«Евгений Онегин (полный вариант)»

Евгений Онегин (полный вариант) (fb2) - Евгений Онегин (полный вариант) 25K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Автор Неизвестен -- Эротика и секс

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН (роман в стихах)

На свете братцы все говно, Все мы порою что оно, Пока бокал пенистый пьем, Пока красавиц мы ебем, Ебут самих нас в жопу годы — Таков увы закон природы. Рабы страстей, рабы порока, Стремимся мы по воле рока, Туда, где выпить иль ебнуть, И по возможности все даром, Стремимся сделать это с жаром, И поскорее улизнуть. Но время между тем летит, И ни хуя нам не простит, То боль в спине, в груди отдышка, То геморрой, то где-то шишка, Начнем мы кашлять и дристать, И пальцем в жопе ковырять, И вспоминать былые годы, Таков, увы, закон природы. Потом свернется лыком хуй, И, как над ним ты ни колдуй, Он никогда уже не встанет, Кивнет на миг и вновь завянет, Как вянут первые цветы, Морозом тронутой листвы, Так всех, друзья, нас косят годы, Таков, увы, закон природы.

* * *

Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Кобыле так с утра заправил, Что дворник вытащить не мог. Его пример другим наука, Коль есть меж ног такая штука, Не тычь ее кобыле в зад Как дядя — сам не будешь рад. С утра как дядя Зорьке вставил И тут инфаркт его хватил Он состояние оставил Всего лишь четверть прокутил. Его пример другим наука Что жизнь? Не жизнь сплошная мука. Всю жизнь работаешь, копишь И не доешь, и не доспишь, И кажется достиг всего ты, Пора оставить все заботы, Жить в удовольствие начать И прибалдеть, и приторчать… Ан нет, готовит снова рок Суровый жесткий свой урок. Итак, пиздец приходит дяде. На век прощайте водка, бляди. И в мрачны мысли погружен Лежит на смертном одре он. А в этот столь печальный час В деревню вихрем к дяде мчась, Ртом жадно к горлышку приник Наследник всех его сберкниг — Племянник, звать его Евгений Он не имея сбережений В какой-то должности служил И милостями дяди жил. Евгения почтенный папа Каким-то важным чином был. Хоть осторожно, в меру хапал И много тратить не любил, Но все-же как то раз увлекся, Всплыло что было и что нет, Как говорится папа спекся И загудел на десять лет. А будучи в годах преклонных, Не вынеся волнений оных В одну неделю захирел, Пошел посрать и околел. Мамаша долго не страдала. Такой уж женщины народ. «Я не стара еще» — сказала, «Я жить хочу, ебись все в рот.» И с тем дала от сына ходу, Уж он один живет два года. Евгений был практичен с детства Свое мизерное наследство Не тратил он по пустякам. Пятак слагая к пятакам, Он был великий эконом, То есть умел судить о том, Зачем все пьют и там и тут, Хоть цены все у нас растут. Любил он тулиться. И в этом Не знал ни меры, ни числа. К нему друзья взывали… Где там, А член имел как у осла. Бывало на балу танцуя В смущеньи должен был бежать. Его трико давленье хуя Не в силах было удержать. И ладно, если б все сходило Без шума, драки, без беды, А то за баб не раз мудила Он получал уже пизды. Да все видать не к проку было, Лишь оклемается едва И ну пихать свой мотовило Будь то девка, иль вдова. Мы все ебемся понемногу И где-нибудь, и как-нибудь, Так что поебкой слава богу У нас не мудрено блеснуть. Но поберечь не вредно семя, Член к нам одним концом прирос, Тем паче, что в любое время Так на него повышен спрос. Но… Ша! Я кажется зарвался, Прощения у вас прошу. И к дяде, что один остался Скорее с вами поспешу. Ах, опоздали мы немного, Папаша уж в базе почил. Так мир ему и слава богу, Что завещанье настрочил. А вот племянник мчится быстро Как за блондинкою грузин. Давайте же мы выйдем тихо, Пускай останется один. Ну а пока у нас есть время, Поговорим на злобу дня. Так, что я там пиздел про семя? Забыл. Но это все хуйня. Не в этом зла и бед причина. От баб страдаем мы, мужчины, Что в бабах прок? Одна пизда, Да и пизда не без вреда. И так не только на Руси, В любой стране о том спроси, Где баба, скажут, быть беде, «Шерше ля фам» — ищи в пизде. От бабы ругань, пьянка, драка, Но лишь ее поставишь раком, Концом ее перекрестишь И все забудешь, все простишь, И лишь конец прижмешь к ноге И то уже «Тульмонт» эге! А если бы еще минет, А если бы еще… но нет, Черед и этому придет, А нас теперь Евгений ждет. Но тут насмешливый читатель Быть может мне вопрос задаст. Ты с бабой сам лежал в кровати, Иль может быть ты педераст? Иль может в бабах не везло? Коль говоришь, что в них все зло. Его без гнева и без страха Пошлю интеллигентно на хуй, Коли умен меня поймет, А коли глуп — пускай идет. Я сам бы рад, к чему скрывать, С хорошей бабою в кровать! Но баба бабой остается, Пускай как бог она ебется.

* * *

Деревня, где скучал Евгений Была прелестный уголок. Он в первый день без рассуждений В кусты крестьянку поволок. И преуспев там в деле скором, Спокойно вылез из куста, Обвел свое именье взором, Поссал и молвил: «Красота!» Один среди своих владений, Чтоб время с пользой проводить, Решил Евгений в эту пору Такой порядок учредить. Велел он бабам всем собраться, Пересчитал их лично сам, Чтоб было легче разобраться Переписал их по часам. Бывало он еще в постели Спросонок чешет два яйца, А под окном уж баба в теле Ждет с нетерпеньем у крыльца. В обед еще и в ужин тоже, Так кто ж такое стерпит, боже, А наш герой, хоть и ослаб Ебет и днем, и ночью баб. В соседстве с ним и в ту же пору Другой помещик проживал, Но тот такого бабам пору, Как наш приятель, не давал. Звался сосед Владимир Ленский. Был городской, не деревенский, Красавец в полном цвете лет, Но тоже свой имел привет. Похуже баб, похуже водки, Не дай нам бог такой находки, Какую сей лихой орел В блатной Москве себе обрел. Он, избежав разврата света, Затянут был в разврат иной, Его душа была согрета Наркотиков струей шальной. Ширялся Вова понемногу, Но парнем славным был, ей богу, И на природы тихий лон Явился очень кстати он. Ведь наш Онегин в эту пору От ебли частой изнемог, Лежал один, задернув штору, И уж смотреть на баб не мог. Привычки с детства не имея Без дел подолгу прибывать, Нашел другую он затею: И начал крепко выпивать. Что ж, выпить в меру — худа нету, Но наш герой был пьян до свету, Из пистолета в туз лупил И как верблюд в пустыне пил. О вина, вина! Вы давно ли Служили идолом и мне? Я пил подряд: нектар, говно ли. И думал — истина в вине. Ее там не нашел покуда. И сколько не пил — все во тщет, Но пусть не прячется паскуда, Найду! Коль есть она вообще. Онегин с Ленским стали други. В часы вечерней зимней вьюги Подолгу у огня сидят, Ликеры пьют, за жизнь пиздят. Но тут Онегин замечает, Что Ленский как-то отвечает На все вопросы невпопад, И уж скорей смотаться рад, И пьет уже едва-едва, Послушаем-ка их слова: — Куда, Владимир, ты уходишь? — О, да, Евгений, мне пора. — Постой, с кем время ты проводишь? Или уже нашлась дыра? — Ты прав, Евгений, только, только… — Ну шаровые, ну народ! Как звать чувиху эту? Ольга?! Что не дает?! Как не дает? Да ты видать не верно просишь. Постой, ведь ты меня не бросишь На целый вечер одного? Не ссы — добьемся своего! — Скажи там есть еще одна? Родная Ольгина сестра?! Свези меня! — Ты шутишь? — Нету?! Ты будешь тулить ту я эту. Так что ж — мне можно собираться? И вот друзья уж рядом мчатся. Но в этот день мои друзья Не получили ни хуя, За исключеньем угощенья И рано испросив прощенья Их сани мчат дорогой краткой. Мы их послушаем украдкой. — Ну что у Лариных? — Хуйня! Напрасно поднял ты меня. Ебать там ни кого не стану, Тебе ж советую Татьяну. — А что так? — Милый друг мой Вова, Баб понимаешь ты хуево. Когда-то в прежние года И я драл всех, была б пизда. С годами гаснет жар в крови, Теперь ебу лишь по любви. Владимир сухо отвечал И после во весь путь молчал. Домой приехал, принял дозу, Ширнулся, сел и загрустил. Одной рукой стихи строчил, Другой хуй яростно дрочил. Меж тем, двух ебырей явленье, У Лариных произвело На баб такое впечатленье, Что у сестер пизду свело. Итак, она звалась Татьяной. Грудь, ноги, жопа без изъяна. И этих ног счастливый плен мужской еще не ведал член. А думаете, не хотела она попробовать конца? Хотела так, что аж потела, Что аж менялася с лица. И все-же, несмотря на это, Благовоспитана была. Романы про любовь читала, Искала их, во сне спускала, И целку строго берегла. Не спится Тане, враг не дремлет, Любовный жар ее объемлет. — Ах, няня, няня, не могу я, Открой окно, зажги свечу… — Ты что, дитя? — Хочу я хуя, Онегина скорей хочу! Татьяна рано утром встала, Пизду об лавку почесала. И села у окошка сечь Как Бобик Жучку будет влечь. А бобик Жучку шпарит раком! Чего бояться им, собакам? Лишь ветерок в листве шуршит, А то, глядишь, и он спешит… И думает в волненьи Таня: «Как это Бобик не устанет Работать в этих скоростях?» Так нам приходится в гостях Или на лестничной площадке Кого-то тулить без оглядки. Вот Бобик кончил, с Жучки слез И вместе с ней умчался в лес. Татьяна ж сидя у окна Осталась, горьких дум полна. А что ж Онегин? С похмелюги Рассолу выпил целый жбан, Нет средства лучше, верно други? И курит топтаный долбан. О, долбаны, бычки, окурки! Порой вы слаще сигарет. Мы же не ценим вас, придурки, И ценим вас, когда вас нет. Во рту говно, курить охота, А денег, только пятачок. И вот, в углу находит кто-то Полураздавленный бычок. И крики радости по праву Из глоток страждущих слышны. Я честь пою, пою вам славу, Бычки, окурки, долбаны! Еще кувшин рассолу просит И тут письмо служанка вносит. Он распечатал, прочитал, Конец в штанах мгновенно встал. Себя не долго Женя мучил Раздумьем тягостным. И вновь, Так как покой ему наскучил, Вином в нем заиграла кровь. Татьяну в мыслях он представил. И так и сяк ее поставил. Решил Онегин — в вечеру Сию Татьяну отдеру. День пролетел как миг единый И вот Онегин уж идет, Как и условлено в старинный Парк. Татьяна ждет. Минуты две они молчали, Подумал Женя ну держись. Он молвил ей: «Вы мне писали?» И гаркнул вдруг: «А ну ложись!» Орех могучий и суровый Стыдливо ветви отводил, Когда Онегин член багровый Из плена брюк освободил. От ласк Онегина небрежных Татьяна как в бреду была, Шуршанье платьев белоснежных И после стонов неизбежных Свою невинность пролила. Ну, а невинность это, братцы, Во истину и смех, и грех, Коль, если глубже разобраться — Надо разгрызть, что б съесть орех. Но тут меня вы извините, Изгрыз, поверьте, сколько мог. Теперь увольте и простите — Я целок больше не ломок. Ну вот, пока мы здесь пиздели Онегин Таню отдолбал И нам придеться вместе с ними Скорее поспешить на бал.

* * *

О! Бал давно уже в разгаре! В гостиной жмутся пара к паре И член мужчин все напряжен На баб всех, кроме личных жен. Да и примерные супруги, В отместку брачному кольцу, Кружась с партнером в бальном круге, К чужому тянутся концу. В соседней комнате, смотри-ка, На скатерти зеленой сика, А за портьерою, в углу, Ебут кого-то на полу. Лакеи быстрые снуют, В бильярдной так уже блюют, Там хлопают бутылок пробки, Татьяна же после поебки На верх тихонько поднялась, Закрыла дверь и улеглась. В сортир бежит Евгений с ходу. Имел он за собою моду Усталость с ебли душем снять, Что нам не вредно б перенять. Затем к столу он быстро мчится И надобно ж беде случиться — Владимир с Ольгой за столом, Член естественно колом. Он к ним идет походкой чинной, Целует руку ей легко, «Здорово Вова, друг старинный, Jeveus nome preaux, бокал „Клико“!» Бутылочку «Клико» сначала, Потом «Зубровку», «Хваньчкару» И через час уже качало Друзей как листья на ветру. А за бутылкою «Особой», Онегин, плюнув вверх икрой, Назвал Владимира разъебой, А Ольгу — самою дырой. Владимир, поблевав немного, Чего-то стал орать в пылу, Но бровь свою насупив строго, Спросил Евгений: «По еблу?» Хозяину, что бегал рядом Сказал: «А ты пойди поссы!» Попал случайно в Ольгу взглядом И снять решил с нее трусы. Сбежались гости. Наш кутила, Чтобы толпа не подходила Карманный вынул пистолет, Толпы простыл мгновенно след. А он красив, могуч и смел Ее меж рюмок отымел. Потом зеркал побил немножко, Прожег сигарою диван, Из дома вышел, крикнул: «Прошка!» И уж сквозь храп: «Домой, болван.»

* * *

Метельный вихрь во тьме кружится, В усадьбе светится окно. Владимир Ленский не ложится, Хоть спать пора уже давно. Он в голове полухмельной Был занят мыслею одной. И под метельный ураган Дуэльный чистил свой наган. «Онегин! Сука! Блядь! Зараза! Разъеба! Пидор! И говно! Лишь солнце встанет — драться сразу, Дуэль до смерти! Решено!» Залупой красной солнце встало. Во рту, с похмелья, стыд и срам. Онегин встал, раскрыл ебало И выпил водки двести грамм. Звонит. Слуга к нему вбегает, Рубашку, галстук предлагает, На шею вяжет черный бант, Дверь настежь, входит секундант. Не буду приводить слова, Не дав ему пизды едва, Сказал Онегин, что придет, У мельницы пусть, сука, ждет. Поляна белым снегом крыта. Да, здесь все будет «шито-крыто». «Мой секундант», — сказал Евгений, «А вот мой друг — месье Шардрез.» И так, друзья без рассуждений Становятся между берез. «Мириться? На хуй эти штуки! Наганы взять прошу я в руки.» Онегин молча скинул плед И быстро поднял пистолет. Он на врага глядит сквозь мушку, Владимир тоже поднял пушку. И ни куда-нибудь, а в глаз Наводит дуло, пидораз. Онегина мондра хватила, Мелькнула мысль: «Убьет, мудила.» Ну подожди, дружок, дай срок. И первым свой нажал курок. Упал Владимир. Взгляд уж мутный Как будто полон сладких грез И после паузы минутной — «Пиздец» — сказал месье Шардрез. Что ж делать, знать натуры женской Не знал один, должно быть, Ленский. Ведь не прошел еще и год, А Ольгу уж другой ебет… Оговорюсь: другой стал мужем, Но не о том, друзья, мы тужим. Твердила мать и без ответа Не оставались те слова, И вот запряжена карета И впереди Москва, Москва! …………………… Дороги! Мать твою налево! Кошмарный сон, верста к версте, О, Александр Сергеич, где Вы? У нас дороги еще те… Лет через пятьсот дороги, верно, У нас изменятся безмерно… Так ведь писали, верно, Вы Увы! Вы, видимо, правы. Писали Вы — дороги плохи, Мосты забытые гниют, На станциях клопы и блохи Уснуть спокойно не дают. И на обед дают говно — Теперь не то уже давно. Клопы уже не точат стены, Есть где покушать и попить, Но цены, Александр Сергеич, цены — Уж лучше блохи, блядью быть! …………………… Весна для нас, мужчин, мука. Будь хром ты, крив или горбат, Лишь снег сойдет — и к солнцу штука, А в яйцах звон, не звон — набат! Весной, как всем это известно, Глупить желает каждый скот, Но краше всех, скажу Вам честно, Ебется в это время кот. О, сколько страсти, сколько муки, Могучей сколько красоты, Коты поют и эти звуки Своим подругам шлют коты…. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg