«Клуб разбитых сердец»

midrifmonster Клуб разбитых сердец

Клуб разбитых сердец

Ссылка:

Направленность: Смешанная

Автор: midrifmonster ()

Беты (редакторы): zlatik-plus ()

Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Пейринг или персонажи: СС/ГП, Северус Снейп, Гарри Поттер

Рейтинг: NC-17

Жанры: Дружба

Размер: Миди, 54 страницы

Кол-во частей: 7

Статус: закончен

Описание:

Они пьют чай. И не только.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Часть 1

Поттер чихает, громко сопит и каждые две минуты переворачивается с одного бока на другой. От его постоянного шмыганья у Снейпа уже дергается левое веко: кажется, что еще пара таких звуков, и он сам придушит его подушкой. Поттер замечает его раздражение и с преувеличенным усилием сипит:

— Ты не обязан обо мне заботиться. Иди домой, я же не изверг, чтобы заставлять тебя сидеть со мной под Новый год.

Снейп подчеркнуто равнодушно перелистывает страницу:

— Ты слишком много о себе мнишь, если думаешь, что способен меня к чему-либо принудить.

Поттер пытается возразить, даже слегка привстает, но его скручивает очередной приступ кашля. Снейп поспешно хватает пузырек и наливает в десертную ложечку сладко пахнущее зелье от горла. Точнее, не зелье — какую-ту маггловскую микстуру, но Поттеру все равно становится легче.

— Тебе же самому...

— Будь добр, помолчи.

Гарри благоразумно затихает.

***

К концу последнего года войны Северус абсолютно спокойно думал о приближающейся смерти. В том, что войну ему не пережить, он и не сомневался — уже в марте он ходил по опасно тонкому льду. Поэтому, когда Поттер ужасно неаккуратно собрал капли воспоминаний, затем моргнул зелеными глазами и пропал, Снейп покинул этот мир почти с удовлетворением. Потом ему долго снилось, как за гранью его встречает молодая Лили.

Точнее, попытался покинуть — девчонка Грейнджер рассудила иначе. Ее неумелые, почти истерические попытки остановить поток его крови продлили минуты мучения, но помогли дожить до Святого Мунго. Там из него сначала долго выводили змеиный яд, а потом упорно боролись с параличом конечностей. Через два месяца Снейпа выписали домой — с заштопанным горлом, подлеченными нервами и орденом Мерлина второй степени.

Орден ему вручали прямо в больнице. Тогда он еще не чувствовал ног ниже колен и рук ниже локтей, все время хотел спать и почти не мог говорить — и ощущал себя страшно беспомощным и уязвимым. Когда к нему в палату вошел Шеклболт в сопровождении двух пожилых мужчин и женщины средних лет — в сливовых мантиях, Снейп сперва решил, что его пришли судить и арестовывать. Впрочем, он даже не особо удивился, когда вместо оглашения приговора самый старший из представителей Визенгамота достал из кармана мантии маленькую алую коробочку. «Дождался», — вяло подумал Снейп, пока Кингсли надевал на его деревянную шею золотой медальон. Он уснул прямо во время торжественной речи и проснулся от прикосновений дежурной целительницы, пытавшейся распутать перекрутившуюся ленточку ордена. Он даже немного пожалел, что ничего не чувствует, кроме равнодушия.

Как Снейп и предполагал, в деле с орденом был замешан Поттер. Надо было отдать мальчишке должное: он в кои-то веки проявил себя с лучшей стороны. Поттер не только победил Лорда, тем самым доказав, что последние семь лет его, Снейпа, жизни прошли не зря, но и отдал долг, добившись его полного оправдания. Он пришел всего пару раз — неловко справиться о самочувствии и еще более неловко поблагодарить, на чем их общение и закончилось. Снейп не испытывал к мальчишке прежней, прожигающей душу неприязни, просто не мог — с тех пор как услышал: «Мальчик должен умереть», — но и память о хамстве и безрассудности Поттера оставалась жива. Впрочем, его чувства казались полностью взаимными.

Снейп добился выписки, как только перестал бояться, что упадет в туалете. Не то чтобы в Мунго было плохо — нет, кто бы мог подумать, но он наконец-то хорошо отдохнул. Перестал мучиться от головных болей и ощущать непроходящую усталость, а еще — отлично выспался. Первый месяц Северус почти ни о чем важном не думал, спал чуть ли не по пятнадцать часов в сутки и при этом не был полностью уверен, что виной такого нетипичного для него состояния были зелья. Весь этот год Снейп жил, как машина: почти без сна, готовый в любую минуту выхватить палочку или аппарировать к Лорду. Тогда ему казалось, что в таком режиме он может протянуть довольно долго, но мягкая постель и часы тишины и покоя убедили в обратном. В мирной обстановке его организм наконец перестал черпать энергию из последних резервов, и Северус почувствовал, как сильно устал. И все же разум подсказывал, что в ленивых больничных буднях можно было запросто увязнуть, как муха в меду.

День, когда он со взаимным облегчением распрощался с персоналом Мунго, выдался не по-летнему хмурым, но сквозь облака проглядывало солнце. На торжественную выписку пришел лишь неизвестно как узнавший о ней Поттер — Северус запретил администрации сообщать в газеты (не хватало только журналистов). К счастью, мальчишка под ногами не мешался и, хоть ходил за ним верной тенью, завязать беседу почти не пытался. На крыльцо Мунго Снейп вышел в довольно благодушном для него настроении. Камином он по определенным причинам воспользоваться не мог.

Посмотрев на проглядывающие сквозь серые облака солнечные лучи, Снейп подумал, что во всем этом было что-то символическое: словно он стоял на пороге новой, совсем новой и совсем другой жизни, где будет не только сумрак, но и свет. Он скосил глаза на Поттера — сложно было сказать, где мысленно находился мальчишка, но вряд ли на ступеньках больницы: он мечтательно улыбался и, казалось, ничего перед собой не видел. У Северуса мелькнула мысль, что и для Поттера открывается новая страница, — все долги розданы, все обязательства выполнены.

Тишину прорезал негромкий хлопок.

— Гарри! — В нескольких метрах от них появилась Джиневра Уизли, такая вся золотистая, юная и красивая, что напомнила Северусу о Лили. — Здравствуйте, профессор. В Мунго, что, завелся свой Перси? Я уже решила, что профессора не выпустят.

При звуках ее голоса улыбка Поттера стала такой широкой и счастливой, что не оставалось сомнений, о ком он мечтал несколько мгновений назад.

— Да нет, все было нормально, просто они не слишком торопились. И все прошло без проблем.

— А я тебе говорила, — ответила Джиневра, подходя ближе. — Ты стал параноиком похуже Грюма.

Северус подумал, как красиво они смотрятся вместе, — загоревший худой Поттер и воздушная, брызжущая энергией Уизли. Их совместную фотографию можно было бы вклеить в рекламный проспект морского курорта или семейной машины: при взгляде на эту влюбленную парочку не оставалось сомнений, что стоит им остаться вдвоем, как они займутся умопомрачительным сексом и получат с десяток оргазмов, а потом заведут не меньше троих образцовых розовощеких детей с рождественских открыток.

Северус хотел бы чувствовать только иронию и легкое презрение, а лучше просто равнодушие, но у него не получалось. Его вдруг потянуло искренне пожелать Поттеру счастья в личной жизни. А еще — заныло где-то глубоко внутри. Стало жаль собственной юности, захотелось, чтобы его тоже кто-нибудь встречал, вспомнились пухлые розовые губы, сложившиеся так, чтобы произнести букву «С»...

— Поттер, мисс Уизли, — сухо выговорил он и едва заметно склонил голову.

— До свидания, профессор, — хором ответили они.

Прежде чем аппарировать, Снейп успел разглядеть, как Поттер потянулся ртом к ярко-красным губам... А потом он оказался дома — в Тупике Прядильщиков, и все мысли о Поттерах, их подружках и прочей любовной чепухе мгновенно выветрились из головы. Пора было заняться собственной жизнью.

Пока Снейп валялся на белых мунговских простынях, вяло споря с больничным персоналом и иногда пытаясь читать, у него имелось достаточно времени, чтобы поразмыслить о том, что было, и о том, что будет, и принять правильные решения. Преподавание он, разумеется, оставил. Не для того он неделями пил горькие зелья и съел тонну казенных мандаринов, чтобы потом наступить на те же грабли и вернуться туда, где его подвешивали вниз головой, кусали за ногу и просили шпионить на два фронта. Снейп решил заняться тем, чем давно собирался, но всегда откладывал, — варить на продажу достойные его мастерства зелья.

Первый день прошел в домашних хлопотах, но закончился вполне неплохо. Он слишком давно не появлялся в родительском доме, а тот, словно в отместку, зарос паутиной и пылью и верно хранил следы своего последнего владельца — Тобиаса Снейпа. После смерти отца Северус постарался уничтожить все, что напоминало бы о нем, но в сами стены дома, казалось, впитался запах отчаянной нищеты и безрадостных будней. После первичного осмотра Северус аппарировал к «Флориш и Блоттс» за справочником по бытовой магии.

Годы на всем готовом в Хогвартсе дали свой результат. Окклюмент, зельевар и темный маг, Северус в первый день так и не разобрался, как избавиться от огромной паутины над старым шкафом, — ее не брали ни Тергео, ни Эскуро, ни даже Эванеско. Он бродил по мрачным комнатам со справочником в левой руке и бранил авторов, включивших в свой список заклинание для удаления ржавчины в ванной, но не пояснивших, как отчистить проржавевшие кольца железной кровати.

Вечером Снейп с третьего Репаро починил допотопную плиту, попытался вспомнить, как ее зажигать, и чуть не устроил пожар; потом добрел до ближайшего маггловского супермаркета и купил там хлеба с самой приличной на вид колбасой. После нехитрого ужина решил, что раз прихотливостью в быту он никогда не отличался, то не стоит заморачиваться и сейчас, и отправился ночевать в свою бывшую детскую спальню. Отвыкшая от людей кровать при малейшем движении скрипела, но заснул он мгновенно — тело еще не до конца оправилось от болезни. Этой ночью ему приснилось, будто он готовит дом к приезду Лили, и утром Снейп проснулся с четкой мыслью купить самых свежих цветов.

Последующие дни сливались воедино. Северус жил в своем собственном режиме: вставал, когда захочется, ложился спать, когда тело уставало, работал, пока была охота, обедал, когда начинало урчать в животе. В хозяйственном справочнике становилось все больше карандашных пометок на полях, а в стопке книг на прикроватной тумбочке появился августовский номер маггловского журнала «Сделай сам».

Дом день за днем принимал все более жилой вид. Северус все-таки убрал паутину проверенным способом — водой и тряпкой, вызвал по объявлению мастера-сквиба, который разобрался с плитой и объяснил, как включать конфорки. В сентябре Северус купил стиральную машину и серьезно задумался, а не изобрести ли заклинание глажки. В октябре проверил в действии заклинание покраски мебели. И пусть дом не стал намного уютнее — для уюта его пришлось бы снести до фундамента, — Снейпа он вполне устраивал.

Параллельно Северус забрал из Хогвартса свои котлы и колбы, выбил в Министерстве лицензию на изготовление и продажу особо опасных зелий, поместил объявление в «Пророке» — «Самые качественные зелья за доступную цену» — и купил большого мрачного филина, наотрез отказавшегося есть совиное печенье.

Постепенно скопившаяся за годы работы на Дамблдора усталость оставила его тело. Он выработал распорядок дня: вставал в восемь, в девять просматривал письма и выбирал самые интересные заказы, до и после обеда работал, в семь ужинал и пил чай. Вечером он либо экспериментировал в лаборатории, либо читал. По выходным Снейп порой встречался с особо щепетильными заказчиками. Ничто не беспокоило, ничто не отвлекало.

Однажды зимой он наткнулся в «Пророке» на статью анонимного автора. Она (а Северус был уверен, что это написала «она») выражала сожаление, что герой войны не продолжает служить на благо родины или хотя бы учить их детей уму разуму. Статья совершенно не тронула — спокойная жизнь его определенно расслабила. Да и к чему кому-то доказывать, что в кои-то веки он получал от жизни настоящее удовлетворение?

Пусть Снейп больше не разыгрывал из себя спасителя и правую руку Дамблдора и работал исключительно для собственного же блага, никакой ностальгии по временам своей шпионской славы он не чувствовал.

Ему нравилось искать в темных и подозрительных лавчонках редкие (а порой и запрещенные) ингредиенты. Ему нравилось придумывать заклинания для совершенствования самого процесса зельеварения — заклинания тонкой нарезки, шинковки и помешивания. Ему нравилось, что никто не отвлекает от работы просьбами кого-нибудь убить, нравился полный кошелек, нравилось уважение коллег-зельеваров, с которыми он иногда встречался на конференциях, посвященных последним новинкам... Да все ему нравилось. Разве что вечера могли показаться чуть одинокими, когда он пил чай и наблюдал, как стремится к горизонту солнце.

Ровно в семь часов вечера Снейп садился на кухне у окна и смотрел на убогую улицу, по которой редко кто проходил, кроме пьянчужек-забулдыг. Глядя на сточные канавы и следя за полетом пролетающих ворон, он думал о том, что в какой-нибудь другой реальности мог бы сидеть за этим маленьким столиком не один. Иногда в его воображении возникали картинки округлых белых рук, разливающих чай, маленьких пальчиков, поглаживающих его плечо, пышной рыжей пряди, падающей на нежно-розовую щеку. В такие дни Северус обзывал себя старым дураком, поспешно мыл посуду и работал почти до утра. Наутро от чайных фантазий не оставалось и следа, и все было снова хорошо.

Зима девяносто девятого года сменилась весной, весна — летом, лето — на диво сухой осенью. На Новый — двухтысячный — год Северус съездил к Люциусу во Францию, весной поехал на конференцию в Рим, летом заменил старый холодильник. Все было тихо и спокойно, ничто не предвещало перемен.

А потом Поттера бросила Джиневра.

За эти два года Северус видел Поттера от силы раз пять: на министерских торжествах, куда он иногда приходил посмотреть на людей, и один раз в Хогвартсе, на встрече ветеранов. Почти все ветераны были неприлично молоды, жизнерадостны и веселы, и прошлое почти не омрачало их лица своими тенями. Они сидели в Большом Зале — все студенты уже разъехались, — и слизеринский стол отличался многоговорящей пустотой. Снейп смотрел на своих бывших учеников, пересевших за столы чужих факультетов, смотрел на Золотое Трио, слушал сухую речь постаревшей Минервы — и в миллионный раз поздравлял себя с тем, что тот этап его жизни оказался позади. Больше не надо было следить, как бы малолетние глупцы не свернули себе шеи, бесконечно вдалбливать в пустые головы основы зельеварения, можно было заниматься тем, к чему действительно лежала душа...

Он посмотрел на Поттера, что-то шепчущего на ухо смеющейся девчонке Уизли, и сердце кольнула непонятно откуда появившаяся мысль, что уж мальчишка-то точно не пьет чай в одиночку. Как только поминальный обед завершился, Снейп встал и вышел — с твердым намерением никогда больше не видеть всех этих людей, которые напоминали бы ему о бездарно прожитых годах. К сожалению, судьбе было, как всегда, плевать на его желания.

Снейп плохо помнил, что заставило его повернуть ручку входной двери паба «Кабанья голова» тем сентябрьским вечером: кажется, ему надо было занести что-то Аберфорту. Зато он даже слишком хорошо запомнил, каким несчастным показался ему Поттер, сиротливо сидевший за самым отдаленным столиком в компании грязноватой кружки. От него несло крепким пивом, потом и горем, и все инстинкты Северуса требовали не вмешиваться не в свое дело. Он не собирался подтирать нос гриффиндорскому герою и не намеревался... Поттер громко рыгнул, упал головой на закачавшийся под его весом столик и глухо застонал.

Снейп и сам не заметил, как оказался рядом, — видимо, привычку помогать мальчишке было невозможно вытравить из себя окончательно, — и слово за слово обнаружилось, что Поттера бросила его неверная пассия.

— Ушла, — ничего не слыша, выговорил Поттер и вдруг надрывно засмеялся, — к Дину. Сказала, что я... что я...

— Что вы? — поторопил его Снейп, которому все происходящее уже порядком надоело, а уйти не давали остатки ответственности. — Вставайте уже, отправляйтесь домой.

Поттер вытер рукавом нос и рот — Снейп брезгливо поморщился — и что-то пробормотал.

И, прежде чем Северус успел отступить, Поттер вдруг крепко обхватил его за талию и уткнулся головой куда-то в район пояса. Ошеломленный Снейп попытался отцепить от себя чужие руки, но Поттер оказался сильнее, чем можно было ожидать. Ни на какие предупреждения и угрозы мальчишка попросту не реагировал. Ему необходимо было выговориться и явно не важно — кому.

Пока Поттер долго и нудно рассказывал, как чуть не подрался с Рональдом и заливал свою печаль в окрестных пабах, а потом сетовал «что же этим женщинам надо», Снейп попеременно пытался вырваться из цепких пальцев и хоть как-нибудь успокоить начинающего алкоголика. Окончательный предел его терпению наступил, когда Поттер пробубнил в его заслюнявленную мантию:

— А моя мама, она... любила вас не по-дружески?

Тут Северус решил, что ответственность ответственностью, а с него хватит. Он решительно отодрал от себя мальчишку и аппарировал домой.

К несчастью, Поттер успел уцепиться за край его мантии и тоже очутился в его прихожей, правда, в бессознательном состоянии. Северус забеспокоился, не расщепило ли мальчишку — с пьяными такое случается нередко, а разбираться потом ни с кем не хотелось, — и снял с Поттера порвавшуюся ветровку. Оказалось, что действительно, — по рукаву голубоватой футболки быстро расплывалось красное пятно. Обработав рану (снялся верхний слой кожи с небольшого участка), уставший Северус стянул с мальчишки грязные ботинки и брюки, уложил его на трансфигурированную из кресла раскладушку, бросил на него сверху запасное одеяло, а сам отправился в спальню. Там он полночи проворочался с боку на бок, мучаясь от вынужденного соседства и гадая, чем же не устроил Джиневру гриффиндорский принц. Мысль, что Поттера можно было бы перепоручить друзьям, не коснулась его сознания даже краем.

Утром Поттер образцово страдал от похмелья и стыда. Когда Снейп спустился в гостиную, мальчишка сидел, опустив голые пятки на холодный пол и обхватив руками лохматую голову. При звуке шагов хозяина дома Поттер сгорбился еще больше и машинально вцепился в окутывавшее его полосатое одеяло. Его щеки красиво заалели.

Северус стоял и молча смотрел на Поттера, с удовольствием наблюдая, как тот начинает нервно дергаться под его взглядом. Ожидаемо Поттер не выдержал первым и промямлил что-то вроде: «Можно антипохмельное?».

Северус с показным безразличием поинтересовался:

— Вы больше ничего не хотите у меня попросить?

Поттер замотал головой и забормотал извинения... Но, видно, голова болела у него слишком сильно, чтобы какие-то силы оставались еще и на совесть. Он перестал оправдываться и с вызовом бросил:

— И вообще. Вы должны меня понимать, причем в первую очередь.

Северус потянулся за палочкой, но остановился, когда Поттер быстро добавил:

— И что бы я вам вчера ни наговорил... Джинни я люблю и буду любить. И я ее верну, — тут он сжал кулаки, — несмотря ни на что. Я ей докажу... Глупости какие.

Северус молча бросил ему пузырек с антипохмельным и вышел, чтобы дать мальчишке одеться, и отчасти потому, что не хотел смотреть на незадачливого, жалкого, отверженного героя-любовника.

В конце концов, он его действительно понимал.

Часть 2

Поттер спит, натужно кашляя даже во сне. Легким прикосновением Северус проверяет лоб больного — температура падать не спешит. Иногда Снейпу кажется, что у Поттера от рождения все шиворот-навыворот: у мальчишки развилась необъяснимая аллергия на корень мандрагоры — ключевой компонент Перечного зелья, которым лечат детей с колыбели. Может быть, вот таким странным образом отозвалось маггловское детство? Трудно сказать, если речь идет о Гарри Поттере — авроре и просто умельце влезать в неприятности. А ведь не затащишь в Мунго...

Северус поворачивает на свет флакончик с сиропом для горла — заканчивается, хватит максимум еще на пару ложек. Приглядывается к Гарри — успеет ли дойти до ближайшей маггловской аптеки до его пробуждения или нет?.. Но стоит ему сделать шаг от кровати, как за край мантии цепляется чужая рука.

— Не уходи... Посиди со мной, если тебе не сложно.

— Поттер, ты уж определись: то гонишь, то встать не даешь. У тебя сиропа почти не осталось, надо до аптеки дойти. Ты же проживешь без меня полчаса?

Поттер отводит глаза:

— Да мне уже лучше. И вообще, повторяю, ты не должен...

— Я — не должен. Но если ты не прекратишь действовать мне на нервы, то я на самом деле уйду.

Гарри отворачивается, но Северус видит, как он кусает губы, чтобы скрыть улыбку.

— Ну ладно. Тогда принеси мне еще тех мятных леденцов, которые по пятнадцать пенсов.

Снейп через силу хмурит брови:

— Поражаюсь я, Поттер, твоему умению приспосабливаться. И минуты не прошло, как ты изображал умирающего мученика, а сейчас ты уже пытаешься сделать из меня домовика.

— Да, — Поттер улыбается широкой зубастой улыбкой, — это я умею — властвовать и помыкать. Зря, что ли, меня собираются повысить?

— Не смей вставать, пока меня не будет.

— А то что?

— А то твой любимый отдел не дождется нового главу.

— Снейп, ты меня пугаешь! После таких угроз я теперь и до туалета дойти побоюсь.

— Не болтай ерунды.

Северус наконец-то находит свой шарф, который почему-то оказывается под письменным столом. Спрыснуть его чем-нибудь, что ли? Он слышит, как собака Поттера зевает на кухне. Гарри снова забывается дремой.

***

Следующая неделя прошла как обычно: в работе и одиночестве. Снейп получил срочный заказ на двадцать литров Драконьего тоника, так что времени на лишние мысли не оставалось. Он с утра до вечера стоял у котла, наскоро обедал и почти не думал о том, как признания Поттера всколыхнули его собственные болезненные воспоминания. И надеялся, что Поттер не придет бередить его старые раны.

Но Поттер не был бы сыном Джеймса, если бы не учуял его слабое место, — он появился ровно через неделю. Услышав тихий, но непрерывный стук в дверь, Северус выглянул в окно и увидел мальчишку. Тот стоял на пороге — бледный, насупившийся и с типично упрямым выражением лица, при взгляде на которое Снейп почувствовал себя обреченным. Он впустил Поттера, когда тот пришел в пятый раз.

Поттер, похоже, сам удивился, когда дверь все-таки открылась и Северус бросил ему короткое «заходите». Не оглядываясь, Северус отправился на кухню, где как раз готовил ужин, — он не верил, что мальчишка уложится за пять минут. Уже оттуда он услышал, как Поттер что-то уронил в прихожей, а потом в носках прошлепал по мокрому полу. Северус отстраненно подумал, что очень кстати четверть часа назад закончил уборку.

До появления нежданного визитера Северус как раз варил сливочный соус к тушеной говядине, и прерываться из-за Поттера в его планы не входило. И пока он стоял у плиты, аккуратно помешивая деревянной лопаточкой мучнистую вязкую массу, Поттер колупал обгрызенным ногтем старые обои и вещал. Говорил что-то о вине и прощении, о боли утраты и невыносимой легкости бытия, что «ему, право, неловко» и вообще, «контроль он не теряет», — Северус его практически не слушал. Наконец Поттер выдохся и замолчал. Отвлекшись, Северус даже не сразу заметил затянувшуюся паузу, а когда взглянул на продолжавшего мяться в кухне мальчишку, чтобы отправить его восвояси, тот неожиданно спросил:

— А что это вы готовите?

— Тушеную говядину, — механически ответил Снейп и рассердился сам на себя. — Но если вы думаете, что я вам предложу...

— Да я не думаю, — грустно перебил его Поттер. — Просто Джинни, она иногда тоже...

Снейп сам не понял, как так вышло, что он пригласил мальчишку остаться на ужин.

Кто же знал, что тот согласится?

Ели они молча, и вилки слишком громко стучали о края тарелок. Поттер рассеянно вытирал рот салфеткой; в окно билась сонная жирная муха; Северус разглядывал сотрапезника.

Результаты наблюдений не давали повода для оптимизма. С момента их последней встречи в кабаке Поттер сильно похудел, под глазами проступили яркие фиолетово-бордовые круги, волосы, даже по скромным меркам Снейпа, пора было вымыть.

«Неужели Поттер действительно так сильно страдает?» — успел подумать Снейп, как мальчишка тоскливо, словно в ответ на его мысли, проговорил:

— Спасибо, было вкусно... У Джинни так не получалось. Да она и не любила готовить — говорила, что у нее аллергию на кухню. Мы поэтому все больше готовую еду покупали, но иногда...

— Поттер, — прервал Снейп поток чужих откровений, — вы понимаете, кому это все говорите? Я — не Уизли и не Грейнджер, и должен сказать прямо, что никоим образом не намерен занимать их место. Так что если вы поели, то у меня свои дела.

Мальчишка смутился и стал неловко вылезать из-за стола, чуть не опрокинув табуретку. Снейп тоже поднялся, собираясь довести надоевшего гостя до самой двери, чтобы уж наверняка, но случайно поймал взгляд зеленых глаз и, не удержавшись, вздохнул.

Может быть, из-за этого предательского вздоха, а может быть, чисто по наитию, Поттер посмотрел на него в упор и повторил свои же слова, сказанные в прошлый раз:

— Просто я думал, что вы должны меня понять, — и поспешно отправился в прихожую, оставляя за собой чуть заметные мокрые следы. Как и тогда, Снейп не нашел в себе силы, чтобы поставить наглеца на место должным образом. Но это не значило, что он не собирался разбить его иллюзии, что бы тот себе ни возомнил. Поэтому, пока Поттер натягивал огромную куртку и зашнуровывал кроссовки, Северус доходчиво ему объяснил, почему просмотренные воспоминания не дают ни малейшего права нарушать чужой покой. Мальчишка молчал, только на пороге задумчиво посмотрел на Снейпа и меланхолично заявил, что больше не побеспокоит.

— Вы еще молоды, Поттер, — сказал Северус на прощание в неожиданном приступе человеколюбия, — в вашей жизни все сложится.

— А в вашей? — хорошее впечатление от последних слов Поттера разрушилось мгновенно.

Снейп захлопнул за ним дверь.

Жизнь пошла своим чередом. Северус варил зелья, съездил на неудачную конференцию в Цюрихе и дошел в справочнике до заклинания новых обоев. Заклинание оказалось недоработанным: благородный белый цвет удалось получить только с четвертой попытки. Дом словно посвежел и помолодел, и Северус даже начал подумывать о смене паркета. В общем, можно было бы сказать, что две короткие встречи с Поттером не оставили никакого следа на его существовании, если бы не одно «но».

Северус был человеком привычек, а привычки требовали оставаться осведомленным. Смерти, болезни, исчезновения, повышения, убийства и кражи — все это помогало с разной точностью предсказать, кто обратится к нему в следующий раз, а Северус любил определенность. Быть в курсе дел ему, как ничто другое, помогал «Ежедневный Пророк», поэтому к завтраку мрачный филин, по-прежнему остававшийся безымянным, приносил свежий номер. Но если за последний год Герой почти сошел со страниц, то теперь не было выпуска, в котором он бы не упоминался.

Каждое утро, листая тонкие странички «Пророка», Северус натыкался взглядом на фотографии несчастного. Мальчишка появлялся на публике неизменно угрюмым, нередко нахмурившимся и почти всегда один — можно было только догадываться, подчеркивали ли фотографы его одиночество случайно или нарочно. Иногда особо рьяные журналисты ставили рядом две колдографии «до и после», и контраст действительно казался разительным — Поттер словно повзрослел лет на пять.

Заголовки над этими снимками были один краше другого: «Герой снова одинок?», «Я всегда буду любить ее...» и «О женское жестокосердие!». Оставалось только гадать, откуда газетчики пронюхали о подробностях расставания «пары десятилетия». Имя Джиневры полоскалось, как грязная половая тряпка, теории о причине их разрыва превосходили одна другую нелепостью и трагизмом.

Газетная шумиха не вызвала у Северуса ни капли удивления — скандалы всегда продавались лучше историй о вечной любви. Впрочем, во всем этом буйном проявлении низменности человеческой натуры можно было выискать и кое-что полезное. Работники пера решили посвятить читателей не только в подробности личной жизни Гарри Поттера, но и поведать о его пути после Победы, и вместе с жадной до чужих печалей публикой решил восполнить пробелы и Снейп. Отточенная годами интуиция подсказывала, что это сомнительное знание может ему пригодиться.

Не сказать, что какой-нибудь откопанный журналистами факт стал для него настоящим откровением. Он и сам прекрасно знал, что после войны Поттер пошел в Аврорат, и лично присутствовал на том министерском банкете, когда герой заявил, что он и юная Уизли собираются в недалеком будущем сочетаться браком, — тогда Северус подозревал, что главной целью объявления было отвадить слишком навязчивых поклонниц.

Снейп хорошо помнил, как выглядел на том сборище Поттер, — цепкая память, ставшая его неотъемлемым качеством за годы шпионажа, не подводила и после войны. Мальчишка был одет в светло-фиолетовую, почти сиреневую мантию, держался скованно, чуть сутулился, а в самом конце торжественной речи его голос дал предательского петуха. Его невеста держалась не намного свободнее, но в целом выглядела довольной жизнью, и Северус помнил свой ужас, когда он — с чем-то подозрительно похожим на умиление — подумал: «Быстро его охомутали».

После этого полтора года было затишье. Поттер учился, потом его — еще до выпуска из Академии — взяли в престижную группу мгновенного реагирования, потом Джиневра стала профессиональным загонщиком. На все тех же газетных страницах не переставали мелькать колдографии: Поттер с Уизли и Грейнджер, Поттер в Норе, Поттер посещает Министерство, Поттер с визитом в Хогвартсе, Поттер — фальшиво улыбающийся, Поттер задумчивый, Поттер, прячущий лицо от папарацци... А потом и произошел роковой разрыв.

Рассматривая очередные картинки, на которых Джиневра держалась за руку либо обнималась со своим новым избранником, Северус ощущал невольное сочувствие. Пока он просил... Когда Лили отказалась его простить, он на себе испытал, что значит быть в центре любовного скандала. И пусть он так и не сумел стать для нее не просто другом, а о его позоре знал всего лишь весь Хогвартс, он сомневался, что в этом вопросе размер имел особое значение. Унижение, злость, стыд — он мог с точностью сказать, что чувствовал в эти месяцы Поттер.

А потому совсем не удивился, когда на первых страницах появились статьи о выходках брошенного любовника. Северус, безотчетно покачивая головой, читал о сумасшедших подвигах этого героя по призванию — Поттер кидался в горящие дома, безошибочно лез в самый эпицентр, рвался сражаться с древними чудищами и первым хватался за неисследованные артефакты. И Снейп прекрасно его понимал... И для него не стало неожиданностью, когда спустя три месяца Поттер оказался в Мунго в тяжелейшем состоянии, — если верить газетам, с проклятием сожженной кожи. Написанная рыдающим слогом заметка появилась в начале декабря двухтысячного года. Репортер, некий Эдди Кинди, оплакивал несчастного влюбленного и призывал предать остракизму ту, что «растерзала его сердце».

Когда Снейп развернул тот роковой номер «Пророка», было холодно, а ноги мерзли даже в тапках. Ему требовалось срочно сварить непростой Летейский эликсир, болела голова, и предстояла встреча с особенно придирчивым заказчиком. Северус раздраженно отбросил газету: зачем он вообще все эти месяцы забивал голову никак не касающейся его чушью?.. Мальчишка давно вырос, и он не был обязан... Минутный порыв охладила мысль, что придется пробираться сквозь толпы обезумевших поклонников.

Следующие три дня Северус работал даже больше, чем обычно, и совсем не читал газет. Утром четвертого он плюнул на все и аппарировал к Мунго. В конце концов, он уже давно собирался обсудить с возглавляющей больницу Офелией Санктурус долгосрочный контракт о поставке Противоожоговой мази.

День был выбран неудачно. Госпожа Санктурус как раз накануне уехала в Магический госпиталь Северной Ирландии, и аудиенция оказалось невозможной. Молодая светловолосая секретарша пошуршала страничками розового блокнотика и предложила место через две недели. Северусу было все равно, и он согласно кивнул.

— До свидания, — секретарша уткнулась в свои записи, недвусмысленно давая понять, что ее время тоже дорого.

— Скажите, — как можно равнодушнее произнес Снейп, который не чувствовал такую неловкость, наверное, со школьной скамьи, — в какой палате лежит Гарри Поттер?

Секретарша подняла на него насмешливый взгляд, но профессиональная этика победила.

— По просьбе Гарри Поттера к нему никого, кроме самых близких, не пускают. Но у него можно спросить.

Северус без особого облегчения кивнул.

К Поттеру Снейпа проводил пожилой целитель, который, по счастью, не задавал лишних вопросов. Уже у самой палаты он жестом попросил Снейпа подождать и исчез за белой дверью. В ожидании ответа Северус размышлял, а так ли ему нужно увидеть Поттера и не поздно ли уйти, но не успел поддаться малодушию. Дверь отворилась, и из палаты сначала быстро вышел Кингсли, погруженный в раздумья и даже его не заметивший, а потом и целитель. Получив утвердительный кивок, Северус зашел внутрь.

Мальчишка лежал, с ног до головы обвязанный бинтами, и не сводил неподвижного взгляда с девственно-белого потолка. Если он и заметил появление Снейпа, то никак этого не показал.

Несколько минут Северус молча смотрел на него.

— Только не надо мне говорить, что я отказываюсь от великого дара жизни, ради которого умерло так много людей, — неожиданно прокаркал Поттер. — Мне уже и без вас хорошенько промыли мозги, даром что сбежать не могу.

— Не имел ни малейшего намерения говорить подобной банальщины, — покривил душой Снейп, подходя к больному поближе. — Кто это вас?

— Уверен, что в газетах все написали, — настроение у Поттера было явно не самым благодушным.

— Я их не читал.

— Не знаю. Не вовремя отвернулся.

— Вы ищете смерти?

— Я бы сказал, что это не ваше дело... Но я уже устал это всем подряд повторять.

Они помолчали. В окно бился декабрьский ветер и барабанил мелкий ноябрьский дождь. Северус обошел кровать и встал у изножья. На секунду он почувствовал себя сообщником Поттера в не слишком чистом дельце. Он не сомневался, что пожалеет о словах, которые готовился произнести.

— Когда Лили... Когда Темный Лорд убил ваших родителей, я узнал на личном опыте вкус не одного смертельного яда. Но в конечном итоге я выбрал жизнь и теперь об этом не жалею.

— Я слышал, что вы сейчас чуть ли не зельевар номер один в Британии... Но разве вы счастливы?

Кто бы сомневался, что мальчишка задаст самый неудобный вопрос. Вот оно, доказательство, что ни при каких обстоятельствах не стоит говорить о личном.

— Счастье приносит не только любовь. Это может быть работа, увлечения, друзья — да что я вам говорю?

— Да я знаю, — уныло ответил Поттер и отвел глаза. — Я пытаюсь. Вот, чуть не поселился в Аврорате. А толку?

Северус неожиданно представил себя в халате психиатра.

— Попробуйте направить свою привязанность на другой объект. Гуляйте, встречайтесь, заводите новые знакомства — молодое сердце изменчиво.

Поттер нахмурился и процедил сквозь зубы:

— Да? Все советы горазды раздавать, а вот чтобы самим им следовать...

Раздражение накатило мгновенно:

— Тогда не смею мешать вам и дальше калечить свою жизнь, и, может быть, она действительно поплачет на вашей могиле.

— Да вы... — начал было Поттер, но тут же замолчал. — Ладно, спасибо.

И отвернулся.

Снейп вышел из палаты в самом дурном расположении духа. Твердо решив больше никогда не играть в психотерапевта, он в отвратительном настроении аппарировал домой.

Часть 3

Снейп идет по шумной Мелтон-стрит, держась как можно дальше от проезжей части, с которой то и дело прилетают брызги из-под колес автомобилей. Ему претит вечно сталкиваться с зазевавшимися пешеходами, но Гарри эта улица нравится. Перед глазами Снейпа встает открытая улыбка: «Хочется порой побыть самым обычным прохожим».

До ближайшей аптеки около десяти минут быстрым шагом — Снейп всегда профессионально замечает, где и как далеко находятся полезные при случае заведения. Да и с тех пор, как Поттер сюда переехал, он ходил по длинной Мелтон-стрит не раз и не два.

Северус припоминает, на какую сумму может набраться бряцающей в глубоком кармане его зимней мантии маггловской мелочи. Да, последние годы общения с Гарри сильно повлияли на его привычки: вот и его мантия похожа скорее на удлиненное пальто, и в кошельке все больше фунты, а не галлеоны.

В аптеке, вдобавок к мятным леденцам, Северус покупает клубничные пастилки от горла. Он глубоко сомневается, что они могут хоть как-то повлиять на воспалительный процесс, но вкус… Они с Гарри давно к нему пристрастились.

Конечно, Поттер не способен спокойно пролежать на одном месте больше пятнадцати минут, даже когда его трясет лихорадка. По возвращении Северус ничуть не удивляется, когда обнаруживает Гарри на кухне, одной рукой пытающегося удержать сползающий плед, а другой — наливающего чай. Воздух доносит запах сигарет — и когда только успел?

— Быстро в постель, — рявкает Снейп, но по-настоящему злиться на мальчишку он уже давно разучился.

Гарри жалуется, что у него скоро появятся пролежни, ноет и, походя на большого кота, заползает на один из стульев, заворачиваясь в полосатый плед, как в большой клубок. Северус заваривает хороший, настоящий чай, а не из пакетика, как собирался Поттер, и пододвигает ближе к нему собственный стул. Трогает лоб — мокрый и прохладнее, чем раньше, значит, этот аспирин помог, кто бы мог подумать. Заставляет показать горло, проглотить ложечку принесенного сиропа и вручает мятный леденец. Но только после чая — строгость никогда не помешает. Гарри лишь прячет довольную улыбку. Снейп машинально проводит рукой по вспотевшей лохматой голове.

***

Поттер заявился к нему уже через день после выписки. По случайности сам Снейп столкнулся с ним на пороге — он в кои-то веки решил проветрить голову и был так погружен в расчеты будущих затрат на варку экспериментального Противолишайного зелья, что не заметил топтавшегося на пороге Поттера. Аппарировать сразу в дом он не успел — Поттер увидел его и волнообразно махнул левой рукой. В правой он держал бумажный пакет с нарисованным на синем фоне красным пирожным.

— Я подумал, — без дополнительных приветствий начал Поттер, — что так и не отблагодарил вас за вкусный ужин. Готовлю я неважно, но, — он демонстративно затряс пакетом, — знаю, где купить вкусные штуки. Ну и просто хотел поговорить.

Северус прекрасно представлял, о чем мог хотеть поговорить мальчишка, но очень кстати вспомнилось, что ужином он озаботиться забыл. Мысленно выругавшись, он прошел мимо Поттера и открыл дверь, движением плеча давая понять, что не против чаепития. Тот молча последовал за ним.

Поттер принес не пирожные, а миндальное печенье, которое, впрочем, тоже оказалось весьма неплохим. Пока Северус разливал по чашкам чай и перекладывал печенье в вазочку, мальчишка не произнес ни слова — видимо, собираясь с мыслями. Снейп вспомнил, что перед сном хотел почитать недавно купленный номер «Магического садовода». Ядовитая фиалка в последнее время стоила баснословных денег.

— Вы никогда не заводили домашних животных? — вдруг спросил Поттер.

Северус хотел было ответить отрицательно, но вспомнил про филина и неопределенно качнул головой.

— А я вот решил. Только пока не знаю, кого.

Снейп не спросил, почему Поттеру понадобилось говорить об этом именно ему, — печенье было слишком вкусным, а он с утра ничего не ел. Но отсутствие реакции мальчишку не остановило:

— Вы знаете, пока я лежал, ко мне Джинни приходила — мы же с ней официально расстались друзьями. Даже вы в Хогвартсе так на меня не орали.

Северус почувствовал к Джиневре неожиданную теплоту.

— Я, кажется, говорил вам, когда напился, — тут Поттер слегка покраснел, — почему мы отменили свадьбу. Ну и Джинни пришла мне напомнить. И я вспомнил... Я ведь вам так и не отдал воспоминания. Вы не спрашивали, а я на самом деле и не смог бы — их Кингсли забрал как судебное доказательство. Можно, конечно, потребовать назад, если нужно... И вы только не злитесь. Я вспомнил, как вы стояли перед спальней девочек, когда поссорились с ма... Лили. Вы так смотрели, будто были готовы стоять там до самого выпуска. А потом вы стали Упивающимся... И мне иногда кажется, будто я тоже готов кинуться в глубокий омут, — просто потому, что выбрали не меня, — последние фразы Поттер выпалил на одном дыхании, а потом поспешно сделал огромный глоток чая и предсказуемо закашлялся.

Северус положил в рот еще один цветочек из печенья, неторопливо его прожевал, глубоко вздохнул и аккуратно отставил чашку.

— А от меня вы чего ждете, позвольте спросить? Хотите, чтобы я вас утешил, погладил по голове? Поделился собственным опытом? Вы, вообще, осознаете, к кому пришли?

— Да все я осознаю, — досадливо отмахнулся мальчишка. — Я прекрасно представляю, как странно все это выглядит. И все равно: вот вы вроде как язвите, а я же вижу в ваших глазах понимание. И пусть я сам толком не могу разобраться, почему я вам обо всем этом рассказываю, но я больше ни с кем... А вот вам могу, сам не знаю почему, — Поттер устало посмотрел ему прямо в глаза. — И вы навестили меня в Мунго... И да, мне кажется, что вы нашли бы действительно дельный совет, потому что понимаете, — Поттер грустно вздохнул. — Я повторяюсь. Совершенно не умею объяснять. А может, все это и в самом деле бред.

Мальчишка поднялся и тяжело пошел к выходу из кухни. Снейп посмотрел на сутулую спину.

— Вы не допили чай, — сказал он. — И не собираетесь же вы оставлять мне надкусанное печенье?

Поттер, как ни в чем не бывало, вернулся и сел на свою табуретку. Чай они допивали в молчании.

Вот так и было положено начало их чаепитиям — нелепым, абсурдным и невозможным при любых других обстоятельствах. В следующий раз Поттер появился через две недели, и они вместе пили чай с чуть подсохшими шоколадными рогаликами. На риторический вопрос «зачем?» Поттер лишь пожал плечами. А потом Снейп ничего уже не спрашивал.

Поттер приходил нерегулярно: иногда — две недели подряд, а иногда не показывался месяц. По взаимному молчаливому согласию встречались они только по воскресеньям и сидели максимум по полчаса.

Встречи-чаепития протекали одинаково. Если с утра прилетала сипуха Поттера, то без десяти семь Северус ставил на конфорку чайник, вспоминал, что опять забыл купить чего-нибудь сладкого, садился с книгой у окна и принимался ждать. Поттер пунктуальностью не отличался и почти никогда ровно к семи не приходил, а на замечания должного внимания не обращал. Снейп неоднократно угрожал мальчишке отлучением от дома, но получал в ответ лишь не слишком искренние извинения, и в следующий раз все повторялось.

Чай они пили молча: тишину нарушали лишь звяканье ложечек о блюдца и стук зубов Поттера. К тому моменту как Снейп допивал последний глоток, Гарри мрачно дожевывал очередное печенье или конфету, которые сам же приносил, и начинал разговор, ради которого все это, собственно, и затевалось.

Говорили они о Джиневре, почти не затрагивая посторонних тем. Воскресенье за воскресеньем Северус выслушивал отчеты из жизни легкомысленной девицы: куда ходила, с кем виделась, что сказала бывшему возлюбленному, — Поттер то ли следил, то ли ему докладывал Рональд. Спустя каких-то полгода у Северуса появилось стойкое ощущение, будто он сам чуть ли не в бинокль подсматривает за каждым шагом мисс Уизли, — он и во сне мог рассказать, на какие цветы у девчонки аллергия и с каким сиропом она ест ванильное мороженое.

Но было бы неверным утверждать, что Северус участвовал в разговоре только ушами, — время от времени он и сам включался в монолог Поттера. Дело было в том, что еще больше, чем болтать о мисс Уизли, мальчишка любил строить планы. Он выдвигал бесконечные планы и стратегии, как бы вернуть бывшую возлюбленную, и вот тут-то Снейп уже с удовольствием вносил в разговор свою лепту. Он почти с упоением слушал, как Гарри собирался висеть на турнике минимум по пятнадцать минут в день и прочитать все знаменитые маггловские романы, чтобы поразить даму своего сердца широким кругозором. Северус отпускал саркастичные комментарии, давал насмешливые советы — «Ты еще заранее комплименты выучи!» — и прекрасно понимал, что ничего из перечисленного Поттеру невесту не вернет. Столь же хорошо осознавал это и Поттер, судя по улыбкам, с которыми он выдавал эти великие намерения.

Северус подумывал, что эти неосуществимые планы помогали Гарри справляться с беспомощностью, в которую его вверг отказ бывшей невесты продолжать отношения, а сам Снейп... Предлагая Поттеру зазубрить все любовные сонеты Шекспира и выложить под окнами Норы миллион алых роз, он вспоминал свои собственные, столь же нелепые юношеские идеи. Он думал о том, как восприняла бы из его уст поэзию Лили... А еще — хотя Гарри его заверял, что больше никому свои мечты не поверяет — Снейп серьезно подозревал, что все его друзья были уже просто не в силах выслушивать это бесконечное нытье.

Когда Поттер уходил, Снейп устало ложился на кровать и в миллионный раз спрашивал себя, почему он продолжает терпеть эти вторжения. Чтобы поупражняться в сарказме, ему было достаточно посетить «Зелья Дж. Пиппина», да и воспоминания о Лили были скорее болезненными. Впрочем, размышлял он больше для собственного успокоения — на самом деле он довольно быстро понял, в чем заключается настоящая причина, но она показалась слишком постыдной и недостойной взрослого мужчины. Да, было неловко признаться хотя бы себе, как грело осознание того, что и сын Джеймса Поттера — Избранный, Герой Войны — не смог заслужить любовь своей девушки. Тот факт, что народный любимец Поттер оказался в той же луже, что и он, бывший Нюниус и Сопливус, сладким и грешным бальзамом смазывал раны на его ущемленном двадцать лет назад чувстве собственного достоинства.

И все же было еще кое-что, что помогало Снейпу оправдать свое нездоровое злорадство и простить себя за то, что он пользовался страданиями неопытного мальчишки для подпитки собственной самооценки. Это чувство было несколько благороднее, но столь же нелепо — какой бы глупостью это ни казалось, но он чувствовал гордость за то, как Поттер менялся. Странная уверенность, что в этом была и его заслуга, наполняла их встречи совершенно сюрреалистичным, но смыслом. Скорее всего, сказывалась долголетняя привычка — иначе свои чувства Северус объяснить не мог.

А Поттер действительно потихоньку менялся. К волосам возвращался прежний блеск, уходила бледность, исчезли скорбные морщинки у рта, он снова начал надевать ярко-красный шарф. Сквозь угрюмую самоиронию иногда прорывались почти веселые шутки, а панцирь апатии и равнодушия к жизни громко трещал по всем швам. Северусу такое преображение отчасти льстило и отчасти — кололо тонкой иголочкой какую-ту крошечную точку в груди. Иногда ему казалось, что если бы в его собственной юности нашелся кто-нибудь, кто оказался бы готов расшевелить после любовной неудачи озлобленного подростка, то, может, и не случилось бы всего последовавшего кошмара... И к тому же Снейп был почти уверен, что вот такая странная помощь еще на чуть-чуть смягчала его вину перед Лили.

Конечно, долго такие посиделки продолжаться не могли — волей-неволей они должны были перейти в следующую стадию или сойти на нет. Раны рубцевались, боль утихала, паузы становились все длиннее, время между визитами растягивалось. Снейп мог бы поставить половину своих котлов на второй вариант развития событий, но судьба опять над ним посмеялась.

В одно июньское воскресенье Гарри привел с собой собаку на коротком поводке. Собака была уже немолодой, с бело-рыжей длиннющей шерстью и грустным выражением круглых черных глаз. Породу Снейп определить не смог — в Коукворте водились разве что дворняги.

— Это колли, — ответил Поттер на заданный с помощью поднятой брови немой вопрос. — Я уже давно собирался завести собаку или кошку, и вот... Вчера случайно зашел в маггловский зоомагазин. Ее отдавали почти даром, потому что, — тут он и собака переглянулись, — ее продали обратно хозяева. Куда-то уехали, — Гарри вздохнул и поднял глаза на Снейпа, — а она осталась.

— И ты привел ее, чтобы?.. — От собаки отлетел клок шерсти, и Снейп мысленно поклялся, что даже под пытками не пустит ее в дом.

Гарри пояснил, что собака залаяла, стоило Гермионе выйти из камина — не иначе как учуяла запах Живоглота.

— Даже не думай, что я пущу ее за порог.

Поттер нахмурился и протянул ему ставший привычным красно-синий пакет — Снейп машинально его принял.

— Тогда в другой ра... — начал было Поттер, но собака вдруг подошла вплотную к Снейпу, обнюхала его тапки и задрала ушастую голову. Снейп заглянул в немигающие глаза зверя, потом наткнулся на точно такое же выражение глаз Гарри и понял, что обречен.

— Не дальше прихожей.

Собака послушно улеглась на по-быстрому трансфигурированный из половика коврик. Чай они пили, как всегда, молча, но Гарри чуть заметно улыбался. После он минут пять лениво рассказывал Снейпу, как они вместе с Джинни три года назад выбирали новую сову — «Мы назвали ее Луиза», — а затем резко засобирался.

Пока Поттер возился с затянувшимися узлом шнурками кроссовок, собака продолжала неподвижно лежать, положив голову на лапы.

— Колли! — позвал Поттер, когда наконец-то обулся. — Колли, пойдем!

Северус поперхнулся.

— Ты назвал свою собаку Колли? Даже ты мог придумать имя пооригинальнее.

Поттер не смутился.

— А что? Хозяину зоомагазина не сообщили ее имя, а я пока еще не решил. А на «Колли» она хотя бы отзывается — иногда.

Неожиданно Поттер хлопнул рукой себя по лбу и выудил из кармана джинсов смятый пакетик. Выяснилось, что на днях он купил для своей совы печенье с семечками льна, от которого капризная Луиза отказалась. Изрядно раскрошенный гостинец предназначался почтальону Снейпа: «А вдруг съест — выбрасывать жалко».

Зная характер своей птицы, Снейп на это особенно не рассчитывал, поэтому подарок не принял. Но Поттера, как обычно, чужое несогласие не смущало — ему непременно нужно было увидеть самому, как питомец Снейпа гордо воротит клюв. Решив не упускать возможности убавить у мальчишки апломба, Северус негромко крикнул в сторону чердака:

— Филин!

Поттер хрюкнул.

— Вы назвали своего филина «Филином»? Оригинально, профессор Снейп!

Северус хотел бы резануть его острым словом, но оскорбления замерли на языке при звуках странного бульканья. И, слушая этот неуверенный смех, Снейп подумал, как давно он его не слышал. С Хогвартса? Тогда этот звук скорее раздражал — его терзала какая-то детская паранойя, что Избранный со товарищи смеется над ним. Но сейчас... Что изменилось?

А Филин все-таки не стал клевать принесенное печенье. Но Поттер почти не огорчился.

Этот нелепый инцидент странным образом оживил их общение, словно смех Гарри и невкусное совиное мучное изделие не дали свернуть в намечающийся тупик. Перемены нагрянули тут же. Очень быстро Северус обнаружил, что все четыре воскресенья месяца сервирует стол к ужину на две персоны, потом Гарри пришел вне очереди, потому что он видел где-то там Джиневру с новым ухажером. Потом как-то само получилось, что каждый воскресный день они вместе с Гарри готовили ужин, — Гарри путался под ногами, но, вопреки собственным словам, жарил мясо очень достойно. Потом из кухни они перебрались в маленькую, уставленную массивными книжными шкафами гостиную.

Гарри стал раз в десять раскованнее. Начал по-настоящему откровенничать, перешел на «ты», нередко рассказывал что-нибудь о новой работе — Аврорат создал особый отдел наподобие маггловского Министерства по чрезвычайным ситуациям, расспрашивал о работе Снейпа. В гостиной появились кресло Гарри, пуфик для ног Гарри, пепельница Гарри (Снейп ругался, поэтому Гарри больше крутил ее пальцами, чем стряхивал в нее пепел) и плед Гарри. Все эти вещи на самом деле принадлежали Северусу. Но, когда Поттер забирался в потертое кресло с ногами и закутывался в бордово-рыжий плед, вертя в руках пепельницу в форме дракончика, Северус забывал, что должен поставить мальчишку на место... И вспоминал, каким пустым покажется дом, как только Гарри исчезнет за дверью.

Проснулись чувства, о которых до этого момента он только догадывался. Если раньше он стремился к одиночеству, то теперь, глядя на небрежно перелистывающего страницы древнего фолианта мальчишку, Северус вспоминал, какими тоскливыми стали одинокие чаепития в будни. Тот — такой знакомый — смех словно пробудил в глубине его сознания спящего зверя, который, стоило Поттеру в очередной раз выплеснуть скопившиеся за неделю новости и беззаботно уйти, выпускал когти и безжалостно раздирал его сердце пустым сожалением.

От этого сожаления и от воспоминаний о молодой и ласковой красавице и бесконечных «а я мог бы жениться на Лили, и этот дом был бы нашим общим» не спасала даже работа — если ему и удавалось забыться в угаре сложного зелья, навязчивые образы нападали на него спящего. Вынырнув из очередного волшебного сна, где они с Лили не поссорились, у них все было хорошо и всем на зависть, Северус не знал, плакать ему или провериться у целителя. Он осыпал сам себя насмешками, пил зелье Сна-без-сновидений и неоднократно принимал твердое решение не пускать в дом Поттера, который так грубо и непозволительно быстро внес смуту в его налаженный внутренний мир. Но тишина по вечерам давила, Поттер проливал дорогой чай на дешевый тряпку-ковер, пересказывая в лицах какой-нибудь особенно оживленный диалог, а Северус размышлял о терапевтической пользе чистосердечного признания. Возможно, именно эти размышления в один прекрасный вечер и заставили Северуса хмыкнуть в затянувшуюся паузу и рассказать про случай из далекого детства.

Конечно, Северус не вывалил на Поттера сразу все факты своей биографии. Нет, полная картина его собственной неудавшейся любовной жизни складывалась как мозаика: из намеков, оговорок — редко из полноценных, подробных воспоминаний. Если бы Поттер отнесся к его откровениям небрежно или с издевкой, Снейп бы замолчал раз и навсегда и, вероятнее всего, поставил бы точку в этой их странной связи. Но Гарри, казалось, только этого и ждал. Он не перебивал, внимательно слушал и лишь изредка подбадривал наводящими вопросами. И чем больше чашек с чаем было выпито, чем вольготнее устраивался Гарри в своем кресле, тем свободнее Снейп открывал свою душу, каждый раз почти физически ощущая, как отпускает тяжелое прошлое.

Он говорил о своем детстве, о юности, о Хогвартсе. Говорил о парах Слизерин-Гриффиндор, рассказывал про Мародеров. Вспоминал в малейших деталях цвет волос Лили, изящность ее маленьких ладошек, ароматы ее постоянно меняющихся духов. Делился с Поттером, как тайком присутствовал на ее свадьбе с Джеймсом, как «случайно» сталкивался с ней, как горевал после ее смерти. Гарри слушал молча, лишь изредка вставляя что-нибудь утешающее или, наоборот, ехидное, но никогда не возмущался и не выказывал скуки. Ни его, ни Снейпа абсолютно не беспокоил тот неловкий факт, что они говорят о матери самого Гарри и жене его отца. Она была одной из тех девушек — далеких, волнующих и загадочных, в которых так легко влюбляться, но которых так сложно представить во плоти.

Со временем, когда от первоначального детского злорадства не осталось и следа, Снейп снова принялся искать ответ на поистине неразрешимый вопрос: отчего их невероятный союз все никак не распадался. Поттер уже не походил на тень, а сам Снейп, как подсказывал здравый смысл, должен был давно пресытиться навязанным ему обществом. Почему Поттер, которого он шесть лет унижал, продолжал стучать в его дверь, почему он сам его впускал? Как так получилось, что он охотно беседует с мальчишкой, которого в Хогвартсе презирал за неумение связать пару слов и пренебрежение к книгам? И — самое важное — что нашел в нем Поттер? Снейп считал, что уже давно избавился от подростковых комплексов, но это не означало, что он себя переоценивал. Он знал, что у него есть богатый опыт, но так же знал, что скучен. Знал, что они не сходились ни во вкусах, ни в привычках; знал, что их разделяла целая жизнь. Он знал, что целое поколение гриффиндорцев, рейвенкловцев и хаффлпаффцев называли его за глаза (а иногда и прямо в лицо) сальноволосым ублюдком, знал о своей славе жестокого и несправедливого мерзавца. И тем не менее он, никогда прежде не чувствовавший потребности поговорить с кем-нибудь по душам о сокровенном, каждое воскресенье высматривал в окне лохматую голову.

Северус неоднократно допрашивал и Поттера, почему тот раз за разом появлялся на его скромном пороге. Но Гарри лишь отмахивался, что «он уже в самом начале говорил» и «вообще, с тобой приятно», на этом месте у Северуса начинало першить в горле, и он обрывал разговор за бессмысленностью.

А потом он бросил попытки проанализировать охватившее их с Поттером безумие. И когда Гарри заявлял что-то вроде: «Я сегодня видел ее с Дином, они выбирали цветы», Северус по-своему его утешал: «Этого и следовало ожидать, ты еще месяц назад орал об их свадьбе», — и заливал печаль Поттера земляничным чаем. А стоило Гарри умудриться найти именно те конфеты, которые когда-то так любила Лили, то уже мальчишке приходилось поглаживать его по плечу и сочувственно поддакивать: «А ты что? Фантики складировал?» — а потом со смехом убегать от разъяренного Снейпа, который действительно сохранил пару оберток. «Бред, — возмущались остатки его разума, — что за панибратство», — но Северус научился не обращать на них внимания.

Да и какой был смысл беспокоиться, если через каких-то полтора года у него на каждое настроение Поттера уже имелся свой вид чая? Земляничный чай — когда Гарри грустно, липовый — когда тоскливо, с мятой — когда Гарри возбужден, с лимоном — если устал.

Годы спустя Гарри рассказал, что после расставания с Джинни не знал, куда деваться от всеобщей жалости. Ему было тяжело видеть счастье Рона и Гермионы и хотелось побыть в компании такого же неудачника. Он так это и сказал: «Неудачник», — и пихнул Снейпа локтем под ребра. Заяви он такое, скажем, во время первого чаепития, Северус бы его выгнал, не задумываясь. Теперь же он только дал Поттеру подзатыльник и отобрал третью банку с пивом — к тому времени он давно смирился, что его собственные мотивы были ничем не лучше. То, что товарищ по несчастью оказался тем самым героем и его головной болью в школе, большой роли, по сути, не сыграло.

Часть 4

— Гарри... — Поттер удивленно-вопросительно поднимает взгляд от чашки: Снейп редко зовет его по имени. Запотевшие очки со стоящими почти вертикально волосами делают его похожим на инопланетянина, и у Северуса першит в горле — годы идут, а он все такой же нелепый мальчик. — Почему ты снова в праздник остался в одиночестве? Ты же говорил мне, что проведешь его с Уизли в Венеции.

— Говорил, — вздыхает Поттер, и Северус ждет, что он начнет оправдываться болезнью. Не стал — искренности Гарри всегда было не занимать. — Только я там лишний, ты и сам это знаешь. Гермиона уже третьего ждет, говорит, что мальчик. Джордж опять потащит по барам. Я лучше поработаю пару лишних дней, летом отпуск будет дольше. Поедешь со мной? В Африку, за тиграми бегать. Или от тигров — как повезет, у магглов даже спорт такой специальный есть, сафари называется.

— Болтун, — Снейп хочет щелкнуть его по носу, но неожиданно прикладывает ладонь к горячей щеке Гарри. — Опять жар поднимается.

— М-м-м... Какая прохладная... Я бы так вечность просидел. Погладь меня, пожалуйста.

— Пойдем на диван.

Они перебираются на диван в гостиной, и Поттер ложится головой ему на колени. Северус молча ерошит черные пряди.

— Ты когда-нибудь представлял, как поедешь с Лили в другие страны? В Бразилию там, на карнавал... Во Францию...

— А ты, значит, представлял?

— Да, когда в Чехию по делам три года назад летал. Помнишь, у нас там какое-то собрание было, я еще проклятие немоты получил? Я тогда ходил и постоянно думал, как бы все это прошло, если бы мы вместе с Джин поехали...

Северус откидывает голову на спинку. Он не мечтает, он вспоминает...

***

С годами их отношения вышли далеко за рамки кресел в гостиной и плиты на кухне — Гарри был молод, и мрачный дом Снейпа ему быстро приелся. Толчком для их первого совместного выхода в свет послужила свадьба Джиневры. Через два года после разрыва с Поттером она вышла замуж за Дина Томаса, так что мечтам и планам Гарри пришел естественный конец: он был слишком порядочен, чтобы разрушить чужую счастливую семью. Северус такой чистотой нравов похвалиться не мог, но Поттера втайне уважал и глубоко-глубоко в душе опасался, что мальчишка после свадьбы Джиневры перестанет ему надоедать.

Но свадьба отгремела, Гарри несколько дней сиднем просидел у Северуса дома, ноя и грозя уйти в запой на неделю (но все больше в шутку, да и Северус аккуратно подсыпал в его чай специальный порошок, которым пользовалась еще Эйлин Снейп), и все вернулось на свои места. Гарри от него не ушел, а наоборот — стал соблазнять на совместный отпуск. Снейп для видимости поотказывался, но идея манила новизной, и в итоге он согласился поехать на море — он и сам черт-те когда отдыхал. К тому же Поттера одного в такую минуту бросать не хотелось, ведь он сам себе навредит, а разгребать потом опять ему, да. Поехали они в крошечный городок с говорящим названием «Рай».

Море было холодным, большинство магазинов не работало, курортники еще не приехали, но Рай во многом оправдал свое название. Нет, идеально было далеко не все, но оказалось неожиданно приятно почувствовать себя типичным отдыхающим, причем не одиноким, а в сопровождении очаровательного компаньона (по крайней мере, так скромно называл себя сам Гарри). Северус читал, гулял по городку, по вечерам иногда укладывался на бесхозный белый лежак у самой кромки воды и слушал шум волн. Пару раз они с Поттером брали моторку.

Гарри тоже было хорошо: три раза в день он делал короткие заплывы в ледяной воде, посвежел и перестал упоминать об алкоголе, а вечером они совершали променад по длинной узкой набережной. Они шли, прислушивались к шуму волн и тихому шороху гальки, и Снейп с почти неосознанным вызовом вглядывался в лица встречных прохожих. Он представлял, как их, так по-дружески вместе прогуливающихся, заметит какой-нибудь знакомый. Представлял, как этот знакомый (если гриффиндорец) изумленно присвистнет или (если слизеринец) глумливо приподнимет бровь. И от этих мыслей его душу переполняла такая мутная смесь предвкушения и страха, что хотелось развернуться и побежать — трусливо, без оглядки, как когда-то в далеком детстве, когда его звала на прогулку одна маленькая, до жути красивая девочка. А потом он исподтишка смотрел на Гарри, который шел неторопливой походкой уверенного в себе человека, и как-то сразу успокаивался. И они продолжали идти, вдыхая соленый запах бриза.

До совместного отпуска Гарри редко засиживался у Снейпа дольше часа. Северуса это полностью устраивало: трепаться о пустом (слишком много трепаться о пустом) он не любил, а работа в лес, как водится, не убегала. В арендованном ими коттедже они впервые провели несколько ночей под одной крышей, в постоянной близости друг от друга.

Жить с кем-то в одном доме оказалось сомнительным удовольствием. В Хогвартсе его комнаты были неплохо изолированы от остальных обитателей замка, а дом в Паучьем Тупике по своей природе не был предназначен для большого количества народа: он был мрачным, чопорным и неприветливым, как, собственно, и сам Северус. С заказчиками Снейп всегда договаривался на нейтральной территории, гостей у него, кроме Поттера, не водилось, поэтому звук чужих шагов по утрам в соседней комнате неизменно бросал его в противную дрожь. Нет, Гарри не был неряшлив и не особо шумел, как Северус первоначально опасался из-за его гриффиндорской природы. Но Гарри не был и невидимкой — иногда он что-нибудь насвистывал, громко плескался в крошечной ванной, оставляя после себя мокрые следы широких стоп и запотевшее зеркало. Он гремел на кухне сковородками, отдергивал с окон занавески, не придерживал за собой двери — в общем, совершал тысячу маленьких и привычных для любого человека действий. Снейпа, привыкшего к полной тишине, это и раздражало, и вгоняло в бестолковые фантазии.

Высматривая в окне ушедшего купаться Гарри, Северус мечтал о Лили. Он представлял, как вышел бы ее встречать — с большим полотенцем в полосочку. Да, он взял бы то, что уложено на дне чемодана, — махровое, бело-голубое. Как она вбежала бы в его объятия — холодная, мокрая и смеющаяся, а он бы закутал ее и прижался бы губами к соленому округлому плечу. Ему стоило прикрыть глаза, и он видел ее так четко, словно сидел в кино, — тонкую, белокожую, в ярко-красном купальнике. «Эй», — кричал Поттер, вырывая его из волшебных грез, и он спешил на улицу, чтобы всучить этому болвану полотенце. Поттер никогда ничем не обтирался и прибегал к домику прямо в плавках, а потом тряс лохматой головой, обдавая Снейпа сотней мелких капель. Снейпу приходилось бдительно следить, чтобы мальчишка обтряхивал ноги перед входом, — от песка потом было почти невозможно избавиться. Северус не сомневался, что Лили не нанесла бы в дом столько грязи.

Но в целом семь дней у моря превзошли все ожидания. Если Снейп раньше и подозревал, что четыре часа общения в месяц — это потолок, преодолев который они скатятся в натянутый и скучный треп, то его опасения, к счастью (ли?), оказались неверны. Не то чтобы они без умолку болтали днями, нет. Но и из пальца темы для бесед высасывать не приходилось. Разговоры о Джинни и Лили отошли на второй план (по большей части потому, что уже все было сказано), и говорили они в основном на темы либо бытовые: «Колли страшно линяет, у тебя нет, случайно, зелья от выпадения шерсти?» — либо деловые: «Мне уже давно нужна свежая печень дракона. Поттер, узнай у себя в Министерстве, когда Румыния откроет границы».

Благодатной темой оказалась работа. После того самого ранения Кингсли перевел Поттера из дивизии мгновенного реагирования на бумажную работу — во избежание. Но Гарри и в этом отделе смог найти лазейку для своей кипучей энергии: изучая документы, он обнаружил, что ежегодно от пожаров, наводнений и прочих бедствий страдало не менее пятидесяти магов. Провести логическую цепочку было нетрудно: если маги, умеющие вызвать из палочки воду или аппарировать, погибали или теряли имущество по воле первобытных стихий, то сколько погибало магглов? Статистика, подсчеты, яростные споры с Главой Аврората, а потом с Кингсли — и спустя долгие месяцы борьбы был создан магический отдел по ликвидации чрезвычайных ситуаций. Маги, переодетые в магглов, отправлялись на места катастроф, тайно пользуясь необходимыми заклинаниями и явно — Обливиэйтом.

Гарри стоял во главе отряда «Пожарники-3», а Северус по контракту экспериментировал с зельями, чтобы повысить их эффективность для магглов. И когда по вечерам они выходили на лунную набережную, Гарри вслух размышлял, как усилить невербальное заклинание Агуаменти, Северус хвалился новым патентом на очередную модификацию зелья Забывчивости, и они могли проговорить далеко за полночь, гуляя или попивая у окошка негорячий мятный чай. Негорячий — чтобы Гарри не прихлебывал.

Перед тем как аппарировать домой, они пошли в последний раз на длинный волнорез недалеко от коттеджа. Ветра почти не было, но волны все равно захлестывали эту тоненькую полоску, и Северус промочил насквозь ноги еще прежде, чем они успели дойти до ее конца. Пока он накладывал на ботинки сушащее заклинание, Поттер подошел к самому краю — так, что на твердой поверхности остались только его пятки — и заглянул вниз. Северус отстраненно отметил, какой яркой казалась красная футболка Гарри на фоне голубого неба.

— Я тебе не говорил, но я уже приезжал сюда три года назад, — неожиданно сказал Поттер. — Точнее, мы приезжали, вчетвером — я с Джинни и Рон с Гермионой.

Северус оглянулся назад. По берегу шла, если судить по фигуре, молодая девушка, и ему на крошечное мгновение привиделись развевающиеся рыжие волосы.

— Говорят, что надо приезжать туда, где тебе было хорошо, но, по-моему, это полная чушь.

Видимо, свадьба ранила Поттера глубже, чем полагал Снейп.

— Это действительно чушь, — пробормотал он, чтобы что-то сказать. — В таких местах полно ненужных теней.

Поттер опасно покачнулся.

— Ты ни разу не купался со мной в море.

— У меня нет никакого желания лезть в холодную воду, чтобы заработать себе воспаление легких, — эту тягостную сцену пора было заканчивать. — Все, Поттер, я аппарирую, а ты как знаешь.

— А я ведь не умею плавать, я около берега бултыхался, — не обращая никакого внимания на его слова, вдруг сказал Гарри. А потом развернулся лицом к Снейпу, улыбнулся шальной улыбкой и, прежде чем тот успел выхватить палочку в предчувствии неладного, упал спиной назад, широко раскинув руки.

Северус кинулся к краю и посмотрел вниз: Поттер мог блефовать. Его надежду быстро погасила злость, смешанная со страхом, — если Гарри и притворялся, то очень убедительно: он бесцельно колотил по воде руками и ногами и жадно глотал воздух, пытаясь удержаться на плаву.

— Асцендио! — Взмахнул палочкой Снейп, но, видимо, в расчет заклинания не бралась морская соль, и Поттер скрылся под водой, а ведь там семь футов глубины и камни...

«Если Поттер устраивает шоу, — думал Снейп, поспешно скидывая мантию и оставаясь в тонкой рубашке и брюках, — если Поттер... А если он решил покончить жизнь самоубийством?» Эта мысль обожгла его мозг, и он, не снимая обуви, прыгнул в темно-синий холод. Сам он плавать умел, если можно так сказать о двух-трех попытках в юности поплавать по-лягушачьи, но Поттер был мокрым и тяжелым — слишком тяжелым и слишком похожим на пиявку. Спустя несколько минут бессмысленного барахтанья Северус наконец смог расположиться так, чтобы у Гарри получилось за него держаться, не утягивая на дно. Зная, что ему необходимо восстановить силы, чтобы доплыть до берега, он заставил себя максимально расслабиться, а потом заглянул в зеленые глаза, ожидая увидеть в них испуг. Сердце было готово выпрыгнуть из его груди.

— На самом деле, — сказал Гарри, больно вцепляясь Снейпу в волосы, — я умею держаться на воде.

Мир потемнел.

Потом, когда их везли к берегу на спасательной моторной лодке, и они сидели, мокрые и злые, в прилипающей одежде, не глядя друг на друга, Снейп попытался вспомнить, когда им в последний раз овладевала подобная, не знающая границ злость. Он, как истеричный подросток, вцепился в волосы Поттера, пытался ударить, оцарапать — причинить любую боль этому... этому... Он забыл, что ему пятый десяток, его не заботило, как они, должно быть, выглядят со стороны, — два взрослых захлебывающихся мужика, пытающихся надавать друг другу по шее... Ненависть к поттеровскому отпрыску не давала дышать, не давала простить эти нелепые «я не думал», «я только попугать».

Снейп искоса посмотрел на мальчишку и увидел, что щеку того пересекала свежая царапина. Как истеричная баба, а ведь он гордился своим самоконтролем. Он никогда не позволял себе....

Мужчины-спасатели о чем-то весело переговаривались, но вслушиваться не хотелось. Их разнимали, как двух котов — шипящих, отплевывающихся от жгучей морской воды, жалких...

Когда они высадились, Снейп сухо поблагодарил ухмыляющихся спасателей и, не глядя на Поттера, прохлюпал к кабинке для переодевания, чтобы оттуда аппарировать в родной Коукворт. Волосы липли к щекам, хорошая мантия осталась на волнорезе... Поттер окликнул его, но он только ускорил шаг.

Самое обидное — позже Северус обнаружил, что ему достаточно было вспомнить, как Гарри звездочкой падал в теплый песок, чтобы вызвать Патронуса. Конечно, Поттер об этом никогда не узнал.

Гарри не появлялся в его доме два месяца. Не потому, что не хотел, — первую неделю он приходил почти каждый день и минут по пять стучал, но Снейп даже голову не поворачивал в сторону двери. В воскресенье Поттер пробрался к его окну на кухне, пока Снейп меланхолично пил чай, и с грустной улыбкой прижался лицом к стеклу — так, что его нос стал похож на пятачок. Он ничего не говорил, только смотрел преувеличенно жалостливым взглядом и тихо постукивал пальцами, отбарабанивая какой-то неизвестный Снейпу ритм. Он выглядел так уморительно, что Северусу пришлось отвернуться, чтобы скрыть невольную улыбку, — он не собирался так быстро прощать мальчишке свое волнение. Северус допил чай и вышел из кухни, думая, что, может быть, в следующий раз... Но Поттер больше не пришел.

Когда Поттер не заявился ни в первое, ни во второе воскресенье, Северус сказал себе, что наконец-то случилось то, что должно было случиться. Он не собирался сожалеть, ругать себя или Поттера — его ни капли не беспокоило осознание того, что он снова... Он не мог даже мысленно произнести унизительное слово «одинокий». В нем звучало что-то жалкое и печальное, будто то, что в его дом не приходили шумные и болтливые люди, не было его собственным выбором. Нет, он был самодостаточен.

Он решил, что самое время снова окунуться в работу, — дать завертеть себя вихрю из черпака, котла и ножа для нарезки. Первые дни он даже не пил по вечерам чай, работал на износ, а когда укладывался в постель, то думал о Лили. Если раньше он гнал от себя эти мысли, то сейчас с непонятным упорством представлял другой мир. Мир, в котором его дом наполнили бы звуки легких шагов и еще более легких поцелуев, мир, в котором он смог бы устало хлопнуть дверью в лабораторию, а его плеча коснулась бы легкая рука в жесте утешения. Он надеялся увидеть во сне ее ласковую улыбку, но она не приходила. Ему вообще ничего не снилось, и утром он просыпался еще сильнее уставшим.

В доме снова поселилась пустота. Она скрипела половицами, стучала дождем в окно и заставляла вздрагивать от неожиданных звуков — то есть самым подлым образом действовала на нервы. От пустоты хотелось спрятаться, выйти на улицу, на солнце, укрыться, как одеялом, нечитанной вчерашней газетой, которую он так и не взял с порога. Газету, на страницах которой продолжалась жизнь.

А Поттер, если верить черно-белым листкам, отнюдь не скучал. Чуть ли не на каждом обороте были напечатаны его черно-белые колдографии, на которых он обнимался с черно-белыми друзьями и сверкал белыми зубами, приглаживая черные волосы. «"Я самый настоящий пожарник!" — эксклюзивное интервью с Гарри Поттером», — гласил заголовок, под которым по-акульи улыбалась Скиттер. Снейп, разумеется, это полувыдуманное-полуперевранное интервью не читал, но на снимки взглянул. Поттер — в каске и гриффиндорско-алой робе — смущенно глядел на что-то оживленно втолковывавшую ему девицу. Снейп прищурился: он ее не знал, но легче почему-то не становилось. С Поттера станется попасть в сети одной из многочисленных охотниц за знаменитостями. Впрочем, это было не его дело.

Конечно, в конце концов они помирились. В один погожий день Северус отправился в Косой Переулок, чтобы лично побраниться с недобросовестным поставщиком, и столкнулся с бывшим товарищем по чаепитиям и поверенным в делах любовных. Гарри шел, попинывая мелкие камешки, и был совершенно неузнаваем в новых и ужасно нелепых солнечных очках яично-желтого цвета. Руки зачесались стянуть это безобразие, и Снейп сам не заметил, как шагнул вправо, оказавшись прямо перед мальчишкой, так что тот от неожиданности вздрогнул и покачнулся. Снейп машинально ухватил его за плечи.

— Никогда больше их не надевай, — сказал он и стянул с лица Гарри злосчастные очки. Гарри смешно зажмурился, заморгал, а потом широко улыбнулся. И от этой улыбки испарились неловкость, смущение и какая-то странная робость, словно не было этих оди... да, одиноких воскресений, и исчез стыд, что он первым протянул оливковую веточку.

— Пожалуй, они действительно не очень, — после маленькой паузы ответил Гарри. — Но я купил их на маггловской распродаже за сущие пустяки, так что не жалко. Буду вспоминать ту толкучку.

— За тобой нужен глаз да глаз: стоит отвернуться, как ты влезаешь в очередное дерьмо.

— Как грубо, — сказал Гарри, но его губы сложились в веселую ухмылку.

Кто-то толкнул Снейпа под руку, и он вдруг понял, что они стоят посреди дороги, на виду у прохожих и хозяев окружающих лавчонок. Гарри посмотрел на него долгим, выжидающим и просящим взглядом, и Северус заставил себя проглотить комок в горле:

— Я купил новый чай, но еще его не опробовал.

Свою улыбку Поттер определенно унаследовал от Лили.

— Я приду, чтобы выпить его вместе с тобой. Если что, мы умрём в один день.

— Дуралей... — бранное слово прозвучало так ласково, что оба смутились и быстро распрощались.

А в субботу Снейп обнюхал все банки в китайской чайном магазине, чтобы в воскресенье налить Гарри полную чашку ароматного напитка. И они сидели, неспешно обсуждая последние новости, даже намеками не упоминая о ссоре. Снейп заваривал еще и еще, наливал Гарри, наливал себе и думал, что все-таки этих вечеров ему не хватало. Казалось, что все снова было так же, как прежде.

Часть 5.1

— Да ты меня не слушаешь совсем, — деланно ворчит Гарри. — Я тебе, можно сказать, о сокровенном, а ты…

— А я делаю вид, что слушаю, — ничуть не смущается Северус, — а это по нынешним временам немало. Много у тебя друзей, готовых терпеть твое нытье? А я, заметь, даже не жалуюсь.

— Ну да, не жалуешься, — Гарри приподнимается на локтях, — потому что иначе сам лишишься единственного человека, готового терпеть твой нудеж. То-то Малфой все больше бутылками откупается.

Это задевает. Северус встает, Гарри чуть не падает и недовольно охает, но не дает ему уйти. Северус чувствует, как Гарри примирительно поглаживает его пальцы, и позволяет притянуть себя обратно на диван. Гарри опять довольно укладывается на него, но теперь лицом к животу. По закону подлости в этот самым момент желудок отзывается урчанием, и Северус призывает все свои силы, чтобы не покраснеть. Гарри прикладывает к его животу в районе пупка свою широкую, но небольшую для мужчины ладонь. Северус даже сквозь плотную ткань ощущает исходящий от его кожи жар.

— Ты сегодня не обедал, что ли? Ладно я, когда болеют — не едят, но ты-то почему не посмотришь себе что-нибудь в холодильнике? У меня точно осталась парочка роллов с лососиной.

— Ты прекрасно знаешь, что я брезгую фастфудом, — Северус отвечает подчеркнуто сухо, он еще не простил Гарри Люциуса. Мальчишка это чувствует и зарывается носом в пахнущую зельем Сна-без-сновидений черную мантию, и Северусу одновременно хочется придвинуть его голову ближе и дернуть за встопорщенные вихры.

— Я не хотел… Хотя, честно сказать, Малфой и вправду небезгрешен. На днях один мой коллега упомянул, что этому твоему приятелю недавно привезли контрабандой крылышки провансальских фей. Причем так привезли — не подкопаешься. И будет потом по старой дружбе продавать втридорога по большой услуге — я ведь знаю, что они тебе нужны.

Северус с трудом сдерживает улыбку.

— Между прочим, я сам попросил Люциуса заказать их во Франции. Покупать их здесь вышло бы намного дороже.

— Эй, я, вообще-то, еще аврор, — Гарри несильно тыкает пальцем в его твердый живот. — Никакого уважения. И все равно на твоем месте я бы Малфою, змеюке этой скользкой, не доверял…

— А кому мне доверять? Только тебе, что ли?

— Лучше только мне, — (Северус не видит, но знает, что Гарри улыбается). — Мне, по крайней мере, скучно плести паутину.

— Зато вокруг тебя ее плетут так, что только успевай уворачиваться.

— Да какое там, я муха не гордого полета.

Северус не соглашается, но молчит. Потому что ни к чему поощрять самомнение.

***

Их примирение подействовало на Северуса странным образом освобождающе. В особенно лирические минуты ему думалось, что холодные волны смыли с его рук наручник, накрепко привязывавший его к Гарри. И теперь они встречались друг с другом просто так, исключительно потому, что этого хотелось им обоим.

Исчезла последняя неловкость. Северус стал позволять себе потереть при Гарри натруженную поясницу, размять затекшие у котла плечи. Гарри тоже расслабился: мог широко зевнуть, не заботясь прикрыть рот, дернуть Северуса за рукав для привлечения внимания. Северуса поначалу этот участившийся физический контакт напрягал и раздражал, но скорее от непривычки. Позже он уже сам машинально отвешивал Гарри подзатыльники или подталкивал за плечо — и Гарри воспринимал это как нечто само собой разумеющееся и уж точно не думал оскорбляться. Иногда, когда они сидели в гостиной и их стопы слегка соприкасались, Северус лениво удивлялся, сколь естественно Гарри проник в его личное пространство. И прикрывал глаза, представляя, как бы выглядела на его месте Лили.

Еще они ссорились. Та их первая и самая серьезная размолвка словно открыла шлюзы для дальнейших раздоров — они спорили по малейшему поводу. Если раньше слова подбирались осторожно, то теперь пускалась в ход и по-настоящему крепкая ругань. Их мнения диаметрально расходились абсолютно во всем: от того, возможно ли создание неперсонифицированных палочек, до того, как быстрее расчесывать колтуны Колли. Северус порой втайне удивлялся, как же им удавалось не скатываться в споры раньше, но, впрочем, ностальгии по спокойным временам не ощущал. Иногда ему казалось, что Гарри получает от их перепалок не меньше удовольствия.

Не то чтобы они потеряли способность общаться без криков. Время и ответственная работа сказались на Гарри самым благоприятным образом, и в своей сфере мальчишка мог по справедливости считаться эрудированным специалистом. По правде говоря, он приобрел знания даже в тех областях, которые Северус исконно считал находящимися за пределами его среднестатистического разума: однажды они до утра экспериментировали в лаборатории Северуса со шкурой ирландской древозубки — Гарри думал приспособить этот материал для покрытия пожарных рукавов вместо привычной резины. Северус сперва не особо верил в успех его затеи, потом увлекся сам, а затем они вместе отправились варить основу для зелья, позволившего эту шкурку сделать еще гибче.

Проект, конечно, провалился — начальство здраво рассудило, что традиционная резина не в пример дешевле, да и магглам такие изыски совершенно ни к чему. Несмотря на разочарование Гарри, для Северуса эта ночь оказалась одним из самых острых переживаний — разумеется, в интеллектуальном плане. С чем может сравниться разделённое на двоих удовольствие, которое получаешь только при свершении открытия? По интимности это чувство могло сравниться, пожалуй, только с сексом… В общем, как бы неправдоподобно это ни звучало, Северус ценил их дружбу и намеревался ценить ее и впредь.

Чем старше они оба становились, тем легче шло их общение — словно кто-то сверху невидимой рукой подливал все больше масла в их совместный механизм. Не то чтобы Северус взял привычку делиться малейшими пустяками — нет, не такой он был человек, но и многое он больше не хранил у сердца. Оказалось, что довольно приятно иметь… знакомого, который мог при случае полезть к нему на крышу, чтобы проверить образовавшуюся течь. И он сам от себя не ожидал, что согласится впервые за много лет пересечь порог мрачного дома на площади Гриммо, чтобы помочь Гарри разобраться с подвалом перед переездом.

Этот переезд в маггловский район стал отдельной главой их не поддающихся осмыслению отношений. В один прекрасный вечер Гарри, положив за щеку ириску и кривясь от сладости на зубах, поведал Северусу, что устал жить в музейном экспонате. «Меня как минимум раз в месяц просят провести экскурсию по дому героев войны, — пожаловался он, — а если я смею отказываться, то обвиняют в эгоизме». На логичный вопрос, почему бы ему не поселиться в магическом квартале, Гарри выразил законное опасение, что до него доберутся и там.

В доме на Гриммо Северус в очередной раз убедился, что внешняя безалаберность Гарри была лишь фасадом. Как Гарри сам пояснил в ответ на удивленные взгляды, — служба в Аврорате прекрасно дисциплинировала. «Если в три часа ночи тебя будит Патронус с приказом ликвидировать пожар в какой-нибудь деревне, которой нет на карте, то лучше хорошо представлять, где лежат твои палочка и носки». Северус его прекрасно понимал.

В кабинете Гарри, куда они зашли за ключами от подвала, царил идеальный порядок. Бумаги на массивном дубовом столе, от которого пахло свежими чернилами, были педантично разложены по подписанным папкам, перья стояли в специальном стаканчике, чистый пергамент сложен аккуратной стопкой. Обозревая эту мечту чиновника-перфекциониста, Северус вполне мог представить Гарри в мантии Главного аврора.

С наследством бывших владельцев особняка разбирались почти целый день. Сразу после войны Гарри с помощью Грейнджер рассортировал содержимое библиотеки, а потом они вместе с Уизли отнесли все черномагические гримуары и артефакты непонятного действия и назначения от греха подальше в огромный подвал, который Гарри запер и впоследствии открывал от силы раза два.

Помещение встретило их затхлым воздухом, зловещей атмосферой и таким насыщенным магическим фоном, что Северус сразу вспомнил об одном из бывших работодателей. Ассоциация была столь сильной и болезненной, что он ни слова не сказал, когда Гарри принялся уничтожать бесценные реликвии одну за другой. Сил, как физических, так и моральных, эта работа потребовала немерено, поэтому вышли они, усталые и жадные до свежего воздуха, лишь ближе к вечеру. Именно тогда Гарри впервые угостил Северуса чаем на своей территории.

Гарри и раньше предлагал Северусу поужинать у него, но тот неизменно отказывался — по понятным причинам. Теперь же, попав в огромную темную столовую, в которой стояли массивный старинный сервант и овальный стол на двадцать человек, Северус понял, почему Гарри так любил напрашиваться к нему в гости: победить мрачность этого помещения могла разве что шумная веселая толпа. После легкого ужина домовой эльф принес чай с коньяком, и минут пять они молча его смаковали, отдыхая после тяжелого дня.

— Терпеть не могу эту комнату, — неожиданно произнес Гарри. — Когда я сижу за этим столом один, мне кажется, будто за мной с другого конца наблюдает вся династия Блэков. Раньше я еще надеялся, что с женой и детьми это место может стать счастливым.

— Ты рано ставишь на себе крест.

— Я и не думал, — Гарри слабо улыбнулся. — Кто знает, как повернется жизнь.

— Только не говори мне, что все это время надеялся на ее возвращение. Отсутствие детей — еще не показатель неудачности брака.

Гарри прикрыл глаза рукой.

— Надежда — глупая штука. Впрочем, не буду врать, что ни разу за последние пять лет совсем не думал о других женщинах.

Тему сторонних женщин они никогда прежде не затрагивали. Автоматически подразумевалось, что Гарри все еще любит бывшую мисс Уизли и сохраняет целибат. На душе внезапно стало так мерзко, словно Гарри нарушил обещание. В горле почему-то резко пересохло. Северус отпил еще чаю.

— Нет, за все это время у меня не было более-менее серьезных романов, разве что легкий флирт, но недавно… — Гарри прилип взглядом к пальцам Северуса, выстукивавшим нетерпеливый ритм по краю чашки. — Недавно я понял, что мог бы попробовать. Создать с достойной девушкой семью.

— И есть у тебя на примете достойные женские особи? — как можно равнодушнее спросил Северус.

— Пока нет, — Гарри снова задумчиво улыбнулся. — Но могут появиться.

Северус так и не допил тот чай.

Он хотел бы отправить этот разговор на задворки памяти, а лучше — забыть о нем насовсем, но это «могут появиться» не давало ему покоя целую ночь и весь следующий день. Он говорил себе, что Гарри самое время обзавестись потомством, и, собственно, какая разница — с кем продолжить род. Проблему навязчивых мыслей он решил проверенным способом: взял максимальное число заказов и по уши ушел в работу. Потом он отправился на конференцию по маго-маггловскому сотрудничеству в области здравоохранения, потом состоялся окончательный переезд Гарри на новую квартиру, и вечер в столовой Блэков забылся. Почти.

Квартиру Гарри себе выбрал удачную, его исключительное везение сказалось и тут; Северусу он объяснил, что просто случайно открыл один из журналов с недвижимостью, которые притащила Грейнджер. Трехкомнатная квартира, расположенная на верхнем этаже старого пятиэтажного дома в одном из центральных районов Лондона, оказалась светлой и просторной. Северус был приглашен на новоселье, где впервые за долгие годы снова встретился с четой Уизли и их двумя детьми. Вопреки разумным опасениям Северуса, и Грейнджер, и Рональд поприветствовали его без какого-либо удивления — и у него непонятно почему потеплело на сердце при мысли, что Гарри не скрывал их отношений.

Почти сразу же Северус с облегчением отметил, что оба его бывших ученика повзрослели не только физически: Грейнджер уже не была так непоколебимо уверена в своем интеллектуальном превосходстве, Рональд приобрел спокойную уверенность опытного бойца.

Ужин прошел приемлемо. Начальная напряженность спала, стоило Уизли понять, что Северус не собирался снимать с них баллы или осыпать их оскорблениями. Довольно быстро они заговорили о планируемом совместном Рождестве, и хотя Северус в их беседе почти не участвовал, он не чувствовал себя четвертым лишним. И было ли дело в откровенности и легкости, с которой Гарри иногда упоминал их чаепития, в уважении ли, с которым смотрела на него бывшая Грейнджер, но Северус почти не сожалел, что уступил и принял приглашение. Он замечал, как Гарри время от времени поглядывает на него, словно ища одобрения и поддержки своим словам, и чувствовал, что значит для него не меньше, чем старые друзья.

Вообще, этим вечером Северус вынес немало стоящих всех мучений наблюдений. Когда они обсуждали очередной проект Гарри — создание маггловских пожарных машин, в которых магически обновлялась вода, — он заметил, что Уизли не были осведомлены о последних событиях, в курсе которых был он сам. Это одновременно удивляло и приятно грело самолюбие: Гарри явно делился с ним большим, чем с бывшими однокурсниками. Но было и еще кое-что.

Он не мог не заметить, как Гарри любил детей и как они любили его. Пока Гарри давал чете Уизли советы, как справляться с подаренным им старым эльфом, маленькие Роза и Хьюго лезли к нему на колени, целовали его в щеки, а он весело трепал их волосы. И это смотрелось так органично, так естественно… Северус не сомневался, что Гарри оказался бы прекрасным семьянином. Он попытался представить собственных детей, но почти сразу же сдался — перед мысленным взором все больше возникали маленькие угрюмые носатые подростки, копии его самого лет в пятнадцать. Хотя с Лили… Возможно, гены Лили оказались бы доминантными. Впрочем, какой смысл думать о несбыточном.

— И все-таки, если бы директор так не настаивала, я бы не согласилась взять Кричера... — Вырвал Северуса из невеселых размышлений все такой же резкий, как в Хогвартсе, голос Грейнджер. — Но это только на несколько месяцев. Потом я снова буду дома каждый день, и… может, ты все же передумаешь?

— Нет, — твердо ответил Гарри, и по его тону Северус понял, что обсуждают они это уже не первый раз. — Кричеру точно не место среди магглов. Да и селить мне его здесь некуда. Справлюсь сам.

Рональд приобнял жену за плечи.

— Да и я думаю, что нам с детьми пора переходить на здоровую пищу. Я и не помню, когда в последний раз ел дома неподгоревшее мясо.

Грейнджер шутливо шлепнула его по руке, но все же с улыбкой кивнула.

— Ладно, я знаю, что не самым лучшим образом справляюсь с хозяйством. Но мне жаль Гарри. Кто бы мог подумать, что я скажу это после Г.А.В.Н.Э. и всего прочего, но стоит мне представить, как ты, Гарри, будешь возвращаться поздно после работы в квартиру, где нет ни единого живого существа, кроме собаки… Все, Рон, на следующие выходные в Нору не едем — твоя мама на меня плохо влияет.

Северус, который все это время делал вид, что изучает недавно напечатанную Авроратом брошюру по правилам пожарной безопасности для магов, тихо хмыкнул. Да уж, действительно, бедный Гарри. Как же он, бедняга, выживет, если некому будет стирать ему белье. Он уже было хотел высказать эти мысли вслух, как Гарри произнес:

— Может, я и не буду один. Кто знает.

Северус почти физически услышал пресловутый тревожный звонок, но мысленно отмахнулся от дурных предчувствий. В конце концов, Гарри не принадлежал к числу людей, способных прожить всю жизнь в одиночку. Северус всегда знал, что придет время, и Гарри неизбежно двинется дальше. Он почувствовал движение рядом и не глядя протянул руку к Колли. Та ткнулась влажным носом прямо в середину ладони. Северус подавил вздох и посмотрел на собаку — она ответила таким же мрачным взглядом. Непонятно чему хмыкнул Рональд, но Северус не обратил на него внимания. Громко пробили старомодные часы на стене. Пора было собираться.

Много позже Северус говорил себе, что последовавшие за памятным новосельем события не стали для него чем-то неожиданным. Да, уверял он скептически улыбающегося Гарри, любой человек с более-менее аналитическим складом ума мог бы догадаться, что именно этим все и закончится. Впрочем, он никого не обманывал: несмотря на все знаки, появление у Гарри подружки стало для него… нет, не ударом — но неприятным сюрпризом точно.

Сам Гарри сообщил о смене статуса так, между делом, засовывая в рот конфету: мол, поздравь меня, я теперь вроде как больше не волк-одиночка. Северус чуть не поперхнулся, но сдержался — сухо кивнул, и Гарри мгновенно поменял тему. В тот вечер Северус почти не говорил, лишь рассеянно хмыкал, когда паузы между монологами затягивались. Неудивительно, что Гарри быстро засобирался. Северус не стал его удерживать: на плечи навалилась странная тяжесть, и хотелось немедленно лечь и заснуть.

На прощание Гарри вдруг сказал:

— Ты не думай, она ничего… — (Северус без подсказок понял, кто это — она). — Хочешь познакомиться? Мадлен будет рада.

Северус мрачно подумал, что это уже нелестно характеризует означенную Мадлен, но любопытство пересилило. Он пожал плечами. Гарри, слава Мерлину, объяснять на пальцах ничего не пришлось:

— Тогда в следующее воскресенье приходи ко мне к семи. Закажу какой-нибудь еды из ресторана. Ты что-нибудь особенное хочешь?

«Да», — мысленно ответил Северус, — «заверните два фунта глупости, а то, чувствую, своей маловато», — и вслух сказал:

— Ты уже взрослый человек, решай сам. Подумай лучше, как не опозориться перед своей девицей.

Гарри хмыкнул и исчез за дверью.

Мадлен. Плебейщина.

Хотелось сплюнуть имя с языка. Или напиться. Северус выпил рюмочку коньяка и отправился спать, хотя не было даже девяти. Ночью ему снилось, как незнакомая белобрысая девица кружится в танце Саломеи. «Чего ты хочешь?» — спросил ее какой-то потусторонний голос, и она кокетливо проворковала: «Голову Северуса!». Северус проснулся в холодном поту. На часах было четыре часа утра понедельника. День уже не задался.

К субботе Северусу хотелось если не успокоиться вечным сном, то уж точно забыться месяца на два, а то и три. Последние шесть дней оказались сплошной чередой неудач: в понедельник как снег на голову свалилась инспекция из Министерства, во вторник он не успел с заказом, в пятницу по рукам пошла сыпь от свежепривезенного конголезского шиповника. Утром воскресенья Северус проснулся в отвратительнейшем настроении.

Все его существо противилось посиделкам у Гарри. Одно дело — спокойно попить вдвоем чаю, и совершенно другое — впустить в свою зону комфорта неизвестную девицу. К тому же… в субботу Северус таки пересилил себя и отправился в Министерство. Всеми правдами и неправдами вытребованный пропуск в Главный архив пользы не принес: известных Министерству ведьм по имени Мадлен было всего пять, и все они оказались отвратительно чисты перед законом. Не удалось найти ни одной зацепки. Уже складывая папки, Северус вгляделся в колдографию на одном из досье. Запечатленная на снимке весьма привлекательная девица вопросительно приподняла тонкие светлые брови. Северус досадливо поморщился.

— Что, нашли? — оживился порядком заскучавший работник архива, уверенный, что Северус ищет пятиюродную кузину по материнской линии.

— Да, — сухо ответил Северус. — Все сходится.

— Рад, что смог вам помочь, — работник, полный бородатый старичок, ненавязчиво подхватил его под локоть. Северус призвал всю свою волю, чтобы не выдернуть руку. — Семья ох как важна, ох как важна… Но не ценят, разбегаются кто куда. Хорошо, что хоть есть и среди молодежи…

Северус позволил увлечь себя к выходу. День прошел зря: Мадлен, судя по всему, Трейви, была невинна как младенец. Если Гарри сошелся именно с ней, — а больше не с кем, ведь остальные ее тезки были поголовно старше сорока (тут Северус раздраженно качнул головой)… Что ж, в любом случае он сделал все, что смог. Выйдя из Министерства, Северус, не глядя на прохожих, аппарировал домой. Мысли о предстоящем ужине угнетали его как никогда.

На званый ужин Северус собирался, как на парад. Он и сам не мог понять, зачем так тщательно подбирает мантию (невытершуюся и невыцветшую) и к чему вымыл голову, если мыл ее не позднее понедельника. Но внутри крепла неизвестно откуда появившаяся уверенность — сегодня надо быть на высоте. Перед выходом он даже взглянул на себя зеркало. Отражение привычно скривилось, и Северус, махнув рукой, отправился на добровольную пытку.

К Гарри он пришел секунда в секунду: опоздания непростительны для любого, кто умеет пользоваться заклинанием Темпус. Гарри словно бы его и не ждал: открыл дверь не сразу же, а через 23 секунды (Темпус — действительно очень полезное заклинание). Мелькнула мысль — почему замешкался Гарри? Из-за?.. Может, Гарри хотел ему намекнуть, что его на самом деле не слишком-то ждут?

— Надеюсь, мое присутствие не окажется чересчур навязчивым, — протянул Северус, шагнув за порог.

Гарри посмотрел на него с неприкрытым удивлением. Северус вгляделся в его лицо: никаких припухлостей в районе губ, шея тоже привычного ровного нежно-розового цвета. Глаза не блестели, скорее выражали обеспокоенность и недоумение. Значит, он ничему не успел помешать. Либо, наоборот, успел…

Кто-то чуть слышно прочистил горло.

Лишь долгими годами культивируемая выдержка позволила Северусу не вздрогнуть. Он быстро перевел взгляд с лица Гарри на лицо девицы — Мадлен, несомненно, — которая стояла у того за спиной, и тут же с раздражением осознал, что вчера зря потратил время: на эту красивую зеленоглазую шатенку в Архиве дела не было.

Мадлен улыбнулась, обнажив безукоризненно белые зубы. Северус совершенно некстати подумал о вампирах.

— Рада познакомиться, мистер Снейп. Гарри столько о вас говорил.

Северус молча кивнул и повернулся к Гарри. Тот явно за ними наблюдал, потому что сразу же засуетился и предложил пройти в гостиную. Мадлен тут же подхватила его под руку, и Северус, все также не произнося ни слова, последовал за ними.

Он уже не раз и не два был гостем Гарри и стесняться не собирался. Прошел к своему любимому — нет, привычному — креслу и спокойно уселся, соединив пальцы домиком. Тут же появилась Колли и положила голову ему на колени. Северус легко потрепал ее за ухом, хотя обычно предпочитал к ней не прикасаться. Несколько мгновений царила тишина. Северус мог бы просидеть так весь вечер.

Наконец Гарри кашлянул.

— Мы как раз обсуждали, как по-разному маги и магглы реагируют на перемены. У нас, чтобы внедрить что-то новенькое, приходится сперва переговорить с сотней упертых стариков лично…

Мадлен рассмеялась, снова продемонстрировав явно не естественным путем отбеленные зубы.

— Гарри вам, не знаю, говорил или нет, но я работаю как раз в министерской группе, ответственной за маго-маггловское непосредственное взаимодействие. У нас, конечно, в маггловском мире свои люди, но вы даже не представляете…

Далее Мадлен принялась рассказывать какой-то смешной случай, но Северус слушал ее лишь вполуха. Да, в архив он ходил зря: эта Мадлен, как она сама почти сразу же сообщила, была гражданкой Франции, приехавшей в Англию в длительную командировку. (Северус мысленно сделал пометку — не забыть отправить запрос в магическое Министерство Франции). Впрочем, даже если бы он вчера изучил ее дело и колдографию вдоль и поперёк, к реальности его бы это мало подготовило. Потому что Мадлен была не только красива, но еще обаятельна, остроумна и в меру иронична. Она явно умела разговаривать, умела увлечь собеседников, и Северус не мог не заметить, с каким собачьим восхищением взирает на нее Гарри.

Северус сделал еще одну мысленную пометку — надо бы проверить, не находится ли тот под воздействием любовных чар или зелий.

Он встретился взглядом с Колли: та смотрела задумчиво, но недоверчиво. Казалось, еще чуть-чуть, и она приподнимет несуществующую бровь — надо разобраться, мол, верно? «Верно», — чуть заметно кивнул своим мыслям Северус. Придется проверить, все ли тут чисто.

Когда Мадлен дорассказала свою историю, Северус повернулся к Гарри и спросил, скучающе растягивая слова:

— Как я понимаю, ваше взаимодействие было обусловлено пересечением профессиональных интересов?

Гарри моргнул и чуть заметно улыбнулся.

— На самом деле, мы познакомились случайно. Помнишь, я рассказывал о том, как встречался с начальником лондонской пожарной системы? В общем, на встрече я пересекся с кузеном Мадлен — очень приятный парень, — Гарри послал улыбку Мадлен, словно это была ее заслуга. — Он сквиб, занимает довольно высокую должность в маггловском правительстве, так что через него мы чаще всего и договариваемся о подобных мероприятиях. Короче говоря, мы с ним столковались. После встречи он пригласил меня к себе выпить, а там к нему вдруг зашла по делам Мадлен… — он снова мечтательно улыбнулся. — Ну и… завертелось.

Сентиментальность раздражала, но одно было хорошо: от любимого Гарри пожарного дела Мадлен точно была далека.

— Мне кажется, пора перейти в столовую, — проворковала Мадлен. — Одними разговорами сыт не будешь, правда, мистер Снейп?

Северус ей не ответил.

Еду, как и обещали, привезли из ресторана, хотя явно французского. И, возможно, Северусу, не слишком искушенному в вопросах кулинарии и стойко предпочитавшему родную кухню, и понравились бы заморские блюда, если бы… да, если бы их с Гарри холостяцкую идиллию не нарушало женское присутствие.

Нет, Северус не был сексистом, ни в коем случае. Он всегда гордился тем, что отдает должное интеллекту вне зависимости от пола собеседника. Но Мадлен разыгрывала из себя полновластную хозяйку, и у нее это выходило так… ненавязчиво и уверенно, так органично, что по непонятной причине кусок застревал в горле.

Да, они с Гарри жалели, что не связали себя узами брака с конкретными дамами. Но… интуиция буквально кричала: вся ситуация совершенно неправильная. Эта девица не должна войти в их жизни, и осталось лишь выяснить, почему не должна.

После ужина Северус около часа спорил с Гарри, как правильно настроить на магглов заклинание головного пузыря, которое применялось при тушении пожаров, а потом засобирался домой.

Гарри, как воспитанный хозяин, поднялся его проводить. Мадлен, последние сорок минут молчавшая, тоже было вскочила, но Гарри ее остановил.

Они вышли вдвоем на улицу. Воздух был приятно прохладным, и Северус глубоко вдохнул, словно успокаиваясь.

— Спасибо, что пришел, — ровно сказал Гарри.

Северус пожал плечами.

— Ты был очень любезен, — так же ровно продолжил Гарри.

Северус скривил губы.

— Это был сарказм, если что.

— Если ты хочешь услышать извинения, то нам лучше сразу разойтись. Ты знал, кого приглашал.

— Но ты мог бы хоть пару раз ответить на прямые вопросы Мадлен! У меня создалось впечатление, что ты…

— Что я?.. — прищурился Северус. — Договаривай. Что я — что? Уверен, тебе даже в голову не пришло, что я не склонен к пустой болтовне с людьми, которые никак себя в моих глазах не зарекомендовали.

Гарри вздохнул.

— Да, но… ладно, не важно. Я зайду к тебе в следующее воскресенье, да?

— Не стоит, ты ведь теперь так занят.

Гарри многозначительно пошевелил бровями, и Северусу захотелось сплюнуть. Не прощаясь, он отошел чуть в сторону и аппарировал домой. Было уже поздно, пора ложиться спать, но он чувствовал себя на редкость взволнованным и возбужденным. Он пытался почитать, но не смог одолеть даже полстраницы. Перед глазами стояла Мадлен: хорошая фигура, выигрышная внешность, отличные манеры… Что она нашла в Гарри? Тут Северус чуть не хлопнул себя по лбу: он забыл узнать ее фамилию. Так бы он мог отправить запрос в магическое Министерство Франции хоть сейчас… Пусть ему бы не ответили, но какие-то меры принимать было надо. Он не мог просто так пустить это дело на самотек, просто не мог.

Когда часы пробили двенадцать, Северус все-таки лег. Но кровать казалась на редкость неудобной, в комнате стояла духота, хотя окна были открыты, а одеяло удушало. Проворочавшись около получаса, Северус встал, наложил на себя дезиллюминационные чары и аппарировал к дому Гарри. В окне спальни горел приглушенный свет, и тонкие тюлевые занавески не скрывали темные силуэты двух слаженно двигающихся в танце фигур.

В ту ночь Северус все-таки напился. До самого утра ему снилась смотрящая с укоризной Лили, а ближе к полудню, более-менее приведя себя в порядок, Северус отправился в министерское бюро, оформляющее заграничные порт-ключи.

Часть 5.2

Следующие две недели прошли как в тумане. Северус так уставал, одновременно занимаясь обычной работой и расследуя «дело французской девицы», что вечером падал на кровать как подкошенный и тут же засыпал как убитый. С одной стороны, это было даже хорошо, потому что не оставалось времени на тревожные мысли, а с другой… С другой стороны, настроение у Северуса с каждый днем становилось все хуже и хуже. И не без причины.

Девица Мадлен — как выяснилось, Тубон — пока была со всех сторон невинна. Поездка во Францию ничего не дала: хотя Северус почти штурмом получил допуск к ее делу, никакой подозрительной информации он не нашел. Ее биография оказалась самой обычной: дочь француза и англичанки, закончила Шармбатон, работала там-то и там-то, замужем не была.

Но отсутствие подозрительной информации лишь разжигало исследовательский азарт. Северус, вспомнив, что самые ценные сведения всегда получал при личном общении, решил прибегнуть к этой же тактике и сейчас. Благодаря Гарри и собственным каналам он узнал, где и когда бывает мисс Тубон, и если та и удивлялась их частым случайным встречам, то никак этого не показывала, лишь иногда задумчиво говорила, как обманчиво первое впечатление.

Северус же методично прощупывал ее на преступления разной степени тяжести. Он довольно легко выяснил, что она чисто физически не могла входить в контакт с известными ему Пожирателями Англии и Франции, потому что на время войны родители перевели ее, от греха подальше, в Салем. Теорию, что она тестирует на Гарри запрещенную любовно-подчиняющую магию, тоже пришлось отбросить: знания Мадлен в зельеварении и в чарах оказались весьма поверхностными, а проверка жилья, еды и самого Гарри ничего не дала.

Даже надежда, что девица просто падка на геройскую славу, не оправдалась: семья Мадлен занимала во Франции высокое положение, и видимых причин, чтобы купаться в лучах чужой известности, у нее не наблюдалось.

В общем, какие бы каверзные вопросы Северус ни задавал, с какой бы стороны ни подбирался, выходило одно: Мадлен искренне влечет к Гарри, а Гарри искренне влечет к Мадлен.

Придя к этому выводу, Северус на два дня заперся в доме, не впуская сов. Заказы простаивали, сроки истекали, а он лежал на кровати и смотрел в потолок.

Северус понимал, что ничего особенного не произошло: мужчина встретил объективно хорошую женщину и теперь налаживает личную жизнь. Это было лишь естественно, этого и следовало ожидать. К тому же это никак (почти никак) не сказывалось на нем лично…

Он подумал о Лили.

Если бы он встретил женщину, схожую с ней манерой общения, привычками, смехом, как Мадлен с Джиневрой, впустил бы он ее в свою жизнь? Северус честно ответил себе, что вряд ли. Он слишком привык к своему распорядку дня, к холостяцким посиделкам с Гарри, чтобы кардинально ме… А Гарри, значит, не настолько привык. Ну что ж.

Северус поднялся с постели, принял душ, поел и взялся за варку зелий. Было раннее утро, календарь показывал воскресенье, но Северус не думал о том, что через несколько часов к нему придет виновник его тяжких размышлений.

Тот так и не пришел, но Северуса это больше не волновало. Следующие несколько дней он жил в привычном режиме: вставал около восьми, завтракал, выполнял заказы и экспериментировал, готовил статью для грядущей конференции, пил по вечерам чай и совсем не вспоминал о счастливых Поттерах-Тубонах.

А потом большая сова принесла письмо от Гермионы Уизли. Гарри лежал в больнице с тяжелейшими ожогами и переломами — на него обрушилась балка горящего дома. Северус аппарировал в Мунго, даже не переодевшись в уличную мантию.

В палату его, конечно, не пустили. «Кожные покровы только восстанавливаются, палата абсолютно стерильна», — пояснили ему. Северус, не тратя времени на споры, за всего лишь два часа договорился с лечащим целителем Гарри, что усовершенствует лично для больного противоожоговый бальзам. Еще через час он добился того, чтобы его, в специальной форме, разумеется, пропустили в палату, — оценить масштаб повреждений.

Гарри был в сознании, но почти не мог говорить: его буквально накачали дурманящим чувства обезболивающим.

— Дежавю, — вместо приветствия произнес Северус.

Гарри слабо улыбнулся.

— Гарри, ты же профессионал. Как?

— Случайность, — коротко ответил тот. — Со всеми бывает.

— Ничего, я приведу тебя в порядок… А теперь не шевелись, я тебя осмотрю.

Гарри устало закрыл глаза. А Северус глядел на его обезображенное, безбровое лицо, на его веки без ресниц и думал, что никогда не сможет вычеркнуть Гарри из своей жизни. Даже если он женится на своей Мадлен и они будут видеться лишь на министерских торжествах раз в полгода.

— Ты всегда со мной, — вдруг прошептал Гарри.

«Да», — мысленно ответил Северус. И повторил вслух: — Да.

Больше Гарри ничего не сказал, и Северус, повинуясь безмолвному зову целителя, вышел.

Дома он прямиком отправился в лабораторию. На душе у него было тяжело.

К несчастью, экспериментирование с бальзамом особых результатов не приносило. Северус хотел, чтобы бальзам полностью вернул глубоко поврежденной коже мягкость и эластичность, но дело продвигалось очень медленно.

Гарри пытался его ободрить, уверял, что в случае чего будет прекрасно оттенять его «красоту» как Квазимодо, но все равно не мог скрыть своего беспокойства. Совершенно очевидного беспокойства, что Мадлен оттолкнет его новая внешность. Та приходила почти каждый день и выспрашивала у Северуса, как там больной. Северус ограничивался короткими отговорками, не давая никакой конкретики, и сам все сильнее начинал волноваться.

Казалось, он должен был радоваться, что у мисс Тубон и Гарри отношения еще непрочные: последний явно был не уверен в Мадлен, и это значило, что Северус мог обернуть его сомнения себе на пользу. Но он почему-то… не хотел. Не хотел, чтобы в глаза Гарри вернулась тоска, не хотел, чтобы он снова разочаровался. Не хотел, чтобы он страдал.

— Мы справимся, — сказал Северус однажды, когда очередная модификация бальзама принесла лишь еле видимые улучшения. — Никуда от тебя твоя Мадлен не денется. Все будет хорошо.

Гарри слабо сжал его руку.

— Я знаю.

— Ты женишься на ней, и вы устроите шумную свадьбу, на которой кто-нибудь напьется и испортит все торжество.

— Обязательно.

— Ты будешь просить меня посидеть со своими отпрысками, хотя я никогда не буду соглашаться.

— Не будешь? — с улыбкой переспросил Гарри.

— Мне хватает и тебя.

Северус сам удивлялся, откуда брались эти слова, но не мог остановиться. Его охватила всепоглощающая потребность утешить, защитить, вселить надежду.

Гарри хотел было что-то сказать, но передумал и лишь кивнул. Северус почувствовал себя неловко, пауза затянулась… В палату вошел целитель, и Северус с облегчением заговорил с ним о лечении. На Гарри он старался не смотреть.

Больше Северус эту тему не поднимал. Гарри наконец пошел на поправку, к нему начали пускать посетителей, и Северус стал появляться в Мунго реже. Однажды он пришел, как обычно, но увидел, что у постели больного, на его, Северуса, месте сидит Мадлен. По сердцу отчего-то больно резануло, но он заставил себя вежливо — ради Гарри — скривить губы и проговорить положенное приветствие. Он не собирался терять Гарри, а если Мадлен войдет в его жизнь… Что ж, он готов потерпеть.

Но с тех пор в палату, если там была она, Северус старался не заходить. Он говорил себе, что просто не хочет присутствовать при нелепом обмене нелепыми нежностями, но в один прекрасный день, накануне выписки Гарри, ему все-таки пришлось стать свидетелем их любовных объяснений.

Весьма своеобразных объяснений.

Гарри и Мадлен сидели на диванчике в небольшом зале для посетителей — Гарри предпочитал бывать вне палаты как можно чаще. Час был уже довольно поздний, гости прочих больных уже ушли, но Мадлен, из уважения к Гарри, выпроваживать не спешили.

Незаметно подошедший из-за угла Северус уже было повернулся, чтобы так и уйти незамеченным (в конце концов, никаких важных дел к Гарри у него не имелось), как услышал голос Мадлен:

— И, Гарри, пора уже поговорить о Северусе.

Северус замер, Гарри громко икнул.

— Э-э-э… Зачем?

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и мне его искренне жаль.

Северус чуть не поперхнулся.

— Разве ты не видишь, — проникновенным голосом продолжила Мадлен, — как сильно он в меня влюблен?

Второй мыслью в голове Северуса промелькнуло полное облегчения: «И все-таки она слишком глупа для Гарри». А первую мысль озвучил сам Гарри:

— Что за бред?

Мадлен поджала губы:

— И вовсе не бред. Сам посуди: он почти меня преследовал, — помнишь, я тебе говорила. Любезничал, все расспрашивал о жизни, — я ему, очевидно, интересна. А если бы ты видел страдание в его глазах, когда я прихожу к тебе, а он прячется по углам, думая, что я его не замечаю. Какая ревность!

— Ревность? — эхом повторил Гарри.

Мадлен кивнула и почти с сожалением погладила его по руке.

— Кто бы мог подумать, что эта черствая оболочка скрывает подобную бурю чувств. Если бы не ты, я бы присмотрелась, — она шутливо улыбнулась.

Гарри неожиданно побледнел.

— А ты ведь очень похожа на мою маму, — задумчиво произнес он.

Лицо Мадлен выразило крайнюю степень недоумения, а Северус понял, что не собирается больше выслушивать эти бредни.

— Боюсь, мисс Тубон, — громко сказал он, выходя из-за угла, — что вы перечитали любовных романов. Мне даже немного жаль вас расстраивать, но ваши чары не настолько неотразимы, — он с удовольствием отметил, как покраснела от смущения Мадлен. — А вас, мистер Поттер, давно ждет целитель. Надеюсь, вы не хотите саботировать свое лечение в самый последний момент.

Не дожидаясь ответа, он быстро пошел прочь.

Дома он хорошенько выспался, а уже на следующий день к нему как ни в чем не бывало заявился на чай Гарри. Северус заварил ромашку.

Гарри пытался вести себя как обычно, что-то рассказывал про свою пожарную бригаду, уверял, что соскучился по работе, но Северус видел, что его что-то гложет. После второй чашки и весьма долгой паузы Гарри не выдержал:

— Тогда… в больнице…

— Забудь, — как можно презрительнее махнул рукой Северус. — Твоя… избранница не обделена фантазией.

— Это да, — вздохнул Гарри. — Но тебе не кажется, что Мадлен и правда похожа на…

— Отрицать не буду, — (у Гарри едва заметно отлила от лица кровь), — но исключительно внешне. Ты же не считаешь…

— Нет, ни в коем случае, — радостно перебил его Гарри, и Северус почувствовал, что вопрос закрыт. — Так вот, я тут подумал, что маггловский пульт связи действует нередко намного эффективнее наших Патронусов. Чтобы вызвать Патронус, надо сосредоточиться, сконцентрировать силу; в экстремальных условиях это выходит далеко не у всех…

Северус с удовольствием поддержал беседу: все было как в старые времена, когда Гарри не стремился постоянно сбежать на свидание. Они переместились в гостиную, и все закончилось тем, что от переизбытка чувств Гарри пролил на диван чай и раскрошил по всей комнате песочное печенье. После его ухода Северус убирался даже с каким-то удовольствием. Ночью ему снилась Лили, удивительно похожая то ли на Мадлен, то ли на Джиневру, и Северус до самого утра выяснял у нее, действительно ли она любила петь по утрам.

Через месяц Гарри расстался с Мадлен Тубон. Сообщил он об этом с умеренным сожалением, но было ясно, что душевных ран ему их разрыв не причинил.

— Я все-таки понял, что Джинни мне никто не заменит, — добавил Гарри. — Похоже, так и быть мне холостяком.

Северус, салютуя, поднял чашку с чаем.

***

— А ты когда-нибудь влюблялся в какую-нибудь женщину… кроме?..

— Нет, — от неожиданности честно отвечает Северус, — какие женщины? Лили мне никто не заменит.

— Я вот тут подумал, — осторожно начинает Гарри, — а что, если я все это время… как бы сказать… бегал от ответственности? Почему я так сокрушался, когда потерял Джин? Я же всегда был довольно спокойным — в этом плане. Я и в школе, пока все с гормонами носились, отставал от других, мне даже Рон говорил. Нет, мне нравилась девочка с Рейвенкло, и я был влюблен в Джин, но нет так, чтобы шарики за ролики. По крайней мере, моя любовь к ней не сравнится со, скажем, любовью того же Рона к Гермионе. Знаешь почему со мной рассталась Джин? Она сказала, что устала соответствовать выдуманному мной образу. Что она хочет быть просто собой, неидеальной и несовершенной. Тогда я ее не понимал, но сейчас…

— Сейчас ты понял, что твоя мечта не могла бы сбыться даже при наилучшем раскладе?

— Ну, примерно так. Пока мы с ребятами мерзли во время войны в палатке, я думал о Джинни… Думал, что она меня где-то там ждет, любит, хочет поцеловать. Я представлял, как, если выживу, мы будем жить с ней вместе в уютном теплом доме, вести тихое, размеренное существование… Не представляешь, как такие мысли грели душу.

— Отчего же, представляю. И знаю, к чему ты ведешь, — хочешь тактично намекнуть, что я сам так с детства привык мечтать, что любовь Лили станет наградой за все мои, кхм, страдания, что привык мучить себя несбыточными фантазиями, которые на самом-то деле неактуальны. Спешу огорчить: прямолинейнее не выразился бы даже Грюм.

— Я старался, — усмехнулся Гарри. — Но вообще, я думал, ты будешь кричать о своей вечной неувядающей страсти, а ты так… спокоен.

— Я уже почти старик, глупо отрицать очевидное. Да, я открыто признаю, что Лили была все это время прекрасным оправданием жить, ни к кому не привязываясь.

— Не преувеличивай, тебе всего сорок шесть… И так уж ни к кому?

— И да, — продолжает Северус, не обращая внимания на последний, явно риторический, вопрос, — мы оба жалки. Сожалеем о потерянном шансе, не пытаясь хоть что-то предпринять… Лелеем воспоминания, перебираем эти камешки, которые считаем драгоценными, хотя жизнь уже давно расставила все по местам.

— Да ты поэт. Но, согласись, как жить без мечты? Тем более что я, между прочим, пытался перестроиться, если ты помнишь Мадлен.

Северус предпочитает последнее не комментировать, и Гарри пользуется случаем, чтобы пуститься в размышления:

— Она была неплохая, чем-то похожа на Джинни по характеру… Не важно. Просто Джинни для меня — то же самое, что и Лили для тебя: мне ее никто не заменит. Я ее представлял в своем доме, наших общих детей, пока бегал от Волдеморта, я даже этим детям имена придумал… Так я что пытаюсь донести: я присматривался к женщинам, но не мог даже вообразить, чтобы хоть одна из них вдруг стала хозяйничать в моей квартире. Чтобы ее вещи в моем шкафу, чужой запах от соседней подушки… Бр-р.

— Похоже, ты будешь умирать в одиночестве.

— Похоже на то.

Гарри укладывается поудобнее и закрывает глаза, мурча от удовольствия: Северус гладит его по голове.

— Я еще подумал… Будь ты женского пола, я бы на тебе женился.

— Да что ты, — Северус без особого успеха пытается скрыть невольную дрожь в руках.

— А что? Мы с тобой вместе уже черт знает сколько лет, всегда найдем, о чем потолковать.

— Для брака этого недостаточно, — Северус пытается говорить непринужденно, но голос слишком напряжен. — Но, конечно, откуда тебе знать, что в глубине души я романтик и хочу большой и светлой любви.

— Я так и знал. Ладно, шутки шутками, но ты точно не пойдешь к Малфоям? Ты еще можешь успеть, если поторопишься.

Северусу хочется ответить: «Ну как я тебя брошу», — но он лишь встает и холодно говорит:

— Ты опять горишь. Я заварю тебе чай, выпьешь с медом.

— Во мне еще тот булькает.

— Без разговоров.

Он идет на кухню, ставит чайник, устало прислоняется лбом к дверце холодильника.

Со спины его обнимают горячие руки.

— Ты не представляешь, как я тебя люблю… — Он чувствует сквозь рубашку, как шевелятся губы Гарри.

Северусу требуется все усилие воли, чтобы не вздрогнуть.

— Ты не мог пять минут посидеть на одном месте?

— Мне Дин говорил, что Джин болеет точно так же. Вообще отказывается ложиться, так что я еще у тебя молодец.

Северус разворачивается и заглядывает в насмешливые зеленые глаза.

— Будь ты моим, я бы выпорол тебя по голой заднице.

— Прямо по голой? — ухмыляется Гарри, но его глаза темнеют.

Северус многозначительно изгибает бровь.

Гарри фыркает, Северус, сдерживая улыбку, разливает по чашкам чай.

Пока Гарри болтает ногами и со смехом рассказывает, как Дин загоняет в постель больную Джинни, Северус вспоминает, как они с Лили сварили первое Перечное.

Громко тикают часы, приближается Новый год.

Северус чувствует, что в новом году все должно быть хорошо.

Эпилог: полгода спустя

Северус был умным и дальновидным человеком. Он умел рассчитывать свои действия — и действия других — даже не пару шагов, а на сотню шагов вперед. Поэтому, как философски рассуждал он, ничего удивительного не было в том, что если он позволил Гарри сорить крошками на своей кухне, пачкать ногами обивку кресла и вытаскивать его из дома бог знает куда, то рано или поздно Гарри оккупирует и его кровать.

Говоря по справедливости, кровать была не его, а принадлежала отелю, но этот факт не особо утешал. Северус не привык делить свое ложе хоть с кем-то, и только в детстве, когда он с криками просыпался от кошмаров, мама приходила и ложилась рядом. Обнимала, гладила по голове, нашептывала сказку без начала и конца, прижимала к себе — такой теплой и мягкой, что он сразу же засыпал. Он не лгал себе, что не хотел бы снова испытать то чувство защищенности, которое дает лежащий рядом любимый человек. Но это отнюдь не означало, что он собирался отвести эту роль безответственному, наглому, дерзкому мальчишке. Ну, или уже не совсем мальчишке, а уверенному, сильному физически и духом молодому мужчине. Суть была одна.

Конечно, виноват был Гарри. «Поедем вместе в отпуск, — говорил он. Будет тепло, — говорил он. Будет как в тот раз, только без фокусов, — бессовестно врал он». И Северус согласился. Убедил его, понятное дело, не последний аргумент, а то, что после зимней ангины у Гарри началось осложнение — бронхит, грозящий перерасти в воспаление легких. Гарри же упрямо продолжал ходить на работу и одеваться не по погоде, поэтому как минимум раз в месяц Северусу приходилось бросать все дела, чтобы подержать за руку слабо стонущего Гарри. Каждый раз Гарри клялся, что умирает, порывался составить завещание и написать Джинни прощальное письмо, а Снейп щелкал его по носу и вливал в скривившийся рот очередное зелье. Втайне Снейп был убежден, что Поттер таким нелепым способом пытается привлечь его внимание, и был этим самую малость польщен, но давать обещания, что будет приносить на его могилу тюльпаны, откровенно надоело. Так что отпуск на теплом берегу не слишком теплого моря был предрешен — Снейп поотнекивался чисто для приличия, намереваясь лично проследить, чтобы вечный больной перестал изматывать его нервы.

Как выяснилось, отнекиваться надо было всерьез.

Все началось с того, что Гарри забыл забронировать гостиницу. На все напоминания Снейпа он лишь отмахивался — «успеется» и «кто туда в начале мая поедет», но в день Х им пришлось, как бедным странникам, обходить подряд все отели, гостиные дворы и ночлежки, чтобы найти хоть какое-то пристанище. Оказалось, что попали они прямо в разгар каких-то маггловских выходных, так что вместо пустынной набережной их встретила толпа галдящих детей. Северус порывался пару-тройку раз аппарировать обратно, но Гарри бдительно за ним следил, показательно кашлял и, вцепившись в его руку, ненавязчиво повторял, что отпуск ему больше не дадут.

Стояла не по-майски холодная погода, а свободный номер они нашли только к вечеру — в мрачноватом мотеле в трех километрах от полюбившейся набережной. Хозяин — мужчина, внешне похожий на Хагрида, а по характеру на Филча — молча всунул им в руки огромный ключ и провел по длинному коридору в маленькую комнатку с одной кроватью. Северус, конечно же, рассвирепел, потребовал предоставить им еще один номер, или он… Маггл язвительно на него посмотрел и пожелал счастливого пути. Гарри, опасливо поглядывая на Северуса, попросил разрешения заглянуть в учетную книгу, но получил лишь разрешение проваливать на все четыре стороны.

Так и вышло, что мерзкий гибрид Хагрида и Филча удалился, Гарри выскочил за ним, а Северус остался задумчиво созерцать слишком узкую кровать с покрывалом в желтый горошек и размышлять о прошлом, будущем и настоящем. С Лили все было бы иначе.

Сзади заскрипела дверь.

— У них действительно нет свободных номеров, — после недолгой паузы сказал Гарри. — Я прошел по всему этажу и спросил уборщицу.

Северус промолчал.

— Ну хочешь, я буду спать на полу? Или аппарируем домой — мне, на самом деле, обещали дать еще один отпуск. Правда, осенью… Да тут не так уж и плохо. Ну поспим пару ночей на одной кровати, а потом поищем что-нибудь еще. Не могут же эти праздники длиться вечно. Снейп, ну скажи хоть что-нибудь.

И Гарри осторожно дотронулся до его рукава. Северус стряхнул его руку и, бросив: «Трансфигурируй второе одеяло», — отправился в душ.

В конце концов, к тому, что однажды Поттер проберется и в его кровать, все шло с самого начала.

Когда он вернулся, навоевавшись с кранами и переодевшись в зимнюю ночную рубашку (удачно он ее взял), Гарри уже улегся у стены и заснул, свернувшись уютным калачиком. Из-под одеяла виднелась лишь растрепанная макушка, и Северус подумал, что все могло быть хуже. Он ожидал, что мальчишка не упустит шанса высказать свое мнение о его одеянии, будет лезть с разговорами, разляжется посреди кровати…

— Знаешь, — сказал Гарри совсем не сонным голосом и развернулся в его сторону, — я не раз представлял, как поеду с Джинни в отпуск. Только не в Англию, как мы однажды ездили в Рай, а куда-нибудь, где пожарче, — в Италию там или во Францию. Мы, между прочим, даже собирались за границу, пока еще не разошлись. Она хотела на Гавайи, а я хотел смотаться в Грецию. Я почти сразу уступил, но мы быстро рассорились и так никуда и не отправились. Как думаешь, может, я должен был настоять на своем, показать, что я мужчина? Может, мне не хватало именно твердости характера? Показать, кто в доме главный, и все взять в свои руки?

Гарри придвинулся к нему поближе, и Снейп разглядел его глаза. Вполне возможно, что дело было в отблесках луны, но казалось, что они горели ярким зеленым огнем. Внезапно так сильно захотелось провести кончиком пальца по полукругу ресниц, тенью падавшему на бледно-голубую в тусклом свете щеку, что Северус перевернулся на спину и сцепил пальцы в замок.

— Я думаю, — сухо проговорил он, — что сейчас не место и не время для подобных откровений. Если ты не заметил, я пытаюсь заснуть.

— Ладно, молчу. Просто тут так холодно, что я, наверное, даже от усталости не вырублюсь. Кажется, отопление отключили. И пижаму я забыл.

— Запасной нет.

Гарри хмыкнул, и в течение нескольких блаженных минут в комнате царила тишина. Потом Гарри принялся вертеться, сбивая простыню и сотрясая матрас, так что Северуса надолго не хватило.

— Выбирай: или ты лежишь спокойно, или я накладываю на тебя Петрификус Тоталус.

— И в любом случае к утру я умру от обморожения. И, заметь, все улики укажут на тебя.

Северусу понадобилось несколько секунд, чтобы взвесить все за и против, а потом он решительно обхватил закутавшегося в свое одеяло Гарри и придвинул к себе.

— Будешь пинаться во сне — проснешься на полу.

Гарри тут же положил ему голову на плечо, устраиваясь поудобнее. Лежать вот так вместе оказалось неловко, но в то же время действительно теплее. Исключительно для того, чтобы мальчишка не отлежал ему руку, Северус обнял его в районе поясницы, разумеется, поверх одеяла. Гарри сунул холодный нос ему в шею. Как щенок… Спустя несколько минут чужая рука проникла под его собственное одеяло и мучительно медленно прошлась от правой ключицы до пупка. Северус успешно делал вид, что его все это никак не касается, пока наглая ладонь не двинулась ниже. Если Гарри не хотел катастрофы, пора было прекращать. Лучше бы вещал об Уизли…

— Поттер.

— А что? — голос Гарри звучал уверенно, но ладонь свое движение остановила. — У меня пальцы замерзли.

— Угроза про Петрификус в силе.

Гарри недовольно засопел и убрал руку. Спокойствие было недолгим.

˜— Только ответь мне на один вопрос…

— Если я не отвечу, ты ведь не заткнешься?

— Как ты догадался… — Он почувствовал, как Гарри напрягся и сильнее вжался носом в его шею. Следующие слова прозвучали приглушенно: — Слушай. Э-э-э… Вот. Снейп. Короче, ты когда-нибудь с кем-нибудь спал? В смысле, не как мы сейчас, а…

От любого другого такой вопрос прозвучал бы, мягко говоря, бестактно и оскорбительно, но Северус слишком хорошо знал Гарри Поттера и сразу понял, что того что-то гложет и серьезно беспокоит. Обычно настолько личное они друг у друга не спрашивали, и Снейпа так и подмывало сказать, что он не психотерапевт, чтобы копаться в чужих комплексах и страхах. Но если он хотел этой ночью поспать, то в его же интересах было отложить ссору до утра. Легче было утихомирить Гарри сейчас, чем до рассвета выслушивать стенания. И элементарная логика ему подсказывала, что…

— Поттер, неужели ты все еще девственник? Я-то полагал, что с мисс Тубон вы довольно далеко продвинулись.

Гарри приподнял голову.

— Я? С чего ты взял? Я именно про тебя спрашиваю.

Снейп почувствовал, как горлу комом подступила злость.

— И чем же вызван столь необычный интерес?

— Просто ты такой… не знаю. Закрытый. И сам мне говорил, что ты никогда никем не интересовался.

— Для таких вещей, Поттер, особый интерес не нужен. Я думал, к своему возрасту ты это уже уяснил.

— И будь уверен, я уяснил. Я же тоже из плоти и крови. Только это все были больше интрижки на одну ночь, я не видел смысла о них упоминать.

— Ах вот оно как.

Они уже давно не лежали друг рядом с другом. Снейп сидел на краю кровати, кусая губы и ощущая ногами холод колючего ковра, а Гарри устроился прямо посередине их лежбища — и одеяло не скрывало его обнаженный торс. Тусклый лунный свет делал Поттера похожим на статую.

— Вот я и подумал, а вдруг ты вообще? Ну, то есть ни с кем. Возомнил себя героем-любовником, ждешь, пока не помрешь, чтобы воссоединиться там…

— Не смей оскорблять ее память!

— …а там, вообще-то, мой отец. За живое задел, а, Снейп? Ты, наверное, и представить не можешь, как это сладко, — ласкать губами разгоряченную плоть, погружаться в жаркое тепло и достигать блаженства по нескольку раз за ночь. Снейп? Северус?!

Снейп сидел спиной к Поттеру, и его плечи мелко тряслись.

Гарри рванулся к нему, одеяло запуталось, и он упал головой рядом с бедром сидящего Снейпа.

— Северус, ты чего?

— Ты где про плоть-то вычитал, Поттер? В «Поверженном рыцаре» или в «Пучине страсти»? — отсмеявшись, произнес Снейп. — И не думай отнекиваться, тебе надо их перепрятать, я еще в позапрошлый раз их у тебя в квартире заметил. Все-таки мисс Тубон дурно на тебя повлияла.

— Да ну тебя, — с облегчением выдохнул Поттер. — Забудь ты уже про Мадлен. На самом деле мне их Джордж в качестве шутки подкинул. Я их только полистал… Да хватит уже ржать!

Снейп сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Потом встал лицом к Гарри, который тоже оперся на локти.

— Значит, хочешь, чтобы я достиг блаженства несколько раз за ночь, а, Гарри?

Гарри ровно секунду помялся, но потом смело посмотрел ему в глаза.

— Хочу.

Смысла играть в игры уже не было. Снейп знал, что сейчас в их с Гарри отношениях происходит нечто настолько важное, что было страшно сделать первый шаг, страшно разрушить то, что уже было, — осязаемое, знакомое, — ради чего-то неизведанного, которое вполне могло обернуться разочарованием.

— Ты же понимаешь, что если новое не получится, старого уже не вернешь? — тихо произнес Снейп и увидел своими глазами, как Гарри пронизала дрожь. Дрожь нетерпения? Это придало уверенности. — Я допускаю, что ты провоцируешь меня уже месяц из любопытства, из желания испытать на мне свою привлекательность, из банальной неудовлетворенности. Я допускаю это и даю возможность отступить. Но если ты решишься, если ты готов перенести нашу связь в новую плоскость, то…

— Северус, — проникновенно перебил его Гарри. — Если ты не заметил, все уже давно к этому идет, мне даже Рон сказал. Так что хватит болтать.

Северус не помнил, как они оказались в центре матраса, а одеяла и подушки — на полу. Они вжимались друг в друга — ртами, телами, — и все казалось таким знакомым и в то же время неизведанным. На периферии сознания промелькнула мысль, что надо категорически запретить Гарри курить. Кожа под пальцами была сухой и теплой, кудрявые волоски на неширокой груди приятно щекотали ладонь… Он провел влажными губами по выпирающей ключице, и Гарри судорожно выдохнул.

— Говоришь, интрижки на одну ночь, — почти прошипел Северус, толкаясь членом так, как больше всего хотелось, — а твои стоны… говорят… иное. Признайся, — он прикусил мочку левого уха Гарри, — сколько лет у тебя… никого не было?

Гарри вывернулся, навалился сверху, удерживая его руки крепким аврорским захватом.

— После Мадлен… — Северус попытался заткнуть алые губы поцелуем, но Гарри увернулся. — Но ведь сработало, да? Я думал, до тебя никогда не дойдет.

Гарри отпустил его руки, и через пару мгновений Северус оказался без ночной рубашки. Под изучающим взглядом стало неловко.

— Ты, конечно, не красавчик, — легкомысленность тона сгладил поцелуй, — но мне нравится.

— Неужели?

Несколько мгновений прошли в любовной схватке, и победителем вышел хитрейший. Северус затуманил Гарри мозг поцелуями и снова оказался сверху. Пальцы сами скользнули за резинку трусов. Поттер замер. Осознание, что у Гарри это первый раз с мужчиной — тоже, словно обухом ударило по голове.

— Ты уверен? — сил говорить что бы то ни было не оставалось, но Снейп чувствовал, что должен. — Я никогда не заменю тебе жену. И я не потерплю в нашей постели третьей.

Поттер прикрыл свои длинные ресницы, и на секунду Снейпу показалось, что он действительно передумает.

— Я тоже, — Гарри чуть напряженно улыбнулся, но от его улыбки страх отступил, — не потерплю. Так что — заканчиваем с фантазиями и переходим к реальной жизни?

И Северус окончательно утонул.

А потом он впервые в жизни ощутил в своей руке шелковистость чужого члена и яичек, до синяков сжимал худые ягодицы, жадно вдыхал запах возбужденного, разгоряченного тела. Он был благодарен интуиции Гарри — тот не перехватывал инициативу, словно чувствуя, как сильны его голод, его жажда обладать.

Он плохо помнил, как отыскивал в своем дорожном чемодане флакончик с ранозаживляющей мазью. Руки задрожали, когда Гарри встал на четвереньки, опустив голову, и Снейп мог бы кончить от одного вида его оттопыренной задницы. Три пальца по очереди будто сами проникли во влажный, тесный жар, отыскивая маленькое уплотнение. И Северус до крови прокусил губу, когда Гарри начал подаваться навстречу.

«Никому», — подумал он, вынимая пальцы и приставляя к раскрытому отверстию головку. Стенки расступались мучительно медленно, нужна была нормальная смазка, Гарри дернулся от боли… «Прости, Гарри, не могу больше, не могу… Не отдам».

Они кончили слишком быстро, а потом долго лежали, не в силах отдышаться. Наконец Северус приподнялся, втащил за уголок на кровать одно из одеял и притянул к себе Гарри. Своего любовника. Любимого.

Гарри обнял его и через минуту уже посапывал во сне.

Снейп смотрел в окно — на бледно-розовые облака, предвестники рассвета. В мае ночь проходит незаметно. Кто знает, что их ждет утром? Может быть, только что они разрушили свое совместное будущее. Может быть, уже завтра Гарри встретится с той, с которой создаст настоящую семью. Может быть…

И конечно, ни Джиневра, ни Лили никогда не исчезнут из их воспоминаний. Неоправданная надежда всегда ранит глубже всего, несбывшаяся мечта всегда остается самой сладкой…

— Снейп, — сквозь сон пробормотал Гарри. — Спи уже.

Северус был умным и дальновидным человеком. Он умел рассчитывать свои действия — и действия других — даже не пару шагов, а на сотню шагов вперед. Поэтому, как философски он рассуждал, ничего удивительного не было в том, что если он позволил Поттеру сорить крошками на своей кухне, пачкать ногами обивку кресла и вытаскивать его из дома бог знает куда, то рано или поздно Поттер станет самой его жизнью.

Оглавление