«Дело Лонгботтомов »

Глава 1. Рождество 1981 года

— Сука! Ты собираешься отвечать?! — аврор ударил ее по лицу. — Чего хотели от Лонгботтомов? Что вам там понадобилось?

Она с трудом открыла рот и в тысячный раз за последние сутки повторила:

— Согласно ст. 189 магического уголовно-процессуального кодекса, я имею право на встречу с адвокатом.

— Я тебе устрою адвоката! — крикнул он. Поднял палочку: — Crucio!

Она не слышала собственного крика. Никогда не слышишь. Зато чувствуешь жуткую боль, как будто каждый сустав выворачивается, ломаются пальцы, сдирается кожа. Чисто автоматически — как учили, — она старалась уходить от боли. Меня нет. Я умерла. Боль проходит через меня и дальше, а меня нет.

Пока еще получалось, но плохо.

Вдруг все кончилось — как всегда, через вечность. Судя по звуку, аврор передвинул песочные часы на столе:

— Полторы минуты.

Четвертое Crucio за два часа и уже полторы минуты. Опасно играете, ребятки. А ну как испортите материал? Чем отчитываться будете?

Хотя ей-то именно того и надо. Зря, что ли, Мистер Икс столько вбивал им в голову в школе: две минуты Crucio — уже опасно, есть риск необратимого повреждения коры головного мозга; пять минут не выдерживает никто — это угнетение дыхательного центра и смерть; Crucio чаще десяти раз в сутки или со слишком большой интенсивностью может привести к тому же исходу.

Вот и ей надо «к тому же исходу». А там — безумие или смерть, блаженная тьма, небытие. И можно будет, наконец, поспать.

Она лежала, закрыв глаза, наслаждаясь холодной плиткой пола под щекой и тем, что уже десять секунд ее никто не трогает. Остро пахло рвотой — хотя, казалось бы, в желудке уже давно ничего не осталось, его сотрясали пустые спазмы, — но ей было все равно.

Долго такое счастье, конечно, не продлится.

От Ennervate ее сильно встряхнуло, глаза сами собой открылись. Ее подняли с пола и опять усадили на стул, который тут же выбросил веревки, обвивающие руки и ноги. Опять пришлось смотреть на эту комнату, которую она за истекшие двое суток выучила в мельчайших деталях, — крашенные до половины в грязно-зеленый цвет стены, поцарапанный стол, лампа, жесткие стулья.

Она тут же опять закрыла глаза. Было очень холодно, к тому же мышцы от веревок сводило судорогой. Зато можно спать. Она уже научилась спать короткими урывками, пока авроры разговаривают или сменяются.

Эти совещаются что-то очень долго. Уж не хотят ли прервать допрос? Плохо. Надо заставить себя их позлить.

Она открыла рот и выдавила из себя хриплый звук. Ничего другого не получалось.

Тот, который с усиками, подошел, наклонился над ней:

— Будешь отвечать? Вот и умница, вот и давно бы так...

Еле двигая языком, она прошептала ему на ухо:

— Ты кретин.

Он с размаху ударил ее по лицу.

— Дрянь!

Поднял палочку...

Хлопнула дверь. Кто-то вошел. Опять разговаривают. Что они ходят туда-сюда постоянно?

Пока авроры вполголоса говорили с новоприбывшим, Белла, свесив голову, ушла в уже привычное состояние то ли дремы, то ли просто оцепенения. Вспомнила, как чудесно позабавилась с веритасерумом. Это были еще только первые сутки допроса — а кажется, что год назад, — и у нее еще было намного больше сил.

Ох, хоть бы им сейчас это в голову не пришло... Сейчас она не сможет сопротивляться ни веритасеруму, ни легилименции. Хоть бы они не додумались снова. Надо сейчас их довести посильнее.

Впрочем, тогда тоже довела. А они-то были так уверены... Еще бы.

В тот раз ее посадили на стул. Один аврор, дернув за волосы, запрокинул ей голову назад, второй разжал зубы железной пластинкой. В рот влили капельки без цвета и запаха. Сыворотка правды.

Один так и остался стоять рядом с ней, второй, усевшись, быстро заполнял протокол. Белла отлично знала, что он там пишет: "Применено специальное средство — веритасерум. Время начала.... время окончания...".

Кстати, круцио им тоже полагалось фиксировать с указанием точного времени длительности. Но они уже вроде давно этого не делают. Отчет не хотят портить.

А тогда она им таки попортила отчет. Сопротивляться веритасеруму очень трудно, но возможно, если знать, как. Она знала. Сразу же после изобретения веритасерума три года назад, как только удалось добыть опытные образцы, их всех обязали пройти тренинг. Противоядие тогда еще не разработали, да и к чему бы ей вот сейчас было противоядие? А тренинг проводил Мистер Икс, их бывший преподаватель из мини-Хогвартса.

"Ваша же, — подумала она, — аврорская методика. Нам же и продаете. Преданные, самоотверженные авроры... Дерьмо".

Методика предполагала, что ты постоянно держишь в голове какую-нибудь рифмованную гадость, желательно тупую до невозможности, так, чтобы думать постоянно только о ней, по возможности совсем отключаясь от вопросов допрашивающего.

— Зачем вы явились к Лонгботтомам?

— А вы знаете моего брата Сильвеста?* — поинтересовалась она.

— Что за брат, посмотри, — это уже вполголоса второму; тот принялся рыться в папке с ее делом. — Он знал Лонгботтомов?

— У него в ряд сорок медалей на груди, — сообщила Белла.

— Награды?.. Мерлин, да что она несет?!

— Он убил пятьдесят плохих парней на западе, он не знает отдыха, — заваливала она их сведениями.

Веритасерум вызывает легкую эйфорию, похожую на опьянение, и желание говорить беспрерывно. Повторение дурацкой песенки вызывает стойкое возбуждение, и ты уже начинаешь думать только о ней, минут через десять совершенно выключаясь из событий. А желание говорить заставляет повторять ее снова и снова. Так что в следующий час, пока действие препарата не закончилось, аврорам пришлось в подробностях выслушать и о путешествии Сильвеста в Италию, и о том, как он выпил всю воду из Атлантики.

Потом еще вызывали легилимента, но это уже было совсем просто.

После этого они переключились на старую, испытанную методику, без этих "новомодных штучек", как выразился один. Лишение сна плюс боль — опробованный временем рецепт. Поначалу еще побаивались использовать Crucio, обрабатывая ее вручную. Она старалась максимально расслабиться и терпеть, не сопротивляться, пряча только по возможности лицо и живот. Долго это все равно не длилось. Это только со стороны кажется, что бить человека легко. На самом деле это тяжелый физический труд, и допрашивающий быстро устает, начинается одышка. Они, конечно, сменяются, но тем не менее. Она их сильно тогда измотала. Ночной допросчик, например, вообще ничего не делал — просто не давал ей спать, но и сам был измочален чуть ли не больше. А ей еще тогда и спать так сильно не хотелось.

Теперь хотелось. И глаза опухли и слезились от постоянного света лампы.

Она уже почти заснула, и было очень мучительно выдираться из теплого, блаженного сонного состояния в явь.

Те двое куда-то делись. За стол перед ней сел кто-то новый.

Она приоткрыла кое-как глаза.

Разлохмаченная грива волос, перекошенное лицо, причем значительная часть носа вообще отсутствовала. Тоже старый знакомый. Аластор Муди, "Чокнутый Муди". Один из тех, кто убил Розье.

Муди, склонив голову набок, заглядывал ей в лицо непроницаемыми черными глазками-бусинками. Потом вдруг спросил низким, хриплым голосом:

— Чайку хочешь?

***

— Не отвечаешь? Ну и не надо. Я ж не заставляю. Я и сам могу поговорить, а ты будешь слушать. Лады?

Она даже не стала открывать глаза. Что-то застучало, пыхнуло, потянуло табаком — судя по всему, Муди раскуривал трубку.

— Белла, а я ведь был там, когда ликвидировали Розье...

Ивэна-то он зачем приплел? Чтобы на нее надавить? Так просчитался — ей и без того сейчас плохо, хуже уже некуда.

— Он умер хорошей смертью, — задумчиво продолжал Муди. — Как воин.

Помолчал, выпуская кольца дыма. Белла старалась заснуть, опустив голову, но почему-то не удавалось.

Она слишком хорошо помнила то, о чем говорил Муди. Год прошел, а все так четко помнится... Ничем не примечательный день, и вдруг, ближе к вечеру, — заполошные совы, письма, которые она отвязывала трясущимися руками.

Она долго еще не верила. Думала, что ошибка. Но и в Ставке подтвердили, а на следующий день вышла та статья в какой-то желтой газетенке. Не в "Пророке", естественно, — там бы в жизни не напечатали ничего такого. В "Пророке" поместили только сообщение ("в результате долговременной напряженной работы аврората... в ходе спецоперации... ликвидированы опаснейшие..."), да еще интервью с Краучем на целый разворот.

А вот та газетка описала, как оно все было. Видимо, корреспондент, скрывавшийся под псевдонимом, умудрился попасть на место событий вскоре после окончания операции, и кто-то из авроров в послебоевой эйфории сболтнул лишнего. Министерство потом, конечно, все опровергло.

Газета писала, что Розье и Уилкса накрыли в доме последнего. Белла знала, естественно, больше — она знала, зачем они туда пошли. Семья Теда переезжала в тот день на другое, более безопасное место, а Ивэн явился, чтобы помочь с переездом. Они уже почти все закончили, уже давно отправили Лену с детьми и вернулись, чтобы собрать последние вещи, когда появились авроры.

Было совершенно очевидно, что Розье сдал кто-то из своих. Никто другой не мог знать, куда он собирается. Их всех тогда поголовно проверяли и допрашивали — лично Темный Лорд, — но найти предателя так и не удалось.

В газетке еще говорилось, что на теле Уилкса нашли серебряную цепочку, отводящую почти все заклятия, кроме непростительных, конечно. Когда авроры начали использовать заклятия на поражение, она не спасла, но до тех пор защищала неплохо. "Этот мощный магический артефакт, — сообщала статья, — несомненно, говорит о том, что Уилкс был опаснейшим темным волшебником, опытным убийцей...".

Какая чушь. Тед всегда был застенчивым и слабым, много нервничал, практически не умел драться. После окончания мини-Хогвартса он работал в лаборатории Темного Лорда и был там совершенно счастлив среди колб и пробирок. А цепочка на самом деле принадлежала Ивэну. Подарок от Темного Лорда на Рождество 1974 года, Белла отлично помнила тот день... Ивэн знал, что Тед сам не продержится, и, видимо, тогда и отдал ему цепочку. А сам надеялся отбиться. Надеялся.

Следующие абзацы статьи она перечитывала так часто, что выучила наизусть. Не могла оторвать глаз, несмотря на ледяной ком вместо сердца. Неназванный источник среди авроров поведал корреспонденту, что Розье продолжал бой, несмотря на многочисленные предложения сдаться. К концу он уже не мог держаться на ногах и сидел, привалившись к стене. При каждом выдохе — свистящем, тяжелом — у него шла кровь горлом, выплескивалась ярко-алыми волнами, пузырилась на губах. От одного из заклятий он ослеп и в самом конце уже отбивался на слух, поворачиваясь туда, где слышал движение. А когда авроры решили, что он мертв, и один подошел проверить, Розье поднял руку и выстрелил тому снопом искр — совсем слабое заклятие, на что сил хватило, — прямо в лицо.

Видимо, это Муди и был. Какое ни слабое заклятие, а с небольшого расстояния вполне может оторвать кусок носа.

Значит, Муди и покончил с ним...

В газете была также колдография, настолько смазанная, что было ясно — колдографу пришлось сразу же после снимка аппарировать, и очень быстро. Но тем не менее были видны нечеткие силуэты двух авроров, которые тащили за ноги по двору чье-то тело. Видны были только светлые волосы и откинутая вбок рука.

Тогда они приложили колоссальные усилия, чтобы через источник в Министерстве получить список участвовавших в операции. Наконец, он оказался у Темного Лорда на столе. Гидеон и Фабиан Прюэтты, Фрэнк Лонгботтом, Аластор Муди...

Прюэттов они почти сразу же тогда "сделали". Теперь, как выясняется, и Лонгботтомов тоже.

А человек, который убил Ивэна, нанес ему coup de grace**, сидит теперь перед ней.

— Да, он достойно ушел, — сказал Муди и захрипел, откашливаясь. Поморщился, выколотил трубку в мусорную корзину. Повернулся всем телом к Белле.

— Тебе не кажется, что в этом нет смысла? Как мне, так кажется. Смотри. Вот мы уничтожили Розье. Вы в ответ — Прюэттов. Мы захватили Долохова и Трэверса. Вы убили Боунза с семьей и прочих. Теперь вот Лонгботтомы. Взамен мы должны взять сколько-то ваших, так? — он наклонил голову набок. — Может, хватит раскручивать маховик? К чему это все?

Она отвела глаза. Даже если бы это было так — какая теперь разница?

— Это бойня, которая никогда сама не закончится, — Муди обличительно наставил на Беллу указательный палец с обкусанным ногтем. — И ладно бы, отребье какое. Так ведь настоящие бойцы, и с той, и с другой стороны. Чего ради давать себя стравливать?

Моралист, тоже еще.

Белла закрыла глаза. Пока есть возможность, нужно спать.

Но спать не удавалось. Хриплый голос Муди ввинчивался в голову, как штопор. Не переставая говорить, он встал — послышался грохот, с каким стул двигали по каменному полу, — подошел к ней. Она почувствовала его руку на своем подбородке и открыла глаза.

— Ты спи, спи, — отмахнулся он, — я тебя полечу пока.

Не переставая что-то говорить, он принялся дотрагиваться волшебной палочкой до синяков и ссадин на ее лице. Кожу приятно и несильно щипало. Потом Муди снял веревки, которыми ее руки были связаны за спинкой стула, и, соединив запястья, связал их впереди.

— Так удобнее будет.

Как мило.

И все говорил, говорил, говорил...

Через час она не выдержала.

— Муди, — собственный голос прозвучал не намного лучше, чем его хрипы и сопение, — ты решил заболтать меня насмерть?

Он откинулся на спинку стула и засмеялся.

— Не без того... Молодца! Заговорила-таки.

Белла попыталась закрыть глаза.

— Нет, нет, подожди! — он схватил ее за руку. — Раз уж начала... скажи просто, не надо ли тебе чего. Воды? Поесть? На это-то можешь ответить?

— В туалет, — сказала она, подумав.

— Нет проблем, — он взмахнул палочкой, снимая веревки с ее тела и ног. — Вставай, пошли.

— А ты никого не будешь вызывать?

Особо опасных преступников не полагалось оставлять одних, кроме как в камере. Поэтому Муди сейчас должен был бы вызвать женщину-аврора, чтобы та сопроводила Беллу в уборную.

— Да щас, — отмахнулся он.

— Что, сам со мной пойдешь?

Ей было, в общем-то, все равно. Просто интересно.

— Делать мне нечего. Без меня обойдешься. Пошли.

Ноги так сводило судорогой от долгого сидения и веревок, что поначалу она не могла идти, и Муди почти тащил ее, ухватив за локоть. В конце длинного, выкрашенного той же мерзкой зеленой краской коридора он остановился возле узкой двери.

— Вот. Стой, погоди.

Коснувшись палочкой, убрал с ее рук веревки.

— Мужикам-то проще, а вот ты со связанными руками не справишься...

Войдя внутрь, Белла закрыла дверь — ни замка, ни защелки не было — и привалилась к ней спиной.

Расчет Муди верен, что уж там. Отсюда ей не сбежать. Покончить с собой тоже не удастся. Зеркало, скорее всего, защищено противоударным заклятьем, так что разбить его и вскрыть себе вены не выйдет. Повеситься, может, и есть где, но нет ни веревки, ни пояса. И главное — все это потребует времени, а Муди вряд ли станет дожидаться...

Ну ладно. Раз не получается умереть, надо жить и, по возможности, нормально. Из кранов над умывальником, против ожидания, потекла не только холодная, но и горячая вода. Уже хорошо. Она долго умывалась, разглядывая в зеркало свое лицо, все в каких-то лиловых разводах и ссадинах. Да уж, вид, как у алкоголички после семейной ссоры. Волосы слиплись и сбились в колтун.

Когда она вышла в коридор, Муди вновь связал ей руки и, бросив: — Пошли, — двинулся вперед по коридору быстро и не оглядываясь.

В кабинете снова усадил ее на стул, но даже привязывать толком не стал. Плюхнулся за стол напротив, стал набивать трубку.

— Давай поговорим с тобой прямо, лады? А то у меня душа не лежит ко всем этим хитрым приемам. Так что уж будем начистоту. Курить хочешь?

Она покачала головой.

— Тогда слушай сюда. Как ты сама понимаешь, никакого адвоката не будет. Ты это и так отлично знаешь, просто хотела ребят позлить... Какой адвокат, вас же будут судить в особом порядке, по Регламенту. Да и следствия толком вести никто не станет. Публика требует крови, так что все будет очень и очень быстро, Белла.

Кто бы сомневался.

— Поэтому — будешь ты говорить, не будешь, а выйдет либо пожизненный Азкабан, либо поцелуй, — он помолчал. — Но если хоть немного станешь мне помогать, я постараюсь вытянуть на Азкабан.

— А смысл? — она наконец ответила, посмотрев на Муди в упор. — Поцелуй хотя бы быстрее.

Он, казалось, был доволен.

— Я знал, что ты так скажешь. Ты не из тех, кто цепляется за абы какую, лишь бы жизнь. И если б дело было только в тебе, так я бы, может, и морочиться не стал.

Он засопел.

— Но пацан-то, Белла...

Она напряглась.

— Пацана-то пожалей, — сказал Муди, не глядя на нее. — Это ж ты его втянула, ты втравила в это дело. И что теперь? Ты-то отмолчишься. А он? Сама подумай, сколько он выдержит суток без сна? А сколько Crucio? Хотя до Crucio даже не дойдет, я думаю. Никто не будет этим отчетность портить, есть более простые способы. Мальчик же через час сломается, если его будут бить. Ты понимаешь это?

Она молчала.

— Цацкаться никто не станет — он проходит по особой категории. И Крауч отдельно распорядился не делать скидку на то, что это его сын. Так что он очень скоро либо с ума сойдет, либо начнет говорить и наговорит на пожизненный Азкабан. Или ему дадут веритасерум, и кончится тем же.

— Я-то что могу сделать?

— Очень много можешь, — возразил Муди, откидываясь назад. — Ты можешь мне рассказать, как все было у Лонгботтомов. И представить такую версию событий, по которой Барти будет проходить как в лучшем случае вынужденный соучастник. Дескать, ничего не знал, был под Imperio, и все такое прочее. Даже если нам не удастся доказать, что он не владел собой, — все равно получит максимум год-два. И то на нижних ярусах Азкабана, где и дементоров даже почти нет. Потом выйдет, сможет жить нормальной жизнью. Ему лет-то всего-ничего... Только что Хогвартс закончил.

Белла опустила голову.

— Подумай, — посоветовал Муди, по-прежнему не глядя на нее. — Подумай. Но я тебе еще вот что скажу. Да ты и сама это знаешь. Ты за него отвечаешь. Он за тобой туда пришел. Ты умнее, ты опытнее, ты — не знаю, как у вас там это все называется, но явно, что старше по званию. Так что ответственности больше на тебе, в любом случае. Тем более, что твоя собственная участь уже решена, ты ничем ее не ухудшишь и не улучшишь.

Она посмотрела на него.

— А с чего вдруг ты так о нем печешься?

Он засопел.

— Знаю его немного. Приходил к нам с отцом. Он ведь мальчишка был неплохой. Искренний, умный. Если б папаша им хоть на чуточку больше занимался... Я его понимаю, Барти-то есть. Каково это, когда родителей интересуют только твои отметки, а чем ты живешь, чем дышишь, чего хочешь, чего боишься — до этого ни одной живой душе и дела нет. А тут он встретил друзей, настоящих... Вы же ведь дружили, это же не показное было, правда, Белла?

Она не ответила.

— Вот то-то и оно. В таком возрасте ради друзей, кажется, и весь мир пешком обойдешь, и жизни не пожалееешь.

— Послушай, — она попробовала заговорить. Получилось хрипло и почти непонятно. Муди взмахом палочки вызвал из шкафа пыльный стакан, наполнил водой и подтолкнул по столу к ней. — Послушай, а если предположим — я говорю, "предположим", — мы договоримся... что взамен? Вряд ли ты только из заботы о Барти все это затеваешь.

— Правильно мыслишь, — одобрил Муди. — Кое-что будет и взамен...

Он посмотрел на нее долгим взглядом, словно и видел ее, и не видел одновременно.

— Ты мне ответишь на несколько дополнительных вопросов.

Ну, чего и следовало ожидать. То, ради чего все и затевалось, естественно.

— Нет, — сказала она и откинулась на спинку стула. — Ты же знаешь, что нет. Я не буду называть никаких имен. Даже ради Барти.

— А я и не собираюсь тебя спрашивать об именах, — невозмутимо ответил Муди. — Я знаю, что ты не скажешь. Я просто хочу... скажем так, кое-что уточнить. Это касается только тех людей, о которых мы уже знаем.

— Смотря что, — осторожно сказала она.

— А это уж что я спрошу, — он пожал плечами. — Но предавать своих тебе не придется, это я могу обещать.

— А какие гарантии? — спросила Белла.

— Ну, какие тут могут быть гарантии, — он хмыкнул. — Расписку я тебе, что ли, дам? Могу дать слово, а уж там как ты выберешь — верить мне или не верить...

— Хорошо, предположим, так оно все и будет. Но если я дам показания, а они разойдутся с показаниями остальных?

— Я позабочусь, чтобы не расходились. И, Белла, вот что я тебе могу обещать, — он вытащил из кармана огромный клетчатый носовой платок и принялся вытирать нос. — Ни по каким другим эпизодам, кроме этого, я никого спрашивать не буду — ни тебя, ни твоего мужа, ни Барти. Ты понимаешь меня?

Она кивнула.

— Так что выбирай. Я уже сказал — я не буду. Но если не захочешь со мной работать — что ж, насильно мил не будешь, — следователя сменят, и вот тот может и спрашивать. А ты же понимаешь, что сопротивляться веритасеруму постоянно ты не сможешь. Еще пару дней без сна, еще с пяток Crucio... И рано или поздно у тебя просто не хватит сил. Или у твоего мужа, кстати. Ему-то, знаешь ли, сильнее достается. То, что с тобой, — это так, цветочки. Хочешь, чтобы кто-то из вас сломался и начал говорить? А потом что?

Да, подумала она, если до такого дойдет, потом только и останется надеяться на поцелуй или на то, что удастся покончить с собой.

— Так что думай, — заключил Муди, пряча платок. — Хорошо подумай. Я тебя завтра утром вызову. Еще есть что-то, что тебе нужно?

— Нижнее белье, — ответила она и, подумав, добавила: — Расческа. И шпильки для волос или лента.

Он поморщился:

— Ну, расческу и все прочее вряд ли получится, а вот нижнее белье, думаю, разрешат. Я поговорю. А сейчас иди и выспись. Лады?

Она кивнула и машинально подумала: интересно, а как он вызовет охрану, чтобы ее проводили? Колокольчика нигде не заметно. Не запиской же, сложенной самолетиком, как в Министерстве магии...

Но Муди не стал утруждать себя такими сложностями. Он просто, не оборачиваясь, через плечо нацелил волшебную палочку на дверь, отчего та, распахнувшись, с грохотом ударилась о стену, и гаркнул на весь коридор:

— Конвой!!!

ПРИМЕЧАНИЯ.

** Cлова из ирландской песни "Strong man":

That’s my brother, Sylvest

He's got a row of forty medals on his chest

He killed fifty badmen in the West

He knows no rest...

And he thought he'd take a trip to Italy

And he thought that he'd go by the sea

He jumped off the harbour in New York

And he swam like a man from Cork, etc.

** Удар милосердия (фр.).

Глава 2.

Те полтора месяца, что прошли после катастрофы, они жили в Глен Рой.

Глен Рой — маленький домик в сельской глуши на острове Мэн, в двух милях от ближайшего поселка — был так называемым "чистым" жильем. Подбором таких домов и квартир в организации занималось управление хозяйственного обеспечения. Они служили укрытием для тех, кому нужно было какое-то время отсидеться, не привлекая к себе внимания, "лечь на дно" или даже просто отдохнуть, не занимаясь делами. Белла уже была здесь весной, когда Темный Лорд отчего-то вдруг расщедрился и подарил им с Руди недельный отпуск.

Хозяйка дома, миссис Корлетт, милая пожилая магла, находилась, естественно, под Imperio. Кроме того, время от времени ее подвергали заклятию, очищающему память. Однако по большому счету нужды в этом не было. Миссис Корлетт и так бы не стала болтать. По каким-то ей одной известным причинам она верила, что странноватые и часто меняющиеся постояльцы Глен Рой на самом деле работают на какую-то из спецслужб. Волшебные палочки она считала продуктом высоких технологий нового поколения и окончательно в этом убедилась, когда Руди однажды с помощью заклятия легко и быстро снял у нее сердечный приступ.

Миссис Корлетт очень гордилась доверенной ей важной миссией и к своим жильцам относилась с материнской нежностью — старалась хорошо кормить, всячески опекала, но никогда не расспрашивала о работе. Понятно, что не скажут, это же государственная тайна. К тому же она много лет жила одна — муж был убит на войне, сын погиб в автокатастрофе в начале 1970-х, — так что с гостями ей было веселее и не так страшно по ночам.

В этот раз они соблюдали меры предосторожности куда больше, чем весной. Попросили миссис Корлетт заменить на окнах тонкие белые занавески с вышивкой ришелье на плотные тяжелые шторы, но к окнам все равно лишний раз не подходили. Из дома не выходили до наступления темноты, да и потом не особенно. Обходились минимумом еды, чтобы хозяйке не пришлось покупать больше продуктов, чем обычно, так как это могло бы привлечь внимание. Даже магией пользовались по минимуму, в основном только для установки сигнальных и противовзломных заклятий, которые обновляли каждые 12 часов.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы было скучно. Белле казалось, что первые две недели они только и делали, что спали — то ли отходили от шока, то ли наверстывали упущенное за столько лет. К тому же Глен Рой плохо отапливался, и часто просто не было сил вылезти из-под теплого одеяла. Еще они занимались любовью, много, долго и неистово. Кровать ужасно скрипела, а использовать магию ради заглушки не хотелось по соображениям безопасности, так что они стелили на пол одеяло и перебирались туда. Старались двигаться тише, контролировали дыхание, вцеплялись зубами друг в друга или в край одеяла, чтобы не кричать. Было что-то удивительно щекочущее нервы в таком самоограничении, в необходимости прятаться.

В остальном заняться в Глен Рой было просто нечем. Белла читала магловские книги, которые откопала в книжном шкафу, Руди приспособился смотреть с миссис Корлетт телевизор — магловские фильмы очень забавляли его, тем более что поступки героев были понятны в лучшем случае на треть. Еще у них был радиоприемник, настроенный на волшебную радиосеть, по которому они узнавали новости, в том числе и о самих себе.

Раза два или три в неделю по вечерам появлялся Барти Крауч. Приносил еду, сигареты и "Пророк", рассказывал, о чем говорят в Министерстве.

Через две недели Белле стало тошно. Она злилась на мужа, который постоянно спал, тормошила его, била по щекам и щипала за нос, чтобы разбудить. Он неловко отмахивался и опять утыкался лицом в подушку.

— Слушай, я в кои-то веки могу как следует выспаться. Отстань.

— Нельзя же все время спать и ничего не делать!

— Почему "ничего"? Я иногда еще выполняю супружеский долг.

— Ты его уже выполнил на двадцать лет вперед.

— Ну, если учесть, что обычно это у нас бывает раза три в год, — то да... И потом, что ты предлагаешь еще делать? Все равно нам сейчас нужно отсидеться, пока все не утихомирится. А там можно попробовать уехать на континент. В магопорт, конечно, не стоит соваться даже под оборотным зельем. Я хочу попробовать по-магловски — на пароме через Канал, во Францию, а дальше куда-нибудь. Но паспорта, которые я заказал одному человеку, будут готовы не завтра и даже не послезавтра. Так что дергаться нет смысла.

Белла злилась и кричала на него, но в глубине души понимала — и правда, нет смысла.

***

Из "Пророка" они узнавали новости о Рабастане. Сразу после катастрофы тот наотрез отказался переходить на нелегальное положение, а когда его арестовали, спокойно предъявил пачку магических договоров, из которых следовало, что он, во-первых, является всего лишь адвокатом по найму и не имеет к организации никакого отношения, во-вторых, не вправе что-либо говорить о делах своих клиентов без прямого предписания суда. Собравшийся по такому случаю специальный комитет Министерства, судивший Пожирателей смерти в особом порядке, предписание выдал, но, очевидно, с точки зрения магического договора оно не имело законной силы, и Рабастан даже под действием веритасерума попросту не мог ничего рассказать. Его было попытались отправить в Азкабан, но вступилась гильдия адвокатов, справедливо посчитав, что преследование одного из коллег за профессиональную деятельность создает угрозу для всех остальных. В результате Министерству пришлось ограничиться подпиской о невыезде и начать против Рабастана нормальный процесс, который, учитывая его богатый опыт по части крючкотворства, мог затянуться на годы.

В ходе допроса под веритасерумом Рабастана спрашивали и о местонахождении брата с невесткой, на что он ответил, что не имеет о них ни малейшего понятия — так оно и было. Но позже, видимо, опасность миновала, и однажды в "Ежедневном пророке" в разделе объявлений появилось следующее:

"Продается яд акромантулы, недорого. Обращаться в Крэнтон-Холл, Сассекс, спросить Тома Тилдрама".

Белла знала, что это означает. "У Тома Тилдрама" — так на их семейном языке назывался неприметный ресторанчик в магловской части Глазго, прозванный так в честь жившего там большого черного кота, который напоминал кота из детской сказки. В тот же вечер Руди отправился туда, и Белла провела мучительный час, ожидая его возвращения, причем сама не знала, чего боится больше — того, что он не вернется,

или что вместо него появятся авроры. Однако он вернулся вполне благополучно, причем с Рабастаном.

Со стороны в этот момент особенно бросалось в глаза, как братья отличаются. Рабастан, такой солидный и уверенный в себе, словно и не был под следствием, в дорогом костюме — и Руди, в джинсах, оживленный, смешной, с длинными перепутанными волосами, кое-как завязанными в хвост.

Белла была до того счастлива, что впервые в жизни обрадовалась своему деверю. Вообще у нее стало такое приподнятое настроение, словно уже наступило Рождество.

Рабастан принес в подарок торт и упаковку сигарет.

— Ты лучший брат на свете, — нежно сказал Руди. — А то мне приходилось растягивать каждую пачку на три дня. Не могу же я просить миссис Корлетт покупать мне сигареты. В деревне это бы вызвало толки — с чего ей вдруг начинать курить на старости лет?

Белла поставила чайник и принялась делать бутерброды.

— Что там дома? Как мама? — расспрашивал Руди, сдирая обертку с сигарет.

— Элла туда переехала с детьми. Честно говоря, не очень. Мама грустит, совсем упала духом. Беспокоится за тебя. Дом три раза обыскивали, ничего, естественно, не нашли, но все перевернули вверх дном. И сад перекопали, так что погубили все ее многолетники. Кстати, — он полез в карман, — Белла, письмо для тебя. От Нарциссы.

Она быстро взяла свиток и спрятала. Лучше прочесть потом, в тишине и спокойствии.

— Передай маме, что все хорошо, — говорил Руди. — Что мне сделается...

— Вы проверялись? — спросила Белла. — Хвоста не привели?

— Все в порядке, — заверил ее Рабастан. — Наружка, конечно, весь месяц ходила за мной по пятам, но потом надоело. Собственно, они думают, что я сейчас у любовницы. Оттуда есть скрытый выход, удобно аппарировать. А они туда не суются. Раза два ходили вместе со мной, но потом я им разъяснил последствия нарушения права на частную жизнь, так что больше не пытались.

— До чего же хорошо быть юристом, — мечтательно сказал Руди, затягиваясь сигаретой. — И почему отец отправил учиться на адвоката тебя, а не меня?

— Потому что когда мы были маленькими и он брал нас на судебные заседания, то я слушал внимательно, а ты в это время рисовал драконов и пускал бумажные самолетики... Вообще сроду с тебя толку не было. Когда ты поумнеешь? — Рабастан критически посмотрел на футболку брата, украшенную надписью «Iron Maiden». — Хотя это и к лучшему. Зато сейчас тебя никто особенно не ищет. В аврорате слышали, конечно, что ты работал в разведотделе, но думают, что тебе вряд ли поручали что-то серьезное. Белла вызывает куда больший интерес, если хочешь знать.

— Я в курсе. И она больше бросается в глаза. Именно поэтому мы тут и сидим...

— Надо же, — сказала Белла, ставя на стол тарелку с бутербродами.

— ...а был бы я один, давно был бы в Швейцарии.

— Или в Азкабане. Хотя, — поправился Рабастан, глотнув чаю, — не факт. Ко мне уже подходили двое, ну знаешь, в серых мантиях. Намекали, что если я вдруг знаю, где ты... Я, конечно, сказал, что не знаю и знать не хочу. Но, в общем, если вдруг что, то ты можешь попробовать сдаться на льготных условиях.

— Даже так? Как Эйвери или Малфой?

— Что-то вроде того.

— Странно, — Руди затушил сигарету. — С ними-то все понятно: Эйвери сдал часть своих штурмовиков, кто поплоше, а Люциус откупается деньгами со счетов организации. Но я-то им что могу предложить? Картотечная уничтожена вместе со Ставкой, все досье ликвидированы. Чего, интересно, наши друзья в серых мантиях от меня хотят?

***

Белла знала, что на самом деле это не совсем так. Картотечная не могла быть уничтожена, поскольку это была даже не комната, а огромный стальной сейф, который перед взрывом Ставки должен был полностью уйти под землю и сейчас так и был погребен где-то там, под руинами. Найти и открыть это хранилище, набитое сотнями досье и рядами картотечных ящиков, могли только трое — сам Темный Лорд, Колин Розье или Руди. Но Розье умер в аврорате вскоре после ареста, Темный Лорд был неизвестно где, и оставался только ее муж.

Не то чтобы они уже об этом не говорили. Идея о возможной сдаче носилась, что ни говори, в воздухе. Но Руди делать этого не собирался, даже в самом крайнем случае. Слишком дорого стоила заключенная в комнате-сейфе информация, достаточная, чтобы запугать или шантажировать чуть ли не всю магическую Британию, чтобы покупать за нее всего лишь свободу и даже жизнь.

— Тем более что, — сказал он однажды Белле, — если он все-таки вернется... Чем я тогда отчитаюсь?

— А чем будут отчитываться Эйвери и Малфой?

— Ай, брось. С ними мы ничего серьезного не теряем. Кого может сдать Эйвери? С десяток своих охламонов? Да таких можно завтра набрать две сотни. Да и деньги со счетов организации — тоже дело наживное. А вот у меня…

— Ты правда думаешь, что он может вернуться?

— Не знаю. Метка-то не пропала, а просто посветлела и сливается с кожей... Не знаю.

Белла и сама не знала, но именно из-за этой неуверенности не могла переносить бездействие. Мучительна была мысль, что Темный Лорд может быть жив, а они бросают его без помощи, даже не пытаются узнать, где он и что с ним. Вдруг он в Англии, вдруг где-то совсем рядом?

Руди отмахивался от ее настояний. "Надо ждать, пока что-то не выяснится; если будем дергаться без толку, то и моргнуть не успеем, как окажемся в Азкабане, а оттуда точно ничего не узнаешь". Все это было верно, но...

Она не могла ни спать, ни читать, не могла усидеть дома и, еле дождавшись наступления темноты, уходила куда-нибудь — вниз по склону холма к реке, за которой россыпью огней лежала магловская деревня, или к маленькому пруду в дальнем конце сада, спрятанному в зарослях черной ольхи и осины. Днем еще случались дожди, но за ночь земля подмерзала, и грязь превращалась в твердые, словно каменные бугры и рытвины. Сухие листья на деревьях тоскливо шелестели, а на душе было так тяжело, что дальше некуда.

***

А потом Барти пересказал им то, о чем шушукались по углам в Министерстве.

"Это всего лишь вопрос времени. Он вернется, но мы в силах этому помешать".

Они, значит, в силах помешать. А мы — в силах помочь?

— Фрэнк что-то знает. Я уверен. Он проговорился один раз.

— Думаешь, в Министерстве известно, где он может быть? — спросил Руди равнодушно. Несмотря на то, что было уже девять вечера, он только что проснулся и теперь — после всего-то одной чашки кофе да жалкой пары сигарет — еще плохо соображал.

— Кажется, да. Я почти уверен, что Фрэнк знает. Но мне не скажет.

— Попробуй аккуратно расспросить.

— Уже пробовал. Знаешь, что он мне ответил? "Зачем тебе это, Барти? Ты, наверное, считаешь, что раз не попал в авроры, то тебя считают слабым и ни к чему не пригодным, а ты хочешь доказать обратное и тебя тянет на подвиги?". Вот и поговорили, называется. — Может быть, — задумчиво предложила Белла, — мы попробуем?

Руди, сидевший напротив, удивленно поднял брови, но промолчал. Зато Барти смотрел на нее, широко открыв глаза.

— Ты думаешь... А... а это можно сделать?

— Конечно, можно, и даже довольно просто. Придем и поговорим.

— Вы же в розыске!

— Тем более. Нам-то нечего терять.

— Но... а что потом? Я не хочу, чтобы Фрэнка...

— Никто ничего с ним не сделает, Барти. Мы просто поговорим и уйдем.

Барти идея увлекла. Но с Руди было хуже — он упорно отмалчивался и до ухода Барти так и не сказал ничего определенного.

Зато потом напустился на нее.

— Ты зачем морочишь ему голову?

— Почему — морочу?

— Потому что заставляешь его поверить в совершенно бессмысленные прожекты.

— Ах, вот как ты считаешь...

— Да, если хочешь знать. Такой белиберды в жизни еще не слышал. Ну, что может знать этот Лонгботтом?

— Много чего. Барти же говорил — он в последнее время занят каким-то спецпроектом. Что еще это может быть, как не связанное с Темным Лордом? К тому же он входит в этот дурацкий Орден Феникса. У Дамблдора свои источники информации, так что Фрэнк мог что-то слышать и от него.

— Что бы он там ни слышал, вряд ли это что-то определенное.

— Откуда мы можем знать, пока с ним не поговорим?

— Белла, да что бы он ни сказал, это не стоит такого риска.

— Его возвращение для тебя не стоит риска?

— Да. Я вообще не хочу, чтобы он возвращался. Во всяком случае, сейчас.

— Как это? — она была так ошарашена, что даже не возмутилась.

— А вот так. Раз в жизни у меня есть возможность почувствовать себя свободным и делать то, что хочется. Побыть человеком, а не машиной для выполнения приказов. Последние два года были сплошной мясорубкой, я сыт этим по горло, я хочу забыть обо всем к чертовой матери...

— Значит, ты не пойдешь к Лонгботтомам?

— Нет. И тебе не разрешаю. Даже не пытайся.

Тут-то она и сорвалась.

— Да неужели ты не понимаешь, как это бесчестно, как это позорно! Значит, Темный Лорд был для тебя хорош, только пока все хорошо? Он всегда считал Лестрейнджей ближайшими сторонниками. Вам все прощалось, вы были всегда особенными, исключительными. И теперь ты от него с такой легкостью отрекаешься! Потому что — ах, видите ли, — ты устал! А чего стоит твоя верность тогда? Чем ты лучше Эйвери или Малфоя? Это низко, ты понимаешь?! Легко быть преданным в минуту успеха, а вот когда ему действительно требуется помощь, кто оказывается на его стороне? Женщина и подросток! Не стыдно? Не противно на самого себя смотреть в зеркало?!

Она чувствовала, как подступают слезы, как сбивается голос. Но плакать нельзя, ни в коем случае, потому что тогда Руди скажет, что это просто бабья истерика, и она вообще ничего не добьется...

И тут он вдруг так резко ее прервал, что Белла даже испугалась.

— Все, хватит. Стоп, я сказал! Достаточно. Уговорила.

Она сначала не поверила своим ушам.

— Да, да, все, я согласен. Довольна?

— Да...

— Тогда, сделай милость, выйди отсюда. Куда хочешь, только не мелькай перед глазами. Мне надо подумать.

Белла была так поражена, что даже не обиделась на грубость. Такой легкой победы она не ожидала. Неужели, сама того не зная, задела какое-то больное место?

Поэтому, чтобы не портить эффект, она просто сняла мантию с вешалки и ушла бродить по саду.

***

Когда вернулась, он молчал и только курил одну сигарету за другой, глядя в пространство.

И только ночью, в постели, спросил:

— Так как же, Красотка, ты собираешься получить информацию от Лонгботтома?

Она ненавидела эту привычку переводить ее сокращенное имя на английский и называть ее Beauty, "Красотка". Но сейчас лучше было не начинать спор.

— Ну, не знаю... Спросить по-хорошему. Если не захочет говорить — попробовать легилименцию или Crucio.

— Ой, не смеши. Так он тебе ничего не скажет. Это не тот человек. Ты хоть раз видела допрос аврора?

— Ты, можно подумать, видел.

— Да, и один раз даже сам проводил.

— Когда это у нас разведотдел занимался допросами?

— Если ожидались сведения первой категории важности, к которым не было допуска даже у Долохова, — то мы.

— И что там такого особенного?

— А то, Красотка, что они умеют сопротивляться легилименции и веритасеруму... а веритасерума у тебя все равно нет. Imperio на них не действует, с помощью Crucio ты ничего не добьешься, ну разве что несколько суток потратишь. Но у нас нет нескольких суток.

— Так может, ты сам с ним поговоришь, мистер Умник?

— Может, и сам.

— И как ты намерен его заставить отвечать на вопросы?

— Во-первых, там есть ребенок — это уже хорошая точка давления. Во-вторых, просто договориться.

— "Договориться"! Прямо ангел мира. На какой почве?

— Пока не знаю. Есть отдельные мысли, но очень неопределенные.

— Первый раз слышу, чтобы с аврорами можно было договориться.

— А вот представь себе. Я же имел с ними дело. Тот единственный аврор, которого я сам допрашивал — до тех пор только ассистировал, — я же его взял после Долохова. Так что можешь себе представить, что тот с ним вытворял, уж Долохов умеет позабавиться. Но клиент ему ничего не сказал. А мне — сказал. Все, что нужно и даже больше. При том, что я ни разу не применил Crucio, я, собственно, вообще с ним ничего не делал. Просто приходил каждый день и по многу часов с ним разговаривал. Откровенно, как мужчина с мужчиной. Перевербовал его фактически. Жаль, что Темный Лорд не дал санкцию на его использование... Но он мне все рассказал, что я хотел слышать, хотя прекрасно понимал, что обречен. Я ему в конце даже дал возможность написать письмо семье и честно доставил по адресу. Вот. Сильный был человек. Я от него многому научился.

— Хорошо, хорошо, разговаривай сам с Лонгботтомом, как знаешь. Раз уж ты так проник в психологию авроров...

Он закурил.

— Белла, но вот что еще. Мне нужен дополнительно один человек, чтобы поставить его патрулировать периметр. На стреме постоять, так сказать. Завтра Рабастан придет, и я постараюсь его уговорить. Но я бы тебя очень просил не вмешиваться. Я ему подам эту идею как свою, а не как твою. Если он узнает, что это исходит от тебя, то точно не согласится.

— Конечно, он меня всегда недолюбливал.

— Не в этом дело. Он к тебе хорошо относится и считает, что из нас двоих ты единственный разумный человек. Просто... ну, ты же знаешь, у нас в семье не принято, чтобы женщины принимали решения, это не их дело. Я в этом смысле все-таки подкаблучник, что уж там. Но Рабастану об этом знать совсем не обязательно.

— Ладно, я буду молчать, как рыба.

— И учти, что если он не согласится, — ничего не будет. Без подстраховки мы туда не пойдем.

— Почему? Тех же Боунзов мы сделали вообще вдвоем.

— Не сравнивай. Боунз не аврор, и его жена не аврор. С ними справиться было элементарно. Там еще были двое детей и дед с бабкой, — просто смешно. Мы их тогда ликвидировали за пятнадцать минут, я засекал по часам. А с Лонгботтомами все может пойти самым непредсказуемым образом. Потому мне и нужен еще человек. Рабастан не лучший вариант, но больше некому. Все, на кого я мог бы положиться, сейчас или в Азкабане, или в бегах, или под следствием. Так что вот.

***

Когда Барти появился в следующий раз, Руди с порога принялся его расспрашивать.

— Ты уверен, что дом Лонгботтомов не под заклятием Fidelius?

— Да. У них бывают гости, а с Fidelius это очень неудобно. К тому же дом все равно декартирован и отключен от каминной сети, адреса практически никто не знает. Да и сейчас меры безопасности ослаблены...

— Тогда, Барти, я бы хотел тебя попросить кое-что сделать. Во-первых, я тебе дам вот такую штуку — это обнаружитель заклятий, — он протянул Барти небольшой предмет, похожий на магловскую авторучку.

— Да, я знаю. Ты меня всегда им проверяешь на "маячки".

— Да, на следящие заклятия. Когда ты в следующий раз будешь у Лонгботтомов?

— Завтра.

— Нужно выяснить, на каком расстоянии от дома у них стоят сигнальные заклятия. Внешнее, дальнее кольцо они вряд ли будут ставить — все-таки район магловский, народу много, заклятие постоянно будет срабатывать, так что смысла нет. Но ты на всякий случай аппарируй подальше, на расстоянии где-то полумили, и иди медленно. Запомни, на каком расстоянии от входной двери обнаружитель будет светиться, и сколько раз. Кроме того, нарисуешь мне план их дома с указанием дверей и окон, и что находится рядом. Сумеешь?

— Конечно.

— Хорошо. Теперь расскажи мне как можно больше об их распорядке дня. Когда возвращаются домой, что делают, с кем остается ребенок в их отсутствие, когда сменяют няню, когда ложатся спать, часто ли бывают гости и все такое прочее.

Барти принялся рассказывать. Руди слушал очень внимательно, но ничего не записывал — по привычке старался все держать в голове.

— Фрэнк действительно каждый вечер отправляет сову матери?

— Ну да. Он сам над этим подсмеивается — дескать, мама никак не может понять, что сын уже вырос и в контроле не нуждается, — но письмо все равно отсылает, чтобы она знала, что с ним все в порядке. Не знаю, видел ты его маму или нет. Но это такая женщина... С ней не поспоришь, проще сделать то, чего она хочет, — Барти засмеялся.

— Ты сказал, сову он отправляет примерно в десять вечера? Это и хорошо. Я все равно собирался прийти позже, где-нибудь в одиннадцать или к полуночи. Барти, постарайся как можно лучше выяснить график их с Алисой дежурств. Под предлогом напроситься в гости или каким угодно. Мне в идеале нужен какой-нибудь вечер, когда бы оба вернулись с дежурства и на следующий день им не надо было на службу. Тогда их не сразу хватятся, если что.

— Если что?!

- Это на всякий случай, Барти. Ни Фрэнку с Алисой, ни Невиллу никто вреда не причинит. Это я могу тебе обещать.

Барти ушел, полный энтузиазма.

***

Зато Рабастан от идеи брата не пришел в восторг.

— Да, — сказал он, выслушав до конца. — У тебя, конечно, всегда с головой было не в порядке, но чтоб до такой степени...

— А что тебе не нравится?

— Все нравится. Отличный план, толково придумано. Камеру-то в Азкабане уже забронировал?

— А как же. С видом на море... Ну, а если серьезно?

— Если серьезно, то я в этой безумной эскападе участвовать не собираюсь. И вообще, пока я кручусь, как угорь на сковородке, пытаясь вытащить семью из дерьма, ты норовишь повесить себе на шею два трупа авроров. Как будто тех, что уже есть, мало.

— Не будет никаких трупов. Я вообще хотел бы обойтись без эксцессов. Прийти, спокойно поговорить и уйти.

— Да, да, я тебе, конечно, верю... Делай, что хочешь, но уж меня уволь.

— Ты мне нужен. У меня сейчас совершенно нет людей, а с Беллой вдвоем мы можем не справиться. Мало ли как оно все пойдет.

— Хорошо, а тот, кто дал тебе наводку на Лонгботтомов? Он не идет?

— Нет.

— То есть..., — начала Белла, но Руди сделал страшные глаза и показал ей кулак под столом.

— Почему не идет? Насколько это надежный человек? А если это подстава?

— Совершенно надежный, не подстава. Просто он не готов к таким вещам. Я не могу его допустить.

— А меня, значит, можно и допускать, и засвечивать?

— Никто тебя не засвечивает. Во-первых, ты мне нужен исключительно для подстраховки и чтобы постоять на стреме. Им тебя видеть совершенно не обязательно. Во-вторых, ты будешь в маске...

— А то Лонгботтомы не догадаются.

— Нет, им не до того будет.

— Значит, догадается кто-то другой. Если ты и вправду собираешься оставить их в живых — идиотизм, каких мало, на мой взгляд, — то этот твой Фрэнк завтра же побежит к начальству, а уж оно сумеет сложить два и два.

— Не побежит. В живых он останется, только если расскажет то, что мне нужно. А уж об этом он докладываться не станет. Не полный ведь кретин. Это же разглашение служебной тайны, подсудное дело.

— Да, логично.

— Слушай, — Руди наклонился вперед и накрыл ладонь брата своей, — помоги мне один-единственный раз, ладно? Потом мы уедем и не будем мешать. Паспорта мне уже принесли.

— Вот и ехали бы во Францию или еще куда-нибудь. К чему эта затея?

— Нам же нужно хотя бы приблизительно знать... То есть, если выяснится, что Темный Лорд в Англии, то мы, конечно, никуда не уедем и будем искать его здесь.

— Ты вправду собрался его искать?!

— Конечно.

— Третья глупость за один вечер. Ты превзошел самого себя. Ну зачем это, зачем? Объясни мне.

— Что значит — "зачем"? Я вообще-то присягу давал.

— И я давал, и все давали! Что дальше? Как-то я не замечал, чтобы Эйвери, например, лез вон из кожи, пытаясь его найти.

— Это вопрос между Эйвери и его совестью. А мне моя не позволяет...

Рабастан тяжело вздохнул.

— Как я от тебя устал... Слушай, я отлично понимаю, откуда это все берется. Но вот когда ты поймешь, что это давно не тот человек, что был тогда? А ты — не тот шестилетний мальчик. Ты научишься, наконец, мыслить по-взрослому?

Руди засмеялся.

— Вот помоги мне один-единственный раз, последний, и я сразу научусь мыслить по-взрослому. Честно-честно. Обещаю.

— Эх, жалко, отца уже нет. Он бы из тебя выбил эту дурь.

— Папа бы меня понял.

— Кто знает. Кстати, может быть, что и понял бы. Такой же был авантюрист, как ты.

— Это я такой же авантюрист, как он. А что ты хочешь? Наследственность.

— Вот ведь послал Мерлин семейку... Ладно, давай рассказывай заново — что ты собираешься делать, чего ждешь от меня и все прочее.

"Получилось!" — триумфально подумала Белла и — поскольку Рабастан сидел к ней спиной и видеть ее не мог, — не удержалась от неприличного магловского жеста, рубанув себя ладонью по согнутой в локте руке.

***

Впрочем, оставались еще невыясненные вопросы, и после ухода Рабастана она вцепилась в мужа.

— Почему это мы не берем Барти?

— Потому что ему совершенно там нечего делать. Барти — наш единственный сейчас ценный источник. И вообще единственный в Министерстве, после ареста Руквуда.

— Его не обязательно светить. Как и Рабастана. Но он имеет право присутствовать. Это ведь он все придумал, он чувствует себя причастным, гордится. Нельзя так его обижать, ты же знаешь, какой он чувствительный. Пускай побудет рядом, потом я его незаметно впущу, и он послушает, постоит за дверью или где-нибудь.

— Очень рискованно. Нет. Нельзя. Барти никогда не был в деле, я не могу на него положиться. Неизвестно, как он отреагирует на все это.

— Нормально. Я с ним поговорю, объясню, как себя вести. Пойми, он же доверяет нам. Считает близкими друзьями. А если его не взять, это будет как пощечина. Риск не такой уж большой, в конце концов.

Руди долго думал, потом согласился.

— Ладно, ты права. Если его не взять, скорее сломается. Но, Белла, — под твою ответственность.

— Конечно, — она кивнула. — Не переживай, Барти не подведет.

***

Подготовка операции в доме Лонгботтомов заняла дней десять. Наконец, Барти сообщил, что удачный момент, кажется, появился.

— В пятницу у них последнее дежурство, и на вечер субботы меня пригласили в гости. Намечается вечеринка, потому что на следующий день они уезжают к знакомым на Рождество.

— Отлично. А что они делают вечером в пятницу?

— Ничего. Я сделал вид, что хочу напроситься в гости на пятницу, потому что Фрэнк ведь знает, что я не люблю вечеринки. Но он засмеялся и сказал, что они с Алисой хотели бы... ну, побыть наедине. В кои-то веки Невилла забрала бабушка, вот и представилась возможность спокойно...

Барти покраснел.

— Черт! — Руди покачал головой. — Ребенка не будет? Плохо-плохо. А где живет бабушка?

— Не знаю. Я могу попробовать выяснить...

— Не надо. Ты не успеешь, к тому же это вызовет подозрения. Ладно. Это усложняет дело, но ничего, переиграем по ходу. Барти, мы тебя ждем в пятницу в девять вечера. Родителей предупреди, что заночуешь у друзей. Неизвестно, насколько все затянется.

После ухода Барти они почти не разговаривали, и только уже поздней ночью в постели — Руди о чем-то думал, глядя в потолок, Белла при свете настольной лампы читала книгу, — он вдруг спросил:

— Ты правда думаешь, что мы справимся?

— Как странно видеть тебя неуверенным... Конечно, — она наклонилась и поцеловала его.

— Красотка, может, тебе не стоит туда ходить?

— Вы не справитесь с Рабастаном. Два на два — слишком рискованное сочетание в таких обстоятельствах.

— Все-таки я почему-то боюсь за тебя. Я же себе не прощу, если что...

— Ничего со мной не случится. Все будет хорошо.

Он встал и подошел к окну.

— Еще и снег пошел. Твою мать. В пятницу ночь будет светлая.

— Так что будем делать?

— Ничего. Отменять не станем. Хуже нет, чем в последний момент дергаться.

Он лег опять и закурил.

— Скажи, а почему ты все-таки тогда согласился? И так неожиданно.

— Да ты просто сказала одну вещь... Собственно, и Рабастан именно об этом упоминал — помнишь, про шестилетнего мальчика? Я вспомнил вдруг одну историю. Давнюю-давнюю, еще с тех времен, когда Темный Лорд еще только вернулся в Англию из своих путешествий и жил у нас дома. Он был тогда совсем другим — сейчас в это трудно даже поверить. Таким веселым, красивым, молодым... Так мне нравился. И с ним было очень легко. Все называли его уже тогда "милорд", но не было чувства отдаленности, что ли, непроходимой стены. Он рассказывал нам с Рабастаном разные истории о странах, где побывал, — Румынии, Албании, Чехии. Делал нам бумажные кораблики и заколдовывал так, чтобы они плавали в ванне и палили друг в друга из пушек. Еще мог выйти в сад и позвать на парселтонге — появлялась какая-нибудь змея, и он с ней разговаривал, заставлял выполнять его команды. Поэтому я не боюсь змей, я к ним привык еще тогда. У него был уж, он жил в его комнате и пил молоко из блюдечка.

Даже по голосу было слышно, что Руди улыбается.

— А один раз мы были дома с Конни — родителей не было, — и он вернулся откуда-то. Сигнальные заклятия на него не реагировали, просто не видели. Никогда, нигде. Он сразу прошел в кабинет отца, надо было поработать. А мы с Рабастаном утащили метлу и стали на ней летать по саду, невысоко, чтоб никто не заметил. Потом я не справился с управлением и врезался в стену дома. Метла сломалась, я грохнулся с пятифутовой высоты. Он не мог этого видеть — окна кабинета выходят на другую сторону, — но как-то почувствовал, наверное, потому что вдруг оказался возле нас. Рабастан-то так испугался, что ни звука из себя не мог выдавить. А он стал меня ощупывать — руки, ноги, позвоночник, — спрашивал, не тошнит ли, не кружится ли голова. Потом взял меня на руки и понес в дом. Сказал, что, хотя все вроде бы в порядке, нужно с час полежать. И еще сказал, что метлу он починит, а папе мы ничего не скажем, чтобы нас не наказали. И это будет наша общая тайна. Вот. "Только, — говорит, — ты меня не подведи, ладно?".

Огонек сигареты ярко вспыхнул и тут же опять стал тусклым, еле тлеющим.

— Метлу он, кстати, действительно починил, так что совсем ничего не было заметно, она даже летать стала лучше. А вот это "Ты меня не подведи" я запомнил. Даже потом, когда уже закончил Хогвартс и все думал, что же мне делать дальше, — а я ведь очень не хотел идти в организацию, я даже из дома тогда ушел и снял ту квартиру в Лондоне, помнишь? чтобы побыть одному и все обдумать, — даже тогда это вспоминал. Не скажу, что это было решающим, но все же свою роль сыграло. И я всегда хотел действительно хорошо ему послужить, оправдать доверие... Хотя он так переменился за последние два года. Рабастан прав, это уже совсем не тот человек. Я даже стал его временами бояться, и мне это совсем не нравилось. Но тем не менее когда ты спросила, чего стоит моя верность, я вспомнил вот это: "Не подведи меня", — и как-то так мне стало тяжело... Подумал: а и правда, чего она стоит? Вот и...

Белла погладила его по голове.

— Рабастан прав, я слишком эмоциональный и живу все еще какими-то детскими, книжными представлениями. Ну да ладно. Закончим с этмм делом — сразу стану взрослым и циничным, — он засмеялся. — Все, хватит об этом. Скажи лучше, что ты читаешь?

— Да так, стихи. Антологию поэзии XX века.

— Магловской?

— Ну да.

— И как?

— Есть неплохие вещи.

— Почитай мне что-нибудь.

Она очень удивилась, но ни о чем спрашивать не стала. Перелистала книгу и нашла понравившееся.

Я слышу армию, идущую по земле,

И грохот копыт лошадей, у которых в мыле бока:

Над ними застыли всадники в черной броне -

Надменные, с жесткой уздой и кнутами в руках.

В ночи раздается воинственный их призыв:

Дрожу я во сне, заслышав вдали их гортанный смех.

Слепящим огнем сновиденья мои спалив,

Мне сердце опять раздувают они, как мех.

Своими зелеными космами гордо тряся,

Выходят из моря они и по берегу мчат, крича.

Достанет ли мудрости сердцу понять, что отчаиваться нельзя?

За что же я здесь один, о любовь, о любовь моя, отвечай?*

ПРИМЕЧАНИЯ.

* Стихотворение Джеймса Джойса "I hear an army charging upon the land" (1903), пер. Е. Кругликовой.

Глава 3.

Придя в камеру, она еле добралась до койки и сразу провалилась в черный сон без сновидений.

Утром с трудом услышала будившего ее конвойного.

Муди уже ждал ее в том же кабинете, пропахшем, кажется, навсегда застоявшимся табачным дымом и потом. Усадил ее на стул, осторожно прихватил веревкой за талию, извиняющимся тоном сказал, что придется связать руки:

— Устав, понимаешь, требует. Но я некрепко.

Подвинул к ней стакан с чаем и тарелку с бутербродами.

— Ты как? Выспалась? Лучше?

Лучше, лучше. Только синяки на лице, наверное, еще четче видны. Да уж, вот сейчас ее бы никто не назвал Красоткой.

— Давай пока с тобой так поговорим, не под запись, — предложил он. — А там решим. Расскажи мне, что было в тот день.

Белла знала, что есть такой прием — их предупреждал в свое время Мистер Х. Злого следователя сменяет добрый, и подозреваемый, видя, как к нему хорошо относятся, обещают помощь и защиту, расклеивается и начинает говорить. А как раз этого делать никогда не следует, так же, как не стоит верить обещаниям дать маленький срок — ко времени суда вся эта "помощь следствию" успешно забывается. Азкабан переполнен явившимися с повинной.

Она старалась быть осторожной, но так устала, что ей было уже все равно. Муди, правда, не особенно и давил на нее. Не просил выдавать других, даже — несмотря на ее готовность взять на себя что-нибудь, помимо Лонгботтомов, — не спрашивал о прочих делах.

Так что она махнула рукой и стала рассказывать.

***

Как всегда перед "делом", она очень долго причесывалась.

Старательно расчесала волосы, разделила на три пряди, заплела в косу, уложила кольцом вокруг головы, закрепила шпильками. Так, словно выполняла ритуал.

Мужской одежды у нее в Глен Рой не было, да она так никогда толком и не привыкла носить брюки. Поэтому надела просто свободную, недлинную — до щиколотки — юбку, не стеснявшую движения, и новые чулки. Зашнуровала ботинки на удобном низком каблуке.

Потом села и смотрела через щель между шторами, ни о чем не думая, на темное небо за окном. Снег шел крупными хлопьями, начиналась метель. Это и к лучшему.

Краем уха слушала, как Руди переговаривается с Рабастаном. Потом треньканье сигнальных заклятий, тихий стук в дверь — пришел Барти. Последний инструктаж. Белла пыталась сосредоточиться. Получалось с трудом. В мыслях словно тоже шел снег.

— Барти, твоя задача — просто стоять за дверью и слушать. И все. Не входить, ничего не говорить, ничего не предпринимать. Они не должны тебя видеть. Это понятно?

Барти кивнул.

— В случае любой экстремальной ситуации — драка, появление авроров, что угодно — немедленно аппарируй. На нас внимания не обращай, нас не жди.

— Ясно.

— Белла. То же самое. Поняла?

— Да.

Перед выходом все сели на минутку. Молчали, не глядя друг на друга. Потом Руди поднялся:

— Ну, помогай Мерлин.

"Совсем как Ивэн", машинально подумала она. И заметила, что так же, как Ивэн, он при выходе постучал палочкой, которую держал в левой руке, о дверной косяк.

Они аппарировали в узкий переулок на окраине маленького городка на севере Англии, в магловском районе. Вокруг не было ни души — кто станет высовывать нос на улицу в такую погоду, еще и поздно вечером? Из освещенных окон домов доносились звуки телевизора, сквозь занавески видны были уже украшенные рождественские елки в гостиных. У них в Глен Рой еще не было — Белла пообещала миссис Корлетт, что завтра поможет нарядить.

Лонгботтомы жили в небольшом отдалении от остальных, к дому нужно было идти по аллейке, обсаженной кустами. Белла шла спиной, зачищая следы, хотя особой нужды не было — все равно снег заметет.

На подходе к дому Рабастан и Барти надели маски. Руди пошел совсем медленно, внимательно глядя на обнаружитель заклятий. Когда стержень засветился, он поднял руку. Все остановились.

Высоко подняв палочку, Руди осторожно водил ею по воздуху, пока вдруг не замер — значит, нашел. Принялся слегка двигать палочкой в разные стороны, шепотом произнося заклятия, а потом быстро вращать ее в пальцах, словно наматывал невидимую нить. Наконец облегченно выдохнул и опустил руку — сигнализация снята.

Тем временем Белле вдруг показалось, что в начале дорожки мелькнула какая-то тень. Снег, летевший в глаза, мешал толком рассмотреть. Она быстрым шагом вернулась туда, огляделась по сторонам. Вроде никого. На всякий случай несколько раз выстрелила парализующим заклятием по кустам и мусорным бакам. Тишина, ни звука.

Показалось.

Тем временем остальные тихо, стараясь не шуметь, подошли к дому и остановились у входной двери. Слева ярко светилось окно — гостиная. Справа было темно — там кухня. Барти остался в нескольких шагах позади и прижался к кустам.

Руди коротко кивнул Рабастану. Тот двинулся вправо вдоль стены дома, на ходу вынимая из кармана дымовую шашку. Остановился у кухонного окна, потом быстро разбил его заклятием и швырнул шашку внутрь.

Из окна повалили клубы дыма. Рабастан бегом вернулся к ним. Белла установила над входной дверью купольное заглушающее заклятие — надолго его не хватит, но будет достаточно, чтобы высадить дверь, не перебудив полквартала. Сейчас нужно дать Лонгботтомам несколько секунд, чтобы добежать до кухни. Она слышала, как Руди рядом считает шепотом:

— Раз, два, три, четыре, пять. Пошли!

Дверь была неплохо защищена, но одновременного удара трех заклятий не выдержала и слетела с петель. Прикрыв лица мокрыми платками, они ворвались в коридор и увидели в проеме кухонной двери Фрэнка Лонгботтома. Реакция у него была, надо сказать, хорошая — хотя слезы от дыма застилали глаза, он уже оборачивался и стрелял в их сторону, ничего не видя, на звук. Два Stupefy ударили его в грудь, и Фрэнк упал. Алиса уже не двигалась — ее оглушили еще с порога.

Пока Белла убирала дым из кухни и чинила разбитое окно, Руди с Рабастаном перенесли Лонгботтомов в гостиную. Фрэнк с женой, судя по всему, действительно занимались любовью, пользуясь тем, что Невилла нет дома: на Фрэнке были только впопыхах натянутые брюки, на Алисе — кое-как запахнутый халатик на голое тело.

Рабастан, ни слова ни говоря, повернулся и вышел во двор. Белла, подойдя к входной двери, уже навешенной обратно, впустила Барти.

— Стой в коридоре, — шепотом сказала она ему, — и ни во что не вмешивайся. Услышишь шум или сигнал тревоги — сразу аппарируй.

Он кивнул, быстро и нервно.

***

Белла ушла в гостиную. Задернула шторы, прошла по комнате, "навешивая" заглушающие заклятия — как обычное, так и блокирующее обнаружение непростительных. Сигнальные снаружи Рабастан сам поставит.

Алиса нервно сжалась в комок в кресле, словно пытаясь отодвинуться от них. Веревки прочно удерживали ее на месте.

Фрэнк, казалось, совсем не был напуган. Он даже улыбался.

— Рудольф! И с супругой. Какой приятный сюрприз.

— Здравствуй, Алиса, здравствуй, Фрэнк, — Руди так же мило улыбнулся. — А мы проходили мимо и решили вот зайти на огонек.

— Кстати, как вы смогли найти дом?

— Есть разные способы, — Руди пожал плечами. — Собственно, мы совсем ненадолго. Мне нужно поговорить с тобой, Фрэнк, — он огляделся. — Я надеюсь, вам удобно? С вашего разрешения я тоже сяду.

Взмахом палочки передвинул одно из кресел на середину комнаты и сел. Белла осталась стоять за спинкой кресла с палочкой в руках. В комнате было так тихо, что тиканье больших напольных часов казалось громким, как стук сердца.

— У меня есть вопрос, который я хотел бы задать, а потом мы уйдем.

— Так-таки просто уйдете? — скептически улыбнулся Фрэнк.

— Да, — совершенно спокойно ответил Руди. — Просто уйдем, и все. Я хотел бы подчеркнуть, что вам с Алисой ничего не угрожает.

— Откуда вдруг такая любезность?

Руди пожал плечами.

— Я буду с тобой откровенен. Как ты знаешь, мы в розыске. Поэтому, можешь мне поверить, я не испытываю ни малейшего желания оставлять за собой в такой момент еще и два трупа авроров. Прости за резкость

— Давно ли ты стал так осторожен, Рудольф?

— Я всегда был осторожен, поэтому я сейчас здесь, а не в Азкабане. Так мы сможем поговорить?

— Что у тебя за вопросы?

— Собственно говоря, один. По моим данным, аврорат располагает сведениями о том, где сейчас находится Темный Лорд. И эти сведения я хочу у тебя купить.

Белла вздрогнула. Такого поворота она не ожидала.

Руди слегка наклонился вперед.

— Фрэнк, я знаю, что нужную мне информацию бесполезно из тебя выбивать, что авроров обучают сопротивляться Crucio, Imperio и легилименции, что я скорее замучаю тебя насмерть, чем получу то, что мне нужно. Иначе бы не деликатничал. Как видишь, я совершенно честен. Я знаю, что не смогу получить нужное мне тупо, силой, поэтому предлагаю тебе сделку и хочу услышать твою цену.

— Мы не будем торговаться! — сказала Алиса.

Руди поморщился, но промолчал. Он по-прежнему вел себя так, будто в комнате, кроме Фрэнка, никого нет.

— Твоя цена?

— А зачем мне вообще вступать в сделку? — поинтересовался Фрэнк.

— Хороший вопрос. И я тебе на него отвечу тоже прямо. Предположим, ты не вступаешь со мной в сделку. Вообще никак и ни на каких условиях. Естественно, это будет означать смерть твою и жены, и довольно мучительную, но, думаю, ты к этому готов. Однако предварительно Белла отправится туда, где сейчас находятся твои мать и ребенок, и принесет сюда голову Невилла. На мой взгляд, такой вариант вряд ли тебя устроит.

— Вранье, — спокойно сказал Фрэнк. — Ты не знаешь, где они. Вы туда не доберетесь.

— Ну, если уж мы оказались здесь, — Руди улыбнулся, — то, как ты можешь предположить, у нас есть определенные возможности. Мне бы не хотелось прибегать к крайностям, как я уже говорил. Мне не нужен твой труп, Фрэнк, как и труп твоей жены, и твоего ребенка. У меня достаточно своих проблем на данный момент. Но, если понадобится, я это сделаю.

— Это блеф! — крикнула Алиса. — Фрэнк, не верь ему!

Руди резко обернулся к ней.

— Алиса, мне очень неприятно так разговаривать с леди... Но вынужден обратить твое внимание на то, что когда голова Невилла будет на этом столе, — он потянулся к столешнице из массивного дерева и постучал по ней пальцами, — вряд ли тебе станет легче от того, что я не блефовал. А теперь прости, но я предпочитаю в дальнейшем беседовать с твоим мужем. Он кажется мне более рациональным. Пожалуйста, не прерывай нас.

— Твоей жене, кажется, тоже не нравится ход беседы, — вдруг сказал Фрэнк, кивнув на Беллу.

Видимо, ей так и не удалось стереть с лица ошеломление.

— Белла, оставь нас, пожалуйста, — сказал Руди, не оглядываясь.

Она развернулась и вышла в дверь в задней части комнаты. Там оказалась спальня — аккуратная комнатка, на окнах цветочные горшки. Белла оставила себе щелку, чтобы слышать, о чем идет речь.

Маленький спектакль супружеской покорности, рассчитанный специально на Фрэнка.

— Как ты ее выдрессировал, — услышала она голос Лонгботтома.

— Есть методы, — равнодушно ответил Руди. — Если интересно, потом расскажу. Так вернемся к нашей беседе?

— Фрэнк, не слушай...

— Алиса, замолчи!

Ага, уже лучше. Похоже, спектакль сработал.

— Так, собственно, какую сделку ты мне предлагаешь?

— Информация о местонахождении Темного Лорда взамен на те сведения, которые тебя заинтересуют и которыми я готов буду поделиться. Например, какая-то часть нашей агентуры. Одна пятая, скажем. Имена, адреса и прочее. Или назови свою цену.

— Почему бы не поделиться уж тогда всей агентурой сразу? Все равно ведь, как только я сообщу тебе то, что знаю, нас с Алисой не станет — это и дураку ясно. Так что можно обещать все, что угодно.

— Я же тебе уже объяснил, что я не собираюсь тебя убивать. Я вообще хотел бы обойтись без крайностей. Я в сложном положении, Фрэнк, и не скрываю этого.

— А какие гарантии?

— Скажи, пожалуйста, какие я могу дать гарантии, которым бы ты поверил? Мое честное слово? Ты скажешь, что слово Пожирателя мало чего стоит. Мое письменное обещание? И того меньше. Что?

— Развяжи меня.

— Перед уходом — пожалуйста. Сейчас — нет. Мне тоже нужны гарантии.

— Фрэнк, я же говорю тебе, что это все блеф!..

"Алиса, — подумала Белла, прижимаясь ухом к дверной щели, — если бы ты была немного умнее, то не влезала бы в мужской разговор. Мужчины — все равно что собаки. Они общаются движениями хвоста и ушей, непонятными для человека, но для них все эти движения что-то значат, и они понимают друг друга. Если они договорятся, так уж договорятся без тебя. Если нет — ты только сделаешь хуже...".

Тем временем внутри разговор шел своим чередом.

— ...а я объясню, зачем тебе это нужно, Фрэнк. Тебе никогда не казалось странным то, что происходит в последнее время? Малфой, который так легко уходит от следствия, отговариваясь тем, что действовал под Imperio? Эйвери, Макнейр — то же самое? Тебе не кажется, что Крауч просто не хочет сажать в Азкабан таких отличных специалистов? Ведь хороший инструмент — всегда хороший инструмент, независимо от того, в каких он руках. У Крауча сейчас есть возможность без особого труда подмять под себя уже готовую, уже существующую организацию. Штурмовые отряды. Агентура. Бери и пользуйся. Не боитесь получить нового Темного Лорда?

Белла замерла. Она уже окончательно перестала понимать, что происходит.

— Скажешь, я не прав? Вам в вашем Ордене Феникса не приходил в голову такой вариант развития событий?

Фрэнк, видимо, кивнул или как-то иначе дал понять, что согласен, потому что Руди удовлетворенно сказал:

— Значит, понимаешь. А тебе не кажется, что специалиста моего уровня Крауч купит с радостью? И с ним я могу выйти на переговоры о добровольной сдаче на очень выгодных для меня условиях.

Пауза.

— Скажу тебе больше — то, что отлично понимает Дамблдор и понимаете вы все, — как только Крауч усилится, он расправится с вашим Орденом точно так же, как мог бы, но не желает, расправиться с нами. Потому что, в отличие от нас, вы ему не нужны, так что уж вас-то он раскатает в лепешку, дай только срок. Орден Феникса — такая же антисистема, но с другим знаком... Ладно, я уже слишком сложно выражаюсь.

— Нет, почему же... — медленно ответил Лонгботтом.

— Фрэнк, не слушай его, он специально тебя заговаривает, чтобы...

— Алиса!!!

— Тебе не кажется, Фрэнк, что Ордену стоило бы купить мой, скажем так, нейтралитет, не дожидаясь, пока я предложу свои услуги Краучу?

Белла боялась даже дышать. Ситуация балансировала на грани абсурда.

— Повторю еще раз. В обмен на небольшой фрагмент достаточно смутной информации — как видишь, я хорошо себе представляю твой товар, — ты можешь получить от меня массу полезных сведений. Например, я могу тебе подробно рассказать о том, какие именно ресурсы Крауч уже получил и что еще может получить. Поделиться частью собственных ресурсов. Плюс мой нейтралитет в будущем. Ты же понимаешь, как я сейчас сильно подставляюсь, чем я рискую, если детали нашего соглашения когда-нибудь всплывут. Как видишь, я совершенно честен с тобой.

Руди помолчал.

— Фрэнк, я не могу дать тебе гарантий. Я никак не могу заставить тебя поверить, что в случае заключения сделки ты и твоя семья останетесь в живых. Кроме моего слова — ничего. Если ты готов ему поверить...

— Почему ты думаешь, что мне что-то известно о местонахождении Темного Лорда?

"Сдвинулось!" — подумала Белла.

— У меня есть определенные источники. Через третьи-четвертые руки. Точно всю цепочку я и сам сейчас предпочитаю не знать. В моей ситуации это было бы лишнее.

— Хорошо. У меня есть время на размышление?

— Три минуты.

Тишина стала такой напряженной, словно в любую минуту комната могла взорваться. Даже Алиса молчала.

Потом, видимо, что-то произошло — возможно, Фрэнк кивнул или как-то иначе дал понять, что согласен, потому что послышались шорохи, словно все, наконец, позволили себе расслабиться и сдвинуться с места. Послышался уже совсем другой, спокойный, "рабочий" голос Руди:

— Вот и чудесно. Смотри, давай сделаем так... Я тебе скажу, какая у меня приблизительно есть информация, а ты скажешь, что об этом думаешь. Хорошо?

— Ладно, только подожди, я еще вот что хотел спросить...

Белла, наконец, смогла перевести дух и устало оперлась о дверной косяк. Кажется, получилось...

Внутри говорили уже тише, она почти ничего не слышала, потом вдруг послышался голос Фрэнка:

— ...да нет, очень вряд ли он строит диктатуру под сына. Сомневаюсь. Я же его знаю, младшего Барти то есть. Ничего из себя не представляет, так, ни рыба ни мясо. Не чета отцу. Там ничего ждать не стоит...

Дальше опять заговорили тише, да и она уже не особенно прислушивалась. Скорей бы закончили, и уйти отсюда.

Как вдруг в комнате стало странно тихо. Заскрипела открываемая дверь.

Сердце у Беллы бешено заколотилось.

***

— Барти!

Это Фрэнк.

И высокий, напряженный голос:

— Так я, значит, ничего не стою, да, Фрэнк? По сравнению с папой? Так вот ты какого мнения? А я-то считал тебя другом. А я-то уговаривал не причинять тебе вреда. Думал, что...

Фрэнк, видимо, ничего не понял из этой тирады, потому что кричал, наперебой с Алисой:

— Барти, уходи! Уходи, быстро!

— Никуда я не пойду!

Стало вдруг совсем тихо.

— Барти, — голос Фрэнка звучал совсем непонимающе. — Ты что... с ними?

Следующий вопрос был явно адресован Руди:

— Он под Imperio?

— Да, — быстро ответил Руди.

— Нет!

— Барти, — Белла с удивлением услышала, что ее муж говорит таким мягким и размеренным голосом, каким обычно обращаются к маленьким детям или душевнобольным, — пожалуйста, выйди. Мы потом с тобой поговорим.

— Не пойду никуда! Вы уже тут обо мне поговорили! Друзья, называется. Оба...

— Барти, что ты несешь?! Как ты сюда попал? Не может быть, чтобы ты был с ними, да этого просто не может быть!

Это уже Алиса.

Белла, прижавшись ухом к щели в двери, старательно отфильтровывала ее голос, сосредоточиваясь на обрывках разговора мужчин.

— Какая же ты сука.

— Я? — искренне удивился Руди.

— Зачем ты пацана втравил?

— Если хочешь знать, он сам втравился, и уже давно. А сейчас мне все испортил.

— На хрена ты его втянул в это все?

— Да черт с ним. Фрэнк, давай договорим.

— Вот только не держи меня за идиота, ладно? Я же отлично понимаю, что теперь в этом нет смысла. Мы с Алисой в любом случае уже не жильцы. Ты не можешь себе позволить засветить Барти. Он как источник значит гораздо больше, чем любая моя информация.

— Знал бы ты, с какой радостью я бы его тоже сейчас прикончил...

— Ну, это уж ваши проблемы, разбирайтесь сами.

— Давай договорим.

— Чего ради?! Что ты мне теперь можешь предложить?

— Ну, у тебя еще есть Невилл...

— Барти! Они знают, где Невилл?

Осторожно приоткрыв дверь пошире, Белла разглядела Фрэнка в кресле. Задавая вопрос, на Барти он даже не смотрел.

— Не знаю... Я не...

— Все ясно, — Фрэнк даже не оглянулся туда. — Очередной твой чертов блеф. Ублюдок.

— Если хочешь знать, это был единственный блеф. Все остальное — правда. Я действительно собирался сохранить вам с Алисой жизнь. Если бы не...

— Теперь-то что об этом толковать?

На заднем плане Барти и Алиса кричали друг на друга. Белла поморщилась — она почти ничего не слышала из того, что ее интересовало.

— Все равно есть смысл продолжить разговор. Ты обещал кое-что рассказать, если помнишь…

— Ачто ты теперь мне станешь предлагать взамен? Ну, давай, ври, выкручивайся!

— С чего я буду выкручиваться? Я с тобой говорил и говорю честно. Жизнь я уже не могу тебе обещать. Но если согласишься продолжить разговор — получишь быструю, аккуратную и безболезненную смерть.

— Даже не смешно. Придумай что-нибудь поумнее.

— Ничего не придумывается.

— Считай, не фартит тебе сегодня.

— Это я уже и сам понял. Последний раз спрашиваю — будем дальше говорить?

— Нет, не будем. Расслабься.

— Фрэнк, мне очень жаль.

— Иди ты на х...

Окрик "Белла!" после тихого разговора прозвучал так резко, что она вздрогнула. Открыла дверь и вошла. Руди смотрел на нее так, словно собирался ударить, но вместо этого сказал:

— Барти пришел сюда под твою ответственность. Так что давай теперь выправляй то, что он испортил. Ты же у нас сильный легилимент — вот и займись.

Он кивнул на Фрэнка, а сам отошел в сторону и впервые за все время в доме Лонгботтомов закурил.

Белла огляделась. Алиса на диване тяжело дышала, но молчала. Барти стоял рядом. Выглядел одновременно взвинченным и растерянным, по лицу пошли красные пятна.

Белла подошла к Фрэнку. Тот отвернулся. Без прямого контакта, хотя бы с закрытыми глазами, будет трудно.

— Ну, помоги же хоть немного!

Руди сначала сделал вид, что не слышит, потом все же подошел и, запустив руку в длинные светлые волосы Фрэнка, с силой оттянул его голову назад и повернул так, чтобы тот смотрел Белле в глаза.

— Уе...к, б..., — сказал Фрэнк.

Руди даже не посмотрел на него. Он курил, разглядывая стену и одной рукой удерживая голову Лонгботтома в нужном положении.

Белла наклонилась и посмотрела Фрэнку в глаза.

С самого начала все пошло очень тяжело — то ли она была слишком взвинчена и не могла сосредоточиться, то ли Фрэнк так сильно сопротивлялся. Ничего не удавалось, выхватывались только мелкие обрывки ничего не значащих воспоминаний. Потом пошло легче, перед глазами неслись картинки семейной жизни: Фрэнк подбрасывает Невилла, щекочет его пятки; Алиса кормит ребенка грудью, а Фрэнк лежит рядом и, опираясь на локоть, их разглядывает... Но даже при прикосновении к этим воспоминаниям ее уже чуть ли не отбрасывало к стене, а проникнуть к тем, что касались работы, и вовсе не удавалось — сплошная серая пелена.

Промучившись минут пятнадцать, она устала так, словно мешки перетаскивала. Руки дрожали, голова жутко болела. Посмотрев на мужа, сказала:

— Не получается... Сильное сопротивление.

— Так ослабь, — огрызнулся он. — Не знаешь, как, что ли?!

Она, конечно, знала, но при Барти не хотелось бы. Оглянулась — Барти стоял, закусив губу, казалось, что он сейчас расплачется. Алиса неотрывно наблюдала за ней широко открытыми глазами.

Руди отпустил Фрэнка и отошел, чтобы его самого не задело заклятием.

Барти, видимо, понял, что сейчас будет, потому что неуверенно спросил:

— Я пойду?..

Но не успел сделать и шага, как Руди перехватил его за руку.

— Нет уж. Раз ты так чудесно и вовремя вмешался, теперь будь любезен, досмотри до конца. И не дергайся, а то я тебе руку сломаю.

Нашел время заниматься воспитанием.

"Какой бред, — подумала Белла, чувствуя, как в ней закипает злость, — какой-то дикий сон. А ведь так хорошо все шло...".

Она выпрямилась, поморщилась от сильной головной боли и, поднимая палочку, сказала:

— Crucio.

И принялась считать, про себя прикидывая, остановиться для начала на тридцати секундах или довести до сорока пяти:

— Раз. Два. Три...

***

— Стоп, стоп, стоп, — вдруг остановил ее Муди. До этого момента он слушал внимательно, не перебивая, а тут вдруг резко подался вперед над пустым столом.

— Почему ты стала считать?

— А как? — ответила она удивленно. — Если Crucio применяется в целях допроса, то всегда считают. Начинают — для взрослых — с пятнадцати или тридцати секунд, потом сорок пять, потом минута, потом — по песочным часам — полторы или две. Дальше уже рискованно, но, в принципе, можно. Сам не знаешь, что ли?

— Я-то знаю, — странно ответил он. — Ладно, продолжай.

***

Дойдя до полуминуты, она остановилась.

От крика Фрэнка голова так разболелась, словно собиралась лопнуть. Белла обернулась. Алиса беззвучно плакала, не сводя с них глаз. Барти стал белым, как мел, и выглядел так, словно его сейчас стошнит.

Зато Руди, как ни странно, совсем успокоился. Он уже отпустил Барти, уселся за стол и медленно курил, глядя куда-то в сторону. Создавалось впечатление, что он что-то обдумывает и так глубоко ушел в свои мысли, что совершенно забыл, где и зачем находится. Тишина, видимо, вывела его из раздумий, потому что он вдруг сказал очень мягко:

— Барти, извини, пожалуйста. Я зря сорвался. Ты можешь идти, если хочешь. Ступай во двор, побудь с Рабастаном.

Барти ничего не смог ответить, только вздрогнул и замотал головой. Потом вдруг согнулся пополам, и его вырвало.

— Черт! — Руди быстро вскочил и направил палочку на ковер: — Evanesco! Пойдем, пойдем.

Обнял Барти за плечи и куда-то его повел. Умываться, скорее всего.

Белла бы и сама с радостью умылась сейчас и отдохнула, но на нее, как всегда, свалили самую грязную работу. Молодцы.

Она подошла к Фрэнку и, взяв его лицо в ладони, повернула к себе. Он был мокрый от пота и тяжело дышал через стиснутые зубы.

— Пожалуйста, — сказала вдруг Алиса у нее за спиной. — Пожалуйста.

Хоть бы эта молчала.

— Как только твой муж заговорит, — сказала Белла, не оглядываясь, — все будет нормально. Так что лучше ему скажи.

Постояла, закрыв глаза — вдох-выдох, вдох-выдох, — и опять попробовала вторгнуться в его сознание.

Через полчаса она была уже полностью измочалена. Голова пульсировала от боли, спина мучительно ныла, рука с палочкой еле поднималась. Белла двигалась, как автомат, от Фрэнка к Алисе.

Crucio — что ж они так орут, голова ведь раскалывается — минута — полторы минуты — отдохнуть — легилименция — еще отдохнуть, закрыв глаза, — опять Crucio...

"Здравствуйте, меня зовут Беллатрикс Лестрейндж, я ваш допросчик на этот вечер".

Руди, правда, пожалел ее и даже заварил и принес ей чаю с лимоном. Но при этом явно о чем-то напряженно думал и уже не интересовался исходом допроса. Барти сидел в углу на диване, закрыв лицо руками.

В какой-то момент ей показалось, что Алиса поддалась, и она так обрадовалась, что не сразу поняла, что воспоминания идут уж больно странные. Какая-то каша из картинок, очень четких, но бестолковых. Маленькая девочка катит коляску, у нее новая кукла в синем платье и синей шляпке; близко-близко — огромный ярко-красный мяч; поле одуванчиков; та же девочка, но постарше, любовно перебирает свою коллекцию — аккуратно разглаженные и сложенные в коробку фанты от конфет, блестящие цветные обертки от шоколада...

Никакого сопротивления, но и никакого толку. Белла проваливалась в эти детские воспоминания, как в рыхлый снег.

— Руди, — позвала она мужа, — иди посмотри.

— Из меня же аховый легилимент...

Но все же подошел, наклонился.

Потом поднялся и поморщился.

— Белла, выйдем на два слова.

Когда они закрывали дверь, за спиной у них послышался хриплый, совершенно изменившийся голос Фрэнка:

— Барти... Так как ты все-таки до этого докатился?

Надо же, какой стойкий. Еще издевается. Ну ладно, пускай поговорят пока.

В тихой, темной спальне Белле сразу стало лучше. Она постояла, закрыв глаза, вдыхая запах свежевыглаженного белья. Руди подошел к окну, заставленному цветочными горшками, побарабанил пальцами по подоконнику.

— Я не вижу смысла продолжать.

— Мы же ничего еще не узнали. Если бы ты меня сменял хоть иногда... А то я так устала.

Из-за двери до них доносились голоса Барти и Фрэнка — один взвинченный, высокий, на грани истерики, второй еле слышный.

— Да ты всегда считал меня ничтожеством. Я провалил экзамены в школу авроров! Я не гожусь для вашей работы! Ты только делал вид, что со мной дружишь, а сам меня просто жалел — вот, мол, несчастненький.

— Зато твои новые дружки тебя оценили по достоинству. Барти, неужели ты такой наивный? Как только ты станешь не нужен, они через тебя перешагнут и не поморщатся...

Белла прижала ладони к вискам. Голоса будто ввинчивались в мозг, глаза так сильно болели, что невозможно было даже моргнуть. Фрэнк, видно, тем временем совсем довел Барти, потому что Белла услышала, как тот, чуть ли не срываясь в слезы, кричит:

— Crucio!

И страшный, звериный крик Фрэнка.

Надо же, получилось, прямо с первого раза...

- Белла, пора домой. Толку все равно не будет, это уже видно. Ситуация вышла из-под контроля. У Алисы, похоже, шок, дальше с ней работать совершенно бесполезно. Фрэнка мы сейчас или замучаем насмерть, или доведем до такого же шока. Если бы у нас было несколько суток... Но в тех условиях, что сейчас, на мой взгляд, продолжать нет смысла.

— У Барти истерика.

— Ничего, выведем как-нибудь. Я зря наорал на него. Сам виноват: допустил неподготовленного человека к операции, потерял контроль над событиями... Ну все. Давай зачистим тут, и пошли домой. Выпьем чаю, ляжем спать... В конце концов, ничего существенного мы не теряем. Если Темный Лорд вообще может вернуться, мы рано или поздно узнаем об этом. Меня гораздо больше интересует то, что по ходу разговора всплыло о Крауче. Я ведь блефовал...

— Да?!

— Да. Все, что говорил, придумал на ходу. Только потом уже по реакции Фрэнка понял, что попал в точку. Так что пошли-ка домой скорей, мне надо очень о многом подумать...

Дальше все произошло как-то так быстро, что Белла даже не успела ничего понять. Они еще не успели двинуться к двери, как крик Фрэнка перешел в высокий монотонный вой, совершенно нечеловеческий, словно его издавала машина. Руди рванулся вперед, распахнул дверь и, подлетев к Барти, выбил у него из рук палочку. Та улетела далеко под диван.

Барти всего трясло.

— Я не виноват... я не хотел... Что с ним?

Белла встряхнула Фрэнка. Вой прекратился. Теперь Фрэнк только короткими всхрапами втягивал воздух и безостановочно мотал головой, влево-вправо. Один глаз был закрыт, второй — приоткрыт, но смотрел пустым, невидящим взглядом.

Все, как по учебнику. Дольше двух минут — риск необратимого повреждения коры головного мозга. Барти этого не знал. Его этому не учили. А их учили, но они позволили себе расслабиться и все пустить на самотек.

Руди тем временем мягко развернул мальчика к себе лицом.

— Все хорошо, Барти. Все в порядке. Ничего страшного не случилось. Успокойся. Мы уже уходим. Все в порядке. Смотри на меня. Ты меня слышишь? Ты меня понимаешь, что я говорю?

— Да, да, — Барти безостановочно кивал, его била дрожь.

— Вот и хорошо. Теперь доставай свою палочку, идите с Беллой во двор и ждите меня. Я наведу здесь порядок и через две минуты выйду.

Вот это правильно. Незачем Барти видеть "уборку"...

Неожиданно заверещало сигнальное заклятие. Дверь приоткрылась, и заглянул Рабастан.

— Руди, там фары. Похоже, подъехала магловская полиция...

— О, черт! Во двор, быстро!

***

Калитку за собой они предусмотрительно заперли, и теперь маглы сгрудились с той стороны. Свет фар заливал двор. Второго выхода здесь нет, аппарировать из дома невозможно, придется прямо на глазах у них...

Белла, набрасывая капюшон на себя, потянула вниз голову Барти:

— Лицо прячь!

Когда они появились во дворе, из машины заорал мегафон:

— Стой! Брось оружие!

Уже почувствовав резкий рывок перед аппарацией, Белла подумала, как, должно быть, удивятся маглы...

Глава 4.

Барти, как его и просили, предупредил дома, что идет в гости к Перкинсам и там заночует, так что можно было не опасаться, что его хватятся. Когда они вернулись в Глен Рой, было уже около часу ночи; миссис Корлетт давно спала. Рабастан сразу аппарировал — к любовнице, а от нее уже домой, — а они втроем осторожно, чтобы не шуметь, прошли на кухню и там еще с час просидели за виски. Барти постепенно успокоился, особенно когда понял, что сию минуту их арестовывать никто не явится. Потом заснул прямо за столом, и они перенесли его на диван и укрыли пледом.

Белла плохо помнила, когда сама легла спать. Провалилась, будто в черную яму. В пол-седьмого утра уже вскочила, словно ее толкнули изнутри. В горле после вчерашнего першило, голова ужасно болела. Она умылась и спустилась в кухню.

Барти сидел за завтраком — ему предстояло отправиться домой, чтобы мама не волновалась. Впрочем, есть он явно не мог, а только пил маленькими глотками кофе. Белле стало его ужасно жалко, таким он казался подавленным и растерянным.

Руди сидел напротив с сигаретой в зубах и чашкой чая. Перед ним лежал листок с какими-то записями и потрепанный том "И Цзин" — Книги Перемен — в английском переводе с комментариями. Подарок от Барти двухлетней давности. Руди, как ни странно, тогда очень впечатлился китайской гадательной магией и с тех пор с книгой не расставался, везде таскал с собой. Впрочем, практически никогда не использовал ее для гадания, а просто читал подряд. Говорил, что по "И Цзин" можно идеально прогнозировать развитие процессов самого разного рода.

— Ты спал вообще? — спросила Белла, целуя его в щеку.

— Да, часа два. Увидел во сне вот эту гексаграмму, — он кивнул на последовательность сплошных и прерывистых линий на листе перед собой, — так что пришлось быстро проснуться, чтобы зарисовать. Но что-то мне ее значение совсем не нравится... Может быть, я, конечно, неправильно записал, — он перевернул листок. — Нет, так тоже ничего хорошего.

Белла налила себе чаю и села рядом. Из магловского приемника, стоявшего на краю стола, раздавался "Hotel California". Руди тихонько подпевал, листая книгу. Барти ковырял овсянку.

Потом радиоприемник запикал.

— В Лондоне семь утра, — произнес бодрый голос диктора.

Руди, быстро выбросив руку вперед, выключил приемник и включил другой — маленький, настроенный на магическое вещание.

— ... новости на волшебном радио, с вами Регина Клиффорд. Главное событие к этому часу — нападение на авроров Фрэнка и Алису Лонгботтомов. Как сообщает Департамент по охране магического правопорядка, минувшим вечером дом Лонгботтомов был захвачен неизвестными волшебниками. Предположительно это были находящиеся до сих пор на свободе Пожиратели смерти. Нападавшие подвергли Лонгботтомов пытке, видимо, стремясь добиться от них каких-то сведений, но при появлении магловской полиции аппарировали. Задержать никого не удалось...

Белла напряженно слушала, и то, что говорилось дальше, ей совсем не понравилось. Как выяснилось, их все-таки видели — какой-то магл-алкоголик. Именно его движение она заметила возле дома Фрэнка и Алисы, и в него, к сожалению, не попала парализующим заклятьем. Он, естественно, ничего не понял и принял их просто за вооруженных бандитов, так что, как только все стихло, постарался убраться оттуда подальше. Однако уже через час его задержала магловская полиция за попытку стащить спиртное из супермаркета, и чтобы не провести ночь в участке, пьянчуга рассказал им об увиденном. Поначалу ему не поверили, но потом решили все же послать к дому Лонгботтомов наряд.

— ...Как передает наш корреспондент прямо из центра событий, отряд обливиаторов уже закончил изменение памяти представителям магловских сил правопорядка и отбыл в Министерство. Однако на месте происшествия продолжает работу следственная бригада Департамента. Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, несмотря на усилия целителей, находятся в тяжелом состоянии и пока не могут давать показания. Тем не менее, со слов опрошенных маглов удалось выяснить, что нападавших было четверо, среди них предположительно одна женщина, и составить их приблизительные портреты. Глава Департамента магического правопорядка Бартемиус Крауч в своем сегодняшнем заявлении сказал, что его сотрудники приложат все усилия для скорейшей поимки организаторов и исполнителей этого варварского преступления. Тем временем нападение на Лонгботтомов уже вызвало волну общественного негодования. В Департамент одна за другой прилетают совы от возмущенных граждан с требованием как можно скорее арестовать виновных. Министр магии Миллисент Бэгнолд призвала волшебную общественность соблюдать спокойствие и проявлять максимальную бдительность, а также заявила, что берет дело под личный контроль. Переходим к другим новостям. Курс галлеона к фунту снизился, сообщают из "Гринготтс"...

Руди выключил радио.

— Да уж, засветились так засветились, ничего не скажешь.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Барти. У него опять дрожали руки, зрачки были сильно расширены.

— Да я вот думаю... Вряд ли магловские полицейские могли что-то серьезное разглядеть — все было слишком быстро. В общем, не случилось ничего страшного. Мы ведем себя осторожно, авроры вряд ли здесь на нас выйдут. Единственное, что меня беспокоит, — что они могут, ввиду серьезности события, связаться с магловским премьером и через него разослать ориентировку полиции. А у магловских полицейских сеть гораздо более разветвленная, чем у наших, и вот они-то могут что-то разнюхать... Но деваться все равно некуда. Конечно, было бы замечательно на всякий случай отсюда съехать, но у меня пока нет на примете другого "чистого" жилья, а если сорваться наобум, только скорее попадемся. Попробуем отсидеться.

— А я? — тихо спросил Барти.

— Просто веди себя естественно. От разговоров о Лонгботтомах не уклоняйся, а совсем наоборот. Все знают, что ты дружил с Фрэнком, так что твое взвинченное состояние никого не удивит. Подумают, что ты просто в шоке от случившегося. А ты можешь между тем услышать что-нибудь полезное. Главное, сейчас прямо с утра очень — повторяю — очень внимательно прочти "Пророк", и все, что говорится о событиях, вызубри наизусть. Ты имеешь право знать только то, что сообщалось в прессе, ни слова больше. На лишних деталях легко засыпаться, так что все, что сам видел, ты должен забыть. Будь осторожен.

— Хорошо, — Барти быстро кивнул. — Я постараюсь. А мне можно сюда приходить?

— В ближайшие пару недель нельзя...

Руди принялся быстро писать на листке.

— Через две недели найдешь вот этот ресторан в Глазго. Подойдешь к владельцу, спросишь, нет ли записки для Барти. Если все будет в порядке, я оставлю там для тебя сообщение, что можно приходить. А если за эти две недели возникнет что-то совсем экстренное, что не терпит отлагательств, то найдешь вот этого человека, — он дописал несколько строк внизу, — и передашь через него. Все. Оба адреса выучи наизусть и листок уничтожь.

— Ладно. Ну, я тогда пошел...

Барти встал из-за стола, но не уходил. Неловко произнес, глядя в сторону:

— Слушай, я вот хотел сказать... прости меня за вчерашнее...

— Проехали, — Руди махнул рукой. — Я ведь тебе говорил уже: что сделано, то сделано. Потом, когда будет время и обстановка поспокойнее, сделаем разбор ситуации. Обсудим подробно, что и где пошло не так и почему. А сейчас это совсем лишнее. Как сложилось, так сложилось. Давай, держись там.

— Спасибо. Пока, Белла, — Барти кивнул и быстро вышел через дверь в сад.

Белла постояла, глядя из-за чуть отодвинутой занавески, как он спускается вниз, к пруду, и где-то там, среди деревьев, аппарирует. Вроде бы все вокруг спокойно...

Она оглянулась на мужа.

— Что скажешь?

Он задумчиво смотрел на струйку дыма от сигареты.

— Будто бы ничего страшного. Но у меня почему-то чувство, что мы крепко влипли.

***

Следующие два дня они прожили почти спокойно. Ничего особенно не изменилось — те же правила безопасности, что действовали и раньше. Из дома до наступления темноты не выходить, да и после не особенно. Шторы не открывать, к окнам без нужды не подходить. Магией пользоваться только при крайней необходимости. Не шуметь.

Новостей никаких не было. По волшебному радио сообщали только, что ведется следствие. Впрочему, и низлу ясно, что даже если бы на их след вышли, никто бы об этом не стал широко оповещать.

Белла помогла миссис Корлетт наряжать елку, чтобы чем-то отвлечься. Развешивание золотых и серебряных звезд и шаров странно успокаивало — словно ненадолго вернулось детство, и все хорошо.

На второй день вечером появился Рабастан. Вынул из карманов и положил на стол звякнувший мешочек и аккуратно упакованную небольшую пачку бумаги.

— Вот, как ты просил. Не особенно много — тысяча галлеонов и две тысячи фунтов. Больше не могу найти, не привлекая внимания, а мои счета сейчас арестованы.

— Да и за то спасибо. Ты меня очень выручил, — ответил Руди, убирая деньги.

— На франки сам поменяешь, если что.

— Да мы все равно сейчас никуда выехать не можем. Даже магловским транспортом. Будем отсиживаться.

— Попробуй-попробуй. Но скажи все-таки — я ведь был прав?

— Что не надо было лезть в это дело? Да, наверное... Но уж как вышло, так вышло. Давай пойдем выпьем чаю, и отправляйся к себе. Тебе лучше тут не появляться пока.

В кухне Руди, тем не менее, не сел за стол, а принялся ходить туда-сюда. Весь день его снедало какое-то беспокойство, которое к вечеру только усилилось.

— Может, ты перестанешь мельтешить? — наконец спросил Рабастан, поднимая глаза на брата.

— Подожди. Я думаю.

Потом он вдруг вышел в гостиную, где призрачно светился экран телевизора. Сквозь разговоры героев сериала до них доносился его голос:

— Миссис Корлетт, скажите мне, пожалуйста, сегодня так-таки не случалось ничего необычного? Какие-нибудь непонятные события. Незнакомые люди на улице. Странные разговоры.

— Вроде бы нет. Ты ведь уже спрашивал, дорогой. Нет, все было, как всегда.

— Ладно. Простите, что отвлекаю.

— Ничего, ничего.

Но когда он уже шел к двери, миссис Корлетт вдруг сказала:

— Хотя... Только что вспомнила. Сегодня, в магазине... Да, точно. Подходил ко мне какой-то человек. Неприметный такой, в сером пальто. Не могу вспомнить, кто это такой, вроде раньше я его у нас не видела. Стал спрашивать, всех ли я знаю в округе, не встречала ли кого нового. Не приезжал ли ко мне кто-нибудь в гости в последнее время... Я ответила, что не понимаю, о чем он, и отошла.

— Почему же вы мне сразу не сказали?!

— Забыла, — сказала она извиняющимся тоном. — Я и думала тебе сказать, а потом стала вспоминать, что еще нужно купить, и вот... Вылетело из головы.

— Хорошо, ничего страшного.

— А кто это был?

— Да так, никто. Спасибо.

Вернувшись в кухню и плотно прикрыв дверь, он длинно, грязно выругался.

— Все, уходим отсюда. Прямо сейчас.

— Куда ты собрался? — Рабастан поднял голову от кроссворда в "Пророке".

— Не знаю! Все равно куда. Там разберемся. Главное — быстро, быстро! Белла, собирай вещи, бери только самое необходимое. Чтобы через пятнадцать минут нас тут не было. Раби, давай уже аппарируй. Нечего тебе тут время терять.

— Нет уж. В одиночку ты сейчас дров наломаешь. Должен же кто-то за тобой, дураком, присмотреть...

— Ладно, ладно, — Руди с бешеной скоростью рассовывал по карманам деньги и документы. — Так, надо еще посмотреть, что у нее в памяти и подчистить... Миссис Корлетт!

Он вышел и вернулся с хозяйкой дома. Усадил ее на низкий табурет, встал рядом на колени.

— Простите, что беспокою вас, это ненадолго. Смотрите на меня, пожалуйста. В глаза. Да, вот так, очень хорошо.

Белла поднялась наверх и вскоре спустилась. Имущества у них было так мало, что сборы не заняли много времени. Сборник стихов она несла в руках, чтобы попросить у миссис Корлетт разрешения взять с собой. Потом вернет когда-нибудь.

Входя в кухню, она услышала треньканье сигнального заклятия.

***

Мужчины вскочили на ноги. Но звук не повторился, и высоких нот не было — значит, гость пришел один и без дурных намерений.

— Я открою, — Руди пошел к входной двери, вынимая палочку.

За порогом стоял Барти.

— Мерлин... Что ты здесь делаешь?! Я же ясно сказал...

Несмотря на напряжение, Белле стало смешно. Это Руди считает, что он ясно сказал, потому что их-то самих выдрессировали еще в мини-Хогвартсе: приказ старшего по званию выполняется точно и в полном объеме, без возражений. Но Барти — гражданский человек, для него это всего лишь благое пожелание.

— А что вы..., — Барти, не отвечая, удивленно смотрел на сцену в кухне.

— К миссис Корлетт сегодня подкатывались в магазине. Дальше тут сидеть опасно, мы уходим. Так что быстренько аппарируй. Если помнишь, я тебе вообще запретил приходить. Я с тобой свяжусь потом через тот адрес...

— А куда вы переезжаете?

— Еще не знаю.

— Я, собственно, почему пришел, — Барти замялся. — У меня вчера коллега на работе упомянул, что уезжает на пару недель в Уэльс отдыхать. Я и попросил его оставить мне ключи от квартиры. Сказал, что у меня есть девушка, а мне с ней негде... ну...

Он мучительно покраснел.

— Ладно, — Руди кивнул. — Когда он уезжает?

— Уже уехал. Квартира пустая, можно отправляться прямо сейчас.

— Хорошо. Так и сделаем. Перекантуемся две недели, а дальше посмотрим. Белла, у тебя все? Я сейчас заканчиваю с миссис Корлетт, и мы уходим.

Он вернулся к прерванному занятию. Стало совсем тихо, только из гостиной доносились преувеличенно бодрые голоса — по телевизору шла реклама.

Барти стоял посреди комнаты, держа руки в карманах. Рабастан аккуратно сложил газету и сунул в карман, потом вышел и вернулся с пальто, перекинутым через руку, такой спокойный, словно собирался отправляться на судебное заседание.

Внезапно Руди оторвал взгляд от миссис Корлетт, поднял голову и стал настороженно к чему-то прислушиваться. Потом вскочил на ноги.

— Из дома, быстро! К пруду, куда угодно. Вещи к черту, потом вернемся, если что. Выходите скорей!!

— Ты дерганый какой-то сегодня. Да что случилось? — Рабастан сморщился.

— Не знаю. У меня плохое предчувствие. Шевелитесь!

С палочкой в руках, на бегу вызвав из прихожей куртку, он кинулся через кухню к двери в сад. Они побежали следом.

Но стоило ему прикоснуться к дверной ручке, как дальше все случилось мгновенно. Пронзительно взвыло сигнальное заклятие и рассыпалось снаружи дождем красных искр. Руди, уже по инерции открывший дверь, попытался быстро ее закрыть, одновременно ставя заклятие-щит. Но сразу три или четыре красных луча пробили защиту и ударили ему в грудь. Белла увидела, как он, с удивленным выражением лица, падает, раскинув руки. Она сама, не целясь, выпустила навстречу вбегающим внутрь черным фигурам несколько заклятий на поражение — теперь-то уже не до церемоний, — но одному из них все же удалось достать ее. От удара заклятия все тело мгновенно потеряло чувствительность и оцепенело. Она упала, ударившись головой о ножку стола, и осталась лежать, неловко вывернув голову вбок.

Через две минуты все было кончено.

Из того положения, в каком она упала, Белла видела, как мимо ходят авроры в черных мантиях и черных масках, скрывающих лицо. Их была чуть ли не дюжина. В кухне сразу стало тесно, на полу образовались лужицы грязи и талого снега от сапог. Миссис Корлетт продолжала так же безмятежно улыбаться.

— Под Imperio, судя по всему, — заметил один из авроров.

Подошел к Белле — совсем рядом с лицом остановились ноги в высоких шнурованных ботинках.

— Ага.

Двинулся дальше, носком ботинка повернул голову Руди.

— Старые все знакомцы... А это кто такой?

Дело было у нее за спиной, так что она не видела, что происходит, но догадывалась, что речь идет о Барти.

— Молодой какой-то совсем. Помоги мне перевернуть. Сейчас... Черт!

— Что там такое?

— Иди посмотри.

Судя по звукам, все сгрудились вокруг Барти.

Кто-то присвистнул, кто-то выругался, еще один протянул:

— О-о...

И стало совсем тихо.

Глава 5.

— Да, — покивал Муди, — да, да. Так все и вышло. На вас действительно передали ориентировку. Маглам сказали, что готовится теракт. Попросили, если вас найдут, ничего не предпринимать — дескать, это уже спецслужбы займутся.

— А где мы наследили в Глен Рой?

— В этот раз нигде, а вот весной вас там видели. Кое-кто вспомнил, что к миссис Корлетт вроде приезжала похожая на тебя женщина — племянница или кто. А когда к ней подошел сотрудник в штатском, ваша хозяйка странно себя повела, это вызвало подозрения... Дальше понятно. Еще чайку хочешь?

Он встал и, подойдя к чайнику, ударил по нему волшебной палочкой.

— Оказывается, вы и сами почти ничего не знаете о Крауче... А Дамблдор на это очень надеялся. Собственно, потому я и здесь. Страшно подумать, за какие ниточки ему пришлось дергать, чтобы мне поручили это дело.

— Что я должна сейчас сказать? Что я счастлива?

— Ну, могла бы и сказать "спасибо". Кабы не я, тебе бы несладко пришлось.

— Будто это не часть плана... Старая милая игра в злого и доброго авроров. Скажешь, нет?

Он хмыкнул.

— Ничего не скажу. Давай лучше про то, что нам дальше с тобой делать. Как ты понимаешь, вот это все, — он неопределенно махнул рукой в воздухе, — заносить в протокол ни в коем случае нельзя. Крауч, конечно, сейчас сильно потерял позиции, но все же в силе. А до полноценного служебного расследования ему никак доводить нельзя, чтобы кой-какие делишки не всплыли наружу... о которых мы тут толковали. Так что уж он постарается похоронить в Азкабане даже не столько вас, сколько собственного сына. А если в протоколе будет все то, что ты мне наговорила, то никто из вас троих не дойдет живым не то что до Азкабана — до суда. Да и я сам из этого здания не выйду. Понятно?

Она кивнула. Все верно, не поспоришь

— Так что, я думаю, мы с тобой сейчас все это быстренько забудем и напишем другую историю. Попроще. Да?

Риторический вопрос.

— Муди, а что мой муж говорит?

Он принялся набивать трубку.

— А ничего. Я его и не пытался сильно разговорить. Он же — не в обиду будь сказано, — в отличие от тебя, профессионал. Я, конечно, не знаю толком, чем он там занимался у вас, но слухи ходят разные. Да и я не без глаз, уж разведку отличу как-нибудь. Что бы я с ним ни делал, он в жизни не заговорит. Ни ради Барти, ни ради себя, ни даже ради тебя. Вот я и не усердствовал.

— Какая ж ты сволочь, — сказала она. — Нашел, значит, слабое место — меня — и стал бить в эту точку?

— Не без того. Видишь, я с тобой честен.

Ей хотелось разреветься от обиды и унижения.

— Белла, — Муди наклонился к ней, от него пахло дешевым крепким табаком, — не бери в голову. Я тебе слово дал — я его сдержу. Давай поработаем, а?

— Ну, давай.

А что ей еще оставалось.

Она закрыла глаза и принялась рассказывать все с начала — но уже исправленную и дополненную версию.

***

— Стоп, стоп, — время от времени останавливал ее Муди, — так не пойдет. Вот смотри, мы пишем, что ты предложила Фрэнку говорить, если он хочет остаться в живых... так... он отказался... это понятно... и потом ты так вот взяла и с ходу применила Crucio. И тупо его круциатила, пока не... ну, ясно. А потом Алису.

— Угу.

— И вот Визенгамот так в это и поверит — что ты надеялась из аврора получить информацию путем пыток?

— Почему бы нет?

— Смешно.

— Это тебе смешно, а члены Визенгамота — сборище старых пней, которые понятия не имеют ни о ваших тренингах, ни о чем. Они во все поверят.

— Хорошо. Ну, а почему ты не хочешь сказать, что твой муж тоже участвовал? Вот так-таки все сама...

— А зачем его приплетать? Чтобы начались расхождения в версиях?

— Я позабочусь, чтоб не было.

— Нет уж. Сама так сама.

— Ох, Белла, не дури. Чтоб Визенгамот такое принял...

— Муди, — она наклонилась к нему через стол, — я женщина, ты понял? Жен-щи-на. А женщина-преступница — это всегда пикантно. Любое женское преступление вызывает повышенный интерес. Ах, как она могла, ах, неужели женщина способна на такое зверство... Именно поэтому обо мне можно плести все, что угодно. Даже если ты заявишь, что я каждое утро съедаю на завтрак по младенцу, все и это проглотят и не поморщатся. Так что ты пиши, пиши. Дескать, из садистских побуждений, вследствие личных неприязненных отношений... Или как там у вас положено писать?

— А что, имелись личные неприязненные отношения?

— С Алисой — да.

— Почему?

— Был один случай, но он к делу не относится. Рассказать?

— Да ладно, потом. А муж-то твой что делал, в то время, как ты...

— А что муж? Он у меня, — она усмехнулась, — как всем известно, размазня и подкаблучник. Так что можешь смело написать, что он в это время виски накачивался. И ничего больше.

Муди задумчиво почесал шею.

— Ты, главное, пиши, пиши...

— Да я пишу.

***

На третий день вечером они сидели в его кабинете. Было холодно, несмотря на камин, — на улице бушевала вьюга. Стояла полутьма, горела только зеленая лампа на столе Муди. Белла смертельно устала. Глядя на Муди, она видела, что и он устал не меньше.

Муди заварил чай и налил ей в стакан. Пока она грела руки, он, откинувшись назад на стуле, подозвал к себе взмахом палочки пепельницу, набил трубку и закурил.

— Будешь? Сигареты тоже есть.

— Нет, спасибо. Лучше еще чаю.

Кто бы ей сказал год назад, что она будет пить чай и есть сэндвичи с аврором...

— А чего-нибудь еще хочешь? Выпить немного, ну там, не знаю.

— Клубники со льдом, — вдруг сказала она.

— Чего?!

Муди закашлялся — подавился дымом.

— Ничего. Это шутка была. Проехали.

Он задумчиво посмотрел на нее, потом вдруг спросил:

— Скажи мне кое-что. Не по делу.

— Что?

— Это вправду Сириус Блэк сдал Поттеров?

— А разве нет? — искренне удивилась она. — В газетах же писали...

Муди вздохнул.

— То есть, ты на самом деле не знаешь, как там было?

— Не знаю. Честно.

— А у вас там в Ставке или где еще ты его никогда не видела?

— Нет. Никогда. Но это ничего не значит — мало ли кого я не видела.

Позже, намного позже она вспомнила тот день, когда дежурила в Ставке, а Розье привел маленького крысообразного человечка, которого Темный Лорд велел "вежливо пригласить". Сидя в комнате для посетителей, человечек все всматривался в темные углы, будто под шкафом собрался прятаться, пока Ивэн, вертя палочку в пальцах, не улыбнулся ему ласково:

— Ни-ни, Питер, даже не пробуй свои штучки. Ты уже один раз пытался перекинуться крысой — помнишь, чем это кончилось?

Человечек, видимо, помнил, потому что угодливо закивал. До чего противно было на это смотреть...

А потом зазвонил колокольчик, и она, широко открыв дверь в кабинет, сказала: "Милорд, к вам Питер Петтигрю".

Смешно было думать, что, расскажи она об этом Муди, — и история волшебного мира могла пойти по-другому. Но Ивэн погиб несколько дней спустя, и всякие Петтигрю вылетели у нее из головы. К тому же она никогда не связывала его с Поттерами. Если бы Муди назвал это имя, она бы, конечно, вспомнила, при каких обстоятельствах его слышала. Но ничего такого не случилось, и история волшебного мира пошла так, как пошла.

— У меня к тебе еще вопрос.

— Да?

— Белла, я похож на дурака?

— Ты похож на аврора.

— Ну, даже не знаю... Ладно, буду считать, что это комплимент. Но вообще я не о том, — он помахал рукой, разгоняя дым. — Я ведь не слепой и не глухой. Эта твоя песенка под веритасерумом — а ведь такому учат в школе авроров. То, как ты крепко сопротивляешься Crucio. Кроме того, то, как ты считала: "Раз. Два. Три...". Любой бабуин, размахивающий палочкой, может сказать "Crucio", но вот считать, знать о постепенном возрастании, о том, что нельзя это делать дольше двух минут, — для этого нужно пройти специальную подготовку.

Она пожала плечами.

— Ты не согласна?

— Не знаю.

— Все ты знаешь, — Муди закашлялся. — У вас в учебке... я предполагаю, что у вас должна была быть какая-то учебка, школа... там преподавал кто-то из авроров?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Вряд ли ты, конечно, его сможешь узнать, — Муди, казалось, размышлял вслух, — ведь скорее всего он был на занятиях в маске... Ага! Улыбаешься. Значит, я прав.

Он помолчал.

— Еще чаю?

Белла кивнула.

— Значит, он бывал у вас в маске... и, наверное, изменял голос. Но если бы ты смогла описать, скажем, силуэт... манеру речи... какие-то привычки... а?

— Муди, — сказала она, — подумай сам. Даже если бы что-то из того, что ты говоришь, было правдой, и я бы описала этого человека. Даже если бы ты смог быстро вычислить его и доложить наверх — думаешь, среди вас он один такой? Ты, как и в случае с Краучем, недолго проживешь после этого. А смысла нет. Темного Лорда больше нет, все кончилось. Вы все теперь будете жить тихо и спокойно.

— Ты считаешь, я собираюсь об этом докладывать наверх и начинать расследование? Ой, нет, ты точно меня держишь за дурака. Я уж сам как-нибудь... Якобы нападение оставшихся на свободе Пожирателей. Похоронят его с салютом, с почестями, ну там, орден посмертно, помощь семье, все, как полагается. Что нам сор из избы выносить?

— Хорошо, — пожала она плечами, — слушай тогда.

Опять-таки намного позже, увидев Муди во время сражения в Министерстве, она мельком — не до того было — подумала, что, кажется, знает, как он потерял глаз.

***

Через две недели начались заседания Визенгамота, на которых Муди давал показания. Теперь он постоянно ходил хмурый и нервный. И было от чего — Крауч затребовал для всех подсудимых высшей меры наказания, и по меньшей мере половина членов Визенгамота была с ним согласна.

Вечером накануне последнего заседания, куда должны были вызвать и их для оглашения приговора, Белле выдали чистую одежду и разрешили принять ванну в присутствии женщины-аврора. Пока еще аврора. К завтрашнему дню, говорят, вызовут дементоров.

Она вымыла голову, но расчески не дали, и пришлось руками разделять и приглаживать перепутанные пряди. Министерский целитель осмотрел ее и залечил наиболее заметные синяки и рубцы. Конечно, незачем прессе, которая завтра будет, знать, что подследственных в аврорате избивают.

По словам Муди, несмотря на все его усилия и поддержку Дамблдора, шансы, что их приговорят к поцелую, оставались у высокими. Теперь Белла сидела на койке в своей камере, скрестив ноги по-турецки, и думала об этом. Одновременно старалась держать спину прямо — от прикосновения к холодной стене та быстро начинала болеть.

Особенно страшно ей не было. Чему-чему, а уж этому их всех учили. Сначала в Слизерине, потом в мини-Хогвартсе. Перешагивать через себя. Тебе страшно? Тебе больно? Перешагни и иди дальше. Не останавливайся. Просто иди.

В конце концов, по крайней мере ей не придется надолго пережить — в сознательном состоянии, во всяком случае, — своего мужа.

А ведь она ему так и не сказала. Ни разу за все десять с лишним лет не сказала, что любит его. Даже на свадьбе. Сначала хотела сохранить независимость. Потом была уверена, что любит другого — человека или не-человека, — просто другого. Какими же иллюзиями она жила, Мерлин. Какой же дурой была.

Дадут ли им проститься перед поцелуем? Хотя бы пять минут. Вряд ли. Преступники особой категории, свидание не полагается. Тем более с женой — такой же преступницей.

Но ведь они оба какие-никакие, а легилименты. Им бы только встретиться взглядом, хотя бы на одно мгновение. Перед тем, как их станут разрезать, как ножом, разрывать по-живому.

Едину плоть, едину кровь, одно целое, одно существо.

"В болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит вас".

Разлучит нас.

Успеет ли она увидеть его глаза, прежде чем он сделает шаг вперед, туда, в хрипящую тьму?

А дальше уже все равно.

Нет, не все. Еще же Барти... Если и его... это будет абсолютно и исключительно ее вина, это она все начала, она толкнула его на эту дорогу.

Впервые за не то что много дней — много лет — она плакала, беззвучно, не позволяя себе даже вздохнуть громко, закрыв лицо руками, кусая губы, чтобы не выть в голос.

***

Муди зашел к ней в тот же вечер. Не вызвал к себе, как обычно, а сам пришел. Она было напряглась, услышав лязг ключа в замке. На минуту подумалось, что все произошло быстрее, чем ожидалось, и вот сейчас уже поведут... Но это был он.

Грузно сел рядом с ней на койку.

— Новости пришел рассказать. Сегодня неплохо все прошло. Твоя помощь следствию произвела благоприятное впечатление. Да и Лонгботтомы, на ваше счастье, живы, хотя все еще..., — он запнулся на минуту, но тут же продолжил. — И Дамблдор, в общем, постарался, поработал с членами Визенгамота. Так что вроде уверенно выходим для вас троих на пожизненный Азкабан, вместо поцелуя.

Она ничего не ответила. Надо бы радоваться. Или ужасаться. А ее охватило какое-то полное безразличие.

— А Барти?

— Вот Барти, да, — он засопел, отвернулся. — Тут, похоже, все плохо. Мы строили версию на том, что он был под Imperio, но Крауч бесится, требует и ему пожизненного. Так что мы, конечно, еще поборемся, но сильно не надейся...

— Муди, — сказала она и наклонилась, заглядывая ему в глаза, — ты знал с самого начала, что так будет?

Он выдержал ее взгляд.

— Нет.

— Если ты меня обманул... я же тебя и из Азкабана достану, будь уверен.

— Верю. Только я не обманывал, Белла. И ты это знаешь. Я свое слово держу честно. И за Барти еще буду биться. Просто обещать не могу.

— Ладно.

Она откинулась назад и закрыла глаза. Нахлынула страшная усталость. Что уж теперь дергаться.

— Ну, все, — он встал. — Пойду. Держись там завтра. Удачи.

Она не ответила.

— И вот еще, — он зашуршал чем-то, видимо, рылся в карманах, потом положил что-то рядом и прикрыл полой ее платья, чтобы не было видно через глазок. — Тебе. Только без льда, уж извини.

Когда за ним с грохотом закрылась дверь, она выждала несколько минут, давая возможность охране посмотреть в глазок, и только потом осторожно посмотрела, что он принес.

В маленькую деревянную коробочку были аккуратно уложены ярко-алые ягоды, от которых шел запах лета и солнца.

Клубника.

"Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом"

Оглавление