, на случайных прохожих, не так посмотрев­ших или не то сказавших. Если это не война, то и не мир.

— Можно рассматривать порознь каждую из трагедий, потрясших нас в прошлом году, и у каждой будут свои кон­кретные причины и конкретные следствия. Но, размышляя о причинах и следствиях всех этих бед, невольно опять об­ращаешься к нравственному, а точнее — все более безнрав­ственному состоянию нашего общества. Само слово-то это, нравственность, давно уж почти совсем не звучит у нас в общественном обиходе, и многим, особенно молодым, наверное, кажется абсолютным анахронизмом. Не потому ли, например, устроители веселья в пермском ночном клубе «Хромая лошадь» без душевных угрызений покинули вспых­нувшее заведение через известный только им служебный ход, предоставив остальным задыхаться в тесноте единствен­ного для всех выхода?

— А вот это что — распущенность, безнравственность или что-то пострашнее? Всегда ведь было: сам погибай, а товарища выручай. Конечно, и в «Хромой лошади» неко­торые жертвы огня пытались помочь друг другу, но огонь был сильнее. Впечатление такое, что его, огонь, распаляли не только легковоспламеняющиеся материалы по стенам и потолку, но и самое это издевательское название заведения. Странные все-таки вкусы: над гражданами нашими издева­ются, а они приходят в восторг. За пошлость и бесстыдство поднимают цены, а они считают это справедливым. Ведь эта «Хромая лошадь» была чрезвычайно популярна, иначе не случилось бы многократного перенаселения ее в ту трагическую ночь. И набились туда не подростки-несмышленыши, а взрослые люди, как сообщалось, от 20 до 40 лет. С вполне сложившимся вкусом, с немалым житейским опытом.

Это еще раз подтверждает, что со вкусами и житейским опытом в России не все в порядке. Двадцать лет миновало с начала той «судьбоносной» поры, когда наизнанку было вы­вернуто все: и многовековые нравы и традиции, и способы жизни и хозяйничанья, трудовые и воинские победы, тысячелетняя историй... Все охаивалось и отвергалось. Нажитое и выстроенное народом в тяжких трудах за многие десятилетия растащили за полгода. Это походило на то, как если бы свергался последний очаг обезьяньего периода, предше­ствовавшего человечеству, и наконец-то открывались сияющие перспективы.

Не забыли еще: малолетние школьницы, освобожденные от понятий хорошо-плохо, прилично-неприлично, дружно возжелали под влиянием телевидения стать про­ститутками. Такие объявились вкусы. Девушки постарше бросились за границу. Одни в поисках богатых женихов, другие на заработки тем самым ремеслом, которое не требует ни воспитания, ни образования. И миллионы людей более старшего поколения, бывшие инженеры, учителя, кандидаты наук, матери и отцы, потеряв работу, вынуждены были обзавестись профессией «челнока»: за границей купить, дома продать и накормить детей. И это в целомудренном народе, не признававшем барышничества и разврата. Вырвались из коммунизма и ветхозаветных понятий — и уже через десять лет (да раньше, раньше!) тысячи и ты­сячи мамаш школьного возраста, начиная от 12—14 лет и далее, принялись рожать и подбрасывать своих чад под чужие двери или выбрасывать на помойку.

Да разве можно от таких нравов освободиться сразу, если бы даже и захотели освободиться?! Но не очень и хотят. «Передовая» и независимая от всяких ограничений пресса, телевизионные программы, Интернет, уличная рек­лама продолжают свое дело даже и не исподтишка, а открыто и воинственно.

Нравы, нравственность — однокоренные слова, но уже с разошедшимися понятиями. Нравы — ну и нравы! — превратились в нечто дурное, неприятное, а нравственность, мораль покуда еще сохраняют свою чистоту и непогрешимость. Сохраняют в последнее время, по-моему, прежде все­го благодаря церкви. Спасшиеся — это все-таки по большей части верующие.

В погоне за прибылью

— Очевидна, думается, и еще одна общая для многих трагедий года причина: безудержная капиталистическая погоня за деньгами, за прибылью! В той же Перми «экономили» на противопожарной безопасности, сократив, как вы­ясняется, необходимые расходы на нее по городу аж в три раза. В помещение ночного клуба, рассчитанное на 50 чело­век, назвали около 300. Денежки — в карман, а люди пусть горят. Закупая по дешевке старые, уже почти негодные «Бо­инги», обрекают сотни людей на гибель, зато хозяева авиа­компаний обогащаются. А Саяно-Шушенская ГЭС? Разве не жадность новоявленных хозяев, не желавших тратиться на своевременный и неотложный ремонт, привела к катастро­фе? Естественный износ техники, еще советской, плюс «ре­форма» энергетики по Чубайсу — вот и результат. Однако имя непотопляемого Чубайса, названное комиссией поначалу самым первым среди виновников, очень скоро из того спи­ска исчезло. Случайно?

— «Безудержная капиталистическая погоня за деньгами, за прибылью», — говорите вы. Да, настолько безудерж­ная и алчная, что невольно является страшное предполо­жение: а что, если бы в Великой Отечественной войне взял верх фашизм и последовала бы оккупация России со всем тем, что бывает при оккупации: унижение и эксплуатация народа, надругательство над его вековыми традициями и образом жизни, подневольное и унизительное существо­вание, миллионы и миллионы беспризорников, выверну­тая наизнанку школа, разрушенное хозяйство, запущенные пашни и т.д., и т.д., — было бы при таком фантастическом порядке труднее и страшнее? Все, что испытали мы при Ельцине, Чубайсе и К, сравнить не с чем, и свобода, ради которой якобы потребовались жертвы, ничего не принесла, кроме чужебесия, распущенности, безнравственности, ни­щеты одних и бешеного богатства других. Требуется пол­ностью перевоспитывать наш народ, чтобы он с этим сми­рился. Да оно и идет полным ходом, это перевоспитание, в школах и вузах.

А Чубайс... что ж Чубайс... Он давно уж для власти свя­той... Ну, балуется, ну, вредит, хамит, ну, одиозная фигура, ну, принял участие в трагедии Саяно-Шушенской ГЭС, да ведь весь ельцинский синод прошлого и настоящего у него в по­кровителях, и ни один волос с его головы не должен упасть.

— Весь год говорили о мировом финансово-экономиче­ском кризисе, постигшем и Россию. Казалось бы, раз кризис, значит, общество подтягивается, мобилизуется, сокраща­ет расходы, без которых в кризисных условиях можно обой­тись. Казалось бы... А на деле? Разве хоть в чем-то заметно, что богачи наши умерили свои безумства в роскоши и нача­ли думать о других людях, едва сводящих концы с концами? Нет, Абрамович опять приобретает новую сверхшикарную яхту, другой «российский» миллиардер — Исмаилов устраи­вает пир на весь мир в Турции по случаю открытия нового небывало роскошного отеля, а его детки, шокируя Европу и сбивая встречных, гоняют на сверхдорогих лимузинах и не­дозволенных скоростях в Швейцарии... У служителей банков и частных фирм — многомиллионные «бонусы», у чиновни­ков — «откаты», тоже многомиллионные. Призывы свыше к богатым вести себя более скромно раздавались, но вы уве­рены, что кто-нибудь это услышал или услышит?

— Виктор Стефанович, мы с вами продолжаем оста­ваться неисправимыми нравственниками, что давно уже считается занудством и неприличием: сколько уже раз, с той поры как мы начали эти беседы, приходилось обра­щаться к личности Абрамовича и его теперь уже многочис­ленных братьев-олигархов. Ну и что, кого-нибудь устыди­ли? Пьянеют не только от водки, еще больше пьянеют и те­ряют человеческий облик от бешеного богатства. Кампанию против пьянства было бы полезно совместить с настоящей, а не формальной, для вида, кампанией против лихоимства. Пьяница покуражится-покуражится да и заснет в обним­ку с бутылкой в подворотне, а одуревшему от неправедных миллиардов этого мало, он полетит на крыльях удачи в Ев­ропу или Америку, закажет самую дорогую яхту и одновре­менно самый дорогой аэроплан в свою собственность, вы­строит сверхдорогой отель да прикупит в двух-трех местах виллы — и пошла гулять губерния на весь свет.

Пьянство — это зло, и зло тяжелое, ну а разве подоб­ные нравы, да еще и показные, буйные, пугающие осторож­ных европейцев, недоступные пониманию большинства на­ших соотечественников — разве это меньшее зло?

Ну ладно, Абрамович и его друзья-олигархи первого призыва разбогатели в самое воровское время при Ельци­не, с которого взятки гладки, но ведь этот клан небожите­лей разрастался, как на дрожжах, и во все последующие го­ды, и Россия, как курица-несушка, производила их посто­янно. Трудно поверить, но ведь факт: тот самый Исмаилов, о котором вы упомянули, пожалуй, самый матерый милли­ардер, нажил свои капиталы в печально знаменитом и оди­озном Черкизовском рынке, превратившемся под его ру­ководством в небывалый торг опасными продуктами и фальшивыми товарами. И известном к тому же рабством гастарбайтеров, русских и даже китайцев. И что, не веда­ло об этом московское правительство, не доносилась прав­да до российского?

После подобных, прямо-таки великомасштабных нра­вов местнические бравые попытки утереть нос другим, как правило, заканчиваются печально. Не тот калибр риска и вызова. Во Владивостоке к Новому году решили поставить на площади елку небывалой высоты и стоимостью в десять миллионов рублей. Конечно, такая елка не в лесу вырос­ла, а под руками молодцов-мастеров. Поставили, нарядили. Но подул ветер — и елка грохнулась оземь и разлетелась на мелкие кусочки.

Вот и выше всех, вот и десять миллионов.

Кому власть служит

— У нас давно уже очевидно сращивание так называе­мого бизнеса и власти. Получается замкнутый круг: пре­зидент Д. Медведев призывает «не кошмарить бизнес», до минимума сократить всяческие проверки частных пред­приятий и заведений, а результатом становятся трагедии — наподобие той, что произошла в «Хромой лошади», где грубейшим образом оказались нарушенными элементар­ные противопожарные требования. Но «усиление контро­ля», как показывает жизнь, тоже мало что дает, посколь­ку зачастую это не реальный контроль, а лишь видимость: пресловутые «откаты» все сводят на нет. Вы не замечаете в такой ситуации некоей безысходности?

— Оказалось, довольно легко сойти со сложившего­ся за многие десятилетия порядка отношений между госу­дарством и гражданами. И оказалось чрезвычайно трудно к нему вернуться.

90-е годы до основания разрушили этот порядок. Госу­дарство осталось с объявившимися корыстолюбивыми бо­гачами-«предпринимателями» и, может быть, еще более ко­рыстолюбивым чиновничеством. А нередко, как мы знаем, те и другие соединяются в одном лице. Народ не мог не ви­деть этого и отошел от греха подальше, в сторонку, забо­тясь лишь о своем выживании. Народовластие как держав­ное понятие оказалось совершенно исключено как из поли­тического языка, так и из практической жизни.

Отсюда и теперешние несообразности и пустоты.

— Для меня знаком единения власти и олигархов в абсо­лютной безнравственности стало происшествие, которое я считаю самым позорным в ушедшем году. Скандально знаме­нитый по «истории с девочками» во французском Куршевеле олигарх Михаил Прохоров на сей раз решил «достойно» отметить годовщину своего буржуазного журнала «Русский пионер». И отметить не где-нибудь, а на крейсере «Авро­ра» — боевом корабле № 1 Военно-морского флота России. Ра­зумеется, в этом прежде всего был вызов миллиардера «Ав­роре» как кораблю революции: бурная пьянка на борту крей­сера с прыганьем в Неву под матерные песни некоего Шнура носила характер демонстративного святотатства. Но са­мое главное — кто принял участие в этом мероприятии! Среди гостей были полномочный представитель президента Клебанов, министр федерального правительства Набиуллина, губернатор Санкт-Петербурга Матвиенко. И никого из них, судя по всему, не смутило, что разухабистая пьяная гу­лянка на корабле, который является музеем, — это, мягко говоря, неприлично. Об олигархе я уж и не говорю — нравы прохоровых, исмаиловых, фридманов и абрамовичей давно известны. А как вы думаете, почему люди, представляющие российскую власть, позволяют себе такое?

— Комментировать это событие свыше моих понятий и сил. Но приходится признать неуемную изобретательность олигарха. Что там голые девочки во французском Куршевеле? Тьфу! — плюнуть и размазать! Но вот на «Авроре» шумный и неприличный бардак с самыми знатными чле­нами правительства и президентскими приближенными — вот это фокус! Теперь вся Россия — да что там Россия! — весь мир должен замереть в ожидании: что же дальше вы­кинет богатейший похабник? Ведь он, конечно же, на этом не остановится!

А если представить — случись такое в любой из евро­пейских стран, не говоря уж об Америке, я думаю, скандал прогремел бы с последствиями серьезными, и если не головы у высокопоставленных чиновников, то судьбы полетели бы непременно. Но какой же нравственности ждем мы от своих граждан, какого доверия к сильным мира сего, если «Аврору» осквернили, совесть и стыд публично оплевали — и ничего! Как будто так и надо, чтобы страна не скучала.

Что увиделось на Ангаре

— Летом газеты писали о путешествии, предприня­том Валентином Распутиным по Ангаре — от Байкала до Кодинска. Путешествии не развлекательном, а познавательном и направленном в конечном счете на спасение уни­кальной реки и заповедных мест на ней.

— Да, такое путешествие состоялось, грустное и в ка­кой-то степени загадочно-трагическое. Я ведь и сам с Ан­гары, и Аталанка моя, переехавшая полвека назад перед затоплением Братского водохранилища в гору и принявшая в себя полдюжины соседних деревень, до сих пор жива, хотя и доживает, по всему судя, последние годочки. Поля затопили, леса вырубили, постоянных дорог в большой мир нет, работы нет, надежд не осталось — пустеет Аталанка. Мы на этот раз провели в ней без малого два дня, оставшиеся жи­тели приняли наконец Христово крещение от прибывших с нами батюшек, затем меня попросили указать, где стояла-живала Аталанка до затопления, почти наугад в разли­ве нынешнего моря я это место указал, и товарищи мои опустили в воду поминальные цветы, а «Метеор» наш дал скорбный гудок.

Следующий поселок — Карда — опустел и погиб окончательно, к нему и причалить не удалось. Подволочная (тут когда-то начинался волок на Илим), тоже вобравшая в себя все ближние деревни, еще держится благодаря близости к Братску, но и здесь — заброшенные избы и неуверенность в завтрашнем дне.

Красавицу Ангару только по старой памяти можно на­зывать Ангарой. Три гидростанции — Иркутская, Братская и Усть-Илимская — превратили ее в разбухшую, ограблен­ную и даже опасную старуху. Десятки лет после затопления пришлось ей вымывать из своих глубин и качать на волнах неубранные леса, а затем баррикадами забивать ими свои берега. Острова ушли на дно, воду пить нельзя, рыбу есть нельзя — это результаты работы химических предприятий в Ангарске, Усолье-Сибирском и Саянске. Нельзя, но и рыбу берут, и воду пьют. А что делать? Кому жаловаться?

А впереди еще, уже на воде и земле Красноярского края, — многострадальная и огромная Богучанская ГЭС, строящаяся уже без малого тридцать лет.

— Накануне Нового года появились сообщения о заседа­нии в Красноярске правительственной комиссии под предсе­дательством вице-премьера Игоря Сечина. Речь шла о ско­рейшем вводе в строй Богучанской ГЭС. После аварии на Саяно-Шушенской премьер Владимир Путин дал поручение пустить Богучанскую в конце 2010 года или в начале 2011-го. На заседании Сечин констатировал: «запаздываем примерно на семь месяцев», «выполнено только 70 процентов всех запланированных на 2009 год работ», «мешает кон­фликт акционеров». Но ни слова при этом не было сказано о серьезных угрозах, которые несет несовершенный проект Богучанской гидростанции.

Дело в том, что в погоне за той же прибылью верхний бьеф, то есть уровень рукотворного моря, решено было под­нять с запланированных в советское время 185 метров до 208 или даже 211. Между тем авторитетные специалисты предупреждают, что каменно-набросная плотина при этом может не выдержать напора Ангары, что обернется ката­строфой, аналогичной саяно-шушенской. Оказывается, еще в 2003 году, при минимальном напоре, плотина Богучанской ГЭС дала течь и был затоплен котлован, под воду ушло зда­ние гидростанции. К счастью, тогда обошлось без человече­ских жертв. Но чтобы избежать их в будущем, специали­сты, опубликовавшие свою статью в газете «Красноярский рабочий», требуют провести немедленную квалифициро­ванную проработку дальнейшего строительства плотины. Только вот как добиться этого?

— Многострадальная Богучанская... Многострадальная еще до завершения строительства. Гремела, как все ангар­ские ГЭС, в 80-х прошлого столетия, затем надолго затих­ла, когда менялась власть, потом была разбужена и возвы­шена... «Возвышена» — это значит, как вы уже сказали, что верхний бьеф ее для увеличения мощности решили поднять на много метров. Это потребовало переселенных прежде из нагретых за столетия родовых мест снова переселять неве­домо куда. В общем-то ведомо: подальше от Ангары. Тут, на песенной Ангаре, веками жил песенный народ. На встре­чи с нами собирались женщины, как правило, преклонно­го возраста и без особых уговоров принимались петь. Затем плакать. И снова петь. Раньше так провожали на войну му­жиков, теперь так прощаются с родной землей.

В молодости, работая в газетах, я много раз бывал на Братской ГЭС, затем на Усть-Илимской, позже на Красно­ярской и даже однажды на Саяно-Шушенской. Конечно, и тогда при вынужденном переселении не обходилось без слез, и тогда ломались судьбы многих и многих, и тогда по­тери земные и нравственные, если поставить их рядом с ну­ждами цивилизации, были несравнимыми... Но тогда дер­жалось еще доверие к государству: надо — значит надо.

С тех пор в сознании народа много что изменилось. В акционерах видят только олигархов, граждан мира, кото­рым на Россию и на ее народ наплевать, была бы выгода. Притом не какая-нибудь, а бешеная. И участие их в соору­жении гидростанций заставляет подозревать, что сооружения эти могут быть недолговечными.

Богучанскую ГЭС решено запустить через год-полтора. Ну что же, строители могут и поднажать. Но Ангара... это будущее ложе водохранилища — прости, Господи, за этот язык! — могучая Ангара здесь сплошь в чудо-островах, на которых не просто лес, а, считай, тайга на километры и километры... Да леса, еще более могучие, по берегам реки. И если в моих родных местах при сооружении Братской и Усть-Илимской ГЭС леса не были убраны даже и вполовину, и десятки лет (именно десятки лет до последнего времени) они сначала торчали по берегам из воды, затем их вымы­вало и таскало по нашим рукотворным морям тоже годами и годами, а затем забило ими, как баррикадами, все берега, не подойти и не подъехать, что же будет теперь здесь?

Ясно, что будет: то же самое, только в гораздо боль­ших масштабах. Судя по всему, уже готовится — да еще и не обернулось бы катастрофой прорыва плотины, если из-за спешки и погони за прибылью не прислушаются к преду­преждающему голосу специалистов. Надо требовать, чтобы прислушались!

— Телевидение летом показало вашу встречу с В. Пути­ным на Байкале.

— Я попросил о встрече с председателем правительства из Кодинска, из города, рядом с которым сооружается Богучанская ГЭС. Путин все-таки несколько лет назад, можно сказать, спас Байкал от грозившей ему беды, когда принял решение отодвинуть нефтяную трубу по берегу Байкала на безопасное расстояние. Мы, болеющие за судьбу уникаль­ного чуда природы, этого поступка, который стоил, должно быть, немалых дополнительный затрат, не забыли. Не забыл и Байкал. В прошлом году Владимир Владимирович опус­тился на глубоководном аппарате «Мир-1» на дно Байкала в самой глубинной его части и тогда мог не беспокоиться о каких-либо осложнениях.

Наша встреча с председателем правительства состоя­лась тоже на Байкале, на дрейфующем посреди озера кораб­ле. Я начал с того, что припомнил слова А.И.Солженицына о главной задаче власти — сбережении народа. А сбереже­ние народа — это не только обеспечение его работой и про­житочным минимумом, но и сохранение России в ее нрав­ственном, духовном и культурном обликах, в сохранении природы — матери народа.

В.В.Путин не перебивал меня, но только до той поры, пока я не заговорил о Богучанской ГЭС, о том, нет ли воз­можности, если не прекратить ее строительство вовсе, то хотя бы отказаться от увеличения отметки верхнего бьефа. Ответ Путина был: уже поздно. А что касается следующей гидростанции на Ангаре (в планах на будущее она сущест­вует), по ней, сказал он, еще нет окончательного решения.

А буквально через неделю после этой встречи грохну­лась Саяно-Шушенская. Конечно, это случайность, что тра­гедия произошла вскоре после нашей встречи. Но какая-то уж очень назидательная случайность.

А ещё позднее стало известно, что на Байкале возоб­новляет свою работу целлюлозный комбинат.

Эта новость повергла защитников Байкала в недоуме­ние и растерянность. Это что же, опять начинать все сна­чала? Я состоял в Государственной комиссии по Байкалу в середине 80-х прошлого столетия, руководил которой Ни­колай Иванович Рыжков. Комиссия в 1985-м приняла реше­ние: к 1993 году работу целлюлозного комбината на Байкале прекратить. Но новая власть в начале 90-х скорее готова была прекратить существование России, о Байкале в то время и речи не могло быть. Но сегодня-то?!

Потери в культуре невосполнимые

— Прошедшим летом, когда вы были в Иркутске, на псковской земле скончался выдающийся поборник русской культуры Савва Ямщиков. И в те же дни на земле иркутской вам пришлось провожать в последний путь замеча­тельного русского книгоиздателя Геннадия Сапронова. Что значат такие утраты для вас лично и для России?

— Почти одновременно две такие потери — это для нас жестокий удар. Невосполнимый. Более полугода прошло, а боль не утихает. Да и утихнет ли когда-нибудь?

Иркутянин Геннадий Сапронов за последнее десятиле­тие приобрел славу одного из интереснейших книгоиздате­лей страны. Книги печатал по соседству, в Китае, — там и качество высокое, и дешевле. Много издавал Виктора Астафь­ева, знаменитого литературоведа и публициста из Пскова Валентина Курбатова, меня, некоторых москвичей — искал среди них патриотов. Организовывал ежегодные литератур­ные праздники под названием «Этим летом в Иркутске», пе­рефразировав название пьесы А.Вампилова «Прошлым ле­том в Чулимске», и приглашал на них, а предварительно издавал, самых интересных и талантливых авторов.

Это он, Геннадий Сапронов, организовал нашу поезд­ку по Ангаре. На нем была Ангара иркутская, а краснояр­скую взял на себя его друг, ректор Красноярского педуниверситета Николай Иванович Дроздов, ученый, историк и знаток ангарских древностей. Сбоя под их руководством не было нигде, и если мы не добрались до Енисея, то потому лишь, что общим мнением решено было: впечатлений дос­таточно, все остальное доберем в следующем году. С нами была московская киносъемочная группа «Остров» во гла­ве с Сергеем Мирошниченко, в таком путешествии нельзя было обойтись без Валентина Курбатова, для которого Ир­кутск и Красноярск давно уже почти такая же родина, как Псков, где он живет. Всех наших спутников перечислять пришлось бы долго.

При отправлении из Иркутска наша группа насчитыва­ла более двадцати человек. Мы начинали свое путешествие на комфортабельном теплоходе, продолжили на катерах и машинах, из Красноярска разъезжались по домам на само­летах. И все это надо было организовать, устроить, добить­ся... Не однажды Геннадий Сапронов хватался за сердце, но успокаивал и нас, и себя: пройдет. Успел доехать до дома, но и в Иркутске уйма дел — и сердце не выдержало.

А спустя, кажется, неделю не стало и Саввы Ямщикова. Его знали хорошо по всей России. Реставратор, ценитель и защитник русского искусства, устраивавший постоянно выставки и старых, и современных мастеров, очень боль­ной, но не дававший себе отдыха ни на день, горячий и та­лантливый публицист, постоянно выступавший на радио и в газетах-журналах, не спускавший, кажется, ни одной под­лости нашим ненавистникам, написавший за последние го­ды несколько замечательных книг, которые издавал в том числе и Геннадий Сапронов.

Что и говорить — это невосполнимые потери.

— На встрече В.Путина с писателями, которая со­стоялась в начале октября прошлого года, вы поставили во­прос о необходимости поддержать в условиях кризиса так называемые толстые литературно-художественные жур­налы. Письмо главе правительства с такой просьбой под­писали руководители нескольких ведущих, самых известных журналов страны. Конкретно просьба состояла в том, что­бы на федеральном уровне финансировать библиотечную подписку на эти издания, особенно для сельских библиотек.

Некоторое время спустя было объявлено, что соответст­вующее решение принято и деньги на такую подписку выде­лены. Однако на днях главный редактор журнала «Наш со­временник» Станислав Юрьевич Куняев сообщил мне: при­нятое решение (вместе с деньгами!) запуталось и застряло где-то в бюрократических инстанциях — никакой дополни­тельной подписки в конце года так и не состоялось. Кста­ти, как вы знаете, далеко не первый и не единственный слу­чай: хорошие решения иногда принимаются, но часто не вы­полняются. Что же делать? Как быть?

— А что мы можем сделать? Если было такое решение и деньги на подписку были выделены, — надо полагать, у правительства есть службы, которые и обязаны отыскать, где эти деньги застряли и сопроводить их по назначению. Понятно, что дорого яичко к Христову дню, то есть для журналов было важно, чтобы обещанная поддержка при­шла вовремя. Но, думаю, лучше позже, чем никогда.

А что будет дальше?

— Для меня одним из показателей нынешнего отноше­ния к настоящей культуре в нашей стране стал захват зданий, ранее много лет успешно работавших на культуру, а теперь силовым способом переходящих во владение новояв­ленных богачей. Перед Новым годом потрясло известие, что добрались, кажется, до знаменитого ЦДРИ — Центрального Дома работников искусств. Он был открыт в февра­ле 1930 года, на открытии Маяковский читал вступление в поэму «Во весь голос». И кто только из подлинно великих деятелей нашей культуры не встречался за прошедшие го­ды в этих стенах со зрителями и слушателями! А вот те­перь в ЦДРИ не уверены, что им удастся отметить свое 80-летие. Продолжается, насколько я знаю, и осада здания Союза писателей России на Комсомольском проспекте. Поя­вилось ли там хоть что-то обнадеживающее?

— «Захватили, захватили»... Вот уже двадцать лет мы живем под громогласное эхо этого разбоя. И до сих пор нет твердого закона (или на него плюют), который раз и навсегда отбил бы охоту зариться на чужое. Если решаются на захват, значит, уверены в своей силе. И особенно — как с молотка пошла — посягают на собственность или аренду работников искусств, театров, писательских домов. Если вспомнить наши с вами беседы: пытались ведь и МХАТ имени Горького отнять у Дорониной, и театр Корша, бывший филиал МХАТа, а затем Театр наций, и вот здание Союза писателей России не в первый раз выдерживает осаду... Да и многое что еще... И если эти попытки не прекращаются значит, посягатели, хорошо разбирающиеся в обстановке чуют и наблюдают, что Россия сейчас все более теряет свою славу страны великого искусства и высокой нравственно­сти и что ей достаточно телевизионного балагана.

Вот пример: мы только что справили 150-летие А.П.Чехова. МХАТ имени Горького подготовил к юбилею две пре­мьеры, да и ранее поставленный знаменитый спектакль «Вишневый сад», где Раневскую изумительно играет Татья­на Васильевна Доронина, продолжает с успехом идти. Идет также веселый, искрометный спектакль по чеховским рассказам — «Весь ваш Антоша Чехонте». А еще МХАТ провел и прекрасный, очень душевный вечер, посвященный чехов­ской дате. Но разве откликнулось телевидение на все это? Разве показало стране во всю ширь, как следовало бы?

— Увы! И это ведь далеко не первый факт демонстра­тивно несправедливого отношения к театру Татьяны До­рониной, о чем мы с вами раньше уже говорили. Зато всяко­му непотребству — поддержка и внимание.

— Абсолютно согласен с вами... А что касается здания писателей России на Комсомольском проспекте, В.В.Путин на наши просьбы о помощи наложил резолюцию: не трогать писателей. Но не трогать — это еще не спасение. Аренда это­го дома стоит денег и денег, прежде нас выручала субарен­да, а теперь ее запретили. Накануне Нового года произошло, надо считать, чрезвычайное, огромной важности событие — объединение Союзов писателей Беларуси и России. Но в тех условиях, в каких оказался наш Союз писателей, это объеди­нение недалеко уйдет. А подобные инициативы надо бы вла­стям поддерживать всерьез. Не за себя печемся.

— Невеселый у нас с вами разговор получился. Но есть все-таки и отрадные новости. К ним относится, безуслов­но, присуждение Валентину Григорьевичу Распутину премии правительства РФ за книгу «Сибирь, Сибирь...», с чем я вас искренне поздравляю. Среди лауреатов правительственной премии с радостью отметил также Альберта Лиханова, дилогия которого «Русские мальчики. Мужская школа» пе­чаталась в «Нашем современнике», и особенно, конечно, хор имени Пятницкого, который совсем было исчез из нашей культурной жизни да и сейчас, к сожалению, на телеэкра­не появляется крайне редко. Хочу вспомнить еще спектакль по вашей повести «Последний срок», привезенный прошлой осенью из Иркутска в Москву на театральный фестиваль «Золотой Витязь» и редкостно тепло, сердечно встречен­ный зрителями...

— Я думаю (и вижу), что единой России сейчас нет, она осталась лишь в названии политической партии. В дейст­вительности же Россия разошлась на две противостоящие одна другой силы. Есть и третья — бездействующая, равно­душная, смертельно опаленная ее судьбой. А из двух первых одна — не любящая, не понимающая и даже ненавидящая Россию как историческую, так и современную, но обираю­щая ее безжалостно, не признающая ни песен ее, ни языка, ни народных нравов. А ведь тоже дети России, и тоже вро­де законные. Но поставившие себя выше ее.

Вторая сила — та, из которой слагается народ. Преданная своей земле и в несчастиях, и в редком благополучии. Молящаяся за нее, своих детей воспитывающая в любви к ней, горько страдающая при виде ее запущенных пашен и погибающих деревень, сердцем понимающая, что без дерев­ни Отчизна наша даже в больших городах — это только выселки, а не родство с землей. С болью в сердцах наблюдаю­щая, как власть позволяет отлучать от родного в школах, университетах и приучать к безобразию в кино и на телеви­дении. Чего там — почти всюду. Стоики, воистину стоики, стараются держаться, но опоры от мира все меньше. Опора только в храмах.

Но вот, как вы правильно говорите, отрадная новость последнего времени — список лауреатов правительствен­ной премии. Поверьте, моя радость не за себя (хотя за «Си­бирь, Сибирь...» и мне приятно получить признание), но го­раздо более того радость за многих в списке награжденных. И особенно за хор имени Пятницкого. Вот уж кто словно из небытия поднялся и как запел! И если даже в правительст­ве услышали — хочется надеяться, что этот крен в сторону отечественного искусства не случаен. А уж о наших домо­рощенных недругах позаботится, как она это давно делает, заграница. В том числе и российская заграница.

В приложении «Словесник» публикуется текст «Русского диктанта» , составленного по произведению В.Г. Распутина

* * *

Неумолчный звон в ушах…

Всё житейское отпало.

Чья уставшая душа

Над ночным Иркутском встала?

Чья горючая печаль

В Ангару слетает с неба

И спешит в немую даль

Среди мартовского снега?

Горько мучаясь, дыша,

Не иссякнет жизни драма.

Не уйдёт никак душа

Из ворот святого храма…

Ей бы выплакаться всласть

Возле дочери с женою.

И к могилам двум припасть

С той - последнею – виною…

Ей бы прошлое вернуть

С верой, верностью земною,

И – прощённою – уснуть

Подле дочери с женою.

Владимир СКИФ  

20 марта 2015 г.

Теги: Валентин Распутин

Разрешено всё, что запрещено

Пять лет назад Сергей Капица, долгие годы радовавший нас благородством души и прививавший интерес к научному познанию мира, выступил с обличениями главных пороков нашего необуржуинства: "Россию превращают в страну дураков[?] Телевидение занимается разложением сознания людей. На мой взгляд, это преступная организация, подчинённая антиобщественным интересам..."

За эти слова поручились бы миллионы неравнодушных сограждан, но и они не в силах изменить ситуацию. Тем, кто подваучерил и приаукционил рудники, заводы и земли в бывшей Стране Советов, именно такой желанной наша страна и представляется. Страной дураков - иной раз беспечных, иной раз встревоженных, но непременно распущенных. Развращённых до такой степени, что уже не имеют и малейшего представления об элементарных приличиях, поскольку извращения им стали ближе… и выбалтывают друг другу всё на свете – интимное, запретное, недолжное...

Учёный брал картину широко – в общем виде, он не упоминал передачку «Пусть говорят», оставив разбираться с частностями нам, телезрителям. А у нас, увы, призывать к ответу нынешних правопреемников Содома и Гоморры маловато духу. Неспешно ждём мессию, который изгонит осквернителей из храма. Или героя, который поразит Дракона. Или Иванушку на печи – чтобы по щучьему велению… – и под вечерний чаёк изум­ляемся, есть ли пределы безнравственности в стране дураков.

Во вторник 14 апреля в малаховской передаче «Пусть говорят» на Первом поведали очередное непотребство – о подмосковной учительнице, которая, испытывая паранормальное влечение к своему ученику, заказала киллерам его жесточайшее убиение. Свидетельством чему была приведена видеозапись. Всем здравомыслящим людям понятно, что показывать такое ни в прайм-тайм, ни когда-либо в иное время по ТВ недопустимо. Есть вещи, которые нельзя предавать широкой публичности в подобном формате, и разумно устроенные общества налагают нравственные и законодательные табу на подобные деяния. Зато неразумное, направляемое чьими-то субверсиями, с помощью такого рода шоу закладывает фугасы под собственное будущее, постепенно (не враз – и порой незаметно для глаза) коверкая сознание детей и молодёжи, превращая многих в циников, невротиков и моральных калек.

Мы ведь не оставляем ушедшего из жизни разлагаться у всех на виду. Точно так же общество изолирует человека, потерявшего рациональную связь с жизнью, – уж по крайней мере не предаёт всенародному глумлению, хотя желающие и находятся. Даже если человек готов был пойти на подобное преступление, оставаясь в здравом уме, сама его нравственная маргинальность и опасность гибельного резонанса в нетвёрдых тинейджерских душах налагают запрет на обращение к этим темам в «стиралках» вроде малаховской. Для России это представляет куда большую деструкцию, чем майданы в соседних странах.

Да ведь и ничего же пока не ясно. Где тайна следствия, где презумпция невиновности? Это же агрессивное вмешательство в следствие и предстоящее судопроизводство…

Авторы подобных телезатей и студийная их «подтанцовка», конечно же, торжественно проверещат, что были движимы самыми благородными побуждениями. И, в общем-то, нельзя в известной мере не отдавать им должное: они далеко не безнадёжны – и очень хорошо знают, что обсуждать можно не всё, что есть реальные табу, которые они никогда не преступят. Например, тему пропорционального нацпредставительства – либо подобные ей…

Скажем более, иной раз они создают вполне гуманную продукцию – приглашая именитых и всеми любимых юбиляров или посвящая вечер настоящему таланту, а не вздорной нимфетке, ставшей кумиром лишённых вкуса простаков. Или верным друг другу сердцам – потерявшему здоровье мужу и любящей жене, бывает и такое в виде исключения…

Кредо передачки будто бы представлено в самом её названии – пусть говорят… Весть вполне благая – и в самом деле нечего бояться говорить о вещах принципиальных для общества, о социальных и политических… Раз уж кинули народ в сверхконкурентную среду – давайте демократию для подстраховки, давайте о насущном говорить… Но срам-то обывательский зачем вываливать наружу?

Нелишне также предположить, что там, на телеверху не просто «превращают в страну дураков», как об этом говорил Капица, а действуют сообразно убеждению, что таковой она является по факту. А раз является, то надо довершить работу природы в интересах совершенствования расы… Немножко ей пособим, подбросим дровишек – и эти бездарные хоббиты и дальше снизят свою способность к воспроизводству… Даёшь декультуризацию – ничего страшного, потеряем одного Менделеева или Чайковского, зато утопим в собственных нечистотах тысячи дегенератов…

Преступная изощрённость нашего ТВ является двояко: сначала агенты вещания развращают население (и маловозрастную его часть в первую голову), засоряя мозги показом по пяти кино за вечер, где действуют садисты и киллеры, пугая чернухой и недетскими страхами. А потом подогревают страсти изображением запредельно порочных деяний, совершённых жертвами оркеструемого ими же растления. Иногда это делается, когда есть задача отвлечь несмышлёные массы от процессов, которые свидетельствуют о просчётах властных элит. Иногда – простого рейтинга ради. Но об одном можно говорить однозначно – случайностей в головах у теленачальников не бывает.

Впрочем, иногда они там, на ТВ, могут и всякую ориентацию в социаль­ном пространстве потерять. После малаховской передачки решил про себя – жди последствий, эксцессов с участием подростков. Уже на следующий день он же, Первый канал, преемник того самого, что в 94-м каждые пять минут сообщал нам о растущем курсе акций МММ, убеждая отнести туда денежки, не постыдился сообщить о преступлении, напрямую, думается, связанном с малаховской говорильней. Ученик питерской школы ударил кухонным ножом женщину, своего социального педагога. Она, кажется, сопровождала его куда-то. Тут же показали какую-то мудрую околопедагогическую голову, которая сообщила, что, в общем-то, всё под контролем, что ребёнок был не вполне нормален и что в четверг уже его должна была рассматривать некая комиссия… И которая ничего, естественно, не сказала о том, что мальчик, воспитывавшийся бабушкой, наверняка посмотрел ту подлую передачку слабоориентированного Андрея Малахова. Или слышал о ней в красочном пересказе соучеников…

Можно не сомневаться, что эта «малахольня», прошедшая во вторник вечером, спровоцировала и другие выпады против учителей, о которых уже не сообщат во всеуслышание…

Теги: Первый канал , «Пусть говорят» , Андрей Малахов

Подмена ценностей

После программы Ирины Прохоровой "Система ценностей" думаешь: «Господи, скорее бы прошёл юбилей Победы - уже сил нет смотреть развенчивающие программы, сериалы, трёп-шоу!» В концепции её занудного детища по-школьному сказано: «Дважды в месяц студия телеканала РБК становится плацдармом для обсуждения истинных ценностей – тем, которые касаются сегодня каждого. Ирина Прохорова и её гости, разбираясь в насущных вопросах, выясняют «что такое хорошо» и «что такое плохо». Острые темы, горячие обсуждения, ошеломляющие выводы». Как писал Маяковский, крошка сын к отцу пришёл и спросила кроха[?] На последнюю программу (эх, была бы она и впрямь последней!) к сестрёнке олигарха пришёл некто Олег Будницкий из ВШЭ – нашего рассадника губительного либерализма, и они принялись обсуждать, яро навязывать, вернее: «Что нужно помнить о войне?» Ну, понятно, то, «что плохо» – огромные жертвы, страшную цену Победы, бесконечные преступления и ошибки власти, особенно Сталина. Чего тут ещё, по Прохоровой, вспомнишь – неужели «что хорошо»? К тому же не дают даме развернуться. Она прямо чуть не плакала: «У нас царит лозунг: Победа всё спишет!»; «Прекратить все рассуждения! – пакт Риббентропа–Молотова вынужденный, а ведь на самом деле – это раздел Европы». И всё в таком духе.

Этот стон охотно подхватил Будницкий и принялся рассказывать, что ВШЭ собирает дневники участников войны (лучше бы экономические дневники умных людей собирали и обобщали плодотворный, а не разрушительный опыт!): «В дневниках – совсем другая война». Конечно, другая – ведь это дневники, которые, как и письма, не дают полноты исторической картины. Может быть, филолог Прохорова не знает, как Белинский ещё говорил, что у каждого народа есть две философии: парадная и обыденная. Так вот, в Великую Отечественную они сливались, как никогда. Но всё равно – не полностью. Человек остаётся человеком, но выпячивать только бытовую жизнь и личностные откровения – это значит, вообще попирать и философию, и литературу. Оба вдруг запричитали, что не создано ещё ничего подобного «Войне и миру» Толстого, который «масштабно показал войну народную». Во-первых, он без всяких дневников показал войну и народную, и элитарную, и любую другую, а во-вторых, такая масштабная эпопея создана – это ВСЯ наша фронтовая литература, военная проза и поэзия вкупе. Не понимая этого, нельзя создать никакую систему ценностей – только навязывать их подмену!

Теги: телевидение , история

Гангста-стайл

"Постоянно пьём чинзано. Постоянно сыто-пьяно[?]" - сопро­вождает знакомая с детства песенка новый молодёжный сериал на ТНТ « Закон каменных джунглей» , повествующий о нынешних молодых российских бандито-гангстерито. Правда, выпивающих среди них вы не найдёте. Возрастной ценз мешает, да и времена нынче другие. Теперь романтики с большой асфальтовой дороги, видимо, ценят здоровый образ жизни. Клей не нюхают, «крокодил» не потребляют. Никаких наркотиков. Даже сексуальная ориентация правильная. Куски округлостей и боевой раскрас представительниц прекрасного пола работают исключительно на формирование здоровых мужских реакций. Молодые, подтянутые, в модном прикиде, наделённые творческой потенцией, спортивными талантами и способные к настоящей дружбе. Настоящие герои. Не таких ли ищут?

Одна беда – воруют. Но и это объяснимо. Как говорится, среда заела.

Когда все кругом взяточники, воры и жулики, куда деваться? И молодые работники трубы и кулака вступают во взрослую жизнь.

Здесь принципиален как раз этот момент. Можно сколько угодно выдавать «Закон каменных джунглей» за новые «Приключения Петрова и Васечкина», ссылаясь на буйную молодёжную фантазию и форму кинокомикса, но факт остаётся фактом – преступление в сериале подаётся как своего рода инициация, как потеря ненавистной, порядком утомившей девственной чистоты перед Уголовным кодексом, как долгожданное вступление на равных в тотально погрязший в преступности мир взрослых.

Форма комикса позволяет с лёгкостью и вполне доходчиво объяснить юному зрителю, что он живёт в стране, где все воруют. Или, вернее, почти все, кроме маленьких. Потому что если ты не воруешь, не бьёшь «ментов» трубой по голове, не взрываешь машины и не устраиваешь гонок по ночному городу, то ты очень-очень маленький, во всех смыслах этого слова.

«Только утро любви хорошо», – писали когда-то поэты. Вот и создатели сериала, пока герои не отправились валить лес и шить варежки подобно Ходорковскому, спешат запечатлеть всё очарование, весь романтизм криминального образа жизни. Никакой социальной драмы (потому что дед-алкаш, помешавшаяся бабушка и папаня-садист-военком – это привычное уже для современного героя семейное положение). Жестокая правда о жизни молодого поколения должна быть окрашена в гламурные розовые тона. Снять без сладенького и розового не позволяет коммерческий формат, взглянуть на происходящее с высокой моральной точки зрения – деловая репутация ТНТ.

Так изобретается велосипед, не только с обычной отсылкой к западным аналогам (Misfits, Skins), но и с претензией на оригинальность – у нас, в отличие от них, всё невсерьёз, а так – по приколу.

Живописнее всего в сериале удаётся показать «плеванто на законо». Содержание фильма при всей блёсткости формы крутится вокруг тривиального «украданто то и это». Сюжет развивается от одного «дела» к другому. Приходится громоздить их одно на другое каждую серию. Без них царит пустота и действие вообще замирает.

Кто-то говорил о правовом нигилизме? Молодое поколение нигилизм и выбирает. Канал ТНТ – лишь пророк этого выбора. Так и представляешь, как заворожённо смотрят на всё происходящее ученики средних классов, подростки. Потому что старше смотреть ТНТ – это не «круть», или признак абсолютного разжижения мозгов, мещанства. «О, быть бандой, зашибись!» – вот что должно у юной публики в голове проноситься. Винтить колёса с «хаммера», лупить понаехавших в Москву «друзей» из Средней Азии, тусоваться с крутыми тёлочками, шагнувшими из твоих «влажных снов» на телеэкран. Не жизнь, а сказка. Лекарство от скуки. Живи ярко, умирай быстро. Тарантайка по-российски, для тех, кому «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино кажется старым и сложным. Новый смысл жизни. Вместо старого дедовского «стать космонавтом» – модный лёгкий смысл «стать гангстером».

Вот такой гангста-стайл разводят нынче на ТНТ. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что они не одни. В последние две недели телеканалы в концентрированной форме обрушили на головы телезрителей волну нового бандитского телепродукта, уверяющего нас изо всех сил, что прадеды наши воровали («Ленинград 46»), деды тащили и тянули («Фарца»). Так разве ж правнуки ударят в грязь лицом?

С чего начинается Родина? Господин Лунгин не слишком постарался здесь поразмыслить. А вот сценарист И. Куликов, автор «Закона каменных джунглей», похоже, знает правильный и современный ответ. С контроля своей территории, с любви к тому, кто даёт, – со своей девушки и своего хозяина, с дружбанов, с которыми идёшь на «дело».

Так вкладываются в голову новые азы современного патриотизма – круговая порука с подельниками. Так формируется новый образ России и Родины, которая всегда была бандитской, всегда на том стояла. Что в таком случае остаётся простому зрителю, тем более молодому, не способному противостоять такому навалу «правды»? Только хранить традиции и стремиться вместо спасения своей души, вместо светлого коммунистического общества и даже вместо демократических свобод в гангстерский рай, обустраивать криминальную Россию.

Теги: канал ТНТ , сериал , «Закон каменных джунглей»

Внуки Победы: VIP-вариант

Приближается 70-летие Победы. Телеканалы в преддверии этой даты меняют сетку вещания. Повторяют фильмы прошлых лет о Великой Отечественной. Выпускают новые программы, этой дате посвящённые. К числу последних принадлежит цикл "Внуки Победы", идущий по «5-му каналу».

Одна минута. Один человек. Одна капелька воспоминаний.

Прекрасный замысел. Плохое исполнение.

Почему? Потому что мгновенье человеческой истории омрачено неуместным ликбезом, акцентирующим внимание на вещах (спиртовка, похоронка, «треугольник»), а не на людях; на медалях и орденах, а не на судьбе. Потому что в центре в конечном итоге оказываются внуки, а не деды. Потому что возникает ненужное сравнение заслуг первых и вторых. Потому что участие в цикле спорных медийных фигур (спорт­сменов, актёров, певцов) вроде М. Кожевниковой, Т. Овсиенко, А. Аршавина, С. Светлакова неизбежно провоцирует телезрителей на вопрос: «Разве деды для них воевали?» А этого быть не должно.

Трудно обвинять в чём-либо самих участников цикла. Любой бы не отказался рассказать о своём деде и прадеде всей России. Поэтому все вопросы и претензии - к создателям «Внуков Победы». Отчего же у нас всё так раз за разом получается? Почему хорошие задумки всегда содержат в себе двойное дно, всегда сопровождаются неприятным душком? Что вы делаете? Зачем начинаете делить нас на внуков и не внуков, просто внуков и VIP-внуков Победы? Чего вы хотите этим добиться?

Праздник Победы – это праздник единства. А здесь опять градация, опять кастовый подход. Почему нельзя было включить в число участников цикла простых людей, с их воспоминаниями о своих родных «неизвестных» солдатах?

Помните: «Братья и сёстры!» Вот кем стал наш народ в годы Великой Отечественной.

Неужели так трудно сохранить память о том времени? Неужели так сложно продемонстрировать верность тому братству, единству, которые сложились в годы тяжких военных испытаний, напомнить, что каждый из нас, а не только «элита», – дитя той Великой Победы?

Николай УЧАЕВ

Теги: телевидение , история

Дурная мода

Сериальный вал за валом катит российское ТВ против советского периода отечественной истории. Будто кто-то из властных представителей нашей "прогрессивной общественности" поставил задачу по злобному очернению социализма.

Создаётся стойкое впечатление, что после Крымской весны пятая колонна (её существование в России, я думаю, ни у кого не вызывает сомнений) перешла в контрнаступление, выкидывая на всеобщее обозрение антисоветскую отсебятину. Государственное телевидение против государства! Чего мы только не увидели за первый квартал 2015 года! «Родина», «Орлова и Александров», «Фарца»[?] далее везде. Теперь выползла на телеэкран лента «Ленинград-46», определённая Сергеем Гармашем как криминальная драма. Скорее это драма раздвоения сознания у главного режиссёра и актёра, сыгравшего главную роль.

Первые серии повествуют о поголовном доносительстве внутри советского общества. Заместитель доносит на секретаря райкома, старший лейтенант милиции - на майора, секретарь писательской организации – на известного поэта. Жить невозможно, каждый шаг с оглядкой. Только задумывались ли авторы фильма, что рядом идёт другая жизнь и работа по восстановлению разрушенного войной хозяйства? Кто-то же её выполнял, не оглядываясь? Её приказано не освещать?

Быт советского общества невыносим для тонкой души «железной Кати», фронтовички и инвалида. Явное заимствование сюжета из повести Алексея Толстого «Гадюка». Вот в ней – истинная драма, а в «Ленинграде-46» – пошлый фарс.

Михаил ЧИЖОВ

Теги: телевидение , сериал

Павел Фитин против Шелленберга

После премьеры фильма "Семнадцать мгновений весны" шифровки цитировала вся страна: «Юстас - Алексу[?]». Только сейчас до нас стали доходить сведения о человеке, который в популярном фильме скрывался под псевдонимом Алекс.

Сегодня, спустя 70 лет, невольно задаёшься вопросом: почему хорошо всем известно имя руководителя немецкой политической разведки Вальтера Шелленберга. Но мало кто из россиян назовёт руководителя советской политической разведки в годы войны – генерал-лейтенанта Павла Михайловича Фитина.

Поединок двух начальников разведок продолжался несколько лет. Их разделяли линии фронта – видимого и невидимого, через которые они бросали друг другу вызов. Их разделяла сама жизнь.

«Пределом мечтаний любой разведки мира» назвал директор ЦРУ Аллен Даллес добываемые советскими разведчиками сведения в ходе уникальных оперативных комбинаций во время Второй мировой войны.

Но каких неимоверных усилий это стоило самому Павлу Фитину!?

В фильме впервые представлены рассекреченные документы из архива Службы внешней разведки Российской Федерации: аналитические материалы, сообщения и донесения наших великих разведчиков.

Без личного вклада Фитина не был бы реализован и Атомный проект. Под его руководством добывались секреты уникального смертоносного оружия. Учёные с мировым именем, специалисты-ядерщики, историки спецслужб назвали операцию «Энормоз» выдающимся достижением советской внешней разведки ХХ века…

«Без свидетелей. Павел Фитин против Шелленберга» (автор сценария – Людмила Романенко, режиссёр – Екатерина Китайцева) – первый документальный фильм, посвящённый организатору отечественной внешней разведки в сложнейший период Великой Отечественной войны.

Премьера на канале «Россия» 28 апреля.

Теги: телевидение , история

Солдатские сны

- Ну проснись же ты, соня! – кричал и расталкивал меня лейтенант Алексей Никитин из Костромы. – Просыпайся, война кончилась!

Это было 8 мая 1945 года на подступах к Восточной Пруссии. Шла вялая перестрелка с противником. Было мне 19 лет. На солнышке не меня одного клонило в сон. Виделись родные места, земляки, мать, учительница по литературе. Мы, пехотинцы, вечно на ногах, пользовались каждой минутой затишья, чтобы дать расслабиться затёкшему телу. Мечтали: "Первое, что сделаем после войны, – отоспимся"[?]

– Ну проснись же, сынок! Успокойся, не кричи. Война давно кончилась, мы победили. Ты вернулся домой.

А это было в 1947-м, в 1948 году и... Если раньше снилась «тихая моя родина» и земляки, то теперь – война и однополчане. Я вместе с ними шёл в наступление и кричал истошным голосом, пока мать или сестрёнка меня не разбудят.

Прошло 70 лет, как кончилась Великая Отечественная война, но тревожные сны продолжают сниться. Странные, мистические, будто предвестники какой-то беды. Думаю, многие ветераны войны стремительно уходят из жизни не только из-за преклонного возраста и физических недомоганий, но и потому, что не справляются с плохими видениями во сне и несправедливыми событиями наяву.

Постарело уже послевоенное поколение. Казалось бы, пора забыть о прошлом, а нас, фронтовиков, всё ещё спрашивают: как это было? Сначала первоклашки спрашивали: «А сколько ты фрицев подшиб?» Будто те сидели на ветке, а я по ним – из рогатки… Приходилось выкручиваться: «Я же не снайпер, не считал». Спустя годы смутил меня своим вопросом девятиклассник: «А любовь на фронте была?» Я его разочаровал, сказав правду: ни среди санитаров на поле боя, ни в госпиталях, где я лежал с ранениями, девушки мне не встретились. Они-то и были снайперами, а я – автоматчик; они были радистками при штабах, но я-то сидел в окопе. Сейчас ребята своими вопросами порой вызывают недоумение: как это мы воевали без мобильных телефонов, планшетов и прочих умных аксессуаров, да ещё и победили?

В преддверии праздника часто спрашивают, как я узнал о конце войны, какие эмоции пережил 9 мая 1945 года. Мы эту новость узнали от всезнающих связистов. Что тут началось! Вместе с другими солдатами я побежал в ближайший медсанбат, где от радостной вести с коек вскочили даже безногие. От избытка чувств мы похулиганили: выпустили в воздух полсклада сигнальных ракет – был грандиозный салют. Дожившим до Победы трудно было измерить всё её значение, но главное было ясно: спасена Родина, мы живы, открывается дорога для осуществления прерванных планов.

Для меня последние дни войны оказались судьбоносными. В начале мая 1945 года меня вызвали с переднего края (дело было под Кёнигсбергом) в штаб дивизии, в политотдел. Читают анкету военнослужащего: до призыва в армию работал сотрудником районной газеты в Тульской области… Так это же я!

– Нужен корреспондент в редакцию дивизионной газеты, – говорит полковник. – Немедленно отправляйтесь туда.

– Но у меня, – отвечаю, – совсем мало опыта.

– Опыт придёт. Кроме автомата держите под рукой блокнот и карандаш. Вой­не скоро конец, прославьте наших героев!

Так я стал военкором газеты «За Родину» 357-й стрелковой дивизии. Мотался как челнок: из редакции на передовую и обратно. Пешком, на попутной машине, на лошадке, даже на танке. Героев было много, к ним причисляли не только солдат, но и боевую технику, орудия. Мне пришлось написать очерк, например, о гаубице 6476, которая проделала путь от Сталинграда до Восточной Пруссии, сделала 3165 выстрелов, уничтожила 12 пулемётов, сотни гитлеровцев и тем спасла жизни многих советских солдат.

После Победы нашу часть погрузили в железнодорожный эшелон и отправили на Восток. Но до Дальнего, как предполагалось, мы не доехали – свернули на Ближний, на границу с Афганистаном, где было неспокойно. В средней полосе я не боялся марш-броска с полной выкладкой стрелкового снаряжения, а тут раскис от климатических перепадов. Заговорили оставшиеся в теле вражеские осколки. После операции в госпитале мне сказали: «Бери шинель, иди домой». Вместо старой, опалённой у костров шинели выдали отрез на новую, с ним я и вернулся домой. Плохо слушалась раненая правая рука, зато кому-то понравился тембр моего голоса, и я работал диктором на местном радиовещании.

Около десяти лет потребовалось, чтобы наверстать упущенное («украденное войной»): окончить 9 и 10-й классы в школе рабочей молодёжи, Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. После практики в Германии попал в поле зрения тассовских кадровиков, и мне предложили поработать в информационном агентстве. Учитывая, что меня чаще всего посылали в горячие точки Латинской Америки, где к власти приходили военные хунты (Перу, Панама, Чили, Аргентина), я считал себя военкором. Были у меня и другие соблазнительные приглашения, но я оказался однолюбом: около 30 лет оставался в штате агентства, а с учётом сотрудничества с многотиражкой «Тассовец» и общественной работы в Ассоциации ветеранов-журналистов – более полувека.

Нередко вопросы фронтовикам звучат как приговор: почему победители молчат, терпят несправедливость, утешаются парадами и неадекватными подарками? Об этих «нестыковках» мы не раз порывались сказать, но сами же себя одёргивали: «Не надо портить праздник!» Он же принадлежит не только фронтовикам, но и всем остальным, включая малышей в детских колясках. Но сейчас я прихожу к выводу, что фронтовикам надо было громче и решительнее говорить об уроках войны и не терять бдительности от пафоса Победы. В частности, почему мы проигнорировали итоги референдума и не предприняли решительных действий за сохранение СССР?

Было бы совсем не так, ребята,

Не было б развала без войны,

Не стояло б у границы НАТО,

Дани не платили б без вины.

Почему героическими называют только города, почему – не посёлки и деревни? Возможно, бойцу «второстепенного» участка бывало тяжелее, чем кому-то на главном направлении. Лично мне больше всего досталось как раз в бою у безымянной высоты под номером 65: я был ранен и контужен. Мы понесли большие потери, но высоту отвоевали. Сегодня некоторые могут рассуждать: зря старались, высота-то теперь не наша, отошла к отделившейся Прибалтике. Но там была крупная немецкая группировка, которая рвалась к Москве, и мы её задержали на дальних подступах. Значит, не зря.

Каждый раз перед Днём Победы, Днём защитника Отечества рождается идея: дать ветеранам высказаться в СМИ, издать книгу воспоминаний. Но если она и реализовывается, то в виде грандиозного, многостраничного, неподъёмного издания, которое будет стоять под стеклом музея. А нужно-то совсем другое: сделать каждому персональную, авторскую брошюрку. Это будет лучшей наградой фронтовику. Они уходят из жизни на наших глазах. И уносят с собой свою, солдатскую правду о войне, которая послужила бы новым поколениям уроком. Останется только правда маршалов, генералов, политработников, водителей, журналистов и вдов. Это немало, но не вся правда.

Эти воспоминания я обращаю прежде всего к молодым. Разумеется, у них ещё остались вопросы о войне, возможно, самые главные, с их точки зрения. Но и я ещё не всё извлёк из своей памяти. Надеюсь, мы достойно отпразднуем Победу и продолжим наш душевный разговор.

Теги: Великая Отечественная война

Упущенные возможности

Нужна ли была перестройка - реформирование страны, требовалось ли преодолеть инерционные варианты экстенсивного развития, тот комплекс явлений и процессов, что тогда назвали застоем?

Я как обществовед ощущал кожей этот застой и был, как и многие миллионы сограждан, сторонником и перестройки, и её лидеров. Особенно тревожило сонное царство "сусловщины", окостеневшего догматического квазимарксизма, неспособного даже поставить адекватный диагноз болезней общества, не говоря уже о том, чтобы предложить адекватные лекарства и решения.

Помню шок, когда в газете «Правда» с миллионными тогда тиражами читал огромную статью ректора Академии общественных наук, где он клеймил ренегатов из КПСС, апеллируя к[?] образу английского канцлера Томаса Мора, которого Генрих VIII обезглавил якобы за то, что тот «не отрёкся от своих коммунистических убеждений». Для меня, специализировавшегося по истории Анг­лии, шоком была не фактическая ошибка (католика Мора, автора «Утопии» казнили за отказ принести присягу королю, противоречащую его убеждениям, за что он и был канонизирован католической церковью), а то, что этот «косяк», говоря интернет-сленгом, был озвучен ректором главного партийного учебного заведения! А в главной газете страны не нашлось ни одного человека, способного исправить ляп. А это уже системный изъян, а не индикатор образованности партийного идеолога и доктора наук.

Именно низкое качество обществоведения, когда чуть ли не любой поиск, новаторство воспринимались как крамола, подрыв устоев, имело оборотной стороной то, что цели перестройки и реформ нередко формулировались…. ну примерно как у нынешних партий: «за всё хорошее и против всего плохого».

Но если цели сформулированы максимально неконкретно, то, как говорил Сенека, «когда корабль не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным». Цели в такой ситуации легко подменить. А объявленное лечение больного может закончиться убийством. И убийцы потом будут уверять, что больной был неизлечим, обречён, что его прикончили в его же интересах и для его же блага.

Вместо совершенствования буксующей социалистической модели перестройка плавно, почти незаметно переросла в «катастройку», затем в демонтаж «неэффективного» социализма, строительство криминально олигархического капитализма, создаваемого ходорковскими, абрамовичами, березовскими и К. И в криминальную клептократическо-бюрократическую приватизацию.

«Вожди России свой народ во имя чести и морали опять зовут идти вперёд. А где перёд, опять соврали», – саркастично оценил перестройку И. Губерман. Певцы «социализма с человеческим лицом» как-то плавно, быстро и почти незаметно для широкой публики превратились в апологетов «капитализма с вечно опухшей рожей», как ёрничал мой друг политолог Михаил Малютин.

В оценках перестройки преобладают две крайности: либо не надо было её начинать – не буди лихо, пока оно тихо; либо – «совок был обречён». Такая полярность неизбежна для оценки провалившихся или неудачных сложнейших проектов, будь то СССР или «Буран». Мятеж не может кончиться удачей. Думаю, что задачи, вставшие на пути развития страны в середине 80-х, были просто отложены.

Нереализованные возможности демонстрирует современная КНР: где она была в 1985 году и где теперь? Там был Дэн Сяопин, а тамошний ГКЧП не стал колебаться в применении силы в отношении своих «перестройщиков».

Перестройка – это упущенные возможности для решения ключевых и вечных проблем России: реформирования системы отношений между личностью и социумом, властью и управляемыми. Ныне укрепившаяся традиционная матрица «Я начальник, ты дурак» стала бревном на пути не то что системного развития страны, а и просто минимальных улучшений. Без её решения все разговоры про инновации и модернизации будут оборачиваться воровством, коррупцией, начальственной дурью и распилом бюджетов, что мы и видим везде и во всех вариантах.

Ну а связка личных и общественных интересов, над которой бились в СССР, начиная с субботников и кончая бригадными подрядами и «ипатьевскими методами», оказалась вообще уроненной на несколько столетий назад. Фиговый листок мантр про частно-государственное партнёрство в большинстве случаев лишь слабо прикрывает паразитирование на государстве бизнесменов с перекладыванием всех издержек на государство, а всех прибылей и преимуществ – в частный карман.

Эта связка нежизнеспособна. Её импотентность уже не может прикрыть демагогия про конкуренцию, чудесных эффективных собственников и менеджеров. Которые сразу после потери связей с гос­чиновниками или уходом с высоких постов родственников теряют эффективность и оборачиваются либо заурядными жуликами-преступниками, либо нахлебниками на госбюджете, любящими вещать о недопустимости патернализма государства в отношении бюджетников или пенсионеров и о необходимости ухода государства из экономики.

Александр ЮСУПОВСКИЙ ,  кандидат философских наук

Теги: общество , мнение , самосознание

Наука и вера

Знание - это знание, а вера – это всё-таки вера, и вместе им, видимо, не сойтись, если они случайно не сойдутся в лице учёного или верующего.

Наука

Наука – это знание. А знать – значит располагать нечто в последовательности, рассчитывать, вычислять. Наука основана на числовой сущности мира. В ней всякое суждение относительно. Всякое знание требует пересмотра. Науке нужна относительная истина. В вопросе об истине наука расходится с верой, ведь верить – значит верить абсолютно, а знать – значит диссимилировать абсолютное, рассеивать его, распылять. Наука полагает, что жизнь – это числовой процесс. Вера полагает, что жизнь – это не арифметика, не логический процесс, а реальный. Она полагает, что жизнь – это абсурд. Поэтому можно верить и знать, но нельзя знать и верить. Конечно, можно и знать, и верить. Но нельзя знать, чтобы верить.

Вера

Греки и римляне были людьми образованными. Они учились в академиях и лицеях и знали, что есть законы природы и эти законы никому нельзя нарушать. А потом появились христиане, люди Востока, невежественные и тёмные, ибо в академиях они не учились и думали, что у них есть такой Бог, которого, как человека, можно поймать и гвоздями прибить к кресту. Римлянам казалось нелепым называть Богом того, кто смертен. Бог – это Юпитер. Разве мог кто-нибудь из людей арестовать Юпитера, заковать его в наручники, посадить в тюрьму. Юпитер испепелил бы людей, уничтожил мир, ибо он бессмертен и всесилен.

В третьем веке нашей эры жил Тертуллиан. Он был защитником христианства, апологетом. Да, говорил он, Христос распят, но мы этого не стыдимся, хотя это и постыдно. Сын Божий умер, мы верим в это, потому что это нелепо. Погребённый он воскрес. И это верно. Ибо невозможно. То есть греки и римляне открыли горизонты знания, а христиане открыли горизонты веры, которая не нуждается в знании, в ссылке на цепочку причин и следствий, в основаниях. Если я знаю, то я уже не верю. А если верую, то абсурдно. Нельзя верить со ссылкой на такие языковые формулировки, как "потому что", «если, то». Ибо эти ссылки уводят в мир наличного, фактического. А мир реальный всегда относителен, для него есть понятия, метафоры и аллегории. Но нет символов.

Символ

Символ – это не знак. Знак произволен и не зависит от обозначаемого предмета. Символ и символизируемое есть одно и то же. Для того чтобы появился символ, нужна тайна. Но в мире относительного нет тайны. Вернее, она есть, но носит характер языкового секрета, того, что мы знаем, а другие не знают. И мы им его не раскроем.

Онтологическая тайна – встреча абсолютного и относительного. Логически эта встреча невозможна. Ведь для того чтобы встретиться, либо относительное должно перестать быть тем, что оно есть, либо абсолютное. Тем самым сама встреча теряет смысл. Так вот, эта встреча – тайна. Она требует веры, поэтому у веры всегда есть символы и нужно быть верным символу.

Верен тот, кто верит. А тот, кто потерял веру, неверен. Конечно, легче от фактического, наличного потребовать соответствия своему понятию, чем от себя потребовать соответствия символу. Вещи соответствуют своему понятию. А человек соответствует своему символу. Вера и верность не из мира фактического, в котором всё случайно и преходяще. Вера и верность – из мира символического. А символы неизменны, они не подведут. Поэтому не следует искать человека или человеческое среди возможного. Человека нужно искать среди невозможного, ибо человек – это его вера.

С верой связана верность. Но верность нельзя понимать как правильность. Правила губят веру и мысль. Верность нельзя заменить истинностью, ибо истина требует соотношения с вещами, а верность соотносима только с самой собой, с верой. В мире веры простые мысли и твёрдые основания. В современном мире много знания и мало веры. Поэтому в нём преобладают сложные мысли, и человек строит свою жизнь на зыбких основаниях.

Вера слепа, но не потому, что она не видит. А потому, что она видит видения, для которых нет никаких оснований. Если для веры есть основания, то она становится разумной, знающей. Знающая вера перестаёт быть верой. Знание и вера несовместимы. Одно ведёт к поиску причин, к логике. Другое – к невозможному.

О разуме

За последнее время в философии радикально поменялось отношение к разуму. Суть этих изменений можно выразить так: быть разумным – значит не покидать природу, быть реактивным, послушным природе, то есть быть адекватно реагирующим на изменения среды. Природа разумна, но человек безумен, потому что он непослушен, являясь причиной реальности объектов своих представлений. Он воображает, то есть смотрит на мир со стороны сознания. Для него призрак так же реален, как и вещь.

Быть разумным – не значит быть мыслящим, а быть мыслящим – не значит быть разумным. Разумный человек лишает себя видений. Его отношение к миру не опосредовано отношением к самому себе. Ему определено быть animal rationale. Сегодня быть разумным – значит быть бюрократом расхожих ценностей.

Мыслящий человек – это человек грезящий, человек, к которому приходят видения. Его отношение к миру опосредовано отношением к самому себе. Он ищет истину, как ищут Бога. Люди, которые отказались от возможности веровать, уже не могут искать Бога, ибо искать его – это дело безумцев. Эти люди стали слишком разумными. «Они, – говорит Хайдеггер, – больше не могут искать, потому что перестали думать». И далее он говорит: «Мышление начнётся тогда, когда мы постигнем, что возвеличивавшийся веками разум – это наиупрямейший супостат мышления». Иными словами, мысль законодательствует не тогда, когда она покоряется разуму, но тогда, когда она, по словам Делеза, мыслит наперекор разуму.

Теги: общество , мнение , самосознание

В одуванчиковой долине

Литературный актив Сахалинской области зарождался после освобождения в августе 1945 года его южной части и Курильских островов, когда сюда устремились землепроходцы из разных областей и краёв Советского Союза.

В июле 1967 года состоялось учредительное собрание писателей области при участии руководителей правления Союза писателей РСФСР во главе с Л.С. Соболевым, избравшее ответственным секретарём писательской организации И.Е. Белоусова. В 1988 году его сменил на этом посту Н.А. Тарасов, который возглавляет Сахалинское отделение Союза писателей России и в настоящее время.

Произведения сахалинских писателей выходили в центральных книжных издательствах, печатались в ведущих "толстых" журналах, входили в антологии. В разные годы на Сахалине творили известные всей стране прозаики и поэты: Николай Максимов, Анатолий Тоболяк, Олег Кузнецов, Михаил Финнов, Валентин Богданов, Иван Белоусов, Евгений Лебков, Борис Репин и другие писатели.

Владимир САНГИ

Тыми

Тыми, Тыми -

Ты древняя река,

Ты – нивхская река

От устья до истока.

От одного с тобой мы

Родника

Берём начало,

Словно два потока.

Едины мы,

И ощущаю я

Твоё родство

На каждом перекате.

Ты – дедушка,

Ты – бабушка моя!

И я дитя ведь

Твоего дитяти.

Мне всех понятней –

Говор волн твоих.

Прекрасен облик твой

В тумане зыбком.

Ты улыбнёшься –

Радость на двоих.

Иду я, осенён

Твоей улыбкой.

Высматривая путь себе,

Иду.

В раздумьях о тебе

Мой путь изведан.

Одолеваю далей череду,

В любых краях

Тебе, как прежде, предан!

Тыми, Тыми,

О, древняя река!

Меня прими – вернулся издалёка.

От одного с тобой мы

Родника

Берём начало, словно два потока.

Перевод Николая ТАРАСОВА

Николай ТАРАСОВ

* * *

Анюте

Как дальше быть, 

с кем дальше плыть – 

Не стоит и гадать. 

С волками жить – по-волчьи выть, 

С цветами – лепетать. 

Ты рассмеёшься – словно вдруг 

Рассыплешь лепестки. 

И расцветает всё вокруг 

Совсем не по-людски. 

Ты промолчишь – и нечем крыть, 

Хоть был ответ готов. 

С цветами надо говорить 

На языке цветов. 

Закручен в небо вьюги вой. 

Но даже сквозь него 

Я различаю лепет твой, 

И – счастлив оттого. 

Владимир СЕМЕНЧИК

* * *

Качает ветер лодочку 

На ласковой волне. 

Как весело под водочку 

Плывётся нынче мне! 

Как здорово под водочку 

И под бакланий ор 

Ловить треску-селёдочку 

И рыбу пинагор! 

Залив дрожит и светится, 

Вдали блестит причал. 

Земля, возможно, вертится, 

Но я – не замечал. 

Земля, быть может, круглая – 

Да плоская вода[?] 

Вы спросите: умру ли я? 

Да что вы! Никогда! 

Пока плыву на лодочке 

В неведомый простор. 

Пока клюёт селёдочка 

И рыба пинагор, 

Пока хохочет солнышко 

И прыгает волна 

И лижет лодку в донышко 

Така-ая глубина! 

Северная элегия

Дикий ветер рыскает во фьордах, 

тычется в просветы между скал, 

а на их замшелых, битых мордах 

то улыбка брезжит, то оскал. 

Облачко, упавшее с востока, 

словно флаг на шпиле маяка. 

Маяку теперь не одиноко 

на твоём краю материка. 

Ты стоишь, где дымом пахнет вереск, 

где виднее первая звезда. 

Ты поёшь о том, во что не веришь 

и чему не сбыться никогда. 

Дикий ветер в космос улетает, 

вырывая вереск из земли, 

флаг над маяком дрожит и тает, 

и бегут на запад корабли. 

Почему горит твоё сердечко, 

и над кем в ночи парит ладонь, 

знает только тающая свечка 

да снежок, летящий на огонь. 

Анна САФОНОВА

* * *

Чем пахнет кожа ребёнка?

Мёдом и молоком…

Благоухает зелёнка

Над беззащитным пупком.

Девчонки пахнут клубникой,

Пыльцою солнечной и

Патокой, вербой дикой

Проклюнувшейся любви.

А женщины пахнут странно,

Запахи их резки.

Как будто цветки герани

Слетают с твоей руки.

Лишь старость покоем дышит.

По истечении лет –

Любое дыханье слышит,

Свой источая свет.

* * *

Ты мне напомнила одну

Подсмотренную мной весну.

Девичий профиль той весны

Срисован с веточки сосны,

Упавшей поперёк ручья…

Картина, стало быть, ничья.

Но ради малой правоты

Я подпишу, что автор – ты.

Чтоб среди мшистых рваных скал

Тебя луч солнца отыскал,

Чтоб выучить земля могла,

Какою юной ты была.

Растаяв, слепленный снежок

Ручьём бежит у самых ног.

И, вторя скрипнувшей сосне,

Я радуюсь твоей весне!

Роман ХЕ

Древний сосуд

Археологи,

вы ищете древние сосуды?

Вот они –

две ладони человека, сложенные

в сосуд,

черпающие дрожащую воду,

чтобы поднести

к жаждущим устам!

Это случилось задолго до того,

как гончар сделал кувшин –

слепок человеческих ладоней.

Всё живое лакало воду,

уткнув морды в озеро,

а дикарь-человек

пил

с ладони.

Кораллы

В глубине человеческого тела –

белые кораллы.

Никем не воспетые доныне

белые кораллы.

Когда отшумит жизнь человека,

испарится пеной морской,

в чёрной земле, как на дне океана,

будут белеть,

будут гудеть

священные останки –

кораллы.

Вадим ГОРБУНОВ

* * *

А в Южном опять начинается снег.

А месяц опять называется май.

И снова приятель задумал побег

В какой-нибудь более искренний край.

И что тут поделать – всем хочется в рай,

И вдоволь уже мы наелись снегов.

И очень, конечно, обидно за май,

Который в руках непогодных богов.

И снова ему промолчу я в ответ –

К чему продолжать надоевший сюжет?

Не то чтобы он не набрал на билет,

Да дело давно не в билетах уже...

* * *

Застывший жир тушёных банок

Напоминает иногда

Не наших пьянок и гулянок

Непревзойдённые года.

А волны ржавого простора, –

Головоломная тайга, –

Лишь пару суток по которой,

И ты – у чёрта на рогах

Паришь в холодном полусвете,

Все линии судьбы – в руке,

Ещё ты жив, ещё ты – светел,

И всё, что надо, – в рюкзаке.

Владимир ПЛОТНИКОВ

Счастливый человек

Морозец щиплет колко,

Слепит-искрится снег.

Стоит в лесу под ёлкой

Счастливый человек.

Видать, что не воитель.

Задумчив и смирён.

Как в светлую обитель

Ступил нежданно он.

Блаженно взгляд блуждает.

Наверное, сейчас

Он чуда ожидает,

Не замечая вас.

Тихонько дальше двину,

И знаю, что вовек

Мне не ударит в спину

Вот этот человек. 

Ольга АСЕЕВА

* * *

С возвышенья пляж, как на ладони, 

Скалы по краям, как часовые. 

По песку неспешно бродят кони 

Рыжие, соловые, гнедые. 

Им солёный ветер треплет гривы, 

В ноздри ударяет запах йода. 

Кони спят на полосе отлива 

Или пробуют копытом воду. 

Вечереет. На ресницах рыжих 

Оседают капельки тумана. 

Кони к берегу подходят ближе 

И вдыхают запах океана. 

Рыбаки закидывают сети, 

В устье косяком идёт горбуша. 

Кони нюхают солёный ветер, 

Фыркают и прижимают уши. 

Вдалеке на отмели тюлени, 

Спящих, море их слегка качает. 

Свет вечерний. Вырастают тени 

Рыбаков, коней, примолкших чаек... 

В позолоте океан и небо! 

Но закат торжественен и краток. 

Рыбаки сворачивают невод, 

Кони возвращаются в распадок.  

Владимир ГУБИН

Удалянчи

Ты далече? Да я в Удалянчи –

полечить заболевшие пальцы,

и в душе обнаружилась течь…

Семь часов из Харбина на север

совершенно отсутствовал сервис,

но включился автобусный сервер,

щебетала китайская речь.

В хмурые мысли вплетался

звукоиероглиф китайца,

и зарубцовывал ранки

словоелей китаянки.

Доктор Лэй поучал в Удалянчи:

где не падаешь – не ударяйся,

но из путаниц выйди на путь.

Даже если окажешься болен,

не показывай мелких пробоин

от нелепых житейских разборок,

повинуйся велениям сутр.

От суеты удаляться

и ничему не дивиться.

Что не дано в Удалянчи,

не удалось и да Винчи…

Так и жить бы, в китаях скитаясь,

постигая чужую ментальность

по модальности – ян или инь.

Отделяя от плевел орехи,

в Удалянчи бы ехать и ехать,

оставляя зарубки и вехи,

а на карте искать Сахалин.

Чтобы услышать в итоге

ямбы на ямах дороги…

Нет в Удалянчи иной,

кроме дороги домой. 

Сергей ЯН

* * *

Я знаю – время наступит,

Когда сны и мечты те,

Что у нас не сбылись,

На землю прольются дождём

И цветами взойдут.

Вся земля расцветёт,

Облака грозовые растают.

Счастливые люди и звёзды

Сольются в сиянии вечном.

* * *

Я пришёл из другого века

И теперь, как последний мамонт,

Печально смотрю на звёзды.

Зову, но меня не слышат,

И снежинки на мне не тают.

* * *

Последний день уходящей жизни,

Светлая тень улетающей птицы –

Не за что ухватиться.

Лица, лица…

Раскаяться, помолиться,

Истово, безмолвно,

Не зная кому,

Не боясь ошибиться.

Сопки в тумане пахнут снегами –

Кончается лето.

Было что или не было – неважно,

Правильно или нет – не знаю.

Улетаю…

Теги: современная поэзия

Главы из повести «Мама, папа и китайцы»

Ирина ЛЕВИТЕС

Хрущёв и ватные ноги

Лежу на диване и думаю. Читать нельзя, шевелиться тоже. Разбужу шестимесячного сына. Он молчит, когда спит. А спит, когда я лежу рядом. О, блаженная тишина! Муж на работе, дочь в школе.

Смотрю в потолок. По нему плывут лёгкие перистые облака, сгущаются в кучевые, а потом становятся чёрными, грозовыми. Кажется, мы горим. Вскакиваю, бегу к входной двери и распахиваю её. Вот этого делать не стоило. Врываются непрошеные клубы зловонного дыма. Захлопываю дверь и прислоняюсь к стене. Ноги не держат. Так. "Спокойствие, только спокойствие", - как говорил мой любимый литературный герой. Без паники. Будем спасать ребёнка. Я в трудные минуты превращаюсь в бесформенную массу, не способную думать и шевелиться. Поэтому изо всех сил заставляю себя мобилизоваться. Действовать решительно, как показывают в кино.

Срываю с петель дверцу шкафа, аккуратно ставлю рядом, а не бросаю на пол. Уже могу собой гордиться. Достаю одеяло, раскидываю на полу. Закатываю сына, как рулет, и выношу на балкон. Холодно, но в комнату возвращаться нельзя. Там неизвестно что. А тут нас спасут. Приедет пожарная машина, завывая сиреной, выдвинет лестницу до самого пятого этажа, и бравый молодец возьмёт ребёнка в надёжные руки. А сын даже не проснулся. Дрыхнет, как ни в чём не бывало. И чего он полгода голову морочил?

Никакой красной машины нет. Зато есть соседка. Кричит снизу:

– Чего стоишь? Уже всё потушили!

– Что случилось?

– В коляску бычок кинули, хулиганьё проклятое! Домой иди, простудишься!

Вечером рассказываю маме про наши дневные приключения. Узнав, что я собиралась швырять ребёнка на соседний балкон, она всплёскивает руками:

– Ты социально опасный элемент! Как ты до этого додумалась?

– Я не додумалась. Вообще думать не могла. И ноги стали ватные[?]

– Как можно быть такой размазнёй? Что значит «ватные ноги»? – сердится мама.

А я сижу в кухне на табуретке, запрокинув голову назад. Неудобно, но терплю. Мама заплетает косу. Надо быть красивой, потому что скоро придёт папа и возьмёт меня оцеплять Хрущёва. Папины матросы уже стоят в строю, чтобы Хрущёв не убежал. Потому что все хотят на него посмотреть.

– На палубе матгосы

Кугили папигосы,

А бедный Чагли Чаплин

Окугки подбигал…

– Не качайся на табуретке. Упадёшь, – мама дёргает волосы расчёской.

– А Хгущёв великан? Такой с усами и богодой? Как Кагабас-Багабас?

– Что за глупости? Маленький, толстый, лысый. Да не вертись же! – спохватывается мама.

Она так всегда делает, если скажет что-нибудь не детское. Сразу про другое начинает. Я не верчусь. Я пою:

– Я усики не бгею,

Большой живот имею,

Хожу по гестоганам

И лажу по кагманам…

Мама поворачивается к столу, чтобы взять ленту, и я лечу с табуретки. Прямо подбородком на железный штырь. Он торчит из дверцы подпола. Мои руки и нарядное вышитое платье становятся красными. Мама медленно садится рядом на пол и смотрит. Её огромные карие глаза становятся ещё больше, а лицо белое, как извёстка.

Папа кричит с порога:

– Давай бинт! Где у нас зелёнка? Чего расселась?

– Не могу… Ноги ватные… – еле слышно шелестит мама.

Папа хватает полотенце, прижимает к моему подбородку. Накидывает на меня одеяло, потому что осень, а одеваться некогда. Берёт на руки и несёт в больницу. «Скорая» всё равно не приедет. Автомат на углу трубку потерял, и улицы перекрыты. Папа быстро бегает. Золотые листья шуршат и испуганно разлетаются. Клёны расступаются, отводят в стороны ветки. Далеко внизу ползёт по дороге чёрный блестящий жук без спины, в нём катается лысый человечек. Вдоль обочин колышутся толпы, выплёскиваются на крыши и деревья. Им плохо видно. А нам видно хорошо. Только мы обгоняем. Папа бежит быстрее, чем жук. Его парадный белый китель покрывается красными пятнами.

Мне ни капельки не страшно. У меня ещё всё впереди. За тысячи километров, в украинском селе, лежит в люльке под калиной мой шестимесячный муж, смотрит на красные ягоды и смеётся.

Паруса, моря и рестораны

Ужин задерживали. Официанты выносили столы на газон. Скатерти трепетали под порывами морского ветра, хотели превратиться в белые паруса. Метрдотель прихлопывал их светильниками, но они по-прежнему норовили взлететь и окончательно смирялись, придавленные посудой. Постояльцы, оттеснённые от кормушки шведского стола, возмущались. Но хозяин отеля решил устроить фольклорный вечер на свежем воздухе и устроил. Артисты в национальных костюмах запели о крестьянине и ослике. Наверное. Мы по-гречески не понимаем. Но всё равно казалось, ослик цок-цок копытцами по каменистой тропке, солнце прячется за дымчатые горы, крестьянин торопится к молодой жене и нехитрому ужину: брынзе, зелени, красному вину… Кажется, мы проголодались.

Солнце, как в песне, скатилось за горную гряду, невидимое море устало вздыхало, цикады завели монотонное стрекотание. Вознаграждением за терпение стали креветки. Чахлые, средиземноморские, жалкое подобие наших, выловленных в Буссе, но всё равно креветки. Мы с мужем набрали, сколько на тарелки поместилось. Соскучились.

За соседним столиком сидели чопорные иностранцы. Прислушались: немцы. Фрау деликатно препарировала ножом и вилкой крошечный деликатес. Долго с ним сражалась, но не победила. Посмотрела в нашу сторону и изумилась. Ещё бы! Над тарелками возвышались лёгкие груды пустых коралловых панцирей. В её взгляде сквозил немой вопрос: «Но как! ?» Я пожала плечами. Как-как? Просто. Безо всяких ножичков-вилочек. К чему ненужные церемонии? Я в ресторанах, как дома. Давно начала. Ещё во Владивостоке.

Владивосток – огромный. В нём длинные скрипучие половицы, подоконник, до которого никогда в жизни не дотянуться, и высоченный потолок. По нему кручёными змейками бегут провода, а в них ток.

Во Владивостоке часто идёт дождь. Даже когда зима. Мама подставляет вёдра и тазы. Дождь роняет тяжёлые капли, но промахивается и просачивается ручейками в щели. Ток не любит дождь. Он сердито плюётся искрами и трещит.

На подоконнике алоэ растопыривает мясистые колючие листья. Если сломать – будет горький сок. Соком лечат горло и всякие царапины. Во Владивостоке ещё много интересного: этажерка с книгами и будильником, тахта чтобы прыгать, зеркальный шкаф. Только его не разрешают открывать, я в нём один раз потерялась. Сначала спряталась, а потом нечаянно уснула и потерялась.

Во Владивостоке очень холодно. Мама сказала сидеть в кроватке под одеялом, пока она печку затопит. И ушла в сарай. В кроватке скучно, но не очень. Через верёвочную сетку Владивосток получается в клеточку. У меня есть секрет. Трещины на белёной стене нарисовали смешного человечка. Если долго смотреть через сетку, получается, что он в кроватке, а я – нет. Грох! Ой… Это мама принесла дрова. Кутается в старое пальто, дует на пальцы.

– Замёрзла, Булочка? – весело спрашивает мама. – Потерпи, скоро согреемся.

Она выгребает совком вчерашнюю золу из печки и сыплет её в ведро. Зола пыхает чёрными облачками. Комкает газету, чтобы дрова загорелись. Но дрова маму не очень-то слушаются: вместо пламени пускают сизый дым. От него щиплет глаза и человечка на стене почти не видно. Наконец печке надоедает капризничать, и она помогает огню прыгать по поленьям. Мама ставит бак, наливает ковшичком воду из вёдер. Это будет стирка. Печка большая, даже хватает места для чайника. Его нужно долго ждать.

Вода кончилась, а мне нельзя оставаться с печкой. Мама зовёт Хозяйку со мной посидеть, пока она пойдёт на колонку далеко.

– Слушай, чего она такая синяя? – жалостно смотрит на меня Хозяйка.

– Булка? Да вроде не очень…

– Булка! Да это сухарик какой-то! – возмущается Хозяйка. – Ты её совсем заморила.

– Ничего не заморила. Ей тут не климат, – оправдывается мама.

Ага, не климат. И никто меня не морит. Хозяйка ничего не знает и говорит. А в Киеве нет никакого климата. Там никто сухариком не обзывается.

Зато во Владивостоке есть море. Я его сделала сама. Нечаянно. Мама постирала и понесла бельё на улицу, а корыто на двух табуретках осталось. Кукла захотела купаться – и вот.

– Боже мой! – всплеснула руками мама, и я снова оказалась в кроватке.

Папа пришёл, когда никакого моря уже не было. Ужина тоже.

– Совесть у тебя есть? – спросил папа. – Опять читала всякую муру?

– Естественно, – согласилась мама.

– Она не читала! Всякая муга упала в моге, – вступилась я за маму.

Но папа сильно сердится. Непонятно почему. Должен понимать про море. Потому что он моряк. Военный. У него даже кортик есть, золотой. Только его прячут. Папа распахивает форточку и достаёт авоську, там соль и кулёк с пшеном.

– Трудно было хоть кашу сварить? Ну ты даёшь!

– Так проводку замкнуло. И дрова сырые…

– Керосинка есть!

– Керосина нет!

– Безрукая! Избаловали тебя в Киеве!

– Надоело говорить, и спорить,

И любить усталые глаза… – поёт мама, гордо вскинув голову.

– В флибустьегском дальнем синем моге

Бгигантина поднимает пагус… – радуюсь я.

– Трудно было за весь день оторваться от книжки? – кричит папа.

– Капитан, обветренный, как скалы,

Вышел в море, не дождавшись нас, – мама тоже кричит.

– На пгощанье поднимай бокалы

Золотого кгепкого вина.

– Эгоистка несчастная! – перекрикивает папа.

– Пьём за яростных, за непокорных,

За презревших грошевой уют! – мамины глаза сверкают.

– Вьётся по ветгу «весёлый годжег»,

Люди Флинта песенку поют.

Папа впихивает меня в пальто, нахлобучивает шапку, подхватывает на руки и выбегает из дому.

– Куда ты её поволок? – мама в одном платье бежит следом.

– В ресторан! – огрызается папа и мчится вниз по склону сопки.

– Мама! Идём с нами в гыстоган! – кричу, подпрыгивая у папы на руках.

Но мама никуда не идёт, а смотрит нам вслед и становится всё меньше там, на вершине сопки.

Внизу Золотой Рог баюкает корабли у причалов, но они не спят, а зажигают огни на мачтах. Паруса ловят ветер и уносят фрегаты на простор.

…И в беде, и в радости, и в горе

Только чуточку прикрой глаза, –

В флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса.

Теги: Современная проза

Под дубом

Анатолий ОРЛОВ

После затяжного ненастья - большое солнце.

Лёгкий ветерок с металлическим шуршанием перекатывает с места на место жёсткие листья дуба.

Парит пропитанная влагой подстилка из прошлогодней травы.

Лёгкая дымка стоит над пологом просыпающегося от зимней спячки леса.

Перед входом в норку, замаскированную ажурным сплетением кореньев, охорашивается старая мышь: "Перезимовала[?]"

Забыв обо всём на свете, на колючем кусту шиповника, свернувшись в большой радужный ком, дремлет сойка.

Шевелятся на ветру, как водоросли под ударами морской волны, линяющие клочья шерсти на некогда роскошной шубе соболя, блаженно растянувшегося на корявом суку старой берёзы.

Вдруг с шумом обрушивается подтаявший пласт грунта на песчаном оползне. Мирная идиллия нарушена.

Любопытство берёт верх над инстинктом самосохранения: что там?

Блестящий жёлудь, скрытый до этого под шершавыми листьями дуба, маняще поблёскивает на солнечном песке. Старая мышь пробует на зуб подарок судьбы.

Над ней зависает серая тень сойки...

От судьбы не уйти – и старая мышь бьётся в клюве птицы...

У этой драмы могло быть продолжение: для соболя нет желанней добычи, чем сойка. Уж очень не любит он эту доносчицу.

Но весеннее солнце всё жарче и жарче... И нет сил даже открыть глаза, не то что делать какие-то движения. Линяющий соболь так и остался на суку у старой берёзы...

Пройдёт какое-то время, и из надкушенного мышью жёлудя пробьётся молодой росток.

И на месте лесной драмы зашумит первыми листочками ещё одно молодое деревце.

Ночёвка с медведем

Как-то мой приятель говорит:

– Вот ты всё о птичках да зверушках пишешь. Попробуй проверь тебя. Всё равно соврёшь. А если врать, то врать по-крупному. Написал бы, как в тайге с медведем под ручку ходишь или что-то в этом духе.

– Можно и про медведя, – отвечаю миролюбиво, – как-никак в грозу в одной берлоге ночевали.

– Ну ты даёшь! – буквально взвизгнул приятель. – Сочиняешь прямо на ходу.

А я не сочинял.

– ...Тушили мы пожар в урочище Пиленга. Есть такое на Сахалине.

Вечером выбросил нас вертолёт в пойме речушки рядом с пожарищем и улетел.

А мы обустраиваться начали. Не один день в тайге жить придётся!

Пригляделся мне ильм на окраине стана. Толстый. В два обхвата. С изгибом колено­образным. И с огромным открытым дуплом в колене.

Ну чем не комната для ночлега?

Вытряхнул из дупла осыпавшиеся гнилушки.

Вытащил спальный мешок. Тихо. Сухо. Лучше ночлега и не придумаешь.

А ребята всё знай шалаш строят.

– Я вам не помощник, – смеюсь. – Я для себя берлогу нашёл.

Сказал, как в воду глядел.

Ночью ливень начался, с грозой, что на Сахалине редкость.

Деревья шумят.

Пыхтенье какое-то рядом. Треск сучьев.

Страшно, но ничего, уснул.

Проснулся чуть свет. От тишины и сырости…

В дупле полумрак. В боку от неудобной позы покалывает. С трудом на другой бок повернулся. Потянулся, косточки размял. Прокашлялся.

И вдруг... затрещало вокруг меня. Заломало.

Как на пружине, из дупла вместе со спальником вылетел.

Смотрю, а рядом с дуплом трава выкатана.

И атрибуты медвежьего испуга дымятся.

Видно, это дерево не только я, но и медведь облюбовал. И причём давно.

А я хозяйское место занял.

И ему, хозяину, рядом под деревом ночевать пришлось.

Интеллигент! Постеснялся гостя тревожить.

...Досыпать в дупло я уже не полез.

Сгрёб в охапку свой спальник и – к ребятам в шалаш: пустите, пожалуйста.

Больше от коллектива отрываться не буду.

Четвероногие сеятели

В разгар зимы, когда столбик термометра неожиданно поднялся до нуля, проснулись еноты*. Перед февральскими холодами самое время пополнить запасы жира.

Покинув нехитрое убежище под корнями вывороченной ели, мохнатые коротконожки сразу протропили дорожку к пойме реки: зимой вся жизнь лесная только у неё, кормилицы, теплится. А значит, и енотам найдётся чем поживиться. Звери они всеядные.

Только попробуй разыщи эту жизнь под толщей снега и льда... Мыши лишний раз вылезти на поверхность не хотят. Лягушки под слоем ила и гальки где-то на дне речном спят. Правда, выдра натропила дорожки у продушин речных. Но после неё особо не поживишься: горки замёрзших рыбьих потрошков на льду хватит лишь червячка заморить.

Зато на пригорке призывно горит оранжевое пятно мёрзлого шиповника. Не успела крылатая мелочь его распотрошить. Вот и «семафорит» шиповник оранжевым неоном о помощи попавшим в беду лесным обитателям: налетайте кто голоден... Всем хватит.

На эту ягоду еноты-бедолаги ещё по осени глаз положили. Только попробуй достань её из колючего сплетения... А теперь шипы «ежи» под снегом. На поверхности только тонкие веточки с оранжевыми колокольчиками, которые со смаком обкусывают глазастые красавцы.

Но вот уже и время прощаться с колючей столовой. Шагают вразвалочку с разбухшими, как барабан, желудками еноты обратно к своему убежищу. Шагают не спеша, след в след. Дорогу метят непереварившимся шиповником. А в каждой метке – не один десяток семян, которые всхожести не потеряли и после пребывания в желудках енотов. А значит, на каждой метке через год-другой обязательно новый кустик шиповника вырастет...

_____________________

* Еноты – так на Сахалине называют енотовидных собак.

Переполох

Под мартовским солнцем снежный ком дрогнул. А лёгкий ветерок завершил начатую работу.

Снежная глыба, шурша по веткам, устремилась вниз, увлекая за собой большие и малые снежки, запутавшиеся в суковатой кроне дерева.

Снежное облако серебряной пылью окутало ёлку.

...Вскоре пыль осела.

Ель расправила крону.

Но по крутому склону, наматывая на себя, как вату, снежное покрывало, всё ещё продолжали катиться на глазах увеличивающиеся в размерах ёлочные снежки.

Шумный снегопад застал таёжных обитателей врасплох. После скромных завтраков они расслабленно дремали в своих укрытиях.

И вдруг такой переполох. Дробным боем застучали беличьи лапы по промёрзшим стволам елей.

Тревога!

Тревога!

Тревога!

Испуганно поднялась в воздух стайка синиц, только что ковыряющихся в сухих стебельках лесного высокотравья.

Заяц в спешке покинул лёжку. Снежный ком прокатился буквально рядом.

А вдруг!

А что вдруг?

Ведь ничего страшного не случилось. Просто с разлапистой ели свалился снежный ком.

Вот и всё...

Теги: Современная проза

По Красной площади вместе с героями

Фото: ИТАР-ТАСС

В "Бессмертный полк", формируемый в Москве, записано уже 110 тысяч участников Великой Отечественной войны.

Каких-то два-три года назад почти никто не знал о гражданской инициативе под названием «Бессмертный полк», а сегодня движение по увековечиванию памяти о солдатах Великой Отечественной охватило сотни городов России и зарубежья.

Летопись «Бессмертного полка» берёт начало в городе Томске в 2012 году, когда местные журналисты выступили с инициативой: пусть те фронтовики, которые не могут прийти на парад, присутствуют на нём хотя бы в виде портретов, которые понесут их потомки. В первом шествии «Бессмертного полка» приняли участие шесть тысяч томичей. Лозунг организаторов: «Вставай, страна огромная!» – поддержали десятки городов России, и спустя два года, 9 Мая 2014-го, с чёрно-белыми портретами родных и близких прошли колоннами более полумиллиона человек . Санкт-Петербург и Барнаул, Тула и Новосибирск, Екатеринбург и Пермь – в том же году Министерство юстиции РФ зарегистрировало межрегио­нальное историко-патриотическое движение «Бессмертный полк». Сегодня координаторы полка ведут подготовку к юбилею Великой Победы в 600 населённых пунктах России, Украины, Казахстана, Кыргызстана, Эстонии, Республики Беларусь, Монголии, Израиля, Норвегии и США.

«Главное условие участия в мероприятии – это внутренняя потребность почтить память наших солдат, которые завещали нам страну, – объясняет Николай Земцов, координатор региональной патриотической общественной организации «Бессмертный полк – Москва». – Даже если нет транспаранта-фотографии, – мы хотим, чтобы этот праздник был общим». Земцов добавил, что целью проекта является формирование на официальном сайте moypolk.ru базы данных об участниках войны.

В этом году столичные власти приняли особые меры для расширения рядов «Бессмертного полка». Уже в начале февраля во всех столичных центрах госуслуг (в Новой Москве – в мобильных офисах) открылись приёмные по сбору информации для проекта. По словам Елены Громовой, директора столичных центров предоставления государственных услуг, многофункциональные центры подключились к этой акции, чтобы дать москвичам дополнительную возможность узнать о предстоящем мероприятии. «Эта услуга очень востребована: каждый день по несколько человек приходят получить информацию либо отсканировать фотографию. Наша задача – помочь людям, которые не могут зайти на сайт, которым проще прийти в МФЦ и всё выяснить. Надо собрать все сведения, которые хранятся в семьях ветеранов, в единую архивную базу данных, и сохранить», – уверена Елена Геннадьевна.

К проекту активно подключилось подрастающее поколение: штаб «Бессмертного полка» призвал школьников присылать сочинения на тему «Война в истории моей семьи», объявил конкурс рисунка «Победа детскими глазами». Москвичи приносят в центр госуслуг фотографии и письма с фронта, делятся воспоминаниями о своих дедах и прадедах. Все документы сканируют и возвращают владельцу; при желании каждый заявитель может получить увеличенный портрет ветерана, с которым пойдёт 9 Мая на «народный» парад.

Ещё один способ стать участником проекта – увековечить память о герое Великой Отечественной войны на сайте polkmoskva.ru, созданном ОАО «Электронная Москва». Заместитель генерального директора этой компании Дмитрий Чернов сетует: «Молодое поколение сейчас глубоко в интернете, а источники информации – очень старенькие и от молодёжи слишком далеки. Хочется соединить тех, кто помнит, и тех, кто может занести сведения на сайт. Это не одноразовый проект: мы делаем канал с общественниками, чтобы обогащать информацию. Чтобы этот проект жил столько, сколько живёт человеческая память, то есть вечно».

Безусловно, не будет забыт ни один из ныне здравствующих ветеранов. «Они не могут принимать участие в мероприятиях: сегодня самому молодому фронтовику около 90 лет. Все получат поздравления мэра Москвы с 70-летием Победы и материальные вознаграждения; 140 тысяч человек наградят медалями от президента РФ», – по­обещал председатель столичного Комитета общественных связей Александр Чистяков.

Сбор участников и формирование колонн «Бессмертного полка» для шествия по Красной площади состоится 9 мая 2015 года в 14.00 на Тверской улице, в районе Пушкинской площади.

Теги: Великая Отечественная война

Чисто и прозрачно

По эффективности и информационной открытости московскую программу капитального ремонта многоквартирных домов можно назвать образцовой.

С 1 июля 2015 года в столице вводится новая система организации и финансирования капитального ремонта. Ноу-хау создано в рамках долгосрочной региональной программы капремонта общего имущества в многоквартирных домах, принятой правительством Москвы. Согласно этому документу, в ближайшие 30 лет предстоит привести в порядок около 32 тысяч жилых домов, в первую очередь - пятиэтажки, здания довоенной постройки и дома, сооружённые в 1957–1968 годах. За сбор необходимых средств отвечает Фонд капитального ремонта многоквартирных домов города Москвы, учреждённый в прошлом месяце. По словам генерального директора фонда Артура Кескинова, в первые два года реализации региональной программы (2015–2016) планируется отремонтировать 1945 домов общей площадью 9,2 миллиона квадратных метров и заменить 6,2 тысячи лифтов.

Деньги на капремонт будут накапливаться из взносов, которые горожане начнут выплачивать с 1 июля 2015 года. По решению мэра Собянина, их минимальный размер составит 15 рублей за 1 квадратный метр площади в месяц; в дальнейшем сумма будет ежегодно корректироваться.

На общем собрании собственников жилья москвичам предстоит проголосовать за один из двух способов накопления взносов: на специальном счёте дома или на счёте единого регионального оператора – столичного Фонда капитального ремонта. Власти позаботились о том, чтобы помочь гражданам сделать выбор.

Во-первых, на портале "Активный гражданин" регулярно проводятся опросы. «Мнение москвичей очень важно для нас, – заверил Артур Кескинов. – Жителям, проявившим наиболее активное участие в опросе, будет оказана всесторонняя помощь в открытии спецсчёта дома для накопления средств на капитальный ремонт». Во-вторых, в управах всех районов города созданы информационные комнаты, где москвичи могут узнать о программе капремонта и получить пакет документов, необходимых для проведения собраний собственников и открытия спецсчёта своего дома. В-третьих, столичные власти оказывают методическую и организационно-техническую поддержку в организации и проведении встреч с жителями, посвящённых накоплению средств на спецсчетах. Кроме того, для удобства москвичей работает горячая линия по вопросам региональной программы капремонта: 8 (495) 539-37-87, а также онлайн-сервис Департамента капитального ремонта города Москвы: repair.mos.ru, где можно узнать о сроках проведения ремонта в конкретном доме. «Любой житель столицы может зайти на сайт Департамента капремонта, ввести свой адрес и узнать, в какие сроки его дом будет отремонтирован, какие виды работ запланированы, – комментирует Александр Козлов, руководитель проекта «Школа грамотного потребителя». – Очень удобный сервис – всё сделано для того, чтобы москвичи осознали реальную открытость и доступность программы».

Руководство Фонда капитального ремонта считает своей ключевой задачей отбор подрядных организаций для выполнения необходимых работ. Посредников, фирмы-однодневки и других недобросовестных поставщиков просят не беспокоиться: каждого участника открытого конкурса ждёт процедура предварительного отбора. Лицензия на проведение строительных работ, необходимый штат квалифицированных сотрудников, трёхлетний опыт капитального ремонта, отсутствие налоговой задолженности за прошедший год и контрактов, расторгнутых по вине подрядчика в последние три года, – жёсткие правила отбора, утверждённые столичным правительством, не только обеспечат качество ремонтных работ, но и гарантируют москвичам безопасность.

Прямая речь

Евгения Юнисова, ведущий эксперт в сфере жилищного хозяйства, исполнительный директор Ассоциации некоммерческих организаций по содействию развитию ТСЖ и ЖСК:

«Закон одинаков для всех. Обязанность собственников жилья проводить капитальный ремонт общедомового имущества определена Жилищным кодексом. Что касается размера взноса и неплательщиков, – практика показывает, что прямой связи здесь нет. Однако если в конкретном доме таких людей более 30%, это свидетельствует о конфликтной ситуации среди собственников. В этом случае не стоит выбирать спецсчёт, лучше обратиться к региональному оператору. Что касается банков, то страхование средств граждан, перечисленных на капитальный ремонт, не предусмотрено, однако все банки, уполномоченные открывать специальные счета граждан, имеют уставной капитал не ниже 20 млрд. рублей, и их устойчивость гарантируется государством».

Дмитрий Лифшиц , первый заместитель руководителя Департамента капитального ремонта Москвы:

«Если жители захотят направлять взносы на капитальный ремонт в Фонд регионального оператора, им, по сути, ничего не надо делать, даже не надо проводить собрания, – с 1 июля их взносы автоматически направятся в Фонд капитального ремонта города Москвы. А вот чтобы перейти на спецсчёт дома, придётся пройти целый ряд процедур: провести очное собрание, открыть счёт в банке и зарегистрировать его в Мосжилинспекции. Мы готовы оказывать любую помощь и содействие во всех этих вопросах».

Александр Козлов, руководитель проекта «Школа грамотного потребителя»:

«Москва одной из последних среди регионов приняла новую систему капитального ремонта. В столице учли все ошибки, которые допускались в других регионах. Сформированная программа и тот порядок домов, который в ней выстроен, основан на реальной картине технического состояния многоквартирных домов: Московская жилищная инспекция в течение многих лет проводила детальный мониторинг. Нужно сказать, что это один из наглядных примеров для других регионов: за основу была взята реальная картина, а не просто показатели из технических паспортов домов. Все дома выставлены в очерёдности по степени реальной необходимости проведения капитального ремонта».

Теги: Москва , городское хозяйство

Прощание с хрущобой

Фото: ИТАР-ТАСС

Сергей Собянин: "Программа расселения пятиэтажек в столице выполнена на 88 процентов".

«Несмотря на финансовый кризис и экономическую ситуацию, трудности бюджета, мы продолжаем программу переселения из пятиэтажек, - заявил градоначальник. – Начиная с 1999 года новые квартиры получили более 350 тысяч москвичей, проживавших в пятиэтажках. Из 1722 домов, вошедших в программу переселения, уже снесено 1522 здания общей площадью 5,6 миллиона квадратных метров. Осталось расселить последние 200 пятиэтажек так называемых сносимых серий». Сергей Собянин уточнил, что 139 из них планируется демонтировать за счёт городского бюджета и ещё 61 дом – за счёт частных застройщиков, в рамках инвестиционных контрактов. По словам мэра, оставшиеся пятиэтажки будут снесены в ближайшее время: «В адресной инвестиционной программе города заложены необходимые средства на строительство новых жилых домов, и частные застройщики, участвующие в программе расселения пятиэтажек, пока не отказываются от своих обязательств». В частности, столичный бюджет на 2015–2017 годы предусматривает строительство многоквартирных домов площадью 1,8 млн. кв. метров, что означает «прирост» порядка 600 тыс. кв. метров ежегодно.

Образцовым примером реализации коммерческого проекта застройщиками Сергей Собянин назвал реконструкцию квартала 38А района Обручевский Юго-Западного округа столицы. Данный проект предусматривает расселение и снос 20 пятиэтажек, а также строительство 15 современных домов, одной школы и двух дошкольных учреждений. На сегодняшний день уже ликвидировано 17 пятиэтажек, построено семь жилых домов.

Заместитель генерального директора компании-застройщика ЗАО «Ремстройтрест» Александр Ломакин доложил мэру, что работа идёт по графику: «В настоящий момент, как вы можете видеть, строятся три корпуса. Мы уже построили и передали городу детский сад, гаражи, сооружения гражданской обороны и другие объекты инфраструктуры. Ещё два детских садика запланированы именно в этом квартале. И школа здесь уже строится – на тысячу человек». Глава города поручил компании-застройщику возвести на данной территории объекты социального и культурного значения: «С учётом наличия коммерческой составляющей помимо жителей снесённых пятиэтажек здесь появятся новые жильцы – для них нужны дополнительные объекты соцкультбыта».

Напомним, при переселении из пятиэтажного жилого фонда первой серии индустриального домостроения гражданам предоставляются равнозначные квартиры в домах-новостройках. Одновременно с переселением москвичи улучшают свои жилищные условия, если были признаны нуждающимися в этом. Жители коммунальных квартир получают индивидуальное жильё.

Теги: Москва , строительство

Дорогие мои старики

Фото: ИТАР-ТАСС

Власти Москвы планируют создать единую городскую медико-социальную гериатри­ческую службу.

Любая медицинская наука развивается в соответствии с потребностями конкретного общества. Современное общество "стареет": по словам начальника Управления по связям с общественностью столичного Департамента здравоохранения Светланы Браун, средняя продолжительность жизни в Москве составляет 76,7 года - почти на 6 лет больше, чем в целом по России. Численность пожилых москвичей сегодня составляет 2,8 миллиона человек, а к 2020 году, по прогнозам специалистов, этот показатель увеличится до 3,3 миллиона и составит третью часть всего населения города. В этих реалиях трудно переоценить роль гериатрии – раздела геронтологии, изучающего особенности болезней старческого возраста, а также методы их лечения и предупреждения.

«Гериатр посвящён в тонкости возрастных изменений, поэтому он должен быть постоянным координатором между пациентом и массой других людей – врачами, соцработниками, психотерапевтами, родственниками и даже юристами – в их деятельности по оказанию помощи пожилым, – считает главный вне­штатный специалист-гериатр Департамента здравоохранения города Москвы Ольга Ткачёва. – Я имею в виду расширение диапазона предоставляемых внебольничных услуг пожилым, создание рациональных систем длительного ухода и совершенствование стационарной помощи, а также организацию единой системы профессиональной подготовки». Пожилые люди нуждаются в медицинской помощи гораздо чаще, чем более молодые пациенты, при этом стоимость гериатрической помощи в семь раз выше. Ольга Ткачёва добавила, что у одного пациента старше 60 лет может одновременно диагностироваться целый «букет» заболеваний: «Чаще всего это артериальная гипертония, болезни суставов и сахарный диабет».

В настоящее время под опекой столичных властей находится более 40 тысяч ветеранов и приравненных к ним лиц. «Для лиц пожилого возраста у нас появились 262 врачебно-сестринские гериатрические бригады, выезжающие на дом по вызовам, – проинформировала Светлана Браун. – Кроме врача и медсестры по медицинским показаниям к пациентам выезжает невролог или кардиолог; в машине есть небольшая лаборатория с аппаратом УЗИ и кардиоаппаратурой. В качестве альтернативной помощи мы предлагаем стационары на дому: лаборанты приезжают к пенсионерам, чтобы взять анализы, врачи – чтобы провести процедуры».

Уже два года в городских поликлиниках работают около 70 гериатрических кабинетов и несколько гериатрических отделений. Вера Сидорова, главный внештатный специалист Департамента здравоохранения города по первичной медико-санитарной помощи взрослому населению, настаивает на комплексном подходе к пациентам преклонных лет: «При общении с ними врачу недостаточно поставить правильный диагноз – необходимо оказывать пожилым медико-социальную помощь и создавать условия для реабилитации. Наша задача – снижение инвалидизации и повышение качества жизни и социальной активности пенсионеров». Именно в этих целях, по словам Веры Петровны, в столице активно ведётся образовательная работа среди врачей различных специальностей в области гериатрии.

Где находится гериатрический кабинет? Как добраться до поликлиники? Есть ли там аптечный пункт? Чем лечиться и как правильно питаться при тех или иных заболеваниях? Ответы на эти и другие вопросы пациенты старшего поколения найдут в специальных информационных брошюрах, подготовленных департаментом здравоохранения Москвы в рамках пилотного проекта «Забота».

[?]В 1991 году Организация Объединённых Наций рекомендовала правительствам всех стран включить в свои национальные программы пять принципов ООН в отношении пожилых людей: независимость, участие, уход, реализация внутреннего потенциала, достоинство. Столичные власти убеждены: именно развитие гериатрической службы поможет сделать жизнь лиц преклонного возраста полнокровной.

Теги: здравоохранение

Любовь в эпоху перемен

[?]Подъезжая к библиотеке, Гена увидел перед входом при­кнопленный к доске ватман с броским объявлением:

ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ!

Творческая встреча

с видным журналистом,

специальным корреспондентом

газеты "Мир и мы"

Смелковым Г.П.

- Оперативно! – оценил москвич.

– А то! – гордо кивнул пропагандист.

– Жили, жили, а теперь, значит, нельзя? – посопев, заметил водитель.

Столичную знаменитость на ступеньках библиотеки с нетерпением ждали Болотина и Мятлева. Елизавета Вторая смотрела на часы, как спортивный судья на секундомер. Зоя успела переодеться в тёмный брючный костюм, шедший ей необыкновенно, распустила волосы по плечам и подкрасила глаза. Лицо её светилось женским торжеством, раздражавшим начальницу.

– Ну скорее, скорее! – нервно торопила директриса. – Люди ждут!

– Люди у нас коммунизма ждут семьдесят лет. И ничего… – громко, специально для похорошевшей Мятлевой произнёс Смелков.

Колобков поощрительно, но незаметно ткнул нового друга в бок.

– Оставьте вашу искромётность для читателей! – буркнула Болотина.

В зал набилось человек триста, хотя помещение было рассчитано от силы на двести: сидели на подоконниках, теснились в проходах, двери нарочно распахнули, чтобы оставшиеся в коридоре могли, вытягивая шеи, услышать приезжее светило. На сцене стояла полированная, кое-где облезлая трибуна, напоминающая пляжную кабинку для переодевания. Гена наткнулся на это смелое сравнение в журнале «Юность», в нашумевшей повести «ЧП районного масштаба», и с тех пор оно не выходило из головы. К трибуне примыкал стол, покрытый зелёным, в белёсых пятнах сукном. Посредине стоял непременный пузатый графин, окружённый гранёными стаканами. В президиуме монументально восседал лысый дед с распаренным лицом и косматыми бровями, закрученными на концах, как усы. На ветеране был двубортный коричневый пиджак, превращённый наградами, в основном юбилейными, в чешуйчатый доспех. Рядом суетился кучерявый человечек – настраивал диктофон размером с обувную коробку. Колобков, усаживая гостя в президиум, кивнул на длинноволосого тощего джентльмена, стоявшего у стены, по-байроновски скрестив руки на груди. Желчное лицо его мелко подёргивалось и кривилось странной, перевёрнутой улыбкой: уголки губ были опущены, линия рта обиженно изогнута, и тем не менее человек улыбался.

– Вехов! – шепнул Илья.

– Тот самый книголюб?

– Тот самый. Обязательно будет наезжать на партию!

– Не первый год на этой работе.

– Держись, брат!

С этим словами пропагандист по-мальчишески спрыгнул со сцены и уселся рядом с Зоей в первом ряду.

– Илья Сергеевич, вы-то куда? – удивилась Болотина. – Пожалуйте в президиум!

– Елизавета Михайловна, не отрывайте партию от народа! – весело ответил тот и остался на месте.

Смелков поздоровался с соседями по президиуму. Ветеран руки ему не подал, а, шевельнув бровями, окинул столичную штучку недобрым взглядом, словно особист – ненадёжного бойца. Зато кучерявый буквально затрепетал от восторга:

– Пуртов. Евгений. Ответредактор газеты «Волжская заря». Мы вас так любим! «Мир и мы» – это нечто…

– Спасибо, коллега!

Услышав слово «коллега» от московского светоча, местный журналист благодарно задохнулся и сморгнул слезу счастья. Елизавета Михайловна взяла потрескивающий микрофон и произнесла краткую вступительную речь, в которой, конечно же, мелькали главные слова: «перестройка», «гласность», «ускорение», ещё недавно такие звучные, лучистые, они за три года как-то помутнели. С особой интонацией, глядя на Вехова, директриса укорила тех, кто под видом борьбы с отдельными недостатками на самом деле ведёт подкоп под главные завоевания социализма.

– …А гласность превращает в горлопанство! – закончила она.

– А нам не нужна гласность для подголосков! – поставленным голосом ответил книголюб и широко зевнул, показав отличные хищные зубы.

Геннадий Павлович, слушая вполуха, изучал аудиторию. В первом ряду, таинственно потупив глаза, сидела Зоя. Колобков, млея от близости, жарко шептал ей в ушко какой-то смешной вздор. Она, чуть отстраняясь, терпеливо улыбалась и качала головой. Смелков почувствовал в сердце ревнивое недоумение: ему завтра надо возвращаться в Москву, а удивительная библиотекарша останется здесь, в Тихославле, с этим номенклатурным клоуном. Жаль! Он вздохнул и всмотрелся в зал. Здешний народ сильно отличался от столичного, люди одевались единообразнее, проще, беднее, но в лицах была живая ещё доверчивость, а не сытая московская ирония.

– Ну а теперь мы попросим выступить нашего гостя – специального корреспондента газеты «Мир и мы» товарища Смелкова, – объявила Елизавета Вторая. – Геннадий Павлович приехал из самой столичной гущи. Может быть, он объяснит нам, непонятливым, как будем жить дальше?

– …И что будет с родиной и с нами! – тряхнул головой Пуртов.

У него была забавная манера – он беззвучно шевелил губами, повторяя слова выступающего, кивая или в случае несогласия мотая головой, точно цирковая лошадь. Ветеран слушал, окаменев лицом, и только бровями реагировал на сказанное: если дед был «против», они сурово сдвигались к переносице, а если «за» – уползали на лоб. Выступление директрисы явно ему понравилось.

Смелков встал, потрогал холодную пробку графина, прошёл к трибуне, проверил, взявшись за края, её устойчивость, и ему пришла в голову дикая мальчишеская фантазия: незаметно расстегнуть брюки и по окончании выйти из «кабинки» в одних трусах, купленных в «Тати» и усеянных крошечными Эйфелевыми башнями. Он загадочно улыбнулся Зое. Она посмотрела на него с ожидающим восторгом, как на фокусника, который вот-вот достанет из рукава не цветок, не гирлянду и даже не голубя, а нечто невиданное, к примеру, сказочную птицу, которая полетит над страной, махнёт радужным крылом – и всё сразу переменится, зацветёт, заблагоухает, жизнь станет честнее, умнее, богаче, благороднее. Впрочем, что-то подобное светилось в глазах почти у всех, пришедших на встречу с золотым пером.

И он заговорил. Смелков умел выступать – «держал зал». Но сегодня от Зоиного присутствия он обрёл в сердце лихорадочный азарт, почуял летучую ясность мысли, в него вселился велеречивый бес вдохновенья. Гена не говорил, а чеканил слова из благородного металла:

– «Так жить нельзя…» – написали вы в объявлении. И я подумал: как же так? Жили, жили – и вдруг нельзя. Почему? Давайте думать вместе!

– Давайте! – поддержал весёлый мужичок, сидевший на подоконнике, по-турецки поджав ноги, обутые в грязные кеды.

Болотина всадила в него памятливый взгляд.

– …Недавно мы с вами отметили 9 Мая, – спокойно продолжил оратор. – Праздник со слезами на глазах. Но если не только утирать слёзы и класть цветы к Вечному огню, а хотя бы иногда задумываться, то сразу возникают вопросы. Например: почему мы платим за свои победы больше, чем другие народы – за свои поражения? Почему в цивилизованных странах каждый человек самоценен, а у нас швыряются миллионами жизней? Отчего наш исторический путь вымощен трупами, как улицы вашего прекрасного города булыжниками? Петербург стоит на костях, гиганты пятилеток – на костях, колхозы – на костях… Вы не думали, почему наш государственный флаг весь красный?

– Не весь! – донеслось с подоконника. – Там ещё есть серп и молот. «Ты хочешь сей, а хочешь куй, но всё равно получишь…»

– Прекратите немедленно! Выведу! – громко перебила пьяного Болотина и переглянулась с плечистыми дружинниками, стоявшими при дверях.

– Так почему же наш флаг красный? – повторил Смелков.

Этот вопросик он перенял у Исидора, гранда гласности, виртуоза плюрализма, умевшего запустить в аудиторию свежий ветерок инакомыслия, возбудить, завести, ошеломить, сбить с толку врага ускорения внезапной цифирью или разящим фактиком.

– От крови! – ахнул кто-то, потрясённый небывалой догадкой.

– Именно! Да, мы победили Гитлера. Но какой ценой? Мы же завалили немцев трупами. Наши потери – десять к одному!

– Нет, не десять. Мы потеряли двадцать миллионов с гаком. Вместе с мирным населением. А они – почти семь! – возразил ветеран, нахмурился и стал похож на обиженного филина. – И фашисты напали внезапно!

– Какие фашисты?

– Гитлеровские. Какие же ещё… – растерялся дед.

– Ну, во-первых, это ещё надо разобраться, кто был большим фашистом: Сталин или Гитлер. Вы, наверное, забыли про позорный пакт «Молотова – Риббентропа»?

– Товарищ Сталин хотел оттянуть войну, чтобы подготовиться…

– Если товарищ Сталин хотел подготовиться, значит, он знал о скором нападении. Тогда о какой внезапности мы говорим?

Зал одобрительно зароптал. Пуртов склонился над магнитофоном, видимо, проверяя, записал ли агрегат такую виртуозную плюху сталинизму. Ветеран гулко кашлянул. Болотина поджала губы.

– Во-вторых, обратите внимание, товарищи, как наш уважаемый ветеран миллионами душ разбрасывается! – Смелков слегка поклонился в сторону деда. – С гаком… С гаком или с ГУЛАГом? Эх, вы! Каждый человек – это вселенная, единственная и неповторимая. Никакие цели не стоят слезинки ребёнка, а тем более рек крови!

Народ посмотрел на фронтовика как на серийного убийцу. Тот побагровел и полез за таблетками. Гена, довольный первой полемической победой, продолжил:

– …А в-третьих, всё у нас как-то внезапно. Зима – внезапно. Весна – внезапно. Сев – внезапно. Жатва – внезапно. У нас в стране что: внезапно – плановая экономика?

Слушатели засмеялись и захлопали. Теперь из них, как из теста, можно лепить кренделя. Пережидая аплодисменты, оратор показал Пуртову на графин. Тот, продолжая радостно кивать, налил в стакан воды и поднёс златоусту. Гена промочил горло, гордо глянул на вдохновенную Зою и скуксившегося Илью, потом продолжил:

– А вот скажите, товарищи, почему, имея землю, набитую сокровищами, как пещера Аладдина, богатую нефтью, газом, рудами, золотом, алмазами, – мы живём хуже всех? Почему наши герои, победившие Гитлера, получают пенсию, смешную и унизительную по сравнению с ветеранами вермахта? У нас люди давятся в очередях за модными тряпками, за колбасой, а на Западе реклама изощряется, как бы заманить человека в магазин, заставить купить что-нибудь, даже ненужное, потратить деньги. Я вот недавно вернулся из Парижа…

Люди поглядели на него так, будто он вернулся с Марса.

– Вечерней лошадью? – съехидничал ревнивый Колобков.

– Нет, Илья Сергеевич, всего-навсего «Аэро­флотом», – отбрил Смелков. – Как поётся, «летайте самолётами «Аэрофлота», влюб­ляйтесь в аэропорту!» – и снова посмотрел на Зою.

Библиотекарша потупилась.

– …И вот, гуляя по ночному Парижу, мы зашли в обычный универсам. Решили с коллегами, знаете, на сон грядущий принять на грудь бутылочку-другую бордо.

– Ночью? – недоверчиво уточнили из зала.

– Ночью. Там алкоголь продают не с двух до семи, а круглосуточно. Там с пьянством не борются. Там его попросту нет. У нас, кстати, в 30–50-е годы пили в три с половиной раза меньше, чем сегодня. Почему?

Люди молчали, молча размышляя, а Смелков вдруг сообразил: получается, при Сталине пили меньше. М-да, неувязочка. К счастью, никто не заметил.

– Почему, как думаете?

– Потому что я тогда ещё в школе учился! – объяснил с подоконника весёлый в кедах.

– В последний раз предупреждаю! – возвысила голос Болотина.

– А меньше пили, потому что люди ещё верили в будущее, не было столько лжи, не было застоя. Понимаете? – разъяснил Гена.

– Ну и что там во французском универсаме? – нетерпеливо спросил кто-то.

– Там всё в порядке. Изобилие. Я обнаружил 48 сортов колбасы и 63 вида сыра. Пытался считать марки вина, водки, виски, джина, текилы, кальвадоса и, знаете, сбился, запутался, как Василий Иванович, в этикетках.

Народ понимающе засмеялся, вспомнив анекдот про Чапаева, пившего в мировом масштабе. Пуртов от восторга дёрнул головой, как взнузданный, а ветеран, наоборот, окончательно нахмурился, обидевшись за легендарного героя Гражданской войны.

– Дорогая там выпивка? – робко поинтересовались из зала.

– Как вам сказать? Всё относительно. Сколько бутылок водки можно купить у нас на месячную зарплату?

– Теперь только по талонам. В месяц два пузыря на одно горло.

– А если теоретически?

– Теоретически – двадцать!

– Какие там двадцать? Пятнадцать от силы…

– А вот рядовой француз может купить на зарплату двести бутылок, – торжественно объявил Смелков голосом диктора Левитана, оповещающего об очередной победе Красной армии.

– Не может быть! – ухнул кто-то.

– Может.

– Вы, Геннадий Павлович, лучше скажите, сколько они там за жильё платят! – сдерживая возмущение, посоветовала Болотина.

– За хорошую квартиру можно и заплатить. Но не за коммунальный курятник. Поднимите руки, кто живёт на отдельной площади!

– А с подселенцем считается? – спросил тоскливый мужской голос.

– Если подселенец – красивая женщина, тогда считается! – мгновенно среагировал Смелков и метнул в Зою гусарский взгляд.

Слушатели одобрительно зашумели и подняли руки – едва ли треть зала.

– Негусто. Вижу, квартирный вопрос портит жизнь не только москвичам, но и тихославльцам.

– Ага, одним – осетринка, другим – от ерша спинка! – донеслось с подоконника.

Елизавета Вторая, уловив намёк на свою новую квартиру, окаменела лицом и посмотрела на люстру.

– Кстати, о лучшей половине человечества, – улыбнулся Смелков. – Модный дамский наряд там, у них, стоит столько же, сколько бутылка хорошего шампанского! – Сказав это, он подумал, что платье, купленное в «Тати» для Марины, очень пошло бы Зое.

– Ах ты, господи! – простонала женщина, одетая в сарафан, похожий на рабочий халатик. – Живут же люди!

– А как там у них насчёт безработных? – сухо спросила Болотина.

– Не знаю, не видел. Но, по-моему, лучше искать работу, чем ходить на службу и бездельничать – разгадывать кроссворды и вязать носки! – весело парировал журналист.

– Геннадий Павлович, надеюсь, наш разговор не сведётся к тряпкам, выпивке и закуске? – холодно поинтересовалась директриса.

– Ни в коем разе, Елизавета Михайловна! Это так, для иллюстрации. Понимаете, товарищи, бродил я вдоль бесконечных полок парижского универсама и размышлял мучительно: почему, ну почему? Ведь французы такие же люди, как и мы: две руки, две ноги, голова. И голова-то не какая-нибудь особенная. Обычная голова. Наши головы поумней, пообразованней будут. Так почему же, почему мы запускаем луноходы, а выпустить хороший холодильник или телевизор не умеем? Почему наши танки могут под водой ездить, а трубы и краны в квартирах текут? Сколько можно быть Верхней Вольтой с атомным оружием?! Я спросил одного француза: когда у них начинают продавать клубнику? И знаете, что он ответил?

– Что-о?

– В семь утра!

– У-у-у… – простонал зал.

– Значит, так и будем страной вечнозелёных помидоров!? Почему?

– Потому что у них рынок! – звучно объяснил Вехов.

– Правильно! И не просто рынок, а умный рынок, он сам всё регулирует. Госплан – каменный век. Знаете, сколько бумаги изводит наша бюрократия?

– Сколько?

– Сто миллиардов листов документов в год! Получается, по одному листу на душу населения е-же-днев-но!

– Сколько ж на эту макулатуру книг хороших можно купить! – мечтательно воскликнула очкастая девица с безнадёжно начитанным лицом.

– Да, друзья, за нас с вами всё заранее решено, подсчитано: сколько мы можем купить штанов, сколько книг прочесть, сколько мяса, хлеба, рыбы съесть…

– И сколько раз на х…й сесть! – гоготнул на подоконнике пьяный.

Болотина с наслаждением кивнула дружинникам – те, подскочив, схватили безобразника под мышки, сорвали с подоконника и понесли, а он, по-детски болтая в воздухе кедами, весело бормотал:

– Никакой свободы слова! Ну просто никакой!

– Может, всё-таки не надо, Елизавета Михайловна? – вступился Смелков. – Это же фольклор, а из фольклора слова не выкинешь.

– Не фольклор, а хулиганство! – Она посмотрела на московского гостя так, точно сожалела, что из помещения вынесли нетрезвого балагура, а не золотое перо газеты «Мир и мы».

– А что же нам делать? – спросил из зала страдающий голос.

– Довести начатое до конца, – строго ответил Гена.– Да, экономика у нас плановая, мы во всём зависим от государства. Нам нужно раскрепостить человека. Государство не должно кормить нас рыбой, оно, образно говоря, обязано дать нам удочку, а рыбу на обед мы поймаем сами. Так победим!

– Нет, так не победим. Нужна чрезвычайная комиссия по борьбе с врагами перестройки! – гулко объявил Вехов. – Надо выявлять и…

– Расстреливать? – уточнил Смелков.

– Если надо, то и расстреливать.

– Чем же вы тогда лучше Сталина? – спросила, не утерпев, Зоя.

– У нас другая цель.

– Какая же?

– Свобода.

– Значит, ради свободы всё разрешено?

– Все, кроме слезинки ребёнка! – Вехов ответил ей перевёрнутой улыбкой.

– Значит, можно и книги с полок воровать? – осведомилась Болотина.

– Вот, товарищ Смелков, обратите внимание, – библиофил презрительно указал на директрису длинным суставчатым пальцем. – Враги перестройки и клевету активно используют, чтобы задавить народную инициативу.

– Вы не о том, не о том все говорите! – застонала измождённая дама в цыганской шали. – Главное, что наша дорога не ведёт к храму!

– А почему дорога должна вести обязательно к храму? – хихикнул Колобков, желая остроумием вернуть внимание Зои. – Она может вести, например, в баню…

– Куда, куда? Он что там такое говорит? А ещё из райкома… – зароптали те, кто видел фильм «Покаяние».

Мятлева покосилась на Илью с неловким смущением, так девочка-отличница смотрит на одноклассника, несущего у доски позорный вздор. А она с ним вчера зачем-то поцеловалась...

– Ну, не обязательно в баню, можно и в библиотеку… – чуя неладное, попытался исправить ошибку Илья.

– Библиотека – тоже храм! – почти не разжимая губ, произнесла Елизавета Михайловна. – Геннадий Павлович, вы, наверное, закончили?

– Дайте ему сказать! Человек из Москвы ехал! – донеслось из зала. – Не затыкайте рот!

– Никто никому ничего не затыкает. Надо оставить время на вопросы.

– Да, пожалуй, в основном закончил, – кивнул Смелков. – Если есть вопросы, задавайте!

– Есть вопросик! – усмехнулся Вехов. – Почему в СССР одна партия? Странно, не правда ли? Партии создаются, чтобы бороться за политическую власть. С кем? С другими партиями. А с кем борется КПСС? Сама с собой или с народом?

– Сама с собой. Лигач Горбача подсиживает.

– Нет, с народом борется!

– Водку по талонам продаёт!

Вразнобой закричали из зала.

– И квартиры сама себе даёт! – добавил Вехов.

– Прекратите! – Директриса величественно поднялась и поискала глазами дружинников. – Уберите провокатора немедленно!

Парни неуверенно переглянулись. На лице книголюба снова появилась перевёрнутая улыбка, не сулившая ничего хорошего.

– Боитесь правды! Я сам уйду. А вам, Елизавета Михайловна, не стоит принимать руководящую роль партии так близко к телу.

В зале понимающе хихикнули. Видимо, роман Болотиной с хозяином области Суровцевым давно перестал быть тайной. Нарушитель спокойствия гордо вышел, играя желваками. Елизавета Вторая поморщилась, как от сильной боли, побледнела и грузно опустилась на стул. Лязгая графином о край стакана, она налила себе воды, выпила, отдышалась и тихо спросила:

– Есть ещё вопросы к товарищу Смелкову?

– Есть! – подняла руку немолодая женщина в тёмно-синем костюме с люрексовой полоской по воротнику.

– Слушаю вас!

– В прессе теперь пишут, что Зоя Космодемьянская ненормальная, Александр Матросов бросился на амбразуру спьяну, а Павлик Морозов – доносчик. Я учительница. Что мне делать? На каких примерах воспитывать молодёжь? Ведь надо же во что-то верить…

– Конечно! В себя надо верить. В се-бя, понимаете, голубушка? А не в Зою Космодемьянскую. Ещё вопросы!

– А как вы относитесь к письму Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами!» в «Советской России»? Вы с ней согласны?

– Нет, не согласен. Пропасть надо преодолеть в один прыжок, в два не получится…

Зал зааплодировал.

– Вообще-то через пропасть не прыгают, а строят мост, – заметила Болотина. – Ну, не будем больше мучить гостя. Последний вопрос!

Поднялся лес рук. Смелков благосклонно кивнул школьнице в синем форменном жакете.

– А вы женаты? – спросила она и покраснела, как первомайский шарик.

– Нет, к сожалению, – не задумываясь, соврал он.

– А у вас есть любимая женщина? – уточнила она, сделавшись цвета варёной свёклы.

– Теперь, кажется, есть… – ответил Смелков и посмотрел на Зою.

…Едва окончилась встреча, Болотина встала, не сказав ни слова, и ушла, держась за бок. Следом, звеня наградами, ушагал на негнущихся ногах оскорблённый ветеран, его, утешая, провожал Илья. Зоя тоже хотела уйти, но Смелков скорчил такую умолительную гримасу, что она улыбнулась и осталась. К знаменитости выстроилась очередь за автографами. Он расписывался на чём попало – на газетах, журналах, читательских билетах, ученических тетрадках, неровно выдранных блокнотных листочках, каких-то случайных бумажках – попалась даже квитанция химчистки. С натужной скромностью Гена выслушивал восторги, одновременно давая интервью кивающему Пуртову – тот буквально всунул микрофон гостю в рот. Ещё Смелков успевал отвечать на вопросы:

– А Солженицын вернётся?

– Обязательно!

– А хлеб подорожает?

– Нет. Только икра.

– А Горбачёв и Ельцин помирятся?

– Едва ли…

– А правда, что настоящая фамилия Аллы Пугачёвой – Рабинович?

– Не проверял.

– А кто всё-таки написал «Тихий Дон»?

– Гений.

Мятлева сидела в стороне и как-то странно смотрела на москвича, а он тем временем старался мягко отвязаться от зануды-доцента с его рукописным трактатом «Христианский марксизм – будущее человечества». Исподтишка поглядывая на библиотекаршу, Смелков вдруг подумал: он отдал бы десять лет жизни, чтобы узнать, что происходит в головке женщины, когда она смотрит на мужчину, решая: «да» или «нет». Какие фантазии расцветают и гаснут, какой сокровенный трепет пробегает по телу, какие слова умирают на загадочно улыбающихся губах…

– Товарищи, нашему гостю предстоит ещё несколько встреч. Имейте сострадание! – громко и строго объявила Зоя. – Девушка, вы второй раз за автографом подходите.

– Это маме…

– Тогда сразу и папе берите!

Мятлева взяла Гену за руку, извлекла из огорчённой толпы и повела в кабинет начальницы. По пути он сжал её пальцы чуть нежнее, чем следовало бы в благодарность за избавление от неуёмной публики, она же в ответ отняла ладонь, но не так быстро, как положено даме, задетой поспешной мужской смелостью. Смелков почувствовал, как его сердце набухает, подобно большой весенней почке.

…Геннадий Павлович ещё несколько минут всматривался в фотографию Ниночки, зачатой, судя по всему, именно в ту весну. Он часто думал о тех временах. Так вспоминают давний, не отмоленный, но незабываемо яркий грех...

Роман «Любовь в эпоху перемен» вый­дет в издательстве АСТ, в сокращённом виде – в журнале «Москва».

Теги: Юрий Поляков , современная проза

Голливудская улыбка

В троллейбусе полно народу, все одинаково хмуры, озабочены своими проблемами. Выделяется один мужчина средних лет, он стоит в проходе, держится рукой за поручень и при этом всем широко улыбается голливудской улыбкой. Людей это начинает раздражать.

Сидящая толстая тётка с сумками:

- Ишь, скалится, прям не по себе! Я его, главное, сумкой толкнула, а он только скалится и скалится, скалится и скалится... Надо было посильнее толкнуть!

Сидящая бабулька:

– Чего лыбишься, болезный? Жил бы на одну пенсию, не лыбился бы так!

Сидящий дедок:

– Он, небось, водки палёной выпил, и ему челюсти свело. Пить надо меньше, ты, чудила!

Стоящий молодой человек:

– Ну зачем вы так! Может, человек не местный. По инглиш спик, мужик? Мужик, сорри, но здесь, в России, не надо всё время улыбаться, йес?... Люди, а американец-то глухой, кажись!

Сидящий подвыпивший мужик:

– Американец? Где? Эй, янки! На следующей остановке выйдем, у меня к тебе будет пара политических вопросов!

Стоящая молодая женщина:

– Да никакой он не американец! Это, наверно, этот[?] как его… промоутер. Зубы просто чем-то почистил, вот и демонстрирует их нам. Мужчина, мы одобряем вашу зубную пасту, можете закрыть рот.

Только что вошедший школьник лет 12:

– А может, это реалити-шоу снимают? Скрытых камер понапрятали и смотрят, как мы тут...

Сидящая толстая тётка с сумками:

– Слышь, ты, шоумен! Пасть закрой, а ухи открой! Люди к тебе обращаются! Моргни хоть, что ли, в ответ!

И тут мужчина с голливудской улыбкой не выдерживает, открывает рот и на весь троллейбус:

– Люди!!! Да какое, на фиг, шоу! Какие американцы! Местный я! Из стоматологии еду! Мне зубы по новой технологии сделали, велели сжать челюсти и держать их так два часа. Ещё часа не прошло! А рот я держал открытым, чтобы состав на воздухе сох быстлее... быфтлее... Ну, ффё, кландец! Тепель облатно ехать! Челти фы полофатые!..

Олег ПРЯНИЧНИКОВ, СВЕРДЛОВСКАЯ ОБЛАСТЬ

Теги: юмористическая проза

А что сегодня вечером в клубе?

- Дай взаймы полторы сотни.

Хочу последний номер журнала

"Форбс" купить.

– Зачем тебе «Форбс»?

– Проверить.

А вдруг я в сотне самых богатых[?]

Умеренно бородатый анекдот

Звонит приятель, давний и преданный фанат московского «Динамо»:

– Представляешь, владелец клуба Борис Ротенберг потерял 0,75 миллиарда долларов, и теперь его состояние оценивается только в 0,95 миллиарда!

– Кто тебе сказал?

– В «Форбсе» написано. Он по России скатился сразу на 37 позиций и теперь по рейтингу богатства только 99-й!

– Да не переживай ты так, – говорю. – Вон Сулейман Керимов, я слышал, ещё больше потерял. Пусть фанаты «Анжи» рыдают.

– У Керимова ещё почти три с половиной миллиарда осталось, – демонстрирует неплохую осведомлённость приятель. – «Анжи» перебьётся. Но Федун-то, Федун каков! Потерял 1,2 миллиарда, но всё равно поднялся на две позиции!

– А у него, напомни, что?

– У Федуна «Спартак», темнота ты необразованная! У Галицкого – «Краснодар». У Абрамовича – «Челси». Этот вообще ничего, собака, не потерял! Наоборот, поднялся на 12-е место.

– Так у него ж активы в валюте, поди…

– У всех в валюте, это у тебя в рублях. Кстати, Алишер Усманов больше не первый, а третий. С чем я его «Арсенал» и поздравляю…

Друзья! Читайте журнал «Форбс», этот источник самой свежей и достоверной информации о состоянии дел владельцев ваших любимых клубов!

Теги: юмористические заметки

Тропу не обманешь

- Папа, какой вид отсюда классный!

– Это горы, сынок!

– Смотри, пап, тропа в сторону уходит! Давай угол срежем и придём быстрее!

– Тропу не обманешь.

– А откуда она тут такая взялась?

– Сначала животные протаптывают, а потом и человек по ней идёт!

– Какие животные?

– Козлы, горные бараны...

– Папа, мы не козлы! Давай срежем угол!

– Ладно. Если ты настаиваешь...

– Смотри, пап, как здорово! И совсем не тяжело! Вот только камни эти... Бараньи лбы, так ты их называл? Ой, чуть не сорвался! Давай отдохнём, устал я что-то... А дальше как? Тут скала почти отвесная. Со страховкой, да?.. Дальше совсем нет прохода! Пап, может, вернёмся, а?

– Нет, сынок, раз уж ты настоял, то давай преодолеем последнее препятствие! Мы хоть и добирались на час больше, и устали как бобики, но уже почти дошли! Это будет тебе прививкой на будущее!

В кабинете директора раздался звонок:

– Иван Сергеевич! К вам Марья Петровна по срочному делу!

– Пусть войдёт! – разрешил директор, очнувшись от детских воспоминаний.

– Иван Сергеевич, я тут думала, думала и придумала, как уйти от налогов!

– От налогов, говорите? Уйти?.. Нет, Маша, не стоит. Тропу не обманешь[?]

Теги: юмористическая проза

Алмазный фонд "Клуба ДС"

Виталий ПЕСКОВ, «ЛГ», 1988

Теги: карикатура

Очепятки

Санта-Кляуз.

Бабье это.

Мини замедленного действия.

Первая мрачная ночь.

Свадебный демарш.

Неровный брак.

Мокромир.

Нежный Новгород.

Чушь для ресниц.

Стоп-модель.

Антискептик.

Налоговая инфекция.

Шалун красоты.

Задний мозг.

Глуп по интересам.

Горячая десятка анекдотов апреляпо версии «Клуба ДС»

Если послушать радио "Шансон", может сложиться впечатление, что в тюрьмах сидят исключительно интеллигентные, тонкие, высокодуховные, порядочные, любящие своих мам люди.

Пройти тест на уровень IQ согласились пять депутатов Госдумы. Остальные проголосовали за закон о запрете IQ.

- Что-то ты какой-то неразговорчивый стал.

– Бисер закончился.

Если вы прочитали объявление: «Научу, как зарабатывать в Сети деньги», знайте, что там недописаны два слова: «для меня».

Молодожёны! Прежде чем бежать в загс, попробуйте для начала поклеить вместе обои.

Звонок подруге:

– Алло, Ленка, ты своему мало"му математику уже сделала?

– Ну.

– Дай списать!

Мать – дочери:

– Какая же ты всё-таки вредная!

– Все претензии – к производителям.

– Вера не нуждается в доказательствах.

– Тогда я верю в то, что вы полный идиот. Мне и доказательств особых не надо. И не смейте разрушать мою

веру в это!

Студент-медик – подружке:

– Представляешь, вчера впервые был на вскрытии.

– Как врач?

– Нет, блин, как труп!

Британские учёные нашли наконец где у женщин точка G. Она в конце слова SHOPPING.

Теги: анекдот

Добрынины "Клуба ДС"

КИТАЙСКИЙ ПРИМЕР

Чтоб выжить, надо много есть,

При этом правильно питаясь.

Не вздумай, как иной китаец,

Всем блюдам кашу предпочесть.

Китаец, впрочем, не балбес:

Едва юанем разживётся,

Как вмиг на торжище несётся,

Чтобы купить деликатес.

И покупает там сверчков,

Ежей, лягушек, тараканов,

Помёт манчжурских павианов

И змей, в очках и без очков.

Не дайте вкусу закоснеть,

Как мудрый действуйте китаец:

На всё живущее кидаясь,

Он всё преображает в снедь.

Должны мы помнить об одном:

Всего превыше ощущенье,

А что пошло на угощенье -

То в тайне держит гастроном.

Кун-фу (китайский мордобой),

Даосов – я в стихах не славлю,

Но повара-китайца ставлю

Едва ль не наравне с собой.

Андрей ДОБРЫНИН

СИЛА ПРИВЫЧКИ

На удивление другим,

Я в шесть утра, пик в пик,

Уж сорок лет встаю под гимн;

Момент – и я как штык!

Я пробуждался под один,

Теперь вот под другой.

Привык, хоть дожил до седин,

Вскочить, как молодой.

Но друг за дружкою года

Стремглав бегут вдогон.

Настанет день: моя звезда

Покинет небосклон.

Гроб новый купят для меня,

Положат в полный рост,

И приготовится родня

К походу на погост.

Но ранним утром я, пик в пик,

С приёмником вдвоём,

Исполню резво, как привык,

Последний свой подъём.

Из гроба, музыки, друзья,

Услышав первый такт,

Ну, может, не восстану я,

Но дёрнусь, это факт.

Алексей ДОБРЫНИН,

ВЛАДИМИР

Дядя Иван - и людям, и нам

Полное собрание сочинений Ленина насчитывает 55 томов. ПСС Ивана Иванюка не в пример скромнее - всего 2 тома. Но каких! В них московский сатирик, фельетонист и классик афористического жанра уместил столько всего, что вдумчивому читателю хватит читать и перечитывать не один сезон. Невдумчивому тоже будет полезно. Не останутся внакладе и купившие ради красивых переплётов; на книжной полке оба тома смотрятся вполне презентабельно.

На самом деле книжки у И. Иванюка выходили и раньше. Но тщеславный Иван возжаждал собрать воедино всё самое лучшее за последние 40 лет и предъявить это миру. Администрация "Клуба ДС" подтверждает: да, товар качественный, неоднократно светившийся на 16-й полосе «ЛГ». Каемся, было поначалу искушение представить равномерно обе книги живого классика, но потом, сообразив, что жирно будет, остановили свой выбор на томе афоризмов. Сами афоризмы отбирали методом тыка, замучившись решать, какие достойнее.

Ну и конечно же, наши Ивану Иванюку горячие поздравления. Ещё бы, не каждый день у человека выходит ПСС. Ленин вот до этого не дожил.

Любители лёгкой жизни обычно стараются перейти в профессионалы.

Утро вечера мудренее. Если между ними не было Варфоломеевской ночи.

Должен же быть мировой разум, если уж есть несусветная глупость!

То, что на Марсе есть жизнь, может утверждать лишь человек, свалившийся с Луны.

Земля теперь вертится при полном одобрении церкви.

Одному Богу известно, всуе его имя произносится или не всуе.

Бывает не только историческая память, но и исторический склероз.

Победителей не судят, но с ними судятся.

Трудно задавить интеллектом того, кто не знает, что такое интеллект.

Когда у девушек начинается призы"вный возраст, у юношей – призывно’й.

Демографические взрывы в Азии накрывают Европу.

Грешить надо так, чтобы было что вспомнить во время раскаяния.

Любовь зла; главное, чтоб козёл, которого полюбишь, был добрым и щедрым.

Баба – ягодка до тех пор, пока не станет Бабой-ягой.

Я бы не сказал, что мы встречаем старость. Это она встречает нас.

Теги: Иван Иванюк

Всегда тот же

Елена Струтинская. Художники Малого театра. ХХ век. - М.: Малый театр, 2014. – 376 с. –  2000 экз.

Зрители, которые придут в Дом Островского, увидят эту книгу перед началом спектакля и не смогут удержаться – купят. И правильно сделают – альбом, который совсем недавно был представлен на суд общественности, уникальный, великолепно изданный. Но тяжёлый – к этому надо быть готовым. Потому что под одной обложкой на мелованной бумаге представлена часть собрания сценографии из музейных фондов Малого, в которых хранится более 7000 эскизов декораций и костюмов. А в альбоме их более 500!

"Книга-альбом – тоже своего рода история Малого театра, – отмечает в предисловии худрук театра, народный артист СССР Юрий Соломин. – Но это история зримая, ярко запечатлённая в творениях выдающихся театральных художников. Построенное по хронологическому принципу издание вмещает в себя весь ХХ век, едва ли не самый сложный, бурный и противоречивый в судьбе Малого театра, – начиная с легендарной «Снегурочки" Александра Павловича Ленского 1900 года, которую великий актёр, педагог и режиссёр трагической судьбы, не понятый в собственном театральном доме, сам оформлял как художник».

Кажется, все значительные художники сотрудничали с Малым. Коровин, Юон, Лансере, Добужинский, Тышлер, Кустодиев, Рындин, Стенберг, Сумбаташвили, Давид и Александр Боровские, Левенталь, Кочергин, Бархин, Ворошилов (да, тот самый создатель телеигры «Что? Где? Когда?»). Список, конечно, неполный. Нельзя не вспомнить, что четверть века главным художником театра был неповторимый мастер Евгений Куманьков. И прав Юрий Мефодьевич – при всём обилии и яркости индивидуальностей, школ, направлений, которые названные и неназванные художники представляли, они всегда помнили, что оформляют спектакли именно Малого театра. «Нота» Малого никогда не исчезала, звучала постоянно и сильно.

В глубоком исследовании искусствоведа Елены Струтинской шесть глав: «Малый театр в начале века», «Semper eadem – «Всегда тот же», «В поисках эпохи стиля», «Трудные годы», «Иллюзия свободы», «Территория классики». И в каждой помимо эскизов декораций и костюмов, фотографий из спектаклей – подробное представление тех, без таланта и умения которых не было бы знаменитых работ одного из старейших театров России.

Денис ГОРИЦКИЙ

Теги: Елена Струтинская , Художники Малого театра

Судьба человека и Сашка

Кадры из фильмов «Иваново детство», «Летят журавли», «Баллада о солдате»

В сентябре - декабре 2014 года я в двух одиннадцатых классах вёл еженедельный (по два урока) семинар по литературе Великой Отечественной войны. Вёл на основе советской литературы: трезво относясь к нашему советскому прошлому, я не принадлежу к тем, кто считает, что в той жизни не было подлинных ценностей.

В 2015 году мы отмечаем семидесятилетие Победы. И в этом же году мои ученики окончат школу. Я окончил школу в 1948 году. Отнимая 70 лет, получаю год 1878-й. Народовольцы ещё не убили царя Александра II. Ещё не написаны "Воскресение" и «Братья Карамазовы». Это что-то очень далёкое. И я не мог не думать о том, что такое семьдесят лет назад для моих учеников.

Что для меня самого военные воспоминания? Это не знания, а чувства и переживания прежде всего. Ночь на пароходе, который вёз нас, детей без родителей, в эвакуацию по Волге, когда я проснулся от страшного крика и вышел на палубу: на пароход сажали призванных по мобилизации, и родные провожали ещё живых, как провожают мёртвых. Это детский дом в Вольске, наши старшеклассники, которые тоже уходили на войну. Это был 1941 год. Им было восемнадцать, 1923 года рождения. Из всех, кто был на фронте 1923 года рождения, уцелело 3%.

Но и после войны я жил, работал среди тех, кто прошёл войну. Однажды мы шли на байдарках по Угре. Остановились у высокого песчаного берега реки. Я взобрался наверх, посмотреть, есть ли место для палаток. Взобрался и оцепенел: ни одного живого клочка леса – только окопы, ходы, всё перерытая земля. Потом увижу эти места под Юхновым в романе Константина Симонова «Живые и мёртвые»[?]

Я буду приводить много цитат из написанного литературоведами, писателями. И потому, что у современного учителя – а я не могу не думать о нём – нет тех книг, которые есть у меня. Но прежде всего я читаю, а многое и диктую в тетради не для заучивания учебного материала, а чтобы показать глубину мысли, тонкость в передаче переживания, выразительность русского слова. Для меня очень важно и то, что сказано, но особенно – как это сделано.

Понять смысл и значение рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека», не зная о трагической судьбе советских военнопленных, невозможно. С этой исторической темы и начинаю. По данным Министерства обороны, 5 734 528 красноармейцев и командиров, включая и генералов, попали в плен. Особенно много их было в первый год войны.

Вот передо мной таблица «Смертность в гитлеровском плену военнопленных разных стран». Американские военнопленные – 2% от числа находившихся в плену. Польские – 4%. Более сорока лет назад приехал в Москву варшавский профессор пан Ляуш. Он занимался методикой преподавания литературы, читал и мои работы и, позвонив мне, попросил о встрече. Я пригласил его к себе домой. Рассказывая о себе, он начал говорить о том, как после поражения польской армии в 1939 году он, офицер этой армии, попал в немецкий плен. Увидев, как я болезненно отреагировал на слово «плен», он сказал: «Что вы, наш плен ничего общего не имел с тем, через который прошли ваши солдаты и офицеры. Нас мучило только одно: полное безделье. Нам не разрешали даже чистить картошку – это делали солдаты». А теперь о смертности советских пленных. У меня две цифры из разных источников: 57% от числа находившихся в плену и 63,5%.

Те из освобождённых из плена, кто ещё мог воевать, как Андрей Соколов, вновь были призваны в армию. Тот, кто уже не был способен, был отпущен домой. А вот 293 с лишним тысячи были осуждены «за сотрудничество с противником». Об этой трагедии сказал Твардовский:

И до конца в живых изведав

Тот крестный путь, полуживым –

Из плена в плен – под гром победы

С клеймом проследовать двойным.

Рассказ Шолохова был одним из первых реабилитировавших советского военнопленного. Тут надо учитывать, что он был напечатан в номере газеты «Правда» от 31 декабря 1956 года и в номере от 1 января за 1957 год. А «Правда» была главной официальной газетой Советского Союза. Не знаю, каков был тираж газеты с рассказом Шолохова, но в 1975 году он был более 10 миллионов экземпляров. Рассказ прочла вся страна. Шолохов получил огромное количество писем.

В те же годы вышли книги Сергея Смирнова «Крепость на границе», «Брестская крепость», «В поисках героев Брестской крепости». Им предшествовали многие выступления писателя по радио и телевидению. Смирнов рассказывал о защитниках Брестской крепости и судьбе тех из них, кто оказался в плену. Рассказ Шолохова, книги и выступления Смирнова были больше чем литературой, – они были событиями гражданской жизни нашего общества.

Рассказ «Судьба человека» входит в школьную программу, и о нашем занятии я подробно говорить не буду: здесь всё опиралось на знакомое. А затем мы с ребятами обратились к повести Вячеслава Кондратьева «Сашка».

Первая повесть Вячеслава Кондратьева «Сашка» была опубликована в 1979 году в журнале «Дружба народов». Автору было тогда 59 лет. Я в истории русской литературы не знаю другого такого позднего писательского дебюта. А в 1942 году Кондратьев воевал подо Ржевом. Ему, как и его ровеснику, герою повести, было 22 года.

Что же происходило подо Ржевом? 14 октября 1941 года его захватили немцы. 19 декабря Гитлер объявил себя главнокомандующим сухопутными войсками. А 3 января он отдал приказ, в котором потребовал от своих отступающих армий: «Цепляться за каждый населённый пункт, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты. Каждый населённый пункт должен быть превращён в опорный пункт. Сдачу его не допускать ни при каких обстоятельствах, даже если он обойдён противником».

Ржев был обойдён нашими войсками и с севера, и даже с запада, но бои за него длились 14 месяцев. Вадим Кожинов пишет, что подо Ржевом погибло 350 000 наших. Ржевские краеведы издали русский перевод книги генерала Гроссмана, который воевал в Ржеве. В предисловии к этой книге они пишут, что в трёх стратегических операциях подо Ржевом советские войска потеряли 1 109 149 солдат и офицеров. Почему наша армия вела эти кровавые бои? Борис Соколов писал: «Советские войска сковывали основные силы группы армий «Центр» и не позволили немцам перебросить дополнительные силы на Кавказ и под Сталинград, где решалась судьба кампании».

Уже упомянутый немецкий генерал Гроссман говорит в своих мемуарах, что подо Ржевом находилась примерно шестая часть всех дивизий Восточного фронта. Зная это, я лучше понимаю слова Константина Симонова, сказавшего, что «Сашка» – это повесть о человеке, который оказался «в самое трудное время и на самой трудной должности – солдатской».

Два имени собственных: Андрей Соколов и Сашка. В чём различие между ними? Одиннадцатиклассники говорят о стилистическом различии этих слов. Сашка – это как-то по-свойски, по-панибратски – и вместе с тем это сказано с симпатией. Андрей Соколов – это строго. Ну, и возраст у них разный. Андрей Соколов – ровесник века, в первое послевоенное лето ему 46 лет. У него семья, дети, большой жизненный опыт за плечами. Сашке 23 года. Он только входит в жизнь, и мы видим, как он формируется как солдат и как человек.

А теперь вопрос потруднее. Чем отличается повесть «Сашка» от рассказа «Судьба человека» по интонации, стилю, манере изображения жизни? Будем размышлять вместе. Вот финальный аккорд «Судьбы человека»: «И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет всё вытерпеть на своём пути, если к этому позовёт его родина». И этот финал, и весь рассказ отличает высокая нота – это близко к тому, что в музыке называют «форте»: сильно, громко, в полную силу звука.

А вот эпизод из повести «Сашка». Сашка ползёт к убитому немцу, чтобы снять с него валенки для своего ротного. «До взгорка добрался он быстро, не очень таясь, и до берёзы, а вот тут незадача… Расстояние в два пальца на местности в тридцать метров обернулось, и ни кустика, ни ямки какой – чистое поле. Как бы немец не засёк! Здесь уж на пузе придётся ползком…» Очень хорошо про это сказал Александр Коган, критик, литературовед, фронтовик: о поступке Сашки «рассказано сдержанно, прозаично, «по-домашнему». И тонкий критик Игорь Дедков написал, что в «Сашке» показан «трагический прозаизм войны».

Мы подошли к трудному вопросу. Кондратьева сперва не печатали: говорили, что всё это дегероизация. И я, когда прочёл его повесть, отдал журнал с ней нашему военруку, прошедшему всю вой­ну. Через некоторое время он мне вернул журнал, сказав неодобрительно: «Дегероизация». Что же означает это слово с латинской приставкой? Дегероизация – изображение войны в негероическом виде и, по существу, отрицание героизма.

Уже в 90-е годы, обратившись на уроках в десятых классах к повести «Сашка», я попросил ребят за десять минут написать, что бы они ответили на такое обвинение. Всё сказанное ими можно объединить в три группы ответов. Первая: «Нельзя писать только о подвигах, нужно и о военном быте»; «Пусть в повести нет героизма, но зато в ней показано, как всё было на самом деле». То есть десятиклассники защищают повесть Кондратьева, но исходят из того, что темы подвига и героизма в ней всё-таки нет. Другие были убеждены в том, что Сашка действительно совершил подвиг – но «маленький». И лишь немногие приближались к пониманию, что в повести Кондратьева просто иная поэтика изображения героического.

И вот в конце октября 2014 года я спрашиваю учеников своих двух одиннадцатых классов, как бы они ответили на обвинение Кондратьева в дегероизации изображения войны. И все говорили одно: конечно, это повесть о подвиге, просто он изображён по-другому. Тут мы переходим к довольно простому домашнему заданию: я попросил каждого выбрать какой-нибудь эпизод из повести, который им почему-то оказался ближе, и кратко пересказать его. Естественно, вспомнили (об этом шла речь на уроке) тот эпизод, где Сашка полз, чтобы снять с убитого немца валенки для своего ротного. И про то, как Сашка взял на себя вину лейтенанта Володьки, швырнувшего тарелкой в майора, который в госпитале непотребно отчитывал их: с него, солдата, что взять – а лейтенанта особист прижал бы сразу.

Вспомнили и про главный эпизод повести – историю с пленным немцем, которого не может Сашка, выполняя приказ, пустить в расход. Ведь написано было в листовке: «обеспечена жизнь и возвращение на родину после войны». И он, Сашка, ведь обещал немцу жизнь. Для тех, кто спалил деревню, – «вот поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно, коли бы попались, а как в безоружного? Как?»

Обратили внимание и на то, как, услышав в лесу стоны тяжело раненного, Сашка обещал ему прислать из санвзвода санитаров и даже начертил штыком глубокую стрелку и написал «раненый», а потом, когда добрался, сам раненый, до санвзвода и растолковал санитарам, где найти раненого, хотел было уходить – но сам пошёл провожать их: «знает он этих санвзводовских, на передок арканом не затащишь. Вернутся и скажут – не нашли, дескать, или что помер уже раненый. Кто их проверять будет?.. А ведь он слово дал. Умирающему – слово!»

Игорь Дедков подводит итог: «Повесть о Сашке становится повестью о жизни, мучимой войной, но сохраняющей – порой героическим усилием – своё живое разнообразие, достоинство и человеческое лицо». Но ведь об этом же и рассказ Шолохова «Судьба человека», хотя произведения эти написаны по-разному.

В этой связи я напоминаю старшеклассникам о том, что переживает князь Андрей Болконский перед Аустерлицким сражением; показываю репродукцию с картины Антуана Гро «Наполеон Бонапарт на Аркольском мосту»: красивый, молодой, со знаменем в руках… И тут же – капитан Тушин, маленький, грязный, худой, да к тому же без сапог. В избе, где расположился Багратион, Тушин «не рассмотрел древка знамени и споткнулся на него». Я на уроке в этом месте читаю два из последних трёх предложений, заканчивающих эпизод: «Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошёл от него. Князю Андрею было грустно и тяжело». Почему же князю Андрею было грустно и тяжело? Ведь он встретил прекрасного человека, стал свидетелем его подвига, определившего успех дня. Выслушав ответы десятиклассников, которые за все годы моей работы в школе ни разу не сказали того, что написано у Толстого, читаю последнюю фразу: «Всё это было так странно, так непохоже на то, на что он надеялся».

Идеальную формулу своих занятий, как я её представлял, я нашёл в интервью кинорежиссёра Владимира Меньшова. Он сказал, что, работая во ВГИКе со студентами, прежде всего думал о том, чтобы напитать их душу. Я шёл по этому курсу. У меня было три месяца до сочинения – но я не готовил к сочинению. Я вёл к размышлению и сопереживанию. А сочинение – производное. Ученики в сочинении должны выражать свои мысли. Но выражать можно только то, что у тебя есть. Мысли можно прочитать в книгах, услышать на школьных уроках. Но важно, чтобы эти вроде бы чужие мысли стали их собственными, а не заученными по шпаргалкам.

Теги: филология , ЕГЭ , сочинение

Сочинение: как, зачем, для кого

В Иванове прошёл круглый стол учителей города и области - вероятно, один из многих, имеющих место в пределах нашего Отечества. Учителя и методисты – словесники, историки, обществоведы – сошлись для того, чтобы "сверить часы": понять, чего они ожидают от учащихся и друг от друга. Общая неуверенность вполне выразилась в словах учителя И.В. Жуковой: «Когда мы ощущали раньше, что нам нужно будет писать сочинение, и так писать, чтобы потом тебе не стыдно было читать, что ты семь лет работала в этом классе, – тогда мы, конечно, относились трепетно, кропотливо шла работа. А сейчас[?] ведь это было не сочинение по литературе».

Учителя называли себя «государевыми людьми», готовыми «выполнять госзаказ», но не лежит у них сердце к заказу, суть которого непонятна. Раз за разом на ивановском круглом столе, так или иначе перефразированный, звучал вопрос: зачем возвращается сочинение? Присутствующие вспоминали картины прошлого: московский круглый стол о сочинении, которое «готовились отменить, потому что оно потеряло смысл». Уже тогда были те, кто предупреждал о последствиях отмены. И вот сегодня учителя поставлены перед фактом возвращения сочинения – но это уже не только сочинение по литературе. Теперь эту форму работы предполагается применять и в истории, и в обществознании. «Мы, учителя, разные, а ребёнок у нас один. Мы должны точно знать, что требуется на других уроках», – говорили собравшиеся.

Прежде такая форма работы в обществоведческих дисциплинах называлась «эссе». Ученику следовало объяснить, что хотел сказать автор той цитаты, которую он избрал в качестве темы для эссе, а также согласиться с ним или не согласиться. Для примера, вот они, спускавшиеся темы: «Именно ценность служит основой и фундаментом каждой культуры» (Питирим Сорокин), «Результатом бизнеса является удовлетворённый клиент, внутри предприятия существуют лишь затраты» (Питер Друкер), «Первичным по природе является государство по сравнению с семьёй и каждым из нас, ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части» (Аристотель). Учащийся должен был ориентироваться в терминологии и доказать свою точку зрения. На деле же детям письменно выражать свои мысли было очень непросто: здесь нет возможности объясниться с учителем напрямую, поправить себя.

В целом ивановские учителя-обществоведы (выступление методиста М.В. Надельштехель) признали эссе неудавшимся экспериментом, который не по силам ученику, не писавшему сочинений по литературе, тому, чью способность формулировать мысли не развивали уже с пятого класса. В мини-сочинении, которое пришло на смену эссе, можно опираться на литературные произведения, привлекать свой опыт. С другой стороны, поменялись критерии: собственная позиция учащегося уже не нужна. Теперь учителя-обществоведы понимают свою работу как подготовку к сочинению-рассуждению с элементами доказательства. С другой стороны, они сетуют на то, что после разрешения приводить литературные аргументы «схватились за голову». Потому что большинство произведений не читали или не помнят: «То, что читают дети и приводят нам в пример, нам часто попросту не известно. Приходится верить на слово».

Из других недостатков нынешней работы учителя отмечали неопределённую протяжённость сочинения и его формальность: «Приводится развёрнутая цитата, а потом ученик пишет: «Я согласен с этим утверждением». Их смущает, что учителю не позволяется перед началом экзамена прокомментировать темы сочинения, что было бы, по их мнению, отнюдь не подсказкой, а именно пояснением и направлением рассуждений в разумное русло.

Но больше всего учителей – словесников и обществоведов – коробит нынешняя прагматичность оценки сочинения, прямая нацеленность на баллы. Впрочем, некоторые из них считают, что этого зла уже не избежать; такую точку зрения выразил учитель лицея «Гармония» С.А. Милованов: «Нельзя бороться со стихийным бедствием… Коллеги, простите, но дети не очень должны заботиться о том, что вы читаете, у них решается судьба и для них баллы важнее. Я говорю своим детям давно и не стесняясь: пока мы с вами учимся – творите, что хотите. Но когда у нас подходит ЕГЭ, мы будем готовиться к экзамену… На мой взгляд, это вообще не сочинение, а моделирование текста по заданным параметрам и определённому алгоритму. Дата проведения мне кажется разумной, потому что она разделяет подготовку к сочинению и подготовку к ЕГЭ. А иначе учителя всё равно готовили бы к ЕГЭ – психология у нас такая».

Некоторые из присутствующих с вышесказанным согласились, но нельзя не отметить, что само согласие на различение «тут мы готовим к ЕГЭ, а тут не к ЕГЭ» подтверждает, что такое двоемыслие существует и несходство в формах подготовки весьма заметное. Так всё же: сочинение – творческая работа, пробуждающая мысли и чувства, или моделирование по заданным параметрам? Ответить на этот вопрос тем более важно, что сочинение засчитывается при поступлении в вуз: за него могут присчитать к ЕГЭ до двадцати баллов – это очень много. А единой системы оценки в школах и вузах нынче не существует. Так, оригинальность в вузах могут счесть ценным критерием, но в школах такого критерия нет.

Учителя-словесники отмечали: когда вернули сочинение, они обрадовались, что теперь будут учить детей понимать текст. Но выяснилось: сочинение не должно основываться непременно на литературе. Допустимо ребёнку, который хорошо ориентируется в иных дисциплинах, приводить примеры из химии, биологии. Больше всего словесники боятся, что в сочинении «не по литературе, а с опорой на литературный материал» классические тексты растащат на цитаты-аргументы, без понимания произведения в его целостности и сложности, – клиповое мышление, о котором столько говорят, таким образом только усугубляется.

Школе спустили новую форму итоговой аттестации, которую многие ждали, на которую надеялись. Но есть ли понимание, что именно с её помощью хотели проверить и чему поощряли научить? Пока что этот вопрос остаётся открытым – не только в Ивановской области, но и по всей стране.

А что думаете вы? Если вы работаете в школе или вузе – поделитесь своими размышлениями со «Словесником».

Теги: филология , ЕГЭ , сочинение

Отправление от станции «Дно»

Иосиф Иванович Паульсон написал несколько методичек по обучению грамоте, которые пользовались в XIX веке феерическим успехом. Но особенно популярно в России было его пособие для народных училищ "Книга для чтения и практического упражнения в русском языке". По этой книге постигли азы мировой литературы несколько поколений русских детей. Иосиф Иванович пропагандировал звуковой аналитический метод обучения и был сторонником «объяснительного» чтения, которое до него разработал и применял К.Д. Ушинский.

К чему мы вспомнили о выдающемся педагоге XIX века, сыне выходцев из Швеции? А вот к чему. В рассказе Л.Н. Толстого «Хозяин и работник» Петруха, сын хозяина двора, куда заехал заблудившийся герой, постоянно цитирует «Книгу для чтения». Стихотворение Пушкина, пришедшееся как нельзя кстати по погоде, Петруха декламирует следующим образом: «Буря с мглою небо скроить, вихри снежные крутять, аж как зверь она завоить, аж заплачеть, как дитё». Толстой вовсе не насмехается над Петрухой: коллизия «Хозяина и работника» для этого слишком серьёзна. Странно было бы, если б герой завернул описание метели из «Капитанской дочки». А вот фрагмент лирического стихотворения - идеальная единица цитирования по ассоциации, хотя Петруха курс «объяснительного чтения» явно не прошёл, и смысл стихов ускользает от него. Зато он прекрасно уловил ритм и главный пушкинский образ, на котором и построен весь рассказ.

Этим толстовский Петруха отличается от гоголевского Петрушки, который читал ради самого процесса. Персонаж «Хозяина и работника», научившись вызывать из памяти подходящий к случаю образ, непременно научится и самостоятельно генерировать сложные ассоциации. И тогда уж развитое с помощью стихов воображение будет действовать на опережение. Знал бы Толстой, «не любивший стихов», что наступят времена, когда стихи вообще исчезнут из речевого обихода и стихопишущие смогут рассчитывать на внимание лишь себе подобных[?]

Я ещё застала эпоху, когда в грузинском селе или в узбекском кишлаке зал хором скандировал за выступавшим поэтом его строки. Я помню в скудных меблировкой русских избах полки с дешёвыми однотомниками классической литературы, где Пушкин, Лермонтов и Некрасов были зачитаны до тех же дыр, что Гоголь или Лесков. В моей юности не знать наизусть километры поэтов, скажем, Серебряного века было страшным позором.

Сегодня с точки зрения литературных ассоциаций позиции поколений практически сравнялись. Литературно неимущие родители воспитывают нечитающих детей, которых учат малочитающие учителя. Отчасти это обстоятельство обнадёживает: экономится время на преодоление межпоколенческого разрыва («я в твои годы…»). Как в знаменитом некогда стихотворении Маршака «Багаж», «на станции «Дно» потеряно за минувшие десятилетия не «место одно», а вся кладь, которую «дама сдавала в багаж» при посадке.

Начинать всем придётся практически с нуля. Однако авторитет старшего строится не только на превосходстве, но и на лабильности. Это знают все, кто вместе с ребёнком обучался плавать или ездить на велосипеде. Все, кто заодно с отпрысками впервые увидел Петербург или даже Париж. Это не мешает, а, напротив, только способствует взаимной радости узнавания. Но – резонный вопрос: с чего начинать возвращение «багажа»? Что применить в качестве «багажной квитанции»? Мне представляется, разумнее всего начать с поэзии. Ведь литература в школе, хотя и перестала быть системообразующим предметом, всё же осталась одним из последних бастионов чтения и постижения художественного, в том числе и поэтического, текста. В новых условиях, когда дети не готовы к этому постижению, когда у них в качестве читателей почти нет «прошлого», классическую литературу они в основном усваивают по дайджестам, а учителя-словесники просто не имеют возможности применять паульсоновские «объяснялки». Самоучитель В. Фединой по специальной методике объяснительного и литературного чтения адресован дефектологам и имеет подзаголовок «олигофренопедагогика». Симптоматично!

Читать нынешнему ученику непроходимо скучно, пересказывать, а тем более комментировать насильно прочитанную выжимку – нестерпимо трудно. Литература – предмет, некогда любимый, – становится одним из самых проблемных. Поэзия, хоть как-то присутствуя на уроке, в большинстве случаев не попадает, что называется, «в плоть и кровь» учеников и не вызывает у них никаких эмоций, кроме недоумения. А между тем стихи могут стать органической частью любого урока и помочь преподавателю в преодолении многих проблем, кажущихся ныне непреодолимыми.

Самое поразительное, что ритмико-метрическая основа (в просторечии – «складность»), свойственная поэзии, теми же скучающими подростками в раннем детстве воспринималась как нечто абсолютно естественное. Малыш ещё близок к природе, в которой ритмизовано и зарифмовано всё, начиная с генетического кода человека. И собственно человеческая речь начинается с проторифмы, когда младенец сдваивает первые слова: «дай-дай» или «ням-ням». Никто не спрашивает, почему «Наша Таня» или «Муха-цокотуха» написаны вот таким странным способом. Значит, вполне возможно создать методику, которая вернула бы учеников к тайне восприятия поэтической речи.

Зачем это нужно в наше сверхрациональное время? Поэзия отличается лапидарностью – краткостью, ясностью и отчётливостью способа изложения мысли или сообщения. Один из основных её признаков – быстрая запоминаемость. При этом, как доказывает толстовский Петруха, не обязательно постигать стихи пословно – для воспроизведения достаточно усвоить ключевой образ. Остальное доделывают ритм и рифма, придавая умозрительный смысл даже не вполне ясным словам. Детям, с их ограниченным словарным запасом и понятийным аппаратом, это очень важно. Поэзия безусловно информативна, но по-иному, чем СМИ, – через образ, метафору и порождаемые ими аллюзии. Поэтические смыслы работают и в закрытых зонах памяти, которая сохраняет не просто случайный набор слов, а слова, «расставленные в наилучшем порядке», то есть гармонический звуко- и словоряд. Соприкосновение с поэзией пробуждает в ребёнке пассивные, до поры спящие понятийные и лексические запасы и производит тектонический эффект: накопленные неведомыми путями массивы приходят в движение, а мизерные объяснительные усилия, то бишь комментарии, всё расставляют по местам. Поэтический ритм организует и дисциплинирует сознание, развивает и оперативную память, что немаловажно в цифровую эпоху, когда дитя за всякой малостью лезет в интернет. Недаром все мнемотехники основаны на стиховых моделях.

По моему горячему убеждению, настало время разработать и испытать, начиная с детского сада, программу стихового воспитания . В Японии такая система была и остаётся крае­угольной. Научиться отличать хорошие стихи от плохих потребует определённого времени, особенно учитывая испорченный дошкольными утренниками и полуграмотными нянями вкус детей и озабоченность учителей натаскиванием на ЕГЭшную «угадайку». Что делать, пока навык различения не придёт? Полагаться на классику. Как сказал именитый японский педагог Масару Ибука: «Стихи для запоминания должны воспитывать в ребёнке благородные чувства, они должны быть изысканными, красивыми и заслуживающими того, чтобы их помнить, и в то же время должны нравиться самому ребёнку».

Было бы несправедливо утверждать, будто в наших образовательных и дошкольных учреждениях ничего не делается в этом направлении. Очень интересную методику предлагает для развития памяти малышей с помощью рисования стихотворных образов Л. Валуева. Существует практика интегрированных уроков, когда учителя-словесники работают бок о бок с преподавателями других предметов. Наверняка есть и ещё много интересного – нет только методологических обобщений и обоснований.

Сопровождать стихами можно любой урок – не только гуманитарные дисциплины. Замечательную книгу «Антология химических элементов, или СТИХОХИМИЯ» написал В. Бакакин: здесь представлены стихи, посвящённые химии, от «Письма о пользе стекла» Ломоносова до лирики Заболоцкого и Самойлова. Увлечённых математикой детей полезно будет познакомить со стихами Н. Лобачевского и С. Ковалевской, которая утверждала, что «нельзя быть математиком, не будучи в то же время поэтом в душе». С физикой так или иначе связаны поэты от Ломоносова до Брюсова – далее везде:

Быть может, эти электроны –

Миры, где пять материков,

Искусства, знанья, войны, троны

И память сорока веков!

Дело за малым: собрать огромное поэтическое наследие, «раскидать» по предметам, убедить чиновников от образования и учителей, что две минуты поэзии на уроке не потребуют сверхусилий и дополнительных затрат, а польза обнаружится несомненно. Рано или поздно отправление от станции Дно к станции Подъём придётся объявить.

Теги: литература , чтение

Студенты не стали хуже

В апреле исполнилось семьдесят пять лет Льву Феодосьевичу Копосову - выдающемуся учёному-лингвисту, доктору филологических наук, академику Международной педагогической академии. Мы беседуем о процессах, которые произошли в языке и в образовании за те более чем сорок лет, что Лев Феодосьевич работает в Московском государственном областном университете.

– Лев Феодосьевич, теперь часто приходится слышать такое утверждение: "Язык всё отрегулирует сам, не надо вмешиваться". Причём это говорят не только простые граждане, которые в любом случае мало что могли бы сделать для регулирования, но и учё­ные-лингвисты. Каково ваше мнение по этому поводу?

– В известной степени они правы. Дело в том, что в лингвистической науке строго разграничиваются понятия «язык» и «речь». Язык понимается как объективная система, которая не зависит от отдельных индивидов. Речь же – это всё то, что мы говорим и пишем, это проявление языка. И именно к речи относятся все те процессы, которые тревожат общественность. Это, конечно, неумеренное и необоснованное употребление заимствованной лексики, главным образом англицизмов. Доходит до того, что заимствования проникают в междометия: страшно смотреть, когда развесёлые экранные девицы, закатывая глазки, томно восклицают: «вау!» Это и расширение сферы употребления просторечной, в том числе обсценной лексики, которая раньше называлась иногда непечатной или нецензурной и которая ныне ни той, ни другой не является: никакая цензура к ней не применяется, и печатается она весьма свободно. И звучит с телевизионных экранов и с театральных подмостков этакое крепкое слово, пополняя словарный запас нашего подростка.

Самое обидное, проводниками всего этого речевого хлама, а также многочисленных и разнообразных ошибок становятся средства массовой информации, которые когда-то служили проводниками речевой культуры. Я помню образцовую дикторскую речь Анны Шиловой и Анны Шатиловой, которые, кстати, окончили наш факультет. Речь же современных телеведущих изобилует ошибками самого разного характера. Непреодолимую для многих из них трудность представляют, например, падежные формы сложных числительных. Очень редко удаётся услышать правильную форму родительного падежа слова пятьсот (пятисот) , почти всегда слышишь пятиста . В бегущей строке, кроме прочих, встречаются, и довольно часто, орфографические ошибки. Задевает внимание обилие аббревиатур, совершенно непонятных для непосвящённых, и неблагозвучных сокращений типа маткапитал (материнский капитал).

Все эти явления язык как объективная система, разумеется, переживёт. Но это не значит, что мы можем оставаться равнодушными и не должны вмешиваться в то, что происходит с нашей речью. Наоборот, долг филолога, долг любого человека, любящего и ценящего свой язык, свою культуру, состоит в том, чтобы бороться за чистоту и выразительность русской речи.

– Какой тогда вам видится роль учёных-лингвистов? Это регистраторы? Это контролёры? Это эксперты?

– Лингвист – это прежде всего исследователь, и поэтому он, конечно, и регистратор, и контролёр, и он может и должен быть экспертом. Современная лингвистика – многоаспектная наука, и среди её задач одной из важнейших является проблема языковой нормы, её функционирования, её соответствия законам языкового развития.

Норма – явление устойчивое, то есть сохраняющее определённые традиции; в то же время она не может оставаться неизменной в течение длительного времени, если в живой речи носителей языка возникает что-то новое. Задача лингвиста – выявить основные тенденции языковых изменений и на этой основе выработать рекомендации, касающиеся орфоэпических, морфологических, синтаксических, лексических, стилистических норм. Эти рекомендации отражаются в нормативных грамматиках и словарях.

Я помню то время, когда формы слесаря , токаря считались грубыми ошибками, теперь же они признаются словарями нормативными (наряду с формами на –и). Ударение на а в слове кулинария считалось, согласно словарям, единственно возможным, хотя никто так не произносил. Сейчас вариант с ударным и в предпоследнем слоге обрёл права нормы.

– Языковая норма – в каких отношениях она находится с культурными, ценностными нормами общества?

– Все эти нормы определяют поведение человека в обществе, отражают особенности его социализации, его уровень образования, профессию, принадлежность к той или иной социальной группе, отношение к людям, оценку со стороны других членов общества. Речевая культура – неотъемлемая составляющая общей культуры человека.

– Вы много лет работаете в университете, занимаетесь русской филологией. Какие перемены вам заметны – и в целях преподавания, и в том, на что нацелены абитуриенты?

– Что касается абитуриентов, то они, как и прежде, нацелены на изучение литературы. На вопрос о том, почему они идут на филологический факультет, большинство отвечает: «Я люблю литературу». Правда, после первых же языковедческих курсов многие, не теряя интереса к литературе, переходят на сторону лингвистики.

Часто приходится слышать, что современные студенты значительно хуже тех, что были в прежние годы, они не интересуются учёбой, главная, а иногда единственная их цель – получить диплом. По отношению к нашим студентам-филологам этого сказать нельзя. Ничего не изменилось в течение последних десятилетий: ни стремление к знаниям, ни желание реализовать свои творческие способности, ни нравственные ориентиры.

В последние десятилетия наш факультет, несмотря на бесконечную смену стандартов образования, делал всё возможное, чтобы сохранить то лучшее, что было достигнуто в прежние годы. С другой стороны, мы, учитывая развитие филологической науки, вводили новые дисциплины, искали новые формы работы со студентами и школьниками.

Так, большое внимание коллектив нашего факультета уделяет работе с одарёнными школьниками Подмосковья. Очень важная роль в деле принадлежит Школе юного филолога, функционирующей в разных городах Московской области.

Для развития интереса к русскому языку огромное значение имеют олимпиады. Они способствуют расширению лингвистического кругозора учащихся, сознательному подходу к языковым фактам, пониманию богатейших выразительных и изобразительных возможностей русского слова, русского языка. На базе факультета русской филологии МГОУ было организовано и проведено 16 олим­пиад школьников Подмосковья.

Задания, составляемые для всех этапов олимпиады, ориентируются в основном на содержание школьных программ по русскому языку, а в некоторых случаях предусматривают знакомство с дополнительной литературой, с лингвистическими словарями, а также учитывают общий уровень гуманитарной подготовки учащегося, его способность сознательно анализировать языковые факты, сопоставлять их, выявлять связи с другими явлениями. Все они составляются с учётом требований, предъявляемых к участникам Всероссийской олимпиады.

– Какие это задания, например?

– При проведении первых олимпиад участникам предлагались задания, предусматривающие лингвистический анализ текста. Так, учащиеся должны были прокомментировать выделенные слова в отрывках из романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин», выявить языковые средства, при помощи которых описывается настроение автора от зимней дороги в стихотворениях А.С. Пушкина «Бесы» и Я.П. Полонского «Зимняя дорога» или создаётся портрет героя (Собакевича и Плюшкина в «Мёртвых душах» Н.В. Гоголя, Обломова в романе И.А. Гончарова «Обломов») и так далее. Эта работа выполнялась учащимися дома.

Кроме того, в качестве творческого задания предусматривалось написание сочинений-миниатюр на определённую тему («Урок», «Книга», «Учитель», «Слово» «Память», «Жизнь» и др.). Лучшие из этих работ были опубликованы. Сейчас подобные творческие работы на олимпиадах не предусматриваются, тем более что задания составляются Министерством образования и науки централизованно. Но эти работы показали, как много у нас творчески одарённых детей и учителей-энтузиастов, их руководителей.

– В школу вернулось сочинение[?] Как его возвращение воспринимают преподаватели вуза? Чего ожидают?

– Все мы лелеем надежду, что это событие поможет улучшить преподавание литературы в школе, что сочинение станет действенным инструментом развития навыков построения грамотного, содержательного, выразительного письменного текста. Но мы понимаем: для того, чтобы эта надежда стала действительностью, необходимо преодолеть немало организационных, психологических и методических препятствий, а это зависит не только от преподавателей вузов и учителей-словесников…

Беседовала Татьяна САМОЙЛЫЧЕВА

Дорогой Лев Феодосьевич!

Кажется, только вчера Вы, молодой преподаватель, учили меня, перво­курсника, правилам транскрипции и принимали зачёт.

Как быстро летит время! Сколько лет прошло! Но по-прежнему бодры и преданы избранному научному поприщу. Здоровья, новых трудов, удачи!

Ваш Юрий Поляков

Теги: филология , русский язык

Тропа

"Словесник" продолжает публикацию диктантов по произведениям писателей - мастеров русского слова. В основу сегодняшнего положен отрывок из рассказа Валентина Григорьевича Распутина «В тайге, над Байкалом».

Бессчётное число раз переходили они речку с берега на берег, поднимаясь навстречу ей по распадку, то прыгая по камням, то перебираясь по упавшим поперёк лесинам, то вброд, а то перешагивая в узких глубоких горловинах, в которых клокотала тёмная вода. Тропа на белых, как будто высушенных, камнях терялась, не оставалось, сколько ни осматривался Саня, никакой мало-мальской приметы, но дядя Митяй словно бы видел её поверху и точно выходил на её продолжение. Они долго шли то по крутому откосу, то по узкому прижиму рядом со скалой, то по высокой, выше человеческого роста, траве в заболоченных низинах. Но затем тропа, давая отдохнуть, забирала в лес, становилась сухой и широкой, шагу ничего не мешало, и идти по ней было одно удовольствие.

И вот тайга. Стоит тихая и смурная. Уже и проснувшись, вступив в день, она, казалось, безвольно дремлет в ожидании каких-то перемен. Про небо в густой белой мути нельзя сказать, низко оно или высоко, из него словно вынули плоть и осталась одна бездонная глухая пустота*. Солнце сквозь неё не проникает, нет и ветра – тяжёлые, раздобревшие за лето деревья стоят недвижно и прямо, охваченные истомой, и только над речкой, повинуясь движению и шуму воды, зыблются на берёзках и кустах листья. В считаные минуты непрошеный ветер снимет с веток птиц, вмиг они вспорхнут – и снова едва слышно щебечут ещё выше в кронах.

Чем дальше уходили они, тем больше становилось кедрача и тем чаще задирал Саня голову, высматривая шишки. Их было много, и сидели они, ещё не созревшие, красновато-бурые, в густой тёмной хвое, пузато заваливаясь на бок в поисках опоры.

Потом они оставили речку и взяли от неё влево. Кедрач и ельник остались внизу, начался осинник с высокой и уже полёгшей травой, закрывшей с обеих сторон тропу так, что её нащупывали только ноги. Потом и осинник поредел, всё снова пошло вперемешку: кедры, сосны, берёзы, ели, а гора, которую они старательно обходили, словно перехитрив их, развернулась и встала перед ними в рост.

Лес всё больше и больше редел, казалось, вот-вот они взберутся наконец на вершину, откуда откроется небо и начнётся крутой спуск.

(В. Распутин, 362 слова)

_________________

* Допустимо: Про небо в густой белой мути нельзя сказать, низко оно или высоко, из него словно вынули плоть, и осталась одна бездонная, глухая пустота.

ПОЯСНЕНИЕ составителя

Пунктуационные особенности диктанта определены исходным текстом: изобразительный характер повествования предполагает использование рядов однородных членов, сравнительных оборотов, распространённых определений, уточняющих членов предложения; повествовательная канва рассказа актуализирует употребление обстоятельственных компонентов, в том числе деепричастных. Введённая в диктант пунктуация сложного предложения связана с оформлением бессоюзных конструкций, сложносочинённых предложений и сложноподчинённых предложений с однородным соподчинением придаточных.

Существенная трансформация авторского текста связана со стремлением включить в проверку правописание личных окончаний глаголов; сложные случаи разграничения наречий и предложно-падежных форм существительных; слитное-раздельное написание частицы не ; правописание н-нн в разных частях речи, в том числе в спорном случае орфографического оформления, претерпевшем изменение в последние годы (выбор примера – считаные минуты – обусловлен его употребительностью и регулярностью затруднений в написании).

Наталья КИРИЛЛОВА

Теги: филология , русский язык

Плагиат и работа с чужими текстами

Чтобы найти нужную информацию по любому вопросу, современный ребёнок первым делом полезет в интернет. Это быстрее, удобнее и проще, чем идти в библиотеку. С одной стороны, это очень эффективно и удобно, с другой - слишком сильно искушение взять чужой готовый текст на похожую тему и тем самым разделаться с докладом или рефератом за пятнадцать минут.

Поэтому современным учителям приходится всё время быть начеку и проявлять бдительность. Некоторые учителя в рамках борьбы с плагиатом заставляют учеников писать тексты от руки. Это гарантирует, что ученик хотя бы прочтёт текст своего доклада и поленится переписывать что-то заведомо лишнее, не относящееся к его теме. Однако такой метод заставляет учителя идти на определённые жертвы – разбирать рукописный текст – и не гарантирует того, что работа всё-таки не будет списана из интернета. По­этому в вузах тексты учебных работ разрешают и даже требуют набирать на компьютере.

Как же преподаватель может догадаться, что работа позаимствована из интернета? Вот несколько характерных примет ворованного текста.

Если работа не совсем по теме, то есть тема близкая, но акценты сделаны не на то, что задавалось, – это повод задуматься. Если в работе много ссылок на книги и статьи 70–80-х годов, а новые работы по теме совсем не упоминаются, – это повод задуматься очень серьёзно.

Если вы встречаете фразу "Как я писал в своей книге (статье)[?]" или «Как говорилось выше, в главе № …», то ученик не только не писал сам работу, но, увы, даже толком её не прочитал.

Если стиль работы очень неровный и неумело построенные предложения со множеством стилистических ошибок перемежаются длинными заумными научными фразами без кавычек, то очень вероятно, что фразы эти полностью украдены. И если вставить их в поисковик, они приведут вас к «источнику вдохновения» – чужому реферату на подобную тему. Для более успешного поиска имеет смысл не вбивать в поисковик всю фразу целиком, а взять последовательность из трёх-четырёх наиболее наукообразных слов и обязательно заключить её в кавычки.

Наконец, если найти прямой источник заимствования не удалось, но вас не покидает ощущение, что работа списана, можно прибегнуть к помощи специального онлайн-сервиса обнаружения плагиата. Наиболее известный из них так и называется – «Антиплагиат» (). Есть и другие – на сайте Istio.com () можно вставить текст в буфер обмена и посмотреть, на сколько процентов он является оригинальным, авторским. На сайте Copyscape можно проверить текст, уже размещённый в интернете. Подобных онлайн-сервисов в интернете достаточно много (Miratools, FindCopy).

Преподаватель, безусловно, должен владеть техникой обнаружения плагиата, чтобы ученики не рас­слаблялись. Однако главная его задача – не разоблачить ученика-плагиатора, а научить его правильно работать с чужими текстами, объяснять, в каких случаях их обязательно следует пересказывать или брать в кавычки. Начинать учить этому нужно уже в школе. Так, важно понимать, что степень переработанности чужого текста зависит от задачи. Для устного школьного доклада допустимо заимствовать большие куски чужого текста. А жанр реферата, близкий к школьному изложению, предполагает обязательное пере­фразирование текста. Важно и объяснить, чем реферат отличается от изложения: это уже не простой пересказ своими словами, а осмысление и выделение главного.

Нужно объяснить ученикам и простейшие приёмы перефразирования текста: разбивать длинную фразу на несколько коротких, заменять слова синонимами, объ­единять несколько коротких фраз в одну, сокращая избыточную информацию. Отдельное искусство, которым полезно овладеть, – это изменение структуры предложения: замена активной конструкции на пассивную и наоборот, замена глаголов конструкциями с отглагольными существительными.

Иногда нужно бывает переставить акценты в чужом тексте в зависимости от поставленной задачи. Например, поменять местами то, о чём говорится (тему), и то, что говорится. Для этого полезно проводить с учениками на уроках эксперименты по изменению порядка слов в предложении, чтобы они могли оценить, как меняется при этом смысл написанного. Старшеклассники уже могут справиться с таким полезным заданием: на основе двух-трёх небольших текстов написать новый.

Важно также обратить внимание учеников на то, что, даже если они заимствуют не готовый текст, а идею, нужно обязательно сослаться на её автора: нельзя пересказывать научный текст «от своего лица», потому что тем самым они невольно присваивают себе описываемые научные результаты. Чтобы этого избежать, достаточно выучить две-три вводные фразы: «Как пишет такой-то…», «В книге сякого-то говорится…». Как показывает опыт, такие на первый взгляд очевидные вещи часто не понимают даже студенты-старшекурсники.

Такие «превентивные» меры помогут по крайней мере в борьбе с неосознанным плагиатом, идущим от неумения и непонимания азов работы с текстами.

Теги: филология , русский язык

Два «недоросля» русской литературы

В апреле исполнилось 270 лет со дня рождения Дениса Ивановича Фонвизина - создателя первой яркой русской пьесы, которая и сегодня изучается в школе. Дело это непростое: и язык тяжеловат, и классицизм – замкнутая, не получившая богатого развития в России система. Как говорить о "Недоросле", чтобы сделать его понятнее детям?

Одна из проблем, с которой непременно сталкивается учитель словесности на уроках, – это «блочное» восприятие детьми авторов и их произведений, существующих словно в безвоздушном пространстве. Например, всем понятно, что девятикласснику, не научившемуся в пятом классе складывать дроби, на уроках алгебры делать нечего. Однако установление подобных внутренних связей на уроках литературы кажется лишним. Вероятно, по этой причине представление среднего школьника об историко-литературном процессе не заходит дальше знания, в каком порядке располагаются в учебнике авторы. Если попросить ученика раскрыть тетрадь или всё то же пресловутое содержание, то он, вероятно, вспомнит, что когда-то действительно читал и «Слово о полку Игореве», и «Недоросля», и «Медного всадника». Но выстроить логические связи или параллели между этими произведениями становится делом чрезвычайно трудным, а по мнению ребёнка – ещё и бессмысленным. Соотнести же тексты одной эпохи, но «родом» из разных стран оказывается и вовсе непосильной задачей хотя бы потому, что зарубежная литература чаще всего располагается в самом конце учебника – и вот образуется ещё один блок, на этот раз живущий совершенно отдельно от русской литературы.

Безусловно, существует очевидный «филологический» способ заставить произведения взаимодействовать друг с другом – ввести так называемый контекст, на фоне которого и будут подаваться писатели. Например, содержимое таких вроде бы далеко расположенных друг от друга «ящичков» – «Д.И. Фонвизин» и «Ж.-Б. Мольер» – можно собрать в один большой ящик под названием «Классицизм». Какие в этом случае связи выстраиваются между «Недорослем» и, например, «Мещанином во дворянстве»? В контексте классицизма мы изучаем уже не отдельные пьесы, а разные образцы классицистической комедии, а это позволяет говорить о произведениях на фоне таких понятий, как «штиль», «высокий» и «низкий» жанры, драматический принцип «трёх единств». Классицистическая же идея о торжестве разума и долга прямо отсылает к напрашивающемуся противопоставлению истинного и мнимого, внутреннего и внешнего благородства героев Фонвизина и Мольера.

Однако такой филологический и в чём-то очень формализованный подход способен лишь расширить границы, но не стереть их. На смену школьному представлению «Мы прошли Фонвизина, перелистнули страницу учебника – и забыли» наверняка придёт только «Мы прошли классицизм, перелистнули страницу учебника – и забыли».

Как же учитель может помочь ученику преодолеть границы между различными авторами, произведениями и эпохами? Кажется, единственный выход – попытаться вместе с учениками обнаружить те многочисленные связи, которые существуют между текстами, казалось бы, совершенно непохожими.

Если продолжить расширять границы уже упомянутой комедии Фонвизина «Недоросль», то какие параллели можно провести? Один путь мы уже показали – сравнить русскую классицистическую пьесу с произведением французского драматурга той же литературной эпохи. А если предложить девятиклассникам сопоставить «Недоросль» с «Капитанской дочкой» А.С. Пушкина, о которой с 8-го класса уже наверняка успели забыть?

Но не странным ли выглядит это сравнение? Можно ли сопоставлять классицизм и реализм, комедию и воспоминания, картины семейного быта и панораму Пугачёвского восстания? Да и сами главные герои кажутся очень разными. Если Митрофанушка так и напрашивается на читательское осуждение, то Петруша Гринёв обычно вызывает у ребят глубокую симпатию.

Но такие ли разные эти произведения? Вдумчивый анализ способен показать, что между этими на первый взгляд непохожими текстами оказывается немало сходного.

Можно начать с самых, пожалуй, простых наблюдений – лингвистических. Познакомившись на примере «Недоросля» с языком XVIII века, школьники могут задуматься над вопросами, простыми и трудными одновременно: удалось ли Пушкину, писателю начала XIX века, отразить дух старинного «века минувшего»? На одном или разных языках говорят герои «Недоросля» и «Капитанской дочки»? А если похожи, если удалось – то как? За счёт ли стиля, за счёт ли историзмов и архаизмов?

Но зачем нам анализ лингвистического уровня двух произведений? Есть у этой задачи какая-то «олитературенная» цель? Без­условно; и не одна. С одной стороны, хотя бы выборочно комментируя лексику двух произведений, мы непременно затрагиваем проблему создания художественного образа героя – и здесь будет уместно вспомнить вместе со школьниками о жанровых и родовых различиях «Недоросля» и «Капитанской дочки». В связи с этим возникает череда вопросов, которые могут стать поводом и для отдельного урока. С помощью каких приёмов создаётся характер в драматургии, а каких – в текстах эпических? Что доступно роману, но не комедии, и наоборот? Есть и трудный вопрос, с перспективой на будущее: а в каком роде литературы сложнее раскрыть образ героя и почему?

С другой стороны, лингвистический анализ устаревших слов приподнимает нас до ещё одного литературоведческого уровня – системы персонажей. Вспоминая значение историзма «недоросль», мы можем преодолеть границы между, как сначала казалось, такими непохожими героями – и сравнить двух недорослей русской литературы.

«Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками. Между тем минуло мне шестнадцать лет», – перечитываем мы строки из «Капитанской дочки». А сильно ли жизнь Митрофанушки отличалась от отрочества Петруши Гринёва? Разве был Митрофанушка менее сведущ в географии, чем юный Гринёв, мастеривший из карты воздушного змея? Разве познания, полученные фонвизинским героем от Вральмана, Кутейкина и Цыфиркина, были менее широки, чем у ученика мсье Бопре? Разве не похожа, хотя бы отдалённо, госпожа Простакова со своей всепоглощающей любовью на Авдотью Васильевну Гринёву?

Но, сопоставляя жизнь двух героев, мы интуитивно понимаем: если пушкинский герой смог изменить свою судьбу и из беспечного недоросля Петруши стать Петром Андреевичем Гринёвым, человеком совести, долга и чести, то Митрофанушку вряд ли ожидает такое будущее. Какой же рубеж оказался непреодолимым для фонвизинского персонажа? Думается, разговор об этой точке, откуда пути двух недорослей разошлись, должен стать ключевым и чрезвычайно плодотворным как для дискуссии в классе, так и для домашнего сочинения. Замечу только, что очень важно при поиске этой точки не вернуться к «филологическому» пути. Конечно, очень легко объяснить «бесперспективность» Митрофанушки с позиций классицизма – направления, для которого характерны преимущественно статичные и однозначные герои. Но такое «строгое» объяснение вряд ли добавит филологической компетенции, зато создаст новые границы, которые мы так стремились преодолеть.

Анна ПОЛЯКОВА, магистрант филологического факультета СПбГУ и учитель литературы Аничкова лицея

Теги: филология , литературоведение

Затерянный мир

Среди публикаций "Словесника" значительная часть принадлежит размышлениям о русской литературе, её месте в образовательном процессе. Это свидетельствует о том, что тех, кого волнуют эти проблемы, немало. И это весьма отрадно. Но отечественная литература, сколь бы оригинальна и самобытна она ни была, только часть - пусть важная и заметная, а для нас, россиян, ещё и самоценная – мирового литературного процесса. Русская литература и в XVIII, и в XIX, и в XX веках была частью мировой. Она не только на неё влияла, обогащая её, но и сама испытывала и продолжает испытывать серьёзное воздействие извне.

На протяжении более тридцати лет автор этих строк связан с преподаванием курсов истории зарубежных литератур разных эпох в высшей школе. И вот, беседуя со студентами-филологами – как правило, вчерашними школьниками, – поражаешься, насколько скудны их познания и осведомлённость в области литературы зарубежной. Причём год от года недоумение это возрастает.

Можно сетовать, что это-де общая тенденция: и читают меньше, и электронные носители активно теснят традиционные бумажные. Да и приоритеты изменились. Но только ли в этом дело?

Конечно, указанные обстоятельства играют свою роль. Помню, в конце 90-х довелось в одной из школ с гуманитарным уклоном вести факультатив по западной литературе. Из двадцати с лишним человек, что ходили, только двоим или троим было по-настоящему интересно. Остальные откровенно зевали, занимались своими делами, мешали заинтересованным и нарушали дисциплину. Спросил: почему? Большинство ответили определённо: литература не интересует потому, что вижу себя юристом, экономистом, программистом, милиционером, журналистом... Да, да! И в последнем случае были уверены, что литература не нужна. Предложил завучу: давайте заниматься с теми, кто хочет. «Нет, это невозможно – у нас весь класс с литературным уклоном. Поэтому или все, или никто». Выбрал последнее. Но даже тогда, в конце 90-х, ситуация с чтением художественной литературы была лучше. Подумал, может быть, это только мои субъективные впечатления. Поделился с коллегами. Нет, не обманулся, все подтверждают: ситуация только усугуб­ляется.

В современной, обычной (без особенных «уклонов») школе на русский и литературу по плану выделяется восемь часов в неделю. Из них русскому отводят шесть, литературе – два. В некоторых школах соотношение иное: пять + три. Можно ли литературу освоить за два-три академических часа в неделю?

Программа предусматривает и изучение зарубежной литературы (игнорировать её существование невозможно, не правда ли?). Но предусматривает, скажем так, ненастойчиво, а о какой-либо продуманной системе и говорить не приходится. Так, в течение года программа предлагает учителю познакомить учеников с поэзией Р. Бёрнса, японскими хокку, с рассказами О. Генри и Рэя Бредбери.

В большинстве школ времени на знакомство даже с этими – вполне случайными – текстами не остаётся. Правда, в некоторых школах (может быть, дело в энтузиазме отдельных учителей?) к зарубежной литературе всё-таки обращаются, но[?] в четвёртой четверти. Она, как известно, особенная, в году последняя и вообще – скоро лето!

У меня студенты из разных регионов, со всей страны. И вот что интересно: в последнем наборе есть несколько человек из Нижегородской области и Хабаровского края. И они, надо сказать, демонстрируют неплохую (на общем, разумеется, фоне) осведомлённость в зарубежке. Что это – «региональный компонент», особая склонность местных педагогов-словесников или конкретные проявления творческого подхода к делу, разрешения учителю вносить изменения в программу? Они небольшие. В пределах двадцати процентов. Но позволяют дать хоть какое-то представление о художественной литературе иных стран и народов.

Студенты – недавние школьники – свидетельствуют: из учебного процесса (речь, разумеется, о литературе), по сути, выпадают два последних года – 10-й и 11-й классы. Там – только «натаскивание» на ЕГЭ. Никто не спорит: в своей основе единый государственный экзамен – дело нужное. Он действительно даёт возможность пробиться талантливой молодёжи. Но натаскивание – это всё-таки другое. Стоит ли ради него вычёркивать два года из образовательного процесса?

Возможен вопрос: а нужно ли вообще изучать зарубежную литературу в школе? Для меня ответ на него однозначен: разумеется, да. Какой бы ни была международная ситуация, мы – часть единого гуманитарного пространства, мы – часть мировой культуры. А потому представления о внешнем мире должны быть адекватными. Чтобы и о себе судить адекватно.

Что же нужно, чтобы дети наши (которые станут взрослыми!) знали о существовании этого богатейшего, ныне затерянного культурного материка? Немногое. Хотя бы час в неделю, отведённый на урок по литературе зарубежных стран. Но – с пятого по одиннадцатый. Для этого нет необходимости открывать новую специальность в вузе – знаний, которые в этой сфере получает современный студент-филолог, вполне достаточно. Необходимо только разработать программу для школы.

Позволю вот какую ремарку. В преддверии Великой Отечественной войны (по воспоминаниям родителей) немецкий язык считался одним из основных предметов в школах, где они учились. И соответственно они его учили как надо. Позднее приобретённые знания весьма пригодились им в институтах, помогали учиться, без труда читать специальную литературу. Разве то, что они хорошо знали немецкий, сделало их меньшими патриотами своей страны? Едва ли.

Из воспоминаний участников Великой Отечественной войны можно узнать, что в юности они зачитывались Майн Ридом и Стивенсоном, Киплингом и Жюлем Верном, «Тремя мушкетёрами» Дюма, запоем читали «Остров доктора Моро» и «Затерянный мир», а то и «Пещеру Лейхтвейса» с историями о похождениях Ната Пинкертона. Так что же, Анатолий Рыбаков, Константин Симонов, Михаил Луконин и многие другие из-за этого меньше любили свою Родину?

В конце концов, и зарубежные книги учат тому же: быть человеком. Станем ли мы любить Родину больше, если ничего не будем знать о том, что рядом существует прекрасный и удивительно многообразный материк мировой литературы? Весьма сомнительно.

Теги: литература , история

Классное чтение

Татьяна Савченко. Есенин и русская литература XX века: влияния, взаимовлияния, литературно-творческие связи. - М.: Русскiй Мiр[?], 2014. – 560 с.: ил. – 2000 экз.

Книга доктора филологических наук, научного сотрудника Есенинской группы ИМЛИ РАН Татьяны Савченко даёт объёмное представление не только о творчестве Сергея Есенина, но и о многообразии пересекающихся интересов литературных групп и направлений, в чём-то сходных, а в чём-то весьма различных. Есенин предстаёт в его взаимо­связях с Блоком, Маяковским, Горьким, Пастернаком, писательской организацией – РАППом[?] Некоторые аспекты хрестоматийны, но Савченко раскрывает их значительно глубже, а кроме того, заглядывает в будущее: её исследование посвящено и тому, как спустя десятилетия отозвалось творчество Есенина в стихах Рубцова и Варлама Шаламова. Книга хорошо структурирована, написана доступным языком, гармонично сочетает факты и эмоциональность. Она может стать подспорьем для учителей и студентов, желающих составить представление о литературных процессах России первой трети XX века в контексте её истории.

Елена Березович. Русская лексика на обще­славянском фоне: семантико-мотивационная реконструкция. – М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2014. – 488 с. – 1000 экз.

Каждое слово создаёт вокруг себя ореол ассоциаций, а тем более такое, которое существует в языке и активно используется многие сотни лет. Какие же это слова? Например, "Русь" и «русский». «Ад» и «рай». Термины родства, ландшафта, погодных явлений, частей тела… Они настойчиво тянут за собой цепочки связей и представлений, которые в чём-то удивительно сходны с родственными (или даже отдалёнными) языками, а в чём-то – специфичны для своего, русского языка, но могут по-разному проявляться в его диалектах. Монографию Елены Березович читать непросто: она написана для специалистов, в ней содержится немало научных обобщений. Но конкретные примеры подобраны так ярко и разнообразно, что даже дилетант почерпнёт из неё немало интересного. Яснее становятся этимологические мотивы наименований, глубже раскрываются фольклорные архетипы.

Основные тенденции развития поэтического языка XX–XXI вв. Языковые уровни и их взаимодействие. – М.: Азбуковник, 2015. – 400 с. – 1000 экз.

Поэтический язык особым образом структурирован и весь пронизан повторами: звуков, лексем, синтаксических структур. Всё это, гармоничным образом сочетаясь, может выводить читателя поэзии на новые уровни смыслов. В данной коллективной монографии уровни поэтического языка распределены по статьям: так, В.Н. Виноградова и Н.А. Николина пишут о поэтическом словообразовании и морфемном повторе, З.Ю. Петрова – о тропах, А.В. Гик – о синтаксисе; наконец, взаимодействие уровней – расширение границ текста, отсылка к иным поэтическим произведениям – рассмотрено в статье Н.А. Фатеевой «Рождение интерпретации». Несмотря на то что несколько на периферии внимания авторов сборника осталась звукопись, в целом книга производит впечатление цельной и интересной работы, позволяющей составить представление об освоенных возможностях современного поэтического языка.

Эмилия Александрова, Владимир Лёвшин. Искатели необычайных автографов, или Странствия, приключения и беседы двух филоматиков. – М.: Издательский дом Мещерякова, 2015. – 240 с.: ил. – 5000 экз.

Сегодня в школах много говорят о метапредметности, но пока что гораздо меньше тех, кто её действительно видел. Между тем ещё в советское время выходили книги, которые нынче можно взять за эталон метапредметного подхода – ненавязчиво-познавательного, полного энтузиазма и мягкого юмора. Само слово «филоматик» означает филолога, который вдобавок математик (ну или наоборот). Друзья Фило и Мате (один – образцовый восторженный «лирик», другой – эталонный педантичный «физик») путешествуют сквозь время и всё больше проникаются уважением к познаниям друг друга. Ещё бы: сплошь и рядом выходит, что филология и математика – вещи не только совместимые, но и взаимодополняющие! Недаром отточенные формулы выдающегося математика Омара Хайяма находят идеальное метафорическое выражение в его лаконичной и необычайно меткой поэзии. Хайяма-то и разыскивают два наших друга, беспрестанно поражаясь тому, как, оказывается, много знаний и красоты скрывалось в тех областях, которые до сих пор были для них чужды. Помимо литературы и алгебры с геометрией читатель найдёт в книге и немало сведений по средневековой истории и даже искусствоведению – в общем, куда ни посмотри, одна полезная метапредметность на фоне занимательного сюжета и остроумной доброй пикировки двух друзей, открывающих новые горизонты.

«Нам надо удивляться»

Н.П. Богданов–Бельский. «Устный счёт. В народной школе С.А. Рачинского», 1895 г. Государственная Третьяковская галерея

Тема природы так или иначе присутствует на уроках русского языка и литературы, хотя не имеет прямого отношения к словесности. Но она есть в нашей жизни всегда, и неудивительно, что темы "о природе" непременно попадают в школьное сочинение. Как учителю-словеснику разговаривать о ней с учениками и как о природе писать? Александр Николаевич Стрижёв - русский учёный-фенолог, автор множества вдохновенных очерков и книг о живой природе. В минувшем году ему исполнилось 80 лет. Мы записали для «Словесника» его монолог.

Я хотел бы сначала о жизни потолковать. Определение жизни, что она такое? Есть толкование созерцательное: жизнь – это радостное, трепетное хождение перед лицом Божиим. Весь мир – творение Божие. А вот, скажем, прагматическое: жизнь – это форма существования белковых тел. Первое определение дал Иоанн Кронштадтский. А второе определение – тоже небезызвестный человек. Это Энгельс. Нам ни то ни другое теперь не подходит. А что подходит?

Расскажу вкратце о таком направлении в отечественной педагогике – конфессиональном, с уроками Закона Божьего, с пением детей в церкви. Возглавлял его не кто-нибудь, а родной племянник поэта Боратынского – Сергей Александрович Рачинский. Он был профессором Московского университета, вёл ботанику и даже переводил Дарвина. А в 1870-е годы решил оставить кафедру и Москву, уехал в родное село Татево в Смоленской губернии. Приехал он в своё имение и решил стать сельским учителем. Вчерашний профессор сдаёт экзамен на сельского учителя! Стал вести школу на новых основаниях. Собрал бездом­ных детей, которых считали зауголышами, незаконнорождёнными. Ни родителей, ни фамилий у них. И всем этим подкидышам он дал фамилию Богдановы – «бог дал». Из этих его учеников вышел известный художник – Богданов-Бельский. Бельский – уезд, где школа помещалась.

Рачинский поставил дело таким образом, что дети и живут при школе, и у них сад, где они работают. Мальчики изучают рукомесло, девочки занимаются шитьём. Все трудятся, и учатся, и поют в церкви. А летом он собирает своих учеников и ведёт за двести вёрст в Нилову пустынь, монастырь на озере Сенеж. И по дороге объясняет им, что они видят. Ботанику свою он не забыл. А о своей школе рассказал в книге «Сельская школа». Был он в переписке с К.П. Победоносцевым и в большой дружбе с дочерью Тютчева, А.Ф. Аксаковой, переписка существует пока неопубликованная.

Надо сказать, что, поскольку Сергей Александрович учил детей труду, когда революция совершилась, этот опыт показался интересным. Когда школы-интернаты появились, они усвоили опыт школы Рачинского. Только уроки Закона Божьего отменили. И эта школа продержалась в селе Татево до 30-го года. Сам Рачинский скончался в начале ХХ века, и школу вели уже его ученики. Они очень любили своего учителя! Если посмотрите на картины Богданова-Бельского – он всё время там своего учителя рисует.

Так что эта школа отчасти проросла в нашу школу. Были ведь у нас и участки пришкольные. Сейчас их хорошо бы возродить. Светская школа даёт, конечно, только комплекс знаний. Практика почти отсутствует. Природу дети почти не видели так, как надо бы видеть, своими глазами. Но возможности такие есть: у нас теперь и фотографии, и киносюжеты. Никто не отменял детское творчество: они сами могут фотографировать, вести дневниковые записи.

До революции у нас очень широко давались в школе основы фенологии – науки о сезонном развитии природы. Часы живой природы, когда что начинается и как что наблюдать. Программы эти разрабатывал Дмитрий Никифорович Кайгородов, автор многих работ. Он до революции водил на природу августейших детей и всё им показывал. А потом стал водить красноармейцев. Он умер в середине 20-х годов, был профессором Лесного института, который изучал науку о лесе. Там ещё помнят этого профессора. Сорок книг написал Кайгородов! Вот, например, «Из зелёного царства». Есть у него сборник о птицах, чернолесье, краснолесье. Чернолесье – это те леса, что сбрасывают листья на зиму. А краснолесье – хвойные, они всегда красивые. Его очерки читала вся Россия. Его другом был композитор Чайковский. Архив Кайгородова в Русском географическом обществе сейчас почти не открывают...

Кайгородов организовал фенологическую сеть наблюдателей. До революции было 600 наблюдателей в разных областях! Это простые люди, не какая-то учёная публика, натуральные доброхоты. Программы самые простые: отметить, когда сошёл снег, когда лёд прошёл на реке вашей. У нас часы живой природы пускает тепло. Как только среднесуточная температура достигает пяти градусов, это порог пробуждения деревьев. Сокодвижение начинается. Есть сопутствующие признаки, которые видны простому человеку, и не надо измерять температуру. Скажем, такой кустарник – серая ольха. Если она запылила-зацвела, если из серёжек посыпалась пыльца – значит, плюс пять градусов. И на небе – кучевые облака. Их не было зимой. Там были слоистые облака – а тут кучевые. Когда снизится за минус пять в октябре (19 октября обычно), кучевые облака пропадут.

Так вот учителю-словеснику, может быть, даже легче, чем естественнику. Потому что есть изумительные тексты. Всегда на уроках русского языка диктанты давали из «Записок охотника». Классика пульсирует и сейчас, она везде присутствует. «Улыбкой ясною природа[?] встречает утро года»… Март – утро года. Можно поэтический календарь составить и детям зачитывать. Я в своё время сделал на весь год такой монтаж из русской поэзии. Он не опубликован, но я им широко пользовался, когда писал свои фенологические заметки, а это продолжалось ни много ни мало сорок лет.

Как составить поэтический календарь? Взять весь ряд от Державина и выбрать строчки, которые самому понравятся. Выбирается всё, что было сказано поэтами нашими, старыми и новыми, и делается монтаж, от января до января. Это будет заветная тетрадь. А детям это полезно. Да и вообще нелишне поэзию знать. У Заболоцкого есть описания, как во время дождя лес гнётся… это ведь не обязательно одни цветочки. Ведь тот, кто любит природу, не выжидает какой-то ясный, вёдренный день, он идёт в любую погоду, и в любую погоду можно увидеть что-то замечательное.

Или если мы откроем дневники Льва Николаевича Толстого – больше десятка томов – их надо все посмотреть на этот предмет и выбрать оттуда строки. Что в каждом дне увидел Толстой? Это я тоже делал. Так скапливаются у учителя эти литературные тексты, которые он будет дополнять и цитировать на уроках. Это проникновенная речь наставника. Здесь наше слово настоящее, национальное, очень к месту.

Что касается сочинения. Надо взять темы, которые близки детскому понятию. Допустим, сочинение, как он лето провёл и что в природе видел. Пусть у некоторых это будет наивно, но летом всё очень колоритно, и это западает в душу. Даже если он «не был на природе», а оставался в городе… Надо сказать, что люди, живущие в деревне, сами часто не знают ничего за пределами своих потребностей. Вот они знают сорные растения, что их надо выдрать. А на лугу – трава и трава. А какая трава? Ведь у нас по теперешней нашей обрезанной стране 17 000 видов разных трав. А раньше было – 21 000 видов. В Подмосковье – 1300 видов. Если хоть десятка полтора из них будете знать – уже хорошо, и они вам встретятся по всей средней полосе. Поэтому и книга моя называется «Русское разнотравье». И там 160 очерков.

Интересные темы такие, где на личном опыте можно что-то увидеть. Очень интересно было бы познакомить детей с культурными растениями: рожь, пшеница, лён. В своё время, лет двадцать назад, я провёл такой эксперимент. У нас в дачном посёлке, когда развалился колхоз, всем раздавали по две сотки земли. И все бросились брать, все изголодались по личной земле. Шум, гам – пятьсот участков нарезали! Охраняли свои участки, даже канавы копали вокруг своих двух соток и проволокой затягивали. И так канителились два года. Потом стали потихонечку бросать. Многим показалось, что две сотки обрабатывать тяжело. Это вообще смешно: у нас во время войны сорок соток обрабатывали, я тогда только в школу пошёл.

И думаю я: давай-ка я вскопаю брошенную землю, посажу рожь и покажу детишкам местным, как растёт хлеб. Вот весной полезли озимые, люди идут и радуются: какая-то делянка необычная, интересная. Дети из школы идут – никто не потоптал. В августе мы с детишками пошли жать рожь. Связали снопы и на тачке привезли. Подсохла рожь – молотить стали. Обмолотили – получился ворошок зерна. Дети радовались: это же их труд, я им тоже давал молотить. Сделал я ступу, чтобы измельчить зерно, мельницы же нет под руками, и я зерно истолок. Получили мы муку и испекли лепёшки. И дети уминали за обе щеки эти пышки! Вот такая педагогика.

На следующий год, думаю, ладно: рожь мы усвоили. И посеял лён. А лён очень красивый, когда колоколится, цветёт. Делянку мою как будто кто полушалком дорогим накрыл! Все останавливаются, любуются. И опять никто не забежал, не помял, а ведь не охраняется. Потом мы выдергали этот лён, получили волокно. Ступы я сделал, где мнут это волокно, всю пещерную индустрию им показал. Ткацкого станка у нас не было, а из этого волокна мы делали верёвку, чтоб было хозяйственное использование. Дети охотно помогали, очень им это понравилось.

Или вот цветы. У нас ведь совсем отвыкли от русских цветов, которые заполняли палисадники. Мальвы, золотые шары, астры. Аранжировка, расстановка цветов – это искусство целое. Понести в школу букет, который сам составил, – это тоже участие. Можно выбирать стихи на какую-то тему: например, розы, шиповник. Или: сенокос, гроза. Нам надо проработать пласт нашей классики, она у нас омертвляется от невнимания. Надо любовные струнки затронуть, чтобы они заиграли в душе. Если дети будут любить свою природу, то и свой край, свою землю будут любить. Если же человека отучить от родной красы, от родного слова – что остаётся тогда? Пусть не всем дано радостно-трепетно ходить перед лицом Божиим, но бережно относиться – это обязанность наша. Нам надо удивляться. И на этом воспитывать свой вкус, свой характер. Ведь проявление какого-то восторга в душе – это благородное чувство.

Теги: филология , русский язык

Старые записи иностранцев о русском языке

Путешествуя по России, иностранцы заносили в путевые дневники увиденное и услышанное, благодаря чему сохранились не только уникальные описания обычаев, нравов и реалий соответствующей эпохи, но оказались зафиксированными редкие русские слова и именования.

" Мы уселись за стол, обильно уставленный едой в русском духе, в первую очередь рыбой, которую тут готовят лучше, чем у нас, была очень вкусная икра, из напитков - кислые щи, мёд и пиво – никакого вина [?]" Приведённая цитата взята из дневника латиноамериканского креола Франсиско де Миранда (1750–1816), родом из Каракаса, столицы испанской колонии Венесуэлы, которому довелось почти год провести в России (1786–1787). В его дневнике, среди прочего, обнаруживаем название шипучего напитка «кислые щи» (kichlesti) и московской башни – «Сухарева» (Soujareba-Bachna), которую он почему-то переводит как «голова сахару». Эти факты относятся к XVIII веку – столетию, богатому грамматиками, разного рода описаниями и лексиконами: в справочнике «Словари XVIII века» В.П. Вомперского приводится 277 наименований. Поистине – век словарей!

Но какие в записях иностранцев сохранились свидетельства о русском языке допетровского времени ? Дважды, в 1517 и в 1526 годах, Русское государство посетил австрийский дипломат барон Сигизмунд фон Герберштейн. В своих «Записках о Московии» (Rerum Moscoviticarum Commentarii) он показал чуть ли не все стороны русской действительности, поведал об истории и современном состоянии государства, опубликовал карту Московии и даже включил в своё произведение отрывки из литературных сочинений. «Записки» были написаны по-латински, а позже переведены на другие языки. Барон так подробно и разносторонне описал увиденное, что его труд иногда считают профессиональным дипломатическим отчётом. Для историков русского языка особенную ценность представляет включение в оригинальный латинский текст русских слов с объяснением значений, типа: «Mille на их языке [т.е. по-русски] называется «тысяча» (Tissutzae); точно так же десять тысяч (decem millia) они выражают одним словом «тьма» (tma), двадцать тысяч (viginti millia) – «две тьмы» (Dvuetma)».

Известны русские «вкрапления» гораздо более древние, например, целая фраза на русском языке, написанная греческими буквами, в «Теогонии» византийского филолога-энциклопедиста Иоанна Цеца (ок. 1110 – ок. 1180), – факт, обладающий особой лингвистической и культурно-исторической значимостью: «Сдра(в), брате, сестрица… добра день» («здравствуй, брате, сестрица… добрый день»).

Но помимо «вкраплений» существуют составленные иностранцами лексиконы и разговорники с иноязычной и русской частью . Мы привыкли черпать сведения о родном языке из произведений русской литературы разных эпох, т.е. из основного фонда источников по истории русского языка, однако подобного рода лексиконы и разговорники довольно долго в этот фонд не включали. И только в тридцатые годы прошлого века Борис Александрович Ларин приступил к их научному анализу. Он прочитал (фактически расшифровал) сложные рукописи, провёл исследование их языка и опубликовал три иностранных источника XVI–XVII веков. Это: 1) отражающая московскую речь конца XVII в. «Русская грамматика» Генриха Вильгельма Лудольфа, немецкого филолога, участника дипломатических миссий (Oxford, 1696; издана в 1937 г.), 2) имеющий французскую и русскую части «Парижский словарь московитов» капитана Жана Соважа, произведение которого позволило довольно полно восстановить фонетический облик холмогорско-архангельской разговорной речи и диалектных особенностей конца XVI в. (Dictionaire Moscovite, 1586; издан в 1948 г.), и 3) русско-английский «Словарь-дневник» учёного пастора Ричарда Джемса 1618–1619 гг., записи которого показывают северорусские диалектные особенности, профессиональную речь рыбаков и местную лексику (подготовлен к печати в 1948 г., издан только в 1959 г.).

Между прочим, в предисловии к «Грамматике» Генриха Вильгельма Лудольфа, написанном на латинском языке, автор указал на такую особенность русского языка XVII века, как «двуязычие», когда «разговаривают по-русски, а пишут по-славянски»: «Большинство русских, чтобы не казаться неучами, пишут слова не так, как произносят, а так, как они должны писаться по правилам Славянской грамматики, например, пишут сегодня ( segodnia ), а произносят севодни ( sevodni )». Автор открыто провозглашает принцип передавать в своей грамматике и в помещённых здесь диалогах «звуки, которые слышатся в произношении» русских слов, с тем чтобы «книга послужила на пользу тем, кто хочет научиться разговорному русскому языку». Он выразил надежду, что такое его, почти революционное для своего времени, решение, может быть, «убедит Русских, что можно печатать некоторые вещи и на народном наречии ». И восклицает, что « только к пользе и славе Русской Науки может послужить… , если они , по примеру других народов, начнут культивировать собственный язык и издавать на нём хорошие книги ».

Позже в научный оборот были введены и другие подобного рода произведения, например, русско-немецкий разговорник XVI века, копия которого была заказана дерптским (тартусским) бюргермейстером Томасом Шрове (оригинал относится к XV в.; издан в Кракове в 1997 г.). Разговорник Томаса Шрове послужил образцом для другого словаря на русском и нижненемецком языке – Тенниса Фенне, называемого иногда «Псковским разговорником» 1607 г. (публиковался в Копенгагене: 1961, 1970, 1985, 1986). В XVI веке появился также первый англо-русский и русско-английский словарь Марка Ридли (Ридлея), личного врача царя Фёдора Иоанновича (издание: K[?]ln; Weimar; Wien, 1996).

Важная информация, содержащаяся в таких словарях-разговорниках, побуждает специалистов обратиться к исследованию их лексического состава и последовательно вводить в научный оборот содержащиеся в них сведения. Все известные лексиконы включены в состав источников таких крупных исторических словарей русского языка, как издающийся в Москве «Словарь русского языка XI–XVII вв.» и публикующийся в Санкт-Петербурге «Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI–XVII вв.».

В чём же ценность записей иностранцев? Они содержат разнообразные свидетельства о диалектных особенностях звучащего русского языка и включают богатые подборки русских слов, в том числе разговорных, которые слабо представлены (или отсутствуют) в литературных произведениях. В этих словарях оказалась зафиксированной уникальная лексическая информация. Это: 1) целый ряд единственных употреблений в памятниках письменности (так называемые hapax legomena), 2) ранние фиксации слов, которые известны только в текстах более позднего времени, 3) дополнительные значения, не отражённые в других произведениях, 4) лексические сочетания, обнаруженные только в этих памятниках; во всех группах можно встретить также редкую иноязычную лексику.

Даже краткие выборочные выписки из 29-го и готовящегося к печати 30-го выпусков «Словаря русского языка XI–XVII вв.» наглядно демонстрируют, сколь значимо эти произведения пополняют словесную сокровищницу русского языка. Из примеров первой группы – единственные употребления в памятниках письменности: сутяга «проволока» (Псковcкий разговорник); талья «дикая утка» (Словарь Ричарда Джемса) – ср. в словаре В.И. Даля: таловка , сиб . «белая куропатка»; типунъ «птичья болезнь: хрящеватый нарост на кончике языка» (Словарь Ричарда Джемса); убавокъ «скидка, убавление цены» (Словарь Томаса Шрове, Псковcкий разговорник).

Примеры второй группы – ранние фиксации: сурьма «серебристый хрупкий металл; сурьма (краска)» (Словарь Ридлея, Псковcкий разговорник); сусло «неперебродивший отвар крахмалистых и сахаристых веществ (из муки и солода), из которого изготавливают пиво и квас; сусло» (Словарь Томаса Шрове, Псковcкий разговорник); тюфякъ «мешок, набитый сеном или чем-л. мягким (соломой, мочалом, шерстью, пером), обычно простёганный, служащий матрасом» (Словарь Ридлея).

Примеры третьей группы – дополнительные значения: творительный «в составе названия падежа в грамматике: творительный падеж» («Грамматика» Лудольфа); теребити … «вырывать перья, ощипывать» (Словарь Ридлея, Словарь Ричарда Джемса); трубка … «полое гнездо, углубление в металлической чернильнице для хранения перьев» (Словарь Ридлея).

Из четвёртой группы: Турская курица «индейка» (Словарь Ридлея).

* * *

Знаменательно, что свою «Русскую грамматику» Генрих Вильгельм Лудольф посвятил князю Борису Алексеевичу Голицыну, который, по словам автора, овладев латинским языком, «сам открыл себе доступ к беседам с иностранцами», так что понятно обращение немецкого филолога к князю: «ты, надеюсь, не будешь осуждать меня за то, что я попытался [своей работой] оказать помощь тем, кто захочет вступить в беседу с Твоим Народом ». И добавил: «Всемогущий Творец этого мира, щедро одаряя разные народы разнообразными благами, видимо, хотел, чтобы жители земного шара завязали бы сношения между собой …»

Теги: филология , русский язык

Оглавление

Недоперестройка Он не любил, когда убивают… Память и беспамятство Честный и непрочитанный Сочетание несочетаемого По улице Высоцкого на мост Немцова? Привычка к труду благородная Фотоглас № 16 Идти своим путём День, ставший символом горя Чеченский след в русской поэзии Портретов Ленина не видно… Бессмертный лейтенант Литинформбюро № 16 Мы – отчаянный народ Мелкие бесы меряются чинами Бургер книг Тихий мир У каждого своя кунсткамера Пятикнижие № 16 «Дирижёр – это характер» Территория настоящего «Ночь ошибок»: на Триумфальной площади Мне бы в небо... Время трагедий Разрешено всё, что запрещено Подмена ценностей Гангста-стайл Внуки Победы: VIP-вариант Дурная мода Павел Фитин против Шелленберга Солдатские сны Упущенные возможности Наука и вера В одуванчиковой долине Главы из повести «Мама, папа и китайцы» Под дубом По Красной площади вместе с героями Чисто и прозрачно Прощание с хрущобой Дорогие мои старики Любовь в эпоху перемен Голливудская улыбка А что сегодня вечером в клубе? Тропу не обманешь Алмазный фонд "Клуба ДС" Очепятки Горячая десятка анекдотов апреляпо версии «Клуба ДС» Добрынины "Клуба ДС" Дядя Иван - и людям, и нам Всегда тот же Судьба человека и Сашка Сочинение: как, зачем, для кого Отправление от станции «Дно» Студенты не стали хуже Тропа Плагиат и работа с чужими текстами Два «недоросля» русской литературы Затерянный мир Классное чтение «Нам надо удивляться» Старые записи иностранцев о русском языке Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg