«К2 - вторая вершина мира»

ВВЕДЕНИЕ

Многие зарубежные географы называют высшие точки земли «Третьим полюсом». Это название не случайно. Если на Северный полюс нога человека вступила в 1909, а на Южный – в 1911 году, то «Третий полюс» был достигнут человеком только в 1953 году.

История борьбы за высочайшие вершины земли не менее драматична и интересна для широкого читателя, чем история борьбы за Северный и Южный полюсы.

Известный исследователь Гималаев Г. О. Диренфурт в свое время писал: «Тайны Северного и Южного полюсов раскрыты, перелеты через океаны стали повседневными путями современного воздушного транспорта; Африка, когда-то темный таинственный континент, сегодня известна и исследована, внутренняя часть гигантского тропического острова Новой Гвинеи теперь уже открыта. И поэтому не случайно, что борьба за высочайшие вершины мира и исследование Гималаев должны были вырасти из узкого круга работы ученых и альпинистов в широкое движение за освоение горных гигантов. Борьба за высочайшие вершины мира стала делом человечества и выросла в задачу, от которой невозможно было отказаться, несмотря на большие жертвы».

По капризу природы все вершины, превышающие 8000 метров, сосредоточены в одном географическом районе, в гигантской складке земной коры – Гималайских горах.

Гималайские горы самые молодые на земном шаре, и очевидно поэтому они самые красивые, самые большие и высокие и наименее исследованные. Если в Альпах средняя высота вершин равна примерно 3800, на Кавказе 4800, в Андах и Кордильерах 5800 метров, то в Гималаях имеется множество вершин высотою между 6500 и 8000 метрами, а высочайшая вершина Гималаев и мира – Джомолунгма (Эверест) – поднимается на 8882 метра над уровнем моря.

Джомолунгма – «Мать – богиня мира» – называют жители Тибета гигантский горный массив и высочайшую вершину на границе Непала и Тибета. Она привлекла к себе внимание топографов более 100 лет тому назад.

Геодезическая служба Индии в то время только что приступила к тригонометрическому определению высочайших вершин Гималаев и Каракорума. В связи с тем, что работникам топографической службы не были известны местные названия вершин, они при определении высоты обозначали вершины номерами. В настоящее время почти все высочайшие вершины имеют местные названия.

Та вершина, которая при измерении получила название «Пик XV», оказалась самой высокой вершиной и в 1852 году была установлена ее высота – 8882 метра. Четыре года спустя, когда искали более звучное название для «Пика XV», вспомнилось имя Георга Эвереста, руководившего с 1823 по 1843 год индийской геодезической службой. Вершина «Пик XV» была названа «Маунт Эверест», хотя Георг Эверест не имел никакого отношения к открытию «Пика XV». Только в начале XX века было установлено, что местное население называет эту вершину Джомолунгма или Чомолунгма.

В Гималаях имеется 14 вершин выше 8000 метров:

Джомолунгма (Эверест) – 8882

Чогори (К2) – 8611

Канченджанга – 8585

Лхоцзе – 8545

Макалу – 8515

Дхаулагири – 8172

Чо-Ойю – 8158

Манаслу – 8153

Нанга Парбат – 8125

Аннапурна I – 8072

Хидден-пик (К5) – 8068

Броуд-пик – 8047

Гашербрум II – 8035

Шиша Пангма – 8013

Еще три вершины очень близки к границе 8000 метров:

Гашербрум IV – 7980

Гашербрум III – 7952

Аннапурна II – 7937

До сих пор восхождения совершены далеко не на все высочайшие вершины Гималаев, и своих победителей ждут еще сотни шести– и семитысячников. Этим объясняется чрезмерный интерес, проявляемый альпинистами всего мира к Гималаям, где, может быть, еще сотни лет будут совершаться интересные первовосхождения.

В 1895 году известный английский альпинист Мэммери сделал первую попытку восхождения на восьмитысячник (Нанга Парбат) – попытку, за которую он, из-за неопытности в высотных восхождениях, заплатил жизнью. С тех пор альпинистские организации многих стран приняли участие в покорении «тронов богов» и раскрыли тайны высочайших вершин мира.

Мужественные альпинисты многих наций нашли свои «могилы в вечных льдах горных гигантов. Пути к Джомолунгме, вершине К2, Канченджанге и Нанга Парбат отмечены могилами лучших альпинистов своего времени.

Экспедиция на Джомолунгму планировалась английскими альпинистами еще в 1893 году, но по разным причинам она откладывалась из года в год; только в 1921 году первая экспедиция на Джомолунгму вышла из Дарджилинга с целью разведки пути восхождения с севера, со стороны Тибета. Базируясь на данных разведки, англичане под руководством Мэллори в 1922 году штурмовали вершину, но муссон, снегопад и отсутствие опыта высотных восхождений не дали им возможности совершить восхождение.

В 1924 году проводилась третья экспедиция на Джомолунгму, снова Мэллори руководил штурмовой группой, в которую также входили участники прошлой экспедиции – Нортон и Сомервелл. Снова, как и в 1922 году, они достигли высоты 8125 метров и заночевали на этой высоте без особых затруднений. На следующий день Нортон поднялся до высоты 8527 метров, но был вынужден вернуться.

Через несколько дней на решающей штурм вышли Меллори и Ирвин. Снабженные кислородными аппаратами, они в хорошем темпе поднимались по северо-восточному гребню. 8 июля 1924 года в 12.50 в разрывах облаков их видел идущими вверх, высоко на гребне, участник экспедиции геолог Оделл. Немного погодя, вершина окуталась облаком, мужественная двойка скрылась, и до наших дней неизвестно – достигли они вершины или нет, погибли они во время спуска или замерзли на холодной ночевке на высоте более 8000 метров.

С 1924 по 1938 год было организовано еще пять экспедиций с целью покорения Джомолунгмы, но результаты экспедиции 1924 года практически не были превзойдены.

После второй мировой войны англичане разведывали путь восхождения на Джомолунгму с юга через ледопад Кхумбу с выходом в большой фирновый бассейн между массивами Джомолунгмы, Лхоцзе и Нуптзе.

Было установлено, что из фирнового бассейна можно выйти на южное седло и подняться на вершину по восточному гребню.

В 1952 году хорошо подготовленная швейцарская экспедиция воспользовалась данными разведки англичан и вышла на штурм с твердым намерением одержать победу. Вначале все шло хорошо, и победа казалась близкой. Дважды в 1952 году Ламберт и Норгей Тенцинг поднимались выше 8000 метров. Первый раз, весной, они поднялись выше 8500 метров, второй раз, осенью, в послемуссонный период они прошли выше южного седла, которое, как известно, также выше 8000 метров. Но в обоих случаях непогода вынуждала обоих храбрецов возвращаться, немного не дойдя до вершины.

В 1953 году англичане готовили Джомолунгме генеральное сражение. Полковник Хант, участник нескольких гималайских экспедиций, подготовил план штурма вершины, похожий на план военной экспедиции. Все детали были точно рассчитаны, экспедиция имела самое лучшее снаряжение, которое только существовало в то время, в ее состав входили альпинисты с большим опытом горовосхождений в Гималаях. В состав штурмовой группы был включен и шерп Норгей Тенцинг, который год тому назад со швейцарцем Ламбертом уже был под вершиной, а в общей сложности участвовал в шести экспедициях на Джомолунгму.

27 мая первая двойка – англичане Эванс и Бурдиллон достигли южной вершины, где оставили кислород и палатку для следующей штурмовой группы.

А 29 мая 1953 года шерп Норгей Тенцинг и новозеландец Эдмунд Хиллари были теми счастливцами, которые достигли вершины. Таким образом, высочайшая вершина мира была покорена.

Но значительно раньше, чем англичанам удалось окончательно победить Джомолунгму, французы через 55 лет после того, как Мэммери навсегда остался в холодных льдах суровой Нанга Парбат, в июне 1950 года поднялись на первый восьмитысячник – Аннапурну – «Богиню урожая».

Французская экспедиция выехала в Гималаи с целью восхождения на Дхаулагири. Разведкой было установлено, что совершить восхождение на эту вершину невозможно, и французы решили штурмовать другой восьмитысячник этого района – Аннапурну.

3 июня 1950 года Эрцог и Лашеналь стояли на вершине первого восьмитысячника, побежденного человеком. Еще сейчас все помнят трагический спуск альпинистской группы, в которую входили лучшие альпинисты Франции: феноменальный скалолаз Гастон Ребюффа, победитель труднейшей вершины Патагонии Кэрро Фиц Рой, Тери, Кузи и другие. Трагедия, разыгравшаяся в ледопадах Аннапурны во время пурги при начавшемся муссоне среди гигантских лавин, когда маленький коллектив французских альпинистов вел борьбу за жизнь своих товарищей, остается одной из самых героических в истории покорения Гималаев.

Этим восхождением было положено начало самому энергичному штурму восьмитысячников мира. За последующие семь лет были покорены одиннадцать из четырнадцати восьмитысячников.

Но наиболее трагической была борьба за самый западный восьмитысячник Гималаев – Нанга Парбат (8125 м). Первый альпинист Мэммери, осмелившийся в 1895 году штурмовать этот гигант, не вернулся с его ледовых склонов.

Только 37 лет спустя после попытки Мэммери альпинисты решились снова штурмовать Нанга Парбат.

Вилли Меркль, собравший в 1932 году лучших австрийских, немецких и американских альпинистов, потерпел неудачу – ему удалось провести только разведку пути восхождения.

Два года спустя он снова разбивает базовый лагерь на «сказочной поляне» у северных склонов Нанга Парбат. Но эту экспедицию с самого начала преследовали неудачи. Во время организации штурмовых лагерей умер от воспаления легких Дрексель, а пока его спускали вниз, было потеряно очень много дней хорошей погоды. Несмотря на явное приближение муссонов, альпинисты вышли на штурм, и 6 июля 1934 года Ашенбреннер и Шнейдер в середине дня достигли высоты 7850 метров и увидели в километре от себя главную вершину, от которой их отделял перепад высоты в 275 метров. Но они спустились ниже для того, чтобы подождать Меркля, Вельценбаха и Виланда с шерпами, с которыми намеревались на следующий день подняться на вершину. Когда те подошли, они так устали, что пришлось разбить еще один лагерь (на высоте 7480 метров) без достаточного запаса продовольствия и спальных мешков. На следующий день неожиданно испортилась погода. Невероятной силы пурга в течение двух дней не выпускала альпинистов из палаток, продовольствие кончилось, создалось безвыходное положение и было решено спускаться в нижние лагери.

Ашенбреннер, Шнейдер и один шерп – единственные участники экспедиции, которым удалось спастись, остальные остались под снежным покровом на гребне Нанга Парбат.

В 1937 году немцы снова организовали штурм Нанга Парбат.

В ночь с 14 на 15 июня лагерь у склона Раджиот-пика был переполнен. В нем находились 7 альпинистов (весь альпинистский состав экспедиции) и 9 носильщиков. Ночью, когда лагерь отдыхал, сошла громадная лавина, и все 16 человек были погребены под ней. Так кончилась четвертая попытка восхождения.

В 1938 году новая немецкая экспедиция под руководством Бауэра вышла на штурм. Экспедиционный груз забрасывался частично на парашютах. Альпинистская подготовка участников экспедиции вполне соответствовала сложности восхождения, высококачественным было и снаряжение, но снова погода сказала свое «нет». Достигнув высоты 7300 метров, альпинисты вынуждены были возвратиться.

До 1952 года были еще две неудачные попытки покорения Нанга Парбат, и только 3 июля 1953 года австрийцу Герману Булю, оставшемуся на последнем этапе подъема без спутника, удалось достигнуть главной ее вершины.

Альпинисты мира считали, что К2 является «вершиной итальянцев». Правда, начало попыткам восхождения на эту вершину положила в 1902 году англо-швейцарско-австрийская экспедиция. Но с 1909 года, когда экспедиция герцога Абруццкого начала исследование громадного бассейна Балторо и провела первую разведку пути на К2, найдя путь, по которому впоследствии и было совершено восхождение, эта вершина стала, как говорится, «итальянской».

После второй итальянской экспедиции 1929 года в борьбу за вершину К2 включились американцы; с 1938 по 1952 год они трижды неудачно штурмовали вершину, причем в 1939 году руководитель экспедиции Висснер и известный шерп Пазанг Дава Лама достигли высоты 8384 метра.

Наконец, в 1954 году итальянцы одержали победу над «своей» вершиной – проводники А. Компаньони из Вальфурно и Л. Лачеделли из Кортина д'Ампеццо 31 июля 1954 года водрузили на вершине К2 флаги своей родины и Пакистана.

В этом же году был побежден еще один восьмитысячник – Чо-Ойю (8158 м). 19 июля после месячной подготовки шерп Пазанг Дава Лама и австрийцы Герберт Тихи и Иосиф Йохлер взошли на его вершину. Следующий 1955 год принес победу еще над двумя восьмитысячниками. В период с 15 по 17 мая восемь участников французской экспедиции и шерп Гиальцен поднялись на вершину Макалу (8515 м). Восхождение осуществлялось тремя группами: 15 мая на вершины взошли Л. Тери и Ж. Кузи, 16 мая Ж. Франк, шерп Гиальцен и победитель западной стены Дрю Г. Маньон, 17 мая Ж. Буве, П. Леру, С. Куппе и А. Виола. То, что девять человек поднялись на восьмитысячник, является выдающимся достижением и говорит о том, что французы из трагической победы над Аннапурной сделали соответствующие выводы.

Второй суровый гигант, побежденный в 1955 году, ровно через 50 лет после первой попытки восхождения, – Канченджанга (8585 м). Четыре участника английской экспедиции, руководимой доктором Чарльзом Эвансом, – Д. Бент, Е. Броун, Н. Хард и Т. Стретер 26 мая поднялись на вершину.

Интересно, что восхождение было совершено по юго-западным склонам, по пути первой попытки восхождения в 1905 году, кончившейся трагически. Все остальные попытки восхождения, а их было пять, были совершены с севера.

1956 год был самым «урожайным» годом в борьбе за покорение восьмитысячников.

Чтобы реабилитировать своих земляков, потерпевших неудачу при восхождении на Джомолунгму в 1952 году, Швейцарский альпийский клуб в 1956 году вновь организовал экспедицию на Джомолунгму. Во время подготовки штурма вершины 18 мая Э. Рейс и Ф. Лухсингер поднялись с «южного седла» на вершину Лхоцзе (8545 м), а 24 мая И. Могмер и Е. Шмидт повторили восхождение.

Японские альпинисты, пытавшиеся с 1952 года покорить Манаслу (8153), в 1956 году добились успеха. 7 мая японец И. Иманиши и шерп Гиальцен, бывший в 1955 году с французами на вершине Макалу, достигли вершины.

Третий восьмитысячник, побежденный в 1956 году, был Гашербрум II (8035 м). 7 июля австрийцы Ф. Моравец, С. Лорх и Г. Вилленпарт достигли вершины. Практически до этого попыток восхождения на Гашербрум не было. Была только разведка пути, которую провел Г. О. Диренфурт в 1934 году, поднявшийся до верхнего фирнового бассейна южного ледника Гашербрум, на высоте 6250 метров.

1957 год принес победу еще над одной из труднейших вершин Каракорума – Броуд-пиком (8047 м), которую безуспешно штурмовала в 1954 году немецкая экспедиция под руководством Херрлигкоффера.

27 июня 1957 года Броуд-пик был покорен участниками австрийской экспедиции победившими за четыре года до этого Нанга Парбат – Германом Булем, К. Димбергером, М. Шмуком и Ф. Винтерштеллером.

Еще ждут своих победителей непокоренные гиганты – Дхаулагири, Хидден-пик и Шиша Пангма, из которых самым сложным является Дхаулагири.

В книге А. Дезио, которую мы предлагаем вниманию читателя, очень подробно описан ход экспедиции на К2. Автор дает много конкретных сведений об организации экспедиции, подборе и подготовке участников, техническом оснащении экспедиции и организации самого восхождения.

Кроме перевода основного текста книги, переводчиком дан хронологический обзор попыток восхождения на К2 и в приложении дано краткое описание восхождений на два восьмитысячника Каракорума – Гашербрум II и Броуд-пик и попыток восхождения на оставшийся непокоренным восьмитысячник Каракорума – Хидден-пик.

Транскрипция географических названий в основном соответствует Большому атласу мира 1954 года. Транскрипция фамилий альпинистов приводится в соответствии с уже изданной литературой по альпинизму (Дж. Хант «Покорение Эвереста», Г. О. Диренфурт «К третьему полюсу» и т. д.)

Ф. Кропф, Б. Упэнэк.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Я должен признаться благосклонному читателю, собравшемуся проследовать со мной по страницам этой книги, начатой еще во время экспедиции, в палатке на высоте 5000 метров, и законченной в конце 1954 года, что я долго думал, какой должна быть эта книга? Можно ли ограничиться официальным изложением хода экспедиции или на его основе создать интересную, увлекательную книгу? Безусловно, подавляющее большинство читателей предпочло бы занимательную, легко читаемую книгу о наших приключениях.

Я, как ответственный руководитель гималайской экспедиции, считал целесообразным писать отчет, в котором необходимо отметить не только главные задачи экспедиции, но и все подробности организации, подготовки и ее проведения. Она была бы скорее справочником для организаторов путешествий по Гималаям, а не занимательной книгой для широкого круга читателей. Поэтому, чтобы не писать две книги, мне пришлось выбрать середину между двумя этими крайностями и написать книгу, в которой, сохраняя точное описание фактов, я постарался придать их изложению интересную форму.

Излишне рассказывать о том, как я распланировал время своей работы над книгой. Если бы я мог посвятить весь свой досуг созданию этой книги, то я, видимо, не без труда, но и без чрезмерного напряжения закончил бы ее значительно раньше, но другие обязанности все время отрывали меня от этой работы и мне пришлось посвятить ей ночные часы.

Я хочу еще раз подчеркнуть, что я не руководствовался личными мотивами во время этой хлопотливой работы по созданию книги, тем более что еще в самом начале я взял на себя обязательство передать все доходы от опубликованных работ в кассу экспедиции для покрытия ее расходов, а излишки – для создания фонда будущих экспедиций.

Организуя и проводя экспедиции, я никогда не думал и не думаю о материальных выгодах и постараюсь не иметь их и в дальнейшем.

Если кто предан горам, любит их чистой любовью и видит в них источник радости, если он любит природу и понимает ее вечные законы, если он охвачен жаждой открытий и желанием разгадать оставшиеся загадки и если этим он имеет возможность удовлетворить свои стремления, то жизнь такого человека, можете мне поверить, так полна, что большего ему желать нечего. Я могу серьезно размышлять только в уединении и, когда я имею эту возможность, я испытываю блаженство. Мои размышления посвящены прежде всего вопросу о сущности человеческой жизни – такие размышления всегда успокаивают, и у меня появляется большая уверенность в своих силах.

Путешествия в дальние страны приносят мне много радости, несмотря на то, что часто приходится испытывать лишения, страх, опасности. Но самая большая радость для меня – часы спокойного созерцания и уединения, которые дарят мне африканская пустыня Сахара и гигантские ледники Гималаев. Поэтому случается, что при возвращении из путешествия в большие города, кишащие людьми, я ощущаю подавленность и желание убежать далеко, далеко – к простым людям.

Когда возвращаешься из длительного путешествия, появляется много различных обязанностей, зачастую противоречивых – семья, служба, друзья, сослуживцы, студенты, – и меня снова поглощают обыденные дела.

Я пожертвовал экспедиции практически три года. За это время я был настолько занят, что даже пренебрегал личными интересами и относился небрежно к своей семье. Сейчас я часто задаю себе вопрос: как я выполняю взятые на себя обязанности? Должен ли я теперь, когда экспедиция закончилась, бросить все, что отвлекает меня от нормальной работы? Или я должен сделать еще что-то?

И все же, прежде чем закончить все дела экспедиции, я должен поблагодарить всех, кто в трудное время ее организации стоял на моей стороне, неустанно трудился над ее подготовкой и проведением и внес свою долю в успех. Я должен выполнить свои обязанности перед безгранично любимым отечеством. Если будет нужно, я без колебаний и впредь буду рисковать своей жизнью и именем ученого, организую и буду руководить новой подобной экспедицией, хотя зачастую успех в таких случаях сомнителен и зависит от многих неизвестных факторов.

Первым, кому я должен выразить свою благодарность, – это моим товарищам и спутникам по экспедиции, им, которые месяцами жили в маленьких палатках, переносили на холодных ледниках и на скалах гребней все капризы погоды, о чем свидетельствуют еще и сейчас следы обморожения, хотя большинство из них не имели опыта жизни вдали от цивилизации, опыта, который приобретается только в путешествиях. Говоря о своих товарищах, я имею в виду всех членов экспедиции, как научных работников, так и ее альпинистский состав, с которыми я в различных условиях продолжительное время работал в Каракоруме. Они сделали все возможное для успеха экспедиции, и я не хочу скрывать, что чувствую к ним отеческую привязанность.

Также я должен поблагодарить семьи своих товарищей, долго и терпеливо ожидавшие скудные сведения о своих родственниках и встречи с ними. С особой теплотой я думаю о семье незабываемого Марио Пухоца, который пожертвовал собою там, где мы одержали победу.

Я должен поблагодарить наших товарищей из Пакистана, которые поддерживали нас и оказали неоценимую помощь в покорении вершины. Особенно хочу поблагодарить славных носильщиков хунза. Они порою в сложных метеорологических условиях, порою даже в ущерб своему здоровью делали иногда непосильную работу – доставляли экспедиционные грузы в высотные лагери. Я должен поблагодарить симпатичных и преданных балти, которые по бездорожью, в тяжелых климатических условиях взяли на себя бремя транспортировки нашего тяжелого груза до базового лагеря. Я должен поблагодарить шефов нашей экспедиции – Национальный совет по исследованию и Итальянский альпийский клуб.

Я должен также поблагодарить всех тех, которые поддержали меня в Италии и в особенности итальянскую печать, оказавшую нашему мероприятию очень большую помощь и поддержку.

Я с чувством благодарности вспоминаю о покойном Альчиде де Гаспери и должен принести особую благодарность Мохаммеду Али; обе высокочтимые личности в то время были соответственно премьер-министрами Италии и Пакистана. Во время их счастливой встречи в Риме было получено разрешение на проведение экспедиции.

Благодарить я должен многих соотечественников из разных концов нашей страны, оказавших нам материальную помощь, начиная от Национального олимпийского комитета Италии до скромного и безымянного жертвователя, который, возможно, отказал себе в какой-либо воскресной радости, чтобы с глубоким чувством патриотизма внести свою посильную лепту в проведение нашей экспедиции.

Трудно мне найти слова, чтобы поблагодарить доктора Чарльза Хаустона и Фрица Висснера – руководителей прежних экспедиций на К2, оказавших неоценимую помощь в победе над вершиной своими сведениями и советами.

Так велико число близких мне людей, старых и новых друзей, работавших со мной, что я не имею возможности всех их поблагодарить, но все они мне очень дороги.

Но прежде чем закончить длинный список благодарностей, я должен заранее попросить извинения у тех, кого я пропустил. Я прошу разрешения сердечно поблагодарить спутницу моей жизни, мою жену, которая долгими месяцами беспокоилась и сумела сохранить самообладание, так необходимое для воспитания детей и решения различных повседневных проблем.

Ардито Дезио

Глава 1. ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР КАРАКОРУМА

Часто случается, что путешественники, выезжая первый раз в незнакомую страну, имеют о ней представление, расходящееся с действительностью. Со мной такое случалось не раз во время путешествий. Но Каракорум был для меня знакомой страной.

В связи с этим я хочу рассказать, что много лет тому назад, когда мне пришлось выбирать тему докторской диссертации по геологии, мой выбор пал на исследование доисторических изменений одной из долин Юльских Альп во время ледникового периода.

Исследование заключалось в том, чтобы по почвенным слоям и моренным отложениям, оставленным ледниками в четвертичной эпохе, восстановить на строго научной основе вид этой долины в то время. Для этого нужно было мысленно увидеть долину такой, какой она была в те дальние времена, когда громадные ледниковые потоки медленно стекали с гор на равнину.

Однажды утром, выйдя из горной хижины, я увидел необычайное зрелище. Туман поднялся в долину и закрыл ее выше моренных отложений, а сама долина выглядела как во времена самого большого оледенения. Долго я стоял и наслаждался этой картиной, пока солнечные лучи, медленно нагревая атмосферу, не растворили это сказочное зрелище.

Весной 1928 года, когда я был приглашен Итальянским географическим обществом принять участие в гималайской экспедиции в качестве географа и геолога, в моей памяти возникло далекое видение в Юльских Альпах, а когда я увидел громадные ледники Каракорума, оно повторилось.

Но прежде чем я буду рассказывать о Каракоруме, этой гигантской горной системе Азии, где я в течение шести месяцев руководил экспедицией, я должен дать читателю возможно более точное представление о географии Каракорума.

Если мы сравним полуостров Индостан с Аппенинским полуостровом, то сможем сказать, что, с точки зрения географии, Гималаи по отношению к Индии занимают такое же место, как и Альпы к Италии. На юге Гималаев находятся громадные обрывы, долины рек Инда и Ганга; на юге Альп простирается долина реки По. Два больших морских залива расположены в непосредственной близости от Гималайских гор: с запада – залив Карачи (при сравнении с итальянским полуостровом он соответствует заливу Генуи), с востока – Бенгальский залив (в Италии – залив Венеции).

Правда, соотношение величин очень различно: если Индостан занимает более 4 миллионов квадратных километров, то Апеннинский полуостров со своими 322 тысячами квадратных километров составляет только одну десятую часть его. Эта разница между обеими странами повторяется и в соотношении между Альпами и Гималаями. Альпы имеют протяженность примерно 1000, Гималаи же – 2500 километров; высочайшая вершина Альп Монблан имеет высоту 4810 метров, Эверест в Гималаях поднимается до высоты 8882 метровСсылка1.

Если внимательно присмотреться, то можно легко установить, что большой Гималайский хребет состоит из многих горных хребтов, которые все вместе образуют большую дугу, обращенную выпуклой частью на юг. На севере находится высокогорная страна Тибет, закрытая горами со всех сторон, а на юге – равнины рек Инда и Ганга. Внешние стороны горных хребтов снижаются с уклоном на юг и образуют на востоке Бурманские горы, а на западе возвышенности Белуджистана. Северо-западные отроги Гималайского хребта с очень высокими горами носят название Каракорум. Название это происходит от названия важного, в свое время широко известного перевала и обозначает в переводе с тюркского «местность черных камней». От начальной буквы этого названия и происходят шифры «K1», «K2», «КЗ» и т. д., которые применяла индийская топографическая служба для регистрации большого числа безымянных вершин этого района.

Вопрос, является ли Каракорум самостоятельной горной системой или отдаленной частью Гималаев, до сего времени не уточнен. В связи с тем, что географические названия больших горных массивов мира часто объединяют ряд массивов, все привыкли рассматривать Каракорум как орографическую часть Гималайского хребта, и Каракорум с этой точки зрения занимает в системе Гималаев такое же место, как, например, Бернские Альпы в общей системе Альп. Каракорум является северной частью Гималаев и находится примерно на той же широте, что и Гибралтар. Это может послужить объяснением разницы климатических условий между Каракорумом и известными районами Гималайского хребта, например районом Непала, где поднимается Эверест.

Разница в климатических условиях между горным хребтом Гималаев и Каракорумом зависит еще и от разных расстояний этих хребтов от моря. Главная вершина Каракорума – К2 находится в 1500 километрах от моря, Эверест только в 640. Это и является причиной того, что на южных склонах Каракорума отсутствуют большие леса и растительность, поднимающиеся по снежным склонам непальских Гималаев очень высоко. В Каракоруме нужно спуститься очень далеко на юг, в южную часть величественной горной страны Кашмир, прежде чем встретишь лес.

Известный всем муссон, влажный и теплый южный ветер, приносящий в Индию большие дожди, в Каракорум приходит уже сильно ослабевшим, почти сухим: большую часть влажности он теряет на более низких горных хребтах и высокогорных равнинах, расположенных южнее Каракорума, которые хотя и частично, но являются настоящим западным продолжением Гималайского хребта. Каракорум значительно беднее осадками, чем Гималаи, и поэтому он ниже границы снегов не имеет растительности и выглядит пустыней. На северных склонах это проявляется еще больше, чем на южных.

Это обстоятельство не должно создавать, однако, мнения, что Каракорум повсюду имеет пустынный ландшафт. Инд, протекающий вдоль южного края массива, многоводные его притоки, реки Схигар, Скауок и другие, которые рождаются в центре Каракорума, а также река Шаксгам, протекающая на севере, показывают, что Каракорум имеет значительные запасы вод. Громадные ледники – эти естественные аккумуляторы воды, – простирающиеся на многие километры и до большой высоты покрытые моренами, своими разорванными массами заполняют целые долины; ледники меньшего размера выдвигают свои языки через края долин и ревущими водопадами дарят живительную влагу оазисам. Оазисы разбросаны на вершинах конусов осыпей, у входов в боковые ущелья, созданных вековой работой воды из моренных нагромождений ледникового периода. Ландшафт Каракорума, каким мы его видим сегодня, очевидно, мало отличается от Альп ледникового периода.

В отношении структуры и исторического образования также нет принципиальной разницы между Каракорумом и нашими Альпами. Геологи установили, что оба хребта поднялись в более позднюю третичную эру со дна моря и в течение сотен тысячелетий под влиянием процесса выветривания прошли почти одни и те же изменения. В средней части Каракорума можно найти кристаллические породы, среди них гранит и гнейс, из которых состоят несколько самых красивых и высочайших вершин хребта: К2, Машербрум и Мустаг-Тауэр, между тем как другие, расположенные недалеко – Броуд-пик и Гашербрум, – состоят преимущественно из скал, имеющих свое начало в морских осадках. Сложные геологические преобразования, которые происходили при поднятии хребта, были решающими для глубокого структурного изменения пород: часть этих изменений, возможно, происходила еще до процесса поднятия.

Формация сегодняшнего Каракорума – результат ряда взаимодействующих изменений, которые проходила эта область после того, как она в последний раз поднялась с морского дна. Под действием сильного бокового давления кора земли на этом месте сначала поднялась и разорвалась, потом сжалась, перемешалась и, наконец, была поднята на большую высоту. Атмосферные явления штурмовали эти районы чрезмерного поднятия и создали первые русла будущих долин. Спускающиеся воды промыли глубокие русла и создали большие сборные бассейны, уходящие под прямым углом от уже вырисовывавшегося к этому времени главного хребта. После этого изменения рельефа неоднократно наступали ледники, которые спускались в промытые водою долины, изменяли их вид и оставляли в них при своем отступлении большие массы моренных отложений.

Большие современные ледники являются остатками гигантских ледников, следы которых можно найти во всех главных долинах района; следы этих ледников можно видеть в нагромождениях камней, бараньих лбах и прежде всего по моренным отложениям, которые, как каменная лента, высоко опоясывают склоны гор, значительно выше современного уровня ледников.

Самым большим является ледник Сиахен, имеющий длину 75 километров и занимающий площадь 1200 квадратных километров. Это означает, что он превосходит самый большой ледник Альп – Алечский – более чем в десять раз. Сразу же за ледником Сиахен следует ледник Балторо длиной 57 километров и площадью 754 квадратных километра. Дальше идут ледники Биафо, Хиспар, Чоголунгма и другие. Из каждого ледника вытекают реки, уносящие с собой значительное количество воды; они питают реку Марканд, стекающую с северного склона, и реку Инд, текущую по южному склону.

Эти ледники образовались в тени высочайших вершин, равные которым есть только в Непале и Сиккиме. Кроме К2, господствующей вершины Каракорума и второй по высоте вершины мира, в районе ледника Балторо имеются еще три вершины, поднимающиеся выше восьми тысяч метров: Гашербрум I – 8068 метров (более известен под названием Хидден-пик – «Скрытая вершина»), Броуд-пик (Фалхан Кангри) – 8047 метров и Гашербрум II – 8035 метров.

Растительность поднимается в Каракоруме значительно выше, чем в Альпах. Отдельные, небольшие пучки травы растут даже на высоте 5500 метров, а мох и лишайники – на высотах до 6500 метров. Там, где растет трава, всегда можно увидеть цветочек яркой окраски, выглядывающий между камней. Это ромашки, энцианы, колокольчики и эдельвейсы, которые выглядят точно так же, как и в Альпах. Иногда они образуют на траве у края скал настоящие разноцветные ковры.

Тем не менее в Каракоруме несколько выше 4000 метров мало пастбищ и совершенно нет лесов. Ниже границы, до которой отдельными островками растет трава, можно встретить на солнечной стороне и благоприятной почве кусты рябины или своего рода ивы, иногда рододендроны, кусты горной розы и среди них нередко кустарник с розовыми цветочками, очень похожими на наши альпийские розы.

Деревья на этой высоте, как правило, уже не встречаются. Самые высокорастущие деревья я видел на южных склонах долины Биахо в западном Каракоруме на высоте примерно 3880 метров. Эти отдельно стоящие деревья, очень маленькие или ползущие по склону, – яркое свидетельство той жестокой борьбы за существование, которую они ведут на границе возможного сопротивления суровому горному климату и погоде. Ниже можно встретить березовые рощи, большие кустарники и хвойные деревья, иногда пихты, уцелевшие от лавин. Они в общем занимают всего лишь несколько гектаров солнечного склона и ведут борьбу с оползнями и камнепадами. Только на краю оазисов, вблизи арыков, можно видеть высокие деревья, среди которых высоко в небо поднимаются стройные стволы тополя, растущего на высотах до 2300 метров. Их нежная зелень создает резкий контраст с голубым небом и блеском ледников.

Фауна в Каракоруме также не очень богата (я имею в виду ту фауну, которую с нетерпением ожидает увидеть путешественник, не имеющий специального образования). Снежный леопард – самый большой хищник этого района. Иногда встречаются экземпляры длиной более двух метров. Однако снежные леопарды встречаются очень редко. Я думаю, что в районе Каракорума существует две разновидности снежного леопарда: один с черно-серым, почти одноцветным мехом, другой с серым мехом с черными пятнами. Такие шкуры я видел на базаре в Балтистане. Кроме того, я видел двух пойманных молодых леопардов второго вида в местечке Балдит.

Следы этих животных я довольно часто видел во время своих путешествий в том районе на высоте до 3800 метров. Местные жители боятся снежных леопардов, так как те часто нападают на пасущийся скот.

Часто можно встретить медведей, которых местные жители тоже боятся. Крупного медведя с серым или светло-коричневым мехом я имел возможность видеть в непосредственной близости в долине ледника Биафо на высоте 4000 метров.

Медведь избегает встреч с людьми, но следы его можно увидеть часто. В боковых долинах, которые проходят параллельно большим ледникам, часто встречаются тропы, вытоптанные медведями. Некоторые такие тропы на правой стороне ледника Балторо, на леднике Мустаг, а также на ледниках Биафо и Хиспар тянутся на несколько километров.

Из травоядных животных путешественник может встретить туров, иногда стадами в несколько дюжин. Они очень похожи на туров в наших Альпах, и их рога имеют иногда больше метра длины. Отдельные экземпляры можно видеть выше 5000 метров, а следы их копыт видны повсюду. Нередко у подножья скальных стен, круто спадающих в долину, можно видеть головы, кости и рога этих животных, сброшенных лавиной или камнепадом. Ниже живут пугливые серны. Они больше альпийских, и на склонах гор и в долинах выше 3000 метров можно видеть их небольшие стада.

Реже встречаются большие горные козы и дикие бараны, имеющие, в зависимости от района, разные названия и живущие, как правило, на высоте 3500—4000 метров. К ним относится особая порода, так называемая маркор, или фальсонерская коза, с большими закрученными рогами, и аргами – баран с большими массивными рогами, впервые увиденный Марко Поло.

Другая порода горных баранов, живущих в горах Каракорума, носит название бхарал – животное с большими сильными рогами. Бхарал, видимо, больше распространен на северных склонах. Там же, но ниже 3500 метров, встречаются дикие ослы, которых можно отнести к породе кианг, но они могут быть с таким же успехом отнесены к эрмиони по серо-красному цвету меха с темными полосами на спине и поперечными светлыми полосками на ногах; возможно, что здесь встречаются оба вида. Эти животные ходят на водопой все время одной и той же тропой. Иногда они протаптывают настоящую дорогу. Их тропы почти не отличаются от пешеходных троп, однако если идти по ним, то можно заблудиться.

Среди грызунов довольно широко распространены зайцы, живущие до границы кустов. Окотоны, или, как их называют, зайцы-свистуны (маленькое животное величиной с суслика), встречаются на значительных высотах. Этих животных мы часто видели в Урдукасе на высоте 4000 метров и даже в лагере I на ребре Абруццкого.

В долинах Каракорума, в том числе и на больших высотах, можно встретить орла. На больших ледниках он встречается довольно часто. Ниже можно видеть соколов, коршунов и других хищных птиц. Реже встречается черный ястреб, он обитает примерно в той же зоне, где и орел. Очень часто встречаются вороны, которые совершенно неожиданно, как бы выскакивая из-под камней, появляются даже на больших высотах около лагерей.

Большой интерес для охотников представляет птица в несколько килограммов весом, похожая на глухаря, которую местные жители называют рамзикор. В нижних зонах обитает множество диких уток, индюшек, перепелов, рябчиков. Еще ниже, в оазисах, встречаются сороки и различные маленькие птички, среди них особенно многочисленны ласточки, кукушки, воробьи и дрозды.

Чем выше к вечным снегам, тем беднее становится фауна и флора. Выше 6000 метров можно лишь изредка встретить паука, бабочку или комара. И наоборот, если спускаться вниз, то количество представителей растительного и животного мира резко увеличивается, и в конечном итоге мы встречаем культивированную растительность и домашних животных. Очень распространены зерновые культуры, составляющие главное питание местного населения, – кукуруза, пшеница, рис. Растут овощи и фрукты. Сочные яблоки и груши вызревают даже на высоте 2800 метров. В плодородных оазисах растут персики, дыни, орехи. У хунза очень распространен виноград, который дает грозди хорошего качества. Особое внимание заслуживают абрикосы, родина которых, как мне кажется, именно в Балтистане. Абрикосы различных сортов созревают на высотах до 3000 метров.

Среди домашних животных в этих ущельях самыми характерными и полезными являются яки. Они используются как рабочий скот, дают молоко и служат тягловой силой. Можно встретить различные породы домашнего скота. Повсюду много коз и баранов, в особенности в районах ненаселенных пунктов. Это низкорослые животные, дающие хорошее мясо и молоко. Из их шерсти и меха местные жители изготовляют одежду. В главных долинах, в предгорьях, имеются красивые лошади для вьюка и верховой езды; к ним относятся и знаменитые пони, которые особо ценятся для игры в поло.

Население главной долины Каракорума состоит по меньшей мере из шести народностей. Начиная с запада, они распределяются по географическим районам жительства следующим образом: брокпа, балти, пуригхи, дарди, ладакхи и киангиа.

Наиболее многочисленные племена – балти и ладакхи; балти населяют долины западного Каракорума, ладакхи – долины восточной части. Балти в подавляющем большинстве мусульмане (сунииты и шииты), ладакхи исповедуют буддизм.

Численность населения неизвестна, так как не определены еще географические границы этого района. Язык, на котором они говорят, относится к тибетскому, письменный язык страны, которым владеют лишь высшие слои населения, – урду и хинди.

Я хочу сказать несколько слов еще об одной народности не только потому, что она коренным образом отличается от указанного населения страны, но и потому, что основные высотные носильщики нашей экспедиции были представителями именно этой народности – народности хунза. Это очень рослые люди, по внешности похожие на европейцев, иногда даже на жителей севера. Они живут в двух маленьких полусамостоятельных государствах вблизи западной границы Балтистана севернее Гилгита – Хунза и Нагар, управляемых двумя династиями. По всей видимости, общее число хунза не превышает 25 000 человек.

Даже в самой непосредственной близости от Скардо и Гилгита уже не существует дорог для гужевого или автомобильного транспорта. По главлым долинам проложены только тропинки, по которым без труда передвигаются пони, легко проходящие по крутым склонам гор и опасным участкам троп над обрывом. Но там, где широкое русло реки закрывает дорогу, кончается и возможность транспортировки грузов на лошадях. Мосты, которыми могут пользоваться вьючные или верховые лошади, крайне редки. Переправы через реки осуществляются двумя способами: не очень глубокие реки, даже с очень низкой температурой воды, местные жители переходят вброд или по навесным переправам, изготовленным из веток ивы, так называемым «юла», а иногда по бревнам, положенным в узкой части реки. Переправляются и на плотах, которые держатся на поверхности воды посредством надувных козьих шкур. Эти плоты называются «цакс». Только в Скардо имеется большой паром, который с незапамятных времен обеспечивает переправу через реку Инд.

Географическое исследование горной цепи Каракорума началось с очень давних времен.

Марко Поло во время своего знаменитого путешествия в 1272—1274 годах, возможно, не был непосредственно в горах Каракорума, но, видимо, прошел очень близко от них.

К более поздним временам относится сообщение путешественников, прошедших по главному караванному пути через перевалы Каракорума. Среди путешественников этих героических времен великих открытий особенно часто упоминается имя священника Ипполито Дезитери из Пистойи, который в 1715 году, возможно, был первым европейцем, перешедшим Каракорум. Другие путешественники (два священника из Португалии в 1631 году и трое русских в конце XVIII века) проходили по самому краю хребтов.

Настоящая и наиболее плодотворная фаза исследования Каракорума началась в XIX веке, когда исследователям удалось продвинуться в глубь горных хребтов – к ледникам и подножью высочайших вершин. К этому времени относятся первые топографические съемки района.

Среди исследователей Каракорума этого времени следует в первую очередь упомянуть Вигнэ, Фальконера и Томсона. Первый в 1835 году из Скардо достиг лобовой части ледника Чоголунгма, три года спустя Фальконер поднялся по долине Бральдо до лобовой части ледника Биафо, а Томсон прошел еще раз по караванному пути до перевала Каракорум. Этот же путь выбрал и О. Роэро ди Кортанце. Старский за несколько лет до этого исследовал язык ледника Сиахен.

Не менее известно имя Адольфа Шлагинтвейта. Он заслужил славу не только смелыми исследовательскими путешествиями по Гималаям и Каракоруму, но и большой статистической работой по сбору наименований мест. Не все путешествия Шлагинтвейта известны, но бесспорно то, что он перешел в 1865 году перевал Каракорум и, видимо, впервые вышел в район ледника Балторо через перевал Мустаг. С именем Годуина Оустена связаны прежде всего исследования и топографические съемки нескольких самых великих ледниковых бассейнов западного Каракорума – ледников Чоголунгма, Керолунгма, Панта и Балторо. Имя Франческо Янгхазбенда связано с переходом через хребет Старый Мустаг (перевал высотой 5422 метра) и исследованием средней долины Шаксгам. Имя Мартина Конвей напоминает об исследованиях и топографических съемках бассейнов ледников Хиспар, Блафо, Керолунгма и Балторо.

В нашем столетии было организовано большое число исследовательских экспедиций для изучения Каракорума. Особого упоминания заслуживают супруги Буллок-Воркман, которые на собственные средства в 1894—1912 годах провели ряд методических исследований и топографических съемок. К именам этих исследователей я должен добавить имена, которые уже так хорошо известны, что не требуют комментарий; это имена Ч. Г. Брусе, Лонгстаффа, герцога Абруццкого и в особенности де Филиппе, который руководил самой большой научной экспедицией, когда-либо проходившей этим районом в восточную часть Каракорума, и привез оттуда поистине исключительно богатые сведения и наблюдения, изданные затем многотомным изданием в содружестве с Г. Дайнелли.

Об отдельных экспедициях, ставивших перед собой задачу восхождения на К2, будет сказано в одном из следующих разделов. Здесь я должен только сказать, что после перерыва, вызванного первой мировой войной, возобновились исследования Каракорума Масиным (1926 г.), Тринклером, де Терро (1927—1928 гг.) и Виссером (1922– 1930 гг.). Исследования проводились в основном в восточной части, Виссером – в западной части, между Гилгитом и долиной Шаксгам.

В 1929 году проводилась научная экспедиция герцога Сполетто, посетившая бассейны ледников Балторо, южные склоны ледника Панм, средний ледник Шаксгам и северные сбросы ледника Сарпо Лагго. Были изучены обширные районы горного хребта и произведены топографические съемки. Год спустя Дайнелли посетил ледник Сиахен и прямым путем прошел до долины Римо.

В следующем десятилетии особого внимания заслуживают две английские экспедиции 1937 и 1939 годов под руководством Э. Шиптона, которые внесли самый большой вклад в географическое изучение северной и восточной стороны западного Каракорума. Они произвели топографические съемки обширного района и исследовали части горного района, которые до них почти совсем не были известны.

Экспедиции Эккенштейна – Пфанля, Гиллярмо на К2 в 1902 году, «международная» экспедиция профессора Диренфурта в Сиа Кангри и Балторо Кангри в 1934 году, французская экспедиция под руководством де Сегогне на Гашербрум I (Хидден-пик) в 1936 году, английские экспедиции Валлера на Салторо Кангри в 1935 году и на Машербрум с юга в 1938 году и, наконец, две американские экспедиции на К2 под руководством Ч. Хаустона в 1938 году и под руководством Ф. Висснера в 1939 году имели преимущественно альпинистский характер.

После второй мировой войны экспедиции, посетившие горные цепи Каракорума, также носили больше альпинистский, нежели научный характер. Это были английские экспедиции Робертса и Лоримера на Сазир Кангри в 1946 году, англо-швейцарская экспедиция Тильмана, Гира и Капеллера на Ракапоши и Харамоши в 1947 году, экспедиция Хаустона на К2 в 1953 году. Наконец, следует упомянуть об экспедиции Шомберга, который в 1945 году достиг перевала Старый Мустаг с севера.

Таков короткий обзор исследовательской и альпинистской деятельности в Каракоруме за последние 200 лет. Многочисленные работы проведены с различных точек зрения. Тем не менее, в особенности на северной стороне, обширные районы ждут своего открытия, а бесчисленные семитысячники – своих победителей.

Глава 2. НАЧАЛО ПОДГОТОВКИ ЭКСПЕДИЦИИ

Большинство читателей думает, что итальянская экспедиция 1954 года в Каракорум была организована неожиданно, и нескольких месяцев было достаточно для ее создания. Такое мнение создается, очевидно, потому, что сейчас в каждой экспедиции все видят только естественное продолжение чрезвычайной предприимчивости и спортивного азарта, который вдруг возник среди европейских и неевропейских наций при организации горовосхождений в Гималаях.

Покорение первого «восьмитысячника» французскими альпинистами в 1950 годуСсылка2 и сенсация, которая была вызвана этим достижением во всем мире (правда, не без отлично организованной пропаганды), создали среди альпинистов такое мнение, что именно успех французов дал толчок для организации итальянской экспедиции 1954 года и что не меньшим стимулом служило внимание международной прессы, широко освещавшей все перипетии борьбы швейцарцев и англичан за покорение Эвереста.

В действительности начало организации итальянской экспедиции имеет значительно более ранние даты. Первые мои попытки организовать экспедицию в Гималаи относятся еще к весне 1937 года. Тогда небольшая группа моих друзей альпинистов предложила мне взять в свои руки организацию экспедиции на Эверест.

В кругу английских альпинистов я интересовался вопросом возможности организации экспедиции на Эверест, но результаты были отрицательные. После этого я предложил своим друзьям, что будет лучше, если они направят свои мысли на К2, с которым итальянцы связаны определенной традицией и пути подхода к которому я знал.

Еще во время своего путешествия 1929 года я обратил на эту вершину особое внимание и прошел до самого ее подножья, чтобы установить возможность восхождения.

В 1939 году мне удалось продвинуть свой план так далеко, что в конечном итоге президиум Итальянского альпийского клуба согласился финансировать такую экспедицию. Начало второй мировой войны, к сожалению, прекратило всю подготовительную работу по организации экспедиции и не было надежды, что в ближайшее время можно будет ее осуществить.

Однако долгий перерыв на сломил нашего желания. Итальянские военнопленные в разных районах Гималаев совершили ряд альпинистских восхождений. Если учитывать, что в их распоряжении находилось самое скудное снаряжение, эти восхождения были определенным успехом итальянского альпинизма.

Однако, если имелась возможность организовать легкую экспедицию, то пока нельзя было думать об оснащении большой экспедиции на восьмитысячник. В первые послевоенные годы Италия несколько лет претерпевала большие политические и хозяйственные трудности и поэтому не имело смысла, да и просто не было уместным, предлагать в то время организацию восхождения на одну из самых больших вершин мира. Но идея жила, и это было продолжение именно той идеи, которая в 1939 году стояла на грани практического осуществления.

Только в 1948 году я имел возможность обсудить со своими друзьями-альпинистами новый предварительный проект экспедиции на К2. Однако мы еще не могли думать о его выполнении. Прежде всего нужно было составить предварительные расчеты и установить, можно ли вообще собрать такую большую сумму, которая необходима для организации и проведения этой экспедиции.

Первоначальным планом предусматривалось применение двух самолетов для транспортировки груза, как минимум до базового лагеря, где груз должен был быть сброшен на парашютах. Вначале я думал о применении вертолета и, желая получить техническую помощь, обратился по этому вопросу за советом к трем крупнейшим американским фирмам.

После детального изучения этого вопроса мне пришлось убедиться, что вертолеты из-за ряда технических особенностей (недостаточной самостоятельности, низкого потолка и др.) не могут быть использованы в таких высоких горах и вдали от баз.

После того, как я оставил свой план с вертолетом, я обратился в министерство воздушного сообщения с просьбой временно выделить для нашей экспедиции два самолета с летным составом. Транспортировка тяжелого груза воздушным путем от Скардо до базового лагеря (примерно 100 километров по прямой) значительно упростила бы вопрос снабжения и по предварительным подсчетам резко сократила бы расходы по экспедиции. Планом работ предусматривалось использование самолетов не только для переброски груза, но и для воздушной разведки и производства фотометрических съемок.

Опыт, который я приобрел в Иране в 1933 году и в экспедиции в северо-восточном ТибестиСсылка3 в 1940 году, убедил меня, что, имея такие вспомогательные средства для географического исследования, как военные самолеты, можно добиться хороших результатов, хотя на борту тех самолетов, которые тогда находились в моем распоряжении, не были установлены аппараты для топографических съемок. К сожалению, ни первый, ни повторные запросы в министерство о предоставлении нам самолетов не дали результата. В том случае, если экспедиция на К2 все же состоялась бы, нам не оставалось другого выхода, как использовать старый метод транспортировки грузов караваном и производить исследовательские работы наземным путем. Исходя из этого, я начал разработку плана и переговоры по организации экспедиции.

Весной 1951 года мой друг граф Альберто Бонакоссо посоветовал мне обратиться в Национальный олимпийский комитет Италии. Бонакоссо входил в состав исполнительного комитета и с воодушевлением поддержал мой план.

Переговоры длились довольно долго, но в конечном итоге были выделены необходимые средства для проведения предварительной разведки в Индии и Пакистане для выяснения возможности организации экспедиции и, в случае если экспедицию на К2 будет возможно организовать, установить время работы экспедиции и другие исходные данные. По ряду причин и обстоятельств я очень поздно, только в конце июля 1952 года, получил средства для этого путешествия. Пока решались эти вопросы, у меня все было подготовлено для путешествия на Ближний Восток с опорным пунктом в Дамаске и я предусмотрел в случае необходимости организацию кратковременной поездки из Дамаска в Индию и Пакистан даже на собственные средства. И вот первого августа я покинул Италию на самолете и на следующий день прибыл в Дамаск – первый этап путешествия на восток. После окончания своей геологической работы в Иордании я возвратился в Дамаск и оттуда продолжил свой путь прямо в Индию и Пакистан.

27 августа я прибыл в столицу Пакистана Карачи и подал заявление для получения разрешения на въезд экспедиции в Каракорум, в район Балторо в 1953 году. После почти месячного ожидания я получил отрицательный ответ.

Правительство Пакистана высказало свои сожаления, что не может выполнить мою просьбу с связи с тем, что оно уже дало разрешение на проведение экспедиции на К2 руководителю американской экспедиции доктору Хаустону. Из-за трудностей продовольственного снабжения большого каравана носильщиков оно не имеет возможности дать разрешение второй экспедиции в район Балторо в том же году. Я был ошеломлен таким сообщением, и мне нужно было срочно переделывать план путешествия.

После того, как я подал второе заявление, в котором просил разрешения на путешествие в 1953 году в один из соседних с ледником Балторо районов, я вернулся в Италию. В этом заявлении я одновременно просил разрешения на проведение экспедиции в 1954 году в район ледника Балторо, причем в заявлении я указал, что планом экспедиции 1954 года предусматриваются два мероприятия: работа научной группы и восхождение на К2.

Переговоры, которые с переменными успехами тянулись почти год, приносили и надежды и разочарование. 25 апреля 1953 года во время пленума Итальянского альпийского клуба в Парме президент Итальянского академического альпийского клуба и председатель комиссии Альпийского клуба по внеевропейским альпинистским мероприятиям официально поручили мне организовать под шефством этого клуба научно-альпинистскую экспедицию в Гималаи. В середине июля 1953 года чаша весов склонялась все еще не в нашу пользу, несмотря на то, что министр барон Г. Скола Камерине и доктор П. Канали из министерства иностранных дел энергично поддерживали экспедицию, и даже глава правительства в то время Альчиде де Гаспери непосредственно обратился но этому вопросу к главе пакистанского правительства Мохаммеду Али во время их встречи в Риме. Поэтому трудно себе представить мою радость, когда я 17 июля после возвращения из путешествия по Греции получил от пакистанского посла в Риме сообщение, что мне дано разрешение на путешествие в район Балторо, хотя в разрешении указывались некоторые ограничения моего плана.

Хорошо что, несмотря на слабую надежду на получение визы, мой оптимизм все же толкнул меня на некоторую подготовку экспедиции, прежде всего в части получения средств, которые мне были позже предоставлены Национальным советом по исследованиям.

Это сообщение сделало меня счастливым, но одновременно поставило перед серьезной дилеммой – или мне удастся немедленно погрузить тяжелый груз и имущество на тот пароход, который раз в месяц курсирует между Генуей и Карачи, или мне нужно отложить экспедицию на год. Выслать груз месяцем позже означало бы, что я смогу прибыть в Карачи только 16 сентября – слишком позднее время для путешествия в этих районах. Кроме того, я учел, что если сейчас все подготовлю для путешествия, но не успею погрузить имущество на отходящий пароход, то рискую понести большие расходы, не имея возможности совершить планируемое путешествие. О перевозке груза самолетом нечего было и думать. Стоимость перевозки груза самолетом от Рима до Карачи так бы основательно потрясла мои финансы, что я не имел бы возможности совершить путешествие дальше Карачи.

Когда я 18 июля выехал из Рима в Милан, то основательно продумал создавшееся положение, и хотя большие трудности, в том числе бюрократического характера, встали на моем пути, все же решил сделать попытку. Не стоит описывать все мытарства этих десяти дней, которые оставались до отхода парохода. 28 июля в два часа ночи доверенный из Генуи сообщил мне, что весь груз находится на борту парохода. Я всегда думаю с благодарностью о тех немногих добровольцах, которые в дни лихорадочной работы оказали мне бескорыстную помощь, и о тех инициативных правительственных служащих, которые сумели устранить бюрократические трудности, всегда возникающие при отправке товаров за границу.

В этом путешествии меня должен был сопровождать Ричардо КассинСсылка4, все расходы которого оплатил Итальянский альпийский клуб.

Чтобы закончить переговоры о финансировании экспедиции и выполнить служебные обязанности в университете и в Миланском политехникуме, мне пришлось отложить свой выезд до 18 августа. Два дня спустя я был в Карачи, где оставался до 26 августа – дня моего выезда с багажом в Равалпинди. В это время из газет я узнал о неудаче экспедиции Хаустона на К2 и ее роковых последствиях. В Равалпинди, в доме полковника Ата Улла, я встретился с членами этой экспедиции, от которых я получил устное сообщение о ней, ценные исходные сведения, указания и информацию о маршруте, по которому они пытались совершить восхождение. Как раз в эти дни газеты сообщили о том, что альпинисты нескольких наций обратились к пакистанскому правительству за разрешением восхождения на К2 в 1954 году.

Я не мог возвратиться в Карачи, чтобы узнать результаты моего прошения: в этом случае я рисковал сорвать предварительную разведку района К2. Кроме того, после возвращения экспедиции Хаустона не было больше препятствий к проведению предварительной разведки района К2, и 4 сентября я вылетел со всем грузом в Скардо – основную базу снабжения Балтистана, откуда берет свое начало караванная дорога.

В плане путешествия предусматривалась разведка ледника Балторо до базового лагеря американской экспедиции и несколько выходов в боковые ущелья для научного исследования.

В Скардо я задержался на очень короткое время. Представитель правительства Пакистана в Скардо направил мои усилия на разрешение серьезной проблемы, которая уже длительное время занимала правительство. Целая долина в Балтистане, долина реки Стак, правого притока Инда, находились под угрозой быстро двигающегося ледника, который в течение трех месяцев продвинулся на добрых двенадцать километров.

Хотя времени для выполнения плана исследований Балторо было очень мало, я все же решил немедленно выйти в долину Стак и проверить продвижение ледника. В это время небольшой караван в сопровождении полицейского частично транспортировал мой груз прямо в Дассу, в ущелье Бральдо, где я мог его получить, спустившись непосредственно после осмотра ледника в долине Стак.

6 сентября, т. е. через два дня после прибытия, я уже покинул Скардо и поднялся с Кассином в среднюю долину реки Инд. Но у входа в ущелье Турмик мы узнали, что переход с караваном через вновь возникший ледник невозможен. Нам пришлось подняться по долине Турмик и перейти через перевал Стак (4597 м): только с этой стороны мы могли достигнуть цели. После разведки и изучения ледника Кутиа мы 12 сентября снова перешли перевал Стак и спустились по долине Турмик до Харималя, откуда я послал успокаивающее сообщение в Скардо. В настоящий момент не существовало опасности для жизни и имущества жителей долины Стак, ибо ледник прекратил движение, и отсутствовали предпосылки к дальнейшему его продвижению вниз, в долину Инда.

Из Харималя мы поднялись по красивой теснине Пакора, 14 сентября перешли перевал Гантос (4457 м) и спустились в долину Басха. После перехода старого висячего моста через реку Басха мы пришли в оазис Дассу, где уже находился наш груз, прибывший прямым путем из Скардо. Длительными маршами мы поднялись в долину Бральдо. 18 сентября прибыли в Асколи и через двенадцать дней пришли в базовый лагерь экспедиции Хаустона.

После разведки, проведенной до лагеря 5300 метров и под ребром Абруццкого, и после того как с помощью биноклей и сравнения пути подъема с фотографией были установлены места отдельных лагерей, мы спустились в долину и ускоренным маршем вышли в Скардо в то время, как в горах уже появились предвестники зимы и выпал первый снег. Только во второй половине дня 8 октября после тридцати двух дней почти беспрерывного марша мы прибыли в Скардо. Четыре дня спустя самолет доставил нас в Равалпинди и далее в Карачи, откуда 18 октября я вылетел в Италию.

Это предварительное путешествие дало мне возможность ориентироваться в проблеме снабжения и вопросах доставки тяжелого груза до базового лагеря. Кроме того, я собрал сведения, которые были нужны для составления сметы экспедиции. Если условия транспортировки грузов между Равалпинди и Скардо благодаря самолету значительно упростились по сравнению с 1929 годом, то для отрезка пути между Скардо и Балторо ничего не изменилось: для этого требуются те же средства и время, какие были нужны и в 1929 году.

По возвращении в Рим я узнал от нашего министра иностранных дел, что во время моего отсутствия получено разрешение на проведение экспедиции.

Нужно было уточнить несколько неясностей в письме, и поэтому мы обратились в Карачи для уточнения.

28 октября я получил телеграфное сообщение министерства иностранных дел Италии о том, что разрешение для проведения экспедиции на К2 в 1954 году получено. Вскоре после этого я получил телеграфное подтверждение представителя пакистанского правительства в Риме.

Тем самым была решена одна из самых сложных проблем, стоящая на пути к организации итальянской экспедиции в Каракорум.

Глава 3. ОБЩИЙ ПЛАН ЭКСПЕДИЦИИ

Общих планов нашей экспедиции я составил несколько как до получения разрешения на восхождение со стороны пакистанского правительства, так и после его получения. Первоначальные планы были, главным образом, составлены для ориентировочных подсчетов расходов. Окончательный план, составленный 15 декабря 1953 года в процессе подготовки экспедиции, хотя и был немного изменен, но вся работа экспедиции в целом была осуществлена именно по нему. Для читателя будет небезынтересно, если я здесь дам основные положения и суммирую главные разделы работы нашей экспедиции, причем надо учесть, что то, что я скажу ниже, относится только к альпинистской части. В введении было указано, что план составлен на основе опыта, который я почерпнул из материалов и наблюдений прежних экспедиций в Каракоруме, отчетов недавних гималайских экспедиций, в особенности на Эверест и Нанга Парбат, и, наконец, на моем собственном опыте, приобретенном совсем недавно на месте работы предстоящей экспедиции, – во время моей последней поездки в Каракорум.

План экспедиции состоял из двух частей, соответственно двум задачам, поставленным перед экспедицией. Первая задача – научная – сбор общих наблюдений, определение исходных пунктов и сбор материалов для географического исследования западного Каракорума; вторая и главная задача – альпинистская – восхождение на вторую по высоте вершину мира – пик К2 (8611 метров).

Я должен здесь сказать, что обе задачи в процессе работы экспедиции могут пополнять, но ни в коем случае не ущемлять друг друга, так как имеется в виду, что обе работы проводятся независимо одна от другой.

Общая линия этого плана в процессе проведения экспедиции могла, конечно, претерпеть некоторые изменения, но внести в будущем большие изменения в календарный план не представлялось возможным, потому что не хватило бы времени для составления и исполнения новых планов.

Экспедиция должна быть организована по армейскому принципу, но в такой форме, как это принято в наших горноальпийских частях, в которых большинство из нас служило.

От каждого члена экспедиции требовалась строгая дисциплина и понимание того, что последняя необходима для выполнения главной задачи экспедиции – покорения К2. Дисциплина должна быть сознательной при взаимном понимании необходимости глубокой дружбы и построена на взаимном доверии. Каждый должен быть готов пожертвовать всем для другого. Очень важно сознание серьезности задачи: от этого зависит ее выполнение и в высшей степени успех всего мероприятия.

Я приведу здесь ряд главных положений, которые могут определить успех экспедиции; часть их указывает в своей книге об Эвересте полковник Хант.

Необходим определенный период акклиматизации для альпинистов на высоте ниже 6500 метров.

Это также подтвердили несколько членов немецко-австрийской экспедиции на Нанга Парбат, в особенности Герман Буль, который без кислорода успешно совершил штурм вершины и благодаря хорошей акклиматизации смог в один день преодолеть перепад высоты в 1300 метров.

По мере возможности следует сократить время нахождения альпинистов на больших высотах (выше 7500 метров), учитывая, что на таких высотах организм человека ослабевает и к падению физических сил добавляется еще моральная депрессия.

Имеющийся календарный план штурма вершины нужно по мере возможности выполнять строго в сроки, ибо время решающего штурма, как правило, по условиям погоды весьма ограничено и нужно иметь определенную гарантию, что ко времени штурма, предусмотренному планом, все будет готово к выходу. В противном случае единственная возможность, при которой можно было бы штурмовать вершину, будет потеряна. Это значит, что те группы, которые предназначаются для штурма вершины, должны перед наступлением благоприятного периода находиться в полной готовности в исходных лагерях.

Необходимо установление такого пищевого режима и гигиены, которые позволяли бы поддержать физическое состояние и работоспособность всех членов экспедиции на высоком уровне. Так как в связи с чрезмерным употреблением пищи или жидкости повышается возможность заболевания членов экспедиции, нужно установить строгий пищевой режим.

Каждый член экспедиции обязан следить за своим здоровьем и работоспособностью, избегать ненужной траты сил.

Все операции, связанные с восхождением на К2, можно разделить на пять частей:

1. Организация экспедиции в Италии.

2. Транспортировка грузов экспедиции из Италии в Карачи, Равалпинди и Скардо (2200 м).

3. Транспортировка груза носильщиками от Скардо до базового лагеря (5000 м), акклиматизация и отдых. Проверка специального снаряжения (кислородные аппараты, подъемники и т. д.).

4. Штурм вершины.

5. Спуск и возвращение.

Для более четкого выполнения этого плана перед выездом экспедиции был составлен календарный план., определяющий время выполнения отдельных разделов с учетом времени до штурма вершины, который предусматривался общим планом во второй декаде июля.

Научные работы охватывали:

1. Топографические съемки:

а) съемки ледника Кутиа;

б) съемки ледовых склонов Чоголунгма, Биафо, Хиспар, Балторо;

в) съемки слияния боковых ледников и ледника Балторо.

2. Геологические наблюдения:

а) геодезические съемки большого масштаба бассейна Балторо;

б) геодезические съемки среднего масштаба ущелий Бральдо и Схигар до долины среднего Инда и долины Стак;

в) съемки пластов;

г) петрографические исследования в отдельных характерных зонах.

3. Физико-географические наблюдения;

а) метеорологические наблюдения;

б) изучение морфологических особенностей ледников Каракорума;

в) геоморфологическое изучение районов, указанных в пункте первом.

4. Географические наблюдения и измерения:

а) гравиметрические измерения;

б) магнитные измерения;

в) наблюдения за космическими лучами.

5. Антропогеографические исследования:

а) исследование этнографического состава населения и антропологические измерения;

б) исследование постоянного и временного местожительства населения.

6. Обобщение материалов.

Научный персонал, не считая руководителя экспедиции, состоял из одного топографа, одного петрографа, одного геофизика и одного географа-антрополога.

В связи с тем что поле деятельности научных работников охватывало большие районы, нежели место действия альпинистской группы, научные работники должны были работать маленькими группами, и им была предоставлена определенная независимость от альпинистской группы и самостоятельность для выполнения установленной программы исследования.

На основе этого схематического изложения программы работы экспедиции я изложу раздел, который я называю календарным планом.

Начнем с альпинистской деятельности. Два отрезка времени практически являются границей деятельности альпинистской группы экспедиции. С одной стороны, выход и с другой – штурм вершины. Последний, вполне естественно, является решающим отрезком и, следовательно, должен быть тщательно подготовлен.

Как была установлена дата решающего штурма?

Я собрал все возможные сведения и метеорологические сообщения о Каракоруме и сделал попытку установить время года, которое является лучшим для восхождения. Но все эти данные очень скудны, и на их основании очень трудно сделать точные статистические расчеты. Принимая во внимание некоторые другие факторы, как, например, длительность дня, можно предположить, что лучшим периодом является время с середины июня до середины июля.

Во всяком случае на основании имеющихся материалов мне не удалось установить влияние летнего муссона – влажного юго-западного ветра в Каракоруме, особенно в районе Балторо. Бесспорно, что ветер, приносящий плохую погоду, является юго-восточным, но не исключено, что и при таком ветре может быть хорошая погода. Кроме того, осадки в районе ледника Балторо и в окружающих районах по своей интенсивности непостоянны и установить связь периода больших осадков с летним муссоном невозможно так же, как нельзя установить период с малыми осадками в связи с зимними муссонами (северо-восточными), как это имеет место в центральных Гималаях. Возможно, что влажный юго-западный муссон в определенное время оказывает влияние на погоду в Каракоруме, но мы находились очень далеко от тех климатических условий, которые господствуют в самих Гималаях.

Таким образом, выбор времени пал на первую половину июля, как самое лучшее время для штурма вершины, правда, с условием, что уже в первых числах июля все должно быть готово. Предположить, что мы управимся раньше этого срока, было трудно, особенно если учесть время, необходимое для подготовки экспедиции в Италии и транспортировки груза от Италии до базового лагеря.

Таким образом, определились следующие основные даты плана экспедиции:

1. Организационная часть: оснащение экспедиции в Италии с 15 декабря 1953 года по 31 марта 1954 года (дата отхода парохода с грузом из Генуи).

2. Подготовительная часть: транспортировка грузов и переезд участников экспедиции от Италии до базового лагеря; акклиматизация и отдых; общая проверка имущества на месте – с 1 апреля по 15 июня.

3. Подготовка высотных лагерей и штурм: установка лагерей на ребре Абруццкого; транспортировка снаряжения в высотные лагери; штурм вершины – с 15 июня по 20 июля.

4. Возвращение альпинистов в Италию (морским путем) – выезд из Карачи – 10 августа.

Для каждой из этих частей был составлен детальный план, в котором предусматривались даты для отдельных операций. Этот план по срокам в основном был выполнен. Если учесть, что первое собрание кандидатов в члены экспедиции состоялось 15 декабря в Милане, мы имели около четырех месяцев для подготовки. Однако нужно здесь отметить, что некоторые подготовительные работы были проведены мною уже во второй половине октября сразу же по возвращении из Пакистана. Для решения альпинистской задачи экспедиции, включая выезд из Италии и возвращение, мы имели по плану четыре месяца, но если бы возникла необходимость, этот срок мог быть увеличен до шести месяцев.

Что касается времени для научной работы на месте, то на это было предусмотрено пять месяцев – с конца апреля до конца сентября, – не считая времени, которое требуется для переезда из Италии в Скардо и обратно.

В отношении научной программы я обращаю внимание читателя на то, что в ней не предусматривались работы по зоологии и ботанике. Я хочу подчеркнуть, что эти работы были исключены не в связи с тем, что я не придаю значения этим наукам, а только потому, что район действия экспедиции уже несколько раз посещался научными работниками с этой целью. Итальянская экспедиция 1929 года имела в своем составе научного работника по зоолологии и ботанике, а в 1953 году в Балтистане работала специальная гуппа по изучению флоры. Несмотря на это, наш научный персонал интересовался, при условии что эти дополнительные работы не отнимали много времени от основной задачи, животным и растительным миром выше 4000 м, так как наши исследования охватывали малоизвестные районы.

Наш план, объединявший в одной экспедиции многочисленные задачи, резко отличался от планов почти всех последних экспедиций к высочайшим вершинам мира и озадачил некоторые круги альпинистов. Многие считали, что насыщенность научной программы может оказаться серьезным препятствием для альпинистов экспедиции. Если я, тем не менее, не отступил от своего плана, то это – результат убеждения, что успех зависит прежде всего от добросовестной и планомерной подготовки и точного распределения задач между обеими группами экспедиции. Таким образом, я одновременно добился значительной экономии средств, которые пришлось бы израсходовать в случае организации двух самостоятельных экспедиций, и воспользовался одной визой на въезд в Пакистан, которую не так легко получить второй раз. Если же альпинистская группа по каким-либо причинам не сможет выполнить свою задачу, экспедиция будет иметь по крайней мере результаты научных исследований, что также явится некоторым достижением.

Глава 4. ПОДГОТОВКА ЭКСПЕДИЦИИ В ИТАЛИИ

Тот, кому не приходилось обеспечивать инвентарем и снаряжением экспедицию с большим числом участников в дальние страны и малонаселенные районы, вряд ли может себе представить, как важна и сложна вся эта подготовка, от которой во многом зависит успех экспедиции. Прежде всего он не имеет ясного представления о том большом объеме работы, которого требует такая подготовка. Поэтому я думаю, что читателю будет интересно узнать, что нужно было сделать для проведения экспедиции в Каракорум в 1954 году. Разумеется, я не касаюсь здесь первоначальной подготовки, проведенной нами еще тогда, когда не было разрешения на въезд в Пакистан; на этом я уже останавливался в предыдущей Главе.

ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМА

После получения разрешения на въезд в Пакистан пришлось срочно решать самые важные проблемы нашей экспедиции – проблемы финансирования. Предварительная смета расходов экспедиции, составленная на основе вышеуказанной программы, предусматривала сумму в сто миллионов лир. Некоторая часть средств требовалась немедленно для заказа специальных видов снаряжения, изготовление которых требует нескольких месяцев, например, кислородных аппаратов. Обеспечить финансирование экспедиции до получения разрешения на ее проведение было слишком трудно и выглядело бы не совсем серьезным. С другой стороны, разрешение на восхождение на высочайшие вершины мира можно, как правило, получить только в последний момент, когда предыдущая экспедиция уже закончила все свои операции. Но даже и тогда окончательно выбрать объект восхождения невозможно, прежде чем не будет известен результат экспедиции, действующей в данный момент. Например, английская экспедиция 1953 года на Эверест имела разрешение уже в сентябре 1952 года, но могла принять окончательное решение только в декабре, хотя выезд в Непал планировался уже в. феврале следующего года.

Наша экспедиция до сентября 1953 года также не могла знать, следует ли выбирать К2 своим главным объектом, пока не закончила своей работы экспедиция Хаустона и пока мы в конце октября не получили окончательного разрешения правительства Пакистана.

С момента получения разрешения я принимал срочные меры для создания материальной базы нашей экспедиции, перед которой ставились две задачи: альпинистская и научная, причем можно было быть уверенным, что альпинистская задача скорей будет признана общественностью, нежели научная, и соответственно будет легче получить средства на восхождение. Поэтому я прежде всего занялся вопросом финансирования научной части, считая, что альпинистская часть нашей экспедиции, несомненно, получит нужную поддержку со стороны Итальянского альпийского клуба и широкой общественности, как мероприятие национального характера, что и подтвердилось в дальнейшем.

Национальный совет по исследовательским работам, финансировавший мое путешествие в Каракорум в 1953 году, был точно ориентирован о планах экспедиции 1954 года, которую он хотя и взял под свое шефство, но не был в состоянии финансировать из своего обычного бюджета. Тем не менее помощь этой организации приняла весьма ощутимые формы: она выделила большой аванс из своего бюджета и, кроме того, обратилась в правительство за разрешением о выпуске специальной лотереи, доходы от которой должны были пойти в кассу экспедиции. Здесь неуместно говорить о деталях этой специальной лотереи; достаточно, если я скажу, что все переговоры о ней были положительно закончены в конце декабря 1953 года и можно было надеяться на поступление средств в ближайшее время. И вдруг происходит смена правительства. Хотя с новым правительством и не нужно начинать новые переговоры об утверждении лотереи, но все же следовало ждать сформирования правительства и утверждения его бюджета.

Эта непредвиденная задержка, правда, не поставила экспедицию под угрозу срыва, но все же создала ряд новых затруднений.

В это же время в Милане проводилось совещание центрального совета Итальянского альпийского клуба. Седьмого ноября он назначил специальную комиссию с особыми полномочиями для оказания помощи в организации экспедиции, в особенности ее альпинистской части. В состав комиссии входили по одному представителю западной, центральной и восточной секций клуба, известные специалисты в области альпинизма, опытные и в хозяйственном отношении, и представители академического альпийского клуба. Председательствовать в этой комиссии было поручено мне. Трое членов комиссии имели опыт участия в альпинистских экспедициях за рубежом. Получив от национального совета по исследовательским работам очень большую дотацию (50 миллионов лир), гарантию Итальянского национального альпийского комитета еще на 20 миллионов лир, доходы экспедиции от собственных мероприятий и некоторую сумму от Итальянского альпийского клуба, можно было быть уверенным, что нужная сумма для работы экспедиции будет обеспечена.

Попутно я хочу отметить, что, согласно договоренности со всеми членами экспедиции, все доходы от различных статей в журналах и газетах о нашей экспедиции, доходы от фото и прочие должны были поступать в кассу экспедиции.

Это был план нашего финансирования, и если в его выполнении и были затруднения и критические моменты, то нам всегда оказывали помощь наши друзья и финансисты. Пока дотация Национального совета по исследовательским работам была нам только обещана, я намеревался подготовить экспедицию в некотором секрете и покинуть Италию, как говорится, «на тихом ходу», т. е. без шума и официальных прощаний. Мне казалось, что так будет лучше. В случае удачного восхождения и без предварительной шумихи будет достаточно разговоров при возвращении, а с другой стороны, если попытка восхождения потерпит неудачу, то меньше будет шума вокруг этой неудачи.

Разумеется, что все эти мои намерения были поставлены в зависимость от того, смогу ли я открыть финансирование экспедиции, не прибегая к приему общественного взноса, и эта возможность имелась бы, если бы средства от Итальянского национального альпийского комитета и Национального совета исследовательских работ поступили бы быстрее. При этом нам даже не требовалась вся сумма перед отъездом: часть можно было перевести позже, непосредственно в Пакистан для покрытия транспортных расходов на месте.

Когда же наступил правительственный и в связи с этим финансовый кризис, я против своей воли был вынужден отказаться от подготовки экспедиции в секрете от общественности.

Сообщение о нашей подготовке вмиг стало общим достоянием. Так как пресса не была подготовлена, то печатались самые разнообразные сообщения об экспедиции и о ходе ее подготовки, зачастую не соответствующие действительности. Чтобы остановить фантазию журналистов и привести все сообщения к общему знаменателю, я организовал 12 февраля в Милане пресс-конференцию, на которой изложил конкретную программу предстоящей экспедиции в Каракорум и ответил на все вопросы, касающиеся ее подготовки.

То обстоятельство, что я долго молчал и теперь вдруг раскрыл все карты, привлекло большее внимание общественности, чем если бы сведения о предстоящей экспедиции появлялись постепенно. Но если газетная шумиха и нападки определенных кругов несколько затрудняли нашу работу, то в конечном итоге результат все же был положительным: большая часть общественности страстно поддержала наше начинание.

Если бы я имел возможность привести здесь содержание писем простых людей, в которых к нам поступали пожертвования, писем, часто не подписанных, так как жертвователи пожелали остаться неизвестными, мне пришлось бы писать очень интересную, с точки зрения психологии, книгу, которая многое сказала бы о патриотизме итальянского народа.

Финансовый план экспедиции вынашивался и был осуществлен доктором Витторио Ломбарди, который с самого начала подготовки оказал мне значительную помощь через Итальянский альпийский клуб. Он очень серьезно отнесся к своему заданию, и ему часто приходилось проявлять все свои организаторские способности, чтобы обеспечить нас теми большими суммами, которые в начале нашей работы не всегда легко было получить. Благодаря большой работе, которую выполнил доктор Ломбарди с несколькими друзьями, нам удалось урегулировать финансирование экспедиции не только в Италии, но и в Пакистане.

ПОДБОР И ТРЕНИРОВКА БУДУЩИХ УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕДИЦИИ

Подбор научных сотрудников для экспедиции был относительно прост.

В соответствии с научной программой, предусмотренной основным планом работы, мне нужно было, как уже говорилось, подобрать петрографа, геофизика, геодезиста, топографа, этнографа и врача. Разумеется, при подборе, кроме специальности, пришлось обращать особое внимание на возраст и физическое состояние. Нет необходимости говорить здесь о том, как я организовал отбор кандидатов, тем более что в каждом случае требовался сугубо индивидуальный подход. Я хочу здесь только добавить, что по части топографических и геодезических работ я обратился к руководству Армейского географического института. Сначала мне обещали, что к экспедиции прикрепят двух квалифицированных специалистов, офицеров, отвечающих всем требованиям. Однако в дальнейшем оказалось, что институт может выделить только одного. Хочу отметить, что, согласно договоренности, все расходы, а также техническое оснащение командируемого обеспечивалось институтом.

Я думаю, что для читателя небезынтересно узнать имена моих сотрудников по научной работе. В состав группы входили: профессор Паоло Грациози, профессор Антонио Марусси, доктор Бруно Цанеттин, капитан Франческо Ломбарди. Врачом был приглашен доктор Гундо Пагани.

Значительно сложнее был выбор альпинистов, в котором, к сожалению, чрезмерное участие приняла даже печать, в связи с чем возникали различные дискуссии и споры, которые не всегда можно было назвать объективными.

Из опыта прежних альпинистских экспедиций в Гималаи было совершенно ясно, что альпинисты, берущие на себя такое тяжелое задание, как восхождение на восьмитысячник, должны прежде всего обладать отличным здоровьем, хорошими физическими данными, большой выносливостью, хорошим характером и сильной волей, быть технически подготовленными и морально устойчивыми. Все прочие качества являются второстепенными.

Руководствуясь этим, комиссия альпийского клуба в тесном контакте с общественностью составила первую группу кандидатов из представителей отдельных секций и известных альпинистов. Таким образом, были подобраны двадцать два кандидата, к которым немного позже присоединился двадцать третий. Все они были первоклассными альпинистами в возрасте не моложе двадцати четырех и не старше сорока семи лет. Возраст большинства участников колебался между двадцатью восьмью и тридцатью восьмью годами.

Первый раз кандидаты были созваны в Милане 15 декабря 1953 года, где им сообщили условия участия в экспедиции, которым каждый должен был подчиниться. В течение длительного времени все проходили строгий медицинский осмотр и подвергались тщательной физиологической проверке. Медицинский осмотр проводился в клинике Миланского университета, руководимой профессором Луиджи Вилла, а психологическая проверка – в институте того же университета, руководимом профессором Родольфо Маргария. В связи с тем, что количество кандидатов нужно было уменьшить, после этих проверок выбыло шесть человек, имеющих худшие показатели.

Оставшиеся проходили дополнительную проверку в физиологическом институте Туринского университета, руководимом профессором Аниттоди Гиоргио. После этого группа кандидатов снова уменьшилась на несколько человек и была направлена в западные Альпы в район Малого Маттерхорна, где на высоте 3880 м проходила испытания в высокогорных условиях.

В лагере у Малого Маттерхорна, а также в следующем – на Монте Розе предусматривалось проведение следующих мероприятий: во-первых, кандидаты должны были пройти определенные испытания и ознакомиться с условиями палаточной жизни будущего базового лагеря экспедиции и штурмовых лагерей; во-вторых, нужно было установить пригодность кандидатов к альпинистской жизни в различных условиях и особенно их умение вести себя в коллективе. Кроме того, предусматривались тренировки и обучение обращению со специальным снаряжением, установке высотных палаток, Обращению с веревочными подъемниками, кислородными аппаратами и т. д.

Продолжительность пребывания в первом лагере должна была составить десять дней. Руководителями лагеря предполагалось назначать по очереди нескольких кандидатов, чтобы каждый имел возможность получить опыт и показать свое умение руководства. Наблюдателем за работой этого лагеря предполагалось назначить офицера армейской альпийской части из Аоста.

16 января все кандидаты были собраны в местечке Червина и на следующий день поднялись на плато Монте Роза, проводя попутно заброску всего продовольствия и снаряжения к подножью Малого Маттерхорна. 28 января этот лагерь закончил свою работу. Во время работы лагеря, помимо тренировки на ледовом и скальном рельефе, проводились пробные установки палаточных лагерей на западном гребне Малого Маттерхорна, транспортировка грузов с применением специально сконструированного подъемника, работа по радиосвязи на переносных станциях и т. д. Температура в эти дни была относительно низкая: дневная в среднем —10°, ночная – до —20°.

По окончании работы лагеря физиологический институт университета Турина направил двух ассистентов на Монте Роза. Они подвергли всех кандидатов очередной физиологической и психологической проверке, чтобы установить состояние участников после нагрузки, полученной ими в лагере. Я подчеркиваю, что за день до этой проверки проводилась очень напряженная тренировка, весь лагерь перебазировался в этот день на склоны Брейтхорна до определенной высоты; после короткого отдыха все палатки и снаряжение были тут же спущены к станции канатной дороги на массиве Монте Роза. По результатам технического испытания, проведенного наблюдателем офицером Энрико Пеуронель, комиссия была вынуждена отчислить еще двух кандидатов.

Второй лагерь проводил свою работу с 16 по 26 февраля на Монте Розе примерно в таких же условиях, как и предыдущий. При работе второго лагеря предусматривалось не только время для акклиматизации и отдыха, но прежде всего испытание жизни коллектива на больших высотах, более близкое знакомство друг с другом и создание той дружной обстановки, которая требовалась для тяжелой работы нашей экспедиции. Работа лагеря была своего рода заключительным испытанием перед выездом. С этого времени каждый должен был чувствовать значение дружбы и товарищества в том коллективе, с которым он будет делить все трудности и опасности в Каракоруме.

Календарным планом предусматривались различные тренировки, большая часть которых проводилась на высоте более 4000 метров.

Работа лагеря оправдала себя полностью. Те альпинисты, которые 15 декабря в Милане впервые видели друг друга, спускались из лагеря друзьями. Когда комиссия Итальянского альпийского клуба в последний раз собралась, чтобы установить окончательное число участников, по настоянию альпинистов пришлось включить в состав экспедиции всех находившихся в последнем лагере (там было на одного человека больше, чем предусматривалось планом).

Привожу список утвержденных кандидатов: Эрих Абрам, Уго Анджелино, Вальтер Бонатти, Ахилле Компаньони, Кирелло Флореанини, Пино Галотти, Лино Лачеделли, Марио Пухоц, Умбальдо Рей, Гино Сольда, Серджио Виотто.

В марте месяце весь альпинистский состав был собран в Милане для того, чтобы еще больше привыкнуть друг к другу и пройти еще раз специальную тренировку по работе с радиостанциями, подъемниками, кислородными аппаратами и т. д. и принять участие в укомплектовании и упаковке грузов. Много часов они провели вместе в штабе экспедиции, в Геологическом институте университета в Милане, на улице Виа Ботичели № 23. Во время пребывания в Милане они еще раз прошли врачебную комиссию из отоларингологов и устранили все имеющиеся дефекты в зубах.

Прежде чем покинуть Милан, им были сделаны прививки против некоторых болезней. Вся эта помощь различных клиник и врачебных институтов проводилась исключительно тщательно, аккуратно и бесплатно. В группу научных работников экспедиции и альпинистов я пригласил еще кинооператора Фантини. Кроме того, в Пакистане в экспедицию были включены полковник медицинской службы Пакистана Ата Улла и топограф Баджхаян.

ПРОДОВОЛЬСТВИЕ И СНАРЯЖЕНИЕ

Самым трудоемким и кропотливым делом в подготовке экспедиции является выбор различных видов снаряжения и оборудования, которые необходимы для работы экспедиции в районах, расположённых далеко от населенных пунктов. При этом не только важно установить различные виды снаряжения, но и не менее важно установить точное его количество. Возьмешь с собой лишнее – удорожишь экспедицию и осложнишь транспорт; возмешь меньше, чем может потребоваться, – рискуешь сорвать восхождение.

Несмотря на то, что я в этой области имел некоторый опыт, я все же тщательно изучал списки снаряжения и продовольствия различных экспедиций, обращая особое внимание на оснащение экспедиций, которые были организованы для штурма высочайших вершин, например экспедиции Хаустона на К2 в 1953 году, швейцарской экспедиции на Дхаулагири и т. д.

Прежде чем составить план разведывательной экспедиции в Каракорум в 1953 году, я специально выезжал в Цюрих для изучения материалов, в особенности о лагерном снаряжении и одежде, примененных швейцарцами в экспедиции на Эверест в 1952 году. Позже я совершил поездку в Лондон на выставку альпинистского снаряжения, примененного англичанами в 1953 году при восхождении на Эверест. Там же я связался с несколькими фирмами, производящими это снаряжение.

Когда по случаю юбилея Австрийского альпийского клуба мне пришлось быть в Вене, где присутствовали участники победоносной экспедиции на Нанга Парбат – Герман Буль и другие, – я собрал обстоятельную информацию о снаряжении этой экспедиции.

К этим сведениям со временем добавились еще каталоги отечественных и иностранных фирм, производящих альпинистское снаряжение. Кроме того, я лично провел испытания различного снаряжения и собрал ценную информацию от участников последних экспедиций в Гималаи.

Все эти материалы служили только основой для подготовки снаряжения. По договоренности с комиссией Итальянского альпийского клуба я создал ряд подкомиссий из специалистов – техников и изготовителей снаряжения. Я не имею возможности назвать здесь имена всех добровольных помощников, которые приложили все усилия, чтобы снабдить нашу экспедицию одеждой, лагерным и альпинистским снаряжением, кислородной аппаратурой и т. д.

Хотя весь инвентарь во время совместной работы подкомиссий с изготовителями был тщательно проверен и частично усовершенствован, нам все же пришлось обратить особое внимание на конструкции. Упомяну здесь в качестве примера, что только одних палаток было изготовлено большой итальянской фирмой четыре специальных образца. Стандартный тип («Гималаи») представляет собой двухместную палатку из хлопчатобумажной ткани с шелковым тентом и просмоленным нейлоновым дном. Эта палатка, по сравнению с герметическими палатками, примененными швейцарцами на Эвересте, была усовершенствована. Размеры нашей палатки были немного меньше швейцарской, так как мне было известно, что площадки для установки палаток на ребре К2 очень маленькие. Система растяжек и стойки также были несколько изменены. Первую модель этой палатки я испытывал во время моего путешествия в Каракорум в 1953 году. После возвращения в Италию я внес еще ряд изменений. Окончательная реконструкция и утверждение этого типа палаток были завершены после их испытания в двух тренировочных лагерях под Малым Маттерхорном и на плато Монте Роза.

Кроме этого типа палатки, был создан еще более легкий и немного меньший размером тип палатки «К2», весивший всего 9 килограммов (тип «Гималаи» – 12 килограммов) и рассчитанный на два человека. Эти палатки предусматривались как резервные в случае вынужденного бивуака. Две палатки, весом по 2,7 килограмма каждая, были заказаны специально для последнего штурмового лагеря.

Для базового лагеря были сконструированы и изготовлены большие стационарные палатки «Урдукас» весом 35 килограммов. Эти палатки были сконструированы таким образом, что их можно было соединять между собой, создавая таким образом одну общую (по длине) палатку с отдельными помещениями. В базовом лагере мы действительно соединили четыре палатки в одну длинную и получили уютное помещение. Одна из этих палаток с некоторыми изменениями была предназначена специально для кухни.

Особое внимание было обращено на обувь. Мы испытывали образцы ботинок для больших высот, которые использовались швейцарцами и англичанами на Эвересте, и после проверки отдали предпочтение швейцарскому образцу. Обшитые с внешней стороны оленьей шкурой, они имели преимущество перед английскими в том, что лучше облегали ногу, позволяли лучше привязывать кошки и не мешали лазанью по скалам, что особенно важно при восхождении на К2. Для работы на средних высотах мы выбрали английский образец на меховой подкладке. Кроме этих двух пар ботинок, каждый альпинист получил горные ботинки для подходов и меховые ботинки из замши на резиновой подошве с подкладкой из бараньего меха для пользования в базовом лагере.

Один образец кислородного аппарата с открытой системой (такими пользовались англичане и швейцарцы на Эвересте, и с тех пор его конструкция была немного улучшена) мы заказали за границей. Нашими фирмами был создан свой, итальянский образец. В этом аппарате можно было регулировать поступление кислорода по желанию, и, кроме того, он имел еще то преимущество, что из трех кислородных баллонов два можно было отключать (в обычных аппаратах можно отключать только один баллон). Что касается радиостанции, то одна итальянская фирма создала три различных образца. Большая станция предусматривалась для установки в базовом лагере для дальней связи, в частности со Скардо, откуда имеется регулярная связь со всем остальным миром; средняя станция должна служить для связи между высотными лагерями на ребре Абруццкого (лагери V и VIII) и маленькая станция, весившая всего 2 килограмма, предусматривалась для связи между отдельными лагерями.

Кроме того, для нашей экспедиции была создана одежда из специально пропитанной ткани и шерсти, морозоустойчивые и не портящиеся на жаре напитки и продукты питания.

Я мог бы рассказать еще много интересных подробностей и показать, сколько внимания и сил уделил технический персонал фирм-изготовителей улучшению нашего снаряжения и для того, чтобы все было изготовлено в течение четырех месяцев. Как я уже говорил, в плане предусматривались различные сроки изготовления инвентаря и как конечная дата – 10 марта. Но не все фирмы выполняли установленные сроки, и временами мы боялись, что останемся без весьма важных предметов снаряжения. Мне хочется здесь указать только на один из этих случаев – изготовление баллонов для кислородных аппаратов. Одна крупная итальянская фирма согласилась изготовить специально для нас облегченные баллоны и предоставить их экспедиции бесплатно. Но 6 марта дирекция фирмы неожиданно сообщила нам, что она не сможет обеспечить нас баллонами в связи с забастовкой. Работа завода была полностью приостановлена. Баллоны были почти готовы, и вдруг не оказалось специалистов, которые могли бы закончить работу. Именно те специалисты, которые взялись изготовить нам баллоны, руководили забастовкой.

Что делать? Несмотря на то, что дирекция и управление, несомненно, хотели нам помочь, они не могли ради нашего незначительного заказа положительно повлиять на ход забастовки и сократить ее сроки. Безуспешно я пытался найти другие возможности транспортировки кислородных баллонов после 30 марта, короче говоря, я делал все, чтобы как-либо решить эту проблему. К нашему счастью, 12 марта управляющий заводом позвонил мне и сообщил, что забастовка окончена и на днях приступят к нашей работе. В конечном итоге меня «обрадовали» еще тем, что, оказывается, на пассажирском пароходе запрещено перевозить кислородные баллоны. Новые телефонные разговоры, новые волнения, пока и эта трудность не была преодолена.

Подобных неприятностей в период подготовки экспедиции, в особенности в последние две недели перед уходом парохода из Генуи, было еще много. Хотя далеко не все материалы для экспедиции были получены в сроки, мы все же сумели их вовремя упаковать, и 30 марта, т. е. точно по плану, все шестнадцать тонн имущества были погружены на пароход в Генуе.

В последние дни нашей подготовки погода в основном была хорошая. Но в тот день, когда мы грузили наше имущество, с самого утра шел дождь, который все время усиливался. Это обстоятельство значительно усложняло наши погрузочные работы. Широкие грузовые машины не могли проехать во двор геологического института, и нам пришлось от склада до машины тянуть крышу из брезента. Все имущество экспедиции находилось в подвале, откуда каждый ящик или тюк приходилось поднимать краном, прежде чем транспортировать на машину. Подъем груза из подвала усложнялся еще и тем, что подъемный кран своим весом продавил асфальт и вскоре под ним образовалась глубокая траншея, быстро заполнявшаяся дождевой водой.

Когда вечером последний тюк благополучно был уложен на автомашину, дождь вдруг перестал идти, погода улучшилась и ночью было безоблачное небо. Многие рассматривали это как плохую примету. Действительность опрокинула все предсказания пессимистов.

СВЕДЕНИЯ ОБ УЧАСТНИКАХ ЭКСПЕДИЦИИ

Руководитель экспедиции

Ардито Дезио, 57 лет, родом из Пальманова, женат. Доктор естествознания, с 1931 года профессор геологического факультета Миланского университета.

Посвятил себя исследовательским работам по геологии и географии, в особенности в Альпах, Албании, Греции, Турции, Иордании, Иране, Пакистане, Ливии, Сахаре, Эфиопии.

Организатор и руководитель одиннадцати экспедиций и делегаций за границей, участвовал в 1929 году в итальянской экспедиции в Каракоруме. Опубликовал 300 трудов по вопросам геологии, географии и палеонтологии.

Как альпинист совершил восхождения в Альпах (Юльские и Карнские Альпы, в районе Ортлера), Зарде Ку, на Демавенд в Иране и в Каракоруме.

Научные работники

Паоло Грациози, 48 лет, родом из Флоренции, вдовец. Доктор естествознания, с 1948 года профессор, преподает антропологию в университете во Флоренции. Совершил ряд путешествий за границей.

Занимался доисторическими раскопками, главным образом в Африке, Триполитании, Феццане и Сомали. Опубликовал более 200 научных работ по вопросам древней истории, антропологии и этнографии.

Франческо Ломбарди, 36 лет, родом из Кондронгианус, женат. Имеет среднее образование, окончил курсы Военной академии, артиллерийскую школу и топографические курсы офицеров Военно-топографического института.

Капитан действительной военной службы в Военно-географическом институте.

Участвовал в ряде геодезических и топографических съемок, закончил школу альпинизма.

Антонио Марусси, 46 лет, родом из Триеста, женат. Доктор математических наук, с 1951 года профессор геофизики в университете Триеста. Почти 20 лет являлся техническим географом Военно-географического института и участвовал в ряде съемочных работ, в частности в Эфиопии и на греко-албанской границе. Опубликовал 50 работ по вопросам геофизики и геодезии. Увлекается альпинизмом.

Бруно Цанеттин, 31 год, родом из Моло, женат. Доктор геологических наук, ассистент Минералогического института в Падуе и референт по геологии. Посвятил себя минералогическим и петрографическим исследованиям в Винценских Предальпах, на Адамелло и в лагуне Венеция. Опубликовал 4 работы химико-петрографического и минералогического характера. Альпинист.

Врач экспедиции

Гундо Пагани, 36 лет, родом из Пиоцензы, холост. Доктор медицины и хирургии, хирург гражданской больницы в Пиоцензе.

Альпинистской деятельностью занимался в основном в Доломитах (Чиветта, Сораписс, Селла, Лангкофель и т. д.) и в группе вершин Бадиле.

Альпинисты

Эрих Абрам, 32 года, рост 169 см, родом из Боцани, холост. Техник по холодильникам и проводник. Основные восхождения совершил в Доломитах (Тофана, Чиветта, Мармолата, Монте Пельмо и т. д.), был на Маттерхорне и совершил восхождение в районе группы Ортлера.

Уго Анджелино, 31 год, рост 172 см, родом из Биэлла, холост. Работник торговли. Совершил восхождение в районе Монблана, Гран Жораса, Маттерхорна, Монте Розы, Гриволя и т. д.

Вальтер Бонатти, 24 года, рост 171 см, родом из Монза, холост. Заведующий горной хижиной. Основные восхождения совершил в районе Монблана, Маттерхорна, Гран Жораса, Гран Капуцина, Пик Палю, Пик Бадиле, Монте Дизграции, Большой и Западной Цинни и т. д.

Ахилле Компаньони, 40 лет, рост 169 см, родом из Вальфурно, женат. Заведующий горной гостиницей, проводник и преподаватель лыжного спорта. Основные восхождения совершил на Дент д'Эренс, Маттерхорне, Монте Розе, в районе вершин Ортлера – Чеведали и т. д.

Кирелло Флореанини, 30 лет, рост 175 см, родом из Энемонзо, холост. Чертежник. Основные восхождения совершил в Доломитах (Чиветта, Лангкофель, Сасс Маор, группы Брента и т. д.), в Карнских и Юльских Альпах.

Пино Галотти, 36 лет, рост 183 см, родом из Милана, холост. Химик. Основные восхождения совершил в районе Монблана, Шамони, Гран Жораса, Дофине, Ченгало-Бадиле и т. д.

Лино Лачеделли, 29 лет, рост 178 см, родом из Кортина д'Ампеццо, холост. Монтер-водопроводчик, проводник и преподаватель лыжного спорта. Основные восхождения совершил в Доломитах (три вершины Цинни, Тофана, Мармолата, Чиветта), на Гран Капуцин, Бадиле и т. д.

Марио Пухоц, 36 лет, рост 165 см, родом из Курмайера, холост. Земледелец и проводник. Основные восхождения совершил в районе Монблана.

Умбальдо Рей, 31 год, рост 176 см, родом из Курмайера, женат. Проводник и заведующий горной хижиной. Основные восхождения совершил в районе Монблана, Гран Жораса, Шамони и т. д.

Гино Сольдо, 47 лет, рост 168 см, родом из Рекоаро, женат. Проводник и механик по спортивному инвентарю. Основные восхождения совершил в Доломитах (первое восхождение юго-западной стены Мармолата, Лангкофель, три вершины Цинни, Чиветта и т. д.).

Серджио Виотто, 26 лет, рост 164 см, родом из Курмайера, холост. Столяр и проводник. Основные восхождения совершил в районе Монблана, Гран Жораса, Дрю, Маттерхорна и т. д.

Кинооператор

Марио Фантини, 33 года, рост 170 см, родом из Бологна, холост. Счетовод.

Пакистанские участники

Ата Улла, наблюдатель пакистанского правительства, родом из Равалпинди, женат. Доктор медицины и хирургии, полковник медицинской службы и директор медицинского отделения пакистанского министерства иностранных дел в Кашмире.

Совершил много путешествий на востоке, отлично знает свою страну, в особенности районы Балтистана. Участвовал в экспедиции Хаустона на К2 в 1953 году.

Баджхаян – помощник топографа, 36 лет, женат. Топограф Пакистанского топографического управления.

Глава 5. ОТ ИТАЛИИ ДО БАЗОВОГО ЛАГЕРЯ

ОТ РОДИНЫ ДО СКАРДО

Переезд членов экспедиции из Италии в столицу Пакистана Карачи и далее в Равалпинди и Скардо совпадал по времени с перевозкой экспедиционного груза. Но так как в Скардо нет гостиниц, то не было смысла отправлять всех участников экспедиции в Скардо раньше имущества.

Главная моя забота заключалась в том, чтобы любыми средствами и как можно быстрее отправить все наши грузы из Карачи в Равалпинди, а затем в Скардо. На борту корабля, перевозившего наш груз в Карачи, с капитаном Франческо Ломбарди находились еще два кинооператора, член нашей экспедиции Марио Фантини и господин Хоэриан, выезжавший по служебным делам в Пакистан. Для руководства разгрузочными работами я отправил 30 марта самолетом в Карачи доктора Цанеттина, владеющего английским языком, и рекомендовал ему обратиться в итальянское посольство и к проживающим в Карачи итальянским друзьям.

Доктор Пагани в сопровождении «бухгалтера» экспедиции Коста вылетел 5 апреля из Италии, чтобы также принять участие в разгрузке и обеспечении сохранности большого груза экспедиции. Пакистанское правительство весьма любезно разрешило нам провезти наши грузы без пошлин, в связи с чем сразу отпала обычно длительная задержка в таможне. Благодаря этому обстоятельству и большой помощи, оказанной нам итальянским посольством и нашими друзьями в Карачи, а также энергичной деятельности Цанеттина и Коста все шестнадцать тонн груза в день прибытия корабля в гавань Карачи были перегружены в два железнодорожных вагона, которые в этот же вечер были прицеплены к скорому поезду, отправлявшемуся в Равалпинди. Поистине это был рекорд скорости!

Наконец, 15 апреля мы с Анджелино вылетели из Италии и во второй половине следующего дня прибыли в Карачи, где нас встретили сотрудники посольства, наши друзья и вылетевшие ранее члены экспедиции. В этом же самолете летели члены экспедиции Джиглионе, направлявшиеся на вершину Айи. Мы хорошо знали друг друга, и никому из нас не приходило в голову, что видим их в последний разСсылка5.

В Карачи я был очень удивлен тем, что наш груз уже прибыл в Равалпинди, и поблагодарил всех оказавших нам помощь в молниеносной переправке нашего имущества.

Мы хотели в таком же темпе переправить наши грузы воздушным путем в Скардо, но на этот раз встретили затруднение. Самолет, обслуживающий эту линию, находился на ремонте в Гилгите.

Первый визит я нанес своему другу – полковнику медицинской службы Ата Улла, который в 1953 году принимал участие в экспедиции Хаустона. На предложение принять участие в нашей экспедиции он с радостью согласился.

Ата Улла объяснил мне положение с перевозкой грузов в Скардо: нужно терпеливо ждать несколько дней, пока самолет возвратится из Гилгита в Равалпинди, – другого выхода нет.

Вечером мне позвонили из нашего посольства в Карачи и сообщили, что в ближайшие дни мы должны быть на приеме у главы правительства Пакистана Мохаммеда Али. Я выехал на машине в Лахор и самолетом возвратился в Карачи.

В сопровождении нашего дипломатического представителя 20 апреля я был весьма любезно принят Мохаммедом Али, с которым встречался еще в Риме, и был обязан получением разрешения на прошлогоднюю и нынешнюю экспедиции. Он очень интересовался нашим планом, организационной стороной экспедиции, пожелал нам удачи и гарантировал любую необходимую помощь.

В этот день самолетом прибывали из Рима остальные члены экспедиции, за исключением профессора Марусси и профессора Грациози. Мы поехали на аэродром, чтобы их встретить. Они поделились своими впечатлениями о длительном воздушном путешествии. Для многих это был вообще первый полет в жизни.

Вечером состоялась первая встреча с представителями местных газет и итальянской колонией.

На следующий день основной состав экспедиции вылетел в Равалпинди. Несколько участников сопровождали поездом последнюю часть имущества экспедиции, прибывшую из Италии. В Равалпинди ничего не изменилось. Наше имущество все еще находилось на аэродроме. Самолета не было, и прогнозы погоды были неутешительными.

18 апреля, благодаря помощи полковника Ата Улла, первая часть грузов была доставлена в Скардо на военном самолете. С этим же самолетом вылетели доктор Пагани и Анджелино.

После разгрузки имущества в Скардо самолет доставил в Гилгит представителя авиакомпании, чтобы ускорить ремонт самолетов гражданской авиации. Погода резко ухудшилась и перебросить груз военным самолетом вторично было уже невозможно. Задержка была крайне нежелательна, но другого выхода не было. Транспортировка грузов носильщиками и вьюком отняла бы очень много времени и, кроме того, дорога шла через перевал Бабусар, высотою более 4000 метров, еще закрытый непроходимым снегом. Я взвесил возможность доставки грузов в Гилгит, расположенный ближе к Скардо, чем Равалпинди, и тут же подумал о сомнительной пользе этого мероприятия. Путь был только на одну треть короче, а дорога лишь немногим лучше.

Сложность полета в Скардо заключалась в том, что приходится пролетать по долине между массивом Нанга Парбат (8125 метров) и группой вершин Харамоши (7397 метров). Долина эта очень узкая и часто забита облаками. Нагруженный самолет гражданской авиации не может пролететь высоко над хребтом, и при плохой видимости возникает опасность столкновения с вершинами.

Наконец 25 апреля Ата Улла сообщил мне, что завтра должен прибыть самолет из Гилгита. Мы договорились, что в случае сильной облачности на трассе приземлимся в Гилгите, при хорошей погоде полетим прямо до Скардо.

Рано утром мы были уже на аэродроме, где нам пришлось несколько часов ждать, пока, наконец, мы не увидели наш самолет. В этот день было сделано два вылета. Первый был своего рода пробой: пакистанский офицер поднялся с тремя тоннами груза. В восемь часов утра машина вернулась в Равалпинди, я наблюдал за ней и, когда она пролетала надо мною, заметил, что шасси неисправно: вышло только одно колесо. Самолет сделал большой круг, а я с опасением наблюдал за посадкой. Но опасения были напрасны: перед приземлением вышло и второе колесо.

Некоторое время спустя машина снова поднялась в воздух, но, не сделав полного круга над аэродромом, пошла на посадку: что-то было не в порядке. Короткая проверка мотора – и самолет снова поднялся. На этот раз самолет вернулся лишь после того, как доставил в Скардо Флореанини, Галотти, Пухоца и часть нашего груза. 27 апреля самолет также совершил два вылета. Первым рейсом были доставлены в Скардо десять из одиннадцати альпинистов и несколько тонн груза. Все шло нормально, больше половины грузов находилось уже на аэродроме в Скардо, одновременно сообщили, что часть грузов переправлена через реку Инд. Я отправился вторым рейсом.

Это был не первый мой полет по этой трассе: дважды я здесь пролетал в прошлом году, причем второй полет тогда проходил при страшной непогоде.

Пилот, который сегодня вел машину, видимо, очень хорошо знал трассу: он ни разу не посмотрел на компас, вмонтированный в центре штурвала, хотя горизонт был закрыт бесчисленными горными хребтами, похожими на волны моря, застывшие в штормовую погоду. Сидя позади пилота, я контролировал высоту карманным высотомером. Мы очень быстро поднимались, но все же находились ниже окружающих вершин и хребтов. Внезапно у меня создалось впечатление, что наша машина не в состоянии перелететь быстро приближавшуюся к нам горную преграду. Вершины хребта были примерно на 500 метров выше нас, высотомер показывал 4500 метров. Стало слышно, что мотор начал работать по-другому; пилот, капитан Актор, прикрепил себя ремнями к сиденью, дал своему соседу знак и изо всех сил нажал на «палку». Я судорожно уцепился за какие-то трубы, попавшиеся мне под руку, и стал ждать, что же теперь будет. Самолет, сделав крутой вираж влево, почти касаясь скальной стены, сначала пошел параллельно хребту, свернул вправо и взял курс на широкую долину, круто спускающуюся на юг.

Как оказалось, маневр между горными хребтами потребовался только для того, чтобы набрать высоту. Когда мы поднялись на 5000 метров, машина взяла курс на вершину, сильно возвышавшуюся над всеми горами. Не было сомнения – этот покрытый ледяным панцирем гигант был Нанга Парбат, и вскоре мы из нашей машины имели возможность любоваться им в непосредственной близости.

Перелетев покрытый снегом перевал Бабусар, мы пошли вдоль реки и вскоре увидели долину реки Инд. На другой стороне долины высоко в небе поднялся часовой Скардо – массив вершины Харамоши. С его склонов в прошлом году сошла невероятно большая ледяная лавина: таких размеров, что из ее обломков вновь образовался большой ледник.

Перед самой долиной Инда наш самолет перешел в пике, слева от нас открылось ущелье Стак. На склонах гор долины Стак, как и в прошлом году, висели угрожающие ледяные массы, готовые рухнуть вниз в любую минуту. Но мне показалось, что за последние шесть месяцев ничего особенно не изменилось. Скоро ущелье Стак осталось позади; машина опускалась все ниже, в громадный бассейн Скардо, и через несколько минут наш самолет приземлился на затвердевшую грязь аэродрома, поднимая столбы пыли.

Была середина дня, когда я с трудом вылез из забитого нашими грузами самолета; у меня было такое чувство, что я вернулся после долгого путешествия домой. Кругом дружелюбно улыбающиеся знакомые лица – это товарищи из нашей экспедиции и друзья из Скардо, откуда я пять месяцев назад вылетел на родину – в Италию.

Теперь, когда я убедился, что большая часть нашего груза лежит на берегу реки Инд, я немного успокоился. При хороших метеорологических условиях можно было сразу начать транспортировку грузов по ущельям Схигар и Бральдо в Асколи. В Скардо кончаются все дороги, по которым можно было перевозить груз, и начинается марш с караваном носильщиков. Здесь нужно было решить новые проблемы: организовать караван носильщиков в пятьсот человек, привести его в движение и, после того как он минует последний населенный пункт Асколи, обеспечить питанием.

В честь нашей экспедиции в Скардо было организовано большое празднество, проводились соревнования по поло – традиционной игре страны, народные танцы и состязания по травяному хоккею.

От приглашения принять участие в соревнованиях по поло я вежливо отказался. Я неплохо езжу верхом, но этого было недостаточно, чтобы равняться с такими искусными наездниками, как балти. Как почетному гостю мне выпала честь выбросить на поле деревянный шар и тем самым дать сигнал к началу игры. Здесь присутствовал раджа Скардо, который еще в 1929 году организовывал игры в поло в честь итальянцев. Вид поля, на котором происходила игра, был великолепен. Над полем, окруженным стройными тополями, поднимались заснеженные вершины, и между стволами деревьев взору открывался вид на обширную равнину Скардо. И тут же мчались всадники в разноцветных праздничных одеждах и головных уборах, украшенных перьями, – все было незабываемо торжественно.

Как только какая-нибудь из команд выигрывала очко, начинал играть оркестр, состоящий из флейт, длинной трубы и барабана.

Когда игра была закончена, на поле вышли танцоры, только мужчины, потому что в мусульманских странах женщины, как правило, должны оставаться дома. Народные танцы балти, со своим особым ритмом, музыкальностью и четкими шагами, на мой взгляд, значительно красивее, чем наши современные модные танцы.

К концу танцев наша группа оказалась окруженной зрителями. Нас поставили в первых рядах, и хотя мы не участвовали в танцах, но отбивали такт руками, как и остальные зрители.

Перед началом игры в хоккей на поле состоялись две официальные церемонии: представитель Итальянского альпийского клуба Кота вручил экспедиции итальянский флаг, а представитель пакистанского правительства вручил флаг Пакистана. Доктору Ата Улла за оказанную экспедиции помощь от Итальянского альпийского клуба был вручен почетный значок «За особые заслуги».

Игра в хоккей проводилась между командой экспедиции, подкрепленной несколькими носильщиками хунза, и сборной командой Скардо. Никто из нас до этого не только не держал клюшки в руках, но даже не видел этой игры, не говоря уже о том, что правила игры были нам совершенно неизвестны. Мы, конечно, проиграли, но с почетом. Скардо выиграл у экспедиции со счетом 3:2. Многочисленная публика, наблюдавшая за этой игрой, шумела не хуже, чем наши болельщики в Италии во время интересного футбольного матча.

В это время в Скардо прибыли три пакистанских представителя, которым было поручено сопровождать экспедицию до базового лагеря. Это были майор пакистанской армии Бешир, капитан Бутт и инженер Мунир. Кроме того, самолетом прибыли из Гилгита девять хунза, которых доктор Ата Улла нанял для экспедиции, и один хунза для его личного обслуживания. Из этих десяти хунза трое участвовали в австро-немецкой экспедиции на Нанга Парбат в 1953 году и двое в том же году работали носильщиками в американской экспедиции; правда, выше лагеря II они не поднимались.

В Скардо все участники экспедиции были размещены в доме приезжих, а мне был любезно предоставлен кабинет врача местной больницы. Нельзя забыть то внимание, которым была окружена экспедиция со стороны гражданских и военных властей Скардо. Нам даже предоставили военные грузовые машины для перевозки экспедиционного имущества от аэродрома до берега Инда.

Местечко Скардо с 1929 года, когда я впервые был здесь участником экспедиции герцога Сполетто, на мой взгляд, очень изменилось. По узким переулкам старого базара, где в свое время длинными вереницами двигались навьюченные мулы, пришедшие из долины, сейчас мчались велосипедисты и громыхали автомашины.

Безуспешно я разыскивал старое бунгало, где двадцать пять лет тому назад жил в течение двух недель. Тогда нам потребовалось четырнадцать дней для перехода из Равалпинди до Скардо. Один день занял переезд из Равалпинди в Сринагар и тринадцать дней занял путь с караваном носильщиков по долине Синд через перевал Цой-Ла и далее по долинам Каргил и Суру вниз до Таркутта к средней части долины Инд и по ней к главному городу Балтистана.

На этот раз весь путь мы «прошли» за полтора часа. Правда, если учесть, что в Равалпинди мы в течение двенадцати дней ожидали самолет, то мы выиграли против 1929 года только два-три дня.

ПОЛЕТ ВОКРУГ К2

Первоначальной программой экспедиции предусматривалось применение двух мощных самолетов с большим потолком, причем не только для перевозки грузов из Скардо в базовый лагерь, а еще и для разведывательных полетов географического значения и производства фотограммометрических измерений. Но от этого плана, к сожалению, пришлось отказаться: итальянский воздушный флот не мог обеспечить нас самолетами.

Прибыв в Скардо, я занялся организацией доставки грузов к подножью К2. И вот тут-то появилась надежда, что можно организовать разведывательный полет вокруг К2. Коста сообщил мне, что летчики гражданской авиации, которые доставили нас в Равалпинди, в принципе согласны совершить полет к вершине К2. Мы еще раньше говорили между собой о таком полете, но не были уверены, что он возможен. Я немедленно связался с летчиками, и мы договорились, что они сообщат на следующий день результаты переговоров с Управлением гражданского воздушного флота. На следующий день мне передали, что Управление согласно предоставить экспедиции за определенную сумму самолет с тем условием, что полет будет совершен только с целью разведки, без груза. Я немедленно оплатил полную сумму. Тут же была установлена дата и время полета – 30 апреля, б часов утра. Управление гарантировало прибытие самолета 30 апреля в 5 часов 45 минут и просило обеспечить экипаж кислородными аппаратами за счет экспедиции, так как в гражданском воздушном флоте Пакистана их не было.

Во второй половине дня 29 апреля мы взяли из груза, готового к отправке, семь кислородных аппаратов с тремя баллонами и пуховые костюмы: летчик говорил, что лететь придется на высоте 7000 метров и выше.

Вечером я тщательно изучил по нашим крупномасштабным картам предстоящий маршрут. К счастью, я очень хорошо знал местность, причем не только со стороны Балторо, но и с другой, северной стороны, где в 1929 году проводил большие исследовательские работы и делал топографические съемки. Как известно, во время топографических съемок рельеф изучается особенно тщательно и надолго остается в памяти. Изучение трассы полета имело очень большое значение. В связи с тем что потолок самолета был всего лишь немногим выше 7000 метров, лететь приходилось вдоль ущелий, а количество перевалов, через которые можно было перелететь, было ограничено. Из Скардо в Балторо можно было, проходя над равниной Схигар, легко перелететь перевал Скоро-Ла (около 5000 метров) и, ориентируясь на Асколи, пролететь по ущелью Биахо к Балторо. Этот большой ледник по всему пути мог служить хорошим ориентиром. От ледника Балторо до Конкордии ориентиром для летчика служила величественная пирамида К2. Но дальше возникали трудности; единственным местом, где можно «перевалить» через хребет, было «Седло ветров», высотой 6300 метров. Для перелета хребта в другом месте потолок нашей машины был недостаточным. Следовательно, нам нужно было следовать по глубокому коридору шестикилометровой ширины, между К2 и Броуд-пиком.

Но как быть дальше? Только очень небольшой участок другой стороны нанесен на карту. Поэтому очень важно установить точный ориентир, чтобы можно было возвратиться другим маршрутом, иначе не оставалось ничего другого, как после перелета через «Седло ветров» сделать вираж и возвратиться обратно тем же путем. Я считал, что после перелета «Седла ветров» мы сможем выбрать в качестве ориентира группу характерных вершин Сарпо Лагго и долину Шаксгам, пройти над ледником Сарпо Лагго и долиной Шаксгам и возвратиться через знакомый мне еще с 1929 года перевал Мустаг в ущелье ледника Балторо. Таков был план нашего полета.

Чтобы максимально облегчить машину и тем самым несколько увеличить ее потолок, я допустил к полету только топографов и специалистов по кислородным аппаратам.

Уже несколько дней было абсолютно чистое небо, и все говорило о том, что на следующий день будет хорошая безветренная погода – очень важное условие для подобного полета.

Вечером я все приготовил, чтобы вовремя поспеть на аэродром, находящийся в девяти милях от Скардо. Проверил кислородные маски и прочее снаряжение. В четыре часа утра я уже проснулся и с некоторой боязнью посмотрел на чистое звездное небо. На больничной машине, которую вел заместитель директора капитан Аслам, я заехал за своими спутниками и кислородными аппаратами, и на предельной скорости мы спустились к аэродрому. Абрам с летчиками проверил кислородные аппараты – они были в полной исправности. Потом я еще раз поговорил с летчиком о маршруте. Единственной картой, которой он располагал, была «миллионка», совершенно непригодная для нашего полета. Но больше чем карта должна была помочь наша память и знание рельефа. Наконец все уложено на свои места, летчики еще раз проверили мотор и в 6 часов 35 минут мы поднялись над аэродромом Скардо.

Направление взлета на аэродроме Скардо, независимо от ветра, имеется только одно, потому что горы слишком тесно обступают долину; самолет поднимается параллельно реке Инд. Только достигнув определенной высоты, можно сделать поворот и выйти на трассу. Мы вторично пролетели над окутанным пылью аэродромом и дальше по направлению долины реки Схигар, одного из притоков Инда. Самолет медленно поднимался вверх. Взорам открылась величественная панорама бесчисленных, покрытых снегом вершин, простирающихся до самого горизонта. Вдали показалась Нанга Парбат, мимо которой нужно лететь в Равалпинди, сегодня же мы летели почти в противоположную сторону. Я сидел сзади летчика, держа в руках карту и компас, кислородный аппарат стоял рядом на столике. На высоте 6300 метров летчик надел кислородную маску и проверил поступление кислорода. Аппаратура работала исправно. Самолет поднялся до высоты 6800 метров. Стала видна характерная вершина Манго Гузор вблизи Асколи – превосходный ориентир для возвращения. Вскоре Асколи оказался под нами, и за лесом поднявшихся высочайших вершин и хребтов выглянул ледяной купол К2.

Вскоре мы перелетели хребет Козер Гунге и увидели ледник Биафо. Это громадный ледник, вытекающий из бокового ущелья в долину Бральдо и перекрывающий ее примерно в двух километрах выше селения Асколи. Таким образом ледник Биафо разделяет долину Бральдо на две части: населенную и ненаселенную. Соответственно выглядит и ландшафт выше и ниже этого ледяного барьера. Год тому назад я переходил этот ледник, двигаясь к подножью К2, и обнаружил, что он с 1929 года значительно отступил. Тогда ледник поднимался даже на левый склон долины Бральдо, а сейчас, двадцать пять лет спустя, язык ледника закрыт мореной, и между ледником и склоном протекает довольно большая река.

После того как мы перелетели Биафо, было взято направление на другой громадный ледник с серой бугристой поверхностью, напоминающей спину гигантского крокодила, – ледник Балторо. Он был без снега, и из-под его широкого языка стремительным потоком бежала бурлящая река. По обеим сторонам ледника поднимался лес скальных и ледовых гребней, которые окружали ряд еще более высоких массивов. Среди них без труда можно было узнать две самые красивые вершины района Балторо – Машербрум (7821 м) и Мустаг-Тауэр (7273 м). За несколько минут мы пролетели весь ледник до Конкордии, где открывается огромный ледяной бассейн, в который стекают два больших ледника, питающие ледник Балторо. Здесь нам пришлось набирать высоту, чтобы иметь возможность пролететь узкий коридор между вершинами К2 и Броуд-пика. Мы поднялись на 7200 метров, и летчик дал мне знак, означающий, что выше машина подняться не может. Но для нас этого было достаточно. Мы находились примерно на 1000 метров выше «Седла ветров», и даже воздушная яма не представляла собой опасности. До сих пор я летел без кислорода, чтобы испытать себя на реакцию высоты. Самочувствие было, в общем, неплохое, но шум в голове при малейшем движении дал мне понять, что целесообразно одеть кислородную маску, тем более, что на мне лежала большая ответственность – показать летчику трассу полета. Как только я надел кислородную маску и сделал первый вдох, я снова почувствовал себя превосходно.

С высоты 7200 метров открывается грандиозный вид на ледник Балторо и Конкордию. Гигантская, местами вздыбленная река льда полностью закрывает всю долину. Так, видимо, выглядели наши альпийские долины во время ледникового периода. На заднем плане ледника поднимается исполинская пирамида К2. По обеим сторонам другие гиганты Каракорума – вершина Броуд-пик и четыре вершины Гашербрума со своими сателлитами.

Над Конкордией мы повернули влево и взяли направление на «нашу» вершину, которая поднималась высоко в небо, одиноко и величественно, как средневековая крепость, которую мы собирались штурмовать. Мне очень важно было просмотреть предстоящий путь подъема по ребру Абруццкого, но самолет для таких детальных осмотров крайне неудобен потому, что он слишком быстро пролетает осматриваемый участок. Едва мы начали осматривать стену, как самолет пронес нас так близко, что нижняя часть ее не стала видна. Я сконцентрировал все свое внимание на верхней части пика – повсюду крутые, почти отвесные склоны. Было ясно, что подъем может быть совершен только по ранее изученным путям. Из нашей летающей обсерватории склоны вершины выглядели значительно круче, чем на фотографиях. Я попытался сфотографировать вершину, но не мог оторвать взгляда от маршрута и, кроме того, знал, что все фотоаппараты, и имеющиеся у моих спутников и вмонтированные в самолете, были в этот момент направлены на вершину К2.

И вот мы на другой стороне «Седла ветров». Почти отвесный ледовый склон обрывается на 1000 метров до ледника, отделенного скальным гребнем от другого большого ледника. Спуск с «Седла ветров» в район Шаксгам кажется невозможным, что, между прочим, в свое время установила экспедиция герцога Абруццкого. Большой ледник в нижней части своего течения образует те своеобразные ледовые пирамиды, которые так характерны для ледников долины Шаксгам. Вскоре увидел ледник Гашербрум, который я проходил в 1929 году в сопровождении Балестри, Понти и Брона. Я попросил летчика повернуть на северо-запад, потому что теперь я имел надежный ориентир. Несколько секунд спустя мы пролетали над высочайшей стеной мира – северной стеной К2, обрывающейся на 4000 метров.

Из окна самолета мы видели обрывы страшной глубины, громадные ледовые потоки, гребни и вершины самых невероятных форм. Теперь было важно установить, где находится ледник Сарпо Лагго, потому что оттуда можно было пролететь в Асколи через два перевала высотой менее 6000 метров. Вдали виднелся большой закрытый снегом ледник. Мы взяли направление на него, но, приближаясь, не обнаружили ориентира, необходимого для дальнейшего полета. Ведь, как известно, самолет, к сожалению, не может остановиться, и нет встречных прохожих, чтобы спросить о дальнейшем пути.

Мы сделали большой круг, и тут, наконец, я обнаружил нужный ориентир. Это была характерная группа скальных вершин у стыка ущелий Сарпо Лагго и Шаксгам. С этой точки я двадцать пять лет тому назад делал первые топографические съемки К2.

Ошибка исключалась. Долина Сарпо Лагго проходила западнее нас, в верхней части долины виднелся ледник, немногим меньше того, который мы только что видели. Это был именно тот ледник, с характерным полукругом в верхней части. Теперь я был абсолютно уверен, что в дальнейшем смогу правильно ориентироваться. Я увидел вершину Мустаг-Тауэр и вершину Карфоганг, на которую участники экспедиции герцога Сполетто совершили первовосхождение. Немного дальше виднелось седло Сарпо Лагго. Между Мустаг-Тауэром и Карфогангом должна была находиться впадина старого перевала, через который в свое время проходили караваны в Кашмир. Через некоторое время мы увидели и ледник Балторо.

Одно мгновение я колебался: лететь ли дальше через незнакомый перевал, который я намеревался позже обследовать, или по знакомой дороге? Однако не стоило лишний раз испытывать судьбу. Я решительно показал летчику путь к леднику Балторо, и после короткого виража машина пронесла нас над грандиозными иглами долины Транго к нашему большому леднику в направлении высокой вершины Машербрум.

Остальная часть полета не принесла никаких неожиданностей. Мы спустились по долине Биахо и повернули к перевалу Скоро-Ла, через который идет прямой путь в Схигар. После двух часов полета мы приземлились, поднимая облако пыли, на аэродроме.

Удачно совершенное «воздушное восхождение» на К2 было воспринято всеми как хорошее предзнаменование для нашей экспедиции.

Полет над ледником Балторо и вокруг вершины К2 дал не только чрезвычайно интересный географический материал, но и очень важные сведения для предстоящего восхождения. Ледник Балторо был почти весь открыт, и было видно, что весь путь между Конкордией и подножьем К2 будет легко проходим для носильщиков. В нижней части вся поверхность ледника оказалась сильно разорванной, и нашему каравану носильщиков предстояла, видимо, тяжелая работа. Мы тогда не могли предполагать, что к тому времени, когда наш караван будет находиться в пути, сильные снегопады оденут бассейн Балторо в зимнюю одежду и закроют все трещины.

Во время полета мы имели возможность в непосредственной близости осмотреть ребро Абруццкого и верхнюю часть вершины, выше плеча, что нас особенно интересовало. Я очень хорошо помнил все фотографии этого участка, любезно предоставленные мне Висснером и Хаустоном, и при осмотре рельефа не мог установить большой разницы между фотографией и состоянием рельефа в этом году. Даже ледовый склон предвершинного купола был таким же, как на фотографии прошлого года. Позже нам выслали из Италии фотографии пути подъема, снятые с самолета, и эти фотографии тоже точно совпали с тем, что мы наблюдали во время полета. Во время полета я был занят наблюдением за маршрутом нашего самолета, и в связи с большой скоростью полета я, к сожалению, не имел возможности сделать на карте отметки орографической структуры района и прежде всего установить взаимоотношение бассейнов ледников – задание, которое я поставил себе перед полетом. Однако я надеялся, что многие географические данные удастся получить путем использования материалов кино и фотосъемки, полученных во время полета.

ОТ СКАРДО ДО БАЗОВОГО ЛАГЕРЯ

Основная часть экспедиции задержалась в Скардо только четыре дня, ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы весь груз, который еще в Италии был упакован в небольшие тюки по 25—30 килограммов, разделить на три части для трех колонн носильщиков. В эти дни Скардо выглядел необычно. Носильщики балти, которые прибыли преимущественно из долины Сатпора, толпами ходили по улице, стояли на углах переулков и наводняли базар. Создавалось впечатление, что горцы спустились в долину на большой праздник, как бывает иногда у нас в Северной Италии. Время от времени кто-нибудь из них подходил ко мне и с гордостью показывал медаль, которой он был награжден за отличную работу в экспедиции прошлого года. Один носильщик был со мной на леднике Балторо раньше, он и на этот раз хотел участвовать в работе экспедиции. Наймом носильщиков, этой не совсем простой проблемой, занялись с помощью членов экспедиции в первую очередь наши пакистанские помощники. Вечером накануне выхода было нанято ровно столько носильщиков, сколько было необходимо для переноски груза, находящегося на правом берегу Инда. На следующее утро они переправились через реку и взяли груз, который был пронумерован. Таким образом, нам удалось менее чем за два часа подготовить около ста носильщиков к выходу. Я не хочу описывать сцены, которые происходили в борьбе за более легкий и удобный груз, иной раз эта борьба выливалась в настоящую потасовку, и нам часто приходилось в нее вмешиваться. С местными властями, которые следили за наймом носильщиков и правильной оплатой их работы, мы договорились, что носильщики, нанятые в Скардо, должны доставить груз до базового лагеря, а оплата им будет выдана по количеству пройденных этапов. Расстояние между Скардо и базовым лагерем равно примерно 200 километрам, при перепаде высоты 2800 метров, и состоит из тринадцати этапов. Некоторые из этих этапов очень короткие, и если носильщик в один день может пройти два этапа, он получает зарплату соответственно за два этапа. Для регулирования вопроса с оплатой носильщик вместе с грузом получает жетон, который он должен сдать по прибытии с грузом в базовый лагерь. Если носильщик по каким-либо причинам возвратится обратно, на его место нанимается другой, которому выдается жетон, отличный от выданного раньше.

30 апреля вышла первая колонна носильщиков, состоящая из 270 человек. Груз был переправлен на правый берег Инда на лодке допотопного образца. С первой колонной носильщиков, возглавляемой Сольда и майором Бешир, вышла группа Галотти и Пухоца, ответственных за организацию переправы через реки, группа Флореанини с радиостанцией для организации связи между колонной и Скардо и альпинист Бонатти. С этой же группой вышел Ата Улла, направившийся кратчайшим путем в Асколи для решения проблемы снабжения экспедиции мукой. Это очень серьезная проблема: для 500 носильщиков в день нужно 500 килограммов муки, причем на все время, необходимое на переход от Асколи до базового лагеря и обратно. В роли возможного помощника Галотти первую группу сопровождал инженер Мунир. На следующий день вышла следующая колонна – 172 носильщика под руководством Компаньони. С этой же колонной вышел капитан Бутт, проводник колонны Садык, Абрам, Лачеделли, Рей и Виотто.

Наконец, 2 мая я, Анджелино и Пагани с караваном в 60 носильщиков покинули Скардо. Для переноски всего груза нам потребовалось 502 носильщика.

Путь каравана по другой стороне реки Инд проходит сначала по песчаной равнине, а потом через отдельно стоящую вершину, по склонам которой дорога идет в виде своеобразных лестниц. Далее встречается большое количество дюн – настоящих дюн из песка, как в пустыне Сахара, достигающих высоты десяти метров. С гребня дюны вдали видно сплошное море таких же дюн. Приходится только удивляться, что находишься среди дюн в стране, не имеющей ничего общего с пустыней Сахара. Стоит только поднять глаза, как видишь кругом высокие снежные вершины и бурные горные реки. На склонах гор нет растительности. Зато в долинах расположено множество цветущих оазисов, где в изобилии растут фрукты, овощи и зерновые культуры. Я говорю оазисы потому, что они отделены один от другого степью, лишенной почти всякой растительности и очень похожей на пустыню.

Равнина Скардо переходит в равнину Схоро, в отличие от первой она вся покрыта зеленью. Здесь великолепная цепь богатых оазисов, тянущаяся на тридцать километров, и в центре этой цепи находится оазис и крупный населенный пункт Схигар. Здесь, на поле для травяного хоккея, мы сделали первую остановку. Вторую остановку, еще через пятнадцать миль, мы сделали в маленькой деревне Кусхамол, в свое время очень сильно пострадавшей от наводнения.

Чтобы постоянно иметь ясную картину о движении колонн носильщиков, я сформировал группу верховых на пони и с ними покинул третью колонну в тот момент, когда она начала движение.

Долина Схигар, безусловно, одна из самых красивых в Балтистане, она шире долины Вельтлин, и горные хребты с большими ледниками поднимаются по ее сторонам более чем на 5000 метров. У подножья гор находятся большие конуса осыпей, на которых расположены оазисы и населенные пункты. Разветвленная сеть арыков, питающихся с ледников, дает оазисам нужный запас влаги. Там, где вода отсутствует, растительность погибает: нормальных осадков недостаточно для обеспечения жизни растений.

Я торопился и поэтому даже не остановился в Кусхамоле. В этот вечер я хотел дойти до Дассу, где по моим расчетам должна была остановиться вторая колонна носильщиков. Выше Кусхамола долина почти пустынна, здесь нет воды, так как на склонах гор отсутствуют ледники. Правда, в то время когда мы проходили по этим местам, нам не приходилось жаловаться на отсутствие влаги. Небо закрылось тяжелыми тучами, и прошел настоящий ливень, сопровождаемый сильными порывами ветра. Однако он не помешал нашим коричневым лошадкам спокойно продолжать движение. Полтора часа длился этот ливень без грома и молний. В конце дня выглянуло последнее вечернее солнце, немножко подсушившее нашу одежду. Уже в темноте мы подошли к реке, на другом берегу которой был расположен один из самых больших оазисов и населенных пунктов долины Бральдо – Дассу.

Для переправы через реку мы еще в прошлом году пользовались так называемыми «цаксами» – плотами, состоящими из деревянных рам, к которым привязывают надутые воздухом козьи кожи. К моему удивлению, теперь увидел я здесь мостик, соединяющий оба берега бурного потока. Правда, этот мост состоял всего лишь из двух положенных рядом бревен. Нам пришлось основательно побалансировать, чтобы пройти по этим качающимся бревнам. Кто идет неуверенно или хочет пройти этот мостик на четвереньках, обязательно упадет в речку. Так случилось с нашим поваром Исхаком, рослым парнем из холмистого района Пуняб. Он дошел до середины, испугался, хотел вернуться и упал в речку; было видно, как он бил руками и ногами по воде, чтобы удержаться на поверхности, пока ему не удалось в ста метрах ниже задержаться за выступающий камень. Носильщикам стоило большого труда вытащить его на берег. Как выяснилось потом, наш повар не умел плавать.

Дассу, обычное место остановки караванов, расположено на земляной полосе вдоль реки, под абрикосовыми деревьями, которые в это время цвели. Это очень уютное место, несмотря на то, что оно находится под постоянной угрозой обвалов с крутых скальных стен теснины ущелья Бральдо.

По всему оазису раздавались крики и пение носильщиков, которые расположились повсюду. Свет факелов был виден между деревьями фруктовых садов, у подножья скал и во дворах домов. Товарищи к моему приходу как раз закончили ужин, они оборудовали себе одну из наших утепленных палаток и вели в ней оживленную беседу с капитаном пакистанской армии Буттом, который сопровождал нашу экспедицию до базового лагеря.

Путь от Дассу проходит по дикой теснине ущелья Бральдо. Тропинка поднимается вверх по крутому склону, местами она исчезает между крупными глыбами скал, местами проходит по берегу реки.

По пути в Асколи мы несколько раз переходили реку Бральдо по висячим мостам из ивовых веток, а затем вышли к реке Чонго. Здесь, в отличие от прошлого года, был сделан мостик, благодаря которому нам удалось в один день пройти путь из Дассу в Асколи. По пути мы даже не успели выкупаться в теплых серных источниках Читрума.

В два часа дня я уже был в Асколи. Таким образом, весь путь от Скардо до Асколи я прошел за три с половиной дня вместо обычных шести или семи дней. Ата Улла встретил меня и тут же обрадовал: проблему с мукой удалось решить; караван носильщиков вышел из Асколи в Урдукас с пятью тоннами муки.

Асколи – большой красивый оазис. В прошлом году я был здесь в сентябре, когда весь ландшафт имел три основных цвета: золотой цвет созревших хлебов, зелень тополей и фруктовых деревьев и бело-голубой цвет вечно снежных вершин.

На этот раз небо было затянуто серыми тучами и только кое-где выглядывал гребень Манго Гузор – вершины высотой 6288 метров, господствующей в этом районе.

Как ни хотелось отдохнуть здесь хотя бы один день, мы не могли позволить себе эту роскошь. Искусство держать большой караван в постоянной готовности и сохранить маршевый порядок состоит в том, чтобы ежедневно организовывать переход. Поэтому я назначил на следующий день выход. Но носильщики первой колонны, скрестив руки на груди, начали возражать: «Дорога слишком длинная, погода плохая и выше будет глубокий снег». Переговоры длились два часа, наконец, после того как носильщикам был выдан двухдневный мучной рацион, примерно к обеду, длинная колонна выступила в путь.

Первый этап пути из Асколи идет до Корофона. Это место примечательно гигантской скальной глыбой, за которой носильщики в защищенном от ветров месте устраивают ночлег. На пути в Корофону приходится пересекать язык ледника Биафо, который, вытекая из бокового ущелья, перекрывает ущелье Бральдо; Биафо очень спокойный ледник и в своей нижней части покрыт толстым слоем камней и осыпей. Переход через ледник Биафо в этом месте не представляет никаких трудностей. Меня беспокоила возможность перехода вброд через реку Думордо. Думордо довольно большая река, впадающая в Бральдо или, вернее, в Биахо, так как выше Биафо река меняет свое название.

Мы хотели, чтобы носильщики еще в этот вечер перешли Думордо, и, действительно, когда я со второй колонной подошел к реке, первая колонна находилась уже на том берегу. Я взобрался на плечи носильщика, и он перенес меня через бурный поток, доходящий местами до пояса, на левый берег. Но не всем удалось так быстро и просто переправиться через реку, как мне, имеющему, к счастью, малый вес. Например, Пухоц, севший на плечи довольно слабого парня, на середине реки потерял равновесие и свалился в воду. Носильщик, боясь, что его подопечный может утонуть, крепко держал Пухоца за ноги, и Пухоцу потребовались немалые усилия, чтобы вырваться из рук своего «спасителя». Наконец, он вырвался, встал на ноги и вышел на другой берег.

На следующий день после шестичасового перехода мы достигли Пайю в устье ледника Балторо.

Пайю, безусловно, самое красивое место отдыха после Асколи; здесь есть чистая ключевая вода, дрова для костров, и с этого места открывается сказочная панорама. На переднем плане – черная поверхность ледника Балторо с большим ледовым гротом, из которого стремительно вытекает река Биахо, на заднем плане корона трехгранных гранитных башен, поднимающаяся наподобие гигантских штыков в синее небо.

Во время прошлогоднего путешествия я оставил здесь на большом камне продовольствие и бензин. Бутт с несколькими носильщиками поднялся на камень и принес продукты, которые находились в хорошем состоянии.

Местечко Пайю, над которым господствует целая группа великолепных скальных башен, было вечером переполнено людьми, взбудоражено их криками и освещено огнями многочисленных факелов.

На следующий день мы были на ногах уже в шесть часов утра. Первая колонна носильщиков двинулась вверх по широкому леднику Балторо.

Тот, кто знаком с нашими альпийскими ледниками, чувствует себя до некоторой степени потерянным в больших гималайских ледниках. Их поверхность почти сплошь покрыта толстым слоем осыпи. Лишь на высоте около 5000 метров можно увидеть чистый лед. Прохождение таких ледников с моренным покрытием очень утомительно, тем более, что по такому рельефу приходится идти не один десяток километров.

Наш путь пересекал наискосок ледник Балторо и выводил в небольшую долину, лежащую между ледником и склоном гор. Лагерь мы установили на узкой морене. Через некоторое время начался небольшой снегопад, который к вечеру усилился. Через два часа валил уже густой снег. К нашему счастью, утром, к моменту выхода снегопад прекратился. Но час спустя с серого неба снова начали падать первые хлопья снега, а потом опять начался сильный снегопад. Снег покрывал сгорбленные спины носильщиков, которые, несмотря на это, продолжали движение и торопились к месту следующего привала – Урдукасу, где можно было под защитой скал отдохнуть у костров.

Мы прошли ущелье Лилиго, закрытое ледником Балторо. В верховьях этого ущелья образовалось довольно большое озеро, которого шесть месяцев назад не было. Мы обошли озеро и в течение долгих часов поднимались вверх по небольшому боковому ущелью. За это время снег покрыл морену слоем в несколько сантиметров. Раскисший снег сильно затруднял движение. Примерно в десять часов я обогнал караван и вскоре увидел закрытое снегом нагромождение скал Урдукаса.

Я без труда узнал то место, где в 1929 году провел четыре месяца. В то далекое лето Урдукас был нашим базовым лагерем, в который мы после долгих и тяжелых путешествий по ледникам через перевал Мустаг в долины Китайского Туркестана возвращались как в свой родной дом.

При виде этого места и маленьких площадок для палаток, покрытых снегом, на меня нахлынули воспоминания – я мысленно увидел лица всех тех, кто когда-то был со мной здесь.

Многие из них, в том числе и руководитель той экспедиции Эймон ди Савой-Аоста, герцог Сполетто, ушли из нашей жизни. Первым умер врач экспедиции Гино Аллегри, потом погиб в горах руководитель нашей альпинистской группы Умберто Балестрери, затем не стало товарища по палатке зоолога Лодовика Капориасо. Урдукас выглядел тогда, как сад с тропинками и лестницами, проходящими между палатками. Была весна, и вокруг нашего лагеря раскинулся ковер разноцветных цветов. Сегодня же все покрыто снегом как в глубокую зиму, и нам предстояли тяжелые дни.

На следующее утро я проснулся с убеждением, что, наконец, наш лагерь, разбросанный между гигантскими глыбами горного обвала, освещает солнце. Желтый свет пробивался через стены палатки, которую я установил около скалы, на том самом месте, где находилась моя палатка в 1929 году. Но солнца не было, желтый свет исходил от палатки, которая сама была желтого цвета, снаружи было пасмурно и шел снег. По всей площадке нашего бивуака слышались громкие разговоры и крики. Под камнями на противоположном склоне ледника ночевали наши носильщики, причем ночевали они в той самой одежде, которая была на них в пути. Уже больше недели преследовала нас плохая погода. Ниже мы проходили под дождем, теперь попали в снегопад. Едва я вылез из палатки, как мне на голову упал с крыши ком снега. К этому времени основная масса носильщиков собралась у подножья большой скалы и обсуждала возможность дальнейшего перехода до базового лагеря. По плану все носильщики сегодня должны были идти дальше, но, действительно, погода была такая плохая, что балти в своей легкой одежде из домотканного материала страшно мерзли.

Собрание носильщиков решило отложить выход и потому, что им надо было печь здесь, в Урдукасе, где было немного дров, свои «чапати» – своеобразные лепешки из муки и воды, которые составляют основное питание балти.

Путь в следующие три-четыре дня проходил по леднику, где такой возможности не было.

Но и здесь положение в этом отношении было неважное. Снегопады последних дней закрыли почти все сухие дрова. Ата Улла, который вместе со старшими носильщиками обсуждал вопросы дальнейшего марша, сообщил мне последние результаты переговоров. Сегодня нечего было и думать о дальнейшем марше, носильщики во что бы то ни стало хотели остаться в Урдукасе, в котором имелось хоть какое-то подобие удобств. Непредвиденная остановка хотя бы на один день означала, что нужно немедленно доставить новыми носильщиками 500 килограммов муки из нашего запаса в Асколи.

Главная проблема всего марша через последний населенный пункт Асколи – обеспечение носильщиков продовольствием, что особенно сложно, когда численность носильщиков доходит до батальона. Там, где этот батальон останавливается на лишний день, требуется сразу полтонны муки, а груз остается на месте. Такие остановки усложняют проблему снабжения носильщиков еще и тем, что в населенных пунктах нет таких больших запасов муки. Кроме того, для доставки муки требуются дополнительные носильщики, которых, в свою очередь, тоже нужно обеспечить питанием.

Читатель может получить представление о трудности снабжения носильщиков из того, что для транспортировки грузов от Асколи до базового лагеря нам потребовалось 600 носильщиков.

Весь день 11 мая шел сильный снег, и выход пришлось отложить. На следующее утро все еще шел снег, и носильщики не соглашались покинуть свои «уютные» места. Наконец, часам к девяти утра снег перестал идти, солнце начало пробиваться сквозь облака, и во второй половине дня нам удалось сдвинуть колонну носильщиков с места. Хотя через пару часов мы снова остановились, но самое главное было сделано – нужно было встряхнуть балти.

Вечером 12 мая мы после двухчасового марша остановились на морене. В течение одного часа солнце растопило весь снег на этом месте. Но не все носильщики вышли с нами из Урдукаса. Некоторые из них втихомолку сложили грузы и ушли вниз, другие решили выйти на следующий день. Около 80 грузов остались в Урдукасе, 70 из них были перенесены наверх 13 мая. Теперь у нас оставалось примерно 400 носильщиков, но и это число 13 мая хотя и незначительно, но все же уменьшилось. Погода стояла пасмурная, лежал довольно глубокий снег. Примерно в три часа дня я обнаружил вдали бесснежный моренный конус и взял направление на него, чтобы организовать бивуак на сухом месте. До позднего вечера группами в 30—50 человек подходили носильщики к бивуаку, где мы к этому времени построили невысокие стенки для защиты от ветра. Мы раздали все имеющиеся у нас водонепроницаемые брезенты; к сожалению, их у нас было мало и не хватало, чтобы обеспечить всех: часть брезентов осталась в Урдукасе у грузов.

Ночь прошла без происшествий. Я часто просыпался и слышал голоса балти. Холодную ночь сменило ясное солнечное утро. Когда я вышел из палатки, то увидел носильщиков, которые стояли группами и о чем-то возбужденно говорили. Никто из них не дотрагивался до грузов и никто не завязывал их, как обычно, ремнями из козьей кожи или волос яков. Из импровизированных хижин с каменными стенами и брезентовой крышей были слышны громкие голоса. Неожиданно большая группа балти без грузов повернулась и с жалобной песней начала спуск в долину.

Я попросил Ата Улла объяснить мне, в чем дело. «Они не хотят идти дальше», – лаконично ответил он.

Ситуация была очень серьезной, и трудно было надеяться на помощь. Ата Улла советовал мне спокойно идти дальше, он берет на себя заботу уговорить как можно больше носильщиков продолжать марш. Я последовал его совету и с Компаньони и Реем вышел на морену. Теперь ледник выглядел как море сухого молока, и нам, чтобы облегчить движение носильщикам, пришлось прокладывать путь по глубокому снегу. Мы шли примерно час, то и дело останавливаясь, чтобы из бинокля посмотреть на то, что делается в лагере. Масса носильщиков находилась в непрерывном движении, группы выходили, группы возвращались, вообще было непонятно, что там делается. Наконец, около десяти утра я увидел довольно большую группу, которая решительно двинулась к нам. Я облегченно вздохнул: хоть кто-то вышел вперед. Я знал из опыта, что стоит только одной группе двинуться вперед, как остальные тоже пойдут за ними. Даже те носильщики, которые без грузов начали спуск в Урдукас, вернулись обратно.

После этого мы спокойно продолжили свой путь. День был хороший, небо безоблачное. Перед нами один за другим поднимались гиганты Каракорума; сначала увидели Машербрум, потом Мустаг-Тауэр, немного позже Гашербрум и, наконец, Броуд-пик – первый восьмитысячник, который мы увидели на подходе. Отражение солнца от снега почти ослепляло нас, солнце поджаривало кожу, словно мы стояли около пылающего костра. Горе тому, кто попытался бы снять очки на короткое время – многодневная снежная слепота была бы последствием этого эксперимента.

Прокладывая след в глубоком мягком снегу, мы к трем часам дня подошли к Конкордии – большому горному амфитеатру у слияния верхнего ледника Балторо с ледником Годуин Оустен. Здесь мы увидели К2. Гигант в одиночестве поднимался перед нами. Последний снегопад одел его в белое покрывало, и он резко выделялся на фоне темно-синего неба. Вид К2 потряс моих спутников, впервые увидевших его не на фото и кинопленках, а в действительности. Он был еще великолепнее и грандиознее, чем они себе представляли.

Название Конкордия заимствовано у площади де ла Конкорди в Париже. Так же как эта площадь – одна из самых красивых и больших площадей мира, так и горный театр в Каракоруме – Конкордия – самое красивое место в мире, которое только может представить себе альпинист. Ведь на виду у Конкордии находятся сразу четыре восьмитысячника.

Для нас Конкордия должна была стать только очередным этапом нашего марша, последним этапом перед базовым лагерем у подножья грандиозных стен вершины К2. Но все получилось иначе. Носильщики прибыли в Конкордию, обожженные солнцем, уставшие от марша по мокрому снегу группами в 70—100 человек. Они побросали свой груз в снег и в тот же вечер с бранью и клятвами вернулись в долину. Я был ошеломлен при виде их возвращения, но не имел никаких возможностей задержать возбужденную массу носильщиков. Но еще более удивленным и пораженным был Ата Улла, который до этого момента ни в коей мере не считал возможным такое массовое бегство носильщиков. Экспедиция стояла на грани срыва, несмотря на то, что до базового лагеря оставалось идти очень немного.

400 грузов, которые лежали перед нами на снегу, можно было транспортировать, только имея такое же число носильщиков. Правда, у нас еще оставался луч надежды. На следующий день должна была подойти колонна в 70 носильщиков, которая на сутки позже вышла из Урдукаса. Нужно было попытаться оставить часть из них здесь, чтобы организовать транспортировку грузов между Конкордией и базовым лагерем, одновременно заботясь и о том, чтобы из Урдукаса и Асколи доставить для них муку. Эта надежда оживила нас. На всякий случай я на следующий день послал руководителя каравана в Урдукас с заданием нанять группу носильщиков на длительный срок для работы в районе Конкордия – базовый лагерь. Заботу об организации второй колонны я возложил на сопровождающих нас пакистанских офицеров и ушел с Ата Улла к подножью К2, чтобы установить место для базового лагеря. В случае согласия носильщиков продолжать у нас работу сюда можно было бы направить их колонну.

15 мая, был солнечный день, воздух чистый и прозрачный, как в день нашего полета вокруг К2. Гора была видна в своих самых мелких деталях. Почти весь день я прошел по тяжелому снегу от Конкордии вверх, в базовый лагерь, который я намеревался установить на высоте 5000 метров на последнем моренном островке в середине ледника Годуин Оустен, ниже слияния ледника Де Филиппе. Я был вынужден выбрать именно это место, чтобы быть гарантированным от лавин, которые часто шли с крутых склонов К2 и Броуд-пика. Здесь мы разбили палатку и сложили в нее часть груза.

Таким образом, 15 мая, точно в тот день, в который это было предусмотрено общим планом экспедиции, была создана первая ячейка базового лагеря. Правда, это было очень скромное начало, и оставалась еще не решенной проблема снабжения. Тем не менее это был первый признак установления нашего господства над местом, где должен быть устроен наш палаточный городок, предназначенный служить нам в течение нескольких месяцев надежным приютом.

После бегства носильщиков 14 мая наш лагерь в Конкордии на высоте 4600 метров стал временным базовым лагерем, где собирались люди и материалы и который мог служить исходным пунктом разведывательных групп, когда начнется подготовка штурма вершины К2.

Для правильной организации снабжения нам было необходимо установить хотя бы маленький запасной лагерь у подножия К2 и именно на том месте, где был предусмотрен базовый лагерь экспедиции.

Со мной и Ата Улла оставалась на несколько дней в Конкордии только маленькая группа носильщиков хунза. Все балти, за очень малым исключением, ушли вниз. Ушли даже те, которые работали на кухне и в связи с этим пользовались некоторыми привилегиями. Погода между тем все еще относилась к нам враждебно. Снег шел почти беспрерывно, и метеосводки, которые радио Пакистана три раза в день передавало специально для нас, были неутешительными и на будущее время.

Пока что я сидел в своей палатке и прикидывал варианты планов, пытаясь найти выход из сложного положения, созданного бегством носильщиков. Но до улучшения погоды ничего нельзя было сделать. Оставалось только терпеливо ждать.

Воспользовавшись кратковременным улучшением погоды, я послал трех пакистанских офицеров, которые нас сопровождали, вниз, чтобы они приняли участие в решении проблемы снабжения. Я поручил им договориться в Урдукасе и Асколи с возможно большим количеством носильщиков и направить их к нам с соответствующим запасом муки. Эти носильщики должны остаться у нас до тех пор, пока все грузы из Конкордии будут доставлены в базовый лагерь. Наконец, на следующий день прибыли 50 носильщиков и альпинистская группа экспедиции, до этого времени остававшиеся в Урдукасе. Внизу остались только Сольда, который должен был контролировать нормальное прохождение грузов, и заболевший Бонатти. Не без труда нам удалось уговорить 20 мая всех носильщиков, которые прибыли в Конкордию, подняться совместно с Компаньони, Галотти и Реем в базовый лагерь в надежде, что они и в последующие дни останутся у нас. Но на следующий день свирепствовала такая непогода, что пришлось полностью приостановить транспортировку грузов. Одновременно создались затруднения со снабжением этих носильщиков продовольствием. Ожидаемый караван с продовольствием, видимо, застрял в снегу, и мы были вынуждены выдать хунза уменьшенное количество муки, а недостающие продукты добавить из экспедиционного фонда. К счастью, 22 мая снегопад прекратился. Я воспользовался этим и направил большое число носильщиков в Урдукас, где был наш мучной склад.

Маленькая группа балти, которая осталась в Конкордии, была направлена с грузом в базовый лагерь, но через несколько часов они вернулись и сообщили, что грузы оставлены ими на полпути. В это время снова пошел сильный снег, который почти засыпал наш лагерь. Постоянное шуршание падающего снега на крышу палатки и периодически повторяющийся шум съезжавших с крыши пластов снега все время напоминали нам о состоянии погоды.

24 мая наметилось некоторое улучшение погоды. Утром не было слышно шуршания падающего снега и стало светлее, чем обычно. Я выглянул из палатки. К2 был открыт, и первые лучи восходящего солнца ласкали его склоны. Температура значительно упала, термометр показывал —20°. В последние дни выпало до 60 сантиметров снега.

25 мая я воспользовался улучшением погоды и послал наверх двенадцать носильщиков хунза. Флореанини с четырнадцатью носильщиками, которые оставались у нас и питались вместе с нами, тоже вышел в базовый лагерь.

Уже 22 мая нам удалось установить в базовом лагере радиостанцию, которая позволила держать связь с товарищами в Конкордии. Сразу по прибытии в базовый лагерь я позаботился о создании уюта. Мы установили большую палатку, в одной половине которой оборудовали кухню, в другой – помещение со столами и скамейками из досок, где можно было удобно проводить свободное от работы время. Погода решительно пошла на улучшение. Я счел правильным не терять времени и начать разведку пути подъема на ребро Абруццкого. Первое знакомство с горным гигантом я поручил Компаньони, Галотти, Рею и Пухоцу с двумя носильщиками из племени хунза.

В это время я узнал по радио, что альпинисты, которых я послал с балти в Урдукас за мукой, вернулись с небольшим караваном обратно в Конкордию, а на следующий день должен прибыть большой караван под руководством Сольда. Наши надежды сбывались. Настроение улучшалось еще и потому, что я получил хорошее сообщение – наша разведывательная группа нашла не только лагерь I, но поднялась до лагеря II, находящегося на высоте 5800 метров, и оставила там часть грузов. В лагере II, который был еще закрыт толстым слоем снега, они нашли несколько хорошо сохранившихся банок повидла, оставленных экспедицией Хаустона в 1953 году. Глубокий снег сильно затруднял работу, и только вечером уставшие, но довольные своей работой разведчики вернулись в базовый лагерь.

С улучшением погоды улучшалось и наше положение. 23 мая была доставлена в лагерь большая радиостанция, с помощью которой мы могли поддерживать связь со Скардо, имеющим регулярную радиосвязь с остальным миром. Радиостанции был придан агрегат с бензиновым мотором для зарядки аккумуляторов, который мы без труда пустили в ход. Я даже не могу рассказать о том действии, которое произвел на нас характерный шум этого мотора: он напомнил нам о шуме мотоциклов в городах Италии. Потом у нас состоялся скромный, но очень памятный и сердечный праздник на фоне величественного массива К2. В то время как ветер поднял с него снежные флажки, мы подняли на мачте антенны наш национальный флаг и флаг Пакистана.

Немного спустя послышались крики наших товарищей, поднимавшихся в лагерь, вдали виднелась большая колонна носильщиков, которая принесла грузы для окончательного оборудования базового лагеря. Прибытие большой колонны носильщиков в первый момент всегда вызывает большую неорганизованность. Один бросает свой груз в одно место, другой – в другое и среди сотен ящиков и тюков не так легко найти именно то, что в данный момент нужно. Но мы терпеливо искали и были рады главному – мы и большинство грузов находились, наконец, на месте назначения.

В этот вечер мы установили те палатки, которые предназначались для базового лагеря. Балти выстроили из тюков и ящиков стены и закрыли их брезентом, создавая таким образом подобие хижин, и было заметно, что они очень довольны своим «домом».

На следующий день за очень короткий срок на белоснежной равнине ледника Годуин Оустен был устроен наш палаточный городок. Четыре палатки, связанные друг с другом, составляли его центр. Здесь были свои склады, кухня, столовая, комната отдыха. Здесь была также радиостанция для связи с ребром Абруццкого и почтовый ящик. В этих же палатках проводилась работа во время снегопадов. В палатке, которая служила столовой и комнатой отдыха, были установлены столы, табуретки и скамейки, изготовленные из досок ящиков, на одном из столиков была установлена большая радиостанция для связи со Скардо. В третьем отделении находился продовольственный склад, в котором из ящиков были сделаны стеллажи, и, нужно сказать, что наш склад выглядел немногим хуже настоящего продовольственного магазина. В четвертом помещении находился медпункт и моя «канцелярия».

Кухонная палатка была установлена, и наш славный повар тут же приступил к своим обязанностям. Рядом с «административными» палатками находилось восемь утепленных жилых палаток – из расчета по одной палатке на два человека. Против кухни прямым строем были установлены такие же палатки для носильщиков хунза. Невдалеке от нашего городка, среди красивых ледяных башен, мы вырыли погреб для скоропортящихся продуктов и пещеры, где находились метеорологическая станция и санузел.

Наконец, вырубили в зеленом льду, украшенном сосульками, небольшую нишу, в которой была установлена статуя святой мадонны, врученной нам в качестве талисмана кардиналом Милана Ильдефонзо Шустером. Таким образом, возник новый итальянский город у подножья К2.

Глава 6. ПЕРЕД ШТУРМОМ ВЕРШИНЫ

В 1909 году Луиджи Амедео Савойский герцог Абруццкий в сопровождении восьми проводников и носильщиков из ущелья АостаСсылка6 предпринял первую атаку массива К2.

Базовый лагерь экспедиции находился недалеко от языка ледника Де Филиппе, спускающегося с южного склона вершины К2. Как бы демонстрируя свою неудержимую силу, ледник перед спуском в ущелье еще раз вздыбился, образовав невообразимый хаос ледяных башен и глубочайших трещин, внушающих страх. После детальной разведки этой стороны вершины герцог в сопровождении группы носильщиков из племени балти поднялся на высоту 5400 метров по одному из скальных гребней, круто падающему с плеча гиганта к леднику Годуин Оустен, разбил здесь лагерь I и вечером того же дня выложил каменные площадки и установил палатки.

Проводники продолжали разведку гребня, но отказ носильщиков участвовать в восхождении вынудил герцога прекратить подъем.

Американские экспедиции 1938, 1939 и 1953 годов, пытавшиеся покорить вторую по высоте вершину мира, не находя лучшего варианта, использовали путь, избранный в 1909 году Абруццким.

Мною был избран тот же путь: плечо ребра Абруццкого – ключевая позиция для штурма вершины. Это понимали участники и всех предшествовавших экспедиций: их базовые лагери всегда находились на том месте, где и базовый лагерь герцога Абруццкого. Кроме того, у нас не было времени для разведки новых путей подъема.

Ребро Абруццкого, по которому проходит путь подъема на К2, в нижней части, начиная с 5300 метров, состоит из ряда ребер, сложенных из горных пород, похожих на шифер. Между ребрами крутые желоба, по которым часто движутся лавины и идет камнепад. На высоте 6300 метров ребра соединяются в одно узкое, местами покрытое льдом ребро, очень круто поднимающееся к плечу гиганта и переходящее затем в небольшое плато, плавно спускающееся на восток и местами разорванное глубокими трещинами. Плечо тянется примерно с 7000 до 8000 метров и подходит к подножью скальной стены, над которой лежит ледяной барьер, пересекающий купол вершины К2.

Предыдущие экспедиции между базовым лагерем и плечом устанавливали шесть лагерей, однако лагери эти едва ли заслуживают такого названия: две-три ютящихся на маленьких площадках палатки, которые всегда приходилось основательно привязывать к скалам, чтобы сильные ветры, почти постоянные на этой высоте, не сдули их с гребня – вот, что они собой представляли.

Наш лагерь I был разбит на том месте, где полвека назад стоял лагерь Абруццкого. Здесь мы нашли множество следов этого лагеря – остатки стоек от палаток, пустые коробки и т. д. Эта единственная площадка, где можно установить большое количество палаток, защищена нависающей стеной на осыпи.

Места расположения других лагерей вдоль ребра Абруццкого мы изучили по материалам Хаустона и Висснера, а более уточненные сведения мне любезно предоставили П. Шенинг, участник экспедиции 1953 года, и Фриц Висснер. На фотографии Витторио Селла Шенинг и Висснер показали нам места их лагерей и путь подъема в 1953 году. Доктор Хаустон дал мне дополнительно много ценных сведений и несколько собственных фото.

Эта помощь значительно способствовала успеху нашей экспедиции. Несмотря на непогоду, тормозившую планомерное продвижение альпинистов вверх, точное знание расстояний между лагерями и местом их расположения позволило нам успешно идти к намеченной цели.

Таким образом, еще до восхождения мы располагали всеми основными данными о пути подъема по ребру Абруццкого и расположении высотных лагерей. Все альпинисты имели иллюстрированное описание пути, составленное мною на основе устной и письменной информации Хаустона и Висснера, которые любезно и терпеливо рассказывали мне о мельчайших подробностях их попыток восхождений. Отчетные материалы экспедиций Хаустона и Висснера я перевел, размножил и вручил каждому члену экспедиции.

В базовом лагере мы имели большое фото К2, сделанное в свое время Витторио Селла, и часто пользовались им при обсуждении вариантов пути и мест лагерей.

Мне кажется целесообразным изложить здесь текст описания пути подъема не только для того, чтобы читатель мог лучше ориентироваться в пути, знать расположение лагерей, а еще и потому, что изучение этого описания участниками экспедиции было тоже частью нашей подготовки.

При изучении маршрута особое внимание мы обратили на месторасположение лагеря VII и участок пути между лагерями I и II. Нам казалось, что американский лагерь находился на очень опасном месте. Читатель в дальнейшем увидит, что мы внесли некоторые изменения в расположение лагеря VII и в путь между лагерями I и II.

Я вправе думать, что всем членам экспедиции, увидевшим ребро Абруццкого из базового лагеря, показалось, что они видят его не впервые и так же хорошо, как и я, помнят все подробности пути и его особенности. В этом большую помощь оказали блестящие фотографии Витторио Селла, кстати сказать, оказывавшие неоценимую помощь всем экспедициям на К2.

На основании бесед с участниками предыдущих экспедиций и имевшихся документов путь восхождения на К2 мне представлялся таким.

Лагерь I. Расположен на вершине конуса осыпи на высоте 5300 метров, непосредственно у подножья ребра Абруццкого.

Путь из лагеря I в лагерь II. Перепад высоты 500 метров. Подъем идет по левой стороне ребра на гребень; пройдя несколько метров вверх, нужно пересечь желоб, заполненный свободно лежащими камнями. Далее подъем по гребню (60 метров), затем перейти второй желоб по снегу и по его левой стороне подняться до верха желоба.

Лагерь II. Расположен на небольшом снежном седле на высоте 5800 метров. Лагерь слабо защищен от ветра. В лагере экспедицией Хаустона оставлены мармелад, окорока, мясо и бисквит – почти все в виниловых мешках, а также бензин.

Путь из лагеря II в лагерь III. Перепад высоты 400 метров. Последние 100 метров перед лагерем III по веревочным перилам. Из лагеря II подъем по короткому скальному гребню к узкому крутому желобу. Пройдя желоб, пересечь второй снежный желоб, выйти на гребень и подняться по нему к лагерю III.

Лагерь III. Находится на большой безопасной скальной площадке на высоте 6200 метров. Имеется много продуктов (мармелад, мясо, бисквиты), оставленных экспедицией Хаустона.

Путь из лагеря III в лагерь IV. Перепад высоты 250 метров. Путь проходит по скальному гребню, местами покрытому снегом. Подъем очень крутой и камнепадный. Если на этом гребне натянуть веревочные перила, то можно в один день пройти путь из лагеря II в лагерь IV.

Лагерь IV. Расположен на удобной безопасной площадке у подножья скальной стены на высоте 6450 метров (место очень ветреное). Имеется немного продуктов экспедиции Хаустона.

Путь из лагеря IV в лагерь V. Перепад высоты 256 метров. Скальную стену высотой 80 метров обходить слева; далее по камину Хауза на площадку. Экспедиция Хаустона транспортировала грузы на этом участке с помощью примитивной подвесной дороги из веревок.

Лагерь V. На высоте 6706 метров. Находится примерно на 150 метров выше камина Хауза, на вершине контрфорса.

Путь из лагеря V в лагерь VI. Перепад высоты 294 метра. Подъем по очень крутому и трудному сорокапятиметровому ребру из красных скал (ориентир!) и далее по камину, заснеженным и сыпучим скалам. В камине требуются крючья для страховки, а для дальнейшего продвижения необходимо навесить 100 метров веревочных перил.

Лагерь VI. На высоте 7000 метров. Имеет площадку только для одной палатки.

Путь из лагеря VI в лагерь VII. Перепад высоты около 500 метров. Самый сложный участок пути на ребре Абруццкого. Сразу же из лагеря крутой подъем по трудным скалам. Необходима страховка на крючьях. После скал – опасный траверс ледового склона крутизной 45°, протяженностью около 180 метров в восточном направлении.

Лагерь VII. Находится на гребне плеча на высоте 7530 метров. Место только для одной двухместной палатки.

Путь из лагеря VII в лагерь VIII. Перепад высоты 212 метров. Подъем по гребню плеча и далее по ледовым и снежным полям. Для подъема из лагеря VII в лагерь VIII Висснеру потребовалось три часа.

Лагерь VIII (по Висснеру). Находится под вершиной плеча (7740 м) на высоте 7712 метров на маленькой площадке над обрывом. Над лагерем снежный склон, безопасный в лавинном отношении, и бергшрунд. Здесь должны находиться палатки, оставленные экспедицией Хаустона, и немного продовольствия (на продовольствие и палатки рассчитывать не следует). Лагерь Хаустона 1953 года находился ниже лагеря Висснера.

Путь из лагеря VIII в лагерь IX. Перепад высоты 228 метров. Вначале путь идет через трещины и далее по некрутому снежнику. Затем подъем по крутому ледяному склону, усеянному ледяными глыбами, сорвавшимися с нависающего ледника.

Лагерь IX (по Висснеру). На высоте 7940 метров. Находится в безопасном месте у подножия скального гребня.

Путь из лагеря IX в лагерь X. Перепад высоты около 200 метров. Примерно на 150 метров выше лагеря IX, на юго-восточном склоне вершины имеются две сложных скальных стенки. Путь защищен от ветра.

Лагерь X (фактически бивуак). Примерно на высоте 8000 метров у подножья каминообразного желоба. Из лагеря X на всем пути можно выйти двумя путями: один слева – преимущественно по скалам, второй справа – преимущественно по льду.

Вариант пути по скалам. По сложному рельефу скального гребня со множеством свободно лежащих камней до снежной полки, по ней влево, до угла, и отсюда подняться 25 метров по скалам на площадку (около 8385 метров). Далее около 15 метров траверсировать на запад до снежного склона, и по нему спокойный выход на вершину.

Вариант пути по льду. Траверсировать 120 метров в восточном направлении по осыпи до ледового желоба высотой 15 метров, расположенного выше заснеженного гребня. Желоб выводит на снежник, лежащий в 25 метрах от верхнего края ледовой стены. Далее по снегу – на вершину.

Из лагеря X до вершины и обратно потребуется полный день (по Висснеру – без кислородных аппаратов).

Даже при поверхностном изучении фотографии можно легко установить, что с точки зрения альпинистской тактики восхождение на К2 можно разделить на два этапа: подъем по ребру Абруццкого, преодоление плеча и взятие вершинного купола.

При подъеме по ребру Абруццкого путь проходит преимущественно по скалам, а путь через плечо и подъем на вершину – снежно-ледовый.

Приводятся перепады высот этапов пути (в метрах):

Подножье ребра Абруццкого – плечо . . 2000

Плечо – подножье вершинной стены . . . 850

Подножье вершинной стены – вершина . 585

На ребре Абруццкого было запланировано 6, на плече – 2—3 лагеря. Нерешенным остался вопрос о необходимости и целесообразности организации еще одного лагеря после преодоления вершинной стены.

При подъеме на ребро Абруццкого нужно выполнить три основных условия:

а) на протяжении всего пути обеспечить страховку веревочными перилами и крючьями (заранее забитыми на сложных и опасных местах – прим. переводчика), в случае необходимости обеспечить безопасный путь отступления;

б) следующий высотный лагерь устанавливать только после полного обеспечения предыдущего необходимым запасом продовольствия и снаряжения;

в) в каждом лагере в течение всего срока восхождения иметь пуховые двухспальные мешки, надувные матрацы, продовольствие, горючее и прочее необходимое снаряжение. Это позволит при перемещении альпинистов из одного лагеря в другой найти там все необходимое и избежать катастрофы, подобной той, что произошла с экспедицией Висснера.

Лагери II и Уна ребре Абруццкого и лагерь VIII на плече должны быть опорными базами, поэтому в них необходимо сконцентрировать большие запасы продовольствия и снаряжения.

Эти меры должны были обеспечить безопасность и снизить физическую и моральную нагрузку, падавшую на плечи восходителей.

Альпинисты получали возможность в случае необходимости быстро без нагрузки спускаться в базовый лагерь на отдых или лечение и быстро возвращаться в верхние лагери для продолжения восхождения. Кроме того, обеспечивалась надежная связь в случае непогоды.

Наш план штурма К2 существенно не отличался от планов предыдущих экспедиций. Мы планировали постепенную организацию лагеря за лагерем, оборудование всего пути постоянными перилами, установку на каждой площадке нескольких палаток и после этого оборудование их необходимым снаряжением и обеспечение продовольствием. Нами намечалось во время одной из первых разведок из базового, лагеря или лагеря I, уже снабженных всем необходимым на всем пути к месту следующего лагеря, установить постоянные веревочные перила, навешенные на крючья, что даст возможность альпинистам и носильщикам безопасно и быстро переходить из одного лагеря в другой. После этого должны транспортироваться палатки, продовольствие и снаряжение к новым лагерям в количестве, обеспечивающем пребывание двух альпинистов в течение нескольких дней.

Эти двое при первой возможности поднимаются к месту следующего лагеря и т. д. В это время другая группа альпинистов и носильщиков транспортирует к новому лагерю определенное количество грузов (палатки, продовольствие и снаряжение для следующего лагеря).

До начала штурма необходимо было точно рассчитать количество грузов для высотных лагерей и строго по каждому лагерю отдельно.

Общий вес груза (включая и кислородные баллоны), который предстояло распределить по всем высотным лагерям, составлял более полутора тонн. Доставка продовольствия и снаряжения планировалась двумя этапами: 1) обеспечение опорных лагерей недельным и 2) двухнедельным запасом.

Как указывалось, в качестве опорных пунктов были выбраны лагери II, V и VIII; до лагеря II, расположенного на высоте около 5800 метров, нетрудно дойти с грузом; лагерь V, находящийся на сравнительно небольшой высоте (около 6700 метров), имеет удобную площадку для установки нескольких палаток и расположен в безопасном месте. Доставка грузов в этот лагерь облегчена установкой портативных лебедок между II и III и между IV и V лагерями, в то время как между лагерями VI и VII весь груз приходилось транспортировать на спине и преодолевать перепад высоты в 500 метров по довольно сложному рельефу. Таким образом, лагерь V был вторым базовым лагерем для штурма плеча, штурма, который требовал от участников большого напряжения.

Лагерь VIII на высоте 7700 метров играл роль опорного пункта для штурма вершины. Дополнительно планировался лагерь IX на высоте 8000 – 8050 метров.

Остальные лагери (III, IV, VI и VII) в связи с неудобным расположением и ограниченностью площадок планировалось использовать как пункты для кратковременных остановок при прохождении пути между основными пунктами. Читателю, конечно, ясно, что по мере передвижения вперед от лагеря к лагерю количество грузов должно было уменьшаться. Если в лагерь I нужно было доставить 1,5 тонны груза, то в лагерь VIII на первом же этапе 300 (полное обеспечение для пяти человек на неделю) и на втором этапе 450 килограммов (полное обеспечение для пяти человек на две недели).

Окончательный план штурма был составлен 12 июня, но в нем не были названы имена восходителей потому, что полный состав штурмовой группы можно было определить только в решающий момент, в зависимости от общего состояния того или иного альпиниста.

Альпинисты экспедиции с 31 мая были распределены по двум группам:

Первая группа: Ахилле Компаньони (руководитель), Абрам, Галотти, Рей и Пухоц.

Вторая группа: Гино Сольда (руководитель), Бонатти, Флореанини, Лачеделли и Виотто.

Анджелино был оставлен запасным и для особых поручений.

Тогда же был составлен вариант штурма вершины.

Первый день. Альпинисты Е и Ж выходят на разведку пути между лагерями VIII и IX (по Висснеру). Они берут два кислородных аппарата с баллонами и палатку «Супер К2», в лагере IX оставляют кислородные аппараты и минимум по два баллона к ним и возвращаются в лагерь VIII. При возможности вблизи ледяного кулуара, ведущего к вершине, они устанавливают палатку. Два альпиниста Г и Д поднимаются из лагеря VI в лагерь VII.

Второй день. Альпинисты Б и В и, возможно, руководитель группы А поднимаются с альпинистами Е и Ж в лагерь IX. Альпинисты А, Б и В несут кислородные аппараты с баллонами и продовольствие на два дня. Альпинисты Е и Ж несут кислородные аппараты, палатки «Супер К2» и два баллона пропана (жидкого газа). Б и В и, возможно, А ночуют в лагере IX, а Е и Ж возвращаются в лагерь VIII, оставив в лагере IX палатку, два баллона пропана и две кислородные маски. Альпинисты Г и Д поднимаются в лагерь VIII.

Третий день. Альпинисты Б и В и, возможно, руководитель группы А выходят из лагеря IX на вершину с кислородными аппаратами. Эти два или три альпиниста штурмуют вершину из лагеря IX (лагерь Висснера) – перепад высоты 670 метров, или с подножья кулуара – перепад высоты около 600 метров. В зависимости от запаса времени они возвращаются в лагерь IX или VIII. Альпинисты Г и Д выходят им навстречу с кислородными аппаратами.

В случае удачного штурма вершины все возвращаются в лагерь VIII. При неудачной попытке штурма альпинисты Г и Д поднимаются в лагерь IX, где имеется запас кислорода для штурма вершины на следующий день. В случае, если запаса кислорода в лагере IX не окажется, к альпинистам Г и Д присоединяются 3 и И, которые доставляют для них кислород в лагерь IX (по два баллона). После этого альпинисты 3 и И спускаются, в зависимости от запаса времени, в лагерь VII или VIII.

Четвертый день. Если штурм вершины увенчался успехом, все альпинисты спускаются в нижние лагери, оставляя наверху все снаряжение, которое внизу не потребуется. При неудаче первой попытки Г и Д предпринимают вторую попытку штурма. З и И выходят им навстречу, и все по возможности возвращаются в лагерь VIII.

Пятый день. Все альпинисты спускаются вниз.

Таковы основные положения плана штурма вершины. Радиостанции, которых было три, предполагалось распределить между базовым лагерем и лагерями V и VIII, маленькие УКВ станции – использовать для связи между лагерями и альпинистами, ведущими разведку.

Глава 7. ЖЕСТОКАЯ БОРЬБА ЗА РЕБРО АБРУЦЦКОГО

После неудачи, постигшей нас при транспортировке тяжелого груза из Скардо, 29 мая славный Садык с караваном в 100 носильщиков достиг базового лагеря и принес почти весь груз, оставленный в Конкордии.

На следующий день часть носильщиков ушла вниз, чтобы собрать грузы, оставленные в пути. Садыку после долгих совещаний и бесед удалось уговорить 62 носильщика остаться здесь транспортировать грузы из базового лагеря в лагерь I. Это было для нас неожиданным счастьем: шестьдесят два груза составляют более 1500 килограммов продовольствия и снаряжения. Правда, здесь было не все, что требовалось для восхождения, кое-что было лишнее, кое-чего не хватало, но в момент, когда решался вопрос о переноске груза в лагерь I, не было возможности и времени уточнять содержимое каждого груза. Как бы то ни было, большинство грузов, требующихся для оборудования лагерей на ребре, было на месте. Велика была моя радость, когда эти важные грузы вечером 30 мая под защитой двух брезентов находились в лагере I на высоте 5580 метров. Неожиданная удача с переноской груза в некоторой степени компенсировала время, потерянное на подходах к базовому лагерю.

Вечером 30 мая все члены экспедиции впервые собрались в базовом лагере, чтобы отпраздновать нашу удачу с доставкой груза и оборудовать палатки. Я объявил 31 мая днем отдыха, и это известие радостно встретили не только члены экспедиции, но и все носильщики.

День отдыха прошел хорошо. Каждый оборудовал свое «гнездо», привел в порядок себя и личные вещи, более или менее удачно выкупался в «ванне», написал письма близким. Большая палатка вызывала чувство уюта и безопасности; здесь можно было удобно сидеть на табуретках за столом (не так как в других лагерях – на полу или на ящиках) и съесть обед, наславу приготовленный нашим поваром Исхаком. Ради такого дня он приготовил особенно вкусные блюда.

Вечером мы долго сидели за столом, освещенным газовой лампой, и обсуждали стоящие перед нами задачи, трудности подъема и возможности взятия вершины.

1 июня носильщики из племени хунза и члены экспедиции начали транспортировку грузов, а в базовом лагере интенсивно конструировали и собирали две ручные лебедки для подъема грузов, уложенных на примитивные санки, по снежному склону. К мысли о возможности такой транспортировки я пришел во время прошлогодней разведки К2. Я обратил внимание на длинный ровный снежный склон, расположенный немного восточнее ребра, спускающийся с высоты лагеря IV или V на ледник Годуин Оустен.

Поскольку первые опыты использования лебедки в тренировочном лагере под Маттерхорном были неудачными, я бросил эту идею.

Маленький подъемник со стальным тросом длиной 300 метров, взятый мной на всякий случай из Италии, можно было легко переконструировать в ручную лебедку, но 300 метров только половина склона. Для полного использования «санной дороги» нужна была еще одна лебедка. С помощью двух лебедок груз можно было доставить прямо в лагерь III. Поэтому Абрам и Виотто при поддержке нескольких помощников упорно мастерили вторую лебедку, используя для этого жесть от разрезанных канистр из-под бензина, металлические лыжные палки, доски и нейлоновые веревки. Наконец, вторая лебедка для обслуживания трассы длиной 300 метров была готова и здесь же, в базовом лагере, испытана как санный подъемник. В качестве груза при испытаниях был «использован» альпинист Сольда. Когда сани с Сольда были подняты по склону и веревка натянута до отказа, по условленному сигналу отпустили ручки и Сольда, задрав ноги кверху, упал в снег.

Сольда, видимо, очень понравилось катанье на салазках, потому что, работая несколько дней на «санной дороге», он пользовался ею во время болезни для спуска в базовый лагерь. Не желая идти пешком, он сел на сани и спустился напрямую по очень крутому склону рядом с ребром Абруццкого. У конца первого этапа, у так называемой «передаточной станции», там, где кончается стальной трос и начинается нейлоновая веревка, в результате сильной амортизации веревки и последовавшего затем сильного рывка Сольда головой вперед вылетел из саней. Эта затея была не совсем безопасной, но «эксперимент» показал, что груз на санях можно увеличить без опасения: трос и сани выдержат. Кроме того, стало ясно, что в случае аварии таким путем можно будет транспортировать пострадавших.

После первой разведки до лагеря II Компаньони подтвердил, что подъем грузов на санях по склону возможен. 2 июля я поднялся на маленькое седло выше лагеря I, чтобы присутствовать при пробном подъеме грузов по трассе. Сначала подняли 15, затем 20 килограммов. Все было хорошо. Сани, подтягиваемые ручной лебедкой, за 10 минут прошли 300 метров. На следующий день оба подъемника были введены в регулярную эксплуатацию – сначала на 300, а потом на 600 метров.

После двух дней напряженной работы на снежном седле уже находилось несколько дюжин грузов и было установлено несколько палаток, в которых укладывалось имущество. . В это время в базовом лагере подтаял снег, и средний слой морены освободился. Палатки, под которыми снег не таял, оказались на ледовых столбах высотой более полуметра. Из опасения, что палатки со временем могут «самостоятельно спуститься» с пьедестала, мы перенесли их на новое место.

Вдруг поднялась снежная буря. На узком гребне ребра маленьким палаткам пришлось выдержать жестокое испытание; однако все окончилось благополучно – палатки оказались прочными. Ветер дул бешено, иногда его порывы были столь сильны, что создавалось впечатление, будто в следующий момент палатка улетит вместе со всем имуществом и людьми, находящимися в ней. В самом опасном положении оказалась кухонная палатка, в которой обычно спал Виотто. Ветер так поднял дно палатки, что вся посуда и кухонная утварь устроили шумную пляску.

С ума можно было сойти от такой погоды!

Между 8 и 10 июня по всему пути от лагеря I к лагерю II, лежащим выше снежного седла, навесили веревочные перила.

10 июня Компаньони в сопровождении Лачеделли, Пухоца и Рея поднялся вдоль гребня до отдельно стоящей на высоте 6300 метров скалы (здесь в свое время американцы разбили третий лагерь). Весь этот путь также был оборудован перилами. Около скалы, на маленькой площадке, была установлена палатка. При расчистке площадки для лагеря от снега были обнаружены оставленные здесь американцами год назад банки с мармеладом, бисквиты, печенье, молоко – все в хорошем состоянии. Здесь же оказались два больших термоса и красный зонт – талисман Хаустона. Пухоц принес его мне в базовый лагерь.

Несмотря на холодный ветер и снегопад, Компаньони и Рею 14 июня удалось подняться выше по ребру Абруццкого и пройти по снежным желобам и скальным гребням к американскому лагерю IV.

Компаньони и Рей уверенно и быстро поднялись по оледенелой засыпанной снегом скальной стене, с которой свисали обрывки веревок, достигнув площадки над стеной, где нашли две оледенелые палатки, оставленные здесь в 1953 году экспедицией Хаустона. Но в этот день дальше идти было нельзя, после десятиминутного отдыха оба альпиниста спустились со стены, сопровождаемые ветром и снегопадом.

Во время сеанса связи, в 17 часов, Компаньони сообщил, что они достигли лагеря на высоте около 6400 метров, и спросил меня, какой это из американских лагерей —IV или V? Наличие под этим лагерем скальной стены дало мне основание предположить, что это лагерь V, а стена, видимо, участок, на котором находится камин Хауза – тема разговоров в базовом лагере. При проверке материалов Хаустона и из рассказов Ата Улла было установлено, что это лагерь IV (по нашим измерениям – на высоте 6565 метров), а не лагерь V, находящийся выше стены ровно на 120 метров.

Согласно прогнозу погоды, радио Пакистана обещало ее ухудшение – сильные дожди вплоть до района Лахора. Следовательно, у нас будут снегопады и в ближайшие дни на нормальную работу надежды было мало.

В связи с чрезмерной нагрузкой, вызванной тем, что поднимаемые грузы глубоко проваливались в мягкий снег, сломались обе ручки лебедки, изготовленной в базовом лагере, и она вышла из строя; транспортировку грузов на время ее ремонта пришлось приостановить.

15 июня весь день свирепствовала сильная снежная пурга, и все оставались в своих палатках.

Несмотря на непогоду, 16 июня Компаньони в сопровождении Рея, Пухоца и двух носильщиков из племени хунза удалось подняться с грузом (палатка, продовольствие и снаряжение) в лагерь IV. Компаньони и Рей остались в этом лагере, Пухоц с носильщиками ушел вниз, в лагерь II.

В лагере IV был такой сильный ветер, что сломал стойку палатки, и ее пришлось укреплять лыжной палкой. В этот день даже в базовом лагере температура была ниже нуля.

– Сегодня утром мы видели камин Хауза, – сообщил мне 18 июня по радио Компаньони. – Он весь во льду. Думаю, что камин преодолеть нетрудно, но нужно его очистить и, кроме того, заменить веревки американцев новыми. Для этого потребуется 500 метров нейлоновой веревки, скальные и ледовые крючья, – потом он прибавил: – Ветром сдуло меховые рукавицы Рея. Имеются ли внизу запасные?

Надежная связь с лагерями и группами позволяла всем быть в курсе событий, следить за всеми группами и нормально обеспечивать верхние лагери. Такая связь, осуществлявшаяся три раза в день, давала возможность услышать голоса товарищей и непосредственно вести переговоры о самом необходимом, а это придавало силы и уверенность тем, кто находился наверху, и не меньше тем, кто оставался внизу.

– Сегодня мы получили для вас письма, – передавало радио самое желанное и радостное сообщение. – Завтра вместе с грузами пошлем их вам наверх.

Но иной раз буря мешала прохождению радиоволн и слышались только обрывки отдельных неразборчивых фраз. В таких случаях разговор безуспешно повторялся четыре-пять раз. Приходилось прекращать разговоры и возобновлять их в другое условленное время. Объяснение, почему не состоялась или была плохой связь, иной раз звучало так:

– У нас была сильная пурга и снег, ветер чуть не сорвал палатку. Мы вас очень хорошо слышали, но вы нас, наверно, не поняли.

И связь снова восстанавливалась.

Иногда не удавалось установить связь базового лагеря с тем или иным высотным. В таких случаях связь поддерживалась через какой-либо другой лагерь, который нас слышал и оказывался таким образом своеобразным «мостом».

Вечером 17 июня небо было чистым, и ночь обещала быть светлой; только на самой вершине К2 виднелся небольшой снежный флажок. Вершина Броуд-пика в лунном освещении была видна, как днем, и весь пейзаж до вершины Чоголиза был изумительно красив.

К утру 18 июня небо снова закрылось облаками, и К2 окутался широким серым покрывалом, из которого изредка выглядывала его чистая вершина, как бы «плывшая» над облаками.

Три массивные головы Броуд-пика часто были хорошо видны, и их ледовый склон как бы приглашал подняться на вершину.

В районе «Седла ветров» находились две вершины, похожие на Маттерхорн и служившие больше, чем что-либо другое, верными барометрами. Если между этими вершинами втискивалось облако, похожее на гигантскую рыбу, нам следовало опасаться плохой погоды. И действительно, всегда, как только в районе этих вершин появлялось облако, погода тут же портилась.

Мы изучали все приметы, которые относились к изменению погоды, так как успех экспедиции в немалой степени зависел от нее.

В эти дни по обоим склонам ребра сошли большие снежные лавины и привели в негодность трассу подъемника. Пришлось организовать транспортировку грузов обычным способом – на спине, а это означало потерю времени и увеличение физической нагрузки.

18 июня Компаньони и Рей спустились в базовый лагерь. В условиях плохой погоды им не удалось обработать камин Хауза: перила они повесили лишь до начала камина. При спуске Компаньони и Рей нагнали Флореанини и доктора Пагани, которые спустились в лагерь II к Пухоцу, жаловавшемуся на боли в горле. Бонатти тоже чувствовал себя плохо и спустился в лагерь I, у Галотти также болело горло.

Пухоц отказался спуститься в базовый лагерь; здесь наверху у многих часто болело горло, но через несколько дней болезнь обычно проходила. Даже доктор Пагани не видел серьезных симптомов болезни Пухоца, но принимал все меры для его лечения. На следующий день Пухоц пожаловался на затрудненное дыхание, но температуры не было, пульс оставался нормальным. Доктор продолжал лечение антибиотиками и кислородом, имевшимся в лагере в достаточном количестве.

Во второй половине дня и вечером Пухоц ел нормально и никаких признаков тяжелого заболевания не обнаруживалось.

Ночью Пагани несколько раз зажигал свет – Пухоц не спал. И вдруг 21 июня в час ночи, когда Пагани готовил микстуру, чтобы дать ее больному, Пухоц совершенно неожиданно после непродолжительной агонии скончался…

Сообщение о смерти Пухоца тотчас передали в лагерь. Все были в замешательстве и глубоко опечалены смертью товарища.

Тело Пухоца, завернутое в пуховый спальный мешок и плащ-палатку, положили на снег около палатки.

На следующий день пурга усилилась, и все, находящиеся в лагере II, торопливо начали спускаться по маркированному веревочными перилами пути в лагерь I.

Во второй половине дня издалека увидели длинную вереницу людей, спускающихся по покрытому снегом леднику, и очень удивились: до сих пор кто-нибудь всегда оставался на ребре, чтобы даже при плохой погоде вести работы. Когда группа моих товарищей приблизилась, я заметил на их лицах грусть и подавленность, но не мог даже представить, чем это вызвано.

– В чем дело? – спросил я подошедшего ко мне Анджелино.

– Умер Пухоц, – ответил он со слезами.

– Как? Что!? – воскликнул я.

– Он умер от воспаления легких, – добавил он и ушел в свою палатку.

Как окаменелый, почти без дыхания, я остановился, будто кто-то ударил меня дубинкой по голове.

Пухоц – один из сильнейших в нашей экспедиции, имевший прекрасные показатели при врачебном осмотре, лучше всех выдержавший психологические испытания,– именно он умер от болезни.

Смерть Пухоца была тяжелым ударом для всей экспедиции, ударом, который невозможно было предвидеть. Гибель альпиниста вследствие падения или под лавиной еще можно было предположить, но смерть из-за болезни?. Горькая действительность требовала спокойного размышления. Мы собрались в палатке и обсудили создавшееся положение. Решили, что прежде всего необходимо сообщить о случившемся в Италию.

Не имело смысла держать смерть Пухоца в секрете – зачем?..

Не говоря уже о том, что через носильщиков и почтальонов сведения о смерти Пухоца быстро дойдут до низа, мы были обязаны немедленно официально сообщить о постигшем нас несчастье в Италию и правительству страны, гостями которой временно являлись, независимо от того, какие последствия для нашей экспедиции имело бы это сообщение.

Нашего друга Пухоца решено было похоронить у подножья К2 на том месте, где американцы установили памятник Гилкею, умершему в 1953 году от закупорки вен.

С этого места у подножья ребра открывался чудесный вид на ледник Годуин Оустен и верховья ледника Балторо.

Два дня после смерти Пухоца свирепствовала невиданной силы снежная пурга. Казалось, что природа тоже выражала свое недовольство случившимся и присоединилась к нашему горю.

24 июня весь день продолжал идти снегопад, и лагерь покрыл толстый слой снега. Только во второй половине дня небо просветлело и появилась надежда, что тело Пухоца на следующий день можно будет спустить вниз. Но вечером снова пошел снег.

Несмотря на плохую погоду, утром 25 июня Лачеделли, Сольда, Виотто и трое носильщиков из племени хунза вышли на ребро Абруццкого. Абрам, Компаньони, Флореанини и Рей вышли к памятнику Гилкея, чтобы подготовить могилу для Пухоца.

Ледник был закрыт тридцатисантиметровым слоем свежего снега, небо все еще оставалось свинцово-серым, тяжелые облака низко висели над ледником. Время от времени падали снежные хлопья.

Наконец, 26 июня погода улучшилась, и утром все альпинисты и носильщики из племени хунза вышли в лагерь I, чтобы встретить группу, вышедшую накануне из базового лагеря для спуска тела Пухоца. Транспортировка продолжалась почти целый день. Умершего положили на сани и спустили по склону к подножью ребра Абруццкого. Отсюда вышли на середину ледника, где было относительно немного трещин. Во время спуска Анджелино провалился в трещину; на его счастье он шел в связке, и падение окончилось благополучно. После довольно долгих и сложных манипуляций с веревками его вытащили на поверхность ледника, и траурная процессия продолжала свой путь в базовый лагерь, куда и прибыла к вечеру. Тело Пухоца уложили в принадлежавшую ему палатку, и всю ночь члены экспедиции несли около него почетный караул.

27 июня утром все с телом нашего друга поднялись из базового лагеря к месту слияния ледников Годуин Оустен и Савойя. У памятника Гилкею мы уложили нашего товарища на вечный покой. Со слезами на глазах прочитали мертвому молитвы и тихими голосами пропели вальдстонские песни. Погода в этот день была спокойной, и вершины со снежными флажками выглядели торжественнее обычного.

Под синим небосводом, похожим на итальянский, как в неизмеримо большом храме, наподобие гигантских алтарей возвышались вершины, окутанные дымом кадил. После погребения мы украсили могилу маленькими, очень красивыми горными цветами и спустились в базовый лагерь. В базовом лагере маленькая позолоченная статуэтка мадонны из Миланского собора, врученная нам кардиналом Шустером, так ярко блестела на солнце в своей ледовой нише, что казалось, будто она посылает нашему другу благословение и последний привет далекой родины.

Он отдал свою жизнь за новые лавры для своей родины. Тяжело переживала экспедиция потерю Пухоца. Но можно ли было оказать ему еще большую честь, чем взятие К2, ради которой он отдал свою жизнь? Члены экспедиции единодушно решили посвятить восхождение на К2 светлой памяти Марио Пухоца.

Теперь нужно было с еще большей энергией возобновить штурм, добиться победы, чтобы на надгробной плите дорогой могилы можно было высечь дату победы, завоеванной в честь него.

27 июня возобновились работы на ребре Абруццкого.

Временное улучшение погоды, позволившее снять тело Пухоца, длилось недолго, однако до конца июня удалось вести работы между первым и четвертым лагерями и продолжить транспортировку груза, который доставляли на лыжах до снежного склона, расположенного несколько выше лагеря I, а оттуда поднимали при помощи лебедок к так называемой «передаточной станции» между лагерями I и II. Здесь груз укладывали на другие сани и с помощью второй лебедки поднимали до снежного седла, где впоследствии был организован второй наш лагерь.

Американский лагерь II, которого Компаньони и Рей впервые достигли 26 мая, находился в защищенном месте, но при подходе к нему нужно было траверсировать два очень крутых желоба, по которым часто шли угрожающие альпинистам камнепады и лавины. Кроме того, лагерь был расположен в стороне от снежного склона, по которому проходила трасса подъемника, и все грузы пришлось бы переносить на плечах от верхней площадки лебедки к лагерю. Поэтому лагерь II мы установили непосредственно над снежным склоном на снежном седле. Разбив лагерь здесь, мы могли полностью использовать подъемник, а путь к лагерю был значительно безопаснее, так как проходил по гребню, расположенному рядом со снежным склоном. Лагери III и IV находились на тех же местах, где и американские лагери в 1953 году.

Принимая во внимание крутизну склона и то, что на ребре Абруццкого было очень мало мест для установки лагерей, мы пользовались путями подъема предыдущих экспедиций (в основном американской экспедиции 1953 года, – прим. переводчика), оставившей веревочные перила. Правда, этим перилам мы не особенно доверялись и ими почти не пользовались. Когда однажды все же воспользовались старыми перилами, то только чудом избежали несчастья.

Снег, обильно покрывший все склоны, во многом нам мешал, но в то же время, надежно прикрывая крутые осыпи и свободно лежащие камни, предохранял нас от опасности камнепада. Конечно, не следует думать, что снег полностью ликвидировал камнепадоопасность: были случаи, когда отдельные камни все-таки срывались и угрожали находящимся вблизи альпинистам; иногда в результате самого маленького прикосновения приводилась в движение внушительная глыба. 20 июня Флореанини сорвался со снежного склона, и хотя тут же задержался, но все же получил травму локтевого сустава и шеи. Носильщик из племени хунза, бросившись на помощь Флореанини, сорвал камень, который едва не сбил альпиниста вторично.

В эти дни мы ликвидировали свой лагерь неустановленный, как известно, сначала на месте американского лагеря II, и убрали перильные веревки, натянутые вдоль пути. Лебедку со стальным тросом поставили между лагерями II и III. Таким образом, снежный склон на всем протяжении был надежной трассой для доставки груза.

30 июня продолжалась доставка грузов по снежному склону в новый лагерь II, а физически очень сильный и волевой Компаньони в этот день сообщил мне по радио, что он и Рей, несмотря на ненастную погоду, прошли камин Хауза и находятся в лагере V (американском – прим. переводчика) на высоте 6670 метров. Путь к этому лагерю проходит по крутым снежным и скальным склонам к подножью видимой снизу известковой стены и наискось к юго-восточному гребню К2.

Для экспедиции 1938 года подъем по этой стене был самым серьезным препятствием, и только после нескольких попыток его удалось преодолеть. Эта стена рассматривалась тогда как ключевое место всего пути подъема на ребро Абруццкого. Североамериканскому альпинисту Билли Хаузу совместно с Бобом Бейтсом удалось тогда найти в стене широкую почти вертикальную трещину и подняться по ней с применением крючьевой страховки. С тех пор этот участок пути по стене носит название камина Хауза.

Транспортировка грузов на спине по камину Хауза была очень трудной и опасной, особенно если учесть, что камин узок и идет вверх почти вертикально, кроме того, нужно иметь в виду, что эта сложная работа проводилась на высоте более 6500 метров. В 1953 году экспедиция Хаустона, предусмотрев все трудности, связанные с переноской грузов по узкому камину, применила небольшой переносный подъемник, оказавший исключительную услугу, экономя время и силы при транспортировке грузов из лагеря IV в лагерь V.

Основываясь на удачном опыте американцев, мы тоже взяли лебедку, которую успешно использовали сначала внизу, а потом в камине Хауза.

После того, как Компаньони и Рей достигли лагеря V, Абрам и Виотто навесили веревочные перила по всему камину, который к этому времени еще был. забит снегом и льдом. Очистка камина от льда и снега и закрепление на всем его протяжении веревочных перил – титаническая работа для неутомимой двойки, но потраченные усилия, как только были установлены перила, окупились – прохождение камина теперь не представляло больших трудностей даже для носильщиков с грузом.

С 1 июля погода снова ухудшилась, снежная пурга приостановила все работы на ребре Абруццкого, транспортировка грузов прекратилась, и все альпинисты и носильщики были прикованы к своим палаткам.

Этот вынужденный покой в палатках типа «Гималаи» отнюдь не сказался положительно на здоровье альпинистов. Длительное состояние полного бездействия, трудности с приготовлением теплой, не говоря уже о вкусе, пищи и неудобное положение тела при ее принятии, холод и высота вызывали желудочные заболевания и отвращение ко всему.

Холод, ветер и сухой воздух служили причиной заболеваний горла. Как это ни парадоксально звучит, – время, когда альпинисты в ожидании погоды находились в палатках, переносилось значительно трудней, чем время, когда они при переменной погоде, иногда в снегопад, на холодном ветру, обеспечивая безопасность пути, натягивали перила и переносили на себе тяжелые грузы в высотные лагери.

Большую помощь в наведении порядка оказывал мне Ата Улла, который прилагал все усилия, чтобы работа носильщиков протекала нормально и с максимальной пользой. Вообще же, нужно честно сказать, что помощь, оказанная нам носильщиками из племени хунза при подготовке пути по ребру Абруццкого, была очень ценной, тем более, что многие из них так же, как и мы, были заинтересованы в победе над К2. Одним из лучших наших помощников, безусловно, был Махди, исключительно честно и добросовестно выполнявший наши поручения. С тяжелым грузом кислородных баллонов он поднялся до 8000 метров. Таким же был Изакхан – человек большой физической силы, с немалым опытом горовосхождений.

В первых числах июля Компаньони, Абрам, Рей, Галотти и Виотто находились в лагере IV, Анджелино, Флореанини, Лачеделли, Пагани и Сольда в лагере II. 3 июля в базовый лагерь с больным горлом пришел Бонатти, а Виотто с признаками общего ослабления, вызванного, видимо, предшествовавшим заболеванием желудка.

Между тем, несмотря на ураганные ветры, жестокий мороз и постоянные опасности прохождения лавин, благодаря самоотверженной работе Лачеделли, Флореанини и Сольда продолжалась транспортировка грузов лебедкой. Свежий снег, накапливающийся перед нагруженными санями при подъеме, значительно усложнял эту и без того тяжелую работу.

2 июля Компаньони и Абрам установили над камином Хауза ручную лебедку. С помощью Галотти, который находился под камином, им удалось пустить ее в ход, и они в этот же день подняли для пробы несколько грузов. Сразу стало очевидным, что лебедка окажет восходителям исключительную помощь.

Через несколько минут грузы без особых усилий были подняты по стене на площадку, тогда как транспортировка грузов на спине потребовала бы крайнего напряжения и усилий при довольно серьезном риске для альпинистов.

3 июля ярость пурги на ребре Абруццкого увеличилась и было невозможно выйти из палаток и очень трудно найти отдых. Полотна палаток под ударами порывов ветра создавали такой шум, что о сне нечего было и думать: голова гудела до невозможности. Иной раз казалось, что ветер вот-вот сорвет палатку.

Компаньони, Абрам и Галотти с помощью Махди подняли лебедкой ряд грузов по камину Хауза, поднялись в лагерь V, установили там палатку и возвратились в тот же вечер в лагерь IV. Установка палатки в лагере V представляла огромные трудности: ураганный ветер вырывал из рук альпинистов палатку и затруднял ее закрепление. Несколько раз сильные порывы ветра бросали Галотти на снег. Палатку пришлось дополнительно закрепить скальными крючьями и, чтобы порывы ветра ее не сдули, положить в нее, кроме груза, камни.

6 июля утром из базового лагеря в разрыве облаков я увидел желто-красную палатку над камином Хауза и окончательно убедился, что мои альпинисты решили одержать верх над стихией и совершить восхождение во что бы то ни стало.

Весь этот день свирепствовала буря, временами шел снег. Утром Компаньони из лагеря V сообщил, что у него внезапно сильно заболели уши, и попросил совета, что делать. Я предложил при возможности спуститься в базовый лагерь, куда он с Махди и пришел во второй половине дня. Таким образом, в лагере V остались Абрам и Галотти, которые намеревались при ослаблении ветра выйти на следующий день в лагерь VI. Рей и Сольда в этот день поднялись в лагерь IV, а Лачеделли и Флореанини перенесли лебедку немного выше лагеря III.

Под лагерем III была небольшая, примерно десятиметровая, стена. Это было единственное место, где остались веревки предыдущей экспедиции. При возвращении первым шел Флореанини. Едва он начал спускаться по стене, как веревка снялась с уступа, и Флореанини, не успев закрепиться, упал на крутой снежник под стеной и начал все быстрее скользить по склону. Перевернувшись несколько раз через голову и пролетев 250 метров по крутому склону, он чудом был задержан уступом над самым обрывом и остался лежать. К счастью, он получил только легкие, правда, очень болезненные травмы. На всем его теле долго сохранялись сильные царапины и синяки. Спутники Флореанини, находясь перед стеной, вынуждены были наблюдать это страшное падение, не имея возможности оказать помощь, и, так как не были связаны веревкой, ожидали самого худшего.

Лачеделли моментально бросился вниз к Флореанини, снял его с опасного места и перенес к краю склона, где были натянуты перила. Носильщик из племени хунза посадил Флореанини себе на плечи и под страховкой товарищей доставил в лагерь II, в котором находился врач экспедиции Пагани. Пагани тут же осмотрел пострадавшего и к общей радости установил, что Флореанини ничего себе не сломал. Все же он вынужден был прекратить все работы и остаться на попечении заботливых товарищей, чтобы залечить травмы и придти в себя после сильного нервного потрясения.

7 июля Абрам и Галотти при хорошей погоде впервые поднялись к месту лагеря IV и закрепили по всему пути перильные веревки. В этот же день они вернулись в лагерь V, где встретили Рея и Сольда, доставивших из нижних лагерей несколько грузов.

Путь к лагерю VI был сложным: вначале проходил по очень крутому гребню из сыпучей породы, далее пересекал крутой, частично заснеженный желоб, выше которого путь снова шел по крутым скальным гребням, упирающимся в крутой снежный склон. Преодолев этот склон, альпинисты обнаружили две площадки для палаток, подготовленные американской экспедицией еще в 1938 году.

Тем временем в базовом лагере возникли недоразумения с группой носильщиков. Носильщики из племени хунза, переносящие грузы от базового лагеря к ребру Абруццкого, самоотверженно делили с альпинистами трудности переходов из лагеря в лагерь. Но не все проходило гладко: незнание языка, переменчивое настроение носильщиков, иногда без особых причин бросавших работу, и отсутствие среди них дисциплины служили причиной разногласий, которые не всегда легко регулировались. Так и теперь. Пять носильщиков без каких-либо оснований бросили работу в верхних лагерях и спустились вниз. По договоренности с Ата Улла я решил уволить трех или четырех носильщиков, которые не имели желания хорошо работать и к тому же были не совсем здоровы. Такая мера нужна была и для того, чтобы показать, что с нарушителями договоров мы будем обходиться строго. Но когда об этом решении узнали остальные хунза, они объявили, что все уходят вниз, в долину. Переговоры, которые вел с ними Ата Улла, кончились 7 июля утром. Все же трое были уволены, а остальные пять в сопровождении контролирующего их работу Ата Улла вернулись на ребро. Я тоже хотел подняться с ними, но товарищи упросили меня остаться: в палатках верхних лагерей было очень мало места.

Для облегчения работы хунза я уже несколько дней назад направил из базового лагеря в лагерь I трех балти, которые, несмотря на небольшой альпинистский опыт, показали себя с лучшей стороны и обеспечили всю переброску между этими лагерями.

8 июля Абрам и Галотти вышли с грузом в лагерь IV. Рей перешел в лагерь V, а выздоровевший Бонатти вышел из базового лагеря, чтобы подняться в верхние лагери. С Бонатти я передал распоряжение №10, в котором обратился ко всем с просьбой сделать все возможное для подъема грузов во все, включая и последний, лагери, чтобы ударная группа, имеющая задание подняться на плечо ребра, была обеспечена всем необходимым.

Лагерь II с этого дня должен стать главным лагерем и перейти под команду «равнинников», т. е. под команду Ата Улла и мою. Свое распоряжение я закончил словами: «Мы находимся сейчас на решающем этапе восхождения и не должны упускать возможности победить вторую по высоте вершину мира. Честь и слава итальянского альпинизма находится в наших руках».

Но погода снова ухудшилась, альпинистам приходилось работать со страшным напряжением, и снова появились больные. Трое находившихся в лагере V хотели спуститься ниже, но в связи с ухудшающейся погодой вынуждены были остаться наверху. На следующий день поднялась настоящая буря. Ветер гнал со склонов К2 и Броуд-пика целые облака пушистого снега, и создавалось впечатление, что со склонов гор идет нескончаемый поток пылевидных лавин.

В начале второй половины дня вернулись в базовый лагерь Ата Улла с носильщиками, а позже прямо из лагеря V пришли Абрам, Галотти и Рей и из лагеря IV – Сольда.

Быстрота спуска из высотных лагерей в базовый (перепад высоты 1670 метров – прим. переводчика) свидетельствовала не только о хорошей акклиматизации и тренированности альпинистов, но и об исключительном значении перил, которые позволяли альпинистам спускаться даже в плохую погоду.

11 июля непогода свирепствовала с прежней силой, и радиосвязь с лагерем II, где остались Анджелино, Бонатти, Флореанини, Лачеделли и Пагани, не состоялась. Радио Пакистана передавало, что в ближайшее время улучшения погоды не ожидается. В середине дня я послал двух хунза с письмом для Анджелино и просил сообщить положение. Затяжная непогода создала впечатление начала летнего муссона, а это значит – прекратить работу нашей экспедиции. Такое опасение неоднократно высказывали и мои товарищи.

Это был действительно сложный вопрос. Если бы среди членов экспедиции утвердилось мнение, что в наступление на К2 пошел настоящий муссон, – это могло оказать крайне отрицательное психологическое воздействие на альпинистский состав экспедиции.

Ата Улла был твердо убежден, что в августе бесполезно предпринимать попытку штурма вершины: слишком капризна и неустойчива в это время погода.

В этот день я еще раз внимательно просмотрел материалы наших предшественников, проверил все метеорологические данные последних лет, которые составил перед отъездом в Азию. Нет, и в августе бывают продолжительные периоды хорошей погоды.

Еще раз убедившись в основательности этого тезиса, я послал моим товарищам новое распоряжение (№11), которое гласило: «Длительный период непогоды, который в этом году особенно стоек и препятствует выполнению нашего плана штурма К2, ставший, кроме того, причиной большой физической и моральной перегрузки альпинистов, не может и не должен служить причиной ослабления желания и воли довести нашу работу до победного конца. За работой и успехом нашей экспедиции следит весь мир.

Несколько дней назад я читал старые материалы о Каракоруме и установил, что, например, Шиптон, который в 1937 и 1938 годах находился в этом районе долгое время, говорит о длительном периоде хорошей погоды в августе месяце. Мы можем, если это потребуется, остаться здесь на два месяца и ловить нужный момент, не боясь каких-либо затруднений: запасов у нас хватит. Если мы возвратимся, не использовав всех возможностей победы над вершиной и не сделав последней попытки, мы не выполним обещаний и долга перед отечеством. Если в течение 40 дней непогода держала нас в своих руках (и тем не менее были установлены пять лагерей и навешаны перила до лагеря VI и мы значительно приблизились к вершине), то это не значит, что последующие 40 дней тоже будет непогода!»

В этот день я очень долго беседовал с Компаньони, и он заверил, что во что бы то ни стало хочет продолжать штурм. Я убедился, что это человек большой силы воли и решительности, человек, на которого я могу полностью положиться. Мы долго обсуждали возможность продолжения работы экспедиции, не исключая и такой перспективы, что следующую попытку штурма придется перенести на сентябрь.

Компаньони был моим лучшим помощником по альпинистской части. Спускаясь в базовый лагерь, он всегда сразу заходил в мою палатку, и мы проводили долгие часы в дискуссиях о планах или об урегулировании отдельных недоразумений. Компаньони как-то спросил меня, может ли он после восхождения принять участие в моих исследовательских работах по освоению Каракорума, на что я радостно дал согласие. К сожалению, обстоятельства, о которых я расскажу позже, не позволили такому сильному и честному человеку, как Компаньони, принять участие в этом этапе экспедиции.

Несмотря на отрицательный прогноз погоды, 12 июля пурга ослабела и, воспользовавшись этим случайным улучшением погоды, Бонатти и Лачеделли, в сопровождении двух хунза, поднялись с грузами в лагерь IV.

На следующий день я решил подняться в лагерь II, чтобы самому сообщить о распоряжении №11 в лагере и передать его по радио для тех, которые находились в высотных лагерях.

Со мной поднимались Компаньони, Рей, Виотто и Фантини. Довольно быстро достигли лагеря I, который, как известно, находится на вершине конуса осыпей, и, используя перильные веревки на краю снежника, в середине дня пришли в лагерь II. Там мы встретили Анджелино, Пагани и Флореанини, который еще не совсем выздоровел после падения. Настроение альпинистов было плохим, так как два носильщика, работавших на лебедке, бросили работу и ушли в базовый лагерь. Бонатти и Лачеделли находились в лагере V.

На следующий день с базового лагеря отправлялась почта, но я задержал отправку до моего возвращения, так как мне нужно было передать в Скардо несколько срочных донесений и ответить на ряд запросов из Италии. Через два с половиной часа я в сопровождении одного хунза вышел из лагеря II и после короткого отдыха в лагере I к вечеру спустился в базовый лагерь.

14 июля погода все еще была хорошая. Я подготовил очередное распоряжение (№12), которым назначил Компаньони руководителем штурма и возложил на Анджелино ответственность за транспортировку грузов и оснащение лагерей. В этом распоряжении, кроме того, указывалось:

«Из писем и сообщений, которые я получил не только из Италии, но и из других стран мира, видно, что наше мероприятие, особенно сейчас, когда другие экспедиции прекратили свою работу, стоит в центре внимания мировой прессы; та охота за сведениями о ходе нашей экспедиции, которой занимаются все большие газеты, позволяет оценить ответственность, которая лежит на нас и на нашей экспедиции. Я могу вас заверить, что к нашему мероприятию проявляют не меньший интерес, чем в свое время был проявлен к восхождению на Эверест. Думайте о том, что в случае победы над вершиной, в чем я уверен, ваши имена, как имена храбрейших борцов нашего народа, будут переходить из уст в уста. Память о вас не только при вашей жизни, но и позже вечно будет сохранена, и вы можете сказать, что это мероприятие обогатило вашу жизнь. Моральная ответственность, которая на вас возложена, я повторяю, неизмерима и, видимо, больше, чем вы думаете. Учитывать эти обстоятельства важно особенно сейчас, когда погода немного улучшилась, – необходимо, чтобы каждый приложил максимум усилий для благополучного окончания нашего мероприятия».

По радио мне сообщили, что Компаньони и Рей прибыли в лагерь V, между тем как Бонатти и Лачеделли, перенеся грузы со станции подъемника, что над камином Хауза, вышли во второй половине дня в лагерь VI. Если погода продержится, можно действительно надеяться, что альпинисты в скором времени одолеют плечо.

Достижение этой предварительной цели – один из важнейших моментов нашей экспедиции, и мы были озабочены тем, что в связи с непогодой нельзя начать решающий штурм плеча. Все три американские экспедиции до нас удачно достигали этой позиции, а отсюда фактически начинается штурм вершины.

В прошлом году экспедиции Хаустона удалось 27 июля установить лагерь VII немного ниже плеча и 1 августа лагерь VIII на самом плече.

В этот вечер Ата Улла, который с надетыми наушниками ремонтировал большую радиостанцию, вдруг услышал позывные нашей радиостанции в Скардо.

Это был голос радиста ООН, который искал нас условленными позывными.

Какой волнующий момент! За два с половиной месяца, наконец, нам удалось вступить в прямую связь с городом Скардо и цивилизованным миром. Сколько трудностей и неприятностей можно было бы избежать, если бы мы имели с самого начала надежную связь. И только благодаря настойчивости радиста станции ООН удалось установить связь.

Вечер был для нас знаменателен, хотя нам и не удалось добиться, чтобы Скардо нас услышал. Но первый шаг сделан, и теперь нужно упорно продолжать работу, чтобы установить надежную двустороннюю связь.

С 15 июля снова появились опасения, что погода ухудшится, но несмотря на это, Абрам, Галотти и Сольда (четыре дня находившиеся в базовом лагере) с двумя носильщиками балти под вечер пришли в лагерь II и заменили Пагани, Анджелино, Флореанини, Виотто и кинооператора Фантини.

К вечеру штормовой ветер достиг огромной силы, послужив верным предвестником непогоды, и все транспортировочные работы между лагерями II и IV были прекращены. 17 июля густые облака, перевалив через седло Нагротто, зацепились за склоны К2. Влажный воздух и необычайно высокая температура были явными признаками начала муссона в центральных Гималаях. Об этом, видимо, думали и мои товарищи в лагерях на ребре Абруццкого: они несколько раз запрашивали меня о наступлении муссона и видах на погоду в ближайшие дни. Перспективы на погоду были неважные, но это не заставило меня изменить мнение о муссоне, которое я уже сообщил членам экспедиции, тем более что программа работы экспедиции была построена на том, что в Каракоруме практически не существует периода летнего муссона. Поэтому я ответил, что товарищи могут спуститься ниже, но по возможности должны остаться на местах. И когда я узнал, что состав альпинистов в самом верхнем лагере остался еще на пару дней, я был искренне рад.

Во второй половине дня в базовый лагерь прибыл руководитель научной группы доктор Цанеттин и предложил свои услуги альпинистской группе. Вечером распогодилось, небо стало чистым, и ветер совсем утих. В лунном свете К2 и Броуд-пик имели сказочный вид.

Цанеттин подробно информировал меня о ходе научных работ, выполненных Ломбарди и Марусси во время его нахождения в долине Стак. Во второй половине июня, оставив спутников в долине Стак, он самостоятельно на свой страх и риск проводил исследования в долине Турмик. По окончании работ он перешел перевал Ганто-Ла и караванной дорогой вышел на Балторо.

Не получая с 28 мая ни одного из моих сообщений, он, согласно общему плану экспедиции, выполнял свое задание. Впервые участвуя в экспедиции, он в короткое время, благодаря решительности, предприимчивости и упорству, приобрел такой большой опыт походной жизни, что был в состоянии действовать в самых отдаленных местах без чьей-либо помощи.

Между тем мы продолжали попытки установить и улучшить связь со Скардо. Ата Улла, добровольно принявший на себя эту миссию, поднялся со станцией на скальные склоны К2 и там заночевал, но безрезультатно. Лишь после удлинения мачты антенны лагерной станции ему удалось, наконец, в назначенное время, в 7.30 вечера, отчетливо услышать позывные и разговор Парвина (Скардо) и передать свои позывные и радиограмму, которая была принята. Воодушевление наших радистов не имело границ. Мысль, что наши сообщения мы можем передавать теперь прямо в Италию и получать через пару часов ответ, – значительно подняло наше настроение.

День 18 июля благодаря хорошей погоде был днем напряженной работы для всех и истинно знаменательным днем для экспедиции. Рано утром Компаньони и Рей вышли из лагеря V. В хорошем темпе прошли по перилам гребень к лагерю VI и начали обработку лобовой стороны «черной пирамиды» – ряда покрытых льдом и снегом скальных плит, которые (по описанию наших предшественников) нужно было преодолеть, чтобы выйти на плечо.

Бонатти и Лачеделли следовали с грузами веревок и крючьев за ними и натягивали перила.

Более 700 метров веревок было закреплено в этот день на стене!

В американском лагере VIII, который, как уже говорилось, соответствовал нашему лагерю VII, была найдена установленная на стойках палатка экспедиции Хаустона, полностью забитая снегом. Состояние этой палатки создало впечатление, что участники американской экспедиции, когда они в связи с болезнью Гилкея вынуждены были спускаться в страшной пурге, бежали отсюда в панике.

Обе связки с исключительной сработанностью выполнили операцию на «черной пирамиде». Первая подготавливала путь, забивала крючья, вторая навешивала веревки. Несмотря на относительно хорошую погоду, жестокий холод значительно затруднял работу четырех альпинистов, а порывы ветра не раз угрожали сорвать их со склона. Плиты «черной пирамиды» очень крутые и находятся над обрывом, поднимающимся единым взлетом с ледника. Если кто-нибудь соскользнет на плитах «черной пирамиды», он через несколько мгновений будет находиться на 2000 метров ниже, на леднике Годуин Оустен.

Во время переноски груза ветер вырвал из онемевших холодных рук одного из альпинистов палатку, которая упала на ледник, – она выбрала себе, наверное, ту же дорогу, что и год назад бедный Гилкей, когда лавина сорвала его со склона немного выше лагеря VII.

В нижних лагерях альпинисты продолжали транспортировку продовольствия и снаряжения, причем часть хунза приняла в этой работе весьма деятельное участие. Распределение групп альпинистов по лагерям выглядело так: Компаньони, Бонатти, Лачеделли и Рей находились в лагере V; Абрам, Галотти, Флореанини, Виотто и Фантини – в лагере IV; Анджелино, Сольда и Пагани – в лагере II.

На следующий день альпинисты лагеря IV спустились в лагерь III за грузом, а Абрам и Галотти объединились с Компаньони, который заботился об обеспечении лагеря V продуктами и о создании условий для пребывания в этом лагере большой группы альпинистов.

Пока группа альпинистов и хунза обеспечивали переноску грузов из лагеря III в лагерь IV, Абрам и Галотти доставили грузы с подъемника над камином Хауза в лагерь V, где была установлена третья палатка.

С наступлением вечера в высотных лагерях всегда возникала проблема размещения в палатках. В связи с тем что мы пользовались площадками прежних экспедиций, которые не были такими многочисленными, как наша, на площадках можно было разместить только ограниченное количество палаток, и поэтому в такие дни в них оказывалось недостаточно мест. Например, в лагерях IV и V можно было установить только три палатки, а в лагере VI имелось место только для двух палаток, причем они из-за малого размера площадок были установлены плохо. Таким образом, случалось, что хунза, а иной раз и альпинисты после трудной транспортировки грузов вынуждены были спускаться ночевать в один из нижних лагерей, а на следующее утро снова подниматься. Из этих соображений мне самому несколько раз пришлось отказываться от посещения высотных лагерей.

Сейчас важнейшим было снабжение всем необходимым самых высотных лагерей – V и VI. Компаньони потребовал по радио продукты и снаряжение. Я в этот день не мог связаться с лагерем II и передать его требование, в связи с чем в этот лагерь пришлось послать двух хунза с письменным указанием Анджелино.

В 17 часов Компаньони сообщил по радио, что он один спустился в лагерь IV, чтобы просить товарищей принять участие в операции на плече.

В 18.00 мне снова удалось услышать голос Компаньони, который говорил из лагеря II и требовал пополнения материалов. Я мог понять, что он услышал наш положительный ответ и был этим очень обрадован.

20 июля Компаньони и Рей в лагере V страдали от сильного кашля. Имевшиеся у них специальные средства не помогли, и они всю ночь не могли спать.

В этот день в лагере V находились шесть альпинистов: Компаньони, Бонатти, Лачеделли, Рей, Абрам и Галотти.

Разведка плеча подтвердила, что сохранение лагеря VII на неудобной и опасной площадке американцев нецелесообразно, так как лагерь находится у подножья крутого ледового склона, на самом краю очень высокого обрыва. Поэтому нам казалось лучшим поднять лагерь VI на 100 метров выше, а лагерь VII установить на том месте, где находился лагерь VIII американцев, т. е. на плече, в безопасном месте.

Проблема установки лагеря VII, о которой так много говорилось, была решена. 20 июля Бонатти, Абрам, Флореанини, Галотти и Лачеделли с тяжелыми рюкзаками поднялись к новому месту лагеря VI и приступили к подготовке площадки. Их тяжелой работе мешал ураганный ветер, и они, не сумев установить палатки в этот день, вынуждены были спуститься в лагерь V. Здесь они увидели, что в связи с непогодой пополнение идет медленно, продовольствия и снаряжения слишком мало для находящихся в этом лагере альпинистов. К счастью для них, Компаньони и Рей в течение дня спустились к подъемнику и подняли в лагерь десять грузов. Я говорю «к счастью», так как на следующий день буря была такой сильной, что не было возможности выйти из палаток, не говоря уже о выполнении каких-либо работ.

Вечером 20 июля мне удалось связаться с Компаньони по радио. Он сообщил о потере палатки и просил меня выслать кого-нибудь к подножью ребра Абруццкого, куда, несомненно, упала палатка. Я передал ему прогноз погоды на ближайшие дни, который был все еще отрицательным, и сообщил о прибытии почты, пообещав выслать ее на следующий день вместе с палаткой, если, конечно, мы ее найдем.

21 июля, несмотря на плохую погоду, я послал доброго Садыка за палаткой, которая, видимо, без задержки пролетела более 2000 метров с «черной пирамиды» до снежного склона ребра. С ним вышли два носильщика для доставки почты в лагерь II. Палатка была найдена и вторично послана наверх. В лагере V 21 июля положение было крайне неважным. Там скопилось слишком много людей, для которых требовались дополнительные продукты и снаряжение. Узнав об этом у Компаньони во время утренней связи, я предложил разделить находящихся в лагере V на две группы с таким расчетом, чтобы одна группа спустилась ниже, возможно до базового лагеря – на отдых, а вторая – осталась в лагере и при первой возможности атаковала плечо, закончив оборудование лагеря VI.

Создалось такое положение, при котором было целесообразно оставить на ребре только тех, кто может транспортировать грузы из нижних в верхние лагери, потому что каждый лишний недостаточно работоспособный человек повлек бы за собой излишнюю трату продуктов питания, не выполнив при этом работы по пополнению запасов.

Во второй половине дня, почти под вечер, как раз в тот момент, когда в нижних лагерях улучшилась погода, в базовый лагерь прибыли Компаньони, Лачеделли и Рей.

За последние дни значительно улучшилась радиосвязь со Скардо, и нам удалось передать в Италию несколько телеграмм с сообщением о выходе групп на плечо и установке лагеря VI.

Вечером я получил сообщение из Равалпинди, что туда прибыл профессор Грациози, на которого было возложено ведение этнографических работ в районе экспедиции.

На следующий день, 22 июля, возобновились работы по транспортировке грузов между лагерями III и IV. 24 июля погода была хорошей, и тройка из лагеря V вышла в лагерь VI, установила палатку и оставила там запас продуктов и снаряжение. В этот день я с Цанеттином вышел из базового лагеря на «Седло ветров» (6233 метра), откуда хорошо было видно все ребро Абруццкого и выход на вершину. С нами вышли Компаньони, Лачеделли и Рей, которые у подножья ребра Абруццкого ушли в высотные лагери.

С ними я передал письмо для Анджелино, в котором рекомендовал ему спуститься в базовый лагерь: Фантини сообщил мне, что Анджелино и Пагани чувствуют себя не совсем хорошо.

Вечером 25 июля погода была изумительная, абсолютно безветренно, ночь очень светлая.

Из нашего лагеря, установленного немного выше начала ребра Абруццкого, пробовали искать тело Гилкея, которое по нашим расчетам должно было находиться где-то здесь, но безуспешно. Нам удалось найти лишь несколько исковерканных предметов снаряжения, несомненно принадлежавших экспедиции Хаустона и, видимо, сброшенных из лагеря VII.

Абрам, Галотти, Бонатти и Лачеделли 25 июля сумели удачно использовать условия погоды и, поднявшись рано утром, установили лагерь VII. В этот день в лагерь VII прибыли три носильщика хунза с дополнительными грузами. Абрам немедленно передал мне эту радостную весть по радио. В нашем лагере, который находился между «Седлом ветров» и «Седлом Витторио Селла», слышимость была хорошей, и я сразу все понял. Я настоятельно просил Абрама продолжить энергичную деятельность по оборудованию лагерей и высказал убеждение, что со взятием плеча ребра Абруццкого мы будем у преддверия победы. Погода по сравнению с предшествующим периодом была значительно лучше.

Благодаря энергичной и решительной деятельности Абрама, Галотти и Лачеделли мы могли окончательно установить свое господство над плечом ребра Абруццкого и закрепить эту важную для штурма вершины позицию.

В этот же день три альпиниста, вышедшие со мной из базового лагеря, достигли лагеря V и на следующий день вместе с Флореанини, примкнувшим к ним в лагере V, продолжали подъем до лагеря VII, где и встретились с товарищами.

В ночь с 26 на 27 июля в лагере VII ночевали Компаньони, Абрам, Бонатти, Галотти, Лачеделли и Рей. Флореанини вечером 26 спустился в лагерь VI, так как в лагере VII в палатке не было места. Утром 27 июля, наблюдая с «Седла ветров» за ребром Абруццкого, я хорошо видел товарищей, находившихся между VI и VII лагерями.

Погода стояла хорошая, воздух был чист и прозрачен, абсолютно спокойно и безветренно.

Наши сердца были преисполнены надеждой на будущее. Если хорошая погода продержится еще пару дней, – можно смело начать штурм вершины.

В 17.30 во время связи с базовым лагерем, куда я вернулся с «Седла ветров», Компаньони передал мне, что с группой во второй половине дня доставил в лагерь VII палатки, продовольствие, спальные мешки и разные другие материалы.

– На сколько дней лагерь обеспечен запасами? – поинтересовался я.

– На пять дней, – последовал ответ.

– Это не особенно много, – резюмировал я, – попытайтесь дополнительно доставить еще.

– Если завтра будет хорошая погода, все выходим в лагерь VII, – твердо заявил Компаньони.

– Честь и хвала вам! Ни пуха, ни пера! – ответил я. – Только смотрите, чтобы в случае непогоды в лагере VII были достаточные запасы продовольствия. Я приложу все усилия, чтобы из нижних лагерей были доставлены кислородные аппараты и продовольствие. Присмотритесь к носильщикам повнимательнее. Напоминаю вам случай, когда пришлось спустить трех носильщиков хунза в лагерь IV только потому, что они ходили без очков и ослепли. Кроме того, прогноз погоды на ближайшие дни не особенно утешительный – обещают туман и временами снегопад.

На этом вечерняя связь окончилась.

Спустя некоторое время после моего возвращения в базовый лагерь с «Седла ветров» небо затянуло, спустился туман и еще до темноты начался снегопад.

Что делают сейчас наши друзья наверху? Удалось ли им установить лагерь VIII или нет? – вот основные вопросы, которые в этот вечер нас особенно тревожили.

Ночью я несколько раз выходил из палатки, чтобы проверить состояние погоды. Снегопад, правда, прекратился, но воздух был очень влажный. «И все-таки, – думал я, – эта паршивая погода должна когда-нибудь улучшиться. Если непогода преследовала нас в течение нескольких месяцев и мы ее терпеливо пережидали, следовало бы в конечном итоге вознаградить нас периодом хорошей погоды. Это, правда, не метеорологическое правило, но иногда так бывает».

В эту ночь я напрасно пытался уснуть. Как только закрою глаза, тут же вижу моих товарищей из лагеря VII в тяжелых условиях, и снова мои мысли с ними.

Во время утренней связи 27 июля мне посчастливилось сразу связаться с лагерем VII.

– Мы всю ночь не могли спать, – передавал Компаньони, – страшно устали.

– Какая у вас программа сегодня? – спросил я.

– Посмотрим, все зависит от погоды. Какая погода у вас внизу? – ответил Компаньони вопросом.

– У нас переменная, но есть признаки, что будет улучшение, – сообщил я.

Весь день 27 июля погода относилась к нам враждебно. К2 был окутан облаками, которые беспрерывно тянулись к нам через седло Негротто.

К вечеру в базовый лагерь пришли заболевшие Виотто и Анджелино – оба в плохом состоянии и очень подавленные. Я заметил их, когда они спустились с морены выше лагеря, почти через каждые 100 шагов они присаживались, чтобы отдышаться. Я пробовал их утешить, но они сильно переживали, что выбыли из строя и теперь не могут принять участия в дальнейшей работе на ребре Абруццкого.

Ночь была опять беспокойная.

Ночью снова выпал снег. Когда утром 28 июля я выглянул из палатки, наш лагерь, как глубокой зимой, был засыпан снегом. Под снегом была и вся срединная морена, на которой расположился лагерь.

И все же казалось, что погода улучшится: время от времени сквозь разрывы облаков можно было видеть синее небо.

Альпинисты, которые вынужденно отсиживались в ожидании погоды в палатках, утром 28 июля покинули лагерь VII и с грузом продовольствия снаряжения поднялись на среднюю часть плеча, чтобы найти хорошее место для лагеря VIII. В лагере VII остался только один Бонатти. Сразу после выхода Рей почувствовал себя плохо и вынужден был вернуться.

Остальные продолжали подъем по некрутому склону плеча и нашли у подножья ледовой стены на высоте 7740 метров площадку, где разбили лагерь VIII. Установив палатки, Абрам и Галотти вернулись в лагерь VII, а Компаньони и Лачеделли остались ночевать в лагере VIII.

Судя по описанию Висснера, наш лагерь VIII находился на том же месте, где в свое время был лагерь Висснера, который также находился под ледовой стеной на высоте 7740 метров. Это место показывал мне в свое время Висснер на фотографии Селла, как единственно удобное место для установки палатки.

К вечеру подул ледяной северный ветер, который, как всегда, был верным предвестником хорошей погоды и атмосферных изменений. Во время радиопереговоров в 5 вечера мне с трудом удалось установить связь с лагерем VII. Я передал им прогноз на хорошую погоду. Из лагеря VII просили меня организовать переброску грузов с носильщиками хунза в лагерь V. Мне удалось передать в лагерь V соответствующие указания, получить согласие, и на этом связь прервалась. Это был последний разговор по радио и последние сообщения, которые я имел по радио до взятия вершины.

Просьба о доставке в лагерь VII груза означала, что в ожидании улучшения погоды ведется подготовка к окончательному штурму вершины. И действительно, нескольких дней было бы достаточно, чтобы довести дело до успешного окончания. Но предусмотрительность и план штурма подсказывали необходимость создания достаточных запасов продовольствия и снаряжения в лагерях VII и VIII, чтобы в случае необходимости можно было выждать там 7—8 дней.

К вечеру в базовый лагерь спустился носильщик хунза и рассказал, что на участке между лагерями VI и VII на опасном ледовом склоне, том самом, где в 1953 году трагически погиб Гилкей, он во время спуска не страховался перилами, поскользнулся и упал на ледовый склон гребня. К счастью, одна из трещин имела снежный надув, в котором они задержался. Стоило бы проехать по склону немного в сторону, его, несомненно, постигла бы судьба североамериканского геолога.

Спустя день, 29 июля, Компаньони и Лачеделли рано утром начали обработку очень крутой ледовой стены над лагерем VIII, преодоление которой на этой высоте да еще с грузом за спиной было сложным делом. У ее подножья скопилась большая масса пушистого снега, и альпинисты проваливались в него иногда до пояса. После долгих часов напряженной работы, бесчисленных маневров с веревками им удалось достигнуть верхнего края стены. Преодоление стены отняло очень много времени, и было уже слишком поздно, чтобы до наступления темноты выйти к скалам, где была намечена установка лагеря IX. Оставив груз наверху, они с помощью перил спустились по стене.

В то время как Компаньони с Лачеделли готовили путь над лагерем VIII, Абрам, Бонатти, Галотти и Рей вышли с грузами и двумя кислородными аппаратами из лагеря VII в лагерь VIII. Но вскоре силы покинули Рея и Абрама, и, несмотря на мобилизацию всей энергии и воли, они были вынуждены сложить грузы и спуститься вниз. Рей, почувствовав, что он окончательно сдался и не имеет больше сил находиться наверху, спустился мимо лагеря VII прямо вниз. Абрам остался в лагере VII. Бонатти и Галотти благополучно пришли в лагерь VIII, где Компаньони и Лачеделли установили для них палатку. Кислородные аппараты остались на полпути между лагерями VII и VIII.

30 июля была прекрасная погода, чистое небо, воздух почти без движения. Компаньони и Лачеделли по перилам быстро преодолели ледяную стену, взяли оставленные ими накануне грузы и поднялись к крутому склону, упирающемуся в скальную стену под вершинным куполом. Местами они проваливались по пояс в пушистый снег, с величайшим трудом прокладывая себе путь, но чем выше они поднимались, тем утомительней он становился – давало себя чувствовать отсутствие кислорода. Подойдя к подножью крутого склона, над которым нависают ледовые глыбы, готовые в любую минуту свалиться вниз, они свернули влево и вскоре оказались под оледенелой скальной стеной. Тяжелым и опасным лазанием они преодолели ряд трудных, местами покрытых льдом плит и нашли площадку, где можно было установить штурмовую палатку. Палатка была установлена на высоте 8069 метров.

Бонатти и Галотти спустились утром в лагерь VII, чтобы поднять оставленные накануне кислородные аппараты, и доставили их в лагерь VIII к обеду. За день до этого, т. е. 29 июля, в лагерь VII пришли два носильщика хунза, Махди и Исхак. Утром они совместно с Абрамом вышли в лагерь VIII, неся на плечах внушительные грузы с продовольствием, горючим и снаряжением.

В три часа дня Абрам, Бонатти и Махди вышли из лагеря VIII, прошли благополучно ледовую стену и пошли по следу, проложенному утром штурмовой двойкой – Компаньони и Лачеделли. Абрам смог пройти только половину пути и вынужден был вернуться в лагерь VIII, куда пришел в 7 часов вечера. Бонатти и Махди упорно продолжали подъем. Солнце уже начало садиться, а до лагеря IX было еще очень далеко. Движение вверх стало все более мучительным, сумерки спустились, и они начали кричать в надежде, что Компаньони и Лачеделли их услышат. Но северный ветер относил голоса. Только после долгих ожиданий они, наконец, услышали крики товарищей сверху, которые советовали оставить груз на месте и немедленно возвращаться в лагерь VIII.

Бонатти и Махди, отчетливо представляя, что спуск в темноте в лагерь VIII по крутым оледенелым склонам связан с опасностью для жизни, вырыли пещеру и решили провести в ней ночь; ночь, безусловно, страшную, без спальных мешков, на такой высоте.

После 28 июля мы в базовом лагере не могли установить связи с высотными лагерями и были в полном неведении, что делается наверху. С часу на час росло наше беспокойство. Сначала все оставшиеся хотели выйти на ребро, но потом здравый смысл подсказал нам, что правильнее остаться в лагере в полной готовности, чтобы в случае необходимости, немедленно выйти по первому зову. Радиостанция, установленная на ледяном столбе перед палаткой, каждые полчаса передавала наши позывные. Смонтировав на треноге подзорную трубу, мы вели постоянные наблюдения за плечом К2, тщательно исследуя каждую складку, каждый угол, чтобы установить движение возможно находящихся там людей.

30 июля в 11 утра Виотто обнаружил человека в момент подхода к лагерю VI и забил тревогу. Мы бросились к трубе, чтобы установить личность. И, хотя труба была сильной, нам это не удалось: слишком велико было расстояние. Долгое ожидание и неизвестность создали обстановку нервной напряженности и подавленности. Даже прибытие почты не внесло разрядки или оживления. Мы стали рассчитывать время.

28 по радио было установлено, что кто-то дошел до лагеря VIII и остался ночевать. Следовательно, в этот день там уже находились продукты и палатка. Возможно, что 29 июля проводилась переброска грузов в лагерь VIII и не исключено, что кто-то вышел на разведку к скальной стене под вершинным куполом.

Если все прошло хорошо, можно ожидать, что 30 июля будет штурм вершины. Тем более что в этот день была идеальная погода, воздух чист и спокоен». Барометр поднялся выше, чем когда-либо.

«Что сейчас делают там, наверху, наши товарищи?» – вот вопрос, который все задавали друг другу. И снова высказывались предположения, носившие в большинстве случаев оптимистический характер: «Возможно, они ждут дополнительные вещи из нижних лагерей, которые им нужны для решающего штурма».

Одно было ясно: если сейчас не идет штурм вершины, то он состоится в ближайшее время.

И снова пришло такое настроение, когда всем хотелось вверх, к товарищам. Но спокойно обсудив все за и против нашего выхода на ребро, решили, что самое разумное – остаться на месте и быть наготове.

Все мы с трепетом и беспокойством стали ждать 31 июля.

Глава 8. ШТУРМ ВЕРШИНЫСсылка7

30 июля мы вышли из лагеря VIII на высоте 7627 метров, чтобы установить лагерь IX, вернее, маленькую палатку, в которой можно было бы переночевать перед штурмом вершины.

Только после нескольких попыток нам удалось подняться на ледовую стену, а дальше пришлось траверсировать ряд весьма сложных и неприятных скальных плит, при этом самым главным в траверсе были не технические трудности, а опасность от нависающих серакс, которые, как нам казалось, в любую минуту готовы были свалиться на наши головы.

Траверсируя, мы старались идти как можно выше и достигли скального пояса, проходящего поперек вершинного склона. Отсюда начинался наш путь в большое неизвестное: выше этого места нога человека не ступала.

Погода была хорошая. Примерно в три часа дня мы вышли на боковой гребень и нашли площадку, показавшуюся нам удобной для установки нашей миниатюрной высотной палатки. Мы находились на высоте около 8100 метров.

Перед выходом из лагеря VIII мы договорились с товарищами, что вечером к нам подойдут Абрам, Бонатти и один носильщик из племени хунза с кислородными аппаратами для штурма вершины. Первоначально предусматривалось использовать кислородные аппараты уже на высоте 7300 метров (лагерь VI), но в связи с тем, что плохая погода в течение 40 дней мешала провести нормальную заброску, запасов кислорода в верхних лагерях оказалось значительно меньше, чем планировалось. В связи с этим первоначальный план штурма вершины был изменен. Большая часть кислородных баллонов осталась в III, IV и V лагерях. Небольшое количество баллонов, которое нам удалось поднять на плечо ребра, предполагалось применить только в самый решающий момент штурма вершины, и поэтому до IX лагеря мы шли без кислорода. К нашему счастью, мы были хорошо акклиматизированы и чувствовали себя превосходно и без кислорода.

Из лагеря IX перед нами открылась грандиозная панорама неописуемой красоты, и ею можно было любоваться бесконечно. Но наши взгляды больше были обращены к стене, поднимающейся непосредственно над нами, по которой предстояло идти дальше, к нашей заветной цели. В 1939 году на этом месте трижды ночевал Висснер с уверенностью, что победа завоевана и он на следующий день достигнет вершины. Но поднявшись до 8384 метров, он встретил большие трудности и вынужден был вернуться. Очевидно, эта стена и была ключом, которым можно открыть путь к вершине К2. Мы были так увлечены осмотром предстоящего пути и разрешением таинственного вопроса – как преодолеть этот ключевой участок, – что не заметили, как солнце начало садиться.

Стало уже вечереть, и мы начали опасаться, дойдут ли до темноты наши товарищи с кислородной аппаратурой. Что делать, если они не сумеют подняться к нам? У нас с собой не было ни одного кислородного баллона. «В худшем случае идем без кислорода», – решили мы. Если теперь нам «черт не плюнет в суп», – вершина будет наша.

Около четырех часов дня мы увидели внизу три черные точки, двигающиеся по краю плато в нашем направлении. Как мы позже узнали, это были Бонатти, Абрам и носильщик из племени хунза Махди, которые поднимались по крутому склону с кислородными аппаратами.

Удастся ли им подняться к нам до начала темноты? Вряд ли! Солнце уже исчезает за гребнем К2, а тройка альпинистов еще далеко внизу. Вскоре один из них, как мы узнали позже, – Абрам, кладет груз на снег и возвращается один к лагерю VIII, но Бонатти и Махди упорно продолжают двигаться вперед.

Склон уже в тени, а они даже не подошли еще к началу опасного траверса через оледенелые плиты. Неужели они пойдут?

Было бы просто самоубийством рисковать пройти в темноте через эти проклятые плиты.

Когда наступила темнота, мы услышали крики и тут же вышли из палатки, но в темноте никого не видели. Мы слышали их голоса, но поднявшийся ветер уносил наши слова, и мы долго не могли понять друг друга.

Наконец, Лачеделли как будто понял, что Бонатти хочет один подняться к нам, а Махди возвращается. «Не поднимайся к нам, – кричали мы Бонатти, – вернись. Оставь кислородные аппараты на снегу, не ходи дальше». Правда, мы не могли и подумать, что они намеревались ночевать на этой высоте без палатки и спальных мешков. Они скрылись и перестали нам отвечать; мы были убеждены, что они начали спуск.

Успокоившись, мы залезли в палатки и возобновили борьбу со страшным холодом. Началась бесконечная ночь, в течение которой мы были заняты только одной мыслью – как пройдем завтра? Сильный мороз, кашель, раздирающий горло, и страшная неутолимая жажда удлинили до бесконечности эту памятную нам ночь.

Мы варили суп и чай – единственные напитки, которые нам немного помогали. Есть? Нет, совершенно не хочется. Никто из нас не в состоянии что-либо проглотить.

Лежим на боку – единственная возможность поместиться вдвоем в этой маленькой палатке. Безуспешно пытаемся немного поспать. Но как только чувствуем, что стало несколько теплее и начинаем засыпать, быстро вскакиваем. Нервы слишком напряжены. Ничего не остается, как только бодрствовать и разговаривать друг с другом. Будет завтра хорошая погода? Найдем ли путь по стене? Хватит ли нам кислорода, который Бонатти и Махди оставили для нас под плитами? Сколько времени нам потребуется для преодоления оставшихся 500 метров? Хватит ли нам времени, чтобы перед началом темноты спуститься вниз?

Как только на востоке небо стало светлеть, мы оба выскочили из палатки. Какое разочарование! Над нами чистое небо, но внизу все закрыто морем облаков, которые не обещают хорошей погоды. Мы ищем на склоне место, где вчера Бонатти и Махди оставили кислородные аппараты. К нашему удивлению, мы обнаруживаем вдруг фигуру человека, спускающегося не совсем твердыми шагами вниз. Кто это может быть? Бонатти или Махди? На таком большом расстоянии мы не можем узнать спускающегося. Мы громко кричим. Фигура останавливается, обернулась к нам, но не ответила, продолжая движение вниз по крутому склону.

Мы в недоумении. Что случилось? Неужели Бонатти и Махди уже сегодня поднялись из лагеря VIII к нам наверх? Нет, это невозможно. В таком случае мы видели бы человека поднимающегося, а не спускающегося. Все это для нас загадка.

Мы строили различные предположения, но так и не пришли ни к какому выводу. То, что случилось в действительности, как мы потом узнали, нам кажется неправдоподобным. Бонатти и Махди несли кислородные аппараты, дошли до плит и на высоте 8000 метров с наступлением темноты, не имея возможности вернуться в лагерь VIII, вырыли пещеру и заночевали. Несмотря на страшный холод и ветер, они сравнительно благополучно провели ночь в пещере без палатки и спальных мешков.

Мы готовы к выходу. Все есть, кроме кислородных аппаратов, за которыми мы должны спуститься.

Необходимый минимум снаряжения и продовольствия у нас был. Мы имели 30 метров веревки, ледорубы, кошки, маленькую радиостанцию, фотоаппарат, сахар и конфеты, аптечку и карманный фонарь. Питья у нас не было. Рюкзаки с остальными вещами хотим оставить там, где находятся кислородные аппараты, чтобы забрать при возвращении. Для сведения читателя расскажем о нашей одежде. Она включала две пары шерстяных чулок, ботинки на профилированной резиновой подошве с двойным верхом, снаружи обшитые оленьим мехом, длинные кальсоны из теплой шерсти, брюки из байки и вторые брюки из очень легкого, но ветронепроницаемого материала, шерстяная рубашка, вторая – из байки, свитер шерстяной, пуховая куртка и легкая, тоже ветронепроницаемая анарака. Меховая шапка-ушанка и капюшон анараки. Перчатки из шелка и меховые рукавицы на подкладке, две пары очков. Ко всему этому – станок с тремя горизонтально лежащими кислородными баллонами общим весом 19 килограммов – убийственный вес на высоте более 8000 метров. К счастью, за последние месяцы мы вели образ жизни гималайских вьючных животных и привыкли к большим грузам.

Погода не совсем хорошая. Туман поднимается все выше. Момент выхода на вершину, безусловно, самый щекотливый, в голову приходят всякие мысли, склоняющие к отказу от восхождения. Но мысль, что мы, возможно, вечером будем стоять здесь победителями над К2, положила конец нашим колебаниям и мы решили выйти. Сейчас 5 часов утра.

Мы связываемся, одеваем кошки и выходим. Палатку оставляем в таком состоянии, в каком она есть. При спуске к кислородным аппаратам обходим опасный траверс через плиты – сначала поднимаемся вправо-вверх по скалам и спускаемся прямо вниз по снегу.

Вскоре подходим к оставленному снаряжению, нагружаем на себя станки с тремя кислородными баллонами на плечи и смотрим немного нерешительно вокруг себя. Погода, кажется, ухудшается. Туман поднимается выше и, наверное, скоро придет к нам. Изредка падают снежные хлопья. «Как ты думаешь, идем?» – спрашивает Лачеделли. «Я думаю нужно попытаться», – последовал ответ Компаньони, которому Дезио передал руководство штурмом вершины.

Пошли! Время 15 минут седьмого. Медленно поднимаемся к скальному барьеру, проходящему широкой полосой поперек восточной стены вершинного купола. Кислородные аппараты, несомненно, облегчают наше дыхание, чувствуем, что в легкие поступает достаточное количество кислорода, но 19 килограммов давят на плечи весьма ощутительно, маски на лице доставляют мало удовольствия. Наши движения несколько неуверенны – как только немного перемещаем центр тяжести, сразу теряем равновесие. К этому нужно еще добавить, что снег очень рыхлый, иногда проваливаемся до пояса.

Каждый шаг дается с трудом, местами, прежде чем переставить ногу для следующего шага, приходится утрамбовывать снег. Хорошо, что мы, как говорится, стоим крепко на ногах и тренированны. Но все же подъем очень труден. Мысль о вершине и клятва, данная нами у могилы Пухоца, мысли о товарищах, которые принесли немалые жертвы во имя нашего успеха и ждут нашей победы, придают нам силы и упорство. Если мы вернемся с победой, то только благодаря тому, что весь коллектив экспедиции делал все возможное для победы. Это нужно признать во имя справедливости.

Мы подошли к подножью стены, являющейся ключевым местом восхождения. Прямо перед нами уходит круто вверх большой ледовый кулуар, по которому пятнадцать лет назад Висснер хотел выйти на предвершинные склоны. Но тогда в кулуаре был чистый лед, а сейчас в нем столько пушистого снега, что любая попытка подъема по кулуару была бы сумасшествием.

Мы уходим от кулуара сравнительно далеко влево, но и здесь терпим неудачу. Снизу скальный рельеф выглядит довольно простым, но, как только начинаем подниматься, убеждаемся, что здесь пройти нельзя. Лежащий на скалах снег имеет здесь совершенно другие свойства, чем у нас в Альпах, – это снег, видимо, «другой фирмы» – только ставишь ногу, а он весь сходит со скал и с ним нога.

На этом месте мы бесполезно потратили около двух часов. Теперь пытаемся подняться по стене немного левее кулуара. Компаньони поднимается на несколько метров, кошки мешают ему найти на скалах точку опоры, вдруг он соскальзывает вниз и падает, к счастью, в мягкий снег, не получив никаких повреждений.

Сняв предварительно кошки и рукавицы, Лачеделли идет первым. Перед ним примерно тридцать метров крутых скал. Если трудности этого участка сравнивать со скалами в Доломитах, – они не более третьей категории трудности. Но скалы третьей категории трудности выше 8000 метров выходят за рамки обычной оценки трудности.

Этот участок, несомненно, самый сложный на всем маршруте подъема на К2. Лачеделли без кошек хорошо проходит скалы, но, выйдя на лед, вынужден остановиться, и вперед снова выходит Компаньони. Следующий участок тоже не из легких. Сразу над скальной стенкой поднимается ледовая стена такой крутизны, что мы сомневаемся в ее проходимости. Мы потеряли счет времени; чтобы посмотреть на часы, нужно проделать сложный маневр с нашей многослойной одеждой. Сейчас, наверное, около девяти или десяти часов утра. Туман, наконец, закрыл нас совсем, мы не видим дальнейшего пути. Еще одна неприятность – опустел первый кислородный баллон.

Все время меняя ведущего в связке, нам все же удается обойти ледовую стену по довольно сложным плитам. Это был один из самых опасных участков пути. При прохождении плит мы находились под постоянной угрозой падения громадных ледяных сосулек, висящих над нами наподобие белой бахромы.

Пройдя этот неприятный участок, мы думали, что теперь самое сложное позади, но – увы! – мы сильно ошиблись: перед нами был очень крутой склон, покрытый рыхлым снегом, в котором нам приходилось буквально «плыть».

Для прохождения пятнадцати метров Компаньони потребовалось более часа. Наконец, мы убеждаемся в бессмысленности подъема по этому склону «в лоб» и осторожно траверсируем влево.

Снег очень рыхлый, местами проваливаемся до плеч, а в голове только одна мысль: «Как бы не вызвать лавину». Со вздохом облегчения приветствуем первый скальный участок. Далее обходим скальную башню слева и поднимаемся на нее сбоку. К этому времени туман начал рассеиваться, сквозь разрывы видим снежные склоны, ведущие к вершине.

Мы находимся непосредственно на верху стены, обрывающейся более чем на 4000 метров прямо к леднику Годуин Оустен. Один неверный шаг – и мы «приземлились» бы в базовом лагере нашей экспедиции. Компаньони снимает кислородную маску (иначе невозможно разговаривать). «Мне кажется, – говорит он, – кислород во втором баллоне тоже уже кончается».

Мы держимся теперь правее и выходим на скальный гребень, а по нему сравнительно легко – на середину восточной стены. После этих скал проходим по склону с твердым снегом, прорезанным маленькими желобами. Сейчас мы находимся примерно в середине длинного склона, ведущего к вершине. Этот склон очень крутой, но впереди ожидаем более сложные участки. В движении незаметно проходит несколько часов.

Порывы холодного ветра вдруг разрывают туман и, глядя вверх, мы видим снежный гребень, который по нашим наблюдениям, должен идти к вершине. Нам почти кажется, что вершина находится за этим гребнем. Возможно ли это? Сквозь разрывы в облаках смотрим назад и далеко внизу видим две палатки лагеря VIII. Рядом с этими красными прямоугольниками двигаются три черные точки – наши товарищи наблюдают за нами, и это придает нам новые силы.

Вдруг мы оба в течение нескольких секунд испытываем какое-то страшное ощущение – дышать нечем, жар поднимается к голове, ноги дрожат, почти не можем стоять на ногах – мы на грани потери сознания.

В первый момент мы страшно испугались, но потом устанавливаем, что и третий кислородный баллон опустел.

Срываем маски, делаем несколько глубоких вздохов и чувствуем, что энергия возвращается.

– Ну, как себя чувствуешь? – спрашивает один.

– Спасибо, могло бы быть хуже, – отвечает второй.

К нашему удивлению, констатируем, что без кислородного аппарата оказывается тоже можно двигаться и дышать, а близость вершины и улучшение погоды удваивают наше упорство, и мы идем дальше.

Но вдруг у нас возникают опасения, находимся ли мы, идя на такой высоте, в здравом уме? Не является ли фантазией то, что мы поднимаемся вверх? Альпинисты, которые без кислорода ходили выше 8000 метров, сообщали, что они видели галлюцинации, находились в состоянии бреда, а временами в забытьи. Не могло ли это и с нами случиться?

Чтобы удостовериться в нашем нормальном состоянии, мы с некоторой боязнью подвергали себя своего рода испытаниям «наличия здравого ума». Это испытание мы проделали самым элементарным способом.

«Где вершина Броуд-пик?» – решили мы проверить себя, и легко нашли, тут же установив, что вершина значительно ниже нас и, следовательно, до вершины К2 уже должно быть недалеко.

Слава богу, с нашей головой все было в порядке. Мы смело могли продолжать движение. Несмотря на отсутствие искусственного кислорода, мы не чувствовали потери энергии.

Правда, при подъеме мы испытывали такое напряжение, что, казалось, сердце вот-вот должно разорвать грудь, и нам приходилось каждые два-три шага останавливаться, чтобы отдышаться. Станок с тремя теперь пустыми баллонами кислородного аппарата давил на плечи свинцовым грузом. Почему мы не сбросили кислородные аппараты, когда вышел весь кислород? Для оправдания этого бесполезного перетаскивания груза у нас было четыре причины: во-первых, для того чтобы снять станок с плеч, нам нужно было лечь на снег, а это при большой крутизне склона и рыхлом снеге не только очень утомительно, но и до некоторой степени небезопасно. Во-вторых, мы были убеждены, что находимся непосредственно под вершиной, и не хотели напрасно тратить энергию. В-третьих, солнце уже начало заходить, и нам была дорога каждая минута. И в-четвертых, мы хотели во что бы то ни стало оставить на вершине кислородные аппараты в подтверждение того, что мы действительно были там.

Насчет близости вершины мы ошиблись. Оказалось, что за бугром, где, по нашему мнению, уже должно находиться вершинное плато, тянулся вверх довольно длинный, средней крутизны склон. Это было горькое разочарование.

Каждые четыре шага мы останавливались и полулежа на воткнутом в снег ледорубе отдыхали и устанавливали дыхание. Голова, к нашему счастью, работала абсолютно нормально, только в ушах очень сильно шумело. Нам казалось, что сквозь шум в ушах слышится тоненький голосок, который беспрерывно шепчет: «Сохраните мужество! Все идет хорошо. Еще немного усилий, маленький кусочек, и все! Ты увидишь, что подходишь к цели!»

В это время ветер разогнал все облака, и наша вершина очистилась. Ледники сверкали в лучах заходящего солнца.

Северный ветер пронизывал сквозь одежду до костей, было страшно холодно. Установить температуру было трудно, но, по нашему мнению, было не меньше 40° ниже нуля.

Последний участок подъема проходил по широкому и довольно пологому снежному гребню, который наискось, слева направо, тянулся вверх. Поднимаясь по нему, мы вдруг обнаружили, что гребень сужается и снег становится твердым. Слава богу, теперь уже на насте не провалимся. Гребень все сужается, крутизна уменьшается, и мы выходим на горизонтальный участок. Мы смотрим кругом и просто не верим своим глазам. После того как мы месяцами все время поднимались в гору, вдруг некуда идти выше, – над нами только чистое небо!

«Не может быть, что мы уже на вершине К2», – проносится в мозгу. Перед нами относительно недалеко внизу видна еще одна вершина. Мы знаем, что на севере находится предвершина, очень хорошо видимая из базового лагеря, и она немного, очень немного, ниже главной вершины.

Чтобы быть уверенными в этом, засекаем ту, другую вершину по горизонтали – она ниже; наши сомнения напрасны – мы действительно находимся на высшей точке.

Куда бы мы ни смотрели, все находится ниже нас, ничто не возвышается над нами!

Каким простым делом все это оказалось. Мы ощущаем сильное нервное напряжение и возбуждение. Крепко обнимаемся. Потом ложимся на снег и снимаем кислородные аппараты. Освободившись от груза, привязываем к ледорубу маленькие флаги нашей родины Италии, Пакистана и вымпел Итальянского альпийского клуба, который Компаньони принес на К2 со своей родины – местечка Вальфурно.

Бешеный ветер безуспешно пытается сорвать наши реликвии с ледоруба, но напрасны его усилия, гордо реют флаги и вымпел на вершине К2.

Туман к этому времени совершенно разошелся, и перед нашими глазами открылась чудесная панорама.

Под лучами вечернего солнца наподобие гигантских застывших волн ниже нас поднимаются сказочные исполины Каракорума.

Вершина К2 выглядит, как большая ледяная шапка, несколько наклоненная на север. Места на вершине много – сто человек могли бы расположиться с удобствами. Когда мы смотрели на ледник Годуин Оустен, на высоте 3600 метров ниже нас, видели базовый лагерь – красные точки, расположенные правильными линиями. Через восточный край вершины видим обе палатки лагеря VIII. О боже, как далеко до них. Туда сегодня нам нужно еще спускаться, там наша надежда и спасение.

Мы должны снять меховые рукавицы, чтобы сделать несколько фото и снять последние метры фильма. Но это оказалось страшной пыткой! Руки на ветру моментально замерзают и пальцы синеют, у Компаньони на левой руке сразу появляются признаки обморожения. Чтобы усилить кровообращение, он стучит пальцами по ледорубу и слышится звук, напоминающий удар деревяшкой о дере­вяшку, он не чувствует никакой боли. А тут еще порыв ветра сбрасывает рукавицу Компаньони со склона в обрыв. Чтобы спасти руки Компаньони, Лачеделли без колебаний отдает ему свою рукавицу.

Мы поднимаем ледоруб с флагами и образуем своего рода триумфальную арку, под которой фотографируемся с помощью автоспуска (этот аппарат с пленкой мы позже забыли в лагере VIII, кто желает, – может его там взять).

Только теперь мы можем осознать, сколько красивого и приятного мы пережили. Еще раз проходят в наших мыс­лях все фазы работы экспедиции. Вспоминаем далекие дни, когда Дезио пригласил нас в Милан на первые переговоры, выезд в Пакистан, подходы к базовому лагерю, ожидание хорошей погоды, первые попытки подъема по ребру Абруц­цкого и смерть нашего мужественного товарища Пухоца. Невольно мысли обращаются к нашим товарищам внизу и спуску, который нас ожидает. Мы готовимся к возвращению.

Через полчаса начинаем спускаться.

За время подъема мы ничего не ели и не пили. Перед спуском принимаем по одной таблетке возбуждающего средства (Первый раз за все время восхождения).

Оледенелые рукавицы приходится разрезать – иначе их не натянуть на руки. Еще один взгляд на вершину – свя­щенное место величайшего момента нашей жизни, и мы спу­скаемся по прямой вниз, не придерживаясь пути подъема.

Солнце заходит, и под нами в глубокой тени исчезают ущелья.

Сможем ли мы пройти, когда наступит темнота?

Спуск идет очень медленно, с каждой минутой усталость увеличивается, и нам приходится очень часто останавли­ваться, чтобы массировать друг другу пальцы.

Скоро совсем темнеет. Вершины уже исчезают. Обрывы открывают перед нами свои черные пасти, и только слабый свет звезд, отраженный от снега, усиленный слабым лучом нашего карманного фонаря, помогает находить «дорогу».

Немного ниже ледовой стенки Компаньони соскальзывает на плитах, срывается, и только внизу, в глубоком снегу, ему удается задержаться. Мы находимся над крутым ку­луаром, по которому можно спуститься к лагерю VIII.

Мы поставили все на карту и спускаемся прямо вниз. Видимо, это самый крутой участок пути на К2.

Забота о спуске, темнота, чрезмерная усталость и мучи­тельная жажда вместе с нашей победой над вершиной создали у нас такое настроение, когда мысленно мы были далеки от действительности и спускались довольно без­заботно.

Вдруг мы обнаружили, что дошли до места, где утром оставили свои рюкзаки. Да, действительно, рюкзаки здесь. Мы отдохнули несколько минут. Компаньони неожиданно вытащил из рюкзака маленькую бутылочку коньяку и, поздравляя друг друга с победой, мы ее выпили. Хотя мы выпили всего по нескольку глотков, алкоголь дал себя знать и ударил в голову.

Как ни был короток наш отдых, мы все же немного ок­репли и продолжали путь через плато. Зная, что находимся вблизи большой трещины, идем очень внимательно, чтобы вовремя ее обнаружить. Батарейка в фонаре уже выгорела, а свет звезд слишком слаб.

– Как нам удастся перейти трещину? – спросил кто-то из нас. Но ответа не последовало. Не успев принять меры для страховки, оба мы уже оказались в трещине, а говоря точнее, перелетели через верхний ее край и «приземлились» в снегу у нижнего.

Ледоруб Лачеделли решил приобрести самостоятельность, вылетел из его рук, и долго мы слышали из глубины трещины бренчание и дребезжание.

Почти механически продолжаем спуск. Потеряв направление, мы совершенно не знаем, куда идем, где нужно идти вправо или влево, подчиняемся только инстинкту. Должно быть, уже недалеко до лагеря VIII, и эта мысль оживляет нашу надежду.

Не знаем, каким образом мы дошли, но мы неожиданно оказались на верхнем краю ледовой стены, у подножья которой находится лагерь VIII. Это большая удача – найти в такой темноте правильный путь.

Здесь, в нескольких шагах от теплых палаток, означающих для нас жизнь, с нами случилось самое опасное приключение за весь день.

Как нарочно, мы оказались над самой высокой частью стены – ведь в темноте трудно было ориентироваться. Но не только это. Под нами оказался карниз, нависающий над стеной, как козырек кепки. Компаньони, под страховкой Лачеделли, весьма осторожно продвигается вперед, вдруг чувствует, что почва уходит у него из-под ног, и он падает.

– Внимание, – кричит он, – подо мною пустота, держи крепче.

Лачеделли, который находится на 15 метров выше, чувствует, как веревка вдруг натягивается. Он хочет во что бы то ни стало задержать товарища, но отмороженные руки отказываются служить.

Компаньони, перевернувшись дважды через голову, падает вниз: он пролетел не меньше пятнадцати метров – страшный удар о снег – и тишина! Компаньони уставился в край трещины над головой и думает: «Сейчас же вслед полетит Лачеделли. Я не смогу и не успею отодвинуться в сторону, он упадет на меня и убьет кошками».

Прошли доли секунды, которые в ожидании чего-то неотвратимого равняются часам, но Лачеделли не падает. Каким-то чудом ему удалось задержаться у самого края трещины и избежать пятнадцатиметрового падения.

Компаньони кажется, что он переломал себе все кости. Он осторожно двигает одной, потом другой ногой, проверяет руки; слава богу, ничего не сломано! Он поднимается и смотрит в черную пасть бездонной трещины, которую он так «счастливо» перелетел и возвращается к Лачеделли, чтобы показать более удобное и менее крутое место для спуска. «Иди немного вправо, если сможешь, – говорит он, – там стена менее крутая». Лачеделли, следуя этому совету, проходит пару метров вправо и вдруг тоже падает, несмотря на то, что в этом месте карниза нет.

Он тоже «приземляется» на другом краю трещины без каких-либо повреждений. Что дальше? Нужно пройти еще несколько несложных мест. Мы снова на некрутом гладком гребне «плеча», и где-то здесь, очень близко, должен находиться лагерь VIII.

В надежде, что товарищи нас услышат, мы громко кричим, но нам отвечает только свистящий ветер. Наконец, мы увидели лагерь – одна палатка даже освещена. Вдруг нас увидели, к нам побежали тени, и мы услышали крики – хорошо знакомые, родные голоса – и скоро оказались в объятиях наших друзей: Абрама, Бонатти, Галотти. Они танцуют от радости. Оба носильщика из племени хунза – Махди и Изакхан не менее нас обрадованы нашей победой.

«Да, да. Нет, нет», – это пока единственное, что мы можем говорить, – у нас спазмы в горле и не от сухого воздуха, а от счастья.

Товарищи снимают рюкзаки с наших плеч, готовят чай, и к нам медленно возвращается дар речи.

Сидя впятером в палатке, мы говорим и говорим, рассказываем без конца. Очень жаль, что мы не имеем возможности сейчас же передать Дезио сообщение о нашей победе. Наши радиостанции (УКВ) в полной исправности, но действуют только по прямой видимости, то есть, если между приемником и передатчиком нет препятствий: лагерь VIII находится за скалами плеча и поэтому связь с базовым лагерем не действует.

Пальцы на руках до сих пор белые, бесчувственные, постепенно оттаивают, и их начинает очень болезненно щипать. Кончики пальцев частично черные, частично темно-коричневые. Боли в руках все усиливаются, и если бы в нашем распоряжении были самые теплые кровати, мы все равно не могли бы спать. Так за тяжелым днем последовала ночь, полная страданий, беспокойств и холода, ночь, которая на всю жизнь останется в нашей памяти.

Глава 9. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ РУКОВОДИТЕЛЯ ЭКСПЕДИЦИИ

Сообщение о победе итальянской экспедиции на К2 явилось большой неожиданностью для всех альпинистов, пожалуй, за рубежом даже большей, чем в самой Италии, потому что все были уже уверены в безуспешности попыток итальянской экспедиции. Телеграмма, сообщившая о победе итальянцев над К2, обрушилась на мировую альпинистскую общественность, как гром среди ясного неба.

Сейчас можно говорить о самых различных точках зрения и мнениях о нашей победе. Мне кажется достаточным, если я укажу на основные положения, обеспечившие, на мой взгляд, наш успех. Указывая эти положения, я хочу доказать, что недоверие, которое многие питали к нашей экспедиции, было необоснованным и объясняется прежде всего неосведомленностью о нашей подготовке, о нашей организации и ударной силе штурмового состава экспедиции – положение, которое нам даже при неблагоприятных условиях позволило оперативно менять планы.

Второе положение еще проще – экспедиция была организована прежде всего для того, чтобы совершить восхождение на К2, а не для того, чтобы предпринять попытку. Но и это объяснение нуждается в расшифровке, так как это была только одна из предпосылок успеха, правда, очень важная, если не главная. Поэтому я и хочу здесь подробнее остановиться на этом.

Самым важным фактором нашего успеха был, безусловно, организационный принцип нашей экспедиции. По своему плану и его выполнению наша экспедиция носила характер «тяжелой» экспедиции, т. е. она была оснащена в расчете на длительное пребывание на высотах выше 5000 метров, и, кстати сказать, наш базовый лагерь находился именно на высоте 5000 метров.

Разница между «тяжелыми» и «легкими» экспедициями заключается не только в весе имущества, продовольствия и снаряжения, но и в длительности их проведения. Легкие экспедиции имеют, как правило, ограниченное время, рассчитанное на два-три месяца работы. В это время экспедиция должна выполнить свою задачу. Во многих случаях эти сроки совпадают со сроками хорошей погоды, типичными для центральных и восточных Гималаев. Летний муссон со свойственной ему непогодой и невозможность что-либо делать зимой ограничивают время действия экспедиции двумя-тремя месяцами весной и столькими же, если не меньше, осенью. Следовательно, экспедиция должна уложиться в это сравнительно короткое время. Все экспедиции планируют свое время нахождения в горах именно в такие сроки, имея соответственно материальные запасы на это время.

Экспедиция может заранее устанавливать сроки своего пребывания. Так делали многие экспедиции. Все они рассчитывали запасы продовольствия только на этот срок. Такие экспедиции имеют то преимущество, что организационно они значительно проще, обходятся дешевле и ее участники заняты меньше времени. В таких экспедициях альпинисты действуют, как правило, ударным способом, не уделяя особого внимания подготовке пути между лагерями, обеспечивают лагери только самым необходимым для штурма вершины, поэтому в случае неудачи не могут повторить штурм из-за отсутствия резервов.

Как правило, в таких экспедициях альпинист, вышедший из базового лагеря, возвращается к нему уже только после попытки штурма вершины. Таким образом, в базовом лагере имеется очень незначительный запас продовольствия и снаряжения, несколько палаток и в нем находится один, максимум два человека, один из которых обычно является врачом.

Высотные лагери тоже в большинстве случаев временные (пока альпинист находится на данном этапе) и переносятся выше по мере продвижения штурмовой группы. Можно сказать, что по мере подъема альпинистов по маршруту нижние лагери перестают существовать и тем самым ликвидируется «мост» между штурмовой группой и базовым лагерем. Правда, кое-где по пути остается легкая палатка, даже маленький запас продовольствия для кратковременного пребывания, но фактически между штурмовой группой и базовым лагерем, в случае отступления, не имеется связи и резервов, кроме перильных веревок. Спальные мешки, кухонное оборудование и прочее следует за альпинистами во время подъема, причем точно по числу восходителей, без резервов. При этом палатки, спальные мешки и т. д. должны быть изготовлены из очень легкого материала и, следовательно, защищают альпинистов от холода и непогоды хуже, чем изготовленные из более тяжелого материала.

Такие экспедиции имеют немного времени, мало продовольствия и имущества. И можно сказать, что зачастую они действуют под лозунгом: «или пан, или пропал».

По сравнению с такими экспедициями наша экспедиция была организована по-другому. Исходя из того, что в западном Каракоруме практически не имеется периода летнего муссона, я разработал план экспедиции – в данном случае теоретический, – предусматривающий летний период восхождения. Это давало возможность выбрать лучшее время для окончательного штурма. Чтобы не переутомлять альпинистов продолжительной нагрузкой, мною была предусмотрена длительная акклиматизация, уютная, располагающая к отдыху обстановка, хорошее и разнообразное питание в базовом лагере, который предполагалось использовать как для отдыха, так и для восстановления сил. Для удобства сообщения весь путь между базовым и высотными лагерями намечалось оборудовать постоянными веревочными перилами, что обеспечивало безопасность и в случае необходимости срочный спуск.

Для каждого лагеря было предусмотрено такое количество палаток и различных материалов, что несколько человек могли находиться там довольно длительное время.

Все намеченное было планомерно выполнено вплоть до лагеря VI; только три верхних лагеря, т. е. лагери VII—IX, не были обеспечены предусмотренными планом материалами в связи с тем, что длительный период непогоды задержал транспортировку грузов и вынудил нас уменьшить запасы материалов в этих лагерях. Тем не менее в них находился достаточный запас, позволяющий при хорошей погоде предпринять попытку штурма вершины.

Изменения первоначального плана обеспечения стали необходимы в тот момент, когда напряжение альпинистов в связи с непогодой достигло предела, они не могли длительное время оставаться в лагере VI и нужно было атаковать вершину при первой возможности. Если попытка не увенчается успехом, – спуститься в базовый лагерь или даже ниже. Не говоря об этом отступлении, которое диктовалось исключительно неблагоприятными метеорологическими условиями, подъем на вершину был совершен в соответствии с нашим первоначальным планом.

Система работы тяжелой экспедиции, разумеется, требует транспортирования большого количества грузов к базовому и промежуточным лагерям, требует значительно больше времени и средств, чем легкая экспедиция. Каждый должен понять, что такая экспедиция, как наша, представляющая собой большое мероприятие, – всегда должна быть в состоянии использовать появившийся вдруг период хорошей погоды для внезапного штурма вершины.

Жизнью подтверждено, что наша экспедиция была в состоянии выдержать исключительно плохие метеорологические условия и выйти победительницей. И если бы нам не удалось победить вершину 31 июля 1954 года, мы предприняли бы новую попытку в сентябре. Возможность второй попытки в сентябре предусматривалась без учета наступления периода плохой погоды, а только из тех соображений, что альпинистам, имевшим чрезвычайно большую нагрузку в течение двух месяцев, необходимо предоставить достаточно времени для отдыха. Для этой цели планировалось создание специального лагеря для отдыха, расположенного значительно ниже базового. В этом лагере альпинисты, несшие во время первой попытки основную нагрузку, могли бы восстановить силы, необходимые для второй попытки.

Этот резервный вариант программы был построен на прочной основе, что подтверждается 12 днями хорошей погоды в августе – сентябре, которую использовали участники научных экскурсий.

Если учесть, что весь путь по ребру Абруццкого от подножья плеча до вершины плеча К2 был технически подготовлен, т. е. повсюду были перила и крючья, и наши альпинисты на основе своего опыта и знания пути могли легко, за три дня, выйти на плечо и что во всех лагерях имелось достаточное количество продуктов снаряжения, а в базовом лагере – запасы всего необходимого на несколько месяцев, то этого времени было достаточно для повторного штурма вершины.

Должен еще раз повторить основное положение, которое легло в основу организации экспедиции: мы не предусматривали попытки восхождения. Все было направлено на то, чтобы совершить восхождение почти любой ценой. При этом, конечно, предусматривалась максимальная безопасность для альпинистов. Я не хочу критиковать легкие экспедиции, так как они имеют свои преимущества.

Другое обстоятельство, обеспечившее успех нашей экспедиции, нужно видеть в «людских материалах». Все альпинисты (за исключением Абрама, который был на Кавказе) впервые принимали участие в экспедиции и имели только опыт восхождения в Альпах. Все они проявили чудеса стойкости и упорства, когда в непогоду и при бушующем ветре, с опасностью для жизни отвоевывали у ребра Абруццкого метр за метром, доставляли в этих условиях в высотные лагери продовольствие и материалы и оборудовали весь путь крючьями и веревочными перилами. Отдельные альпинисты, и среди них особенно Компаньони и Лачеделли, показывали сверхчеловеческие способности и выносливость. Благодаря исключительно хорошим товарищеским отношениям, упорной тренировке, железному здоровью и отличной подготовке в тренировочном лагере Компаньони и Лачеделли были в состоянии выносить невероятную нагрузку. Возможно, что по нашему итальянскому характеру мы могли бы делать попытку восхождения ударным способом, но я думаю, что при метеорологических условиях этого года мы не достигли бы успеха.

В нашем положении было важно проявить физическую и моральную выдержку. Мы выдержали и победили.

Для нашей выдержки необходимо было убеждение, что неблагоприятные обстоятельства не могут быть бесконечными и залогом успеха является упорство до конца. В этом отношении идеальным примером физической и моральной устойчивости являлся Компаньони, на которого я мог положиться в самых сложных случаях.

Весь наш коллектив состоял из людей, которые дружно и целеустремленно отдали все силы во имя победы.

Важным обстоятельством, способствовавшим нашему успеху, было отличное качество нашего снаряжения и продуктов питания. Нет надобности еще раз повторять, с какой аккуратностью и кропотливостью проводился отбор снаряжения – палатки, веревки, одежда, ботинки и т. д., – как отбирались продукты питания и решался вопрос их упаковки, какие проводились испытания с горючим. Итальянские предприниматели и рабочие проявили в большинстве случаев большую инициативу и добросовестность при изготовлении снаряжения для нашей экспедиции. Недостатки, которые имели отдельные предметы, явились причиной той поспешности, с которой они подчас изготавливались. Отдельные предметы снаряжения приходилось изготавливать в рекордные сроки. Таким образом, нашим успехом мы частично обязаны и нашей промышленности, нашему техническому персоналу и рабочим, которые с энтузиазмом работали для нас, не считаясь со временем, руководимые только одним стремлением – сделать в срок все необходимое для экспедиции снаряжение.

Расположение, любовь и энтузиазм, которые проявил рабочий класс к нашему мероприятию, подтверждались многочисленными письмами и записками, которые мы часто находили в наших материалах. «Рабочие фирмы Х передают вам самые лучшие пожелания успеха», – было написано в одном из писем. «Будьте мужественны – и вы победите», «С храбростью – к победе», – говорилось в записках.

Эти письма и записки с добрыми пожеланиями мы очень ценили, ценили также письма и открытки, которые поступали в наш адрес в большом количестве со всех концов Италии и от итальянцев, живущих за границей. Эти письма и записки убедили нас, что несмотря на нездоровую атмосферу и недоверие, которым вначале была окружена экспедиция, любовь и чистосердечность нашего народа были с нами, и в конечном итоге вся Италия надеялась на благополучный исход нашего мероприятия.

Это помогло нам в суровой борьбе сохранить силы и уверенность, которые были так необходимы для победы.

Глава 10. ВОЗВРАЩЕНИЕ АЛЬПИНИСТСКОЙ ГРУППЫ

В ночь с 31 июля на 1 августа в лагере VIII никто не сомкнул глаз. Радость победы взбудоражила всех, обоим нашим героям – победителям вершины, несмотря на страшную усталость, обморожение конечностей, не дали уснуть ни на минуту. Компаньони обморозил три пальца левой руки, Лачеделли – большой палец левой руки. Носильщик хунза Махди во время страшного холодного бивуака под лагерем IX обморозил пальцы на ногах.

Планом восхождения на К2 предусматривалось, что после победы над вершиной все альпинисты и носильщики немедленно возвращаются в базовый лагерь, оставляя во всех верхних лагерях все имущество, чтобы не рисковать людьми при спуске: жизнь и здоровье людей – несравнимо дороже, чем самое дорогое снаряжение.

Утром 1 августа все быстро покинули лагерь VIII и начали спуск. Между тем погода стала ухудшаться, в любую минуту могла подняться буря и спускаться нужно было как можно скорей, а спускались они очень медленно. Вдруг Компаньони, от усталости с трудом державшийся на ногах, поскользнулся на твердом снегу, потерял равновесие и упал. Не имея сил и возможности закрепиться, он пулей пролетел более 200 метров вниз по крутому склону по направлению к сбросу, обрывающемуся более чем двухкилометровой стеной на ледник Годуин Оустен. Он несомненно упал бы после двухкилометрового полета на ледник, если бы на его пути не встретился снежный надув. Компаньони со всего размаха въехал в снег, приостановив стремительное движение, и его жизнь чудом была спасена.

Этим случаем была закончена цепь приключений во время восхождения на К2, и все вышли к перилам, по которым быстро и безопасно дошли до вершины ребра и в первой половине дня спустились в лагерь IV, сразу же поступив в распоряжение врача экспедиции, который тут же на месте обработал обмороженные конечности.

Из лагеря IV спускались медленно, так как носильщик Махди нуждался в постоянной врачебной помощи. В связи с этим замедлением спуск группы альпинистов был задержан на один день.

Мы, находившиеся в базовом лагере, Цанеттин, Анджелино, Виотто, Ата Улла и я, не имея никаких сообщений сверху, жили догадками. Штурмовая группа, видимо, не имела времени установить с нами связь, а другие альпинисты в лагерях на ребре были лишены возможности сообщить нам что-либо, так как не имели связи с группами из лагерей VIII и IX. Это объясняется тем, что наши портативные радиостанции действовали только на прямой видимости, между так как лагерь VIII был скрыт от остальных лагерей плечом ребра.

Весь день 31 июля мы провели в тревожном ожидании. Постоянно дежурили у радиостанции и вели беспрерывное наблюдение через подзорную трубу за плечом ребра.

Последнее сообщение сверху, как я говорил, мы случайно получили от носильщика, спустившегося несколько дней назад в базовый лагерь после падения.

Таким образом, случилось так, что в течение четырех дней – до 1 августа – мы не имели никаких вестей сверху. Единственным успокоением было то, что погода в эти дни стояла на редкость хорошая. В случае происшествия к нам кто-нибудь бы спустился, чтобы нас проинформировать.

Около 9 часов утра 1 августа наблюдатели обнаружили двух альпинистов, спускающихся с плеча, час спустя – еще двух и за ними еще нескольких человек. Видимо, штурм вершины был завершен, но с какими результатами?

Весь день мы наблюдали за спуском альпинистов, а когда они подошли к лагерю, начали пускать ракеты, чтобы обратить их внимание.

Как бы сейчас ни обстояло дело, одно было ясно: если вершина не взята, то в ближайшие дни не может быть и речи о повторении попытки. Почти два месяца альпинисты в исключительно тяжелых метеорологических условиях подготовили путь по ребру Абруццкого, и даже самые сильные из них нуждались в хорошем и длительном отдыхе. План штурма пришлось неоднократно изменять, потому что длительные периоды непогоды задерживали транспортировку грузов и, несмотря на наличие подъемников, в значительной степени облегчающих доставку грузов, в высотных лагерях ощущался некоторый недостаток в снаряжении. Приходилось уменьшать продовольственные и кислородные запасы в верхних лагерях; количество грузов, предназначенных для переброски на плечо, пришлось уменьшить до предела. Туда было доставлено лишь то, что обеспечивало только одну попытку штурма двумя альпинистами. Ввиду чрезмерной усталости альпинистов единственным выходом была бы организация «молниеносного штурма» при условии, что погода продержится еще некоторое время.

Если попытка штурма вершины сейчас не удалась, то у нас осталась еще одна возможность, которую я уже продумал, – совершить попытку в сентябре при возможной частичной замене чрезмерно уставших и изнуренных длительной тяжелой работой альпинистов. Но все это вызвало бы цепь серьезных осложнений.

В течение дня мы несколько раз поднимались по средней морене до верхнего конца ледника Годуин Оустен, откуда хорошо виден путь спуска с К2. Мы были убеждены, что несколько человек все же должны спускаться. Но прошла середина дня, а никто не пришел со сведениями сверху. Мы были поражены этим и одновременно стыдились самих себя за то, что не сразу решились подняться по ребру навстречу, даже подвергаясь риску, что в палатках наших товарищей не найдем места для ночлега.

И вот в то время, как мы кончали обедать, внезапно раздались возбужденные голоса. Мы выскочили из палаток и увидели вдали двух альпинистов, которые, часто отдыхая, спускались с морены. Мы побежали им навстречу, в спешке спотыкаясь о камни, и, наконец, добежали до них. Один из товарищей бросился мне навстречу и с радостью закричал:

– Победа, победа, да, да, победа!

Со слезами на глазах мы обнимали Рея и Флореанини, которые спустились первыми, чтобы передать нам долгожданное сообщение о результатах штурма и состоянии участников.

– Все здоровы и в целости? – спросил я тревожно.

– Все в порядке! Все находятся сейчас в пути между лагерями V и IV и будут здесь, наверное, завтра!

Я был слишком возбужден, чтобы уснуть в эту ночь. Почти до самого утра я находился в большой общей палатке и ожидал следующих сообщений. Под утро я ушел в свою палатку и только закрыл глаза, как услышал, что меня кто-то зовет:

– Вы идете навстречу спускающимся? – обратились ко мне.

– Конечно, сейчас, – крикнул я и выскочил из мешка, который не успел еще нагреться.

Ночью выпал снег и морена исчезла под двухметровым слоем свежего снега. Ущелье ледника Годуин Оустен было закрыто морем облаков. Идя по обычному пути, маркированному флажками, мы направились к лагерю I, прошли зону трещин и сераксов, вышли на боковую морену, по которой поднялись до вертикально поднимающихся скал, и только хотели выйти из-под стены, как услышали страшный шум, идущий, как нам показалось, с другой стороны ущелья.

– Лавина! – крикнул кто-то. – И какая большая…

Туман закрыл изрезанные склоны Броуд-пика, откуда часто сходят лавины, и мы не могли видеть, откуда она идет. Только мы хотели продолжать свой путь, как вдруг перед нами в воздухе пролетели громадные глыбы скал и льда. Как снаряды, врезались они в сераксы и морену, разбивая вдребезги все встречавшиеся на пути препятствия. Парализованные неожиданностью и страхом, мы остановились. Сойди лавина на несколько минут позже, она закрыла бы нас всех. Между тем мы на этом месте никогда не наблюдали камнепада и лавин, хотя в течение нескольких месяцев почти ежедневно проходили этот путь в обоих направлениях.

Мы осторожно продолжали наш путь и, когда, наконец, дошли до места, откуда тропа сворачивает к лагерю I, посмотрели вверх, не спускается ли кто-нибудь, но никого не было видно.

Укрывшись от ветра и начинающегося снегопада среди больших камней, мы ждали несколько часов, а под вечер вернулись в базовый лагерь, строя тысячи предположений о причинах задержки наших товарищей в высотных лагерях.

Через полчаса после возвращения в лагерь один из балти доложил о приходе двух альпинистов. Мы выбежали им навстречу. Это были Компаньони и Лачеделли с обожженными солнцем лицами, с которых местами сошла кожа. Несколько пальцев на их руках были забинтованы.

Мы обнимались без слов, ком в горле мешал нам говорить. Молча взяли их под руки и пошли в общую палатку. Компаньони и Лачеделли были очень голодны, их мучила неутолимая жажда: последние три дня, сколько бы они ни пили, они не могли напиться! В горле все потрескалось, и питье давало удовлетворение только на короткое время.

В этот вечер мы их не расспрашивали: они слишком устали и скоро впали в глубокий сон.

Во второй половине дня 3 августа в базовый лагерь пришли Бонатти и Галотти и немного спустя Махди с остальными носильщиками, которые немного задержались в лагерях на ребре Абруццкого. Вечером все участники экспедиции собрались в базовом лагере. Я был искренне рад, что снова весь состав моей большой семьи находится со мной в палаточном городке, раскинутом на серединной морене ледника Годуин Оустен под гигантскими стенами побежденной исполинской вершины К2.

Так закончилось восхождение, участники которого долго страдали из-за шалостей погоды и все время находились в сильном напряжении. Восхождение на К2 окончилось благополучно, но экспедиция еще не выполнила своей задачи. Нам еще предстояло закончить программу научной работы, которая входила в общий план деятельности экспедиции. И этой работе с моими коллегами из научной группы я посвятил следующие два месяца.

Утром 3 августа я направил Садыка в Асколи с поручением нанять 60 носильщиков для транспортировки альпинистских грузов в Скардо и переноски базового лагеря в Урдукас. Часть из оставленного снаряжения предназначалась для небольшой группы, с которой я намеревался совершить несколько исследовательских переходов в районе бассейна Балторо. 4 августа полковник медицинской службы Ата Улла покинул базовый лагерь, чтобы возвратиться в Равалпинди. За три тяжелых месяца, проведенных высоко в горах Балторо, Ата Улла стал моим хорошим другом и помощником. Его решительность и особая активность значили для нас много. Особенно большую помощь он оказал нам как радиоспециалист в установлении связи. В первую очередь ему мы обязаны установлением радиосвязи с Равалпинди и Скардо, откуда мы получили важный для нас прогноз погоды. Когда 4 августа он ушел из базового лагеря, где мы прожили два месяца, у меня было такое чувство, что меня покинул хороший друг.

Но сразу после выполнения альпинистской задачи заняться научными исследованиями мне не удалось: нужно было снять базовый лагерь, обеспечить возвращение альпинистов на родину, рассчитаться с носильщиками и т. д.

В базовом лагере мы оставили одну палатку с большим запасом продуктов, так как теперь они нам не требовались. Транспортировать их вниз было бессмысленно: в населенных пунктах вдоль нашего пути мы оставили такое количество продуктов, которого хватит с избытком.

В связи с тем, что Махди нужно было нести на носилках, а Галотти тоже не мог идти без посторонней помощи, по крайней мере при спуске с ледника Балторо, нам пришлось ждать колонну носильщиков, которых должен был нанять Садык. В лучшем случае они могли прибыть в лагерь не раньше 12 августа. Следовательно, я имел возможность провести исследования в верховьях ледника Балторо и своевременно прибыть в Урдукас, чтобы проводить альпинистскую группу на родину.

1 августа мы безуспешно пытались установить связь со Скардо и передать сообщение о победе над К2. Плохая погода вызвала такие помехи, что в Скардо нас не услышали. Многочисленные попытки установить связь 2 августа тоже не увенчались успехом, и только 3 августа Ата Улла удалось передать короткое сообщение, составленное на наиболее распространенном иностранном языке в Пакистане – английском, которое было адресовано моему доверенному лицу в Милане – доктору Витторио Ломбарди, и в переводе на итальянский язык означало: «Победа 31 июля. Все благополучно, находимся в базовом лагере».

Позже я узнал, что в Милане сообщение было получено 4 августа утром. Но еще 3 августа в 13 часов наша лагерная станция приняла радио Пакистана, которое передавало весть о покорении К2. В этот день всем членам экспедиции было вручено распоряжение №13, в котором говорилось:

«31 июля в 18 часов наш флаг и флаг дружественного нам гостеприимного Пакистана взвились на второй вершине мира, на вершине, до этого никем не взятого К2.

Да преисполнит радость наши сердца, мои дорогие товарищи!

Вашими заслугами сегодня наша родина, Италия, одарена грандиозным успехом, который, если удастся передать через нашу лагерную радиостанцию, станет темой для прессы и общественности всего мира.

Вы честно заслужили этот успех, и вся Италия готовится чествовать вас, смелых героев нашего народа.

Усилия, которые мы проявили в двухмесячной отчаянной борьбе против немилостей погоды и трудностей подъема на вершину, чтобы совместной напряженной работой осуществить план штурма сурового гиганта, показывают, какие дела могут совершать итальянцы, если их воодушевляет твердая воля к победе.

Я благодарю вас от всего сердца.

После стольких месяцев совместных лишений и пережитых опасностей узы дружбы связали нас навечно, и я, старший из вас по возрасту, чувствую привязанность к вам, как отец к своим сыновьям.

Скоро вы возвратитесь на родину, где вас ожидают заслуженные чествования. Вы возвратитесь к своим семьям, которые перенесли тревогу за вас, но тем не менее мужественно и с надеждой ожидали успешного окончания нашего мероприятия. К нашему сожалению, наше счастливое возвращение омрачено потерей нашего дорогого друга, нашего хорошего товарища Марио Пухоца, покоящегося рядом с нашим главным лагерем среди этих чудесных гор, которые в течение двух месяцев дарили нам большие радости и большое горе. 27 июня, вы помните, мы обещали ушедшему от нас товарищу, что посвящаем ему победу над К2, победу над той вершиной, ради которой он пожертвовал собою. Мы с честью выполнили свое обещание.

Возвращаясь домой, оставайтесь скромными – это только повысит ваши заслуги. Руководители Итальянского альпийского клуба, вложившие много труда в подготовку экспедиции, будут на вашей стороне.

Вспомните обещание, которое вы дали друг другу, что имена обоих победителей вершины должны оставаться в тайне – этот жест будет особенно высоко оценен. Вы можете быть уверены, что заслуги каждого из вас в печати и в последующем отчете экспедиции будут оценены по достоинству.

Я должен вас сейчас покинуть, чтобы заняться исследовательской работой, мы должны приложить все усилия, чтобы и в этой области добавить лавры к нашему успеху, и я убежден, что благодаря самоотверженной работе моих дорогих коллег мне это удастся.

Все необходимые меры для нашего возвращения приняты.

До встречи через несколько месяцев в Италии!»

В этот вечер мы получили по радио первые поздравления от главы и премьер-министра пакистанского правительства. В честь одержанной победы мы устроили фейерверк и постреляли все оставшиеся у нас ракеты. И как бы для увеличения нашей радости и торжества прибыла почта. 6 августа я ознакомил участников экспедиции с порядком выезда на родину, и этим числом была датирована последняя, десятая статья для печати.

В течение всей работы экспедиции я регулярно давал материалы для итальянской печати.

Побежденный гигант несколько дней прятался от наших взоров, укутавшись в облаках, и казалось, что он сердится.

Через несколько дней возобновились снегопады и ветры.

Мне не терпелось приступить к научно-исследовательской работе, от которой пришлось почти целиком отказаться во время руководства восхождением. Наконец, 7 августа я с доктором Цанеттином и несколькими оставшимися балти мог покинуть базовый лагерь у подножья К2 и выйти в верховья Балторо, где намеревался провести ряд геологических исследований.

Пока я был занят исследовательской работой, 10 августа, на добрых два дня раньше, чем мы предполагали, в базовый лагерь во главе каравана из 60 носильщиков прибыл Садык. Оказалось, Садык почти всю дорогу шел без отдыха и, наняв караван, тут же пустился в обратный путь. 11 августа базовый лагерь был снят и упакован и оставлено лишь то снаряжение и продукты питания, которые, как я уже говорил, было нецелесообразно спускать вниз. Кроме того, часть имущества оставили для топографической группы, которая в этом районе будет работать еще неделю.

Альпинисты, прежде чем окончательно покинуть ледник Годуин Оустен, где жили в течение двух месяцев, посетили могилу Пухоца, чтобы отдать ему последний долг, поставив на надгробной плите дату восхождения на К2, совершенного в его память. На надгробной плите, сделанной для нашего друга, написано:

Здесь покоится

МАРИО ПУХОЦ

проводник из района Монблан

Курмайер, январь 1918 г – К2, ребро Абруццкого, 21 июня 1954 г.

Две памятные плиты, которые мы в предыдущие дни изготовили в базовом лагере, также были установлены в этот день. Одна жертвам страшной горы с надписью:

В ПАМЯТЬ ВСЕМ ПОГИБШИМ НА К2

Арт Гилкей – Дадлей Уолф – Пазанг Кикули – Линцу Пазанг Китар – Марио Пухоц, 1954 г.

Вторая была посвящена нашим предшественникам – герцогу Абруццкому и герцогу Сполетто. Алюминиевая полоса, укрепленная на каменной плите, имеет следующую надпись:

В ПАМЯТЬ О ЛУИДЖИ АМЕДЕО ДИ САВОЙ ГЕРЦОГЕ АБРУЦЦКОМ и об ЭЙМОНЕ РОБЕРТО ДИ САВОЙ ГЕРЦОГЕ СПОЛЕТТО, которые руководили двумя итальянскими экспедициями в этих горах. От участников итальянской экспедиции 1954 г. в Каракоруме – К2 после одержанной победы по пути, указанному полвека тому назад, через ребро Абруццкого. 31 июля 1954 года.

В ночь с 11 на 12 августа я встретил в Урдукасе, куда только что прибыл с верховьев Балторо, первую группу альпинистов, спустившихся из базового лагеря.

Основной караван с остальными альпинистами прибыл во второй половине дня, а группа, транспортировавшая Махди, – только вечером.

Весь караван вместе с альпинистами вышел на следующее утро из Урдукаса в Асколи. Переход по леднику был очень трудным, в особенности для тех, которым по крутой морене и неровностям ледника пришлось транспортировать на носилках Махди.

После шестидневного перехода караван достиг Асколи, а затем продолжил путь по ущелью Бральдо в Ионо, откуда на «цаксе» (плот, состоящий из деревянной решетки с привязанными к нему надутыми камерами из козьих шкур) спустился по реке Схигар к реке Инд, почти до аэродрома в Скардо.

В Скардо одержавших победу альпинистов торжественно встретили представители пакистанского правительства, находившиеся там офицеры частей ООН и восторженные местные жители, одетые в национальные костюмы. Они стояли по обеим сторонам улицы и награждали нас бурными аплодисментами. Из Скардо самолеты перенесли наших альпинистов и грузы в Равалпинди. Здесь местные власти и население встретили нас также торжественно.

В Лахоре генеральный губернатор Пакистана устроил в нашу честь официальный прием, на котором вручил всем участникам золотые медали «За заслуги». После осмотра Лахора, самого своеобразного и интересного города Пакистана, последовал перелет в Карачи, где народ совместно с многочисленными представителями итальянской колонии во главе с дипломатическим представителем Италии д'Акунцо устроили нам сердечную встречу.

Компаньони, Рей, Пагани и Фантини сразу вылетели в Италию, остальные члены экспедиции на итальянском пароходе отплыли 10 сентября в Геную.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ОЧЕРК ИСТОРИИ ПОКОРЕНИЯ ВЕРШИНЫ К2 Ссылка8

Начало истории покорения второй по высоте вершины мира К2 или, как ее правильнее называют местные жители, ЧогориСсылка9, относится к 1902 году, когда под руководством англичанина Оскара Эккенштейна была организована международная экспедиция, поставившая своей задачей покорить пик К2.

В представлении членов экспедиции К2 считался хотя и высокой, но «легкой вершиной», и все были убеждены, что победа будет одержана сравнительно легко; тем более, что в состав экспедиции входили два лучших альпиниста начала XX века австрийцы доктор Генрих Пфанль и доктор Виктор Вессели. Кроме того, в составе были: швейцарец врач Ж. Ж. Гиллярмо, ирландец А. Кроули и англичанин Г. Ноулс.

28 апреля 1902 г. экспедиция вышла из Сринагара, 4 мая перешла через перевал Цой Ла и 14 мая прибыла в Скардо.

С 14 по 19 мая пришлось пробыть в Скардо.

7 июня экспедиция с караваном пришла в Пайю и здесь разделилась: Кроули с авангардом пошел вперед по леднику Балторо, за ним Пфанль и Вессели с первым, основным караваном, затем Ноулс и Гиллярмо со вторым караваном, а Эккенштейн остался в Пайю для дополнительной доставки продовольствия.

Только 27 июня экспедиция в полном составе собралась в одном из лагерей у подножья К2 на леднике Годуин Оустен, на высоте 5290 метров.

Погода во время движения каравана была очень хорошая. При более правильной организации движения экспедиции хорошая погода могла быть использована и для создания высотных лагерей. Но этого сделано не было.

Следующий лагерь был установлен на высоте 5715 метров между вершинами Броуд-пика и К2.

Этот лагерь должен был служить исходным пунктом для подъема по юго-восточному ребру, получившему позже название «ребра Абруццкого», но почему-то Пфанль отверг возможность подъема по этому пути и решил штурмовать вершину по северо-восточному ребру. Вскоре у его подножья на высоте 5928 метров был установлен лагерь II. Еще до этого Пфанль и Вессели достигли на лыжах седла высотой 6233 метра, которое отделяет массив К2 от массива Скианг Кангри (7544 м). Этому седлу они дали название «пограничное седло» (сейчас это седло называется Скианг-Ла).

При выборе пути штурма вершины рассматривались различные варианты. Наконец, было решено штурмовать К2 по северо-восточному ребру, которого они хотели достичь через почти самостоятельную вершину высотой 6821 метр в юго-восточном гребне. Вессели и Гиллярмо попытались выйти на эту вершину и примерно на высоте 6600 метров достигли ее плеча.

Не совсем ясно, почему они вернулись. Впоследствии было много разных толкований причин возвращения. Пфанль, который не ходил с ними, говорил, что маршрут был слишком оледенелый и туман мешал ориентироваться. Гиллярмо ссылался на усталость Вессели, а Вессели, в свою очередь, утверждал, что отсутствие кошек затрудняло движение по крутому ледовому склону. Он, правда, позже говорил, что на эту вершину можно было подняться.

Пфанль и Вессели, безусловно лучшие альпинисты в этой экспедиции, после детальной разведки были убеждены, что восхождение на К2 невозможно и предложили Эккенштейну штурмовать вершину Скианг Кангри (7544 м), чтобы в результате экспедиции иметь хотя бы семитысячник и представление о работоспособности организма человека на такой высоте.

Восхождение на Скианг Кангри планировалось совершить через седло между Скианг Кангри высотой 6821 метр по пути, ранее разведанному Пфанлем и Вессели. Этому седлу Вессели дал название Винду Гап («Седло ветров»). Но Эккенштейн с этим предложением не согласился.

Англичане считали, что необходима еще одна разведка. Они проявили в этом вопросе такое упорство, что Пфанлю и Вессели пришлось вторично по уже пройденному пути идти наверх. Гиллярмо не пошел, ссылаясь на усталость. Они установили свою палатку под крутой стеной седла. Здесь Пфанль заболел воспалением легких, и его пришлось срочно транспортировать в нижний лагерь. Вдобавок к этому испортилась погода, выпало очень много снега, перспектив на продолжение работы экспедиции не было, и Эккенштейн дал команду к спуску.

19 августа альпинисты прибыли в Асколи.

Экспедиция Эккенштейна не достигла серьезного альпинистского успеха и фактически провела только разведку верховья ледника Годуин Оустен. Некоторыми результатами являются подъем на перевал Скианг-Ла и разведка возможных путей восхождения на вершину Скианг Кангри и безымянную вершину высотой 6281 м. Экспедиция в целом была хорошо организована и оснащена, в ее состав входило шесть работоспособных альпинистов, и приходится только сожалеть, что они не добились более серьезного успеха. Причина в том, что из-за незнания специфики восхождений в Гималаях экспедиция поставила перед собой слишком трудную задачу. Если бы Эккенштейн принял предложение Пфанля и Вессели штурмовать всем составом Скианг Кангри (7544 м), экспедиция добилась бы серьезного успеха. Покорение вершины высотой 7500 метров в 1902 году было бы не только крупнейшим альпинистским успехом тех лет, но и явилось бы ценным вкладом в опыт высотного альпинизма в начале его развития.

1909 год был важным годом в истории исследования ледника Балторо и разведки путей восхождения на К2. Именно в этом году был найден путь, по которому впоследствии в 1954 году поднялись на вершину итальянские альпинисты.

В 1909 году К2 штурмовалась выдающимся горным исследователем тех времен – Луиджи Амедео ди Савой, герцогом Абруццким.

Герцог Абруццкий взятием К2 хотел венчать свою успешную исследовательскую деятельность в Альпах, на Аляске, где он покорил высочайшую вершину гор Аляски – гору Святого Ильи (5515 м), в районе Шпицбергена и в Африке, где им была покорена высочайшая вершина массива Рувенцори-Пунта Маргарети (5124 м).

В состав экспедиции, руководимой герцогом Абруццким, входили Мархезе, Негротто, фотограф-альпинист Витторио Селла, Е. Ботта, Филиппо де Филиппе, швейцарские проводники из Курмайера братья Иосиф и Алексис Петигакс, Генри Брохерель и четыре носильщика из Курмайера.

24 апреля в сопровождении 360 носильщиков экспедиция вышла из Сринагара, а 14 мая из Асколи караван с дополнительными грузами продовольствия, и 19 мая в Урдукасе был организован нижний базовый лагерь.

23 мая экспедиция достигла Конкордии, места впадения ледников Годуин Оустен и Винье в ледник Балторо.

25 мая у подножья южного ребра К2 на высоте 5033 метров был установлен лагерь III.

На следующий день герцог и швейцарские проводники произвели разведку западных склонов К2 и после безуспешной попытки найти путь перешли на юго-восточное ребро (ныне ребро Абруццкого). На высоте 5560 метров был установлен лагерь, оказавшийся последним, так как носильщики балти отказались идти выше, и герцогу пришлось на этом прекратить попытку восхождения, причем интересно отметить, что попытка была прекращена именно на пути, по которому Висснер в 1930 году поднялся до высоты 8390 метров, а итальянская экспедиция в 1954 году одержала победу над вершиной.

4 июня герцог Абруццкий возобновил работу экспедиции, причем на этот раз он с целью разведки пути на К2 вышел по западному ответвлению ледника Годуин Оустен и поднялся с верховьев ледника на вершину высотой 6666 метровСсылка10. Последние 200 метров подъема на эту вершину проходили по ледовой стене и потребовали 8 часов напряженной работы.

Но с этой вершины они тоже увидели мало утешительного: северо-западное ребро К2 оказалось значительно сложнее ранее разведанных маршрутов. Было совершенно очевидно, что последние 200 метров перед вершиной К2 чрезвычайно трудные, восхождение по этому пути, видимо, невозможно, и 9 июня экспедиция вернулась в старый лагерь под юго-восточным ребром.

Упорство герцога этим еще не было сломлено. После короткого отдыха 14 июня альпинисты снова вышли на разведку и поднялись на «Седло ветров», где на высоте 6233 метров установили лагерь (по счету VII). Непогода на время прервала работу, но 24 июня они снова были на седле и начали подъем на Скианг Кангри.

Но и здесь их постигла неудача: бездонные поперечные трещины заграждали альпинистам путь, и на высоте 6600 метров они вынуждены были прекратить подъем и вернуться.

После этого упрямые итальянцы решили штурмовать вершину Чоголиза (7654 м), которая называется также Броуд-пик, и здесь им снова пришлось вернуться без победы: туман и лавиноопасность не дали возможности подняться на вершину – они достигли высоты 7500 метров. Это была рекордная высота, достигнутая альпинистами, и этот рекорд продержался 13 лет. Хотя итальянцам в то время не удалось подняться на вершину К2, результаты экспедиции были велики: путь на К2 был разведан, массив осмотрен со всех сторон, а благодаря В. Селла имелись прекрасные фотографии, которыми впоследствии пользовались все экспедиции. Эти фотографии сыграли существенную роль в покорении К2.

Герцог Абруццкий после возвращения в одном докладе о работе экспедиции сказал: «Если кому-либо удастся поставить ногу на девственный снег вершины К2, то это счастье будет дано не альпинисту, а летчику».

Слишком пессимистическое утверждение герцога Абруццкого было опровергнуто его же соотечественниками, которые в 1954 году водрузили на вершине К2 флаги Италии и Пакистана.

Первая мировая война на долгое время прервала исследование Гималаев и Каракорума. Только в 1929 году под руководством племянника герцога Абруццкого – Эймона ди Савой Аоста герцога Сполетто была организована большая итальянская экспедиция в Каракорум: племянник хотел довести до конца начатое дядей дело и поставил главной задачей экспедиции покорение К2.

Учитывая малую реальность решения этой задачи, отсутствие нужного опыта и в первую очередь слабый состав альпинистской группы, организационный комитет отклонил план восхождения на К2 и поручил экспедиции провести научно-исследовательскую работу и прежде всего детально изучить район ледников Балторо и Шаксгама, сделать фотограммометрическую съемку.

Экспедиция провела эту работу, причем львиную ее долю выполнил профессор Ардито Дезио, руководивший в 1954 году победоносной итальянской экспедицией на К2.

В 1934, 1936 и 1937 годах район Балторо последовательно посетили еще три экспедиции: международная экспедиция под руководством Г. О. Диренфурта, французская экспедиция на Хидден-пик и шаксгамская экспедиция Э. Шиптона.

Все три экспедиции были исследовательскими. Только в 1938 году К2 увидел у своего подножья базовый лагерь американской экспедиции, которая поставила своей задачей покорение суровой «большой горы».

Американская экспедиция готовилась Ф. Висснером и Р. Бардселлом, имевшими опыт гималайских восхождений: Бардселл 28 октября 1932 года совершил восхождение на Минья Гонкар (7590 м), а Висснер в 1932 году поднялся с немцами на Нанга Парбат до высоты 7100 метров.

Позже, после получения разрешения пакистанского правительства на восхождение, Висснер не смог участвовать в экспедиции и ее возглавил Чарльз Хаустон, также имевший опыт восхождений в Гималаях.

В состав экспедиции входили: Чарльз Хаустон – руководитель, 28 лет, студент медицинского колледжа, в 1936 году участвовавший в экспедиции на Нанда Деви и в 1934 году с Грэхемом Броуном совершивший восхождение на Маунт Фаракер (5200 м) на Аляске; Ричард Бардселл, владелец завода в Норчестере, 25 лет, первовосходитель на Минья Гонкар; Роберт Бейтс, преподаватель иностранных языков, 27 лет, совершивший с Б. Висбурном первовосхождение на Маунт Лукиания (Аляска) и считавшийся самым выносливым и способным молодым альпинистом США; Уильям Б. Хауз, лесник, 25 лет, совершивший с Висснером первовосхождение на труднейшую вершину Северной Америки – Маунт Ваддингтон. Высотный опыт он приобрел при восхождении на Оризабо в Мексике; П. Петцольд, фермер и проводник в Тетанских горах (Северная Америка), 35 лет, первоклассный альпинист, сильный и выносливый. Шерпы называли его «большой сильный сагиб». Руководителем транспорта был назначен капитан Н. Р. Стретфилд, до этого несколько лет служивший в Каракоруме.

13 мая 1938 года экспедиция покинула Сринагар и после тридцатидневного марша 13 июня установила базовый лагерь у южного края ледника Годуин Оустен на высоте 5060 метров, вблизи места впадения в него с северо-запада ледника Савойя.

Основной задачей экспедиции было проведение разведки лучшего выхода на седло Савойя (6666 метров), откуда берет начало северо-западное ребро, – возможный путь восхождения на К2.

Экспедиция обследовала и два других возможных пути восхождения – северо-восточное ребро, по которому хотела пройти экспедиция Эккенштейна в 1904 году, и так называемое ребро Абруццкого, по которому попытался взойти на вершину герцог Абруццкий в 1909 году.

Путь на седло Савойя был исключительно труден. Сильное оледенение и большая лавиноопасность сделали его практически непроходимым для носильщиков и поэтому пришлось отказаться от попытки выхода на северо-западное ребро. Таким же оказалось положение и на северо-восточном ребре. Таким образом, единственным реальным путем, по которому относительно безопасно можно было штурмовать вершину, оказался путь по ребру Абруццкого, состоящего из ряда небольших параллельных ребер, отдельных стенок и крутых снежных склонов. С верхнего края ребра, примерно с высоты 7400 метров, просматривается путь по крутому фирновому полю к началу юго-восточного гребня на высоте 7900 метров к подножью вершинной пирамиды.

Этот очень крутой подъем, как выяснилось позже, безусловно, был лучшим путем к вершине.

29 июня американцы начали штурм ребра Абруццкого.

Лагерь I они установили у подножья ребра на леднике Годуин Оустен на высоте 5400 метров, 3 июля был установлен лагерь II на высоте 5900 метров и на верхнем краю крутого снежного склона сделаны две большие площадки. Благодаря безопасному положению и защищенности от ветров, это был самый лучший лагерь, подъем к нему был нетруден, только в двух местах пришлось натянуть сорокаметровые веревочные перила для носильщиков.

Хауз и Петцольд пошли выше по уже более сложному рельефу, по оледенелому кулуару вышли на зазубрину и, траверсируя большой лавиноопасный желоб, оказались на седле у края юго-восточной стены. Отсюда они через ряд отвесных скальных ступеней и крутых гребней поднялись в направлении юго-восточного ребра к скальной башне, путь к которой вел по крутому ледовому гребню. Под башней удалось сделать две небольшие площадки для палаток. На этом месте было решено установить лагерь III.

Два следующих дня посвятили оборудованию пройденного пути. Было закреплено 280 метров перильных веревок, и путь между лагерями II и III стал проходим и для носильщиков с грузом,

10 июля в лагерь III был доставлен первый груз, а Хаустон и Петцольд прошли выше, чтобы найти и подготовить место для лагеря IV.

Пройдя 300 метров по сыпучему скальному гребню, двойка подошла к скальной стенке высотой около 150 метров. Верхняя часть стенки (8 метров) оказалась совершенно отвесной, и только благодаря расщелинам альпинистам удалось, используя крючьевую страховку, преодолеть это серьезное препятствие и выйти на бесснежный скальный склон, где они выровняли площадку для лагеря IV. Для безопасного прохождения на стене было закреплено четыре перильных веревки, а на последних 8 метрах с помощью ледовых крючьев оборудована своеобразная лестница с веревочными перилами.

12 июля в лагерь IV для подготовки дальнейшего пути пришли Бейтс и Хауз.

Непосредственно над палатками лагеря IV пришлось преодолевать крутой ледовый склон, ведущий к подножью отвесной тридцатиметровой скальной стены. Это был самый сложный участок всего пути по ребру Абруццкого, а так как путей обхода не было, альпинистам пришлось преодолевать эту стену в «лоб». Стена была разделена на две части оледенелым камином, и после безуспешных попыток подняться по стене Хауз пошел по камину, путь по которому оказался исключительно трудным: на тридцати метрах было забито 7 крючьев. Только после трехчасовой напряженной работы Хауз вышел на верхний край, где за скальным выступом нашел место для лагеря V. Перепад высот между лагерями IV и V составлял всего лишь 150 метров, но в связи с трудностью прохождения камина (названного впоследствии «камином Хауза») этого было вполне достаточно. Несмотря на то, что грузы по камину поднимались веревками, для прохождения этого участка пути, даже при наличии перил и заранее забитых крючьев, нужен был целый рабочий день.

16 июля, Петцольд и Хаустон поднялись выше и на высоте 7100 метров у подножья черного ребра нашли покатое место, на котором можно было «спланировать» площадку для лагеря VI.

Шерпы – большие специалисты по строительству лагерных площадок, и через день две палатки были установлены на уже ровных площадках лагеря VI.

До сих пор альпинистам сопутствовала хорошая погода, но в ночь с 17 на 18 июля она изменилась, и им целый день пришлось отсиживаться в палатках лагеря VI.

19 июля Петцольд и Хаустон продолжили путь, поднявшись из лагеря VI по ребру прямо вверх, они по снежным желобам и гребням вышли на верхнюю часть ребра Абруццкого, к нижнему западному краю большого предвершинного фирнового склона. Траверсируя по твердому фирну влево, они вышли на мягкий снег над ледовыми сбросами. Здесь, на высоте 7410, был установлен лагерь VII.

20 июля после того, как трудный участок пути между лагерями VI и VII был обеспечен перилами, в лагерь VII поднялись Бейтс, Хауз, Хаустон, Петцольд и шерп Пазанг Кикули с грузом.

В связи с тем, что экспедиция располагала в верхних лагерях очень небольшим запасом продуктов питания и нужно было иметь резерв в случае непогоды, в лагере VII могли остаться только два альпиниста. Петцольд и Хаустон остались для дальнейшего штурма, а остальные спустились вниз.

21 июля Петцольд и Хаустон без груза вышли из лагеря и поднялись по снежному склону к фирновому полю под плечом и по нему вышли вверх на плечо до 7800 метров. Подъем был очень трудным – твердый наст чередовался с пушистым снегом, а после прохождения бергшрунда они, проваливаясь в мягкий снег выше пояса, к часу дня вышли на плечо, откуда открылся вид на вершину.

После длительного отдыха Петцольд и Хаустон прошли по ребру еще 100 метров и увидели недалеко на высоте 7900 метров удобную площадку для лагеря, что подтвердилось во время попытки восхождения в 1939 году.

Было уже 4 часа дня, альпинисты очень устали и было решено вернуться в лагерь VII. На следующее утро они спустились в лагерь VI, где их ожидали остальные члены экспедиции. Все вместе спустились в лагерь IV.

23 июля были сняты лагери IV и III, и 24 июля все спустились в базовый лагерь.

Отсутствие запасов продовольствия и снаряжения вынудило американцев прекратить попытку восхождения, хотя погода была хорошей до конца. Тем не менее американцы достигли большого успеха: они доказали, что единственным реальным путем восхождения на К2 является путь по ребру Абруццкого и что выход к вершинной пирамиде возможен.

В 1939 году американцы снова штурмовали К2, причем этой экспедиции не нужно было тратить времени на разведку пути: она уже имела примерный расчет времени и ей был известен путь до высоты 7900 метров.

В состав экспедиции, которой руководил тридцатидевятилетний Ф. Висснер, входили: Чаппел Крэнмер, студент, 21 год, совершивший много восхождений на скальные вершины Колорадо и в Канадских горах, отлично подготовленный физически и технически; Итон Кромвелл, 42 года, совершивший более 300 восхождений на Скалистые горы Канады и в Альпах; Джек Дюрранс, студент, 28 лет, лучший альпинист и лыжник США, совершивший большое число первовосхождений в Тетанских горах; Джордж Шелдон, студент, 21 год, совершивший вместе с Дюррансом ряд восхождений в Тетанских горах, прекрасный спортсмен; Дадлей Уолф, 44 года, совершивший много восхождений в Тетанских горах и в Альпах, очень сильный и выносливый альпинист.

Укомплектовать хороший состав экспедиции было очень трудно, так как общественность, да и Американский альпийский клуб не интересовались этим мероприятием, экспедиция полностью проводилась за счет ее участников.

Таким образом, никто из участников экспедиции 1938 года не смог принять участие в экспедиции 1939 года, так как они должны были второй год подряд покрывать расходы по экспедиции из собственных средств и освобождаться от работы или учебы на длительный срок.

В начале апреля экспедиция прибыла в Сринагар и в течение двух недель основной ее состав проводил тренировки: катался на лыжах и совершал восхождения в районе вершин Гулмарг. Когда члены экспедиции вернулись в Сринагар, их уже ожидали девять шерпов, которых они наняли через Гималайский клуб для восхождения на К2.

Это была сильная группа альпинистов-носильщиков и среди них несколько человек, которые в 1938 году участвовали в экспедиции Хаустона на К2.

СирдаромСсылка11 этой группы снова был шерп Пазанг Кикули, безусловно, самый опытный и сильнейший альпинист-высотник тридцатых годов. В 1934 году на Нанга Парбат ему удалось, несмотря на страшную пургу, вернуться без тяжелых травм с «серебряного седла». В 1938 году на К2 он дошел до лагеря VII.

Висснер не мог найти спутника для штурма среди членов экспедиции и выбрал его из шерпов. Пазанг Кикули был лишен этой возможности: в предыдущих экспедициях он сильно обморозил ноги. Поэтому Висснер пригласил Пазанг Дава Ламу.

В Сринагаре в экспедицию в качестве офицера, отвечающего за транспорт, был включен лейтенант Тренч и местный учитель Чандра, очень интересовавшийся альпинизмом, который оказался исключительно полезным членом экспедиции, оказавшим ей неоценимую помощь благодаря знаниям языков тех мест, где проходила экспедиция.

1 мая экспедиция вышла из Сринагара, и 31 мая у подножья ребра Абруццкого на месте лагеря Хаустона был установлен базовый лагерь.

В то время как оборудовался базовый лагерь и проводилось распределение грузов для высотных лагерей, Висснер, Пазанг Кикули и Кромвелл вышли на разведку ребра Абруццкого, желая, кроме того, убедиться, что северо-восточное ребро действительно сложней ребра Абруццкого. Скоро для них стало ясно, что северо-восточное ребро значительно длиннее, местами очень узкое, с большим числом скальных сбросов и жандармов и, несомненно, значительно труднее более короткого ребра Абруццкого, пройденного предыдущей экспедицией до высоты 7900 метров. Таким образом, неизвестными остались только последние 711 метров.

Когда два дня спустя Висснер со спутниками вернулся в базовый лагерь, они нашли Кренмера в тяжелом состоянии. Благодаря умелому уходу со стороны Дюрранса Кренмер выдержал воспаление легких (на высоте около 5100 метров), но только спустя полтора месяца был в состоянии подняться до лагеря I.

Между 5 и 14 июня погода в основном стояла хорошая, и в это время были установлены лагери I и II. (Последний там, где находился лагерь II Хаустона.)

15 июня целый день шел снег, но к вечеру распогодилось и 16 июня работы продолжались. Лагерь III Хаустона оказался на камнепадоопасном месте и использовался только как склад. Таким образом, выйдя пустыми из лагеря II, носильщики, взяв груз в лагерь III, доставили его в лагерь IV и успели засветло вернуться в лагерь II.

14 июня Висснер спустился в базовый лагерь и дал последние указания о дальнейшей транспортировке грузов и оборудования лагерей. Он тогда не предполагал, что только через 40 дней вернется в этот лагерь.

21 июня Висснер, Дюрранс, Шелдон, Уолф и семь шерпов установили лагерь IV. Дюрранс с двумя шерпами вернулся в лагерь II, чтобы на следующий день доставить груз наверх, а остальные хотели выйти с Висснером в лагерь V, но ночью резко изменилась погода, невероятной силы ветер рвал палатки, температура внутри палатки упала до —19°, и только систематический массаж конечностей спас альпинистов от обморожения.

Погода немного улучшилась только 29 июня, и Шелдон, обморозивший себе ноги несмотря на все предосторожности, спустился с тремя шерпами вниз.

Остальные прошли в этот день по глубокому снегу до камина Хауза и обработали половину камина.

30 июня погода была хорошая, Висснер со спутниками закончил оборудование камина и установил две палатки над камином, где в прошлом году находился лагерь V Хаустона. К вечеру эта работа была закончена, и по веревке они спустились в лагерь IV.

На следующий день Висснер, Уолф и Пазанг Кикули снова поднялись с грузом в лагерь V. В это время пришли в лагерь IV два шерпа с запиской от Дюрранса, в которой говорилось, что они безуспешно попытались пройти в лагерь IV и хотят повторить попытку.

В ночь на 2 июля погода снова ухудшилась, поднялась пурга с сильным снегопадом, которая не прекращалась три дня.

После улучшения погоды 5 июля Висснер с шерпами Пазангом Кикули и Тендрупом вышли вверх, чтобы установить лагери VI и VII, а Уолф в это время должен был получить грузы из лагеря II и поднять их над камином Хауза и по возможности поднести к месту лагеря VI.

С невероятными трудностями группа Висснера прошла по заснеженным скалам камин Хауза, лагерь V и к вечеру установила лагерь VI.

На следующее утро они поднялись до лагеря VII, оставили груз и вернулись в лагерь VI.

В эту ночь снова свирепствовала пурга, но в лагере VI, который находился под защитой скального ребра, легко можно было пережидать все невзгоды. Так как с продуктами стало плохо, а ожидаемый груз в лагерь VI Уолф не доставил, им пришлось спуститься в лагерь. Оказалось, что Уолф находился здесь уже четыре дня один, а снизу никто не поднимался. Это было большим разочарованием: в соответствии с планом все лагери до 7400 метров были готовы, и их нужно было оборудовать и снабдить продуктами, подняв еще 180—200 килограммов имущества и продуктов, чтобы установить их в последних лагерях и начать попытку штурма вершины.

9 июля Висснер спустился в лагерь II, где находились остальные члены экспедиции, очень беспокоившиеся за его группу. Сообщение Висснера о готовности лагерей придало им энергию и желание продолжать работу.

11 июля Висснер, Кромвелл, Дюрранс и Тренч с двумя шерпами, взяв из лагеря III весь груз, вышли в лагерь IV. На следующий день Тренч и. Кромвелл с двумя шерпами спустились в лагерь II, в то время как Висснер, Уолф и Дюрранс с семью шерпами и тяжелым грузом вышли в лагерь VI, а 13 июля в лагерь VII. Дюрранс, поднявшись несколько выше лагеря VI, почувствовал себя плохо и спустился вниз.

Висснер в этот день принял решение отправить четырех шерпов в лагерь VI, а самому с тремя шерпами выйти в лагерь VIII, а позже в лагерь IX. Дюрранс с четырьмя шерпами должен был 14 июля попытаться выйти в лагерь VII, чтобы позже примкнуть к ним, а если почувствует себя плохо, послать шерпов к Висснеру одних. Дюрранс действительно чувствовал себя плохо и 14 июля пошел вниз, взяв с собой Даву и Пазанга Кикули, который был ответственным за транспортировку грузов между лагерями VI и VII. Об их уходе Висснер не мог даже подумать, так как считал этот участок очень ответственным.

Уолф, Висснер и три шерпа, как и планировалось, 14 июля вышли из лагеря VII с грузами по 18—20 килограммов.

Все «сагибы» вместе с шерпами переносили груз из базового лагеря: во-первых, нужно было установить лагери, во-вторых, Висснер решил, что подъем с грузом улучшает акклиматизацию и спортивную форму.

Пятеро альпинистов упорно шли вверх и на высоте 7710 метров разбили лагерь VIII. Они надеялись установить его выше, но глубокий снег и тяжелый груз делали дальнейшее продвижение вверх невозможным. Висснер «послал двух шерпов в лагерь VII, чтобы они, установив связь с группой в лагере VI, вместе с ней на следующий день доставили последние грузы для лагерей VIII и IX и штурма вершины.

К вечеру снова начался снегопад. Лагерь VIII был расположен в ложбинке, и, несмотря на двухдневную пургу, группа Висснера чувствовала себя хорошо. На третий день, 17 июля, погода улучшилась, и «жители» лагеря VIII – Висснер, Уолф и Пазанг Дава Лама – продолжали подъем. Примерно в 80 метрах выше лагеря путь проходил через бергшрунд и далее по короткому склону на юго-восточное плечо»

Снег, выпавший в последние дни, не успел уплотниться, и восходители по пояс, а иногда и до плеч проваливались в бездонную массу пушистого снега. Висснеру потребовалось почти два часа напряженной работы, чтобы пройти мост через бергшрунд и подняться по склону (2 часа на 22 метра – многовато!). Пазанг Дава Лама продвигался вторым по траншее, прорытой Висснером, и, несмотря на это, ему удалось пройти этот участок только за час. Уолф, самый тяжелый из троих, вообще не мог пройти этот участок: при первых же шагах он почти с головой ушел в пушистую массу. Он вернулся в лагерь VIII, чтобы на следующее утро, когда мороз схватит след, придти с носильщиками, которые должны доставить сюда груз из нижних лагерей.

Висснер и Пазанг Дава Лама, по очереди «прорывая траншею», в середине дня вышли на плечо ребра на высоту 7840 метров и в изнеможении бросились в снег, хотя поднялись от лагеря VII только на 130 метров: почти двадцатикилограммовые рюкзаки и утомительное продвижение в глубоком снегу отняло у них много сил.

Отдохнув, они осмотрелись и увидели у подножья юго-восточного гребня вершинной пирамиды большую скальную площадку, о которой им говорил Петцольд и где можно было установить палатку лагеря IX.

От этой площадки вверх примерно на 240 метров уходит юго-восточный гребень, упирающийся на высоте 8200 метров в отвесную, местами даже нависающую скальную стену, для обхода которой имеются две возможности:

1) траверс у подножья стены вправо под ледовый сброс и подъем по крутому снежному кулуару на пологую часть юго-восточного гребня и по нему – на вершину;

2) от подножья гребня влево (на запад) в кулуар, по нему вверх и выход на западную сторону юго-восточного гребня.

Висснер и Пазанг Дава Лама в этот день хотели перейти также к площадке лагеря IX, но вскоре им стало ясно, что пройти этот путь с тяжелыми рюкзаками не хватит сил, и решили остановиться на ночевку под защитой скального выступа.

На следующее утро, сняв бивуак, они перенесли груз на площадку лагеря X. Хотя площадка казалась рядом, они только в 11 часов смогли сбросить на нее свои свинцовые рюкзаки и отдохнуть. Площадка была очень хорошей, ее не нужно было даже выравнивать: она была ровной, как стол. Вскоре они установили палатку, сложив вокруг нее для защиты от ветра стену из снега. Погода была на редкость хорошая: ни облачка, совершенно не чувствовалось движения воздуха. Было так тепло, что Висснер и Пазанг Дава Лама долгое время сидели без рубашек и приняли солнечную ванну.

Висснер решил не упускать погоду и на следующий день штурмовать вершину. Для успешного штурма практически подготовлено было все: по всему пути имелись хорошо оснащенные лагери со спальными мешками и продовольствием на несколько недель, имелся запас продовольствия в лагере VIII, здесь, в лагере IX, запас продовольствия был на неделю.

Таким образом, Висснер и Пазанг Дава Лама имели достаточно обеспеченный тыл, куда в случае непогоды можно было безопасно отступить.

19 июля в 9 часов утра после хорошо проведенной ночи и хорошего завтрака Висснер и Пазанг Дава Лама вышли на штурм вершины. Пазанг Дава Лама нес две пары кошек и 75 метров веревки, у Висснера в рюкзаке были продукты, крючья, карабины и теплая одежда. Они были связаны тридцатипятиметровой веревкой, довольно быстро прошли по легким скалам юго-восточного гребня и уже два часа спустя оказались под стеной, пройдя перепад высот 200 метров.

Висснер решил обходить стену слева и выйти с запада на юго-восточный гребень. Пройдя вокруг скального выступа влево, они вошли в кулуар, который, становясь все круче, перешел в отвес. Перед выходом наверх путь преграждал большой карниз. Висснер обошел карниз с крючьевой страховкой. Скалы оказались трудными, местами оледенелыми, но было очень тепло и можно было лезть по ним без перчаток, что значительно облегчало движение.

Из кулуара альпинисты вышли на короткий скальный гребень, а оттуда с помощью двух веревок поднялись прямо вверх с крючьевой страховкой. Далее Висснер вышел вправо на крутой снежный склон и по нему поднялся до широкого, но крутого внутреннего угла. Висснер попытался подняться по правой стене угла, но безуспешно – плита была гладка, без точек опоры, и он, потеряв здесь более часа, вынужден был вернуться. Он спустился, вышел на левую сторону и поднялся с крючьевой страховкой примерно еще на 10 метров до площадки. Высотомер показывал 8390 метров.

«До вершины 221 метр. Не так уж много, – рассуждали они.

Но часы показывали 4 часа дня. В лучшем случае они будут на вершине в 8 вечера, а для спуска нужно минимум 5—6 часов, и они решили спуститься в лагерь IX, чтобы на следующий день выйти снова. Причем, осмотревшись, завтра решили обходить стену справа и выйти на гребень по ледовому кулуару.

Спуск оказался очень трудным. Через карниз они переходили уже в темноте. Когда Пазанг Дава Лама спустился по веревке через карниз, веревка сорвала висящие на рюкзаке кошки и они улетели вниз. Как выяснилось впоследствии, это было для них тяжелым ударом. Несмотря на то, что было тепло, 3—5°, и безветренно, они спускались довольно долго и только в 3 часа утра пришли к своей палатке.

К своему удивлению, они обнаружили, что снизу никто не пришел.

Несмотря на напряженный рабочий день, они чувствовали себя превосходно. Вскоре гудел примус, и они до утра с большим аппетитом усердно уменьшали запасы продовольствия.

В 6 часов утра они легли спать. Проснувшись в 3 часа дня, приступили к подготовке штурма.

24 июля в 6 утра Пазанг Дава Лама и Висснер снова вышли на штурм. Через 2 часа они были под стеной. Через скалы они вышли вправо. Скалы были средней трудности, но в связи с их обледенением потребовалась крючьевая страховка, на что ушло много ценного времени. После двух часов напряженной работы они вышли к кулуару в надежде, что по снегу быстро поднимутся до гребня. Но увы, фирн был тверд, как лед, и к тому же кулуар такой крутизны, что без ступенек или кошек невозможно было пройти. Но кошек теперь не было, и Висснер решил вырубить ступеньки. После первого десятка ступенек он убедился, что на такой высоте эта работа протекает значительно медленнее, чем обычно, и они в лучшем случае к вечеру смогут подняться по кулуару. Значит, снова неудача, снова спуск в лагерь IX, куда Уолф, наверное, уже пришел с продуктами, и у шерпов можно будет взять кошки.

В 2 часа дня они вернулись в лагерь IX и, к удивлению, увидели, что и сегодня никто к ним не поднялся. Они подождали до вечера, но никто к ним не приходил.

22 июля утром они начали спуск, намереваясь вернуться в этот же день. Поэтому Висснер оставил спальный мешок и теплые вещи в лагере IX. Пазанг Дава Лама спальный мешок взял с собой.

Вскоре они увидели лагерь VIII и Уолфа, который стоял рядом с палаткой. Он был очень обрадован приходу Висснера и Пазанга Дава Ламы и очень недоволен тем, что никто не пришел снизу. Уже два дня он был без спичек, не имел возможности готовить себе горячую пищу и воду для питья.

Пазанг Дава Лама сварил обед, и к Уолфу вернулось хорошее настроение. В связи с тем, что в лагере VIII запас продуктов имелся только на 12 человеко-дней, а в лагере IX – двухдневный запас, они решили быстро спуститься в лагерь VII, чтобы поднять запасы для лагерей VIII и IX.

Во время спуска перед лагерем VII Уолф наступил на веревку, сорвал Висснера, и они быстро начали съезжать по склону. Пазанг Дава Лама стоял к ним спиной, не видел этого и совершенно неожиданно сильным рывком был опрокинут на спину и полетел по склону вниз. Невероятными усилиями Висснеру удалось ледорубом затормозить движение и остановить связку, причем вовремя: Пазанг Дава Лама уже вылетел на крутизну и свободно висел на веревке.

В связи со срывом они потеряли очень много времени и уже начало темнеть, когда пришли в лагерь VII. К своему ужасу, они обнаружили, что лагерь VII пуст. Обе палатки, которые они установили с шерпами, снабдив всем необходимым девять дней назад, находились в хаотическом состоянии. Палатки были открыты, полны снегу, крыша одной из них разорвана, продукты питания валялись вокруг палаток в снегу. Но самое главное – спальные мешки, надувные матрацы и большая часть продуктов, доставленных сюда с таким трудом, исчезли. Что же случилось? Что все это значит? Кто же разорил лагерь?

Спускаться в лагерь VI было уже слишком поздно. Приведя в порядок одну палатку и собрав все разбросанные продукты, они, к счастью, обнаружили горючее, так что, по крайней мере, могли приготовить себе горячий ужин.

И потом началась ночь! Они эту ночь никогда не забудут. Трое мужчин в холодной палатке на высоте 7500 метров – без спальных мешков и теплых вещей, покрытые лишь одним спальным мешком Пазанга Дава Ламы. Ночь тянулась бесконечно, а утро, впервые после 16 июня, как назло – пасмурное и ветреное.

25 июля в 10 часов утра сквозь разрывы облаков показалось солнце, и ветер утих. Без спальных мешков они не могли оставаться в лагере VII и решили спуститься в лагерь VI за мешками. Правда, один может здесь остаться со спальным мешком Пазанга Дава Ламы, и Уолф остался в лагере VII, чтобы хорошенько отдохнуть и через день вместе с поднимающимися шерпами выйти в лагери VIII и IX.

Висснеру, как руководителю экспедиции, нужно было спуститься вниз, в лагерь VI, для организации транспорта, а Пазанга Дава Ламу, чувствовавшего себя после падения плохо, нужно было заменить другим шерпом.

Висснер договорился с Уолфом, что пошлет Дюрранса и трех, шерпов из лагеря VI – а там их должно быть семь – с грузами в лагерь VII. На следующий день Уолф выйдет с ними в лагерь VIII, а Висснер после отдыха 26 июля поднимется прямо в лагерь VIII. Таким образом, можно было бы 27—28 июля снова выйти на штурм вершины.

И действительно, хорошая теплая погода продолжалась до 30 июля, 31 июля была плохая погода, 1—2 августа – небольшая облачность, 3—5 августа – снова хорошая погода.

В 11 часов Висснер и Пазанг Дава Лама вышли из лагеря VII. Они не верили своим глазам, увидев, что лагерь VI снят. После долгих поисков они обнаружили под снегом две сложенные палатки, бензин и немного продовольствия; спальных мешков и надувных матрацев не было.

Положение было серьезное, возвращаться в лагерь VII они не могли, ибо там был только один спальный мешок для Уолфа. Висснер знал, что лагерь V не был оснащен спальными мешками, так как служил только перегрузочным пунктом. Им осталось только одно – спуститься немедленно в большой лагерь IV. Невозможно описать то разочарование, которое их постигло, когда они увидели, что и в лагере IV спальных мешков и надувных матрацев нет. В полном изнеможении и отчаянии они бросились на пустую лагерную площадку. Но нужно было идти дальше; теперь началась борьба за жизнь, и нужно было держать себя в руках.

Следующим лагерем с большим запасом продовольствия и спальными мешками, согласно плану заброски, был лагерь II. Там должны быть и остальные члены экспедиции.

Висснер с Пазангом Дава Ламой пошли вниз, к жизни, к лагерю II, который им казался спасительным раем.

Обессиленные и морально подавленные они поздно вечером пришли в лагерь II. Здесь безмолвно стояли две большие палатки, ни души, продукты, сложенные в одну палатку, а спальных мешков нет и даже не оказалось горючего.

Последними усилиями они сняли одну палатку, использовали ее как одеяло и улеглись в другую. Холодная палатка не грела, они страшно мерзли и всю ночь не сомкнули глаз. Подмороженные прошлой ночью ноги и руки за эту ночь стали еще хуже и сильно болели.

На следующее утро они спустились мимо лагеря I (который не имел запасов) в базовый лагерь. Последние километры по ровному леднику они тащились последними усилиями и часто падали. Почти перед самым лагерем их нагнал Кромвелл с шерпами: они искали у ледовых сбросов ребра Абруццкого трупы Висснера, Пазанга Дава Ламы и Уолфа!

Теперь спустившимся стало ясно, что, считая их погибшими, никто не позаботился об обеспечении лагерей.

О том, как это все случилось, Висснер рассказывает следующее:

«14 июля, в тот день, когда я с Уолфом и тремя шерпами вышел из лагеря VII в лагерь VIII, в лагерь II спустился Дюрранс, чувствовавший себя больным. Он взял с собой в качестве сопровождающих сирдара Пазанга Кикули и шерпа Даву. Остальным шерпам, находящимся в лагере, а именно Пинцу и Тзерингу, Дюрранс дал точные указания, какие грузы они должны доставить в лагери VII и VIII. Там они должны через Тендрупа и Китара держать связь с головной группой. Но 15 и 16 июля погода была штормовой, и они остались в лагере VI.

17 июля вместо того чтобы, как было обусловлено, поднять из лагеря VII в лагерь VIII два груза, Тендруп и Китар спустились из лагеря VII к нему. В качестве причины невыполнения распоряжений Тендруп сказал, что я, Уолф и Пазанг Дава Лама погибли в лавине у лагеря VIII и поэтому нет необходимости доставлять грузы наверх. Он предложил спуститься всем вниз. Пинцу и Тзеринг не были убеждены рассказом о лавине и остались в лагере VI. На следующее утро Тендруп и Китар ушли в лагерь IV. В лагере IV эта двойка встретила Пазанга Кикули и Даву, которых послал в этот лагерь из лагеря II Дюрранс за запасными спальными мешками. Дюрранс считал, что при хорошей погоде у нас наверху будет все в порядке, и мы спустимся со своими мешками. Пазанг Кикули был возмущен самовольным спуском Тендрупа и приказал ему вместе с Китаром немедленно вернуться.

На следующий день они, т. е. Тендруп и Китар, поднялись в лагерь VI, где находились Пинцу и Тзеринг, и 19 июля вышли далее в лагерь VII. Оттуда они криками сигнализировали в лагерь VIII, находящийся за пределами слышимости, но, не получив ответа, поверили рассказу Тендрупа о лавине, считая нас погибшими.

Эти двое сняли лагерь VIII, бросили продукты в снег, оставили палатки открытыми и ушли в лагерь VI, взяв с собой спальные мешки и надувные матрацы. В лагере VI Тендруп убедил оставшихся в справедливости версии о лавине и приказал всем спускаться-вниз. Позже, в базовом лагере, шерпы ополчились на Тендрупа и обозвали его чертом, который их обманул и фактически сорвал работу экспедиции. Я склонен думать, что сильный, но ленивый Тендруп не хотел больше работать на транспортировке грузов в высотные лагери и поэтому придумал историю с лавиной.

Снятие спальных мешков из лагерей VII и VI дало ему некоторую гарантию, что, в случае, если мы все же живы, не сможем выдержать спуска и погибнем, и его истории о лавине поверят и остальные члены экспедиции. Но, видимо, он рассчитывал еще и на то, что члены экспедиции в базовом лагере расхвалят его за принесенные ценные спальные мешки из лагерей VII и VI.Ссылка12

22 июля в первой половине дня в базовый лагерь прибыли четыре шерпа со всеми спальными мешками из лагерей VII и VI. В базовом лагере с 19 июля находились Дюрранс, Кикули и Дава, которые сняли все 13 спальных мешков из лагерей II и III. Таким образом, случилось, что 22 июля по всему пути на вершину имелся только один спальный мешок, оставленный Пазангом Дава Ламой в лагере II для Уолфа.

При такой большой неразберихе, которая царила при моем возвращении в базовый лагерь, моем моральном и физическом ослаблении и последующей катастрофе, во время которой мы потеряли дорогого Уолфа и трех носильщиков-шерпов, мне долго было непонятно, как все это могло случиться. Только три месяца спустя после моего выздоровления, в больнице Нью-Йорка, я нашел записку, которая мне разъяснила истинное положение. Эта записка была оставлена Дюррансом 19 июля в лагере II для меня и Уолфа. Найдя эту записку, я, не читая, присоединил ее механически к моим экспедиционным бумагам. В этой записке Дюрранс прежде всего поздравил нас с победой над К2. Далее он писал, что 18 июля он дал указание Пазангу Кикули и Даве снять все спальные мешки из лагерей VI и VII и, таким образом, все 13 мешков находятся в базовом лагере. Поэтому по всему пути не осталось мешков, и он надеется, что мы спустимся сверху со своими мешками. Конечно, Дюрранс, оставляя нам записку, не мог знать, что Тендруп со своей группой снимет спальные мешки и из лагерей VII и VI.

Индийский участник этой экспедиции – учитель Чандра – высказал еще 19 июля беспокойство, когда в базовый лагерь прибыл Дюрранс с мешками нижних лагерей, и был просто ошеломлен, когда 22 июля группа Тендрупа принесла мешки и из лагерей VII и VI. Для него не было сомнения, что рассказ Тендрупа о лавине был выдумкой, и вместе с Пазангом Кикули он настоял на том, чтобы немедленно вернуть мешки в верхние лагери. Оба знали, что, согласно плану экспедиции, головная группа рассчитывает на полное оснащение лагерей VII, VI, IV и II. Сообщение Тендрупа о гибели головной группы вызвало у остальных членов экспедиции – Кромвелла, Дюрранса и Тренча – очень сильную реакцию они были потрясены. Они ни минуты не сомневались в гибели Висснера, Уолфа и Пазанга Дава Ламы и не прислушивались к предложению Чандра и Кикули – немедленно возвратить спальные мешки в лагерь II, а еще лучше в лагерь IV.

Если бы Висснер и Пазанга Дава Лама могли провести ночь после спуска в лагере II нормально, то их очень хорошая спортивная форма была бы сохранена. Висснер, Уолф и Пазанг Дава Лама при их хорошей акклиматизации и физической подготовленности, несомненно, могли бы повторить штурм. Но все сложилось иначе.

Дюрранс, Кромвелл и Тренч, не пытаясь удостовериться в правдивости рассказа Тендрупа, решили 25 июля снять базовый лагерь и спуститься вниз.

Это решение с приходом Висснера и Пазанг Дава Ламы пришлось отменить. Пазанг Дава Лама, пострадавший во время срыва, с трудом дошел до лагеря, Висснер тоже передвигался, напрягая последние силы. Оба они за последние два дня сильно подморозили руки и ноги, а у Висснера было сильное воспаление горла. Тем не менее Висснер решил сразу вести подготовку нового штурма. Погода была все еще хорошая, продовольствия в лагере было достаточно, и он думал, что после двух-трехдневного отдыха сможет снова выйти на штурм вершины.

Было решено, что Кромвелл и Тренч спускаются на следующий день с носильщиками, прибывшими из Асколи вниз. Дюрранс, Чандра, Висснер с остальными шерпами, за исключением Тендрупа, остаются здесь для следующего штурма.

Дюрранс, чувствовавший себя хорошо, на следующий день собирался с тремя шерпами быстро подняться в лагерь VII. Им нужно было взять с собой только спальные мешки. Продукты питания они думали взять из лагерей IV и VI. Из лагеря VII Дюрранс, Уолф и шерпы должны были обеспечить лагерь VIII. Висснер после двух дней отдыха должен был выйти с остальными шерпами и присоединиться к группе Дюрранса.

26 июля Дюрранс с тремя шерпами пришел в лагерь IV и снова не выдержал высоты, а шерп Дава оказался больным. На следующий день Дюрранс решил вернуться с Давой в базовый лагерь, а остальных двух шерпов направил в лагерь VII, чтобы они объяснили Уолфу положение. Висснер после двух дней отдыха все еще не пришел в себя, а Пазанг Дава Лама даже не мог вставать.

Когда Дюрранс вернулся в базовый лагерь, всем стало ясно, что надежду на повторение штурма нужно оставить и свертывать работу экспедиции. Нужно было срочно сообщить об этом Уолфу. На следующий день Висснер с Кикули хотели выйти навстречу Уолфу, но Кикули болел и просил отсрочить выход на один день. Действительно, на следующий день Кикули и Тзеринг в один день поднялись в лагерь VI. Там они нашли двух шерпов, которые должны были, по указанию Дюрранса, подняться к Уолфу в лагерь VII, но они этого не сделали. На следующий день, т. е. 29 июля, Кикули с двумя шерпами налегке без груза поднялись в лагерь VII.

Они нашли Уолфа в плохом состоянии. Безнадежное ожидание сломило его волю, и он апатично лежал в спальном мешке. Последние спички он израсходовал еще три дня тому назад и не имел горячей пищи. Последние дни он даже не выходил из палатки и оправлялся прямо в мешок, в связи с этим почти все продукты в палатке были испорчены. Шерпы привели его в порядок, напоили горячим чаем и хотели спустить вниз. Уолф отказался, сказав, что он на следующий день утром спустится сам. Шерпы не могли оставаться у Уолфа без спальных мешков и продуктов и спустились в лагерь VI с намерением подняться на следующий день за Уолфом в лагерь VII.

В ночь на 30 июля поднялась сильная пурга, которая продержалась весь следующий день, и не дала возможности шерпам выйти наверх.

31 июля погода улучшилась, и Кикули с Пинцу и Китаром вышли в лагерь VII, дав Тзерингу указание – подготовить к обеду горячую пищу для всех. Кикули надеялся вернуться в лагерь VI во второй половине дня и спуститься дальше вниз.

В этот день около 10 часов утра Дюрранс в бинокль наблюдал, как три человека траверсировали ледовый склон под лагерем VII. На следующий день он в бинокль увидел одну движущуюся фигуру около лагеря VI.

В середине дня 2 августа в базовый лагерь вернулся один Тзеринг.

Тзеринг сообщил о том, что делалось в последние дни в верхних лагерях, т. е. о встрече с Уолфом и вторичном выходе группы Кикули в лагерь VII. Когда к вечеру группа Кикули не вернулась, он был убежден, что, не взяв спальных мешков, они не могли переночевать в лагере VII, и «злой дух» их погубил. Кикули сказал Тзерингу, что они в любом случае возвратятся к обеду. В случае если Уолф снова откажется спускаться, он должен дать письменное подтверждение об отказе.

Тзеринг ждал их в лагере еще весь день 1 августа.

В ночь на 2 августа погода снова ухудшилась, было очень холодно, и 2 августа днем Тзеринг спустился вниз.

После рассказа Тзеринга находящиеся в базовом лагере были убеждены, что Уолф и шерпы погибли.

Все же 3 августа Висснер с двумя шерпами вышел наверх и с трудом дошел до лагеря II. Силы его оставили, но он все же надеялся подняться к лагерю VII.

К несчастью, в ночь на 5 августа погода испортилась окончательно и утром выпало уже 20 сантиметров снега. Непогода продолжалась, в течение двух дней шел снег.

7 августа всем было ясно, что последние надежды на спасение оставшихся в лагере VII иссякли, и по глубокому снегу, местами проваливаясь выше пояса, выбившиеся из сил Висснер и шерпы вернулись в базовый лагерь.

Так, из-за халатного и безразличного отношения членов экспедиции к действиям головной группы Д. Уолф и трое испытанных шерпов – Пазанг Кикули, Пинцу и Китар – нашли холодную могилу на склонах «большой горы».

После 1939 года пик К2 долгое время оставался в покое.

Вторая мировая война и последующий раздел Индии на долгое время закрыли ворота к гиганту в верховьях ледника Балторо. Ветераны экспедиции 1938 года Чарльз Хаустон и Роберт Бейтс в течение ряда лет подавали заявки на разрешение восхождения на К2, и только в конце 1952 года пакистанское правительство разрешило проведение экспедиции.

В 1953 году третья по счету американская экспедиция под руководством Чарльза Хаустона совершила очередную попытку покорения К2.

В экспедиции участвовали Роберт Бейтс – ветеран экспедиции 1938 года, Артур Гилкей, Ди Моленар, Роберт Крэг, П. Шенинг, капитан Н. Р. Стреттер, ее сопровождал представитель Пакистана полковник Ата Улла.

Имея достаточный опыт предыдущих попыток восхождения на эту вершину, экспедиция была превосходно оснащена новейшим снаряжением, ей было предоставлено обмундирование, разработанное американским ведомством для военных действий в Арктике. Экспедиция пользовалась резиновыми горными ботинками с такими прослойками, изоляционность которых позволяла одеть по одной паре тонких и толстых шерстяных носков, чтобы ноги не мерзли при самом сильном морозе. Кислород был взят только для медицинских целей, так как участники экспедиции, как и в свое время Висснер, считали применение кислорода во время восхождения неспортивным и полагали, что по примеру ряда предыдущих высотных экспедиций можно взойти на вершину К2 и без кислорода.

Висснер и Пазанг Дава Лама в 1939 году в течение 10 дней находились без кислорода на высоте 7500—8300 метров и чувствовали себя превосходно.

По общему мнению членов экспедиции имелся еще ряд других причин для отказа от кислорода. Прежде всего кислородная аппаратура слишком дорога, и, кроме того, тяжелая и громоздкая аппаратура потребовала бы значительного увеличения носильщиков, что, в свою очередь, усложнило бы восхождение, так как на склонах К2 имеется очень ограниченное число площадок для лагерей и к тому же они малы.

Экспедиция прибыла в Карачи, перегрузилась на самолеты в Скардо, где ее уже ожидали носильщики из племени хунза.

Шерпы, обычно обслуживающие высотные лагери всех экспедиций, на этот раз участия в экспедиции не принимали, так как пакистанское правительство возражало против использования шерпов в горах Пакистана и дало разрешение на восхождение с условием, что экспедиция привлечет к работе в качестве носильщиков местных жителей из племени балти или хунза.

Носильщики хунза на протяжении всей экспедиции показали себя с хорошей стороны, и Хаустон по окончании ее работы высказал мнение, что при улучшении их альпинистской подготовки они могли бы быть такими же хорошими носильщиками, как и шерпы.

В Скардо ушло много времени на подготовку к выходу, так как нужно было распределить все имущество, упаковать тюки по 27 килограммов (норма для носильщика), подобрать караван носильщиков для подхода и группу для заброски высотных лагерей и восхождения, урегулировать ряд вопросов в отношении почты и радиосвязи. Только утром 5 июня караван в количестве 175 человек вышел из Скардо.

Пройдя 130 километров под палящим солнцем и проливными дождями Балтистана, а выше в горах – в снегопаде, экспедиция 19 июня благополучно прибыла на ледник Годуин Оустен, где установила базовый лагерь на обычном для всех экспедиций месте у подножья К2 на высоте 5000 метров.

Лагерь II был установлен 1 июля и лагерь III – 8 июля.

Погода стояла хорошая до 10 июля, а в ночь на 11 июля была короткая, но сильная пурга с большим снегопадом, и, хотя на следующий день погода снова была хорошей, большое количество свежевыпавшего снега в значительной мере затруднило установку лагеря IV на ребре. До лагеря IV носильщики хунза еще приняли участие в переноске груза, но в связи со слабой альпинистской подготовкой их нельзя было пускать выше лагеря V, начиная с которого всю переноску грузов пришлось обеспечить силами членов экспедиции.

Планом штурма предусматривалась установка девяти лагерей. Последний штурмовой лагерь IX должен был находиться на высоте 8230 метров, на сто метров ниже того места, куда в 1939 году дошел Висснер с Пазангом Дава Ламой.

Здесь предусматривалось полное оснащение и четырехдневный запас продуктов только для двух человек, ко на 300 метров ниже планировалась установка лагеря VIII с полным запасом для восьми человек (два человека – штурмовая группа и шесть – спасательная группа) с запасом продовольствия на 12 дней. Отсюда лагерь IX в любое время мог получить нужное подкрепление.

Имея в виду печальный опыт экспедиции Висснера в 1939 году, Хаустон учел, что только при создании сети хорошо оборудованных и оснащенных лагерей на ребре Абруццкого можно обеспечить безопасность штурмовой группы и в случае непогоды иметь подготовленный путь возвращения, а в каждом лагере найти не только приют, но и питание, горючее, сухую одежду и спальные мешки.

Планом предусматривалось поднять до лагеря II 900 килограммов груза, до лагеря III – 700, до лагеря IV – 450, до лагеря V – 320 и до лагеря VIII – 140 килограммов продуктов и снаряжения – запас, достаточный для головной группы в восемь человек на две недели.

21 июля лагерь V был полностью оборудован. Погода начала портиться, вечером бушевала сильная пурга. Тучи, которые с 11 июля медленно двигались к Каракоруму с запада, достигли, наконец, К2, и последующие 9 дней стояла холодная, ветреная погода, временами шел снег. Тем не менее Хаустон упорно продолжал работу, 26 июля был установлен лагерь VI, а 27 июля восемь человек перебросили часть груза до предполагаемого места лагеря VII на высоте 7560 метров.

28 и 29 июля члены экспедиции в связи с пургой вынуждены были отсиживаться в лагере VI, но 30 июля погода улучшилась, и они перенесли остальную часть груза до площадки лагеря VII. Гилкей и Шенинг остались там, вырубили площадку и установили палатки. На следующий день они поднялись по фирновому склону до 7770 метров и установили на пологой части склона четыре палатки лагеря VIII.

На следующий день к лагерю VIII с грузом поднялись Бейтс, Крэг, Хаустон и Моленар. День был холодный, с сильным ветром, и им во избежание обморожения пришлось часто останавливаться и массировать конечности. 1 августа туда пришли Гилкей и Стреттер, так что к вечеру этого дня все альпинисты были в сборе на высоте 7770 м.

Погода была крайне неустойчивой, все кругом закрыто густыми облаками, но все чувствовали себя хорошо и, имея запас продуктов примерно на 12 дней, выжидали погоду, чтобы установить следующие лагери и начать штурм вершинной пирамиды.

Но этому не суждено было осуществиться. Погода заметно ухудшилась, пурга не прекращалась, снег шел беспрерывно, и скоро палатки были завалены до конька.

5 августа под натиском ветра завалилась одна палатка, и ее «жильцам» пришлось перейти на «квартиры» в две другие палатки, что создало некоторое неудобство, так как в палатках, кроме людей, находилась часть запасов для последующих лагерей.

В эти дни в связи с пургой варить было трудно, так что зачастую приходилось довольствоваться холодным пайком.

На шестые сутки непогода, наконец, прекратилась, солнце пробилось сквозь облака, и, несмотря на то, что выпало более 80 сантиметров снега, альпинисты все еще надеялись на возможность продолжения штурма, хотя Бейтс и Моленар отморозили ноги и запас продуктов за прошедшие дни значительно уменьшился. Хаустон все-таки начал подготовку к дальнейшему подъему.

Но 6 августа случилось несчастье, которое предрешило судьбу экспедиции и вынудило прекратить штурм.

При выходе из палатки Артур Гилкей неожиданно упал и потерял сознание, а он был одним из самых сильных участников экспедиции, выполнял самые тяжелые работы, чувствовал себя все время превосходно, но последние два дня он жаловался на сильные боли в левой ноге. Осмотрев его, Хаустон установил, что у Гилкея закупорка вен левой ноги и большой гнойник.

Все надежды на дальнейший штурм рухнули. Гилкей самостоятельно больше ходить не мог, и чтобы спасти его жизнь, нужно было немедленно спускаться вниз, хотя шансы на его спасение были весьма слабые.

Гилкея уложили в спальный мешок и начали спуск. Пока шли по пологой части склона, транспортировка проходила хорошо. Когда же подошли к крутой части, то увидели, что в связи с большой лавиноопасностью спуск продолжать нельзя, и как ни был труден подъем с больным Гилкеем, которого пришлось нести к лагерю VIII, им пришлось все же возвратиться и пережидать, пока сойдут основные лавины.

Погода снова ухудшилась, вновь выпало много снега и сильно похолодало. Положение больного Гилкея с каждым часом становилось тяжелее – появились симптомы заражения крови.

9 августа из базового лагеря передали радиограмму, в которой сообщили, что, согласно прогнозу, в ближайшие дни улучшения погоды не ожидается, более того, она может ухудшиться. Находящимся в лагере VIII было непонятно, как погода может ухудшиться: они и так находились в ледяном аду.

Положение стало угрожающим не только для Гилкея, но и для всех участников восхождения. В связи с этим Шенинг и Крэг, несмотря на непогоду, разведали новый путь спуска в лагерь VII, и 10 августа группа в крайне тяжелых условиях начала спуск по этому пути.

У Бейтса были сильно обморожены ноги, и он передвигался с трудом. Обессилевшего от болезни Гилкея, упакованного в спальный мешок, спустили на веревках со страховкой сверху и сбоку по кулуару, проходящему рядом с лагерем VII. Во время спуска по кулуару сошла лавина и чуть не сорвала Крэга, который без страховки спускался рядом с Гилкеем.

Спустившись по прямой до уровня лагеря VII, нужно было выйти из кулуара и траверсировать довольно крутой склон к палаткам. Крэг прошел к лагерю VII, чтобы подготовить путь для переноски больного к палаткам. Шенинг и Моленар, которые находились значительно ниже остальных членов группы, приняли на себя обеспечение безопасности Гилкея при траверсе из кулуара к палаткам. В этот момент, когда Шенинг, найдя хороший выступ, страховал через поясницу Моленара, который, отморозив ноги и двигаясь с большим трудом, перешел кулуар немного выше Гилкея с целью организации страховки с другой стороны, кто-то из выше идущей четверки поскользнулся и сорвал всю связку.

Все четверо полетели по кулуару, сорвали Моленара, но, к счастью, запутались в веревках, которые шли от страховки Шенинга к Моленару и Гилкею. Казалось, всему конец, все должны были сорваться вниз, но чудом все пять человек задержались на веревке, которую держал Шенинг. Несмотря на гигантскую нагрузку на веревку, плечи Шенинга выдержали, и ему удалось удержать всех, пока они не встали на ноги.

Хаустон во время падения ударился о камни и был без сознания, у Моленара было сломано ребро, остальные отделались царапинами. Крэг вернулся к кулуару, и, пока новых пострадавших доставляли в находившийся рядом лагерь VII, больного Гилкея привязали к двум ледорубам на снежном склоне, так как для его транспортировки от кулуара к лагерю нужно было устроить перила. Когда все пострадавшие были доставлены на место, Крэг и Бейтс вернулись к склону, где был оставлен Гилкей, и с ужасом увидели, что очередная лавина сорвала Гилкея и сбросила в тысячеметровый обрыв на ледник. Это был страшный удар для членов экспедиции, хотя всем было ясно, что болезнь во время спуска сильно прогрессировала и доставить Гилкея в базовый лагерь живым не удалось бы.

К счастью для ослабевшей группы, вечером перестал идти снег ветер ослаб. Хаустон страдал от сильного растяжения грудных мышц,а у Бейтса значительно усилилось обморожение ног. На следующий день он уже не мог идти, и его пришлось транспортировать на руках.

13 августа с помощью носильщиков пришли в базовый лагерь.

Так закончилась третья американская, прекрасно оснащенная и длительное время готовившаяся экспедиция.

ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГАШЕРБРУМ II Ссылка13

В таблице восьмитысячников мира вершина Гашербрум IIСсылка14 со своими 8035 метрами занимает предпоследнее место, а из восьмитысячников Каракорума Гашербрум II – самый «маленький». Вершины группы Гашербрум находятся между вершинами Броуд-пик (8047 м) и Хидден-пик (8068 м). Группа отделена от Броуд-пика седлом Броуд-пик (6590 м), а от Хидден-пика – перевалом Гашербрум-Ла. В группу Гашербрум входит целый ряд вершин выше 7500 метров:

Гашербрум II (8035 м) – гигантская пирамида с крутыми и острыми гребнями.

Гашербрум III (7952 м) – скальная вершина, которая, хотя немного ниже, но, видимо, значительно труднее для восхождения, чем ее «большой брат».

Гашербрум IV, от которого вся группа получила свое название, имеет высоту 7980 метров.

Г. О. Диренфурт включает в эту группу еще две вершины. От Гашербрума IV на юг спускается гребень с двумя красивыми вершинами: одну, высотою 7321 метр, он назвал Гашербрум V, а вторая, высотой 7190 метров, получила название Гашербрум VI.

От названной группы отделена перевалом Гашербрум-Ла вершина Гашербрум I, более известная под названием Хидден-пик, высотою 8068 метров.

Вершины группы Гашербрум давно известны. Еще в 1892 году В. М. Конвей при восхождении на Пионер-пик обратил внимание на эти вершины, но попыток восхождения на них не было, хотя в районе южного ледника Гашербрум действовали четыре экспедиции. Одна из них – Международная гималайская экспедиция 1934 года, руководимая Г. О. Диренфуртом, производила разведку возможных путей восхождения на Гашербрум II через южный ледник и установила путь, по которому в дальнейшем и было совершено восхождение.

Только двадцать три года спустя Гашербрум II снова увидел у своего подножья палаточный лагерь экспедиции, которая прошла далекий путь из Австрии не для новой разведки, а для штурма вершины.

Австрийский альпийский клуб в 1956 году организовал экспедицию в Каракорум с целью восхождения на вершину Гашербрум II, проведения исследовательских работ по геологии и изучения состояния организма человека на больших высотах. Экспедицию финансировал не только Австрийский альпийский клуб, но и частные фирмы, предоставившие снаряжение и имущество; кроме того, довольно большую сумму составляли средства, полученные от пожертвований частных лиц.

В состав экспедиции входили опытные альпинисты, не раз подтверждавшие свое мастерство на сложнейших маршрутах Восточных и Западных Альп: северных стенах Гран Жораса, Зигера и Маттерхорна, а руководитель экспедиции, инженер Ф. Моравец, по профессии преподаватель технического училища, участвовал в 1954 году в экспедиции в Гарвал-Гималаи и в 1955 году руководил австрийской экспедицией в районе высочайших вершин Африки массива Килиманджаро, где были совершены восхождения на 25 вершин, в том числе на Кибо (6010 м) и Рувенцори.

Альпинистская группа состояла из следующих горовосходителей: И. Ларх, 26 лет, по профессии подрывник; Г. Ратай, 26 лет, фотограф; Р. Рейнагль, 42 года, электромеханик; Г. Ройс, 29 лет, служащий на железной дороге; Г. Вилленпарт, 29 лет, крановщик; врач экспедиции – доктор медицины Г. Веллер, 32 лет; научный работник экспедиции – доктор геологических наук Э. Т. Гаттингер.

Экспедиция была оснащена первоклассной техникой, обмундированием и продуктами питания, все имущество экспедиции было изготовлено в Австрии. Кислородными аппаратами экспедиция не пользовалась, имелось только несколько баллонов кислорода для лечебных целей.

25 марта экспедиция покинула Вену и 11 апреля на итальянском пароходе прибыла в Карачи.

26 марта производилась разгрузка пяти тонн экспедиционного груза, перегрузка его на верблюдов и доставка к вокзалу, откуда экспедиция поездом выехала в Равалпинди. Так как расстояние от Карачи до Равалпинди очень большое – 1500 километров – и переезд длится долго, путешественникам были предоставлены спальные вагоны. Поезд останавливается на немногих больших станциях: Хайдарабаде, Лахоре, Равалпинди. Во время переезда австрийцы, выросшие в стране умеренного климата, испытывали все, кроме удовольствия. Основные впечатления об этом переезде, как они потом говорили, были следующие: «невыносимая, изнуряющая жара, неутолимая жажда, песок и пыль». Несмотря на то, что в каждом купе имелся вентилятор, охлаждения воздуха совершенно не чувствовалось, наружная температура воздуха была равна 45°. При переезде пустыни Синд в щели вагона набивался пылевидный песок, а чем дальше поезд шел на север, тем больше приходилось страдать от невыносимой пыли, которая, казалось, свободно проходит сквозь стекла и обшивку вагона.

Через 28 часов члены экспедиции прибыли в Равалпинди, откуда намеревались вылететь самолетом в Скардо – исходный пункт всех экспедиций в Каракоруме. Два дня спустя, 13 апреля, точно к назначенному времени, в 5 часов утра, весь состав экспедиции находился на аэродроме. Груз был размещен в самолете, участники заняли свои места и с нетерпением ожидали вылета. Но увы, после трехчасового ожидания летчик сообщил, что вылет откладывается на день из-за плохой погоды на трассе. Но летчик уверял: «завтра обязательно полетим». Самолет разгрузили, и альпинистам пришлось терпеливо ожидать счастливого «завтра».

В течение четырнадцати дней каждое утро участники экспедиции пунктуально приходили на аэродром и столько же раз они слышали роковое: «сегодня нет летной погоды, завтра вылетим».

Скорее уже по привычке, нежели в надежде на возможный вылет, пришли австрийцы утром 27 апреля на аэродром и вдруг услышали: «Давайте грузиться, сегодня летим». В феноменально короткий срок все пять тонн имущества были погружены и места заняты. Моравецу, как имениннику (у него 27 апреля был день рождения), в виде подарка было предоставлено место в кабине штурмана. Последние приготовления были закончены, и самолет поднялся в воздух. Но едва машина пролетела над первым горным хребтом, как правый мотор отказал, и самолет резко накренился. Летчик рванул тяжело нагруженную машину вверх, сделал крутой вираж и, лавируя между хребтами, благополучно возвратился на аэродром. Бледные от пережитого испуга альпинисты вышли из самолета и, только чувствуя под ногами твердую землю, успокоились. Час спустя неисправность была устранена, и, уже не так поспешно, как утром, без особого энтузиазма, все заняли свои места. Опасения были напрасны: на этот раз двухмоторная машина благополучно, без приключений пролетела трассу, через полтора часа внизу уже виднелось Скардо. Но тут экспедицию ждала новая неприятность. На аэродроме был выложен знак «посадка запрещена». В связи с тем, что в последние дни прошли сильные дожди, все летное поле было залито водой. Четыре круга совершил летчик вокруг Скардо и, наконец, несмотря на запрет, все же отважился на посадку. Летчик осторожно, мастерски посадил машину. Перелет через сказочные Западные Гималаи был закончен.

В Скардо находится резиденция уполномоченного пакистанского правительства, являющегося фактически полновластным правителем всего района. Он не только политический представитель, верховный судья, прокурор и главнокомандующий войсками района, в его функции входит также надзор за правильным материальным обеспечением носильщиков экспедиции.

До 1953 года экспедиции имели возможность по своему усмотрению нанимать носильщиков даже из Напала и Индии. Начиная с 1953 года, положение резко изменилось. Экспедиции, получая визы на въезд в Пакистан, были обязаны дать обязательство, что ими не будут использованы в качестве носильщиков шерпы или другие народности Индии, что носильщики будут наняты только из племени балти или, в крайнем случае, хунза.

Приезда экспедиции ожидало в Скардо большое число балти, из которых уже было отобрано 16 высотных носильщиков.

Уполномоченный в сопровождении «советника по вопросам найма носильщиков» лично проверял качество обмундирования и снаряжения, которым австрийцы были обязаны снабдить каждого из высотных носильщиков, – высокогорные ботинки, штурмовые костюмы, свитеры, надувные матрацы, спальные мешки и пр. Все предметы были критически осмотрены и в конечном итоге признаны годными. Тут же уполномоченный сообщил условия материального обеспечения носильщиков. Ежедневная зарплата носильщиков составляла: до главного лагеря – 5 рупий, до 7000 метров – б рупий, выше 7000 – 7 рупий. Экспедиция должна были обеспечить носильщиков ежедневным продовольственным пайком, в который входило: 750 граммов муки аттаСсылка15, 250 граммов риса, 200 граммов мяса, 60 граммов говяжьего жира, 120 граммов сахара, 5 сигарет, витамин «С» в таблетках, сгущенное молоко, соль, лук, чай и перец.

На следующий день пришлось срочно выполнить еще одну неожиданную работу. С 1955 года были установлены новые нормы груза для носильщиков, и все грузы, упакованные еще в Австрии из расчета 30 килограммов на человека, пришлось уменьшать до 27 килограммов. Наконец, все формальности были закончены, караваны укомплектованы, и 3 мая экспедиция со 169 носильщиками, в том числе с 11 высотными, вышла из Скардо. На пароме переправились через Инд и далее шли по тому же пути, по которому в 1954 году проходила итальянская экспедиция. Шесть дней шел караван до Асколи, проходя ежедневно при страшной жаре от 16 до 25 километров. Здесь экспедиция пополнила запасы продуктов. Ламбардар (мэр) Асколи предоставил экспедиции 2400 килограммов муки, 50 килограммов масла, 10 коз, кур, яйца и другие продукты. Между прочим, Ламбардар имел уже большой опыт в снабжении экспедиции и с 1953 года «сколотил» себе на торговле с экспедициями состояние в 60 000 рупий.

Для дополнительных грузов, полученных в Асколи, потребовался еще 91 носильщик. Два дня спустя внушительный караван в 260 человек покинул последний населенный пункт и вышел к леднику Биафо. Еще через два дня караван дошел до Пайю – последнего места, где имеются дрова и носильщики имеют возможность в последний раз отдохнуть по-настоящему перед трудным переходом по пятидесятисемикилометровому леднику Балторо. Согласно договору, в Пайю нужно было выдать носильщикам обувь. Австрийцы взяли с собой для этой цели американские армейские ботинки, но тут, к своему ужасу, обнаружили, что ботинки, хотя и соответствуют по длине, но слишком узки. Балти почти всю жизнь ходят босыми и имеют аномально широкую ступню. Казалось, что выхода из создавшегося положения не найти. И вдруг Ларх вырвал один ботинок из рук носильщика, пытавшегося его надеть, решительно разрезал верх и протянул ошеломленному носильщику.

Ботинок пришелся точно по ноге. «Блестящая идея» расширения ботинок была моментально подхвачена остальными австрийцами, и через несколько минут все альпинисты стояли среди носильщиков с ножами в руках и энергичными движениями под общий хохот к удовольствию балти расширяли ботинки. Правда, несмотря на подобную «реконструкцию» обуви, у врача экспедиции было работы по горло – ходьба в этих ботинках имела самые неприятные последствия: почти все носильщики имели сильные потертости, не говоря уже о том, что все без исключения имели мозоли на ногах.

Урдукас – последнее место ночевки на «твердой» земле (все последующие ночевки до базового лагеря находятся на леднике) – для всех экспедиций является тем местом, где носильщики отказываются от дальнейшей работы и требуют дополнительной оплаты. Обычно этот конфликт заканчивается тем, что часть носильщиков уходит вниз, а оставшимся, которые соглашаются продолжать работу, выдается небольшое дополнительное вознаграждение.

Когда караван австрийцев прибыл в Урдукас, случилось то же самое: носильщики потребовали дополнительно оплатить им день отдыха и, кроме того, носильщики из Асколи потребовали по 8 рупий за износ одежды. Австрийцы твердо стояли на позициях заключенного в Скардо договора и отказались удовлетворить дополнительные требования.

Сто сорок носильщиков отказались идти дальше и ушли вниз, не получив вознаграждения за пройденный путь. С экспедицией осталось сто десять носильщиков.

По мере продвижения вперед к базовому лагерю возникали еще различные трудности, связанные с непогодой, снегопадами и другими факторами, сопутствующими обычно всем экспедициям, и только 25 мая, на десять дней позже, чем было предусмотрено планом, головная группа прибыла на южный ледник Гашербрума и разбила базовый лагерь на высоте 5320 метров.

Панорама вокруг Конкордии у подножья К2 и Броуд-пика является поистине сказочным зрелищем, но панорама, вокруг разорванного южного ледника Гашербрума еще величественнее и красивее – вершины, поднимающиеся более чем на 7000 метров, тесным кольцом окружают ледник, спускающийся разорванными ледовыми каскадами и сбросами вниз, а над всем этим господствует громадная вершинная пирамида Гашербрум II.

Уже на следующий день Ларх и Ратай вышли вверх, чтобы установить место первого высотного лагеря. Нелегко было найти путь по восьмикилометровому леднику, через нагромождения ледяных глыб и бездонные трещины, причем нужно было найти и оборудовать путь, легко проходимый для высотных носильщиков с грузами. Пройдя не более одной трети ледника, Ларх и Ратай из-за поднявшейся пурги и снегопада были вынуждены вернуться в базовый лагерь.

5 июня погода на короткое время улучшилась, в этот день была пройдена половина ледника, а 7 июня Ларх и Моравец пошли до верхнего плато и нашли площадку, где на высоте 6000 метров решили установить лагерь I. Неожиданно поднялся ураганный ветер, начал идти снег, альпинисты в разбушевавшейся стихии с трудом находили путь спуска, маркированный ими при подъеме разноцветными флажками. Только 10 июня погода улучшилась, и к вечеру 11 июня 200 килограммов груза было доставлено в лагерь I. Прошедший снегопад хотя и отнял у альпинистов несколько дней, все же оказал им добрую услугу – толстый слой выпавшего снега в ряде мест образовал прочные мосты через трещины и закрыл ледяные склоны, ранее проходимые только на кошках. Теперь путь по леднику стал нестрашен и нетруден для носильщиков. 13 июня в лагере I были установлены две палатки и находился большой запас снаряжения и продуктов питания. Первая штурмовая база была готова.

Вопреки ожиданиям высотные носильщики показали себя с лучшей стороны, многие из них имели большой альпинистский опыт. Только благодаря их труду лагерь I был подготовлен за такой короткий срок.

Рейнагль и Ройс поднялись выше, чтобы установить лагерь II, и снова непогода сорвала подготовку; все были вынуждены спуститься в базовый лагерь. Десять дней без перерыва шел снег и не было надежды на улучшение погоды. Палатки были засыпаны до самого верха и, чтобы вылезти из них, нужно было рыть тоннель. Радио Пакистана специально для экспедиции ежедневно передавало сводку погоды в районе Гашербрума. Вести были неутешительные – ожидались дальнейшие снегопады и снижение температуры.

Все члены экспедиции сидели в засыпанных снегом палатках базового лагеря и с нетерпением ожидали того дня, когда можно будет возобновить борьбу за вершину.

День 25 июня принес пережидающим непогоду в базовом лагере некоторые радости – прибыл «почтальон», т. е. балти, который доставлял письма. От Австрии до Скардо они шли четыре дня, а из Скардо до базового лагеря почта была доставлена за четырнадцать дней. Альпинисты окружили Моравеца, который брал из мешка письмо за письмом и вручал их адресатам. Все получили письма и тут же узнали из приложенных газетных вырезок, что швейцарцы дважды поднялись на Эверест, покорили Лхоцзе и что японцы, наконец, одержали победу над «своим» Манаслу, который они до этого трижды безуспешно штурмовали. Австрийцы искренне радовались этим успехам, но одновременно были огорчены тем, что, как было видно из сообщений, все эти победы были одержаны в мае месяце, т. е. именно в то время, когда они только совершали подход к «своей» вершине.

29 июня все проснулись от радостного крика начальника экспедиции Моравеца: «Марш, дети, вставайте, за работу, не то погода снова испортится!»

Действительно, были все основания радоваться – на темно-голубом, почти синем небе ни облачка. Вмиг был подготовлен завтрак, все собрано, и через час тяжело нагруженные Ларх, Ратай и Ройс вышли с десятью носильщиками к лагерю I. Два дня спустя Моравец и Рейнагль вышли с остальными носильщиками по этому же пути. Маркировочные флажки, установленные на леднике при первом выходе, не были видны, следы предыдущих групп тоже были заметены и снова приходилось искать путь в лабиринте трещин и ледовых башен. Носильщикам с двадцатикилограммовым грузом было очень трудно идти по глубокому снегу, солнце беспощадно жгло спины с трудом идущих альпинистов, и все чаще тот или другой садился отдыхать прямо в глубокий снег. Моравец ушел немного вперед, и перед лагерем I его встретили товарищи. По их растерянным лицам и поспешности, с какой они спустились, было видно, что произошло несчастье. Оказалось, что весь груз, около тридцати упаковок, поднятый первой группой выше лагеря I, к подножью южного ребра, засыпан громадной лавиной. Под лавиной лежали высотные палатки, крючья, карабины, примуса, бензин, часть веревок и много продуктов. Короче говоря, все, что нужно для установки следующих высотных лагерей, было потеряно, работа экспедиции сорвана.

Моравец сначала онемел. В его голове промелькнула мысль: «неужели это конец нашей экспедиции?» но потом он спохватился и успокоил своих спутников. Решили подсчитать, что осталось, и попробовать раскопать лавину.

Два дня копали безрезультатно – лавина занимала площадь более двух квадратных километров и имела толщину около десяти метров; с такой горстью людей невозможно было добиться эффективных результатов. Нужно было искать другой выход.

После того как пересчитали оставшийся инвентарь, пришли к заключению, что если усиленными темпами форсировать восхождение, продовольствия хватит.

Ратай и Ройс приступили к оборудованию пути между лагерями I и II (6700 м). Путь проходил по острому крутому ледовому ребру, и на протяжении почти всей трассы пришлось вешать перильные веревки и вырубать ступеньки, а местами даже зацепки для рук. Перед самой площадкой для лагеря II на гребне возвышался восьмиметровый жандарм с отвесными стенами, и Ройс мог выйти наверх только с помощью крючьев, используя их в качестве точек опоры. Для носильщиков на этом месте была укреплена веревочная лестница.

1 июля обработка пути была закончена, и 4 июля в лагерь II были доставлены дополнительные запасы для дальнейшего штурма.

5 июля Ларх и Рейнагль вышли на разведку дальнейшего пути и тут установили, что снегопад, явившийся причиной возникновения злосчастной лавины, имел и свои положительные стороны – крутые ледовые склоны были покрыты толстым слоем фирнового снега, в котором легко можно было сделать хорошие ступеньки и свободно идти без кошек.

Рейнагль и Ларх поднялись до 7150 метров и нашли хорошее защищенное от ветра место для лагеря III. Они радостные вернулись в лагерь II и сообщили, что при некоторой подготовке путь между вторым и третьим лагерями легко проходим для носильщиков. 5 июля в ряде мест были навешены перила, и 6 июля утром Моравец, Ларх, Рейнагль и Вилленпарт с носильщиками вышли в лагерь III. Погода была хорошая, сложные места обеспечены перилами, на крутых участках вырублены ступени и было сущее удовольствие идти по ледовому гребню вверх. Правда, носильщики к вопросу об «удовольствии» относились немного иначе – они испытали это приятное чувство только в лагере III, когда со вздохом облегчения бросили свои двадцатикилограммовые рюкзаки в снег.

Теперь альпинисты стояли перед серьезной проблемой. Есть ли путь дальше и, если есть, как он проходит выше лагеря III? По крутизне ледового склона можно было сразу определить, что носильщики дальше идти не могут и альпинистам самим придется нести весь груз. Рейнагль возвратился с носильщиками в лагерь II, а оставшаяся тройка – Моравец, Ларх и Вилленпарт – после двухчасового отдыха в палатках лагеря III с тяжелыми рюкзаками продолжала свой путь. Было решено заночевать как можно выше и на следующий день штурмовать вершину.

Подъем по крутому склону был не только трудным, но и очень опасным. Склон был закрыт тридцатисантиметровым слоем пушистого снега, который не давал твердой опоры. Это не только утомляло восходителей, но и лишало их возможности организовать страховку через ледоруб, а организация страховки через ледовые крючья требовала бы слишком много времени для разгребания снега.

Моравец говорит об этом подъеме: «В связи с тем, что не было возможности организовать надежную страховку, мы шли без веревки, чтобы в случае срыва одного не создавать опасности для другогоСсылка16. Мои спутники, Сепп Ларх и Ганс Вилленпарт, проходили в свое время северную стену Маттерхорна и теперь сравнивали этот участок с нижним ледовым участком стены Маттерхорна, который, как известно, имеет крутизну в пятьдесят градусов. Час за часом мы продвигались вверх и уже в полной темноте разбили бивуак под скальным выступом на высоте 7500 метров у подножья вершинной пирамиды».

Холодная ночь казалась восходителям бесконечной. С радостью встретили они утреннюю зарю и, несмотря на ранний час, приступили к подготовке завтрака, а при первых лучах солнца уже вышли на штурм.

Моравец рассказывает о штурме вершины: «Очень медленно и с трудом мы набирали высоту, тут сказалась и усталость вчерашнего дня и почти бессонная ночь, давал себя чувствовать сильно разреженный воздух и кислородный голод. Это был изнурительный подъем. Мы траверсировали склон под южной стеной и к девяти часам утра преодолели только 200 метров высоты и вышли на зазубрину в восточном гребне. С этой точки мы впервые видели вершинную стену Гашербрума II. Только 335 метров высоты отделяли нас от высочайшей точки, но сразу было видно, что эти метры достанутся нам с большим трудом.

После каждого короткого отдыха нужно было большое напряжение и усилие воли, чтобы встать, и еще большее, чтобы заставить себя идти дальше. Солнце жгло невыносимо и буквально высушивало нас, безумно хотелось пить; под теплыми лучами солнца снег становился мягким, и мы проваливались местами до пояса. По мере продвижения вверх склон становился все круче. Прокладывание следа утомляло до боли, после каждых трех шагов нужно было отдыхать. Даже перфитин уже не действовал. Каждый из нас работал на пределе, расходуя последние резервы. Больше, чем слова, говорит время – для прохождения последнего бастиона – вершинной стены в 335 метров – нам потребовалось четыре с половиной часа, и только в два часа дня мы вышли на вершину. Когда мы поднялись на вершину, у всех была только одна мысль – все не нужно больше подниматься, штурм окончен, теперь можно отдыхать.

Мы сразу легли на снег и только после отдыха были в состоянии поздравить друг друга с победой. Вилленпарт тогда сказал: «Несмотря на все трудности и мучения, это самый красивый момент в моей жизни!» Мы могли только подтвердить его слова. Мы воткнули ледорубы с вымпелами Австрии и Пакистана в снег и были бесконечно рады тому, что нам была предоставлена честь покорить для Австрии третий восьмитысячник.

Изумительно красив и величествен был вид с вершины, мы смотрели в Китай, Тибет, Индию и Кашмир, но самое большое впечатление оставил у нас вид на бесчисленные вершины Гималаев и протекающие среди гигантов большие ледяные реки. Одна вершина высоко подняла свою голову над всеми остальными – это была исполинская скальная пирамида К2, поднимающаяся единым взлетом более чем на 4000 метров над ледником Балторо. Все виды и панорамы мы снимали на простую и цветную пленку.

Но счастье на вершине тоже имеет свой конец. В пустой банке из-под пленки мы оставили записку, медальон Святой Марии, завернули банку в большой государственный флаг Австрии и оставили все это в большом туре.

На вершине мы были около часа, очень не хотелось покидать ее, но нужно было идти, так как гонимые ветром облака все больше обволакивали вершины и появились явные предвестники непогоды.

В хорошую солнечную погоду спуск значительно легче подъема, но нам пришлось несколько раз отдыхать, все сильнее сказывалась нагрузка последних дней. Когда мы достигли места нашего бивуака, погода резко изменилась, и дальнейший спуск проходил уже в снегопаде. Мы долго искали палатки лагеря III и увидели их в последний момент, почти пройдя мимо них.

Наши товарищи Ратай и Ройс, поднявшиеся за день до того в лагерь III, встретили нас радушно, поздравили с победой и позаботились о самом главном – напоили нас сразу горячим чаем, которого мы в тот вечер выпили невероятное количество

На следующий день все спустились в лагерь II и 9 июля были радостно встречены всем населением базового лагеря.

Работа экспедиции на этом еще не была закончена. После удачного восхождения на Гашербрум II было решено совершить восхождение на красивую безымянную вершину, высотой 7729 метров у восточного ледника Балторо.

16 июля из базового лагеря вышли Ратай, Ройс и врач экспедиции Веллер с восьмью лучшими носильщиками. За восемь часов преодолели крутой ледопад и во второй половине дня поднялись на седло, разделяющее ледники Сиахен и Балторо, и установили на высоте 6600 метров лагерь I.

На следующий день была плохая погода, шел сильный снег, и альпинисты были вынуждены отсиживаться в палатке. 18 июля при прекрасной погоде трое альпинистов с четырьмя носильщиками прошли по гребню и на высоте 7100 метров установили лагерь II, который должен был служить исходным лагерем для штурма.

На следующий день рано утром альпинисты вышли на штурм, носильщики остались в лагере. Как видно из скорости продвижения группы в предыдущие дни, подъем до 7100 метров не представлял особых трудностей, и альпинисты были склонны предполагать, что и дальнейший путь к вершине будет относительно простым. Но они ошиблись. Немного выше лагеря II гребень, по которому они поднимались, обрывался ступенькой с отвесными стенками, и альпинисты были вынуждены сойти с гребня на крутую юго-восточную стену, где ледовые участки чередовались с оледенелыми сыпучими скалами. Рельеф был сложный, и альпинистам пришлось забивать крючья для страховки. После 100 метров подъема по стене вдоль гребня они снова вышли на гребень и по нему прошли до предвершинной стены, где встретили такие трудности, что снова пришлось прибегнуть к помощи крючьев. Ледовая стена, которая преградила альпинистам выход на вершину, имела всего лишь четырнадцать метров высоты, но эти четырнадцать метров льда отвесно поднимались над узким гребнем.

Прохождение такого участка на высоте 4000—5000 метров не так уж сложно, но эта стена находилась на высоте 7600 метров, а возможности обхода не было.

Ратай решил взять стену в лоб. После пяти метров подъема по отвесной стене с помощью крючьев он влез в трещину, которую он облюбовал еще внизу, как возможный дальнейший путь. В этом ледовом камине он через час вышел на верхний край, откуда его спутники услышали радостный возглас: «Дети мои, дальше можем идти на лыжах». И действительно, выше стенки шел ровный пологий склон до самой вершины.

Очень поздно – в половине шестого вечера – тройка вышла на вершину; ровно одиннадцать часов длился подъем от лагеря II.

В отличие от победителей Гашербрума II, Ратай, Ройс и Веллер могли задержаться на вершине только считанные минуты, отчасти в связи с тем, что было уже поздно, а кроме того, снова началась непогода, о приближении которой забыли в азарте подъема. Спускались в снегопаде, при сильном ветре, на крутых участках спускались по веревке. Только в половине двенадцатого вечера уставшие, но довольные альпинисты вернулись в лагерь II, где ждавшие их балти от радости не знали, как лучше напоить и накормить победителей.

21 июля все вернулись в базовый лагерь и были восторженно встречены членами экспедиции. Работа экспедиции была закончена, теперь можно было организовать «торжественный ужин». Хотя на праздничном столе был только чечевичный суп, чай и немного сухарей, все члены экспедиции были очень довольны и в приподнятом настроении – ведь несмотря на преследующую их непогоду, потерю имущества под лавиной, задача была выполнена – Гашербрум II был покорен и сверх плана был взят один из самых высоких семитысячников Каракорума.

Все оставшиеся до 29 июля дни, когда прибыли носильщики для снятия базового лагеря, как назло, стояла изумительно хорошая погода.

Погода, конечно, сразу испортилась, как только караван покинул базовый лагерь, и была плохой до самого Асколи.

В Пайю австрийцы встретили участников английской экспедиции, которые рассказали об удачном восхождении на Мустаг-Тауэр (7420 м) по северо-восточному гребню, причем 6 июля на вершину поднялись двое, а 7 июля – еще двое участников.

Среди восходителей на Мустаг-Тауэр находился и Броун, который в 1955 году совершил восхождение на Канченджангу.

Интересно отметить, что грозная вершина Мустаг-Тауэр, которую все альпинисты еще несколько лет тому назад считали неприступной, была в 1956 году покорена сразу с двух сторон, 6 и 7 июля с северо-востока, а 12 июля французские альпинисты под руководством Г. Маньони (одного из победителей Макалу) поднялись на Мустаг-Тауэр по сложной скальной стене с востока.

Через несколько дней австрийцы прибыли в Асколи и после двухдневного отдыха спустились в Скардо, где их ждал самолет.

Президент Исламской республики Пакистан, генерал-майор Искандер Мирза устроил в честь австрийской экспедиции прием в Карачи. Оценивая высокие результаты работы экспедиции, президент дал согласие назвать покоренную безымянную вершину «пик Австрии». Стоит ли говорить о радости участников экспедиции. Австрия стала первой страной мира, в честь которой был назван один из гигантов Каракорума.

Ссылка 1

По последним данным – 8840 м. (Прим. переводчика).

(обратно)

Ссылка 2

Французские альпинисты Морис Эрцог и Лук Лашеналь в 1950 году совершили восхождение на вершину Аннапурна I (8072 м). (Прим. переводчика).

(обратно)

Ссылка 3

Тибести – горный район на северо-востоке Африки. (Прим. переводчика).

(обратно)

Ссылка 4

Р. Кассин – выдающийся итальянский альпинист, совершивший много сложнейших стенных восхождений в Альпах. (Прим. переводчика).

(обратно)

Ссылка 5

Участники итальянской экспедиции Розенкранц и Баренги, не подготовленные предварительно, при попытке штурмовать вершину Айи (7132 м) погибли. (Прим. переводчика.)

(обратно)

Ссылка 6

Местечко в северо-западной Италии. (Прим. переводчика).

(обратно)

Ссылка 7

Глава написана Ахилле Компаньони и Лино Лачеделли.

(обратно)

Ссылка 8

Очерк написан Ф. Кропфом.

(обратно)

Ссылка 9

К2 называют еще «Маунт Ванг», «Маунт Монтгомери», «Маунт Годуин Оустен», «Маунт Дапсанг», «Маунт Акбар» и «Ламба Пахар». Наиболее принятые названия – К2 и Чогори.

(обратно)

Ссылка 10

Диренфурт в своей книге «К Третьему полюсу» утверждает, что герцог Абруццкий совершил восхождение не на вершину, а на «Савойское седло» (6666 м), от которого берет начало северо-западное ребро К2.

(обратно)

Ссылка 11

Сирдар – руководитель, предводитель.

(обратно)

Ссылка 12

Советский читатель не может согласиться с таким утверждением Висснера, т. к. из истории горовосхождений в Гималаях известно достаточно фактов, когда шерпы жертвовали собой ради сохранения жизни «сагибов» и Висснер, переваливая вину за снятие лагерей на Тендрупа, хочет оградить Дюрранса и других членов американской экспедиции, оставшихся внизу, в базовом лагере и совершенно не беспокоившихся о судьбе своих товарищей из головной группы, которые в это время на высоте около 8000 м вели борьбу за вершину.

(обратно)

Ссылка 13

Очерк «Восхождение на Гашербрум II» написан Ф. Кропфом.

(обратно)

Ссылка 14

Гашербрум – в переводе означает «светящаяся стена».

(обратно)

Ссылка 15

Атта – поджаренная пшеничная мука крупного помола.

(обратно)

Ссылка 16

Советские альпинисты, воспитанные в духе взаимопомощи и обеспечения безопасности горовосхождений, не могут согласиться с подобным методом «обеспечения безопасности» спутника.

(обратно)

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Глава 1. . ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР КАРАКОРУМА

Глава 2. . НАЧАЛО ПОДГОТОВКИ ЭКСПЕДИЦИИ

Глава 3. . ОБЩИЙ ПЛАН ЭКСПЕДИЦИИ

Глава 4. . ПОДГОТОВКА ЭКСПЕДИЦИИ В ИТАЛИИ

  ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМА

  ПОДБОР И ТРЕНИРОВКА БУДУЩИХ УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕДИЦИИ

  ПРОДОВОЛЬСТВИЕ И СНАРЯЖЕНИЕ

  СВЕДЕНИЯ ОБ УЧАСТНИКАХ ЭКСПЕДИЦИИ

Глава 5. . ОТ ИТАЛИИ ДО БАЗОВОГО ЛАГЕРЯ

  ОТ РОДИНЫ ДО СКАРДО

  ПОЛЕТ ВОКРУГ К2

  ОТ СКАРДО ДО БАЗОВОГО ЛАГЕРЯ

Глава 6. . ПЕРЕД ШТУРМОМ ВЕРШИНЫ

Глава 7. . ЖЕСТОКАЯ БОРЬБА ЗА РЕБРО АБРУЦЦКОГО

Глава 8. . ШТУРМ ВЕРШИНЫСсылка7

Глава 9. . ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ РУКОВОДИТЕЛЯ ЭКСПЕДИЦИИ

Глава 10. . ВОЗВРАЩЕНИЕ АЛЬПИНИСТСКОЙ ГРУППЫ

ПРИЛОЖЕНИЕ

  ОЧЕРК ИСТОРИИ ПОКОРЕНИЯ ВЕРШИНЫ К2 . Ссылка8

  ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГАШЕРБРУМ II . Ссылка13 . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте