Дмитрий Федоров ГОРОДА АЛИСЫ
ЧУДО В ЛОНДОНЕ
— Аршавин — это тренд сезона. 4 гола на «Энфилде», понимаешь! Покер! — Максим выплескивал экстаз в телефонную трубку на какого-то друга. — Да я бы за любые деньги его футболку с автографом купил. За лю-бы-е!
Так Алиса совершенно неожиданно узнала, что ему подарить на День рождения. Ведь трудно купить что-то ценное и оригинальное 32-летнему мужчине с доходом около полумиллиона евро в год. У него и так все есть! А вот вещица, осененная гением форварда лондонского «Арсенала», сразу выгодным образом выделит Алису из сонма девиц, претендующих на чувства, а заодно и на кошелек Максима.
* * *
У Алисы было два жизненных правила. Первое — не дергаться в поисках нужного, а спокойно ждать. Пока оно само не свалится в руки. Правило второе — полагаться на интуицию жизнерадостного брюссельского грифона по кличке Соломон. Он приветливо бросается знакомиться с теми, кто приятен, позитивен, улыбчив и может быть полезен Алисе, хотя сам того еще не знает. Зато знает Соломон.
Со вторым пунктом возникли сложности — для выезда Соломона в Англию необходимы были ветеринарные справки. Но без пёсика миссия мгновенно утрачивала 50 % шансов на успех. Первое правило требовало лишь одного — мудрости в выборе места ожидания. Тут у Алисы сомнений не было! Перед обедом она вышла на Бонд-стрит — улицу самых дорогих магазинов Лондона. Где же еще начинать поиски русского игрока?
10 минут прогулки — и Алиса поняла, что ее решение правильно исключительно в теории. Прохожие задевали Соломона торопливыми ногами — песик нервничал. И вдруг на углу к ней обратился пожилой джентльмен со старомодным, но благородным клетчатым зонтиком с деревянной ручкой в виде цилиндра. Говорил с акцентом, но чисто:
— Юная леди, здравствуйте! Разрешите представиться, мистер Кэрролл. И позвольте полюбопытствовать, как этот предмет зовется по-русски? — он вынул из кармана пиджака элегантный кожаный пенал для очков.
— Здравствуйте. Меня зовут Алиса. А это называется футляр.
— Нет-нет, сорок лет назад моя учительница какое-то другое слово говорила.
— Может, очёчник?
— Да, именно. Очечник! Вы мне очень помогли — я не мог это слово утром найти в словаре.
Тут Соломон повел себя так, будто и к нему благодарность имела самое непосредственное отношение. Он полез к джентльмену общаться, и Алисе пришлось натянуть поводок.
— А как Вы догадались, что я русская?
— Вы одеты дорого и со вкусом. Англичанки, француженки и немки на это не способны.
— Вы мне льстите.
— Правда-правда! А скажите, что привело Вас сюда? Я не верю, что шопинг.
— Я хочу подарить молодому человеку, который мне нравится, футболку Аршавина с автографом. Знаете Аршавина? Русский футболист, играет в «Арсенале»…
— Какая романтическая затея!
— Но, к сожалению, я в Лондоне ни с кем не знакома.
— Мы что-нибудь придумаем. У меня есть старый товарищ, издатель. Наверняка он пересекался с русскими журналистами. Он хотя бы подскажет, как нам действовать, — и благородный джентльмен немедленно созвонился со своим приятелем.
Выяснилось, что тот зашел пообедать в ресторан «Зума» и будет там еще минут сорок. Кэб неспешно повез Алису и мистера Кэрролла в сторону Гайд-парка.
— А у Вас нет машины? — удивилась Алиса, отбиваясь от Соломона, который просился на руки, скребя ее юбку грязными лапами.
— Машина есть, но я не часто на ней езжу, — по-доброму засмеялся мистер Кэрролл. — Это в России многие считают ниже достоинства (я правильно говорю?) ездить на метро или в автобусе. А в Англии джентльмен останется джентльменом всегда и везде.
— А что за место, куда мы едем?
— Японский ресторан. Там бывают знаменитости. Много богатых русских. Но я там не бывал. Это не мое. Как бы так точнее сказать… Не мои традиции. Вы меня понимаете?
Соломон первым вырвался из такси и по неведомым причинам невежественно облаял с ног до головы швейцара. Тот обиделся и не хотел пускать Алису с разнервничавшимся песиком в респектабельное место. Вышедший из «Зума» господин заступился за даму. Швейцар услужливо заулыбался:
— I'm sorry mister German. No problem if the lady with you.
— My name is Alice. А Вы русский? — Алиса протянула руку для знакомства.
— Герман, — представился господин. — Я футбольный агент, консультант. В общем, консалтинг и…
— Это просто чудо! — перебила Алиса и захлопала в ладоши, а Соломон от радости встал на задние лапы и вытер передние о брюки Германа. — Я ищу Аршавина… — и Алиса рассказала о своей идее с подарком Максиму.
— Отличная капитализация отношений! — воскликнул Герман.
— Что? — Алиса не поняла терминологию.
— Креативно! Берусь помочь — люблю смелые PR-решения, — Герман изъяснялся необычно, но, по-видимому, одобрял Алису. — Аршавин не мой клиент, но есть люди, которые с ним в контакте.
— Ну вот и придумалось замечательно — я правильно говорю это по-русски? — все это время мистер Кэрролл скромно стоял рядом и слушал диалог. — Я же говорил, что здесь много Ваших соотечественников.
— Ой, простите, мистер Кэрролл, — ужаснулась Алиса. — Получается, Вы из-за меня приехали сюда, а я Вас бросаю.
— Ничего страшного… — Кэрролл пожал Герману руку. — Я просто хотел помочь обаятельной юной леди. И, благодаря случаю, у меня получилось. А Вы помогли мне найти повод встретиться с приятелем, которого давно не видел, — мистер Кэрролл поцеловал руку Алисе, кивнул Герману, распахнувшему для нее дверцу черного «Мерседеса», и помахал на прощание очечником.
* * *
У входа в отель «Лэйнсборо», где жил Герман, дворецкий в шикарной униформе с социально ответственным видом мыл пенной губкой «Феррари». Алиса удивилась этой картине и проследовала со своим новым опекуном в сказочный бар-библиотеку на первом этаже, чтобы удивляться еще больше.
— Красиво, правда! В стиле эпохи Регентства, — невзначай уточнил Герман, окинув взглядом обстановку, и заказал Ла таш гран крю 1989-го года.
И тут завертелось-закружилось. Пришел друг Германа Миша. Проникся. Обо всем договорился по телефону с Аршавиным. Водителя Германа серба Деяна с подробными инструкциями послали в фирменный магазин «Арсенала» за футболкой. Специфика ситуации заключалась в том, что на воскресную игру против «Челси» приехало немало друзей и знакомых Аршавина и даже знакомых знакомых. А он возьми да и заболей. И теперь гостям надо было куда-то выплеснуть энергию, предназначенную для просмотра футбола, а тут история Алисы избавила их от скуки. И все захотели поучаствовать в деле загадочной девушки. И все собрались с этой целью в баре. Герман фонтанировал идеями:
— Надо, чтобы Аршавин наговорил поздравление на камеру мобильного, а потом подписал футболку. Вы, Алиса, пошлете своему молодому человеку MMS за минуту до того, как встретиться с ним. И как только он это видео просмотрит, Вы ему сразу подарите футболку. Будет как в Голливуде!
Какой-то приятель Германа тут же сказал, что закажет дорогой короб из палисандра, чтобы футболка хранилась в нем. Другой предложил инкрустировать короб малахитом. Третий (владелец «Феррари») настаивал на том, чтобы запаять футболку в хрусталь. Соломон учуял, что вокруг серьезные люди и притаился под столиком.
Алиса, всех выслушав, категорично и вместе с тем тактично попросила ограничиться майкой и простым автографом. Поэтому, законопослушно накурившись сигар не в библиотеке, а в специально отведенной для этих целей комнате, инициативная группа кавалькадой из роскошных авто двинулась куда-то за Риджентс парк, где Аршавин на днях снял апартаменты.
— Город очень френдли по духу, — уверял Герман по дороге.
— Я уже успела почувствовать, встретившись с Вами и мистером Кэрроллом.
— Нет, правда, — засмущался Герман, — посмотрите, угрюмых лиц почти нет. Тут даже необеспеченные люди какие-то спокойные, без надрыва. Я не знаю, почему… Из-за одежды никто не комплексует. Ходят, в чем хотят, в чем удобно.
Алиса и Герман принялись разглядывать пешеходов по краям дороги. Помолчали.
— А когда Вы улетаете? — возобновил Герман разговор.
— Ну-у-у-у… — Алиса стеснялась раскрывать свои сугубо дамские замыслы. — Хотелось бы еще, конечно, завтра сходить в несколько магазинов. Поэтому…
— Послезавтра! — разрешил ее сомнения Герман. — Полдня на магазины, а потом по городу.
— Договорились.
— Вы были в Сент-Поле?
— Нет.
— Я тоже. Хотя в Лондоне уже был, наверное, раз сто.
— Так много…
— Бизнес — приходится. Романа часто надо консультировать по поводу «Челси», — Герман словно пожаловался на тяжелую жизнь, которая регулярно заставляет его заселяться в «Лейнсборо» и пить там Ля таш гран крю. — Мне рассказывали, что в Сент-Поле интересно. Нужно подняться под купол собора, и там, под куполом можно сидеть друг от друга на расстоянии тридцати метров, говорить шепотом в стену, и тебя все равно услышат. Влюбленные там часто делают друг другу признания. Если по-другому смелости не хватает. Вроде бы шепотом и на расстоянии, не в лицо — так легче. И звук идеальный — чудо.
— А как это получается?
— Такая акустика. Наверное, какие-то пустоты в стене. Не представляю даже. Надо самим проверить.
— У Аршавина можно спросить. Наверное, он там уже побывал. Ему же делали какую-то экскурсию, когда он перебрался в Лондон.
Герман с недоумением посмотрел на Алису:
— Конечно он там не был. У футболистов это не принято. Им не до этого.
Аршавин хлюпал носом, и ему вообще ни до чего не было дела из-за простуды. Алиса удивилась, что знаменитый игрок такой маленький и похож на десятиклассника, здоровый румянец которого даже болезнь не способна свести с лица. Во дворике записали поздравление на камеру мобильника, взяли размашистую подпись на футболке. Все это переросло в автограф-сессию и фото в обнимку для сопровождавших Алису с Германом VIP-поклонников таланта Аршавина. Он покладисто уделил всем пять минут и под одобрительные возгласы друзей, знакомых и знакомых знакомых скрылся в доме. Выздоравливать.
* * *
Алиса замечала — перед каждой поездкой она говорит себе, что ничего не будет покупать, поэтому ей не нужно тащить с собой большой чемодан, чтобы упаковать в него все последствия шопинга. Но потом в предельно сжатые сроки ей удается, походя, набрать не только милые и симпатичные вещицы для себя, но и подарки для родных, друзей, подруг, соседей. И даже недругам и завистникам кое-что перепадало, так как Алиса хотела своими знаками внимания их смягчить и сделать более дружелюбными. Приходилось покупать сумки для всех этих трофеев, а потом, чтобы не захламлять квартиру, отдавать их кому-то. Так что все знакомые Алисы путешествовали с ее сумками.
На следующий день после удачного завершения эпопеи с автографом и футболкой уже к обеду Алиса не могла удержать в руках все пакеты с покупками, и поэтому появление Германа на машине было спасительным. Пакеты заняли собою половину багажника «Мерседеса», а освободившиеся руки можно было занять вилкой и ножом, чтобы подкрепиться. Герман настаивал на обеде в «Савойе», но Алиса выбрала совершенно обычный паб рядом с Сент-Полом, чтобы сэкономить время.
Мимо заведения прошел парад ветеранов Второй мировой войны. Герман сразу вспомнил, что в Европе победу отмечают не 9-го мая, как у нас, а 8-го, и распорядился угостить элем посетителей паба. Из разговора с Германом за обедом Алиса могла сделать наивный вывод, что агенты вроде Робин Гудов. Бьются с хозяевами клубов за каждый фунт для своих игроков (и попутно для себя, конечно), а потом все добытое как-то очень легко спускают на благородные дела. Алиса могла сделать такой вывод, но не стала.
* * *
Они долго поднимались по винтовой лестнице под купол, где находилась галерея шепота. Алиса страдала из-за довольно высоких каблуков. Герману, впрочем, пришлось еще труднее. Он запыхался, но пытался говорить ровным голосом:
— Я пойду… на тот конец галереи, попробуем… пообщаться.
Он шел медленно, всем своим видом демонстрируя респектабельность, а на самом деле использовал это время, чтобы перевести дыхание. Алиса присела на скамейку, окаймлявшую подкупольное пространство. Рядом тараторила парочка французов средних лет. На противоположном конце галереи их дочка не только хихикала в стену собора, но еще и размахивала руками, чтобы тем самым подчеркнуть полномасштабность собственного бытия. Герман хотел выбрать местечко поспокойнее, но неподалеку от французской девочки кучковалась стайка японцев. Или корейцев. В общем, низкорослых и узкоглазых. Поэтому у Германа оставалось не так уж много вариантов. Он присел и откашлялся:
— Как меня слышно?
— Просто класс, удивительно. Тут больше тридцати метров дистанция.
— Да, я тоже отлично слышу.
— Странно, — оглянулась Алиса на соседей, — остальные нас не заглушают.
— Да, необычно, — дыхание Германа почти восстановилось. — Без Вас я бы сюда никогда не пришел.
— Почему?
— Не было бы стимула. Инертность.
— По-моему, Вы такой активный, — сморозила глупость Алиса, тут же попыталась исправить положение, и получилось еще хуже. — Ну… я имела в виду активность не физическую, а… жизненную.
— Если я стану пассивным, то конкуренты съедят, — напустил бравады Герман, но понял, что она как-то неуместна среди этого соборного великолепия, и замолчал.
— У Вас интересная работа, — Алиса не знала, как дальше продолжать беседу.
— Да нет… так… в основном рутина. Хочется чего-то такого…
— Романтики? Полета?
— Да! В жизни чего-то не хватает. Иногда.
— Ну, вот и романтика — сходили в Сент-Пол, — подытожила Алиса. — Пойдем вниз?
— Вы уже хотите? — встрепенулся Герман.
— А Вы еще что-то хотели здесь?
— Да нет. Я так… спросил, — последняя фраза скорее угадывалась, потому что Герман быстро поднялся и направился к Алисе.
После спуска походили по собору, задрав голову. Полюбовались. Герман предложил выпить кофе, но Алиса сказалась уставшей. Герман намеревался утром проводить ее в аэропорт, но она убедительно отказалась, потому что вылет очень рано.
— Ну я тогда просто пришлю за Вами машину. Вас отвезет мой водитель.
— Водитель? Ну, хорошо, — замялась Алиса. — Мне просто очень неудобно — Вы столько для меня сделали.
— Никаких затруднений — мне было приятно. Это мелочь.
— А когда сами в Москву?
— Пока не знаю — здесь дела еще…
По дороге в Падингтон, где в пестроте диванов, подушек и ковров отеля «Индиго» жила Алиса, Герман выскочил посреди улицы и дал какую-то короткую команду своему водителю-сербу, по-видимому, на его языке.
— Куда он? — удивилась Алиса.
— Сейчас вернется, — успокоил Деян. — Через пару минут.
«Мерседес» покатался немножко по кварталу — так что Алиса совсем потеряла ориентиры. И вдруг на углу неожиданно возник Герман с букетом.
— Спасибо! Он такой же, как обстановка в моем отеле, — засмеялась Алиса.
— В каком смысле? — растерялся Герман. — Это хорошо или плохо?
— Это здорово! Букет такой яркий. Вы — замечательный.
Когда прощались, Герман внимательно изучил холл отеля и дал на чай носильщику двадцать фунтов.
— Хотя мне хотелось бы самому донести Ваши пакеты…
* * *
Утром Деян заехал за Алисой свежим и веселым.
— Успели выспаться? — вежливо поинтересовалась Алиса.
— Да, вчера после того, как мы отвезли Вас, я уже через два часа освободился и пораньше лег спать. Герман улетел — теперь поспокойнее.
— Как улетел?
— Ну да. Вчера мы заехали в «Лейнсборо», он быстро собрался, и мы успели в аэропорт. Еле-еле, но успели.
— Так ведь он не собирался улетать!
— Наверное, планы изменились, — ничуть не удивился Деян. — Возникли дела, и он сорвался в Москву.
— Странно.
— Да нет. У него так часто бывает.
— Так ведь вчера перед прощанием он говорил, что пока не улетает в Москву, — стояла на своем Алиса.
— Значит, ему тут же позвонили. Один звонок, одна встреча — и все в жизни сразу меняется.
* * *
В День рождения Максима Алиса (в соответствии с планом Германа) позвонила перед входом в лифт и предупредила, чтобы он посмотрел MMS. А когда двери раздвинулись, протянула футболку встречавшему ее на площадке имениннику:
— С деэром, Максим! Желаю, чтобы ты тоже много-много забивал в ворота конкурентов.
— Как ты это сделала? Супер! Ты чудо! — щенячий восторг Максима перешел в истерику… — Ты такая… нереальная. Я… я приглашаю тебя завтра на ужин в «Горки» и… давай в начале июня полетим на Бали.
— Мне очень приятно, только… — Алиса могла в этот момент почувствовать тот же триумф, что почувствовал Аршавин после четырех голов в ворота «Ливерпуля», но когда она увидела, как Максим от счастья зарылся лицом в футболку, ее вдруг переполнило разочарование, жестокое и холодное. — Спасибо за приглашение, но, знаешь… у меня другие планы. Извини. До свидания! Пошли, Соломон!
Алиса старательно пожала руку бывшему объекту своих грез, развернулась и зашла в лифт. Отфутболила — как девушка гордая и достойная более высоких отношений! Ей подавай независимого человека, а не того, кто от восторга готов на колени пасть перед игроком, который и до перекладины ворот еле допрыгнет. Ее принц должен принадлежать лишь ей одной. Не станет же она делить его с каким-то там Аршавиным!
Прогулявшись с Соломоном в Воронцовском парке, Алиса окончательно успокоилась и решила: ничего страшного — найдет другого, посолиднее. Увлеченного чем-то более существенным. Например, творчеством Вуди Аллена. Кстати, в Штатах она еще не бывала. И там тоже много русских. Надо только выбрать правильное место, где ждать чудес.
ГОРОД, ПОСТРОЕННЫЙ АНГЕЛОМ
Это неправда, что в подружки выбирают некрасивых, чтобы выгодно смотреться на их фоне. Анечка по большинству внешних показателей объективно превосходила Алису, бесконечно уступая в одном… Анечка была глупенькой. Не глупой, а глупенькой — тут большая разница. Глупые мешают умным. Уже хотя бы тем, что раздражают. А глупенькие забавляют. Тем самым повышая самооценку умных. Сначала все молодые люди реагируют на Аню. Но, пообщавшись с ней пару часов, умолкают, озираются по сторонам и ищут коммуникации с Алисой. Аня на это предательство — ноль эмоций, потому что она флегма.
Тяжелее всех Кате. Причем в буквальном смысле — она довольно полная. Катя с благоговением смотрит на Алису, которая ест эклер и не поправляется и для которой посиделки в «Волконском» не являются ежесекундным искушением. Катя терзает себя диетами, но организм занял круговую оборону, то есть не отдает врагу ни грамма лишнего веса в районе талии.
— Тебе нужен бойфренд, — даже не советует, а приказывает Алиса. — Тогда ты легко сбросишь пять — шесть килограммов.
— Но без диеты ей нормального парня не снять, — возражает Анечка.
Катя уныло кивает в чашку — кроме чая, ей ничего не полагается.
— Тебе надо стать открытой для мира, — Алиса снова обогащает наставлениями. — Главное не запреты, а позитивное отношение к окружающему. Тогда жизнь будет добра к тебе. И еще тебе надо сменить обстановку.
— Откуда у нее деньги на новую мебель? — удивляется Анечка.
— Не мебель, — уточняет Алиса. — Просто надо куда-нибудь съездить. Отдохнуть, выкинуть все ненужное из головы.
— А куда? — теряется Катя. — Мне одной как-то не того… Я стесняюсь.
— Отметь Новый год в Хельсинки.
— А давайте все вместе! — воодушевляется Анечка. — Втроем. Будет чудесно.
— И, конечно же, поедем на моей машине… — язвительно соглашается Алиса. — Только надо найти отель, где разрешат жить вот с этим, — и Алиса кивнула на высматривающего из-под стола маленького песика. Грифон по кличке Соломон всегда и всюду был с Алисой. И даже государственные границы не могли их разлучить.
* * *
Гостиница — напротив вокзала. Четыре огромных каменных мужика держали в руках стеклянные шары, освещавшие привокзальную площадь. В одном из шаров перегорела лампочка, и, по-видимому, никто не собирался ее менять.
— Лузер! — заклеймила статую Анечка. — Полный неудачник.
— Лузер — это тот, кто всегда поигрывает при равных шансах, — Алиса философствовала и искала место для парковки. — Если бы их было двое, то он был бы лузером, а их четверо — значит, он хуже лузера.
Тут безо всяких видимых причин фонарь замигал, как стробоскоп на дискотеке. И снова засветил миру…
— Добро пожаловать в город, построенный Ангелом! — портье на ресепшн в десятитысячный раз улыбался своей шутке, будто это экспромт.
— А все остальные города построили демоны? — не поддержала его Алиса.
— Все самые важные и красивые дома в городе спланировал архитектор Энгель. Это по-немецки Ангел, — объяснил портье.
— А дети у него были ангелочками, — развила образ Алиса.
— Я бы никогда не вышла замуж за человека с такой фамилией, — подытожила Анечка.
А Катя промолчала, потому что у нее не такой уж богатый выбор, чтобы отказываться от кого-то. Да и сил говорить после долгой дороги не было. Всем хотелось спать — даже Соломон зевал, поэтому девчонки решили, что на освоение города и шопинг выдвинутся ранним утром. Ранним, естественно, не получилось — еле к завтраку успели. Но Анечка сразу запеленговала двух молодых людей.
— Кадры! — емко охарактеризовала она потенциальных ухажеров. Кадры — словечко из производственной тематики. Только тут кадры любовные. С другой стороны, Анечка могла усовершенствовать слово «кадрить».
Катя от волнения начала ретиво уплетать мюсли и круассан.
Их звали Петя и Паша. Вернее, Павел — он сразу захотел выглядеть солидно. Соломон любезно познакомил с ними. Он начал обнюхивать их и мгновенно установил контакт. А как его зовут? А как вас? А на сколько дней приехали? Обмен информацией получился легким и непринужденным. Прошлись по городу. Забронировали на 31-е трактор в клубе «Zetor». Там в самом центре зала стояло несколько сельскохозяйственных агрегатов, вокруг которых были доски, заменявшие столы.
— А еда будет с машинным маслом? — фыркнул Павел.
Алиса прониклась к нему антипатией — он пытался умничать, а она считала это своей прерогативой. Петя ничего по поводу трактора не сказал — только зацепился карманом за рычаг и порвал куртку. Компания фланировала по Эспланаде, сделала обход острова Катаянокка.
— Это самый большой православный собор в Северной Европе, — указал Павел на зеленый шатер. — Православие в Финляндии по статусу государственная религия, несмотря на то, что его исповедует всего один процент населения, а это означает…
Под бубнеж о налоговых льготах, получаемых православной церковью в Финляндии дошли до Сенатской площади, где Петя пригласил всех в кафе «Engel», названное в честь того самого архитектора, про которого говорил портье.
Молодые люди отправились помыть руки, а девчонки оперативно обсудили их. Анечка благоволила Павлу, но умеренно.
— Зануда! — протестовала Алиса. — Такие знают, как правильно обустроить мир, но не способны навести порядок в собственной жизни.
Алиса давно заметила, что неприятных людей она могла охарактеризовать буквально двумя-тремя хлесткими предложениями, а когда ее просили объяснить, чем тот или иной человек ей нравится, она мялась и после долгих раздумий выдавливала из себя банальность, вроде того, что он хороший. Это, наверное, свидетельствовало о полной потере положительными героями индивидуальности и отсутствии у них исторической перспективы.
Анечка вяло заступалась за Павла, а Катя вообще не спорила. Катя молчала. Молчала о том, что ей симпатичен Петя. А Соломону нравились все, потому что от всех можно было получить по кусочку чего-нибудь вкусненького. Павел снисходительно предлагал Анечке десерты, а Петя наблюдал, как Катя поглощает маффины с какао. Потом он победно извлек кредитку и передал официантке. Но карточка не желала прокатываться. А наличные Петя забыл в отеле. Павел покровительственно устранил проблему сотенной купюрой и, пока их рассчитывали, опять взялся за старое:
— Финны лидируют в мире по потреблению кофе.
Пересекли Сенатскую площадь, потом забрели в парк, где туда-сюда сновали белки. Катя восторженно восклицала, демонстрируя позитивное восприятие жизни, которое позволит ей похудеть. Она достала из сумки пакетик с орешками и протянула белке аппетитный фундук. Белка прыгнула к руке, укусила Катю за палец и схватила орех. Жизнь в образе наглого зверя наглядно показала свое отношение к Кате. Алиса с лающим Соломоном погналась за белкой, но та сиганула на ветку. Соломон пожирал белку глазами, а белка пожирала орех зубами.
— Белка наверняка больна бешенством, — авторитетно заявил Павел, глядя на окровавленный палец Кати.
— Ой, мне плохо — столбняк! Звоните в скорую! — закатила глаза Катя и пошатнулась, но благородный Петя подхватил ее и понес к скамейке. И тут Алиса случайно пнула жестяную пробку от пива, валявшуюся на дороге. Пробка залетела Пете под подошву. Было скользко…
Катя вскочила без видимого ущерба для здоровья, а Петя остался лежать раздавленный ее телом. Перелом ноги!
В больнице наложили гипс, а Кате забинтовали палец и сказали, что у белок не бывает бешенства. Катя осталась дежурить у постели Пети, а остальные возвратились на такси в гостиницу. Павел рассуждал о том, сколько времени уйдет на сращивание кости, но его никто не слушал. Алиса убеждала себя не признаваться в том, что стало причиной падения Пети. Соломона, казалось, тоже мучили угрызения совести из-за того, что он лаем не спугнул подлую белку.
Через два часа заехали в больницу на Алисиной машине. Катя буквально светилась:
— Петя признался мне в любви.
— Ничего себе — вот скорость! — поразилась Анечка.
— Он сказал, что влюбился, когда я лопала маффины. Говорит — только очень искренние и добрые люди едят с таким аппетитом. Алиса, мы возьмем его в Москву? Ведь он не может теперь вернуться на самолете!
— А разве у нас есть выбор? Придется потесниться.
* * *
Вечером пошли погулять. Естественно, без Павла. Один фонарь у вокзала опять не горел. На этот раз оконфузился другой мужик. Справа от вокзала гремел рэп-фестиваль. Патлатый придурок в бриджах прыгал, выкрикивал пару фраз в микрофон, а потом заливал себе в пасть пиво. Его товарищи гоняли по сцене пустые бутылки.
— Из-за этого пьянства и свинства одни неприятности, — рассердилась Алиса.
— А мне тоже пива захотелось, — ни с того, ни с сего брякнула Анечка.
— Надо снять стресс — насыщенный был день. Давайте в супермаркете возьмем бутылок шесть-семь и айда в номер, — предложила Катя.
— Нет! — закричала Алиса, — лучше разливное.
— А чем тебе бутылочное не нравится? — удивилась Анечка.
— Тем, что оно с крышками! — разозлилась Алиса.
Девчонки ничего не поняли, но побоялись возражать. А ведь Алиса права — разливное, действительно, лучше. Даже если бы Петя не упал.
ПЕС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ
Хорошо, когда подруги счастливы. Тогда с ними можно делиться радостью, и они не станут завидовать. Катя только что вышла замуж, а Анечка не вышла, но при таких внешних данных ей на ближайшие 10 лет гарантировано повышенное внимание мужчин. Поэтому Алиса может рассказать девчонкам о том, что через неделю летит в Нью-Йорк. И станет богатой и знаменитой… Умеренно богатой и знаменитой в узких кругах. Ее дизайн сумочек привлек внимание NYKD, и бренд хочет купить лицензию. Она придумала холщевые сумки в жестком каркасе прутьев из легкого металла. Прутья имитируют тюремную решетку. В качестве ручек сумки используются наручники. Такая сумочка легче кейса, в ней можно носить бумаги, и они не помнутся. Сумочка, с одной стороны, авангардная, с другой стороны, подходит для деловых дам, которым нравится стиль садо-мазо. А каким же бизнес-леди он не нравится?
— За все в жизни получаешь компенсацию, — Алиса выпила три Emporio champagne, поэтому смотрела на бытие пьяно-философским взглядом. — Если ты видела много зла и страдала, то потом выиграешь в лотерею или найдешь богатого жениха…
— Что одно и то же, — уточнила Анечка.
— Но если счастье привалило незаслуженно, то… жди расплаты.
— Алиса, — шепотом спросила Катя, как будто сейчас откроется страшная тайна, — а когда ты страдала и видела много зла?
— Я?! — удивилась Алиса. — А с чего ты решила, что я страдала?
— Так ты же сама только что сказала о страдании и компенсации.
— А-а-а, да. Я страдала! Пять лет училась, не поднимая головы. Все гуляли и развлекались, а я вкалывала. И поэтому сейчас Нью-Йорк у моих ног!
— Слушай, — Анечка перевела разговор в практическое русло, — а у тебя будет большая скида в NYKD? Попроси, чтобы нам тоже дисконт дали — ну что тебе стоит. Ты же теперь у них звезда!
* * *
Будущая звезда NYKD страдала! Страдала из-за того, что не может покормить своего песика — маленького грифона по кличке Соломон. Он хотел есть и пить, но перед десятичасовым перелетом рисковать не стоило. А то вдруг не выдержит и наделает прямо в салоне. Алиса специально отложила запаянную формочку с водой и кусок мяса — их в самолете давали на обед. И как только она получила багаж, немедленно накормила всем этим Соломона. Но тут возникла другая проблема, которой Алиса озадачила Джима — ассистента главного дизайнера господина Друри. Этот смешной черный парень встретил ее в аэропорту и пообещал решить любой вопрос.
— Найди, пожалуйста, землю или травку для Соломона. Он воспитанный и не может гадить на асфальте.
Самый первый любой вопрос Джим решить не смог, и Соломон разрядился на парковке.
— У нас совсем мало времени, — наводил панику Джим. — Сейчас в отель, а в три часа уже встреча. Твой доклад, потом подписываем контракт, — на словах Джим спешил, но на деле почему-то оказывался в том ряду, где водители никуда не торопились.
Он смотрел восторженно-преданным взглядом и в машине, и на совещании. Боссы NYKD дотошно изучили все эскизы и задали массу вопросов о материалах. Алиса была энергична, несмотря на то, что в Москве уже перевалило за полночь. После подписания контракта выпили шампанского, поболтали и раскланялись. А Джим взялся показать Алисе Нью-Йорк. Она сразу поняла его интерес — можно покататься на хорошей служебной машине, имея представительские расходы, и заодно пофлиртовать… А вдруг что-нибудь да выгорит с русской девушкой!
Версия нашла подтверждение. Сразу же после обеда на втором этаже «Марриотта» с видом на Тайм-сквер он пригласил Алису на прогулку в Центральный парк. Якобы для снятия стресса перед сном. Наверняка надеялся присесть там на скамеечке и, воспользовавшись ее расслабленностью после успешной сделки, склонить к чему-нибудь в меру интимному. Наивный негритянский мальчик!
Алиса отпустила Соломона с поводка, и он начал гоняться за птичками, наслаждаясь американскими гражданскими свободами. И вот он наткнулся на какого-то странного субъекта арабской наружности, у которого вокруг поясницы подозрительно топорщилась футболка. Песик подбежал к мрачному типу, встал на задние лапы, а передними доброжелательно измазал ему тренировочные штаны. Субъект заорал, чтобы убрали собаку. Соломон предпринял еще одну попытку познакомиться, но араб начал отбрыкиваться и чуть не ударил песика.
— Ко мне! — крикнула Алиса.
— Он не укусит! — заверил араба Джим.
— Пусть не касается меня! — завизжал субъект и побежал вглубь парка.
Тут Алиса впервые увидела Джима без улыбки.
— Это арабский террорист!
— Почему ты так решил?
— Потому что у шиитов любое прикосновение собаки к одежде делает их нечистыми. Я недавно читал об этом статью в «NY post». Он испугался из-за того, что идет на дело, а теперь стал нечистым. Значит, по его представлениям, в рай не попадет, пока не совершит ритуальное омовение.
— Точно! — ужаснулась Алиса. — А на поясе у него была взрывчатка. Он смертник!
— Я позвоню в полицию, — пообещал Джим. — Ты его держи под контролем. У тебя есть собака, — Джим подвигал своими огромными ноздрями, — собака возьмет след, если террорист спрячется. А я побегу встречать полицейских, — и Джим улепетнул в сторону входа, набирая на бегу 911.
А Алиса осталась с Соломоном, который никогда в жизни не брал ничей след, но был готов идти за своей хозяйкой даже в логово шахида. Араб петлял-петлял, пытался спрятаться за деревом, а затем дернулся в сторону детской площадки. Алиса побежала наперерез, чтобы заблокировать туда дорогу. Террорист, пугливо озираясь, все время говорил по мобильному — видимо, предупреждал сообщников о срыве их ужасного замысла. И тут показались полицейские. И почему-то с сетью. Алиса бросилась к ним навстречу. И араб почему-то тоже. А полицейские ни с того, ни с сего набросили сеть на Соломона. Такого Алиса стерпеть не могла — она двинула обидчика своего песика по уху, и у того слетела фуражка. На Алису за это надели наручники. А террорист, улучшив момент, наябедничал и показал запачканные Соломоном тренировочные — просил занести в протокол.
Полтора часа в полицейском участке были чудовищны. Алисе предъявили обвинение в сопротивлении полиции, которая пыталась отловить бешеного пса, покусавшего господина Абделькадера. Так звали типа, вызывавшего полицию. Дескать, он совершал пробежку, занимался фитнесом со специальным поясом, фиксирующим различные показатели организма, а тут — нападение.
Алиса ревела, представляя, как ее маленького пса усыпляют жестокие полицейские. Впрочем, копы разрешили ей сделать звонок, и вскоре на выручку Алисе прибыл сам господин Друри в сопровождении всклокоченного Джима. Господин Друри в целом знал подробности случившегося, но попросил Алису еще раз обо всем рассказать.
— Мы ничего плохого ему не сделали. Соломон ведь не кусается. Он добрый и…
— Вашего пса зовут Соломон? — перебил ее господин Друри.
— Да, но я не понимаю…
— Все полицейские были белые? Черные среди них не попадались?
— Нет, а что?
— А то, что это радикальным образом меняет дело. Мы выставим иск на миллион. Во-первых, мы обвиним их в антисемитизме. Араб услышал, как вы звали пса Соломоном, и пропитался ксенофобией. Поэтому он совершил нападение на собачку. А полиция злоупотребила служебными полномочиями. На наше счастье в Нью-Йорке гостит Брижит Бордо. Она возглавляет движение по защите прав животных. Завтра мы организуем ее гневное интервью во всех газетах. Во-вторых, мы обвиним их в расизме. Джим позвонил полицейским и ждал их на углу Бродвея и Коламбус сайркл, но они его проигнорировали, потому что он афро-американец. В-третьих, мы предъявим иск…
— Не надо исков, — простонала Алиса. — Пусть отдадут Соломона и выпустят отсюда.
— Вы, русские, не умеете считать деньги. Быть по вашему, но я их припугну.
Через 15 минут к Алисе примчался начальник полиции Нью-Йорка с Соломоном подмышкой и умолял извинить его подчиненных. И был прощен! Алиса, приехав в отель, пожертвовала шопингом и поменяла билет с послезавтра на завтра. Не боясь прослыть расисткой, отказалась от услуг Джима, приняла снотворное и легла в кровать в обнимку с Соломоном.
Кровоподтеки от наручников прошли только через три дня, а через неделю в Москву позвонил господин Друри.
— Хочу предложить разработать дизайн тинейджерских сумочек и гейджетов. В планах новой линии, которая…
— А сумочки для Европы и Америки?
— Да, а что?
— В арабские страны они не будут продаваться?
— Наверное, нет. А что?
— А то, что я хочу сделать сумочку в виде собачки.
МЮНХЕНСКИЕ МУЗЫ
На примере Анечки Алиса поняла, что межнациональные браки величайшее благо. Анечка была сказочно красивой, но не менее сказочно глупенькой. Сказочно, потому что ее будто околдовали. Но зато она славная. А доброта выше интеллекта, хотя многие снобы с этим поспорят. Против данного постулата ничего не имел благополучный психотерапевт Людвиг Швайнштайгер. Несовершенный английский, на котором он общался с Анечкой, нивелировал ее недалекость. А если что-то и пролезало наружу, то казалось милым чудачеством.
— Ты мой идеал, — шептал ей наивный доктор.
Людвиг предложил Анечке руку и сердце, а Анечка предложила Алисе прилететь на свадьбу в Мюнхен. Алиса прихватила своего любимого маленького грифона по кличке Соломон и вынуждена была оставить его только однажды — на время венчания в соборе святого Петра. И хорошо, что с собаками туда не пускают, — Соломон наверняка бы разлаялся. Если уж Алиса чуть не вскрикнула…
В одной из боковых ниш в фривольной позе на подушечках полулежал, подогнув ножки, скелет. А из черепа таращились стеклянные глаза. Скелет был обернут в прозрачный саван, украшенный драгоценными камнями и кокетливой позолотой, из чего Алиса сделала вывод, что мощи принадлежат даме. Она даже поинтересовалась ее именем. Святая Мундиция — покровительница незамужних женщин. Скольких она сумела утешить и вдохновить за несколько веков — и не перечесть!
Познакомившись с Мундицией, Алиса встала как свидетельница рядом с Анечкой. Читали Библию, а потом священник задавал жениху и невесте вопросы по-немецки. Анечку предупредили, что на все нужно отвечать выразительным «ja». Но священник поинтересовался у окружающих, знают ли они какие-то обстоятельства, которые мешают заключению брака. Формальный вопрос — тут не надо отвечать, тут всем следует промолчать. Анечка с энтузиазмом кивнула — «ja». И улыбнулась от счастья среди всеобщего смятения. Впрочем, недоразумение быстро замяли.
На торжественном обеде посреди очаровательного парка Алиса произнесла тост, призывающий ко всему относиться с юмором:
— Если вы на все будете смотреть несерьезно, то у вас будет крепкий брак.
Родственники и друзья жениха переглянулись, а мама Людвига порекомендовала официантам наливать Алисе только безалкогольное шампанское. Было обидно из-за такой несправедливости. Утешало то, что с мученицей Мундицией римские власти в третьем веке поступили еще более несправедливо. Зато сейчас она пользуется всеобщим почетом и уважением.
Как только молодожены раскланялись с гостями, Алиса поспешила к себе в отель «Опера». Отличный отель — доплачиваешь 12 евро и можно жить с собакой. Так что в чем-то гостиница лучше церкви. Если бы не одно но. В церкви все себя ведут тихо, а тут… Покинув душ, Алиса услышала вопли. Причем на русском языке. Вышла на балкон и обнаружила, что у нее сумасшедшие соседи. Один — маленький и тощий — воздевал руки к небу. Другой — маленький и крепенький, как регбийный мячик, — держался руками за перила балкона, но стоял с внешней стороны, готовый к прыжку с четвертого этажа. Они были кавказцами, средних лет, лысыми, с огромными носами и во фраках. Вернее, у человека по ту сторону балкона имелся фрак, но брюк, носков и ботинок на нем не наблюдалось. Его это, впрочем, нисколько не смущало. Смущало другое:
— Азад, сейчас все откроется! Они поймут, что я безголосое ничтожество. Все пропало.
— Что ты говоришь! Ты великий певец. Тебя знает весь мир!
— Вы можете не орать? — возмутилась Алиса. — Почему я должна слушать ваши скандалы?
Парочка уставилась на нее, а тот, что собирался прыгать, мгновенно приобщил ее к спору:
— Отлично, Азад! Если я великий, спроси у нее, кто я такой. И посмотрим, что она скажет.
— Да как она может не узнать гениального тенора Абига Тер-Асатурова? — Азад начал подмигивать Алисе так, будто в его глаза залетели тучные мошки.
— Извините, но мне не знакомо это имя, — честно призналась Алиса.
— Вот правда жизни! — пал духом Абиг. — Моя слава — это твоя работа, Азад. Ты великий пиарщик, а я ноль, — Абиг держался одной рукой за балкон, а другой в отчаянии закрыл глаза.
— И ты веришь какой-то маленькой необразованной девочке? — завизжал Азад.
— Нет, это глас истины. Это… — Абиг отвел ладонь от глаз и вытаращился на Алису, стоявшую на балконе в халатике и с полотенцем на мокрых волосах в виде тюрбана. — Азад! Это же муза! Муза! Концерт спасен, — запел Абиг. — Зови ее сюда.
— Если вам нужна девочка на ночь, обратитесь к портье — он найдет, — Алиса хлопнула балконной дверью, но через минуту была вынуждена вернуться из-за невыносимых стонов парочки.
Азад стоял на коленях и выглядел весьма забавно — над поручнями балкона виднелись только гигантский нос, выпученные глаза и лысина.
— Нам не нужна девочка — нам нужна муза, — взывал Азад.
— В первом ряду муза, — уточнил Абиг.
— В первом ряду не получится — там датская принцесса со свитой.
— Принцесса наверняка страшна, как фальцет азербайджанца, — разозлился Абиг. — И плевать я хотел на них! Они не достойны даже моего мизинца.
— Ради всего святого! — упрашивал Алису Азад. — Если вы откажетесь, то сорвется концерт в оперном театре. Я его знаю!
Алиса даже не успела наложить макияж — выступление начиналось через полчаса. Азаду — директору Абига — пришлось в этот вечер еще дважды стоять на коленях. Чтобы Алису пустили в театр с собакой и чтобы приготовили место в первом ряду. На пронос Соломона дали добро, а первый ряд заменили вторым. Зато прямо по центру.
И зазвучала музыка! Абиг появился на сцене — зал принял его экстазом эмоций. Маленький человечек, который полчаса назад собирался прыгать с балкона от сознания собственного несовершенства, снисходительным взглядом прошелся по публике.
От великого до смешного один шаг, но от смешного до великого несколько нот. Комичный носатик волшебным голосом заставил аристократов в бриллиантах и эстетов с биноклями полтора часа испытывать трепет, щемящую тоску и в то же время восторг свободы. «Je crois entendre encore», — страдал он от невозможности проявления подлинных чувств в пошлости обыденного мира. Страдал и в меланхолии умолк.
Когда Абиг завершил выступление, многие плакали. Да и сама Алиса почувствовала, что глаза защипало. Даже Соломон затих в руках. Датская принцесса растроганно вручила пышный букет. Абиг после всех этих восторгов устремил руки к Алисе. И… полночи они плавали на лодке при свечах напротив изысканного дворца, пили шампанское (алкогольное) и запускали фейерверки. Абиг без остановки болтал, пел и не проявлял к Алисе никакого интереса как к женщине. Даже не узнал, как ее зовут.
— Дама с собачкой! — восхищался Абиг своей музой, а Азад, утомленный капризами гения, зевал, умолял лечь спать, и в конце концов победил.
* * *
Около полудня Азад уже стучался в номер Алисы с цветами и предложением позавтракать, а заодно и пообедать в Английском парке. Они, конечно, были славными ребятами, но успели Алисе поднадоесть. Поэтому она предупредила — только обед! И безо всяких чудачеств.
Естественно, в парк их везла карета, а Абиг по ходу издавал звуки оптимистических арий. Но поесть не получилось. Они спустились к маленькой бурной реке, пересекавшей парк, и наткнулись на группу нудистов. Загорелые мужики бесстыдно разгуливали по берегу. Абиг возликовал и сказал, что ему необходимо залезть в воду и исполнить для этих парней арию Рудольфа из «Богемы».
— Не делай этого — ты простудишься! — заклинал Азад.
Последнее, что Алиса увидела, это была мохнатая спина. Почти как у Соломона. Не менее пушистые ягодицы Абига прикрывали целомудренные потоки речушки. Возмущенная Алиса вернулась в отель и подкрепилась там. Потом прилегла отдохнуть в номере. Но через полтора часа ее разбудил звонок Анечки. Подруга плакала и просила немедленно приехать. Людвига срочно вызвали к очень важному пациенту.
— Понятно, что это его долг, что это большие деньги… Но как же я? Я одна в такой день.
— Ну, ничего — он скоро вернется.
— Он позвонил и сказал, что может задержаться. Понимаешь, там звезда оперы, какой-то армянский певец разделся догола в Английском парке и прыгнул с моста. Сейчас рыдает и говорит, что у него нет музы. А завтра концерт, на который специально прилетает датский принц. И вот Людвиг должен…
— А за визиты к этому певцу Людвигу много заплатят?
— Наверное, но я…
— Анечка, скажи честно, для тебя важнее финансовое благополучие семьи или чтобы Людвиг был рядом?
— Деньги не главное, главное любимый.
— Тогда я к тебе не приеду сегодня.
— Почему?! — от удивления Анечка прекратила всхлипывать.
— Ради тебя я сейчас пойду и немножко поработаю музой.
ТАНЕЦ НАД КЕЛЬНОМ
C молодоженами долго находиться вместе невозможно. С одной стороны, им хочется иногда побыть в дружеской компании и поболтать. С другой стороны, как начнут переглядываться с вожделением… Алиса целую неделю поддерживала Анечку в ее новом качестве — созванивалась, встречалась, когда Людвига срочно вызывали в клинику. Но, наконец, пришло время ее подруге отправиться с мужем в свадебное путешествие. Короткое путешествие, потому что Людвиг не может оставлять клинику и своих пациентов надолго. Недалекое путешествие, потому что Людвиг боится летать на самолетах. И умеренное путешествие, потому что Людвиг не ходит на дискотеки и пьет алкоголь только на Рождество и в Дни рождения мамы, папы и вот теперь еще и Анечки.
Алиса, постоянно отвлекаясь на расхулиганившегося Соломона, паковала чемодан, чтобы на следующий день покинуть очаровывающий, но чрезмерно беспокойный Мюнхен. Слишком беспокойный персонально для нее. Но тут позвонил папа и всю эту подготовку дезавуировал. То есть, нет… Все это пригодилось. Чемодан собрать было нужно — Мюнхен она назавтра, действительно, покинула. Правда, в Москву так и не попала. Папа обратился с просьбой. Но папины просьбы по существу являлись дружелюбными приказами.
— Ты же в Германии?
— Завтра вылетаю в Москву.
— Подожди… Тут есть дело такое… Ну, в общем… Кельн ведь не далеко от Мюнхена? — на конце фразы явно повис вопросительный знак, но папа Алисы сделал его настолько миниатюрным, что Алиса на секунду усомнилась в собственных географических познаниях.
— Папа, если полстраны это не далеко, то тогда Кельн, конечно, рядом с Мюнхеном.
— Но ведь Германия небольшая страна! — тут уже папа обошелся без какого-либо намека на вопросительный знак.
— Небольшая? Думаю, наш дедушка в 45-м думал по-другому.
— Алиса, на войне другие расстояния, там километр как сто. И вообще, это неважно. Просто я хотел попросить тебя съездить в Кельн и встретиться там с дизайнером… Сейчас я прочитаю — у меня тут записано… Та-а-ак, вот нашел бумажку… С Каролине Нипперт. Она автор молодежной линии. В общем, Анастасия Филипповна — ты же знаешь ее — она подумывает открыть секцию Kava-Kava в своем гипермаркете и…
— И при чем тут я?
— А ты можешь дать свою оценку. Насколько это интересно, будут ли покупаться ее шмотки. Просто твое мнение. Ты же дизайнер. У тебя вкус. Ты разбираешься во всей этой ерунде.
— Папа, я очень устала, хочу в Москву…
— Алиса! Я тебе хоть раз говорил, что устал тебе давать деньги, когда ты просила добавить на машину, когда тебе не хватало на отдых, на шопинг.
Папа не стеснялся попрекнуть дочь деньгами, хотя по европейским меркам был довольно богат, а по российским более чем обеспечен. Против Анастасии Филипповны — новой папиной пассии — Алиса ничего не имела, но становиться девочкой на побегушках тоже не хотелось. Впрочем, спорить с папой — то же самое, что проповедовать Соломону воздержание от погонь за котами. Поэтому вместо Москвы Алиса полетела в Кельн.
Каролине Нипперт предложила ей встретиться на открытии грандиозной фотовыставки, потому что там будет масса всего интересного, куча знакомств. Алиса не стала дослушивать все резоны, по которым она должна ознакомиться с дизайном Kava-Kava и с самой Нипперт именно там, на выставке Photokina, она просто сказала:
— Да, если меня туда пустят с маленьким брюссельским грифоном.
Вообще-то Алиса считала словосочетание «немецкая мода» противоестественным. Немцы умеют: воевать, ходить строем под марши, много и продуктивно работать, играть в футбол, писать философские трактаты, выпускать лучшие в мире автомобили. Но выдумывать что-то изысканное — это не про них. Даже Lagerfeld предпочитает Милан своей родине.
Общение с Нипперт и просмотр ее творений мировоззрение Алисы не изменили. Но возник вопрос, как обо всем увиденном доложить Анастасии Филипповне. Сделать ей пакость (что простительно для любой порядочной женщины) и уверить в оглушительных коммерческих перспективах сотрудничества с брендом Kava-Kava? Или поделиться своим скепсисом? В итоге Алиса прикинула, что если она расскажет правду, то Анастасия Филипповна, согласно естественному для любой порядочной стервы желанию сделать нечто наперекор, пойдет на контакт с Kava-Kava, а значит, потерпит убытки. То есть, говоря правду, Алиса остается в абсолютном выигрыше. С этой приятной мыслью она неспешно прошлась по залам Photokina, посмотрела работы Брайана Адамса, который, как выяснилось, не только поет, но еще и старательно фотографирует. Хотя объект мог бы выбрать и посимпатичнее — физиономия Микки Рурка в иерархии художественных ценностей Алисы уступала даже осенней коллекции Kava-Kava.
На выставке, и правда, было людно — кто-то все время заговаривал, представлялся, обсуждал увиденное, сюсюкал с Соломоном. Алису эта интерактивность начала изнурять, она устала держать своего грифона на руках и уже собралась спуститься к железнодорожной станции, чтобы проследовать в Кельн, но тут подошел парень в цилиндре и всучил ей оранжевый флаер. Такие флаеры она видела в других залах, но не разглядывала, что на них изображено. Картинка, впрочем, показалась вполне банальной — Домским собором трудно кого-то удивить, но зато подпись интриговала: «Завтра в 10 часов утра три волхва организуют чудо».
Тип в цилиндре смотрел на Алису выжидательно, пока она изучала флаер.
— Как тебя зовут? Ты должна нам помочь, — без экивоков заявил этот курносый субъект с французским акцентом.
— Меня зовут Алиса, но я тебе ничего не должна, — Алиса вернула флаер.
— Я — Филипп, — он снял цилиндр, показал рыжие кудряшки и слегка поклонился. — Обещай, никому не скажешь о том, что я хочу тебе сообщить.
— Ничего я обещать не собираюсь. Я собираюсь в отель. И мне не нравится разговор в таком тоне.
— Хорошо, — Филиппа нисколько не обескуражила ее отповедь. — Если наша затея не противоречит твоим принципам, то ты будешь держать ее в тайне?
— Я обещаю, что позову секьюрити, если ты от меня не отстанешь, — Алиса устремилась к выходу.
— Договорились, рассказываю о нашей идее безо всяких обязательств с твоей стороны, — Филипп на бегу пытался увлечь Алису своим планом. — Я с тремя друзьями хочу завтра утром натянуть стальной трос между шпилями Домского собора и походить там. Без страховки! Будет красиво! Ты должна… Вернее, мне хотелось бы, чтобы ты нам помогла.
— Ты хочешь, чтобы я держала канат?
— Нет, ты очень красивая. Отвлечешь внимание священников, чтобы мы смогли незамеченными прошмыгнуть на колокольни. Они хоть и святые отцы, но все-таки мужчины.
Комплимент, конечно, великая вещь, но в единичном экземпляре он вроде поцелуя, не имевшего продолжения. Филипп об этом, по-видимому, не знал, так как был полностью сосредоточен на своем ego. Потворствовать ego окружающих не входило в его планы. Алиса остановилась в предвкушении второй серии, Филипп сделал то же самое — остановился… Но ожидая ответа. Постояли, посмотрели друг на друга. Алисе категорически не понравились его нагловатые веснушки.
— Ладно, — начал терять терпение канатоходец. — Тебе не придется падать в обморок и закатывать глаза. Просто приходи туда в половине десятого. Хорошо?
— Мой отель «Excelsior» рядом с собором. Рано утром я загляну туда. Зайду, когда захочу… Если захочу. Понятно?
— Отлично! — засмеялся Филипп. — У тебя шикарный пес. Как и всё рыжее!
В итоге Филипп сделал завуалированный комплимент самому себе, раскланялся и упорхнул. Он передвигался так, будто под ним канат, заставляющий четко выдерживать прямую линию в движении.
* * *
Алиса проснулась рано — организм за границей оставался верен московскому времени. Может быть, потому, что Алиса никогда не переводила стрелки часов. И даже в Нью-Йорке предпочитала в уме отнимать восемь от показателей на циферблате. Наверное, это и есть патриотизм.
Для развлечения Соломона нашелся симпатичный бульвар рядом с церковью святого Гереона. Песик не только осуществил там все свои физиологические чаяния, но еще и в траве порезвился (в качестве бонуса), и полаял с удовольствием на огромную каменную голову рыцаря, валявшуюся безо всякого намека на существование где-то во вселенной подходящего для нее туловища. Одна грустная голова — и все!
Пошли обратно к отелю, то есть фактически к Домскому собору, чья громада мрачной шершавой плотью уходила в солнечные небеса. Собор, кажется, был виден отовсюду. Его масштабы пугали, но, с другой стороны, как и всякое аномальное явление, привлекали глаз. Глаз Алисы также привлекали часы. Она заставляла себя не смотреть на них, хотя не сомневалась, что сейчас уже десятый час.
И сомневаться не стоило — фигура Филиппа притягивала к себе внимание туристов на площади. Он вырядился белым пушистым ангелом, а его дружки восточными волхвами. Их пантомима выглядела вполне уместной — внутри собора в огромном ковчеге хранились мощи трех царей, в рождественскую ночь поклонившихся младенцу Иисусу.
Филипп и его команда вызывали у людей улыбки, как и другие уличные артисты, которые замирали в разных позах вокруг собора. Никаких подозрений — даже проходивший священник весело и поощрительно кивнул в сторону креативной молодежи. Туристы бросали монетки и аплодировали. Волхвы сели на мешки с оборудованием, законспирированные под театральную бутафорию, а Филипп подошел к Алисе.
— Привет! Ты точна как часы.
— Заведи собаку и ты поймешь, что с ней необходима пунктуальность.
— Нет уж, собаке нужно уделять время. Тогда мне его не хватит на любимое дело.
— Эгоизм!
— Здравый смысл. Здравый смысл управляет всем. Вот, например, авиация союзников во Вторую мировую войну стерла Кельн с лица земли, а Домский собор пощадила. Почему?
— Ну и почему?
— Не потому, конечно, что Бог спас, как думают святоши. Просто собор оказался отличным географическим ориентиром для летчиков. От такой махины легче всего отмерять расстояние до нужных для бомбардировки объектов.
— Это тебе сами летчики сказали?
— У меня есть и другая версия, — Филипп сделал вид, что не замечает сарказм Алисы. — Они пощадили собор, чтобы такой гений, как я, мог пройтись между двумя шпилями по тросу.
— Высокая самооценка….
— А три волхва будут вдохновлять меня на чудо, — нисколько не смутился Филипп. — Кстати, их мощи — настоящих волхвов, а не моих дружков — лежат тут в красивом ларце.
— Потом посмотрю.
— Почему не сейчас?
— Я же с Соломоном.
— Ну и что, он же не на поводке, а в специальной сумке. Это не Италия — тут можно.
— Откуда ты знаешь?
— Тут при входе нет ни одного запретительного знака. Чтоб мобильный тренькал — нельзя, а с собакой — пожалуйста. Пойдем узнаем!
Алиса в замешательстве вошла в собор. Если бы Филипп хотел ее подставить и посмеяться, то вряд ли бы он шел за нею по пятам вместе со своей свитой.
Играл орган. Причем не торжественно, а прямо-таки с каким-то отчаянием. Туристы на цыпочках перемещались в полутьме и своей неуместностью разрушали магическую атмосферу. Алиса поискала глазами священнослужителя, чтобы уточнить у него, можно ли тут находиться с Соломоном подмышкой. В правой части собора она, наконец, разглядела некое духовное лицо. Но когда это лицо очутилось рядом, то оказалось не духовным, а просто таки дьявольски злобным. Соломон высунул свою мордочку из сумки и одарил служителя собора полным кротости и смирения взором. И тот не вынес умиротворяющего взгляда песика. Наверное, если бы дело происходило пятьсот лет назад, то Алису немедленно сожгли на костре. А так ее окружили личности инквизиторской наружности и оглушительным шепотом погнали из святого места, размахивая для устрашения руками и строя гримасы.
Алиса по пути к свету, который вырывался из дверного проема, пыталась уверить, что у нее не было никаких дурных намерений, и что она как раз и зашла, чтобы уточнить… Но ее никто не слушал. И даже слегка подталкивали в спину. Алиса сгорала от стыда и кипела от возмущения из-за того, что с ней так бесцеремонно обходятся. И этот трус Филипп за нее не заступился. Курносого француза вообще нигде не было. И тут Алиса поняла его коварный план. Он ее убедил в том, что с собаками можно заходить в собор, прекрасно понимая — возникнет скандал. И под шумок они проскользнут на колокольню.
Алиса хотела уйти в отель, чтобы там уединиться и пережить обиду, а потом навсегда покинуть этот вероломный город. Но любопытство одержало победу. Она отошла на край площади к каменной шишечке, что в точности копировала соборные шпили. Помощники Филиппа в костюмах волхвов уже закрепляли трос у основания крестов. Третий восточный царь занимался отвесами. А сам Филипп в проеме колокольни готовил шест, с помощью которого канатоходцы сохраняют равновесие.
Потихоньку стала собираться толпа, обратившая внимание на шевеление в готической выси. Филипп вылез на шпиль и явил миру дар скалолазания. На вершине он схватил одной рукой канат, а другой молниеносно расправил крылья за спиной. Его товарищ спустился по выступам и в качестве промежуточного звена принял снизу шест. И сразу после этого волхв, координировавший ход операции с колокольной площадки, попал в окружение монахов. Они стащили его и принялись угрожающе кричать Филиппу, но он их игнорировал. Игнорировал, ибо парил над миром.
Стихли истеричные женские крики, вызванные шоком от первых шагов брутального ангела, примчалась полиция, прозорливо возникли на месте сенсации фотографы и даже телевидение. Филипп прошелся туда-сюда, немного посидел на тросе и даже прилег. Осмелевшая толпа встретила этот элемент программы овацией. Над собором возник вертолет — по-видимому, оттуда происходило телевизионное включение live.
В какой-то момент Алисе стало жутковато — подул ветер, и крылья, хоть и были совсем маленькими, стали Филиппу серьезной помехой. Кажется, он даже хотел их отстегнуть, но понял, что это опасно. Все вокруг стали громко кричать, чтобы он спускался. Так могли себя вести только люди, не знакомые с Филиппом. Спуститься в минуту опасности значило струсить.
Он гордо постоял на тросе, пока не стих шквал, потом немного погулял и пришел к мысли, что чудо уже в полной мере свершилось. Ничего нового придумать нельзя. Следовательно — ангелу пора возвращаться на землю.
Как только полиция вывела Филиппа из собора, к нему бросились репортеры. Одно крыло у него почти отвалилось — наверное, полицейские помяли, когда скручивали нарушителя.
— Ну что, все сфотографировали? — с вызовом обратился он к журналистам, потом выхватил глазами Алису из толпы и указал на нее. — Я посвящаю ей этот танец над Кельном!
Если бы он был русским, то можно было бы сказать, что бросил шубу с барского плеча. Алисе стало грустно и противно. Все замолчали и уставились на нее… Какая-то вселенская пауза. И тогда она ответила ему.
— Ты ошибся. Я знаю причину, по которой летчики не тронули собор. Настоящую причину! У них просто не поднялась рука — он такой прекрасный!
ПЬЕТА ПОД ШОПИНГ
Предательство — ужасно! Не из-за высокопарной морали, а по вполне житейским мотивам. Если бы Алиса не оставила самым предательским образом Соломона в Москве у папы, если бы ее маленький брюссельский грифон был рядом с нею в Риме, то разве он позволил бы подкрасться сзади какому-то негодяю и разрезать ее сумочку. И ладно бы простую сумочку! Весь ужас в том, что только-только купленную на via Condotti сумочку Kelly Hermes из сиреневого бархата. Купленную в первый день июльских распродаж! И ведь поднялась же рука испортить такую тонкую работу, полную изящества и аристократического вкуса…
Алиса была в полном отчаянии. Не из-за украденного кошелька с тысячей евро, не из-за того, что пришлось позвонить в три банка и заблокировать карточки. Все это ерунда. Главное, что сумочка из-за пореза потеряла товарный вид, а такую же новую купить было не на что. Ее подруга Катя со своим мужем отправилась за город в Castel Romano — специальный шопинг-центр с большими скидками. И приехать обратно они должны были ближе к вечеру, когда магазин закроется, перед самым вылетом в Москву. Безысходность! Алиса вышла на via del Corso, швырнула поруганный ворами шедевр в урну, села у какого-то собора и горько-горько заплакала. Иногда кто-то подходил и предлагал помощь, но она, вымучивая улыбку, отнекивалась. В конце концов собрала волю в кулачок и вытерла слезы бумажными салфетками, на которые вор не позарился. Хотела встать, но ее довольно энергично попросили не делать этого.
Слезы не давали Алисе разглядеть то, что происходило у нее под носом. А напротив нее все это время, пока она ревела, жизнь била ключом. Вернее, фонтанировало творчество. В Италии художники любят рисовать разноцветными мелками прямо на асфальте. Туристы фотографируют огромные картины под своими ногами и благосклонно бросают монетки их авторам. И вот как раз такой уличный живописец подловил момент и начал изображать Алису в ее горе.
— Пожалуйста, очень прошу, посиди еще две-три минуты. Пожалуйста! — попросил ее на хорошем английском ползающий на коленях оборванец.
— Хорошо. Мне некуда спешить, — отозвалась, хлюпнув носом, Алиса.
— Меня зовут Лука.
— А меня Алиса.
— Извини, я без твоего разрешения рисую… А что у тебя случилось?
— Сумочку разрезали, — снова затосковала Алиса. — Я ее только что купила… — и снова у нее выступили слезы.
Лука работал в окружении толпы. Когда люди поняли, что он пишет картину с совершенно конкретной девушки, печальной девушки, сидящей в пяти метрах от него, то это их словно загипнотизировало. И как только остановились первые прохожие, к ним сразу же присоединились другие — возник ажиотаж. А ажиотаж неотъемлемая часть коммерческого успеха — в шапку Луки падали монеты. Без звона! Потому что между одно- и двухевровыми железками попадались мягкие прокладки из пяти и десятиевровых купюр.
— Все! Можешь встать и посмотреть! — крикнул Алисе Лука. — Я тебя нарисовал.
Алиса подошла к нему — толпа восторженно расступилась. Лука переместился в нижнюю часть картины, открыв взору своей модели то, что уже было нарисовано. Оказывается, он изображал, как Иисуса снимают с креста апостолы и передают его тело на руки плачущей Мадонне с лицом Алисы. Это был абсолютно точный портрет. Алису так восхитительно никто никогда не рисовал. У нее запершило в горле. Теперь не из-за разрезанной сумочки, а от гордости, что она предстала в таком величественном образе. Зрители снимали на телефоны ее портрет, а потом ее саму, склонившуюся над разрисованным мелками асфальтом.
— С меня обед, — не отрываясь от своей работы, пообещал Лука. — Ты мне сегодня обеспечила отличный заработок.
— Это я тебя должна угощать. За такое…
— У тебя же, наверное, нет денег — тебя же обокрали.
— Денег нет, — согласилась Алиса.
— А как называется картина? — вмешалась в разговор бодрая американка с рюкзаком, в шортах и в клетчатой рубахе, завязанной узлом на пупке. — У таких картин есть какое-то общее название. Только я забыла. Нам экскурсовод в Ватикане говорил, но я забыла, — тараторила она. — Тут в Италии столько всего интересного, что у меня уже все перемешалось в голове. Такая творческая страна. Я из Северной Дакоты. Фантастика! Рим — это удивительно! Я в восторге…
— Это называется Пьета, — прервался Лука. — Оплакивание Христа девой Мадонной.
— Да, точно! А разве Мадонна могла быть такой молодой? — удивилась американка. — Ведь тогда не было пластической хирургии.
— По преданию Мадонна родила Иисуса в тринадцать лет.
— Поздравляю, — американка пожала Алисе руку и принялась с восторженными криками, охами и ахами фотографировать труд Луки.
— Мне как-то… неудобно, — отозвалась Алиса. — Я… и Мадонна.
— Не парься, — успокоил ее Лука. — Ты — красивая, а значит, этот мир создан для тебя. Наш мир придуман для красоты. Красота имеет особые права, — и тут он, наконец, повернулся к Алисе всем лицом, и она смогла его рассмотреть.
Он оказался довольно привлекательным — только порядком измазался. Одному из апостолов он придал сходство с собой. Лица и фигуры были завершены. Лука рисовал феноменально быстро, но сохранял утонченность линий и чистоту красок. Оставалось только закрасить фон.
— А ты можешь пририсовать сюда еще собачку? — попросила Алиса.
— Какую собачку?
— У меня в Москве осталась любимая собачка. Брюссельский грифон. Его зовут Соломон. Мне хотелось бы, чтобы он тоже был тут.
— Прикольное имя. Только я не знаю, как выглядит брюссельский грифон.
— А я тебе покажу. Вот… — она нашла в телефоне видеоролик с проделками Соломона — он нападал на плюшевую мышку, которая, стоило только нажать на нее, пищала спрятанным в глубине ее тельца механизмом «I love you».
— Ух ты! — удивился Лука. — Такой же пес на картине Ван Эйка «Чета Арнольфини».
— Я не знаю такой картины. Я в живописи плохо разбираюсь.
Тогда Лука достал свой телефон и показал там фотку картины Ван Эйка.
— Ой, я ее видела.
— Это очень известная картина.
— Просто я не знала, что она так называется.
— Теперь будешь знать. Куда бы пририсовать твоего Соломона? — задумался Лука.
— Пририсуй где-нибудь внизу. Наблюдает себе пес за происходящим — знаешь, он же любопытный, ему интересно, что происходит.
Лука изобразил в углу череп Адама в основании креста, на котором был распят Иисус. А Соломон играл с этим черепом, как с мышкой в видеоролике. Алиса посмеялась, Лука поднялся с колен, раскланялся перед зрителями и собрал в шапку пожертвования. Ему надо было бы задержаться у своей картины на часик-другой, чтобы получить максимальные дивиденды, но он помнил об обещании угостить Алису в ресторане, поэтому собрал мелки и прочие принадлежности.
— Ты не устала? Тут десять минут надо пройтись.
— Да нет. Идем.
— Ресторан называется L'Arcano. Там шикарная обстановка. Как будто в музее.
— А тебе же еще надо переодеться?
— Нет, я так пойду — у меня ничего с собой нет, — смутился Лука.
Выглядел он, конечно, безобразно. Джинсы не потертые, а прямо таки порванные, на коленях дырки прикрывались специальными щитками, чтобы было удобнее ползать по асфальту, футболка Armani обвисла в области шеи. Даже шикарные кудри до плеч из-за спутанности производили пугающее впечатление. В общем, он был дик. Дик и маргинален. И тут рядом с ним фешенебельная Алиса. Правда, уже без сумочки от Hermes, но от этого не менее яркая. Лука снял щитки и положил в рюкзак, но его имидж нисколько не изменился в лучшую сторону.
— Я умоюсь в L'Arcano, — пообещал художник.
— Делать нечего, — вздохнула Алиса. Ей было неудобно идти вместе с ним, но она не хотела выразить своим поведением, что стыдится его. Алиса позвонила Кате и болтала по дороге в ресторан, что позволяло ей просто идти за Лукой, никак не обнаруживая знакомство с ним.
В L'Arcano она обнаружила, что от переживаний очень проголодалась. Поэтому Лука заказал ей спагетти с морепродуктами. А себе огромную закрытую пиццу. И бутылку красного вина. Решил кутнуть!
— А как ты улетишь в Москву без денег? — вдруг обеспокоился Лука.
— У меня билет и паспорт в отеле. Подруга вместе с мужем сейчас заедет за мной на такси, и через два часа мы поедем в аэропорт. Я им как раз звонила по пути сюда. Они уже возвращаются. У них был шопинг в Castel Romano — знаешь, это за городом.
— Ну, тогда хорошо.
Официантка принесла заказ, изящно извлекала пробку из бутылки, разлила вино по бокалам, они чокнулись.
— А почему ты не хочешь пойти учиться на художника в какую-нибудь серьезную школу?
— Я уже учился. В римской художественной академии.
— А что же ты тогда рисуешь такие картины?..
— Какие? — прекратил жевать Лука.
— Ну… такие… — Алиса смутилась и долго искала слово, чтобы его не обидеть, — как бы… недолговечные.
— Зато они для людей! — с вызовом сказал Лука. — Сегодня моя Пьета изменила жизнь тысяч прохожих, которые смотрели на нее и радовались красоте. И в то же время сопереживали страданиям. Пьета подтолкнет их к творчеству. Пойми, творчество может быть везде — на кухне, в офисе, на стадионе, да где угодно! — Лука почти кричал, экспансивно размахивал руками. — А если бы я выставлялся в галереях, то на мои полотна смотрели бы снобы, вялые эстеты, которых я презираю.
— Ладно. Я просто спросила. Не сердись. У меня тоже творческая профессия. Я — дизайнер. И мне понравилось, как ты рисуешь. Ты очень талантливый, поэтому я решила, что ты мог бы… Ну… я имела в виду… у тебя большой потенциал. Просто ты написал замечательную картину, но там, перед собором ходят люди и через несколько дней ее уже не будет.
— Я нарисую новую. С другим сюжетом.
— Но ты же не будешь всю жизнь рисовать на асфальте? — перешла в атаку Алиса. — Получается, у тебя нет никакой перспективы.
— А какая перспектива у тебя? Вещи, которые ты создаешь, изнашиваются, выходят из моды.
— Но я… — попыталась объяснить Алиса, правда, Лука ее перебил.
— Тогда вообще нет перспективы. Никакой! Мы все равно умрем.
— Перспектива в стабильности, — не сдавалась Алиса, — в уважении публики, в признании. И деньги… деньги — это тоже важно!
— У тебя были деньги, но их украли, а сумочку разрезали. Разрезали, согласись, не от уважения.
Тут у Алисы зазвонил телефон. Катя и Петя высадились на via del Corso, были весьма голодны и хотели присоединиться к Алисе и ее новому товарищу. Но Алиса решительно воспротивилась, просто таки запретила заходить в L'Arcano.
— Идите к Пантеону — там встретимся! Найдем какой-нибудь другой ресторан. Получше! Тут плохо кормят. Все. Пока-пока! — Алиса попрощалась, повысив голос даже больше, чем в споре с Лукой. — Извини, — она чокнулась с ним и начала сбивчиво оправдываться, — мне нужно бежать, подруга ждет — я тебе говорила, что за мной заедут. Они уже здесь. Я побежала. Спасибо! Ты — гений. Я тебе очень благодарна. Рада, что познакомились. В следующий раз, когда приеду в Рим, зайду на via del Corso. Надеюсь, еще увидимся. Чао!
Алиса чмокнула Луку в щетинистую щеку, и он все понял. Понял, что она стесняется его вида. И ничего ей не ответил. Даже не попрощался.
Катя и Петя расположились за столом под тентом в ближайшем к Пантеону ресторане и представляли собой в высшей степени живописную композицию. Вокруг них были свалены пакеты с покупками. Пакеты напоминали белые мешки с песком, которыми в фильмах про Первую мировую войну для создания правдоподобного антуража обкладывались окопы. Алиса подсела и еще раз рассказала о пережитом ужасе. И хотя Катя продолжала находиться в эйфории от шопинга, она, конечно, нашла нужные слова, чтобы посочувствовать подруге.
Минут через десять, когда трапеза Кати и Пети была в самом разгаре, у фонтана появился Лука. Он немедленно обнаружил недавний источник своего вдохновения. Но теперь Алиса предстала не в трагическом окружении Иосифа Аримафейского, апостолов и Марии Магдалины, а в приятном обществе утомленных шопингом соотечественников. Алиса не успела отвести взгляд, когда Лука ее запеленговал. Алиса в замешательстве помахала ему рукой, но он никак не отреагировал. Только грустно посмотрел. В этом взгляде не было презрения. Скорее жалость. И он пошел в сторону собора. Там еще оставалось много свободного пространства на асфальте.
* * *
Когда подъезжали к аэропорту да Винчи, небо стало хмурым и жестким.
— Ой, сейчас дождь пойдет, — переполошилась Катя. — А вдруг рейс из-за этого задержат!
— Не бойся, — покровительственно вразумил ее Петя. — Взлетать можно в любую погоду, а вот садиться…
Петя по профессии был компьютерщиком, так что авторитетность его суждений о воздухоплавании вызывала сомнения, но Катя не сомневалась в эрудиции мужа.
Они выгрузились из такси, и тут такой ливень зарядил — ужас. Катя и Петя откололись от Алисы, чтобы вернуть себе tax free, и они свиделись только перед посадкой. Рейс не задержали, что удивительно. Италия — страна, где в помещениях на стенах не принято вешать часы. Чтобы не утруждать себя пунктуальностью и не портить себе настроение воспоминаниями о необходимости сделать что-то важное в определенное время. И даже в часовых магазинах показания стрелок на циферблатах не солидарны друг с другом. Про точность уличных часов и думать смешно — они выполняют сугубо декоративную, а не информативную функцию.
Алиса заняла свое место у иллюминатора, Катя и Петя оказались в передней части салона. За стеклом была непроглядная тьма, хотя ночь еще не наступила. Струи дождя, стекая по стеклу, посылали внутрь лайнера меланхоличные флюиды. Два места рядом с Алисой почему-то оказались пустыми. От этого стало тревожно. Как будто люди зарегистрировались, а потом чего-то испугались и решили не лететь. Может, у них дурное предчувствие. Ведь это странно — самолет заполнен, а тут два свободных места. Алиса даже завернулась в плед, так ей было неуютно и зябко.
Самолет с грохотом устремился в небо. Алисе показалось, что прямо перед тем, как нырнуть в тучи, он чуть не схлопотал удар молнией. Во всяком случае, все вокруг нереально осветилось. И в этом блеске вечный город внизу промелькнул четкими контурами. Все эти обветшалые камни, колонны, шедевры, арки, скульптуры, мраморные лестницы, дорогие магазины. Словно вспыхнули выдернутые из тьмы веков неведомые святые на фресках в компании с Нептунами и тритонами, патронирующими фонтаны.
Казалось, мир рушится, смывается потопом, но после взлета на борту стало тише, в салоне погас общий свет — остались только маленькие лампочки. И стало удивительно спокойно, когда тучи окончательно скрыли Рим, где завтра Лука на влажном асфальте нарисует новый шедевр.
Москва — Лондон — Рим май-июль 2009
Комментарии к книге «Города Алисы», Дима Федоров
Всего 0 комментариев