«Загадочный материк»

Под редакцией и с послесловием академика Д.И. ЩЕРБАКОВА.

ВНИМАНИЕ!!!

Книга представлена в орфографии до реформы 1956 года.

Часть первая АНТАРКТИЧЕСКИЕ КОЛУМБЫ

…Я вижу умными очами:

Колумб Российский между льдами

Спешит и презирает рок.

М. В. Ломоносов

Мичман Новосильский собирается в дальний вояж

Майским утром 1819 года мичман Павел Михайлович Новосильский торопливо шагал по Галкиной улице Кронштадта. Молодой офицер не верил своему счастью: неужели он и вправду пойдет в дальний вояж — на самый край Света, увидит бурные моря Южного Ледовитого океана, а может статься, и неведомые земли?! Ну, конечно, конечно же: сам Михаил Петрович Лазарев только что говорил с ним, обнадежил и даже вручил личную рекомендацию. Новосильский нащупал в боковом кармане драгоценное письмо и ещё быстрее зашагал к пристани.

Неделю назад он и не помышлял об участии в полярном походе, но как-то вечером к нему пришел мичман Иван Антонович Куприянов, возбужденный и радостный.

— Поздравь меня, Павел, — зачислен на шлюп «Мирный»! — торжественно объявил приятель.

— От души рад за тебя, желаю успеха, — протянул руку Новосильский.

Он подавил досадливое чувство: почему же ему не дается этакое счастье? Вместе с Куприяновым он учился в Морском корпусе, вместе гардемаринами год назад проходили выучку на «Памяти Евстафия», а совсем недавно в один день оба получили первый офицерский чин. Конечно, Ивану Антоновичу с его богатой родней и связями в высшем свете Петербурга легко сделать карьеру, а вот он, хотя на экзаменах был из первых и в прошлогоднем плавании отличился, так и не увидит ничего дальше Финского залива…

— Кто же начальником у тебя? — спросил Новосильский.

— Преславный кругосветный мореходец! Угадаешь?..

— Не берусь! Мало ли у нас командиров достойных!..

— Командовать шлюпом «Мирный» будет наш начальник на «Памяти Евстафия»…

— Михаил Петрович?

— Он самый!.. Вот что, Павел: иди к нему, проси, чтобы тебя зачислили.

— Бог знает чего ты ещё надумаешь! Ну как это я вдруг?..

— Да ведь он тебя отличал, помнит! Право, сходи, не упускай случая. Под лежачий камень и вода не течет…

Все эти дни Павел Михайлович пребывал в нерешимости. А если осмелиться и в самом деле итти к Лазареву, попытать счастья? Или лучше посоветоваться с отцом, он знает Михаила Петровича… Осерчает батюшка, не любит он этих протекций…

Против ожидания старик Новосильский благосклонно отнесся к намерениям сына.

— Наслышан я об экспедиции в южные моря, — сказал отставной офицер, потерявший руку в морском сражении. — Дело большое задумано! Говоришь, шлюпы «Восток» и «Мирный» снаряжаются? Ежели сию дивизию Беллинсгаузен с Лазаревым поведут, славно будет! Отменные командиры, искусные и смелые… Так ты, Павел, на «Мирный» хочешь проситься?

— Да, батюшка…

— А сочинение капитана Кука знаешь? Читал?

— Н-нет… В корпусе географ об оном сказывал…

— Прочти, непременно прочти, как сей мореход землю неведомую искал — Южный материк. Ежели есть оная земля, статься может, и сыщут её моряки наши… Благословляю тебя, сын, на подвиг. Михайле Петровичу напишу. Верю — не посрамишь имени Новосильских.

И вот нынче утром мичман пошел к Лазареву на Галкину улицу. С бьющимся сердцем дожидался он в зале, оглядывая секстаны, компасы, подзорные трубы знаменитого мореплавателя.

Михаилу Петровичу было только тридцать лет и двадцать из них он отдал флоту. Ещё в Морском кадетском корпусе, куда определил его отец, небогатый владимирский дворянин, мальчик отличался прилежанием и замечательной страстью к наукам. Гардемарином и мичманом Лазарев практиковался на английских судах, около четырех лет провел в дальних плаваниях. Вернувшись на родину, участвовал в боевых операциях. Двадцати пяти лет, командуя кораблем «Суворов», ушел на три года в океанский поход. В этом кругосветном плавании русских моряков особенно проявились качества молодого офицера, будущего прославленного флотоводца — пытливый ум, решительность, превосходное знание дела. Теперь он готовился к необыкновенному путешествию…

Дверь отворилась, и вошел Лазарев, широколицый, румяный, моложавый, в форменном сюртуке без эполет. Пробежав письмо, он внимательно взглянул на Новосильского:

— Я бы непрочь вас взять, хоть меня и засыпали просьбами… Но точно ли вы желаете итти в столь дальний вояж, особенно к Южному полюсу, где будет много трудов и опасностей?

— Какой же офицер побоится трудов и опасностей и не пожелает участвовать в сей экспедиции!

Лазарев поинтересовался, умеет ли мичман делать обсервации — определять местонахождение по небесным светилам, а затем неожиданно сказал:

— Я вам дам письмо. Поезжайте немедля в Петербург. Ежели желаете быть в дальнем вояже, не теряйте времени!

Новосильский проговорил несколько благодарственных слов и помчался к причалу.

На рейде выстроились фрегаты, корветы, бриги, к небу поднимались мачты с трепетавшими под ветерком вымпелами. Между судами и берегом быстро неслись легкие гички и ялики. Подле красавцев-парусников странной и нескладной казалась стоящая у причала «Елизавета» — большая лодка с паровой машиной в четыре лошадиные силы и с кирпичной трубой, над которой стлался дым. Первый российский пароходик крейсировал между Петербургом и Кронштадтом уже четвертый год.

Новосильский взбежал по деревянным мосткам на судно.

— Здравствуйте, мичман! — остановил его лейтенант Торсон. — У вас нынче вид ликующий, как у именинника… Отчего сие?

— Нет… Да… Ничего особенного, Константин Петрович. — День больно хорош!…

— Денек самый весенний…

Мичман ласково улыбнулся Торсону. Какой он милый, скромный, деликатный — этот Константин Петрович!.. А капитан «Елизаветы» просто прелесть — рыжебородый, с трубкой в зубах, важный… Да и все славные, любезные, задушевные… А солнце так и заливает золотом… Что это Константин Петрович говорил об имениннике? Ох, чуть не позабыл: нынче у Куприяновых бал, две именинницы — Елена Павловна, мамаша Вани, и его сестрица Леночка…

Хотя с бала Новосильский вернулся поздней ночью, в семь часов утра он был на ногах, а к девяти явился в приемную морского министра и, сдерживая волнение, ждал аудиенции.

Мичман Куприянов расхаживал по аллеям соседнего сквера, переживая за приятеля. Лишь около полудня Иван Антонович увидел его. Новосильский почти бежал…

— Назначен на «Мирный»… Министр лично приказал… Только ты можешь понять моё восхищение!

— Чудесно! Значит, опять вместе — и в дальний вояж…

В ближайшие дни молодые офицеры обошли места, где можно было раздобыть книги о путешествиях в южные моря, старинные и новейшие географические карты. Побывали в Морском штабе, в Публичной библиотеке, у знакомых. Книг набралось немного, да и те английские и французские; впрочем, это не смутило офицеров, владевших иностранными языками. В личной библиотеке лейтенанта Торсона Новосильский отыскал четырехтомное сочинение с предлинным названием: «Джемс Кук. Путешествие в южную половину земного шара и вокруг оного, учиненное в продолжении 1772, 1773, 1774 и 1775 годов английскими королевскими судами Резолюциею и Адвентюром под начальством капитана Кука. С французского перевел Логгин Голенищев-Кутузов». Книги были изданы в Санкт-Петербурге в 1796–1800 годах.

Много вечеров провели два мичмана над картами Мирового океана, описаниями морских путешествий в далекие области. Сильно захватила русских офицеров тайна Южного материка.

Легенда или действительность?

Terra australis incognita — Южная неведомая земля — так с отдаленных времен именовали огромный континент, шестую часть Света, известную нам под названием Антарктиды, территория которой намного больше всей Европы.

Ещё в ту эпоху, когда представления человечества об устройстве нашей планеты ограничивались лишь некоторыми областями Европы, Азии и Африки, за много веков до открытия европейцами Америки и Австралии, ученые высказывали мысль, что где-то далеко на юге существует обширное пространство суши — «для равновесия с Северным полушарием». Ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение никто практически не мог — европейцы ещё не ходили в моря Южного полушария. Людям грезилась неведомая страна изобилия, населенная и плодородная, обладающая несметными сокровищами, но тайна оставалась нераскрытой, человеческий взор ещё не проникал ни в один уголок Terra incognita.

О бесплодных попытках мореплавателей достигнуть Южного материка Новосильский и Куприянов впервые услышали в Морском кадетском корпусе от преподавателя географии. Теперь они погрузились в отчеты о плаваниях в южные моря и мысленно перенеслись на триста лет назад, во времена Христофора Колумба, Васко да Гамы, Фернандо Магеллана и их последователей…

Великие географические открытия конца XV и начала XVI столетия повлияли на ход и судьбы мировой истории. Развертывалась многовековая жестокая борьба европейских держав за политическое и торговое владычество. Испания и Португалия, крупнейшие морские державы того времени, господствовали на вновь открытых океанских путях, вывозили из Нового Света, Индии и Китая колоссальные богатства, золото, пряности. Англия и Голландия не оставались равнодушными к монополии могущественных партнеров и стремились заполучить свою долю добычи.

Необычайный рост торговли и растущее денежное обращение требовали драгоценного металла. Неутолимая жажда золота, владевшая Западной Европой, стремление захватить азиатские продукты и американские сокровища, обрести на заморских территориях новые тысячи рабов породили острое соперничество между европейскими нациями.

На поиски богатых земель в огромных неисследованных пространствах Южного полушария уходили испанские и португальские, английские и голландские мореплаватели. Воображение рисовало им лежащую за бурными морями обетованную страну, груды золота, толпы туземцев, не знающих истинной его цены… Стоило мореплавателям завидеть в пути неведомый берег или хотя бы вообразить, будто они усмотрели некую землю, и по возвращении корабля в Европу быстро распространялась весть об открытии Южного материка. Так, за Антарктиду была принята Огненная Земля, небольшие острова Индийского и Тихого океанов, берега Австралии и Новой Зеландии, неизвестные ранее европейцам. Картографы изображали Южный материк в виде огромной территории самых различных форм; её северные границы простирались до тропиков, а на некоторых картах даже до экватора.

Одним из мореплавателей, убежденных в существовании Южного материка, был португалец Педро Фернандес де Кирос, поступивший на службу Испании. В конце XVI века он участвовал в походе знаменитого мореплавателя Альваро Менданья де Нейра, открывшего в Тихом океане Маркизские острова и другие земли. Кирос отправлял бесчисленные послания в Мадрид и Рим, с упорством фанатика обращался к властям, духовенству, к самому королю и папе, суля приобщить к владениям Испании плодородные земли и обогатить несметными ценностями королевскую казну. Поддержанный папой и кардиналами, он снарядил три корабля на поиски «райской страны». В начале 1606 года искатели сокровищ открыли в Тихом океане несколько островов. Горькое разочарование! Никаких богатств не обещают конквистадорам эти кусочки суши, разбросанные в тропиках, — ни золота, ни иных ценностей… С пустыми руками вернулся Кирос из похода.

Хотя цель плавания — Южный материк — не была достигнута, эта экспедиция, как и многие последующие, обогатила географические познания. Один из трех кораблей Кироса — «Капитана» — пошел на запад, и его командир Луис Ваес Торрес открыл пролив, разделяющий Новую Гвинею и Австралию, — Торресов пролив.

В попытках найти Южный материк проходили многие десятилетия. Мечта о Terra incognita не умирала. Новые поколения мореплавателей проникали всё дальше и дальше на юг — за 30, 40, 50-ю параллель… Терпя невзгоды, борясь с ужасающими штормами, плавали в южных морях голландцы Янц, Абель Тасман, Якоб Роггевен; англичане Сэмюель Уоллис, Филипп Картерет, коммодор Джон Байрон, прозванный за самодурство и неуживчивость «Джек — скверная погода»; французы Лозье Буве, Луи Бугенвиль, Ив Жозеф де Кергелен и другие европейские мореходцы.

В южной части Атлантического океана под широтой 54°51 Буве обнаружил неизвестный берег. Этого оказалось достаточно, чтобы вообразить, будто экспедиция достигла окраины желанного Южного материка, и вызвать ликование во Франции. В действительности до Антарктиды оставалось ещё девятьсот миль тяжелого и опасного пути… Открытая французами территория была названа позднее островом Буве.

Немало сделала для исследования южных морей экспедиция Бугенвиля, но и ей не удалось даже приблизиться к разгадке тайны шестой части Света. Участь своих предшественников разделил Кергелен, уверенный в существовании на юге богатой, плодородной и несомненно обитаемой земли. В 1772 году его экспедиция на двух кораблях отправилась в южные области Индийского океана. У 49-й параллели, на 69° в. д. открылись берега неведомой страны — мрачной, суровой, с живописными бухтами, словно вырубленными в скалах. Множество тюленей и крикливых пингвинов, камень, песок, жалкая растительность, снег на возвышенностях — ничего похожего на цветущий мир, завладеть которым так жаждали мореплаватели… Это не смутило Кергелена; вернувшись во Францию, он представил ложный отчет об открытии Южного материка, страны поразительной красоты и несметных богатств. Король Людовик XV наградил Кергелена почетным крестом и произвел в капитаны. Один из офицеров, участвовавших в экспедиции, донес, что его честолюбивый начальник обманул короля. Военный суд приговорил Кергелена к пожизненному заключению, но через несколько месяцев он был помилован и восстановлен в звании. Открытый экспедицией остров получил имя Кергелена.

Больше трехсот лет миновало после открытия Америки, давно уже человечество узнало о существовании пятой части Света — Австралии, но тайна Южного материка всё ещё оставалась неразгаданной…

С нарастающим интересом Новосильский и Куприянов листали страницы добытого у Торсона четырехтомника, английские и французские издания трудов Джемса Кука. Что же говорит знаменитый мореплаватель? Существует Южный материк или это одна из бесчисленных легенд о «земле великанов — благочестивых и воинственных», обладающих золотыми горами?.. Такую легенду рассказал будто бы ещё две с половиной тысячи лет назад некий заморский путешественник фригийскому царю Мидасу… Где же истина?

Ошибка Джемса Кука

Джемс Кук — выдающийся мореплаватель и исследователь. Родился он в семье английского батрака и с семи лет работал у богатого землевладельца. Лишь на пятнадцатом году подросток овладел начатками грамоты, а позднее, нанявшись к йоркширскому купцу, впервые увидел море, хотя детство и юношеские годы провел в десятке миль от побережья.

Морская жизнь Кука началась на парусном судне-угольщике, носившем оригинальное название «Свободная любовь». Закончив трехлетнее обучение, Кук плавал матросом в Балтийском море, побывал и в Петербурге. Семилетняя война способствовала карьере молодого моряка, поступившего добровольцем на 60-пушечный корабль. Через три года уже морским офицером он участвовал в боевых действиях в Канаде. Понимая, что знания его очень ограниченны, Кук в возрасте более 30 лет занялся самообразованием. Потом он вёл гидрографические работы и выпустил первый печатный труд.

На трехмачтовом барке «Индевор» («Попытка») Кук осуществил в 1768–1771 гг. свой первый кругосветный поход. Снаряжая экспедицию для открытия шестой части Света и расширения заморских владений Британской империи, адмиралтейство снабдило Кука всеми сведениями, в том числе и секретными, о наиболее важных плаваниях в южных морях. Случай свел его на острове Таити с весьма толковым и сообразительным туземцем по имени Тупиа, который присоединился к экспедиции и помог открыть несколько тихоокеанских островов.

Англичане подошли к восточному берегу Новой Зеландии, населенному воинственным племенем маори и неизвестному европейцам. Джемс Кук не избежал ошибки многих мореплавателей, искавших Terra incognita, и решил, что экспедиция достигла берега Южного материка либо расположенного близко от него крупного острова. Через несколько недель он убедился, что «присоединенная» им к британским владениям территория — это Земля Штатов (так называли Новую Зеландию), у западного побережья которой ещё в 1642 году плавал голландец Абель Тасман. Стало ясно, что шестую часть Света надо искать где-то южнее. Однако англичане пошли в противоположном направлении и открыли неизвестное восточное побережье Австралии.

Вернувшись из трехлетнего плавания, Кук получил звание капитана. Ему не пришлось долго отдыхать. Британское адмиралтейство было обеспокоено активностью французского морского флота: отряды военных кораблей один за другим отправлялись из Франции на поиски Южного материка, они могли опередить англичан. Джемсу Куку поручили возглавить новую экспедицию.

Летом 1772 года, почти одновременно с французской экспедицией Кергелена, в Южное полушарие ушли английские корабли «Резолюшн» («Решение») и «Адвенчур» («Приключение»); на их борту находилось 192 человека. В ноябре 1773 года, с приближением антарктического лета, Кук оставил берега Новой Зеландии и двинулся на юг.

Первый айсберг, пловучую ледяную гору, англичане встретили у 62-й параллели. Всё сплоченнее становились льды, но англичане упрямо пробивались вперед. Впервые в истории люди пересекли Южный полярный круг. Вокруг простирались ледяные поля, айсберги грозили кораблям. Кук продвигался всё дальше и дальше, в надежде увидеть заветные берега. В конце января 1774 года экспедиция достигла самой южной точки похода: 71°10 ю. ш. и 106°54 з. д.

Корабли проникли в область Антарктики, известную теперь как море Амундсена — к западу от моря Беллинсгаузена. К югу, востоку и западу на необозримое расстояние тянулись мощные льды; девяносто шесть белых пиков насчитали англичане. Кук понимал: если пловучие ледяные горы закроют единственный выход, экспедиция окажется в западне… Назад, на север, иначе корабли станут жертвой белых громад!..

Англичане не сомневались, что исполинская ледяная преграда простирается до самого полюса либо где-то очень далеко соединяется с материком…

— «Я проследовал на юг дальше всех прежних мореплавателей и достиг пределов, где человеческие возможности оказываются исчерпанными», — громко прочитал мичман Куприянов запись Кука под датой 30 января и вопросительно взглянул на друга.

— Вот почему толкуют, будто Южный полюс со всех сторон окружен ледяным барьером, неприступным и губительным, — сказал Новосильский. — Читай дальше, Иван Антонович…

Проникнув за 71-ю параллель, о чём и не мечтали его предшественники, Кук всё же не обнаружил Южного материка. А желанная цель была так близка, буквально в десятках миль!.. Спустя полтораста лет к юго-западу от достигнутой англичанами точки была открыта огромная территория — Земля Мэри Бёрд, а к юго-востоку — Земля Джемса Элсуэрта… Но мощные ледяные поля и айсберги, преградившие путь к берегам шестой части Света, вынудили Кука отступить.

На юге Тихого океана попытка не удалась. Однако никто ещё не проникал в высокие широты Южного полушария со стороны Атлантического океана. Быть может, там посчастливится решить загадку?..

Прошел ровно год, и экспедиция оказалась в южной области Атлантики. У 55-й параллели англичане открыли часть островов Южной Георгии, а юго-восточнее, между 57° и 59°30 ю. ш., «Землю Сандвича». Вид этих островов показался Куку ужасающим. «Эта страна обречена природой на вечный холод, — писал он. — Ледяные острова и плавающие льды у берегов, огромные ледяные глыбы, низвергающиеся со скал в бухты, яростные снежные бури, сопровождаемые сильными морозами, могут оказаться одинаково роковыми для кораблей… После такого объяснения читатель уже не будет ожидать моего продвижения на юг… Было бы безрассудно с моей стороны рисковать всеми результатами экспедиции…»

Отважный мореплаватель не отрицал возможности существования Южного материка, но был твердо убежден в его недоступности. 6 февраля 1775 года он сделал запись, получившую впоследствии печальную известность…

Мичман Куприянов читал, отчетливо выговаривая каждое слово: «Риск, связанный с плаванием в этих необследованных и покрытых льдами морях в поисках Южного материка, настолько велик, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы…»

— Никогда? Ни один человек?! — удивленно переспросил Новосильский.

— Послушай, о чём ещё Кук пишет… «Я обошел Южный океан на высоких широтах и сделал это таким образом, что неоднократно отверг возможность существования здесь материка, который если и может быть обнаружен, то лишь близ полюса, в местах, не доступных для плавания… Положен конец дальнейшим поискам Южного материка, который на протяжении двух столетий неизменно привлекал внимание некоторых морских держав и был излюбленным предметом рассуждений для географов всех времен».

— Выходит, что и пытаться нечего? — неуверенно сказал Новосильский. — А как же наш вояж?

— Поживем — увидим…

— Неплохо бы увидеть… землю за Полярным кругом, — улыбнулся Павел Михайлович.

Офицеры заглянули и в учебники географии. Авторы их утверждали, что суши за Полярным кругом не существует. Друзья принялись ворошить иностранные карты, изданные после второй экспедиции Кука. Конечно, картографы целиком доверились авторитетному мнению знаменитого мореплавателя, который трижды пересек Полярный круг и не нашёл там никаких земель. Взамен огромного, бесформенного массива суши, окружающего Южный полюс, появилось обширное пятно океана.

Ошибка Джемса Кука привела к тому, что в течение 45 лет ни одна страна не решалась отправить экспедицию в южнополярные моря. Русские военные моряки-исследователи в 1819 году отважились на поход в высокие широты, чтобы раскрыть вековую тайну, проникнуть в неведомый мир и обогатить человечество знаниями о загадочной стране. Это был великий подвиг.

Первые открытия

Новосильский глядел на удаляющиеся, затянутые легкой дымкой берега Бразилии. Шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», стоявшие на рейде Рио-де-Жанейро, казались маленькими пятнышками. Мичман вспомнил вчерашний прощальный обед, дружеские тосты, взаимные пожелания успехов. И вот настал час расставания. «Открытие» и «Благонамеренный» продолжат свой далекий путь в Северный Ледовитый океан, «Восток» и «Мирный» идут в противоположном направлении — к высоким широтам Южного полушария, в неизведанное… Свидятся они только в Кронштадте. Но когда?..

Кто-то положил ему руку на плечо. Мичман обернулся.

— Любуетесь напоследок тропиками? — спросил лейтенант Анненков. — В Петербурге теперь осенняя сырость, дождь, холодные ветры, а здесь всё цветет, благоухает.

— И всё же родной осенний Петербург милее тропического Рио-де-Жанейро. Разве вы, Михаил Дмитриевич, не желали бы хоть пять минут подышать российским воздухом, пройтись по Невскому!..

Четыре с половиной месяца миновало, как две дивизии покинули Кронштадтский рейд. Северная полярная экспедиция на «Открытии» и «Благонамеренном» шла под начальством капитан-лейтенанта М.Н. Васильева и лейтенанта Г.С. Шишмарёва. Шлюпами «Восток» и «Мирный» командовали капитан 2 ранга Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен и лейтенант Михаил Петрович Лазарев, высокообразованные и талантливые люди, отличавшиеся патриотизмом, бесстрашием, любовью к морской службе, высокими качествами настоящих исследователей.

Беллинсгаузену было около 40 лет. Он родился на острове Сарема у берегов Балтийского моря. «Как рыба не может жить без воды, так и я не могу жить без моря», — говорил он. Подобно Лазареву, Фаддей Фаддеевич десятилетним мальчиком поступил в Морской корпус, шестнадцати лет стал гардемарином, восемнадцати — мичманом. Плавал к берегам Англии, служил на Балтике в Ревельской эскадре. Со знаменитым Иваном Федоровичем Крузенштерном участвовал в первом русском кругосветном походе на корабле «Надежда», а потом командовал различными фрегатами на Балтийском и Черном морях. Лазарев называл его «искусным, неустрашимым моряком и теплой души человеком». Но самую высокую аттестацию дал ему прославленный Крузенштерн: «Наш флот, конечно, богат предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном». Василий Михайлович Головнин в то время совершал дальнее плавание. Командование поручили Беллинсгаузену.

Идею экспедиции в южнополярные моря долгое время вынашивали и Сарычев, и Головнин, и Коцебу, и другие исследователи. И.Ф. Крузенштерн писал морскому министру:

«Сия экспедиция, кроме главной ее цели — изведания страны Южного полюса, должна особливо поверить всё неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки».

Экспедиция получила задание вести в походе астрономические, географические, метеорологические, магнитные, гидрологические, этнографические и другие научные наблюдения, собирать минералы, зоологические и ботанические коллекции, составлять карты и подробные описания посещенных мест, определять координаты не только вновь открытых земель, но и обнаруженных ранее.

На небольших парусных кораблях в неведомый мир чудовищных айсбергов, гибельных штормов и пурги шли 180 офицеров и матросов.

«Восток», построенный на петербургской верфи, имел водоизмещение 900 тонн, «Мирный», переоборудованный из транспорта, — 530 тонн; он отличался прочностью корпуса и удобствами, но уступал флагманскому кораблю в быстроте хода.

14 декабря шлюпы пересекли 52-ю параллель и держали курс к Южной Георгии, где исследователей ожидали первые открытия.[1]

Рано утром все собрались на палубе. Густые черные тучи закрыли южный горизонт. Резвились киты, салютуя фонтанами, величаво парили длиннокрылые альбатросы, проносились бесчисленные пеструшки.

На шканцах, самом почетном месте на корабле, между передней и второй мачтами, стояли Беллинсгаузен и два человека в штатской одежде: Иван Михайлович Симонов, профессор Казанского университета, и петербургский художник-академик Павел Николаевич Михайлов.

— Виден бурун, — доложил начальнику экспедиции лейтенант Лесков.

— Значит, берег близко!

Волны пенились у торчавшей из моря скалы, порой перекатываясь через неё.

— Каменья! — шепнул плотник Петр Курлыгин матросу Максимову.

— А ты оробел? Обойдем!

— Ба-атюшки, да это кит, дохлый кит! — воскликнул зоркий мичман Демидов.

Множество птиц, усевшихся на туше гиганта, усердно долбило её клювами, целые стаи носились в воздухе, собираясь участвовать в пиршестве.

— Дозвольте мне туда на шлюпке? — обратился Демидов к начальнику.

Фаддей Фаддеевич кивнул.

— Вчера Михаил Петрович Лазарев альбатроса подстрелил, тридцать один фунт тянет, — рассказывал профессор Симонов. — Чудо как хорош альбатрос: побольше здоровенного гуся, а пух густоты, белизны и мягкости такой, что у красавца-лебедя не встретишь…

Матросы, почтительно держась в стороне, прислушивались. Всем по душе пришелся веселый, общительный и доступный ученый; человек штатский, сухопутный, а словно смолоду на море…

Демидов вернулся с трофеем.

— Для нашей коллекции, — объявил мичман, подняв высоко над головой добытого альбатроса.

Матрос Егор Киселев, растянув крылья птицы, ахнул:

— Гляди, братцы, четыре аршина верных!

Из тумана выплыли берега Южной Георгии. Волны с гулом разбивались у подножья мрачных отвесных скал. На вершине и в ущельях лежал глубокий снег, бухты и заливы были заполнены ледяными глыбами.

— И-эх! Туго набито! — дивились матросы. — Тут убоинку можно не солить — и за год не протухает!..

Корабли остановились близ острова. С «Мирного» прибыли на шлюпке Лазарев, лейтенант Анненков и Новосильский.

— До чего мрачна и неприютна сия земля! — здороваясь с гостями, сказал Симонов. — Вечный снег, льды, скалы, поросшие мохом. А туман гуще лондонского… Поистине, страна печали.

Гостей проводили в кают-компанию, где их ждал обед и чай с ямайским ромом, запасенным в Портсмуте «для случая».

Вошел капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский, старший офицер «Востока»:

— К нам направляются визитеры…

— Киты?.. Или тюлени? — засмеялся Лазарев.

— Вы не верите, а я говорю правду. Идет ботик под английским флагом.

К шлюпу пристал маленький китобойный ялик, на нем было четыре человека. Они рассказали, что два английских зверобойных судна стоят неподалеку в заливе. Сорок пять промышленников несколько месяцев заняты добычей кита и тюленя в бухтах острова.

Неожиданных посетителей одарили ромом и сухарями. Ялик направился к берегу.

Экспедиция медленно продвигалась вдоль неисследованного побережья Южной Георгии, составляя тщательное описание земли, лежащей на подступах к Полярному кругу, и карта заполнялась именами офицеров «Востока» и «Мирного»: остров Анненкова, залив Новосильского, мысы Демидова, Куприянова, Порядина. На третий день Беллинсгаузен объявил:

— Согласно инструкции морского министра де Траверсе, теперь мы направимся к Земле Сандвича, почти неисследованной. Лишь часть оной была усмотрена Куком.

В Южном Сандвичевом архипелаге наши моряки открыли группу островов де Траверсе; их назвали в честь офицеров экспедиции: остров Лескова, остров Торсона высотой 900 метров и остров Завадовского с действующим вулканом.

Все русские наименования Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов поныне сохраняются на отечественных и иностранных картах; лишь мыс Куприянова обозначен зарубежными картографами по-иному. Не найти на картах и имени лейтенанта Торсона, присвоенного Беллинсгаузеном острову, который был открыт у 57-й параллели. Константин Петрович Торсон, отличный флотский офицер, герой Отечественной войны 1812 года, после возвращения экспедиции вступил в тайное «Северное общество» и участвовал в восстании декабристов. Правительство Николая I жестоко расправилось с Торсоном: он был осужден на 20 лет каторжных работ и умер в Сибири. Подготовляя печатный труд о походе «Востока» и «Мирного», Беллинсгаузен был вынужден дать острову, носившему имя Торсона, новое название — Высокий.

Пингвины

Корабли подошли к острову Завадовского. Густой дым поднимался над вершиной вулкана, запахло горящей серой. Симонов и мичман Демидов с матросами отправились на шлюпке к берегу. Над головами путешественников реяли альбатросы, буревестники и фрегаты. Вскоре появились пингвины. Быстро плавая и ныряя, уморительные птицы сопровождали гостей. Некоторые обгоняли шлюпку и, достигнув берега, выбирались на сушу, но тотчас снова с криком бросались в воду.

Путешественники очутились в пингвиньем царстве. Берег и пологие каменистые склоны принадлежали птицам, нестройный шум доносился из гнездовьев. Вытянувшись во весь рост, опираясь на короткие крепкие ноги и хвост, пингвины стояли плотными рядами и пронзительно голосили, не то приветствуя незнакомцев, не то возмущенные внезапным вторжением. Сколько их было — пять тысяч, пятьдесят, сто тысяч?.. В плотной массе не осталось ни малейшего прохода, и крикуны не проявляли намерения уступить дорогу.

— Аккурат наш суздальский барин, только росточком поменьше, — шепнул приятелю Егор Киселев, скосив глаза на жирного пингвина, сердито помахивающего короткими крылышками-ластами и норовящего продолбить клювом матросский сапог.

Симонову и Демидову пингвины напоминали маленьких толстячков-джентльменов в черных фраках с ослепительно белой манишкой на выпяченной груди.

— Иван Михайлович, они насиживают яйца, потому и не сходят с места, — сказал Демидов.

— Причина вполне уважительная, но не отступать же нам!

Исследователи с увлечением наблюдали жизнь гнездовья. Группа птиц ростом до 60–70 сантиметров совершала переход по льду. Длиннейшей черной цепочкой они важно шествовали гуськом. Встретив полосу рыхлого снега, птицы легли на брюшко и принялись загребать крылышками, как веслами, отталкиваясь ногами. Потом опять поднялись и продолжали чинно двигаться. Издали можно было подумать, что это ребятишки, для потехи нарядившиеся в длиннополые белоснежные рубашки и черные глянцовитые плащи. Грузные и неуклюжие на вид, пингвины в воде показывали себя превосходными пловцами и передвигались со скоростью более 30 километров в час. Достигнув берега или льда они подскакивали, подобно дельфинам, и падали прямо на грудь, покрытую жиром и толстым слоем пуха.

Путешественникам довелось увидеть, как пингвины строят гнезда. Они выкапывали небольшие ямки и обкладывали их плоскими камешками, принесенными в, клюве.

— Да они, оказывается, жулики! — рассмеялся Симонов.

Видимо, пингвинам не доставляло никакого удовольствия носить издалека «строительный материал», и каждый норовил утащить камешки у соседей. С миролюбивым и смиренным видом они приближались к чужому гнезду, словно влекомые любознательностью, но чуть хозяин зазевался, воришка хватал камешек и спешил восвояси. Плутовство не всегда оставалось безнаказанным, и кое-где птицы затевали драку, чем немедленно пользовались другие, торопливо расхищая камешки из гнезд драчунов. И снова путешественникам показалось, будто перед ними маленькие человечки, чем-то раздосадованные, возбужденно жестикулирующие…

— Какая ж она птица, ежели летать не может? — с удивлением проговорил Егор Киселев.

— А их и так называют — нелёты, — сказал Иван Михайлович.

— Чудеса!..

Вернувшись на корабль, матрос вынул из сундучка, где хранилось его незатейливое добро, тетрадку. На ней крупными буквами было обозначено: «Памитник принадлежит матрозу 1-й статьи Егору Киселеву, находящемуся в дальнем вояже на шлюпе «Восток».

Недавний владимирский крепостной, обучившийся грамоте в Кронштадте, умный и наблюдательный русский человек, отмечал всё, что представлялось ему достойным «памитника» и по-своему вел летопись экспедиции начиная с 24 июня 1819 года, когда шлюпы готовились в Кронштадте к походу. Описывая разные события, Киселев не позабыл упомянуть о традиционном празднестве: «Пришли на екватор… и была пушечная пальба: отдавали честь морскому царю Нептуну…» «Поймали 12-ть рыб, на которых чешуя золотая…»

4 ноября он записал, что шлюпы прибыли в «Абразилию», в город «Анжинер» (Рио-де-Жанейро в Бразилии). Через несколько недель корабли «пришли ко острову Святые Егория…» Открытия экспедиции очень заинтересовали матроса: «Нашли три острова новых, никакими мореходами не просвещены, кроме наших двух судов; и один остров горит земля, дым валит, как тучи ходят…»

Киселев обмакнул перо в чернильницу-самоделку и дописал: «На оной остров ездили для узнания. На сем острову есть премножество птиц, особливо пендвин… ходит, как человек, кричит похоже на гагару, крылья маленькие, не летает…»

Ещё не раз упомянет Киселев о диковинных «пендвинах». Они заинтересовали всех участников экспедиции, а в альбоме художника Михайлова появилось несколько изображений наиболее распространенных пингвинов Адели и хохлатых красавцев, которых наши моряки называли «мандаринами».

Пожалуй, ни один антарктический путешественник в своих описаниях не позабыл рассказать о занятных птицах. Через несколько десятилетий после похода «Востока» и «Мирного» зимовщикам Антарктиды довелось наблюдать поразительные особенности жизни пингвинов. Оказалось, что самцы и самки поочередно насиживают яйца и выводят потомство. За пищей обычно отправляются большими группами во главе с предводителем. Если в группе обнаруживаются слабые и отстающие, их не бросают, а дожидаются, чтобы совместно продолжать путь. Видели, как одного больного пингвина, задерживавшего шествие, его спутники оставили под надзором пяти здоровых птиц, которые медленно и с продолжительными остановками довели своего подопечного до места.

Бывало, что группа, достигнув крутого обрыва у моря, останавливалась в нерешительности; пингвины шумели, жестикулировали, словно совещаясь или споря, пока какой-нибудь смельчак не бросался в воду, и тогда все следовали его примеру, прыгая, как пловцы с вышки.

Насытившись рыбками, моллюсками и всякой морской мелочью, они возвращаются в гнездовье, захватив корм для птенцов. Необыкновенно прожорливые, пингвинята требуют столько пищи, что за ней уходят одновременно и «папы» и «мамы». Покидая гнездовье, они оставляют группу птенцов на попечение какого-либо взрослого — «воспитателя» и «сторожа», который защищает маленьких от птиц-хищников; самые опасные враги пингвинов — поморники: они разоряют гнезда, поедают птенцов и яйца, не боятся нападать даже на взрослых, чтобы отнять еду. Доставив пищу, «папы» и «мамы» кормят маленьких, не делая различия между собственными и соседскими.

Любопытство пингвинов безмерно. Они появляются в лагере исследователей, заглядывают в палатки, пытаются даже взобраться по сходням на судно. Одна супружеская пара, увидев автосани, некоторое время покрутилась возле машины, оглядывая её, и заторопилась в гнездовье, откуда вскоре привела большущую компанию. Кто-то из путешественников завел на снегу патефон, и пингвины тотчас сбежались к поющей машине.

Много нелётов поплатилось за свое бесстрашие и несообразительность, став жертвами ездовых собак.

Пингвины — самые характерные и многочисленные представители птичьего мира высоких широт Южного полушария. «Если бы для Антарктики потребовался герб, то на нем следовало бы поместить изображение пингвина», — пишет советский ученый, профессор С. В. Калесник.

На шлюпе «Восток» завелось несколько пингвинов. Десятки пар глаз наблюдали, как они ходят по гладкой палубе, переваливаясь с ноги на ногу. Убедившись в непригодности этого способа, птицы стали передвигаться прыжками, но частенько, потеряв равновесие, шлепались на палубу.

— Буде живую тварь мучать! — вступился барабанщик Леонтий Чуркин. — Небось, им воля тоже дорога…

Его огорчало, что милые и смешные нелёты тоскуют и ничего не хотят есть. Не только матросские харчи, но даже господскую пищу, выпрошенную барабанщиком у кока, пингвины упрямо отвергали.

— Чего же тебе надобно, Васька? Не будешь есть — захвораешь, дурашка! — говорил он, сидя на корточках перед пингвином, глядевшим на него блестящими черными глазами.

Вдруг Чуркина осенило. Он притащил лохань с морской водой, накрошил в неё солонины, и «Васька», а за ним остальные стали глотать кусочки мяса и пить соленую воду. Чуркин же открыл, что «пендвины» очень любят, когда их обливают забортной водой, и с тех пор его питомцам несколько раз в день устраивали душ.

В кольце гибельных айсбергов

Всё дальше на юг продвигались русские корабли. Хотя уже началось антарктическое лето, температура держалась ниже нуля. Команда не успевала освобождать палубу от снежных завалов и очищать паруса. Снасти, удерживающие мачты, и весь остальной такелаж обледенели, управление парусами затруднилось. Непрестанно меняя курс, корабли лавировали между пловучими ледяными островами. Малейшая оплошность, нерешительность грозила гибелью.

В день Нового года офицеры «Востока» собрались в кают-компании, радостно и торжественно поздравили друг друга. Потом все пошли к Беллинсгаузену:

— Поздравляем вас, Фаддей Фаддеевич, и желаем вам новых успехов и громкой славы!

Растроганный начальник экспедиции ответил:

— Трудно она достается, а скоро ещё трудней нам будет. Поэтому я пожелаю вам благополучного возвращения в любезное отечество, а добрую славу будем заслуживать терпением, трудами и усердием. Вперёд!

— Вперёд, вперёд! — подхватили все.

На грот-салинге, высоко поднятой площадке второй мачты, стоял матрос Максимов, считая встречные ледяные горы и белые поля.

— Много ли, Елизар? — крикнул снизу Егор Киселев.

— Да уж пальцев нехватает…

— Ишь ты! — удивился Киселев, которому было известно, что после каждой сотни «счетчик» загибает один палец.

— Сколько насчитал, Максимов? — спросил мичман Демидов.

— Так что на одной стороне тыщу, а с другой ещё не начинал.

— Спускайся, скажи баталеру, чтобы дал чарку рома сверх новогодней…

Праздничное настроение было и на «Мирном». Как-то не думалось об опасности, таящейся в ледяных островах, о стихийных силах, подстерегающих людей. Баталер Давыдов подал к офицерскому обеду несколько бутылок отличного вина, настроение ещё более повысилось.

— Всех наверх! — донесся тревожный голос с бака.

На верхнюю палубу сбегались настороженные, озабоченные люди.

Перед самым носом «Мирного» выросла ледяная гора, она была по крайней мере вчетверо выше, чем шлюп с его мачтами. «Мирный» медленно отворачивал от страшного айсберга…

— Хорошо, что сейчас светло и нет тумана, а то не сдобровать бы нам, — с облегчением вздохнул Куприянов.

— Не думаешь ли ты, Иван Антонович, что обилие пловучих ледяных гор доказывает существование где-то к югу неведомого миру острова, а быть может, и материка? — спросил Новосильский.

— Любопытно, что лед у этих громад не морской, а пресный…

— Вот-вот! В море они не могли возникнуть, так откуда ещё им взяться, если не с суши… Но как достигнуть сих заповедных берегов?

В разговор вступил лейтенант Обернибесов, старший офицер шлюпа, участник трех морских сражений:

— Отважные наши начальники сделают всё, что в силах человеческих, и ещё сверх того, дабы проникнуть к югу…

С каждой вахтой теснее смыкалось кольцо айсбергов, окружавших корабли. Русские моряки очутились в фантастическом городе ледяного царства. Проплывали колоссальные ледяные замки и дворцы с массивными колоннами, башнями, полуразрушенными мостами, с гротами, арками, коридорами и пещерами, в которые с гулом врывались волны. Симонову некоторые айсберги казались похожими на доисторических гигантских ящеров и чудовищных тритонов, одна льдина напоминала турецкий диван, украшенный резьбой. Под лучами полярного солнца сказочный архитектурный ансамбль сверкал и переливался огнями, принимая самые разнообразные оттенки — от нежноголубого до изумрудного.

Где же зародились эти ледяные гиганты? Много лет пройдет, пока нога человека вступит на берег шестого континента и ученые выяснят природу пловучих белых островов…

Мертв и безмолвен замерзший мир Антарктиды, страны величайших ледников, покрывающих почти весь материк. Только горные хребты и вершины, вознесшиеся на 4–5–6 километров, да кое-где участки побережья свободны от мощного ледяного панцыря толщиной в несколько сот метров, а местами даже более двух километров. Ледовая площадь Антарктиды в полтора раза больше территории Соединенных Штатов Америки. Если бы весь этот лед растопить, уровень Мирового океана поднялся бы. на 15–20 метров, множество крупных городов и селений скрылось бы под водой; понятно, такая катастрофа невозможна. Английский адмирал Маунтэванс определил вес ледников Антаркгиды в тоннах «сверхастрономической» цифрой: 24 с двадцатью четырьмя нолями…

Природа творит свою титаническую работу. Движимые собственной тяжестью, с трехкилометровой высоты сползают по горным склонам и ущельям к океану белые колоссы. Незримо для глаз они движутся со скоростью до 3–4 метров в сутки. У побережья ледники незаметно переходят с суши на море, вытягиваясь пловучими «языками» длиной несколько сот километров. Внезапно с мощным гулом, напоминающим залп десятков артиллерийских орудий, обрывается часть языка — родился новый пловучий остров, новый айсберг. А там другой, третий, десятый…

Не менее пяти шестых массы айсберга скрыто в глубине моря, и лишь одна шестая возвышается над водой до 100, 300 и даже до 500 метров. Течения уносят белые гиганты далеко на север. Сила их движения столь велика, что они насквозь прорезают мощные ледяные поля. В Тихом и Индийском океанах айсберги проникают за тысячи километров от места их зарождения вплоть до 35–40-й параллели, а в Атлантике их наблюдали даже у тропиков — под 30, 28 и 26° ю. ш.

Многие мореплаватели отмечали в вахтенных журналах встречи с океанскими скитальцами. В середине прошлого века с борта судна, пересекавшего 44-ю параллель, заметили пловучую гору; она казалась вырезанной из алебастра. Судно поровнялось с ней, и мореплаватели увидели бескрайный ледяной остров. Вершина его поднималась до 90 метров. Держась на почтительном расстоянии, судно в течение всего дня продвигалось вдоль исполинского айсберга и лишь после полуночи достигло его окраины. Длина гиганта превышала 120 километров. Когда прибывшие в порт моряки рассказали о нем, их высмеяли: «Басня!» Однако на протяжении десятилетия ещё двадцать одно судно повстречало этот пловучий остров; последний раз его обнаружили у 40-й параллели, к югу от Африки. Около шестидесяти лет назад восточнее Фолклендских островов мореплаватели усмотрели айсберг, протянувшийся на 150 километров. Ему принадлежало первенство среди антарктических колоссов до 1927 года, когда команда норвежского китобойного судна встретила в этой же области «рекордный» айсберг длиной около 170 километров.

Вести об этих айсбергах распространялись по всему миру и побуждали моряков к особой бдительности. Катастрофа «Титаника» в 1912 году явилась новым предостережением; океанский пароход затонул, столкнувшись с айсбергом в Северной Атлантике, погибло более 1500 человек…

Экспедиция на «Востоке» и «Мирном» иногда встречала за одни только сутки триста с лишним айсбергов. Размываемые волнами, некоторые из них теряли равновесие и опрокидывались.

Маленькие русские корабли лавировали среди грозных скопищ пловучих гор.

У берегов шестого континента

Всю ночь бушевал шторм, шквальный ветер гнал тучи снега, вздымал крутые валы, волны захлестывали палубу.

Накануне экспедиция впервые пересекла Южный полярный круг и теперь приближалась к 69-й параллели. Никому, кроме Кука, не удавалось проникнуть так далеко на юг, а в этой области Ледовитого океана русские оказались первыми. Со скоростью восемь узлов «Восток» стремился к югу. Его спутник то взлетал на белёсом гребне, то скрывался между волнами.

— Гляди в оба! — крикнул рулевому капитан-лейтенант Завадовский.

— Есть глядеть в оба! — привычно откликнулся тамбовчанин Семен Трофимов, лучший рулевой экспедиции.

Завадовский до боли в глазах вглядывался в мутную даль. Море было свободно ото льдов, но в любой миг могла вынырнуть чудовищная белая гора, вроде той, которую посчастливилось обойти «Мирному»…

Вой ветра заглушил шаги Беллинсгаузена, поднявшегося на бак.

— Что ж вы не спите, Фаддей Фаддеевич? — укоризненно произнес Завадовский.

На широком лице начальника экспедиции промелькнула улыбка.

— Кто на фок-салинге? — спросил он.

— Матрос первой статьи Егор Киселев.

— А-а, сочинитель, — усмехнулся Беллинсгаузен. — Глазастый! Не замерз бы на ветру, под снегом…

— Ежечасно сменяю, Фаддей Фаддеевич.

Егор Киселев, забравшись высоко на площадку передней мачты, окидывал глазами бушующее море, даже в этот поздний час озаренное блеклым светом полярного солнца. Страшенная вьюга!.. Вот куда флотская служба занесла его, крепостного крестьянина Владимирской губернии!.. Почитай, восемь лет не видел он своей деревни, и бог знает, доведется ли ему ещё побывать в родном краю… Эх, родина, Россия!.. А тут — самые опасные места: и престрашные горы ледяные, и холод престрашный, и штормы… Зверь и птица непуганые… Припомнилось. Киселеву, как наловили матросы на ледяном острове этих самых «пендвинов» штук семьдесят, а господа и служители их в пищу употребляли. Земляк Давыдов Андрей с «Мирного» потчевал его пендвиньим мясом, а он брезговал споначалу, потом, глаза зажмурив, отведал. Ничего, кушать можно, а господа говорят, что оно вроде гусятины…

— Егор! А, Егор! — послышался голос снизу.

Ага, Елизар Максимов пришел на смену… Киселев спустился вниз, стряхнул снег с шинели и кожаной шапки, отрапортовал, как положено, вахтенному начальнику — и бегом в матросский кубрик. «Ну и штормяга!..»

Путь русской антарктической экспедиции на кораблях «Восток» и «Мирный»

Беллинсгаузен поглядел ему вслед. Удивительные люди! Простой матрос, из мужиков, обучился грамоте и вот, видите ли, мемуары пишет — «Памитник»… Час целый на салинге простоял, под леденящим ветром, в снегу. Орел! Такие вот и добывали победу Ушакову, Сенявину, Суворову, Кутузову…

— Глядите, альбатрос! — воскликнул Завадовский.

Широко распластав дымчатые крылья, птица парила низко над шлюпом.

— Вчера — три голубые бурные птицы, нынче альбатрос, — будто размышляя вслух, проговорил Беллинсгаузен.

— Не мыслите ли вы, что берег близко? — спросил капитан-лейтенант.

Фаддей Фаддеевич следил за огромной птицей, на секунды исчезавшей в тучах снега. Откуда появился крылатый гость, с каких берегов? Ничего не поведает безмолвный вестник… Никто и никогда не забирался в сии широты, и ни одному человеку неведомо: что там — южнее? Всё те же бескрайные океанские просторы с ледяными громадами?.. Или искомая земля, загадочный Южный материк?..

Взглянув на колыхаемый волнами «Мирный», начальник экспедиции обратился к Завадовскому:

— Я на вас, Иван Иванович, пуще, нежели на самого себя, надеюсь.

— Отдыхайте спокойно!

— Попробую, — неопределенным тоном сказал Фаддей Фаддеевич. — Небось, Михаил Петрович тоже не спит, мается…

У себя в каюте Беллинсгаузен открыл шкаф, где хранились важнейшие документы, извлек трубчатый сверток. Чуть ли не наизусть знал он содержание инструкций, врученных ему высшим начальством, а все же развернул сверток и в который раз перечитал: «Спуститься к югу и, продолжая свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой только можно достигнуть… употребить всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли и не оставляя сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях…»

Фаддей Фаддеевич снял нагар с фонарного фитиля, провел рукой по вьющимся бакенбардам и продолжал: «Ежели под первыми меридианами, под коими он спустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими… и повторять сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу…»

Великая ответственность пала на его плечи… Да, будем искать неизвестные земли и не оставим предприятие сие! Но он, Фаддей Беллинсгаузен, а равно и Лазарев Михаил Петрович отвечают перед отечеством и своей совестью за жизнь почти двухсот моряков русских…

Он достал плотную переплетенную тетрадь, в которой ежедневно делал записи, аккуратно вытер перо, подумал и четким почерком вывел: «16 генваря. Пасмурность со снегом, при крепком ветре, продолжалась во всю ночь. В 4 часа утра увидели дымчатого альбатроса…»

Начальник экспедиции опустил голову на стол и мгновенно уснул.

Этот день 16/28 января 1820 года принес бессмертную славу русским морякам-исследователям и вошел в историю датой открытия шестой части Света.

— Солнце появилось, солнце, — будто издалека услышал Фаддей Фаддеевич знакомый голос лейтенанта Лескова.

Через пять минут начальник экспедиции поднялся наверх. Шел снег, было пасмурно.

— Погода меняется поминутно: то солнце, то снег, а бывает, что и оба вместе, — объяснил смущенный Лесков.

После обеда Беллинсгаузен вернулся к дневнику и дописал: «Продолжая путь на юг, в полдень, в широте 69°21 28", з. д. 2°14 50", мы встретили льды, которые представились нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков… Путь наш вел прямо в сие ледяное поле, усеянное буграми… Видели летающих снежных и бурных птиц и слышали крик пингвинов».

Это действительно были крылатые посланцы Антарктиды. Экспедиция достигла широты 69°25 . Не более 20 миль отделяло русских моряков от побережья Южного материка. Бугристые льды представляли собою окраину шестой части Света…

Пройдет ещё сто десять лет, пока сюда снова проникнут люди и назовут эту территорию Берегом принцессы Марты.

«Покушения» продолжаются

Новосильский сидел в кают-компании «Мирного», перечитывая книгу Джемса Кука. При всём уважении к авторитету английского мореплавателя мичман не мог согласиться с некоторыми его категорическими высказываниями. Как можно утверждать, что никто и никогда не решится проникнуть далее его экспедиции! Ведь то, что вчера не удалось одному, завтра может посчастливиться иному. Кук вот не нашел суши за Полярным кругом, а почему бы Фаддею Фаддеевичу с Михаилом Петровичем не быть удачливее!..

Молодой офицер не заметил, как вошел Лазарев, по обыкновению приветливый, доброжелательный.

— Что, мичман, Кука штудируете?

Новосильский поднялся из-за стола.

— Сидите, сидите! — сказал Михаил Петрович.

— Дозвольте спросить… Ежели Куку во всём верить, так и не к чему искать сию землю обетованную — шестой континент…

— Самонадеян был сей знатный мореход, — серьезно сказал Лазарев, усаживаясь за стол. — Умен, смел до дерзости, но самонадеян. И вперед не глядел. Будто после него, Кука, никому в сии ледовые моря и нос совать не следует. За открытия куковские — благодарение наше и почет ему, а что касаемо пределов возможностей человеческих, им якобы исчерпанных, — ещё поспорим и крепко поспорим! Мы своим умом не обижены, и смелости нам занимать не приходится.

— Вот верно! Справедливо! — с воодушевлением воскликнул Новосильский.

— Кук пишет: ежели кто обнаружит решимость и упорство проникнуть далее его на юг, он, мол, не будет завидовать славе его открытий, потому что миру никакой пользы от сего не будет… Читали?

— Помню хорошо.

— А ведомо вам, что говорил Иван Федорович Крузенштерн, славный мореплаватель российский? Путешествие, единственно предпринимаемое к обогащению познаний, имеет, конечно, увенчаться признательностью и удивлением потомства… Запомните, мичман!

Лазарев взглянул на карту Южного полушария, прочерченную пунктирной линией маршрута экспедиции, перевел глаза на полюс, окруженный голубизной водных просторов, и тихо сказал:

— Шестой континент… Великая тайна! Безмерных трудов, доблести и мужества требует… И будут наши русачки бороться, доколе не изведают сей страны. Верю, есть земли заполярные, там и рождаются ледяные горы, что грозят нам пуще ядер неприятельских… Ну, а Кука читайте — описание оное на пользу, однакож всему не доверяйтесь.

Двигаясь на восток, участники экспедиции получали новые доказательства существования Южного материка — и не где-нибудь «за тридевять земель», у неприступного полюса, как допускал Кук, а в непосредственной близости. Об этом напоминали птицы, кружившиеся над шлюпами, и огромные скопления айсбергов.

— Сии ледяные громады от собственной своей тяжести или по другим физическим причинам отделились от матерого берега, — сказал Беллинсгаузен за обедом. — Сделаем новое покушение достигнуть берега, каковой, полагаю, недалече.

Шлюпы вторично пересекли Полярный круг и оказались далеко за 69-й параллелью. Меньше тридцати миль оставалось до побережья Антарктиды, скрытого за густой снежной завесой.

Дождавшись перерыва в неистовой работе пурги, Беллинсгаузен приказал остановиться и пополнить запасы пресной воды.

— Вот и ледяные горы пригодились, — сказал Иван Михайлович Симонов, наблюдая за катером и яликами, которые неслись к ледяной стене айсберга, поднимавшейся на 60 метров.

Обогнув её, гребцы пристали к пологому склону и, пересмеиваясь, пытались вскарабкаться на него.

— Опасно, Иван Иванович, прикажите вернуться и вызовите канониров, — распорядился начальник экспедиции.

Грохот пушечных выстрелов пронесся над морем. Ядра ударили в айсберг, и огромные глыбы рухнули в воду.

— Теперь нашим матросам проще ледок добыть, — сказал Беллинсгаузен.

Катер и ялики вновь помчались к ледяным обломкам.

«Кололи лед для пресной воды, и тут мы набили 30-ть бочек, и прекрасная вода», — отметил вечером в «Памитнике» Егор Киселев. Это была его последняя январская запись, а следующую он сделал, когда корабли вновь находились за 69-й параллелью: «Пришли к ледяным полям, где превысокие ледяные горы возле самого полюса…»

Так воспринял матрос Киселев знаменательное событие, о котором спустя несколько недель Беллинсгаузен писал в предварительном донесении морскому министерству из Австралии: «…За ледяными полями виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения подобно берегу».

На кораблях никто не сомневался, что это окраина материка. Новосильский с жаром говорил:

— Множество полярных птиц, что вьются над шлюпом, разве не доказательство близости берега?!

Русские исследователи снова достигли Южного материка — на этот раз у побережья, носящего ныне название Берега принцессы Ранхильды.

Через полторы недели экспедиция в третий раз пересекла Полярный круг и приблизилась к берегам Антарктиды, получившим позднее наименование Земли Эндерби.

Вновь забушевал шторм. На «Мирном» зажигали сигнальные огни, палили из пушек, чтобы подать весть «Востоку», но там ничего не видели и не слышали. Это была ужасная, опаснейшая ночь. Сдав вахту и отогревшись, Новосильский записал в дневник: «Волны поднимались, как горы, шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в водяные пропасти… Временами мелькали в темноте, как привидения, ледяные громады… Наши родные и друзья, верно, не подозревают, какую бедственную ночь мы проводим под Южным полюсом…»

«Небо горит!»

В каюту, где помещались профессор Симонов и художник Михайлов, вбежал штаб-лекарь Яков Берх:

— Какая на небе красота неописуемая!

— Полярное сияние?! — воскликнул астроном. — Берите, Павел Николаевич, свои рисовальные принадлежности и скорее наверх!..

Вся команда высыпала на палубу.

— Небо горит!..

Южная сторона небосвода словно пылала, залитая сияющими и колеблющимися потоками света. Он растекался, как река в половодье, но вдруг собирался воедино, чтобы тотчас снова заполнить весь горизонт.

— Чудесное, фантастическое зрелище! — восхищался Симонов. — Никакими словами не описать северное сияние…

— Оговорились, уважаемый Иван Михайлович: не северное, а южное, — поправил Завадовский.

Небо полыхало радужными расцветками. Три величественных световых столба пламенели и переливались трепетными огнями — светлорозовым, бледнозеленьш, фиолетовым. Временами столбы превращались в пылающую дугу, и она играла световыми кистями. Внезапно дуга исчезала, и опять возникали столбы — уже иной, ещё более прекрасной расцветки.

— Смолоду приходилось видеть, как небо на севере горит, а нынче и в другом краю света узрел, — с благоговением произнес парусник Данила Мигалкин, архангельский помор.

— А оно горит и горит… Чудо!

На шканцах офицеры обступили художника Михайлова:

— Как же вы, Павел Николаевич, изобразите сие сказочное великолепие?

— Увы, нет у людей красок, кои могут соперничать с палитрой природы.

А Егор Киселев сидел на своем сундучке и деловито записывал: «Были светлые три столба на небе: со 10-ти часов и до 3-х часов утра стояли род лучей и преудивительные столбы…»

Неведомо, где пребывал на протяжении более ста лет этот дневник. Лишь недавно, перед Великой Отечественной войной, в городе Суздале, близ родной деревни Егора Киселева, среди груды старых книг нашли «Памитник матроза 1-й статьи», и эта тетрадь заняла достойное место в отделе рукописей Всесоюзной библиотеки имени В.И. Ленина…

Уже около трех месяцев русская экспедиция находилась в высоких широтах Южного полушария. Близилась антарктическая зима. 5 марта, находясь под широтой 59°, шлюпы впервые расстались и самостоятельными, почти параллельными курсами пошли к берегам Австралии. Командование экспедиции решило пересечь и обследовать возможно большие пространства Индийского океана, не посещенные ни одним мореплавателем. Курс «Востока» лежал примерно на 3 градуса южнее пути «Мирного». Обогнув побережье Тасмании, Лазарев в начале апреля прибыл в Порт-Джексон (Сидней), где уже почти неделю стоял более быстроходный «Восток».

Период антарктической зимы русские моряки использовали для обследования юго-восточной части Тихого океана. В июне 1820 года «Восток» и «Мирный» подошли к островам Россиян; несколькими годами раньше здесь побывала русская экспедиция на корабле «Рюрик» под командованием лейтенанта О.Е. Коцебу. Беллинсгаузен и Лазарев открыли в этом архипелаге пятнадцать островов и дали им имена Кутузова, Румянцева, Ермолова, Барклая-де-Толли, Милорадовича, Крузенштерна, Чичагова и других видных военных деятелей. На обратном пути были открыты острова Симонова, Михайлова и несколько других. Не в пример многим своим предшественникам, русские моряки с исключительной гуманностью относились к островитянам, ни разу не применили оружия и не имели ни одной стычки.

Вернувшись в Сидней, экспедиция начала готовиться к новому антарктическому походу. «Восток» и «Мирный» уже описали полукруг в высоких широтах Атлантического и Индийского океанов; оставалось исследовать области Тихого океана за 60-й параллелью и замкнуть кольцо антарктического кругосветного путешествия.

Новые поиски за Полярным кругом

Мичман Куприянов разбудил приятеля, только три часа назад сменившегося с вахты:

— Остров Макуори! Едем на берег!..

Новосильский вскочил, быстро оделся. Ялики понеслись к одинокому острову, открытому за десять лет до того английскими мореплавателями близ 55-й параллели к югу от Австралии.

Бесчисленное стадо огромных животных, погруженных в глубокий сон, заполняло прибрежную полосу. Порой они приоткрывали лоснящиеся черные глаза, чтобы через минуту вновь предаться сладким сновидениям, ничуть не беспокоясь появлением людей. Это были морские слоны, самые крупные из тюленей, мирные, ленивые и апатичные звери, длиной около шести метров, весом до пяти тонн. Матросы кидали в них камни, чтобы пробудить от спячки. Потревоженный гигант неохотно открывал глаза, поднимал морду, на которой торчал грушевидный вырост, раздувавшийся, когда зверь приходил в возбуждение. После нескольких метких попаданий тюлень испускал страшный крик и неохотно направлялся к воде. Если бы он мог говорить, то, вероятно, сказал бы: «Чего вы привязываетесь! Идите своей дорогой, не мешайте нам спать».

Новосильский не мог без содрогания видеть, как промышленники, оказавшиеся на Макуори, истребляют беспомощных животных. Грязный, засаленный, распространяющий тяжелый запах зверобой, подойдя к спящему морскому слону, ударил его по переносице палкой с железным шаром на конце. Зверь заревел, застонал и тщетно пытался уползти. Оседлав его, промышленник надрезал острым ножом волосатую шею и принялся сдирать шкуру с живого морского слона… Мичман отвернулся. Долго ему слышалось, как несчастный тюлень жалобно стонал и вопил…

Каждый морской слон давал более 500 килограммов жира. Бывало, в течение недели промышленники добывали сотни животных.

Ещё за несколько лет до появления русской экспедиции на острове Макуори водилось много котиков, но их очень быстро истребили почти полностью.

Неоднократно наши исследователи встречали морских зверей, получивших позднее наименования: тюлень Уэдделла, морской леопард, тюлень-крабоед, тюлень Росса. Наиболее распространен в Антарктике тюлень Уэдделла длиной до трех метров, мраморно-серого цвета, с белыми пятнами по бокам и почти черной спиной. Собираясь весной в группы по нескольку сот голов, они располагаются лежбищами на ледяных полях. Тюлень-крабоед немного уступает в размерах уэдделлскому; он не питается рыбой, и мясо его вполне съедобно. Морской леопард — крупный, проворный хищник с длинным гибким пятнистым телом и змееподобной головой. В отличие от других тюленей он предпочитает одиночество, на берег выходит очень редко. Питается леопард рыбой, пингвинами и бакланами, а иногда нападает даже на тюленей. Опаснейший его враг — косатка, самое страшное, отвратительное и прожорливое морское животное.

Вдоволь наглядевшись на морских слонов и молодых пингвинов с мохнатым оперением, напоминающим енотовую шубку, офицеры и матросы вернулись на корабль. Через два дня экспедиция покинула Макуори.

Под широтой, на которой в Северном полушарии расположен Петербург, исследователи увидели льды, за 60-й параллелью оказались в зоне многочисленных айсбергов, а вскоре на пути возникла необозримая белая преграда — «твердая оболочка Южного полюса».

Не только во времена русской экспедиции, но и на протяжении многих десятилетий после неё Антарктику называли «Южным полюсом».

Егор Киселев 28 ноября занес в «Памитник»: «Пришли к полюсу, где страшные ледяные горы и большие сплавные поля, и носит их близ полюса, и страшный холод, частые шквалы со снегом…»

Беллинсгаузен и Лазарев упорно пробивались на юг мимо айсбергов, шириной и длиной до 20 километров, возвышавшихся над океаном на 35–40 метров. Командование вело корабли по неизведанным путям, пересекая огромные области, не посещенные ни одним человеком.

13 декабря у 164° з. д. исследователи в четвертый раз пересекли Полярный круг. Сто сорок восемь айсбергов насчитал лейтенант Торсон вокруг «Востока». Сплоченные белые поля простирались к югу, западу и востоку, не оставляя ни малейшей лазейки.

— Далее невозможно податься даже на полмили, — сказал Беллинсгаузен.

Необозримый ледяной пояс преградил доступ в область Антарктики, известную теперь под названием моря Росса.

«Восток» и «Мирный» отошли к северо-востоку. Будто забавляясь с кораблями, льды то вплотную обступали их, то снова расходились, открывая дорогу. Во время короткой стоянки лейтенант Игнатьев успел добыть на соседней льдине королевского пингвина; он был раза в полтора выше обыкновенного и выделялся необычайно яркой окраской. Моряков заинтересовала находка, обнаруженная в его желудке, — маленькие кусочки камня; значит, этот пингвин не столь давно побывал на неведомом берегу?

Новые скопища айсбергов встретили экспедицию, пробивавшуюся на восток. Все понимали, что столкновение с пловучей горой повлечет неминуемую гибель корабля. Если в ясную погоду моряки искусно маневрировали, что оставалось им делать в густом тумане, скрывающем порой даже верхушки мачт? Шлюпы неоднократно теряли друг друга из виду, а звуки пушечных выстрелов, которыми они обменивались для ориентировки, поглощал туман. Спустя почти 120 лет американская антарктическая экспедиция назвала эту область «Чертовым кладбищем».

«М-ца декабря 18-го. Был большой туман. Случилось к ночи, что таких мало случалось, — писал Егор Киселев. — И в такие зашли ледяные горы, что не думали выйти, и так думали не спасемся…»

«Восток» едва избежал катастрофы. Океанская зыбь тяжело колыхала шлюп с борта на борт и с носа на корму. Около полудня сильный удар всколыхнул корабль, люди попадали, свалились книги с полок судовой библиотеки… Завадовский стремглав понесся наверх.

— Что стряслось? — вскричал он.

— Напоролись на льдину… Она едва высовывалась из воды, — доложил взволнованный лейтенант Демидов.

Удар пришелся по правой «скуле». Льдина раздробила подъякорные доски и сорвала медную обшивку, почти на метр оголив подводную часть корабля.

Сумрачный Завадовский выслушал объяснения. Вахтенному офицеру пришлось выбирать из двух зол: когда впереди возникли крупные белые глыбы, Демидов отвернул вправо — к льдине, казавшейся менее опасной.

— Счастье, что приключилось сие, когда шлюп опускался носом, — сказал старший офицер. — Ежели бы удар пришелся ниже, в подводную часть, понимаете, что последовало бы?!

— Понимаю, — чуть шевеля губами, ответил лейтенант.

Подошел Новый год. Вторично наши моряки отметили его в Антарктике. С 1819-м они простились у 60-й параллели, имея за кормой Южные Сандвичевы острова, а 1821-й встретили в 800 километрах южнее, за Полярным кругом, который пересекли в пятый раз — около 120° з. д.

На карте путь экспедиции в высоких широтах за 1820 год представляется огромной дугой, огибающей три четверти побережья Антарктиды. Оставалось пройти сравнительно немного, чтобы замкнуть кольцо кругосветного путешествия в южнополярных морях. На завершающем этапе экспедицию ожидали исторические события.

Неудача Джемса Кука за 71-й параллелью привела его к ошибочному выводу об отсутствии суши за Полярным кругом. Английский мореплаватель двинулся на северо-восток, оставив не обследованной огромную область Тихого океана, названную впоследствии морем Беллинсгаузена.

Сюда держали курс «Восток» и «Мирный».

Южный материк существует!

Наступило 10 января. Уже четверо суток экспедиция находилась за Полярным кругом, пересеченным в шестой раз. Осталась позади 68-я параллель. Малым ходом шлюпы двигались на юго-восток между бесчисленными ледяными полями. Огромный альбатрос покружился над кораблем и, взмахнув дымчатыми крыльями, исчез в южном направлении. Появились три голубых буревестника. Красивых птиц сменила пара хищных поморников, которых наши моряки называли «курицами Эгмонтской гавани». Проносились морские ласточки — крачки. То здесь, то там киты пускали высокие фонтаны, временами показывалась темносерая спина морского гиганта.

— Что же значит сие обилие птиц, Иван Антонович? — возбужденно спросил Новосильский. — Вот и вода здесь иного цвета.

Мичман не решался выговорить заветное слово; хотя ему казалось, будто и ветер нашептывает: «Берег, берег!» Чувство близости земли овладело моряками, они выбежали на верхнюю палубу. Слава ожидала того, кто первый заметит землю в этой, от сотворения мира никем ещё не виданной области нашей планеты. Мало думали матросы о денежной награде, обещанной начальством за «обретение» земли, хотя эти нескелько рублей были для любого из них сущим богатством.

Пробили рынду: 3 часа пополудни. Минут через сорок какое-то смутное пятно возникло вдали среди белизны льдов и снега. Офицеры не отрывались от подзорных труб.

— Пятно сие — берег, — изменившимся голосом сказал всегда спокойный и сдержанный Фаддей Фаддеевич.

— Да неужели?.. Земля!.. А откуда ещё возьмется пятно!.. — послышалось сразу несколько голосов.

Матросы старались без «стекляшек» разглядеть отдаленное пятнышко.

— Палицын! Пётра!.. Чего там? — кричали они товарищу, забравшемуся на площадку передней мачты.

— Не вижу, — загудел палицынский бас.

— Да ты сюда гляди, голова еловая!..

Егор Киселев схватил за плечо помора Мигалкина:

— Ей-богу, земля! Пятнышки махонькие, черные, а округ — снег… Видишь, видишь?!

Беллинсгаузен приказал передать на «Мирный» флажным телеграфом: «Вижу землю». Лазарев ответил такими же сигналами.

Выглянувшее солнце осветило гористую, покрытую снегом землю. Чернели прибрежные осыпи и обрывистые скалы.

Повсюду на кораблях слышалось: «Земля! Берег!..» Долго не остывало радостное возбуждение. А когда вокруг утихло, Киселев вытащил свою тетрадку и, вздохнув, принялся писать: «М-ца генваря, 10-го. Увидели новой остров, которой никаким мореходцем не просвещен, кроме наших двух судов, и остров пребольшой и высокой…»

Наутро экспедиция подошла ещё ближе к берегу. Беллинсгаузен и Лазарев приказали поднять флаги. Команды шлюпов выстроились. Прогремело дружное троекратное «ура».

Новосильский трепетал от горделивого сознания, что он стал участником исторического события. Русским морякам досталась честь первым приподнять угол завесы, скрывающей тайны Крайнего Юга, и доказать, что за Полярным кругом есть суша!

Лазарев прибыл на борт «Востока».

— Побережье и мысы обретенной земли обозрены весьма тщательно, — сказал он. — Сие есть остров. По наблюдениям — широта 68°57 , долгота западная 90°46 .

— Не мыслите ли вы, Михаил Петрович, что за сим обретением последуют новые? — спросил Беллинсгаузен. — Невероятно, чтобы сей остров существовал один.

— Согласен, что должны быть у оного соседи… А как полагаете именовать новое обретение российское?

— Назовем остров именем создателя флота отечественного Петра Первого…

Спустя сто девять лет, в 1929 году, экспедиция Ларса Кристенсена на судне «Норвегия» пробилась в море Беллинсгаузена к 69-й параллели, и люди впервые вступили на остров Петра I. Четырем его берегам были даны названия: Беллинсгаузена, Лазарева, Восток и Мирный, а трем мысам — Завадовского, Михайлова и Симонова.

Что же представляет собой остров Петра I? Длина его превышает 26 километров, ширина более 10, а вершины поднимаются до 1200 метров над уровнем моря. Почти весь он покрыт льдами. На западном побережье острова есть довольно обширная бухта с небольшой полосой суши.

Предвидение Беллинсгаузена и Лазарева, что в этой области имеются, кроме острова Петра I, еще и другие земли, сбылось. Миновала неделя, и радостным взорам русских моряков предстала за 68-й параллелью неведомая антарктическая страна, большая и гористая. На фоне ясного, безоблачного неба появилась как далекое видение величественная вершина, возвышающаяся на две с лишним тысячи метров.

— Будем именовать обретение наше берегом Александра I, — сказал Беллинсгаузен. — Я называю обретение сие берегом потому, что южный конец оного исчезает за пределы зрения нашего.

Он указал офицерам на карту Южного Ледовитого океана, где под широтой 68°43 и 73°10 з. д. появилось новое обозначение.

Беллинсгаузен торжественно продолжал:

— Почитаю, что все памятники, людьми и людям воздвигнутые, изгладятся с лица земли всеистребляющим временем, но остров Петра и Земля Александра I, памятники, современные миру, останутся вечно неприкосновенными от разрушения…

Северная оконечность Земли Александра I была названа Русским мысом, а крупнейшая вершина, высотой 2180 метров, — горой Георгия Победоносца.

Только через девяносто лет после похода «Востока» и «Мирного» людям удалось приблизиться к Земле Александра I и осмотреть её с моря. В 1928 году здесь впервые прошел самолет. Теперь принято считать, что Земля Александра I — большой остров, отделенный от Антарктиды узким, заполненным льдами проливом свыше 500 километров длиной. Известный советский ученый, академик Л.С. Берг писал в 1949 году: «Хотя окончательно не доказано, есть ли Земля Александра I часть материка или большой остров, но, во всяком случае, даже если это остров, то он тесно примыкает к материку».

На Родину

Широким проливом, отделяющим Южную Америку от ещё неведомой в то время крайней северной оконечности Антарктиды, «Восток» и «Мирный» вошли в Атлантический океан.

По пути, в Южно-Шетландском архипелаге, исследователи положили на карту цепь островов, которым дали наименования в память об Отечественной войне 1812 года: Бородино, Смоленск, Березина, Малый Ярославец, Полоцк… Здесь у русских моряков снова произошла встреча с промышленниками. Беллинсгаузена посетил американец Палмер. Он рассказал, что за четыре месяца добыл в водах архипелага 80 тысяч котиков, а капитан английского промыслового судна Смит — 60 тысяч…

Продвигаясь далее на северо-восток, русская экспедиция открыла острова: Трех братьев, Рожнова, Мордвинова, Михайлова и Шишкова.

В начале февраля 1821 года экспедиция пересекла путь, по которому более тринадцати месяцев назад двигалась к берегам Антарктиды. Кольцо высокоширотного кругосветного путешествия замкнулось; русские шлюпы обошли вокруг шестой части Света. Теперь их курс лежал на Рио-де-Жанейро, а оттуда к берегам России.

Огромный путь совершили корабли, держась один близ другого; только раз они разлучились, да и то по воле своих командиров. Около 92 тысяч километров составил маршрут «Востока» и «Мирного».

Сопоставляя результаты русской и английской экспедиций, выдающийся советский ученый Ю.М. Шокальский писал: «Плавание Беллинсгаузена замечательно по продолжительности и длине пройденного пути за Полярным кругом, удивительному обилию собранных физико-географических материалов… Кук провел к югу от 60° ю. ш. всего 75 дней из 1008 дней плавания вообще, а во льдах — 80 дней. Беллинсгаузен был в Южном полушарии всего 535 дней, то есть наполовину меньше Кука, но зато он плавал к югу от 60° ю. ш. 122 дня и 100 дней во льдах. Кук прошел южнее 60° ю. ш. 125 градусов по долготе, Беллинсгаузен к югу от 60° ю. ш. прошел 242 градуса по долготе, то есть совершил беспримерное плавание на слабых судах, непревзойденное и поныне… Большое протяжение пути в высоких широтах дало возможность обстоятельно описать эти воды. Поэтому и до сих пор плавание Беллинсгаузена не потеряло своего научного значения, да и никогда не потеряет».

По пути к родным берегам Беллинсгаузен и Лазарев начали готовить отчеты для морского министерства. Фаддей Фаддеевич предвкушал радость дней, когда он сможет заняться подробным описанием антарктического похода. Ему было о чём рассказать! Русские моряки-ученые положили начало научным исследованиям шестой части Света. Они провели наблюдения над температурой и прозрачностью воды, собрали материалы о строении и свойствах льдов, процессах их образования. Метеорологические наблюдения экспедиции проводились не только в дневное время, но и ночью; они доныне сохранили свою ценность для познания климата Антарктики. Один только И.М. Симонов сделал 1600 ежечасных наблюдений над колебаниями атмосферного давления. Трудно давались во льдах исследования морских течений, но экспедиция сумела провести их достаточно широко.

Нескоро удалось Беллинсгаузену осуществить свой план. Лишь через десять лет, в 1831 году, вышел из печати его капитальный труд об экспедиции «Востока» и «Мирного», вскоре переведенный на иностранные языки. В Англии эту книгу вторично издали в 1945 году. Её редактор Ф. Дебенхэм, директор Британского полярного института, подчеркнул, что нельзя было дать лучшего описания сотням миль антарктического побережья, чем это сделал Беллинсгаузен.

Прославленный Руал Амундсен, воздавая хвалу русской экспедиции, писал, что Беллинсгаузен по праву занимает место среди величайших полярных исследователей.

«Восток» и «Мирный» вступили в Северное полушарие. Офицеры и матросы приводили в порядок обмундирование. Художник Михайлов просматривал альбом своих редчайших зарисовок. Иван Михайлович Симонов делал заметки для будущего доклада, который намеревался прочесть в родном Казанском университете.

«Суждено мне было разделять труды и опасности одного из знаменитейших путешествий, — писал астроном. — Новые поиски в Южном Ледовитом море, покушение как можно далее проникнуть к югу и, наконец, вообще открытия, долженствующие расширить круг географических знаний, были предметом экспедиции…»

Ему вспомнился ужасающий шторм в марте прошлого года. «Сами мореходцы уверяли, что они, скитаясь с давнего времени по различным морям, ничего подобного сему не видали… Мы окончили наши поиски, совершив целый круг около полюса, беспрестанно углубляясь к югу и иногда не выходя из-за Полярного круга до двух недель, чего прежде никто сделать не осмеливался. Сколько опасностей угрожало нам в местах сих, сколько раз смерть мы видели перед глазами своими!.. Южный полюс покрыт твердою и непроницаемою корою льда…»

Русские моряки обогатили географическую науку, открыв 29 групп островов, сделали множество полезных научных наблюдений, собрали ценные зоологические и минералогические коллекции.

Позади остались Лиссабон, Английский канал, Копенгаген. Теплой июльской ночью «Восток» и «Мирный» шли Финским заливом, на бледном небе чуть мерцали звезды.

Показались форты Кронштадта.

Часть вторая ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Открытие наиболее южного из известных материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном, и это завоевание более 20 лет оставалось за русскими.

Джемс Кларк Росс

В поисках котиков и тюленей

Последователями русских моряков-ученых в высоких широтах Южного полушария явились рядовые промышленники, искавшие новые районы выгодной добычи морского зверя. Хотя имена капитанов некоторых промысловых судов, ходивших после экспедиции «Востока» и «Мирного» в южнополярные моря, увековечены на картах Антарктиды, история сохранила мало сведений об их отважных походах.

Джемс Уэдделл, капитан английского судна «Джейн», в начале 1823 года двинулся от Фолклендских островов на юг. Небольшое судно беспрепятственно прошло за 70-ю параллель, но и там море было почти свободно ото льдов. Уэдделл пошел дальше к югу. 20 февраля судно оказалось под широтой 74° 15 , пройдя почти на 340 километров южнее высшей точки, достигнутой экспедицией Кука. Безвестный промышленник стал, по выражению Амундсена, «звездой антарктического неба». Сильный встречный ветер заставил «Джейн» повернуть.

Видимо, летом 1823 года в юго-западной области Атлантики, названной морем Уэдделла, сложилась исключительно благоприятная ледовая обстановка; впоследствии многие экспедиционные суда пытались пробиться здесь к побережью Антарктиды, но неизменно встречали непроходимые льды.

Прибыльным промыслом морского котика и тюленя давно уже интересовалась английская кораблестроительная и торговая фирма братьев Эндерби, снаряжавшая суда в южнополярные моря. Кругосветное плавание капитана Джона Биско на судне «Туле» в 1831–1833 годах увенчалось географическими открытиями. У Южного полярного круга, близ 46° в. д. он усмотрел берег, оканчивающийся тридцатиметровой ледяной стеной, за которой виднелась вдали гористая страна, покрытая льдом и снегом, с чернеющими вершинами. Биско назвал ее Землей Эндерби. К югу от Америки он прошел мимо высокогорной Земли Грейама, большого полуострова Антарктиды, северная оконечность которого расположена примерно в 1200 километрах от мыса Горн. Западнее Земли Грейама, в море Беллинсгаузена, капитан «Туле» открыл острова Аделаиды и Биско.

В Англии его встретили с триумфом. Лондонское и парижское географические общества присудили Биско награды. Успехи английского промышленника породили завистливое чувство у американского китолова Морелля. Вернувшись из южных морей, он возвестил, будто им открыт «великий полярный материк Южная Гренландия». Вскоре Морелль был разоблачен как обманщик.

Польщенные открытиями Биско, братья Эндерби поручили капитанам своих судов попутно с промыслом искать новые земли. В 1834 году, примерно у 60° в. д., капитан Кемп открыл в высоких широтах Индийского океана участок побережья, получивший его имя — Берег Кемпа. Спустя несколько лет капитан Джон Баллепи обнаружил к югу от Австралии, у Полярного круга, острова, также названные именем первооткрывателя, и сообщил, что им усмотрен в высоких широтах берег материка — Земля Сабрина.

Теперь даже скептики, не верившие в существование шестой части Света, заколебались. Но где же пределы Южного материка? Что представляет собой эта неведомая страна?

Почти через двадцать лет после похода русских моряков в южнополярных морях появились экспедиционные корабли трех стран — Франции, США и Англии.

Земли, увиденные на расстоянии

Жюль Дюмон-Дюрвилль, начальник французской экспедиции на кораблях «Астролябия» и «Зеле», совершивший два кругосветных плавания, слыл человеком высокого мужества, не отступающим перед опасностью. Но и этого бывалого мореплавателя поразили чудовищные айсберги и мощные ледяные поля, встреченные на подступах к Антарктиде в начале 1839 года. Северная область моря Уэдделла, где за пятнадцать лет до того свободно прошло судно «Джейн», оказалась недоступной. Один за другим дозорные, забиравшиеся в «воронье гнездо», докладывали: «Сплошной лед, ни малейшего прохода!» Дюрвилль приказал итти вдоль кромки льда. За две недели корабли не продвинулись к югу ни на милю. Истекал февраль, последний месяц короткого антарктического лета. Наконец, показалось пространство открытой воды, но путь к нему преграждало большое ледяное поле. Французы решили прорваться. Корабли с хода врезались в лед и вскоре потеряли друг друга в неистовой метели.

Белые поля сомкнулись, окружили экспедицию со всех сторон. Дюрвиллю предстоял выбор: остаться в ледовом плену или употребить сверхчеловеческие усилия и сокрушить перемычку.

Заметив небольшую трещину, он направил туда «Астролябию», но корвет заклинился. Ледовая ловушка!.. Кирками, ломами, лопатами моряки разбивали лёд, другие, ухватившись за канаты, пытались сдвинуть судно с места. Пять дней длилась мучительная и безнадежная борьба. Спасение принесла внезапная буря. Шквальный ветер погнал корабль к северу.

— Человек за бортом! — пронесся тревожный крик.

Это был матрос Симон, замешкавшийся на льдине. Парализованный ужасом, он глядел, как удаляются корабли, оставляя его на верную смерть. Вдруг Симон сорвался с места, побежал вслед. Догнал! Товарищи подняли его на палубу.

У северо-восточной оконечности Земли Грейама французы заметили издали остров, получивший название Жуэнвиль. Путь кораблей проходил на значительном расстоянии от побережья Антарктиды, однако Дюрвилль увидел в западном направлении признаки суши и назвал её Землей Луи-Филиппа.

Мореплаватели прошли далеко на восток и оказались у 140° в. д. Дюрвилль намеревался определить местонахождение Южного магнитного полюса. Мощные льды остановили экспедицию. Чернели обломки камня, повидимому увлеченные ледником, сползавшим в море.

Корветы пробились к скалистому островку. Матросам удалось взобраться по крутому ледяному обрыву, на вершине которого восседали пингвины. В желудке добытой птицы оказался кусочек гнейса; это был единственный образец антарктических горных пород, доставленный экспедицией во Францию. Усмотренную далеко на юге часть побережья материка Дюрвилль назвал именем своей жены — Землей Адели.

Пытался прорваться к берегам Антарктиды и американский лейтенант Чарльз Уилкс. Эта экспедиция была снаряжена по решению конгресса США с целью «облегчения торговли и охоты на китов за пределами мыса Горн», В составе американской эскадры были корабли «Винсенн», «Пикок» и четыре транспорта, на которых находилось 440 человек, среди них группа ученых.

Путешествие Уилкса в Антарктике продолжалось лишь несколько недель. В конце 1839 года «Винсенн» и «Пикок» оставили Сидней. Как и русские исследователи, американцы подошли к острову Макуори. Продолжая двигаться на юг, «Пикок» сильно пострадал во льдах, повернул и кое-как добрался до Австралии. «Винсенн» пошел самостоятельно.

По возвращении в Америку Уилкс сделал сенсационное заявление о своих открытиях. Он утверждал, что в январе 1840 года под 64° ю. ш. и 162° в. д. экспедиция обнаружила неизвестную землю; «не упуская её из виду», Уилкс двигался на запад вдоль Полярного круга до 100-го меридиана, пройдя в течение месяца, несмотря на тяжелые льды и штормы, около 2500 километров. Так появились на картах «Земля Уилкса», «Горная страна Тоттена», «Берег Нокса» и другие обозначения. Однако достигнуть побережья американцам нигде не удалось.

Вскоре офицеры экспедиции выступили с обвинением против Уилкса, утверждая, что он предполагаемые наблюдения нередко выдавал за подлинные.

Впоследствии, уже в XX веке, экспедиционные суда не раз беспрепятственно проходили через районы, где на картах Уилкса были показаны земли.

Действительно выдающиеся открытия сделала третья экспедиция того времени — английская, под командованием капитана Росса. «Она создала эпоху в исследовании земного шара, — писал советский ученый, профессор В.Ю. Визе. — Нельзя не согласиться с Амундсеном, называвшим Джемса Росса одним из наиболее смелых полярных исследователей и дельных моряков, которых когда-либо знал мир».

Море Росса

До того как отправиться в высокие широты Южного полушария, Джемс Кларк Росс долгие годы посвятил изучению Арктики, куда впервые попал 18-летним юношей с экспедицией своего дяди Джона Росса, известного полярного исследователя. Джемс Росс плавал в Баффиновом заливе, пытался достигнуть Северного полюса со стороны Шпицбергена, на протяжении восьми лет участвовал в поисках Северо-западного прохода — морского пути между Атлантическим и Тихим океанами вдоль северного побережья Канады и Аляски. Он провел четыре зимовки в американской Арктике и во время одной из санных экспедиций 1831 года открыл Северный магнитный полюс.

К началу антарктического путешествия ему было 39 лет. Лучшего начальника экспедиции, сочетающего качества искусного моряка и умного, наблюдательного исследователя, вряд ли могло подыскать британское адмиралтейство. Оно предоставило в распоряжение Росса два парусных судна: прочно построенный военный корабль «Эребус» («Ад») и испытанный в арктических льдах «Террор» («Ужас»). В экспедиции участвовало более 130 моряков-волонтеров. Судном «Террор» командовал друг Росса — полярный мореплаватель Фрэнсис Крозье.

В ноябре 1840 года корабли покинули берега Тасмании. Трехмесячное пребывание в порту Хобарт Росс использовал для окончательной разработки плана экспедиции. Он знал все подробности путешествия Кука, похода Беллинсгаузена и Лазарева, которым воздавал честь за великий подвиг.

В Тасмании Россу стало известно, что ни французам, ни американцам не удалось проникнуть за Полярный круг, а капитан рядового промыслового судна Баллени достиг 69-й параллели.

Начальник английской экспедиции решил пробиться на юг по 170-му восточному меридиану. Почему он избрал именно этот путь?

Незадолго до английской экспедиции была опубликована работа выдающегося немецкого математика Гаусса о положении Южного магнитного полюса. Открыть этот полюс было одной из задач Росса. На протяжении почти целого столетия считалось, что именно расчеты Гаусса склонили Росса выбрать свой маршрут. Но недавно, перед второй мировой войной, австралийские историки обнаружили в архивах любопытные материалы. Ещё в 1830 году капитан австралийского барка «Венус» Дж. Келли прошел от острова Макуори на юг до 72-й параллели и достиг входа в море, носящее ныне имя Росса. Капитан Келли был начальником гавани Хобарт, когда туда зашли на пути в Антарктику «Эребус» и «Террор». Австралийские историки допускают, что рассказ Келли о своём плавании побудил Росса направиться тем же курсом.

Новый, 1841 год экспедиция встретила за Полярным кругом. 5 января, придерживаясь 175-го восточного меридиана, корабли подошли к сплошным дрейфующим льдам.

— Вперед! — скомандовал сухощавый человек с орлиным профилем и вьющимися светлыми волосами, убранными под кожаную шапку.

— Тяжелый лёд, капитан! В северных морях нам такой не встречался, — сказал Россу пожилой матрос.

— Надеюсь, старина, корабли наши выдержат…

Он отважился войти в антарктический пак. Этот «паковый пояс» преграждал путь дальше на юг. Лишь четверо суток затратила английская экспедиция, чтобы одолеть 140-мильную полосу льдов. «С двумя трудно управляемыми кораблями, этими «ящиками» по современным представлениям, люди проникли в самое сердце пака, что до того все мореплаватели считали верной гибелью, — говорил спустя семьдесят лет Руал Амундсен. — То были герои, герои в самом высоком смысле слова».

Впереди простиралось открытое море — море Росса! Льды исчезли, путь к югу открыт. Пересекли 71-ю параллель.

— Земля! — пронеслось по кораблям.

Часть побережья Антарктиды, исследованная экспедицией Джемса Росса

Открылся величественный пейзаж побережья Антарктиды — Земли Виктории. На чистой голубизне неба обрисовались контуры хребта Адмиралтейства с могучими вершинами, не уступающими многим альпийским, темными скалистыми пиками и склонами, свободными ото льда и снега. Горные цепи поднимались до 3000 метров и уходили к югу. Самой высокой вершине Росс дал имя Эдварда Сабина, известного английского физика, а гористый выступ побережья назвал мысом Адэр.

Наблюдения показали, что магнитный полюс находится за горными цепями, примерно в 900 километрах к западу. Экспедиция прошла уже около 500 километров за Полярным кругом, но море попрежнему было свободно. Росс направился вдоль берега дальше на юг, держась того курса, который наметил ещё в Хобарте.

Мореплаватели открыли три острова: Поссешен (Владения), Коулмен (фамилия будущего тестя Росса) и у 76-й параллели — Франклин, где удалось высадиться. Горные цепи материка всё ещё тянулись на юг, макушки снежных великанов достигали 3000 метров. Всех прекраснее казалась конусообразная вершина Мельбурн.

Росс ощущал отрадное чувство первооткрывателя. Никто не предполагал, что в течение двух-трех недель они обнаружат огромную горную страну и острова, пройдут 800 километров вдоль побережья и достигнут широты, о которой даже не мечтал Джемс Кук. А впереди были новые открытия. 28 января на горизонте выплыла огромная вершина, за ней — другая, поменьше. Над гигантской горой вздымался дымовой столб с огненными языками.

— Это вулкан, — сказал Росс. — А ведь люди усомнятся, что за 77-й параллелью существует действующий вулкан и, пожалуй, сочтут, будто мы приняли за извержение какое-то иное явление природы.

— Как обозначить эти вершины? — спросил Росса старший офицер.

— Назовем их именами наших кораблей…

На картах появились действующий вулкан Эребус, высотой 4023 метра, и потухший Террор — 3277 метров. Через шестьдесят лет капитан Роберт Скотт выяснил, что они расположены на острове, отделенном от материка нешироким проливом Мак-Мёрдо. Этот остров Росса стал главной базой знаменитых антарктических экспедиций и вошел в историю борьбы за Южный полюс.

Великий ледяной барьер

Невиданное, поражающее грандиозностью творение природы возникло перед английскими мореплавателями у острова Росса. С запада на восток простиралась отвесная белая стена — гигантские напластования льда, верхняя кромка которого поднималась до 70 метров над уровнем моря. Великим ледяным барьером назвал начальник экспедиции эту могучую преграду, которую будущие исследователи именовали и шельфовым ледником Росса, и «стеной Росса», и «плитой»…

Величайший в мире ледник тянется над морем на 800 километров и простирается к югу, в глубь материка, почти на такое же расстояние. Его площадь вдвое больше Великобритании. Сотнями метров измеряется толщина исполина, подобного которому нет нигде на земном шаре.

Английским мореплавателям казалось, будто Барьер застыл в вечном оцепенении. Но он живет, движется! Столетия превратили слежавшийся и уплотненный снег в ледяные плиты. С незримой для человеческого взора медлительностью миллиарды тонн льда сползают по горным склонам. У северной окраины откалываются и низвергаются в море колоссальные части Барьера — возникают чудовищные айсберги.

День за днем, лавируя между ледяными глыбами, «Эребус» и «Террор» идут к востоку вдоль нескончаемого Барьера в нескольких милях от него. Вся эта громада держится на плаву, но местами как будто достигает дна. Где же её восточная окраина? Что там, за верхней кромкой, в десятках метров от моря? Росс готов рискнуть и подойти вплотную к страшной стене, но это бесполезно: ни одного углубления, выемки, склона, по которому можно было бы вскарабкаться наверх!

— Придет время, когда мореплаватели на паровых судах приблизятся к Барьеру без боязни, что порыв ветра разобьет их о ледяную стену, — сказал Росс.

У него нет полной уверенности в благоприятном исходе экспедиции — всего можно ожидать в этой удивительной стране! Капитан приказывает составить несколько коротких записок об открытиях экспедиции, и каждый день матросы бросают в море бутылки с засмоленным горлышком, содержащие короткие отчеты. Если никто не уцелеет, быть может, волны выбросят на обитаемый берег весточку мореплавателей, и человечество узнает о горных великанах, вулканах за 77-й параллелью, об исполинской стене.

К исходу пятых суток англичане видят: ровная линия Барьера круто поворачивает на юг, образуя подобие гавани… Через семьдесят лет она получит название Китовой бухты. Отсюда Руал Амундсен двинется с собачьими упряжками к Южному полюсу.

Жажда познания неведомого побудила Росса рискнуть. Он ведет корабли к неприступной стене, приближается на полкилометра к месту, где она понижается до 23–24 метров, и вызывает матроса Роберта Паркинса. Юный Роб лазает, как кошка, и не знает чувства страха. Он взбирается на самую верхушку мачты, а десятки людей внизу ожидают…

Матрос спустился на палубу.

— Что ты высмотрел, Роб? — спросил Росс.

— Белая равнина, капитан… Гладкая, как стол, и белая-белая…

— Никаких возвышенностей?

— Ничего!

Достигнув широты 78°4 , экспедиция повернула к Тасмании.

Через несколько месяцев, в ноябре, «Эребус» и «Террор» вновь двинулись к Великому барьеру.

— Если в его восточной части существует какой-либо проход, мы направимся дальше на юг, — сказал Росс.

Тяжкие испытания и невзгоды выпали англичанам. В середине декабря они вступили в паковые льды и к новому, 1842 году оказались за Полярным кругом у 155° з. д. — далеко к востоку от Земли Виктории. Жесточайший шторм и течения отбросили экспедицию назад. Вокруг носились ледяные глыбы, и волны били ими, как таранами, по корпусу кораблей. Мачты гнулись и трещали, на обоих судах сломались рули, экспедиции грозила гибель.

Лишь 22 февраля на горизонте показалась белая лента, словно нависшая над морем. Барьер! Близ его восточной окраины корабли прошли на несколько миль южнее наивысшей широты, достигнутой годом раньше. На востоке виднелись смутные и расплывчатые очертания неведомой горной страны, но Росс, не уверенный в своём открытии, ограничился краткой пометкой на карте: «Признаки земли». Через шестьдесят лет его соотечественник Роберт Скотт открыл здесь гористую землю — полуостров Эдуарда VII.

Третий раз Росс пытался достигнуть побережья Антарктиды в море Уэдделла, но тяжелые льды заставили его отступить на подходах к 72-й параллели.

Открытия и научные исследования экспедиции вызвали в Англии живой интерес. На картах появились контуры берегов Земли Виктории, островов, Великого ледяного барьера. Географическое общество наградило Росса, почетной золотой медалью. Люди с увлечением слушали его рассказ о борьбе и страданиях моряков, смертельных опасностях, своеобразном очаровании печального, грозного и величественного царства ледников, где «снежные бури, туманы и ветры сменяются ярким сиянием солнца».

Джемс Росс нашел путь, ведущий к сердцу материка. Казалось бы, по его следам двинутся мореплаватели и ученые разных стран, невзирая на сложившееся мнение, будто «весь Южный полюс окружен неприступной ледяной стеной». Кое-где возникали оригинальные проекты достижения полюса: предлагали, например, доставить к Барьеру воздушный шар, чтобы с высоты взглянуть по ту сторону страшной стены. Но пройдет более полувека, пока люди отважатся проникнуть за пределы, достигнутые Россом, — 78°10 южной широты.

Если не считать судна «Пагода», на котором английский лейтенант Мур безуспешно пытался последовать примеру Росса, «Эребус» и «Террор» завершили эпоху парусного флота в Антарктике. Позднейшие исследователи проникали в высокие широты на судах с паровой машиной, сохраняя паруса как резервное средство.

Шли десятилетия. Изредка в южнополярных морях появлялось одинокое зверобойное судно. Промысел в высоких широтах стал невыгоден: стада сильно поредели, ценный котик был почти целиком истреблен. Охотясь за китами, капитан Э. Далльман достиг крайней северной оконечности Антарктиды — Земли Грейама.

В 1892 году из Шотландии на китобойном судне «Балена» отправился в высокие широты натуралист Уильям С. Брюс, опытный полярный путешественник. Вместе с «Баленой» ушли три промысловых судна. У острова Жуэнвиль китобои повстречали норвежское судно капитана Ларсена; он рассказал, что им открыта часть побережья — Земля Оскара II. Норвежский капитан Эвенсен проник в море Беллинсгаузена за 69-ю параллель.

Эти плавания не оживили интереса к исследованиям Антарктиды, но вскоре весь мир облетела весть о замечательном событии, и на страницах газет замелькало мало кому известное имя: Карстен Эгеберг Борхгревинк.

Часть третья ЧЕЛОВЕК ВСТУПАЕТ НА ШЕСТОЙ КОНТИНЕНТ

Матрос-ученый

Китобойное судно «Лнтарктик», вышедшее 20 сентября 1894 года из австралийского порта Мельбурн, держало курс на юг, отыскивая районы, богатые китом. Никакие открытия и исследования не интересовали норвежских промышленников, все их помыслы были заняты добычей, сулившей при удаче лишнюю сотню крон за тяжкий и опасный труд. «Думайте только о промысле!» — требовал хозяин судна Свен Фойн, посылая капитана Кристенсена в высокие широты.

Лишь один человек на «Антарктике» мало думал о китах и тюленях, бочках с жиром и прибылях. Это был Карстен Эгеберг Борхгревинк, молодой норвежский натуралист. Несколько месяцев он осаждал своего земляка Свена Фойна, добиваясь разрешения пойти на «Антарктике» для научных наблюдений. Под конец судовладелец смилостивился.

— Если желаете, могу зачислить матросом, но предупреждаю: работать вам придется, как всей команде. Прежде всего и важнее всего — добыча!

— Ну, конечно! Благодарю вас, господин Фойн, от души благодарю!

На борту «Антарктика» появился матрос-ученый. Его ничуть не пугает изнурительный и рискованный труд — он сумеет, пусть даже за счет сна и отдыха, выкроить часы для своей науки.

Легко одолев полосу паковых льдов, «Атарктик» проникает всё дальше к югу, в загадочный мир высоких широт. Каждый день приносит что-то новое, необычное. Мимо проплывают колоссальные ледяные острова, после которых айсберги длиной 20–30 километров кажутся малютками. Иные гиганты с фантастическими балконами, площадками, виадуками возвышаются до 100 метров. Рассевшиеся на них пингвины приветствуют китобоев нестройными пронзительными криками. Пролетают белогрудые буревестники. Тюленей пока немного. У большинства добытых самцов в передней части тела обнаружены глубокие шрамы и раны, будто нанесенные острым орудием. Вероятно, это следы зубов косатки, мерзкого хищника морей?..

16 января 1895 года показался берег. Земля Виктории! Мыс Адэр!.. Бескрайная горная цепь Адмиралтейства. Чернеющие склоны снежных пиков. Отвесный базальтовый утес. Стиснутые коническими холмами, стекают к морю ледники. После экспедиции Росса ни один человеческий взор не запечатлел образов этого таинственного мира. Каким счастьем было бы для Борхгревинка понаблюдать за ним, но к капитану Леонгардту Кристенсену и не подступишься — он ищет китов, а вокруг, как назло, ни одного фонтана.

— Стоило забираться в эту дыру, к семьдесят четвертой параллели! — хмурится раздосадованный капитан.

Всю ночь проворочался Борхгревинк на узкой койке в смрадном, пропитанном запахом ворвани матросском кубрике. Молодым ученым снова овладели смелые мечты… Больше семидесяти лет миновало после открытия русскими моряками Антарктиды. Бывало, что люди проникали на острова высоких широт. В районе Земли Грейама промышленник Фостер побывал на острове Хозизн, Джон Биско — на острове Палмера, Дюмон-Дюрвилль посетил маленький участок суши близ Земли Адели, Джемс Росс высаживался на открытых им островах Поссешен, Франклина и Кокберн, а совсем недавно, в 1893 году, капитан Ларсен побывал на небольшом острове в северной части моря Уэдделла.

Но на материк Антарктиды ещё не вступала нога человека.

А ведь это возможно! Подходы к мысу Адэр открыты. Борхгревинку чудилось, словно кто-то, убеждает его: «Выйди на берег мыса Адэр, собери кускиторных пород, образцы растительности шестого континента — ведь это сокровища для ученого мира! Не упускай, Карстен, случая, он никогда больше не повторится!»

Борхгревинк спрыгнул с койки, схватил шапку и выскочил на палубу. Капитан только что закончил астрономические определения и погрузился в расчеты. «Антарктик» достиг широты 74° 10 .

— Китов нет, тюленей не видно, нам здесь делать нечего, — ворчливо сказал Кристенсен.

— Капитан, ради науки прошу вас…

— Знаю, слышал не раз, надоело! — оборвал Кристенсен. — У нас пустые трюмы, а вы хотите, чтобы я терял время зря. Господин Фойн выгонит меня со службы и будет прав!..

— Всё займет лишь несколько часов, — взмолился Борхгревинк. — А какая заслуга перед наукой, перед человечеством!

Капитан испытующе глянул на удивительного матроса и неожиданно сказал:

— Значит, к Адэру? Быть может, и подойдем…

Борхгревинку хотелось обнять старого морского волка, но, вспомнив о своем должностном положении, он удержался.

В течение двух суток молодой натуралист воссылал мольбы к антарктическим стихиям, чтобы они не помешали его планам, и ежечасно справлялся об атмосферном давлении. После полуночи 24 января «Антарктик» подошел к мысу Адэр.

— Спустить шлюпку! — приказал Кристенсен.

Сам капитан, Борхгревинк и четверо матросов понеслись к берегу. В глубине синевато-изумрудного моря промелькнула серебристая рыба, длинная и узкая, потом расплывчатая, студенистая медуза… Дно полого поднималось. Небольшая полоса дрейфующего льда остановила норвежцев. Шлюпку перетащили волоком.

До берега оставалось два-три метра, когда возбужденный, охваченный юношеским задором ученый прыгнул в воду. Шаг, другой, третий… Земля! Берег Антарктиды, и на нём, не помня себя от восторга, стоит человек, имя которого навсегда сохранится в истории. Это он, Карстен Эгеберг Борхгревинк, первый вступил на твердую почву шестой части Света!..

Из шлюпки выбрались капитан и матросы.

— Что ж, молодой человек, выкладывайте программу пикника в антарктическом царстве, — шутливо сказал Кристенсен.

Борхгревинк почувствовал, что у него странно отяжелели ноги. А-а, в сапоги проникла вода… Он внимательно оглядывает неширокую береговую полосу, стараясь запечатлеть её в памяти. Если здесь и царство, то пингвинье. Тысячи птиц сложили гнезда из голышей на пластах помета, накопившегося за неисчислимые годы.

Оглушенные криками птиц, норвежцы поднимаются по отлогому склону на самую высокую точку мыса, откуда открывается величественное и суровое горное плато Земли Виктории.

Натуралист собирает образцы бедной флоры — лишайники, мхи, растения, торопливо сует в мешок куски горных пород — кварца, полевого шпата, гранита…

— На судно, Борхгревинк, или мы вас оставим, здесь с пингвинами! — грозит Кристенсен.

— Предпочитаю ваше общество, капитан.

— Весьма польщен!

Нет, Борхгревинк сейчас не собирается застрять на мысе Адэр, но он сделает всё возможное, чтобы вернуться сюда. Не на часы, а на долгие месяцы, с научной экспедицией. Мыс Адэр — отличное место для зимовки!..

Спустя несколько месяцев рядовой матрос китобойного судна, безвестный норвежский натуралист стоит на трибуне VI Международного географического конгресса в Лондоне, и представители ученого мира внимательно слушают речь первого человека, вступившего на материк Антарктиды. Карстен Борхгревинк не претендует на славу первооткрывателя — ему выпала честь подтвердить открытия Джемса Росса и облегчить путь будущим исследователям. Но он позволит себе коротко изложить план изучения шестого континента. На мысе Адэр, у входа в море Росса, можно создать сравнительно безопасное убежище, построить дом, склады, не тревожась за сохранность пищевых продуктов в этом естественном холодильнике.

— Я готов встать во главе такого научного предприятия и высадиться на материке, взяв с собой упряжных собак, сани, канадскую снеговую обувь, лыжи, запас продовольствия и топлива, — говорит Борхгревинк.

Он выражает надежду, что высокочтимое Королевское географическое общество и ученые других стран поддержат план первой зимовки на континенте Антарктиды.

Под впечатлением доклада Борхгревинка VI Международный конгресс подчеркнул в своих решениях, что «антарктические области являются величайшим объектом для будущих географических исследований».

Первые поселенцы

В ночь на 2 апреля 1900 года берлинский телеграф принял депешу из Новой Зеландии: «Цель экспедиции достигнута, определено местоположение магнитного полюса, на санках проникли до 78°50 . Борхгревинк». Короткое известие о результатах первой зимовки в шестой части Света обошло газеты Петербурга и Лондона, Стокгольма и Парижа, Нью-Йорка и Рима… Люди вспомнили, как матрос-ученый, вступивший на землю Антарктиды, годами боролся за претворение в жизнь плана научных исследований.

Стихии высоких широт показались не столь страшными Борхгревинку, закалившемуся в трехлетней схватке с опаснейшим врагом — равнодушием, грозившим погубить все его замыслы. У общественных организаций богатейших стран Европы не нашлось средств на экспедицию. Британское правительство отклонило просьбу Географического общества предоставить два судна, сославшись на «чрезвычайную сложность намеченной задачи». Начались длительные и тягостные сборы средств среди частных жертвователей и меценатов новой разновидности — антарктической.

В середине февраля 1899 года экспедиция на новейшем парусно-паровом судне «Южный Крест» увидела мыс Адэр и вошла в залив Робертсона.

— Врата в неизвестное будущее, — грустно произнес новозеландский физик Луи Берначчи, глядя на льды и снега, мертвые скалы и узкую прибрежную полосу без единого зеленого ростка.

— Вы приуныли, друзья?! Не к лицу это первым поселенцам шестой части Света! — сказал Борхгревинк.

Путешественники высаживаются на берег: надо выбрать место для зимовки.

— Соседство у вас будет веселое, — заметил Бернгардт Иенсен, капитан «Южного Креста», проходя мимо голосистой пингвиньей колонии и лежбищ, где под полуночным солнцем нежились сонные тюлени.

— Но аромат далеко не приятный, — косясь на кучи зловонного помета, откликнулся Антон Фигнер, первоклассный лыжник-спортсмен, остающийся зимовать с Борхгревинком.

— Идём на вершину?! — предложил английский лейтенант Уильям Колбек, магнитолог будущей зимовки.

Недовольные появлением людей, с криком вьются буревестники и чайки.

Один за другим путешественники взбираются по склонам. Светло. Не слишком холодно, а на крутизне даже жарко. Кругом лёд, снег, скалы и море, а на вершине мыса Адэр — горсточка смелых людей, которые остаются жить в фантастическом уголке первозданной природы…

Незаметно бегут дни. Из прочных бревен выстроен небольшой дом с плоской крышей. Стены обиты толстым картоном и тюленьими шкурами. Окна с двойными стеклами выходят на запад. Все двери открываются внутрь, иначе при снежных заносах не выбраться.

«Южный Крест» уходит.

— В Австралии, конечно, заинтересуются названием вашего поселка, а я и не знаю, что сказать, — говорит капитан Иенсен, прощаясь с зимовщиками.

— Хотелось бы дать ему имя моей матери — лагерь Ригли, — нерешительно отвечает Борхгревинк.

Все поддерживают его.

— До Нового года, друзья!

Спустя час лишь небольшое пятнышко на горизонте напоминает о «Южном Кресте».

Десять человек стоят на берегу — норвежцы англичане, два финна, новозеландец. Они взволнованны. В эти минуты все их мысли о близких, дорогих. Три тысячи километров до ближайших обитаемых берегов… Голос Борхгревинка прервал тяжелое раздумье:

— Каждый из нас выполнит свой долг!

— Что бы ни случилось, наш подвиг не пропадет бесследно, — говорит Берначчи. — Найдутся смелые люди и продолжат начатое нами. Главное — не падать духом!

Испытания

В шалашах, построенных близ домов, начались регулярные метеорологические и магнитные наблюдения — первые научные работы на материке. Борхгревинк, Колбек и Антон Фугнер в середине марта ушли с собачьими упряжками разведать местность. До вершины их провожали Берначчи, зоолог Николай Хансон и его ассистент Гуго Эванс.

Возвращаясь в лагерь, они предпочли более короткий, но незнакомый путь, лежавший вдоль глубокой трещины во льду, скрытой под толстым слоем снега. Внезапно белый покров сдвинулся, понес людей. Двое ухватились за скалистый выступ, но Эванс, замыкавший шествие, растерялся и полетел стрелой. Когда он поровнялся с товарищами, Хансон, лежавший плашмя, успел схватить его за полу одежды. Все это произошло буквально в несколько секунд. Тяжело дыша, они поднялись и, осторожно нащупывая дорогу, пошли дальше, но уже в десятке шагов остановились потрясенные: склон обрывался полуторастаметровой отвесной стеной…

— Вот какая участь могла нас постигнуть! — воскликнул Берначчи, оглядывая бездну.

На другой день разразилась буря. Порожние собачьи конуры взлетали в воздух. Ветер разнес в щепки одну из лодок и угнал обломки за сотни метров. Застигнутые внезапным ураганом, люди не могли устоять на ногах и ползком добирались до жилища, едва дыша, почти теряя сознание. Лишь через сутки можно было выйти из дому.

— Вряд ли где-нибудь на земном шаре бывают такие ветры, — сказал Берначчи.

Он не ошибся: тем, кто позднее зимовал в море Росса, выпали тяжкие испытания; однако по сравнению с ураганами Земли Адели, расположенной за несколько сот километров к западу, ветры мыса Адэр оказались сущим пустяком.

Отряд Борхгревинка, переждав бурю под защитой скалы, вернулся в лагерь Ригли.

Близилась антарктическая зима, когда начальник экспедиции с тремя спутниками, захватив двадцать собак и небольшую лодку, отправился исследовать южную часть залива Робертсона.

Сумерки застали путешественников на прибрежном льду. Быстро темнело, надо было немедленно позаботиться о ночлеге. Они увидели небольшую площадку на крутом склоне и кое-как втащили туда сани с грузом, лодку и собак. Установив палатку, окоченевшие люди забрались в меховые спальные мешки.

После полуночи вой ветра и грозный шум бушующего моря подняли всех на ноги. Огромные волны разбивались у подножья скалы, обдавая путешественников пеной и брызгами.

— Подняться выше! — прокричал Борхгревинк.

Метр за метром они карабкались по склону, волоча сани и палатку. Часть провизии и собачьего корма унесло в море.

Целые сутки неистовствовал ураган. Четыре человека, промокшие и изможденные, жались друг к другу на каменистом выступе, безуспешно пытаясь согреться и мечтая о теплом крове. Но как попасть в лагерь? С трех сторон море, покрытое тысячами ледяных обломков, а единственный путь по суше ведет через скалы, доступные лишь тренированным альпинистам. После длительного раздумья Борхгревинк решает: он и Берначчи останутся здесь, а Фугнер и Оле Мюст попробуют на лодочке достигнуть лагеря и вызвать помощь.

— Будьте осторожны, берегитесь, чтобы вас не затерло льдами!..

Страшно смотреть, как маленькая лодка исчезает среди сплошных белых глыб…

Наутро пленники утеса пытаются пробраться берегом. Широкая зияющая трещина заставляет их вернуться. Но прежний путь уже недоступен: начался прилив. Они ползут по обледенелым скалам…

К исходу четвертых суток Борхгревинк увидел в часы отлива двоих людей. Они брели, едва волоча ноги и пошатываясь. Фугнер и Мюст! Осунувшиеся, грязные, посиневшие. Лодку, конечно, зажало, но они как-то ухитрились пробиться к берегу, где убили тюленя. Подбрасывая в огонь куски тюленьего жира, Фугнер и Мюст обогревались и сушили одежду.

Но что же делать? Каждый день уносит силы, надо действовать, пока они совсем не иссякли. Путь один — через горы. Это рискованно, невыразимо трудно, но всё же лучше, чем медленное умирание на опостылевшей скале. Вновь забушевал ураган, и лишь через сутки отряд смог двинуться.

Они взбирались всё выше, срываясь на ледяной круче, поддерживая один другого и с содроганием думая, что внезапная буря принесет им гибель. К ночи удалось одолеть каких-нибудь полтораста метров. Они остановились на четверть часа перед самым крутым подъемом, чтобы собрать остатки сил.

Высота 1500 метров. Путь к вершине кажется нескончаемым. Но ещё немного, и они будут там, где друзья, кров, тепло и пища, отдых исстрадавшемуся телу. Люди борются за каждый метр, пробираются на четвереньках, разбивают ледяные гребни остроконечными железными палками…

Перевал! Конец мучениям! Навстречу отряду бегут взволнованные товарищи…

Началась зима.

Температура упала до минус 35°. Ветер гнал с гор тучи снега, домик занесло по самую крышу. В суровую полярную ночь и пургу зимовщики не пропускали ни одного срока метеорологических и магнитных наблюдений и поочередно навещали шалаши, чтобы записать показания приборов. Как-то около 3 часов пополудни туда направился Гуго Эванс, но едва он сделал несколько шагов, как порыв ветра загасил фонарь и сбил с ног молодого ученого. Он прополз два-три метра. «А ведь я заблудился!» — обожгла его тревожная мысль. Дом был где-то рядом, но Эванс не знал, какого направления держаться. Дело плохо! Малейшая ошибка ведет к гибели, а оставаться без движения — значит замерзнуть. Эванс бесполезно кружился, пока силы не оставили его. «Вот и конец моей 24-летней жизни!..»

Эванса искали уже более трех часов. Встревоженные товарищи кричали во все горло, но голоса тонули в яростном вое пурги. Один за другим зимовщики возвращались в дом, обессиленные и отчаявшиеся. Антон Фугнер продолжал поиски, но и у этого спортсмена силы были на пределе. Как найти человека в дикой пляске ветра и снега?! Напрасные попытки! Несчастный парень, такой юный, старательный, приветливый… Вдруг Фугнер едва не упал ничком, споткнувшись о сугроб… Гуго Эванс! Он лежал у подножья скалы, наполовину занесенный снегом, оглушенный ветром, обмороженный.

— Ты спасен, Гуго, спасен! — кричал Фугнер.

Тот ответил слабым пожатием руки.

Когда утихала пурга, слышались зловещие звуки: треск ледников, шум низвергающихся лавин…

27 июля. Уже несколько дней зимовщики наблюдают, как в полдень розовеет горизонт и слабый свет разливается над снежными вершинами. Наконец, показался пурпурный ободок. Солнце!

Зима долго не отступала. 40-градусные морозы держались и в августе, и в сентябре. Совершая десятидневное путешествие, Борхгревинк открыл небольшой островок и пополнил геологическую коллекцию интересными образцами. Отряд Берначчи достиг глетчера, получившего имя английского ученого-океанографа Джона Мёррея.

Спустя несколько недель зимовка погрузилась в траур: умер 32-летний зоолог Николай Хансон, заболевший ещё до наступления полярной ночи. Он завещал товарищам похоронить его у большого камня, на вершине мыса. На побережье Антарктиды появилась первая могила…

Пронзительные крики пингвинов возвестили о приходе весны. Они тысячами приплывали с севера и нескончаемыми цепочками двигались по льду к берегу, где тотчас начинали строить гнездовья. Прилетели буревестники, гнездившиеся в скалах на высоте более 200 метров. Над морем вздымались фонтаны, пускаемые китами. Тюлени, выбравшись на лед, наслаждались солнцем, безбоязненно подпуская людей и позволяя гладить себя по жирной спине. Зимовщикам удалось добыть четырех «морских леопардов» с огромной удлиненной головой, широкими зубастыми челюстями и маленькими злыми глазами. Киты, тюлени и птицы существовали за счет всевозможных моллюсков, рачков, червей, в изобилии водившихся у побережья. Хорошо ловилась рыба совершенно неведомых пород, с которыми ещё предстояло ознакомиться ихтиологам. Однажды попалась медуза диаметром около 80 сантиметров, темнокоричневая, с желтыми щупальцами. Три человека насилу вытащили её на поверхность.

Кончился старый, XIX век, народился юный, XX. На всех пяти материках праздновали встречу нового столетия, но для девяти зимовщиков Антарктиды событие прошло почти незамеченным. Один за другим небольшие отряды уходили в санные путешествия. Нелегко было приучить к работе упряжных собак, одичавших и разленившихся за месяцы полярной ночи.

Берначчи и Колбек определили, что Южный магнитный полюс находится далеко к западу — под 73° широты и 146° в. д. Каждый день кто-либо взбирался на скалы и высматривал: не появился ли на горизонте «Южный Крест»?

Рано утром 28 января, когда все ещё спали, повар Элефсен вышел из дому за углем. Он оглядел кристально чистое небо, неторопливо повернул за угол и остолбенел: навстречу шел человек! Раскрыв рот, Колбейн Элефсен пытался сообразить: сон это или… рассудок его помутился?

— Капитан Иенсен! Бернгардт Неясен! — вдруг завопил повар, всплескивая руками.

Тот весело подмигнул, вошел в дом, топоча сапогами, и кинул на стол туго набитую кожаную сумку:

— Почта прибыла! Получайте почту!..

Ошеломленные нежданной радостью, зимовщики расхватали письма от близких, газеты с новостями… «Сколько месяцев мы были лишены всяких известий! — записал вечером в дневник Луи Берначчи. — Мы испытали сегодня счастье, от которого давно отвыкли».

На пятый день, распростившись с лагерем Ригли, зимовщики двинулись на «Южном Кресте» к югу. Борхгревинк посетил острова Поссешен и Коулмен, высадился у подножья горы Мельбурн. Миновав скалистый остров Франклина и остров Бофора, исследователи увидели мыс, названный именем Френсиса Крозье, командира россовского корабля «Террор». Невдалеке Борхгревинк усмотрел ещё один мыс, которому дал имя Альфреда Теннисона, известного английского поэта XIX века. Небольшая группа отправилась туда, чтобы оставить металлический ящик с запиской о посещении экспедицией мыса Теннисон.

Когда Борхгревинк и Иенсен взобрались на скалистый выступ, внезапно с потрясающим грохотом оборвалась и низринулась в море часть соседнего ледника, подняв высокую волну. Прижимаясь к базальтовой скале, люди вцепились в её бугры с такой силой, что из-под ногтей выступила кровь. Налетел морской вал, окатил их с головой, обломки льда больно ударили по спине и ногам. Очередной волной обдало лишь по плечи, но люди едва устояли, когда она опускалась, увлекая их с собой…

«Южный Крест» прошел мимо Эребуса и Террора. Великий ледяной барьер, как и во времена Росса, возвышался на десятки метров, но, к своему удивлению, путешественники обнаружили, что за минувшие шестьдесят лет отвесная стена отступила к югу почти на 30 миль.

Капитан Иенсен вел судно вдоль исполинского ледника. У его восточной окраины путешественники заметили в Барьере бухту. Надеясь на паровую машину, Иенсен подошел вплотную к самой стене, поднимавшейся здесь довольно полого.

— Теперь мы дознаемся, что таится за страшной стеной Южного полюса! — сказал Борхгревинк.

Во главе небольшого отряда он взбирается с упряжками по склону Барьера и мчится на лыжах по снежной равнине к югу. Три мили, четыре, пять… На всем видимом пространстве — сплошное белое плато… Пора вернуться!

78°50 широты — предел, достигнутый в первой вылазке на Барьере. Люди сделали ещё один шаг в познании загадочной Антарктиды.

— Пожелаем будущим путешественникам больших успехов, чем достались нам, а теперь — в обратный путь, — сказал Борхгревинк. — То, что мы сделали сегодня, заслуга Бернгардта Иенсена.

— Нет, не моя, а паровой машины, — возразил капитан. — Говоря откровенно, на паруснике я бы не рискнул приблизиться к этому страшилищу.

— С благоговением думаешь о смельчаках, которые на парусных кораблях проникли в эту страну и сделали великие открытия, — сказал Луи Берначчи.

По путям Беллинсгаузена и Лазарева

В то время как Борхгревинк и его спутники оборудовали лагерь Ригли на мысе Адэр, за много тысяч километров к востоку, в море Беллинсгаузена, тщетно старалась вырваться из ледяного плена экспедиция на судне «Бельжика» под командованием лейтенанта Адриена де Жерлаш. В этой экспедиции, покинувшей летом 1897 года Антверпен, были представлены многие национальности; кроме бельгийцев — инициаторов путешествия, в Антарктику отправились французы, поляки, норвежцы, шведы, американец, румын.

Первым штурманом на «Бельжике» шел 25-летний норвежец Руал Амундсен, целеустремленный, вдумчивый и решительный человек. Он впервые совершал полярное плавание, однако в трудные дни, когда решалась судьба экспедиции, молодой штурман в полной мере проявил те замечательные личные качества, которые впоследствии не раз приводили его к победе.

В январе 1898 года «Бельжика» подошла к северному побережью Земли Грейама. В море Беллинсгаузена исследователи обнаружили пролив, отделяющий её от архипелага Палмера и получивший позднее имя Жерлаша. Амундсен присоединился к отряду, занятому описанием вновь открытых берегов. Туманы и леденящие ветры преследовали путешественников, совершавших тяжелый поход по льдам.

Самоотверженно, со страстью подлинных исследователей трудились ученые. Поляки Генрих Арцтовский и Антон Добровольский наблюдали за полярными сияниями, вели океанографические и метеорологические исследования. Румын Эмиль Раковица собирал обильные научные материалы о животном мире высоких широт, создавал ценную коллекцию. Старший офицер, бельгиец Лекомт, занимался астрономией и магнитными наблюдениями.

Продвигаясь к югу, «Бельжика» пересекла Полярный круг. 16 февраля 1898 года Амундсен отметил в вахтенном журнале: «Показалась Земля Александра I». Путешественники пытались пробиться к ней, но примерно в 40 километрах от берега тяжелые ледяные поля преградили путь судну.

К концу месяца «Бельжика» проникла за 70-ю параллель. Штормовой ветер гнал белые поля, открывая дорогу судну. Экспедиция вступила в гущу пловучих льдов. На третьи сутки «Бельжика» оказалась в западне: вокруг простирались непроходимые льды, путь к отступлению был отрезан. Началась первая зимовка судна в Антарктике.

Это было полной неожиданностью для путешественников. Они не располагали достаточными запасами теплой одежды, а продовольствие состояло главным образом из консервов. Путешественники кое-как пошили себе зимнее обмундирование из одеял. Хуже обстояло с пищевым рационом. Питаться морским зверем и птицей было невозможно: испытывая отвращение к тюленине и пингвиньему мясу, Жерлаш категорически запретил участникам экспедиции пользоваться этими продуктами. Подкралась цынга, начались тяжелые заболевания. Умер лейтенант Данко. К концу полярной ночи на «Бельжике» не осталось ни одного здорового человека. Дольше всех держался Амундсен, но и он не избежал цынги — в первый и последний раз за всю свою жизнь.

В решающие дни молодой норвежский моряк фактически возглавил экспедицию. Прежде всего надо было преодолеть настроение безысходности, овладевшее людьми, и дать возможность больным восстановить силы. По настоянию Амундсена тюленье мясо пошло в пищу, и даже сам Жерлаш с удовольствием вкушал блюда, о которых прежде не мог даже думать без омерзения.

Прошел год. Льды цепко держали судно, экспедиции грозила вторая зимовка. Кто бы вынес её?! Обессиленные люди боролись за жизнь, прокладывая дорогу к соседней полынье, но льды вновь сомкнулись. Был уже конец марта, решалась судьба экспедиции. Огромные волны вздымали ледяные глыбы и швыряли их в судно. «Этот месяц был настоящим адом», — вспоминал позднее Руал Амундсен. Шторм принес желанную свободу: льды расступились, и «Бельжика» двинулась на север…

Походы «Южного Креста» и «Бельжики» завершили исследования Антарктики в XIX веке. В течение восьмидесяти лет к берегам шестого континента пробивались путешественники разных стран. После исторического похода русских моряков в высоких широтах побывали экспедиции из Англии, Франции, США, Норвегии, Бельгии. Каждая вносила свой вклад в общечеловеческое дело познания неведомого. Существование Антарктиды не вызывало никаких сомнений, но практически Южный материк оставался Terra incognita. «Нам совсем незнакомы его очертания, о его протяженности мы обладаем крайне неясными представлениями, — вот почему надо прежде всего заняться исследованием берегов материка», — писал польский ученый Генрих Арцтовский.

Часть четвертая ЗА ГРАНЬЮ НЕВЕДОМОГО

Храбрость отдельных смельчаков поддерживается соперничеством наций. Не только за полюс борются они, но также и за флаг, которому суждено развеваться над новой землей; гордость рас взвинчивает самолюбие исследователей. К месту священных вожделений снаряжается поход наций Англия, властительница морей, хочет и здесь сохранить свое imperium mundi.

Стефан Цвейг

Пять экспедиций

Путешественники XIX века действовали обособленно, разрозненно. Первая попытка вести изучение высоких широт Южного полушария по общему плану была сделана на рубеже нового столетия: VII Международный географический конгресс в Берлине принял обширную программу исследований Антарктики.

В начале XX века в высокие широты Южного полушария почти одновременно ушли пять экспедиций: шведская, французская, шотландская, немецкая и английская. По-разному сложились их судьбы.

Шведские ученые использовали китоловное судно «Антарктик», с которого в 1895 году Карстен Борхгревинк впервые вступил на берег шестой части Света. Во главе экспедиции стоял доктор Отто Норденшельд, племянник известного арктического исследователя Адольфа Эрика Норденшельда.

В феврале 1902 года экспедиция подошла к берегам Антарктиды и начала гидрографические работы в районе Земли Луи-Филиппа. Отсюда капитан Ларсен повел судно в море Уэдделла, надеясь достигнуть берегов Земли Оскара II, открытой им в 1893 году. Шведы разделили участь многих путешественников, пытавшихся пробиться в эту область Антарктики: тяжелые льды заставили их повернуть на север.

Судно подошло к острову Сноу-Хилл (Снежный Холм), где исследователи обнаружили огромные завалы камня. Нордентлельд и пять его спутников высадились на берег, построили небольшую хижину и остались для длительных наблюдений. Другая группа ученых продолжала плавание, исследуя море в более северных широтах.

Зима выдалась суровая: бушевала пурга, держались сильные морозы. Весной Норденшельд совершил несколько санных путешествий на собаках. Проходили недели, месяцы, но «Антарктик» не появлялся. Где же экспедиция? Почему капитан Ларсен не возвратился к Сноу-Хилл? Давно уже наступил новый, 1903 год, но судна вс` не было. Шесть человек подготовились ко второй зимовке.

Пережив трудную полярную ночь, Норденшельд возобновил санные поездки. Обследуя как-то побережье острова, он заметил вдали три движущиеся фигуры. Тюлени?.. Нет, люди! Но откуда они появились? Значит, пришел какой-то корабль? Почему же его не видно?.. Быть может, это… африканцы? Невероятно! Как добрались они сюда, за тысячи километров от своего материка?..

Норденшельд быстро двинулся навстречу. Да-да, они темнолицые и, кажется, широкоскулые… Вот один поднял руку… О-о, какая радость! Доктор Андерсон!.. Лейтенант Дузе… Норвежец Грунден… Трое с «Антарктика»!..

Убедившись в невозможности пробиться к острову, они ещё в прошлом году оставили «Антарктик» и двинулись по ледяным полям. Полярная ночь застигла их в пути к лагерю, пришлось зимовать на берегу острова. О том, как они соорудили убежище из камней и долгие месяцы провели без запасов продовольствия и одежды, можно было бы написать книгу. «Нужда делает изобретательными», — говорил Амундсен об этих антарктических робинзонах.

Теперь в лагере Сноу-Хилл «Антарктика» ждали девять человек. Можно вообразить, как потрясло их внезапное появление на острове двух незнакомцев. Это были офицеры аргентинской канонерской лодки «Уругвай», посланной на поиски «Антарктика», о котором давно уже не было никаких вестей.

В ночь на 9 ноября одиннадцать обитателей лагеря были разбужены сильным стуком. Нордсншельд открыл дверь. У порога стояли Ларсен и пять матросов.

— Все живы — здоровы, доктор? — спросил капитан.

— Да-да! А где «Антарктик»?

Ларсен тяжело вздохнул.

— Наше доброе судно на дне морском. «Антарктик» не выдержал напора льдов…

— А люди?

— Мы добрались до соседнего острова и зазимовали в хижине, сложенной из камней. Густавсон умер. Остальные немало претерпели… Знаю, что огорчу вас, доктор, но лучше сказать всё сразу. Нам удалось спасти лишь часть научных материалов…

Корабль «Уругвай» доставил экспедицию в Буэнос-Айрес.

Далеко к востоку зимовало во льдах и немецкое экспедиционное судно «Гаусс». Начальник экспедиции Эрих фон Дригальский, профессор географии Мюнхенского университета, на пути к югу посетил в Индийском океане два острова — Кергелен, где была основана метеоролого-магнитная станция, и Хёрд.

В феврале 1902 года судно подошло к району, где Чарльз Уилкс «открыл» очередную землю, но никаких признаков её исследователи не обнаружили; глубина моря достигала здесь трех с половиной километров. Спустя неделю судно приблизилось к Полярному кругу у 88° в. д. Впереди лежала земля, покрытая снегом и льдами. Поднявшийся шторм взломал белые поля, ледяные обломки и айсберги обступили судно. Зимовка стала неизбежной.

Когда буря утихла, исследователи установили на ледяном поле небольшие павильоны для научных наблюдений. Отряд во главе с Дригальским пошел по льду к усмотренной с судна территории — Земле Вильгельма II. На четвертый день исследователи достигли берега — в 85 километрах от стоянки «Гаусса». У 89° в. д. они обнаружили оголенный потухший вулкан высотой 366 метров, названный тоже именем Карла Гаусса.

Поднявшись на вершину, Дригальский обнаружил, что льды покрывают всю видимую поверхность материка. Он окончательно убедился в этом, совершив несколько подъемов на аэростате. Во время воздушных разведок исследователи усмотрели к северо-востоку признаки «нагорной страны»; спустя десять лет австралийская экспедиция Дугласа Моусона выяснила, что это небольшой остров, и дала ему имя Дригальского.

Зимовка «Гаусса» в ледовой «гавани» протекала благополучно. Лишь в одном из санных походов Дригальскому пришлось испытать, что такое антарктическая пурга. Она застигла отряд в пути. Двое суток люди пролежали в палатке, а потом несколько часов выбирались из огромного сугроба, извлекали занесенное снегом снаряжение.

Лишь в феврале 1903 года «Гауссу» удалось выйти из ледового кольца. На протяжении ещё четырех месяцев экспедиция вела исследования в Индийском океане.

Дригальский вернулся в Германию с обильными научными материалами. Его экспедиция была одной из самых выдающихся среди посетивших Антарктику в первой четверти нашего столетия.

Как бы на смену немецким ученым к берегам шестого континента шла на пароходе «Скотия» экспедиция шотландского натуралиста Уильяма Брюса, уже побывавшего в высоких широтах десятью годами раньше на китоловном судне «Балена».

В начале 1903 года Брюс предпринял попытку пробиться в море Уэдделла возможно дальше на юг, но под широтой 70°25 «Скотию» остановили непроходимые льды: глубина моря достигала здесь 5000 метров, побережье материка простиралось где-то далеко. Надежда добраться до берега не оставляла исследователей. В течение нескольких зимних месяцев они вели научные наблюдения в гавани одного из Южно-Оркнейских островов, а затем снова направились в юго-восточную часть моря Уэдделла. Теперь «Скотия» прошла на 200 миль южнее. 6 марта 1904 года у 74-й параллели вдали показалась неизвестная горная страна с большими вершинами, названная путешественниками Землей Котса.

Четвертая экспедиция начала XX века — французская — в 1903 году отправилась в высокие широты на судне «Франсэ» для поисков Отто Норденшельда и его спутников. Узнав, что они доставлены в Аргентину, руководитель экспедиции Жан-Батист Шарко и группа ученых занялись исследованиями в море Беллинсгаузена. Французы нанесли на карту много новых деталей западного побережья Земли Грейама, архипелага Палмера и острова Биско.

Не обошлось без приключения. Покидая Огненную Землю, Шарко договорился с аргентинцами, что на островах Отчаяния или Винке, западнее Земли Грейама, он сложит гурий и оставит записку о положении своей экспедиции. Когда канонерка «Уругвай» прибыла в этот район, гурия нигде не обнаружили. Аргентинцы встревожились: что случилось с «Франсэ»? А французы в это время находились лишь за двадцать пять километров; судно не смогло подойти к условленным местам и вступило в бухточку маленького острова, где простояло девять месяцев. В конце 1904 года экспедиция двинулась на юго-запад — к Земле Александра I. Подступы к ней охраняла стража исполинских айсбергов. Дрейфуя, они вспарывали многолетние белые поля, как тонкую ткань, и прокладывали себе дорогу.

В 1908–1910 гг. Шарко вновь побывал в Антарктике. Судно с игривым названием «Пуркуа-па?» («Почему бы нет?») проникло в море Беллинсгаузена. Французы достигли северо-восточной части Земли Александра I, открыли к западу от неё остров Шарко и первыми после экспедиции «Востока» и «Мирного» подошли к острову Петра I. Точность определений, сделанных русскими военными моряками, вызвала восхищение французских ученых. «В тумане и мгле мы легко нашли остров Петра I, потому что он находился именно там, где был показан Беллинсгаузеном», — говорил в Петербурге Шарко, приглашенный Русским географическим обществом. Выражая уважение к открытиям русских в Антарктике, он назвал пролив у северо-восточной части Земли Александра I именем Ю.М. Шокальского, председателя Русского географического общества.

После второго плавания в Антарктике Жан Батист Шарко на протяжении 25 лет вел научные исследования в северных областях Атлантического океана и у побережья Гренландии. В 1936 году, собрав ценные научные материалы в Восточной Гренландии, Шарко отправился на своем испытанном судне «Пуркуа-па?» в Копенгаген, где датские ученые готовились торжественно отметить 70-летие исследователя полярных стран. У берегов Исландии судно было брошено волнами на скалы и разбито в щепы. Из 46 человек команды и научного состава уцелел лишь один — матрос Гудек.

Роберт Фалькон Скотт

Пятой экспедицией начала XX века в Антарктику была английская на судне «Дисковери» («Открытие») под командованием Роберта Фалькона Скотта.

Президент Британсксго королевского географического общества сэр Клементс Маркем, видный ученый и путешественник, горячо поддерживал план обширных исследований Антарктиды. Благодаря его настойчивости парламент предоставил средства на организацию экспедиции; немало удалось собрать среди частных жертвователей. Этих денег вполне хватило для снаряжения длительной экспедиции. Англичане отправились на юг в 1901 году. Их судно было специально приспособлено для плавания во льдах, имело лаборатории и лучшее для своего времени научное оборудование.

32 летний офицер Роберт Фалькон Скотт был лично известен Маркему. Страсть к познанию неведомого, личное мужество, умение руководить людьми, требовательность к себе не менее, чем к подчиненным, — все эти качества отличали молодого начальника экспедиции. Скотт ещё не достиг юношеского возраста, когда его родители предрешили, что он будет служить на флоте, как многие поколения мужчин этой старинной английской фамилии. С 18 лет он плавал мичманом на корабле «Бадиша», а спустя два года был произведен в младшие лейтенанты. В дальних походах формировался искусный моряк и зрелый командир.

Его помощниками на «Дисковери» были лейтенанты Чарльз Ройдс, Барни, Альберт Армитидж, а также Эрнст Генри Шеклтон, плававший ранее третьим помощником капитана на военном транспорте. В Антарктику отправилась группа ученых: доктор биологии Эдвард Уилсон, геолог Г.Т. Феррар, гидробиолог Т.В. Ходгсон, доктор геологии Реджинальд Кётлитц, новозеландец Луи Бериаччи, участник экспедиции Борхгревинка.

Куда же пойдет «Дисковери», к каким берегам Антарктиды? Вся страна эта — сплошная загадка, неведомы её пределы, очертания, человек увидел лишь отдельные участки побережья, а глубинные области — та же Terra incognita, что и сто лет назад. Поистине безграничное поле для исследований!

«Дисковери» идет в море Росса. Великий ледяной барьер такое своеобразное творение природы, что ради изучения его одного стоило бы послать экспедицию. А вулканы, горные хребты, животный мир! И не отсюда ли ведет кратчайший путь к Южному полюсу?!.

Судно одолело паковый пояс. 9 января 1902 года показался мыс Адэр. Исследователи вступают на берег, где недавно зимовал Борхгревинк. Спустя несколько часов экспедиция продолжает плавание.

С капитанского мостика «Дисковери», идущего от мыса Адэр вдоль побережья на юг, Роберт Скотт глядит на горные цепи Земли Виктории, покрытые мощным ледниковым щитом. Так вот она какая, Антарктида! С её беспощадно суровой природой предстоит померяться силами. Что может противопоставить человек слепой ярости стихии? Волю, смелость, расчет, предусмотрительность…

Развертывается панорама снеговых хребтов, величаво проплывают Сабин и Мельбурн. На горизонте возникла дымящаяся вершина Эребуса. Мыс Крозье! А за ним — повисшая над морем лента Великого барьера.

Почти неделю «Дисковери» медленно проходит вдоль ледяных отвесов. Стена то снижается до восьми-десяти метров, то вновь вырастает до 60–70. Глубина моря от 600 до 1000 метров. Ни с чем не сравнимое создание антарктической природы находится на плаву! Парусники Росса не рисковали приблизиться к страшной стене, но «Дисковери» под парами часто подходит к ней на 300–400 метров. Кажется, что она состоит из многочисленных пластов сильно спрессованного снега. Местами стену пронизали вертикальные трещины, волны пробили в ней пещеры и коридоры. Огромные глыбы, оторвавшиеся от Барьера, уносит течением на север.

Экспедиция достигла восточной окраины Барьера. Будто легкая вуаль заколыхалась на горизонте… Все яснее обрисовываются контуры… Горы! Горы неизвестной страны. Подступы к ней забиты льдами. Вероятно, плохая видимость не позволила Борхгревинку обнаружить эту землю — полуостров Эдуарда VII.

— Совсем необычное ощущение, капитан, глядеть на страну, не виданную ни одним человеком, — сказал четвертый помощник Эрнст Шеклтон. — Это настоящее открытие, не правда ли?

— Пожалуй, настоящее, — улыбнулся Скотт.

Возвращаясь на запад вдоль ледяной стены, он ведёт судно в бухту, смежную с той, где высаживался Борхгревинк, — у 164° з. д. Верхняя кромка Барьера возвышается здесь над морем на каких-нибудь семь-восемь метров. Судно остановилось у ледяной «пристани», под которой 600-метровая толща моря. К нему довольно покато спускается барьерный лёд.

Бухтой Воздушного шара назвал Скотт место, откуда он, а затем Шеклтон поднимались с ледяного поля на аэростате до 200 метров и сделали удачные фотоснимки. Но как выглядит поверхность шельфового ледника Росса? Нескончаемая ледяная пустыня, волнами уходящая вдаль. Кто знает, где её пределы? Быть может, у самого полюса… или ещё дальше?..

6 февраля. Почти месяц экспедиция исследует море, открытое Джемсом Россом. «Дисковери» снова подошло к мысу Крозье. По картам Росса вулканы Эребус и Террор расположены на восточном выступе Земли Виктории. Но нет ли прохода между побережьем материка и вулканами? Не ошибся ли славный мореплаватель? Тщательное исследование показало: пролив Мак-Мёрдо отделяет Землю Виктории от острова, где находятся Эребус и Террор. Отныне он будет называться островом Росса. К нему примыкает западная окраина Барьера. По этой ледяной равнине лежит путь в глубь континента, к самому сердцу его — Южному полюсу. Превосходное место для зимовки!

На берегу мыса Армитидж, в южной части острова Росса, появилась хижина — убежище на случай, если льды раздавят судно. Зимовка возникла в 700 километрах к югу от мыса Адэр — вот как далеко обосновалась экспедиция Роберта Скотта!..

Попытка

До зимы исследователи успели совершить несколько санных путешествий на собачьих упряжках. Солнце на четыре месяца ушло за северный горизонт. Хижина пустовала, люди предпочитали не расставаться с судном, скованным льдами. Белые поля озарялись электрическим светом, проникавшим сквозь стекла иллюминаторов; однако не раз ураганы ломали ветряную мельницу, которая приводила в действие динамо. Ученые занимались магнитными наблюдениями, извлекали из проруби пробы воды, следили за приливами и отливами. Круглосуточно велись метеорологические наблюдения.

Держась за канат, протянутый от судна к метеобудке, люди шли туда в назначенный срок, чтобы записать показания приборов. Бывало, что наблюдатель, выпустивший из рук канат, часами бродил в пурге, отыскивая судно. Вторую метеостанцию оборудовали на вершине Кратерного холма. Доктор Уилсон и штурман Шеклтон ежедневно карабкались по ледяным склонам на высоту 320 метров.

Как-то в конце июня Скотт пригласил их к себе в каюту.

— Весной предстоит большое путешествие на юг, оно должно увенчать все наши труды, — сказал начальник экспедиции. — Согласны ли вы разделить опасности и тяготы похода, быть моими спутниками?

Оба выразили полную готовность.

— Мы попытаемся пройти как можно дальше к югу, — продолжал Скотт. — Никто не знает, что ожидает нас на пути…

— Вряд ли дорога к полюсу усеяна розами, — сказал доктор Уилсон. — Но разве сама неизвестность не таит в себе очарования? Где ещё в наш век возможна подобная романтика!

Скотт просиял. Какой обаятельный человек! Умный, наблюдательный ученый, отличный врач, способный художник — в его акварелях сама жизнь!.. Шеклтон привлекает своей энергией, страстью к открытиям… Надо думать, что выбор удачен…

В начале августа ударили морозы. Термометр на судне отметил минус 52°, а на мысе Армитидж — минус 61°! Наконец, показалось солнце. Выбежав на лед, люди с радостным удивлением оглядывали розовые облака и дымную струю Эребуса, пронизанную алыми лучами.

2 ноября. Сборы закончены. Скотт, Уилсон и Шеклтон с тремя санями и девятнадцатью собаками уходят к югу, сопровождаемые вспомогательными партиями. Они поочередно возвращаются на «Дисковери», последнюю партию Скотт отсылает обратно ещё до 79-й параллели. Трое остаются в ледяной пустыне.

Скотт готовился к худшему, но он не представлял себе всех трудностей и препятствий на пути к полюсу. Нестерпимые морозы и валящие с ног ветры. Черные пропасти ледника. Сугробы рыхлого снега, в который на каждом шагу проваливаются люди и упряжки. Снежная слепота, делающая человека беспомощным. И многосуточная пурга… Перевозить весь груз за один прием невозможно, и часто, взяв лишь половину, отряд позднее возвращается за оставшимся. Как в кошмарном сне проходят они за день двадцать — двадцать пять километров, а к вечеру оказываются лишь в семи-восьми от последней ночной стоянки.

Часть побережья Антарктиды, исследованная экспедицией Джемса Росса

Гибнут одна за другой собаки. Ограниченный запас продовольствия заставляет отряд сократить пайки. А каждый пройденный на юг километр увеличивает расстояние, которое они должны одолеть в обратном путешествии по леднику…

До каких же пределов простирается в глубь страны шельфовый ледник Росса? Вот уже 80-я параллель осталась позади, а он всё тянется и тянется… Неужели тайны его останутся неразгаданными ещё долгие годы?..

Пораженный снежной слепотой, Шеклтон едва бредет, в глазах у него двоится. Продуктов осталось в обрез, а вокруг ни зверя, ни птицы, ничего живого. Приходится убавить и без того голодный паек. Уцелевшие собаки окончательно выбились из сил. Мороз лютует, температура упала до минус 32°. И это — в период антарктического лета…

27 ноября. Располагаясь на ночлег, Скотт с горечью говорит:

— Сегодня должны были пройти двенадцать миль, а не сделали и четырех!

— Зато каждый пройденный метр можно считать отвоеванной у природы территорией, — заметил Шеклтон.

— Добавьте — ледниковой, — сказал Уилсон. — Мы не знаем даже, какой толщины достигает этот панцырь, скрывающий земную кору…

Длительное недоедание и чрезмерная затрата сил истощили путешественников. Всё чаще они останавливались. Был день, когда отряд с неимоверными трудностями продвинулся к югу только на три километра.

Люди брели вдоль высокой горной цепи с вершинами, поднимающимися до 3000–3500 метров. Дорогу пересекали трещины, уходившие в темную глубину. Однажды в тумане отряд прошел через пропасть по «мосту» — насыпи уплотнившегося снега; позднее Скотт обнаружил, что это был единственный проход на всем видимом протяжении ледниковой бездны.

Нечего было и мечтать о достижении полюса. Но Скотт стремился проникнуть за 81-ю, ещё лучше — за 82-ю параллель.

В канун нового, 1903 года они установили палатку под широтой 82°15 . В пяти километрах высятся Западные горы, огромные красные утесы манят к себе. Скотт задумчиво глядит на широкую ледниковую долину.

— Вы не возражаете, Шеклтон, если этот ледник получит ваше имя? — говорит он, доставая карту.

— Сочту за честь.

Волнистые линии отмечают на карте горные цепи, а звездочки — самые выдающиеся вершины: Маркема и Лонгстэфф. Гора Маркема возвышается над уровнем моря на 4572 метра…

Скотт с волнением глядит на снежные хребты, могучие пики, хаотические нагромождения развороченного льда, подле которых человек кажется песчинкой. Но ни малейшего страха не испытывает он перед величием первозданной природы, — ведь люди пришли сюда с решимостью победить! Лишь внутренний трепет исследователя, проникшего в страну чудес, ощущает Роберт Скотт.

До полюса ещё очень далеко — около 900 километров, почти вдвое больше, чем прошли они от мыса Армитидж. Впрочем, не следует горевать: ведь они первые, кому удалось проникнуть в глубь материка, проложить тропу на пути к Южному полюсу. От них человечество узнает о горной стране величественных хребтов, тянущихся к югу на сотни километров, о гигантском леднике с его губительными трещинами… Но мечту о полюсе придется оставить. Со временем, быть может даже в ближайшие годы, удастся проникнуть в самое сердце Антарктиды… А сейчас только бы достигнуть Западных гор!..

Утром они сделали последнюю попытку пройти дальше к югу, где виднелись красные утесы. Спустились в глубокую ложбину. Почти вертикальная ледяная стена 25-метровой высоты остановила отряд.

— Мы сделали все возможное, найдем же в себе мужество отступить, — сказал доктор Уилсон. — Восемьдесят два градуса семнадцать минут — не так уж плохо для первой вылазки!

— Продуктов осталось ровно на две недели, — напомнил Шеклтон.

Скотт ответил не сразу, ему трудно было произнести простое слово — «назад»… Уилсон, конечно, прав: продолжать поход, не имея ни малейшего шанса на успех, безумно. Они должны повернуть! До ближайшего склада, где по пути сюда отряд оставил скромный запас продовольствия, — более полутораста километров. Надо проходить по одиннадцать километров в день, не менее! Иначе — смерть…

Он ещё раз обвел глазами южный горизонт, задержался на утесах Западных гор…

Отряд повернул на север.

Мучительны и опасны были пять недель обратного пути. Угроза гибели от холода и голодного истощения постоянно висела над исследователями. Жалкие собаки с ввалившимися боками едва тащились. Слабейших убивали, чтобы накормить остальных. Наконец, 14 января отряд добрел до склада. Но в каком состоянии! У всех трех обнаружились признаки цынги, а на Шеклтона вдобавок напал мучительный кашель, сопровождающийся кровотечением. Силы на исходе, но надо идти. Спасение — на севере, у острова Росса, где стоит «Дисковери»…

Гибнут последние собаки, и трое изнеможенных людей впрягаются в сани с остатками продовольствия и скарбом. Шеклтон спотыкается, падает: «Не могу!» Скотт и Уилсон влачатся, поддерживая его под руки. Остается пятьдесят миль. Сорок. Только двадцать!..

Третьего февраля Берначчи и Скилтон, прогуливаясь по льду близ судна, увидели среди бескрайных белых полей темные вертикальные полоски, они чуть шевелились. Южный отряд, шеф! Но их только двое?! Где третий?.. Зимовщики бросились навстречу. Берначчи не сразу опознал Скотта и Уилсона — обросших, грязных, изможденных. Пошатываясь, с трудом передвигая ноги, они волочили сани, на которых пластом лежал, смежив веки, Шеклтон с почерневшим бородатым лицом и опухшими ногами…

Трехмесячная глубокая разведка пути к Южному полюсу закончилась.

Скотта ждали новости. Отряд лейтенанта Армитиджа совершил длительное путешествие по высокогорному плато Земли Виктории и вернулся с ценными описаниями её рельефа. Вспомогательное судно «Морнинг» доставило продовольствие, топливо, запасное снаряжение. Взяв больных, в том числе и Эрнста Шеклтона, оно ушло на север.

«Дисковери» не смогло вырваться из ледовых тисков, и экспедиция осталась ещё на год. Во время второй зимовки Скотт двинулся с собачьими упряжками прямо на запад и проник в глубь Земли Виктории почти до 146° в. д. Другие отряды исследовали Великий ледяной барьер, засняли южную часть пролива Мак-Мёрдо, собрали многочисленные коллекции.

Экспедиция вернулась в Англию в 1904 году. Её труды в области физической географии, метеорологии, земного магнетизма, геологии составили двенадцать томов. Дополненные научными материалами остальных четырех экспедиций начала XX века, они явились крупнейшим вкладом в познание шестой части Света. «Эти экспедиции произвели переворот в географии антарктического материка и сыграли непосредственную роль в решении многих его проблем», — писал английский ученый Дж. Бейкер.

Но сколько оставалось нерешенного, неведомого! За исключением моря Росса и восточной части моря Беллинсгаузена, контуры побережья рисовались очень смутно. Местоположение магнитного полюса всё ещё не было определено. Не существовало почти никаких представлений о глубинных областях Антарктиды. Наука не могла точно сказать: единый это материк или два больших острова, разделенные проливом, как полагали некоторые ученые? Наконец, Южный полюс, подобно Северному, оставался желанной целью многих исследователей и путешественников.

Роберт Скотт хорошо понимал, что в исследовании шестой части Света сделаны лишь первые шаги и для её познания понадобятся десятилетия упорной борьбы, трудов, страданий. Он был готов отдать свои силы, пойти на лишения ради новых открытий, обогащающих науку. Всё свободное время Скотт отдавал разработке плана новой антарктической экспедиции. Достижение Южного полюса было одной из её главных задач. Только этим он мог удовлетворить национальное тщеславие общества, мало вникающего в сущность научных исследований и жаждущего, чтобы британский флаг развевался в сердце Антарктиды. Однако он считал, что и сам поход к полюсу должен быть подчинен интересам науки.

Скотта, надо полагать, весьма удивило внезапное появление претендента на завоевание Южного полюса. Им оказался старый знакомый, бывший штурман «Дисковери», ведавший хозяйством экспедиции, — Эрнст Генри Шеклтон.

Часть пятая БОРЬБА ЗА ПОЛЮС

Человек способен жить и

терпеть ради будущего

Роберт Фалькон Скотт

Север и юг

Юный, энергичный, нетерпеливый XX век мчался на автомобиле, готовясь завоевать воздушные пространства и связать самые отдаленные части мира беспроволочным телеграфом.

Какими географическими открытиями можно его удивить, если давным-давно достигнут последний — шестой, — континент, вся наша планета отображена на карте!.. Вся? Нет, почти вся! Огромные области земного шара, миллионы квадратных километров ещё не изведаны человеком. Центральная Арктика и Центральная Антарктика лежат вне пределов познанного. Никто не скажет, что там: суша, льды, открытые моря?

Совсем недавно, во второй половине XIX века, среди географов было довольно распространено мнение, что в Центральной Арктике находится материк, не уступающий по размерам Европе. Американский исследователь А. Грили в 1893 году писал: «В области Северного полюса есть обширная земля; о существовании этой земли мы знаем почти так же верно, как если бы мы её видели». А профессор географии Афинского университета утверждал, будто «за льдами Северного полюса находится прекрасная, плодородная страна».

Для познания природы Центральной Арктики норвежец Фритьоф Нансен совершил в конце XIX века знаменитый дрейф на «Фраме». Великий полярный исследователь обнаружил в высоких широтах не землю, а морские глубины. Однако обширные пространства вокруг Северного полюса остались неизведанными.

А в Антарктиде? Три человека — Скотт, Уилсон и Шеклтон — проникли по шельфовому леднику Росса лишь за 82-ю параллель. Колоссальные области, окружающие Южный полюс, также представляют географическую загадку. Быть может, в глубине материка существует море либо широкий пролив, а в Центральной Арктике суша? Или наоборот?.. Бессмертная слава ожидает того, кто раскроет тайны самых высоких широт обоих полушарий!..

Два полюса… Две противоположные, крайние точки воображаемой оси, вокруг которой вращается земной шар. Ни увидеть, ни осязать их невозможно. Издавна они волнуют ученых и путешественников многих стран. Сколько человеческих усилий и жизней было положено ради завоевания северной «вершины мира»! Какие невзгоды и страдания выпали смельчакам, дерзнувшим проникнуть в центр Арктики… Целые экспедиции бесследно исчезли на пути к недоступной твердыне…

Очередные попытки достижения заветной точки встречались с недоверием и подозрительностью: когда-нибудь это, пожалуй, и совершится, но очень нескоро.

Газеты время от времени сообщали об американце Роберте Пири. Почти двадцать лет он тренируется в Гренландии к походу на Северный полюс. Пешком! По пловучим льдам? Тысяча восемьсот километров в оба конца?! Авантюра!.. Даже самому Нансену не удалось проникнуть в центр Арктики. Роберт Скотт пытался добраться к Южному полюсу по материковому льду, а сколько прошел? Чуть побольше трети пути. Теперь туда собирается новый претендент — некто Шеклтон, морской офицер, лейтенант запаса… Не тот ли Шеклтон, который уже побывал в Антарктиде? Да ведь без помощи Скотта он навеки остался бы в ледяной пустыне! А теперь хочет «обскакать» своего недавнего начальника, спасителя, друга?!

«Опередить!»

Вернувшись в Англию первым, на год раньше Роберта Скотта, Эрнст Генри Шеклтон превосходно использовал выгодную ситуацию. Оправившийся от болезни и окрепший ещё по пути домой, он давал корреспондентам пространные интервью об открытиях экспедиции, предоставлял прессе редкостные фотографии Великого ледяного барьера, заснятые с борта судна и из корзины воздушного шара, читал доклады и лекции о походе в глубь Антарктиды. Он охотно взвалил на свои плечи бремя славы, предназначенной Роберту Скотту.

Энергичный и предприимчивый, Шеклтон изыскал пути в высшее общество Великобритании, в военные и научные круги, завязал полезные знакомства. Страсть к открытиям у Шеклтона превосходно уживалась с честолюбием и практическим расчетом. Морской лейтенант запаса, штурман «Дисковери» вырос до полярного исследователя, занимающего пост секретаря Королевского географического общества Шотландии и мечтающего о политической карьере.

Роберт Скотт, вероятно, был поражен, узнав, что его недавний помощник выставил свою кандидатуру в члены парламента. Сорвалось! Шеклтона забаллотировали. Он тотчас изменил свои планы…

Путь на полюс мучительно тяжек, длителен, опасен. Но он сулит славу, богатство, власть. Ученый мир воздает должное трудам экспедиции «Дисковери», но общество больше интересует другое: британский флаг должен быть водружен на Южном полюсе! И пока Скотт разрабатывает проект нового путешествия, это сделает он, Эрнст Генри Шеклтон! Самостоятельная экспедиция в Антарктиду. Восхождение на Эребус. Поход к магнитному полюсу. Исследование восточного побережья моря Росса. А главное и решающее, венец всего — завоевание Южного полюса!

Крупный финансист Уильям Бирдмор, друг и покровитель Шеклтона, предоставляет ему солидную сумму. Удается получить субсидию от австралийского и новозеландского правительств. Недостающие деньги Шеклтон берет взаймы. Экспедиция снаряжена отлично.

В начале 1908 года судно «Нимрод» вступило в море Росса. С Шеклтоном идут четырнадцать исследователей: геологи профессор Т. Эджворт Дейвид и Р. Пристли, австралийский физик Дуглас Моусон, метеоролог Дж. Б. Адамс, биолог Д. Мёррей, Эдвард Маршалл, совмещающий работу врача и топографа…

Для достижения заветной цели Шеклтон избрал невиданное в полярных странах транспортное средство — маньчжурских лошадей. Он был убежден, что маленькие сильные лошадки способны протащить тяжело нагруженные сани по льдам и снегам. Упряжных собак Шеклтон взял лишь в качестве резерва и по принятой у полярников традиции. Опыт похода за 82-ю параллель привел его к выводу, что упряжки совершенно непригодны для передвижения по шельфовому леднику Росса. На «Дисковери» было только двадцать собак, и мы ничего не имели от них, кроме неприятностей», — говорил он.

Другим резервным средством был автомобиль. «Механический транспорт в Антарктике! Пятнадцатисильный автомобиль «Арроу-Джонстон» среди ледников!» — надрывались лондонские газетчики. Отголоски этой сенсации, носившей рекламный характер, достигли России. Вера в универсальность нового вида транспорта была так велика, что автор книги, изданной в Петербурге незадолго до выхода «Нимрода» в плавание, с полной серьезностью писал: «Шеклтон поедет по направлению к полюсу на автомобиле». Наивный оптимизм! Правда, по ровному льду «Арроу-Джонстон» проходил неплохо, но на снегу он оказался беспомощным: колеса машины проваливались и буксовали.

«Нимрод» шел вдоль Ледяного барьера на восток, приближаясь к бухте Воздушного шара. Шеклтон не покидал капитанского мостика. Если бы удалось создать зимовку на поверхности Барьера! Отсюда на 60–70 миль ближе к полюсу, чем от острова Росса… Но за шесть лет произошли большие перемены: откололись огромные части ледника, и бухта Воздушного шара соединилась с соседней, где высаживался Борхгревинк. Здесь было много китов и тюленей. Шеклтон назвал эту большую бухту Китовой.

Ему показалось, что в этом месте Ледяной барьер находится на плаву. Ясно, здесь ненадежное пристанище для зимовки! Экспедиция повернула к острову Росса.

Высадив пятнадцать зимовщиков у подножья Эребуса, «Нимрод» в феврале 1908 года ушел в Новую Зеландию. Люди обосновались в доме, выстроенном на побережье мыса Ройдса, под широтой 77°30 .

На вершине Эребуса и у магнитного полюса

Профессор Дейвид, Дуглас Моусон и хирург Макей, захватив десятидневный запас продовольствия, ушли на вершину Эребуса. Их сопровождала вспомогательная партия: Адамс, Маршалл и фотограф Броклегерст. Первую ночь исследователи провели в десяти километрах от зимовки, уже на высоте 700 метров. Весь следующий день они карабкались по склонам, вязли в снежных сугробах. Завывала пурга.

— Сегодня поднялись ещё на семьсот метров, итого — тысяча четыреста, осталось две шестьсот, — сказал Моусон, укладывая часть продуктов в ледяной пещере; они понадобятся на обратном пути.

Взяв пятисуточный паек, отряд продолжает восхождение. Вьюга неистовствует, мчит тучи снега, все стихии ополчились против людей. Насилу добираются они до скалистого выступа, под которым проводят третью ночь, согревая друг друга в «трехспальных» меховых мешках. Шум урагана разбудил их.

— Что-то невероятное! — воскликнул Макей, выглянув из палатки. — Куда девались наши спутники?!

Снежная завеса скрыла палатку вспомогательной партии, расположившейся в каких-нибудь пяти-шести шагах. Мириады колючих сухих снежинок сделали невидимым весь окружающий мир. Голос Моусона, окликавшего товарищей, едва звучал в бешеном вое ветра. К вечеру утихло. Соседний сугроб зашевелился, оттуда вылез фотограф:

— Всё в порядке! Посмотрю, можно ли двинуться в путь…

Ветер сорвал перчатку с руки фотографа и отбросил в сторону Он побежал за ней. Упал! Его понесло по откосу. Адамс бросился на помощь, но очередной шквал свалил его наземь. Маршалл, оставшийся один в мешке, делал отчаянные усилия, чтобы удержаться на месте: «Сейчас и меня унесет в преисподнюю…» Лишь через полчаса приползли его товарищи — избитые, окоченевшие, жаждущие тепла.

К концу пятого дня вся группа добралась до края старого кратера. За широкой пропастью возвышается дымящийся конус Эребуса.

— Завтра мы поднимемся туда!

В узенькой долине они ставят палатку, зажигают керосиновую лампу-печь. Фотограф обморозил пальцы ног, он остается на биваке.

Пятеро медленно взбираются по обледенелому снегу, смешанному с вулканической золой и шлаком. Вот и вершина! Осторожно нащупывая дорогу, шаг за шагом люди приближаются к самому кратеру диаметром около километра. Перед ними открывается бездна, наполненная клубящимися облаками. Прерывистое шипение, клокотание и свист доносятся из глубины. Внезапно с глухим гулом вздымается огромная шарообразная масса, распространяя запах горящей серы.

— Так в древнейшие времена возникла легенда об аде, — заметил доктор Маршалл. — Вид действующего вулкана вызывал ужас перед непонятными «сверхъестественными» силами.

— Пожалуй, для полноты картины здесь нехватает только грешников…

Ветер развеял облака, колыхавшиеся в кратере. На глубине 250–300 метров показалось дно с тремя отверстиями. Оттуда непрестанно струился нар, иногда с гулом вылетали белые клубы. По другую сторону кратера медленно сползали снежные пласты, превращаясь в пар…

— Запишите в актив, мистер Шеклтон: исследован кратер Эребуса, сделана серия снимков, пострадавших нет, — сказал профессор Дейвид, вернувшись с отрядом на восьмой день.

Ранней весной, в сентябре, Шеклтон с шестью спутниками отправился за 230 километров к югу, чтобы оставить 80 килограммов фуража для лошадей в «Депо № 1». Этот сравнительно небольшой поход ещё раз показал, какие опасности таятся на пути к полюсу. Застигнутые пургой люди семь суток оставались в палатке. Свирепый мороз превращал керосин в твердый ком, и путешественники радовались, когда можно было довести его до густоты сметаны и залить в лампы-печи.

Вернувшись на зимовку в середине октября, Шеклтон не застал Дейвида, Моусона и Макея. они ушли на запад, в глубь материка, чтобы точно определить местоположение магнитного полюса.

Ни маньчжурских лошадок, ни упряжных собак не было у этого маленького отряда. Три человека сами тащили сани с 500-килограммовым грузом — продовольствием, снаряжением, научными приборами. Шли по морским льдам, постоянно рискуя, что буря расколет белые поля и унесет отряд в открытое море. Одолевали горные хребты, разверзшиеся трещины, огромные сугробы, лабиринты ледяных глыб. Ледник Дригальского шириной менее 40 километров потребовал двухнедельной борьбы. Напрасны были попытки перебраться через ледники Беллинсгаузена и Нансена, где встретились зияющие черные пропасти, завалы рыхлого снега. На плоскогорье отряд ожидали новые испытания. Большая высота стесняла дыхание, пронизывающий ветер не раз достигал ураганной силы. Путешественники жестоко страдали от холода. Сказывалось и систематическое недоедание.

На горном плато Земли Виктории они произвели многочисленные наблюдения и определили точку Южного магнитного полюса: 72°25 ю. ш. и 155°16 в. д. Четырехмесячный поход Дейвида, Моусона и Макея на расстояние более 2300 километров был не менее смелым предприятием, чем путешествие Эрнста Шеклтона к центру Антарктиды.

В 179 километрах от заветной точки

Шеклтон вызвал метеоролога Адамса, врача Маршалла и Фрэнка Уайлда, ведавшего транспортом экспедиции, и кратко изложил окончательный план:

— Мы возьмем минимальное количество грузов, ни одного лишнего фунта! У каждого — свой спальный мешок и единственная пара белья, несменяемая. В сильный мороз будем надевать поверх неё вторую пару. Инструменты, приборы, запас блокнотов и карандашей, сложенные в особом ящике, весят пятнадцать килограммов. Это поручается Адамсу… Всё должно быть тщательно проверено — палатки, лыжи, счетчики на санях… Доктор Маршалл, ещё раз просмотрите запасы продуктов!.. Как наши пони, Уайлд?

— Готовы в путь.

— Не думал я, что к походу у нас уцелеют только четыре лошадки… Итак, мы двинемся двадцать девятого октября….

Всё проверено, сложено, упаковано. Трехмесячный запас продуктов состоит из сыра, сахара, овсянки, шоколада, чая, какао, питательного печенья, соли, перца; взят пеммикан — комбинация обезвоженного мяса, жиров и яиц. Суточный рацион человека превышает один килограмм. Когда пони не смогут двигаться, они будут убиты, — мясо подкрепит силы четырех путешественников.

В путь! В неизведанное!.. 1400 километров туда и столько же обратно…

Уже на первом привале, у мыса Армитидж, где была зимовка Скотта, пурга шесть суток не давала отряду двинуться к югу. А дальше — невзгоды лишения, тревоги. Десять-двенадцать километров за полный день напряженного, изнурительного труда…

На каждом шагу подстерегает опасность. Казалось бы, чего тревожиться в пути по снежному ковру шельфового ледника? Но под белым покровом скрыты бездонные трещины. В пургу не распознаешь снежного моста, перекинутого над пропастью, а то мгновение, когда человек или пони с санями вступят на него, может сказаться роковым. Так было с маньчжуркой «Гризи»: снег под ней внезапно стал оседать, увлекая метеоролога Адамса, лошадь и сани, где лежала добрая половина продуктов. Уайлд успел бросить Адамсу спасительную веревку.

За 81-й параллелью отряд оборудовал «депо № 2». Место, где оставили часть продовольствия и тушу убитой «Гризи», отметили высоким бамбуковым шестом с темным флагом.

На 25-й день впереди показалась волнистая линия гор. Окуляры бинокля приблизили острые снежные пики, крутые склоны гор. Через трое суток исследователи прошли за пределы, достигнутые Скоттом. Здесь была убита вторая лошадь и устроен очередной склад. «Аякс» пережил её лишь на пять дней: за 83-й параллелью появилось «депо № 4». «Стокс», последний из пони и самый выносливый, старательно тащил сани, на которые сложили большую часть грузов. В другие сани впряглись люди.

Под широтой 83°20 путь по шельфовому леднику Росса кончился. Теперь исследователи знали, что к западу ледяной гигант смыкается с горами Земли Виктории; восточнее он простирался в глубь материка за пределы видимости.

Недолго шли они по твердой почве, устланной плотным снежным покровом. Отряд вступил на новый, ещё неведомый миру ледник Бирдмора, и он оказался куда опаснее. Бесчисленные вертикальные трещины разверзли свои темные пасти. «Когда мы смотрели в сине-черную глубь их, даже признаков дна не было видно; не отдавался звук кинутого в бездну куска льда, — писал в дневнике Шеклтон. — Все свои силы и внимание мы вкладывали, чтобы добраться до берега этой ужасной ледяной реки».

В тот день отряд продвинулся лишь на полкилометра, а утром нагрянула беда. Шеклтон, Адамс и Маршалл тащили сани с 200 килограммов груза. Позади Уайлд вёл «Стокса», запряженного в сани, где лежали 250 килограммов важнейшего снаряжения и припасов. Несчастный пони изнемогал, проваливаясь по самое брюхо в снег.

— Помогите! — послышался отчаянный крик Уайлда, сопровождаемый треском и глухим шумом.

На снежной равнине зияло отверстие бездны, над которой повис Уайлд, уцепившийся за край льда. Из провала торчал задок саней, каким-то чудом не свалившийся вместе с пони. Но «Стокс» исчез бесследно. Снежный мост выдержал, когда по нему проходили трое людей с санями, но под тяжестью лошади и груза рухнул, и «Стокс» свалился в ледяную пропасть, оторвав с постромками часть передка саней. Путешественники подползли к самому краю трещины. Ни звука, ни следа в черной бездне, поглотившей верного «Стокса». Какая здесь глубина? Триста метров? Пятьсот? Километр?

Лошадей нет! Приходится самим тащить двое саней, около 500 килограммов груза, а силы уже не те, что были в начале похода. Быть может, отступить? Никто не произносит этого слова. Безмолвно накидывают они лямки и, обходя снежные сугробы, пробираясь между гибельными пропастями, поднимаются по леднику Бирдмора в таинственный и коварный белый мир.

Отряд взбирается по обледенелым склонам, с одного уступа на другой. Нескончаемая гигантская лестница! Крутые подъемы чередуются со спусками в ущелья, заполненные сотнями и тысячами остроконечных льдин. Четыре-пять километров за десять часов сверхчеловеческих усилий!.. А до полюса ещё более 500 километров… Скоро ли кончится восхождение?..

Они закладывают последнее, пятое депо. Оставляют излишнюю одежду, запас керосина, палатку, поврежденные сани, часть продуктов. С собой берут лишь жизненно необходимое — в обрез.

Уайлд, отправившийся на высокий холм для разведки местности, принес несколько кусков каменного угля. Удивительная находка! Все четверо поднимаются на холм. Шесть черных пластов, толщиной до двух с половиной метров, выходят на поверхность свободного от льда холма… Важное открытие! С каким интересом встретит ученый мир эту весть!..

Находка отряда Шеклтона и исследования других экспедиций приведут ученых к мысли, что в отдаленные геологические эпохи Антарктида являлась «мостом», соединявшим Южную Америку и Австралию. На месте нынешней пустыни существовал животный мир, обильная растительность. Великое оледенение погубило их…

— Недурной подарок для геологов, — говорит доктор Маршалл, убирая образцы в мешок.

— В дорогу! — торопит Шеклгон.

Новое препятствие встает перед путешественниками: почти отвесная ледяная гряда. Им хочется верить, что это последний перевал, за которым откроется мало-мальски сносный путь. С ожесточением, почти с яростью они карабкаются по ледяному склону, таща на канате сани. Скользят, срываются, падают и снова ползут, чтобы увидеть очередной уступ, а за ним ещё и ещё — без конца! Каждая сотня метров на этих кручах отнимает не только физические силы, но и частицу надежды достигнуть цели.

Вечер застает путешественников за 85-й параллелью на высоте 2600 метров. К востоку и западу тянутся горные цепи со снежными куполами и пиками, вознесшимися до 4500 метров. Выбрано место для ночлега под защитой скалы. Уайлд устанавливает палатку, Адамс разжигает лампу-печь. После тяжкого подъема в лютый мороз и ветер люди тянутся к теплу. Теперь бы поесть вволю! Весь день они мечтали об этом счастливом часе. Напрасно! Подсчитав запасы, Шеклтон почти вдвое сокращает паек. Даже остатки конского фуража они делят с жадностью скупцов. В пути их мысли только о пище, а по утрам люди пробуждаются с острым чувством голода.

86-я параллель встречает путников 45-градусным морозом и шквальным ветром. Он сбивает с ног, залепляет глаза снегом. Но как будто подъем кончился?! Люди не верят своему счастью: сколько раз, одолев дикую кручу, которую считали последней, они встречали новую, а там опять и опять…

Теперь к югу простирается снежная равнина, и они бредут по ней, движимые надеждой, что это величественное плоскогорье на высоте 3000 метров приведет их к полюсу. За следующие двенадцать дней отряд приблизился к цели еще на двести с лишним километров. Позади осталась 88-я параллель. Вдобавок к 60-градусному морозу поднялся буран небывалой силы. Почти три дня они пролежали в заваленной снегом палатке, растирая друг другу окоченевшие ноги и с ужасом думая, что пурга занесет их продовольственные депо.

9 января они совершили последний переход к югу. Шеклтон ещё раз проверил запас продовольствия. Ясно, что с этими ничтожными ресурсами до полюса не дойти. Надо немедленно повернуть на север, к острову Росса. Это единственный шанс сохранить жизнь и сообщить миру о своих открытиях. Тяжело отступать, достигнув широты 88°23 , когда до полюса остается только 179 километров! Но другого выхода нет. Надо удовлетвориться тем, что отряд прошел почти на 700 километров южнее, чем удалось Скотту. Теперь они могут уверенно сказать, что Южный полюс находится на высокогорном плато, примерно в 3000 метров над уровнем моря.

В обратный путь! До зимовки более 1200 километров. Только бы отыскать свои склады!..

26 января они доели последние сухари. Не осталось ничего, кроме чая, соли и перца; из такого ассортимента лучший в мире кулинар ничего не смастерит… Двое суток прошло, пока вконец ослабевшие люди дотащились к депо, где лежала туша «Аякса» и сухари. Адамс ничком упал в снег…

Впервые за много недель они наелись досыта, выспались и пошли дальше, не подозревая, какие напасти ожидают их на шельфовом леднике Росса. Один за другим все четверо заболели острой дизентерией; вероятно, лошадь, мясом которой они пользовались, была нездорова.

Шеклтон едва находил силы для коротких записей в дневнике: «4 февраля. Ужасно топкий снег… Уайлду особенно плохо… 5 февраля. Едва брели… Валимся с ног… Не могу больше писать… Ужасный день… 7 февраля. Не то ползли, не то брели, словно в полусне. Жестокая буря с метелью… Досмерти устали… Слабы…»

Они не помнили, когда и как доплелись к «депо № 2», где лежала ещё одна конская туша. Сдерживая себя, начали с маленьких порций вареной печени, крепко сдобренной солью и перцем. Казалось, никогда в жизни не едали они такого вкусного блюда…

19 февраля на горизонте показался конус Эребуса, а спустя три дня отряд наткнулся на следы людей и упряжек: здесь побывала недавно вспомогательная партия. Валялись пустые консервные банки с незнакомыми этикетками. «Нимрод» пришел!.. Они рылись в снегу, надеясь отыскать что-нибудь вкусное. Три кусочка шоколада и огрызок сухаря были наградой за их труд. Жалкую добычу разыграли по жребию. Шеклтон едва не заплакал от разочарования: ему так хотелось шоколада, а достался сухарик… Зато наутро их ждало пиршество: на складе подле утеса Минны оказались жареная баранина, кекс, яйца, засахаренные фрукты, пряники, чернослив и даже традиционный английский пудинг. Конец голодовке!

Меньше 50 километров оставалось до зимовки, но Маршалл не мог дойти: у него возобновились приступы дизентерии. Оставив больного на попечение Адамса, Шеклтон и Уайлд ушли к мысу Ройдса. Двигающиеся пятнышки появились далеко впереди. Зимовщики?! Нет, это пингвины шествуют цепочкой по краю ледяного поля… Вот и хижина… Она пуста! Шеклтон схватил со стола письмо: «Нимрод» будет ждать до 25–26 февраля. Опоздали! Судно ушло!.. Но, быть может, оно ещё недалеко?.. Надо подать сигнал! Шеклтон зажег павильон, где велись магнитные наблюдения, и поднял флаг… Вдруг из-за мыса выплыл «Нимрод».

Через два дня все были в сборе.

К двум полюсам

Летом 1909 года Эрнст Шеклтон триумфатором вернулся в Англию. Многотысячные толпы лондонцев, наэлектризованных прессой, встречали его, как национального героя. Газетные корреспонденты и фотографы следовали по пятам полярника. Его доклады о тайнах шестой части Света и походе к Южному полюсу привлекали обширную аудиторию; отличные диапозитивы и фильмы, показывающие уголок неведомого мира, жизнь пингвинов и тюленей, покорили публику.

Научные организации крупнейших стран избрали Шеклтона своим действительным или почетным членом, наградили его высшими отличиями; двадцать золотых медалей явились признанием заслуг исследователя. Он совершил турнэ по европейским столицам: Париж, Берлин, Вена, Будапешт, Рим, Копенгаген, Стокгольм. С радушным гостеприимством принял английского полярника Петербург, куда его пригласило Русское географическое общество.

Закончив европейское турнэ, Шеклтон отправился за океан — в Соединенные Штаты и Канаду.

Американское общество в то время находилось под свежим впечатлением замечательного путешествия Роберта Пири. Двадцать три года отдал он достижению Северного полюса. Накапливая опыт и совершенствуя снаряжение, Пири с каждой новой попыткой уходил всё дальше от побережья Гренландии. Наконец, 6 апреля 1909 года отряд из шести человек — самого Пири, врача-негра Мэтью Хенсона и четырех эскимосов — с помощью сорока собак добрался по дрейфующим льдам в центр Арктики. На полюсе Пири пробыл лишь тридцать часов, и научные результаты его похода были весьма скромны. Но он установил, что Центральная Арктика занята океаном и развеял миф о существовании земли вокруг Северного полюса.

Теперь в Соединенные Штаты прибыл англичанин, совершивший поход по ледникам и горам загадочного материка к противоположной точке земного шара — в центр Антарктиды. Хотя ему не удалось достигнуть цели и Южный полюс всё ещё ждет своего победителя, нельзя не поражаться удивительному мужеству и упорству этого человека. Американские газеты публиковали обширные интервью с исследователем, помещали портреты Пири и Шеклтона, маршрутные карты двух полярных походов.

На страницах печати снова появилось имя Руала Амундсена, первооткрывателя Северо-западного прохода. Норвежский полярник с шестью спутниками отправился в 1903 году на небольшом промысловом судне «Йоа» к западу от берегов Гренландии через ледовые моря. Двигаясь вдоль северного побережья американского материка, «Йоа» после трех вынужденных зимовок достигло Аляски и вошло в Тихий океан. Теперь выдающийся путешественник готовил новую экспедицию — на судне «Фрам» («Вперед»), прославленном арктическим дрейфом Фритьофа Нансена в 90-х годах прошлого столетия. Амундсен намеревался войти во льды севернее Берингова пролива и вместе с ними дрейфовать через Центральную Арктику. «Фрам» стоял во фьорде норвежской столицы Христиании (ныне Осло), принимая снаряжение, продовольственные запасы, оборудование и десятки гренландских собак; упряжки могли понадобиться для достижения Северного полюса, если бы дрейф понес судно на значительном расстоянии от цели, как сложилось у Нансена.

Но и эта экспедиция оказалась не последней в цепи полярных путешествий 1909–1910 годов. Весь мир облетела весть: из Англии к Южному полюсу снова отправляется большая группа исследователей. Во главе ее стоит Роберт Скотт. Семь лет назад он отважился проникнуть в глубь ледяной пустыни и проложил первые сотни километров огромного и страшного пути к сердцу Антарктиды. Правда, все эти годы о нём почти ничего не было слышно, но сейчас исследователь полон решимости обогатить науку новыми открытиями и довершить то, что не удалось Эрнсту Шеклтону: пройти к той южной точке, где сходятся все меридианы земного шара.

Итак, почти одновременно две экспедиции: норвежская — на север, английская — на юг. Их руководители Руал Амундсен и Роберт Скотт — признанные всем миром исследователи. Их подвиги вошли в историю борьбы человека со стихийными силами, служат примером непреклонной воли, упорства, мужества.

Оба знаменитых путешественника, преисполненные взаимным уважением и доброжелательством, с интересом следят за планами друг друга: какие цели ставит коллега, какие новые средства и методы собирается он применить? Не умаляя себя, Амундсен считает Скотта более опытным полярным исследователем. В свою очередь англичанин восхищен необыкновенной энергией, предусмотрительностью, железной волей норвежца, хотя и сам обладает этими достоинствами.

Многое отличает английскую и норвежскую экспедиции: и объем исследований, и характер снаряжения, и, наконец, избранные ими районы деятельности — Скотт и Амундсен отправляются в противоположные области земного шара. А объединяет их благородная цель — познание, неведомого. Не может быть и речи о каком-либо соперничестве. Честолюбие, личная слава? Разумеется, оба полярника стремятся к ней, но ведь если удастся осуществить задуманное, славы с избытком хватит на всех участников экспедиций!.. Оба они в расцвете жизненных сил: англичанину 42 года, норвежцу 38 лет. Остается только пожелать друг другу наилучших успехов и заслуженной победы…

На первом плане — интересы науки

Утверждают, будто полярные страны таят непобедимое очарование: человека, побывавшего там, снова тянет в суровые края. Для Роберта Скотта изучение Антарктиды стало жизненной целью. Около шести лет прошло со времени возвращения «Дисковери», и все эти годы он разрабатывал план новой экспедиции. Скотт тщательно анализировал причины поражений полярных исследователей, не забывая и слабые места своего первого похода. Он трезво оценивал достоинства и недостатки различных транспортных средств, снаряжения, всевозможных видов продовольствия. До мельчайших деталей изучал маршрут Шеклтона: что не позволило ему пройти последние 179 километров, когда тягчайшие подъемы на Великое плоскогорье были уже позади? Что надо предусмотреть для полного успеха?

Долго пришлось Скотту ждать, пока выношенные годами замыслы начали претворяться в жизнь. Всем, что у него было, пожертвовал исследователь ради высокой цели. Когда для снаряжения экспедиции понадобились дополнительные средства, он, не колеблясь, отдал свое состояние. Нет, не с легким сердцем он оставил самых дорогих, близких — молодую жену и своего маленького сына…

1 июня 1910 года экспедиция рассталась с Англией. Судно «Терра Нова» («Новая Земля») шло к Новой Зеландии, чтобы затем двинуться на юг, к острову Росса. Два года провел там Скотт на «Дисковери», оттуда пытался он проникнуть в центр Антарктиды…

С ним шесть офицеров, двенадцать ученых, четырнадцать человек обслуживающего персонала; это береговая партия. Судовую партию, состоящую из тридцати человек, возглавляет командир «Терра Нова» Гарри Пеннел. Старый друг и соратник по первой экспедиции Эдвард Уилсон, доктор биологии, стоит во главе группы ученых, от которых зависит успех исследований. Конечно, можно быть знатоком человеческих характеров и ошибиться, но Скотт уверен, что он не просчитался, подбирая участников экспедиции, особенно зимовщиков. Кто-то из них пойдет вместе с ним на полюс…

Наилучшее научное оборудование, снаряжение и обмундирование, запасы продовольствия, топлива, строительных материалов — всё, что может предусмотреть человек, есть у экспедиции. Основной транспорт дожидается в Новой Зеландии: пятнадцать низкорослых, но выносливых лошадок доставил из Северного Китая русский конюх Антон Омельченко; другой русский — каюр Дмитрий Геров — привез более тридцати сибирских собак. Автомобиль Шеклтона оказался совершенно непригодным в снегах. Скотт взял двое моторных саней на гусеничном ходу; быть может, эта техническая новинка и окажется полезной, но главное — маньчжурские лошадки: они потащат сани с грузом. Скотт надеялся, что эти пони пройдут лучше, чем у Шеклтона. На собачьи упряжки он рассчитывал мало.

Взяв в Новой Зеландии пони и ездовых собак, Скотт двинулся к острову Росса, где тридцати трем участникам экспедиции предстояло зимовать.

На третьи сутки, вечером, налетел шторм и к полуночи забушевал во всю мощь. Гигантские волны вздымали судно на белесых хребтах, яростно швыряли в бездну, перехлестывали через палубу. Люди часами не отходили от животных, помогая им удержаться на ногах. Одну собаку сорвало с привязи и унесло, две лошади околели. Смыло десять тонн угля, триста литров керосина, ящик спирта для научных препаратов.

Когда океан утих, гидрологи занялись глубоководными исследованиями. Не теряли времени и биологи: за Полярным кругом появились среди льдов исполинские синие киты, хищные косатки подстерегали тюленей-крабоедов, изредка высовывалось длинное и гибкое туловище морского леопарда. Над судном парили буревестники. На льдину выбросило красивую серебристую рыбу, и Скотт приказал остановиться, чтобы подобрать её. Невод приносил биологам много интересного для познания жизни подводного царства Антарктики.

Микроскопические водоросли служат пищей для мириад маленьких креветок, за счет которых живут некоторые виды тюленей, пингвины и множество рыб. Между ними идет постоянная борьба. Вот пингвин схватил трепещущую рыбку, но не успел он насладиться своей добычей, как сам стал жертвой морского леопарда. А у этого сильного и крупного животного тоже есть грозные враги — косатки; их опасается даже синий кит.

Как только судно останавливалось, Эдвард Уилсон спускался на лёд и, словно волшебник, приманивал пингвинов Адели. Доктор ложился ничком и начинал… петь. Комичные «нелеты» вприпрыжку сбегались на его голос. В часы вынужденных стоянок с кормы доносилось хоровое пение:

У неё колокольчики на пальцах рук,

Кольца у неё на пальцах ног,

И едет она на слоне…

Целые толпы восхищенных пингвинов внимали дружному хору.

— Вот благодарная публика! — заметил Лоуренс Отс, капитан драгунского полка.

— Послушай, Фермер, а можно обучить их аплодировать? — улыбнулся лейтенант Генри Боуэрс.

— Не выйдет, Пташка: ручки коротенькие…

Крепко сдружились будущие зимовщики за долгие месяцы плавания; многие получили от приятелей прозвища. Неунывающего, подвижного, постоянного запевалу Боуэрса назвали «Пташкой». Лоуренс Отс, рослый, отлично сложенный, получил три новых имени: «Титус», «Солдат» и «Фермер». Общего любимца, веселого умницу доктора Эдварда Уилсона величали «Дядя Билл» и «Дядюшка»…

Скотта радовали проявления дружбы. Что может быть хуже, если в экспедиции возникают ссоры, вражда! Нет, он не ошибся в выборе спутников — каждое новое испытание, выпавшее экспедиции, убеждает его в этом. Все захвачены работой, увлечены делом до самозабвения… Вряд ли Скотт хвалил их в глаза, но, оставаясь наедине со своим дневником, он не скрывал восхищения: «Все вместе взятые представляют удивительный подбор… Каждый силится помочь всем остальным, и никто до сих пор не слыхал ни одного сердитого слова, ни одной жалобы… Отрадная возможность писать с такой высокой похвалой о своих товарищах».

Начальник экспедиции воздавал по заслугам не только своим соотечественникам, но и трудолюбивым, старательным русским, на которых легли заботы о транспорте. «Я убедился, что нашим русским молодцам подобает не меньше похвал, чем моим англичанам», — отметил Роберт Скотт в дневнике. «Наш вечно бдительный Антон… Ну, не молодчина ли этот Антон!.. Славный малый…» — писал он в разные дни о конюхе Омельченко. «Славный и очень сметливый малый», — отзывался начальник экспедиции о каюре Дмитрии Герове. «Антон и Дмитрий всегда готовы притти на помощь, они оба прекрасные малые…»

Страницы дневника отражали не только события в жизни экспедиции, но и надежды, сомнения, радости, сокровенные мысли Скотта. «Слишком было бы злой насмешкой со стороны судьбы дозволить такому сочетанию знаний, опытности и энтузиазма пропасть даром, ничего не свершив».

В конце декабря «Терра Нова» вышла из паковых льдов. Накануне нового, 1911 года показались берега Антарктиды. В чистом прозрачном воздухе четко выделялась гора Сабин, хотя до нее было больше 200 километров. 4 января судно подошло к юго-западному берегу острова Росса. На мысе, названном именем Эванса, старшего офицера «Терра Нова», выгрузили имущество и построили дом. База оказалась почти на 25 километров севернее места зимовки «Дисковери».

Для перевозки грузов по льду Скотт использовал, кроме лошадей и собак, моторные сани. Одни из них благополучно прошли, но под другими лед треснул, и сани рухнули в полынью. Хотя на моторы мало надеялись, потеря была огорчительна. Беспокоило и поведение лошадей: некоторые оказались нервными, норовистыми, непослушными. Уцелеют ли эти животные за восемь-девять месяцев, оставшихся до похода на полюс?

В середине января Скотт и Сесил Мирз, тренировавший собак, отправились с упряжкой на крайнюю южную оконечность острова — мыс Армитидж. Приятно посетить знакомые места, заночевать в доме, добротно построенном восемь лет назад экспедицией «Дисковери»! Этим убежищем воспользовался отряд Шеклтона; вернувшись в Англию, они рассказали, что дверь была выломана ветром, тамбур занесло, и им пришлось забраться внутрь через окно.

— Вот так штука! — воскликнул Мирз, когда они приблизились к дому. — Внутри всё забито смерзшимся снегом, его из пушки не прошибешь! Уходя, они даже не заделали окно…

Скотт с горечью смотрел на последствия непростительной халатности шеклтонского отряда.

— Мне так хотелось найти старые постройки невредимыми, — сказал он. — Очень грустно, что всё, сделанное для удобства, уничтожено. Самая элементарная культурность требует, чтобы люди, посещающие такие места, берегли плоды человеческого труда для будущих путешественников. Меня страшно угнетает, что наши предшественники пренебрегли этим простым долгом.

Проведя ночь под открытым небом, Скотт и Мирз вернулись на мыс Эванса. Их новый дом показался Скотту самым комфортабельным помещением, какого только можно желать.

— Кто же это постарался в наше отсутствие создать уют? — спросил он.

— Все понемногу, — засмеялся Боуэрс. — В нашем убежище царит мир, спокойствие, комфорт…

Внезапный удар

Скотт определил состав западной и восточной партий. Отряд геолога Тейлора займется обследованием горного хребта и ледников Земли Виктории. Вторая партия, под начальством лейтенанта Виктора Кэмпбелла, пойдет на борту «Терра Нова» к восточному побережью моря Росса, чтобы высадиться на полуострове Эдуарда VII.

Сам начальник экспедиции во главе партии из двенадцати человек двинулся на юг для закладки продовольственного склада за 79-й параллелью. Хотя собачьи упряжки неплохо тянули сани с грузом более 200 килограммов, у Скотта не лежало к ним сердце: они драчливы, непослушны, из спокойных животных внезапно превращаются в бешеных, рвущих, грызущихся чертей.

Вероятно, неудачный опыт применения упряжек в первой экспедиции отвратил Скотта от этого вида транспорта, признанного всеми арктическими путешественниками. Или ему, как и Шеклтоиу, была невыносима даже мысль о том, чтобы питаться в походе собачиной?..

— Что выскажете о наших упряжках, капитан? — спросил Мирз в пути. — Понадобятся они для большого дела?

— Очень сомневаюсь, Сесил, что они окажутся полезными, зато лошади наверняка будут важным подспорьем, — сказал Скотт. — Смотрите, как они бодро, даже весело ступают гуськом — одна по следам другой.

— Однако на снегу, где человеческая нога едва оставляет след, лошади проваливаются по колено, а то и глубже…

— Знаю, Мирз, вашу склонность к упряжкам! Немало груда вы положили, тренируя их… Посмотрим, как поведут себя собаки дальше. Сейчас я воздержусь от окончательного суждения.

Но, видимо, начальник экспедиции уже сделал выбор; недаром он отмечал в дневнике неудачи упряжек и успехи лошадок, а иногда — старательную работу тех и других. В записях Скотта отразилась ещё одна черта его характера: гуманное отношение к животным; этот мужественный, не склонный к сентиментальности человек страдал, видя, как лошади или собаки надрываются от усилий. Немало переживали за своих подопечных Антон Омельченко и Дмитрий Геров.

Скотт решил испробовать специальные лошадиные лыжи. Для эксперимента выбрали самую унылую лошадку, вполне оправдывавшую свою кличку «Скучный Уилли». Результат получился замечательный: Уилли преобразился, повеселел и стал легко расхаживать там, где прежде беспомощно барахтался в снегу. Даже заведомые консерваторы, высмеивавшие лошадиные лыжи, уверовали в это средство. Собачьи упряжки потеряли ещё один шанс.

Более тонны продовольствия, топлива, запасного снаряжения, фуража оставил отряд под широтой 79°29 . Чтобы сложить гурий, камней, конечно, не нашлось; двухметровый опознавательный знак соорудили из снежных кирпичей и ящиков. Это место назвали Лагерем одной тонны…

Налегке отряд быстро возвращался к зимовке. Уже недалеко было до острова Росса. В очередной этап двинулись около 10 часов вечера. Дорога плохо различалась в сумерках. Две упряжки бежали рядом. Впереди показалась неясная ледяная гряда. Внезапно средние собаки упряжки Скотта скрылись из глаз, и в ту же секунду исчезли пара за парой все остальные собаки… Трещина! Только Осман, сильнейший вожак, сумел удержаться у самого обрыва смерзшегося снега. Сани застряли на остатках провалившегося «моста». Повисшие между ними и Османом животные жалобно выли. Две собаки, выскочив из сбруи, упали на следующий мост и едва виднелись в глубине.

Первым делом надо было освободить Османа от стянувшей его шею веревки. Несчастный пес задыхался и хрипел. Начальник экспедиции сорвал ремни со спального мешка, оттянул ими веревку и разрезал хомутик вожака. Спасен! «Альпийскую веревку!» — крикнул Скотт. Сани поставили поперек трещины. Мирз немного спустился и прикрепил конец веревки к постромкам. Собак пару за парой вытащили наверх. Оставались последние две — на нижнем мосту, метрах в двадцати от поверхности. Хватит ли длины веревки?.. Да, с избытком! Сделав на ней петлю, Скотт спустился в трещину… «Ну, не скулите, будете живы!..» Людям казалось, что спасательная операция заняла какой-нибудь десяток минут, а она продолжалась почти полтора часа.

Наутро отряд подошел к Безопасному лагерю — близ зимовки. Тяжелая ноша легла в этот день на сердце Роберта Скотта.

— Есть новости, не очень приятные, — глухо проговорил доктор Аткинсон, встретивший отряд. — «Терра Нова» вернулась две недели назад. Лейтенанту Кэмпбеллу не удалось высадиться на Земле Эдуарда… У них была встреча… Впрочем, вот вам от Кэмпбелла…

— Какая встреча? — удивился начальник экспедиции, развертывая письмо лейтенанта.

Ровные строчки неожиданного послания запрыгали перед глазами Скотта. Всю свою волю напрягал он, чтобы достойно перенести внезапный удар и внешне оставаться спокойным…

Руал Амундсен в бухте Китовой, на окраине Ледяного барьера! Руал Амундсен — герой Северо-западного прохода! Неутомимый исследователь, у которого опыт полярных путешествий не уступает личному мужеству, а энергия и целеустремленность смогут противостоять всем козням антарктической природы… Но почему он очутился здесь, когда совсем ещё недавно пресса была полна сообщениями о предстоящем дрейфе Амундсена через Северный полюс? Почему он направился сюда?..

Его план итти с упряжками великолепен! У него девяносто семь собак — по крайней мере втрое больше… Кто бы подумал, что можно благополучно доставить к Барьеру столько собак!.. И норвежцы на целый градус южнее — на сто с лишним километров ближе к полюсу! А, главное, с упряжками можно выступить в путь раньше, чем с лошадьми… Да, план Амундсена серьезная угроза!

Вот так судьба преподносит горькие сюрпризы… Он, Роберт Скотт, готовился к борьбе со стихиями, а его вынуждают к соперничеству с неожиданным претендентом на славу завоевания Южного полюса. Как претят ему эти гонки, этот антарктический гандикап… Будь здесь ретивый газетчик, он угостил бы публику хлестким анонсом: «Амундсен получает шестьдесят миль фора!..»

Лицо Скотта приняло усталое выражение. Доктор Уилсон взял его за локоть.

— Идем в палатку, Роберт, чай согрет.

— Какая невероятная случайность! Ведь не зайди «Терра Нова» в Китовую бухту, мы пребывали бы в полном неведении…

— Возможно, так было бы даже лучше, — с сомнением проговорил Уилсон.

— Ясно одно: пуститься с ним вперегонки расстроило бы все наши планы. Ведь не за этим мы пришли сюда!

— У меня и мысли не было, что появление норвежцев может повредить исследованиям.

— Боюсь только, что экспедиция наша много потеряет в глазах публики, — к этому надо приготовиться, Эдвард!.. Хотя в конечном счете важно то, что будет сделано, а не людская хвала…

Вечером Скотт записал: «22 февраля… Всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною, — будто и не было вовсе этого сообщения; итти своим путем и трудиться по мере, сил, не выказывая ни страха, ни смущения…»

О многих замечательных открытиях, трогательных эпизодах и драматических событиях последующих тринадцати месяцев поведал капитан Скотт на страницах своего дневника. Но лишь один раз за всё это время упомянул он о своём сопернике, да и то мимоходом, — 4 декабря, в лагере «Бездна уныния»… А потом опять словно позабыл о нём — вплоть до рокового дня 16 января, когда судьба нанесла Скотту новый удар, непоправимый и сокрушительный.

Неукротимый норвежец

«Человеческая воля и человеческий ум победили силы и власть природы… Не сказка о давно прошедших временах, а победа живого над застывшим царством смерти… Пусть никто не является с разговорами о счастье, о благоприятном стечении обстоятельств. Счастье Амундсена — это счастье сильного, счастье мудрой предусмотрительности…» Так в мае 1913 года писал Фритьоф Нансен о подвиге человека, которому давно уже передал эстафету выдающихся полярных путешествий.

Много лет прошло с тех пор, как юный норвежец Руал Амундсен впервые увидел великого арктического исследователя, своего соотечественника. Затерянный в многочисленной толпе, стройный и мускулистый 17-летний юноша не сводил восторженного взора с Фритьофа Нансена, громко возглашая «ура!» Это было в 1889 году: норвежская столица Христиания чествовала Нансена, пересекшего на лыжах страну ледников — Гренландию.

Ещё подростком Руал Амундсен с упоением погрузился в книги об отважных полярных походах, путешествиях в ледовые моря. Пылкие мечты уносили его в загадочный мир: он в штурманской рубке корабля, пробивающегося среди ледяных полей, он открывает тайны неисследованных стран, достигает Северного полюса!.. Да-да, так должно быть, это сбудется!..

В семнадцать лет он отличный лыжник, конькобежец и пловец, мастерски управляет парусной шлюпкой, а его физическое сложение восхищает бывалых спортсменов. И у него достаточно воли, упорства, энергии, чтобы справиться с любыми трудностями, которые, несомненно, встретятся на пути. Он не боится препятствий — чем сложнее они, тем заманчивее борьба. Фритьоф Нансен — вот образец настоящего борца, героя!..

Двадцати двух лет Амундсен ушел в первое дальнее плавание. На путях из Северного Ледовитого океана к побережью Африки, из портов Испании и Англии в Канаду и Мексику проходила жизнь молодого моряка. Получив звание штурмана дальнего плавания, он продвинулся к желанной цели. В 1897 году Амундсен ушел в Антарктику на судне «Бельжика» с экспедицией лейтенанта Жерлаша. Ледовый плен, тринадцатимесячная вынужденная зимовка, мучительная цынга многому научили Амундсена, вооружили его опытом.

Орленок вырос, обрел сильные крылья, познал радость борьбы, созрел для самостоятельных полетов. Наступил знаменательный день, когда Руал Амундсен, 28-летний капитан дальнего плавания, предстал перед Нансеном. Полярный исследователь с восхищением выслушивал замыслы и планы молодого моряка: одолеть Северо-западный проход, морской путь из Атлантики в Тихий океан вдоль северного побережья Америки!.. На протяжении столетий арктическая стихия безжалостно пресекала все попытки проложить дорогу в ледовых морях…

Нансен всматривался в его волевое, словно высеченное из камня лицо. Молод, очень молод, а какая уверенность, знание дела, предусмотрительность! Этот Амундсен продумал план экспедиции до мельчайших подробностей… Да, такие побеждают!..

Фритьоф Нансен протянул руку:

— Одобряю! Одобряю и поддерживаю, помогу всем, что в моих силах!

Много бедствий перенес Амундсен, готовясь к плаванию, которому суждено было войти в историю завоевания Арктики: нехватало денег, его преследовали кредиторы, угрожая тюрьмой, арестом маленького судна «Йоа». Доведенный до отчаяния, он решил скрыться от преследователей и июльской ночью 1903 года тайно покинул берега Норвегии. Спустя три года «Йоа» вошла через Берингов пролив в Тихий океан. Амундсен вернулся на родину, завоевав славу героя Северо-западного прохода.

Нансен торжествовал: он не ошибся в этом молодом человеке! Достойно восхищения, что Амундсен намерен посвятить свою жизнь великим открытиям, это неутомимый путешественник и исследователь. Теперь он одержим новой идеей, которая, несомненно, заслуживает поддержки. Амундсен хочет довершить дело Нансена и войти на «Фраме» во льды значительно восточнее Новосибирских островов, рассчитывая, что дрейф отнесет судно в центр Арктики или в такую точку, откуда можно будет по дрейфующим льдам достигнуть Северного полюса.

Как и в прошлый раз, Нансен явился горячим поборником этого плана. Амундсену уже не приходится унижаться, клянчить взаймы у ростовщиков, прятаться от них. Норвежский стортинг (парламент), общественные организации и частные жертвователи предоставляют денежные средства для экспедиции знаменитого путешественника. Лето 1909 года проходит в энергичной подготовке к арктическому походу.

До того как вступить в ледовые моря, «Фрам» пересечет Атлантику, обогнет мыс Горн и Тихим океаном двинется к Берингову проливу; севернее его начнется трансполярный дрейф. Экспедиция рассчитана на пять лет, и это новое доказательство предусмотрительности Амундсена; ведь никто не скажет, с какой скоростью будет дрейфовать «Фрам», когда судно сможет выбраться на чистую воду…

До выхода в плавание остается несколько месяцев.

Амундсен тайно меняет план

Однажды поздно вечером в кабинете Руала Амундсена прозвонил телефон. Хозяин услышал знакомый голос редактора столичной газеты:

— Потрясающая новость! Северный полюс открыт!..

— О! Это не мистификация? Подробности есть?

— В течение часа прибыли три каблограммы из Америки, телеграммы из Лондона, Парижа, Берлина… Два источника этой информации не вызывают сомнений… Подробностей мало: Роберт Пири…

— А, этот американец!

— Да-да, с ним было пять спутников. Отряд шел по льдам. На полюсе они пробыли около суток. Измерения показали большую глубину океана… Вот пока и всё. Как вы оцениваете это предприятие? Надеюсь, оно не отразится на планах «Фрама»?

— Отрадно, что цель, о которой столько мечтали, для которой столько трудились и страдали, даже жертвовали жизнью, наконец, достигнута, — сказал Амундсен. — Но этот скоростной поход вряд ли сколько-нибудь обогатит науку. Экспедиция «Фрама», как известно, не стремится к рекордам, а преследует чисто научные цели, и путешествие Пири ни в малейшей степени не повлияет на наши планы. Всё остается попрежнему…

Однако ещё в ту минуту, когда Амундсен услышал слова «Северный полюс открыт!», полярный исследователь принял твердое и бесповоротное решение, совершенно противоположное тому, которое он излагал редактору. Да, «Фрам» выйдет в плавание и направится в Атлантический океан как будто к мысу Горн, но туда не попадет… Арктический дрейф можно отложить. Достигнуть Северного полюса вторым, после Пири, — нет! Норвежская экспедиция пойдет на юг, к Южному полюсу! Ради такой цели стоит рискнуть всем… На юг, только на юг! Но ни одна живая душа не должна знать об этом: если только о новом плане разведают газетчики, всё может рухнуть — младенец будет задушен при рождении… Итак, за дело, и абсолютная тайна!

Есть, правда, одно щекотливое обстоятельство: на Южный полюс собирается английская экспедиция Роберта Скотта, который ещё в начале века проник за 82-ю параллель. Не скажут ли потом, что Амундсен втайне готовился опередить англичан, «обойти» их? А, впрочем, он не обязан прислушиваться ко всякой болтовне! Дело — вот что важно! Он всегда сможет сказать: у него и у Скотта были совершенно различные планы. Главная задача англичан — научные исследования, а достижению Южного полюса они придают второстепенное значение. Иное дело — норвежская экспедиция, для которой первое и решающее — полюс, ну, а наука сама о себе позаботится… Конечно, в походе будет использована любая возможность научных наблюдений, но ни одним лишним часом экспедиция для этого не пожертвует… Пожалуй, следует ознакомить Скотта с новыми планами норвежцев? Но к чему спешить, телеграмму можно послать позднее, в пути… Непонятно, почему Скотт, столь опытный, смелый и умный полярный исследователь, повторяет ошибку Шеклтона, делая главную ставку на маньчжурских лошадей и пренебрегая собаками?.. Неужели на шельфовом леднике Росса упряжки действительно непригодны?

Нога Амундсена ещё не ступила на материк Антарктиды, а мысленно он уже не раз прошел огромный путь от окраины Великого барьера до Южного полюса. Уединясь в своем кабинете, он перечитывает труды антарктических экспедиций, сопоставляет, анализирует. Вероятно, редактор столичной газеты поразился бы, увидев на письменном столе арктического исследователя книги Беллинсгаузена и Росса, Борхгревинка и Шарко, Скотта и Шеклтона о путешествиях в Антарктику.

Изучив ценный опыт предшественников, талантливый и неустрашимый полярный стратег составляет план, каждая деталь которого поражает исключительной точностью расчетов. «Победа не зависела от изобретений современности… Средства были старые, те самые, которыми пользовались кочевники за тысячи лет до нас, когда проносились через снежные поля Сибири и Северной Европы», — скажет со временем Нансен.

По пути Скотта и Шеклтона, с острова Росса, Амундсен, конечно, не пойдет. Норвежская база возникнет под 78°41 , в той части «Ледяной стены», где море вдается в неё, образуя большую бухту; по сравнению с островом Росса, отсюда на 110–120 километров ближе к цели. Шеклтон счел опасным устроить базу в Китовой бухте, полагая, что Барьер здесь находится в пловучем состоянии. Это ошибка! Несомненно, что именно тут ледник покоится на маленьких островах и отмелях; он продержался, за исключением нескольких отколовшихся айсбергов, по крайней мере в течение семидесяти лет, со времени Джемса Росса. «Фрам» подойдет сюда словно к пристани. Здесь множество тюленей, всегда можно добыть свежее мясо… Итак, норвежцы двинутся своим, ещё нехоженым путем — из Китовой бухты, придерживаясь 163° з. д. А Скотт пусть идет через ледник Бирдмора. Наука получит наблюдения сразу от двух экспедиций.

Полюс должен быть завоеван при помощи собачьих упряжек. Превосходно работали они на льдах и снегах в походе «Йоа». Почему собаки поведут себя хуже в Антарктиде?! Об этих пони нечего и думать, — достаточно вспомнить путешествие Шеклтона.

В Норвегии, стране мореплавателей, полярных путешественников, спортсменов, дети почти одновременно знакомятся с букварем и с лыжами. Понятно, норвежцы сумеют наилучшим образом использовать лыжи в походе к полюсу. Решено: четыре упряжки, и за каждой — каюр на лыжах; пятый человек прокладывает путь или замыкает цепочку…

Так в Буннефьорде, близ Христиании, родился победный план Амундсена, хранимый им в глубокой тайне. Только двум самым близким людям доверил он свой замысел: брату Леонарду и капитану «Фрама» Нильсену.

Тайное становится явным

— О будущем дрейфе «Фрама» через Центральную Арктику писалось так много, что нет необходимости вновь возвращаться к этой теме, — уклончиво сказал начальник экспедиции осаждавшим его корреспондентам. — Повторяю, мы возьмем курс к мысу Горн…

В вечерних сумерках 9 августа 1910 года «Фрам» вышел в рейс протяжением около 30 тысяч километров. На борту судна было девятнадцать человек. Девяти предстояло зимовать в Китовой бухте, пяти из них — совершить исторический поход, но знали об этом лишь сам Амундсен и капитан Нильсен. Даже Хельмер Хансен и Адольф Линдстрем, спутники Амундсена по экспедиции на «Йоа», были убеждены, что «Фрам» идет в Арктику.

— Послушай, Хельмер, ну к чему мы везем чуть ли не сотню собак, разве мало их на Аляске? — сказал приятелю Линдстрем. — На судне свободного местечка не осталось, а вой на всю Атлантику.

— Ладно, допустим, что начальник хотел иметь эскимосских собак из Гренландии, — отозвался Хансен, числившийся в списке пяти участников похода к полюсу. — Но не пойму я, для чего мы взяли домище — с тройными стенами, двойной крышей, десятью койками!.. Спросить бы у лейтенанта Преструда…

— Спрашивал я, когда дом грузили, а он говорит: «Так нужно!»

— Ну, стало быть, и сам не знает…

Амундсен догадывался, что его офицеры оказались в неловком положении перед командой и пригласил к себе лейтенантов Преструда и Хиертсена:

— Обещайте, что никому не обмолвитесь, даже не намекнете о плане, с которым я вас ознакомлю!

— Честное слово моряка!.. Клянусь!

— Этого достаточно. Так вот: «Фрам» не пойдет к Берингову проливу и в Северный Ледовитый океан, — отчетливо сказал Амундсен, развертывая карту, на которой пунктиром был обозначен маршрут. — Вот куда мы направимся… В самую южную точку земного шара, которой можно достигнуть на судне.

Глаза офицеров следили за прерывистой линией. Атлантика… В обход Южной Африки… Море Росса!.. Антарктида!

— Цель экспедиции — Южный полюс! Об этом было известно Леонарду Амундсену, капитану Нильсену и мне, теперь знаете и вы, — сказал начальник экспедиции. — Уверен, что в вашем лице я нашел верных помощников.

— Несомненно! Высоко ценим ваше доверие!..

Показался остров Мадейра. «Фрам» встал на рейде порта Фуншал, где экспедицию встретил Леонард Амундсен. Ветер доносил ароматы фруктовых садов и плантаций. Вместе с норвежцами на цветущую землю глядел Александр Степанович Кучин. Сердце его тосковало по родине. Окончив Архангельское мореходное училище и желая избежать репрессий за участие в революционном движении, Кучин уехал в Норвегию, где под личным руководством Нансена практиковался в океанографии на Бергенской научной станции. В экспедицию «Фрама» его включили по настоянию и рекомендации Нансена, — он высоко ценил способного русского океанографа. Александр Степанович был единственный иностранец на знаменитом судне и, понятно, тоже не подозревал об истинной цели Амундсена.

Наутро начальник экспедиции вызвал команду на палубу. Глаза всех не отрывались от карты, которую держал капитан Нильсен.

— Сейчас мы услышим новости, — шепнул Хансен парусному мастеру Мартину Ронне.

Амундсен обратился к морякам:

— Наши планы изменились: вместо Северного полюса, который уже открыт, мы пойдем к Южному, ожидающему своих победителей. К сожалению, я не мог сообщить вам прежде: это нанесло бы вред делу. Но сейчас каждый, кто почему-либо желает вернуться домой, получит эту возможность… Капитан Нильсен, опросите всех поименно!

В радостных, улыбающихся лицах начальник экспедиции уже прочитал ответ.

— Лейтенант Преструд?

— Иду с радостью!

— Лейтенант Хиертсеи?

— Буду счастлив!

— Александр Кучин?

— Иду с вами!

— Хельмер Хансен?

— Не всё ли мне равно — на Северный или на Южный…

— Вистинг?

— Есть, капитан!

— Мартин Ронне?

— Можно бы и не спрашивать, — обиженно проворчал участник прошлых походов Амундсена.

— Стубберуд?

— Да какой дурак откажется!

— Сверре Бьоланд? Адольф Линдстрем? Олаф Хас-сель? Бек?..

— Да! Да! Да!

— Карениус Ульсен?

— Если я не пойду, кто же вас всех кормить будет! — скорчил гримаску кок, самый молодой участник экспедиции, поддержанный дружным смехом.

Ни одного «нет» не прозвучало на палубе «Фрама». Даже невозмутимый Амундсен был растроган.

— Хотя я и не ожидал иного ответа, вы укрепили мою уверенность в успехе, — сказал он, — Итак, вперед!

Экспедиция продолжала плавание. Теперь путь лежал непосредственно в бухту Китовую. Среди обильной почты, переданной Леонарду Амундсену, возвращающемуся в Норвегию, было уведомление на имя капитана Роберта Скотта. Руал Амундсен сообщил о своём намерении вступить с ним «в состязание относительно открытия Южного полюса». Эта телеграмма, адресованная в Новую Зеландию, не застала Скотта — «Терра Нова» уже вышла на юг, в море Росса. О неожиданном сопернике Роберт Скотт узнал много позже, да и то благодаря случайности…

14 января 1911 года, на сутки раньше срока, намеченного Амундсенсм, «Фрам» вступил в Китовую бухту. В нескольких километрах от неё, на поверхности Великого ледяного барьера, появились островерхие палатки, похожие на горные пики, склады продовольствия, топлива, снаряжения, жилой дом, помещение для собак.

Амундсен и восемь его спутников перебрались на новую базу «Фрамхейм», что значит «Дом Фрама».

Не прошло и трех недель после прибытия норвежского судна, как в Китовую бухту неожиданно заглянул красивый парусник под английским флагом. Это казалось сновидением. У окраины шестой части Света, в царстве ледников встретились два экспедиционных судна- «Терра Нова» Роберта Скотта и «Фрам» Руала Амундсена.

Хотя норвежцы знали, что за 700 километров к западу, на острове Росса, находится английская экспедиция, их поразила эта встреча. Можно догадаться, как удивились англичане, даже не подозревавшие о появлении соперников.

Амундсен и капитан Нильсен любезно пригласили англичан отобедать во «Фрамхейме», а те в свою очередь предложили им завтрак на борту английского судна.

— Нам не удалось высадиться на берег Эдуарда, и теперь «Терра Нова» возвращается к острову Росса, — рассказал Виктор Кэмпбелл.

— Что же вас привело в Китовую бухту? — спросил капитан Нильсен.

— Интересно было посмотреть, как выглядит этот уголок… Сперва мы приняли «Фрам» за китоловное судно…

В короткие часы свидания Кэмпбелла не оставляла беспокойная мысль: «Какое ошеломляющее известие для капитана Скотта! Всегда он высказывался против рекордсменства в научных исследованиях, а сейчас обстоятельства вынуждают его итти вперегонки с Амундсеном. Это опаснейший соперник! Неужели норвежцы опередят?..» А Руал Амундсен, прощаясь с английскими офицерами, не без тревоги думал: «Никто не откажет Роберту Скотту в мужестве, воле, полярном опыте, а его спутники, надо полагать, достойны своего начальника. Борьба будет нелегкая, но за нас природная выносливость норвежцев, привычка к льдам и снегам, к саням и лыжам… Мы должны быть первыми!»

Как только «Терра Нова» скрылась на западе, норвежцы начали охоту за тюленями: надо было добыть вдоволь свежего мяса. Разленившихся за время плавания собак быстро привели в повиновение. На барьерном льду упряжки работали превосходно.

10 февраля 1911 года к югу двинулась первая партия для организации продовольственного склада. В каждые сани с 300 килограммов груза запрягли шесть собак. Сорокаградусные морозы не отразились на работе упряжек. На пути иногда встречались трещины, но лишь в двух местах Амундсен счел их опасными.

К середине апреля норвежцы уже подготовили три склада — на 80, 81 и 82-й параллелях; туда завезли больше четырех тонн продовольствия. Обилие пищевых запасов на складе под широтой 80° позволило Амундсену считать этот пункт исходной базой путешествия; таким образом, норвежцы приблизились к полюсу ещё на полтораста километров.

Солнце ушло за горизонт, погрузив «Фрамхейм» во мрак полярной ночи. На полную мощность работал «холодильник» Антарктиды; «температура выплясывает танец между 50 и 60° мороза», — записывал Амундсен.

«Фрам» под командованием капитана Нильсена находился в это время между Южной Америкой и Африкой. Моряки вели океанографические работы, памятуя наказ Амундсена: вернуться за зимовщиками в Китовую бухту в январе 1912 года.

Лейтенант Преструд составлял планы пешего похода из «Фрамхейма» на восток.

Схватка началась

Поход Амундсена к полюсу можно сравнить с безупречным разыгрыванием музыкальной пьесы в которой каждый такт, каждая нота были заранее известны и продуманы исполнителями.

В.Ю. Визе

Скотта радовали успехи экспедиции, всю зиму ученые самоотверженно трудились, накапливая ценные наблюдения. Не раз говорил он себе: «Счастлив должен быть руководитель, имеющий таких сотрудников». И только одна мысль огорчала его — Амундсен! Неизбежность предстоящего соперничества волновала Скотта, но он не делился своей тревогой ни с безмолвным дневником, ни с лучшим другом Эдвардом Уилсоном, чутким, понимающим, отзывчивым.

Первое время после письма Кэмпбелла среди участников экспедиции было немало разговоров об Амундсене, но Скотт решительно пресек их «Будем заниматься своим делом, словно норвежцы находятся во льдах Центральной Арктики'» Постепенно англичане свыклись с мыслью о неотвратимом состязании, и она утратила первоначальную остроту.

В конце августа показалось солнце. Пришла весна! В тренировочных поездках пробежало несколько недель.

— Всё у нас налажено, погода благоприятная, пора отправляться, — сказал Скотт. — Двинемся первого ноября.

Двадцать человек небольшими партиями выступили в поход. По шельфовому леднику Росса тянулась на юг цепочка: сани, запряженные лошадками, собачьи упряжки, моторные сани.

Маршруты норвежского и английского полюсных отрядов

А за сотни километров к востоку уже одиннадцатый день полным ходом двигались к полюсу Амундсен и его четыре спутника. Англичане об этом не знали…

Скотт внимательно приглядывался к своим товарищам. Кому же выпадет честь воздвигнуть британское знамя в сердце Антарктиды? Самым выносливым, стойким, сильным! Кто они, — покажет дорога. Остальные вернутся к зимовке… Ясно, что врач Аткинсон, фотограф Понтинг и физик Райт долго не выдержат, сдадут. На Черри-Гаррарда, ассистента-зоолога, тоже мало надежды. Вот старый друг Уилсон и Боуэрс выстоят! Лоуренс Отс, капитан драгунского полка, хотя и мало говорит, но много делает, — он бесспорный кандидат, а ещё Эдгар Эванс, военный моряк, настоящий богатырь!..

С первых же дней англичанам не везет. Выходят из строя моторные сани, и люди, надев лямки, сами тащат груз, проваливаются в рыхлый снег. Жестокие морозы и пурги сменяются дождем и туманом.

Лишь через четыре недели англичане добрались к 82-й параллели. Если бы они знали, что Амундсен пересек эту широту еще двадцать дней назад, а сейчас поднялся уже на высокогорное плато за 86-й параллелью, опередив Скотта на 450 километров! Норвежцам осталось пройти до цели вдвое меньше, чем англичанам.

Амундсен вышел из «Фрамхейма» ещё 20 октября, с ним Хансен, Вистинг, Хассель, Бьоланд. Пятьдесят две лучших собаки везут четверо саней — по тринадцати в упряжке. Всё подчинено железному графику Амундсена. Он заставит животных приносить пользу до их последнего часа и даже после. У большинства собак дни сочтены: в графике точно определено, где и когда каждая собака перестает быть транспортным средством и становится пищей; в назначенный день она будет убита. Жестоко? Возможно! Но это одно из обязательных условий победы.

Норвежцы не идут — они мчатся! Сто шестьдесят километров до 80-й параллели, где расположен первый склад, они одолели за четыре дня. Собаки накормлены и отдыхают; в графике предусмотрено: на каждом складе — двухсуточный отдых.

— Не мёрзнете? — спрашивает Амундсен у спутников.

— Ха! Костюм греет, как печка, а легко в нем, словно на тебе ничего не надето…

Костюмы для участников экспедиции пошили из закупленных Амундсеном старых шерстяных одеял, служивших норвежским морякам с незапамятных времен. Хотя в красильне они приобрели довольно приличный синий цвет, найти портного было нелегко. «Костюмы из старых одеял?!» — вскричал мастер, оскорбленный до глубины души… А в конечном счете идея, заимствованная Амундсеном из опыта зимовки «Бельжики», оказалась удачной.

На складе взят полный запас продовольствия. Вперед! Отряд устремился по нескончаемой снежной равнине. Тридцать километров в день. Тридцать пять… Сорок!.. Упряжки мчатся стрелой, будто и нет у них позади тяжело нагруженных саней, за которые ещё ухватился человек на длинных, почти двухметровых лыжах. 26 октября они пронеслись пятьдесят километров!

Амундсен в восторге. Конечно, он был уверен, что собаки справятся с работой. Но он и не мечтал катиться к полюсу на лыжах, уцепившись за сани… Хельмер Хансен — первоклассный каюр!..

Миновали второй склад. В этом «лагере отдыха» пополнили запасы продовольствия, высушили на солнце одежду.

82-я параллель. Третий, последний склад. До полюса около 900 километров неизведанного пути. Некоторые упряжки слегка поредели: ослабевшие животные убиты и оставлены в приметных местах — их мясо пойдет в пищу при возвращении. Три собаки сбежали по следу обратно на север. Через каждые сто километров путешественники оставляют немного продовольствия, через каждые пять миль складывают из снежных кирпичей гурии; они послужат в будущем ориентирами.

За 83-й параллелью на горизонте открылась панорама горного хребта со склонами, свободными от снега.

— Никогда я не видел более прекрасного и более дикого ландшафта! — воскликнул Амундсен. — Назовем эти горы именем королевы Мод.

Могучие вершины поднимаются на высоту до 4000 метров. Одна из них — сине-черная, увенчанная снежной шапкой, — привлекает внимание отряда. Амундсен назвал её горой Фритьофа Нансена. За ней показалась другая с оголенной длинной «крышей» — гора Педро Кристоферсена. Ещё несколько гор получают норвежские имена.

Пройдена 84-я параллель.

— Видите, друзья, эту тянущуюся к западу горную цепь? — говорит Амундсен. — Несомненно, она соединяется с горами Земли Виктории!

За 85-й параллелью начался ровный постепенный подъем. На очередной ночевке Амундсен занялся расчетами. До полюса и обратно к этому месту 1100 километров. Отсюда отряд возьмет двухмесячный запас продовольствия и снаряжение, а 30-суточный провиант и часть вещей оставит на складе. Собак сохранилось сорок две, все они пойдут до высокогорного плато, где двадцать четыре будут убиты; остальные восемнадцать потащат трое саней; к тому времени количество продуктов сократится… Да, вот ещё: пора сменить белье, а старое вывесить — пусть проветривается несколько недель, пока отряд не вернется сюда…

Отдохнув, Амундсен и Бьоланд двинулись на лыжах к небольшой вершине Бэтти. Им так хотелось почувствовать под ногами твердую почву, настоящую земную оболочку, — с того дня, как экспедиция покинула Мадейру, они не испытывали этого ощущения… Бэтти разочаровала Амундсена: усеянная обломками камня, эта вершина меньше всего подходила для прогулки. Взятые там геологические образцы они оставили на складе, чтобы захватить при возвращении.

Всё тяжелее становился подъем по снежным склонам, через ледники, стекающие в ущелья, и горные хребты. Цепляясь за каждый выступ, норвежцы вползли на крутой, пересеченный огромными трещинами ледник.

— Уф, невыносимо жарко! — вздохнул Бьоланд, прокладывающий дорогу.

— Я вспотел словно после дальнего пробега в тропиках, — откликнулся Амундсен.

К победе!

21 ноября, через месяц после выступления из «Фрамхейма», норвежский отряд взобрался на плато Хокона VII. Высота 3000 метров. Астрономическое определение показало 85°36 широты. Пришел час, заранее назначенный начальником экспедиции. Загремели частые выстрелы. Двадцать четыре собаки закончили свою жизнь. Десятки килограммов мяса остались на новом складе, названном Амундсеном «бойней».

Спустя неделю отряд оказался далеко за 86-й параллелью. Плато постепенно снижалось. Высшая точка подъема осталась позади. Амундсен спешил, подгоняемый тревожной мыслью об англичанах; он не знал, что Скотт отстал от него на 450 километров.

Связавшись альпийской веревкой, норвежцы вступили на ледник. Сгустился туман. Амундсен и Хассель шли впереди, нащупывая дорогу длинными лыжами.

— Какой-то лабиринт пропастей и трещин! — сказал Хассель. — Не переждать ли нам?

— Только вперед! — крикнул Амундсен.

Но через несколько минут он приказал ставить палатку. Туман приподнялся, и норвежцы увидели ледяной хаос.

— Можно подумать, будто здесь сражались исполины, применяя ледяные глыбы в качестве метательных снарядов, — сказал Амундсен. — Пропасть на пропасти, глыбы на глыбах, ступить некуда! Чортов ледник! А этот удивительный портал в ледяном хребте — поистине ворота ада!

Впереди отряд ожидало ещё одно препятствие, которому Амундсен не смог подобрать более подходящего названия, чем «Чортов танцевальный зал».

Он залез в палатку, насупился: «Дорого бы я дал, чтобы узнать: где сейчас Скотт?»

Англичане к концу ноября одолели лишь треть пути. Весь месяц прошел в изнурительном труде, борьбе со смертельной опасностью, яростной пургой и морозами. Казалось, конца не будет шельфовому леднику Росса. Только 28 ноября они пересекли 82-ю параллель. Поздним вечером на западе открылась трехглавая гора Маркем. После однообразия белой пустыни отрадно было задержать взор на темнеющих склонах.

В глубоком снегу лошади вконец обессилели. Что ни день, одна из них идет на корм собакам. Сытые упряжки бегут достаточно резво, но скоро их паек придется резко ограничить. А впереди Бирдморский ледник, где на долю отряда Шеклтона выпало столько страданий и бед!.. Как жестоко преследует непогода! В ночь на 5 декабря вновь залютовала пурга. Ветер с воем гнал клубящиеся тучи снежной пыли. Сугробы поднялись выше палаток. Снежная стена, сооруженная путешественниками, не защитила жалких кляч, — только голова, костистая спина и обледенелый хвост торчат из снега. В двух шагах ничего не видно.

— Бездна уныния! — говорит Скотт, забираясь в спальный мешок, чтобы в привычном положении поведать свои горести дневнику.

«Ума не приложу, что бы означала такая погода в это время года… Нам уже слишком не везет… Двигаться невозможно, — пишет он, и мысль его вновь обращается к Амундсену. — Есть над чем задуматься, если наша маленькая компания борется против всяких невзгод в одной местности, тогда как другие благополучно двигаются вперед под солнечными лучами. Много значит счастье, удача! Никакая предусмотрительность, никакое умение не могли подготовить нас к такому положению. Будь мы вдесятеро опытнее или увереннее в наших целях, мы и тогда не могли бы ожидать таких ударов судьбы». Пурга задержала англичан на четверо суток. «Скверно, невыразимо скверно, — записывает Скотт. — Мы стоим лагерем в «Бездне уныния»… Температура воздуха дошла до плюс 1°. В палатке все промокло… Снег поднимается все выше и выше вокруг палаток, саней и лошадей. Последние жалки донельзя. О, это ужасно!..»

Можно ли было ждать такой беды в декабре, считающемся лучшим месяцем для путешествия в глубь материка!.. Лишь утром 9 декабря отряд снова двинулся. Без отдыха, без еды, измученные пони к вечеру добрели до ледника Шеклтона, их силы были исчерпаны до конца, лошади годились только на убой. Последние пони Скотта разделили участь двадцати четырех собак Амундсена на «бойне».

Однако Скотт ошибался, предполагая, что во время пребывания англичан, в «Бездне уныния» их соперники «благополучно двигаются под солнечными лучами». 6 декабря пурга захватила и норвежцев, мириады снежинок ослепляли людей и собак, утопавших в сугробах. Амундсен двинул передовым Хельмера Хансена; каюр заставил собак работать. Пробиваясь вслепую сквозь снег и туман, норвежцы за три дня приблизились к цели на сто с лишним километров и 8 декабря пересекли крайний южный предел земного шара, достигнутый Шеклтоном. Вид у них был ужасный. У Амундсена, Хансена и Вистинга левая сторона лица под ударами пурги превратилась в изъязвленную лепешку, сочившуюся гноем и кровью; нескоро зажили эти раны… Свой лагерь норвежцы разбили под 88°25 . До полюса — 176 километров. Впереди снежная равнина. Путь открыт!

Но что встретят они там? Нетронутую целину? Или же — или?.. Но ведь они шли буквально с рекордной быстротой! И всё же… Норвежцы подозрительно следили за собаками — казалось, будто они принюхиваются в южном направлении, что-то чуют…

Нет, англичане были ещё очень далеко. Скотт старался поддержать бодрое настроение спутников, которых осталось уже немного. 11 декабря он отправил Сесиля Мирза и Дмитрия Герова с собачьими упряжками на базу, дав наказ в условленный срок встретить возвращающуюся полюсную партию.

Транспортных средств больше нет, все зависит от людей. Ни один ещё не выказал слабости, не запросил отдыха. Таща за собой тяжело груженные сани, отряд взбирается на обледенелые хребты, спускается в ущелья и снова набирает высоту.

Пятнадцатое декабря прошло в очередной борьбе с непогодой. Отмечая в дневнике события минувших суток, Скотт записал: «Неужели мало ещё мы натерпелись?» Никакие предчувствия не тревожили его. Быть может, даже мысль об Амундсене волновала меньше обычного. А ведь именно в этот день — 15 декабря — произошло событие, трагически повлиявшее на судьбу английских исследователей.

Руал Амундсен проснулся с чувством взволнованного ожидания великой радости. Сегодня?! Да, сегодня должно свершиться то, чему он в течение двух лет отдавал все силы своего разума, ради чего он и его спутники боролись, страдали, переносили лишения, сознательно рисковали жизнью!.. Он быстро выбрался из спального мешка, глянул в проем палатки. Солнце озаряло безбрежную белую равнину. Ни облачка в небе, ни дуновения ветра. Тишина казалась неправдоподобной. Какое утро! Можно подумать, что полюсные стихии смилостивились и готовы встретить пришельцев с подобающим гостеприимством.

Позавтракали на скорую руку Молчаливо выстроились в обычном порядке: впереди — дежурный разведчик, за ним — Хансен, Вистинг, Бьоланд с упряжками и санями, последним — замыкающий разведчик. Проверили установленный позади каждых саней одометр — прибор в виде колеса со счетчиком, отмечающим пройденное расстояние.

Одно тревожило Амундсена, омрачало его торжество: «А вдруг англичане? Нет, это невозможно… Однако чего не бывает на свете!» Он подошел к Хансену:

— Гляди в оба, Хельмер! Ясно?!

Тот понимающе кивнул.

— Вперед!

Собаки напряглись, рванули. Отряд понесся по белому ковру. Все молчали и лишь изредка обменивались красноречивыми взглядами с товарищами. Вытянув длинную шею, Хансен добросовестно крутил головой: ни одного пятнышка на белизне равнины!.. В полдень Амундсен поднял лыжную палку.

— Стоп! Сколько прошли?

Трое каюров взглянули на одометры.

— Восемь миль! — крикнул Вистинг.

— Восемь! Точно! — подтвердили Хансен и Бьоланд.

89°53 . Осталось семь миль, последние семь! Жаль, что солнце скрылось за облаками, нельзя проверить местонахождение астрономически… Амундсен взял с саней темный лагерный флаг и воткнул древко в снег.

— Вперед!

Каюры всё чаще поглядывали на счетчик одометра. Было 3 часа пополудни, когда они дружно закричали:

— Стоп!

— Неужели приехали? — наивно спросил замыкающий Хассель.

Полюс! Правда, не тот, к которому Амундсен стремился ещё подростком, не Северный, а противоположный — Южный. Но ведь никаких указателей, что он именно здесь, где-то рядом, никто не приготовил. Быть может, отряд немного ошибся, не дошел какой-нибудь километр или два? На всякий случай завтра надо обойти это место, описать круг диаметром 10 миль, тогда совесть будет совершенно чиста…

— Поздравляю вас, друзья! — хриплым, взволнованным голосом проговорил Амундсен.

Да, они верные друзья! Без этих скромных, трудолюбивых храбрецов не было бы победы, все они подлинные герои… Пройдет немного времени, и мир узнает, что Южный полюс вслед за Северным покорился человеку… «Рельсовый путь науки проложен, мы приобрели новые знания, и подвиг этот будет сиять во веки веков», — скажет Фритьоф Нансен.

Пять рук берутся за длинный шест, вонзают его глубоко в снег, и над лагерем Южного полюса, над «Польхеймом», вздымается норвежский флаг.

В полночь снова выглянуло солнце. Тщательное астрономическое определение показало широту 89°56 . Вистинг, Хассель и Бьоланд выступили в путь по трем направлениям с таким расчетом, чтобы создать вокруг полюса замкнутое кольцо. В одиннадцатом часу утра они вернулись. Теперь нет сомнений, что полюс находится внутри описанного круга.

В течение суток норвежцы ежечасно делали астрономические наблюдения. Казалось, солнце всё время движется кругом по небу на одной и той же высоте.

Три дня провел отряд на Южном полюсе. 18 декабря, готовясь в обратный путь, норвежцы установили небольшую палатку с шестом, на котором развевались маленький норвежский флаг и вымпел с яркой надписью — «Фрам». На доске, прикрепленной к шесту внутри палатки, все пятеро написали свои имена. Амундсен оставил короткое письмо Скотту…

— В путь, на север!..

Норвежцы надели лыжи, бросили прощальный взгляд на «Польхейм» и двинулись к «Фрамхейму» — счастливые, радостные, гордые победой. Шестнадцать собак, запряженные в двое саней, резво понеслись по недавнему следу.

Путь к полюсу занял пятьдесят шесть суток, а обратно отряд домчался в пургу и мороз за тридцать девять, со средней скоростью около 35 километров в день, хотя под конец осталось лишь одиннадцать собак.

Ранним утром 26 января 1912 года обитатели «Фрамхейма» крепко спали. Стубберуд сквозь сон расслышал чьи-то грузные шаги. Он вскочил с койки и вытаращил глаза. Это они! С иссеченными ветром лицами, бородатые, грязные, оборванные… Проснулись остальные — растерянные, недоумевающие.

— А вы… побывали там?

Стоило ли спрашивать, когда глаза пятерых убедительно говорили: да, мы вернулись с победой!..

«Фрам» уже около трех недель ожидал в Китовой бухте. Не теряя времени, экспедиция двинулась на север — домой!

«Полюс! Следы человека?! Нас опередили!»

Ночь на 4 января восемь англичан последний раз проводят вместе. Их лагерь установлен на высоте 3135 метров. Отсюда трое должны повернуть назад Скотт, Уилсон, Боуэрс, Отс и Эдгар Эванс продолжат поход. Какое счастье, что они, наконец, осилили эти нескончаемые подъемы. Теперь путь лежит по пересеченному застругами, слегка отлогому высокогорному плато Южного полюса.

Пришло время расстаться. Не надо затягивать минуты, когда даже у самых стойких размягчается сердце и глаза заволакивает какая-то пелена… Чего ты плачешь, Томми Крин, матрос британского флота! Возьми пример с Тэдди Эванса — лейтенант тоже огорчен, но бодрится… Лэшли, не отворачивайся, не стыдись своих слез! Никому в голову не придет счесть славного старшину кочегаров мягкотелым…

— Ну, идите, друзья, и не оглядывайтесь!

Трое скрываются на севере за снежными сугробами. Пятеро шагают к югу по белой пустыне. Самое тяжкое — за спиной. Впереди — счастье победы, заслуженная слава!

До полюса 250 километров — десять-двенадцать дней. Только бы не помешали ветры, непереносимые при 30-градусном морозе! Сколько времени, сил, жизненной энергии отняли снежные бураны!.. Да, это настоящая борьба с беспощадной стихией, и все выстояли, никто не сдал. Роберт Скотт гордится своими товарищами. Каждый из них просто неоценим: заботливый, отзывчивый, самоотверженный труженик науки Уилсон, смекалистый богатырь Эванс, неутомимый Лоуренс Отс, а Боуэрс просто чудо природы — «Пташка» никогда не унывает, постоянно занят каким-нибудь делом, и сколько сил в его маленьком теле!..

Бегут дни, однообразные, как эта белая равнина. Каждый вечер на привале Скотт достает дневник… Злая судьба преследует их, наносит удар за ударом. Придет ли конец неудачам?..

«10 января. Весь путь покрыт снегом, сыпучим, как песок… Нечто ужасное… Чтобы дойти туда и обратно, потребуется отчаянное напряжение сил…

11 января. День был мучителен донельзя… Выдержим ли мы ещё семь дней?.. Из нас никто никогда не испытывал такой каторги…

12 января. Ночуем всего в 63 географических милях от полюса. Должны дойти, но, ах! Если бы только нам дорогу получше!..

13 января. Всего 51 миля до полюса. Если и не дойдем, то будем чертовски близко от него…

14 января. Осталось меньше 40 миль… О! Если бы дождаться нескольких погожих дней!..

15 января. Странно представить себе… Остается всего 27 миль… Теперь уж должны дойти…»

С радостным чувством отряд покинул шестнадцатого января очередной лагерь. В полдень позавтракали. Бодро зашагали дальше. Не сегодня — так завтра уже наверняка!.. Прошло часа два. Вдруг Боуэрс замедлил шаг, приложил ладонь щитком ко лбу.

— Что там? Горизонт как будто чист, — спокойно сказал Уилсон.

— Мне почудилось, будто там… гурий…

Боуэрс не отрывал глаз от какой-то точки. Неужели мираж? Вот было бы счастье! Но если зрение его не обманывает?.. Минуты кажутся бесконечными. Скорее, скорее!..

О, это флаг! Зловещий черный флаг на санном полозе… Следы людей! Амундсен опередил!..

Это остатки бивака, откуда норвежцы рванулись в последний переход к полюсу. Ясно, что они нашли более легкий путь. Конец всем мечтам!..

Скотту мучительно больно за товарищей. Что говорить — они приняли удар достойно, и каждый, будто ничего не случилось, занят своим делом. Эванс озябшими руками устанавливает палатку. Боуэрс попрежнему изощряется делать наблюдения, Уилсон записывает… Но что у них в душе?

Проходит томительная ночь. Весь день бредут люди по мертвой пустыне. Полюс! Что за ужасное место!.. И за все труды они не вознаграждены даже сознанием того, что пришли сюда первыми… На привале, после скудного ужина, каждый съедает кусочек шоколада, запасенного ради торжественного дня, а добряк Уилсон преподносит товарищам сюрприз — все получают по папиросе…

18 января отряд обнаружил палатку норвежцев. Внутри записка капитану Скотту от торжествующего соперника… Что ж, придется выпить горькую чашу до дна. Обратный путь — это главное. Борьба будет отчаянная. Удастся ли победить?.. Надо выстоять! Рассказать миру о виденном в этой стране. Все их наблюдения ценны для науки. Разве не замечательно, что полюс оказался на высоте 9500 футов, тогда как у 88-й параллели они обнаружили высоту 10 500!.. Скотт пишет: «…Мы воздвигли гурий, водрузили наш бедный, обиженный английский флаг и сфотографировали себя… Итак, мы повернулись спиной к цели своих честолюбивых вожделений. Перед нами 800 миль неустанного пешего хождения с грузом. Прощайте, золотые грезы!»

День за днем движется цепочка людей, волоча сани с грузом. На север! Там кров, пища, там они дадут отдых своим натруженным ногам и рукам, обогреются, расскажут друзьям о выстраданном. Уже февраль, четвертый месяц отряд в пути, а остров Росса далеко… Какие ещё испытания готовит им судьба?..

Истощенный организм требует пищи, но они не могут взять даже сухарь сверх своего голодного пайка. А энтузиазм исследователей побуждает их задерживаться в пути, жертвовать для науки драгоценным временем, от которого, быть может, зависит жизнь пяти человек. Разве пройдут они через морены Бирдморского ледника, не собрав образцы горных пород! Почти целый день отряд проводит у горы Беклей, пополняя геологическую коллекцию.

— Не правда ли, Роберт, геологи будут в восторге от этой находки? — говорит Уилсон, показывая кусок угля с отпечатками листьев.

Неужели наблюдательный и умный доктор не замечает, что все они отдают остатки сил?!

Последний акт трагедии

Бороться и искать, найти и не сдаваться.

Альфред Теннисон. «Улисс»

У всех народов существует поговорка: «Беда не ходит одна». Бывает, что на человека ворохом сыплются несчастья; не успел он опомниться от одной беды, как в дверь стучится другая, а там ещё и ещё. Такое стечение обстоятельств называют катастрофическим.

Скотт и его спутники не сгибались под жестокими ударами и смело смотрели в глаза опасности. Но роковое шестнадцатое января надломило волю стойких борцов. Радостная мысль о возвращении домой сменилась горечью поражения. Их опередили, и этого не простят. Научный подвиг оценят, быть может, десятки, ну, сотни людей. Но разве это нужно публике?! Для неё первый — герой, триумфатор, а второй — смешной неудачник. Вернуться домой, чтобы стать мишенью балаганных остряков, объектом упражнений карикатуристов? О нём, Роберте Скотте, выше всего ставящем человеческое достоинство и честь, самодовольные невежды и спесивые глупцы будут зубоскалить: «А, этот Скотт, которого обставили!» Что может быть унизительнее!.. Пренебречь? Презреть?.. Легко сказать — ведь он и его товарищи не манекены, а живые люди, наделенные человеческими страстями…

Нет, они уже не те, что были на пути туда. Лопнула внутренняя пружина, двигавшая их к цели, утрачен стимул, побуждавший страдать, переносить лишения. «Человек способен жить и терпеть ради будущего…» А какое у них будущее?!

Когда тяжкие беды обрушиваются на отряд, люди до конца сопротивляются, борются за жизнь, не замечая, что давно уже лишены главного оружия…

17 февраля судьба нанесла им ужасный удар. Прощай навсегда, Эдгар Эванс, британский моряк! Он, которого все с восхищением называли богатырем, погиб первым. Исхудавший и изнуренный больше других, Эванс плелся с помороженными, опухшими, гноящимися руками. Падение в трещину окончательно доконало его: обнаружились признаки сотрясения мозга. Он шел как в бреду, отставал, падал без сознания… Семнадцатого его не стало.

С невыразимым волнением Скотт глядел на покойного Эванса. Страшное дело — так потерять товарища! Вот настоящее горе… О, пусть оно будет последним!.. Состояние Уилсона неважное, он повредил ногу и захромал, Отс отморозил пальцы…

Четверо бредут, моля о сильном попутном ветре и влача сани, на которые взвален мешок с 35 килограммами геологических образцов. Дорого обошлись они! Сборы отняли время и остатки сил. Но как ни тяжело, они не бросят эту коллекцию: благодаря ей ученые разгадают далекое прошлое Антарктиды.

Мороз 40 градусов. Полтора часа понадобилось Отсу, чтобы обуться. На его ноги страшно смотреть. А дорога?! Шершавый кристаллический снег всё равно что песок… Отс адски страдает, но мужественно крепится. «Положение наше очень опасное, нам не выдержать этой каторги!» — беспокойно думает Скотт.

Каждый вечер он отмечает в дневнике события минувших суток. Ничего отрадного, всё складывается против них. Запасы топлива и продовольствия ничтожны… «Левая нога бедного Отса никоим образом не дотянет… Он спросил, есть ли у него какие-нибудь шансы. Уилсон, понятно, должен был сказать, что не знает. На самом деле их нет… Сомневаюсь, чтобы мы могли пробиться… Ясно, что Титус близок к концу…»

Благородный, самоотверженный Отс просит совета: что ему делать? Итти, пока хватит сил!.. С отчаянной решимостью Скотт приказывает доктору Уилсону вручить всем яд. Доктор повинуется: «Если я не дам, они отнимут силой!..»

Таблетки поделили. Скотт взял свою дозу. Наилучшее средство покончить со всеми страданиями… Нет, нет! Настоящий мужчина, достойный человек, борец не имеет на это права! Он убрал яд…

Очередной удар был так страшен, что Скотт потерял счет числам. Это произошло 15 или 16 марта.

— Не могу итти, — сказал Отс утром. — Уложите меня в спальный мешок и оставьте.

— Этого не будет!

— Я в тягость вам. Не хочу, чтобы вы из-за меня погибли…

— Надо итти, Лоуренс!

Боль была нестерпима, но он послушно встал и проковылял несколько километров. Миновала ещё ночь. Бесновалась пурга. Отс проснулся. Вспомнил полковых товарищей. Заговорил о матери. Потом сказал:

— Пойду пройдусь. Быть может, вернусь не скоро…

Больше его не видели.

«Мы все надеемся так же встретить конец, а до конца, несомненно, недалеко», — записал Роберт Скотт.

В Лагере одной тонны, заложенном год назад, их дожидались верные друзья — Черри-Гаррард и Дмитрий Геров с собачьими упряжками. Там было топливо, продовольствие, теплая одежда — жизнь!

19 марта Скотт, Уилсон и Боуэрс остановились на ночевку в двадцати километрах от спасительного лагеря. Один переход, самое большее — два! Но топлива и продуктов вряд ли хватит до завтрашнего вечера. Скотт больше не в состоянии итти; обмороженная нога погибла, только ампутация может спасти его. Уилсон и Боуэрс утром двинутся в Лагерь одной тонны за топливом и продовольствием…

Пурга! Дикая, нескончаемая… Сутки за сутками три человека проводят в палатке, прислушиваясь к яростному вою ветра. Топлива нет… Пищи на один или два раза. «Должно быть, конец близок…»

Так проходят полторы недели, и в эти дни умирающий Роберт Скотт, собирая последние силы, пишет. Самым дорогим и близким… Друзьям… Послание обществу…

«Мы помираем в очень безотрадном месте… Пишу вам прощальное письмо в надежде, что оно, быть может, будет найдено и отослано вам, — обращается он к лучшему другу. — Я оставляю свою бедную девочку и вашего крестника, Уилсон оставляет вдову, а Эдгар Эванс тоже вдову в очень бедственном положении».

С преисполненным жалостью сердцем пишет он жене доктора Уилсона и матери Генри Боуэрса. Высоким человеческим духом и достоинством проникнуто его послание к соотечественникам. С величественной простотой рассказывает он английскому народу о невзгодах, успехах, невезении, борьбе. «Мы знали, что идем на риск. Обстоятельства повернулись против нас… Я взываю к своим соотечественникам с просьбой позаботиться о наших близких. Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал повесть о твердости, выносливости и отваге своих товарищей! Мои неровные строки и наши мертвые тела должны поведать эту повесть…»

Ослабевшими руками он берет тетрадь — летопись экспедиции… В течение многих месяцев рассказывал он на этих страницах о больших и малых делах, драматических и трогательных событиях, делился самым сокровенным… «Перешлите этот дневник моей жене», — пишет Роберт Скотт. Жене? Увы!.. Он зачеркивает два последних слова и сверху дописывает: «моей вдове».

Как долго не открывал он дневника!.. Вот последняя запись от 22–23 марта: «Пройдем до склада с вещами или без них и умрем в дороге»… Тогда ещё теплилась надежда… Кажется, прошло не шесть дней, а долгие недели… А пурга всё воет, не унимается. Ну, ещё одно усилие…

Умирающий записывает — в последний раз:

«Четверг, 29 марта. Каждый день мы были готовы итти — до склада всего 11 миль, но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег… Выдержим до конца. Мы, понятно, всё слабеем, и конец не может быть так далек. Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии ещё писать».

Пальцы окоченели. Странная тишина. Только ветер стонет и ревет… А там, дома?.. Узнают ли?.. Мальчик мой!.. Ещё, ещё раз напомнить, просить! Неужели им не помогут?..

Непослушной рукой он выводит: «Бога ради, не оставьте наших близких».

Теперь только… сунуть сумку… записные книжки… в спальный мешок… Ближе к изголовью… Вот так, так…

Рядом лежат Уилсон и Боуэрс. Лица закрыты капюшонами спальных мешков. Милый доктор, славный Уил… Скотт протянул руку к груди друга… Уснул? Или уже…

Снег заносит палатку, устилает равнину Великого барьера… О, пусть только найдут их!.. Тетради… Коллекции… Письма…

Белая-белая ночь…

Прошло восемь месяцев. 12 ноября 1912 года поисковая партия нашла тела Скотта, Уилсона и Боуэрса. Откопали сани, где вместе со снаряжением лежали 35 килограммов геологических образцов. Тело Отса найти не удалось.

Доктор Аткинсон сказал прощальное слово:

— Одинокие в своем величии, они будут лежать без всякого изменения — в самой подходящей для себя могиле на свете…

У мыса Хижины, где некогда стояло «Дисковери», водрузили трехметровый крест в память героев. На кресте — строка из теннисонского «Улисса»:

«Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Часть шестая ЦАРСТВО УРАГАНОВ

Мы открыли проклятую страну…

Дуглас Моусон

Австралийцы на Земле Адели

В те дни, когда норвежцы и англичане стремились к вожделенной цели, а «Терра Нова» и «Фрам» форсировали льды моря Росса, чтобы забрать зимовщиков на родину, в далекое плавание снаряжались ещё два судна — австралийское «Аврора» и японское «Кайнан-Мару».

Научный состав первой австралийской экспедиции в Антарктику был почти целиком укомплектован из молодых университетских аспирантов.

— Энергия, смелость и стойкость юности — вот что необходимо для борьбы с чрезвычайными трудностями и опасностями Антарктики; они приближаются к пределам человеческих возможностей, а часто даже превосходят их, — говорил инициатор и руководитель экспедиции Дуглас Моусон.

Он-то превосходно знал, какие испытания достаются людям в Антарктике. 23-летний физик и геолог Моусон, участвуя в экспедиции Шеклтона, показал себя выдающимся исследователем и мужественным человеком. Он был в составе «тройки», совершившей беспримерный пеший поход с острова Росса в глубь Земли Виктории для определения места магнитного полюса.

Моусона постигла участь многих полярных путешественников: молодой ученый «заболел» Антарктикой. Он ясно представлял себе задачи экспедиции. Конечно, открытия и исследования в глубинных областях материка обогатят человеческие познания. Но можно ли мириться с тем, что в эпоху научного и технического прогресса, через девяносто лет после открытия Антарктиды, неведомы даже её очертания! Несомненно, что береговая линия материка тянется на многие тысячи километров, но нигде ещё, кроме моря Росса, не велись длительные наблюдения, не было ни одной зимовки.

Огромные пространства побережья под меридианами Австралии особенно привлекали Моусона. Француз Дюмон-Дюрвилль и американец Чарльз Уилкс, проникнув в высокие широты Индийского океана, усмотрели с борта своих судов берега Антарктиды. Спустя полвека Борхгревинк высадился на мысе Адэр, а ещё через несколько лет далеко к западу Дригальский достиг Земли Вильгельма II. Более чем три тысячи километров разделяют эти районы. Здесь на всём протяжении побережья нигде и никогда ещё не ступала нога человека. Картографы «традиционно» именуют эту обширную область Землей Уилкса и по своему усмотрению изображают береговую линию, которую никто не видел. Настало время проникнуть в девственную страну!

Замысел Моусона отличался от планов прошлых экспедиций: не в единственной точке, где расположена база, а в нескольких местах одновременно будут вести наблюдения австралийские ученые. Первая партия высадится на острове Макуори, под широтой 55°. Главная база возникнет на побережье Земли Адели, открытой Дюмон-Дюрвиллем, вторая — за две тысячи километров к западу, близ района, посещенного Дригальским. Судовая партия займется исследованием берегов с моря и океанографическими работами.

Вместе с аспирантами австралийского и новозеландского университетов к путешествию готовился опытный полярник Фрэнк Уайлд, совершивший поход с Шеклтоном за 88-ю параллель.

— Согласны вы руководить Западной базой? — предложил ему Моусон. — Вам предоставляется полная автономия, начиная с выбора места для зимовки. Задача, конечно, не простая…

— Что и говорить — уравнение со многими неизвестными. Но это мне по душе!

Большие надежды Моусон возлагал на лейтенанта Нинниса и доктора Мерца, знаменитого швейцарского альпиниста и лыжника; их опыт особенно пригодится, если льды не позволят исследовать побережье с моря и этим займутся санные партии.

Начальник экспедиции решил впервые применить в Антарктике юную авиационную технику и радиосвязь. Но прибывший морем из Англии моноплан потерпел аварию во время пробного полета в Австралии. Пройдет ещё семнадцать лет, пока над ледниками Антарктиды появится самолет… Не повезло и аэросаням. Единственным транспортным средством остались упряжки; из Гренландии доставили сорок эскимосских собак — выносливых и сильных, защищенных от морозов густой шерстью.

Грузов набралось немало — 5200 мест: топливо, продовольствие, обмундирование, норвежские сани и спальные мешки, швейцарское горное снаряжение, германские фотоаппараты, английские научные приборы и радиостанции… Четыре радиста должны были связать невидимыми нитями наземные исследовательские станции и судно.

В декабре 1911 года «Аврора» вышла из Хобарта. Берега Тасмании расплывались в вечернем сумраке. На Сигнальном холме вспыхнул одинокий огонек, помигал и погас…

— Когда только мы вернемся домой!.. — с грустью сказал зоолог Клоз.

Жизнерадостный физик Корел взял приятеля под руку.

— Идем испытать наше счастье в страну, где молчание царит! — с пафосом продекламировал он. — Поверь, многие завидуют нам…

Друзьям не пришлось предаться душевным излияниям: всех вызвали разбирать груды вещей, громоздившиеся на палубе. Ветер с юга гнал крутые валы, надвигался шторм.

Вечером 10 декабря капитан «Авроры» Фрэнсис Дейвис спустился в кают-компанию:

— Утром подойдем к Макуори.

— Ваша партия готова, Энсуорт? — спросил Моусон у руководителя будущей островной станции.

— Могли бы высадиться сию минуту!

— Пусть никто из вас пятерых не сожалеет, что ему не придется работать на материке, — сказал начальник экспедиции. — Нам очень важно знать природу острова, лежащего на полпути между Австралией и Антарктидой. В 1820 году Макуори посетили русские исследователи Беллинсгаузен и Лазарев; они пополнили там свои зоологические коллекции и составили короткий, но интересный отчет.

— Я знаком с ним, — сказал Энсуорт. — Русские характеризовали остров как наполовину замерзший и отметили обилие морских слонов…

— Вы будете первыми зимовщиками на Макуори, — продолжал Моусон. — Со временем, быть может, здесь появится постоянная научная станция.

На одинокой земле, затерянной в океанских просторах, остались метеоролог Энсуорт, картограф-геолог, биолог, механик и радист.

Выгрузив разборную хижину и имущество зимовки, экспедиция двинулась к берегам, никем не виденным после Дюмон-Дюрвилля и Уилкса.

Капитан Дейвис вел «Аврору» между бесчисленными айсбергами и ледяными полями, вспоминая, как четыре года назад старшим штурманом «Нимрода» форсировал паковый пояс у входа в море Росса. Отвесная ледяная стена, вознесшаяся до двадцати метров, преградила путь «Авроре».

— Хотелось бы знать: где южные пределы этого ледника? — сказал Моусон. — Как вы полагаете, Дейвис?

— Вполне вероятно, что стена эта соединяется с берегом. Заметьте, какое здесь обилие тюленей Уэдделла, а они редко встречаются вдали от побережья. Да и птиц появилось множество!

Почти сутки судно медленно шло вдоль белой стены. Это был айсберг длиной 70 километров.

На другой день экспедиция вступила в обширную бухту. С востока её ограничивал ледяной барьер высотой более 40 метров, на западе проглядывал сквозь туман заснеженный мыс. Земля! Скрытый под льдами уголок Антарктиды…

Обогнув скалистый выступ, капитан повел «Аврору» дальше на запад мимо каменистых островков, густо заселенных пингвинами, буревестниками и тюленями. За небольшой скалой трехметровый тюлень с серебристой шкурой притаился от хищных косаток, носившихся у самого островка, высовывая из воды конусообразную морду.

До Земли Адели оставалось несколько десятков миль. Экспедиция вступила в просторный залив. Ни один глаз не видел ещё этих берегов, загроможденных вздыбленными белыми глыбами. Над мощным ледниковым щитом побережья местами возвышались темносерые верхушки скал. Неведомая страна открылась во всей первобытной дикости и суровости, чуждая и враждебная человеку.

— Вероятно, так же выглядела Северная Европа десятки тысяч лет назад, во времена Великого оледенения, — сказал Моусон.

— Здесь должны быть обильные снегопады, — заметил метеоролог Мадиган, разглядывая гигантские сугробы и пласты на склонах.

Никто не думал, что экспедиция приблизилась к «Полюсу ветров», и недалек день, когда Моусон назовет это царство ураганов проклятой страной…

Вельбот с «Авроры» направился к берегу, где из толщи льда торчал слой каменной породы. Спустя полчаса Моусон, Дейвис и их спутники очутились в миниатюрной гавани, со всех сторон закрытой скалами; узкий проход соединял её с морем.

— Очаровательную ледяную набережную приготовила Антарктида к нашему прибытию, — сказал Дейвис, выбираясь из вельбота.

На берег между мысом Адэр и горой Гаусса впервые вступили люди. За «набережной» нашлась скалистая площадка длиной до двух километров, шириной около восьмисот метров.

Неплохое место для базы! А продовольствия хватит на неограниченное время: сколько здесь тюленей Уэдделла, пингвиньих колоний — только не ленись ходить за добычей!

На мысе Дэнисон, за Южным полярным кругом, у 143° в. д. возникла Главная база экспедиции, поднялись мачты радиостанции. Моусон сомневался в надежности маломощных радиоаппаратов, но хотел испытать это новейшее средство связи в шестой части Света.

«Аврора» идет на запад

Западную базу решено было создать где-то между 90 и 110° в. д. Отряд Фрэнка Уайлда рассчитывал высадиться на Береге Нокса, усмотренном за семьдесят лет до того американским исследователем Чарльзом Уилксом с борта экспедиционного судна «Винсенн». Резервным местом для высадки наметили район далее к западу — близ Земли Вильгельма II, посещенной в 1902 году санными партиями экспедиции Дригальского.

19 января 1912 года «Аврора» с отрядом Уайлда в составе восьми человек двинулась в далекий путь на запад. С высокой скалы мыса Дэнисон восемнадцать зимовщиков Главной базы долго следили за судном, лавировавшим среди ледяных полей и айсбергов.

— Удастся ли им подойти к Берегу Нокса или в район Земли Вильгельма II? — спросил Моусона лейтенант Ниннис. — Ведь никто не знает, какие там условия.

Начальник экспедиции повел плечами.

— Об этом можно только гадать, но я очень надеюсь на опыт капитана Дейвиса.

Капитан и старший офицер Блэр осторожно вели судно сквозь льды мимо бесчисленных прибрежных островков и осевших на дно айсбергов, верхушки которых торчали из воды.

— Пора уже показаться берегу, капитан, — заметил Блэр.

Дейвис склонился над картой, пересеченной линиями путей Дюмон-Дюрвилля и Уилкса. Цветным карандашом были обозначены места, где французские и американские путешественники обнаружили на расстоянии берег материка.

— Да, Блэр, мы проходим вблизи того места, где французы открыли Землю Клери, — сказал капитан. — Дюрвилль отметил, что его корабли в течение нескольких часов шли мимо огромной обледенелой скалы. Однако её не видно, скала исчезла!..

— Не пришлось бы нам, капитан, внести кое-какие исправления в географическое наследство, оставленное французами и американцами?..

— Постараемся и сами избежать ошибок!

Миновав открытый Уилксом мыс Кар, «Аврора» приблизилась к 66-й параллели у 133° в. д. Льды задержали судно в двенадцати милях от берега. С запада на восток тянулись высокие горы, покрытые снегом и льдами.

— Вот она, Земля Клери! — сказал капитан. — Очевидно, французы ошиблись в определении места…

Дальше «Аврора» прошла район, где Чарлз Уилкс усмотрел «Горную страну Тоттена», но австралийцы обнаружили здесь глубины более 600 метров. Никаких признаков суши не оказалось и там, где капитан Баллени открыл Землю Сабрина. Трижды пытался капитан Дейвис пробиться к Берегу Нокса, также обозначенному на картах Уилкса.

— Должен огорчить вас, Фрэнк, но шансов на высадку здесь нет, — сказал капитан Уайлду. — Я не рискну больше вступать в этот пак, последний раз мы едва вырвались.

— Но существует ли Берег Нокса в действительности или это также плод воображения?

— Глубина тут 550 метров, дно каменистое. Вполне вероятно, что милях в шестидесяти к югу есть земля — Берег Нокса…

— А Земля Сабрина? Страна Тоттена?

— Отрицать их существование нельзя. Возможно, эти берега находятся значительно южнее тех мест, которые были указаны Баллени и Уилксом…

Предположение капитана Дейвиса подтвердилось спустя несколько десятилетий. Часть побережья Антарктиды, лежащая за Полярным кругом между 117 и 122° в. д., на современных картах обозначена как Берег Тоттена, а расположенная далее к западу территория — Берег Сабрина. Эти районы были осмотрены и засняты с воздуха.

Но «Авроре» помешали тяжелые льды. Австралийская экспедиция двинулась дальше на запад…

Утро 8 февраля было туманное. Боясь напороться на невидимый айсберг, вахтенный штурман Грэй вел судно самым малым ходом. Резкий порыв ветра всколыхнул плотную завесу… Стена! Белая отвесная стена. На какие-то секунды она вновь выглянула сквозь туман. Ветер крепчал, разрывая его и гоня серые клубы в океан. Стена казалась нескончаемой; даже в самый сильный бинокль невозможно было увидеть ни её северный край, ни южную часть, невидимому прилегающую к берегу. Но, быть может, это айсберг?.. Штурман вызвал капитана.

— Какая глубина? — спросил Дейвис.

— Только двести метров.

— Уилкс обозначил это место довольно туманно — Земля окончания… Если не ошибаюсь, мы подошли к длинному языку пловучего льда. Назовем его Ледяным языком окончания.

Лишь через несколько часов «Аврора» обогнула северную окраину белой стены.

Трое суток судно укрывалось от шквального ветра и пурги под защитой айсбергов, прочно сидевших на дне океана. Капитан пригласил старшего офицера и Фрэнка Уайлда на совещание. Скоро месяц, как «Аврора» покинула мыс Дэнисон, а место для Западной базы не найдено. План высадки на Береге Нокса сорвался. Теперь только 125 миль отделяют судно от района, посещенного экспедицией Дригальского. Базу необходимо создать где-то здесь — между Берегом Нокса и Землей Вильгельма II. Это последний шанс… Что скажет мистер Уайлд?..

Начальника Западной партии беспокоит календарь: уже середина февраля, короткое полярное лето идет к концу. Устройство базы потребует немало времени, на счету буквально каждый день. Зимовщики надеются, что капитан успешно доведет дело до конца и отыщет путь к побережью…

— Сделаем ещё одну попытку, — сказал Дейвис.

Земля королевы Мэри

Обогнув пловучий язык, «Аврора» вступила в тяжелые льды. К общей радости, за полосой пака открылись пространства, почти свободные от льда. Эта область Индийского океана получила имя капитана «Авроры» и названа морем Дейвиса.

Экспедиция шла к Полярному кругу по 94-му восточному меридиану. На юге хорошо различались берега неведомой территории — Земли королевы Мэри.

Молодые ученые с волнением глядели на вновь открытую землю: там будет их зимовка! Ночь прошла в попытках подойти к берегу.

— Клянусь, нет судна, способного прорваться через такую толщу! — воскликнул Дейвис. — Еще день-два бесплодной борьбы со льдами, и у нас нехватит угля, чтобы вернуться в Тасманию…

«Аврора» медленно отступала на восток: быть может, есть какая-то лазейка в трехметровых полях, заполнивших подступы к материку? В призрачном свете полярного дня Земля королевы Мэри казалась такой близкой и доступной!..

Утром старший офицер Блэр отметил в вахтенном журнале: «Обнаружен шельфовый лед, тянущийся с севера на юг в виде длинной стены». Экспедиция подошла к одному из величайших ледников Антарктиды. Как и Барьер Росса, этот шельфовый ледник Шеклтона незаметно переходит с берега материка в море и простирается к северу на 250 километров, завершаясь «Ледяным языком окончания», мимо которого прошла «Аврора».[2] Ширина пловучего ледника превышает 300 километров. Подобно другим белым гигантам, он непрестанно сползает по склонам к морю, движимый сотнями миллионов тонн собственного веса. С оглушительным шумом отрываются от него колоссальные айсберги…

Уайлд посоветовался с капитаном. Если к берегу подойти невозможно, база будет создана на поверхности ледника Шеклтона. Правда, это необычная строительная площадка, но выбирать не приходится…

Начальник Западной базы отправляется по белым полям на разведку. О-о, недурной ледяной утес! Он поднимается над морем, как восьмиэтажный дом: значит, общая толщина ледника здесь около 200 метров.

— Склоны утеса, пожалуй, крутоваты? — вопросительно смотрит Уайлд на спутников.

— Зато много снега! Ледорубы и альпийские веревки — вот всё, что требуется для подъема, — откликнулся геолог Годли, не раз совершавший горные восхождения.

Все они хорошо понимают, какая опасность будет постоянно грозить зимовщикам. Что если эта часть ледника оторвется? Путешествовать в океане на верхушке айсберга?.. А если другого места для базы нет?!

— Решено: обоснуемся здесь! — говорит Уайлд.

Надо поднять на вершину ледника тридцать шесть тонн груза. Перетаскать на спине тысячи пакетов, ящиков, корзин, мешков?.. Невозможно, на это нехватит ни сил, ни времени! Выручает Гиллис, главный механик «Авроры». Одна группа моряков и ученых укладывает экспедиционное имущество на льду возле судна; другие впрягаются в сани и перевозят грузы за 300 метров — к подножью утеса, где Гиллис со своими механиками соорудил подъемник. Теперь весь «конвейер» в движении. При помощи нехитрого приспособления зимовщики раз за разом втаскивают груз на 30-метровую вершину ледника.

К исходу четвертых суток работавший день и ночь конвейер остановился: всё было поднято. Находившиеся внизу люди, смертельно уставшие, но счастливые сознанием первого успеха, стали взбираться на «восьмой этаж».

«Аврора» ушла в Тасманию, оставив отряд Уайлда почти у самого Полярного круга близ 95-го меридиана. На юго-западной окраине шельфового ледника Шеклтона восемь зимовщиков построили дом, оборудовали лаборатории, склады, помещение для собак. Около двух с половиной тысяч километров отделяли Западную базу от мыса Дэнисон, где обосновалась основная группа австралийской экспедиции.

Зимовщики Земли королевы Мэри обследовали окружающую местность. К северо-западу в ясную погоду виднеется небольшой остров Дригальского. Прямо на запад — бухта Депо, за которой вытянулся в море довольно внушительный ледник Хелен шириной до 80 километров. Ещё западнее — группа островков Хасуэлл, расположенных на меридиане острова Дригальского. К востоку из ледника Шеклтона выпирает обрывистый остров Массона. Все эти места предстоит разведать санным партиям.

13 марта над зимовкой поднялись невысокие мачты с антенной радиоприемника. Проверяя надежность стальных оттяжек, Уайлд сказал:

— Как будто мачты закреплены очень прочно.

— Достаточно приличного ветерка, и вся наша работа пойдет прахом, — предрек Годли.

То, что геолог иронически называл ветерком, не уступало самым свирепым ураганам, пережитым Уайлдом в походе по шельфовому леднику Росса. Скорость ветра на Земле королевы Мэри нередко превышала 140 километров в час. Какой тайфун может сравниться с этой мощью! Думалось, в природе не бывает ураганов большей силы. Однако зимовщики Западной базы ещё не знали о ветрах Земли Адели…»

— В атмосфере Земли королевы Мэри барометр явно не поспевает за событиями, а предупреждения от него и ждать нечего, — жаловался Уайлду метеоролог Мойес.

Небо поразительной синевы внезапно заволакивалось, налетала бешеная пурга, делая предметы в двух шагах невидимыми. Обычно при этом температура подскакивала с 30–35 градусов мороза до минус 4 и даже до минус 1°. Снежные вихри бушевали сутками.

— Если погода не изменится, мы после обеда пойдем к югу, — сказал Уайлд, с сомнением оглядывая ясный и чистый горизонт.

— Да, пора разведать эту местность… — поддержал Годли.

Ему не пришлось договорить: с чудовищным гулом отделилась и рухнула в море огромная часть ледника, волна ударила в стену 20-метрового обрыва, добралась почти до верхнего края…

— Какое счастье, что мы обосновались в полукилометре от моря!..

После полудня шестеро исследователей на лыжах двинулись с упряжками к юго-востоку. Двое остались на базе. К вечеру путешественники легко одолели двенадцать километров, радуясь хорошей погоде; встретилась лишь одна трещина, да и то не внушающая опасений. Но дальше появилось множество пропастей шириной шесть-семь и даже восемнадцать метров. Люди связались длинной альпийской веревкой и, осторожно нащупывая впереди снег, поднимались по крутому фирну.

— Я чувствую себя, как муха, ползущая по проволочной сетке, — вздохнул магнитолог Кеннеди.

На восьмые сутки отряд установил лагерь в 700 метрах над уровнем моря. Они находились за 60 километров от базы. Ночью забушевала пурга, ветер рвал и трепал палатки, заваливал снегом. Расчищая сугробы, люди задыхались, на лице нарастала ледяная маска. Ветер швырял их наземь. Лишь через неделю они продолжали поход.

Спустя много месяцев зимовщики узнали, что в это же время (21–28 марта 1912 года) почти за три тысячи километров к юго-востоку пурга погубила отряд доблестного Роберта Скотта, находившийся на расстоянии лишь одного перехода от спасительного лагеря…

На обратном пути очередной буран задержал партию Уайлда в каких-нибудь трех километрах от базы. Одна палатка обрушилась под тяжестью снега; Мойес и Джонс пережили двухдневную голодовку, пока товарищи не откопали их.

Ранней весной, в конце августа, возобновились санные походы. Зимовщики радовались, встречая кое-где оголенные скалистые вершины — «нунатаки». Эти небольшие участки земной коры, поднимающиеся над мощным ледяным щитом казались островками среди бескрайного белого океана. Один из них, высотой около 130 метров, тянулся почти на полкилометра; его назвали Гиппо-нунатак. У этого отличного ориентира оставили сани с запасом продуктов для будущих путешествий. Склад завалили толстым слоем снега, а вокруг возвели двухметровый защитный вал. Когда через несколько недель зимовщики подошли к Гиппо-нунатаку, они увидели последствия разрушительной работы ветра. Ни насыпь, ни вал не спасли склад от разорения: сани унесло в неведомые просторы, обе подпорки, укреплявшие мешки с продуктами, были сломаны, двухпудовый мешок откинуло за несколько метров…

Двигаясь к востоку и нанося на карту побережье Земли королевы Мэри, отряд прошел около 240 километров и оказался у 99-го меридиана. Неодолимое препятствие остановило путешественников. Соприкоснулись две могучие силы: ледник Денмана, сползающий по склонам материка к морю, и шельфовый ледник Шеклтона. Спускаясь со значительно большей скоростью, ледник Денмана «догнал» и прорвался сквозь шеклтонский.

Здесь были башни высотой в шестиэтажный дом, пещеры шириной до 300 метров, бесформенные обломки, на которых разместился бы спортивный стадион…

— Только крылатое существо смогло бы переправиться через эти громады, — сказал Уайлд. — Первобытный хаос!

— Фантастическая картина! — воскликнул Мойес, наводя объектив фотоаппарата на отполированные ветрами глыбы. — Самые лучшие снимки не дадут представления о грандиозности этой панорамы.

Путешественники обнаружили на своем пути четыре горы: Бар-Смит, Амундсена, Сандау и Страткона. Удалось проследить береговую линию почти до 101-го меридиана, где зимовщики открыли ледник Скотта с многочисленными трещинами и гигантские ледопады.

Другая группа исследовала прибрежную полосу к западу от зимовки. У 89-го меридиана австралийцы достигли потухшего вулкана Гаусс. На вершине его нашли две снежные пирамиды и много бамбуковых шестов, оставленных десять лет назад экспедицией Дригальского; ветер расшвырял вехи немецких путешественников и многие унес в неведомые края.

Зимовщики Западной базы открыли несколько островов, нанесли на карту более 600 километров береговой линии Земли королевы Мэри и выяснили, что средняя высота прибрежной полосы достигает 1000 метров.

23 февраля 1913 года к шельфовому леднику Шеклтона подошла «Аврора». Восемь зимовщиков, возбужденные и счастливые, захватив свои ценные записи, карты, коллекции, поднялись на судно. Им так и не пришлось воспользоваться радиоприемником: ветер снес мачты.

— Как дела на Главной базе? — спросил Уайлд. — Всё благополучно?

— К сожалению, далеко не всё, но сам шеф уцелел, — ответил капитан Дейвис, протягивая радиограмму.

В ней коротко сообщалось о трагедии отряда Моусона…

«Полюс ветров»

Главная база ещё в феврале 1912 года была подготовлена к полярной ночи. Восемнадцать зимовщиков перебрались из палаток в дом, хотя и тесноватый, но прочный, суливший тепло и даже уют. Успешно охотились на тюленей, добывая пищу для собак. Отъевшиеся и вдоволь отдохнувшие «гренландцы» чувствовали себя в Антарктиде как на родном Севере. Надо бы запрячь их в работу, пока они вконец не разленились. Лейтенант Ниннис и доктор Мерц справлялись даже с самыми отъявленными лодырями и упрямцами. Но ни ласками, ни уговорами, ни побоями невозможно было заставить упряжки итти против ветра в ненавистную им пургу. Снег залеплял глаза, встречный ветер затруднял дыхание. Собаки ложились, тесно прижимаясь одна к другой, и никакая сила не могла поднять их.

Но что такое ветры на Земле Адели? Знакомство с ними опрокинуло все былые представления об этой стихийной силе.

Подсчитано, что мировые запасы энергии ветра примерно в 5000 раз больше энергии угля, сжигаемого в течение года. Если бы удалось обуздать эти силы и заставить служить человеку!..

Науке известна классификация ветров различной силы: от легкого движения воздуха, колеблющего листья деревьев, и бриза, раскачивающего маленькие веточки, до урагана. По международной 12-бальной шкале Бофорта ветер в 1 балл заметен лишь по дыму, который не совсем отвесно поднимается из труб. 7-ю баллами оценивается «умеренный ветер» скоростью около 50 километров в час: он раскачивает деревья и ломает мелкие ветки. Так называемый «сильный ветер» в 9 баллов мчится со скоростью до 70 километров: парусные суда спешат укрыться от него в гавани. 10-бальный «сильный шторм» или «буря», когда скорость ветра достигает 90 километров, производит значительные разрушения, вырывает деревья с корнем. 11-бальный «жестокий шторм», скоростью до 105 километров, вызывает ещё большие разрушения.

Шкалу Бофорта завершает 12-бальный ураган. Действие его опустошительно: он рушит заборы, сносит крыши, срывает и отбрасывает на большое расстояние вывески, опрокидывает легкие постройки. Беда застигнутому ураганом человеку, если у него нет надежного укрытия! Такие стихийные явления не часты, но время от времени газеты и радио сообщают о катастрофических последствиях урагана, пронесшегося над той или иной областью земного шара и повлекшего гибель десятков, а то и сотен людей. Скорость 12-бального ветра превышает 29 метров в секунду — более 105 километров в час.

Дуглас Моусон знал об испытаниях своих предшественников в Антарктиде, лично перенес ужасающие пурги во время зимовки на мысе Ройдса и в походе к Южному магнитному полюсу. Но всё это меркло в сравнении со стихийными силами Земли Адели. Слово «ураган» в обычном понимании здесь оказалось недостаточным, оно слишком мало выражало. То, что пришлось наблюдать и пережить отряду Моусона, не имеет названия ни на одном языке. Зимовщики Земли Адели встретились с ветрами, каких ещё никогда не наблюдал человек. Поскольку самым подходящим словом является всё же «ураган», придется им и пользоваться в рассказе об аделийских стихиях.

Вскоре после основания Главной базы анемометры — приборы, измеряющие скорость ветра, — дали удивительные показания: 160 километров в час.

— Что это — случайность или рядовое явление? — допытывались зимовщики у Мадигана.

— Боюсь, что не случайность.

Метеоролог оказался прав. Ураганы бушевали сутками, а передышки длились лишь несколько часов. В короткие периоды затишья, внезапно наступающего в самый разгар бури, люди чувствовали себя положительно счастливыми; рассеивалось мрачное настроение, хандра сменялась радостным оживлением. Но в часы затишья обычно возникало другое явление — снежные смерчи. Огромна скорость ветра в этих вращающихся столбах диаметром до ста метров! Подхваченная смерчем десятипудовая крышка от ящика аэросаней взвилась вертикально и опустилась в пятидесяти шагах. Спустя час вихрь вернул её почти на место, но ударил о скалы с такой силой, что крышка разлетелась на мелкие части. Нередко зимовщики слышали свистящий шум, смешивающийся с глухим звуком: казалось, ветер несется сквозь вершины миллионов деревьев.

Моусон заметил, что радиус действия смерча точно ограничен. Только предметы, находящиеся на его пути, испытывают силу этого явления. Однажды врач Мак-Лин и чучельник Лазерон свежевали тюленя. Поднявшийся бешеный вихрь даже не задел Лазерона, а врач, находившийся в каких-нибудь трех метрах от чучельника, оказался на самом краю смерча и был брошен наземь.

Не раз зимовщики наблюдали, как одновременно вращались с огромной скоростью несколько гигантских столбов. Над морем смерчи вздымали ледяные обломки и замерзшие брызги на высоту более ста метров.

Как ни старались исследователи надежно укрыть свое имущество, стихия то и дело похищала разные предметы, словно издеваясь над бессилием людей. В расселинах скал, на льду, у подножья холмов они находили жестяные банки, ящики, обрезки бревен, старые сапоги и перчатки.

Как-то под вечер зимовщики сидели в столовой, прислушиваясь к завываниям пурги, после которой всякий раз приходилось освобождать постройки от снежных завалов. Внезапный удар в стену и грохот поднял людей… Произошло вот что: ветер сорвал несколько саней с привязи, понес их и швырнул в стену. Зимовщикам удалось «переловить» все сани, кроме одних: отброшенные в океан, они уже плыли на север…

Очень скоро обнаружилось, что даже специальная «антарктическая» обувь — кожаная и меховая — на Земле Адели непригодна. Ступив на скользкую поверхность льда или затверделый снег, человек начинал катиться с возрастающей скоростью, пока ветер не сбивал его с ног. Зимовщики снабдили свою обувь всевозможными «тормозящими приспособлениями». Обычные шипы, которыми пользовались прежние экспедиции, были забракованы. Наиболее удачными оказались полуторадюймовые кованые гвозди, их вколачивали в толстую подошву; сапоги с такой «щетиной» позволяли при равномерном ветре удержаться на ногах, но и то требовалась ловкость, умение балансировать.

Известно, что искусство хождения постигается в младенческом возрасте, когда ребенок делает первые шаги. На Земле Адели взрослые люди заново переучивались. Чтобы удержаться на ногах, надо было придать телу неестественное положение и двигаться против ветра полусогнувшись, склонив голову. Постепенно вырабатывалось «чувство равновесия», и человек передвигался в таком положении, когда ветер не мог опрокинуть его навзничь и в то же время поддерживал, не давая упасть ничком. Сильный, но равномерный ветер позволял двигаться этим способом; однако при шквальном, порывистом даже лучшие ходоки не рисковали покинуть убежище.

Некоторые утверждали, что самый надежный способ передвижения — на четвереньках; кто из людей не был в свое время «ползунком»!.. Изобретательный физик Корел предложил усовершенствовать этот примитивный способ для путешествий по ровному льду:

— Надо взять кусок доски, опуститься на четвереньки, и ураган из врага превратится в союзника, — он помчит вас быстрее автомобиля…

Проходили осенние месяцы, грознее становилось дыхание приближающейся полярной зимы. Ветер бушевал. Но если бы только ветер! Если бы не эти бесконечные снегопады, делающие человека невидимым в полутора-двух шагах!.. А когда небо прояснялось, ветер продолжал свою неистовую работу и гнал в океан потоки снега, словно намереваясь начисто освободить от него глубинные области Антарктиды. Проносились мириады обледенелых снежных частиц. Эти завесы подчас были настолько непроницаемы, что скрывали от глаз предметы, до которых человек мог дотянуться рукой.

Выходя из дому в часы передышки, когда ветер несколько утихал, зимовщики наблюдали поразительные последствия его яростной работы. Вот брошенные вблизи дома ржавые цепи; они сверкают под солнцем, отполированные ударами обледенелых снежных частиц. Толстая веревка перетерта в нескольких местах. На деревянном ящике не осталось и следа краски; вместо нее появились замысловатые узоры, сосновые доски «выедены» местами на глубину более трех миллиметров. Массивные ледяные колонны прорезаны насквозь…

Метеорологи и магнитолог не пропускали ни одного срока наблюдений и в любую погоду пробирались к будкам с приборами. К счастью, никто не заблудился в снежном хаосе. Правда, Годжмен — картограф и художник — однажды доставил товарищам немало тревог. Вместе с Мадиганом он отправился к приборам-самописцам. Скорость ветра достигала 130 километров. В нескольких шагах от дома они потеряли друг друга. Мадиган добрался до приборов, взял записи и вернулся, а Годжмен исчез. Мерц и Корел не побоялись пойти на поиски, связавшись альпийской веревкой и захватив ледорубы. Безуспешно!.. Спустя два часа Годжмен вернулся — весь в снегу, с ледяной маской на лице; он сам нашел дорогу.

— Температура минус тридцать три, скорость ветра сто шестьдесят пять километров! — сказал как-то Мадиган. — Кто нам поверит?!

Это было непереносимое сочетание: «сверхураган» и лютый мороз. 165 километров — в полтора раза больше, чем максимум, предусмотренный шкалой Бофорта…

Точные вычисления показали: в мае среднемесячная скорость ветра превышала сто километров — 11 баллов по шкале Бофорта! Если это была средняя величина за весь месяц, какой же скорости достигал ветер в отдельные дни и часы?! Верхние ряды ящиков, служивших защитной стеной для дома, оказались сброшенными наземь. Счастье, что крыша выдержала неоднократные бомбардировки, которым стихия подвергла убежище исследователей; камни, летевшие с морены, били по стенам и кровле, производя невыносимый грохот.

В самый разгар зимы — 19 июля — ветер на протяжении шести часов мчался со скоростью 170 километров. Но всё это были только цветочки, а самые ягодки показались позднее. Пришло время, когда люди усомнились в показаниях анемометров: годом позже, в ночь на 5 июля, скорость ветра достигла 185 километров. Дом зимовщиков, почти погребенный под снегом, содрогался, дребезжала посуда, печная труба разразилась дикой симфонией. Казалось, стены, выложенные из массивных бревен, не выдержат ударов, рухнут, и обломки помчатся к вспенившемуся, клокочущему океану, над которым, словно гейзеры, взлетали столбы брызг.

Бывало, что скорость порывов ветра достигала девяноста метров в секунду. 324 километра в час! Как представить себе ощущение человека под таким ветром? Разве только вообразить, что вы вскочили на крыло пассажирского самолета, совершающего рейс с этой скоростью… Но кто устоит там дольше секунды!..

«Страшный мир пустоты, ярости и ужаса. Мы спотыкаемся и боремся с мраком Стикса. Беспощадный порыв ветра — какой-то мстительный кошмар — бьет, колет, замораживает; колющий снег слепит и душит», — записывал в дневнике Дуглас Моусон. Спустя несколько дней этот сдержанный, уравновешенный человек добавил: «Мы поселились на краю неизмеримого материка… Мы открыли проклятую страну. Мы нашли царство пурги и ветров».

Один в ледяной пустыне

8 течение шести осенних и зимних месяцев, ловя часы передышки в работе урагана, обмораживаясь и валясь на снег от изнеможения, люди воздвигали радиомачты из прочного кедра, укрепляли их стальными тросами. Наконец, удалось поднять антенну. Радист-механик начал передавать в эфир первые радиограммы из Антарктиды. Много позже Моусон узнал, что радист на острове Макуори принял некоторые депеши с мыса Дэнисон. Радиостанция Главной базы действовала ровно неделю: ураган снес одну из мачт.

9 августа 1912 года Моусон, Ниннис и Мадиган, взяв упряжки, совершили первое путешествие на юг. Километрах в десяти от базы они вырубили пещеру в леднике. Эта «пещера Аладина», сверкающая зеркальными гранями и кристаллами, явилась впоследствии убежищем для всех санных партий.

Сентябрь принес необычайно тихую погоду. Никто не предполагал, что на Земле Адели возможны такие прекрасные дни. Почти пять суток наслаждались зимовщики, но вдруг с ледника понеслись смерчи, закружились тучи снега, а через минуту ветер уже «работал» со 130-километровой скоростью.

Во второй половине сентября три партии вышли в поход. Мадиган, Клоз и Уэтер продвинулись почти на 100 километров к западу от Главной базы. Температура упала до минус 37°, ткань палатки трещала и рвалась под ударами пурги, но люди не могли зашивать прорехи: обмороженные концы пальцев утратили чувствительность; огромного труда стоило застегнуть пуговицу костюма. Что делать? Лишившись палатки, единственного своего пристанища, они вряд ли доберутся до базы… Пурга угомонилась, на душе полегчало: теперь скорость ветра составляла только 90 километров. «Только»!.. Это было вполне сносно для Земли Адели, но во всех обитаемых частях Света называлось бурей в 10 баллов…

Первыми вестниками весны явились пингвины. В октябре они начали приплывать с севера и шествовали гуськом нескончаемыми линиями, во главе со своими предводителями. Над зимовкой кружились буревестники и чайки-скуа.

Санные партии вернулись, зимовщики готовились к новым походам. Начальник экспедиции объявил: исследование береговой линии — главная задача. С моря сделать это невозможно, все помнят бесплодные попытки «Авроры» подойти к побережью… К середине ноября шесть санных партий — по три человека в каждой — должны быть в пути. Сам Моусон, лейтенант Ниннис и доктор Мерц займутся обследованием наиболее отдаленных районов к востоку от мыса Дэнисон.

Уложено имущество санных партий — от теодолитов и логарифмических таблиц до ворвани для собак и таблеток, помогающих при снежной слепоте. На трое саней партии Моусона погружено около 700 килограммов; взят запас продовольствия на девять недель.

Первую ночь путешественники провели в «пещере Аладина», а на очередном биваке их пять суток держала пурга. 16 ноября выдалась редкостная погода. Простившись с «ближневосточными» партиями, Моусон, Ниннис и Мерц двинулись в глубь неведомой страны.

Медленно, но непрестанно спускаются к океану колоссальные массы льда. Встречая на пути горную гряду или упираясь в другой ледник, мощные пласты вспучиваются и раскалываются, возникают гигантские завалы. Песчинками кажутся люди, пробирающиеся в нагромождениях белых глыб.

Гладкие, утрамбованные ветром ледяные равнины сменяются подъемами по крутому ледяному щиту, пересеченному складками и трещинами. Смерть подстерегает путников в скрытых под снегом пропастях. Как будто ничего угрожающего нет в этом огромном сугробе? Впечатление обманчиво! Белый мост, созданный ветрами, перекинулся через бездну неизмеримой глубины. Упряжкам и людям не раз удавалось счастливо проскочить по снежному мосту, но бывало, что человек проваливался и судорожно хватался за край трещины…

Ночь на 20 ноября путники скоротали у подножья пика Авроры, открытого Мадиганом в недавнем походе, а утром двинулись поперек ледника, названного именем Мерца. Всё чаще встречались зияющие провалы. Сани быстро мчались под уклон. Пришлось остановиться, обмотать полозья веревками.

— Первый раз в жизни путешествую по собственному владению, не зная его пределов, — пошутил Мерц, прокладывающий на лыжах дорогу.

— Да, границы вашего владения пока ещё неведомы, — согласился Моусон. — Мы даже не знаем, какой толщины достигает этот ледник. Есть только признаки, что он сползает по неровному каменистому ложу.

Встретив препятствие, ледник изогнулся складками, растрескался, выпучил ледяные хребты, остроконечные вершины и массивные колонны — сераки. Среди белой пустыни внезапно появлялся темносерый нунатак.

Путешественники видели плоды работы ветров: вылизанные до блеска крутые ледяные склоны и нескончаемые заструги — ряды гребешков затвердевшего снега с глубокими бороздками между ними. 30-километровый путь через ледник Мерца занял три полных дня.

Дальше встретился ещё один ледник, названный именем Нинниса. Оба они длинными языками вытянулись в море на десятки миль.

Моусон шел с воспаленным лицом, у Нинниса были поморожены пальцы, на руке появился нарыв. Лейтенант во сне стонал от боли.

— Какое чудесное облегчение! — воскликнул он, когда начальник экспедиции вскрыл гнойник. — Сегодня отосплюсь за целую неделю…

Все трое крепко сдружились. Умный, находчивый, великодушный Мерц, страстный путешественник и спортсмен, давно стал любимцем экспедиции. Ни одного упрека не мог сделать Моусон и юному великану Ниннису, всегда веселому, жизнерадостному, готовому притти на выручку товарищам.

Месяц миновал, как партия покинула Главную базу. Теперь они шли с двумя санями, куда сложили все свои грузы. Ярко светило декабрьское солнце, дул легкий ветер, термометр показывал лишь минус 6°. Всё радовало людей, завершавших последний этап далекого пути на восток через нехоженую область, названную впоследствии Землей короля Георга V.

Впереди бежал на лыжах Мерц, что-то напевая. Обрывки песни временами доносились до Моусона и Нинниса, следовавших один за другим.

Было после полудня, когда Мерц остановился и предостерегающе поднял вверх лыжную палку: «Внимание!»

Моусон со своей упряжкой неспеша приближался к сомнительному месту. Вероятно, трещина? Но откуда ей взяться на этой совершенно ровной и гладкой поверхности?.. Ну, конечно, ничего страшного!.. Моусон вскочил в сани и, несколько изменив направление, стал записывать в блокнот результаты последнего определения широты… Всё складывается удачно, они проникли в глубь страны. Отсюда не так-то далеко до Земли Виктории, памятной по путешествию к магнитному полюсу… А хорошо работает вся упряжка, кроме Джорджа… Ох, уж этот ленивец Джордж!.. Что это?! Ощущение такое, будто снег под санями поддался… Трещина! Надо предупредить Нинниса…

— Осторожно! — крикнул ему Моусон.

Ниннис, быстро шагавший подле задних саней, замахнулся на собак, побуждая их проехать это место напрямик, а не по диагонали, как сделал начальник экспедиции. Донеслось жалобное повизгивание. «Джордж тоже получит от меня взбучку!» — подумал Моусон. Он поднял голову и увидел Мерца, стоящего к нему лицом. Пораженный его тревожным выражением, Моусон обернулся. Где же Ниннис со своими санями?!

Моусон и Мерц бросились назад и, к своему ужасу, увидели зияющий провал трехметровой ширины. Значит, здесь был снежный мост, и он проломился?!

Люди склонились над темной пропастью.

— Хэлло, Ниннис! Хэлло! Ниннис!..

Ни звука в ответ, ни стона… Вдруг послышался раздирающий душу визг. В глубине бездны, метров за пятьдесят от поверхности, Моусон и Мерц разглядели выступ, а на нём — двух собак. Одна лежала недвижимо, другая, видимо с переломленным позвоночником, пыталась приподняться на передние лапы. Подле собак виднелись остатки палатки и мешок с продовольствием.

Связавшись альпийской веревкой, Моусон и Мерц подползли к самому краю. Они кричали в темноту пропасти. Быть может, Ниннис ещё жив? Быть может, он временно потерял сознание? Бездна молчала, мертвящим холодом веяло из глубины. Умолкла собака на выступе. Чтобы достигнуть его, нехватало веревки. На рыболовной леске спустили туда лот. Снова принялись кричать. Ни движения, ни отзвука. Тишина. Мрак ледяной могилы…

На высоте «428» безмолвно стояли два человека. Более 500 километров отделяло их от базы. Это была крайняя точка, достигнутая Дальней восточной партией: 69° широты, 152° в.д.

Ужасен был обратный путь. Осталось шесть заморенных собак, десятидневный запас продовольствия и немного одежды. Все остальное поглотила ледяная бездна… Через две недели Моусон и Мерц лишились упряжки. Ленивец «Джордж» первым пошел в пищу людям и собакам, такая же участь постигла «Джонсона», «Мэри», «Хальдена», «Павлову» и, наконец, преданного работягу «Имбиря», помогавшего везти сани, пока силы не покинули его.

Ночами Моусона посещали видения. Во сне он обходил роскошные гастрономические и кондитерские магазины, покупал гигантские торты таких размеров, что невозможно было обхватить руками, усаживался за ресторанный столик и заказывал самые соблазнительные блюда. Просыпался с горьким чувством: «Опять не удалось схватить пищу зубами!..»

Состояние Мерца резко ухудшилось: у него появились признаки дизентерии. В бурю, облепленные снегом, они едва влачились, спотыкаясь о невидимые заструги. Падали. Поднимались. Снова брели, таща сани с остатками жалкого скарба. И опять валились пластом…

Моусон думал: если он останется в живых, то никогда, никогда не забудет эту «встречу Нового года» — тысяча девятьсот тринадцатого… Несчастный Мерц, измотанный болезнью и обмороженный, плелся за товарищем. Они проходили лишь четыре-пять километров в сутки. Разразившийся ураган загнал их в спальные мешки. Это был отдых. Но они понимали, что любая задержка приближает конец. Двое суток невозможно было двинуться.

Утром 7 января Мерц потерял сознание, немного погодя он очнулся. Только чудо могло спасти его, но Моусон знал, что чудес не бывает. Он сварил больному остатки какао и суп, Мерц немного поел. Приступы тошноты у него прекратились. Вдруг он начал бредить, но около полуночи затих… Высунув руку из спального мешка, Моусон нащупал лоб товарища. Мерц был мертв.

В порыве отчаяния Моусон бросился на пол палатки. Один!.. В ледяной пустыне, почти за 200 километров от базы, обессиленный, с ничтожными запасами собачьего мяса… Если он и не погибнет от голода, то как в одиночку справится с установкой палатки, когда при ветре это едва удавалось троим здоровым мужчинам?.. Шансы на спасение ничтожны, но раз они есть, надо бороться, надо итти!.. Достигнуть какого-нибудь пункта, который может быть замечен спасательной партией, сложить там гурий и спрятать дневник…

Готовясь в путь, он отобрал лишь самое необходимое. Подержал в руках увесистые пакеты с заснятыми фотопластинками: жаль, конечно, но придется бросить. Он вынес из палатки спальный мешок с телом Мерца, завалил снежными глыбами, установил крест из санных полозьев и побрел.

Двенадцать километров за первые сутки — совсем неплохо! Чуть меньше он прошел за второй день, хотя мучительно страдал, пробираясь по неровному острому льду, резавшему ноги. Вечером вдруг послышались залпы — будто палили из морских орудий: лопался мощный ледник… Несколько раз Моусон проваливался в трещину, но счастье сопутствовало ему.

Длительное голодание сказывалось. Гноились пальцы рук, на лице и теле выступили фурункулы, с ног сползала кожа, выпадали волосы.

К исходу восемнадцатых суток, бредя в пургу, Моусон наткнулся на гурий. Через минуту он держал в дрожащих руках мешок с провизией и записку, вынутую из жестянки. Его ищут! Вышла спасательная партия… До «пещеры Аладина» меньше сорока километров… Новости! К Главной базе подошла «Аврора», чтобы забрать зимовщиков… Амундсен достиг полюса… Экспедиция Скотта осталась ещё на год…

Моусон ещё раз перечитал записку. Спасательная партия сложила гурий сегодня утром! Подойди он сюда шестью часами раньше, кончилось бы его одиночество!.. Теперь — за еду, только не жадничать! Подкрепить силы, поесть умеренно, но вдоволь…

Окрыленный, он прошел в этот день 26 километров. Под конец, на скользком склоне, полз…

1 февраля Моусон достиг «пещеры Аладина». Всё было как в сказке: кристальный грот, призрачный свет и… три апельсина, ананас!.. Ураган задержал его в пещере на целую неделю. Только 8 февраля он смог тронуться в дорогу.

До дому остается километра три, но «Авроры» не видно. Быть может, она скрыта за утесом?.. Темное пятнышко на западном горизонте привлекло его внимание. Судно! «Аврора» ушла к Уайлду, захватив зимовщиков?!

Показались знакомые скалы, Лодочная бухта… Там люди, люди, — значит, он не одинок!.. Или всё это сон?..

Механик Бикертон первый завидел странное существо, с непонятной медлительностью спускающееся по склону. Это, конечно, человек — тюлени по горам не путешествуют… Но почему он один и ковыляет, сгорбившись, будто на плечах его тяжелая ноша?.. Где же двое других? Бикертон крикнул товарищам и понесся навстречу.

— Здравствуйте! — проговорил запыхавшийся механик, тщетно пытаясь распознать: кто же этот страшный, бородатый, болезненно исхудалый человек?..

— Вы не узнаете меня, Бикертон?.. Я Дуглас Моусон…

Подбежали Мадиган, Годжмен, Мак-Лин… Моусон был растроган: пять человек остались на вторую зимовку в проклятой стране, чтобы искать исчезнувшую Дальнюю восточную партию. Кто же этот — шестой? А, Джефриз, радист с «Авроры»… Что, захотелось изведать приключений? Ну, в этом здесь недостатка нет…

Спустя час Джефриз вызвал «Аврору» и передал короткую радиограмму о гибели Нинниса и Мерца.

Моусон слушал рассказы товарищей о том, что произошло в его отсутствие, длившееся почти три месяца. Все остальные пять санных партий успешно справились с задачей и сделали ценные открытия. На их долю тоже выпали тяжелые испытания и невзгоды, но люди вернулись невредимыми. К востоку от мыса Дэнисон партия Мадигана обнаружила слои угля, в котором были окаменелые остатки растений. Вероятно, открытые Шеклтоном угольные пласты тянутся на многие сотни миль?..

Пустоты на карте заполнялись очертаниями побережья Земли Адели, обозначениями заливов, островов, мысов, вершин, ледников, расположенных между 138-м и 152-м меридианами.

Во время второй зимовки Моусон значительно пополнил зоологическую коллекцию. Австралийцы успешно занимались рыбной ловлей; однажды в октябре удалось за два часа поймать простой удочкой 52 штуки. Как только рыбу вытаскивали на берег, она замерзала; в этом природном холодильнике улов можно было хранить неограниченное время.

Исследователи острова Макуори провели на своей зимовке почти два года, собрав обильные материалы о климате и животном мире.

В конце 1913 года «Аврора» вновь появилась у мыса Дэнисон. «Семерку» Главной базы радостно приветствовали капитан Дейвис, старые товарищи по зимовке физик Корел и фотограф Хурли. Судно взяло курс к берегам Австралии.

Неудачи

Кроме англичан, норвежцев и австралийцев, в Антарктику прибыли японские путешественники, ранее не интересовавшиеся шестым континентом. Экспедиция на судне «Кайнан-Мару» под начальством лейтенанта Тиоку Ширазе в 1911 году проникла в море Росса, но тяжелые метеорологические условия вынудили японцев отступить. Годом позже они достигли Великого ледяного барьера. Отряд исследователей отправился пешком к югу и за 80-й параллелью повернул обратно. Вторая группа высадилась на полуострове Эдуарда VII, достигла горной цепи Александры и поднялась на одну из вершин. Наука мало получила от экспедиции «Кайнан-Мару».

Далеко к востоку в это же время находилась немецкая экспедиция Вильгельма Фильхнера, исследователя Тибета. Главной его задачей было пересечение Антарктиды; идея пешего похода от моря Уэдделла к морю Росса принадлежала шотландцу Уильяму Брюсу, открывшему в начале XX века Землю Котса. Фильхнер надеялся в этом путешествии выяснить одну из загадок Антарктиды: единый это материк или моря Росса и Уэдделла связаны проливом, разделяющим его на два больших острова?

Немецким исследователям не удалось осуществить смелый замысел, хотя их судно «Дейчланд» в 1912 году пробилось в море Уэдделла дальше всех экспедиций, когда-либо посетивших эту область. У 78-й параллели, к юго-западу от Земли Котса, путешественники открыли Берег Леопольда и обнаружили отвесный ледяной массив — ледник Фильхнера.

Спустя три года на судне «Эндьюренс» в Антарктику вновь прибыл Эрнст Шеклтон — также с намерением пересечь материк. Он хотел высадиться на побережье моря Уэдделла и пойти через полюс к северной окраине Ледяного барьера Росса, где отряд капитана Макинтоша должен был устроить вспомогательные склады. Макинтош успешно справился с поручением, доставив продовольствие и топливо к горе Хоп под широтой 83°30 , но сам Шеклтон высадиться не смог: дрейф отнес «Эндьюренс» к северу, где судно затонуло, раздавленное льдами. После множества злоключений участники экспедиции были спасены. Не зная об участи «Эндьюренс», отряд Макинтоша около двух лет дожидался в море Росса прибытия Шеклтона; из десяти человек трое не вынесли лишений и погибли.

Первая мировая война надолго прервала изучение Антарктиды. Лишь в конце 20-х годов возобновились экспедиции в высокие широты Южного полушария. Теперь путешественники шли туда, вооруженные новой техникой. Почин в использовании самолета для географических открытий и исследований шестого континента принадлежал полярнику Губерту Уилкинсу и пилоту Бену Эйелсону.

Часть седьмая САМОЛЕТЫ В НЕБЕ АНТАРКТИДЫ

Над Землей Грейама

8 ноября 1928 года в водах Южно-Шетландского архипелага появилось океанское судно. Миновав 63-ю параллель, оно вошло в обширную, защищенную от ветров бухту вулканического острова Десепшен. С верхней палубы два человека пристально разглядывали каменистый берег.

— Нравится вам, Бен, этот потухший вулкан? Я облюбовал его восемь лет назад, когда плавал с норвежскими китобоями. Идеальное место для аэродрома! — сказал высокий, хорошо сложенный человек с обветренным лицом.

— Да, сэр, выбор удачен. Но удастся ли быстро рассчитать взлетную дорожку на этой каменистой почве? — спросил моложавый спутник в кожаном пальто и авиаторском шлеме, с поднятыми на лоб защитными очками.

— Много ли нам нужно! Каких-нибудь три тысячи футов, даже меньше. Запомните, Бен: это будет первый антарктический аэродром. Ещё семнадцать лет назад Дуглас Моусон хотел использовать аэроплан, но помешала авария машины. Повторяю, вы можете стать пионером авиации в шестой части Света…

— Если только мой друг Бернт Балчен не опередит нас…

— Надо надеяться на лучшее!

Это были полярный исследователь Губерт Уилкинс и американский пилот Бен Эйелсон.

Пятнадцать лет прошло с тех пор, как молодой Уилкинс, увлеченный подвигами Нансена, Скотта и Амундсена в полярных странах, совершил первое арктическое путешествие с американским исследователем Вильялмуром Стефансоном на судне «Карлук». В «антрактах» между северными экспедициями он успел дважды побывать в высоких широтах Южного полушария. Позднее Уилкинса часто встречали на Аляске, откуда он и Эйелсон совершали исследовательские полеты над морем Бофорта. В 1927 году они достигли к северу от острова Врангеля почти 78-й параллели, опустились на пловучее ледяное поле и измерили глубину моря.

Мысль об антарктической экспедиции давно волновала Уилкинса. Тысячи людей побывали близ берегов материка, но вглубь проникли буквально единицы. Их пешие походы — это гимн человеческому мужеству. Однако времена изменились, появилась новая техника. Достойно удивления, почему до сих пор её не применяют в Антарктиде! Правда, ни автомобиль Шеклтона, ни моторные сани Скотта и Моусона не оправдали надежд, но есть более мощное средство — аэроплан. Ему не страшны ни сугробы, ни бездонные трещины, ни горные хребты. Он пролетит там, где завязнут автомобиль и трактор, где отступят собачьи упряжки, а скорость его в десятки раз больше. А какие огромные пространства наблюдает исследователь с высоты! Конечно, риск велик, но разве Скотг и Амундсен меньше рисковали?!

— На глазах одного поколения авиация совершила колоссальный скачок, — говорил Уилкинс. — Ещё каких-нибудь двадцать лет назад считалось чудом, что самолет способен продержаться в воздухе полчаса, даже час, может пройти сотню километров. И вот земной шар уже пересечен в разных направлениях маршрутами дальних перелетов, измеряемых четырехзначными цифрами. Аэропланы проносятся над океанами, пустынями, горными хребтами, одолевают воздушные просторы Арктики. В пяти частях Света проложены пассажирские воздушные линии, и только над ледяными пустынями Антарктиды ещё никогда не появлялся самолет…

Уилкинс готов был отправиться во главе воздушной экспедиции в высокие широты Южного полушария, но дальше замыслов дело не шло. Требовались немалые деньги, которыми путешественник не располагал, а на государственную субсидию он не надеялся: правительственные органы только в редких случаях материально поддерживали исследователей. Оставалось прибегнуть к частной благотворительности, но для этого надо было привлечь к себе общественное внимание каким-либо выдающимся путешествием.

Весной 1928 года Уилкинс успешно осуществил трансарктический перелет с Аляски на Шпицберген через Землю Гранта. Это оказалось наилучшим «трамплином» для путешествия в Антарктику; появились деньги, два аэроплана, горючее, была обеспечена доставка экспедиции в высокие широты.

Спустя несколько месяцев Уилкинс и Эйелсон высадились на острове Десепшен, близ северной оконечности Земли Грейама.

В наши дни, когда самолеты, снабженные превосходным навигационным оборудованием, совершают рейсы в сложнейших метеорологических условиях, не часто можно услышать выражение «нелетная погода». А в молодые годы авиации оно бытовало среди пилотов; туман и обильные снегопады вынуждали их сутками и даже неделями дожидаться изменения обстановки. Такую погоду встретили Уилкинс и Эйелсон в Антарктике летом 1928–1929 гг. Лишь 20 декабря им удалось стартовать.

Со скоростью 150 километров в час самолет шел вдоль западного побережья моря Уэдделла. Уилкинс испытывал волнующее чувство исследователя, проникшего в неведомый мир. К югу тянулись покрытые льдами хребты Земли Грейама. Нога человека ещё не ступала на побережье этой гористой страны. Очередное астрономическое определение показало Уилкинсу, что они достигли широты 71°20 . Самолет пересек Землю Грейама, прошел над Землей Данко, открытой бельгийской экспедицией Жерлаша, и оказался у побережья моря Беллинсгаузена. Сплошные ледяные поля и бессчетное множество айсбергов заполняли подходы к побережью…

— Поздравляю, Бен, с успешным началом! — сказал Уилкинс, когда самолет опустился на острове Десепшен. — За пять с половиной летных часов мы увидели больше, чем все вместе взятые путешественники, побывавшие здесь со времени открытия Южного материка. Великое будущее ожидает самолет в Антарктиде!

Спустя три недели Уилкинс и Эйелсон вторично стартовали на юг. Они выяснили, что высота плоскогорья Земли Грейама достигает 3000 метров. Западное побережье моря Уэдделла оказалось изрезанным многочисленными фьордами, напоминающими скандинавские. Приняв некоторые из них за проливы, Уилкинс решил, что Земля Грейама состоит из нескольких изолированных островов. Эта ошибка была исправлена через несколько лет: исследования с воздуха и в санных походах показали, что Земля Грейама — единый полуостров, выступающий далеко к северу от Полярного круга. Лишь 1100–1200 километров отделяют эту крайнюю оконечность Антарктиды от южноамериканских стран — Аргентины и Чили.

Больше ста лет прошло со времени открытия русскими моряками суши за Южным полярным кругом, «но всё ещё остается неизвестным даже общее очертание антарктического материка, обозначенного на картах на очень значительном протяжении точками», — писал в те дни выдающийся советский географ Ю.М. Шокальский.

Главная роль в дальнейших исследованиях береговой линии и глубинных областей Антарктиды принадлежала авиации.

»

Битва за доллары»

На исходе 1928 года, через пять дней после первого полета Уилкинса, в Китовую бухту вошла большая американская экспедиция во главе с 40-летним Ричардом Бёрдом, получившим известность благодаря полетам к центру Арктики и над Атлантикой.

9 мая 1926 года пилот Флойд Беннет и Бёрд вылетели из Кингсбея на Шпицбергене, достигли Северного полюса, списали над ним круг и вернулись в Кингсбей. То, что потребовало от Роберта Пири двадцатилетней подготовки и опасного многонедельного похода по дрейфующим льдам, заняло лишь 14 часов 40 минут.

Первым, кто поздравил их, были Руал Амундсен и американский миллионер Линкольн Элсуэрт, увлекавшийся полярными путешествиями. Годом раньше им удалось с норвежскими пилотами Рийсер-Ларсеном и Дитриксоном достигнуть почти 88-й параллели. Теперь Амундсен и Элсуэрт готовились к трансполярному перелету Шпицберген — Аляска на дирижабле «Норге» («Норвегия»), прибывшем из Рима в Кингсбей через Пулхем (Англия), Осло, Ленинград и Вадсё.

10 мая, в день возвращения американцев на Шпицберген и накануне старта «Норге», Амундсен за общим обедом спросил:

— Ну, Бёрд, куда же теперь?

— На Южный полюс, — полушутя ответил американец.

Лицо Амундсена сразу приняло серьезное выражение.

— Дело большое, но выполнить его можно, мысль правильная, — сказал он. — Старый порядок меняется. Воздушный аппарат — самое подходящее средство для исследования полярных стран. Только при его помощи можно овладеть Антарктикой…

Сдержанно и серьезно всемирно известный полярник развивал план использования авиации. Казалось, он внутренне заново переживает тяготы своего похода к Южному полюсу. Посоветовал купить судно «Самсон». Рекомендовал нескольких норвежцев в качестве участников будущей экспедиции, подчеркнув при этом особое значение удачного подбора людей.

— Самая тщательная подготовка, самый образцовый план могут быть сведены на нет неумелым или недостойным человеком…

Никто не мог дать лучших советов, чем этот неугомонный 54-летний человек с орлиным профилем и проницательным взглядом, «викинг XX века», изведавший все козни полярных стихий…

Почти два с половиной года прошло, пока неуверенно высказанная Бёрдом мысль стала реальностью. Долгие месяцы сомнений, неудач, борьбы. Деньги! Прежде чем добиться успеха в мире ледников и ураганов, надо было выиграть сражение в Нью-Йорке. Битву за доллары. Правительственным органам нет никакого дела до замыслов исследователя. Есть заинтересованные общественные организации, но всего их годового бюджета вряд ли хватит, чтобы купить хотя бы рекомендованное Амундсеном судно «Самсон», плавающее в северных морях около 50 лет. Остается лишь та торная дорожка, по которой брели десятки полярных путешественников: сбор денег среди частных лиц, миллионеров-меценатов, склонных оказывать покровительство знаменитостям. Это похоже на выпрашивание милостыни — достаточно отвратительное занятие. А чего стоят вопросы, задаваемые богатыми невеждами!..

— Скажите, мистер Бёрд, какая польза от Антарктики? Кому нужен снег и лёд, да ещё на таком далеком расстоянии? — допытывался известный американский коммерсант.

Напрасно путешественник старался вдолбить ему, что Антарктида — «необъятная страна чудес, созданная в гигантском плане».

— Но как извлечь из неё деньги, какая от неё может быть выгода? — твердил делец.

Всё это теперь далеко позади — и в календарном плане, и буквально: за кормой судов, вошедших в Китовую бухту. Первая американская антарктическая экспедиция XX века стоит у порога открытий. Правда, у неё осталось более ста тысяч долга, но кто из полярных исследователей не разорился, либо не был близок к разорению?.. Путешественники обеспокоены иным: не забыто ли что-нибудь нужное? По меньшей мере пять тысяч разнообразных вещей находятся в трюмах и на палубах судов — от лыжной мази и жевательной резинки до запасных частей к моторам самолетов. Что, если какая-либо позабытая мелочь, вроде примусных иголок, превратится в жизненный вопрос? В Антарктиде её не купишь, не закажешь! А ведь «не было гвоздя — подкова пропала, не было подковы — конь погиб»…

Маленькая Америка

Литл-Америка (Маленькая Америка) — так назвали зимовщики свой исследовательский городок, построенный близ Китовой бухты, почти на месте амундсенского «Фрамхейма», от которого за семнадцать лет не сохранилось и следа.

Покинув экспедиционные суда «Боллинг» и «Самсон», переименованный в «Сити оф Нью-Йорк», исследователи перебрались в поселок. Лишь один из них знал этот район — Мартин Ронне, строивший «Фрамхейм» и проживший в нём больше года. Этот 68-летний норвежец, неизменный участник всех амундсенских походов, сохранил феноменальное трудолюбие и страсть к полярным путешествиям.

Самого Руала Амундсена уже не было в живых. Останки замечательного сына норвежского народа принял Северный Ледовитый океан, исследованию которого он отдал десятилетия. Несчастье произошло летом 1928 года. Дирижабль «Италия» под командованием Умберто Нобиле потерпел катастрофу, возвращаясь из полета к Северному полюсу; часть итальянской экспедиции оказалась на пловучих льдах восточнее Шпицбергена, погибая от голода и стужи. Узнав о катастрофе, 56-летний Амундсен позабыл свои недавние распри с Нобиле и 18 июня вылетел в Арктику, чтобы спасти итальянцев. Гидроплан «Латам» пилотировали французский авиатор Гильбо и норвежец Дитриксон, спутник Амундсена в полете к 88-й параллели. «Латам», вероятно, упал в море, ещё не достигнув Шпицбергена; спустя два с половиной месяца волны выбросили на северное побережье Норвегии разбитый поплавок гидроплана…

Американская антарктическая экспедиция имела три самолета, снабженных лыжами: трехмоторный цельнометаллический «Форд» и монопланы «Фоккер» и «Фэрчайльд» со складывающимися крыльями. Для путешествий по материку американцы взяли самые мощные гусеничные автосани-вездеходы. Но не механизированный транспорт, а 120 ездовых собак выручили экспедицию.

Льды не позволили «Сити оф Нью-Йорк» подойти ближе, чем на шесть-семь миль к Маленькой Америке, и перевозка грузов легла на собачьи упряжки. Ежедневно они доставляли по семь-восемь тонн. Двадцать семь собак притащили фюзеляж «Форда», другие перевезли радиопередатчик весом 400 килограммов. Рекорд побила упряжка из тринадцати собак, сделавшая за день две 30-километровые поездки с грузом около тонны.

Путешественники столько раз вглядывались в карту шестого континента, что мысленно представляли себе все показанные на ней извилины побережья. На протяжении многих тысяч километров береговая линия изображена пунктиром — сюда не проникал человеческий взор. Непочатый край для новых открытий! К северо-востоку от Китовой бухты лежит полуостров Эдуарда VII, открытый Робертом Скоттом с борта «Дисковери» и пересеченный норвежским лейтенантом Преструдом. Через белую равнину, ледники, горные хребты и высотное плато Южного полюса пролегли к центру Антарктиды тоненькие полоски троп Скотта, Амундсена и Шеклтона. А дальше — неведомая область между полюсом и морем Уэдделла. Всё это — сотни тысяч и миллионы квадратных километров подлинной Terra incognita, ожидающей ученых — географов, метеорологов, геологов, гляциологов, магнитологов… Совершенно прав Дуглас Моусон, утверждая, что «успехи, достигнутые в одной из областей науки, на которые она ради удобства разделена, являются в то же время успехами всей науки в целом; не обладая знаниями о том, что происходит в одной части Света, мы, несомненно, тормозим общий научный прогресс».

Замыслы американских исследователей обширны, но если и удастся полностью осуществить их, будет лишь оторван очередной кусочек завесы, скрывающей тайны Антарктиды.

Экспедиция вооружена лучшими для своего времени техническими средствами. Кроме самолетов, резко изменивших былые представления о расстоянии и не знающих наземных препятствий, имеются аппараты для аэрофотосъемки, которая всё видит и ничего не забывает, есть надежные радиостанции; 23 передатчика и 31 приемник предназначены для обслуживания судов, самолетов, пеших партий и главного штаба в Маленькой Америке.

В полётах

«Фэрчайльд» 15 января совершил три пробных полета. На четвертый раз с пилотом Смитом полетел Бёрд. В трехчасовом рейсе они обследовали 1200 квадратных миль неизведанного ранее пространства, нанесли на карту заливы, бухты, гавани, которым дали имена американских летчиков.

— Не верьте скептикам! — сказал Смит, вернувшись на базу. — Загадки Антарктиды будут решены при помощи самолетов.

Лишь 27 января погода позволила осуществить задуманный полет над полуостровом Эдуарда VII. За штурвалом «Фэрчайльда» сидел рыжебородый норвежец Бёрнт Балчен, у ключа радиотелеграфа — второй пилот и радист Джун. Кабина была забита всевозможным снаряжением, обмундированием и трехмесячным запасом продовольствия — на случай вынужденной посадки.

С высоты 100 метров окраина Великого ледяного барьера казалась выложенной из гипса и представляла необычайный контраст с бархатистой зеленью волн. Впереди возникло темное пятно — нунатак Скотта. За полтора часа Балчен достиг этой уединенной высокой скалы, до которой Преструд, Стубберуд и Иогансен в 1911 году брели неделями в жестокий мороз, преследуемые ураганными ветрами. Пилот вспомнил, как его соотечественники, застигнутые пургой, лежали в маленькой палатке, и лейтенант Преструд, чтобы скоротать время, упражнялся в русском языке, спрягая глаголы…

«Фэрчайльд» шел над неисследованной территорией. К югу тянулась цепь невысоких гор Александры, также открытых Скоттом и достигнутых в 1912 году японской экспедицией лейтенанта Тиоку Ширазе. Внизу проносились странные на вид острова — их причудливые ледовые куполы поднимались до тридцати метров над морем. Густое месиво облаков вынудило Балчена положить самолет на обратный курс.

Вдруг пилот оглянулся и подозвал Бёрда к себе. Впереди высилась цепь горных вершин, их было четырнадцать. Отряд Преструда, проходивший неподалеку от этого массива, не заметил его — вероятно из-за ограниченной видимости. Теперь, спустя семнадцать лет, на белом пятне карты появилось обозначение горных вершин. Балчен и Джун торжествовали: нужно ли более убедительное доказательство колоссальной роли авиации в географических открытиях! Ежечасно они обследовали до 4000 квадратных километров территории. У пешей партии на это ушли бы недели трудов, лишений, борьбы со смертью…

Больше всех новым открытиям обрадовался профессор геологии Лоренц Гулд, участник двух арктических экспедиций.

— При первой же возможности я полечу исследовать структуру этих гор, — сказал ученый.

Истекал январь, разгрузка судов шла к концу. «Боллингу» удалось приблизиться на 15 метров к Ледяному барьеру — в единственном месте, где он полого спускался в море; при помощи лебедки и длинных тросов груз вытягивали на поверхность. Стоянка была исключительно удачная: меньше десяти километров отделяло ее от Маленькой Америки. Путешественники забыли об опасности; которая таилась в ледяных стенах, почти отвесно поднимавшихся до 20–25 метров справа и слева от судна. Не раз сюда доносился грозный гул; услышав, как где-то обрушилась, вздымая волну, ледяная громада и родился новый айсберг, люди шутили: «Барьер отелился!»

Первое серьезное напоминание экспедиция получила январским утром, когда все занимались выгрузкой, подтягивая ящики, тюки, мешки и бочки по склону Барьера. С потрясающим грохотом низверглась часть ледяной стены и в какие-то неуловимые секунды весь склон оказался в море. К счастью, никто не пострадал. Судно немного передвинулось, его мостик оказался на уровне верхнего края Барьера. Такое соседство было опасно, но Бёрд спешил выгрузить части трехмоторного самолета «Форд»; остальные машины уже находились на базе.

К вечеру сильные толчки потрясли суда, и в то же мгновение мощный взрыв загрохотал в Китовой бухте: тысячи тонн льда, оторвавшегося от Барьера, рухнули в воду. Белая лавина низринулась на палубу «Боллинга», судно резко накренилось, загудели канаты, протянутые с соседнего судна… Еще секунда-другая, и они лопнут, «Боллинг» перевернется, а ведь там десятки людей!..

Канаты предотвратили катастрофу, но в воде беспомощно барахтался человек, не умеющий плавать, другой повис высоко на обрыве ледника, судорожно ухватившись за конец веревки. Его быстро вытащили на поверхность Барьера, а утопающего спасли буквально в последнюю минуту, когда он, утратив силы, шел ко дну.

Во второй половине февраля все 665 тонн груза были доставлены в Маленькую Америку. Собачьи упряжки прошли в общей сложности более 22 тысяч километров.

Гибель «Фоккера»

Лето шло к концу. Выждав погоду, пилоты «Фоккера» и «Фэрчайльда» стартовали на восток. Под самолетами проходили горы полуострова Эдуарда VII. Не только долины, но и возвышенности оказались скрытыми под мощным ледяным панцырем. Лишь кое-где виднелись вершины, свободные от белых оков. Повернув на юг, пилоты достигли почти 80-й параллели и отсюда направились к Маленькой Америке. Полет продолжался четыре часа. Вся территория к югу от гор и на восток до 150-го меридиана получила имя Роберта Скотта.

В тот же день специалист по воздушному фотографированию Мак-Кинлей вылетел на «Фэрчайльде», чтобы заснять береговую линию и возвышенности полуострова Эдуарда VII. Радиорубка «Сити оф Нью-Йорк» превратилась в командный пункт, откуда начальник экспедиции передавал распоряжения исследователям, летевшим со скоростью 160–170 километров в час на высоте 2000 метров. Было слышно, как радист «Фэрчайльда» переговаривается с коротковолновой станцией в Сан-Франциско.

Поразительно изменились условия работы полярных путешественников. Ещё недавно они отправлялись в походы по материку, на долгие месяцы теряя связь с базой. Скотт и Амундсен ничего не знали о действиях друг друга, хотя были разделены лишь сотнями километров. А теперь радио связывает исследователей с отдаленными материками, самолет может быстро пронести полярников над тысячами километров ледяной пустыни, в главном штабе научного городка на Барьере трезвонит телефон… Прогресс техники опережает самые фантастические замыслы…

Как-то в столовую влетел радист Мэсон:

— Рекордная связь, сенсация! — закричал он еще с порога. — Идите на радиостанцию, Петерсон говорит с русским радистом!

— С Москвой? — удивился Гул д.

— Еще на две тысячи миль дальше — с Землей Франца-Иосифа!..

Летом 1929 года в бухте Тихой, за 80-й параллелью, над полярной научно-исследовательской станцией взвился советский флаг. 25-летний радист Эрнст Теодорович Кренкель, в будущем знаменитый исследователь Арктики, завершив служебные переговоры, обычно не упускал возможности «пошарить в эфире» на 40-метровом диапазоне, предоставленном любителям. В тот вечер их было маловато, и заочные встречи не обещали ничего увлекательного. Всё же Кренкель взялся за ключ передатчика.

— Всем, всем, всем! Я — RPX… RPX… — неслись в эфире сигналы самой северной радиостанции земного шара — Земли Франца-Иосифа.

Кто услышит его зов, кто откликнется?.. Кренкель остановил двигатель. Крепче прижал наушники. Тишина. Любители исчезли. Жаль, но сегодня, видимо, сорвалось… Вдруг послышались позывные: RPX… RPX… Ага, клюнуло!.. Слышимость была довольно приличная. Неведомый радист четко работал ключом. Ясно, это рука профессионала. Но кто он?.. И, словно отвечая на мысль советского радиста, его собеседник несколько раз отстучал свои позывные: WFA… О, что-то новое! Американец! Начальная буква W присвоена американским рациям. По работе видно, что это не любитель, да и в позывных у любителей обязательно есть какая-либо цифра. Несомненно, станция береговая, — судовые имеют четыре буквы.

Кренкель принялся вызывать американского коллегу, а свободной рукой листал страницы международного справочника наземных радиостанций. Однако WFA не оказалось. Это ещё больше разожгло интерес советского радиста. Он старательно отстучал по-английски: «Здесь советская полярная станция в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа. Кто вы такой и где находитесь?»

Последовал немедленный ответ: «Дорогой мистер! Очевидно, мы можем поздравить друг друга с установлением мирового рекорда по дальности радиосвязи. С вами работает радист Петерсон из американской антарктической экспедиции. Поздравляю вас!»

Семьдесят девятая параллель Южного полушария переговаривалась с 80-й параллелью Северного.

Кренкель и Петерсон обменялись новостями, рассказали о морозах, туманах, черной полярной ночи Арктики и круглосуточном солнце Антарктиды. Условились завтра снова встретиться. В назначенный срок оба появились в эфире. Американец отстучал запрос пилота Балчена: «Есть ли новости о моём друге — летчике Бене Эйелсоне?» Кренкель ответил: «Поиски на Чукотке продолжаются».

Какая же участь постигла американского пилота?

После полетов с Уилкинсом над Землей Грейама Эйелсон вернулся на американский Север. Вскоре он и механик Борланд занялись перевозками на Аляску пушнины с американской шхуны «Нанук», зимовавшей во льдах к северу от Чукотки. Вылетев в очередной рейс, американские пилоты исчезли. Начались энергичные поиски. Спустя несколько недель советский летчик Маврикий Трофимович Слепнев нашел в лагуне реки Ангуэмы разбитый американский самолет и доставил в Фербэнкс на Аляске тела Эйелсона и Борланда…

Лишь полтора десятилетия прошло с того дня, как над Арктикой впервые появился самолет, а сколько авиационных катастроф знает история исследования северных полярных стран! Удастся ли избежать беды в Антарктиде, еще более суровой и опасной?..

7 марта из Маленькой Америки двинулся на юг санный отряд с четырьмя упряжками, чтобы организовать продовольственные склады для будущих путешествий; впервые антарктические исследователи располагали походной радиостанцией. Одновременно Балчен, Джун и профессор Гулд вылетели на «Фоккере» и опустились у подножья одной из вершин в горах полуострова Эдуарда VII.

Санный отряд вернулся через неделю, оборудовав три склада на протяжении 80 километров. Пилот-радист Джун регулярно передавал своим коллегам в Маленькой Америке стандартное «всё в порядке», потом сообщил, что сильная пурга задерживает перелет «Фоккера» в другой горный пункт, но вдруг умолк и перестал откликаться на сигналы. Проходили дни за днями, самолетная рация хранила молчание. Непогода задержала вылет пилота Смита, Бёрда и радиста Хансена на поиски «Фоккера»; только 20 марта им удалось подняться в воздух.

Солнце скрылось. Быстро темнело. «Фэрчайльд» шел над горами. Внизу бушевала метель. Вершины выплывали из мглы, принимая странные очертания. Как отыскать людей? Живы ли они? Больше всего пугало, что ничего не удастся увидеть и попытка останется бесплодной.

Вдруг Смит поднял руку.

— Дым, дым!

Расплывчатый столб стлался над котловиной. Огонек! Значит, хоть один уцелел… А вот и посадочный знак Т, выложенный из флагов…

Видимость ухудшалась с каждой минутой. Смит сделал выразительный жест: иду на посадку…

Промелькнула палатка… «Фоккер»! Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться в тяжелой аварии… Быть может, катастрофа?.. В тревоге люди выскочили из машины. Ни души!.. Но тут из полумрака вынырнула фигура. Джун! А вот рыжебородый Балчен. Где же Гулд, Ларри Гулд? О-о! Наконец-то, и он!

Бёрд приказал Балчену и Джуну сесть в самолет Смита, а сам с Гулдом и радистом Хансеном остался в горном лагере. «Фэрчайльд» полетел на базу.

— Первые четыре дня мы обследовали окрестные горы, разведали часть склона, собрали образцы пород, — рассказал за ужином геолог. — Забравшись на одну из возвышенностей, мы увидели примерно в ста километрах к востоку вершину высотой около 1500 метров. Балчен предложил слетать туда. Однако 10 марта забушевала пурга, не прекращавшаяся до вчерашнего дня. Ветер грозил сорвать машину с ледяных якорей. Чтобы спасти её, мы вырезали ножами большие снежные кирпичи и наваливали их на лыжи… А потом началось нечто такое, чему я не нахожу названия… Все стихии с яростью набросились на нас. Вероятно, скорость ветра достигала 250 километров в час. Мы буквально задыхались… А когда ураган утихал, наступившая тишина причиняла нам боль. Не раз мне припоминались страдания Дугласа Моусона в проклятой стране…

Авария произошла, когда мы находились в палатке. Порыв ветра, превосходящий всё, что мы до того испытали, оборвал тросы, отшвырнул самолет на полмили и ударил об лёд…

— А радиостанция? — спросил Бёрд.

— Она оказалась поврежденной. Мы слышали переговоры Маленькой Америки с Нью-Йорком о нашем исчезновении, но не могли подать ни одного сигнала…

Радист Хансен, возившийся с портативной рацией, обернулся:

— Связь есть! «Фэрчайльд» вернулся на базу…

23 марта Смит снова опустился в горном лагере.

— Влезайте! — весело крикнул пилот. — Следующий поезд отходит через шесть месяцев…

— Летим! — сказал Гулд. — Теперь мы долго будем лишены этого удовольствия… Выкладывайте, Смит, — что нового на базе?

— Готовят зимнюю квартиру для самолетов — роют глубокие гнезда в снегу…

К зиме Китовая бухта опустела. Перекочевали в более теплые края тюлени, пингвины Адели и другие птицы. Лишь изредка попадались буревестники и гордые своим одиночеством королевские пингвины. Охотники успели заготовить более пятидесяти тонн тюленины для собачьих упряжек; впрочем, и люди, за редким исключением, с удовольствием питались превосходными блюдами, приготовленными из тюленьего мяса.

— Мы жители Антарктики по крайней мере на восемь месяцев, хотим мы этого или нет, — сказал как-то за обедом Бёрд. — Все современные средства, которыми располагает мир, не смогут освободить из этого плена ни одного человека…

Зима отличалась постоянством морозов — термометр показывал минус 40–45°, а при этом нередко возникал густой туман. В середине июня зимовщики дважды наблюдали редкое явление: шел настоящий дождь; капли, падавшие на здания и тросы радиомачт, превращались в льдинки и украшали лагерь причудливой бахромой. Июль начался 50-градусным морозом. Ясные дни чередовались со свирепой пургой, скорость ветра достигала 140 километров в час. 28 июля термометры показали минус 60°

Метеоролог Уильям Хейнес вывесил таблицу: «Очень ли холодно в Антарктиде?» В Маленькой Америке было 114 дней с температурой-не выше 40° мороза, 62 дня — не выше 45°, 33 дня — не выше 50 и три дня — не выше минус 57°. Однажды в течение двадцати часов температура совершила скачок с минус 45 до минус 9°. При 45-градусном морозе керосиновые лампы гасли, замерзало горючее, изоляционная лента на телефонных проводах становилась хрупкой и легко ломалась. Кинопленка не выдерживала температуру даже минус 35° и рвалась. При полном штиле прогулка в 45-градусный мороз была вполне терпима, а иным доставляла удовольствие, но даже слабый ветер причинял людям страдания.

22 августа появилось солнце. Пережив зиму, Бёрд записал в дневник: «Достаточно одежды, чтобы не мерзнуть, достаточно еды, чтобы не голодать, и кое-какая незатейливая пища для ума — вот и всё, что требуется в Антарктике». Говоря о «незатейливой пище для ума», он, надо полагать, имел в виду десятки кинофильмов, лекции ученых, богатую библиотеку, обилие патефонных пластинок, специальные радиопередачи из Новой Зеландии, переговоры с близкими по радиотелеграфу и многое другое, что скрашивало будни полярной ночи. Кто из прежних полярных путешественников располагал всем этим? Сознание долга перед отечеством и наукой, задушевные беседы с друзьями, книги из судовой библиотеки — вот что помогало Колумбам Антарктиды перенести неимоверные тяготы и смертельные опасности похода «Востока» и «Мирного». У Скотта и Шеклтона на острове Росса имелся, кроме книг, граммофон с неуклюжей трубой, возбуждавший острое любопытство пингвинов… Нет, Ричард Бёрд, конечно, перескромничал. Но он верно подчеркнул, что всякий поход в Антарктике связан с величайшими трудностями. «Это, увы, подтверждается неописуемыми страданиями и гибелью многих прекрасных людей, нашедших свое последнее убежище на этом материке».

Воздушный рейс к полюсу

Весь сентябрь стояли сильные холода; температура ни разу не поднималась выше 20°, а в последний день месяца мороз достиг 53° и держался примерно на этом уровне несколько суток. Пилоты снаряжали «Форд» в полет к Южному полюсу. Расчеты показали, что горючего на рейс в оба конца нехватит.

В середине октября на юг отправился вспомогательный отряд с собачьими упряжками, чтобы создать четыре склада-базы для геологической партии профессора Гулда; последний склад заложили почти у 82-й параллели. Отправленный следом вездеход выбыл из строя в 130 километрах от Маленькой Америки и остался в снегах шельфового ледника Росса.

В начале ноября ушли геологи, а спустя две недели пилоты Смит и Джун, Бёрд и специалист по аэрофотосъемке Мак-Кинлей вылетели на «Форде», намереваясь организовать склад горючего у 85-й параллели. Самолет носил имя Флойда Беннета, пилотировавшего машину, на которой Бёрд летал в центр Арктики; пилот погиб в 1927 году.

«Флойд Беннет» пронесся над зоной трещин, столь грозных для пеших партий, недавно миновавших этот район, и на подходе к 82-й параллели нагнал отряд геологов. Они впряглись в сани, помогая упряжкам тащить тяжелый груз.

— Там, должно быть, очень холодно, они идут с поднятыми капюшонами и не слышат моторов, — прокричал Мак-Кинлей.

Смит заложил крутой вираж и снизился до ста метров. Люди внизу разогнули спины и подняли головы. Какой контраст между старым и новым способами передвижения!.. Сбросив геологам пакет с письмами и кое-какое снаряжение, Смит полетел дальше на юг.

Впереди показалась странная горная цепь. Вершины ясно выделялись, но ниже они внезапно исчезали, становясь невидимыми. «Можно подумать, что чудак-архитектор начал строить сверху, но не довел работу до конца и больше к ней не возвращался», — написал Мак-Кинлею начальник экспедиции. Эти горы располагались между хребтом, открытым Амундсеном, и цепью, обнаруженной Скоттом с Бирдморского ледника.

Впервые взорам человека предстали во всем величии возвышенности Центральной Антарктиды. На горизонте поднимались горы королевы Мод с редкими темными пятнами склонов. Вот первая четырехкилометровая громада… Дальше — не уступающая ей в высоте гора Фритьофа Нансена… Смит уверенно посадил машину на леднике, названном Амундсеном именем дочери Фритьофа Нансена — Лив.

Определив по солнцу свое место, исследователи уложили бидоны с горючим и ящики с продовольствием, а сверху завалили их снежными глыбами. Мак-Кинлей неторопливо отмечал на карте: «База горючего», «Гора Фишера»… Моторы, работавшие на малых оборотах, весело гудели. Взглянув на бензиномер, Смит не выдержал:

— Будет вам любоваться ландшафтами, пора лететь!

«Флойд Беннет» направился к востоку. Мак-Кинлей снова включил съемочную камеру, фотографируя профиль горной цепи королевы Мод. Внизу всё ещё тянулась волнистая поверхность шельфового ледника Росса. Бёрд знаками показал Мак-Кинлёю: восточный рубеж ледника расположен по крайней мере на полтораста километров дальше, чем предполагали…

Подошел встревоженный Джун:

— Горючее на исходе!

— Что такое?! Его должно хватить ещё на семь летных часов!

Джун покачал головой и, сняв варежку, поднял кверху четыре пальца.

— Только на четыре часа, шеф. Очень большой расход…

Пилот повернул и проложил курс к Маленькой Америке. В 150 километрах от неё все три мотора заглохли.

— Бензин иссяк! — крикнул Джун.

Смит посадил машину. Радист быстро собрал аварийную рацию, чтобы передать SOS, но передатчик отказал. Было 8 часов вечера. Помрачневшие исследователи забрались в палатку. Если поднимется пурга, «Беннету» грозит участь «Фоккера», а в этой стране погода меняется внезапно. В 11 часов послышался гул самолета. «Фэрчайльд»! Балчен и Петерсон доставили почти полтонны бензина.

— Когда внезапно прервалась радиосвязь с «Беннетом», мы решили, что самолет на вынужденной посадке, — сказал рыжебородый норвежец. — Рассчитали примерное расстояние, ну и полетели сюда. Надеюсь, никто не возражает против полуночных гостей?..

Выгрузив бидоны с бензином, Балчен и Петерсон улетели

Мороз крепчал, поднялся ветер. Запустить моторы не удалось — обледенел стартер. Больше суток пробыли исследователи на шельфовом леднике Росса. Снова прилетел Балчен. Обе машины вернулись в Маленькую Америку.

Создавая на пути склады, геологическая партия Гулда к концу ноября прошла более 600 километров и находилась у 84-й параллели. Гулд радировал: «Тихо, прекрасная видимость, безоблачно». Отличный день выдался и в Маленькой Америке. Аэролог запустил несколько шаров-пилотов.

В библиотеку, где Бёрд и Мак-Кинлей рассматривали маршрутную карту, вошел метеоролог Уильям Хейнес с крайне озабоченным лицом.

— Если вы сейчас не вылетите, то упустите случай, который, быть может, не повторится

— Условия благоприятные?

— Как никогда!

— Летим!..

28 ноября в 3 часа 29 минут пополудни Бернт Балчен, сидевший за штурвалом, поднял руку: старт!

Тонкие полоски пересекали снежную равнину — следы санных партий. Хотя это был надежный ориентир, Балчен больше доверял приборам Мак-Кинлей включил фотосъёмочную камеру.

Меховые шубы защищали людей от леденящего ветра, проникавшего в кабину Джун расположился поближе к моторам, источавшим тепло, без особого удовольствия съел бутерброд с ветчиной, но охотно глотнул кофе из термоса. Через окна вливались потоки золотистых лучей.

Шел девятый час вечера, когда Джун заметил несколько точек подле двух палаток, казавшихся игрушечными. Геологи! «Беннет» снизился до 250 метров, и Мак-Кинлей сбросил на парашюте солидный пакет, в котором среди разных вещей находились фотографии гор королевы Мод, заснятых в предыдущем полете. Пакет опустился на снег. К нему подбежало несколько фигурок, приветственно подняв руки.

Балчен добавил газ, моторы заревели на полную мощность: предстоял длительный подъем. Стрелки высотомеров пришли в движение: 1200 метров… 1400.. 1600…. Показались мощные ледники: Лив и Акселя Хейберга. Какой избрать для перелета? Потолок тяжело нагруженной машины невелик в сравнении с горными гигантами, оберегающими подступы к полюсу. Они поднимаются по обе стороны ледников. Не попадет ли «Беннет» в ловушку? Джун указал на ледник Лив и прокричал:

— Кажется, здесь проход пошире и не так высок…

— Согласен! — крикнул Бёрд.

— Ну, это ещё неизвестно, — буркнул Балчен, но повел «Беннет» над ледником Лив.

Где-то внизу пробежала база горючего, созданная в прошлом полете, но невидимая с 3000 метров. Начался самый ответственный этап. Машина медленно набирала высоту. Джун перелил весь запасной бензин в баки и выкинул порожние бидоны — пусть самолет облегчится хотя бы на несколько килограммов.

Как необъятный застывший водопад, ледник Лив поднимался всё выше порогами и террасами. Слева горизонт заполнила величественная гора Нансена, справа поднимались мраморные стены горы Фишера. Шельфовый ледник Росса остался далеко позади. Высотомеры показали 3200.

В разреженном воздухе «Беннет» плохо повиновался пилоту. Балчен боролся за каждый десяток метров, а впереди открывались новые террасы… Нет, с такой нагрузкой выше не подняться! Пилот повернул хмурое лицо.

Часть побережья Антарктиды, исследованная экспедицией Джемса Росса

— Сто кило за борт! — крикнул он, энергично жестикулируя.

Но что же выкинуть — горючее или продовольствие? Какие-то секунды Бёрд колебался.

— Харольд, бросайте мешок! — приказал он Джуну.

Облегченный на четыре пуда, самолет снова полез вверх. Мало, всё ещё мало!..

— Кидайте второй! — прокричал Балчен.

Коричневый мешок вылетел и, кружась, грохнулся на ледник, породив небольшое облачко. За две-три минуты экипаж лишился 125 килограммов продовольствия — месячного рациона четырех человек. Зато «Беннет» взмыл еще на полтораста метров над ледником, заполняющим широкое ущелье.

9. 45 вечера. Плато Южного полюса!.. Кончились цепи с четырехкилометровыми вершинами. Под самолетом расстилается белая пустыня, замерзший мир… Сердце Антарктиды! Великое плато, по которому милю за милей брели Роберт Скотт и его спутники, мечтая о добавочном сухаре на привале…

Полюс был близко. Исследователи «поймали» солнце, сделали вычисления, проверили друг друга. Есть!

Джун отстукивал ключом передатчика:

«Достигли Южного полюса 1.14 пополуночи».

Это здесь, внизу, 15 декабря 1911 года отряд Амундсена установил свою палатку, до которой спустя тридцать два дня добрался Роберт Скотт…

С попутным ветром «Беннет» несся обратно на север, к окраине Великого ледяного барьера. Проплывали горные цепи, вершины, пики, уже в ином, новом облике. Около 5 часов утра Балчен опустился на базе горючего. Пополнив бензиновые баки, исследователи продолжали полет.

29 ноября в 10 часов 8 минут «Флойд Беннет» совершил посадку в Маленькой Америке. Весь рейс занял 18 часов 39 минут. Фотопленка запечатлела широкую полосу пути в сердце материка.

Земля Мэри Бёрд

Геологическая партия продвигалась всё дальше в глубь Антарктиды и 1 декабря разбила лагерь у подножья ледника Лив. «Вчера пересекли местность, сплошь изрезанную трещинами. По сравнению с ними Долина пропастей под 81–82-й параллелью кажется детской забавой», — радировал Гулд.

«Беннет» простоял без дела ровно неделю. Пилоты Паркер и Джун вылетели с Бёрдом и Мак-Кинлеем в восточном направлении. Через час справа показались горы полуострова Эдуарда VII. Внизу тянулись широкие трещины, в свое время доставившие немало тревог отряду норвежца Преструда. У мыса Колбек, северной оконечности полуострова, плавали огромные айсберги.

— Пожалуй, совсем недавний «отёл», — прокричал Бёрд.

— Смотрите, какая мощь! — воскликнул Мак-Кинлей, указывая на длинные ледяные языки, поднимающиеся над морем до 70 метров.

За нунатаком Скотта и горами Александры простиралось «белое пятно». Какие тайны скрывает оно? Что там — суша или пролив? Равнина или горы?.. Съемочная камера точно фиксировала каждый метр пути. Четыре пары глаз обшаривали горизонт. Вдруг справа возникли контуры вершин. Вот они соединились, слились в длинную горную цепь… Неведомые миру горы, новое открытие! В какой еще части света возможна в наши дни такая романтика!..

«Беннет» пересек 150-й западный меридиан. Исследователи летели между ясно обрисованной линией побережья и горной цепью, которой ещё не видел человеческий глаз. Среди вершин исполинской белой рекой спускался ледник поразительной красоты. Джун указал Паркеру на часы: не пора ли повернуть?

Они полетели обратно, постепенно приближаясь к вновь открытой горной стране. Ещё какие-то возвышенности, напоминающие египетские пирамиды, возникли на юго-востоке… Интереснейший полет! Всё ново, неисследованно, загадочно… Грандиозные масштабы и бесконечная мощь природы… Невозможно представить себе, что некогда здесь простиралась теплая, плодородная страна с буйной растительностью, пышными кронами деревьев, яркозелеными травами… А сейчас? Великое царство льдов, власть неукрощенной стихии… Люди видели, как низверглась в море гигантская белая скала высотой, быть может, больше полкилометра, но казавшаяся с самолета маленькой льдинкой.

Джун подскочил к шефу:

— Озера! Это удивительно.

Бархатисто-черные овалы, кружки, прямоугольники были так неожиданны в океане сверкающей белизны. Но озера ли это? Быть может, маленькие бухты или каналы? Почему же они не замерзли? Вряд ли это талые воды льдов материка, где положительная температура — редкое явление… Не исключено, что здесь морские водоемы, не замерзающие вследствие сильных глубинных течений… Ещё одна загадка для ученых!..

Пробыв в воздухе семь с половиной часов, «Беннет» опустился на главной базе.

— Заснято четыреста миль окраины Барьера и береговой линии, двести миль новой горной цепи, — сказал Мак-Кинлей. — Как вы думаете назвать прибрежные возвышенности?

— Горами Эдзела Форда, — ответил Бёрд, памятуя о банковском чеке, полученном от одного из богатейших людей США.

На карте Антарктиды нетрудно отыскать обширную территорию, открытую в этом полете к востоку от моря Росса; она названа именем жены руководителя американской экспедиции — Землей Мэри Бёрд.

Отряд профессора Гулда продолжал исследования в горах королевы Мод. В начале декабря геологи поднялись по леднику Акселя Хейберга и разбили лагерь на северном склоне горы Нансена. Их застигла метель. Через двое суток путешественники выбрались из сугробов и продолжали восхождение. На склонах, в 2250 метрах над уровнем моря, каюр Эдди Крокет, недавний студент Гарвардского университета, обнаружил лишайники.

— Теперь, Эдди, вам не миновать анналов Антарктиды: это же самая южная точка, где найдена растительность, — сказал Гулд.

— А я-то надеялся обрести славу в качестве каюра, — притворно вздохнул Крокет. — Подумать только: целый год Воган, Гудэл и я тренировались с упряжками в горах Нью-Хэмпшира…

Геологическая разведка свободных ото льда склонов привела к открытию ценных ископаемых. Можно было догадываться, какие природные богатства скрыты под ледниковым панцырем Антарктиды, названной позднее «гигантской шкатулкой сокровищ».

В середине декабря пути самолета и собачьих упряжек снова сошлись: отряд Гулда наткнулся в горах на базу, где «Беннет» недавно пополнял запас горючего. Отсюда геологи двинулись на восток и разбили лагерь под 85°27 широты и 147°30 з. д. Не прошло и полумесяца после открытия с воздуха Земли Мэри Бёрд, а исследователи уже вступили на эту территорию.

Отряд повернул на запад. В пути заночевали у подножья горы Бэтти.

— Где-то здесь проходил Руал Амундсен, — сказал Гулд. — Попытаем завтра счастья: быть может, нам удастся отыскать что-нибудь?..

Ценная находка досталась им наутро: раскопали гурий, сложенный отрядом Амундсена. Внутри — бидон с керосином, спички… Записка! Весточка из прошлого!..

Всматриваясь в полярную реликвию, Эрик Петерсон взволнованным голосом читал:

— Достигли Южного полюса… Прошли эту базу на обратном пути с Южного полюса, имея с собой провизии на 60 дней, две нарты и одиннадцать собак. Все здоровы. Руал Амундсен…

Казалось, всё это происходило не восемнадцать лет назад, а давным-давно… Многое изменилось в мире за минувшие годы, по-новому вооружился человек в борьбе со стихиями, а для мрачных, закованных в белую броню горных великанов это было лишь мгновением в нескончаемой смене тысячелетий…

Радист геологической партии весело отстукивал своим коллегам на базе: «Работу закончили, возвращаемся. С Новым годом!»

Зимовка торжественно встречала геологов, обнаруживших огромные залежи каменного угля и рудные месторождения. В десятом часу утра упряжки появились на склоне Барьера. Последние сутки они мчались с предельной скоростью, покрыв около 60 километров.

Вышедшие навстречу зимовщики гадали:

— Кто у них впереди? Гудэл, Крокет или Петерсон?

— Нет, пожалуй, Торн… Но, может быть, Воган… О, это профессор Гулд!

— Неужели он отрастил такую длинную бороду?..

— Самая оборванная и немытая шайка пиратов залилась бы краской стыда при виде наших друзей…

Геологов трудно было распознать под слоем копоти и грязи. Около двух с половиной тысяч километров прошли эти шесть человек.

— Дайте нам теплой воды и мыла! — вскричал Гудэл, вырываясь из кольца зимовщиков, которых не видел более трех месяцев.

Экспедиционные суда держали курс к Китовой бухте. В плане эвакуации Маленькой Америки, наряду с научным оборудованием, радиоаппаратурой, собачьими упряжками, определенное место занимали пингвины, находившиеся на попечении биолога Билла Сейпла.

— Бедняга Билл! Эта пингвинья ферма вгонит его в гроб, — говорили зимовщики, услышав об очередном побеге пленников.

Пингвинов держали в яме, где зимой помещались крупные части самолетов.

Растерянный биолог делился своими горестями с друзьями:

— Пингвины не расположены провести остаток жизни в чикагском или бостонском зоопарке. Они объявили голодовку! Ни тюленьего жира, ни мясных консервов, ни даже колбасы в рот не берут. Чего же им надобно?!

— А не предлагали вы им, например, сардины?

— Не едят, — махнул рукой биолог. — Такие привередники!..

— Говорят, на вашей ферме наблюдаются побеги? — деликатно спросил пилот Джун.

— Знаете, я скоро начну верить в колдовство! — таинственно зашептал Сейпл. — Каким способом эти нелетающие птицы выбираются из глубокой ямы с отвесными стенами, да ещё огражденной сверху бамбуковыми палками? Хотите убедиться? Идем!..

На пути к «ферме» маленькую группу нагнал Гарри Торн:

— Четыре пингвина бродят по лагерю!..

Ещё издали пилот заметил раздвинутые бамбуковые палки и торчащую между ними темную головку. Как птица ухитрилась подняться из ямы?! Колдовство?.. Люди не верили своим глазам: неуклюжий пингвин стоял на плечах двух своих сородичей, служивших основанием живой пирамиды, по которой пленники выбирались на свободу…

19 февраля 1930 года «Сити оф Нью-Йорк» принял последний ящик с экспедиционным имуществом, собак и не успевших сбежать пингвинов.

Снег заваливал опустевшие жилища. Вокруг «Беннета» и «Фэрчайльда», оставленных в Маленькой Америке, поднимались сугробы.

Часть восьмая ТАЙНЫ ЗАМЕРЗШЕГО МИРА

Полеты австралийцев и норвежцев

Американские исследователи ещё не покинули Китовую бухту, когда из Австралии отправилась вторая экспедиция Дугласа Моусона. Более сорока моряков и ученых шло к берегам шестого континента на знаменитом «Дисковери». Испытанное судно Роберта Скотта хорошее послужило австралийским ученым, а там, где встречалась неодолимая преграда, они использовали небольшой самолет, снабженный поплавками и лыжами.

В 1929–1930 годах «Дисковери» дважды совершило поход в высокие широты Индийского океана. Экспедиция обследовала многие районы побережья Антарктиды между Землей Эндерби и Землей Георга V, открытой Моусоном, Ниннисом и Мерцем.

Судно прошло на запад почти до 50° в. д. В этой области Моусон обнаружил неизвестную часть материка — Землю Мак-Робертсона; она оказалась погребенной под мощным ледниковым щитом.

Подходы к побережью были свободны от льдов; видимо, штормовые ветры с материка отогнали лед далеко на север. Совершив непродолжительную высадку на острове Прокламейшен, близ Земли Эндерби, ученые отправились к востоку. Они выяснили очертания Берега Кемпа и обследовали побережье между 60-м и 66-м восточными меридианами.

Обрывистые скалистые берега казались совершенно недоступными. В течение нескольких дней путешественники безуспешно искали подходящее место для высадки. Наконец, с немалыми трудностями им удалось в двух пунктах вступить на берег. «Ориентирами» для высадки послужили лежбища тюленей Уэдделла и колоссальные колонии пингвинов.

Используя благоприятную ледовую обстановку, экспедиция подошла к Берегу Банзарэ, описала побережье между 122 и 127° в. д.

Моусон не упустил возможности проникнуть в области, отмеченные на картах походов Дюмон-Дюрвилля и Уилкса. «Дисковери» подошло к мысу Роберта — крайнему западному пункту побережья, прослеженному французскими путешественниками. Дюрвилль нашел здесь незначительные глубины, а Уилкс обозначил на карте ледяной барьер, простирающийся на 180 миль к северо-востоку. Теперь, спустя девяносто лет, тут возвышались многочисленные айсберги, застрявшие на мели, но никаких признаков барьера австралийская экспедиция не нашла.

Айсберги, остановившие «Дисковери», не были помехой для самолета. Пилот и наблюдатель вылетели на юг и вскоре увидели неизвестный берег с глубокой излучиной. Воздушная разведка подтвердила отсутствие барьера или ледяных языков в этом районе.

Австралийцы вновь доказали, что некоторые участки побережья, показанные на картах Уилкса и Дюмон-Дюрвилля, в действительности не существуют. Затем «Дисковери» приблизилось к району, где в 1912 году капитан «Авроры» Дейвис искал «Землю Сабрина», усмотренную некогда капитаном Баллени. Не обнаружив её, Дейвис высказал предположение, что Баллени ошибся в определении своего места и, возможно, южнее действительно есть земля. Дуглас Моусон решил обследовать область к югу от пути «Авроры». Достигнув Полярного круга у 118° в. д., экспедиция обнаружила побережье материка, и на карте появилось обозначение: Берег Сабрина. Экспедиция Моусона и на этот раз оказалась очень плодотворной. Исследователи собрали ценнейшие научные материалы о природе и особенностях материка, провели обширные океанографические работы.

Одновременно с «Дисковери» берега шестого континента обследовала норвежская экспедиция, также располагавшая авиацией. На борту китобойного судна «Норвегия» находились его владелец, промышленник Ларс Кристенсен, и небольшая группа исследователей во главе с арктическим путешественником и летчиком Ялмаром Рийсер-Ларсеном.

В 1925 году Ларсен вместе с Амундсеном пытался достигнуть Северного полюса по воздуху. В этой экспедиции, организованной на средства американца Линкольна Элсуэрта, участвовало шесть человек. Они были вынуждены совершить посадку у 88-й параллели. Более трех недель путешественники провели на дрейфующем льду, расчищая взлетную дорожку; сжатие льдов неоднократно губило плоды мучительного труда. Лишь на двадцать пятый день они поднялись в воздух и достигли Шпицбергена, а оттуда перелетели в Норвегию, где экспедицию считали погибшей.

Теперь, спустя пять лет, Рийсер-Ларсен намеревался изведать противоположную область земного шара. Судно «Норвегия» шло по пути экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева, держа курс от Южной Георгии к Земле Эндерби, куда дважды подходила экспедиция Моусона на «Дисковери».

За 65-й параллелью, у 50° в. д. «Норвегию» остановили льды. Рийсер-Ларсен и пилот Лютцов-Хольм полетели на юг. Земля Эндерби оказалась покрытой ледниками, над которыми чернели верхушки многочисленных нунатаков. Опустившись в нескольких километрах от материка, Ларсен пошел к берегу на лыжах, чтобы собрать геологическую коллекцию, но непогода заставила его поспешно вернуться и лететь к «Норвегии».

Судно двинулось к западу. Спустя три недели пилоты вторично стартовали на юг. Самолет достиг территории, названной Землей королевы Мод. В следующих полетах норвежцы положили на карту часть её побережья — Берег принцессы Ранхильды, а к востоку от моря Уэдделла описали Берег принцессы Марты. Экспедиция Рийсер-Ларсена нанесла на карту около 570 миль береговой линии.

Первыми этих берегов достигли русские корабли «Восток» и «Мирный» в январе — феврале 1820 года. Участники исторической экспедиции не сомневались, что перед ними Южный материк. Беллинсгаузен писал, что они видели отвесные стены материкового льда, возвышающиеся подобно берегу. Только исключительная честность и требовательность к достоверности наблюдений не позволила русским морякам категорически заявить о своём открытии.

Великий подвиг русской экспедиции признают и современные зарубежные ученые. «Беллинсгаузен, несомненно, дважды видел антарктический материк — в январе и феврале 1820 года, причем оба раза близ побережья Земли королевы Мод», — пишет сэр Лоуренс Кэруен, секретарь Британского королевского географического общества. Почему же руководитель прославленной русской экспедиции не возвестил миру о своем открытии? Кэруен отвечает: «Он был слишком точным и добросовестным наблюдателем, чтобы пойти на это».

Норвежская экспедиция Кристенсена и Рийсер-Ларсена совершила по примеру русских исследователей плавание вокруг Антарктиды. В море Беллинсгаузена «Норвегия» вплотную подошла к острову Петра I. Впервые после открытия его экспедицией «Востока» и «Мирного» людям удалось высадиться на этой заполярной территории.

В 1934 году Ларс Кристенсен снова побывал в Антарктиде; к западу от Земли Вильгельма II он усмотрел неизвестную часть побережья, которую назвал Берегом Леопольда и Астрид.

Годом позже норвежский танкер «Торсхавн» у 79° в. д. достиг неведомого ранее Берега Ингрид Кристенсен, где высадился маленький отряд. Пройдя на судне вдоль материка более 400 километров, мореплаватели убедились, что четвертая часть этой береговой линии свободна от льда и снега.

Почти три года (1934–1937) продолжалось плавание английской шхуны «Пенола» с экспедицией Джона Р. Раймилла, изучавшей Землю Грейама. Раймилл использовал авиацию не только для исследовательских полетов, но и для поисков доступных путей во льдах. Метод воздушной ледовой разведки, разработанный советскими полярными пилотами и успешно применяющийся на трассе Северного морского пути, оказался полезным и в Антарктиде. Экспедиция Раймилла произвела съемку около 1600 квадратных километров побережья и большого внутреннего района Земли Грейама. Раймилл исправил ошибку Губерта Уилкинса, принявшего этот полуостров за архипелаг.

В эти же 30-е годы почти каждое лето в водах Антарктики вела океанографические работы специальная экспедиция на английском судне «Дисковери II».

Постепенно люди накапливали знания об Антарктиде, но она всё ещё оставалась страной загадок. Не говоря о глубинных областях материка, даже береговая линия, за исключением нескольких участков, изображалась на карте пунктиром — условно, предположительно.

«Попрошайки»

Вскоре после возвращения «Боллинга» и «Сити оф Нью-Йорк» из Антарктики американцы начали готовиться к новому путешествию. Обстановка была весьма неблагоприятная: США находились в тисках жестокого экономического кризиса, парализовавшего жизнь страны. Чувство обреченности овладело миллионами людей. Бесчисленные банкротства, разорения, нищета. Голодные толпы безработных. Панический страх перед грядущими несчастьями. Массовые самоубийства… «Черные» дни, недели, месяцы, ужасающая экономическая агония…

«И собственная бедность, и чужое равнодушие, и даже враждебность» были в числе препятствий, которые встретились Ричарду Бёрду, произведенному в контр-адмиралы, и его компаньонам. Как и в прошлый раз, правительственные органы страны с 40-миллиардным годовым доходом не оказали никакой материальной поддержки исследователям. Позднее адмирал вспоминал, что в это время он и его помощники представляли собой «самых энергичных попрошаек, лучше которых трудно было сыскать».

Около 30 000 писем отправила штаб-квартира экспедиции со стандартным вступлением: «Милостивый государь, не соблаговолите ли Вы помочь…» И те же руки вскрывали тысячи конвертов, содержащих стереотипный ответ: «Очень сожалеем, но обстоятельства таковы…» Один только управляющий делами Виктор Чегка написал 127 посланий хозяевам разных фирм, убеждая подарить экспедиции производимые ими комбинезоны, но кончилось тем, что пришлось купить их за наличные… «Самые глубокие ледниковые трещины и свирепые ураганы — ничто в сравнении с рытвинами и ухабами финансового характера», — жаловался Бёрд.

Кое-как «наскребли» полтораста тысяч долларов — седьмую часть необходимых средств. Все замыслы американских путешественников потерпели бы крах, не будь у них своеобразного «основного капитала». Неизбежные приключения в полярных странах привлекали широкое внимание публики, а всевозможные фабриканты непрочь были использовать общественный интерес для рекламирования своих товаров: «Адмирал Бёрд берет в Антарктику шесть ящиков наилучшей в мире жевательной резины нашей фирмы. Покупайте приятную, ароматичную, придающую бодрость резину только фирмы Гопкинс и Вуд!»; «Знаете ли вы, что даже пингвины и тюлени в восторге от наших патефонов?! Спешите купить патефон «Антарктик», и вы позабудете о всех горестях жизни!»; «Внимание! Внимание! Карандаши и блокноты, незамерзающие чернила и туалетная бумага «Китовая бухта» — всё это вы найдете в нашем магазине…» Предоставляя право на подобную рекламу в газетах, журналах, по радио и в кино, экспедиция безвозмездно получила горючее для судов и самолетов, специальную полярную обувь, питательные брикеты — пеммикан, табак, фотографические принадлежности, уголь, электрооборудование и т. д.

Солидные вклады в «основной капитал» делала широковещательная компания за специальные радиопередачи непосредственно из Антарктиды. Эти денежные перечисления на текущий счет экспедиции в её самые критические периоды исследователи сравнивали с кислородом, поддерживающим угасающую жизнь больного…

Около трех лет длилась подготовка ко второй американской экспедиции. На судах «Джекоб Рупперт» и «Медведь» к берегам Антарктиды вместе с новичками шла группа бывалых исследователей, участников полярных путешествий: метеоролог Хейнес, зарекавшийся, что никогда не вернется на шестой континент, и капитан Иннес-Тейлор, пилоты Джун и Новилл, норвежцы Петерсон, Квин, Блэкберн, Иоханнесен, Финн Ронне…

Годом раньше к начальнику экспедиции обратился престарелый Мартин Ронне, дважды побывавший на Ледяном барьере — с Амундсеном и с американцами: «Рекомендую инженера Финна Ронне. Сам я, к сожалению, не смогу уже пойти, но мой сын, надеюсь, будет полезен…»

Инженера Ронне зачислили в состав зимовщиков. Его отец, заслуженный полярник, скончался незадолго до выхода экспедиции в плавание.

Опытных путешественников немало беспокоил пестрый состав зимовщиков. Среди них оказались честолюбцы, искатели приключений, люди с неудавшейся карьерой, рассчитывающие участием в экспедиции поправить свои денежные дела, сыновья миллионеров, человек, сбежавший от суда, и — для полноты ансамбля — автор модных романсов…

— Мы живем в век батисфер, лунных ракет, полетов в стратосферу и пятиметровых телескопных линз, — говорили новичкам ветераны. — Антарктида осталась почти нетронутой потому, что сплошные льды и штормы, охраняющие её берега, стужа, пурга и невыразимая безжизненность её внутренних областей нелегко поддаются покорению… Не ждите чего-либо необыкновенного, сверхъестественного, — в лучшем случае мы оторвем очередной лоскуток завесы…

К 1934 году в Антарктиде оставалась неоткрытой и неисследованной территория, на которой могла бы уместиться вся Европа.

Гробница дьявола

«Бедность приучает к изобретательности», — шутили исследователи, комплектуя авиационный отряд. Когда попытка получить в подарок большой самолет сорвалась, они вспомнили, что целое равно сумме частей, и атаковали фирмы, изготовляющие всевозможные авиационные детали. Однако полной машины из полученных даров не вышло, многое пришлось докупать. В авиационный отряд входили двухмоторный самолет «Кондор» с радиусом действия около 2000 километров, снабженный лыжами и поплавками, монопланы «Фоккер» и «Пилгрим», ранее перевозившие пассажиров и почту, и, наконец, вертолет, предоставленный во временное пользование филадельфийским аэроклубом.

Хотя опыт применения в Антарктиде наземного механизированного транспорта не удался и вездеход первой экспедиции покоился где-то в глубине Ледяного барьера, американцы взяли два легких «снеговых автомобиля» «Форд», наземный дредноут «Клетрак» грузоподъемностью 10 тонн и три французских вездехода «Ситроен».

Полезность собачьих упряжек не вызывала сомнений: они пройдут там, куда не проникнет вездеход и где не сядет самолет. Сто пятьдесят три лайки, доставленные с северного побережья Канады и Аляски, находились на борту флагманского судна «Рупперт». Крупных ездовых собак, весивших до 50 килограммов и напоминавших маленьких пони, держали на длинных цепях. «Тоби» и «Пьеретт» были куплены в Канаде у француза-фермера, который пользовался ими взамен лошадей для вспашки своего поля. Вынужденное соседство с ними на судне приводило в ужас цыплят, поднимавших неимоверный шум в своих клетках. Судно оглашалось воем, писком и… мычанием; в стойле, оборудованном на носу, обитали три коровы, подаренные скотоводческим клубом; одна из них — «Клондайк» — вот-вот должна была принести потомство. Будущие зимовщики Кокс и Кларк, которым поручили надзор за коровами, ежечасно бегали узнавать координаты «Рупперта», считая, что теленку, родившемуся за Полярным кругом, обеспечено бессмертие.

Поздней декабрьской ночью Кокс в который раз подскочил к вахтенному штурману:

— Сколько ещё осталось?

— Двести пятьдесят миль! — заревел штурман. — И если вы хотите, чтобы теленок родился за Кругом, выпросите у адмирала «Кондор», посадите в него свою «Клондайк» и летите!..

Сенсационное событие свершилось, увы, за 63-й параллелью. Новорожденного назвали «Айсберг».

К начальнику экспедиции явились три незнакомца.

— Нельзя ли поручить «Айсберга» нам, поскольку мы, так сказать, лишние люди, — довольно туманно мотивировал просьбу один из пришедших.

Это были новозеландские безработные, тайно проникшие на «Рупперт» в надежде обрести приют, пищу и немного долларов за выгрузку имущества в Китовой бухте.

— Необыкновенная вещь — антарктические зайцы! — воскликнул капитан, когда ему доложили, что в шлюпке под брезентом обитают три «безбилетных пассажира».

Спустя несколько дней лейтенант Инглиш радировал с борта «Медведя», покинувшего остров Таити: «Обнаружил на борту двух зайцев, сообщите инструкции». Начальник экспедиции ответил: «Рекомендую вернуться и добыть ещё одного, тогда у нас будет поровну».

21 декабря 1933 года «Рупперт» прошел сквозь льды за 67-ю параллель и остановился у большой полыньи. На нее спустили двухмоторный «Кондор». Около полудня гидроплан взял курс на юг по 150-му западному меридиану, машину вел Джун. Достигнув почти 70-й параллели и не обнаружив признаков земли, пилот повернул. Экспедиция направилась на восток — к 120-му меридиану, чтобы оттуда предпринять новую воздушную разведку ближайшей суши; по расчетам самолет должен был выйти к побережью Земли Мэри Бёрд.

Судно вступило в область, производившую бесконечно мрачное и гнетущее впечатление. «Чортово кладбище! Гробница самого дьявола!» — говорили путешественники. Бёрд писал в дневнике: «Эта часть океана, лежащая между 147-м и 135-м меридианами вдоль антарктического круга, представляет собой один из тех чудовищных ликов природы, которые преследуют мореплавателей на краю вселенной. Много дней подряд влажный, липкий, давящий туман, такой густой, что порой с мостика не виден был нос корабля, лежал на море. И сквозь эту свинцовую завесу, точно привидения, неожиданно надвигались бесчисленные ледяные громады, достигавшие 50 метров высоты. Словно загнанный зверь, корабль метался между ними, пытаясь спастись от грозных врагов». Мысль о внезапном столкновении с айсбергом преследовала людей, измученных дежурствами на постах наблюдения.

За сто с лишним лет до американских путешественников область «Чортова кладбища» пересекли русские шлюпы «Восток» и «Мирный». В конце 1820 года маленькие деревянные корабли под парусами лавировали между айсбергами в тумане, пробиваясь всё дальше на юг, и 31 декабря оказались за Полярным кругом — уже в пятый раз. Мичман Павел Новосильский писал тогда: «Мы беспрестанно слышали гул разбивающихся о ледяные острова волн, иногда сквозь мрачность мелькали белые пирамидальные острова, иногда мы проходили под ветром мимо невидимых ледяных громад, от которых паруса, лишаясь ветра, заполаскивали… С полуночи до 4 часов утра прошли до 300 островов… Положение наше было крайне опасно».

Американская экспедиция шла на бывшем тихоокеанском лесовозе — не первой молодости, но достаточно прочном, с нефтяными топками и паровыми машинами. Это «стальное суденышко», как называл его Бёрд, находилось в постоянном окружении пловучих ледяных гор, «по сравнению с которыми айсберг, отправивший на дно Атлантического океана «Титаник», показался бы детской игрушкой. Малейшее упущение — и катастрофа была бы неминуема…»

Первого января 1934 года «Рупперт» пересек 116-й западный меридиан, а спустя два дня остановился. Снова спустили за борт «Кондор». Четыре человека стартовали на юг. Пролетев километров двести, они заметили в центре огромного ледяного поля двух королевских пингвинов; напуганная ревом моторов, супружеская пара упала на брюшко… Единственные живые существа среди океана льдов, у окраины вселенной…

Достигнуть побережья опять не удалось. У 73-й параллели горизонт впереди потемнел. Джун развернул машину на обратный курс. «Кондор» возвращался в густом тумане. Спидометр обледенел и не показывал скорость. На плоскостях появилась наледь. Пилот снизился до 30 метров и вслепую пробивался сквозь метель. Мелькали вершины айсбергов. Внезапно вынырнула чудовищная тень, и в то же мгновение, повинуясь пилоту, «Кондор» взвился к небу. Какие-то секунды поплавки находились в непосредственном соседстве с макушкой айсберга. Запоздай Джун хотя бы на миг, и ледяная гора получила бы легкий щелчок, а гидроплан…

Посветлело. «Кондор» вышел к месту стоянки экспедиционного судна. Гидроплан подняли на борт, и путешественники двинулись к морю Росса.

На старом месте

На «Рупперте» приняли радиограмму от полярного путешественника Линкольна Элсуэрта. Его экспедиционное судно «Уайт Ирп» пришвартовалось в Китовой бухте к кромке льда; с Элсуэртом прибыли пилоты Балчен и Бротен, участники первой американской экспедиции. Ледяное поле, на которое они выгрузили самолет, неожиданно взломалось, машина получила серьезные повреждения; ремонтировать её придется в Новой Зеландии.

Элсуэрт сообщил приятную весть: в Маленькой Америке всё находится на месте, радиомачта в целости, самолеты покрыты густым слоем снега. Никто и не надеялся, что стихии пощадят «Фэрчайльд» и «Беннет».

«Рупперт» остановился у кромки льда, достигнув почти 70-й параллели близ 152° з. д. Отсюда до Маленькой Америки по прямой было около тысячи километров. Тяжело нагруженный «Кондор» в третий раз пошел на юг. Бёрд рассчитывал долететь до своей старой зимовки, но уже в 200 километрах от судна непогода вынудила пилотов вернуться. Три воздушные разведки показали, что в обследованной части «тихоокеанского квадранта» никаких признаков суши нет, а побережье Земли Мэри Бёрд простирается севернее 75-й параллели.

Утром 17 января из штурманской рубки «Рупперта» увидели впереди огромное вытянутое облако, нависшее над морем. Великий ледяной барьер! Экспедиция вошла в Китовую бухту.

— Куда же, чорт возьми, девался лед? — воскликнул Виктор Чегка, четыре года назад сложивший на припайном льду полсотни тонн механического оборудования, для которого не нашлось места на судне; увы, ценные грузы покоились на дне моря Росса…

Бёрд с тремя спутниками пошел в Маленькую Америку, увязая по колено в снегу. Показались радиомачты, обледенелый шест анемометра. Труба главного здания едва виднелась из-под толстого снегового покрова. У самого поселка пешеходов нагнали несколько упряжек. Каюры дружно взялись за лопаты.

На полутораметровой глубине обнажилась брезентовая крыша шаропилотной станции. Метеоролог Хейнес продырявил её и спрыгнул вниз. Один за другим люди пробрались по коридору в жилой дом. На ящике стоял самодельный светильник — консервная банка с керосином и фитилем. Радист Петерсон поднес спичку, фитилек разгорелся. Засверкали обледенелые стены и свисавшие с потолка сосульки. Под тяжестью льда крыша осела, балки кое-где треснули, куски дерева валялись на верхних койках. Повсюду разбросаны старая одежда и хозяйственная утварь. Подле кофейника на столе — тарелка с куском жареного мяса, проткнутого вилкой, и горбушка хлеба. Можно подумать, что сейчас войдет человек, которого оторвали от ужина. Календари 1929 года висят над койками, и Финн Ронне, подняв фонарик, пристально вглядывается в надпись на стене: Мартин Ронне…

— Отец, должно быть, чувствовал, что я приеду сюда, — взволнованно произнес норвежец.

Другая группа путешественников проникла в помещение столовой; оно хорошо сохранилось, хотя на крышу давил трехметровый слой льда и снега. На полках выстроились ряды консервных банок: мясо, бобы, кофе… Вдруг раздался звонок, Хейнес снял трубку: «Хэлло?» Телефон работает! Кто-то завел патефон. Петерсон повернул выключатель, и все с изумлением уставились на тусклый свет электрических ламп. Разожгли уголь в плите, на которой стояли кастрюли и сковородки с обледенелым обедом четырехлетней давности…

К Маленькой Америке тянулись упряжки с оборудованием, снаряжением, продовольствием.

Как и пять лет назад, собаки избавили экспедицию от крупных неприятностей. Сторонники механизированного транспорта ещё недавно доказывали, что времена упряжек кончились и просто стыдно возить собак в Антарктиду, когда существуют мощные вездеходы. Но вот 19 января из-за неисправной подачи горючего один за другим воспламенились два «Ситроена»; пожар ликвидировали, но деревянные части машин успели сгореть. Отказали оба «снеговых автомобиля» — от холода полопались чугунные детали. А шестнадцать упряжек резво бежали по накатанной дороге, и каждая за один прием перевозила до 600 килограммов; упряжка вожака-гиганта «Шамбула» как-то доставила целую тонну.

Отремонтированные после пожара вездеходы непрестанно выбывали из строя.

— Цепляйте свою колымагу сзади, живо довезем! — насмешливо кричали каюры обескураженным и усталым мотористам, обгоняя застрявший на пути «Ситроен».

Пришлось использовать для перевозок моноплан «Пилгрим»; он совершил двадцать четыре рейса — «пятиминутки», доставляя каждый раз «шамбулскую порцию» — одну тонну.

Вскоре подошло второе экспедиционное судно — «Медведь».

— Я не сомневался, что держу курс на Китовую бухту — милях в десяти нам попалась льдина с грудой сена, — сказал лейтенант Инглиш. — Мы догадались, что это ваше имущество, если только на Барьере не открылась ещё одна молочная ферма.

— Вы прибыли во-время, будете участвовать в радиовещании.

Радисты священнодействовали у сложных аппаратов. Все собрались в старом здании столовой, погребенном под слоем снега и льда.

— Включаю! — объявил старший радист.

Начальник экспедиции подошел к микрофону. Он заговорил о борьбе и страданиях, перенесенных прежними исследователями. Вспомнил героический отряд Скотта, не имевший возможности сообщить друзьям о своем безвыходном положении… Лишь двадцать два года прошло с тех пор. Современная техника позволяет осуществить первое радиовещание из Антарктиды в США, за десять тысяч миль…

Спустя два дня «Медведь» двинулся в рейс на восток. За мысом Колбек путь преградила цепь неподвижных ледяных великанов. Глубина океана здесь не превышала 80 метров. Айсберги прочно сидели на подводном хребте, являющемся, повидимому, продолжением гор Александры на полуострове Эдуарда VII. Проскочив между белыми громадами, судно пересекло устье залива Зульцбергер, открытого во время первой экспедиции, и достигло 148-го западного меридиана. Смутно виднелся окутанный дымкой ледяной берег Земли Мэри Бёрд. Непроходимые льды вынудили «Медведя» отступить. Эхолот показал глубину около 4000 метров.

Как только судно вернулось в Китовую бухту, Иннес-Тейлор доложил начальнику экспедиции:

— Вокруг Маленькой Америки появилось много широких трещин, мы заполняем их снегом. Вчера семь собак молниеносно исчезли, их вытащили с двадцатиметровой глубины. «Мост вздохов» приходится ежедневно исправлять и перемещать.

Этот «мост» был построен из телеграфных столбов на самом опасном месте.

— А как работают вездеходы? — спросил Бёрд.

— Водители ездят, держа одну руку на руле, а другую на дверной ручке, чтобы в случае беды выскочить. Хорошо, что вездеходы достаточно длинны… А я-то думал, что наша автострада не менее надежна, чем асфальт Бродвея…

Тщательный осмотр встревожил исследователей. Море приближалось к Маленькой Америке. 70-метровая толща льда, на которой обосновались зимовщики, оказалась отделенной от главной массы ледника и представляла собой не что иное, как айсберг — к счастью, неподвижный.

— Нет никакой уверенности, что эту часть льда не унесет в море, — сказал Бёрду метеоролог Хейнес.

— Придется, не вызывая паники, быстро оборудовать аварийную базу.

В полутора километрах от Маленькой Америки на высокой гряде Барьера возник «Лагерь отступления».

Пятьдесят шесть зимовщиков простились с друзьями, ушедшими на экспедиционных судах.

В черную полярную ночь

Март считают самым неподходящим осенним месяцем для санных походов в Антарктиде: всё короче становятся дни, усиливаются морозы, метели застилают путь сухим кристаллическим снегом.

Бёрд с молодым пилотом Мак-Кормиком поднялся на вертолете для разведки пути санной партии Иннес-Тейлора. В тот же день она двинулась на юг, чтобы оборудовать вспомогательные склады для весеннего похода. Спустя четверо суток вслед отправился на вездеходе Джун. Он нагнал упряжки у «Долины пропастей», передал Тейлору дополнительное продовольствие и вернулся в Маленькую Америку, покрыв за шестнадцать часов около 200 километров. Это был первый удачный опыт применения механизированного транспорта в Антарктиде.

— На ровной поверхности шельфового ледника «Ситроен» работал превосходно, но мы не раз обрушивали снежные мосты, по которым перед нами проходили упряжки, — рассказал Джун. — Довольно неприятно чувствовать, как задний конец машины проваливается в бездну; нечто подобное испытываешь при воздушных ямах.

Поход Джуна на «Ситроене» был отнесен к мартовскому «активу», где, между прочим, значилась успешная операция, сделанная доктором Потака и послужившая поводом для трехъярусных «шапок» в американских газетах: «Первый случай хирургического вмешательства в Маленькой Америке! Двадцатиминутная операция под завывание пурги! Жизнь больного вне опасности…»

В «пассив» попали две аварии. Радист Дэер, устанавливая антенну, свалился с 15-метровой высоты, но угодил в сугроб и не получил никаких увечий. Бескровно закончилась и катастрофа, постигшая самолет «Фоккер», на борту которого находилось четыре человека. Стартуя с неровной поверхности в пробный полет, он ударился о ледяной выступ и повредил управление. Машина оказалась в воздухе, но не могла набрать высоту. Пилот полого планировал. В полукилометре от базы «Фоккер» врезался в сугроб, вздымая снежные облака, подскочил, стукнулся носом, немного пробежал с оторванным правым крылом и остановился, задрав левое к небу. Люди выбрались из остатков машины — растерянные, но невредимые. «Фоккерам» в Маленькой Америке определенно не везло…

Этим случаем не исчерпывалась мартовская «хроника происшествий». Однажды около полуночи все были подняты возгласом: «Пожар!» От неосторожного обращения с бензином загорелся главный оффис. При помощи огнетушителей пламя удалось сбить. В ту же ночь доктор Потака произвел вторую хирургическую операцию под наркозом.

Утром радист пешей партии Иннес-Тейлора, переговариваясь со своим коллегой в Маленькой Америке, спросил о новостях.

— Ничего выдающегося: Джон Дэер свалился с пятнадцати метров, в оффисе был пожар, «Фоккер» угробился вчистую, Пелтеру доктор разрезал живот и вынул семидюймовый кусок слепой кишки… А как у вас?

Ошеломленный радист едва смог отстучать, что пешая партия возвращается, устроив склады вплоть до 81-й параллели.

16 марта зимовщики провожали караван из четырех вездеходов.

— Посмотрим, может ли механический транспорт заменить собачьи упряжки, — сказал Хейнес.

— Уверен на сто процентов! — отозвался Джун, командир каравана; он шел в глубь материка, чтобы оборудовать базу для длительных метеорологических наблюдений.

Какое влияние оказывает высокогорное антарктическое плато на циркуляцию атмосферы в Южном полушарии? Каким процессам обязаны своим возникновением «волны холода» и «полярные фронты»? Наука располагает сведениями, добытыми лишь на прибрежных станциях и экспедиционных судах, а огромные внутренние области Антарктиды — «белое пятно» для метеорологов. Бёрд задался целью провести длительные наблюдения на шельфовом леднике Росса за 80-й параллелью.

Когда вездеходы достигли «Долины пропастей», вылетел на разведку «Пилгрим». Пилот Боулин сбросил Джуну записку с указанием лучшего пути и повернул. Радист самолета передал: «Летим очень низко, садимся на Барьер. Как погода? Приземл…» — и умолк. Через час вновь послышались сигналы передатчика. Потеряв в густом тумане след упряжек и израсходовав почти всё горючее, пилоты благополучно опустились среди ледяных глыб и трещин, но не знали своего местоположения. Лететь к ним было невозможно — серая мгла сгустилась над главной базой; в такую погоду даже чайки не решались летать и бродили по земле. Наутро вышел на поиски отряд из шести человек с двумя упряжками и горючим, а Бёрд поднялся на вертолете Мак-Кормика, который и заметил черную точку среди снегов. Вертолет опустился подле «Пилгрима». Авиаторы крепко спали в палатке и ничего не слышали.

— Вы прилетели?.. — спросил Боулин, протирая глаза. — Но, надеюсь, не на… не на вертолете?!

Старый морской пилот с нескрываемым презрением относился к «этой измахавшейся вертушке» и часто изводил юного Мак-Кормика ироническими вопросами: «Как вы думаете, старается ли вертолет почесать свою спину, или хочет удушить себя в воздухе?» Теперь Боулин увидел Мак-Кормика в проеме палатки и понял всё…

Оставив экипаж «Пилгрима» дожидаться горючего, Бёрд и Мак-Кормик отправились обратно и, завидев пешую партию, опустились возле неё. У вертолета оказался поврежденным мотор, и Бёрд, взяв одну упряжку, отправился на базу, чтобы выслать Мак-Кормику запасные части. Из четырех самолетов экспедиции один был разбит, а два застряли в разных местах.

Караван вездеходов продолжал путь на юг. Машины часто останавливались — замерзали бензопроводы и карбюраторы. Пройдя 100 километров, «снеговой дредноут» отказал окончательно; попытка двух «Ситроенов» взять его на буксир не удалась.

На поверхности шельфового ледника Росса, в 170 километрах к югу от Маленькой Америки, установили разборный домик метеостанции. «Пилгрим» доставил сюда Бёрда. Он остался за 80-й параллелью, чтобы вести регулярные наблюдения в полярную ночь. Одинокое существование было по душе начальнику экспедиции.

Глубинная метеостанция находилась близ юго-западной оконечности острова Рузвельта, открытого в массиве ледника Росса. Длиной более 150 и шириной около 90 километров, он поднимается на 300 метров над уровнем моря; остров покрыт 120-метровым ледяным щитом.

Домик располагался в глубоком котловане. Возле койки стоял прибор-самописец, регистрирующий скорость и направление ветра, а под ним батарея сухих элементов. В другом углу помещался письменный столик с радиопередатчиком. Вдоль стен протянулись книжные полки. Дважды в сутки Ричард Бёрд поднимался на поверхность и шагал к метеобудке, чтобы отметить показания приборов. Четыре-пять раз в день он наблюдал за полярным сиянием.

В конце марта, оборудовав последний склад почти в 300 километрах к югу от Китовой бухты, в Маленькую Америку вернулась пешая партия Иннес-Тейлора. За месяц путешествия выдались лишь тринадцать дней без пурги. На тяжелых переходах в снежный буран и 50-градусный мороз люди мечтали о комфорте, которым наслаждались зимовщики Главной базы. Обширная библиотека, где рядом с томами Британской энциклопедии уживались детективные «романы», телефоны во всех комнатах, радиоприемники, полтораста кинофильмов; ковры и гравюры; обильная и разнообразная пища, вплоть до жареных цыплят и парного молока — три коровы давали ежедневно около сорока литров… Ничего подобного не могло и присниться прежним исследователям.

И всё же жизнь порой казалась зимовщикам невыносимо мучительной, холодной, мрачной. «Иногда мы говорили и делали то, чего не сказали бы и не сделали бы при других условиях, при менее скученном и монотонном существовании», — признался позднее радиоинженер К.Мэрфи. «Мы были немного сумасшедшие», — говорил его помощник Джон Дэер. Сказалась «пестрота» персонала…

Гнёт черной полярной ночи испытывали не все. Иные проникались красотой и покоем спящей природы, их волновал блеск звезд на черном бархате небес и причудливое великолепие полярного сияния. Мэрфи в такие минуты казалось, будто «душа раскрывается и сливается с природой»… Перед взором его, почитателя Льва Толстого, вставали бессмертные образы «Войны и мира», и ему, «подобно Пьеру, хотелось воскликнуть: «И все это моё, и всё это во мне, и всё это я!»

Зимние месяцы проходили в подготовке к весенним походам. Тринадцать зимовщиков с двумя вездеходами, восемьюдесятью собаками, 13 тоннами груза намеревались вести геологические работы в горах королевы Мод и на Земле Мэри Бёрд, сейсмические и магнитные наблюдения на Полярном плато. Предполагали, что толщина ледяных масс там достигает огромного размера — 3000 метров. Геофизики хотели определить, насколько эта цифра близка к истине.

Три раза в неделю Маленькая Америка переговаривалась с глубинной метеостанцией. Бёрд коротко рассказывал о проведенных наблюдениях и под конец отстукивал: «Всё в порядке». Никто не знал, что он тяжело болеет, отравленный ядовитыми газами неисправной печи и бензинового двигателя. Он едва держался на ногах, питался полузамерзшими продуктами, разогревать которые у него нехватало сил. Июль был для больного сплошным кошмаром, но он не пожелал, чтобы к нему пришли на помощь, — поход в полярную ночь был безнадежным делом. Температура упала до минус 62°, ветер заваливал снегом домик глубинной метеостанции.

Профессор Поултер уже несколько недель готовился к путешествию на «Ситроене» в этот район для наблюдений за метеоритами и ждал разрешения начальника экспедиции. 6 июля Бёрд не ответил на вызовы. Его радиостанция молчала девять суток. 15 июля в Маленькой Америке услышали лишь обрывок радиограммы…

Основной передатчик испортился, и Бёрд работал на аварийном, приводимом вручную. Спустя несколько дней отказал и приемник. «Радиопередачи становятся для меня непосильными, — писал исследователь в дневнике. — Боюсь, что если я не буду держать зажженным маячный огонь на крыше, Поултер никогда не найдет станцию».

Вездеход дважды возвращался с пути: первый раз после самой сильной пурги, какую довелось наблюдать зимовщикам, вторично — из-за неисправности мотора. В этот вечер, 7 августа, удалось связаться с глубинной станцией. Давая указания отряду Поултера, начальник экспедиции нечетко отстукивал сигналы. По просьбе профессора он стал повторять передачу, но внезапно умолк. «Что с вами? Вы больны?» — отстучал Дэер. Ответ пришел нескоро: «Не просите меня больше вращать… Я здоров». Тогда только поняли: ему плохо. Но что же стряслось?..

После полуночи «Ситроен» двинулся на юг. Стоял туман. Обогнув «Долину пропастей», путешественники проехали мимо обледенелого «снегового дредноута». Мотор «Ситроена» давал перебои.

К исходу третьих суток Поултер заметил вдалеке слабую вспышку. Спустя два часа в том же направлении замигал огонек. К полуночи вездеход поднялся на возвышенность. Луч прожектора осветил человека в мехах. Прикрыв ладонью глаза, он неторопливо шел навстречу.

— Слезайте, вас ждет ужин, — сказал Бёрд.

На радиостанции Маленькой Америки долго ожидали вестей с юга. Наконец, Дэер, сидевший у приемника, поднял кверху большой палец: «Есть!» Радист «Ситроена» передал: «Нашли сильно ослабевшим, вследствие отравления газами от печки… Прошу не оглашать, чтобы не взволновать семью. Поултер». Позднее профессор сообщил, что Бёрд поправляется и добавил: «Метеорологические наблюдения проведены полностью».

Геологи на плато

Весной летный сезон открыл молодой Билл Мак-Кормик, над Главной базой послышалось знакомое жужжание вертолета. В течение сентября он девять раз поднимался на 2500–3000 метров для исследования атмосферы при помощи прибора, автоматически записывающего изменения температуры, давления и влажности по мере подъема машины. В десятый полет Мак-Кормик отправился после сильной пурги, но никто не догадался осмотреть хвостовую часть машины, куда набилось много снега. На небольшой высоте вертолет вышел из повиновения, закачался и, кружась, рухнул. Пилота в бессознательном состоянии вытащили из обломков, у него была сломана рука.

«Пилгрим» доставил в Маленькую Америку начальника экспедиции, отсутствовавшего более полугода.

Группа биолога Сейпла отправилась на Землю Мэри Бёрд, геологическая и сейсмомагнитная партии ушли к горам королевы Мод и Полярному плато; у всех трех отрядов было испытанное транспортное средство — собачьи упряжки, они ещё ни разу не подвели.

Джун вернулся из трехнедельного путешествия на «Ситроене» ярым поборником вездеходов: «Мой француз отмахал шестьсот миль!» Организуя на пути склады для группы Сейпла, отряд Джула проник в неведомую западную область горной цепи Эдзела Форда и открыл обширное плоскогорье. На высоте 925 метров исследователей застиг ураган. Ветер рвал в клочья палатку, скорость его достигала, повидимому, 200 километров в час. К концу шестисуточного вынужденного бездействия путешественников порадовала передача из Нью-Йорка, которую транслировала радиостанция Маленькой Америки: Джо Рэкер, участник первой экспедиции, приветствовал старого приятеля Джуна, не подозревая, что тот слушает его в заваленной снегом палатке, за 300 километров от базы, в горах… В этом походе каждый из четырех путешественников потерял в весе от трех до пяти килограммов.

На юг ушли два «Ситроена» с семью тоннами научного оборудования, снаряжения, продуктов и топлива; один только сейсмический прибор весил почти полтонны. Без этого имущества не могли развернуть исследования вышедшие ранее геологическая и сейсмомагнитная партии. Одолеет ли вездеходный отряд Демаса опасную «Долину пропастей» на 81-й параллели? Уверенности в успехе не было.

22 октября начался полярный день. Солнце светило круглые сутки, не уходя за горизонт. Горячая пора настала для биологов: в Китовой бухте быстро увеличивались тюленьи стада, на льду то и дело встречались новорожденные младенцы, оберегаемые бдительными мамашами; «малютки» весили от 25 до 40 килограммов. Спустя две-три недели они знакомились с водой, а некоторые ныряли даже на восьмой день.

По пути к тюленьему лежбищу биологи Линдсей и Янг увидели самку королевского пингвина, разгуливающую на ледяном поле. Янг заарканил красавицу веревкой, однако она успела влепить ему здоровую оплеуху. Зоологическая коллекция обогатилась ещё одним экспонатом, весившим около 29 килограммов, — в серебристо-синем одеянии, с кремово-белой грудью, черными головкой и шеей, оранжевыми пятнами по бокам шеи.

Благополучно миновав пятикилометровую зону трещин, южная партия приближалась к 82-й параллели. Ученые радировали, что догоняющим их вездеходам предстоит лавировать между пропастями шириной до десяти метров. Вечером последовал первый удар. «Извлекаем одну машину из расщелины», — передал радист отряда Демаса. Часом позже он добавил: «Дорога для «Ситроенов» непроходима».

Санная партия присоединилась к отряду Демаса и отступила вместе с ним на 80 километров, чтобы обойти «Долину пропастей» с северо-востока. Опасные широкие трещины вновь преградили путь. Пришлось разделиться: захватив все пять упряжек, геологи направились к горам королевы Мод, а сейсмомагнитная партия осталась с вездеходами, которые везли её научную аппаратуру. Демас предпринял попытку более глубокого обхода трещин с востока — по неведомому пути. Вездеходы продвигались со скоростью меньше четырех километров в час, и мотористы радовались отсутствию «этих собачников», чьи упряжки бежали куда быстрее. Внезапно задняя часть головного вездехода Демаса стала оседать, проваливаясь в трещину, фары поднялись выше уровня крыши кабины… Лишь через четыре часа при помощи второго «Ситроена» машину удалось спасти.

Пилоты пользовались часами сносной погоды для дальних исследовательских рейсов. 15 ноября Джун и Боулин вместе с Бёрдом вылетели на юго-восток. Под широтой 81° у 147-го западного меридиана пилоты обнаружили огромный пояс широких пропастей, названный «подковой». Невидимому, эта «подкова» где-то смыкалась с трещинами, преградившими дорогу вездеходам. Во время воздушного рейса было обследовано около 50 тысяч квадратных миль.

Джун и Боулин совершили ещё несколько глубинных полетов. Они проникли в область, где миллиарды тонн льда, сползающего с горного плато, напирают на почти неподвижную окраину ледника Росса. Среди хаоса вздыбленных белых скал и разверзшихся пропастей виднелись «коридоры», по которым вездеходы могли пробиться на юг. Получив от пилотов эту весть, отряд Демаса двинулся по новому маршруту.

В следующем полете «Кондор» на высоте 3000 метров пересек Землю Скотта и пошел по 78-й параллели над неизвестной областью. На северо-востоке появился огромный горный массив, а вскоре километров за полтораста возник пик-гигант, по сравнению с которым соседние вершины казались карликовыми. Впереди на белом плоскогорье тоже высился массив, напоминающий потухший вулкан. Исследователи обозначали на карте: гора Мэбел Сидли. У 135-го западного меридиана «Кондор» повернул на базу.

22 ноября пилоты пробыли в воздухе около одиннадцати часов. Это был самый длительный рейс. «Кондор» летел к юго-востоку над никем не виданным обширным плоскогорьем и в 900 километрах от Маленькой Америки достиг крайней точки — за 85-й параллелью у 118° з. д. Буквально в последнюю минуту, уже собираясь положить машину на обратный курс, экипаж заметил далеко к югу высокие, покрытые снегом горы. «Они расположены почти в 170 милях к востоку от обследованной ранее части гор королевы Мод и, быть может, являются их продолжением», — передал по радио Джун.

В полете не было обнаружено никаких признаков существования пролива, который, по мнению некоторых ученых, разделяет материк Антарктиды на две части.

При помощи приборов летчики неоднократно производили измерения толщины ледяного покрова и пришли к выводу, что она достигает 600 метров. Но достаточно ли точен метод определения толщины ледяного щита с воздуха?..

23 ноября «Кондор» пролетел над стоянкой вездеходов, вниз спустили на парашюте запасные части машин. Геологи со своими упряжками, намного опередив «Ситроены», ещё накануне пересекли 85-ю параллель и развернули исследования в горах королевы Мод, постепенно проникая всё дальше к югу. Восточная партия успешно завершила работу в горах Эдзела Форда и собрала обильную геологическую коллекцию. И только вездеходный отряд Демаса ещё не испил до конца горькой чаши своих злоключений…

После того как «Кондор» доставил «Ситроенам» горючее, отряд проскочил через зону зловещих пропастей, радуясь, что впереди уже нет никаких преград. Но тут «Ситроен» № 2 безнадежно выбыл из строя. Бросив его, исследователи продолжали путь на уцелевшей машине. Не прошло и недели, как отказал последний «Ситроен», находясь в 250 километрах от Маленькой Америки. Собачьи упряжки потащили к нему запасные части… Над неудачливыми мотористами уже перестали потешаться: тема механизированного наземного транспорта изжила сама себя. Ни хваленый «дредноут», ни «Ситроены», испытанные в песках африканских колоний, не устояли перед стихийными силами Антарктиды. А «несовременные» собачки отказывались работать только в лютую пургу.

Группа исследователей вернулась из гор полуострова Эдуарда VII с «трофеем» — приволокли мотор старого «Фоккера», разбитого ураганом в 1929 году. Памятуя, что финансовые дела экспедиции не блестящи, Бёрд заметил:

— Постараемся продать эту находку в Нью-Йорке. Быть может, странно заканчивать исследования сборами утиля, но в наше время нельзя быть разборчивым…

Бродя по вершинам горной цепи Эдзела Форда между 77-й и 78-й параллелями, биологи нашли до 25 разновидностей мхов и лишайников. На некоторых пиках гнездились глупыши и чайки. В кусочках льда, доставленных с гор, были обнаружены под микроскопом мириады инфузорий и мельчайших водорослей.

— Какая бедность растительной жизни! — говорил Сейпл. — В Арктике насчитывается более четырехсот видов цветковых растений, а здесь почти повсеместно, за исключением береговой линии, мертвая пустыня…

— Откуда же появились мхи и лишайники, найденные вами за десятки миль от побережья? — поинтересовался Тейлор.

— Существуют разные гипотезы, но точного ответа наука пока не дает.

11 января 1935 года вернулся маленький отряд геологов, совершивший при помощи упряжек выдающийся поход. Геологи одолели путь в 2250 километров — значительно больше, чем пролетел «Кондор» в самом длительном рейсе. Взобравшись по ледникам на Полярное плато, исследователи оказались лишь в 320 километрах от сердца Антарктиды. С высоты 2700 метров им открылась великая белая равнина, которую видели Скотт, Амундсен и Шекл-тон, а много позднее — четверо участников полета на «Беннете». В трещинах скал ученые обнаружили растительную жизнь — зеленые, белые и темносерые лишайники, а на горных склонах — пятнадцать угольных пластов. Отряд нашел множество остатков растений — отпечатки листьев, целые стебли и даже куски окаменелых древесных стволов толщиной до 42 сантиметров. Исследователи доставили в Маленькую Америку около 230 килограммов геологических образцов.

Возвращаясь по леднику Торна, всего в 390 километрах от полюса, геологи были удивлены неожиданной встречей: над ними пролетели две пары чаек. Покружившись, они опустились вблизи собак, и те пришли в неистовство при виде соблазнительной дичи. Чайки, очевидно, были голодны; ведь нигде, кроме побережья, они не могли добыть пищу…

Ученым предстояло обработать обильные материалы. В полетах и санных походах экспедиция нанесла на карту около 450 тысяч квадратных километров новых земель.

Жизнь в Маленькой Америке шла к концу. Прибыло экспедиционное судно «Рупперт». На борт его подняли уцелевшие самолеты, среди них были машины первой экспедиции — «Беннет» и восстановленный «Фэрчайльд». Затем на палубу торжественно вступили три коровы и «Айсберг»…

Материк пересечен

Вторая американская экспедиция завершилась в начале 1935 года. Прошло немного времени, и опустевшую Маленькую Америку посетили неожиданные гости — Линкольн Элсуэрт и арктический пилот Холлик Кеньон. Этому предшествовали интересные события.

Ещё в 1933 году Элсуэрт готовился осуществить давно задуманное Брюсом и неудавшееся ни Фильхнеру, ни Шеклтону: пересечь антарктический материк. Но не по льдам и снегам, а по воздуху. И не от моря Уэдделла к морю Росса, а в обратном направлении. После аварии самолета на припайном льду Китовой бухты Элсуэрт изменил свой план: самолет «Полярная Звезда» проложит путь от северо-восточной оконечности Земли Грейама непосредственно к Китовой бухте, куда подойдет экспедиционное судно «Уайт Ирп». Протяжение маршрута — более 3500 километров. Не так уж много, если вспомнить, что мировой рекорд дальности беспосадочного полета по прямой превышает 9000 километров. Однако не следует забывать, что лететь придется над неведомыми пространствами Антарктиды, где одна миля стоит многих…

23 ноября 1935 года «Полярная Звезда» стартовала с острова Данди, расположенного в северо-западной части моря Уэдделла. Пилот Кеньон вел самолет на юг, придерживаясь 60-го западного меридиана. Элсуэрт занялся вычислениями, неохотно оторвавшись от великолепной панорамы Земли Грейама.

Пролетев около 500 километров вдоль ее восточного побережья, «Полярная Звезда» оказалась над неисследованной областью. Четко обрисовались контуры горной цепи, тянущейся широкой 150-километровой полосой. Над изрезанными горными хребтами поднимались до 4000 метров белые куполы вершин. «Назовем их Этернити», — написал Элсуэрт пилоту.

Этернити — вечность… Горы Вечности! Не являются ли они звеньями огромной цепи, соединяющей Земли Виктории и Грейама? Не единая ли это горная система, часть которой описали Скотт, Амундсен и Шеклтон в походах к полюсу?.. Ужасно жаль, что нельзя передать об этом открытии по радио: передатчик отказал, своими силами его, конечно, не исправить. Надо примириться с мыслью, что связь утрачена по крайней мере до встречи с «Уайт Ирп»…

Западный склон Этернити остался позади. Внизу простиралось бескрайное белое плато на высоте до 2000–2500 метров. Лишь темносерые горбы нунатаков напоминали о земной коре, скованной могучими льдами. Справа появилась изолированная горная цепь, протяжением 130–140 километров, с вершинами до 4000 метров. «Горы Сентинел. Вершина Мэри-Луизы Улмер» — пометил на карте Элсуэрт.

«Полярная Звезда» прошла около половины пути и приближалась к 80-й параллели. Впереди потемнело, густая мгла застилала горизонт. Видимость ухудшалась с каждой минутой.

— Лететь нельзя, буду садиться, — прокричал Кеньон.

В одно мгновение мысль перенесла Элсуэрта во льды 88-й параллели Северного полушария. Руал Амундсен!.. Рийсер-Ларсен и Дитриксон… Брошенная летающая лодка… Борьба за спасение второй… Сизифов труд на расчистке взлетной дорожки… Кажется, давным-давно всё это было, а ведь прошло только десять лет!..

Кеньон посадил моноплан на ледяном плато. В 2150 метрах над уровнем моря два человека наспех оборудовали лагерь… Тянулись дни — туманные, бесконечно тоскливые. Дважды «Полярная Звезда» поднималась в воздух, чтобы продолжать полет к морю Росса, но отвратительная видимость вынуждала пилота через 10–15 минут снова садиться на то же плато. Невозмутимо спокойный Кеньон вышел из себя и чертыхался, проклиная туман, льды, «страну самого дьявола».

— Неважного же вы мнения о плато Холлик-Кеньона, — сказал Элсуэрт.

— Плато… Кеньона?.. — озадаченно переспросил летчик.

— Взгляните на маршрутную карту. Это плато с нынешнего дня носит ваше имя!

Вновь открытую территорию инициатор перелета назвал именем своего отца — Джемса Элсуэрта. Она расположена к востоку от Земли Мэрн Бёрд и омывается морем Беллинсгаузена.

На пятые сутки поднялась пурга. Всю неделю бушевали снежные вихри, ветер грозил сорвать машину с креплений и разнести её в щепки, а это вело к неминуемой гибели людей: не было ни малейшей надежды добраться пешком до Китовой бухты, сообщить о себе они тоже не могли, а не зная точно их координаты, невозможно было отыскать крохотный лагерь — микроскопический оазис в грандиозном замерзшем мире.

На плато Холлик-Кеньон они пробыли одиннадцать дней. 4 декабря «Полярная Звезда» продолжала полет. Плато постепенно снижалось. Только полтораста миль оставалось до Китовой бухты, когда непогода вновь заставила Кеньона совершить посадку.

Пилот ещё раз измерил остаток горючего в баке.

— Определенно не дотянем, — с беспокойством сказал он.

— Выжмем всё, что возможно!..

Моноплан стартовал. Последний этап. Прошло больше часа. Они не спускали глаз с бензиномера: хватит — нехватит?.. Элсуэрт прикидывал расстояние до Маленькой Америки. Сорок миль… Тридцать… Пятнадцать… Мотор усиленно зачихал. Всё!..

Старательно закрепив машину, пилот и наблюдатель направились кружным путем к недавней базе американской экспедиции, куда добрели только на десятые сутки. Было 15 декабря, больше трех недель миновало после старта с острова Данди.

Элсуэрт и Кеньон обосновались в домике радиостанции, раскопали в огромном сугробе мешки с продуктами и стали ждать появления «Уайт Ирп».

— Представляю себе, какой шум подняли газеты и радио, — сказал Элсуэрт. — Потеря связи, три недели ни слуха, ни духа… Вероятно, нас уже оплакали.

— В лучшем случае изображают умирающими от голода и стужи, — заметил Кеньон, отрезая толстый ломоть копченой грудинки.

Английское судно «Дисковери II», занятое гидрографическими работами в высоких широтах, получило радиограмму: итти к Ледяному барьеру Росса на поиски исследователей. 15 января 1936 года, почти через восемь недель после их исчезновения, судно вступило в Китовую бухту. Группа моряков направилась к зимовке, сознавая полную безнадежность своих попыток.

— Милости просим! — встретил ошеломленных англичан Холлик Кеньон. — Здесь можно прожить не один год…

Спустя четыре дня в Китовую бухту вошло «Уайт Ирп».

Полет Элсуэрта и Кеньона подтвердил справедливость мнения польского ученого Генриха Арцтовского, участника экспедиции на «Бельжике», о том, что горы Земли Грейама являются продолжением южноамериканских Анд. Арцтовский предложил назвать эти горы Антаркандами. Связанные с цепями Земли Виктории, они представляют мощную горную систему.

В 1937 году Элсуэрт снова отправился в высокие широты Южного полушария. Долгие недели «Уайт Ирп» пробивалось в тяжелых дрейфующих льдах к «белому пятну» восточнее Земли Эндерби. Достигнув 69-й параллели у 79° в. д., судно приблизилось к побережью материка и встало на якорь возле группы каменистых островков. Там были обнаружены признаки железа, меди и никеля. Пилот Лимбернон несколько раз вылетал с Элсуэртом на двухместном гидроплане к югу. В одном из рейсов они достигли 72-й параллели. С высоты 4000 метров исследователи не обнаружили никаких горных хребтов и вершин. Внизу лежали ледники, пересеченные многочисленными пропастями.

Годом позже к берегам Земли королевы Мод подошло немецкое транспортное судно с экспедицией А. Ритчера, располагавшей двумя летающими лодками «Дорнье-Валь». Судно остановилось невдалеке от окраины шельфового ледника, поднимающегося до 30 метров. С воздуха удалось осмотреть область от 69 до 76,5° широты между 11,5° з. д. и 20° в. д. Около 350 тысяч квадратных километров территории было сфотографировано. Примерно в 120 километрах от стоянки судна исследователи обнаружили небольшие горы. В 80 километрах южнее они переходят в крупные горные массивы с вершинами до 4000 метров. Ещё дальше на необозримое расстояние простирается высокогорное ледяное плато.

Находясь за Полярным кругом, метеорологи экспедиции Ритчера выпустили 36 радиозондов, достигших высоты в среднем 18 километров: один из них показал температуру минус 74,4°.

С двух баз

Третья американская антарктическая экспедиция развернула работу в то время, когда над городами и селениями Западной Европы уже полыхало кровавое зарево второй мировой войны. Впервые правительственные органы взяли на себя значительную часть расходов экспедиции — Антарктика привлекла внимание военно-морских кругов США. Суда «Северная Звезда» и «Медведь» под командованием адмирала Бёрда в начале 1940 года подошли к Ледяному барьеру Росса.

На этот раз американцы решили действовать одновременно с двух баз — Западной и Восточной. Первая возникла в нескольких километрах от Маленькой Америки. Выгрузив имущество зимовки, «Северная Звезда» отправилась в чилийский порт Вальпараисо за самолетом «Кондор», а «Медведь» пошел на восток от полуострова Эдуарда VII — к Берегу Рупперта. Далее к востоку, на Береге Хобса, экспедиция открыла горный хребет высотой более 4000 метров.

Тысячи километров береговой линии между морями Росса и Беллинсгаузена представляли сплошное «белое пятно»: тяжелые паковые льды преграждали путь экспедициям, пытавшимся приблизиться к побережью. Не удалось это и «Медведю», пробившемуся почти к 71-й параллели у 108° з. д., но авиация открыла возможность проникнуть в недосягаемые области.

Трижды уходил самолет на разведку загадочной страны. Исследователи обнаружили большой материковый выступ — полуостров Тёрстона — и два острова в обширной, забитой льдами бухте. В глубь Антарктиды тянулись горные снеговые цепи, высотой более 1200 метров. Лишь через 128 лет после экспедиции «Востока» и «Мирного» удалось открыть часть южного побережья моря Беллинсгаузена — между полуостровом Тёрстона и меридианом острова Петра I.

«Медведь» и «Северная Звезда» в марте 1940 года соединились за 68-й параллелью у западного побережья Земли Грейама, где американцы основали Восточную базу. На зиму суда ушли в Южную Америку.

До наступления полярной ночи ученые Западной базы в нескольких полетах исследовали Землю Рупперта и центральную часть Ледяного барьера Росса, достигли гор королевы Мод. К юго-востоку от острова Рузвельта, открытого ранее в Ледяном барьере, нашелся ещё один участок суши, также окруженный со всех сторон вечным льдом; удалось лишь приблизительно нанести на карту контуры вновь открытого острова. Наблюдения показали, что в нескольких местах нижняя часть Ледяного барьера находится не в пловучем состоянии, а достигает морского дна.

В середине июля температура упала до минус 57°. Перебросив научное оборудование на боевом танке за 25 километров от базы, ученые провели серию наблюдений полярного сияния.

Первый весенний полет они совершили в конце августа при 46-градусном морозе. Через несколько дней двинулись санные партии. Группа геологов ушла к центральной части хребта Эдзела Форда.

Обследуя с воздуха Берег Хобса, летчики нанесли на карту рельеф горной страны с величественными хребтами и вершинами. У побережья Земли Мэри Бёрд, примерно на 130-м западном меридиане, оказался ещё один ледяной массив — шельфовый ледник Гетца. Полет 2 января 1941 года едва не закончился катастрофой: в 130 километрах от базы отказал мотор, машину пришлось бросить на месте вынужденной посадки.

Исследователи Восточной базы в сентябре 1940 года начали воздушную фотосъемку южных районов Земли Грейама, над которыми летали в свое время Губерт Уилкинс и Бен Эйелсон. В конце октября на ледяном плато Земли Грейама, за 68-й параллелью, в 1700 метрах над уровнем моря, стала действовать метеорологическая станция; на протяжении десяти недель отсюда два раза в сутки передавали сводки погоды.

Санные партии выступили в начале ноября. Группа ученых прошла к 71-й параллели и достигла гор Этернити, открытых Элсуэртом и Кеньоном.

Отряд инженера Финна Ронне, продвигаясь в западной части Земли Грейама на юг, миновал горы и 10 декабря оказался за 73-й параллелью. В течение недели исследователи шли на запад, приблизились к побережью и, продолжая путь вдоль него, увидели море Беллинсгаузена. Огромные столообразные айсберги с плоской вершиной и дрейфующие ледяные поля простирались на север и запад. Такие же мощные преграды в 1820 году не позволили русским морякам подойти вплотную к острову Петра I и Земле Александра I. Белые громады не пропустили англичанина Джона Биско на «Тулэ», пленили «Бельжику» Жерлаша. В «ледовый заповедник» моря Беллинсгаузена стремились выдающийся французский исследователь Жан-Батист Шарко, Губерт Уилкинс и Бен Эйелсон, многие прославленные путешественники. И вот, наконец, люди проникли в недоступную область — не на судне или самолете, а пешком — по льдам.

Свой последний лагерь отряд Восточной базы установил у 77-го западного меридиана. Юго-западнее Земли Александра I американцы открыли залив, получивший имя Финна Ронне. 22 декабря отряд повернул. В тот же день над Землей Александра I прошел самолет, а 28 декабря пилоты снова пересекли район, посещенный Ронне, чтобы дополнить результаты его похода наблюдениями с воздуха. На юго-запад простиралась необозримая горная страна.

Ещё одна санная партия Восточной базы выступила к морю Уэдделла, обследовала его гористые западные берега и мыс Эйелсон — в 60 милях южнее окраины шельфового ледника Ларсена, протянувшегося на сотни километров вдоль побережья Земли Грейама. В этом же направлении вылетела авиационная группа; пилоты засняли горы Этернити и проследили береговую линию моря Уэдделла почти до 78-й параллели.

Так шло постепенное «отрывание кусочков завесы». Человеческий взор проник лишь в отдельные районы Западной Антарктиды — огромного полуострова между морями Росса и Уэдделла, равного по размерам Индостану. Тайны Великого белого материка волновали ученых и путешественников не меньше, чем во времена Скотта и Амундсена. Исследователи в разных странах составляли новые планы изучения недосягаемых областей. Осуществить эти замыслы не позволила вторая мировая война.

Операция «Высокий прыжок»

Известно, что Антарктида — самый изолированный материк. 4000 километров отделяют его от берегов Африки, несколько меньшее расстояние — от Австралии, а Южная Америка находится примерно в 1200 километрах. Южноамериканские государства Аргентина и Чили — «ближайшие соседи» шестого континента. В годы второй мировой войны эти страны проявили к нему повышенный интерес.

В конце 1941 года в водах Антарктики появился аргентинский корабль «Примере де Майо». Спустя год он снова вступил в высокие широты; на борту корабля находился представитель чилийского военно-морского флота. Экспедиция побывала у Южно-Шетландских островов, близ западного побережья Земли Грейама, у островов Биско и Аделаиды; самолеты совершили несколько рейсов.

В 1946–1947 гг. в районе Южно-Оркнейских островов, где действовала аргентинская метеорологическая станция, и в море Беллинсгаузена находились четыре аргентинских судна. Появился и чилийский военный корабль. Аргентинцы основали станцию на одном из небольших островов близ северо-западного побережья Земли Грейама, а чилийцы — на Южно-Шетландском архипелаге.

В период войны военно-морское ведомство Великобритании подготовило и осуществило план создания своих опорных пунктов в Антарктике. Английские станции возникли на вулканическом острове Десепшен и у западного побережья Земли Грейама. В 1944 году появилась база и у её северной оконечности — в Хоп-бэй. Позднее англичане оборудовали ещё две антарктические станции: на одном из Южно-Оркнейских островов и во фьорде Нени на западном побережье Земли Грейама, близ былой зимовки третьей американской экспедиции.

Вскоре после войны состоялась четвертая антарктическая экспедиция США, носившая название «Высокий прыжок». Её задачи, характер и масштабы резко отличались от прежних походов, целью которых было познание неведомого, научные исследования и открытия. Четвертая экспедиция была предпринята в интересах американских вооруженных сил. Командование военно-морского флота США официально заявило, что Антарктика явится своего рода полигоном для испытания различных видов оружия и снаряжения в условиях сурового климата и для тренировки личного состава в обстановке, сходной с арктической.

Во главе экспедиции вновь встал адмирал Ричард Бёрд. Теперь материальные затруднения не тревожили его: операция «Высокий прыжок» полностью финансировалась за счет военного бюджета США.

Прежде в Антарктику уходили десятки или сотни людей, а в 1946 году из американских портов на далекий юг двинулось около 4000 человек. Среди этой массы терялась горстка гражданских лиц — ученых, прикомандированных к экспедиции.

Тринадцать военных кораблей были разделены на три группы: Центральная состояла из флагманского корабля, двух ледоколов, двух транспортов и подводной лодки. В состав Западной и Восточной подвижных групп входило по три судна — миноносец, танкер и авианосец, на котором имелось три больших гидроплана с аппаратами для аэрофотосъемки, самолет-разведчик и два вертолета. Ещё один военный транспорт был предназначен специально для доставки самолетов Центральной группы.

На подступах к морю Росса эскадра встретила тяжелую обстановку — ширина пояса паковых льдов достигала 600 миль. Там, где Амундсен на «Фраме» совершил «приятную четырехдневную прогулку», два мощных ледокола пробивались в течение пятнадцати суток.

Корабли вошли в Китовую бухту. Размеры её чрезвычайно сократились не только по сравнению с временами «Фрамхейма», но даже за шесть лет, прошедших после третьей американской экспедиции. На месте отколовшегося и унесенного в море огромного ледяного острова сошлись Великий барьер Росса, продвигающийся к северу примерно на полкилометра в год, и ледник Преструда, с такой же скоростью сползающий к западу.

Триста человек обосновались в палаточном городке на Барьере. Появились аэродромные постройки. В конце января прибыли шесть самолетов; снабженные вспомогательными и реактивными установками, ускоряющими взлет, они стартовали со 130-метровой площадки транспорта, который подошел к рубежу пакового льда.

Эскадра ушла на север. 9 февраля 1947 года состоялся первый из 29 полетов с Центральной базы. Автоматическое оборудование позволяло вести воздушную фотосъемку полосы шириной до 70 миль. 15 февраля два самолета пересекли полюс и, достигнув широты 88°30 , взяли курс на восток; пролетев до 45° в. д. и не обнаружив ничего примечательного, пилоты повернули к Китовой бухте.

В полетах над Землей Виктории были обнаружены неизвестные горы и свободные от льда и снега пространства, напоминающие «сухую долину», ^открытую экспедицией Скотта. Свободная от ледников огромная долина оказалась и в центральной части хребта королевы Мод. Наблюдателей поразили её склоны — розового, красного и пурпурного оттенков; виднелись крупные угольные пласты, выходившие на поверхность. Возможно, что это одно из величайших в мире месторождений каменного угля. В горах Земли Виктории летчики обнаружили мощный ледник длиной около полутораста километров, сползающий с высоты 2700 метров.

На Земле Мэри Бёрд были открыты горы с вершинами более 6000 метров.

К западу от моря Беллинсгаузена участники экспедиции обнаружили залив, вдающийся в глубь материка почти на 350 километров. Площадь его равна Голландии и Бельгии, вместе взятым. И такая «географическая деталь» оставалась неведомой до 1947 года! На современных картах это место обозначено: море Амундсена. Высокая ледяная стена преграждает доступ к его южной части, с востока и запада поднимаются горные хребты.

Западнее Земли Грейама пилоты заметили на шельфовом леднике своеобразные «ледяные вулканы» — круглые, диаметром более полутора километров, высотой до 30 метров. Происхождение их — одна из загадок Антарктики; предполагают, что они возникли в результате взрыва какого-то подземного газа, проникшего в толщу ледника и подвергшегося сильному сжатию.

Но что представляет собой огромная область к востоку от Земли Грейама — южные берега моря Уэдделла? Во время третьей экспедиции американцы достигли 78-й параллели. Дальше не проникал ещё взор человека. Участникам операции «Высокий прыжок» также не удалось пробиться в эту неведомую страну: моряков остановили тяжелые льды, летчикам помешала непогода.

Поднимаясь с авианосцев, экипажи самолетов вели фотосъемку узкой прибрежной полосы. На Береге Отса они обнаружили залив Ренник, окруженный горами высотой более 2000 метров.

Невдалеке от побережья Земли королевы Мэри, где в 1912–1913 годах зимовала группа австралийских исследователей, экипаж гидроплана сделал интересное открытие. Немного южнее Полярного круга, у 99°45 в. д., пилоты заметили свободный ото льда участок суши — около 1000 квадратных километров. Среди красновато-коричневых скалистых гряд, в 60 метрах над уровнем моря, оказалось три больших незамерзших озера, каждое длиной более пяти километров, и до двух десятков мелких озер. Пилоты опустились в этом удивительном оазисе и даже рискнули выкупаться в одном из озер. Вода оказалась значительно теплее, чем в море, и содержала на одну треть меньше солей. В каждом озере она имела свой оттенок — синезеленый, зеленый, иногда с красноватыми пятнами; по мнению ученых, цвет воды зависит от преобладающих форм водорослей, а их здесь много.

Чем же объясняют появление этого «оазиса» в ледяной пустыне? Быть может, как и «сухие долины», он возник благодаря сильным ветрам, не дающим снегу накапливаться, и под действием солнечной радиации на скалы? Или его появление связано с вулканической деятельностью? Не исключено, что это результат подземных угольных пожаров…

Применение авиации дало возможность осмотреть с воздуха значительные пространства материка. Около миллиона квадратных километров — примерно четырнадцатую часть всей площади Антарктиды — удалось наблюдать впервые. Операция «Высокий прыжок» не обошлась без жертв: самолет Восточной группы разбился на материке, погибло три человека.

Значение воздушной съемки неоспоримо, авиация не имеет соперников в скорости, но заменить наземные наблюдения самолет не может. В четвертой американской экспедиции программа наземных исследований была крайне ограничена. Многие ученые оказались не у дел. Был совершен лишь один большой поход — для испытания тракторов, во время которого отряд прошел около 500 километров.

Хотя в операции «Высокий прыжок» участвовали тысячи людей, тринадцать кораблей и небывалое для Антарктиды количество самолетов, её научные достижения были значительно меньше, чем у третьей американской экспедиции, организованной не как военное предприятие, а для познания природы шестого континенту.

Следующая американская экспедиция была организована Финном Ронне с помощью Антарктической ассоциации и Географического общества США при поддержке военно-морского флота. В ней участвовало только двадцать человек, авиационный отряд состоял из трех самолетов. Исследователи обосновались во фьорде Нени, где ранее была Восточная база третьей американской экспедиции, по соседству со станцией, оборудованной англичанами в 1946 году. На противоположном, восточном побережье Земли Грейама расположилась вспомогательная группа экспедиции Ронне.

В сентябре — октябре 1947 года на юг вышли две санные партии: к Земле Александра I и к 75-й параллели. Первая партия вела геологические исследования у мыса Николая, в западной части пролива Шокальского и в других районах, вторая занималась составлением точной карты восточного побережья Земли Грейама.

Авиацию использовали только в безоблачные дни; поэтому за весь год три машины налетали в общем лишь 400 часов. Воздушная разведка показала, что вдоль восточного берега Земли Грейама тянется ледниковый барьер, сливающийся у 70-й параллели с шельфом Ларсена. Пилот Ласситер открыл новый ледниковый барьер, простирающийся в море Уэдделла на юго-восток почти до самой Земли Котса.

Исследователи произвели измерения толщины материковых льдов; на протяжении двенадцати миль она возрастает с 30 до 200 метров. Было обнаружено несколько горных возвышенностей, в частности на Земле Александра I и на острове Шарко, куда впервые со времени его открытия ступила нога человека.

Пробыв в Антарктиде около года, экспедиция обследовала почти 250 тысяч квадратных миль не известной ранее территории. С воздуха было заснято около 450 тысяч квадратных миль. На карте появилось ещё 56 географических наименований. Два ледокола военно-морского флота США, оперировавшие у побережья Земли Грейама, в феврале 1948 года вывели экспедиционное судно Финна Ронне с места зимней стоянки.

По настоянию Дугласа Моусона австралийское правительство основало на островах Макуори и Хёрд постоянные научно-исследовательские станции; позднее была устроена метеорологическая станция на Земле Адели, где некогда зимовала экспедиция Моусона.

Исследования Антарктиды продолжались. У берегов белого материка появлялись отряды ученых, над вечными льдами проносились самолеты. Каждая экспедиция вносила свой вклад в познание шестой части Света.

Около трех лет в Антарктиде работала объединенная норвежско-британско-шведская экспедиция, закончившаяся в 1952 году. Используя сейсмоакустический метод, ученые определили толщину ледникового покрова от побережья до глубинного района, расположенного за 600 километров. Оказалось, что толщина льда достигает огромного размера — 2200 метров! Чем ближе к берегу, тем меньше мощность белого панцыря, заканчивающегося шельфовыми ледниками.

В течение последнего десятилетия изучение Антарктики систематически ведут советские ученые. Они ежегодно отправляются в высокие широты с китобойной флотилией «Слава». Численность этого научного коллектива растет. Советские исследователи продолжают благородное дело, начало которому положила русская экспедиция на «Востоке» и «Мирном».

Часть девятая СОВЕТСКИЕ КИТОБОИ В СТРАНЕ АЙСБЕРГОВ

Океанские исполины

Нет на земном шаре более крупного животного, чем кит. Иностранные промышленники передают, будто в 1910 году близ Южной Георгии добыли баснословного «рекордиста» длиной 50 метров. Рассказчики нередко оговариваются, что сами его не видели, а потому за достоверность не ручаются… Но что в Антарктике существуют исполинские синие, или голубые, киты-блювалы, весом 150 тонн и длиной до 33 метров, подтвердит любой советский и зарубежный китобой. Поставленный вертикально, такой гигант поднимется выше девятиэтажного дома. По весу блювал равен 30–40 слонам или 200 быкам; его мускульная энергия достигает 1600–1700 лошадиных сил, превосходя мощность паровой машины китобойца. Не раз загарпуненный раненый кит часами тащил за собой современное промысловое судно.

Впрочем, такие гиганты почти полностью истреблены. Обычный синий кит размерами поменьше, он едва «дотянется» до седьмого-восьмого этажа. В 1947 году советская флотилия «Слава» добыла самку блювала с 42-сантиметровым слоем жира. Её мясо весило 66 тонн, кровь — около 10 тонн, язык — более 4 тонн, сердце — 700 килограммов; от этого животного получили 30 тонн жира. Переработка одного блювала приносит в среднем 20 тонн жира, кормовую муку и другие продукты.

Хотя «сельдяные киты» — финвалы — дают примерно вдвое меньше жира, они имеют первостепенное значение в промысле; средняя длина финвала — 20 метров.

Распространены в Антарктике и «горбачи» — они ныряют, круто изгибая спину; огромные грудные плавники, напоминающие конечности, дали повод именовать их «длиннорукими».

Самые быстроходные из китов — сейвалы, которых называют «морскими рысаками»; их мясо отличается хорошим вкусом. Наши китобои наблюдали, как «морской рысак», спасаясь от преследования, мчался со скоростью около 40 километров в час.

Пищей усатым китам — блювалу, финвалу, горбачу и «морскому рысаку» — служат мелкие рачки-черноглазки, которых они поглощают в колоссальном количестве. Скопления этих рачков в Антарктике привлекают кита. Он медленно плывет, широко раскрыв огромную пасть и захватывая морскую воду с бесчисленным множеством черноглазок. Потом животное поворачивается на бок и закрывает пасть, в которой свободно уместилась бы лодка с гребцами. Вода вытекает через китовый ус — густую бахрому сотен роговых пластинок, а оставшеюся пищу животное постепенно проталкивает языком в глотку, кстати сказать, непропорционально узкую: через неё едва пройдет крупный арбуз.

Советские биологи на «Славе» нашли как-то в желудке 20-метрового финвала более тонны непереваренной пищи: два с лишним миллиона черноглазок заглотал этот средний по величине кит в один прием.

Огромными размерами поражают не только взрослые киты, но и новорожденные. Нередко длина детеныша достигает 7 метров. Ежедневно ему требуется 300 литров материнского молока. Китенок очень быстро растет. Его вес ежеминутно возрастает на 70 граммов, за одни сутки — на 5–6 пудов. Спустя семь-восемь месяцев, к концу молочного кормления, он уже вдвое длиннее, чем был при рождении, а ещё через полтора-два года не уступает по размерам родителям и пускает такие же эффектные фонтаны, привлекая внимание китобоев.

Не игривость кита и желание порезвиться вызывают эти фонтаны, а жизненная потребность. Хотя животное долго может держаться под водой, время от времени ему необходимо обновить запас воздуха. Ещё не всплыв на поверхность, кит делает энергичные вдохи и выдохи через особые отверстия в верхней части головы. Струя отработанного воздуха, захватив слой воды, взлетает с ней фонтаном до 15 метров, а иногда и выше. По их величине, форме, частоте китобои определяют, какое животное находится поблизости: блювал, финвал, кашалот?..

Зубатых китов — кашалотов — «Слава» добывает немало, хотя мясо их не перерабатывают даже в кормовую муку, а жир годится только для технических целей. Главная ценность кашалота в его 400-килограммовой печени: по содержанию витамина А она равнозначна 100 тысячам килограммов высококачественного сливочного масла или 5 миллионам штук куриных яиц. Промысел кашалота дает амбру — серовато-зеленое воскообразное вещество, обладающее свойством закреплять стойкость аромата духов. Из головы животного извлекают спермацет, также необходимый парфюмерной промышленности.

Непомерно огромная голова составляет почти треть 17–20-метрового кашалота. На нижней челюсти редко посажено до пятидесяти конусообразных тупых зубов, которыми животное хватает добычу — осьминогов, каракатиц, кальмаров — и глотает их, не пережевывая.

Существует множество преданий о необычайной свирепости кашалотов. Натуралист А. Брэм в книге «Жизнь животных» рассказывает, что кашалоты неоднократно таранили, разбивали и топили шлюпки, наводя ужас на китобоев. О грозном «Новозеландском Томе» в прошлом столетии сложили песни и сказания. «Он стал до того дерзок, что предупреждал всякие нападения и разбивал или разгрызал лодки, не успевшие своевременно уйти. Он не оставлял в покое даже кораблей… Спина его была сплошь утыкана острогами… Это настоящий прообраз морского чудовища. Экипаж корабля «Адонис» в соединении с другими судами пытался овладеть Томом, но кашалот разгрыз и разбил девять шлюпок, утопив четырех матросов. Китобои отказались от преследования Тома».

Возможно, рассказчики допускали некоторые преувеличения или объединили несколько различных эпизодов в «Сагу о Новозеландском Томе», но нечто подобное, безусловно, могло иметь место в былые времена, когда люди, вооруженные острогой, охотились за кашалотами с парусников и весельных лодок.

История советского китобойного промысла знает несколько случаев нападения кашалотов на суда. В 1948 году, в районе Южных Сандвичевых островов, китобоец «Слава-10» загарпунил крупного кашалота. Животное ушло под воду, извернулось и в слепой ярости ринулось на судно. 70-тонная живая торпеда, мчащаяся со скоростью до 20 километров, дважды таранила «Славу-10». Первым ударом головой кашалот сделал большую вмятину в корпусе, а вторым обломал лопасти гребного винта и погнул концевой вал диаметром 32 сантиметра; судно на несколько недель вышло из строя.

«Я склонен считать, что мы имеем дело с бессознательными действиями кашалотов — под влиянием сильной боли или в агонии», — отмечает знаменитый советский китобой, Герой Социалистического Труда А.Н. Пургин.

К зубатым китам относится и косатка, получившая это название благодаря изогнутому в виде косы спинному плавнику. Мореплаватели разных стран наградили этого хищника выразительными прозвищами: «кит-убийца», «тиран всего живого», «кит-разбойник», «ужас морей», «кит-каннибал»… Косатка встречается повсюду от Арктики до Антарктики. Длина её не превышает 6–7 метров.

Отвратительный жадный и свирепый хищник пожирает всё, что попадается ему на пути: моллюсков, рыб, пингвинов, тюленей… Разинув огромную пасть с полусотней больших конических зубов, косатка хватает миролюбивого тюленя Уэдделла и, не уменьшая хода, рассекает его пополам и проглатывает. Даже плотоядный морской леопард, один из властелинов антарктических вод, не рискует вступить в единоборство с «китом-каннибалом».

Необычайное происшествие наблюдал Роберт Скотт в начале 1911 года. Шесть-семь косаток плавали вдоль ледяного поля впереди экспедиционного судна, стоявшего у острова Росса. Они казались чем-то взволнованными и быстро ныряли, почти касаясь плавниками льда. Вдруг хищники появились за кормой, высовывая рыла из воды. Невдалеке на льду находились две упряжные собаки, они были привязаны. Скотт не подумал о грозившей им опасности и позвал фотографа Понтинга. В надежде на увлекательные кадры тот побежал с аппаратом к кромке льда, но косатки уже исчезли. Внезапно ледяное поле 75-сантиметровой толщины всколыхнулось, приподнялось и треснуло. На одном из обломков остались фотограф и собаки; только по счастливой случайности они не угодили в трещину. Ледяное поле взломали косатки! Теперь они ныряли под обломками. Временами хищники поднимали морды метра на полтора над водой; можно было рассмотреть их маленькие блестящие глаза и страшные зубы. «Нет никакого сомнения — они хотят увидеть, что сталось с Понтингом и собаками», — подумал Скотт. Испуганные лайки визжали и рвались с цепи — косатки были лишь в двух-трех метрах… Скотта поразила обдуманная хитрость хищников, расколовших ледяное поле, чтобы свалить собак в воду и пожрать. «Ясно, что косатки обладают замечательной сметливостью, и мы отныне будем относиться к ним с должным уважением…»

Антарктические научно-исследовате льские станции — действующие В проектируемые к Третьему Международному геофизическому г о ду

Весьма неприятные минуты доставила стая «китов-убийц» группе американцев, объезжавших Китовую бухту. Заметив, что хищники намереваются атаковать их моторную лодку, люди устремились к ближайшей льдине, выскочили на неё и в панике выхватили пистолеты. Косатки нырнули под соседнюю льдину и скрылись; вероятно, они были сыты.

— Уберите свои игрушки, — сказал один из путешественников. — Для этих тварей пистолетная пуля не более чувствительна, чем человеку укус комара…

Наши китобои неоднократно наблюдали переполох на тюленьем лежбище, вызванный появлением косаток. Видели, как крупный кит-горбач безуспешно пытался спастись от своего сородича — «ужаса морей». Горбач подскакивал и крутился на поверхности, стремясь освободиться от врага, вцепившегося в его массивное брюхо. Минута, другая… и косатка вырвала большой кусок мяса. Но эта порция не удовлетворила хищника, и он тотчас же вновь вцепился в тело окровавленного горбача…

Косатки осмеливаются нападать даже на исполинского синего кита. Советский исследователь В.К. Есипов, очевидец этого зрелища, сравнивает его с травлей оленя собачьей сворой. «Некоторые косатки впиваются в голову кита, другие нападают на него снизу, третьи вцепляются в губы… Когда же он открывает свою громадную пасть, косатки рвут ему на части язык». Как-то в начале 1950 года на глазах китобоев «Славы» три косатки преследовали мчащегося полным ходом блювала, ловко увертываясь от ударов его мощного хвоста. Финала этой погони китобои не видели, но вряд ли гиганту удалось уцелеть.

Китовый язык — излюбленное лакомство косаток. Обычно промышленники, загарпунив кита, накачивают тушу воздухом и оставляют «на флаге», а сами продолжают охоту, чтобы позднее собрать всю добычу и отбуксировать к флагманскому судну. Много раз наши китобои, вернувшись к приметному флагу, находили тушу без языка. Косатки причиняют немалый вред промыслу: каждый язык — это 1000–1200 килограммов жира.

Киты одолевают огромные пространства, проникая от берегов Антарктиды в Берингово море, из Анадырского залива к Южной Георгии… Однажды на Дальнем Востоке в туше убитого горбача нашли треугольную гранату, применяемую промышленниками в заливах Новой Зеландии; недобитый в Южном полушарии, кит кончил жизнь за двенадцать тысяч километров от того места, где получил первое ранение.

Промысел и наука

Народы Русского Севера с древних времен охотились за китами. На маленьких судах, построенных из дерева либо сшитых из шкуры морского зверя, смелые люди приближались к гигантскому животному и метали в него один за другим гарпуны с железными или костяными наконечниками. Неоднократно повторяемая операция завершалась тем, что охотник вонзал копье в голову обессилевшего исполина.

Гренландское и Баренцево моря в XVII–XVIII веках привлекали тысячи китобоев — голландцев, англичан, немцев, датчан, французов, испанцев… В прошлом столетии промыслом занялись и американцы, добывшие в северной части Тихого океана за тридцать пять лет около 300 тысяч китов.

Хищническое уничтожение ценных животных в северных морях побудило промышленников в первой половине прошлого столетия отправиться за китами в высокие широты Южного полушария. Китобойный промысел в Антарктике начал усиленно развиваться в начале XX века. До 1945 года в южнополярных морях было добыто свыше 800 тысяч китов, им грозило полное истребление. В 1946 году на международной конференции с участием делегации Советского Союза была принята конвенция, ограничивающая промысел.

На Дальнем Востоке первая советская китобойная флотилия «Алеут» начала работать в 1932 году. Здесь накапливали опыт прославленные гарпунеры Афанасий Пургин, Григорий Панов, Петр Зарва… После войны, в 1946 году, большая группа дальневосточников ушла в Антарктику. Новая китобойная флотилия «Слава» открыла первый сезон. За короткий срок выросли первоклассные кадры гарпунеров, раздельщиков, производственников огромного пловучего комбината. Эти люди, удостоенные звания Героя Социалистического Труда, отмеченные высокими правительственными наградами, — гордость «Славы», самого большого промыслового судна нашей страны.

Ежегодно в октябре флотилия покидает Одессу, чтобы через семь месяцев вернуться с полными резервуарами жира и другими продуктами переработки китовых туш. За один сезон советские китобои вытапливают столько пищевых и технических жиров, сколько можно было бы получить от двух с половиной миллионов овец. Из продукции «Славы» изготовляют высококачественный маргарин и лярд, витамин А, инсулин и другие медицинские препараты; ценные материалы получают кожевенная, химическая, парфюмерная промышленность, сельское хозяйство.

Вместе с флагманским судном на дальний юг идут пятнадцать быстроходных и маневренных китобойцев — «Слава-1», «Слава-2» и т. д. Водоизмещение такого судна — 500 тонн, команда его состоит из 20–25 человек.

В ноябре, к началу антарктического лета, около семисот советских людей вступают в высокие широты. Прибывают иностранные флотилии — норвежские, голландские, английские, аргентинские, австралийские, шведские…

Промысел открывается охотой за кашалотами; по международной конвенции добыча их не ограничена какими-либо сроками.

Китобойцы расстаются с флагманским кораблем. Десять маленьких судов заняты охотой, четыре буксируют добычу к пловучему комбинату, а «Слава-15» предоставлена научно-исследовательской группе.

Команды китобойцев несколько возбуждены: кому достанется честь открыть сезон, какое судно первым передаст по радио флагману «Кашалот на лине»?

В районе вчерашней разведки замечены широкие кучевидные фонтаны. Гарпунер настороже. Он стоит на носу судна подле гладкоствольной пушки. Это орудие бьет 70-килограммовым снарядом-гарпуном, к которому прикреплен стометровый трос-линь, сплетенный из капроновых или нейлоновых нитей. Линь связан с толстым манильским канатом длиной около километра, аккуратно уложенным в трюме судна. Угодив в цель, гарпун раскрывает четыре металлические лапы, и в то же мгновение разрывается навинченная на него граната. Если животное ранено, линь не позволит ему уйти от погони, а убитому не даст утонуть.

Внимание! Китобоец подбирается к стаду кашалотов. Сейчас они вынырнут, чтобы набрать воздух после 25-минутного пребывания под водой. Машина остановлена… Вот показалась огромная голова, черная спина… Кашалоты отдыхают на поверхности десять-двенадцать минут… Гарпунер у прицела: надо попасть в область сердца… Выстрел! Наповал!.. При помощи паровой лебедки тушу подтягивают к китобойцу.

Флагманское судно принимает донесения по радио: «Говорит «Слава-5». Кашалот на лине…», «Слава-8» просит принять кашалота…», «Слава-2» взяла восемнадцатиметрового…», «Слава-5» имеет второго на лине…»

Один за другим маленькие суда буксируют добычу. Кашалот подведен к слипу — покатому спуску в кормовой части «Славы».

Крючья захватывают хвост и втаскивают тушу на палубу. Принимаются за работу раздельщики, вооруженные длинными ножами. Подняли второго кашалота, третьего… Начал действовать жироваренный завод…

Позднее наступают сроки охоты на финвалов и блювалов. Расширяются красноватые и светлокоричневые пятна — море кишит рачками-черноглазками, и синие киты, безусловно, явятся сюда, к своей излюбленной «похлебке».

Командир-гарпунер «Славы-8» заметил три 15-метровых фонтана. Китобоец понесся к цели. Гиганты снова всплыли, теперь они совсем близко от судна. Гарпунер молниеносно прицелился в ближайшую спину… «Первый готов!» К концу дня у «Славы-8» уже шесть блювалов «на лине»…

Множество китов добыла советская промысловая флотилия в Антарктике. Чтобы отправить их по железной дороге, потребовались бы многие тысячи вагонов. Народное хозяйство получило более двухсот тысяч тонн медицинского, пищевого и технического жира.

В содружестве с китобоями работают биологи научной группы на «Славе-15». Они сделали крупный вклад в познание животного мира Антарктики, помогают лучше организовать промысел и переработку добычи.

Ценные наблюдения ведут метеорологи, гидрологи и представители других областей науки. Они исследуют влажность воздуха, измеряют температуру воды и её прозрачность, скорость и направление ветра. В лаборатории определяют химический состав воды. В одном только рейсе ученые сделали 100 глубоководных гидрологических станций и провели 1240 измерений температуры воды на разных горизонтах.

Памятным днем для коллектива «Славы» было 20 марта 1948 года, когда флотилия пересекла 69-ю параллель и приблизилась к побережью Антарктиды — Земле принцессы Марты. Советские промысловые суда находились лишь в двадцати милях от того берега, к которому за 128 лет до них подошли первооткрыватели шестого континента. Беллинсгаузен, Лазарев и их спутники увидели «матерый лед чрезвычайной высоты», но вскоре «запасмурило и пошел по обыкновению снег».

Погода благоприятствовала советским китобоям, было ясно. Взорам их открылась белая ледяная стена, поднимающаяся до 30–40 метров, а за нею на горизонте четко обрисовались покрытые снегом горы и две высокие вершины.

С волнением вспоминали советские люди героев исторического похода.

Часть десятая НАСТУПЛЕНИЕ МИРОВОЙ НАУКИ

Третий Международный геофизический год

Этот особенный год, не сходный с календарным, продлится восемнадцать месяцев: с 1 июля 1957 до 31 декабря 1958 года. Он явится важным событием во всех отраслях мировой науки, исследующих природные явления на земном шаре и в окружающей его атмосфере. Научные учреждения десятков стран осуществят по единой, заранее согласованной программе, обширные геофизические наблюдения одновременно во всех областях земного шара — на суше, море и в воздухе. Интенсивное развитие экспериментальной техники за минувшие четверть века позволяет ученым заняться совершенно новыми проблемами, сама постановка которых прежде была невозможна.

Еще в 1955 году более 100 различных научных учреждений Советского Союза начали готовиться к Международному геофизическому году. Для координации и руководства их работой при президиуме Академии наук СССР был создан Междуведомственный комитет.

Специальный комитет по проведению Международного геофизического года рекомендовал странам-участникам обратить особое внимание на труднодоступные области земного шара: Гренландию, Центральную Африку, северовосточную часть Якутии и глубинные районы Чукотки, некоторые районы Мексики, Бразилии, Индонезии, Скандинавского полуострова, тихоокеанские острова…

Значительное место в обширной программе Третьего МГГ занимают необычайные по своим масштабам и научному интересу исследования Антарктики.

Академия наук СССР изъявила готовность направить комплексную экспедицию для геофизических исследований на материке Антарктиды и в водах Южно-Полярного бассейна. Кроме Советского Союза, в изучении высотных широт Южного полушария принимают участие Австралия, Англия, Аргентина, Бельгия, Новая Зеландия, Соединенные Штаты Америки, Франция, Чили, Япония и другие страны.

Около 200 экспедиций побывало в Антарктике с начала XX века. Накоплены обширные знания о царстве ледников и пурги, на карте появились сотни географических наименований. Но Антарктида и доныне наименее изученная область нашей планеты. Примерно две трети материка всё ещё представляют собой «белое пятно», остальная территория только осмотрена, исследованы же лишь отдельные районы, главным образом на Земле Грейама, к западу и востоку от моря Росса — на Земле Виктории, полуострове Эдуарда VII, Земле Мэри Бёрд, часть горного хребта королевы Мод и Полярного плато… Геологи разведали не более восьмидесятой части территории материка. Даже контуры побережья далеко не везде точно изображены на картах, многое требует тщательной проверки.

Миллионы квадратных километров площади шестого континента пребывают на положении Terra incognita.

Ученым Европы и Америки, Азии и Австралии поручена почетная миссия: включить огромные неизведанные области Антарктиды в сферу человеческого знания, раскрыть загадки её прошлого и настоящего.

Комплексная экспедиция Академии наук СССР

Всё лето и осень 1955 года в институтах и лабораториях Академии наук СССР, в Главном управлении Северного морского пути шла энергичная подготовка к КАЭ — комплексной антарктической экспедиции. Сотни предприятий, научных учреждений, конструкторских бюро создавали для неё научную аппаратуру и приборы, надежные средства транспорта и связи, всевозможное снаряжение, специальную одежду и обувь.

Обстановка в штабе КАЭ несколько напоминала 1937 год, когда советская экспедиция во главе с академиком О.Ю. Шмидтом готовилась к полету в Центральную Арктику, чтобы основать на ледяном поле первую дрейфующую станцию «Северный полюс». В этой воздушной экспедиции участвовало около сорока человек; никакого транспорта, кроме самолетов, у них не было. На пловучей научной станции осталось четверо исследователей. Всё имущество зимовки весило 10 тонн.

Новые научные задачи потребовали иных масштабов. К походу в Антарктику готовилось более 400 человек, в том числе команды трех судов и вспомогательный отряд строителей. Около 90 исследователей собиралось зимовать на шестом континенте. Общий вес экспедиционных грузов достиг 8000 тонн.

В короткий срок советские люди снарядили одну из крупнейших научных экспедиций нашего времени для длительной жизни и работы в неисследованных областях Великого белого материка.

— Родина снабдила нас всем необходимым — совершенным научным оборудованием и приборами, мощными средствами связи и передвижения по земле, воде и воздуху, отличным экспедиционным снаряжением, запасами продовольствия и топлива, — говорил Герой Советского Союза Михаил Михайлович Сомов, поставленный во главе КАЭ.

Имя Сомова широко известно в научных кругах, особенно среди полярных исследователей. В юные годы он длительное время работал токарем механических мастерских и лаборантом на Дальнем Востоке, а позднее поступил в Московский гидрометеорологический институт. Будущий гидролог с восхищением следил за героической борьбой советских ученых, моряков и летчиков, осваивавших Северо-восточный проход, кратчайшую морскую дорогу между портами Атлантики и Тихого океана. Вместе с миллионами соотечественников Сомов переживал волнующие события челюскинской эпопеи, радовался подвигам В.П. Чкалова и М.М. Громова, перелетевших без посадки из Москвы в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс…

Вскоре и сам Михаил Михайлович оказался в гуще событий. Это было летом 1939 года. Советские полярники положили начало нормальной эксплуатации Северного морского пути. Более 100 судов вышло на трассу великой водной магистрали Арктики. Линейные ледоколы вели караваны с грузами из Мурманска и Архангельска в устья сибирских рек и порты Дальнего Востока, навстречу двигались тихоокеанские транспорты. На борту флагманского ледокола «Иосиф Сталин», совершавшего двойное сквозное плавание — из Мурманска в Берингово море и обратно, среди небольшой группы исследователей находился Михаил Михайлович Сомов. К 30-летнему гидрологу стекались донесения с десятков научных станций, основанных на островах и побережье Крайнего Севера, с транспортных судов и самолетов ледовой разведки. Он составлял для караванов прогнозы ледовой обстановки и часами пропадал в маленькой лаборатории, которую оборудовал в уголке флагманского корабля. Настойчивый в исканиях, скромный и доброжелательный молодой ученый завоевал высокий авторитет и общее уважение.

Не раз ещё Михаил Михайлович уходил в полярные моря. Почти десять лет провел он в Арктике. После Отечественной войны Сомов блестяще защитил диссертацию и получил ученую степень кандидата географических наук. Спустя пять лет его назначили начальником дрейфующей станции «Северный полюс-2», и больше года он вел исследования на пловучей льдине в районе арктического Полюса относительной недоступности. Вернувшись на Большую Землю, Сомов был удостоен звания Героя Советского Союза. В 1954 году он стал доктором географических наук.

Михаил Михайлович не только заслуженный, но и потомственный полярник. Двадцать с лишним лет назад, в период Второго Международного геофизического года, исследованиями северных полярных морей занималось несколько советских экспедиционных судов; на одном из них — «Персее» — научной работой руководил Михаил Павлович Сомов — отец начальника КАЭ.

В Антарктику решено было выйти 30 ноября 1955 года. Михаил Михайлович и его помощники с тревогой глядели на календарь: осталось несколько недель, а ещё так много надо сделать!.. Они мечтали о времени, когда окажутся на судне: там можно отоспаться. Сейчас это удавалось только в поезде, между Москвой и Ленинградом. Впрочем, однажды и тут сорвалось: приезжий корреспондент, отчаявшись заполучить интервью у Сомова в Москве, сопровождал его до самого Калинина, но зато рассказал своим читателям немало интересных подробностей об организации экспедиции…

В адрес КАЭ поступала обильная почта со всех концов страны.

— Помните, как двадцать лет назад наших полярников атаковали тысячи молодых людей, стремившихся во что бы то ни стало попасть в Арктику? — говорил Михаил Михайлович. — Нечто подобное происходит и сейчас. Как только в печати появилось сообщение о КАЭ, хлынул поток писем. К нам обращаются юноши и девушки, люди среднего, а нередко и весьма почтенного возраста. В этих письмах по-разному варьируется одна и та же просьба: зачислить в состав экспедиции… Заметьте, никого не смущают опасности и трудности, о которых Дуглас Моусон говорит, что они зачастую превосходят высший предел возможностей человека…

Сборы идут к концу. Десятки вагонов с грузами прибывают в калининградский порт, где стоят экспедиционные суда — дизельэлектроходы «Обь» и «Лена». Исследователи надолго расстаются с Москвой.

Сто двадцать три человека, представители десятков отраслей науки, включены в основной состав экспедиции. Она делится на две группы: морскую и материковую, зимовочную. Морской исследовательской группой руководит директор Института океанологии Академии наук СССР профессор В.Г. Корт, заместитель начальника КАЭ. На материке останутся зимовщики во главе с М.М. Сомовым.

Каждая группа состоит из нескольких специальных отрядов. В материковой их шесть: аэрометеорологический, геофизический, геолого-географический, радиоотряд, аэрофотограмметрический и авиационный отряды; в морской — семь: гидрологический, аэрометеорологический, геологический, химический, биологический, гидрографический и гравиметрический. Во главе отрядов стоят видные ученые. Многие участники экспедиции приобрели ценный опыт на дрейфующих станциях «Северный полюс», стационарных научно-исследовательских зимовках Советской Арктики, в сложных полярных походах.

Осенью 1955 года делегация советских ученых выехала в Брюссель на сессию Специального комитета по проведению МГГ. Международная научная организация, включающая представителей 37 стран, в атмосфере дружественного взаимопонимания рассмотрела и согласовала программы наблюдений в Антарктике. Высокую оценку получил обширный план научных работ советской комплексной экспедиции. Брюссельская сессия окончательно определила районы деятельности исследователей каждой страны.

— Главную базу КАЭ предстоит создать на побережье Индийского океана, между 80 и 105° в. д. — в районе Земли королевы Мэри или на Береге Нокса, где ещё не ступала нога человека, — рассказал М.М. Сомов, вернувшись в Москву. — Советская южнополярная обсерватория получит имя «Мирный», как назывался один из кораблей русской антарктической экспедиции. Именем другого корабля — «Восток» — будет названа глубинная исследовательская станция, которую мы создадим при помощи авиации в районе Южного геомагнитного полюса, примерно под 78°30 широты и 107° в. д. Третья станция, где будут работать наши ученые, — «Советская» — возникнет в районе Полюса относительной недоступности — так называют точку, наиболее удаленную от всех трех океанов, омывающих берега Антарктиды…

Арктический Полюс относительной недоступности был достигнут впервые ещё пятнадцать лет назад. Весной 1941 года небольшая группа советских летчиков и ученых вылетела в эту неизведанную человеком область Полярного бассейна. Четырехмоторный самолет «СССР Н-169» вели пилот И.И. Черевичный и штурман В.И. Аккуратов. В течение апреля полярники совершили три полета к северу от острова Врангеля, вплоть до широты 81°27 . Опускаясь на ледяные поля, исследователи по нескольку дней вели научные наблюдения в районе Полюса недоступности Арктики.

Теперь Герою Советского Союза Ивану Ивановичу Черевичному, возглавляющему авиационный отряд КАЭ, предстоит «ликвидировать» второй и последний Полюс недоступности земного шара — антарктический. Советские исследователи проникнут и в эту область, расположенную между 81 и 82° ю. ш. у 50–55° в. д. Здесь будет создана научная станция.

Стремясь удовлетворить читательский интерес, журналисты осаждали начальника КАЭ:

— Расскажите о программе научных работ… Какие будут вестись наблюдения?

— Но ведь у нас очень много тем, перечислять их не стоит, оставим это до тех времен, когда дело будет хотя бы частично завершено и у экспедиции появятся научные результаты. Это же главное!.. Расскажите читателям, что мы намерены дать физико-географическое описание Антарктиды и её ледников, составить геологическую характеристику и историю материка, его биологические и географические особенности…

— А оазис с озерами, обнаруженный восемь лет назад, вы посетите?

— Надеюсь, доберемся и туда, — улыбнулся Михаил Михайлович. — Этот озерный район находится невдалеке от побережья Земли королевы Мэри… Какую научную тему ни взять, она представляет большой интерес: и земной магнетизм, и полярное сияние, и космические лучи… Метеорологам предстоит исследовать, какое влияние оказывает покрытый льдами материк на общее движение воздушных масс Земли. Это может хорошо послужить при составлении долгосрочных прогнозов погоды…

Академия наук СССР создала комиссию по антарктическим исследованиям под председательством академика Д.И. Щербакова.

— Основой комплексных исследований послужит фотосъемка обширного района деятельности нашей экспедиции, — рассказал Д.И. Щербаков. — Ученым предстоит выяснить закономерности образования и движения ледяного покрова материка. Сейсмоакустический метод исследования даст возможность определить мощность ледников и глубину залегания коренных пород. При помощи самолетов, применяя геофизические методы, исследователи будут вести поиски полезных ископаемых. Существует мнение, что некогда Антарктида была связана с Южной Америкой, Австралией, Новой Зеландией, а возможно, и с Африкой. Методом глубинных промеров морская группа КАЭ проследит существующие подводные связи Антарктиды с другими материками, в частности с Австралией и Африкой.

К заветным берегам

30 ноября 1955 года дизельэлектроход «Обь» покинул Калининград, провожаемый добрыми напутствиями тысяч горожан. Капитан Иван Александрович Ман и капитан-дублер Андрей Федорович Пинежанинов ушли в ответственный рейс протяжением около 20 тысяч километров. Спустя две недели капитан Александр Иванович Ветров, не раз форсировавший мощные арктические льды, повел к берегам Антарктиды однотипное судно «Лена».

Эти новые океанские суда, длиной 130, шириной более 18 метров, водоизмещением 12600 тонн, вместили бы по двадцать пять таких парусных шлюпов, как «Мирный».

«Обь» вступила в эксплуатацию в 1954 году, но успела уже посетить шестнадцать морей и в кратчайший срок прошла Северным морским путем, показав хорошие качества во льдах. Рижские и ленинградские судостроители превратили «Обь» в огромную пловучую обсерваторию. На судне оборудованы научные лаборатории морской группы КАЭ — гидрологическая, микробиологическая, химическая, геологическая и другие; установлено пять глубоководных лебедок, позволяющих брать пробы воды с разных горизонтов океана до глубины более 10 000 метров; при помощи цилиндрических труб, вонзающихся в морское дно, ученые могут добывать из грунта пробные колонки высотой до 10–15 метров.

На борту «Оби» разместились не только катера, кунгасы и прочие мелкие суда, но и авиация. На высоком металлическом помосте в кормовой части судна установлен вертолет; когда КАЭ подойдет к берегам шестого континента, вертолет поднимется в воздух, чтобы разведать путь во льдах и отыскать место для южнополярной обсерватории «Мирный». Что встретится там: отвесные стены ледников, обрывистые скалы, сплошной белый панцырь без единого пятнышка коренных пород?..

Огибая африканское побережье, «Обь» приближалась к Северному тропику. Этим путем шли в 1819 году «Восток» и «Мирный», держа курс на Рио-де-Жанейро.

Все заняты делом. Океанографы КАЭ испытывают аппаратуру. Геологи увлеклись исследованиями дна Атлантики. Старательно трудятся аэрометеорологи, накапливая наблюдения в пути из высоких северных широт к Антарктиде; над судном взлетают радиозонды, долгими часами парит метеорологический змей со специальным прибором, непрерывно отмечающим состояние атмосферы на высоте 300–400 метров. Синоптики наносят на карту множество значков, цифр, волнистых линий, понятных только специалистам. Вместе со вспомогательной партией строителей будущие зимовщики тренируются в сборке сооружений, и на палубе вырастают палатки, домики, склады антарктических поселков. Группа полярников подбирает лыжное снаряжение — оно понадобится в первую очередь пешим партиям, которые пойдут искать место для основания научного городка. Проверяют свое оборудование радисты; восемь радиостанций, помимо самолетных и судовых, свяжут обсерваторию «Мирный» с Москвой, глубинными научными поселками, авиацией, наземными партиями. Из ящиков и коробок бережно извлекают новые приборы, устанавливают и монтируют их. Пловучая научная база вступает в строй.

Летчики, штурманы и механики собрались на корме, превращенной в посадочную площадку для вертолета. Ответственная, трудная и почетная задача поручена авиационному отряду. Иван Иванович Черевичный не раз побывал во всех морях и на всех широтах Арктики. Он неоднократно проникал в Центральный полярный бассейн, создавал дрейфующие научно-исследовательские станции, а теперь готовится ликвидировать многие «белые пятна» Антарктиды. С уважением и теплой дружбой относятся к нему молодые полярные пилоты. Их работа начнется в день подхода «Оби» к заветному берегу. Но воздушная разведка будет только пробой сил. Самая страда наступит позднее, когда командование КАЭ прикажет создать глубинные станции «Восток» и «Советская». Работы хватит всему отряду, состоящему из пяти самолетов и двух вертолетов. Предполагают, что им придется налетать в общей сложности 2000 часов — значительно больше, чем пробыли в воздухе самолеты во время американской операции «Высокий прыжок».

Самыми сложными будут первые рейсы в глубь Антарктиды. 1500–2000 километров, которые предстоит одолеть до района станций «Восток» и «Советская», для современной авиации сущий пустяк, если речь идет о полете над обжитыми областями и даже в Арктике, где нашим полярным пилотам знаком едва ли не каждый уголок, существуют десятки научных поселков, а рельеф местности ясно обрисован на карте. Другое дело — воздушные рейсы над замерзшим миром, над областями, где никто ещё не бывал.

Наши летчики и ученые проникнут в неведомую страну, заполнят белые пространства на карте обозначениями вновь открытых возвышенностей, долин, мощных ледников, вершин… Какие возможны открытия, что встретится на пути в глубинные области?.. Вероятно, полеты будут проходить на высоте 3000–4000 метров, но, быть может, горные хребты и вершины заставят значительно повысить «потолок»? Бесцельно гадать и об условиях, которые найдут наши исследователи на Южном геомагнитном полюсе и в районе Полюса недоступности, — это покажет опыт. После первых полетов и выбора места научных поселков начнутся регулярные рейсы: надо перебросить в глубь материка всё необходимое для успешной работы персонала станций: легкие разборные домики, научное оборудование, снаряжение, продовольствие, топливо — многие десятки тонн…

Никто не сомневался: будет очень тяжко, дикие пурги в сочетании с лютыми морозами доставят немало страданий, мучительных часов, дней, недель. Но люди, движимые благородной страстью познания, горячо стремились к белому материку, и каждый, кому это выпало, счёл своё назначение высокой честью и счастьем.

На борту экспедиционных судов сошлись антиподы — недавние обитатели противоположных областей земного шара. Биолог В.А. Арсеньев и аэролог Г.М. Таубер, авторы научных трудов об Антарктике, не раз месяцами путешествовали в высоких широтах Южного полушария с китобойной флотилией «Слава». Но тех, кому довелось побывать в Арктике, дрейфовать на ледовых станциях «Северный полюс», в составе КАЭ гораздо больше, — их тридцать восемь. Это испытанные и стойкие исследователи, вооруженные не только знаниями, но и ценным практическим опытом.

Неоднократно участвовали в арктических походах начальник геолого-географического отряда КАЭ Е.С. Короткевич, сотрудник аэрометеорологического отряда М. Погребников, инженер П.К. Евтюхов, радисты П. Целищев, И. Магницкий, П. Романов и Е. Ветров, геофизик П.К. Синько и многие другие. Кто в Арктике не знает Михаила Семеновича Комарова, неутомимого изобретателя и труженика, влюбленного в технику и прозванного «полярным Кулибиным»! Михаилу Семеновичу поручено руководство наземным транспортом и механическими мастерскими КАЭ. Это внушительное хозяйство: девять мощных тракторов С-80, два трактора КД-35, два автокрана, четыре вездехода новой конструкции, два автомобиля, обладающие высокой проходимостью. Не забыты и ездовые собаки; пятьдесят выносливых и сильных псов Колымского Севера доставили самолеты полярной авиации в Калининград. Сформированы четыре упряжки, ими ведают опытные погонщики во главе с каюром Татариновым, предки которого участвовали в экспедиции Ф.П. Врангеля.

Оберегать здоровье советских исследователей доверено врачам Александру Ивановичу Михайлову, работавшему в Арктике пятнадцать лет, и Николаю Романовичу Палееву, который только что провел год на дрейфующей станции СП-4.

Среди участников КАЭ видные советские ученые: доктор биологических наук П.В. Ушаков; доктор географических наук, профессор К.К. Марков; доктор биологических наук А.П. Андриашев; доктор географических наук П.А. Шумский; исследователь ледников — доктор географических наук Г.А. Авсюк; доктор физико-математических наук А.М. Гусев, ученый-синоптик и спортсмен; ещё двадцать с лишним лет назад он зимовал на Эльбрусе в 4250 метрах над уровнем моря, ему присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР.

Действительный член Академии наук Украинской ССР Олег Степанович Вялов намерен изучить геологические черты Антарктиды. Олег Степанович — один из старейших среди участников КАЭ, а в числе самых молодых — 24-летний Андрей Петрович Капица. Как и М.М. Сомов, он потомственный исследователь: отец молодого географа-геофизика, Петр Леонидович Капица, — известный академик-физик, дед, Алексей Николаевич Крылов, был выдающимся ученым-судостроителем. Студентом Андрей Капица побывал с геологами в Заполярье. Летом 1955 года, когда потребовалось проверить качество специальной одежды для зимовщиков Антарктиды, он изъявил желание проделать эксперимент. В термобарокамере температуру понизили до минус 62°, и Андрей Капица некоторое время пребывал в условиях, испытанных отрядом Амундсена на пути к Южному полюсу.

Вместе с учеными, летчиками, моряками и строителями к берегам белого материка идет группа московских журналистов: П. Барашев, И. Денисов, Е. Рябчиков, О. Строганов. По их корреспонденциям миллионы советских людей следят за продвижением экспедиции. В дружном соревновании журналисты стараются ярко и доходчиво рассказывать читателям о замечательных людях, их трудах и творческих замыслах. Как и для всех участников похода, самая горячая пора у корреспондентов впереди. Впрочем, кинооператор А.С. Кочетков с первого дня взял высокий темп и неутомимо берет на прицел увлекательные кадры. На судне часто слышится стрекотание съемочного аппарата.

Быстро бегут дни, наполненные трудом, жаркие, знойные. Традиционным празднеством отметили путешественники пересечение экватора. Из бассейна поднялся грозный Нептун — бородатый, в пурпурной мантии, с зубчатой короной на голове. Он стукнул трезубцем, и перед очами властителя океанов явились капитан и начальник экспедиции.

— Кто вы и куда идете? — вопросил Нептун знакомым голосом профессора Корта.

Узнав о цели плавания и приняв положенные дары, старик вспомнил моряков «Востока» и «Мирного», которых некогда пропускал открывать Антарктиду, и милостиво разрешил советской экспедиции следовать на юг.

В память торжества каждый получил грамоту:

Диплом от старика Нептуна: Пусть вам сопутствует фортуна. Вас ждут морозы и туманы, Капризы злого океана, Но не страшась суровых бед, Храните Родины привет!..

После кратковременной стоянки в Кейптауне экспедиция двинулась прямым курсом к побережью Антарктиды — Земле королевы Мэри.

Восемь тысяч тонн

Как и многих его предшественников, Михаила Михайловича Сомова на пути к Южному полярному кругу беспокоила мысль: не позабыто ли что-нибудь существенное, какая-либо вещица, без которой застопорится работа? Он снова и снова проверял длиннейшие списки экспедиционного имущества, убеждался, что ничего не упустили, и всё же…

Пока «Лена» грузилась в Калининграде, можно было радировать капитану Ветрову, наконец, приобрести позабытый предмет в Кейптауне, теперь же единственная надежда на многомоторный самолет, но до первого воздушного рейса Москва — Мирный пройдут месяцы. Правда, у экспедиции есть механическая мастерская, а золотые руки «полярного Кулибина» не раз выручали…

14 декабря, точно в назначенный срок, «Лена» вышла из Калининграда. Одновременно двинулось в далекий антарктический рейс рефрижераторное судно, на которое погрузили свежемороженое мясо и птицу, сливочное масло, пельмени, фрукты, 80 тонн картофеля, капусту и другие овощи. В трюмах и на палубах экспедиционных судов уложено 8000 тонн груза, решительно всё — от сейсмоакустической аппаратуры, хрупких лабораторных приборов и медицинских инструментов до наперстков, лаврового листа, копировальной бумаги и удочек для рыбной ловли…

Поселок южнополярной обсерватории «Мирный» будет состоять из восемнадцати жилых и служебных домов, нескольких металлических зданий: электростанции мощностью 600 киловатт, гаража, механической мастерской, складов; одного только жидкого горючего для авиации, механизированного транспорта и бытовых нужд взято более 2000 тонн.

Трехкомнатный жилой дом, рассчитанный на восемь-девять зимовщиков, монтируется из деревянных щитов с древесно-волокнистой изоляцией, обеспечивающей герметичность; предусмотрено дублированное электроводяное отопление: если основная линия выходит из строя, автоматически включается резервная. Один дом предназначен для хранения картофеля, овощей и фруктов, другой — для кают-компании, столовой и кухни с электрическими плитами, духовыми шкафами, электроварочными котлами. Это хозяйство находится в ведении заслуженных арктических кулинаров: Ивана Александровича Истомина и Александра Михайловича Ефимова, работавших на СП-3, мысе Шмидта, острове Генриетты, в бухте Нордвик, Тикси…

Для глубинных станций «Восток» и «Советская» взяты 20 легких выносных домиков системы инженера Шапошникова. Такой домик, площадью 12,5 квадратных метра, весит лишь одну тонну; любую из его деталей легко поднимает один человек, сборка продолжается не более трех часов. Маленькие жилища изготовлены из новых материалов — бакелизированной фанеры, пенопласта и так называемой мипоры, один кубометр которой весит только 12 килограммов. Самолет или вертолет за один рейс доставит полные комплекты деталей для двух домов. Отапливаются они газом; в трюмах судов уложены ящики с усовершенствованными газовыми плитами для кухонь и большое количество баллонов с газом.

Нелегкая задача досталась людям, занятым комплектованием снаряжения и продовольственных запасов антарктической экспедиции; общий вид этих грузов превысил 500 тонн. «Штормовки» из особой ткани, пухо-ватииные костюмы, одежда из пыжика — шкуры молодого оленя, меховые чулки и рукавицы, спальные мешки из верблюжьей шерсти и гагачьего пуха надежно защищают зимовщиков от мороза и ветра. Взята разнообразная обувь — «на все случаи жизни», не забыты и сапоги с острыми шипами. У каждого зимовщика тридцать восемь предметов снаряжения и обмундирования.

Запасы продовольствия обеспечивают вкусный и питательный рацион. Консервная промышленность изготовила для КАЭ новые виды продукции — любительскую колбасу, телятину, сосиски, поросятину и даже вареники в сметане; сухую простоквашу, сметану и другие полезные концентраты. Московский мясокомбинат снабдил десятью тоннами колбасных изделий и копченостей.

За несколько дней до выхода «Лены» в дальний рейс сталинградский геофизик Александр Николаевич Карпов привез для экспедиции специальные научные приборы. Вручив их товарищам, ученый указал на небольшую коробку:

— А это от моих земляков. Здесь земля Сталинграда…

Надпись на коробке поясняла:

При встрече с антарктическими льдами, Когда, друзья, сойдете с корабля, Пусть в Антарктиде будет под ногами Вот эта сталинградская земля. Прославленная, добрая, родная, — Как дорога она, земля, для всех! Храните ж горсть земли родного края. Который твердо верит в ваш успех!

Южнополярная обсерватория «Мирный»

От мыса Доброй Надежды «Обь» держала курс на юго-восток, пересекая Индийский океан. Тонкая линия маршрута вела к точке антарктического побережья, лежащей у Полярного круга близ 95-го восточного меридиана, где на карте обозначено: море Дейвиса… Земля королевы Мэри…

Сорок четыре года назад капитан Фрэнсис Дейвис привел к этим берегам «Аврору», судно австралийской экспедиции Дугласа Моусона. Восемь человек во главе с Фрэнком Уайлдом остались зимовать в хижине, построенной на окраине шельфового ледника Шеклтона. В походах с упряжками они обследовали окрестные районы, нанесли на карту береговую линию, острова, бухты, ледники, приметные нунатаки. Спустя год «Аврора» вновь подошла сюда, и зимовщики вернулись в Австралию. С тех пор ни один человек не вступал на территорию Земли королевы Мэри. Сведения о ней чрезвычайно скудны; не обладая никакими транспортными средствами, кроме собачьих упряжек, маленькая группа австралийцев вряд ли могла провести обширные исследования.

Сомов и капитан Ман неоднократно совещались. Где лучше подойти к материку? Удастся ли отыскать подходящее место для обсерватории? Не изменились ли ледовые условия в море Дейвиса?.. В 1912–1913 годах подходы к нему были доступны, но прошло почти полвека… Возможно, что здесь, как на подступах к морю Росса, обстановка резко меняется. Быстро ли справится «Обь» с паковым льдом?..

Спустились на десять градусов к югу от африканских берегов. Вот они — «ревущие сороковые параллели», самое бурное место на земном шаре, могила многих кораблей!.. Но на этот раз сороковые параллели не взревели, — лишь крупная океанская зыбь колыхала экспедиционное судно с борта на борт.

— А ублажили мы Нептуна, Иван Иванович, — сказал Черевичному корреспондент «Комсомольской правды» Барашев. — Я-то опасался, что укачает…

Летчик сделал страшные глаза.

— Молчок! Старик страсть не любит, когда его хвалят. Чего доброго разобидится и такой шторм поднимет — только держись!..

Новый год встретили почти в семнадцати тысячах километров от берегов Родины. Судовая радиостанция захлебывалась в потоке приветственных телеграмм. Маленькие ароматные елочки, заботливо припасенные путешественниками, напоминали о подмосковных лесах в снежном убранстве зимы. Здесь, на подступах к Антарктиде, был самый разгар лета, однако день ото дня холодало. Участникам экспедиции снова пришлось сменить обмундирование. Балтикой шли одетые по-осеннему. Тропики быстро убедили, что самый идеальный наряд — трусы и легкая тюбетейка либо белый поварской колпак. Теперь путешественники облачились в теплые бушлаты, надели шапки-ушанки.

Вечером 2 января диктор судового радиоузла торжественно возвестил:

— Справа по борту виден айсберг!

Наутро «Обь» оказалась в окружении бессчетных ледяных гор. Неся холодное дыхание Антарктиды, айсберги выплывали из тумана. Операторы включили радиолокационные установки, на экране возникали скрытые во мгле пловучие ледяные острова, и судно обходило грозных скитальцев. На ледяных обломках расположились стаи пингвинов, тюленьи стада, альбатросы.

Почти сутки мощное судно пробивалось через полосу паковых льдов. Вечером 4 января «Обь» вступила в море Дейвиса. Путь к побережью шестого континента был открыт.

Показался невысокий, с обрывистыми берегами остров Дригальского, покрытый ледником. Утром впервые за десять дней выглянуло солнце, озарило загадочный мир.

— Поистине эпическая картина! — воскликнул Евгений Сузюмов, ученый секретарь экспедиции. — Эти айсберги — словно великаны, охраняющие подступы к берегу…

Справа виднеются голубоватые отвесные стены ледника Хелен, слева уходит далеко на север мощный шельфовый ледник Шеклтона, за которым лежит не посещенный человеком Берег Нокса. Впереди в легкой дымке проглядывает побережье. Антарктида!

Капитан Ман повел судно к бухте Депо, скованной припайным льдом. «Обь» с хода врезалась в белое поле.

С кормы поднялся вертолет. За борт спустили ящики с частями самолета, начали сборку. Вдруг небо заволокло, ударила пурга, закружились буйные снежные вихри, лед взломало… Белый островок, на котором стоял ящик с плоскостями самолета, понесло. Капитан направил судно к гонимому ветром обломку. Аварийная команда и добровольцы самоотверженно бросились спасать ценный ящик. Корабельные стрелы подняли его на палубу.

Трое суток неистовствовал ураган. Как только утихло, Михаил Михайлович Сомов с пилотом Алексеем Кашем и штурманом Кирилловым полетел на запад — к горе Гаусса: быть может, там удастся основать научный городок?.. Все нетерпеливо ожидали результатов воздушной разведки. Наконец, на западе показалась краснокрылая машина.

— Подходы к берегу в районе горы Гаусса забиты мощными льдами и айсбергами, путь для судна недоступен, — сказал начальник экспедиции. — Но в районе острова Хасуэлл на материке имеются выходы коренных пород…

Маленькие участки земной коры, свободные от льда, подавали надежду. Надо было основательно разведать эту часть побережья.

13 января Сомов, Черевичный, Вялов, Гусев и Шумский поднялись в воздух. Алексей Каш вновь взял курс на запад. Исследователи прильнули к окнам кабины, наблюдая развертывающуюся панораму и сверяясь по карте, составленной австралийскими учеными в 1912–1913 годах. Какие огромные пространства обозревает воздушный наблюдатель! Сразу бросаются в глаза погрешности, невольно допущенные наземными исследователями.

— Придется внести на карту кое-какие уточнения, — заметил Александр Михайлович Гусев.

— Вспомянем добрым словом отряд Фрэнка Уайлда, а там, где австралийцы ошиблись, — исправим, дополним, — откликнулся Сомов.

Самолет пронесся над стадом тюленей, расположившихся у кромки белого поля. Ледник Хелен остался позади.

— Остров Хасуэлл! — указал штурман. — Смотрите, он оккупирован пингвинами…

Воздушные разведчики круто снижаются, описывают круги над бесчисленными гнездовьями. Пингвины, вероятно, обеспокоены: «Откуда взялась эта огромная ревущая птица?» К сожалению, невозможно объяснить, что никакая опасность не грозит ни пингвинам, ни тюленям, ничему живому; начальник экспедиции решил: район южнополярной обсерватории «Мирный» будет заповедником.

Внимание исследователей привлечено темными пятнами на берегу, обнаруженными в прошлом полете. Вот они — выходы коренных пород! Алексей Каш закладывает вираж, раз за разом проносится на бреющем полете.

— Сядем? — спросил пилот.

Начальник экспедиции утвердительно кивнул.

Через минуту-другую исследователи стоят на безыменной территории Антарктиды между Землей королевы Мэри и Землей Вильгельма II, примерно в 130 километрах к западу от бывшей зимовки австралийцев.

Установили круглую черную палатку. Сюда, на маленькую каменистую площадку среди бескрайных ледяных просторов, самолет доставил ещё одну группу ученых и моряков. Они обследовали возможность подхода судов к побережью. Сомнений нет: «Здесь будет город заложен!» Определили координаты: 66°33 ю. ш. и 93° в. д. Это почти меридиан Красноярска, но на четырнадцать тысяч километров южнее…

«Обь» покинула бухту Депо, обогнула ледник Хелен и, взламывая белые поля, подошла на 150 метров к территории, избранной для основания научного городка. 20 января прибыла «Лена». Третье экспедиционное судно — рефрижератор № 7 — находилось в пути.

День и ночь гудели вездеходы и тракторы, перевозя многочисленные грузы на Берег Правды, как назвали это место исследователи. Строилась советская южнополярная обсерватория «Мирный».

Антарктида неласково встретила экспедицию. С 5 января до конца месяца метеорологи отметили только четырнадцать дней без штормовых ветров. Сколько раз ураган взламывал лед, по которому пролегли пути вездеходов и тракторов! Суда отступали, моряки отыскивали новое место для разгрузки. Скорость ветра достигала 30 метров в секунду. Потоки снежной пыли мчались из глубинных областей материка. На строительной площадке поднимались сугробы. Бывало, что ветер подхватывал ящики с грузом, щиты сборных домов, строительные материалы и гнал их к морю.

Борьба со стихией потребовала от строителей, ученых, моряков и летчиков величайшего напряжения моральных и физических сил. Много неприятностей доставляли значительные колебания температуры. В течение одного-двух дней она поднималась с 7–8 градусов мороза до 7–8 градусов тепла, а потом снова резко падала. Хотя в январе было несколько теплых дней, среднемесячная температура оказалась всё же ниже нуля.

Трудности встречались на каждом шагу. Евгений Сузюмов в своей корреспонденции для «Литературной газеты» рассказывал: «В ясную погоду солнце подтачивает в разрушает лед, на пути к берегу образуются трещины и провалы. Неожиданно взламываются большие поля, от высокого ледникового барьера обрываются огромные массы — айсберги. Море вскипает, вокруг создается водоворот, «Обь» начинает качать на волнах, стальные тросы натягиваются как струны. Там, где вчера была ровная дорога, сегодня надо строить деревянные мосты. А лед продолжает ползти, разрушаться. Рвутся стальные тросы и железные скобы, связывающие бревна, край моста нависает над зияющей расщелиной. Строители снова восстанавливают мосты… Используются все способы доставки грузов на площадку. Они перебрасываются даже по канатной дороге, протянутой от «Оби» на берег. В упорном труде сменяются сутки. Нет грани между днем и ночью… На наших глазах вырастает поселок советских исследователей…»

Участники экспедиции с честью выдержали испытания. 13 февраля 1956 года, накануне открытия в Москве XX съезда Коммунистической партии Советского Союза, над обсерваторией «Мирный» торжественно подняли государственный флаг СССР.

Исследователи покидали каюты судов и переселялись в научный городок. Там появилась улица Ленина: жилые дома, лаборатории, склады, освещенные электричеством, связанные телефоном. В определенные часы суток радиостанция работала непосредственно с Москвой. С небольшого аэродрома, оборудованного в нескольких десятках метров от научного городка, пилоты и ученые вылетали в исследовательские рейсы.

22 января группа ученых отправилась на двух самолетах и вертолете к востоку, чтобы обследовать оазис, обнаруженный в 1948 году американскими летчиками. В 370 километрах от Мирного исследователям открылась необычайная для Антарктиды панорама…

Среди ледникового океана простирается гряда невысоких скалистых сопок с бесчисленными озерами. Длина оазиса достигает 45–50 километров, ширина — 12–15 километров. Почти вся эта территория свободна от льда и снега.

Подходящей площадки для самолетов здесь не нашлось, и авиационный отряд опустился за пределами оазиса. Вертолет доставил ученых, приборы и снаряжение на место исследований. Доктор физико-математических наук А.М. Гусев рассказал об этом путешествии: «Вершины темнобурых сопок, поднимающихся до 100–200 метров, были затянуты дымкой. Над ними стояли кучевые облака, какие обычно возникают над степями Украины в середине солнечного летнего дня. Казалось, вот-вот пойдет дождь… Оазис жил своей климатически особенной жизнью… Вертолет лавировал среди сопок. Зрелище было фантастическое. Оно напоминало одновременно и северные фьорды, и высокогорные районы со снежными пиками и озерами, а когда мы летели над холмами, лишенными снега, воды, растительности, — даже воображаемые лунные пейзажи…»

С окрестных ледников в озера стекали настоящие реки. Виднелись многочисленные рукава, заливы, водоемы — синего, синезеленого, голубоватого оттенков. Самое крупное озеро, длиной более пяти километров, окружили нагромождения скал. Бурые скалы, белые и зеленоватые пятна ледников, синие, зеленые, голубые озера создавали красочную панораму.

В течение шести дней ученые вели обширные наблюдения и пришли к выводу, что некогда территория оазиса была полностью погребена под льдом; склоны сопок усеяны камнями, принесенными ледниками. Предположения, что оазис возник в результате подземного горения угля или вулканической деятельности, не подтвердились. По мнению ученых, он появился в связи с наступившим здесь некогда потеплением. Этому способствовал рельеф местности: стекающие из глубинных областей ледники встречают в этом районе высокие холмы и «обходят» оазис. В летние месяцы (декабре — феврале) темная поверхность скал поглощает много солнечного тепла, они нагреваются до 25 градусов. Над скалами струится теплый воздух. Часть тепла распространяется на окрестные ледники и вызывает интенсивное таяние.

За время пребывания советских ученых среднесуточная температура в оазисе оказалась плюс 2, а за его пределами она равнялась минус 2 градусам.

Вода в некоторых озерах соленая, в других — пресная. Температура её колебалась между 4 и 9 градусами. Ученые нашли глубины до 26 метров. В озерах были обнаружены пресноводные красные рачки-циклопы, мелкие животные организмы, водоросли, а в большом водоеме, граничащем с ледником Шеклтона, оказались рыбы и тюлени; несомненно, что водоем соединяется с морем. На скалах ученые нашли снежных буревестников, гнездящихся в расщелинах, поморников и небольшую птичку — качурку.

Воздушная экспедиция в оазис, предпринятая вскоре после высадки на материке, положила начало широким исследованиям смежных с Мирным областей. Группа ученых обследовала район к западу от обсерватории и поднялась на гору Гаусс. Более сорока лет прошло с тех пор, как здесь побывала западная партия австралийской экспедиции Дугласа Моусона. На вершине советские исследователи нашли записку, оставленную в 1912 году отрядом Фрэнка Уайлда; в ней австралийские ученые коротко сообщали о своем походе.

Геологи Мирного обследовали скалистые вершины, обнаруженные советскими пилотами на Береге Нокса. У подножья этих скал оказались небольшие озерки, пополняемые талой водой. Возникло предположение: не создается ли в этом районе ещё один оазис?..

Пилоты и ученые готовились к организации научных станций «Восток» и «Советская». Надо было уже сейчас исследовать глубинные области, куда предстояло через несколько месяцев доставить отряды ученых, завезти снаряжение и продовольствие. 24 февраля самолет ИЛ-12, пилотируемый Черевичным и Сорокиным, стартовал на юго-восток — в район геомагнитного полюса. На борту самолета находились Сомов, штурман Морозов, радист Патарушин и бортмеханик Мохов. Радиостанция Мирного поддерживала непрерывную связь с ИЛ-12. К исходу второго часа полета самолетная радиостанция внезапно замолкла, Патарушин перестал отвечать на вызовы, повторяемые ежеминутно. Более шести часов длилось тревожноеожидание. Наконец, в эфире вновь послышались сигналы ИЛ-12, а ещё через два часа самолет опустился на аэродроме Мирного. Весь рейс занял около 10 часов. Участники полета проникли на 1250 километров в глубь Антарктиды. Все с увлечением слушали рассказ о далекой воздушной разведке…

Самолет шёл над ровной ледяной поверхностью, на пути не встретилось ни одного нунатака. Белое плато постепенно поднималось, заставляя пилотов набирать высоту. На подходе к геомагнитному полюсу альтиметры показали высоту более трех километров над уровнем моря, а ледяное плато простиралось лишь в 150–200 метрах от плоскостей ИЛ-12. Выяснилось, что в районе геомагнитного полюса высота плато достигает 3500 метров. В этой безжизненной ледяной пустыне было значительно холоднее, чем в Мирном, — минус 33°.

Перерыв радиосвязи был вызван непрохождением волн; это явление, отмеченное несколькими радиостанциями в Антарктике, исследуется советскими учеными.

— Мы убедились, что организовать станцию «Восток» нелегко, но это будет сделано, — сказал Сомов.

Авиационный отряд экспедиции не упускал ни одного погожего дня. Пилот Поляков совершил ряд полетов на ЛИ-2 для воздушной фотосъемки. Профессор Вялов с пилотом Кашем пролетел по сложному маршруту вдоль побережья Земли королевы Мэри. Ряд рейсов полярные лётчики совершили в глубь материка, чтобы выяснить условия посадки и взлета с ледяного плато на высоте более 2000 метров.

В начале марта группа ученых полетела в глубь континента. Пилот Каш посадил машину на леднике в 3000 метрах над уровнем моря. Доктор физико-математических наук Гусев сообщил по радио: «Изучаем климат. Очень интересно. Температура воздуха достигает минус 46°». Исследователи вернулись на базу с ценными наблюдениями.

Из трех экспедиционных судов к середине марта в море Дейвиса оставалась только «Лена». Рефрижератор № 7 после разгрузки ушел на север. Морской отряд КАЭ во главе с профессором В.Г. Кортом, завершив обследование моря Дейвиса, двинулся на «Оби» в большой антарктический рейс. Обогнув ледник Шеклтона, ученые направились дальше на восток — в район Берега Нокса — и 7 марта обнаружили архипелаг из трех островов, не обозначенный на картах. Сообщив о своем открытии, исследователи просили присвоить архипелагу название Островов 8 марта — в честь Международного женского дня.

Борясь с жестокими штормами и обходя гигантские айсберги, «Обь» шла на восток вдоль побережья западной части Земли Уилкса. За всю историю антарктических плаваний ни одному судну не удавалось пробиться к отвесным ледниковым барьерам этой области. Теперь в течение нескольких недель здесь побывали три корабля: судно австралийской экспедиции «Киста Дан», державшее курс на запад, советский дизельэлектроход «Обь» и разминувшийся с ним в штормовую ночь «Глетчер» — новый ледокол военно-морского флота США. Советские исследователи трижды подходили на близкое расстояние к побережью Земли Уилкса и установили, что эта область очень неточно отображена на картах; в нескольких местах, показанных на карте как часть материка, встретились глубины от 100 до 350 метров.

На всем пути от Берега Правды ученые измеряли морские глубины, нанесли на карту около 200 километров береговой линии. Судно девять раз пересекало пояс пакового льда. «Полюс ветров» встретил советских исследователей ураганом; на подступах к Земле Адели особенно ощущалось приближение антарктической зимы. Ученые занялись в судовых лабораториях обработкой собранных материалов, образцов, проб.

В конце марта «Обь» вступила в тяжелые льды, сплотившиеся на подходах к Берегу Георга V и Берегу Отса. Ширина пакового пояса возрастала день ото дня, его северная кромка достигла уже 63-й параллели. Не без труда удалось приблизиться к западному берегу острова Янг — одного из группы островов Баллени. Судно легло в дрейф, начались комплексные океанографические наблюдения. Ветер ослаб, поднялась полная луна. «Нашим взорам открылась величественная картина безжизненного, неприступного острова, — писал в корреспонденции для «Правды» капитан Ман. — Мы увидели отвесные скалы высотой в несколько сот метров, нависшие над ними ледники, ущелья, заполненные льдом, сползающим в океан гигантскими языками… По совести говоря, мы чувствовали себя не особенно уютно. Однако все намеченные наблюдения были проведены».

Судно снова двинулось на юг, к Берегу Отса, и ещё раз пересекло Полярный круг. Морской группе КАЭ предстояли долгие недели научных исследований в водах Антарктики и в «гремящих сороковых параллелях». В середине 1956 года «Обь» должна была вернуться на родину, а спустя четыре-пять месяцев вновь пойти к обсерватории «Мирный» и сменить часть зимовщиков. В течение Международного геофизического года судно совершит несколько рейсов в Антарктику.

17 марта зимовщики Мирного проводили последнее экспедиционное судно — «Лену». Девяносто два советских исследователя, оставшиеся на материке Антарктиды, взволнованно прощались с товарищами, разделявшими все их тяготы в дни строительства научного городка. Во время прощального митинга начальник береговой базы X. Греку принес коробку со сталинградской землей и обратился к собравшимся:

— Разрешите мне землю мужества и героизма, землю мира соединить с пока ещё бесплодной и холодной землей Мирного…

Он высыпал содержимое коробки и смешал с бурым песчаником шестого континента…

«Лена» двинулась на северо-восток, к берегам Австралии, и 28 марта прибыла в порт Аделаида. Участников экспедиции посетил знаменитый австралийский исследователь Антарктики — 70-летний профессор Дуглас Моусон. Заслуженный ученый поделился воспоминаниями о своих исследованиях шестого континента и высоко оценил деятельность КАЭ.

— Это первоклассная экспедиция, — сказал Дуглас Моусон. — За короткое время она уже много сделала и внесла крупный вклад в науку…

В Мирном продолжалась деятельная трудовая жизнь. Полярный день кончился. Вечерами в научном городке и на аэродроме загорались огни. Похолодало, температура упала до минус 36°. Ученые вели систематические наблюдения по программе Международного геофизического года.

Вскоре после полета к геомагнитному полюсу М.М. Сомов вылетел с И.И. Черевичным на юго-запад, в район Полюса относительной недоступности, за 1900 километров от Мирного. Пролетев более 1000 километров, исследователи повернули на базу.

Для исследования внутренних областей континента в начале апреля из Мирного отправился на юг саннотранспортный отряд. Ученые пересекли огромные районы, не виденные ни одним человеком. Ледяное плато поднималось всё выше. Отряд находился на высоте более 2000 метров, когда разразилась пурга; при температуре минус 41° ветер мчался со скоростью около 20 метров в секунду.

Почти месяц длился этот поход. 4 мая исследователи поднялись на высоту 2700 метров над уровнем моря. Здесь, почти у 70-й параллели, за 375 километров от моря Дейвиса, возникла постоянно действующая внутриматериковая научная станция Пионерская, во главе её встал А.М. Гусев. Исследователи установили регулярную радиосвязь с Мирным, передают результаты научных наблюдений. В районе Пионерской неоднократно отмечалась температура ниже 60°.

О трудовых буднях Мирного и станции Пионерская, самоотверженной работе советских исследователей в высоких широтах на Родине узнавали из коротких радиограмм путешественников и сообщений специальных корреспондентов, оставшихся зимовать в Антарктиде.

Пройдут месяцы, из мира ледников и ураганов вернутся участники экспедиции. Они создадут увлекательные и волнующие книги о виденном и пережитом, расскажут о героической борьбе, невзгодах, трудностях и победах на побережье и в глубинных областях загадочного материка.

В тесном содружестве

Одновременно с комплексной антарктической экспедицией Академии наук СССР в разных пунктах побережья шестой части Света развертывали деятельность ученые Европы, Америки, Австралии и Азии. Возникали исследовательские базы, зимовки. Пестро выглядит карта Антарктиды, украшенная национальными флагами, которые будут подняты над береговыми и глубинными научными станциями.

К 1956 году на Земле Грейама и островах Антарктики уже действовало около 20 постоянных станций; там работают ученые Австралии, Англии, Аргентины, Новой Зеландии, Франции, Чили. В связи с Третьим Международным геофизическим годом непосредственно на материке и на прилегающих к нему островах создается ещё около 30 опорных пунктов науки, десять из них — на Земле Грейама.

Ближайшие соседи советских исследователей с запада — австралийцы. Их постоянная база — Моусон, на Земле Мак-Робертсона, — расположена в 1300 километрах от обсерватории «Мирный». Глубинную станцию австралийские ученые намерены основать примерно у 75-й параллели — между базой Моусон и станцией Советская.

Две береговые станции к востоку от нулевого меридиана создаются норвежскими исследователями. Японские ученые предполагают высадиться на побережье Залива Робертсона (Земля Виктории) или острове Петра I.

Исследованиями Земли Адели и Южного магнитного полюса займутся ученые Франции. На острове Росса действует постоянная станция Новой Зеландии. Часть новозеландской зимовочной группы готовится одновременно с англичанами совершить трансполярный переход протяжением около 3000 километров.

В английской экспедиции под начальством геолога У. Фукса участвует до 50 человек, среди них — старейший полярный исследователь, геолог Фрэнк Дебенхэм, зимовавший сорок пять лет назад на острове Росса с экспедицией Роберта Скотта. Основную базу англичане создают на юго-восточном побережье моря Уэдделла — Земле Котса, второй их опорный пункт — на острове Росса. Вспомогательным партиям поручено организовать склады продовольствия и снаряжения в 500 километрах к югу от побережья моря Уэдделла и на таком же расстоянии от окраины Великого ледяного барьера. В назначенное время отряд из пяти-шести англичан двинется с Земли Котса на юг, к полюсу. Вторая небольшая группа пойдет к югу с противоположной стороны — с острова Росса — по величайшему шельфовому леднику. Свидание двух встречных партий назначено на Южном полюсе, откуда они совместно направятся к новозеландской станции на острове Росса.

Во главе второго отряда стоит известный альпинист Эдмунд Хиллари, новозеландский пчеловод; вместе с Норки Тенсингом, гималайским горцем из племени шерпов, он в мае 1953 года поднялся на величайшую вершину нашей планеты Джомолунгму (Эверест), высотой 8882 метра.

Транспорт у английского и новозеландского отрядов смешанный: вездеходы и собачьи упряжки. При необходимости путешественники будут снабжаться при помощи авиации.

Из иностранных антарктических экспедиций только американская намерена широко использовать авиацию. Личный состав «Операции сильных морозов», как названа экспедиция Соединенных Штатов под начальством адмирала Ричарда Бёрда, насчитывает 1400 участников; ей приданы два ледокола, два транспорта, танкер и авиационный отряд из четырнадцати самолетов. Зимовать американцы решили в районе Маленькой Америки и на острове Росса. Кроме того, США предполагают основать станции на Земле Мэри Бёрд, в районе Южного полюса, на Береге Нокса. Таким образом, соседями советской обсерватории на востоке будут американские и французские исследователи.

В дни строительства поселка Мирный советские и австралийские ученые установили непосредственный контакт. М.М. Сомов направил начальнику австралийской базы Моусон радиограмму, предлагая установить систематический обмен метеорологической информацией; такой обмен рекомендован Специальным комитетом по проведению Международного геофизического года. Советские радисты передали на базу Моусон первую сводку о состоянии погоды и ледовой обстановке в районе деятельности КАЭ. Руководители советской и австралийской исследовательских баз условились регулярно обмениваться метеорологическими сведениями.

Известный австралийский полярный путешественник Филипп Лоу, участник девяти походов в высокие широты Южного полушария, находился в это время на борту судна «Киста Дан», идущего к Земле Мак-Робертсона для смены персонала станции Моусон. Являясь руководителем австралийской национальной ассоциации по исследованию Антарктики, Филипп Лоу выразил пожелание встретиться с советскими учеными и ознакомиться со строительством обсерватории «Мирный». Навстречу «Киста Дан» вылетел самолет под командованием И. И. Черевичного. Советские пилоты указали судну наиболее удобный путь к стоянке «Оби» и «Лены», разгружавшихся у ледяного обрыва Берега Правды.

30 января 1956 года «Киста Дан» подошло к стоянке наших судов. На борту «Оби» руководители советской и австралийской экспедиций обменялись мнениями о предстоящих исследовательских работах в Антарктике. За время двухсуточного пребывания в районе Мирного гости ознакомились со строительством научного городка. Филипп Лоу и его спутники отметили, что КАЭ очень удачно выбрала место для основания главной исследовательской базы, и были поражены большим размахом работ. Лоу выразил глубокое удовлетворение теплым приемом, оказанным участникам австралийской экспедиции. «Я думаю, — сказал он, — что контакт, установленный между нашими экспедициями, послужит развитию тесного содружества ученых Австралии и Советского Союза, исследующих суровую природу Антарктики». 1 февраля «Киста Дан» двинулось далее на запад, сопровождаемое приветственными гудками «Оби» и «Лены».

С живым интересом советские люди наблюдают за работой многочисленных антарктических экспедиций, горячо желая им выдающихся научных успехов и побед в познании неведомого. В тесном содружестве ученых Советского Союза и Англии, Соединенных Штатов Америки и Франции, Австралии и Бельгии, Аргентины и Норвегии, Новой Зеландии, Японии, Чили и других стран будут раскрыты тайны и решены загадки Великого белого материка.

Академик Д. И. ЩЕРБАКОВ НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ АНТАРКТИЧЕСКИХ ЭКСПЕДИЦИЙ

Успехи, достигнутые в одной из областей науки, на которые она разделена ради удобства, являются в то же время успехами всей науки в целом; не обладая знаниями о том, что происходит в одной части света, мы, несомненно, тормозим общий научный прогресс.

Дуглас Моусон

В течение XIX века было совершено 68 плаваний в Антарктику, в значительной мере с целью котикового или китобойного промысла. Научные наблюдения производились лишь попутно.

В XX веке отношение к изучению Антарктики и антарктического материка резко изменилось. За первую половину XX века по 1955 г. включительно в южной полярной области побывало 212 экспедиций. Значительное их большинство осуществляло только научно-исследовательские задачи.

В начале XX столетия антарктические экспедиции были связаны главным образом с географическими исследованиями и с рекогносцировками антарктической геологии, гляциологии и биологии, т. е. они решали задачи, которые легко осуществлялись одно-двухгодичными работами. Но современные экспедиции находятся в совершенно другом положении. Почти всё, что можно было сделать в течение кратковременных исследований, уже выполнено. Теперь действительно ценных научных результатов могут достигнуть только экспедиции, способные производить непрерывные наблюдения в течение долгого времени. Наше время — это время перехода от экспедиционных к стационарным исследованиям.

Экспедиции, требовавшие в большинстве случаев самоотверженной работы, исключительного напряжения человеческих сил, подчас связанные с героической гибелью отдельных участников, дали большие научные результаты. В особенности это можно сказать про исследования, проведенные в XX веке, осуществлявшиеся планомерно, шаг за шагом. Им мы обязаны основными сведениями по физической географии и океанографии Антарктики, по геологии Антарктиды и прилегающих островов, по климату, по биологии, по условиям мореплавания и самолетовождения и т. д.

Живо и увлекательно развертывается на страницах книги Л. Хвата история открытия и исследований шестого материка нашей планеты. Борьба мореходов и путешественников за овладение загадочной Антарктидой, борьба, исполненная великолепного мужества, полная драматизма и напряжения, представлена автором довольно полно.

Но, прочитав эту книгу, читатель, быть может, задумается: какова же научная значимость громадной исследовательской работы в Антарктике?

Ниже в кратком очерке сделана попытка показать основные научные достижения антарктических экспедиций.

Особенности геологического строения и рельефа Антарктиды

В настоящее время всё побережье Антарктиды покрыто аэрофотосъемками различного масштаба. Это позволило создать первые карты материка и сравнительно точно определить его площадь и длину береговой линии.

Чтобы составить себе ясное представление об особенностях строения Антарктиды и прилегающих к ней частей Мирового океана, обратимся к анализу гипсографической кривой и сравнению с ней некоторых показателей, полученных для Южного материка.

Гипсографическая кривая

Уже в самом начале XX века Норденшельд, исходя из особенностей геологического строения и рельефа, подразделил Антарктиду на две неравные части — Восточную и Западную.

Тектоническая схема Антарктики:

1 — щиты и плиты; 2 — морские глубины менее 4000 м; 3 — морские глубины

свыше 4000 м; 4 — зоны мезозойской и третичной складчатости; 5 — молодые

сброс овые дислокации; 6 — вулканы

Восточная Антарктида представляет собой сильно расчлененное высокогорное плато, возвышающееся на 1000–3500 м, целиком погребенное внутриматериковыми льдами. По краю плато, идущему вдоль моря Росса и моря Уэдделла, возвышаются горы, обязанные своим возникновением вертикальным поднятиям земной коры вдоль разломов.

В западной части, примыкающей к побережью Тихого океана, преобладают горные цепи. Среди них установлены отдельные вершины, уходящие ввысь на 6000 и более метров.

Восточные две трети материка соответствуют докембрию и покрывающим его частично горизонтальным пластам осадочных пород, или Большому антарктическому щиту Дэвида (1914). Щит простирается от Земли Коста, лежащей против Атлантики на 30° зап. долготы, проходит через Землю королевы Мод, Землю Эндерби, Землю Уилкса, Землю Адели и тянется до Земли Виктории, т. е. до 170° в. д., охватывая Главное плато Антарктиды и самую точку Южного полюса.

Остальная часть относится к Западной Антарктиде. Она сложена складчатыми гребнями, в большей части соответствующими мезозойским и третичным геосинклиналям. Эти гребни были прослежены от Южных Анд через острова Скотий (островную дугу Скотии) до материковой части Земли Грейама, а в последние годы (главным образом благодаря разведке с воздуха) дальше через Землю Мэри Бёрд до берегов моря Росса, т. е. приблизительно от 50 до 160° зап. долготы.

Между этими двумя отчетливыми геотектоническими провинциями находится зона опускания, или грабен Росс — Уэдделл. Это опустившаяся область, протягивающаяся от моря Росса до моря Уэдделла; она имеет примерно 900 км в поперечнике и 3600 км в длину.

Грегори (1912) назвал эту зону «гипотетической антарктической сбросовой долиной». Геологические связи заставляют отнести её к Антарктическому щиту.

За пределами материка лежат субантарктические океанические острова, разбросанные кольцом вокруг Антарктиды со стороны Атлантического и Индийского океанов.

Отличительной чертой всех субантарктических островов является то, что все они состоят исключительно из вулканических и сопровождающих их осадочных пород, восходящих по возрасту к третичному времени. Магматическая серия пород относится к «атлантическому» (богатому щелочами) типу, резко отличаясь от «тихоокеанского» (более богатого окисью кальция) типа Анд, Западной Антарктиды и Новой Зеландии, что говорит о совершенно другом её происхождении.

Если рассматривать антарктический континент как структурную единицу земной коры, то самой поразительной его особенностью является высота.

Уже одна средняя высота плато, оцененная на основании барометрической нивелировки приблизительно в 2400 м, ставит континент на исключительное место. Если даже сделать поправку на 300–1500 м ледяной шапки, то и остающаяся цифра говорит о необычайной высоте антарктической массы суши.

В противоположность поднятой внутренней части внешние края континента сейчас, повидимому, аномально низки. Внешняя граница континентального шельфа находится на глубине 500–900 м вместо «нормальных» 100–150 м. Это явление едва ли можно объяснить (Норденшельд, 1913) весом льда. Высокие береговые террасы, наблюдаемые во многих местах Антарктиды, говорят, наоборот, о слабом постгляциальном изостатическом поднятии.

Континентальный шельф варьирует в ширине от 40 до 500 км. Повидимому, наибольшей ширины он достигает в Тихоокеанском секторе, к югу от о. Петра I, а наименьшей — в некоторых местах у Восточной Антарктиды — к северу от мыса Адэр, Земли Эндерби и т. д.

Два широких изгиба береговой линии Росс — Уэдделл представляют собой шельфовые моря, покрывающие шельфы Росса и Уэдделла (или Филчер). По направлению к внешнему его краю поверхность шельфа местами поднимается, образуя серию крупных удлиненных моренных отмелей, которые носят названия банки Пеннел на шельфе Росса, банки Моусон против Земли Адели и Земли короля Георга V (Тейлор, 1930, 1940).

Ледниковые отложения прослеживаются сейчас в виде пояса, окружающего континент шириной от 350 до 1200 км (Хью, 1950). Возможно, что движение льда через внутренние части шельфа сносило отложившиеся там ранее мягкие осадки.

Наконец, материк, более или менее округлый по форме, окаймляется периферической зоной глубоких океанических бассейнов.

Область Антарктического щита рассматривается как продолжение Южной Африки, с одной стороны, и Австралии, — с другой, с геологическими чертами строения, характерными для древних щитов. Основание плато сложено гнейсами и кристаллическими сланцами, прорванными гранитами. На нем местами покоятся более молодые породы пермского возраста, которые известны также в Южной Африке и Австралии. Среди этих пород находятся угольные пласты, в особенности на Земле Виктории. Это грандиозные месторождения каменного угля, представляющие чередование (местами до семи пачек) сланцев и песчаников с угольными пластами не очень высокого качества, т. е. довольно зольными.

Исследователи этого района говорят, что, повидимому, запасы угля здесь не меньше, чем в Соединенных Штатах Америки, которым принадлежит одно из первых мест в мире по запасам каменного угля. Впервые месторождения угля были открыты в 1908 году геологом Уальдом вблизи Бермутского ледника. Затем при дальнейших исследованиях пласты угля были прослежены на протяжении почти в 3000 км. Общую перспективную оценку запасов угля сделал геолог Гулд.

Как указывалось выше, части щита, примыкающие к западной части моря Росса, переместились по разломам (сбросам) земной коры кверху. В этих местах образовались горы сбросового происхождения (горсты). Другая особенность этих гор заключается в том, что на их складчатом основании покоятся мощные толщи почти горизонтально залегающих горных пород, известных под названием биконских песчаников; они переслаиваются с базальтовыми покровами. Такие двухъярусные структуры геологи относят к образованиям платформенного типа.

Первая систематическая геологическая съемка Антарктического щита была произведена геологом Ферраром во время первой экспедиции Скотта на Землю Виктории. Собранные им образцы пород были описаны Приором.

Ценные дополнительные данные были установлены в области пролива Мак-Мёрдо, а также на север и на юг от него, геологами Дэвидом и Пристли, принимавшими участие в экспедиции Шеклтона (1907–1909 гг.). Кроме того, исключительно ценный геологический материал был собран последней экспедицией Скотта.

Горные хребты Западной Антарктиды — это молодые хребты юрского, мелового и третичного периодов. Они относятся к геосинклинальным образованиям и по своему строению аналогичны Андам.

Полезные ископаемые Антарктиды изучены крайне слабо, и о многом относительно богатств её недр приходится строить догадки или судить по аналогии с Южной Африкой и Австралией, располагающими крупными рудными месторождениями. Соображения подобного же рода могут быть распространены и на складчатую зону. Судя по литературе о геологическом исследовании Антарктики, некоторые находки подтверждают, что в дальнейшем в горных хребтах можно будет, вероятно, обнаружить месторождения олова, вольфрама, молибдена, меди, свинца и цинка, а возможно, и урана.

Ледяной покров Антарктиды. Выдающиеся специальные гляциологические исследования на антарктическом материке были выполнены Райтом и Пристли, Моусоном, Гулдом, Оделлом. Но попутно наблюдения над ледяным покровом осуществлялись и другими участниками антарктических походов.

Работы многочисленных экспедиций последних десятилетий дали достаточно ясное представление о характере антарктического оледенения. Отмечено, что ледяной панцырь Антарктиды несимметричен. Казалось бы, что наибольшей мощности льды должны достигать в самом центре материка. Но на самом деле область наибольшего скопления льда, или так называемый ледяной гребень (ледораз-дел), имеющий высоту более 3000 м, проходит между Южным полюсом и берегом, по линии, почти параллельной тихоокеанскому берегу. Отсюда ледяные массы разгружаются преимущественно в две противоположные стороны: к Тихому океану по рукавам мощных глетчеров, пересекающих горные цепи и питающих обширную прибрежную ледяную равнину — барьер Росса, и в сторону к Индийскому и Атлантическому океанам — полого спускающимся ледяным покровом, который погружается в море, образуя почти сплошной ледяной обрыв.

Вероятная мощность ледяного покрова, ввиду крайне ограниченного количества достоверных цифр, оценивается различными исследователями в широко варьирующих пределах — от сотен метров до 2500 м. Наиболее интересные данные содержатся в отчете Норвежско-Британско-Шведской экспедиции 1949–1952 гг., которая осуществила сейсмоакустическое зондирование на протяжении 600 км от берега в глубь Земли королевы Мод. Сейсмическое зондирование показало, что подстилающий лед материк имеет сложный изрезанный рельеф, с цепями гор, отдельными пиками и плато, с глубокими долинами и фьордами, далеко заходящими в глубь суши. В некоторых местах наиболее высокие точки выступают над ледяным покровом в виде так называемых нунатаков (вершины, которые никогда не были под толщей льда и не носят следов его шлифовки). Лед перекрывает этот рельеф мощным слоем, на поверхности которого лишь едва отражаются неровности подстилающих горных пород субстрата. Мощность льда в разных местах колеблется в широких пределах, достигая максимально 2250 м.

Ледяной Антарктический щит в общем высоко поднят над уровнем океана, что зависит не только от толщины льда, но и от того, что сам подстилающий его остров коренных пород имеет значительную среднюю высоту. Средняя мощность ледяного покрова равна 550–600 м (Оделл, 1954).

Проф. Д. Дэвид считает площадь льдов Антарктиды равной одной тридцатой площади Мирового океана и указывает, что если бы весь этот лед растаял, то уровень вод океана поднялся бы на 15 м. В прошлом мощность ледяного покрова превышала современную в среднем на 300 м (Оделл, 1954).

Однако данные о мощности ледяного покрова, в особенности Восточной Антарктиды, ещё крайне недостаточны.

Любопытны особенности движения ледяного покрова. Наряду с обычными формами движущихся льдов в нём установлены скрытые ледяные потоки. Сам материковый лёд в целом движется в сторону моря очень медленно. На протяжении многих сотен километров береговой линии он опускается прямо в море в виде ступенчатого покрова, изборожденного глубокими трещинами. Наряду с этим в Антарктиде существуют также громадные ледники горного типа (долинные ледники), которые, подобно ледяным рекам, спускаются к морю.

Физическое состояние льда в суровом климате Антарктиды иное, чем у ледников умеренной зоны.

Нередко несколько больших ледников сливается вместе у берега моря, образуя ледяной покров, расстилающийся вдоль подножья гор, или пловучий ледяной язык. Последний питает ту поразительную, специфически антарктическую форму льда, которая была впервые открыта в 1841 г. Д. Россом и получила название барьерного льда, а впоследствии, по почину О. Норденшельда, шельфового льда. Он представляет собой гигантскую ледяную плиту, обращенную высокими обрывами к морю, частью плавающую, а частью находящуюся на суше. Плита получает питание не только от ледников, сползающих с материка, но главным образом от выпадающего и в особенности от наносимого с материка снега.

Шельфовый ледник Росса, например, занимает площадь в 488 000 кв. км. В далеком прошлом шельфовые льды должны были существовать и в Северном полушарии. Сейчас ледники Антарктиды находятся в стадии отступания. Откалываясь по краям, языки и шельфовые плиты порождают огромное количество айсбергов, плавающих в Южном океане.

Антарктида, так же как и Северная Европа, пережила в четвертичное время несколько ледниковых эпох, или, иначе говоря, несколько стадий наступания и отступания льдов. Лучшим свидетельством этих явлений служат донные осадки морей, окружающих материк. Их исследуют таким образом: на некотором расстоянии от берега глубинные трубки опускаются по вертикали с такой силой, что они вдавливаются в грунт. В колонках донных осадков, вынутых на поверхность, четко устанавливается характерное переслаивание тонкоотмученного материала с более грубозернистым. По этим переслаиваниям можно судить о числе стадий наступания и отступания ледника. А применяя радиоактивные методы изучения донных осадков, удается даже наметить хронологию этих событий в абсолютном летосчислении.

Основываясь на сравнительном изучении колонок донных осадков, взятых вблизи Антарктиды и у берегов Северной Америки, ряд исследователей высказывается за синхронность колебаний ледяного покрова обоих полушарий в четвертичное время. Другие же полагают, что оледенение Антарктиды началось раньше, чем на севере, — в конце третичного периода.

Гигантский масштаб современного оледенения всегда заставляет обращаться к геологическому прошлому и искать там ответа о климатических особенностях эпох, предшествовавших четвертичному времени.

Данные о климате мезозойской и третичной эпох, к сожалению, удалось найти только на очень ограниченных участках в Западной Антарктиде, где в районе Хоуп-Бей и на Земле Грейама залегает юрская флора, соответствующая теплому, даже тропическому климату, близко родственная флоре Африки и Индии. В породах верхнего мела с островов Сеймур и Сноу-Хилл были найдены остатки морской фауны, представленной моллюсками и кораллами, типичными для теплых вод Индийского океана. Затем следует отметить ископаемую флору эоцена и олигоцена, характерную для теплого климата, которая представлена лавром, смоковницами и араукарией. И только в самом конце третичной эпохи начинает появляться фауна, свидетельствующая о наступлении очень холодной эпохи.

В наше время, несомненно, ледниковый покров уменьшается в толщине и отступает, обнажая площади, усеянные моренным материалом, отшлифованными скалами со шрамами и большими валунами.

Климат Антарктики. Мощный ледяной покров Антарктиды подобен огромному холодильнику, окруженному со всех сторон значительно более теплыми водами океана. В силу этого в области соприкосновения суши с океаном создается большой температурный градиент, способствующий развитию очень активной циркуляции атмосферы; она выражается прежде всего в образовании серии глубоких циклонов, движущихся с запада на восток вокруг континента. Пути циклонов обычно лежат между 62 и 65° ю ш., отклоняясь к северу или к югу, в зависимости от сезонного положения кромки льда. На северной её окраине преобладают сильные западные ветры, а на южной — восточные.

Далее на юг, в пределах материка, где господствуют очень низкие температуры, находится область высокого давления. Аэрологические наблюдения показали, что в этой антициклональной области на высотах в тысячи метров преобладает движение воздуха, обратное тому, которое наблюдается вблизи поверхности. Такое распределение воздушных течений вызывает постоянный перенос из северных широт в глубь материка более влажного морского воздуха.

Одновременно сильно охлажденный воздух антарктической шапки повышенного давления стекает в сторону побережья, создавая нередко при этом ветры ураганной силы. Так, например, в районе Земли Адели, лежащей против острова Тасмания, в течение года зарегистрировано 340 дней с бурями, со скоростью ветра в 20 м/сек. В отдельные периоды скорость ветра достигает 90 м/сек, сопровождаясь страшными метелями. Снежные частицы при этом шлифуют и даже разрушают твердые предметы, попадающиеся на их пути. Нередко возникают сильные электрические разряды, известные под названием «Огней святого Эльма». Метели иногда сопровождаются снежными смерчами с большой подъемной силой.

Специфической особенностью Восточной Антарктиды надо считать зимние позёмки: токи холодного воздуха, спускающиеся в сторону моря, переносят на небольшой высоте (4–5 м) массы снега.

Для Антарктиды характерны низкие температуры воздуха, в среднем более низкие, чем в Арктике, в особенности для лета. Чем глубже расположены точки наблюдений, тем ниже регистрируемая температура

Таким образом, характер циркуляции воздушных масс и физико-географические условия позволяют подразделять климат Антарктики на две зоны континентальную, в которой преобладает режим антициклона, и прибрежную, где в значительной степени сказывается влияние циклонов, проходящих вблизи побережья.

В огромной Антарктической области общей площадью приблизительно 50 млн. кв. км находится в настоящее время около 50 метеорологических станций, на которых ведутся регулярные наблюдения. Данные этих станций пополняются в течение лета китоловными судами, а также различными антарктическими экспедициями. Первая попытка синоптического анализа южных областей земного шара принадлежит Мейнардусу, который использовал с этой целью наблюдения островных станций, наблюдения южных континентальных станции, судов регулярных торговых рейсов и данные экспедиции Дригальского (1902–1903 гг.).

Распределение вет ров в Антарктике (по Г. Казаку):

1 — направление ветров у поверхности, 2 — меняющиеся ветры у поверхности; 3 — высотные ветры, 4 — антарктическая граница ветров

В то время когда «Гаусс» зимовал в паковых льдах, «Дисковери» находился в море Росса. Пользуясь сводками этих двух судов, а также китоловов, плававших в Южном полушарии, и станций на континентах, Гепуэрт в течение двух лет составлял ежегодные синоптические карты для Южного полушария. К ранним попыткам синоптического анализа относится работа Симпсона, который использовал результаты наблюдений баз Скотта и Амундсена для синоптического анализа области моря Росса.

Значительный вклад в работу по синоптическому анализу Южного океана принадлежит Пальмеру (1942), который произвел синоптический анализ Австралии и Южного океане, широко используя отчеты судов в течение полярного 1932–1933 г.

Во время печатания данного обзора вышла в свет прекрасная новейшая сводка по климату Антарктики советского ученого Г. М. Таубера.[4]

Южный океан и его исследования

Воды, опоясывающие Антарктиду, разделяются континентальными массами Африки, Австралии и Южной Америки, вдающимися в высокие широты, на три сектора. В промежутках они сливаются с водами трех больших океанов земного шара. Батиметрическая карта показывает, что воды вокруг Антарктиды покрывают сложную систему «возвышенностей» или хребтов, связывающих континент с северными массами суши и разделяющих широкие депрессии земной коры — «океанические бассейны». Большинство подводных хребтов протягивается вкось от континента, остальные грубо параллельны её берегам.

Оконтуривание этих невидимых горных хребтов морского дна зависит от густоты промеров, а эти промеры распределены очень неравномерно. Применение эхолота за последние десятилетия сделало изучение морфологии дна гораздо более доступным, чем это было в дни механических лотов, но на картах всё же остается ещё много белых пятен.

Морфология дна — это единственный источник данных, на которых основываются выводы о структуре земной коры в южных областях, где такое малое количество коренных горных пород выступает на поверхность из-под оболочки снега, льда и морской воды. Большинство островов Южного океана — это вершины вулканов, покоящихся на подводных хребтах.

Геологи распространили на неизведанный юг представления о структуре, установившиеся для более доступных северных областей суши. Так, предсказание Зюсса о природе дуги Скотия (островной дуги Южных Атилл) возникло из его изучения островных дуг восточного края Тихого океана и Вест-Индии, а Э. Дэвид проводил аналогию между отвесными береговыми утесами Земли Виктории и изрезанными и обрывающимися в море восточными берегами австралийского континента. Позднейшая геологическая съемка Антарктиды (Уедд, 1941; Фербридж, 1949) подтвердила взгляд о сходстве в основном структуры Антарктиды с соседними древними устойчивыми щитами континентов Африки и Австралии. Западная же Антарктида от Земли короля Эдуарда VII до Земли Грейама образует часть круготихоокеанской третичной складчатой зоны. Эта складчатая зона начинается от Новой Зеландии, проходит, вероятно, через о. Макуори, с его третичными подушечными лавами и сейсмической активностью, до островов Баллени; оттуда тянется через устье моря Росса до Земли короля Эдуарда VII, через Землю Мэри Бёрд, Землю Джемса Элсуэрта и Землю Грейама до дуги Скотия (Южных Атилл) и южноамериканских Анд.

Таким образом, расположение хребтов и бассейнов морского дна отражает его геологическую структуру и представляет собой результат подвижек земной коры, имевших место в прошлом. Что касается возраста подводного рельефа, то здесь существуют значительные разногласия. Узкие, с крутыми склонами хребты складчатого пояса краевой зоны Тихого океана относятся к третичной складчатости, другие же структуры Тихого океана датируются некоторыми геологами как очень древние. Довольно детальные исследования осветили и состав донных отложений.

Поверхность субантарктических шельфов покрыта преимущественно грубым обломочным материалом, частично биокластическим; местами обнажаются коренные породы.

Вокруг антарктических островов, как, например, вокруг Южной Георгии и других островов Скотий, шельф покрывается горной мукой, приносимой активными ледниками, а его осадки состоят из илов, содержащих значительные количества диатомей.

Грубые обломки пород, далеко унесенные от их коренных источников айсбергами и освобожденные при их таянии, придают характерную структуру многим осадкам открытого моря. Холодная вода не благоприятствует осаждению и сохранению карбоната кальция, вследствие чего антарктические осадочные породы содержат меньше 10 % извести.

Д-р Хью изучал осадочные породы колонок, вынутых экспедицией «Оперейшен Хай Джамп» со дна моря Росса. Пользуясь методом определения возраста Пиггота и Юри, он определил возраст морских осадков, переслоенных с хорошо отсортированными межледниковыми осадками, и предложил корреляцию фаз оледенения с двумя последними наступаниями льда в Северной Америке.

За поясом терригенных отложений антарктический континент окружен почти непрерывным поясом диатомового ила. Диатомовый ил представляет собой серую или серо-коричневую грязь, становящуюся после высыхания светлосерой, которая состоит из диатомей, изредка радиолярий и спикул губок. В шельфовых отложениях антарктических островов диатомей достаточно многочисленны, что позволяет классифицировать отложения как «диатомовые илы».

Северная граница пояса диатомового ила на дне моря приблизительно соответствует антарктическому слиянию северной границы антарктических поверхностных вод. Севернее этой линии, ниже субантарктических и субтропических поверхностных вод, дно состоит главным образом из глобигеринового ила — осадка из известковых раковин пелагической фораминиферы, но на дне более глубоких аббисальных бассейнов встречаются большие области красной глины.

Глобигериновый ил закартирован (Шотт, 1935) на восточнотихоокеанской возвышенности; к нему примыкает красная глина южнотихоокеанского и тихоокеанско-антарктического бассейнов. Глобигериновый ил окружает Новую Зеландию и Австралию, но замещается глиной в более глубоких частях Тасманова моря и Южноавстралийского бассейна.

Замещению глобигеринового ила красной глиной в глубоких водах способствует растворение известковых раковинок фораминифер по мере того, как они, опускаясь, проходят через холодную тяжелую придонную воду глубин океана, где присутствует углекислота, выделяемая разлагающимися организмами у дна.

В общих чертах изучена и гидрология Южного океана.

Циркуляция вод Южного океана следует по относительно простой схеме, в силу чего границы различных водных масс определены довольно четко. Поверхностная вода течет главным образом на восток и на север под влиянием преобладающих западных ветров. В умеренных широтах она встречается с субтропическими водами трех больших океанов, циркулирующими в направлении против часовой стрелки.

Повышение температуры поверхностных вод между Антарктидой и тропиками не происходит равномерно по всему Южному океану, а сконцентрировано на двух границах или слияниях, где воды, текущие на северо-восток, опускаются и уступают место водам с другими свойствами.

Эти океанические границы — антарктическое и субтропическое слияния — разделяют три зоны поверхностных вод: антарктическую, субантарктическую и субтропическую. Это относительно мелководные зоны. Всю же массу воды океана ниже его поверхности составляет теплое глубокое течение, идущее на юг над массами плотной холодной воды — антарктическим донным течением, медленно направляющимся на север.

Три вышеуказанные поверхностные зоны относительно неглубоки; большая же часть вод океана является частью того или другого мощного глубинного течения.

Подповерхностное течение субтропической и субантарктической зон, идущее на юг, уже упоминалось. Ниже его располагается антарктическое промежуточное течение, возникающее у антарктического слияния, где антарктические поверхностные воды погружаются под более легкие субантарктические воды. Под ним массы соленых вод — теплое глубинное течение — текут на юг в направлении антарктического континента и поднимаются до слоя антарктической поверхностной воды.

Наконец, на дне океана слой холодной соленой, слабо кислородной воды — антарктическое донное течение — медленно течет на север. Большое значение имеет также движение вод вокруг континента на восток по часовой стрелке. Донный слой зарождается на широком шельфе антарктического континента; здесь морская вода зимой охлаждается путем конвекции, и её соленость значительно увеличивается в силу замерзания верхних слоев. Плотная вода опускается и течет на север в виде придонного течения, которое, смешиваясь с глубинным теплым течением, образует антарктическую придонную воду.

На физические особенности морской воды в значительной мере влияют и биологические факторы. Так, например, растения (фитопланктон) повышают содержание кислорода в поверхностных слоях и истощают содержание в них питательных солей, опускающихся вниз в виде экскрементов и мертвых тел организмов, умирающих у поверхности моря. Питательные вещества, освобождаемые благодаря бактериальному гниению, могут вступить опять в жизненный цикл только путем нового проникновения их в зону растительной жизни или благодаря поднятию кверху, или вследствие турбулентного перемешивания.

Организмы, живущие на дне, истощают содержание кислорода в воде, и путь донных течений может быть прослежен по уменьшенному содержанию кислорода. Таким образом, питательные соли проходят замкнутый цикл.

Познание вод Южного океана многим обязано Д.Р. Дикону и его данным, полученным во время экспедиции «Дисковери». Однако необходимо также отметить и работы более ранних экспедиций. Главные из них со времени «Челенджера» (1872–1876) связаны с названиями судов: «Бельжика» (1897–1899), «Вальдивия» (1898–1899), «Гаусс» (1901), «Антарктик» (1901–1903), «Скотия» (1902), «Франс» (1903–1904), «Планета» (1907–1908), «Пуркуа-па?», «Дейчланд» (1911–1912), «Дана» (1928–1930), «Метеор» (1925–1926), «Норвегия» (1927–1928) и «Дисковери II» (1929–1931).

Из названных экспедиций «Метеор», пересекший Южную Атлантику десять раз, внес наибольший вклад в познание гидрологии Южного океана, не говоря уже о длительных, охвативших широкую область исследованиях «Дисковери II».

В 1956 г. получены новые ценные Данные океанологической группой советской комплексной антарктической экспедиции, плававшей вдоль Восточной Антарктиды на корабле «Обь».

Изучение животного мира Антарктики

Историю биологических исследований в Антарктике и Субантарктике, касающуюся преимущественно моря, можно подразделить на три периода.

Наблюдения ранних экспедиций, положившие начало «каталогизации» флоры и фауны посещенных областей, носили чисто описательный характер. Собирались образцы растений и животных, иногда в очень значительном количестве, которые по возвращении экспедиции описывались специалистами. Экспедиция на «Челенджере» (1872–1874), с её подробными и очень ценными отчетами, типична для первого периода биологических наблюдений.

Главной целью исследований являлось описание морфологии организмов, их классификация и выяснение их распространения, и хотя работа в этом направлении продолжается, всё ещё остается очень многое сделать для составления исчерпывающего перечня обитателей антарктических вод.

Однако с 1925 года наметился иной подход к биологическим исследованиям, так как новые научные методы дали возможность обратить внимание на динамическую сторону жизни. В этом году был образован Британский комитет открытий и началась новая эра научных биологических работ в океане, пионерами которых были экспедиции на «Гауссе», «Метеоре» и «Дисковери II», причем последней экспедицией была проведена длительная программа исследований.

Сначала наблюдения охватывали только квадрант Фолклендских островов и касались лишь китов и китовой ловли, но после введения ловли с пловучих баз Комитет открытий распространил свою деятельность на изучение вод океанов, омывающих Антарктиду.

Макинтош (1950) рассматривает этот период деятельности Комитета открытий как переходный от экспедиционной к стационарной работе, запланированной и организованной постоянно действующими институтами. В эту конечную фазу биологическая исследовательская работа в Антарктике вступает только сейчас.

В основном биологическое изучение в Антарктике начиная с 1925 года концентрировалось на организмах, живущих в водах океана. Главным объектом работы экспедиций Комитета открытий были киты. В водах океана сосредоточены все факторы, оказывающие влияние на жизнь китов, т. е. на их распространение, миграцию и её пути, на цикл размножения, на их пищу и режим питания. Иначе говоря, изучение китов оказалось связанным с выполнением широкой программы в области физической и биологической океанографии.

Во-вторых, режим вод Южного океана носит поразительно однородный и закономерный характер. Ни одна крупная масса суши, помимо центрального антарктического континента, не оказывает влияния на циркуляцию водных масс, и благодаря этому стало возможным закартировать ряд однородных и ритмически повторяющихся черт южных океанических вод, касающихся их физического характера и динамики. Имеющиеся данные по сообществам организмов показывают для них такое же единообразие и правильность, в большинстве случаев находящиеся в строгом соответствии с физическим характером вод. Эта особенность дала возможность провести изучение распространения животных и растений, их сезонных перемещений, историю их жизни и взаимосвязей в очень широком масштабе, неизвестном для других морей мира. Южный океан представляет собой поле исследований, где изучение общих принципов морской экологии может быть проведено с успехом, и на изучение по этой линии было направлено главное внимание.

Общепризнано, что число видов организмов, населяющих антарктические воды, невелико, но что каждый вид встречается в несчетном количестве индивидуумов, тогда как в тропических водах положение до известной степени противоположно.

В море, так же как и на суше, жизнь животных зависит в большой мере от растений. Растительность открытого океана состоит из микроскопических плавающих водорослей, в совокупности называемых фитопланктоном. В присутствии солнечного света эти крохотные растеньица непосредственно используют питательные соли, растворенные в морской воде, как, например, нитраты и фосфаты.

Наблюдения, проведенные при плавании «Дисковери II», показали, что с концентрацией нитратов и фосфатов, значительно превосходящей все известные для других морских областей, связаны колоссальные массы фитопланктона в Антарктике. Эти соли присутствуют в количествах, повидимому всегда превышающих существующую в них потребность. Следствием такого обильного источника пищи является распространение в антарктических водах крупных животных.

Харди (1935) показал, что локальное распространение финвалов и голубых китов можно предсказать, исходя из относительных количеств фосфатов в воде, что и здесь имеет место замкнутый питательный цикл, начинающийся растворенными солями и кончающийся, в частности, финвалами. От фитопланктона зависит существование массы ракообразных, известных под названием «крилл», являющихся в свою очередь основной пищей некоторых видов китов в Антарктике.

В другой питательный цикл входят каракатицы; жизнь этих моллюсков зависит главным образом от фитопланктона, но они также питаются криллами и другими ракообразными. Вполне возможно, что ракообразные в антарктических, как и в других морях, составляют основную пищу каракатиц. Эти моллюски поедаются в свою очередь буревестниками, кашалотами и некоторыми тюленями.

Главной составной частью фитопланктона Антарктики являются диатомеи. Типичная холодноводная диатомовая флора распространена к югу от субтропического слияния, но в южных морях установлены сезонные колебания в её плотности. Наименьшие концентрации наблюдены для зимних месяцев и наибольшие — для летних; эти колебания, очевидно, связаны с солнечным светом. Многие антарктические диатомеи имеют очень широкое географическое распространение, вероятно вследствие их терпимости к значительным изменениям в физических особенностях вод. Харт (1937) показал, что один из их видов является биологическим индикатором южной границы субантарктических поверхностных вод. Присутствие этого вида к югу от антарктического слияния, по его мнению, является указанием на то, что недавно произошло перемешивание поверхностных вод.

Харт (1942), касаясь вопроса об антарктическом фитопланктоне, подтверждает одну из его отличительных особенностей, заключающуюся в подавляющем преобладании диатомей и незначительном количестве в его составе динофлагеллат.

Харт подразделил воды антарктической зоны на три биогеографические провинции:

1) северную, никогда не покрывающуюся паковыми льдами; сюда только ранней весной заплывают отдельные льдины;

2) промежуточную — между южной границей предыдущей области и Полярным кругом, покрытую поясом пакового льда зимой и весной и иногда свободную от него летом и поздней осенью;

3) южную, т. е. область моря к югу от Антарктического полярного круга, за исключением непосредственно прибрежных участков. Здесь пак стоит в течение всего года (кроме лета), причем новый лед начинает образовываться в марте. Антарктический планктон — животные, плавающие в антарктических водах по воле течений. В основном отличают:

1. Почти полное отсутствие личиночных форм, за исключением ракообразных.

2. Вертикальная миграция сравнительно большой длительности, характерная для главных видов, образующих зоопланктон.

3. Формы, обитающие в поверхностном слое вод, бедны видами, но богаты численностью их представителей.

4. Многие виды поднимаются к поверхности ночью и опускаются на глубину днем.

Макинтош (1937) изучил вертикальное сезонное распределение планктонных форм вдоль 80-го градуса западной долготы и, располагая достаточными данными по планктону в антарктических морях вообще, пришел к заключению, что характер циркуляции зоопланктона один и тот же во всех южных морях.

В антарктической донной (бентос) фауне обильно представлены некоторые группы животных. Фауна иглокожих здесь значительно превосходит распространение этого семейства в водах Арктики. Бертон (1932), занимавшийся изучением губок, показал, что против всех ожиданий Антарктика богата губками, — она богаче ими, чем Индийский океан, австралийские воды или Вест-Индия.

Все антарктические губки преимущественно кремневые. Очень вероятно, что губки достигли своего максимального развития именно в антарктических морях.

Хастингс (1943) в своей работе об обитающем на дне Южного океана полизооне, ясно показала, что распределение этих животных, несомненно, связано с поверхностными зонами океанических вод, т. е. что развитие донной фауны в целом может быть поставлено в связь с поверхностными гидрологическими условиями. Нужно, однако, отметить, что для большинства групп животных бентоса с глубин моря собрано ещё очень мало материала, чтобы на его основании можно было притти к такому обобщению.

Изучение жизни, связанной с островами и другими массивами суши Антарктики и Субантарктики, носило довольно неравномерный характер. Первые экспедиции собирали образцы растений и животных, наиболее ярко бросавшихся в глаза, а последующие обследовали только наиболее доступные для наблюдений места. Очень немногие экспедиции снаряжались специально для посещения отдельных островов, и в результате наше знание биологии этих областей может быть почерпнуто только из данных, разбросанных в разных источниках.

Работы экспедиций Комитета открытий в этом направлении были недостаточными. Области к югу и к юго-западу от Южной Америки, Фолклендские острова, о. Южная Георгия, Южные Антильские острова и полуостров Палмер оказались включенными в план работ Комитета, и в результате были опубликованы работы, посвященные птицам, тюленям, рыбам, фораминиферам, моллюскам, иглокожим, губкам, бокоплавам, (ракообразным).

Но страны, расположенные на границе Южного океана, уже давно осознали свою ответственность за изучение биологии ближайших к ним областей. Так, в 1909 г. Институт философии в Кантербери опубликовал два тома, общим объемом в 848 страниц, в который описывается история, геология и природа субантарктических островов Новой Зеландии. В течение многих лет правительственные суда заходили на эти острова, изредка посещались они также и учеными. За период с 1941 по 1945 г. на островах Кемпбелл и Окленд действовали береговые станции, и ряд их отчетов под названием «Отчетов Капской экспедиции» теперь начинает появляться в печати. С того времени на о. Кемпбелл поддерживается в действии метеорологичеекая станция, на которой также ведется биологическая работа. Экспедиции послевоенного времени на острова Снэро и Антиподов и о. Баунти ознакомили ученых с фауной и флорой этих островов Субантарктики.

Австралия за последнее время учредила наблюдательные посты на островах Макуори и Хёрд; результаты ведущихся на них научных работ будут серьезным вкладом в знание биологии этих двух островов. Южноафриканские исследования последнего времени на островах Принс-Эдуард и Марион, а также французская экспедиция на о. Кергелен должны дать богатый материал по биологии островов этого квадранта.

Жизнь в прибрежных водах антарктического континента. Биология прибрежной морской зоны самой Антарктиды в общем привлекала к себе мало внимания. Такое упущение зависит от ряда факторов. Прежде всего «межприливные» организмы не успевают укрепиться за короткий период, когда берега не закованы в лед. Большую часть года береговая линия окружена каемкой льда, иногда толщиной в несколько десятков метров. Глубже её море густо населено. Массы водорослей дают приют и пищу разнообразным животным, которые в свою очередь поддерживают существование многочисленных плотоядных. Моллюски, морские коньки, морские звезды, раки, черви, мшанки и морские пауки присутствуют в изобилии. Отмечено много рыб, живущих на дне моря.

Весь этот материал доступен для береговых партий экспедиции, если только в их распоряжении есть какой-нибудь морской транспорт, помимо главного судна экспедиции, которое в течение короткого лета занято выполнением основной научной программы. В летнее время — лучшее для биологических наблюдений — большинство членов экспедиции всегда участвует в санных поездках.

Экспедиции, зимовавшие на антарктическом континенте, неоднократно пытались проводить биологические наблюдения в море. Трудности, которые при этом приходится преодолевать, очень значительны. В большинстве случаев наблюдения ведутся сквозь проделанное в морском льду отверстие, которое поддерживается открытым. Через эти отверстия собираются образцы флоры и фауны самыми различными способами — при помощи различных ловушек, донного трала, сетей и удочек. Обычный метод брать образцы с движущегося судна в относительно глубокой воде труден и приводил к незначительным результатам.

Австралийская антарктическая экспедиция, очевидно, была одной из немногих, сосредоточившей в течение лета своё внимание на этой работе, и результаты, полученные ею в бухте Каммонуэлф, оказались очень интересными.

Только когда подобная же работа будет проведена по периферии всего континента, можно будет получить сравнительную характеристику её прибрежной флоры и фауны.

Все птицы Антарктики, как отмечают орнитологи, — морские птицы, так как окованная льдом земля не может поддерживать существования живых организмов, которыми питаются птицы, а отсутствие мелководной приливной зоны не дает возможности развиваться болотным видам. Но их особенность заключается в том, что они приспособлены питаться в морях, в которых в той или иной форме всегда присутствует лед, и гнездиться на суше, где лёд оставляет им очень малый выбор для гнездования.

Особое внимание ученых всегда привлекали пингвины — эти антарктические птицы, существующее распространение которых, а также их вымерших предков исключительно южное. Но было бы ошибкой рассматривать их только как полярных обитателей. Большая часть из 18 или 19 живущих видов и ископаемые остатки Новой Зеландии и южноамериканской антарктической зоны встречаются вместе с остатками других морских животных умеренного климата. Тело пингвина хорошо приспособлено к использованию морского окружения. Плавание и ныряние настолько для них естественны, что если бы не необходимость линьки и гнездования, как и для всяких других птиц, то им, подобно черепахам, не было бы нужды покидать воду.

В прошлом много внимания уделялось проблеме биполярности, т. е. кажущейся тесной связи между биологией Арктики и Антарктики: в начальный период исследований считалось, что многие виды встречаются одновременно в той и другой полярных областях, но неизвестны в промежуточных морских пространствах.

За последние годы стала возрастать критика доказательств, подкрепляющих эту точку зрения. Тщательное сравнение показало, что в большинстве случаев антарктические формы отличаются от арктических. Поэтому в современной литературе проблеме биполярного их распространения уже не придается такого значения, как раньше. Однако нужно признать, что всё же биполярность до известной степени существует, если иметь в виду роды животных, а в некоторых случаях даже их виды. Известны случаи идентичности видов червей (эхиурид и спункулид), а также родовой идентичности некоторых моллюсков.

При обсуждении вопроса биполярности относительно немногие случаи сходства и даже идентичности не должны затемнять гораздо более убедительные доводы в пользу различия между формами животных организмов холодноводных областей в Северном и Южном полушариях.

Свердруп, Джонсон и Флеминг так суммируют три главные гипотезы, выдвинутые для объяснения явления биполярности:

1. Биполярные животные являются реликтами прежней космополиткой фауны, тропические члены которой теперь вымерли.

2. Животные могли мигрировать из одной полярной области в другую, пользуясь придонными областями холодных вод в тропиках.

3. Независимое параллельное развитие животного мира в полярных областях могло привести к наблюдаемой идентичности его видов.

Каждая из этих теорий может найти себе подтверждение в отдельных случаях. Для большого числа групп животных биполярность наилучше выражена в южноафриканском квадранте — очень многозначительный факт, который необходимо учитывать при рассмотрении вопроса о путях миграции. Пауэлл приводит данные, свидетельствующие о том способе, каким один род моллюска получил биполярное распространение. Виды этого рода известны в глубоких водах вблизи берегов Японии, Сибири, Аляски, Западных Соединенных Штатов, Панамского залива, Эквадора, Патагонии, архипелага Палмера, Южных Шетландских островов, островов Кергелен и Марион. Разница в температуре воды между этими местами довольно значительна, причем находки моллюска в низких широтах сделаны на большой глубине.

* * *

Данный обзор не претендует на полноту. В нём сознательно не освещены успехи в области изучения геофизических явлений, так как это потребовало бы введения в обзор значительного объяснительного текста. Специально не выделены достижения советских ученых, работы которых начаты сравнительно недавно. Действительно, к исследованиям советские ученые приступили в небольшом объеме только в 1946 г., когда на водные просторы Антарктики впервые вышла китобойная флотилия «Слава».

Положение резко изменилось с зимы 1955 года, когда начала работать Комплексная советская антарктическая экспедиция.

Советская экспедиция работает на суше и на море. В план экспедиции вошли: изучение влияния атмосферных процессов, совершающихся в Антарктике, на общую циркуляцию атмосферы Земли; изучение основных закономерностей перемещения антарктических вод Мирового океана. Геологи, географы и гляциологи приступили к составлению физико-географического описания Восточной Антарктиды. Геофизики экспедиции занялись выяснением особенностей геофизических явлений в Антарктике. Биологи уделили основное внимание изучению животного мира Антарктики и изысканию новых районов для советского китобойного промысла.

Немалая роль отводится экспедицией изучению условий мореплавания и аэронавигации.

В основном же экспедиция 1955–1956 гг. подготавливает возможность широкого проведения исследований по программе Международного геофизического года.

Нет сомнений в том, что привлечение ученых многих стран к совместному решению крупных научных проблем, затрагивающих все отрасли геофизической науки и требующих одновременного наблюдения на сотнях станций и обсерваториях, расположенных по всему земному шару, ещё больше укрепит международное сотрудничество ученых и послужит мощным стимулом для дальнейшего благотворного развития мировой науки во имя мирного созидательного труда.

Посылка Комплексной советской антарктической экспедиции — это крупнейшее событие в научной жизни нашей страны. Экспедиция продолжает замечательные исследования русских моряков, открывших Антарктиду. Страна снабдила участников экспедиции всем необходимым для ведения широких наблюдений современными методами. Экспедиция богато оснащена и является одной из крупнейших в мире. Участники экспедиции, обладающие большим опытом полярных исследований в Арктике, с честью выполняют возложенные на них задания.

1

Даты приведены по старому стилю.

(обратно)

2

Именем Шеклтона ледник назвала экспедиция Дугласа Моусона.

(обратно)

4

Г.М. Таубер. Антарктика, ч. I. Основные черты климата и погоды, Гидрометеоиздат, Л., 1956.

(обратно)

Оглавление

Часть первая . АНТАРКТИЧЕСКИЕ КОЛУМБЫ

  Мичман Новосильский собирается в дальний вояж

  Легенда или действительность?

  Ошибка Джемса Кука

  Первые открытия

  Пингвины

  В кольце гибельных айсбергов

  У берегов шестого континента

  «Покушения» продолжаются

  «Небо горит!»

  Новые поиски за Полярным кругом

  Южный материк существует!

  На Родину

Часть вторая . ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

  В поисках котиков и тюленей

  Земли, увиденные на расстоянии

  Море Росса

  Великий ледяной барьер

Часть третья . ЧЕЛОВЕК ВСТУПАЕТ НА ШЕСТОЙ КОНТИНЕНТ

  Матрос-ученый

  Первые поселенцы

  Испытания

  По путям Беллинсгаузена и Лазарева

Часть четвертая . ЗА ГРАНЬЮ НЕВЕДОМОГО

  Пять экспедиций

  Роберт Фалькон Скотт

  Попытка

Часть пятая . БОРЬБА ЗА ПОЛЮС

  Север и юг

  «Опередить!»

  На вершине Эребуса и у магнитного полюса

  В 179 километрах от заветной точки

  К двум полюсам

  На первом плане — интересы науки

  Внезапный удар

  Неукротимый норвежец

  Амундсен тайно меняет план

  Тайное становится явным

  Схватка началась

  К победе!

  «Полюс! Следы человека?! Нас опередили!»

  Последний акт трагедии

Часть шестая . ЦАРСТВО УРАГАНОВ

  Австралийцы на Земле Адели

  «Аврора» идет на запад

  Земля королевы Мэри

  «Полюс ветров»

  Один в ледяной пустыне

  Неудачи

Часть седьмая . САМОЛЕТЫ В НЕБЕ АНТАРКТИДЫ

  Над Землей Грейама

  Битва за доллары»

  Маленькая Америка

  В полётах

  Гибель «Фоккера»

  Воздушный рейс к полюсу

  Земля Мэри Бёрд

Часть восьмая . ТАЙНЫ ЗАМЕРЗШЕГО МИРА

  Полеты австралийцев и норвежцев

  «Попрошайки»

  Гробница дьявола

  На старом месте

  В черную полярную ночь

  Геологи на плато

  Материк пересечен

  С двух баз

  Операция «Высокий прыжок»

Часть девятая . СОВЕТСКИЕ КИТОБОИ В СТРАНЕ АЙСБЕРГОВ

  Океанские исполины

  Промысел и наука

Часть десятая . НАСТУПЛЕНИЕ МИРОВОЙ НАУКИ

  Третий Международный геофизический год

  Комплексная экспедиция Академии наук СССР

  К заветным берегам

  Восемь тысяч тонн

  Южнополярная обсерватория «Мирный»

  В тесном содружестве

Академик Д. И. ЩЕРБАКОВ . НАУЧНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ АНТАРКТИЧЕСКИХ ЭКСПЕДИЦИЙ

  Особенности геологического строения . и рельефа Антарктиды

  Южный океан и его исследования

  Изучение животного мира Антарктики . . .

Реклама на сайте