«Фанфик Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая»

Georgius Фанфик Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая

Шапка фанфика

Пейринг: Гарри Поттер/Гермиона Грейнджер Рон Уизли/Луна Лавгуд Невилл Лонгботтом/Джинни Уизли

Рейтинг: PG-13

Жанр: Action/AU/Romance

Размер: Макси

Статус: Закончен

События: ПостХогвартс, Волдеморт побежден, Воскрешение мертвых, Сильный Гарри, Независимый Гарри

Саммари: Это книга 8. Волдеморт побежден. Многие погибли в битве, среди них: Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом, Луна Лавгуд. И не только они. Гарри не смирился. Мало победить зло — надо победить смерть. Прошлые события не могут совпадать с теми, которые будут у Роулинг в Книге 7, потому что был осуществлен таймринг (петля времени), и все происходит визмененной истории. Зачем это было нужно — узнаете.

Коментарий автора: Не спешите плакать — погибшие вернутся.

Файл скачан с сайта Фанфикс.ру -

Глава 1. Фотография на стене.

Посвящается трем замечательным писательницам:

Джоан К. Роулинг,

без которой я не смог бы все это написать;

Астрид Линдгрен,

показавшей, что смерть не властна над теми,

кто не остановился в пути;

Ариадне Громовой,

придумавшей Светлый круг.

Посвящается также героям, живущим среди нас:

Гарри Поттеру и его друзьям;

Алисе Селезневой;

Спайдермену;

Шерлоку Холмсу,

которому до сих пор пишут письма.

Джеральду казалось, что в горле навсегда застрял упругий, плотный комок. Что повернуть дверную ручку труднее, чем поднять одной рукой бетонную балку. Что в мире нет и не будет места, где бывший военный летчик, а ныне врач с мировым именем мог бы спрятаться, закрыться от всех — и дать волю слезам.

Здесь тоже нельзя плакать. Это комната дочери.

Он закрыл за собой дверь.

Эльза сказала: «Я сохранила все, как было»; так и оказалось. Закрыв дверь, он будто вернулся в прошлое — очень недавнее прошлое — и стало легче. Он знал, что это ненадолго, он хорошо себя знал — и все же поддался иллюзорному облегчению. Даже рука привычно скользнула в карман; он вынул ее, с некоторой растерянностью глядя на зажатую в ладони пачку сигарет — ему почудилось, что дочь негромко сказала свое обычное, самую-самую чуточку насмешливое: «Ладно уж, папа… Пепельница на подоконнике».

Присев на край стола, Джеральд окинул взглядом комнату — ее любимый диванчик, который она ни в какую не хотела менять, хотя уже коротковат; книжные полки, проседающие под весом тяжелых, в кожаных переплетах фолиантов; большущую фотографию-постер на стене — ее фотографию. Дочь сидит за столом, читает одну из этих загадочных книг, из окна льется солнечный свет — казалось, его можно пощупать. Обычная фотография, не из тех… Те лежали в одном из ящиков стола. На них она двигалась, улыбалась, махала рукой тому, кто смотрел на снимок или, сфотографированная со спины, вдруг поворачивала голову и бросала через плечо суровый взгляд. «Да нет, папа, это не на тебя я так смотрю, это на Колина — достал он меня своим фотоаппаратом!» Джеральд тогда подумал, что, кем бы этот Колин ни был, но снимает он хорошо.

Волшебные фотографии Эльза убрала в стол, и он молча согласился — сил не было на них смотреть. Но на постер рука не поднималась — да и как его снимешь, раз он приклеен? Вместе с обоями?

Они же решили сохранить все, как было…

Портрет начал расплываться, и Джеральд сморгнул слезы. Нельзя — Эльза дома. Хотя она догадается, конечно… но все равно — нельзя.

Он вздрогнул — внизу позвонили. Шаги, щелчок замка, невнятные голоса. Джеральд прислушался, но слов было не разобрать. Почтальон? Однако, судя по звукам, позднего гостя впустили. Минута-другая — жена, видимо, пригласила его в гостиную — потом послышались легкие шаги, скрип ступенек. Стиснув зубы, Джеральд повернулся к зеркалу, присмотрелся — не покраснели ли у него глаза?

Зеркало отразило открывшуюся дверь, вошедшую Эльзу — ее отражение смотрело на него.

— Джерри… — сказала Эльза — К нам пришли.

— Да, я слышал. Кто-то из них? (Отражение кивнуло). Эльза, пойми, я сейчас никого из них не хочу видеть. Разве что если это… — он осекся и повернулся к ней.

Эльза снова кивнула.

И еле успела посторониться — настолько стремительно шагнул к двери ее муж. Закрыв комнату, заторопилась за ним, но догнать его удалось только когда Джеральд резко — Эльза чуть не врезалась в него — остановился в дверях гостиной.

Поднявшись из кресла, гость шагнул навстречу и неуверенно остановился, зачем-то поправил очки.

— Здравствуйте. Извините, что я пришел без предупреждения. Меня зовут…

— Я знаю, кто вы, — перебил Джеральд.

Он сам удивился резкости в своем голосе и, желая смягчить неловкость, добавил:

— Господи, как вы выросли! Садитесь, мистер Поттер.

— Да, в самом деле, — сказал Гарри, вновь усаживаясь в кресло, — мы ведь с вами встречались только раз, очень давно — в книжном магазине на Косой аллее, помните?

— Конечно. Лет пять назад. Когда отец вашего рыжего друга чуть не подрался с тем неприятным снобом.

Гарри против воли рассмеялся. Ему уже приходилось слышать много всяких высказываний в адрес Люциуса Малфоя, но такое — впервые. «И ведь точно подмечено!» — подумал он, с новым интересом разглядывая Джеральда.

Этот человек вызывал в нем некоторую робость. Весь его облик излучал силу, еще раз силу — и ум. Особенно глаза: пытливые, проницательные, изучающие…

Глаза Гермионы.

Сердце невыносимо сжалось, и он перевел взгляд на Эльзу — маленькая и хрупкая, она смогла выбраться из-за спины мужа, только когда тот шагнул в комнату.

— Здравствуйте, миссис Грейнджер, — сдавленным голосом поздоровался он.

— Здравствуйте, Гарри. Я так рада…

— Я тоже. Я давно хотел зайти к вам, но…

— Были заняты?

— Не только. Не был готов…

Это от матери Гермиона унаследовала пышные каштановые волосы и густые, очень подвижные брови, и быстро меняющиеся выражения лица, которые что-то говорили даже тогда, когда она молчала.

Он смотрел на Джеральда и Эльзу Грейнджер — и видел Гермиону.

— Люциус Малфой, — сказал он, обращаясь к Джеральду. — Он был намного хуже, чем просто «неприятный сноб», мистер Грейнджер. Один из ближайших соратников Волдеморта. Но я уверяю вас — не все волшебники таковы, далеко не все.

— Я знаю, Гарри. Таких, как он, и у нас хватает. Но я общаюсь с волшебниками, и у меня есть друзья среди них. И моя дочь…

Он замолчал. Эльза тихо всхлипнула и пробормотала:

— Извините.

— Не за что, миссис Грейнджер.

— Вы любили ее, Гарри?

Гарри растерялся.

— Не сейчас, Эльза, — мягко сказал Джеральд.

— Простите, Гарри… Хотите выпить?

— Да, спасибо. Что-нибудь не слишком крепкое.

— Джин с тоником?

— А что это?

— Ну… попробуйте.

Она ушла на кухню, вернулась с подносом, раздала бокалы. «Господи, — думал Гарри, глядя на нее, — как они похожи!» Со стесненным сердцем он взял бокал, отхлебнул. Вкус порядочно его удивил — странный, но приятный, несмотря на горечь, и почему-то аромат сосновых иголок.

— Она была моим другом, — сказал он, — нет, больше. Мы ведь были вместе с самого начала — я, она, Рон… Как один человек. Ее убили — и как будто убили часть меня. Я не могу с этим смириться.

Он помолчал.

— А насчет любви… не знаю, миссис Грейнджер. Они с Роном любили друг друга, и я был только рад за них. Нисколько не ревновал. Так что нет, наверное.

— Вы так думаете?

Гарри повернулся к нему:

— Что вы хотите сказать?

— Возможно, когда-нибудь вы поймете, — мягко сказал Джеральд; шевельнулся, устраиваясь поудобнее. — Я знаю о Роне, конечно. Мы ведь никогда не лезли в ее личную жизнь — потому и она от нас ничего не скрывала. Про вас и Джинни Уизли я тоже знаю — Гермиона рассказывала. Она нам рассказывала про вас все — вы уж простите ее!

— Да все в порядке! — воскликнул Гарри, порядочно ошеломленный этой информацией. — Я же не делаю тайну из своей жизни, и вовсе не против, чтобы вы про меня все знали! Я просто не знал, что так много для нее значил!

— Но вы только что сказали, как много значила она для вас, — заметил Грейнджер. — Неужели вы думаете, что она не испытывала к вам то же самое? Как, по-вашему, сохранилась бы в противном случае ваша дружба?

— Да… Правда.

— Очень рад, — Джеральд Грейнджер коротко улыбнулся. — Гарри, я должен кое-что рассказать вам… То, что не смогла рассказать вам Гермиона, не смогла столько лет. Она любила вас. Очень любила. Вы даже не представляете, как.

— Меня?! Господи, мистер Грейнджер, простите, но вы ошибаетесь! Вы знаете, как она себя, бывало, вела со мной? Честное слово, на первых курсах я порой жалел, что она девочка — так хотелось ей врезать!

— Я могу объяснить. Только мне придется начать издалека. Согласны послушать?

— Разумеется!

— Тогда… — на его лице вдруг появилась легкая растерянность, и он повернулся к жене: — Как ты думаешь, с чего начать?

Эльза Грейнджер, до сих пор молчавшая, печально улыбнулась:

— С кошки, Джерри.

— Точно!

— Причем тут кошка? — удивился Гарри.

— Она принесла нам письмо из Хогвартса.

— Кошка? Не сова?!

— Кошка. Она царапала дверь и мяукала. Я открыл дверь, она тут же вбежала в дом. Гермиона была в восторге — она обожает кошек…

— Еще бы, — улыбнулся Гарри, вспомнив Живоглота. — Про это в Хогвартсе даже анекдоты ходили.

— Правда? Какие, например?

— Ну… такой был: все подряд заходят в гостиную Гриффиндора и спрашивают у Гермионы — у кого жаба пропала, у кого крыса, у Дамблдора феникс… Гермиона в недоумении: чего они за своими животными не смотрят, вот у нее Глотик ни разу не терялся. А Живоглот облизывается и думает: «Скоро и Гарри о своей сове спросит!»

Мистер и миссис Грейнджер рассмеялись.

— Неплохо! — сказал Джеральд. — Но наш анекдот получше — это ведь было на самом деле. Короче, Гермиона стала звать кошку на кухню, обещая ей вкусного молочка. А кошка вдруг превратилась в суровую пожилую даму и заявила: «Спасибо, мисс Грейнджер, но я бы предпочла стаканчик яблочного сидра!»

— Так это была МакГонагалл!

— Совершенно верно. Профессор МакГонагалл собственной персоной. Я ученый, Гарри, и мне не положено верить в волшебство и сказки, однако особого шока я не испытал. Надо полагать, она была несколько разочарована.

— Джерри привык смотреть в лицо фактам, — пояснила Эльза, — а фактов к тому времени у нас накопилось — куча!

— Да. Как-нибудь, Гарри, я дам вам почитать дневник — я вел его с того времени, как с Гермионой стали происходить непонятные вещи.

— Скажем, все маленькие дети любят выкидывать игрушки из коляски. Но только Гермиона могла заставить их вернуться обратно!

— Эльза, если про все это рассказывать, мы и до завтра не закончим. Да, мне пришлось признать, что магия это или нет… но что-то такое существует. И уж если в руке пятилетней девочки леденец превращается в великолепное фруктовое мороженое, то что странного в том, что пожилая волшебница извлекает из воздуха письмо с печатью Хогвартса? Да, мадам МакГонагалл была разочарована. Вы, волшебники, народ честолюбивый, любите кого-нибудь удивить, а кого удивишь магией, кроме нас, бедных маглов? Другого волшебника, который умеет все то же самое? Сквиба? Он, хоть и не способен колдовать, знает, что все это возможно…

— Ваша правда, — улыбнулся Гарри.

— Ну вот… МакГонагалл отвела нас на Косую аллею, мы там поменяли деньги в вашем «Гринготсе» — я чуть не свихнулся, пока запомнил, сколько кнатов в сикле и сиклей в галеоне! Купили мы все, что требовалось, Гермиона еще полчаса подбирала палочку — чуть лавку не разнесла. А когда вернулись домой, накинулась на книги. Вы же знаете, она может спокойно смотреть на книгу, только если прочитала ее от корки до корки.

— И в кого, интересно, она такая пошла? — невинно спросила Эльза Грейнджер.

— Правда интересно, — задумчивым тоном подхватил Джеральд. — По-моему, как раз в твоей библиотеке нет ни одной непрочитанной книги.

— А в твоей разве есть?

— Конечно! Зачем их читать, если я и так знаю, что там написано?

Тут уже все трое рассмеялись; потом миссис Грейнджер вдруг заплакала, несколько раз, пока Джеральд молча обнимал ее, повторила: «Извините… простите меня!», и вдруг сказала:

— Спасибо, что пришли к нам, Гарри. А то мы тут уже забыли, что такое — смеяться…

Гарри стало совсем нехорошо.

— И что было дальше? — поспешно спросил он.

— Дальше?.. Дальше, Гарри, она наткнулась на ваше имя. Она прочитала все, что касалось вас, несколько раз подряд. И влюбилась в вас.

— Да ну!

Грейнджер усмехнулся, достал сигареты. Его жена коротко глянула на него, потом пробормотала: «Ладно уж… Сейчас пепельницу принесу».

— Гарри, — лицо Джеральда вдруг посуровело, — мало кто знает, что это такое — любовь десятилетней девочки.

— Одиннадцатилетней, — поправила вернувшаяся миссис Грейнджер, положила перед мужем пепельницу и села рядом с ним. Гарри заметил, что глаза у нее еще больше покраснели, и отвел взгляд

— Неважно, Эльза! Да, она вас никогда не видела, и ей пришлось полностью, с нуля, вас придумать. И каким она вас придумала!

— Каким? — спросил Гарри, уже догадываясь, к чему ведет Грейнджер.

— О, в двух словах не расскажешь! Главное — вы для нее были великим волшебником и рыцарем без страха и упрека, Мерлином и королем Артуром в одном лице. Она сразу же решила, что будет достойна вас и станет…

— Моей дамой сердца? — усмехнулся Гарри.

— Больше. Боевой подругой, девушкой-рыцарем, вроде Бритомарты.

— Я не знаю, кто это.

— Была такая в легендах… Вы разве их не читали? Ваши ведь часто упоминают Мерлина.

— Мерлина — да, но он был на самом деле, некоторые считают, что он до сих пор жив.

— Возможно, и остальные были… Но я сейчас не об этом. Конечно же, Гермиона сразу подсчитала, сколько вам лет. Места себе не находила — так ей не терпелось оказаться в одном поезде с вами!

— Ну, представляю! — воскликнул Гарри, тронутый до глубины души.

«Как мало я ее знал! — подумал он. — Я ничего о ней не знал!»

Эта мысль потрясла его. Надежда, приведшая его в дом Грейнджеров, и без того слабая и пугающая, еще раз пошатнулась.

— Я догадываюсь, — сказал он. — В поезде она наткнулась на меня — и разочаровалась?

— Да. Нет. Не так все просто, Гарри. Кстати, она не случайно наткнулась. Она вас искала по всему поезду.

— Меня? А не жабу Невилла?

— Ах да, жаба Невилла… Ее тоже. У нее еще тогда было вроде принципа… я бы так сформулировал: если по дороге к цели походя можно сделать что-то хорошее — почему бы не сделать?

— Понятно! И что дальше?

— Дальше — да, она увидела вас. Не рыцаря в латах — обычного, живого мальчика, своего ровесника. Она знала, что так и будет — мне удалось привить ей умение быть объективной. Но что стало для нее неожиданностью — то, что в ее сердце вы сразу заняли прочное место рядом с тем, придуманным мальчиком. Рядом! Вы ей очень понравились, Гарри. Вот она и растерялась.

Он закурил и аккуратно положил на стол зажигалку.

— Вам не слишком тяжело это слушать? — спросила Эльза. — Скажите, если так.

— Тяжело! — признался Гарри. — Но все это очень важно, очень! Я должен знать о ней как можно больше.

Джеральд затянулся сигаретой, потом сказал:

— Хорошо. А то я испугался, что вы слушаете меня из вежливости, и я только зря вас терзаю. У меня есть свои недостатки. Порой я могу не заметить, что стал… беспощадным, к примеру.

— Меня не нужно щадить. На чем вы остановились — что она растерялась в своих чувствах?

— Ну да. А она терпеть не могла быть растерянной. И она смогла увидеть того, придуманного Гарри Поттера в вас — в живом Гарри. Вдумайтесь — не вообразить, а увидеть! Она поняла, что вы действительно такой, только не знаете об этом. И решила сделать все, чтобы помочь вам себя узнать.

— И значит, когда она заставляла меня делать домашние задания, не давала пропускать уроки, нарушать правила?.. А я-то на нее злился!

Он улыбнулся. Потом спросил:

— Вы знаете Хагрида?

— Конечно, кто же его не знает? А что?

— Когда-то… — Гарри попытался проглотить комок, — когда-то он нам с Роном сказал: «Сердце у нее где надо, у Гермионы.»

Он заморгал.

— Держите себя в руках, Гарри, — сдавленно попросил Джеральд; Гарри с некоторой злостью глянул на него. — Если вы сейчас заплачете, мы тоже не удержимся. Затопим гостиную…

Гарри стало стыдно за свое раздражение. Не ему одному нужна была железная выдержка и колоссальное напряжение воли, чтобы сидеть здесь и продолжать этот разговор…

— Я все же не понимаю… а это и правда очень важно, мистер Грейнджер, — тихо сказал он, — если она и правду любила меня — до конца — то как же все-таки Рон? Вы думаете, она в нем искала только утешение?

— Да, искала. Но не только. Гермиона всегда робела перед вами, Гарри. Однако в Роне она не только искала утешение — она любила и его. И я вам заявляю со всей ответственностью — можно любить двоих.

Он улыбнулся, глядя на ошеломленное лицо Гарри, потом переглянулся с женой и добавил:

— Думаю, со временем и это поймете. А пока — поверьте нашему опыту.

Эльза засмеялась, и сгущающиеся сумерки стали чуточку светлее.

— Я уверена, — задумчиво сказала она, — что Джинни Уизли тоже это знает.

Гарри коротко улыбнулся:

— Наверняка.

— Гарри, — негромко спросил Джеральд, — теперь вам что-нибудь мешает признать, что вы любили Гермиону?

— Только одно.

— Что же?

— Мне страшно, — хрипло сказал Гарри.

По его лицу разливалась смертельная бледность. Джеральд хотел что-то сказать — и осекся. Эльза растерянно спросила:

— Гарри… может, еще джина?

— Да, пожалуйста…

— Нет! — вдруг сказал Джеральд, и привставшая Эльза замерла. — Рюмку кофейной настойки! Не маленькую!

— Хорошо! — Эльза опрометью бросилась на кухню.

— А… что это такое — кофейная настойка? — Гарри пытался взять себя в руки.

Эльза прибежала, поставила на столик рюмку.

— Мой специалитет, — пояснил Джеральд. — Залпом, Гарри!

Гарри проглотил жидкость, уронил рюмку и, согнувшись пополам, закашлялся. Эльза вскочила.

— Не надо, — остановил ее муж. — С такой дозы… Ну, как вы? — сурово спросил он.

— Ужас! Хуже огненного виски!

Он немного отдышался, посмотрел на свои руки –больше не тряслись. По жилам стремительно разливалось тепло, и страх сжался до маленькой точки.

— Так лучше, правда?

— Еще бы! Снейп дорого дал бы за рецепт.

— А он пробовал. Как-то соблаговолил зайти к нам в гости, я его и угостил.

— И что?

— Его впечатлило, конечно. Но от рецепта отказался — это же Снейп. Сказал что-то вроде: «Спасибо, но не думаю, что волшебник должен учиться у магла». Ну как, пришли немного в себя?

— Да. Извините, что так вышло.

— Не за что. Гарри… Это связано с тем, за чем вы к нам пришли?

Гарри поднял на него глаза и кивнул.

— Но почему вы так боитесь любви, что в ней страшного?

— Любви? — Гарри затряс головой. — Что вы, ни в коем случае! Мне сейчас очень плохо, но в то же время я… так счастлив. Страшно не это… господи, я все время хожу вокруг да около, простите меня… но я боюсь того, что должен сделать, боюсь обнадежить вас, я сам боюсь этой надежды!

Джеральд и Эльза уставились на него. Потом Эльза выдавила:

— Гарри, все волшебники в один голос утверждают, что нельзя воскресить тех, кто уже умер. Это… не так?

— Возможно.

— Только… возможно?

— Да, — жестко сказал Гарри. — Это только слабая надежда.

Он помолчал.

— Вообще-то, существует заклинание, которое позволяет ненадолго оживить умершего — очень ненадолго — но я им не владею. Мне надо не это. Я хочу ее вернуть.

— А вы можете?!!

— Не знаю.

Он твердо посмотрел Грейнджеру в глаза:

— Не знаю, мистер Грейнджер. Я перерыл кучу книг — и нашел только намеки, случайные оговорки, обрывки. Ничего больше. Но них сложилась какая-то смутная картина… Мне бы ум Гермионы, ее интуицию!

— Кто-то пытался проникнуть… туда?

— Пытались. Как правило, это плохо кончалось. Уцелевшие… как раз от них все эти намеки и остались. А ведь это были великие волшебники, Джеральд… Ох, простите, мистер Грейнджер.

— Можете звать меня Джеральдом.

— Спасибо, только… непривычно пока. Так вот, об этих попытках — это было очень давно. Последняя состоялась около трех тысяч лет назад, больше я ничего не нашел. А тогда еще и писали по-другому, не было принято выражаться напрямую. Вот и пришлось все восстанавливать, переводить, истолковывать. Одно ясно — все стали бояться. Помните, как столько лет никто из волшебников не мог произнести имя Волдеморта?

— Кроме вас.

— И вас — тех маглов, которые о нем слышали. Они были не так напуганы. Я тоже. Так вот, это… все, что после жизни — для волшебников еще страшнее. Мы даже не говорим типа «Сам-Знаешь-Где». Мы говорим лишь «…там» — как маглы, но с еще большим страхом. Мне тоже бывает страшно даже думать об этом, потому я так… сорвался. Сейчас даже не понимаю, как у меня хватило сил и нервов все это прочитать. И я нашел только одно четкое указание, которое дает представление, что там. Отсылка к магловской легенде. Но верно ли оно?

— Однако все же вы на что-то надеетесь?

— Да. Хотя мне далеко до тех волшебников… но я особенный. Из-за того, что сделал со мной Волдеморт — и благодаря маме, ее жертве. У меня необычная кровь. И у меня необычная сила — сколько лет Дамблдор пытался меня убедить и не мог! А вы смогли.

— Я?

— Да. Когда заставили меня осознать. Дамблдор убеждал меня, что моя любовь, неважно — к любимой, друзьям, родителям, просто к хорошим людям — что это очень могущественная сила. Такая, что в Отделе тайн Министерства ее хранят за семью печатями.

— Но если она у них…

— Они у себя не мою любовь хранят, — усмехнулся Гарри. — Я точно не знаю, что именно — скорее всего, талисманы для ее управления, что-то в этом роде.

Он замолчал, и молчание повисло между ними, как тяжелый ком. Эльза, совершенно по-гермионски прижимая пальцы к губам, во все глаза смотрела на Гарри. Джеральд, стиснув зубы, напряженно размышлял.

— Мы можем чем-то помочь?

— Да. Я за этим, собственно, и пришел. Очень нужна ее фотография.

— У вас разве нет? — удивилась Эльза. — Ох, простите, нашла, о чем спрашивать!

— Есть. Какие-то она мне дарила, другие я выпросил у Колина Криви. Не подходят.

— А какой она должна быть?

— Если бы я знал! — с отчаяньем сказал Гарри. — Я почти ничего не знаю! Не знаю даже, почему те не подходят, просто смотрю и вижу — не то!

— В ее комнате лежит целая коробка, — Эльза встала. — Я принесу.

Она пошла к лестнице, включив по дороге свет. Гарри заморгал, проводил ее взглядом и повернулся к Джеральду, когда тот спросил:

— Гарри, а все же… что там? Да, я понимаю, что все очень смутно, но все-таки — можете хоть что-то сказать?

— Попробую, — Гарри сжал пальцами подбородок, — хотя лучше потом, чуть погодя, мне надо подобрать слова. Да, имейте в виду — это все о волшебниках. Никто не знает, куда уходят маглы.

— Почему?

— Наверное, не интересовались.

— Так что — загробные миры, что ли, разные для нас и для вас?

Эльза вернулась с коробкой и опять уселась рядом с мужем.

— Спасибо, — Гарри придвинул к себе коробку. — Да, разные. Будь Гермиона обычной маглой, не было бы никакой надежды, но она была волшебницей. Она просто обязана быть там! — воскликнул он, чувствуя, как горло снова сжимается от страха и неуверенности.

— Смелее, Гарри! Может, еще рюмочку?

Гарри с благодарностью посмотрел на него и улыбнулся:

— Нет, спасибо! Разве что мне станет совсем плохо.

Он начал доставать пачки фотографий.

— А вот Снейп, — продолжил Джеральд, — выпил три рюмки. Правда, третья далась ему с трудом.

— Так то Снейп…

Улыбнувшись — шутливый тон Джеральда и правда бодрил — он стал перебирать фотографии. Сначала шли обычные, магловские — ребенок в коляске, малышка на велосипедике, девочка пяти-шести лет на карусельной лошадке — в ней уже можно было узнать Гермиону. «Какая маленькая!» Спохватившись, отложил их все в сторону и взялся за волшебные.

Джеральд и Эльза напряженно следили за растущей на столе кучкой, за мрачнеющим лицом Гарри. Надежда, принесенная им, уже еле мерцала, как огонек догорающей свечи. И когда Гарри, положив на стол последнюю фотографию, обессилено откинулся в кресле и прикрыл глаза, от огонька уже оставался тлеющий уголек.

Гарри вдруг встал, потянулся. Под ногой хрустнуло стекло. Глянув вниз, увидел осколки разбитой рюмки, достал палочку и произнес: «Вингардиум левиосса! Репаро!» Осколки мерцающим роем взлетели в воздух, соединились, и рюмка, целая и невредимая, аккуратно встала на стол.

— Что-то я пропустил, — почти шепотом сказал Гарри. — Что-то пропустил…

Он снова сел, провел над снимками сначала палочкой, отчего кучка волшебных фотографий мягко засияла, потом, переложив палочку в левую руку, вытянул над ними ладонь. Грейнджеры заворожено смотрели на него. Впервые после смерти Гермионы они видели волшебника за работой. Рука Гарри зависла над отложенными в сторону обычными фотографиями; вдруг, положив палочку на колени, он схватил их и начал перебирать, на секунду впиваясь взглядом в каждую из них.

А потом, положив последнюю на стол, снова откинулся в кресле.

— Тоже не подходят? — хрипло спросил Джеральд.

— Нет, — Гарри открыл глаза и встретил его взгляд. — Гермиона здесь слишком маленькая, не та, которую я знал. Но я понял. Волшебные не годятся, фотомагия мешает. Мистер Грейнджер, — он подался вперед, — нет ли у вас обычной, неволшебной фотографии, сделанной недавно?

Джеральд и Эльза переглянулись.

— Есть такая! — отрывисто сказала Эльза. — Года два назад — подойдет?

— Подойдет! Где она?

— В комнате Гермионы. Я не могла ее принести, она приклеена к стене. Это большой постер…

— Большой? Насколько? Она там в полный рост? — Гарри вскочил на ноги.

— Ну, она там сидит, но вроде да, в натуральную величину…

Не дослушав, он бросился к лестнице. Взлетел по ней так, что поспешившим за ним Грейнджерам показалось — он воспользовался магией. И нерешительно замер перед дверью.

Слегка запыхавшаяся Эльза протиснулась мимо него, вошла и включила свет.

— Заходите, Гарри.

Поколебавшись, он перешагнул порог и начал оглядываться. Его взгляд остановился на фотографию, он подошел и застыл.

— Вам нравится? — спросил Джеральд.

— Потрясающе!

— Ее сфотографировал мой коллега, Реджинальд Хью. Мы с ним однокурсники, он еще в колледже всюду таскал с собой фотоаппарат. Несносный тип, но талантлив, очень талантлив. И как дантист, и как фотограф…

— Я вижу!

— Подходит, Гарри? — тревожно спросила Эльза. — Она ведь не цветная.

— Неважно. Неважно! — его взгляд скользил по профилю Гермионы. — Главное, это она… она, настоящая… — он посмотрел на диван под постером. — Это можно убрать?

— Разумеется.

Он достал палочку, но Джеральд отодвинул его в сторону, нагнулся, поднял весь диван и поставил под окном.

— Чуть что, сразу палочка! — с притворной грубоватостью сказал он. — А руки на что?

— Вы с Хагридом не пробовали армрестлинг? — ошеломленно спросил Гарри.

— Пробовал, а как же!

— Ну, и?..

— Я проиграл, — признался Джеральд. — Но не сразу!

Эльза хихикнула.

— Ну что, Гарри? — спросил Джеральд. — Я так понял, что…

— Да. И место тоже, — завороженный, Гарри с трудом оторвал взгляд от фотографии и начал оглядывать комнату. — Ее комната, здесь все — ее… Жалко будет, правда, портить такой снимок!

— Гарри, — сурово заявил Джеральд, — если вы вернете нам нашу девочку, я, так и быть, прощу вам испорченный постер!

— Да мы новый закажем, Гарри! — торопливо вмешалась Эльза. — У Реджа ведь пленка сохранилась.

— Ладно! — Гарри присел на диван. — Я немного соберусь. И кое-что надо объяснить.

— Если о том, что это будет опасно, то не надо. И так понятно.

— Может, и не будет. Вот что самое плохое, мистер Грейнджер…

— Джеральд.

— Да, Джеральд. Хуже всего то, что я почти ничего не знаю. Может оказаться проще простого. Но можем и погибнуть все.

— Тогда Эльзе лучше уйти…

— Я остаюсь, — отрезала она. — Гарри, даже если не получится ее вернуть… мы хотя бы сможем ее увидеть? Поговорить?

— Думаю, да.

— Тогда я остаюсь.

— Я должен предупредить — если та легенда верна, Гермиона будет в очень плохом состоянии. Несколько, возможно… безумная.

— Что за легенда, кстати? Я так и не спросил, а ведь вы сказали — магловская.

— Про музыканта-волшебника, который спустился в страну мертвых за своей возлюбленной…

— Эвридикой. Легенда про Орфея! Так ваш загробный мир — это Аид?!

— Вряд ли один к одному, но очень близко. В легендах ведь многое искажаются. Но все, что я нашел в наших книгах, хорошо укладывается в этом. Очень надеюсь.

— А «Одиссею» вы читали?

— Да. Тогда я и понял, что моя кровь должна помочь.

— Так вы говорили в буквальном смысле? — с ужасом спросила Эльза. — Она должна напиться вашей крови?

— Видимо, да — это должно привести ее в чувство. Миссис Грейнджер, если вид крови на вас плохо действует…

— На меня? Я же врач! Подождите. Значит, у нее там есть тело? Она не просто дух?

— Есть… мы называем это «телесность». Не совсем тело, не совсем жизнь…

— Носферату?

— Да, — Гарри был порядочно удивлен. — Не думал, что вы знаете это слово.

— Оно из наших сказок, Гарри. Из страшных.

— Да, носферату, нежить… — он заметил, что Эльзу передернуло. — Это необязательно что-то страшное, миссис Грейнджер! Немного телесности есть даже у призраков.

— А как она будет выглядеть?

— Гермиона? Такой, какой себя помнит — и в то же время какой увижу ее я, а мне надо будет не только представлять ее, но и видеть перед собой — для того и нужна фотография.

— Я слегка запуталась… неважно. Получается, что ей снова будет шестнадцать? — засмеялась Эльза.

— Ну… да. Физически. Или семнадцать, где-то посередине — она ведь помнит себя восемнадцатилетней. Телесность изменчива. Но Гермиона ничего не забудет, не потеряет год жизни. Тело и дух — разные вещи, неважно, живое тело или носферату. Ее духу восемнадцать лет, она будет помнить все. Подождите, миссис Грейнджер, я вдруг подумал…

— Что?

— Что могу погибнуть только я.

— Гарри, мы не вправе настаивать, я знаю…

— Да я не боюсь! — почти закричал Гарри. — Уже не боюсь! Но если меня убьет, у вас будут неприятности с полицией! Лучше все же, если я захвачу фотографию с собой — я могу отделить ее от стены, не повредив обоев…

— Нет! — вмешался Джеральд. — Не беспокойтесь, Гарри. Убьет так убьет — я вас отнесу во двор и аккуратненько закопаю. Сойдет?

Гарри уставился на него, потом нервно рассмеялся:

— Нет. Есть лучший вариант, — он порылся в карманах, достал кусок пергамента, взмахнул над ним палочкой и протянул Джеральду. — Телефон мистера Уизли. Ему вы можете все объяснить. Он заберет мое тело.

— Хорошо, — Джеральд сунул бумажку в карман. — Нужно еще что-нибудь?

— Нет, — Гарри встал и начал закатывать рукав рубашки. — Впрочем, да — хорошо бы и ее палочку, на всякий случай. Она у вас?

— Да, здесь, — Джеральд подошел к столу, открыл верхний ящик. — Только достаньте ее сами, я боюсь к ней прикасаться.

— Почему? — удивился Гарри, беря палочку. — У вас в руках это просто кусок дерева.

— Раньше — да. А сейчас током бьется.

— ЧТО?! — Гарри остолбенел.

— В чем дело, Гарри? Я думал, это нормально — она же волшебная.

— Джеральд это ощущение где возникает — здесь? — он показал на ладонь. — А потом идет к локтю?

— Да, именно. Мгновенно — как электрический ток.

— А у вас? — Гарри повернулся к Эльзе.

— Я давно ее не трогала…

— Возьмите!

Недоумевающая Эльза подчинилась и, тихо охнув, расширенными глазами уставилась на палочку.

— Отдайте! — отрывисто сказал Гарри. — Не вздумайте взмахнуть!

Он положил палочку на стол; его взгляд перескакивал с Эльзы на Джеральда.

— Не может быть!

— Гарри, в чем дело?

— Да вы волшебники!

— Что?! — на сей раз остолбенел Джеральд. — Бросьте, Гарри. Нас же проверяли. МакГонагалл лично нас проверила, когда принесла письмо. Да и это проявилось бы, так или иначе, еще в детстве — как у Гермионы.

— Джеральд, я все это знаю — однако только волшебник чувствует палочку. Что-то вас сделало волшебниками. Может быть… ее смерть.

— Я не верю, Гарри.

— Я тоже. Так не бывает. Никогда такого не было. Ладно, потом. — Гарри закатал второй рукав, достал свою палочку, а гермионину засунул в карман джинсов. — Пора уже. Надо приступить. Надо решиться… Отойдите к двери. Ни в коем случае не вставайте между мной и фотографией, пока она не… не откроется. Можно сделать свет поменьше?

— Конечно, — Эльза метнулась в угол, включила торшер, потом потушила люстру. — Так хорошо?

— Отлично. — Гарри глубоко вздохнул. — Все... Однако, в последний раз — мы и правда можем погибнуть.

— Гарри, — резко сказал Джеральд, — а если погибнете вы, что будет с вами? Не с вашим телом, а с вами?

— Я… окажусь там, конечно.

— С ней?

— Наверняка.

— И вы утверждаете, что мы стали волшебниками.

— Да, но причем тут?.. — Гарри осекся.

— Если уж оттуда в одиночку выбрался дикарь Одиссей, — пояснил Джеральд, — значит, тем более выберемся мы. Вчетвером, — он улыбнулся. — Все у вас получится, Гарри. Я знаю.

— МЫ знаем, — присоединилась Эльза.

Гарри вернул им улыбку. Потом сказал:

— Я начинаю.

Глава 2. Гермиона.

Некоторое время он смотрел на постер. Поднял палочку. Джеральд ожидал какого-нибудь заклинания, но Гарри лишь прошептал:

— Гермиона.

Ничего не произошло.

— Гермиона!

Торшер вдруг замигал; в неверном свете Гермиона на фотографии как будто слегка шевельнулась.

— Ты меня слышишь, Гермиона? — настойчиво спросил Гарри.

Свет снова стал ровным. Ничего не изменилось.

— Гарри… — осторожно позвал Джеральд. Гарри беспомощно поглядел на него; его плечи опустились, будто на них навалился непомерный вес. — Скажите, а если мне все же не удалось убедить вас… полностью… ваша сила будет действовать?

Несколько секунд Гарри смотрел на него, потом снова повернулся к постеру и ответил — отрешенно, словно про себя:

— Вы меня убедили. Просто я еще до конца не свыкся.

Прошла невыносимо долгая минута; его плечи распрямились, будто сбросив тот незримый груз, и Гарри снова позвал — негромко и с неожиданной теплотой:

— Гермиона, любимая!

Раздался громкий, оглушительный в предрассветной тишине хлопок, и стало темно — в торшере лопнула лампочка. Сквозь шторы уже сочился сероватый свет, на смутно видимой фотографии Гермиона вроде подняла голову, оглянулась. Грейнджеры подались вперед; Гарри жестом остановил их и ткнул пальцем позади себя.

Джеральд с Эльзой встали у него за спиной, не отрывая взгляд от постера, который вдруг налился чернотой; его оконтурила яркая золотая линия — и он исчез. В комнату хлынул новый свет, тускло-серебристый с примесью пурпура, более яркий, чем сумерки за окном, тяжелый и тревожащий. На месте постера открылось окно, а за ним раскинулась почти бесцветная равнина, поросшая темной травой и какими-то белесыми цветами. Слева, скрываясь за край окна, возвышались скалы. Гарри, Джеральд и Эльза затаили дыхание — прямо на них шла Гермиона.

Эльза коротко простонала.

— Успокойся, — шепнул Джеральд, — он же предупреждал…

А Гарри весь дрожал.

Это — Гермиона?! Эта девушка с серым, пустым лицом, с бессмысленными глазами — Гермиона?!

Это было страшнее, чем если бы она оказалась в облике чудовища… ходячего трупа… дементора…

Гермиона остановилась, заметив неожиданное препятствие — значит, все же что-то воспринимала. Подняла на них блуждающий взгляд — в глазах мелькнул слабый интерес.

— Гарри?

Он вновь ощутил приступ страха. Голос Гермионы звучал слабо, словно доносился из невероятной дали — как голоса тех призраков, жертв Волдеморта, в памятном поединке на кладбище. Как голоса его родителей, как шепот из-за Арки…

— Мама? Папа? — вновь спросила Гермиона; чтобы разобрать слова, приходилось изо всех сил напрягать слух. — Вы тоже здесь? Вы тоже умерли?

— Нет! — со всхлипом отозвалась Эльза. — Гермиона, девочка моя… как ты?

— Не знаю… Плохо, наверное… Здесь плохо всегда… всюду… всем… — она говорила медленно, с усилием. — Не знаю…

Неуверенно подняв руку, она пощупала поверхность окна:

— Это стекло? — посмотрела вниз. — Висит в воздухе… как интересно… как ново…

Гарри ощутил прилив надежды — даже в таком состоянии Гермиона пыталась что-то понять! Только сейчас он заметил, что на ней белое платье — то, в котором ее похоронили — но это платье сейчас грязное, измятое, местами порванное. И что она босиком.

Он сунул руку в карман.

— Гарри, не надо! — Джеральд вдруг перехватил его руку и отобрал серебряный ножик. — Еще заражение получите! Вот, держите.

Гарри в недоумении скосил глаза и увидел скальпель в прозрачной упаковке. Хотел возразить, но удержался и сказал:

— Спасибо.

Сорвав зубами упаковку, он сжал холодную рукоятку и, стиснув зубы, ткнул себя в запястье.

— Что ты делаешь, Гарри? — спросила Гермиона, заворожено глядя на хлынувшую темную кровь; тяжелые капли со стуком падали на пол. — Это же больно… Гарри, милый, не делай себе больно…

— Ничего, — отозвался он, чувствуя, как защемило сердце. — Мне совсем не больно, Гермиона.

Он не сильно кривил душой — скальпель был очень остер, и боль почти не чувствовалась.

Шагнув вперед, Гарри решительно сунул палочку в карман, присмотрелся. Все было в порядке, окно не изменилось. Заклятье надежно удерживало само себя. Прижал к «стеклу» пораненное запястье и сделал широкий мазок. Кровь не стекла вниз, а расплылась в тонкую прозрачную пленку.

Он надавил, зашипев сквозь зубы — вот теперь стало больно! Поверхность поддалась, по ней разбежались, искажая картину позади, круглые волны. Ладонь прошла и стягивающее кольцо боли начала продвигаться к локтю по мере того, как он все дальше проталкивал руку. Гермиона слегка отшатнулась, и Гарри испугался — он-то ждал, помня «Одиссею», что та сразу бросится к источнику крови.

— Что ты делаешь, Гарри? — вновь спросила Гермиона.

— Пей!

— Зачем, Гарри?

— Ты… не хочешь?

— Не знаю… хочу, наверное. Почему-то хочу…

— Пей! — приказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Пей, Гермиона!

— Хорошо, Гарри, раз ты так хочешь… — она взялась за его руку, и он содрогнулся — пальцы были ледяные. — Ты такой горячий, Гарри…

Она нагнулась, прильнула губами к ранке — губы тоже были ледяными. Гарри ждал. Все ждали.

И внезапно ледяной холод исчез, по лицу Гермионы разлился румянец. Она резко выпрямилась, глаза расширились. Гермиона посмотрела на свою руку, измазанную кровью, на запястье Гарри, дотронулась до губ.

— ГАРРИ!!! — крик оглушил всех, словно кто-то врубил полную громкость. — Ч-что… что… ЧТО ПРОИСХОДИТ?!! — она с ужасом разглядывала свои пальцы. — Я — что — я пила твою кровь?! — Гермиона попыталась вытереть лицо рукавом платья. — Не смотри на меня… я на вампира похожа, да? Мама?! Папа?! Но… где вы?!

— Дома, деточка…

— Не называй меня «деточкой»! Гарри!!! Как ты это сделал?! Это ведь ты?

— Нет, это не я! — ответил Гарри, с трудом сдерживая нервный смех. — Это мой прадедушка в облике Волдеморта, когда тот принял мой облик.

На такой эффект он даже не смел надеяться. Да, его кровь должна была вернуть Гермионе разум. Но — жизнь?!

— Не морочь мне голову! — уже обычным голосом (и гермионским тоном) потребовала Гермиона. — Гарри, как ты это сделал?!

— Потом, Гермиона, — уже серьезно сказал Гарри. Он начал вытаскивать руку назад. Кровь уже перестала идти. — Скажи сначала, как ты?

— В норме, спасибо тебе… — она осеклась, схватилась за запястье. — У меня пульс! Гарри, у меня бьется сердце! Ты… ты сделал меня живой! Нет, но… как?!

— Гермиона!!!

Она резко повернулась, прослеживая его взгляд.

Они уже не были одни.

— Нас засекли! — закричала Гермиона. — Палочку! Гарри, дай мне палочку!

Она смотрела на приближающиеся темные фигуры — пока маленькие и далекие, но неотвратимо растущие по мере приближения. Подходили, видимо, со всех сторон, судя по тому, как метался взгляд Гермионы. Их было много. Очень много — не сосчитать. За спиной послышались быстрые шаги, дверь открылась и захлопнулась. «У Джеральда сдали нервы?!» — изумился Гарри.

Выхватив вторую палочку, он с размаху воткнул ее в красное пятно на окне и чуть не уронил — палочка вошла, как игла в масло, не встретив сопротивления. Гермиона с той стороны выдернула ее, перехватила за ручку.

— О, моя! Какой ты замечательный! — она прижала палочку к горлу. — Сонорус!

«Сонорус?! Она что, хочет их напугать?»

Он смотрел на Гермиону, которая вытянула руку с палочкой к небу, навстречу тяжелым кипящим облакам и застыла. Дверь комнаты опять хлопнула, снова простучали шаги — вернулся Джеральд. Гарри не обратил внимания — он, не отрываясь, смотрел на Гермиону.

Гермиона казалась… богиней. И это впечатление стало еще сильнее оттого, что неотвратимо приближающиеся фигуры вдруг остановились.

Усиленный заклинанием, голос Гермионы страшно загремел над равниной:

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

«Патронус?! Это ДЕМЕНТОРЫ?!»

Гарри ждал, что сейчас появится Серебряная выдра — Патронус Гермионы — но из палочки вырвался белый смерч, беззвучно вырос до гигантских размеров и расплылся грибом под самими облаками.

— Что это, — закричал Джеральд, — атомная бомба?!

Гарри оглянулся и увидел у него в руке тяжелый пистолет.

— Ни в коем случае не стреляйте! — предупредил он. — Проход закроется!

Он снова повернулся к окну. Воронка смерча выворачивалась наизнанку, формируя купол, края которого начали обрушиваться вниз, на равнину. Темные фигуры одновременно развернулись, взмыли в воздух и полетели прочь. Расширяющийся купол догнал их и смел. Потом погас. На равнине осталась одна Гермиона.

— Квиетус! — произнесла она, коснувшись палочкой горла. Ее голос снова стал нормальным; она повернулась к ним и с вызовом посмотрела на отца: — Ну как?

— Великолепно, о Гера, царица богов!

— Все бы тебе шутить! — негодующая Гермиона опустила палочку. — Я не Гера, я Афина! Богиня науки и войны!

— Мне нравится, — улыбнулся Гарри.

— Но Гера лучше, — заметил Джеральд. — Я всегда считал, что «Гермиона» — это слишком длинно.

Гермиона от возмущения не нашлась, что ответить.

— Мальчики, хватит! — вмешалась Эльза. Похоже, она только сейчас обрела дар речи. — Гарри! Как ей перейти сюда?

— Гарри! — Гермиона бросилась к стеклу, прижалась ладонями. — Ты меня отсюда вытащишь?! Это получится?

— Должно! — ответил он, рассматривая свою руку. — Черт, кровь перестала идти.

Он снова взрезал запястье. Гермиона, передернувшись, отвернулась.

— Отойди! — сказал ей Гарри и, еще раз размазав кровь поверх прежнего пятна, протолкнул руку. На этот раз прошло куда легче. — Гермиона, я понимаю, это неприятно, но…

— Я просто не могу смотреть, как ты себя калечишь! — выдохнула Гермиона.

— «Калечу»? Это просто ранка!

— Что я должна сделать?

— Помоги размазать кровь с твоей стороны.

Гермиона оглянулась, подошла. Гарри согнул руку и начал водить запястьем по стеклу. Гермиона, стиснув зубы, обеими руками размазывала кровь, поминутно озираясь.

— Не отвлекайся, — попросил Гарри, — я слежу за тем, что у тебя за спиной. Никого нет. Шире, шире! Нужно такое пятно, чтобы ты могла пройти.

— Как странно, кровь впитывается. Тебе больно?

— Не то чтобы… Жжет.

— Есть заклинание. «Анестезио». Хочешь?

— Не сейчас. Вполне терпимо, уверяю тебя.

Их ладони столкнулись; Гермиона сжала его руку:

— Гарри…

— Потом, любимая.

Глаза Гермионы наполнились слезами.

— Это правда?

— Это правда.

Она отвернулась, вытерла окровавленным рукавом глаза и с удвоенными усилиями принялась за работу. Не удержавшись, снова оглянулась через плечо.

— Там никого, — успокоил ее Гарри и напряг мышцы, выдавливая новую порцию крови. — Ты смела всех до горизонта. Как это у тебя получилось? И кто они такие? Дементоры?

— Конечно. Это их мир, Гарри, мир дементоров, один огромный Азкабан. Они повсюду. Но здесь магия особая, мощность палочки — ты сам видел... И поэтому нет ни одной палочки… кроме одной — у Сириуса.

— Сириус здесь? — воскликнул Гарри. — Ты его видела?

— Да. Ему очень повезло, что он пролетел за Вуаль с палочкой в руке.

— Вуаль? Арка в Министерстве? Она ведет прямо сюда?

— Конечно.

— Гермиона, а другие… наши, которые погибли тогда?..

— Сириус их разыскивает. Ему легче — его палочки дементоры боятся, как огня. Он меня нашел и велел идти туда, где хочет всех собрать. Их же разбросало — здесь целый мир, Гарри. Я как раз туда и шла.

Она отошла, критически осматривая результат. Красная пленка образовывала неровный овал шириной около трех футов.

— Кажется, достаточно… Что сейчас?

Гарри тоже отступил.

— Дави!

Гермиона положила руки на красное пятно и надавила. И еще надавила. И еще…

Руки не проходили. Похожая на красное стекло поверхность начала выгибаться в комнату — потом резко спружинила. Гермиона отлетела назад.

— Еще раз! — закричал Гарри, бросившись к окну. — Я тебе помогу!

Он протолкнул руки сквозь прозрачную стенку — у него-то получалось! — схватил Гермиону за локти. Удвоенными усилиями они атаковали барьер, Гарри для верности упирался ногой в низ стены. Поверхность выгнулась еще сильнее, и казалось, она вот-вот лопнет, как мыльный пузырь…

Однако Гермиона не проходила.

— Гарри, ты мне кости сломаешь! — завопила она.

Испугавшись, Гарри разжал пальцы, и Гермиону снова отбросило. Они стояли, тяжело дыша, и растерянно смотрели друг на друга.

Потом Гермиона еще отошла, разбежалась и всем телом бросилась на окно.

— Разобьешься!!! — в ужасе закричал Гарри.

Она не разбилась — поверхность в третий раз спружинила, и Гермиона с криком покатилась по траве.

— Гарри! — позвал Джеральд. — Может, все же разбить это стекло? — он повертел пистолетом. — Это русский «Стечкин», мне его когда-то в Спитаке подарили. Девять миллиметров, двадцать патронов, пули с сердечником. Из упора не то, что слона — дракона вашего уложит!

— Папа, нет! — закричала Гермиона. — Это не стекло!

— Это пространство, — пояснил Гарри. — Спрессованное магией расстояние. Между нами и Гермионой на самом деле тысячи миль, и они все спрессованы в то, что вам кажется стеклом! Поэтому Гермиона не может и трансгрессировать сюда — она на самом деле не знает, где мы, не может нацелиться. А если пуля повредит окно, оно снова станет обычным пространством… Нет смысла. Простите, что так вышло, — он посмотрел на Гермиону, которая, прижавшись к окну, с ужасом смотрела на него. — Наверное, мне придется перейти туда. Я-то пройду.

— Нет, Гарри!!! — крикнула Гермиона.

— Гермиона… — он подошел к окну.

— Я тебя не пущу! — она отступила, выставила руки. — Гарри, выслушай меня! Ты не представляешь, что здесь! Здесь правят дементоры! Видел, какой я была? Помнишь, как на тебя действовали дементоры? Здесь это — каждый день, каждый час! Никакая любовь нас не спасет, Гарри…

— Моя …

— А ты можешь быть уверен? Да, твоя любовь и правда сила, но силу надо знать, иначе — много от нее пользы!

— У Сириуса нет моей силы, но он держится — я так понял.

— Правильно. Он анимаг. Когда ему плохо, он преображается и становится просто грустной собакой, — она улыбнулась. — А это легче, и к тому же в облике собаки он для дементоров невидим. Нет, Гарри. Должен быть другой выход.

— Да, должен. Знать бы еще, какой!

Он начал водить пальцами по окну, ощупывая красную пленку. Нахмурился, размышляя, и повторил:

— Должен.

Гермиона пристально следила за ним.

— Гарри! — решительно заявила она. — Ты что-то задумал. И мне не нравится то, что ты задумал!

— И что, по-твоему, я задумал?

— Представления не имею.

— Тогда почему это тебе не нравится?

— Потому что я тебя знаю! Не делай этого, Гарри!

— Ох… Гермиона, я посоветуюсь с Джеральдом. Тебя это устроит?

Гермиона перевела взгляд с Гарри на отца и обратно.

— Не уверена.

— Короче, следи, чтоб дементоры опять не появились.

Она испуганно оглянулась.

— Ох, ну ладно!

— Джеральд, — шепнул Гарри, — отойдем…

Они на шаг отошли к стене, где стояла Эльза.

— Миссис Грейнджер, — попросил Гарри, — вы не подойдете к Гермионе? Вы же хотели с ней побыть.

— Очень, Гарри, но боялась вам помешать.

— Сейчас как раз можно.

— Я вижу! Гарри, я знаю свою дочь. Она наверняка права — вы задумали что-то опасное.

— Конечно, она права. И сейчас это очень не вовремя! Но это шанс.

Помолчав, Эльза сказала:

— Хорошо, — и отошла.

— Что вы хотите сделать, Гарри? — спросил Джеральд. Пистолет он заткнул за пояс.

— Мне нужна ваша помощь.

— Хорошо, что я должен сделать?

— Джеральд, я, кажется, понял. Чтобы окно стало проходимым в обе стороны, его нужно пропитать кровью насквозь. Держите, — попытавшись улыбнуться, он подал ему скальпель, — я не силен в анатомии.

Джеральд побледнел:

— Вы с ума сошли! Если я вскрою вам артерию, вы истечете кровью, и пикнуть не успеете! Вы и так изрядно потеряли!

— Несколько секунд — этого хватит.

— А потом? Как вы закроете рану?

— Есть заклинание.

Джеральд поджал губы:

— Докажите! Закройте эти, — он показал на запястье Гарри.

— Эпискеи! Эпискеи! — Гарри ткнул палочкой в оба разреза, потом добавил: — Тергео!

Засыхающая кровь втянулась в палочку, открыв совершенно невредимую кожу. Джеральд схватил его за руку, поднес к глазам:

— Впечатляет… — он отпустил его руку. — Но все равно ничего не получится. Боль будет адской, вы потеряете сознание.

Гарри снова ткнул палочкой в предплечье:

— Анестезио! Все. Не будет никакой боли.

Джеральд снова схватил его за руку, сжал и надавил пальцем. Гарри удивленно посмотрел на него:

— А это зачем?

— Да, — повторил Джеральд, — очень впечатляет. Не будь обезболивания, вы бы заорали. От нажатия в эту точку орут все, даже я. Но мне все же не по себе.

— Я хочу вернуть Гермиону. А вы?

— Что ж, крыть нечем. Вы точно уверены, что я стал волшебником?

— Точно, а что?

— Дайте мне вашу палочку.

— Будьте осторожны!

Джеральд с опаской принял палочку, спросил:

— «Эпискеи» и все? И ткнуть?

— Сначала ткнуть или просто указать. Потом «эпискеи», ударение на «е». Кажется, я понял.

— Да. Я закрою рану.

— Джеральд… ПОЖАЛУЙСТА, удостоверьтесь, что кровь залила все окно!

Джеральд кивнул.

— Подойдите сначала вы… — Гарри оглянулся, — и встаньте так, чтобы она не видела.

Гермиона, прислонившись спиной к окну, держала палочку наизготовку и оглядывала горизонт. Эльза стояла у края окна. Похоже, ей удалось втянуть дочь в разговор.

Помедлив, Джеральд одним легким движением сдвинулся к ним. Эльза быстро глянула на него; похоже, они понимали друг друга без слов — она шепнула:

— Сейчас, доченька, я кое-что вспомнила… — и пошла к двери. Тем временем Гарри встал напротив Джеральда.

— Давайте — и сразу в сторону!

— Я знаю! — стиснув зубы, Джеральд вогнал лезвие на всю длину в предплечье Гарри, выдернул и отскочил. Повернувшаяся к ним Гермиона завизжала, отпрянула. Брызги алой крови ударили в окно и тут же начали расплываться. Снова — каждый удар сердца выбрасывал новую порцию. Снова. Гарри старался направлять их, опуская все ниже и проводя полосу за полосой. Ощущение было очень странным — словно к руке прижат невидимый шланг, дрожащий от напора кровавой струи. Голова закружилась, в ушах начало звенеть — и тут Джеральд, вновь сдавив его руку, большим пальцем пережал артерию и ткнул концом палочки в ранку:

— Эпискеи!

Кровь мгновенно остановилась. Вырвав руку, Гарри метнулся к окну, воспроизведя недавний бросок Гермионы; ему показалось, что он прыгнул в теплую и густую воду.

— Сюда, Гермиона! — он протянул руки.

Молниеносно заткнув палочку за поясок платья, Гермиона кинулась ему на шею, и он простонал — ее руки стиснули его стальным обручем. Кости затрещали.

— Задушишь… — прохрипел он, пытаясь ухватить за талию.

— Ой, прости! — она ослабила захват. — Прости, милый…

Стало легче дышать, но тут дыхание снова сперло — Гермиона его целовала. Очень хотелось ответить!

— Потом. Хорошая, любимая, потом… Давай!

Он пропустил руки у нее под мышками, сцепил пальцы на спине и начал тянуть. И опять красная поверхность сопротивлялась Гермионе. Но сейчас она проходила! Медленно, дюйм за дюймом, она продавливала спрессованное, плотное пространство, Гарри помогал ей, тянул сколько было сил, хотя в глазах начало темнеть, а в ушах зазвенело. Он потерял слишком много крови! Вдруг стало легче — его плечи вылезли, и за них ухватились могучие руки Джеральда.

Еще… и еще… Гермиона уже была в комнате по пояс, уже подняла ногу, продавливая преграду коленом… Подбежавшая Эльза схватила ее за талию.

— Они опять идут! — закричал Гарри, заметив сквозь неистово колышущуюся красноту далекие фигуры. — Скорее!

На этот раз они приближались быстро — очень быстро! И тут Гермиона застряла. Гарри рванул ее, но она закричала:

— Нет! Они закрывают проход! Мама, папа — отпустите! А то меня пополам разрежет!

Джеральд с Эльзой отскочили. Раздался оглушительный хлопок.

Гарри и Гермиона исчезли.

— А-а-а! — закричала, тыча пальцем, Эльза.

Джеральд обернулся — и вовремя: из окна лезла фигура в черном плаще. Отбросив палочку, он передернул затвор, вскинул пистолет двумя руками и открыл огонь. Первые же выстрелы отбросили дементора назад, комнату наполнили запах пороха и жуткий вой. Джеральд перевел пистолет на непрерывную стрельбу и начал выпускать короткие очереди. Отступая, дементор медленно погрузился в окно, и пули стали застревать в стеклянистой поверхности, как в бронестекле. Вокруг них начали ветвиться волосяные трещинки, они росли, переплетаясь, покрывая все окно, словно паутину — а потом вой дементоров словно унесло ветром, и окно исчезло. На стене снова был постер — измазанный кровью и издырявленный пулями.

Несколько секунд длилась какая-то неистовая, звенящая тишина. Оглушенный Джеральд положил на стол разряженный пистолет, поднял палочку. От мощных выстрелов в замкнутом пространстве заложило уши. А потом тишину прорезал крик:

— ГАРРИ, НЕ-Е-ЕТ! ЕННЕРВЕЙТ! ЕННЕРВЕЙТ!

Ахнув, Эльза вылетела из комнаты, скатилась по лестнице и ворвалась в гостиную, первый раз в жизни обогнав мужа.

— Он не выдержал трансгрессию!— рыдала Гермиона, сжимая запястье Гарри. — Он потерял так много крови, сердце остановилось! Мама, я не целитель, я не знаю, что делать! «Еннервейт» не помогает!

— Тихо! — рядом рухнул на колени Джеральд. — Держи! И не плачь! Тоже мне — Грейнджер! — он сунул ей палочку Гарри.

Гермиона сглотнула и умолкла.

Одним движением Джеральд разорвал рубашку Гарри, прижал ухо к груди, потом сцепил руки над головой и два раза мощно ударил в середину грудной клетки. Гарри дернулся, захрипел. Эльза схватила его за запястье.

— Есть?

— Очень слабый.

— Да… — он снова прижал ухо к груди. — Нужно переливание. Надо вызвать скорую…

— Не успеют, — тихо сказала Эльза и осеклась. — У него началась фибриляция!

— Что?! Точно! — он почувствовал частые, лихорадочные слабые толчки, почти не гнавшие кровь. — Господи, дефибрилятора у нас нет!

— Папа, о чем ты?!

— Это такой прибор — может заставить сердце биться. Разрядом… — Джеральд прислушался. — Пока работает… Железный мальчик!

Он выпрямился — и его взгляд упал на палочки в руках Гермионы.

— Так… Эльза! Ты помнишь устройство дефибриллятора?

— Немного. А толку-то?!

— Вспомни, я тебя прошу!

— Джерри, зачем?!

— Папа, о чем ты говоришь?!

— Крепко держи палочки! — приказал Джеральд и схватил кончик одной из них. — Эльза, берись за другую.

Эльза подчинилась.

— Что теперь?

Джеральд вытянул ладонь:

— Поняла?

— Да! — Эльза повторила его жест.

— Да что вы делаете?! — с отчаяньем закричала Гермиона.

— Тихо, деточка.

— Не называй меня деточкой!

— А раз взрослая — тихо. Эльза! На счете «три»! Раз! Два! Три!

Они одновременно прижали ладони к груди Гарри. Тот весь изогнулся дугой, из горла вырвался стон. Потом мышцы расслабились — и дрогнули веки.

— Он дышит! — крикнул Джеральд. — Эльза, настойку!

Эльза бросилась на кухню.

— Папа! Как вы это сделали?! — Гермиона лихорадочно передвинулась, приподняла голову Гарри и положила себе на колени.

— Гарри сказал, что мы стали волшебниками.

— Стали?! Так не бывает!

Прибежала Эльза, снова опустилась на колени и влила в рот Гарри немного жидкости из маленького графинчика. Гарри закашлялся, открыл глаза. Посмотрел на нее, перевел взгляд на Джеральда.

— Гермиона! Где Гермиона?!

— Я здесь! Ты у меня на коленях лежишь!

Гарри с усилием запрокинул голову, посмотрел снизу вверх на ее заплаканное лицо.

— Тебя… не утащили?

— Еще чего! — она нагнулась, поцеловала его. — А это что — поцелуй дементора? Гарри, милый, КАК ТЫ?

— Ничего… — он с трудом поднял руку, привлек к себе. Наконец-то он мог ответить на ее поцелуй.

— Звони в скорую, Эльза, — шепнул Джеральд. — Переливание надо сделать.

— Папа, не стоит.

— А куда? В вашу больницу? Гарри, вам нельзя сейчас спать!

— Я очень устал…

— Дай ему еще глоток, Эльза. Гарри, если вы сейчас уснете, проснетесь там, откуда вытащили нашу дочь! Ладно, Гермиона. В вашу больницу можно позвонить?

— Я могу их вызвать, но… — она подождала, пока Гарри откашляется. — Нет, папа, есть лучший вариант. Если только он сможет выдержать еще одну трансгрессию!

— Сейчас, после настойки, сможет, но куда ты с ним собираешься?

— В Хогвартс, к мадам Помфри. Мама, дай.

Она взяла графинчик, сделала порядочный глоток, и у нее сперло дыхание.

— Ладно, — решил Джеральд. — Если ты так считаешь.

— Мадам Помфри лучше всех целителей больницы Святого Мунго, вместе взятых, — сказала, отдышавшись, Гермиона. Она осторожно положила голову Гарри на ковер и приподнялась на колено. Подсунула под него руки и встала, подняв его, как ребенка. — Пока.

Она ободряюще улыбнулась ошеломленным родителям и исчезла.

— Что ж… — Джеральд устало поднялся на ноги. — Будем ждать…

Он направился к дивану. Эльза, оглушенная, последовала за ним.

— Боже мой… — прошептала она, устраиваясь рядом с мужем. — До меня только сейчас начало доходить, — она достала платочек, пытаясь справиться с хлынувшими слезами. — Наша девочка вернулась! Восстала из мертвых!

— И тут же умчалась! — ворчливо заметил Джеральд.

— Джерри! — укоризненно воскликнула Эльза.

— Ладно, не обращай внимания. Думаешь, мне легко?

— Да я знаю, это ты меня так успокаиваешь. Не надо, Джерри, я хочу выплакаться. Это ведь от счастья. И время быстрее пройдет. Столько событий — и вдруг надо ждать!

— Надо… — Джеральд вздохнул. — Терпеть этого не могу. Лишь бы она успела. Я ведь не смог ей сказать…

— Что?

— Гарри протянет не больше часа.

— Она это знает, Джерри. Ты же сам ее учил — надейся на лучшее, рассчитывай, исходя из худшего… Она будет считать, что у нее в запасе полчаса, или и того меньше, — Эльза украдкой бросила взгляд на настенные часы.

— Не смотри на них, а то время совсем остановится, — посоветовал Джеральд. — Хотя… надо же, уже совсем утро! В Хогвартсе, наверное, уже занятия начались. Все будет хорошо, — он глянул на Эльзу, и та улыбнулась сквозь слезы. — Может, в карты перекинемся?

— Нет, голова совершенно не работает. Я вся выжата. Просто отдохнем, — она встала. — Пойду кофеварку включу. Да и позавтракать стоит.

«Ей-то хорошо, — с некоторой завистью думал, закуривая, Джеральд. — На кухне можно убить время. Может, присоединиться?» Но он знал, что Эльза этого не потерпит, и лишь вздохнул.

Вскоре она вернулась с подносом.

— Не могу сосредоточиться. Включила тостер, — она поставила поднос с кофейником и чашками. — Обойдемся тостами. Пей кофе, — она взяла чашку, — я приготовила полную кофеварку. Гермионе ведь тоже понадобится, она ведь не успокоится, пока все не расскажет. Джерри… Ты видел, как она его подняла?

— Видел. Мне это очень не понравилось.

— Почему? Ты думаешь, она не совсем… человек?

— Это было бы не так плохо — она ведь все равно осталась Гермионой. Нет, это больше похоже на аффект. Может кончиться полным истощением.

— Не страшно, — заметила Эльза. — Я знаю Помфри, она с этим справится.

Некоторое время они сидели и молча пили кофе, а потом раздался хлопок трансгрессии. Шатаясь, Гермиона шагнула в гостиную и рухнула на пол. С ее рук спрыгнул Живоглот.

-…Спасибо, папа, все в порядке, просто сил не осталось. Голова сильно кружится, эта эльфийская трансгрессия — прямо жуть! Мадам Помфри дала мне Укрепляющее снадобье, только оно еще не подействовало… О, кофе! Мама, ты молодец. Я его так давно не пила! Там, знаешь ли, нет кофе… Гарри будет в порядке, он уже в порядке! Пусть отдохнет. Вы не сердитесь, но я немножко приду в себя и вернусь в Хогвартс. У меня сейчас сердце не на месте… Только метлу на этот раз захвачу — как же я про нее забыла! Было бы куда легче. Ой, мама, спасибо — я так проголодалась! Мне сейчас опять надо и есть, и пить, я уже забыла, каково это — быть живой…

Когда я трансгрессировала, Гарри опять потерял сознание, а я ведь попала всего лишь к воротам — в самом Хогвартсе до сих пор нельзя трансгрессировать. Хорошо хоть, сняли усиленную защиту, я смогла ворота открыть. Если б я не забыла про метлу, можно было долететь до больничного крыла! Я бежала до самого входа, разбила ноги в кровь, но по лестнице все равно поднялась — и тут силы кончились, Гарри вдруг стал страшно тяжелым, я упала и начала кричать. Иди сюда, Глотик. Сбежалось, наверное, пол-Хогвартса, если не весь. И первыми — куча первокурсников, они как раз шли на трансфигурацию, за ними, естественно, Мак-Гонагалл — узнала нас и вся побелела. Хотела сразу наколдовать носилки, но, представляете, первокурсники не дали! Как услышали, что это Гарри, что он умирает, так сразу подняли его на руки и понесли в больничное крыло. Меня тоже. Те, кто нес меня, были несколько кислые оттого, что не попали среди счастливчиков, которые несут самого Гарри Поттера, но тут одна из девочек меня узнала да как закричит: «Это же Гермиона Грейнджер!» И потом всю дорогу переговаривались насчет того, что всегда знали, что в «Пророке» сплошное вранье и что я ну просто не могла погибнуть! Оказывается, я тоже стала легендарной…

Мадам Помфри нас встретила безо всякого удивления — хотя, наверное, ей обо всем сообщила Мак-Гонагалл. Приказала малышне уложить нас на кровати и выметаться, и сразу же занялась Гарри. Я не выдержала, встала и заявила, что — ну такую глупость сморозила! — даю ей полчаса, чтобы она привела Гарри в норму. А она так искоса на меня глянула и говорит: «Целых полчаса на такую чепуху, как потеря крови? Я вам что — начинающая? Ложитесь, мне еще надо будет ваши ноги посмотреть». Потом добавила: «С возвращением, кстати». Ох, мне так стыдно было! Она начала водить палочкой над Гарри и, знаете — первый раз такое вижу — она заклинания не произносила, а пела! Надо будет попробовать! Однако это значит, что состояние Гарри вовсе не было чепухой… И все же мадам Помфри справилась минуты за три. Потом подошла, осмотрела мои ступни и привела их в порядок. Дала мне Укрепляющего зелья и велела идти домой. Я не хотела оставлять Гарри, но она и слушать не стала, заявила: «Раз вы мне дали полчаса — значит, пускай полчаса отдохнет. Не знаю, как он вас воскрешал, но досталось ему крепко». Вы понимаете — она догадалась! И нисколько не удивилась… В Хогвартсе, наверное, считают, что если Гарри сделал невозможное — значит, это возможно. Да и я сейчас так считаю.

Очень не хотелось тащиться босиком к воротам, я даже подумала, не попросить ли малышню еще раз меня отнести, раз я у них такая популярная. Подумала в шутку, конечно. Да их уже и не было — Мак-Гонагалл отослала и их, и преподавателей, но сама осталась ждать. Я очень смутилась, а она подошла, обняла меня и заплакала. Или не то чтоб заплакала — так, всхлипнула и тоже сказала: «С возвращением, мисс Грейнджер!» Я вся оторопела, забыла даже, как холодно без обуви на мраморном полу, все думала, что мне такого ей сказать — и тут какой-то топот… Мы с ней повернулись, и знаете — прямо «картина маслом»! Совершенно невозмутимо в нашу сторону шествует Глотик, за ним — Добби, а позади строем — все хогвартские эльфы! Мак-Гонагалл тут же говорит: «Простите, мисс Грейнджер, у меня сейчас урок. Жду вас у себя как можно скорее. Я хочу только предупредить — постарайтесь пока не попадаться на глаза Министерству, им все это очень не понравится!» Кивнула и ушла, а эльфы меня окружили, Добби, конечно, прыгает от радости и не умолкает — ну, все то же самое, как они счастливы, как их восхищает сэр Гарри Поттер, как они всегда считали его великим, но никогда не думали, что сэр Гарри Поттер когда-нибудь ПОБЕДИТ САМУ СМЕРТЬ! А ведь он прав, так оно и есть… Потом он меня огорошил, сказав, что все хогвартские эльфы безумно любят меня за то, что я бросила бороться за их свободу! Нет, мне эльфов не понять! Я, наверное, минут пять смеялась, а они мой смех слушали, как неземную музыку. Тут мадам Помфри выглянула и шикнула на меня. Тогда Добби шепотом спросил, что эльфы могут сделать для лучшей подруги великого Гарри Поттера? Я решила приколоться и спросила, не отнесут ли они меня к воротам. Сразу, правда, испугалась — а вдруг примут всерьез и потащат через весь двор, вот была бы картина! Первокурсники-то наверняка вовсю глазеют, высматривают меня. По счастью, Добби сильно удивился и сказал, что отнесут, конечно, но он не понимает, зачем. Я объяснила, что это была шутка, просто хочу поскорее домой, а отсюда невозможно трансгрессировать. Добби тогда задрал нос и заявил: «Для людей невозможно, мисс Гермиона Грейнджер, а мы — эльфы!» Я только успела Глотика подхватить — и все, дома, только голова страшно кружилась, я потому и упала. Трансгрессия эльфов — все-таки не для людей.

— Я в порядке уже, — закончила Гермиона и встала. — Спасибо за завтрак, мама. Вы… мою одежду не выкинули?

— Нет! Все на месте, — заверила ее Эльза. — Мы сохранили все, как было.

— Какие вы замечательные!

— Ты опять туда?

— Да… я только душ приму. Вид у меня, наверное…

— Героический, — невозмутимо закончил Джеральд.

— Папа!

Наградив его возмущенным взглядом, Гермиона направилась к лестнице, но на полпути повернулась:

— Мама… — она дернула себя за рукав.— Выкиньте это платье, ладно?

— Хорошо, Гермиона.

Эльза откинулась на спинку и устало улыбнулась. И тут же вскочила. С новым хлопком в дверях гостиной возник Гарри. Он шагнул внутрь, пошатнулся и повалился на ковер.

Эльза вскрикнула, Джеральд тоже вскочил на ноги — и тут раздался спокойный голос Гермионы:

— Все в порядке, мама! — она нагнулась, протянула ему руки. — Что, Гарри — срочная доставка «Добби и компания»?

Ухватившись, Гарри с трудом встал, прислонился к стене и сердито посмотрел на нее:

— Смешно, да? — он пытался придать своему голосу возмущенный тон, но чувствовалось, что еще немного — и расхохочется.

— Лень было дойти до ворот?

— Нет… Черт, как голова кружится! Ничего, кажется, проходит… — он посмотрел Гермионе в глаза. — Времени было жалко. Я хотел вернуться как можно скорее, у меня сейчас, когда я тебя не вижу, прямо сердце не на месте. И тут подвернулся Добби…

Гермиона бросилась ему на шею, и Гарри чуть снова не упал.

— Ты тоже воспользовалась их «доставкой»? Как я тебя понимаю!

Гермиона хихикнула. Потом они поцеловались.

— Ладно, — сказала наконец Гермиона. — Нам все же надо привести себя в порядок, а то папа нас задразнит… Да, папа — можно взять для Гарри что-нибудь из твоей одежды?

— Конечно. Эльза, пойдем на кухню. Устроим небольшой день рождения.

— Чей? — удивилась Гермиона.

— Твой!

— Но он же не сегодня…

— Гермиона! — уже привычным для Гарри «строгим» голосом заявил Джеральд. — С сегодняшнего дня и во все будущие годы у тебя будут ДВА дня рождения. Неужели непонятно?

…Они сидели, крепко обнявшись, как будто каждому казалось, что стоит ослабить объятия — и другой исчезнет навсегда. А на диване напротив в обнимку сидели Джеральд с Эльзой. Горели неяркие настенные светильники, и почти догорели свечи на столе — словно наступил вечер, хотя все знали, что за плотными шторами полдень. Шторы опустила Эльза, когда Джеральд предложил: «Зачем ждать вечер? Устроим его сами» Все страшно устали, но никто не хотел спать — даже Гарри, хотя со вчерашнего вечера он не сомкнул глаз. Утром он вытащил Гермиону из Страны Мертвых, а потом сам прошел через смерть — пусть даже клиническую, но в краткий отрезок времени от той жуткой секунды, когда Гермиона трансгрессировала с ним в гостиную и сердце остановилось, до момента, когда на его грудь обрушились страшные животворные удары Джеральда — в эту длинную неполную минуту Гарри видел равнину с белесыми цветами, где брели темные фигуры. Потом его вернули к жизни — и было просто забытье, пока он не пришел в себя в Хогвартсе, растерянно улыбнулся мадам Помфри, которую никак не ждал увидеть, сел и начал оглядываться, ища Гермиону.

И все это сейчас казалось далеким. Гарри сидел, обнимая ее, оглушенный неправдоподобным счастьем, и снова и снова вспоминал — родители Гермионы пошли на кухню, а они поднялись по лестнице. Гермиона зашла в свою комнату, охнула, увидев, во что она превратилась, и достала чистую одежду. Потом в комнате родителей взяла для Гарри рубашку и спортивный костюм отца; Гарри всюду заходил вместе с ней, и они крепко держались за руки. Наконец дошли до душа, Гермиона посмотрела на него и сказала: «Подождешь здесь? Я быстро» — и он кивнул, но он не мог отпустить ее руку, а она не могла отпустить его. Несколько бесконечных секунд они смотрели друг на друга — а потом вошли в душ вдвоем.

Они отмыли друг друга от засохшей крови, вытерлись и оделись. Больше ничего между ними не произошло — кроме осторожных ласк, летучих и пронзительно-нежных, убедивших Гарри, что Гермиона действительно вернулась к жизни, а Гермиону — что Гарри снова вернулся живой. Некоторое время они веселились, отбирая друг у друга горячий фен и суша волосы себе и друг другу, потом Гарри настоял на том, чтобы ее причесать, и, к обоюдному удивлению, это ему удалось, правда, не без помощи волшебной палочки. Гермиона своей палочкой подогнала для Гарри отцовскую одежду. Сама она надела короткое платье, Гарри глаз не мог оторвать от ее стройных ног, и ему подумалось: «Как глупо все же — носить эти наши мантии». Что, несомненно, маглы умели лучше волшебников — умели одеваться.

Они спустились в гостиную, где их уже ждал накрытый стол — весьма изящно сымпровизированные угощения, бокалы, свечи в стеклянных подсвечниках. Пока спускались по лестнице, Гермиона вдруг тихо спросила: «Я тебе понравилась, Гарри?», он засмеялся: «Не то слово!» и подкрепил эту реплику поцелуем.

И вспомнилось, как на пятом курсе, на рождественском балу он в первый раз за все годы учебы заметил, что Гермиона красива.

Им все же пришлось разомкнуть объятия — все мышцы затекли! Теперь они сидели чуть поодаль, положив ладони на сидение дивана и соприкасаясь только мизинцами — было очень забавно. Гарри усилием воли вынырнул из охватившей его счастливой истомы и стал слушать — Гермиона рассказывала:

— …кое-что было даже неплохо. Мне не нужно было есть, пить, не нужно было спать, я никогда не уставала. Могла брести сутками. Ни разу не присев, без остановки проходила сотни миль. Там нет времени. Все похоже… на все. Пройдешь сто или тысячу миль — а вокруг та же равнина, белые асфодели, иногда скалы, холмики… Да, я была очень сильна, раза два запросто опрокидывала каменный столбы — просто так. После того, как Гарри меня оживил, что-то от этого еще какое-то время оставалось. Видели, как я несла его? Что? Да, Гарри, я и правда несла тебя от ворот Хогвартса до самой лестницы, более того — бежала с тобой на руках, однако на лестнице я окончательно стала живой — потому и упала! Только не подумай, что жалею об этом — господи, как хорошо жи-и-ить! Все чувствовать! Я ведь там ничего не чувствовала. Ни радости, ни страданий, одна долгая-долгая тоска. Пустая совершенно… Там на всех давит сила дементоров, и кажется, что внутри тебя — вода, застоявшаяся вода болота, а все, что делает тебя человеком, все мысли, ощущения, желания — все под этим давлением осело на дно, спрессовалось в какую-ту тину и только изредка, когда что-то ее слегка взбаламутит, что-то ненадолго поднимается… Так бывало, когда я кого-нибудь встречала. Такого, как я — тень. Мы останавливались и долго стояли, или некоторое время шли вместе, хотелось поговорить, но ничего не приходило в голову, нечего было сказать, и через некоторое время мы расходились. И я брела дальше. Ох, неохота все это рассказывать!

— Не рассказывай, — подала голос Эльза. — Все позади, Гермиона.

— Да, все позади. Однако, Гарри… Ты должен знать об этом все.

Гарри засмеялся:

— Успеешь.

Ничто, даже рассказанное Гермионой, не могло развеять наполнявшее гостиную тихое и теплое счастье. Гермиона снова прильнула к нему, и он начал осторожно касаться губами ее шеи, не столько целуя, сколько лаская шелковистую кожу. Он услышал негромкий смех Эльзы, потом она сказала:

— Джерри, посмотри на них… Почему ты никогда так не делал?

— Не знаю… не додумался, видимо. Ну и что? Никогда не поздно научиться.

— Послушайте, мама с папой, — пробормотала с закрытыми глазами Гермиона, — когда вы наконец станете взрослыми?

— Сначала ты повзрослей, деточка, а мы посмотрим, как это выглядит.

— Мама! И ты туда же?! — сонно возмутилась Гермиона, потом, улыбнувшись, опустила голову ему на плечо. — Хватит, Гарри, ты меня совсем усыпил…

Гарри вопросительно посмотрел на Грейнджеров. Эльза с улыбкой объяснила, где спальня для гостей, он осторожно, нежно и с некоторым страхом поднял Гермиону на руки и понес к лестнице. Девушка почти спала, улыбаясь и крепко держась за его шею. Не уронить бы, думал Гарри, осторожно нащупывая ступеньки, не закружилась бы опять голова, вот позор будет — она меня донесла до Хогвартса, а я не смог донести ее до спальни… Он вдруг засмеялся — ну нелепые же страхи!

И все же почувствовал большое облегчение, когда лестница осталась позади.

Глава 3. Вторжение рыжих.

Он улыбнулся, не открывая глаз — Гермиона осторожно касалась губами его лица, и это было так приятно! Сквозь веки просачивался дневной свет.

«Сколько же мы проспали?»

— Гарри! Так ты не спишь?

— Давно.

— А почему притворяешься?

— Я не притворяюсь. Я просто…

— Ты просто боялся, что откроешь глаза, и я исчезну? Я здесь, Гарри!

— Да… — он заморгал.

— А я так боялась тебя разбудить! — Гермиона прижалась к нему, ткнулась носом в плечо. — У тебя было такое спокойное лицо… Это ничего, что я оделась? Мне стало немного холодно.

Гарри скосил глаза. Гермиона была в футболке и шортах.

— Ничего. Так даже лучше.

Она села в кровати:

— Все-таки я тебе не нравлюсь? — голос у нее был расстроенный.

— Ты мне безумно нравишься, — засмеялся Гарри, — и это ужасно отвлекает от ужасно важных мыслей.

— Ну тебя! И сутки с папой не знаком, а уже нахватался! — она встала, грациозно потянулась, и у Гарри перехватило дыхание. — Гарри… Надо ведь…

— …сказать Рону?

— И Джинни. Ты что, мысли читаешь?

— Нет, просто думал о том же. Они ведь еще не знают…

Он вздрогнул — дверь распахнулась и голос, который Гарри совершенно не ждал услышать, крикнул:

— Уже знаем! Гермиона!!!

Гарри в панике метнулся к одежде. Комнату прочертила огненно-рыжая комета, и Джинни повисла на шее Гермионы.

— …Джинни?! Господи, Джинни! — девушки обнялись. Гарри натягивал брюки, рискуя споткнуться, не в силах оторвать от них глаз.

— Гарри! — Джинни повернулась к нему; по лицу текли слезы, но глаза горели, как прожекторы. — Гарри, это правда! Ты это сделал!.. Ой! — только сейчас она заметила, что Гарри тянется за рубашкой, — С каких это пор ты меня стесняешься?

— А! — Гарри смущенно рассмеялся и выпрямился. — Все в порядке, Джинни. Просто ты так ворвалась, что я не сразу понял, что это ты!

— Тогда ладно. Тогда я тебя поцелую. Ты вернул нам Гермиону! — она так пылко выполнила свое обещание, что Гарри пришлось перевести дух, прежде чем он спросил:

— А где Рон?

— Я здесь…

Рон стоял в дверях, не решаясь войти. Бледный, с нерешительным выражением, он таращился на Гермиону, и в уголках глаз что-то подозрительно поблескивало. Гермиона бросилась к нему.

— А как вы узнали? — негромко спросил Гарри.

— Мистер Грейнджер позвонил утром, — объяснила Джинни. — Ой, что тут началось! Папа трансгрессировал сюда и привез обоих — вместе с миссис Грейнджер — в «Нору». На «Ночном рыцаре». Не представляешь — сразу спелись! Папа, как узнал, что мистер Грейнджер был летчиком, тут же прилип к нему со своим любимым вопросом — почему самолеты не падают? Миссис Грейнджер после автобуса была прямо зеленая, и мама увела ее на кухню, а когда мы с Роном потихоньку выбрались, мистер Грейнджер все еще объяснял папе насчет аэродинамики и так далее.

— Надо же — ему это интересней, чем даже… — он глянул на слившихся в поцелуе Роне с Гермионой.

— Да нет! — голос Джинни стал немного сердитым. — Гарри, папа что-то знал! И ничего нам не сказал, а ведь мы все так по ней горевали, особенно Рон! Во всяком случае, не очень-то удивился, сказал только: «Значит, удалось!» и трансгрессировал. Ты ему что-то говорил?

— Нет, конечно! Я его с тех пор… ну, с похорон… почти не видел.

— Мы все тебя так мало видели, — вздохнула Джинни.

— Ты же ко мне приходила.

Она присела рядом на краешек кровати

— Да, когда удавалось застать. Я тебя порой часами ждала. Знаешь, до сих пор не понимаю — почему ты не захотел жить у нас?

— Прости, Джинни, — виновато сказал Гарри. -. Я ж из библиотек не вылезал — то в Хогвартсе, то в Публичной… В моей комнатке в «Дырявом котле» почему-то думалось лучше.

— Да, ты прав. В «Норе» слишком много народу. Я и не сержусь, Гарри. Ты же нашел, в конце концов. Просто Рону было плохо. У тебя все-таки была я, а у него никого не осталось.

— Ну, теперь… — он улыбнулся, глядя, как Рон и Гермиона, обнявшись, негромко разговаривают у двери.

— Ну, теперь — наверное, да, — она сжала его руку. — Пойдем в гостиную? Или ты…

— Ни капельки, — улыбнулся Гарри. — Ты ведь тоже не ревнуешь меня к Гермионе?

— Нет, конечно! Это же Гермиона!

— Ну так чем я тебя хуже? — он встал, взял рубашку и куртку. — Пошли?

Рон с Гермионой была настолько поглощены друг другом, что пришлось протиснуться мимо них. Закрывая дверь, Гарри поймал сияющий взгляд Гермионы, улыбнулся ей и заторопился вслед за Джинни.

— А почему «наверное»? — спросил он, надевая рубашку, и пояснил, заметив вопросительный взгляд Джинни, — Насчет Рона. Мне не показалось, чтобы он ревновал… хотя несколько странно — чтобы Рон не ревновал.

Джинни забралась с ногами на диван.

— Я немного не так сказала, — задумчиво ответила она. — Насчет Гермионы у него все в порядке, я так рада — давно не видела его счастливым! Рон сильно изменился после большой битвы, Гарри. Очень повзрослел. Ты еще не видел — у него в волосах седая прядь. Просто, Гарри — не только ты любишь двоих, не только Гермиона…

— Он тоже?

— И я. А они погибли…

— Прости, Джинни! — он сел рядом, обнял. Джинни привычно перебросила ноги через его колени.

— Ничего, ты же не знал… — Джинни печально улыбнулась. — Тебе хочется узнать, о ком я, да? Ладно тебе, у тебя на лице все написано. Я могу сказать про себя — это был Невил. Еще на третьем курсе. Когда мы с ним танцевали на рождественском балу — как мы танцевали!..

Она осеклась — из спальни приглушенно донесся испуганный вскрик.

— Что?.. — Гарри привстал.

Джинни тоже прислушалась.

— Все в порядке, — вдруг сказала она. — Черт, надо было ее предупредить, вот не сообразила!

— О чем?

— У него такие шрамы… Кто угодно испугается.

— Я никаких шрамов не заметил.

— Они здесь, — Джинни показала, и у Гарри слегка перехватило дух (потому что она провела рукой по своей груди), — и на спине. Сивый разорвал ему все мышцы.

— Сивый?! Господи! Как Билла?..

— Не совсем! — зло усмехнулась Джинни. — Укусить его Сивый никак не мог, только пальцами рвал…

— А почему не мог?

— Потому что Рон его задушил. Голыми руками.

Гарри ошеломленно смотрел на нее.

— Как же ему удалось?! Это же Сивый!!!

— Это Сивый убил Гермиону, Гарри, — тихо пояснила Джинни. — У Рона на глазах. Выскочил внезапно, обезоружил их и метнул в нее «Авада Кедавра». А потом так спокойно прошел мимо Рона и сказал что-то вроде: «Свежатинка, а?»

Гарри всего передернуло:

— Мразь!!!

— Да, мразь. И дурак — Рон так озверел… И знаешь, когда Рон нам рассказывал, что он еще сказал? «В больнице мне его морда, когда язык вывалился, потом часто снилась. Это были хорошие сны!»

— Рон просто молодец! — прошептал Гарри.

Его била дрожь; перед глазами снова возникали сцены битвы — спина убегающего Волдеморта, лощина… Лежащие в траве тела — Джинни с глубокой раной на плече, Невил — весь в крови, Луна — она как будто спала.

И омерзительные, обгорелые куски — все, что от Волдеморта осталось.

Он как издалека ощущал, что Джинни целует и гладит его — но понемногу эти ласки словно отогрели.

— Видимо, мне придется привыкать к новому Рону.

— Да нет, Гарри, вряд ли. Он как бы одновременно — и прежний, и новый. Знаешь, самое заметное, наверное — он стал добрее. Будто всю злость, которая прежде была в нем — всю возместил на Сивом. В больнице, как только ему разрешили вставать, каждый день ходил в женскую палату, навещал Лаванду Браун — она там лежала рядом с Парвати. Даже попросил маму принести ту дурацкую цепочку, помнишь, которую она подарила ему на шестом курсе? Которая «Мой любимый»?

— А, да! — Гарри засмеялся.

— Он хотел ей показать, что и правда сохранил ее. Его несколько мучило то, как у них тогда получилось. Хотел загладить вину — и знаешь, ему удалось. Парвати потом рассказала мне, что Лаванда умерла счастливая…

— Что?! Лаванда умерла?!

— Ты не знал? В нее попали «Проклятьем Долохова». От него редко кто выживает — Гермионе тогда, в Министерстве, очень и очень повезло.

— Это я заткнул Долохову рот — «Силенцио». Ему пришлось работать невербально, а он в этом, видимо, слабак — на наше счастье. Но надо же, Лаванда… Прямо стыдно — я настолько заперся в этих библиотеках…

— Не надо, Гарри! — строго сказала Джинни. — Ты был занят очень важным делом! Никто не стал бы тебя винить!

— Ну, да… Джинни, многие умерли… потом, в больнице?

— Нет, немногие — несколько человек. Из наших — только она. В Святом Мунго все-таки хорошие целители. Парвати вот выздоровела, стала такой же красивой, как прежде, и зрение восстановилось — а ей ведь пол-лица сожгли. Дин тоже здоров, только хромает немного.

— Хоть это хорошо, — тихо сказал Гарри. — Знаешь, то, что ты сказала про Рона… Мне нравится.

Джинни улыбнулась:

— Всем нравится. Он как будто вырос. Даже Фред и Джордж, хотя по-прежнему прикалываютя над ним — ну, они же всегда такие — теперь делают это, как бы сказать… с уважением! Так что он даже не может на них обижаться.

Гарри рассмеялся.

— Вы нас долго ждали? — спросил он.

— Часа два, наверное. Никак не могли понять, спите вы или уже проснулись, — Джинни сконфуженно улыбнулась. — Я не вытерпела — поднялась на цыпочках и начала подслушивать. А как услышала ее голос — ну совсем не вытерпела! Гарри! — она крепко обняла его. — Я тут с тобой разговариваю, будто ничего и не было — а ты ведь сделал такое! Слов нет!

— Ну, Джинни, если у тебя слов нет — значит, я и правда сделал такое!

Джинни со смехом отпустила его, достала палочку и махнула над столиком. Появилась тарелка с печеньем и дымящаяся чашка.

— Я несколько проголодалась, — пояснила она, потянувшись к чашке. — Что-то в последнее время пристрастилась к кофе. Хочешь что-нибудь?

— Тебя.

Джинни чуть не поперхнулась:

— Ну, Гарри!.. Я не это имела в виду! — она оглянулась. — Да и они, наверное, скоро спустятся.

— Да, ты права… — слегка разочарованно согласился он.

Джинни утешающе взъерошила ему волосы:

— Потом! Мне все равно было бы не по себе — все-таки чужой дом, хоть и гермионин… — она посмотрела на него с удивлением. — Однако не подумала бы, что ты сразу после Гермионы…

— У нас на самом деле ничего не было, — вздохнул Гарри.

Джинни скептически подняла бровь:

— После того, как она только что воскресла?

Гарри серьезно кивнул.

— Мы были совершенно выжаты, — объяснил он. — Нас только на то и хватило, чтобы пообниматься, пошептаться немного — и мы заснули.

— Бедняжки… — сочувственно сказала Джинни. — Да, я знаю, как вам обоим досталось — мистер Грейнджер немного рассказал, — она отхлебнула из чашки, потом сотворила еще одну. — Хоть кофе попей.

— Спасибо. Он у тебя всегда замечательный.

Джинни благодарно улыбнулась, потом ее лицо снова стало задумчивым.

— Мистер Грейнджер сказал, что вы ее вытаскивали оттуда вчера утром…

— Ну да. А что?

— Знаешь, мне сон снился… как раз на рассвете. Сначала — как кошмар: я лежу над краем пропасти, куда сорвалась Гермиона, успела схватить ее за руку, но чувствую, что еще немного, и все… Делаю такой страшный рывок, из последних сил — и вдруг удается! Она вылетает из пропасти, уносится в небо, и я так счастлива… Потом проснулась и начала плакать, я ведь еще не знала, что Гермиона снова жива! Гарри, Гарри!..

Она вытерла глаза, поставила чашку и вгрызлась в печенье.

— А вот печенье у меня толком не получается — опять черствое.

— Положи назад, — посоветовал Гарри и немного поколдовал над тарелкой. — Теперь попробуй.

— Класс! — восхитилась Джинни, откусив большой кусок. — Как ты это делаешь?

— Чуть-чуть «Акуаменти» и «Инсендио» одновременно, чтоб внутри возник горячий пар. Только ты сначала потренируйся — у меня в первые разы все либо взрывалось, либо раскисало. Зато теперь я даже стряпню Хагрида могу без опаски есть — надо только палочкой из-под стола обработать…

— Умница! Расскажу маме — она это оценит!..

Она вдруг нахмурилась и замолчала.

— Джинни, в чем дело?!

— Что?.. Нет, ничего. Просто вдруг сообразила одну вещь. Расскажу потом… если смогу… О, наконец-то!

Гарри тоже поднял голову, и они недоуменно переглянулись — шаги звучали как-то неуверенно и медленно. Впрочем, недоумение рассеялось, когда Рон наконец появился в поле зрения: он нес Гермиону на руках. Гарри рассмеялся:

— Смелее, Рон! Я вчера тоже боялся!

— Вчера Гарри отнес меня наверх, — радостно пояснила Гермиона, спрыгивая на пол. — Удобно, когда тебя любят двое!

— Я всегда знал, что любовь — тяжкий труд, — вздохнул Рон и, шагнув к Гарри, обеими руками сжал его руку. — Гарри, прости, что я такой осел — я даже слова тебе не сказал! Ты великий человек, Гарри, ты гений!

— Ладно, Рон! — улыбнулся Гарри, вставая и отвечая на пожатие. — Еще в краску вгонишь. Ты же знаешь, я человек тихий и весь из себя скромный…

Сияющая Гермиона подошла, обняла обоих:

— Мальчики!..

Все трое в обнимку плюхнулись на диван, при этом Рон чуть не придавил сестру. Что-то возмущенно проворчав, девочка пересела на противоположный конец, снова прильнув к Гарри. Посмотрев по сторонам, Гермиона засмеялась:

— Гарри, а ведь и ты, и я — в кавычках!

— Что? А, точно!

— Так ты понял? А, ну ты ведь тоже в магловской школе учился.

— А мы — нет! В чем юмор, Гарри? — требовательно спросил Рон.

— Так у нас в начальной школе прикалывались, — объяснил Гарри. — Когда мальчик садился между двумя девочками или девочка между двумя мальчиками. Это называлось «сидеть в кавычках».

— Смешно! — улыбнулась Джинни. — Ладно, ребята — кому что?

— Да что угодно! — воскликнул Рон.

Гермиона запустила руку за спину (сейчас она была в джинсах и рубашке), достала из заднего кармана свою палочку, и они с Джинни принялись колдовать. Тем временем Рон негромко сказал:

— Гарри, не удивляйся, что я спрашиваю, но я хочу выяснить одну вещь. Когда ты вытаскивал Гермиону — это во сколько примерно было?

Джинни застыла с поднятой рукой, потом резко повернулась к нему:

— Это было на рассвете, я уже знаю! Рон!

— В чем дело, Джинни?

— Ты… видел сон?!

— Да! Откуда ты…

— Тебе снилось, как я вытаскиваю Гермиону из пропасти?

— Нет! Как я ее вытаскиваю!

— Что?! — Гермиона ошеломленно завертела головой, глядя то на Рона, то на Джинни.

— Гермиона! — хрипло потребовал Рон. — Повтори то, что ты мне рассказала. Насчет того момента, когда Гарри начал тянуть и ты прошла!

— Я… сначала не получалось…

— Как «не получалось»?! — удивился Гарри, и без того несколько ошарашенный их реакцией.

— Гарри, это были какие-то секунды — ты, наверное, не заметил! Окно только прогибалось, как в первые разы, мне так страшно стало — еще немного, и я бы закричала! Да нет, внутренне как бы я уже кричала! И вдруг — меня словно еще кто-то потянул, и поверхность расступилась… Джинни, мальчики — что получается? Вы меня-вытаскивали-все-вместе?.. Гарри! — она обняла его, сжав изо всех сил, уткнулась ему в плечо и разрыдалась.

— Но как это могло получиться? — обалдело спросил Рон, гладя ее по голове. — Я никогда такого не слышал! Гермиона… успокойся, пожалуйста! Ты где-нибудь о таком читала?

— Простите… я так счастлива… — всхлипнула Гермиона. — Я с вами, снова с вами… благодаря вам… Что? А… — она вытерла глаза об гаррино плечо и подняла голову. — Рон, да… кажется, что-то было. Я обязательно вспомню!

Успокоившись, она мягко освободилась из объятий Гарри, отодвинула руку Рона, похлопав по ней, когда тот проворчал: «Ну что ты, в самом деле, дай погладить! У тебя волосы такие пушистые!» и опять взяла палочку. С пола раздалось вопросительно-требовательное:

— Мр-р-р?!

Глянув вниз, друзья увидели Живоглота — кот сидел, подергивая кончиком хвоста, и каким-то образом умудрялся смотреть в глаза сразу всем четверым. Гермиона указала палочкой под стол, где возникло блюдечко со сливками. Кот величаво повернулся к законному угощению, а она принялась сооружать большущий торт.

— …Ф-фу! — Рон обессилено откинулся назад. — Нет, больше в меня не влезет!

Джинни смотрела на стол, о чем-то размышляя.

— А я еще кусочек съем, — наконец решила она и потянулась к остаткам торта. — Можешь убрать остальное, Гермиона.

— А Гарри?

— Нет! Спасибо, Гермиона, больше не могу. Это был самый вкусный торт на свете.

— Сестренка, ты у нас самая маленькая — как в тебе столько помещается?

— Сам ты маленький!

— Смотри, фигурку испортишь, Гарри тебя разлюбит.

— Правда, что ли, Гарри?

— Гм… А погода-то сегодня!..

— Не уходи от темы! Если я растолстею, ты меня разлюбишь?

— Нет, конечно — ты не можешь растолстеть.

— Гарри, не увиливай!

— Мне можно — я великий, Рон вот сам сказал. Великим все можно. Сделай нам еще кофе, Джинни. С твоим кофе ничто не сравнится — разве что торты Гермионы.

— Льстец ты, однако… Прошу. Гарри! Гарри!!! Ты здесь?

Гарри повернулся к ней.

— Да, — сказал он в наступившем молчании. — Я здесь. Извините.

Постаравшись сделать вид, будто ничего не произошло, он взял чашку и отхлебнул. Но молчание продолжалось. Потом Рон тихо сказал:

— Мистер Грейнджер прав, Джинни.

Гарри с Гермионой резко повернулись к нему.

— Рон, можно я? — вмешалась Джинни. — Гарри, когда я говорила, что мы с Роном незаметно ускользнули… ну, не совсем так было. Мистер Грейнджер нас догнал, когда мы вышли во двор, и… в общем-то, он очень просил нас немного тебя придержать.

— Придержать?!!

— Он сказал такое.. — пояснил Рон. — что во имя тех, кого ты любишь, ты способен себя прикончить.

— И это ведь правда! — поддержала его сестра.

— Это правда, — согласилась Гермиона. — Ты чуть не умер, Гарри, да что я говорю!.. Ты же умер, у тебя остановилась сердце, и не будь мама с папой врачами… это было бы насовсем! Я ведь не смогла бы тебя воскресить, как ты меня — у меня нет твоей магической крови! Я бы, наверное, только повторно умерла!

Джинни ахнула, а Рон почти закричал:

— Ты делал это своей кровью?!

— Этого вам Джеральд не сказал? — сердито спросил Гарри.

— Нет. Сказал только: «Это было достаточно жутко».

— Он прав, Гарри, — глухо сказала Гермиона. — Нет, подожди, — резко добавила она, заметив, что Гарри хочет возразить. — Выслушай меня, пожалуйста! Я знаю своего папу! Он всегда говорит… ну просто очень точно! Раз он сказал «придержать», значит, он и имел в виду — придержать, а не остановить!

— Зачем?

— Чтобы ты не кинулся опять все делать в одиночку… Гарри, твоей крови не хватит на всех, пойми! Должен быть другой способ!

— Я знаю только свой! — разозлился Гарри. — Это было все, что я смог найти!

— Я этим займусь, — твердо заявила Гермиона. — Я найду, я уверена! Не обижайся, Гарри, но я лучше умею искать в книгах. Хотя вижу, ты немалому научился. Но ты явно искал, как все ищут — прямую информацию. А есть еще и косвенная, порой не сразу уловишь, что есть какая-то связь. А у меня на это чутье.

— Я знаю твою интуицию. Мне так не хватало тебя, когда я рылся в этих фолиантах! Но, Гермиона, учти — это жуть! Это ведь о Стране Мертвых, Гермиона!

— И что, — усмехнулась Гермиона, — думаешь, что мне будет страшно? После того, как я там побывала? Гарри… — она поцеловала его. — Ты сделал великое открытие! Просто… оно еще несовершенно. Когда трансгрессию только открыли — знаешь, сколько народу погибло, пока не сделали ее безопасной? Нет! — она заметила, как изменилось лицо Гарри. — Нет, мы погибать не будем! С меня лично одной смерти хватит! Но способ усовершенствуем! И еще… — она посмотрела на Рона и Джинни.

Джинни сделала решительное лицо. А Рон сказал:

— Нас уже четверо. Еще двоих, правда, не хватает… Наверное, с них и начнем, так?

Гарри молчал. И улыбался.

Страшное напряжение этих месяцев (почти полгода!), не отпустившее его даже когда Гермиона восстала из мертвых, лишь ненадолго утихшее, когда они сидели в гостиной, когда он отнес ее в спальню, когда они лежали и, обнявшись, что-то шептали друг другу — это напряжение, снова вернувшись, вдруг истаяло, как туман под солнцем. Ему стало тепло. Гермиона, любовь моя, думал он, ты права, и все правы. А значит, я тоже.

— Я согласен, — сказал он.

Рон застыл перед искалеченным постером. Достал палочку, почесал кончиком голову, потом начал водить в воздухе — словно очерчивая контур постера невидимой линией.

— Вот как ты сделал! Обалдеть! — он повернулся к Гарри, который, присев на край стола, молча следил за его действиями. — А как ты вообще ее нашел, Гарри?

— В смысле? Я звал ее образ.

— Это-то я понял, но при таком расстоянии — как ты взял направление?

— Через любовь, — тихо ответил Гарри.

Гермиона одарила его улыбкой. Джинни широко раскрыла глаза.

— Рон, — сказал Гарри, — я попробую объяснить, но звучать будет очень глупо. Знаешь, как пишут всякую чушь типа «любовь преодолевает все преграды, любовь неподвластна расстояниям и времени»… Так вот, у меня, похоже, это все буквально, — он привлек к себе Гермиону. — Я раза два ее звал, был смутный отклик, и все…

— Я думала, что меня зовет кто-то из теней.

— Так ты услышала?

— Очень слабо.

— А потом Джеральд мне задал один вопрос, я понял, что надо делать, и я позвал так — «любимая». И расстояние сжалось. Это было все заклинание, Рон.

— Потрясающе! Как тебя надо называть, Гарри? Наверное — «Маг любви»? Таких, наверное, в истории еще не было!

— Были, — поправила Гермиона, — но очень, очень редко. Маги Жизни. Осторожно, наступишь.

Рон поглядел вниз, шарахнулся от красного пятна на полу и слегка побледнел.

— Не беспокойся, — усмехнулся Гарри, — мне мадам Помфри восстановила кровопотерю.

— И все-таки это — твоя…

— Тергео! — приказал Гарри, направив палочку. Пятно исчезло. — Вот и все.

Он перевел взгляд на постер и снова скомандовал:

— Тергео!

Ему пришлось несколько раз повторить заклинание, пока постер не очистился целиком. Да, крови он потерял очень много! «Если бы не Гермиона…» Он повернулся к ней, встретил ее взгляд. Похоже, Гермиона думала о том же. Она улыбнулась ему, потом вдруг отвернулась, всхлипнула и вытерла глаза.

— Прости, Гарри… У меня все время глаза на мокром месте. А еще Грейнджер!

— Ты о чем?

— У нашей семьи такой девиз: «Грейнджеры не плачут. Грейнджеры справляются»!

— Хороший девиз! — Гарри засмеялся, подошел к постеру и начал рассматривать дырки от пуль.— Мне нравится, Гермиона. Вот бы с этим справиться!

— Мы тут с Джинни управимся. Поможешь, Джинни?

— Конечно.

— Ого! — Рон только сейчас заметил лежащий на столе пистолет. — Магловское оружие, да?

— Рон, не трогай! — Гермиона перехватила его руку, взяла пистолет.

— А ты умеешь с ним обращаться? — с опаской спросила Джинни.

— Да, папа научил, — она оттянула затвор, посмотрела. -Все в порядке, он пустой… А почему пустой?! Так, эти дырки…

Она метнулась к постеру.

— Он и правда стрелял?! Я слышала, когда мы трансгрессировали в гостиную… Но в кого? Не в дементоров же! — Гермиона в недоумении смотрела на друзей. — Он же не мог их видеть! Или… мог? — она прижала пальцы ко рту. — Значит, это правда! Он правда стал волшебником!

— Что? — воскликнула Джинни. — Так не бывает!

— Он вам этого не сказал?

— Что-то сказал, но мы думали — он шутит! Гермиона, маглы не становятся волшебниками! Такого никогда не было!

— Однако…

Гермиона рассказала, как ее родители оживили сердце Гарри.

— …Понимаете — этого прибора, забыла, как он называется, у них не было — и они сделали таким прибором себя! Поверить не могу!

— Я тоже не мог, — сказал Гарри. — Но они оба чувствуют палочку, и Джеральду удалось применить «Эпискеи», чтобы остановить у меня кровь. Ты разве не видела?

— Нет! — Гермиона содрогнулась. — Твоя кровь текла по всему окну, я ничего не видела, пока не впиталась… Как такое могло случиться?!

— У меня возникло предположение, — проговорил Гарри, — я Джеральду сказал — когда узнал, что у него есть чувство палочки — что, может быть, это с ними сделала ты. Перед смертью … прости, что я об этом.

— Ничего…

Гермиона смотрела на него расширенными глазами.

— Я вполне могу говорить об этом. Понимаешь ли, «Авада Кедавра» — она сразу вышибает из тела. Причем это почти не больно, но ощущение просто кошмарное — будто тебя от головы до пяток пробивает невыносимая тошнота. И еще дикий страх. И я стала их звать, и очень, очень хотела, чтобы они могли мне помочь! Именно так — чтобы они оказались способными!

— И они стали! — сказал пораженный Рон. — Гермиона, знаешь… бывает, я тоже книги читаю.

— Ну, знаю, вообще-то. А что, тебе что-то об этом попадалось?

— Нет, не об этом. Я одну книжку читал о происхождении имен — интересно было. И там твое имя нашел, оно ведь и редкое, и древнее. Знаешь, что означает «Гермиона»?

— Конечно, знаю — «Одаренная». И что… — она осеклась, замерла с полуоткрытым ртом. — Получается, что... буквально?!

— Во всяком случае, — тихо заметила Джинни, — у тебя дар. И у Гарри.

— У Гарри — да, — растерянно согласилась Гермиона. — Любовь. Магическая любовь. Но у меня? Что за дар такой, и как вообще его можно назвать?.. Ладно, — она мягко, но решительно выскользнула из объятия Гарри и начала оглядывать комнату. — Об этом надо подумать. Джинни — займемся комнатой?

— Давай.

— Мальчики!

— Что?

— Проваливайте!

Гарри и Рон уставились на нее — лицо у Гермионы было суровым и решительным. Глаза, правда, смеялись.

— Уборка — не мужское дело, — добавила она. — Можете прогуляться снаружи — вот какая погода классная! Мы потом присоединимся.

Несколько удивленные мальчики вышли из комнаты и начали спускаться по лестнице. Вдруг Гарри рассмеялся:

— Мне Джеральд кое-что про нее рассказал. Ну, о том, какая она.

— Ты о чем?

— Она терпеть не может быть растерянной. А от такого еще как растеряешься!

Они подошли к стеклянной двери.

— Черт, — пробормотал Гарри, крутя ручку. — Как это открывается?

— Элементарно, — Рон подошел и поднял палочку. — Алохомора!

Замок щелкнул, дверь легко скользнула в сторону. Мальчики вышли на лужайку.

— А погодка-то и правда — класс! — воскликнул Рон.

В лучах низкого солнца его волосы вспыхнули огнем. Он повернулся и начал рассматривать коттедж.

— Нравится? — спросил Гарри, присоединившись к нему.

— Очень. Хороший дом! Такой… спокойный. Не то, что наша шумная «Нора».

— Ну, в «Норе» тоже здорово.

— А кто спорит? Мне, скажем, наш шум нравится — просто потому что наш. Ты сейчас будешь жить здесь, Гарри?

— Очень хотел бы… но не знаю. Они же мне ничего не говорили.

— Потому что само собой разумеется. У нее славные родители, особенно мистер Грейнджер — классный мужик!

— Да, это точно, — улыбнулся Гарри. — Пойдем посидим?

Он показал на полускрытую за пышными кустами беседку.

— Давай. А они нас найдут?

— Так это же гермионин дом. Гермиона сообразит, где мы.

Друзья направились к беседке.

— Здесь тебе будет хорошо, — заметил Рон. Они уселись. — Кстати, как ее маму зовут? Он ее представил, да я не расслышал — Фред с Джорджем начали в их честь хлопушками греметь.

— Ой, представляю! Погоди… я о ней привык думать, как о миссис Грейнджер… А, кажется, Эльза… Да, точно, Эльза. Она тебе понравилась, да?

— Конечно, она так на Гермиону похожа… тьфу ты, блин, это Гермиона на нее так похожа!

Смеясь, Гарри облокотился о спинку и повернулся к дому:

— Что же они так долго? Не так уж и много там было на самом деле убирать.

— Ты не понял? — удивился Рон. — Им надо поговорить. О мальчиках девочки говорят не при мальчиках.

— Ха! Это ты сам придумал?

— Нет, это Джинни так говорит.. Гарри, сейчас — когда Гермиона вернулась — ты будешь встречаться с Джинни?

Гарри поднял на него взгляд:

— Рон, я никогда не брошу Джинни, пока нужен ей. Друзей не бросают, а она мне больше, чем друг…

— Потому что она девочка, — засмеялся Рон. — И красивая девочка! Когда она была маленькой, мы и подумать не могли, что она вырастет такой потрясной!

— Да… и не только. Она… одним словом, замечательная. Рон, я очень хочу, чтобы Невил вернулся. Она сказала, что любила его.

— Мы его вернем. Я верю в Гермиону — она найдет. Гарри, а про меня Джинни сказала?

— Нет. Думала, наверное, что ты сам должен … — Гарри замолк, широко открыл глаза. Потом засмеялся.

Род бросил на него хмурый взгляд и отвернулся.

— Догадался, да? Я потому и не хотел говорить. Не хотел, чтобы над ней смеялись.

— Да нет… Рон, ты не понял! Я не над ней, ты что!

— Ну, если надо мной — ладно, я сейчас это нормально переношу!

— Нет! Ну ты опять не понял! Я просто от неожиданности! Прости, что так… Я не ждал, что именно ты… и Луна Лавгуд! Рон, поверь, я давно над ней не смеюсь. Луна была, наверное, самой необычной из всех нас. Я же видел, как она сражалась, пока мы пробивались к Волдеморту. И помню еще тогда, в Министерстве, когда она вытащила из боя и Джинни со сломанной ногой, и тебя под «Конфундусом»… Она тогда дольше всех оставалась невредимой. А как Луна сообразила насчет фестралов? Как летала на фестрале, будто всю жизнь этим занималась? Хотя села на него в первый раз…

Рон рассмеялся:

— Ну, это я могу объяснить. Ее папаша увлекается верховой ездой, а Луна — ты же знаешь — увлекается всем тем же, что и он.

— А, понятно. Хотя есть, наверное, разница — лошади не летают.

— Летают метлы. Мы иногда вместе летали. Гарри, она ничуть не хуже тебя — из пике выходит, когда до земли два дюйма, и успевает цветок сорвать!

— Правда? Жаль, не видел! Но это только подтверждает — она совершенно не ведает страха. Мы тогда шли вчетвером — я, она, Джинни, Невил, и они с Невилом сразу вышли вперед. Рон, она всех сметала, я правду говорю. Невил ее прикрывал, а она просто водила палочкой, вот так, — Гарри очертил в воздухе восьмерку, — и перед ней словно крутился невидимый смерч. Пожиратели взлетали в воздух футов на двадцать и падали куда-то далеко в сторону — мы с Джинни шли, как по дорожке, били только тех, кто пытался лезть слева и справа. И какое у Луны было лицо!

— Жуткое?

— Нет! Спокойное! Как будто играла в плюй-камушки! Кажется, я тогда впервые заметил, что она на самом деле красива… хотя нет, впервые я это заметил на шестом курсе, когда пригласил ее на вечеринку Слизнорта. Обычно ее всегда портит это ее выражение — ну, ты знаешь, о чем я — а тут она стала такой счастливой, не представляешь!

— Очень даже представляю, — задумчиво сказал Рон. — А что дальше было, Гарри? Я про битву. Ты не знаешь, как она погибла?

— Нет. Точно — нет. Только, боюсь, что… из-за меня.

Рон резко повернулся к нему.

— Не знаю, как они оказались в той лощине, — начал рассказывать Гарри. На сердце опять было тяжело. — Меня все же оттеснили, я оказался среди нескольких пуффендуйцев, нам пришлось отбиваться от целой кучи Пожирателей — и вдруг Пожиратели расступились, и вышел Волдеморт. Нас всех… парализовало, я думал — все, конец. Почти так и было! Волдеморт метнул два раза «Авада Кедавра», очень мощно, и положил всех вокруг меня. Я попятился, споткнулся об чье-то тело — это был Эрни Макмиллан. И тут не знаю, что меня толкнуло — под руку попалась его палочка, я схватил ее, а когда вставал на ноги, спрятал в рукав мантии. Под ремешок часов. А Волдеморт так насмешливо спросил: «Ну что, Поттер? Уже ноги не держат? Может, все-таки сразу, без мучений?»

— Дрянь! — воскликнула Джинни.

Гарри подскочил — они с Роном даже не заметили, когда девушки подошли.

— Привет! Вы давно здесь… Ой!.. — он растерянно вскочил на ноги. — Здравствуйте, профессор! Простите, я вас не заметил.

— Ничего, Поттер, — Мак-Гонагалл со сдержанной улыбкой протянула ему руку через оградку. — Вы не возражаете, если я тоже послушаю ваш рассказ?

Войдя в беседку, она устроилась напротив и вперила в них внимательный взгляд. Гермиона и Джинни сели рядом с ней.

— Конечно. А вы с какого места слышали?

— Как Рон с Луной летали вместе. Поттер, мне нужно услышать ваш рассказ о битве. Я не хотела вас трогать, я знаю, что вы пережили, но это очень важно.

— Хорошо. На чем я остановился? Да, Волдеморт. И палочка Эрни. Сам не знаю, зачем я ее взял. Наверное, чтобы иметь запасную, вдруг Волдеморт меня обезоружит. Еще подумал — нельзя ли бить из двух палочек сразу, хотя никто так не делает… Как-то сразу о многом подумалось. И о том, что вроде нечестно так, двумя палочками, потом — что какая уж тут честность с Волдемортом! Это все было — секунды, еще вспомнился тот поединок, мне вдруг стало легко, и такая была дурацкая мысль — пусть конец, но настроение я ему испорчу!

И я первым поклонился и сказал: «Сначала дуэлянты кланяются, Волдеморт», как он мне на кладбище. Он так удивился, что поклонился в ответ, потом глаза такие бешеные стали! Махнул Пожирателям и крикнул: «Отойти! Это наша дуэль, он мой!» Они, как и в первый раз, расступились, образовав такой полукруг — только сейчас не стали окружать меня сзади. Видимо, хотели держаться поближе к нему… Потом произошло такое, что я и подумать не мог. Видно, Волдеморт уже был совсем того. Из полукруга выскочила Белатрисса Лестрейдж и бросилась к нему с криком: «Мой лорд, позвольте мне…» Не представляете — он ее убил! Метнул смертельное заклятье и заорал: «Молчать, я сказал!» Тут уж все Пожиратели, как один, отступили еще дальше. Только один остался. Постоял, потом пошел ко мне. «Малфой! — крикнул ему Волдеморт. — Назад, идиот! Я тебе потом его труп отдам!» А я думал: «Люциусу-то чего понадобилось?! Не видел, что с Белатриссой стало?» Он подошел, встал рядом, повернулся и откинул капюшон. Это был Драко! Глянул на меня со своей усмешечкой — и спросил: «Что, Поттер? Кому слава достанется?» Я язык проглотил. В этот момент Волдеморт, наверное, мог прихлопнуть меня без труда. Только он тоже, видимо, обомлел.

Гарри помолчал, пытаясь выстроить в последовательную цепочку картины, которые всплывали из памяти. Он видел ужас в глазах девочек, побледневшее лицо Мак-Гонагалл. Желание рассказать боролось в нем с острой жалостью.

Но ведь Мак-Гонагалл сама потребовала. И сказала, что это очень важно. Он пересилил себя и продолжил:

— Волдеморт его, конечно, убил. И Нарциссу, когда она бросилась к сыну. Драко успел метнуть какое-то заклятье, очень даже неслабое — вся трава до Волдеморта сразу сгорела. Крикнул: «Это тебе за Пенси!» — а потом и он, и его мать уже валялись на земле. Волдеморт ударил в меня, я — в него, и произошло, как на кладбище: палочки соединились. Луч стал слепящим, распался на отдельные лучики, возник такой же купол, как тогда. И пел феникс. Волдеморт снова поднялся в воздух, видимо, пытаясь разорвать эту связь — меня, конечно, тоже подняло, мы отлетели метров на двадцать.

На этот раз было несколько легче. Я удерживал палочку одной рукой, а тогда приходилось двумя. Нелегко было, но я хотел иметь свободную руку, помня о своем «козыре». Не знаю, сколько мы так простояли — наверное, немного, хотя казалось, что вечность. По огненному лучу снова ползли утолщения, и мы силой воли толкали их друг на друга. Я уже знал, что чем ближе они к тебе, тем быстрее кончаются силы. Мне и на это раз удалось их оттолкнуть. Я чувствовал, что мы оба буквально сгораем в этом луче, но Волдеморт все же слабел быстрее, хотя на этот раз он не дал этим шарикам войти назад в его палочку. Я изо всех сил пытался, надеясь на то, что в этот раз призраков будет очень много — он же столько народу убил после Седрика! Что они мне помогут. И я не понимал, на что рассчитывает Волдеморт. У него же хоркруксов больше не было, но то ли он настолько свихнулся, что забыл об этом, то ли ему было уже все равно и он хотел только разделаться со мной… то ли он все же потом создал еще один-два хоркрукса, вот это было бы паршиво! И еще подумал, что от этого-то он и свихнулся, потому что в хоркрукс вместе с частью души уходит, наверное, и часть разума…

-Точно! — вдруг перебила Гермиона, глядя с восхищением. — Гарри, ты гений!

— Я… спасибо, Гермиона. Но это же лежит на поверхности. Подумалось мельком, как бы со стороны. Не до того было. Потом вдруг заметил, что он свободной рукой полез в карман мантии, и поднял левую руку — палочку Эрни пришлось выдернуть из-под ремешка зубами, я же не мог опустить свою. И едва успел перехватить ее, как Волдеморт тоже достал вторую.

Это уже были разные палочки, и драка пошла по-настоящему. Волдеморт бил, я отбивал. Он был очень быстр! Я полностью ушел в защиту, а мне приходилось одновременно следить и за своей палочкой. Я метал все, что приходило в голову — и самые мощные заклятья, и совершенно детские, лишь бы они сталкивались с его заклинаниями и рикошетили, снова думал — все, конец, надолго меня не хватит. И в какой-то момент упустил контроль. Огненные шарики скользнули по лучу, вошли в мою палочку, оттуда хлынули в руку — в меня, будто изнутри я одновременно горел и замерзал… но все же, оказавшись во мне, эта энергия уже подчинялась моей воле. Только я не знал, что мне с ней делать, я хотел лишь освободиться, выпустить ее наружу — и я направил ее в палочку Эрни.

И выбил у Волдеморта вторую палочку. У него расширились глаза. Вдруг вспыхнули каким-то жутким огнем, потом начали быстро-быстро менять цвет. Я еле отвел взгляд — похоже, он пытался меня заворожить и войти в меня, как тогда, в Министерстве. Начал бить его раз за разом, и где-то с пятого раза достал! Это была «Сектумсемпра», ему рассекло грудь до ребер, но крови не было ни капли. Он уже не был человеком, и я не представлял, как его убить.

Я снова и снова пробивал его защиту — и тут до него, наконец, дошло, что его бьют собственной же силой. Тогда он опустил свою палочку, порвал луч и швырнул мне под ноги Взрывное заклятье. Меня отбросило, я покатился по земле, чтоб он не мог в меня попасть — и увидел, что он убегает. Метнулся к своим Пожирателям, которые уже сбились в кучу, расшвырял их — и побежал дальше. Я бросился за ним.

Непонятно было, почему он не трансгрессирует — вспомнилось, как он «прыгал», когда бился в Министерстве с Дамблдором. Только сейчас сообразил — видимо, я его ранил серьезно. Меня самого трансгрессия чуть не прикончила из-за потери крови. У него-то крови не было — но все равно могло «расщепить» насмерть. Но тогда я всего этого еще не знал, и решил, что просто сильно истощил его — тем более что он и взлететь не пытался, просто бежал, и все.

Ему еле удалось увернуться от целого залпа заклятий — к нам на подмогу мчались когтевранцы, они ошалели, конечно — сам Волдеморт, да еще от кого-то убегает! — но среагировали четко. Пробегая мимо них, я крикнул, чтобы они взяли Пожирателей, пока те оглушены. Тут они меня узнали, кто-то — вроде Терри Бут — крикнул: «Задай ему жару, Гарри!», остальные тоже начали кричать: «Поттер, удачи, Поттер, удачи!» Знаете, мне стало в два раза легче бежать! Я начал догонять Волдеморта.

Он не перестал сражаться. Раза два делал вид, что устал, замедлял бег, а когда расстояние сокращалось, вдруг поворачивался и метал заклятье. Я еле отскакивал. Один раз, сильно обогнав, остановился и попытался превратиться в змею. Не получилось — у него не осталось сил на такое, вышел жуткий урод. Ему еле удалось вернуться в свой облик и побежать снова. Я не отставал, но у меня легкие огнем горели, страшно кололо в боку — а Волдеморт бежал, как машина. Я испугался, что он поймет и перестанет оборачиваться, просто продолжит бег, пока я не свалюсь без сил — и либо попросту убежит насовсем, либо вернется, прикончит меня, и… все равно убежит! Тогда я стал метить Взрывным заклятьем то слева, то справа от него, чтобы загнать в лощину, я ее как раз приметил. Джинни, я не знал, что вы там! Получилось, что я его гнал прямо на вас! Волдеморт тоже увидел лощину, но не свернул — наверное, решил, что сможет там спрятаться. Дошел до края и спрыгнул вниз, я его напоследок достал «Импедиментой». Потом начал туда спускаться — я же не мог прыгнуть, как он. Продрался через кусты, услышал какой-то страшный крик, совершенно нечеловеческий, потом взрыв — и стало тихо.

Профессор, я несколько раз пытался объяснить — не я убил Волдеморта, но никто мне не верит: всем хочется, чтобы его убил Гарри Поттер, Избранный. На самом деле я выбрался из кустов, меня тошнило от какой-то жуткой вони, и я нашел там их — Джинни, Невила, Луну… И то, что осталось от Волдеморта. На его куски я даже смотреть не мог, да и желания не было. У меня вообще никаких желаний не осталось, ничего — как будто совершенно опустел. К ним я подошел, решив, что все мертвы — и вдруг обнаружил, что Джинни дышит. Пустил в небо условный сигнал — почему-то я знал, что риска никакого, что все закончилось, и прибегут на сигнал только наши. Сел рядом с Джинни, начал приводить ее в чувство, потом прибежало несколько мракоборцев, еще кто-то из когтевранцев — у меня уже в глазах темнело, я не мог отдышаться после этого дикого бега… Даже не понял, когда меня положили на носилки, только один раз огляделся — забрали ли всех, но так и не увидел. Потом, наверное, был обморок, я очнулся уже в больнице Святого Мунго — но это уже потом… Вот все, что я могу рассказать, профессор Мак-Гонагалл. Добавлю только — последний раз я достал его «Импедиментой», а оно не могло сделать с ним такое. Представить не могу, чем его убили. И запах был не горелой плоти… человеческой, во всяком случае. Меня ведь порядочно обжег дракон на турнире, так что я знаю, о чем говорю. И снова повторяю, профессор — я очень, очень рад его смерти, но убил его не я.

Джинни… Волдеморта убил кто-то из вас, верно? Может, даже ты. Я просто не мог спрашивать. За полгода ни разу не смог спросить. И ты ничего мне не сказала.

Глава 4. Вспомнить и узнать.

— Я не была уверена, — нарушила молчание Джинни. — Я потеряла сознание, когда он еще горел факелом. Но больше некому — как я поняла, ты тоже никого не видел. Значит, это были мы с Луной, и еще каким-то образом Невил — хоть он и не мог сражаться, он… он умирал, — Джинни вытерла слезы. — Простите… Гарри, ты ни в чем не виноват, и хватит себя терзать! Во-первых, ты не знал. Во-вторых, мы не случайно там оказались — мы вас увидели и пошли на перехват.

Вот как все получилось — не тебя, а нас оттеснили, и пришлось очень туго. Это была самая паршивая банда Волдеморта — не «аристократы» Пожирателей смерти, которые всегда рядом с ним — Люциус, Нарцисса и так далее — а боевики, которые два года назад прорвались в Хогвартс. Амикус с сестрой и другие. Мы хорошо отбивались, но и достать никак не могли. Нас оттеснили к озеру и пытались загнать в воду. Как вдруг к нам метнулось громадное щупальце и отшвырнуло в сторону. Второе захватило сразу троих-четверых Пожирателей и утянуло под воду. Все остолбенели — и мы, и Пожиратели, а наш милый кальмарчик воспользовался этим: высунул голову, снова выбросил ловчие щупальца — те, длинные, которые у него по бокам головы — сгреб еще шестерых и погрузился. Оставшиеся Пожиратели бросились к озеру — идиоты полные, их же осталось человек пять! Начали беспорядочно палить в воду — и тут несколько в стороне высунулись с десяток тритонов, метнули копья и нырнули обратно. Всех Пожирателей пригвоздило к земле, в некоторых торчало по два копья. Мы не стали на них смотреть. Посидели, оклемались немного — кальмар нас крепко хлестнул, не в обиду сказано, конечно, он же нас спасал. Я еще подумала — хорошего тебе обеда, если эта дрянь съедобна!

И тут земля задрожала — да так, что по воде рябь пошла! Раздался жуткий рев и голос Хагрида: «С дороги! Затопчут! Убирайтесь!» Мы метнулись в сторону. К воде неслись вслепую два великана, утыканные стрелами, как ежи, за ними — братец Хагрида, Грохх — у него была дубина больше него самого, и лупил он метко, хоть и был им чуть выше пояса. За ними — ну, такое только Хагрид мог придумать! — за ними бок о бок скакали, обнявшись для верности, два кентавра — Флоренц и Бейн, извечные враги! — и Хагрид стоял на их спинах — левой ногой на Флоренце, правой на Бейне… Стоял очень крепко, согнув ноги в коленях — никогда бы не подумала, что у него такое потрясное чувство равновесия!

Все рассмеялись.

— Блин! — воскликнул Рон. — Хотел бы я это увидеть!

— Мне он этого не говорил, — сказала, отсмеявшись, Мак-Гонагалл. — Ну, Хагрид! Я же просила его — во всех подробностях! Продолжайте, мисс Уизли, — она снова стала серьезной. — Я хочу восстановить всю картину битвы. Хотя понимаю — мы подошли к самому тяжелому…

— Я расскажу, профессор. Оказывается, так становится легче — я зря делала, что только давила это в себе. Я все расскажу сейчас.

Когда появился Хагрид, мне тоже стало смешно, хотя все было куда как серьезно. Кроме них, там было все стадо кентавров, они догоняли великанов и посылали в них стрелу за стрелой. Я расхохоталась как раз, когда Хагрид проскакал мимо, и не только я, Луна тоже. А вы же знаете — ее нелегко удивить. Невил вообще рот раскрыл. Помню, Хагрид очень сердито оглянулся, хотя мы не столько над ним смеялись, нас куда больше поразил Грохх — на нем был магловский костюм с галстуком! Хагриду, конечно, некогда было нас ругать — он то стрелял в великанов из арбалета, то поливал их заклинаниями из своего зонтика. Думаю, он был на седьмом небе — когда бы ему еще довелось всласть поколдовать!

Одного великана загнали в озеро, он сразу ушел под воду — видимо, кальмар схватил за ноги, и вода словно закипела, замелькали спины тритонов и русалок. Второй, однако, сообразил свернуть и побежать вдоль берега. Мы смотрели, пока все не исчезли вдали — а потом решили вернуться туда, где сражаются люди.

Джинни помолчала, ее лицо потемнело. Никто больше не улыбался.

— Пошли как раз в сторону лощины. Вдруг Луна повернулась, молча ткнула пальцем — зрение у нее, при таких больших глазах, хоть куда! Мы вас увидели — тебя и Волдеморта. Сначала не врубились, на таком расстоянии только Луна могла кого-нибудь узнать, но вы быстро приближались, и мы с Невилом тоже поняли, что происходит. Сбежали по склону, взяли палочки наизготовку и стали ждать. Волдеморт появился над краем, прыгнул в воздух, и ему в спину ударил луч — твоя «Импедимента». Его закрутило, но он сделал сальто — акробат хренов! — и, еще не коснувшись земли, метнул «Сектумсемпру». Из Невила хлестнула кровь, он уронил палочку, мы подхватили его под руки. Волдеморт уже стоял на ногах и поднимал палочку. Не знаю, почему он первый раз применил «Сектумсемпру» — то ли из-за своего паршивого садизма, то ли для «Авады» надо несколько сосредоточиться…

— И то, и другое, — негромко вставила Мак-Гонагалл.

— Понятно. Спасибо, профессор. Мы с Луной ударили почти одновременно. Тут… я хочу это объяснить: я стояла слева от Невила, Луна — справа, и наш ряд был по отношению к Волдеморту немного наискосок. Луна оказалась ближе к нему, и правая рука с палочкой у нее была свободна… не знаю, насколько это важно. Невил… он висел у нас на руках, упав на колени, мне пришлось вывернуть кисть, чтобы нацелить палочку. Из палочки Луны ударил огонь, я, сама не знаю почему, крикнула «Дифиндо!». И тут нас… словно прошило! Профессор, ребята, я не знаю, как объяснить это ощущение, как если бы у меня были две правые руки, и я держала две палочки, причем вторая — это была лунина палочка! Мы все трое на секунду стали чем-то одним, и наши с Луной палочки соединились — но не так, как Гарри рассказывал насчет его и волдемортовой. Не напрямую, а через Волдеморта, понимаете? И Волдеморт превратился в факел! Была такая слепящая дуга, я чувствовала — нет, мы чувствовали, как он пытается вытолкнуть ее из себя. Выл он по-страшному, но не от боли — ты прав, Гарри, он больше не был человеком, ему не было больно — а жаль! Он выл от бешенства. Его палочка уже горела, но он крикнул: «Авада Кедавра» — и попал в Луну. Заклинание прошло через Невила и ударило в меня, уже ослабленное — тела Луны и Невила поглотили его… Кажется, я все же помню, что Волдеморт разлетелся фейерверком — получилось ведь «Дифиндо» с «Инсендио», его и разнесло на куски! Я, кстати, только сегодня сообразила, когда ты показал, как можно комбинировать заклинания. Вот и все, наверное. Я потеряла сознание. Потом один раз увидела твое лицо — наверное, на секунду очухалась. Пришла в себя в больнице, вместе со многими. Ты сидел рядом и держал меня за руку… — она улыбнулась ему. — Это все.

Гарри смотрел на нее, потрясенный и охваченный острой жалостью.

— Как твоя рука? — спросил он. — Зажила?

— Давно, Гарри. Еще в больнице.

— Погоди! Когда ты ко мне приходила, у тебя все время была повязка!

Джинни некоторое время смотрела на него. Потом расстегнула верхние пуговицы и оголила плечо.

— Я сама не знаю, почему не хотела тебе показать, — сказала она.

— Нич-чего себе! — выдохнул Рон. — Что же выходит, сестренка? Ты у нас сейчас — Девочка-Которая-Выжила?!

Джинни молча застегнула кофточку, спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

— Джинни, прости! — Рон вскочил.

Мак-Гонагалл жестом остановила его и обняла девочку.

— Все в порядке, Рон… — выдавила Джинни. — Все в порядке, не обращайте внимания! Мне просто полегчало, наконец-то полегчало!..

— Я очень рада, мисс Уизли, — мягко сказала Мак-Гонагалл. — Возьмите платочек.

— Спасибо…

— Хотите, я вам покажу что-то интересное? — она порылась в мантии и извлекла фотографию. — Мне хочется узнать, насколько вы проницательны. Что вы можете сказать об этой девочке?

Джинни еще раз вытерла глаза, взяла снимок и с некоторым недоумением уставилась на него. Долго разглядывала, то хмурясь, то становясь задумчивой (Рон украдкой вытянул шею, пытаясь заглянуть), потом вдруг улыбнулась:

— Да она полувейла, так ведь? Вроде Флер.

— Больше, — поправила Мак-Гонагалл. — Миссис Флер Уизли только на четверть вейла. Все?

— Ну, красивая, конечно… раз полувейла, так и должно быть. И, по-моему, симпатичней Флер. С такой я не против дружить.

— Что ж, я рада. Неплохо.

— Если надо было угадать насчет вейлы, ее лучше мальчикам показывать. От вейл только мужчины балдеют.

— Ну что ж, ладно, — Мак-Гонагалл повернула фотографию так, чтобы видели все.

— О-о! — воскликнул Рон.

Гарри тоже не смог сдержать восхищенного вздоха.

Она была, похоже, их ровесницей — или ровесницей Джинни. Волшебная фотография, прекрасно сделанная, передавала даже мягкое сияние струящихся волос, ну а глаза — сил не было взгляд отвести!

— Можно? — Гермиона, сидящая по другую сторону от Мак-Гоногалл, мягко потянула за уголок.

Мак-Гонагалл повернула фотографию к ней. Несколько секунд Гермиона сосредоточенно смотрела, потом слегка ахнула и глаза у нее округлились.

— Ну? — требовательно спросила Мак-Гонагалл. — Что скажет моя лучшая студентка?

Гермиона сразу же взяла себя в руки и сделала серьезное лицо.

— Так, ну что тут можно сказать? — проговорила она. — Можно, я попробую предсказать ее будущее?

— Давайте.

— Она будет преподавателем трансфигурации, — заговорила Гермиона, неплохо имитируя потусторонние интонации Трелони. — С возрастом вид у нее станет очень строгим, может, даже суровым, а вот сердце, — не выдержав, она рассмеялась и закончила обычным голосом, — оно у нее навсегда останется золотым.

— Ох, Гермиона!.. — Мак-Гонагалл крепко обняла ее.

— Так это вы?! — хором закричали Гарри, Рон и Джинни.

— А вы что думали — что я с детства такая старая?!

Гермиона смеялась. Мак-Гонагалл забрала свой платок, промокнула уголки глаз, скомкала и сунула в карман. Потом убрала фотографию.

— Покажу вам другую, — сказала она, когда мальчики запротестовали. — Вот. Это моя свадебная фотография.

Гарри уставился на снимок. И с чего он взял, что удивляться дальше некуда?!

Здесь Мак-Гонагалл была чуть-чуть взрослее и светилась от счастья, а волна доходящих до талии волос (более темных, чем у настоящих вейл), мерцала, как старое золото. Ее муж, явно намного старше, крепко обнимал ее, глаза за очками-половинками были счастливыми и слегка растерянными, а борода сверкала не хуже волос его юной супруги — только серебром.

На этот раз не одна Гермиона сделала большие глаза.

— Ну что? — усмехнулась Мак-Гонагалл. — Подняла я вам настроение?

— Это точно, — согласился Рон, все еще ошеломленный. — Вы были замужем за Дамблдора?!

— Недолго, Рон, — вздохнула Мак-Гонагалл (Рон с удивлением посмотрел на нее — Мак-Гонагалл чуть ли не первый раз назвала его по имени). — Восемь лет или чуть больше. Потом развелись, но друзьями остались, и соратниками тоже.

Она убрала фотографию.

— Хорошо, что вы повеселели, потому что я тоже хочу немного рассказать. Вообще-то, рассказать нужно многое — но у меня еще не все собрано. Спасибо вам, вы хорошо дополнили мою информацию. Но все это — как паззл, детская мозаика с очень недетской картинкой, и многих кусочков не хватает. Поэтому — вернемся еще раз к битве…

…Одну вещь я поняла еще в давней войне с Гриндевальдом. Каждый видит только ту маленькую часть сражения, которая происходит вокруг него. Никто не видит всего — все поле боя, все сражение, всю войну. Смотрите — Гарри только сегодня узнал, почему Джинни оказалась в той лощине вместе с Невилом и Луной, какая цепочка событий привела их туда. Случайность за случайностью — и Волдеморт пал. Да, он бы пал в любом случае — но только благодаря этим случайностям он погиб именно таким образом. Над этим тоже подумайте.

Вот вам еще одна цепочка — как в битве оказались Пожиратели, с которыми сразилась Джинни, и почему их было так мало? Да, понимаю, мало вам не показалось — при соотношении пять к одному! Но их было раза в два больше! И ответ прост — они бежали от тех четверых, которые первыми дали им отпор. От меня, Чжоу Чанг и сестер Патил! А я увидела самую необыкновенную магию за всю свою жизнь.

Я ждала у ворот Хогвартса. Волдеморт послал мне летучую мышь с предложением встретиться в поединке — один на один! — и обещал, что в случае моей победы его люди сдадутся. И требовал того же от нас в случае его победы. Я ответила согласием. Не пугайтесь так! Мы оба врали, и каждый знал, что другой врет. Единственное, что было правдой — я действительно собиралась встретить их одна. Свою группу я отослала с приказом присоединиться к ближайшим группам. Однако мой приказ выполнили не все — Чжоу, Парвати и Падме заявили, что они, хоть тресни, останутся со мной, и просили только одно — разрешить им использовать любые заклятия. Я разрешила, конечно — Непростительные им все равно были не по силу. Но, господи, если бы я знала, что они подразумевали! Вместо Волдеморта, как я и ждала, пришла его банда Пожирателей-боевиков и… Ребята, три красивые, хрупкие девочки разметали их меньше чем за минуту! Мое разрешение им было нужно для того, чтобы они могли применить магию своих предков. Чжоу превратила свою палочку во что-то вроде меча или сабли с очень длинным клинком и пошла напролом, вращая свое оружие так, что оно размылось в сверкающий круг… даже не круг, а вроде полусферы или конуса, не знаю, как описать. При этом раздавалось прерывистое гудение, от которого меня буквально трясло. Пожиратели остолбенели, но, когда Чжоу врубилась в центр и сразила сразу троих или четверых, они открыли огонь. Я успела подумать: «Все, конец девочке!» — ничуть не бывало. Чжоу отскакивала в каких-то невероятных позах, будто у нее под кожей были не кости и мышцы, а одни пружины, кувыркалась в воздухе, подставляла под заклятия меч, отбивая даже «Авады», причем отбивая назад, в пославшего! Она их связала боем, начала отступать, понемногу увлекая за собой — а потом, когда они сбились в кучу, отскочила в сторону. Близняшки Патил подняли палочки, выбросили вперед левые руки и закричали: «Сударшана!» Из их рук начали вылетать огненные диски. Несколько секунд — и уцелевшие Пожиратели в панике бежали. Девочки бросились за ними — вот это им делать не стоило. Одному из них удалось метнуть «Инсендио» и попасть в Парвати. По счастью, не убил, хотя бедная девочка страшно кричала, мне не сразу удалось погасить боль. Я боялась, что она ослепнет навсегда, но в Святом Мунго ее смогли вылечить…

Я сказала, что они бежали от нас, но это было не совсем так — ведь мне не довелось бросить ни одного заклинания! Кстати, потом, на досуге, я попробовала это «Сударшана» — ничего не получилось!

— Все это надо переварить, — тихо сказал Рон. — Ничего себе! «Аваду» отбить?!

— А сударшаны? — добавил Гарри.

Мак-Гонагалл встрепенулась:

— Вы что-то знаете об этом, Поттер?

— Да, мне попадалось — в магловской библиотеке. Очень древняя книга, «Махабхарата», — он поднял голову. — У вас и не могло получиться, профессор… ох, извините!

— Все в порядке, Поттер. Я всегда рада узнать что-то новое. И почему не могло получиться?

— Потому что «сударшана» не заклинание — это название оружия. Метательный диск. Заклинание вызова, видимо, невербально, а оружие вызывается вслух. Но… кто же они тогда?

— Кто?

— Близняшки! Сударшана — это оружие богов!

— Поттер, — Мак-Гоногалл усмехнулась, — да все древние боги — те же волшебники. Если бы Албус жил пять или десять тысяч лет назад, его тоже называли бы богом.

— Ну, Дамблдор не стал бы морочить людям головы! — возразила Гермиона.

— Почему морочить? Это был просто титул великого волшебника. Уже темнеет, кстати… Может, пойдем в дом?

— Пошли! — очнувшись, Джинни вскочила на ноги.

Один за другим они вышли из беседки и неторопливо направились к дому. Окна гостиной пылали отраженным закатом.

— Смотрите, как замечательно! — Гермиона забежала вперед.

Догнав ее, все сгрудились, любуясь роскошным зрелищем. Небо пылало оттенками золота и пурпура, низкое солнце пронизывало лучами кроны деревьев и причудливой формы облака.

— Я такого не видела целую вечность, — тихо сказала Гермиона. — Настоящее небо! Настоящий закат!

— Настоящий Хогвартс! — закричал Рон.

— Где?

— Рон, точно! Смотри, слева — Астрономическая башня!

— И башня Грифиндора! — Джинни начала подпрыгивать от избытка чувств.

Гарри заметил, что слизеринская башня какая-то кривая.

— Потому что слизеринская! — смеялась Гермиона.

Закатный свет сделал ее каштановые волосы такими же огненно-рыжими, как у Уизли, и девочки теперь казались сестрами. Несколько отойдя, Гарри смотрел на них и не мог налюбоваться. Почувствовав его взгляд, они оглянулись:

— Гарри! Иди к нам!

— Я хочу на вас смотреть, — возразил с улыбкой Гарри. — Когда я рядом, вас целиком не видно.

— Насмотришься еще! Иди к нам, Гарри!

— Ну пожалуйста! — попросила Гермиона.

Ей он, понятно, не мог отказать. Она прижалась к нему; Гарри почувствовал, как со спины его обнимает Джинни, и увидел Рона, обнявшего сзади Гермиону. Рон вытянул шею, высматривая сестру, и воскликнул:

— Класс! Прямо слоеный пирог!

— С подгорелой коркой! — не осталась в долгу Джинни.

— А как ты подгорела, сестренка?

— А кто тебе сказал, что я?

— Ладно, молодежь! — вмешалась Мак-Гонагалл. — Пирог, конечно, очень милый, но все же — пойдем. Возможно, по молодости вы не заметили, но для меня стало немного прохладно. И, по-моему, нас там уже ждут.

— Ой! — Гермиона с некоторым усилием вывернулась из «пирога». — Мама с папой вернулись, да?

— Да, и, кажется, там еще миссис и мистер Уизли — насколько я смогла разглядеть.

Мак-Гонагалл направилась к дому.

Друзья, держась за руки, цепочкой вошли вслед за ней и остановились у стеклянной стены. Сидевшие в гостиной не сразу их заметили.

Сидели, собственно, не все — мистер Уизли, то красный, то бледный, мерил шагами гостиную от камина до библиотечных полок, время от времени набирая полную грудь воздуха и выпуская его, не находя нужных слов. Джеральд из своего кресла следил за его перемещениями и слегка посмеивался. Женщины сидели на диване; миссис Уизли гладила руку Эльзы и говорила что-то успокаивающее, хотя сама была белой, как полотно.

— Нет, ну Джерри!.. — воскликнул наконец мистер Уизли. — Ты хоть можешь понять, что это — чистейшей воды ребячество?!

Тут его взгляд упал на вошедшую компанию.

— Гермиона! — он бросился к ним. — Гермиона, ты знаешь, что… Господи, да чего это я! — мистер Уизли остановился. — Гермиона, девочка… с воскрешением! С возвращением в мир живых!

— Гермиона! — миссис Уизли вскочила с дивана и, подбежав, обняла ее. — Я так счастлива, Гермиона!

— Ой, спасибо!.. Спасибо, миссис Уизли! — Гермиона, улыбалась, пыталась освободиться. — А что случилось? Мне показалось, что вы…

— Все в порядке, все в порядке! — торопливо заверил ее мистер Уизли. — Пойдемте, сядем! Ребята, профессор — прошу вас!

— И все же, мистер Уизли? — решительно спросила Гермиона, когда все уселись, — что на этот раз выкинул мой любимый папа?

Джеральд рассмеялся, Эльза с некоторым опозданием присоединилась к нему, хотя все еще выглядела немного напуганной.

— Артур сам разрешил мне попробовать! Более того — предложил, сказав, что с первого раза все равно ни у кого не получается.

— У тебя тоже не должно было получиться!

— А что же ты не предупредил?

— Папа! — с ужасом закричала Гермиона. Все повернулись к ней. — Ты… что?! Ты трансгрессировал?!!

— С первого раза! — воскликнул мистер Уизли. — А потом сообразил, что мы не знаем, где он и…

— И вернулся в «Нору», — невозмутимо закончил Джеральд.

— Два раза?! Папа, ты с ума сошел!

Джеральд сосчитал на пальцах:

— Три. Я им сказал, где меня найти, и снова трансгрессировал домой. Очень уж по тебе соскучился, Герми!

— Па-па-а! Ну не на людях! Я Гер-ми-о-на! Ага, отвлекаешь, да? Не выйдет!

— Ну ладно, — вздохнул Джеральд. — И чего это я воспитал тебя такой целеустремленной? — он прищелкнул пальцами. — Ладно, Артур. Вот послушай. Ты мне сам объяснил насчет трех «Н». Нацеленность, настойчивость, неспешность. Было такое?

— Разумеется, было! — горячо подтвердил Артур. — Главный принцип трансгрессии! Этому надо учиться по крайней мере…

— Да, я помню. Теперь такой вопрос — что нужно для того, чтобы посадить самолет?

— Папа!

— Подожди, деточка!

— Не называй меня так!

— А раз взрослая — тихо. Ну, Артур?

Уизли нахмурился:

— Что ты говорил?.. Надо выпустить колеса и эти… — он повел в воздухе раскрытой ладонью.

— Закрылки.

— Да, закрылки. Сбросить скорость…

— Артур, ты не понял. Я не спрашиваю, как посадить самолет, я спрашиваю — что для этого нужно?

Мистер Уизли недоуменно моргал.

— Для этого нужны три вещи, — пояснил Джеральд. — Нацеленность, настойчивость, неспешность! Это, Артур, знает любой летчик. Дай ему магическую силу и… — с резким хлопком он исчез. Все подскочили.

— Вот, — Джеральд подошел к ним со стороны камина. — Как тебе, Эльза? — спросил он, усаживаясь назад.

— Я думаю… — протянула Эльза. Уголки ее губ подрагивали от скрытого смеха. — Думаю вот о чем — для хорошего стоматолога тоже ведь нужны эти качества, верно? Скажем, когда удаляешь тяжелый зуб, — она выпрямилась. — Помнишь, я когда-то балетом занималась?

— Еще бы не помнить! — засмеялся Джеральд.

Эльза встала, подняла руки над головой и, подогнув ногу, сделала пируэт — получилось очень изящно. Все зааплодировали, а Гарри подумал: «Вот откуда это у Гермионы!»

— Значит — нацеленность, настойчивость, неспешность, так? И повернуться? — она сделала второй пируэт. И с хлопком исчезла.

— Эльза!!! — Джеральд вскочил.

— Привет, Джерри! — жена хлопнула его сзади по плечу.

— Ну, ты даешь… — Джеральд рухнул обратно в кресло.

Эльза вернулась к миссис Уизли, уселась и успокаивающе похлопала ее по руке:

— Все в порядке, Молли. Все в порядке!

— Слава богу! — миссис Уизли отерла лоб. — А еще нашу семью считают сумасшедшей! Гермиона, деточка!..

— Я не деточка, миссис Уизли! — рассердилась Гермиона.

— Вот-вот! Ты всегда была такой умной, серьезной… взрослой девочкой! Ну как тебе это удалось — при таких родителях?!

— Они меня так воспитали, миссис Уизли, — объяснила Гермиона, явно не зная: то ли рассердиться окончательно, то ли расхохотаться.

— Замечательно, милочка! Пора бы тебе взять инициативу и начать воспитывать их!

Гермиона печально улыбнулась:

— Не выйдет, миссис Уизли. Я столько раз пыталась! Они безнадежны.

— Моя дочь, как всегда, права, Молли! — поддержал ее Джеральд. Потом сказал уже серьезно: — Артур, у вас, наверное, уже все собрались.

— Да! — мистер Уизли вскочил. — Простите, ребята. Я хотел их кое с кем познакомить.

— Подождите, — вмешалась Мак-Гонагалл. — Мистер Грейнджер…

— Джеральд, миссис Мак-Гонагалл.

— Хорошо, Джеральд. Тогда зовите меня Минервой.

— Вы Минерва? — весело удивился Джеральд. — Хорошо, очень приятно. Похоже, Гермиона, тебя опередили — не быть тебе Афиной.

— Это еще почему? — возмутилась Гермиона. — А!.. Жаль!

— А я вовсе не против, — заметила Мак-Гонагалл, — мне ведь когда-нибудь понадобится преемница, верно? Так вот, Джеральд — пока будете в «Норе», найдите немного времени и ознакомьтесь.

Она извлекла из складок мантии предмет до того изящный, что все со вздохом восхищения подались вперед.

Это было яйцо, сделанное из белого полупрозрачного камня и оплетенное золотыми завитушками, делящими его на четыре лепестка. В тончайших переплетениях сверкали микроскопические брильянты. Яйцо покоилось на хрустальной подставке, настолько прозрачной, что казалось — оно висит в воздухе.

— Прямо Фаберже! — воскликнула Эльза.

— А это и есть Фаберже, — пояснила Мак-Гонагалл. — Он был волшебником.

Она достала палочку и коснулась верхушки яйца:

— Алохомора!

Раздался переливчатый звон, и лепестки неторопливо раскрылись. Взору открылся миниатюрный письменный стол с лежащим на нем таким же миниатюрным свитком пергамента. Свиток был частично развернут, а над ним стоймя висело крохотное золотое перо.

Мак-Гонагалл повернула ладонь вверх и начала шептать заклинания. Микроскопический свиток выскользнул из-под пера, свернулся и взлетел. В столике открылся ящик, оттуда вылетел новый свиток и, развернувшись, лег на место первого. С тем же нежным звоном яйцо закрылось.

— Энгоргио! — приказала Мак-Гонагалл и протянула Джеральду свиток обычных размеров.

Подняв брови, тот развернул его:

— Отлично! Мне бы такой диктофончик!

— Получите. Ребята, — строго сказала Мак-Гонагалл, повернувшись к друзьям, — не обижайтесь, что я записала наш разговор. Уверяю вас, перо хорошо заколдовано — в тексте нет ни слова личной информации, только то, что относится к битве. Я задержусь, Артур, — сказала она мистеру Уизли, пряча яйцо. — Мне тоже нужно рассказать им кое-что.

— Конечно, Минерва… — он осекся: раздался звонок.

— Я открою, — Эльза направилась к прихожей.

— Кого еще принесло? — нахмурился Джеральд. — На сегодня вроде никто не записан.

— Вы принимаете на дом? — удивилась Гермиона.

— Иногда, с тех пор, как ты… В общем, мы ушли из института.

— Ой, папа, ну что же вы?!

Из прихожей доносились невнятные голоса. Один из них, хриплый и грубоватый, зазвучал громче:

— Однако нам в ночлежке сказали, что тута зубодер живет! Имейте милость, мадам! Вон как жену всю разнесло, стонет, бедняжка, я спать ваще не могу!

Джеральд шагнул, к двери, присмотрелся и, сказав: «Так, вроде понятно!», исчез. В дверях появилась Эльза, растерянно пятящаяся перед одетым в грязные лохмотья бродягой. За ним вошла старуха с завязанным тряпкой лицом. Она тихо постанывала и держалась за раздутую щеку.

— Дык хто тута стреляет? — спросил, озираясь, нежданный гость (видимо, услышав хлопок от трансгрессии). — Не разбойники мы, нет! Зуб у жены болит, пожалейте бедняжку! Хто тут дохтур-то!

— Я, — раздался с лестницы голос Джеральда.

Джинни прыснула и толкнула Гарри в бок.

— Что?!

— Не узнал, что ли?

Джеральд вошел, и старик опасливо попятился, увидев у него в руке большой разводной ключ. Гарри открыл рот, но Гермиона шлепнула его по колену:

— Тихо! Дай посмотреть!

— Я никому не отказываю в помощи, — объявил Джеральд, подойдя к старухе. — Долг врача, как-никак. Откройте рот, пожалуйста. Где именно болит?

— Дохтур, а ключ-то зачем? — старик сзади схватил его за руку.

— Это не ключ! — сурово заявил, освободившись, Джеральд. — Это новейший стоматологический инструмент! Не бойтесь, — сказал он перепуганной старухе, — больной зуб наверняка окажется среди выбитых и больше болеть не будет. Разве что челюсть немного сломается.

— Не, дохтур, ой, не надо! — завопила, отступая, старуха. — Не болит уже, ни капельки не болит!

— Эффективный инструмент, правда? — усмехнулся Джеральд, кладя ключ на полку. — Тогда можно снять повязку.

Он сделал молниеносное движение, и в руке у него оказалась повязка старухи, ее платок и бесформенная мочалка, на месте которой вспыхнула огненно-рыжая шевелюра.

— Парики аккуратней надевайте, парни, а то все видно!

— Джордж! — закричала миссис Уизли.

— Это Фред, мама, — недовольным голосом сказал «бродяга», сдергивая свой парик. — Джордж — это я. Мы пришли сказать, что Люпин и Тонкс уже в «Норе», и все вроде уже в сборе. Грюма и Снейпа еще нет, но Грюм скоро будет — от него сова прилетела.

— Ну, вы нашли способ! — воскликнул мистер Уизли. — Ладно, потом разберемся. Так… Минерва, я запишу весь разговор, но вы не сильно задерживайтесь, ладно? Эльза, вам лучше опять пойти в паре с Молли.

— Конечно, Артур. Я не думаю, что смогу хорошо нацелиться сама — это не на шесть футов трансгрессировать. Главное, что не на вашем автобусе — второй раз я в этот кошмар не сяду!

— Джерри…

— Я справлюсь.

— Джинни, Рон — вы с нами или…

— Или, — отрезала Джинни.

— Подожди, папа! — перебил Фред, доставая из воздуха огромный свиток пергамента. — У нас тут поема в честь Гермионы! Не беспокойся, это быстро.

— Мы на нее целых пять минут затратили, — добавил Джордж, — и просто обязаны ее прочитать!

Они с братом встали рядом и, развернув свиток, проскандировали:

— Гермиона Грейнджер, солнышко ты наше!

Ты снова, блин, взошла над темным горизонтом!

— Все! — сказал Джордж, свернув пергамент. — Немного ломается размер, но зато — коротко и лаконично, и идея ясна, верно, Гермиона? Ладно, ребята, пока!

Эльза и Молли, смеясь, взялись за руки. Раздалась очередь громких хлопков.

— Уф! — Рон потряс головой. — Придумал бы кто-нибудь бесшумную трансгрессию! Однако это класс! — с восхищением сказал он Гермионе. — Первый раз вижу человека, который смог обломить Фреда с Джорджем!..

— Так это же папа!

Сияя улыбкой, Гермиона подняла руки над головой и повторила пируэт Эльзы.

— Гермиона, только без трансгрессии! — завопил Рон. Потом осторожно добавил: — Знаешь, мне только не очень нравится, что он все время тебя поддевает…

— Рон, да что ты?! Ты думаешь, я всерьез обижаюсь? Это у нас игра такая, всего-то!

— Что с тобой, Гарри? — вдруг спросила Джинни.

Гарри, очнувшись, вздрогнул.

— Ничего! — быстро ответил он. — Все в порядке!

— Непохоже! — сказала Гермиона.

Девушки сели по обе стороны от него. Гарри стало не по себе от их встревоженных взглядов. Рон тоже, устроившись в кресле, смотрел на него с некоторым испугом.

«Как же им объяснить?..»

— Я был так рад… — проговорил он. — Так рад, что все они живы! Люпин, Тонкс, Грюм!.. Даже, черт возьми, Снейпу рад! По крайней мере, рад, что узнал!

— Я понимаю, Поттер, — мягко сказала Мак-Гонагалл и, обойдя их, села напротив.— Стыдиться нечего. Гарри… Вы слышите меня?! Я повторяю — вам нечего стыдиться! Вы поверите, если я скажу, что мне тоже было страшно узнать, кто еще погиб? Что я тоже пряталась после похорон, чтобы, упаси бог, не услышать, что погиб еще… неважно кто!

Гарри поднял на нее взгляд:

— А разве вы не знали?

— Как, Гарри? Да, я организовала похороны. Да, мне принесли списки. Вы думаете, я их подробно и хладнокровно изучала? Даже бросить беглый взгляд — и то порой было свыше моих сил! Я их распределила среди министерских работников, которые мне помогали. Чиновникам легче — на то они и чиновники.

— Но вы не сбежали, как я! Не сбежали от правды!

— Ничего постыдного нет сбежать на время, — задумчиво сказала Мак-Гонагалл, — а потом впускать в себя правду постепенно. Вот сбежать навсегда — это глупо, но для этого надо было сбежать с похорон. А вы там были.

— Я видел только… — он посмотрел на Гермиону. Та кивнула. — И Невила с Луной. А рядом хоронили других. Их было так много!

— Да, — подтвердила Мак-Гонагалл. — Но уцелевших больше, Гарри. Вы не представляете, какие силы бросил на нас Волдеморт. Он мог нас всех уничтожить — быстро и без особых потерь.

— Но мы же победили!

— Волдеморт рассчитывал на внезапность. На то, что мы не знали, когда и как он ударит. Что мы не в состоянии постоянно держать большие силы в боевой готовности. Хогвартс все-таки школа, а не казарма. Однако нас предупредили вовремя, и мы сумели бросить клич.

— Предупредили?!

— Да. Вот вам еще цепочка — может быть, решающая! В начале марта появился Драко Малфой. Каждый день в одно и то же время он слонялся по площади Гримо, стараясь оставаться на виду. Хотя стояли последние холодные дни, и он явно мерз. Увидеть дом 12 он, конечно, не мог, но явно знал его местоположение. На третий день, посоветовавшись, мы решили рискнуть — это могло быть и ловушкой — и впустить его. Я подождала, пока он не повернется лицом к нам, и приостановила действие заклинания — да, не удивляйтесь, мне это по силу. Увидев дом, Драко бросился к входу, Артур его впустил, закрыл дверь, а я снова навела защиту. Никто бы даже прицелиться не успел. Но никто и не стрелял.

Драко сразу же сдал палочку Артуру, а тот привел его к нам. Мы молча ждали, я только потребовала, чтобы его усадили у камина — бедняга был весь посиневший. Отогревшись, он сразу сказал: «Если хотите, можете меня обыскать». У него было какое-то дикое состояние — сжатые зубы, безумные глаза... Казалось, он даже рта раскрыть боится, чтобы не сорваться в истерику. Я его заверила, что в обыске нет необходимости, и тогда он потребовал: «Дайте веритасерум. Я хочу, чтобы вы мне верили». Что ж, я сделала ему чашечку горячего чая, добавила три капли зелья и сказала: «Прошу. Согреетесь заодно». Никто ни слова не сказал, пока он пил этот чай. Потом Драко заговорил.

Деталей он, конечно, не знал, но и общего рассказа хватило. Мы узнали, что в нашем распоряжении пять дней, что главная цель Волдеморта — Хогвартс, и что у Волдеморта есть новые хоркруксы. Что Темный лорд собирается захватить замок, взять студентов заложниками и диктовать свою волю Министерству. Что целая армия инферналов ждет приказа на дне озера. Драко рассказал, что идею с заложниками Волдеморт позаимствовал у магловских террористов — и опробовал на нем!

Видимо, с того раза, когда Драко не смог убить Дамблдора, Волдеморт перестал ему доверять. Он предложил Драко расправиться с нами в одиночку и заслужить прощение. А для гарантии похитил его подружку Пенси Паркинсон и заявил, что в случае провала он ее… изнасилует! Смешно, правда? Но Драко поверил! Да, он преклонялся перед Темным лордом, но беда в том, что Пенси он любил — и любовь пересилила. Он умолял нас спасти Пенси от позора. Ему было крайне неприятно, конечно, когда мы тоже расхохотались, но мы, взяв себя в руки, объяснили, почему смеемся. Может, это не стоило говорить, но мы ему сообщили, (он, оказывается, не знал!) что Темному лорду больше семидесяти лет, и никакое волшебство не может вернуть ему… соответствующую силу.

— Тем более адепту Темных искусств, — задумчиво вставила Гермиона.

— И тем более Волдеморту, который ненавидел свое детство, потом — молодость, потом — любовь, а значит — и секс. Мы объяснили Драко все это. И он понял, что мисс Паркинсон мертва. Я предложила ему укрытие, но он решил вернуться и разделаться с Волдемортом. Он оставался Драко Малфоем, конечно. Все время, даже пока действовал веритасерум, подчеркивал, как он нас ненавидит и презирает, и что пришел он к нам лишь потому, что Волдеморта ненавидит еще больше. Что ж, мы не стали его отговаривать — так он нас достал, при всей важности полученной информации! Да он и не хотел нашей благодарности. Попросил только вернуть его палочку и как-нибудь сделать вид, что он с нами сражался — на случай, если за ним следят. Артур выполнил его просьбу и с превеликим удовольствием вышвырнул в окно.

Мы известили всех выпускников Хогвартса, сообщили всем школам в других странах. И просто всем, кого знали и кто мог помочь. Хагриду удалось договориться с кентаврами и даже с кальмаром — тот хоть и достаточно разумен, но из людей понимает только его. Я договорилась с предводительницей русалок. Вместе с тритонами они разыскали инферналов и уничтожили их. Мы использовали даже дементоров!

— Что?! Дементоры… на нашей стороне?!

— Ничуть, — усмехнулась Мак-Гонагалл. — Я сказала — мы их использовали! Это была идея Снейпа. Если бы он додумался до этого два года назад! Тогда и вам не пришлось бы столько пережить. И Албус, возможно, был бы с нами… Еще в то время, когда дементоры охраняли Азкабан, с ними было заключено магическое соглашение, которое невозможно нарушить, пока они находятся в нашем мире. Нам они больше не подчинялись, но их Король ответил на зов. И как был рад, узнав, что у Волдеморта есть тайники с частицами его души! Волдеморт, конечно, установил защиту — но не от дементоров, он ведь и предположить такое не мог. А дементоры были очень даже рады угощению! Через несколько часов все хоркруксы были пусты. А мы начали организацию обороны.

Волшебники — не маглы, ребята, у волшебников нет армии. Можно было собрать только ополчение — но сильное ополчение! Иностранные школы, конечно, не особо боялись Волдеморта и считали, что это наша, британская проблема. И все же прислали помощь. Кое-кто в Ордене даже ворчал, потому что из Дурмстранга и Шармбатона пришло только по несколько человек, но ворчание быстро прекратилось, потому что они прислали сильнейших.

— Я видел Крума! — воскликнул Рон. — Правда, только на… на твоих похоронах, Гермиона. Но я понял, что он сражался.

— Он был?.. Господи, надо послать ему сову!

— Я уже послал. Не удивлюсь, если он сейчас в воздухе и на полпути к нам.

— Спасибо тебе, Рон! — ошеломленно сказала Гермиона. — Но… именно ты?

— Да, именно я. Ты знаешь, что… Тьфу ты, что я несу — ты же не могла знать… В общем-то… Ну, он там плакал! — сбивчиво объяснял Рон. — Я подумать не мог, что Крум — и плачет, понимаешь? И еще… Видишь ли, я перестал ревновать. Вообще! Кого угодно, к кому угодно. Я сам себе поражаюсь, но вот…

— И это очень важно, Рон, — заметила Мак-Гонагалл. — Запомни это, все запомните. И потом, на досуге, загляните в себя. И попробуйте задать себе такой вопрос: «Когда я в последний раз испытывал ревность?»

— А что тут такого…

— Мы еще вернемся к этой теме, ребята, — заверила их Мак-Гонагалл. — Вы даже не представляете, какое громадное значение это имеет — наряду с той надеждой, которую дал нам Гарри.

— Это всего лишь надежда, профессор, — тихо сказал Гарри.

— Для меня несколько странно слышать такое, — усмехнулась Мак-Гонагалл, — и одновременно видеть, как трогательно обнимает вас мисс Грейнджер!

Гарри смущенно засмеялся и сжал руку Гермионы.

— И для того, чтобы закрыть тему, я открою секрет. Мистер Поттер наложил на вас заклятье.

— Что?! Профессор, я ничего такого не делал!!!

— Но вы их любите, Гарри?

— Конечно!

— Вот это и есть ваше заклятье. У вас ведь очень и очень необычная любовь. Вы разве забыли?

Мак-Гонагалл явно любовалась их ошеломленными лицами.

— И, возможно, не только он, мисс Грейнджер, — добавила она. — Нам с вами надо очень серьезно изучить ваш дар. Гарри — Маг Жизни, и мы знаем, что это такое. Но такого дара, как у вас, никогда не было — по крайней мере, в известной истории. Вы сами сказали, что даже не знаете, как его назвать. Я тоже не знаю.

— Вы думаете, это опасно? — встревожилась Гермиона.

— Ни в коем случае. Я думаю, это что-то прекрасное. Но мы должны знать, что это такое.

— Я согласна, профессор! Правда, не думаю, что я как-то повлияла на ребят. Гарри — да, тут вы правы. Но у меня ведь это произошло, когда я… умерла.

— Произошло с наибольшей силой. Но я не зря попросила вспомнить — когда именно в вас исчезла ревность…

— В прошлом году! — перебил Рон. — Зимой, под Рождество! Когда началось у нас с Луной…

— Замечательно, Уизли. Но не торопитесь, — Мак-Гонагалл посмотрела на часы. — Меня ждут, ребята, и я хочу договорить. Гарри, я сказала про надежду, и нужно добавить одну вещь. Для Невила и Луны это не надежда — это точное знание. Они очень скоро будут с нами. Правда, понадобится еще немного вашей крови.

— Лишь бы ее хватило, профессор!

— Вполне хватит. Вас же четверо. Значит, вашей крови понадобится… две капли. Мисс Грейнджер, нет необходимости завтра же бежать в библиотеку — у меня есть все нужные материалы, кроме одной книги из Министерства. Но я получу ее, даже если для этого потребуется дать пинка Министру магии, — она встала. — Отдыхайте, Гермиона. И вы, Гарри, тоже. Вы мне будете нужны через несколько дней, и я хочу увидеть вас полными сил и как можно счастливее!

— Ну, это… — Гарри и Гермиона обменялись улыбками.

— Это важно. Счастливые люди сильны, а нам потребуется ох как много сил! Пока!

И Мак-Гонагалл исчезла.

Глава 5. Теплая осень.

Обняв колени и положив на них подбородок, Гарри любовался Гермионой. Девушка склонилась над столом, от бьющего в окно утреннего солнца ее обнаженная спина сделалась золотистой, а в копне каштановых волос играли блики. Тихонько поскрипывало перо. Гермиона подняла со столешницы чайную ложку, невесть как очутившуюся среди бумаг, задумчиво повертела в пальцах, отложила и подвинула к себе раскрытый том — Гарри узнал «Магию веков», написанную, по слухам, при участии самого Мерлина. Полистала книгу, немного развернула свиток и снова начала неторопливо строчить. Вдруг, не оборачиваясь, она сказала:

— Думаешь, я не знаю, что ты на меня смотришь?

— Та-ак… — протянул Гарри. — Ты ни разу не обернулась. Глаз на затылке у тебя нет. Зеркала и других отражающих поверхностей перед тобой — тоже. Сел я бесшумно, очки надел без единого звука, — он помолчал, изображая задумчивость. — Я сдаюсь.

— А я чувствую. У тебя такой ласковый взгляд — когда ты на меня смотришь, ты меня словно гладишь!

— О, спасибо! — Гарри смущенно улыбнулся. — Это звучит очень мило, но… ты мне просто голову морочишь.

— Ничуть, Гарри. Мне очень нравится, — говоря, Гермиона не переставала писать. — Я только удивляюсь — как это ты за неделю не насмотрелся?

— Потому что каждый раз — словно впервые.

— Теперь ты очень мило сказал, Гарри.

— Тогда, может, откроешь тайну?

Она наконец-то повернулась к нему, блеснув глазами:

— Сам угадай!

— Я не могу сосредоточиться.

— Мне одеться?

— Нет! Пусть уж лучше это навеки останется тайной! Все равно ведь скажешь.

— Не скажу!

С трудом оторвав от нее взгляд, Гарри посмотрел на стол.

— Ладно, не говори. Только один вопрос. Почему у тебя среди письменных принадлежностей ложка лежит?

— Ну… забыла вчера, когда мы здесь чай пили. Гарри! Ну что ты такой догадливый?

— Да вспомнил, как ты в Хогвартсе в ложку смотрелась, когда завивала себе ресницы.

— Я? Это Парвати так делала, а не я. Ты все перепутал.

— Может быть. Но зато угадал, признай!

Гермиона воткнула перо в чернильницу и перебралась к нему.

— Никак не пойму одну вещь, Гарри, — усевшись позади, она обняла его, прижалась к спине. — Ты порой можешь что-то перепутать. Порой даже все. А потом все равно у тебя получается правильно. Я так не умею! — она потерлась щекой об его ухо. — А хотела бы уметь.

— А я хотел бы уметь, как ты, — Гарри повернул голову, чтобы поцеловать ее. — Любимая…

Гермиона тихо засмеялась:

— Знаешь, мне это слово раньше не нравилось. Всегда казалось каким-то книжным. Но когда ты его произносишь, я как будто в воздухе таю! Гарри, не все у меня получается правильно.

— У меня тоже. Сириус погиб из-за того, что я поверил в обман Волдеморта.

— А я не поверила тебе, когда ты раскусил Драко. Ладно, Гарри. Главное — не повторять ошибки. И отдыхать. Так велела Мак-Гонагалл.

— Ох, наотдыхался уже! — рассмеялся Гарри. — Я скоро пожалею, что не родился змеей!

— Это еще почему?!

— А змеям хорошо — они могут ходить лежа.

Гермиона потрепала его по волосам и встала.

— Хочешь, я тебя напугаю?

— Как?

— А вот так. Встань.

Он подчинился:

— Ну? А-а-а!!! Ты с ума сошла!!! — он лихорадочно ухватился за ее шею. — Гермиона! Надорвешься! Да… что ты делаешь?!

— Ты тоже порой меня так подбрасываешь. Страшно, да?

Смеясь, Гермиона держала его на руках, как ребенка.

— Все, — вздохнула она, опуская на кровать. — Надолго меня все же не хватит. Но ты мне дал прекрасное тело, Гарри!

— Я думаю, оно у тебя всегда было прекрасным, — переведя дух, Гарри с некоторым недоумением (и удовольствием) окинул ее взглядом.

— Да я не об этом! — Гермиона порозовела. — Гарри, я сейчас намного сильнее, чем раньше. Наверное, почти как папа.

— Вот оно что, теперь понятно! Ты меня ночью раза два так сжала бедрами, что ребра затрещали.

— Ой! Я тебе ничего не сломала?

— Нет, нет, все в порядке, — заверил он ее. — Мне очень даже понравилось.

— Все равно — я буду за этим следить. Надо соизмерять усилия. Но как это здорово! Мне сейчас, конечно, уже не пробежать с тобой на руках от ворот до входа, но что-то осталось. Похоже, ты меня представлял лучше, чем я была — не знаю, как поточнее сказать.

— Я понял.

Гермиона кивнула на стол:

— Вот. Вчера перетащила из своей комнаты. Безо всякой магии!

Гарри подошел и поднял брови — стол представлял собой массивный старинный секретер. Ухватив за края, поднатужился и еле смог оторвать от пола.

— Ого!!! — он с уважением посмотрел на Гермиону, потом его взгляд упал на свиток.

«…Если привести в систему упоминания о Магах Жизни, можно сделать вывод, что осознание любви как ведущей жизненной силы дает такому магу особого рода могущество…»

— Это ничего, что я смотрю?

— Ничего, конечно. Я все-таки оденусь, Гарри. Немного холодно.

— Тогда и я, — Гарри взял со стула рубашку. — Ты это пишешь для Мак-Гонагалл? Она вроде говорила, что у нее все есть.

— Для себя. Что делать, Гарри — я так отдыхаю!

— Помню, — сказал он с улыбкой. — Когда ты на первом курсе притащила тот толстенный том, где было про Фломеля, и сказала, что взяла в библиотеке для легкого чтения — ну у Рона была физиономия!

— А у тебя-то!

— Свою я не видел, — усмехнулся Гарри, затягивая пояс, — так что поверю тебе на слово.

Он засунул палочку в карман и с наслаждением потянулся.

— Прогуляемся?

— Я хочу кое-что дописать, — с оттенком сожаления сказала Гермиона. — Немножко осталось. Подожди меня в гостиной, ладно? Или во дворе…

— Хорошо, — он поцеловал ее. — Гермиона, друг мой, любовь моя… Это тоже слишком книжно, да?

— Нет. Да. Пусть книжно, но… из хороших книг. Мне очень нравится, когда ты так говоришь. Кажется, что сердце выпрыгнет, — она на секунду спрятала лицо у него на груди, потом мягко освободилась. — Я все-таки хочу закончить, Гарри. Иди пока вниз, ладно? А то я никогда до стола не доберусь.

Улыбаясь до ушей, Гарри вышел, аккуратно закрыл дверь, сел на перила и скатился вниз. Перила заскрипели, наверху дверь приоткрылась, и раздался голос Гермионы:

— Гарри! Не маленький уже!

— Ты что, догадалась? — удивленно крикнул он в ответ.

— Конечно — скрип характерный, и в конце — «Бум»! Мама с папой регулярно так катаются.

— А ты нет?

— Все, я пошла работать! Не мешай!

Зайдя в гостиную, Гарри плюхнулся в любимое кресло Джеральда — родителей Гермионы не было. Без них дом казался несколько пустым, но отнюдь не менее уютным. Рон правильно сказал — спокойный дом. «Как хорошо… — думал Гарри, — как здесь хорошо». Вспомнился дом Дурслей, по самую крышу забитый вещами, большей частью которых никто не пользовался. А здесь был простор — лаконичная мебель, книжные полки, удобные кресла и два дивана.

Всего шесть дней, неполная неделя — а Гарри уже казалось, что он живет здесь уже несколько лет! С некоторым смущением он вспомнил, как расстроился Том, помогая ему вынести вещи из «Дырявого котла». Попрощались, Том сказал: «Гарри, я пока придержу за вами комнату. Мало ли, вдруг вы надумаете уединиться, поработать или еще чего…»

Джеральд и Эльза, похоже, опять трансгрессировали в Хогвартс — они пропадали там целыми днями. Мак-Гонагалл, мадам Помфри и Флиттвик взялись обучать их основам магии, заручившись взамен их согласием на всяческие обследования — они ведь были первыми за всю историю маглами, которые стали волшебниками. Гарри поражало, с какой скоростью родители Гермионы осваивают магию. Обзаведясь палочками, они в первый же день устроили подобие тенниса, используя вместо мяча хрустальную вазу и гоняя ее через всю гостиную заклинанием левитации. Заодно им пришлось освоить и «Репаро», поскольку бедной вазе изрядно доставалось, несколько раз она вообще разлеталась в куски. Гарри и Гермиона с удовольствием учили их простым заклинаниям, но вскоре Джеральд счел, что нужны более профессиональные инструкторы.

А по вечерам они все собирались в гостиной — как в тот день, когда Гермиона вернулась из Страны Мертвых. Иногда к ним присоединялись Рон и Джинни. Однажды пришли Дин Томас и Симус Финеганн. Дин опирался на черную резную трость, хотя хромал, по правде, не сильно. В разговоре он признался, что трость ему просто нравится и еще он прячет в ней свою палочку. В присутствии Джинни он явно чувствовал себя скованно, зато Симус был весел и разговорчив. Он сообщил Гермионе, что все семикурсники, участвовавшие в сражении, получили «отлично» по ЖАБА — выжившие заочно, а погибшие посмертно. И расхохотался, увидев, как изменилось лицо Гермионы. «Гермиона, — сказал Симус, — мы с грифиндорцами уже закатили вечеринку в твою честь, и я поспорил на десять галеонов, что ты расстроишься, когда узнаешь!»

Гермиона потом и правда сказала печальным голосом: «А я уже начала готовиться!» и обиженно посмотрела на Гарри, когда тот рассмеялся. А потом обида сменилась смущением, и она сказала, что Виктор-Крум уже приехал и прислал ей сову. «Ты не будешь против, если я с ним встречусь?» Конечно, он был не против. Гермиона вернулась с этой встречи поздно ночью, в каком-то необычном настроении — смеси умиротворенности и удивления.

— Ты знаешь, — рассказала она, — у нас ничего особенного не было. Мы все это время просидели в обнимку, немного целовались, он меня гладил… и мы разговаривали. Только и всего. Как тогда, на четвертом курсе. Как будто я — единственный человек, с которым ему легко разговаривать. Для него это многое значит. Потом, когда я собиралась домой, он сказал: «Я повэрил (Гермиона очень похоже изобразила твердый болгарский акцент), что ти жива. Я очен счастлив. И очен рад, что ти с Гарри. Скажи Гарри, что я навэчно эму благодарен за то, что он воскрэсил самую замэчателную дэвушку на свэтэ». Знаешь, это было забавно, но меня так тронуло!

Вспоминая этот рассказ, Гарри улыбался. Его тоже тронуло.

— Странно, что он не захотел большего, — заметил он, — ведь ты и правда замечательная.

— Гарри, — рассмеялась Гермиона, — у него сейчас подруга-самодива. Он от нее без ума!

— Само… кто?

— Самодива. Вейла, по-болгарски.

Услышав скрип перил, Гарри поднялся из кресла.

— Мне можно, — заявила Гермиона, прежде чем он открыл рот. — Я, в отличие от тебя, серьезный человек.

— Тебе и правда можно, — улыбнулся Гарри, обнимая за плечи. — Маленькая ведь, простительно побаловаться.

— Гарри! — Гермиона произнесла это тем же возмущенным тоном, как обычно «Папа!» — Ну задразнили уже! Зря я сказала, что на той фотографии мне пятнадцать!

— Сходим к мадам Помфри? Она определит твой возраст с точностью до недели.

Гарри ждал, что Гермиона продолжит шутливую перепалку, но она вдруг задумалась и сказала:

— Давай. Я хочу сказать — в Хогвартс. Знаешь, как я по нему соскучилась? И Хагрида хочется повидать.

Гарри хлопнул себя по лбу:

— Надо же, я что-то про него и не вспоминал! Он мог жутко обидеться.

— Ну так пойдем?

— Ага. А как — вдвоем? Или позовем Джинни и Рона?

Гермиона снова задумалась:

— Ой, не знаю… И охота вдвоем пройтись, и по ним я тоже соскучилась… О! Подожди!

Она подошла к телефону, стукнула по нему палочкой и подняла трубку:

— Привет! Ох, похоже, я не туда попала! Да, мне нужны Уизли… но кто ты тогда? Габриель?! О, привет, малышка! К сестре приехала? Послушай, ты уже замечательно говоришь по-английски! Что такое «малышка»? А как по-французски… «пти», да? Ну, конечно, ты уже «гран», это я так! Как кто? Гермиона!

В трубке раздался такой восторженный визг, что Гермиона отдернула ее от уха.

— Да! — весело сказала она. — Да, все правда! Габриель, мы обязательно увидимся… что? Поступила в Хогвартс? Замечательно, поздравляю! Но тогда почему ты дома? А, понятно. Есть там Рон? Передай ему трубку, пожалуйста! Да, обязательно… Габриель, ну пожалуйста! Привет, Ронни! Не надо так? А это за то, что ты меня позавчера «Герми» назвал! Рон, я повторяю — это можно только папе, причем наедине! Гарри? Ему тоже можно, потому что он не хочет — я для него всегда Гермиона. Ну, Грохх — с него что возьмешь? Думаю, года через два он мое имя выучит до конца… — она расхохоталась. — Выучит — его Хагрид уже таблице умножения научил! Я кстати, как раз о Хагриде. Как насчет того, чтоб к нему сходить? Тоже думали? Замечательно! Нет, мы с Гарри немного пройдемся… Да, ждите нас там, — Гермиона положила трубку. — Все! Пошли?

Гарри надел джинсовую куртку и переложил палочку во внутренний карман. Они вышли и, держась за руки, неторопливо зашагали по аллее. Осень уже брала свое — в кронах деревьев мелькали пожелтевшие листья, как золотые галеоны.

— Какой теплый год, — вздохнула Гермиона. — И лето прошло без меня! Жарко было?

— Очень. Особенно в июле. Я тогда больше сидел в библиотеке, — задумчиво ответил Гарри. — Там прохладно. А потом выйдешь на улицу — и как в топку!

— А я люблю жару.

— Я тоже. Я ведь в июле родился. Подонок Волдеморт — испортил такой хороший год!

Гермиона сжала его руку.

— Волдеморта больше нет, Гарри. А год такой же хороший. Смотри, уже сентябрь — а как тепло!

Они шли вдоль решетчатого забора соседнего коттеджа, и вдруг:

— Ой! Гермиона! Гермиона, деточка!

Посмотрев через забор, Гарри увидел электрическую инвалидную коляску, которая с легким жужжанием катилась к воротам. В коляске сидела старая женщина в коричневом платье и приветливо махала свободной рукой.

— Здравствуйте, миссис Арлет! — крикнула Гермиона. — Как вы?

— Спасибо, хорошо! Подходите к воротам!

Когда они поравнялись с воротами, те открылись с негромким жужжанием.

— Зайдете к нам? — с надеждой спросила старушка.

— Мы торопимся, миссис Арлет, — с явным сожалением ответила Гермиона. — Нас ждут в гости. Но зайдем обязательно!

Старушка взяла ее за руку:

— Обязательно, Гермиона! Надо же, как я рада! — она похлопала ее по руке. — Мне твоя мама рассказала. Прямо воскресла из мертвых!

Гермиона бросила на Гарри предупреждающий взгляд.

— Почти, миссис Арлет. Я полгода не приходила в сознание, и никто в больнице не знал, кто я такая. Мама с папой считали, что я погибла!

— Да, да, они мне рассказывали! Я так счастлива увидеть тебя живой и здоровой… А кто этот милый мальчик?

— Ой! Это Гарри. Гарри Поттер. Гарри, это миссис Арлет, наша соседка.

— Здравствуйте, миссис Арлет, — немного скованно поздоровался Гарри.

— Очень приятно, молодой человек! Это твой жених, Гермиона?

Покраснев, Гермиона кивнула.

— Очень рада, очень! — кивнула старушка, испытующе рассматривая Гарри. — Хороший выбор! Мне в молодости всегда нравились интеллигентные мальчики в очках.

Гарри улыбнулся:

— Чтобы носить очки, недостаточно быть интеллигентным, миссис Арлет. Надо еще плохо видеть!

Старушка звонко рассмеялась:

— А вы парень не промах, Гарри! Ничего, что я вас так называю?

— Ничего.

— Да, Гермиона, отличный выбор! Ты точно уверена, что у вас не найдется немного времени?

— Нет, — с сожалением повторила Гермиона, — нас ждут.

— Тогда подождите самую малость! — попросила она и, развернув коляску, покатила к боковой аллее.

— Она меня знает с детства, — пояснила Гермиона, — я часто приходила сюда поиграть. У нее такой замечательный сад, и… — она проследила за коляской, исчезнувшей за боковым поворотом. — Так я и знала — поехала к теплице. Хочет фруктами угостить.

— Она выращивает фрукты? — удивился Гарри. — Как ей удается?

— Ей раньше сын помогал, а сейчас, наверное, внуки. Да и она на самом деле может ходить, но у нее артрит. Обострился, видимо, — с сочувствием сказала Гермиона.

Вскоре коляска снова вывернула из-за поворота. Миссис Арлет придерживала на коленях большую корзинку.

— Вот, — сказала она, остановившись у ворот, и протянула корзинку Гермионе. — Красота, правда?

Корзинка была доверху полна спелых персиков.

— Ой, великолепно! — восхитилась Гермиона, передавая корзинку Гарри. — Мне прямо неловко, миссис Арлет! Хотелось бы как-нибудь вас отблагодарить!

— Ну, раз уж хочется, — засмеялась старушка, — покажи что-нибудь. Ты по-прежнему увлекаешься фокусами, верно? Я уже заметила твою знаменитую палочку!

— Хорошо, миссис Арлет, — Гермиона достала палочку из заднего кармана, взмахнула.

В воздухе вспыхнула радуга.

— Замечательно! Замечательно! — восхищалась миссис Арлет. — Ах, Гермиона, я по-прежнему считаю, что в тебе погибла великая иллюзионистка! Я когда-то уговаривала твоего папу отдать тебя в театральное училище, у тебя еще в детстве был талант, как у моего покойного мужа! А как ты это делаешь? Что-то из палочки распыляешь, да?

— Совершенно верно, миссис Арлет. Особое вещество, которое преломляет свет. Еще с полчаса продержится.

— Спасибо, деточка. Я полюбуюсь. Уже собрались, да? Я вас буду ждать в гости! Приходите в любое время.

— Счастливо, миссис Арлет.

Гермиона убрала палочку, и они снова пошли по аллее. Гермиона оглянулась, помахала миссис Арлет, но та не заметила. Ее коляска медленно кружила вокруг маленькой радуги.

— Пойдем? — Гермиона показала на небольшую рощицу сбоку от аллей. — Спрячемся за деревьями и трансгрессируем, — она взяла из корзинки персик, потерла об футболку и откусила. — М-м! Потрясающе! Угостим всех!

Гарри последовал ее примеру. Персик был сочным и сладким.

— Поверить не могу, что она их выращивает безо всякой магии, — добавила Гермиона.

— Она тебя считает фокусницей? — улыбнулся Гарри. — Насчет «особого вещества» ты хорошо придумала.

Поедая персики, они неторопливо шагали вниз, по полого спускавшейся тихой аллее. Роща медленно приближалась.

— У нее муж был иллюзионистом, очень известным. Я его немного помню, он редко появлялся — все время ездил на турне. Такие вещи проделывал! Даже волшебник принял бы за своего. А все дело было во всяких хитрых приспособлениях. Он умер, когда мы были на втором курсе, так жалко…

— От чего умер?

— От старости — ему было под восемьдесят. До самой смерти выступал. Ну что? — они уже шли под деревьями. — В паре?

— Конечно, а то раскидает нас — будем потом полчаса друг друга искать. Веди ты.

Они взялись за руки. Темнота, стягивание по всему телу — и вместо деревьев появились ворота Хогвартса.

— Снова здесь! — восторженно закричала Гермиона. — Алохомора!

Ворота распахнулись. Забежав вперед, она остановилась, любуясь замком. Гарри поставил тяжелую корзинку на землю и присоединился к ней.

— Все уже восстановили!

— А много было разрушено? — испуганно спросила Гермиона.

— Да в сущности нет… Бой в основном шел за оградой, и защита хорошо работала. Но кое-где ее пробили. Выбило стекла, обгорели стены. Верхушку Астрономической почти снесло. А сейчас — будто ничего и не было.

Вернувшись к воротам, Гермиона стала осматриваться.

— Я хотела понять, где именно дрались Мак-Гонагалл и девочки, — объяснила она. — Похоже, вон там, — она показала. — Смотри, те деревья будто ножом срезало, и расположены по прямой. Нет, смотри, как далеко! Явно оказались на пути этих… сударшан! Это сильная штука, Гарри!

— Я вижу! Может, пойдем? Нас заждались, наверное.

— Да! — Гермиона словно очнулась. — Не стоит так… проваливаться в прошлое, — она снова повернулась к замку. — Хогвартс все так же прекрасен!

— Еще прекрасней, чем раньше, — Гарри подошел сзади и взял за плечи. — Во-первых, он устоял. Во-вторых, здесь ты.

— Ох, Гарри, спасибо! Пошли. Персики не забудь!

Гарри направил палочку на корзинку и скомандовал: «Локомотор!» Взмыв в воздух, корзинка поплыла за ним. Он догнал Гермиону, которая стремительно шагала по боковой аллее, напевая: «Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, наш волшебный дом!»

— Хочешь обойти кругом? — спросил он.

— Да… пока. Я в тот раз такой переполох устроила! Наверное, сорвала все занятия… — Гермиона вдруг помрачнела, и Гарри понял, о чем она думает.

— Ты только что сказала — не проваливаться в прошлое, — напомнил он. — Я же здесь! Живой, здоровый и влюбленный в тебя по уши!

Гермиона наконец улыбнулась.

— А вот «по уши» — это слишком книжно, Гарри, — сказала она. — Надо говорить «по ухи».

Она крепко поцеловала его, взяла за руку и повела за собой.

— Рон был прав, — заметил Гарри, — когда говорил, что мы на тебя дурно влияем.

— Ничего. Я не против! Знаешь, мне это было на пользу.

Они вышли на спуск со ступеньками из неровных каменных плит, ведущий к дому Хагрида. Отсюда невозможно было разглядеть хижину — ее скрывали разросшиеся кусты с густой, по-осеннему золотящейся листвой. Гарри и Гермиона ели персики и шли не торопясь, завороженные пропитавшим сам воздух покоем. Временами они оборачивались, проверяя, по-прежнему ли летит за ними корзинка, или просто останавливались и начинали целоваться. Вскоре крыша хагридова дома замелькала в просветах веток, потом лестница плавно свернула и хижина показалась целиком. Гермиона сбежала по последним ступенькам, замахала поднятой рукой и закричала:

— Эге-е-ей! Ха-а-гри-и-ид!

Дверь хижины распахнулась. Выскочив на порог, Хагрид на секунду замер, потом бросился им навстречу. Вслед за ним появилась вторая громадная фигура и две фигурки поменьше — их огненно-рыжие волосы не оставляли сомнения, кто это, а вот во второй фигуре Гарри не сразу признал мадам Максим. «Здорово!» — подумал он и тут же забыл про нее. Сердце куда-то провалилось — Хагрид поднял Гермиону и подбросил высоко в воздух! Завизжав, она взлетела футов на десять, упала в подставленные руки лесничего и тут же исчезла в его объятиях.

— `Агрид! — закричала, подбежав, мадам Максим. — Не пугай мадемуазель! Что ты делаешь, `Агрид! Отпусти немедленно!

— Прости… — всхлипнул Хагрид, выпустив основательно помятую, взъерошенную и очень сердитую Гермиону. — Прости, Гермиона… Я просто, ну, это… обрадовался!

Перепуганная девушка прислонилась к Гарри.

— Может, пойдем ко мне? — виноватым голосом предложил Хагрид. — Я как раз свежий чай заварил…

От неловкости он не знал, куда девать руки.

— Сейчас… — просипела Гермиона (она никак не могла отдышаться). — Я тоже рада тебя видеть, Хагрид…

Переведя наконец дух, она через силу улыбнулась. Мадам Максим величаво склонилась над ней и ласково погладила по плечу.

— С тобой все в по`ядке, `Егмиона? — озабоченно спросила она. — Пгости моего милого `Убеуса. Ты же знаешь, он порой слишком… подвегжен эмоциям…

— Все в порядке, — ответила Гермиона. Голос уже звучал тверже, хотя все еще немного дрожал. — Я только испугалась немного.

Подбежали Рон и Джинни, оба бледные и напуганные.

— Я в порядке, — заверила их Гермиона.

— Ну… пойдем тогда? — предложил Хагрид.

Высморкавшись в свой громадный носовой платок и вытерев слезы, он повел компанию к хижине, время от времени виновато косясь на Гермиону. Та ободряюще улыбалась ему, но крепко держалась за Гарри и ступала не слишком твердо.

— Ты и правда в порядке? — шепнул он.

— Правда, — негромко ответила Гермиона. — Даже понравилось — как на качелях в детстве! Просто очень неожиданно было, — она оглянулась. — О, смотри!

Гарри и сам заметил огромную синюю карету мадам Максим, размером чуть ли не больше домика Хагрида. Рядом неторопливо брела, пощипывая траву, крылатая лошадь ростом с небольшого слона, золотая, как жеребенок единорога, и с белой гривой. Увидев людей, она расправила крылья, вытянула шею и приветливо заржала. Хагрид оглянулся и помахал ей.

— Красавец, правда? — гордо сказал он Гарри и Гермионе. — Это Байард!

— А где остальные? — спросил Гарри, вспомнив, что карету тянет шестерка лошадей.

— Кто? А, которые для кареты? Там, в лесу пасутся. Не беспокойтесь, за ними кентавры присматривают, я договорился. А Байард — он мой. Подарок Олимпии! — он обнял за плечи мадам Максим. — Наконец-то у меня есть, на чем летать!

— Поздравляю! — искренне сказала Гермиона.

Она отпустила плечо Гарри и шагнула вперед, любуясь крылатым конем.

— Спасибо, Гермиона! — отозвался Хагрид. — Ну, пойдем. Тут у меня еще кое-кто в гостях. Думаю, он тоже тебе обрадуется…

— Мисс Грейнджер, дорогая моя! — перебил его знакомый гулкий голос.

Все повернулись к вышедшему из хижины Слизнорту. Гермиона слегка попятилась, опасаясь новых бурных объятий, но Слизнорт, с неожиданной для его комплекции стремительностью подойдя к ней, только взял ее за плечи и начал разглядывать. Глаза у него почему-то были покрасневшими, и от него явственно веяло ароматом медовухи.

— Невероятно! — воскликнул он. — Изумительно, моя дорогая! Подумать только — вы здесь, живая и здоровая, вы, которую мы все так оплакивали весной! Ах, Гермиона… Это ничего, что я вас называю по имени?

— Конечно, ничего, профессор, — с растерянной улыбкой ответила Гермиона, не зная, что еще сказать.

К ее облегчению, Гораций Слизнорт отпустил ее и повернулся к Гарри:

— Гарри, мой мальчик! У меня слов нет, чтобы выразить свое восхищение! То, что вы совершили — это воспринимается как чудо даже в глазах волшебника! Ах, Гарри, как я горжусь тем, что был вашим учителем!

— Спасибо, профессор…

— Не удивляйтесь, что мы с Хагридом в курсе, — продолжил Слизнорт; его пышные моржовые усы так и подрагивали от волнения. — Профессор Мак-Гонагалл уже посвятила нас в случившееся, равно как и наши юные друзья, — он тепло улыбнулся Рону и Джинни, которые, похоже, с трудом сохраняли серьезный вид. — Я был так счастлив услышать все из их уст именно сегодня, в такой печальный день… Да, вы еще не знаете… Они застали нас как раз в разгар поминок!

Он негромко шмыгнул и, прежде чем недоумевающий Гарри успел спросить, предложил Хагриду:

— Рубеус, Олимпия, смотрите, какая прекрасная погода! Думаю, нам стоит немного прогуляться в лесу.

— Мы не пготив, `Ораций, — ответила за обоих мадам Максим. — Пгекгасная идея после столь печального утра!

Хагрид кивнул и, предложив ей руку, сказал:

— Проведаем заодно твоих лошадок, Олимпия.

— Я захвачу свой плащ, — с этими словами Слизнорт исчез в хижине.

— И мою пелерину, `Ораций! — крикнула вслед мадам Максим.

Гарри оглянулся на друзей, и Джинни быстрым шепотом сообщила:

— Позавчера умер Снейп!

— Что?! Как!? — почти одновременно воскликнули Гарри и Гермиона.

— Непонятно, — усмехнулся Рон, — но зато — наконец-то!

— Такое впечатление, что он покончил с собой, — сказала Джинни. — Его нашли в кабинете, с пустым флаконом в руке.

— Но зачем? — ошеломленно спросила Гермиона.

Гарри тоже был поражен. И почему-то не почувствовал особой радости, более того — появилась ощущение легкой пустоты.

Пускай он никогда не любил Снейпа, порой ненавидел, испытывал к нему отвращение, но…за все эти годы Снейп стал для него неотъемлемой частью Хогвартса.

— Никто не знает. Правда, ходят какие-то разговоры, но что-то не верится… и еще… ну очень странно все это!

— А самое странное, — вставил Рон, — что его тело обнаружили утром, а вечером он появился в Министерстве!

— Кто появился?

— Снейп!

— Живой?

— Да черт его знает! Во всяком случае — не призрак! Он шел с палочкой в руке, ни с кем не заговаривал, если пытались остановить, просто отшвыривал с дороги. Направился в Отдел тайн, открыл Комнату Смерти и…

— …и вошел в Арку! — возбуждено перебила Джинни.

— Короче, — подытожил Рон, — умер два раза в один и тот же день!

— Подожди, Рон! — Гермиона недоумевала. — А тело, которое нашли в кабинете, оно…

— Там все проверили! Это не что-то трансфигурированное, а настоящее мертвое тело настоящего мертвого Снейпа. Проверяли все, кому не лень, это же просто — заклинание «Специалис ревелио»… ты же сама знаешь.

Гермиона умолкла, раздумывая. С ее лица не сходило выражение недоумения.

— Ладно тебе! — усмехнулся Рон. — В другой раз разгадаешь эту загадку! Лучше порадуйся!

Гермиона с упреком посмотрела на него, потом оглянулась. У хижины Слизнорт, проявляя галантность, безуспешно пытался накинуть на плечи мадам Максим пелерину. В конце концов он капитулировал, отдал пелерину посмеивающемуся Хагриду и подошел к ним:

— Ну что, друзья мои? Пойдем? Ого! — он только сейчас заметил парящую в воздухе корзинку. — Какое великолепие!

— Угощайтесь, профессор! — спохватилась Гермиона. — Ребята, берите! Мадам Максим!

— Спасибо, `Егмиона! — великанша наклонилась, изящно достала двумя пальцами крупный персик и положила в рот. — Удивительно вкусно!

Улыбнувшись, она взяла Хагрида под руку и повела его к лесу. Друзья и профессор Слизнорт последовали за ними. Гарри еще раз отметил — это его всегда удивляло — какая легкая и плавная походка у мадам Максим, при ее-то росте! Хагрид рядом с ней казался счастливым увальнем.

— Егмиона! — позвал Слизнорт, жуя персик. С набитым ртом, он будто перенял акцент мадам Максим. — Вы не воз`ажаете, если… — он проглотил кусок. — Извините, моя дорогая. Вы не возражаете, если я одолжу у вас Гарри на пару слов?

— Конечно, нет, профессор! — с легким удивлением согласилась Гермиона.

Улыбнувшись Гарри, она поспешила вперед, догоняя Рона и Джинни. Гарри с профессором несколько отстали.

— Гарри, мой мальчик, я понимаю — вы не любили его. Но поймите и вы меня — это был один из моих лучших учеников. В своей области он был… почти гениален. Не осуждайте меня за эти поминки.

— Но я и не осуждаю вас, профессор!

— Очень рад, очень рад… — вздохнул Слизнорт; казалось, его мысли блуждают где-то далеко. — Помнится, кое за что вы меня когда-то осуждали… За мое нежелание поделиться своим воспоминанием о том, как я нечаянно выдал информацию о хоркруксах, выдал Тому Реддлу, будущему Волдеморту.

— Никто вас не осуждает, сэр! — серьезно возразил Гарри. — Вы же в конце концов отдали нам это воспоминание… — он слегка запнулся, вспомнив, с помощью какого обмана ему пришлось вытащить из Слизнорта эти сведения. Взяв себя в руки, твердо закончил:

— Этим вы нам очень помогли, сэр. Мы смогли уничтожить хоркруксы.

— Да, да, очень рад… — все тем же рассеянным тоном повторил Слизнорт. — А как вы думаете, Гарри — вправе ли я рассчитывать на подобную откровенность с вашей стороны?

— Да, но… — Гарри снова запнулся, на этот в недоумении, — в чем? У меня нет особых тайн, профессор!

Слизнорт многозначительно показал глазами. Проследив за его взглядом, Гарри некоторое время смотрел на Гермиону — та шла между Джинни и Роном и что-то оживленно обсуждала с мадам Максим.

— Я не понимаю, сэр. Вас интересуют наши отношения с Гермионой?

— Да нет, — вздохнул Слизнорт, — я вовсе не об этом, мой мальчик. Это же ваше самое что ни на есть личное, сокровенное — разве я стал бы в это лезть?

Он замолчал. Их уже окружали толстые стволы вековых деревьев, а под ногами мягко шуршали опавшие листья. Гарри смотрел на идущих впереди друзей. Солнце пронизывало листву слепящими пучками света, и волосы Джинни и Рона вспыхивали огнем.

Что же хочет от него Слизнорт? Впечатление было такое, будто тот боится произнести это вслух, назвать напрямую… Гарри пытался придумать, как бы ему помочь, но тут Слизнорт наконец решился:

— Скажите, Гарри… что вы знаете о Светлом круге?

— О чем?

Слизнорт опять замолчал, и молчание становилось уже довольно-таки тягостным. Похоже, он мне не верит, думал Гарри с ощущением некоторой беспомощности. Он думает, что я что-то знаю об этом круге, чем бы он ни был, и это для него важно…

— Я и правда не знаю, профессор, — осторожно сказал он. — Можете проверить. Дайте мне веритасерум, и я скажу вам то же самое.

— Я вам верю, Гарри… хотя поверить почти невозможно.

— Но почему, сэр?

— Потому что вы воскресили мисс Грейнджер.

По толстому стволу дерева, мимо которого они проходили, деловито карабкались лукотрусы. Гарри замедлил шаг — эти живые веточки-человечки всегда его веселили, а сейчас он был только рад отвлечься от запутанного разговора. Один из лукотрусов оглянулся на него и сердито пискнул. Забавные волшебные существа не любили, когда люди проявляли к ним интерес.

«Вы воскресили мисс Грейнджер…» Но ведь он все подробно изложил на пергаменте и отослал Мак-Гонагалл! Так он и сказал Слизнорту.

Некоторое время они шли молча; Гарри порой косился на толстого декана Слизерина, но тот погрузился в размышления. Может, стоило просто извиниться и нагнать друзей?

— Я уже это читал, — вдруг нарушил молчание Слизнорт, — но стоит, наверное, перечитать еще раз. Гарри, я больше не буду доставать вас этими расспросами, простите глупого старика.

— Сэр, да что вы?!

— Ладно, Гарри, ладно… Вы еще слишком молоды для того, чтобы относиться ко мне по-другому. Еще не устали от приключений, вам еще очень-очень далеко до того, чтобы начать мечтать о спокойно текущей жизни, о комфорте… и просто о чем-то вкусном, знаете ли!

— Может, еще персик? — улыбнулся Гарри.

— Увы, Гарри, девочки уже узурпировали все угощение! — Слизнорт кивнул на Гермиону и Джинни, которые как раз остановились и заглядывали в парящую корзинку.

— Впрочем, — задумчиво добавил он, — кажется, там еще что-то осталось… — он заторопился вперед. — Простите, Гарри!

Глава 6. Собака с палочкой в зубах.

Вернувшись час спустя к хижине, они решили все же остаться под открытым небом — глубоким, синим небом, какое бывает только над горами. За это время их компания увеличилась — казалось, что многократно, хотя присоединились к ним трое… но третьим был Грохх. Сейчас великан, что-то бурча под нос, устраивался рядом с тыквенной грядкой.

— …Что мне не нравится, Гораций, — говорил тем временем Хагрид, заботливо стеля для мадам Максим свой потрепанный плащ, — так эта привычка вечно прибедняться. Прошу, дорогая! Старый, понимаешь ли, не герой, да не боец… А кто в воздухе дракона сбил, а?

— И спас мне жизнь! — добавила мадам Максим, изящно опускаясь на плащ.

— Ах, Олимпия! Дорогая моя! — вздохнул Слизнорт. — Не хотел бы вас разочаровывать, но в этом не было никакого героизма! Я хотел всего лишь спасти свой с таким трудом обставленный, уютный кабинет! Признаться, именно об этом я и подумал, наблюдая за вашим великолепным сражением, когда второй дракон атаковал вас с тыла.

— Позвольте не поверить вам, `Орацио! — усмехнулась мадам Максим.

Ребята тем временем расселись на нагретых солнцем гигантских тыквах. Девочки уселись по обе стороны от Гарри, и он опять оказался «в кавычках», о чем не преминул заметить Симус (это он вместе с Гроххом и кентавром Флоренцом присоединился к ним на опушке леса). С подачи Джинни шутка насчет «кавычек» сразу обрела в Хогвартсе популярность — особенно среди девочек. Впрочем, мальчики тоже не упускали случая «закавычить» понравившуюся девочку.

— Клянусь, это чистая правда, дорогая Олимпия! Но как вы были великолепны в своей боевой колеснице! И первого дракона сразили именно вы, причем настолько изящно! А тот, которого я сбил, упал на Астрономическую башню, и она лишилась верхушки. Нет, мне далеко до вашего изящества в бою, Олимпия!

— Зато вы непгевзойденный мастер по части комплиментов, `Орацио!

— Уж это точно, — проворчал Хагрид. — Я уже ревновать начинаю. И учти, Гораций — в гневе я страшен!

— Ну конечно, друг мой Рубеус! — усмехнулся Слизнорт. — Только глаза у тебя почему-то веселые! Ах, молодежь, все бы вам смеяться над измученным усталым стариком, которому даже собственный вес порой невмоготу!

— А знаете, профессор, — вмешалась Джинни, — в «Придире» была недавно статья о новой методике магического похудания. Вы правы — вам не помешало бы немного сбросить вес.

— Мисс Уизли, дорогая! — хмыкнул Слизнорт. — Я как-никак волшебник с немалым опытом, и не размениваюсь на мелочи. Почему «немножко», если вес можно убрать полностью?

Он повел волшебной палочкой — и воспарил в воздух. Джинни открыла рот.

— Вот так-то, дорогая! — торжествующе возвестил Слизнорт с десятифутовой высоты.

— Вы умеете левитировать сами себя? — закричала, задрав голову, Джинни. — Профессор, научите!

— Как-нибудь, дорогая мисс Уизли, как-нибудь! — Слизнорт плавно спустился на свою тыкву. — Знаете что? Как только профессор Мак-Гонагалл разрешит вам вернуться к учебе и вы проявите в изучении зельеварения такую же доблесть, как в великой битве, я с вами позанимаюсь, — он ласково улыбнулся. — Идет?

— А если не разрешит? — расстроено спросила Джинни. — Честно говоря, я не понимаю, почему она отстранила меня от занятий!

— Освободила, моя дорогая, — мягко поправил Слизнорт. — Я не хочу говорить заранее, она сама вам скажет… может быть, даже сегодня. Или в ближайшие дни. Вы будете ей очень нужны — это все, что я вправе сказать вам, — он перевел взгляд на Гарри и Гермиону. — И вы тоже, друзья мои. И вы, Ричард… ох, простите, Ральф!

— Рон, — привычно поправил Гарри.

— Да, конечно, Рон. Старость, память подводит!

Гарри украдкой глянул на Рона — не раздражает ли его по-прежнему несколько пренебрежительное отношение Слизнорта? Но Рон, похоже, этого не заметил. Он виновато косился на Гермиону, а та демонстративно отводила взгляд.

— Гермиона, — негромко спросил Гарри, — вы что? Поссорились?

— Да нет, — смущенно возразила она. — Скорее уж… поспорили.

Вздохнув, Рон пересел к ним.

— Все в порядке, Гарри! Просто… мы насчет учебы.

— Рон, я все же считаю, что мы должны доучиться! Немного ведь оставалось — полсеместра, даже меньше.

— Давай потом, Гермиона, — примирительно сказал Рон. — Я над этим подумаю, обещаю. Все равно — сейчас только первый семестр, мы уже все в нем прошли. Да и неизвестно, разрешат ли нам — считается, что мы все сдали. Все-таки мы победили. Это был настоящий экзамен!

— Ох, Рон… Ладно тебе. Но раз обещал — и правда подумай, а то…

— Что? Разочаруешься во мне?

— Нет, что ты?! Просто мне будет обидно.

— Да… Аргумент серьезный!

Рон вдруг засмеялся и похлопал Гермиону по руке.

— Ты согласен? — с надеждой спросила она.

— Подумать? Согласен!

На этот раз вздохнула Гермиона.

Хагрид зашел в хижину, вернулся с чайником и принялся прилаживать его на грубом металлическом треножнике. По его просьбе Гермиона зажгла под треножником свой знаменитый синий костерок, и вода вскипела в мгновение ока. Что у Хагрида всегда получалось хорошо — так это чай с душистыми травами, удивительно вкусный и бодрящий. От чашки чая не отказался даже молчаливый Флоренц, обычно не деливший трапезу с людьми.

— Гарри, — вдруг сказал он, осторожно дуя на чашку (кентавры не любили горячее), — нас с Симусом прислала Мак-Гонагалл. Просила передать, что будет рада видеть вас в своем кабинете.

— Ой, что же вы сразу не сказали?

— Зачем? Она вас ждет после окончания занятий, а до этого еще часа полтора.

— А, понятно… Спасибо, Флоренц. Как я понимаю, вы уже помирились с остальными?

— С остальными кентаврами? — уточнил Флоренц. — Нет, Гарри.

— Но Джинни рассказывала, что вы участвовали в битве вместе с Бейном.

— Да. В битве. Перед лицом врага мы забываем про распри — но лишь до тех пор, пока враг не повержен.

— Мне очень жаль, Флоренц.

— Не стоит, — серьезно возразил кентавр. — Вам не следует переживать за нас. Мы не люди, у нас другие обычаи и правила. Впрочем, если это вас немного утешит — стадо признает мои заслуги и мою верность, мне разрешено приходить и общаться с друзьями, у меня уже есть подруга, и скоро будет сын.

— Сын? — повернулась к ним заинтересовавшаяся Гермиона. — Вы можете заранее узнать?

— Нет, — улыбнулся Флоренц. — мы можем заранее решить.

Рон и Симус тоже перебрались поближе.

— Кстати, Флоренц, я сейчас подумал, — сказал Симус. — почему мы никогда не видели ваших женщин?

— Они не любят появляться перед людьми, — пояснил Флоренц, — и так лучше для всех. Вас они точно будут смущать — ведь кентавры не носят одежды!

Рон и Симус фыркнули.

— А вам нравятся человеческие женщины, Флоренц? — спросил Рон.

— Бывает, — спокойно ответил кентавр, — но, как вы сами понимаете, только выше пояса. И только эстетически, Рон. Конечно, какой-нибудь юный кентавр, еще не полностью вышедший из жеребячьего возраста, мог бы разволноваться и подумать: «Ах, если бы она была кентаврой!» — но не более того…

— Грохх! — перебил его рев Хагрида.

Все подскочили, Флоренц одним плавным движением поднялся на ноги. Хагрид, вытаскивая из-за пояса зонтик, смотрел снизу вверх на великана, который безмятежно пожирал громадную тыкву.

— Что, брат? — невинно пророкотал великан, посмотрев вниз. — Брат сказал Грохху, что иногда можно, правда? Грохх любит тыквы!

— Иногда! — взревел Хагрид. — Да ты уже половину сожрал, башня безмозглая! Они для Хеллоуина, понял, тролль ты дубовый? Они еще должны вырасти! Ах, да что с тебя возьмешь…

— Грохх больше не будет, брат, — расстроено сказал великан и осторожно положил надкушенную тыкву.

— Да ешь, чего уж там, — махнул рукой Хагрид и снова опустился на землю рядом с мадам Максим, — она же больше ни на что не годится!

Грохх в недоумении почесал голову, снова взял тыкву и с аппетитом захрупал. Во все стороны полетели влажные семечки, Джинни сердито вскрикнула и начала отряхиваться.

— Да, Рон! — спохватился Симус. — Ты в курсе, что твой брат жив?

— Что?! — Рон вскинул голову и, к удивлению Гарри, у него запылали уши. — Этот … нашелся?!

— Рон! — укоризненно воскликнула Гермиона.

— Что?! — взорвался Рон. — Ну да, ты же не знаешь! Ты из-за него погибла, Гермиона! Из-за этого идиота! И Луна с Невиллом — тоже!

— Рон, да при чем тут Перси?!

— При том! Он же формировал группы! И ему сто раз сказали — не разбивать нашу группу, вообще — собрать весь ОД вместе! — он снова сел, стиснул руки. — Министерству, видите ли, виднее! Знали мы, что он жив! Бесследно исчез, как же! Трус несчастный! — Рон посмотрел на Симуса. — Ну, и где он объявился?

— У нас, в Ирландии, — ответил Симус, порядком напуганный его вспышкой. — Я его мельком видел — вместе с той министерской жабой, помнишь?

— С Амбридж, да?! Ну, не удивляюсь!

— Ты уж извини, Рон. Я-то думал, обрадуешься…

— Да уж! Ладно, Симус, все равно спасибо, что сказал. У нас у всех руки чешутся. Мама уже показала мне, какой из скалок прибьет его! — Рон снова вскочил и зашагал прочь.

Гермиона испуганно оглянулась на Гарри, тот кивнул. Она бросилась вслед за Роном.

— Н-да, — пробормотала Джинни, — ничего себе новость!

Некоторое время они сидели в молчании. Хагрид и мадам Максим, видно, не расслышавшие, с некоторым удивлением проводили взглядом Гермиону, потом углубились в какой-то разговор со Слизнортом. Симус расстроено хмурился, и Джинни ему сказала:

— Не переживай! Просто для нас Перси — больная тема, — потом повернулась к Гарри. — Я пойду гляну как они, ладно?

Она вернулась почти сразу же.

— Все в порядке. Они уже целуются.

Гарри с облегчением вздохнул.

Гермиона с Роном вскоре вернулись, и последующий час прошел незаметно. Пили чай, ели хагридово печенье, обработанное Гарри с помощью двойного заклинания — очень даже неплохо оказалось. Флоренц вскоре попрощался и ушел. Рон полностью успокоился, больше о Перси не заговаривал. Зато расстроился Слизнорт — оказалось, Хагрид тоже знал заклинание «самолевитации» и, не замечая его умоляющего взгляда, тут же им поделился.

— Я ведь именно так перелетел на тот остров, Гарри, откуда тебя забрал! Та же «Вингардиум левиосса», если применить ее к тому, на чем ты находишься, или в чем находишься. Если больше нечего — левитируй свою одежду. И взлетишь вместе с ней! Только осторожней с силой — слышишь, Джинни! А то одежда лопнет и улетит, и останешься голой! Лучше какой-нибудь предмет использовать, — добавил он, когда Джинни смущенно рассмеялась и убрала палочку. — Я вот так привез Гарри на мотоцикле Сириуса, когда Лили и Джеймс… ну… — он шмыгнул и отер глаза. — Ох, не следовало мне это говорить! Ты расстроился, Гораций?

Толстый профессор засмеялся и махнул рукой:

— Да не такая уж и тайна, Рубеус! Не думал только, что еще кто-либо сообразит. Вот уж точно сказал некий умный человек: «Нельзя недооценивать врагов. Но еще больше нельзя недооценивать друзей»!

— А кто это сказал, профессор? — заинтересовалась Гермиона.

— Я, конечно! — с некоторым недоумением ответил Слизнорт. И рассмеялся, когда она заморгала. — Мисс Грейнджер, дорогая! Знаете, я как-то попросил — чисто из любопытства — Сибиллу Трелони погадать мне. Меня интересовало, отчего я умру. Представьте себе — она призналась, что не может ответить на мой вопрос, но зато может точно предсказать, отчего я никогда НЕ умру.

— И отчего же?

— От скромности, моя дорогая! — он рассмеялся и встал. — Скоро мой урок, я хочу кое-что поставить вариться. Пойдемте, ребята? Вам ведь скоро к Мак-Гонагалл. Лучше, пока уроки еще не кончились и в коридорах никого нет... — он осекся, заметив подлетавшую сову. — Кому-то письмо… наверное, вам, Руперт… простите, Рональд.

— Уже ближе к истине, — тихо проворчал Рон, потом спросил: — А почему вы решили, что мне?

— По-моему, ни у кого больше нет такой крохотной совы.

Теперь все следили за птичкой, которая кружила над ними и издавала возбужденные крики, высматривая адресата.

— Нет, это не Сыч! — возразил Рон. — Даже он не такой маленький. Черт, не думал, что существуют такие малютки! Она же с воробья!

— Карликовая сова-четырехглазка, — сказал подошедший сзади Хагрид. — Я о них читал, вроде в Аргентине и Бразилии водятся. Кто ей здесь понадобился, не пойму. Или адрес перепутала?

Гарри шагнул вперед, пытаясь получше рассмотреть совушку; птичка вдруг с писком спикировала на него и тут же, вереща, взмыла вверх и растаяла в небе. К ногам Гарри упал сложенный пергамент.

— Мне?! — удивился он, поднимая письмо.

Все сгрудились вокруг него.

— Ну да, — сказал Рон, читая через его плечо. — Сеньору Гарри Поттеру. Ты у нас уже сеньор?

Гарри сломал печать, развернул пергамент и поднес к глазам, стараясь разобрать каракули на листке. Некоторое время он хмурился, вчитываясь, потом расхохотался так, что на глазах выступили слезы.

— Гарри! Что за письмо такое? — требовательно спросила Джинни.

Все еще хохоча и не в силах произнести хоть слово, Гарри сунул ей листок. Минутой спустя Джинни тоже заливалась смехом.

— Ну что это такое! — рассердился Хагрид. — Давай сюда! — он отобрал у нее письмо. — Может, вслух прочитаешь, Гермиона? Ты хоть умеешь держать себя в руках.

— Дорогой сеньор Поттер, — начала читать Гермиона. — Пишет вам Рафаель де Лос Калилегуа, и я очень прошу извинить мой английский. Я змееуст, но не подумайте обо мне слишком плохо. Я работает в зоопарке у маглов, чтобы накопить на учебу. Я рад написать такому знаменитому волшебнику, какой есть вы, и я благодарен Карлито за просьбу вам написать. Карлито научно называется бразильский удав вида боа-констриктор, и он есть обязан вам, сеньор Поттер, за свою свободу и что он вернулся на родину своих предков. Карлито добирался до Бразилии восемь лет, сеньор Поттер, прячась сначала на берегу Ламанша, пока не нашлось судно, которое плывет на наш континент. Потом он долго искал Бразилию, потому что родился в зоопарке и не знал географию, и нашел деревню, откуда я родом и куда приехал на каникулы. Мы встретились, когда я гулял в окрестностях, чтобы поговорить со знакомыми змеями, — Гермиона уже читала с перебоями, так как ее тоже распирал смех. — Я предложил Карлито жить в зоопарке, где я работаю, и он согласился. Он за это время научился охотиться, но считает, что в зоопарке кормят лучше, и я отвез Карлито в город, где от него у всех большой восторг. Надеюсь, вы не осудите меня за то, что я взял деньги за него — для Карлито это без значения, а я смогу учиться в Школе Пернатого змея на заочном отделении. Мы часто беседуем с Карлито, и он попросил написать вам и сообщить, что он уже в два раза длиннее, чем когда вы его видели, и что он вас никогда не забудет и надеется, что когда-нибудь вы приедете и посетите наш зоопарк. Он думает, что за восемь лет вы тоже стали длиннее и может быть, он вас и не узнает, потому что помнит маленького мальчика в круглых очках, но если вы до сих пор носите эти очки, то он вас по ним узнает… ох, господи! — Гермиона уже задыхалась от смеха.

— Это все? — спросил, переводя дух, Рон.

— Нет, есть еще немного. «Я узнал в Школе Пернатого змея ваш адрес и попросил сову, чтобы прислать вам мое письмо. Извините, если оно шло долго, так как сове надо пересечь океан, и она будет пользоваться судами, которые плывут в Англию, чтобы отдыхать. С очень большим уважением, ваш друг и почитатель Рафаель де Лос Калилегуа». Гарри, это, наверное, та самая змея!

— Ну конечно! Надо же… Я очень рад за нее!

Немного успокоившись и вспомнив про время, они начали подниматься по каменным ступенькам. Где-то на середине Хагрид и мадам Максим попрощались и повернули назад. По просьбе Гарри, опасавшегося, что их заметят и все повыскакивают из классов, они прошли к воротам под самими стенами. Однако в коридорах было тихо и пусто — шли занятия. Правда, над главной лестницей парил Пивз, но, увидев их, полтергейст почему-то икнул (во всяком случае, прозвучало именно так) и пулей умчался вдоль коридора.

— Чего это он? — удивилась Джинни.

Симус пожал плечами.

— Пойдем пока в нашу гостиную, — предложил он. — Я не знаю пароля для директорского кабинета.

— Хорошая идея, — одобрил Слизнорт. — Ну, а я пойду готовиться к уроку. Только… Простите, Гарри. Можно вас еще на пару слов?

Они отошли в сторону.

— Гарри, дорогой, — негромко сказал Слизнорт, — мне неловко у вас просить, но… не замолвите ли вы словечко перед нашим директором?

— Хорошо, сэр, но о чем?

— Даже не знаю, как сказать, мой мальчик. Наверное… о большем доверии. Понимаете ли… для меня очень, очень важно ознакомиться с ее замыслом как можно скорее. И с книгой.

— С какой?

— Она знает. Вы тоже узнаете. Гарри, я не прошу вас шпионить, просто — вы умеете убеждать. Я в свое время, знаете ли, испытал на себе силу вашей убедительности! Передайте ей мою просьбу, только и всего. И постарайтесь ее уговорить.

Он лучезарно улыбнулся всем, похлопал Гарри по плечу и заторопился по коридору. Гарри задумчиво проводил его взглядом и рассеянно улыбнулся, когда лысина Слизнорта напоследок вспыхнула в потоке света от окна. Потом решительно тряхнул головой и вернулся к остальным:

— Пошли?

— Пошли. Что он от тебя хочет, Гарри? — спросил Рон.

— Да я и сам не пойму. Сначала он думал, что я что-то знаю о неком круге. Потом просил, чтобы я уговорил Мак-Гонагалл в чем-то ему доверять и показать какую-ту книгу… да я и сам не пойму. Опять какие-то загадки, намеки… Не хочу я сейчас ломать голову, Рон. Симус! Кто сейчас живет в нашей спальне? Первокурсники?

— Нет, — улыбнулся Симус. — По-прежнему мы. Первокурсникам сделали еще этаж и устроили новую спальню.

— Погоди, — Рон был в недоумении (Гарри с Гермионой, впрочем, тоже). — Зачем? И кто это — вы? Мы же окончили седьмой курс, а Невилл…

— Кровать Невилла сейчас — вроде маленького памятника, — тихо пояснил Симус. — Ее огородили и повесили портрет. Гермиона!

— Что?

— И ваши с Лавандой кровати тоже — в спальне девочек. Мы все так решили и сами сделали. Портреты нарисовал Дин.

Гермиона выглядела потрясенной. А Симус добавил:

— Сейчас такие кровати есть во многих спальнях… Слизеринцы у себя в гостиной вообще поставили золотой бюст Малфоя, — он хмыкнул и остановился. — Так. Сегодня четверг, значит, лестница ведет налево. Пошли сюда — быстрее доберемся.

Симус шагнул в казавшуюся сплошной стену и исчез. «Ого!» — подумал Гарри. Он и не подозревал, что кто-нибудь еще знает этот проход. Однако все последовали за Симусом и он, спохватившись, догнал их уже на верху внутренней лестницы.

— Пароль, — потребовала Полная дама и сразу же воскликнула: — Ах! Гарри Поттер!

— Здравствуйте, леди.

— Я так счастлива, сударь! — Полная дама сощурилась и поднесла к глазам лорнет. — Леди Грейнджер?! Значит, это правда?

— Правда, — улыбнулась Гермиона. — Только я не леди.

— Для нас вы леди! — твердо заявила Полная дама. Остальные портреты загалдели, выражая свое согласие. — Прошу вас, господа! К черту пароль!

С торжественной неторопливостью портрет открылся, и друзья один за другим пролезли в гостиную.

— Гарри, — Гермиона потянула его за руку, — пойдем…

Продолжая озирать гостиную, он последовал за ней и с удовольствием плюхнулся на потертый кожаный диван. Здесь царила прохлада — за короткое горное лето толстые стены замка никогда не прогревались насквозь, а огонь в камине лишь мерцал — в полную силу он разгорался только к концу осени.

— Знаешь… — сказал он Гермионе. — Как будто мне снова одиннадцать лет.

— Как в первый день в Хогвартсе? — улыбнулась Гермиона и встала перед ним. Гарри взял ее за руки.

— Нет, второй… Я полночи не спал — сидел на подоконнике, смотрел в окно и пытался поверить. Как сейчас помню — была полная луна, даже озеро можно было разглядеть. Я не мог поверить, что это не сон — а потом меня сморило по-настоящему. Помню даже, какая чепуха мне снилась — будто я разговариваю с тюрбаном Квирелла. А когда на следующий день спустился сюда… я вдруг первый раз в жизни оказался дома. Вот почему — второй день. А первый — он был как фейерверк. Кареты, Большой зал, наше распределение… Нет, еще раньше. Еще в Лондоне. Косой переулок, волшебная палочка… Проход на платформу. Поезд… — он потянул ее за руки и усадил рядом. — Появилась ты. А я не знал, кто ты. Так странно думать об этом сейчас — что было время, когда я тебя не знал.

— Я никогда не была такой знаменитой, Гарри.

— Сейчас ты тоже знаменита.

Гермиона рассмеялась:

— О, да! Хагрид сказал, что тут даже Клуб Гермионы Грейнджер появился! Наверное, у каждого по клубу!

— Так и есть, — подтвердил, оглянувшись Симус. — Первокурсники от нас балдеют, Гермиона! Я слышал, у них на выходные назначен конвент. Соберутся у озера и объявят о создании Фендома Великой битвы!

— Ничего себе!

— Ладно, я пошел, — Симус встал и направился к лестнице.

Гермиона поглядывала на Рона, который сидел то ли чем-то расстроенный, то ли что-то обдумывая, и словно никого не видел. Симус появился с толстой книгой под мышкой, прошел мимо него и, не останавливаясь, сказал:

— В общем-то, подумай, Рон.

— Да что тут думать! — сердито ответил тот. — Раз уж вы все, куда же я денусь?

— О чем вы, ребята? — обеспокоено спросила Гермиона, переводя взгляд с Рона на Симуса, который стоял у дыры и копался в карманах.

— О том же! — сердито и с какой-то безнадежностью в голосе ответил Рон. Он медленно, будто на него давил весь мир, распрямил плечи. Симус тем временем толкнул портрет и шагнул наружу. — Об учебе! Они решили доучиться!

— Ну, и ты…

Рон вздохнул:

— Твоя взяла!

Гермиона просияла, вскочила и бросилась его обнимать. Рон сдержанно ответил на поцелуй и принялся мерить шагами гостиную. Симус вернулся, видимо, что-то забыв, сбегал в спальню и опять вышел. С площадки донесся его сердитый голос:

— Ох! Да куда вы смотрите?

— Симус! — раздался звонкий мальчишеский голос. — Видел бы ты, что у нас творилось! Пивз…

Второй голос перебил:

— Это правда, что Гарри и Гермиона здесь?

— Да правда, правда! Ох, да не толкайтесь вы!

В гостиную ввалились братья Криви, и старший закричал:

— Привет, Гарри! Гермиона! Черт, а я фотоаппарат забыл! — он бросился к ним и с чувством стал пожимать им руки.

— Привет, Колин, привет, — пробормотал Гарри, несколько ошарашенный его напористостью.

Младший, Денис, нерешительно поздоровался с Гермионой, просиял, когда она улыбнулась и кивнула, подошел к Джинни и заговорил сбивчивым шепотом.

— Скоро, — негромко ответила Джинни, — на следующей неделе. Ей надо еще немного позаниматься английским… Да, я ей передала, она ответила: «Гран мерси!»

— Денис, да иди ты сюда! — закричал Колин. — Расскажем им, пока Мак-Гонагалл не появилась! Приедет твоя Габриель, куда денется! Гарри, у нас в классе такое было! Пивз…

Он осекся — портрет открылся, и вошла Мак-Гонагалл. Все вскочили, а Колин обескуражено пробормотал: «Ну вот… А я только хотел рассказать!»

Мак-Гонагалл прислонилась к стене и некоторое время молча смотрела на них. Гарри успел заметить, что директор слегка пошатывается, и с испугом подумал — что на этот раз выкинул Пивз? Но тут Мак-Гонагалл сказала:

— Очень хорошо, что вы появились сегодня. Наверное, я могу считать, что вы уже готовы? Я даже взяла на себя смелость пригласить несколько человек, с которыми хотела бы вас познакомить.

— А… кто это? — нерешительно спросил Рон, но тут его перебила Гермиона:

— Профессор, вам плохо?

— Что? — удивилась Мак-Гонагалл, потом улыбнулась: — Нет, все в порядке, — опираясь на свою трость, она неспеша подошла к ним, и все четверо почему-то придвинулись друг к другу. — Получилось так, что мне на шею бросился Пивз, а я несколько старовата для таких встрясок.

— Ну, он совсем… — сердито начала Джинни, но Мак-Гонагалл махнула рукой:

— Нет, он не хулиганил. Он искал у меня защиты, — она улыбнулась в ответ на их ошеломленные взгляды. — Пивз, как ни странно для полтергейста, безумно суеверен и больше всего на свете боится мертвецов, восставших из могил. Примерно двести лет назад тогдашний директор Хогвартса овладел заклинанием воскрешения и испытал его на Кровавом Бароне — с полного согласия Барона, конечно. К сожалению, заклинание действует всего несколько часов. Но этого хватило для того, чтобы Пивз перепугался, и до сих пор для него Барон — самое страшное, что существует на свете. А сегодня перед ним появились вы, мисс Грейнджер!

— Великий Мерлин! — воскликнула Гермиона. — Он испугался меня? Но… простите, я все же не мертвец! — обиженно добавила она.

Мак-Гонагалл только развела руками:

— Конечно, однако… Пивз такого не понимает. Пойдемте. Мистер Криви и мистер Криви, мне очень жаль, но к вам это не относится.

Братья с разочарованными лицами остановились.

— Разве мы не к вам? — удивилась Джинни, когда они прошли дверь директорского кабинета.

— Ко мне, — коротко ответила Мак-Гонагалл. — В кабинет трансфигурации.

Она замолчала; напряжение, пришедшее вместе с ней и передавшееся друзьям, словно обручем охватило всех. Гарри, Гермиона, Рон и Джинни шли тесной кучкой, бессознательно касаясь друг друга — хотя то, что они ощущали, не было страхом. Мак-Гонагалл шагала стремительно, почти не опираясь на свою трость, и они старались не отставать. Гарри оглянулся.

— Потом, Гарри, — не оборачиваясь, сказала Мак-Гонагалл. — Мы решили, что так будет лучше. Вы еще пообщаетесь с ним, но сейчас вам нужно предельно сосредоточиться.

«Для чего?» — хотел спросить Гарри, но не спросил. Он чувствовал, что знает ответ, и не мог в это поверить. Будто откликнувшись на невысказанное, Рон спросил:

— Профессор… сегодня?

— Да, — ответила Мак-Гонагалл. И добавила: — Надеюсь… Но сначала кое-кто хочет вас увидеть. Заходите.

Она отступила, пропуская их в кабинет, и вошла следом.

Свет, льющийся из высоких окон, несколько ослеплял; Гарри не сразу понял, кто эти люди в кабинете. Те, кто сидел, при появлении друзей вскочили на ноги, и все повернулись к ним. Почему-то взгляд Гарри остановился сначала на троих, стоящих у самого окна — возможно, потому что экзотический силуэт миссис Августы Лонгботтом в неизменной высокой шляпке с чучелом грифа сразу приковывал внимание. А рядом…

— Миссис Лонгботтом? — воскликнула Гермиона

— Здравствуй… — женщина, стоящая рядом с бабушкой Невилла, шагнула вперед. — Ты — Гермиона Грейнджер? — Алиса Лонгботтом остановилась перед ней. — Я очень рада познакомиться с тобой, Гермиона. Миссис Лонгботтом много рассказывала нам и о тебе, и о… — она посмотрела на Джинни. — Это ты, да? Ты Джинни Уизли?

Джинни кивнула.

— А ты — Гарри Поттер, — сказал подошедший Френк Лонгботтом, коротко и крепко пожав ему руку. Потом отступил и чуть не натолкнулся на невысокого худощавого мужчину, который в некоторой нерешительности встал позади него. — Простите, Роберт… — извинился Френк и окинул взглядом друзей. — Лучшие друзья Невилла… И мисс Уизли… — его глаза заблестели. — Наконец-то я вас всех увидел!

— А я вас, кажется, помню, — сказала Алиса. — Вы ведь как-то приходили в больницу.. Я смутно помню, что видела вас.

— Ты помнишь? — удивилась бабушка Невилла. — Это было два года назад! Дорогая... они и правда там были — мы с Невиллом как раз приходили навестить вас.

Алиса печально улыбнулась и посмотрела на Джинни:

— Я запомнила ваши волосы. А теперь увидела вас по-настоящему. Вы знаете, мама, — сказала она свекрови, — что бы вы ни думали о Невилле, но у него был очень хороший вкус. Такая удивительная девочка!

Джинни отчаянно покраснела, что с ней бывало крайне редко.

— Не надо, Алиса, — непривычно мягко, без своей обычной суровости, попросила Августа Лонгботтом — Я столько лет была неправа насчет своего внука, — она вперилась взглядом в Джинни. — Невилл нашел себе достойную подружку. Ты знаешь, что они сражались плечом к плечу, и они нанесли решающий удар по Волдеморту?

— И моя дочь тоже, — вмешался незнакомец, которого Френк назвал Робертом.

— Да, мистер Лавгуд, — кивнула Алиса. — Мама рассказывала нам все это уже не знаю сколько раз.

«Ну конечно, — подумал Гарри, глядя на Роберта Лавгуда, — кто бы это еще мог быть!»

— А вы — Рон Уизли. Ее друг, — сказал мистер Лавгуд, протягивая руку Рону. В отличие от дочери, у него были резковатые, немного суетливые движения. — Рад познакомиться. Луна… она была о вас очень высокого мнения, очень!

Несколько удивленный, Рон поздоровался с ним. Но прежде, чем он смог что-нибудь сказать, Роберт Лавгуд повернулся к Гермионе:

— Мисс Грейнджер, я уже написал для своего журнала статью о вашем чудесном воскрешении, и я был бы счастлив, если бы вы ознакомились с ней. Все равно миссис Мак-Гонагалл пока не дала разрешения на ее публикацию — значит, у нас есть время, чтобы исправить возможные ошибки.

Гермиона слегка нахмурилась, потом все же кивнула. Мистер Лавгуд просиял.

— Я не сомневаюсь, что вы справитесь, мистер Поттер, — сказал он, переведя взгляд своих больших, слегка выпуклых глаз на Гарри.

В этот момент его сходство с дочерью стало просто поразительным. Только глаза у него прятались за большими роговыми очками.

«И правда сегодня», — подумал Гарри.

— Я очень надеюсь, мистер Лавгуд, — сказал он.

— И я. На вас, — Роберт Лавгуд нервно улыбнулся, быстро пожал его руку и отошел.

— Значит, решено? У вас уже все решено, да? — послышался резковатый, суровый голос, и все повернулись.

В кабинете был еще один гость — Министр Магии Руфус Скриджмер.

— Да, министр, — спокойно ответила Мак-Гонагалл. — Поэтому — будьте любезны, — она протянула руку. — Вы принесли то, о чем я просила?

Скриджмер некоторое время смотрел на нее так, будто хотел взглядом приковать к стене. Мак-Гонагалл не отвела глаза. В конце концов, министр нехотя полез в карман мантии и вручил Мак-Гонагалл миниатюрную коробочку. Еще с минуту смотрел на нее, потом тихо сказал:

— Не делайте этого, Минерва.

— Мак-Гонагалл, министр. Только друзья называют меня Минервой.

— А я в их списке не числюсь — я правильно понял? — он усмехнулся и снова отошел к окну. Не поворачиваясь, после короткого молчания спросил: — Я надеюсь, хотя бы кольцо вы вернете в целости и сохранности?

— Министр, очень невежливо разговаривать с людьми, стоя к ним спиной.

Скриджмер резко повернулся и его лицо налилось кровью.

— Уже лучше, — усмехнулась Мак-Гонагалл. — Теперь я отвечу на ваш вопрос. В случае неудачи Министерство получит назад и кольцо, и книгу. Вас это устраивает?

— Да, устраивает! — процедил, еле сдерживаясь, Скриджмер. — Устраивает, потому что удачи не будет! Потому что вы в конце концов убедитесь, что Светлый круг — всего лишь теоретические измышления, плод необузданного воображения престарелого Мерлина!

Все, кроме Мак-Гонагалл, уставились на него в полном шоке. Ни один волшебник не позволял себе подобных высказываний о Мерлине! Скриджмер, почувствовав, что перегнул палку, как-то сник. Подвинул к себе стул, опустился на него. Мак-Гонагалл последовала его примеру. Усевшись напротив, она положила руки на набалдашник трости.

— Почему вы так ненавидите меня, Минерва? — он тут же поднял ладонь. — Успокойтесь. Я в последний раз называю вас Минервой. Когда-то мы все же были друзьями. Мы вместе сражались против Гриндевальда… плечом к плечу…

— Не с вами, министр, — возразила Мак-Гонагалл. — То был другой Руфус Скриджмер. Не испорченный политической карьерой. Как вы думаете, есть сейчас смысл говорить о нем?

— Нет, — холодно сказал министр. Потом добавил более нейтральным тоном: — Наверное, я в последний раз иду вам навстречу, миссис Мак-Гонагалл. И сам не вполне понимаю, почему я это делаю.

Мак-Гонагалл усмехнулась, встала и зашагала по кабинету, время от времени постукивая тростью. Наконец остановилась перед Скриджмером и посмотрела на него сверху вниз.

— Отчасти, министр, — заговорила она, — вы это делаете потому, что в вас сохранились остатки прежней порядочности. Как видите, я это признаю.

— Отчасти? — с насмешкой переспросил Скриджмер. — Остатки?

— Конечно. Вы же политик, министр, а для политика порядочность — большая помеха. Поэтому я не могу рассчитывать на эти остатки, и для большей гарантии здесь присутствует мистер Лавгуд.

На лице Лавгуда появилось недоуменное выражение.

— Если вы не в курсе, министр, Роберт Лавгуд — редактор журнала «Придира». Да, именно, — добавила она в ответ на насмешливый взгляд Скриджмера. — Того самого журнала, чей авторитет очень сильно поднялся два года назад. Как вы помните, еще при вашем предшественнике Фадже и незабвенной Долорес Амбридж, он напечатал подлинное интервью с Гарри. Должна вас заверить, министр, что с тех пор «Придира» пользуется большим доверием, чем «Ежедневный пророк». Да, многие посмеиваются над ним и читают, чтобы позабавиться. Но когда в нем появляются такие статьи — ему верят все.

— Как я понимаю, миссис Мак-Гонагалл, это в некотором роде шантаж? — с вызовом спросил министр.

Мак-Гонагалл коротко кивнула.

— А какую такую статью мог бы сейчас напечатать мистер Лавгуд?

— Скажем… очень точный и объективный анализ роли Министерства в организации большой битвы, Скриджмер, — негромко ответила Мак-Гонагалл. — И его ответственности за те смерти защитников Хогвартса, которых могло не быть, если бы вмешательство Министерства было достаточно компетентным.

Скриджмер вскочил:

— Не нужно обвинять Министерство! Перси Уизли действовал на свою голову, а не по нашим указаниям…

— …которых просто не было, — холодно закончила его реплику Мак-Гонагалл. — Вы доверили самое ответственное дело человеку амбициозному, бездарному и самонадеянному. Да, он исполнителен до фанатизма, он готов слепо выполнять любые инструкции, данные свыше — но вы не дали ему никаких инструкций! И тем самым проявили чудовищную некомпетентность. Если бы Перси Уизли не разделил Отряд Дамблдора, не раздробил его ядро, отправив Гермиону Грейнджер и Рональда Уизли в заведомо слабую группу… Если бы он сохранил единство Отряда, мы имели бы ударную группу, которой не могли противостоять ни Пожиратели Смерти, ни сам Волдеморт… — она нахмурилась, когда Скриджмер передернулся. — Вы что, министр?! Вы до сих пор боитесь этого имени?

— Нет… — со злостью ответил Скриджмер. — Меня от него тошнит.

Он медленно направился к камину.

Угасла вспышка Летучего пороха, огонь понемногу потух, всосавшись в неторопливое мерцание углей — а друзья и родители их погибших друзей все еще смотрели на камин, потрясенные разыгравшейся перед ними сценой. Это был даже не конфликт — настоящее сражение. И казалось, Мак-Гонагалл сама поражена тем, что выиграла это сражение! Отведя взгляд от камина, она глубоко вздохнула, и все повернулись к ней.

— Жаль… — сказала она, словно думая вслух и ни к кому конкретно не обращаясь. — Как жаль того, прежнего Руфуса…

Опираясь на трость, она выпрямилась, посмотрела на дверь — и тут дверь распахнулась.

— Я закончил, профессор… ох, здравствуйте! — Дин Томас шагнул в кабинет и начал оглядываться. Лонгботтомы и Роберт Лавгуд кивнули. — Гарри! Ребята, привет! Профессор … одним словом, я закончил.

— Спасибо, мистер Томас. Гарри, друзья, идите в Выручай-комнату и ждите меня там… Дин, вы оставили комнату открытой, как я просила?

— Конечно.

— Хорошо, а то им пришлось бы ждать в коридоре. Идите, Гарри. Я буду через минуту-другую. Мистер Томас, вы можете пойти с ними, но потом вам придется уйти. Не обижайтесь.

— Я понимаю, профессор, — кивнул Дин. — Все равно спасибо. Ну… мне просто хочется самому показать!

— Хорошо, — Мак-Гонагалл сдержано улыбнулась и кивнула на дверь.

Попрощавшись с родителями и бабушкой Невилла и с отцом Луны, они направились к двери. Гарри услышал за спиной голос Мак-Гонагалл:

— Роберт, Алиса, вы принесли палочки Луны и Невилла?

— А что ты делал там, Дин? — полюбопытствовал Рон, когда они начали подниматься по лестнице.

— Рисовал, — усмехнулся Дин, постукивая тростью на каждой ступеньке. — Увидишь!

Гарри и Гермиона переглянулись и обменялись кивками.

— Дин, — позвала Джинни, — а правда, что ты сейчас встречаешься с Чжоу?

— Ну… да, — смутился Дин. Похоже, на него опять напала скованность. — Иногда. Ты уж прости…

— Да все в порядке. Мне просто было любопытно, так что это ты извини.

— Да ничего… Ты и правда не..

— Все в порядке, Дин, — повторила Джинни.

Дин улыбнулся и, похоже, ему стало легче. Когда они преодолели еще пролет и остановились передохнуть на площадке шестого этажа, он сказал Рону:

— Смотри, что я сейчас умею!

Отойдя, он поднял трость и закрутил ее каким-то сложным движением, так что она, со свистом рассекая воздух, расплылась серым пятном.

— Ничего себе! — воскликнул Рон. — К тебе не подобраться!

— Чжоу научила, — объяснил Дин, опустив трость. — Называется красиво: «Богиня Гуаньинь обмахивается веером». Ну, пошли?

Они продолжили свое восхождение, охваченные тем же ощущением, что принесла Мак-Гонагалл. Гарри уже понял, что это — ожидание! Ускорив шаг, он догнал Дина и негромко спросил:

— Ты рисовал Невилла и Луну?

Дин глянул на него и кивнул.

— Гарри, — так же тихо сказал он, — я понимаю, конечно, что это тяжело и так далее… что мало шансов, но если, вдруг… не знаю, если вдруг она там будет, и если будет возможно…

— О ком ты, Дин?

— Знаешь… потом, — он оглянулся на остальных. — Или ладно… Мы с Чжоу встречаемся, потому что… ну, ты же помнишь Седрика.

— Конечно. Она его до сих пор любит, да?

— Да. А я тоже остался один… Вот мы и встречаемся. У вас с ней ведь…

— Ничего не получилось, совершенно верно. Я понимаю, Дин. Не беспокойся. У меня к Чжоу больше ничего нет… и плохого тоже ничего, в том числе. Мы вполне можем быть снова друзьями. Тем более сейчас, когда вернулась Гермиона.

— Когда ты вернул Гермиону, — серьезно поправил Дин.

— Ну да… Ты хотел бы тоже кого-то вернуть? Я просто не знаю, Дин. Я не знал, получится ли с Гермионой. Не знаю, получится ли сейчас с Невиллом и Луной. Я ведь совершенно не знаю, что придумала Мак-Гонагалл!

— Я понимаю… Я спросил у нее, нельзя ли нарисовать еще и Лаванду.

— Так… Лаванду?! Понятно… И что она сказала?

— Сказала: «Не стоит. Не получится. Сейчас не получится»! И как-то по-особому подчеркнула это «сейчас»!

— Здорово! — взволнованно сказал Рон, поравнявшись с ними.

— А Гарри сомневается, — заметил Дин.

— Гарри всегда сомневается. А потом у него все получается! Гермиона, — позвал он через плечо. — Что тогда Крум про Гарри сказал?

— Что Гарри делает то, чего он не умеет! — отозвалась Гермиона.

— Ладно вам! — с досадой сказал Гарри. Они уже свернули за угол нужного коридора. — Я понимаю, вы пытаетесь меня подбодрить, но…

— Конечно, Гарри! — Гермиона взяла его за руку. — И еще кое-что напомнить.

— Что напомнить?

— Какой ты на самом деле!

Насчет бодрости Гарри не был уверен, но что смутили его порядочно — это да! Он с благодарностью сжал ее руку и замолчал. Впереди уже показались гобелен, где тролли в балетных пачках лупили Варнаву Вздрюченного, и распахнутая полированная дверь на противоположной стороне. Гобелен встретил их забавной сценкой: тролли, бросив избивать учителя танцев, сгрудились у края и пытались заглянуть в дверь — видно, ни разу на их памяти Выручай-комната не оставалась так долго открытой. Даже сам Варнава, охая и потирая бока, пытался протолкнуться между своими вздорными учениками. Ребята рассмеялись. Тролли хмуро глянули на них, потом сгребли Варнаву и потащили на прежнее место.

А когда друзья вошли — веселье сменилось ошеломленным восхищением. То, во что Мак-Гонагалл превратила Выручай-комнату, не поддавалось описанию. Сейчас она была размером в половину Большого зала, и потолок тоже отображал настоящее небо — он сиял голубизной и с него лился солнечный свет, так что сразу и не замечалось отсутствие окон. Стояло несколько больших столов и множество маленьких, все заставленные загадочными приборами — Гарри узнал некоторые из директорского кабинета. Но больше всего взгляд приковывало сооружение у боковой стены. Гарри подошел, остальные последовали за ним — кроме Дина, который уже все это видел и с некоторой досадой смотрел им вслед (ему не терпелось показать свое произведение). Девочки с восхищенными возгласами бросились к вращающемуся столику и стали рассматривать макет Хогвартса, выполненный с исключительной, до малейшей детали, точностью. Гарри смотрел на второй столик — на нем возвышался хрустальный куполообразный сосуд почти в человеческий рост.

«Где-то я его видел!»

Он перевел взгляд на стоящий поодаль медный телескоп, прикинул направление и понял, что смотрящий в окуляр телескопа должен видеть макет Хогвартса как раз сквозь сосуд. И тут он вспомнил — Министерство, Отдел Тайн! Эта штука (или такая же) стояла там, только в ней сверкал невесомый искристый поток, из лежащего на дне яйца вылуплялась птичка, взлетала до верха, возвращалась назад и, превратившись в птенца, снова исчезала в яйце… Здесь этого не было, и сосуд стоял пустой.

— Я тоже кинулся сюда, когда вошел первый раз, — сказал, Дин, подойдя. — Потрясает, правда?

— Да, но… что это такое? — пробормотал Рон.

Дин пожал плечами:

— Представления не имею. И Мак-Гонагалл ничего не захотела сказать.

При упоминании директора все словно очнулись.

— Ладно, еще посмотрим, — решительно сказала Гермиона. — Давай, Дин. Где твоя картина?

Дин повел их к дальней стене, где стоял громадный дубовый мольберт. Снова раздались восхищенные возгласы, и он удовлетворенно усмехнулся.

— Как живые! — воскликнул Рон и тут же нахмурился, почувствовав двойственный смысл этих слов. — Ну… какие были!.. Какими я их помню!

— Да… — тихо, сдавленным голосом согласилась Джинни.

Портреты не двигались — здесь, в Хогвартсе, это казалось очень непривычным.

— Мак-Гонагалл хотела, чтобы картина не была магической, — пояснил Дин. — Чтобы было, как у маглов. Ох, замучался я с этим — я ведь не умею рисовать без магии!

— Не сказала бы, что не умеешь! — возразила Гермиона.

— Все равно — не то…

— Все так, как надо, — раздался за их спинами голос Мак-Гонагалл, и все повернулись.

Директор шла к ним в сопровождении мадам Помфри.

— Что вы думаете, Гарри? — спросила она. — Из всех нас только вы обладаете нужным опытом!

Эти слова нисколько не способствовали душевному равновесию, но Гарри постарался взять себя в руки. «Я обладаю опытом — но она обладает знаниями!» — напомнил он себе и, достав палочку, направил ее на портреты. Все ждали. Гарри подошел к картинам, повел перед ними ладонью

— С изображениями все как надо, — сказал он наконец, — никаких помех. И я их чувствую… но слишком слабо. Не думаю, что смогу взять направление… не понимаю, в чем дело… Получается, что… я их недостаточно сильно люблю?

— Нет, — спокойно сказала Мак-Гонагалл. — Вы их просто любите не так, как Гермиону. Поэтому я собрала здесь вас всех. Ваша роль, Гарри, в этот раз будет несколько другой. Мистер Томас…

— Да, профессор, я уже иду.

Они проводили взглядами Дина (который уходил с явной неохотой), потом Мак-Гонагалл палочкой закрыла за ним дверь и кивнула мадам Помфри. Та подошла к Гарри:

— Закатайте рукав, Поттер, и вытяните руку.

Гарри подчинился. Мадам Помфри достала длинный и узкий флакон из сверкающего хрусталя и, прижав его горлышко к сгибу локтя, коснулась палочкой. Возникло странное ощущение — словно в руку вошла, не причиняя боли, прохладная игла. Внутри флакона ударила тонкая алая струйка, и он стал медленно наполняться. Стиснув зубы, Джинни отвернулась.

— Не понимаю вас, мисс Уизли, — с обычной грубоватой иронией заметила мадам Помфри, глядя на флакон. — Вы разнесли на куски Того-Кого-Уже-Можно-Называть — а теперь боитесь вида крови?

— У Волдеморта не было крови! — огрызнулась Джинни.

— Что ж, метко! — прокомментировала мадам Помфри и ловко, не пролив ни капли, выпрямила флакон. — Держите, Минерва. Я сяду здесь, в сторонке — на всякий случай.

— Конечно, Поппи.

Мак-Гонагалл осторожно поставила флакон на столик рядом с мольбертом, достала две волшебные палочки, осторожно обмакнула их кончики в кровь и положила рядом с флаконом.

— Ваши палочки! — приказала она.

Повторив ту же процедуру, она вернула палочки всем, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Потом посмотрела на Гарри, и ожидание, заполнившее Выручай-комнату, зазвенело, словно нестерпимо натянутая струна.

— Поттер, — сухим, напряженным голосом сказала Мак-Гонагалл, — сейчас я попрошу сделать следующее. Попробуйте найти их снова, позвать — так, как вы в первый раз позвали образ мисс Грейнджер, и определить… да, думаю, что вы сможете их сделать… определить, во-первых — далеко ли они находятся друг от друга. И, во-вторых — есть ли кто-нибудь еще поблизости.

— Дементоры?

— Прежде всего.

— Хорошо…

Он достал палочку и шагнул вперед. Помолчав, позвал, чувствуя, с каким напряжением сверлят его пять пар глаз:

— Невил, Луна… Друзья мои… Вы меня слышите?

Он несколько раз, все тише и тише, повторил зов, напряженно прислушиваясь. Все ждали.

— Профессор! — воскликнул вдруг Гарри и с ошеломленным лицом повернулся к ним. — Они вместе! Рядом!

— Рядом?! Вы уверены?!

— Вполне!

— Не может быть! — выдохнула Мак-Гонагалл. — Это… это замечательно, но…

Она стремительно подошла и встала рядом с ним, направив на портреты свою палочку.

— Еще раз, Гарри!

— Невил! — почти закричал он. — Луна!

— Все верно… — прошептала директор. — Невероятно! Отдохните, Гарри… Пока достаточно. Сейчас мы кое-что переделаем. Помогите мне, — бросила она через плечо.

Повинуясь ее указаниям, друзья сняли с мольберта оба портрета, прислонили их к стене и придвинули друг к другу. На узких и высоких картинах Невилл и Луна были изображены в полный рост. Составленные вместе, они образовывали почти правильный квадрат. Мак-Гонагалл направила на них палочку и прошептала несколько заклинаний. Картины прилипли к стене, и стык между ними исчез.

— Кажется, я поняла, профессор! — неуверенно сказала Джинни (Мак-Гонагалл вопросительно посмотрела на нее). — Они держались друг за друга, когда Волдеморт… когда он убил их. И оказались там вместе!

— Да… — прошептала Мак-Гонагалл. — Да! Спасибо, мисс Уизли!

— Джинни, профессор.

Мак-Гонагалл с удивлением посмотрела на нее, потом слегка улыбнулась:

— Хорошо, я постараюсь… Джинни. Хотя учительские привычки трудно преодолеть. И давайте не отвлекаться. Гарри, как там насчет постороннего присутствия?

— Дементоров поблизости от них нет. А те, кто вдали… они чего-то боятся. Чего-то или кого-то около них. Да, кто-то еще там есть, но… — он поколебался и быстро закончил, — но это не враг.

Он выдержал пристальный взгляд Мак-Гонагалл — и страшно удивился, когда она вдруг сказала:

— Боитесь поверить, Поттер? Но я его тоже почувствовала. И кого еще, скажите на милость, могли бы так бояться дементоры?

— Слишком невероятно, профессор, — возразил Гарри, пытаясь подавить затеплившуюся надежду. — Чтобы все они оказались в одном и том же месте?

— Увидим сами, — отрезала Мак-Гонагалл. — Пора. Встаньте здесь, рядом с мисс… — она вдруг улыбнулась. — Рядом с Гермионой. Джинни рядом с вами, Рон — по другую сторону от Гермионы. Достаньте палочки… Гарри, Джинни! Палочку в левую руку! Так. Гарри, Гермиона, возьмитесь за руки. Рон, Джинни — за кончики их палочек. А теперь — слушайте внимательно. Вы помните, как вызывают Патронуса?

С удивлением глядя на нее, друзья кивнули.

— Что главное для этого заклинания? Вызвать самое лучшее, самое счастливое воспоминание в своей жизни, верно? Так вот… — она помолчала, — что-то в этом роде нужно и сейчас. Вам, Рон. И вам, Джинни. А Гарри и Гермиона будут вам помогать.

— Как? — напряженным голосом спросила Гермиона.

— Своим даром. Думайте, Гарри. Думайте о том, как вы любите своих друзей. Как вам хочется, чтобы все у них было хорошо, чтобы они были живы, счастливы, рядом… Вы хотите этого?

— Конечно!

— На этом и сосредоточьтесь. Гермиона, вы хотите, чтобы нам все удалось? Чтобы мы смогли воскресить наших друзей? Замечательно! Думайте об этом! А вы, Рон и Джинни — вызовите воспоминание о самых счастливых мгновениях с теми, кого вы любите! Есть ведь такие?

— Да! Есть, конечно!

— Вспомните это чувство. А теперь… позовите их.

Она стремительно отошла в сторону.

— Давайте!

И струна лопнула. Волшебный потолок потемнел, снова вспыхнул и угас, и вслед за зовом Рона и Джинни комната озарилась уже знакомым Гарри тяжелым, сумрачно-пурпурным светом Страны мертвых. И прямо на них рука об руку шли Невилл с Луной. Все словно забыли дышать. А Гарри подался вперед. Их погибшие друзья выглядели не так, как Гермиона, когда он увидел ее бредущей по темной равнине!

У них тоже была серая, лишенная цвета кожа, бесцветные блеклые глаза, пепельные волосы Луны казались седыми… Но в глазах был разум! Они расширились, когда появилось неожиданное препятствие, а на лицах появились неуверенные улыбки. «Они не утратили разум!» — понял ошеломленный Гарри.

Его несколько смутило то, что они были практически обнажены — у Невилла было только подобие набедерной повязки, сделанное, судя по болтавшемуся сбоку рукаву, из остатков рубашки, а Луна обмотала бедра куском своей синей мантии. У нее оказалась удивительно тоненькая, почти детская фигурка…

А потом Гарри увидел еще кое-кого.

Громадную, размером с породистого дога черную собаку с горящими глазами. Она неторопливо трусила рядом, и в зубах у нее была зажата волшебная палочка.

Подойдя, все трое остановились, и собака бешено завиляла хвостом.

— Профессор… громким шепотом спросила Джинни. — Нам можно уже подойти?

— Спросите у Поттера, — хрипло ответила Мак-Гонагалл.

— Гарри…

— Можно! — ответил он, не сводя глаз с собаки. — Окно стабильно…

Он первым медленно шагнул вперед.

— Я же говорила тебе, Невилл, — спокойно, будничным голосом сказала Луна. — Они нас найдут. Они нас никогда не бросят.

Похоже, отсутствие одежды ее нисколько не смущало.

А собака встала на задние ноги, в мгновение ока выросла и обернулась Сириусом Блеком с зажатой в зубах волшебной палочкой.

Взяв палочку в руку, он долго смотрел в глаза Гарри, по-видимому, не в силах произнести хоть слово. Наконец из его горла вырвалось рычание. Торопливо прокашлявшись, он выдавил:

— Ну, здравствуй, Гарри!.. Послушай, как тебе удалось?

Глава 7. Светлый круг.

— Здравствуй… — выдавил Гарри и замолчал. Гермиона встала за ним и положила руки ему на плечи. Глаза Сириуса расширились:

— Не может быть! Гермиона!.. Ты… выбралась? Ты жива?!

Она кивнула, пощекотав волосами щеку Гарри.

— Как?! — настойчиво спросил Сириус. — Это сделал Гарри?

— Да!

Прижав ладони к стеклу, Сириус во все глаза смотрел на них, и Гарри вспомнил, как неделю назад совершенно так же, через такое же прозрачное и несокрушимое окно, смотрела Гермиона… Невилл и Луна тоже подошли к окну, Сириус оглянулся на них и снова, с немым вопросом в глазах, посмотрел на Гарри. А тот не знал, что сказать.

— Здравствуй, Сириус! Здравствуйте, ребята, — негромко сказала Мак-Гонагалл, встав позади друзей.

— Минерва? — улыбнулся Сириус. — Ну, теперь понятно… Только ты и могла найти способ!

— Не только я, Сириус. Гарри тоже нашел, совершенно независимо от нас. Он сам воскресил мисс Грейнджер! Знал бы ты, как он нас напугал! Чуть не погиб…

— Понятно… — пробормотал Сириус. Невилл и Луна во все глаза смотрели на них. Сириус окинул друзей взглядом: — Как вы все выросли! Минерва… сколько прошло времени?

— С тех пор, как ты попал за Арку — больше двух лет, Сириус.

— Значит, полгода с тех пор, как мы погибли? — все так же спокойно спросила Луна.

Гарри отметил, что ее голос, хоть и звучал, как из далекой дали, слышен более четко, чем тогда голос Гермионы.

А у Сириуса голос был нормальный. Голос живого человека! Теперь уже Гарри заметил, что и кожа у него обычного цвета. Только выглядел крестный таким же изможденным, как после побега из Азкабана.

Вот оно что, вдруг понял он, переведя взгляд на Невилла с Луной. У теней нет цвета. Они — как черно-белые фотографии…

Встретив его взгляд, Невилл слабо улыбнулся:

— Я так и не поздоровался с вами, ребята. Простите... Не мог поверить… Джинни!

— Что, Невилл?!

— Я тебя люблю.

Шмыгнув, Джинни быстро закивала.

— Гарри, — сказала Луна, — вытащи нас отсюда, пожалуйста. Здесь все-таки плохо, хотя со временем привыкаешь. И я хочу к Рону. Ты не расстроишься, Гермиона?

Гермиона тихо засмеялась.

— Нет, — мягко сказала она. — У меня Гарри.

— О! — воскликнула Луна с редким для нее удивлением. — Наконец-то!

Согнав с лица улыбку, Гарри решительно повернулся к Мак-Гонагалл:

— Что сейчас надо сделать, профессор?

— Подожди, — не оборачиваясь, отозвалась она. У нее был озабоченный голос. — Не все так просто… Сириус… Мне не хочется огорчать тебя, но…

— Вы не сможете нас вытащить? — упавшим голосом спросил тот.

— Мы не сможем вытащить тебя. Пока не можем.

— Почему? — почти одновременно крикнули Сириус и Гарри.

— Ох, долго это объяснять! Тебе придется поверить мне на слово, Сириус. Я никогда не обманываю, ты же знаешь.

— Я чем-то отличаюсь от них? — усмехнулся он.

— Нет. Это они отличаются… от всех остальных волшебников. Только им шестерым по силам преодолеть это препятствие. Только им — во всем мире…

Сириус открыл рот, пытаясь что-то сказать, и снова закрыл. Шагнув вплотную к окну, он минуту-другую разглядывал друзей, и у него было такое выражение, словно… он впервые их видел. Потом черты несколько разгладились, и неверящими глазами он посмотрел на Мак-Гонагалл:

— Минерва, ты хочешь сказать, что это… они?

— О чем ты, Сириус?

— Это Светлый круг?

— Ты знаешь о Круге? — воскликнула Мак-Гонагалл.

Сириус молча кивнул. Потом, отойдя, решительно сказал:

— Делай свое дело, Минерва. Я вас прикрою, если что, хотя… — он усмехнулся, повертел палочкой, — дементоры сюда и близко не подойдут. Им уже от меня досталось. Они даже давить особо не смеют — я их хорошо отлупил. Давай.

Мак-Гонагалл поколебалась, потом кивнула и подошла к столику. Взяла лежащие на нем палочки, коснулась ими прозрачной поверхности и надавила.

— Резче, профессор, — хрипло посоветовал Гарри. — Как если втыкаете нож.

— Спасибо, Поттер.

На этот раз палочки пронзили поверхность окна. Повинуясь ее жесту, Невил с той стороны схватил их, выдернул. Рассмотрев, отдал одну Луне, а свою перехватил за ручку.

— Встаньте в том же порядке, — приказала Мак-Гонагалл, — на некотором расстоянии друг от друга… Джинни и Рон — вплотную к окну. Возьмите палочки в правую руку. Левой рукой каждый берется за палочку соседа. Невилл, встаньте напротив Джинни, Луна… да, правильно, молодец!

— Что теперь? — спросила Луна.

— Невилл, возьмитесь за кончик палочки Луны, а своей проткните окно — да, резко, как Гарри сказал — и пусть Джинни возьмется за ее кончик. Рон, Луна… — ее голос вдруг стал хриплым, — то же самое! Замкните круг!

Мак-Гонагалл отступила, глядя на всех, чего-то ожидая.

Все ждали. «В чем дело? — беспомощно думал Гарри. — Должно же произойти хоть что-нибудь… Хоть что-нибудь!» Он покосился на Мак-Гонагалл — ее лицо даже в неверном свете Страны Мертвых было бледным.

— Думайте! — вдруг приказала она.

— О чем? — закричала Джинни.

— Не о том, что мы делаем! Думайте друг о друге. Просто… друг о друге!

И снова зазвенело. Четко, явственно, по-настоящему — будто открылась крохотная музыкальная шкатулка. Все шесть палочек вспыхнули серебристым светом, сияние сорвалось с них, расширилось, и светящаяся нить повисла в воздухе на уровне груди, охватив шестерых друзей четким кругом. Ощущение было — не передать! — словно еще один, невидимый круг проходил через сердце каждого, заставляя лихорадочно биться и наполняя тело живым теплом. Нить утолщалась, но свет не слепил. Потом вдруг снова вспыхнул волшебный потолок, и солнце из-за их спин ударило в окно, сметая и растворяя в себе тревожные сумерки Страны Мертвых. Гарри заморгал. А когда увидел Невилла и Луну — те уже были живыми.

— Идите сюда! — крикнула им Мак-Гонагалл — Палочки не отпускайте!

Оба шагнули вперед. Рон и Джинни начали отступать, то же самое пришлось сделать Гарри с Гермионой, чтобы не разомкнуть круг. Со стороны, возможно, это выглядело несколько нелепо. Гарри и Гермиона напряженно пятились, боясь споткнуться; Рону и Джинни пришлось двигаться боком. А Луна с Невиллом просто пошли — и оказались в комнате.

Словно и не заметили преграду.

— Все! — выдохнула Мак-Гонагалл.

Раздался хриплый вскрик, они повернулись. Сириус побежал к окну, изо всех сил врезался в него, и прозрачная поверхность спружинила, швырнув его в траву. Отпустив палочки, Гарри бросился вперед.

— Я цел, не беспокойся, — проворчал Сириус и выпрямился, потирая плечо. — Глупо, конечно… Просто подумал — вдруг оно и правда исчезло?

— Мне очень жаль, Сириус…

— Мне, знаешь ли, тоже! — усмехнулся тот. — Ты была права, Минерва.

— Да, Сириус. Мне тоже жаль.

— Не стоит, — резко сказал он.— Я знал, что это так, просто все равно надо было попробовать. И, Минерва… я это увидел! — он окинул всех взглядом. — Все вместе, и все живы…

Невилл и Луна оглянулись на него. Потом Джинни со странным хнычущим звуком бросилась к Невиллу, обняла и спрятала лицо у него на груди.

— Луна… — хрипло сказал Рон (он уже держал ее в объятиях).

— Я знаю, Рон, — спокойно ответила она. — Я тоже тебя люблю.

Гарри прислонился к окну, глядя то на них, то на Сириуса. Гермиона тоже подошла, и Сириус улыбнулся:

— Уже вместе, да? Луна верно сказала — наконец-то!

— Сириус, поверь — я найду, как тебя вытащить! — заверил его Гарри.

— Мы найдем, — поправила Мак-Гонагалл.— Сириус… Откуда ты знаешь о Светлом круге?

— А… — усмехнулся Сириус и уселся на траву.

Гарри с Гермионой последовали его примеру, опустившись на пол. Мак-Гонагалл взмахом палочки придвинула кресло и села, как всегда прямо и не откидываясь на спинку.

— Ребята, — позвала она, и те оглянулись, — вам лучше подойти. Обниматься можно и здесь. Давай, Сириус, расскажи нам… Я подозреваю, что это интересно. Это же одна из величайших тайн Мерлина.

— Ты ведь тоже о ней знаешь, — со смешком возразил Сириус.

— Я знаю от Дамблдора.

— Ну вот! Дамблдор тоже знает! Минерва, великие тайны — это те, о которых знает куча народу. Особенно те, кому вовсе не положено знать, — он с удивлением глянул на Гарри, который неожиданно рассмеялся.

— Я вспомнил первый курс, — пояснил Гарри, — когда после драки с Квиреллом лежал в больничном крыле. Ко мне пришел Дамблдор. Он сказал, что вся эта история — строжайший секрет, и поэтому ничего удивительного, что о нем уже знает вся школа!

Мак-Гонагалл демонстративно вздохнула.

— Минерва, — мягко сказал Сириус, — не забывай, что я вырос в среде Темных волшебников.

— Вот почему я и спрашиваю! Им-то как раз знать не положено!

— Но они знают. И все же успокойся, — он хмыкнул. — Для Темных волшебников это вроде страшной детской сказки. Именно так. В детстве меня пугали — когда-нибудь в наш мир придет Светлый круг, и если ты не будешь изучать Темные искусства, если ты не будешь достаточно силен, Круг тебя уничтожит и даже не заметит. На многих это действовало! На меня тоже — но по-другому. Мои родители даже и не догадывались, насколько я ненавижу Темную магию! Я не боялся — я мечтал о Светлом круге! — взгляд его заблестевших глаз скользил по лицам друзей. — Никогда не думал, что моя мечта сбудется! Так что не беспокойся обо мне, Гарри. Мне сейчас будет намного легче.

— Думаю, будет еще легче, — заметила Мак-Гонагалл, — если ты продолжишь делать то, что начал.

— О чем ты, Минерва?

— Мисс Грейнджер рассказала, что ты разыскиваешь наших погибших и собираешь их вместе. Я полагаю, что ты и Невилла с Луной вел туда, не так ли?

— Конечно! После того, как Гермиона исчезла… я ведь не знал, что она воскресла, и думал, что ее перехватили дементоры! В общем-то, я решил сопровождать их лично.

— Правильно, — одобрила Мак-Гонагалл. — Продолжай в том же духе. Собери всех, кого сможешь.

— Само собой. Мы уже нашли многих. Дай только время, хотя… времени навалом, — усмехнулся он. — Здесь времени вообще не существует…

— Я в курсе, — перебила Мак-Гонагалл. — Погоди… Кто это «мы»?

— Дамблдор, конечно, и…

— Ты встретил Альбуса?! Он там? Ох, что я несу… где же ему еще быть?!

— А вот это я не знаю! — возразил Сириус. — Да, он там появляется, он нам очень помог. Но я не знаю, где он, Минерва. За Страной Мертвых есть и другие миры — правда, дементоры охраняют все проходы. Но, похоже, Дамблдор способен прорваться…

— И кто еще, Сириус? — вмешался Гарри.

Сириус посмотрел на него, улыбнулся:

— Ну да. Джеймс и Лили.

— Как они?!

— Держатся, — серьезно сказал Сириус. — Очень хорошо держатся.

Гарри прерывисто вздохнул, и Гермиона сжала его руку.

— Маму мы так и не нашли, — печально сказала Луна.

— Найдем, — заверил ее Сириус. — Нашли уже многих. Кое-кто понемногу приходит в себя. Другие держатся с самого начала…

— А я не смогла, — грустно сказала Гермиона. — Ты видел, какой я была… И Гарри видел.

— Ты была одна, — возразил Сириус. — У тебя был шок. Не переживай, Гермиона! Тем более — сейчас.

Поразмыслив над его словами, Гермиона кивнула.

— Невилл, — сказала Мак-Гонагалл, — Луна… Ваши родители, кстати, здесь, и они ждут вас.

Луна просияла. Вскочив на ноги, Невилл ошеломлено воскликнул:

— Они здесь?! Мама и папа?! Они…

— Здоровы, — закончила Мак-Гонагалл.

Невилл дернулся, будто хотел броситься к двери, но не решался. Луна, осторожно освободившись из объятий Рона, выпрямилась. Рон и Джинни тоже встали.

— Можете пойти с ними, — кивнула Мак-Гонагалл, — только попрощайтесь с Сириусом. Нам скоро придется прервать контакт.

Тут уже на ноги поднялись все. Сгрудившись по эту сторону окна, молча смотрели на Блека. Сириус напряженно улыбнулся:

— Думаю, мы прощаемся не навсегда, не так ли?

Все закивали, а Луна сказала:

— Ты нам очень помог, Сириус.

— Идите, ребята, — поторопил он их. — Мы будем вас ждать.

— Подождите! — остановила их Мак-Гонагалл и взмахнула палочкой.

Тряпки Невилла и Луны сменились парадными мантиями.

— Спасибо, профессор, — смущенно улыбнулся Невилл, — я как-то забыл…

Луна критически оглядела свою мантию и провела по ней палочкой, изменив цвет на синий с блестками.

— Мне так больше нравится, профессор, — невозмутимо пояснила она и направилась к двери.

Мак-Гонагалл снисходительно улыбнулась. Оглядываясь, Невилл, Рон и Джинни последовали за Луной.

— Мы лучше побудем с тобой, — сказал Гарри, и Гермиона кивнула.

Благодарно улыбнувшись, Сириус подошел к окну, приложил ладонь. Гарри со своей стороны сделал то же самое. Гермиона снова обняла его за плечи и слегка шмыгнула.

— Гермиона! — не оборачиваясь, сказал Гарри, копируя «суровый» тон Джеральда. — Грейнджеры?..

— Не плачут! — продекламировала Гермиона.

— Грейнджеры?..

— Справляются!

— Отличный девиз! — воскликнул, широко улыбаясь, Сириус. — Стоит его перенять!

Опустив руку, он некоторое время молча смотрел на них. Гарри лихорадочно искал хоть какие-то слова прощания, поддержки… в голове была какая-то беспомощная пустота. Он отвел взгляд, и в поле зрения попал столик. И флакон. Во флаконе еще оставалась кровь; повинуясь внезапной мысли, Гарри схватил его и спросил у Мак-Гонагалл:

— Можно, профессор?

Она, недоуменно нахмурившись, кивнула. Гарри плеснул на ладонь остатки крови и размазал их по прозрачной поверхности. Машинально вытерев руку о брюки, оглядел получившееся пятно, положил на него ладонь и надавил. Со знакомым стягивающим ощущением рука прошла. Сириуса уставился на него, потом, словно опомнившись, схватил его руку и крепко сжал:

— Молодец, крестник!

Они постояли, потом вдруг раздался голос Гермионы:

— Можно, Гарри? — она осторожно потянула его за рукав.

Поколебавшись, Гарри выдернул руку и отступил. Встав на его место, Гермиона надавила, пробила окно, и они с Сириусом тоже обменялись рукопожатием.

— Держись, Ньюхальз! — тепло сказала Гермиона.

Сириус вздохнул и с нежностью посмотрел на обоих:

— Как я рад за тебя, Гарри! О такой подруге можно только мечтать… Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты ее разлюбишь?

— Что? — улыбнулся Гарри. Гермиона снова взялась за его плечи, и он непроизвольно распрямил их.

— А вот что! — ответил Сириус и издал такое правдоподобное рычание, что все подскочили, а задремавшая мадам Помфри чуть не упала со стула.

— Горло перекушу! — пояснил он.

— Не слишком ли кровожадно? — упрекнула его Гермиона.

— А почему бы и нет? Гарри ведь все равно тебя не разлюбит, так что ничего страшного.

— Зачем тогда пугать?

— Из педагогических соображений. Я его крестный отец, как-никак, — он смотрел на них с какой-то необычной улыбкой, делавшей его лицо лет на десять моложе. — А мне придется любить вас обоих.

— Почему — придется? — удивился Гарри. — Я что-то не замечал, чтобы ты раньше нас не любил.

— Раньше было — по отдельности, Гарри. А сейчас — как одно целое, — Сириус вздохнул. — Ладно, не стоит затягивать прощание!

— Погоди, — вмешалась Мак-Гонагалл.

Дотронувшись до уголка глаза, будто смахнула слезинку, она подошла и всмотрелась в красное пятно.

— Кажется, кое-чем я смогу вам помочь.

Отойдя, она подошла к одному из шкафов, распахнула дверцу и постояла, что-то припоминая. Потом сняла с верхней полки узкую коробку, открыла ее и достала три волшебные палочки.

— Ого! — воскликнул Сириус. — Это нам очень пригодится, Минерва!

— Ты даже не представляешь, как! — отозвалась она и отделила одну из палочек. — Это Альбуса. Я разыскала ее тогда… он тебе рассказывал?

— Он мне все рассказал, — подтвердил Сириус, — а Невилл и Луна добавили кое-какие подробности. Так что я в курсе всех событий.

— И насчет Волдеморта тоже? — удивилась Гермиона. — Они поняли, что убили его?

— Они не были уверены, — рассмеялся Сириус. — Да только мы его там встретили!

— Что?! — с ужасом воскликнула Гермиона. — Вы встретили Волдеморта?!

— Ага! — Сириус с улыбкой смотрел на их ошеломленные лица. — Бродит он там с печалью на уродливой физиономии. Все его избегают, даже тени Пожирателей. Да что там Пожиратели — от него и дементоров тошнит! При жизни он обходился без друзей и близких — а в Стране Мертвых одиноко, видите ли! Даже с нами был рад поговорить.

— Сириус, — сказала Мак-Гонагалл, — чтобы ты был в курсе всего… Снейп тоже там.

— Что?! — вскрикнул Блек. — Вот так новость! С ним-то чего случилось?

— Мы не могли понять. Только я потом догадалась. Он выпил яд… какой-то необычный, собственного изготовления. Видимо, ему удалось, покинув тело, какое-то время оставаться в мир живых и сотворить себе такую телесность, какая ему нужна. После этого он появился в Министерстве и прошел через Арку Смерти.

— Но… зачем?

— Чтобы пронести свою палочку.

— Понятно… — недоумевающе пробормотал Сириус. — И все равно непонятно! Зачем он это сделал? Что ему здесь понадобилось? Насчет этого у тебя есть хоть какие-то предположения?

— Есть, — ответила Мак-Гонагалл, — и даже не предположения, я почти уверена… Тебе не следует его опасаться, Сириус, даже если вы столкнетесь. Снейп решает свои проблемы.

— Да какие у него могут быть проблемы?!

— Его сын погиб в битве. И когда Снейп узнал о воскрешении Гермионы, он явно решил сделать то же самое… по-своему. Я не представляю, как ему удастся — только Светлый круг может сделать такое.

«У Снейпа был сын?!» — Гарри и Гермиона озадаченно переглянулись, и почто сразу же Сириус задал этот вопрос вслух.

— Был, — подтвердила Мак-Гонагалл. — Ты знаешь, что в битве погиб Драко Малфой?

— Да, но… Что?! Драко — сын Снейпа? Откуда ты знаешь, Минерва?

Минерва Мак-Гонагалл с хмурой усмешкой посмотрела на него.

— Снейп — несчастный человек, Сириус, — сказала она. — Он вырос в такой ненормальной семье, что даже вашим родичам, Поттер, до них далеко. Он неспособен любить. Но даже такой человек нуждается… хоть в какой-то близости. После битвы мы с ним несколько подружились. По крайней мере, я была в состоянии его выслушать, есть у меня такая редкая способность — выслушивать кого угодно. Вот так я и узнала. Ладно. Поттер… простите, Гарри, — она показала остальные две палочки. — Эти я тоже хотела бы отдать Сириусу.

— Пожалуйста, — с удивлением согласился он.

— Мне нужно ваше согласие. Это палочки ваших родителей.

— Что? — воскликнул он и подался вперед. — Они сохранились?!

— Хагрид нашел их под развалинами.

— Можно?..

С замирающим сердцем он взял обе палочки, провел под ним пальцами. Прикрыл глаза, как в свое время делал Оливандер, попытался определить. Палисандр, сердцевина — перо Синей птицы. «Мамина!» И железное дерево, а внутри — кусок драконьего рога. Палочка его отца, Джеймса Поттера… Взяв их в обе руки, он сомкнул кончики, резко развел — и между ними вспыхнула необыкновенная, серебристо-золотая радуга. Он вернул их Мак-Гонагалл и кивнул:

— Конечно, отдайте. Им они должны пригодиться.

— Еще как! — подтвердил Сириус, принимая палочки. — Надо же… Только как я их понесу?

— Как свою, наверное, — с недоумением ответил Гарри.

— Как-нибудь на досуге попробуй взять зубами сразу четыре палочки! И без помощи рук! — раздраженно посоветовал Сириус и задумался.

— А связать? — сочувственно предложила Гермиона.

— Об этом я как раз и думаю. Моя ведь должна быть отдельно, вдруг понадобится… Погоди!

Выдернув из-под пояса низ рубашки, он оторвал узкую полосу ткани и аккуратно обвязал три палочки, а второй конец привязал к ручке своей. Немного повертел, примериваясь. Сказал:

— Да, так сойдет. Ладно… — он нагнулся, аккуратно положил на траву. Выпрямился. — Пока, друзья. Я вас жду.

Одним плавным движением Сириус опустился на четвереньки и обернулся большой черной собакой. Постоял, виляя хвостом и часто, громко дыша — звук был, как у мчащегося «Хогвартс-Экспресса», только стука колес не хватало. Потом пригнул голову, поднял зубами свою палочку, под которой на полоске от рубашки болтался пучок остальных. Еще раз махнул хвостом, повернулся и потрусил прочь.

— Счастливо, Ньюхальз! — закричала ему вслед Гермиона.

— Удачи! — крикнул Гарри.

Мак-Гонагалл встала рядом с ними и проводила его взглядом. Когда Сириус превратился в маленькую точку на горизонте, она мягко потянула их назад и взмахнула палочкой. Окно превратилось в двойной портрет Невилла и Луны.

— А знаете, — вдруг сказала она, — это замечательная картина. Я попрошу мистера Томаса оживить ее, и ее стоит повесить в главном коридоре.

Опомнившись, Гарри и Гермиона посмотрели на нее.

— Хорошая идея, профессор, — согласился Гарри.

— Рада, что вы это одобряете, — усмехнулась Мак-Гонагалл. — Так… Подождете меня? Я пойду позову остальных. Нужно еще кое-что сделать. Все, Поппи.

Мадам Помфри встрепенулась и встала. Вместе с Мак-Гонагалл они вышли из комнаты. Гарри и Гермиона смотрели друг на друга, медленно приходя в себя.

— Столько событий в один день… — почти шепотом сказала Гермиона. — Голова гудит!

Гарри кивнул:

— И, похоже, еще не закончились, — он обнял ее. — Но хоть небольшая передышка!

Он опустился на освободившийся стул и усадил Гермиону к себе на колени.

— Одно целое… — тихо сказал он.

Улыбаясь, Гермиона попыталась пригладить ему волосы. Потом провела рукой по своим:

— И оба лохматые.

— Ну и что?

— Тоже общая черта…

— Если бы ты знала, как мне сейчас хорошо!

— Если хотя бы вполовину так же, как мне, — задумчиво отозвалась Гермиона, — тогда я знаю. Мон ами, мон амур…

— А что это?

— То, что ты любишь говорить мне, только по-французски. Мой друг, моя любовь…

— От Флер услышала?

— От Габриель. Она мне песенку спела. Как необыкновенно, Гарри — мы все снова вместе.

— Не все, Гермиона.

— Да… я немного не так сказала. Но мы, шестеро… На пятом курсе мы вместе сражались в Министерстве. На шестом — в Хогвартсе. На седьмом — за Хогвартс. А сейчас — просто вместе без всяких сражений. Или нет… не так. Получается, что сражение было. Что мы по-тихому сразились с самой смертью. Как тогда сказал Добби — сэр Гарри Поттер победил саму смерть.

— Это когда он сказал?

— На прошлой неделе, когда я отнесла тебя в Хогвартс.

— Вот как? Ты права, Гермиона. Мы все сразились, не я один. Даже когда я вытаскивал тебя — ведь оказалось, что Рон и Джинни, не зная, помогали нам, правда? — он содрогнулся. — Знаешь, я только потом понял, как страшно это было. Если бы я знал, как просто можно было все сделать! Как сегодня… Наверное, если бы мы оба просто взялись за палочки, ты бы прошла, как сегодня Невилл с Луной!

Откинувшись, Гермиона некоторое время смотрела на него.

— Не знаю, Гарри, — сказала она наконец. — Не уверена. Сегодня мы все же были вшестером. Ты чувствовал, какая в нас бурлила сила? Но даже если и так… ты все равно сделал это, я тебе обязана жизнью, своей второй жизнью. Даже тем, что у меня сейчас два дня рождения! — серьезное выражение сменилось улыбкой, и она опять встрепала ему волосы.

— А я обязан тем же тебе, Гермиона.

— Мон ами… — сказала она. — Мон амур… Раз так, хватит переживать. Сегодня это просто неприлично, Гарри. Невилл… Луна… Мы вместе — все! Мы всем обязаны друг другу, мы всем обязаны себе…

Гарри широко раскрыл глаза:

— Ты начала писать стихи?!

— Кто, я? — Гермиона рассмеялась. — Да нет, конечно — случайно получилось!

Гарри притянул ее к себе и начал целовать. Все переживания куда-то ушли, он снова был счастлив, а ласки становились все более интимными — так что, когда дверь открылась, Гермиона отшатнулась и начала торопливо застегивать рубашку.

— Гарри, Гермиона… Ох, извините!

— Ничего, все в порядке, — Гермиона встала и застегнула последнюю пуговицу, потом начала поправлять волосы. — Я подумала, что это Мак-Гонагалл.

— Она в коридоре. Вас все хотят видеть.

— Спасибо, Невилл, — она посмотрела на них и засмеялась.

— Что смешного? — требовательно спросила Джинни, крепко державшая Невилла за руку.

— У нас с Гарри в первые дни было так же, — объяснила Гермиона. — все время хотелось держаться друг за друга, или хотя бы касаться.

— А… — Джинни с пониманием кивнула. — Рон тоже Луну не отпускает! — она улыбнулась, переглянулась с Невиллом. — Идите к нам!

Они вышли, Гарри с Гермионой последовали за ним. Их сразу же окружили люди — Роберт Лавгуд, Лонгботтомы, родители Гермионы и, конечно же, Мак-Гонагалл.

— Привет, папа, мама! — весело крикнула Гермиона. — О, здорово!

— Ну? — сурово спросил Джеральд. — Похожи мы на волшебников?

Они с Эльзой были в открытых мантиях поверх обычной одежды.

— Гм… — Гермиона задумалась. — Да, мама похожа.

— А я?

— Пожалуй, сойдешь.

— Так! Что значит «пожалуй», и что значит «сойдешь»?

— Так уж и быть, — согласилась Гермиона, — сойдешь. Без «пожалуй».

— Ну что за молодежь! — вздохнул Джеральд.

— Не расстраивайся, Джерри, — успокаивающе сказала Эльза. — Ты выглядишь как надо.

— Прежде всего, я выгляжу, как мне надо! А Герми просто капризничает.

— Папа!

— Ладно, скажем по-другому. Наша дочь Гермиона Эльза Джейн Грейнджер просто капризничает.

— У тебя так много имен? — воскликнул Гарри.

— Ага! — гордо ответила она. — Ты разве не знал?

— Нет, ты же мне никогда не говорила! Ужас! Мне все это придется месяц зубрить!

Все заулыбались, и торжественное напряжение незаметно сошло на нет. Алиса Лонгботтом очень тепло обняла Гермиону, Френк крепко пожал руку Гарри, а бабушка Невилла одобрительно похлопала его по плечу. Луна сияла, прижимаясь к отцу, а Рон обнимал ее плечи, и с его лица не сходила широкая улыбка. Невилл тоже светился от счастья, глядя то на Джинни, то на родителей.

— Знаешь, Гарри, — шепнул он, улучив момент, — мне бабушка сказала… они пришли в себя, когда узнали, что я погиб!

— Ничего себе!

— И знаешь, что я думаю? — добавил он. — Для такого, наверное, стоило погибнуть!

Гарри слегка содрогнулся.

— Только при условии, что потом воскреснешь! — заявил он.

— Но ведь так и произошло, верно? — улыбнулся Невилл. — Ты не представляешь как это здорово — быть живым!

— Зато я представляю! — сказала Гермиона.

Невилл внимательно посмотрел на нее, кивнул и вместе с Джинни отошел к родителям. А Гарри вдруг подумал — это мысль поразила его — что у Гермионы, Невилла и Луны сейчас есть свое понимание чего-то, ему недоступного… Он даже почувствовал нечто вроде легкой зависти.

А потом вспомнил, как у него самого остановилось сердце, и как на целую минуту он оказался в Стране Мертвых. Да, завидовать такому — глупо… «А ведь, — подумалось ему, — они тоже не знают, каково было нам — без них. Для них не существовало времени… Этих полгода… Да, они нас понимают, но ведь для Невилла и Луны битва словно была вчера. Для Гермионы — неделю назад.

А как же долгие блуждания по Стране Мертвых? Каково это — не ощущать время? Помнить, что совсем недавно ты был жив — и вдруг оказался мертвым?» Он опомнился. Что это с ним? Какое значение имеет все это сейчас? Гермиона жива, Невилл жив, Луна!..

Светлый круг.

Это же мы, думал Гарри; Светлый круг — это всего-навсего мы!

— Да, — усталым голосом подтвердила Мак-Гонагалл. — Да. Это вы.

Она оперлась локтями об стол, опустила голову на сплетенные пальцы и замолчала. Друзья с тревогой смотрели на нее.

— Вам плохо, профессор? — осторожно спросила Гермиона.

— Пройдет…

— Выпей, Минерва, — мягко сказала мадам Помфри и, подойдя к столу, поставила перед ней флакончик из темного стекла.

— Спасибо, — Мак-Гонагалл послушно взяла флакон, откупорила и понюхала. — Что это? Укрепляющее зелье?

— Улучшенное, — наставительно сказала мадам Помфри. — Новый рецепт Слизнорта. Более сильное, но действует мягко.

Мак-Гонагалл налила зелья в появившийся перед ней стакан, выпила и поперхнулась:

— Великий Мерлин! Поппи, на чем это настояно — на огненном виски?

— Позвольте! — Гермиона встала, подошла к столу, схватила флакончик и понюхала. — Папина кофейная настойка!

Мадам Помфри кивнула:

— Слизнорт взял ее как основу для зелья. Добавил некоторые магические ингредиенты, соответствующие заклинания…

Гермиона испуганно посмотрела на стакан:

— Но ее нельзя пить так много! Там же экстракт зеленого кофе, корень женьшеня…

— В этом виде она безопасна, мисс Грейнджер, — заверила ее мадам Помфри. — Как ты, Минерва?

— Намного лучше, спасибо! — Мак-Гонагалл оглядела всех вновь заблестевшими глазами. — Спасибо, Поппи.

Она встала из-за стола, полезла в карман мантии и вынула ту самую миниатюрную коробочку. Осторожно положила на стол, и на ней скрестились все взгляды. В коробочке не было ничего примечательного, кроме маленьких размеров — в таких ювелиры кладут кольца. Однако Мак-Гонагалл обращалась с ней с величайшей осторожностью. Повинуясь заклинанию, коробочка открылась, и внутри действительно оказалось кольцо.

— Возьмите его, Поттер, — приказала она.

Гарри подчинился. Кольцо было простым, без украшений и завитушек и, похоже, серебряное.

— Наденьте его на палец мисс Грейнджер. На левую руку, на безымянный.

Гермиона подала ему руку, глаза у нее взволнованно блестели. Гарри надел на нее кольцо.

— Теперь, мисс Грейнджер, снимите его.

Гермиона сняла кольцо — и ахнула, глядя то на него, то на свой безымянный палец, где оно по-прежнему сверкало. А в руке у нее было второе кольцо.

— Вы поняли? — спросила Мак-Гонагалл.

— Кажется, да… Дай руку, Гарри!

Она надела ему кольцо. Ощущение было странное — будто стянувшись, оно мягко и плотно охватило палец; сквозь руку, наполняя сердце, хлынула невидимая сила, теплым и сильным чувством растекаясь по всему телу. На секунду он замер, глядя на кольцо, потом поднял голову, улыбнулся сияющей Гермионе и потянул его с пальца. Одобрительно хмыкнув, Мак-Гонагалл спросила:

— Кто следующий?

Гарри посмотрел на Рона, но Невилл первым протянул руку. Он отдал ему кольцо.

— Гарри, послушай! — Гермиона подалась вперед, порывисто схватила его за руки. — Мы… мы же сейчас обручились!

— Что? — удивленно спросил Гарри.

— И мы! — с сияющей улыбкой вставил Невилл, стягивая с пальца очередное кольцо. — Рон, держи!

Выйдя из ступора, Рон с величайшей осторожностью принял кольцо.

— Гермиона, — сказал, обняв ее, Гарри, — я могу сказать только одно… — он смотрел поверх ее пышных волос на Рона и Луну, которые с несколько забавной торжественностью обменивались кольцами. — Вот это да!

— Это уж точно, Поттер! — воскликнула Мак-Гонагалл, и все, светясь, повернулись к ней. — Вы не перестаете удивлять меня, друзья! — она опять смахнула слезинку. — Я за свою жизнь не припомню такого дня, чтобы меня настолько часто прошибала слеза. Да, я и подумать не могла, что вы так все это поймете!

Улыбки друзей начали угасать, и она поспешно добавила:

— Нет, нет, все в порядке, вы все правильно поняли. Просто — это еще не все, — ее лицо снова стало серьезным. — Все так. Вы обручились. Но эти кольца… вернее, это кольцо, оно на самом деле только одно, хотя и надето на пальце каждого из вас… Это нечто большее. И оно до сих пор хранилось в самой тайной комнате Отдела тайн.

Гарри ошеломленно поднес руку к глазам, и остальные сделали то же самое. Мак-Гонагалл кивнула.

— Та самая сила, о которой говорил Дамблдор. Сила любви, магия жизни, ведь любовь порождает жизнь… С ним Светлый круг вошел в полную силу… которую еще никто не знает целиком. Ни я, ни Дамблдор, ни даже Мерлин, открывший ее и создавший это кольцо.

— Оно — это сила любви? — спросила Луна, поворачивая и разглядывая руку так, словно ее интересовало только, идет ли ей это колечко.

— Нет, — Мак-Гонагалл улыбнулась, когда Луна уставилась на нее. — Что, неужели мне удалось вас удивить, мисс Лавгуд? Не думала, что мне такое удастся. Да, кольцо — вспомогательная вещь. Но очень важная. Сила — она внутри вас, а кольцо активирует ее. Вам больше не нужны палочки, чтобы замкнуть Светлый круг — он уже замкнут навечно, его ничто не разорвет, даже самое большое расстояние. Вам необязательно находиться рядом — вы все равно остаетесь в Круге.

— А если снять кольцо?

— Его не снять, мисс Лавгуд. Можете попробовать.

Луна попробовала, кивнула. Остальные тоже начали ощупывать, вертеть, и тянуть свои кольца, и вдруг Рон завопил:

— Я его снял!

— Что?! — побледнев, Мак-Гонагалл нагнула к нему. — Покажите!

— Нет, — растерянно сказал Рон, уставившись на свои руки. — Нет, не снял, вот оно, у меня на пальце! А это… — он поднес к глазам второе кольцо, — оно какое-то другое… Ну да! Золотое!

— Может, Круг еще не полон? — предположила Гермиона. — Может, еще кто-то должен присоединиться?

— Нет! — отрезала Мак-Гонагалл, забирая у Рона золотое кольцо. — Если так, оно бы не изменилось. Это… что-то другое. Но все же — надо проверить. Еще раз сделайте так же, как полчаса назад, когда Луна и Невилл к нам вернулись. Только без палочек. Ну — давайте!

«А что мы сделали? — лихорадочно вспоминал Гарри. — Она сказала — подумать друг о друге. И…»

И воздух снова наполнился тихим хрустальным звоном, а шестерых окружил сияющий круг. Отойдя и сощурив глаза, Мак-Гонагалл смотрела на них. Вдруг, подняв палочку, она скомандовала:

— Остолбеней!

«Зачем?!» — хотел крикнуть Гарри — и тут же увидел, как ударивший из палочки красный луч наткнулся на невидимую преграду и рассыпался искрами.

— Все в порядке! — выдохнула она. — Все в порядке… Простите, что напугала вас. Да, — она снова рассмотрела кольцо. — Это что-то другое. И я узнаю, что это. А ваш Круг полон и замкнут.

Мак-Гонагалл стремительно направилась к двери.

— Пойдемте, — приказала она. — Я думаю, он сам объяснит.

— Кто? — спросила, догоняя ее, Джинни.

— Мерлин!

Глава 8. Уравнение Мерлина.

Она шла так быстро, что не только Джинни — все то и дело отставали, догоняли и наперебой спрашивали, как это — Мерлин, не может же быть, чтобы настоящий Мерлин…

— Потом, — отвечала Мак-Гонагалл, — будьте терпеливы!

Когда она, наконец, остановилась, все уже запыхались и перестали спрашивать. Мак-Гонагалл не назвала пароль, только глянула сурово на каменную горгулью — и статуя послушно отпрыгнула, открыв доступ в директорский кабинет.

— Заходите, — Мак-Гонагалл посторонилась.

— А где папа, кстати? — спросила Луна. — Вы всех отправили домой?

— Да, мисс Лавгуд. Я их попросила набраться терпения и дать нам закончить.

Луна кивнула и вместе с Роном вошла в кабинет, Невилл, Джинни и мадам Помфри последовали за ней. Гермиона оглянулась — Гарри стоял в какой-то нерешительности.

— Все в порядке, Поттер. Заходите, — подбодрила его Мак-Гонагалл. — Он будет вам только рад.

-Я ни разу не навестил его…

— Альбус никогда не обижался на вас. Не переживайте.

Стиснув зубы, Гарри перешагнул порог, и Дамблдор улыбнулся ему со своего портрета. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. А потом напряжение спало, и Гарри смог улыбнуться в ответ.

— Значит, все удалось, — раздался его голос со стороны окна, и призрак, до сих пор плохо заметный в солнечных, лучах, подплыл и встал рядом с портретом.

Вдруг он стал заметно плотнее, утратил серебристое мерцание и стал почти похож на живого человека. Друзья оцепенели, хотя давно уже знали, что это не обычный призрак — Альбус Дамблдор не удовольствовался бы обычным! Он шагнул (его шаги были слышны!), окинул всех взглядом, и его глаза за очками-половинками тепло засветились.

— Я счастлив, — просто сказал он.

— Очень рада за тебя, Альбус, — несколько сухо отозвалась Мак-Гонагалл. Она прошла за стол и осторожно положила золотое кольцо. — Однако произошло что-то непредвиденное. Посмотри сам.

— Откуда оно взялось, Минерва? — спросил призрак, нагнувшись над столом.

Дамблдор на портрете подошел к краю рамы и вытянул шею. Мак-Гонагалл объяснила. Призрак взял кольцо (у друзей расширились глаза — ни один призрак не мог взять в руки обычную вещь!), показал своему двойнику, потом взмыл в воздух и вошел в портрет, сразу став полноцветным — теперь обоих Дамблдоров нельзя было отличить друг от друга. Некоторое время, словно забыв о гостях, они передавали друг другу кольцо и тихо шептались, а Гарри и остальным оставалось только гадать, как материальный предмет мог находиться в нарисованной картине?

Даже в этом виде, в этой форме существования, Дамблдор оставался самым великим волшебником последних столетий!

Через некоторое время призрак, забрав кольцо, перелетел в кабинет и положил на стол.

— В данный момент это не так важно, Минерва.

— Прости, Альбус, но…

— Я сказал «в данный момент», Минерва, — перебил Дамблдор.

Мак-Гонагалл нахмурилась и замолчала. А директор-призрак, встав у нее за спиной, вперился взглядом в шестерых друзей. Или… нет. Он снова смотрел на Гарри и улыбался. Гарри выдержал этот взгляд.

— Ты меня по-прежнему осуждаешь? — спросил Дамблдор.

Гарри молчал, чувствуя, как скрестились на нем все взгляды — и двух Дамблдоров, и друзей, и Мак-Гонагалл. И портретов всех прежних директоров Хогвартса.

— Я не могу дать однозначный ответ, сэр, — сказал он. Прозвучало резче, чем он хотел.

— Это радует, — тихо сказал Дамблдор. — Да, Гарри, это так. Я вижу, что ты смог исправить одну из моих величайших ошибок. Ты излечился от того слепого доверия ко мне, которое я тебе по глупости привил. Да! — перебил он, подняв палец, когда Гарри собирался запротестовать. — Это была глупость, которую я сам не заметил. Одна из главных опасностей, подстерегающих того, кто избрал путь к мудрости и совершенству. И состоит она в том, что мудрость может подменить знание и заслонить реальность. Тогда наступает… особое состояние, — он усмехнулся, — и думаю, что правильней всего будет назвать его «Глупость мудреца».

Рон, не удержавшись, хмыкнул.

— Парадокс, да? — улыбнулся Дамблдор. — А на самом деле — самонадеянность. Гарри, я считал, что понимаю все, что происходит в твоей душе. И понимал многое, но не все. И я думал, что могу предугадать все, что в тебе будет происходить — и почти ничего не угадал, это так… Потому что смотрел на тебя со своей колокольни. Хотя все, что надо было сделать — вспомнить себя в шестнадцать лет. Поставить себя на твое место. Посмотреть твоими глазами — и подумать: «Что я буду чувствовать, если со мной поступят так же?»

— И ты бы опустился до шестнадцатилетнего подростка? — насмешливо спросил из своего портрета Финеас Найджелиус. — Я не думаю, Альбус, что даже ты способен на такое.

— И зря не думаешь, Финеас.

— Тогда почему же ты этого не сделал?

— Не догадался, — просто ответил Дамблдор. — Не пришло в голову. Это и есть «глупость мудреца», Финеас!

Найджелиус хмыкнул и демонстративно отвернулся.

— Что, Финеас, съел? — ехидно спросил портрет толстого волшебника с красным носом.

— Не надо, Фортескью, — мягко перебил Дамблдор. — Гарри… Прими мои извинения.

— Да, сэр.

Тут выдержка окончательно изменила Финеасу Найджелиусу. Схватившись за голову, он что-то провыл, метнулся за край рамы и исчез с портрета.

— Куда это он? — спросила Джинни, которую эта реакция явно развеселила.

Дамблдор (на портрете) пожал плечами:

— Видимо, на Гримо, 12. Успокаивать нервы в окружении фамилии Блеков.

— А что он сказал перед этим? — полюбопытствовал портрет Диппета. — Я не очень расслышал.

— Я расслышал. Он сказал: «О-о-о, Мерлин!» И, кстати, о Мерлине… — Дамблдор с портрета повернулся к своему столу и взял с него небольшую книгу. — Альбус…

Призрак, словно опомнившись, резко повернулся.

— Гарри принял наши извинения, — добавил портрет, — давай не портить ему такой день, Альбус — сейчас, когда вернулись к жизни его друзья. Когда замкнулся Светлый круг.

— Ты прав, Альбус, — снова взмыв в воздух, призрак принял из его рук книгу, вернулся к столу и снова обрел плотность. — За это я тоже извиняюсь, Гарри. Но я должен был попросить у тебя прощения. Дело в том, что нам, возможно, снова придется работать вместе. Вместе со всеми вами, — положив на стол книгу, он задумчиво провел рукой по обложке. — Да…

— Новая опасность, сэр? — тихо спросила Луна.

Дамблдор внимательно посмотрел на нее и кивнул.

— Не знаю, можно ли считать ее новой, — добавил он. — Это то, что мы все проглядели…

— Кроме тебя, Альбус! — возразила Мак-Гонагалл. — Ох, как вы с Поттером похожи!

— О чем ты, Минерва?

— О ваших бесконечных терзаниях, о чем же еще? Вы способны довести себя до такого состояния, что даже победа будет вам не в радость!

— Профессор… — запротестовал Гарри.

— В чем-то она права, Гарри, — мягко сказала Гермиона.

— А в чем-то перегнула, — добавила Мак-Гонагалл. — Простите, я немного устала. Когда мы со всем этим разберемся, я вернусь домой и в первую очередь отосплюсь.

— Тогда, может быть… отложить? Или эта новая опасность…

— Нет, мисс Грейнджер, насчет нее у нас достаточно времени. Но я хочу разобраться с этим кольцом, Альбус, так что правильно достал книгу. Идите сюда, друзья. Садитесь.

Взмахом палочки она наколдовала шесть стульев.

— Это, — продолжила Мак-Гонагалл, когда все уселись, — вторая вещь, которая хранилась в Отделе Тайн наряду с кольцом. И я пока не решила, получит ли ее Министерство назад. Это особенная книга, ее не скопируешь.

Раскрыв книгу, она показала ее друзьям, немного полистала.

Все страницы были пустые, и Джинни с расширенными глазами подалась вперед.

— Министерство знает, о чем она, — говорила тем временем Мак-Гонагалл, — но ни один человек, кроме меня и Альбуса, пока не смог прочитать ее целиком. Заклинанием «Специалис ревелио» можно вызвать обрывки текста, но они быстро пропадают. Еще Корнелиусу Фаджу приходилось обращаться за помощью к Альбусу.

— Может, я и был неправ, — задумчиво вставил портрет, — но я все же решил, что Фадж недостоин этой тайны.

— Думаю, что ты был прав, Альбус. И к тому же вряд ли Фадж мог бы поверить в Светлый круг. Ну, а способ ее чтения… Он смотрел бы на него, как на забавную игрушку. Как же — поговорить с самим Мерлином! Мисс Уизли!

Сдавленно вскрикнув, Джинни прикусила пальцы, ее лицо побелело, и испуганный Невилл крепко обнял ее.

— Ох, понятно! — встревожено воскликнула Мак-Гонагалл. — Мисс… Джинни, успокойтесь, это не хоркрукс!

— Но в ней Мерлин?!

— Да, отчасти, но не так, как с дневником Риддла! Поппи! — она повернулась к мадам Помфри, которая уже рылась в своем саквояжике.

— Нет… — выдохнула Джинни. — Простите, не надо успокоительного…

— Выпейте, — твердо сказала мадам Помфри, сунув ей в руку флакон. — Это слабое зелье.

Невилл шепотом уговаривал ее, и Джинни в конце концов подчинилась.

— Спасибо… Профессор, но вы точно уверены, что…

— Мисс Уизли, — мягко вмешался Дамблдор-призрак, — помните, за что выдавал себя Том Риддл из дневника?

— Конечно! За живое воспоминание! А потом чуть не убил меня, и если бы не Гарри…

— Потому что Риддл был хоркркусом. А Мерлин, заключенный здесь — нет. Мерлин никогда не создавал хоркруксы, мисс Уизли.

— Значит, здесь и правда только воспоминание? — несколько успокоившись, недоверчиво спросила Джинни.

— Не только, — серьезно объяснил Дамблдор, — но кусков души в ней точно нет. Это — копия разума Мерлина. Мы уже разговаривали с ней.

— Но как разум может жить без духа? — вмешалась Гермиона. — Тогда это просто память, а не разум. Разве что соединить его с другим духом… Вы так и сделали, да? Соединились с ним? Но в таком случае это все равно будете вы с его разумом, а не сам Мерлин!

Дамблдор удивленно и с немалым уважением посмотрел на нее:

— Совершенно верно, мисс Грейнджер, именно так и было бы! Насколько я понимаю, вы все равно хотите сдать экзамены за седьмой курс, так?

— Конечно!

— В таком случае вы только что сдали теорию духа, и я ставлю вам «Превосходно».

Гермиона растерянно откинулась на спинку стула.

— Отметьте потом в табеле, Минерва, — с улыбкой попросил Дамблдор. — В случае с Мерлином, мисс Грейнджер, дело обстоит не так, но на вашу оценку это никак не повлияет. Мерлину выпала странная и не очень счастливая доля, но благодаря этому его дух обрел свободу и остался в нашем мире. Поэтому и любая копия его разума будет живой — и будет им, Мерлином, а не кем-то другим. Мисс Уизли… если вам так страшно, необязательно здесь оставаться.

Все посмотрели на Джинни, которая напряженно размышляла.

— Нет, — заявила она в конце концов и выпрямилась. — Это очень глупый страх, простите все. Я останусь, сэр. В конце концов — здесь ребята, со мной Невилл, с нами Гарри!

Невилл слегка покраснел, а Гарри улыбнулся:

— С нами не пропадешь, Джинни. Правда?

— Именно так!

— Тогда и мы с тобой не пропадем.

Джинни рассмеялась. Похоже, ее страх прошел.

— Шутки шутками, — серьезно сказал Дамблдор, — но вы даже не представляете, насколько вы правы, Гарри. Магия Светлого круга не только возвращает жизнь — она защищает ее. Сейчас вы шестеро неуязвимы для любого зла.

— Ого! — воскликнул Рон. — А насколько неуязвимы?

— Пока точно не знаю. Но, похоже, чем сильнее зло, тем мощнее защита. Мерлин называл это «позитивной зависимостью».

— То есть? — не унимался Рон. — Мне могут выбить зуб или поставить фингал, но меня не могут убить?

— Что-то в этом роде, — сказала Мак-Гонагалл. -— У тебя есть еще зелье, Поппи?

В ее голосе опять сквозила усталость, и Рон приумолк

— Оно может и не подействовать, Минерва. — предупредила мадам Помфри, вновь открывая саквояж. — Ты, видимо, порядочно измоталась.

— Да нет, — она приняла флакончик. — Спасибо, Поппи. Я ничего особенного не делала — в основном ребятам пришлось поработать. Я только переживала за них, но в моем возрасте это тоже утомляет, знаешь ли…

— Да, профессор, — спохватился Гарри. — Профессор Слизнорт попросил меня, чтобы я попросил вас … тьфу ты, извините — запутался немного!

Он изложил просьбу Слизнорта, и Мак-Гонагалл рассмеялась:

— Да ладно, устроим и ему разговор с Мерлином! Не уверена, что это его обрадует, но раз уж настаивает… Я не то чтоб ему не доверяла, Гарри — человек он все же достаточно надежный. Скорее, щадила его нервы.

— Но разве мы чем-то для него опасны? — удивился Гарри. — Мы же хорошо к нему относимся, и он не Темный волшебник, чтобы бояться Светлого круга.

— А он вас не боится — просто он такой человек… Его пугают перемены, даже если они и к лучшему. А Светлый круг сулит больших перемен. Слизнорт, он…

— Мужественный трус, — с улыбкой подсказал Дамблдор.

— Да, — она усмехнулась, — верно сказано! Он никогда не стремился к битве — однако, если прижмут к стенке, сражается, как никто другой! Я помню его в той давней войне, когда он в одиночку обратил в бегство Серых рыцарей Гриндевальда! А знаете, что он на лету сбил одного из драконов Волдеморта?

— Хагрид говорил, — подтвердил Рон. — Жаль, я не видел! Как раз в этот момент…

Он вдруг помрачнел и стиснул зубы.

— Рон! — быстро вмешалась Гермиона. — Я же здесь!

— Я знаю… — он порывисто схватил ее руку, слабо улыбнулся. — Прости — такое трудно забыть!

— Дело в том, что я видела, — объяснила Гермиона, — и отвлеклась. Не заметила, когда появился Фенрир…

— Жаль, что я не могу придушить его еще раз! — процедил Рон.

— Сейчас мы все живы, Рон, — напомнила ему Луна, а Невилл добавил:

— И нас больше не убить.

А Гарри процитировал тот полустишок, который нечаянно получился у Гермионы: «Мы вместе — все! Мы всем обязаны друг другу, мы всем обязаны себе…» Все заулыбались, а растроганная Гермиона поцеловала его.

— Ладно! — решительно сказала Мак-Гонагалл, и лица стали серьезными. — Я уже в норме. Приступим? Вот и хорошо. Да, кое-что может стать для вас неожиданностью. Вы каким представляете себе Мерлина? Наверное, вроде Альбуса?

Друзья начали переглядываться.

— Так вот, — усмехнулась Мак-Гонагалл, — и что бы там Скриджмер говорил насчет «измышлений престарелого Мерлина»…

— Он так сказал? — расхохотались оба Дамблдора.

— Именно так! Ребята, на самом деле эта книга — первый серьезный труд Мерлина и начало пути в высшую магию. Да, он был старше вас, но — ненамного! И вы увидите его именно таким, каким он был в этом начале. Вингардиум левиосса!

Книга пролетела над их головами и друзья привстали, быстро и со скрипом разворачивая стулья. Гермиона для скорости даже разворачивать не стала, а пересела боком и облокотилась об спинку.

Зависнув на середине кабинета, книга выросла в человеческий рост, раскрылась и начала вращаться. Страницы с невероятной скоростью перелистывались, сливаясь в призрачный смерч, который вытянулся до потолка — порывы ветра трепали волосы и сдували со стола листы пергамента — а потом опал и превратился в Мерлина.

Книгу — снова обычных размеров — он держал в руке и теперь внимательно разглядывал. А Гарри, широко раскрыв глаза, разглядывал его. «Ого! — подумал он. — Впечатляет!» И будто в ответ на его мысль девочки тихо вздохнули — даже Луна. Молодой Мерлин был несомненно красив, красотой мужественной и одновременно жутковато-неземной. Вообще, черноты в нем было достаточно — иссиня-черные волосы, охваченные серебряной сеткой, аккуратно подстриженные усы и бородка, и черные глаза, придававшие неприятное сходство со Снейпом. Но когда он поднял голову и медленно окинул взглядом всех, это сходство исчезло, как и впечатление жути. В глазах не было ни зла, ни высокомерия.

— Вот где я! — произнес Мерлин, снова глянув на книгу.

— Здравствуй, наставник! — вежливым, полным уважения голосом сказал из своего портрета Дамблдор.

— Здравствуй и ты, мой ученик, такой старый и такой юный! — вычурно отозвался Мерлин и склонил голову. — И вы, моя госпожа, — добавил он в сторону Мак-Гонагалл. — И вы… О! Неужели?! — его взгляд опустился, заметив друзей, и скользнул по их рукам. — Сэр Дамблдор, друг мой… Ты добился успеха!

Он шагнул вперед, прошелся перед ними, внимательно разглядывая друзей.

— Да, — сказал он наконец. — Я вижу вашу силу. Я был прав! Светлый круг существует!

— Истинно так, Мерлин, — подтвердила Мак-Гонагалл.

— Какие юные! И, кажется… я вас знаю.

Все удивленно посмотрели на него, а Луна с сомнением спросила:

— Вы уверены, сэр Мерлин? Мы же впервые с вами встречаемся.

Мерлин внимательно посмотрел на нее и вежливо наклонил голову:

— Да, моя госпожа. В этой вашей жизни, конечно, я ни с кем из вас не встречался. Но если вы позволите мне заглянуть в вашу сердцевину, увидеть подлинную суть вашего духа — я, наверное, узнаю вас.

— Загляните, — спокойно согласилась Луна.

Отступив, Мерлин словно пронзил ее взглядом, потом, прикрыв глаза, покачал головой:

— Простите, моя госпожа, я ошибся. Мы с вами никогда не встречались, и я сожалею об этом. Зато счастлив познакомиться с вами сейчас. Позвольте узнать ваше имя!

— Луна Лавгуд.

— Безмерно счастлив, моя госпожа. Мерлин, к вашим услугам. Однако это невероятно! У вас на редкость чистая душа, могучий светлый дух — а я вас не знаю! Я полагал, что знаю всех, обладающих хоть толикой величия… Над этим надо поразмыслить.

— А нас вы знаете? — возбужденно спросил Рон.

— О да! Простите, госпожа! — поспешно извинился он перед ошеломленной Луной и повернулся к нему. — Позволите заглянуть?

— Конечно!

— Вы?! — воскликнул Мерлин. — Не может быть! Но тогда…

Его взгляд заметался, останавливаясь на каждом и «всматриваясь» — от удивления Мерлин даже перестал каждый раз спрашивать разрешения. Впрочем — никто и не возражал, всем было жутко интересно! Глаза великого волшебника все больше округлялись. Дольше всего он разглядывал Гарри с Гермионой, и вдруг, ко всеобщему изумлению, рухнул на колено и склонился в глубоком поклоне:

— Сир! И вы, моя королева!

Растерянный Гарри даже привстал, сам не зная, зачем — то ли ответить на поклон, то ли заставить неизвестно отчего ошалевшего волшебника встать… он посмотрел на Гермиону, но та ответила не менее растерянным взглядом.

— Простите, сир! — Мерлин вскочил. — Вы не должны вставать передо мной, это я должен стоять перед вами!

— Но… за кого вы меня приняли, сэр Мерлин? — ошеломленно спросил Гарри.

Некоторое время Мерлин смотрел на него в полном недоумении. Потом, опомнившись, глубоко вздохнул и коротко улыбнулся:

— Простите меня. Я несколько забылся… Да, конечно, вы не можете помнить! Как вас зовут сейчас, сир?

— Гарри Поттер.

Мерлин кивнул и задумался.

— В мое время это имя произносилось «Анри», — пробормотал он. — Что ж, старинное, благородное имя, оно достойно вас, сир… Полторы тысячи лет! О да, я знаю — сейчас двадцатый век. И хотя мое тело спит в хрустальной гробнице на острове Хай-Бразиль, а мой дух блуждает в полусне, я все же не так оторван от жизни, кое-что я все-таки знаю. Не в одной лишь этой книге заключен мой разум. Бывает, волшебникам порой нужен мой совет, и они эти книги открывают — а тогда и я немало узнаю о событиях прошедших лет! Но когда я вас увидел и узнал, я будто снова очутился там, в своем родном времени, в той Англии, которую знал и любил. В Британии, которой служил и которую защищал. И смею думать, что я верно служил вам и защищал вас, мой повелитель! Я был вашим верным соратникам, благородные рыцари, — он по очереди посмотрел на онемевших Рона и Невилла. — И вы навсегда остались в моем сердце! — он перевел взгляд на Джинни. — Белфегора, дочь лесов и равнин, дочь Лесного царя и моя первая любовь!

— Но меня зовут не Белфегора, сэр Мерлин! — запротестовала вконец растерявшаяся Джинни. — Я Джиневра!

— Что? — ошеломленно спросил Мерлин, глядя то на нее, то на Гермиону. — Джиневра — вы?! Почему вы так решили?

— Решила?! Меня так зовут, сэр Мерлин — Джиневра Молли Уизли! Друзья называют меня Джинни!

— О, да! — Мерлин вздохнул и с облегчением рассмеялся. — Конечно, вас всего лишь так зовут! Сейчас, в этой жизни, в этом веке! Простите… я снова забылся! Но какое невероятное совпадение! — он снова посмотрел на Гермиону. — А как сейчас зовут вас, моя королева?

— Гермиона Грейнджер…

— Невероятно! — Мерлин уже улыбался. — Замечательное имя, моя госпожа! И как оно вам подходит! Гермиона, дочь Елены Прекрасной… Нет, госпожа, я не знаю, могли ли вы быть той Гермионой — но вы и в этой жизни прекрасны, и такое имя достойно вас! Оно еще и наполнено магией, а я вижу вашу силу! Удивительно — вы родились волшебницей, равно как и ваш муж…

От нахлынувших чувств у него перехватило горло. Гермиона бросила на Гарри короткий сияющий взгляд.

— Муж? — шепотом повторила она.

Гарри улыбнулся ей.

— Да, Светлый круг собрался достойный! — снова заговорил, совладав с голосом, Мерлин. — По-прежнему жаль, что я не знаю вас, моя госпожа, — вновь обратился он к Луне, — но очень рад, что вы присоединились к ним. По-видимому, с вашим приходом Круг замкнулся… — Мерлин смотрел на Луну, и его лицо стало серьезным. — Откуда же вы явились? Есть что-то в вас… неземное!

— Я не знаю, сэр Мерлин, — тихо ответила Луна.

— А у меня ощущение, что вы скоро узнаете. Мне иногда открывается будущее, — он снова окинул всех взглядом. — Я вижу великую битву — но не в этом мире. И великую победу в этом. Вы правы, мой друг, — он поднял взгляд на портрет Дамблдора, рядом с которым безмолвно парил призрак. — Над миром нависла угроза, и не зря в одной жизни собрались те, кто составляет Светлый круг, и Круг замкнулся очень вовремя. Они уже не раз побеждали, не так ли? Еще даже не ведая о Круге?

— Ты совершенно прав, мой друг и наставник, — серьезно подтвердил Дамблдор. Потом улыбнулся: — Знаешь, как нелегко разговаривать в таком торжественном стиле? А с тобой по-другому невозможно.

— Да, увы — я не умею разговаривать в стиле двадцатого века! Это был намек, мой друг? Я уже утомил вас?

— Намек, — подтвердил Дамблдор, — но не об этом. О, приятно видеть, что даже великий Мерлин может слегка ошибиться!

Он рассмеялся, и Мерлин присоединился к нему.

— Мне кажется, пора перейти к тому, для чего мы тебя разбудили, Мерлин, — пояснил Дамблдор. — Да, нам не терпелось похвастаться Светлым кругом, но не только в этом дело. Во время получения кольца произошла неожиданная вещь — может, ты нам растолкуешь. Покажи ему, Минерва.

Очнувшись, Мак-Гонагалл подняла со стола золотое кольцо.

— Ого! — Мерлин стремительно шагнул к столу и придержал висевший на боку меч, который чуть не задев Гарри. — Простите, сир! Позвольте, моя госпожа!

Он взял из ее рук кольцо, поднес к глазам и начал вертеть. Гарри тем временем разглядывал меч — сейчас, когда Мерлин стоял рядом, меч оказался перед глазами. «Похож на меч Годрика Гриффиндора» — решил Гарри, хотя судить можно было только по рукоятке. Клинок прятался в черных ножнах с затейливым серебряным тиснением.

— Значит, это была не ошибка! — прошептал Мерлин. — Это отдельное уравнение! Я ошибся потом, когда счел, что оно — часть Уравнения Круга!

— Что это значит, Мерлин? — настойчиво спросила Мак-Гонагалл.

Мерлин отдал ей кольцо:

— Берегите его, моя госпожа. Возможно, вы найдете тех, кому оно предназначено. Это будет легче — их только двое, и если вы найдете хотя бы одного, то он сам найдет второго…

— Чжоу Чанг, — раздался голос Луны, и все повернулись к ней.

— Что? — удивленно спросила Мак-Гонагалл. — Что вы сказали, мисс Лавгуд?

— Это кольцо надо отдать Чжоу Чанг.

— Но… почему вы так думаете?

— Я не думаю. Я знаю.

— Откуда?

— Не знаю, профессор, — спокойно ответила Луна.

— Ладно, потом. Мерлин…

— Да, моя госпожа, я попробую объяснить. Только, простите — я хочу узнать.

Он обошел Гарри, чуть снова не задев его мечом, и остановился перед Луной.

— Госпожа, кто этот Чжоу Чанг? Вы его знаете?

— Ее, — поправила Луна. — Да, сэр Мерлин, это моя подруга.

— Ах, простите — эти китайские имена… — Мерлин засмеялся.

— Она англичанка, но ее родители из Китая.

Мерлин долго смотрел на нее.

— Вы что-то чувствуете, сэр Мерлин? — спросила наконец Луна.

— Да, — он отрывисто кивнул. — Я чувствую вашу правоту. И я хочу посоветовать вам — после того, как отдадите ей кольцо, спросите у нее, кто вы. Очень может быть, что она это знает.

Луна кивнула, и Мерлин, вернувшись на середину комнаты, задумался.

— Это было первое уравнение, — заговорил он наконец. — Это было… одно из моих первых открытий — объединить арифмантику с геометрией Золотого сечения и попытаться на основе вычислений открыть еще неизведанные магические силы… Начало получаться с первых же попыток. Я нашел несколько новых заклинаний. Одни начинали работать сразу, другие требовали небольших доработок, но это уже была обычная практика. Потом я научился составлять уравнения, и в левую часть одного из них включил силу любви, а в правую — явление жизни. И получил… я его назвал Золотой луч. Потому и кольцо сотворил золотое. Я стремился к такому результату — если двое, соединенные чистой и высшей любовью, наденут такие кольца, в них пробудится сила, по-новому противостоящая злу — не разрушающая, а созидающая сила, порождающая и защищающая жизнь. А кольца соединят их сердца неразрывным Золотым лучом. Такова была первоначальная идея, но уравнение выдало несколько другой результат. Золотой луч мог соединить только двоих. Если бы один из них погиб, второй мог бы вернуть его из Страны Мертвых. И дальше они становились неподвластны смерти. А их магические способности усиливались многократно…

— Но это и было твое открытие, Мерлин, — с некоторым недоумением заметил Дамблдор.

— О нет! — возразил Мерлин. — Это был далеко не Светлый круг, Дамблдор! Они могли бы воскрешать друг друга — но больше никого! Золотой луч давал им защиту — но только им! Меня это не устраивало. Мне хотелось, чтобы они могли вернуть к жизни и тех, кто не связан с ними этой силой, чтобы они могли защищать и других, а не только себя. Тогда я начал увеличивать количество переменных. И навела меня на эту мысль моя королева, — он бросил взгляд на Гермиону, — которая отдала свою любовь двоим и добилась их ответной любви, став женой великого короля и любовницей великого рыцаря, и оба любили ее без ревности друг к другу…

Гермиона тихо ахнула и подалась вперед.

— Но и троих было недостаточно для нужного решения, — продолжал рассказывать Мерлин, теребя бородку и медленно расхаживая взад-вперед, — и я начал добавлять четвертую, пятого, шестую… На шестерых все получилось… трое мужчин и трое женщин, объединенных дружбой и любовью. Но требовалось что-то еще. Не любые три пары годились для этого! Надо было, чтобы хотя бы один обладал силой, делающей людей лучше и способней. И надо было, чтобы хотя бы одного кто-то спас ценой собственной жизни… Чтобы один обладал мудростью приземленной, а другой — возвышенной. Чтобы в парах сочетались Доблесть и Ум, Сила и Доброта, Мечта и Смелость… И они при этом должны были любить друг друга при полном согласии и без капли ревности! Такое сочетание казалось невозможным, но только оно решало мое уравнение. У меня тогда опустились руки, и пришлось скрепить волю и сердце, чтобы попробовать заглянуть в будущее. Я заглянул — и стало легче. Тогда я превратил золотое кольцо в серебряное, наделил его нужной силой… и стал ждать.

Мерлин улыбнулся, глядя на друзей.

— Да, — сказал он, — я дождался! Однако… я сделал одну ошибку. Не роковую, но все же хорошо, что она обнаружилась. Первоначальное уравнение Золотого луча — тоже верно! Думая, что преобразовал кольцо, я на самом деле сотворил новое, внутри которого спряталось то, первое.

Он поднял голову:

— Сэр Дамблдор! Светлый круг — могучая сила, но, пока существует зло, любая подмога будет не лишней. Золотой луч не так могуществен, но станет достойным союзником Круга. И я даже догадываюсь, как. Если не прятать одно уравнение внутри другого, а объединить их, то… подождите!

Он поднял руку с книгой, разжал пальцы — и книга легла на что-то невидимое, а в руке Мерлина возникло перо радужной расцветки. Он начал быстро писать, все затаили дыхание, и наступившую тишину нарушал тихий скрип пера. Гарри почему-то стало весело, и он шепнул Гермионе: «Даже у Мерлина перо скрипит!»

— Я слышал, сир! — с усмешкой сказал Мерлин (Гарри страшно смутился). — О, я мог бы избавиться от этого скрипа — но перо, которое не скрипит, кажется мне лишенным души!

Он замолчал и, отведя руку, несколько раз перечитал написанное.

— Все сходится! — удовлетворенно сказал Мерлин. — Сэр Дамблдор! Если Золотой луч войдет в Светлый круг, результат будет весьма интересен. Круг распадется на две половины. При этом он утратит созидательную силу, сохранив, правда, защиту. Но половинки будут… наподобие огромных и могучих волшебных палочек. И магия тех, кто составляют половинки Круга, усилится многократно.

— Но при этом они не смогут больше воскрешать, — полувопросительно заметил Дамблдор.

— Только пока Круг раскрыт, мой друг. Стоит Лучу опять воссоединится, как тут же это произойдет и с Кругом, они обретут прежний вид и станут вновь независимы друг от друга. Золотой луч и Светлый круг — не две части одного целого, но два могучих союзника. И я вам искренне советую — найдите Золотой луч.

— Поппи, — негромко попросил призрак, — если вас не затруднит, сходите в совятню и отправьте сову мисс Чжоу Чанг.

— А если кому-нибудь опять станет плохо? — возразила мадам Помфри.

— Оставьте здесь свой саквояж. Я, как вы знаете, немного разбираюсь в медицине.

Кивнув, мадам Помфри вышла из кабинета.

— Пора и честь знать, — вздохнул Мерлин.— Не знаю, когда мы встретимся вновь, хоть и провижу, что это — не последняя наша встреча. И надеюсь, нас вновь сведет не тревога в наших сердцах, а праздничный пир в честь великой победы.

Он медленно обвел взглядом притихших друзей.

— Я помню вас в те далекие времена, и вижу вас сейчас, и хочу вновь запечатлеть в своей памяти. Потому что, сколько бы раз ни рождался на свете человек, но жизнь у него всегда одна — та, что сейчас. Не так важно, кем он был — важно, кто он есть. И все же, прощаясь, я назову вас именами, под которыми я вас знал и полюбил.

Мерлин остановился перед Гарри и вновь опустился на колено.

— Сир Артур Пендрагон, величайший из королей туманного Альбиона… Джиневра, моя прекрасная королева… сочетание Доблести и Ума…

Выпрямившись, волшебник еще раз склонил голову и перешел к Рону и Луне.

— Сэр Ланселот, храбрейший из рыцарей… госпожа моя, неведомо откуда явившаяся в наш мир… союз Смелости и Мечты…

Он шагнул дальше.

— Сэр Кей, сенешаль… Белфегора, лесная фея, которую в древности знали как Артемиду… единство Доброты и Силы…

Не оборачиваясь, он вытянул назад руку. Висящая в воздухе книга выросла и снова начала вращаться. А Мерлин стянул через голову перевязь с мечом. Держа меч обеими руками, он сказал, глядя куда-то в пустоту:

— Я страшно удивился, когда вышел из книги и увидел, что он при мне. А удивляться было нечему… — вернувшись к Гарри, он вновь опустился на колено и протянул ему меч: — Возьмите, сир. Он же ваш. Он знал, что вы здесь. Он сам вернулся к вам.

Гарри растерянно взял меч.

— Неужели все это правда? — почти шепотом спросила Гермиона, не сводя с меча глаз. Мерлин резко повернулся к ней, его черные глаза блестели:

— Моя королева!... Вы поверили?!

— Это… Экскалибур?!

— Да! — Мерлин одним движением выпрямился.

Все встали. Отступив, волшебник медленно повернул голову, на секунду встречая взгляд каждого. За его спиной вращалась книга, страницы вновь сливались в шелестящий вихрь, совершенно растрепавший аккуратную прическу Мерлина. Вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, Гарри извлек меч и, салютуя, поднял высоко над головой. Мерлин улыбнулся, ответил коротким поклоном, потом отступил и исчез в вихре страниц. Наступившую тишину нарушало только негромкое пошмыгивание Джинни. Да и остальные потихоньку вытирали глаза. Гарри вложил меч в ножны.

— Он ушел? — спросила незаметно вошедшая мадам Помфри. — Как жаль!

— Мы еще пригласим его, Поппи, — Мак-Гонагалл вышла из-за стола. — Слизнорт тоже хочет кое-что узнать. Посидим, поболтаем…

Она посмотрела на друзей — те, вновь усевшись и сдвинув стулья, тихо и взволнованно шептались. Гермиона, почувствовав ее взгляд, оглянулась.

— Отдохните, — улыбнулась Мак-Гонагалл. — Может, вы уже хотите домой? Ваша часть работы уже закончена, а ваши родители, мисс Лавгуд и мистер Лонгботтом…

— Я хочу дождаться Чжоу, — возразила Луна.

В конце концов, все решили остаться.

— А я не знала, что ты дружишь с Чжоу, — с некоторым удивлением сказала Гермиона Луне.

— Мы подружились еще на пятом курсе, — безмятежно отозвалась Луна, — то есть, на ее седьмом. Я как-то рассказала ей о змеечервях-камноедах, и она вдруг заинтересовалась. А потом, знаешь, как бывает — слово за словом, и мы подружились.

Рон закатил глаза:

— Змеечерви-камноеды! Ты верна себе, Луна!

Девочка с легким недоумением глянула на него и снова стала спокойно смотреть куда-то в просвет между головами Джинни и Невилла, высматривая что-то невидимое. Рон, усмехнувшись, возобновил свое непонятное развлечение — он приподнимал на ладони ее волосы и давал им стечь между пальцами. Луна не возражала и, похоже, это ей нравилось.

— Зачем ты это делаешь, Рон? — нахмурилась Джинни.

— Они как шелк, — улыбнулся ее брат. — Знаешь, как приятно?

— Он давно так делает, — заметила Луна. — Пускай, раз ему нравится. Мне не мешает.

— И ты туда же! — проворчала Джинни, когда Невилл, заинтересовавшись, начал перебирать ее волосы.

Впрочем, ее недовольство было притворным. Они сидели и обменивались всякой чепухой, легкими шутками, ничего не значащими репликами, словно ничего и не произошло. Слишком много было событий — разум протестовал, требуя передышки!

— Летит! — крикнул вдруг Рон, оглянувшись на окно.

Все встали и сгрудились, глядя на приближающуюся сову, за которой летел кто-то верхом на метле. Мак-Гонагалл, которая рылась в книгах на полке, оглянулась. Сова как раз села на подоконник и начала стучать клювом в окно — за ним зависла Чжоу. Взмахом палочки директор распахнула створки, девушка влетела, ловко спрыгнула на ходу и застыла, недоверчиво улыбаясь и во все глаза глядя на Луну. Та шагнула вперед и сделала странный жест — растопырив локти, прижала правый кулак к раскрытой левой ладони и склонила голову. Брови Чжоу взлетели вверх, она широко улыбнулась, повторила жест, потом бросилась вперед, и они обнялись.

— Луна! Живая! Я не могла поверить! Думала — шутка!

— По-вашему, я стала бы так нехорошо шутить? — спросила, подойдя, мадам Помфри.

Чжоу покраснела, отпустила Луну и повернулась к ней:

— Простите, я не то ляпнула… Я не хотела вас обидеть, мадам Помфри…

— Пустое, — спокойно сказала та. — Я просто люблю поворчать. Как ваша связка?

— Давно срослась, спасибо. Я вот прямо с тренировки!

На ней была спортивная мантия.

— Все же еще с месяц не сильно нагружайте ногу, — посоветовала мадам Помфри. — А тебе, Минерва, я бы посоветовала отложить хоть на денек…

— Нет, Поппи, — возразила Мак-Гонагалл, — не так уж я и устала. А девочка вся изведется. Мисс Чанг, вы носите свой медальон?

— Я его всегда ношу.

— Дайте его мне.

Помедлив, Чжоу достала из-за ворота мантии золотую цепочку с круглым медальоном, протянула ей. Мак-Гонагалл открыла медальон и начала разглядывать.

— Да, подойдет!

— Для чего, профессор?

— Гарри!

Он подошел. Мак-Гонагалл показала медальон — внутри был портрет Седрика Диггори.

— Что вы думаете? — спросила она. — Если его увеличить?..

— Не знаю, профессор… Я же до сих пор работал с изображениями в полный рост — у Гермионы тоже была такая фотография… Хорошо, что рисунок не магический.

Чжоу, до сих пор с недоумением смотревшая на них, ахнула, и ее узкие глаза стали совершенно круглыми. Сцепив пальцы, она подалась вперед. Гарри этого не заметил — он изучал медальон.

— Позвать его можно было бы… если бы он был один из нас. Но дальше — не очень представляю.

— Я представляю, — успокоила его Мак-Гонагалл. — Главное — что его можно позвать, меня это интересовало. Мисс Чанг… как я вижу, вы догадались.

Чжоу безмолвно, с лихорадочной надеждой, смотрела на нее, и ее била дрожь.

— Хочу предупредить, — продолжила Мак-Гонагалл, — я не полностью уверена, что у нас получится. Мисс Лавгуд назвала ваше имя, сама не зная почему. Но Мерлин безоговорочно поверил ей.

— Я ничего не понимаю! — в отчаянии крикнула Чжоу. — Мерлин?! Какой Мерлин?

— Есть только один Мерлин, мисс Чанг.

— Но он же давно умер!

— Чжоу… — Гермиона обняла ее за плечи, и девушка беспомощно уставилась на нее. — Мерлин не умер. Мерлин сегодня был здесь, и мы говорили с ним. Чжоу!!!

Глаза Чжоу закатились, она обмякла. Перепуганная Гермиона подхватила ее на руки.

— Ох уж, эта азиатская эмоциональность! — воскликнула, подскочив к ним, мадам Помфри. — Давайте, положите ее сюда, мисс Грейнджер! Не беспокойся, Минерва — обычный нервный обморок.

— А я не беспокоюсь, — отозвалась Мак-Гонагалл. — Приведи ее в чувство, Поппи, а вы, — она обратилась к друзьям, — расскажите ей. Все. И про Мерлина, про уравнение… вообще все. Мисс Лавгуд, вот кольцо. Видимо, вы и должны его отдать, раз Мерлин так считает. И спросите у нее то, что он посоветовал. Наверное, это важно.

Луна кивнула и спрятала коробочку.

— Поппи, когда приведешь ее в чувство, приходи в лабораторию. Альбус, твоя помощь тоже понадобится.

— Разумеется, Минерва, — призрак неторопливо поплыл к двери. Спрятав медальон, Мак-Гонагалл вышла вслед за ним.

Глава 9. Грустная богиня.

— Ну, пока, — улыбнулся Невилл.

— Пока, — ответила за всех Гермиона. — Счастливо, Джинни!

Они стояли у ворот — все шестеро, Чжоу с Седриком и Мак-Гонагалл.

— Я еще останусь, — без особой необходимости сказала Луна. — Папа все равно занят — пишет статью о моем возвращении.

— Ну, тогда и я остаюсь, — сказал Рон. — Джинни, ты все равно сейчас не домой ведь?

— Конечно, я к Невиллу. Счастливо, ребята!

Они исчезли. Седрик — его взгляд блуждал по окружающему, с лица не сходила ошеломленная улыбка — вздрогнул, когда раздался хлопок трансгрессии.

— Ушли, что ли? Ох, я так и не попрощался!

— Да они не обиделись, — ласково сказала Чжоу, глядя вверх на его лицо.

Казалось, она тоже не могла до конца поверить в то, что Седрик здесь — как и сам Седрик. Три года, напомнил себе Гарри, он погиб три года назад… уже больше трех. Ей пришлось тяжелее всех.

А теперь он жив.

— Да, Луна, — спросил Рон, — а что это значит?

Он попробовал воспроизвести ее жест.

— Просто так здороваются в Китае! — звонко рассмеялась Чжоу. — Луна, а где ты этому научилась?

— Видела, — рассеянно ответила Луна. — Перед боем, когда твои родители тебя провожали.

— И запомнила? Ты это делаешь, как настоящая китаянка!

— Я всегда все запоминаю, Чжоу.

Голос был несколько грустным. Чжоу, неохотно отпустив Седрика, подошла к ней:

— Луна, но я и правда не знаю, что тебе сказать! Ты — это ты, и все! Моя подруга Луна Лавгуд… Не понимаю, почему Мерлин хотел, чтобы ты спросила у меня. Ты же и так знаешь, кто ты.

— Да. Кто я сейчас… Но я не знаю, кем я была.

— Была?! — воскликнула Чжоу. — Вот ты о чем! Он смог разглядеть твою суть?

— Да. И сказал, что не знает, кто я. Он всех узнал, кроме меня. Он сказал, что Гарри…

— Я знаю, кем был Гарри, — она оглянулась. — И Гермиона.

Все изумленно посмотрели на нее — о том, как Мерлин назвал каждого из них, они так и не рассказали!

Луна просияла:

— Ты умеешь?!

— Да… Только это несколько трудно, — Чжоу задумалась. — Пойдемте, посидим где-нибудь.

— Пошли на стадион! — вмешался Рон. — Там сейчас никого нет.

— Вы с нами, профессор? — спросила Гермиона.

Мак-Гонагалл кивнула:

— Конечно. Очень стоит проветриться, да и… мне интересно, по правде говоря!

Они не торопясь направились к воротам. Низкое солнце сверкало над вершиной, за которую всегда заходило в это время года, а в небе сквозь синеву уже просвечивали звезды.

— Ну, как тебе, Седрик, твоя новая жизнь? — весело спросил Рон.

— Знаешь, как сон! — улыбнулся Седрик. — Как хороший сон после кошмара!

Он притянул к себе Чжоу.

— А тут все по-прежнему, — добавил он. — Не поверить — целых три года прошло! Вы победили. Того-Кого-Нельзя-Называть больше нет… Гарри я даже не сразу узнал — как вырос!

— А я? — с некоторой обидой спросил Рон.

Седрик рассмеялся:

— Рон, ну тебя ни с кем нельзя спутать! Вот Гермиона, — он оглянулся на нее, — такая же, какой была… А, ну да… прости!

— Все в порядке! — немного сердито сказала Гермиона.

Седрик виновато улыбнулся, хотя сердилась она не на него. После того, как страсти немного улеглись, а воскресший Седрик засыпал всех вопросами о прошедших годах, Гермиона позвала в сторону мадам Помфри и попросила определить ее физический возраст.

И узнала, что ей сейчас несколько больше шестнадцати лет — даже Джинни с Луной оказались старше! К несчастью, Гарри и Рон тоже это услышали.

— Ладно тебе, — шепнул Гарри, угадав ее мысли, — нашла, о чем переживать!

Подумав, она засмеялась и решительно выбросила все это из головы.

— Мама и папа еще не знают, профессор? — спросил Седрик.

— Дамблдор полетел к ним, — объяснила Мак-Гонагалл. — Он считает, что их надо подготовить, прежде чем они узнают. Для них это может оказаться некоторым шоком, мистер Диггори.

— Я понимаю. Знаете, у меня тоже своего рода шок!

— Ну, на такой не стоит жаловаться.

Седрик засмеялся. Обогнув замок, они увидели высокие шесты с кольцами.

— Сыграть бы сейчас! — ностальгически вздохнул Рон.

— Сыграем еще, — пообещал Гарри, украдкой поглядывая на Чжоу.

Их короткий роман остался в прошлом, даже воспоминание о ссорах не вызывало прежнего раздражения. Но не смотреть на нее было трудно — она стала еще красивей. Гарри не хотелось пялиться на нее сейчас, вдруг Седрика это заденет… О том, что он когда-то ревновал ее к Седрику, сейчас вспоминалось с некоторым недоумением.

— Она до сих пор тебе нравится, да? — лукаво шепнула Гермиона.

— Да, — ответил Гарри, — она очень красива. Но и только. А ты прекрасна… Однако учти — это никакой не комплимент.

— А что?..

— Правда жизни.

— Ох, Гарри!.. Все равно спасибо!

Они пошли вдоль трибун.

— Сядем здесь? — предложил Рон. — Лучшие места, кстати!

— Так все равно стадион пустой.

— А я его и пустым люблю.

Они расселись, и Чжоу слегка покраснела — все смотрели на нее.

— Ладно, — сказала она. — Луна, я должна тебе объяснить — у меня не самые высшие уровни. Папа — настоящий даос, я только начала все постигать. Хотя летом мы ездим в монастырь на горе Удан, а там великие учителя…

Луна кивнула.

— Скажи, — спросила Чжоу, — есть что-нибудь, что ты вспоминаешь, что-нибудь, связанное с тем временем… я непонятно объясняю, да?

— Заяц.

— Что?

— Заяц, — повторила Луна. — Из камня, но живой. Глупый, капризный, но очень милый. Я его всегда любила.

— Заяц? Каменный? — Чжоу вновь широко раскрыла глаза. — Из какого камня, Луна?!

— Зеленого, полупрозрачного…

— Нефрит? — вскрикнула Чжоу. — Нефритовый заяц?!

— Да.

Чжоу, странно сплетя пальцы рук, крепко сжала веки, и воздух наполнился странным, еле слышным гудением. Она вдруг снова уставилась на Луну, и ее карие глаза словно вспыхнули огнем. Застыв, как изваяние, она смотрела так целую минуту, потом побелела и со сдавленным вскриком прижала ладонь ко рту.

— Ты что, Чжоу? — испуганный Седрик схватил ее за плечи.

Чжоу вырвалась, упала на колени перед Луной и коснулась лбом земли.

— Чжоу, что ты делаешь? — Луна, растерянная, вскочила, нагнулась над ней и схватила за руки. Все вскочили, но тут Чжоу выпрямилась сама. По ее лицу текли слезы.

— Чань-Э! — задохнулась она. Потом пригнула голову, сжала виски и несколько раз глубоко вздохнула. Со всех сторон к ней потянулись руки. Растерянные друзья сообща подняли девушку на ноги и усадили на скамейку. Седрик и Луна обняли ее.

— Успокойся, Чжоу. Я же Луна, твоя подруга, я Луна Лавгуд! За кого ты меня приняла, Чжоу?

— Чань-Э, Грустная богиня, — лихорадочно шептала Чжоу. — Тебя обыскались, тебя не могут найти на всех Двенадцати небесах! Твоя сестра Хень-Э все глаза выплакала! Нефритовый Владыка думает об объявлении траура! Гуаньинь…

Она осеклась — вспыхнул яркий свет, и все оцепенели. Взгляд Гарри метался, ища источник света, и тут зазвучал голос. Женский, напевный и звенящий, пронизывающий все тело, он что-то произнес на незнакомом языке, друзья разобрали только имя Чжоу. Девушка вскочила:

— Гуаньинь!.. Чань-Э нашлась! — спохватившись, она вскочила, сцепила руки и, несколько раз поклонившись, быстро заговорила по-китайски.

Гарри и остальные наконец разглядели — свет лился с неба, узким лучом прорезая сгущающиеся сумерки, а источником его было небольшое облако, круглое и переливающееся всеми цветами радуги, на котором стояла окруженная сиянием фигура.

— Чань-Э? — переспросил голос, и облако исчезло.

А перед ними возникла женщина такой ослепительной красоты, что не только у мальчиков перехватило дух. Ее по-прежнему окружало сияние.

— Кланяйтесь! — закричала Чжоу и сама склонилась в почтительном поклоне. Удивленный Гарри увидел, что Луна почти в точности повторила поклон — но у нее он был не таким глубоким и исполненный не столько почтительности, сколько достоинства.

— Не надо, Чжоу, — сказала женщина по-английски, со странным напевным акцентом, — не нужно требовать от них знания наших обычаев, не так ли? — она повернулась к Луне, которая уже выпрямилась и смотрела на нее со своим обычным спокойным выражением. — Чань-Э!

— Прошу прощения! — раздался глубокий звучный голос, и женщина повернулась.

Это был Дамблдор. Он стоял на траве, снова обретя плотность, и был практически неотличим от живого человека. Борода шевелилась от легкого ветерка, мантия тихо колыхалась, а очки-половинки пылали отраженным закатом. Дамблдор смотрел поверх стекол спокойным и твердым взглядом. Слегка улыбнувшись, женщина изящно соединила руки и с достоинством поклонилась.

— О, вот вы откуда, нежданная гостья! — воскликнул Дамблдор и поклонился на тот же манер. — Простите, не сразу узнал вас, почтенная Гуаньинь!

— А я вас узнала, — отозвалась женщина, — хотя в те дни вы были намного моложе и в живом теле, Альбус Дамблдор! Как я читаю в ваших глазах, я нарушила закон — это верно?

— Боюсь, что так, почтенная Гуаньинь. На территории Хогвартса трансгрессия и иные мгновенные перемещения запрещены.

— Прошу простить меня, почтенный бодисатва. Я вскоре вас покину. Но я хочу поговорить с богиней, недавно исчезнувшей бесследно со всех Двенадцати небес, — она повернула голову и ласково улыбнулась Луне, — которую мы ищем уже семнадцатый день.

— Семнадцатый день? — воскликнул Рон и подался вперед. Он тут же смутился, вспомнив, что разговаривает с настоящей богиней.

Но Гуаньинь, похоже, не обиделась. Она посмотрела на него и кивнула.

— Простите!— сбивчиво, но решительно заговорил Рон. — Вы ошибаетесь! Луна учится здесь уже семь лет, и…

— Луна?! — переспросила Гуаньинь и улыбнулась. — Что ж, хорошее имя для лунной богини! Все правильно. День на Небесах — это год на земле, и в этом воплощении ей уже семнадцать лет. Как ваше имя, юный подвижник?

— Рон Уизли…

— Я вижу, вы удостоились ее любви, — в голосе богини было и одобрение, и сомнение, — и вам выпало неслыханное счастье.

— Я тоже люблю ее, миссис Гуаньинь! — решительно заявил Рон, и все с трудом сдержали улыбки (настолько нелепо прозвучало это обращение).

А богиня откровенно расхохоталось:

— Раз уж вы обращаетесь ко мне на английский манер, то называйте меня «мисс». А еще лучше, — ее голос стал серьезным, — называйте Гуаньинь.

Опасаясь снова ляпнуть не то, Рон только кивнул и обнял плечи Луны. Лицо девочки оставалось все так же спокойным, и она смотрела как бы не на Гуаньинь, а сквозь нее.

«Она не ведает страха, — вспомнил Гарри собственные слова. — Понятно — раз она тоже богиня… Вдруг она решит нас покинуть, вернуться на свои Двенадцать небес, где бы они ни были, в Китае или в другом мире — как же тогда Круг? И как же Рон? И всем нам ее будет не хватать…»

— Кем же ты будешь сейчас, Чань-Э? — грустно спросила Гуаньинь.

— Я Луна Лавгуд.

— Ты хоть помнишь нас?

— Нет. Но знаю. Успокой Хень-Э, Гуаньинь. Со мной все в порядке.

— Если захочешь вернуться, позови меня.

Луна кивнула — скорее вежливо, чем из согласия, и Гуаньинь поняла это.

— Скажи, почему ты сделала такой странный выбор? — спросила она. — Европа… Почему не в Китае, где и сегодня многие тебя почитают?

— Я не помню, Гуаньинь.

— Но ты знаешь.

— Да. Мне не нужно, чтобы меня почитали. Это слишком одиноко. Для меня это так, Гуаньинь, — серьезно объясняла Луна, — и меня, в конце концов, прозвали Грустной богиней. Здесь у меня друзья, и здесь меня любят.

— Разве тебе не хватало нашего уважения и любви тех, кто тебя почитает?

— Хватало, Гуаньинь, я вам за это благодарна. Мне не хватало только друзей. С богиней не дружат ни люди, ни другие боги. Я люблю людей, но я знаю, что ни один человек не захочет стать другом богини, не полюбит ее, как обычную девушку, не предложит ей разделить с ним постель.

— А остальные боги? — настойчиво спрашивала Гуаньинь. — Кто же откажет тебе в любовных утехах, ведь все боги любят тебя, Чань-Э, и даже самые злые демоны не захотят тебе зла?

Отступив, Рон с некоторым страхом смотрел на Луну, которая задумалась. Но девочка сказала:

— Это не то, что здесь, Гуаньинь. На Двенадцати небесах все знают свое место, знают, что дозволено и что недозволено, каков закон и каков этикет. А что такое дружба и что такое близость — почему-то забыли.

— Нет, Чань-Э! — ошеломленно воскликнула Гуаньинь. — Твоя сестра тоскует по тебе! И нам всем тебя не хватает! Сам Нефритовый владыка в печали…

— Да, — задумчиво согласилась Луна, — но я должна была исчезнуть для того, чтобы меня стало вам не хватать, Гуаньинь. Как только я вернусь, Хень-Э перестанет плакать и начнет обращаться со мной по этикету и разговаривать по правилам, и будет счастлива этим. И все вы будете рады оттого, что все вновь идет, как положено. И сразу забудете, что меня не было.

— Простите, что вмешиваюсь, мисс Лавгуд, — вдруг сказал Дамблдор. — Всего лишь несколько часов с тех пор, как вы вернулись из Страны Мертвых, и в глазах ваших друзей я вижу только радость. Похоже, больше никто не думает о том, что вас полгода не было среди живых… разве это плохо?

Луна подошла к Рону и сцепила пальцы на его плече.

— Нет, это не плохо, — согласилась она, — это просто по-другому. Рон все время обнимает меня, гладит, берет мою руку… Ему страшно. Ему кажется, что я могу исчезнуть, что все может оказаться сном и я никогда не возвращалась. Чжоу все время смотрит на Седрика, Джинни и Невилл даже трансгрессируют рука об руку…

— Мы, кстати, тоже! — засмеялась Гермиона, глянув на Гарри.

— Ну да. Вы уже, правда, не так часто держитесь друг за друга, но ведь… Ты когда воскресла, Гермиона?

— Неделю назад.

— Через неделю, наверное, и Рон поверит в то, что я не исчезну. И Чжоу, и Джинни… А там не будет такого, Гуаньинь. Там все успокоятся сразу… Да они и сейчас успокоятся, как только ты им скажешь, что со мной все в порядке, что я просто избрала земное воплощение и ничего неположенного не случилось.

— Даже посплетничают, — улыбнулась Гуаньинь, — когда узнают, что ты выбрала Европу.

— Значит, появится новая тема для сплетен, — безмятежно подытожила Луна, — и жизнь на Двенадцати небесах станет чуточку интересней.

— А здесь тебя не обижают, Чань-Э? — внимательно спросила Гуаньинь.

— Бывают, что и пытаются, — Луна спокойно улыбнулась, — не все люди хорошие. Один раз меня даже убили…

— Я знаю — я же Гуаньинь. Увидев тебя, я сразу увидела и твое прошлое, и будущее.

— А каково мое будущее?

— Оно всегда туманно, ты же сама знаешь, Чань-Э. Ты вернешься к нам достаточно скоро… — она с улыбкой глянула на Рона, чьи глаза расширились от страха. — Скоро по нашим меркам, юный неофит! Ваш год — для нас всего лишь день. И даже если Чань-Э останется на земле сто или триста лет — ее возвращение произойдет через сто или триста дней.

Она помолчала.

— Я не понимаю только, почему ты осталась в Стране Мертвых? Дурное ведь место, а ты легко могла вернуться оттуда, раз потеряла бренную оболочку! Неужели тебе нравилось и там?

— Нет, конечно, кому там может понравиться! — удивилась Луна. — Но я не могла бросить Невилла. Для дементоров я неуязвима, но его бы раздавили. Пока мы были вместе, я поддерживала его разум. И я знала, что наши друзья нас, в конце концов, найдут. Я тоже иногда вижу будущее, Гуаньинь, хоть мне и далеко до твоего могущества.

Гарри тепло посмотрел на нее. Вот оно что, подумал он, вот как они сохранили там свой разум! Похоже, дементоры боялись не только палочки Сириуса!

— Я многое поняла, Луна Лавгуд, — после долгого молчания сказала Гуаньинь. — Я должна погрузиться в созерцание и вникнуть в твои слова. Но если тебе и твоим друзьям будет грозить опасность или просто будет нужна помощь — позови меня. А если помощь не нужна и опасности не будет — все равно позови.

Луна кивнула:

— Да, ты поняла. На то ты и Гуаньинь.

— Чжоу…

Встрепенувшись, девушка поклонилась.

— На твой зов я тоже всегда приду. Спасибо, что нашла Чань-Э. Ты вернула покой на все Двенадцать Небес, и это тебе зачтется. Если твои друзья захотят у тебя учиться — я тебе разрешаю учить их всему, что им будет доступно, даже Высшим тайнам. Хотя — вряд ли. Это все же Европа, а у Запада — своя мудрость.

— А мне вы не откажете в совете, почтенная Гуаньинь? — спросил молчавший до сих пор Дамблдор. Гуаньинь кивнула. — Тогда уделите мне немного времени. Побеседуем в тиши кабинета.

— Встаньте рядом, бодисатва Дамблдор, и показывайте дорогу.

Дамблдор подошел. Обоих окружил мерцающий туман, осел и уплотнился, переливаясь радужным сиянием. Не произнеся больше ни слова, богиня Гуаньинь улыбнулась, изящно поклонилась и вместе с Дамблдором поднялась в воздух. Дамблдор вытянул руку в сторону главной башни Хогвартса, и разноцветное облако, набирая высоту, неторопливо поплыло туда.

— День чудес… — тихо сказала Гермиона.

Они смотрели, пока облако с двумя крохотными на этом расстоянии фигурками не исчезло в окне директорского кабинета. Чжоу глубоко вздохнула, и все бессознательно повторили этот вздох. И все взгляды снова сосредоточились на Луне, которая продолжала с безмятежным интересом смотреть на замок.

— Луна, — осторожно позвала Гермиона.

Встрепенувшись, девочка посмотрела на нее так, будто впервые заметила.

— Да, Гермиона, — отозвалась она, — я Луна… Чжоу!

— Что? — выдохнула та; с ее лица не сходило потрясенное выражение.

— Я Луна, Чжоу. Луна Лавгуд.

Она подошла и обняла ее, добавив:

— И мы с тобой дружим.

Отпустив Чжоу, которая через силу улыбнулась, она вернулась к Рону.

— Мне все равно не по себе… — почти шепотом сказала Чжоу.

— До завтра пройдет, я думаю, — спокойно заметила Луна.

— Вы совершенно правильно сказали, мисс Грейнджер. День чудес…

Гермиона кивнула.

— И подумать только, — сказала она с удивленной улыбкой, — утро ничего не предвещало. Просто мы с Гарри решили прогуляться и навестить Хагрида.

Они опять стояли у ворот — впятером. Чжоу с Седриком только что трансгрессировали. В свете факелов на столбах ворот волосы Луны мерцали и переливались золотыми сполохами. Обняв Рона, она положила голову ему на грудь и уже столько времени молчала, что тот осторожно спросил:

— Ты не уснула?

— Нет, — спокойно ответила она. — Мне просто хорошо.

— Богиня со смертным, — засмеялся Рон.

— Нет. Луна с Роном. Я никакая не богиня. И не хочу.

— А что ты хочешь?

— В постель с тобой.

Все заулыбались, а Рон вздохнул:

— Все, я верю, что ты Луна. Боги не бывают такими прямолинейными. Вот как заковыристо Гуаньинь разговаривает! Пошли тогда. Гермиона, Гарри …

— Счастливо, Ланселот.

— Сам ты Ланселот, Артур несчастный! А я Рон Уизли. Вам тоже счастливо, ребята!

Они так и исчезли — в обнимку.

Гермиона подошла к Гарри и сцепленными пальцами взялась за его плечо. Он удивленно посмотрел на нее.

— Решила попробовать, — улыбнулась Гермиона. — У Луны подсмотрела. Знаешь, так удобно!

Гарри обнял ее за талию:

— Домой?

— Наверное… Не знаю.

— А в чем дело? — удивился Гарри.

— Сама не пойму… Я уже начала говорить, как Луна. Знаю, но не помню, помню, но не знаю… Профессор, мама с папой по-прежнему здесь, да?

Подошедшая Мак-Гонагалл кивнула. Наедине с ними, она забыла о своей учительской строгости и смотрела на них с таким теплом и любовью, что стала на себя не похожа. Неверный свет факелов делал ее то старше, то моложе, и на какую-ту неуловимую долю времени Гарри вдруг увидел в ней ту юную девочку-полувейлу — разве что волосы были стянуты в тугой пучок, а не рассыпались золотыми волнами по плечам и спине. «И сейчас, наверное, они не золотые», — почему-то подумал он.

— Когда их нет, дома скучновато, — сказала Гермиона, — даже когда ты рядом, Гарри. Не знаю почему.

— Потому что я тоже по ним соскучился, — задумчиво ответил Гарри и машинально повел ее по аллее. Мак-Гонагалл пошла рядом. — Наверное, это и тебе передается. Они что, сейчас днюют и ночуют здесь? Я их последние два дня вообще не видел… кроме сегодня, конечно.

— Все так, — подтвердила Мак-Гонагалл. — Поттер, мы с Дамблдором решили собрать всех, кто решил доучиться, в отдельную группу и придумать что-то вроде факультатива со свободным расписанием. А когда ваши родители, мисс Грейнджер, узнали об этом, они сразу же попросились туда. Мы им уже предоставили комнату. И вы, если хотите, можете снова жить в Хогвартсе.

От неожиданности Гарри остановился.

— Жить здесь?..

— Гарри! — Гермиона повисла у него на шее. — Замечательная идея, правда?! Только… Профессор, мы с Гарри…

— Да, конечно! — с улыбкой перебила Мак-Гонагалл. — Не беспокойтесь, мисс Грейнджер, комната в Хогвартсе всегда найдется.

— Гарри! Соглашайся!

Все еще ошеломленный, Гарри кивнул.

— Замечательно! Профессор, вы нам сразу пошлите сову, ладно? — возбужденно говорила Гермиона, пока они поднимались по лестнице. — Мы тут же уложим вещи, трансгрессируем сюда, и…

— Нет, — вдруг сказал Гарри.

— Что?!

— Нет, — повторил он, — мы не трансгрессируем сюда.

— Гарри, но почему?!

— Мы приедем на «Хогвартс-Экспрессе».

— Зачем? — удивилась Гермиона.

— Да потому, что я хочу на нем прокатиться, и все! Мы с этой трансгрессией совсем забыли, как это здорово!

Гермиона некоторое время моргала, соображая, потом рассмеялась и поцеловала его.

— Хорошо! — воскликнула она. — Нет, отлично, Гарри! Так… — она оглянулась, разглядывая холл. — А мы опять пришли сюда!

— Ну да, — с недоумением сказала Мак-Гонагалл. — Ох! Я же вам не сказала, а потом, когда пошли назад, решила, что сказала!

— О чем, профессор?

— Я хотела попросить вас еще немного задержаться, — объяснила она, — если, конечно, вы не слишком устали. Есть еще кое-что, что вам нужно узнать.

— Что-то, о чем не должны знать остальные? — нахмурился Гарри.

Мак-Гонагалл внимательно посмотрела на него:

— Нет, конечно, все должны знать. Но как я могла задерживать их сейчас? — она улыбнулась.

Смутившись, Гарри кивнул.

— Я и вас не стану задерживать, если вы сильно устали, — добавила Мак-Гонагалл. — Время, в сущности, терпит.

— Нет, не устали! — почти что хором возразили оба. Но Гермиона спросила: — А вы, профессор?..

— Спасибо за заботу обо мне, мисс Грейнджер, — к Мак-Гонагалл вернулась обычная сдержанность, — все в порядке. Идем? Да, — добавила она, пока все неторопливо шли по пустому коридору, — думаю, что сегодня больше не будет новых чудес. Мы просто поговорим. Сначала в кабинете Дамблдора, потом в Выручай-комнате.

Оба разочарованно глянули на нее.

— Что делать, друзья, — с легкой усмешкой сказала Мак-Гонагалл. — За столько лет вы могли убедиться, что волшебство и магия — это не только добрые чудеса… — она взглядом заставила горгулью освободить вход. — Заходите.

«Это верно…» — неохотно согласился Гарри, пропуская Гермиону вперед.

Он слегка растерялся, увидев в кабинете Джеральда Грейнджера и… Гуаньинь, хотя — что тут странного, разговор богини с Дамблдором вряд ли мог быть коротким. Дамблдор-призрак, снова обретший плотность, сидел за столом, на котором лежал развернутый свиток, и смотрел на оранжево-красное светящееся перо феникса — тихо поскрипывая, оно неторопливо строчило по пергаменту.

— Еще раз здравствуйте, — дружелюбно поздоровался призрак, а Дамблдор с портрета улыбнулся и кивнул. Джеральд и окруженная сиянием Гуаньинь сидели перед столом и, облокотившись, читали появляющиеся из-под пера строчки. Они обернулись, Джеральд весело кивнул, улыбнулся дочери и подмигнул Гарри. Привстав, Гуаньинь сложила руки в традиционном приветствии и изящно поклонилась. Гермиона ответила тем же, Гарри, не уверенный, что жест у него получится, просто поздоровался.

— Вы быстро учитесь, — одобрительно сказала Гермионе Гуаньинь.

— Мы уже заканчиваем, — сообщил Дамблдор. — Итак… Вам нужно поставить свои подписи, и наш договор вступит в силу. Но я еще раз повторяю, почтенная Гуаньинь — это магический договор, и даже вы не в силах его нарушить.

— Я не собираюсь его нарушать, бодисатва, — возразила богиня, — хотя, возможно, несколько обойду его — но не вам в ущерб.

— А как вы собираетесь это сделать, почтенная?

— Я скажу вам после того, как поставлю свою подпись.

Гуаньинь выпрямилась и возникшей в руке бамбуковой кисточкой красиво начертила несколько иероглифов.

— Красная тушь? — поднял брови Дамблдор. — Значит, вы все же согласны сражаться вместе с нами?

— О, — удивилась Гуаньинь, — не думала, что вам известны такие тонкости! Пусть свидетель поставит свою подпись, бодисатва.

— Что ж, Джеральд, прошу вас!

Джеральд взял перо.

— Только я вручную, Альбус, — улыбнулся он. — С тонкостями телекинеза я еще не освоился.

Он аккуратно расписался.

Дамблдор кивнул и с вежливым интересом уставился на Гуаньинь. И все остальные тоже смотрели на нее. Сияние, окружавшее ее, приугасло, и все видели не богиню, а просто очень красивую, с тонкими изящными чертами, китаянку в замысловатой одежде и с замысловатой старинной прической. На ее губах играла легкая улыбка, и заговорила она не сразу — но молчание не казалось тяжелым.

— Мне очень непривычно говорить с европейской прямотой, бодисатва Дамблдор, — сказала наконец она, — но я постараюсь… Сейчас, поставив свою подпись под договором, я окончательно постигла правоту Чань-Э… правоту Луны Лавгуд. И мне захотелось обрести друзей и познать мудрость того, что в Европе называют дружбой. Никогда бы не подумала, что я, Гуаньинь, буду учиться у младшей богини, избравшей к тому же земное воплощение. Поэтому я не просто согласилась — я захотела помочь вам в грядущей битве со смертью. Однако сама я в этом сражении участвовать не буду, потому что я Гуаньинь, воплощение пути Дао и закона, который я не вправе нарушить — но вправе обойти. А это очень просто сделать. Я пришлю вам в помощь двух могучих волшебников — Царя-дракона Западного моря Ао-Гуана и Царя обезьян…

Она прервалась и вопросительно посмотрела на Джеральда, издавшего веселое восклицание:

— Вы знаете, о ком я говорю?

Джеральд закивал. В его глазах сверкали веселые искорки.

— Я читал «Путешествие на Запад», — пояснил он. Гуаньинь понимающе улыбнулась. — Значит, Сунь-У-Кунь существует?

— Увы, — вздохнула Гуаньинь. — И должна признаться, что в моем решении есть некоторая корысть. Пока он будет здесь, мы от него немного отдохнем. С этого момента они в вашем распоряжении, бодисатва.

— А они, в свою очередь, не нарушают закон? — внимательно спросил Дамблдор.

— Нет. Я вправе послать вам помощь и вправе приказать им. Они будут выполнять мой приказ — а значит, и закон не нарушен, и наш договор соблюден. Они справятся, почтенный Дамблдор, они обучены высокому искусству постигать — так что, оказавшись в Европе, они будут знать о ней все, что может понадобиться, — она встала. — И я вас покину, мои новые друзья. Меня вы тоже можете призвать в любое время. Я вправе помогать вам советами, а мои советы и знания порой сильнее оружия.

Все встали, чтобы проводить ее. Гуаньинь улыбнулась, поклонилась и исчезла, а за окном вспыхнул свет. Снова в облике богини, окруженная сиянием, она стояла на своем радужном облаке. Как и Мерлин перед своим уходом, она некоторое время постояла, встретив взгляд каждого из них, потом, еще раз поклонившись, поплыла прочь, набирая высоту, и крохотная искорка затерялась среди звезд.

Гермиона весело посмотрела на Мак-Гонагалл.

— Что, мисс Грейнджер? — удивилась она.

— А вы говорили, что новых чудес не будет!

— Я не Гуаньинь, Гермиона, — усмехнулась Мак-Гонагалл, — и даже не Сивилла Трелони! Я не умею проникать в будущее. Вот, прошлое — другое дело… — добавила она с непонятной интонацией и замолчала.

Молчал и Дамблдор, с каким-то ожиданием глядя на нее. А Джеральд сказал:

— Минерва, вы уже не первый раз намекаете на что-то, связанное с прошлым.

Она посмотрела ему в глаза:

— Это не намек, Джеральд.

— Трудно рассказать?

— Да, и это тоже, — она прислонилась к столу. — А откладывать больше не стоит.

— Стоит, — вдруг вмешался Дамблдор.

— Альбус, я уже решила рассказать об этом сегодня.

— А значит, отложишь еще на денек, — весело возразил Дамблдор с портрета. — Вспомни, сколько всего произошло сегодня, Минерва. Мы можем перегрузить наших юных друзей!

— Нет… — запротестовала Гермиона.

— Да, — непререкаемым тоном возразил Дамблдор. — Вот как мы сделаем…

Он задумался.

— Они могут заночевать здесь, — мягко подсказал призрак. — А утром мы пошлем сов остальным. И тогда, Минерва, все шестеро смогут послушать твой рассказ.

— Пожалуй, ты прав, Альбус, — после короткого раздумья согласилась Мак-Гонагалл. — И я смогу все обдумать. Как вы на это смотрите?

Гермиона переглянулась с Гарри:

— Наверное, не против… если есть где.

— Спальня девочек в Гриффиндоре пока пустует, устроитесь там. А утром, когда отдохнете, соберемся в Выручай-комнате.

— Так… — озадаченно протянул Гарри, вспомнив о «защите от мальчиков» на лестнице. — А как я попаду в спальню? Может, мне лучше в нашу? Там сейчас вроде только Симус и Дин живут?

Гермиона расстроено посмотрела на него.

— Все в порядке, — успокоила его Мак-Гонагалл, написав что-то на листке пергамента. — Вот заклинание, мисс Грейнджер, оно отключает защиту.

Гермиона посмотрела на листок, почему-то засмеялась и спрятала в карман.

— Да, вот только… — озабоченно добавила Мак-Гонагалл.

— Что?

— Там ваш портрет, мисс Грейнджер, и портрет мисс Браун.

— Живые?

— Конечно! Так… — Мак-Гонагалл озабоченно нахмурилась. — Пожалуй, я сейчас схожу туда и объясню им. Попрошу их сходить в гости к другим портретам. Да… А завтра уже выделим вам новую комнату.

Она пошла к двери.

— Подождите, профессор!

— Да, мисс Грейнджер?

— Лаванду — ладно… нет, я ничего против нее не имею, но мы никогда не были особо близки. А мой пусть останется! — горячо попросила Гермиона.

— Хотите пообщаться с собой? — улыбнулся Дамблдор с портрета.

— Вы знаете… — смущенно объяснила она. — Я с детства об этом мечтаю. Вернее, когда я была маленькой, я себе такую игру придумала… прочитала в одной книжке про девочку, которая разговаривала с собой, как с другим человеком, и тоже так играла… Смешно, наверное.

— Да нет, — задумчиво возразил Дамблдор, — в этом есть своя мудрость.

Он переглянулся со своим призраком, и оба засмеялись.

— Мы ведь часто общаемся, — сказал Дамблдор-призрак, — и в этом есть своя прелесть.

— Приятно пообщаться с таким интеллигентным человеком, — добавил портрет. — Минерва, тебе незачем туда ходить. Я сам схожу к ним и поговорю с мисс Браун. Сейчас во многих комнатах есть такие портреты…

— Я знаю, — тихо сказал Гарри.

Дамблдор сочувственно кивнул.

— И среди них есть и подруги мисс Браун, так что ей не придется скучать в каком-нибудь безлюдном пейзаже. А тебе, Минерва, лучше и правда пойти к себе и как следует выспаться.

— Тогда спокойной ночи, Альбус, — кивнула Мак-Гонагалл. — Если, конечно, ты когда-нибудь спишь — я, к своему стыду, до сих пор этого не знаю.

— Нет, Минерва, я никогда не сплю, я просто размышляю, поэтому все равно люблю спокойные ночи. До завтра.

Он скрылся за край рамы.

— Я вас провожу, Минерва, — сказал Джеральд, который с интересом слушал их разговор. — Я тоже собирался к себе. Эльза, наверное, уже легла спать.

— Будьте любезны, — согласилась Мак-Гонагалл.

— Папа! — запротестовала Гермиона. — Мы по вас так соскучились!

Джеральд засмеялся:

— Ну да, целых два дня! — он подошел, обнял плечи дочери. — Потерпи, Герми… — он сделал паузу, — …она!

— Ладно тебе!

— Происходит много важного, деточка, — объяснил он (Гермионы сразу стала серьезной. Она даже не обратила внимания на «деточку»). — И приходится усваивать кучу информации в кратчайшие сроки… Помнишь, как у тебя было, когда ты нагрузила на себя все предметы на третьем курсе?

Глядя на него снизу вверх, Гермиона кивнула.

— Но куда вам спешить? — спросила она. — Вы и так за неделю усвоили больше, чем я за год! Или… это из-за новой опасности? Да? Папа, ну хоть намекни — в чем дело?

Джеральд отпустил ее и начал теребить подбородок.

— Это не то, что раньше… — он оглянулся на Дамблдора-призрака, который ободряюще кивнул. — Не какой-нибудь там новый Волдеморт или что-то в этом роде. Это из вещей, в которых маглы разбираются куда лучше волшебников. Если коротко — политический кризис.

Гермиона с недоумением нахмурилась:

— Но ведь политика — это проблемы Министерства, не так ли?

— Да, — подтвердил Джеральд, — это их проблема. А решать ее, похоже, нам. Ладно… Узнаете все. Пообщаемся еще, не расстраивайся — мы тоже по вас соскучились. Пойдем? В чем дело, Гарри?

— Да, пойдем, — Гарри спохватился. — Извините, я никак не мог понять, чего здесь не хватает! Где феникс, сэр? — спросил он у Дамблдора. — Опять сгорел?

— Нет, Фоукс жив, здоров и полон сил! — успокоил его Дамблдор. — Он в разведке, Гарри. Думаю, скоро ты его увидишь. Спокойной ночи!

Дойдя до развилки коридоров, все немного постояли, снова пожелали друг другу спокойной ночи. Джеральд ушел в боковой коридор, Мак-Гонагалл неторопливо стала подниматься на свой этаж, а Гарри с Гермионой направились в Гриффиндор.

Гостиная пустовала. Гарри машинально шагнул к спальне мальчиков, потом, спохватившись, догнал Гермиону, которая уже была на противоположной лестнице. Он слегка отстал, с опаской поглядывая под ноги. «Защита от мальчиков» была элементарной, но действенной — если мальчик ступал на лестницу, ведущую в спальню девочек, ступеньки мгновенно сливались в мраморный скат, гладкий и скользкий, как лед — удержаться на нем было невозможно. Девочек это веселило, мальчиков, понятно, не очень, и дело обычно ограничивалось одной попыткой.

— Святая святых… — усмехнулся Гарри, когда они остановились перед дверью.

Гермиона, взявшись за дверную ручку, почему-то медлила в нерешительности. Она посмотрела на него и улыбнулась.

— А как ты сняла заклинание, кстати? — полюбопытствовал Гарри. — Палочку ты не доставала. Я вообще думал, что ты забыла, и мы вот-вот слетим вниз. Или мне и сейчас не положено знать?

Снова рассмеявшись, она достала листок. Гарри прочитал: «Когда в спальне нет девочек, защита на участке лестницы ниже спальни перестает действовать».

— А почему она назвала это заклинанием? — удивился он.

— Мак-Гонагалл тоже иногда шутит! Ладно…

— Ты боишься? — с пониманием спросил он. — Это же всего лишь портрет. Как Полная дама, которой мы только что сказали пароль.

— Да. Но это мой портрет, Гарри… Мой живой, говорящий портрет. И я сейчас подумала — а каково ей? Да и… кто она? Я или кто-то другой?

— Ты! — решительно заявил Гарри. — Ведь Дамблдор на портрете — это Дамблдор!

Похоже, ему удалось вернуть ей решимость. Гермиона повернула ручку и первой вошла в спальню.

Глава 10. Астрономическая башня.

Спальня девочек — «святая святых» и… немалое разочарование! Гарри озирался, пряча усмешку. А что он, собственно, ожидал? Такая же, как у мальчиков, круглая комната, пять кроватей под пологами, высокое стрельчатое окно с видом на озеро. И две большие картины, рядом с каждой — золотая табличка…

Кровати у картин были отгорожены толстыми красно-оранжевыми шнурами на золотых стойках. На одной картине не было никого, только изображение части незнакомой комнаты с большим трельяжем и туалетным столиком. Гарри снова усмехнулся про себя — в этом вся Лаванда! И тут же себя осадил: «Не стоит так — ее нет в живых; какой бы она ни была — она сражалась за Хогвартс…»

Он подошел к Гермионе, застывшей перед своим портретом, взял за окаменевшие в напряжении плечи. Гермиона слегка вздрогнула, тихо вздохнула, переводя дух, и он почувствовал, как ее мышцы расслабляются.

А потом с облегчением вздохнула Гермиона на портрете. И улыбнулась.

— Подойдите, — попросила она. — Пожалуйста…

Они присели на край кровати. Гермиона-на-портрете (фоном была часть гостиной со столом, за которым она любила заниматься) подвинула стул к раме, уселась боком, положив локоть на спинку — и эта поза, такая знакомая, уютная и любимая, делала ненужными любые другие аргументы. Это была Гермиона. И она сказала:

— Я — это ты, Гермиона… Не нужно меня бояться.

— Я не боюсь.

— Ты боялась за меня. Боялась сделать мне больно, — портрет говорил уверенно, как о чем-то точно известном, — но значит, боялась за себя, ведь ты — это я.

— Ты чувствовала то же самое?

— Не совсем. Я ведь в другом окружении. У нас — как у Дамблдоров, они ведь не говорят одно и то же хором, верно? И не думают хором, — она рассмеялась. — И все равно каждый из них — Дамблдор.

— Да, ты права, — согласилась Гермиона. — Знаешь, Гермиона…

И обе расхохотались.

— Наконец-то! — воскликнула она. — Как мечтала в детстве…

— …увидеть себя перед собой… — подхватила ее двойник.

— …и сказать себе…

— «Ты знаешь, Гермиона?!..»

Тут уже рассмеялись все трое. И смеялись долго. А потом Гермиона-на-портрете серьезно сказала:

— Я знаю все то же, что и ты, Гермиона. Все помню. И все чувствую.

— Все-все?

— Гарри очень ласково поглаживает твою спину чуть ниже затылка, — с лукавой улыбкой сообщила она.

— Да… Да! Ты — это я! Вот только…

— В одну сторону, — непонятно пояснила Гермиона-на-портрете. — Не спрашивай — я тоже не знаю, почему. Ты не понял, да? — она заметила, что Гарри хмурится.

— Кажется, понял, — отозвался он. — Ты читаешь ее мысли, а она твои не может…

— Нет, не совсем так… Это не как при легилеменции. Как бы это объяснить, Гермиона?

— Не знаю. Я догадываюсь, о чем ты… погоди! Мои воспоминания, мой опыт…

— Да, сначала смутно, — кивнула Гермиона-на-портрете. — А когда ты вошла, и мы увидели друг друга — все стало ну таким четким! Я потому сначала не могла ничего сказать — я торопилась вспомнить все, что с тобой было… что было со мной! Особенно…

— …особенно про Гарри, правда?

— Да… Я так счастлива, Гермиона! — она прерывисто вздохнула, и Гермиона повторила этот вздох (потому что Гарри, которому становилось все интереснее, провел пальцами вдоль ее позвоночника). — Ох, Гарри, милый, это ужасно отвлекает!

Гермиона мягко, но решительно убрала его руку:

— Правда, потерпи еще немножко… Ну, Гарри!.. — она посмотрела на свой портрет, когда Гарри начал гладить ее бедро, и развела руками. — Ну что мне с ним делать?

— Можно я останусь с вами? — тихо спросила Гермиона-на-портрете. — Пожалуйста… Можете, если хотите, меня занавесить. Или повернуть портрет к стене.

— А тебе не будет… тяжело? — осторожно спросила Гермиона. — Ведь Гарри только здесь.

— Нет. Я чувствую все, что и ты. Он ведь с тобой… значит, он со мной. Гарри…

— Мы не будем тебя занавешивать, — сказал Гарри. — Оставайся с нами, Гермиона.

Он не мог сказать, когда наступил сон. Будто всего лишь минуту назад лежал, закрыв глаза, счастливый и измученный любовью — а сквозь веки уже просачивался дневной свет. Сон таял постепенно, так что, вспоминая вчерашний день, он сначала подумал, что все это — продолжение сна. Окончательно же его разбудил тихий разговор двух совершенно одинаковых голосов.

— С добрым утром, Гермиона. Спасибо вам за эту ночь.

— Бедняжка — тебе приходится спать за столом!

— Да ничего страшного, — негромкий смех. — Я же портрет. У меня не затекают мышцы, не сводит шею… Я никогда не устаю, да и сплю только для удовольствия. Мне не нужно есть и пить, но я могу это делать — тоже ради удовольствия. Не так уж и плохо быть нарисованной.

— А тебе не бывает скучно? Или одиноко?

— Нет. Я почти не ощущаю время. А если здесь надоест, могу сходить в гости к другим портретам, или отправиться в путешествие по магическим картинам — знаешь, сколько их на свете? За сто лет не обойдешь, да и постоянно появляются новые. Целый мир! Даже картины некоторых маглов для нас доступны — я, наверное, первая это открыла. Я бывала в картинах Леонардо. И в совсем невероятных. У Ван-Гога, например…

— Здорово! Только потише — Гарри разбудим.

— Да он не спит! Смотри — у него веки подрагивают. Гарри! Молодость проспишь!

Гарри открыл глаза, приподнялся на локте и картинно вздохнул.

— Рон был прав, — задумчиво сказал он. — Любовь — это тяжкая доля, особенно с такой наблюдательной и проницательной подругой… а теперь уже и в двух экземплярах!

Ему хотелось произнести это, отправив взор куда-то в неведомую даль — но не получилось. Обе Гермионы были обнажены, обе находились в поле зрения, и удержаться от восхищенной улыбки было просто невозможно.

— Короче, — подытожила Гермиона, — вставай!

— Я бы еще полежал, — осторожно возразил он. — С тобой…

Она задумалась, но Гермиона-на-портрете с огорчением возразила:

— Лаванда может вот-вот вернуться.

Гарри вскочил и начал одеваться.

— Жаль… — сказал он. Портрет Гермионы сочувственно кивнул.

— Ничего, — утешающее сказала ей Гермиона, — нам обещали свою комнату, и мы заберем тебя к себе. Хочешь?

— Конечно! Знаете, я тут подумала…

— Что?

Не ответив, она подняла с пола мантию и начала одевать на себя. Гермиона, заправляя рубашку, пристально смотрела на нее.

— Что, Гермиона? — настойчиво спросила она — и осеклась.

— Слишком уж сумасшедшая мысль… — пробормотала та.

— Но ты уверена, да?

— Да, почему-то уверена. Ведь все сходится.

— О чем вы, девочки? — с беспокойством спросил Гарри.

Они глянули на него и опять уставились друг на друга. Потом Гермиона подошла к портрету и коснулась его ладонью. Ее двойник сделал то же самое. Их ладони соприкоснулись, обе ахнули и отдернули руки.

— Что такое? — Гарри шагнул вперед. — Что вы делаете?

— Все в порядке, Гарри, успокойся, — быстро сказала Гермиона. — Мы просто проверили одну мысль.

Она взяла его за плечи и, глядя на него горящими глазами, сказала:

— Я могу войти туда, понимаешь? И я хочу попробовать.

— Нет! — он схватил ее за руки.

Ее лицо вытянулось от огорчения.

— Гарри… — почти умоляюще прошептала она. — Пожалуйста! Никакой опасности нет, поверь!

Он колебался, видя, как в ней борются желание попробовать и нежелание причинять ему боль; и чувствовал, как в нем самом страх снова ее потерять борется с доверием к ее уму и интуиции… В конце концов доверие победило, и он, отпустив ее, молча кивнул. Теперь уже колебалась Гермиона.

— Если ты не веришь…

— Я верю, — перебил он. — Просто мне страшно.

— Я понимаю, Гарри. Подумай — мы же сейчас Круг. Ты в одиночку вытащил меня из Страны Мертвых. Значит, сейчас сможешь вытащить откуда угодно.

— Да, ты права… — он через силу улыбнулся. — Но мне все равно будет страшно, так что… не обращай внимания, и все.

— Какой ты замечательный, Гарри!

Она поцеловала его и шагнула в портрет.

И исчезла. Гарри прошиб холодный пот. На портрете была только одна Гермиона: спиной к нему — но в мантии.

— Получилось! — она повернулась, ее лицо сияло. — Гарри, смотри — получилось!

Она вытянула руку — и рука высунулась из портрета. Гарри схватил ее.

— Здорово! — пробормотал он. — Только… кто ты? Кто из вас обеих?

— Мы обе! Ты не понял? Мы же слились!

— Ты же в мантии.

— Ну и что… А!

Гермиона провела руками по мантии, рассмеялась и задрала ее до подбородка. Под ней были джинсы и рубашка — хотя Гермиона-на-портрете надела ее на голое тело. Гарри с облегчением перевел дух и улыбнулся.

— Замечательно! Ты умница, Гермиона! А когда ты вернешься сюда, ты там останешься?

Она заморгала, пытаясь понять, потом рассмеялась:

— Ох, грамматика получается та еще! Конечно, Гарри. Опять будем я и мой портрет. А вот знания у нас теперь общие. Не представляешь, какой здесь потрясающий мир!

— Замечательно! — повторил он. — Только…

— Что?

— Иди сюда.

Подумав, она кивнула и шагнула в комнату.

На ней снова были джинсы и рубашка, а с портрета весело улыбалась Гермиона в мантии.

— Получилось! — хором воскликнули обе.

— Получилось! — подтвердил Гарри и прижал к себе Гермиону (ту, что в комнате). — Я бы и тебя обнял, — сказал он портрету, — только, понимаешь…

— А ты и меня обнимаешь, Гарри, — весело успокоила его Гермиона-на-портрете. — Я же все чувствую! Вот только ответить на твои объятия, несколько, понимаешь ли…

Гермиона оглянулась через плечо:

— Я это делаю за нас обеих, Гермиона! Все в порядке!

— Ай! — воскликнул Гарри. — Лучше за кого-нибудь одну, а то ребра сломаешь!

— Ох, прости! — она поспешно разжала руки.

Отсмеявшись и успокоившись, они снова присели на кровать, которую Гермиона заправила одним взмахом палочки. Гарри по очереди смотрел на свою подругу и на ее портрет, чувствуя, как веселье сменяется восхищением.

— А ведь ты сделала великое открытие, Гермиона! — сказал он.

Она порозовела:

— Ты и правда так думаешь?

Он серьезно кивнул, пытаясь адресовать кивок обеим. И добавил:

— Расскажем остальным. Это надо осмыслить.

— Пойдем в гостиную, Гарри. Подождем их там.

— Не скучай без нас, — сказал Гарри портрету.

— Я никогда не скучаю, — рассмеялась вторая Гермиона.

— А где Рон? — удивился Гарри, когда они спустились в гостиную.

Вопрос был адресован Луне, как раз входившей через портретный проем. Она держала в обнимку большой бумажный пакет и две-три коробки, перевязанные ленточками. Судя по ярким краскам, все это было из «Сладкого королевства».

— Сейчас будет, — ответила Луна из-за пакета. — Его Мак-Гонагалл к себе позвала.

Она подошла к угловому дивану и сгрузила на него свой багаж.

— Мы заскочили в Хогсмит, — добавила она и плюхнулась на диван, отчего пакет чуть не опрокинулся. Гарри вопросительно посмотрел на пакеты. — Это все мне. Рон считает, что я мало ем.

— Он считает тебя худой? — нахмурилась Гермиона. — У тебя же очень изящная фигурка.

Луна пожала плечами:

— Он еще с прошлого Рождества все время меня кормит. Пускай, раз ему нравится — я люблю сладкое. Хотите?

Они не стали отказываться. Разворачивая шоколадную лягушку, Гарри нашел традиционную открытку с изображением знаменитого волшебника — на этой оказалась Моргана. Некоторое время он ее рассматривал, пытаясь поймать смутную мысль — что-то, о чем читал или слышал. Что-то связанное с Мерлином. Красавица-фея улыбнулась ему, сделала загадочное лицо и, не торопясь, ушла за край фотографии. «Вроде она не то дружила с Мерлином, не то враждовала с ним… — припомнил Гарри и вдруг подумал. — А как это может быть? Получается, что ей полторы тысячи лет?» Полгода назад, на собрании Ордена Феникса, Грюм говорил, что Моргану хотели привлечь как союзника в битве против Волдеморта, но так и не смогли разыскать… Его отвлек голос Гермионы:

— Луна, а как ты вошла? Рон сказал тебе пароль?

— Да, — рассеянно ответила Луна, — но Полная Дама меня и так пустила. Сказала, что нас велено пускать всюду без пароля.

Гермиона собиралась еще что-то сказать, но портрет опять открылся, и в гостиную ворвались Рон, Джинни и Невил. Сразу стало весело и шумно.

— Привет! — воскликнул Рон, устраиваясь рядом с Луной. — Мы сюда еле добрались! Я уже думал, что еще немного — и в гостиную придется пробиваться с боем!

— Это еще почему? — удивился Гарри и положил открытку.

— Мак-Гонагалл встретила нас сразу перед уроком и позвала в кабинет…

— А что она хотела, кстати?

— Выясняла, все ли мы хотим жить парами, — ответила Джинни. — Наверное, прикидывает, сколько комнат надо выделить. Хотя и так ясно, что три.

Они с Невиллом уселись вместе в просторное кресло.

— Может, четыре, — сказал Невилл, — если Чжоу с Седриком тоже сюда переберутся.

— А столько комнат найдется? — забеспокоилась Гермиона.

Рон рассмеялся:

— Чтоб в Хогвартсе да не нашлось? Он же огромен!

— Да и магией создать комнату — раз плюнуть! — поддержал его Невилл. — Мне Симус уже рассказал, как сделали новую спальню для первокурсников. Пришли Флиттвик со Слизнортом, два раза махнули палочками — и все. Целый этаж! А снаружи на башню посмотришь — высота та же.

— Да, здорово… Рон, а почему — пробиваться с боем?

— Потому что народ как раз шел на занятия, ну, нас и заметили! Мы вышли — а там уже целая толпа с младших курсов, и каждый делает вид, что случайно замешкался!

— А когда мы вышли, и вовсе перестали делать вид… — вставил Невилл.

— …и полезли с бумажками и перьями! — закончила Джинни. — Видел бы это Локонс — позеленел бы! Лично мне пришлось раздать полсотни автографов, пока Мак-Гонагалл не вышла на шум и не загнала всех в классы!

— Да, — вздохнул Рон, — это была та еще работа. Луна, кстати, к тебе не приставали?

— Что-то было, — отозвалась девочка, задумчиво роясь в пакете, — но я не очень обратила внимания.

Она достала большой леденец в форме волшебной палочки, сорвала упаковку и взмахнула. На кончике палочки тут же возник большой шар из разноцветной сахарной ваты.

— Ой, это что-то новенькое, я тоже такую хочу! — воскликнула Джинни. — Есть там еще?

— Есть, — Луна достала целый пучок. — Берите все. Ты не сердись, Рон, но столько даже мне не съесть.

— Да пускай, — Рон потянулся за палочкой, — я тебе потом еще куплю!

Они разобрали угощение.

— Ребята, — позвал Гарри, — мы тут хотели вам рассказать…

Он вопросительно посмотрел на Гермиону, та кивнула. И Гарри рассказал о портрете.

Все долго молчали.

— Да, — сказал наконец Рон. — Гермиона, я всегда знал, что ты гений. Но чтоб настолько!

— Ой, Рон, ладно тебе! — она пыталась изобразить скромность, но глаза сияли.

— Вот только вопрос… — продолжил Рон. — На что нам это пригодится?

Луна вдруг встала и пошла к двери.

— Ты куда? — крикнул он вслед.

— Кое-что проверить, — не оборачиваясь, пояснила она, толкнула портрет и вышла.

Рон с некоторым беспокойством проводил ее взглядом, но тут к нему подсела Гермиона и, хмурясь, начала в чем-то убеждать. Рон сначала слушал с удивлением, потом расхохотался.

— Я серьезно! — рассердилась Гермиона. — Так можно только испортить фигуру! И вовсе она не худая!

— Да нет, конечно! Успокойся, Гермиона, все в порядке, — смеясь, объяснял Рон. — У нее замечательная фигура, честно, и мне очень нравится. Это все из-за мамы, понимаешь? Когда я в то Рождество познакомил их, она сразу начала переживать и ну прямо заставила меня следить за ее питанием. Знаешь, — продолжил он, — я сначала тоже беспокоился. А потом оказалось, что она вроде Джинни — сколько ни съест, все равно тоненькой останется. А сладкое она любит, что верно, то верно…

Гермиона рассмеялась и успокоилась, а Рон в недоумении посмотрел на дверь:

— Куда она вообще побежала?

— Я здесь, — раздался в ответ голос Луны.

Все так и подскочили, Джинни и Невилл оторвались друг от друга. Луна, как ни в чем не бывало, спускалась по лестнице, ведущей в спальню девочек.

— Ты… как ты там оказалась? — воскликнул Рон.

— Очень просто, — Луна подошла и спокойно уселась к нему на колени. — Я пошла в нашу спальню в Когтевране — там тоже повесили мой портрет. Живой. Я с ним познакомилась, потом вошла, как Гермиона.

— И… что?

— Прошла в портрет Лаванды, поболтала с ней и с Гермионой, а потом вышла в спальню.

Все только рты пораскрывали.

— Ты же спрашивал, для чего это может пригодиться, — с легким недоумением сказала Луна, — вот я и сообразила.

Гермиона первая нарушила наступившее молчание:

— Ты знаешь, Луна… Если я и гений, то не я одна. Послушайте, пошли к Мак-Гонагалл!

Никто не стал возражать. Рон подхватил пакеты с дивана и со словами: «Идите, я догоню» понес в спальню мальчиков.

Им действительно был выдан пропуск всюду, даже в директорский кабинет — горгулья перед дверью отскочила в сторону, как только увидела их. Но Мак-Гонагалл в кабинете не оказалось.

— Эх, надо было посмотреть расписание! — с досадой воскликнул Рон, догнавший их у самой двери.

— Ничего страшного, — утешающе сказал с портрета Дамблдор. — Если вы хотели рассказать про открытие мисс Грейнджер и мисс Лавгуд, то мы в курсе. Мисс Грейнджер нам уже рассказала.

— Я?! — Гермиона недоуменно заморгала, потом сообразила, что речь идет о портрете. — А, понятно! И что вы думаете об этом, сэр?

— Я потрясен, — просто сказал Дамблдор.

Он сел за свой стол (изображение на картине повторяло директорский кабинет), оперся локтями, сплел пальцы и поглядел на них поверх очков-половинок.

— Минерва права, — сказал он. — Светлый круг сулит большие перемены… Мы стремились к конкретней цели, а получили намного больше.

Он с усмешкой поглядел на пустующий портрет Найджелиуса:

— Вот, даже Финеас ушел, как только увидел вас. Садитесь, друзья. Только стулья наколдуйте себе сами. Моя магия, к сожалению, действует только в мире картин, а призрак сейчас в моей лаборатории… В Выручай-комнате, — пояснил он в ответ на вопросительные взгляды.

— Так это вы устроили лабораторию, сэр? — с любопытством спросил Рон, пока Гермиона с Джинни создавали стулья. — А мы думали, профессор Мак-Гонагалл.

— Она тоже… — сказал Дамблдор, явно размышляя о чем-то другом. — Ей пришлось перестроить ее, чтобы создать устройство для самого рискованного в истории магии эксперимента. Вы, наверное, обратили внимание?

— Там, где телескоп и макет? А что это такое, сэр?

— Узнаете чуть позже… Не нужно смотреть так разочарованно, друзья! — рассмеялся Дамблдор. — Узнаете обязательно. Минерва расскажет об этом лучше, чем я, поскольку именно ей выпала эта нелегкая ноша — провести весь эксперимент в одиночку. Может, пока поговорим о чем-нибудь другом?

Дамблдор обращался ко всем, но смотрел на Гарри.

А Гарри вспоминал страшный день его похорон полтора года назад.

* * *

…Он расстался с ними у входа в замок. Рон с Гермионой хотели побыть наедине. Гарри тоже — или так ему казалось. Хогвартс был пуст, как никогда — эта пустота была материальной, вязкой, и он шел сквозь нее с почти физическим усилием. В коридорах были только портреты, но люди на них не здоровались с ним, не окликали его. Некоторые плакали, другие смотрели пустыми глазами, иные вообще куда-то ушли. «Может, все же… — думал он. — Уйти прямо сейчас? Забрать самое нужное, выйти к воротам и трансгрессировать…» Он не сомневался, что ему удастся, хотя экзамен по трансгрессии еще не был сдан. Если уж удалось трансгрессировать с того ужасного берега, да еще вместе с Дамблдором…

Которого больше нет.

Заплаканная Полная Дама молча впустила его. Гарри поднялся в спальню — там никого не было. Потянул из-под кровати чемодан, стал перебирать вещи — все валилось с рук. Пустота замка проникла и в него, заполнила голову. В конце концов, он захлопнул крышку. Подошел к окну, сел на подоконник и стал смотреть на озеро.

Сколько времени прошло, он не мог сказать. Может, уже все разошлись. Может, все уже сели на «Хогвартс-Экспресс» и уехали… хотя вряд ли. Ему было все равно. Решимость, совсем недавно переполнявшая его, понемногу таяла. Гарри пытался думать о Дамблдоре, но почему-то не мог. Вместо этого перед глазами вставали Невилл и Луна, сидящие рядом и крепко державшиеся за руки. Гермиона, плачущая на плече Рона и украдкой вытирающая слезы об его мантию. И Джинни, смотрящая на Гарри сухими глазами. Гарри глядел на озеро, не видя его, не видя ничего; он так долго не моргал, что в глазах возникла резь и все начало мерцать, а потом мерцание сложилось в яркие, слепящие слова: «Что я натворил? Что я натворил, идиот!»

Сейчас надо было бросить все, за чем он сюда пришел. Надо было бежать, найти Джинни. А Гарри продолжал сидеть, словно парализованный. Что он мог ей сказать? Что для того, чтобы уберечь, он ее бросил в еще большей опасности? Вся школа знала об их отношениях. Значит, Волдеморт уже мог узнать. «Допустим, — думал Гарри, охваченный каким-то совершенно диким отчаянием, — он ее похитит сейчас, когда я ее бросил, когда меня нет рядом… Что я на это отвечу? Что мне нет дела до нее, раз мы уже порвали? И Волдеморт, конечно, тут же ее отпустит, да?» Вспомнились ехидные слова лже-Грюма: «Благородными людьми так легко манипулировать, Поттер!»

И тут на смену отчаянию пришла такая злость, что кровь словно закипела, ударила в голову, и отхлынула. Я тебе покажу, как манипулировать нами, Волдеморт, в бешенстве думал он. Это твои слова, я знаю. Это твои слова повторял Барти Крауч-младший!

А решение есть. И не одно. Надо только выбрать лучшее.

Можно сделать наоборот… если она меня простит. Взять ее с собой, отправиться на поиски вчетвером. Она сильная волшебница. Мы все сильны. Вместе мы защитим друг друга…

А Волдеморт бросит на нас всех Пожирателей, думал Гарри, и в нем снова поднималось безнадежное отчаяние. Джинни, Гермиона и Рон будут меня защищать — меня, Избранного. Будут жертвовать собой, чтобы я мог найти хоркруксы. Будут прикрывать меня своими телами, спасая мою жизнь. И гибнуть у меня на глазах.

«Я не хочу!» — он чуть не закричал вслух.

Гарри попытался взять себя в руки.

Вот из этого и надо исходить, думал он — что я не хочу их гибели. «Я же для этого решил искать эти несчастные хоркруксы, не так ли? Чтобы одолеть Волдеморта. Чтобы, в конце концов, убить его и спасти их!»

А значит — лучше в одиночку. Зря он согласился с их решением. Но все можно исправить!

«Волдеморт не похитит Джинни прямо сейчас — на территории Хогвартса она для него недоступна. И я просто отправлю Рону сову».

Спустившись в гостиную, Гарри подошел к столу, взял перо и кусок пергамента и начал быстро писать:

«Рон, Гермиона, простите меня, но я не хочу, чтобы вы рисковали вместе со мной. Наверное, Джинни вам уже рассказала, о чем мы с ней говорили. И действительно есть вещи, которые я должен сделать в одиночку. Вы сказали, что не можете отступиться, но я не прошу вас отступаться — мне очень нужна ваша помощь. И я вас прошу — останьтесь с Джинни. Защищайте ее. Защищайте друг друга и не беспокойтесь за меня. В одиночку легче спрятаться, легче куда-нибудь проникнуть. Не беспокойтесь за меня — я справлюсь. Гарри».

Он перечитал написанное раз, другой, третий — и с каждым разом становилось легче.

«Все правильно. Это самое лучшее! Сейчас я пойду в совятню и отправлю это Рону… или лучше Гермионе? По дороге решу… Потом потихоньку выберусь с территории Хогвартса и трансгрессирую. Правда, вопрос — куда? В Годрикову впадину? Нет… придется сначала к Дурслям. Закрепить свою защиту, о которой говорил Дамблдор. Тогда до моего семнадцатого дня рождения Волдеморт ничего не сможет мне сделать!»

Он поднял пергамент, собираясь его свернуть — и тут чья-то рука мягко, но решительно схватила листок. Вздрогнув от неожиданности, Гарри поднял голову и встретился глазами с Гермионой

— Я и не заметил, как ты вошла, — растерянно сказал он.

— Что это, Гарри?

— Ну… почитай. Я собирался отправить вам с совой, но раз ты пришла, еще лучше.

Отдав ей листок, Гарри отошел. Он покривил душой, сказав: «…еще лучше». На самом деле ему было очень досадно. Уйдя незаметно, он ставил их перед свершившимся фактом. А сейчас придется спорить, доказывать… Гермиону не переспоришь!

«Как же! — сразу подумал он. — Что она сможет возразить на то, что кто-то должен остаться с Джинни?»

— Все ясно, — тихо сказала Гермиона, — как я и думала…

Ее голос прерывался, и она дышала часто, будто запыхавшись. «Она что, бежала сюда?» И, словно в ответ, Гермиона добавила:

— Ох, хорошо, что я успела! Гарри, пойдем!

— Куда?

— На Астрономическую башню. Мы все там.

— Зачем?! Гермиона, мне не очень туда хочется, ты же должна понимать…

— И я понимаю. Только надо — я должна тебе кое-что показать. Гарри, я тебя очень прошу!

Не оборачиваясь, она пошла к выходу, толкнула портрет и вышла. Гарри в полной растерянности последовал за ней, пролез в дыру — и они чуть не столкнулись, потому что Гермиона неожиданно остановилась.

— Ох, извини! — сказала она, доставая какой-то сверток. — Возьми. Я уже столько времени забываю тебе отдать.

— А что это? — спросил он, забирая сверток, и тут же понял — его мантия-невидимка.

— Я нашла ее на башне, — сказала Гермиона, когда они пошли по коридору. Гарри запихнул сверток в карман. — Сбегала туда сразу после того, как… — она сглотнула. — Как замолк феникс. Хорошо, что успела до министерских.

— А что тебе там понадобилось?

— Я хотела посмотреть на место, где все произошло. Что-то было очень сильно не так, Гарри…

Гермиона замолчала и ускорила шаг. Гарри еле успевал за ней. От ее сердитого лица и поджатых губ становилось не по себе.

— Тебе не нравится то, что я решил, да? Ты можешь предложить лучшее решение? — нервно спросил он.

— Да, могу, — не останавливаясь, она глянула на него, и ее лицо неожиданно смягчилось. — Я не на тебя злюсь, Гарри… Не обращай внимания. Сам все увидишь.

В коридоре перед лестницей уже не было следов битвы — все убрали, восстановили даже обрушившийся потолок. Оглядываясь, Гарри несколько отстал, и Гермиона первой поднялась по лестнице и вышла на площадку. Гарри догнал ее и застыл, а сердце от ужаса куда-то провалилось — напротив, на самом краю стены, между двумя зубцами стояла Джинни. «Она решила броситься со стены?! — леденея от страха, подумал Гарри. Потом, разглядев все, чуть не рассмеялся от нахлынувшего облегчения. — Ох, ну придет же такое в голову!» Джинни была крепко обвязана веревкой, конец которой держал двумя руками Рон. Несколько свесившись вперед, она разглядывала что-то внизу, и ветер трепал ее рыжую гриву.

— Привет, Гарри! — негромко сказал Невилл.

Они с Луной стояли несколько поодаль, наблюдая за действиями Джинни. Услышав его голос, девочка оглянулась, отошла от края и спрыгнула на площадку.

— Хорошо, что ты пришел, Гарри, — сказала она, развязывая веревку. — А то мы боялись, что Гермиона не успеет тебя перехватить.

— Джинни… — он пытался найти хоть какие-то слова.

Бросив веревку, она подбежала и быстро поцеловала его:

— Все в порядке, Гарри…

— Я…

Джинни пальцами прикрыла его губы:

— Все в порядке. И все будет в порядке. А теперь скажи — где именно стоял Снейп, когда метнул заклинание?

— Снейп? — растерянно переспросил Гарри и оглянулся. Потом сделал шаг в сторону и еще один вперед. — Ну… вот здесь. Где я стою.

Гермиона мягко отстранила его, встала на это место и пригнулась, опершись руками об колени и сощуренными глазами глядя на Рона.

— А Дамблдор стоял здесь? — спросил Рон.

Гарри присмотрелся, припоминая.

— Да… или чуть левее.

— Неважно! — Гермиона выпрямилась.

— А, по-моему, важно! — крикнул Рон, лицо у него тоже пылало. — Смотри!

Широко расставив ноги, он качнулся влево-вправо.

— Ну конечно! — закричала Гермиона, схватила Гарри за руку и потащила за собой. — И обет не нарушен! Снейп был уверен, что убил его!

— Но он действительно убил его! — воскликнул Гарри. — Вы что… вы пытаетесь себя убедить, что Дамблдор жив?

Остановившись у стены, Гермиона молча ткнула пальцем. В камне зияла порядочная выбоина, хорошо различимая из-за более светлого цвета. Рон, встав по другую сторону, показал на несколько темных пятнышек:

— Кровь, я думаю. Его должно было ранить осколками камня.

— Взрывной эффект? Хорошо, допустим, Снейп промазал или Дамблдор сумел увернуться! Но его же швырнуло через стену, я это видел своими глазами! Какая разница — «Авада Кедавра» или падение со ста пятидесяти футов?! И… Джинни, мы же видели его внизу!

— Еще неизвестно, что мы видели, Гарри! — хмуро возразила Джинни. — И что мы хоронили…

От этих слов Гарри потерял дар речи. А Джинни, помолчав, с усилием продолжила:

— Я… я рассмотрела все внизу. Потом отсюда. Я очень точно определила место, где он лежал. Он не мог… Гарри, он не мог туда упасть!!! Для этого он должен был стоять между теми зубцами, — она ткнула пальцем, — но не здесь, никак не здесь!.. Если бы заклинание ударило в него, его бы отбросило вон к тем кустам. Если рядом — ближе к стене, но… все равно по прямой, Гарри… не в сторону… никак не в сторону!

Из глаз хлынули слезы; сотрясаясь рыданиями, Джинни бросилась ему на шею.

Все сгрудились вокруг нее — молча, без слов утешения. И стало тепло. Даже ветерок, зябкий и пронизывающий на такой высоте, словно стих. Охваченный острой жалостью, Гарри гладил волосы Джинни, целовал ее, пытаясь успокоить, хотя его самого трясло. Ее рыдания понемногу стихли.

* * *

Гарри замолчал.

— Скажите, мисс Уизли… — медленно проговорил портрет.

— Джинни, сэр.

— Да? Хорошо, Джинни. Скажите, когда вы сделали это открытие… вы сильно меня ненавидели?

Джинни смешалась.

— Нет, — сказала она наконец. — Все-таки нет… Но была очень зла на вас.

— За ту боль, которую я причинил вам… вам всем? Так?

— За ту боль, которую вы причинили Гарри, сэр.

— Мы все были злы, — тихо добавила Гермиона. — Хотя догадывались… во всяком случае, я догадывалась, зачем все это было нужно.

— И, наверное, у нас у всех начиналась истерика, — снова заговорил Гарри, — просто Джинни первая не выдержала… Мы столпились вокруг нее, начали успокаивать, и как-то получилось, что все обнялись. И стало тепло. Мы разом забыли про злость. Мы… вы уж извините… забыли даже про вас. Знаете, наверное… мы в первый раз почувствовали Круг!

— Это замечательно, Гарри! — улыбнулся Дамблдор.

Гарри поглядел на него довольно хмуро — и тут же отвел взгляд. Он заметил слезинку, блеснувшую в углу глаза…

* * *

— Что это? — ошеломленно спросил Рон.

Никто ему не ответил. Словно боялись, что произнесешь еще хоть слово — и это невероятное ощущение близости и покоя рассыплется, как угасающий фейерверк. А оно не рассыпалось. Оно не исчезло даже тогда, когда они после нескольких бесконечно долгих минут все-таки решились немного ослабить объятия и чуточку отступить, чтобы посмотреть друг на друга. Потом молчание нарушила Луна:

— Это мы, — и ее лицо озарилось такой же счастливой улыбкой, как в тот день, когда Гарри пригласил ее на вечеринку.

Это был ответ, который в тот момент никто не понял. Гарри тоже. Была только уверенность, что придет время — и они поймут.

А потом Луна без всяких переходов спросила:

— А что ты сейчас собираешься делать, Гарри? — и этот вопрос отрезвил всех.

Вздохнув, Гермиона достала листок и протянула Рону. Он начал читать, потом жестом позвал сестру. Гарри ждал.

— Понятно… — пробурчал Рон. — Ты верно догадалась, Гермиона! И хорошо, что вовремя!

— Я еле успела, — печально отозвалась Гермиона. — Он уже собирался…

— Главное, что успела.

Все смотрели на него — молча и с ожиданием. Гарри пытался решить, что же им, в конце концов, стоит сказать. Волнение, вызванное неожиданным ощущением близости, угасло, но сама эта новая близость осталась — и навсегда. И это нисколько ему не помогало.

— Я все написал, — сказал он наконец. — Кто-то должен остаться с Джинни.

Джинни улыбнулась:

— Конечно.

Невилл и Луна подошли и встали по обе ее стороны.

— Мы ее очень хорошо защитим, Гарри, — сказал Невилл. — Можешь не волноваться.

— А мы пойдем с тобой, — добавил Рон, и они с Гермионой встали по обе стороны от него.

— Вы же погибнете… — обессилено прошептал Гарри и присел на край стены, рядом с той самой выбоиной.

— Вот что, Гарри, — Гермиона присела рядом. — Если ты сейчас скажешь, что все равно хочешь пойти в одиночку, мы от тебя отстанем.

Она жестом остановила Рона, когда тот подался вперед и открыл рот.

— Решай, — сказала она.

— Я не хочу… Так нечестно, Гермиона! Неважно, что я хочу и что нет! Вам нельзя со мной идти! Если вас убьют… Как же я без вас буду! — он почти кричал. — Хватит с меня Сириуса, Дамблдора! Моих родителей… Я не хочу больше ничьих смертей, не хочу больше никого терять, пойми!

— А мы не хотим потерять тебя, — мягко возразила Гермиона. — Поэтому нас будет трое. Ведь три — магическое число, ты разве забыл?

— Арифмантика… — усмехнулся он.

— Она самая. Семь хоркруксов Волдеморта — это тоже арифмантика. Как и все магические числа.

Ему казалось, что Гермиона его несколько морочит, но как он мог быть уверен? А тут еще вмешалась Луна:

— Она права, Гарри. Я тоже знаю арифмантику.

— И, кстати, на «превосходно», — подтвердила Гермиона.

Гарри не сказал ничего. Он капитулировал. Только попросил:

— Обещайте, что не будете лезть на рожон. И не будете жертвовать собой!

— Если и ты обещаешь то же самое.

— Хорошо!

— Значит, договорились.

Он только кивнул. Потом спросил:

— А насчет Дамблдора… Вы и правда думаете, что он жив?

Лицо Гермионы потемнело:

— Как мы можем быть уверены? Но очень, очень может быть…

* * *

— Ты и правда хочешь знать это, Гарри? — спросил Дамблдор.

— Вы хотели, чтобы я вас простил, сэр.

— Да, Гарри. Мне очень хотелось бы.

— Тогда мне нужно знать, что именно я должен вам простить.

— Ты совершенно прав, Гарри. Давайте тогда все же закончим с тем, о чем вы догадались сами. Мисс Уизли… Джинни! — с улыбкой поправил себя Дамблдор. — Скажите, вы первая догадались, что что-то не так?

— Нет! — тут же ответила Джинни. — Первой была Гермиона… Или Рон? Не знаю, кто был первым, сэр. Наверное, каждый догадался о каком-нибудь кусочке. А когда Гарри рассказал нам о том, что произошло на башне, их уже можно было начать складывать. Ему было слишком плохо, и мы не хотели втягивать его в свои гадания…

Гарри резко поднял голову:

— Зря, Джинни!

— Да, наверное, зря… Но, Гарри!.. Ты просто не знаешь, как ты выглядел. Нам было страшно за тебя!

К горлу подкатил комок.

— Спасибо…

Джинни улыбнулась ему. Все посмотрели на него и улыбнулись. Рон, правда, шутливо изогнул бровь, но это не было обидно. Было тепло — и теперь-то Гарри знал, что это за тепло такое. Горло отпустило, и он успокоился. А Гермиона пояснила:

— Да и не особенно мы гадали. Что-то замечали, что-то откладывалось в голове. Только когда Гарри после похорон направился в замок… мне было очень плохо, но я все же это заметила и несколько удивилась. Оглянулась — Джинни сидела какая-то вся оцепеневшая… Мы с Роном подошли, растормошили ее — она словно очнулась.

— Я хотела броситься вслед за тобой, Гарри… Сказать, что да, ты прав, я согласна, но хочу еще немного побыть с тобой… и не могла двинуться с места. Казалось, что если я это сделаю, с тобой произойдет что-то ужасное.

— Неужели я настолько плохо выглядел?!

Джинни кивнула, сочувственно глядя на него, а Невилл добавил:

— Вы все так выглядели, Джинни. Мы как раз шли мимо…

— А я удивилась — откуда же вы появились!

— Мы испугались. Бросились к вам. Ты как раз рассказывала о вашем разговоре с Гарри, — Невилл повернулся к портрету. — И Гермиона нам сказала: «Ох, хорошо! Побудьте с Джинни, пожалуйста! И вообще — идите на Астрономическую башню, ждите нас там! Я хочу вам кое-что показать». Они с Роном побежали за Гарри. Луне как-то удалось привести Джинни в чувство…

Гермиона твердо глянула на Дамблдора:

— Эти похороны чуть не свели нас с ума, сэр. Они выглядели… такими настоящими!

Ответ Дамблдора ошеломил всех.

— А они и были настоящими, Гермиона, — спокойно сказал он. — Это ничего, что я называю вас по имени?

— Ничего… — выдавила она, глядя на него совершенно круглыми глазами. — Значит, мы все же ошибались?

— Нет, — возразил Дамблдор.

Он встал из-за стола, обошел его и вернулся на свое обычное место в середине нарисованного кабинета.

— Ошибочным было только предположение, что я еще жив. Но то, что Снейп не убил меня — это правда, — он с улыбкой посмотрел на Джинни. — Да, с местом, где лежало тело, я действительно промазал. Слишком темно было. Надо было действовать быстро…

— Но раз похороны были настоящими, значит, вы…

— Я умер через сутки. На Гримо, 12. Тихо и спокойно, в окружении ближайших друзей и соратников. Эти сутки были мне очень, очень нужны…

Глава 11. Хрустальные цветы.

Гарри открыл рот, собираясь спросить — и не спросил. При всей откровенности этого разговора вопрос казался очень нетактичным. Но Дамблдор угадал и не обиделся.

— Не лучше ли было вообще не умирать? Ты это хотел сказать, Гарри?

— Да, сэр.

Дамблдор с пониманием кивнул.

— Это было бы лучше, — вздохнул он, — если бы не одна проблема. А заключалась она в том, что я уже умирал. Помнишь? — он поднял правую руку и растопырил пальцы.

Все стали хмуриться в недоумении. Первая, конечно, догадалась Гермиона — тихо охнув, она прикусила губу. И тогда Гарри тоже вспомнил почерневшую и безжизненную руку Дамблдора, пораженную древним проклятием.

— Да, — сказал Дамблдор, опустив руку, — и если бы вы знали, как я счастлив в этой форме своего существования, когда у меня нормальная рука! А заодно я могу сказать одну вещь в оправдание своих ошибок. Меня постоянно терзала боль — а боль очень мешает думать. Без разницы, какая — физическая, душевная… Заодно, Гарри, я понял, как я заблуждался, когда утверждал, что способность испытывать боль делает тебя человеком. И я рад, что даже тогда, когда ты верил мне так безоговорочно, ты не согласился со мной…

Гарри вспомнил — Дамблдор говорил такое после сражения в Министерстве, когда Арка Смерти поглотила Сириуса.

— На самом деле не способность испытывать боль делает человека человеком, — говорил Дамблдор, глядя куда-то поверх их голов и словно рассуждая вслух, — а способность преодолеть боль и страдание, уничтожить их и снова вернуться к счастью. Да… — очнувшись, он посмотрел на друзей. — Волдеморт очень хорошо защитил хоркрукс. Кольцо Марволо. Боль терзала только руку, и под ее прикрытием проклятие незаметно распространялось по всему телу. Нет, я не прав, называя это защитой. Это была месть… месть тому, кто сумел бы уничтожить кольцо. Когда я почувствовал неладное, было слишком поздно — даже Снейп не мог остановить распространение проклятия.

— Или не захотел! — не удержался Рон.

— Не смог, — твердо повторил Дамблдор. Его лицо стало жестким. — Мистер Уизли, я знаю, что ни у кого нет особых оснований любить Снейпа — но я вас прошу о некоторой справедливости. Позволю себе напомнить, что именно Снейп спас жизнь Кэти Белл! Он единственный среди нас знаток подобных проклятий, и если бы он заявил, что не в силах справиться, никто не мог бы это проверить. Но он спас девочку!

Лицо Рона вспыхнуло. Он отвел взгляд и неохотно кивнул.

— И на башне он выполнял мой приказ, — продолжил Дамблдор, лицо которого тут же смягчилось. — Ох, как ему не хотелось! Он знал, как будут относиться к нему после такого… Но над ним довлел Нерушимый обет, надо мной — смерть, и так неизбежная. И не было лучшего способа сохранить доверие Темного Лорда к Снейпу… Не просто сохранить — оно должно было стать безграничным.

Он походил вперед-назад по портрету, потом присел на край стола.

— И я очень не хотел, чтобы это сделал несчастный мальчик Малфой… Но это так, к слову. Малфой чуть не сорвал весь план, который и так трещал по швам. Я не знал, что он нашел способ провести в Хогвартс Пожирателей и не сообщил об этом Снейпу. Я не мог, Гарри, позволить тебе защитить меня, потому что я должен был оставаться беспомощным и безоружным, пока не появится Снейп.

— Так вот почему вы меня парализовали! — воскликнул Гарри. — Я столько месяцев ломал голову!.. Я же был невидим, полон сил, с палочкой в руке! В тот момент, когда Малфой вас обезоружил, я мог его парализовать…

— …и тогда мне пришлось бы взять его палочку, — серьезно кивнул Дамблдор, — уложить всех Пожирателей и сразиться со Снейпом — а ему пришлось бы напасть на меня, чтобы его не убил Нерушимый обет. Если бы даже я подставился под его заклятие, Волдеморт ни за что бы не поверил, что Снейп смог меня одолеть. Он знал мою силу. Знал, что Малфой или Снейп могут одолеть меня, только если я безоружен. И мне пришлось остановить тебя, Гарри. И уговаривать Малфоя в надежде, что выиграю время для того, чтобы Снейп смог появиться. И все равно риск был огромен. Я мог бы не успеть увернуться от заклятия, а тогда Снейп все равно умер бы… Хорошо, что он этого не знал.

Он замолчал, с загадочной улыбкой глядя на недоуменные лица.

— Как это? — воскликнул Рон, опередив Гермиону. — Сэр, я ничего не понимаю! Заклятие попало бы в вас, а умереть должен был Снейп…

— У вас была еще какая-то защита? — перебила его Гермиона, и почти одновременно с ней Гарри спросил:

— Фоукс?! Я и над этим ломал голову, сэр! В Министерстве Фоукс спас вас от «Авады»! Я не мог понять — где же он был?

— Прекрасно, Гарри, замечательно! — одобрил Дамблдор. — Да. Фоукс был там. Он кружил вокруг Астрономической башни, и он, кстати, поймал мою палочку, когда Малфой меня обезоружил. Если бы заклинание полетело в меня, если бы я не мог увернуться, Фоукс, как тогда в Министерстве, проглотил бы его. Фоукс обязан защищать директора Хогвартса, и никто, даже я, не может ему это запретить — на самом деле это не мой феникс. И Нерушимый обет убил бы Снейпа. Но я увернулся. Взрывной эффект перебросил меня через стену, Фоукс подхватил меня и аккуратно опустил на землю. Я забрал свою палочку, которую он очень забавно держал в клюве, нашел подходящий камень и трансфигурировал в свое тело. А потом мы трансгрессировали на Гримо, 12. Я не хотел терять ни минуты из отпущенных мне суток.

— А как вы трансгрессировали? — полюбопытствовала Гермиона. — Вы сняли защиту?

— Мог бы, снова заполучив палочку, — объяснил Дамблдор, — но не было необходимости. Защита от трансгрессии рассчитана на людей. Эльфы, как вы знаете, трансгрессируют свободно…

— Бр-р… — она поежилась. Гарри тоже, вспомнив жуткое головокружение от эльфийской трансгрессии.

Дамблдор рассмеялся:

— Да, трансгрессий существует немало видов. И один из них называется «Мгновение Феникса». Помните, как мы с Фоуксом сбежали от Амбридж?

— Вот оно что! Я никак не могла понять, как вы это проделали!

— Вот так и проделали, Гермиона.

Будто опять забыв о них, Дамблдор задумчиво сжал свою бороду левой рукой у самого подбородка и начал аккуратно расчесывать ее пальцами правой. Гарри против воли чуть не прыснул — Рон совершенно так же играл с волосами Луны. Тоном глубокого упрека Дамблдор заметил:

— Когда-нибудь, Гарри, постарев и отрастив такую же бороду, ты поймешь одну вещь, совершенно недоступную разуму юности…

Раздались смешки, и все уставились на Гарри, представляя его с длинной белой бородой.

— Это какую же, сэр?

— Ты поймешь, что борода — не только символ мудрости и знаний, но еще и замечательная игрушка!

Добродушно кивая, он подождал, пока смех стихнет — потому что тут уж никто не выдержал…

— Хорошо, что мне удалось развеселить вас, — он снова стал серьезным,.— Даже в самом тяжелом лучше разбираться, имея хотя бы капельку хорошего настроения. Ум в страдании работает очень, очень плохо. Вы сказали, Гермиона, что догадывались, зачем все это было нужно. О чем вы догадывались?

— Волдеморт должен был поверить в вашу смерть, сэр. Полностью и безоговорочно. А для этого в нее должен был поверить Гарри — потому что у них с Волдемортом сохранялась связь, и Волдеморт почувствовал бы его боль. А он не мог ее не почувствовать, даже если бы закрылся окклюменцией. Это… была страшная боль, сэр. Ее чувствовали даже мы… помимо наших собственных чувств.

— Ты мне этого не говорила! — ошеломленно воскликнул Гарри. — Мне никто из вас не говорил!..

— Тогда мы этого еще не понимали… Сэр… вы извините, что я такое говорю, но поймите… у нас у всех есть родители, у Рона с Джинни — их братья, которых они любят и которые любят их, даже когда ссорятся. У Гарри не было никого, кроме вас, особенно, когда не стало Сириуса.

— Были вы, — мягко возразил Дамблдор. — Вы, его друзья.

Чувствовалось, что он полностью с ней согласен — и что своими возражениями только стремится навести ее на какую-то мысль, на правильный ответ. Дамблдор был одним из лучших учителей за всю историю Хогвартса.

— Да, друзья, — согласилась Гермиона. — Только друзья, даже когда начали влюбляться друг в друга. Ровесники, сэр. У каждого из нас была еще и своя жизнь, в которой были старшие, взрослые близкие люди. Родители, братья, сестры… Люди, которые часть своей жизни посвящали нам.

— Часть своей жизни я посвятил Гарри, Гермиона.

Дамблдор смотрел на нее с ожиданием. А она колебалась.

— Да, конечно. В том-то и дело, сэр… Понимаете ли, есть такая вещь — чувство защищенности. Мы всегда очень любили Гарри, мы защитили бы его от любой опасности, но одно дело — защита, и совсем другое — чувство, о котором я говорю. Его может дать только взрослый! Близкий взрослый человек! Я много лет пыталась дать Гарри это ощущение, сэр, пыталась вести себя, как взрослая, как старшая, но не получалось! Ровесники…

Она коротко рассмеялась, не замечая, с каким изумлением смотрит на нее Гарри. И он снова подумал: «Как мало я ее знал!»

— Вы дали ему это чувство, сэр, — продолжала Гермиона, — и вы же отняли… вместе с собой. Такое пережить — никому из нас не доводилось и…

Она вдруг ахнула и прикусила губу:

— Прости, Луна! Ляпнула я, конечно!

— Все в порядке, — спокойно отозвалась Луна, — ты правильно сказала. Мама, да… но мама не хотела у меня ничего отнимать. Она просто ошиблась в одном эксперименте и погибла. Мне до сих пор бывает очень грустно… но мне не в чем ее винить. И у меня остался папа.

Она подняла на Дамблдора свои большие, серебристо-серые глаза:

— Вы сделали это сознательно, сэр. Гермиона права.

— И вы тоже осуждаете меня, мисс Лавгуд? — внимательно спросил Дамблдор.

— Нет, сэр. Наверное, нельзя было по-другому. И ведь все прошло, правда, Гарри? И у тебя есть Гермиона.

— Нет, — улыбнулся Гарри, — Гермиона не у меня. Гермиона со мной.

— Прости, — рассеянно сказала Луна. — Со мной иногда бывает что-нибудь такое ляпнуть.

— Да нет, ты очень верно сказала — все прошло. Все в прошлом, сэр, — обратился он к Дамблдору. — Значит, и прощать нечего. В конце концов, вы тоже вернулись.

— И нам есть, что сказать друг другу, правда, Гарри? — улыбнулся Дамблдор.

Гарри улыбнулся. Когда он сказал: «Все в прошлом», растаяла еще одна тяжесть в груди.

С потеплевшим сердцем он спросил у Луны:

— Помнишь, что ты мне сказала, когда мы уходили с башни?

— Конечно, — с некоторым удивлением ответила она. — Что ты давно уже не один и зря думаешь, что тебе без Дамблдора будет одиноко. Со мной было то же самое, Гарри. Мне было очень одиноко без мамы. А потом, когда вы все собрались в моем купе, я поняла, что больше никогда не буду одна.

— Еще тогда? — изумился Гарри. — На пятом курсе?

Луна рассеянно кивнула. Она уже думала о чем-то своем.

В конце концов, Гарри вздохнул, улыбнулся и снова повернулся к портрету.

— Да, сэр, — вспомнив, спросил он, — я не совсем понял… Почему это Фоукс — не ваш феникс? Чей же он тогда?

— О! — Дамблдор поднял палец. — Хороший вопрос, Гарри! Да, Фоукс принадлежит не мне. Это феникс Хогвартса. Можно сказать даже, что он и есть сам Хогвартс, его дух.

По кабинету пронесся дружный вздох изумления.

— Вот это да! Обалдеть! — воскликнул Рон. — То есть, извините, я хотел сказать… потрясающе!

— Неправильно, Рон! — мягко заметил Дамблдор. — Потрясающе — это когда так себе. А узнать, что такое Фоукс — это и правда обалдеть!

На этот раз он не стал пережидать, пока стихнет смех, и расхохотался вместе со всеми.

— Вы ведь не знаете, как я стал директором, верно? — спросил он.

— Я читала в «Истории Хогвартса», сэр, — ответила Гермиона и тут же запнулась. — Ох, нет… там было только, что вас назначили на эту должность, и что вам было… точно не помню, но несколько больше двадцати. Я еще удивилась, что директором стал такой молодой человек…

— А что удивительного? — улыбнулся Дамблдор. — Чем моложе директор, тем дольше он сможет проработать на своем посту. Бывали, конечно, и постарше, и пожилые — Хогвартс сам выбирает, кто будет его директором, Совет попечителей только назначает его официально. К будущему директору прилетает Фоукс — и вопрос решен.

— А если он не согласится? — полюбопытствовал Рон. — Будущий директор, я хочу сказать!

— К человеку, который на это не согласен, Фоукс никогда не прилетит, — пояснил портрет. — Он знает свое дело, потому что он — это Хогвартс! Я удовлетворил ваше любопытство?

— Нет! — воскликнула Гермиона, и все засмеялись.

— Это хорошо, — одобрил Дамблдор. — Но хорошего понемногу! Неуемное любопытство — полезная черта! И поэтому меня несколько удивляет то, что один вопрос вы мне не задали. А я, надо сказать, его ждал. Почему-то никто не спросил, зачем мне были нужны те сутки.

— Как-то забыли, — смутилась она, и глаза у нее сразу же загорелись.

— Я — нет, — возразила Луна. — Вы хотели сделать что-то против Волдеморта.

Дамблдор улыбнулся и кивнул:

— Мое главное оружие против него. Вы угадали.

— О-о-о! — пронеслось по кабинету.

— Какое оружие, сэр? — спросил Рон.

— Меня.

Это сказал не портрет — голос Дамблдора раздался за их спинами, и все повернулись.

— Я был этим оружием, — пояснил призрак, вплывая сквозь стену, — только, Альбус, мне придется прервать ваш разговор. Возникла небольшая проблема…

Пока он говорил, в кабинет быстро вошла МакГонагалл и поспешно закрыла за собой дверь. Все привстали, Гарри вскочил:

— Что случилось, профессор?

— Небольшой бунт, — с непонятной усмешкой ответила она.

У нее было выражение человека, который не знает — то ли смеяться, то ли плакать. Все повскакивали с мест. Портреты директоров (некоторые по своему обыкновению притворялись спящими, другие с интересом прислушивались к разговору) тоже всполошились.

— Мистер Уизли… Рон! — в ее голосе определенно звучала растерянность. — И Гермиона — вас очень хотят видеть!

— Кто?! — удивился Рон.

Гермиона вдруг посмотрела на него широко раскрытыми глазами, словно о чем-то догадалась. Рон ответил ей недоумевающим взглядом.

— Четверокурсники, — коротко пояснила МакГонагалл.

В глазах Рона появилось понимание, а на лице — еще большая растерянность.

— Только нас? — спросил он.

— Всех, но прежде всего вас. Для них это очень важно, Рон, Гермиона… Я вас очень прошу.

— Разумеется! — справившись с замешательством, Гермиона решительно пошла к двери. Гарри последовал за ней, по-прежнему в недоумении, и оглянулся. Джинни, Невилл и Луна явно ничего не понимали.

В дверях они чуть не столкнулись с мадам Помфри.

— Фу ты! — сказала она, закрывая за собой. — Минерва, что тут за митинг? Я еле протиснулась.

— Что-то еще случилось, Поппи?

— Да нет, я просто к тебе зашла. Ничего не случилось, разве что у Пивза опять дикая истерика, но это, сама понимаешь, не по моей части, — она усмехнулась. — Отправила его в туалет к Плаксе Миртл, пусть она его утешит.

— Из-за нас, наверное, — предположила Луна.

— Конечно! Довели бедного полтергейста — воскресаете тут один за другим, а бедняге жутко! Минерва, что за толпа в коридоре?

— Да так, хотят пообщаться со своими героями… — МакГонагалл запнулась, посмотрела на друзей. Вернее, на Рона с Гермионой. — Ну как? Вообще-то, если вам тяжело, я могу попросить их уйти…

Гермиона покачала головой.

— Мы выйдем, — сказал Рон. — Ох, доберусь я до Перси!

«А он тут при чем?» — удивился Гарри.

Сначала показалось, что коридор забит людьми, только перед самим кабинетом было свободно. Мальчики и девочки стояли вплотную друг к другу, и было их, как потом заметил Гарри, не так много — человек тридцать. Он сообразил, что за два дня в Хогвартсе он оказывался в коридорах во время занятий, когда те пустовали — вот по контрасту и показалась, что здесь целая толпа. И было непонятно. Все молчали, и все прятали что-то за спиной, а в воздухе стоял слабый и нежный аромат.

— Здравствуйте… — неуверенно произнесла Гермиона. — Я очень рада вас видеть…

Рон, не зная, что сказать, только кивнул, пристально разглядывая лица, словно хотел удостовериться, что все на месте. Когда Луна, Джинни и Невилл, протиснувшись мимо них, встали рядом, многие взгляды повернулись к ним, кое-кто восторженно улыбнулся. А Гермиона спросила:

— Вы все еще сердитесь на нас?

— Нет! — возразил высокий мальчик со сросшимися бровями, который стоял в переднем ряду. — Мисс Грейнджер, я хочу сказать… от имени всех, — он оглянулся, ища поддержку, остальные дети торопливо закивали. — Вы были правы! И мы все обязаны вам жизнью… Мы…

Он запнулся, посмотрел на девочку рядом. Та шагнула вперед, и все тоже двинулись вперед, одновременно доставая то, что прятали за спинами.

Цветы. Совершенно невероятные цветы, не существовавшие нигде и никогда в природе. Девочка вручила Рону букет чего-то прозрачно-хрустального с играющими внутри радужными бликами, приподнялась на цыпочки и, покраснев, поцеловала его в щеку. Мальчик протянул Гермионе золотую розу на серебряном стебле; похоже, он тоже собирался поцеловать ее, но не решился и поспешил отойти, пропуская остальных. Цветы были у всех, у Рона с Гермионой они уже в руках не умещались, и дети начали отдавать их остальным. Девочки целовали Рона, Невилла и Гарри, мальчики отдавали Гермионе свои букеты, а двое или трое все-таки решились поцеловать ее в щечку и, покраснев, быстро уходили. Они опять столпились по обе стороны от кабинета, а друзья стояли с растерянными улыбками, держа охапки цветов. Даже вышедшим из кабинета Мак-Гонагалл и мадам Помфри досталось по букету.

— Ладно, — сказала наконец МакГонагалл, — вы замечательно придумали, ребята. Только, прошу вас, вернитесь в класс. Боюсь, профессор Флиттвик может несколько обидеться…

— Нет, профессор, — возразил высокий мальчик, — он сказал, что все понимает. И он помог нам сделать эти цветы. Если честно — он их и сделал, мы только говорили ему, какими они должны быть, а потом немного добавляли от себя…

Гарри наконец узнал его — кажется, его звали Юан Аберкромби. Он поступил, когда сам Гарри учился на пятом курс.

— Конечно, — согласилась она. — Профессор Флиттвик — прекрасный учитель, правда? И думаю, ему будет очень приятно, если вы вернетесь на его урок.

Подумав, мальчик коротко кивнул и сказал остальным:

— Пойдем? — потом обратился к Гермионе и Рону. — Простите нас, пожалуйста! Вы были правы…

— Да не за что! — воскликнул Рон. — Ребята, я бы на вашем месте тоже злился!

— Мы не должны были злиться, — возразил мальчик, — но мы это поняли потом, — он запнулся. — На похоронах…

— Вы же из-за нас погибли, мисс Грейнджер, — добавила девочка, которая первой вручила цветы Рону. — Мы были так рады, когда узнали, что вас воскресили!

— Спасибо, — серьезно ответила Гермиона, — только не надо выдумывать. Я погибла из-за собственной неосторожности…

— И из-за нас тоже! — упрямо возразил мальчик.

— Ну, вы нашли из-за чего спорить! — усмехнулся Рон. — Ребята, все уже позади. Гермиона здесь, и живая. Пускай Пивз из-за этого мучается, а вам незачем!

Дети заулыбались, кое-кто рассмеялся вслух.

— Возвращайтесь в класс, ребята, — мягко попросила МакГонагалл.

Ребята неохотно подчинились. Высокий мальчик напоследок оглянулся, покраснел, когда Гермиона ободряюще улыбнулась ему, и заторопился, догоняя остальных. Коридор опустел. Друзья стояли растерянные — все, кроме Гермионы и Рона, лицо которого подергивалось от злости.

— Знаешь, — сказал он, непонятно к кому обращаясь, — я не стану бить Перси морду. Я его просто убью. Придушу, как Фенрира…

Он резко повернулся, вошел в кабинет, оглянувшись через плечо:

— Профессор, можно пока положить цветы здесь?

МакГонагалл кивнула. Она смотрела на него так, будто помимо воли была с ним полностью согласна. Выражение у Гермионы было совершенно таким же.

— Мы их тогда еле загнали назад в замок, — тихо сказала она. — Рон совершенно прав. Перси — идиот. Подонок. Знаете, что он нам сказал, когда отправлял нас к ним? «Они тоже будут защищать Хогвартс, а вы будете защищать их». Да еще так надуто!

Они зашли в кабинет.

— Мы собирались только сбегать к ним, — добавил Рон, укладывая цветы на столик в углу. — Мы не знали, что это за группа. Думали, что это старшеклассники. Собирались посмотреть, отдать какие-нибудь распоряжения, и вернуться к вам. …

— А оказалось — дети! — продолжила Гермиона. — На всю группу хватило бы одного Пожирателя…

— Так вот в чем дело! — воскликнула Джинни. — Вот почему вы не вернулись! Рон, почему ты мне ни разу не рассказал?

Ее брат пожал плечами:

— Как-то забыл… Мы их заставили вернуться в замок, пошли назад, а тут налетели драконы, появился Фенрир, и…

Он выдохнул сквозь сжатые зубы. Вытащил из-под груды цветов хрустальный букет, начал его разглядывать. Лицо понемногу смягчилось.

— А здорово они сделали! Давайте все сюда, потом заберем.

— Знаешь, Рон, — каким-то непривычно холодным голосом сказала Джинни, сгружая на столик свои букеты, — не убивай его сразу. Позови меня сначала.

— Лучше предоставьте его родителям, Джинни, — сказала у них за спиной МакГонагалл. — Молли уже заготовила для него скалку.

Не выдержав, Джинни рассмеялась.

— Знаю, — криво усмехнулся Рон, — она и мне показывала. Одно хорошо — вроде все целы. Я тогда постарался их запомнить, и сейчас посмотрел…

— Я тоже посмотрела. Все живы, Рон, — подтвердила Гермиона. — А я тогда боялась, что они дождутся нашего ухода и снова вылезут. И лучше все-таки не убивать Перси, — внезапно добавила она.

— Да я не всерьез говорил! — смутился Рон. — Он наш брат, как-никак… Но разобраться с ним очень даже стоит!

— В том-то и дело…

Рон уставился на нее:

— О чем ты, Гермиона?

— Я сейчас подумала… что-то здесь очень непонятно, Рон. И очень нечисто. Как могло Перси вообще прийти в голову набрать боевую группу из детей?

— Ну, такому дураку…

— Даже такому дураку! Он же был старостой, Рон, не забывай! И я не помню, чтобы он хоть раз злоупотребил своим положением — как Малфой, скажем.

Наступило молчание.

— А еще, — настойчиво добавила Гермиона, — помните, как он любил запрещать? И чтобы он что-то разрешил?!

— В чем-то ты права… — проговорила наконец Джинни. — Профессор, — она повернулась к МакГонагалл, — вы не спрашивали у этих ребят, кто их послал? Профессор!

МакГонагалл и оба Дамблдора в каком-то оцепенении смотрели друг на друга.

Потом призрак медленно сказал:

— В хорошо поставленном вопросе уже содержится половина ответа, не так ли?

— А наши друзья научились ставить очень хорошие вопросы, — дополнил портрет.

— Вообще-то, я узнавала, — сказала МакГонагалл. — Решили они, конечно, сами, но добросовестно попросили разрешения у кого-то из представителей Министерства, а тот позволил и даже указал им, где они должны стоять. Если бы я сообразила спросить, кто был этот представитель, и как он выглядел… Я поспрашиваю их.

— Обязательно, Минерва! — одобрил призрак. — И не удивлюсь, если они опишут тебе низенькую толстую тетку с лицом, как у жабы.

Рон испустил короткое рычание:

— Симус вчера говорил, что видел Перси в компании Долорес Амбридж!

— Когда?! — встрепенулась МакГонагалл.

— Перед отъездом… — встревожено ответил Рон.

— То есть, вот они где, в Ирландии, — подытожил Дамблдор с портрета. — Н-да… Боюсь, Рон, вашего брата надо не убивать, а спасать. Спасать от его собственной глупости. Его и все Министерство! И нам уже пора попросить помощи.

Он сказал это, не сводя взгляд с Рона; и хотя его лицо не утратило спокойного выражения, но что-то в глазах заставило всех поежиться.

— У кого, сэр?

— У вас, — спокойно ответил Дамблдор с портрета. — Минерва… больше не будем откладывать. Я посоветуюсь с Джеральдом, а вы идите в Выручай-комнату. Думаю, это лучшее место для того, чтобы рассказать обо всем.

— Да! Идемте! — отрывисто позвала Мак-Гонагалл и шагнула к двери. — Цветы пусть полежат здесь, не беспокойтесь за них. Замечательные цветы, кстати…

— Ну, и что вы об этом думаете? — с интересом спросил Дамблдор.

Дожидаясь Мак-Гонагалл, шестеро друзей вновь собрались перед загадочным сооружением. Гарри нагнулся, разглядывая макет Хогвартса, выполненный без малейшего изъяна, до последней детали. Круглое основание, на котором стоял миниатюрный замок, в точности воспроизводил стадион, Запретный лес, хижину Хагрида, тыквы на грядке, кусок ведущей в Хогсмит дороги и даже часть озера. Можно было разглядеть даже травинки, микроскопические листья на ветках, волночки на поверхности воды, и Гарри не сомневался — возьми он лупу, обнаружил бы и то, что глаза не в состоянии различить. Он поднял очки на лоб и склонился еще ближе. Листья на кронах деревьев затрепетали от его дыхания, на них поблескивала влага, в просветах были видны кусты и задумчиво стоящий на полянке крошка-единорог. Единорог был живым! Он поднял голову, задумчиво скосил на Гарри глаз-бусинку и неторопливо скрылся в гуще леса. Гарри отодвинулся, и они с Роном чуть не столкнулись лбами.

— Ну, пустите-е! — жалобно попросила Джинни, пытаясь протиснуться между ними.

Мальчики неохотно выпрямились. Гермиона задумчиво разглядывала хрустальный сосуд, потом коснулась его. Пальцы прошли сквозь стенку, и она испуганно отдернула руку — вспомнила, что стало в Министерстве с Пожирателем Смерти, голова которого попала в этот сосуд.

— Сейчас опасности никакой, Гермиона, — грустно успокоил ее Дамблдор. — Птица Времени обрела свободу.

Глаза Гермионы взволнованно заблестели:

— Я еще тогда, когда впервые увидела эту штуку в Министерстве, поняла, что это — Время! Это нечто вроде Маховика Времени, да?

— И да, и нет…

Заинтересовавшись, Гарри и Рон подошли к ним. Воспользовавшись этим, Невилл с Луной заняли их места около макета. Краем глаза Гарри заметил, что Невилл, рассматривая макет, в то же время прислушивается к Дамблдору. По Луне, как обычно, невозможно было понять, слышит ли она вообще что-нибудь. Она даже не наклонилась над макетом, а с некоторого расстояния рассеянно скользила по нему взглядом. Впрочем, Гарри тут же вспомнил о ее фантастически остром зрении — она наверняка могла разглядеть невидимые капельки росы на крохотных травинках! У него не раз уже мелькала мысль о том, что все те фантастические существа, в которые верила Луна, и правда где-то существуют, но доступны только ее зрению…

— …не все Время всей Вселенной, конечно, — тихо говорил Дамблдор, прохаживаясь взад-вперед и теребя бороду, — но Время — очень особенная вещь, которую понимают многие, но описать не в состоянии никто. Оно — как птица, чей полет увлекает за собой всю Вселенную, и маленькая частица времени содержит в себя все Время. Маленькая Птица Времени, заключенная в этом сосуде, имела власть над несколькими годами в ограниченном пространстве — и, тем не менее, воплощала в себя то бесконечное Время, которое властвует над всеми и над всем. Непонятно?

Рон хмуро кивнул.

— Что-то все же понятно, — задумчиво ответила Гермиона.

— Да, — согласился Дамблдор, — и нам приходится ограничиваться этим «что-то». Хотя все же мы понимаем больше, нам просто не хватает слов.

Он повел рукой. Тут же возникли уютные ситцевые кресла. «Ого! — поразился Гарри. — Без палочки! Понятно, почему МакГонагалл так легко отдала его палочку Сириусу».

— Присядем, друзья?

Предложение было адресовано всем. Невилл и Джинни неохотно отошли от макета.

— А вы разве устаете на ногах, сэр? — с любопытством спросила Джинни, устраиваясь на коленях Невилла.

Рон с Луной не замедлили последовать их примеру. Гарри и Гермиона сели рядом, но кресла сдвинули вплотную.

— Да нет, — улыбнулся Дамблдор; обретя плотность, он критически потрогал сидение своего кресла, проверяя его на мягкость, — но сидеть все-таки уютнее, правда?

Все засмеялись и зашевелились, устраиваясь поудобнее. Гарри ждал продолжения, но Дамблдор молча смотрел на дверь — МакГонагалл задерживалась. По дороге в Выручай-комнату она вдруг сказала: «Я все-таки спрошу у Аберкромби сейчас, Альбус, подождите меня немного» и направилась к кабинету заклинаний.

Наконец дверь открылась. МакГонагалл пропустила в комнату Седрика и Чжоу с метлами в руках и вошла следом. Все начали здороваться друг с другом, сразу стало шумно. Чжоу отдала свою метлу Седрику и в какой-то нерешительности остановилась перед Луной. А та вдруг рассердилась:

— Если ты опять упадешь передо мной на колени, я очень обижусь!

— Ладно, не буду, — вздохнула Чжоу и, поколебавшись, уселась в кресло рядом. — Ты права, конечно, но… — не договорив, она вдруг рассмеялась. — Не сердись на меня, ладно? Я так воспитана, Луна, что делать?

— Падать на колени перед подругами? — холодно осведомилась Луна.

— Я больше не буду! — виноватым голосом пообещала Чжоу.

Луна вдруг улыбнулась. Она никогда не сердилась долго. Седрик пристроил метлы в углу и вернулся к ним.

Дамблдор взмахнул рукой, создавая новые кресла.

— Ну что, Минерва? — спросил он.

— Все так и оказалось, — мрачно ответила МакГонагалл, — даже несколько хуже. Долорес Амбридж не случайно наткнулась на них тогда, а разыскала их — они как раз спорили, стоит ли оставаться в замке или лучше пойти защищать Хогвартс. А Амбридж еще и посоветовала им, если кто-либо будет возражать, сослаться на нее, как на представителя Министерства!

— Они и сослались! — уверенно заявил Рон. — И Перси, конечно, не посмел возразить! Хотя, что ему мешало обратиться к более высшему начальству?

— К кому? — возразила Гермиона. — Амбридж — заместитель Министра Магии, ты забыл?

— Значит, к самому Министру! — почти закричал Рон.— Скриджмер там был, ты его разве не видела? А Перси, как-никак, его помощник, референт или как оно там называется? Он имел право обратиться к нему напрямую, он нас всех достал этой привилегией — еще до того, как мы поссорились! Еще при Фадже!

Чжоу и Седрик смотрели то на него, то на Джинни с Невиллом, которые быстрым шепотом пересказывали им последние события.

— Так он и обратился, я это видела! — воскликнула Чжоу.

Все так и подскочили.

— Может, я и ошибаюсь… — продолжила Чжоу, обращаясь к МакГонагалл, — как раз когда мы пошли с вами, профессор! Помните, я отбежала, чтобы попрощаться с папой, и потом догнала вас? Скриджмер все еще стоял там, где вы с ним спорили, смотрел вам вслед, и к нему подошел Перси. Мне показалось, что у него истерика, он был белый, как полотно, расталкивал всех, меня чуть с ног не сбил!

— Это Скриджмер ему посоветовал! Ох, блин!

В руке у него что-то хрустнуло. Рон растерянно уставился на разломанные стебли хрустальных цветов.

— Не страшно, — успокоила его Луна, доставая палочку. — Репаро! Ты не поранился?

— Нет, все в порядке… Спасибо. Ты у меня мастер! — устыдившись своей вспышки, Рон с преувеличенным вниманием разглядывал цветы.

Подняв голову, он обнаружил, что МакГонагалл и Дамблдор снова смотрят друг на друга, а все остальные — на них. Потом Джинни сказала:

— Нет, мне все же не верится, что Скриджмер — Пожиратель смерти. Амбридж — да…

— Нет, — возразил Гарри.

— Не ждала, что ты о ней хорошего мнения! — рассердилась Джинни.

— Нет, конечно! — Гарри с усмешкой посмотрел на свою кисть, где белели навсегда врезавшиеся слова «Я не должен лгать». — Просто вспомнил, что мне однажды сказал Сириус. Что-то в том смысле, что человечество не делится только на хороших людей и Пожирателей Смерти.

— Я помню! — взволнованно подтвердила Гермиона. — Это же при нас было, Рон, помнишь? Когда мы с ним разговаривали через камин.

Рон кивнул.

— Значит, Амбридж — новая опасность, о которой вы говорили? — спросил он.

Обращался он к Дамблдору, но ответила МакГонагалл:

— Она тоже… только какая же она «новая»? Что такое Долорес Амбридж — знает все Министерство. Все знают, что она злобна, глупа до полного идиотизма, самонадеянна, властолюбива… И тем не менее всех грызет сомнение — если она такая, как ей удалось добраться до поста заместителя Министра? Может, все же не настолько она глупа?

— Не всех, Минерва, — возразил Дамблдор.

— Да, я несколько преувеличила. Беда в том, что человек, который лучше всего знал, что она такое, которого она всегда боялась, погиб. И нам очень повезло, что Волдеморт не понял кое-чего. Если бы он осознал, что это убийство, совершенное им в числе всех прочих, было его самым страшным ударом по волшебному сообществу... он бы прекратил свой террор! Он бы подождал, пока власть сама упадет к нему в руки! Хотя кто его знает, конечно… Все-таки вряд ли. Я так и не видела ни одной Реальности, где бы он не напал на Хогвартс, — она вдруг осеклась — В сущности, Волдеморт был очень недальновиден.

Она замолчала. Все смотрели на нее и на Дамблдора. Загадочная реплика насчет реальности как-то скользнула мимо сознания, и в глазах у всех был один и тот же вопрос: «Кто был этот человек?». Его никто не задал вслух, но после короткой паузы МакГонагалл ответила:

— Амелия Боунс.

По спине Гарри пробежали мурашки.

Это был давний, оставшийся в прошлом страх — но воспоминание о том фарсе, который тогдашний Министр Магии Корнелий Фадж разыграл под названием «Слушание по делу Поттера», до сих пор наводило некоторую оторопь. А ведь именно Долорес Амбридж стояла за всем этим! Она наслала на Гарри дементоров, чтобы спровоцировать его на применение магии вне школы — а Фадж, как послушная марионетка, тут же сварганил обвинение. И если бы не Амелия Боунс, одна из немногих чиновников, сохранивших чувство справедливости, да и просто здравого смысла... Гарри вспомнился блеск ее монокля и басовитый голос, такой необычный у женщины, но куда более приятный, чем тоненький, с придыханием, девчоночий голосок Амбридж. Он слегка улыбнулся, и оторопь прошла.

Год спустя Волдеморт убил Амелию Боунс.

— С чего мы все-таки начнем, Минерва? — мягко и несколько озабоченно спросил Дамблдор.

— Мы уже начали, — хмыкнула МакГонагалл. — Что-то сказали о Министерстве, что-то о Времени… Знаешь, начни ты. Мне нужно еще разок заглянуть в Омут Памяти.

— Будь осторожна, Минерва.

— Я знаю, Альбус, я всегда осторожна.

Она встала и направилась к полке, на которой стоял каменный сосуд.

— Что ж, Министерство… — задумчиво произнес Дамблдор. — С Министерством — как со Снейпом, друзья мои… Ни у кого из нас нет особых оснований любить его, но некоторая справедливость нужна. Знаете, Гермиона, у нас с вашим отцом был очень горячий спор, и кое в чем он меня убедил! Мне пришлось признать, что в пути к цивилизованности маглы нас обошли. Но и Джеральд признал, что волшебное сообщество тоже цивилизовано, пусть несколько и отстает от маглов… А цивилизованное общество держится на людях, которые обеспечивают единство и стабильность. В этом состоит работа чиновников, и даже когда они начинают делать ее плохо — все равно оказывается, что с плохими чиновниками несколько лучше, чем вообще без них.

— Но тогда с хорошими чиновниками было бы намного лучше, чем с плохими, правда? — не удержался Рон.

Дамблдор ошеломленно уставился на него, потом вдруг расхохотался:

— Ох, максимализм, мудрость юных! Мне его порой так не хватает! Вы совершенно правы, Рон Уизли, мой юный друг! Только беда в том, что хороший чиновник — редкий зверь…

— Я так не думаю, сэр, — упрямо возразил Рон. — В Министерстве есть все же хорошие люди — взять хотя бы папу! Или Кингсли Шеклбота, или мракоборцев…

Дамблдор кивнул:

— Правильно! Но не они принимают глобальные решения, Рон. Правда, среди них попадаются люди, которые способны призвать своих коллег к разуму. Таким человеком была Амелия Боунс. Министерство — это маленькое подобие всего общества, и в нем самом кто-то должен поддерживать равновесие и стабильность. Это была тяжелейшая утрата. Со смертью Амелии болезнь, до этого момента тихо дремавшая в теле Министерства, начала понемногу разъедать его. Раньше она тоже проявлялась, ты сталкивался с этим, Гарри. Но как-то удавалось удерживать ее в терпимых пределах, снова загнать вглубь, и в первую очередь благодаря Амелии и еще некоторым ее коллегам, членам Ордена Феникса, кстати. Орден был создан для противодействия Волдеморту — но зло не исчерпывается одним Волдемортом, как в свое время не исчерпывалось только Гриндевальдом и его потусторонними бандами. Поэтому Орден существует до сих пор, и вряд ли когда-нибудь будет распущен — если, конечно, его тоже не поразит безумие. Это и есть болезнь, о которой я говорю, друзья. От нее существует только одно лекарство — разум. Не политика, не престиж, не исполнительность… и даже не авторитет. Хотя в Министерстве, где авторитет подменяет разум, разумным людям крайне нужен авторитет. Амелия Боунс была единственной, кто обладал им в достаточной степени.

Помолчав, он вдруг сказал:

— Ты меня беспокоишь, Гарри.

Гарри чуть не подскочил и в полном замешательстве уставился на Дамблдора.

— Рон уже дважды возразил мне, — пояснил призрак, — а ты все молчишь.

— А… Я думаю, сэр.

— И каков результат твоих размышлений?

— Мне пока нечего возразить. Я сопоставил то, что вы говорили и то, что я знаю… все сходится, сэр, я не вижу ошибок. Вы правы. А почему это вас беспокоит?

— Уже не беспокоит, — улыбнулся Дамблдор. — Раз ты сопоставляешь и проверяешь мои слова — все в порядке.

— Доверяй, но проверяй, — хмыкнула Джинни.

— Именно так, мисс Уизли.

— Джинни, сэр.

— Хорошо, Джинни. Но я буду называть вас «мисс Уизли» каждый раз, когда рассержусь на вас.

Теперь уже Джинни уставилась на Дамблдора. А он невозмутимо продолжил:

— Меня всегда сердит, когда что-то хорошее считают плохим. А это хорошее правило, мисс Уизли, если его применять ко времени и к месту. Хорошему человеку нужно доверять, потому что хорошие люди, как правило, не лгут. Но они могут ошибаться, и если вы будете доверять им слепо, вы будете принимать как правду и их ошибки. Вам разве мало своих ошибок, Джинни?

— А… — Джинни запнулась.

— «А разве у человека нет права на ошибку»? Так?

— Да, так!

— Нет, Джинни. Более того — такого права не существует в природе.

— Вы сами признавались в своих ошибках, сэр!

— Конечно, поскольку ошибки существуют. А право — нет. И это значит…

— Да?! Что это значит?

— Только то, что ошибки надо исправлять. И не повторять одни и те же ошибки только потому, что у вас есть некое право. Вы думаете, что есть непоправимые ошибки? Нет! Есть последствия, которые очень трудно свести на нет, но в целом это возможно. А ошибку поправить очень просто.

— Как, сэр?

— Так, как я уже сказал. Запомнить, что это ошибка, и больше ее не повторять. Думаю, не ошибусь, если скажу, что из ста, или двухсот, или тысячи ошибок, которые делает человек, только одна является новой, а все остальные — это ошибки, которые повторяются снова и снова. В привычку вошли…

— Почему вы никогда не говорили этого, сэр? — тихо спросил Гарри.

— Потому что я этого не знал, — так же негромко ответил Дамблдор. — Потому что ошибка, которую я назвал «Глупостью мудреца», заставлял меня думать, что я все открыл, все знаю и больше нечему учиться. И мне пришлось пройти дорогой боли, страдания и смерти, чтобы понять, как на самом деле обстоят вещи. А это очень глупый путь, Гарри, и я им не горжусь. Я оказался среди тех дураков, которые считают, что есть некий потолок, достигнув который, обретаешь мудрость.

— Потолок можно пробить! — воскликнул Рон.

— Вначале, возродившись в новой форме существования, я тоже считал, что это так, и что я пробил потолок. А потом понял, что считать такое — тоже глупо.

— Да?! А кто же тогда умный, сэр?

— Тот, кто знает, что никакого потолка нет и путь наверх бесконечен, — он окинул взглядом друзей. — Почему все остальные молчат?

— Потому что Рон первым задает наши вопросы, — спокойно ответила Луна. — Он всегда куда-то торопится.

Эта невероятная девочка могла кого угодно загнать в ступор своей прямолинейностью. Рон, машинально перебиравший ее волосы, так и застыл, потом рассмеялся. МакГонагалл, склонившаяся над Омутом памяти, оглянулась на них, на ее лице мелькнула сдержанная улыбка.

Гарри первый раз обратил внимание на то, что она делает. Ему уже доводилось видеть, как волшебник палочкой извлекает из виска мысль или воспоминание, похожее на светящуюся прядь, и осторожно опускает его в Омут. Мак-Гонагалл делала наоборот. Она извлекала из Омута серебристые нити, внимательно разглядывала, время от времени посматривая на какой-то предмет в левой руке — и либо возвращала в сосуд, либо поднимала палочку, и нити, затрепетав, втягивались в висок. Невилл, который тоже с интересом посматривал на нее, вдруг наклонился к Гарри:

— Ты видел, что у нее в руке?

— Что-то знакомое, — шепнул Гарри, — а что это — не помню.

— Шар-напоминалка! Помнишь, мне их бабушка все время посылала! Интересно, зачем он ей?

Глава 12. Министерство и Время.

— Вы больше не сердитесь на меня, сэр? — спросила вдруг Джинни, и мальчики, забыв о Мак-Гонагалл, повернулись к остальным.

— Нет, Джинни, — улыбнулся Дамблдор. — Да я вообще не сердился на вас, только притворялся. Убедительно получилось?

— Вы знаете… не очень, — несколько растерянно возразила она. — Ну, все равно спасибо, что больше не сердитесь. Я только хотела спросить, пока меня брат не опередил… не стоит ли вернуться к Министерству? Вы сказали, что хотите попросить нас о помощи…

— Да! — перебил Рон. — Что требуется от нас, сэр? Воскресить Амелию Боунс?

— Рон! — рассердилась его сестра. — Я как раз хотела спросить об этом!

— Тогда я отвечу вам, Джинни, — рассмеялся Дамблдор, — и пусть ваш брат устыдится. Согласны, Рон?

— Да, да! Как-нибудь потом устыжусь, когда время будет!

Ему пришлось потерпеть, пока стихнет смех. Рон впервые в жизни пожалел о том, что шутка оказалась удачной.

— Вы правы, Рон, — сказал, отсмеявшись, Дамблдор. — Всему свое место и свое время. Да, Джинни, именно об этом я и хотел попросить. Только, к сожалению, пока что вы не можете оказать нам эту помощь. Вы еще не готовы.

— Но мы же воскресили Невилла, Луну! — снова вмешался Рон. — Гарри вернул Гермиону, Чжоу — Седрика!

— Ну, Рон!!!

— Подождите, — озабоченно попросила Гермиона, — все не так просто, наверное… Мы не смогли вернуть Сириуса, а ведь его и воскрешать не надо, он и так живой. Но пройти сквозь окно он не смог.

Дамблдор сочувственно кивнул.

— Понадобится некоторое время, — сказал он. — Мы еще не все знаем о Светлом круге, о том, что он может и что он не может — а ведь это не менее важно.

— Как — не знаем?! — воскликнул Рон.

— Знаем не все, — поправил Дамблдор. — На то, чтобы его исследовать, изучить, и потребуется время … Это как раз ваша стихия, Гермиона! Но и остальным придется поработать, потому что Светлый круг и Золотой луч — это не только сила, заключенная в вас, но и вы сами. Чтобы изучить и познать эту силу, вам надо будет изучить себя, разобраться в себе. Чтобы в полной мере овладеть ею, надо овладеть собой. А это, Чжоу, ваша стихия!

Чжоу кивнула, и глаза у нее заблестели:

— Конечно, сэр! Правда, я не буддистка, я следую Дао… Даосам присуще действие, самопознание — удел буддистов. Но я постараюсь!

— Познать себя можно и через действие, — задумчиво вставила Луна.

Слегка вздрогнув, все посмотрели на нее. До сих пор она сидела, уютно свернувшись на коленях Рона и, положив голову ему на грудь, словно дремала, ничего не слыша. Но слышала все, а заговорила тогда, когда сочла, что ей есть что сказать.

Это было полностью в ее стиле.

Выпрямившись, она порылась в кармане мантии и извлекла какой-то предмет. Рон закатил глаза, увидев ее знаменитое ожерелье из пробок от сливочного пива! Луна спокойно надела его и начала расправлять.

— Зачем тебе это? — осторожно спросила Джинни. — Луна, но ведь пойми…

— Да я помню, ты уже говорила, — рассеянно отозвалась Луна, еще немного поправив ожерелье. — Пусть нелепо, но мне оно нравится. Это — первая вещь, которую я сделала своими руками. Папа тогда ввел в «Придиру» рубрику «Сделай сам». Мне очень хотелось сделать ему приятное, я попробовала смастерить это ожерелье — и вдруг получилось.

Взгляд ее светлых глаз скользнул по озадаченным лицам, и она счастливо улыбнулась:

— Спасибо папе, что сохранил его. Вообще-то, он хотел, чтобы меня в нем похоронили, но ему не дали…

От этих спокойных слов Гарри слегка поежился, да и не только он.

— …так что повезло, — закончила Луна. — Когда я сделала ожерелье, я впервые поняла, что могу еще что-то. Потому и люблю его. Это ведь тоже самопознание, правда, Чжоу?

— Хорошо, что ты не захотела вернуться на Двенадцать небес, Чань-Э! — почти шепотом сказала Чжоу.

— Не называй меня так! — рассердилась Луна. — Чань-Э вернулась бы туда, а я — Луна Лавгуд! Зачем мне куда-то, где вас нет?

Тут же улыбнувшись (поскольку никогда не сердилась долго), она сказала растерянной Чжоу:

— Ты же поклоняешься Гуаньинь, всегда можешь обратиться к ней и призвать ее, правда? Ну зачем тебе еще одна богиня, Чжоу? Куда тебе столько?

Чжоу заморгала, потом вдруг откинулась в кресле и начала хохотать. А ее звонкий смех был очень заразителен, и даже подошедшая к ним МакГонагалл с трудом сохраняла строгое выражение.

— Интересный получился разговор, Минерва, верно? — воскликнул Дамблдор.

— Даже слишком, Альбус, — строго сказала Мак-Гонагалл. — Я и хотела попросить тебя — не мог бы ты поговорить с нашими юными друзьями о чем-нибудь более скучном? Я еще не закончила, и мне не хочется отвлекаться.

Она вернулась к столику с каменным сосудом.

— Ладно, Минерва, — нарочито-пристыженным тоном сказал вслед Дамблдор. — Давайте не будем мешать ей, друзья. Поговорим о скучном, — он вздохнул. — Поговорим о Министерстве. Хотя главное я уже сказал, но хочу еще раз подчеркнуть — оно очень важно для всех. Я не знаю, когда люди станут настолько цивилизованными, чтобы обходиться без министерств, но до этого, боюсь, пройдет не одна сотня лет. Пока волшебники доверяют Министерству и его решениям, наше сообщество стабильно…

— Но ведь года два назад они выступили против Министерства!

— Нет, Гермиона! — возразил он. — Они выступили против Министра. И Министерство их поддержало, вновь вернув себе доверие сообщества. Оно сохранило больше разума, чем Корнелиус Фадж. А Фадж скомпрометировал себя не тем, что принимал плохие решения, а тем, что не принимал никаких. Он показал себя растерянным, беспомощным управленцем и утратил всеобщее доверие. Волдеморт наступал, а ему все еще хотелось думать, что никакого Волдеморта нет. Даже после нашего сражения с Волдемортом в самом Министерстве, даже после убийства Амелии Боунс!

— Я тогда тоже сделал ошибку, — после короткого раздумья добавил Дамблдор, — я поддался гневу, начал презирать Фаджа — вообще-то, он этого заслужил! — и перестал с ним общаться, а вот этого делать не стоило. В сущности, Фадж — очень неплохой человек, который просто оказался не на своем месте. Ему присущи и доброта, и проблески справедливости, но только тогда, когда нечего бояться, а ситуация уже была — хуже некуда! Мне стоила подбодрить его, предложить защиту — а вместо этого я был рад его смещению, я одобрил назначение Скриджмера. Руфуса я помнил по давней войне и доверял ему, тем более что на посту главы Отдела мракоборцев он показал себя очень и очень неплохо. В целом, конечно — кое-что плохое было, но мне казалось, что на такие мелочи можно закрыть глаза. Я упустил из виду долгие годы, в течение которых мы не общались. А когда мы, вскоре после его назначения встретились, я увидел, чем он стал. Помните Барти Крауча-старшего?

Гарри хмуро кивнул:

— Сириус нам рассказывал.

— Со Скриджмером дело обстоит еще хуже. Крауч, по крайней мере, после предательства сына потерял интерес к политике и карьере. И он относился с уважением к Хогвартсу, смотрел на нас как на союзников в борьбе с Темными силами. В свое время Крауч поддержал организацию Ордена Феникса, хотя сам не захотел в него войти. А Скриджмер никому не доверяет, и в итоге он перестал доверять самому себе.

Кажется парадоксальным? Увы, друзья, это бывает! Не надо забывать, насколько внезапно свалился на него самый высокий пост в Министерстве! Скриджмер, конечно, мечтал стать Министром магии, но готовился к долгой, медленной и упорной карьере. И вдруг: из главы Отдела — в Министры! Похоже, это был шок… Он стал бояться самого себя — вдруг сделает ошибку, и его постигнет судьба Фаджа! Вдруг он уже сделал ошибку, и окружающие ее заметили, но помалкивают? Вдруг они решат, что он сделал ошибку, хотя он действовал правильно? В минуты такой растерянности Руфус Скриджмер готов выслушать любой совет. Вот он и оставил при себе Долорес Амбридж — она ведь охотно дает советы!

— Но она же полная дура! — воскликнула Джинни. — Неужели он этого не видел?

— Видел, конечно! И это его устраивало… Рядом с ней он чувствовал себя в безопасности. Руфус считал, что она неспособна — именно в силу своей глупости — заметить возможные его ошибки. Она была ему удобна.

— Да, но слушать ее советы?..

— А они не всегда казались глупыми. Амбридж хитра и умеет гладко говорить — а многим людям кажется, что грамматически правильная речь верна и осмысленна только потому, что звучит гладко! Скорее всего, именно Амбридж посоветовала Скриджмеру разделить Отряд. Мы уже знаем, что она отправила третьекурсников на переднюю линию. Расчет был простой — гибель стольких детей подорвала бы доверие к Хогвартсу. Думаю, она сама устроила так, чтобы ваш брат об этом узнал. Амбридж знала, что он не посмеет возразить и обратится к Скриджмеру, а тот, скорее всего, примет выгодное для нее решение. Так и произошло. Нет, Джинни, и он, и Амбридж — не Пожиратели Смерти, здесь Гарри прав. Более того — они знали, что Волдеморт будет разбит, и вовсе не желали ему победы! Им хотелось только, чтобы победа досталась дорогой ценой, чтобы самые сильные защитники Хогвартса погибли. Вернее будет сказать, что Скриджмеру хотелось, а Амбридж хотела. Сознательно. Им обоим независимость Хогвартса стояла поперек горла. А ослабленный, скомпрометированный Хогвартс после победы над Волдемортом можно было бы поставить под контроль Министерства.

Он помолчал, глядя на возмущенные лица. Потом негромко проговорил:

— Я взял на себя большой риск, рассказав об этом. Друзья, я знаю, какие вы испытываете сейчас чувства, я сам испытывал их, когда узнал все это. Но я верю в ваш разум. Я вообще верю в разум, вы это знаете, — усмехнулся Дамблдор, — и вообще, с упрямством старого учителя, по-прежнему верю в хорошее в людях. Раньше, правда, я частенько забывал, что это самое хорошее у некоторых настолько погребено под грязью, что ему до конца жизни не выбраться на поверхность. И в случае с такими людьми на хорошее рассчитывать не приходится! Правда, для Скриджмера все-таки есть определенная надежда — после битвы он отправил Амбридж в провинцию. Не самое умное решение — вдали от него она еще опаснее, чем рядом с ним. Но, по крайней мере, он стал чуть разумнее. Нет, я не собираюсь его защищать. Но Министерство защитить надо, в том числе и от безумия Министра. Министерству угрожает раскол, а раскол может кончиться очень плохо.

— Гражданской войной, — тихо сказала Гермиона.

— Необязательно, Гермиона… но тоже возможно. В любом случае он приведет к хаосу. Надо сделать все возможное, чтобы не допустить этого.

— Вы считаете, что возвращение Амелии Боунс этому помешает? Разве один человек может решить все проблемы?

— Нет. Но на этот раз она будет не одна. Мы будем с ней. Хотя, возможно, Амелия и одна справится, — задумчиво добавил Дамблдор. — Ситуация все еще не критическая, друзья, проблемы все еще можно решить, приведя Скриджмера в чувство… в чувство реальности. К мнению Амелии он всегда относился с глубоким уважением.

Я еще немного расскажу вам про Скриджмера и Долорес Амбридж, чтобы вы смогли, насколько возможно, понять их. Учтите, я говорю «понять», а не «простить»! Прощать или нет — решать вам. А понять — значит, понять их мотивы, образ мыслей; это значит — знать, что от них можно ждать. Беда Скриджмера в том, что он — воин. Он привык видеть перед собой врага и его жертв. Тогда он знает, кого нужно бить и кого защищать. Но войны кончаются, и в мирной жизни воин оказывается не у дел. Да… я понял, о чем вы хотели спросить, Рон. Мракоборец — это воин в мирной жизни, и в Отделе Мракоборцев он снова был в своей стихии. Но Министр — не мракоборец, и не может быть им.

Амбридж… ну, о ней вы знаете достаточно, хотя можно добавить несколько занятных подробностей. Вы не поверите, но на первых курсах она все еще была довольно красивой девочкой! Неприятной, но красивой. И надо же было такому случиться… с некоторыми девочками бывает — где-то на пятом-шестом курсе, когда она начала пользоваться успехом среди мальчиков, ее внешность начала быстро портиться. Она располнела, подурнела, ну, и характер стал еще хуже. А у нее в семье считалось, что дети должны быть с кулаками, и ее успешно воспитали в этом духе. Принцип простой: «Наглость есть — ума не надо!» Кстати, Амбридж сама подозревает о том, что она глупа, но считает, что в этом виноваты все остальные — потому что слишком умны!

Дамблдор встал и галантно подвинул кресло МакГонагалл:

— Прошу, Минерва! Я вас оставлю. Мой двойник на портрете уже вовсю беседует с Джеральдом Грейнджером, и мне не терпится присоединиться к ним.

Улыбнувшись просиявшей Гермионе, он растаял в воздухе.

МакГонагалл не сразу воспользовалась его приглашением. В глубоком раздумьи, не замечая взгляды восьми пар горящих глаз, она постояла перед хрустальным сосудом, потом подошла к макету и начала рассматривать, словно видела впервые. Не оборачиваясь, она негромко спросила:

— Кто-нибудь из вас слышал о Магии Подобия?

Гермиона, по устоявшейся привычке, подняла руку и тут же, засмеявшись, опустила.

— Я читала, профессор, — сказала она. — Но она существовала очень давно, тысячи лет назад.

— Да, — МакГонагалл подошла, села в освободившееся кресло. — Она уже забыта, хотя в незапамятные времена ее применяли многие. Чтобы расправиться с врагом, делали куклу, которая его изображала, и насылали на нее проклятие. Могли создать макет целого города, залить его водой — и в настоящем городе начиналось наводнение. Заклинание обратного подобия заставляло куклы двигаться и разговаривать, повторяя действия настоящих людей — и не надо было никаких шпионов. Однако враг мог ответить тем же. Мог наслать обманные чары или повернуть силу Подобия против применившего — тогда наводнение или землетрясение обрушивались не на вражеский город, а на свой собственный. От могущества, доступного всем, было больше вреда, чем пользы. Понемногу его перестали применять, а после изобретения простых и эффективных защитных чар Магия Подобия вообще сошла на нет. Мало кто помнит даже сам принцип. Этот макет, — она повела рукой в сторону вращающегося столика, — это, как бы сказать… подобие Магии Подобия! Нам с Альбусом пришлось изобрести ее заново. Да вы не пугайтесь! Сейчас никакое воздействие на этот макет не отразится на настоящем Хогвартсе. А вот жизнь Хогвартса отражается в нем полностью — вы уже заметили, наверное. Правда, не все время — только тогда, когда я или Альбус открываем лабораторию. А то кому-нибудь в Министерстве может прийти в голову, что было бы неплохо с его помощью следить за всем, что здесь происходит — особенно, — она кивнула на телескоп, — через Проникающий телескоп.

— Телескоп, который видит сквозь стены? — воскликнула Гермиона.

— Я тебе про него рассказывала, — с упреком заметила Луна, — а ты заявила, что его не существует!

— Ну прости… — смутилась Гермиона.

— Ладно, — усмехнулась МакГонагалл, — вы обе правы. Проникающий телескоп пытались сделать многие, но удалось это только Альбусу — так что до недавних пор его действительно не существовало.

— Так, но зачем здесь… — Гарри запнулся, — вот эта штука?

Он показал на хрустальный сосуд.

— Эта штука… — с легкой усмешкой повторила МакГонагалл.

Она встала и коснулась сосуда. Ее рука пронзила прозрачную стенку и отдернулась.

— Для нее так и не придумали названия… Кто-то предлагал назвать ее Ловушкой Времени, кто-то — Таймрингером.

— Значит, это и правда большой Маховик Времени? — воскликнула Гермиона.

— Нет… Хотя Маховики делались с его помощью.

МакГонагалл вновь вернулась в кресло.

— Маховик, в сущности, действует достаточно просто. Он перемещает вас вспять против хода времени, но вы все равно остаетесь в его потоке. На некотором отрезке вы сосуществуете одновременно с собой-более-ранними. Но как только снова доходите до момента, когда вы отправились назад во времени, все снова становится прежним.

— Но вы же предупреждали насчет опасности встречи с самим собой! — возразила Гермиона. — А по вашим словам выходит, что опасности нет! Если последовательность событий неизменна, какая разница, прямо шло время или как-то закрутилось?

— Вы очень точно сказали — если последовательность неизменна! Но, встречаясь с собой, вы изменяете ее! Действия более ранней Гермионы будут уже другими и могут привести к тому, что более поздняя Гермиона не отправится в прошлое, а тогда некому будет изменить эту последовательность.

— С ума сойти! — пробормотал Рон, рисуя пальцем в воздухе невидимый кружок.

— Лучше рисовать на бумаге, Рон, — посоветовала МакГонагалл, — тогда будет наглядно. Короче, если волшебник, встретив своего позднего двойника, все равно продолжит действовать независимо от этой встречи, будто ее не было, ничего страшного не произойдет. Но людям всегда хочется знать будущее. Людям всегда хочется вернуться назад и посоветовать самим себе, как исправить свои прошлые ошибки.

— Но мы с Гермионой тогда вернулись в прошлое, спасли Клювокрыла и Сириуса, — напомнил Гарри, — и никакой катастрофы не произошло! Нам все удалось!

— Да, потому что вы соблюдали правило — не встречаться с самими собой, — пояснила МакГонагалл. — Но если бы вы ворвались в хижину Хагрида, чтобы схватить Петигрю, тогда… — она запнулась. — Да, очень нелегко подобрать нужные слова! Короче, для «тех вас», кто находился в хижине, это было бы вторжение других людей, которого в первоначальном варианте не было! Это изменило бы все их последующие действия. Временной поток разорвался бы на два или больше новых потока… что на самом деле невозможно. Время стремится сохранить свою неразрывность, остаться целостным. Оно могло выбросить из себя и вас, и тех, чья последовательность действий изменилась бы. Вы могли попросту исчезнуть. Как и Хагрид, и Петигрю, и Дамблдор, который тоже находился там, и Фадж, и… даже не знаю, кто еще! Когда были созданы первые Маховики Времени, такое происходило часто… Я, собственно, это и имела в виду, Гермиона, когда говорила вам, что волшебники, встретившись с самими собой в прошлом, порой убивали сами себя.

— Я вас поняла по-другому, — откликнулась Гермиона. — Что, встретив себя, волшебник мог на себя напасть… Неважно! Выходит, изменить можно только те события, которые как бы не пересекают поток времени… Мы не вмешивались в уже совершенные действия, а совершали свои… мы их только понемногу направляли в нужную сторону.

— Близко к истине, — кивнула МакГонагалл. — Поэтому для того, чтобы что-то изменить по-крупному, Маховик Времени не годится. К тому же, самые мощные Маховики могут переместить вас не больше, чем на неделю-другую, а тот, который я вам дала, и вовсе на одни сутки. Кстати, он сохранился, если вам интересно. Последний оставшийся в Англии!

Друзья смущенно заулыбались. В той памятной битве в Министерстве они умудрились разбить шкафчик, в котором хранился весь запас Маховиков Отдела Тайн.

А МакГонагалл продолжала говорить, и в какой-то момент Гарри показалось, что она тоже обладает властью над временем и способна не хуже Маховика вернуть их всех в прошлое. Ему казалось, что он снова в классе, что снова идет урок, и профессор МакГонагалл читает им, первокурсникам, очередную лекцию. Когда она, поднявшись с кресла, начала задумчиво прохаживаться перед ними, иллюзия стала полной. Оглянувшись, Гарри увидел на лицах остальных такое же завороженное выражение. Не переставая слушать, он улыбнулся воспоминаниям.

— …Таким образом, мы снова возвращаемся к Ловушке Времени — пусть пока будет это название. Она хранилась в Министерстве с незапамятных времен. Есть много предположений насчет того, кто впервые создал ее и с какой целью. Для предметов, помещенных в ней, время начинает идти по кругу. Было очевидно, что заключенное в ней существо, Птица Времени, и есть причина этих изменений. На свете есть немало волшебных существ, способных влиять на время, но ни одно из них не обладало таким могуществом. Альбусу Дамблдору впервые пришло в голову сопоставить птичку в Ловушке с чем-то знакомым — с фениксом, сгорающим на старости лет и возрождающимся из пепла юным птенчиком. Он предположил, что это — какая-то разновидность феникса, и в одной древней книге действительно наткнулся на упоминание о Радужном Фениксе, воплощающем в себе Время.

Это было, надо пояснить, достаточно давно. Дамблдор на время заинтересовался и обнаружил еще кое-какие сведения, даже побывал в Китае и нашел путь к Двенадцати Небесам — наверное, он первый из европейских волшебников, кому это удалось. Или, во всяком случае, первый англичанин… неважно. Там он познакомился с Гуаньинь и побывал во дворце Нефритового владыки, императора Двенадцати Небес. Ему показали Радужных Фениксов, и он удостоверился в своей правоте… что, Чжоу? Да, совершенно верно — птица Фэн, которую в Индии зовут Гарудой. Так же, как птица Луань — это хорошо знакомый вам Красный феникс, имеющий власть над пространством. Это было очень интересно — но не более того. Дамблдору вскоре пришлось вернуться — начинался террор Волдеморта. А потом, когда Волдеморт впервые сгинул, столкнувшись с Гарри, мы долго не вспоминали о Ловушке Времени. Все равно она находилась в Отделе Тайн Министерства, мы не могли заполучить ее для детальных исследований. В Министерстве хранится много неизученных артефактов, многие из них засекречены. Некоторые — из-за их действительной опасности, другие — потому что чиновники очень не любят признаваться в своем незнании. А Ловушка Времени попадает в обе категории. Даже для Альбуса доступ к ней был связан с бесконечной бюрократической канителью, и он отложил ее изучение до лучших времен. Или… до худших — когда без нее никак!

Нам всем тогда казалось, что худших времен не будет. Волдеморт сгинул, Пожиратели Смерти, не попавшие в Азкабан, притаились. Десять лет покоя… Даже я поверила в то, что зло позади. А вот Альбус — нет. Из нас всех он обладал наибольшей дальновидностью, да и лучше всех понимал, что такое Том Риддл. Я не одобряла его решение отдать вас, Гарри, на попечительство Дурслей. Да, я знала о защите, которую давала вам магия крови, но не могла поверить, что вам эта защита нужна. Но вы выросли, поступили в Хогвартс — и в тот же год Волдеморт сделал первую попытку возродиться. И вы его остановили, а нам всем пришлось поверить Альбусу. Ему не понадобилось магии и пророческого дара, чтобы разглядеть скрытую в будущем опасность — хватило умения видеть, думать и делать выводы. Да, у него были и ошибки… как с вами, Гарри. Но если брать в целом — правоты у Альбуса намного больше, чем ошибок, а ошибки он умеет признавать.

— Однако у этого способа — прозреть будущее с помощью интеллекта — есть и один недостаток: порой это очень медленно, — говорила МакГонагалл. — Прорицатель видит будущее сразу… но это должен быть очень хороший, очень способный прорицатель, а такого у нас не было. Сивилла Трелони, как вы сами понимаете, не в счет. И дело не только в слабости ее дара, а еще и в том, что она не умеет верить в себя. После смерти Альбуса я вызвала ее и заставила рассказать обо всех случаях, когда ее предсказания совпадали с реальными событиями. Не поверите, сколько оказалось таких совпадений! В чем дело, Поттер?

Гарри смутился — МакГонагалл смотрела на него с неодобрением, очень уж не вовремя он хихикнул! Пришлось объяснить, как на шестом курсе, пойдя на первое индивидуальное занятие с Дамблдором, он чуть не столкнулся с Трелони и спрятался за статуей. Трелони его не заметила — она шла, тасуя колоду карт и вслух толкуя то, что выпадало. В двух шагах от статуи она вдруг остановилась и пробормотала: «Валет пик — молодой брюнет, враждебно настроенный к гадателю, с недобрыми намерениями… Ну, этого просто не может быть!» Повернулась и пошла прочь.

— Она ведь угадала! — объяснил Гарри под общий смех. — Я торопился к Дамблдору, тратить на нее время не было ни малейшего желания… Понятно, что я желал ей всяческих бед!

— Понятно, — развеселилась МакГонагалл. — Этого она мне не рассказывала! Хороший пример, кстати. Она сама не верила в свои предсказания, или была неспособна их истолковать, или даже не пыталась. Хотя, в последнем она была в какой-то мере права. Помнится, я вам говорила, за что я не люблю прорицания — за их смутность, расплывчатость, неточность информации. Вы знаете, Гарри, что даже сейчас, после победы над Волдемортом, нет полной ясности относительно того знаменитого пророчества! Не знаю, говорил ли вам Дамблдор, но оно в равной степени могло относиться как к вам, так и к Невиллу … говорил, да? Тогда смотрите — последний удар по Волдеморту нанесли Луна, Невилл и Джинни. Половина Светлого круга — та самая открытая половина, о которой говорил Мерлин, которая многократно увеличивает могущество волшебника! Смертельно раненый, Невилл пытался нанести ответный удар, его сила соединилась с силой девочек… помните, Джинни, вы сказали, что в этот момент вас «словно что-то прошило»? И еще, что вы чувствовали, как Волдеморт пытается вытолкнуть из себя вашу огненную дугу, но ему не удалось? Так вот, у него не хватило сил — потому что в поединке Гарри пробил его защиту и очень сильно изранил. Вряд ли я сильно ошибусь, если скажу, что Волдеморт был уже наполовину мертв, когда вы ударили по нему.

Получается, что пророчество сбылось насчет обоих — и Гарри, и Невилла — хотя в нем говорилось только об одном человеке.

МакГонагалл помолчала, давая им возможность вникнуть в сказанное. Потом вдруг улыбнулась:

— Я несколько отвлеклась, да? Не о Сивилле Трелони сейчас речь. И даже не о Дамблдоре. Я сейчас говорю о Времени. Прорицатель смотрит на него, как на реку, увлекающую за собой все сущее, и пытается смотреть вдоль русла этой реки. Нередко ему удается разглядеть быстрины и пороги впереди. Но если река вдруг выберет новое русло, все прорицания теряют смысл. А это бывает, и нередко. Мы тоже обладаем некоторой властью над Временем, как и все живое. Потому что Время — это еще и последовательность событий, а наши решения и наши действия — это тоже события. Поэтому, когда мы рассказывали друг другу о событиях Великой Битвы, я все время старалась показать вам, как пересекались их цепочки и как они влияли друг на друга. К одной цели порой ведет множество дорог, и события на каждой из них бывают очень разные. Или не бывают. То, что могло произойти, но не произошло. Или произошло, но не так, как было задумано. Если бы Перси Уизли, спеша за советом к Министру, где-нибудь подвернул ногу… Тогда вы шестеро остались бы вместе, вы бы намного легче пробились к Волдеморту и, скорее всего, одолели бы его без потерь. Однако тем временем группа детей, которую Рон и Гермиона спасли, запросто могла погибнуть. А могла и не погибнуть, если бы Перси набрался смелости поступить наперекор решению Амбридж, или Скриджмер приказал бы ему не валять дурака и эвакуировать группу в замок.

Это варианты, возможные варианты! События, сцепляющиеся в цепочки, капли, сливающиеся в те струйки, из которых и состоит Река Времени. Из всех вариантов реализуется один, и это — Реальность.

Вот почему нельзя изменить Реальность, возвращаясь в прошлое. Вы только добавляете в нее новые события, не меняя прежние — и они становятся частью Реальности. С помощью Маховика Времени вы можете что-то в ней исправить. Но для того, чтобы ее изменить, нужно другое устройство. Вот это.

МакГонагалл повела рукой, охватывая одним жестом макет Хогвартса, Ловушку времени и телескоп.

— И, конечно, нужна Птица Времени, Радужный Феникс. И еще человек, который согласится провести самый безумный эксперимент в истории магии. Я сравнивала Время с птицей, с Рекой — теперь сравню его с волшебным поездом без машиниста. Его нельзя заставить свернуть с рельсов. Нужен стрелочник, который переключит рельсы и направить поезд в нужную сторону. А рельсов бесконечно много и нет карты или плана, на котором они обозначены. Все, что можно сделать — это возвращать поезд назад, к стрелке, снова переключать ее и издали смотреть, движется ли поезд к нужной станции.

Остановившись перед Ловушкой, она пронзила рукой хрустальную стенку и пальцем описала внутри невидимый круг.

— Помните?

Шестеро друзей закивали. Чжоу и Седрик со смущенными улыбками переглянулись.

— Мы не видели ее, профессор, — сказала Чжоу. — Нас ведь не было тогда в Министерстве…

— Да, конечно, Чжоу. Простите. Но то, что говорил Дамблдор, вы слышали. Насчет нескольких лет в ограниченном пространстве.

Она снова описала рукой невидимый круг в стеклянном куполе.

— Вот оно, это пространство.

— Но это же… так немного! — воскликнула Чжоу.

— Вот именно… А нам нужно было изменить прошлое Хогвартса.

Все уставились на нее, и у всех в глазах был один и тот же вопрос..

— Зачем? — МакГонагалл вздохнула. — Я не могу дать точный ответ… позже вы поймете, почему. У Времени — свои законы, и я могу сказать вам только одно: раз это было сделано, значит, это было очень нужно сделать.

— Это было сделано?!! — ошеломленно спросила Гермиона.

МакГонагалл кивнула:

— Было. Мы находимся в измененном настоящем. В измененной истории. В новой Реальности.

Видно было, каких огромных усилий стоили ей эти слова. Она медленно опустилась в кресло.

— Но раз Дамблдор это сделал… значит, была какая-то необходимость? — осторожно спросил Рон.

— Дамблдор? — МакГонагалл слабо усмехнулась. — Не он. Это сделала я. Да, причина наверняка была. И еще раз повторю — у Времени свои законы. Равно как и у той новой Магии Подобия, которую применили мы с Альбусом, — она показала на макет. — В сущности, все достаточно просто. Альбус сделал макет, в котором отображался Хогвартс, и снабдил его мощным зарядом Подобия. Это и был тот волшебный «поезд», который я снова и снова возвращала к исходной точке и отправляла по новым рельсам. Он был накрыт Ловушкой времени, Радужный феникс описывал над ним круг за кругом, снова и снова замыкая время в кольцо. А я смотрела в Проникающий телескоп и видела все, как наяву, как в реальном Хогвартсе.

Я должна была сначала определить исходную точку. Мы не могли вернуть время, когда Волдеморт убил Амелию, и попытаться ее спасти. Она ведь погибла в Лондоне, а охватить события на такой огромной площади просто невозможно. И, к тому же, такой большой отрезок времени оказался не по силам Радужному Фениксу. Он у нас был только один, и то совладать с ним оказалось нелегко. Каким бы он ни был мудрым, могущественным, но он был всего лишь птицей. Нужно было постоянно находиться в контакте с ним, уговаривать его, обещать ему свободу, если он сделает то, о чем я его прошу.

Он делал круг за кругом, каждый раз — по моем указанию — слегка меняя направление полета… направление во времени, а не в пространстве. После каждого круга спрашивал: «Теперь ты отпустишь меня?» Я уговаривала его, успокаивала, благодарила и просила: «Сделай еще круг… еще круг… еще…» Одновременно приходилось удерживать магический канал, объединяющий меня, Феникса и Хогвартс — потому что, пока сохранялся заряд Подобия, макет Хогвартса был самим Хогвартсом. И еще я должна была следить за событиями, направлять их в нужную сторону и не упустить момент, когда будет достигнут конечный результат. А тут возникла непредвиденная проблема…

История менялась в макете, но для меня это был Хогвартс. Я снова и снова проживала это время, каждый раз по-другому, но… когда Феникс возвращался назад, моя память о предыдущем варианте не исчезала… Очередная Реальность менялась на новую, предыдущая уходила в Нереальность, но я запоминала ее как реальную! В какой-то момент я стала опасаться, что все закончится безумием. А Феникс с каждым кругом набирал силу.

Скажу коротко — меня не хватило. Я уже приближалась к конечному варианту, к нужной Реальности — и тут память о событиях, которых уже не было, прорвала все удерживающие ее заслоны и обрушилась на меня. Это был почти физический удар. Я упала, магический канал разорвался, и заряд Магии Подобия освободился. Вариант Реальности, до которого я добралась, превратился в Реальность Хогвартса. Последнее, что я видела — это взмах огромных, великолепных радужных крыльев, и серебристая вспышка «Мгновения Феникса».

Не знаю, сколько времени длился обморок, но для меня он был спасительным. Волна воспоминаний отхлынула, и я смогла осознать — надо поскорей избавиться от этого груза. Знаете, я впервые в жизни поняла эти слова «груз воспоминаний»! Я бросилась к Омуту и начала сбрасывать в него свою память. Все подряд, все, что всплывало и захлестывало сознание. Хорошо, что я вспомнила про Омут!

Никто из вас никогда им не пользовался, верно? У него есть одна особенность — то, что вы сбрасываете в Омут Памяти, не забывается целиком. У вас остается некая отметка — воспоминание о том, что есть такое воспоминание. Иначе в нем не было бы смысла — чтобы что-то забыть, достаточно заклинания «Обливейт», не так ли? Но благодаря воспоминаниям-меткам — этакому своеобразному «каталогу» вашей памяти — вы всегда можете найти в Омуте ту мысль, которая вам нужна. Правда, как потом оказалось, в моем случае от меток было немного пользы. Догадываетесь, почему? А все просто. У меня не было способа определить, какие из них относятся к новой Реальности!

МакГонагалл задумчиво повела палочкой, и волшебный потолок померк, наступила почти полная темнота. Света оставалось не больше, чем в сгустившихся сумерках, когда до ночи остаются считанные минуты.

— Вот так я приглушила свет, — рассказывала она, — и продолжала сидеть в полумраке. Сидела прямо на полу, прислонившись к опоре телескопа, и в голове блуждали только обрывки мыслей. Помнится, была даже такая — что бы сказали мои ученики, увидев меня сейчас? Я сижу на полу, обнимая ногу телескопа, пытаюсь что-то разглядеть во тьме, и меня бьет дрожь… Да, я дрожала. Мне было страшно, и одновременно — очень легко: оттого, наверное, что все закончилось и вокруг меня снова Реальность.

Однако я не знала, какая она… Не знала, что я увижу, открыв дверь Выручай-комнаты. Сама комната существовала — значит, Хогвартс не разрушен. Мне нужна была хоть одна маленькая зацепочка, хоть что-то, связанное с событиями новой Реальности. Начальная и конечная точка измененного отрезка Времени… И если с начальной было просто — появление Альбуса и Гарри на Астрономической башне — то конечная все еще скрывалась за дверью комнаты.

А потом Альбус появился в комнате, и все встало на свои места. То, что это призрак, придуманный и созданный им, я знала. Были вещи, общие, даже одинаковые во всех пройденных мной Реальностях. То, что для истинного Альбуса Дамблдора не нашлось спасения от древнего проклятия — к сожалению, одна из таких вещей. Но раз ему удалось создать призрак, значит, конечная Реальность достаточно хороша. Уже одно его появление говорило о многом, и прежде всего — что Волдеморт и в этой Реальности побежден. Как — мне еще предстояло вспомнить. Пока что Альбус предложил мне просто пойти к себе и выспаться. Что я и сделала.

— Мы ничего не стали обсуждать в тот вечер, — тихо говорила МакГонагалл. — Я должна была прийти в себя. Спросила только про «ключи», но он отказался отвечать, сказал только: «Гарри жив, это главное!» Я спросила: «А остальные?», уже догадываясь об ответе, и он ответил: «Не все. Но я уже представляю, как их вернуть». Что, Гермиона? Да, конечно, я объясню про «ключи», это достаточно просто — ключевые события. Даже в пределах времени Хогвартса, в отрезке в полтора года невозможно охватить все количество событий, особенно когда среди них — Великая Битва. Поэтому с каждым новым кругом я перемещала исходную точку вперед, к следующему «ключу». Первый — Реальность, в которой Альбус не погибает от заклинания Снейпа и получает свои последние сутки. Второй — это успех Снейпа в его задании… об этом я расскажу в другой раз. Достаточно того, что Снейп лишил Волдеморта почти половины его армии, и без всякой магии — только интригами. Третий «ключ» — это ваше спасение, Гарри! Четвертый — смерть Волдеморта. И так далее… Я говорю упрощенно, для примера, «ключей» было намного больше, предыдущий определял следующий… И для каждого из них требовалось по меньшей мере несколько кругов! Я стремилась к Реальности, в которой победа была безусловной, в живых осталось как можно больше хороших людей, и главное — все вы, весь Светлый круг. Как вы очень хорошо знаете, в полной мере это не было достигнуто, и я во многом считаю себя ответственной за гибель троих из вас… Нет, сейчас не надо со мной спорить. Это не та ответственность, которая заставляет человека без толку терзать и казнить себя. Ошибка была неизбежной, поскольку мы не обладали достаточными знаниями.

Там, в Омуте, я сохранила память обо всех Реальностях, ставших небытием. И среди них — та, что осуществилась бы, не будь этого вмешательства в прошлое. Она стала просто одной из многих нереализованных Реальностей, и я не знаю, каким способом ее можно отделить из прочих. Поэтому я не могу назвать конкретную причину, по которой мы пошли на этот безумный эксперимент. Но она наверняка была — никто не пойдет на такое только ради интереса.

Могло быть все, что угодно. Скажем, погибли вы все. Или только Гарри — а без его крови и Магии Жизни нечего было и думать о Светлом круге. Или Альбус, без которого мы никогда не узнали бы о книге Мерлина. Если бы, скажем, он не смог увернуться от заклинания Снейпа, или Малфой решился бы его убить, а Фоуксу не удалось перехватить заклинание… Тогда, даже если бы вы все остались в живых, а Волдеморт потерпел поражение, нам все равно нечем было бы остановить надвигающийся хаос. А то, что он надвигается, Альбус предвидел! Так же, как семнадцать лет назад предвидел возвращение Волдеморта. Друзья, для нас хаос равнозначен смерти. Смерти всего волшебного сообщества! Вы никогда не интересовались, сколько на свете живет волшебников?

— Я интересовалась, — печальным голосом сказала Гермиона. — Не во всем мире, конечно… но у нас, во всей Англии, их меньше десяти тысяч человек! Точно не скажу, последняя перепись состоялась чуть ли не четыреста лет назад. Но волшебников в каждом столетии все меньше!

МакГонагалл улыбнулась и покачала головой:

— Не совсем так. В двадцатом веке наша численность все же стабилизировалась. В начале века Министерство приняло разумные меры: начало поощрять стремление волшебников жить среди маглов, браки между волшебниками и маглами. Сторонникам «чистокровности» это, конечно, не нравилось — несмотря на то, что в их семьях чаще всего рождались сквибы. Нас сейчас даже несколько больше, чем в девятнадцатом веке… но все же пока слишком мало. Но я вернусь к своему рассказу. Да, я так и не сказала — это произошло в конце весны, через два месяца после битвы.

Альбус тогда проводил меня до спальни, очень мягко, в своей обычной манере, пресекая все мои расспросы. Пожелал мне спокойной ночи — и перед тем, как уйти, положил на тумбочку вот это, — она подкинула на ладони шар-напоминалку. — И ушел, ничего не объяснив. Он иногда так делает — ну, вы же его знаете. По правде, я несколько даже разозлилась — что мне делать с детской игрушкой? Посидела в постели, повертела в руках этот шарик… Сон все равно не шел, я стала рыться в своих воспоминаниях-метках, пытаясь хоть как-то привести их в систему, найти в этой жуткой мешанине свое действительное знание Реальности. И в какой-то момент шарик засветился, и я поняла. Это и был способ определения. Вы знаете, как он действует?

— Ну конечно! — воскликнул Невилл, которому чаще всего приходилось иметь дело с напоминалками. — Мне бабушка объясняла! Он сравнивает память человека, в контакте с которым находится, и действительность.

МакГонагалл кивнула:

— Вот именно. И он загорается, когда в нем возникает неравновесие. Да. решение было в стиле Альбуса! Мне стоило громадных сил не бросится тут же назад, в лабораторию, чтобы извлечь из Омута свою реальную память. Но я все же положила шарик на тумбочку. Главное, что способ определения существовал, это меня окончательно успокоило. И мне наконец-то удалось уснуть.

— …Это была долгая работа. И очень нелегкая, даже с напоминалкой. Кое-что оказалось легче восстановить чем откопать в Омуте. Поэтому я приходила и требовала у всех подробного рассказа о Битве. Это было лучше еще и потому, что я узнавала множество новых деталей и могла увидеть все и глазами других. Все равно на это ушли месяцы. А мы еще и работали над способом воскрешения. Ужасно было узнать, что трое из вас все-таки погибли! Еще ужасней было — вспомнить. Но я вернула себе эти воспоминания. Ужасно или нет — это знание фактов, точное знание, без которого ничего не добьешься. Альбус знал кое-что о Светлом круге. Меня сильно удивило то, что он услышал о нем от Снейпа, но Сириус вчера объяснил, в чем дело. Именно поэтому Дамблдор завещал нам свой план изменения прошлого. Он предвидел, что спасти всех может и не удастся, и набросал путь к Магии Жизни, которым мы — Орден Феникса — должны были идти во что бы то ни стало. Альбус не хуже вас, Гермиона, умеет рыться в книгах и подмечать косвенные связи!

— Да я не сомневаюсь! — воскликнула Гермиона и несколько смутилась: похоже, сравнение ей польстило.

— Замечательно, — слегка улыбнулась МакГонагалл. — О том, что Гарри — Маг Жизни, Альбус догадался давно. А после того, как услышал легенду о Светлом круге и нашел множество разрозненных упоминаний о нем, стал внимательно присматриваться к вам, его друзьям. Особенно после битвы в Министерстве! Но уверенности у него еще долго не было. Не забывайте — в то время у нас не было доступа к книге Мерлина, мы даже не знали, точно существует она или нет.

А для такого человека, как Альбус, неуверенность опасна. «Глупость мудреца»… Да, он прав, есть такое явление. Он начал делать ошибки. Решил, что не вправе рисковать чужими жизнями, чтобы справиться с Волдемортом — и начал рисковать вашей жизнью, Гарри, раз за разом. Решил, что с Волдемортом надо бороться объединенными силами — и один отправился на поиски кольца Марволо. Чем это закончилось для него — вы знаете. Боль от древнего проклятия усугубила ситуацию. А мы, его соратники, Орден Феникса… тоже были хороши! Не вы один, Гарри, слепо верили Дамблдору. Для вас это простительно — он был вашим учителем, другом, тем самым взрослым, который давал вам чувство защищенности — вы это замечательно сказали, Гермиона. Но мы, взрослые люди, буквально молились на него… и этим только повредили ему. Как же никому из нас не пришло в голову трезво оценить его действия, поспорить с ним, указать на ошибки — это была бы реальная помощь и поддержка! Похоже, Гарри, что в то время вы оказались единственным человеком, на кого он мог по-настоящему рассчитывать…

Не смотрите на меня так возмущенно, друзья. Мне можно его критиковать — я же его бывшая жена. А если серьезно — я его не критикую, а цитирую. Он сам сказал нам все это в свои последние часы на Гримо, 12. С приближением смерти боль в руке утихла. Так, видимо, было задумано Волдемортом — чтобы человек почувствовал облегчение и тут же понял, что смерть близка. Но он просчитался. Вы знаете, с каким пренебрежением Альбус относился к смерти. Он воспользовался тем, что с его разума спала пелена боли, спокойно сотворил своего призрака, а затем послал к нам Патронусов. Когда мы поспешно трансгрессировали в дом Блеков, он уже лежал в постели и читал магловский журнал. Никто из нас не сказал ни слова — так мы были ошеломлены. И тогда он заговорил. Он сказал нам все то, что вы уже слышали. Говорил, как обычно — тихо, мягко, с незлой иронией. Про свои ошибки и про наши ошибки. Я никогда не забуду эту картину — мы, усевшиеся вокруг его постели, грустный Фоукс на подоконнике, мерцающие свечи и безмолвно парящий в углу призрак, которого почему-то мы не сразу заметили. Возможно потому, что он просвечивал, угол был темный, и мы решили, что это просто кто-то из хогвартских привидений. Альбус говорил долго. Закончив с разбором ошибок, он рассказал нам то, что к тому времени узнал о Светлом круге, о надвигающемся хаосе, о Ловушке Времени и Радужном Фениксе. Показал нам своего призрака и сказал: «Сейчас он будет мной. Портрет не скоро заговорит. У Волдеморта не будет полной уверенности в том, что я действительно мертв, это на какое-то время удержит его. Есть время подготовить все. И давайте с этого момента, здесь и сейчас, примем решение всегда оставаться разумными». Он улыбнулся, опустил голову на подушку и закрыл глаза. Прошла минута, другая — и мы поняли, что он умер. А потом ожил призрак. Опустившись на пол, он обрел плотность, шагнул в свет и сказал:

— Вот и все.

Глава 13. Особый курс.

Кто-то из мудрых сказал, что нельзя ступить дважды в одну и ту же реку, потому что в ней каждый раз течет другая вода. То же самое можно было сказать про одно из самых неприметных и самых замечательных чудес Хогвартса — Выручай-комнату. Созданная объединенными силами четырех Основателей Хогвартса, она всегда оставалась невидимой, появляюсь только для тех, кто отчаянно нуждался в ней, и становясь именно тем, в чем он нуждался. А потом исчезала. Как вызвать ее сознательно — эту тайну хранили преподаватели и домовые эльфы Хогвартса, больше о ней никто не знал до тех пор, пока на пятом курсе Гарри не понадобилось место для подготовки по защите от Темных искусств. И Добби поделился с ним этой тайной.

Сейчас она снова была местом подготовки — но таким, каким представляла его Чжоу. Лаборатории не было. Потолок терялся в мраке, его подпирали деревянные столбы, лакированные и расписанные иероглифами. На стенах вперемежку висели выполненные тушью рисунки с изображением гор и водопадов, цветущих деревьев и хмурых воинов — и полки с оружием. Мечи и сабли чередовались с деревянными шестами, подобия алебард — с короткими ножами и чем-то совершенно непонятным, порой лишенным даже намека на клинок. Горели разноцветные бумажные фонари. Шестеро друзей сидели на полу — по большей части в свободных позах. Сидеть, откинувшись на пятки, с прямой спиной — это было слишком непривычно, все мышцы затекали, и на первый раз Чжоу милосердно разрешила им сесть так, как будет удобно. Одна Луна оставалась по-прежнему в ритуальной позе. Сидящие образовывали полукруг, в центре которого танцевала Чжоу.

Это был, конечно, не танец: она демонстрировала приемы и «тао» — формальные упражнения своего боевого искусства. Но выглядело танцем. Ее тело перетекало из одной позы в другую, волшебная палочка в руке рисовала в воздухе светящиеся линии, показывая, как должны двигаться руки и ноги. Время от времени она что-то говорила — что-то, что должно было пояснять, но казалось некими стихами.

— Из одного положения ударов три, — напевно говорила Чжоу, — один удар — это три повреждения, многочисленны движения, непредсказуемы изменения…

Присев на правую ногу и вытянув левую далеко в сторону, она описала вытянутыми руками два широких полукруга, выпрямилась, взмыла в воздух и, сделав сальто, бесшумно приземлилась на согнутых ногах. Палочка нарисовала в воздухе ряд светящихся силуэтов, один за другим медленно показывающих фазы прыжка.

— Отвага начинает, — говорила Чжоу, — сила решает, дух завершает, дух побеждает…

Она застыла, как статуя, лишь руки словно жили своей жизнью, плетя вокруг нее несокрушимую паутину.

— Тот, кто хорошо обороняется, прячется в глубинах Преисподней. Тот, кто хорошо нападает, обрушивается с высоты Небес!

И палочка в ее руке, вспыхнув серебряным огнем, удлинилась, превратившись в тонкий, слегка изогнутый меч.

— Тигр выпускает когти, не думая о них, — нараспев говорила Чжоу, — но жертва не может скрыться.

Клинок со свистом разрезал воздух, сверкая спереди, по бокам, сзади, окружая Чжоу завесой из призрачной стали.

— Дракон применяет свою силу, не замечая ее, и сокрушает горы!

Меч атаковал, словно врага, одну из деревянных колон, вихрем обрушиваясь со всех сторон, и останавливаясь в каких-то миллиметрах. На лакированной поверхности не возникало ни малейшей царапины.

— Тот, кто может вовремя остановить удар, тот способен ударить в полную силу!

Рука Гарри бессознательно легла на лежащий рядом Экскалибур. Чжоу заметила его движение и слегка покачала головой:

— Еще рано, Гарри.

— Я могу, — раздался голос Луны.

Никто не заметил, когда она встала.

— Еще рано, — повторила Чжоу.

Луна молча шагнула вперед. Некоторое время они стояли друг напротив друга — Луна в своей любимой синей мантии, с заложенной за ухом волшебной палочкой, и Чжоу в черном трико. Меч в руке Чжоу остановился, сейчас она держала его двумя руками сбоку от себя, лезвие стояло вертикально. Луна слегка сдвинулась влево.

— Ладно, — с удивлением сказала Чжоу. — Чем?

Взяв палочку, Луна сделала короткий взмах, и в ее левую руку влетело, сорвавшись со стены, что-то похожее на два длинных стилета. Чжоу подняла брови:

— Сай? Непростое оружие, Луна!

Девочка кивнула, снова заложила палочку за ухо и взяла стилеты в обе руки, держа почему-то рукоятками вперед, так что клинки лежали вдоль предплечий. Судя по одобрительному кивку Чжоу, так и надо было, но выглядело странно. Как и сами стилеты. Гарри разглядел, что клинки не заточены — просто длинные многогранные прутки с острым кончиком. Гарды, тонкие и длинные, изгибались наподобие крюков.

Чжоу отвела ногу назад, присела на нее и опустила меч, указывая на Луну. Та развела руки, свела их перед собой; стилеты, коротко свистнув, завертелись и снова легли вдоль рук. Несколько секунд обе сохраняли неподвижность, потом Чжоу атаковала. Комната наполнилась звоном. На этот раз неподвижно стояла Луна. Чжоу вилась вокруг нее, меч расплылся в воздухе, обрушиваясь со всех сторон и натыкаясь на свистящие саи. Непонятно было, как они могут так вращаться и при этом не вылетать из рук. Скорость нарастала, очертания Чжоу порой расплывались, ее меч и мелькающие руки Луны и вовсе становились невидимыми, лишь меч раскидывал короткие теплые блики, а звоны частили, как весенняя капель.

Вдруг они остановились. Меч стоял вертикально, Луна защемила клинок гардами саев, а Чжоу, держа рукоять обеими руками, тянула оружие на себя. Она внезапно села в шпагат, сделала подсечку. Луна подпрыгнула, меч выскользнул из захвата. Чжоу легла, перекатилась и сделала широкий молниеносный взмах. Клинок просвистел над самим полом, раздался треск разрываемой ткани, от низа мантии Луны отделилась узкая полоса и кольцом легла вокруг щиколоток.

Раздались два испуганных крика — Чжоу и Рона. Приподнявшись на свободной руке, Чжоу с ужасом смотрела на Луну. Гарри сначала не понял, в чем дело, потом до него дошло: чтобы срезать весь низ мантии, меч должен был перерубить Луне ноги!

А та стояла, как ни в чем не бывало, и с удивлением смотрела на Чжоу.

— Ты цела?! — закричала Чжоу. — Почему ты не прыгнула?

— Зачем? — с удивлением спросила Луна. — Я перешагнула, ты разве не видела?

— Луна, у меня нет Волшебного глаза! — чуть спокойнее сказала Чжоу и села. Ее лицо все еще было белым. — Я не вижу сквозь мантию! — до нее только сейчас дошел смысл. — Как… перешагнула? Через меч? — она порывисто вскочила на ноги. — Такая скорость невозможна!

— Это ты говоришь? — удивилась Луна.

Чжоу беспомощно оглянулась на Рона, такого же бледного, с ошеломленным лицом. Гарри тоже чувствовал запоздалый страх и не мог поверить. Может, Луну защитил Круг? Нет, вряд ли, меч тогда просто отскочил бы, скорее всего. Да и может ли Круг защитить от обычного оружия?

— Давай, Чжоу, продолжим. Сама увидишь.

— Не надо, Луна… — хрипло попросил Рон.

Девочка коротко глянула на него, послав ободряющую улыбку.

— Ладно… — тихо сказала Чжоу.

Опустилась на колено, и меч свистнул — раз, другой, третий. Еще три срезанные полосы легли вокруг ног Луны. «Чем же это кончится?» — с тревогой думал Гарри. Он почти лег на пол, чтобы лучше видеть. Действительно, Луна с нечеловеческой скоростью каждый раз переступала через меч! При том, что удары шли все выше!

Четвертый удар Чжоу, осмелев, нанесла выше колен; Луна наконец подпрыгнула, подогнув ноги, и меч, пролетев под ней, снес изрядный кусок мантии. Чжоу ударила в пятый раз, Луна снова взвилась в воздух и обеими ступнями прижала лезвие к полу.

— Отлично! — воскликнула Чжоу, выдергивая меч.

Луна отскочила, первый раз за время поединка сдвинувшись с места. Чжоу тоже отпрянула и снова присела на правую ногу, меч слева, вертикально. Несколько секунд неподвижности, потом Луна внезапно метнула оба сая. Чжоу выставила меч перед собой, на ее лице мелькнула усмешка — стилеты зацепились гардами за лезвие и со звоном завертелись вокруг него, опускаясь все ниже. Выхватив палочку из-за уха, Луна крикнула:

— Акцио!

Саи, опустившееся почти до гарды, рванулись назад, вырвав меч из рук Чжоу. Молниеносно заложив палочку обратно за ухо, Луна поймала их левой рукой, рукоятку меча — правой. И улыбнулась. Меч исчез, снова превратившись в волшебную палочку, и Луна вручила ее Чжоу.

— Я несколько выдохлась, — просто сказала она и тут же церемонно добавила. — Для меня было честью сразиться с тобой.

— Для меня честь… — ответила ошеломленная Чжоу. — Но, Луна! Так не делают!

— Все-таки Луна? — засмеялась девочка.

— Да… Да! — несколько придя в себя, Чжоу засмеялась, обняла подругу. Луна повела ее к сидящим друзьям. — Чань-Э никогда не нарушила бы канон!

Луна, сияя улыбкой, опустилась рядом с Роном, который уже несколько оправился от испуга, свернулась на полу уютным клубочком и положила голову ему на колени. Чжоу тоже присела, и все подвинулись ближе.

— Что ты скажешь, Гарри? — спросила она.

— Слов нет! — отозвался тот. — МакГонагалл рассказывала, как ты сражалась с Пожирателями Смерти, но увидеть, как это выглядит… Ты прекрасный учитель!

— Вы все так думаете? — Чжоу слегка покраснела. — Я ведь не одна из вас.

— Ты умеешь учить, — возразила Гермиона. — Я не знаю, когда я буду способна проделать все это, но я поняла все.

Улыбнувшись, она последовала примеру Луны.

— Я даже немного устала, — добавила она, — будто тоже сражалась… не знаю с кем!

— Это хорошо, — задумчиво сказала Чжоу.

Гарри осторожно зарыл пальцы в волосы Гермионы. Это помогало думать.

— Дамблдор сказал — мы будем «особым курсом», — заговорил он. — Каждый из нас будет попеременно то студентом, то учителем, и будет учится тому, чему учит других… Есть в этом что-то сумасшедшее!

— Вполне в его стиле, — заметила Джинни. — Это же Дамблдор!

Послышались смешки, а Рон сказал:

— В свое время тут ходил анекдот про Снейпа. В общем, он жалуется Дамблдору: «Ну что за курс мне попался! Полные тупицы! Я им одно и то же пять раз объяснил, сам, в конце концов, понял, а они — ни в какую!»

— Не стоит так, Рон! — недовольно сказала Гермиона, хотя сама с трудом сдержала смех. — Каким бы он ни был, но он все-таки умер.

— Одним словом, — поспешил продолжить Гарри, — сегодня была первая проба. И я думаю, что прошло замечательно. Или мы еще не закончили, Чжоу?

— Пока нет, — Чжоу встала. — Дай мне свой меч, я хочу на него посмотреть.

Гарри протянул ей Экскалибур. Девушка извлекла меч из ножен, ее взгляд скользнул по клинку. Отойдя, несколько раз взмахнула, потом прижала к уху и как-то по-особому щелкнула пальцами по металлу. Раздался тихий глубокий звон.

— Хороший меч, — сказала она, вкладывая Экскалибур в ножны. — Очень необычный. Добрый… если можно сказать так про оружие. Добрый и беспощадный. Видно, что ковали с любовью. И как отполировали — можно смотреться, как в зеркало! Напоминает наши «цзянь», но несколько тяжелее, лезвие жесткое. Рукоять полуторная — можно держать одной рукой, можно двумя. И голос у него красивый. Оружие хорошего и справедливого человека. Короче, это твой меч, Гарри. По-настоящему твой.

Чувствуя, что краснеет, Гарри забрал меч, надеясь, что Чжоу скажет еще что-нибудь — у него из головы все слова вылетели. И, к его радости, она заговорила:

— Когда я представляла, каким должен быть зал для тренировок, я представляла и вас всех, и я пожелала, чтобы в нем было все то, что нужно вам. В том числе, — она кивнула на стену, — оружие. И раз Луна нашла свое оружие — значит, ваше тоже находится здесь. Так что сейчас вы все пройти вдоль стен и сделать то же, что и Луна. Я имею в виду — каждый должен найти свое оружие. Это понятно?

Все закивали.

— Давайте, — приказала Чжоу. — Не торопитесь. Рассмотрите все, что здесь развешено, и постарайтесь узнать то, что действительно ваше.

— Удачи, — шепнул Гарри Гермиона, которая, ухватившись за его плечо, вскочила на ноги.

Джинни, Рон и Невилл последовали за ней. Луна сидела, рассеянно вертя в руках саи и думая о чем-то своем.

— Не все получилось как надо, Гарри, — тихо сказала Чжоу, — и была одна очень непонятная вещь.

— О чем ты? Все замечательно!

— Да, но… Я пыталась наложить на вас чары.

— Что?!

— Так надо, иначе вам пришлось бы учиться много лет. Это одна из наших Высших Тайн — Искусство Постижения. Это вроде способности сразу понять, сразу овладеть…

— То, что Гуаньинь говорила насчет… тех двоих, кого она пришлет?

— Да. С Седриком это получилось без проблем, но мы с ним — Золотой Луч. А с вами сначала не получалось. Светлый круг сопротивляется внешней магии. И вдруг получилось…

— По идее, не должен, — нахмурился Гарри. — Это ведь не Темная магия, верно?

— Да… Наверное, потому что незнакомая. Я же говорю, в какой-то момент получилось, хотя я не уловила, когда именно. Я все-таки не очень хороший учитель, Гарри!

Гарри не мог согласиться и хотел возразить, но тут вернулись Рон, Джинни и Невилл, и он оглянулся. Гермиона по-прежнему бродила вдоль стен, останавливаясь и внимательно рассматривая висящее оружие. Гарри показалось, что она чем-то подавлена, но не решился ее окликнуть и повернулся к остальным. Выбор Джинни его порядочно удивил — лук, колчан со стрелами и короткий клинок, больше напоминающий длинный нож. Уловив его взгляд, она пожала плечами:

— Артемида так Артемида! Или там Белфегора…

Рон показал что-то вроде шпаги или узкого меча с замысловатой гардой — решетчатой и сквозистой, свитой из тонких золоченых прутков.

— Прямо позвал меня! — возбуждено сказал он. — Нет, правда! Я так и слышал: «Меня возьми»! Красивая штука, кстати… — он сделал несколько выпадов. — Как тебе, Чжоу?

— Придется подумать, — отозвалась она. — Оружие европейское, надо найти его стиль, чтобы вписать в канон… А что у тебя, Невилл? Посох?

— Ну да… — смущенно подтвердил Невилл. — Не знаю, почему выбрал именно его, но… он мне подходит. Я не очень-то люблю острые предметы.

— Ты хорошо выбрал, — возразила Чжоу. — У Седрика такой же. Мастер с посохом может одолеть пятерых меченосцев!

— Не знаю насчет мастера, — Невилл опустился на пол, положив рядом длинный посох. — Я вроде немного вспомнил те времена, о которых говорил Мерлин. И себя — сэра Кея, сенешаля… Вы знаете, кто такой сенешаль?

— Управляющий замка, — мрачно ответила подошедшая Гермиона, садясь рядом с Гарри. У нее ничего не было.

— Ага. Вроде Филча, — хмыкнул Невилл. — А оружие сенешаля — палка, слуг гонять! Рон, давай, если Филча встретим, поприветствуем его: «Наше почтение, сэр Филч, сенешаль!»

Все рассмеялись, даже хмурая Гермиона.

— Представляю его физиономию! — воскликнул Рон.

— Что случилось? — шепнул Гарри. — Ты ничего не нашла?

— Ничего…

Смех утих. Чжоу, нахмурившись, размышляла.

— Может, тебе и не надо оружия? — предположила Джинни. — Чжоу ведь показала, что можно сражаться голыми руками.

— Нет, — возразила Чжоу, — это все должны уметь, но и оружие должно быть у всех. Прости, Гермиона — похоже, это я дала маху. Мы поищем твое оружие…

— Оно не здесь, — подала голос Луна.

— А где?

— У вас, сэр.

Луна сказала это, глядя поверх их голов, и все повернулись. Никого не было.

— Я вас вижу, сэр! — настойчиво сказала Луна.

Секунда-другая — и в пустоте материализовался Дамблдор. Его глаза поверх очков-половинок ошеломленно смотрели на Луну. Наконец он расхохотался и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Блестяще, мисс Лавгуд! — воскликнул он. — Блестяще! Но как вы меня увидели?

— Свет проходит через вас и немного преломляется, — невозмутимо пояснила девочка, — и позади вас все чуточку искажено. Когда вы двигаетесь, это особенно заметно.

— Вы не устаете меня поражать, мисс Лавгуд! — заявил Дамблдор. — И вы совершенно правы. Ваше оружие действительно у меня, Гермиона. Возьмите.

Он извлек из воздуха меч в черных ножнах и небрежным жестом протянул Гермионе.

— Спасибо, сэр! — она вскочила с радостной улыбкой, схватила меч и начала разглядывать. — Но… сэр! Это же…

Перестав улыбаться, она расширившимися глазами уставилась на Дамблдора.

— Меч Гриффиндора?! Мне?!

— Вы достойны его, — просто сказал Дамблдор и, словно сразу забыв о мече, обратился к остальным: — Это ничего, что я за вами несколько как бы… подглядывал?

Все стали отвечать наперебой, уверяя, что все в порядке и никто не в обиде. Лишь Джинни, по своему обыкновению, немного сердито спросила:

— Только зачем было прятаться, сэр?

— Чтобы вам не мешать, ясное дело! — весело пояснил Дамблдор. — Я мог бы, конечно, попросить разрешения и тихонько посидеть в уголочке, но боялся, что все будут на меня оглядываться.

Он непринужденно сел на пол и жестом пригласил тех, кто встал при его появлении. Гарри потянул Гермиону за локоть и весело шепнул:

— Очнись!

Гермиона, словно загипнотизированная смотревшая на украшенную рубинами рукоять, вздрогнула, растерянно глянула на него и послушно уселась рядом.

— Прекрасный урок, мисс Чанг, — говорил тем временем Дамблдор, — прекрасный! Вы с первого же раза показали себя прирожденным учителем — хоть в восточном смысле, хоть в европейском!

— Сэр, я все же не уверена… — попыталась возразить Чжоу, покраснев, как мак.

Дамблдор жестом остановил ее:

— Скромность хороша в меру, мисс Чанг! Со временем уверенности в вас прибавится. И она вам понадобится. Вам всем придется быть учителями, как вам уже сказал Гарри. В том числе и тебе, Гарри! Но у тебя уже есть опыт — вспомни, как ты обучал ОД. А мы собираемся его восстановить. На место погибших членов отряда придут новые… да что я говорю, от желающих нет отбоя! Можно сказать, что ОД и Особый курс — это одно и то же.

— Замечательно, сэр, — тихо сказала Луна.

— Помнится, вы больше всего тосковали по Отряду, мисс Лавгуд, — улыбнулся Дамблдор. — Что ж, теперь вы будете счастливы.

Луна улыбнулась.

— Мы тоже будем учить вас, — продолжил Дамблдор, — я имею в виду и себя, и хогвартских преподавателей, и Орден Феникса. И тоже будем учиться тому, что в наших силах. Хотите, верьте, хотите — нет, но вы можете научить нас многому. Так что пришел я не только посмотреть на сегодняшний урок, но и походатайствовать и за себя, и за своих коллег.

— Да кто же будет возражать! — воскликнул Гарри.

Все заулыбались. Дамблдор посмеялся, потом стал серьезным и замолчал. Казалось, он хочет чего-то добавить и не знает, с чего начать.

— Я хочу походатайствовать за еще одного человека, — сказал он наконец. — Вам решать, примете вы его или нет. Он пока еще не согласился, а мне выпала нелегкая задача уговорить и его, и вас.

— О ком вы, сэр? — с недоумением спросил Гарри.

— Об… одном выпускнике Слизерина, — Дамблдор с пониманием кивнул. — Что делать… Волдеморта уже нет, проклятие с должности преподавателя ЗОТИ снято, а найти человека на эту должность по-прежнему непросто.

— Им может быть Гарри! — воскликнула Джинни.

— В следующем году — да, — согласился Дамблдор, — если он захочет, конечно. Но я полагаю, он хотел бы закончить учебу, как и все вы. А преподаватель ЗОТИ нужен сейчас, и к тому же у меня в голове вертится одна сумасшедшая мысль. Я уже давно стал понимать, что таких преподавателей должно быть двое. Один должен учить студентов собственно защите от Темных искусств, а второй… как бы сказать поточнее… учить пониманию Темных искусств. Да, он должен быть специалистом в них, но при этом обладать достаточным разумом, чтобы не стать их адептом. Непонятно, да?

— Вполне понятно, — возразила Луна.

— Да, вы правы, — неожиданно согласилась Чжоу. — В Удане есть похожая система. Чтобы победить, надо понимать то, что хочешь победить.

После ее слов все задумались. Луна, подцепив сай у гарды, рассеянно крутила его вокруг пальца. Вот оно как, подумал Гарри. Он даже не понял, к чему относилась его мысль — то ли к способу вращения сая, то ли к придуманной Дамблдором системе преподавания…

— Непосредственно защите вас будет учить Гарри, конечно, — сказал Дамблдор, — он уже многому вас научил. А тому, что такое Темные искусства… Знаете, если бы Снейп не покинул нас таким неожиданным образом, я бы предложил его.

Кто-то отчетливо, с отвращением пробормотал: «О-о-й…»

— А почему бы не пригласить Люпина? — дерзко спросила Джинни. — Или Грюма?

— Потому что они оба учат именно защите, — объяснил Дамблдор, — и они оба считают, что Гарри превзошел их и что им самим стоит у него поучиться!

«Ох! — подумал Гарри. — Они что — все сговорились вогнать меня в краску?» Несколько резче, чем следовало, он спросил:

— Но раз Снейп умер, тогда кого вы хотите нам…

— …навязать? — с улыбкой закончил Дамблдор. — Давайте называть вещи своими именами. В любом случае решение за вами, и я говорю вполне откровенно — характером он хуже и Снейпа, и Драко Малфоя, вместе взятых! Кстати, оба они терпеть его не могли, а он не выносил их.

— Ох, кажется, я знаю, о ком вы говорите! — воскликнула Гермиона, и Гарри тоже начал догадываться.

— Забини, что ли?

Дамблдор со вздохом кивнул.

— Последнее слово за вами, — подчеркнул он, — и всегда будет за вами. Вы же Особый курс. Только не просите меня найти более приятного человека — хорошие люди не изучают Темные искусства, а их изучение еще больше портит характер. Все, что я мог сделать — найти наиболее выносимого из лучших знатоков. А Блез Забини — один из лучших. Да, человек он высокомерный, но с этим, я думаю, вы справитесь. Он, кстати, среди тех слизеринцев, которые выступили против Волдеморта — были такие, если вы не в курсе.

— Мы в курсе, — хмуро сказал Рон, — хотя меня лично это порядочно удивило.

— Удивляться нечему, — усмехнулся Дамблдор. — Многие из Темных волшебников считали, что Волдеморт перегнул палку и скомпрометировал и их, и Темные искусства. Раз даже Дурмстранг послал нам помощь…

— Крум! — воскликнул Рон. — Сэр, почему бы не пригласить преподавателем его? Где он, Гермиона, еще не уехал?

— Уехал уже — к себе в Болгарию.

— Так пригласи его, тебе он не откажет, я думаю!

— Наверное, — смущенно улыбнулась Гермиона, — только он нам не подойдет, если я правильно поняла идею. Виктор тоже специализировался на защите, и Темную магию он очень не любит, примерно как Сириус.

— Совершенно верно, — подтвердил Дамблдор, опередив Рона. — Так что особого выбора нет. Забини, кстати, после седьмого курса проходил специализацию в Дурмстранге. И в битве участвовал как представитель Дурмстранга. Я думаю, — добавил он, — мое предложение он все же примет. Сейчас престиж Хогвартса очень высок.

— Мы подумаем, — неохотно сказал Гарри. — Раз мы вправе отказаться…

— В любое время!

— Хорошо, сэр. Мы подумаем.

— Замечательно, Гарри. Гермиона, у вас скоро день рождения, верно?

— Да, сэр.

— Ну что ж, мой подарок вы уже получили. Пока, друзья.

Он растаял в воздухе. Луна, все так же счастливо улыбаясь, повернулась, провожая взглядом что-то невидимое.

— Он что, не трансгрессировал? — спросил у нее Рон.

— Нет, — рассеянно ответила она, снова начав играть с саем. — Вышел сквозь стену. Он же не любит нарушать собственные запреты…

Гарри показалось, что она немного нервничает, и он удивился, потом сообразил — для Луны всеобщее внимание было непривычным, а сейчас на нее смотрели шесть пар восхищенных глаз (включая его собственные).

— Теперь я верю, что ты видела меч… — ошеломленно проговорила Чжоу. — Я это и хотела сказать насчет невозможной скорости!

— А я думала, что ты о скорости движений.

— Не только… Она у тебя отличная, техника вообще на высоте. Ты сделала только одну ошибку — не надо было отскакивать, когда я выдернула меч у тебя из-под ног…

— Да как было не отскочить! — воскликнула Луна. — Я думала, что умру от щекотки! Тапки у меня очень тонкие!

Чжоу рассмеялась:

-Ох, ничего себе! Все равно… я о другом, — она задумалась, глядя на подругу. — Луна, ты что… в состоянии разглядеть, как пчела крыльями взмахивает?

— Конечно! — Луна в полном недоумении уставилась на нее. — Когда пчела летит, ее крылья движутся по кругу, когда зависает, описывают восьмерку…

Она осеклась, глядя на всех по очереди, потом медленно спросила:

— Вы что… разве вы не можете этого видеть?

Все, как один, помотали головами.

— Пойдем прогуляемся? — растерянно предложила Луна и глянула на Чжоу. — Урок ведь закончен?

Очнувшись, Чжоу выпрямилась:

— Не совсем, но пошли. Нам стоит немного проветриться!

Только после третьего круга Чжоу сжалилась над ними и объявила урок оконченным. Гарри с трудом переводил дух, о Гермионе и говорить было нечего — она шаталась и держалась за его плечо. Единственная из их компании (кроме Луны), которая не увлекалась квиддичем, она сейчас расплачивалась за свою нетренированность и дулась на Чжоу, а та ее утешала:

— Ты быстро обретешь форму, у тебя есть все задатки.

— Суровый ты учитель! — кисло заметила Гермиона.

— Что делать, — Чжоу развела руками, — по-другому нельзя !

Да, сурово, думал Гарри. Никто не ждал, что в устах Чжоу «проветриться» означает бегом, с оружием в руках, дойти до стадиона да еще сделать вокруг него три круга! А та весело сказала:

— Отдохните сейчас, а я пошла — Седрик там обустраивает нашу спальню. Сделайте дыхательные упражнения, и силы вернутся.

Чжоу весело побежала к замку.

— Интересно, она когда-нибудь устает? — проворчал Рон. — Как ты, Луна?

Девочка все еще дышала тяжело.

— Да ничего, — тем не менее сказала она, — только холодно что-то. Ну да, я же забыла, — она посмотрела на свои голые ноги и достала палочку из-за уха.

— Вообще-то, стоило бы так оставить! — сказала вдруг Джинни.— Тебе идет, и ноги у тебя красивые.

— Да? — удивилась Луна и начала рассматривать свои ноги так, будто впервые их увидела.

— Я тебе сто раз это говорил, — с упреком заметил Рон, — а ты мне все не веришь.

— Я думала, ты хочешь сделать мне приятное, — рассеянно отозвалась Луна, продолжая осматривать мантию.

— Только стоит сделать поясок, — предложила Джинни, — а то мантия так нелепо болтается.

— Тогда уже получится не мантия, а платье, — заметила Гермиона. — Мини.

— И что? — возразила Джинни. — Пусть будет платье. Очень мило смотрится.

«Девчонки!» — весело подумал Гарри. Луна некоторое время размышляла, потом сказала с явным сожалением:

— Нет, все-таки — в Хогвартсе так не одеваются. Но я себе такое платье сделаю, Джинни, спасибо за идею.

Она была права, конечно, и больше никто не возражал, когда она привела свою мантию в порядок. Друзья расселись на скамейках и принялись за дыхательные упражнения. Удивительно, но силы и правда вернулись в считанные минуты. Забыв о недавней усталости и раздражении, Гермиона задумчиво рассматривала свой меч.

— До сих пор не могу поверить, — тихо сказала она. — Меч Гриффиндора! И он отдал его мне так легко…

— Да это он нарочно, — хмыкнула Джинни, — это он так рисуется.

— Джинни, не стоит так о Дамблдоре!

— Но я же права!

— Да и он не против, — рассмеялся Невилл. — Я как-то слышал — еще в позапрошлом году — как он про себя анекдот рассказывал.

— Ну-ка! — заинтересовался Рон.

— Ну… у меня тогда сумка лопнула, я начал учебники собирать, а они прошли за углом. Кажется, там были Флиттвик, Синистра, кто-то еще… А анекдот такой — разговаривают Малфой и его дружки, Кребб и Гойл, и Драко говорит: «Ну до каких пор этот старый маразматик будет дурить нам головы? Пора бы нам нового директора!» Кребб ему: «Драко, ты бы о Дамблдоре поосторожней!» Драко возмущается: «Да с каких пор он стал вам нравиться, этот старый маразматик?!» А Гойл так шепотом поясняет: «Не то чтоб стал нравиться, Драко. Просто этот старый маразматик стоит сейчас у тебя за спиной!» Ладно… — закончил он под общий смех и встал. — Джинни, пойдем посмотрим нашу комнату?

— Пошли все! — воскликнула, вскакивая, Гермиона. Про усталость она уже забыла.

К замку они направились, конечно, не бегом. Шли не торопясь, и Хогвартс медленно рос, заполняя собой все пространство. Невилл и Джинни негромко затянули «Наш волшебный дом», Рон присоединился к ним. Гарри и Гермиона несколько отстали.

— Да, я хотел спросить, — сказал Гарри, — когда ты сказала, что Крум нам не подходит… Ты как будто имела в виду еще что-то.

— Это… личное, — поколебавшись, ответила Гермиона. — Его личное.

— Ну, ладно тогда…

— Да нет, — решила она. — Тебе я могу сказать. Он просто не может быть преподавателем, и лучше ему не предлагать — расстроится. Помнишь, когда мы впервые познакомились, как он мучался с моим именем?

— Помню. Наверное, для болгарина это трудно.

— Я тоже так думала, но там было еще несколько ребят из Болгарии, его друзья — они мое имя произносили без проблем. Мне Виктор потом объяснил — просто у него дефект речи. Он потому и такой молчаливый, что в детстве над ним многие смеялись. Особенно девочки…

Гарри несколько смутился. И задумался, непроизвольно потрогав лоб.

С тех пор, как Волдеморт пал, его шрам поблек, не так бросался в глаза и больше его не беспокоил — ни болью, ни жжением. Но остался — шрам Мальчика-Который-Выжил. Казалось бы, мелочь — но во многом она определила его жизнь, сделала ее именно такой, какой она была… А у Крама — просто легкий дефект речи, больше ничего, но без этого дефекта все у него было бы… по-другому.

— Как его занесло в Дурмстранг? — вдруг спросил Гарри. — Раз он ненавидит Темную магию…

Гермиона вздохнула:

— Куда же еще? Ни Шармбатон, ни Хогвартс не принимают иностранцев — дурацкие традиции!

— Погоди — Чжоу китаянка, сестры Патил — индуски…

— У всех у них британское подданство, и они — граждане нашего волшебного сообщества.

— А Габриель Делакур? Она же француженка.

— Для нее сделали исключение — и то потому, что Флер получила гражданство. Виктору больше некуда было податься. На Балканах есть магические школы, но они слабоваты. А в Дурмстранге изучают не только Темную магию, тем более после смерти Каркарова.

Следом за остальными они уже подошли к центральной башне. Рон, Джинни и Невилл по-прежнему пели, Луна шла молча, легкой походкой, слегка вприпрыжку и улыбаясь. На лестнице Гарри и Гермиона догнали их, и они поднялись на третий этаж.

— Уф, — вздохнул Рон, когда они пошли по коридору, — каждый день придется бегать вверх-вниз…

— Это полезно, — безмятежно заметила Луна. Они свернули за угол. — Чжоу сказала, что нам всем несколько не хватает тренированности…

— Луна…

Все повернулись. Из-за угла вышла девочка-третьекурсница, Гарри ее вспомнил — она почему-то была в группе четверокурсников, которые дарили им цветы. Единственная, которая не подошла к ним — все время стояла у окна, не глядя на них, а потом ее за руку увела одна из девочек. У нее были короткие черные волосы, она держала в руке волшебную палочку и сейчас была одета по-другому — в синей мантии с блестками, на шее висело ожерелье из пробок от сливочного пива. Никто не смог сдержать улыбки.

— Привет, Гроза Василисков! — радостно воскликнула Луна.

Мальчики переглянулись — это прозвище их удивило.

— Ты и правда здесь! — обрадовалась девочка. — Я услышала твой голос.

— А что ты так оделась?

— Я хотела тебя пригласить, — пояснила она и неспешно двинулась к ним, почему-то глядя мимо Луны. — Сегодня собрание клуба твоих фанатов!

— Ой… — Луна смутилась. — Айрис, я не знаю…

— Луна, ну пожалуйста! — девочка порывисто шагнула к ней, зачем-то провела палочкой перед собой и схватила Луну за руку.

— Ты Айрис Смит? — воскликнула вдруг Джинни.

— Да… — девочка оглянулась, ее странный взгляд скользнул мимо Джинни. — А вы…

— Джинни Уизли.

Гарри поразило то, что кто-то мог не знать Джинни. А потом до него начало доходить, и он оцепенел.

— Мисс Уизли! — девочка повернулась к ней. — Пожалуйста, уговорите ее!

Отпустив Луну, она протянула руку, Джинни схватила ее:

— Я здесь.

— И приходите тоже! — она оглянулась. — Вы все здесь?

— Мы все здесь, — сдавленным голосом подтвердила Гермиона.

— Здорово! Вы мисс Грейнджер?

Гермиона кивнула, спохватилась и сказала вслух:

— Да.

Догадка превратилась в уверенность; Гарри беспомощно и с острой жалостью смотрел на девочку, и в голове вертелось: «Неужели ничего нельзя сделать? Мы — Светлый круг, и мы ничего не можем?» Он поднял голову и встретил растерянные взгляды Рона и Невилла. А потом в воздухе тихо прозвенело, и вспыхнула серебристая нить. Раздался страшный крик, девочка пошатнулась, закрыла ладонями лицо, упала и скорчилась на полу.

— Айрис!!! — закричала Луна и опустилась на колени. — Что с тобой, Айрис?!

— Больно… — всхлипывала девочка. — Больно…

Гермиона, присев рядом с Луной, попыталась отнять ее руки от лица, но Айрис начала вырываться, потом вдруг обмякла. Луна подняла ее на руки и встала, не зная, что делать. Гермиона схватила безвольно болтающуюся руку девочки, прислушалась:

— Пульс есть. Это обморок. Оглянувшись, она схватила за руку Джинни, которая достала палочку:

— Ты что хочешь сделать? Привести ее в чувство?

— Конечно!

— Не надо! Ей отчего-то больно! Я не понимаю в чем дело, но так она хотя бы не чувствует боли. Отнесем ее в больничное крыло!

Секунду помедлив, Джинни кивнула и убрала палочку. Рон хотел забрать девочку у Луны, но та возразила:

— Я понесу, она не тяжелая, а ты можешь споткнуться на лестнице. Мое оружие только забери.

Она помчалась вниз по ступенькам. Рон подобрал с пола стилеты и бросился следом.

— Что с ней случилось? — спросил на бегу Гарри. — Неужели из-за Круга?..

— Не знаю, Гарри… — выдохнула Гермиона, еще не оправившаяся от первой пробежки. Гарри больше не стал расспрашивать.

Внизу Невилл и Джинни поравнялись с ними, потом они вчетвером догнали Луну и Рона. Все были на занятиях, им никто не встретился — кроме МакГонагалл, выходящая из кабинета.

— Что случилось? — воскликнула она, отпрянув с дороги. — Это Айрис Смит? Что с ней?

Гермиона остановилась, чтобы объяснить. Гарри оглянулся через плечо — МакГонагалл достала палочку, и над их головами, обгоняя, пролетела серебристая чайка. Гермиона догнала их.

— Все в порядке… — быстро сказала она. — Она послала Патронуса к мадам Помфри.

Больше они никого не встретили, и Гарри подумал, что это к лучшему. Вот был бы переполох, если бы студенты увидели их, бегущих с оружием и с девочкой на руках у Луны!

Когда они ворвались в больничное крыло, мадам Помфри молча распахнула перед ними дверь палаты и показала на ближайшую койку. Луна бережно уложила Айрис, потом решительно заявила:

— Я с ней останусь!

— Хорошо, — неожиданно усмехнулась мадам Помфри, — но остальные пускай подождут снаружи.

Гарри и друзья послушно вышли.

— Не представляю, что с ней могло произойти, — пробормотала Гермиона, устало опускаясь на стул. — Ведь Светлый круг не может причинить зла!

— Вряд ли что-то страшное, — успокоил ее Рон. — Мадам Помфри выглядела не особенно встревоженной.

— Но все же… — она замолчала, положила голову на плечо Гарри и задумалась.

— Надо же, — сказал Невилл, — кто-то говорил, что в Когтевране учится слепая девочка, но я думал, что мне голову морочат. А почему она — Гроза Василисков?

— Да ходит тут такая байка, — усмехнулась Джинни. — На младших курсах каких только историй про Битву не придумали, будто там настоящей жути было мало… подождите!

Она замолчала, приоткрыв рот, и глаза у нее расширились.

— Что? — удивился Рон.

— Но я и про Айрис думала, что это байка! — ошеломленно проговорила Джинни. — Насчет слепой девочки!

Гермиона подняла голову:

— Айрис Смит! В Зале почета есть именная табличка — ее наградили за особые заслуги. И табличка золотая!

— А за какие заслуги? Хотя, там никогда не пишут конкретно…

— Иногда пишут. Но про нее сказано только «За храбрость и спасение человеческих жизней». И дата как раз — 14 марта 1998 года!

— Битва… — почти шепотом сказала Джинни. — Все сходится! Она убила василиска из Тайной комнаты!

— Что?! — воскликнул Гарри. — Он что, уцелел? Я же ему голову проткнул!

Джинни развела руками:

— Я не знаю, Гарри. Может, их было два, или Волдеморт подпустил другого — я слышала, у него были василиски.

— Вряд ли, — решительно заявил Рон. — С василисками он и без своей армии мог взять Хогвартс!

— С ними расправился Дамблдор, — возразила Гермиона. — Я читала в записях МакГонагалл, — пояснила она в ответ на удивленный взгляд Гарри. — Попросила у папы. Дамблдор, наверное, догадался, что Волдеморт может использовать их — он ведь умел управлять ими и был неуязвим для смертельного взгляда. Главным образом для этого Дамблдор и создал своего призрака.

— А что может сделать призрак против василиска? — недоверчиво спросил Рон. — Помнишь, как тот василиск парализовал Почти Безголового Ника?

— Ник — обычный призрак, Рон. А Дамблдор создал своего как оружие. Его призрак тоже неуязвим для смертельного взгляда.

— Ну хорошо, — недоумевал Рон. — Василиск ничего не мог сделать ему — это понятно. Но что Дамблдор может сделать василиску? Я читал, что василиска почти невозможно убить обычным оружием… получается, Гарри, что ты его тяжело ранил, но он все-таки выжил… для него смертельно только пение петуха…

— Не только, — перебила его Гермиона. — Существует легенда — если человек, встретивший взгляд василиска, не умрет, смертоносная сила отражается назад, и тогда умирает сам василиск! Дамблдор-призрак разыскал василисков Волдеморта к северу от озера — и посмотрел им в глаза. Легенда оказалась верной!

— А Айрис Смит спустилась в подземелья, — тихо добавила Джинни, — ей ведь без разницы, темно там или нет. Вышла навстречу василиску, и он посмотрел ей в глаза. А она ведь слепая…

Она осеклась и все вскочили на ноги — дверь открылась, из палаты вышли мадам Помфри и сияющая Луна.

— Как она? — взволнованно спросила Гермиона.

Мадам Помфри пожала плечами:

— Да все в порядке.

— Более чем! — добавила Луна.

— Но что с ней было?!

— Вы что, так и не поняли? — удивилась мадам Помфри. — Если человек, слепой с рождения, впервые видит свет — это очень больно. Ничего, полежит дня два в затемненной палате, понемногу привыкнет. И запомните на будущее — это надо делать не при ярком свете!

Глава 14. Портрет Гарри Поттера

— Давай я посмотрю, — сказала Гермиона.

Так и не поняв, каким образом картина крепится к стене, Гарри отошел от портрета. Встав на его место, Гермиона просунула кончик волшебной палочки в щель между золоченой рамой и стеной и повела его вниз, шепча заклинание. Нарисованная гостиная пустовала — нарисованная Гермиона перешла в портрет Лаванды, и они теперь негромко беседовали с сидящими на кровати Роном и Луной.

— Понятно, — сказала Гермиона (настоящая), — Заклинание Приклеивания… хорошо хоть, не Вечного.

— Ты можешь его снять?

— Попробую сообразить.

— Вообще-то, можно попросить Флиттвика, он ведь все заклинания знает.

— Разве что если ничего не получится, — возразила Гермиона. — Мне неохота его беспокоить.

Луна оглянулась:

— Я знаю, как его снять. Сделать?

— Я хочу попробовать сама!

Луна спокойно кивнула и вернулась к разговору. Гермиона отошла и некоторое время разглядывала картину, размышляя.

— Мы иногда встречаемся с Дином, — оживленно говорила Лаванда. — Он так интересно придумал! Нарисовал еще одну картину с моей комнатой и поставил у себя. Так что я иногда прихожу к нему в гости. Правда, не очень часто…

Она печально умолкла.

— Тяжело, да? — сочувственно спросила нарисованная Гермиона.

Лаванда посмотрела на нее, кивнула:

— Есть немного… Ну да ладно.

— Так… — пробормотала живая Гермиона, — кажется, я поняла.

Она подняла палочку. Раздался треск, картина поехала по стене и перекосилась, повиснув на одном углу. С нарисованного стола посыпались книги.

— Ой! Гарри, придержи ее!

Гарри бросился вперед, схватил тяжелую раму и приподнял, выравнивая картину. Все повернулись, глядя на происходящее с огромным интересом (а нарисованная Гермиона — и с некоторой тревогой).

Гермиона подняла палочку, повторила заклинание. Картина окончательно отделилась от стены, и Гарри чуть не застонал — такой она оказалась тяжелой! Видимо, холст был укреплен на толстой доске. Гермиона бросилась на помощь, ухватила с противоположной стороны. Стало легче, но ненамного — от напряжения руки вспотели, и гладкая золоченная поверхность так и норовила выскользнуть.

— Ставим осторожно, Гарри!

Стиснув зубы, они опускали картину сантиметр за сантиметром, стараясь держать ровно. От усилия голова слегка закружилась. Гарри заподозрил, что рама не золоченная, а из чистого золота. Наконец низ коснулся пола. С облегчением разжав пальцы, Гарри резко выпрямился, пошатнулся и непроизвольно оперся о холст. Вернее — хотел опереться, но рука провалилась в пустоту, он потерял равновесие и упал.

В картину.

Его макушка ударилась об ножку нарисованного массивного стула; он застонал, схватившись за голову, и подогнул ноги, пытаясь встать.

— Гарри! — Гермиона нагнулась над ним, схватила за локти.

Улыбнувшись через силу, он встал и потер макушку. Опершись о плечи Гермионы, оглянулся, пытаясь понять, где он находится. И остолбенел. Находился он в картине. И обнимал Гермиону-на-портрете!

Живая Гермиона непонимающе смотрела на него из комнаты. Отсюда спальня выглядела странно — как плоская фотография. А нарисованная гостиная, в которой он сейчас находился, обрела объем и казалась почти настоящей.

— Гарри, как ты это сделал? — одновременно воскликнули обе.

— Никак… — машинально ответил он. — Упал, и все…

Выйдя из ступора, настоящая Гермиона одним прыжком влетела в портрет, схватила за руку нарисованную и исчезла — момент слияния Гарри и на сей раз не смог увидеть. Уже в одном экземпляре, она стала оглядываться.

— Мы что? — в поле зрения за рамой появился Рон. — Мы все можем туда войти?

— Не знаю…Похоже, что да! — растерянно ответила Гермиона.

Помедлив, Рон решительно шагнул вперед; раздался глухой стук, и он со стоном отскочил, схватившись за лоб.

— Рон, ты в порядке? — Гермиона выскочила в комнату; ее двойник и Гарри растерянно смотрели друг на друга.

— Шишка будет! — проворчал Рон, ощупывая лоб. — Хорошо хоть, не носом врезался! Но почему я не смог?

— Подожди!

Гермиона достала палочку, коснулась его лба. По лицу Рона расплылась улыбка:

— Ох, спасибо!

Он с благодарностью поцеловал ее и обнял Луну, которая, подбежав, испугано смотрела на него:

— Все в порядке, прошло.

— Ой! — спохватилась Гермиона-на-портрете. — Ты ведь тоже ушибся! Сейчас… «Анестезио»!

Боль в макушке исчезла, и Гарри с облегчением улыбнулся.

— Прошло? — взволнованно спросила Гермиона-на-портрете. — Здорово! Я не знала, подействует ли мое заклинание на живого человека.

— Видимо, действует, пока я здесь, — рассудил Гарри.

— Но почему ты там? — воскликнул Рон. — Вернее, почему я не там? То есть… тьфу ты, я хотел сказать…

— Потому что у тебя нет портрета, — со своим характерным недоуменным тоном «ну-разве-это-не-очевидно» объяснила Луна.

— Но у Гарри тоже нет!

— Значит, есть.

Некоторое время все шестеро (включая вбежавшую в портрет Гермионы Лаванду) переглядывались, потеряв дар речи. Наконец Гермиона-на-портрете сказала:

— Я попробую найти его.

— Я помогу тебе! — воскликнула Лаванда. — Я уже многих знаю, всех расспрошу!

— Спасибо, Лаванда. А ты не знаешь, Дин его не рисовал?

— Думаю, он сказал бы мне. Но я у него обязательно спрошу. Прямо сейчас — он наверняка у себя в мастерской.

Она шагнула в стену нарисованной гостиной и исчезла. Гарри стало так интересно, что он чуть не последовал за ней. Нарисованная Гермиона схватила его за руку:

— Подожди, не надо пока! Ты еще не умеешь тут ориентироваться, в два счета заблудишься. Тебе лучше пока выйти, Гарри… Здесь все не так, как в реальном мире.

После некоторого колебания он подчинился.

— Ладно, — решительно сказала Гермиона, — мы в этом разберемся. Давай отнесем портрет, Гарри. Тебе лучше перейти к Лаванде, — посоветовала она своему двойнику. — Я понесу «Локомотором», но может быть тряска. Потом приходи в комнату.

— Пока, — улыбнулась Гермиона-на-портрете, исчезла и появилась во второй картине.

— Я спущусь вниз, — Рон пошел к двери. — Если надо будет подхватить…

Он вышел. Луна вдруг бросилась к двери:

— Рон, подожди!

Она опоздала — снаружи раздался громкий крик. Все повыскакивали на площадку.

— Ох, я забыла про защиту! — воскликнула Гермиона.

На месте ступенек был отполированный до зеркального блеска мраморный скат. Внизу Рон, ругаясь, вставал на ноги. Луна с хохотом села и скатилась к нему.

— А как я картину спущу? — сердито спросила Гермиона.

— Три минуты! — весело ответила снизу Луна, вскакивая на ноги.

— Ты уверена?

— Конечно! Только не заходи опять в спальню.

Вместо нее зашел Гарри. Во второй картине Гермиона-на-портрете рассказывала о случившемся вернувшейся Лаванде, и обе посмеивались. Он попробовал бросить на них сердитый взгляд, но получилось не очень убедительно — его тоже распирал смех. Скомандовал «Локомотор» и палочкой повел взмывшую в воздух картину к двери.

— Да, Гарри! — сказала вслед ему Лаванда. — Я у Дина спросила. Он твоего портрета не рисовал.

Он оглянулся, кивнул:

— Все равно спасибо, Лаванда. Приходи потом в гости.

— Обязательно!

Он вывел картину на площадку. Гермиона тоже достала палочку, и они осторожно «повели» тяжелую картину вниз по восстановившейся лестнице. Рон, оправившись от неожиданного скольжения, вместе с Луной подхватил ее и направил к портретному проему.

— Подождите нас! — раздался голос Джинни.

Они с Невиллом как раз выходили из спальни мальчиков, а за ними неторопливо выплыл портрет Невилла. Невилл-на-портрете, который стоял, прислонившись к краю рамы, поймал взгляд Гарри и подмигнул.

— Помог бы, Рон! — попросила Джинни. — Ее все время заносит.

Рон вопросительно посмотрел на Луну.

— Я справлюсь, — заверила она, и Рон побежал на помощь сестре.

Переноска заняла немало времени — тяжелые картины так и норовили поплыть не туда, и порой Луне и Рону приходилось возвращать их на курс сильными толчками. Со стола на изображении гостиной слетели все книги. Нарисованный Невилл два раза упал и в конце концов перескочил в картину с пирующими монахами, мимо которой они как раз проходили.

— Я приду потом, когда повесите картину,— сказал он. — Все равно помочь не могу.

— Пожалуйте за стол, молодой человек! — закричали монахи. — Вы, верно, проголодались от тяжких трудов!

— Ему-то хорошо! — проворчал Рон, в очередной раз подталкивая картину.

Настоящий Невилл, удерживая раму от непроизвольного разворота, сочувственно кивнул.

На свое счастье у лестницы они встретили Слизнорта. Немало удивленный и позабавленный, он согласился помочь и легким движением своей палочки отправил картины наверх.

— Все в порядке, все в порядке! — весело заверил он друзей, которые встревожено пытались высмотреть исчезнувшие за верхней площадкой картины. — Я их отправил прямиком к вашим новым комнатам. Учтите на будущее, дорогая Гермиона — для таких целей «Вингардиум Левиосса» намного лучше заклинания «Локомотор», поскольку она полностью компенсирует влияние инерции.

— Ой, спасибо, профессор! — воскликнула Гермиона.

— Не за что, дорогая моя, не за что! — с напускной сдержанностью отозвался Слизнорт, пряча улыбку в роскошных усах. — Кстати, Гарри, мой мальчик, я вам бесконечно признателен.

— За что, профессор? — удивился Гарри.

— За то, что вы передали мою просьбу МакГонагалл, конечно! Я имел несказанное удовольствие побеседовать вчера с самим Мерлином! Кстати, вы в курсе, что мой кабинет находится прямо над вашими комнатами? Так что, если я буду срочно нужен — постучите в потолок!

Все засмеялись и побежали по лестнице.

Их комнаты были расположены друг напротив друга, по обе стороны неширокого бокового коридора с более низким потолком. Его освещали не магические факелы или свечи, а что-то вроде газовых рожков в матовых абажурах — выглядело очень мило и уютно: не замок, не учебное учреждение, а старинная гостиница. Как они позже узнали, Слизнорт, создавший коридор с помощью Флиттвика, действительно воспроизвел в нем интерьер одной из своих любимых магловских гостиниц. Комнаты тоже напоминали гостиничные номера, роскошные и просторные (если и меньше гостиной Гриффиндора, то ненамного); в каждой был свой туалет и ванная комната — в общем, всем понравилось чрезвычайно. Картины уже дожидались их, паря в коридоре. Воспользовавшись советом Слизнорта, друзья без помех разнесли их по комнатам, прикрепили с помощью того же Заклинания Приклеивания, потом заколебались — не сходить ли сразу за портретом Луны — но решили передохнуть и собрались в комнате Гарри. Нарисованный Невилл, появившись в своем портрете и узнав, что все готово, ушел в портрет Лаванды — позвать Гермиону — и вскоре они все появились в нарисованной гостиной. Гермиона-на-портрете с помощью Лаванды сразу же начала наводить порядок и собирать рассыпавшиеся книги. Невилл добросовестно пытался помогал им, но крепкое монастырское вино давало о себе знать, и книги он то и дело ронял. В конце концов Гермиона-с-портрета усадила его на стул и посоветовала не мешать.

— О чем ты так задумался? — поинтересовался Рон.

Гарри пожал плечами:

— Кому понадобилось рисовать мой портрет?

— Это ты спрашиваешь? — со смехом воскликнул Рон. — Ты же Гарри Поттер. Скорее, надо удивляться, почему их нет всюду, где только можно повесить картину.

— Кстати, — вмешался Невилл, — уже есть шоколадные лягушки с нашими карточками! Я уже почти всех собрал — твоей только не хватает.

— Да? — удивился Рон. — Когда же ты успел? Ты всего три дня, как воскрес.

Невилл ужасно смутился, а Джинни хихикнула.

— Я ему отдала те, что ты купил мне, — рассеянно пояснила Луна. — Не обижайся, ладно? Полгода в Стране Мертвых — мы просто истосковались по сладкому…

— Ну, теперь понятно! — рассмеялась Джинни. — Рон, мама просто счастлива оттого, какой у Невилла хороший аппетит!

Невилл окончательно покраснел, и она ласково встрепала ему волосы. К его облегчению, в дверь постучали.

— Можно к вам? — раздался звонкий голос Чжоу.

Вслед за ней вошел Седрик, и Гермиона палочкой придвинула стоящий у дальней стены диванчик.

— Спасибо. Здорово, правда? — Седрик плюхнулся на атласную подушку.

Чжоу подсела к Гермионе. Обменявшись несколькими негромкими репликами, девочки встали и подошли к висящим на стене мечам. Сняв меч Гриффинлора, Гермиона протянула его Чжоу и вернулась к компании.

Седрик рассказывал о своем воскрешении. Как Гарри и предполагал, оно ничем не отличалось от воскрешения Невилла и Луны — за небольшим исключением.

— Проходом ведь послужил медальончик Чжоу, — весело объяснял он, — а на нем только мое лицо и часть плеч. Когда МакГонагалл его увеличила, получилось вот такое окошко, — он раздвинул руки фута на два, — и мне пришлось пролезть через него!

Все стали посмеиваться, представляя, как широкоплечий Седрик пролезает в двухфутовую дыру.

— Чуть себе плечи не вывихнул! У меня еще было такое паршивое состояние…

— Мы знаем, — негромко подтвердила Гермиона.

— Ну да, конечно… оно еще какое-то время держалось. В сущности, я очухался, когда уже был по пояс в этой дыре — и тут застрял, Чжоу с МакГонагалл несколько растерялись и стали меня тянуть. Потом МакГонагалл сообразила, достала палочку и приказала: «Акцио, Седрик»! И я — как пробка из бутылки! Проехал на животе почти до двери, Чжоу аж завизжала — наверное, решила, что я расшибся…

— Нет, — коротко возразила Чжоу, снова усаживаясь рядом с Гермионой.

— А что тогда? — удивился Седрик.

— Я успела заглянуть в окно перед тем, как МакГонагалл его закрыла. Оказалось, мы вовремя успели!

Седрик перестал смеяться:

— Дементоры?!

— Целая стая!

— А я и не знал…

Он умолк, растерянно и с некоторым испугом глядя на Чжоу. В комнате словно повеяло далеким холодом, и улыбки начали угасать.

— Все ведь позади, Седрик, — спокойно сказала Луна. — Ты здесь, а они обломились.

Холодок растаял, и все стало как прежде.

— Кстати, они не выносят, когда их кто-то обламывает, — заметил Невилл. — Они наверняка три дня выли на том месте, где ты от них ускользнул!

— Ты уверен? — усомнился Седрик.

— Может, и не три дня, — уточнила Луна. — Там ведь про время ничего нельзя сказать. Но наверняка долго. Я немало понаблюдала за ними — там все равно больше нечего было делать, пока нас не нашел Сириус.

— Давайте не будем сейчас о них, — попросила Гермиона.

— Хорошо, — покладисто согласилась Луна. — А куда ты подевалась?

— Я? Я здесь!

Луна молча кивнула на портрет.

— А, вот ты о чем! Не знаю, — с удивлением ответила Гермиона.

Гермиона-на-портрете и правда куда-то пропала. В ответ на вопросительные взгляды нарисованные Невилл и Лаванда только пожали плечами.

— Я пойду к себе, — сказала Лаванда. — Очень рада была увидеть вас всех! Не представляете, как я по вас скучала!

Она помахала всем рукой и исчезла.

— Ну что? — предложил Рон. — Пойдем обживать нашу комнату?

— Давай, — Луна встала. — Только я не хочу сразу переезжать. Поживем еще несколько дней у папы, ладно?

— Конечно. Но сегодня — здесь…

— Само собой.

Вслед за ними разошлись и остальные. Невилл-с-портрета последовал за своим оригиналом. Гарри и Гермиона, оставшись одни, лежали рядом поперек постели. Гермиона положила голову ему на грудь. Было тихо, спокойно и хорошо.

— Кажется, я догадываюсь, куда она пошла, — негромко сказала она. — Боюсь, ей долго придется искать…

— Ты так думаешь? — весело возразил ее голос с портрета.

А второй голос, который Гарри не сразу узнал — поскольку раньше не доводилось слышать собственный голос со стороны — добавил:

— Привет, Гарри!

Их словно пружинами подбросило; в одно мгновение оба оказались перед портретом. Гарри и Гарри-на-портрете с ошеломленными улыбками глазели друг на друга. Гермионы сияли, как прожекторы. Прошло несколько секунд, потом Гарри-на-портрете вдруг побледнел и пошатнулся. Перепуганная, Гермиона запрыгнула в раму и, слившись со своим двойником, поддержала его. Гарри последовал за ней, вместе они усадили его двойника на стул.

— Спасибо, сейчас… — пробормотал нарисованный Гарри. — Сейчас все пройдет… все в порядке…

Гарри так не казалось; он смотрел на Гермиону поверх его головы, смотрел с немым вопросом: «Почему мы не слились?» Гермиона еле заметно покачала головой — она тоже не понимала.

— Что с тобой? — негромко спросил Гарри.

Двойник поднял голову, через силу улыбнулся:

— Она же говорила — в одну сторону… Подожди немного. Мы еще не… как это называется… не полностью идентичны. Сядь пока, ладно?

Гарри подчинился — благо диван, край которого выглядывал за рамой, в нарисованной гостиной существовал целиком. Гермиона устроилась рядом, и двойник взял ее за руки:

— Поверить не могу, что ты существуешь и здесь!

Она улыбнулась, но взгляд оставался встревоженным.

— Но все-таки — что с тобой, Гарри? Ты разве сейчас не получил…

— Я все получил, — перебил ее Гарри-на-портрете. — В том-то и дело…

— Почему вы тогда не можете слиться?

— Я еще не полностью… я. Не полностью ты, — добавил он, посмотрев на Гарри. — Меня рисовал не такой мастер, как Дин… Да меня вообще не рисовали — мой портрет просто сотворили.

— Как это? — не понял Гарри.

Гермиона поспешила объяснить:

— Портреты создаются по-разному. Его, видимо, создали заклинанием, по магическому шаблону.

— Вот именно, — подтвердил двойник. — Я был несколько… как бы упрощенным. И, кроме того, я ведь существую дольше, чем портрет Гермионы. Меня сделали еще тогда, после похорон Дамблдора…

— А кто, кстати?

— Ты разве не догадался? Скриджмер, кто же еще?! — двойник рассмеялся. — Когда ему не удалось заполучить тебя в качестве «рекламного мальчика», он решил — хотя бы так я у них буду! Так что я висел у него в кабинете, пока не ожил полностью.

— А потом?

— Потом мы с ним очень долго спорили, — хмыкнул нарисованный Гарри. — Пусть упрощенный, но я — это я!

Настоящий Гарри тоже рассмеялся:

— Надо полагать, Скриджмеру это очень не понравилось!

— Да уж! Ему почему-то казалось, что я буду воспринимать его, как родного отца. Когда я ему сказал, что меня зовут Гарри Джеймс Поттер, а не Гарри Руфус Поттер, его чуть кондрашка не хватило!

— Не такой уж ты упрощенный! — рассмеялась Гермиона.

— А я не в том смысле, что глупее, — объяснил двойник. — Просто то, что я знал о себе — это было главным образом то, что знал обо мне Скриджмер. И хорошо, что он знал достаточно много… хотя не все. А, кроме того, я не знал то, что происходило потом, после моего появления. Скриджмер старался держать меня в неведении.

— Ты ничего не знал? — ошеломленно воскликнула Гермиона. — Даже то, что ты одолел Волдеморта?

— Сейчас-то я знаю! Сейчас-то я все знаю! — двойник посмотрел на Гарри. — Все, что знаешь ты! Еще немного, Гарри, и я уже буду тобой… буду собой!

— А почему — будешь? — недоумевал Гарри. — Что еще для этого надо?

— Чтобы все уложилось… — двойник помедлил, подбирая слова. — У меня сейчас, наверное, как было у МакГонагалл — когда на нее обрушились те воспоминания. Ну, ей было хуже, наверное — куча всех этих Реальностей… У меня только две, и то в голове полный сумбур. Я ничего не знал, Гарри. Даже то, что Гермиону убили — для тебя это уже прошлое, а я только сейчас узнал.

— Я же здесь, Гарри. И я жива! — встревожено сказала Гермиона.

Двойник кивнул.

— Все пройдет, — сказал он. — Это вроде некоторого раздвоения, но я уже чувствую, как все укладывается. Тогда уже мы сможем слиться, и ты все узнаешь. Ну, что со мной было. И расскажешь Гермионе…

— Ой, Гарри, расскажи сейчас! — Гермиона начала подпрыгивать на диване. — Он ведь расскажет то же самое, так зачем ждать?

Оба Гарри переглянулись и рассмеялись. Гермиона сделала сердитое лицо.

— Ладно! — сдался двойник. — Да и мне так легче будет уложить…

Он задумался, прикидывая, с чего бы начать. Гермиона подсказала:

— Ты говорил, что вы со Скриджмером долго спорили. И ни к чему не пришли, так? Что потом?

— Я сбежал, — просто ответил Гарри-с-портрета.

— Понятно… Но как тебя занесло в Швейцарию?

— В Швейцарию? — удивился Гарри.

— Да, я там его нашла — в Галерее Современного Магического искусства. Я там бывала иногда. Почему ты не вернулся в Хогвартс?

Двойник вздохнул.

— Я заблудился, — объяснил он. — Понимаешь ли, Гермиона — тебя ведь рисовал Дин, а он ведь настоящий художник, и наш друг, к тому же. Во-первых, ты — которая с портрета — получилась более настоящей, чем я, во-вторых — наверное, он немного передал тебе свое ощущение изображенного мира, и ты с самого начала умела хорошо смотреть…

Гарри хмурился, пытаясь понять, и Гермиона объяснила:

— Здесь это несколько как «нацелиться» в трансгрессии. Надо смотреть определенным образом — и увидишь картину, в которую хочешь попасть. Тогда можешь просто шагнуть туда.

— Понятно! А ты этого не знал? — спросил Гарри у Гарри.

— Нет. Я чувствовал что-то, и мне удалось уйти из портрета. Очень трудно сделать это в темноте…

— В темноте? Ты что, уходил ночью?

— Представления не имею. Когда мы со Скриджмером окончательно разругались, он приказал отнести меня в кладовку. Оттуда я и ушел — когда надоело торчать и пялиться непонятно на что. Здесь время не ощущается, но все равно может надоесть, если ничего не происходит!

Он вдруг замолчал. Потом улыбнулся:

— Кажется, все в порядке…

— Мы уже можем?.. — взволнованно спросил Гарри.

— Думаю, да.

Гарри колебался.

— Смелее, — подбодрил его двойник. — Это лучше, чем…

— Да, конечно! — быстро подтвердил Гарри.

Теперь уже Гермиона хмурилась в непонимании. А они встали, и Гарри подал руку своему двойнику.

Не было никаких особых ощущений. Он только оказался перед стулом, где стоял двойник. А тот исчез.

И, конечно, появились воспоминания. Или нет… Гарри прислушивался к себе. Нет, они не обрушились на него — видимо, «уложились», как выражался двойник. Они просто у него были, и он это знал.

— Ну как? — осторожно спросила Гермиона и, встав, сцепила пальцы на его плече.

— Странное ощущение, конечно, — он накрыл ладонью ее руки. Потом сел и усадил рядом с собой. — Но все получилось. Рассказать дальше?

— Конечно! И, кстати… о чем это было?

— Что?

— Когда он сказал: «Это лучше, чем…» Чем что?

Гарри чуть не поперхнулся. Гермиона смотрела на него с недоумением и как-то… очень уж требовательно.

— Я… ну как тебе объяснить! Понимаешь ли, я никогда не любил смотреться в зеркало. Ну не нравился я себе! «Лучше, чем»… Да лучше, чем глазеть на себя и думать — что вы с Джинни нашли во мне такого!

Гермиона смеялась долго, а когда Гарри начал сердиться, поцеловала его, и поцелуй был долгим-долгим.

— Ладно! — сказала она наконец, слегка задыхаясь, и вытерла выступившие от смеха слезы. — Обещаю — я тебе как-нибудь расскажу, что я в тебе нашла! Ладно… Расскажи о своих блужданиях.

— Хорошо, — с облегчением согласился Гарри. — Он… или я… Я буду говорить о себе, ладно? Я попал в какую-ту картину, где был бал…

— …Я даже не знаю, где она находится, эта картина, — рассказывал Гарри. — На портрете я в школьной мантии, растрепанный, и на балу я выделялся, как еж на выставке кошек. Все с таким возмущением на меня смотрели, что я сам не заметил, как очутился в следующей картине, где никого не было. Пейзаж с горами, и все. Видимо, она висела в чьем-то доме — за рамой была комната, там сидела маленькая девочка. Она так сердито на меня посмотрела и сказала: «Ты-то кто такой? Уйди, это моя картина!» Ну, я ей улыбнулся, пошел в сторону гор, очутился на морском берегу, и так далее. Картина за картиной… Я понемногу учился ориентироваться, но когда начало получаться, я был уже далеко от Англии… В одном доме я познакомился со старым волшебником, который понял, что я заблудился, и попытался мне объяснить, что делать. Но он был немец, по-английски говорил ужасно, я только уловил, как нужно смотреть. Стало несколько легче, но как брать направление, я толком не знал.

Потом мне встретились Скитальцы… ты их не встречала? Это такие же, как я, заблудившиеся в картинах, или просто бродяги. Некоторым художникам ведь нравится рисовать бродяг, но они ведь и на картинах остаются бродягами! И уходят с картин. Некоторые Скитальцы иногда объединяются в группы, чтоб не скучно было. Какое-то время я шел вместе с одной такой группой. Один из Скитальцев умел проникать в картины маглов… да, как и ты умеешь. Он иногда забирался в натюрморты, таскал оттуда еду, и мы устраивали небольшие пирушки. Но мне сильно не нравилось то, что он портит хорошие картины, мы из-за этого ссорились, один раз даже подрались. Смешно, конечно — портрет не чувствует боли, его даже убить нельзя. Даже если картина загорится, ты просто перескакиваешь в другую, и все. Так что не драка вышла, а так, непонятно что, и я от них ушел.

Не поверишь — меня аж в Африку занесло! Я пожил некоторое время в пейзаже на стене Консульства Магии — так и не спросил, в каком оно государстве, их в Африке много. Консула зовут мистер Олли Джейсон, мы с ним подружились. Ох, как он обалдел, когда в пейзаже с пустыней появился портрет Гарри Поттера! Вот с ним было приятно разговаривать. Над Скриджмером он всегда посмеивается. Помнишь, что Дамблдор сказал про Фаджа: «Хороший человек, но не на своем месте». Почти то же самое сказал мистер Джейсон про Скриджмера — правда, хорошим он его не считает. Однако сказал так: «Было время, когда на него можно было рассчитывать. Мой вам совет, молодой человек — ни в коем случае не идите в Министры». Потом до него дошло, что он говорит это портрету, а какой из портрета Министр? Ничего, посмеялись…

— Я и оттуда ушел, конечно, — рассказывал Гарри, — очень уж хотелось назад, в Хогвартс, посмотреть, что там творится. Посмотреть на себя, настоящего, узнать, что там с хоркруксами… Увидеть всех вас… и Джинни тоже. Я очень переживал из-за этого дурацкого решения порвать с ней. К тому же пейзаж, в котором я жил, изображал пустыню. Жарко! Мистер Джейсон, к сожалению, ничего не знал о законах нарисованного мира, но все же волшебником он был сильным, и кое-какие советы мне пригодились. Мы расстались друзьями… знаешь, давай как-нибудь сходим к нему в гости!

Спасибо его советам — я нашел Европу, но дальше… Ты же знаешь, сколько в Европе картин! В конце концов, застрял в Швейцарии. Нашел этот самый интерьер, в Галерее Современного Магического искусства. Я в него очень хорошо вписался. Снял очки, волосы причесал, и сидел за столом спиной к зрителям, изображая задумчивость. И спал — «сном портрета», когда время не ощущается. Я ведь так устал от поисков! Когда ты меня позвала, я сначала решил, что это мне снится. Потом понял, что это не сон, и свалился со стула. В зале были какие-то зрители. Начали смеяться, конечно, а какой-то мальчик крикнул: «Мама, смотри — он на Гарри Поттера похож!»

Он замолчал. Гермиона смотрела на него с таким восхищением, что становилось слегка не по себе. В конце концов, пытаясь справиться со смущением, он полушутливым тоном спросил:

— Ну давай, скажи — что ты такого во мне нашла?

— Все, — тихо ответила она.

— Что «все»? — не понял Гарри.

— Я нашла в тебе все.

— Ну, ты даешь…

Гермиона улыбнулась, прижалась к нему. Больше ничего не надо было говорить — и хорошо, потому что Гарри просто не знал, что тут можно сказать. А потом вдруг предложил:

— Выйдем в комнату.

— Зачем?

— Он хочет что-то сказать тебе. От себя, а не через меня.

Гермиона подняла голову:

— Вы все еще… несколько разделенные?

— Да. Думаю, и вы тоже. Просто у нас с ним было больше разной жизни.

Задумавшись, она последовала за ним, и они опять присели на кровать.

— Да, ты прав. Мы тоже сохраняем некоторую самостоятельность, даже слившись. Сейчас, когда ты это сказал, я тоже заметила. И так, по-моему, лучше. Правда, Гермиона? — она посмотрела на портрет.

Гермиона-на-портрете серьезно кивнула.

— А что ты хотел мне сказать, Гарри?

— Только это… — Гарри-с-портрета помолчал, подбирая слова. — Только то, как я счастлив… Скриджмер ведь не знал, что я тебя люблю — он не мог знать, потому что я ведь столько лет сам этого не сознавал… И я… вот этот «я», — рассмеявшись, он ткнул себя в грудь. — Я этого тоже не знал! А сейчас знаю. Вот. Давай навестим остальных! — предложил он Гермионе-на-портрете.

— Думаешь, им сейчас до нас? — усомнилась Гермиона.

— Ох, конечно! — Гарри-на-портрете оглянулся, посмотрел куда-то вдаль. — Да, Джинни с Невиллом лучше не беспокоить — пусть обживают комнату. Так… А Рон и Луна в коридоре — портрет несут. Пошли к ним! Обалдеют!

Они убежали за край рамы. Гарри и Гермиона весело смотрели друг на друга.

— Рон обалдеет, конечно, — сказала Гермиона. — Но Луна — вряд ли!

Потом она сделала страшное лицо:

— Так! Ты посмел не знать, что любишь меня?

— Не я! Не я! — притворно-испуганным голосом возразил Гарри и ткнул пальцем в пустой портрет. — Это все он! Но теперь и он знает, так что не я!

Гермиона попробовала изобразить рычание Сириуса, но на середине рассмеялась, схватила Гарри, и они повалились на кровать.

Друг от друга они оторвались только когда вернулись портреты. У нарисованных двойников вид был веселый и слегка сконфуженный.

— Ну, они и правда обалдели! — объяснил Гарри-на-портрете. — Так, что даже уронили картину!

— Ой! — воскликнула Гермиона. — Контроль потеряли, да?

— Да, — с досадой вздохнула Гермиона-с-портрета. — Вот чем «Локомотор» лучше — действует сам по себе. Автоматически, как выражается папа.

— У Луны на портрете все поопрокидывалось, посыпалось и так далее, — добавил нарисованный Гарри. — Хорошо, что не упала сама картина — только об пол ударилась. Пришлось помочь ей все убрать…

— Хорошо, что Луна не сердится долго. Картину уже повесили, мы там поболтали немного и вот, вернулись. Не хотите сюда? — предложила Гермиона-с-портрета.

Они переглянулись и засмеялись.

— Да нет, — сказала Гермиона. — Зачем? Вы же теперь вместе, Гарри и здесь, и там.

— Но тогда несправедливо получается — нам же будет в два раза лучше, чем вам!

Гермиона и Гарри задумались. Потом Гарри с улыбкой сказал:

— Не страшно.

— Нам зато будет в пять раз удобнее, — пояснила Гермиона, оглядев просторную кровать.

— Ну, как хотите! — засмеялся его двойник, обнял ее двойника, и они скрылись за край рамы.

— Ну что, Гарри? — шепнула Гермиона. — Обживаем комнату дальше?

Проспали они долго; уже ближе к обеду их разбудили Джинни и Рон.

— Завтрак проспали, сони! — сообщил им Рон. — Так хоть к обеду вставайте!

— М-м-м… — отозвался Гарри, разлепляя веки.

Гермиона села, потянулась с наслаждением и тут же со стоном повалилась на кровать.

— Ноет? — сочувственно спросила Джинни. — Пошли в ванную. Горячий душ, и все пройдет. Давай!

Постанывая, Гермиона последовала за ней. Гарри начал одеваться.

— Вот расплата за нелюбовь к спорту, — ехидно шепнул Рон.

Гарри подмигнул в ответ. При всей любви к Гермионе их всегда несколько злило ее равнодушие к квиддичу.

— Натренируется, — сказал Гарри.

— Конечно.

— А где Луна?

— Пошла навестить малышку Айрис.

— Как она, кстати?

— Не знаю — Луна еще не вернулась. Думаю, все в порядке.

— Привет! Ой! — поздоровалась с ними Гермиона-с-портрета и тут же со стоном опустилась на стул.

— Ты что? — удивился Гарри. — У тебя тоже мышцы ноют? Ты же нарисованная!

— Да, но я чувствую все, что и она! Ничего, уже проходит. Горячий душ — это вещь!

Вскоре девочки вышли из ванной. Гарри страшно удивился, когда Гермиона (уже пришедшая в норму), сказала, что собирается в Косой переулок, и предложила сходить вместе.

— Зачем? — спросил он и еще больше удивился, когда Гермиона сняла со стены мечи.

— Смотри.

Гарри подошел, и она показала ему рукоятку меча Гриффиндора:

— Мне вчера Чжоу сказала.

С этими словами она повернула серебряную шишечку на рукоятке и сняла ее.

— Она полая? — удивился Гарри. — А для чего это?

Рон, заинтересовавшись, тоже подошел.

— Гриффиндор ведь был волшебником, — пояснила Гермиона, — и это меч волшебника. Сюда вставляется палочка!

— Вот это да! — удивился Рон, а Гарри спросил: — И Экскалибур так устроен?

— Нет — у него рукоятка сплошная. Но все равно он очень необычный. Стоит показать их Оливандеру.

— Оливандер жив? — воскликнул Рон.

— Нет… Это его сын, Мартин Оливандер, — Гермиона погрустнела. — Оливандера-старшего похитил Волдеморт, помнишь?

— Все-таки похитил? Многие говорили, что он сам к нему перешел.

— На него наложили «Империус», — Гермиона присела на кровать и положила мечи рядом, — и он действительно сам пришел к ним. Но потом начал сопротивляться заклинанию и через какое-то время смог действовать самостоятельно. Его заставили делать палочки, он их и делал. И через какое-то время палочки либо отказывали в самый критический момент, либо взрывались — кое-кого из Пожирателей даже убило. Вот… Пока до них дошло, ему удалось порядочно насолить им.

— Откуда ты это узнала? — спросил потрясенный Рон.

— Из записок МакГонагалл. А она узнала из протоколов допросов из Азкабана.

Все замолчали.

— Что случилось?

Это вошла Луна.

— Почему ты такой грустный? — спросила она у Рона.

Он рассказал про Оливандера.

— Да я знаю, — спокойно отозвалась Луна, — мне папа сказал, они ведь друзья… Я уже думала об этом.

— О чем?

— Что его тоже надо вернуть. Как и маму.

Некоторое время друзья пытались вникнуть в ее слова. Потом Гермиона вздохнула:

— Если бы мы могли, Луна!

— Мы можем! — с неожиданной горячностью возразила Луна. — Мы просто не знаем, как!

— Какая разница?

— Это же мы, — с прежним спокойствием пояснила она. — Значит, разница есть. И большая. Я… что я хотела сказать? Да — давайте после обеда навестим Айрис. Она так хочет увидеть всех!

— Она уже видит? — обрадовалась Джинни.

— Нет, ей еще два-три дня придется ходить с повязкой. Но она же видит, по-своему, — Луна для ясности поводила в воздухе рукой с растопыренными пальцами.

— Хорошо, пойдем, — Рон посмотрел на всех. Никто не возражал. — Пошли уже в Большой зал. Умираю с голоду!

— А потом — в Косой переулок. Ладно, Гарри? — шепнула Гермиона.

Гарри рассеянно кивнул. Он все еще ломал голову над сказанным Луной. Что-то скрывалось за ее словами очень-очень важное…

Глава 15. Шпага и аккордеон.

Однако выбраться в Косой переулок удалось только под вечер — то и дело возникали задержки, словно самому Хогвартсу не хотелось их отпускать!

Сначала затянулся обед в Большом зале. Не из-за них, хотя они впервые за эти дни появились в нем, предпочитая поесть у себя. Но раз студенты несколько успокоились и привыкли к их присутствию, то почему бы и нет? В Большом зале было спокойно, хотя пятеро друзей (Луну — единственную когтевранку — фанаты «Клуба Лавгуд» все-таки усадили за свой стол) то и дело улавливали брошенные исподтишка взгляды.

Гарри тоже потихоньку озирался — и сердце теплело каждый раз, когда встречалось знакомое лицо. Все участвовавшие в битве семикурсники решили закончить учебу! Со все возрастающей радостью он отмечал: «Сьюзен Боунс… Ханна Аббот… Майкл Корнер… живы! Джастин — жив! Ромильда Вейн… гм… но хорошо, что жива!»

Не всех удавалось разглядеть, кто-то кого-то заслонял, но МакГонагалл была права — многие остались живы! Он в первый момент удивился, увидев тех, кто уже окончил Хогвартс, потом вспомнил про Особый курс. И улыбнулся, заметив близнецов Фреда и Джорджа, с таким грохотом покинувших школу во время директорства Амбридж. Неужели они решили все же доучиться (а как же их магазин)? Разглядел Анжелину Джонсон, Алисию Спинет… Здесь был даже Оливер Вуд! Тоже записались в особый курс? Догадка превратилась в уверенность, когда он увидел родителей Гермионы.

Гарри перевел взгляд на преподавательский стол. Почти все профессора были здесь, что неудивительно — таких могущественных и опытных волшебников нелегко убить. Не хватало только двух женщин — преподавательницы астрономии профессора Синистры, которая после тяжелого ранения все еще лечилась в больнице Св. Мунго, и профессора арифмантики Вектор, взявшей длительный отпуск. Зато на месте Снейпа уже сидел Блез Забини, одетый во что-то темно-фиолетовое, вроде старинной обтягивающей рубашки, а вместо мантии — открытый плащ с золотой заколкой под пышным воротником. Аристократ, ничего не скажешь… Его раскосые глаза смотрели прямо перед собой и ни на кого, а выражение хмурого высокомерия старило его лет на десять.

За правым краем стола, где были места для почетных гостей, величественно восседала мадам Максим, а рядом с ней — к удивлению Гарри — Билл Уизли и Флер Делакур. Заметив, они помахали ему. Флер улыбнулась, Билл только весело сверкнул глазами — глубокие шрамы не давали ему толком улыбаться. Гарри махнул им в ответ и потянулся к возникшему на столе блюду с фруктами.

Наступил традиционный момент для обращения директора или кого-то из преподавателей к студентам; поэтому никого не удивило, что МакГонагалл подошла к кафедре, а за столом возник и уплотнился призрак Дамблдора.

— Сегодня 14 сентября, — сказала она, и все разговоры и перешептывания смолкли, а все взгляды устремились к ней, — полгода со дня Великой Битвы. Может быть, когда-нибудь историки будут считать ее не очень значительным эпизодом в истории волшебного сообщества. Это была, наверное, самая короткая в истории война, которая началась утром и закончилась вечером. Но в этой войне Хогвартс устоял, и для нас это сражение — действительно Великая Битва.

И она начала рассказывать о Битве. Сухо и четко, коротко и лаконично — как на своих уроках. И все забыли о времени. Гарри не знал, сколько она говорила — час или два. Но когда МакГонагалл, закончив рассказ, ненадолго умолкла, украдкой глянул на часы.

Всего двадцать минут.

А он — и все — услышали о сражении на дне озера, в котором погибла предводительница русалок. Только она умела разрушать заклинание, дававшее инферналам подобие жизни — и остальных инферналов кальмар с тритонами просто рвали на куски, пока не появился призрак Дамблдора. Наложив на инферналов заклинание «Конфундус», он заставил их сражаться друг с другом.

Они узнали, что призрак уничтожил не только василисков, но и целую эскадрилью драконов — только двум из них удалось прорваться к замку.

Что Виктор-Крум расстрелял весь отряд оборотней, воспользовавшись магловским автоматом и серебряными пулями. Бежать от расправы удалось только Фенриру Сивому — для того, чтобы наткнуться на Рона с Гермионой… (Гарри бросил взгляд на Гермиону; рассказывая о своем свидании с Крумом, она упомянула: «…он почему-то считал себя виноватым в моей смерти»).

Наконец-то Гарри узнал о роли Снейпа во всем этом. И призадумался.

…Волдеморт действительно проникся доверием к Снейпу. Мастер легилеменции, он проник в мысли Снейпа и, удостоверившись в его преданности, отдал под его командование больше половины собранной им армии. Но Темный Лорд не учел мастерство самого Снейпа в окклюменции и то, что из всех людей на свете Снейп был по-настоящему предан лишь одному человеку — самому себе. Было еще несколько человек, к кому он испытывал привязанность, но Волдеморт в их число никогда не входил. И Снейп закрылся от него таким хитроумным способом, что казался Темному лорду открытым насквозь — над непроницаемым щитом, закрывавшим его мысли, он создал слой мыслей фальшивых и тоже слегка защищенных. С легкостью пробивая эту слабую защиту, легилеменция Волдеморта обнаруживала только верность и сдержанное восхищение им, полное презрение к «грязнокровкам и их друзьям», ненависть к Дамблдору, отвращение к маглам… Такому человеку можно было доверять! Волдеморт отправил его на юг Англии — организовывать тамошних Пожирателей — и остался в своем убежище и при своих сомнениях.

От своих шпионов в Хогвартсе он знал, что портрет Дамблдора так и не заговорил. Не могло ли это означать, что Дамблдор все же уцелел? Не зная границ его могущества, Волдеморт мог допустить даже такое! Он откладывал и откладывал свое выступление — что было на руку Снейпу.

«…Собрав свою часть армии, — с усмешкой рассказывала МакГонагалл, — Снейп обратился ко всем с речью. Поход Волдеморта он назвал «величием безнадежности». Он восхищался Темным Лордом, который, понимая безнадежность затеянного и неприступность Хогвартса, все же решился на этот великий и отчаянный шаг, который навсегда сохранит его имя в истории. «Ваша смерть будет не напрасной, — говорил он, — она сделает вас бессмертными!» Думаю, ничего странного нет в том, что после этой великолепной, всех потрясшей речи с первого же дня началось тихое дезертирство, и в день Битвы Снейпу просто некого было вести на Хогвартс!»

Она подождала, пока в зале затихнет сдержанный смех. Слизеринцы выглядели несколько растерянными и одновременно довольными. Снейп был единственным преподавателем, которым они восхищались. «Скоро у вас будет новый кумир!» — с усмешкой подумал Гарри, искоса глянув на Забини. Тот сидел, как статуя, сохраняя выражение хмурой отрешенности. Казалось, все происходящее его не касается и к рассказанному МакГонагалл, равно как и к самой Битве он никакого отношения не имеет (хотя, по слухам, Забини сражался, и отважно).

— Битва была недолгой, — говорила МакГонагалл, — но событий в ней хватает на толстую книгу — и я эту книгу уже начала писать. Да, я сейчас работаю над «Новейшей историей Хогвартса» — и думаю, что это будет интересная и драматичная повесть. Вы думаете, что сегодня узнали много нового? Ну что ж, когда-нибудь вы ее прочтете и поймете, как мало я вам рассказала! Нет! — отрезала она, когда раздались умоляющие крики. — На сегодня хватит. Нам еще предстоит церемония распределения.

Зал в недоумении притих. Студенты начали оглядываться на Гарри и его друзей, словно надеясь, что им все известно. Рон и Гермиона в ответ пожимали плечами, Невилл с извиняющейся улыбкой развел руками, лишь Джинни загадочно улыбалась.

— О чем это она? — спросил, перегнувшись через стол Гарри. — Что за распределение в середине месяца?

Джинни подмигнула:

— Увидишь.

— Ну, Джинни! — нахмурился Рон, потом его лицо просветлело. — А, так она уже…

Джинни сердито шикнула на него:

— Сюрприз испортишь!

Тем временем МакГонагалл вернулась за стол, а Дамблдор растаял и возник позади кафедры.

— Действительно, — сказал он с улыбкой, аккуратно водружая на табурет рядом Распределяющую Шляпу, — сегодня нам придется провести еще одну церемонию, по счастью недолгую. Распределяем только одного студента, но это знаменует новую эпоху в истории Хогвартса. Может быть, и в истории магии. Вы все знаете, что в Битве участвовали волшебники из других стран и других волшебных школ. В лице директора Шармбатона мадам Максим и ее лучшей студентки Флер Делакур, она же Флер Уизли, — повернувшись, он церемонно поклонился, и мадам Максим величественно склонила голову в ответ; Флер улыбнулась, — нас поддержали Франция и школа Шармбатон. В лице Виктора-Крума, который, к сожалению, в данный момент отсутствует — Болгария и международная школа Дурмстранг. Эту школу представлял также наш выпускник Блез Забини, которого я имею честь представить вам как нового преподавателя защиты…

Он сделал паузу, дав возможность Забини встать и показать себя всем. Посмотреть было на что: его костюм впечатлял. Бархатная куртка, рубашка с пышным воротником, штаны в обтяжку — все пурпурно-фиолетовых тонов. И вдобавок на боку у него висела шпага! Но все было настолько тщательно и со вкусом подобрано, что даже гриффиндорцы не стали смеяться. В зале раздались аплодисменты (горячей всех аплодировал, конечно, Слизерин). Забини коротко поклонился и сел.

— Мистер Забини… или лучше сеньор Забини? — полувопросительно обратился к нему Дамблдор.

— Как вам будет угодно, — сухо отозвался тот (на этот раз кое-где раздались смешки).

— Итак — для тех, кто еще не знает — сеньор Забини является поданным не только Британии, но и Италии, а также гражданином обеих волшебных сообществ. И должен сказать — он достойный сын покойного Франческо Забини, которого мой итальянский коллега Алессандро Калиостро считал лучшим учеником своей школы. Таким образом, в Битве участвовала и Италия. И даже Китай и Индия — пусть неофициально, не напрямую, но через удивительную магию мисс Чанг и сестер Патил… Об этом, я думаю, слышали многие.

Замолчав, Дамблдор провел пальцами по верхушке Распределяющей Шляпы. Та зашевелилась, и складка, служащая ей ртом, изогнулась — казалось, Шляпа улыбается.

— Три года назад, — задумчиво продолжил Дамблдор, — на церемонии распределения Шляпа традиционно спела нам. И это, наверное, была самая мудрая ее песня. Думаю, будет нелишне вспомнить ее… Не напомнишь нам последние строки, Шляпа? Только на этот раз не надо столь мрачно. Пусть будет хорошая музыка, — он глянул на боковую дверь рядом с местами для гостей.

И оттуда раздалась музыка. Незнакомый инструмент (хотя Гарри почудилось в его звуках что-то смутно знакомое) обладал пронзительно-звонким и веселым голосом, и «улыбка» Шляпы стала еще явственней. Потом в складке раскрылась щель, и она пропела:

Подает нам история сумрачный знак,

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к сортировке приступим. (Д. К. Роулинг)

Она замолчала. Дамблдор одобрительно кивнул:

— Как замечательно, Шляпа! И на этот раз прозвучало намного бодрее! Да, мы вняли твоему совету. Великая Битва сплотила многих. Единственная польза от Волдеморта состояла в том, что мы все объединились против него. Но неужели единение должно закончиться вместе с победой?

Он засмеялся, весело глянув на приоткрытую дверь:

— И правда, приступим к распределению! Я чувствую, что наша новая студентка вся извелась в ожидании, но ведь я подготовил ей такой эффектный выход! Позвольте представить вам мадемуазель Габриель Делакур, с отличием окончившая первый курс академии Шармбатон и приехавшая на второй курс к нам, в Хогвартс!

Гермиона ахнула и засмеялась. В наступившей тишине из-за двери раздался стук и какие-то щелчки, словно кто-то торопливо защелкивал замки чемодана; потом, сияя ослепительной улыбкой, появилась Габриель. «Ого, как она выросла!» — весело удивился Гарри. В последний раз он видел ее больше года назад, на свадьбе Билла и Флер, да и то мельком — тогда она предпочла общество Гермионы, с которой сразу подружилась, и Гарри, захваченный вихрем свадебного праздника, толком ее не рассмотрел. Она так и запомнилась ему той маленькой девочкой, которую он вытащил со дна озера…

Зал взорвался аплодисментами; весело улыбаясь, Габриель подняла в приветствии правую руку и направилась к табурету со шляпой. В левой руке она сжимала ручку черного угловатого футляра — он был большой и громоздкий, казался тяжелым, но девочка несла его без заметного усилия.

— Что это у нее? — с удивлением спросил Рон, пока Дамблдор заботливо усаживал девочку на табурет и надевал на нее Шляпу — И как она его таскает?

— Да он не тяжелый, — объяснила Гермиона. — Это аккордеон, это на нем она играла.

— А, — сказал Гарри, — теперь вспомнил. Видел когда-то, в детстве.

— А я ни разу, — признался Рон.

— Они у нас не так популярны. А французы их просто обожают. Ладно, тихо!

Все ждали.

— Что, Шляпа? — участливо спросил Дамблдор. — Нелегко решить?

— Не легче, чем в свое время с Гарри Поттером! — ворчливо ответила Шляпа. — Но не Слизерин, это точно! Так — я вижу и ум, и отвагу! Куда же вы сами хотели бы, мадемуазель Делакур?

Голосок Габриель тихо ответил что-то из-под широких полей.

— Я вполне согласна с вашим выбором, — в раздумьи сказала Шляпа, — но вы должны быть полностью в нем уверены. В Когтевране вам было бы намного легче. Что ж, хорошо! Гриффиндор!

Гриффиндорцы — и студенты, и гости — бурно зааплодировали, зал подхватил. Вся светясь от радости, Габриель вскочила на ноги, сорвала Шляпу и вручила ее Дамблдору, подхватила с пола футляр с аккордеоном и легкой, летящей походкой направилась к гриффиндорскому столу. Слегка покраснев, Денис Криви вскочил и подвинул ей стул. Девочка с улыбкой пожала ему руку и села.

Аплодисменты вдруг стихли, Гарри повернулся — Дамблдор стоял с поднятой рукой, требуя тишины. Шляпа стояла на кафедре.

— Ты уверена? — спросил у нее Дамблдор. — Ей еще нет и тринадцати лет!

— Я — Распределяющая Шляпа! — гордо ответила Шляпа. — И я уверена! В том, что вы задумали, вам без нее не обойтись!

— Мы еще ничего не задумали, Шляпа! — возразил Дамблдор. — Мы только обсуждали варианты…

— Вы еще не решились признать, что уже нашли решение, — возразила Шляпа. — Решать вам, Альбус Дамблдор. Но здесь, в зале, присутствует человек, который, как и я, умеет не только смотреть, но и видеть. Спросите у него.

Дамблдор размышлял, глядя на Шляпу и расчесывая пальцами бороду.

— Решать все же не мне, — сказал он наконец. — Последнее слово будет за Гарри. Но твоему совету я последую. Человек, который умеет не только смотреть, но и видеть… Да, я знаю, о ком ты. Что ж… — он повернулся к залу. — Мисс Лавгуд! Вы слышали наш разговор?

— Да, сэр, — отозвалась Луна из-за когтевранского стола.

— Как вы считаете?

— Шляпа права, сэр.

— В чем?

— Я не знаю, сэр, — рассеянно ответила Луна, поправляя ожерелье, — но она права.

— Достойный ответ! — рассмеялся Дамблдор. — Ну что ж… Мисс Делакур, Шляпа только что выдала насчет вас еще одну рекомендацию. Мы с вами обсудим ее чуть погодя, а теперь, если вы уже поели…

— Я не голодна, сэр! — весело ответила Габриель. — Уже?

— Да, прошу вас, — он кивнул на табурет. — Друзья! — провозгласил он. — Прошу всех встать. Давайте повеселимся!

Габриель, подбежав и опустившись на табурет, торопливо раскрывала футляр. Дамблдор воздел руки, развел в стороны; столы с опустевшей посудой, стулья, кафедра — исчезли!

— Что он еще придумал? — испугался Гарри. — Только не танцы!

— Гарри, — строго сказала Гермиона, — на четвертом курсе ты очень неплохо станцевал с Парвати.

— Потому что вела она!

— Ну, а сейчас могу я.

— Ладно тогда…

Тем временем Дамблдор продолжал:

— Я был очень рад, узнав, что в репертуаре мадемуазель Делакур есть мелодия, от которой в дни своей бурной молодости я был без ума! «Парижское танго»!

— Танго?! — в ужасе воскликнул Гарри. — Гермиона, тогда был просто вальс! Я не умею танцевать танго!

— Умеешь, Гарри, — спокойно сказала Луна у него за спиной, и он повернулся. — Знаешь, я тоже не люблю танцы. Но танго мне нравится.

— Ну, и что?

— Значит, умеешь. Сам увидишь.

— Погоди… — Гарри недоумевал. — Ты хочешь сказать, что… раз кто-то из нас что-то такое умеет, значит — умеют все?

— Да, — подтвердила после короткого раздумья Луна, — именно это.

— Я тоже? — осторожно спросил Рон.

— Конечно.

Гарри начал озираться. Джинни с Невиллом уже стояли в стартовой позе — и тут Гермиона, безоговорочно поверившая Луне, решительно развернула его к себе. Полилась музыка, и Габриель запела:

— Пусть Парижа танго снова звучит,

Пусть же в ритме танго сердце стучит!

Я хочу, чтоб видел город большой,

Как танцуем мы с тобой! (Стихи Г. Бушора в переложении М. Подберезского)

И стало легко! Что-то непонятное и могучее, порожденное музыкой и незамысловатыми словами песни, подхватило их и закружило, как невидимый теплый вихрь. Гарри уверенно несся в совершенно незнакомом ему танце, смотрел на ошеломленное и радостное лицо Гермионы, и одновременно казалось, что он неподвижен, что вокруг него стремительно крутится весь Большой Зал. Он знал этот танец — знал словно всю жизнь!

— Парижа танго оркестр играет , — пела Габриель, -

От счастья сердце замирает,

Когда ты мне в глаза глядишь,

Танцует танго весь Париж!

Мимо пронеслись Джинни и Невилл, потом Рон с Луной. Рон танцевал самозабвенно, с обалдевшим лицом. А Луна закричала:

— Круг, Гермиона! Давай охватим всех!

— Как? И чем? — крикнула Гермиона.

— Ты же знаешь! Пусть все танцуют!

— Да… — выдохнула Гермиона. — Гарри, Круг! Думаем обо всех! О всех, кто в Зале!

— Зачем?

— Без «зачем»! Просто — обо всех!

И Гарри услышал, как в мелодию вплелся тихий серебристый звон.

— Пусть Парижа танго снова звучит, — пела Габриель, -

Пусть же в ритме танго сердце стучит!

Пусть любуется наш город большой,

Как торжественно с тобой

Танцуем танго, оркестр играет,

От счастья сердце замирает,

Когда ты мне в глаза глядишь,

Танцует танго весь Париж!

Мелодия внезапно взмыла вверх, и при очередном повороте Гарри обнаружил, что табурет опустел! Он поднял голову — Габриель парила в воздухе, сидя боком на удивительно изящной метле, и в упоении растягивала мехи аккордеона. Все новые и новые пары кружились вокруг них, а откуда-то издали доносился голос Луны:

— Танцуем все! Все!

— Парижа танго неповторимо, — пела Габриель, описывая над ними круг за кругом, -

Оно звучит, как гимн любимым,

Пускай мелодия всегда

Ведет нас к счастью, как звезда!

— Танцуем все! — снова крикнула Луна.

И все танцевали — или почти все. Блез Забини стоял в отдалении, в гордом одиночестве, будто для него зал был совершенно пуст. А остальные танцевали — даже преподаватели. Дамблдор и МакГонагалл кружились в воздухе, в футе над полом!

«Что это с нами? — думал ошалевший от счастья Гарри, в поле зрения которого раз за разом возникала летящая Габриель. — Кто это сделал? Мы — или она, магией вейлы? Или и мы, и она?» Он различил мерцающую серебристую нить Круга — теряясь в ярком свете магических свечей, она опоясывала весь зал. Мало кто обращал на нее внимания… Он сам замечал все это лишь боковым зрением, потому что в центре было лицо Гермионы, его Гермионы, и в какой-то момент, не останавливаясь, они даже успели поцеловаться.

— Гарри, да ты мастер! — крикнула Гермиона.

— Да! — крикнул он, уверенно подбрасывая ее в воздух.

И не успел даже испугаться, когда она в свою очередь подбросила его! Кто-то из ближайших пар воскликнул: «Ничего себе!» А Гермиона откинулась назад, прогнувшись так, что ее волосы коснулись пола, а спина словно покоилась на невидимом ложе; Гарри склонился над ней, придерживая за талию. Они застыли — и музыка смолкла.

Усталая и счастливая, Габриель на своей метле спустилась на пол. Гарри помог Гермионе выпрямиться, молча обнял, и они прижались друг к другу. Тишина еще какое-то время сохранялась — а потом все в зале в едином порыве выдохнули:

— Ва-ау!

Легким, почти незаметным жестом Дамблдор вернул Большому Залу привычный вид и подошел к кафедре.

— Благодарю вас, мисс Делакур! — серьезно сказал он; потом, облокотившись об кафедру, повернулся к залу. — Спасибо вам всем, это было прекрасно! Ах, давно я так не веселился! И я счастлив, друзья, счастлив увидеть, что жизнь вернулась в Хогвартс!

Гарри ждал еще каких-то слов, но Дамблдор лишь с чувством пожал руку Габриель. Девочка, сияя, побежала к сестре. Гарри проводил ее взглядом — и чуть не пошатнулся оттого, что кто-то крепко хлопнул его по спине:

— Здорово!

Охнув, он повернулся и расплылся в улыбке:

— Ха! Здорово, Джордж!

— Да Фред я, блин! Джордж вон там, — брат Рона ткнул большим пальцем через плечо. — Когда вы научитесь нас различать? Джинни сказала, что вы с Гермионой собираетесь в Косой Переулок.

— Да… когда выберемся.

— Зайдите к нам, ладно?

— Обязательно! — заверила его Гермиона. — Мы собираемся к Оливандеру, но и к вам зайдем. Что?

Фред смотрел на нее, словно что-то припоминая.

— У тебя когда день рождения? — спросил он наконец.

— Девятнадцатого, а что?

— Фу ты, блин, вот так совпадение! — огорчился Фред. — А у нас как раз девятнадцатого свадьба. Ладно, тем более — заходите в наш магазин. Вручим тебе подарок сегодня.

Гермиона кивнула, потом до нее дошло, и она ахнула:

— Свадьба?! Вы что, оба женитесь?

— Ага! — ухмыльнулся Фред.

— Вот так сюрприз! Поздравляю! А на ком?

— Пока секрет, — Фред подмигнул. — Зайдете — узнаете! Да, вы в курсе? Флориан Фортескью вернулся и снова открыл свое кафе-мороженое.

— О, здорово!

— Ну, пока!

— Фред! — крикнула Гермиона, подпрыгивая от любопытства. — Ну хоть намекни!

Фред оглянулся через плечо:

— Ну, ладно, намекну. А вдруг я Джордж?

Рассмеявшись, он растворился в толпе. Гермиона, сердитая и озадаченная, проводила его взглядом. Потом ее лицо вдруг просветлело, и она разразилась хохотом.

— Ты что-нибудь поняла? — в недоумении спросил Гарри.

— Кажется, да… — она вытерла выступившие от смеха слезы. — Ладно, пошли, навестим Айрис!

Он последовал за ней.

— Но все же…

— Гарри, ну напряги мозги! — нетерпеливо, не оборачиваясь, ответила Гермиона. — На ком, по-твоему, могли бы жениться близнецы Уизли?

...Айрис была так счастлива, что им пришлось задержаться на целый час. Луну она усадила рядом с собой на кровати, остальные расселись на стульях. Мадам Помфри тщательно пересчитала их — по правилам, за раз допускалось не больше семерых посетителей. Ну, а они были вшестером. Несколько позже пришел Юан Аберкромби — как раз семеро и набралось, и Гарри с веселым удивлением отметил, что Юан и Айрис явно неравнодушны друг к другу. Айрис ощупала лица всех и сказала, что ей страшно интересно сравнить то, что ощущает, с тем, что увидит. Оказалось, ей понемногу разрешают смотреть и тренировать зрение, но только под вечер, в сумерках…

— Как все это странно… — задумчиво сказала девочка. — Порой никак не поймешь, далеко что-нибудь находится, или рядом. И все такое необычное — не описать! Почему-то никто этого не замечает! Я вот смотрела вчера, когда под вечер шел дождь — мальчики и девочки ходят с зонтиками, мне сверху одни зонтики видны. Когда идут друг другу навстречу, одни зонтики поднимается, другие опускается — это же так интересно! Но глаза быстро начинают болеть, мне надо еще тренироваться…

Друзья рассказали ей про сегодняшний обед, про Габриель и про танго, это ее страшно заинтересовало — оказалось, она тоже увлекалась музыкой, и Гермиона пообещала познакомить их. Юан большей частью времени молчал — видно было, что ему не по себе в присутствии таких знаменитостей. В какой-то момент он даже хотел уйти, сославшись на несделанное домашнее задание, но Айрис схватила его за руку.

— Ну что ты, в самом деле! — сказал ему Рон. — Можно подумать, что мы одни — герои Битвы! Вы же все были здесь, правда? А нас там могли и одолеть, так что — вы не стали бы сражаться?

— Да вы и сражались! — вставила Джинни. — Нам тут рассказали про василиска. Значит, вы — такие же герои, как и мы, верно?

Мальчик призадумался, и его лицо несколько прояснилось.

— Когда-то я тоже нервничал, — сказал вдруг Невилл. — Мне все вокруг казались… такими крутыми, да еще — жить в одной комнате с самим Гарри Поттером! Учиться вместе с Гермионой Грейнджер! А я все время что-то роняю, что-то ломаю, где-то спотыкаюсь… Да я до сих пор такой — ну и что?

— Ну, не такой уж ты «такой»! — рассмеялась Гермиона.— Ты же меня вытащил из Министерства, когда в меня Долохов шарахнул!

— Ну, я к тому, что надо мной вроде все смеялись…

— Как и надо мной, кстати, — сказала Луна. — У меня даже кличка такая была — «Лунатичка Лавгуд». Правда, я как-то не обращала внимания…

— Ну вот, а потом вдруг оказалось, что мы все — друзья, и так далее. Привыкли друг к другу и не заметили, как подружились.

Рон вспомнил, как их четверых — его, Гарри, Гермиону и Невилла — на первом курсе занесло в комнату, где гигантский трехголовый пес по кличке Пушок охранял философский камень, и с каким визгом они от него убегали.

— Про этого пса, кстати, анекдот есть, — сказал повеселевший Юан. — Типа Хагрид дал в «Пророке» объявление: «Потерялся пес по кличке Пушок. Нашедшему — вечная память». Так он и правда существует?

Рон кивнул.

— Не знаю, что с ним потом стало, — сказал он. — Надо как-нибудь у Хагрида спросить.

— Лучше не надо, — озабоченно попросила Гермиону. — А то окажется, что и его забрали, как дракона Норберта. Расстроим Хагрида.

— У него и дракон был? — удивилась Айрис.

— Ох, кого только у него не было!

Они увлеклись воспоминаниями, и своего добились — Юан и Айрис развеселились и стали чувствовать себя более непринужденно.

— Очень непривычно… — задумчиво сказала Айрис. — Это как же получается? Вы победили Волдеморта, вы вернули мне зрение… Вы, наверное, самые великие волшебники, и вдруг…

— Вдруг — у нас куча недостатков? — рассмеялся Рон. — Ага! Когда мы с Гарри познакомились, все было ничего, подружились сразу, но когда появилась Гермиона — мы были в ужасе! Заучка и зануда! Покоя нам не давала — делать все домашние задания, готовиться к экзаменам и… ну, это было самое ужасное!

— Что? — со страхом спросила девочка.

— Если я тебе скажу, ты спать не сможешь, — предупредил Рон. — Это хуже кошмара, меня самого в дрожь бросает, когда я это вспоминаю!

— Ничего, скажите!

— Она не давала нам списывать! — громким шепотом сообщил Рон.

Айрис расхохоталась.

— Знаешь, Юан, — сказал Гарри мальчику, снова впавшему в задумчивость, — герои героями, но мы все хогвартцы. Когда вы робеете перед нами, это и нас напрягает.

— Я привыкну, — пообещал Юан.

— А ведь Рон правильно сказал, — продолжил Гарри, — вы тоже герои. Знаешь, что вам надо сделать? Посмотрели на нас — посмотрите потом друг на друга. На каждого, по очереди. И скажите себе: «Он тоже герой. И он тоже. И она…».

— А потом посмотритесь в зеркало, — добавила Луна, — и тоже скажите: «И это герой!»

— Я это обязательно сделаю, — мечтательно заявила Айрис.

— А тебе-то зачем, Гроза Василисков? — рассмеялся Юан.

— Просто хочу посмотреться!

— Ну, это другое дело… Да, все верно, мистер Уизли, — серьезно сказал он.

— А просто «Рон» не лучше будет?

— Ой… попробую. Я что хотел сказать… — Юан задумался. — Вы знаете, наверное… Здесь были не только герои, были и предатели.

— Я знаю, — поспешила вмешаться Джинни. — Но они погибли. А Нотта выперли и посадили.

— Что за предатели? — удивилась Гермиона.

— А… несколько слизеринцев. Полные идиоты. У одного нашли Черную метку… возможно, он наложил на остальных «Империо», сейчас ведь установить невозможно. Они и выпустили василиска, — пояснила она. — И погибли, конечно, как только он выполз и посмотрел на них. Не пойму, как они вообще на это пошли — может, Волдеморт их заморочил, убедил, что василиск ничего им не сделает…

— А Нотт при чем?

— С ним… непонятно, — ответил вместо Джинни Юан. — Он прибежал в диком ужасе, кричал, что василиск выполз из Тайной комнаты, в общем — предупредил. Потом, однако, оказалось, что у него тоже есть Черная метка, и, кроме того, он змееуст. Никто из тех, кто погиб в Тайной комнате, не был змееустом, а кто-то ведь должен был приказать василиску выйти, правда? Так что, может быть, это он им приказал, а потом то ли испугался, то ли для маскировки предупредил…

На этом пришлось закончить разговор — мадам Помфри неумолимым тоном сообщила, что время свидания закончилось. Юан проводил их, но в коридоре сказал:

— Я все-таки вернусь — мадам Помфри разрешает мне сидеть с ней. В общем, ну… спасибо, что пришли! Айрис так переживала из-за того, что напугала вас своим обмороком… ей все казалось, что вы на нее обиделись!

— Да ты что! — воскликнула Гермиона. — Испугались, правда, но мы же не поняли, что произошло! Юан, мы еще сами не знаем, на что мы еще способны… Ты ее любишь, да? — вдруг спросила она.

Мальчик покраснел, быстро кивнул и убежал назад.

— Ой… — несколько расстроилась Гермиона. — Я не хотела его смущать.

— Не страшно, — успокоила ее Джинни. — Ты же по-хорошему сказала. В его возрасте услышать это от старшего… ну, это важно.

Они не торопясь шли по коридору.

— Что, сходим за мечами? — спросила Гермиона.

Гарри кивнул:

— Да, только завернем их во что-нибудь. Вы с нами? — спросил он у остальных.

— Возможно, — несколько рассеянно, как всегда, ответила Луна, — мы пока собирались домой. Я, вообще-то, к близнецам хотела зайти — спросить, нельзя ли у них опять поработать.

— Ты работала у моих братьев? — несказанно удивился Рон. — Кем, продавцом?

— Выдумщиком.

— Кем-кем?

Луна задумалась, потом объяснила:

— Им ведь для их волшебных шуток всякие идеи нужны. Я им и придумывала — в прошлом году еще, до Битвы.

— Да, это ты умеешь! — рассмеялся Рон. — А хорошо платили?

— По-разному, — Луна пожала плечами, — но примерно по галеону за хорошую идею…

Все засмеялись. Поднялись по лестнице — и обнаружили поджидавшую их Чжоу. Чем-то озабоченная, она ходила взад-вперед по площадке.

— Гарри, — сказала Чжоу, — нам нужно провести еще одну тренировку. Коротенькую, с оружием.

— Именно сейчас?

— Думаю, да, — не дожидаясь ответа, она направилась к лестнице. — Возьмите оружие и приходите в Выручай-комнате.

— К чему эта спешка, Чжоу? — недовольно спросил Рон, зайдя в комнату. — О… извините!

В Выручай-комнате — снова принявшей облик тренировочного зала — их ждала не только Чжоу.

— Ничего, — спокойно сказал Дамблдор, — Чжоу все объяснит, а пока позвольте представить вам наших гостей.

Друзья подошли, с интересом глядя на двух незнакомых китайцев. На обоих были обычные открытые мантии, надетые поверх безукоризненных магловских костюмов, и это создавало совершенно непостижимый контраст с их лицами — у одного из них была недельная щетина, волосы топорщились почище, чем у Гарри, а глаза сверкали живым и веселым блеском; второй был пожилой, с пышной шапкой белых волос, кустистыми бровями и гладко выбритым подбородком, а длиннющие белые усы свисали до пояса. Взгляд у него был суровый и властный.

— Позвольте представить, — повторил Дамблдор, — это наши новые союзники с Двенадцати небес, прибывшие по просьбе и приказу Гуаньинь. Ао-Гуан, король-дракон Западного моря…

Седой величественно кивнул.

— Великий мудрец, равный Небу, король обезьян Сунь Укун.

Более молодой китаец весело подмигнул.

— Наши гости уже знают, кто вы, — продолжил Дамблдор, — знают имена каждого из вас, и не только имена. Постижение — великое искусство!

Он с ожиданием замолчал; Гарри понял, что ответных слов ждут именно от него. Гости коротко, но с одобрением глянули на Луну и Гермиону, поклонившимся по всем правилам, в свою очередь поклонились, и их взгляды снова скрестились на Гарри.

— Я… очень рад, — выдавил он и замолчал, собираясь с мыслями. — Простите, это было несколько неожиданно…

— В таком случае мы приносим извинения за то, что внесли смятение в ваши души, — церемонно заявил Ао-Гуан.

— Ничего… — Гарри улыбнулся. — Значит, «дракон» — это ваш титул?

Ао-Гуан расхохотался, и вся его суровость куда-то пропала.

— Не только, мистер Поттер! — объяснил он. — Вы еще увидите меня в моем истинном облике, равно как и моего старого друга Сунь Укуна!

— Кстати, — невозмутимо заметил тот, — «Великий мудрец, равный Небу» — это действительно мой титул, дарованный мне самим Нефритовым владыкой по моей же просьбе…

— Которую он рад был удовлетворить, лишь бы ты от него отвязался и перестал нарушать покой на Небесах, — заметил Ао-Гуан. — Хочу заранее извиниться за его неотесанность, — обратился он к друзьям. — При всей своей мудрости и могуществе Великий мудрец Сунь Укун был и остается большой обезьяной…

— И нисколько этим не стыжусь, кстати, — усмехнулся тот и обратился к Джинни, которая смотрела на него с явным неодобрением. — Вас шокирует моя небритость, мисс Уизли? Что делать, я — как правильно заметил мой друг-дракон — действительно большая обезьяна и без шерсти мое лицо мерзнет. Но если вам настолько не нравится… — он провел рукой по лицу; щетина исчезла, а лохматая шевелюра сменилась безукоризненным пробором. — Так лучше?

— Сунь! — упрекнул его Ао-Гуан. — Попаясничать ты еще успеешь! Гуаньинь не зря просила меня при необходимости призывать тебя к порядку. Я еще раз приношу извинения за него, юные воины. Он любит шокировать…

— Но вы ведь не особенно шокированы, мисс Уизли, не так ли? — встревожено спросил Сунь Укун.

— У меня иммунитет, — рассмеялась Джинни. — Поймете, когда познакомитесь с моими старшими братьями!

— Буду весьма счастлив! — весело заверил ее король обезьян и почтительно склонил голову перед подошедшим Дамблдором. — Гуаньинь уже прибыла, бодисатва?

— Разве это вам неведомо? — удивился Дамблдор.

— О, богиня окружена великой силой, — вмешался Ао-Гуан, — и проникнуть за ее предел хоть и возможно, но крайне невежливо.

Дамблдор кивнул.

— Она прибудет тогда, когда ее ученица освободится, — ответил он, посмотрев на Чжоу, — и вместе со своим другом Седриком Диггори присоединится к нашему совещанию. А мы с вами, дорогие гости, пока обсудим детали нашего союза. Чжоу вам все объяснит, — обратился он к друзьям. — Простите за столь короткое знакомство, оно было нужно, чтобы завершить Постижение…

Кивнув, гости встали перед друзьями и приступили к длительной церемонии прощания. На этот раз, с молчаливого согласия всех, на все положенные поклоны и жесты, отвечали Луна и Чжоу. Ободряюще улыбнувшись, Дамблдор повел гостей к двери, где возникла задержка — как раз в этот момент вошел Седрик. Ао-Гуан и Сунь Укун немедленно возобновили свою церемонию, на которую — к немалому удивлению всех — Седрик отвечал образцово; улыбался он, правда, с некоторым усилием, словно что-то его заботило. Гости с призраком наконец ушли.

— Знаешь, Чжоу, стоило бы придумать что-нибудь вроде пароля, — сказал Седрик, — а то мне опять пришлось ждать, пока кто-нибудь выйдет.

Чжоу кивнула:

— Сегодня же наложу чары. Им ведь надо будет входит сюда без нас… — она осеклась, тревожно глядя на Седрика. — Решили, да? Мы идем?

— Конечно, — он опустился на одну из подушек, заменявших здесь стулья.

Чжоу подошла, погладила его по плечу.

— Чжоу, — начал Гарри, — что…

Она твердо посмотрела на него:

— Потом! Сначала проведем тренировку. Седрик, зря ты не взял посох — я хотела, чтобы ты поработал с Невиллом.

— А я взял, — усмехнулся Седрик и, встав, достал из кармана мантии деревянную палочку не больше карандаша. — Меня Сунь Укун научил своему трюку… — объяснил он озадаченной подруге, зажал палочку в кулаке и что-то шепнул. Палочка молниеносно, со свистом, выросла в длинный темного дерева посох, перехваченный у концов бронзовыми кольцами.

— У него ведь посох стальной, — добавил он, — такую железяку в полный размер таскать неудобно, верно? Он его еще больше уменьшает, до иголки, и прячет за ухом — ну, как у нас Луна свою палочку. Я тоже попробовал, но у меня выпадает…

— Уши у тебя более оттопыренные, поэтому у тебя не получится, — невозмутимо заметила Луна.

— Ну… наверное… — растерялся Седрик.

С Луной ему редко доводилось общаться, и к ее убийственной прямоте он еще не привык.

— Ладно, — с трудом сдержав улыбку (как, впрочем, и все остальные), сказала Чжоу, — давайте начнем… Луна, мне будет нужна твоя помощь.

Девочка вопросительно уставилась на нее, но тут вмешалась Гермиона.

— Подождите… Чжоу… Думаю, лучше будет, если ты сейчас скажешь, в чем дело. Ты же потом будешь торопиться на это совещание. Да и нас будет спокойней заниматься — знать ведь лучше, чем не знать, ты сама это говорила…

Поразмысли, Чжоу приглашающе кивнула на подушки. Все расселись.

— Хорошо, — сказала она, собираясь с мыслями. — Ты права, конечно… Дело в том, что мы с Седриком вас покидаем. Не знаю, надолго ли, но на два-три месяца, как минимум… Так надо, я сейчас объясню… но сначала все-таки о сегодняшней тренировке. Луна, насчет твоей помощи. В прошлый раз Светлый круг сначала оттолкнул мои чары, а потом они наложились без проблем. Это ведь ты сделала?

— Видимо, да, — подумав, согласилась Луна.

— Я так и поняла. Мои чары отталкивались не потому, что враждебны Кругу, а потому, что они не нужны — у Светлого круга есть твой дар. Ты владеешь Искусством Постижения, и вместе с даром Гермионы… Да что я говорю, вы же сами видели, сами сделали — вы научили весь Хогвартс танцевать танго! — она рассмеялась, потом задумалась. — Всех, кроме слизеринцев… Кажется, тут работает и твоя магия, Гарри… да, похоже, это ты создаешь Круг, а по нему уже распространяется сила остальных. А раз это магия любви… вот оно, ограничение Круга! Он мало что может дать тем, кого вы не любите…

— Чем я могу тебе помочь, Чжоу? — настойчиво спросила Луна.

— Прежде всего — своим даром, — пояснила Чжоу. — После того, как ты узнаешь, что ты что-то знала, ты уже можешь это использовать, так? Ты поняла, о чем я спрашиваю.

— Конечно. Да, могу.

— Применяй свой дар, и они тоже будут постигать. И еще тебе придется заменить меня, пока нас не будет. Раз в тебе пробудилось знание боевых искусств, ты сможешь обучать всех. Основу я вам дала, сегодня мы ее закрепим — и дальше вы обойдетесь без нас.

— Но куда вы собираетесь, Чжоу? — спросил Гарри.

— В разведку. Гарри, в долгую разведку…

— В Страну Мертвых, — хмуро вставил Седрик.

— Что?!

— Министерство… — тем же мрачным голосом сказал он. — Они там с ума сошли! Недели две назад Министерство объявило амнистию большинству заключенных Пожирателей Смерти!

Глава 16. Дракон в Министерстве.

Тренировка длилась недолго, но заметно отличалась от предыдущих. Седрика и Невилла Чжоу попросила отойти в конец зала и позаниматься фехтованием на посохах; Гарри и Гермиону заставила отрабатывать приемы с мечом, посоветовав, к их полному недоумению: «Постарайтесь услышать свои мечи и понять их!» Гарри она еще попросила, выполняя упражнения, наблюдать за остальными, как в свое время на первых занятиях ОД. Сама же больше всего внимания уделила Джинни; показав технику фехтования коротким клинком, она сразу перешла к луку и заставила ее выпускать в мишень стрелу за стрелой — через весь зал.

Луна в наставлениях не нуждалась — найдя удобное место, она принялась жонглировать своими саями. Гермиона, кажется, уловила смысл — вытянув руку с мечом, она рисовала кончиком клинка широкие круги и что-то шептала. Гарри, крутя вокруг себя «Тройной веер Тайбо», медленно ходил кругами по залу. До него пока не дошло, но он чувствовал, что это дело времени. Как же все-таки «услышать» меч? Его звон? И что значит «понять» его? Понять, что с ним делать? Это он уже знал.

* * *

— Не зря Постижение — Высшая тайна, Гарри, — сказала перед тренировкой Чжоу. — За какой-то час ты узнаешь то, на что уходят годы. Но ты представляешь, что было бы, если бы Волдеморт научился Постигать?

— Он бы всех уничтожил!

— И в том числе — себя! Постижение дает знание и умение, но не разум. Надо осознать то, что ты знаешь, и надо осознать, что ты осознал… Это и есть разум, Гарри, это и есть подлинная мудрость.

— Похоже на то, как сейчас рассуждает Дамблдор, — заметила Джинни.

Чжоу коротко засмеялась:

— Хотите — верьте, хотите — нет, но он услышал это от меня! После Битвы… Он пригласил меня в кабинет и попросил рассказать немного о моей магии. И я вдруг поняла, что ему можно доверять. Нет, саму тайну — чары Постижения — я ему не открыла, просто рассказала о сути. И оказалось, что он не нуждается в чарах. Он молчал… не знаю, как долго, но это было не тягостно. И вдруг улыбнулся… и я поняла, что он понял. Что он нашел в этом какую-ту зацепку, которой ему много лет не хватало.

— Чжоу, — спросил Рон, — но ведь если все так просто, зачем тогда тренировки? Ты применяешь чары — и мы все знаем, все умеем…

— Все, что знаю и умею я, — поправила Чжоу, — потому что я их применяю. Для того, чтобы узнать больше, ты сам должен Постигать, а этому я не могу тебя научить. Мое Искусство Постижения — это дар Гуаньинь, и я получила его с одно мгновение, когда Гуаньинь решила, что я достойна.

— А почему ты тогда держала это в тайне от Дамблдора? — удивился Гарри.

— Он так же могуществен, как и Гуаньинь, Гарри… Он мог бы овладеть им. Но тут уж Гуаньинь должна решать. Ты знаешь, она уже приглашала его на Двенадцать Небес!

— И что?

— Он ответил: «Я и Хогвартс неделимы, почтенная Гуаньинь, и я покину его лишь в том случае, если перестану быть здесь нужен. Так что предложите это истинному Дамблдору, если нам удастся вырвать его из Страны Мертвых. Я ведь всего лишь призрак, его воплощение… аватара, как говорят у вас. Раньше он ответил бы вам то же самое, но теперь, когда у него есть я и он свободен — возможно, он согласится».

Рон потрясенно вздохнул.

— А если вернуться к тренировкам, — продолжила Чжоу, — нужны они для того, чтобы ты осознал Постигнутое.

— Чтобы понять, зачем оно тебе, — вставила Луна.

— Да! — Чжоу вскочила на ноги. — Так что начнем!

* * *

— Ну я не понимаю! — жалобно и сердито заявила Джинни. — Я попала десять раз из десяти! Почему я не должна смотреть на мишень?

— Потому что она — не главное, — терпеливо объясняла Чжоу. — Ты знаешь, куда и зачем должна попасть, этого достаточно. Не отвлекайся на мишень!

Остановившись поблизости, Гарри присел на правую ногу, перехватил меч рукояткой вперед и закрутил «обратный веер». О мече он не думал — руки сами знали, что делать. Он с интересом прислушивался к наставлениям Чжоу.

— Тетива — вот что главное, — объясняла Чжоу, — только о ней и надо помнить. Тетива — это душа лука. Если ты будешь знать, когда спустить тетиву, ты попадешь в цель, даже если стреляешь в дождь, туман и тьму… Попробуй!

С недовольным лицом Джинни наложила на тетиву новую стрелу, натянула.

— Не целься! — напомнила Чжоу. — Думай о тетиве!

— Ну, думаю! — почти закричала Джинни, скользя по тетиве взглядом. — И что…

Щелчок — и тетива зазвенела. Джинни аж подпрыгнула и перевела взгляд на мишень.

— Я попала!!!

Гарри и сам это видел. Мишень в противоположном конце зала уже напоминала дикобраза, причем большая часть стрел сосредоточились в красном круге. Но последняя, еще дрожащая, торчала в самом центре!

— Еще раз! — воскликнула Чжоу. — И закрой глаза!

Джинни, чье лицо пылало от возбуждения, подчинилась. Натянув тетиву, она крепко зажмурилась и для верности отвернулась. Тетива снова щелкнула; короткий свист стрелы… и треск ломающегося дерева. Она посмотрела и, приоткрыв рот, уставилась на мишень:

— Не может быть!

Ее последняя стрела расщепила предыдущую вдоль всего древка!

— Да! — кричала Джинни, прыгая и потрясая луком над головой. — Да! Да!!! Я поняла!

В зале, до сих пор наполненном деревянным перестуком посохов, глухими ударами саев, которые Луна метала в одну из колонн, и звоном клинков (это Рон и Гермиона увлеченно фехтовали в европейском стиле), воцарилась тишина, все повернулись к Джинни. Кроме Луны, которая сосредоточенно крутила сай вокруг пальца.

— Сестренка, ты что? — крикнул Рон.

Сияющая Джинни молча показала на мишень.

— Луна, а ты видела?

— Нет, — отозвалась Луна, одним движением послав сай в основание колонны. — Зачем? Я и так знала, что у тебя получится.

Теперь уже все смотрели на нее и на колонну, утыканную стилетами от верха до основания. Ошеломленный, Рон даже подбежал ближе:

— Ничего себе! Да сколько их у тебя?

— Один, конечно, — с недоумением ответила Луна и достала палочку из-за уха. — Акцио!

Один за другим саи вырвались из колонны и, выстроившись в цепочку, полетели к ней. На лету цепочка сокращалась — и Луна ловко поймала за клинок единственный сай.

— Ну да, — пояснила она в ответ на изумленные взгляды, — он такой. Его столько, сколько мне надо. Колчан у тебя такой же, Джинни.

— Как — «такой же»? В смысле — в нем стрелы не кончаются?

— Он же магический, не так ли? — ответила Луна. Она наконец посмотрела на мишень с расщепленной стрелой. — А у тебя здорово получилось!

Чжоу с большим трудом заставила их возобновить тренировку.

— Ну как, Гарри? — тихо спросила она.

Он покачал головой:

— Похоже, Постижение меня не берет.

— Да нет, как это «не берет»? Приемы у тебя получаются прекрасно. Ты просто еще чего-то не понял, — настойчиво сказала Чжоу.

— Но что я должен понять?

— Поймешь, как только услышишь.

Не дожидаясь ответа, она отошла. Гарри расстроено проводил ее взглядом и уставился на молчащий клинок.

— Услышать свой меч… — с горечью пробормотал он. — И как?

— Как себя, — сказала Луна.

Он поднял голову — девочка сочувственно смотрела на него своими огромными серебристыми глазами.

— Если ты будешь прислушиваться к нему, ты ничего не услышишь, — добавила она. — Это ведь твое оружие.

— Мое, и что? — с легким раздражением спросил Гарри; от этого взгляда ему было несколько не по себе. — К чему я должен прислушаться, если не к нему?

— К себе, — просто ответила Луна. — Давай пофехтуем.

Гарри заколебался, но Луна уже встала в боевую позицию, в ее руках снова были два сая. Кивнув, он взял Экскалибур двумя руками и присел, держа его, на манер Чжоу, справа от себя.

Атаковал он сначала осторожно, прощупывая защиту Луны, и быстро убедился, что эта хрупкая девочка — нелегкий противник! Стилеты в ее руках вертелись с непостижимой скоростью, раз за разом отбрасывая клинок. Раза два Луна поднырнула под меч, и Гарри с большим трудом отбивал удары остро заточенных стилетов. Он ускорил темп, пытаясь заставить ее уйти в защиту, тогда она применила свой коронный прием — метнула саи, а когда Гарри поймал их на клинок, достала палочку и крикнула: «Акцио!»

— Протего! — выкрикнул в ответ Гарри, и стилеты, рванувшиеся было вместе с его мечом к Луне, остановились и со звоном упали к его ногам.

Приоткрыв рот, Луна ошеломленно смотрела на него.

— Что? — усмехнулся Гарри, опуская меч. — Не ты одна можешь нарушить канон!

— Как ты это сделал?!

— Что «сделал»? — теперь он был в недоумении. — Обычные чары Защиты, ты же сама ими владеешь!

— Да, но… без палочки?..

— Как — без палочки?!

До него только сейчас дошло, что его собственная палочка по-прежнему находится в кармане. Но ведь он почувствовал ее в руке… в руке, которой держал меч?!

— Ну, я же говорила, что это очень необычный меч! — задумчиво сказала Чжоу, разглядывая Экскалибур. — Значит, им можно колдовать, он — как волшебная палочка!.. Люмос!

Ничего не произошло.

— Или я ошибаюсь… Может, он работает только у тебя, Гарри? Попробуй!

Гарри подчинился.

— Люмос!

Лезвие вспыхнуло — да так ярко, что все зажмурились, кое-кто охнул. Гарри быстро поднял меч над головой, озаряя весь зал.

— Нокс!

Сияние угасло; казалось, Выручай-комната погрузилась в мрак. В глазах у всех плавали синие и зеленые полосы.

— Ничего себе! — почти что хором воскликнули девочки.

Гарри чувствовал себя не только ослепленным, но и слегка оглушенным, словно только что выкарабкался из глубокого сна. Когда меч вспыхнул, он и правда что-то услышал! Что-то внутри себя… Он прислушался — и пробормотал:

— Мне снился сон…

— Что-что? — спросил кто-то из друзей, он даже и не понял, кто.

— О чем ты, Гарри? — это сказала Гермиона; голос у нее был неспокойным, но Гарри почти не обратил на это внимание.

— Не я… — ответил он, все так же прислушиваясь. — Это сказал он. Экскалибур…

— Гарри услышал его, — без особой необходимости объяснила Луна.

— Подождите…

Все молча смотрели на него. А Гарри, не отрываясь, смотрел на зеркально отполированный клинок. В глазах все еще мерцали синие и зеленые искры.

— Мне снился сон. Спроси — о чем? Отвечу — ни о чем.

Мне снился сон. Я был мечом. Я был твоим мечом… (Г. Л. Олди, с изменениями)

— Что? — спросил Рон. — О чем ты, Гарри? Что с тобой?

Гарри вздрогнул и невидящим взглядом уставился на друга.

— Сейчас… — ответил он. — Сейчас…

Он крепко зажмурился, вдохнул, усилием воли разгоняя наваждение.

— Да, я его услышал, — он посмотрел на Чжоу, улыбнулся, — Ты была права! Теперь бы еще понять его…

— Дело времени, — она обвела всех взглядом. — Как у вас?

Гермиона серьезно кивнула. А Джинни засмеялась.

— Ты была права, — повторила она слова Гарри. — Тетива! Душа и сердце лука, и его голос! Я слышала его каждый раз, когда выпускала стрелу — он тогда поет от восторга!

Невилл посмотрел на свой посох, пожал плечами:

— Ну… дуб — он дуб и есть! Глуповатый, но крепкий и верный.

— А мне тоже понадобится время, чтобы понять его, — сказал Рон, разглядывая свой эспадрон. — Понять и вспомнить. Такое впечатление, что мы очень-очень давно знакомы, и нам нужно только вспомнить друг друга.

— А ты не ошибаешься? — недоверчиво спросила Гермиона. — Это не могло быть оружием Ланселота, эспадоны появились намного позже.

— Ну, и что? — возразил Рон. — Ланселот жил полторы тысячи лет назад! За такое время можно прожить не одну жизнь, верно! Как правильно, кстати? «Эспадон» или «эспадрон»?

Гермиона задумалась:

— По-моему, и так, и так… Пусть будет «эспадрон». Красивей звучит. Да, верно… Я заметила, когда мы упражнялись — у тебя стиль, скорее, семнадцатого века.

— Ладно! — усмехнулся Рон. — Не подавляй меня своей эрудицией, а то закомплексую.

— Посмей только! — сурово пригрозила Гермиона, и оба рассмеялись.

— Ну как? — спросил Гарри у Чжоу.

— Все замечательно, — задумчиво отозвалась девушка. — Луна, у тебя с твоим оружием не должно быть проблем, верно?

Луна рассеянно кивнула и убрала сай в широкий рукав своей мантии.

— Значит, тренировка закончена, — подытожила Чжоу. — Я вам дам еще несколько наставлений, а потом… мы с вами прощаемся.

От ее слов повеяло далеким холодом, и все вспомнили, что предстоит ей и Седрику.

— Не навсегда, — твердо сказала Луна.

Чжоу бледно улыбнулась:

— Ну, надеюсь…

— А я знаю.

Чжоу некоторое время смотрела на нее.

— Спасибо, Луна, — серьезно сказала она. — Ты умеешь придать уверенность.

— Конечно. На что мы подруги?

— Разве эта разведка так обязательна, Чжоу? — внимательно спросила Гермиона. — И не слишком ли рано отправлять вас туда?

— Мы вызвались сами, и это была наша идея. Так… вот что — вам надо продолжать тренировки.

— Ну, это само собой.

— И в том числе — обычные, — продолжила Чжоу. — Тренировать тело. Вы сейчас умеете многое, благодаря Постижению, но ваши тела не ко всему готовы. Смотри.

Она встала, вытянула руки вверх и выгнулась назад так, что ее ладони коснулись пола. Постояла так, встала на руки, снова ступила на пол и выпрямилась. Мальчики зааплодировали.

— Спасибо, — Чжоу улыбнулась, — но это я сделала в качестве предупреждения. Ты, Гермиона, возможно, и сможешь, раз занималась балетом…

— Ой, это же когда было!

— Ну, тогда тем более. А для мальчиков это может кончиться и переломами! Так что — тренируйте гибкость, силу мышц, выносливость… Луна, это и к тебе относится. Я заметила — ты быстро выдыхаешься.

Луна кивнула:

— Мы будем заниматься, не беспокойся. Хотя у мальчиков хорошая форма.

— Только не у меня, — возразил Невилл.

— Будет, — с улыбкой и зловещим голосом пообещала Луна.

Невилл картинно содрогнулся.

Седрик подошел, подал Чжоу руку. Она встала. Все встали.

— Как вы собираетесь туда проникнуть? — спросил Гарри. — Через Арку в Министерстве?

Чжоу и Седрик кивнули.

— Мы собираемся разведать все проходы, — сказала Чжоу. — И связаться с Сириусом, узнать, удалось ли ему собрать наших. Мы ему поможем, если надо.

— И с Дамблдором тоже, — добавил Седрик. — Много чего надо сделать, подготовить… — он нахмурился. — Неохота снова туда, конечно!

— Но мы должны знать, — сказала Чжоу. — Не беспокойтесь за нас. Мы входим туда живыми. И мы — Золотой луч. Сейчас мы дементорам не по зубам! Да — Гарри! Существует по меньшей мере еще одна Арка. В Азкабане. Пойдем, Седрик? Совещание скоро должно закончиться.

— Думаю, они согласятся, — все так же хмуро сказал Седрик. — Иди ты, а я пойду за нашим багажом. Одно меня утешает — какая будет физиономия у Скриджмера!

— А ведь он может вас и не пропустить! — предупредила Гермиона.

— Мы не одни идем! — усмехнулась Чжоу.

Друзья проводили ее до директорского кабинета; они постояли молча, потом Чжоу сказала:

— Думаю, скоро вы получите от нас весточку.

— А как вы собираетесь связаться с нами? — спросил Гарри. — Вы ведь Золотой луч — сами по себе, а не часть Круга. У нас не будет магической связи.

— Да, это так, — согласилась Чжоу. — Но в Стране Мертвых уже есть один разведчик, и он способен вернуться оттуда — смерть над ним не властна. Мы пришлем информацию с ним.

В ответ на вопросительные взгляды она загадочно улыбнулась; потом улыбка сменилась разочарованным выражением — потому что Гарри спросил:

— Фоукс, да? Так вот где он!

Несколько сердито кивнув, она объяснила, каким паролем заставить Выручай-комнату открыться в качестве тренировочного зала. Потом, улыбаясь, пожала всем руки, обнялась напоследок с Луной и молча вошла в кабинет.

— Ну что ты такой догадливый, Гарри! — полушутя упрекнула его Гермиона.

Он смущенно улыбнулся.

— Пойдем? — предложила Джинни.

— А вы с нами? — спросила Гермиона. — Мы собирались в Косой переулок.

— Еще с утра, — с усмешкой добавил Гарри.

— Мы, вообще-то, хотели заскочить к нам, — сказала Джинни, посмотрев сначала на Невилла, потом на брата. — Рон, может, вы с нами? Мама очень по Луне соскучилась!

Рон и Луна переглянулись. Девочка кивнула.

— К Фреду и Джорджу я как-нибудь потом загляну, — сказала она, когда все направились к выходу. — А ты эспадрон с собой берешь?

— Да, — Рон надел через голову перевязь, — хочу показать его папе.

Они направились к выходу; кое-кто оглянулся на дверь кабинета.

— Все будет в порядке, — спокойно сказала Луна. — Я за них не боюсь. А миссис Уизли опять будет меня кормить, — не то с досадой, не то мечтательно добавила она.

Все невольно засмеялись, а Невилл сказал:

— И будет ставить меня тебе в пример!

— А ты будь поумеренней, — посоветовала Джинни.

— Легко сказать, — вздохнул Невилл. — Готовит она безумно вкусно!

Гарри внимательно глянул на Луну. Ее глаза, как обычно, блуждали по сторонам, словно высматривал что-то видимое ей одной. И вдруг она, поймав взгляд Гарри, улыбнулась одними уголками губ и слегка кивнула. «Так и есть, — подумал он. — Она сделала это сознательно. Отвлекла нас от тревоги за Чжоу и Седрика. Успокоила»… И еще он подумал, что у этой девочки, при ее столь необычной для англичанки прямолинейности, невероятное чувство такта!

Они шли не торопясь по коридору, залитому светом низкого солнца — уже золотисто-красноватым. Надолго же их задержал «любимый Хогвартс»! Мелькнула мысль, не отложить ли поход в Косой переулок на завтра, потом он решил, что времени все равно достаточно, и они успеют туда задолго до закрытия лавок Оливандера и близнецов. «А заодно поужинаем у Фортескью!» — подумал напоследок Гарри и улыбнулся. Тревога и напряжение и правда растаяли. Спасибо Луне… Гермиона оглянулась на него, и он ускорил шаг, догоняя группу.

Однако на лестнице их ждала еще одна задержка — в лице Блеза Забини. Он сидел на каменных перилах, поглаживая рукоять своей изысканной шпаги и словно их не замечая. В некоторой растерянности друзья замедлили шаг, гадая, что он тут делает — возможно, ждал их? Забини на них даже не глянул, в конце концов они прошли мимо него — и тогда он сказал им вслед:

— Вы заставляете себя ждать.

Все остановились и повернулись.

— Что-то не припомню, чтобы ты назначал нам встречу! — раздраженно ответила Джинни.

Красивое лицо нового преподавателя слегка перекосилось. Он отделился от перил и, поняв, что никто не собирается подниматься назад, начал с демонстративной неторопливостью спускаться по ступенькам к ним.

— Вам следовало бы обращаться ко мне «сэр», мисс Уизли, — заметил он, начисто проигнорировав взгляд, которым она его наградила. — Я видел вас всех в Большом Зале — значит, вы в курсе, что я теперь ваш преподаватель.

— Мы все сейчас преподаватели, Забини, — резко возразил Гарри.

Забини усмехнулся:

— Только что касается вашего Особого курса. А в пределах обычной учебной программы вы остаетесь студентами! И если я сейчас сниму… скажем, баллов по пятьдесят с каждого из вас, в часах Гриффиндора камушки посыплются реально!

— А потом поднимутся назад, — усмехнулся Гарри, — когда мы назначим Гриффиндору по пятьдесят баллов каждый. Что ты от нас хотел?

— Чтобы вы не усложняли мне жизнь, — раздраженно бросил Забини. — Я должен решить, принять или нет это сумасшедшее предложение Дамблдора, но если вы будете мне дерзить…

— Мы пока тоже не решили, принять ли нам тебя, Забини.

Тот замолчал, явно растерявшись. Потом скользнул взглядом по оружию в их руках.

— Мне бы следовало вызвать вас на поединок, — задумчиво сказал он и презрительно сощурился в ответ на насмешливые взгляды. — Чистокровные волшебники относятся с почтением к традициям, господа! А владение холодным оружием — это священная традиция… пускай и не для всех, — он искоса глянул на Рона. — Может, так и сделаем? Если вы докажете мне, что владеете им и то, что в ваших руках — и правда оружие, а не железки, с которыми не знаете, что делать… Тогда я, пожалуй, соглашусь.

— Ты вызываешь меня? — с усмешкой спросил Рон.

Забини кивнул.

— Ты чистокровный, хоть и предатель, — сказал он, смерив его высокомерным взглядом. — И у нас достаточно равное оружие. Мне неохота калечить свою шпагу об эти тесаки, — он глянул на мечи и короткий клинок Джинни, перевел взгляд на Невилла, — или отбиваться от мужицкой дубины. Восточные штучки я тоже не признаю, — бросил он Луне, и та, пожав плечами, убрала сай в рукав. — Так что выбора у меня особого нет, Уизли. Я предлагаю — до первой крови.

Рон извлек эспадрон из ножен и внимательно посмотрел на решетчатую гарду:

— Пожалуй, обойдемся без крови.

Гермиона молча потянула Гарри за руку. Все расступились. Рон насмешливо отсалютовал, встал в позицию. Некоторое время противники сохраняли неподвижность, лишь Забини постукивал шпагой по клинку Рона — то ли побуждая его к атаке, то ли пытаясь раздразнить и вывести из равновесия. Потом атаковал сам. Рон принял выпад на гарду и резко повернул эспадрон. Раздался звонкий щелчок — и отломленный кончик шпаги зазвенел на мраморном полу. С коротким «вжик» острие эспадрона мелькнул у горла Забини; золотая пряжка отлетела, и плащ скользнул с его плеч. Отступил, Рон вновь отсалютовал и убрал эспадрон в ножны.

На этом поединок и закончился. Забини молча подобрал плащ, заколку и отломленный кончик и, ни на кого не глядя, скрылся за поворотом коридора.

То, что одновременно со звонким щелчком сломанной шпаги в пальцах Руфуса Скриджмера хрустнуло его любимое перо, было, разумеется, простым совпадением.

Министр невидящим взглядом уставился на обломки. Достал палочку, намереваясь починить перо, но почему-то раздумал и с раздражением кинул то, что от него осталось, в мусорную корзину. Он сам не понимал, почему отчет Отдела Мракоборцев вызвал у него такую реакцию. Согласно отчету, все было в порядке. Освобожденные в порядке амнистии бывшие Пожиратели Смерти никак себя не проявляли. За ними, конечно, следили — Министр был не дурак, чтобы оставить их без всякого контроля. Но никаких тревожных сигналов не поступало — и это его тревожило. Он понимал, что полугодичное заключение не может сделать из подонков — а тем более из Темных волшебников — порядочных граждан волшебного сообщества.

Порой Скриджмера охватывало граничащее с безумием желание посоветоваться со своим коллегой-маглом. Но что мог посоветовать премьер-министр маглов Министру Магии?

«Я не понимаю, зачем это было вам нужно».

«Понимаете ли, премьер… если честно — казна Министерства почти пуста. А у этих типов есть деньги».

«Так что, ваше Министерство существует только за счет пожертвований? У вас нет налогов?»

«У нас это не принято, премьер».

«Гм… Кое-кому из наших очень понравилось бы в вашем мире! Но разве среди порядочных волшебников нет богатых людей?»

«Не очень-то много. Да, если взять попечителей Хогвартса… но они предпочитают поддерживать Хогвартс».

«А что вам мешало конфисковать имущество заключенных вместо того, чтобы отпускать их на свободу?»

«Вы не представляете, что такое магический мир, премьер. Их имущество заколдовано. Нам от него будет немного пользы. Деньги же они хранят в банках гоблинов».

«Ну, я не знаю, что вам посоветовать, Министр. Разве что попробовать взять кредит у этих ваших гоблинов!»

— Попробовали бы сами, коллега! — с раздражением сказа вслух Скриджмер, на мгновение забыв, что весь этот разговор — всего лишь плод воображения.

Вздохнув, он свернул пергамент и, повернувшись, положил на стойку. Лучше бы он этого не делал. Под отчетом лежал небольшой листок со списком из шести имен.

«Гарри Джеймс Поттер.

Гермиона Эльза Джейн Грейнджер.

Рональд Билиус Уизли.

Джиневра Молли Уизли.

Невилл Френк Лонгботтом.

Луна Летиция Лавгуд.»

Имена были заключены в неровно очерченный кружок. Рядом — одно слово: «Изолировать?» Знак вопроса был дважды жирно подчеркнут.

Ниже было приписано еще два имени: «Седрик Амос Диггори — Чжоу Чанг» — тоже с подчеркнутым знаком вопроса.

— С этим надо что-то делать, — снова сказал он вслух. — Да только — что?

Слова в тиши кабинета прозвучали неожиданно громко, и он невольно оглянулся — не слышал ли кто-нибудь, как Министр Магии разговаривает сам с собой? Услышать, разумеется, было некому. Сегодня короткий день, все уже разошлись. Оттого и стояла такая неуютная тишина. И ощущение пустоты.

Еще какое-то время он смотрел на листок — в надежде, что появится хоть какая-то идея. Но было только чувство отдаленного страха. И он снова вспомнил, как у него обмякли ноги, когда в кабинет трансфигурации вошли четверо из тех, чьи имена были в списке. И одной из них была Гермиона Грейнджер. Лучшая студентка Хогвартса, героически погибшая в Великой Битве, вошла в кабинет, живая и невредимая, и у Руфуса Скриджмера предательски обмякли ноги, и ему пришлось сесть. Минерва, похоже, так и не поняла — он отдал ей кольцо Мерлина потому что появление Грейнджер испугало его.

Светлый круг — ужас Темных магов и надежда порядочных волшебников… оказался реальностью. Реальностью, с которой он не знал, что делать — потому что она была неподконтрольна ему. И Министерству. Подумав об этом, он вдруг позавидовал способности Фаджа закрывать глаза на реальность и прятать голову в песок при появлении неизвестного. Скриджмер так не умел.

— Сам-то я тоже хорош! — со злостью произнес он.

Да, он привык смотреть реальности в глаза!.. но с тех пор, как стал Министром, ему все чаще хотелось отвести взгляд.

Скриджмер пытался убедить (обмануть?) самого себя, заявив МакГонагалл, что Светлый круг — пустая выдумка. И поверил, что кольцо скоро вернется назад вместе с признанием его правоты. А вместо этого Долиш принес ему волшебные фотографии, которые так и лучились счастьем.

Амос Диггори и его супруга обнимают сына и ведут его в дом…

Роберт Лавгуд и Рон Уизли вместе несут на руках хохочущую Луну…

Невилл Лонгботтом в объятиях своих родителей…

Еще трое воскресших; и на пальце каждого из них — кольцо Мерлина!

Причем два из этих колец — золотые. Чжоу и Седрик — они в Круге или?.. Из тех обрывков текста, которые с большим трудом удалось извлечь из книги Мерлина, Скриджмер знал — Светлый круг должен состоять из шестерых человек. Почему их оказалось восемь?

— Да какая разница!

Скриджмер выдвинул ящик стола, швырнул туда листок и со злостью закрыл. Поколебавшись, наложил Запечатывающее заклинание, сунул палочку в карман и принялся ходить по кабинету. Обычно это помогало совладать с нервами, но не сегодня. Каждый раз, когда на глаза попадалась пустота между двумя картинами, в нем поднималась глухая злость. На этом месте какое-то время назад висел портрет Поттера.

Мальчик-Который-Выжил, юноша, на которого все молились, Гарри Поттер — надежда всего волшебного сообщества… И ведь он оправдал эту надежду! Но почему Поттер не захотел поддержать Министерство? Почему он не захотел подчиниться человеку, который хотел ему только добра? И не только он. Спесь Гарри Поттера в полной мере передалась его портрету.

Но временами хотелось приказать снова вернуть портрет на место!

Повернувшись спиной к пустующей стене, Скриджмер стал смотреть в волшебное окно. Окно позволяло забыть о том, что Министерство на самом деле находится глубоко под землей. А Скриджмер, как Министр Магии, обладал привилегией выбирать пейзаж за окном по своему усмотрению. И сейчас вдали, подернутый легким туманом, на фоне горных вершин возвышался Хогвартс.

Он долго, ни о чем не думая, смотрел на древний замок, понемногу успокаиваясь. Нащупав палочку в кармане, шепнул заклинание, и замок стремительно начал увеличиваться, будто рванулся навстречу, заполнив все видимое пространство. А потом остановился. Ворота словно были у самого окна. Министр повторил заклинание, увеличивающее изображение — безрезультатно. Хогвартс по-прежнему был охвачен магической защитой, и не давал заглянуть внутрь. Вздохнув, Скриджмер направился к двери, на полпути вернулся, достал из корзины сломанное перо и легким взмахом палочки починил его. Как-никак, оно был его любимое. Вышел из кабинета, тщательно запер дверь и повернулся, ожидая увидеть совершенно пустую (все уже разошлись) обширную приемную. Но то, что он увидел, приковало его к месту.

На него смотрел дракон.

Скриджмеру стоило громадных сил удержаться на обмякших ногах. Огромные, чуть ли не размером с квоффл, золотистые глаза чудовища приковывали взгляд. Лишь отведя глаза, Министр смог рассмотреть все остальное. Таких драконов он в жизни не видал! Или это вообще не дракон? У чудовища не было крыльев! Длинное, как у василиска, туловище опиралось на четырех коротких лапах, похожих на львиные и покрытых такой же красно-золотой чешуей. А длинномордая голова немного напоминала собачью. Еще у него были усы — длинные, как у сома, отростки серебристого цвета.

Скриджмер рассмотрел все это меньше чем за секунду. Палочка, которой он запечатал дверь, по-прежнему была в руке, но он даже не попытался ее поднять. Драконы почти неуязвимы для магии. Если даже повезет поразить чудовище в глаз, это его не убьет — только озвереет от боли. И что-то во взгляде чудовища подсказывало, что это не простой дракон. Это был слишком разумный взгляд. А значит, если Скриджмер поднимет палочку, он может и понять, что это значит! «Глупости! — одернул себя Скриджмер. — Разумных драконов не бывает!»

— Для меня честь познакомиться с вами, министр Скриджмер, — сказал дракон.

Мощный гулкий бас, похожий на раскаты грома, обрушился на Скриджмера, и у того в глазах потемнело. Он попытался было все же поднять палочку, но дракон раскрыл пасть, и оттуда полыхнул огонь. Не характерное для драконов пламя, а короткий, добела раскаленный факел, пышущий невыносимым жаром. Пламя тут же погасло, и дракон закрыл пасть — предупреждение было более чем достаточным. Скриджмер разжал пальцы, и палочка бесшумно упала на ковер.

— Мы пришли с миром, — сказал другой голос.

Только сейчас Скриджмер понял, что дракон не один в вестибюле. Однако, хоть голос и прозвучал вполне по-человечески, его обладатель тоже не был человеком. Перед Министром стояла большая обезьяна в вычурном шелковом халате и такой же шелковой шапочкой. Она опиралась о стальной посох длиной в человеческий рост, схваченный у концов золотыми кольцами. Одежда обезьяны очень напоминала виденную когда-то на китайских рисунках, и Скриджмер напряг память. Вот где он видел таких драконов! И тут прозвучал третий голос — девичий и звонкий:

— Позвольте, я вам объясню, Министр!

Скриджмер повернулся, гадая, кого он увидит на сей раз. Но это была просто девушка — на редкость красивая, но все же девушка, и к тому же… Он узнал Чжоу Чанг. А рядом с ней стоял Седрик Диггори.

— Простите за это вторжение, Министр, — заговорила Чжоу, — но у нас и у наших гостей с Двенадцати Небес очень важное дело, и оно не терпит отлагательств.

Скриджмер наконец-то обрел дар речи.

— Настолько важное, что вы пренебрегли официальными каналами? — с иронией спросил он. — У Министерства нет дипломатических отношений с Двенадцатью Небесами.

— Мы это понимаем, Министр, — сказал дракон, — и приносим свои глубочайшие извинения. Кстати, если наш истинный облик вас пугает, мы можем принять человеческий.

— Не обязательно, — холодно сказал Скриджмер (хотя на самом деле этого ему и хотелось — разговаривать с обычными людьми, а не с чудовищами!). — Я вас слушаю.

— Нам нужен доступ в Комнату Смерти.

— Зачем? — ошеломленно спросил Скриджмер. — И…

Он чуть не сказал «Откуда вы вообще о ней знаете?» — но вовремя вспомнил о трехлетней давности сражении Поттера с Волдемортом и Пожирателями в Министерстве. Как раз в Комнате Смерти погиб Сириус Блек.

— Нам нужно пройти в Арку, — спокойно объяснила Чжоу. — Это все, что мы хотим, Министр, и больше мы вас не собираемся беспокоить.

«Они что, сумасшедшие?»

— Конечно, после этого вы не будете меня беспокоить, — с издевкой и некоторой растерянностью сказал он. — Вы что, решили совершить коллективное самоубийство? Но к чему такая спешка?

— Мы не собираемся умирать, Министр, — вмешался молчавший до сих пор Седрик. — К вашему сведению, человек, вошедший живым в Арку, остается живым.

— Откуда такие сведения?

Чжоу и Седрик переглянулись.

— Я думаю, это мы можем сказать, — заметила Чжоу. — Это открыл Гарри. Ему пришлось отчасти проникнуть туда, чтобы вернуть к жизни Гермиону Грейнджер.

Скриджмер молчал. Поттер, думал он, конечно же, Поттер! Почему он не хочет успокоиться, просто насладиться заслуженной славой?! Ладно, Грейнджер его подруга, он не мог смириться с такой потерей. Нашел способ ее воскресить — что ж, честь ему и хвала, уже памятник заслужил при жизни! Но теперь-то — что он задумал? Ясно, что в появлении посланцев с Двенадцати Небес без него не обошлось!

— Я полагаю, у меня нет выбора, — сказал он наконец.

— Да, Министр, — серьезно подтвердила Чжоу, — и мне очень жаль, что приходится так поступать. Поверьте, мне крайне неудобно.

Говорила она вполне искренне.

— Я бы на вашем месте не был так уверен в том, что говорит Поттер, мисс Чанг, — Скриджмер старался говорить увещевающее. — Где доказательства того, что вы останетесь там живы?

— Там Сириус Блек, — снова вмешался Седрик. — И он там живой.

«Вот так новость!»

— Вы его видели… там? — Скриджмер запнулся. Тема Страны мертвых у многих вызывала бессознательный ужас. Но ведь Седрик — один из воскресших. Похоже, он знает, что говорит… — Почему же тогда он не вернулся?

— Потому что это невозможно.

— Тогда это все равно самоубийство! — взорвался Скриджмер. — Какая разница, останетесь вы там живы или нет, если вы не вернетесь оттуда?! Вы подумали о своих родителях, о близких?

— Они в курсе, — возразил Седрик.

— И они согласились, — добавила Чжоу, — потому что мы вернемся. У нас нет времени на споры, Министр. Я вас очень прошу — проведите нас в Комнату Смерти.

— Вы и сами можете туда пройти, — пожал плечами Скриджмер, — она открыта. Нет необходимости ее запирать — только сумасшедший может захотеть туда войти. Как Снейп на позапрошлой неделе. Что может гарантировать ваше возвращение?

Чжоу молча показала руку с кольцом. Скриджмер пожал плечами:

— Ладно, раз вы надеетесь на неизученную магию… Вообще-то это кольцо — собственность Министерства, но я это переживу. Можете идти. Вы знаете, где Комната?

Чжоу и Седрик коротко кивнули.

— Мы вам бесконечно благодарны, Министр, — сказала, церемонно поклонившись, обезьяна. — В ее голосе звучала неприкрытая насмешка.

Поджав лапы, дракон взмыл в воздух и стремительно поплыл к двери; его красно-золотистое туловище извивалось, как у плывущего против течения угря, и по чешуе скользили маслянистые блики. Ни слова больше не говоря, остальные трое быстрым шагом последовали за ним.

Скриджмер еще какое-то время смотрел им вслед, потом шагнул к двери и чуть не наступил на брошенную палочку. Подобрал, сунул в карман и выглянул в коридор. Нежданные гости уже исчезли за поворотом.

К атриуму он шел с навязчивым ощущением, что все это ему приснилось.

Глава 17. …и маглы в «Дырявом котле».

— Ну, наконец-то выбрались! — воскликнул Рон, когда они вышли за ворота.

Все засмеялись и подвинулись поближе друг к другу. Уже смеркалось — в Хогвартсе, окруженным горными вершинами, осенняя ночь наступала рано, а где-то за хребтами уже ощущалось дыхание будущей зимы. Во всяком случае, пролетающий ветерок заметно холодил. Но когда друзья сдвинулись в тесный кружок, стало тепло. Один за другим вспыхнули магические факелы на воротах, и Гермиона машинально глянула на часы.

— В Лондоне будет еще светло, — напомнил Гарри.

А Луна задумчиво сказала:

— Чжоу и Седрик уже там.

Друзья переглянулись.

— Удачи им, — произнес Гарри.

— Удачи.

— Удачи…

Они обменялись рукопожатиями, а Рон вдобавок поцеловал Гермиону.

— Передавайте привет моим братьям, — попросил он, — и напомните, что они еще на прошлой неделе должны были прислать кое-что маме.

— Обязательно, — заверил его Гарри.

Джинни с Невиллом и Рон с Луной взялись за руки, Гарри и Гермиона поспешили отойти. Два хлопка трансгрессии прозвучали почти одновременно, и они остались одни. Гермиона переложила меч, завернутый в черную ткань, в левую руку.

— Кто ведет?

— Давай я. Я хочу зайти в переулок через «Дырявый котел». Проведать Тома, — пояснил он. — С тех пор, как ты вернулась, я ни разу к нему не заходил.

Он прикрыл глаза, нацеливаясь, сжал руку Гермионы. Трансгрессировали, и Гарри сощурился от яркого света. Маглы, проходящих мимо, слегка шарахнулись от прозвучавшего хлопка, и тут же, сразу забыв, прошли мимо. На участок тротуара перед входом была наложена магическая защита, так что никто, кроме волшебников, не испытывал к этой двери ни малейшего интереса.

— Что, знакомого увидела? — спросил Гарри: Гермиона задумчиво смотрела вслед пешеходам.

— Что?.. Нет, — она повернулась. — Том говорил что-то, что в последнее время происходят странные вещи. В «Дырявый котел» будто бы заходят маглы.

— Маглы?! — поразился Гарри. — А когда он это говорил?

— На прошлой неделе, когда я помогала маме с папой выбрать палочки. Я им еще показала, как пройти через бар. Том чуть в обморок не упал, когда увидел меня! — Гермиона рассмеялась. — Да и все в баре рты пораскрывали!

— Надо же, — слегка расстроился Гарри, — а я-то думал устроить сюрприз. Ладно, а что за маглы?

— Может, эти, — Гермиона бросила взгляд через его плечо, и Гарри оглянулся.

На противоположной стороне улицы, под вывеской магазина игрушек стояли двое — высокий мужчина с черными, слегка вьющимися волосами, и пожилая женщина в светлом плаще. У нее были коротко подстриженные седые волосы, а строгое лицо и внимательный взгляд делали ее похожей на МакГонагалл. Не особенно скрываясь, они смотрели на «Дырявый котел».

— Ладно, зайдем, — Гермиона потянула его за руку.

Отвернувшись, Гарри последовал за ней.

— Гарри! — воскликнул бармен Том, с неподобающей его возрасту резвостью выскочив из-за стойки. — Гарри, как я рад… Мисс Грейнджер!!! Какая честь, нет, какая честь!

Гарри отчетливо вспомнил тот переполох, которое вызвало его самое первое появление в баре. То же самое происходило и сейчас. Посетители бара, даже завсегдатаи (а ведь они привыкли к его присутствию здесь летом!) повскакивали на ноги, загремел опрокинутый стул. Им снова жали руки, малыш Дедалус Дингл то и дело ронял свой фиолетовый цилиндр (глядя на него, трудно было поверить, что это один из самых суровых и могущественных членов Ордена Феникса!) Дорис Крокфорд дважды расцеловала Гермиону, и только после этого Тому удалось успокоить всех. Кое-кого пришлось даже пристыдить. Гарри и Гермиона уселись за стойку, прислонив к ней завернутые мечи, и постарались не обращать внимания на взгляды. Гермиона предупредила, что они ненадолго, и заказала два сливочных пива.

— По-прежнему не любите крепкие напитки? — с легким упреком заметил Том. — Ну, все равно — за счет заведения.

Наконец Гарри удалось спросить насчет маглов.

— Да, было такое… — нахмурился Том. — Странные какие-то. Бывает, конечно, что маглы заходят — некоторым настолько хочется пропустить стаканчик, что их даже защита не берет. Но с ними нет проблем — как увидят, что за народ здесь сидит, так сразу кругом и бегом назад на улицу, и больше здесь не появляются. А эти заходили раза три или четыре.

— Мужчина и женщина? — уточнила Гермиона.

Том встрепенулся:

— Да! Так вы их знаете?

— Нет. Видели только что… они смотрели на вашу дверь.

— Я столько раз просил Министерство дать защиту понадежней, — вздохнул Том. — А они говорят, что это сделает, наоборот, нас более заметными. Мол, маглы поймут, что тут есть что-то странное, начнут интересоваться и все такое.

— А эти что-нибудь говорили?

— Да нет, даже толком не заходили. Тоже, как и все — зайдут, пооглядывают всех, и назад. Только… без страха. Такое впечатление, что кого-то ищут… Ну вот, — Том уставился на дверь. — Легки на помине!

Гарри и Гермиона оглянулись.

Маглы подошли, не обращая внимания на угрожающие взгляды посетителей и даже на то, что некоторые достали палочки (впрочем, вряд ли они могли знать, что это такое). Пожилая женщина уселась у стойки и вежливо кивнула.

— Будьте любезны, — обратился мужчина к бармену.

Том нахмурился:

— Мистер, я был бы очень признателен, если вы…

— Само собой, — перебил мужчина. — Надолго мы не задержимся. Если я не ошибаюсь, — он повернулся к Гермионе, — вы мисс Грейнджер? Мисс Гермиона Грейнджер?

Гермиона в недоумении кивнула. Мужчина спокойно достал серебряную визитницу, вынул карточку и протянул ей:

— Вас не затруднит передать ее вашему отцу? Я понимаю, что Джеральд, возможно, меня и не помнит. Нам когда-то довелось побывать вместе в Спитаке. Возможно, он вспомнит Джеймса.

Гарри вздрогнул.

— Вам мое имя знакомо? — удивился мужчина.

— Нет, извините, — Гарри отвернулся. — Просто моего отца звали Джеймсом.

— Прошу прощения, — извинился мужчина. — Меня тоже зовут Джеймс, и я говорил о себе. Мне очень жаль.

Видимо, он понял, что отец Гарри умер.

— Хорошо, — согласилась Гермиона, пряча карточку, — я передам папе.

— Буду очень признателен, если он мне позвонит, — сказал магл и повернулся к Тому. — Вас не затруднит приготовить стаканчик водки с мартини? Смешать, но не взбалтывать.

— Я даже не знаю, о чем вы говорите, мистер, — хмуро бросил Том. — Боюсь, напитков, к которым вы привыкли, здесь не найдется.

— Очень жаль. А что вы можете предложить?

Том некоторое время размышлял, потом вдруг усмехнулся:

— Как насчет стаканчика огневиски? За счет заведения.

— Не откажусь.

Том достал стакан и, с трудом пряча коварную ухмылку, налил на треть жидкости из черной, зловещего вида бутылки. Седая женщина, оторвав взгляд от Гарри, с некоторой тревогой следила за его действиями. Мужчина тоже, как завороженный, смотрел на стакан. Явно непрошенным посетителям еще не доводилось видеть жидкость, внутри которой горит огонь. Крохотные язычки пламени завивались спиралями, не в силах вырваться за поверхность, которая слегка бурлила.

— Ваше здоровье, мистер, — усмехнулся Том, наливая себе.

Он отхлебнул, и из его ушей повалил дым. Магл поднял брови. Поднеся стакан к глазам, он несколько секунд разглядывал пылающую жидкость, понюхал и, с одобрением улыбнувшись, выпил. Женщина подняла руку, пытаясь остановить, но не успела. Мужчина, похоже, прислушивался к своим ощущениям, потом вдруг побледнел. Его лицо исказилось, а из ушей со свистом вырвались струи дыма. Уронив стакан, он прижал ладони к ушам, но дым начал вырываться изо рта из ноздрей.

— Джеймс! — женщина вскочила со стула.

— Все в порядке, Эм! — выдохнул он.

Вытерев слезы, он несколько раз вдохнул. С каждым выдохом из его легких вырывалось облако дыма.

— Все в порядке, — повторил он. — Вот так, наверное, становятся трезвенниками! Все равно спасибо… мистер, — со сдержанной усмешкой поблагодарил он Тома. — Боюсь, после вашего огневиски самые крепкие напитки покажутся пресными.

— Мадам? — приглашающе спросил Том.

— Спасибо, — отозвалась женщина, — я редко пью на работе. Очень рада нашему знакомству, — любезно сказала она Гарри и Гермионе.

— Мы так и не узнали вашего имени, — придирчиво заметила Гермиона. — И вашу фамилию, мистер…

— Бонд, — вежливо представился мужчина. — Джеймс Бонд.

— А мое имя, боюсь, мало что скажет вам, — добавила женщина, — так что можете называть меня любым, которое вам понравится. Лучше, конечно, если оно будет начинаться на букву «М». Пойдем, Джеймс.

После их ухода в баре долго царило молчание.

— Все маглы, что ли, такие странные? — спросила наконец Дорис Крокфорд.

Все с интересом повернулись к Гарри и Гермионе.

— Да нет, — ответил Гарри, — таких я впервые вижу.

— Я тоже, — Гермиона встала. — Нам уже пора, Том. Еще увидимся.

Все еще посмеиваясь над незадачливыми маглами, бармен проводил их в крохотный двор. Гарри коснулся палочкой нужных кирпичей, стена растаяла и они очутились в Косом переулке.

Решив сначала разобраться с волшебными мечами, они неторопливо направились к лавке Оливандера. Гарри все еще разбирал смех при воспоминании о том, как подействовал напиток на мистера Бонда. не сразу он заметил, что Гермиона почему-то не разделяет его веселье.

В конце концов она сказала:

— Что-то здесь не так…

— Ты об этих? — рассеянно спросил Гарри. — Ну, подумаешь, Том их разыграл немного! Ничего ведь плохого не случилось.

Он любовался Косым переулком, которому закатный свет придавал совершенно неземной вид. Некоторые лавки уже закрывались, продавцы затаскивали внутрь стеллажи и витрины, опускали шторы, но другие продолжали работу, люди входили, выходили с покупками, некоторые просто гуляли или сидели за столиками летних кафе.

— А, по-моему, это они нас разыграли, — возразила Гермиона. — Для отвода глаз…

— Для отвода? — Гарри внимательно посмотрел на нее. — От чего?

— От того, что их интересовало на самом деле!

— А что их могло интересовать? Этот Бонд разыскивает старого друга, встречает его дочь, просит ее передать ему его телефон и адрес…

— Ну, может быть… Только откуда он меня знает? Я была совсем маленькой, когда папа уезжал в Спитак. А эта женщина, которая почти ни слова не сказала? Ты обратил внимание, на что она смотрела все время?

— По правде, нет, — Гарри напряг память. — Нет, не заметил. А на что она смотрела?

— На тебя.

— Да на меня кто только не смотрит! — с демонстративным вздохом заметил он.

— Гарри! — в ужасе от его несообразительности воскликнула Гермиона. — Это же маглы! Они даже о Волдеморте ничего знать не могут, а тем более — кто ты такой!

Гарри резко остановился и повернулся к ней; некоторое время они смотрели друг на друга, потом он пробормотал:

— В самом деле… А ты уверена, что она смотрела именно на меня?

— И не просто смотрела, Гарри. Она тебя изучала, пока этот Бонд разыгрывал представление с огневиски!

— Но зачем?

— Не знаю… Давай сядем.

Гарри оглянулся. Стояли они как раз у кафе Фортескью. Он глянул на часы: времени было достаточно. И Оливандер, и близнецы работали допоздна..

Он подвинул Гермионе стул. Сияя улыбкой, появился Флориан Фортескью, и они заказали ему две порции шоколадного мороженого.

— Получается, что они все же знают обо мне. Но зачем я мог им понадобиться?

Гермиона рассеянно ковыряла ложкой свое мороженое.

— Маглам ведь тоже досталось от Волдеморта.

— Но маглы не верят в магию, — возразил Гарри. — И то, что творил Волдеморт, считали просто катастрофами.

Гермиона покачала головой:

— По меньшей мере, один магл всегда знает, как все обстоит на самом деле. Их премьер-министр. По закону, Министр Магии обязан держать его в курсе обо всем, что происходит в нашем мире. И папа не раз говорил мне, что мы недооцениваем маглов.

— Совершенно верно, — сказал чей-то голос позади них.

Они так и подскочили. Сворачивая плащ из переливчатой ткани, Бонд подошел к свободному стулу.

— Разрешите?

— У вас мантия-невидимка? — требовательно спросила Гермиона. — Откуда?

Достав палочку, она с явным намеком крутила ее в пальцах.

— Наши люди ее раздобыли. Это было нелегко, — спокойно ответил Бонд, усаживаясь и аккуратно подергивая брюки. Свернутую мантию он убрал в карман пиджака. — Можете убрать свою палочку, мисс Грейнджер, я вам не враг, и здесь, как вы понимаете, я безоружен.

Гермиона некоторое время сверлила его взглядом, потом позвала Фортескью и заказала еще порцию мороженого.

— Это можно есть спокойно, — холодно усмехнулась она, когда Бонд с некоторой опаской начал рассматривать мороженое. — Думаю, нам стоит выслушать его.

Гарри кивнул. Меч лежал у него на коленях, и он незаметно развернул ткань у рукоятки.

— Не нужно, — заметил Бонд. — Лучше скажите — вы действительно Гарри Поттер?

— Да.

— Если хотите сделать что-то незаметно под столом, делайте это кистью и не шевелите плечом, мистер Поттер.

— Спасибо, учту.

— Это у вас мечи? — Бонд улыбнулся. — Мечи и магия!

— А разве вы в это верите? — поинтересовалась Гермиона. Палочку она не убрала.

— Приходится, раз уж я здесь… — взгляд Бонда медленно скользил вокруг, задержался на магазинчике напротив, где продавец за витриной гасил выставленные магические лампы. — Мисс Грейнджер, я в курсе, что мое оружие здесь не действует, но это все же не значит, что я беззащитен.

Он сделал молниеносное движение — и палочка Гермионы оказалась у него в руке. Возмущенно вскрикнув, девушка так же мгновенно выбросила руку, ткнув его в сгиб локтя. Бонд охнул, рука бессильно повисла, палочка покатилась по земле. Гарри уже стоял, касаясь его горла острием Экскалибура.

— Хорошо! — Бонд удивленно поднял брови. — А как насчет…

Не договорив, он одним движением — шаг и поворот — оказался рядом с Гарри, перехватил его кисть и резко вывернул. Гарри уронил меч, тут же, упав на колено, поймал рукоять левой рукой и плашмя ударил его по ногам — Бонд еле отскочил и замер, потому что Гермиона наставила на него меч Гриффиндора. Сжал и разжал пальцы, проверяя, прошел ли паралич, потом внезапно хлопнул ладонями, зажав между ними лезвие, и начал выворачивать меч из руки Гермионы. Та присела, Гарри взмахнул Экскалибуром над ее головой, и Бонду снова пришлось отскочить.

Лед в его глазах растаял, а лицо озарилось совершенно мальчишеской улыбкой. Это была невероятная метаморфоза — вместо изысканного джентльмена и беспощадного бойца на них смотрел человек, помолодевший лет на десять. Не обращая больше внимания на сверкание двух мечей, он наклонился, подобрал с плит палочку и вручил Гермионе.

— Спасибо! — с неподдельной искренностью сказал он. — Замечательная разминка! Вот и ваша палочка, мистер Поттер!

Ошеломленный, Гарри забрал свою палочку несколько более резко, чем ему хотелось. Бонд не обратил на это внимания. Снова усевшись за столик, он приглашающе кивнул и взял ложку. Все еще настороженные, Гарри и Гермиона убрали мечи в ножны и опустились на свои стулья.

— Я поражен, — просто сказал Бонд. — Не столько вашим умением… по правде, в настоящем бою я бы справился с вами. Уверяю вас! — заверил он Гермиону, которая скептически изогнула бровь. — С каждым из вас, по отдельности. Но не когда вы в паре. Я в жизни не видел такого совершенного взаимодействия!

— Как у вас оказалась моя палочка? — требовательно спросил Гарри.

Он пытался резкостью тона скрыть то, что оценка Бонда ему льстит.

Бонд отправил в рот ложку мороженого.

— Задний карман джинсов — не лучшее место для оружия, — объяснил он, по-прежнему улыбаясь. — Когда вы повернулись, чтобы перехватить меч, я вытащил ее без труда. Уравнение шансов.

— У вас их не было.

— Значит, тем более стоило уравнять.

Он оглянулся — немало прохожих остановились и смотрели на них, некоторые с довольно хмурым выражением держали палочки. Гарри улыбнулся и кивнул им, показывая, что все в порядке. Поняв, что все закончилось, те начали расходиться.

— А вы здесь популярны, мистер Поттер, — заметил Бонд, снова став непроницаемо-изысканным. — Если я правильно понял, все эти люди были готовы защитить вас. Даже от случайно забредшего… магла — так вы, кажется, нас называете?

— Магл не может «случайно забрести» в Косой переулок, мистер Бонд, — возразила Гермиона. — И я очень хотела бы знать, как вы смогли проникнуть сюда.

Она нахмурилась потому что Бонд, явно передразнивая, очень похоже изобразил ее скептический изгиб бровей. Но он только ответил:

— Когда мы с Эм вышли, я накинул мантию и снова вошел, невидимый. Вы направились в дворик, а я шел позади. И когда вы открыли проход, прошел за вами. Просто, правда?

Гермиона сердито отвернулась и, не глядя на него, спросила:

— Что вы от нас хотите?

Бонд с явным наслаждением поедал мороженое.

— Мистер Бонд!!!

— Дай же человеку поесть! — засмеялся Гарри, поняв, что их «гость» хочет собраться с мыслями.

Бонд снова улыбнулся, кивнул с благодарностью, отправил в рот последнюю ложку и откинулся на спинку стула. Гарри и Гермиона молча ждали.

— Прекрасное мороженое! — возвестил Бонд. Гермиона снова нахмурилась. — Знаете, это, наверное, самое лучшее задание в моей жизни. Это правда, — он вдруг стал очень серьезен, — я не помню задания, на котором я мог бы просто расслабиться и наслаждаться чем-нибудь простым. Я не первый раз здесь, кстати! С тех пор, как мы обнаружили этот проход, я побывал тут раз двадцать. Невидимым, конечно. Поэтому и чувствую себя достаточно уверено.

— Вы шпионили за нами, — подытожила Гермиона.

Это прозвучало достаточно жестко, но Гарри знал свою подругу. «Она пока не решила, как к этому относиться…»

— Да, — так же жестко подтвердил Бонд. — Как вы правильно заметили, мисс Грейнджер, нам, маглам, тоже досталось. Настолько, что премьер-министр набрался мужества и поставил в известность «Ми-6». Разведку, — добавил он для ясности.

— Того, от кого вам досталось, уже нет.

— Я уже знаю, — взгляд пронзительных, цепких серо-голубых глаз остановился на Гарри. — И прикончили его вы, правда?

— Не совсем, — возразил Гарри, — не я один.

Бонд кивнул:

— Я слышал о Битве. Мне многое довелось услышать здесь, когда я ходил в мантии и прислушивался к разговорам.

— Значит, вы знаете, что все позади, не так ли? Почему бы вам не перестать шпионить?

— Но я и перестал, мисс Грейнджер! — улыбнулся Бонд. — Я пришел в открытую.

— Ну да — в мантии!

— Как видите, я ее снял — впервые, кстати. Настолько легче без нее — не надо следить, не налетишь ли на кого-нибудь, не выдашь ли себя каким-нибудь звуком…

Гарри засмеялся, вспомнив, как он сам пользовался мантией — те же проблемы, особенно ночью, в Запретной секции библиотеки!

Эти воспоминания потянули еще одно, очень неприятное — как его в поезде все-таки высмотрел Драко Малфой, и дело закончилось сломанным носом…

Он заставил себя вернуться к разговору:

— Вы пришли в открытую. Как друг? Или с объявлением войны?

— Как друг, — твердо сказал Бонд. — И с предложением союза. Сила в единстве. Шпионаж был неизбежен, но с самого начала у нас не было сомнений в одном — какими бы вы не были… необычными, вы такие же англичане, как и мы.

— Рада слышать… — медленно проговорила Гермиона.

— Вы все еще не верите мне, — Бонд сказал это, как что-то само собой разумеющееся. — Это понятно. Хорошо, я уполномочен рассказать вам все. Да, именно вам обоим, — заверил он Гермиону.

Ее тон оставался официальным, но спросила она без прежней настороженности:

— Почему именно нам, мистер Бонд, а не Министерству Магии?

Бонд усмехнулся.

— То, что нам известно на данный момент, — сказал он, — позволяет сделать два достаточно вероятных предположения. Во-первых — что мистер Руфус Скриджмер, Министр Магии, не тот человек, к которому следует идти с подобным предложением. И во-вторых — что вы, мистер Поттер, обладаете здесь куда большим авторитетом. К вашему мнению прислушаются. К его — вряд ли, даже если он согласится выслушать нас.

Гарри не знал, что сказать. А тут еще и Гермиона негромко заметила:

— Он прав.

* * *

…На встречу в Управлении разведки премьер-министр шел, как на эшафот. Только этот эшафот представлялся ему не гильотиной, а листком бумаги с очень мягким и вежливым советом подумать о своей отставке. Для того, чтобы поднять трубку старинного телефона и позвонить по нужному номеру, действительно потребовалось собрать все мужество — то особое мужество политика, которое требуется, чтобы на вершине карьеры поставить под удар свою репутацию. И он не мог понять, почему вообще решился на это. Ведь Министр Магии заверил его, что все позади и все хорошо. Лорд Волдеморт мертв, согласно пророчеству. Его сторонники, выжившие после битвы, в надежнейшей тюрьме Азкабан. Правда, Азкабан сейчас охраняется не дементорами, а сотрудниками Отдела Мракоборцев, но так даже лучше — дементоры оказались ненадежными союзниками, предали Министерство, переметнулись на сторону Темного Лорда. Что с ними? Да сгинули туда, откуда пришли, когда их повелитель пал. Мальчик Гарри Поттер? Ну, так он же и прикончил Волдеморта, опять-таки согласно пророчеству. Жив и здоров, хотя несколько подавлен — в бою погибли ближайшие друзья…

Однако сам Скриджмер выглядел во время разговора далеко не радостным, особенно когда речь шла о победе Поттера. Когда премьер осторожно намекнул, что Поттер, возможно, заслуживает высшей награды, Скриджмер в раздражении буркнул: «Да-да, Министерство это обсуждает… Орден Мерлина… возможно, первой степени…» Потом вдруг встал и, ни слова больше не говоря, исчез в камине.

Наверное, премьеру следовало успокоиться и выбросить это из головы. Раз уж опасность миновала… Что это правда, он и сам чувствовал. Уже несколько дней, как рассеялся промозглый туман, напускаемый, как он уже знал, дементорами. Весна вступала в свои права, и люди на улицах выглядели куда более оживленными, чем за весь прошлый год. Похоже, эти кошмарные существа действительно сгинули, и Скриджмер говорил правду.

Но то, что Скриджмер сам не рад этой победе, говорило о многом — и прежде всего о том, что заслуг их Министерства в победе мало. И еще премьера почему-то сильно зацепило одна вещь.

«Орден Мерлина… возможно, первой степени…»

Возможно?!

Да семнадцатилетний мальчик, победивший страшнейшего террориста, должен стать национальным героем! За такой подвиг в нормальном человеческом мире памятники при жизни ставят!

Премьер долго ходил из угла в угол. А потом вдруг поднял трубку старинного телефона, который все считали просто оригинальным украшением его кабинета. Дождавшись мягкого женского голоса, он сказал:

— Мисс Менипени, когда наконец будет готов отчет 217? Да, я подожду.

Через несколько минут телефон зазвонил, и он сказал в трубку:

— Я приду за ним лично.

Фраза об отчете была, разумеется, кодовой, и означала требование немедленной встречи с начальником отдела Ми-6. Повесив трубку, премьер уже жалел о своем решении. В памяти всплыли слова предшественника Скриджмера, сказанные им при самой первой встрече больше шести лет назад.

«Дорогой мой премьер-министр, а разве вы сами когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажете?»

Придется, дорогой мистер Фадж, думал премьер, с замирающим сердцем подходя к невзрачному входу в ничем не примечательное здание. Шоферу он приказал высадить его за квартал отсюда, надеясь, что небольшая пешая прогулка несколько прояснит голову. Это было откровенным нарушением всех правил безопасности, но ему было наплевать. Премьеру все больше казалось, что он пошел на политическое самоубийство.

Так он и сказал Эм, едва опустившись в кресло.

— Можете не беспокоиться, — с оттенком иронии возразила она, — для самоубийства вы обратились не по адресу. Для политической репутации опасны журналисты, а не разведчики, премьер. Так что говорите спокойно. Наше дело — безопасность страны, в том числе и ваша безопасность. Как насчет стаканчика джина?

К концу разговора они уже были не одни в кабинете. Его слушали — и очень внимательно слушали — сама Эм, ее помощник Чарльз, начальник штаба Ми-6 Билл Тэннер и начальник технического отдела Кью. А также лучший агент Отдела 00, агент под номером 007. Джеймс Бонд, человек-легенда, ни разу не потерпевший провала.

Он первый и нарушил молчание:

— Ну что ж, все стало на свои места.

— Вы мне верите? — удивился премьер.

— Мы верим фактам, какими невероятными они бы не казались, — отозвалась Эм. — Такова специфика нашей работы.

— Но я ничем не могу подтвердить эти факты! У меня нет доказательств!

— Они есть у нас… только до сих пор мы не знали, что именно они доказывают. Вы очень хорошо сделали, что пришли сюда, премьер. Только стоило сделать это раньше.

Премьер уже успокоился настолько, что смог даже разозлиться на столь прямолинейный упрек.

— Так что вам известно? — требовательно спросил он.

И понял, что действительно успокоился. Дело было не только в том, что его репутации ничего не угрожало. Наконец-то появились люди, с которыми он мог разделить ответственность.

— Ну что ж… — протянула Эм.

Она начала с Брокдейлского моста.

Большая часть его остатков находилась под водой, и пришлось послать бригаду водолазов со специальным оборудованием. Удалось достать фрагменты тех мест, где проходили разломы, и их отдали техническому отделу. Выяснилось лишь то, что мост был разрезан, но не с помощью газовой горелки, не направленным взрывом и не лазерным лучом. Создавалось впечатление, что с неба обрушился огромный меч с бесконечно тонким лезвием, который рассек мост в трех местах.

То, что это сделано не лазером, несколько даже успокаивало — не хватало только, чтобы террористы обзавелись боевыми лазерами! Но тогда — чем? Выглядело так, как будто неведомое оружие аккуратно раздвинуло сами атомы металла!

«Законы физики такого не позволяют — прокомментировал в своем отчете Кью. — В металле нет ни термических, ни химических изменений. Это больше похоже на магию. В нашем отделе воспроизвести эффект невозможно».

Магия. Это было ключевое слово, и Эм приказала разыскать в архивах любые сведения, которые можно определить как «проявление магии». А поскольку толкового определения самой магии как таковой не существовало, поиск пришлось свести к «фактам зарегистрированным, но необъяснимым с точки зрения известных законов природы». Громоздко — но с этим уже можно было работать. Можно было начать самое безумное расследование в истории разведки.

Гарри и Гермиона переглянулись. Как тут было не вспомнить слова МакГонагалл о самом безумно эксперименте в истории магии? По-своему истолковав их улыбки, Бонд с легкой усмешкой объяснил, что разведчики все же в лучшем положении, чем политики. Обязательная секретность их работы позволяла не беспокоиться за свою репутацию. От них требовался лишь результат, а где его искать — в окружающем мире, в детских сказках или вообще за пределами сущего — не должно было касаться никого. Лишь бы был результат.

Пришлось, правда, поломать голову над тем, как объяснить полицейским службам, какая информация нужна. Придумали легенду о террористах, применяющих высокие технологии. Модное слово «хай-тек», символ конца века, обладало своей магией — оно объясняло все. Полиция охотно подняла свои архивы, ища «необъяснимые факты». Сотрудничать с разведкой — это было престижно! И не только. Можно было избавиться от кучи непонятных и нераскрытых дел, сохранив при этом лицо. Высокотехнологичный терроризм — да, это дело разведки! Факты из полицейских архивов прямо посыпались дождем. Комиссар полиции даже признался, что у них в руках находится, по-видимому, один такой террорист, а также применяемый им образчик хай-тека…

(— Что?! — воскликнула Гермиона. — Полиция поймала волшебника?! И удержала его?

— Это был не волшебник. И даже не террорист).

Компьютерная модель показала, что невидимые плоскости, рассекшие мост, сходились в точку, расположенную на набережной в полумиле от моста. Полиция предоставила отчет о работе уличных камер наблюдения. Выяснилось, что в момент катастрофы ближайшие к этой точке камеры неожиданно отключились, но самая отдаленная проработала еще несколько секунд и сохранила запись о неожиданно возникшем на набережной человеке в длинном черном одеянии. На последнем кадре видеозаписи он вытягивал в сторону моста руку с зажатой в ней короткой палочкой. Через несколько минут камера заработала снова, но фигуры в черном одеянии в кадре больше не было. А вдали был виден рухнувший мост и бегущих туда людей. По-видимому, применение магии плохо влияло на электронику. И это влияние ослабевало с расстоянием.

Это была новая зацепка. Есть ли места, где такие сбои происходят регулярно? Совершались ли там нераскрытые преступления? Происходило ли что-нибудь просто необъяснимое? Да, комиссар, нас интересует все, любые показания — хоть летающие тарелки, хоть снежные люди или там озерные чудовища! На автобус с детьми напал летающий ящер? Да, интересует! После урагана на юго-западе кто-то видел следы гигантов? Пришлите копию! Свидетель был настолько пьян, что потерял память? А после чего он ее потерял? Нет, комиссар, разведчики еще в здравом уме. Террористы могут применять голографическую маскировку, наркотики, отшибающие память и так далее! Сейчас эпоха хай-тека!

Полиция успокоилась и продолжила избавляться от загадок. Эпоха хай-тека — это прежде всего эпоха компьютеров. В компьютерах «Ми-6» уже дымились процессоры, а у разведчиков плавились мозги. Но разведчики умели ставить вопросы, и из ответов компьютеров стала складываться общая картина. Часть фактов подтвердилась, из спутанного клубка вытягивались путеводные нити. Кропотливая, рутинная работа начала разрушать магическое наваждение.

Магия существовала. Существовали люди, владеющие ею. Маги, колдуны, волшебники. В отчетах начали появляться даже конкретные имена. За подозреваемыми установили слежку… но тут стал вырисовываться очень непростой вопрос.

Подозреваемые? В чем? Сейчас не Средние века, и магия — не преступление. Пусть люди, за которыми наблюдали, и обладали способностью исчезать в одном месте и появляться в другом, носили с собой волшебные палочки и летали на метлах (это удалось даже заснять на пленку!), пусть они избегали обычных людей, скрывались и жили своей жизнью — но при всем при том это явно были порядочные люди. А следить за людьми, от которых заведомо нельзя ждать преступлений — пустая трата и сил, и денег налогоплательщиков… «Тогда назовем это не слежкой, а наблюдением, — отрезала Эм, положив конец возникшему спору. — Наблюдением и изучением. Знать-то мы должны!»

Она была права. То, что первыми на глаза попались хорошие люди, еще не значило, что все волшебники порядочны. Был же Брокдейлский мост, бесчинство на юго-западе, были сожженные странным огнем дома, похищения золота, непонятно чем и непонятно зачем убитые люди… Среди волшебников тоже были преступники. Пусть магия не преступление, но стать инструментом для преступления она вполне могла.

Даже для обычного преступника. Магла.

— Это невозможно! — перебила Гермиона. — Магл не может применять магию, это же врожденная сила. Смотрите, — она взмахнула палочкой. Посыпались искры. — Вот, возьмите ее и попробуйте сделать то же самое!

Бонд покачал головой:

— Я знаю. Однако я, магл, пользовался мантией-невидимкой, чтобы войти сюда.

— Но это совсем другое дело! У нее замкнутая магия, таким магическим предметом действительно… — она осеклась.

— Вы меня поняли.

Мантия и была тем самым «образчиком хай-тека», которым пользовался «террорист». Этого типа вытащили из тюремного лазарета и перевезли в «Ми-6». С ним, кстати, полиция рассталась куда охотней, чем с мантией, вокруг которой завязалась долгая служебная переписка под грифом «Совершенно секретно». В конце концов комиссар полиции привез ее лично и заодно предупредил, что задержанного, у которого ее изъяли, вряд ли можно считать террористом. Так оно и было. Это оказался полусумасшедший тип, параноик по имени Арчи Стейн, убежденный, что весь мир против него, а главная цель каждого человека на свете — отравлять жизнь лично ему, любимому.

Злобный и агрессивный, но трусливый, тупой и ограниченный, но с врожденной хитростью, он смог оценить преимущества невидимости и не стал задаваться вопросом, что это за штука такая — мантия-невидимка. Да у него и ума не хватало задаваться подобными вопросами. Для Стейна наступила новая пора жизни — не жизнь, а сбывшаяся мечта. Он бил витрины, прокалывал шины у машин, избивал первых же попавшихся под руку встречных — избивал жестоко и с восторгом; ночевал в супермаркетах и универмагах, где жрал все подряд и бил для удовольствия выставленные товары. В одном таком универмаге он и попался. Там только что установили камеры наблюдения нового образца, с повышенной чувствительностью в инфракрасном диапазоне — и ночью охранники увидели его на всех мониторах. Псих к тому времени обзавелся пистолетом, и завязалась перестрелка. Охранники его не видели, это стоило жизни одному из них, еще двое были ранены. Но со слухом у остальных все было в порядке, и они открыли беспорядочный огонь туда, откуда доносились выстрелы. Когда преступник упал, повалив несколько стеллажей, они бросились туда и споткнулись обо что-то невидимое. Потом с них взяли подписку о неразглашении, да и самим охранникам было ясно, что о таком болтать — себе вредить, все равно никто не поверит.

В конце концов, мантия очутилась у разведчиков, и ее передали в отдел Кью. А когда появился премьер со своим рассказом, Кью захватил ее с собой и продемонстрировал высокому гостю. Премьер, к тому времени окончательно успокоившийся насчет своей репутации и в то же время озадаченный сведениями, которые обрушились на него, впал в прямо-таки детский восторг и попросил разрешения попробовать самому.

В конце концов, когда-то и он был ребенком, верил в сказки и мечтал о чем-нибудь волшебном…

Из разведки он уехал в приподнятом настроении, а Эм распорядилась предоставить мантию Бонду. Кью не возражал. «Ее свойства мы уже изучили, — пояснил он, — и идея, надо сказать, хорошая. Принцип тот же, что и у нашего невидимого вертолета, хотя и достигается… — он хмыкнул, — другой технологией. Что ж, посмотрим, нельзя ли добиться того же нашими средствами».

— А как вы обнаружили «Дырявый котел»? — спросила Гермиона. Она уже забыла о своей настороженности и слушала с огромным интересом.

Бонд рассмеялся.

— Так же, как и некоторые другие места, скрытые с помощью магии, — сказал он. — В свободное от работы время. Мы попросили наших сотрудников брать с собой плееры, погулять по городу и отметить те места, где музыка без видимых причин глохнет. Кстати, простите за любопытство — что-то ваше есть по адресу площадь Гримо, 12?

Оба подскочили.

— Допустим… — осторожно сказал Гарри. — Тоже определили с помощью плеера?

— Не только. Мы хотели понять, почему дом 12 не видит никто, а на фотографиях, сделанных с помощью телеобъектива, он присутствует! Нет, я не собираюсь выспрашивать все ваши тайны подряд — просто хотел удостовериться.

— А ведь это идея… — сказала вдруг Гермиона.

И Бонд, и Гарри вопросительно посмотрели на нее.

— Вы имеете в виду — наш способ обнаружения? — поинтересовался Бонд.

— Нет, вовсе не это, — она задумалась. — Знаешь, Гарри, я верю мистеру Бонду. И вот насчет его предложения… насчет сотрудничества…

— Я тоже думаю, что оно стоящее, — согласился Гарри. — Но раз Министерство не подходит для официального предложения…

Он вдруг понял, что имела в виду Гермиона. И с легким подозрением посмотрел на Бонда. Случайно ли он упомянул Гримо, 12, или знал об Ордене Феникса и ненавязчиво навел их на нужную мысль? «Не все ли равно? — решил он. — Идея правильная».

— По-видимому, вам нужно познакомиться с Альбусом Дамблдором, — сказал он. — Я передам ему, и если вас не смутит то, что он не человек, а призрак…

— С детства мечтаю увидеть настоящее привидение, — весело заверил его Бонд. — Спасибо, мистер Поттер! — он встал и вытащил из кармана свернутую мантию. — Я больше не буду отнимать у вас время. Мой телефон у вас есть, мисс Грейнджер. Позвоните, как только что-нибудь решится. Или пусть позвонит Джеральд — мне и правда хотелось бы повидаться с ним.

Гермиона кивнула.

— Вас проводить? — деловито спросила она. — Кто-нибудь ведь должен выпустить вас из Косого переулка.

— Не беспокойтесь, в это время многие уходят, — одним быстрым движением Джеймс Бонд накинул мантию и исчез с глаз. — Воспользуюсь привычным способом, — сказал его голос из пустоты. — Очень рад был нашему знакомству — говорю вполне искренне! И спасибо за мороженое!

Глава 18. Свет лунных глаз.

Гарри и Гермиона не торопясь шли к лавке Оливандера. Солнце уже касалось крыш, и по мостовой плясали длинные тени. Закат ярко вспыхивал в витринах, мимо которых они проходили, и порой немного слепил. Казалось, сам воздух стал золотистым.

— Что ты об этом думаешь, Гермиона?

— Пока еще не знаю… — задумчиво отозвалась она.

Кончиком завернутого меча она тронула синего пушистика, который, устроившись на краю мусорной урны, сосредоточенно обследовал ее содержимое длинным язычком. Зверек пискнул, соскочил и побежал за ними. Гермиона подхватила его и посадила на плечо.

— Наверное, от близнецов сбежал, — сказала она. — Как раз отнесем к ним. Ай! — она стукнула пальцем по пушистику, который засунул язычок ей в ухо. — Щекотно! Веди себя хорошо!

Пушистик убрал язычок и начал негромко попискивать.

— Я думаю, что по-другому и быть не могло, — задумчиво сказала Гермиона и двумя руками взяла Гарри под руку. — Мы не можем вечно скрываться и жить только в своем мире. Я уже давно думала об этом.

— У меня тоже мелькали такие мысли, — признался Гарри. — Получается, что стоила кое-кому из маглов поверить в то, что мы существуем — и они нас нашли.

— Потому что они очень изобретательны, Гарри… Изобретательность заменяет им магию. А почему — «им»? Мы с тобой ведь тоже маглы, — она сказала это с удивлением, будто только сейчас это открыла. — Я родилась у маглов, ты вырос среди них… Кому, как не нам, понимать их?

— Ты… да, — согласился Гарри. — Не знаю, правда, насчет меня. Тех маглов, среди которых вырос я, мне не за что особенно любить. Мне как-то не доводилось общаться с хорошими маглами… — он засмеялся и обнял ее за талию, — пока я не встретил тебя. Да, кстати, ты же на третьем курсе проходила изучение маглов.

— Ой, нет! — она покачала головой. — Не напоминай — такая тогда была перегрузка! Но я не поэтому бросила магловедение. Сначала было жутко интересно, а потом начало раздражать. Те, кто писал учебники, ничего в жизни маглов не понимают. И не пытаются понять. Там многое подавалось с юмористической точки зрения, порой довольно остроумно, но знаешь, я как-то подумала — если бы маглы начали писать так про мир волшебников, мы бы обиделись.

— Наверное, — Гарри с интересом посмотрел на подругу. — А почему бы тебе не написать новый учебник? Думаю, у тебя бы получилось.

— Ой! — она почему-то смутилась. — Ты и правда так думаешь?

— Конечно! И это был бы замечательный учебник.

— Спасибо, милый… — рассмеявшись, она поцеловала его, отчего оба чуть не споткнулись. А потом призналась: — Я уже начала писать, Гарри! Все, пришли.

Они остановились перед лавкой. Гарри разглядывал ее с некоторым волнением. Здесь он купил свою палочку — ту самую, которая сейчас (несмотря на замечание Бонда), лежала в заднем кармане джинсов. Он машинально достал ее и ему показалось, что она излучает тепло — может, тоже вспомнила, что ее изготовили здесь? Что-то изменилось в лавке — Гарри не сразу понял, что именно, потом заметил — буквы вывески, которую он помнил облупленной от старости, блестела новой позолотой. «Семейство Оливандер — производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры»… Витрина, когда-то пыльная, тоже сияла чистотой, но в ней по-прежнему на выцветшей фиолетовой подушке лежала только одна-единственная палочка, потемневшая от времени. Только подушечка и палочка на ней хранили воспоминание о прежнем хозяине лавки. Оливандера-старшего не стало, а с его сыном они не были знакомы.

Им было несколько не по себе, когда зашли и где-то в глубине магазина зазвонил колокольчик. Однако Мартин Оливандер оказался настолько похожим на своего отца — и внешне, и негромким голосом, и спокойной, отрешенной манерой разговора — что временами казалось, будто Оливандер-старший вернулся, помолодев, из Страны Мертвых.

— Добрый вечер, — сказал он, выйдя из внутренней комнаты. — Очень рад, мистер Поттер. Мисс Грейнджер, если я не ошибаюсь? Очень приятно познакомиться именно с вами.

Он вышел из-за прилавка и галантно подвинул Гермионе стул. Гермиона улыбнулась и села, несколько удивленная его вниманием.

— Ива и драконья жила, правильно? — спросил мастер. — Я делал вашу палочку, мисс Грейнджер. Одна из первых, сделанных мной, когда я начал помогать отцу в его работе. Вы заметили, наверное, что она отличается от палочки мистера Поттера, да и от всех отцовских…

— Ну да, — улыбнулась Гермиона, крутя палочку в пальцах, — у нее резьба. Мне это так понравилось, когда я выбирала…

— А ей понравились вы. Отец считал, что не волшебник выбирает палочку, а палочка — волшебника… А на мой взгляд, они выбирают друг друга. С вашими палочками есть какие-то проблемы? Или вы зашли по другому поводу?

— С ними все в порядке, мистер Оливандер, — заверил его Гарри, взял у Гермионы меч и подошел к прилавку к прилавку. — Мы хотели показать вам это.

Он аккуратно развернул ткань и положил мечи рядом. Ни слова не говоря, Оливандер подошел и начал разглядывать их. В вечном полумраке лавки — сейчас, с наступлением вечера, ее скудно освещал только огонек масляной лампы на стене — его большие серебристые глаза, как и у отца, будто светились собственным лунным светом. Глаза, как у Луны! — вдруг сообразил Гарри. И как у Роберта Лавгуда. Похоже, они были не только друзьями, но и родственниками. Оливандер медленно поднял руку и почти ласково провел пальцами по рукояткам и гардам мечей.

— Они сейчас ваши? — тихо спросил он.

Гарри и Гермиона, которая встала и тоже подошла, кивнули.

— Вы хотели узнать насчет этого, мисс Грейнджер? — он взял меч Гриффиндора и отвернул шишечку. — Да, вы правильно поняли — Годрик Гриффиндор действительно сделал его продолжением палочки. Он был волшебником-воином, а держать одновременно и палочку, и меч не очень удобно.

— Мне не хочется держать свою палочку в мече, — возразила Гермиона.

— А вы сможете работать одновременно с двумя магическими предметами? — усомнился Оливандер.

— Смогу! — заверила она.

— Тогда я могу посоветовать купить еще одну палочку.

— Да, я так и собиралась.

Оливандер направился в угол лавки, где отдельно стоял маленький стеллажик и начал рассматривать узкие коробки.

— Попробуйте эту, — каким-то странным тоном сказал он, вернувшись к ним. — Я сделал ее совсем недавно.

Гермиона подчинилась.

— Очень хорошая, — одобрила она, выпустив озаривший всю лавку многоцветный фейерверк. — И резьба тоже красивая… ах! — она свела палочки вместе, и их вдруг охватило золотистое сияние. — Да они как родные сестры!

— Они и есть сестры, — задумчиво сказал Оливандер.

Он уселся за стол. Мягкое лунное сияние его светлых глаз слегка разгоняло царивший в лавке полумрак.

— Я сделал ее совсем недавно, — повторил он. — Долго пришлось рыться в своих и отцовских запасах, чтобы найти материалы, из которых я много лет назад сделал вашу первую палочку, мисс Грейнджер. И я даже не мог понять, зачем я это делаю, но что-то подсказывало мне — я должен, я обязательно должен сделать еще одну такую же палочку. А мастер должен доверять таким предчувствиям. Я нашел кусок той самой ветки ивы, коробочку с жилами того же дракона и убедился, что предчувствие верно. Но пока вы не появились, я не мог знать, зачем это нужно. Теперь знаю, и работа завершена.

Он улыбнулся.

— Сколько я вам должна? — деловито спросила Гермиона.

— Один сикль.

— Ч… что? — Гермиона была потрясена. Оливандеровские палочки стоили не меньше пяти галеонов!

— Один сикль, — с улыбкой повторил Оливандер, — потому что я отдаю ее вам бесплатно. Но поскольку мастер всегда должен получить что-то за свой труд, а покупатель — не чувствовать себя неудобно, одного сикля вполне достаточно. Во всяком случае, я чувствую, что так надо — а, как я уже говорил, мастер доверяет своим ощущениям.

В полной растерянности Гермиона вручила ему серебряную монетку. Оливандер взял со стола меч Гриффиндора, отвинтил шишечку на рукоятке и вложил туда палочку. Достав меч из ножен, прошептал заклинание, и по лезвию побежали искристые кольца, запахло грозовой свежестью.

— Все работает, — с удовлетворением сказал он и встряхнул меч. Кольца слетели с лезвия, раскатились по полу и по лавке заметались веселые блики. Он поднес рукоятку к уху, слегка потряс. — Как влитая. И хорошие ножны, — он вложил в них меч. — Похоже, работа Флиттвика — он любит такие серебряные узоры. Я в первый момент испугался, когда увидел ножны, но потом заметил, что они новые.

Они уставились на него.

— Вы знали про те? — поразился Гарри.

— Но об этом же писали! — в свою очередь удивился Оливандер. — Разве вы не читали… — он осекся. — Простите, мисс Грейнджер, это было нетактично. Я забыл, что в то время вас не было… среди живых.

— Ничего, все в порядке, — засмеялась Гермиона.— Сейчас-то я живая! Стоит просмотреть подшивки «Ежедневного пророка», видимо… в нем писали, да?

— И там, и где только не писали.

— Мне в то время было не до этого, — тихо объяснил Гарри. — Я читал другое…

— Да, я понимаю, — спокойно сказал Оливандер. — Я в курсе, Гарри.

Впервые он назвал его по имени.

— Здесь, в Косом переулке, можно услышать многое, — сказал он, уселся и облокотился о прилавок. Кивнул на стулья. Придвинув их поближе, Гарри и Гермиона тоже уселись. — Но вы, наверное, знаете, Гарри. Как о вас говорят, о вас и о вашем открытии. Как надеются на вас… те, кто потерял близких. В том числе — и я…

Гарри долго молчал.

— Нет, я не знал, — сказал он наконец. — Но мог бы догадаться… Я очень хотел бы оправдать эту надежду, мистер Оливандер… но не знаю как.

— Но вы ищете, — сказал тот. Это было утверждение, а не вопрос.

— Мы все ищем.

Оливандер провел рукой по лежащему на столе Экскалибуру.

— Вы оправдаете наши надежды, Гарри, — сказал он. — Я говорю это не для того, чтобы вас подбодрить. Я это знаю, хотя и не знаю, как это вам удастся.

Гарри с большим удивлением посмотрел на него, а Гермиона засмеялась.

— Простите, — смущенно сказала она, — просто это прозвучало… очень знакомо. Ну, примерно в таком стиле выражается одна наша подруга.

— Малышка Луна? — с неожиданной нежностью спросил Оливандер.

— Вы и правда родственники? — с любопытством спросила Гермиона. — Я заметила — у вас очень похожие глаза.

Казалось, Оливандер не слышал вопроса. Он смотрел куда-то вдаль, все с той же нежной улыбкой — мысли о Луне, наверное, вызывали в нем очень теплые чувства. Гарри уже собирался деликатно прокашляться, чтобы нарушить молчание и спросить об Экскалибуре, но тут мастер сказал:

— Родственники?.. Да, очень дальние… Все чистокровные волшебники так или иначе в родстве между собой. Нас мало, слишком мало… Если бы не маглорожденные, вроде вас, Гермиона, и не полукровки вроде вас, Гарри, волшебники давно бы выродились, и магия навсегда ушла бы из нашего мира.

Он замолчал, и лунное сияние его глаз будто стало ярче, прорезая полумрак лавки. Гарри глянул на свою подругу, и в отсвете этого сияния ему показалось, что в ее глазах поблескивают слезы. Он снова хотел заговорить, и снова Оливандер опередил его:

— Однако сходство наших глаз не имеет ничего общего с кровным родством, с обычной генеалогией. Если уж рядовых волшебников маловато, то что сказать о нас… Нас, можно сказать, почти что и нет. Погибла Летиция Лавгуд, погиб отец. Совсем недавно умер мой учитель Альберик Граннион.

Гермиона, которая во все глаза смотрела на него, сочувственно кивнула. Конечно же, она читала об этом.

— До недавних пор в Англии нас оставалось всего двое. Я и Роберт. И вдруг я узнаю, что Луна, малышка Луна воскресла! Вряд ли вы можете представить…

— Очень даже можем, — осторожно возразил Гарри.

Оливандер улыбнулся и покачал головой:

— Не в такой степени, Гарри. Для меня тут есть еще кое-что. Для вас — да: вернулся человек, которого вы любили; да, замкнулся ваш Круг… О, этим я был очень счастлив — что Луна под защитой Круга, что она сейчас неуязвима для тьмы и зла. Может быть, неподвластна смерти. Я разделяю ваше счастье, но есть, как я уже сказал, еще что-то. Вернулась к жизни одна из нас.

— Но из кого «из вас», мистер Оливандер? — взволнованно спросила Гермиона; по ее щеке бежала слезинка, а синий зверек на плече присмирел и, казалось, тоже слушал. — Кто вы?

— Лунные Мастера.

Гермиона ахнула и на время потеряла дар речи. Оливандер тоже молчал. О Гарри и говорить было нечего — он уже забыл о своем вопросе и только смотрел на него, завороженный и сиянием серебристых глаз, и всем этим необыкновенным и непонятным разговором. О Лунных Мастерах он никогда не слышал и не читал, хотя ему казалось, что за полгода со дня Битвы он прочитал книг не меньше, чем Гермиона. Но раз она что-то об этом знала — значит, где-то о них написано.

— Поверить не могу, — сказала наконец Гермиона. — Луна — Оружейница?!

Тут уже удивился Оливандер — хотя, казалось, удивить его чем-нибудь невозможно.

— Вы даже это слово знаете, Гермиона?

— Ну, я читала… В «Магии античных времен». Правда, это очень старое издание, я его нашла в запаснике нашей библиотеки.

— Спасибо, — задумчиво сказал Оливандер, — обязательно надо будет почитать. Хотя это и неправильное название, но все же… память о нас все еще сохранилась. Не совсем правильно называть нас Оружейниками, хотя я-то как раз Оружейник, пусть я и делаю палочки, а не мечи. Но Луна — нет, хотя у нее есть все задатки, но даже я не могу представить ее у наковальни и с молотом в руке!

Все трое рассмеялись, представив эту картину. Пушистик и тот звонко запищал, и Гермиона отдернула голову — сидел он у самого уха. Оливандер только сейчас обратил на него внимание.

— Не отпустите его? — попросил он. — Пусть уберет немного.

— Он, наверное, сбежал из лавки Уизли, — заколебалась Гермиона.

— А, нет! — рассмеялся Оливандер. — Господа Уизли заключили договор с местными властями. Их пушистики сейчас убирают Косой переулок. Что делать, мода на них несколько прошла, спрос упал, но Уизли здорово вывернулись. Деловые ребята! Заметили, насколько чище стало на улице? Да и на мою витрину можете посмотреть!

Гермиона со смехом сняла зверька с плеча и осторожно поставила на пол. Синий клубочек тут же умчался в угол и начал слизывать опилки.

— Теперь понятно! — сказала она. — Он как раз сидел на краю урны.

— Раз на краю, — заметил Оливандер, — значит, в самой урне было еще три-четыре штуки, и беднягу не пустили внутрь. Ничего, у меня наестся. Я не очень-то люблю возиться с уборкой.

Некоторое время они смотрели на пушистика, потом Оливандер без всякого перехода сказал:

— Был волшебник, создавший нас. Или, вернее, сделавший нас Мастерами. В дикую, варварскую эпоху ему хотелось раз и навсегда побороть зло. Он понимал, что это невозможно, но ему хотелось. И чего-то ему удалось добиться. Это он выковал ваш меч, Гарри, этому мечу тысячи лет. Он нашел в Индии металл, магическое железо под названием «вутц». Объехал полмира, разыскивая самую волшебную древесину, чтобы изготовить уголь, ведь сталь — это сплав железа и угля, если вы не слышали… Он нашел все необходимое — и понял, что у него все еще ничего нет. Он прекрасно чувствовал изменения, происходящего в металле при ковке, но чувствовать — это еще не значит видеть, а видеть — еще не значит постигать.

«А это Гермиона знает? — подумал Гарри. — Было ли это в книгах?» Он посмотрел на подругу. Нет, она не знала. И очень хотела знать.

— Как звали того волшебника, мистер Оливандер? — спросила она.

— Экскалибур. Экскалибур Оружейник с Авалона…

Свет его лунных глаз струился над их головами, делая прошлое почти зримым. Но Гарри с Гермионой он тоже видел и уловил недоумение на лице Гермионы.

— Да, первоначально название было именно это, — пояснил он. — Экскалибур и его ученики назвали себя Оружейниками. Потом, когда они поняли, что новая магия годится не только для создания оружия, они приняли новое — Лунные Мастера. Малышка Луна, ее родители, я и мой отец — мы все их далекие потомки. Есть такое магловское слово — «гены». Знаете, да? Немало волшебников носит в себе гены с магией лунных глаз. Немало… но все же мало. И все-таки иногда в семьях волшебников рождаются дети с лунным светом в глазах. Я ответил на ваш вопрос, Гарри?

Гарри хотел кивнуть, но почему-то вместо этого улыбнулся и покачал головой. Оливандер вовсе не обиделся.

— Конечно же, я не ответил. Но уже вечер, друзья, — он встал. — Приходите днем, когда будет достаточно времени для рассказа.

Он вложил меч в ножны и протянул ему.

— Я вам советую не прятать его, — добавил он. — А чтобы не мешал, не носите его на боку. Наденьте перевязь через грудь, и он будет у вас за спиной.

Гарри так и сделал. Примерился, как легче достать, подрегулировал пряжку, и рукоятка оказалась над правым плечом. Оливандер улыбнулся и с одобрением кивнул, когда Гермиона последовала примеру.

— Гарри, — сказал он, — прислушивайтесь к нему. Он может рассказать намного больше, чем я. И еще…

— Что?

— За свой рассказ я потребую плату, — он улыбнулся их удивлению. — Я очень хочу, чтобы вы оба рассказали мне о судьбе ножен вашего меча, Гермиона. О последнем хоркруксе Волдеморта. То, что не писали в газетах. Я Оружейник, и то, что связано с необычной судьбой волшебного оружия, очень меня занимает.

Оба кивнули.

…Переулок практически опустел, тени еще больше удлинились, поглотив его почти целиком, лишь крыши все еще были озарены, и время от времени ярко вспыхивали окна верхних этажей. В установленных на столбах чашах понемногу разгорался магический огонь.

— Гарри…

— Что?

— Я круто выгляжу?

Он улыбнулся, посмотрев на нее, и кивнул. Гермиона просияла.

«Что-то в ней действительно изменилось, — подумал Гарри. — И не в мече дело…» Хотя меч за спиной придавал ей неповторимый облик, и он засмеялся.

— Девушка-рыцарь, — сказал он. — Моя боевая подруга…

— Папа, что ли, разболтал? — она старалась говорить сердито.

Гарри со смехом обнял ее за плечи, собираясь что-то сказать, но она вырвалась и остановилась, озираясь.

— Что?

— Что-то… не знаю. Но мне не нравится.

Гарри кивнул на проем между домами:

— А что ты хочешь? Это же Лютный переулок.

— Но раньше я столько раз здесь проходила, и… — она замолчала, вглядываясь.

Гарри посмотрел туда же. Лютный переулок был узким, извилистым, но в участке до ближайшего изгиба вроде ничего подозрительного не было видно. Горел одинокий фонарь неприятного пурпурно-синеватого цвета, еще какой-то огонек за одной из витрин… или перед витриной? Легкий туман, появившийся вместе с вечерней прохладой, в Лютном переулке словно несколько сгущался — или это был эффект тамошнего света?

Огонек почему-то притягивал внимание. Как-то очень странно и интересно менялся у него цвет. Не сразу и заметишь… Гарри вдруг резко вздрогнул и оглянулся на Гермиону. Та продолжала смотреть в переулок широко раскрытыми глазами. Стиснув зубы, он с размаху ударил ее по лицу.

— Ты что?! — завизжала Гермиона, отшатнувшись и держась за щеку.

— Очнись! Тебя завораживают! — закричал он, догадавшись, что заклятие было нацелено на нее; выхватил меч и шагнул, вставая между ней и разверстым проемом. — Беги! Гермиона, беги!!!

— Нет!

Он скрипнул зубами, услышав шелест извлекаемого меча; мелькнула мысль: «Зря я сказал насчет боевой подруги». Тихо прозвенев, загорелся Круг (почему только сейчас? Почему не тогда, когда вспыхнул зловещий огонек?) и одновременно из Лютного раздался хлопок трансгрессии.

— Гарри! Гермиона! Вы где?

Они начали озираться — голос Рона доносился из пустоты.

— В Косом переулке! — отозвался Гарри. — Откуда ты говоришь? Это вообще ты?

— Это я! Я дома, мы все тут! Гарри, только что пытались похитить Луну! Я говорю через Круг!

— Блин! У нас то же самое! Кто-то хотел заворожить Гермиону!

Отвечая, он не переставая всматривался во все мало-мальски подозрительное.

— Рон, Луна в порядке? — крикнула Гермиона.

— Да, она ранила двоих и отбилась! Мы тут с ней и Джинни, охраняем окна и дверь. Папа с Биллом и Невиллом ловят их во дворе.

— Кого «их»?

— Да если бы я знал! Вроде Пожиратели — в черном, в масках. Луна двоих проткнула саями, остальные их утащили.

— Я выпустила стрелу, — вмешался голос Джинни, — в кого-то из них попала… Они уже сбежали, наверное, — пауза. — Так и есть. Невилл и Билл с папой только что вернулись. Идите к нам!

Гарри и Гермиона с мечами в руках стояли спиной к спине; чтобы переглянуться, каждому пришлось оглянуться через плечо.

— А вдруг они нападут на Фреда с Джорджем? Надо бы их предупредить.

— Ой! Тогда мы к вам!

— Лучше оставайтесь с родителями, — озабоченно посоветовала Гермиона.

— Здесь достаточно людей, — возразил голос Джинни. — И Чарли, и Билл, и Флер. Где вы?

— Перед «Гринготсом».

Поняв, что слышимость все равно отличная, они разговаривали совсем тихо. Гарри напряженно прислушивался. Ни шагов, ни хлопков трансгрессии. Могло ли быть, что неведомые враги ретировались, потерпев неудачу?

Но серебристая нить по-прежнему мерцала вокруг них. Значит, опасность оставалась!

— Гарри, Гермиона, мы не можем! — испуганным голоском сообщила Джинни. — Похоже, на нас наложили чары, а мы и не заметили! Мы не можем трансгрессировать!

Гарри чуть не выругался — и одновременно почувствовал облегчение: похоже, друзья в безопасности.

— Как у вас? — снова спросил Рон.

— Пока ничего. Наверное, этот сбежал. Но Круг не гаснет!

— И у нас…

— Тихо!

Он уловил какое-то движение. Не в Лютном переулке — где-то поблизости от угла шевельнулась какая-то тень. Снова хлопок, сдвоенный — на месте пропавшей тени и где-то сзади. Гарри молниеносно развернулся, на шаг отступив от Гермионы, и увидел на ступеньках, ведущих в банк, черный силуэт. Враг уже поднял руку; краем глаза Гарри заметил, что Гермиона резко выгибается назад, одновременно приседая на согнутых ногах. Еще не зная, что готовит неведомый противник, он сделал полный поворот вокруг себя, держа меч горизонтально. Бонд не зря восхищался их взаимодействием — Гермиона словно лежала на невидимой поверхности, балансируя в футе над мостовой, и меч прошел над ней. Со ступенек уже доносился крик:

— Авада…

…Что-то произошло. Голос стал ниже, крик медленней, гласные странно растягивались:

— …Ке-е-е… да-а-а... вра-а-а!

Воздух почему-то уплотнялся, меч и руки вязли в нем — ощущение было, как при движении под водой во время второго испытания Турнира. Преодолевая сопротивление, клинок мягко плыл над Гермионой, которая уже лежала на плитах и с какой-то странной медлительностью откатывалась в сторону. Нить Круга наливалась светом, утолщалась; клинок, рассекающий плотный воздух, пронизывала дрожь. Гарри явственно ощущал, как Круг и меч наполняются жизнью, готовясь встретить сорвавшуюся с вражеской палочки зеленую смерть; а та уже стекала с ее кончика, яркая зеленая игла неспешно удлинялась и указывала на Гермиону… вернее, на то место, где она стояла секунду назад. Клинок Экскалибура уже вышел за пределы Круга, и Гарри слышал его, слышал, как смеется в мече проснувшаяся неистовая жизнь, подтрунивая над медлительным Кругом. Где-то глубоко в себе Гарри слышал шепот:

«Стояли двое у ручья, у горного ручья, гадали двое — чья возьмет? А может быть — ничья?..» (Олди)

Кончик зеленой иглы был уже очень близок, воздух вокруг него кипел; Гарри повернул клинок плашмя.

«Мне снился сон. Спроси — о чем? Отвечу — ни о чем.

Мне снился сон. Я был мечом. Я был твоим мечом.

Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,

Я был грозой и летним днем, водою и огнем...» (Олди, с изменениями).

Клинок встретился со смертельным лучом и целиком поглотил. Меч дрожал от колоссального напряжения, Гарри с трудом удерживал его. Зеленый свет окутал лезвие, пытаясь через рукоять пробиться в державшие ее руки, Экскалибур сопротивлялся и просил о помощи, Гарри напрягал всю свою волю, вместе с ним удерживая в клинке смертельную энергию. Вдруг перед глазами возникла недавняя картина: как Оливандер стряхнул с меча Гермионы искристые кольца. Он наставил меч на противника и встряхнул, воспроизведя это движение. Казалось, меч вздохнул с облегчением. Сжавшись в зеленый комок, свет смертельного заклинания сорвался с клинка, метнулся назад и сбил с ног зловещую фигуру на ступеньках.

Оглушенный, ошеломленный, Гарри опустил меч и бездумно смотрел на катящегося по ступенькам мертвого врага. Он не сразу понял, что время снова возобновило свой обычный ход. Спеленатое черной мантией тело достигло тротуара и замерло.

Одним движением Гермиона встала на ноги, подошла. Взяла его за локоть.

— Он хотел убить тебя, — прошептал Гарри. — Зачем?

— Кто? — спросил из пустоты голос Рона. — Что у вас было, Гарри? На вас напали? Гермиона…

— Я в порядке, — быстро сказала она. — Увернулась, а Гарри прикончил его. И больше вроде никого нет… хотя Круг еще светится.

Она начала озираться.

— Наверное, потому что мы держим связь, — отозвался Рон. — Мы скоро будем, Луна распутывает чары…

Серебристая нить внезапно вспыхнула снова; Гарри и Гермиона одновременно отодвинулись друг от друга, встали в боевых стойках и чуть не зажмурились от ярко-красных вспышек, наткнувшихся на невидимую преграду и рассыпавшихся искрами. С легким опозданием до них донесся разноголосый крик:

— Остолбеней!.. Остолбеней!..

— Что такое?!

Всмотревшись в бегущих к ним людей, Гермиона опустила меч и выпрямилась:

— Все в порядке, Рон. Это мракоборцы. Патруль.

— И где они только были? — проворчал Гарри, пряча Экскалибур в ножны.

— Не двигаться! — крикнул кто-то из бегущих. — Стоять на месте!

Они подчинились, Гермиона тоже убрала меч. Появление патрульных вызвало смешанные чувства — раздражение с облегчением. И облегчения было все же больше — несмотря на то, что мракоборцы, с мрачными лицами и палочками наготове, окружили их. Капитан патруля молча кивнул на труп в подножии лестницы, и после того, как двое из группы направились туда, спросил:

— Кто-то применил Непростительное заклятие. Вы?

— Он, — возразил Гарри, показав на тело.

— Да, но мертв-то он! — с усмешкой парировал капитан и вдруг осекся. — Гарри Поттер?!

— Совершенно верно! — сердито вмешалась Гермиона. — Этот человек пытался убить меня! Это законная самооборона, капитан!

— Люмос! — приказал мракоборец, подняв палочку.

Осветив их лица, он некоторое время пристально разглядывал их. И, поскольку его лицо тоже было озарено вспыхнувшим на конце палочки огоньком, Гарри ясно видел, насколько тот растерян.

— Прямо и не знаю, мистер Поттер, — пробормотал он наконец. — Все верно, законная самооборона... Однако даже она не оправдывает применение Непростительных заклятий.

— Я снова повторяю, сэр, — терпеливо объяснил Гарри, — «Аваду» применил он. Я отбил заклинание, и оно ударило в него.

Глаза патрульного чуть не вылезли из орбит. Кто-то из его подчиненных издал нервный смешок.

— Ну, что? — резко спросил капитан.

Вопрос был адресован тем, кто осматривал тело. Они выпрямились.

— Безусловно, мертв, — сказал один из них. — Типичная «Авада Кедавра».

А второй добавил:

— Туда ему и дорога. Это Лестрейндж.

— Что-о?!

Разом забыв про Гарри и Гермиону (Гарри даже почувствовал легкую обиду), мракоборцы вслед за своим капитаном бросились к лестнице и столпились вокруг мертвеца. У всех в руках вспыхнули палочки. Кто-то воскликнул:

— Но ведь его посадили пожизненно! Он не мог получить амнистию! Что он тут делает? Или Скриджмер совсем…

— Не нужно! — оборвал его капитан. Он присел на корточки и некоторое время разглядывал мертвеца. — Скорее всего, это его брат Рабастан, они похожи. Рабастана амнистировали, это точно. Мистер Поттер, подойдите, пожалуйста. И вы, мисс…

— Грейнджер.

— Грейнджер? — запинаясь, повторил капитан. — Гермиона Грейнджер? Воскресшая? Простите, я вас не узнал…

Патрульные расступились, пропуская их к лежащему на плитах телу. Кто-то уже сорвал с него маску, и на всех палочках мерцал «Люмос». Гарри несколько секунд смотрел в остекленевшие глаза; мракоборцы ждали, время от времени обмениваясь негромкими репликами. Света от палочек было маловато; достав меч, Гарри присел на корточки и прошептал: «Люмос», осветив лицо мертвеца. Кто-то издал удивленный возглас. Другой голос сказал:

— А что ты ждал? Это же Поттер.

— Да, он и не такое может. Если уж отбил «Аваду»…

— А видел, как они закрылись от «Остолбеней»? Не могли же мы все промазать, верно?

В другое время услышать такое было бы очень лестно, но сейчас разговоры отвлекали. Гарри пытался вспомнить давние газетные фотографии — времени первого побега заключенных из Азкабана. Он посмотрел на Гермиону, которая присела рядом — встретив его взгляд, та кивнула — и сказал:

— Это Родольфос Лестрейндж. Я уверен.

Капитан потребовал, чтобы они рассказали о произошедшем с самого начала. Однако, услыхав про огонек в Лютном переулке, тут же повернулся и выпустил из своей палочки сноп красных искр. Пролетев вдоль Косого переулка, искры погасли. Некоторое время ничего не происходило, а потом… Испуганно вскрикнув, Гермиона одной рукой схватилась за локоть Гарри, а другой выхватила палочку. Он тоже вздрогнул, увидев мчавшихся длинными стелящимися прыжками больших кошек. Оранжевые полосы на шкуре тигра ярко вспыхивали, когда тот пересекал освещенные фонарями участки. А второй зверь, вполовину меньше, так и оставался угольно-черным. Капитан мимоходом оглянулся с ободряющей улыбкой и шагнул навстречу. Остановившись перед ним, звери присели; мракоборец что-то сказал им и показал на Лютный. Тигр и пантера сорвались с места. Пробегая мимо Гарри с Гермионой, оба коротко рыкнули — скорее дружелюбно, чем с угрозой — и растворились в переулке.

— Да это же анимаги! — выдохнула Гермиона.

— Конечно, — капитан вернулся к ним. — Они поищут того, кто наслал на вас морок. Что было дальше?.. — тут раздалась очередь хлопков. — Это еще кто?!

Отшатнувшись, мракоборцы вскинули палочки.

— Это мы, — коротко объяснил Рон.

— Луна! — Гермиона бросилась к ним. — Ты в порядке?!

— Вполне, — усмехнулась та. — А кое-кому из них не поздоровилось!

— Луна распутала заклинание! — гордо объявил Рон.

Капитан патруля шагнул вперед:

— Я вас, кажется, знаю… Вы случайно не сын Артура Уизли?

Рон коротко кивнул и повернулся к Гарри. Тому пришлось рассказать все с начала. Встав позади, капитан внимательно прислушивался. Рон побледнел:

— Он и правда хотел убить Гермиону?! Зачем?

— Непонятно. А зачем им понадобилась Луна?

— Меня не пытались убить, — пояснила девочка. — Схватили и потащили. Им, наверное, и в голову не могло прийти, что я умею драться.

— На вас тоже напали? — вмешался капитан. — Где?

Ответить никто не успел — из Лютного переулка донесся полный ужаса крик. Все повернулись.

Крик повторился снова, а потом в Косой переулок влетел волшебник в грязной и потрепанной мантии. Преследуемый по пятам тигром и пантерой, он мчался вслепую, не разбирая дороги, и чуть не налетел на друзей. Мракоборцы вскинули палочки, но Гермиона их опередила — выхватив меч, наставила на бегущего и выкрикнула:

— Импедимента! Инкарцеро!

Заклинание сбило беглеца с ног, и его тут же опутали вылетевшие из лезвия веревки.

— Работает! — с удовлетворением заметила Гермиона, убирая меч.

Звери сели по обе стороны от спеленатого волшебными веревками пленника; тот дергался и вертел головой, с ужасом глядя то на них, то на подошедших людей.

— Я вам ничего плохого не сделал, мисс! — возопил он, увидев Гермиону. — Всего лишь безобидный морок!

Ему наконец удалось сесть.

— Мисс, я ничего против вас не имею! — заныл он. Все смотрели на него с отвращением. — У меня просто с деньгами плохо, а мне обещали хорошую плату за совсем, ну совершенно безобидное колдовство! Мисс, пожалуйста, отпустите меня!

— Ну уж нет! — отрезал капитан. По его приказу двое мракоборцев поставили пленного на ноги.

— Доставьте его в наш отдел, — приказал он, — и пусть его допросят под вертасерумом. Потом возвращайтесь сюда.

Кивнув, мракоборцы трансгрессировали вместе с пленником.

— А вы… — капитан повернулся к друзьям и заколебался, явно не зная, что с ними делать.

— Надеюсь, вы не собираетесь арестовать и нас? — с вызовом спросила Джинни.

— Нет, что вы! — растерялся капитан. — Хотя вам стоит явиться в Министерство для дачи показаний. Или нет… — на его лице появилось облегчение. — Вот как мы сделаем… Наши сотрудницы остановились здесь, в Косом переулке…

Он кивнул на зверей. «Так это тигрица?» — удивился Гарри.

— Я знаю, — вмешался Рон, весело глянув на зверей. — У моих братьев, их лавка неподалеку.

— Вот и замечательно… — с готовностью согласился мракоборец и обратился к зверям. — Волшебные перья у вас есть?

Тигрица и пантера кивнули.

— Пусть они расскажут подробно все, а вы составьте протокол и сразу же отправьте в Министерство.

Потом с помрачневшим лицом добавил:

— Кто мог подумать, что здесь опять станет небезопасно? Ладно! Рад был познакомиться с вами, но мы должны продолжить патрулирование.

Он отрывисто кивнул на прощание и провожал их взглядом, пока не раздались хлопки — вернулись патрульные, доставившие пойманного ворожея в Министерство. Капитан словно очнулся; бросив последний взгляд вслед удалявшейся группе, и жестом позвал остальных за собой.

Глава 19. «Уизли-Универсал».

Шли они молча, тесной группкой, поминутно озираясь, а по обе стороны, охраняя их, бесшумно скользили тигрица и пантера. Гарри хотел было предложить им вернуться в человеческий облик, потом сообразил — они же без палочек, и в зверином виде от них сейчас пользы больше. Правда, он чувствовал, что опасность миновала, но насколько можно было доверять этому ощущению? Напряжение не отпускало; видимо, оттого соседство зверей заставляло нервничать. И остальных тоже. Лишь Рон и Джинни улыбались, глядя на зверей; Джинни даже изловчилась и, когда тигрица поравнялась с ней, почесала ее за ухом. Зверюга басовито мурлыкнула.

— Ты с ними знакома? — с любопытством шепнула Гермиона.

— Как и ты, — Джинни загадочно улыбнулась.

Гермиона вопросительно посмотрела на нее.

— Лучше смотреть по сторонам, — нервно посоветовал Гарри.

— Да кто сейчас на нас нападет? — возразила она. — Одного убили, второго поймали. А если и был кто-то еще, он уже видел, на что мы способны. Да и патруль появился…

Гарри кивнул, но продолжил следить за окружающим. Пусть она и права, но расслабляться ему не хотелось — по крайней мере, пока они на улице.

Близнецы ждали их на пороге лавки, лица у обоих были встревожены. Подбежав, звери начали об них тереться, отчего Джордж чуть не упал — тигрица была крупной! Почесывая за ушами пантеру, Фред сказал:

— Слава Мерлину, все целы! Заходите, — он посторонился, пропуская громадных кошек.

Вслед за ними все вошли в лавку. Звери тут же исчезли за дверью, которая вела в глубь дома. Рон изловчился и напоследок дернул пантеру за хвост. Та оглянулась, щелкнула зубами и сердито рыкнула.

— Давно мечтал об этом! — заявил он в ответ на осуждающий взгляд сестры.

— Ладно, братишка, не время дурачиться, — нервно сказал Джордж. — Папа связался с нами через камин, сказал о нападении и что вы здесь.

Рон с удивлением посмотрел на него:

— Чего ты так испугался? Или папа тебе не сказал, что все в порядке?

— А с чего ты взял, что я испугался? — рассердился Джордж.

— Ну, чтобы ты сказал «не время дурачиться»!..

Что-то звякнуло — это Фред, который убирал с прилавка чайные чашки, резко повернулся к ним, уронив блюдечко. Джордж уже набирал в грудь воздух, собираясь разразиться возмущенной тирадой, и осекся, когда тот сказал:

— А ведь правда! Я как чувствовал, что что-то не в порядке!

— Ты о чем?

Не ответив, Фред с палочкой в руке шагнул к двери, распахнул и начал водить палочкой в воздухе. До Джорджа, видимо, дошло — достав свою палочку, он присоединился к брату. Остальные следили за ними в полном недоумении.

— Луна! — позвал Фред через плечо. — Ты в следах разбираешься?

— Да, а что…

Не договорив, она вдруг вскочила и подбежала к ним, доставая палочку из-за уха.

— Где?

— В тумане, — ответил Фред. — В воздухе, в тумане…

— Почти рассеялся, — заметил Джордж.

— Это ничего, — Луна взмахнула палочкой.

Вроде ничего не произошло, но она к чему-то внимательно прислушивалась. Снова подняла палочку и выпустила облачко искристых и быстро тающих пылинок. Гарри узнал заклинание «Фейридуст», про которое как-то давно рассказывал профессор Флиттвик, и начал что-то понимать.

— Тонкая работа, — невозмутимо заметила Луна, закладывая палочку за ухо. — Но уже все, заклинание угасает.

— А что за заклинание? — спросил от внутренней двери девичий голос.

Все повернулись.

— О! Привет! — воскликнул Гарри. — Здорово! — добавил он, когда вслед за Парвати из двери вышла ее сестра. — Так это были вы? Вы овладели анимагией?!

— Ага! Что за заклинание, Луна?

— Иди домой, — рассеянно ответила девочка.

— Чего?.. — ошарашено и с обидой в голосе переспросила Падме.

Встрепенувшись, Луна с удивлением посмотрела на нее:

— Смысл такой. Я не знаю, как оно называется, но смысл такой: «Иди домой, на улице…»

— А, вот ты о чем!

— Заклинание «Агорафобос»! — воскликнула Гермиона. –Его наложили на туман?

— Без проблем, он ведь и сам по себе был магическим. Взяли обычную «туманку» и…

— Фред, Джордж! — крикнул Рон. — А «туманками» ведь вы торгуете!

Фред покачал головой:

— Давно не торгуем. С тех пор, как Малфой воспользовался нашим перуанским порошком, чтобы провести Пожирателей в Хогвартс. Ты нам тогда такой разнос устроил.

— Ну…

— Да нет, ты был прав. Мы еще тогда перебрали весь товар и ликвидировали все, что можно как-то по-дурному использовать, — он почесал в затылок.

Тем временем Падме, несколько виновато косясь на Луну, развернула на прилавке свиток пергамента, положила на него Самопишущее перо и достала палочку, готовясь оживить его.

— Давайте, — решительно сказала она, обойдя прилавок и устраиваясь рядом с сестрой. — Кто первый?

Она по очереди посмотрела на Рона и Гарри.

— Видимо, я, — сказал Рон. — Похоже, напали сначала на нас.

— Подожди, — остановил его брат, — Началось все скорее уж с тумана. Где-то с час назад… Или полтора…

По его словам, этот туман выглядел совершенно обычным образом — легкий, прозрачный, исполненный даже какого-то очарования. Обычный туман осеннего вечера. Но на людей подействовал странно — как туман, напускаемый дементорами во время волдемортовского террора. Правда, ощущение было далеко не таким сильным — потому и все принимали его за обычное плохое настроение. Открытое пространство несколько давило и вызывало легкую тревогу. Возникало желание поскорее вернуться домой, оказаться в надежных четырех стенах. Где-то в течение получаса Косой переулок совершенно опустел.

— Вот это и показалось мне странным, — говорил Фред. — Сейчас, когда мы об этом заговорили. Здесь ведь обычно в это время полно народу, да мы и сами любим погулять после закрытия лавки. Загнать домой пушистиков… ой!

Хлопнув себя по лбу, он выскочил на улицу, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.

— Сейчас вернутся, — сказал он, войдя обратно. — Они у нас дрессированные.

Радуясь возможности немного отвлечься, Гарри с интересом смотрел через витрину. Вдоль стен словно потекли пушистые ручейки. Разноцветные комочки пуха мчались, возбужденно попискивая, и исчезали где-то под витриной, где, видимо, находилось окошко в подвал.

— Когда на улице люди, некоторые дамы начинают визжать, — заметил Джордж, проследив за его взглядом. — Им кажется, что это какие-то особенные мыши.

Все с любопытством столпились у витрины. Вдруг Парвати ойкнула и метнулась к пергаменту на столе.

— Ну, так я и знала, — с досадой воскликнула она. — Гермиона, ты ведь умеешь править текст? Помоги немножко, а?

— А что там такое? — достав палочку, Гермиона подошла к прилавку.

— Ну, про мышей убери, а то в Министерстве нас засмеют!

Хихикнув, Гермиона склонилась над пергаментом и начала водить палочкой по строчкам. Друзья тоже стали посмеиваться.

— Лучше останавливай его, когда разговор не в тему, — посоветовала Падме. — Ну что вы смеетесь? Половина работы у мракоборцев — это писанина!

— Вот видишь, Гарри! — сказал ему Рон. — Ты вроде хотел стать мракоборцем…

— Уже не хочу. И не из-за писанины, кстати.

— А почему?

— Потому что это Министерство, — отрезал Гарри. — Давайте вернемся к теме, ребята. Нам самим надо разобраться в этих нападениях. Какие-то они странные… Нелепые. Фред, ты уже все?

— Да… разве что… Нет, не все. Эти парни из патруля зашли к нам на чашку чая –они иногда просто так заходят, все равно ведь до сих пор тут было спокойно. Но сегодня, похоже, не просто так — на них тоже подействовал туман, они были немного нервные, поначалу сидели как на иголках. Потом немного успокоились, но тут у Джона — так капитана зовут — зажужжал вредноскоп, и они сразу сорвались с места, только девочкам крикнули: «Превращайтесь и ждите!» и вылетели на улицу… Это когда на вас с Гермионой напали, да?

Гарри кивнул.

— Про нас потом, — сказал он. — Давайте по очереди.

— А я уже все, — сообщил Фред.

— Кстати, почему вы не превратились сразу? — полюбопытствовала Джинни.

Парвати покраснела, а Падме нервно оглянулась на перо и подняла палочку.

— Я все подредактирую потом, — успокоила ее Гермиона. — Я тоже удивилась — почему, когда мы пришли, вы не превратились сразу обратно, а куда-то спрятались…

— Ой… — Парвати окончательно смутилась. — Ну, Гермиона… Мы ведь еще начинающие анимаги… Мы можем превращаться сами, но еще не научились трансфигурировать одежду. Не голыми же перед вами возникать!

Мальчики захихикали; Гермиона незаметно ткнула Гарри локтем и сурово глянула на Рона, который пробормотал: «А что, неплохо бы!»

— Сейчас анимагии обучают только в Отделе Мракоборцев, — вставила Падме. Более уравновешенная, чем ее сестра, она, если и смутилась, хорошо это скрывала. — А чтобы получить подготовку, надо обязательно пройти стажировку на мракоборца, сейчас такое условие. И после обучения надо несколько месяцев сотрудничать с ними. У них нехватка людей, многие ведь погибли в Битве. Сейчас почти половина отдела — молодые ребята.

Гарри наконец понял, что показалось ему таким непривычным в патрульных — они все были почти что их ровесниками! Согнав с лица улыбку, он повернулся к Рону. Правильно истолковав его взгляд, Рон начал рассказывать.

Говорил он нервно и сбивчиво, временами путаясь, и было видно, что он крайне встревожен и напуган — особенно тем, что мишенями для нападавших стали девочки, которых он любил.

Они иногда устраивали что-то вроде маленького пикника во дворе «Норы». Устроили и на этот раз, сидели вокруг костра и наслаждались его теплом и мягкой прохладой ранней осени — и вдруг возникли эти типы в капюшонах и масках. Один из них метнул заклинание прямо в костер, им пришлось покатиться по земле, чтобы избежать дождя искр и раскаленных уголков. Неизвестные обрушили на них целый залп заклинаний — в основном «Импедимента»…

— Понимаете ли, — возбужденно говорил Рон, — заклинания разбивались о Круг, но их было много, очень много! Они, как лавина, давили на Круг, а через него — и на нас, нас буквально прижимало к земле!

…Однако врагам пришлось ослабить заклинание, чтобы схватить Луну. Двое из них подняли девочку и потащили ее. По счастью, они не сообразили вывернуть ей руки — как она сама сказала, им и в голову прийти не могло, что она способна оказать сопротивление. К тому же они явно были растеряны, впервые встретившись с защитой Круга; когда и один из похитителей, выпустив девочку, с криком схватился за бок, они, вместо того чтобы продолжать атаку и не давать друзьям двигаться, опустили палочки и повернулись к нему. Ударом локтя Луна заставила согнуться второго, все еще державшего ее, освободилась, опустилась на колено и полоснула его стилетом по сухожилию. Тот упал, тоже закричав. Несколько человек бросились к нему и к его товарищу, который оседал, зажимая рану на боку. Одним прыжком Луна перемахнула через костер. Джинни схватила лук — она прихватила его с собой, собираясь продемонстрировать стрельбу вслепую. Рон свое оружие оставил дома, но палочка была при нем. Растерянный, освирепевший оттого, что кто-то поднял руку на Луну, он выпустил из палочки огненную струю, но промахнулся. Накладывая стрелу, Джинни в то же время сощурила глаза, насылая свой знаменитый сглаз. Невесть откуда на бандитов обрушилась туча летучих мышей, злых, кусачих и царапучих. Нападавшие бросились наутек, таща раненых товарищей и закрывая лица. Невилл потащил девочек в дом; Джинни все-таки выпустила стрелу, кто-то из убегавших дико закричал. Из окон дома засверкали разноцветные лучи — мистер и миссис Уизли, Чарли, Билл и Флер увидели, что происходит во дворе, и присоединились к схватке…

— Остальное вы знаете, — закончил Рон, — то, что я сказал через Круг. Папа приказал мне и Чарли охранять девочек, попросил Флер следить со второго этажа, не появится ли еще кто-нибудь, и позвал Невилла и Билла с собой. Но этих типов и след простыл!

— Мы даже не поняли, сколько их было, — вставила Джинни. — Показалось, что целая толпа.

— Толпа или нет, но человек десять точно было, — сказал Невилл. — Я сидел дальше и видел их всех.

Некоторое время все молчали, переваривая услышанное. Потом Гарри рассказал о том, как напали на них с Гермионой. Рассказ он начал с того момента, как они вышли из лавки Оливандера, рассудив, что появлению Бонда и рассказу о Лунных Мастерах в протоколе для Министерства не место.

После него, поскольку это тоже требовалось для протокола, Парвати и Падме рассказали о пойманном ворожее. Этого типа в Лютном переулке знали все — своего рода достопримечательность. Он держал совершенно пустую лавку, где принимал клиентов, нуждающихся в «особых услугах». Чаще всего это было связано с необходимостью подчинить кого-то чужой воле, не прибегая при этом к Непростительным заклятиям. У Глена Ворожилы получалось хорошо. Его морок не мог сравниться по силе с «Империо», но зачастую оказывался более эффективным, поскольку Глен умел приноровить его к обстоятельствам: скажем, заставить прохожего замереть на месте, пока заказчик обчищает его карманы, или заставить игрока пойти не с той карты.

У Глена, как и у многих обитателей Лютного переулка, были свои странности — например, он предпочитал ночевать не в своей лавке, а в пустых подвалах, и его клиентам порой приходилось искать его долго. Однако благодаря этой привычке он и попался. «У всех подвалов есть свой общий запах, — объяснила Падме. — А в зверином облике нюх у нас на высоте!»

Наконец Падме остановила волшебное перо и отдала свиток Гермионе, которая начала сосредоточенно вычитывать его, убирая палочкой лишнее.

— Чего им надо-то было? — вслух пробормотал Рон. — Гарри верно сказал — как-то странно все это и нелепо! Почему Луну и Гермиону? Что они против них имеют?

Луна пожала плечами:

— Может, хотели отомстить за Волдеморта? Это же мы с Джинни и Невиллом прикончили его.

Видно было, что она сама не особенно верит в свое предположение. Рон с удивлением глянул на нее, потом невесело рассмеялся:

— Знаешь, а я думал, что ты нам тут же и скажешь, что к чему…

— Мои знания — из прошлого, — спокойно возразила Луна, — а это было сейчас. Я не все знаю, Рон. Прости.

— Это ты прости, — Рон погладил ее по руке. — Я пошутил.

— Да я поняла. А жаль, что ты неправ.

— Если бы они хотели отомстить, — возразил Невилл, — они бы напали и на нас с Джинни. А они только оттесняли нас и Рона.

— И к тому же, — не отрываясь от свитка, деловито вставила Гермиона, — это предположение не объясняет, почему они хотели убить меня.

Она выпрямилась, потянулась, свернула пергамент и отдала его Падме. Потом вернулась к Гарри. А тот сказал:

— Как ни крути, ну ничего не сходится! Я сначала подумал, что хотели отомстить мне, причинить мне боль… Но тогда нападение на Луну — это месть Рону… а за что? За убийство Сивого? Но кто будет за него мстить? Крум перестрелял всех остальных оборотней!

— И меня не пытались убить, — снова напомнила Луна. — Может, хотели взять в заложницы?

— Да, — после некоторого раздумья согласилась Гермиона, — очень возможно. Только зачем?

— Слишком много «зачем»… — хмуро заметила Джинни. — Все равно не сходится. Зачем им заложник? Чтобы подчинить Круг себе? Тогда зачем кого-то из нас убивать? Это же разобьет Круг, и тогда какой смысл в заложнике?

Гарри против воли улыбнулся — когда надо, Джинни могла проявить логику не хуже гермиониной!

Но сейчас логика заводила их в тупик. Он встретился взглядом с Гермионой. Видимо, она думала о том же.

— Одной логики мало, — сказала она. — Очень не хватает фактов, ребята. И смысла. Для них-то какой в этом смысл? Будь нападение одно… скажем, Лестрейндж просто свихнулся от злобы и… нет, вряд ли. Это же он нанял Ворожилу, это ясно. Все было очень тщательно обдумано. Я тут подумала — может, меня тоже пытались похитить… но нет, морок заставлял меня стоять на месте, а не идти или трансгрессировать куда-то… То есть, Лестрейндж хотел быть уверен, что попадет в меня. Тоже странно! Куда легче было бы заставить меня трансгрессировать туда, где можно было бы убить без помех.

— Ой! — Гарри поежился. — Ты иногда такое говоришь, что прямо мороз по коже!

— Прости! Но нам надо разобраться, Гарри!

— В любом случае, — возразил он, — у них ничего бы не получилось! Через Круг я найду тебя где угодно! И Круг защитил бы тебя, к тому же!.. — он осекся.

— А они об этом знают?

— А, ну да… Гм… — он вспомнил один момент. — Правда, Круг почему-то не сработал, когда этот Глен тебя завораживал! И мы не знаем, может ли он защитить от смертельного заклятия — я же отбил «Аваду» до того, как она коснулась Круга.

— Наверняка может. Насчет морока — это же понятно. Он не опасен для жизни, и Ворожила сам сказал, что не имел против меня ничего личного! Кругу не на что было реагировать. Так… — она задумалась. — Это важно. Мы ведь еще не все знаем про Круг, Гарри. Тогда несколько жаль, что ты не дал заклинанию столкнуться с ним.

— Ну, знаешь! — рассердился Гарри. — Мне не очень-то охота проверять такие вещи! Да еще на тебе!

Гермиона посмотрела на него с извиняющейся улыбкой, но непреклонно продолжила:

— Так вот, если вернуться к Лестрейнджу, то вывод напрашивается только один. Он хотел убить меня на глазах у Гарри.

— Полнее безумие! — воскликнул Фред. — Что бы с ним после этого сделал Гарри, я даже боюсь представить!

— И я не сомневаюсь, что Лестрейндж это понимал. Безумие, говоришь? Есть такое безумие. Фанатизм!

Кое-кто недоверчиво хмыкнул.

— Чьим же он мог быть фанатиком? — возразила Джинни. — Темного Лорда больше нет.

— К тому же Волдеморт пришил его супругу, — добавил Гарри, которому предположение тоже показалось неубедительным. — Уж на что она была фанатичкой! И к тому же потерпел полное поражение. Чтобы после этого Лестрейндж стал за него мстить?

— Да еще Гермионе, — поддержал его Рон.

— Следовательно, — подытожила Гермиона, — он действовал по чьему-то приказу. И действовал как фанатик, готовый пожертвовать собой. Значит?..

Все уставились на нее.

— Н-да… Неприятный вывод! — проговорил наконец Фред.

— И кто, по-твоему, это может быть? — с сомнением спросил Рон.

— Вот это я не знаю, — вздохнула Гермиона. — Слишком мало фактов! Но я уверена, что это не сам Лестрейндж. Новый Темный Лорд не стал бы действовать самолично. Знаешь, я думаю, что Лестрейнджа попросту подставили. Хотели узнать, на что мы способны.

За неимением лучшего друзья решили принять эту гипотезу (хотя сама Гермиона заметила: «Наверняка это была не единственная цель»). Кем был новый Темный Лорд или как там мог сейчас называться лидер Пожирателей — уже не было охоты гадать. Джордж уже стал позевывать, после чего все вдруг почувствовали усталость.

— Джинни, — позвал Фред, — как насчет по чашечке твоего знаменитого кофе? И вообще — давайте кое-что отметим.

— А что? — оживилась Гермиона.

— Ну как — нашу помолвку, — он изысканным жестом показал на просиявших близняшек, — предстоящее бракосочетание, твой день рождения… Мы же не позволим всяким недобитым Пожирателям Смерти испортить нам столько праздников! Джордж, тащи подарок!

Тут уже повеселели все. Повинуясь палочке Джинни, по воздуху поплыл поднос с чашечками ароматного кофе. Джордж притащил из кладовки большущую красочную коробку. Луна запела: «С днем рождения!», все подхватили.

— Спасибо! — сияя, Гермиона осторожно приняла подарок. — Правда, у меня день рождения только через три дня…

— Значит, сегодня отрепетируем, — заявил Джордж.

— А вот насчет вас не сообразила, — расстроено сказала она. — Надо было подумать о каких-нибудь подарках… Кстати, кто на ком женится?

Близнецы и близняшки рассмеялись.

— А вот это, дорогая Гермиона, — возвестил Фред, — навсегда останется секретом!

Гермиона умоляюще посмотрела на сестер Патил, но те, с трудом сдерживая смех, сделали непреклонные физиономии. Джинни заметила, что это первая свадьба после Битвы. «Во всяком случае, между выпускниками Хогвартса» — уточнила она. Однако близнецы с несколько расстроенным видом покачали головами.

— Мы тоже думали, что мы первые, — вздохнул Джордж, — но Ли Джордан и Анжелина Джонсон нас обломили — поженились еще два месяца назад!

Гермиона наконец-то догадалась положить коробку на прилавок и начала разглядывать завязанный хитроумным узлом бант, из которого торчали не две, а три ленточки.

— Знаешь, — сказал ей Джордж, — есть тут одна идея — отметить в один день и нашу свадьбу, и твой день рождения, и не где-нибудь, а в Хогвартсе! Как тебе?

— Замечательно! –она подергала ленточки. — Ох, ну только вы могли придумать такой узел…

— Патентованный узел Уизли! — провозгласил Фред. — Учти, он заколдован. Если будешь тянуть края по одному, он только затянется сильнее. Делаем ставки, ребята! Один кнат против десяти за то, что даже могучий интеллект Гермионы Грейнджер не разгадает этот узел!

— Всего кнат? — обиделась она.

— Пока — да, — многозначительно ответил Джордж.

Наградив его исполненным подозрения взглядом, она вернулась к коробке. Тем временем Джордж пошел по лавке, протягивая каждому старую шляпу. Все со смехом стали кидать туда медные монетки.

— Ага! — воскликнула Гермиона.

Рассмеявшись, она нагнула голову, схватила кончик ленты зубами, обеими руками схватила еще две ленточки и дернула в три стороны одновременно. Узел развязался, и ленты повисли по обе стороны прилавка. Близнецы зааплодировали.

— Кошмар! Мы проиграли! — провозгласил Джордж. — Выигрывают все остальные, поскольку твердо верят в Гермиону! Давай, Гермиона, открывай!

Сняв крышку, Гермиона в некотором замешательстве уставилась в коробку. Потом опустила туда руки и вытащила коробку поменьше и тоже обвязанную лентами. На этот раз из банта торчали четыре ленточки.

— А это — патентованный узел номер два, — объяснил Фред. — Условия те же. Ребята, ставка на этот раз — один сикль против десяти! Раскошеливайтесь! Поддержим нашу Гермиону!

— Думаете, не справлюсь? — с усмешкой спросила она.

Поставив коробку боком на пол, она наступила ногами на две ленты, осторожно взяла руками остальные две, затем присела, зажала коробку локтями и выпрямилась. Узел развязался.

— Потрясающе, хотя мы снова проиграли! — прокомментировал Фред. — Что ж, получите свои выигрыши. Я утверждаю, что на третьем этапе Гермиона сдастся, поэтому ставка — галеон против десяти!

— Не разоритесь так? — осведомилась она. — Как я поняла, там будет пять ленточек. Значит, снова придется пустить в ход зубы.

— Ну, — усмехнулся Джордж, — раз ты так уверена, давай продолжим.

Гермиона сорвала крышку, заглянула и остолбенела:

— Восемь?

Поколебавшись, она достала маленькую коробку с громадным разноцветным бантом. Близнецы заухмылялись, и Джордж снова пустил шляпу по кругу.

— Колоссально! — воскликнул он, потрясая шляпой и прислушиваясь к звону золотых монет. — Гермиона, мы все тебя безумно любим, но…

— Не отвлекай!!!

Она раза два прошлась перед прилавком, пристально глядя на коробку, словно хотела развязать узел взглядом. Искоса посмотрела на близнецов и потянулась к палочке, но те еле заметно покачали головами. Гарри видел, как у нее горят глаза, и очень сильно за нее переживал. Задача казалась неразрешимой, хотя… Что-то было в легендах, которые он изучал летом. Что-то о… он вспомнил:

— Гермиона!

— Гарри, не… — начал Джордж, но Фред его перебил:

— По-моему, подсказки допустимы. Давай, Гарри!

— Гермиона, ты знаешь такое имя — Александр Македонский?

Все, включая Гермиону, уставились на него в полном недоумении. Он колебался, не сказать ли напрямую, но боялся, что она обидится. Гермиона очень любила доходить до всего сама… хотя от подсказок не отказывалась.

— Знаю, читала. А что?

— А помнишь, как он транспортом обзавелся?

Гермиона некоторое время смотрела на него, хмурясь и припоминая. Потом вдруг откинула голову и расхохоталась:

— Гарри, ты гений!

— Сама ты гений!

— Ну, это уж само собой! А вы это имя знаете? — спросила она у близнецов.

Те переглянулись и помотали головами.

— Хорошо, — задумчиво сказала она; к ней явно вернулась уверенность. — Очень хорошо, что вы этого не знаете, ребята…

Она смахнула за прилавок пустые коробки и ворох лент, отступила и сощурила глаза, примериваясь. Потом — никто и моргнуть не успел — ее рука взметнулась к плечу, меч свистнул, расплывшись блестящим полукружием, и снова оказался в ножнах. С торжествующей усмешкой Гермиона подошла к прилавку и щелкнула по боку коробки. С тихим шелестом ленты сползли с крышки, на которой остался лишь срезанный бант.

— Это последняя? — деловитым тоном осведомилась она.

Близнецы не ответили. Казалось, они разучились говорить. «Уж не Глен ли Ворожила их заколдовал?» — весело подумал Гарри, забыв на мгновение, что Ворожилу отвезли в Министерство. Гермиона торжествующе смотрела на онемевших близнецов. Гарри и Рон переглянулись и одновременно показали друг другу большой палец, а Джинни засмеялась и сложила пальцы в колечко. Луна и Невилл тихо зааплодировали.

— Мы верим в Гермиону, — сказала Луна, первая нарушив тишину.

— Да-а-а… — прокомментировал Фред, когда к нему вернулся голос.

— Ну? — спросил Рон. — Где наш выигрыш?

Джордж молча достал мешочек и начал отсчитывать монеты. А Гермиона спросила:

— Ну что, открывать?

— Открывай! — хором закричали друзья.

— Подожди, — неожиданно спокойным тоном вдруг попросил Джордж, — я сейчас…

Он раздал сложенные столбиками монеты, потом прислонился к стене и подмигнул брату.

— Все, открывай!

Гермиона насторожилась. На лицах близнецов был такой неподдельный интерес, что сразу становилось ясно — в коробке скрывается немалая каверза. Поколебавшись, она достала палочку, провела над коробкой и задумалась.

— Что там? — с интересом спросила Луна.

— Волшебный предмет с замкнутой магией, — пробормотала Гермиона. — Это все, что я могу сказать.

Она наконец сняла крышку и, нахмурившись, уставилась на содержимое коробки. Потом достала оттуда… молоток. Обычный молоток-гвоздодер. Луна почему-то радостно заулыбалась.

— Не поняла, — тихо и зловеще сказала Гермиона, глядя на близнецов и взвешивая в руке молоток.

— Что, солнышко? — невинным тоном спросил Фред. — Это же подарок на твой день рождения. В хозяйстве пригодится.

— Я бы поверила, если бы это был не ваш подарок!

— И мой, — неожиданно вставила Луна. — Это я его придумала.

Гермиона уставилась на нее.

— Ну так в чем секрет? — жалобно спросила она. — Я поняла, что он заколдован, но что он может делать?

— Заколачивать гвозди. И вытаскивать их.

— Но это можно делать и обычным молотком! Зачем тогда магия?

— Чтобы наоборот, — объяснила девочка, снова продемонстрировав свое умение простыми словами ставить всех в тупик.

— Давай, Джордж, — сжалился наконец Фред. — Тащи сюда демонстрационный стенд.

Широким жестом он пригласил всех поближе. Джордж тем временем надолго скрылся в кладовке; временами оттуда доносились грохот, скрежет и звонкие удары, словно бедняка ворочал что-то совершенно неподъемное. Наконец он появился, бережно, как хрупкую драгоценность, неся какой-то предмет. В первый момент друзья, столпившиеся у прилавка и уже изнывающие от любопытства, даже не смогли понять, что это такое. И какой же всеобщий разочарованный стон пронесся по лавке, когда Джордж бережно поставил на стол… деревянный брусок с двумя торчащими гвоздями!

— Данный стенд, — начал объяснять Джордж, явно копируя нудный тон профессора Бинса, — был создан исключительно с единственной целью продемонстрировать наглядно работу новейшего изобретения фирмы «Уизли и Уизли» — магического молотка «Уизли-Универсал», каковой молоток, как правильно заметила присутствующая здесь мисс Лавгуд, предназначен преимущественно для вколачивания гвоздей и вытаскивания оных… продолжать?

— Нет! — простонали в ужасе сразу несколько голосов.

— Тогда перейдем к демонстрации. Гермиона, прошу!

— И что я должна сделать? Вбить гвозди до конца?

— Один вбить, а второй вытащить.

— Ну ладно!..

Она резко стукнула по гвоздю, явно собираясь вбить его в брусок одним ударом.

Гвоздь выскочил из дерева и покатился по прилавку.

— Ха! — воскликнула Гермиона.

Сначала с изумлением, потом с нарастающим восторгом она переводила взгляд с молотка на гвоздь. Потом решительно придвинула брусок поближе, Прижала его рукой, зацепила второй гвоздь «клювом» молотка и потянула. Сопротивляясь, гвоздь постепенно погружался в древесину, пока не сорвался со звонким щелчком и не погрузился по самую шляпку. С ошеломленной улыбкой Гермиона поднесла молоток к глазам, повертела, потом опустила его и расхохоталась:

— Кла-а-асс!!! Так вот что означало «наоборот»!

— А что еще могло означать? — удивилась Луна.

Тут уже расхохотались все. Луна недоуменно заморгала, потом на всякий случай решила присоединиться к общему веселью.

— Как-нибудь подсуну его папе, — решила Гермиона, аккуратно укладывая молоток в коробку. — Спасибо, ребята! Классный подарок! Ой, а где мой кофе?

Гарри протянул ей чашку и взял свою. Чашки были волшебными, и кофе в них не остывал. Гермиона взмахнула палочкой — возник столик, а на нем торт. Луне тоже захотелось продемонстрировать кулинарную магию, и она сотворила какие-то странные конфеты, которые невозможно было взять в руки — когда к ним тянулись, они отбегали.

— Попробуйте, — невозмутимо предложила она, — очень вкусные.

— Придется поверить тебе на слово! — проворчал Невилл, безуспешно пытаясь поймать хоть одну.

У остальных получалось не лучше. Луна, усевшись на коленях Рона, ела кусок торта и с интересом следила за их попытками. Рон посмеивался.

— А я знаю секрет, — сказал он в ответ на сердитые взгляды. — Меня Луна уже угощала.

— Ну так скажи! — воскликнул Джордж, размахивая палочкой. — Их даже «Акцио» не берет!

— Ладно, сейчас покажу, — смилостивилась Луна.

Она подошла к столику, отогнала от кучки одну конфету и быстро подвела руки с обеих сторон. Пытаясь убежать, конфета прыгнула в воздух и Луна поймала ее ртом.

— Вот, — невнятно сказала она, жуя с наслаждением, — все просто.

Конечно, когда она показала, все оказалось просто! Правда, нелегко, но зато увлекательно. Прошло не меньше часа, пока они переловили и съели коварные конфеты, которые проявляли чудеса ловкости. Пытаясь поймать одну особо упрямую, Гарри и Гермиона полезли с двух сторон под столик и умудрились столкнуться лбами, да так, что у обоих искры посыпались из глаз, а конфета досталась Джорджу. Сидя на полу, они потирали лбы и залечивали друг другу шишки.

— Что бы там ни говорил Бонд, — заметила Гермиона, — нам, похоже, надо еще поработать над нашим взаимодействием…

Гарри кивнул.

— Тебе сегодня второй раз от меня достается, — виноватым голосом сказал он.

— Ладно тебе! Тогда это было необходимо!

— Знаю, — вздохнул он, — а все равно неловко…

— Сейчас пройдет, — Гермиона засмеялась и поцеловала его.

— А кто такой Бонд? — с любопытством спросил Джордж.

Гарри и Гермиона некоторое время смотрели друг на друга; наконец он сказал:

— Пожалуй, стоит рассказать сейчас.

Рассказать удалось не сразу — Фред, Джинни и Рон преследовали конфеты до конца; кончилось тем, что несколько штук улетело в подвал, откуда сразу донесся возбужденный писк пушистиков.

— Пускай тоже повеселятся, — философски заметил Фред, вернувшись в лавку. — Им, наверное, до сих пор не доводилось охотиться за прыгучим мусором.

— Мои конфеты — не мусор! — обиделась Луна.

— Понимаешь ли, Луна, — успокаивающим тоном начал объяснять Фред, — это с нашей точки зрения обидное слово. А пушистики ведь питаются мусором, за что их и любят. Для них мусор — это самое прекрасное, желанное и вкусное, что существует на свете.

Поразмышляв, Луна улыбнулась.

— Лучше нас пожалей, — со вздохом добавил Фред. — Я так ни одну и не поймал, и Джордж тоже, наверное. У нас, увы, нет вашей подготовки.

— Да нет, — усмехнулся Джордж, подмигнув Гарри, — одна все же мне досталась. И правда вкусные штучки, так и тают во рту!

— Не терзай мою душу, брат!

— Ладно, — пожалела его Джинни, — держи.

Она протянула ему несколько конфет. Луна широко раскрыла глаза:

— Ты их остановила? Как?

— «Имммобилис».

Фред молча хлопнул себя по лбу. Луна начала хохотать.

— Как же я не сообразила! — с досадой воскликнула Гермиона и потерла лоб. — Ладно… Давайте о серьезном. Сегодня произошло еще кое-что, кроме этих дурных нападений.

Против опасений Гарри, никто не выказал особой тревоги. Гермиона подробно пересказала весь разговор с Джеймсом Бондом, и некоторое время их друзья молчали, обдумывая услышанное. Но по их лицам Гарри видел, что эта невероятная новость никого не испугала, наоборот — у всех горели глаза.

Первым, к его удивлению, нарушил эту задумчивую тишину обычно молчаливый Невилл.

— Знаете, — сказал он, — а ведь это здорово. Я в детстве хотел дружить с детьми маглов, а мои родственники мне запрещали… Мне еще тогда казалось, что это какая-то дурацкая игра в прятки, которая будет длиться всю жизнь…

— Она будет длиться, — возразила Гермиона. — О нас узнала только разведка маглов, и она наверняка будет держать все в секрете.

— Все равно… — Невилл помолчал, подыскивая слова. — Все равно что-то сдвинулось! Раз кто-то из них понял… как он сказал? Что мы такие же англичане, как и они? Что сейчас не Средние века и быть волшебником — не преступление? Это что-то!

От избытка чувств он замолчал. Джинни ласково сжала его руку.

— Я согласна, — сказала она. — Но Гермиона права — это будет не скоро.

Гермиона кивнула:

— Многие волшебники ведь боятся не того, что маглы потащат их на костер, а что их будут заставлять работать на них — помнишь, Гарри, нам еще когда-то Хагрид такое говорил? Что все маглы захотят решить все свои проблемы с помощью магии и нам от них житья не будет?

Гарри пожал плечами:

— Ну, Хагрид… Мы все его любим, но говорит он порой очень наивные вещи, ты же знаешь!

— Да, но многие волшебники и правда так думают. Особенно те, кто постарше.

— Гермиона, главное, что мы так не думаем! — горячо возразил Рон. — Долго? Ну, пусть будет долго! Раз началось, значит, когда-нибудь да получится!

Луна вдруг вскочила с его колен; отойдя в сторону, жестом позвала близнецов и начала негромко что-то объяснять.

— Это верно, — сказала Гермиона Рону, — я с тобой согласна. Знаешь, я даже подумала — если бы это произошло не сейчас, а год назад! Еще до Битвы! Если бы они тоже приняли участие… Ну что ты усмехаешься! Ты знаешь, что после того, как Гарри меня вытащил из Страны Мертвых, через окно чуть не проникли дементоры? И папа отбился от них!

— Я помню. Но ведь он сейчас волшебник, не так ли?

Гермиона закатила глаза к потолку:

— Да он тогда ничем не владел! Магия дала ему возможность видеть их — и все! Он от них отстреливался пистолетом, Рон, магловским пистолетом! И загнал их обратно, а пули разрушили проход! А то, что рассказала МакГонагалл? Помнишь, про автомат Крума?

— У него были заговоренные пули, — возразил Рон.

— Да, пули, но не сам автомат!

Гарри оглянулся, но Джордж и Фред вместе с Луной и близняшками куда-то ушли. Гермиона тем временем продолжала:

— А ведь пистолеты и автоматы — мелочь по сравнению с тем оружием, которое они наизобретали! В Битве нам его очень не хватало! Я говорю это только для примера, Рон. Нам есть чему у них поучиться!

— Ну, может быть… — протянул Рон. И вдруг признался: — Я тоже такое думал. Папа ведь увлекается магловской техникой, ну, и я вместе с ним последнее время… Помнишь фордик, Гарри?

Еще бы он не помнил! Гарри рассмеялся — их блистательный прилет на заколдованном автомобиле «Форд-Англия» на втором курсе стал одной из легенд Хогвартса!

— Кстати, он до сих пор живет в Запретном лесу, — сказал он. — Хагрид его подкармливает.

— Чем? — удивилась Гермиона.

— Бензином, конечно. Не представляю, где он его берет.

— В Лютном переулке, — ответил вошедший Фред, — там что угодно можно купить. Мы тут кое-что из вашего разговора слышали, ребята, и у нас есть что сказать. Луна предложила гениальную идею!

Джордж и девочки вошли вслед за ним.

— Не пытайся вогнать меня в краску, — невозмутимо заметила Луна, снова устраиваясь на коленях Рона, — я знаю, что я гениальная. И Гермиона недавно сказала.

Все рассмеялись.

— Тогда ты и расскажи, — предложил Джордж.

В руке он держал такой же молоток и разглядывал его, что-то прикидывая.

— Когда Гермиона рассказала про того типа, который использовал мантию-невидимку, я подумала — а ведь маглы перестанут бояться магии, если сами будут пользоваться магическими предметами, — объяснила девочка. — Такими, как этот молоток, с замкнутой магией. Или как мантия.

— Но ведь молоток просто шутка, — удивилась Гермиона.

— Ну не скажи! У меня дома есть такой. Очень удобно, когда нужно вытащить гвоздь, а не зацепишь, или когда его надо вбить без стука. Я иногда люблю что-нибудь мастерить, а папе стук мешает… Ну и, если делать такие молотки и продавать их маглам… и не только молотки, я еще что-нибудь придумаю. Вообще инструменты, что-нибудь полезное.

— А я тут немного развил твою идею, — вставил Джордж. — Можно сделать заколдованную кнопку, чтобы молоток становился обычным или волшебным, по желанию. Маглы на это клюнут — раз есть кнопка, то это уже техника!

— Таким образом, — провозгласил Фред, — наш молоток станет воистину универсальным и полностью заслужит свое название «Уизли-Универсал»! — он отобрал молоток у брата и торжественно поднял его над головой. — И пусть он станет символом грядущего слияния двух миров — волшебников и маглов!

— Серпа только не хватает, — вставила Луна.

Фред в недоумении опустил молоток:

— Какого серпа?

— Не знаю, — рассеянно ответила она, — к слову пришлось…

Фред задумался, потом пожал плечами:

— Да нет, серпы — вряд ли, кто же сейчас ими пользуется? Разве что друиды используют их вместо волшебных палочек, а маглам-то они зачем? А вот универсальный молоток — это вещь! Стоило бы найти кого-нибудь из маглов, кто знает о магии и разбирается в их бизнесе. Как насчет твоих родителей, Гермиона?

— Ну, не знаю… Я предложу папе, конечно. Вряд ли он заинтересуется, но что-нибудь может посоветовать… Гарри, что с тобой?

Она встревожено смотрела на Гарри, который согнулся, задыхаясь от смеха.

— Все… в порядке, — выдохнул он. — Сейчас… Я… я знаю такого человека, Гермиона. Ох, не завидую ему!..

Он немного отдышался и пояснил:

— У него фирма по производству дрелей и других инструментов. И надо сказать, в этом деле очень хорошо разбирается.

— А о магии он знает? — скептически спросил Фред.

— Еще бы! — Гарри опять расхохотался. — Еще бы дядя Вернон не знал о магии!

Глава 20. Плач мандрагоры.

Они засиделись почти до утра. Веселье сменилось серьезным разговором; обсудили по второму кругу произошедшие нападения, но так ни до чего и не дошли. Гермиона была права — слишком мало информации. В какой-то момент Фред предположил, что новым Темным Лордом мог стать Люциус Малфой. «…а то что-то давно ничего о нем не слышно», — добавил он. Большинство над этим предположением посмеялось, лишь Гермиона отнеслась к нему серьезно, но все же возразила — может, он, а может, кто угодно.

Слишком мало информации. «С тем же успехом можно считать, что за этим стоит Амбридж, — возразила Джинни. — Это, кстати, объясняет и глупость нападений!»

Потом оказалось, что и Фред, и Джинни были правы — но это выяснилось много позже…

Как водится, разговор понемногу рассыпался. Гермиона и сестры Патил негромко и весело что-то обсуждали, до Гарри долетали обрывки — девочки говорили о предстоящей свадьбе и о том, что лучше — европейский свадебный наряд или традиционный индийский; Гермиона исподволь пыталась все же добиться ответа на вопрос, кто за кого выходит замуж, близняшки от ответа уходили. Посмотрев на остальных, Гарри чуть со стула не упал — Джинни, Рон и Луна играли в шахматы, причем втроем! Не утерпев, он подошел и протиснулся между Невиллом и близнецами. Так и было — на столике лежала какая-то невероятная шахматная доска, шестигранная и разделенная на шестиугольные клеточки, и у каждого был свой набор фигур: золотые у Рона, красные у Джинни, а у Луны, конечно, синие, она обожала синий цвет.

Кстати, он ей шел.

Гарри некоторое время с интересом смотрел на игру, пытаясь вникнуть в правила — в целом такие же, как и в обычных шахматах, но шестигранные клеточки подразумевали двенадцать направлений против восьми у квадратных! Конь-то как должен ходить?

Кое-что он уловил — нечетное количество игроков позволяло двум из них на время объединиться против третьего. И, похоже, любовь Рона к Луне на шахматы не распространялась — вместе с сестрой они наседали на нее, пытаясь взять синие фигуры в окружение. Луна особенно не переживала и играла рассеянно, думая о чем-то своем — как обычно. Ходы она делала странные и непредсказуемые, и атаки ее противников особого успеха не приносили.

Что еще было заметно — фигуры вели себя не так, как в обычных волшебных шахматах, где порой разыгрывались настоящие сражения и Гермиона осуждала их за варварство. Эти, скорее, дурачились — порой фигура, которой надлежало быть «взятой», ни в какую не соглашалась уйти с доски. А «взятые» фигуры толпились у края и вытягивали головы, пытаясь разглядеть, что там происходит, махали ручками и вообще вели себя как заправские болельщики.

Луна молча ткнула пальцем, синяя пешка храбро шагнула вперед, и Джинни с разочарованным возгласом откинулась на спинку — пат! Рон двинул ферзем, угрожая пешке; Луна, не глядя, тут же послала в атаку слона, и Рон последовал примеру сестры.

— Ну давай, ходи, — сказала Луна.

— Ты же мне мат поставила!

— Что?! — девочка ошеломленно уставилась на доску. — Ой, прости, я и не заметила! Не расстраивайся, ладно? Сыграем еще?

Рон усмехнулся, покачал головой. Предложил:

— Гарри, может, ты?

— Ну уж нет! — возразил Гарри. — Раз уж она обыграла лучшего шахматиста Хогвартса, у меня против нее ни одного шанса. Я с тобой, Луна, лучше на мечах сражусь, — сказал он девочке, — там хоть какие-то шансы есть.

Луна просияла, но в то же время казалась несколько разочарованной.

— Давай я, — предложила подошедшая Падме. — Джинни, если ты не будешь дальше…

— Садись, — удивилась Джинни, освобождая стул. — Не знала, что ты увлекаешься шахматами.

— Индия — родина шахмат! — с гордостью заявила Парвати, обходя столик и бесцеремонно сгоняя Рона.

— Это Луна такие придумала? — спросил у него Гарри.

Рон кивнул, он порой до смешного гордился своей подругой. Некоторое время друзья, окружив столик, с интересом следили за игрой. Близняшки стали ворчать, что они заслоняют свет, и Луна, взмахнув палочкой, заставила доску светиться — оказалось необыкновенно красиво. Скоро выяснилось, что Падме — отличная шахматистка, и Парвати с Луной пришлось объединиться против нее. Но даже Гарри, неплохо играющий в шахматы (хотя, конечно, до Рона ему было далеко), порой путался, пытаясь вникнуть в правила, и вскоре отошел от них — ему стало несколько скучно. Разговоры возобновились, и в какой-то момент он услышал, что Фред и Джордж рассказывают Гермионе о своем участии в битве.

Он прислушался, и с немалым интересом. Для него до сих пор оставалось загадкой, куда они подевались — они ведь были с ними, когда Гарри понял, где искать Волдеморта…

…Бой уже шел, а Перси все еще метался, рассылая членов ОД по группам, которые, на его взгляд, нуждались в усилении. От всего отряда здесь оставались только они, их сестра, Гарри, Невилл и Луна. Гарри был бледен — шрам то и дело давал о себе знать, а это значило, что Волдеморт где-то поблизости. Они озирались, высматривая Рона и Гермиону, а те все не появлялись. Перси приказал им ждать и умчался к группе представителей Министерства — видимо, надеялся получить новые инструкции.

— Как ты, Гарри? — встревожено спросила Джинни.

— Так себе… — он прижимал руку к шраму, по лбу стекали крупные капли пота. — Он идет…

— Волдеморт? Гарри, попробуй окклюменцию! Хоть немного же ты научился…

— Нет! Тогда я не смогу за ним… там! — закричал вдруг Гарри, тыча пальцем. — Волдеморт там! Надо идти…

— Но Рон, Гермиона…

— Некогда! Кто со мной?

— Все с тобой! — отрезал Фред.

Гарри несколько раз вздохнул, крепко стиснув веки. Видимо, ему удалось все же несколько закрыться…

(— Удалось, — подтвердил Гарри. — Я мог бы и раньше, но я хотел точно определить, где он находится…)

Со склона они видели две группы Пожирателей, которые бежали в сторону ворот. Им наперерез бросился отряд из Пуффендуя вместе с гриффиндорцами, отправленными туда Перси. Первая, меньшая группа проскочила, вторая остановилась и открыла ответный огонь.

— Что за дураки! — закричала Джинни. — Гарри, они же их связывают боем! Те, первые, сейчас доберутся до ворот…

— Все в порядке, — ответил, не останавливаясь, Гарри. — Ворота защищает МакГонагалл со своей группой. Она им не по зубам. А Волдеморт с этими!

Они спускались по крутому склону, торопясь и каждую минуту рискуя оступиться. И чуть не покатились вниз, когда над головами с ревом и свистом промчались один за другим два дракона, а вслед за ними — летающая колесница, которую тянула тройка крылатых коней. И тут раздался женский крик:

— Подождите! Ребята, подождите…

Они оглянулись, надеясь, что вернулись Рон с Гермионой. Но это кричала профессор Спраут. Маленькая, полная, она с трудом взбиралась по склону, и им пришлось остановиться.

— Теплицы… — выдохнула ботаничка, не в силах перевести дух. — Мне никого не прислали, а одна я не смогу… Хоть кто-нибудь…

Все оглянулись на Гарри — тот почему-то сидел на земле ниже по склону и был белый, как полотно. Вскрикнув, Джинни бросилась к нему. Невилл, Луна и близнецы растерянно смотрели на мадам Спраут, которой наконец-то удалось совладать с дыханием.

— Профессор, — неуверенно продолжил Невилл, — может, вам лучше пойти в замок…

— Нет! Я не брошу теплицы! Ой… что с мистером Поттером?

— Все в порядке… — хрипло ответил тот и с помощью Джинни выпрямился. — Все, я закрылся, еле успел, — успокоил он перепуганную девочку. — Сейчас все пройдет… Пока доберемся до них, я буду в норме…

Не оглядываясь, он начал спускаться дальше; не в силах остановить его, Джинни только поддерживала, чтобы он не покатился вниз.

— Извините, профессор, я не могу, — сказал Невилл, на которого Спраут смотрела особенно умоляюще: он был ее лучшим учеником. — Я не могу оставить Луну…

— А я не могу бросить Гарри и Джинни, — заявила Луна и потянула Невилла за собой. — Ребята, идите вы. Мы справимся.

Близнецы стояли в полной растерянности.

(Вот оно что, подумал Гарри. В тот момент он почти ничего не видел — шрам горел, боль ослепляла. Даже звуки глохли в этой боли. Свист и рев пролетевших драконов он слышал, но только сейчас узнал, что это было. Крик женщины — не прилетевший из далекого прошлого мамин крик, а просто голос Спраут. Джинни — а он даже не мог понять, кто же его поддерживает. И его поразило, что на вопросы он, оказывается, отвечал внятно и осмысленно. Все, что он помнил в тот момент — это боль, и злобная ненависть Волдеморта, горевшая в шраме, и все собственные силы, брошенные на подавление этой боли… А потом Волдеморт с беззвучным криком отступил, боль мгновенно пропала, и мир прояснился. Он увидел Луну с Невиллом, обогнавших их; Пожиратели были уже в двух шагах, кое-кто из них оглянулся, заметил их, но Луна взмахнула палочкой, и перед ней закрутился невидимый смерч…)

…А Фред с Джорджем еле догоняли профессора Спраут — по склонам ей было тяжело подниматься, а вот по ровному месту шла так быстро, что долговязые и длинноногие близнецы то и дело отставали.

— Хагрид, ох уж этот Хагрид… — говорила она на ходу. — Я его просила остаться, но он только промчался, крикнул, что кто-то забрался в лес и может напасть оттуда, а теплицы-то в двух шагах! Пошел звать кентавров… Ребята, вам незачем будет лезть в бой, мне, собственно, надо, чтобы кто-нибудь помог мне залезть на крышу и втащить туда горшки…

Близнецы от возмущения потеряли дар речи: Спраут считает их трусами? Утешает, что им не придется драться? Переглянувшись, чуть не врезались в нее — она как раз остановилась перед самой большой теплицей.

— Вот, — сказала она, заходя и жестом подзывая за собой. — В первую очередь втащите наверх вот этот горшок.

Она сунула в руки Фреду глиняный горшок, наполовину заполненный крупными коричневыми семенами, и показала на стремянку, выходящую в откидное окошечко на крыше.

— И смотрите, не просыпьте ни одной штуки, пока будете лезть — предупредила она, — а то нам внизу достанется! Так, а вы, мистер Уизли…

Фред послушно полез по стремянке, зажав под мышкой горшок, который так и норовил выскользнуть. Выбравшись, оседлал верхнюю балку, кое-как примостил на ней горшок и начал соображать, как бы его укрепить. Сквозь стеклянную крышу он видел, как Спраут послала наверх его брата с какой-то коробкой. Через минуту Джордж тоже был на крыше и хохотнул при виде Фреда, оседлавшего конек и с горшком в обнимку. Фред тоже улыбнулся, представив себя со стороны.

— Я бы на твоем месте прикрепил его каким-нибудь заклинанием, — посоветовал Джордж, достал из коробки какую-ту штуковину и начал ее разглядывать. — А это зачем? Пожиратели что — будут орать так, что нас с крыши сбросит?

В руке у него были подбитые розовым мехом наушники. Фред нахмурился, пытаясь вспомнить, потом махнул рукой — уроки Спраут они в свое время регулярно прогуливали.

— Ребята, оставьте это все там и идите сюда! — крикнула снизу ботаничка.

Фред быстро стукнул палочкой по горшку и по коробке, дважды произнес заклинание приклеивания и вслед за братом спустился вниз. Спраут задумчиво разглядывала плоский ящик — в нем стояли наполненные землей горшки с какими-то чахлыми кустиками.

— Один? — пробормотала она. — Или два? Лучше два, про запас… Ох, не хочется мне тратить их на этих… — она вздохнула. — Но может, и не понадобятся… Ладно, берите по горшку, и…

Она осеклась, с возмущением глядя на братьев.

— Почему без наушников?!

Близнецы опять растерялись.

— Вы же не сказали нам, что надо будет взять! — нашелся Фред.

— Да, верно… Будьте добры, сбегайте наверх и принесите три пары наушников. Так, надевайте, и смотрите, чтоб плотно к ушам. А то ведь можете уронить горшок, и…

— И что? — полюбопытствовал Джордж.

— Смерть, — просто ответила Спраут. — Они уже взрослые…

Она вдруг с подозрением уставилась на него; чтобы избежать неудобных вопросов, близнецы поспешили надеть наушники. Звуки они заглушали полностью, но Спраут жестами показала, что надо делать. Схватив по горшку, они снова забрались на крышу.

На этот раз заклинание не понадобилось — в балке был прорезан желоб для стока воды, и эти горшки как раз помещались в нем. Близнецы не упустили случая поглазеть друг на друга и посмеяться — вид в наушниках у них был тот еще. Потом спохватились и посмотрели вниз — Спраут сердито смотрела на них, задрав голову, и жестами показывала снять наушники.

— Так! — крикнула она, когда они снова обрели способность слушать. — Один из вас — сюда, чтобы помочь мне забраться! Второй подаст мне руку, когда я выберусь!

Джордж спустился. Кряхтя и охая, подталкиваемая им, она полезла по стремянке; свесившись в люк, Фред протянул ей руку.

— Спасибо! — наконец-то выбравшись, Спраут осторожно устроилась на балке. — Проклятый артрит опять разыгрался! И как не вовремя!

— А он когда-нибудь бывает вовремя? — поинтересовался Джордж, вылезая следом.

Фред ждал, что ботаничка рассердится, но та с неожиданной усмешкой сказала:

— Иногда бывает. Когда хочется в отпуск, скажем… Что ж, ждем!

И они стали ждать. Дул зябкий ветерок, и Запретный лес, возвышающийся темно-зеленой стеной поодаль, отзывался шелестом и поскрипыванием. Фред и Джордж поплотнее завернулись в мантии, хотя весеннее солнце заметно припекало, и предпочитали думать, что дрожь все-таки от холода. Если не считать редкие и порой странные крики обитателей леса, было тихо, и казалось невероятным, что где-то идет бой. Почти невыносимо было не знать, что там творится под стенами Хогвартса… Как дела у Гарри? Что с Роном, с Джинни? Они уже начали жалеть, что пошли с ботаничкой — ну кому дались ее теплицы?

(В этом месте близнецы, прервав повествование, затеяли спор — кто раньше заметил движение на опушке леса? Остальные, конечно, сидели как на иголках — даже те, кто знал эту историю. В конце концов начали раздаваться протесты, а Джинни метнула в них валявшийся под прилавком тапок. Фред еле увернулся и они с братом решили сойтись на том, что увидели движение оба…)

…Их было не так много по сравнению с тем, что довелось увидеть со склона. Человек десять. Выйдя на открытое пространство, они остановились, стали показывать пальцами на защитников теплиц, послышался смех. Потом несколько человек почему-то направились назад в лес, а остальные пошли к теплице. Мадам Спраут шикнула на близнецов, доставших палочки:

— Не сметь без моего приказа! И держите наушники наготове!

Фред и Джордж, если честно, несколько вспотели. Они с профессором торчали на крыше на виду у врагов и представляли собой оч-чень заманчивую мишень. Живое воплощение выражения «как на ладони». Но Спраут, похоже, так не думала. Погрузив руку в горшок, она шуршала семенами и бормотала:

— Кучкой идут, хорошо… подождите, ребята, пускай подойдут поближе…

На взгляд близнецов, Пожиратели и так были слишком близко!

— Ей, вы! — крикнул кто-то. — Вы чего там застряли? Стремянка упала? Сейчас мы вам поможем!

Пожиратель нацелился палочкой, его глаза под капюшоном злобно сверкнули.

— Подожди! — другой схватил его за руку. — Сейчас сюда придет кое-кто повыше ростом, он их оттуда снимет.

Они приближались; Фред и Джордж сжимали палочки так, что пальцы побелели, и изо всех сил делали глупые и расстроенные физиономии. Не сговариваясь, оба решили — если Пожиратели ударят, они отобьют заклинания, что бы там Спраут не говорила, и сами врежут по полной. И тут ботаничка подняла руку и метнула вниз горсть.

— Эт` что?! — крикнул кто-то, все шарахнулись.

Спраут бросила одну за другой еще две горсти. Пожиратели нагибались и в недоумении рассматривали рассыпанные повсюду вокруг них семена. Воспользовавшись этим, ботаничка через их головы швырнула еще несколько горстей.

— Назад!!! — вдруг истошно закричал один из Пожирателей. — Это…

Он опоздал — все семена разом лопнули, выбросив ядовито-зеленые побеги. Пожиратели заметались — не тут-то было. Ростки оплетали им ноги, ползли наверх по телам; все повалились друг на друга.

— Не двигайтесь! — хрипло крикнул Пожиратель, который первый заподозрил неладное. — Расслабьтесь и не сопротивляйтесь — это «дьявольские силки»!!!

Они замерли. Цепкие зеленые побеги росли, оплетая их; кто-то зашевелился и тут же захрипел, когда «силки» рефлекторно стянулись вокруг его груди.

— Тихо ты, идиот! — крикнул первый, стараясь не шевелиться. — Из-за тебя они нас всех передушат! Потерпите, сейчас Монти и остальные вернутся!

Наступила тишина. Спраут и близнецы напряженно вглядывались в густую тень под деревьями. Прошла минута, другая… Те трое, что ушли в лес, выскочили из-под деревьев и бросились к связанным товарищам.

— Не подходите близко! — крикнул вожак. — Подпалите «силки», они боятся огня!

Крякнув от злости, Спраут ткнула палочкой в горшок, оттуда ударил фонтан семян; подгоняемые заклинанием, семена гудящим роем полетели в троицу. Те встретили их струями огня, потом закричали и заметались, когда раскаленные угольки посыпались на них. Несгоревшие семена, упав, лопнули, еще двое оказались оплетены «силками», но третий смог увернуться и метнул огненное заклинание.

Пламя пробежало по лежащим, оплетенным «силками» уже настолько, что это походило на травяную кочку; раздался многоголосый вой.

— Прекрати, идиот! — заорал вожак. — Ты и нас спалишь! Гурга зови!

— Кого-кого?! — воскликнули близнецы и посмотрели на Спраут. А та вдруг побледнела и прикусила пальцы.

Коснувшись палочкой горла, Пожиратель повернулся к лесу, и его усиленный заклинанием голос загремел так, что близнецов и впрямь чуть не сбросило с крыши:

— Голгомаф! Голгомаф!!!

Он прокричал еще несколько слов, совсем уже непонятных, состоящих почти что из одних рычащих согласных, отер пот со лба и стал ждать. Спраут лихорадочно ощупывала дно горшка.

— Ни одного не осталось, ни одного… Да и толку-то…

Она придвинула поближе горшки с кустиками и указала глазами на наушники:

— Держите наготове!

Фред и Джордж подчинились, думая только об одном — что сейчас самое время сделать ноги. Пожиратели связаны «силками», с тем, кто в ловушку не попал, можно справиться без проблем… Но предлагать такое Спраут было явно бесполезно, а тащить ее силой…

Из леса раздались хриплые крики, Пожиратель ответил на том же непонятном языке. Скрип, несколько деревьев с громким треском сломались, рухнули — и на опушку начали выходить великаны. Близнецы охнули. Им уже доводилось пообщаться с братом Хагрида, но Грохх среди своих собратьев был просто карликом — а эти (они насчитали троих) даже среди настоящих великанов были… великанами, одним словом! Двое — футов по двадцать пять, а третий если и не дотягивал до тридцати, то самую малость!

— Помнишь, Рон говорил?.. — лихорадочно шепнул Фред. — Ему тогда Хагрид рассказывал…

Джордж кивнул, не сводя глаз с приближающихся гигантов.

— Гург… — пробормотал он. — Вождь, то есть… Вот он, значит, какой — Голгомаф… Фред, Рон тогда сказал, что «Коньюктивитус» их берет! Ослепим их — и бегом! Как вы думаете, профессор?

— Думаю, что без нас тут они все разнесут! — отрезала Спраут.

— По-вашему, лучше, если они разнесут все вместе с нами?

— Посмотрим!.. Сбежать мы всегда сумеем.

Голгомаф присел на корточки, чтобы лучше слышать Пожирателя Смерти — тот, видимо, имел над ним какую-то власть. Спутанные черные волосы свисали до пояса и закрывали лицо гурга. Но, судя по позе, слушал он очень внимательно.

Голгомаф выпрямился (Пожиратель еле отскочил подальше от его громадных ножищ, обутых в некое подобие сапог) и прорычал что-то своим собратьям, показывая на оплетенных «силками» людей. Великаны подошли, некоторое время разглядывали «кочку» и застрявших в ней Пожирателей, заржали и стали тыкать пальцами в высовывающиеся лица — некоторые уже заметно посинели. Голгомаф рявкнул на них, они вздрогнули, наклонились и схватились за стебли. «Силки» моментально ожили и взметнулись наверх, оплетая им руки. Перепуганные великаны попятились назад, разрывая зеленые плети, и растерянно повернулись к гургу. Тот сначала заорал на них, потом отвесил каждому по мощной затрещине, оттолкнул в сторону и сам ухватился. «Силки» оплели и его руки, но он упорно тянул, и спутанные стебли начали рваться. Двое Пожирателей вывалились в разрывы, откатились и сели, держась за горла. Тот, который обладал властью над великанами, подбежал к ним.

О людях, сидящих на крыше теплицы, все они как будто забыли — но вряд ли надолго.

— Наушники! — приказала Спраут. — И прижмите ладонями, как можно плотнее!

Она тоже надела. Звуки снова пропали, от такой тишины даже заболели барабанные перепонки — как бывает, если на метле входишь в крутое пике. И совершенно так же ныло под ложечкой, и было жутко.

Спраут примерилась и изо всех сил швырнула горшок с кустиком, придав ему палочкой дополнительное ускорение. Необычный снаряд врезался в землю где-то посередине между Голгомафом и его собратьями, разбился. Кучка земли с торчащими черепками черепков зашевелилась. Из нее выкатилось какое-то существо, издали похожее на уродливого толстого человечка, кустик торчал из его макушки. Существо село, оглушенное ударом, помотало головой. А потом распахнуло рот — огромный, в полголовы, словно созданный для истошного крика. И закричало.

Даже наушники не смогли в полной мере заглушить страшный вопль. Приглушенный, он напоминал крик младенца, выпавшего из кроватки и из-за этого злого на весь мир. Больше, чем боли, в нем было злости и ненависти. Звуковые вибрации пронизывали все тело, близнецы даже согнулись от ощущения внезапной тошноты. А внизу, должно быть, кричали все. Оба великана шатались и вертелись, как в приступе горячки, зажимая ладонями уши и разевая рты в беззвучном крике. Голгомафу было еще хуже, он не мог справиться с «силками» и освободить руки. Трое Пожирателей катались по земле. Корчились и связанные, так что вся «кочка» дергалась. Один из великанов заметил источник крика и в бешенстве растоптал. Спраут тут же швырнула второй горшок. Это был конец Голгомафа — с искаженным лицом он рухнул прямо на связанных Пожирателей и забился в предсмертных судорогах. Повалились на землю и остальные великаны; при этом один из них раздавил и вторую мандрагору, и Спраут сорвала с себя наушники. Близнецы тоже.

Некоторое время все приходили в себя. Фред посмотрел на Спраут, и та слабо улыбнулась.

— Все? — неуверенно спросил он.

— Кажется, все…

— А мне так не кажется! — каким-то странным голосом заметил Джордж.

Они с удивлением посмотрели на него. Потом — туда, куда смотрел он, и у Фреда перехватило горло.

Двое великанов были живы.

По-видимому, их громадные ладони с толстыми узловатыми пальцами глушили звук не хуже наушников. Голгомафу просто не повезло — его руки были связаны «силками», он не смог заткнуть уши и плач мандрагоры его убил. Но этим-то удалось! — они уже сидели, мотая уродливыми головами и оглядываясь вокруг.

Близнецы переглянулись с бледными улыбками.

— Крепкие ребята, правда? — спросил Фред.

— Да уж… Ну что? «Коньюктивитус»?

Они взяли палочки наизготовку, но применить заклинание не представлялось возможным. Великаны уже встали на ноги, но один стоял спиной к ним, второй — боком, грубые спутанные волосы закрывали пол-лица, а попасть заклинанием надо было точно в глаза. Один, повыше ростом, подошел к мертвому гургу и долго смотрел на него, пытаясь вникнуть в ситуацию. Наконец до него дошло и он со злостью пнул тело. Второму это показалось кощунственным, он подскочил, отчего вся теплица задрожала и зазвенела, и врезал ему кулаком, чуть не сбив с ног.

— Ага! — громким шепотом воскликнул Джордж. — Да они сейчас прикончат друг друга! Фред, я ставлю галеон на долговязого!

— Тогда я на коротышку!

— Ну, вы нашли время! — разозлилась ботаничка. — А если они врежутся в нас?

Великаны и правда были не в том состоянии, когда можно боксировать, твердо стоя на ногах. Все еще оглушенные плачем мандрагоры, они после каждого удара отлетали друг от друга и снова, шатаясь, кидались в драку — каждый раз оказываясь все ближе!

При этом двигались они на удивление быстро, и их лица оказывались на виду считанные секунды, а от топота содрогалась земля и всю теплицу трясло так, что она вот-вот, казалось, развалится — где тут прицелиться!

— Если бы все происходило, как в книжках, которые я читала в детстве, — обреченным тоном пробормотала Спраут, — именно сейчас к нам внезапно пришла бы помощь в лице целой армии мракоборцев или волшебников-рыцарей на крылатых конях…

«Хат-хат-хат-хат!» Воздух наполнился короткими, как удары хлыста, свистами. «Долговязый», только что сбивший с ног «коротышку», вдруг прогнулся назад, взревел и завертелся, ища нового врага. Со спины он напоминал ежа. Пусть стрела для великана — все равно что булавка, но от множества булавок бывает очень даже больно. Его собрат, забыв о драке, вскочил, бросился к лесу и тут же остановился, приняв на себя второй залп стрел.

— Или кентавров!!! — завопил Фред и от избытка чувств вскочил на ноги, балансируя на узкой балке. — Да, профессор?!

— Осторожней, с ума сошли?! — воскликнула Спраут, потому что Джордж тоже вскочил и начал даже подпрыгивать, потрясая кулаками вслед удаляющимся великанам. — Сверзитесь сейчас вниз!

Близнецы ее не слушали, захваченные зрелищем. Кентавры лавиной хлынули из леса. Озверевшие великаны бежали им навстречу, стараясь увернуться от потока стрел, и вскоре оказались в самой гуще, размахивая кулаками и пытаясь схватить вертких кентавров. Еще одна огромная фигура выскочили из-за деревьев — Грохх, одетый в магловском костюме, у него был даже галстук! Великан-карлик с легкостью, словно тростинку, вертел над головой вырванный с корнем молодой дубок. То ли от его потрясающего экстерьера, то ли просто от неожиданности оба великана попятились, а потом бросились в рассыпную, когда на них посыпались удары дубины. Они были чуть ли не в два раза выше Грохха и намного сильнее, но без оружия, а Грохх лупил изо всех сил.

* * *

— А… дальше… что? — угрожающим тоном спросила Джинни, когда Фред сделал очередную драматическую паузу.

— Ты же знаешь, — удивился тот.

— А остальные? — не унималась она. — Охота вам нервы дергать!

— Сестренка, — вздохнул Джордж, — ну не надо преувеличивать! Подумаешь, немного драматизма! Такое надо уметь преподнести со вкусом, тем более, что…

— …что ничего особенного дальше не было, — закончил за него Фред. — Они побежали, Грохх и кентавры за ними. Из леса вылетел Хагрид на спинах Флоренца и Бейна и тоже погнался. Спраут на этот раз до него докричалась, он послал десяток кентавров на охрану теплиц, и мы наконец смогли спуститься. Отвели Спраут в замок, потом пошли искать еще какую-нибудь драку, но там уже все заканчивалось. Вместе с мракоборцами ловили разбежавшихся Пожирателей, и так до самого вечера.

— Спрашивали о вас всех, кого только можно, — тихо добавил Джордж, — никто ничего не знал. Только под вечер примчались братья Криви с известием, что Волдеморт мертв, но подробностей даже они не знали толком. Когда переловили всех, мы потихоньку вышли за ворота и трансгрессировали в больницу Святого Мунго, но раненые туда поступали потоком, там никому не было дела до наших вопросов. Вернулись в Хогвартс… Ну, а потом…

Он замолчал.

— Потом было потом, — раздался голос Луны (оказалось, она бросила игру и стояла позади Рона, слушая рассказ близнецов). Она окинула взглядом помрачневшие лица, посмотрела на Гермиону: — А сейчас…

Та несколько секунд с непонятным выражением смотрела на нее; потом ее лицо просветлело.

— Да, — сказала она, — ты права, Луна. Сейчас мы здесь. Мы все.

— Мы всем обязаны друг другу, — сказала Луна. — Мы всем обязаны себе… Так ведь, ребята?

Гермиона растроганно улыбнулась.

— Замечательно сказано! — воскликнул Джордж. — Это ты придумала?

— Нет, Гарри.

— Гермиона, — поправил Гарри. — Я ее тогда только процитировал.

Все засмеялись, Гермиона весело встрепала ему волосы, потом подошла к стеллажам, заметив на полке стопку книг. Сказала, оглянувшись через плечо: «Ты очень хороший человек, Луна…» Девочка, похоже, слегка удивилась, но тут близняшки позвали ее доигрывать партию. Она заколебалась, потом сказала, что неохота, те стали настаивать. Привстав, Рон глянул на доску и рассмеялся:

— Да что тут доигрывать! Два мата в пять ходов!

— Это как? — не поверила Парвати.

Рон подошел, показал.

— Видимо, она не хотела вас расстраивать.

— Луна, где ты научилась так играть? — ахнула Падме.

— У Рона.

— Но ты играешь лучше, чем он! И стиль у тебя другой!

— Ну и что? — удивилась Луна. — Зато Рон научил меня побеждать.

Как обычно в таких случаях, наступило короткое молчание — все пытались понять то, что она сказала. Луна тем временем направилась к столику, на котором еще оставался кусок торта — и чуть не споткнулась от громкого, на весь магазин, восклицания Гермионы:

— Ребята! ЭТО ЧТО ТАКОЕ!!!

Все подскочили. Гермиона перелистывала по несколько страниц сразу, и глаза у нее становились все более круглыми, а челюсть отвисла. Гарри даже испугался — не попалась ли ей одна из тех заколдованных книг, которые сводят человека с ума? Близнецы привстали, чтобы посмотреть. Джордж простонал и хлопнул себя по лбу, а Фред закричал на него:

— Это ты ее туда положил?!!

Его брат картинно развел руками.

— Ну все… — вздохнул Фред. — Пропал прикол! Мы-то собирались подарить ее Гарри на Рождество…

— Но где вы ее откопали?!

— Господа Флориш и Блоттс наши друзья, — с досадой ответил Фред, — и о всех книжных новинках мы узнаем раньше всех. Ладно уж… Сделаем сегодня еще один подарок. Можно, Гермиона?

— Подожди! — она перелистнула еще две страницы. — Вот оно что! Вот почему он о тебе пишет, Гарри! Я никак не могла понять, решила, что он изменился… А ты, оказывается, всем своим победам обязан ему!

Ошеломленный, Гарри вскочил со стула:

— Это что?! Книга Локонса?!!

— Его… — слабым голосом подтвердила Гермиона. У нее было то самое непередаваемое выражение, про которое говорят «не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать».

Конечно, все сразу столпились около прилавка — Джинни и Луна еле протиснулись. Гермиона захлопнула книгу и показала обложка. Оформление просто поражало — всю переднюю обложку занимали две узкие и высокие портретные рамки, в одной — правая половина лица Гарри, во второй — левая половина лица Локонса. Гарри смотрел пристально, не мигая, с суровым выражением; Локонс улыбался и временами подмигивал. Над рамками была изображена золотая табличка с вычурными буквами: «Златопуст Локонс. Я был его учителем». Локонс и раньше любил броские обложки, но в этот раз он превзошел себя.

На обратной стороне был только портрет Локонса в круглой рамке и аннотация — тоже золотыми буквами, на этот раз на черном фоне. Джинни первая заметила, что Локонс сменил прическу — его золотистые волосы сейчас были прямыми, ниспадая до плеч; это его несколько молодило и вместе с ослепительной улыбкой придавало ему облик человека на удивление доброго и мягкого, который даже мухи не обидит, но в то же время способного, если надо, быть решительным и твердым. Похоже, Локонс нашел себе очень хорошего дизайнера.

— Со вкусом у него стало получше, — заметила Джинни и начала вслух читать аннотацию: — «Златопуст Локонс, кавалер Ордена Мерлина третьей степени, почетный член Лиги Защиты от Темных сил и пятикратный обладатель приза «Магического еженедельника» за самую обаятельную улыбку»… ну, тут ничего нового. Родился тогда-то и тогда-то, даты смерти пока нет, понятно, а жаль…

— Ну что ты! — возразил Рон. — Пускай живет — такого клоуна больше нигде не найти! Надо же, вылечился — и опять за старое.

— За старое, но по-новому, — с усмешкой заметила Гермиона, забрала у Джинни книгу и начала листать. — Вот, послушайте: «…однако горжусь я не этим. Сокрушение Темных сил, победа над зловещими существами — это мой долг, и я следовал ему по мере своих скромных сил. Я не буду говорить о своей победе над йоркширским призраком; не буду говорить о том, как я избавил целую деревню в Румынии от терроризировавших ее оборотней. Не стану хвастать о своем драматическом сражении с вампирами, чуть не стоившего мне жизни — победа далась мне нелегкой ценой. Мое нежелание хвастаться здесь своими подвигами можно объяснить, конечно, моей врожденной скромностью, но не она главное. Своей величайшей заслугой я считаю не эти победы над отдельными силами зла, а то, что мне удалось воспитать героя, который благодаря мне смог одолеть величайшее зло нашего века. Вы, конечно, догадываетесь, о ком я говорю. О своем лучшем ученике Гарри Потере и его враге, которого десятки лет никто не смел называть по имени…»

— Он что, — рассмеялся Гарри, — это когда он у нас защиту преподавал?

— Ну да, — Гермиона перебросила несколько страниц. — Вот тут: «…не скрою, меня охватила некоторая дрожь — профессор Снейп был страшным противником. Возможно, приглашать его своим ассистентом на первом занятии Дуэльного Клуба было верхом неблагоразумия, но я хотел показать студентам, и в первую очередь Гарри, что победа над злом не обязательно дается легко. Проблема заключалась еще и в том, что я должен был подставиться под заклинание «Экспелиармус», чтобы Гарри увидел воочию его действие. И расчет оказался верным — он освоил его в мгновение ока и двумя годами позднее успешно применил его против самого Волдеморта!. К сожалению, об этом его подвиге я узнал лишь в больнице, где провел несколько лет после тяжелейшей травмы — позднее я сопровождал Гарри и его лучшего друга Рональда Уизли в их драматических поисках Тайной Комнаты… Но не будем забегать вперед!»

— Тайная Комната! — возопил Рон, в то время как все остальные и вовсе потеряли дар речи. — Он и ее припутал! А он пишет, что он собирался сделать с нами?

— Представь себе, да! Вот только… — Гермиона нашла нужное место, — ну, сам послушай: «…однако Тот-Кого-Нельзя-Называть незримо следил за нами. Не только мальчики, но даже я со своим наработанным в бесконечных битвах чутьем не заподозрил его коварства. И в один ужасный момент Волдеморт ударил в меня Непростительным заклятием «Империо». Я оказался полностью в его власти! Темный Лорд подавил мою волю и принуждал меня наложить на своих учеников заклятье, стирающее память. Я выхватил палочку из рук Рона Уизли и уже поднял ее, чтобы осуществить злодейский замысел, но тут мой разум, мечущийся в поисках выхода, нашел спасительную лазейку. Спасительную не для меня, а для Гарри Поттера и его друга. Я понял, что мой долг, как учителя, требует принести себя в жертву, чтобы дать шанс своему лучшему ученику. В тот момент, когда я произнес: «Обливейт», я огромным усилием воли повернул палочку, направив ее на себя — и заклинание поразило меня самого, на несколько долгих лет лишив меня памяти»…

На этот раз состояние «то ли смеяться, то ли плакать» охватило всех.

— Выкручивается, — с отвращением сказала Джинни, нарушив молчание. — И вы собирались дарить Гарри эту гадость?

Фред помотал головой:

— Да это не гадость. Это… одним словом, смех один.

— Но это же все вранье!

— Да, — согласился Фред, — но зато какое!

Гермиона неожиданно поддержала его:

— Знаешь, он прав, Джинни. Это очень смешная книга! Локонс не этого хотел, конечно, но… написал он пародию на себя самого. Причем талантливую пародию.

— Талантливую? У него?! — воскликнула Джинни. — Да у него все — банальность на банальности!

— Вот именно, — вмешалась Луна. — Никто не поверит, что он не нарочно.

Все уставились на нее, и она несколько смешалась, но потом твердо закончила:

— Все решат, что он специально так писал. Ну подумай — если талантливый писатель решит написать книгу из сплошных банальностей — это ж какой труд будет собрать столько! А у Локонса это получается само собой. Эта книга его прославит.

— Как дурака? — усмехнулась Джинни.

— Да нет. Как великого юмориста.

— Ха! Точно! — воскликнул Джордж. — Даже я не сказал бы лучше!

Джинни взяла книгу, полистала немного. И вдруг спросила:

— Гарри, не дашь почитать?

Тот, рассмеявшись, кивнул. А Рон внезапно заявил:

— Я бы все-таки набил ему морду, Гарри. А потом попросил бы у него автограф.

— Ага! — согласился Гарри. — И он напишет еще книгу, которая так и будет называться — «А потом он попросил автограф»!

— Сестренка, — Фред решительно отобрал книгу, — я тебе дам свой экземпляр. А это подарок для Гарри!

Луна тем временем снова направилась к вожделенному кусочку торта — и тут раздался громкий хлопок, лавку озарила зеленая вспышка. Взвизгнув, она повернулась, выхватив одновременно палочку из-за уха и стилет из рукава; Гарри и Гермиона схватились за мечи, и все попятились — из вспыхнувшего в камине ярко-зеленого пламени Летучего пороха выскочила измазанная сажей фигура.

— Это еще кто? — воскликнули близнецы.

— Я вам покажу, кто! — громко крикнула миссис Уизли. — Вы когда в последний раз прочищали дымоход?!

— Мама! — Джинни бросилась к ней.

— Подожди, измажешься! — миссис Уизли направила на себя палочку: — Экскуро!

Облепившая ее сажа исчезла.

— Мама, что случилось?!

— Случилось!.. Да ничего не случилось! — она вдруг всхлипнула. — Если не считать, что кое-кто явился, а мы не знаем, где вы и что с вами, вдруг на вас опять напали?!

— Ой, мама, да что ты! — растерянная Джинни обняла мать. — Ну, мы тут…

— Ну да, вы тут веселитесь! А я не могу девочку утешить, сама вот расстроилась…

— Какую девочку? Флер, что ли?

— Флер? Ну да, я попросила Флер посидеть с ней, но ей же вредно расстраиваться, она же беременна… — миссис Уизли громко шмыгнула и полезла в карман за платком.

— Да с кем посидеть?!

— С Пенелопой…

— С кем? С Пенелопой Клируотер?! — ахнула Джинни. — С подружкой Перси? Она что, у нас?

Миссис Уизли наконец нашла платок, высморкалась и несколько раз кивнула, умоляюще глядя на ошеломленных друзей.

— Вы не могли бы прийти к нам? — попросила она. — Я и без того думала вас пригласить, готовила ужин, и тут вдруг они появились…

— Они?! — закричал Рон. — Так и Перси пришел?

— Рон, пожалуйста… — она опять всхлипнула. — Пришел, как же… придурок… Это Пенни его притащила, за шиворот, что называется! Теперь сидит внизу и плачет, а Перси закрылся у себя в спальне и до сих пор там сидит, наверное… если Артур еще не прибил его…

— А как же скалка? — ехидно спросил Фред.

— Не буду же я его бить при Пенелопе! — рассердилась миссис Уизли. — Да еще голодного… он есть не хочет…

Рон и Джинни некоторое время смотрели друг на друга, потом Джинни сказала:

— Ладно. Мы-то пойдем, видимо.

— Все пойдем, — решительно сказала Гермиона.

Никто не стал возражать.

— Только лучше трансгрессируем, — предложил Джордж. — А то если Пенелопа увидит нас с черными лицами…

— Хорошо! За дымоход у нас будет отдельный разговор! — миссис Уизли опять начала сердиться, но тут же умоляюще добавила, глядя на Рона. — Только постарайтесь держать себя в руках, ладно? Ему сейчас очень нелегко… — она помолчала, не зная, что еще сказать. — Мы вас ждем!

Она с хлопком исчезла.

— Мы с вами, — сказала близнецам Падме.

— Спасибо! — обрадовался Фред. — При вас она не станет нас пилить!

Все встали по парам, взялись за руки. Вдруг Луна воскликнула:

— Ой, подождите!

Отпустив руку Рона, она метнулась к столику и схватила оставшийся кусок торта. Вернулась и сказала:

— Ну что, пошли?

Глава 21. Три палочки, три капли.

Когда они зашли (поскольку правила вежливости не позволяли трансгрессировать напрямую в чужой дом, они все возникли во дворе перед входной дверью), Гарри на секунду показалось, что вышла ошибка и они попали не в тот дом. Но это, конечно, была «Нора». Вот только тяжелая, печальная атмосфера внутри делала ее не такой, как обычно. Пенелопу они увидели сразу — девушка понуро сидела за столом, спрятав лицо в ладонях. Миссис Уизли стояла рядом и успокаивающе гладила ее длинные кудри. На соседнем стуле — Флер; Гарри никогда не видел ее такой расстроенной. Спиной к ним у окна стоял Артур Уизли, устремив пустой взгляд куда-то вдаль.

— Рад видеть, рад видеть… — произнес хриплый голос; раздались шаги, перемежающиеся деревянным стуком, и из полутемного угла им навстречу шагнул Грозный Глаз Грюм. — Ну, я пойду, Молли… Может, в мое отсутствие он наберется смелости и спустится к вам.

Друзья поздоровались с ним, а потом еще и с Чарли и Биллом, которые сидели на угловом диване.

— Ты уж прости, Аластор, — пробормотала миссис Уизли. — Заходи еще.

— Да уж конечно, зайду, — заверил ее Грюм. — Молли, если ты не возражаешь, я немного обойду двор, посмотрю, не остались ли какие-нибудь следы, — он показал пальцем на свой Волшебный Глаз. — Эта штука может увидеть многое. Если найду что-нибудь, загляну сообщить, а нет, так отправлюсь к себе домой.

— Конечно, конечно… — миссис Уизли заколебалась. — А ты не мог бы заглянуть в спальню?.. что он там делает…

Грюм усмехнулся, Волшебный Глаз завертелся и закатился под верхнее веко, пронизывая взглядом теменную кость и потолок.

— А что он может делать? Ничего совершенно. Сидит на кровати и тупо смотрит перед собой… физиономия кислая и очень упрямая.

— Ну, зря ты так…

— Я говорю как есть, Молли, ты сама просила посмотреть. Артур, пока, я пошел.

Вздрогнув, мистер Уизли повернулся.

— Ты уже? О, привет! — он бледно улыбнулся, только сейчас заметив вошедших. — Хорошо, что вы пришли, хорошо… Я сейчас Аластора только провожу…

— Садитесь, — негромко пригласила миссис Уизли. — Хоть вы поешьте, а то зря я, что ли, готовила… Пенни, деточка, ну хоть что-нибудь, нельзя же так…

Пенелопа вяло кивнула, даже не посмотрев на стол. Она больше не плакала, только изредка шмыгала носом — то ли совладала с собой, то ли сил плакать уже не осталось. Флер, озабоченно гладя ее по руке, глянула на друзей, улыбнулась и показала глазами на стулья. Они молча уселись, не зная, что сказать.

— Успокоилась, Пеньелопа? — ласково спросила Флер. — Нье стоит он того, повьерь!

— Конечно… — тихо отозвалась девушка.

Джинни отчетливо хмыкнула. Мистер Уизли, проводив Грюма, вернулся, сел вместе с ними за стол и внимательно посмотрел на Гермиону.

— Со мной все в порядке, — сказала она.

Мистер Уизли кивнул:

— Знаю. Я раза два заглядывал в лавку через камин … вы и не заметили, наверное. Я хотел тебя попросить… Ты ведь раньше неплохо ладила с Перси… Не могла бы ты подняться и позвать его?

Гермиона кивнула и встала.

— Скажи ему, что Аластор уже ушел, — попросил вслед мистер Уизли.

— И что на его место пришли все мы, — негромко пробормотала Джинни, провожая Гермиону взглядом. — И он тут же спустится, как же!

— Перси не трус, — возразила Пенелопа. — Он просто… — она замолчала.

Миссис Уизли недовольно посмотрела на дочь:

— Как-никак он ваш брат…

На лицах Джинни и всех ее братьев тут же возникло одинаковое выражение: скептически-упрямое. А тут еще Гермиона, расстроенная и недовольная, спустилась по лестнице и в ответ на вопросительные взгляды хмуро покачала головой.

— Не хочет, да? — уверенно поинтересовалась Джинни.

— Да. И очень грубо не хочет.

Рон вскочил:

— Что он тебе сказал?!

— Да нет, — успокоила она его, — мне лично ничего обидного. Просто потребовал, чтобы не лезли к нему. Не хочет никого видеть, и все.

— Даже меня?..

— Не знаю, Пенни…

— Не хочет, а придется, — заявил Рон, выходя из-за стола. — Как в том анекдоте…

— Подожди, сынок! — сказал вдруг с непривычной жесткостью мистер Уизли. — Сядь. И когда он явится, постарайся держать себя в руках.

Рон неохотно подчинился. Артур Уизли встал и направился к лестнице; видно было, что ему очень не по себе. Снова хмыкнув, Джинни проводила отца взглядом и пробормотала:

— Если он явится…

— Джинни!

— Ладно, мама, не буду.

Она вдруг рассмеялась от какой-то неожиданной мысли; потянула к себе сидящих по обе стороны Невилла и Рона, что-то шепнула. Рон, высоко подняв брови, тоже рассмеялся. Невилл задумался и вдруг с улыбкой сказал:

— А знаешь, без всяких загадываний — мне почему-то кажется, что он будет…

— Невилл! — громким шепотом перебила Джинни. — Сглазишь! Загадываем?

— Ага! — с непонятным восторгом согласился Рон. Невилл только весело кивнул.

Гарри посмотрел на Джинни, но спрашивать не стал, по опыту зная, что она опять сделает загадочную физиономию и ничего не ответит. Он снова повернулся к лестнице — сверху уже раза два доносились невнятные голоса, сейчас было тихо. Не обладая Волшебным Глазом, он вдруг четко представил комнату Перси (ему как-то довелось в ней заночевать), самого Перси, сидящего на постели и упрямо уставившегося в стену, и мистера Уизли, стоящего к нему спиной. И тут наверху скрипнула дверь, прозвучали невнятные голоса — более громкий, сердитый и недовольный, принадлежал Перси. Что-то грохнуло, опять наступила тишина, потом хлопнула дверь и заскрипели ступеньки лестницы.

— Ва-ау! — ошеломленно закричала Джинни. — Ему удалось!

— Что? — хмуро бросил Перси, неохотно спускаясь по лестнице. — И кому удалось?

— Папе, кому же еще?! Папа! — крикнула она отцу, который с непонятным выражением спускался вслед за сыном. — Быть тебе Министром магии!

Артур Уизли даже притормозил на секунду, глядя на нее с недоумением, а Перси резко спросил:

— Да что ты несешь?

— Папа, мы тут загадали такое, — с демонстративной серьезностью начала объяснять Джинни (обращалась она к отцу, игнорируя Перси), — что если тебе удастся вытащить этого из спальни — значит, будешь Министром Магии!

Перси аж позеленел.

— Меня никто не вытаскивал и не посмеет вытаскивать силой! — заявил он. — А здесь я потому, что сам так решил! Чтобы вы не воображали, что я кого-то боюсь!

Постояв немного для придания своим словам значительности, он резко повернулся и направился в дальний угол, чтобы взять стул — вокруг стола все места были заняты.

Раздался всеобщий ошеломленный вздох. Миссис Уизли даже подалась вперед, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают — а потом откинула голову и начала хохотать. И меньше чем через секунду вся «Нора» сотряслась от общего смеха! Перси аж подпрыгнул от звукового удара и сделал пирует, повернувшись к ним — но слишком поздно. Все увидели его мантию, разорванную ниже воротника — как бывает, когда человека берут за шиворот и одним рывком ставят на ноги.

Конечно, мало ли отчего может порваться мантия? Однако вдобавок чуть ниже спины красовался великолепный, четкий отпечаток пыльной подошвы… так что все было ясно. Гарри даже почувствовал легкий укол совести, настолько жалко было смотреть на Перси (который, к тому же, явно не понимал, над чем смеются все). Но поделать ничего не мог — только держался за Гермиону, чтобы не упасть со стула, и смеялся так, что от выступивших слез запотели очки.

Перси явно догадался, что с его спиной что-то не так, и чуть не вывихнул шею, пытаясь разглядеть. Не смог, поджал губы и шагнул было к лестнице, но мистер Уизли загородил ему дорогу и покачал головой. Бедняге ничего не оставалось, как все-таки взять стул и втиснуться между сидящими. Смех понемногу затихал, зато Джинни с братьями принялись, ритмично хлопая в ладоши, скандировать: «Папа, быть тебе Министром, папа, быть тебе Министром!..» Печаль и напряжение незаметно растаяли. Перси, конечно, сидел насупленный, но о нем словно и позабыли.

— Хватит, ребята, угомонитесь! — крикнул Артур.

Гомон понемногу стих.

— Спасибо, — с плохо скрытым весельем добавил он, — только, к сожалению, шансов стать Министром у меня столько же, сколько и у…

Он замолк, пытаясь подобрать сравнение. Гермиона вдруг рассмеялась, бросила на него веселый взгляд и, перегнувшись через Гарри, что-то зашептала Рону.

— Ха! — воскликнул Рон. — Точно! А ведь это могло быть и пророчеством! Папа, помнишь, я тебе рассказывал — ну, когда я на пятом курсе подался в вратари?

Мистер Уизли помнил, конечно, как и все — и то, что Рон, нервничая, играл хуже некуда и в игре с Когтевраном пропустил четырнадцать голов подряд; и его неожиданно блестящее выступление на матче со Слизерином, обеспечившее гриффиндорской команде Кубок…

— Я тогда совершенно скис, папа, — сказал Рон, — после первого матча…

Он посмотрел на Гермиону.

— Мы тогда сидели в гостиной, — продолжила вместо него она, — перед Пасхой… И Рон сказал такое: «В этом году у нас столько же шансов выиграть Кубок по квиддичу, сколько у моего отца — стать Министром Магии».

— Ах так! — с напускной обидой сказал мистер Уизли. — Значит, ты в родного отца не веришь, да?

Рон с усмешкой глянул на Перси, который встрепенулся и стал внимательно слушать их разговор. А мистер Уизли сказал:

— Но ведь вы потом выиграли, не так ли? И во многом благодаря тебе, насколько я помню?

— Вот именно, папа, вот именно! — со значением заявил Рон. — Кто знает — вдруг я изрек пророчество?

Мистер Уизли рассмеялся, а Перси со злостью откинулся на спинку стула.

— Я бы на твоем месте не выпендривался так, — заявил он, — если вспомнить, как ты завалил прорицания на СОВ!

— Что ж, Перси, можно только радоваться, что ты не на моем месте, — не остался в долгу Рон. — И что меня еще больше радует — что я сейчас не на твоем месте!

Перси из красного снова стал зеленым — прямо как светофор.

— Гарри… — начал он, — можно тебя…

Его прервал скрип двери. Все оглянулись — это вошел Грюм.

— Нашел что-нибудь? — взволнованно спросила миссис Уизли.

— Много и ничего, — проворчал старый мракоборец и направился к угловому дивану. Чарли и Билл подвинулись, освобождая ему место.

Краем глаза Гарри заметил, что Перси опять надулся и уставился в стол. Значит, не Грюма он боялся, не из-за него отказывался выйти… Джинни была права.

По дороге Грюм прихватил со стола многоэтажный бутерброд и по привычке обнюхал тем, что оставалось от его носа. Миссис Уизли на секунду нахмурилась — Грюм ведь знал, что в «Норе» его точно никто не отравит, и все-таки оставался верен своей вечной подозрительности! Тот тем временем с кряхтением опустился на диван и вытянул деревянную ногу.

— Следов там много, — сказал он и откусил от бутерброда, отчего его голос зазвучал невнятно, — очень много… Можно восстановить всю картину нападения. И еще я нашел вот что…

Он поднял что-то вроде медальона — восьмигранную пластинку из потускневшего серебра, с которой свисали два обрывка тонкой цепочки. Луна привстала, широко раскрыв глаза. Грюм внимательно посмотрел на нее:

— Вам эта штука знакома?

Луна помотала головой.

— Она была у того типа, который меня схватил, — пояснила она. — Когда я его ранила и освободилась от захвата, я зацепила эту цепочку, она и порвалась. Я тогда почувствовала… что-то очень нехорошее.

— Еще бы! — усмехнулся Грюм, пряча медальон. — Я давно знаю эту штуку — она принадлежала Антонину Долохову. Главная составляющая его знаменитого проклятия! Чем, кстати, вы его ранили?

Достав сай из рукава, Луна подошла к нему. Грюм внимательно рассмотрел клинок. Спросил:

— В каком месте вы его ткнули? И насколько глубоко? Если можете вспомнить, конечно…

Луна молча ткнула себя пальцем в бок, потом показала на клинок — примерно в одной трети от кончика. Грюм поднял брови и с уважением посмотрел на нее:

— Вы это так точно запомнили?

Девочка кивнула.

— Спасибо, — мракоборец откинулся на спинку дивана и с некоторым разочарованием добавил: — Значит, он жив. Долохов. Если только на вашем клинке нет каких-нибудь заклятий.

— Он магический, — объяснила Луна, не поняв его вопроса. — Он может быть один, а может и много, — в доказательство она свела и развела руки, и в них оказались два сая. — А может и преображаться в другое оружие.

Она продемонстрировала — сай обернулся короткой железной дубинкой с гардой, которая с одной стороны изгибалась лепестком параллельно тупому железному бруску.

— Это называется «дзютте», — сказала Луна. — Им можно отбивать удары и сломать клинок противника.

— Занятная штука, — разочарованным голосом отметил Грюм, — но я не об этом спрашивал. Я имел в виду разрушительные и убийственные заклятия, которые можно наложить на холодное оружие. Их не было?

— Нет! — отрезала Луна, спрятала сай в рукав и пошла на свое место.

— Значит, он жив… — со вздохом сказал ей вслед Грюм. — Жаль, очень жаль… Мисс Лавгуд, на войне нет места гуманизму.

— Я не знала, кто он! — резко возразила Луна. — Он меня держал так, что я не видела его лица, и к тому же был в капюшоне. Если бы я его узнала, я бы проткнула его насквозь — он пытал родителей Невилла!

Грюм некоторое время смотрел на нее, и искалеченный рот сложился в подобие улыбки.

— Не обижайтесь на старика, мисс Лавгуд, — с какой-то неожиданной усталостью сказал он; Луна подняла на него взгляд и заморгала. — Я еще не привык к тому, что вы можете позволить себе эту роскошь — быть справедливыми…

— Не надо, мистер Грюм! — резко повернулся к нему Билл.

Некоторое время они смотрели друг на друга — двое мужчин с настолько обезображенными лицами, что как-то и не вспоминалось, что один из них очень стар, а второй очень молод.

— Если считать справедливость роскошью, то… — Билл помолчал, подбирая слова. — Ну что далеко ходить за примерами? Посмотрите на Скриджмера, вспомните Барти Крауча!

— Посмотрите на Министерство, — неожиданно, с незнакомыми жесткими нотками вставила Гермиона. — Если Орден Феникса станет таким же, тогда зачем он вообще будет нужен?

Грюм долго смотрел на нее.

— Знаете, — сказал он наконец, — мы хотели принять вас в Орден.

— А теперь больше не хотите? — с вызовом спросила Джинни.

— Теперь уже не имеет никакого значения, хотим мы этого или нет, — Грюм усмехнулся. — Вы просто должны вступить в Орден.

— Должны?!

— Если вы и правда не хотите, чтобы он выродился, чтобы он превратился в еще одно Министерство — да! Должны!

Перси вздрогнул и побледнел.

— И кто-то… — Грюм помолчал. — Кто-то должен его возглавить! — он поднял ладонь, пресекая возможные возражения. — Дамблдор? А он сам сказал, что Орденом должен руководить человек, потому что только живой по-настоящему понимает живых.

Гарри стало малость нехорошо еще до того, как на нем скрестились все взгляды. Хотел Грюм этого или нет, но в тот момент, когда он произнес: «Кто-то должен его возглавить!», его Волшебный Глаз прекратил свое бесконечное вращение и остановился на нем. А когда прозвучали слова «…только живой по-настоящему понимает живых», вслед за Волшебным повернулся и обычный глаз.

Все молчали. Зачем слова, когда все ясно?

— У тебя есть время, чтобы решить! — заверил его Грюм. — Все равно ты пока еще…

— …слишком молод? — с усмешкой закончил за него Гарри. «Зря я так» — мелькнуло запоздалое раскаяние, поскольку Грюм явно растерялся и расстроился; он поспешил добавить:

— Я подумаю и скажу. Может быть… — он замолчал, пытаясь поймать какую-ту мысль, — даже сегодня.

— Э… — сказал вдруг Перси, и все повернулись к нему. — Э… если никто не возражает… Я хотел сказать кое-что Гарри… с глазу на глаз.

На него смотрели с недоумением. Мало того, что он, в его нынешнем положении, вдруг заговорил, так еще и исполненным важности начальственным тоном! Перси еще сделал странное движение — будто хотел изо всех сил хлопнуть ладонью по столу, но в последний момент то ли испугался, то ли сразу вспомнил, где он находится и почему.

— Как всегда, — заметила Джинни. — Не вовремя и не к месту!

— Особенно если тебе нечего сказать, сынок! — добавил мистер Уизли.

— У меня есть что сказать!

— Почему бы тогда не при всех?

— Потому что… Гарри, я тебя очень прошу! — лицо Перси приобрело почти помидорный оттенок, и «просьба» прозвучала, как приказ. Он достал палочку, бросил ее на стол: — Вот! Если боишься, что я тебе что-то сделаю…

— Да ничего ты мне не сделаешь! — с удивлением рассмеялся Гарри. — Забирай ее и… ладно! — вдруг решил он. — Пойдем.

Он встал и пошел к двери; оглянулся. Перси в нерешительности потоптался у стола, потянулся было к палочке. Джинни решительно забрала ее и посмотрела на него со знакомым прищуром. Перси отшатнулся и инстинктивно поднял руку к лицу.

— Понял, да? — тихо и с угрозой сказала ему сестра. — Мы лучше Гарри знаем, что ты такое. Здесь тебе никто не доверяет, и не надейся!

— Джинни, пожалуйста… — попросила Пенелопа. — Зря ты так, он не злодей, он…

— Он дурак, — безжалостно закончила Джинни. — Дурак хуже злодея. Мне кое-что про тебя рассказали, Перси! В Ирландии ты пытался наложить на Симуса «Империо», Непростительное Заклятие! Твое счастье, что Симус умеет ему противостоять! И что он счел это неудачной шуткой!

— Мне разрешили! — закричал Перси. — Я всего лишь хотел привлечь его к делу!

— Ах, разрешили?! Кто? Амбридж, да?

Перси смотрел на сестру так, будто хотел испепелить ее взглядом, и чуть не подскочил, когда в наступившем молчании от двери раздался холодный голос Гарри:

— Мне еще долго тебя ждать? Или ты раздумал?

— Да… Да, Гарри, сейчас…

— Подожди, — приказала Джинни, наставив на него палочку. — Акцио!

От силы заклинания Перси чуть не упал. Раздался треск рвущейся ткани и Джинни ловко поймала вылетевшую из его внутреннего кармана палочку.

— Сейчас многие ходят с двумя палочками, — невозмутимо заметила она. — Ладно, иди.

Сжав кулаки, Перси резко повернулся и пошел к двери. Поймав тем временем встревоженный взгляд Рона, Гарри показал на свое ухо и нарисовал в воздухе кружок. Рон высоко поднял брови, засмеялся и кивнул.

Выйдя на крыльцо, Гарри прислонился к перилам. На него уже наваливалась усталость. «Ну и денек!» Он равнодушно глянул на Перси, который быстро закрыл за собой дверь и подошел, и отвернулся. Горизонт уже наливался светом, было прохладно — прохладно и приятно. Он улыбнулся, прикрыл глаза, думая о друзьях в доме — и с тихим звоном вокруг него вспыхнула серебристая нить. Перси попятился.

— Э… это он и есть, да? Светлый круг?

Гарри кивнул, не глядя на него.

— И он вас защищает?

— Он нас соединяет, — нехотя ответил Гарри.

— Но зачем он тебе сейчас? Обе палочки я оставил дома… ты не подумай, я про вторую просто забыл, клянусь!

Гарри усмехнулся, разглядывая сад за оградой. Ветви уже оголялись, землю покрывали красные и желтые листья, по которым порой бесшумно пробегали садовые гномы. Вспомнился похожий, давний уже разговор здесь же, в этом саду. Тогда было Рождество, лежал снег. Перси сидел с родителями, а Руфус Скриджмер уговаривал Гарри «сотрудничать с Министерством».

— Что ты хотел мне сказать? — спросил он.

— Я… да, кстати, что это означало?

— Что? — Гарри наконец повернулся к нему.

Перси повторил его жест — показал на свое ухо и нарисовал в воздухе кружок.

— Что это значит? — с нажимом повторил он.

— Пока что я тебе этого не скажу, — Гарри снова отвернулся и оперся на перила. — Я тебя слушаю.

— Зря ты так…

Перси замолчал, собираясь с мыслями, и Гарри вовсе не собирался помогать ему.

— Зря… — повторил Перси. — И зря ты им разрешаешь вести себя таким образом!

— Что-что?!

Гарри уставился на него: уж такого он не ждал услышать! Перси нервно мял отвороты мантии.

— Я не знаю, что ты себе представляешь насчет нас, — с раздражением сказал Гарри, — но представления у тебя явно не те. С чего ты взял, что я буду кому-то что-то разрешать или не разрешать? Это мои друзья, а не подчиненные.

— Но ты же главный в этом вашем Круге, не так ли? — Перси со значением покосился на светящуюся нить.

Гарри усмехнулся и покачал головой.

— В Круге нет главных, — сказал он, — на то он и круглый.

— Гарри, — снисходительно заявил Перси, — ты же должен понимать, что так не бывает. Нельзя же быть настолько наивным! Особенно сейчас, когда тебе предложили такое! Неужели ты не понял? Грюм сказал, что ты…

— Ну да — что я должен рано или поздно возглавить Орден. Ну и что? Тебе-то что до этого? Решать мне, а не тебе, не так ли?

Перси закатил глаза и в раздражении зашагал взад-вперед по крыльцу.

«Гарри! — раздался вдруг голос Рона. — Если этот придурок попытается что-либо выкинуть, кричи: «Тревога!»

«Не сейчас!» — резко шепнул Гарри.

«Да ты не беспокойся — он не слышит!»

«А вы?»

«Мы все слышим. Потом объясню».

«Да, потом!» — быстро согласился Гарри, потому что Перси остановился рядом.

— Конечно, решать тебе, но… — заговорил он, — я очень боюсь, что ты примешь неправильное решение! Ты должен понять, что есть вещи поважнее дружбы…

— Откуда тебе знать? — холодно осведомился Гарри. Он уже начал мерзнуть и ему хотелось поскорее закончить этот дурацкий разговор. — По-моему, у тебя никогда не было друзей.

Перси вздрогнул, как от пощечины.

— У меня были друзья!

— Да, — подумав, согласился Гарри. — Теперь я вспоминаю, что были. Кажется, даже мы с тобой были друзьями. А сейчас? Есть сейчас у тебя друзья? Не коллеги, начальники и подчиненные, а просто друзья?

— У меня есть Пенни!

— Потому что она тебя любит. Ладно, хоть это хорошо. Может, пойдем? Здесь холодно.

— Подожди! — Перси изо всех сил старался держать себя в руках. — Гарри, ты обязан принять предложение Грюма!

— Ха! — Гарри уставился на него. — По правде, я думал, что ты будешь меня отговаривать!

Перси усмехнулся, наконец-то почувствовав себя в своей стихии.

— Вот видишь! Есть вещи, которые я понимаю лучше, Гарри. Не обижайся, но в политике ты совершенно некомпетентен, и мой опыт тебе очень пригодится.

«Видел я твою компетентность в Битве!» — со злостью подумал Гарри.

— Послушай, — Перси говорил с какой-то кошмарной смесью доверительности и высокомерного снисхождения, — если ты не просто примешь это предложение, а настоишь на том, чтобы тебя сделали главой Ордена сейчас, несмотря на молодость, тебе, при твоей славе и авторитете, никто не сможет помешать! Слишком молод — ну и что? У тебя буду я, мой опыт в политике! Я тебе смогу помочь, уверяю тебя!

— Да в чем ты мне поможешь? — Гарри с трудом сдерживал смех: Перси рассуждал точь-в-точь как Локонс!

— Стать Министром… о, Мерлин! Ты и правда, что ли, не понимаешь?! — Перси опять закатил глаза. — Ты герой Битвы, победитель Сам-Знаешь-Кого, ты Избранный! Если Орден Феникса будет под твоим контролем, сместить Скриджмера для тебя будет — раз плюнуть! Ты будешь самым молодым Министром за всю историю!

Покусывая губы, Перси с ожиданием смотрел на него.

— Допустим, — хмыкнул Гарри. — А оно мне надо?

— Значит, ты отказываешься…

— Я еще ничего не решил.

Перси словно и не расслышал.

— Отказываешься… — хрипло и невнятно повторил он, повернулся спиной и медленно направился к входной двери. — Отказываешься… Считаешь себя выше политики, да? Я думал, ты умнее моего дражайшего папаши.

Он вдруг резко повернулся, лицо у него дергалось.

— Ты не представляешь, что сейчас творится, Гарри! — голос у него срывался. — Если ты не согласишься, это будет очень безответственно!

— О чем ты?

— Неважно! Неважно! Прости, но я должен тебя заставить!

Перси поднял руку — руку с палочкой.

— Им…пе…

…И время опять растянулось, секунды становились длинными и медлительными, а воздух — густым, как тягучий сироп. Гарри не торопясь шагнул вперед и в сторону, уходя с линии выстрела, протянул руку и отобрал у Перси палочку.

Дверь с треском распахнулась, на крыльцо вылетели Рон и Джинни с палочками наготове, но их помощь не понадобилась. Перси стоял на коленях, согнувшись и с искаженным от боли лицом; Гарри держал его за руку, завернутую за спину, и с удивлением разглядывал отнятую палочку:

— У него их было три!

Следом выскочил мистер Уизли с белым лицом. Ни слова не говоря, он отодвинул Гарри, схватил Перси за многострадальный шиворот и под звук рвущейся ткани поставил на ноги.

В гостиной все были на ногах, и все держали палочки, а миссис Уизли — массивную скалку, которой очень выразительно похлопывала по ладони. Перси, бледный и ошарашенный, вертел головой.

— Гарри… — прохрипел он. — Ну, теперь ты видишь? Они подслушивали!

— Я знаю.

— Знаешь?!!

Гарри показал на свое ухо, нарисовал пальцем кружок и направился к своему стулу.

— Теперь понял? — спросил он и обратился к Рону: — А что ты хотел объяснить?

— Да тут все просто, — ответил тот и вернулся на свое место; все понемногу снова рассаживались вокруг стола. — Мы поняли это сразу, как только начали слушать вас. Если мы не хотим, чтобы нас кто-то слышал…

— …и особенно если мы его не любым, — неожиданно вставила Луна. Рон с удивлением посмотрел на нее и широко улыбнулся.

— Да! Так вот, он нас слышать не будет. А друг друга мы будем слышать, даже если не говорить вслух, а только шевелить губами.

— Здорово! — восхитился Гарри.

— И очень важно, — серьезно заметила Гермиона.

— Да, — согласился мистер Уизли, — но об этом потом. Итак, сынок… Аластор, у тебя вроде должен быть веритасерум?

— Всегда, — усмехнулся Грюм и полез в карман мантии.

Перси бросил испуганный взгляд на Пенелопу.

— Нет! — хрипло сказал он. — Я не буду пить эту гадость!

— Да не беспокойся, — с отвращением сказал мистер Уизли, правильно истолковав его взгляд, — никто не будет спрашивать про твои личные дела. Молли, будь добра, чашку чая. Сынок, ты нам сейчас выложишь все, что подвинуло тебя на эту дикую выходку. Сегодня… вчера, вернее, — поправился он, глянув на окно, — произошло целых два нападения, и я хочу знать, какое отношение имеешь к этому ты!

— Вряд ли, — с сомнением заметила Гермиона, — раз он сюда явился…

— Я даже не знаю, о чем идет речь, папа!

— Мы тут всю ночь об этом говорили.

— Я, если помнишь, сидел в спальне! И у меня нет привычки подслушивать!

Кое-кто хмыкнул.

— Три капли тебя не отравят, — заметил Грюм, достав небольшой флакон.

— Подождите, — вмешалась вдруг Гермиона, и все повернулись к ней. — Вам решать, конечно, но… трех не надо, достаточно будет одной.

— Стандартная доза — три капли, мисс Грейнджер! — удивился Грюм. — Почему вы думаете, что хватит одной?

— Потому что… — Гермиона говорила медленно, тщательно взвешивая слова. — Я однажды задалась вопросом: «Почему именно три капли?» и решила поискать в библиотеке. Я нашла там оригинальную книгу Парацельса, который первый и создал веритасерум. Вот что он пишет в главе «Три шага к истине»: «С одной капли человек делается способным не лгать себе. С двух — перестает лгать другим. Три капли лишают его воли к утаиванию». Мистер Грюм, мистер Уизли… у Перси и так осталось слишком мало воли. Амбридж хорошо поработала над ним. Что бы он ни натворил, мне не хочется, чтобы он окончательно сломался. В конце концов, хватило на то воли у него, чтобы вернуться… пускай и с помощью Пенни!

Грюм недоверчиво уставился на нее:

— И вы это запомнили слово в слово?

Раздались смешки.

— Если это сказала Гермиона, мистер Грюм, — сказала Джинни, — можете быть уверены — слово в слово!

Грюм задумчиво начал разглядывать флакон с веритасерумом. Тем временем миссис Уизли молча сунула на стол перед Перси чашку ароматного чая.

— Тогда, может… — нерешительно начал Перси, — может все же без…

Грюм кашлянул, и он умолк.

— «Все же»! — передразнил Грюм. — Мисс Грейнджер, может, тогда все же две капли?

Гермиона задумалась. Перси с надеждой посмотрел на нее, но она покачала головой:

— Нет! Извини, Перси, но ты слишком уж привык к самообману. Одна капля поможет тебе быть честным перед собой… пусть и ненадолго. Но, может, ты поймешь, что быть честным — это хорошо. А насчет двух… — она задумчиво посмотрела на Грюма, — нет, лучше не надо. Немного доверия с нашей стороны ему не повредит.

— Интересная точка зрения… — удивился мракоборец. — Ладно, мисс Грейнджер. Будь по-вашему, — он откупорил флакон и тщательно отмерил каплю. — Ну, пей! — приказал он. — Выпей до дна… да не торопись так, обожжешься! Ну что, Гарри? Решил что-нибудь?

Перси вздрогнул, повернулся к Гарри и машинально поставил чашку на стол, но тут же, охнув, снова схватил — миссис Уизли чувствительно ткнула его скалкой. Никто не заметил — все смотрели на Гарри.

А ему вдруг стало легко.

— Кажется, да.

Грюму показалось, что он колеблется, хотя Гарри всего лишь обдумывал слова, и, желая помочь, сказал:

— Даже если ты решишь, что этот придурок прав и тебя надо сделать главой Ордена сразу, мы примем твое решение, Гарри.

— Нет.

— Я так и думал… — обреченно прошептал Перси.

— Нет, не так, как ты думал. Я сейчас объясню, профессор Грюм. У меня… скажем так — встречное предложение. Простите, но я не хочу возглавлять Орден. Я очень не люблю кем-то руководить, не люблю приказывать… и очень не люблю, когда приказывают мне. А все равно пришлось возглавить Отряд Дамблдора и руководить Особым курсом — ну, это одно и то же…

Грюм с пониманием кивнул.

— Если надо, я поговорю с Дамблдором, — предложил он. — Если для тебя столько ответственности в тягость, он может освободить тебя от руководства Отрядом.

— Да вы что! — рассмеялся Гарри. — Я же создал Отряд, как я могу его бросить?! Нет, у меня другое предложение. Пусть Орден объединится с Отрядом!

— Мы ведь участвуем в Особом Курсе, — осторожно заметил Грюм, — Дамблдор говорил тебе об этом?

— Конечно. Это замечательно, профессор, нам и правда есть чему научиться друг от друга. Но я говорю о настоящем объединении, именно с Отрядом, а не только с курсом. Дамблдор говорил, что сила в единстве, и он прав. Будем одной организацией. Орден Феникса вступит в Отряд, а Светлый Круг вступит в Орден. То есть — мы вступим.

От удивления Перси опять чуть не поставил чашку и получил новый тычок. Волшебный Глаз Грюма крутанулся к нему и опять остановился на Гарри. А из угла Билл и Чарли хором воскликнули:

— Ха! Вот это идея!

Грюм поскреб небритый подбородок:

— И как же мы будем в таком случае называться?

— Как и прежде, — пожал плечами Гарри. — Орден останется Орденом, Отряд — Отрядом.

— Самостоятельные — и в то же время единые? — Грюм и мистер Уизли переглянулись. — Плохо представляю, Артур. Но что-то в этом есть…

— Гарри объяснит, я полагаю, — заверил его мистер Уизли, глаза которого горели от восторга. — Ну что, Перси, чаю попил?

Перси сидел с хмурым и потемневшим лицом, ни на кого не глядя. Очки он снял, отчего его взгляд стал беспомощным; перед ним на столе стояла пустая чашка и он смотрел на гущу на донышке так, будто гадал по чаинкам.

— Амбридж сошла с ума… — выдавил он наконец. — Я не хочу, не хочу говорить о ней плохо, она ведь заместитель Министра… но то, что она задумала — это катастрофа! И… Гарри! Ты… только ты можешь остановить ее! Я тебя умоляю — стань Министром! Амбридж уже собирает бывших Пожирателей!

Кто-то присвистнул.

— Она решила стать новым Волдемортом? — недоверчиво спросил Грюм.

— Хуже… Намного хуже! Она решила создать второе Министерство Магии! Привлечь на свою сторону ирландских волшебников и…

— Расколоть сообщество?

Это спросила Гермиона.

— Нет… простонал Перси. — Этого она не хочет, но этим-то и кончится!

— Но что же тогда она хочет?! — закричал мистер Уизли. — Что за дикая идея, зачем ей два Министерства?

— Это-то как раз ясно, — спокойно сказала Джинни. — Чтобы самой стать Министром Магии. Так ведь, Перси?

Тот кивнул и тут же замотал головой.

— Нет. Не совсем так. Министром она быть не хочет, она говорит, что столько ответственности — не для нее… Она хочет, чтобы был Министр, который слушался бы ее и которого слушались бы… все, — он замолчал; сглотнул, словно в горле что-то застряло, и с усилием добавил: — Она обещала сделать Министром меня.

Перси рассказывал не чтобы путано, но время от времени его «уводило». Гермиона, которой остальные предоставили инициативу, временами возвращала его к теме наводящими вопросами. Но и то, что на первый взгляд не имело отношения к делу, наводило на размышления. Перси очень нужно было выговориться, а капля волшебного зелья помогала называть вещи своими именами.

Идея стать Министром неожиданно привела Перси в ужас. Да, когда-то он мечтал об этом. Однако фанатизм, с которым он ударился в свою карьеру, что-то сдвинул у него в голове. Министр Магии стал представляться ему фигурой неземной, недостижимой, окутанной волшебным сиянием — и в то же время ущербной! Перси нравилось то, что над ним есть вышестоящие, достойные его преклонения — так, как он сам достоин поклонения нижестоящих. А раз выше Министра никого нет?.. С кем тогда делить ответственность?

Поневоле Гарри вспомнилась тетя Петунья, которая замечала малейшие недостатки у соседей, но в упор не видела, что творится с ее сыном. Амбридж, похоже, была из той же категории. Страха Перси она не заметила, она вообще не замечала то, что ее не устраивало. Она видела в нем только благодарного слушателя и изводила его бесконечными монологами, в которых перемешивались поучения, жалобы на жизнь и далеко идущие планы. Перси не возражал — не мог, не смел и даже не допускал возможности возразить высшему начальству. Амбридж оставалась заместителем Министра, а значит, на ней тоже лежал отсвет его величия.

Он все же осмелился заикнуться о своих сомнениях, когда Амбридж начала привлекать бывших Пожирателей Смерти — главным образом из числа тех, кто в свое время дезертировал из армии Снейпа. Амбридж осадила его, категорически заявив: «Они раскаялись и не стали поддерживать Темного Лорда!» То же самое она сказала и когда, к полному шоку Перси, он застал в ее кабинете Люциуса Малфоя и Антонина Долохова. «Раз они получили амнистию, значит, им следует дать шанс начать новую жизнь на благо волшебного сообщества!» Из услышанного обрывка разговора Перси уловил, что Амбридж добивается от Малфоя и Долохова финансовых пожертвований. И добилась их. Но дальше шло очень туго. Ирландские волшебники смотрели на затею со вторым Министерством крайне недоверчиво, и Амбридж, даже обещая большие оклады, не могла набрать штат. Деньги лежали в дублинском отделении «Гринготса» безжизненной кучей золота; а еще и гоблины, что-то заподозрив, стали намекать на непонятное происхождение этих денег, на банковское расследование, на арест счетов… Амбридж после долгих размышлений поделилась с Перси свежей идеей — позаимствовать опыт маглов, ввести налоги. Перси чуть в обморок не упал! «Да ты не беспокойся! — снисходительно сказала она, впервые заметив его страх. — Это потом, когда наше Министерство объединится с нынешним. Сейчас главное — добиться популярности. У нас еще нет Отдела Мракоборцев!» Что верно, то верно — но Перси подозревал, что Амбридж сама тянет с этим, уж очень она не любила мракоборцев. Может, и не всех — она порой с некоторой теплотой вспоминала Долиша и жалела о том, что Скриджмер сделал его главой Отдела. «Сейчас он вряд ли захочет перейти к нам! Другое дело, когда ты будешь Министром!» Смещение Скриджмера она считала неизбежным, часто жалела о Фадже, который, на ее взгляд, был идеальным Министром. «Может, пригласить его возглавить наше Министерство?» — осторожно предложил Перси. Амбридж так посмотрела на него, что он пожалел о том, что вообще открыл рот. И тут же вздохнула: «Он не согласится… Дамблдор в свое время сделал все, чтобы скомпрометировать меня. Проклятые кентавры!» А потом, будто невзначай, добавила: «Не люблю предателей. Запомни это!»

Оставив его в кабинете в состоянии полной прострации, она ушла в банк на очередной диспут с гоблинами. Только корпоративная дисциплина помешала Перси запереться — как-никак, рабочий день еще не кончился. Он уже всерьез подумывал, не наложить ли на себя заклинание «Обливейт», чтобы все-все забыть… Его очень разозлил стук в дверь, а потом он глазам не поверил, когда вошла Пенелопа.

Ему неслыханно повезло, что Скриджмер все же захотел проверить, чем в Ирландии занимается его заместительница, и что он отправил с инспекцией Пенелопу, которая заменила Перси на должности секретаря-референта. «Мне очень жаль, — холодно сказала она, — но он просил передать, что ты уволен за то, что самовольно покинул работу».

Перси сначала показалось, что рухнул весь мир. Потом у него пропали все чувства и эмоции. А потом он вдруг сказал: «Есть разговор, Пенни. Пойдем в кафе. Амбридж сегодня не будет, а я могу снабдить тебя всеми нужными сведениями». Пенелопа так удивилась, что не стала возражать. И Перси рассказал ей. Не все, что он рассказал друзьям, не настолько прямолинейно и четко — но Пенелопа тоже работала в Министерстве, имела опыт в карьере и многое поняла. Оправившись от изумления, она потребовала, чтобы Перси трансгрессировал вместе с ней; когда он заколебался, сказала: «Я инспектор, я имею права арестовать тебя. Так и скажешь потом Амбридж». Это его устраивало! Он взял ее за руку. Вела она, и Перси ждал, что они очутятся в приемной Скриджмера. А вместо этого увидел дверь «Норы» и, конечно, не поверил глазам. Пока он стоял в полном ступоре, Пенелопа забарабанила в дверь, которая почти сразу же распахнулась (так совпало, что они явились через несколько минут после того, как Рон, Луна, Джинни и Невилл отправились в Косой переулок). Она толкнула Перси навстречу потрясенным родителям.

— …До сих пор сама не пойму, почему я доставила его к вам, а не к Министру, — пробормотала Пенелопа. — Но, кажется, правильно получилось…

— Ты очень хорошео сдьелала, Пенни, — заверила ее Флер, и миссис Уизли закивала.

— Мистер Уизли, — спросила вдруг Парвати, — у вас есть сова?

— Есть, а что… — Артур Уизли осекся, когда близняшки показали ему свиток. — А, вы все записали? Молодцы! Но кому вы хотите его отправить? Скриджмеру? Вряд ли это будет разумно!

Перси с удивлением и благодарностью посмотрел на отца.

— Дамблдору, — сказала Падме. — Мы думаем, что он должен знать, и чем скорее, тем лучше!

— Можете взять моего Гермеса… — еле слышно сказал Перси. — Хотя нет, он же в Дублине…

Джинни хихикнула, а Рон усмехнулся и тихо свистнул. Раздалось пронзительное верещание, крохотная сова слетела с потолочной балки и запорхала над сидящими.

— Ой, твоя малютка! Сычик! — обрадовалась Падме. — Сто лет его не видела!

Она ловко поймала совушку и начала привязывать свиток к ее ноге.

— Ладно, — сказал мистер Уизли сыну, — можешь идти к себе. Ни Скриджмер, ни Амбридж не узнают, что ты здесь.

— Спасибо, папа…

— И никаких трюков со стиранием памяти! — сурово заявила миссис Уизли.

Перси торопливо кивнул. Шагнул к лестнице, помедлил, оглянулся на Пенелопу. Девушка отвернулась:

— Я домой. Всю ночь не спала, а мне на работу. Мне все-таки придется написать отчет об инспекции, мистер Уизли.

— Конечно, пиши! Главное, что Дамблдор узнал первым. А Скриджмер все равно все проигнорирует.

— Мисс Клируотер, — неожиданно спросил Чарли, — а вы не хотели бы вступить в Орден Феникса?

— Да, — сказала она после короткого молчания, — очень…

Глава 22. Сон Луны.

В конце концов они решили отдать должное угощению, которое за это время ничуть не остыло — семья Уизли, как оказалось, обзавелась собственным домашним эльфом, который за этим и следил. Помня, что Гермиону права эльфов когда-то беспокоили, мистер Уизли поспешил заверить ее, что со своей эльфихой они обращаются лучшим образом.

— Да я и не сомневаюсь, — рассмеялась Гермиона. — А где она?

Миссис Уизли вызвала эльфиху, и тут уж веселому удивлению не было предела — это была Винки! Пища от восторга, она металась среди друзей, чтобы обнять каждого и никого не пропустить, это было нелегкое испытание — маленькие и тощие на вид, домашние эльфы были невероятно крепкими. Винки еще налетала с такой скоростью, что удержаться на ногах было нелегко. А все и так валились с ног от усталости. Трансгрессировать в таком состоянии никому не хотелось, и миссис Уизли предложила им заночевать в «Норе». Сначала не поняла, над чем они смеются, потом до нее дошло — какое тут «заночевать», если уже солнце взошло?! Грюм заверил, что будет стоять на страже, и тут же вызвал для подмоги Люпина и Тонкс — то-то было радости от новой встречи!

Фред с Джорджем и близняшки Патил все-таки решили вернуться в лавку и распрощались, обещав явиться в Хогвартс накануне девятнадцатого. Ушли они через камин («Нам ли бояться какой-то там сажи?!»), а остальные вернулись к столу, где Джинни на десерт снова угостила всех своим волшебным кофе. А потом, взбодрившись, решили выйти и встретить восход. Грюм что-то проворчал насчет легкомысленной молодежи и необходимости соблюдать бдительность — а потом вышел вместе со всеми. Гарри со вздохом опустился на шаткую скамью рядом с Гермионой.

— Ну и денечек!!!

— Устал?

— Есть немного.

— А я после джинниного кофе никакой усталости не чувствую.

— Я еще и… объелся слегка, — смущенно признался Гарри. — Сначала твой торт, потом здесь… ну безумно вкусно готовит миссис Уизли, Невилл прав как никогда!

Гермиона рассмеялась. Собиралась что-то сказать, но тут кто-то подошел сзади, и две дружеские руки легли на их плечи. Оглянувшись и задрав головы, они увидели смеющееся лицо Люпина.

— О, профессор!

— Здравствуйте, профессор Люпин!

— Здравствуйте и вы, профессор Грейнджер и профессор Поттер! — весело поздоровался их бывший преподаватель защиты, обошел скамью и сел на краешек. Гарри и Гермиона переглянулись.

— А ведь верно!

— Гм… слишком непривычно!

— Привыкайте! — засмеялся Люпин. — Мы тоже будем вашими студентами.

— Ну что, Римус? — К ним подошла Тонкс, пристроилась на другом конце скамьи; сейчас у нее были ярко-зеленые волосы, китайский разрез глаз и классический прямой нос, как у римлянки. Гермиона восхитилась, а Гарри стало несколько смешно, хотя не мог не признать, что получилось неплохо.

— Решила попробовать, — Тонкс беззаботно пожала плечами и спросила у Люпина. — Сказал им?

Люпин отчего-то смутился.

— Знаешь, — тихо сказал он, — для такого у меня просто слов нет.

— Слов нет, чтобы сказать простое «спасибо»?

— Простое «спасибо» — это очень, очень мало, Тонкс…

— Спасибо — кому? — удивилась Гермиона. — И за что?

Гарри подумал, что Люпин благодарит их за смерть Лестрейнджа, но тот, словно забыв о его присутствии, смотрел на Гермиону; в глазах поблескивали слезы. Гермиона улыбалась в полном недоумении.

— Вы были правы, — тихо сказал Люпин. — Все получилось, мисс Грейнджер, все! Вы не представляете… не только для меня, для многих это шанс вернуться к нормальной жизни…

Он вдруг шмыгнул и отвернулся. Достал смятый носовой платок и, пробормотав: «Извините!», вскочил. Они посмотрели на Тонкс, та развела руками и побежала за мужем.

— О чем это он? — удивился Гарри.

— Сама не пойму… — Гермиона хмурилась, пытаясь сообразить. — Шанс вернуться к нормальной жизни? Для многих?.. А! — она широко открыла глаза и уставилась на него. — В прошлом году!.. Но это же было только предположение! — она вскочила и побежала вслед за Люпиным и Тонкс, крича: — Профессор Люпин! Профессор Люпин!

Порядочно ошарашенный, Гарри проводил ее взглядом. Засмеялся, когда Гермиона подпрыгнула, чтобы не споткнуться об курицу, оказавшуюся у нее на пути — птица с истеричным кудахтаньем метнулась прочь. Он наконец понял, что в Гермионе изменилось — походка! Раньше она была какой-то резкой, отрывистой, немного по-мальчишески угловатой. Сейчас она стала легкой… но не как летящая походка Флер и Габриель, и не как у Луны — по-детски раскованной и воздушной. Гарри улыбнулся — у Гермионы была походка бойца. Он вспомнил, как молниеносно она срубила узел на коробке. Дар Постижения… похоже, он давал каждому свое.

Догнав Люпина и Тонкс, Гермиона вступила в неслышный с такого расстояния разговор. Может, через Круг и удалось бы… но зачем слушать личные разговоры? Если решит — сама расскажет, хотя Гарри было страшно любопытно, за что Люпин так благодарен Гермионе? Он вздрогнул — вокруг него вдруг загорелась нить Круга. Кто-то из друзей хочет что-то сообщить? Но тут Круг погас, а из-за угла дома быстрым шагом вышел Рон, глянул мельком на разговаривающих и скрылся в «Норе». Гарри перевел взгляд на троих собеседников — и тут сразу произошло много непонятного. Люпин внезапно опустился на колени… нет, на четвереньки — и превратился… в собаку? Нет, в волка! Волка-оборотня!

Гермиона шарахнулась. Гарри сдавленно вскрикнул, вскочил и выхватил палочку из кармана, пожалев, что оставил меч в гостиной. Тут же увидел, что Тонкс повернулась к нему и успокаивающе машет рукой. Он застыл с палочкой в руке. Не может быть, думал Гарри, пусть он и оборотень, но не может же он превратиться сейчас, на восходе солнца! Его совершенно сбило с толку и это невозможное превращение, и жесты Тонкс, и то, что Гермиона не сделала даже попытки защититься… да и оборотень не проявлял агрессивности — видимо, Люпин сохранил разум и самоконтроль. Постоял немного, виляя хвостом (а ведь волки хвостом не виляют!), затем встал на задние лапы и снова превратился в человека. Послышался смех Гермионы, она обняла его, затем отпустила и пожала руку. Гарри обессилено опустился на скамью, не сводя с них глаз. До него начало понемногу доходить значение увиденного.

— Гарри! — раздался голос Рона. — Ты видел? Видел, что вытворяет Люпин?!

Вздрогнув, Гарри повернулся. Рон, подошедший незаметно, с ошеломленным лицом тоже смотрел на Люпина, Тонкс и Гермиону.

— Конечно, видел! Похоже, он взял свое оборотничество под контроль! — Гарри приподнялся, чтобы убрать палочку в карман. — Спросим потом у Гермионы. Насколько я понял, она ему еще в прошлом году что-то посоветовала.

Рон присел рядом. Гермиона уже шла к ним, Люпин и Тонкс направились к остальным.

— Да я думать и забыла об этом! — все еще с немалым удивлением сказала она, когда мальчики засыпали ее вопросами. — Как-то был один разговор в прошлом году, помните? Когда он жаловался, что Снейп очень неохотно варит для него «волчье зелье», а Слизнорт слишком занять, чтобы просить его об этом … Мне очень хотелось ему помочь, я начала искать в библиотеке… ну, и обратила внимание, что превращения оборотня и превращения анимага очень похожи в магическом смысле. Только анимаг делает это сознательно, а у оборотня происходит само собой, под влиянием лунного света. Я и подумала — а что, если оборотень обучится анимагии и превратится в волка до того, как произойдет бессознательное превращение? Тогда у него не отключится разум, и он будет… ну, разумным волком, превратившимся анимагом! Я поделилась с ним, он очень удивился и сказал, что подумает над этим. Я потом и забыла об этом, не до того было. Мы с вами отправились искать хоркруксы. А он не забыл…

Рон в восхищении прошептал что-то вроде: «Ты гений!», и Гарри был согласен с ним. Смущенная и польщенная одновременно, Гермиона обняла обоих. Так и сидели втроем, в обнимку, наслаждаясь утром. Было зябко, но никто не мерз — они были вместе. Чуть погодя подошли Невилл и Джинни, и стало еще теплее.

— Ребята, кто зажигал Круг? — с ходу спросила Джинни; Невилл тем временем опустился на краешек скамьи, которая протестующе заскрипела. — Мы даже всполошились немного — подумали, что опять что-то…

— Да, — спохватилась Гермиона, — я тоже хотела спросить.

Рон вдруг смутился.

— Я Луну искал, — признался он.

— Ой, а где она?!

Рон засмеялся и показал глазами на дом:

— В гостиной. Свернулась калачиком на угловом диване и… спит себе!

— Она там одна? — нахмурилась Гермиона.

— В доме не опасно, — успокоила ее Джинни. — У «Норы» сейчас защита не хуже, чем в Хогвартсе.

— То-то на вас напали вчера!

— Во дворе… но кто мог ждать?.. — Джинни озабоченно оглянулась. — Я уже думала — наложить, что ли, охранные заклинания до самого забора? Замучаемся — открытое пространство…

— Спросим у Грюма, — сказал Рон, потом добавил с неловкостью в голосе: — Я и не заметил, когда Луна отстала. Думал, вышла со всеми, — он улыбнулся. — У нее такая интересная способность — она может спать где угодно и когда угодно!

Все засмеялись.

— А вот и она, — заметила Гермиона, оглянувшись на крыльцо. — Луна, иди к нам!

Девочка стояла на крыльце, сонно моргая. Зевнула и потянулась с наслаждением проснувшегося котенка, потом легко перемахнула через перила и побежала к ним.

— Садись,! — пригласил ее Рон и подвинулся было, но скамья опять заскрипела и зашаталась.

— Нет! — она с опаской попятилась. — Всех она не выдержит.

И прямо-таки сглазила. Будто услышав ее слова, скамья затрещала, начала опрокидываться, и все с криками повскакивали.

— Я же говорила, — невозмутимо заметила Луна, доставая палочку из-за уха.

Один взмах — и скамья выпрямилась, стала как новенькая, даже со свежим лаком. (Рон на всякий случай потрогал — не слишком ли свежий, прилипнут еще!) Все было в порядке. Луна задумалась, потом опять взмахнула, и появилась вторая скамья, параллельная первой.

— Так будет удобней, — без особой необходимости заметила она.

Так было удобней; они снова расселись, по трое друг напротив друга, а Гермиона и Невилл оказались «в кавычках»: Гермиона между Гарри и Роном, напротив них — Невилл между Луной и Джинни…

— Помнишь, Гарри?.. — тихо спросила Джинни.

Улыбнувшись, Гарри кивнул:

— «Искатели»…

— …и «отряд прикрытия»!

* * *

«…И смерч — то поднимавший его к облакам, где не хватало воздуха, то обрушивавший его с такой скоростью, что казалось, будто алтарь летит навстречу, алтарь, на котором сейчас ничего не было — вихрь подхватил ножны, и те пролетали мимо каждый раз, когда Гарри менял направление полета. То вверх, то вниз — все остальные направления были заказаны, все остальные движения слились в безумное вращение смерча. Как страшно кружилась голова!.. Он уже знал, что долго ему не продержаться, что есть только один выход — поймать ножны и лететь вниз, разбиться об алтарь, держа ножны перед собой в надежде, что последний хоркрукс разобьется первым. Но поймать ножны каждый раз не удавалось; алтарь летел навстречу, и Гарри еле удавалось передвинуться к середине воронки, где вертикальный поток подхватывал его и уносил вверх. Вверх, где не хватает воздуха. В момент поворота удавалось увидеть то, что происходит за бешено мчащимися воздушными стенками — Рон, высунувшийся из-за разрушенной стены, Гермиона, залегшая за поваленной колонной, оба с нацеленными в основание смерча палочками: они пытались подсечь вихрь, чтобы эта безумная ловушка открылась и Гарри смог выбраться из нее.

Очередная попытка — он поймал ножны кончиками пальцев, но они легко вырвались и умчались наверх; опять на середину, взгляд наружу — он ахнул, увидев две новые фигуры… Пожиратели? Но одна из них была одета в синюю мантию, у нее были длинные светлые волосы… и тут в смерч что-то влетело, и Гарри стала нагонять рыжая комета. Все, думал он, это бред, это все… Но две маленькие сильные руки стиснули его со спины, а рядом с древком «Молнии» возникло второе, с потускневшей надписью «Серебряная стрела». Объединенной магии двух метел удалось совладать с мощью вертикального потока, и они зависли на середине. А когда ножны снова помчались вниз, Гарри и Джинни поймали их одновременно…»

* * *

Гермиона с некоторой тревогой смотрела на него, и он очнулся. Потом сказал с улыбкой:

— Знаешь… Ты права, конечно, что не стоит проваливаться в прошлое. Но и не вспоминать тоже плохо. Особенно хорошее.

— Да, — согласилась она. Тревога в ее взгляде исчезла, но лицо оставалось серьезным. — Ты прав, Гарри.

Она снова прислонилась к рукам Гарри и Рона, лежащим на спинке скамьи. Помолчала, прикрыв глаза. Заметив, что уголок рта Рона приподнялся (у Рона сохранилась привычка подшучивать над ее задумчивостью), Гарри предупреждающе глянул на него, но тот только улыбнулся и одними губами сказал: «Она сейчас не обижается!» «Да, — таким же образом ответил Гарри, — но это может быть что-то важное. Не сбивай ее!» Рон согнал с лица улыбку.

— Да ладно вам, ребята! — рассмеялась вдруг Гермиона. — Вы никогда не мешали мне думать!

— Ты слышала?! — поразился Рон.

— Догадалась… — она глубоко, с наслаждением вдохнула утренний воздух и забавно изогнула брови. — Ты прав, Гарри. Хотя бы свои победы надо помнить. Что бы ни было у нас в прошлом — хорошее, плохое… хорошего все-таки больше. Знаете, что я поняла? Что хорошее всегда будет с нами. А плохое всегда остается в прошлом, — она с улыбкой посмотрела на Луну. — Потом было потом, не так ли?

Глядя куда-то вдаль, девочка кивнула.

Гермиона хотела сказать что-то еще, но тут их позвали. Друзья оглянулись — к ним торопилась, ослепительно улыбаясь, Флер, ее волосы струились за ней, как невесомый шлейф цвета золота с серебром, и Гарри пришла неожиданная мысль. «Особый Курс — это же новый факультет… Не сделать ли это его цветом?» Он засмеялся. Почему бы и нет?

— Нье хотите к нам? — спросила Флер. — `Арри, мы хотели вас попросить — если вы нье очьень сильно устали, коньечно… Мы очьень хотьели посмотреть ваше фехтованье!

— Да ньеть… — Гарри еле смог ответить, красота Флер по-прежнему действовала на него несколько оглушающее; он вдруг понял, что начал копировать ее акцент. — Нет, — повторил он, взяв себя в руки. — Я не против…

Он вопросительно посмотрел на остальных. Рон, тоже со слегка обалдевшей физиономией, с восторгом кивнул.

— Я не против, — Гермиона улыбнулась, — если не слишком долго.

— Пошли тогда за оружием, — сказала Джинни.

Особого восторга в ее голосе не было, но не было и неохоты. Похоже, их отношения с Флер стали куда более ровными. «Привыкли друг к другу» — решил Гарри.

Они направились к дому. Флер шла рядом.

— Как вам мойя сестрьенка? — спросила она.

— Ничего, — отозвалась Луна, — По-моему, ей у нас понравилось. А нам понравилось парижское танго!

— О! — рассмеялась Флер. — она очьень музыкальная! И очьень способная!

Видимо, так, подумал Гарри — во всяком случае, Габриель по-английски говорила почти без акцента.

— А ее верный шевалье? — продолжала расспрашивать Флер. — Счастлив?

— Ее… кто? — удивился Рон.

— Рыцарь, — пояснила Гермиона. — Кавалер. Ты о Денисе Криви?

— О, да, Деньис! Такой милый гарсон! Наши семьи — давно друзья, они прийезжали к нам прошлым льетом! Колийн так замечатьельно фотографирует! Мон папа предложиль ему работу после Хогвартса!

Рон и Луна остались с ней на крыльце — у Луны оружие было с собой, а Рон попросил друга захватить его эспадрон.

— Это не эспадрон, — сказала вдруг Гермиона, — я немного напутала. Это эспада.

Рон беззаботно махнул рукой и повернулся к Флер. Остальные зашли в гостиную.

— Он все еще балдеет от нее, — усмехнулась Джинни, беря свой лук.

— По правде, я тоже, — признался Гарри. — Правда, действует уже не так сильно, но…

— Ты-то ладно, — Джинни побренчала тетивой, проверяя натяжение, закинула колчан за спину и потянулась к клинку. — Ты ее редко видишь, а с непривычки она разит наповал. Но Рону-то давно пора привыкнуть.

— А ему не хочется, — засмеялась Гермиона. — Невилл, а как она тебе?

— Да ничего… — отозвался Невилл. — У нее в роду случайно нет вейл?

— Есть, — сказал Гарри, вспомнив проверку палочек на Турнире. — Бабушка вейла. У нее и в палочке волос с ее головы.

— Понятно, — Невилл постучал окованным бронзой концом посоха об пол. — Я что-то почувствовал. Только меня это не берет. На волшебников в нашем роду вейлы не действуют. Такая вот фамильная особенность.

— А я все удивлялась, почему ты на нее не реагируешь, — с пониманием заметила Джинни. — Когда на первенстве по квиддичу болгары выпустили вейл, Рон и Гарри чуть с трибуны не спрыгнули!

— Может, пойдем? — быстро вмешался Гарри, беря клинок Рона. — Гермиона, а почему это не эспадрон?

— Эспадрон — это сабля такая, — ответила Гермиона, пока они один за другим выходили на крыльцо, — с острым кончиком…

Рон, которому, похоже, удалось стряхнуть наваждение, (Флер разговаривала с Луной), на этот раз прислушался с интересом.

— …а это эспада, шпага-меч. Или эсток? Нет, у эстока, кажется, клинок граненый, без лезвия… Я еще посмотрю в библиотеке.

— Да ладно, пусть будет эспада, — сказал Рон, забирая оружие у Гарри. — Тоже красиво звучит. Флер, Луна, мы готовы! Пошли?

Невилл что-то шепнул Джинни и спустился с крыльца. Рассмеявшись, девочка запрыгнула на перила, и он посадил ее к себе на плечо. Флер звонко захохотала:

— Ты очьень галантный, Невилл! Дай я понесу твой посох!

— Да нет, — улыбнулся Невилл, — я вполне могу…

— Я хочу посмотрьеть.

Невилл с удивлением отдал ей посох, и Флер на ходу стала его разглядывать, потом, взяв за середину, слегка подбросила.

— Тьяжеловатый, — сказала она, — но ничего, нье страшно. Я вам потом кое-что покажу…

Потом она спросила у Гермионы, собирается ли она и дальше учить французский.

— Уи, мадам! — рассмеялась Гермиона. Флер весело обняла ее за плечи.

Они завернули за угол и направились к группе остальных — а тех стало больше. Джинни вдруг радостно взвизгнула, спрыгнула с плеча Невилла, и они побежали к его родителям. Алиса Лонгботтом, улыбаясь, обняла обоих. Гарри сердечно поздоровался с Френком Лонгботтомом.

— Ну как? — спросил тот. — Мистер Грюм прожужжал нам все уши о ваших достижениях! Удивите нас?

— Попробуем! — весело сказал Гарри.

Френк вдруг стал серьезным:

— Мы уже знаем о нападениях. Похоже, у Ордена будет еще немало работы… Да, о твоей идее нам тоже рассказали. Очень, очень хорошо будет, если мы объединимся! — потом снова улыбнулся. — Артур несколько рассердился, что мы с Алисой пришли. Мы с ней сейчас вроде секретного оружия.

Гарри непонимающе смотрел на него.

— Наше излечение удалось сохранить в тайне, — объяснил Френк. — В больнице записано, что нас, как безнадежно больных, перевели на домашнее лечение.

Тем временем Невилл подошел к Флер, и та отдала ему посох.

— Ну что, Гарри? — спросил он. — Начнем?

Гарри кивнул Френку и вместе с Невиллом пошел к друзьям.

— А с чего начнем? — спросил он и посмотрел на Рона и Гермиону. — Давайте вы двое против меня!

— Мы еще так не делали, — заколебался Рон.

— Когда-нибудь надо начать, верно? — настаивал Гарри. — Это ведь та же тренировка.

— И репетиция, — вставила Джинни.

— Какая еще репетиция?!

— Ой! — она прикрыла рот ладошкой. — Ну ладно… Не говорите Фреду с Джорджем, что я сказала вам, хорошо? Они решили девятнадцатого, на день рождения Гермионы, организовать вечеринку на весь Хогвартс. От нас наверняка потребуют, чтобы мы выступили, понимаете?

— Кто потребует? — удивился Гарри.

— Все потребуют! А в первую очередь — наши фанаты! Или ты думаешь, что никто не знает о наших тренировках? Или не видел нас с оружием?

— Ну, скоро вы? — раздался со стороны зрителей голос Артура Уизли.

Публика явно начинала проявлять нетерпение!

Рону поневоле пришлось отбросить сомнения и встать в позицию. Гарри и Гермиона последовали его примеру.

Что ж, разыграли они великолепный бой! Поначалу Гарри, закрываясь «тройным веером», только оборонялся. Рон и Гермиона атаковали по-европейски, прямыми колющими ударами, потом Гермиона перешла на сабельную технику, пытаясь связать клинок Гарри и раскрыть его защиту, подставив под укол Рона. Тут уже пришлось туго, тем более, что его противники почему-то держали клинки в левых руках. А он еще и не мог задействовать то состояние, в котором время замедляло свой бег. Пришлось взять меч обеими руками, чтобы легче маневрировать своим клинком. Один раз удалось пробить защиту Рона, но тот захватил кончик Экскалибура в решетку гарды. Испугавшись за меч (хотя вряд ли Рон стал бы его ломать!), Гарри тут же отступил, и ему снова пришлось уйти в защиту. Потом Рон, подмигнув, вдруг развернулся, и они вдвоем атаковали Гермиону.

А она только этого и ждала! Меч Гриффиндора — более короткий, чем Экскалибур и эспада, но зато и более легкий — начал, как перышко, перелетать из руки в руку, размывался в призрачный круг и все время стремился в ближний бой, где длина Экскалибура и эспады была скорее помехой. Рон раньше Гарри уловил тенденцию. В какой-то момент он вдруг одним прыжком оказался далеко в стороне, отведя оружие назад, а потом сделал широкий шаг, одновременно бросив эспаду в другую руку. Он рассчитывал таким образом увеличить дистанцию удара — но в результате остался без оружия: клинок Гермионы ударил по его клинку до того, как ему удалось поймать рукоять. Протестующе зазвенев, эспада покатилась по траве, а Гермиона легла на землю, перекувырнулась, зацепила скрещенными ногами его щиколотки и сделала «ножницы». Рон с криком полетел вслед за своим оружием, получив вдогонку чувствительный шлепок плашмя, а Гермиона стремительно развернулась на «пятой точке», и Гарри, чтобы избежать подсечки, пришлось сделать грандиозный прыжок. Зрители в восторге зааплодировали.

На том, не сговариваясь, и решили остановиться, пока усталость не дала о себе знать. Отсалютовали друг другу, убрали оружие, несколько картинно поклонились своей публике и уступили место второй троице.

— Устали? — с пониманием и в то же время разочарованно спросил добросердечный Невилл. — Ладно, я пожонглирую немного — тоже эффектно. А Луна и Джинни пускай фехтуют.

Джинни насупилась, а Луна с удивлением возразила:

— Мы и с тобой вполне можем.

— Твоими булавками? — засмеялся Невилл, со свистом крутанул посохом и забросил его за спину. — Или ножичком Джинни?

Ни слова не говоря, Луна взмахнула руками, и саи превратились в тяжелые ножи, более короткие, но с лезвием шириной в ладонь. Джинни тоже достала свой клинок (у нее в руке он выглядел куда увесистей, чем в ножнах на поясе — возможно, по контрасту со своей миниатюрной обладательницей), и обе девочки встали против Невилла. Джинни почему-то продолжала держать в левой руке лук.

Гарри, Рон и Гермиона встали в сторону, чтобы и не мешать зрителям, и самим посмотреть. Оценив стойки девочек, Гарри шепнул:

— Я бы на месте Невилла так не ухмылялся.

Она кивнула.

— А он уже понял, — коротко усмехнулся Рон.

Невилл и правда уже не ухмылялся. Внимательно глядя на своих противниц, слегка сдвинулся в сторону. Джинни тут же повернула клинок лезвием вверх, а лук выставила перед собой. Он вытянул руку вперед — Луна развела руки, взмахнула вверх-вниз. Чжоу как-то показывала такие ножи и назвала их «бабочками» — теперь Гарри понял, почему. «Как бабочка крыльями!»

«Только зря они так серьезно! — подумал он, глядя, как Невилл и девочки разыгрывают «бой на пальцах». — Публика вряд ли поймет!» Но, оглянувшись на зрителей, увидел, что ошибся. Сейчас никто не проявлял нетерпения, и все смотрели очень внимательно.

Странная для непосвященных «боевая пантомима» длилась недолго, противники замерли. Еще несколько длинных, полных напряженного ожидания секунд, потом вокруг Невилла загудел обернувшийся вихрем посох, а вслед за ним все трое словно взорвались единым движением. Почти невозможно было разглядеть, что происходит. Джинни приседала и уворачивалась, Луна словно летала на крыльях своих «бабочек», на глухие удары посоха клинки девочек отзывались коротким веселым звоном. Казалось, две стремительные стрекозы атакуют вставшего на задние лапки большущего жука — весьма, кстати, проворного!

— Ребята, помедленней! — громко, жалобным голосом закричала миссис Уизли; Невилл и девочки отскочили друг от друга, остановились и повернулись к зрителям. — Нам совершенно ничего не видно!

Засмеявшись, они кивнули и возобновили поединок — на этот раз в чуть замедленном темпе. Гарри тоже был этому рад — наконец-то он понял, зачем Джинни лук: его пружинящее древко весьма неплохо отбивало удары. Джинни несколько раз подставляла его так, что посох скользил по гибкой дуге, зацеплялся за «рог» на конце и на долю секунды останавливался, после чего Луна тут же переходила в атаку, стремясь, на манер Гермионы, навязать Невиллу ближний бой. Посох будто вообще не был для нее помехой — при нижних ударах она через него перешагивала или перепрыгивала, более высокие останавливала вертикально выставленными ножами либо просто подныривала под него, пропуская удары над собой. В конце концов Невилл отступал и уходил в защиту.

Развязка была неожиданной и веселой. Каким-то хитрым приемом Невилл выбил из рук Джинни клинок и нанес удар по ногам Луны. А та на этот раз, молниеносно перехватив оба ножа в левую руку, поймала конец посоха и ударила по нему ногой, вырвав из рук Невилла. Джинни тут же взмыла в высоком прыжке, сделала сальто и приземлилась у него на плечах. Вскрикнув, Невилл схватил ее за ноги, не давая ей сжать коленями его шею. Ножи Луны снова превратились в стилеты. Девочка метнулась вперед, воткнула их в землю у его ног и отступила. Джинни тут же соскочила с его плеч и встала рядом с ней. Изумленный Невилл повернулся, потянулся к упавшему посоху — и вдруг, вскрикнув, упал!

Встревоженные зрители бросились к ним и остановились, когда Невилл, явно невредимый, сел и начал оглядываться. Гарри, Рон и Гермиона, подбежав, уставились на его ноги и расхохотались.

— Луна! — завопил Невилл. — Так не делают!

Остальные зрители, в конце концов, тоже поняли, в чем дело, раздался смех. Невилл выдернул саи — гарды были зацеплены за шнурки его ботинок — отдал Луне и, не выдержав, рассмеялся вместе со всеми.

— Люблю нарушать канон, — невозмутимо сообщила Луна, убирая сай (снова в одном экземпляре) в рукав.

Друзья смешались со своей недавней публикой; их быстро растащили по группкам, стали обсуждать увиденное, расспрашивали. Гарри оказался рядом с Грюмом и Френком. Старый мракоборец, привычно почесывая шрамы на подбородке, размышлял, сощурив свой обычный глаз, в то время, как Волшебный привычно, помимо его воли, вращался, следя за окрестностями.

— Очень впечатляет! — восхищался Френк (сейчас он сильно напоминал Джеральда Грейнджера). — Вы будете учить и нас, Гарри, верно?

Гарри кивнул.

— Не знаю, конечно, как долго вам придется это осваивать, — тут же предупредил он. — Нам очень помог дар Луны, Магия Постижения. Но насколько она будет действовать на людей вне нашего Круга? Мы еще не все знаем о нем, мистер Лонгботтом…

— Мы постараемся, — заверил его Френк.

— Вы-то да… — рассеянно пробормотал Грюм. — Но чтобы я прыгал и танцевал на своей деревяшке…

— Постижение дает каждому то, что может ему служить, — объяснил Гарри, невольно глянув вниз, где из-под края мантии Грозного Глаза высовывалась когтистая деревянная лапа. — Неплохое оружие, кстати!

Грюм усмехнулся:

— Это-то я знаю. Порой доводилось угостить кого-нибудь хорошим пинком. Но мне, Гарри, мне, человеку старому и упрямому, нужны аргументы поувесистей. То, что вы показали, очень впечатляет, верно Френк говорит, но против старой доброй волшебной палочки…

— У нас магическое оружие.

— Да, я видел этот фокус у мисс Лавгуд…

Гарри в полном недоумении уставился на него — и вдруг сообразил: он же не знает подробностей нападения! Для верности припомнил все разговоры с того момента, как они оказались в «Норе». Все так и было — Рону, Джинни, Невиллу и Луне они рассказали еще в Косом переулке, а здесь все крутилось вокруг Перси.

Пришлось рассказать еще раз.

На этот раз должное впечатление было достигнуто. Приоткрыв рот, Френк Лонгботтом смотрел на Гарри совершенно круглыми глазами. А Грюм вцепился в свой подбородок так, словно хотел удержать нижнюю челюсть на месте. Волшебный Глаз повернулся к рукояти меча за плечом Гарри, потом почему-то начал скользить взглядом вверх-вниз по его груди. Гарри не сразу сообразил, что Грюм разглядывает меч сквозь его грудную клетку!

— Аластор…

— Что? — рявкнул Грюм, повернувшись к Френку; Волшебный глаз при этом продолжал разглядывать меч.

— Извини, — рассеянно сказал Френк, который словно пытался поймать какую-ту мысль. — К нам на днях заходил Наземникус…

— Френк, я просил не дергать меня так внезапно! — сердито прохрипел Грюм. — Ты же знаешь мои рефлексы — когда-нибудь тебе достанется! Флетчер заходил? Ну и что?

— А то, что все это, похоже, очень вовремя, — Френк кивнул на Гарри или, вернее, на его меч. — Он интересовался, нет ли у нас какого-нибудь старинного оружия. Я спросил, зачем ему это, и он объяснил, что спрос на холодное оружие, в особенности гоблинской работы, в последнее время сильно вырос и он рассчитывает на этом подзаработать. Он ведь часто ошивается в Лютном переулке, и старикашка Горбин предложил ему поискать — мол, кое-кто из Темных волшебников, из амнистированных, увлекся коллекционированием и все такое прочее. Новая мода.

Гарри вдруг вспомнил вчерашнюю встречу на лестнице.

— Вчера Блез Забини сказал…

— А это кто еще? — удивился Френк.

— Новый преподаватель Защиты, — нетерпеливо объяснил Грюм. — Выпускник Слизерина. Да? Что он сказал, Гарри?

— Что владение холодным оружием — священная традиция у чистокровных волшебников.

— Ну, кое у кого — да… — усмехнулся Грюм. — Люциус Малфой, к примеру — таскает в своей трости шпагу и думает, что никто об этом не знает! Но чтоб вдруг кинулись покупать… Новая мода, как же!

— Вот именно. Что-то затевается, Аластор!

…В Хогвартс они вернулись только вечером, еле поспев к ужину. Днем, после всех разговоров, они решили все же послушать мисс Уизли и хоть немного вздремнуть в гостиной, но сон не шел — слишком много было событий, пусть несколько и удалось отвлечься. Но отдохнуть немного смогли — благодаря расслабляющим упражнениям, которым научила их Чжоу. Когда наступили сумерки, миссис Уизли настойчиво предложила, чтобы все вернулись в Хогвартс, где намного безопасней, чем в «Норе». Они и на этот раз подчинились — но не потому, что боялись нового нападения.

Просто вместе им было хорошо.

Поужинав, они устроились в новообретенной гостиной. Этот сюрприз устроил им Слизнорт — за время их отсутствия у него произошел очередной приступ архитектурных изысков, и он изменил планировку их маленького жилого крыла. Но никто не жаловался — получилось хорошо: коридорчик превратился в восьмиугольный холл с диванами, креслами и маленькими столиками, все в том же стиле роскошной старинной гостиницы. Двери в их комнаты сейчас были в четырех из стен (через одну), еще в одной — входная дверь, а напротив нее — переходящая в стрельчатое окно стеклянная дверь, ведущая на террасу. Вид на озеро оттуда открывался просто замечательный.

На одной из двух глухих стен висела картина — пейзаж с горами, окружающих Хогвартс, так что она тоже напоминала окно. Картину притащила Луна, как только увидела гостиную — раньше пейзаж висел в одном из боковых коридоров, куда редко кто заходил. Так что теперь их двойники с портретов могли приходить к ним в гостиную. А во второй глухой стене был камин, и они сразу же придвинули к нему кресла — осень есть осень, вечера уже стали прохладными.

— Что, Невилл? — ласково и с некоторой лукавинкой спросила Джинни. — Флер все же смогла произвести на тебя впечатление?

Невилл улыбнулся и кивнул.

— Мулине, — пробормотал он.

Так назывался прием, который Флер все же решилась продемонстрировать им. Одолжив у Невилла посох, она взяла его за середину и начала вращать — сначала медленно, а потом ее руки с поразительной быстротой замелькали, и посох превратился в прозрачный круг. Рон присвистнул, попробовал атаковать шпагой — не тут-то было! Даже втроем с Гарри и Гермионой оказалось практически невозможно, да что там — даже Луне с ее быстротой не удалось пробиться через этот гудящий щит.

Больше всего их поразило то, что хрупкая и очень изысканная француженка владеет таким простонародным оружием. «Йе-европа тоже что-то умеет! — смеялась она, возвращая посох Невиллу. — Нье так мудрено, как у вас, но йеффективно, вьерно?» Друзья искренне восхитились. «Я много врьемени проводила у гранмаман, — объяснила Флер, — она меня койе-чьему научила!»

— О чем ты так задумалась? — спроси Гарри у Гермионы. — О том, что сказал Френк?

— Ну да, — она отрешенно кивнула. — Что-то затевается…

— Это уже ясно, Гермиона, — мягко заметил Рон и осторожно, чтобы не сбросить Луну, вытянул ноги. — В один день напали и на вас, и на нас, и все спланировано заранее — это же очевидно, что готовились давно и основательно.

— Каждое нападение в отдельности — да, — возразила Гермиона. — Но оба вместе — чушь получается, Джинни правильно сказала.

— Мы это уже обсуждали, — сказал Рон. — Гермиона, давай сейчас не будем по новому кругу, ладно? Не у всех такие неутомимые мозги, как у тебя…

Гермиона слегка нахмурилась, потом вдруг засмеялась:

— Ладно. Послушаемся МакГонагалл.

Вернувшись», они в первую очередь отправились в директорский кабинет и сообщили МакГонагалл и Дамблдору то, что узнали от Френка. От их глаз не укрылись многозначительные взгляды, которыми обменялись директор, призрак и портрет. Но на вопрос Гермионы: «Что вы об этом думаете?», МакГонагалл ответила только: «Во-первых, я думаю, что это очень важно, а во-вторых — что вам сейчас надо пойти и как следует отдохнуть. Сутки без сна размышлениям не способствуют!» Им пришлось согласиться, хотя Гермиона была не очень довольна, конечно.

— В чем дело, Добби? — спросил Гарри, когда из-под журнального столика донесся громкий вздох облегчения.

Эльф робко высунул свой длинный нос. Он был сам не свой от смущения, из-за того, что друзья пригласили его составить им компанию, когда он принес всем вечерний чай. От такой чести он чуть не потерял сознание, но все же трансгрессировал на кухню за чаем для себя, а потом со своей чашкой спрятался под столик.

— Добби боялся, что сэр Гарри Поттер и его друзья не послушаются мадам МакГонагалл, сэр, — пискнул он. — Добби не хочет, чтобы они переутомились. Добби уже думал позвать Кричера, чтобы тот сказал им идти спать.

Все рассмеялись.

— А почему ты сам не сказал нам, Добби? — поинтересовался Рон.

Удивленный вопросом, эльф целиком вылез из-под столика и выпрямился.

— Разве Добби может сказать такое, сэр Уизли? — воскликнул он, торжественно подняв руку с чашкой. — Добби свободный эльф, сэр Уизли, Добби знает, что такое свобода. Добби знает, что свободным людям не приказывают!

От волнения у него пересохло горло, он залпом допил чай и щелчком пальцев отправил чашку на кухню.

— А Кричер — невоспитанный нахал, сэр Уизли, — продолжил он, — так что, если свободным друзьям Добби все-таки надо что-то приказать, Добби будет звать Кричера!

— Сурово! — заметила Джинни.

— Да, мисс Уизли, он такой, — вздохнул Добби и полез назад под столик. — Может, Добби не будет его звать? Может, друзья Добби сами пойдут отдыхать?

— Мы уже отдыхаем, Добби! — заверил его Рон. — Если у тебя есть дела, тебе необязательно сидеть с нами.

— Нет-нет! — раздался испуганный голос из-под столика. — Добби очень счастлив посидеть с вами! Добби просто беспокоился, что они сильно устали! Мисс Лавгуд уже спит…

— Нет, Добби, я не сплю, — успокоила его Луна, которая улыбалась с закрытыми глазами. — Я-то как раз днем поспала. А сейчас вспоминала свой сон.

— А что тебе снилось? — полюбопытствовал Рон.

— Наши дети.

— Но… у нас же нет детей! — осторожно возразил он.

— Нет, так будут.

Рон засмеялся — и вдруг перестал, его глаза широко раскрылись.

— Луна, ты… — он запнулся, и все уставились на них, подумав то же самое, что и он. — Ты же не хочешь сказать, что ты…

Луна открыла глаза и подняла голову, глядя на него с недоумением:

— Что — я? А, ты подумал, что... — она рассмеялась. — Нет, я не беременна. Я пока еще не хочу. Не расстраивайся, ладно? — она опять свернулась в клубочек и положила голову ему на грудь.

— Не буду! — с облегчением пообещал Рон.

Правда, Гарри в его голосе послышалась, помимо облегчения, еще и легкая нотка разочарования.

— Вот и замечательно, — с закрытыми глазами пробормотала она. — Мне они просто приснились, Рон… А я вот немножко расстроилась. Не знаю, как назвать дочь.

— У нас еще будет время решить, — серьезно сказал Рон.

— Да я уже решила, просто не знаю, понравится ли тебе. Хочется, чтобы Летиция, как маму….

— Твою маму звали Летиция?

— Ну да. Я Луна Летиция. Разве папа тебе не говорил?

— Нет… да и я не спрашивал. Как-то неловко было, она ведь…

— Я понимаю. У меня все на «Л». Луна Летиция Лавгуд. А значит, наша дочь будет Летиция Луна… Уизли. Как тебе?

Рон, подняв брови, размышлял.

— Ничего, нравится. Особенно Уизли! — он тихо смеялся. — Но ты сказала — дети…

— Да, они же близнецы. Мальчик и девочка. Ах! — она вздохнула. — Какие у них волосы!

— Как у тебя? Или как у меня?

— Да.

— Что — да? — спросил он в полном недоумении; ответ был в стиле Луны — простой и совершенно непонятный.

— И так, и так… — с оттенком недоумения объяснила Луна. — Вперемежку — рыжие и светлые… Как полоски у тигра.

— Ничего себе!

Остальные слушали, как завороженные. Растроганный Добби под столиком громко шмыгнул.

— Луна, — позвала вдруг Гермиона; голос у нее был необычайно серьезен. — Это был только сон, или…

— Или что?

— Ты тогда сказала Гуаньинь, что тебе порой открывается будущее.

Луна подняла голову и медленно обвела взглядом друзей. В ее широко раскрытых глазах ни было и капли сна.

— Я немного солгала ей, — сказала она с ноткой раскаяния в голосе. — Нет, я иногда и правда вижу будущее… бывает, оно мне снится, но я не всегда знаю, что это оно. Но я не знала, поймет ли Гуаньинь, если я скажу, что я просто знала, что вы нас никогда не бросите, что вы нас найдете даже там, в Стране Мертвых, и вернете нас к жизни… что это просто потому, что вы наши друзья. И это на самом деле не могло открыться мне в будущем, просто… — она задумалась, — просто потому что это уже в настоящем. Смотрите.

И она стянула с пальца кольцо Мерлина.

— Видите? Я его сняла — и вы все равно остались моими друзьями.

— Ты можешь его снять?! — потрясенно воскликнул Гарри и помимо воли схватился за свое кольцо. Оно не поддавалось.

— Сейчас — могу, — спокойно ответила Луна.

— А почему мы не можем? — спросил Гарри, глядя на то, как остальные тоже тянут и крутят свои кольца.

— Потому что вам это не нужно. Это мне надо было показать, вот я и сняла его.

— Что показать?

— Что это мы делаем Светлый Круг, а не он нас.

— Круг делает наша любовь, не так ли? — внимательно спросила Гермиона.

— А разве дружба — не любовь? — спросил писклявый голос и Добби, в ужасе оттого, что осмелился вмешаться в их разговор, высунулся из-под столика.

— Какой ты умница, Добби! — умилилась Луна. — Я как раз это и хотела сказать!

Залившись краской, эльф юркнул назад и громко шмыгнул. Луна надела кольцо.

— Только не говорите Мерлину, что я его снимала, — озабоченно попросила она. — Вдруг расстроится…

— Вряд ли, Луна, — засмеялась Гермиона. — Скорее, напишет новое уравнение.

Луна просияла. Потом снова задумалась.

— И знаете что?..

— Что?! — почти шепотом спросил кто-то: то ли Рон, то ли Невилл.

— Пошли спать, ребята, — закончила она. — Поздно уже.

Глава 23. «Песни Габриель».

Сон ускользал, и Гарри боролся с пробуждением; боролся, улыбаясь с закрытыми глазами, и пытался разглядеть и запомнить смеющееся мальчишеское лицо. Сознание распалось на две половины — проснувшаяся говорила, что это всего лишь сон, а спящая возмущалась: «Не мешай! Я хочу посмотреть!» Мальчик рассмеялся, бросился на шею Гарри, несколько раз коснулся губами его щек — словно бабочка крылом задела — и растаял. Вторая половина Гарри успокоилась и тоже проснулась. На щеках, в тех местах, где его поцеловал мальчик, оставалось ощущение легкой прохлады. Он открыл глаза, и они встретились с глазами Гермионы. Конечно же, это были ее летучие поцелуи, она его всегда так будила.

— Тебе снилось что-то хорошее?

— Да… так, — все с той же улыбкой он потянулся к очкам на тумбочке. — Луна вчера навеяла… когда рассказывала про свой сон. Мне снился…

— Не говори! — воскликнула Гермиона и Гарри, надев очки, с удивлением уставился на нее. — Я хочу угадать сама… У него каштановые волосы, как у меня?

— Нет, темнее… — у Гарри вдруг пересохло во рту. — Намного темнее, но все же не черные! И не настолько кудрявые…

— …но все же вьющиеся. А топорщатся, как у тебя! А глаза то карие, то зеленые…

— …смотря как падает свет!

Гермиона потрясенно повалилась на спину рядом с ним и уставилась в потолок. Они взялись за руки и крепко сжали.

— Обалдеть… — пробормотал Гарри. — Хочу такого сына!

— И я!

— Помнишь, о чем вы говорили с Луной перед танцами? — напомнил Гарри его собственный голос.

Гарри повернул голову и встретился взглядом со своим портретом. Конечно же, он помнил — это было позавчера, хотя после стольких событий вчерашних суток казалось, что прошло не меньше недели.

«Ты хочешь сказать, что, если кто-то из нас что-то умеет, значит — умеют все?»

«Да, именно это».

— Думаешь, мы заглянули в будущее? — взволнованно спросила Гермиона и приподнялась на локоть, чтобы посмотреть на картину.

— Кто его знает? — одновременно сказали оба Гарри. А настоящий добавил: — Хорошо, если так!

— Значит, так и будет, — Гермиона поцеловала его. — Не знаю, правда, когда…

— Некуда спешить! — быстро сказал Гарри. — Пусть сначала…

— …жизнь придет в норму, — закончил за него Гарри-с-портрета.

С этим все были согласны, и Гарри почувствовал легкий холодок. Позавчерашние нападения были, никуда от этого не денешься — от этого и от слов Френка: «Что-то затевается!»

— Здесь все было в порядке! — поспешил заверить его Гарри-на-портрете: сейчас, когда все рядом, он, конечно, знал, о чем подумал его оригинал.

— Спасибо, — улыбнулся Гарри.

На душе снова стало спокойно. Конечно, он мог просто войти в портрет и, слившись со своим двойником, узнать все, что происходило в Хогвартсе за время их отсутствия… но неохота было вставать. Гермиона, тоже успокоившаяся и удивленная тем, что Гарри-на-портрете торчит в гордом одиночестве, спросила:

— А где я? Я, нарисованная…

— У Рона, — улыбнулся портрет. — В портрете Луны, то есть. У Луны случился приступ творческого вдохновения — рисует Рона.

— Гарри! — возмущенная Гермиона-на-портрете выскочила из-за края рамы. — Это должно было быть сюрпризом!

— Ой!

— Ущипни его, Гермиона!

— Меня?! — завопил настоящий Гарри. — Я-то тут при чем?

— Когда она тебя ущипнет, он тоже почувствует, — объяснила Гермиона-на-портрете.

— Так ущипни его ты! — возразил Гарри. — Тогда будет справедливо — он почувствует, а я нет.

— Жалко… — призналась Гермиона-на-портрете.

— Ладно, — сказал, посмеиваясь, нарисованный Гарри. — Я уже сам себя ущипнул, так что проблема решена. Пойдем в гостиную, — предложил он нарисованной подруге. — Хочу прогуляться по этому пейзажу — я его вчера толком не рассмотрел.

— Давай! — она уже забыла, что сердилась. — А вы?

— Я хочу кое-что дописать, — с ноткой извинения сказала Гермиона, кивнув на стол, где с позавчерашнего дня ее дожидался развернутый свиток.

— Тогда я посижу в гостиной, — сказал Гарри, меняя пижаму на рубашку и свои излюбленные потертые джинсы. — Попрошу Добби принести кофе.

Портреты помахали им руками и исчезли, оставив на картине пустующую гостиную. Гарри с улыбкой оглянулся на подругу — накинув домашнюю мантию, она уже сидела за столом и задумчиво грызла кончик пера — и тихо закрыл за собой дверь.

Он с наслаждением плюхнулся в кресло — роскошное кожаное кресло, обнимающее сидящего так, что тот чувствовал себя невесомым. Почти сразу же открылись еще две двери, и на порогах возникли Рон и Невилл, оба в пижамах. Одновременно потянулись, зевнули и пошли к свободным креслам.

— Привет, Гарри! — сказал Невилл.

— Привет! Ты уже встал? — спросил Рон.

— Как видишь. А где Джинни, Невилл? Спит еще?

— Нет, она в ванной.

— А Луна еще дрыхнет, — сказал Рон.

— А я понял так, что она тебя рисует, — удивился Гарри, — нам мой портрет сказал.

Рон рассмеялся:

— Это не она рисует, а ее портрет!

— То есть как? Ее портрет рисует твой портрет?

— Ага! Такое только она могла придумать! Она — ну, настоящая — вчера нарисовала на своем портрете мольберт, а он для нарисованной стал как настоящий, и Луна-с-портрета начала рисовать на нем меня.

— Думаешь, что-нибудь получится?

Рон картинно развел руками:

— Ну, это же Луна! Посмотрим. Во всяком случае, если помнишь, на втором курсе в кабинете Локонса было полно его портретов. И там был такой — он, одетый как художник, рисует собственный портрет… помнишь?

— А, да!

— Я тоже помню, — сказал Невилл. — И оба портрета были живыми!

— Вот-вот. Так что — вдруг получится?

Обе двери опять распахнулись, и два девичьих голоса одновременно сказали:

— Привет, ребята!

Голос Джинни был бодрым, Луны — еще сонным.

— Как там с портретом? — поинтересовался Рон.

— Она еще не закончила-а-а... — голос Луны перешел в сладкий зевок. — Но он уже ожил!

— Ну, и какой он? — полюбопытствовал Рон. — Такой же, как я?

Луна со смехом втиснулась рядом с ним в кресло.

— Да, — безмятежно-рассеянным голосом подтвердила она. — Такой же несносный — уже даешь ей советы, как лучше сделать! Я люблю тебя, Рон, — несколько неожиданно закончила она и потерлась щекой об его плечо. — Я тебе это говорила?

Поперхнувшись и прокашлявшись, Рон с улыбкой ответил:

— Сегодня еще нет. Хотя нет, говорила — когда я пытался тебя разбудить.

— Ну ничего… Мне лишний раз не жалко…

— Ты еще собираешься спать? — удивился он, когда она закрыла глаза.

— Нет, я пытаюсь вспомнить, что же я забыла… Невилл, у тебя случайно нет напоминалки? Ой, нет, я забыла, у меня же есть!

Она выпрямилась, порылась в карманах мантии, доставая какие-то совершенно несусветные предметы — разноцветные перья, волшебную чернильницу-непроливайку, целую горсть сережек-редисок — и вручая их Рону. Наконец с торжествующей улыбкой она выудила стеклянный шарик, наполненный красным светящимся туманом.

— А куда тебе столько? — удивился Рон, разглядывая кучку сережек у себя на ладони.

— Мне их все время дарят мои фанаты, — рассеянно отозвалась Луна, забирая у него сережки и кладя назад в карман; чернильницу она поставила на журнальный столик и положила рядом перья. — Некоторые почти такие же хорошие, как и мои… Так…

Она стала разглядывать напоминалку.

— Что-то ты точно забыла, — заметил Рон. — Красная вот.

— Это потому, что я забыла, что у меня есть напоминалка, — объяснила девочка. — Так…

Невилл, у которого был самый большой опыт с напоминалками, посоветовал:

— Сожми ее пальцами и припоминай по очереди… или лучше называй вслух.

Луна с благодарностью улыбнулась ему и последовала совету.

— Так… — в третий раз повторила она. — Кажется, я что-то забыла… записать… для кого-то… Невилл, а почему цвет не меняется?

— Ну, значит, именно это ты и забыла.

— Ага! Значит, я что-то для кого-то забыла записать или написать… Айрис?

Шарик вдруг стал прозрачным.

— Ой, работает! — восхитилась Луна. — Для Айрис я ничего не забыла! Для Габриель?.. Ой! Ну конечно!

Она в легкой панике вскочила на ноги, кинула в карман покрасневший шарик и бросилась к двери своей комнаты.

— Вылетело из головы, — донесся оттуда ее голос, — а она ведь собиралась зайти!

Луна выскочила назад с толстой тетрадью и свитком пергамента в руках.

— Нет, — пробормотала она, положив свою ношу на столик, — я не успею переписать… О! Гермиона знает Протеевы чары, она же тогда сделала нам сигнальные галеоны!.. Где она, Гарри, еще спит?

— Работает.

— А ничего, если я ее позову? Она мне очень нужна!

— Конечно, ничего! — горячо заверил ее Гарри. — Она еще не завтракала, а мне ее звать бесполезно. Может, тебя она послушает!

Луна кивнула, приоткрыла дверь и заглянула в их комнату.

— Привет, Луна! — донесся оттуда голос Гермионы.

— Привет! Ты мне не поможешь?

— Сейчас, только абзац допишу. Это срочно?

— Ужасно! И знаешь, я потом покажу тебе одну папину статью в «Придире». Он там неопровержимо доказал, что писать натощак очень вредно!

Из комнаты послышался смех:

— Ладно, сейчас!

Луна ждала, слегка подпрыгивая от нетерпения. Когда Гермиона, запахивая мантию и поправляя волосы, вышла наконец в гостиную, она сразу же схватила ее за руку и потащила к столику, объясняя на ходу.

— Перенести текст в тетрадь? — переспросила Гермиона. — А это не Протеевыми чарами, тут нужно Копирующее заклинание… Сейчас!

Она подняла палочку. Свиток ожил и начал разматываться. Написанные на нем строчки вдруг вспыхнули золотистым светом, и эта светящаяся копия начала отделяться от поверхности и подниматься в воздух; текст быстро бежал вверх и начал исчезать в потолке. Гермиона, которая помимо воли вглядывалась в него, вдруг спохватилась:

— Это ничего, что я их читаю?

— Ничего, конечно! — удивилась Луна.

Гарри тоже пытался что-нибудь разобрать, но строчки шли слишком быстро, а читать со скоростью Гермионы он не умел. Только когда, заинтересовавшись, она с тихим: «О!..» притормозила текст, заставив две строки вспыхнуть ярче, он смог прочитать:

«…если все это неправда,

зачем тогда снятся сны?»

(Р. Рождественский)

Рон и Луна обменялись улыбками, Гарри и Гермиона тоже. И Невилл с Джинни — неужели и у них был такой же сон?

— Это твои стихи? — с восхищенной улыбкой спросила Гермиона.

Луна засмеялась и помотала головой. Гермиона с недоверчивой улыбкой глянула на нее. Гарри тоже подумал, что Луна просто скромничает.

— Так, — сказала Гермиона, когда последние строчки повисли в воздухе.

Она опять взмахнула палочкой. Текст поплыл вниз, погружаясь на этот раз в поверхность столика, пока в комнате не появилось снова его начало. Тетрадь раскрылась, лента, образованная из светящихся строчек, изогнулась, ее начало легло на раскрытой странице, а затем страницы, шелестя, начали с громадной скоростью перелистываться, втягивая невесомый текст.

— Вот это да-а-а… — выдохнула потрясенная Луна. — Работа мастера!

Она схватила тетрадь и начала листать. Гермиона даже порозовела:

— Спасибо, Луна…

— Тебе спасибо! Только, если можно… — она умоляюще посмотрела на Гермиону, — Протеевы чары тоже нужны. Чтобы все, что я записываю в этот свиток, сразу появлялось в тетради. Это не сложно?

— Нет, нисколько. Положи их рядом.

Гермиона начала водить палочкой над тетрадью и свитком, словно соединяя их множеством невидимых нитей.

— Все, — сказала она, опуская палочку. — Только, когда свиток закончится, на следующий надо будет снова наложить чары.

— Он не закончится, — несколько рассеянно успокоила ее Луна, открывая чернильницу и вставляя в нее свои разноцветные перья. Получилось что-то вроде причудливого букета в миниатюрной вазочке.

— Луна, — с мягкой снисходительностью заметила Гермиона, — любой свиток рано или поздно заканчивается…

— Только не этот, — возразила Луна. — Это Бесконечный свиток.

Придвинув палочкой к столику низенький пуфик, она уселась, положила тетрадь перед собой и, задумавшись, достала из чернильницы синее перо. Одним быстрым движением вывела на обложке аккуратный прямоугольник и начала заштриховывать.

— Лу-на… — выдохнула Гермиона.

Даже когда она обнаружила в лавке Фреда и Джорджа книгу Локонса, на ее лице не было такого потрясения, как сейчас!

— Что? — рассеянно спросила девочка. Закрасив прямоугольник, воткнула перо назад и начала задумчиво перебирать остальные.

— Это… это правда?

— Что — правда?

Выбрав желтое перо, она быстро вывела в синем прямоугольнике красивыми золотыми буквами: «Песни Габриель».

— Это правда… Бесконечный свиток?

— Ну да… — Луна краем глаза глянула на нее. — А, ты же считала, что его не существует…

Гарри тоже было интересно, но он все же не понимал, что так поразило его подругу. Лично ему куда более занятным показалось то, что чернила Луны меняют цвет в зависимости от цвета пера. И рисунок понравился тоже — хотя то, что Луна хорошо рисует, он знал еще с прошлого года, когда они столь драматичным образом навестили ее отца.

Теперь она, быстро меняя перья, разрисовывала обложку цветами и птицами

— Ну прости, что не верила! — жалобно извинилась Гермиона. — Луна, а… он у тебя… только один, да?

Девочка отложила перо и некоторое время озадаченно смотрела на нее. Потом в ее глазах вспыхнуло торжество, она вдруг вскочила, скрылась в комнате и почти сразу же вышла с охапкой свитков.

— Вот, — сказала она, сияя улыбкой. — А то все никак не могла придумать, что бы тебе подарить. С днем рождения, Гермиона!

— Ты с ума сошла… — жалобно шепнула Гермиона, нерешительно принимая подарок. — Луна, спасибо тебе, но… нельзя же так, это же такая редкость!..

Луна с улыбкой помотала головой, взяла со столика тетрадь и начала внимательно разглядывать.

— Красиво получилось, правда? — спросила она, показав ее Гермионе и тут же, не дождавшись ответа, засмеялась: — Они уже не редкость. Первый — да, папа раздобыл его в Египте. Если бы он не верил в такие вещи, он бы даже не понял, что попало ему в руки! Потом мы их продублировали, и… вот!

Осторожно, будто неся что-то до невозможности хрупкое, Гермиона шагнула к комнате. Медленно присела, нажав локтем на ручку, открыла плечом дверь и скрылась. Мальчики, кто с недоумением, кто с улыбкой, смотрели ей вслед.

— Ну конечно, — сообразил Гарри, — пергамент, который никогда не кончается… Мечта Гермионы!

Рон рассмеялся, кивнул и деловито спросил:

— Завтракать будем?

— Да! — спохватился Гарри. — Добби!

На этот раз ему удалось самому оторвать Гермиону от созерцания нового сокровища и привести ее в гостиную, где эльфы, ревниво поглядывая друг на друга, расставляли на двух столиках чашки, тарелки и прочее. Кричер, явившийся по собственной инициативе, покосился на Гермиону, которая сердечно поздоровалась с ним, и ответил коротким кивком. Это был немалый прогресс — раньше необходимость здороваться с ней, маглорожденной «грязнокровкой», вызывала у него судороги.

Появление Кричера привело к ссоре между ним и Добби, по счастью, недолгую — недолгую по человеческим меркам, конечно: между собой они говорили с невероятной скоростью. Но что-то удавалось уловить. Добби настаивал на том, что он, как свободный эльф, имеет полное право обслуживать своих друзей, а Кричер — что он, как домашний эльф сэра Гарри Поттера, имеет не меньшее право обслуживать друзей своего хозяина, не говоря уж о самом хозяине.

Когда дело дошло до самого завтрака, эльфы чуть не подрались — на вопрос, чего они желают, Гарри опрометчиво ответил: «На ваше усмотрение». Кричер стал настаивать на булочках, Добби — на гренках. Если бы Гарри в свое время не запретил им драться, то дракой бы и закончилось. Проблему разрешил Рон; изнывая от голода, он воскликнул: «Давайте и то, и другое, чего уж там!»

Эльфы несколько секунд таращились друг на друга, потрясенные гениальностью этого решения, потом молниеносно накрыли столик и стали по очереди трансгрессировать на кухню. Так что завтрак удался на славу. Добби, не дожидаясь на этот раз приглашения, взял свою чашку и одну из булочек Кричера и юркнул под столик. Старого эльфа это возмутило: «Если Добби считает, что его гренки лучше, почему он берет булочку?!» «Кричер сказал, что он обслуживает друзей сэра Гарри Поттера, — парировал Добби. — А Добби тоже его друг!» Гарри оборвал новую перепалку, пригласив и старого эльфа. Пригласил с некоторой опаской (зная характер Кричера), но в то же время и с желанием показать Гермионе, что не считает эльфа слугой, пусть тот и категорически не хочет свободы (как-то наедине, он ему предложил — эльф, конечно же, закатил истерику!) Реакция Кричера поразила всех. Поклонившись Гарри и заявив, что слово хозяина — закон, он поколебался и вдруг попросил разрешения сесть рядом с Гермионой! От изумления даже Добби выскочил из-под столика и уставился на него.

— Но, Кричер… — ошеломленно возразила Гермиона, — тебе же это будет неприятно!

Эльф серьезно кивнул:

— Да, Кричер так воспитан, мисс Грейнджер. Кричер не выносит грязнокровок, но Кричеру надо перевоспитаться, потому что мисс Грейнджер будет его хозяйкой.

— В таком случае Кричер должен перестать называть ее этим нехорошим словом! — закричал Добби.

Гарри уже готовился вмешаться, чтобы пресечь новую ссору, но Кричер вдруг кивнул и сказал:

— Добби прав, хозяин, но Кричер по-другому не может, потому что прежняя хозяйка миссис Блек приказала ему называть так всех маглорожденных. Хозяину нужно приказать Кричеру не говорить это слово, и приказать Кричеру любить маглорожденных, потому что миссис Блек приказала ненавидеть их.

Гарри некоторое время смотрел на него, размышляя. Все ждали с неподдельным интересом.

— Хорошо, Кричер, — сказал наконец Гарри. — Больше никогда и никому не говори это слово и запомни, что оно очень дурное и очень глупое. Но это все. Приказывать тебе любить или не любить кого-то я не буду, потому что любить по приказу — это плохо. Ты должен научиться сам.

«О-о!..» — с восхищением пробормотала Гермиона. Кричер задумался, поклонился и сказал:

— Хозяин мудр.

После чего без лишних слов взял свою чашку, демонстративно цапнул гренок со столика, накрытого Добби, и запрыгнул на подлокотник гермиониного кресла.

Он добросовестно просидел на этом месте весь завтрак и в конце заметно расслабился. Но все же ему явно полегчало, когда Гермиона, допив кофе, вспомнила о карточке Бонда и пошла в комнату.

— Все требует времени, хозяин, — сказал эльф, когда Гарри вопросительно посмотрел на него. — Кричер привыкнет.

И, спрыгнув с подлокотника, присоединился к Добби. Вместе они убрали пустую посуду, поклонились и исчезли.

— Я прямо сейчас и сбегаю к папе, — сказала Гермиона, появившись в гостиной уже одетая в хогвартскую мантию. — Приглашу его к нам, не возражаете?

Никто, конечно, не возражал, и она весело убежала.

А вернувшись, обнаружила, что чуть не пропустила знаменательное событие — окончание работы над Роном-на-портрете и первое вхождение Рона в нарисованный мир!

В комнате уже собрались все. Рон, плоский, как фотография, стоял в нарисованной гостиной рядом с нарисованным мольбертом. Полотно на мольберте было первозданно пустым — портрет и оригинал уже слились. Рон обнимал светящуюся от счастья и забрызганную красками Луну-на-портрете и с преувеличенно-скромным выражением принимал поздравления. Настоящая Луна запрыгнула в раму, слилась с нарисованной и повисла у него на шее. Нарисованная гостиная Когтеврана незаметно наполнилась живыми портретами. Двойники Гарри и Невилла пожимали ему руки, Гермиона-с-портрета и невесть как появившаяся Лаванда оттесняли Луну и друг друга, пытаясь его поцеловать. Не выдержав, их оригиналы тоже забрались в портрет, отчего стало казаться, что рама вот-вот затрещит. Но двойники слились, и места хватило всем. В комнате теперь оставалась одна Джинни, у которой не было портрета и поэтому мир картин был ей недоступен. Заметив это и пожалев ее, Луна и Гарри с Гермионой вернулись в комнату. Потом вышел и Рон, оставив на картине своего новообретенного двойника.

— К этому надо привыкать постепенно, — сказал он своему портрету и обратился к Джинни: — Ну что, сестренка? Может, попросишь Дина нарисовать тебя?

Джинни как-то неопределенно пожала плечами:

— Посмотрим…

— Мы прогуляемся немного, — сказал Рон-с-портрета. — По картинам. Крутой здесь мир! Пока, оригинал, не скучай без меня!

Оба Рона подмигнули друг другу.

— А что твой папа? — спросил Гарри, когда они вернулись в гостиную. — Ты вроде хотела его пригласить?

— Да занят он, — недовольно ответила Гермиона. — Похоже, решил до Рождества изучить всю магию от Древнего Египта до наших дней. И мама туда же — изучает магическую медицину. Она сейчас работает у мадам Помфри.

— По крайней мере понятно, в кого ты такая пошла, — глубокомысленно заметил Рон.

Гермиона рассмеялась.

— А еще, похоже, папа решил переспорить всех наших преподавателей и Дамблдора, — добавила она, откинувшись в кресле. — Тут у них были такие дискуссии! — потом уже серьезным тоном добавила: — Он очень напуган этими нападениями, ребята…

— А что тут странного? — удивилась Джинни. — Он же твой отец!

— Не только… Он старался не показывать, но я же своего папу знаю, — Гермиона слегка улыбнулась. — Папа боится не только за меня, но, кажется, и за весь Хогвартс… Вы не представляете, как он привязался к Хогвартсу! Наверное, потому что здесь так много детей… ну, и магия тоже. Они когда-то хотели, чтобы у них было много детей, как у вашей семьи, но так получилось — у мамы после меня был еще один ребенок, который умер после родов, и после этого у нее больше не было детей. Мне тоже жаль — у меня была бы сестренка, и тоже волшебница, наверное. Ладно, не надо смотреть на меня с таким сочувствием! — смущенно попросила она и поспешно сменила тему: — Джинни, а что у тебя за колебания? Ты разве не хочешь, чтобы и у тебя был портрет?

— Да хочу… — с какой-то непонятной досадой отозвалась Джинни. — Только тут такое дело…

— Дин хочет, чтобы она позировала ему обнаженной, — засмеялся Невилл.

— Ну и что? — удивился Рон. — Он же был твоим парнем, сестренка!

— Рон, у нас с ним дальше поцелуев не заходило — хочешь верь, хочешь нет! — сердито сказала Джинни. — А потом пошли всякие ссоры… ну, и до большего так и не дошло… Да ладно, не в этом дело, — добавила вдруг она. — Я, вообще-то, не против, мне просто не хочется расстраивать Лаванду. Им и без того тяжело оттого, что они не могут даже прикоснуться друг к другу.

— А что мешает Дину нарисовать самого себя и войти к ней? — недоумевал Рон.

— Он… не хочет, — сказала вдруг Гермиона и все с удивлением посмотрели на нее. — Да, мы как-то говорили об этом, и он очень подробно расспрашивал меня о том, как мы входим в картины и как сливаемся со своими портретами. Он считает, что у него не получится, и, похоже, он прав. Если бы такое происходило всегда, об этом бы знали давно — художники, по крайней мере. Он думает, что это возможно только для нас… потому что мы Круг. Я тоже так думаю. Что-то вроде побочного эффекта магии Круга. Может, стоит еще раз вызвать Мерлина из книги и рассказать ему… наверное, он и сам не предвидел такого.

— Последний враг… — пробормотал Гарри.

— Ты о ком? — удивился Рон, которому показалось, что Гарри говорит о Мерлине.

— О смерти.

— Мы видели эту надпись в Годриковой Лощине… — объяснила Гермиона. — На могиле его родителей.

— Ох, извини, ты же рассказывал! — с досадой на себя воскликнул Рон. — «Последний враг, которого нужно победить — это Смерть»! Ну так мы это сделали, Гарри!

— Нет, — тихо, словно про себя сказал Гарри, — пока еще нет.

Он встретил взгляд Рона. Тот провел рукой по волосам Луны, выразительно посмотрел на Невилла и Гермиону и снова повернулся к нему:

— Разве нет?

— Еще нет, Рон. Трое… ну, четверо, если считать Седрика. Правда, не мы его воскресили, а Чжоу, это ее заслуга…

— Прежде всего это твоя заслуга! — возразила Луна; сонно-безмятежное выражение слетело с нее, ее обычно широко раскрытые глаза были слегка сощурены и смотрели очень внимательно. — Дамблдор и Орден Феникса еще рассуждали и копались в теории, когда ты воскресил Гермиону! Ты первым доказал, что смерть можно победить, Гарри. Это уже половина победы!

Он смотрел на нее в легкой растерянности, а она на него — так, словно ждала что-то важное. Со стороны могло показаться, что они играют в гляделки. И как-то сами собой вспоминались ее реплики, которые Луна бросала невзначай и которые скрывали в себе что-то очень важное. «Это же мы, — сказала она позавчера. — Значит, разница есть».

«Что это?» — спросил Рон два года и еще вечность назад, когда они вшестером стояли в обнимку на Астрономической башне. «Это мы», — сказала Луна, и все почувствовали — придет время, и они поймут, что это значит.

Время пришло. Они поняли. Гарри улыбнулся ей, и она просияла.

— Спасибо, Луна, — серьезно сказал он. — Но пока это только половина.

— Будет и остальная, — сказала Луна. — Когда Лаванда будет с Дином, когда мама будет со мной…

На мгновение в ее глазах мелькнула печаль. Она потянулась к тетради с надписью «Песни Габриель» и начала листать:

— Где же оно?.. А, вот!

«Когда в душе полярная зима,

И неизвестно, подойдет ли лето,

Бывает очень нужно, чтобы тьма

Пересеклась порой полоской света…»

Послышался звонкий удивленный смех, и новый голос с легким забавным акцентом продолжил:

— Что можьет просийять таким лучом?

Порой довольно взгляда и улыбки,

И — словно снова провьели смычком

По струнам позабытой старой скрипки!

(Эдуард Голдернесс)

— Габриель! — Луна радостно вскочила.

Поставив у двери черный футляр, девочка пролетела через гостиную и повисла у нее на шее. Следом нерешительно зашел Денис, тоже с каким-то футляром в руке. По форме казалось, что внутри футляра сковородка с очень длинной ручкой.

— Заходи, Денис! — приветливо сказала Гермиона, отчего мальчик еще больше смутился. Габриель отпустила Луну, подошла к нему и решительно потащила за руку.

— Что это у него? — негромко спросил Гарри.

Гермиона пожала плечами.

— Банджо, — застенчиво сказал мальчик, услышав его вопрос, и уселся на краешек кресла.

— Мы собьираемся организовать оркестр! — весело объявила Габриель. — Луна, спасибо, что познакомила меня с Айрис! Она тоже будет участвовать… О! — ее взгляд упал на тетрадь, она порывисто схватила ее и начала листать. — Луна! Спасибо тебе, гран мерси! Только почьему «Песни Габриель»?.. Нет, очень мило, но это же твои…

Луна вздохнула:

— Это не мои стихи, Габриель, я тебе уже говорила.

— Ну, Луна! — слегка сердито возразила девочка. — Ну кто, кроме тебя, можьет написать замечательное стихотворение про нафталин?

— Про что? — со смехом воскликнула Джинни.

— Про нафтальин! — с восторгом повторила Габриель. — Видьишь? Такое может только Луна!

— Значит, не только, — мягко сказала Луна, — значит, еще кто-то может.

— Ну, кто?

— Я не знаю, Габриель. Я не пишу стихи. Я их только записываю. Их кто-то пишет, и они приходят ко мне. И если они мне нравятся, я их записываю.

— Ну кто? — в полном замешательстве снова спросила Габриель. — Кто, если не ты?

— Кто-то, — пожала плечами Луна. — Кто-то где-то когда-то их написал… или еще не написал, но обязательно напишет. Ну не расстраивайся! Ты же собираешься это петь, верно? Значит, это будут твои песни, и все.

Габриель размышляла над ее словами, то улыбаясь, то хмурясь, и казалось, что свет в гостиной слегка мерцает.

— Не напрягайся так, — засмеялся Рон, пытаясь стряхнуть наваждение. — Луну просто так не поймешь, Габриель.

— Даже ты? — удивилась девочка.

— Даже я!

— Ну, хорошео! — она посмотрела на Дениса. — Давай спойем Луне! Деньис!

Мальчик, заворожено уставившийся на нее, вздрогнул и чуть не уронил футляр:

— Да… давай! — он рванул молнию и начал вытаскивать инструмент: что-то вроде гитары, но с совершенно круглой декой. Габриель подбежала к черному футляру и достала аккордеон. Денис взял пробный аккорд — и улыбнулся, как-то сразу забыв про напряжение и чувство неловкости.

— Про нафтальин! — сказала ему Габриель. — Ен-де-троа!

Она растянула мехи, и банджо Дениса тут же отозвалось слегка дребезжащим звоном струн.

Табарен говорил: "Нафталин — это шар; — запела девочка, -

в глубине сундука ядовит он и светел"

Денис подхватил:

Со слезами во рту Франсуа возражал:

"Нафталин это бог, нафталин это ветер!"

Дальше они пели дуэтом:

Не полуночный шаг и беспечный ночлег,

Не настой водяной на серебряных ложках,

Не больной, не апрельский, не сумрачный снег

За булыжной стеной на садовых дорожках.

Табарен говорил: "Нафталин — это смерть; — пела Габриель. -

погостил и пропал, и никто не заметил"

Франсуа закричал Табарену: "Не сметь! — протестовал Денис. -

Нафталин это бог, нафталин это ветер!".

Не стеклянный озноб и размеренный бред,

Не передника в красный горошек тряпица,

Не удара, не крови, не судорог след,

Что в песке оставляет подбитая птица.

Табарен говорил "Нафталин это ложь;

он глаза затуманит и голову вскружит".

Франсуа прошептал "Ты меня не поймешь,

Ты меня не осилишь, тем хуже, тем хуже..."

Не железный венок и означенный звук,

Не горланящий, ночи не помнящий петел,

Не жестокий, не твой, не отрекшийся друг.

Нафталин — это бог, нафталин — это ветер!

(Владислав Дрожащих)

Друзья долго смеялись, долго аплодировали, а Рон и Джинни одновременно закричали:

— Спасибо!!!

— Необыкновенная песня, — серьезно сказал Невилл. — Очень весело и очень грустно… правда?

Джинни посмотрела на него и закивала.

— Габриель, Денис, вы знаете, что у Гермионы завтра день рождения?

Реакция на ее вопрос была более чем неожиданная. Дети как-то всполошились, переглянулись и покраснели, будто их поймали на какой-то шалости.

— Ну… да, знаем… — выдавил Денис. — А что?..

— Да ничего, — удивилась Джинни. — Просто хотела спросить, не споете ли нам? Фред и Джордж решили организовать вечеринку.

— Д.. да, конечно… Правда, другое…

— Деньис! — предупреждающе воскликнула Габриель.

— Ой… ну, мы тогда пойдем, порепетируем…

Мальчик вскочил, подал руку Габриель, и они кинулись к двери, на ходу заталкивая инструменты в футляры. Друзья озадаченно смотрели им вслед. Вдруг Гермиона со смехом воскликнула:

— О, кажется, все понятно!

— Что? — спросил Гарри.

— Когда я ходила к папе, от меня все младшекурсники шарахались, — весело объяснила она. — И у всех такие хитрые мордочки! Похоже, они готовят что-то для вечеринки и боятся, как бы мы раньше времени не узнали!

— Ну, тогда будем делать вид, что ни о чем не догадываемся! — рассмеялся Рон. — Или наоборот — что все знаем!

— Не стоит, Рон, — серьезно сказала Луна. — Не надо их смущать.

— Да я пошутил, — сконфузился Рон.

Луна улыбнулась, встрепала ему волосы и скрылась в комнате.

— Помнишь, — сказала Гермиона, когда они вернулись в комнату и Гарри плюхнулся на кровать, — когда Дамблдор сказал: «Жизнь вернулась в Хогвартс»?

— Конечно!

— Мне сейчас кажется, что ее стало больше.

— И любовь стала приходить раньше, — улыбнулся Гарри. — Юан и Айрис, Денис и Габриель…

Гермиона присела рядом и наклонилась над ним, щекоча волосами его лицо.

— Габриель — француженка, — заметила она. — У них с этим легче. Я бы не сказала, что на наших младших курсах не было любви. Ты, наверное, не замечал… Ханна Аббот, скажем, и Эрни Макмиллан — они были неразлучны со второго курса. Бедняжка Ханна, — ее голос стал грустным. — Сначала Пожиратели убили ее маму, потом Эрни погиб…

— У меня на глазах, — тихо сказал Гарри.

Гермиона сжала его руку. Он посмотрел на нее, догадываясь, что она скажет: «Ты ничего не мог сделать»…

— Ты ничего не… — заговорила Гермиона.

И осеклась. В гостиной раздался крик, от которого оба вскочили на ноги.

— Есть кто-нибудь?!! — с надрывом кричал знакомый девичий голос, и кто-то отчаянно забарабанил в дверь. — Ребята, вы здесь?!!

Снова раздались удары, более глухие — кто-то метался по гостиной и стучал во все двери.

— Легка на помине… — ошеломленно воскликнула Гермиона, бросаясь к двери.

Все уже повыскакивали из комнат, окружив рухнувшую в кресло девушку со светлыми косичками. Она закрывала руками лицо, ее трясло. Луна и Джинни присели на подлокотники, обнимая ее; Гермиона подбежала, присела перед ней, и все наперебой спрашивали: «Ханна, что такое?.. Что случилось?..»

— Сейчас… простите… — прохрипела Ханна. — МакГонагалл… просила, чтобы вы пришли в больничное… она сама хотела вас позвать, но я вызвалась… я хотела сама сказать вам… она просила только никому больше…

Она наконец отняла руки от лица, подняла голову, и Гарри с изумлением обнаружил, что, хоть ее лицо и залито слезами, но она… улыбается!

— Кто-то пострадал? — спросил Рон.

— Да… нет… — у нее снова перехватило горло. — Эрни… — и вдруг закричала: — ЭРНИ ЖИВ! Вер… вернулся!

Кто-то наколдовал стакан воды, и она стала давясь, пить, расплескав половину содержимого, ее зубы стучали о край стакана. Потом долго кашляла, наконец заговорила более связно:

— Его нашли у ворот, его и еще какого-то старика, он его тащил на себе… У них еще палочка была какая-то странная…

— Ханна, — внимательно спросила Гермиона, — а ты уверена, что он не…

— Нет! Не инферни! Он говорит… и он меня узнал… а я его не сразу узнала, кожа да кости… крайнее истощение… Ребята, пойдем… пожалуйста! Мне страшно!

Глава 24. Днем раньше. Орден Тьмы.

— Как я себя чувствую? — переспросил человек в парящем над мраморным полом кресле. Он пошевелился, устраиваясь поудобнее, и его лицо, длинное, белое и перекошенное, еще больше перекосилось от боли и приобрело зеленоватый оттенок. — Уже не так невыносимо, Люциус, твоими заботами. Всего лишь ужасно. Всего лишь так, как может чувствовать себя человек, которому в бок вогнали десять дюймов железа.

Сидящий на троне напротив наклонился вперед, на его лице было только сдержанное, но неподдельное сочувствие. Казалось, он не расслышал двойственный смысл, скрытый в этой сомнительной благодарности.

— Так что же заставило тебя покинуть постель и просить у меня, так сказать, аудиенции? — с недоумением спросил он. — Тебе сейчас нужно лежать и поправляться!

— Мне — да, — отозвался гость, — но нам… нам нужно кое-что знать, Люциус.

— Мессир, — поправил его Малфой.

Кроме них, в зале было только двое эльфов. Один из них стоял навытяжку у кресла, а второй, стоя несколько сбоку перед троном, слегка подскакивал и пытался привлечь внимание своего хозяина. Тот его, конечно, заметил уже давно, но только сейчас посмотрел на него и вопросительно поднял бровь. Эльф запрыгнул на каменную тумбу у подлокотника, так что его голова оказался вровень с головой хозяина, и что-то быстро зашептал. Малфой хмыкнул, кивнул и, отдав вполголоса приказ, отослал его небрежным жестом.

— Я думал, старые друзья могут называть друг друга по имени, — заметил Долохов.

— Да, мой старый друг, — согласился Малфой. — Наедине — да. Но только не тогда, когда один из друзей был избран Гроссмейстером, а второй сначала проголосовал за это, а потом… наверное, стал несколько жалеть о своем решении, не так ли? Так что будьте любезны называть меня «мессир», Старший Мастер!

— Полагаю… мессир, ваш эльф сообщил вам, что все уже собрались и ждут вашего приглашения? — осведомился Долохов и закашлялся. С уголка его рта потекла струйка кровавой слюны. Он вырвал из рук перепуганного эльфа большой флакон и начал шумно глотать искрящее зелье. Тем временем эльф, забравшись на подлокотник, распахнул его мантию и начал озабоченно исследовать повязку, на поверхности которой расплылось алое пятно.

Глядя на это, Малфой укоризненно качал головой. Он сидел прямо, не касаясь спиной спинки трона, а свою неизменную трость зажал между коленями. Рукоять трости представляла собой серебряную змеиную голову с рубиновыми глазами, которые сейчас слепо уставились на Долохова.

— Может, тогда не будем заставлять наших соратников ждать? — предложил он. — Тебе нужно в постель, Антонин. Как бы ты меня ни ненавидел, но я по-прежнему твой друг. Я поддерживал твою кандидатуру, если помнишь…

Долохов резким движением сбросил эльфа с подлокотника и швырнул ему пустой флакон.

— А я твою! Это не ненависть… мессир! — прошипел он. — Это намного хуже. Разочарование! Но если ты не против обсудить это со всеми… Кстати, я могу и отослать их. Как пригласил помимо твоей воли, так и отослать могу! И поговорим наедине — как старые друзья. Хочешь?

Люциус Малфой смотрел на него с непроницаемой вежливостью.

— Для поединка ты не в форме, — мягко заметил он.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь вызвать тебя на поединок? Когда я говорю — поговорить, я хочу сказать — «поговорить»! — Долохов осекся, сообразив, насколько нелепой получилась фраза. — Во всяком случае, я не собираюсь ни смещать тебя, ни позорить! Ты понимаешь, в какую лужу ты сел? В один день — двое убитых, куча раненых! Яксли, Родольфос — элита Ордена!

— Яксли умер? — удивился Малфой.

— А ты не в курсе, что человек, прошитый насквозь трехфутовой стрелой, обычно умирает? Мы хотим знать, зачем это было нужно… мессир! И против кого ты нас послал? Из этой авантюры никто не вернулся в целости и сохранности! Макнейр и Руквуд — на костылях, Торфин Роуд весь в ожогах — эта чертова француженка лупит вейлинским огнем похлестче дракона!

Долохов снова закашлялся. Его эльф щелкнул пальцами, и флакон вновь наполнился ядовито-зеленым мерцающим зельем, но хозяин только отмахнулся.

— Я того и гляди поверю в байку про Светлый Круг, — тише, словно про себя, добавил Долохов. — Этих сукиных детей ничто не берет! Вокруг них и правда светился какой-то круг, от него все отскакивает, даже «Круцатус»! А эта бешеная дурочка пырнула меня вон таким кинжалом, да еще перерезала Макнейру поджилки! Стащила у меня Талисман Силы! Что ты там про нее говорил? «Тихая, кроткая, не от мира сего»? Да я ее еще по Битве помню — расшвыривала нас, как щепок, как солому на ветру! Тихая… Если бы группе Керроу не удалось отрезать от них Поттера, она бы проложила ему дорожку до самого Лорда! Добраться бы до нее, до нее и до этой рыжей малявки с луком! Старина Родольфос, Яксли… Сколько нас осталось, Первых, учившихся вместе с Темным Лордом? Ивен Розье — убит Орденом Феникса… Крауча-младшего поцеловал дементор… — он уже бормотал еле слышно, погружаясь в воспоминания. — Джарвиса и Мальсибера убил Скриджмер, когда Темный Лорд пытался захватить Министерство… Треверс — раздавлен своими же великанами… Алекто и Амикуса сожрал кальмар… Сивый — хоть и дерьмо, но все-таки наш — Сивого голыми руками душит мальчишка Уизли… Темный Лорд — Темный Лорд пал! — хрипло выкрикнул он. — Что творится, Люциус?! Почему мы теряем силу? Почему нас одолевают… дети?!

Люциус Малфой молчал, его лицо было непроницаемо.

— Дети… — хрипел Долохов. — Родольфоса и Яксли — тоже… Все те же Уизли, Поттер и его грязнокровка, которую якобы убили… Лонгботтом, которого якобы убили — я его видел своими глазами, он жив, он девчонок собой прикрывал, рыцарь гриффиндорский! Про эту сумасшедшую Лавгуд тоже говорили, что она погибла с концом — так нет же, она меня чуть не прикончила! Что они такое? От их защиты отскакивает «Круциатус», Поттер отбивает «Аваду» мечом, у его грязнокровки — меч Гриффиндора! Как она его заполучила? И что за меч такой у Поттера? И у него в руках это не меч — молния! Как он этому научился, когда успел?! В Хогвартсе этому не учат! Почему дурочка Лавгуд владеет кинжалом так, будто с ним родилась? Девчонка Уизли стреляет из лука — как какая-то Диана… Они знают, Люциус! Они знают, что мы вооружаемся, и делают то же самое! У нас больше нет преимущества! Они знают! Откуда? Кто нас выдал?

Прервав свой монолог, он поднял голову и увидел, что Малфой слушает его с явным интересом. Лицо Долохова снова задергалось от боли и злости:

— Выбирай, Люциус! — потребовал он. — Отчитываться перед всеми или только передо мной! Выбирай! Отослать их или позвать сюда?

— Зови.

Долохов неверящим взглядом уставился на него. Чуть-чуть улыбнувшись, Малфой кивнул.

«Вот поэтому-то, Антонин, — подумал он, любуясь его растерянностью, — я сижу на троне Гроссмейстера. Я, а не ты. Я должен был испугаться. А я согласился. Тебе этого никогда не понять».

Долохов перевел взгляд на эльфа и дернул головой. Эльф сломя голову бросился к тяжелым двойным дверям, которые уже сами собой медленно раскрывались ему навстречу.

— Гроссмейстер с радостью примет вас! — завопил он и проворно отскочил в сторону, когда люди в капюшонах и масках начали входить в зал.

Бесшумно — если не считать стука двух костылей — они выстроились полукругом по обе стороны от кресла Долохова. Вернее, от двух кресел — вместе с вошедшими в зал вплыло еще одно, полулежащий в нем человек напоминал мумию из бинтов. Только по выбивавшимся из-под повязки на голове светлым волосам Малфой узнал Торфина.

Все, кто мог, опустились на колено, склонили головы и тут же выпрямились. Двое с костылями, человек-мумия и Антонин Долохов по необходимости ограничились только кивком-поклоном.

— Именем Лорда! — негромко произнес Малфой.

— Памяти Лорда… Лорда… памяти… памяти Лорда… — вразнобой отозвались вошедшие.

Наступила тишина, и Малфой медленно обвел глазами молчащий полукруг. На его лице мелькнуло недоумение, а глаза задержались на одной из фигур.

— Кто ты? — мягко, придав своему голосу оттенок волнения, спросил он.

Человек в капюшоне и маске достал волшебную палочку; трость в руке Малфоя тут же дрогнула, и рубиновые глаза серебряной змеи повернулись к нему. Но незнакомец всего лишь прижал кончик палочки к горлу и произнес: «Сонорус». Затем зал заполнил свистящий шепот — усиленный заклинанием, он позволял хорошо разобрать слова и в то же время не узнать голос говорящего:

— Я пока сохраню инкогнито, мессир!

Малфой вежливо наклонил голову и обратился к Долохову:

— Старший Мастер, я рад приветствовать в нашем Ордене нового члена, но разве посвящение — не прерогатива Гроссмейстера? Или устав сам собой изменился?

— Я бы не сказал, что это именно «новый» член, мессир, — усмехнулся Долохов.

Малфой снова посмотрел на того, кто не пожелал открыть свое лицо, и пошевелил губами, произнеся что-то беззвучное. Распахнутая пасть серебряной змеи вспыхнула невыносимо ярким светом, пронзившим зал; яркий пучок ударил в лицо незнакомцу, по его металлической маске заметались ослепительные блики. С оглушившим всех визгом тот упал на колени, заслоняя рукой глаза. Свет угас. Глаза в прорезях масок ошеломленно моргали. Но Гроссмейстер был ошеломлен не меньше. Он хотел увидеть глаза незнакомца, и увидел. И узнал!

По счастью, все были ослеплены вспышкой, и это дало ему небольшой выигрыш во времени. К тому же они не увидели изумление, которое против воли появилось на его лице и тут же сменилось выражением боли. К тому моменту, когда в глазах людей прояснилось, Малфой снова стал непроницаем.

— Уж не скажешь ли ты, Старший Мастер, — упавшим голосом спросил Гроссмейстер, — что тебе удалось осуществить Завет Лорда и победить Смерть?

— А хотя бы и так! — закричал тот, кому свет ударил в лицо.

От перенесенного шока он забыл, что все еще находится под заклятием «Сонорус», и его голос загремел по залу так, что зазвенели стекла и хрустальные подвески на темной люстре. Все заткнули уши. «Квиетус» — быстро произнес незнакомец, коснувшись палочкой горла, и уже нормальным голосом повторил:

— Хотя бы и так… мессир Люциус!

Он скинул капюшон и эффектным жестом снял маску.

Вернее, сняла.

— Ну, что ты скажешь на это… Гроссмейстер? — спросила Беллатрисса Лестрейндж.

— Я могу только спросить, — с усилием отозвался Малфой, — сохранила ли ты свою крысу?

Беллатрисса задохнулась.

— Если бы мы поверили… — с неожиданной злобой процедил Малфой. — Если бы Нарцисса поверила в это! Она была бы сейчас здесь! И мой сын… тоже!

Внезапно наклонившись вперед, он закричал на Долохова:

— Ты рассчитывал заморочить мне голову, да? Чтобы я поверил, будто эта дрянь вернулась… оттуда?! Просчитался, мой старый друг! Так получилось, что я знаю об этом фокусе с крысой!

Долохов несколько раз открыл и закрыл рот, Беллатрисса, потеряв дар речи, безумным взглядом уставилась на Гроссмейстера. В зале нарастал гул — недоумевающие Пожиратели Смерти, забыв об орденской дисциплине, шептались между собой. Выдержка окончательно изменила Малфою — он зашипел, брызгая слюной:

— Что ж, Белла, ты оказалась очень даже дальновидной! Тебе бы еще и чуточку убедительности! Знала бы ты, как мы смеялись тогда, мы с Нарциссой и Драко… Защититься от «Авада Кедавра» с помощью крысы! Прекрасный анекдот! Драко даже решил, что у тебя прорезалось чувство юмора!

— Но это правда, Люциус! — завопила Беллатрисса. — Вот она я, живая и здоровая, перед тобой! Ты считаешь, что я виновата в вашей глупости?! Вот я, доказательство, что защита возможна!

— Да?! — с иронией спросил Гроссмейстер, несколько овладевший собой. — И ты решила явиться, так сказать, с даром? Как будто он нам нужен! У нас сейчас враги, которые не применяют «Авада Кедавра», Белла! Хотя, твоего супруга крыска могла бы спасти… возможно. Что же ты не дала ему крысу?

— Даже он не знал, что я жива, — хмуро ответила Беллатрисса. — Мы сочли, что до поры до времени никто не должен знать…

— …что ты не настолько предана Темному Лорду, — насмехался Малфой, — и все же не считаешь такой уж честью пасть от его руки, если его вновь обуяет священное безумие!

— Я считала, что должна остаться в живых, чтобы служить ему и дальше, — с неожиданной гордостью крикнула Беллатрисса. — Ему и его делу! Высшему Благу! И он тоже так считал! Он, если хочешь знать, и научил меня этому способу — это его открытие!

— Нет, — произнес глубокий низкий голос и все, вздрогнув, заоглядывались. — Это мое открытие.

Из темноты за спинкой трона словно отделился сгусток. Темная масса медленно приближалась к границе освещенного круга. Глаза Малфоя вспыхнули торжеством.

— Ты все же решил присоединиться ко мне!

— Возможно, — ответил голос, — возможно… А возможно, и нет.

То, что вплыло в освещенный участок зала, оказалось еще одним парящим креслом. Его толкали двое эльфов, а в кресле сидел иссохший старик, такой древний, что даже приблизительно нельзя было предположить, сколько ему лет. Вновь ошеломленное молчание наполнило зал.

— Как вы забавны! — сказал старик; казалось невероятным, что именно ему принадлежит этот глубокий, проникающий всюду голос. –Очень трогательны. Я смотрю на вас, и словно возвращаюсь в свою молодость. Знаешь, мессир Малфой, не исключено, что я и правда присоединюсь к тебе, чтобы хоть немного повеселиться. Я провел в своей темнице, наверное, сто лет. Или пятьдесят. Мне все равно сейчас! — он вдруг захихикал тоненьким, дребезжащим смехом. — Пользы тебе от моей поддержки, конечно, не будет. Но и вреда, наверное, тоже.

— Да кто ты такой?! — крикнул Долохов.

— Я? — прежним глубоким голосом переспросил старик и сделал преувеличенно-задумчивое лицо, словно и правда пытался вспомнить, кто он такой. Но его глаза горели живым блеском, ясно давая понять, что их владелец паясничает. — Я — имя. Имя, на которое рассчитывает мессир Малфой в надежде на то, что оно заставит вас немного взяться за ум. И за дело. Не поверите, Малфой в какой-то момент был готов даже уступить мне свой трон, только мне это давно уже неинтересно. Ты спрашиваешь, кто я такой, Старший Мастер? Ответ тебе очень не понравится.

— Отвечай! Кто ты такой?

— Я — Геллерт Гриндельвальд, — ответил старик.

Он помолчал, наслаждаясь ужасом и замешательством собравшихся, гулом невнятного бормотания, пронесшегося по залу. «Гриндельвальд?.. Тот самый Гриндельвальд?»

— О, тот самый, тот самый! — захихикал он. — Или за время моего отсутствия появился еще один?

Собравшимся и так казалось, что их двое — безумно хихикающий старичок и кто-то, незримый, с голосом, заполняющим весь зал. Это было жутко, некоторые даже попятились. Двое или трое неожиданно для себя преклонили колено, как перед Гроссмейстером. Это вызвало еще больший приступ смеха. А хуже всего было то, что живые, с каким-то даже озорным блеском глаза принадлежали вовсе не безумцу.

— Крыса… — вдруг сказал Гриндельвальд, не обращая внимания на умоляющий взгляд Беллатриссы. — Защита от заклятия, против которого нет защиты. Не обязательно крыса, кстати. Возьмите хоть кролика, хоть муху, хоть… слона! Да хоть Пожирателя Смерти, ха-ха-ха!

Он замолчал, быстро бегающими глазами разглядывая собравшихся, потом вдруг безо всякой связи с предыдущими словами продолжил:

— Орден! Да какой же вы Орден? В вас нет слаженности, нет дисциплины… Куда вам до моих Серых Рыцарей? «Памяти Лорда…» Вот они бы, как один, рявкнули: «Памяти Лорда»! — его голос внезапно прогремел так, что все содрогнулись, потом снова тихо захихикал: — Старший Мастер перечит Гроссмейстеру, а тот опускается до спора с ним… Дети, ну прямо дети малые… и это в вашем-то возрасте… Как трогательно! И на что же вы надеетесь?

— На победу!

Малфой и Долохов произнесли это одновременно, что немало удивило обоих, а еще больше — всех остальных, привыкших к их постоянной скрытой вражде. Однако комментарий Гриндельвальда поставил все на свои места.

— Это конечно, — пробормотал он; это был еще один голос, обычный. Не глубокий, проникающий во все уголки и все уши голос неведомого демона, не визгливый смех престарелого клоуна. Обычный голос старого и усталого человека. — Победа друг над другом. Кто кого — вот в чем вопрос, хе-хе-хе! Ладно уж, поставим вопрос по-другому. Чего же вы хотите, Орден Тьмы? Хоть какая-то цель у вас есть?

— Конечно, сэр! — потрясенно воскликнул Долохов. — Разве мессир Малфой не говорил вам?

Гриндельвальд глянул на Малфоя, беспокойно заерзавшего на своем троне, и усмехнулся.

— Что-то он говорил, — сказал он, — он много чего говорил. Мессир Малфой умеет говорить, ничего при этом не сказав. Это я вам не в обиду, Гроссмейстер — как-никак, я вам обязан за свое освобождение и заботу, хе-хе-хе!

Малфой вдруг успокоился.

— Я вовсе не обиделся на вас, учитель! — мягко сказал он.

Глаза Гриндельвальда сначала расширились, потом весело сверкнули.

— Учитель? Учитель… — повторил он, словно пробуя слово на вкус. — А что, это мне нравится! Как бы только вы не пожалели, ученички… ну да ладно. Так что там насчет цели Ордена, Старший Мастер?

Малфой с облегчением откинулся на спинку трона. Расчет оказался верным — польстив старику, он смог избежать неудобных вопросов, из которых самым неудобным был вопрос о цели Ордена.

Лично ему Орден был нужен, чтобы сохранить контроль над бывшими соратниками Волдеморта. И еще — ему очень нравился весь этот готический мистицизм. Долгие тягостные месяцы, проведенные в Азкабане, разбудили его воображение, и он коротал дни, придумывая будущий Орден, его ритуалы, дизайн своего трона и всего этого зала. Азкабан был конечно, не тот, что до падения Лорда — сейчас, когда в нем не стало дементоров, жизнь в нем стала куда выносимей. Правда, демоны, призванные Министерством на место дементоров, наводили оторопь… но ни эмоции, ни тем более душу они не высасывали. И на том спасибо!

Впрочем, лично ему и в пору первого заключения не на что было жаловаться — он достаточно долго ходил в любимчиках у Темного Лорда, чтобы не бояться дементоров. А этим жутким, но достаточно тупым существам вовсе необязательно было знать, что заключенный Малфой утратил расположение их повелителя…

Краем уха он прислушивался к Гриндельвальду, устроившему присутствующим форменный не то допрос, не то экзамен, и внутренне усмехался, сохраняя на лице непроницаемое выражение. Вот уж кому не повезло. Угодить в тюрьму, построенной им же для своих врагов, провести пятьдесят лет в скрытом от всех глаз Нурменгарде без малейшей надежды обрести свободу, без общения, без событий… Сурово же обошелся Дамблдор со своим другом детства! По сравнению с этим Малфой мог считать свое заключение просто небольшим отпуском.

Небольшим — потому что у него были деньги. Больше денег, чем у остальных членов Ордена Тьмы, вместе взятых. И больше, чем у Министерства, порядочно истратившегося на войну с Темным Лордом. Скриджмер это понимал. Люциус Малфой был первым, кто удостоился амнистии за хорошее поведение и чистосердечное раскаяние. Кипя от бешенства, Министр подписал приказ о помиловании (по правде, Малфою не довелось это увидеть — Скриджмер его не любил и всячески избегал личных встреч; но Долорес Амбридж, лично доставившая приказ в Азкабан, не преминула сообщить об этом!)

— …Ну хорошо, победить Смерть, стать ее хозяевами и повелителями — это я понял еще по тому, как вы себя называете! Пожиратели Смерти, как же! — хихикал тем временем Гриндельвальд. — Но как вы себе это представляете? Что такое, по-вашему, хозяин Смерти, в чем он ее хозяин?

«Интересно, — с внезапной оторопью подумал Малфой, — а смог бы ответить на этот вопрос Темный Лорд?»

Он чуть не отогнал эту мысль — по давней привычке: думать такое в присутствии Волдеморта, владеющим легелименцией, было попросту опасно. На всякий случай Малфой избегал таких размышлений всегда, даже находясь вдали от своего повелителя — а то вдруг мелькнет такая мыслишка и тогда, когда он рядом… Но сейчас, когда повелитель пал?

Но пал ли? Или все же где-нибудь, в недоступном и защищенном месте еще лежит уцелевший хоркрукс, а Волдеморт, обратившийся бесплотным духом, вновь ищет возможность возродиться? Как можно знать наверняка?

— Ну? — ехидно спросил Гриндельвальд. — Вот, смотрите — это домашний эльф, — он ткнул пальцем в своего эльфа, и тот испуганно вздрогнул. — Мой эльф. Гроссмейстер был так любезен подарить мне парочку, так что теперь я его хозяин. А он, соответственно, мой раб… ты мой раб, не так ли?

Он ткнул ногой эльфа.

— Да, хозяин! — пропищал тот, согнувшись в поклоне.

— Что ты должен делать?

— Все, что прикажете, хозяин!

— Готовить для меня, убирать мою комнату, заботиться о моем комфорте и о моем здоровье?

— Так точно, хозяин!

Недоумевающие люди переглядывались, переминались с ноги на ногу — они уже устали стоять и с завистью посматривали на четверых сидящих. Никто не мог понять, к чему клонит Гриндельвальд. Никто, кроме разве что Долохова и Беллатриссы: первый смотрел на старика с настороженным прищуром, а вторая — с каким-то безумным восхищением. Похоже, они одни улавливали в этом нелепом диалоге некий скрытый смысл. У Малфоя это вызывало безотчетное раздражение. Вдруг за долгие годы, проведенные в Нурменгарде, Гриндельвальд и правда выжил из ума?

И тут голос старика снова загремел в зале:

— Я знаю, что значить быть хозяином эльфа и знаю, что должен делать для меня раб! Но объясните мне — что значит быть хозяином Смерти и что должна делать для своего хозяина Смерть?!

«Хороший вопрос!» — подумал потрясенный Малфой и против воли подался вперед, невольно разделяя восхищение Беллатриссы. И тут он заметил то, что ему очень не понравилось. Он заметил усмешку в уголке перекошенного рта Долохова.

Гриндельвальд тоже это заметил.

— Ты мне можешь ответить, Старший Мастер?

— Да. Думаю, что могу.

— И что же должна делать для тебя Смерть? Приносить тебе кофе в постель и подтирать твою…

— Она должна отнимать или возвращать жизнь по моему желанию. Жизнь тех людей, на которых укажу я. И, разумеется, она не должна трогать мою жизнь.

«Я должен был это сказать! — с внезапным бешенством подумал Малфой. — Я должен был до этого додуматься!»

Гриндельвальд смеялся до слез. А потом неожиданно сказал:

— Одно хорошо, Старший Мастер — ты знаешь, чего хочешь!

Под злобным взглядом Малфоя, Долохов, и без того растерявшийся из-за смеха Гриндельвальда, полностью сник. Старик оглянулся на Гроссмейстера — и столько было в его взгляде понимания и иронии, что бешенство уступило место ледяному ужасу!

«Он владеет легилименцией!»

— Конечно, Гроссмейстер, — негромко подтвердил Гриндельвальд. — А что ты думал? Да ты не пугайся…

«Легко сказать!» — сердито подумал Малфой, привычно выставляя над своими мыслям щит оклюменции. За те два месяца, что ему довелось общаться с Гриндельвальдом, он настолько привык к образу престарелого и взбалмошного волшебника, что порой забывалось — в свое время тот был темным магом ранга Волдеморта, если не страшнее! И…

Не нарочно ли Гриндельвальд изображал из себя капризного старичка? Не зря ли Малфой заставил пленного Оливандера сделать для него палочку?

Как могло получиться, что сразу после этого Оливандер, беспомощный и полумертвый, исчез из неприступного подземелья, да еще прихватив собой истощенного пленом мальчишку? Может, Гриндельвальд потихоньку отпустил их, или убил и уничтожил, и зря Малфой сорвал свою злость на эльфах, охранявших темницу?

Но зачем ему это?

— …И ты всерьез представляешь себе Смерть этаким персонажем, как в «Сказках барда Биддля»? — с иронией спрашивал тем временем Гриндельвальд.

Долохов решительно кивнул.

— Допустим… — протянул Гриндельвальд. — Допустим… Положим, ты ее вызовешь…

— Я не знаю, как это сделать.

— Неважно, — отмахнулся Гриндельвальд. — Как вызвать существо из-за Вуали — этому я могу тебя научить. Я сейчас о другом спрашиваю — что ты в первую очередь потребуешь у Смерти? Подумай! Для того чтобы вызываемое существо стало твоим рабом, ты должен сразу после вызова отдать ему четкий приказ, который оно может выполнить! И это должен быть приказ, противоречащий его натуре! Для того чтобы подчиниться тебе, Смерть должна пойти против себя. Понял?

— Нет, — прохрипел Долохов.

— Дурак. Напряги мозги. Что является натурой Смерти? Забирать жизнь, не так ли? Значит, если она вернет жизнь, она пойдет против своей натуры! Значит, первый приказ, который она должна получить, должен быть: «Верни жизнь!» Ну? Понял?!

— Д.. да…

— Да, наградил меня Гроссмейстер учениками! Что дальше, Старший Мастер? Чью жизнь ты потребуешь вернуть?

Малфой стиснул зубы с такой силой, что казалось — еще немного, и они начнут крошиться. А крик все равно стремился наружу — страшный, беззвучный, Малфоя разрывало желание броситься на колени, кричать, умолять: «Драко!!! Моего сына! Антонин… прошу тебя!!! Пусть Смерть вернет мне сына!» Огромным усилием, чуть не стоившем ему кровоизлияния в мозг, Малфой заставил себя не поддаться истерике. На поддержание щита, закрывающего мысли, сил уже не хватило, и Гриндельвальд с удивлением оглянулся на него, вопросительно изогнув бровь. Это было очень некстати — все взгляды последовали за ним, а по бледному лицу Гроссмейстера все еще катились капли пота. Гриндельвальд поспешно отвернулся.

— Ну, Старший Мастер? — спросил он.

«Пожалел!» — с брезгливой благодарностью подумал Малфой и обессилено прислонился к спинке кресла. Он надеялся, что никто ничего не заметил.

Долохов медлил, и Беллатрисса, не выдержав, закричала:

— Ну же, Антонин! Ты ведь знаешь, кто нам нужен!

— Темный Лорд… — с усилием отозвался Долохов.

«Дурак, — подумал Малфой, которого все еще била дрожь, — какой дурак!»

Гриндельвальд, прикрыв глаза, размышлял.

— А ведь неплохо, — сказал он наконец, — неплохо… У меня есть некоторый счет к вашему Лорду!

— Вы были знакомы? — ошеломленно спросил Долохов.

— О да! Да-да-да! — захихикал старик. — Он соблаговолил навестить меня в Нурменгарде, но об этом как-нибудь в другой раз… Ладно, Старший Мастер! — он взмахнул палочкой, и все вздрогнули. — Приступим к уроку!

Он поднял руку, из палочки ударил слепящий луч неприятного сине-зеленого цвета. Одновременно померк магический шар под куполообразным потолком, и люди стали похожи на трупы. Кончик луча остановился в воздухе, словно наткнувшись на незримую преграду, а потом заметался, выписывая строчки непонятных символов и странные чертежи и схемы.

— Октограмма?! — воскликнула Беллатрисса.

— Ну конечно, — пробормотал Долохов. — Разве Смерть можно удержать обычной пентаграммой?..

— Молчать, ученички! — прошипел Гриндельвальд.

Он сохранял полную неподвижность, его рука с палочкой будто закаменела, а луч, обретший самостоятельную жизнь, метался через весь зал, лихорадочно выписывая все новые строчки. Почти загипнотизированные, Пожиратели Смерти вертели головами влево-вправо, напоминая Малфою котов, которых дразнят кусочком мяса. Сам Малфой несколько поддался этому гипнозу, но на него это подействовало успокаивающее. О своей чуть не вырвавшейся из-под контроля вспышке он думал теперь с недоумением. Долохов выбрал не того — ну и что? Малфой был не дурак, он всегда держал в рукаве лишний туз. Если у Долохова получится (в чем Гроссмейстер сильно сомневался), Малфой добьется, чтобы Драко стал следующим после Темного Лорда. Если нет — что ж, есть запасной вариант. Нет такого врага, которого нельзя сделать другом.

В отличии от Долохова, он не считал Светлый Круг байкой.

Узнав об окончании Битвы, он добился небольшого отпуска — ему, как образцовому заключенному, разрешили присутствовать на похоронах жены и сына. Ему и правда было тяжело, хотя смерть Нарциссы все же была и порядочным облегчением для его дальнейшей жизни. Но Драко… Сына он все-таки любил, пусть тот об этом и не догадывался. Даже при тех сомнениях, которые периодически внушала ему Нарцисса — будто бы на самом деле у Драко другой отец… Так что похороны все же были тяжелыми. И все же Малфой не поддался горю и смотрел по сторонам. На всякий случай. Любые факты, любая мелочь могла оказаться полезной.

Поэтому он точно знал, что Гермиона Грейнджер, Луна Лавгуд и Невилл Лонгботтом погибли. Он видел их тела в саркофагах. Видел, как опускаются над ними каменные крышки и как потом над рядами саркофагов вспыхнуло серебряное пламя, вспыхнуло и осело, открыв взору всех мраморный мавзолей.

И он своими глазами видел фотографии, копии которых достал ему Долиш. Фотографии тех же Грейнджер, Лавгуд и Лонгботтома, и даже давно погибшего Седрика Диггори.

Воскресших!

Светлый Круг — враг Тьмы? Ну и что? Ведь Темный Лорд сказал, и сказал очень-очень верно: «В мире нет добра и зла, нету Тьмы и Света — есть лишь власть…» (Малфой тихо хмыкнул, вспомнив концовку, которую придумал сам: «…и два козла, что поют про это!») Есть лишь власть. И она у него, у Малфоя, Гроссмейстера Ордена Тьмы. Долохов, хитрый, безжалостный, опасный — подчиняется ему. Так что нужно только подождать — кто в конечном итоге окажется хозяином Смерти? Нет такого врага, которого нельзя подчинить и сделать другом. Подлеца можно купить или наложить на него «Империус». Благородного героя можно разжалобить. Поттер наверняка помнит, что Драко встал рядом с ним против Волдеморта.

Еще благородного врага можно очернить, а потом встать на его защиту (Малфой сделал мысленную пометку — Рита Скиттер недавно прислала ему сову, просила встречи для интервью. Эта стерва может оказаться полезней идиотки Амбридж!).

Но все же… очень хотелось убедиться самому. Ему нужно было точно знать, действительно ли эти шестеро — Светлый Круг, и действительно ли Светлый Круг способен одолеть Смерть. Жаль, что Родольфос не справился!

Эти размышления не мешали ему следить за тем, что происходит в зале. Он не пытался вникнуть в текст, который выписывал в воздухе Гриндельвальд. В конце концов, эта информация нужна Долохову, а не ему. Малфой слегка усмехнулся, глянув на Беллатриссу. Долохов тоже припрятал лишний козырь, но… туз оказался у Малфоя. Беллатрисса против Гриндельвальда?

— Тебе что-нибудь непонятно, Старший Мастер? — нарушил молчание Гриндельвальд.

Долохов замялся:

— Простите, учитель, но вы сидите напротив нас, и текст как бы…

— …в зеркальном отображении, да? — с иронией спросил старик. — Маг, дорогие ученички, должен уметь читать! Слева направо, справа налево и даже если руны вниз головой или отражены в зеркале! Ибо в разных положениях и смысл разный! Ну ладно…

Он взмахнул палочкой, и магический шар под потолком вспыхнул вновь. В воздухе возник большой свиток пергамента, который начал быстро перематываться, поглощая светящийся текст. Вновь свернувшись, свиток полетел к Долохову и, так как тот не смог его сразу поймать, стукнул того по носу.

— Изучи его как следует! — приказал Гриндельвальд. — Эти заклинания должны отпечататься в твоей памяти лучше, чем на пергаменте, и должны быть произнесены без запинки, иначе вся твоя затея может кончиться плохо для всех!

— Да, учитель… — с благоговением выдавил Долохов.

— Что-то я подустал, Гроссмейстер, — сказал Малфою Гриндельвальд. — Может, распустишь это собрание?

Не дожидаясь кивка Малфоя, он толкнул эльфа ногой, и тот вместе со своим собратом поспешно развернул его кресло. Малфой встал. Он тоже чувствовал усталость.

— Я разрешаю вам удалиться, — сообщил он собравшимся.

— Учитель, подождите! — крикнул Долохов. — Значит, все-таки это правда? Этим ритуалом и правда можно призвать Смерть?

Из темноты за границей освещенного круга раздалось злорадное старческое хихиканье. Потом глубокий, сильный голос ответил:

— Да откуда я знаю? Этим ритуалом можно вызвать из-за Вуали существо высшего ранга, это я тебе гарантирую. Если там есть существо, имя которому — Смерть, то оно явится и будет в твоей власти. Однако я должен предупредить тебя, Старший Мастер! Если Смерть — не имя, а звание или должность, то у тебя могут возникнуть серьезные проблемы!

— Какие?! — испуганно крикнул Долохов.

Никто не ответил.

Глава 25. Беглецы.

Заметив, что руки дрожат, Гарри сцепил их и зажал между коленями. Его била дрожь, и он очень надеялся, что чувства, охватившие его, не отразились на лице — смесь ужаса, недоверия, острой жалости... И ненависти. Ненависти к тем, кто способен довести человека до такого состояния. Сейчас он очень хорошо понимал, почему Ханна сказала: «Мне страшно!» В постели сидел обтянутый серой кожей скелет. И это Эрни Макмиллан, который комплекцией мог поспорить с Невиллом?

— Великий Мерлин! — прошептала Джинни. — Что они с тобой сделали?

Эрни попытался улыбнуться. Это выглядело жутко — словно он забыл, как улыбаются. Неуютно было всем, но Гарри больше всего, потому что Эрни не сводил с него глаз и явно собирался с силами, чтобы заговорить.

— Гарри, ребята, — сказал он наконец, снова попытался улыбнуться, и на этот раз ему удалось. — Я понимаю, что вы не можете мне доверять, и я хочу заверить вас — это действительно я, Эрни Макмиллан. Я могу это доказать, Гарри. На втором курсе я боялся тебя и считал, что ты наследник Слизерина. Но когда василиск напал на Гермиону, я понял, что ошибся, потому что ты никогда не причинил бы ей зла. А на пятом курсе я сказал, что верю тебе насчет Того-кого-нельзя-называть, и что тебе верят не только сумасшедшие… — он вдруг поперхнулся и виновато посмотрел на Луну. Та засмеялась:

— Все в порядке, Эрни! Это ты, без вопросов!

Как только он заговорил, в палате словно посветлело, и друзья тихо вздохнули — с облегчением. Так говорить мог только Эрни Макмиллан. Вслед за Луной улыбнулись все, а Рон сообщил:

— Мы тебя узнали, как только ты заговорил!

— А как?.. — удивился Эрни.

— Старина, да у кого еще в Хогвартсе такой торжественный стиль?!

Эрни опять поперхнулся бульоном — Ханна пользовалась любой паузой, чтобы кормить его с ложечки. Только на этом условии — что больного заставят поесть — мадам Помфри согласилась впустить их в больничное крыло, где оказались еще и МакГоногалл, Дамблдор, Слизнорт и почему-то Мартин Оливандер. Мастер палочек сидел на стуле рядом со второй постелью и молча, с мягкой улыбкой, сжимал руку изможденного старика. Наверное, тот, кого Эрни тащил на себе… Родственник Оливандера-младшего? Или даже… «Не может быть!»

Оливандер-старший? Живой?!!

Это был он, и он повернул голову, ответив на их взгляды серебристо-лунным сиянием глаз. С радостным восклицанием Луна вскочила, подбежала к нему.

— Что, малышка? — слабым и очень теплым голосом сказал старик, сжав ее руку. — Меня тоже трудно узнать, правда?

Девочка кивнула, в ее широко раскрытых глазах блестели слезы.

— Ты жива… — прошептал Оливандер. — Ты снова жива…

Луна всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы и погладила его руку. Не только Гарри — все были потрясены. Никто ни разу не видел Луну плачущей, пусть и от радости!

Показалось, или призрак Дамблдора и правда негромко шмыгнул?

— Гм… Эрни… — негромко сказал он, уплотняясь рядом с постелью, — это ничего, что я вас называю по имени?

— Нисколько не возражаю, сэр, — с удивлением в голосе отозвался Эрни. — И я счастлив, что вы вернулись, пусть и… — он замолчал.

— В виде призрака? — улыбнулся Дамблдор.

Стоящая неподалеку МакГоногалл посмотрела на него с легким неодобрением.

— Да… или… Так вы призрак, сэр? Простите. Таких привидений я ни разу не видел! Вы сейчас стали как живой… простите!

— Не извиняйтесь, Эрни, вы мне льстите. Да, то, что вы видите перед собой — одно из величайших моих достижений. Скажите, — Дамблдор внимательно посмотрел на него поверх очков, — я правильно понял, что вы обо мне не знали и не слышали?

— Я… Да, сэр.

— Значит, можно предположить, что вас похитили не позже февраля.

Мальчик задумался, машинально отодвинув руку Ханны с ложкой.

— Пожалуйста, Эрни! — жалобно попросила Ханна.

Эрни неохотно проглотил еще ложку. Наверное, его смущало, что его кормят так на глазах у всех — но только ли в этом было дело? Казалось странным, что человек, настолько истощенный голодом, отказывается от еды… Видимо, Дамблдор и Слизнорт подумали о том же — они вдруг переглянулись, Дамблдор кивнул, и профессор зельеварения мягко спросил:

— Скажите, мой мальчик, а давно вам не хочется есть?

Что-то было в его голосе такое, отчего все насторожились. Даже Ханна опустила ложку, когда Эрни задумался. Но мальчик только сказал беспомощным голосом:

— Не знаю, сэр!

— Примерно с конца весны, — раздался слабый голос Оливандера. — Его бросили в мое подземелье уже в таком состоянии. Не в смысле истощения, а под заклятием. Помоги немного, Март…

С помощью Луны и сына он сел, прислонившись к спинке кровати.

— Это было вскоре после того, как из тюрьмы вернулся Люциус Малфой… — с явным усилием продолжил он. — Он меня вроде как… проведал, спрашивал, хорошо ли за мной ухаживали в его отсутствие, — старик усмехнулся, хмыкнул, — хотя он видел, конечно, что мне стоило пребывание у него. И в особенности… общение с Темным Лордом. О, Малфой был — сама забота, но меня это не сильно трогало. Даже известие, что Темный Лорд мертв, почти что не обрадовало меня.

Он слабо улыбнулся Луне и посмотрел на остальных. Потом сказал Дамблдору:

— Лучше сначала я немного расскажу, Альбус. Эрни не сможет… пока. Не обижайся, мой мальчик.

— Ни в коем случае, сэр!.. — горячо воскликнул Эрни.

— Подождите… — вмешался вдруг Слизнорт, и все слегка вздрогнули — несмотря на свои габариты, профессор умел присутствовать настолько незаметно, что о нем почти что забыли. — Эрни, мой мальчик, что вы чувствуете, когда пытаетесь что-то вспомнить? Ну, что у вас в голове?

— Как туман, сэр… и… все незнакомое…

— Вам в этом тумане страшно?

— Нет… нет, пожалуй. Просто неприятно, и очень неохота…

— Ага! И вам не хочется есть?.. Ага! Простите, господа, я вас ненадолго покину… — не обращая внимания на изумленные взгляды, Слизнорт бросился к двери; за ним, словно кометный хвост, затухало его отрешенное бормотание: — Экстракт одолени, две капли аконита, порошок фей…

— Сок сливы-дирижабля! — закричала вслед Луна.

Послышался глухой удар, Слизнорт отскочил от полуоткрытой двери и застыл, держась за лоб.

— Простите, сэр!

— Ничего… ничего… — профессор зельеварения медленно повернулся к ней. — Что… что вы сказали?

— Простите, сэр… — растерянно повторила Луна. — Просто я подумала, что сок сливы-дирижабля мог бы помочь…

— О да… — пробормотал профессор. — Конечно, мог бы! Очень даже мог бы, дорогая моя! — он потрясенно смотрел на девочку. — И если бы он у меня был…

Он осекся, потому что Луна вскочила и в несколько стремительных шагов — казалось, даже ее очертания расплылись — оказалась перед ним. Слизнорт слегка даже попятился. Луна поднесла руки к ушам, потом протянула ему что-то. Слизнорт нахмурился, разглядывая лежащие на ее ладонях сережки.

— Да, я их давно заметил, дорогая моя… они прелестны и очень вам идут, но… погодите!

Он осторожно взял одну из сережек, поднес к глазам.

— Это же они… — Слизнорт лихорадочно схватил и вторую сережку; Луна опустила руки. — Это и правда сливы-дирижабли, они почти неотличимы от редисок… Мисс Лавгуд, дорогая, откуда это у вас?

— У нас дома целый куст растет, — нетерпеливо ответила Луна. — Этого хватит, верно? Нужно ведь совсем немножко. Хоть они и подсохли, но несколько капель выдавить можно.

— Конечно, конечно! — заверил ее Слизнорт, доставая из кармана маленькую баночку и бережно опуская в нее сережки. — Тогда простите меня, дорогая моя, я побежал… Вы мне потом расскажете, ладно?

— Что?

— Как вы додумались… И пятьдесят баллов Гриффиндору!

Слизнорт выскочил из палаты.

— Я из Когтеврана, сэр! — крикнула вслед Луна.

— Да, в самом деле, — донеслось из коридора. — Когтеврану тоже!

Посмеиваясь, Луна вернулась к постели Оливандера. Разыгравшаяся сценка несколько развеселила всех, в палате уже не было так тягостно, и Гарри в который раз задался вопросом: что за девочка такая, Луна? Случайно ли у нее получается, или она делает так сознательно? Он попытался поймать ее взгляд, но Луна безмятежно смотрела куда-то поверх голов.

Кто-то дотронулся до его плеча, он оглянулся и увидел МакГоногалл. Директор жестом поманила его и Гермиону за собой.

На диванчике в преддверии сидели, напряженные и бледные, мужчина и женщина. При их появлении они вздрогнули и отшатнулись назад, вжимаясь в спинку, потом встали и нерешительно, со страхом и ожиданием в глазах, шагнули навстречу.

— Это миссис и мистер Макмиллан, — представила МакГоногалл, аккуратно прикрыв дверь.

Гарри и сам догадался — Эрни был весь в отца. Мистер Макмиллан был невысоким, полным и круглолицым, его лицо с добродушными чертами сейчас блестело от пота, а на лбу пульсировала жилка — точь-в-точь, как у дяди Вернона, когда тот злился. Но мистер и миссис Макмиллан не злились. Им было страшно. Они надеялись и не смели поверить.

— Это и правда наш мальчик? — прерывающимся голосом спросила миссис Макмиллан, вытирая платочком глаза.

Директор молча кивнула, и миссис Макмиллан схватилась за плечо мужа.

— Кто же тогда погиб рядом с вами, мистер Поттер? — хрипло спросил Макмиллан, пристально глядя на Гарри. — И чьей палочкой вы воспользовались?

Гарри растерялся от этого вопроса.

— Я не знаю, мистер Макмиллан… Палочку я отдал кому-то из Министерства. Разве ее вам не передали?

— Тейлор настоял, чтобы ее положили в саркофаг рядом с… сейчас даже и не знаю, с кем! — тихо сказала миссис Макмиллан. — С телом.

— Потому что это была не его палочка, — сказал вдруг мистер Макмиллан, — и мне почему-то не хотелось, чтобы она осталась у нас…

— Ты мне этого не говорил!

— Я думаю, — вмешалась МакГоногалл, — теперь мы узнаем. Главное — друзья его опознали, и это действительно он.

Гарри и Гермиона поспешили подтвердить ее слова. Миссис Макмиллан с благодарностью улыбнулась.

— Нам уже можно войти? О, замечательно! — обрадовалась она, услышав, что Ханна сейчас кормит Эрни. — Такая хорошая девочка! Она так страдала, когда он…

Макмиллан успокаивающе тронул ее за локоть и сказал:

— Хорошо, мы подождем. Как он, миссис МакГоногалл?

Помедлив, директор решительно ответила:

— Плохо. Нет, для его жизни опасности нет, — быстро добавила она. — Он крайне истощен, у него дистрофия, но это мы умеем лечить. Мальчик поправится быстро. Однако… — она опять помедлила, — он заколдован. С его памятью что-то сделали, и мы пока не знаем, что.

— Он нас не узнает?! — воскликнула побледневшая миссис Макмиллан.

— Узнает! — заверила ее МакГоногалл. — Возможно, с некоторым трудом. Он не сразу узнал Ханну, не сразу узнал ребят…

Вот почему Эрни так долго смотрел на меня, сообразил Гарри.

— …Это какая-то непонятная пока комбинация заклинаний. Гораций Слизнорт сейчас подыскивает нужное зелье. У Альбуса есть несколько приборов, которые позволят обследовать память Эрни. Я думаю, мы с этим справимся.

— А вы? — спросил вдруг Макмиллан, обращаясь к Гарри и Гермионе. — Вы не можете что-нибудь сделать? Я слышал, что вы вернули зрение девочке из Когтеврана.

Гарри молчал, ему очень не хотелось отвечать: «Я не знаю». Но тут, к его облегчению, заговорила Гермиона:

— Очень возможно, мистер Макмиллан. Только сначала мы должны понять, что с ним. С Айрис Смит было легче — все люди представляют, что такое слепота, для этого достаточно закрыть глаза…

«Умница!» — с нежностью подумал Гарри и с вернувшейся уверенностью сказал:

— Мы поймем.

Лица Макмилланов посветлели.

— Давайте сделаем так, — предложила МакГоногалл. — Я сейчас попрошу ребят ненадолго выйти, вы можете повидаться с ним. Только я вас попрошу вот о чем — вести себя спокойно и естественно и по возможности не расспрашивать его.

— Ну, может быть… — с сомнением протянул Рон, когда они устроились на диванчике и стульях в вестибюле и приготовились ждать. — Мне не показалось, чтобы Эрни был под каким-то заклятьем. Он всегда был немного тугодумом, а после того, что ему довелось пережить… у кого угодно в голове перепутается.

Джинни рассердилась:

— Зря ты так! Эрни — герой! И сбежал, и Оливандера вытащил!

— А кто спорит, сестренка? — удивился Рон. — Я про то, что может и не быть какого-то заклятия. Хотя, то, что у него пропало чувство голода…

— Ну, это-то ты понимаешь… — усмехнулась Джинни.

— Заклятие есть, — настаивала Луна. — Это же заметно!

— Не у всех такое зрение, как у тебя, малышка.

— Да сам ты малыш!.. — рассердилась она; и все рассмеялись, а Гарри мысленно дополнил: «Малыш шести футов росту!». — Вы заметили, как он все время моргает? Его свет слепит…

— Точно! — воскликнула Гермиона. — У него все время расширены зрачки, а я никак не могла понять — что это у него с глазами! Так, постойте…

На ее лице появилось хорошо всем знакомое, такое родное выражение Гермионы-Отрешенно-Задумчивой, что Гарри и Рон переглянулись и улыбнулись. Чуть ли не явственно послышался шелест страниц невидимых книг — невидимых для всех, кроме Гермионы, конечно!

— Но расширенные зрачки — это больше похоже на яд… — пробормотала она — Так, однако ведь яд не может воздействовать на память таким образом. Настолько… утонченно.

— Яд — вот это очень может быть! — воскликнул Рон. — Мало ли что ему могли подсыпать! Гермиона, Эрни ведь был в Отряде Дамблдора с самого начала.

— Ну, и что?

— То, что Гарри тогда научил нас противостоять «Империус»-у. А это значит, что он мог сопротивляться любому заклинанию, воздействующему на память! «Конфундус», «Обливейт»… ему они должны быть нипочем! Не так ли, Гарри? Гарри! Ты меня слышишь?

…Конечно, Гарри слышал его, но как бы издалека. Он смотрел на стену напротив, не видя ее. Вместо стены там была размытая мозаика… которая как раз начала обретать резкость, и не хватало только несколько кусочков.

Такое получалось не впервые. Еще на втором курсе — когда на вырванной из книги странице он прочитал написанное рукой Гермионы слово «трубы», и это оказалось недостающим кусочком — он сразу и вдруг… даже не понял, а увидел, как василиск перемещается по замку, а потом — как и почему его жертвы окаменели, но не погибли.

— Я слышу, Рон… — пробормотал он, — подожди…

Сейчас отсутствующий кусочек прятался в прошлом — в очень недавнем. В лавке близнецов Уизли. Что там было? Да много всего…

Краем глаза он увидел, что Рон собирался сказать еще что-то, но Гермиона резким шепотом потребовала: «Не мешай ему!» Она не сводила глаз с Гарри. Никто не сводил с него глаз.

…Когда он искал последний хоркрукс, недостающие кусочки тоже прятались в прошлом. Выручай-Комната, статуя волшебника, диадема, которую он сам надел ей на голову, чтобы пометить место, где спрятал тетрадь… Тогда, правда, мозаика сложилась слишком поздно — Драко успел перепрятать диадему. Но хотя бы удалось понять, что это она… «К чему все это?..» Гермиона как-то сказала: «Хотела бы я уметь так, как ты!» А что он умел? Это она умела — работать кропотливо, выстраивать мозаику кусочек за кусочком. Умела искать и находить, знала, где искать и находить. А он порой даже не сознавал, что ищет что-то… пока искомое не возникало само собой.

Чего же не хватало в картинке сейчас? Недостающий кусочек. Лавка Уизли. Луна… Что она сказала? «Взяли обычную туманку, и…»

Туманка. Выдумка близнецов — маленький шарик, вызывающий не очень густой туман.

А кто-то хотел наложить заклинание «Агорафобос» на всех, кто в тот момент находился под открытым небом. Заколдовать сразу такое количество людей — задача непосильная даже для самого могущественного волшебника.

Однако можно заколдовать «туманку» и заполнить весь Косой переулок туманом, уже несущим в себе заклятие!

И можно…

— Я понял, — сказал Гарри.

…Проклятие можно наслать непосредственно на человека — так обычно и делают. Но обладающий достаточной силой и подготовкой волшебник может отбить его — если, конечно, это не одно из Непростительных.

Однако многие проклятия можно наложить на предмет. Два года назад заколдованное ожерелье чуть не убило Кети Белл. Еще раньше такое проклятие поразило самого Дамблдора, который имел неосторожность надеть кольцо Марволо. О таких проклятиях и говорил Грюм, когда спрашивал Луну, заколдовывала ли она свое оружие.

Редко кто решается на такое. Во-первых, есть такое понятие, как честь. Порой она встречается даже у злодеев. А во-вторых — простой расчет на самосохранение. Если будешь подсовывать врагу проклятые вещи, он в конце концов может ответить тем же.

И тем более никто не решится накладывать проклятия на то, что человек есть, пьет… или просто вдыхает. Более того — это просто не придет в голову, а если и придет, то вместе с тем же расчетом: если я это сделаю, то же самое могут сделать и со мной.

— А все же кто-то не побоялся это сделать… — пробормотал Невилл.

Гермиона, уставившаяся на Гарри совершенно круглыми глазами, вдруг сорвалась с места и скрылась за дверью лазарета. Послышался быстрый шепот; минута-другая — и она вернулась в сопровождении мадам Помфри и МакГоногалл. За ними прямо из стены вышел Дамблдор — настолько выведенный из равновесия, что даже забыл уменьшить свою плотность; из стены он вырвался со звуком выскочившей из бутылки пробки.

— Вы уверены?.. — задыхаясь, спросила директор.

— Не на все сто, — решительно ответила Гермиона, — но ведь это можно проверить. Похоже, Эрни дали уже заколдованное зелье. Наверное, оно само по себе действует оглушающе, и он не может сопротивляться заклятию… или заклятиям. Скорее всего, их несколько.

— Проверить нетрудно, — вмешалась мадам Помфри. — Яд наверняка присутствует, Гораций ведь его распознал. Как только он сварит противоядие, мы дадим его мальчику — от яда его надо избавить в любом случае. Если наложенные заклятия существуют…

— Да, Помона, ты права, — кивнула, несколько успокоившись, МакГоногалл. — К нему вернется способность сопротивляться. Но кто мог вообще додуматься до такого?!

— Я знал такого человека, — хмуро сказал Дамблдор.

Все повернулись к нему, но он ничего больше не сказал. Он просто исчез — мгновенно и бесшумно, без привычного хлопка трансгрессии. Впрочем, он же был призраком, хотя об этом нередко забывали. А сейчас никто об этом и не думал. Догадка была — хуже некуда. И хмурое лицо Дамблдора, который возник в том же месте меньше чем через минуту, только подтвердило ее — еще до того, как он заговорил.

— Его там нет, — сказал он МакГоногалл. — Нигде во всем Нурменгарде.

МакГоногалл побледнела, а Гермиона сжала руку Гарри с такой силой, что он даже охнул.

— Прости, — шепнула она, разжав пальцы. — Я… мне… стало страшно!

Он успокаивающе сжал ее руку, хотя тоже было не по себе. Не только ему — оглянувшись, увидел, что все, включая МакГоногалл и мадам Помфри, не сводят широко раскрытых глаз с хмурого призрака. Все, кроме… Гарри тихо засмеялся, чувствуя немалое облегчение, и шепнул подруге:

— Посмотри на Луну. Она не боится.

— Ну, и что?..

— Вот если бы Луна испугалась — тогда было бы страшно!

Гермиона скептически глянула на него, но все же не удержалась, и уголки губ дрогнули в улыбке. А Гарри напомнил:

— Не ты ли когда-то говорила, что не нужно бояться имени?

— Я, — подтвердила Гермиона. И на этот раз улыбнулась по-настоящему.

Гарри ответил ей ободряющей улыбкой — и слегка вздрогнул, когда раздались еще смешки. В тишине, наступившей после слов Дамблдора, их шепот был слышен всем.

— Разве я такая бесстрашная, Гарри? — с удивлением спросила Луна.

Тут уже заулыбались все.

— Вы разве сомневались, мисс Лавгуд? — спросил Дамблдор, разом утративший всю свою хмурость.

Девочка пожала плечами:

— Да нет, просто я об этом как-то не думала… А давно он сбежал?

— Давно, — ответил Дамблдор. — Я еще допрошу нурменгардских эльфов, но и так ясно, что вскоре после Битвы. Мне больше хотелось бы знать, как он это сделал! Он ведь сам создал эту тюрьму и позаботился, чтобы оттуда не было выхода!

— А какой смысл в тюрьме без выхода?

Дамблдор уставился на нее поверх очков.

— Совершенно верно, мисс Лавгуд… — медленно проговорил он. — Убить ведь проще, правда? Проще, чем строить тюрьму без выхода!

Луна кивнула.

— Заключенный всегда может понадобиться, сэр!

— Вот он кому-то и понадобился….

— Так-так, Альбус!

От гулкого баса Слизнорта вздрогнули все — никто и не заметил, как он подошел.

— Я правильно понял? — с непривычной суровостью спросил зельевар, глядя Дамблдору в глаза. — Гриндельвальд сбежал? Альбус, друг мой, как неосмотрительно с твоей стороны! Как неосторожно!

Зрелище было немного комичным. Старые волшебники смотрели друг на друга, для чего высокому и худому Дамблдору пришлось нагнуться, а низенькому и толстому Слизнорту — задрать голову, рискуя вывихнуть шею. Некоторое время человек и призрак молча смотрели друг на друга, наконец Дамблдор сказал:

— Ты прав, Гораций. Совершенно прав.

— Ладно, — вздохнул Слизнорт; отвернувшись, достал из кармана вычурный флакончик и задумчиво посмотрел на него. — Зелье получилось, кажется, отменное, спасибо мисс Лавгуд за блестящую идею. Пойдем к нашему пациенту?

С этими словами он протянул мадам Помфри вычурный флакон. Гарри вспомнились слова МакГоногалл о «мужественном трусе», но Слизнорт не казался особенно напуганным. Мадам Помфри посмотрела флакон на просвет, коснулась его палочкой, отчего жидкость внутри мягко засияла; кивнула и скрылась за дверью.

МакГоногалл повернулась к Слизнорту, собираясь что-то сказать — наверное, что к Эрни пришли родители и надо немного подождать — но тут дверь снова открылась, и Макмилланы вышли из больничного крыла. Отец Эрни тут же подошел к ней и Дамблдору.

— Мадам МакГоногалл, сэр… — он говорил быстро, но четко, с теми же торжественными нотками, что и его сын, — я хочу подтвердить, что это и в самом деле наш сын…

— Мы в этом и не сомневались, мистер Макмиллан, — мягко сказал Дамблдор.

— …и я хочу добавить, что мы заметили что-то важнее. Его волосы растут очень неровно. По всей видимости, их достаточно давно выстригали, чтобы изготовить Оборотное зелье.

— Сейчас это трудно заметить, — вставила миссис Макмиллан, — они уже отросли. Но я заметила.

— Это тоже очевидно, — сказала МакГоногалл.

— Я понимаю, что вас тревожит, Тейлор, — тем же мягким голосом заговорил Дамблдор. — И в свою очередь заверяю вас, что на репутации вашего сына не лежит ни малейшей тени. Пусть ему и не довелось сражаться, но одно то, что он смог бежать и спасти из плена человека, которого все считали погибшим, уже делает его героем Битвы. Я не могу обещать ему орден Мерлина, поскольку это, увы, в ведении Министерства — но обещаю вам, что табличка с его именем в Зале Славы будет!

— Спасибо, сэр! — воскликнул растроганный мистер Макмиллан, а его жена всхлипнула и улыбнулась.

— И я думаю, — добавил Дамблдор, — что мы узнаем, кто был предателем, скрывавшимся за его обликом.

— А вот тут, — неожиданно для себя пробормотал Гарри, — есть одна странность…

Захваченный неожиданной мыслью, он даже не заметил, что все смотрят на него, и даже вздрогнул, когда Макмиллан напряженным голосом спросил:

— У вас есть какие-то сомнения относительно Эрни?

— Что?.. Нет-нет! Не Эрни. Не Эрни… Но тот человек, который принял его облик…

Он снова задумался, теребя подбородок.

— Непохоже, чтобы он был предателем.

…Гарри очень не любил вспоминать эту, самую драматическую часть Битвы. А когда все же приходилось — скажем, когда он рассказывал Рону, девочкам и МакГоногалл — перед глазами вставал, вытесняя все остальное, поединок с Волдемортом. Конечно, память хранила все. Как группа Пожирателей буквально врезалась в них, оттеснив его от друзей, как он отступал, отбиваясь, потеряв из виду Джинни, Луну и Невилла; как вдруг оказался среди пяти-шести пуффендуйцев, из которых знал только Эрни. Память хранила все. Вспомнилось — он встретился глазами с Эрни, ожидая, что они подбодрят взглядами друг друга, но тот почему-то резко отвернулся и ушел в сторону, не прекращая, впрочем, метать заклинания в наступающих врагов. А тех становилось все больше, было не до удивления — и все же Гарри на секунду поразила ярость на лице Эрни. На секунду подумалось — он мстит за разлуку с Ханной: девочка уехала из Хогвартса после того, как Пожиратели убили ее маму. Потом стало не до того — плотный отряд Пожирателей вдруг расступился, и вышел Волдеморт…

— Я думал, что мне конец, — говорил Гарри, говорил словно про себя, — а когда кажется такое, замечаешь и запоминаешь все. Потому что кажется, что в последний раз. И я его видел — этого, про которого думал, что это Эрни. Видел боковым зрением, краем глаза. Он наставил палочку на Волдеморта, и у него была какая-то безумная ухмылка. Волдеморт ударил раньше. Две очень мощные «Авады» — такой силы, что перед ними шла воздушная волна, меня толкнуло назад, и я оказался среди трупов. Упал… об это я уже рассказывал.

Этот человек четко сражался против них, он пытался ударить даже по Волдеморту… И во время сражения он раза два оказывался позади меня, он мог элементарно убить меня в спину — я ведь думал, что это Эрни, меня не беспокоило, что он у меня за спиной. Он не сделал этого. Он ничего не сделал, чтобы помешать нам!

Все смотрели на него с удивлением, Макмилланы — с некоторой растерянностью. Спохватившись, Гарри извинился:

— Простите, мистер Макмиллан, я просто… К Эрни, конечно, это никакого отношения не имеет, и он вряд ли знал, кто и для чего воспользовался его обликом.

— Я понимаю, что это важно, — отец Эрни кивнул и сказал жене: — Может, пойдем, дорогая?

Было ясно, что все, связанное с неведомым Пожирателем, его не интересует или пугает, и Гарри не мог его осуждать. Мистер и миссис Макмиллан не состояли в Ордене Феникса, и к тому же только что снова обрели своего сына, которого считали погибшим. Они сердечно попрощались со всеми, миссис Макмиллан обещала прийти на следующий день и испечь для Эрни тортик; ее заметно расстроило, когда мадам Помфри, как раз вышедшая из палаты, строго запретила ей приносить еду, потому что истощенный голодом Эрни пока что нуждается в специальной диете. Но приходить разрешила — в отведенное для свиданий время. «Что ж, пойдем, дорогая, — снова сказал мистер Макмиллан, — за Эрни здесь будут ухаживать не хуже, чем в больнице Святого Мунго!»

Они ушли. Рон некоторое время смотрел на Дамблдора, явно колеблясь, и наконец, решившись, спросил:

— Сэр… как вы думаете, может Гриндельвальд оказаться новым Темным Лордом?

Дамблдор и Слизнорт переглянулись и коротко рассмеялись.

— Мне кажется, вопрос резонный, Альбус! — с упреком в голосе заметила МакГоногалл.

— Нет, Минерва! — усмехнулся Дамблдор. — Да, вопрос резонный, но чтобы Гриндельвальд!.. Понимаете ли, Рон, он уже слишком стар, чтобы быть чем-то новым!

— Вы считаете, что опасности нет? — настойчиво спросил Рон.

Дамблдор сразу стал серьезным.

— Нет, не считаю. Насолить он может, и еще как! — он помолчал. — Хотя я слышал, что он несколько раскаялся в заключении… однако… человек он достаточно, скажем так, своеобразный. Мы еще поговорим о нем. Как я понимаю, Поппи, мы уже можем зайти?

К удивлению всех, мадам Помфри покачала головой. Дамблдор вопросительно уставился на нее поверх очков.

— Возможно, вы добавили в свое зелье многовато аконита, Гораций, — сказала она, обращаясь к Слизнорту, — так что мальчик уснул. Что, кстати, к лучшему — во время сна его организм освободится от яда. Но разговоры с ним придется отложить. Будит его сейчас я не позволю! — добавила она категоричным тоном. — Сон ему в любом случае нужен, как и мистеру Оливандеру — мальчик тащил его на себе черт-те сколько миль, а потом еще они и трансгрессировали сюда в таком состоянии, что как только целы остались!

— Ну, раз так, — отозвался несколько растерявшийся зельевар, — то все хорошо… Пойду подготовлю кое-что к уроку.

Кивнув всем на прощание, он поспешил по коридору. За ним последовала МакГоногалл, у которой тоже скоро должен был начаться урок. Перед тем, как уйти, она подошла к Гарри и Гермионе, улыбнулась и сказала:

— Спасибо.

— За что? — удивилась Гермиона.

— За напоминание. Имени и правда не надо бояться, а Гриндельвальд — это всего лишь имя.

Она ушла, и друзья остались с Дамблдором. Словно забыв об их присутствии, призрак размышлял, машинально перебирая серебряные пряди своей бороды. Молчание уже начинало давить, и Гарри подумывал, как бы поделикатней увести друзей, но Дамблдор вдруг нарушил тишину.

— Мне бы хотелось попросить вас кое о чем, — сказал он, — но это может быть несколько… неприятно. Так что я не обижусь, если вы откажетесь.

— А что нужно сделать?

— Нам очень стоит вместе сходить сейчас в мавзолей и посмотреть, кто лежит в саркофаге Эрни.

Не дождавшись ответа, он замерцал, став полупрозрачным, поплыл над полом и прошел сквозь окно. Машинально шагнув за ним, друзья растерянно остановились.

Похоже, Дамблдор был настолько выбит из колеи, что даже забыл — он-то призрак, но они нет!

— Ладно, — с усмешкой хмыкнул Рон. — Пошли.

Они заторопились по коридору.

Утро встретило их солнечным светом и зябким ветерком, и друзья невольно сбились тесной кучкой — так было тепло. То самое тепло, которое они впервые испытали на Астрономической башне, и в котором нуждались сейчас — потому что им было не по себе. Может, не всем — Луна шла с обычным отрешенным выражением, Невилл тоже казался спокойным. Прошедшие через смерть… Дамблдор, ждавший их у входа, негромко спросил: «Идем?» и, продолжая оставаться бесплотным, пошел, вернее, поплыл над аллеей, ведущей к озеру. Они последовали за ним, не видя его лица — только просвечивающий силуэт. Гермиона почему-то слегка дрожала, несмотря на охватившее их тепло Круга. Внешне было незаметно, но Гарри держал ее за руку и чувствовал эту дрожь.

— Что с тобой? — спросил он наконец.

Он спросил негромко, но Луна услышала — оглянулась, на лице мелькнула тень беспокойства. Гермиона этого не заметила.

— Я… она замолчала. — Нет, не обращай внимания… Это глупо, конечно.

Однако Гарри чувствовал, что ей очень хочется сказать, и он спросил:

— И все же, в чем дело?

— В то, что… Очень глупо, я ведь и сама знаю… Это как тогда, с моим портретом… хотя нет, не совсем. Портрет и я — одно и то же, а тут…

Гарри коротко рассмеялся.

— Извини, — быстро сказал он, когда Гермиона с обидой глянула на него. — Нет, ладно, не сердись! Ты думаешь о своем саркофаге?

Она еще несколько секунд смотрела на него сердито, пока в конце концов не споткнулась, и Гарри пришлось придержать ее.

— Гермиона, — ласково сказал он. — Ты здесь. Ты живая. Я тебя люблю. Какое значение имеет, что лежит в саркофаге? Твое прежнее тело, только и всего…

— Нет, — возразила Луна.

— Что?!

— Ничего там не лежит. Я туда ходила.

— Ты… открывала саркофаг? — ошеломленно спросила Гермиона.

— Нет, конечно! — Луна засмеялась. — Нет там твоего саркофага. Моего тоже. И Невилла.

От неожиданности все остановились. С удивлением оглянувшись, Дамблдор подплыл к ним; узнав, в чем дело, он улыбнулся, ступил на землю и обрел плотность, став похожим на живого человека.

— Все правда, — подтвердил он. — Как только вы вернулись к жизни, Гермиона, ваш саркофаг исчез. Как потом и саркофаги мисс Лавгуд и мистера Лонгботтома. Я не спрашивал у мистера Диггори, но не удивлюсь, если узнаю, что могилы Седрика тоже больше нет. Зачем живым могилы и саркофаги?

Аллея выходила к озеру в некотором отдалении от мавзолея, и они, свернув, пошли вдоль кромки воды. Ветерок то стихал, то снова начинал дуть, по поверхности пробегали пятна ряби, волночки с тихим шелестом набегали на воду и снова откатывали. Раздался всплеск, недалеко от берега высунулась голова гигантского кальмара — он заплыл на мелководье, где вода была прогрета солнечными лучами. В воздух взметнулось громадное щупальце и, подняв фонтан брызг, снова скрылось под воду. Наверное, кальмар просто ловил рыбу, но казалось, будто он с ними поздоровался. Друзья помахали ему в ответ, а Невилл крикнул:

— Привет, союзник!

Луна порылась в карманах, достала надкусанный и явно зачерствевший бутерброд и, примерившись, метнула в озеро. Щупальце снова взмыло в воздух.

— Это он понимает лучше, чем «привет», — невозмутимо заметила девочка и оглянулась на Дамблдора. — Пойдем?

Дамблдор улыбнулся — в его очках ярко сверкнул солнечный блик — и кивнул.

Они снова последовали за ним. Гарри почувствовал, что Гермиона успокоилась — ее рука больше не дрожала, пальцы расслабились. Окончательно он убедился, когда она, потянув его за собой, ускорила шаг и поравнялась с Дамблдором.

— Сэр, а вы не думаете, что тело этого человека могло сохранить облик Эрни?

— Но ведь зелье действует только час! — удивился Гарри (Гермиона ведь сама варила Оборотное зелье, в нарушение всех школьных правил, еще на втором курсе!)

— На живого человека! — возразила она. — Организм стремится вернуть свою форму, и зелье быстро истощается. А если человека убили, пока оно действует?

«Хороший вопрос!» — с восхищением подумал Гарри.

Он вспомнил признания Барти Крауча-младшего — как он бежал из Азкабана, поменявшись внешностью с матерью, и как она умерла и была похоронена в его облике…

— Хороший вопрос, Гермиона! — сказал Дамблдор, будто прочитав мысли Гарри. — Только ответ вас разочарует.

— Ничего, скажите!

— Я не знаю.

От огорчения Гермиона даже замедлила шаг. Дамблдор с улыбкой оглянулся:

— Что делать — никому не дано знать все на свете… Но хотя бы ответ на ваш вопрос мы сегодня узнаем.

Аллея раздваивалась, обтекая с обеих сторон саркофаг-гробницу Дамблдора — он стоял перед мавзолеем, будто охраняя его. Не сговариваясь, друзья тоже пошли с обеих сторон, обходя саркофаг — Гарри, Гермиона и Рон слева, Джинни, Невилл и Луна справа…

Словно что-то, повеявшее из прошлого, снова разделило их на Искателей и Отряд Прикрытия.

Взмыв в воздух, Дамблдор проплыл над саркофагом, хранящим его тело. Потом повернулся, и почему-то присел, глядя сощуренными глазами вдоль крышки. Потом вдруг усмехнулся:

— Что ж, хоть крышку-то он закрыл снова. Аккуратненько… Интересно, это у него совесть проснулась? Или просто не хотел оставлять следов?

— У кого? — в недоумении спросил Рон.

— У Волдеморта.

Джинни ахнула:

— Что?! Волдеморт… вскрывал вашу могилу? Зачем?!!

— Из-за палочки, — хмуро сказал Гарри. — Я видел… когда мы возвращались в Хогвартс. Видел его глазами… хотя… — он осекся. — Нет, не понимаю…

— Что, Гарри? — спросил Дамблдор.

В его голосе отчетливо прозвучала нотка веселья — здесь, в тени мавзолея, она казалась сильно неуместной.

— Когда мы вернули Луну и Невилла, — Гарри оглянулся на друзей, — профессор МакГоногалл достала палочку, про которую сказала, что это ваша. Она отдала ее Сириусу вместе с палочками моих родителей.

Призрак кивнул.

— Это и была моя. А та, которую положили в саркофаг… тоже моя, конечно. Моя самая первая палочка, детская, так сказать, работы Оливандера. Хоть меня и терзала боль, хоть я и делал ошибку за ошибкой, но по крайней мере эту ошибку я не допустил. Когда мы с тобой, Гарри, отправились в пещеру, мне все же хватило ума оставить в надежном месте свою палочку и взять взамен старую.

Гарри смотрел на него в полнм потрясении. Вторая палочка Волдеморта… самая первая палочка Дамблдора?

— Ольха, жало мантикоры, — улыбнулся Дамблдор. — Это была сильная палочка, но ты устоял против нее.

Гарри потряс головой:

— Сейчас даже не пойму, как мне это удалось!

— По двум причинам. Во-первых, потому что ты очень сильный волшебник. А во-вторых, потому что это тоже была моя палочка. Даже если волшебник очень долго не пользуется палочкой, связь с ней сохраняется. Она помнила меня — а значит, не хотела зла тебе. И когда ты направил против нее силу самого Волдеморта, она предпочла вылететь у него из руки! Ладно, — спохватился он, — мы еще поговорим об этом. Иди первый, Гарри.

Машинально, все еще под впечатлением от его слов, Гарри повернулся и шагнул к мавзолею.

И снова остановился, глядя на бронзовую дверь.

По обе стороны от нее еще двое охраняли покой погибших. Два барельефа — волшебника и волшебницы, изображенные в профиль — они смотрели на дверь и в то же время, хотя их головы были склонены в печали, казалось, что они смотрят друг на друга. Гарри нерешительно шагнул поближе, пытаясь понять, почему они кажутся ему такими знакомыми, почему у волшебника слева от двери очки и непокорные встопорщенные волосы, почему у волшебницы справа в глазах зрачки из малахита… Он почувствовал, что друзья столпились позади него, сделал еще шаг — и тут оба барельефа ожили, повернули головы, посмотрели на него — и улыбнулись. И Гарри ничего не оставалось, кроме как узнать их.

Он же видел их на первом курсе в зеркале Еиналеж, и на пятом — в Омуте памяти…

С трудом отведя взгляд от двух пар мраморных глаз, он оглянулся на Дамблдора.

— Потом, Гарри, — мягко сказал призрак. — Нам сейчас лучше зайти.

Поднял руку, и бронзовая дверь бесшумно растаяла.

Глава 26. Безмолвный разговор.

Снаружи мавзолей казался не очень большим — однако, шагнув внутрь, друзья оказались в большом зале. Даже не просто большом — огромном: здесь действовало мощное Заклинание Расширения. Полумрак разрезали лезвия света, проникающего через узкие окна под самим потолком, и тихий женский голос пел песню без слов — грустную и очень знакомую. Плач Феникса, раздавшийся над Хогвартсом в ночь, когда Дамблдор умер. Полумрак, голос — и ряды саркофагов. Их было много, так много, что глазам не поверишь. Конечно, там ведь сражались не только студенты Хогвартса, но и мракоборцы, и родители многих студентов, и просто волшебники, пришедшие на помощь…

И все равно их много, думал Гарри, и сердце сжимала прежняя боль. Слишком много…

Рон тронул его за плечо, а Гермиона шепнула:

— Пойдем?

Тут ее за руку тронула Луна, она с удивлением оглянулась на нее, и девочка показала глазами. Все посмотрели туда — и увидели в одном из рядов пустое место — как раз на три саркофага. Не говоря ни слова, она пошла между рядами.

— Спасибо тебе… — тихо сказала вслед Гермиона.

«Спасибо», — подумал и Гарри. Ему стало легче, и он оглянулся. Дамблдор молча ждал их в некотором отдалении, и они направились к нему. Гарри заметил, что его друзья порой останавливают взгляд на надписях, высеченных на крышках, и поспешно отворачиваются. Он понимал их, и сам был рад тому, что имена, которые попадались ему на глаза, были по большей части незнакомы. «…впускать в себя правду постепенно», — сказала тогда МакГоногалл, правильно сказала...

Дамблдор тоже все понимал и не торопил их. Рон и Луна остановились у одного саркофага, читая надпись на крышке. Джинни с Невиллом свернули к другому ряду. Взгляд Гарри скользил по рядам, зачем-то пытаясь охватить весь зал, а в голове звучали слова МакГоногалл: «Вы не представляете, какие силы бросил на нас Волдеморт».

Теперь он это представлял. МакГоногалл была права — каждый видит только маленькую часть сражения — та, что происходит вокруг него. И, наверное, думал Гарри, каждый думает, что это и есть все сражение.

«Никто не видит всего — сказала МакГоногалл, — все поле боя, все сражение, всю войну….»

Но здесь, в этом зале, можно было увидеть все.

Он даже вздрогнул, когда руки Гермионы сцепились у него на плече, оглянулся и встретил ее глаза. Такой понимающий взгляд… Конечно — ей ли этого не понимать? Девушка оглянулась, глянула на ближайший саркофаг. Гарри проследил за ее взглядом. И у него внутри все сжалось.

«Гестия Айлин Джонс». Непроизвольно он шагнул поближе, руки подруги соскользнули с его плеча.

— Она была из Ордена, да? — спросила Гермиона.

Гарри оглянулся на нее и кивнул.

— Она еще эвакуировала моих родичей, — добавил он. — Вместе с Динглом. А он мне ничего не сказал в «Дырявом котле». Наверное, думал, что я знаю…

Гермиона снова взяла его за плечо. Некоторое время они стояли молча, потом она сказала:

— Пойдем?

Гарри отошел от саркофага, и стало легче. Их друзья уже собрались около Дамблдора.

— Знаешь, однажды папа сказал, — сказала по дороге Гермиона, — он где-то прочитал такую мысль… Если в самой маленькой на свете войне погиб только один человек — то для него и его близких это была самая большая война.

Они уже были рядом с друзьями, и Дамблдор услышал ее слова.

— У вас очень мудрый отец, Гермиона, — серьезно заметил он.

Гарри с Гермионой подошли и встали у саркофага напротив него. Смущенная и польщенная одновременно, Гермиона, тем не менее, добросовестно возразила:

— Это не он придумал.

— Но он прав, — сказал призрак. — И он помог мне понять одну вещь. Найти ответ на вопрос, над которым я много лет безуспешно ломал голову много лет — в чем состоит истинная мудрость?

— И в чем же?

— В правоте. Мудр тот, кто прав, и другой мудрости не бывает.

Он развел руки, наклонился и провел ладонями над крышкой. Искрящиеся струйки света срывались с его пальцев, погружаясь в камень, а выражение становилось все более озадаченным.

Наконец, он выпрямился, и кое-кто невольно улыбнулся. Такого ошеломления на его лице друзьям не доводилось видеть с того раза, когда Луна смогла его разглядеть, несмотря на невидимость!

Однако улыбки исчезли быстро, когда веселье сменилось вопросом — в чем причина? Друзья ждали, а Дамблдор молчал, раздумывая.

— Ну что ж, вот и ответ на ваш вопрос, Гермиона, — сказал он в конце концов. — Зелье все-таки выдохлось. Видимо, достаточно давно. Первоначальный облик вернулся.

— Но кто же это, сэр?

— Я мог бы и догадаться, — пробормотал Дамблдор, глядя на крышку саркофага с вырезанными на нем буквами «Эрни Тейлор Макмиллан». — Но все же, обнаружить именно его…

Он взмахнул рукой, и надпись исчезла. Оглянулся, медленно озирая печальный зал, затем посмотрел на Гарри.

— Знаешь, — сказал он, — наверное… Прости, что я нагружаю тебя еще и этим… Но мне кажется, только ты можешь решить, следует ли ему лежать здесь, вместе с павшими…

— Возможно, сэр, — отозвался Гарри, стараясь подавить раздражение, — если бы я знал, кто это!

Дамблдор встрепенулся, словно очнувшись ото сна.

— Да, конечно, — с извиняющейся улыбкой сказал он, — ты же не видишь сквозь крышку…

Он повел рукой тем же движением, но в обратную сторону, и надпись появилась снова — только теперь она была другой.

«Питер Петигрю (Хвост)»

С трудом оторвав от нее взгляд, Гарри поднял голову и в упор посмотрел на Дамблдора. «Ну, спасибо!»

Он тут же отвел глаза, с опозданием подумав, что делать этого не следовало. Посмотрел на друзей, встретил взгляд Невилла, и тот улыбнулся. «Ну, конечно!» — подумал Гарри, чувствуя немалое облегчение, и слегка мстительно сказал:

— Не только я, сэр. Петигрю был в долгу не только передо мной. Так что, наверное, мы с Невиллом решим… потом. Или надо ответить сейчас?

— Конечно, нет, Гарри! — с изумлением в голосе ответил Дамблдор. — Однако….

Он посмотрел на него, потом на Невилла, и улыбнулся:

— Есть что-то, о чем я не знаю?

— Видимо, да, — отозвался Невилл. — Простите, сэр, но вы не появлялись до самой битвы. Так что рассказать эти подробности просто не было возможности. А когда вы появились…

Дамблдор кивнул:

— Не стало вас. Да. Но теперь-то вы расскажете?

— Конечно, сэр, но…

— Да, разумеется, не здесь. Потом мы можем пойти в мой кабинет, и я выслушаю вас с огромным интересом. Так… — Дамблдор задумался, расчесывая пальцами бороду. — Мне все же придется открыть саркофаг. Меня очень интересует его палочка, которая так напугала мистера Макмиллана. Друзья, если вам неохота смотреть, вам необязательно оставаться. Вы уже знаете, кто это. Можете подождать меня снаружи…

Все, как один, отрицательно покачали головами.

— Хорошо. В сущности, это не так уж неприятно. На тела наложено Заклятие Нетленности…

Он вытянул руку над саркофагом, и крышка мягко скользнула с него.

Дамблдор был прав — Оборотное зелье выдохлось, и тело вернуло свой прежний облик. Питер Петигрю по прозвищу Хвост, бывший друг Джеймса Поттера, Сириуса Блэка и Ремуса Люпина лежал, скрестив на груди руки, одна из которой заканчивалась спрятанной в рукаве культей, а пальцы второй лежали на палочке. Гарри смотрел на лицо, сохранившее ту самую ухмылку. Сочетание спокойно закрытых глаз и этой ухмылки — безумной, злобной — вызывало отвращение. Гарри ждал, что старая ненависть поднимется в нем, как только он увидит лицо предателя — но ее не было. Только чувство брезгливого недоумения.

Этот человек предал его родителей. Помог Волдеморту возродиться. А потом предал Волдеморта. Да что он вообще хотел?

Да, конечно, у него был должок к Гарри, который на третьем курсе пощадил его, не дал Сириусу и Люпину расправиться с ним и потребовал, чтобы его отдали в руки правосудия. Но разве этого хватило, чтобы Петигрю переметнулся на их сторону?

Гарри вздрогнул, когда Дамблдор пробормотал:

— Странно… Я был лучшего мнения о способностях Риддла.

Все с удивлением посмотрели на него, и он пояснил:

— Серебряная рука. Она не сохранилась… В чем дело? — тут же спросил он, потому что Невилл отчетливо хмыкнул. — Или это тоже из тех вещей, которые я еще не знаю? Вам известно, что стало с серебряной рукой?

— Да, сэр… — он поколебался, нахмурился. — Это я ее отрубил.

Помолчав, добавил:

— Это и сделало его моим должником.

— Я очень, очень хочу услышать ваш рассказ, друзья мои, — сказал после короткого молчания Дамблдор. — Так что закончим с делами, которые привели нас сюда…

С этими словами он осторожно вытащил палочку из-под мертвых пальцев. Поднес к глазам и некоторое время рассматривал, то поднимая, то опуская голову и глядя то сквозь очки, то поверх них.

— Еще одна… — пробормотал он наконец. — Певереллы не теряли времени даром… — Дамблдор перевел взгляд на тело Петигрю, некоторое время смотрел с недоумением. — Но каким образом… почему Волдеморт доверил такую палочку ему? Здесь может быть только одно объяснение… — он посмотрел на Гарри. — Похоже, Гарри, тебе очень повезло. И ты проявил большую дальновидность, пощадив Хвоста. Что ж, пойдем.

— Вряд ли, сэр, — возразил Гарри, пока они неспешно шли к выходу печального зала. — Я тогда не думал о будущем. Даже не сказать, что я его жалел, — он почему-то оглянулся на саркофаг, на который снова опустилась тяжелая крышка, — хотя он был жалок до невозможности. Кажется, все, что я хотел — чтобы его судили в Министерстве, по закону…

— Я не буду спорить, — улыбнулся Дамблдор, — но все же подумай о том, что ты только что сказал «кажется». Значит, могло быть что-то еще, верно?

Может быть, неохотно подумал Гарри. У него не было никакого желания вспоминать все это.

После полумрака в зале яркий свет резал глаза, все невольно заморгали и остановились. Гарри оглянулся. Бронзовая дверь возникла снова, а барельефы снова повернули головы и улыбнулись ему. Гарри улыбнулся в ответ, и на сердце вдруг почему-то стало спокойно.

«Мама, — мысленно сказал он, — папа… Я верну вас. Обещаю. Как странно… Мы сейчас почти ровесники».

«Не страшно, — молча ответили барельефы. — Мы поймем. Мы очень удивимся, но поймем. Это так замечательно, что ты уже большой мальчик. Что ты такой, ты стал таким, как мы мечтали. Мы верим тебе, мы верим в тебя».

«Простите, что я вас так редко вспоминаю».

«Не страшно. Ты же нас не забыл».

«Не забыл. Просто я больше не одинок. У меня есть друзья. Мы вернем вас. И я познакомлю вас с Гермионой».

«Она нам понравится. Можешь не сомневаться».

«Держитесь».

«Мы держимся. Скоро ты нас услышишь. Феникс уже несет весточку».

Гарри показалось, что сердце куда-то провалилось.

«Феникс? Вы сказали — феникс? Этот разговор, он… на самом деле? Взаправду?»

«А что ты думал?»

«Не знаю… Наверное, что… не знаю. Что я просто представил, вообразил…»

«Все в порядке, Гарри».

Мраморные лица его родителей снова улыбнулись и повернулись к двери — стражи мавзолея возобновили бдение.

— Я говорил с ними… — отрешенно пробормотал Гарри, когда Гермиона потянула его за собой.

— Я поняла, — тихо отозвалась она.

Они подошли к остальным, и Дамблдор повел их по аллее. Не сразу они заметили, что он пошел дальше вдоль берега, а не назад к замку. Но наваждение мавзолея понемногу рассеялось, глаза снова привыкли к солнечному свету, и Луна с любопытством спросила:

— Куда мы идем, сэр?

— Да вот, я подумал, — Дамблдор оглянулся, окидывая взглядом берег и озеро, — погода ведь хорошая… Не прогуляться ли нам до Хогсмита? Вместо того, чтобы возвращаться в мой мрачноватый кабинет — не лучше ли будет навестить моего брата? — кое-кто засмеялся. — Да, я понимаю, что в «Кабаньей голове» грязновато и не слишком уютно, но зато прогулка будет приятной, а у Аберфорта всегда найдется сливочное пиво.

— Да вы что, сэр! — возразил повеселевший Рон. — Мы все любим «Кабанью голову»! Там ведь впервые собрался «Отряд Дамблдора»! — он оглянулся на друзей, все засмеялись. — Отличная идея, пошли!

Гарри и Гермиона чуть отстали. Некоторое время шли молча, и он вдруг с удивлением понял, что на душе легко. Смотрел на друзей впереди, рассеянно прислушивался к веселым разговорам, а то, что их вел просвечивающий призрак, сейчас казалось забавным — тем более, что Дамблдор плыл над землей в какой-то очень беззаботной позе. Выйдя из тени мавзолея, они снова очутились в настоящем. Прошлое осталось позади, и Гарри понял, что теперь может возвращаться к нему без прежнего страха и боли, охватывавшей его, когда он думал о погибших.

Как замечательно, подумал он. Я теперь могу вспоминать и хорошее, не опасаясь, что оно потянет за собой что-то, что раньше не хотелось вспоминать.

Он сказал об этом Гермионе, и она улыбнулась.

Потом рассказал ей о мысленном разговоре с родителями.

Гермиона некоторое время шла молча, о чем-то думая.

— Ты хочешь знать, было ли это на самом деле? — спросила она. — Да, отчасти было… Наверное…

Она опять замолчала; Гарри снедало нетерпение.

— А ты… мы ведь скоро узнаем, — сказала Гермиона, почему-то запнувшись, и Гарри показалось, что она хотела сказать что-то другое. — Если и правда скоро прилетит феникс, значит, что-то из разговора было взаправду.

— Что-то… — повторил Гарри, — отчасти… Ты не можешь объяснить понятней?

— Нет. Не сердись.

— Да я не сержусь. Мне просто хочется понять.

— Этого не объяснить… нормальным языком, — расстроено сказала Гермиона. — Видишь ли, Страна Смерти, это… ну, это Страна Смерти, и все. Там многое не так, как в жизни. Или наполовину так, а наполовину… нереальное, абсурдное. Нужных слов нет Гарри, что тут поделаешь?

Она засмеялась, Гарри тоже.

— И все же, — сказал он, — может, попытаешься? Ну как-нибудь наглядно, на примере — ты же умеешь.

— Не то чтобы очень… — Гермиона улыбнулась; и в улыбке, и в голосе сквозила какая-то неуверенность. Посмотрела на идущих впереди. — Хорошо, Гарри. Я тебе скажу, только… потом, ладно?

Пришлось довольствоваться этим. Гарри со вздохом взял ее за руку и они заторопились, догоняя остальных.

— О чем вы? — настойчиво спросила Гермиона.

Вопрос относился к спору, разгоревшемуся между Роном и Луной.

— Да мы тут о нашем оружии, — недовольно ответил Рон. — Я подумал — не потренироваться ли нам по дороге, на свежем воздухе? А Луне неохота возвращаться за ним, и она опять предлагает что-то непонятное.

— Да что непонятного? — недоумевающее спросила Луна. — Это же наше оружие, верно? Его можно просто позвать.

— «Позвать», — передразнил Рон. — Тебе-то легко, ты свой сай всегда в рукаве таскаешь… ума не приложу, как он там у тебя помещается, с таким растопыренным эфесом…

— А вот так, — ответила Луна, оттянув рукав.

На ее запястье оказалось затейливое приспособление из сложно и не без изящества переплетенных ремешков, в которые и был продернут клинок сая… раза в два меньшего размера!

— Так он у тебя еще и уменьшается! — поразился Рон.

— Конечно — иначе как бы он туда поместился? — нетерпеливо сказала девочка. — Но раз с вашими так нельзя, их и не стоит таскать все время.

— С моим можно, — засмеялся Невилл, достав палочку размером с карандаш. — Трюк Сунь Укуна. Мне Седрик на последней тренировке объяснил.

Он что-то шепнул, зажав палочку в кулаке, и она со свистом выросла, превратившись в посох. Гермиона покачала головой:

— Здорово, но с нашими мечами это вряд ли получится.

— Значит, пусть лежат дома, — ответила Луна, — а понадобятся — позовите.

Рон закатил глаза:

— Ну вот, опять! Хорошо, если ты считаешь, что это возможно — объясни, как! «Акцио», что ли? А если мы далеко от Хогвартса? Сколько же им лететь?

— Долго, — согласилась девочка, — так что не надо «Акцио».

Гарри заметил, что Дамблдор поравнялся с ними и с интересом прислушивается. Оглянулся — оказалось, уже вышли за ворота. Увлеченные спором, все понемногу замедлили шаг, а потом и вовсе остановились.

— Хорошо, тогда как…

— Подожди, Рон, — сказала вдруг Гермиона. Посмотрела на Луну: — Просто позвать?

Луна закивала. Гермиона еще несколько секунд смотрела на нее, размышляя, потом отвернулась, вытянула руку — и, к всеобщему изумлению, извлекла из воздуха свой меч!

— Ты поняла, ты поняла, поняла! — Луна прыгала от восторга. — Здорово как!

— Ага! — воскликнула Джинни. — Ой…

Ойкнула она оттого, что у нее были три предмета вооружения, а руки только две — лук и клинок она поймала, а колчан оказался на земле. Ворча, она присела и, сердито поглядывая на захихикавшего брата, начала собирать рассыпавшиеся стрелы.

Рон быстро посерьезнел.

— Ладно, — сказал он, — убедили! Давайте, выкладывайте!

— Что? — удивилась Гермиона.

— Как вы это делаете, конечно!

— Рон! — жалобно пискнула Луна. — Я же сказала!

— Но послушай… — смутившись, он заговорил помягче, — нельзя же просто сделать вот так… — он вытянул руку и сжал пальцы, словно хватая что-то невидимое, — сказать: «иди сюда», и… или… или что, можно?!! Ха!

Не обращая внимания на смех, он некоторое время с обалдевшим лицом рассматривал возникшую в его руке эспаду. Потом, расхохотавшись, решительно надел перевязь и одним стремительным движением подхватил Луну на руки. Девочка опять пискнула — на этот раз от неожиданности.

— Луна, — сказал Рон, пытаясь говорить торжественно, — если я хоть еще раз позволю себе не поверить тебе…

— Тогда что? — спросила Луна, жмурясь и крепко держась за его шею.

— Сам не знаю! Но ты поняла.

— Да… Не отпустишь меня? Я боюсь.

— Чего ты боишься? — удивился Рон.

— Высоты…

Рон был так ошеломлен, что чуть не уронил ее; девочка еще крепче вцепилась в него и со вздохом добавила:

— Ну вот, видишь?

Гарри, воспользовавшись тем, что все отвлеклись на эту пару, потихоньку попробовал «вызов» — и в его руке очутился Экскалибур. Он привычно повесил его за спину, прислушиваясь к дальнейшему. Гермиона оглянулась на него — по ее лицу было видно, что она не знает, что и думать. Он весело подмигнул ей, поняв, что Луна попросту разыгрывает Рона. А тот тем временем сказал:

— Луна, я обещал, что буду верить тебе, но если вспомнить, как мы с тобой вместе летали…

Дамблдор жестом позвал друзей за собой, и Рон осторожно шагнул, крепко прижимая к себе Луну.

— Там другое, — ответила Луна. — Там высота большая, а здесь маленькая.

— То есть, большой высоты ты не боишься, а маленькой… Нет, я тебя не понимаю.

— Если я упаду с маленькой высоты, я не успею сгруппироваться, — объяснила Луна, — ударюсь попой, и у меня будет синяк, и я перестану тебе нравиться. А это ужасно.

Гарри, Гермиона, Невилл и Джинни изо всех сил сохраняли серьезный вид. И, судя по тому, что обалдевшее выражение Рона вдруг сменилось широкой улыбкой, а брови взлетели вверх — до него таки дошло.

— Ладно уж, раз так, — сказал он, сделав движение, будто собираясь поставить ее на ноги.

— Нет, — жалобно запротестовала Луна, еще крепче ухватившись за него. — Еще пять минут! Я же пошутила!

Солнце уже поднялось высоко, разогнав зябкую прохладу утра, рассыпав по поверхности озера золотые искры. Друзья ускорили шаг, а потом побежали — просто так, наперегонки. На ходу Невилл нагнулся, подхватил что-то с дороги и сунул в карман. Гарри пропустил Гермиону вперед, потом прибавил скорости и легко ее обогнал, но тут его самого со смехом обогнала Джинни — на такой скорости, что он с досады сбился с шага. Девочка остановилась далеко впереди. Гарри оглянулся — Гермиона все же догоняла его. Рон отпустил Луну, и та пронеслась мимо них, а вслед за ней еще что-то, размытое и призрачное — Дамблдор! Сзади послышался смех, и Гермиона с неожиданной легкостью обогнала Гарри. Тут уж он прибавил скорости, но без толку — до места, где их уже ждали остальные, перед ним все время маячила ее спина и развевающиеся кометным хвостом каштановые волосы. Гарри все равно бежал, слыша за спиной упрямое пыхтение Рона.

Остановились они плечом к плечу.

— Вот так-то! — торжествующе провозгласила Джинни.

Друзья постояли, переводя дух, посмеялись, припоминая подробности неожиданного состязания. Поспорили, кто кого обогнал и кто пришел первый, и снова пошли — уже спокойным быстрым шагом. Про «тренировку на ходу» сначала вроде позабыли, но чуть погодя Невилл, отойдя в сторону, начал крутить своим посохом, потом в шутку попытался подсечь Луну — та перепрыгнула, даже не заметив. Глянув на него, Гермиона потянулась к мечу за спиной, потом, почему-то передумав доставать его, вытянула руку вперед. Секунда-другая — и меч появился в руке, исчез, оказавшись в ножнах, снова появился.

— Ого! — воскликнула она. — Так, оказывается, тоже можно!

— Ух ты-и-и! — звонко закричала Луна, тут же повторив этот трюк. — Здорово как! И так ведь быстрее!

Восхищенные новым открытием, все тут же начали экспериментировать. Гарри удалось почти сразу же, Джинни после нескольких попыток тоже удалось перебросить в руку и обратно в ножны свой клинок, и она начала пробовать тот же трюк с луком. У Рона не получалось; он даже вспотел от напряжения и пыхтел почти так же, как во время бега. В конце концов, пожалев его, Луна заметила:

— Рон, ты опять не хочешь поверить, что простые вещи делаются просто.

Рон некоторой время шел молча, хмурясь и пытаясь вникнуть в ее слова; потом вдруг рассмеялся, поднял руку, и в ней появилась эспада. Тем же манером отправив оружие обратно в ножны, он обнял плечи девочки и просто сказал:

— Умница.

— Конечно, — покладисто согласилась Луна.

— Потренируемся еще, — заметил Гарри, вкладывая (обычным образом) Экскалибур в ножны. — Здорово, но несколько непривычно.

Гермиона еще несколько раз перебросила свой меч, потом весело заметила:

— Думаю, особо тренироваться не надо. В горячей ситуации никто не станет думать о привычках. Раз — и все при оружии!

— Гермиона, — с преувеличенной серьезностью спросил Гарри, — тебе кто-нибудь говорил, что ты умница?

Гермиона изобразила глубокую задумчивость.

— Кажется, да… — протянула она. — Как-то говорил Рон… еще Луна… ты тоже вроде говорил… а еще половина Хогвартса!

— Включая меня, — заметил Дамблдор, незаметно оказавшийся рядом.

Он снова обрел плотность и шагал, как обычный человек.

— Давайте уберем оружие, — предложил он. — Мы уже близко.

За деревьями и правда появились первые дома Хогсмита.

— Сейчас, — пробормотал Гарри. — Я хочу попробовать…

Он сам не знал, откуда взялась эта мысль — ему бы такое и в голову не пришло. Но что-то подсказало — может, сам меч? Вытянув руку с поднятым мечом, он разжал пальцы и слегка отодвинул ладонь.

Меч не упал! Он висел в воздухе, в несколько сантиметрах перед раскрытой ладонью. Гарри напрягся, делая какое-то непонятное ему самому мысленное усилие, и клинок описал круг, вращаясь вокруг проходящую через рукоятку незримую ось. Потом второй, третий. На четвертом Гарри вдруг почувствовал усталость и поспешил поймать рукоять до того, как меч упал на землю. Рон присвистнул:

— Ничего себе! Как ты это делаешь?!

— Уф! Да я сам не очень-то понял… пока. Довольно тяжелый трюк, кстати. Я даже устал.

— Нет, — вдруг возразила Луна. — Ты не от этого устал.

Гарри вопросительно посмотрел на нее.

— Ты продолжаешь пытаться услышать его снаружи, — сказала девочка, — услышать, как кого-то другого, а это очень напрягает. Надо слушать изнутри, как слушаешь себя. Смотри.

В ее руке появился сай. Она разжала пальцы, сай повис над ее раскрытой ладонью, а потом засвистел-завертелся с такой скоростью, что превратился в прозрачно-сверкающий диск.

— Вот, — пояснила Луна, и ее пальцы снова сомкнулись на ручке; она убрала сай в рукав. — Мы ведь с ним не разговариваем, мы с ним одно целое. И с твоим Экскалибуром так же… должно стать так же. У него только клинок, гарда и рукоять снаружи, а остальное — в тебе. Внутри.

— Остальное? — рассмеялся Гарри. — А что еще у меча есть — кроме рукояти, гарды и клинка?

Луна задумалась.

— У него есть острота, есть движение, — сказала она наконец. — Есть дух, и есть память. И они в тебе, потому что он твой.

Совершенно растерянный, Гарри машинально кивнул; некоторое время разглядывал меч, потом, вспомнив просьбу Дамблдора, убрал в ножны. Тихо смеась, Гермиона поравнялась с ним и взяла за руку.

— Она как всегда, — вздохнул Гарри, — скажет что-нибудь такое, вроде простенькое, а ты над этим месяц голову ломаешь.

— А потом вдруг врубаешься, — подхватила Гермиона, — и оказывается, что это еще проще, чем ты думал.

Они уже шли по Главной улице, навстречу то и дело попадались люди. Многие бросали на них сдержанно-любопытные взгляды — большего не позволяло воспитание, да и в Хогсмит часто приезжали куда более странные гости, чем призрак (всем, к тому же, известный) и компания молодых людей с мечами и луками. Те, кто узнавал их, сердечно здоровались. Слухи о Светлом круге наверняка уже дошли и до деревни волшебников. У «Трех метел» пришлось даже ненадолго задержаться, потому что выскочившая оттуда мадам Розмерта бросилась обнимать девочек, а потом стала настойчиво приглашать. Ее явно расстроило, когда Дамблдор с мягкой решительности заявил, что собирается навестить брата, и что ребята идут с ним. «Но к вам мы обязательно как-нибудь заглянем, Розмерта, за стаканчиком-другим вашей знаменитой медовухи. Да-да, и я тоже! — заверил он ее, когда Розмерта наградила его скептическим взглядом. — Убедитесь, что я не простое привидение, которому маленькие радости недоступны!»

Кивая, отвечая на приветствия и стараясь сохранять степенный вид, друзья свернули в переулок, и Рон толкнул дверь «Кабаньей головы».

— Н-да… — сказал он, оглядываясь.

Обойдя его, друзья направились к ближайшему столику, и он, спохватившись, присоединился к ним. Гарри не мог понять, что так удивило его друга — «Кабанья голова» нисколько не изменилась с тех пор, как Гермиона впервые привела их сюда для встречи с будущими членами Отряда. Разве что за прошедшие годы слой грязи на окне стал еще толще, и свет почти не пробивался в маленькое помещение, отчего оно только выигрывало — не так бросалась в глаза застарелая до окаменелости грязь на полу.

Рон подошел к стойке, оглянулся — Аберфорта нигде не было. Немногочисленные посетители при их появлении замолчали, поглядели на них и отвернулись, но друзья чувствовали их колючие косые взгляды. Здесь не было и следа той сердечности, с которой их встречали на улице.

Друзья на всякий случай вежливо поздоровались, а Рон приветливым голосом спросил, где хозяин.

— В подвал пошел, — буркнул человек в капюшоне, сидевший неподалеку от окна. — Ладно, мне некогда…

Он встал и вышел. Один за другим за ним потянулись и остальные. Последней к двери направилась колдунья в черной вуали, и вдруг Дамблдор окликнул ее:

— Мадам, не уделите мне пару минут?

Колдунья оглянулась, затрясла головой и шагнула к двери, но Дамблдор поднял руку, и она остановилась, наткнувшись на невидимую преграду.

— Окажите мне эту любезность, мадам, — вежливо попросил он, а то ведь может случиться так, что я вас случайно назову по имени в присутствии хозяина этого милого кабачка…

— Да я и так знаю, кто это, — раздался хриплый голос со стороны стойки.

Грохнув на стойку охапку бутылок, Аберфорт Дамблдор обошел ее и вышел в зал.

— Я не от него прячусь, сэр, — раздраженно-плаксивым мужским голосом сказала «колдунья», неохотно подойдя к столику. –Здесь бывают некоторые, кому я не по нраву. Ну чего вам от меня понадобилось-то опять?

— Ты все еще член Ордена Феникса, — жестко напомнил Дамблдор.

— Ну, и что? — Наземникус присел на краешек свободного стула. — Какие сейчас могут быть дела у Ордена? Мы победили, все тихо-мирно…

— Не говори «мы», Флетчер, — мягко попросил Дамблдор, — и я не стану спрашивать, где ты лично был во время Битвы. Я не собираюсь давать тебе поручений, так что успокойся. Ты всего лишь сегодня вечерком навестишь меня в мой кабинет, и мы посидим, поболтаем кое о чем…

— И о чем же именно? — настороженно спросил Наземникус.

— Старым соратникам всегда есть о чем поболтать, Назем, не так ли? Я слышал, тебя в последнее время стало интересовать старинное оружие. Вот об этом я с интересом послушаю — кого оно еще интересует?

— Вот как? — Флетчер оглянулся. — Ну, если только это…

— Только это, Назем, ничего больше. И если то, что ты расскажешь, будет интересно — знаешь, у меня есть кое-что залежавшееся и не особенно нужное… Ладно?

Аберфорт подошел к ним, провожая взглядом уходящего Наземникуса, потом оглянулся на стойку, где тускло поблескивали бутылки.

— И для чего я все это тащил? — ворчливо осведомился он. — Вы мне всех клиентов распугали.

— Но мы же пришли на их место, Аберфорт! — весело возразил Дамблдор.

— Это вы пить не станете, — хмыкнул бармен. — У моих клиентов свои вкусы. Ладно, — он направился к стойке. — Сливочное пиво у меня тоже найдется.

— Особое?

— У меня только особое, — буркнул, не оборачиваясь, Аберфорт.

— Аберфорт варит пиво сам, — с улыбкой объяснил Дамблдор друзьям. — На козьем молоке. Подождите…

Он встал и подошел к стойке.

— На козьем?.. — с некоторым сомнением протянул Рон.

Луна напомнила ему, что они уже пили такое пиво здесь, на первом собрании будущего Отряда.

— Да, — засмеялся Рон, — да, вспомнил! Просто тогда у меня голова была занята другим… — он оглянулся. — Я тогда даже не обратил внимание, насколько здесь…

Спохватившись, он замолчал. Переговорив с Аберфортом, который неохотно кивнул, Дамблдор вернулся к ним и предложил подняться в комнату на втором этаже.

— Не будем пугать клиентов, — с улыбкой сказал он.

Гостиная, куда они поднялись по скрипучей лестнице, имела такой же потрепанный вид, что и кабак внизу, но в ней было чисто, и чувствовался некоторый уют. Оно и понятно — здесь Аберфорт жил. Гарри, Рону и Гермионе уже доводилось побывать здесь — перед Битвой, узнав о существовании потайного тоннеля, соединяющем эту комнату с замком, они приходили к Аберфорту, чтобы договориться — в случае, если, Пожирателям удастся прорваться в Хогвартс, он обеспечит возможность эвакуации студентов с младших курсов. Аберфорт, как обычно поворчав, согласился и даже организовал что-то вроде ополчения для защиты Хогсмита. По счастью, деревня Волдеморта и Пожирателей Смерти не заинтересовала, и ополчение присоединилось к защитникам замка, внезапно ударив по одной из банд с тыла.

Полгода назад — а словно прошли годы. Но гостиная была такой же — с потрепанным ковром и ветхим столом, а над камином висел большой портрет — светловолосая девочка с рассеянным и ласковым взглядом. Невилл, Джинни и Луна, которые были здесь впервые, с любопытством озирались. Пройдя мимо них в гостиной, Дамблдор остановился перед портретом и тихо сказал:

— Здравствуй, Ариана.

Девочка скользнула по нему невидящим взглядом, улыбнулась и отвернулась. Луна, с интересом рассматривавшая странное растение в большом горшке у двери, оглянулась на Дамблдора, потом заметила портрет и, громко ахнув, выскочила на середину комнаты, чуть не столкнувшись с Дамблдором.

— В чем дело, мисс Лавгуд? — удивился призрак.

Она не ответила. Казалась, и не услышала. Девочка с портрета посмотрела на нее. Встрепенулась, и они с Луной каким-то непонятным образом, не двигаясь с места, словно потянулись друг к другу.

— Пиво можно было и с собой захватить, — раздался от двери недовольный голос Аберфорта; завороженные немой сценой, друзья вздрогнули, а Дамблдор резко махнул рукой, призывая к молчанию. — Что?..

Заметив наконец, что происходит, Аберфорт тихо подошел к столу и, стараясь не шуметь, сгрузил на него охапку бутылок. Луна тем временем подошла к камину, над которым висел портрет, и стала снимать с полки мелкие предметы.

— Что вы делаете, мисс? — просипел Аберфорт. — Зачем?

— Я не хочу что-нибудь разбить, — рассеянно ответила Луна, разглядывая Сквозное Зеркало.

Подойдя к самому краю рамы, Ариана с любопытством смотрела на нее сверху. Луна положила зеркальце на табурет, отступила, осмотрела стойку, потом вдруг взмыла в прыжке и оказалась на полке. Испуганная девочка на портрете отскочила назад, а Луна спокойно вошла в картину. Аберфорт издал странный булькающий звук и прислонился к столу, отчего бутылки слегка звякнули.

— Ты сумел научить их своему трюку? — еле слышно просипел он.

Не сводя глаз с картины, Дамблдор качнул головой.

— Они же не привидения! — настаивал Аберфорт.

— Вот именно. Они это делают по-другому, и не спрашивай как — я сам не понимаю. Это Светлый Круг, Аберфорт.

— Теперь уже и я в это верю, — шепнул Аберфорт.

Дамблдор поднял руку, требуя молчания. Однако девочки в картине и так не обращали на них внимания. Они разговаривали — безмолвно, взглядами и улыбками, непонятными жестами. Луна изобразила руками невидимую шляпу у себя на голове и вдруг издала негромкое рычание. Гарри чуть не рассмеялся, поняв, что та рассказывает о своей знаменитой шляпе с львиной головой, которая умела рычать. Глаза Арианы широко раскрылись, а потом она звонко рассмеялась. Луна подхватила ее смех, потом схватила ее за руки — и девочки пустились в пляс. Луна еще что-то напевала — без слов, только что-то вроде «ля-ля-ля», сплетая обрывочки разных мелодий из песенок, которые приходили в голову. Ариана не пела и не говорила — она никогда ничего не говорила. Но она смеялась, смеялась так, что все стеклянное в комнате отзывалось легким звоном.

Так же неожиданно, как пустились в пляс, они остановились и немного постояли, держась за руки и сияющими глазами глядя друг на друга. Потом Луна отпустила Ариану и шагнула к раме. Ариана порывисто схватила ее. Луна успокаивающе погладила ее по руке, сделала жест, явно означающий: «Я еще вернусь», и шагнула на каминную полку, потом легко спрыгнула на пол. Ариана расстроено смотрела ей вслед. Луна обернулась, снова улыбнулась ей. Лицо Арианы просветлело, потом на него снова вернулось прежнее, спокойно-равнодушное выражение.

С таким же рассеянным выражением Луна подошла к столу, пройдя мимо совершенно окаменевшего Аберфорта, и уселась на стул.

— Как вы это сделали, мисс? — прохрипел Аберфорт; Луна с удивлением посмотрела на него. — Она смеялась… она… — он замолчал, переглянулся с братом. — Сто лет… впервые за сто лет…

— Давайте сядем наконец, друзья, — мягко предложил Дамблдор.

От его слов Аберфорт очнулся и сердито посмотрел на него. В его взгляде так и читалось: «Нечего в моем доме распоряжаться!», но он смолчал и тоже уселся. Друзья последовали их примеру и потихоньку разобрали бутылки со сливочным пивом — после прогулки и пробежки всем хотелось пить. Аберфорт и Альбус Дамблдор словно и забыли про них, глядя на Луну. Гарри видел их потрясенные лица; ему казалось, что он их понимает, хотя он сам потрясения не ощущал — он был восхищен и растроган, а то теплое чувство, которое он испытывал к Луне, стало раз в десять сильнее. Он посмотрел на портрет Арианы, взгляд которой блуждал где-то над их головами, потом на Луну, которая так же рассеянно смотрела на потемневший от времени стол. «Родственные души», — подумалось ему, и вдруг, словно в ответ на его мысль, Луна сказала:

— После того, как мама погибла, я перестала говорить. Я не могла говорить. Все мои слова куда-то потерялись. Я могла только слышать и понимать чужие слова, но у меня не было своих, и почему-то я забыла, что это одни и те же слова. И еще я спряталась. Спряталась в себя и боялась оттуда выйти, потому что там, наружу, не стало мамы, мне там без нее было очень плохо. А еще очень плохо было папе. Когда мама умерла, у него оставалась я, но раз я спряталась… Он много думал, как выманить меня наружу, и он решил, что это должно быть что-нибудь интересное. Он начал рассказывать мне о тех существах, которые живут вокруг нас, но которые очень трудно увидеть, и поэтому люди в них не верят.

Она говорила своим обычным спокойным голосом, с легкой улыбкой, словно вспоминая что-то хорошее — от этого становилось не по себе.

— И вам стало интересно?

Луна улыбнулась и кивнула.

— Это было долго, — сказала она. — Каждый вечер, укладывая меня спать, он рассказывал мне о каком-то существе. А я о них думала. Я их никогда не видела, но я верила папе, и мне все больше хотелось сказать ему о том, что я ему верю. Я их представляла так живо, что мне и не требовалось видеть их по-настоящему. Я начинала гадать — как же они живут, чем они живут, и мне все больше хотелось поделиться с папой своими предположениями и узнать, права я или нет. Я начала вспоминать, что нужно для этого — что надо делать, чтобы говорить.

— И вы вспомнили.

— Это было долго, — повторила Луна. — Но я вспомнила. Это было через год после маминой смерти. Я вдруг вспомнила, как однажды. Еще когда я была маленькой, мне одна большая девочка тоже говорила о разных существах. И я спросила: «Папа, а где живут морщерогие кизляки?» Я не могла понять, почему он начал плакать. Очень удивилась, спросил, почему он плачет, и он ответил: «Потому что этого никто не знает, Луна, до сих пор никто их не нашел»… Я предложила ему — давай тогда мы найдем их, ведь все так удивятся!

— Прости меня, — сказала вдруг Гермиона, нарушив наступившее молчание.

Луна ошеломленно уставилась на нее:

— За что?!

Гермиона вытерла глаза.

— За то, что я с тобой спорила, — сказала она.

— Да за что ты извиняешься? — воскликнула Луна. — Все правильно! Ты же не можешь не спорить с такими вещами — это же твой способ узнать правду!

— Да, но я считала тебя…

— …странной, — спокойно закончила Луна.

— Да.

— А теперь?

Гермиона улыбнулась:

— Теперь нет.

— Значит, и извиняться не за что. Это вы меня простите, сэр, — сказала она Дамблдору. — Мы ведь пришли для другого разговора, а я вот… несколько отвлеклась.

— Я вам очень благодарен за это отвлечение, мисс Лавгуд, — очень серьезно сказал Дамблдор и глянул на онемевшего брата. — Если бы мы в свое время додумались до этого… Но я сегодня понял, что и сейчас не поздно. А насчет другого разговора… да. Я готов выслушать ваш рассказ.

Он обвел взглядом шестерых друзей.

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне многое — потому что, к своему стыду, я слишком мало знаю о вашей эпопее. Кое-что знаю, конечно — от ваших родителей, — обратился он к Рону. — Не обижайтесь на них, они должны были рассказать, потому что знать все это…

— …было нужно, — хмуро закончил Рон. — Вы знаете, что я однажды сбежал от Гарри с Гермионой?

Дамблдор кивнул.

— По правде, — сказал он, — я в свое время даже предвидел, что с вами может приключиться что-то в этом роде. Потому и оставил вам делюминатор. Насколько я понимаю, он вам пригодился.

— Еще как! Что ж, тем лучше. Значит, это можно пропустить…

Он замолчал, задумался.

— А можно и не пропускать. Я сейчас могу рассказать и об этом тоже.

— Необязательно, — заверил его Дамблдор. — О ваших поисках до этого момента я имею представление. Скриджмер тоже кое-что порассказал — он был очень недоволен тем переполохом, который вы устроили в Министерстве. Он ведь догадывался, что «неизвестные наглые грабители», которые прямо в Министерстве напали на его заместительницу и похитили ее «семейную реликвию» — это скорее всего ваших рук дело!

Друзья рассмеялись.

— Хорошо, — решительно сказала Гермиона и по очереди посмотрела на всех. — Тогда с чего начнем?

Глава 27. Как искали хоркруксы.

Хороший вопрос…

Друзья размышляли, кое-кто хмурился. Рон и вовсе помрачнел, а Луна, наоборот, чему-то улыбнулась. Невилл и Джинни оживленно перешептывались, потом Джинни спросила что-то у брата — тот закатил глаза, но неохотно ответил. Полуприкрыв глаза, с сосредоточенным выражением, Гермиона машинально загибала пальцы — восстанавливала последовательность событий…

— Конечно, — с усмешкой сказал Гарри, — это были мы. Но насчет переполоха он перегнул — какой там переполох? Мы с Роном подошли сзади. Ткнули палочками и посоветовали хранить спокойствие.

— Зловещим шепотом, — вставил Рон, повеселев, и картинно прохрипел: — «Если вам дорога жизнь, мадам!..» Гермиона наложила на нее «Петрификус Тоталус», сняла с ее шеи медальон — и мы спокойненко ушли тем же путем.

— Переполох был потом, — со смехом объяснил Дамблдор, — когда Амбридж обнаружили и освободили от заклятия. Но каким это «тем же путем» вы ушли? Скриджмер аж запаниковал! В рабочее время, буквально через несколько дней после нападения Волдеморта, вопреки всем новым меркам безопасности трое воров возникает невесть откуда… Бедняга Эрик клянется, что через его турникет никто не проходил и честно предъявляет список зарегистрированных посетителей…

Он помолчал, ожидая, пока стихнет удивленный смех.

— Скриджмер что, не знал о «черном ходе»?! — воскликнула Гермиона.

Брови Дамблдора взлетели наверх и, казалось, у него чуть очки не упали от удивления:

— Это который через туалет? Вот оно что! Ну, Скриджмер — понятно, он мог про него и забыть. Это Фадж придумал в свое время — и наверняка Амбридж подбросила ему эту идею: создать такой «черный ход» для провинившихся сотрудников. Что-то вроде морального наказания… Но вы-то, вы-то откуда узнали?!

…А от кого они могли узнать? Конечно, от того же Наземникуса. Перед глазами Гарри снова встала сцена в доме на Гримо, 12.

Они спрятались там после нападения Пожирателей на «Нору» в день свадьбы Флер и Билла. Связавшись с ними с помощью Патронуса, Артур Уизли сообщил им, что отбиться удалось и никто не погиб, но посоветовал хотя бы несколько дней не показываться на людях. Они и решили использовать время, чтобы составить хоть какой-то план поисков. Повезло — домовик Кричер поведал о судьбе настоящего медальона и даже смог выловить и притащить Наземникуса Флетчера. Но у того медальона не было — при попытке продать его в Лихом переулке вор имел несчастье нарваться на Долорес Амбридж. Та объявила медальон своей фамильной драгоценностью, якобы украденной из ее дома, отобрала и посоветовала Флетчеру не вякать. Он и не стал — рад был, что дешево отделался.

Друзья напомнили ему, что он член Ордена, и потребовали, чтобы он присоединился к ним и помог вернуть медальон. Флетчер отказался. Не выдержав, Кричер врезал ему по голове сковородкой, но добился только того, что тот закатил истерику. Даже обещание Гарри щедро заплатить за помощь не смогло преодолеть страх перед Министерством. Рон пригрозил, что расскажет Грюму — без толку, хотя жуликоватый старик боялся Грюма, который из-за него чуть не погиб и с тех пор имел на Флетчера порядочный зуб. Но страх перед Амбридж все равно оказался сильнее.

— В общем, ясно было, что на него нельзя рассчитывать, — сказала Гермиона, — но, по счастью, я заметила одну странность. Встречи с Амбридж он боялся до колик, а вот проникнуть в Министерство… похоже, это не казалось особо сложным.

Чтобы избавиться от них, Наземникус выдал им эту информацию — в конце концов, он был знатоком всяких лазеек. Схватив его за волосы, Гермиона поставила его на ноги, вытолкала в дверь и попросила Кричера проследить, чтобы Флетчер по дороге к входной двери ничего не стащил. Домовик был настолько рад поручению, что даже не обратил внимания на то, что получил его от «грязнокровки». Схватив сковородку, он бросился следом, и оттуда сразу же донеслись звонкие удары. А Гермиона, вернувшись в комнату, продемонстрировала Гарри и Рону (очень удивленным ее неожиданной агрессивностью) несколько выдранных волосков. Все стало ясным. «Кто-то из нас должен превратиться в него?» — с отвращением спросил Рон, не сомневаясь, что этим «кто-то» будет он. «Превратитесь вы оба, — беспрекословно озаявила Гермиона, — а я раздобуду волосы какой-нибудь старушки». «А может, все трое?» — поддел ее Рон. Гермиона вдруг смутилась. «Нет… Я уже превращалась в тебя, Гарри, и больше не хочется. Мое белье… не очень подходит для мужской анатомии». Мальчики заржали, и она сделала обиженное лицо, потом не выдержала и рассмеялась вместе с ними.

Этот момент Гарри, конечно, пропустил.

— Мы оба стали Наземникусами, — закончил он, — а Гермиона достала волосы какой-то старушки на улице. Заклинанием «Акцио». Рону не раз доводилось бывать в Министерстве… да и мы там побывали три года назад, когда Волдеморт нас заманил…

— Я помню, — поспешно перебил Дамблдор. — А на этот раз все прошло легко, как я понимаю. Только почему вы не оглушили Амбридж сразу?

— Во-первых, я хотела, чтобы она нас увидела, — пояснила Гермиона. — В этом облике. Чтобы она не знала, что и думать. Тогда меньше риска, что она могла заподозрить, кто стоял за этим. Видите ли, я не была уверена в том, что она не знала истинное предназначение медальона.

— Она не знала, — заверил ее Дамблдор.

— Да, но я не знала, знает ли она.

— А во-вторых?

Гермиона нехорошо усмехнулась:

— Мне очень хотелось, чтобы Гарри хоть немного отыгрался. То, как она обошлась с ним на пятом курсе, я ей никогда не прощу. — Она глянула на Дамблдора, ожидая возражений, но призрак только кивнул ободряюще. Гермиона задумчиво продолжила: — Да, начало было очень и очень удачным… Но дальше…

…Дальше было тяжело. Уничтожить медальон — еще Кричер пытался и ничего не добился. Гермиона была права — только меч Гриффиндора мог сделать это, но у них не было меча. Почти наверняка он хранился в кабинете Скриджмера, а второй раз лезть в Министерство не было ни охоты, ни смысла. Одно дело — подстеречь Амбридж в коридоре, и совсем другое — взламывать кабинет Министра, наверняка еще и защищенный мощнейшими чарами после недавнего нападения Волдеморта.

Да и отказ Скриджмера выдать им меч мог означать и другое — что меч на самом деле не у него.

— В сущности, так и было, — подтвердил вдруг Дамблдор, нахмурившись. — Меч хранился в тайнике в моем кабинете. А в витрине стояла копия, которую Скриджмер и конфисковал. Так что не стоит сожалеть, что Министр не отдал его вам — фальшивым мечом вы бы ничего не добились.

— Понятно…

…Потом было посещение Люпина, ссора с ним… Люпин пытался вызнать что-нибудь о задании Дамблдора. Позже Гарри немало жалел о своей резкости, и его достаточно часто посещала мысль — может быть, стоило довериться Люпину. Но слишком крепко засела тогда у него в голове мысль, что они должны сделать все сами, потому что так сказал Дамблдор!

«Глупость мудреца…» — почти неслышно пробормотал Дамблдор.

— Мы уже говорили об этом, сэр, — Гарри старался говорить мягко. — Вас уже никто ни в чем не винит.

Аберфорт отчетливо хмыкнул:

— Похоже, ты и впрямь поумнел, брат. Надо же… Смерть пошла тебе на пользу.

Дамблдор искоса глянул на него и усмехнулся, ничего не ответив.

Каким-то образом им удавалось рассказывать, не путаясь в последовательности событий и не перебивая друг друга. Могла ли это быть какая-та новая способность, данная им Кругом? Вряд ли, мимоходом подумал Гарри.

Вряд ли. Скорее, дело в том, что каждому хотелось знать, что было у других, и каково было другим. Они оказались вместе только весной, и тут же узнали ужасную новость — война. Времени на разговоры почти не оставалось.

А потом выжившим было не до того, чтобы делиться воспоминаниями.

Только сейчас, полгода спустя, только после того, как трое погибших снова вернулись в жизнь и все шестеро пришли в себя, время для этого наконец-то наступило…

— …Мама с папой знали не все, — сказала Джинни, — одну вещь я им так и не сказала. Гарри был прав. Когда эти типы ворвались на свадьбу, несколько человек погнались за мной. И наверняка схватили бы, пока остальные дрались с гостями…

— Ты мне этого не говорила! — воскликнул побледневший Гарри.

Рон и Гермиона тоже смотрели на нее с испугом.

— Я… не хотела, — смутилась Джинни. — Мы же тогда решили, на Астрономической башне, и решили верно. Невилл и Луна защитили меня…

— Мы втроем защитились, — поправил Невилл. — Мы с нее глаз не спускали, Гарри…

— Я помню, — Гарри улыбнулся, вспомнив, как на свадьбе Луна и Невилл все время маневрировали среди гостей — так, чтобы быть в поле зрения друг друга и хотя бы один из них видел Джинни.

Он тогда еще подумал, что с такой охраной Джинни и правда ничего не грозит — и все равно сейчас, когда она сказала, ему стало не по себе.

— Не переживай задним числом, Гарри, — немного сердито посоветовала ему Джинни, — жаль только, ты не видел, как классно мы отбились! Они меня прикрывали, пока я добежала к ним, потом я повернулась — и втроем ка-а-ак шарахнули!

— Кое-кто аж за забор улетел, — весело добавила Луна.

— Не кое-кто, а все четверо! — поправил Невилл. — А ведь до забора было о-го-го сколько!

Гарри представил и несколько повеселел.

— Гарри, все было как на-до! — подчеркнула Джинни. — И то, что Гермиона в первую очередь вытащила вас с Роном — пра-виль-но!!! Понял? Главная охота ведь шла за тобой! Так что, повторяю — не надо расстраиваться, да еще задним числом!

— Да я расстраиваюсь, потому что этого не видел, — неловко отшутился Гарри.

— Это еще что! — Джинни рассмеялась и встрепала Невиллу волосы. — То, как его бабушка выступила — вот на это стоило посмотреть!

— А она там была разве?

…Оказалось, была — пришла с некоторым опозданием. Гарри как раз после разговора с Доджем и тетушкой Мюриель отошел в сторону, чтобы переварить обрушившуюся на него информацию. Ошеломленный, он не заметил бы Августу Лонгботтом, даже если бы она направилась к ним в этот момент.

Вернее, направилась она к Мюриель. Старые ведьмы терпеть не могли друг друга, так что при каждой встрече кидались к друг другу и начинали ругаться. В этот раз, как рассказала Джинни, старушки поссорились до белого каления, даже схватились за палочки. Вряд ли, конечно, дошло бы до поединка — во-первых, они все-таки были гостями на свадьбе, во-вторых, бабушка Невилла была очень сильной волшебницей, и для Мюриель поединок закончился бы весьма позорно… но тут как раз в ворота ворвались люди в черных мантиях и устрашающих масках; взбешенные такой бесцеремонностью старушки вместо того, чтобы поддаться всеобщей панике, бросились им навстречу и, не сговаривались, сорвали всю свою злость на них.

— Нет, но это надо было видеть! — давясь от смеха, рассказывала Джинни. — Гости орут и мечутся, Пожиратели кидают заклинания — и вдруг две старые женщины выскакивают наперерез и раскручивают Вихревую Левитацию! Видели когда-нибудь, как в фонтан кидают мяч и он на струях прыгает? Да еще бабушка Августа раскрутила заклинание по горизонтали, а тетя Мюриель — по вертикали! Этих швыряло покруче мячиков в фонтане, а уж орали они — погромче, чем самые напуганные гости! Мы с Луной и Невиллом забежали на второй этаж и оттуда видели все!

— А меня поразило, как Флер дерется, — сказал Невилл, пока Джинни боролась со смехом. — Билл потащил ее с Габриель в дом, но Флер вырвалась и, представляете — без палочки! — начала швыряться огнем! Не знаю, почему у нее палочки не было…

— Уронила в суматохе, — пояснила Джинни, — мы ее потом во дворе нашли. Так она же из рода вейл, у них огненная магия в крови. Забыл, как на чемпионате вейлы в лепреконов огнем швырялись?

— Так я ж на чемпионате не был… Вот оно что, теперь понятно! Она позавчера, когда на нас напали, из окна таким огнем шарахнула, что я думал — деревья вспыхнут!

— Вот-вот! Знаете, гостей это привело в чувство — вроде как пристыдило: старушки дерутся, невеста дерется, а они только в панике мечутся… В общем, тоже повыхватывали палочки, и этим типам пришлось убраться ни с чем. Жаль, никого поймать не удалось!

…После этих событий у Артура и Молли Уизли не осталось никаких сомнений насчет присутствия Невилла и Луны. И они, и старшие сыновья были очень заняты в Ордене, куда вступила даже Флер (сказав Биллу в утешение: «У нас обьезатьелно будьет медовый месяц — послье побьеды!») Габриель, несмотря на мольбы и слезы, заставили уехать с родителями.

Луна почти все время жила у них и нашла хорошую уловку, чтобы миссис Уизли не отправляла ее вечером домой. Она умела спать когда угодно и где угодно, а еще — сидеть тихо и незаметно. Когда миссис Уизли начинала беспокоиться, что слишком поздно, она неожиданно обнаруживала, что Луна свернулась на кухонном диванчике и безмятежно спит. При этом выглядела настолько умилительно, что у добросердечной женщины просто не хватало решимости будить ее, и она только, вздохнув, укрывала ее одеялом. Невилл приходил почти каждый день, иногда тоже оставаясь ночевать в пустующей спальне Перси. Так что хотя бы один из них всегда был рядом, а чаще всего — оба. С ними было хорошо. В первые же часы после нападения Джинни смогла оценить умение Луны несколькими словами успокоить и утешить — когда часы тянулись бесконечно, от Гарри, Рона и Гермионы не было никаких известий, и только благодаря Луне она не сорвалась в истерику. Потом, вечером, отец наконец-то узнал, где они, связался с ними. Услышав, что друзья в безопасности на Гримо, 12, Джинни в кои-то веки разрыдалась — и на сей раз Луна дала ей наплакаться вволю. Похоже, Луна хорошо знала, когда плач от бессилия, а когда — от облегчения.

А Невилл всегда был тихим, сдержанным и… надежным. Джинни впервые поняла по-настоящему, что такое «плечо друга». Даже с Гарри у нее не было такого чувства. Они были влюблены, они безумно нравились друг другу, они были счастливы вместе — но и она, и Гарри были слишком независимыми людьми. Настолько, что эта независимость… нет, дружбе она не мешала, но из-за нее они как-то и не догадывались, что можно и любить, и дружить. Как говорится, «не приходило в голову». А теперь Джинни начала понимать — не обязательно делать выбор между «любить друг друга или остаться друзьями». Как-то она поделилась этими мыслями с Луной, и та, по обыкновению, выдала совершенно неожиданную мысль.

— А я всегда знала, что это очень глупо, — сказала тогда Луна. — Когда выбираешь из двух, всегда есть четыре варианта. Можешь взять или одно, или другое… или и то, и другое… или ни одно из двух.

Джинни эта мысль поразила и очаровала. Слегка растерянная, она все же возразила:

— Но насчет того, что я говорила… Ни одно из двух — то есть, ни любви, ни дружбы… Зачем?

— Незачем, конечно, — согласилась Луна, — но ведь Тот-Кого-Нельзя-Называть как раз так и выбрал. Дурак он, правда?

От ее слов Джинни поперхнулась. Луна то ли не заметила, то ли не обратила внимание.

— Ты знаешь нашу дверь в Когтевране? Где ручка задает вопрос и не откроет, пока не дашь умный ответ? — спросила она чуть погодя; Джинни кивнула. — Однажды спросила: «Какое из двух зол лучше выбрать — большее или меньшее?» Я ответила: «Из двух зол лучше вообще не выбирать».

— Здорово! И что? — с огромным любопытством спросила Джинни.

— И она меня впустила, — рассеянно ответила Луна. — Еще сказала, что я умница. Я и сама знаю, конечно, но все равно приятно. Я к тому, что вот, когда надо выбрать зло, лучше не выбирать.

— Четвертый вариант, — засмеялась Джинни.

— Ну да. А есть и пятый.

Джинни заморгала:

— Это как?

— Выбрать что-нибудь еще. В жизни ведь всегда больше двух.

— Больше двух… чего?

— Да чего угодно. В жизни все есть.

Джинни и сейчас с удовольствием вспоминала, как они смеялись в полутемной кухне. Солнце уже садилось, а они так заговорились, что Луна забыла лечь спать, а тут вошла миссис Уизли и уже нахмурила брови, собираясь заявить, что Луне пора домой. Но девочка нашлась:

— Ой, миссис Уизли, у вас не найдется чего-нибудь поесть? Я что-то проголодалась!

От этих слов Молли прямо растаяла. Она обожала кормить Луну, вздыхая и причитая, какая она худенькая и как мало ест, и ставя ей в пример завидный аппетит Невилла.

— Правда, она догадалась, что это ты нарочно, — весело сказала она Луне. — Помнишь, когда проворчала: «У Сириуса, что ли, нахватались?»

— Я так и не поняла, что это значит, — отозвалась Луна, — а спросить забыла.

-Да бывало, что Сириус иногда заходил по делам Ордена. Они с мамой всегда ссорились, но ее стряпню он любил! Порой приходил голодный, а мама назло не приглашала его к столу, тогда он превращался в собаку, вилял хвостом и смотрел ну такими грустными глазами, что она просто не выдерживала и кормила его! Ой… простите, сэр!

— За… что? — сквозь смех спросил Дамблдор.

— Ну… отвлеклась я, я ведь не о том должна была рассказать.

— Ничего… — успокоил ее призрак, ожидая, пока все отсмеются (улыбалась даже Ариана на портрете!) — Все равно — спасибо, что рассказали… Будет чем повеселить Минерву!..

— Правда, потом, до осени, как бы и рассказывать почти что нечего, — уже серьезно сказала Джинни. — Я почти не выходила из дома. Один раз сходили к папе Луны в гости… — она передернулась: видно, Ксенофилиус Лавгуд угощал ее своими «специалитетами». — Луна, знаешь — только не обижайся… я после этого поняла, почему ты так любишь сладкое!

— Да я не обижаюсь, — засмеялась Луна. — Я привыкла, а папа считает, что все это очень полезно. Да и через некоторое время начинает нравиться… правда-правда! — заверила она Гарри, Рона и Гермиону, которым тоже довелось все это попробовать, и сейчас выражения их лиц соответствовали воспоминаниям. — Но от сладкого я и правда не отказываюсь.

— В общем, событий не было, — подытожила Джинни, — кроме… личных, — она ласково глянула на Невилла. — Даже потом, когда мы первого сентября поехали в Хогвартс. Мы все так рады были — я могла отвлечься на учебу, а то весь август просидела на иголках… Луна с Невиллом могли немного расслабиться — как-никак, у Хогвартса неслабая защита, ее еще больше усилили. Мы вновь собрали Отряд Дамблдора и решили, что возобновим тренировки. Пусть Гарри с нами и нет, но втроем как-нибудь его заменим.

…Август — как на иголках, сентябрь и октябрь — на нервах. Хорошо, что друзья рядом. Хорошо, что изменилась Флер — после свадьбы, а может, из-за того, что было нападение, она стала другой. Перестала паясничать и рисоваться, взяла себя в руки, даже терпела Селестину Уорбек. Впрочем, к концу августа они с Биллом все же переехали в свой коттедж на берегу моря, и Джинни несколько раз ловила себя на том, что скучает не только по брату, но и по невестке — к тому времени с Флер уже можно было разговаривать. А еще больше — по Габриель, ее аккордеону и песенкам, которые она знала неисчислимое количество, многие даже в английском переводе!

«От лампы светлый круг, и в очаге огонь,

Висок, задумчиво склоненный на ладонь,

Когда легко мечтать, любимый взор встречая,

И книгу ты закрыл, и вьется пар от чая,

И сладко чувствовать, что день умчался прочь,

И суету забыть, и встретить вместе ночь,

Союзницу любви, хранительницу тайны.

Как тянется душа в тот мир необычайный,

Считая каждый миг и каждый час кляня.

Из тины тусклых дней, опутавших меня.»

(Поль Верлен)

За эту песенку, особенно запомнившуюся, Джинни простила девочке пламенные взгляды из-под ресниц, которые она бросала на Гарри. Да и что сердиться на такую малышку, к тому же француженку? Любовь у них в крови. Как естественно в ее исполнении звучит «…и встретить вместе ночь», а ведь ей и двенадцати еще нет. Смешно. А песенка замечательная.

Иногда ночью, когда тревога не давала сомкнуть глаза, а Луны и Невилла рядом не было (должны же они когда-то спать!), Джинни начинала шепотом повторять слова песни — иногда не все, просто какую-ту строчку. И становилось легче. «От лампы светлый круг… светлый круг… светлый круг…»

Что было такого в этих словах, она не могла понять — но они давали ей силу.

«…как тянется душа в тот мир необычайный…» Она даже не вздрагивала, если вдруг на фоне ночного неба возникал крылатый силуэт, и на подоконник садился усталый громадный филин. Не каждый день, конечно, но хотя бы раз в неделю обязательно прилетал — аж из Парижа. Даже такой сильной птице было нелегко преодолеть столько миль, и Джинни начинала сердиться, что Габриель зря мучает птичку, но потом переставала. Девочка писала по-английски с забавными ошибками (которых от письма к письму все же становилось меньше), и каждый раз спрашивала — как у вас? Все ли живы-здоровы? Слышно ли что-нибудь о Гарри, Гермионе, Роне? Луне большой-большой привет!

А что отвечать? Джинни садилась за стол, зажигала волшебный огонек в старинной настольной лампе и с чувством беспомощности брала перо.

…Как у нас? Тяжело, тревожно. По стране рыщут банды Волдеморта. Похищают людей. Убивают, грабят дома волшебников, магловские банки, устраивают катастрофы в мире маглов — год назад обрушили мост в Лондоне, в Шотландии напустили дракона на школьный автобус (и хорошо, что дракон испугался автобуса больше, чем водитель дракона! Автобус ему хвост переехал, представляешь?), на юге резвились великаны. Папа говорит — потерпев поражение в попытке захватить власть, Волдеморт сейчас давит таким образом на Министерство.

Нет, мы в безопасности. «Норе» дали мощную защиту, как-никак папа работает в Министерстве. Флер вступила в Орден. Нет-нет, мы с ней давно уже не ссоримся!

Гарри, Рон, Гермиона — прости, Габриель, я не знаю, где они. Они ищут что-то очень важное, что-то, что поможет нам наконец одолеть Того-Кого-Нельзя-Называть… Но они живы. Они ищут… Мерлин, сама хотела бы знать! Быть с ними. Мы все хотим быть с ними. И я, и Луна и Невилл… Да, тот самый, у которого бабушка с чучелом грифа на шляпе. Если бы мы могли пойти за ними, хотя бы тайно, и прикрывать, пока они ищут то, что надо найти… Пустые мечты— мы даже не знаем, где они. Иногда мама с папой упоминают, что кто-то видел их то здесь, то там… Так что они живы!

…Джинни перечитывала письмо, недовольно хмурясь. Казалось, что все слишком сухо, коротко, прямо не письмо, а бюллетень какой-то. Как и всех детей волшебников, до поступления в Хогвартс ее учили родители — вольно или нет, папа приучил ее к такому «министерскому» стилю. Хотя он сам хвалил ее за умение излагать все четко, выделять главное и отбрасывать второстепенное, Джинни казалось, что таким образом не передашь то, что внутри нее. Что за лаконичными строчками нет тревоги, снедающей ее, мучительного нежелания бездействовать, прохлаждаясь в безопасности, пока Гарри рискует жизнью неизвестно где… Злость на Гарри за эту излишнюю, по ее мнению, заботу, злость на себя за то, что пришдось на это согласиться, лишь бы он не пошел один, лишь бы взял с собой Рона и Гермиону, раз не захотел взять Джинни …

Однако в письмах Габриель было понимание, были ободряющие слова — и ответная тревога, и Джинни с удивлением думала о том, насколько эта маленькая иностранка привязалась к ним. Однажды она ей написала: «Мне очень не хватает твоих песенок. Знаешь, никогда не думала, что у меня будет такая маленькая подружка!» В ответном письме Габриель очень неплохо нарисовала свою смеющуюся рожицу, а внизу приписала: «Джинни, я еще для вас спою, потерпи немножко. Вы только поскорее разделайтесь с этим par l'assassin merdeux, чтобы я опять смогла приехать!»

Гермиона прыснула, и Рон уставился на нее с немым вопросом: «А что это значит?» Она нагнулась к нему и что-то шепнула. Рон рассмеялся.

А Гермиона сказала:

— В сущности, событий не было и у нас. Разве что стычка с Долоховым и Роулом сразу после бегства со свадьбы… Нас обнадежило то, что мы смогли найти хоть какую-ту информацию о Регулусе, смогли раздобыть медальон. Мы больше недели придумывали и отбрасывали планы, пока не стало ясно, что сидеть в доме во-первых, бесполезно, во-вторых — уже попросту опасно. Пожиратели учуяли, где мы, все время крутились вокруг дома, хотя и не могли его увидеть. Приходилось очень точно нацеливаться при трансгрессией, все время прятаться под мантией Гарри... В конце концов, мы просто покинули дом и стали искать наудачу.

— И сделали такую глупость… — пробормотал снова помрачневший Гарри.

Все уставились на него. Гарри поднял голову. Рон ошеломленно смотрел на него, растерянный взгляд Гермионы метался между ним и Гарри.

— Это я сделал глупость! — воскликнул Рон. — Вы-то тут при чем?!

— При том, что это было следствием…

— Я поняла, о чем ты, — решительно вмешалась Гермиона, -. Но все же, мы не могли знать…

— Я мог, — возразил Гарри. — Я должен был вспомнить, что сделал с Джинни дневник Риддла! Понимаете ли, сэр, — сказал он Дамблдору, — нас все же обескуражило то, что мы не могли уничтожить этот несчастный медальон. И я занервничал… боялся, что мы его можем потерять, так и не уничтожив, и решил, что будем его носить по очереди…

Дамблдор серьезно кивнул:

— Ты начал перестраховываться. Но тогда винить надо в первую очередь меня, Гарри… да, это все же именно так. Ты начал подражать мне.

Гарри хотел возразить, но сдержался, встретив укоризненный взгляд Луны — на лице девочки прямо читалось: «Нашли о чем спорить!»

— Возможно, — дипломатично сказал он и с благодарностью посмотрел на Луну. — В любом случае, это было ошибкой. Хоркрукс не мог не воспользоваться такой возможностью. Очень может быть, что он и внушил мне эту мысль…

…Очень могло быть. Они покинули дом Сириуса, когда там стало небезопасно — когда снаружи начали крутиться Пожиратели, каким-то образом выследившие их; когда стало ясно, что четкого плана поисков не составить и придется положиться на слепую удачу; когда они поняли, что… уже пора. Пора хоть что-то делать.

И тут времени на обдумывание вдруг не осталось. Гермиона напоследок отправилась в Косой переулок — купить кое-что для предстоящего путешествия и заодно попытаться все-таки что-нибудь разузнать. Вернувшись, она несколько промахнулась с трансгрессией и возникла чуть дальше от двери, чем обычно — за пределами Заклинания Хранителя. Дежурившие поблизости Пожиратели увидели ее, и одному из них — Яксли — удалось ее схватить. С перепугу она рванулась в дом, потащив и его — и он увидел вход. Заклинание потеряло силу. Встретившим ее мальчикам удалось отшвырнуть Яксли назад, но тот начал звать остальных — и Гарри, Рону и Гермиону не оставалось ничего другого, кроме как трансгрессировать втроем, и как можно дальше.

А потом… Мы просто метались по стране, рассказывала Гермиона. На ходу прикидывали, где в принципе можно было бы что-нибудь спрятать. Надевали мантию, прислушивались к разговорам. Пытались расспрашивать… И каждый вечер тот, чья очередь стеречь палатку, добросовестно надевал медальон. Хоркрукс Волдеморта. Осколок его души, живущий своей темной жизнью, несший в себе личность своего создателя.

Волдеморт не предусмотрел, да и не мог предусмотреть такую ситуацию — что кто-то будет таскать с собой медальон, не открывая и не зная, как его открыть. Закрытый, он не мог общаться, разговаривать, создавать видения, как в свое время хоркрукс-дневник у Джинни. Все красноречие Темного Лорда, умение завоевывать доверие и потихоньку обретать власть над душой собеседника пропадали втуне в узкой тюрьме медальона.

И все же он нашел лазейку. Ему были доступны чувства того, кто соприкасался с медальоном — и он начал давить на чувства. Внушал раздражительность, неуверенность, сомнения. Подталкивал к мелким ошибкам, к поспешным, неверным поступкам. Друзья сопротивлялись. Они не понимали, откуда это, им казалось, что на них действует усталость, неудачи — и они снова и снова брали себя в руки и продолжали поиски. Гермионе, с ее привычной самодисциплиной это удавалась лучше всего. Гарри был упрям — и это помогало. Рон…

Рон сломался первым.

Хотя он был физически самым сильным из них, но путешествие давалось ему тяжелее всех. Гарри и Гермиона были хоть и слабее, но выносливее. К тому же у Гарри за плечами была жизнь у Дурслей, жизнь почти что впроголодь. У Гермионы — опыт туристских поездок с родителями. У Рона такого опыта не было. Ему не хватило выносливости.

Да еще, как назло, его угораздило серьезно пострадать во время бегства с площади Гримо — при трансгрессии он подвергся «глубокому расщепу», когда «отставшая» часть теряет невидимую связь с остальным телом. И хотя, по счастью, в данном случае речь шла о лоскуте кожи и куске мышцы, рана оказалась глубокой и, пока Гермионе удалось его подлечить, он потерял немало крови.

Он скрывал это, насколько мог, настоял на том, чтобы наравне со всеми носить хоркрукс — и поплатился за самонадеянность.

— …Да уж, — негромко и очень хмуро проворчал Рон. Впрочем, он тут же улыбнулся встрепенувшейся Луне и успокаивающим жестом накрыл ее ладонь. — Я хочу все же рассказать, Луна… Знаете, — это он сказал уже всем, — я сейчас понял, почему у меня так по-дурному получилось. Медальон ведь был на мне, и я хотел всего-навсего избавиться от него. Потому и швырнул так… только он уже сильно подействовал на меня. Завел, так сказать… вот и я наорал на вас. Когда выскочил из палатки, все, что хотелось — никого не видеть, немного отойти, что ли. Гермиона выскочила за мной — и я со всей глупости трансгрессировал, даже не думая, куда!

…И умудрился нарваться на одну из банд похитителей. Была драка, Рон еле отбился — где магией, а где по-магловски, кулаками, благо кулаки у него были что надо, и удар хорошо поставлен (Чарли в свое время натаскал). Отбившись, тут же трансгрессировал обратно… И никого не нашел.

Может, они все еще были там — но он был за пределами защиты палатки, а Гермиона великолепно ставила защиту.

— Да, — тихо сказал Гарри, — мы все еще были там. И я сказал Гермионе, что ты вернешься.

«…— Он у.. у..шел! — хрипло сказала Гермиона. — Транс… грессировал!

Пройдя мимо Гарри, стоящего у входа палатки, она рухнула в кресло, скорчилась и заплакала.

Оглушенный, Гарри смотрел на нее. Машинально нагнулся, потянулся к медальону, который Рон швырнул на пол — и остановился. Словно почувствовал, еще не прикоснувшись, то отвратительное подобие жизни, которое пульсировало в хоркруксе — эта пульсация сейчас была особенно сильной, в ней была какая-то злобная ярость, и она рвалась к его застывшим на медальоном пальцам, пытаясь прорваться в его душу… Гарри поспешно отдернул руку и выпрямился, почувствовав внезапное облегчение.

А потом до его слуха дошли всхлипывания Гермионы, и это его отрезвило. Он взял одеяло с гамака Рона. Подошел, набросил на нее. Встал рядом, осторожно положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, оглянулась; сказала слабым голосом: «Не надо, Гарри» и подняла руку, словно хотела оттолкнуть — но вместо этого накрыла ладонью его ладонь и снова опустила голову, пряча мокрое от слез лицо и опухшие глаза. Гарри не знал, что сказать — утешать и успокаивать он никогда не умел. И все же сказал: «Он вернется». «Ты думаешь?» — после долгого молчания спросила она. Гарри не ответил. Он сам не знал, почему сказал это. Звучало, как ложь. Под шоком и отчаянием вскипала злость, и Гарри не хотел давать ей выхода. Рон ушел как раз потому, что поддался такой же злости (не нужно, совершенно не нужно было давать ему хоркрукс!) Гарри не хотел, чтобы злость выплеснулась наружу и нашла какую-нибудь цель — с ним была только Гермиона, только она могла стать мишенью. А Гермиона осталась с ним, даже разуверившись в поисках.

Хотя нет. Был еще кто-то. Гарри ободряюще сжал плечо девушки, отошел и поднял медальон. Подобие жизни под металлом сразу же встрепенулось — с жадным, злым нетерпением: «Ну же, ну же, ну же!!!» Лицо Гарри против воли исказилось, он поднял голову — и встретил испуганный взгляд Гермионы. Отвел глаза, снова глянул на медальон — и вдруг нахлынуло такое облегчение! Он прошептал почти беззвучно, и в этот шепот он вложил всю распиравшую его злость: «Том, неужели тебе никто ни разу не сказал, какой ты дурак?!!»

То, что жило в медальоне, словно подавилось и погасло, и последнее, что удалось уловить — ощущение чудовищного шока. Лицо Гарри расслабилось. Вдруг, сообразив, он оттянул ворот мантии и вытащил подаренный Хагридом шагреневый кисет. Поколебался — до сих пор он хранил в нем то, что ему дорого — потом все-таки запихнул туда медальон и крепко затянул завязки.

Потом улыбнулся Гермионе:

— Давно надо было сделать так!

Гермиона тоже улыбнулась — нерешительно и с облегчением. Гарри подошел, присел на корточки рядом с креслом и они взялись за руки, сжали крепко; снова став серьезной, она тихо спросила:

— Он на тебя давил, да? Хоркрукс… Ты выглядел ужасно!

— На всех нас. А на него, — Гарри непроизвольно глянул на вход палатки, — на него больше всего. Он вернется.

Гермиона кивнула. Помолчав, тихо пробормотала:

— А как найдет?

— Не знаю, — честно ответил Гарри. — Но найдет.

— Спасибо тебе…

Она еще раз пожала руку Гарри, потом неохотно выпрямилась, закуталась в одеяло и забралась в свой гамак. Гарри последовал ее примеру. Поднял палочку, прошептал «Нокс». Магическая лампа погасла, единственный слабый свет остался от синих огоньков в стеклянных баночках, которые обогревали палатку. Ему показалось, что глаза Гермионы слегка поблескивают в полутьме, будто она смотрела в его сторону.

И вдруг подумалось — за столько лет они не могли остаться просто друзьями, она стала для него намного ближе и чем-то намного большим, чем просто друг. Мысль было для него новой, странной и очень смущающей. Может, если бы они… но у него была Джинни. У Гермионы — Рон… Рон, который вернется.

Обязательно вернется. Иначе и быть не может.

— Я и правда вернулся, — хмуро сказал Рон. — И не мог вас найти. Я уже говорил.

— Куда вы отправились потом? — негромко спросил Дамблдор.

Рон слегка вздрогнул. Да и все встрепенулись — погрузившись в воспоминания, как бы даже немного и забыли о присутствии двух молчаливых стариков.

— Сначала хотел… просто домой. Но не мог. Что я сказал бы Джинни, родителям… В конце концов решил податься к Биллу и Флер. Ничего, они меня нормально приняли. Билл и в детстве не давал меня в обиду… Я ему немного рассказал, он просто пожал плечами, сказал: «Бывает». Посоветовал читать газеты — вдруг что-нибудь про вас мелькнет, и я смогу узнать, где вы.

…С братом и невесткой он почти не общался — а они, в свою очередь, не дергали его. Поговорили подольше лишь в первый день, когда Билл рассказал о том, что случилось на свадьбе. Рон окончательно убедился, что все в порядке, на душе стало легче и одновременно — муторно, когда Билл рассказал про Невилла и Луну и как рьяно они охраняют Джинни. Даже в Хогвартсе они неразлучны, Джинни про это писала. Рон попросил не сообщать ей о его появлении. Ему очень, очень хотелось повидаться с ними, но он не мог. Как ни крути, а Гарри с Гермионой он бросил, и то, что у него и в мыслях такого не было такого намерения, дела не меняло — потому что все равно так и произошло. И то, что Гермиона выбрала Гарри (он был абсолютно уверен в этом), тоже дела не меняло. Потому что они были еще и друзьями, потому что за столько лет они стали одним целым. А друзей не бросают. Тем более в опасности.

Флер приносила ему завтрак в комнату. Потом прилетали совы с газетами, Рон брал пачку газет и журналов и уходил на берег моря. Садился в выемку высокой скалы, которая заслоняла его от ветра, трепавшего газеты. Читал все, от первой до последней полосы, журналы — от корки до корки. Про Гарри и Гермиону не было ничего. Ни в одном издании… кроме «Придиры». Вот там имя Гарри мелькало очень часто… но информации было всего ничего. Гарри — Избранный. Надежда волшебного мира. После смерти Дамблдора он единственный, кого боится Сами-Знаете-Кто. Помогите Гарри — и вы поможете себе. Присоединитесь к нему — и вы победите.

Но где он и как его найти, чтобы присоединиться к нему? Присоединиться снова…

Дочитав последнюю страницу, он чувствовал, что проголодался. Швырял газеты в море, оставив только «Придиру» и два-три журнала поинтереснее, и шел назад. На столике уже ждал обед, а со двора разлеталась стая сов, принесших дневные газеты. Рон ел, уткнувшись в газету, и со стыдом чувствовал, что возможность нормально питаться все же слишком много значит для него! Слабость после ранения и полуголодное путешествие — это его прежде всего и издергало.

Съев обед, он снова шел с газетами на берег, читал, выкидывал в море и долго смотрел, как они уплывают, уносимые волнами, понемногу размокая и исчезая под водой. Про Гарри и Гермиону не было ничего — но было много, очень много о том, что происходило в волшебном сообществе. Нападения, убийства, наложения тяжелых проклятий. Инструкции — как не подвергнуться опасности, как защитить своих близких, как при возникновении опасности вызвать мракоборцев, как и куда трансгрессировать, если есть возможность бежать…

Как выжить.

Закутавшись в теплую мантию, сидел на берегу до темноты. В конце концов мрак сгущадся, и вдалеке, где берег изгибался наподобие гигантского лука, зажигался маяк, под скользящим лучом начинали вспыхивать волны. Только тогда Рон, очнувшись, вставал, разминал затекшие мышцы, зажигал «Люмос» и брел в коттедж — ужинать.

Так тянулись день за днем. Даже приближающееся Рождество было не в радость. На ужин его обязательно приглашали в гостиную, но разговаривали мало. Все же он заметил, какой стала Флер после вступления в орден — какой-то непривычно суровой и сдержанной, и это делало ее еще красивей. Рона это почему-то оставляло равнодушным. Он думал о Гермионе, о Гарри и снова о Гермионе.

Однажды Билл упомянул, что Джинни приехала домой — наступили рождественские каникулы. Рон несколько дней размышлял, и однажды Билл, зайдя к нему под Рождество, обнаружил, что тот упаковывает рюкзак. «Разве ты не останешься с нами на Рождество?» — спросил он. Рон покачал головой. «Ты что-то узнал?» «Нет. Но, кажется, сообразил, где можно узнать. Если не получится — вернусь». Билл кивнул.

Рон не врал — он решил навестить Ксенофилиуса Лавгуда. Вдруг он что-то знает?

Надежды, конечно, мало. Но мало ли? Вдруг…

…Он не сразу нашел дом Лавгудов. Впрочем, и не сразу начал искать. Трансгрессировав, Рон вдруг осознал, что находится в двух шагах от «Норы» — и его неудержимо, невыносимо потянуло домой!

Зайти он не решился. Зашел в рощу, под прикрытием деревьев подобрался к забору настолько близко, насколько позволяли наложенные защитные заклинания, и полдня просидел под большим дубом, на который любил карабкаться в детстве. Сидел и смотрел на такую близкую и такую недоступную «Нору». Спохватился, когда начало темнеть; с большой неохотой выбрался из рощи и короткими трансгрессиями начал переноситься на вершины холмов, разглядывая местность и пытаясь угадать, где могли бы жить Лавгуды. В конце концов увидел дом, похожий не то на крепостную башню, не то на шахматную ладью. Это мог быть только дом Луны, и никаким иным.

Таблички на воротах и вдоль аллеи окончательно развеяли сомнения, и он решительно направился к двери. Постучал, припоминая забавного пожилого волшебника с похожими на сахарную вату волосами, с которым познакомился на свадьбе брата.

Однако ему открыла Луна.

Он стоял, не зная, что сказать. И с чего он взял, что она и Невилл постоянно торчат в «Норе»? Они же наверняка чередуются… «Рон, — удивилась Луна, — что ты здесь делаешь?» Рон молчал, не зная, что ответить, глядя на ее бледнеющее лицо. «Гарри, Гермиона… где они? Рон, что случилось?!! Они живы? Рон!!!» «Живы…» — сказал он наконец, очень надеясь, что это правда. Луна глубоко вздохнула, зажмурилась и стала потирать виски. На ее лицо постепенно вернулся нормальный цвет. «А что случилось?»

— Я… потерялся.

Это был какой-то дурацкий, детский ответ, хотя он полностью описывал ситуацию. Но Луна не стала смеяться — она никогда ни над кем не насмехалась, и это при том, что было время, когда над ней смеялись многие (впрочем, такого не было давно. После того, как она стала одной из Отряда Дамблдора, после памятного сражения в Министерстве). Она с облегчением улыбнулась и пригласила его в дом.

Войдя, он снова застыл, пораженный росписью кухонных стен. Кто-то ему уже говорил, что Луна классно рисует, но сейчас он увидел это воочию. Казалось, они попали в оранжерею с тропическими растениями — они были, конечно, нарисованные, как и небо просветах листвы, но все казалось живым и настоящим, и солнечные лучи, пробивающие листву, чуть ли не на самом деле освещали круглую кухню. «Нравится?» — с гордостью спросила Луна, увлекая его по спиральной лестнице наверх.. «Обалдеть!» — отозвался Рон. Девочка звонко рассмеялась.

Он бегло увидел большую комнату, полную всяких диковинных вещей, поздоровался с Ксенофилиусом — тот его не заметил, сосредоточенно мастеря что-то за рабочим столом. «Пойдем ко мне», — сказала Луна, и они поднялись в комнату под самой крышей, где на Рона опять напал ступор — он увидел на потолке свой портрет. А еще портреты Невилла, Джинни, Гарри и Гермионы. Они были великолепны.

На секунду Рону даже показалось, что это действительно Гарри и Гермиона. Но это были всего лишь портреты, обрамленные золотой нитью и, присмотревшись, он обнаружил, что нить состоит из тысячи раз выписанных мелким почерком слов «друзья… друзья… друзья…»

— Что с тобой?!

— Прости… выдавил он, с трудом отведя взгляд. — Сам не знаю…

Она усадила его на постель, села рядом и обеими руками взяла его за руку. Рон смотрел на нее, не понимая, и стискивал зубы, сдерживая рвущийся к горлу ком. Луна некоторое время озабоченно смотрела на него, потом заставила прилечь и укрыла одеялом. «Мне надо уйти ненадолго, — шепнула она. — Я только скажу Джинни, что ты здесь, и сразу вернусь». Он хотел ее остановить; она сказала: «Она поймет. Она понимает больше, чем ты думаешь». Рон спрятал лицо в подушку и не заметил, как она ушла. Приподнял голову, оглянулся — ее не было. Уже не было необходимости сдерживаться — разве только стараться плакать тихо, чтобы Ксенофилиус не услышал. Хотя отец Луны был так увлечен своей непонятной работы, что не услышал бы даже рев дракона.

(— Ну, мы тоже были в полном шоке, — с непривычной мягкостью заметила Джинни, — и я тогда, кажется, и решила, что за таким братцем нужен глаз да глаз. Не обижайся, Рон, но ведь тогда так и было.

— Да я не обижаюсь, — коротко улыбнулся Рон. — Так и было!)

… Луна вернулась, когда он уже успокоился. Провела рукой по его волосам (Рон несказанно удивился), затем по подушке; обнаружив, что она мокрая, она довольно бесцеремонно вытащила ее из-под него и достала взамен другую. Потом… «Ты что делаешь? — ошеломленно спросил Рон, когда она перебралась через него и начала устраиваться в промежутке между ним и стеной. — А твой папа?»

«Он занят».

«Не надо, Луна…»

«Хорошо, — успокаивающе шепнула она, — я не буду».

«Чего не будешь?»

«А чего не надо?..»

«Не надо меня целовать» — хотел сказать Рон

И почему-то не смог.

Глава 28. Как искали хоркруксы. Продолжение.

«Рон, — сказала она ночью, — ты же совершенно себя измотал этими тревогами. Оттого, что ты будешь страдать, им лучше не станет. Успокойся. Пожалуйста». Невероятно, но ему удалось. Все было нереальным, словно его перенесло в мир, где прежде обитала одна Луна — в мир нарглов, бундящих шиц и морщерогих кизляков. Хотя, конечно, реальный мир никуда не ушел — но на какое-то время о нем можно было немного забыть. Проснувшись, Рон впервые за все это время улыбнулся.

Было лень даже открыть глаза; он смотрел сквозь ресницы, и странная круглая комната от этого выглядела еще более странной. Луна ходила туда-сюда, понемногу одеваясь, и напевала — негромко, но с явным намерением разбудить его.

«Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой.

А в городе том сад, все травы да цветы;

Гуляют там животные невиданной красы…»

(с) А. Волохонский, А. Хвостенко

Рон улыбался, любовался Луной и не был уверен, что все это ему не снится. У нее был интересный голосок, «матовый», как однажды выразилась Габриель — негромкий, мягкий, но от этого как-то особо ласковый. Вряд ли она могла бы петь со сцены, но слушать ее в тихой комнате — одно удовольствие. И песенка в ее духе…

Луна подбросила вверх свою мантию, взмахнула палочкой. Взлетев под потолок, мантия стала медленно спускаться, как наполненный воздухом парашют. Луне оставалось только, вытянув руки, нырнуть в нее. Не выдержав, Рон рассмеялся. «А, ты уже не спишь? — рассеянно спросила она, расправляя складки. — Джинни попросила передать, что тебя в «Норе» ждут на Рождество». Он недоверчиво посмотрел на нее, но и только — ему было так хорошо, что он не почувствовал ни удивления, ни испуга. «Так хорошо, — с легким смешком добавил он, — что потом даже стало стыдно».

…Гарри эти слова очень удивили, но Гермиона поняла.

— Потом — это когда? — внимательно спросила она. — Когда ты вернулся?

Рон кивнул.

— Я ведь не знал, как вам досталось в то Рождество.

Об этом Гермиона уже рассказала. Гарри был только рад предоставить ей инициативу — до сих пор неприятно было вспоминать, как по-дурацки они угодили в ловушку Волдеморта.

К тому же Гермиона видела не все — а значит, можно было обойтись без некоторых тошнотворных подробностей… Он содрогнулся: перед глазами снова возникла Нагаина, выползающая из мертвого тела Батильды Багшот… Ослепительные вспышки заклинаний ворвавшейся в комнату Гермионы, острая боль от змеиных зубов, вонзившихся в плечо, звон разбитого стекла, когда они в обнимку вышибли окно и, по счастью, упали в глубокий сугроб… наполненное болью беспамятство, обморок, полный жутких видений и безумной ярости Волдеморта, снова упустившего их…

— Я не знал, — с извиняющейся улыбкой повторил Рон. — Для меня… для нас… это было, наверное, самое счастливое в жизни Рождество…

…Все же, зная вспыльчивый характер сестренки и ее острый язычок, Рон осторожно предложил: «Может, все-таки встретим Рождество здесь? Вдвоем? С тобой так хорошо!» «Правда? — удивилась Луна. — Хорошо, так и сделаем. Но к ним все-таки слетаем, Рон, иначе они обидятся. Неужели тебе не хочется увидеть их?» «Очень!» — признался он. «Вот и здорово! А вечером вернемся сюда».

(— Да уж! — рассмеялась Джинни. — Вид у тебя был такой напуганный, что как-то ругать и пилить тебя… просто совестно было!

Рон вздохнул:

— Джинни, хочешь верь, хочешь нет, но напуган я был вовсе не из-за вас…

— Из-за меня, — виновато улыбнулась Луна. — Не сообразила, что мой стиль полета для других не очень-то привычен. Я ведь раньше летала одна).

…И летала великолепно! Рон только успел оседлать метлу — а Луна уже превратилась в маленькую точку. Присвистнув от восторга, он набрал высоту, поравнявшись с ней — и тут она камнем рухнула вниз. Рон с криком ужаса ринулся за ней, но догнать не мог — она мчалась в почти вертикальном пике, и ее полоскавшие на ветру светлые волосы удалялись от него так быстро, словно он висел неподвижно. «Она же разобьется… разобьется!» На секунду даже зажмурился. А когда открыл глаза, Луна уже летела навстречу, и он смог только подумать: «Она смогла выйти из такого пике?!!» «Смотри, — весело кричала Луна, размахивая чем-то белым. — Ледяной эдельвейс! Он цветет один раз в год, под Рождество!» Поравнялась с ним, протянула цветок. «Ты что?!! — закричал Рон. — Ты его… сорвала? Сейчас?! У самой земли — из пике?!!» Она улыбнулась: «Конечно, а что?» — развернула метлу и полетела в сторону «Норы». Рон полетел следом, твердо решив, что возьмет с нее клятву никогда больше не проделывать таких трюков… хотя бы у него на глазах.

Правда, он так этого и не сделал.

— …Вот так-то, Гарри! — слегка виновато усмехнулся Рон.

Гарри кивнул.

В то время, о котором рассказывал Рон, он лежал без сознания в палатке, и Гермиона выхаживала его. Ему повезло, что Волдеморт приказал своей змее не убивать его, потому что хотел сделать это сам — и Нагайна не воспользовалась ядом.

— А все-таки, — хмуро заметила Гермиона, — я плохо справилась с ситуацией…

— Плохо?! — Гарри ошарашено уставился на нее. — Ты смогла вытащить меня оттуда, у Волдеморта из-под носа… смогла вылечить…

— Я не смогла убить Нагайну.

— Не смогла, и ладно, — со смешком возразил Невилл. — Это был мой подвиг.

Гермиона с удивлением посмотрела на него, потом рассмеялась:

— Ну ладно. Пускай будет так. Но все же — жаль, что не смогла. Ладно… извини, Рон, я тебя перебила.

— Да что там! — Рон поднял брови. — Как-то и рассказать особо нечего. Это был просто… замечательный сочельник. Оттого и казалось, что я до конца не проснулся.

— Да, — задумчиво подтвердила Джинни, — вид у тебя был порядочно обалдевший. А ведь мы не притворялись, мы и правда были тебе рады.

— Я знаю, сестренка. Знаю… — Рон улыбнулся так, словно до сих пор не мог в это поверить. — Все было замечательно. И потом тоже. А утром…

…Утром Луна растолкала его и спросила: «Рон, это что такое?» Пока он сонно моргал, пытаясь разглядеть, что у нее в руке, она добавила: «Я переложила твою мантию, и это выпало из кармана. Это что, зажигалка?» Рассмеявшись, он объяснил. Луна некоторое время задумчиво рассматривала делюминатор. «Странно», — сказала она. «Что?» «Почему делюминатор должен говорить?..» Рон уставился на нее. «Я только что услышала из него голос Гермионы».

Рон вскочил, выхватил у нее из руки серебряный приборчик. Поднес к уху. Делюминатор молчал.

«Ты уверена? — задыхаясь, спросил он. — Что… что она тебе сказала?»

«Не мне. Кажется, она разговаривала с Гарри, и упомянула твое имя. Похоже, с Гарри что-то случилось, но сейчас он в порядке». Рон, побледнев, смотрел то на нее, то на делюминатор. Нажал на кнопку — щелчок, серебряная крышечка откинулась, и в воздухе между ними повис шар прозрачного синего света.

Луна потянулась к нему, шар мягко отпрянул, словно давая понять — не она должна прикоснуться к нему. А когда поднял руку Рон, вдруг метнулся в сторону, прошел сквозь закрытое окно и пропал. Рон подбежал к окну, выглянул — синий шар спокойно висел над тропинкой. Ждал его.

…Рон замолчал, потому что Дамблдор вдруг встрепенулся и посмотрел на Гарри, словно хотел о чем-то спросить, но не решался. Наконец сказал:

— Наверное, это нетактичный вопрос, но мне хотелось бы знать… Гарри, как получилось, что за все это время вы и Гермиона ни разу не упомянули Рона вслух?

Гарри недовольно посмотрел на него. На такой вопрос и ответить нелегко, и не очень хотелось. Как-то досадно было осознать, что это одна из причин, из-за которой Рон так долго не мог вернуться к ним. Но раз призрак спросил, извинившись за нетактичность — значит, для него это важно…

— Я не знаю, как было для Гарри, — ответила, к его облегчению, Гермиона, — а у меня… Ох, сложно объяснить.

— Ты была очень зла на меня, — подсказал Рон.

— Да, — призналась Гермиона. — Но не только. Еще был какой то детский страх, глупый такой… Знаешь, как маленькие дети выдумывают себе каких-нибудь нелепых примет — типа, не надо наступать на стыки тротуарных плиток, а то твой любимый котик умрет. Мне почему-то казалось, что стоит назвать тебя по имени — и ты никогда не вернешься…

— У меня было похоже, — сказал Гарри. — Казалось — если я назову твое имя, если скажу, даже про себя, не «он ушел», а что именно ты ушел… я в это поверю, и это будет окончательным. Хоркрукс давил на меня, и я был на грани, чтобы того… поверить. Только я не хотел.

— Ты не согласился, правда? — Дамблдор серьезно смотрел на него поверх очков. — А без твоего согласия он был бессилен.

Гарри кивнул.

— И кроме того, сэр, — сказал он, — такая простая вещь… Когда друзья говорят друг о друге, они редко говорят имена. И так ведь ясно, о ком речь.

— Понятно… Наверное, надо было подобрать другое кодовое слово… или несколько, — он улыбнулся. — Не сообразил.

— Вам надо было попросту сообщить нам, для чего еще предназначен делюминатор, — мягко заметила Гермиона. — Написать несколько строк, или поручить кому-нибудь из Ордена сказать нам…

Дамблдор долго смотрел на нее.

— Да, — сказал он наконец. — Да, конечно. Простые решения — самые лучшие… — призрак невесело улыбнулся. — Продолжайте, Рон. Простите, что перебил.

— Да не за что. Так, на чем я остановился?

— Вы выглянули в окно и увидели, что шар ждет вас.

— Да… В общем, мы все поняли…

…«Мне будет не хватать тебя» — сказал Рон.

«Да».

Луна обнимала его, спрятав лицо у него на груди, и оттого голос звучал глухо.

«Я должен».

«Да», — повторила она.

Ксенофилиуса в комнате не было. Луна походя дернула за какой-то рычаг, и в углу с жутким скрежетом и грохотом ожил древний печатный станок. «Вы печатаете журнал прямо здесь? — удивился Рон, морщась от режущего скрипа. — Шум не мешает?» «Да нет, я привыкла, — Луна задержалась в двери, оглянулась. — Хотя ты прав, я его потом смажу немного. А то он что-то начал поскрипывать».

Рона это позабавило, и ему стало легче. «Поскрипывать…» Да, умела Луна выражаться мягко!

На тропинке они еще раз обнялись, поцеловались и отодвинулись друг от друга. Луна кивнула, Рон повернулся к шару и протянул руку. Шар, до этого момента висевший терпеливо и неподвижно, вдруг увернулся от его пальцев, промчался вдоль протянутой руки и вошел в его грудь.

И все. Первые несколько секунд Рон ничего не чувствовал, потом по телу разлилось мягкое, волшебное тепло. И он смог взять направление.

Нацеленность, настойчивость, неспешность… «Мы еще увидимся», — сказал он Луне. Повернулся вокруг себя и трансгрессировал.

И только после этого, стоя на незнакомом заснеженном склоне, с запоздалым раскаянием подумал, что попрощался слишком уж неуклюже.

Или нет?

Казалось, он все еще видит ее глаза, в которых даже днем таится лунное мерцание; глаза, которые, как всегда смотрели на что-то видимое только для них, и которые говорили: «Все как надо, Рон!»

«Надеюсь… — пробормотал он, взбираясь по склону и поминутно оскальзываясь. — Надеюсь, Луна…»

(— …Но ведь и правда все было как надо! — с удивлением возразила Луна. — Разве нет?

Рон рассмеялся.

— Я вас два дня искал, Гарри, — продолжил он. — Защитные заклинания Гермионы — это что-то! И если бы ты не вышел из-под купола, когда появился тот Патронус... Ну, лань…

— Лань… — пробормотал Гарри. — Да…)

Лань вела его, мелькая среди деревьев, не оглядываясь и не замедляя шага. Это был настоящий Патронус, а не подделка, созданная какой-нибудь Темной магией — ни одно злое заклинание не могло создать то ощущение света и тепла, что излучала лань. И еще было в этом излучении, что-то глубоко, нестерпимо родное; Гарри вдруг подумал — такой Патронус мог бы быть у его мамы…. Спохватившись — свет почти потерялся за деревьями — он со всех ног бросился вперед и вылетел на широкую поляну, на которой что-то блестело. Озеро, понял Гарри, лесное озерцо, покрытое льдом… а на его берегу, перед двумя сросшимися между собой вековыми деревьями, стоял кто-то в плаще с надвинутым капюшоном, держа в правой руке палочку, а в левой — что-то длинное и черное. Гарри остановился, разум и осторожность сразу вернулись к нему. Он поднял палочку. Лань остановилась рядом с незнакомцем и начала таять. А тот не оглянулся, хотя наверняка слышал скрип снега. Стоял, о чем-то размышляя, потом поднял руку, будто собирался бросить свою ношу в черную прогалину во льде. Потом опустил, раздумав, и все-таки повернулся. Свет от Патронуса исчез, и Гарри зажег на своей палочке «Люмос». Человек в плаще тоже поднял палочку и легким движением пальцев повернул ее ручкой вперед — в таком положении колдовать ею было невозможно — потом спрятал под мантию и снова поднял руку, растопырив пальцы.

В этой демонстрации миролюбивых намерений Гарри почудилась легкая насмешка, и он покрепче сжал палочку, пытаясь направить луч света под капюшон. Незнакомец поспешно отвернулся и начал разматывать с предмета в левой руке темную ткань. Снова повернулся спиной, отбросив ткань в сторону, шагнул к сросшимся стволам. Затем откинул капюшон, вскинул руки и повернулся вокруг себя. И исчез.

— …Сказать, что я был потрясен, — с усмешкой заметил Гарри, — значит ничего не сказать… Весь мир с ног на голову перевернулся. Как у него мог быть такой Патронус?! И он… он оставил там меч Гриффиндора!

— Это был Снейп?! — воскликнула Джинни. — Так это он принес тебе меч?

— Да. Снейп воткнул его в развилку сросшихся деревьев. Он потому и повернулся спиной. Не знаю, зачем он потом, перед тем, как исчезнуть, дал мне увидеть его лицо…

— Ну, это-то как раз меня не удивляет.

Дамблдор тихо рассмеялся:

— Н-да… Старина Снейп…

— Вредина Снейп, — негромко, но слышно пробормотала Джинни (Гермиона с упреком глянула на нее — Джинни тут же сделала упрямую мордочку). — Он сделал это по вашему приказу, сэр?

— Да… — призрак задумался, потом добавил: — И нет. Он сделал это не так, как хотел я… По-своему и умнее. Сначала он собирался бросить меч в озеро? Да, Гарри? Ну что ж… прости. Мне казалось, что меч должен достаться тебе нелегко, а это было глупо и ненужно, и Снейп это понял. Или попросту сообразил, что если ты будешь нырять за мечом и схватишь какую-нибудь пневмонию, то убивать Темного Лорда придется ему…

…Как бы там ни было, Гарри недолго пребывал в ступоре. Усилив магический свет на палочке, настороженно пошел вдоль озерца. Ему чудилось чье-то присутствие позади, но в то же время не было ощущения опасности. Снейп ушел. Он вел себя слишком уж странно для врага, и если все это было ловушкой, то тоже очень уж странной.

Значит, это не было ловушкой.

А потом в развилке что-то сверкнуло — серебристым и рубиновым отблеском — и еще до того, как подошел, Гарри понял, что там.

Пришлось потрудиться — Гарри подивился силе Снейпа, умудрившегося воткнуть клинок так глубоко, что освободить его удалось только с третьей попытки. А когда удалось…

(— …Я решил, что медлить нельзя. Меч был у меня. И хоркрукс был у меня).

…Гарри оглянулся; свет упал на что-то серое, выступающее над снежным покровом. Большой плоский камень. Он положил на него меч и вытащил из-под мантии шагреневый мешочек. Поколебался — не лучше ли сначала рассказать Гермионе? Но зачем медлить? Рванув завязки мешочка, вытащил медальон…

И даже не понял, что произошло. Что-то свистнуло, горло стянуло страшной болью, и в глазах потемнело.

(— …Даже не помню, как упал. Очнулся уже на снегу, и показалось, что обморок продолжается, — Гарри рассмеялся, — потому что услышал голос Рона…)

…Рон вышел к полянке уже после того, как Патронус-лань исчез, поэтому и не увязал его с темной фигурой, неподалеку от которой стоял Гарри. В отличие от Гарри, он сразу, по каким-то неуловимым признакам (каким именно, он и сейчас не мог бы точно сказать) заподозрил, кто это. Он достал палочку, но не двинулся с места — Гарри не предпринимал ничего, просто стоял, глядя на незнакомца; тот демонстративно спрятал свою палочку, повернулся спиной, потом скинул капюшон — да, Снейп! — и исчез.

(— … А я ведь думал — он тебя убьет. Или ты его. В общем, растерялся. Хотя, казалось бы, куда уж больше… Тут ты подошел к тем двум деревьям, вытащил меч, и я совсем обалдел. Походило на фокус. Положил на камень, достал что-то из-за ворота мантии. Я не сразу врубился, что медальон! Уже хотел окликнуть, и тут…)

…Что-то тихо свистнуло, как хлыст. Гарри зашатался, уронил палочку и схватился за горло, словно что-то душило его. Упавшая палочка погасла. С криком: «Орбис Люминум» Рон бросился к нему, выбросив вверх световой шар такой яркости, что озарил всю поляну. Гарри с хрипом повалился набок, пытаясь сорвать что-то с шеи. Цепочка! Она захлестнулась вокруг шеи и душила его. Рон вцепился в медальон, пытаясь сорвать — не вышло, только сильнее затянулась. В панике оглянувшись, увидел меч. Схватил, полоснул по цепочке. Медальон отделился, цепочка обвисла и соскользнула. Гарри перестал хрипеть, вдохнул глубоко… и потерял сознание.

— Я хотел привести тебя в чувство, но тут… — Рон скривился, — он на меня прямо-таки обрушился… не знаю даже, как описать.

— Хоркрукс?

— Ну да… Оказалось, я его вскрыл — срезал ушко для цепочки, он и открылся.

— И что?! Ты этого не рассказывал!

Это чуть ли не хором воскликнули Гарри и Гермиона, и Рон рассмеялся.

— Об этом не очень-то и расскажешь, — тут же нахмурившись, сказал он. — Сначала… мне руку как иглой прошило… ту руку, в которой я его держал. И не сказать, что больно, но ощущение мерзопакостное. Хотел швырнуть на камень — и не мог разжать пальцы. Хорошо, что вспомнил, как сопротивляться «Империо», а то ведь эта штука рвалась ко мне в мозг. Спасибо Гарри — научил в свое время! Когда все же удалось положить медальон на камень, это прекратилось. Но медальон раскрылся, заговорил, а потом начал еще и картинки показывать.

— А что он тебе говорил? — Джинни подалась вперед.

— Да так… мозги парил. Что я такой-сякой, неудачник, которого мама не хотела, никто не любит, вечно в тени великого Гарри… Он мне еще и Гарри с Гермионой показывал… достал, короче. Я послушал, потом не выдержал — взял меч и пристукнул.

— И что?!

— И все. Заорал он, аж уши заложило, и замолк. Даже глаза пропали. Что? Ну, медальон — из двух половинок, в них стеклышки, а за ними глаза. Вроде как живые. Наверное, раньше у Риддла такие были — до того, как… покраснели.

Он рассказал, как привел в чувство Гарри, как они вернулись в палатку, где Гермиона чуть не отлупила его…

Гарри вспоминал с улыбкой…

Рон вернулся, Рон спас ему жизнь и уничтожил хоркрукс. Гарри был счастлив и совершенно растерян. Он забрал у друга разбитый медальон, смотрел на него в медленно гаснувшем сиянии светового шара и пытался поверить. Он чувствовал, что Рон ждет, и еще — что он вернулся каким-то другим, не таким, как раньше. «Ты вовремя», — пробормотал наконец Гарри. Рон засмеялся. «Пойдем?», — предложил Гарри. «Пойдем», — согласился Рон, но не двинулся с места. Гарри догадывался (или думал, что догадывается), чего тот ждет. Нужные слова все не шли. «Как вы тут?» — несколько невпопад спросил Рон. Они шли не спеша, у Рона был такой вид, словно ему хотелось сорваться с места и со всех ног проситься к палатке — и в то же время откладывал и откладывал этот бросок… «Рон, — сказал наконец Гарри, — все не так, как ты думал. Она мне как сестра, и я люблю ее как сестру… Я уверен, она относится ко мне так же… Правда, считает меня младшим братом — знаешь, иногда это достает». Рон рассмеялся: «Ну, если честно, она и правда старше».

«Меньше чем на год. Это не считается».

Они вышли к палатке, Рон замедлил шаг. «Она ждала тебя, очень», — сказал Гарри, пытаясь его подбодрить.

«Да я тебе верю, не беспокойся. Просто… ты же ее знаешь. Вот я и думаю, как она меня встретит… Ну и ладно, и поделом. Можно?» Несколько растерянный, Гарри отдал ему разбитый медальон, и Рон быстро зашагал к палатке. Поколебавшись, Гарри зашел следом.

Ну, была ссора, и нешуточная. Потом Рон показал медальон и был прощен.

И снова поиски. По второму кругу. Как-никак, с хоркруксом справились, и это обнадеживало не на шутку. Гермиона всерьез взялась за «Сказку о трех братьях»…

— …Я все ломала голову над тем знаком, — она изобразила в воздухе круг, треугольник и линию. — Ох, сколько было у нас споров… Мне никак не удавалось сопоставить то, что говорил Крум на свадьбе — что это знак Гриндельвальда — и то, что этот знак был изображен на могиле братьев Певерел, а они ведь умерли за много лет до того, как Гриндельвальд вообще появился на свет. В конце концов, я решила, что все это — какая-то чушь. А когда Гарри вспомнил, что тот же знак был у Ксенофилиуса Лавгуда, мальчики стали настаивать, чтобы мы пошли к нему. Я противилась… зря, наверное.

— Я тоже думаю, что зря, — серьезно сказал Рон. — Если бы мы поехали туда, пока не кончились каникулы и застали Луну дома…

— Нет, — неожиданно возразила Луна. — Это было бы очень плохо.

— Но почему?

— Потому что вы бы не узнали, что меня потом похитили. И не вытащили бы меня оттуда.

— А ведь верно!.. — воскликнула Гермиона.

Дамблдор деликатно кашлянул.

— Вы уж простите, — извинился он, когда друзья в очередной раз вспомнили о нем и посмотрели на него, — я хотел только попросить, чтобы чуточку по порядку. Это ведь как раз та часть повествования, о которой я ничего не знаю. Вас похитили, мисс Лавгуд? Когда?

— Когда я приехала в Хогвартс после каникул, сэр. Прямо на станции — все выходили из поезда, никто не заметил.

— А как вы думаете — похитить хотели именно вас, или вы попались им случайно?

— Думаю, меня. Похоже, то, что папа писал о Гарри, их сильно раздражало. Меня оглушили каким-то заклинанием, его сняли уже в «Малфой-мэноре». И я слышала, как кто-то сказал: «Посмотрим, как сейчас старикашка Ксено запоет!» Вы вроде просили, чтобы по порядку, сэр?

Она спросила своим привычным бесхитростно-удивленным голосом, и Дамблдор растерянно уставился на нее, потом рассмеялся:

— Да, попросил, а потом сам стал забегать вперед, верно? Ну, что ж, тогда…

— Нет, это не вперед, — поправил Гарри; похоже, он несколько колеблется. — Мы подались в Оттери Сент-Кетчпол уже после каникул, где-то неделю спустя, и… Знаешь, Луна… то, что я расскажу, тебе может быть неприятно. Твой папа…

— Я все знаю, Гарри, — возразила Луна. — Не беспокойся. Он мне сам рассказал.

— Ну что ж… — он задумался. — Мы ведь про тебя еще не знали. Вот и не могли понять, почему твой папа настолько… одним словом, не рад он был нам. Сначала даже впустить не хотел, но мы настояли. Это было не очень вежливо — но, в конце концов, с нами он тоже был не вполне вежлив…

…Правда, впустив их, Ксенофилиус Лавгуд повел себя более корректно. Однако в его глазах — больших и светлых, как у дочери — все время таился непонятный страх, и взгляд то и дело начинал блуждать.

Однако вопрос Гермионы его удивил и увлек. На какое-то время забыв о своем страхе, пригласил их за стол и, угостив чем-то малосъедобным, начал объяснять про Дары Смерти. Нарисовал знак — треугольник, в нем круг, пересеченный вертикальной линией, растолковал: Мантия, Камень Воскрешения, Старшая Палочка. Восхитился, узнав, что у Гермионы есть книга сказок Биддля, да еще и раритетная, руническое издание. Попросил прочитать сказку о трех братьях вслух, потом растолковал и ее, и они с Гермионой заспорили. Рон и Гарри тоже втянулись, хотя Рон почему-то отвлекался, время от времени поглядывая на лестницу, ведущую, видимо, в комнату Луны — было такое впечатление, что ему очень хочется туда…

Спор довольно быстро угас и зашел в тупик. Увлеченность Ксенофилиуса и скептический настрой Гермионы, которой требовались убедительные доказательства — из-за этого оба словно говорили на разных языках, и они не понимали и не принимали друг друга. К тому же мистера Лавгуда продолжала снедать скрытая тревога — в конце разговора она снова охватила его, и он, погрузившись в нее, замолчал. Казалось, он пытается принять какое-то решение. В конце концов вдруг встал, пробормотал что-то насчет чая и торопливо вышел из комнаты.

Отсутствовал он порядочно, так что друзья немного от него отдохнули. Наваждение, вызванное его рассуждениями, понемногу рассеялось. Они даже повеселились, представляя, кто из них какой из Даров бы выбрал. Слышно было, как Ксенофилиус ходит взад-вперед по кухне, время от времени гремя посудой. Гарри уже подумывал — не лучше ли будет просто уйти? Все, что можно, они уже узнали… Но тут Рон вдруг встал, подошел к лестнице, ведущей в верхнюю комнату, повернулся к ним и, заговорщицки подмигивая, жестом позвал их. Гарри, поколебавшись, встал. Гермиона нахмурилась, но последовала за ним. Рон ткнул пальцем вверх. Они посмотрели, и Гарри ошеломленно уставился на свою физиономию, взиравшую на него с потолка. Сначала ему показалось, что это зеркало, лишь потом сообразил, что портрет на потолке. Он очень удивился: неужели Рону доводилось гостить у Лавгудов? Хотя что тут странного — рядом ведь живут.

Он тогда еще не знал о чувствах, так неожиданно соединивших Рона и Луну...

Обойдя Рона, поднялся наверх. Увидев портрет и ахнув, Гермиона взбежала вслед за ним.

— Вот это да! — воскликнула она. — А что… что там написано?

Она приподнялась на цыпочки, читая слова «друзья… друзья… друзья…», золотой цепочкой окаймляющие портреты, потом оглянулась на мальчиков — в глазах блестели слезы.

— Ох… ребята!..

— Она замечательная, правда? — тихо спросил Рон.

— Да, — срывающимся шепотом отозвалась Гермиона. — Да, Рон, да… А я ей грубила… Помните? Помните, что она сказала тогда, на Астрономической Башне?

С трудом оторвав взгляд от портретов, мальчики посмотрели на нее. Гарри кивнул.

— Это мы, — сказал Рон.

Гермиона неожиданно взяла их за руки, потянула к себе и обняла обоих…

— …и снова было, как тогда, на башне. Тепло, близость… Так же сильно, хотя нас было всего трое…

— И еще что-то, — добавила Гермиона. — Сила. Во всяком случае, у меня было такое чувство, что я могу горы своротить.

— И у меня… То же самое было… — почти одновременно сказали Гарри и Рон, и все трое рассмеялись.

— А потом… Ну, мы все же решили, что не особо вежливо торчать в комнате, куда нас не приглашали, спустились вниз, и… — он опять с некоторым колебанием посмотрел на Луну; девочка ободряюще кивнула. — Короче, там уже был мистер Лавгуд, и он держал нас на прицеле своей палочки.

…Сначала они даже не поняли. Решив, что его разозлило вторжение в комнате дочери, Гермиона начала извиняться, сердито глянув на Рона. Мальчики подумали то же самое, Рон тоже извинился. Однако Ксенофилиус словно ничего не слышал.

— Мисс Грейнджер… — сказал он, — мистер Уизли… Вы можете уйти. Нет… Вы должны уйти!..

— Да в чем дело-то?! — разозлился Рон. — Мы вообще-то и так уже собирались…

— А почему только мы? — перебив его, резко спросила Гермиона. — Зачем вам Гарри?

Ксенофилиус молча смотрел на них. Его лицо ничего не выражало, глаза за стеклами очков смотрели — совершенно так же, как глаза Луны — куда-то сквозь друзей. Но рука с палочкой дрожала…

— Может быть… — сказал он. — Нет, не может быть… а наверняка… Они же обещали… Они были правы, они сказали, что мистер Поттер наверняка придет сюда, и… простите меня, Поттер, но вы должны понять… Если я отдам им вас, они вернут мне мою дочь…

— ЧТО-О-О!!!

Гарри и Гермиона подскочили — они и представить не могли, что Рон способен так кричать!

И так быстро двигаться. Рон метнулся вперед, как молния — его очертания прямо расплылись. Толкнул Ксенофилиуса в грудь, одновременно вырвав из его руки палочку так быстро, что тот, отлетев к противоположной стене, взмахнул пустой рукой и крикнул: «Остолбеней», прежде чем успел заметить, что палочка не у него.

— Где Луна?!! — взревел Рон.

— Рон!!! — завизжала Гермиона.

Ее крик несколько привел Рона в чувство, и он слегка растерянно посмотрел на отнятую палочку. Ксенофилиус, тяжело дыша и держась за грудь, с ужасом смотрел на него. Повернувшись спиной, Рон шагнул к полкам и, приподнявшись на цыпочки, положил палочку на самую верхнюю.

— Пусть пока полежит здесь, — незнакомым голосом, резким и отрывистым, сказал он. — Я вам не сломал что-нибудь?

Ксенофилиус добросовестно ощупал грудь.

— Кажется, нет.

— Что случилось с Луной? Да вы садитесь!

Старый волшебник, пошатываясь, подошел к стулу и буквально рухнул на него. Гермиона, шагнула к нему, желая помочь и бросила на Рона взгляд, исполненный одновременно осуждения и страха. Гарри и сам чувствовал оторопь. Таким он своего друга никогда не видел. Таким… жутким.

…Рон замолчал, снова глянул на Луну, та ободряюще улыбнулась.

— Все в порядке, Рон. И все правильно, хорошо, что ты отобрал у него палочку. Дело в том, что… — она задумалась, подбирая слова, — ты не поверишь, наверное, но… если папу сильно испугать, он становится очень опасным.

— Правда, что ли? — недоверчиво спросил Рон.

— Правда-правда! Я как-нибудь вам расскажу. На них с мамой Пожиратели Смерти нападали еще во время первой войны, — немного подумав, она добавила: — Три раза подряд.

Последние слова она как-то по-особому подчеркнула и уставилась на Гарри своим фирменным немигающим взглядом, от которого становилось немного не по себе.

Она явно ждала от него что-то. Какого-то понимания. И Гарри вдруг понял, что совершенно так же смотрит на нее. Это была… слишком невероятная мысль.

После того, как они вчетвером прикончили Волдеморта, Гарри решил, что пророчество Сивиллы Трелони было полной чушью. Но тут прозвучал ошеломленный голос Джинни:

— А ведь на маму и папу тоже нападали, и они тоже отбились. Еще до моего рождения, в первой войне… Трижды!

Гарри смотрел то на нее, то на Луну. Краем глаза увидел, что Дамблдор, потрясенный, привстал и подался вперед, ловя каждое слово.

— Но ведь… — выдавил Гарри, — ведь ни ты, ни ты не родились в июне!

Луна кивнула.

— «На исходе седьмого месяца», — процитировала она. — Я родилась семимесячной, Гарри.

— Я тоже… — шепотом сказала Джинни.

— Какой же я дурак!.. — пробормотал Дамблдор, бессильно опускаясь на стул.

Сейчас он был совершенно похож на человека. Очень старого и очень расстроенного.

— Сэр, но… — попробовала возразить Гермиона; Дамблдор мягким жестом попросил ее замолчать.

— Конечно же, — сказал он, глядя куда-то поверх их голов. — Конечно, пророчество относилось ко всем четверым. Ко всем вместе, и к каждому в отдельности. Так… и не только. Если подумать… если бы я догадался подумать… Нет! — резко оборвал он самого себя. — Потом. Я все же очень хочу услышать историю подвига мистера Лонгботтома — тем более, что мы уже подошли к ней очень близко, не так ли? Куда ты, Аб?

— За пивом, конечно! — проворчал старый бармен, собирая бутылки со стола. — Рассказывайте, можете не ждать. Мне всюду хорошо слышно. Магия здесь такая.

Кто-то из девочек хихикнул.

— Близко, но не совсем, — заметила Гермиона; все повернулись к ней, и ей пришлось подхватить эстафету рассказа. — В общем, мы смогли несколько успокоить мистера Лавгуда. Его все еще трясло, но он смог рассказать, что Луну похитили. А ему пригрозили, что либо он прекратить печатать восхваления Гарри и вселять читателям пустые надежды — это они так сказали, «пустые надежды» — либо они скормят Луну Нагайне. И я вдруг сообразила…

Гермиона, внезапно смутившись, умолкла. Рон рассмеялся:

— И сказала такое, что бедняга чуть со стула не свалился!..

— Ну… да.

…— Очень хорошо! — воскликнула Гермиона.

Ксенофилиус прямо подскочил; на этот раз он с ужасом смотрел на нее. Гермиона этого не заметила. Она выпрямилась, глаза загорелись.

— Да что тут хорошего? — закричал Рон.

— Ты собирался туда один, да? — Гермиона пристально посмотрела на него. — Не выйдет, мы пойдем с тобой! Мы не станем разделяться, и не думай! Один раз ты уже уходил — больше не выйдет!

Ксенофилиус снова вздрогнул, его взгляд заметался между ними — но страх в его глазах сменился надеждой.

— Гермиона, да что ты несешь?! С чего ты взяла?

— А что у тебя в руке? — она резко схватила его за руку, не давая ему спрятать ее в карман.

— Ну… ну и что? — он все-таки разжал кулак; на ладони лежал делюминатор.

— Так где она?!

— В «Малфой-мэноре», — недовольно буркнул Рон.

— Так я и думала!

— И что в этом хорошего?

— Да напряги хоть раз мозги! Раз они сказали, что скормят Луну змее — значит, змея тоже там! А мы что ищем?

— Хор… — машинально ответил Рон и тут же замолчал: Гермиона отчаянно замотала головой, показав глазами на Лавгуда. — А… ну… я понял. Ну да! Конечно! Папа же говорил — со слов кого-то из Отдела Мракоборцев — что там регулярно мелькают подозрительные типы. Да забыл я об этом, а то сказал бы сразу! — стал оправдываться он.

— Ничего ты не забыл, — с удовлетворением заметила Гермиона. — Сразу догадался, не так ли? А когда она тебя позвала, догадка превратилась в уверенность. Она ведь трогала делюминатор?

Рон, с восхищением глядя на нее, кивнул.

— Мистер Лавгуд, — серьезно заговорила Гермиона, — Луна жива, это главное. И…

— В порядке, — добавил Рон. — Ее пока не трогали. Мы сделаем все, чтобы вытащить ее оттуда. Сейчас долго объяснять, как мы узнали…

— Да я знаю, — внезапно оживившись, перебил Ксенофилиус. — Я когда-то помогал Альбусу сделать делюминатор. Говорите, она его потрогала? Нет, но какая она у меня умница! Идея была моя, — у него явно начиналось постстрессовое состояние, ему хотелось выговориться. — Я хотел создать портал, многоразовый и не отслеживаемый Министерством. Альбуса в кои-то веки заинтересовало, и мы попытались. Вышло не совсем то, что планировали, но тоже неплохо получилось, верно?

— Конечно, — мягко согласилась Гермиона, — мы же как раз благодаря ему и нашли, где находится Луна. Только нам лучше поспешить.

— Да, да, разумеется! — Ксенофилиус вскочил, засуетился, стал пожимать им руки, хлопать мальчиков по плечам. — Может, еще по чашке чая из лирного корня на дорогу? Он ведь дает силы…

Трое друзей переглянулись и передернулись.

— Нам некогда, — твердо заявил Гарри.

— Тогда... Удачи вам, удачи! — Ксенофилиус проводил их до входной двери. — Спасите мою девочку, мою Луну…

Гермиона вежливо остановила его на пороге, они отошли несколько дальше по тропинке, и Рон щелкнул делюминатором.

— Может, мы все же ошибаемся, и она не там, — сказал он, глядя на светящийся синий шар, — но эта штука не ошибется. Достанем палочки на всякий случай, — он сунул делюминатор в карман и вытащил свою палочку. — На счете три. Раз… два…

Но ошибки не было. Они оказались перед воротами «Малфой-мэнор» и, по счастью, больше никого поблизости не было.

Глава 29. Хоркруксы и Талисманы.

Рассказ прервал скрип лестницы и невнятные ругательства. Гарри и Невилл одновременно встали, выглянули и увидели Аберфорта, тащившего ящик с бутылками. Мальчики сбежали вниз, забрали у него ящик и втащили в комнату. У всех уже пересохло в горле. Рассыпавшись в благодарностях, друзья быстро расхватали бутылки, Рон первый припал к горлышку. Все последовали его примеру — кроме, конечно, самого Аберфорта, доставшего из кармана плоскую фляжку с чем-то явно покрепче, Дамблдора, который пивом не интересовался, и Луны, которая задумчиво рассматривала крышечку.

— Ребята, — попросила она, — оставьте мне крышечки, ладно? Интересные...

— Они же ржавые, — удивился Рон. — Да и ты вроде любишь это ожерелье…

Луна глянула на свое ожерелье и чуть-чуть поправила.

— Конечно, — согласилась она. — Хочу сделать для Айрис — она обрадуется. А от ржавчины очистить — в два счета.

— У нее же свое есть.

— Рон! — удивилась Луна. — Она ведь моя фанатка. Помнишь, какой была счастливой только потому, что мы ее навестили? А если получит ожерелье от меня — без метлы под потолок взлетит!

Рон рассмеялся, и девочка сочла нужным добавить:

— О своих фанатах надо заботиться, Рон. Они же нас любят.

«А ведь она права», — подумал Гарри и невольно улыбнулся, вспомнив слова Симуса о том, что у каждого из них уже есть клуб своих фанатов. Стоило бы встретиться, наверное — а то невежливо как-то…

Потом до него дошло, что Луна явно снова отвлекает их — нарочно, чтобы они дали себе передышку. Вернулись, так сказать, в настоящее. Поняв, посмотрел на нее с чувством благодарности. Луна увлеченно рассматривала собранные со стола крышечки и не заметила. И ладно… Передышка и правда была нужна. Несмотря на облегчение, которое он ощутил после мавзолея, все же многое из прошлого продолжало давить.

Поместье Малфоев… Где они спасли Луну… и чуть не потеряли Гермиону.

«Отдохни!» — приказал себе Гарри. И напомнил себе: «Это — прошлое!»

И не все в этом прошлом было плохим. Вспомнив, как крепко досталось там Беллатриссе Лестрейндж, он мстительно улыбнулся.

— Может, вернемся к нашим баранам? — чуть погодя улыбнулся Дамблдор.

— Это кто бараны? — возмутился Рон.

— Рон, это такое магловское выражение — рассмеялась Гермиона. — Пьеса была такая –судят пастуха за кражу баранов, и очень хитрый адвокат все время отвлекает суд всякими байками, а судья то и дело просит: «Вернемся же к нашим баранам!»

— А… — Рон хихикнул. И тут же помрачнел: — Хотя есть что-то верное. Я и правда ломанулся туда… как баран.

— Да и мы за тобой, — самокритично добавил Гарри. — Ворота были заколдованы и пытались нас остановить, но Гермиона что-то сделала, и они открылись, да еще и пригласили нас внутрь… Что ты сделала, кстати? Ты колдовала невербально, а я потом забыл спросить.

— «Конфундус», — с улыбкой объяснила Гермиона. — Раз им можно обмануть человека, то тупые говорящие ворота — тем более.

— Надо же, как просто! Ну, так вот… зашли мы, правда, с оглядкой, но ощущение было — пусто, ни одной живой души… ни одного человека, я хочу сказать. Даже в дом зашли беспрепятственно и уже стали думать, что все-таки ошиблись — никакой охраны, никого…

* * *

…Насчет «ломанулись как бараны» Гарри и Рон все же преувеличивали. Они были осторожны. Просто упустили из виду, что в таком коварном месте надо быть в десять раз осторожнее.

И как ни странно, самой обманчивой оказалась любовь Люциуса Малфоя к комфорту. Защита, как много позже узнал Гарри, была сосредоточена по периферии сада (чтобы никакие охранные заклинания не нарушали уютную тишину), и была очень даже мощной). А что они преодолели ее, даже не заметив — это Малфой сам себя перехитрил. Накладывая изощренную и мощную защиту от умных и могущественных врагов, он не сообразил, что самый хитроумный замок взламывается простой фомкой. Ему и в голову не могло прийти, что кто-нибудь применит «Конфундус» не к человеку, а к предмету.

Об осторожности они не могли бы забыть еще и из-за снега — его белизна делала вечер слишком светлым. А еще Гарри отметил, что снег с ведущей к коттеджу аллеи аккуратно убран.

Но в тот вечер Волдеморт действительно отсутствовал, и остальные Пожиратели тоже. Можно сказать, что в поместье и правда никого не было… почти.

Замок входной двери поддался обычной «Алохоморе». В прихожей было уже темно, но сочащийся сквозь полукруглое окно над дверью сумеречный свет еще давал возможность двигаться, ни на что не налетая. Дверь в гостиную была приоткрыта, свет там горел. Рон осторожно заглянул и никого не увидел.

Все же зайти они не решались. Рон отдал Гарри меч, переложил палочку в левую руку и полез в карман за делюминатором.

— Зачем? — резко шепнула Гермиона, схватив его за руку.

Рон объяснил, и она вздохнула:

— Да не получится так! Соображай немного — почему мы оказались за воротами, а не внутри?

— Защита от трансгрессии? — подумав, с досадой предположил Рон.

— Конечно! Ты ведь даже мою защиту не смог пробить, когда искал нас, а здесь она посильнее!

Пришлось Рону смириться. Делюминатор он не убрал, напомнив, что там еще и свет — им запаслись еще на Гримо,12. Посовещались — где искать Луну? Коттедж был, мягко говоря, не маленьким, а ведь надо еще и Нагайну найти. Кого искать сначала –вопрос не стоял. Во-первых, друга выручают в первую очередь, во-вторых — убийство змеи могло вызвать немедленное появление Темного Лорда, у которого с ней была постоянная связь — и тогда будет не до спасения кого-то, самим бы спастись…

— Я знаю, как мы вытащим Луну, — заявил вдруг Гарри, — только бы найти ее! Гермиона, извини, но сейчас я тебе не скажу, как. Начнутся споры, я буду доказывать, ты — сомневаться… Нам некогда, пойми! Просто доверьтесь мне!

Поколебавшись, Гермиона согласилась.

— Я тоже тебе верю, — сказал Рон. — А как найти — есть идеи?

— Конечно! — сразу ответила Гермиона. — Где в коттедже можно держать пленных?

— В подвале… Хорошо, а где вход в подвал? На кухне?

— В гостиной должен быть еще один.

— С чего ты взяла? У нас в «Норе» он только на кухне.

— Ох, Рон… В таком особняке вход в подвал есть и в гостиной — внизу ведь винный погреб!

— Ты говоришь так, словно сама в особняке живешь!

— Ну… да, — почему-то смутилась Гермиона. — У нас и правда особняк. Не такой большой, конечно…

Она явно опасалась, что это признание заденет Рона, но тому было не до размышлений о бедности и богатстве.

— Подождите, — вмешался Гарри, когда Рон потянулся к двери, — вы не подумали, что там могут быть эльфы? Заметили, как здесь чисто и ухожено? Не сами же Малфои убирают!

— Вряд ли, — подумав, возразила Гермиона. — Есть-то они есть, но они, скорее всего, на кухне — эльфы обычно там обитают. И их не может быть много — эльфы очень дорого стоят, даже для таких, как Малфои. К тому же, они пугливы.

— Но парализовать человека вполне могут… ладно! — решился Рон. — Вряд ли они будут стеречь именно гостиную… надеюсь. Ты на всякий случай будь готова с «Конфундусом». Да, Гарри, отдай мне меч. Раз они пугливы, вид меча удержит их на расстоянии.

Гарри усомнился, вспомнив, как в свое время Добби магией швырнул Люциуса Малфоя через весь коридор, но меч отдал. В руке Рона меч Гриффиндора внушал респект.

Чуть приоткрыв дверь, они один за другим проскользнули в гостиную. Она пустовала. Люстра не горела, свет шел от двух небольших бра над камином, и стены тонули в сгущающемся мраке. Гермиона показала на вход в подвал, и они спустились. По счастью, ни полированный паркет, ни ступеньки лестницы не скрипели. Чуть отстав, Гермиона шепнула, что останется на страже, и присела так, что над верхней ступенькой возвышалась ее голова. Гарри прошептал «Алохомора», замок негромко (хотя в тишине гостиной показалось, что оглушительно) щелкнул, и дверь приоткрылась. Они проскользнули в подвал. Было темно, но Рон достал делюминатор, и несколько световых шаров, вылетело из него, озарив мрачное помещение. Раздался тихий вскрик, и они увидели Луну. Девочка вскочила с пола, где лежала, свернувшись клубочком, заморгала от неожиданного света, потом разглядела, узнала и — слава Мерлину, молча! — бросилась на шею Рону. Прижалась, тут же отпустила, так же коротко и порывисто обняла Гарри и отступила, глядя на них широко открытыми глазами и ошеломленно улыбаясь. Гарри ободряюще улыбнулся ей в ответ, чувствуя острую жалость — она выглядела изнеможенной, ее пошатывало. «Ее тут что, даже не кормили?» Отведя взгляд, вздрогнул — в углу лежал еще кто-то.

— Это гоблин, — шепнула Луна, проследив за его взглядом. — Его сильно избили, но сегодня он уже очухался. Вчера притащили, не знаю зачем.

Гоблин зашевелился, с трудом сел и уставился на них:

— Поттер?..

Гарри вспомнил — он видел его в «Гринготсе», еще на первом курсе.

— Она говорила, что ее друзья придут и спасут нас, — прохрипел гоблин, почему-то не сводя глаз с Рона. — Надо же, это правда. Вы — брат Билла Уизли, не так ли?

Рон кивнул и почему-то отвел меч назад, словно хотел спрятать за спину. Тогда и Гарри заметил, что гоблин смотрит не на самого Рона, а на меч — и смотрит очень странно, каким-то жадным и в то же время полным ужаса взглядом.

— Где вы его достали?

— Некогда! — отрезал Рон. — Гарри… ты говорил, что знаешь, как вывести Луну… А с ним-то как? Не можем же бросить его тут!

— Думаю, Кричер вполне может трансгрессировать обоих.

Рон с приоткрытым от удивления ртом уставился на него, потом расхохотался:

— Ну конечно, Кричер! Как же я не догадался?

— Тиш-ш-ше! — испугано шикнула Луна. Рон захлопнул рот и оглянулся.

— Здесь все слышно, — объяснила девочка. — Я всегда слышу, когда они наверху разговаривают громко, — она передернулась. — Иногда они такое говорят!..

Рон кивнул Гарри, и тот негромко позвал:

— Кричер!

Раздался хлопок, а за ним — скрипучий голос эльфа:

— Хозяин звал Кричера?

— Да! Кричер, это Луна. Ее и… его, — он кивнул на гоблина, — их надо переправить в безопасное место. Ты сможешь захватить двоих?

— Кричер может, — подтвердил старый эльф, — хотя Кричер не очень рад тащить гоблина. Но раз хозяин приказал… — он заколебался. — А леди Луна чистокровная?

— Вполне, — с удивлением сказала Луна. — Двадцать три поколения, потом покажу родословную, если не веришь.

— Кричер верит. Кричер спрашивает, потому что Кричеру трудно прикоснуться к грязнокровке. Он может, если хозяин приказал, но Кричеру будет так трудно, что он может промахнуться, и Кричер рад, что леди Луна настолько чистокровна…

— Хватит, Кричер, некогда! Бери их и переправь…

— К Биллу и Флер, — подсказал Рон.

— Но он же не знает… — возразил Гарри, однако эльф его перебил:

— Кричер знает, хозяин. Коттедж «Ракушка».

«Откуда?» — удивился Гарри, но времени выяснять не было.

— Очень хорошо. Потом вернешься… — он вспомнил слова эльфа про «грязнокровку». — Потом перенесешься в Хогвартс, найдешь Добби и вернешься вместе с ним.

Эльф закивал и протянул руки, в одну из них тут же вцепился подползший гоблин, Луна нерешительно взяла его за другую и умоляюще посмотрела на Гарри:

— Может, мне лучше с вами? Я не могу бросать вас здесь, ты не представляешь, насколько тут опасно!

— Луна, пожалуйста! — Рон обнял ее за плечи.

Гарри был очень тронут, но твердо сказал:

— Нет, Луна, спасибо, но вам лучше уйти. Ты же еле живая, и палочки у тебя нет.

Девочка нахмурилась, но кивнула.

— Скоро вы?! — раздраженно спросил гоблин.

— Да сейчас! Гарри, послушай, — торопливо зашептала Луна, — тут есть еще какое-то подземелье, эльфы проговорились, и там держали еще кого-то. Только туда никто попасть не может, кроме Люциуса и его эльфов, а Люциус в Азкабане. Так что есть ли там кто живой — не знаю, но они вроде носили туда еду.

— Нехорошие эльфы, нехорошие… — заворчал Кричер. — Тайны хозяев разбалтывают!

Гарри открыл рот, чтобы осадить его — и вдруг с оторопью глянул на Рона, а тот, стиснув зубы, посмотрел на него. Обоим пришла в голову одна и та же мысль — если здешние эльфы так свободно болтали при пленных — значит…

— Мы вовремя! — сказал Рон. — Давай, Кричер!

— Давай же! — прохрипел гоблин. — Здесь Беллатрисса Лестрейндж! Вы что думали, дом без охраны оставили? И еще кто-то есть — я слышал, она с кем-то разговаривала…

— С Хвостом, — шепотом подтвердила Луна.

И, словно в подтверждение их слов, где-то наверху раздался пронзительный торжествующий возглас: «Круцио!» и сразу же за ним — страшный крик боли!

— Гермиона!!! — Рон бросился к лестнице.

— Кричер, давай! — завопил Гарри, увидев, как Луна с расширенными глазами подалась вперед; он испугался, что она отпустит эльфа, но тот успел — хлопок трансгрессии, и все трое исчезли.

Гарри бросился за Роном; Захлебываясь криком, Гермиона катилась по ступенькам. Бросив меч, Рон протянул руки, но не успел подхватить — сверху раздалось:

— Круцио! Мобиликорпус!

Снова закричав, Гермиона взлетела и исчезла с их глаз. Рон, не помня себя, подхватил с пола меч и взлетел по ступенькам, Гарри за ним.

Крик Гермионы стих — потеряв сознание, она лежала у ног Беллатриссы, которая с прищуренными глазами разглядывала ее. Друзья вскинули палочки, но та заметила их и мгновенно присела, пропустив заклинания над головой.

— А ну тихо! — приказала она, и у нее в руке блеснула серебряное лезвие; она приставила его к горлу девушки. — А то… сами понимаете!

Они застыли. Гарри был уверен, что ему хватит секунды, чтобы бросить невербальное заклинание. Но этой секунде Беллатриссе хватило бы, чтоб… И, конечно, она это знала.

— Надо же! Какие редкие птички пожаловали! И...

Ее глаза вдруг сузились, она привстала — но, хоть Гарри и понадеялся, не отвела руку с ножом. Он прикидывал –применить «Акцио, нож»? Но Беллатрисса не вчера родилась — нож она держала рукояткой к ним. Если вырвать его с помощью «Акцио», лезвие неизбежно полоснет по шее, и неизвестно, насколько глубоко. Выбить «Экспелиармусом» — то же самое…

— Откуда у тебя этот меч?!! — взвизгнула Беллатрисса.

— А как вы думаете? — вопросом на вопрос ответил Рон.

Глаза Пожирательницы стали безумными.

— Бросить палочки! — заорала она. — Сюда, мне! Живо!

Пришлось подчиниться. В голове у Гарри помимо воли шел подсчет –Луна и гоблин уже в «Ракушке». Дом под «Фиделиус»-ом, но у Луны хватит сил достучаться и назвать себя… с ними все должно быть в порядке. Кричер, должно быть, уже в Хогвартсе. Сколько ему потребуется, чтобы найти Добби и объяснить ситуацию? А затем? «Они вот-вот вернутся! Проклятье, что они могут сделать? Эта их запросто убьет!» Он вдруг понял, что надо было просто втроем спуститься в подвал и запечатать дверь — с какой дури они оставили Гермиону на страже? И как сама Гермиона не сообразила?.. «Это я дурак! — подумал вдруг Гарри. — Не сказал ей про Кричера! Она не поняла, что есть возможность трансгрессировать!» Вот тебе и «избежал споров»!

Рон не отрывал взгляда от палочек, лежащих неподалеку от Беллатриссы и Гермионы. Беллатрисса тоже посмотрела на них, устроилась поудобнее на полу и усмехнулась:

— Думаете, вы хитрые? Кинули так, чтобы я не могла дотянуться, да? — она подняла свою палочку. — «Акцио палочки»! Ну, что теперь? «Акцио меч Гриффиндора»!!

Волшебница злобно рассмеялась.

— Да, конечно… — пробормотала она, глядя на меч, послушно легший рядом. — Повелитель, конечно, будет недоволен, очень… Но раз вы тут, он меня простит. Такой подарок, такой великолепный подарок — сам Гарри Поттер! Наконец-то! Может, он к тебе проявит милосердие, Поттер, как ты думаешь? Может, даже решит снова провести показную дуэль? Нет, вряд ли… Я посоветую ему не делать этого. Я слышала хлопок — вы как-то обошли защиту… Ах, вот оно что! Вы пришли за дурочкой Лавгуд! Надо же, благородные гриффиндорцы! А я-то ломала голову, чего вам вообще тут понадобилось! Как я понимаю, ее там уже нету, да? Ничего, невелика потеря! Поттер вместо Лавгуд и паршивого гоблина! А еще предатель Уизли!

— Какой я тебе предатель?! — со злостью закричал Рон. — Я что, вам клятву верности давал? Сумасшедшая старуха!

— Ты, предатель крови, придержи язык! — зашипела Беллатрисса. — И запомни, жалкий щенок, что намеки на возраст женщине чреваты! Как вы проникли в мое хранилище?

— Куда?..

— Не притворяйся дурачком! Вы достали меч из моего хранилища в «Гринготсе»! Что вы еще взяли оттуда, а? Чашу?

Гарри словно током ударило.

— К… какую чашу? — он пытался сказать это недоуменным тоном, но язык слушался плохо. Краем глаза он заметил, что Рон быстро глянул на него и тут же отвел взгляд. Он тоже понял.

Заикание Гарри Беллатрисса расценила как признание вины.

— Что ж, гриффиндорские рыцари! — процедила она. — Как благородно с вашей стороны принести все назад!

— У нас нет никакой чаши! — возразил Гарри.

— Вижу, вижу! Но я посмотрю потом, что вы там оставили в подвале! Я слышала, что вы что-то уронили!..

Это когда Рон меч бросил, сообразил Гарри. Он заметил, что Беллатрисса время от времени бросает взгляд на часы над камином. Ждет возвращения остальных?

— Церемония скоро закончится… Сегодня утром Драко Малфой принес четвертый талисман! Ладно, ладно, нечего притворяться! — с пронзительным смехом закричала она, когда мальчики на этот раз открыто и в полном недоумении переглянулись. — Вы бы не стали красть их, если бы не знали! Талисманы Основателей — медальон, меч, чаша! А сегодня мы получили еще и диадему! Только поэтому я не вызываю Лорда — церемонию нельзя прерывать. Жаль… Он приказал нам немедленно известить его, как только ты будешь пойман, Поттер! И надо же случиться так, чтобы я не могла выполнить приказ в точности! Ну что тебе стоило появиться часом позже?!

Мысли Гарри понеслись вскачь.

Меч принадлежал Годрику Гриффиндору, медальон — Салазару Слизерину, о чаше Хельги Пуффендуй рассказал Дамблдор. Медальон и чаша были хоркруксами, и еще один должен был быть вещью, принадлежавшей Ровене Когтевран либо Годрику Гриффиндору… Но меч тут, и непонятно, почему Беллатрисса считает, что он должен был храниться в «Гринготсе». Или Снейп выкрал его оттуда? Но меч — не хоркрукс, они бы давно это почувствовали. Значит, эта диадема и есть недостающий шестой хоркрукс!

Однако что за «талисманы»? Может, Волдеморт называет так хоркруксы? Он что, раскрыл своим соратникам свою величайшую тайну? Нет, она же сказала: «талисманы Основателей»…

И тут Гермиона очень некстати — или наоборот, кстати? — подала голос. Видимо, находясь еще в полузабытьи, она пробормотала:

— Какая ерунда… Нет никаких талисманов…

— Гермиона, не двигайся! — в ужасе закричал Рон. — У нее нож, и…

— Да, — с усилием, часто дыша, простонала девушка. — Я чувствую…

— А, очухалась, грязнокровочка! — с издевкой рассмеялась Беллатрисса. — Сейчас ты еще больше почувствуешь!

Она надавила, и из-под лезвия выступила капля крови. Рон дернулся и беспомощно сжал кулаки.

— Держись, Гермиона… — прохрипел он.

— Я держусь…

— Надо же, — мерзко хихикала Беллатрисса, — гриффиндорская всезнайка верна себе! Нет никаких талисманов, как же! Ты воображаешь себя умнее Темного Лорда? Он один был посвящен в эту тайну, дура! В Четырех Великих Талисманах заключена сила четырех Основателей, и пока они в Хогвартсе, Хогвартс неприступен! А теперь они у нас, поняла? Темный Лорд использует их и взломает Хогвартс, вскроет его, как консервную банку!

Удостоверившись, что эта ненормальная пока не собирается убивать Гермиону, Гарри заставил себя вернуться к возникшим мыслям. Вдруг, разобравшись в услышанном, он найдет выход, хоть какую-ту лазейку?

Талисманы — вроде понятно. Волдеморт задурил Пожирателям головы, придумав занятную байку, чтобы подчеркнуть важность этих вещей и объяснить свой интерес к ним. Остроумно, если признать! Существуй на самом деле Талисманы Основателей, Гермиона знала бы о них.

Чаша в «Гринготсе»! Плохо — туда не проникнешь, хотя… гоблин из «Гринготса», и он им обязан за свое спасение. Он мог бы помочь… если им удастся вырваться отсюда.

Диадема! Наконец-то он знал, что из себя представляет последний хоркрукс! Но сегодня ее получил Волдеморт, и куда спрятал — неизвестно. проникнуть бы в его мысли — но связь есть лишь тогда, когда Темный Лорд испытывает сильные эмоции. А сейчас, похоже, он держит себя в руках…

Что за церемония, кстати? Может, как раз диадему и прячет? А что, вполне возможно — Беллатрисса сказала о церемонии и сразу после этого — о диадеме! А церемония может быть и серьезной — есть ритуалы Темной Магии, которые проводились группой, а для защиты хоркрукса он наверняка применит что-то самое что ни на есть Темное!

Что-то начало выкристаллизовываться… Он вдруг понял, как можно разозлить Волдеморта и даже, быть может, на время защитить Гермиону. А то мало ли что придет в голову безумной Беллатриссе? Но он не решался. Проблема была в том, что его замысел означал немедленное появление Лорда и всех остальных…

Да, но они и так появятся, рано или поздно… стоп!

Если церемония — ритуал, то его нельзя прерывать! И она ведь сказала: «Церемонию нельзя прерывать»! Лорд, скорее всего, может ее покинуть — его место займет другой.

И прямо здесь он не появится! Даже он не в силах преодолеть антитрансгрессионную защиту! Беллатрисса думает, что мы трансгрессировали сюда, потому что он, Гарри, владеет неизвестной магией.

Значит, зону защиты Волдеморту придется преодолеть пешком, либо по воздуху… скорее всего. Ему нравится летать — наверняка он еще и в окно влетит! Забор далеко — хотя бы несколько лишних секунд у них будет…

«Проклятие, как все рискованно! И эльфов все нет… к лучшему! — он все это время прислушивался, когда же из подвала раздастся хлопок, но не было ни звука. — Однако неизвестно, доберется ли хоть один из нас до палочки, неизвестно, удастся ли убежать из-под змеиного носа Волдеморта… До Нагайны сейчас не добраться… Не шанс, а чушь собачья… Но если тут заявятся все Пожиратели, то и этого не будет!»

Воспользовавшись тем, что Беллатрисса снова пялилась на часы, Гарри глянул на Рона, пытаясь взглядом сказать: «Я кое-что придумал!» Рон кивнул, посмотрел на Гермиону, Гарри тоже. Не смея шевельнуться, она скосила глаза. Похоже, она тоже поняла и на минутку прикрыла веки, соглашаясь.

— Так… — сказал он, Беллатрисса вздрогнула, повернувшись к нему, и Гермиона пискнула — нож опять порезал ее. «Осторожней!». — Только тебе придется кое-что узнать. Кое-что очень неприятное!

— Ну-ну? — процедила волшебница, впившись в него взглядом.

— Да, у нас все три талисмана. Жаль, до диадемы не добрались, ну ладно. Рон, дай мне, пожалуйста, медальон.

Поколебавшись, Рон пошарил в кармане. На мгновение его рука остановилась, словно нащупав что-то другое, потом снова задвигалась, и он протянул Гарри медальон.

— Ну-ка, давай его сюда! — потребовала Беллатрисса.

— Подожди! — неожиданно властным голосом приказал Гарри, и Беллатрисса ошеломленно умолкла. — Ты угадала, чаша, — он кивнул на подвал, — вон там. Гермиона уронила ее, когда ты ударила «Круциатусом».

— Замеча-ательно, мой мальчик! — протянула Беллатрисса. — Сейчас ты спустишься туда и принесешь ее, а твоему рыжему другу я позволю подойти ко мне и очень — подчеркиваю, очень почтительно! — вручить мне медальон…

— А можно наоборот? — хрипло, дрожащим голосом спросил Рон. — Я бы предпочел, чтобы медальон вам отдал Гарри…

Гарри удивился — похоже, его друг тоже что-то придумал. А поскольку Рон изображал страх, то он скорчил презрительную мину, надеясь подыграть ему.

— Боишься, рыжий предатель? — сладеньким голосом спросила Пожирательница. Рон неохотно кивнул. — А ты умнее своего друга. Меня надо бояться, он это хорошо знает. Помнишь, что стало с твоим крестным, и как тебе досталось от меня, Поттер? А? Сегодня тебе еще и не так достанется. Ладно, Уизли, иди…

Рон шагнул к подвалу.

— Стой! — в ужасе закричал Гарри. — Ты что, забыл? Только Гермиона может прикоснуться к чаше!

Рон остановился. Подыгрывая Гарри, буркнул:

— Да забыл, блин! Здесь собственное имя позабудешь!

— Это еще почему? — требовательно закричала Беллатрисса.

— А мы ее слегка заколдовали! — с издевкой ответил Гарри. — Двухслойны заклятием узнавания. Чаша знает только Гермиону, и если кто-нибудь еще прикоснется к ней…

— Ну? Что?

— Сработает второе заклинание, и будет «пшик». «Эванеско»!

Беллатрисса задумалась, явно не вполне поверив, но такая структура заклинаний была вполне возможна — Флиттвик еще в прошлом году демонстрировал шестикурсникам трех— и четырехслойные заклинания, наложенные на один и тот же предмет и срабатывающие последовательно от определенного условия.

— А может, ты просто морочишь мне голову, чтобы я не зарезала вашу подружку?

— Если и так, — нагло ответил Гарри, чувствуя, как противно засосало под ложечкой, — посмеешь не поверить? Если Гермиона умрет, то даже Волдеморт не сможет взять чашу.

— Не смей называть его имя, ты… — прошипела Беллатрисса и тут же рассмеялась. — Да Темный Лорд в два счета раскусит вашу детскую загадку! Тем более, что вы ему расскажете все! Когда Лорд допрашивает, все сознаются, мой мальчик! Вряд ли ты, грязнокровочка, сможешь долго молчать! Я думаю, ты даже мне скажешь, как ты это сделала! Это ведь ты заколдовала чашу, верно? Только твоя лохматая головка содержит нужное количество знаний! Ну? Поделишься со мной?

— Да… прошептала Гермиона.

— Ну, давай. А я послушаю.

Гермиона быстро зашептала что-то. Беллатрисса слушала с явным интересом, временами кивая. Раза два что-то тихо переспросила.

— Хитроумно, ничего не скажешь! — с невольным уважением прокомментировала она. — Как жаль, что ты грязнокровка — нам бы такая мастерица очень пригодилась… Но может, Темный Лорд и проявит милосердие. А ну стой! — она указала палочкой на Рона, который незаметно придвинулся к лестнице в подвал. — Стой, где стоишь! Так…

Рон умоляюще взглянул на Гарри, и тот понял — его другу во что бы то ни стало нужно было оставаться рядом с подвалом. Он не мог понять, зачем, но если Беллатрисса прикажет ему отойти… Гарри глянул на часы. Из срока, названного Беллатриссой, не прошло и половины. Время у них есть, но выхода по-прежнему не было.

И что же все-таки стало с эльфами? Гарри все время прислушивался. Некоторое время назад ему показалось, что хлопок раздался, но очень тихо и не из подвала. Снаружи? Если эльфы сообразили трансгрессировать во двор — очень хорошо! Если Волдеморт и правда влетит в окно, можно будет броситься к двери и… Если эльфы будут во дворе… Если перед этим удастся вырвать Гермиону из рук сумасшедшей… Если Гермиона после двух «круциатусов» будет в состоянии бежать…

Опять слишком много «если»!

Что же задумал Рон? Вдруг возникло предположение: может, рассчитывает, что Беллатрисса оставит Гермиону — раз ее нельзя пока убивать — и пойдет в подвал, чтобы удостоверится насчет чаши. А Рон бросится за ней и захлопнет дверь?

Не выйдет. Это могло бы сработать, не будь у Беллатриссы палочки. А так она запросто разнесет дверь. Гарри решился.

— Так что, отдать тебе медальон? — спросил он, вложив в свой голос как можно больше наглости.

Беллатрисса с немалым удивлением посмотрела на него и властно кивнула. Гарри подошел, держа медальон перед собой, остановился шагах в двух. Прикинул, не получится ли броситься на нее — но, увы, та держала нож по-прежнему у горла Гермионы.

— Вот то, что Волдеморту очень не понравится, — жестко сказал Гарри и перехватил медальон так, что он раскрылся.

Беллатрисса с расширенными глазами подалась вперед, увидев разбитые стекла. Гарри пожалел, что не подошел ближе — тогда он мог бы ударить ее ногой в лицо… нет. Он не мог. Не потому, что перед ним женщина — эту женщину он ненавидел. А из-за ножа в ее руке. Еще с того сражения в Министерстве он помнил, что у этой безумной ведьмы слишком хорошая реакция.

— М-м-мальчишки!!! — процедила она. — Дурак! Думаешь, ты чего-то добился? Да, милый мальчик, Темному Лорду это очень, очень не понравится! Хотя не помешает — ему хватает и одного Талисмана! Он и без них достаточно могуществен! Но эта шутка вам обойдется дорого! Ты знаешь, кому принадлежал этот медальон? Ты помнишь, что Лорд — потомок Салазара Слизерина? Понимаешь, как он любил это воспоминание о великом предке? Ну что ж… — не сдвигая (к сожалению) левую руку, она правой резко задрала на ней рукав, оголив предплечье с Темной меткой. Поднесла к ней палочку и со злой насмешкой посмотрела вверх — прямо в глаза Гарри.

— Знаешь, что это значит? — тихо, жутким голосом осведомилась она. — Ну, если и не знаешь — догадаешься сам. Ты же у нас умный мальчик!

И прижала к Метке кончик палочки.

Гарри пошатнулся — шрам пронзила невыносимая боль. Он чувствовал, как исказилось его лицо, и не мог совладать с этим — но хотя бы удержался, чтобы не схватиться за лоб. Об этой боли не знал никто из врагов, даже тот, кто был ее причиной — Волдеморт — и не нужно было, чтобы они узнали. Посмотрел на Гермиону — она по-прежнему была в сознании, и ее глаза были полны страха. Конечно же, она догадалась… Он попытался улыбнуться ей, чувствуя, какой кривой вышла улыбка. Но ее глаза ошеломленно расширились, а потом она слабо улыбнулась в ответ. Я выдержу, подумал Гарри, раз она после двух пыток «Круциатусом» может удерживать себя в сознании, то и я смогу!

По счастью, Беллатрисса по-своему расценила его гримасу.

— Страшно, Гарри? — язвительно спросила она. — Наконец-то наш отважный мальчик испугался! Ну-ка, посмотрим — штанишки пока сухие? Ладно, проваливай… нет-нет, не из дома! Иди к своему дружку, подальше от меня, а то скоро от тебя завоняет — я, знаешь ли, брезгливая! Иди, иди! Видишь, какой послушный мальчик Рональд Уизли — как ему сказала, так и стоит! Бери с него пример, а он тебя поддержит в трудную минуту!

Пошатываясь, Гарри побрел назад. Хорошо, что она приняла его состояние за страх! Он оглянулся — Беллатрисса опять смотрела в сторону, но не на камин, а на окно. Он угадал! Волдеморт появится оттуда!

А Волдеморт торжествовал, и Гарри следил за каждой его мыслью так, как будто это были его собственные мысли. И видел то, что видели глаза Волдеморта. Все именно так, как он догадался. Ритуал был в разгаре. Пожиратели окружили что-то похожее на древний каменный алтарь, указывая на него… нет, не палочками, а длинными посохами. Волдеморт следил со стороны, но теперь его снедало нетерпение. Мальчишка пойман, мальчишка в поместье! И поймала его та, на которую он всегда мог рассчитывать — самая верная, самая преданная соратница, Беллатрисса Лестрейндж!

Гарри добрел до лестницы в подвал и обессилено прислонился к перилам. Рон с тревогой смотрел на него:

— Болит?

Помотав головой, Гарри еле слышно, почто что одними губами сказал: «Терпимо. Не мешай — я смотрю… то, на что смотрит он». «Я понял», — шепнул Рон и замолчал.

Только железное самообладание помогало Волдеморту стоять с каменным лицом и наблюдать за заключительным этапом ритуала, который больше всего нуждался в его контроле. Он был уверен, что мальчишка не убежит, что Беллатрисса такого не допустит, и все же его грызло беспокойство — он и раньше бывал уверен, а Поттер ускользал из его рук. Но сейчас, когда Дамблдора больше нет — кто ему поможет? Да и Беллатрисса хорошо знала, чем закончится для нее провал. Знала, как наказывает темный Лорд. И странно, что ее любовь к нему от этого становилась только крепче! Волдеморт позволил себе легкую усмешку. Пожиратели вокруг алтаря, синхронно бормочущие заклинания, заметно оживились, приняв это за знак одобрения. Пусть это будет им наградой — они работали хорошо, даже зная, что Темная магия отнимает у них годы жизни. Но что такое годы, если Повелитель обещал им бессмертия?

Мысль за мыслю — и вдруг ошеломленный Гарри понял, что Волдеморт вообще не собирается выполнять это обещание! Соратники были нужны лишь для того, чтобы стать гарантами его, Темного Лорда, единоличного бессмертия! Они будут стеречь хоркруксы. Уничтожать и подчинять тех, кто может представлять угрозу частицам его души. Помогут добраться наконец до полной, абсолютной власти. Высшая власть –высшая гарантия безопасности. Пускай сначала только в пределах волшебного сообщества Британии. Придет очередь и остальных стран. Для бессмертного Властелина времени не существует. Но только один может быть бессмертным, остальным хватает и обещания бессмертия — когда он, наконец, откроет тайну вечной жизни для других. Простите, друзья, вы не дождались — но уж вашим детям я обещаю бессмертие. А потом детям ваших детей…

Сознательно отвлекшись от мыслей о долгожданном пленнике, Волдеморт понемногу брал себя в руки. Боль в шраме начала утихать — и Гарри вдруг подумал, что это плохо. Видение потускнело, а он еще не все увидел! Он еще не знал, что это за место! Но тут Темный Лорд опять подумал о нем, в его мыслях снова забурлило нетерпение –и картинка прояснилась. А Гарри вдруг разозлился — и с удивлением почувствовал, что злость очень неплохо гасит боль!

Разозлился он оттого, что четко увидел алтарь и диадему на нем. Он знал эту диадему, даже держал ее в руках! В Выручай-Комнате он надел ее на голову статуи, чтобы пометить место, где спрятал старый учебник Снейпа! Будь оно неладно! Паршивец Драко — он изучил Комнату, пока чинил там тот волшебный шкаф, и смог вынести оттуда диадему! Наверняка по приказу Волдеморта, решившего перепрятать ее надежней!

Пожиратели Смерти одновременно воздели посохи вверх. Висящие в воздухе над их головами факелы взмыли вверх и ярко вспыхнули, залив все окружающее светом. Гарри запоминал — так, похоже, это какой-то разрушенный храм, от стен практически ничего не осталось, кроме углов и нескольких колонн, поддерживающих (вслед за Волдемортом он посмотрел наверх) остатки потолка — даже не потолка, а только обрамлявшего его каменного фриза с высеченными рогатыми черепами. Ну и уродство! Своими раздутыми макушками они напоминали увеличенные черепа гоблинов, но у гоблинов нет рогов… Ладно, не это сейчас важно!

Гарри почему-то беспокоило тамошнее небо — зеленоватое, без звезд, зато скользили и извивались полосы призрачного света. И еще деревья с густой листвой — а ведь сейчас зима. Или это южные страны? Но откуда тогда это подобие северных сияний?

— Отлично, мои верные слуги! — громко сказал Волдеморт. — Я вас покидаю. Фиксацию закончите сами.

Пожиратели повернулись к нему и опустились на колено, склонив головы. А потом почему-то провалились вниз вместе с алтарем и храмом. Не сразу Гарри понял, что Волдеморт взмыл в воздух.

— Рон! — шепотом позвал он. — Он вот-вот будет здесь! Подожди!..

Друг вопросительно посмотрел на него, одновременно, будто невзначай, повернулся так, чтобы встать боком к Беллатриссе. Зачем — стало понятно, когда он незаметно сунул руку в карман. Сейчас Беллатрисса не могла этого видеть.

Та, правда, словно и забыла о них — бросала взгляд на часы, потом опять смотрела в окно. Рон издал тихое рычание:

— Она никак этот нож не уберет!

— Ну и что? Все равно она слишком далеко!

— Я ей приготовил сюрпризец, — он показал непонимающему Гарри делюминатор, кивнул на приоткрытую дверь подвала. Там по-прежнему горел свет, выпущенный из серебряного приборчика. — Хоть бы раз отвернулась полностью! Пока она может меня видеть, она запросто выбьет у меня делюминатор.

— А если не будет видеть, тогда что?

— А то, что больше ничего не увидит! — с ненавистью прошипел Рон. — И надеюсь, навсегда! Этот скоро появится?

— Нет, — ответил Гарри, всматриваясь в призрачную картину и одновременно вызывая в себе злость к Драко, чтобы приглушить боль. — Почему-то продолжает лететь… Такое впечатление, что пока что-то не дает ему трансгрессировать, и он должен сначала удалиться оттуда…

— Откуда?

— Да если б я знал! Все! — с сожалением и одновременно с облегчением (боль прошла) сказал Гарри. — Он успокоился, и я его потерял..

Рон снова глянул на Беллатриссу.

— Гарри, — шепнул он, — если она… ну, ты понимаешь… — он выразительно чиркнул ладонью, — ты знаешь какие-нибудь заклинания от ран?

— Только «Эпискеи». Не знаю, хватит ли.

— Должно. Главное — остановить кровь, чтобы она не захлебнулась. А когда доставим в Хогвартс, мадам Помфри заштопает ее в два счета.

— Ага… Так! Не знаю, что ты задумал, но если сможешь вырубить ее — палочки лежат слева от нее. Я думаю, когда Волдеморт появится, она обязательно встанет, чтобы поклониться ему…

Рон кивнул:

— А я думаю, что эта штука вырубит обоих. Ну, надеюсь.

«Как?» — хотел спросить Гарри, и не успел. Где-то далеко раздался хлопок трансгрессии. По-прежнему не отводя руку с ножом («Вот дрянь!»), она повела палочкой, и большое окно распахнулось.

— Мой Лорд! — с обожанием воскликнула Беллатрисса, всматриваясь в тьму снаружи, и тут же оглянулась. — Ей вы, оба! Хотите, чтобы ваша грязнокровка прожила подольше? Тогда, как только Лорд войдет, опуститесь на…

Она не успела сказать «…на колени!» За окном внезапно вспыхнул яркий синий свет, а потом обрушился грохот — словно совсем рядом с домом в землю ударил гром. В ушах даже зазвенело, а потом слух резанул визг Беллатриссы:

— Лорд! Мой Лорд!!!

Она в панике вскочила, отбросив нож, и кинулась к окну. Рядом раздался щелчок, свет в подвале погас, и в руку Рону метнулась маленькая слепящая молния. В ту же секунду Рон бросился мимо Гарри, в несколько громадных прыжков пересекая гостиную. Услышав топот, Пожирательница резко повернулась и подняла палочку. Рон выбросил руку вперед, делюминатор снова щелкнул, и три шара яркого света ударили Беллатриссе прямо в лицо. Завизжав, она прижала руки к глазам и завертелась на месте. Еще прыжок — Рон оказался рядом с ней, вырвал у нее палочку и сломал об колено. А потом его кулак впечатался ей в лицо, и она с криком отлетела назад. Гарри уже бежал к Гермионе.

— Это тебе за Гермиону и за все, что ты с ней сделала! — проревел озверевший Рон. Ослепленная волшебница мотала головой, пытаясь разглядеть его, и на нее обрушился град ударов.

— За Луну, которую морила голодом! — кричал Рон. — За синяки бедняги гоблина! За безумие родителей Лонгботтома! За всех, кого пытала и убила, ты слышишь — за всех, за всех, за всех, получай!!!

Беллатрисса рухнула на колени, попыталась встать. И тогда Рон, вложив в этот удар всю силу, ударил ее тыльной стороной кулака. Она полетела на пол, приподнялась и начала отползать.

— А вот это, — тяжело дыша, закончил Рон, — я попрошу тебя очень почтительно передать своему драгоценному Лорду. Лучше всего — прямо в его паршивый змеиный нос!

— Рон, — позвал Гарри, беря Гермиону на руки.

Очнувшись, Рон бросился к нему, даже не посмотрев на хнычущую Беллатриссу.

— Гермиона! Как ты?

Девушка слабо улыбнулась.

— Отдай мне, — потребовал Рон, забирая у него девушку. — На тебе прямо лица нет.

— У меня только что опять болело, — почему-то усмехнулся Гарри и нагнулся, поднимая палочки. — Идем вон туда, — кажется, там задняя дверь.

— С ума сошел? Там же Тот-кого-… — Рон скрипнул зубами и поправился: — Волдеморт!

— Нет его там! — Гарри повернулся и нетерпеливым жестом позвал его. — Давай, надо вынести ее за забор! А там трансгрессируем.

Без лишних вопросов Рон заторопился за ним. Задняя дверь без проблем поддалась «Алохоморе», и они вышли, с удовольствием вдохнув морозную свежесть. Гарри повернулся, закрывая дверь, и на мгновение что-то заметил –в щели промелькнул, куда-то торопясь, маленький плотный человечек с лицом, напоминающим крысиную мордочку.

«Хвост!» — с омерзением подумал он и заколебался, но потом посмотрел на полумертвую Гермиону на руках у Рона, решительно захлопнул дверь и запечатал ее заклинанием «Коллопортус».

— Туда, наверное, — показал он в глубь аллеи и первым шагнул, но тут раздались два хлопка, и перед ними возникли эльфы.

— Сэр Гарри Поттер, сэр Рон Уизли! — завизжал Добби и бросился к ним, но тут же остановился, как вкопанный. — Что с мисс Гермионой, сэр Уизли? Она… она жива?

— Я жива, Добби, не беспокойся, — слабым голосом отозвалась Гермиона.

— Хозяин, — проскрипел подошедший Кричер, — хозяин простит Кричера за то, что тот побоялся войти в дом?

— Конечно, Кричер, — серьезно ответил Гарри. — Ты сделал очень умно, потому что там была Беллатрисса Лестрейндж, которая наверняка убила бы тебя, и я остался бы без своего эльфа. А сейчас вы сможете перенести нас…

Он вопросительно посмотрел на Рона.

— В «Ракушку», — уверенно сказал Рон.

— Да, хозяин, Кричер перенесет вас и мистера Уизли. А Добби перенесет грязнокровку.

— Кричер должен перестать называть ее так! — закричал Добби.

— А Добби должен понять, что Кричер иначе не может, потому что Кричеру так приказано.

— А Кричер…

— Хватит! — резко оборвал их Гарри и повернулся к Рону, кивнув на мраморную скамью. — Положи ее туда. Давай, Добби, сначала ты с Гермионой, потом мы с Кричером.

Добби поклонился, Гермиона подала ему руку, и оба с хлопком исчезли.

— Хозяин, — посоветовал Кричер, — вам и мистеру Уизли лучше тоже сесть. От эльфийской трансгрессии у людей может закружиться голова. Бедная леди Луна упала, когда Кричер перенес ее в гостиную мистера Билла Уизли, и леди Флер очень испугалась, а Кричер очень расстроился.

— Как она, кстати? — спохватился Рон.

— С леди Луной все хорошо, мистер Уизли, но в «Ракушке» она не осталась. Ее там покормили бульоном, а потом она попросила палочку и потребовала, чтобы Кричер перенес ее в Хогвартс. А потом…

— О, как хорошо! — обрадовался Рон. — Она умница! Мадам Помфри позаботится о ней лучше Флер!

— …а потом… — попытался продолжить эльф, но Гарри счел, что здесь не место для подробных отчетов.

— Давай, Кричер, переноси нас! — приказал он.

Они с Роном сели на скамью и подали эльфу руки.

Эльфийская трансгрессия действительно отличалась от обычной. Не было привычного ощущения стягивания. Что-то словно щелкнуло — и в глаза ударил свет, а они сидели не на холодной мраморной скамье, а на диване в гостиной «Ракушки». «Странно! — вдруг подумал Гарри. — Дом защищен «Фиделиус»-ом! И все-таки эльфы сюда попали!» Но додумать не успел — навалилось такое головокружение, что он повалился набок. Рядом застонал Рон.

По счастью, все прошло за минуту-другую. Гарри наконец сел, оглянулся. По лестнице, ведущей на второй этаж, спустился Билл.

— Привет, — спокойно сказал он, когда они встревожено посмотрели на него. — Гермиона наверху. Я отнес ее в комнату Габриель, все равно малышка сейчас в Париже. Флер о ней позаботится, — он опустился на диван напротив. — Ваша Луна предпочла вернуться в Хогвартс…

— Мы знаем.

— Рон, это что за чудо в перьях такое? Ты знаешь, что она выкинула? В голове не умещается! Представляешь — как только очухалась от трансгрессии, тут же попросила еды…

-А что тут такого? — рассердился Рон. — Знаешь, что ее целую неделю не кормили?

— Да это-то понятно. Ты дальше послушай. Она тут же бежит на кухню, хватает кастрюльку с бульоном, которую Флер только что сняла с плиты, и чуть ли не залпом выпивает половину. Потом говорит: «Спасибо» и сразу спрашивает, нет ли у нас лишней палочки. Флер, — он с усмешкой оглянулся, — вообще в ступоре, и смотрит на нее, как загипнотизированная. Я тоже пялюсь, и челюсть, чувствую, вот-вот отвалится. Потом до нас доходит, Флер говорит: «Сейчас!», и приносит ей палочку — у нее несколько штук. Эта Луна очень культурно благодарит ее, извиняется за свою невежливость и сообщает, что лучше ей сейчас в Хогвартс. Хватает эльфа за руку и исчезает, а мы с Флер торчим посреди кухни, глазеем друг на друга, и пытаемся понять — это все точно было или померещилось? Потом я сообразил заглянуть в кастрюльку и вижу — да, все на самом деле, половины бульона точно нет!

— Ох, ну Билл! — заговорил Рон, он одновременно злился и его распирал смех. — Ну, насчет палочки — да, она такая, со странностями, но все равно классная девчонка! А что касается бульона…

— Да понял я, что она с голоду умирала, но я повторяю — Флер его только что сняла с плиты! Скажи, ты можешь вот так, за раз выпить полкастрюли кипятка? И что с тобой после этого будет?

Рон, потеряв дар речи, с открытым ртом смотрел на него.

— Вот-вот! — усмехнулся Билл. — Вот такие же у нас после этого были физиономии, как у тебя сейчас!

— И она… совершенно не обожглась?

— Нисколько! Разговаривала совершенно нормально!

Гарри и Рон посмотрели друг на друга и удивленно рассмеялись.

— Видишь ли… — попытался объяснить Гарри, — она и правда очень необычная девчонка. Экстравагантная, что ли… Хотя уж такого и я не мог представить. Как только увидим ее — обязательно спросим.

— Ага, — подхватил Рон, — и она объяснит, что рядом был кривоногий мерзляк, который замораживает бульон на расстоянии…

— Это какой такой мерзляк? — спросил совершенно сбитый с толку Билл.

— Ну… просто она такая. И все.

Билл вздохнул и перевел разговор на другую тему:

— Флер чуть погодя спустится и приготовит вам ужин.

— О! Это самая лучшая новость за последний месяц! — воскликнул Рон и обратился к эльфам: — Кстати, Кричер, что ты хотел сказать про Луну? Как она себя чувствовала, когда ты перенес ее в Хогвартс?

— Значительно лучше, мистер Рон Уизли. Бульон придал ей силы, она прямо на глазах выздоровела и сказала, что пойдет к мистеру Невиллу Лонгботтому и мисс Джинни Уизли, а я пока должен найти Добби и ждать около кухни.

— Ну, правильно! — воскликнул Рон. — Невилл и сестренка, наверное, с ума сходили от беспокойства — они же не знали, куда она пропала!

— Это уж точно, — подтвердил Билл, — Джинни и мне несколько писем прислала — типа, если узнаю что-нибудь, тут же сообщить. И подумать только — я ведь столько раз видел ее летом, даже немного пообщались — прикольная девчонка, конечно, но таких чудес за ней тогда не водилось. Знаешь, спроси у нее при случае, как она такое вытворяет!

Отсмеявшись, Рон сказал эльфам:

— Вам тоже спасибо, ребята, вы нам очень помогли! Возвращайтесь в Хогвартс.

— Хозяин, Кричер не во всем отчитался, — с обидой в голосе зачастил старый эльф. — Потом, когда леди Луна …

— Ладно, Кричер, — добродушно остановил его Гарри. — Будет время, расскажешь в более спокойной обстановке. Возвращайтесь и как следует отдохните!

Эльфы поклонились и исчезли. Посмеиваясь, Билл направился к лестнице, но тут ему навстречу спустилась Флер.

— Эр-мийона уснула, — сказала она. — Бедньяжке очьень досталось! Мальчьики, вы настойящийе геройи! За это вам будьет очьень вкусный ужьин!

Рон прямо расцвел от этих слов и ее ослепительной улыбки. Флер позвала мужа на кухню. Откинувшись на спинку дивана и вытянув ноги, друзья проводили их взглядами.

— А ведь интересно, — сказал Гарри, — и правда, как она это проделала?

— Да неважно, — отмахнулся Рон, думая о чем-то другом, — наверное, какое-нибудь заклинание — охлаждающее или предохраняющее от ожогов. У нее потом спросим.

Гарри предположение показалось сомнительным — по словам Билл выходило, что Луна сначала поела, а уже потом получила палочку — но тут Рон тихо спросил:

— Гарри, как ты думаешь — что это было? Когда этот гром шарахнул?

— Не знаю, Рон. Но что-то ударило в Волдеморта. И очень крепко.

— Ты это… почувствовал?

— Еще бы! Как будто со мной произошло! Не знаю, что это, Рон, но удар был страшный! Меня… то есть, как бы меня, а на самом деле его — закрутило в воздухе, чуть не ударило об землю, и я… тьфу ты, Волдеморт! — с перепугу трансгрессировал вслепую. Куда — не знаю. Была дикая боль… и желание убраться как можно дальше, а потом он потерял сознание.

— Паника.

— Ну да, самая что ни на есть.

— Но кто мог такое сделать, Гарри?! Это же не произошло само по себе, верно? Кто-то очень крепко врезал ему. Кто-то… очень сильный!

Гарри смотрел на Рона и догадывался, о чем он думает. Оба думали одно и то же, и эта мысль посещала их не первый раз. Она уже всплывала в разговорах, они каждый раз ее обсуждали и приходили к выводу, что это чушь. Но она приходила снова:

«Может быть, Дамблдор все-таки жив…»

Сейчас они не стали обсуждать это по новой. Они страшно устали и чувствовали себя разбитыми. Гарри даже думал, хватит ли у них сил добраться до спален после ужина.

А при мысли об ужине — первом за много дней полноценном ужине — аж живот заурчал! Они с нетерпеливым ожиданием смотрели в сторону кухни. И вдруг Рон, выпрямившись, хлопнул себя по лбу:

— Гарри! Мы забыли там меч!

Друзья растерянно уставились друг на друга.

Глава 30. Искатели и Отряд Прикрытия.

В конце рассказа Рону поневоле начал бросать сердитые взгляды. Пока он рассказывал про бульон, захихикала Луна. Когда речь дошел до того, как Гарри прервал отчет Кричера и отправил эльфов в замок, стала хихикать Джинни. А когда Рон сказал: «…и тут я хлопаю себя по лбу и говорю Гарри: — Да мы там меч забыли!», к ним присоединился и Невилл.

В конце концов ему пришлось перевести дух и сделать изрядный глоток пива — горло пересохло. Он требовательно спросил:

— Так, и что тут смешного? Ну ладно, про меч понятно, — сказал он Невиллу и повернулся к Луне: — По правде, я и сам хотел бы знать, как тебе удался этот трюк с бульоном!

— У папы друзья в Египте, — спокойно объяснила она.

Рон замолчал и задумался, пытаясь уловить связь.

— Ну, и что?.. — беспомощным голосом спросил он наконец.

— Там же произрастает Адский Перец, — ответила Луна, явно удивленная всеобщим непониманием.

— Опять ты выдумываешь… — вздохнул Рон.

— Да нет, — вмешалась Гермиона, — Адский Перец действительно существует. Его добавляют в огневиски, почему оно и горит внутри. Так… Луна!!! Ты что, его ешь?!

— Ну, не сам перец, конечно, — возразила Луна. — Просто папа любит египетскую кухню, и ему оттуда присылают приправы. Он меня с детства приучил.

— Все понятно! — тут уже и Гермиона рассмеялась. — Рон, это самая жгучая вещь на свете! Капля концентрированного сока прожигает сталь! Если человек будет есть пищу с Адским Перцем, он никогда ничем не обожжется.

— Все-то ты знаешь! — рассмеялся Рон.

Хмыкнув, Аберфорт подошел к шкафчику в углу, достал что-то и подошел к Луне:

— Мисс?

Он приглашающее протянул ей какой то странный, закрученный спиралью стручок, оранжево-желтый и полупрозрачный.

— Ой, нет, спасибо! — Луна даже слегка отшатнулась. — Я же сказала, что сам перец не ем!

— Ну, как хотите! — усмехнувшись, старый бармен откусил половину стручка и вернулся к шкафчику. Из его ушей со свистом вырвались струи дыма, на что он совершенно не обратил внимания.

— Класс! — рассмеялась Джинни, а Гермиона совершенно по-мальчишески присвистнула.

— О-о… — только и смогла вымолвить Луна. — Так даже я не умею!

— Зря, зря… — бормотал старик, доставая темно-коричневый хлеб и большой круг сыра; друзья сразу оживились: было уже время обеда, а они даже еще не завтракали! — Вот научитесь, как я — и вам никакой огонь страшен не будет. Хотите, верьте, хотите — нет, но в меня однажды дракон огнем плюнул — и ничего! Дракошка был так шокирован, что тут же испустил дух!

Говоря, он одновременно нарезал ломти хлеба и сыра.

— Ну, по правде вряд ли, сэр — усмехнулся Рон, потянувшись за своей порцией. — Мой брат работает с драконами, так что про их повадки он мне рассказывал. Драконы от страха не умирают!

— Все дело в том, мистер Уизли, — самодовольно-наставительным тоном пояснил Аберфорт, — что сгорела и вся одежда на мне, и борода, и волосы, и брови с ресницами. А мне уже сто двенадцать лет, и ходить голым в таком возрасте — это, знаете ли, то еще зрелище! Так что у бедного дракончика нервы не выдержали — я, скажем так, потряс его эстетическое чувство!

Все захохотали, а потом к ним присоединился еще один голос — смеялась Ариана на портрете. Вздрогнув, Аберфорт смотрел на нее, пока она не успокоилось, потом спросил:

— Тебе понравилось, сестренка?

Девочка на портрете закивала.

-Спасибо вам, мисс Лавгуд, — тихо сказал старик. — Мы с Ари обычно коротаем вечера вдвоем, и я ей рассказываю всякие байки. Так повелось с нашего с ней детства, и ей это всегда нравилось. Но раньше, до сегодняшнего дня, она никогда не смеялась. Спасибо вам… А вы…

— Конечно, — заверила его Луна, — я буду приходить и навещать ее. Обязательно. Это же нетрудно — один шаг через портрет.

— Но как вы это делаете, мисс Лавгуд?

Луна улыбнулась и пожала плечами:

— Не знаю, сэр. Пока Гарри однажды не свалился в собственный портрет, мы и представить не могли, что это возможно.

— Я же тебе говорил, Аб, — мягко заметил Дамблдор. — И ты сказал, что веришь…

— Я бы хотел, не только верить, но и знать, Аль, — отрезал Аберфорт и оглянулся на портрет — взгляд Арианы снова реял куда-то поверх голов. — Ты-то можешь войти к ней сейчас. Я тоже хотел бы…

— Может, она к вам все же вернется, сэр, — сказала вдруг Луна, и оба старика ошеломленно уставились на нее.

— Она погибла, мисс Лавгуд, — сказал Дамблдор. — Я думал, вы знаете.

— Я знаю эту историю, сэр. Но она не погибла. Тогда, когда была эта…

— Эта драка, — хмуро закончил Аберфорт (похоже, он рассердился). — И в пылу драки кто-то из нас троих убил ее.

Луна решительно покачала головой:

— Ее никто не убивал. Она просто испугалась.

— Вы считаете, что она просто умерла от страха?

— Она не умерла! — Луна тоже начала сердиться. — Она испугалась! Она думала, что вы деретесь из-за нее, и что вы можете друг друга поубивать, и решила, что драка закончится, если ее не будет. И она сбежала. Ее тело, конечно, умерло, когда она бросила его, и вы решили, что умерла она. А она жива.

— Откуда вы можете знать, мисс Лавгуд? — недоверчиво спросил Дамблдор.

Видно было, насколько он потрясен.

— От нее… то есть… от ее портрета. Но он ведь — тоже она.

— Конечно. Но вы же не разговаривали!

— А нам и не надо, — пояснила Луна. — Мы ведь так похожи — нам не надо слов. И…

— Что?

— Нет, ничего. Я поняла одну вещь. О себе.

— Какую?

Это спросила Гермиона. Луна помолчала, затем сказала:

— Знаешь, потом. Я хочу разобраться… удостовериться, что я права, это очень важно! Сейчас я могу сказать только одно…

Она обвела взглядом друзей.

— Ребята, я Луна Лавгуд.

Все с недуоуменим смотрели на нее.

— Но мы то знаем, Луна… — осторожно сказал Рон. А потом его глаза вдруг расширились, и он неуверенно улыбнулся.

— Ты понял, да? — спросила Луна. — Я Луна, Рон. Я не Чань-Э. Это точно. Мы ошибались — и я, и Чжоу, и даже Гуаньинь. Мы ошибались, потому что… — она задумалась. — Потому что Чань-Э тоже здесь, и я и принимала себя за нее, и в то же время знала, что я — это я. Потому и думала, что просто я была Чань-Э в прежней жизни. Но я Луна, а она тоже здесь. И если бы не она… со мной случилось бы то же, что и с Арианой. — когда умерла мама… Чань-Э спасла меня.

— А Чань-Э принимала себя за тебя? — спросила Гермиона.

— Нет. Она… она спит.

Луна говорила с паузами, в промежутках машинально откусывая от бутерброда с сыром, и все бессознательно следовали ее примеру. Проглотив очередной кусок, она продолжила:

— Чань-Э очень устала там, на Двенадцати Небесах. Устала от одиночества и стала Грустной Богиней… Был нужен кто-нибудь, рядом с которым ей можно будет просто отдохнуть. И это оказалась я. Я вспоминаю, что тогда я бросила свое тело, и тогда Чань-Э осталась в нем, чтобы оно не умерло, и уговорила меня вернуться. Она спит, она просто спит. Но иногда, когда мне нужна помощь, она может проснуться и помочь мне. Это Чань-Э напомнила мне, что нужно сделать, чтобы снова заговорить, когда я забыла это. И в Министерстве, когда я вытаскивала Рона и Джинни, она мне давала силы. Когда страшно, она боится за меня, чтобы я не боялась. В Стране Смерти помогала мне отгонять дементоров и поддерживать разум Невилла. А когда я вернулась к жизни, ненадолго проснулась, и мы стали одним целым — потому что она очень соскучилась по Гуаньинь. Потом, когда мы стали Кругом, она открыла мне свою память, поэтому сейчас я знаю и умею все, что и она. Умею сражаться, умею постигать. Она тихая, кроткая и красивая богиня, но она богиня, а все боги умеют сражаться, потому что кроме богов, есть и демоны… На Двенадцати Небесах есть свой Свет и своя Тьма… И порой даже боги умирают или гибнут. Да и демоны. Ой… — словно очнувшись, она засмеялась. — Опять я отвлеклась! Рон, тебе не надо бояться. Даже если Чань-Э завтра решит вернуться домой, я с вами останусь. Я же Луна!

Рон подозрительно шмыгнул, потом привлек ее к себе и поцеловал, не беспокоясь из-за присутствия Дамблдоров. Ну, а присутствие друзей тем более не смущало его — они давно уже не стыдились друг друга.

Гермиона сморгнула невольные слезы.

— А если она уйдет…

Луна оторвалась от Рона и покачала головой:

— Она не станет уходить. Не скоро. Чань-Э еще не выспалась.

— Я понимаю, — Гермиона улыбнулась. — Но если когда-нибудь это произойдет, ты потеряешь то, что она тебе дала? Постижение, боевые искусства, знания…

— Да нет, конечно! Это же знания, а не вещи. Это вещи у тебя больше не будет, если ты ее отдашь другому. Я же вам все это даю через Круг — и все ровно оно у меня остается, верно?

Гермиона кивнула и положила голову на плечо Гарри. Прикрыла глаза, словно задремала, но никого это не обмануло — она думала, анализировала и сопоставляла.

— У тебя нет чего-нибудь бодрящего, Аб? — спросил у брата Дамблдор.

Аберфорт пожал плечами:

— Да все, что угодно. Кофе, чай, огневиски…

— Наши юные друзья не любят крепких напитков.

— А чай у вас из лирного корня? — полюбопытствовала Луна.

— Вы вся в отца! — хохотнул Аберфорт, ткнув палочкой куда-то в сторону угла. — Для вас найдется, не беспокойтесь.

Из шкафа вылетел старый помятый чайник, опустился на печку, в которой тут же загудел огонь. За ним последовала вереница глиняных выщербленных чашек — таких же старых, как и хозяин этого дома. «Здесь, наверное, даже у мух есть бороды», — невольно подумал Гарри, вспомнив где-то вычитанную фразу.

— А ты, сестренка, чего смеялась? — спросил тем временем Рон.

Джинни снова хихикнула:

— Ну… когда Гарри не дослушал Кричера. Мы хотели запретить ему… Кричеру, то есть — говорить о нас, но он все твердил «Кричер должен доложить хозяину обо всем, и он не станет говорить, только если хозяин не станет слушать». Так что, Гарри, ты его очень кстати отослал!

…С лекции профессора Бинса Луна вызвала их очень простым способом — приоткрыв дверь и обстреляв Всевкусным Драже «Берти Боттс» из пакетика, который кто-то уронил у самой двери.

Это было нетрудно, поскольку Джинни и Невилл, мрачные и подавленные, сидели за последней партой. Джинни вообще была зла на весь мир и даже на МакГоногалл, которая весьма остроумно перенесла лекции Бинса на конец учебного дня — чтобы уже проголодавшиеся студенты поменьше спали. Джинни, понимала, конечно, что неправа — директор не меньше них переживала из-за пропажи их подруги, уже запросила всех, кто мог что-то знать, известила Отдел Мракоборцев и отправила сову самому Скриджмеру. Джинни все понимала — но известий не было. Она стыдилась своей злости и от этого еще больше злилась. Когда Невилл вдруг охнул и схватился за затылок, она сердито оглянулась на него — и тут же вскочила, держась за ухо; сама не заметила, как вылетела в коридор. Невилл выскочил вслед за ней. Бинс, по своему обыкновению, не обратил внимания.

Они стояли и оглядывались — в коридоре никого не было. А потом кто-то мелькнул за углом, и голос, который Джинни и Невилл боялись больше не услышать и от которого разом пропала вся злость, позвал:

— Идите сюда!

Не веря своим ушам, они метнулись за угол.

— Луна!

— Луна!!!

— Ты где была?!!

— Что с тобой случилось?!

— Джинни, полегче… задушишь…

— Ой, прости! Милая, куда ты…

— Некогда! Вы мне очень нужны! Пожалуйста!

— Куда?

— Луна, куда ты нас ведешь?

— Луна, идем к мадам Помфри, ты ужасно выглядишь!

— Нет! Они в опасности, я слышала — в Гермиону попали «Круицатус»-ом!

— Что? Что?!! Где они? Ай!

— Осторожно, Джинни, смотри под ноги! Луна, где они, что случилось?

— В поместье Малфоев.

— О Мерлин! Что они там делают?!!

— Меня спасали! Добби, Кричер, идите сюда!

— В чем дело?

— Луна, тебе плохо?

— Нет, просто нужно сесть на пол, давайте тоже — голова очень сильно закружится. Добби, в чем дело? Ты чего-то боишься?

— Добби страшно, леди Луна, Добби боится бывших хозяев, но Добби вас не бросит!

— Все будет в порядке, вы трансгрессируете нас во двор, а мы войдем снаружи.

— Луна, там что, идет бой?

— Не знаю! Но если идет, лучше появится не в середине! Берите их за руки. Кричер, не беспокойся, тут все чистокровные.

— Кричер знает, леди Луна, Кричер всех знает…

Щелчок.

— А-ах! — Джинни схватилась за голову и повалилась в снег.

Луна прилегла сама, дожидаясь, пока головокружение прекратиться. Один Невилл остался сидеть — на него, как ни странно, эльфийская трансгрессия никак не подействовала.

— Темно… — пробормотал он, оглядываясь, — хоть глаза выколи!

— Ничего, — Луна приподнялась, встала на колени. — Глаза скоро привыкнуть. Спрячьтесь где-нибудь, — сказала она эльфам.

Те с готовностью поклонились и юркнули в кусты. Трое друзей разглядывали особняк и прислушивались. Потом Луна выпрямилась, подбежала, пригибаясь, к ближайшему окну, и попыталась заглянуть. Окно было слишком высоко, и ей не удалось, даже когда она встала на цыпочки. Оглянувшись, замахала рукой, подзывая Джинни и Невилла.

— Подсадите меня, — потребовала она, когда оказалось, что даже для Невилла окно слишком высоко.

Джинни и Невилл сплели пальцы, сделав «ступенечку», и Луна забралась, вцепившись в подоконник и осторожно заглядывая в дом. Минута-другая — и вдруг она скатилась вниз и, вся дрожа, присела на корточки у стены.

— Что такое? Что там?!! — ее друзья быстро присели рядом.

Луна в несколько словах описала ситуацию, и Джинни в ужасе прикусила пальцы.

— Если мы ворвемся и оглушим ее?.. — предложил Невилл, но Луна замотала головой.

— Помнишь, как они с Сириусом бились? Она слишком быстрая!

— А через окно?

— На стекле наверняка защита. Только выдадим себя!

— У меня впечатление, что Гарри с Роном что-то задумали, — сказала вдруг Луна. — По глазам видно. Давайте пока следит за тем, что происходит.

— Сядь ко мне на плечо, — предложил Невилл.

Он встал так, чтобы Луна могла при необходимости спрятаться за краем окна, и Луна с помощью Джинни забралась к нему на плечо.

Все трое сжимали палочки, но не могли решить, что делать. Им, как и Гарри с Роном внутри, оставалось ждать и надеяться, что Беллатрисса так или иначе уберет нож, угрожающий Гермионе. Луна потихоньку исследовала окно — оно действительно было защищено, страшно было даже прикоснуться к стеклу.

Вдруг она снова спрыгнула на землю:

— Ребята, она дотронулась палочкой до своей метки!

— Кого-то вызвала?! — догадалась Джинни. — Гарри рассказывал…

— Боюсь, не просто «кого-то»… раз Гарри у нее в руках !

Луна не договорила, но и так было ясно, кого могла вызвать Беллатрисса!

Снова забравшись на плечо Невилла, она на некоторое время возобновила слежку.

— Смотрит то на часы, то на дальнее окно, — сообщила она, в очередной раз соскочив. — На то, которое с той стороны.

Они смотрели друг на друга — глаза привыкли к темноте. Мысль, что они-то могут сбежать, на секунду мелькнула у всех. Это была неприятная мысль. Но тут Невилл сказал:

— Он не знает, что мы тоже тут. Через метку нельзя говорить, можно только передать вызов. Значит, Тот-Кого-Нельзя-Называть будет думать, что здесь только Гарри.

— Но что мы можем сделать? — беспомощно спросила Джинни.

— Если ударим втроем — наверняка оглушим. И Беллатриссу это отвлечет, у Гарри и Рона будут развязаны руки…

— А чем ударим?!

— «Тактус Фулминис».

Это сказала Луна. Невилл и Джинни уставились на нее:

— А что это такое?

— Неважно…

Было видно, что Луне не по себе.

— Это очень опасно, — сказала она, — это когда-то… убило маму. Я потом поняла, почему, и исправила ошибку. Но все же… Наверное, надо бросить заклинание и сразу выставить «Протего». Очень быстро.

— Невербально, — тут же сказал Невилл. — Так быстрее всего. «Тактус Фулминис Протего» — вот как!.. Фулминис… — не удержавшись, он присвистнул, и девочки вздрогнули. — Это же молния!

Луна кивнула.

Пригибаясь, они крались вдоль стены — пусть и некому было их увидеть, и окна были высоко, но, по крайней мере, было не так страшно. Обогнув угол, они прижались спинами к стене под дальним окном и уставились на небо. Над темными силуэтами крон не было никого, только равнодушно мерцали холодные зимние звезды. Луна притянула к себе Невилла и Джинни, и все трое прижались друг к другу. Сразу стало тепло (хотя они были слишком легко одеты — очень уж в спешке пришлось покинуть Хогвартс) и охватившая всех дрожь понемногу стихла. А ведь была не только от холода.

Это окно было больше и доходило почти до земли. Не удержавшись, Джинни заглянула и тут же отпрянула.

— Опять сюда смотрит! — прошептала она. — Хорошо, что вверх — а то бы заметила…

— Как Гермиона?

— Все так же. Но живая.

— А Беллатрисса куда именно смотрит? — перебила Луна.

Джинни посмотрела на нее, на окно, на небо. Ее взгляд заметался, отыскивая не зримую линию, а потом она указала куда-то над кронами деревьев:

— Вон туда!

Тут же прижала ладошку к губам, испугавшись, что сказала слишком громко. Но из дома доносились приглушенные, невнятные голоса, и за разговором Беллатрисса явно не услышала ничего снаружи.

Теперь Невилл, Джинни и Луна не сводили глаз с указанного в небе места.

— Лучше произнести заклинание вслух, — сказала вдруг Луна, — так надежнее… Втроем. Одновременно. Как можно одновременнее! Попробуем сейчас, без палочек, ладно? «Тактус… Фулминис Протего». После «Тактус» можно сделать паузу, а вот «Фулминис» и «Протего» — сразу одно за другим, как бы одним словом.

Они так и сделали, несколько раз повторив заклинание шепотом, пока не получилось. А потом, снова прижавшись друг к другу — плечом к плечу, трое, как один — взяли палочки наизготовку и стали ждать.

Волдеморт появился именно там, откуда ждали. Хлопок — и в небе возникло колышущееся черное пятно. Он летел стоя, прямой и величественный, и даже мантия развевалась, как некий флаг Тьмы. Большое окно распахнулось ему навстречу. Джинни, Луна и Невилл вытянули руки с палочками, прицелились — и их впервые пронзило необыкновенное ощущение слияния и единства. На мгновение каждому показалось, что у него три правые руки, и в каждой — по палочке.

— Тактус Фулминис Протего!!!

— Мы сами чуть не ослепли, — сказала Джинни, — и чуть не оглохли! Не знаю, как вы, а я ждала что-то вроде… вспышки, луча, что ли…

— Да вспышка-то как раз и была!

— Да, но… такая! Грянуло-то как — я чуть не завизжала от ужаса! Ты очень хорошо придумала насчет «Протего», Луна — а то бы мы ослепли и оглохли. Да, Волдеморту наверняка мало не показалось.

— А потом смотрим — а там никого, — продолжил Невилл. — Даже подумали — вдруг его и не было, и только померещилось?

— Это вы подумали, — поправила его Луна. — А я видела все. Он завертелся волчком, начал падать и тут же трансгрессировал. Жаль… Я так надеялась, что его убьет!

Невилл сочувственно кивнул:

— Мы потом тоже жалели. Да ладно… В конце концов прикончили ведь. А тогда Джинни очухалась раньше меня. Я только-только проморгался, посмотрел — окно почему-то открыто, оттуда крики, Джинни туда заглядывает и говорит: «Пошли! Рон уже Беллатриссу бьет!»

* * *

…Луна тоже заглянула в окно, потом побежала к кустам, замахала рукой. Оттуда высунулись испуганные эльфы, и она что-то быстро заговорила, показывая куда-то вдоль стены. До Невилла и Джинни долетели обрывки фраз: «…с той стороны, где задняя дверь… только они, не бойтесь… Темный Лорд — ну, вы же сами видели… давайте!» Эльфы закивали и исчезли.

— Заглянем все же? — предложила она, вернувшись к друзьям.

— Как Гермиона, вы видели? — взволнованно спросил Невилл.

— Живая, — успокоила его Луна, — Рон ее на руках понес. Я сказала эльфам перенести их в «Ракушку», их там уже ждут, — она прислушалась: с противоположной стороны дома донеслись хлопки. — Все, они уже трансгрессировали.

— Тогда, может, и мы?.. — нерешительно предложила Джинни. Невилл тем временем отошел, чтобы тоже заглянуть в окно.

Луна явно колебалась.

— Что нам тут еще делать, Луна? — уговаривала ее Джинни.

— Там меч. Не хочется оставлять его… этим.

— Какой меч? Гриффиндора?!!

— Точно, — подтвердил вернувшийся Невилл. — Он там лежит рядом с Беллатриссой. Похож, во всяком случае.

— Это он. Меч был у Рона, когда они вошли ко мне.

— Беллатрисса все еще без сознания? — спросила Джинни, и Невилл кивнул. — Ну, ладно тогда…

Они прокрались к двери. По дороге Луна предупредила их, что в доме может быть и Петигрю.

— Это который Хвост? — с отвращением спросила Джинни. — Предатель? Ну, с ним-то мы справимся!

Все же она надеялась, что Хвост не появится, Беллатрисса не очухается и они спокойно заберут меч. Но везение порой кончается. Пройдя по темной прихожей и осторожно заглянув в гостиную, они его и увидели.

Что самое неприятное — он держал в руке меч и рассматривал его с жадностью и страхом. Луне это напомнило гоблина, с которым на некоторое время пришлось разделить заключение, и который совершенно так же смотрел на меч в руке Рона.

Беллатрисса, по-прежнему без сознания, неподвижно лежала в глубине гостиной. Питер вдруг поднял голову и некоторое время переводил взгляд нехорошо прищуренных глаз с меча на нее и обратно. В какой-то момент шагнул к ней, но на полпути остановился. Невилл и девочки переглянулись.

— Не решится, — разочарованно шепнула Джинни. — Жалкий трус!

На секунду ей стало не по себе — в полосе света из приоткрытой двери она увидела совершенно так же, как у Петигрю, сощуренные глаза Невилла, который пристально смотрел на двоих в гостиной. А потом вспомнила, что эта женщина сделала с его родителями, и ей стало неловко за свой испуг.

Они заметили одну странность. Петигрю держал меч в левой руке, а правую, словно затянутую в ртутную перчатку, отвел далеко в сторону, будто опасался даже невзначай коснуться ею меча. Или даже… сама рука опасалась этого и хотела находиться подальше от серебряного лезвия. Будто жила самостоятельной жизнью.

В конце концов он подошел к камину и аккуратно положил меч на полку, при этом на его лице появилось заметное облегчение — неужели прикосновение к мечу причиняло ему дискомфорт? А что, может быть… Подошел к лежащей женщине и негромко, писклявым голосом, позвал:

— Белла! Белла, дорогая! Как ты себя чувствуешь?

Ответа не последовало. Джинни даже почувствовала гордость за своего брата, сумевшего настолько качественно вырубить самую опасную соратницу Волдеморта.

Петигрю тем временем достал палочку и, наставив на нее, начал:

— Эннер…

Однако, передумав, отвернулся, не закончив заклинание. Вместо этого начал ходить взад-вперед по гостиной, поглядывая то на часы, то на окно, и словно забытьи бормотал, разговаривая сам с собой:

— Что же делать-то, что? Что же с вами случилось, Повелитель? Остальные скоро вернутся! Что же мне им сказать? Что?!!

Друзья испуганно переглянулись — скоро?! Тогда нечего медлить! Не сговариваясь, они ворвались в гостиную:

— Экспелиармус! Импедимента! Петрификус Тоталус!

Хвост завизжал, подпрыгнул и заметался так, что почти все заклинания пролетели мимо — кроме разоружающего, выбившего палочку у него из рук. Не переставая визжать, он молниеносно обернулся крысой и помчался, осыпаемый новыми заклинаниями. Спрятавшись за высоким резным шкафом, снова превратился в человека, выскочил оттуда, зачем-то пнул стену и метнулся назад. От брошенного в него заклинания стекла дверец со звоном разлетелись, но сам шкаф устоял.

А в стене откинулась одна из деревянных панелей, оказавшейся скрытым люком, и оттуда раздалось леденящее кровь шипение. А потом выползла змея. Громадная и очень рассерженная змея. Невилл, оказавшийся ближе всего к ней, быстро попятился, наткнулся на Джинни, которая завизжала и бросилась прочь. Одна Луна не растерялась и метнула в змею заклинание, но змее оно не повредило — ее голова только мотнулась назад, а потом чудовище устремилось вперед, остановилось и начало сворачиваться кольцами, готовясь к прыжку.

— Луна, Невилл, бегите! — завизжала Джинни.

Невилл оглянулся и бросился к камину, а Луна метнула еще заклинание, и еще. Змея снова зашипела, распахнула пасть, продемонстрировав длинные изогнутые зубы — если у друзей и были сомнения насчет того, ядовита она или просто огромный удав, то теперь все сомнения рассеялись. Джинни тоже начала осыпать ее заклинаниями, и с тем же минимальным результатом — разноцветные вспышки стекали со змеиной шкуры и рассыпались гаснущими искрами. Невилл, схватив с каминной полки меч, уже бежал на подмогу. Схватив за руку Луну, он оттащил ее в сторону, и вовремя — змея прыгнула, промахнувшись на какие-то дюймы. Растянувшись во всю длину на ковре, изогнулась, ее хвост хлестнул и подсек обоих. Они тут же вскочили на ноги — Невилл морщился и потирал ногу — а растерявшаяся и оглушенная змея, подняв голову, с шипением нависла над лежащей Беллатриссой. Хвост из-за шкафа в ужасе закричал:

— Нагайна, нет! Не ее! Этих троих… — спохватившись, он зашипел на парселтанге.

Повернув голову, змея уставилась на бежавших к выходу друзей, потом стрелой метнулась мимо них и загородила им дорогу. Они остановились и попятились, а Нагайна снова начала подниматься, раскрывая пасть с ядовитыми зубами и готовясь к прыжку. Невилл убрал в карман палочку, бесполезную против этого чудовища, и перехватил меч в правую руку. Луна тоже заложила свою за ухо, а потом проделала вещь, повергнувшая всех в ступор — молниеносно сорвав с себя мантию, она скомкала ее и швырнула в пасть Нагайне. Змеиная голова метнулась навстречу, длинные зубы вонзились в скомканную ткань и увязли в ней. С зубов потек яд, и ткань зашипела. Змея яростно мотала головой. Вдруг метнулась и обвилась вокруг Джинни. Девочка страшно закричала, дернулась, но кольца обвивали ее крепко и стягивались все сильнее, а над ней по-прежнему металась голова Нагайны, пытавшаяся освободить увязшие зубы.

— Джинни! — пронзительно завопила Луна. — Джинни, укуси ее! Как можно крепче!

Джинни безумными глазами посмотрела на нее, нагнула голову и впилась зубами в змею. Невилл, у которого внутри все заледенело, не верил своим глазам — змея страшно зашипела, ее кольца ослабли и она свалилась с Джинни. Та, шатаясь, выскочила из колец.

Оглянувшись, Невилл увидел Хвоста, высунувшегося из-за шкафа. У того глаза чуть из орбит не вылезли и он, как загипнотизированный, глазел на практически обнаженную Луну (на ней остались одни трусики).

— Ты, дрянь, хватит пялиться! — закричал взбешенный Невилл. — Лучше угомони эту тварь!

— Это с какой радости? — ехидно отозвался Петигрю, которого окрик пришел в чувство. — Не беспокойся, она сейчас ваше угощение выплюнет! Думаете, раз оставили без яда, она добренькой и безобидной станет! Да она любому из вас шею прокусит, дурачок! И больше укусить себя не даст!

— А я тебе говорю, угомони ее! Ты должник Гарри Поттера!

— Да ну? И кто из вас Поттер?

— Мы его друзья, трус паршивый!

— А я и вовсе его девушка! — сообщила Джинни, несколько пришедшая в себя.

Внезапно побледневший Хвост шагнул из своего укрытия. Казалось, его тянула за собой какая-то невидимая сила. Он открыл рот и через силу зашипел. Змея посмотрела на него и опустила голову. Невилл крепко сжал меч, готовясь броситься вперед и ударить, но тут Нагайна снова резко поднялась, мотнула головой, сбрасывая с зубов остатки ткани, и метнулась вперед… на Хвоста. Тот завизжал и снова заметался. Змея промахнулась, бросилась снова. Невилл побежал за ней. Хвост отскочил, Нагайна распростерлась перед ним, и он изо всех сил ударил ее в середину туловища. Сжатая в кулак серебряная рука погрузилась в плоть змеи, раздался хруст. Шипение Нагайны перешло в пронзительный свист, она забилась в агонии, и подбежавший Невилл ударил мечом — голова змеи взлетела в воздух и упала на ковер, а обезглавленное тело продолжало корчиться и извиваться, рассекая воздух хвостом и обрубком шеи. Невилл отступил, с отвращением стирая с лица брызги крови. Девочки подошли, оторопело глядя на умирающую змею.

— Нет, — прохрипел вдруг Петигрю, — нет, прошу тебя! Не надо!

Упав на колени, он с ужасом смотрел на свою серебряную руку, которая, словно отдельное существо, тянулась к его горлу. Левой рукой он изо всех сил вцепился в ее запястье, пытаюсь удержать.

— Пожалуйста!.. — он посмотрел на Невилла. — Я вам помог… Я…

Серебряная рука вцепилась в горло, и он захрипел. Стиснув зубы, Невилл шагнул, ударил по ней. Раздался звон металла, лезвие отскочило, лишь поцарапав серебро. Питер повалился набок. Невилл снова поднял меч, собираясь отсечь кисть у запястья, но этого не понадобилось. Металл вокруг царапины потемнел и начал с шипением таять. Пальцы разжались, и волшебное серебро начало разматываться, как бинт, под которым была пустота. Петигрю вскрикнул. Металлическая лента таяла, рассыпаясь на куски, он сжал оголившуюся культю и некоторое время испуганно, с недоумением смотрел на нее, тяжело переводя дух.

— Теперь ты еще и мой должник, — с отвращением бросил Невилл.

Петигрю улыбнулся растерянной заискивающей улыбкой и упал в обморок.

— Луна, — позвала Джинни, — расставь руки.

Луна подчинилась, и Джинни взмахом палочки наколдовала ей мантию.

— Идем, — позвала она. — Нам тут больше нечего делать.

— Да, — Луна оглянулась. — Теперь уже больше нечего. Мы тут разнесли все, что могли. Мантию только жалко…

— …Вот и вся история, сэр, — с добродушной усмешкой сказал Невилл Дамблдору. — Вот так Хвост и оказался моим должником. Не представляю, правда, как Хвосту удалось вывернуться и остаться в живых после такого.

Дамблдор, который сосредоточенно что-то обдумывал, посмотрел на него и с улыбкой сказал:

— Кажется, я догадываюсь. После Битвы мне удалось ознакомиться с протоколами допросов плены Пожирателей. Там были некоторые разрозненные упоминания, и кроме того… кое-что сегодня я узнал из памяти самого Хвоста.

— Из памяти? — ошеломленно воскликнула Гермиона. Но, сэр, он же мертв!

Дамблдор серьезно кивнул:

— Конечно, он мертв. Однако меня тоже нельзя назвать живым, верно? И я могу применить легилеменцию к мертвецу так же, как живой волшебник применяет ее к другому живому волшебнику. А память — упрямая вещь, и в какой-то мере она сохраняется даже в мертвом теле.

— С Хвостом все просто, — продолжил он после короткого молчания. — Отчасти ему просто повезло, отчасти ему помогла его врожденная крысиная изворотливость. Подумайте — что могли обнаружить вернувшиеся со своего ритуала Пожиратели? Разгромленную гостиную, мертвую змею, избитую Беллатриссу, Хвоста без руки, и оба без сознания. Волдеморта почему-то нет… Он вернулся позже, хмурый и неразговорчивый, выгнал всех и сказал, что сам разберется. А это значит, что Пожиратели и думать о случившемся не смели. Возможно, он проник в сознания Беллатриссы и Петигрю, но настолько боялся узнать что-нибудь для себя унизительное и позорное, что ничего не смог там прочесть. Да, такое при легилеменции бывает — легилемент может не увидеть того, что видеть не хочется. Во всяком случае, ни Беллатриссу, ни Петигрю он наказывать не стал и потом ни разу не возвращался к этому случаю. Остальные Пожиратели Смерти сошлись на том, что было нападение либо Ордена Феникса, либо элитных мракоборцев. Или тех же гоблинов, которые решили вызволить своего товарища, а заодно — из жалости или из вредности — прихватили и мисс Лавгуд. А я, — рассмеялся призрак, — до сегодняшнего рассказа не знал, что и думать!

— Этот гоблин нам все же помог потом, — заметил Гарри, — хотя его помощь была весьма сомнительной, и цену он заломил непомерную: меч Гриффиндора, и все тут! Как я сейчас понимаю, это вы его нам подкинули? — спросил он Джинни.

Девочка кивнула, и в ее глазах заплясали веселые искорки:

— А вы так и не догадались!

— Конечно. Мы решили, что это опять Снейп.

Джинни звонко рассмеялась.

— Когда мы вышли из поместья, Луна захотела домой, — сказала она, — и мы решили ее проводить. А потом там и заночевали — знаете, после всего все были прямо разбитые. Отправили только сову МакГоногалл, сообщили ей, что Луна нашлась и мы с ней, попросили не снимать с нас баллы за отсутствие, — она снова хихикнула.

— Я сказал «заночевали», — со смехом добавил Невилл, — но мы до утра не сомкнули глаз. Нам еще Ксенофилиус на радостях сделал этот знаменитый лирный чай… бр! Извини, Луна! Но он и правда здорово бодрит, надо признать. И мы стали совещаться.

— И к утру окончательно пришли к великому решению, — продолжила Джинни. — Мы решили и поклялись, что последуем за вами и, что бы ни случилось и что бы вы там ни искали, но не дадим вам погибнуть.

— Мы ведь так и не знали, что именно вы ищете, Гарри, — пояснил Невилл. — Пока мы в конечном итоге не собрались тогда у алтаря, мне было невдомек, что я в тот день своими руками уничтожил хоркрукс!

— Вот как все же за вами следить — мы пока еще не знали, — сказала Джинни. — Но Луна у нас умница…

— И к тому же у меня хороший слух, — засмеялась Луна.

Все смотрели на нее, терпеливо ожидая разъяснений, и она объяснила:

— Я услышала ваш разговор с Беллатриссой, Гарри, когда вы заморочили ей голову насчет чаши. А у нас ведь был меч! Мы понимали, что он вам зачем-то нужен.

— Утром я послала сову Биллу, — сказала Джинни, — и он ответил, что вы у них и останетесь там, пока Гермиона не поправится. Вызвали Добби, попросили его взять меч и немного заколдовали его. Потом отправили в «Ракушку» с инструкцией спрятаться и подложить меч так, чтобы его взял кто-нибудь из вас.

— Ага! — воскликнул Рон. — Так-так! А взял его я! Утром вышел прогуляться немного, возвращаюсь и глазам не верю — меч у порога лежит! А ведь точно — я его поднял, и меня немного встряхнуло! Ну, и что вы на него наложили? След?

— Ну да. Только настроенный на нас, а не на Министерство.

Рон с картинной суровостью глянул на сестру, и та показала ему язык.

— Сначала мы думали задействовать весь Отряд, — вмешался тем временем Невилл, — но сразу поняли, что не стоит. Ребята пошли бы за нами, конечно, но увести из Хогвартса в середине учебного года столько людей… И мы решили — чем меньше, тем лучше. Будем таким вот маленьким отрядом. Отрядом прикрытия. И еще — что в разговорах будем называть себя именно так и говорить в третьем лице, чтобы никто не понял, что речь о нас. Если кто услышит — подумает, что мы рассказываем друг другу какой-нибудь роман там или комикс. А вас будем называть Искателями. Вот так — Искатели и Отряд Прикрытия. Но это уже дальнейшая история, сэр. Продолжим или как? Или вы устали?

Дамблдор долго смеялся.

— Нет, — сказал он наконец. — Я не устаю. А вы?

— Тоже нет, — улыбнулась Гермиона. — И мы столько всего узнали друг о друге.

— А я — о вас, — сказал Дамблдор.

Глава 31. Невидимый эскорт.

Он замолчал и посмотрел сначала на Гарри, потом на Невилла, словно ждал чего-то. Гарри сперва не понял и почувствовал легкое раздражение, потом вспомнил вопрос Дамблдора в мавзолее. Он переглянулся с Невиллом, который тоже понял, и оба одновременно хмыкнули.

— Ладно уж, — сказал Невилл. — По мне, пусть там лежит. Или как?

— Я согласен. Будем считать, что он хоть что-то искупил. Я не думаю, что без него вы бы не справились с Нагайной, но все же он вам серьезно помог.

— И не убил тебя в Битве, — напомнил Невилл. — Я думаю, что ты прав — он попытался вернуться на нашу сторону.

И погиб, дополнил про себя Гарри. Так что за предательство тоже поплатился.

— Пусть лежит, — повторил он слова Невилла.

Дамблдор улыбнулся, соглашаясь.

— Джинни, когда на следующий день МакГоногалл вызвала вас, — неожиданно спросил он, — вы были удивлены?

— Тем, что она нас вызвала — нет, — тут же ответила Джинни. — А вот на вопрос о Колине — да, очень!

— А при чем тут Колин? — с недоумением спросила Гермиона.

— Вот и мы не могли понять. Она спросила нас, как Луна, потом сказала, что разрешит ей остаться дома недели две, пока не поправится… Это все было понятно, хотя странно, что не стала спрашивать, что с ней вообще случилось — мы с Невиллом вообще решили, что ей откуда-то все известно. А потом вдруг сказала, что вы трое явно не скоро вернетесь, а Гриффиндор не может оставаться без старост, поэтому она решила назначить на место Рона Колина Криви. И спросила, что мы об этом думаем.

— Мы не стали возражать, конечно, — вставил Невилл. — Колин с братом — они ведь в Отряде с самого начала и очень хорошо себя показали. А после Франции он вообще стал таким серьезным…

— Они позапрошлым летом ездили с родителями в гости к Делакурам, — весело пояснила Джинни, — и мсье Делакур напророчил ему карьеру профессионального фотографа. Колин после этого сразу таким серьезным стал! А Денис тем временем, — она хихикнула, — по уши втрескался в Габриель! Колин еще проявил себя на свадьбе Флер и Билла.

Гарри вспомнил, что действительно видел мальчиков на свадьбе.

— Он участвовал в сражении?

— Да… — рассмеялась Джинни, — своим фотоаппаратом. Нет, Рон, он никого не стукнул аппаратом по голове!

— Да я ничего…

— Но ты это подумал, верно? Знаю я тебя! Нет, он сфотографировал нападавших, и по его фотографиям мракоборцам потом удалось кого-то поймать. Вот так-то! И, кстати, ты в «Ракушке» видел свадебную фотографию?

— Ага! Флер там потрясающая! Так это тоже Колин? — восхитился Рон. — Все, никаких возражений — у меня достойный преемник! А из девочек кто?

— Демельза Робинс.

— Неплохо, — одобрила Гермиона. — Ответственная девочка.

— Про нее, правда, МакГоногалл не спрашивала, — сказала Джинни, возвращаясь к вопросу Дамблдора. — Но нас и вопрос о Колине сильно удивил — мы как-то не ждали, что для нее так важно наше мнение.

— Уверяю вас, она действительно его ценит, — серьезно сказал Дамблдор. — Но тут была еще одна вещь. Как вы сами понимаете — и Вы правильно сказали, Джинни — она очень переживала из-за исчезновения мисс Лавгуд. И не только она, заверяю вас — эту тревогу разделяли все преподаватели Хогвартса. Профессор Флиттвик даже слег…

— Да, в самом деле, — вспомнила Джинни, — его заменяла МакГоногалл. Нам как-то и не пришло в голову, что это из-за Луны.

— Конечно же, Джинни! Луна — его любимая ученица! Когда прилетела ваша сова с известием, что мисс Лавгуд жива и с ней все в порядке, он от счастья мгновенно выздоровел, — призрак улыбнулся. — А в ту ночь, когда вы совещались в доме Луны, состоялось еще одно собрание — Ордена Феникса. И то, что МакГоногалл на следующий день вызвала вас, было следствием принятых на этом собрании решений. Перед ней стояла непростая задача — ничего не раскрывая, каким-то образом донести до вас, что мы полностью и безоговорочно вам доверяем.

— Так вы все-таки знали? — воскликнула Джинни.

— И да, и нет. Если хотите, я расскажу об этом…

— Конечно!

— …но потом, — твердо сказал Дамблдор. — А сейчас я весь внимание и с нетерпением жду продолжения вашей эпопеи.

— Ну… — Джинни выглядела несколько разочарованной. — Что касается нас троих, то как бы ничего особенного потом и не было. Луна на две недели осталась дома. Мы ее почти каждый день навещали. Добби с готовностью переносил нас к ней домой, потом обратно в Хогвартс. Так было лучше всего — чтобы трансгрессировать по-обычному, надо было выходить за ворота. Кроме того, мне еще не было семнадцати, и был риск, что Министерство может засечь меня по Следу, и тогда придирок не избежать…

— Кстати, а как вы с мисс Лавгуд вообще научились трансгрессировать?

Джинни рассмеялась:

— Невилл научил, он же сдал экзамен на трансгрессию. Мы ведь снова собрали Отряд и продолжили тренировки. Оказалось, что Выручай-Комната может не подчиняться антитрансгрессионной защите, если мы так хотим… правда, только в своих пределах. Вот так и прыгали — от стены до стены!

— А вы не подумали, что это очень рискованно? А расщеп?

— Конечно, подумали! Думали долго, но сообразили — применили те обручи, которые нам показывали в свое время, однако заколдовали их. Если человек в обруче делал что-то не так и хоть немного нарушал правило «трех Н», его тут же окружала защита и трансгрессия попросту не происходила!

Дамблдор удивленно поднял брови:

— Хорошая идея!

— Да вы что, сэр! — весело возразила Джинни. — Это была отличная идея! Так вот, пока Луна поправлялась, мы, чтобы не терять форму, возобновили тренировки. Предупредили ребят, что временами можем пропадать, что у нас есть… ну так, намекнули, что временами будем помогать Гарри, и на это время нас будут заменять те, кто лучше всех на данный момент. По-моему, тоже хорошо придумали.

— Совершенно согласен. Как я понимаю, Гарри, вы тоже дали себе передышку?

— Вынужденную, — уточнил Гарри. — Гермиона поправлялась долго, два «Круциатуса» — не шутка, сами понимаете. Но мы были рады этой передышке.

— Ах, — шутливо-ностальгически вздохнула Гермиона, — это были райские недели! Как только я встала с постели, мальчики начали водить меня на прогулки. Когда у меня уже хватило сил дойти до берега, Рон показал мне место, где читал газеты. Потом мы каждый день туда ходили. Сидели до темноты, смотрели на маяк и…

— …не теряли времени даром, — усмехнулся Рон. — Планы, планы, планы! Три хоркрукса по-прежнему оставались неуничтоженными.

— Три?! — ошеломленно воскликнул Дамблдор, потом сообразил: — А, вы же не знали про змею!

— Позже все-таки узнали, — Гарри его изумление показалось странным, а вот то, что Джинни с приоткрытым ртом уставилась на него, его повеселило. — Нет, Джинни, мы так и не знали про вас. Просто у меня был очередной контакт…

— Это когда? — удивился Рон.

— Ночью, в «Ракушке». У меня опять разболелся шрам — когда Волдеморт пришел в себя, и потом, когда он вернулся в поместье.

— Да, — подтвердил Дамблдор. — Волдеморт очнулся на том берегу, где в пещере среди скал был спрятан медальон. Он не мог понять, что с ним произошло, и поначалу решил, что это было некое природное явление. Его удивило, когда он увидел знакомые места, и он решил — раз уж так, он проведает свой хоркрукс. Ну, представляете его состояние, когда хоркрукса на месте не оказалось! Нет, его охватила не ярость — он испугался так, как ни разу в жизни не пугался. Именно поэтому он вернулся хмурым и молчаливым. А вернувшись, обнаружил то, о чем мы уже говорили — напуганных и растерянных Пожирателей, Беллатриссу и Хвоста, которым кто-то задал изрядную трепку — а также разбитый медальон и мертвую Нагайну. Ты специально оставил медальон, Гарри?

— Да нет! — Гарри с изумлением посмотрел на него. — Просто он был у меня в руке, и я его то ли бросил, то ли положил на пол, когда поднимал Гермиону.

— Понятно. Но получилось очень удачно. Очень! Именно поэтому он не стал наказывать и допрашивать Беллатриссу и Петигрю. Волдеморт боялся услышать самое страшное — что за всем этим действительно стоишь ты. Хотя был в этом уверен — он ведь приказал всем немедленно известить его, если Гарри будет пойман. Но это означало бы признать, что Гарри в одиночку проделал немыслимое — одолел Хвоста и Беллатриссу, убил Нагайну, нанес ему страшный магический удар и благополучно смылся, прихватив пленных из подвала. То, что с ним был кто-то еще, ему и в голову не пришло. Тем более что кто-то из спасенных пленных тут же вернется с подмогой — об этом ведь даже ты, Гарри, не догадался! А тем более — я. И я должен сказать вам, — обратился он к пораженным Джинни, Невиллу и Луне, — что вы сделали намного больше, чем просто помогли Гарри. Вы так напугали бедного Лорда, что он отложил запланированное нападение на Хогвартс, и решился на это только весной!

Джинни, Невилл и Луна выглядели ошеломленными и одновременно восхищенными… собой. Гарри это развеселило.

— Я тогда узнал мало, — сказал он, — потому что Волдеморта долго обуревала паника, и не мысли у него были, а сплошной сумбур. Конечно, он считал, что это сделал я, и что я бросил ему вызов — убив змею и оставив медальон. А еще у него мелькало подозрение, что это не я, а вы, сэр — вы, каким-то образом все же выживший. И Волдеморт не знал, что для него страшнее. А у меня сложилось впечатление, что змея сдохла сама по себе. Как в том анекдоте, прикусила себе язык и отравилась, или что-то в этом роде. С одной стороны, мне нравилось, что Волдеморт настолько меня боится, с другой — из-за этого наши контакты с ним стали очень редкими и как бы невнятными. Так что насчет Нагайны я не был совсем уверен, но в любом случае снова соваться к Малфоям было равносильно самоубийству. Так что решили по-прежнему считать, что осталось три хоркрукса, но сосредоточиться на чаше. Я боялся, что он может перепрятать ее, как перепрятал диадему.

— Мы подождали, пока поправится Грипхук… это тот гоблин, — пояснила Гермиона. — Вот кому Флер была совершенно не рада! Да и мы тоже. Гоблины — тот еще народ. Но Билл с ним ладил, вместе в банке работали, как-никак. Билл вообще умел ладить с гоблинами. Когда заметил наш интерес к нему, откровенно предупредил, с чем мы можем столкнуться. Кстати, сэр, — она решительно посмотрела на Дамблдора, — меня тогда сильно удивляло, что Билл и Флер вообще не расспрашивали нас, чем мы, собственно, занимаемся. И Люпин тоже, когда пришел сообщить нам, что у них родился сын, а ведь в первый раз, когда приходил к нам на площадь Гримо, он спрашивал об этом очень настойчиво. Это как-то связано с тем собранием, о котором вы говорили?

— Вы проницательны, Гермиона, — серьезно сказал Дамблдор. — Да, связано. Как члены Ордена, Билл и Ремус присутствовали на том собрании. Флер — нет, но только потому, что хотела позаботиться о вас. Однако о принятом решении ее известили, и она согласилась с ним. Это было очень простое решение — дать вам… именно вам шестерым — полную свободу действия, не ограничивая и не вмешиваясь без крайней необходимости. Но о том, как и почему мы пришли к этому решению — потом, друзья.

— Хорошо, — согласилась Гермиона. — Так… я говорила о гоблине.

…Гоблины не любили волшебников, и Грипхука забота людей о нем явно раздражала. Тем более что от других волшебников — Пожирателей Смерти — ему уже сильно досталось. Он не знал, зачем понадобился Темному Лорду, но догадывался, что тот искал способ взять контроль над главным банком волшебного сообщества. Пожиратели уже сталкивались с сопротивлением банкиров, когда пытались поместить в «Гринготс» золото, похищенное у маглов. Конечно, Волдеморта это не могло не раздражать.

Эта вражда уходила своими корнями в глубины прошлого. Кровавые восстания, ужасные войны. У гоблинов была своя магия — могущественная, хоть и ограниченная. Они умели делать заколдованное оружие, и еще они умели добывать золото и торговать. Но волшебники лучше разбирались в магии, и их волшебные палочки были куда универсальней. Они были могущественней, а гоблины были богаче. Война за войной шли с переменным успехом, а почти что равные силы приводили к тому, что медленно, но верно сокращалась численность обеих сторон. То воевали, то торговали. Однако в войнах гоблины гибли, несмотря на заколдованное оружие, которое попадало в руки людей и служило им так же исправно, как и своим создателям. Замкнутая магия оказалась палкой о двух концах. В конце концов обнищавшие волшебники взяли гоблинов в кольцо, а те сидели на своем золоте и мерли с голоду. Тогда более умные волшебники и более умные гоблины согласились на перемирие, чтобы посчитать свои потери — и обнаружили, как мало осталось и тех, и других. Пришлось от войн перейти к дипломатии, а в результате переговоров появились Министерство и Банк, и наступил долгожданный мир.

Гермиона изложила это во время одной из прогулок, когда они сидели под скальным навесом и смотрели на хмурое море. Она говорила для Грипхука, которого наконец удалось вытащить из комнаты на чердаке — тот согласился очень неохотно, но затворническая жизнь и одиночество ему надоели. Правда, море ему не нравилось — он признался, что гоблины не любят воду. Однако никто не заставлял его подходить к воде, и он сидел в уютной выемке в скале, охватив длинными руками острые колени, и слушал одновременно с интересом и неудовольствием.

— Все намного сложнее, — проворчал он.

— Я понимаю, что это сильно обобщено, — извинилась Гермиона, — но это я к тому, что Вол… ну, Тот-Кого-Нельзя-Называть, — она поправилась, поскольку и гоблин, и Рон одновременно передернулась, — явно хочет нарушить это равновесие.

Она и Гарри в то время были чуть ли не единственными, кто (если не считать покойного Дамблдора) научились без дрожи произносить вслух имя врага.

— Вы странные волшебники, — пробормотал Грипхук после долгого молчания. — Никогда таких не встречал. Похожи на ту девчонку из подземелья, которая отмывала мне лицо.

— Вы про Луну?

— Ну да. Вода у нее была для питья, а она тратит ее на то, чтобы промыть мне раны… Потом являетесь вы и спасаете и ее, и меня.

— Она наш друг!

— Да я понял. Рыбак рыбака… А я-то вам зачем? Чего вы от меня хотите?

Поколебавшись, Гермиона объяснила, и Грипхук усмехнулся. Рона это разозлило:

— Нам не золото нужно, ты… — он замолчал, когда Гермиона умоляюще тронула его за руку.

— Это так, — подтвердил Гарри, потому что гоблин продолжал усмехаться. — Золота у меня там достаточно.

— Я знаю. Только золота никогда не бывает слишком много.

— Но его бывает достаточно… ладно, мы тут друг друга не поймем. Вы сможете нам помочь?

— Возможно… — на этот раз гоблин нахмурился. — Только объясните мне, зачем вам именно хранилище Лестрейнджей? Оно из наиболее защищенных, вы даже не представляете, какие там наложены заклинания. Что в нем такого, чего нет в других хранилищах?

Пришлось сказать о чаше.

— Не понимаю. Зачем она вам?

— Вот уж этого мы не можем вам сказать.

— А все-таки? Уверяю вас, она не стоит особо дорого, хотя мадам Лестрейндж и носилась с ней, как с великой драгоценностью. Раритет, конечно, самой Хельге Пуффендуй принадлежала, но не из самых дорогих раритетов.

— Вы знаете об этом? — удивилась Гермиона.

Грипхук опять усмехнулся:

— Я гоблин, позвольте напомнить. Я знаю каждый предмет в каждом хранилище в нашем банке, до последнего ломаного кната. Ладно, можете не говорить. Я подумаю.

Вспомнив, Гарри спросил, почему Беллатрисса считала, что меч должен был находиться там же.

— А он там и лежит, — к его изумлению ответил Грипхук и тут же пояснил: — Не этот, конечно. Там подделка, фальшивка. Меч Гриффиндора — гоблинской работы, его выковал мой предок. Это было одно из лучших его творений, и неудивительно, что его неоднократно пытались скопировать. Кто-то подсунул Лестрейнджам одну из копий.

Возможно, Снейп, подумал Гарри. С него станется.

Мысли о Снейпе он предпочел выбросить из головы — после случившегося в лесу он был очень растерян и зол и не мог понять, какую роль играл Снейп во всем этом. Гарри предпочел вернуться к разговору о помощи Грипхука. Однако гоблин только повторил:

— Я подумаю, но сначала договоримся о цене.

— Какой еще цене? — взорвался Рон. — Мы спасли твою паршивую шкуру!

Он замолк, вспомнив, что Билл говорил о гоблинах.

— А что, если я откажусь, вы меня потащите назад, в то подземелье? — усмехнулся гоблин. — О цене за мое спасение надо было договариваться там же — до того, как меня спасли! А сейчас это уже в прошлом.

— Хорошо, — примирительно сказал Гарри. — Я уже сказал — золото у меня есть. Сколько вы хотите?

— Золото и у меня есть. Нет. Я хочу меч. Тот, который у вас, настоящий.

— Что?!!

— …Уж и так и так спорили, уговаривали — ни в какую! — рассказывал Гарри, снова ощущая тогдашнюю досаду. — Он считал, что меч и так принадлежит ему, что когда-то он был украден Гриффиндором…

— С его точки зрения так и есть, — подтвердил Дамблдор. — Хотя на самом деле Годрик Гриффиндор добыл меч в честном бою, но гоблины такого не признают.

— У них, похоже, нет понятия чести, — с отвращением бросил Рон.

— Есть, — заверил его Дамблдор, — еще как есть! Только они совсем не такие, как у нас. И для Грипхука заполучить то, что он считал своей собственностью и наследием, было как раз делом чести.

— Я это уловил, — сказал Гарри. — Пришлось в конечном итоге согласиться. Правда, я попытался схитрить, не назвав время, когда я ему отдам меч. Но это без разницы, потому что Грипхук и так мне не особо поверил. Но помочь все же обещал. Сказал, что посоветуется с другим гоблином, Богродом, и они придумают способ провести нас в хранилище.

— Флер была на седьмом небе от счастья, когда в тот вечер Грипхук все-таки поблагодарил ее за заботу и сообщил, что уже чувствует себя хорошо и покидает нас, — добавил Рон. — Она на радостях закатила не ужин, а прямо банкет. Даже его пригласила за стол, да он отказался. Ну и ладно, никто не стал настаивать. Он все равно жрал только сырое мясо, сырую рыбу и какие-то коренья, так что только испортил бы нам аппетит.

— Ты не любишь суши? — удивилась Луна.

От неожиданности, Рон поперхнулся.

— Люблю, — сказал он, отсмеявшись. — Но именно суши, а не рыбину целиком — с костями, хвостом и чешуей!

— А-а, — с пониманием сказала Луна. — Мне бы это тоже не понравилось. И что было дальше? Он вам и правда помог?

Гарри, Рон и Гермиона начали переглядываться и посмеиваться, потом Гарри сказал:

— Ну как… да, можно сказать, поначалу помог.

— Ждали мы, правда, еще неделю, — подхватила Гермиона. — То ли он думал и не решался, то ли уламывал этого Богрода. Или и то, и другое. Но в конце концов сова от него прилетела.

…Трансгрессировав по указанным координатам, они очутились в очень странном месте и сначала даже решили, что промахнулись. Вокруг высились не то горы, не то насыпи, припорошенные снегом. Полусгнившие, явно пустые бараки, какие-то обрушившиеся деревянные леса и металлические конструкции, столбы, опрокинутый набок ржавый трактор, неподалеку — громадная яма, сбоку тоже торчала какая-то ажурная конструкция с подвешенной к ней металлической клетью. Некоторое время они растерянно оглядывались, потом увидели Грипхука — он вышел из ближайшего барака, где прятался от пронизывающего ветра, и заторопился к ним, еще более раздраженный, чем обычно. «Идем скорее, пока я совсем не замерз, — торопил их гоблин. — Это заброшенная шахта, отсюда можно попасть в тоннели «Гринготса».

Следуя за ним, они встали на платформу клети. Гоблин предупредил держаться покрепче за ременные петли, взмахнул рукой, и клеть рухнула в шахту с такой скоростью, что Гермиона завизжала, а Гарри почувствовал, будто все его внутренности устремились к горлу. «Ноги согните! — приказал Грипхук. — И держитесь крепко!»

Они подчинились — и вовремя: клеть остановилась так резко, что они распластались бы на металлическом полу. Гарри показалось, что у него руки вырвутся из плечевых суставов. Но им с Роном все же было легче — опыт полетов и квиддича, где порой пике бывали и покруче (хотя столь жестких посадок испытывать все же не приходилось), а вот Гермиона была совершенно позеленевшая — в отличие от мальчиков, она не любила летать. Гоблин не дал им времени прийти в себя — тут же чуть ли не бегом потащил их в боковой тоннель, где были рельсы и стояла вагонетка, приказал им быстрее лезть и дернул рычаг.

Мальчики озирались, а несчастная Гермиона свернулась на дне вагонетки, но тут их догнал мощный грохот, и она вздрогнула. «Шахта обрушилась, — раздраженно пояснил Грипхук, — такими проходами можно пользоваться только по одному разу, а то мало ли, маглы проведают… не ваше это дело, это мне потом объясняться, зачем понадобилось лезть оттуда». После целой серии крутых поворотов, подъемов и спусков они вышли на относительно ровный участок. К их удивлению, за это время Гермиона пришла в себя и уже сидела, восхищаясь красотами подземной природы. «Оклемалась? — грубовато-заботливо спросил Рон. — Я уже боялся, что на поворотах тебя совсем… того, затошнит». «А это мне знакомо, — весело объяснила Гермиона, — это как американские горки. Я в детстве с папой часто каталась». «Странно, что ты боишься летать», — удивился Рон. «Ну, это совсем другое. Сидишь на тоненькой деревяшке, а под тобой бездна… бр! Вот, когда мы с Гарри на гиппогрифе летели, было совсем не страшно. Ну, почти. И очень даже здорово!» Все трое рассмеялись, и гоблин раздраженно шикнул на них. Тут Гарри сообразил: «Грипхук, а как мы выйдем, если шахта обрушилась?» «Да элементарно, — отмахнулся гоблин, — через банк. Там смотрят, кто входит, на выходящих внимания не обращают».

Гарри несколько усомнился, но делать было нечего.

У хранилища Лестрейнджей их встретил Богрод, который бренчал железяками, держа на расстоянии цепного дракона. Гарри почувствовал легкую жалость, увидев белесые глаза чудовища, ослепшего за долгие годы под землей. Но это был дракон, и слепота не делала его менее опасным. Хотя державшие его цепи были толстыми и надежными, а звон железок пугал его и он держался на расстоянии — но друзьям было очень не по себе. Когда Грипхук справился с запорами и позвал их, они вошли с чувством облегчения…

— …и тут же нарвались на защиту! Ну, не тут же, но очень скоро — как только попытались достать чашу. Там была такая огромная груда всего — золота, серебра, украшений всяких, денег и так далее, а чаша лежала на самом верху. Грипхук предупредил, чтобы мы ничего не касались и не применяли вызывающих заклинаний, но этих сокровищ было так много, что попробуй тут не коснуться чего-то! Он правду говорил — защита была очень даже нехилой!

— А какой? — спросила Джинни, которая заворожено слушала их рассказ.

— Каждый предмет, которого касались, сразу размножался и раскалялся. Груда начала расти, теснить нас, да еще и обжигала по-страшному. Гермиона сообразила — применила то самое заклинание из старого учебника Снейпа, «Левикорпус». Пролевитировала меня, и я завис прямо над чашей, не зная, что делать — если коснуться чаши, она тоже размножится, и попробуй тогда найти настоящую!

— А просто рубануть мечом? Он же был у тебя?

— Был, и я так и сделал. Не сразу, потому что… ну попробуй соображать, когда висишь вот так, вниз головой, а все под тобой жаром пышет! Сначала сдуру начал пытаться зацепить чашу мечом за ручку, и тут Рон как заорет: «Да чего ты мучаешься, бей ее, пока нас тут не сожгло!» Тогда я и рубанул. Получилось, как у Невилла с рукой Петигрю — поцарапал, и этого хватило. Чаша начала плавиться, и раздался такой жуткий крик, что я чуть не оглох. Гермиона тут же сдернула меня оттуда, я плюхнулся у самой двери — и тут Грипхук вдруг кидается ко мне, вырывает у меня меч и выскакивает. Мы — за ним, и не потому что хотели поймать, а потому что груда золота начала расти и рушиться прямо на нас, а раскалилось все уже докрасна! И наверху что-то творилось. Чаша плавилась, и там, куда падали капли расплавленного металла, вспыхивал столб огня. Потом груда осыпалась, прямо волной. Мы вылетели наружу, но Грипхук с Богродом скрылись за поворотом и орали: «Воры в подземелье! Тревога!»

…Бежать было некуда — гнаться за гоблинами не имело смысла, раз те звали подмогу, вагонеткой они не умели управлять, да и куда на ней ехать — непонятно, планировку тоннелей никто их них не знал. Дракон уже понемногу высовывался из своей ниши, бренча цепями, и вертел головой. Идея была безумной, но других попросту не было. Взмахом палочки и заклинанием «Релашио» Гарри разбил оковы на его ногах, бесшумно подбежал к оснований хвоста и начал забираться на его спину. Рон и Гермиона оторопело смотрели на него, и он замахал рукой, призывая спешить. Тут из тоннеля донеслись крики, и его друзья сорвались с места, забрались вслед за ним. Дракон ничего не почувствовал, но услышал крики, взревел и выдохнул струю огня — она пролетела над головами целой толпы гоблинов, и те кинулись обратно в тоннель. Только один, с мечом в руке, пригибаясь, подбежал к дракону и протянул свободную руку, требуя помощи. Гарри механически помог ему, но тут Гермиона схватила гоблина за руку и прошипела: «Так, о цене надо договариваться сейчас, верно?» «Чего вы хотите?» — задыхаясь, спросил Грипхук. «Меч, конечно!» Гоблин в бешенстве посмотрел на нее, заколебался, но из коридора снова донеслись крики и бренчание железок, пугавших дракона. Чудовище вздрогнуло всем телом. Гоблин кивнул, отдал меч и вцепился в зубцы костяного гребня. Звон усилился, дракон снова стал пятиться — и вдруг остановился, не услышав привычного лязга цепей. Понадобилось еще несколько секунд, пока до его крошечного мозга дошло, что он свободен. А потом издал торжествующий рев, поднялся и потрусил к коридору.

— …Конечно, там все опять разбежались. Я еле успел засунуть меч за пояс и ухватиться покрепче — походка у этого зверя была очень уж тряской. А он уже стал все разносить — дохнет огнем, и раскаленный камень трескается и осыпается. Там, где это не получалась, Гермиона бросала заклинание «Дефондио», еще больше расширяя тоннель. До дракона, конечно, не доходило, что кто-то ему помогает, да он нас и не чувствовал у себя на спине. А ревел он — прямо голова раскалывалась! Еще и гоблины далеко впереди орали что-то типа «Покиньте коридоры, цепной дракон сбежал!» Когда мы выскочили из тоннеля в главное помещение банка, там уже никого не было. Дракон еще раз дохнул огнем, разнес вход и выскочил наружу. Ну, и взлетел. Не знаю, что подумали маглы, когда он на бреющем промчался над крышами и стал набирать высоту, да сейчас и не узнать — им уже давно изменили память.

— Там пришлось поработать целой бригаде стирателей, — подтвердил с усмешкой Дамблдор.

— Мне немного жаль тех маглов, — заметил Гарри. — Я, скажем, не хотел бы забыть такое зрелище.

— Да, — задумчиво пробормотала Джинни, — оно стоило того, чтобы навсегда запомнить…

Она тут же вздрогнула и захлопнула рот, но было поздно — Гарри с изумлением уставились на нее. Переглянулась с Невиллом и Луной и сказала:

— Ну ладно — рано или поздно пришлось бы рассказать… Да я сама не понимаю, почему мы не рассказали еще тогда, когда собрались у алтаря.

— А я еще тогда удивился, — заметил Гарри, — когда я вам про все это рассказывал, вы не особо удивились, словно знали. И в Отряде потом все спрашивали про этот полет — я тогда решил, что нас узнали те волшебники, которые тогда были в Косом переулке. Правда, непонятно было, почему потом нас не искали — как-никак, все это тянуло на ограбление банка.

— Давай выкладывай, сестренка! — потребовал Рон. — Значит, вы там были?!

Джинни показала ему язык.

— Мы были на крыше, — сказала она, — и надо сказать, Гарри, ваше появление оттуда смотрелось очень эффектно!

…Заклинание сработало, когда они завтракали в большом зале. Раздался тихий звон, и перед Джинни возник туманный шарик, похожий на мыльный пузырь, в котором колебалась золотая стрелка и вспыхивали миниатюрные значки. Им опять пришлось сорваться с места. Луна, оглянувшись, тоже вскочила из-за стола Когтеврана, и они поспешили в коридор, еле удерживаясь от того, чтобы броситься бегом. На ходу Джинни оглянулась на преподавательский стол и встретила внимательный и настороженный взгляд МакГоногалл, но директор не стала их останавливать. Разбежались по своим спальням за теплыми мантиями и метлами, потом вышли во двор. Луна по дороге вызвала эльфов, и те уже ждали их, негромко и быстро переговариваясь и ожидая приказов.

Джинни пыталась разобрать значки координат в туманном шарике. «След» был модифицирован так, что показывал не любое применение магии, а только трансгрессию и положение отслеживаемого объекта. Но сейчас значки менялись быстро, словно Рон вместе с остальными двигался куда-то на большой скорости. Решив, что либо сбой в заклинании, либо Гарри и остальные летят на метлах, Джинни назвала эльфам последние считанные цифры, решив дальше искать с воздуха. Эльфы перенесли их и их отправили назад. Луна неожиданно достала из кармана три пары астрально-спектральных очков и настояла, чтобы все их надели, потом наложила на них и на себя Дезиллюминационное заклинание. Это было не так надежно, как мантии-невидимки, но мантий у них не было. И тут же выяснилось, зачем очки — в них они видели друг друга! Но времени спрашивать и восхищаться не было. Они оседлали метлы, и Джинни полетела вперед, напряженно следя за стрелкой в шарике.

Трое друзей летели, ничего не понимая. Гарри, Рона и Гермионы не было видно нигде, но стрелка показывала, что они летят за ними, а значки координат — что они их догнали. Джинн обратила внимание, что стрелка указывает не только вперед, но и несколько вниз. А когда координаты сровнялись, стрелка и вовсе встала вертикально, будто их друзья передвигались под землей. Как это могло быть?

Только когда на горизонте показался Лондон и стало ясно, что указатель ведет их в сторону Косого переулка, они поняли, что Искатели едут по тоннелям «Гринготса».

— …Вы остановились где-то на окраине Лондона, — рассказывала Джинни, — Вернее уж, под окраиной. Мы зависли там, но потом решили лететь к «Гринготсу» и сесть на крышу. Во-первых, потому, что вы были под землей и, что бы ни случилось, мы ничего не могли бы сделать. Во-вторых, потому что устали — полет был долгим. Решили отдохнуть и следить за указателем, а если долго не будет происходить ничего, попробовать проникнуть через главный вход. Невилл хорошо владел «Конфундус»-ом, мы были достаточно невидимы — могло получиться.

— Меня уже давно достали Кребб с Гойлом, — усмехнулся Невилл, — у нас уже несколько раз были драки… на палочках, я тогда еще не очень умел драться врукопашную. Но когда я начал применять к ним «Конфундус», они от меня отстали — потому что я их заставлял драться друг с другом.

— Ладно, не о них речь, — нетерпеливо сказала Джинни. — В общем, мы там сидели и ждали, потом вы снова пришли в движение, причем двигались в нашу сторону. И тоже быстро, быстрее, чем может бежать человек. Мы не могли понять, в чем дело — вагонетки ведь до главного помещения не доходят. Опять подумали, что вы на метлах, и подошли к краю крыши посмотреть. И вдруг крыша стало вибрировать, как будто внутри здания стадо слонов бежит, раздался рев, потом главный вход разнесло — и вы ну так эффектно вылетаете оттуда! Дракон, а вы у него на спине — пригнувшись, как всадники на полном скаку, и почему-то с вами гоблин…

— Да ты что, издеваешься? — рассердился Рон. — Придумала тоже — «эффектно», «всадники»… я тогда только и думал, как бы не слететь, цеплялся за эти шипы у него на спине!

— Ну, Рон! Я правду говорю — именно так и выглядело, не сердись! В общем, мы опомнились, когда вы уже скрылись за крышами, и полетели следом.

— Гонялись за вами долго, но в конце концов догнали, — подхватил Невилл. — У нас сейчас хорошие метлы — мадам Хуч где-то раздобыла старые «Серебряные стрелы», они ведь долго были непревзойденными, пока не появились «Молнии», и «Стрелы» перестали делать. Пристроились в хвост, таким вот невидимым эскортом, и стали договариваться — как действовать, если дракон все же вас сбросит?

— А он и сбросил, — сказал Гарри. — Так получается, это благодаря вам мы не разбились?

…Увидев озеро в горах, дракон — видно, ему очень хотелось пить — круто спикировал к воде и у самой кромки заложил крутой вираж. Гарри, Рон, Гермиона и гоблин слетели с его спины и с криками рухнули в бездну — до земли было футов сто, не меньше. Но упали неожиданно мягко, словно какая-то сила придержала их, смягчив падение — и, хоть и покатились по земле и нажили синяков, больше травм у них не оказалось. Кроме моральной травмы Грипхука, который улетел дальше и плюхнулся в воду.

— …Это из-за меня, — виноватым голосом объяснила Луна. — Вас было четверо, а нас трое, и я никак не могла удержать двоих. Поэтому я гоблина отбросила к воде, а сама сосредоточилась на Гермионе.

— И очень хорошо сделала! — со смехом заверил ее Гарри. — Так ему и надо! Оказалось, гоблины ненавидят воду, хоть и умеют плавать, и он вылез в очень жалком виде. На нас даже и не посмотрел, только буркнул что-то, не оборачиваясь, и трансгрессировал. Я не знал, что они тоже умеют.

— Умеют, — подтвердила Гермиона, — как и эльфы.

— Жаль только, — заметил Рон, — мы так и не узнали, что у них там, в «Гринготсе», стряслось, и почему тамошние гоблины погнались и за ним тоже.

— Да не все ли равно, — отмахнулся Гарри. — Главное — мы от него избавились. И нас никто не узнал. Мне летом пришлось сходить туда, снять немного денег — никаких вопросов не было, ко мне относились, как к герою Битвы… ну, как и все. Грипхука, кстати, я там не видел — возможно, он к ним и не вернулся. Богрода тоже.

— Их перевели в ирландский офис банка. — сказал Дамблдор. — Я тоже не знаю, что там был за конфликт, да и, по правде, не интересовался. Спросите при случае у Билла.

— Да, пожалуй. А вы? — спросил Гарри у Джинни.

— Мы… а что мы? Повисели немного над вами, убедились, что вы живы и целы. Потом увидели, что Гермиона из своей сумочки достает лекарства, убедились, что вы всем запаслись и вообще все в порядке, и полетели назад. С такого расстояния эльфов нельзя вызвать, если ты не их хозяин, но «Серебряные стрелы» — быстрая штука, и мы долетели до Хогвартса своим ходом. А вы, как я понимаю, вернулись в «Ракушку».

— Да. Флер еще у нас ожоги подлечила — у нее это хорошо получается, вейла, как-никак.

— А нам Билл сову послал, — сказала Джинни. — Он нам регулярно писал, пока вы были у них, чтобы мы не беспокоились. Как я сейчас понимаю, это тоже было после того вашего решения на собрании, сэр?

Дамблдор поднял брови, посмотрел на нее поверх очков и несколько картинно вздохнул:

— Ладно, Джинни… Я уже понял, что мне придется рассказать об этом раньше времени. Хотя, — он вдруг улыбнулся, — почему раньше? Мы ведь стремимся следовать хронологии событий, не так ли?

* * *

— Тогда все же придется вернуться немного назад во времени — чтобы вы могли понять мое положение на тот момент. В то время я обитал на Гримо, 12, и не хотел появляться в Хогвартсе. Мое существование хранилось в большой тайне. Сначала я думал вернуться под видом обычного привидения, счел это рискованным. Волдеморт настолько боялся и ненавидел меня, что мог попытаться — так, на всякий случай — уничтожить меня.

— Но разве можно уничтожить привидение? — удивилась Гермиона.

— С помощью Темной Магии можно. Теоретически. Когда-то был придуман такой ритуал, но он был опасен и для самих волшебников, так что я не знаю ни одного случая, чтобы он применялся. Кому охота рисковать и лезть в глубины Темной Магии ради уничтожения достаточно безобидного существа? Но способ есть. Помните, как василиску удалось парализовать сэра Николаса де Мимри? Конечно, я, как вы знаете, призрак непростой, и уничтожить меня невозможно, но Волдеморт этого не знал. А значит, мое появление может спровоцировать нападение на Хогвартс, и к тому же мне пришлось бы раньше времени выдать заложенные во мне способности, чтобы себя защитить.

А для того, чтобы Волдеморт пребывал в неуверенности, я даже убедил свой портрет не вступать в общение ни с кем. Это было нелегко, поскольку портрет — это тоже я. А я, как вы знаете, на редкость упрям. Но все же убедить себя несколько легче, чем кого-нибудь другого, так что мы в конце концов пришли к согласию.

Я к тому времени уже не считал себя руководителем Ордена. Тот Дамблдор, который руководил им, умер вместе со своими ошибками, и теперь я был им… вы еще не запутались, кто есть кто? Нет? Вот и отлично! Так вот, ошибки умерли вместе с ним, но последствия этих ошибок оставались. И пока я не разобрался в них и не нашел способа их устранения, я считал себя не вправе руководить Орденом. Однако нового руководителя мы не стали выбирать и пока что принимали свои решения, так сказать, коллегиально. На равных.

Надо сказать, к тому времени я очень даже хорошо понимал состояние Сириуса, которого тяготила необходимость скрываться тогда, когда он жаждал действия. Я сам оказался в таком же положении. Хотя, конечно, я не был лишен действия. Во-первых, я мог думать — избавление от проклятия и воплощение в призрака освободило мое мышление, и я мог действительно думать, а не страдать от боли и сомнений и не наслаждаться одной своей мудростью. Причем заверяю вас, друзья, я вовсе не избавился от чувств и переживаний — лишить себя возможности чувствовать, понимать, любить было бы величайшей глупостью. Да и пример того, к чему приводит отказ от чувств, был, так сказать, перед глазами — Волдеморт. Да, избыток чувств порой может привести к безумию. Но их отсутствие приводит к безумию всегда. Вы знаете, кстати, что Волдеморт никогда не видел фестралов?

— Не может быть! — ошеломленно воскликнула Гермиона.

— Как это?!! — не поверил Рон. — Он же стольких убил, он видел столько смертей!

Дамблдор кивнул:

— Да, но этого мало. Фестралов может видеть тот, кто не только видел, но и осознал смерть. А Волдеморт чужую смерть не осознавал. Да, он безумно боялся своей смерти — но своей, а чужая была ему без разницы и даже доставляла ему некоторое развлечение.

Но речь пока не о нем. И даже не обо мне. Хотя о себе я расскажу еще немного — то, что имеет отношение к вашим приключениям. Кое-какая возможность действовать у меня все же была. Необходимость прятаться была еще и потому, что понадобилось немало времени, чтобы осознать и овладеть своими новыми способностями. Но одной из них я мог воспользоваться с самого начала — и воспользовался. Это… что-то вроде легилименции на расстоянии, но она весьма своеобразна. Я не буду вдаваться в подробности, скажу только главное — она в определенные моменты давала мне доступ к двум людям. К тебе, Гарри, и к Волдеморту.

Гарри резко вскинул голову и пристально уставился на Дамблдора. Тот понимающе улыбнулся:

— Я знаю, как неприятно это звучит, Гарри, и очень извиняюсь перед тобой. Но поверь, я не обманываю тебя, говоря об определенных моментах. Это были те моменты, когда ты проникал в мысли Волдеморта. Я как бы подключался к этому своеобразному каналу и воспринимал то же, что и ты. Так что уверяю тебя — в твоих мыслях я не рылся. Во-первых, это нехорошо, а во-вторых, мне было не до этого. Намного важнее было узнать, что думает наш общий враг.

Гарри кивнул, успокоившись, и приготовился слушать дальше.

— Конечно, — сказал Дамблдор, — порой я слышал и твои мысли, но этим я не злоупотреблял и обращал внимание только на то, что было важно для нашей общей цели. Таким образом я узнал, что медальон у вас. А когда удалось выяснить, где вы находитесь, я послал известие Снейпу, и он принес вам меч.

Перед тем, как вернуться к собранию той ночью, заглянем еще раз в прошлое. Если будет желание, когда-нибудь я покажу вам те события с помощью Омута Памяти. Заглянув туда, вы увидели бы меня заметно моложе и в компании волшебников из Отдела Тайн, напряженно листающие некую книгу. Ту самую — книгу Мерлина. Вы увидели бы, как, очень неохотно отзываясь на могущественные призывающие заклинания, на ее чистых страницах выступают и тут же начинают таять разрозненные строчки. Мы пытались снова и снова восстановить полный текст этой книги, и каждый раз терпели неудачу. Отдел Тайн считал это очень важным, да оно и было важным — это был один из немногих сохранившихся трудов Мерлина. Кроме того, известно было, что он имеет отношение к кольцу, изготовленному его руками — тому самому кольцу, которое сейчас в шести экземплярах блестит на ваших пальцах.

Как бы там ни было, во время этих исследований мне удалось прочесть немного о Светлом Круге.

В то время казалось, что это имеет чисто академический интерес. Да и не могли мы тратить много времени на эти исследования — шла война с Волдемортом. Еще та, первая. Через какое-то время мне пришлось уйти из этой группы и, каюсь, я надолго забыл о прочитанных строчках.

Однако три года назад, во время незабвенного директорства Амбридж, совершенно незаметно для преподавателей Хогвартса, прямо у меня, так сказать, под носом, возник Отряд… моего имени. А потом было сражение в Министерстве. И в то время как участие Гарри, Рона и Гермионы в нем казалось естественным, присутствие еще троих очень заинтересовало меня. Припомнив ряд эпизодов разных лет вашей учебы, я обнаружил, что были случаи, когда кто-нибудь из них так или иначе оказывался рядом с вашей троицей. Скажем, Невилл, вместе с вами обнаруживший Пушка и место хранения философского камня. Джинни, которую Гарри спас в тайной комнате. Луна, придумавшая способ добраться до Министерства…

Потом Джинни стала твоей подружкой, Гарри — и вас стало четверо. А мне на глаза порой попадались, рука об руку, Луна и Невилл…

— Да, — подтвердил внимательно слушавший Невилл, — некоторое время мы были… очень близки.

Луна молча кивнула.

— А потом трое из вас погибли, — сказал Дамблдор, — и остальные трое снова вернули их к жизни. И я — уже призрак, со свободным мышлением — понял, что это должны быть вы. Светлый круг.

Но еще при жизни, и сразу после своей смерти и призрачном возрождении я снова и снова возвращался в мыслях к вам и думал, что, может быть, это действительно вы. Я не знал о вашем участии в событиях в поместье, не знал, что Нагайна была убита вами и сто вы нанесли тот удар Волдеморту. Как ни парадоксально, убедиться в том, что вы — будущий Круг, помогли те мелкие события, которые на первый взгляд никак не были связаны с основными. То, что Джинни и Невилл вдруг выскочили из класса посреди урока, каким-то образом пропали из Хогвартса, а потом вдруг от них прилетает сова с сообщением, что мисс Лавгуд на свободе и с ней все в порядке. Сразу после того, как я, подключившись к связи Гарри и Волдеморта, обнаружил, что кто-то очень крепко врезал нашему врагу. Повторяю — я не знал, что это вы, но чувствовал, что какое-то отношение вы к этому имеете.

Тогда я попросил Минерву собрать всех и в полной мере поделился с Орденом своими предположениями. И предложил то, что уже сказал: наблюдать за вами, охранять вас, дать вам возможность учиться всему — и ни в коем случае не мешать.

Потому что было ясно, что помешать вам мы не в силах.

Конечно, я видел, что предположения насчет Светлого круга не очень убедительны. И я сам в то время еще не был уверен. Но была еще одна вещь, которая убедила всех.

Я сказал: мы должны признать, что наш Орден умирает. За годы войны мы потеряли большая часть лучших. Враг продолжает уничтожать нас. Но это не дает нам право забыть свое название. Мы — Орден Феникса.

А значит, он может возродиться в этих трех мальчиках и трех девочках, и в руководимом ими Отряде. Вот так — как феникс из пепла.

Мне поверили сразу и безоговорочно.

Глава 32. Разрубленный алтарь.

Дамблдор сложил кончики пальцев в своем излюбленном жесте «я весь внимание» и с преувеличенной серьезностью посмотрел поверх очков на всех по очереди.

— А кому из вас первому пришла идея насчет Омута Памяти? — спросил он. — Мне просто интересно. Тебе, Гарри? Или Гермионе?

— Как ни странно, — со смехом отозвался Рон, — мне!

Гарри и Гермиона тоже рассмеялись.

— Мне так досадно было, что я до этого не додумалась! — воскликнула Гермиона. — Наверное, из-за того, что у нас Омута все равно не было, и я как бы заранее исключила его из своих размышлений…

— Мне тоже было досадно, — заметил Гарри, — уж я-то был единственным, кто видел Омут близко и погружался в него. Видите ли, мы никак не могли понять, что это за место, где диадема. Гермиона перерыла все книги, которые захватила с собой в это путешествие. Порой казалось, что какие-то сведения, какие-то намеки там есть, но и только. Все более-менее конкретное было у меня в голове — то, что я успел увидеть глазами Волдеморта — и Гермиона заставляла меня рассказывать, снова и снова, я даже удивился, что удалось запомнить так много — я-то думал, что из-за боли в шраме у меня в памяти вряд ли что осталось…

— Да, — с некоторым раскаянием призналась Гермиона, — я тебя прямо замучила. И загоняла беднягу Билла — все спрашивала у него то одну, то другую книгу из тех, что у меня не было, а он обещал порыться у себя на чердаке — и, что меня поражало, находил все. Я не думала, что у него такая огромная библиотека и все упрекала его, что зря он держит книги там, что лучше сделать для них полки и…

Она осеклась — Дамблдор смеялся. Девушка сначала нахмурилась, потом ее лицо просветлело, и она тоже рассмеялась.

— Вы поняли, да? — весело спросил Дамблдор. — Билл находил эти книги вовсе не на чердаке, они все из библиотеки Хогвартса! Это была наша возможность помочь вам.

— Так и Омут Памяти был ваш, да? — воскликнула Гермиона. — Билл утверждал, что у них свой, тоже где-то на чердаке, и они с Флер собирались использовать его для семейного альбома!

Все с той же веселой улыбкой Дамблдор кивнул.

— Омут только один, Гермиона, — сказал он, — по крайней мере, в Британии. Его сделал я. Извлеченные воспоминания можно хранить в любой подходяще заколдованной емкости, но только Омут дает возможность погрузиться в них и наблюдать со стороны.

— Вот это и была идея Рона, — продолжила Гермиона. — Блестящая идея, надо сказать!

— Ой, да ладно тебе… — Рон даже смутился. — Просто Гарри тогда так мучался, пытаясь описать это место, и сказал что-то типа — если бы я мог вам показать! Я тогда вспомнил и спросил: «Гарри, а помнишь, ты рассказывал про эту штуку у Дамблдора — Омут Памяти или как его там? Вот если бы он у нас был…» Гарри с Гермионой вытаращились друг на друга, и вдруг Гермиона встает, идет к лестнице и бормочет: «Спрошу-ка я у Билла — мало ли, вдруг у него есть…»

— Да, — задумчиво продолжила Гермиона, — Омут нам очень пригодился. То, что рассказал Гарри, тоже давало многое, конечно. Он даже зарисовал план развалин, через которые можно было добраться до того алтаря… Но ведь невозможно трансгрессировать, имея только нарисованную схему, без точных координат, без хотя бы визуального представления… Когда на следующий день Билл принес Омут, все сразу стало намного легче. Гарри извлек свои воспоминания об увиденном в контакте с Волдемортом, поместил их в Омут, мы ныряли туда по очереди и по несколько раз летели вслед за Лордом туда и обратно, запоминая дорогу. Правда, поначалу казалось, что легче не стало. Мы ведь по-прежнему не знали, где это место. Это развалины чего-то вроде храма, и только изнутри, пройдя через сохранившиеся ворота, можно выйти на дорогу, ведущую к таким же развалинам. Признаться, мне стало страшно. Чем-то сильно напоминало Арку Смерти в Министерстве.

— Я когда-то рассказывала вам о Воротах Междумирья, — напомнила Луна.

— Да… А я тебе не верила, — виновато согласилась Гермиона.

— Ничего страшного. Тебе надо было убедиться, ты и убедилась.

— Конечно. Я вспомнила все, что ты рассказывала, и так жалела, что тебя нет рядом!

Луна развела руками:

— Да я все равно не могла бы рассказать больше. Мне о них когда-то говорила мама.

— Нурменгард тоже находится не в нашем мире, — сказал Дамблдор. — Но это так, к слову. Значит, Гермиона, у вас уже была картинка, но все равно вы не знали, где эти развалины, так? Так как же вы узнали?

Гермиона некоторое время загадочно улыбалась, потом сообщила:

— Мне помогла миссис Арлет. Это наша соседка, она живет неподалеку от мамы с папой.

— Ха! — воскликнул Рон. — Так вот куда ты трансгрессировала! А говорила — «в библиотеку»!

— Ну, не так уж я и наврала… У миссис Арлет большая библиотека… очень специфическая. Она интересуется всякими загадочными явлениями, необъясненными фактами… — она вдруг засмеялась. — Луна, тебе бы она очень понравилась! Во всяком случае, вы бы с ней нашли общий язык.

— Да? — заинтересованно спросила девочка. — Познакомишь как-нибудь?

— Гм… надо подумать. Она же не знает о волшебниках…

— Знает, — неожиданно сообщил Дамблдор.

Он с явным удовольствием смотрел на ошарашенных друзей.

— Муж миссис Арлет был сквибом, — пояснил он наконец, — и он достаточно оригинально решил свою проблему, став иллюзионистом в мире маглов. А то, что он знал, как выглядит магия, и смог показать это магловскими средствами, принесло ему большую известность. Так что миссис Арлет знает, кто вы на самом деле, Гермиона. Не обижайтесь — вы же понимаете, что это обычная практика Министерства, поселять сквибов рядом с маглорожденными волшебниками. Как знакомая Гарри миссис Фигг.

— Могла бы и сказать, — с некоторой обидой заметила Гермиона. — Я ее всегда очень любила.

— Она вас тоже. Но у нее были бы неприятности с Министерством, если бы она сказала вам, так что не обижайтесь на нее. После смерти своего мужа она добровольно взяла на себя обязанности наблюдателя, хотя она и магла — потому что не хотела, чтобы ей изменили память и она забыла о том, какая вы необыкновенная девочка. Сейчас вы совершеннолетняя и имеете полное право знать об этом. Так что с мисс Лавгуд вы вполне можете ее познакомить.

— Хорошо, так и сделаю, — все еще удивленная, Гермиона улыбнулась просиявшей Луне. — Так вот… сейчас, а то мы отвлеклись. Да, миссис Арлет — я в детстве часто бывала у нее — когда-то показывала мне фотографии всяких загадочных мест…

Гарри с невольной завистью вздохнул — у миссис Фигг он мог смотреть одни лишь альбомы с кошками.

— …и как-то рассказала о том, как где-то еще до войны — той большой войны у маглов — где-то нашли развалины очень необычного храма, где порой пропадали домашние животные, а то и люди. После войны туда снова поехали археологи — а развалины самым загадочным образом исчезли.

— А, ну да, — пробормотал Дамблдор, припоминая, — этой публикацией заинтересовалось Министерство. После экспедиции маглов туда поехали люди из Отдела Тайн, и на развалины наложили защиту. Вся эта информация была засекречена, в том числе и от волшебников — из-за прохода в другой мир. Это было то самое место, Гермиона?

— Да, то самое… Так вот, я трансгрессировала домой — по правде, очень соскучилась по папе с мамой! Да и по миссис Арлет тоже. Дома сказала, что совсем ненадолго, забрать кое-какие книжки. Потом заскочила к миссис Арлет, что-то придумала насчет доклада, который обещала сделать в школе, попросила ее показать ту книгу и потихоньку скопировала нужные страницы. На фотографиях были те самые развалины, так я и узнала координаты для трансгрессии.

…Тем временем, не дожидаясь Гермионы, мальчики начали обсуждать план поисков, решив в этот раз проявить больше осторожности, чем в поместье Малфоев. Гарри счел, что им нужны метлы — просмотр воспоминаний показал, что Волдеморт пролетел порядочное расстояние от алтаря до «ворот», летая при этом довольно быстро. Сразу же наметились две проблемы — во-первых, их метлы остались в «Норе», во-вторых — Гермиона летала, мягко говоря, плохо. Гарри вспомнил — она как-то рассказывала, что в детстве у нее был мопед.

— Вернее, велосипед с моторчиком, — пояснил он удивленному Рону.

— Ну, и что? Мотоцикл Сириуса ведь все равно разбился, когда тебя эвакуировали, — возразил Рон. — Папа думает, что сможет починить его, но пока не починил

Гарри объяснил, что имел в виду не это.

— Я думаю, она может полететь низко, над самой дорогой — будет, как на мопеде.

Подумав, Рон с просветлевшим лицом сказал: «О!» Потом стал прикидывать, не трансгрессировать ли ему домой за метлами — для Гермионы можно было захватить одну из старых метел близнецов. Не очень хотелось — он боялся, что Молли попытается удержать его дома и ссоры не избежать.

— А что тебе там понадобилось?, — спросил Билл, как раз спустившийся с верхнего этажа и услышавший его последние слова. Услышав про метлы, пожал плечами: — Давай я схожу, — и, не дожидаясь ответа, вышел из дома. Раздался хлопок трансгрессии. Минут двадцать спустя он возник снова и вошел, держа под мышкой три метлы.

Радости Гарри не было предела — он очень соскучился по своей «Молнии», да и по полетам вообще. А вот вернувшаяся к тому времени Гермиона была настроена скептически, долго раздумывала, рассматривая метлу, потом решила все же попробовать и вышла. Ее не было очень долго; забеспокоившись, мальчики вышли на поиски — и начали смеяться, увидев, что их подруга в полном восторге носится вокруг дома, накручивая круг за кругом. Увидев их, помчалась навстречу — казалось, словно и правда на велосипеде без колес; раскрасневшаяся и сияющая от восторга, лихо затормозила, соскочила с метлы и бросилась целовать Рона.

— Рон, ты гений! — кричала она. — Это же класс! Как мне раньше в голову не пришло!

Рон сиял. Гарри тоже досталось несколько поцелуев, смутивших и взволновавших его и почему-то напомнивших о том, как поблескивали ее глаза в полумраке палатки.

Потом она снова умчалась, Рон и Гарри, не сговариваясь, сбегали за своими метлами. Сначала тоже попробовали полет у земли. Рону не особо понравилось — мастер вертикального маневра, в горизонтальной плоскости он чувствовал себя не очень уверенно и вскоре воспарил над ними. У Гарри получилось, и некоторое время они с Гермионой состязались в скорости и маневрах. Гермиона быстро нашла для себя комфортную высоту — примерно в человеческий рост. Они долетели до берега, потом некоторое время мчались над волнами. Но погода ранней весны была не особо ласковой, по морю мчались лохматые волны, порой угощающие летунов залпами холодных брызг. Вскоре Гарри тоже присоединился к Рону в вышине, а Гермиона вернулась к суше и начала упражняться в лихих маневрах.

Они веселились до самого вечера.

— …Вечером, конечно, снова засели за план, уже втроем. Гермиона показала нам копии страниц той книги, я заново вычертил карту, которую удалось составить после Омута. У нас вроде было все, что требовалось. Еще раз все обсудили, я снова попытался прощупать мысли Волдеморта; контакт был невнятен, но ясно было — где бы ни находилось это место, но его там нет. Очень ведь неохота было нарваться на него… по крайней мере, пока хоркруксы не уничтожены. Потом я предложил — давайте решать, когда мы отправимся. И Гермиона вдруг сказала… — он посмотрел на подругу.

— Я сказала: «Может, пойдем прямо сейчас?» — с коротким смешком сказала Гермиона. — Ну, они так уставились на меня! Потом до них дошло, конечно, что я не всерьез. Просто я вдруг поняла одну вещь — нам было страшно. Настолько, что мы могли начать откладывать этот выход. Дело в том, что…

— …что на этот раз было по-другому, — подхватил Гарри. — Получалось, что мы переходим в открытое наступление. Сколько бы там ни сомневался Волдеморт, одну вещь он наверняка должен был понять — что мы уничтожаем хоркруксы. Что бы там ни случилось со змеей, но он считал это делом моих рук. О чаше тоже должен был узнать — после этого эффектного вылета неизвестных воров на драконе он попросту обязан был отправить в банк Беллатриссу или ее мужа и проверить, не случилось ли что-нибудь с их хранилищем. И медальон я забыл в гостиной…

— Конечно, я говорила не всерьез насчет «прямо сейчас», хотела только дать понять, что пора, наверное, уже решится.

— И хорошо, что не всерьез! — полушутя заметила Джинни. — Как подумаю, что нам пришлось бы вскакивать с кроватей и выбираться из Хогвартса ночью!..

— Хотя подниматься в такую несусветную рань… — трагически вздохнул Невилл. Он любил поспать.

Они посмеялись, потом Гарри начал рассказывать.

…Искать пришлось долго. Какая-то разновидность антитрансгрессионной магии постоянно сбивала их, не давая определить направление. Если бы удалось хотя бы примерно определить место, прикрытое чарами, Гермиона смогла бы нейтрализовать из на время, достаточное, чтобы проникнуть внутрь. Но ничего нельзя было сделать без зрительного контакта. Место находилось где-то рядом, и в то же время… его не было нигде.

Мальчики поднялись на метлах, чтобы посмотреть сверху. Они не опасались, что маглы их заметят — место было достаточно безлюдное. Однако развалин с фотографий не наблюдалось нигде. Спустившись, они собрались в кружочек, чтобы посовещаться. Гермиона зажгла синий костерок, что было весьма кстати — ранняя весна была порядочно морозной, и на высоте это ощущалось в полной мере. Рон достал из рюкзака сардельки, которыми запасся в «Ракушке», Гарри — флягу с водой и чай. Оказалось, что вскипятить воду не в чем, и пришлось Гермионе наколдовать чайник.

Завтрак взбодрил, чай согрел, и Гермиона принялась рассуждать, а мальчики в кои-то веки ее не перебивали и не спорили, даже присоединялись, строя предположения — чем мог Волдеморт настолько хорошо скрыть искомое место?

Вернее, как сказала Гермиона: «Подумаем, как на месте Волдеморта.. да хватит дергаться, Рон!.. как мы защитили бы такое место?»

Маглоотталкивающие чары? Это, наверное, еще с тех времен наложено Министерством; вряд ли Волдеморт стал в этом что-то менять — лишняя защита никогда не помешает. Но такие чары действуют только на маглов — заставляют вспомнить о неотложном деле (так в свое время был защищен стадион Мирового Чемпионата), либо вызывают безотчетный страх или создают наваждение, как вокруг Хогвартса. Однако на человека, обладающим хотя бы минимумом магической силы — даже сквиба — они не подействуют.

Антитрансгрессионная защита? Ну да, они с ней уже столкнулись. Что еще? Фиделиус?

— Не мог он применить Фиделиус! — отрезал Гарри.

— А почему?

— Да потому что Фиделиус — заклинание Доверия! Волдеморт — он способен кому-то доверять?

— Он мог стать Хранителем сам, если заклинание закрепит кто-то, кто доверяет ему, — возразил Рон. — Скажем, Билл — Хранитель «Ракушки», а Фиделиус закрепила Флер. Пожиратели Смерти ведь верят в своего Лорда, не так ли?

— Рон, мы это знаем, — вмешалась Гермиона, — однако верить и доверять — совершенно разные вещи!

Мальчики некоторое время поразмышляли над ее словами, потом Рон недовольно буркнул:

— Ладно, ты права. Тогда как он мог скрыть этот… вход или как его там?

— Да ведь мы поэтому и… — Гермиона вдруг осеклась. — нет, я не с того конца взялась, ты прав, Гарри…

Гарри заморгал, не понимая, в чем она считает его правым.

— Я хотела, чтобы мы попробовали думать, как он, — пояснила Гермиона, — но ведь это невозможно. Мы друзья, мы доверяем друг другу — как мы сможем думать, как человек, который никому не доверяет? Мы даже не знаем, что это такое — жить без дружбы, близости, доверия, ничего такого даже в голове не держать…

— Ты и правда умница, Гермиона, — одновременно с восхищением и досадой признал Рон, — только это ни капельки не приближает нас к разгадке. Как же он все-таки это сделал?

— Накинул на все место большущую мантию-невидимку, — хмуро пошутил Гарри.

— Ага, или наложил Дезиллюминационное заклинание, — подхватил Рон.

Удивленные затянувшимся молчанием, мальчики посмотрели на Гермиону, а она уставилась на них с приоткрытым ртом. Поймав их взгляды и словно очнувшись, торопливо схватила свой рюкзак, достала кусок пергамента, перо и чернильницу и начала быстро не то писать, не то рисовать. Отложив перо, некоторое время смотрела на пергамент, потом положила на землю так, чтобы им тоже было видно, и долго думала. Гарри рассмотрел рисунок, но ничего не понял — в середине кружок, на него указывают стрелки, и еще куча беспорядочно начерканных стрелок…

— Так… — сказала наконец Гермиона. — Надо просто лететь и смотреть… не останавливаясь, вот так.

Мальчики, конечно, засыпали ее вопросами: куда лететь?... на что смотреть?... что они должны увидеть? Гермиона пыталась объяснить — они поняли только, что надо лететь, беспорядочно меняя направление, и стараться увидеть… нечто странное. Что угодно, что выглядит необычно. «Я больше ничего не могу объяснить, — немного беспомощно сказала Гермиона, — ну просто слов таких нет… Наверное, где-то что-то должно искажаться, вот так примерно. Ну поверьте мне, а?»

— В чем дело, Джинни? — удивился Гарри — девочка с каким-то виноватым выражением смотрела на него.

— А ты не рассердишься, если я скажу?

— Ну… думаю, нет.

Джинни поколебалась, переглянулась с Невиллом и Луной, и наконец сказала:

— Мы уже там были, рядом. Прямо над вами. И слышали ваш разговор.

— Замерзли, если честно, — добавил Невилл. — А я еще есть хотел, и прямо облизывался, когда вы завтракали…

— Ну, я знаю, что вы были, — с недоумением сказал Гарри, — вы же потом рассказали. А в чем дело? Что вы не показались? Вы бы все равно не смогли помочь…

— Да могли, — вздохнула Джинни. — Этого я вам не сказала. Мы видели то, что вы ищете.

— Как?!

— В луниных очках. Там и правда было Дезиллюминационное заклинание. Я уже думала раскрыться и сказать, но… Мы там посовещались, над вами…

Гарри рассмеялся:

— Вот оно что! Я раза два слышал что-то вроде шепота. Решил, что показалось. Так, и что дальше?

— Ну… нам стало интересно, что придумала Гермиона, и сможете ли вы найти. Гарри, честно, если бы вам не удалось, мы бы вам сказали!

— А я знала, что им удастся, — вставила Луна. — Я ведь именно так высмотрела тогда вас, сэр, — сказала она Дамблдору. — В тренировочном зале. То, что скрыто этим заклинанием, искажает все, что позади, и это можно заметить. Нужно только движение. Либо когда человек под заклинанием движется, либо кто-то движется мимо… я запутанно объясняю, да?

— Вполне понятно, — заверил ее Гарри. — мы именно так и увидели развалины…

…Гарри сначала не понял, но краем глаза заметил… именно что странное. Это произошло, когда он в третий раз сменил направление. Круто развернувшись и зависнув, он всмотрелся, ничего не увидел и решив, что показалось, полетел снова. И тогда это снова возникло — уже без всяких сомнений. Он повернулся, махнул Рону, показывая направление. Тот помчался к нему, растерянно оглядываясь — а потом тоже увидел.

Они скоро поняли — чем быстрее летишь, тем лучше видно. Впечатление было такое, словно из ничего на земле возникают — или обрисовываются — колонны и арки из совершенно прозрачного вещества, обладающим свойствами линзы. Как раз искажение того, что они загораживали, и выдавало их, но это можно было заметить только на большой скорости. Стоило затормозить или зависнуть — и все снова пропадало. Постаравшись запомнить видимые ориентиры, мальчики спустились к Гермионе, которая на своей метле ждала их над землей, и показали как можно точнее. Гермиона нацелилась палочкой; некоторое время ничего не происходило, потом в воздухе что-то замерцало. Вдруг все возникло, словно выросло из-под земли, снова пропало, возникло опять.

Развалины появлялись и исчезали, Гарри смотрел на это, и его все больше охватывал непонятный страх. В этом было что-то неправильное, угрожающее. Он глянул на Гермиону. Девушка стояла неподвижно, вытянув руку с палочкой, беззвучно шевелила губами, а по лицу скатывались крупные капли пота. Гарри не мог понять, что с ней — стояла полная, даже неестественная тишина… и вдруг до него дошло: она с кем-то сражается!

— Гермиона, хватит! Бежим!

— Подожди! — прохрипела она. — Там кто-то есть…

— Вот именно, там охрана! Бежим!

— Но если я его отпущу…

Не договорив, она вскрикнула и пошатнулась. Гарри и Рон среагировали одновременно, поддержав ее и выставив щиты. Со стороны развалин ударило еще заклинание, а потом оттуда вылетела туча черных точек и с режущим, противным писком помчалась к ним.

— Бежим! — повторил Гарри. — Гермиона!

Девушка торопливо села на метлу, Гарри с Роном еще раз выбросили «Протего» и взмыли вверх. Развернувшись, обнаружили, что Гермионы рядом нет. Заоглядывались в панике и обнаружили ее внизу — она мчалась над землей, преследуемая стаей крылатых существ. Летучемышиный сглаз! Мальчики спикировали, но на такой скорости выставить щит было невозможно — неподвижный, он тут же отставал, а от заклинаний мыши уворачивались. Над развалинами парили двое на метлах; видимо, кто-то из них и насылал сглаз. Не теряя присутствия духа, Гермиона мчалась зигзагами, умело используя в качестве прикрытия редкие деревья и скалы.

Услышав похожий писк за спиной, Гарри оглянулся и тут же заложил резкий вираж — наперерез мчалась вторая стая! Она шла с противоположного направления, где никого не было и кто ее наслал — непонятно. Стая промчалась мимо него, словно не заметив, пролетела над головой Гермионы и столкнулась с первой. Обе стаи перемешались и зависли в воздухе, образовав бурлящий клубок. Это было непонятно, но хотя бы Гермиона оказалась вне опасности — мыши перестали ее преследовать. Рискнув подлететь поближе, Гарри с изумлением обнаружил, что зверьки дерутся друг с другом!

Но долго удивляться было некогда — один из взлетевших над развалинами Пожирателей сорвался с места и полетел наперерез Гермионе. Та ударила красным лучом, но промахнулась. Рон и Гарри налетели на него, отрезав от Гермионы щитами, тот полетел им навстречу, и завязалась дуэль.

— …Я сначала не понял, почему второй продолжает висеть над развалинами, пока не сообразил, что он поддерживает сглаз. Некоторое время мы дрались с первым, пока до меня не дошло, что он нас просто связывает боем, прикрывая второго. Дойти-то дошло, но сделать ничего не могли — очень уж крутой достался нам противник. Все в нем выдавало опытного игрока в квиддич — он превосходно летал, маневрировал и осыпал нас невербальными заклинаниями с такой скоростью, что вдвоем с Роном еле отбивались. Судя по тому, что все время стремился набрать высоту и атаковать сверху — играл ловцом, как и я. В этом еще пришлось убедиться, когда мне все же удалось его обезоружить — он тут же сделал кульбит и поймал свою палочку в воздухе…

— Я все боялся, что он вызовет Волдеморта, — вставил Рон, — и старался постоянно атаковать его, не давая сделать вызов. Странно, что этого не сделал второй.

— Ничего странного, — объяснил Дамблдор. — Вы ведь были далеко от него, верно? Значит, он не мог узнать Гарри, а Волдеморт запретил Пожирателям вызывать его по меньшему поводу. Ну, а первому вы не давали это сделать.

— Понятно. Так вот, Рон блокировал его сверху, я тоже старался оказаться выше –хотели прижать его к земле и подставить под удар Гермионы. Нам двоим он мог противостоять, но вряд ли справился бы с тремя противниками. Однако он тоже не вчера родился и прижать себя не давал. И тут произошла странная вещь — тот над развалинами вдруг закричал и слетел с метлы. Наш, так сказать, «оппонент» оглянулся, и я его снова обезоружил. Он метнулся за своей палочкой, поймал, но тут раздался писк, и на него налетели летучие мыши. Начал размахивать руками, потом «хлоп» — и исчез. Трансгрессировал.

— Тот, первый, тоже успел трансгрессировать, не долетев до земли, — сказал Невилл. — Ну да, это я его сшиб.

— Я так и понял, — кивнул Дамблдор. — А второй Летучемышиный сглаз — вы, Джинни, верно?

— Конечно. По правде, я не сообразила, — с некоторой досадой сказала Джинни, — надо было наслать его на того, кто насылал сглаз на Гермиону. Вместо этого я бросила сглаз против сглаза. А когда Невилл сшиб его и его мышки пропали, я направила своих на второго. Больше мы ничего не могли сделать — Гарри и Рон вместе с ним так крутились в воздухе, что мы боялись попасть в кого-нибудь из них.

— Да вы и так сделали достаточно, — рассмеялся Гарри. — Мы, конечно, ничего не поняли. Думали, что тот первый просто плохо летает и упал сам, а его сглаз, потеряв контроль, перескочил на второго…

— Хотя мне не верилось, — сказала Гермиона, — так ведь не бывает. Я, кстати, заметила, что стая вдруг стала вполовину меньше. Но так как и в голову прийти не могло, что в сражении участвовал кто-то еще и сглазов было два, то и пришлось довольствоваться этим объяснением.

— Меня еще удивляло, что проход охраняют только двое, — добавил Гарри. — Сейчас-то понятно, что Волдеморт уже готовился к нападению и собирал всех. Возможно, сразу после той церемонии охраны было больше, но мы ведь так долго отдыхали и лечили Гермиону, что он, наверное, несколько успокоился и снял почти всю охрану. Может, если бы мы переждали еще два-три дня, он бы отозвал и этих двоих. Но мы, понятно, знать не могли. Боялись, что сбежавшие охранники вызовут Волдеморта или других Пожирателей, и решили сначала спрятаться в развалинах. Гермиона заодно подлечила лицо — мыши все же успели ее покусать. Ждали час или два — ничего. До сих пор удивляюсь…

— На самом деле Волдеморт так и не узнал о вашем появлении, — объяснил Дамблдор. — Пожиратель, которого Невилл сбил с метлы, погиб. То ли из-за растерянности, то ли из-за незнания он трансгрессировал в поместье… и там разбился. Если человек трансгрессирует во время падения, ему нужно выбирать точку выхода над водой или мягкой поверхностью, и как можно ниже. Ведь тело продолжает движение, набирает скорость, и трансгрессия ничего не меняет. Он либо не знал, либо забыл с перепугу.

— Понятно… спасибо, это стоит знать. А второй? Тоже разбился?

— Нет, — рассмеялся Дамблдор. — Он дезертировал. Не посмел вернуться и признаться, что упустил тебя. Да, Волдеморт и правда уже готовился к нападению — а это значит, что он свирепствовал как никогда. Мог казнить любого за малейший проступок или даже просто так, без причины. Он мало того, что все больше сходил с ума, но и намеренно усиливал свое безумие. И заражал им остальных Пожирателей. Страх перед ним только сплотил их вокруг него. Надо сказать, для того, чтобы сбежать, требовалась немалая смелость.

— Я помню, — усмехнулся Гарри, — вы когда-то говорили, что Волдеморт не принимал отставок. Ладно. В общем, в конце концов мы осмелели. Проход увидели сразу — большие ворота из каменных плит, резные, но резьба давно стерлась, разобрать что-то было невозможно. За ними были густые кусты, все оплетено каким-то плющом — голые ветки без единого листика. А над листвой — небо, то самое, что видели в воспоминаниях. Пурпурного оттенка, с извивающимися полосами блеклого света. Так странно… не описать. Равнина, наше белесое небо — и стоят эти ворота, а в них небо другое. Будто в воротах большущая картина вставлена…

— …Сейчас даже жалко, что мы так торопились. Конечно, мы не были уверены, что больше охраны нет, но все-таки — другой мир, посмотреть бы хоть одним глазком! Что-то, конечно, увидели… правда, не считая необычное небо, все было как у нас. Да, и растения довольно странные, но все же обычные… в смысле, не из волшебных с каверзами. В наших тропиках, наверное, и более чудные есть. Мы с Роном несколько раз набирали высоту, смотрели сверху — это был какой-то островок в океане. Если в том мире и жили люди, то сюда они не заглядывали много веков. Отличное место, чтобы спрятать что угодно. Там была дорога, очень древняя — растрескавшиеся каменные плиты, почти ушедшие в землю. Гермиона мчалась над ней, мы прикрывали ее сверху, но прикрывать ее было не от чего. Там даже птиц не было. Ни ветра, ни шороха листвы — тишина такая, что даже жуть. Только такой был порой странный эффект, будто свист от нашего полета как бы удваивался… да ладно тебе смеяться, Джинни! Я потом догадался, что мы просто слышали ваш полет, но мы ведь еще про вас не знали. Когда я увидел тебя в смерче, вообще решил, что начался бред… Меня ведь в этом вихре так крутило, что голова кружилась хуже, чем после эльфийской трансгрессии…

— По порядку, Гарри! — мягко напомнил. Дамблдор.

Гарри с извинением улыбнулся.

— Мы долетели без проблем, ни с чем не столкнулись, ничего нам не помешало… И даже диадема лежала на алтаре так, как я увидел в мыслях Волдеморта. Лежит себе — подходи и бери. Я-то думал, что после ритуала ее поместят в какой-нибудь тайник — так нет. Попробовали достать ее, не касаясь — и вот, не получилось. Ни «Акцио», ни левитирующее заклинание, ни «Мобиликорпус» не сработали. Диадема так и оставалась на камне, и было ощущение, что она над нами смеется. Настолько четко, что злость брала. На меня это действовало плохо — настолько, что я поддался…

…Гермиона первой почувствовала неладное, нерешительно подняла руку, собираясь остановить Гарри, но он уже шагнул вперед — и воздух вдруг стал плотным (даже уши заложило), задрожал, наполняясь непонятной силой, а потом словно лопнул невидимый пузырь, и оттуда вырвался ураганный ветер. Рона и Гермиону сбило с ног, потащило по земле. Возникшие ниоткуда черные тучи мгновенно закрыли небо, их прорвал сноп голубоватого света, осветивший алтарь с диадемой — а потом воронка смерча обрушилась на Гарри и всосала его.

— Я еще успел подумать, что Волдеморт тоже перешел в наступление. Защита прежних хоркруксов была для того, чтобы не подпустить, остановить, оттолкнуть… а этот заманивал. Настоящая ловушка, всего один лишний шаг — и я, как дурак, этот шаг сделал.

— Мы впервые столкнулись с такой защитой, — заметила Гермиона. — Я потом чуть не сделала то же самое, и если бы не Луна… — она содрогнулась. — Да, этого мы не ждали, Волдеморт раньше не применял такую магию…

— Применял, — неожиданно сказал Дамблдор; словно не заметив удивленные взгляды, он задумчиво посмотрел на свою правую руку. — Именно так было заколдовано кольцо Марволо, первым на эту уловку попался я. Я очень долго потом думал — что меня заставила надеть его? Да, конечно, надежда… возможность вернуть тех, кого ты потерял, кто был тебе дорог больше жизни… но надевать для этого кольцо было вовсе не обязательно. Вы же помните сказку о Дарах Смерти — Камень воскрешения нужно положить на ладонь и трижды повернуть. Что? Да, Гермиона! В сказках всегда есть доля правды, и Дары Смерти существуют. Камень в кольце Марволо и есть Камень Воскрешения.

Он замолчал, устремив взгляд на портрет Арианы. Девочка глянула на него, рассеянно улыбнулась и отвернулась.

— Вскрыв тайник, я окончательно удостоверился, что Дары существуют. Смотрел на Камень и думал о том, что это моя надежда искупить свою давнюю вину. И в то же время я помнил, что это — хоркрукс. Могла ли магия хоркрукса уничтожить магию Камня? Вряд ли. Скорее всего, хоркрукс и магия Камня сосуществовали независимо друг от друга. Я смотрел, размышлял, колебался — и каким-то неосознанным движением, казавшимся очень, очень естественным, я надел это кольцо. Почему-то мне не пришла в голову простая мысль — он ведь первоначально не был оправлен в кольцо, это сделали потом, когда о предназначении Камня давно уже напрочь забыли. А когда надел его, стало не до размышлений. Ладно… я отвлекся. Да, Гарри… перед тем, как ты продолжишь свой рассказ, я хотел бы спросить — ты сохранил старый снитч, который я тебе завещал?

— Да, конечно. Я все собирался спросить вас… — Гарри вдруг осекся. — Оно… внутри?

Дамблдор кивнул.

— А зачем?..

— Я обязательно расскажу, Гарри, обещаю тебе… вам. Во всей этой эпопее по-прежнему остается одна загадка, а в связи с тем, с чем нам предстоит столкнуться, ее разрешение представляется очень важным, друзья мои… Так что это будет отдельный разговор. А сейчас… Продолжая, Гарри, прошу тебя.

— Ну ладно…

О жутком беспорядочном полете Гарри рассказал коротко, даже несколько сухо. Неприятно было вспоминать свою беспомощность в цепких объятиях стихии. Как ему досталось в воронке смерча, друзья уже знали, а Джинни и на себе испытала. Ему еще повезло, что он подошел к алтарю с метлой в руке — без верной «Молнии» его либо расшибло бы о камни, либо он задохнулся бы на высоте. Без Джинни он бы не удержался в середине вихря. Без Рона, Гермионы, Невилла и Луны они не выбрались бы. И Джинни помогла ему поймать диадему. И Луна спасла Гермиону… Он улыбнулся. МакГоногалл совершенно права. Сила — в единстве. «Мы всем обязаны друг другу, мы всем обязаны себе…»

Гарри спохватился, поняв, что уже некоторое время молчит и все смотрят на него с ожиданием.

— Мы одновременно поймали диадему, — сказал он, — полетели вниз, и тут как раз остальные ударили в основание смерча Взрывным заклинанием. Вчетвером. Грохнуло так, что в ушах зазвенело, и смерч не выдержал — рассыпался, и то, что осталось от воронки, как бы всосалось вверх, в облака. Мы бросили диадему обратно на алтарь — она нам прямо руки жгла! Сели… и начали валиться с ног. Голова кружилась — не описать!

...Рон решительно схватил под руки обоих, отвел к сложенным вещам, усадил и прислонил друг к другу. Гарри пытался сфокусировать зрение — в глазах все расплывалось и двоилось так, что он даже пощупал, на месте ли очки. Конечно, на месте. Их пружинящие дужки держали крепко! Переводя дух, он вдруг ни к месту подумал, сколько же пришлось пережить этим очкам, принадлежавшим еще дедушке дяди Вернона… «На! — сказал ему когда-то дядя, когда они вернулись от окулиста. — Таких сейчас не делают!» И оказался прав, сам того не желая.

Джинни прижималась к нему, ее дыхание было частым и прерывистым. Оба не могли отдышаться. Понемногу приходя в себя, Гарри смотрел, как Рон деловито роется в вещах и достает из рюкзака меч. Невилл подошел, присел на корточки и обеспокоено посмотрел на Джинни. Девочка слабо улыбнулась ему.

«Правильно, — подумал Гарри, глядя на Рона. — Уничтожить хоркрукс — и убираться отсюда…» Ему не нравилось то, что небо по-прежнему заволакивали плотные, словно кипящие тучи, время от времени прорезаемые беззвучными молниями. Их свет отражался в диадеме, снова лежащей на алтаре, и каждая молния отзывалась тупой болью в шраме.

«Это — не обычные молнии. Надо убираться… Передохнуть немного — и назад». Им всем досталось.

Джинни мягко освободилась от его объятия и неохотно выпрямилась. Похоже, несколько пришла в себя. Гарри улыбнулся ей, оглянулся, взгляд остановился на Гермионе. Она полулежала, прислонившись к той самой поваленной колонне, за которой укрывалась от вихря, и куда-то пристально смотрела. При вспышках беззвучных молний в небе в ее глазах возникал нехороший красный отблеск, и Гарри почувствовал противный холодок под ложечкой.

Гермиона встала, пошла к алтарю. Ее походка была какой-то скованной, деревянной, взгляд красновато поблескивающих глаз не отрывался от диадемы. Она смотрела и шла, как завороженная…

Завороженная?!

Подошла к алтарю. Протянула руку…

Гарри вскочил, но его опередила Луна — с пронзительным «Не-е-ет!!!» она промчалась мимо и, как кошка, прыгнула на спину Гермионе. Та вскрикнула от неожиданности, упала; приподнялась, но Луна вцепилась в нее мертвой хваткой, придавливая к земле.

— Да что вы делаете?! С ума сошли?! –Рон, бросив меч, схватил Луну и попытался оттащить.

— Рон, нет! — закричала девочка. — Ее держи, ее! Джинни, помоги!!! Помнишь дневник?!

Ахнув, Джинни подскочила к ним. Рон, поняв, схватил Гермиону за руки, к нему присоединился Невилл. Гермиона боролась молча, пытаясь вырваться. Ей удалось подняться, хотя друзья буквально висели на ней; вдруг одним нечеловеческим усилием она отшвырнула их от себя и кинулась к алтарю, но Гарри, подняв палочку, загородил ей дорогу:

— Акуаменти!

Струя холодной воды сбила Гермиону с ног, она завизжала, прикрыв лицо руками, потом приподнялась на локоть — мокрая, дрожащая — и начала ошалело озираться. Друзья окружили ее, помогли встать, спрашивая наперебой: «Как ты?... Пришла в себя?... Что с тобой было?»

— Не знаю… — беспомощно отвечала она. — Не помню… Что случилось вообще? Что это было?

— Одержимость, — коротко ответила Джинни.

На ее скуле расплывался синяк.

— Это я тебе сделала?!! — в ужасе спросила Гермиона.

Девочка мрачно кивнула.

— Но как… — Гермиона схватилась за голову, с ее мокрых слипшихся волос перепачканному лицу потекли струйки воды. — Да! Он… он сказал, что знания, те, что скрыты в диадеме… что они погибнут, если диадему уничтожить, что может дать их мне… вот! Вот на чем он меня поймал! А-а-а!

С истошным криком она вскочила, схватила лежащий на земле меч и метнулась к алтарю. Никто и шевельнуться не успел — все застыли, оглушенные ее криком, а Гермиона подняла меч и из всех сил ударила по диадеме.

Гарри потрясенно смотрел, не веря глазам. Казалось, от такого удара клинок должен был разлететься на куски — но он остался цел. Зато алтарь — каменная плита на двух массивных тумбах — развалился пополам и с грохотом обрушился в облаке пыли. Гермиона отскочила, испуганная грохотом, и заморгала — пыль попала ей в глаза. Некоторое время все смотрели, пытаясь осмыслить произошедшее. Гермиона недоверчиво переводила взгляд с каменных обломков на меч у себя в руке, пока не поверила в то, что именно она сделала это.

Потом вдруг обессилено опустилась на землю и расплакалась. Девочки обняли ее, начали утешать. Рон подошел, взял за руки:

— Все в порядке, Гермиона, все прошло, все позади… Ты уничтожила его!

— Да… — всхлипнула она. — Вместе с знаниями, со всем, что вложила в нее Ровена Когтевран…

— Никаких знаний там не было, — возразила Луна. — Мы в Когтевране знаем историю диадемы. Она не хранилище знаний, а усилитель умственных способностей.

— Точно? — удивился Рон. — Гермиона, ну вот видишь? Тебе-то она незачем, ты и так самая умная во всем Хогвартсе!

Гермиона слабо улыбнулась:

— Не преувеличивай, Рон, — она помолчала. — Значит, он меня обманул… ну конечно, чего еще от него ждать!

— Кто? — спросила Джинни.

— Волдеморт. Вернее, хоркрукс.

— Что?! Это… хоркрукс?!! Тот-Кого-Нельзя-Называть его сделал?

Гарри вспомнил, что Джинни, Невилл и Луна ничего не знают. Дамблдор ведь запретил ему рассказывать об этом кому-нибудь еще, кроме Рона и Гермионы.

Но что-то подсказывало ему, что рассказать уже можно, раз все позади. Для верности он снова перечислил про себя все шесть хоркруксов. Дневник, кольцо, медальон, чаша, змея, диадема…

Все.

Так имеет ли еще силу запрет Дамблдора? Гарри еще немного поколебался, потом решил: «Нет».

— Да, — сказал он, — и не единственный. Он их понаделал кучу, аж шесть штук. Мы должны были уничтожить их. Мы это сделали.

— Гарри, а тот дневник, он…

— Да.

— И в банке вы…

— Да, — он уже смеялся, несколько нервным смехом. — Мы это сделали, сделали, сделали! Волдеморт больше не бессмертен, его уже можно убить, понимаете?!!

Джинни с радостным визгом бросилась ему на шею.

— Так вот чем вы занимались! — сказал Рону ошеломленный Невилл.

Под конец Гарри рассказал о том, как поспешно им пришлось убраться оттуда.

— Мы еще немного поговорили — тогда я и узнал, что это Невилл убил Нагайну. Хотел спросить, каким образом меч потом снова появился у нас и как Луна, не зная о хоркруксах, поняла, что диадема опасна…

— Я знаю о хоркруксах, — поправила Луна, — но тогда я просто почувствовала, что из диадемы идет что-то очень мерзкое, и что оно тянет Гермиону…

— О хоркруксах так или иначе слышали многие чистокровные, Гарри, — объяснил Рон. — Если помнишь, когда ты рассказал нам тогда перед свадьбой, я не слишком удивился,. Есть сказки, легенды… Просто вы с Гермионой выросли в другой среде.

— Понятно. Мне о многом хотелось узнать, но тут времени вдруг не осталось.

…Тучи вдруг словно вскипели, и их опять пронзил холодный свет. Не дождавшись зарождения нового смерча, все похватали рюкзаки, оседлали метлы и помчались к выходу. Гермиона даже одежду высушить не успела. Смерч гнался за ними до самих ворот, друзья проскочили их у него «под носом», если такое можно сказать про смерч. За ними раздался тяжелый грохот — вихрь ударил в ворота, разнес их… и прохода в другой мир не стало.

Им снова пришлось вернуться в «Ракушку» — после полета в мокрой одежде Гермиона серьезно простыла, и прошло еще несколько дней, прежде чем Флер разрешила ей встать с постели…

— Казалось, что все позади. Да… После того, что нам удалось, мы и правда думали, что уже почти победили. Волдеморт был жив, конечно, но его предстоящая смерть казалась чуть ли не мелочью… Опять наслаждались отдыхом, в первый же вечер рассказывали друг другу и Биллу с Флер свои приключения. А только Гермиона поправилась… прилетела сова от МакГоногалл, — он помрачнел. — «Будет очень хорошо, если вы вернетесь в Хогвартс. Вы нам очень нужны. На нас идет Волдеморт».

— Да-да… — пробормотал Дамблдор.

Казалось, он не слышал. Гарри вдруг понял, что призрак уже некоторое время выглядел отрешенным, погруженным в какие-то свои мысли; стало даже несколько обидно — он ведь рассказывал для него, остальные и так знали все, что произошло после их встречи. Но тут Дамблдор встрепенулся, улыбнулся с извинением, а потом серьезно спросил:

— Гарри, после Битвы шрам больше тебя не беспокоил?

— Конечно, нет! — удивился Гарри. — С какой стати, раз Волдеморт мертв?

— Да, конечно… Да. Он и правда мертв…

Заметив, что друзья с недоумением смотрят на него, он опять улыбнулся, но ничего не стал объяснять, а вместо этого предложил:

— Может, пойдем, ребята? Мы уже несколько злоупотребили гостеприимством моего брата…

— Да нисколько! — перебил Аберфорт. — Альбус, уверяю тебя, давно не доводилось послушать таких увлекательных историй!

— Боюсь, наши друзья тоже несколько устали, Аб, — непреклонно заявил Дамблдор и выпрямился. — Да и ужин скоро.

— У меня найдется…

Дамблдор успокаивающе похлопал брата по плечу и обратился к портрету:

— Ари, не возражаешь, если мы пройдем через твою обитель?

Девочка на портрете закивала, сделала приглашающий жесть и отодвинулась к краю рамы. Идея была хорошей, хотя Гарри и чувствовал легкое раздражение оттого, что не мог понять настойчивости Дамблдора…

Однако, что ни говори, а есть уже хотелось.

Глава 33. Тем временем…

Люциусу Малфою, Гроссмейстеру Ордена Тьмы, очень хотелось есть.

Такое бывало, если нервы на пределе, а надо выглядеть спокойным и хладнокровным. Лицо оставалось бесстрастным, и напряжение сосредотачивалось в желудке. Живот сводило болезненной пустотой.

Чтобы в поле зрения не попадал комод, на котором стояла ваза с фруктами, и при этом не пялиться вместе с остальными на закрытую дверь, Малфой отвернулся к окну и стал смотреть на закат. Окно было волшебным — на самом деле зал находился глубоко под землей. Ниже гостиной и ниже подвала. Здесь все окна могли быть только волшебными и отображать то, что видят настоящие окна наверху.

Законы Темных искусств непреложны. Только участники ритуала могут участвовать в его подготовке, ибо чужое присутствие разорвет тонкую ткань заклинаний. Поэтому сейчас Гроссмейстер вместе с остальными Пожирателями Смерти — кроме девятерых, находящихся сейчас в зале — должен торчать в прихожей и нервничать в ожидании. Неприятное ощущение. Но он же сам предоставил Долохову инициативу.

Ему-то вызов Смерти в мир живых был не нужен, а в успех Долохова он не верил.

Правда, он все же пытался выяснить у Гриндельвальда, что тот думает о шансах Долохова. Престарелый маг либо хихикал, либо отмалчивался или отвечал двусмысленно. Давить на него Малфой опасался — старик наводил на него страх, да и был скользким, как угорь. Вот и сейчас его кресло парило в самом темном углу, и его присутствие делало тень еще гуще, словно Гриндельвальд сам был окружен Тьмой.

Малфой не знал, чего от него можно ждать, и в его присутствии всегда старался держать щит окклюменции. А это добавляло напряжения и без того натянутым нервам. Не удержавшись, глянул на фрукты, красиво и аппетитно уложенные в хрустальной вазе, и поспешно отвернулся. Может, взять хотя бы то яблоко, что сверху? Вряд ли кто-нибудь подумает что-нибудь не то. Все напряжены, все пялятся на дверь ритуального зала, да и кто усомнится в том, что Гроссмейстеру в собственном доме дозволено поесть?..

Нет. Он не станет поддаваться слабости. Надо держать марку, хотя бы перед Гриндельвальдом. Старик — мастер насмешек, он порой позволяет себе такое даже в присутствии других…

Из угла донеслось негромкое хмыканье; Люциус искренне понадеялся, что Гриндельвальд не подслушал его мысли, а просто погрузился в свои. Почему-то вспомнилась восточная сказочка про магла, выпустившего джинна из бутылки…и Малфой вдруг подумал: не выпустил ли он из Нурменгарда кого-нибудь похуже?

Он очень надеялся, что нет. Ведь чего ему стоило одно лишь проникновение туда!

Нужное заклинание ему поведал престарелый, выживший из ума швейцарец, с которым пришлось делить заключение. Серый рыцарь, приспешник Гриндельвальда, один из строителей Нурменгарда. Звали его Людвиг Штейнер, и он был участником безумной вылазки против Британии — когда Серых рыцарей разбили, уцелевших взяли в плен, а Гриндельвальд проиграл в поединке с Дамблдором…

Он чуть не вздрогнул, услышав за спиной негромкий голос:

— Надо же…

Это был Гриндельвальд. Его двое эльфов подвели парящее кресло к Малфою, пока тот, ничего не подозревая, пытался любоваться закатом. Старик был горазд на подобные шуточки. Малфой повернулся и посмотрел с вежливым ожиданием.

— Людвиг еще жив? — то ли пояснил, то ли удивился Гриндельвальд. — Живуч, живуч… Последний из Серых… Что ж, рад за него. Посадили пожизненно, ни за что, можно сказать…

Малфоя прошиб холодный пот, и он поспешно отвернулся к окну. Он же держал щит!

— Ни за что? — устыдившись своего испуга, он все же позволил себе некоторую иронию. — Всего-навсего уничтожил магловскую деревню!

— Да не уничтожал он ее! — с раздражением возразил Гриндельвальд. — Маглы тогда тоже воевали, если вспомнить! Запускали через Ламанш какие-то громадные снаряды, один из них на деревню и упал. Людвиг пошел посмотреть, только и всего, такое ведь не каждый день увидишь — и нарвался на ваших...

Продолжая бормотать, он ткнул ногой эльфа, и тот послушно потащил кресло назад.

«Думать словами!» — приказал себе Гроссмейстер. Легилименту доступны образы, а не слова, не внутренний голос… Но кто может знать, что доступно Гриндельвальду? Дамблдор — милосердный дурак. Отобрал у своего бывшего друга-врага палочку, но оставил ему всю библиотеку, записи, свитки — чтоб не скучал… Проникнув в Нурменгард, Малфой обнаружил старика за столом. Тот еще обругал его и потребовал подождать, пока перечитает написанное. Пришлось его спасителю терпеливо ждать два часа!

Кто знает, что он мог открыть и придумать за пятьдесят лет!

Снейп как-то упомянул, что Темный Лорд — единственный, кто до Малфоя смог проникнуть в Нурменгард — сначала всячески улещивал и уговаривал Гриндельвальда, потом начал пытать. Однако ничего не добился, даже ответа на вопрос о Старшей палочке… Вспомнилась усмешечка Снейпа: «Дамблдор считает, что он раскаялся». Как же! Старик просто очень дальновиден. Он предвидел поражение Волдеморта!

Но несколько тетрадей Волдеморт все же прихватил. И даже то, что он узнал оттуда и продемонстрировал потом, повергло его соратников в ужас.

Правда, Малфою не довелось это увидеть, но не сказать, чтобы он особо жалел об этом. Он благополучно просидел в Азкабане и подъем Волдеморта, и его падение. Потом, когда вернулся, ему, конечно, рассказали. Глядя на соратников и видя неподдельный ужас в их глазах, Малфой сочувственно кивал и думал о том, что все это не принесло Темному Лорду победы. И что он все равно погиб.

Так существовала ли тайна Темного Лорда, было ли на самом деле его великое открытие, победа над смертью? Люциусу Малфою очень не хотелось думать, что Волдеморт обманул их, обманул его… Даже о том, что Лорд мог попросту ошибаться, и то было неприятно думать.

Наверное, он просто не довел свою работу до конца, утешал себя Гроссмейстер. Победил естественную смерть, но не успел стать полностью неуязвимым.

Неважно. Как ни странно, Люциуса Малфоя бессмертие не интересовало. То есть, хорошо бы, конечно, просто он в него не верил. Можешь прожить сто лет, тысячу лет, миллион лет… и все равно Смерть в конце концов явится за тобой, и все равно покажется, что слишком рано. А вот власть…

Власть.

Больше, чем о смерти Темного Лорда, Малфой жалел о неудаче в попытке захватить Министерство. Не стоило поручать это дело Долохову! Тому удалось наложить «Империус» на Тикнесса, ставшего заместителем Министра после отсылки Амбридж в Ирландию. Казалось бы — несомненный успех, всего шаг до победы. Тикнесс мог в свою очередь заколдовать Скриджмера… если бы Долохов, ослепленный амбициями и одержимый желанием выслужиться перед Лордом, не приказал: «Убей его!» Правда, Антонину хватило ума отправить ему в подмогу Джарвиса и Малсибера. Сообразил все же, что чиновник, полжизни просидевший в кабинетах и очень соответствующий своей фамилии (Thickness — «Толстенький». Прим. G.) — не чета старому льву Скриджмеру. Но даже втроем они не смогли противостоять старому аврору. То, что осталось от них после короткого сражения, уместилось бы в коробке из-под обуви. По слухам…

Хотя Долиш подтвердил. Видел своими глазами.

«Слишком мягко обошелся с ним Темный Лорд!» — с горечью подумал Малфой.

Хотя не мог не оценить изящества наказания. Кто-то говорил, что с тех пор Долохов смотреть не может на золотые галеоны и для покупок ему приходится таскать здоровенный мешок сиклей.

Один из тех случаев, когда Малфой жалел ос своем отсутствии. Когда Темный Лорд делал такое, на это стоило посмотреть. Хотя ему и об этом рассказали — так, что он смог представить вполне, вполне зримо.

(…Темный Лорд огорошил всех: «Я не стану наказывать тебя, Антонин. Ты проявил усердие и был всего в шаге от победы. Темный Лорд умеет ценить преданность и усердие своих слуг». Он взмахнул палочкой — и перед потрясенным Долоховым возникла куча золотых монет. «Вот твоя награда — тысяча галеонов. Бери, Антонин. Ты же не оскорбишь меня отказом, верно?»

И Долохову пришлось забрать эту награду. Он собирал монеты в мешок, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, по его лицу градом катил пот, а он собирал и собирал монеты — из настоящего золота и раскаленные почти докрасна. Пол вокруг них уже дымился.

Это был колдовской жар, и шрамы на его ладонях остались навсегда — их ничем не свести… Как не убрать и обгорелое пятно на полированном полу гостиной… но этому Малфой был рад. Он даже не стал прикрывать его ковром, решив — пусть это будет памятник утонченному искусству Темного Лорда. Да и приятно видеть, как меняется лицо Долохова каждый раз, когда на глаза попадается это пятно).

Малфой вздрогнул — кто-то из собравшихся не смог подавить чих. Звук вернул его в настоящее, и он невольно оглянулся на запертую дверь. Оттуда не доносилось ни звука. «Долго они еще?» — в раздражении подумал Гроссмейстер, уже жалея, что не изучил хотя бы бегло инструкции старика.

Вдруг все же у Долохова получится? Что еще хуже — вдруг получится не то? Опять засосало под ложечкой. Мысленно плюнув на выдержку и волю, Малфой подошел к тумбе, взял яблоко… и тут дверь распахнулась, и все синхронно вздрогнули. Бледный, с горящими глазами, Долохов вышел из зала:

— Мессир! Учитель! Мы готовы!

Малфой со вздохом положил яблоко назад.

В зал он вошел с некоторой опаской — там все должно было быть перестроено в соответствии с ритуалом, а Малфой в свое время потратил немало сил, чтобы придать ему стиль. Ему не хотелось, чтобы дизайн, в который он вложил и вкус, и душу, был испорчен и опошлен. По счастью, этого не произошло — хоть зал и изменился, но хуже не стал. Кое-что даже понравилось — например трон сейчас находился на возвышении и к нему вели три ступеньки. Как же он сам не додумался? Высота придает величия.

Правда, тут же шевельнулось опасение — кто во время ритуала должен сидеть на троне? Уступать его даже на время он не собирался. Но потом заметил в противоположном конце зала круглый подиум и, успокоившись, подумал: «Ага, ось. Понятно!»

— Я буду там стоять, — подтвердил Долохов, — и наши взгляды должны встречаться без помех, чтобы создать главную ось действия. От вас ничего не требуется, Гроссмейстер, кроме власти и контроля.

Малфой, не глядя на него, коротко кивнул и продолжил критическим взглядом осматривать зал.

Его удивила сложность изображенной на полу октограммы — четыре вписанных друг в друга восьмиконечных звезд, плюс четыре восьмигранных периметра… да такая фигура удержит целый полк демонов! Неужели Гриндельвальд считает Смерть настолько могущественной? В любом случае — похвальная предусмотрительность!

— Да уж, перестарались! — прозвучал от двери голос Гриндельвальда. Сейчас он говорил скрипуче и устало, но его живой, цепкий взгляд ощупывал каждую деталь. — Мозаикой, в мраморе и золоте, надо же! Зачем? Можно было и мелом начертить… — он искоса глянул на переменившегося в лице Долохова и усмехнулся: — Хотя красиво, красиво, Старший Мастер!

Малфой был согласен, но не подал вида. Он уже решил сохранить зал в новом виде. Возвышение, на котором покоился теперь трон, давало прекрасный обзор на весь зал и заодно подчеркивало его ранг.

Краем уха прислушиваясь к ворчанию Гриндельвальда и невнятным разъяснениям Долохова, который неотступно следовал за парящим креслом, Гроссмейстер перевел взгляд на восьмерых участников предстоящего действа. Они стояли тесной группой поодаль и вроде забыли, что в зале находится их Гроссмейстер. Малфою это было только на руку. Мягко и незаметно отойдя в сторону, он быстро поднялся по ступенькам и уселся на трон.

Вот так. Когда они вспомнят о нем и оглянутся — они увидят его, взирающего на них с высоты. Малфой всегда придавал значение таким деталям.

У власти должен быть стиль.

— …Спираль убери! — потребовал Гриндельвальд, тыча палочкой в круг у вершины октограммы. — Украшательства! Взгляд исполнителя должен быть сосредоточен, а спираль притягивает и отвлекает! Стоит ему отвлечься и глянуть под ноги — и все, считай, сорвалось!

Долохов нервно оглянулся, сделал повелительный жест, указывая на круги. Остальные поспешно достали палочки. Прошелестели заклинания, произнесенные вразнобой, и спирали в кругах начали одна за другой исчезать.

— Надеюсь, хотя бы во время ритуала будете более синхронны! — с усмешкой заметил Гриндельвальд.

Он махнул рукой и эльфы, пыхтя, потащили кресло дальше. Малфой тоже усмехнулся — знал он эти штучки. Придраться на самом деле не к чему — какое тут отвлечение внимания, если волшебник стоит в центре этой самой спирали и полы мантии закрывают ее? Однако, если учитель не будет придираться, это плохо скажется на его авторитет.

Пожиратель, оказавшийся ближе всего к трону, взмахнул палочкой, но спираль так и осталась. Он нервно оглянулся на Гроссмейстера — глаза за прорезями маски сверкнули сумасшедшим блеском — и повторил пасс, на этот раз удачно. А, ну это же Беллатрисса… Малфой сочувственно улыбнулся и демонстративно отвернул трость, чтобы серебряная змея не смотрела в ее сторону. Беллатрисса наградила его злобным взглядом и отошла. И с чего ей злиться? Он тогда осветил ее, чтобы узнать — откуда ему было знать, что Белла боится яркого света с тех пор, как Рональд Уизли чуть не ослепил ее?

Все равно сменит гнев на милость — после смерти Нарциссы и мужа у нее больше не осталось с кем поговорить. Люциус терпел ее болтливость — во-первых, ему без жены и Драко тоже бывало одиноко, во-вторых, он узнавал немало полезного. Ему единственному Беллатрисса рассказала о том, что произошло в ту ночь, когда Темный Лорд отсутствовал. Люциус выслушал ее с неподдельным сочувствием — рыжий щенок обошелся с ней действительно мерзко. Сломал ее палочку, к которой он, предатель крови, был недостоин даже прикоснуться, избил до полусмерти… Деревенщина, как и все Уизли. Сочувствие Малфоя было вполне искренним.

Конечно, она сделала глупость, бросив заложницу, но ее можно понять — увидеть такое… По словам Беллатриссы, в появившегося в небе Волдеморта ударила чудовищной силы молния, и он исчез.

Кто мог это сделать? И как? В «неизвестное природное явление» Малфой, конечно, не верил. Поттер? Но он и Уизли в этот момент находились в гостиной, без палочек, полностью лишенные возможности колдовать… или все же не полностью? Им же удалось проникнуть в поместье, преодолев защиту. Каким-то неизвестным способом трансгрессировали из подземелья двух пленных (были еще двое — мальчишка с Пуффендуя и Оливандер; по счастью, Поттер не обнаружил главное подземелье). Уизли без палочки смог ослепить Беллатриссу. Чем? Тоже хотелось знать. Беллатрисса услышала только щелчок,, и мир наполнился невыносимо ярким светом, горевшим даже под веками… Потом на нее обрушились удары, и больше она ничего не помнила.

Да еще и серебряную руку у Петигрю отрубили. Его-то, конечно, не жалко… Хотя жаль, что не удалось расспросить и его. Это тоже были события, из-за которых Люциус жалел о своем отсутствии.

Ему многое хотелось узнать. То, что Темный Лорд отправил Петигрю под личиной того мальчишки, приказав убить Поттера — понятно, ему тоже было не жалко Хвоста. Но он доверил Петигрю ту палочку — точную копию Старшей и такую же мощную! Это не давало Люциусу покоя. Неужели Лорд верил в успех Питера?

В конце концов, после долгих размышлений, Люциус понял — так оно и есть. Петигрю был подл и пронырлив… как крыса, и шансы у него были.

Но Лорд ошибся. Петигрю не смог убить Поттера. Поттер убил Лорда.

«Что ж… — философски подумал Малфой, — никто не безошибочен, даже Лорд!»

— Мессир?..

Малфой даже вздрогнул и чуть не выругался. Он очень разозлился и на Долохова, внезапно вернувшего его в настоящее, и на себя — за то, что вздрогнул, и даже на Гриндельвальда — потому что тот усмехнулся.

— Вы готовы, как я понимаю? — выдержав паузу (чтобы овладеть голосом), холодно спросил он.

Старший Мастер поклонился — почтительно и одновременно с вызовом.

— Что ж, зовите остальных, — приказал Малфой, подумав: «А тебе страшно, мой старый друг, раз рисуешься…» (О том, что ему тоже страшно, он предпочел не думать).

Долохов кивнул, и воцарилось молчание. Восемь исполнителей бесшумно, словно скользя над полом, разошлись по своим кругам, в их руках возникли посохи с мерцающими камнями. Малфой сдержанно улыбнулся. В свое время именно он убедил Темного Лорда возродить этот древний магический инструмент, в большей степени, чем палочка, пригодный для ритуалов группового волшебства.

Правда, об этой заслуге никто не знал, любые такие идеи Волдеморт автоматически считал своими. Что ж, Малфой признавал за ним это право… хоть и обидно. Но обиды он держал при себе. Главное — Лорд его ценил.

«Было главным, — с досадой напомнил себе Гроссмейстер. — Лорда больше нет». Он оглянулся, с суровой милостью во взгляде встречая вошедших в зал, и кивком указал им на место позади трона. Торфин среди них отсутствовал — он еще поправлялся от ожогов, и Малфой пожалел его.

Эльфы с негромким пыхтением отбуксировали за трон кресло Гриндельвальда. В зале постепенно воцарилась тишина. Беллатрисса еще раз оглянулась на него, и он молча дернул головй, указывая на центр октограммы: «Сосредоточься!» Долохов неторопливо взошел на свое возвышение; он старался делать все величественно и с достоинством, но все время сутулился и этим портил впечатление.

Малфой резко вскинул голову, встретился взглядом со Старшим мастером и поднял трость на уровень глаз. Тот взял посох двумя руками, воздел над головой, и свет в зале померк, а змеиную пасть и камень на конце посоха соединил луч зеленоватого света. Потом посох и трость опустились, но луч остался, световые сгустки на обоих его концах выхватывали из полумрака лица Гроссмейстера и Старшего Мастера. Малфой откинулся на спинку трона — от него больше ничего не требовалось, ось была создана. Он с интересом следил за ходом ритуала, который начинал ему все больше нравиться — хотя первоначально вызывал большие сомнения. Темный Ритуал, для которого не нужна кровь и боль — это странно… Хотя к лучшему, пленных-то у них не осталось (как могли исчезнуть Оливандер с мальчишкой?! Шутка Гриндельвальда?

Или опять Поттер? Нет, только не это! Да и если бы Поттер снова заинтересовался поместьем, тут были бы совсем другие проблемы! )

«Ладно, не нужно сейчас!» Малфой взял себя в руки.

Ось повернулась, будто стрелка громадного компаса, касаясь поочередно посохов восьмерых. С ярко горящих камней срывались струи желто-зеленого огня, скручиваясь вокруг нее спиралями, свиваясь в напряженный световой шнур. Впитав в себя энергию последней пары, снова застыла между Долоховым и Малфоем. Исполнители подняли посохи, стукнули об пол — в тишине прозвучало залпом из восьми орудий. В ответ ось загудела, будто струна; хором прошелестели заклинания. Гриндельвальд зря беспокоился о синхронности — она была на высоте. Медленно, словно с неохотой, шнур мертвенного света стал поворачиваться вертикально. Его верхний конец внезапно остановился, словно зацепившись за невидимый крюк, и он весь стал раскачиваться громадным маятником, обрисовывая сложные контуры октограммы. Линии понемногу разгорались, а маятник, наоборот, тускнел, перекачивая в них свою энергию. за ним тянулась, растекаясь в воздухе, пелена огненных язычков, и над линиями вырастали призрачные стенки — почти незримые, но несокрушимые.

По крайней мере Малфой надеялся, что несокрушимые.

Наконец ось прошла последнюю линию, сомкнув стенки. В последний раз замерцав, погасла. Пожиратели Смерти опустили посохи, перевели дух. Первый этап ритуала закончился. Некоторых заметно пошатывало, но Долохов, как и положено ведущему, стоял неподвижно, как изваяние. Выждав, снова поднял посох… и чуть не свалился со своего возвышения, когда прозвучал голос Гриндельвальда:

— Дай людям отдохнуть, дурак! — сейчас старик говорил резким, визгливым, чудовищно неуместным голосом. — Ты хоть соображаешь, что будет, если при вызове кто-нибудь хлопнется в обморок?!

Даже Малфой, не удержавшись, оглянулся. В мраке за троном лицо старика было не разглядеть. Невольно вспомнились свитки с описаниями Темных Ритуалов, хранящиеся в самой секретной части библиотеки поместья (под полом гостиной). О таких эпизодах авторы обычно умалчивают!

Долохов растерялся, но тут же почтительно склонил голову и опустил посох. Прошла минута, другая. Волшебники быстро оклемались, встали прямо, крепко сжали посохи. Они смотрели на Долохова, а тот — на Гриндельвальда. Видимо, старик кивнул, потому что Старший Мастер снова поднял посох и стал нараспев произносить заклинания — странная смесь латинских, греческих, египетских слов, вперемежку с совершенно непонятными, из каких-то уже мертвых языков. Вряд ли он сам знал смысл всех — но сила, к которой он обращался, знала. С первых же звуков зал наполнился пронзительным холодом, а в центре октограммы сгущалась тьма.

Более того — Тьма. С большой буквы. Она не просто поглощала весь свет — она его высасывала отовсюду, и в зале становилось все темнее. Долохов достал левой рукой палочку, ткнул наверх, и люстра вспыхнула ярче — чтобы тут же снова потускнеть.

Да еще холод… Малфоя когда-то насмешила идея маглов, что тепло — тоже свет, только невидимый. Но сейчас подумалось, что это может быть и правдой. Тьма поглощала тепло вместе со светом. И словно стремилась проглотить душу… Малфой внезапно содрогнулся — так действовали на людей дементоры!

Но не успел додумать, как все закончилось. Жуткий пузырь черноты всколыхнулся, сжался и превратился в силуэт вполне человеческих очертаний. Он тоже был черным, поглощающим каждый падающий на него отсвет, но ощущения, что нечто высасывает свет, тепло и жизнь, больше не было. Все стояли, чего-то ожидая. Силуэт молчал. У Малфоя мелькнуло опасение, что что-то идет не так, но тут Долохов нарушил молчание:

— Ты знаешь, кто я, Смерть?

Черный силуэт встрепенулся и вроде повернул голову в его сторону. Потом раздался голос — холодный и усталый, полный не то печали, не то бесконечной скуки:

— А ты?

Голос звучал четко, но словно шел из невероятной дали — словно раскаты далекой грозы. Ощущение, что что-то пошло не так, все больше охватывало Малфоя. Как он и опасался, Долохов вызвал не того… но кого?! Уже не скрываясь, Гроссмейстер оглянулся назад, ища взгляд Гриндельвальда, но в тени за троном лица видно не было, только блеск глаз. Старик смотрел на происходящее, ничего не предпринимая.

— Разве ты не Смерть? — спросил наконец Долохов; покамест его голос звучал твердо и решительно.

— Возможно.

— Тогда ты в моей власти. Тебе не уйти отсюда, если на то не будет моей воли. Почему бы тебе не показать нам свой облик?

Прозвучало негромкое хмыканье, и черный силуэт преобразился.

Малфой невольно подался вперед. Он сам не знал, чего он ждал увидеть — никто ведь не знает, каков облик Смерти, разве что в сказках она похожа на скелет с косой…

Однако в центре октограммы стоял не скелет, а король. В короне — и без лица.

Вернее, лицо у него было… Или лица? Черты менялись постоянно, неуловимо — и в то же время заметно. Пока Малфой пытался понять, какой же формы у него нос, изменялся разрез глаз, или удлинялся подбородок, или… Лицо было невозможно запомнить, его черты были текучи, как вода или песок под действием ветра, как воск в пламени. Если смотреть долго, начинала кружиться голова, и в конце концов Малфой отвел взгляд. В остальном гость походил на обычного человека в старинном наряде. Стоял он прямо, с истинно королевской осанкой, и с вялым любопытством рассматривал полутемный зал и ошеломленных волшебников.

— Что ты, смертный, говорил насчет власти надо мной? –спросил он.

Старший Мастер твердо ответил:

— Я думаю, ты понимаешь, что ты в ловушке, из которой тебе не выбраться…

— Это? — Король поднял руку и она, к ужасу собравшихся, легко прошла сквозь световую стенку. — Это ловушка? Как она может остановить меня, если на ней нет моего имени?

— На ней твое имя, Смерть!

— Но меня вовсе не так зовут, — с недоумением возразил Король. — Я не понимаю тебя, маг. Зачем ты создал такую ловушку, не зная моего имени?

— Я знаю твое имя! — в отчаянии крикнул Долохов. — Грим Риппер!

Он взмахнул посохом, и по световым стенам пробежали ядовито-зеленые руны. Однако Король с явным любопытством потрогал — и снова не встретил преграды.

— Да, некоторые называют меня именно так, — с усмешкой подтвердил он. — А другие звали Аидом, или Одином, или Танатосом… Мне давали много имен, и, не скрою, некоторые из них неплохи. Но ни одно не мое.

— Тогда скажи нам свое имя! — приказал Долохов. — Ты не сможешь не ответить!

Король с удивлением посмотрел на него, потом, задумавшись, неожиданно сказал:

— Да, надо признать, это тебе удалось. Ты сильный маг, хотя и не особо умный.

— Так назови свое имя! — разозлился Долохов.

— У меня его нет.

Старший Мастер снова чуть не слетел с возвышения. Ошеломленный и растерянный, он посмотрел над головой Короля, ища помощь у Малфоя — и ощутил прилив надежды, увидев, что тот шепчется с Гриндельвальдом.

— Чего вы все-таки хотели? — спросил тем временем Король. — Должна же быть причина, чтобы вызвать меня! Вы желаете еще раз перезаключить договор?

Долохов хватал ртом воздух. «Какой договор?..»

И тут со стороны трона прозвучал голос Малфоя:

— Нет.

Король повернулся к нему; помолчав, негромко сказал:

— Жаль. Давно не доводилось самолично побывать среди живых. Ваше Министерство гнусно обмануло меня, закрыв мне доступ на землю и открыв его лишь для моих самых низших поданных.

— Очень сожалею, — вежливо отозвался Малфой, украдкой бросив взгляд на своего Старшего Мастера: дошло ли наконец до него, кого именно он вызвал?

Судя по разочарованному лицу — дошло.

— Мы не тебя хотели вызвать, — пояснил он. — Прости нас за беспокойство. Мы хотели вызвать и подчинить Смерть.

— А, ну да, — с усмешкой заметил Король, — я мог бы уже догадаться. Как же вы порой смешны со своими заблуждениями!

Малфой поморщился — Король превосходно владел интонациями, и сказанное прозвучало очень неприятно.

— Странно, — продолжал тот, — что именно вы, смертные, не можете понять, что такое смерть.

— Но ведь ты сам сказал, что это ты! — воскликнул Долохов.

Король с раздражением бросил через плечо:

— И я же сказал, что это не мое имя, маг! Это титул, всего лишь один из моих многочисленных титулов — потому что я Король Дементоров, Высший из высших, повелитель Страны Мертвых… все перечислять?! Потому что мертвые принадлежат мне... но лишь после смерти!

— Тогда что же такое смерть?! Просвети нас!

— Конец жизни, маг. Только и всего. Как вы запутались в своей философии! — Король презрительно усмехнулся. — Реальность проще, намного проще…

— Так не ты забираешь умерших?

— Я, конечно, кто же еще? После того, как жизнь покинула их, они в моей власти. Но не я отнимаю жизнь, увы! У меня с ней сложные отношения, и я над ней не властен. Хотя кто знает, кто знает… когда-нибудь… Ну ладно. Ты, я вижу, сомневаешься в моих словах?

— Да нет… — с колебанием выдавил Долохов.

— Разве ты своими глазами не видел этого? Не видел, что жизнь не уходит, когда дементор высасывает из человека душу? Пусть и разлученный с душой, навсегда в коме, как растение — но он продолжает жить!

— А можешь ли ты, — вкрадчиво спросил Долохов, — вернуть мертвецу жизнь?

Король с удивлением посмотрел на него, потом коротко рассмеялся:

— Смотря, что ты под этим понимаешь, Антонин Долохов!

Старший Мастер непроизвольно вздрогнул, не ожидая, что Королю известно его имя.

— Я мог бы вернуть душу в мир живых, — насмешливо отвечал Король, — но много ли будет ей от этого радости? Ей придется жить бродячим духом или на худой конец призраком — но не больше!

— А как же Камень Воскрешения? Или это только сказка?

— Нет, это не сказка, Антонин Долохов! — Король неожиданно раскатисто хохотнул, и в зале на секунду воцарился холод. — Это шутка, одна из наиболее удачных моих шуток! Столько лет прошло, а Кадмус Певерелл до сих пор не может простить! Вам не понять такого, смертные…

— Это еще как сказать!

Все вздрогнули, забыв за этим странным разговором о присутствии Гриндельвальда. Король с удивлением оглянулся:

— О, старый знакомый!

— Да, было дело, — кисло отозвался старик. — Говоришь, нам не понять? А я думаю, что все просто. Кадмус Певерелл думал, что вернул свою возлюбленную из Страны Мертвых, а на самом деле она там и оставалась.

Король задумчиво кивнул:

— Да, ты догадлив. Тысячи лет назад я придумал эту шутку — когда волшебник, владевший магией звуков, смог проникнуть в мою страну и обратился ко мне с такой же просьбой. На свою беду, я поставил лишнее условие — вывести свою возлюбленную, не оглядываясь назад. А он не утерпел, оглянулся… Я был разочарован. Но с Певереллом получилось удачно. Изящно, не правда ли? Образ той, кого он любил, ее полное подобие вернулось к нему, и через это подобие она общалась с ним, думая, что находится среди живых, но оставаясь на самом деле среди теней…

По его изменчивому лицу было трудно что-нибудь прочитать, но у всех сложилось впечатление — почему-то наводящее жуть — что Король улыбается.

— Может, тогда… — неуверенно заговорил Долохов, — Не дашь ли ты такой же Камень нам?

— Нет. Я не люблю повторяться.

Долохов замолчал, собираясь с мыслями. И тут вдруг, неожиданно для всех, подала голос Беллатрисса:

— Но раз ты можешь вернуть душу бестелесной… или даже призраком…

— Да кто вам настолько понадобился-то? — резко перебил ее Король.

— Наш повелитель! Темный Лорд!

— Что-то знакомое… А! — не договорив, Король вдруг откинул голову, и тяжелый, разрывающий барабанные перепонки хохот раскатился по залу. Волшебники содрогнулись, как от физической боли. — И какого именно? Кого из всех? Или всех?

Он оглянулся, явно наслаждаясь недоумением и растерянностью аудитории.

— Нет, его я ни в каком виде возвращать не собираюсь. Это лучший экземпляр моей коллекции. Дух, который прибывал ко мне по кусочкам и до последнего оставался среди живых… нет уж, не отдам. Попросите другое.

— А что?.. — Долохов, похоже, уже перестал соображать.

— Да что хотите! Я все равно не выполню вашу просьбу, хотя как знать… Мне интересно, смертные! Вы не можете и представить, как скучно порой существование в моей Стране. Я ведь только поэтому и явился на ваш зов.

К ужасу всех, включая Малфоя, он стремительно шагнул сквозь световые стенки, сделал всего шаг — и заскользил над полом, жутко, беззвучно, как дементор… кем, собственно, и был. Остановился лишь на последнем, внешнем периметре, но непонятно было — то ли его остановил-таки последний круг защиты, то ли… просто так решил.

Малфой бессильно откинулся на спинку трона — взгляд Короля давил, как… каменная плита. «Слишком неуклюжее сравнение… — подумал Гроссмейстер, пытаясь уцепиться за любую разумную мысль… — но верное…» Взгляд Короля словно охватил его скользким, цепким щупальцем, и Малфой начал задыхаться. «Экспекто… экспекто патронум…» Но Король был дементором из дементоров, и любое хоть мало-мальски светлое воспоминание (их у Малфоя и так было не слишком много!) тут же меркло, поглощенные ледяными глазами.

Но потом в этих изменчивых глазах мелькнул интерес, и холод истаял. Малфой лихорадочно вздохнул, наслаждаясь возможностью снова свободно дышать. Его взгляд заметался, фокусируясь на неподвижных исполнителях в своих кругах, на Долохова, замершего на своем возвышении. «Почему они ничего не делают?! Почему они не изгоняют его?»

— Потому что я этого не хочу, — любезно пояснил Король; он продолжал смотреть с интересом. — Любопытно, Люциус Малфой, Гроссмейстер Ордена Тьмы. Так ты, оказывается, не очень-то хочешь возвращения своего Лорда? А чего же ты хочешь? Ах, своего сына! Да, и супруги… хотя насчет нее не уверен, как я вижу. Так, а как же остальные? — он отвел взгляд и всмотрелся в полумрак за троном. — Не беспокойся, они нас не слышат.

— Не все, скажем так, — перебил его вздорный старческий голос. Король искоса глянул на Гриндельвальда, но промолчал.

Он глянул под ноги, и произошла странная вещь — весь круг октограммы начал вращаться, словно был не частью пола, а крепился на скрытой оси. Он поворачивался на некоторый угол, останавливаясь, когда Король оказывался перед одним из волшебников, потом продолжал движение. Наконец вращение закончилось, снова приведя его к трону.

— Ну что ж, тебе повезло, Люциус Малфой, — сказал Король. — Ты в меньшинстве. Большинство хочет возвращения… Темного Лорда.

— Ты собираешься его вернуть? — мрачно спросил Гроссмейстер.

— Конечно, нет. Я же сказал, что тебе повезло. Хотя… было бы весело, — он оглянулся на застывших исполнителей, — подарить каждому из них по Темному Лорду, а затем насладиться бесподобным зрелищем — как вся эта куча Лордов выясняет, кто из них настоящий! Однако что толку лелеять пустые надежды… Мое время истекает, и я должен буду вернуться к своим поданным, а рассчитывать на то, что вы призовете меня вновь… не стоит, верно? Вы свободны, — бросил он через плечо, и волшебники одновременно дернулись и стали ошеломленно оглядываться. Король негромко, вкрадчивым голосом продолжил: — А хочешь, я подумаю над твоим желанием, Малфой?

Драко, подумал Малфой и стиснул зубы.

— Нет!

— Ты меня разочаровываешь, — протянул Король.

— А ты меня недооцениваешь, — неожиданно для себя отрезал Малфой.

Он с трудом сдерживал дрожь. Это был безумный риск, но остановиться он не мог:

— Сделать из своего бедного мальчика призрака, которому все удовольствия жизни недоступны? За кого ты меня держишь?

— За смертного, конечно, — холодно бросил Король. — Я знаю, как вы любите себя утешать: «Наверное, там, где он сейчас, ему лучше!» Как будто вы что-то об этом знаете! Ну ладно, раз так. Быть может, ты достаточно скоро узнаешь.

Он почему-то оглянулся, смерил взглядом Долохова — тот попятился и на этот раз действительно оступился. В другой раз это позабавило бы Малфоя, но сейчас он не обратил внимания, озадаченный словами Короля,.

— Что ты хочешь этим сказать? Сам ведь признался, что не ты отнимаешь жизнь!

— Ну, тут есть одна тонкость, — снисходительно усмехнулся Король. — Даже две. Во-первых, отнять жизнь я все же могу — попросту убив тебя. Мне запрещено это делать, но иной раз я могу и плюнуть на запрет. А во-вторых… — он вдруг шагнул за предел октограммы и одним стремительным шагом одолел сразу все три ступеньки, так что его жуткое текучее лицо нависло над Малфоем, — я могу тебя поцеловать. Забыл? Тогда с твоей жизнью ничего не случится, и она останется в твоем теле. А ты составишь мне компанию… там. Встретишься с женой и сыном. Повидаешь Темного Лорда. И может быть, тебе там действительно будет лучше. Кстати, если ты боишься одиночества, я могу прихватить всех присутствующих здесь. Не желаешь?

— Ты знаешь, нет, — с обескураживающим спокойствием ответил Малфой.

Король повернулся спиной к нему, неторопливо спустился с возвышения и снова подошел к кругу.

— Как знаешь. Подумай все же, пока я здесь. А то может статься, ты пожалеешь, что не воспользовался моим предложением. А ты, Геллерт Гриндельвальд? — он вдруг повернулся к старому волшебнику. — Ты ведь несколько зажился здесь, на земле. Старый упрямец Дамблдор и то проявил больше разума.

— О! — старик вовсе не казался испуганным. — А ведь я не догадался спросить о том, как поживает там моя старый друг. Хотя, конечно, «поживает» — это несколько не то слово, но…

— …пожалуй, оно уместно, — с неожиданной досадой отозвался Король. — Вынужден признать, что существуют тени, которые брезгуют моей благосклонностью и, увы, сохраняют достаточно сил, чтобы противиться моей власти. Мне это не нравится, как ты сам понимаешь. Таких я порой отправляю назад, на новое рождение. Нет, не так, как ты думаешь. Не так, как вам хочется. За это надо платить, и они платят — памятью, воспоминаниями… Родившись вновь, они не вправе помнить, кем они были.

— Я всегда гадал, зачем это нужно, — заметил Гриндельвальд, — но сейчас вроде понял. Это нужно потому, что так нравится тебе. Верно?

— Да, и это тоже. Я ценю твой ум, Геллерт Гриндельвальд. Вот, тебе и мою загадку удалось разгадать. Скажу тебе больше — мне многое не нравится в последнее время. Каким-то образом в Страну Смерти проник живой волшебник, да еще с палочкой. И почему-то мои дементоры не могут его поймать. Четыре юных, сильных духа вырвались назад в мир живых — и это помимо моей воли. Причем стали не призраками, а обрели живые тела. Потом проник еще один — непонятный и могучий призрак, тоже вооруженный палочкой. Этот инструмент запрещен в моей Стране! У меня есть сведения, что палочками обзавелись еще несколько теней, в том числе и твой старый друг.

— Я рад за него, — заметил старик.

— А я нет. Так вот, я сейчас подумал — не хочешь ли ты составить мне компанию? Ты мог бы оказать мне неоценимую помощь. Пойдешь со мной?

— Не выйдет.

— Ты слишком стар, чтобы отказывать мне, — увещевал его Король. — Спрячь палочку, зачем она тебе?

— Да мало ли, вдруг пригодится, — проворчал старый волшебник, критически рассматривая свою палочку. — Ох, не люблю я открывать карты раньше времени, да вот, порой приходится… Экспекто Патронум!

Палочку он при этом направил почему-то на себя. Это было странно, но удивиться никто не успел.

Гриндельвальд вдруг словно весь вспыхнул, озарился ярким серебристым сиянием и неожиданно встал с кресла… или нет, не встал. Это сияние отделилось от него и выпрямилось огромным светящимся силуэтом. Король отвернулся и попятился, а сияющий гигант шагнул к нему и взмахнул рукой. Раздался хлесткий, звонкий удар, как от могучей оплеухи. Король взмыл в воздух, описал дугу и рухнул в центр октограммы.

— Проваливай, — усталым будничным голосом сказал Гриндельвальд, и Патронус погас.

Малфой провел ладонью по резной крышке, смахивая редкие пылинки, потом слегка стукнул по ней змеиной головой на трости. Музыкальная шкатулка ожила — полились медленные, тягуче-спокойные звуки пианино. Он вздохнул — Нарцисса любила эту мелодий — и вернулся к своему месту во главе стола. Никто из сидящих за столом так и не притронулся к еде, но это его мало заботило.

— Прошу вас, — на всякий случай повторил он и потянулся к фруктам.

Казалось, уже много лет он не ел с таким наслаждением.

Гриндельвальд, конечно, последовал его примеру. Все молчали. Долохов неохотно отхлебнул и отставил бокал. Он упорно смотрел непонятно куда, чтобы не встретить взгляд Гроссмейстера — даже при том, что Малфой и не думал смотреть на него.

— Все уже позади, — ободряюще сказал Малфой. — Примите мою благодарность, учитель. Я думаю, вы сегодня спасли нас всех.

— Я спасал себя, — хмыкнул Гриндельвальд, — но раз вы оказались под рукой, то можно и так сказать. Благодарность — дело хорошее.

— А как вы это сделали, учитель? — с благоговением спросила Беллатрисса. — Никто из нас не мог вызвать Патронуса, никто! Это… чудовище отбирало все самое хорошее, самое счастливое…

— А что ты пыталась вспомнить, Белла? — участливо спросил Малфой.

— То же, что и всегда — крики предателей Лонгботтомов! Но сегодня они звучали, как звон комара…

Гриндельвальд захихикал. Беллатрисса с обидой посмотрела на него:

— Учитель!..

— Что «учитель»? Наградил меня Гроссмейстер ученичками, нечего сказать! Никогда не понимал тех, кто ищет счастья на стороне! Ты сама себе счастье, дурочка! Я сам себе счастье! Но я это понимаю, а ты нет! И поэтому я сам себе Патронус. Ты не узнала моего Патронуса? Это же я! Самое хорошее, самое прекрасное в моей жизни — это я сам, и этого у меня никому не отнять, пока я жив! Спасибо за ужин, Гроссмейстер. А вас, Старший Мастер, как своего лучшего ученика, я попрошу на досуге поразмышлять о своей глупости. Размышления будьте любезны изложить на пергаменте и вручить мне не позже четверга. Простите, что покидаю вас, Гроссмейстер, но я что-то подустал.

— Мы все устали, — любезно согласился Малфой и встал. — Я все же не считаю произошедшее полным провалом. Кое-что важное мы все-таки узнали.

Было приятно увидеть, как передернулся Долохов.

Вслед за Гроссмейстером встали и остальные. Люциус наконец встретился взглядом с Долоховым — тот смотрел растерянно и с какой-то мольбой, но в глазах Гроссмейстера не было сочувствия. Малфой только приподнял уголок рта, глянул вслед уплывающему креслу и кивнул, демонстрируя полное согласие с мнением старого волшебника. Потом повернулся и направился к двери.

Если бы он оглянулся напоследок, он увидел бы, какой злостью вспыхнули глаза Долохова и, возможно, даже прочитал бы в них свой приговор. Но Малфой не любил оглядываться и поэтому вышел из гостиной со спокойной душой.

В конце концов, все закончилось благополучно. Долохов провалился, и доверие к Малфою теперь станет крепким, как никогда. Наступала очередь его плана. Правда, план нуждался в доработке, но спешить некуда.

По дороге он вызвал эльфа, приказал принести ужин в кабинет. Войдя туда, палочкой закрыл шторы — в окно уже заглядывала ночь, а Тьмы на сегодня с него хватило. Загорелись уютные лампы, а большое зеркало превратилось в еще одно окно. Там тоже была ночь, но в ней созвездьем горели окна старинного замка, вычерченном на фоне подсвеченных луной облаков.

Только сейчас он понял, что очень устал. И на душе было тягостно.

Дух, прибывший по кусочкам… Великий Мерлин! Всего-то?!! Хоркруксы! Только не один, а несколько… неважно сколько. Это и была великая тайна?

Теперь понятно, почему Волдеморт с каждым годом становился все безумнее…

Четыре юных, сильных духа, вырвавшихся из лап Смерти и обретших настоящую жизнь…

Прости меня, Лорд. Не ты победил Смерть. Так что прости, что я верил тебе, что я был верен тебе. Прости за то, что я тебя вообще знал!

Малфой смотрел на Хогвартс и размышлял.

Было время, он любил Хогвартс, как и любой волшебник, учившийся в нем. Его любил даже Темный Лорд, и Хогвартс занимал много места в его планах. Волдеморт собирался сделать его своей школой, школой Темных Искусств и темных волшебников. Но Волдеморт пал.

Глядя на Хогвартс, Люциус Малфой понял, что в сердце больше нет тех теплых чувств. «Ты убил моего сына, — сказал он изображению в зеркале. — Ты посеял в нем сомнения, и он предал Лорда. А я убью тебя. Или не я… Стоит подбросит эту идею Долохову. Ему понравится».

Еще один элемент плана встал на свое место. Хогвартс должен быть разрушен. Не сейчас, не скоро, но когда-нибудь… когда-нибудь…

Малфой вздрогнул — словно в ответ на его желание небо над Хогвартсом вспыхнуло морем огня. Только потом до него дошло, что это фейерверк.

Странно… Сегодня вроде не праздник.

Глава 34. Конверт и шкатулка.

В коридоре, ведущем к Большому залу, они выскочили из портрета прямо посередине группки младшекурсников, которые, конечно, были в полном восторге. Опять пришлось раздавать автографы. Дамблдор нарисовал свои инициалы прямо в воздухе и предложил детям самим придумать, как забрать их с собой. Задачу в конце концов решила маленькая темноволосая гриффиндорка, чем-то неуловимо похожая на Гермиону — девочка наколдовала лист пергамента и заставила горящие золотистым светом буквы лечь на него, так что автограф по праву достался ей.

— Куда пойдем? — спросил тем временем Рон. — В Большой Зал или к себе?

— Приходите в Зал! — воскликнула похожая на Гермиону девочка. — Все будут так рады!

Гарри заметил, что она при этом переглянулась с остальными, те — между собой; вспомнил слова Гермионы о том, что младшекурсники что-то готовят, и весело сказал:

— Ну, давайте!

Рон с готовностью кивнул, снял перевязь — и ко всеобщему восхищению группки, оружие исчезло. Друзья последовали его примеру, отправив оружие домой, и в окружении мальчиков и девочек пошли в зал.

— Что, сестренка, согласилась все же позировать Дину? — вдруг спросил Рон.

— Ну да, в общем… А как ты догадался? — удивилась Джинни.

— Ты же только что прошла с нами через портрет!

Джинни дернула его за волосы.

Что бы там дети не готовили, но это явно было на завтра, и ужин шел как обычно. Конечно, были заинтересованный взгляды и перешептывания, но друзья уже к этому привыкли. Луну сразу позвали и она, с извинением улыбнувшись, пошла к столу Когтеврана. Гарри посмотрел на преподавательский стол, приветливо кивнул в ответ на улыбки преподавателей и поймал внимательный взгляд Блейза. Интересно, он решил что-нибудь после дуэли с Роном?

— Навестим сегодня Эрни? — спросил тем временем Рон, выбирая отбивную из большого блюда.

Гермиона задумалась:

— Да сейчас не время для свиданий, да и… нам столько довелось сегодня выслушать друг от друга!

— Эрни еще спит, наверное. Сходим завтра, попросим мадам Помфри отпустить их с Оливандером на праздник, — деловито предложила Джинни. — Если им уже будет лучше, конечно. Думаю, они тоже захотят тебя поздравить.

На том и порешили.

Гарри краем глаза уловил какое-то движение на дальнем край стола и оглянулся — вовремя, чтобы увидеть, как несколько младшекурсников почти бегом выходят из зала, к ним присоединился кто-то из Когтеврана. Мелькнули серебристые волосы Габриель.

— Чего это они? — удивился Рон, который тоже заметил.

Гарри пожал плечами и потянулся к фруктам.

Кто это был? Вроде Денис Криви — они с Габриель неразлучны. Кажется, Юан Аберкромби, а девочка из Когтеврана была в темных очках — Айрис Смит, конечно, ее глаза еще не привыкли к вернувшемуся зрению. Ему стало интересно — что такого неотложного заставило их пропустить десерт?

Однако ничего особенного не происходило, ужин подходил к концу; большинство уже насытились и привычно ждали, не будет ли какого-нибудь объявления от преподавателей. По сложившемуся этикету студенты покидали зал только после того, как преподаватели вставали из-за своего стола. Не то чтоб это было обязательным правилом, и никому не возбранялось уйти из зала до этого момента, просто… так было принято. Гарри грыз яблоко и смотрел на профессоров, заканчивающих ужин. У него было впечатление, что они тоже чего-то ждут. Вдруг он засмеялся:

— Гермиона, а твой папа за преподавательским столом. Его что, профессором назначили?

— Ну да, я тебе не говорила? Он будет вести магловедение.

— О, хорошая идея! — заметил Невилл. — Кто лучше магла расскажет о маглах?

Гарри, конечно, согласился.

Объявлений не было. Выдержав положенную для солидности паузу, преподаватели встали из-за стола, Большой Зал тут же наполнился движением и гулом голосов. Гарри недоумевал, куда побежала компания Габриель (дети так и не вернулись к десерту) и спохватился, когда Гермиона позвала его уже от дверей. Кинув огрызок на пустую тарелку, он встал и заторопился за друзьями.

Гермиона и Луна о чем-то негромко разговаривали на ходу; догнав их, он услышал, как Луна сказала:

— Они исчезли. Просто исчезли.

— Что?! И… как?!

— «Эванеско».

От потрясения Гермиона даже остановилась на секунду, тут же отстав от остальных, и Луна растерянно оглянулась, не поняв, куда пропала ее собеседница. Опомнившись, Гермиона догнала их:

— Луна, но… это же невозможно! Чем сложнее живое существо, тем слабее заклинание исчезновения — обратная зависимость Торренса…

— Я знаю.

— …поэтому легко заставить исчезнуть лягушку, очень трудно млекопитающее и совершенно невозможно — человека!

Гермиона не могла не развить аргумент до конца.

— Я знаю, — спокойно повторила Луна, — только, видишь ли, папе зависимость Торренса не указ. При одном условии…

— А, ты говорила сегодня!

— Да, он должен быть очень напуган. Ты сильно рисковал, Рон… — неожиданно виноватым голосом добавила она и прижалась к своему другу.

— Вообще-то он хотел применить «Импедименту»… — успокаивающе начал Рон и вдруг замолчал.

— Если бы он применил ее в таком состоянии, он мог тебя размазать по стенке или парализовать на месяц. Хорошо, что ты смог отобрать у него палочку.

Гарри уже понял, о чем речь.

— И это происходило каждый раз, когда на вас нападали? — спросил он.

— На них с мамой, — поправила его Луна, — меня тогда еще на свете не было… Да, все три раза. Волдеморт бесился, в третий раз вообще человек пять отправил — ни один не вернулся. Он даже сам собирался прийти, но… побоялся. Они папу после этого очень боялись, и до сих пор, я думаю. Наверное, поэтому меня и не убили.

-А откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Рон. — Насчет Волдеморта.

Луна передернулась.

— Мне там, в подземельи, все было слышно… Однажды у них была пьянка, и кто-то из более новых Пожирателей начал спрашивать, чего это меня там вообще держат, и не лучше ли… ну, сами понимаете. Еще начал рассуждать насчет того, как можно было бы «поразвлечься»… Беллатрисса обозвала его идиотом и посоветовала не болтать такое при Лорде. Он говорит: «Да ее папаша самый большой трус на свете!» Она ему: «Дурак! Дубина! Ксено Лавгуд — самый опасный трус на свете! Его дурочка — гарантия нашей безопасности!» И потом рассказала про те, давние нападения, и что даже Волдеморт не решился покарать папу. Тот тип заткнулся. Я тебя понимаю, — сказала она Рону, на лице которого явно читалось, что бы он сделал с типом, посмевшем говорить такое про Луну, — только я не знаю, кто это… Хотя узнаю, если услышу его голос…

— Его звали Джек Уилкис, — раздался позади голос Дамблдора, и все оглянулись. — Увы, он погиб в Битве. Извините, Луна — я последовал за вами, потому что хотел спросить одну вещь у Гермионы, но мне стало интересно, и захотелось послушать. Этого вы у Аберфорта не рассказывали…

Луна кивнула.

— Я знаю из протоколов допросов, — пояснил Дамблдор, — отдел Мракоборцев ведь расследовал и ваше похищение.

Рон пожал плечами:

— Ну погиб, и хорошо. Туда ему и дорога.

— А что вы хотели спросить? — поинтересовалась Гермиона.

— Вы не знаете, что означает по-французски «гран-пэр фантом»?

— Grand-pere fantome? — Гермиона задумалась, потом засмеялась. — Дедушка-призрак!

Дамблдор хохотнул:

— О, все понятно! Меня так упорно величает юная мадемуазель Делакур!

Тут уже рассмеялись все.

— Не сердитесь на нее, — попросила Луна, — Габриель любит пошутить. Она перестанет, если вы скажете ей, что так нельзя…

— Да я не собираюсь, — заверил ее Дамблдор, — мне понравилось. Ладно, друзья, приятного вечера и спокойной ночи, и… Гермиона, готовьтесь! Не забывайте, какой завтра день!

— Ну, свой день рождения я вряд ли забуду!

Дамблдор еще раз улыбнулся и растаял в воздухе.

А в гостиной их ждал некоторый шок.

— Это что еще такое?! — воскликнул Рон и бросился к красному конверту на столе.

Гарри тем временем озирался и пытался понять: действительно ли мебели прибавилось или просто показалось? Он посмотрел на Рона, который как раз с ошеломленным выражением повернулся к ним:

— Гермиона, это тебе!

— Мне? — воскликнула девушка и шагнула к столу. — Громовещатель?!! От кого?

— Обратного адреса нет, — Рон оглянулся, — и как он вообще сюда попал? Дверь на балкон закрыта, окна тоже, сове не залететь…

Гарри сразу вспомнил детей, выскочивших из большого зала, но отбросил эту мысль как совершенно нелепую. Габриель боготворила Гермиону, с какой стати она будет слать Громовещатель? Все столпились у стола, уставившись на конверт, как на гремучую змею.

— Бери его, — посоветовала Джинни и подняла руки, готовясь заткнуть уши, — вот, уже дымиться начинает.

— Ладно, — Гермиона протянула руку, — посмотрим, кто это меня так не любит…

Она вдруг замолчала, рука повисла в воздухе.

— Странный дым!

То, что они приняли за дымок готовящегося взорваться Громовещателя, на самом деле оказалось облачком тающих в воздухе серебристых искорок, как от заклинания «Фейри дуст».

— Это не Громовещатель! — со смехом воскликнула Гермиона и решительно схватила конверт.

Тот сразу же изменил цвет на ярко-синий, а потом все же взорвался — но беззвучно, рассыпавшись разноцветными искрами, и гостиную наполнил голос — громкий, но не оглушительный, детский и звонкий:

— Дорогая Гермийо-онна! Прости нас за эту шьутку! Мы хотели сделать тебе подарок завтра на твой день рожденьия, но мы нье утьерпели!

Голос сменился музыкой — уже знакомый разлив аккордеона, на этот раз не звонкий, а глубокий и мягкий, и хрипловатыми аккордами банджо; «та-там-та-та-там-та-там-там» — отбивал негромкий барабан, сопровождаемый звоном далеких колокольчиков, и во все это вплелось пение скрипки.

[center]— На бархат небесный синий

Ночь уронила звёзды,

Пламя играет в камине,

Полночь уже. Так поздно…

…Пальцы в чернильных пятнах

Быстро листают страницы,

Подушка твоя не смята.

Снова тебе не спится?

Скажи мне, как твоё имя?

… Первое — любопытство.

Книжная девочка? Где там!…

В карих глазах сверкает

Смелый огонь и светлый –

Шла Герда с таким за Каем.

С верой в людей, с надеждой

Идёшь ты тропою мага,

В сердце томится нежность,

Палочка — будто шпага,

Скажи мне другое имя?

…Яростное: отвага.

Отбросишь тёмные кудри,

И губы закусишь дерзко,

И взгляд твой, юный и мудрый,

Простится с ушедшим детством.

В душе твоей — взрослой! — упруго

Рвётся мятежный ветер,

Уверена ты — за друга

Друг навсегда в ответе…

…Упрямство и верность будут

Четвёртое имя и третье.

…О чём на рассвете мечтаешь

В излёте бессонной ночи?

Что в книге не прочитаешь?

Эссе не напишешь — точно?

Кто твой безмолвный рыцарь?

Кем твоё сердце томится?

Знаю — журавль. Синица

Тебе никогда не снится…

…Любовь — это пятое имя.

К какому, скажи мне, принцу?

* * *

Герои книжных историй –

Люди обычного мира…

… Однажды и я открою

«Зимнюю сказку» Шекспира.

Мой бал — акварельный вечер!

Я — кисть, моё платье — краски!

И я вдохновенье встречу -

Под чьей-то волшебной маской…

…Закончено. Гаснут свечи…

Рассвет — оттенка пиона…

Ах, имя? Ну да, конечно!

…Полное — Гермиона!

© Рыжая Элен.[/center]

Наступила тишина, но всем казалось, будто музыка еще звучит. Гермиона отрывисто вздохнула.

— Какая песня! — восхищенно шепнул Невилл. — Такая…

— Прелесть? — с улыбкой подсказала Джинни.

— Не то слово! Это из той тетради?

Луна кивнула.

— Понравилось? — негромко спросил Гарри.

Гермиона улыбнулась и прислонилась к нему, словно у нее закружилась голова.

— Не то слово… — повторила она вслед за Невиллом. — Как будто бы и не обо мне…

— Да ты что? В этой песне — ты вся!

— Ой, ну ладно, в краску вгонишь… — она смахнула непрошенную слезинку и опустилась на пуфик.

Тут же раздались два вскрика, и Гермиона полетела на пол. Гарри, опешив, бросился к ней и протянул руку, но тут же остановился, чтоб не споткнуться об… лежащую на полу Габриель.

— Что такое?.. — растерянно спросил он.

Девочка села, морщась и потирая поясницу. Опираясь на руку, Гермиона приподнялась и непонимающе уставилась на нее:

— Габриель? Откуда ты взялась?! Что с тобой?

— Ничьего… ой! — девочка попыталась улыбнуться, но сразу же снова поморщилась. — Ну.. Ты на мен-нья села…

— На тебя?.. О, Мерлин! Ты трансфигурировалась в пуфик? — Гермиона со смехом поднялась, помогла Габриель встать и обняла ее. — Зачем?

— Мы хотьели посмотреть, как тебе понравится наш подарок! — объяснила девочка и, не выдержав, рассмеялась. Рассмеялись и все остальные, в том числе Денис, Юан и Айрис — они невесть каким образом тоже обнаружились в гостиной… а вот мебели уже было столько же, сколько и прежде.

— Ох, и вы тоже! — воскликнула Гермиона, потом, изо всех сил стараясь быть серьезной, сказала: — Габриель, если трансфигурируешься в предмет мебели, ты должна быть готова к тому, что кто-нибудь на тебя сядет.

— Уж точно, — добавил Рон, — и хорошо, что Гермиона, а если бы я? Или Невилл? Мы потяжелее будем!

— Ме уи… ну да, — согласилась девочка, — я нье подумала… А это и не трансфигурацийя, мы еще по-настоящему не умеем. Просто наважденийе… Гермийона, тебе… правда понравилось? Я о песнье…

— Очень, Габриель! Очень-очень! Жаль только, что на один раз…

— Ньеть! Ньет-ньет! — звонко воскликнула Габриель.

— Но конверт ведь сгорел…

— Ничьего! У нас есть еще один подарок! Деньис, давай!

Мальчик, смущаясь, подошел и вручил Гермионе что-то, завернутое в золотистую бумагу и обвязанное ленточками. Развязав их, Гермиона достала красивую резную коробочку.

— Песнья внутри! — объявила Габриель. — И не только она. Это коробка для музыки!

— Ты хочешь сказать — музыкальная шкатулка?

— Да, шкатулка, слово забыла! И она волшебнайя! Любая музыка, любая песнья, которую ты услышишь и которая тебе понравится, окажется внутрьи!

— Вот это да-а-а!..

В порыве восхищения Гермиона расцеловала девочку в обе щеки.

— Ой, спасибо! — смеялась Габриель. — Но тогда надо и их! — она посмотрела на своих друзей. — Мы придумали шкатулку вмьестье!

— Конечно!

Мальчики, покраснев, попятились. Гермиона улыбнулась и не стала их целовать, ограничившись крепким рукопожатием. Айрис она все-таки поцеловала, после чего в дело вмешалась Джинни. Вспомнив, что из-за своей затеи их гости пожертвовали десертом, она решительно усадила всех и попросила Гарри позвать эльфов.

Вскоре все, включая Добби и Кричера, дружно и с аппетитом пили чай и ели фрукты и пирожные. Гарри про себя отметил, что с детьми эльфы явно чувствуют себя более комфортно. Кричер на этот раз не стал садиться с Гермионой, а устроился рядом с Денисом и начал ворчать по поводу его измятой мантии. Мальчик хихикал и отшучивался. Как водится, шла болтовня «обо всем ни о чем», дети рассказывали про свой оркестр, Габриель восхищалась Хогвартсом. Рон смутил их неожиданным вопросом — не знают ли они ли каких-нибудь анекдотов про них? Джинни толкнула его локтем, но тут Денис, хоть и со смущением, сказал:

— Я один знаю, но… Луна, ты не обидишься?

— Про меня? — удивилась Луна. — Нет, конечно, расскажи!

Анекдот был такой — Ксенофилиус Лавгуд вернулся домой и нашел записку от Луны: «Папа, я в гостях. На ужин рыба, удочки в прихожей».

Все рассмеялись, а Луна задумалась и сказала:

— А что, хорошая идея.

Потом Юан Аберкромби поразил всех, рассказав, что они научились вызывать и отправлять домой свои инструменты так же, как Гарри с друзьями — свое оружие. Рон не поверил, и дети тут же продемонстрировали — у Габриель появился ее знаменитый аккордеон, в руках Дениса — банджо, у Айрис — скрипка, у Юана — маленький барабан с укрепленными на нем миниатюрными золотыми тарелками.

— У всех у нас инструменты волшебные, — пояснил Юан, — так зачем их все время с собой таскать? Позвали — придут.

Луна улыбнулась и беззвучно поаплодировала.

— Раз пришли — может, споете нам? — предложил Гарри.

Габриель, конечно, немного поломалось, хотя все видели, что ей самой очень хочется спеть. Айрис уже взяла скрипку наизготовку, мальчики — как только девочка кивнула.

На этот раз они с Айрис только играли, пела одна Габриель. Песня была на незнакомом языке, каком — Гарри не знал, уловил только, что не на французском. Может, итальянский? «Соу джорнале леттоке ель темпо камберна…» Но песенка понравилась, торжественная и задорная одновременно. Гарри удивился, каким способом играют на своих инструментах Айрис и Юан. Айрис использовала вместо смычка волшебную палочку, водя по струнам исходящей из нее полоской света; Юан свою палочку использовал место барабанной, держа за середину и ловко стуча обоими концами, из-за чего с них сыпались искры.

Невилл спросил, о чем говорится в песне, Габриель ответила: «Просто о дожде» и собиралась сказать еще что-то, но тут от двери донесся недоумевающий голос:

— Это кто тут «La pioggia» поет?!

Все оглянулись. В дверях стоял, прислонившись к косяку, Забини.

— Ты бы хоть постучался, — раздраженно заметила Джинни.

Блейз пожал плечами:

— Дверь была открыта.

— Я пела, — ответила Габриель.

Забини сказал что-то по-итальянски.

— Извините, мсье, я нье понимаю.

— Вы же только что по-итальянски пели!

— Мсье, я пою на пятнадцати языках, но говорью только на двух, — задрав носик, сообщила девочка.

В лице Забини что-то изменилось, и он некоторое время молча смотрел на девочку.

— И вы любите итальянскую музыку? — спросил он наконец; высокомерие в его тоне неожиданно пропало. — Ну что ж… Гитара у вас найдется?

Денис протянул ему свое банджо.

— Я сказал — гитара… — с усмешкой начал Забини, но вдруг замолк, взял инструмент и начал внимательно рассматривать. — Ага! Здесь, да?

Он как-то по-особому стукнул пальцами по коньку; раздался звонкий щелчок, и банджо превратилось в гитару. Денис, с легкой ехидцей смотревший на молодого преподавателя, несколько сник.

— В свое время я тоже любил таких шуточек, — снисходительно объяснил тот. — Ну что ж, подхватывайте.

И взял несколько аккордов, насмешливо глянув на Дениса, оставшегося без инструмента. Мальчик невозмутимо полез в карман и достал губную гармошку. Забини недовольно, с выражением «ну и ладно» отвернулся, присел на стул и начал играть. Подождав, пока дети «поймают» мелодию и втянутся, он негромко, неожиданно хорошим глубоким голосом запел: «Воларе… о-о… канта-аре... о-о-о-о!» Пел он прекрасно, и Гарри заметил, что Гермиона снова открыла подаренную шкатулку. Песня была словно наполнена простором. Никто итальянского не знал, но всем представлялась бесконечная даль и небо, полное света. Злость и раздражение, вызванные манерами Забини, незаметно истаяли, и Гарри подумал — ему, пожалуй, можно простить… Он простил бы даже Снейпа, если бы тот так умел…

Гарри чуть не рассмеялся, представив себе поющего Снейпа.

Когда песня закончилась, все искренне поаплодировали, а Габриель, пошептавшись с Айрис и мальчиками, неожиданно сказала:

— Вы знаете, мсье Забини, нам очьень не хватает второго гитариста.

Забини пораженно уставился на нее, потом коротко рассмеялся.

— Я серьезно, мсье! — рассердилась девочка.

— Знаете… — Забини встал и вернул Денису инструмент, — подрастите сначала.

— Конечно, мсье, но это будьет долго, а гитарист нам нужьен сейчас! Хотя бы на завтра!

— Гм…

Он задумался, но потом все же сказал:

— Ладно, я, вообще-то, не за этим пришел. Поттер, можно тебя на пару слов?

Гарри кивнул и встал. В дверях Забини оглянулся:

— Да, мисс Грейнджер, поздравляю вас с днем рождения. Поздравляю сейчас, потому что не уверен, буду ли присутствовать завтра…

— Конечно, будете, — дерзко вмешалась Габриель. — Вместье с нами. На сцене.

Забини вздохнул:

— Хорошо, мадемуазель. Я подумаю.

— Подумайте, но не до завтра, мсье. Мы потом зайдем к вам. Стоит немного порепетьировать.

Блейз закатил глаза к потолку и вышел. Гарри последовал за ним.

— В общем, можешь считать, что я согласен.

— Стать гитаристом в оркестре Габриель? — засмеялся Гарри.

— Поттер, ты хорошо знаешь, о чем я говорю!

Забини говорил раздраженно, но без обычного высокомерия, и вообще выглядел выбитым из колеи.

— Да, извини, — сказал Гарри. — Отвлеклись немного. Ты согласен стать преподавателем в Особом курсе, я правильно понял?

— Да, именно! И хочу, чтобы ты знал — это не из-за Дамблдора и не потому, что Уизли сломал мне шпагу… зря он так сделал, кстати, я ее потом весь вечер чинил. Прочность толедской стали нелегко восстановить… Погоди, о чем я?

— Ты говорил, что согласился не из-за Дамблдора и так далее, — напомнил Гарри.

Он никогда раньше не видел Забини таким растерянным.

— Да. Я согласился только из-за этих детей. Я не допущу, чтобы с ними что-нибудь случилось!

— Да что может случиться? Они же не в нашем курсе, и мы вряд ли будем принимать кого-нибудь моложе шестого.

— О, уверяю тебя, они попросятся! И просить будет как раз эта Габриель!

— Ну и что?

— Поттер, она же вейла!

— На четверть. Знаю, конечно, мы же знакомы с ее сестрой.

— Это хорошо, значит, некоторый иммунитет у вас уже есть. Но все же имей в виду, Поттер — если вейла о чем-то просит, ей почти невозможно отказать.

Гарри недоверчиво посмотрел на него:

— Что-то я такого не слышал.

— Тогда поверь мне на слово. Или у своей Гермионы спроси, уж она-то наверняка знает. Запомни одно — вейл наполовину, на четверть или на одну восьмую не бывает! Если в ее жилах есть хоть капелька вейлинской крови — она вейла на все сто.

— Я что-то не видел, чтобы она обращалась в птицу, — недоверчиво заметил Гарри, — или кидалась огнем… Хотя да, Флер владеет огнем.

— Вот видишь? Обернуться птицей — этому еще научиться надо, а что огнем не кидалась — так ей вроде сражаться и не приходилось, а просто так она баловаться не станет. Но то, что я сказал насчет невозможности отказать — это точно, хоть верь, хоть не верь.

— Ладно, — примирительно сказал Гарри, пытаясь обратить все в шутку. — Когда увижу, что ты завтра играешь вместе с ними — поверю.

— О Мерлин и Калиостро, и ты туда же!

Забини резко повернулся и, не прощаясь, скрылся за углом.

Вернувшись в некоторой задумчивости в гостиную, Гарри обнаружил, что дети уже встали и готовятся уходить.

— Гарри, он пошел к себе? — спросила Габриель.

— Ага.

— Хорошё-о, догоним!

Еще раз поздравив Гермиону и попрощавшись со всеми, они убежали.

— Жаль, — весело сказал Рон, — хороший был концерт!

— Хорошего понемногу, — рассудительно заметила Луна, взяв со столика апельсин. — Пойдем спать уже? А Забини, кажется, влюбился.

— Да ты что? Он же взрослый!

— А она вейлочка, — задумчиво возразила Луна. — Бедный Забини… Если вейла полюбила — это навсегда.

— Так она вроде любит Дениса!

— Вот-вот, я и говорю — бедный Забини… Ничего ему не светит. Пойдем?

Однако в предвкушении завтрашней вечеринки не утерпели не только дети, но и кое-кто из взрослых!

Впоследствии профессор Флиттвик горячо клялся именем Мерлина, Морганы и еще рядом малоизвестных великих волшебников, что всего лишь хотел сделать небольшую предварительную проверку, но немного не рассчитал мощность. Однако Почти Безголовый Ник, хихикая так, что его голова чуть не отвалилась окончательно, рассказал друзьяма в приватном порядке — Флиттвик пригласил своего старого друга доктора Фейерверкуса, чтобы вместе с ним придумать «всем фейерверкам фейерверк». А придумав, сделав и хлебнув по ходу работы немного лишнего, решили не откладывать дело в долгий ящик и тут же посмотреть, что у них получилось.

А получилось на славу. Весь замок озарился разноцветными вспышками и сотрясался от гулкого ритмичного грома. Друзья в панике повскакивали с постелей и, полуодетые, наспех кутаясь в мантии, выскочили на балкон. В свете огненных цветов, распустившихся в небе, они увидели, как внизу с главного входа выбегают ошарашенные студенты и преподаватели. Нижние окна распахнулись, оттуда гроздьями высовывались младшекурсники. Испуганные крики быстро сменились восторженными: «Вау!» «Вот это да-а-а!», «Ух ты, еще, еще!..» В небе танцевали огни и вырастали пылающие деревья. Над ними парили символы четырех факультетов — огненный лев, серебристый орел, рыжий барсук и искрящаяся змей, а еще выше — дракон Хогвартса. Вслед за ними вверх со свистом устремились ракеты, оставляя за собой негаснущие следы, заметались в пылающей свистопляске, рисуя яркими линиями портрет Гермионы и выписывая под ним: «С днем рожденья!»

— Класс! Класс! Класс!!! — прыгала Джинни.

Огни понемногу гасли. Гарри неожиданно вздрогнул — возникло ощущение, что кто-то смотрит на них с большой дали, смотрит тяжелым, давящим взглядом. Ощущение мелькнуло и пропало. Но запомнилось.

«Странно… — подумал Малфой. — Сегодня вроде не праздник».

Он некоторое время щурил глаза, пытаясь в неверном свете фейерверка разглядеть фигурки на балконе одной из башен; кажется, этого балкона не было в то время, когда он сам учился в Хогвартсе.

«Да не все ли равно?»

Вернул зеркалу привычный вид, Малфой с тяжелой душой направился в спальню.

Спал он плохо, и ему снились сын, Нарцисса и Король-Смерть. Те, кого меньше всего хотелось бы видеть, если хочется выспаться хорошо.

Глава 35. Возвращение феникса.

В кои-то веки Гарри проснулся раньше Гермионы.

Его разбудило осеннее солнце — вчера, ложась, они не задернули шторы. Гарри заморгал, вслепую нащупал на тумбочке палочку и направил на окно. С тихим шелестом шторы закрылись.

Он улыбнулся и закрыл глаза, хотя спать уже не хотелось. Но сон был хорошим, и хотелось вспомнить. В этом сне Гарри летел на метле, рядом — Гермиона на чем-то непонятном, черном и рычащем. А перед Гарри на древке метлы сидел тот же мальчик, что уже снился ему, только теперь Гарри знал, как его зовут –. «Конечно, — подумал он, — ее папа и мой папа… Джерри. Джерри-Джеймс». И вдруг он понял, на чем летит Гермиона, и широко открыл глаза.

Такая идея! А он до сих пор ломает голову, что же ей подарить на день рождения! Собирался потихоньку трансгрессировать в Лондон и пройтись по Косому переулку, авось повезет и в каком-нибудь магазинчике попадется что-нибудь этакое… необыкновенное. А подарок-то — в двух шагах, если только мистер Уизли и правда привез, как собирался.

Его снова затягивало в сон, но от этой мысли он окончательно проснулся. Встал — осторожно, чтобы не разбудить Гермиону — оделся, глянул на портрет. Их двойники дремали — стоя, как портретам и полагается; но Гарри-с-портрета открыл глаза, подмигнул и показал большой палец. Настоящий Гарри пошел в ванную, умылся по-быстрому, вернулся и постоял, глядя на спящую подругу. Гермиона лежала на животе и во сне улыбалась — наверное, ей тоже снился Джерри-Джеймс и совместный полет. Одеяло несколько сползло. Он нагнулся, осторожно поцеловал ее в спину; Гермиона мурлыкнула, не просыпаясь. Подойдя к столу, Гарри нашел кусочек пергамента и быстро написал: «Я у Хагрида. Если задержусь — приходи». Потом, слегка потеснив двойника, вошел в портрет, шагнул оттуда в картину, где сэр Кэдоган в очередной раз пытался оседлать свой пони, и выскочил в вестибюль.

Он побежал, хотя торопиться особой необходимости не было. Но бег взбадривал, да и теплее становилось — в утреннем ветерке явственно ощущался морозец. Обычно его будила Гермиона, и вместо зарядки они устраивали маленький поединок либо просто боролись — как дети, без каких-нибудь изощренных приемов. После воскрешения Гермиона нисколько не уступала ему в силе, и борьба была на равных. Рон как-то сказал, что у них с Луной то же самое, хотя представить, что тоненькая хрупкая Лавгуд способна побороть Рона, все равно было затруднительно. А Невилл носил Джинни на плече, как птичку, совершенно не замечая веса… Он еще обеими руками поднимал над головой посох, и Джинни отжимала на нем стойку на руках. Луна в своей комнате нарисовала на полу «классики» и утром прыгала по ним, крутя невероятные пируэты. Она уговаривала всех сделать так же, утверждала, что это развивает гибкость — и, наверное, была права, но все же… «классики»?.. Ну, каждый развлекается как хочет.

Он перешел на шаг, несколько раз глубоко вдохнул, потом стал напевать мелодию из «La pioggia» — без слов, конечно. Вспомнил вчерашний концерт, потом то, что Гермиона объяснила вчера вечером, когда он по совету Забини спросил у нее насчет способностей вейл: «Ну, в целом он прав, хотя все сложнее. О том, что вейле невозможно отказать, я читала, но Габриель и Флер, строго говоря, не вейлы, а вейлины. То есть, вейлы, выросшие среди людей. У них все способности вейл, но как бы спящие. Им и правда надо овладеть своей магией, научиться ею пользоваться и так далее… Хотя в момент опасности она может проявиться мгновенно».

Дальше она сказала, что некоторые из их способностей все же им доступны с самого рождения — скажем, власть над огнем.

Подумав над этим, Гарри решил, что «магии убедительности» вейл можно противостоять так же, как и «Империо».

Обойдя хижину, Гарри вышел к грядке с громадными тыквами — и тут же отступил в тень, чтобы его не заметили. Зрелище его позабавило.

У хижины сидел, прислонившись к стене и вытянув громадные ноги, великан Грохх. Грызя тыкву, он с простодушным интересом смотрел на Хагрида, который стоял перед ним, уперев кулаки в бока, и кричал:

— Ну не пойму тебя, не пойму! Ты научился трехзначные числа в уме перемножать, а складывать и вычитать — не умеешь! Как это?

Грохх отправил в рот последний кусок тыквы, встал, задев головой край крыши — на землю посыпались черепицы. Виновато заурчав, он собрал их и начал прилаживать на место. Махнув рукой, Хагрид побрел к двери:

— Ладно, убирайся. И пока не посчитаешь, сколько будет пятнадцать плюс восемь — не возвращайся.

— Будет двадцать три, брат, — прогудел Грохх.

— Так ты все-таки умеешь! — взорвался Хагрид. — Так чего ты мне голову морочил?

— Грохх не любит, брат, — отозвался великан. — Складывать скучно. Умножать интересно. Можно Грохх тыкву с собой возьмет?

— Бери… — с безнадежным вздохом разрешил Хагрид. — Нет! Не эту! Брать будешь те, что поменьше!

Его брат-великан подчинился; выбрав тыкву, он свернул за угол хижины и вскоре скрылся в лесу. Печально покачивая головой, лесничий дождался, пока спина Грохха исчезнет за деревьями, а потом… расхохотался.

— Выходи, Гарри! — позвал он. — Пошли, чаю попьем! Видал?

Гарри в легком смущении прошел между тыквами и пугалом; он не думал, что Хагрид его заметил. Но лесничий явно был рад, что кто-то разделит его веселье.

Он уже был здесь недели две назад, когда Хагрид со Слизнортом справляли поминки по Снейпу, но все равно было непривычно — из-за чистоты и новизны, наверное. Прежнюю, круглую хижину, в которой Гарри бывал очень часто, начиная с первого курса, сожгли Пожиратели, напавшие на Дамблдора, и Хагрид построил себе новую — на этот раз квадратную и поэтому более… обыкновенную, что ли. «Та мне надоела, — объяснил как-то он, — разнообразия хотелось». Хагрид колдовал у печки, подогревая заварочный чайник и роясь в коробках с чаем; в одну из них, похожую на маленькую корзинку, он с недоумением заглянул и тут же, скривившись, поставил обратно на полку:

— А, мне как-то лунин папаша принес… Лирный корень. Бедная девочка, как она может это пить?

Гарри хихикнул. Хагрид щедро насыпал заварки в подогретый чайник, залил кипятком, потом, к удивлению Гарри, достал две большие, но очень изящные чайные чашки, расписанные золотыми цветами — в хижине они смотрелись более чем странно.

— Олимпия подарила, — сказал он, погрустнев. — Сервиз на сто пятьдесят персон.

— На сто пятьдесят? Да куда тебе столько?

— Что делать, Гарри, бьются они у меня часто… — вздохнул Хагрид, устраиваясь напротив. — Не привык я к такой тонкости. Но думаю, столько мне на год хватит. Вернее, Олимпия так думает.

«Есть у нее чувство юмора», — подумал Гарри.

— А где она? — спросил он, вспомнив, что вчера на ужине мадам Максим не было.

— Уехала. Не может же она бросить надолго свой Шармбатон. На Рождество приедет, обещала. Да, кстати… — он привстал, взял со столика у мойки какую-ту деревянную посудину и поставил перед Гарри. — Это Гермионе, от меня подарок. Сюда что ни положи, свежим сохранится.

— О, — с уважением протянул Гарри, — спасибо!

Они некоторое время молча пили чай, потом Гарри приступил к вопросу, с которым, собственно, и пришел.

— Да, здесь он, — ответил Хагрид. — Артур сказал, что для тебя, что Сириус так хотел бы. А тебе что, «Молния» уже надоела?

— Нет, нисколько. Я хочу подарить его Гермионе.

Хагрид удивленно хмыкнул:

— Ты уверен, что она справится?

— Да, вполне.

— Она хоть умеет ездить на велосипеде?

— Умеет, у нее даже мопед в детстве был. Ну, такой велосипед с моторчиком…

— Ага, видел такие у магловских детей. Смешная штуковина. Ладно, кто на велосипеде умеет, тот и с мотоциклом справится. Пошли.

Хагрид встал из-за стола. Прихватив деревянный сосуд, Гарри последовал за ним. Они обошли дом и зашли в сарай.

— Артур все отлично сделал, — сказал Хагрид с такой гордостью, будто не мистер Уизли, а он сам отремонтировал мотоцикл. — И, кстати, сохранил боевые кнопки, я ему посоветовал. Так что предупреди Гермиону, чтоб ненароком не нажала…

— Лучше просто до поры до времени их заблокировать, — заметил Гарри, рассматривая мотоцикл.

— А, ну да…

— А прицеп вы сняли? Ну, так даже лучше.

— Не сняли, а спрятали, — засмеялся Хагрид. — Отойди.

Он повернул черную бакелитовую ручку, и сбоку с лязгом возник прицеп. Обратный поворот — прицеп исчез.

— Ого, здорово!

— А как же! — с гордостью заметил Хагрид. — Моя идея!

— Погоди, — сказал вдруг Гарри, — а почему руль так странно шатается?

От громового хохота Хагрида чуть снова не посыпалась черепица.

— Гарри, — сказал он наконец, отсмеявшись, — он же летающий, забыл? Как ты им будешь управлять, если руль только на поворот? Смотри, это же как с метлой. На себя — подъем, от себя — спуск!

— А, вот оно как! А висеть он может?

— А как же! Берешь на себя, чтоб на заднее колесо встал, тормоз, от себя — зависнет!

— Понятно… А задним ходом?

— Ну, такого и метла не может, только «фордик»… Ох, башка дырявая, чуть не забыл!

Хагрид побежал в угол, взял какую-ту канистру. Открыл, понюхал и взболтал:

— Ну, есть ему на сегодня, завтра придется в Лютный сходить…

Гарри вспомнил слова Рона насчет того, что Хагрид подкармливает одичавший «фордик» бензином. Сочтя, что вопрос исчерпан, он снял мотоцикл с подножки и покатил к двери.

— Гарри, ты это того… — озабоченно сказал лесничий, выходя вслед за ним. — Э, да погоди ты! Сам-то хоть умеешь?

Последние слова он прокричал, но даже его громовой голос заглох в реве мотоцикла.

— Конечно! — отозвался Гарри, хотя Хагрид, оставшийся далеко внизу, вряд ли мог его услышать. Видимо, тот забыл, как Гарри во время сумасшедшей эвакуации из дома Дурслей сам посадил мотоцикл во двор «Норы». Причем воспользовался рулем именно так, как объяснил сейчас Хагрид — в тот момент казалось совершенно естественным, а потом забыл, надо же…

«Да, — подумал он, резко набрав высоту, чтобы не врезаться в кроны деревьев, — уж это Гермионе понравится!»

Понравилось бы и ему, если бы не рев мотора и некоторая заторможенность маневров — никакая магия не могла полностью лишить тяжелую машину массы. Хотя, если прибавить мощности… «Это потом», — подумал он и сделал большой крюк над лесом. Над деревьями с паническими криками взлетали птицы. Хорошая машина — устойчивая, послушная… Но метла лучше.

Помахав Хагриду рукой, он полетел к замку. В зеркальце заднего вида Хагрид махнул в ответ и, покачивая головой, направился к хижине.

Подлетев к веранде, Гарри сделал так, как советовал Хагрид — взял руль на себя и сбросил газ. Лихо получилось — мотоцикл прямо на дыбы встал, чуть не сбросил. Он выключил зажигание и исправно зависшая машина мягко приземлилась на мраморные плитки.

Дверь распахнулась. На веранду выскочили Рон и Джинни, за ними — Гермиона:

— Гарри, это что?!

— Ух ты, круто!

— Этот тот мотоцикл? Сириуса?

— Он сейчас твой, да? — с легкой завистью спросила Гермиона.

Гарри засмеялся и покачал головой. Выдержав легкую паузу (для драматизма), сказал:

— Нет, твой.

— Что?!

— С днем рождения, подруга!

— Не пожалеешь? — придя в себя, с колебанием спросила он.

Гарри рассмеялся, помотал головой:

— Мне все же больше нравится «Молния». А уж если захочется, так ты меня покатаешь, я думаю.

— Да хоть сейчас! Гарри, если бы ты знал, как я в детстве мечтала о мотоцикле! Погоди…. Почему руль так странно шатается?

Она долго не могла понять, над чем хохочет ее друг, а Гарри от смеха ничего не мог объяснить.

— Уф, — сказал он наконец, — извини… Да, это от Хагрида… — он снял с багажника деревянную миску. — Для хранения продуктов, сохраняющее заклинание… А руль… Просто я спросил у него то же самое, и совершенно теми же словами…. Вот и стало смешно, извини…

— Да ладно, — усмехнулась Гермиона, еще раз качнув руль, — я уже поняла. Для вертикального маневра, да?

— Сама догадалась? Здорово! А я не врубился, пока Хагрид не объяснил.

— Папа у меня летчик, Гарри, не забывай. И… спасибо тебе!

Добавив к благодарности крепкий поцелуй, она снова начала рассматривать мотоцикл. Гарри показал на боевые кнопки и предупредил не трогать их.

— Я их сама заблокирую, — сказала Гермиона, достав палочку. — Очень надеюсь, что не понадобятся… но пусть будут.

— Это правильно, — заметила подошедшая Луна. — Гарри, не присоединишься к нам?

— А вы что, уже празднуете?

Луна и Джинни одновременно закатили глаза.

— Если бы… — вздохнула Джинни. — Ну пойдем, сам увидишь.

Гермиона с улыбкой взяла его за руку:

— Знаешь, что мне снилось сегодня?

Они пошли к двери.

— Знаю — ответил Гарри. — То же самое… Ничего себе!

— Вот-вот, — сказала Джинни. — И это только за те полчаса, пока тебя не было!

Вся гостиная была завалена подарками. Коробки, свертки, сумки, корзинки, книги, книги, книги… Кто же не знает, что Гермиона Грейнджер любит книги?

— Ох, здесь была такая толчея! — добавил Рон. — Представляешь, преподаватели пробиться не могли?

— Еще и преподаватели?!

— А ты думал! — Рон вытащил из-под сваленных на столе подарков золотой шар. — Вот от Дамблдора.

— Красиво! А что это?

— Гарри, я же сказал — это от Дамблдора!

— А… — Гарри рассмеялся. — То есть, Гермиона должна сама догадаться!

— Ну да, — Гермиона забрала у Рона шар, — но тут нетрудно.

Она подбросила шар в воздух, и он повис. Вокруг него возникли концентрические серебристые кольца, по которым скользили разноцветные драгоценные камни.

— О, Солнечная система! — восхитилась Луна. — Красиво! А что тут за значки? А, так это же часы!

Гермиона кивнула, протянула руку и взяла шар. Изображение солнечной системы исчезло.

— Повесим над столом, — сказала она. — Самое место. А пока…

Она оглянулась, ища, куда бы положить шар, но все было завалено. В конце концов отодвинула в сторону, чтоб не наталкиваться на него, и он так и остался висеть в воздухе.

— Поможешь, Гарри? — жалобно спросила тем временем Джинни. — Придется все это разобрать, рассортировать и так далее…

— Но когда они успели все это притащить? — воскликнул Гарри.

— Да наверное, вскоре после того, как ты к Хагриду пошел, — бросил через плечо Невилл, который вместе с Луной и Роном уже копался в завалах коробок. — Рон, книги пока клади к книгам, Гермиона потом сама разберется…

Чего тут только не было! Кроме книг, больше всего было… сладостей. По словам Джинни, их дарили преимущественно первокурсники и второкурсники, которым не хватало знаний придумать или сделать что-нибудь сложномагическое; как все дети, они любили сладкое и считали, что товары из «Сладкого королевства» — подарок универсальный на все случаи жизни.

Самые заковыристые, конечно, пришли от преподавателей — вроде часового шара от Дамблдора. Слизнорт прислал саквояж с набором редких зелий — там был даже флакончик «Феликс Фелицитас» с предупреждением на наклейке «Применять с осторожностью» и… «Амортенция», над которой Гермиона долго смеялась, особенно над припиской на этикетке «На всякий случай».

— Хочешь, Гарри? — предложила она.

— Но я и так тебя люблю — зачем?

— На всякий случай!

После этого смеялись уже все.

Остальные зелья были вполне к месту. Еще один набор зелий — лечебных — прислала мадам Помфри. Флиттвик — очевидно, под впечатлением новоприобретенных боевых качеств его ученицы — подарил изящный браслет с замкнутым заклинанием «Серебряный щит» и брошь, способную сбить противника с ног. МакГонагалл ограничилась книгой, вызвавшей восхищенное восклицание Гермионы: «Старинная магия и редкие заклинания в переложении Альберта Великого». Бинс, рассеянный профессор-призрак, в кои-то веки тоже расщедрился на книгу под названием «Дипломатический провал переговоров гоблинов с великанами в 1266-1267 гг,» Гермиона в недоумении повертела ее в руках и положила к остальным.

Не в обиду преподавателям — подарки от старшекурсников были куда интереснее. Просто взрослые дарили то, что полезно, а студенты — то, что интересно. И красиво. Даже от слизеринцев было несколько подарков — главным образом украшения и (от Забини — к полному изумлению всех) флакон духов с очень изысканным запахов. Недоверчивая Джинни проверила их, но никаких каверз не оказалось.

— Что же это такое с ними? — удивилась она. — Уж от слизеринцев-то подарков…

— Волдеморт скомпрометировал идею чистокровности — помнишь, МакГоногалл говорила? — напомнил Рон. — И некоторые выступили на нашей стороне.

— Да и среди них есть нормальные ребята, — заметил Невилл. — Особенно сейчас, когда Малфой не задает тон.

— Наоборот, задает… задал, вернее, — возразил Рон. — Когда перешел на нашу сторону. Наверное, кое-кто из них призадумался. Вот Забини, скажем…

— Забини — особый случай, — сказала Гермиона, открывая очередную коробку. — Он вечный аутсайдер.

— Даже аутсайдеру нужны друзья, — задумчиво вставила Луна.

Гарри улыбнулся, подумав: «Ей ли этого не знать?» А Луна добавила:

— Он выбрал нас, и ему стало легче.

— Откуда ты знаешь?

— Так видно же.

Вся эта работа по разбору и сортировке подарков, поначалу вызвавшая некоторую досаду, оказалась неожиданно увлекательной. Чего только тут не было! Заколдованные перья — не только банально исправляющие ошибки, но и придающие изысканный стиль наспех написанным фразам, пишущие тремя каллиграфическими шрифтами (на выбор) и даже вычисляющие арифмантические уравнения; чернильницы с чернилами, меняющими цвет; отличный комплект сквозных зеркал старинной работы — кто-то не поскупился подарить такой раритет. Волшебные шары с миниатюрными зданиями, вокруг которых летали светящиеся микроскопические фениксы. Было… да много чего было! Всех насмешила шкатулка с золотым ключиком — если его повернуть, раздавалось недовольное ворчание, шкатулка приоткрывалась, из нее высовывалась маленькая ручка, поворачивала ключик обратно и снова пряталась.

Гермиона, понятно, зарылась в книгах.

— Это тебе, скорее, — сказала она, отдав Гарри новое издание «Истории квиддича».

Потом, хихикнув, протянула Джинни книгу Локонса «Я был его учителем».

— Спасибо, — сказала Джинни, — посмеемся! А еще что-нибудь интересное есть?

— Думаю, найдется. Я пока отделяю то, что по теории магии.

— Ты еще обещала меня покатать, — весело напомнил Гарри.

Гермиона задумалась:

— Знаешь… пока что я прокачусь с папой. Он как-никак был летчиком, наверняка посоветует что-нибудь толковое.

Она подошла к двери балкона, чтобы еще раз полюбоваться на мотоцикл — и ахнула:

— Гарри! Фоукс вернулся!

Большая красно-золотая птица сидела на баке мотоцикла, Гарри даже испугался — а вдруг сейчас вспыхнет и сгорит, прямо на бензиновом баке? Но феникс не казался постаревшим, хоть и выглядел усталым. Джинни и Луна подбежали первыми, погладили рубиновые перья. Феникс не возражал. Он поворачивал голову, глядя на подошедшую Гермиону то одним, то другим блестящим черным глазом, затем распахнул клюв и издал звонкую трель — будто поздоровался.

— Помнишь, как мы на нем летали, Гарри? — улыбнулась Джинни.

— Еще бы!

— А я его близко не видела, — сказала Гермиона.

— Я вообще раньше не видел, — заметил Невилл. — Вот он какой…

— Позовем Дамблдора сюда? — предложил Рон. — Или отнесем Фоукса к нему в кабинет?

Феникс курлыкнул.

— Отнести тебя, да? Хорошо… ой, да ты что! — Рон, попытавшийся взять птицу, отскочил, потому что феникс его клюнул. — Больно же!

Феникс повернулся к Гермионе и снова пропел короткую трель.

— Кажется, он хочет, чтобы ты его отнесла, — задумчиво сказала Луна. — И, по-моему, он пришел к тебе, Гермиона. Он ведь мог влететь прямо в кабинет директора, но прилетел сюда.

Гарри не сразу понял, а вот Гермиона поняла и аж побледнела:

— Но ты же не хочешь сказать, что… Нет, Луна, что ты! — она рассмеялась. — Мне девятнадцать, я еще не окончила Хогвартс…

— Но он прилетел к тебе.

— Нет, не может быть… Ладно! Отнесем его в кабинет!

Она с опаской потянулась к фениксу, но тот сидел смирно. Гермиона осторожно подняла его.

— А он легкий… — сказала она с удивлением, потом нерешительно оглянулась.

— Мы тут все разберем, — успокоила ее Джинни, — иди.

— Гарри… пойдешь со мной?

— Конечно.

— Я соскучился по тебе, — негромко сказал Дамблдор, бережно усаживая Фоукса на насест.

Второй Дамблдор — с портрета — поймал взгляд Гарри и улыбнулся.

— …Все в порядке, Гермиона, — говорила тем временем МакГоногалл, усаживая девушку в кресло. — Никто не заставляет тебя принимать должность прямо сейчас.

— Правда?

— Разумеется — надо сначала закончить учебу, надо принять дела у меня, а это долгий процесс.

— А отказаться я вправе?

— Да, конечно, вправе. Ты откажешься?

— Н… нет.

МакГонагалл сдержанно улыбнулась:

— Хогвартс не выбрал бы себе директора, который отказался бы от своей должности.

— А как же вы?

— А я, дорогая Гермиона, просто мечтала о появлении своего преемника или преемницы, — директор села в соседнем кресле и коснулась палочкой столика. Появились чашки с чаем. — Я ведь согласилась занять этот пост временно, когда Альбус умер, а Хогвартс еще не выбрал нового директора. В то время ты еще, видимо, не была готова. А потом была Битва, и тебя не стало… потом Фоукса пришлось отправить в Страну Мертвых, а без него Хогвартс нем. Я не очень рада тому, что я директор. У меня есть своя научная работа, да и я люблю преподавать, а обязанности директора оставляют мало времени для этого. Не зря ведь Дамблдор ничего не преподавал…

— У меня еще были мои обязанности в Визенгамоте, — напомнил Дамблдор-призрак.

Гермиона посмотрела на него, но он уже вернулся к безмолвному разговору с фениксом. Ни призрак, ни феникс не издавали ни звука — но, тем не менее, разговаривали. «Легилименция, наверное», — подумал Гарри.

— А ведь Хогвартс тоже сделал тебе подарок, получается, — весело заметил он.

— Ничего себе подарочек… Это же такая ответственность, Гарри!

— Когда это ты отказывалась от ответственности?

Гермиона улыбнулась:

— Я и сейчас не отказываюсь. Просто… страшновато.

— Мне тоже когда-то было страшно, — подал голос Дамблдор (с портрета). — А ведь я был куда старше вас.

— Ну вот, вы были старше, и то вам было страшно. А представляете, каково мне?

Оба Дамблдора рассмеялись. Гермиона за словом в карман не лезла!

Призрак наконец-то отошел от насеста.

— Я узнал все, что предназначалось мне, — сказал он. — Но есть еще несколько посланий… тебе, Гарри.

— Мне? Но я не умею разговаривать с фениксом, сэр.

— Это разрешимая проблема.

Призрак уплотнился и взял с полки флакон с каким-то зельем. Гарри подумал, что ему нужно это выпить, и мужественно сглотнул (вкус у большинства зелий был, мягко говоря, кошмарен), но зелье предназначалось, как выяснилось, фениксу. Дамблдор налил его в чашку, укрепленную на насесте, и птица погрузила в него клюв.

А потом заговорила. Женским голосом. Гарри резко выдохнул — будто сердце пропустило удар.

Голос из кошмара, наполненного зеленой вспышкой «авады» и громким холодным смехом. Голос, кричащий: «Убей меня, но не трогай Гарри!»

— Гарри… Гарри, мой мальчик… Это я, Лили Эванс, твоя мама… Так трудно поверить, что эта замечательная птица принесет тебе мой голос, мои слова… Прости, я даже не знаю, что сказать… Да, я знаю, что ты уже взрослый парень, тебе уже восемнадцать… Я видела тебя вчера! Не знаю, как это вышло, но мы с Джеймсом видели тебя и говорили с тобой, хотя никто не произнес ни слова…

Сейчас… Прости, я сейчас возьму себя в руки, а то здесь есть и другие, которые хотят тебе что-то сказать. Да мне и сказать-то особенно нечего, кроме того, что ты мой сын и я тебя люблю. Даже такого взрослого и незнакомого. Да нет, не так уж незнакомого, я уже многое знаю о тебе. Здесь Сириус, Дамблдор… ребята из Хогвартса, погибшие в Битве… даже Снейп… Мы от всех узнавали понемногу о тебе, мы тебя уже представляем… и любим. Ты вчера сказал: «Как странно, мы сейчас почти ровесники». Да, Гарри, очень странно, очень необыкновенно — но ты нас не забыл и любил нас. Сириус рассказал нам о Гермионе, вчера мы видели рядом с тобой кудрявую девушку с мечом за спиной — это она, да? Та, что утерла нос Королю и вырвалась в мир живых? Да, мы знаем, что вы сделали это вместе, что это ты вырвал ее из Страны Смерти. Знаем о Светлом Круге, о том, что вы вернули к жизни еще двоих. Я помню малыша Невилла — он ведь теперь тоже взрослый? А что у Ксено Лавгуда есть дочь, даже не знала. Здесь нет времени, ничего не меняется, и только от тех, кто приходит, мы узнаем, что нового в мире живых. Гарри… пусть то, что мы на вас надеемся, не связывает тебя. Если окажется, что вернуть нас к жизни невозможно — не мучайся этим. Я говорю так, потому что Сириус рассказал нам, как ты привержен долгу. Гарри, чувство долга — это очень хорошо, но не нужно быть рабом долга. Будь свободен, и тогда невозможное может стать возможным. Да, Джеймс, сейчас… Гарри, я не говорю «прощай». Если нам удалось один раз связаться, значит, будут еще. А теперь, с тобой хочет поговорить папа.

Кружилась голова, и по лицу текли слезы — Гарри только сейчас почувствовал это. Он был потрясен, оглушен и даже не сразу вспомнил, где находится, не сразу понял, чьи руки у него на плечах. Потом увидел — Гермиона сидела на поручне кресла, обнимая его, и в ее глазах тоже были слезы. Он улыбнулся, хотел что-то сказать, но она прижала палец к губам, показала глазами на феникса, пьющего зелье из чашки. А тот поднял голову, отряхнулся и снова заговорил — мужским голосом, тем самым, который когда-то в кошмарах кричал: «Лили, хватай Гарри и беги! Я задержу его!»

— Привет, Гарри! Даже не знаю, как к тебе обращаться… Говорить такому взрослому парню: «Сынок», так ты, наверное, смеяться будешь.

— Так зови просто «Гарри»! — воскликнул Гарри, забыв, что Джеймс не может его услышать.

Но тот, словно услышав, продолжил:

— …так что буду звать тебя просто Гарри, идет? Гарри, Лили сказала все, что нужно, мне нечего добавить, кроме одного — я с ней согласен. Будь свободен, и преодолеешь все. Я в тебя верю, сынок… ну вот! — голос рассмеялся. — Ладно, пусть это тебя повеселит. Я в тебя верю.

Пауза, потом голос отца продолжил:

— Гарри, здесь Снейп. Поскольку он тоже хочет поговорить с тобой, хочу сказать — мы с ним больше не враги. Так как время здесь не идет, у нас было много времени для разговоров, и мы поговорили. Мы оба поняли, какая это была глупая вражда — он не понимал нас, мы не понимали его… и никто из нас не сообразил просто задуматься, почему это так. Вот… В общем, Гарри, пока. Я уверен — у тебя все получится. Только не бросайся геройствовать в одиночку — слышал уже, есть у тебя такая привычка. Доверяй друзьям — и не только Кругу. Сила в единстве.

«Знаю, папа, — подумал Гарри. — Уже знаю!»

— До встречи, Гарри, — сказал феникс и замолк, чтобы хлебнуть еще зелья.

Гарри ждал, что сейчас заговорит Снейп, и чуть не подскочил от звонкого девичьего голоса:

— Гарри, здорово! Это я, Лаванда Браун. Хочу сказать, что все наши, все хогвартцы, погибшие в Битве, здесь! Спасибо Сириусу, он нас всех собрал, мы вместе! Гарри, Рон там? Если нет, передай ему пожалуйста, как я ему благодарна за то, что он меня навещал!

— Мисс Браун! — прозвучал холодный и раздраженный голос, очень-очень хорошо знакомый Гарри. — В прежние времена я снял бы с вас баллов десять за такую выходку. Позвольте напомнить, что сейчас моя очередь. Поттер! Вы слышали то, что сказал Джеймс. Если хотите, я могу извиниться перед вами за все недоразумения, которые возникали между нами в годы учебы. Но я обращаюсь перед вами по другому вопросу. Очень возможно, что мне понадобится ваша помощь. Я пришел сюда с конкретной целью — вывести отсюда двух человек, мне лично дорогих. Извините, но это не ваши родители. Я знаю, что этих людей вы не любите, но вы не можете не признать, что они добровольно перешли на сторону Хогвартса — вы поняли, о ком идет речь, не так ли? Понимаю, вы сочтете, что есть другие, более достойные воскрешения. Не стану спорить, тем более, что и возможности спорить нет, но моя цель — вывести именно их. Я не знаю, удастся ли это нам, но если удастся — мне понадобится немного вашей крови. Говорю это сейчас, чтобы дать вам время решить. Я не собираюсь вас принуждать, и у меня есть, что предложить взамен — зелье, которое отчасти возвращает жизнь. Подробнее расскажу, если увидимся. Вырваться отсюда нелегко, но мы попытаемся. Желаю вам удачи, хотя сейчас она больше нужна нам.

Феникс снова сделал передышку — видимо, человеческая речь давалась ему нелегко. Гарри был рад — ему тоже требовалась передышка, хотелось прийти в себя, взять себя в руки. Он вытер невысохшие слезы и попытался улыбнуться. Но тут Фоукс снова заговорил:

— Ну, привет, крестник! Рад был услышать нас, верно? Я, во всяком случае, рад, что ты нас услышал! Гарри, Гермиона… не сомневаюсь, что вы сейчас вместе — мне удалось собрать почти всех погибших в Битве. Передай Луне, если ее рядом нет — мы не нашли ее маму, потому что ее нет в Стране Смерти. Скорее всего, она стала свободным духом. Кто это такие — спросите у Дамблдора или МакГоногалл. Мы все в порядке, насколько можно быть в порядке здесь, конечно, — Сириус хмыкнул. — Но по большей части все несколько воспрянули духом. Оказалось, вместе легче противостоять давлению дементоров. Ну, бывай. Давай, Чжоу.

— Гарри! — прозвучал звонкий голос Чжоу Чанг. — Думаю, мы скоро увидимся. Мы с Седриком многое узнали и надеемся рассказать все лично. Мы будем прорываться вместе со Снейпом, Малфоем и его мамой, с нами Ао-Гуан и Сунь Укун. Боюсь, больше никого прихватить не сможем, но это ведь только начало, не так ли? До встречи!

Наступила тишина. Вконец уставший феникс засунул голову под крыло и задремал. Гермиона улыбнулась Гарри, встала и вернулась в свое кресло. Гарри поднял голову и встретился взглядом с Дамблдором.

— А почему тот Дамблдор — который там — ничего не сказал мне?

— Его послание было предназначено исключительно мне, Гарри. В какой-то мере и тебе тоже, но через меня. Но то, что он сообщил, было исключительно важно… для меня. И теперь я могу с уверенностью считать, что Волдеморт полностью мертв.

Гарри уставился на него:

— А вы сомневались? После того, как мы убили его, после того, как Сириус сказал, что встретил его там…

— Да, Гарри. Даже после этого оставались сомнения. Я должен был убедиться полностью, и сегодня я убедился.

Дамблдор-призрак замолчал, улыбаясь и думая о чем-то своем.

— Альбус, — позвала МакГоногалл, — я думаю, ты должен сказать Гарри.

— Да, — Дамблдор очнулся, — да, конечно…

Он сел за стол, свел кончики пальцев и снова задумался.

— А ты прямо сейчас хочешь узнать, Гарри? — чуть погодя спросил он. — Не устал?

— Нет.

— Это может тебя шокировать… хотя оно уже в прошлом. Хорошо. Кроме Гермионы, Луны, Невилла и Седрика был еще один человек, который умер и воскрес. И благодаря ему истинный Дамблдор узнал, что у Волдеморта было не шесть, а семь хокруксов. Хотя он — а значит, и я — подозревал это давно.

— И кто этот человек?

— Это ты. И седьмым хоркруксом тоже был ты.

— Что?!

— Я предупреждал, мой мальчик. Это шокирует.

— Сэр, я что-то не помню, чтобы умирал и воскресал!

— Подожди, Гарри, — мягко вмешалась Гермиона. — Давай послушаем… Если ты был хоркруксом — это многое объясняет. Твою связь с Волдемортом, например.

Дамблдор улыбнулся и кивнул.

— Это была случайность, — сказал он. — Волдеморт сам не знал об этом хоркруксе и создал его, не ведая об этом, убив твоих родителей. Возможно, это тоже способствовало его поражению в конечном итоге. Он ведь рассчитывал на силу числа «семь» — шесть хоркруксов, спрятанных в недоступных местах, и основная часть души в его собственном теле. А тут их стало восемь, и магия семи пропала.

— Хорошо… Как я понимаю, он тоже уничтожен… хотя и не пойму, каким образом… или нет, кажется, знаю…

Где-то в глубине памяти шевельнулось что-то смутное, почему-то забытое.

— Когда мы бились с Волдемортом и я пропустил его энергию через себя… да?!

— Да, Гарри. И когда эта энергия в тебя вошла, ты умер.

Дамблдор встал и начал ходить по кабинету.

— Эту часть твоей истории я, призрак, не мог знать. После смерти истинного Дамблдора наша связь разорвалась, и наши пути с этого момента разошлись. Он остался в месте, предназначенном для дальнейшего выбора — пойти дальше или вернуться в облике призрака. Дальше — это, как ты сам понимаешь, Страна Смерти. Вернуться — ну, с нашими привидениями ты знаком. Именно поэтому Почти Безголовый Ник не мог сказать тебе, что стало с Сириусом — потому что Страну Смерти он не видел.

— А кто такие свободные духи?

— А… Это те, кому посчастливилось избежать даже это место. Они остаются на Земле и свободны передвигаться, их невозможно, как привидений, поймать магией и привязать к определенному месту. Летиция Лавгуд — я ее помню, она была женщиной с могучим духом, Луна больше пошла в нее, чем в Ксено… Верно сказал о ней Мерлин: «могучий светлый дух», эти слова в полной мере относятся и к Летиции. Сильные духом сохраняют свободу выбора даже после смерти. Моя сестра была такой же… Но вернемся к тебе. Вот что рассказал мне тот Дамблдор.

Та сила, которой наделила тебя Лили Эванс, дала тебе еще один вариант выбора — вернуться назад живым при условии, что ты завершишь начатое тобой дело. А у тебя не было ни малейшего сомнения по поводу завершения, и ты выбрал этот вариант, даже не поинтересовавшись остальными. Тебе невероятно повезло, Гарри. Потому что ты мало что мог бы сделать, вернувшись привидением, а если бы ты выбрал дальнейший путь, тебя ждала ловушка. Да, сейчас Страна Смерти — гигантская ловушка, а когда-то было не так. И об этом не знал никто, пока оттуда не вернулась Гермиона. Мы верили в дальнейший путь. Но об этом в другой раз…

Истинный Дамблдор ждал тебя, чтобы помочь сориентироваться и разобраться. В тот момент он еще не знал о ловушке. У вас был разговор — как он сказал, очень нелегкий для него. Ты был очень зол на него, Гарри, и, как он выразился, ты открыл ему глаза на него самого.

А вместе с тобой там оказался труп некоего уродливого существа. Это был хоркрукс, последний обломок его души. Ты впустил в себя энергию из палочки Волдеморта — и хоркрукс сгорел.

Потом ты вернулся, направил чужую энергию во вторую палочку и нанес Волдеморту первую рану. Время здесь и там течет по-разному, здесь прошло меньше секунды — ты даже не успел упасть.

— И поэтому я не помню?..

— Нет, не поэтому, — Дамблдор хмыкнул. — Тот Дамблдор поставил блок на твою память. Ты уж прости его, Гарри. Он сейчас тоже понял, как это глупо. Но тогда ему все еще казалось, что тебя надо оберегать от всей правды, потому что правда, видите ли, бывает страшной… Хотя на самом деле нет ничего страшнее лжи и обмана, пусть даже обман и от любви.

Глава 36. Об орденах и героях.

Глава 36. Об орденах и героях.

Как только они вошли в гостиную, остальные бросились к ним, собираясь засыпать их вопросами; однако, увидев ошеломленное состоянии Гарри, остановились и расспрашивать не стали. Гарри пробормотал, что ему надо немного прийти в себя, и устроился в кресле у окна, предоставив рассказ Гермионе.

Она рассказала, и в конце остальные выглядели не менее ошеломленными, а Луна — прямо-таки счастливой. «Раз я уже знаю, где маму искать, — обычным для нее рассеянным тоном сказала она, — половина дела сделана». Рон был очень тронут посланием Лаванды, а Джинни вдруг нахмурилась и спросила:

— А почему она ничего не передала для Дина?

— Она не знает.

Джини вздрогнула и оглянулась — в картине с пейзажем стояла Лаванда-с-портрета. Все смутились.

— А как она может не знать? — удивилась Джинни.

Лаванда грустно улыбнулась:

— У нас с Дином еще ничего не было… пока я была жива. Он влюбился в меня, когда рисовал мой портрет, ну и… когда я очнулась, я уже любила его.

Она вдруг отвернулась, скрывая слезы, и исчезла за краем рамы.

— Все будет в порядке! — крикнула ей вслед смущенная Джинни.

— Надеюсь… — чуть слышно пробормотал Гарри.

Он сидел у окна, думая о словах Дамблдора.

«Я тебе все расскажу, мой мальчик, — сказал призрак, остановившись в дверях кабинета, — обещаю… Дай мне немного времени. Мне нужно самому разобраться». Обещание касалось самого большого послания, полученного от истинного Дамблдора и переданного фениксом без помощи слов. Гарри понимал — и все же… Что-то от того недоверия и разочарования, которые отравляли его отношение к Дамблдору во время поисков, зашевелилось снова.

Пусть Дамблдор-призрак и понял, как глупо скрывать правду, пусть даже истинный Дамблдор это понял… но сможет ли он преодолеть многолетнюю привычку скрывать, недоговаривать, «давать понять»? Он улыбнулся Гермионе, которая подсела к нему, и негромко сказал:

— Знаешь, мне очень хотелось бы вспомнить то, о чем он рассказал.

— Он же обещал, — напомнила она, — или ты ему все еще не доверяешь?

— Есть немного…

— Я понимаю. Так попроси его просто снять блок.

— А если не захочет? Или не сможет? Не факт, что его магия так же сильна, как и у истинного…

— Гарри, брось. Блок, настолько сильный, что сам волшебник не мог бы его снять, очень опасен для психики. Думаешь, он стал бы подвергать тебя такому риску, чтобы защитить от некоей опасной правды? К тому же есть способ вспомнить, несмотря ни на какие блоки, — добавила она.

— Это какой?

— Омут, Гарри.

Гарри выпрямился:

— Ты гений!

— Да ладно тебе.

— Хотя есть способ защитить воспоминание и от Омута, — она сказал это больше из-за того, что увлекся спором. — Помнишь, как Слизнорт в свое время сделал?

— Там другое — Слизнорт наложил на себя фальшивое воспоминание. Если бы Дамблдор сделал так с тобой, ты бы «помнил» что-нибудь другое. И это было бы что-то очень мощное и яркое, потому что настоящее воспоминание не должно даже просвечивать. Такое есть?

— Нет, конечно. Я ведь даже смутно вспомнил, как было на самом деле… Ты же видела.

— Ну вот, значит, и блок слабенький.

Гарри засмеялся.

— И все-таки я за Омут, — сказал он. — Там ведь можно видеть и себя со стороны. Так интереснее.

— Это конечно!

— Раз согласна — значит, ты и правда гений, и не спорь!

Гермиона не выдержала и рассмеялась:

— Может и правда, но меня это смущает.

— Случаются порой чудеса, которые даже волшебника удивляют, — несколько неожиданно заметил Гарри.

— Хорошая мысль, но к чему ты это говоришь?

— Я… Да вот, подумал о Лаванде и Дине. Мне ее так жалко стало…

— А почему жалко? Ты не веришь, что мы найдем способ вернуть ее… и всех?

Гарри помолчал.

— Верю, — сказал он наконец, — только… по-прежнему не знаю, как. Даже смутной идеи нет. Круг воскресил всех, кого смог… вас с Невиллом и Луной, и все.

— Еще Седрик… хотя да, это Чжоу и Золотой луч. Но все равно… Да, Снейп же нашел какой-то способ, — напомнила Гермиона.

— И вроде согласен поделиться. Никогда не думал, что буду желать ему удачи, но вот… надеюсь, ему удастся. А насчет Лаванды — если даже и вытащим ее, она — настоящая — не знает о Дине, о том, что ее портрет его любит.

— Узнает, как только они со своим портретом встретятся. Как и у нас было. Твой портрет не знал, что ты любишь меня, пока вы не встретились. Но узнал, и они с моим портретом теперь вместе, как и мы с тобой. А у Лаванды и ее портрета будет так же, но наоборот.

— Расскажи об этом какому-нибудь маглу, — рассмеялся Гарри, — так он наверняка скажет, что все волшебники сумасшедшие!

— Если и скажет, то от зависти, — заметила Джинни.

Гермиона подошла к двери в комнату, открыла и зашла, достав палочку. Джинни взмахнула своей, стопки книг сорвались со столика и дивана и полетели к двери. Из комнаты донеслись негромкие постукивания — повинуясь Гермионе, книги сами расставлялись по полкам. Гарри подумал присоединиться, но девочки справлялись и сами, да и неохота было вставать.

Зелье, отчасти возвращающее жизнь… Что значит «отчасти»? Насколько? И как вообще можно такое сделать? Гарри знал, и то по книгам, только одно средство — кровь единорога. Она возвращает уходящую жизнь, даже если человек на волосок от смерти. Если у смертельно раненного человека хватит сил на один глоток — он будет жить. Раны затянутся, болезнь уйдет… Но последствия ужасны. На человека, поднявшего руку на единорога, падет проклятие; жизнь его превратится в ад, и из нее навсегда уйдет удача. «Феликс Фелицитас» наоборот… За свою жизнь Гарри знал только одного человека, который решился на такое — профессора Квирелла, в которого вселился Волдеморт. Квирелл пил кровь единорога, чтобы поддержать жизнь Волдеморта в себе. И погиб от одного прикосновения Гарри, когда пытался отнять философский камень.

Если уж на то пошло, то ведь и Волдеморт тоже в конце концов погиб…

Так что вряд ли зелье Снейпа имеет с этим что-нибудь общее. А ему еще нужна кровь Гарри. Что же он придумал?

Разобрав книги и вспомнив вчерашнее предложение Джинни, Гермиона позвала его навестить Эрни с Оливандером и пригласить их на вечеринку.

Они не спеша пошли к больничному крылу.

— Ты вчера обещала рассказать мне о Стране Смерти, — напомнил Гарри..

Задумавшись, Гермиона проговорила:

— Да, но… потом. Или нет, сейчас тоже можно, но… понемногу. Понимаешь ли, это очень трудно рассказывать. Страна Смерти — это страна абсурдов. Там порой меняются законы… их даже законами природы не назовешь. «Алису в Зазеркалье» читал?

— Конечно. В школе проходили.

— Вот помнишь то место, где Алиса должна была бежать со всех ног, чтобы оставаться на месте? Там… нет, не так, но что-то близкое. Внезапно меняются расстояния, или ты куда-то идешь, а приходишь не туда. Причем не всегда. По большей части все выглядит, как в реальном мире, а потом словно буря начинается, и все начинает корежить…

— Жуть.

— Наверное, не знаю. Там же на всех давит магия дементоров, такой вот вечный депресняк. На такие вещи мало кто обращает внимания. Вот это действительно жуть.

Гарри попробовал представить и содрогнулся.

— Тогда на сегодня достаточно, — сказал он, — не буду портить тебе праздник.

Гермиона сжала его руку.

— Ты мне ничего не испортишь, — сказала она. — Но на сегодня достаточно, ты прав.

И Эрни, и Оливандер были несказанно рады — и приглашению, и просто тому, что их навестили. Оба выглядели намного лучше — хотя Эрни, конечно, было далеко до его прежней комплекции, но и серокожей мумией уже не выглядел. Мадам Помфри сначала отнеслась к приглашению с порядочным сомнением, потом немного поворчала, и в конце концов неожиданно согласилась, что больным небольшое развлечение пойдет на пользу.

— Но я буду сидеть поблизости и наблюдать за вами! — строго сказала она. — Так что помните о диете!

Посидели, поговорили. Хоть мадам Помфри и не одобрила, но все же не стала мешать, когда Оливандер и Эрни рассказали о своем заключении.

Рассказывал в основном Оливандер — Эрни все еще плохо помнил.

«Знаете, что мне помогло? Старческое брюзжание…»

Он говорил про «Империо». Это заклинание привело его к ожидавшим его Пожирателям; он не особо удивился, оказавшись в подвале поместья. Когда ему показали мастерскую с привычными инструментами, Оливандер был прямо-таки счастлив.

Это «счастье», конечно, шло из наложенного заклинания. Оливандер это знал, но на первых порах не противился — старикам нужно несколько больше комфорта. «Империо» подавляло волю и стремление к пониманию, и только что-то в глубине души порой начинало тихо ворчать.

Несмотря на заклятие, ему не доверяли. В мастерской были только инструменты, но не материалы. Волшебную древесину и сердцевины для палочек ему выдавали только для починки сломанной палочки или изготовления новой. И во время работы за ним неотступно следили двое-трое Пожирателей.

А починенные и свежеизготовленные палочки пробовали на нем же. Обычно — заклинанием «Круциатус».

Что еще от них ждать?

Однако получилась странная вещь, о которой, видимо, никто из Пожирателей не знал — видимо, никто никогда не применял к человеку два Непростительных Заклятия одновременно. «Империо» и«Круциатус» частично нейтрализовывали друг друга. Причем очень странным образом. И, судя по тому, как поражена была этой частью рассказа Гермиона, об этом и правда никому не было известно.

«…когда на меня накладывали «Круциатус», — тихо, задумчиво рассказывал старый мастер, — я вдруг оказывался как бы вне своего тело и видел себя со стороны. Наверное оттого, что заклинание должно причинять максимальную боль, а я, а своим состоянием оглушенного счастья этому мешал. И оно выталкивало меня из тела, чтобы мучить его без помех. А в результате боль чувствовало, оно, а не я. Вернее, я тоже, но боль была какая-то отдаленная. Но я видел, как мое тело кричит и бьется на полу, и мне это не нравилось. И это недовольство начало вытеснять действие «Империо». Эти дураки сами помогали мне сопротивляться…»

Через какое-то время к нему в подвал притащили Эрни, и он был рад компании. Поначалу. Но потом заметил, в каком состоянии мальчик, и ему стало очень не по себе.

— …Понимаешь ли, Гарри… вставил Эрни и задумался, память у него все еще работала плохо.

Гарри против воли чуть не улыбнулся. Уж привычка говорить так, словно выступаешь на сцене с торжественной декламацией, у Эрни восстановилась полностью.

— Это было не «Империо», — вставил Оливандер.

— Да, не «Империо»… Мне не было ни хорошо, ни плохо. Мне было… просто все равно. Почему я здесь… то есть, там, ну, ты понял… кто они такие, зачем я им понадобился, что они со мной сделают — меня как бы совершенно не интересовало.

…Он сидел или лежал, целыми днями, глядя кода-то сквозь окружающие предметы, сквозь Оливандера, когда тот пытался с ним заговорить, мимо эльфов, приносящих скудную пищу. Исправно, хотя и неохотно, выполнял приказы — а порой ему приходилось даже приказать поесть, иначе он мог даже и не дотронуться до скудной еды. При таком «питании», понятно, Эрни быстро сбавлял в весе — и его похудение было единственным напоминанием того, что в этом мрачном и унылом подземельи время все-таки идет. На вопросы обычно не отвечал, хотя порой видно было, что пытается. Только когда Оливандер попытался выяснить, кто же все-таки сделал с ним такое, вдруг ответил: «Волдеморт». Именно «Волдеморт», а не «Сам-Знаешь-Кто». И даже не вздрогнул, словно это имя ничего для него не значило.

Оливандер же все больше приходил в себя — с «Империо» справиться более-менее удалось. Как он сказал — помогло брюзжание. Он мысленно — лишних пыток все же не хотелось — ворчал на всех: на изредка навещавших его Пожирателей, на бестолкового Эрни, на самого себя за то, что ни одна идея побега не приходит… Часто думал о побеге, но для побега требовалась палочка. А Пожиратели очень тщательно следили за его работой, и даже кусочек волшебного дерева припрятать было невозможно, да что там кусок — эльфы даже опилки собирали и уносили. С магической начинкой — и того хуже, ее выдавали в строго отмеренном количестве на последнем этапе, когда ее надо было положить в выдолбленный желобок и склеить половинки палочки. Воспользоваться изготовленной палочкой тоже было невозможно — его держали под прицелом, а Оливандер, при всех своих знаниях и мастерстве, бойцом не был.

Несколько раз приходили не к нему, а к Эрни, у которого выстригали пучки волос. Зачем — ясно, и Оливандер с содроганием гадал, кто же под видом мальчика пробрался в Хогвартс и зачем.

Эльфы с обычной педантичностью приносили еду, убирали подземелье и — что особо раздражало — стирали все пометки, которые Оливандер пытался делать, чтобы следить за временем. На счастье, их предводитель был пожилым, с отросшими жидкими волосами (у эльфов они появлялись на старости лет) и порой нападавшей на него старческой болтливостью. Конечно, он держал себя в руках, не выходя за пределы обычного ворчания (родственная душа!), но порой мог проговориться. Иногда, может, и сознательно — наверное, тоже чувствовал «родственную душу». Так Оливандер сначала узнал, что появилась новая пленная и ее собираются то ли убить, то ли перевести в их подземелье. Он очень надеялся на второе, а потом был рад, когда узнал, что на поместье напали «нехорошие-нехорошие люди», избили госпожу Беллу, похитили пленную и чуть не убили «Самого-Самого-Темного Хозяина»!

— Я так и не узнал, что это была малышка Луна, — с улыбкой добавил Оливандер. — И хорошо, наверно, это бы меня с ума свело.

…Он был очень рад за пленную, жалел, что их с Эрни тоже не освободили, но понимал, что у неведомых спасателей вряд ли было время обыскивать дом. Время словно остановилось, но незаметно утекало. Эрни исхудал так, что превратился в живой скелет, и Оливандер начал опасаться за его жизнь. Мастер уже владел собой достаточно, чтобы устроить несколько «шуточек» с отремонтированными палочками. Достаточно было в некоторых местах сделать стенки полости для сердцевины потоньше — и палочка могла взорваться от сильного боевого заклинания. Кто докажет, что это произошло само по себе, а не от ответного заклятия противника? Однако Пожиратели не были лыком шиты. Кто-то отметил, что такое происходит только с палочками, починенными Оливандером; у кого-то палочка взорвалась, когда он издевался над маглами — от тех ведь ждать ответных заклинаний не приходилось. То, что последовало за этим, вспоминать не хотелось — Оливандер и сейчас поражался тому, что смог выжить после пытки. И даже пожалел о своей победе над «Империо» — на этот раз оно не помогло…

Однако Оливандеры всегда были жилистыми и крепкими; к тому же вскоре наступила «пора забвения», а старик-эльф, какой-то прибитый и в то же время казавшийся словно несколько более свободным, пробормотал, что «хозяйка Белла погибла, и хозяйка Нарцисса, и молодой господин Малфой. И Самый-Темный тоже»… Оливандер не сразу понял — он еще поправлялся после пытки, благо эльфам приказано было лечить его, вдруг понадобится. И все же через какое-то время до него дошло. Волдеморт пал! Он воспрянул духом и стал ждать авроров. Но те не приходили. И со сломанными палочками никто не приходил. Про них с Эрни словно забыли.

Пока вдруг не объявился Люциус Малфой, похудевший и осунувшийся после Азкабана, но по-прежнему высокомерный. С напускной заботливостью справился о состоянии Оливандера, подтвердил информацию о поражении Темного Лорда, и намекнул, что заключение скоро закончится. Последнему утверждению Оливандер на всякий случай не поверил.

Малфой тоже пропал надолго, а потом вдруг заявился в сопровождении глубокого старика, для которого попросил сделать палочку. Оливандер привычно взял линейку-самомер, спросил, какой рукой тот будет колдовать, измерил магическую силу незнакомца… Записав результаты на пергаменте, сделал нужные подсчеты и заказал ветку осины и перо волшебной совы. Малфой молча кивнул, увел своего гостя, а Оливандер вернулся к столу и стал рассматривать листок. Что-то в подсчетах было такое… что-то очень не нравилось. Магическая сила незнакомца была огромной. Он знал лишь несколько человек с такой силой и только одного в столь древнем возрасте — покойного Дамблдора. Старик выглядел его ровесником.

В те времена было лишь двое таких волшебников. Дамблдор и… Гриндельвальд.

Это — Гриндельвальд?!!

Оливандеру стал нехорошо.

Тут вернулся Малфой с веткой осины и коробочкой с пером; попросил (с явной угрозой в голосе) проверить при нем качество материалов. Посоветовал не торопиться, потому что палочка должна быть «очень хорошей». «Я надеюсь, что вы превзойдете себя, мастер Оливандер, — сказал он, — а я в долгу не останусь. Думаю, свобода — это щедрая плата за хорошую работу». Оливандер подчинился — где-то в глубине шевельнулась неясная идея. Он одобрил перо и попросил другую ветку, побольше. Объяснил, что участки древесины с максимальной концентрацией магии неравномерно расположены, поэтому сильные палочки склеиваются из нескольких кусков. Любой из его коллег после такого объяснения катался бы по полу от смеха. Но Малфою-то откуда было знать? Холодно кивнув, Малфой забрал ветку и вскоре принес другую, побольше. «Работайте», — приказал он и ушел.

Оливандер всегда был рад работе, хотя и шевелилось порой в душе: «Для кого ты это делаешь?» Но ведь он и раньше делал и продавал палочки всем — потому что они для волшебников, для любых, хороших, плохих, без разницы… Потому что волшебники на грани вымирания, а без палочек они не волшебники. И все же… Прикидывая, как разрезать ветку, он опять справился по листку с расчетами и невольно содрогнулся.

Так, в середине есть прямой участок достаточной длины; вообще-то, чуть короче, чем требуется, это несколько ослабит мощность… но для мага такого уровня это будет не особо заметно. Зато отпиленные края, если их отполировать и склеить, превратятся во вторую палочку! Изогнуты, правда, сверх меры, форма получится — как у старинного пистолета. Вот только чем начинять прикажете? Просить еще и запас сердцевины — Малфой заподозрит… Достаточно того, что тот оставил его работать без охраны! Придумаем… или найдем… или понадеемся на удачу…

Удача вскоре пришла.

Здесь все было на виду; пусть охраны и не было, но старый эльф регулярно приходил убирать и, повинуясь прежним приказам, забирал все остатки работы, вплоть до опилок. Надежного места, чтобы спрятать обрезки ветки, не было, и однажды эльф полез в ящик, где они лежали под инструментами. Оливандер в бешенстве схватил его за волосы, оттащил, накричал и потребовал убираться. Перепуганный эльф тут же трансгрессировал, а мастер, несколько ошеломленный собственной вспышкой, некоторое время смотрел на свою ладонь — сам того не заметив, он выдрал у эльфа изрядную прядь!

Потом начал смеяться. Бросился к столу, похватал свои измерители; начал делать расчеты, не переставай хихикать…

Эльф! Волшебное существо!

Посмеиваясь, Оливандер потянулся к тумбочке и достал из ящика палочку. Гарри принял ее с опаской — такого странного инструмента держать в руках еще не приходилось.

— Правильно, — подтвердил мастер, — будьте осторожны и лучше не машите ею. Она получилась, знаете ли, капризной, как престарелый эльф. Как ни странно, лучше всего подчинялась Эрни…

Эрни беспомощно покачал головой:

— Я плохо, очень плохо помню.

…Оливандеру она тоже подчинялась, но хуже. Ему удалось наложить «конфундус» на старого эльфа, и тот вывел их из поместья. (Видимо, подумал Гарри, мастер не вспомнил о способности эльфов трансгрессировать, несмотря на защиту, или не догадался, что эльф может трансгрессировать в паре с человеком; впрочем, об этом мало кто знал). Отправив эльфа назад, он взял безучастного Эрни за руку, попытался трансгрессировать… и не смог. Больше года в подземельи, забыв, что такое солнечный свет, свежий воздух и открытое пространство… скудная еда, пытки, работа для того, чтобы выжить и как-то скрасить чудовищную монотонность заключения… Свежий воздух, свет и простор обрушились на него, как лавина. Оливандеру внезапно стало очень плохо.

До наступления ночи они прятались в кустах неподалеку от ограды. Поместье было странно безлюдным. Хотя понятно, большинство его обитателей и гостей наверняка угодили в Азкабан, Малфой куда-то опять уехал, а Гриндельвальд предпочитал не покидать свои покои. За это время Оливандер дважды был на грани обморока, потом приходил в себя — и, как ни странно, чувствовал себя лучше. К окружающему миру приходилось привыкать заново.

C наступлением темноты он попытался трансгрессировать вместе с Эрни… и не смог. Вместо привычного узкого канала его затянуло словно бы в воронку, сжало, закрутило и выплюнуло обратно. Ошеломленный, он некоторое время лежал, пока головокружение не отпустило, успокоился, нащупав руку мальчика, попробовал снова…

Не получилось. Словно огромная воронка проглотила их, закрутила, сдавила и выплюнула назад. Оливандер опять приходил в себя, пытаясь понять, что же происходит и почему получается так. Рядом тихо стонал Эрни.

Стонал?

— Эрни… — почти беззвучно, ни на что не надеясь, шепнул Оливандер. — Попробуй ты… Возьми палочку.

Казалось, вечность, прошла, прежде чем мальчик отозвался:

— Зачем?

— Я не могу трансгрессировать. Может, тебе удастся.

Прошла еще одна бесконечная пауза.

— Ладно…

Ему удалось, и они оказались непонятно где.

— …Я до сих пор не знаю, куда нас забросило в первый раз, — с задумчивой улыбкой сказал Оливандер. — Ну да, ночь, все такое… Было холодно. Под утро стало рассветать, Эрни сделал еще одну попытку… На этот раз нас занесло где-то на юг. Потом аж к морю… Один раз оказались в воде. В пресной воде, в каком-то озере — хорошо, что недалеко от берега, еле выплыли. Эрни меня почти что на руках вытащил… Потом снова и снова. Наверное, побывали на всех оконечностях нашего острова. Может, даже дальше — там один пейзаж очень Ирландию напоминал.

Знаете, я уже был в какой-то апатии, хуже, чем у Эрни. Он, по крайней мере, пытался. Но я старый человек, и столько трансгрессий подряд — измотало ужасно. И хорошо, что в конце концов я задался вопросом — если у него трансгрессия получается так чисто, ни одного расщепа, с четким соблюдением «три Н» — почему же нам не удается попасть в Хогвартс? Я спросил у Эрни…

— Это я помню, — отозвался Эрни. — И я ответил: «Я не знал». Мистер Оливандер спросил: «Чего ты не знал?» Я сказал: «Я не знал, что нам нужно в Хогвартс. Вы просили трансгрессировать подальше от поместья, и я так и делал». Я ведь ничего не соображал, Гарри, я мог делать только то, что мне сказали делать.

— А я не знал, почему назвал именно Хогвартс, — улыбнулся старик, — хотя потом понял, конечно. Я ведь не имел представления, что творится в стране. Да, я знал, что Волдеморт потерпел поражение, я догадывался, куда пропали обитатели поместья… Но кто сейчас у власти, что творится в том же Косом переулке, цела ли там моя лавка… Я мог надеяться лишь на то, что Хогвартс устоял и в нем все по-прежнему.

…«Да, — сказал Оливандер, — да, Эрни, нам надо в Хогвартс». И мальчик послушно взял его за руку.

Увидев вечного стража Грампианских гор — суровый Бен-Невис, неподалеку от которого находился Хогвартс, Оливандер не удержался и заплакал. А потом потерял сознание — последняя трансгрессия далась ему тяжелее всего.

— Очнулся уже здесь, — сказал в завершение Оливандер, — и не мог понять, как я здесь оказался… Хотя потом догадался, конечно, — он дотянулся до постели Эрни и похлопал мальчика по руке, — Эрни трансгресировал нас уже к воротам…

— Нет, — сказал вдруг Эрни.

Все с удивлением повернулись к нему — он хмурился, припоминая.

— Я не посмел трансгрессировать, — сказал он. — Я уже немного соображал, а вы были в обмороке. Я побоялся… Так что нет. Я вас принес.

— Как… принес?

— Ну… как?.. Взял за руки, взвалил на спину и потащил.

— У тебя хватило сил?!

— Наверное, хватило. Не знаю. Раз принес, значит, сил хватило, не так ли?

— А ты видел Бен-Невис целиком? — спросила вдруг Гермиона.

— Ну вот, как отсюда, — он показал на окно, где милях в десяти вздымалась самая высокая вершина Грампиан, — только с той стороны.

— Что?! Как отсюда, но с той… — Гермиона вскочила, подбежала к окну, некоторое время смотрела наружу, потом ошеломленно повернулась. — Ты же должен был пройти столько же, сколько отсюда туда, и еще столько же… Нет, больше!

— Ну да, больше. Я же не мог взобраться на вершину. Я ее обошел.

— Это же миль двадцать!

— Да? Не знаю, наверное…

— Но как же тебе удалось?!

— Да, наверное… — Эрни вдруг засмеялся, — наверное, потому что не знал. Если бы знал, что Хогвартс так далеко — нипочем не смог бы.

— Все, — раздался голос мадам Помфри, — свидание окончено. Мистер Макмиллан и мистер Оливандер, если вы хотите побывать на празднике, я настоятельно советую немного днем поспать.

— Совет врача — приказ, — согласился Оливандер.

— Здорово! — подытожил Рон, выслушав пересказ эпопеи Эрни и Оливандера. — Думаю, у Пуффендуя появится еще один фен-клуб. Кстати, ужин скоро.

— Уже голоден? — хихикнула Джинни.

— Уже не терпится узнать, что там Габриель с малышней придумали! — рассердился Рон. — Да и мои братья тоже!

— Они что, уже здесь?

— А как же без них — мы ведь и их помолвку отмечаем, забыла?

— Помню, конечно, просто я их еще не видела.

— Я на них во коридоре натолкнулся — сказали, что им еще гримироваться надо, и убежали.

— Гримироваться? Это еще зачем?

— Вот и не терпится узнать.

Они стояли на площадке Астрономической башни, где впервые почувствовали себя Кругом, и рассматривали окрестности — то, что видели столько раз и что никогда не надоедало. На Бен-Невис опустился туман, окруживший его подножие — казалось, вершина оторвалась от породившей ее горы и парит в воздухе. Тот же туман скрывал путь, проделанный Эрни Макмиланном, и пройденное им расстояние казалось еще громадней. Гарри содрогнулся, представив себе парня, истощенного голодом, похожего на скелет, механически, будто инферни, шагающего с абсолютно безразличным лицом, согнувшись под весом такого же измученного старика… Словно услышав его мысль, Гермиона тихо заметила:

— Ты верно говорил, Гарри. Не мы одни герои Хогвартса.

Гарри улыбнулся, глядя на вершину. Белый туман внизу, потемневшее небо сверху, первые звезды… Словно другой мир. Земля тоже казалась темной — и вереск, и дрок, покрывавшие склоны Грампиан, уже отцвели. Луна тоже, видимо, думала об этом, потому что вдруг пробормотала:

— Король глядит угрюмо

И думает: "Кругом

Цветет медовый вереск,

А меда мы не пьем"…

(Р. Л. Стивенсон)

— Мы-то как раз пьем, — рассмеялся Рон. — Медовуха мадам Розмерты — это что, по-твоему? Откуда это, кстати?

— Магловская поэма, — ответила вместо Луны Гермиона, — довольно мрачная, вообще-то… но очень хорошая. А ты ее откуда знаешь, Луна? Тоже из стихов, которые к тебе приходят?

— Нет, читала. Люблю магловские сказки.

Они снова замолчали, глядя в наступающий вечер и наслаждаясь осенней прохладой. Прогуляться сюда предложил Невилл, когда они наконец разобрались с кучей подарков — как он выразился, «проветриться и нагулять аппетит».

— Ко мне на днях приходил один из Министерства, — сказал Гарри, — я его не знаю, да ладно.

— Что он от тебя хотел?

— Ничего, как бы дал знать… намекнул, что Скримджер обдумывает вопрос о награждении меня Орденом Мерлина 1 степени. И я вот думаю…

— А что тут думать, — удивился Рон. — Это же неплохо.

— А вот я думаю, что не очень-то хорошо. Именно потому что не мы одни герои. Почему они не наградят всех, кто сражался?

— Потому что им нужен ты, — непривычно жестко заметил Невилл.

— Вот именно. Мы ведь отбились сами, сами победили…

— Ну, не совсем, — для справедливости возразил Рон. — Они же прислали авроров…

— Которые почти все погибли — и я сейчас понял почему! Их Долиш подставил! Помнишь Долиша, который тогда от Амбридж приходил — арестовывать Дамблдора? Он еще чуть МакГоногалл не убил…

— Ага. Долиш та еще дрянь.

— А его сделали шефом авроров. Я потом вам покажу, план Битвы нарисовал — кто откуда шел и так далее. Долиш загнал их под кинжальный огонь.

— А сам, заметь, живой, — Рон поджал губы.

— Боюсь, этого не доказать, — заметила Гермиона.

— А вот и не надо. Просто, если мне дадут орден, я скажу — либо вы наградите всех героев Битвы, либо я от ордена отказываюсь.

Все заулыбались.

-Только смотри, Гарри, — предупредила Гермиона, — ты столько раз жаловался, что твоя слава тебе уже поперек горла. А такой поступок тебя прославит уж не знаю как.

Гарри задумался, но потом рассмеялся:

— Это ничего. Вот от такой славы я, пожалуй, не откажусь.

— А Перси тебе не жалко? — хихикнула Джинни. — Это беднягу доконает.

— Знаешь, Джинни… Почему-то нет.

— Мне, пожалуй, тоже, — усмехнулся Рон. — Перси давно пора лечить от чиновничьей спеси.

— Мррр…

Они вздрогнули и начали озираться, ища источник звука. Гарри подумал, что это гермионин Живоглот, вечно блуждающий по замку. Но у лестницы стояла полосатая кошка с квадратными, напоминающими очки отметинами вокруг глаз.

— Мяу! — с упреком сказала кошка, повернулась и побежала по лестнице.

— Заговорились, уже семь! — с ужасом сказал Рон, глянув на часы. — Нас же там ждут, побежали!

И они бросились вслед за кошкой.

Конец первой части

КОНЕЦ

Файл скачан с сайта Фанфикс.ру -

Оглавление

Шапка фанфика

Глава 1. Фотография на стене.

Глава 2. Гермиона.

Глава 3. Вторжение рыжих.

Глава 4. Вспомнить и узнать.

Глава 5. Теплая осень.

Глава 6. Собака с палочкой в зубах.

Глава 7. Светлый круг.

Глава 8. Уравнение Мерлина.

Глава 9. Грустная богиня.

Глава 10. Астрономическая башня.

Глава 11. Хрустальные цветы.

Глава 12. Министерство и Время.

Глава 13. Особый курс.

Глава 14. Портрет Гарри Поттера

Глава 15. Шпага и аккордеон.

Глава 16. Дракон в Министерстве.

Глава 17. …и маглы в «Дырявом котле».

Глава 18. Свет лунных глаз.

Глава 19. «Уизли-Универсал».

Глава 20. Плач мандрагоры.

Глава 21. Три палочки, три капли.

Глава 22. Сон Луны.

Глава 23. «Песни Габриель».

Глава 24. Днем раньше. Орден Тьмы.

Глава 25. Беглецы.

Глава 26. Безмолвный разговор.

Глава 27. Как искали хоркруксы.

Глава 28. Как искали хоркруксы. Продолжение.

Глава 29. Хоркруксы и Талисманы.

Глава 30. Искатели и Отряд Прикрытия.

Глава 31. Невидимый эскорт.

Глава 32. Разрубленный алтарь.

Глава 33. Тем временем…

Глава 34. Конверт и шкатулка.

Глава 35. Возвращение феникса.

Глава 36. Об орденах и героях.

КОНЕЦ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg