«Вокруг Света 2005 № 05 (2776)»

Журнал «Вокруг Света» № 5 за 2005 год (2776)

Большое путешествие: За дверьми Пиккадилли

Я долго жила и училась в Лондоне, но никогда не считала Пиккадилли одним из своих любимых мест. Как, кстати, и большинство моих английских друзей.

– Это обычная приманка для туристов, – с иронией говорил мой бывший профессор филологии доктор Фил. Пока я готовилась к новой поездке в Англию, эта улица стала у нас предметом расхожих шуток. Договариваясь о встрече, еще в Нью-Йорке, мои друзья иронизировали: «Так-так, где же нам встретиться?.. Идея – на Пиккадилли!» И даже после возвращения домой нет-нет да и обнаруживаю на своем автоответчике: «Угадай, где я?.. На Пиккадилли. Думаю о тебе».

И нет ничего удивительного в том, что, не желая того, человек, находящийся в Лондоне, то и дело оказывается на Пиккадилли. Отсюда радиусами расходятся магистрали, ведущие во все концы столицы. К тому же и технически, чтобы добраться куда бы то ни было, надо проехать через площадь Пиккадилли-серкус. Здесь пересекаются все автобусные маршруты, протекают все транспортные «реки», даже подземные: темно-синяя ветка «Пиккадилли» берет начало у аэропорта Хитроу и по диагонали перерезает основную часть города – что делает ее самой бойкой во всем метро.

Маневры Эроса

Героине «Волн» Вирджинии Вульф, Джинни, станция метро «Пиккадилли-серкус» сто лет назад виделась так: «Я на миг оказалась под тротуаром в самом сердце Лондона. Бесчисленное множество несущихся колес и топающих ног придавливали землю прямо у меня над головой. Почти физически ощущаю, как большие пути цивилизации встречаются там и разбегаются в разные стороны. Я – в сердце самой жизни».

Хотя с тех пор многое изменилось, я испытываю те же чувства. Сверху Пиккадилли-серкус являет собой лондонский аналог нью-йоркского Таймс-сквер или московской Пушкинской. Главная черта – бешеное движение. Разгоняются и резко тормозят красные омнибусы. Мчатся такси, мотоциклы и пешеходы; мелькают светофоры, фотовспышки, магазинные вывески и «зебры» переходов. Туристы с рюкзаками за спиной натыкаются на уличных музыкантов, компании подвыпивших подростков «обтекают» продавцов газет, гордо выступают мужчины-проститутки. Все шаркает, суетится, праздно слоняется, сползает под землю и, наоборот, поднимается на поверхность через многочисленные норы метро. А выплеснувшись на тротуары, произвольно растекается, шумит, сорит, поет, играет, снимается на видео под гигантскими неоновыми щитами, пожирающими фасады зданий и, кажется, ищущими новых жертв, – они сверкают, вспыхивают, блестят, озаряя действо, напоминающее карнавал на базарной площади.

Совсем не такой задумывал Пиккадилли-серкус ее архитектор Джон Нэш в начале XIX века (слово «circus» здесь означало именно «круг», а не арену с клоунами и дрессированными животными). Площадь представлялась ему элегантным пространством в форме круга, обрамленным «вогнутыми» фасадами домов с арками и колоннами. Но этот замысел разрушила Шафтсбери-авеню, «поглотившая» кусок площади. Тогда, чтобы сгладить искривление, скульптор Альфред Гилфорд по поручению муниципальных властей возвел на площади Ангела христианского милосердия, который так «полюбился» лондонцам, что оставшиеся 30 лет жизни автор монумента предпочел провести в добровольном изгнании.

Ангел же, ставший со временем туристической достопримечательностью, только способствовал дальнейшему разрушению строгих форм Пиккадилли-серкус. Набиравший силу транспортный поток двигался тогда по кругу, но пешеходы, особенно иностранцы, желавшие рассмотреть «центр композиции», бесстрашно бросались прямо под колеса автомобилей. Побороть это зло было не под силу – легче оказалось передвинуть Ангела, в народе прозванного Эросом, к восточной части круга и проложить к нему от тротуара пешеходную дорожку.

Неподалеку от Эроса, на северо-восточном краю площади, сейчас стоит «Лондонский павильон», где разместились торговый пассаж «Трокадеро» и галерея видеоигр. Чуть западнее – «Виржин мегастор». С юга – полностью погруженный под землю театр Критерион (с 90-х годов в нем играет Малая шекспировская труппа) и прилегающий к нему ресторан. Задолго до того, как потолки этого элегантного заведения были расписаны золотом, а на кухне воцарился знаменитый на весь Лондон шеф-повар Марко Пьер Уайт, сюда захаживал отставной военный хирург доктор Джеймс Ватсон. Именно здесь, на Пиккадилли-серкус, он неторопливо пил кларет перед тем, как отправиться на первую встречу со своим будущим другом Шерлоком Холмсом. На стене ресторана до сих пор красуется соответствующая цитата из «Этюда в багровых тонах».

В отличие от своего компаньона великий сыщик, как известно, превыше всего ценил наблюдательность. Проходя по лондонским улицам, он неизменно вслух – для тренировки памяти – читал встречавшиеся ему указатели и вывески. По периметру сегодняшней Пиккадилли-серкус, после «ватсоновского» ресторана ему встретились бы: аптека «Бутс», «Бургер-Кинг» с интернет-кафе, здание Союза пожарных, сдающего своим членам комнаты в верхнем этаже под самым куполом, огромный спортивный магазин «Лиллиуайтс», сувенирные павильоны…

Прозвище – «Пиккадилли-холл»

Англичане обожают раздавать направо и налево прозвища (Эрос – тому свидетельство), сокращать и переиначивать имена – у них это прямо-таки пунктик. Мадонна, Майкл Джексон и принцесса Диана превращаются, соответственно, в Мэдж, Жако и Дай. Простые люди тоже становятся жертвами этого пристрастия: Виктория становится Викс, Надя – Нэдс, Марти – Мартс, и даже я, пока жила в Лондоне, имела неожиданно еврейское прозвище Катс.

Поэтому ничего удивительного, что и улица Пиккадилли, упирающаяся в Пиккадилли-серкус, – это «прозвище». Оно связано с Робертом Бейкером, портным, который составил себе состояние на продаже модных воротников под названием «пиккадил». В XVI веке Пиккадилли была безымянной проезжей дорогой из Лондона на запад – в обиходе горожан она фигурировала как «дорога на Рединг». А шикарный «кричащий» дом Бейкера стали в шутку именовать «Пиккадилли-холл». Перед нами прямая и широкая дорога (по сравнению с нею остальные лондонские улицы кажутся тесными) около двух километров длиной, от серкус до Арки Конституции – в том направлении, в котором Лондон на протяжении истории тянулся все дальше к западу. Изначально границей служило пересечение с нынешней Кларджес-стрит (так называемая «застава Пиккадилли»). Позднее ее сдвинули к Сент-Джордж-стрит, а в 1825 году и вовсе упразднили. По обеим сторонам главной улицы британской столицы тянется теперь сплошная стена высоких серых домов, лишь на юге уступающих место «Грин-парку» (буквально – Зеленому). Но подобно тому, как кэрролловской Алисе в «Зазеркалье» невозможно было добраться до последней шахматной линии, не соблюдя по дороге целого ряда условностей, Пиккадилли не выпустит нас на зеленую лужайку, не проведя сквозь череду своих английских церемоний. Моя первая «церемония» – чаепитие с Ричардом Тэймсом, знаменитым историком, автором книг о Лондоне, которого коллегия кавалеров английского ордена Синего медальона удостоила почетного сертификата за выдающееся знание города. Мы встретились в универсальном магазине «Фортнум и Мейсон» на Пиккадилли, известном традиционной сервировкой чая, называемой в Англии «Афтенун ти».

Название – опять-таки отголосок истории. Ныне эта старейшая лондонская бакалея принадлежит совершенно другим людям, а Уильямом Фортнумом звали одного из лакеев королевы Анны, который в 1707 году открыл здесь торговлю. Когда чуть позднее к нему присоединился богач по фамилии Мейсон, на Пиккадилли появилась одна из любопытных достопримечательностей. В XVIII столетии каждое утро двери магазина раскрывались и из них «высыпались» десятки коробейников. Они разносили в корзинах заказанные накануне наборы для солидных клиентов. Днем посыльные удачливых компаньонов торговали вразнос на лошадиных бегах. Теперь публика, естественно, стекается в магазин сама, а мистер Фортнум и мистер Мейсон кланяются ей (и друг другу) каждый час, выходя из механических недр расположенного над главным входом огромного круглого циферблата.

– Даже в самых шикарных апартаментах на Пиккадилли не было тогда никаких кухонь. – Ричард рассказывает об этом с такой естественностью, будто сам застал те времена. – Поэтому, чтобы принять гостей или просто пообедать, приходилось посылать за готовой едой. Фортнум первым стал продавать ее в этом районе. А поскольку здесь жили преимущественно офицеры короны, часто и надолго отбывающие за моря, предприятие скоро приобрело международную славу: некоторые «корзины» с сухими продуктами долгого хранения отправлялись даже в Индию, чтобы «скрасить тоску, тяготы службы и тому подобное» тамошним старым клиентам.

Я и раньше была на «Афтенун ти», но никогда – в таком модном и старинном заведении. Вероятно, я слишком многого ожидала, но после роскошного первого этажа четвертый показался мне скучноватым. Интерьер выцвел, потолки низкие, а чайной церемонии не доставало «церемониальности». Тем не менее мы выпили чаю со всем тем, что к нему полагалось. На традиционном трехъярусном подносе снизу лежали крохотные треугольные сэндвичи с яйцом, семгой и очищенными огурцами, в середине пшеничные булочки с джемом и топлеными сливками, а наверху целый набор миниатюрных пирожных. В зале, кроме нескольких случайных туристов, никого не было. Мистер Тэймс любезно спросил, можно ли ему «поработать мамочкой», то есть налить мне чаю. Это устаревшее английское выражение уже почти никогда не услышишь. Разумеется, можно.

– Традиция английских чаепитий не так стара, как обычно думают. Ее завела году в 1840-м герцогиня Бедфордская. Рабочий день джентльменов стал тогда длиннее, они возвращались к обеду не раньше 7—8 вечера, и, чтобы дамы в ожидании мужей не умерли с голоду, ее светлость стала собирать приятельниц на чай в своем будуаре около пяти часов дня. Отсюда и пошло название «Афтенун ти». Поначалу это были посиделки исключительно для дам, и только тридцать лет спустя они переросли в более солидное мероприятие, которое один заезжий французский гость охарактеризовал как «пикник под крышей» – еду подавали «без протокола», и все угощались сами. Тогда же укоренилось еще одно новшество – застолье a la Russe: вместо того чтобы накладывать на тарелку все одновременно, блюда стали подавать одно за другим. Внедрение новой моды шло не без сопротивления: если хозяева не в состоянии были держать достаточный штат прислуги, гостям приходилось ждать своей очереди, а еда тем временем остывала…

Нам пришлось легче – закуска к чаю подается холодной, да и вся сразу, для чего и существует трехъярусный поднос, диктующий очередность блюд (всегда начинайте снизу). Вполне насытившись немногочисленными яствами, я с большой готовностью последовала за Ричардом на Джермин-стрит – через южный выход из «Фортнума». Эта улица-спутник Пиккадилли известна своими непревзойденными ателье рубашек, сорочек…

– …так что сырная лавка «Пакстона и Уайтфилда» здесь неожиданный «вставной элемент». С самого 1797 года в ней можно найти любой сыр, какой только существует на свете… А это – «Флорис», парфюмерная торговля, ею владеет семейство с Менорки. Точнее, с Менорки приехали в 1740 году их предки… – Тэймс рассказывает про каждую дверь, каждую вывеску в округе так, будто водит меня по собственной квартире. – …В «Турнбул и Ассер» шьют для принца Чарлза, и вообще, с 1885 года обслуживают всех принцев Уэльских. А также, например, Черчилля и (в книгах Яна Флеминга) Джеймса Бонда. Кстати, о Бонде. Как раз в эту минуту мой взгляд уперся в витрину магазина «Данхилл», где переливается серебром шикарный «Астон-Мартин DB5», прославленный агентом 007 и как бы обещающий своим посетителям, что они тоже почувствуют себя героями в одежде, купленной в этом магазине.

А я опять выхожу на Пиккадилли. Мне необходимо еще кое с кем там поговорить.

Маргарет Тэтчер – почетный мужчина

Доктор Йен Элиот – публицист и ученый-историк, специализирующийся на российской тематике. В течение многих лет он был ведущим автором «Таймс». В 1980-х – руководитель мюнхенского отделения радио «Свобода» и директор Британо-Российского культурного центра. В 2000-м по случаю дня рождения королевы был награжден орденом Британской империи. С Элиотом мы договорились встретиться в старом книжном магазине «Хэтчардз», который по сей день поставляет новинки королевскому двору. В 1797 году молодой человек по имени Джон Хэтчард задумал его еще и как клуб – для таких же, как он сам, лондонских библиофилов. В глубине этого помещения на Пиккадилли была обустроена маленькая гостиная, где постоянные посетители могли побеседовать, посидеть у камина с газетой и заказать что-нибудь освежающее из соседнего «Фортнума». В позапрошлом веке все эти возможности пришлись очень по душе цвету общества – и герцогу Веллингтону, и страстным политическим оппонентам Гладстону и Дизраэли, сменявшим друг друга в премьерском кресле, и Оскару Уайльду. Последний имел обыкновение посылать в «Хэтчардз» свои пьесы, считаясь с литературным мнением хозяина магазина.

Той маленькой гостиной с камином уже, увы, нет, но знаменитостей среди покупателей по-прежнему хватает, и репутация «дедушки» британского букинистического рынка все так же на высоте. Авторитет теряется с таким же трудом и так же долго, как приобретается, – видимо, как раз это обстоятельство заинтересовало новых грандов бизнеса. Хоть это и не афишируется, «Хэтчардз» больше не является маленьким семейным предприятием, его поглотила крупнейшая книготорговая сеть Англии «Уотерстоунс». Флагманский восьмиэтажный магазин этой фирмы (крупнейший в Европе) тоже расположился на Пиккадилли в здании, где до 1999 года помещался «Симпсонс» – универмаг, который ввел в английскую моду готовый мужской костюм и где происходило действие популярного комедийного сериала «Вас обслужили?» производства Би-би-си. Теперь в распоряжении посетителей «Уотерстоунс» есть несколько кафе, ресторанов, а также свободный доступ в Интернет.

…День выдался стереотипно английским: серым, туманным и ужасно холодным. Все мы знаем, как англичане любят обсуждать погоду, но гораздо менее известен их стоицизм в отношении низких температур. Надев зимнее пальто, сапоги, обмотав теплым шарфом шею, я вдруг замечаю женщину в одном легком костюме. Посиневшая, с плотно сжатыми губами, она спокойно и твердо ожидает автобуса. И так у них не только с одеждой, но и с жилищами. Дома никогда не обогреваются в достаточной мере. Сначала я думала, что дело в дороговизне топлива и сквозняках, но один лондонец объяснил: «Никакого холода вообще не существует. Если вам холодно, просто наденьте еще один джемпер». Зиновий Зиник, писатель-эмигрант, проживший в Англии более 30 лет, считает иначе: «Англичане просто боятся разбудить в себе излишний жар». 

Действительно, вопреки расхожему стереотипу британцы не так уж сдержанны, вежливы и бесстрастны. Все это – фасад. Отклик вековых традиций, четкого разделения между общественным поведением и частным, развитое представление о том, что уместно в провинции, а что в столице, на скачках и во время регаты. Что можно позволить себе в обществе дам, а что в чисто мужской компании. Хотя часто этот контроль пропадает, особенно после приема спиртного, когда грубость и пошлость могут проявить себя. Думаю, что отсюда известный и в значительнейшей мере «пиккадилльский» феномен закрытых клубов для джентльменов. Попытка скрыть свои «слабости» от посторонних. Эти заведения всегда интересовали меня, и я засыпаю Элиота вопросами: «Как в них вступают?», «Допускаются ли все же, хоть в виде исключения, женщины?», «Сколько стоит членство?» и так далее.

– Клубы возникали спонтанно. Никто не в состоянии объяснить, кто их «придумал». Просто кто-то говорил: пойдем, поиграем в карты у Уайта или у Будли. Все подобные заведения назывались раньше по именам владельцев, в отличие от более поздних, таких, как, скажем, «Реформ-клуб». Но это уже с середины XIX века. Там политики и вообще люди, имеющие отношение к управлению империей, могли собраться вместе, подискутировать…

– Без женщин и простонародья, – не удержалась я. Идея частных клубов как-то претит моему демократическому сознанию. Не придерживаясь мнения, будто все люди равны от природы, я, однако, верю, что они равны в формальных правах. И если богатые желают общаться только с богатыми, пусть просто повышают цены в своих «убежищах», но никому ничего не запрещают. Однако Элиот разбил мой аргумент, заметив, что частные клубы не предназначены только для богатых, хотя, разумеется, многие члены – состоятельные люди. Клуб – это место, где собираются свои люди, где всегда можно выпить, поесть и побеседовать с единомышленником. Большинство клубов такого рода располагается в районе Сент-Джеймсской площади, по южной стороне Пиккадилли. Элиот согласился взять меня в «Атенеум», членом которого является, и мы не спеша направились туда через площадь.

– Поначалу в этом доме располагалась Ост-Индская компания, – указав на неприметное здание, повествовал Элиот, – она безраздельно правила Индией, пока правительство не спохватилось. Теперь помещение делят между собой три или, кажется, даже четыре клуба. Арендная плата безумно высока, и ни одному из них в отдельности целый дом не по карману. Вся земля в этом районе принадлежит короне, кроме участка под домом Нелл Гвин, любовницы Карла II, которая в свое время добилась «безусловного права собственности», то есть права не платить аренды никому. Клубы же регулярно отчисляют некую фиксированную сумму короне. Ежегодные взносы разнятся, но обычно составляют от нескольких сотен до тысячи фунтов. Большинство заведений до сих пор предоставляет ночлег своим членам.

…Каждый из этих «анклавов» незыблемой британской традиции оригинален – как минимум в деталях. Старейший, «Уайтс», славится высокими ставками в игре, и, кроме того, в нем состоит больше членов царствующего дома, чем в каком-либо другом. Принц Чарлз накануне свадьбы с леди Дианой устраивал здесь мальчишник. Отец и вдохновитель дендизма Джордж Браммел обосновался со своим «двором» в «Будлз» и оттуда диктовал свету моды. Либерально настроенные члены «Реформ-клуба», о котором уже говорилось, подготовили в 1832 году Билль о реформе парламента. Тогда в пику им противники Билля основали «Карлтон», который и по сей день является «гнездом» консерваторов. Все премьер-министры от Консервативной партии по традиции обязаны быть его членами, поэтому нетрудно себе представить, какое затруднение вышло с Маргарет Тэтчер. В конце концов ее провозгласили Почетным Мужчиной. Иначе пришлось бы в нарушение правил допустить в клуб женщину, что немыслимо.

Дамы предпочитают розовое

Все эти клубы расположены чуть поодаль, а непосредственно на магистраль Пиккадилли выходит только «Ин энд Аут», названный так из-за двойных ворот, на каждой решетке которых имеется недвусмысленное указание: где «вход», а где «выход». И все. Кроме этих двух слов ни на этом, ни на одном другом клубном здании никаких надписей и опознавательных знаков нет. Этого требует принцип неприкосновенности частной жизни, чтимый британцами, как, наверное, ни одним другим народом на свете. Либо вы знаете, где находится клуб, либо нет. В последнем случае вы, вероятнее всего, к нему не принадлежите.

– Это в свое время затрудняло и меня. – Видно, что Элиот относится к себе с чувством юмора. – Когда я впервые приехал в Лондон из Шотландии, меня пригласили отобедать в «Tрэвеллерз». Просто сказали – приходите в «Трэвеллерз». И я, конечно, не признался, что не знаю, где он. Никому не хочется выглядеть еще большим простофилей, чем на самом деле. В общем, перед тем как найти клуб, я раз 50 прошагал мимо него.

В нескольких шагах от Сент-Джеймсской площади, напротив памятника победителям в Крымской войне (отлитого из трофейной русской пушки), перед нами вырастает большое здание в стиле неоклассицизма, где и помещается «Атенеум». Для учреждения, не склонного себя афишировать и претендующего на «незаметность», уменьшенная копия Парфенона с золотой Афиной над портиком – это немного чересчур, думаю я. Но «в чужой монастырь»…

Зато внутри клуб (где запрещено пользоваться мобильными телефонами, диктофонами и фотокамерами) полностью соответствовал моим ожиданиям: потертая темно-зеленая кожа кресел, мраморная лестница, высокие потолки, потемневшее от времени дерево – атмосфера покоя и интеллектуальных занятий пронизывает анфиладу комнат, делая их похожими на читальные залы Кембриджского университета. Справа – бар, куда (отголосок суровых времен) женщин до четырех дня не пускают. Слева – ресторан, днем вообще закрытый. Остается подниматься в библиотеку. На центральной лестнице мой взгляд рассеянно скользнул по круглым настенным часам над аркой, и Элиот вдруг хмыкнул: не замечаю ли я чего-нибудь странного. Оробев оттого, что вообще допущена в такое место, я испугалась попасть впросак. Но долго мой спутник меня не мучил: «необычность», не таясь, сияет на циферблате – в римской цифре VIII недостает палочки. Часы два раза показывают VII.

– Ошибку сначала хотели исправить, но потом решили оставить так. Если встреча назначена на семь, а ты опоздал на час, никто не сможет тебя упрекнуть.

Возможно, такие опоздания и случались, ведь великие люди, как правило, рассеянны, а их среди завсегдатаев «Атенеума» всегда было множество. На верхней площадке лестницы, на подставке, лежит массивный том в кожаном переплете. Там поименованы все члены клуба – лауреаты Нобелевской премии. Список впечатляет.

– В клуб принимают по рекомендации действующих членов, поэтому все зависит от того, кто ваши друзья. «Атенеум» всегда был известен как «уголок интеллектуалов». «Приверженцы» других клубов, если хотят вставить шпильку, говорят, что у нас тут «собрание епископов», – смеется Элиот. – Потому что епископы известны напыщенностью и страстью к бесконечным дебатам. Мы вечно что-нибудь подолгу обсуждаем. Например, никак не могли решить: посвящать или не посвящать в «сан» женщин. В конце концов решили посвящать. Одной из первых дам, разделивших наше общество, стала россиянка, моя знакомая из Москвы. Кто именно, извините, не скажу.

Библиотека «Атенеума» представляет собой просторный зал с огромными окнами и стеллажами от пола до потолка по всему периметру. В специальных зажимах – свежие газеты, на буфете – чай и кофе. Мы перешли на полушепот, потому что вокруг царит атмосфера абсолютной сосредоточенности. Я понимаю, что здесь так всегда было и будет. Поистине время остановилось, и ошибка на часах уже не представляется недоразумением. Единственным знаком модернизации выглядит дамская комната. Она вся «с иголочки», сверкает чистотой и выкрашена в ярко-розовые тона – чужеродное вкрапление в этом патриархальном «логове». Очень трогательно со стороны мужчин. Наверняка они были чрезвычайно довольны своей предупредительностью, ведь всем известно: розовый цвет – это как раз то, что нужно женщине.

Лондон, дом 1, – адрес Железного герцога

Мы минуем тот самый «невидимый миру» «Трэвеллерз», который доктор Йен Элиот так мучительно искал в молодости, затем еще один клуб для руководителей частных компаний под названием «Институт директоров», оставляем позади Сент-Джеймсский (в буквальном переводе – «Святого Иакова») дворец…

– Он сохранился со времен Генриха VIII почти в первозданном состоянии. И по-прежнему считается главным местом придворных церемоний. Например, приемов в честь прибытия иностранных представителей. Все они, в том числе и господин Карасин, на представление которого Ее Величеству я приходил сюда последний раз, до сих пор считаются «послами при дворе Святого Иакова».

…и снова выходим на основную магистраль Пиккадилли у ее пересечения с Сент-Джеймс-стрит, как раз возле «Дома икры».

– С 1950 года его держит семья, которая утверждает, что хранит секрет особого приготовления копченой лососины (они называют ее на русский манер «balik»), якобы доставшийся им в наследство непосредственно от царского повара (какого именно царя – не уточняется). Это супердорогой магазин. Сто граммов белуги стоят у них от ста до четырехсот фунтов…

Повернув голову обратно к «Дому икры», словно желая оценить всю его дороговизну, я ударилась о первое из «деревьев», за которым вырос дремучий лес колонн: отель «Ритц», 1906 года постройки. Совсем недавно он навел новый блеск на свои помещения (особенно это касается чайного ресторана «Палм-корт»). Впрочем, лондонцы, хотя освоили шикарный комплекс прочно и в свойственной им иронической манере (рассказывают, что однажды Гилберт Кийт Честертон и его приятель ворвались в ритцевский вестибюль верхом на ослах и потребовали согласно средневековому английскому обычаю «обед для приезжих и фураж для животных»), но недолюбливают его. Большинство моих местных друзей из рудиментарной антипатии к французам оценивают это заведение как «недостаточно английское».

Впрочем, это не мешает «коктейлю в Ритце» считаться атрибутом сладкой жизни. Бар – произведение искусства в духе арт-нуво – сверкает калейдоскопом пышных деталей. Свет льется через витражи. Одна картинка бросилась мне в глаза: Зевс в облике Лебедя совокупляется с Ледой. Я попыталась узнать у официанта, при чем тут, на его взгляд, этот сюжет, но тот ничего вразумительно не объяснил: «Наверное, отражение времени. Декаданс, и все такое. Чего еще ожидать от французов?» Обслуживают здесь неторопливо и в высшей степени «осмысленно». Фунты стерлингов уходят килограммами, но выпить шампанского в «Ритце» – это вдохновляет, и даже как-то пьянит, несмотря на микроскопический объем жидкости… Так что до Грин-парка, бывшего некогда местом королевской охоты на оленей, мы добираемся слегка навеселе. Во всяком случае, я – для Элиота времяпрепровождение в цитаделях бомонда куда более привычно. Будь сегодня летний день, то эта часть Зеленого массива, примыкающего с севера к Пиккадилли, была бы наполнена публикой, пришедшей сюда съесть ланч или полежать под открытым небом. А в конце XIX века эти газоны служили местом массовой ночевки бродяг и проституток, тогда как на противоположной стороне улицы разодетые пары демонстрировали последние образцы европейской моды, центр которой постепенно перемещался из Парижа в Лондон.

Здесь же в 1814 году праздновали общую победу над Наполеоном Георг IV и Александр I. Российский государь остановился на Пиккадилли в ныне уже не существующем отеле «Палтни». Впрочем, там он бывал редко, а основное время проводил принимая с английским «коллегой» парады. Полки в красных и зеленых мундирах, сменяя друг друга, маршировали к площади Гайд-парк-корнер (ныне она пользуется славой самой бестолковой авторазвязки в Великобритании) и исчезали из поля зрения монархов возле того места, где позже выросла Веллингтонова арка, она же Арка Конституции – в ходу оба названия. Как можно догадаться по первому из них, ее пришлось возводить очень скоро: празднества 1814 года оказались преждевременными. Год спустя Веллингтон взял на себя труд добить «корсиканское чудовище» при Ватерлоо. Теперь «железный» (в прямом и переносном смысле слова) герцог восседает рядом с Аркой своего имени на боевом коне по кличке Копенгаген. Легенда гласит, что во время исторического сражения не знающий усталости конь носил своего седока 16 часов подряд.

А несколькими метрами дальше, опершись на меч Голиафа, стоит Давид. Надпись на постаменте: «Саул сразил тысячи, но Давид – десятки тысяч». На вопрос, как эти библейские персонажи вписываются в общую картину английской боевой славы, Элиот заметил:

– Это аллегорическое посвящение героям-пулеметчикам Первой мировой войны. Они тоже умели разить врагов сразу в больших количествах.

Весьма слабая привязка, по моему мнению, да и идея жутковатая.

Нынешний герцог Веллингтон занимает верхний этаж Апсли-хауса, выходящего окнами на Пиккадилли. Остальное – музей его великого предка, в котором выставлены награды, в том числе российские. Во времена Железного герцога (прозвище он, между прочим, получил не за особую стойкость, которой, кстати, действительно отличался, а за то, что установил на окнах металлические ставни) адрес этого дома был прост: Лондон, № 1. Тогда он служил крайней западной точкой города.

Теперь нам предстоит развернуться и следовать по Пиккадилли в обратном направлении.

Скандалы Королевской академии

Пока мы добирались до конца «большой дороги», я окончательно превратилась в сосульку, да и желудок требовал подкрепления. В этом отрезке Пиккадилли отсутствуют вывески ресторанов, и единственное, что дает о себе знать, это неизбежное для западных столиц «Хард Рок кафе» (зато самое первое из них), но оно явно не то, что нам нужно.

– Я человек традиций. Если иду обедать в паб, то должен получить «фиш энд чипс» (рыбу с картошкой). Раньше ее легко было найти, можно и теперь, но нужно поискать. Теперь модно указывать в меню какой-нибудь халибут под соусом «бешамель». К чему такая маскировка? Если это не что иное, как «фиш энд чипс»?!

В конце концов удалось и согреть, и наполнить желудки в заведении с тюдоровским названием «Роза и корона». После чего мы снова двинулись навстречу открытой пиккадилльской стихии, несмотря на мои слабые жалобы, что, мол, хватит пока. Элиот, будучи шотландцем, переносит суровую погоду куда лучше и непременно хочет побывать со мной еще в двух местах…

Его пожелание осуществилось лишь наполовину. Отель «Браунз» (небольшое причудливое заведение с прекрасным традиционным «Афтенун ти»), основанный дворецким лорда Байрона, оказался не только закрыт, но и забит лесами по случаю реконструкции. Зато на противоположной (по диагонали) стороне улицы прославленный «АртсКлаб», «Клуб искусств», радушно распахнул нам двери. Более того, его президент Майкл Годби устроил импровизированную беглую экскурсию.

Он большой энтузиаст и очень «носится» со своим клубом, который действительно того стоит: чудесное «убежище» от пиккадилльской суматохи со множеством неожиданных уголков и элегантных обеденных залов. Есть даже садик для летних пикников.

Тем более обидно, что число членов стремительно идет на убыль, и клуб почти на мели, хотя и пользуется «безвозмездной арендой» дома XVIII столетия. А когда-то он являл собой, вероятно, самое блестящее в Европе собрание «всех профессионалов и любителей, имеющих отношение к искусствам, литературе или науке» (они по уставу имели право на членство). Вскоре после Второй мировой войны «Артсклаб» объединился с «Клубом писателей» и таким образом может числить в своей истории и Диккенса, Суинберна, Твена, Уилки Коллинза, Тургенева, с одной стороны, и Лейтона, Сарджента, Сиккерта, Уистлера, Родена – с другой. Ливерпульский собор, стадион Уэмбли, Лондонский Дом правосудия, половина станций метро, Эрос, а также пулемет «Максим» – все это работы завсегдатаев клуба. Большинство из них были эстетами, любителями всего штучного, к тому же часто – отнюдь не богачами.

Поэтому следующий перекресток Пиккадилли – с Олд-Бонд-стрит, синонимом роскоши, буржуазного стиля и изобилия – не для них. Тут всегда продавалась одежда высшего класса для миллионеров: и сегодня Картье с Тиффани, Шанель с Лакруа, Армани с Хьюго Босс едва не толкают локтями друг друга. Но к нашему с Элиотом приходу здесь тихо, роскошные магазины рано закрываются. Полагаю, это потому, что их клиенты вполне располагают временем в любое время суток – когда-то северная сторона Пиккадилли была преимущественно аристократической, поэтому и торговцы дорогими марками «селились» поблизости. Сегодня от подлинных домов высшей знати на магистрали остался только Берлингтон-хаус. Изначальных барочных вогнутых фасадов с колоннами больше нет. Здесь царит строгое палладианское благородство, поклонником которого был известный архитектор-любитель третий лорд Берлингтон, при перестройке усадьбы взявший за образец палаццо Порто в Виченце.

Удивительно встретить в городской усадьбе торговый пассаж, однако, как выяснилось, его построили в начале XIX века для Джорджа Кавендиша, лорда Берлингтона, чтобы оградить приватные покои от мусора, в былые времена обильно покрывавшего Пиккадилли. Пожилой джентльмен изящно вышел из положения: отгородился от основной проезжей части «торговыми рядами для всяких скобяных товаров, одежды и предметов, не оскорбляющих зрения и обоняния». Сегодня в Берлингтон-хаусе обосновалась Королевская академия, а также пять престижнейших в научном мире Англии обществ: Лондонское геологическое, Линнеевское, Королевское астрономическое, Лондонских антикваров и Королевское химическое. Казалось бы, где, как не здесь, царить благопристойности и достоинству, но отчего-то именно Королевская академия то и дело потрясает мир скандалами: совсем недавно уволили смотрителя школ Академии за нецелевую растрату денег в размере 80 тысяч фунтов. И это после того, как прямо на служебном месте арестовали ее казначея, который был затем отправлен в тюрьму за кражу 400 тысяч фунтов… Хотела бы я знать, на что он надеялся? Разве что рассчитывал скрыться в последний момент? Например, через заднюю дверь Берлингтона, на Сэвил-Роу, где раньше цвел усадебный сад, а теперь действительно легко затеряться в толпе, снующей между авторитетными мужскими пошивочными ателье, известными тем, что первыми стали оказывать «выездные» услуги по всему миру.

– Мой кузен работает на Сэвил-Роу, он один из лучших портных, – рассказывал мне еще днем Йен Элиот. – Ему приходится регулярно ездить через океан снимать мерки с заказчиков. XXI век – век парадоксов, американцы стали одеваться лучше нас! Да и русские тоже…

Один знакомый рассказал мне историю об американце, который пожелал, чтобы костюм ему доставили в НьюЙорк. Он послал в ателье два авиабилета первого класса. Управляющий разволновался и тут же сказал жене, что берет ее с собой в Америку. Однако этикет требовал согласовать все с клиентом по телефону: «Я получил билеты. Два. Это очень любезно с вашей стороны, сэр». – «Да-да, – последовал ответ. – Мы же не хотим, чтобы костюм пострадал в дороге. Позаботьтесь о том, чтобы у него было отдельное место и желательно у окна, во избежание недоразумений. Стюардессы бывают так неуклюжи».

Ярмарка тщеславия

Прогулка с Йеном Элиотом позади. Вечер на Пиккадилли полагается посвящать развлечениям, что я и делаю в компании старого друга, импресарио Королевского дворца фестивалей Гленна Макса.

Сначала – «Волзли», безусловно, самый стильный и модный ресторан на Пиккадилли, отделанный изнутри под французскую пивную (брассери) начала прошлого века. Кухня – современная европейская, блестяще сочетающая простоту и изысканность. Время от времени мой взгляд натыкается на кругленького мужчину в сером котелке, оживленно беседующего с посетителями. Это Шон, швейцар (хотя проводит он больше времени в зале, чем у дверей). Молва гласит, что он получает чистыми больше ста тысяч фунтов в год. Плюс чаевые.

Затем – закрытый частный «Фифти», где еще и играют (при нас неизвестный джентльмен вполне скромного вида просадил 32 000 фунтов), самый известный в Лондоне бармен Сальваторе Калабрезе угощает крепким коктейлем со вкусом мускусной дыни, а Эмбер, жизнерадостная «ответственная за развлечения», всегда готова занять того, кому одиноко или скучно. Я поделилась с ней давним желанием попасть в сверхзакрытый «Уайтс», находящийся на противоположной стороне улицы, и узнала, что ее отец и брат являются членами этого клуба, но сама она никогда там не бывала. Более того, оба родственника категорически отказываются обсуждать что бы то ни было, там происходящее:

– Если подняться на наш верхний этаж, можно через окно увидеть их обеденный зал. Ближе не подобраться. И наконец, «Скетч» на Кондуит-стрит. Формально находясь за пределами Пиккадилли, он, по сути, принадлежит ей в силу избыточной роскоши и безудержного веселья. Придуманный французским шеф-поваром Пьером Ганэром и ресторатором алжирского происхождения Морадом Мазузом (основателем супермодного «Момо»), «Скетч» умело сочетает сексапильную атмосферу, экзотическую музыку, шикарное обслуживание и игривый интерьер. Один репортер назвал его самым дорогим местом в Лондоне, что не пошло заведению на пользу. Хозяева поспешили опровергнуть клевету: да, у них есть страшно дорогие блюда (закуска за 70 фунтов – мраморное мясо «Кобе», которое доставляется самолетом прямо из Японии), но это же деликатесы. А в остальном – все, как у всех…

Клуб состоит из Гостиной, Западного бара с красными стенами и стульями в виде лоханей, Восточного бара в форме белого шара и Галереи – строго квадратной комнаты с больничнобелыми стенами, на которых демонстрируются видеоинсталляции лидеров современного авангарда (сюда приглашались Трейси Эмин, Дамиен Херст, Эллен Кантор)… Наконец мы нырнули под веревку, ограждающую ретро-футуристический Восточный бар от нечленов клуба. Наибольшее внимание обращают на себя туалетные комнаты, расположенные над шарообразным Восточным баром. Белые лестницы по обе стороны этого бара ведут к гигантской белой комнате, по бокам освещенной тусклым неоновым светом: розовым для девочек, голубым для мальчиков. И весь пол покрыт гигантскими то ли яйцами, то ли коконами, каждый из которых представляет собой отдельную кабинку. Похоже на кадр «Будильника» Вуди Аллена. Ретро 60-х замыкается шиком XXI века, пройдя сквозь горнила восьмидесятнических излишеств. Все это балансирует на грани, но каким-то чудом удерживается от падения. Как и сама Пиккадилли, ярмарка тщеславия.

Компромисс по-английски

…Никогда раньше не могла подумать, что, проведя сутки на Пиккадилли, можно так ею «насытиться». Так увязнуть в этой эклектической смеси богатства, показной роскоши, удовольствий, привилегий, авторитетов, истории и широких жестов.

И все это, как водится в Англии, проступает только изнутри. Если вникнуть. А так – тишь да гладь. Встань вечером спиной к Пиккадилли-серкус: улица выглядит аскетически. По сравнению с другими знаменитыми магистралями мира на ней меньше огней, пестрых навесов, рекламы; очень простые уличные фонари. Она кажется вам однотонной, строгой, сдержанной и немного стерильной, словно застывшей во времени физиономией, совершенно как классический портрет англичанина в твидовом костюме с тростью в руке. Но было бы огромным заблуждением принимать все это за чистую монету. Это – фасад для непосвященных.

Да, более чем любая другая лондонская улица напоминая парижские бульвары, Пиккадилли в сущности не имеет с ними ничего общего. Парижский бульвар желает обольстить, увлечь и завоевать. Он откровенно выставляет свои прелести напоказ.

У англичан, как всегда, все по-другому. Между публичным и частным, фасадом и интерьером, между внешним и внутренним, словом и умолчанием – дистанция огромного размера. Настрой Пиккадилли суховат, зато предназначен персонально вам – «сделав свой ход», она с бесстрастным выражением ждет, пока вы придумаете, как парировать. Англичане вежливы, сдержанны, отлично владеют собой. Одним словом – цивилизованны. Но в душе, которая иногда раскрывается на главной артерии Лондона, они темпераментны и подвержены страстям. Кто-то сказал, что британцы – мастера «обходиться без». Правильнее так: они мастера впитывать. Адаптируют идеи, обычаи, течения, а потом переиначивают и присваивают их. То, что ассоциируется с классическим англичанином, чаще всего не является собственно английским: джин, как известно, пришел из Голландии, а теннис – из Франции. И кого теперь удивляет, что самое распространенное в Англии блюдо нынче – карри?

Главная улица Лондона олицетворяет фирменный английский компромисс: частные клубы – для джентльменов; площадь – для пестрой толпы. Кричащие, дешевые, убогие кварталы на востоке – и изысканно-строгая, прячущая свои сокровища западная оконечность у Грин-парка. Пиккадиллисеркус вся на виду и вся переливается. Пиккадилли-стрит таится и застыла. Это игра, театр самого широкого репертуара. Такова в некотором роде вся Англия. Чего стоит комедия вечной девственности, разыгранная королевой Елизаветой в XVI веке? Следует ли воспринимать всерьез эпатажные эскизы ранней Вивьен Вествуд или просто настроить себя на маскарадный лад? А как насчет Томми Наттера и Освальда Бетенга, которые «разъяли» традиционный мужской костюм на две отчетливо видимые части, просто придав каждой шокирующе яркие цвета? Не это ли показывает нам Сэвил-Роу? А Джермин-стрит и Сент-Джеймсстрит? Они не существовали бы без этих убедительных внутренних контрастов, где крайности подыгрывают друг другу. Иначе осталась бы голая вульгарность.

В ее распоряжении все темы, размеры, запахи и цвета. Она предлагает любой выбор. А наличие выбора, в свою очередь, провоцирует способность различать и распознавать. Провоцирует проницательность, искусство подлинного джентльмена. Именно этот эксклюзивный товар улица Пиккадилли предлагает на экспорт.

Екатерина Довлатова | Фото Александра Лыскина

Перевод с английского Ирины Дорониной

Феномен: Ускользающая красота

Грибной компонент, или микобионт, подавляющего большинства лишайников образован так называемыми сумчатыми грибами, или аскомицетами. Все грибы размножаются крошечными, микроскопическими спорами. У сумчатых грибов споры образуются в специальных цилиндрических клетках, похожих на длинные вытянутые мешочки. Каждый такой мешочек содержит восемь спор. Эти мешочки и есть «сумки», или аски.

Впрочем, существует совсем небольшая группа примитивных лишайников, которые образованы не сумчатыми, а базидиальными грибами. Все так называемые шляпочные грибы – от белых до мухоморов – принадлежат именно к базидиомицетам. Их споры образуются не внутри клеток-сумок, а снаружи, на специальных клеточных выростах. Однако количество базидиальных лишайников не идет ни в какое сравнение с сумчатыми. Именно последние составляют гигантское разнообразие лишайников, насчитывающее более 20 000 видов. Известно, что грибные организмы состоят не из клеточных тканей, как животные или растения, а из переплетения микроскопических нитей, или гифов, – тех самых, что образуют грибницу. Тела лишайников, которые называются слоевищами, также создаются переплетающимися гифами. Поэтому именно гриб определяет облик того или иного лишайника.

По внешнему виду все лишайники обычно делят на накипные, листоватые и кустистые. Накипные лишайники выглядят как тонкая мелкозернистая корочка, плотно покрывающая камни или древесную кору. Считается, что это наиболее примитивный тип этих организмов. Более развитые лишайники уже не лепятся к субстрату всем своим слоевищем. Они имеют вид более или менее оформленного листа, часто с многочисленными лопастями и бахромками и обычно прикрепляются с помощью короткой и толстой «подошвы». При этом их края относительно свободны, и слоевище довольно легко отделяется. Лишайники такого типа называют листоватыми. К ним относится большая часть самых обычных видов, которые можно встретить на стволах деревьев в пригородных лесах и парках. Самые сложные по своему строению – кустистые лишайники. Они не стелятся по субстрату, а создают вертикально поднимающиеся или, наоборот, свисающие вниз образования, которые называются подециями. Подеции могут выглядеть как рога, бокальчики или даже целые бороды, состоящие из тонких длинных нитей.

Растительный компонент лишайника, или фитобионт, составляют водоросли. Известно, что водоросли обитают не только в воде. Огромное количество одноклеточных водорослей живет на суше – в почве, на стволах деревьев, на камнях и скалах. Необходимые для жизни углекислый газ и влагу они получают непосредственно из воздуха и в процессе фотосинтеза создают из них органические вещества.

В состав лишайников входят зеленые, бурые, желтозеленые и даже примитивные синезеленые водоросли. Единственным требованием, которому должна соответствовать водоросль, чтобы войти в состав лишайника, является высокая устойчивость к неблагоприятным факторам. Ведь жизнь внутри лишайника отнюдь не является такой же простой, как на открытом воздухе. Здесь могут существовать лишь самые неприхотливые водоросли. Обычно водоросли составляют не более 5—10% от общего объема слоевища. Однако есть среди лишайников особая группа, у которой роль водорослей в формировании внешнего вида гораздо значительнее. Это так называемые слизистые лишайники. В сухую погоду они выглядят как неприметные темные корочки, расположенные, как правило, на древесном субстрате. Однако с наступлением дождей корочки вдруг очень сильно разбухают, превращаясь в коричневатые, зеленоватые или даже темно-фиолетовые слизистые комочки, иногда достигающие размеров нескольких сантиметров. Дело в том, что фитобионтами таких лишайников являются синезеленые водоросли. Их толстые клеточные оболочки активно образуют всевозможные слизи. В водоемах нашей средней полосы во второй половине лета и осенью довольно часто можно видеть странные зеленые шарики, формой и размером напоминающие брошенные кем-то в воду виноградины. Эти «виноградины» образует синезеленая водоросль носток, которая также входит в качестве фитобионта в состав многих слизистых лишайников. Впитывая воду, выделения ностока способны увеличиваться в объеме в тридцать раз. Но и сами грибы, специализирующиеся на симбиозе с синезелеными водорослями и образующие слизистые лишайники, также выделяют желатинообразные вещества.

Грибы и водоросли внутри лишайника находятся в состоянии симбиоза. Термин «симбиоз» дословно означает «сожительство». Однако такое сожительство отнюдь не является безмятежной идиллией, основанной на взаимопомощи и поддержке. Клетки водорослей, находящиеся внутри слоевища лишайника, оказываются в экстремальных условиях. Прежде всего они испытывают постоянный недостаток света, без которого не могут нормально существовать. Но главная проблема в том, что гриб ведет себя по отношению к водоросли как паразит. Водорослевая клетка оказывается буквально расплющена гифами гриба, давящими на нее со всех сторон. Причем некоторые гифы прорастают сквозь оболочку водоросли непосредственно внутрь ее клетки. Через них гриб высасывает питательные вещества, которые водоросль умудряется синтезировать на тех крохах света, что доходят до нее сквозь слоевище лишайника. Именно поэтому в составе лишайниковых водорослевых клеток почти никогда не бывает крахмала, гликогена и других запасных питательных веществ, столь характерных для свободноживущих водорослей.

Лишайниковые водоросли растут и развиваются гораздо медленнее, нежели свободноживущие. Тем не менее лишайниковый гриб отнюдь не заинтересован в окончательной гибели водоросли, поскольку сам зависит от нее. Внутри лишайникового слоевища существуют даже специальные пучки грибных нитей, которые пропихивают, продавливают клетки водорослей туда, где больше света. Обычно слой водорослей, тесно переплетенных нитями гриба, располагается ближе к поверхности слоевища, сразу под его коркой. У некоторых лишайников в нижней части таллома ученые обнаружили еще один слой, состоящий уже из мертвых водорослей. Когда водорослевая клетка наконец погибает, такой лишайник своими нитями пропихивает ее вниз, где гифы гриба, питаясь, окончательно разлагают уже мертвые водоросли.

Водоросль, находящаяся внутри слоевища лишайника, оказывается полностью изолированной от внешней среды. Поэтому все вещества, которые необходимы для ее существования, она должна забирать у гриба. Таким образом, лишайниковые водоросли тоже ведут себя как паразиты. Более того, находясь внутри слоевища, они умудряются не только существовать, но и размножаться. Было установлено, что как только нити гриба проникают в клетку водоросли, она тут же делится, да так, что нити остаются в старой клетке, а новая оказывается свободной.

В этом состоянии взаимного паразитизма грибов и водорослей лишайники прошли долгий путь эволюционного развития, в процессе которого и микои фитобионты умеряли свои аппетиты. В результате и те, и другие претерпели значительные изменения. Лишайниковые грибы образуют совершенно особые жизненные формы, не встречающиеся у свободноживущих аскомицетов. То же касается и водорослей. В процессе эволюции многие из них настолько приспособились к существованию внутри лишайника, что уже не встречаются в свободном состоянии.

Лишайники распространены по всему земному шару, от влажных тропических лесов до Арктики и Антарктики. Есть они и в знойных пустынях, и на голых скалах высокогорий. Наиболее заметную роль лишайники играют именно в тех экосистемах, которые сложились в экстремальных природных условиях. Например, общая биомасса тундровых лишайников достигает 20 центнеров на гектар. Примерно столько же их в сухих сосновых борах, растущих на песчаной почве. А вот биомасса лишайников в широколиственных лесах обычно не превышает 5 центнеров на гектар. «Ахиллесова пята» лишайников – их очень медленный рост. Чемпионами по медлительности являются накипные формы, особенно те, что обитают на камнях и скалах. Их годовой прирост составляет около 0,5 мм в год. Кустистые лишайники, наоборот, растут сравнительно быстро. Например, тундровые кладонии, которые часто называют ягелем, в год дают прирост от 2 до 7 мм в длину. Но в любом случае это гораздо медленнее, нежели у растений, в том числе и мхов. Поэтому лишайники не выдерживают конкуренции с буйной и быстрорастущей тропической растительностью. А в тундре или на скалах у полосы вечных снегов уже никто из представителей флоры не мешает росту лишайников. Что же касается суровых условий этих мест, то к ним лишайники привычны. У многих арктических, тундровых и высокогорных видов процессы фотосинтеза и роста продолжаются даже при отрицательных температурах. Среди арктических и высокогорных накипных лишайников встречаются и такие, возраст слоевищ которых может достигать нескольких тысяч лет! Однако средний возраст большинства наших листоватых и кустистых лишайников колеблется в пределах от 50 до 100 лет. Для того чтобы упавшая спора превратилась в половозрелый лишайник, требуется около 10 лет и даже более. От 4 до 10 лет уходит у лишайников и на образование плодовых тел, где созревают споры, – апотециев.

Роль лишайников в природе огромна. В первую очередь это касается как раз северных и высокогорных районов. Именно кустистые лишайники из рода Кладония составляют так называемый ягель – основной корм северных оленей. Фактически именно на этих лишайниках и держится цивилизация народов Крайнего Севера. Если летом олени могут разнообразить свой рацион, поедая различные травы, листья полярной березы и ивы, а также всевозможные грибы, то зимой единственный источник пищи для них – ягель, который они выкапывают из-под снега. Лесные и горные копытные звери – лось, кабарга, косуля или марал – также зимой питаются лишайниками, объедая их со стволов и ветвей деревьев, с камней и скал. Не брезгуют лишайниками белки, полевки и другие грызуны. На лишайниках обычно обитают несколько сотен различных видов беспозвоночных животных.

Лишайники усложняют структуру экосистем, делая их более гибкими и устойчивыми. Кроме того, лишайники способствуют появлению и развитию жизни в самых, казалось бы, безжизненных местах. Например, на голых скалах, освободившихся после ледника, лишайники поселяются в течение первых десяти—пятнадцати лет. Сначала это накипные формы, потом появляются и листоватые. Со временем старые слоевища лишайников отмирают, на них поселяются разлагающие грибки и микроорганизмы. Так образуется первичный перегной, на котором уже могут расти мхи и некоторые виды высших растений. Сами лишайники сначала становятся прибежищем для различных беспозвоночных-лихенофагов, вслед за которыми приходят и хищники – пауки, жужелицы, многоножки. Так постепенно на голом и безжизненном участке возникает развивающаяся и самоусложняющаяся экосистема.

Максим Клепиков

Образ жизни: «Кулачки» с экватора

После городка Весо северной конголезской провинции Санга относительная «цивилизация», если под ней подразумевать асфальтированную дорогу и наличие административных органов, закончилась. Дальше даже на внедорожнике можно пробиться только к западу, в направлении селения Сембе, по размытой тропическим ливнем узкой колее, зажатой между стенами леса. Местами они буквально смыкались над дорогой, и обильная растительность хлестала по лобовому стеклу, оставляя зеленые отметины.

Изредка попадались небольшие деревушки банту, с невысокими домами из красной глины и на деревянных жердях. Водитель всякий раз останавливался и что-то выкрикивал на языке лингала, качал головой и вновь вдавливал педаль газа в пол. Мы искали пигмеев. Но сведения по этому поводу поступали неутешительные: они давно, сразу по окончании сезона дождей, ушли в Габон и Камерун. Последних видели в этих краях уже несколько недель назад.

Тем не менее мы продолжали запланированный путь, и полдень застал нас в деревне Миелекука (от Весо – 117 километров), население которой в полном составе высыпало поглазеть на «мунделе» – белых людей. Это утомительное и неловкое мероприятие – демонстрация самих себя – неожиданно принесло экспедиции практическую пользу. Один из зрителей, как выяснилось, только что возвратился из глубоких джунглей и видел в нескольких днях пути отсюда «арьергардную» пигмейскую стоянку. Мы также узнали, что пару дней назад маленькие люди выходили из леса, чтобы выменять пойманную дичь на бананы (раньше у них действовало табу на употребление этих плодов, но теперь его никто не соблюдает). Впрочем – сегодня они здесь, а завтра… Было ясно, что другого шанса найти их нам вообще не представится.

На переговоры с деревенским старостой, отбор носильщиков, поиск проводника ушло не более часа. Еще немного – и мы в чреве древесного «океана» дрейфуем на юг, в неизвестность. Сможем ли мы войти в прямой контакт с таинственными детьми природы? Понравимся ли мы им? Позволят ли нам пожить среди них, их бытом и укладом? Сочтут ли они нас, больших и белых, вообще за людей, за себе подобных?

Пунктирная линия тропы петляла, ныряла куда-то вниз, огибала огромные деревья, круто поднималась вверх, «перепрыгивала» через бесчисленные ручьи и речушки с мутной желтоватой водой, небольшие овраги, густо поросшие неизвестными травами и переплетенные прихотливыми лианами, казалось, ей не будет конца. Воздух был насыщен испарениями, влажными, теплыми и тягучими.

Впереди группы проводник, молодой парень по имени Гадек, активно работал мачете, вырубая проход сквозь хаотическую флору, но, несмотря на все старания, острые, как зубья пилы, лиановые шипы цеплялись за одежду и снаряжение, норовя порвать их. Носильщики устали, хотя и пытались бодриться. За последний час мы уже в третий раз объявили привал.

…И тут Нгуадо нашла нас сама. Создалось полное впечатление, что крошечная пигмейская деревня – одиннадцать низких хижин-шалашей, полукруглых и прямоугольных, из веток и из листьев – вместе с опушкой леса, на которой она стояла, вышла из чащи нам навстречу. Четыре хижины к моменту нашего визита пришли в явную негодность: покосились, полуразрушились, покрылись дырами в кровлях. А остальные семь чувствовали себя прекрасно: внутри каждой теплился небольшой очаг, отгоняя насекомых густым дымом. В каждом жилище – по небольшому лежаку из бревен и по своеобразной постели из широких листьев маранты. Над кострами – небольшие «столы» из тех же бревен, на этих поверхностях коптится мясо и хранятся разные продукты. Вот и вся обстановка.

А обитателей нигде не было видно, но вдруг Гадек медленно приложил палец к губам (все остановились и замолчали): – Они здесь. Они наблюдают. Не делайте резких движений. Ждите.

Долго ждать не пришлось. Словно привидение, бесшумно из леса появился пожилой пигмей с непропорционально большим мачете в руке. За ним – еще один с длинным копьем. Не спеша и с опаской они вступили в краткие переговоры с нашим проводником, после чего энергично закивали головами и снова исчезли там, откуда вышли.

– Они вас боятся, – озадаченно сообщил Гадек. – Я говорил, что им ничто не угрожает. Говорил, что вы хорошие люди и обижать их не будете. Но они все равно боятся. Попросили подождать. Сказали, что подумают.

Ночная жизнь в тропиках

Обнаруженное нами племя называлось бака, принадлежало к группе Убанги и говорило на языке либака (на слух он схож с птичьим пересвистом, поскольку содержит массу коротких или тягучих гортанных звуков). И нас – наедине с «диким народом» – осталось пятеро (после того, как носильщики ушли): Георгий Чепик из российского посольства в Республике Конго, директор Российского центра науки и культуры Василий Чечин, этнограф и знаток «лесных» языков Жюстен Кимпалу из конголезского Министерства культуры, искусства и туризма, а также верный Гадек, проводник и по совместительству переводчик с лингала на либака и обратно. Ну и я.

Самый старый член общины, некто Мингуо, оказался, естественно, вождем. При помощи Гадека он разъяснил нам, что разрешает остаться и разбить свой лагерь по соседству с пигмейской деревней. Благодарные, мы, в свою очередь, подарили вождю мачете, которым он остался очень доволен. Контакт установился – но надолго ли? Здесь столько всего необъяснимого – и к тому же никто не желает ничего объяснять. Скажем, в деревне нет женщин и детей. Вместо ответа на наш вопрос «А где они?» мужчины многозначительно молчат…

Как бы там ни было, пришлось спешить, чтобы до темноты устроить лагерь, и в этом деле пигмеи очень помогли, с виртуозной легкостью посредством мачете расчищая от зарослей небольшую площадку. Кроме того, они развели костер и притащили свежую охапку марантовых листьев для нашей ночевки.

Попутно, с несколько навязчивым интересом они разглядывали наше снаряжение, палатки, рюкзаки и аппаратуру, тыча во все это (а также в наши фигуры) пальцами и пересмеиваясь между собой. Единственный из нас, кто пользуется некоторым их почтением, – это проводник. Во-первых, черный, вовторых, говорит на либака…

В тропиках темнеет рано и быстро. Густая ночь сваливается откуда-то сверху, с огромных раскидистых крон сорокаметровых деревьев, в один прием поглощая остатки света и затопляя пространство. Мрак так непроницаем, что не видно собственной вытянутой руки. Зато много чего слышно. Лес переполнен звуками, как метро в час пик, стрекот цикад заглушается криками ночных птиц, сверху наслаиваются отрывистые одиночные «аккорды» обезьян, стук падающих плодов, хруст веток, шелест листвы – получается совершеннейшая какофония в «эфире». Создается впечатление, что жизнь на этих широтах вообще разгорается только после заката.

Пигмеи прекрасно знают и используют это обстоятельство. Они блестяще ориентируются ночью, быстро и бесшумно перемещаются по чаще, конечно же, без всяких фонарей. А вот их, наоборот, просто невозможно обнаружить, они будто бестелесны, всегда застают врасплох, из ниоткуда вырастая за спиной, слева, спереди или справа.

В эту ночь к тому же у бака были особые резоны не спать до самого рассвета. Даже вернувшись из лесу, они жгли костер, разговаривали и с опаской поглядывали в сторону стоянки «больших белых», которые так неожиданно ворвались в их жизнь. Слово «мунделе» так и стояло над деревней…

Круг жизни

Утро встретило нас донельзя неприятным сюрпризом. Оказывается, с рассветом дикие пчелы слетаются на запах человеческого пота. И не по одной, а сразу всем роем. Они облепляют тело, забираются под одежду, в обувь, в ткань палаток. Их бесполезно стряхивать, сдувать, сбивать. Укусы ощущаются как болезненные прививки, словно в тебя ежесекундно всаживают толстый шприц – резко и глубоко. Пигмеев ужасно веселили «белый» бешеный танец и притопывание, крики и беготня взад-вперед по деревне в облаке из пчел. Опять пошло в ход показывание пальцем – но обижаться нам, конечно, было не на что. Ведь у пигмеев с пчелами загадочное, но полное взаимопонимание.

…Они не верят в Бога, в смысле – в творца. Они, как все люди палеолита, обожествляют Лес, животных и деревья. В их представлении существует фигура Величайшего из слонов, которого в конце мироздания убьет Величайший из охотников. Ежедневно пигмей взывает к Лесу о защите, о том, чтоб миновали беда, болезни и превратности. Когда пришли мы, в молитвы вошел «пункт» о заступничестве от «белых» неприятностей, если таковые случатся (как они не понимают, что «большие белые» как раз в тысячу раз беззащитнее их в этом Лесу?).

После полудня неожиданно явились женщины и дети – также тихо и незаметно. Они, казалось, старались прокрасться мимо нас так, чтобы мы вообще не обнаружили их существования. Не смотрели в глаза, прятали лица в ладонях, отворачивались от объективов. Вздрагивали при каждой фотовспышке, поспешно ретируясь в полумрак хижины. Нам не хотелось нарушать их привычного распорядка, и мы стремились к максимальной деликатности, но, впрочем, скоро вся деревня привыкла к нашим «штучкам» и стала вести нормальный для себя образ жизни, не обращая ни на что внимания. А он у пигмеев тяжелый и однообразный. С утра пораньше женщины, взяв плетеные корзины, уходят ловить рыбу, собирать сочные тропические плоды, орехи, коренья, грибы и личинок разных насекомых (в деревне, чтобы поддерживать огонь костра и присматривать за детьми, остаются одна-две «дежурные»). Мужчины в это время проверяют выставленные накануне силки и охотятся – обыкновенно на обезьян, птиц и хохлатых антилоп дукеров.

Еще в самом недавнем прошлом пигмейские общины часто объединялись ради «магуа-мусо» – большой охоты на крупных зверей вроде лесных слонов и горилл, но теперь их стало катастрофически мало в лесу. Кроме того, эбубу (по-пигмейски – гориллы) очень опасны и при случае всегда готовы поменяться с охотником ролями. Приходится довольствоваться тем, что есть. Тем, что остается после разрушительной деятельности лесных компаний, активно проникающих в самые труднодоступные уголки чащи и вырубающих ее, сужая тем самым ареал животных. Недалеки те времена, когда с помощью луков и отравленных стрел вообще нельзя будет никого добыть, и придется пигмеям опять идти на поклон к «большим черным» банту, чтобы те со своими ружьями поучаствовали в охоте. В сезон дождей они собирают мед – любимое пигмейское лакомство.

Есть два способа достать его. Первый таков: когда дупло с пчелами обнаружено, взять размельченные маленькие угольки от костра и засыпать их в дупло. Жар и дым выкуривают пчел, и сладкая субстанция остается без охраны. Но этот метод применяется лишь при наличии дупла на небольшой высоте, а если оно далеко, под самой кроной, задействуется второй, более трудоемкий. На земле устанавливается небольшой помост из лиан – два-три метра высотой. На него забираются несколько пигмеев и просто рубят дерево своими примитивными топорами, обвязывая и страхуя себя все теми же лианами. Дело это долгое и требует определенной физической силы, терпения и выносливости (хотя рубят по очереди, сменяя друг друга). За пару часов можно одолеть ствол диаметром до метра. Представляете, как разочарованы бывают «артельщики», если дупло оказывается пустым (а оно таким оказывается сплошь и рядом) и приходится отправляться на новые поиски. Причем надо заметить, что если пигмеи обнаружат дупло в живом, молодом, здоровом дереве, они его не тронут, несмотря ни на какой медовый соблазн. Если Лесу и его богам причинять боль, они непременно дадут сдачи… Вырубается, как правило, сухостой.

Что касается женской рыбалки, тут главная трудность заключается в однообразии и утомительности: из бревен и глины сооружается нечто похожее на плотину – сразу с двух сторон, чтобы перекрыть речушку. Босиком, стоя по щиколотку в грязной жиже, из образовавшейся запруды подручными средствами вычерпывается вода (чтобы взбодриться, девушки во все горло распевают незатейливые песни). Когда участок наконец мелеет, все живое собирается со дна в корзины. Разнообразием «улов» не отличается: крабики, пресноводные моллюски, сомики величиной с ладонь. За четыре часа такой работы набирается меньше, чем полкорзины. На всю деревню маловато, но и на том спасибо. К обеду все возвращаются в деревню. Мужчины, если Лес был к ним щедр, притаскивают несколько убитых обезьян. Все вокруг оживляются, на маленьких лицах – улыбки (сегодня вечером будет праздник, объясняет Гадек).

В одной из хижин с утра приготовлен индуму (высокий там-там) и ритуальные погремушки на ноги. Один из стариков приступает к разделыванию тушек, закрепив их предварительно на шесте (улов и добыча заранее разделены поровну между семьями). Затем женщины приступают к готовке: на Эбембе, жену вождя, возлагается ответственность за самое изысканное блюдо: длинных и жирных белых личинок, покрытых острыми длинными щетинками коричневого цвета. От щетинок и надо избавиться прежде, чем подавать личинок на стол. В корзину засыпается куча горячих углей – с таким расчетом, чтобы полностью покрыть живую «еду». Потом все это тщательно перемешивается. Щетинки сгорают. Гусеницы вытаскиваются из корзины, пересыпаются зеленью, и все – кушать подано. По вкусу это угощение напоминает вяленых креветок.

Танцы для себя

Мужчины неторопливо обсуждают прошедшую охоту, покуривая какую-то лесную травку, завернутую в лист неизвестного растения, и между делом поджаривая на костре обезьянью печенку, которая свисает с длинной и тонкой палки (представители противоположных полов едят в пигмейском обществе отдельно, но одновременно). В последние десятилетия цивилизация подарила экваториальным «лесовикам» металлический котелок, нож и кое-что из одежды, в которую стараются «заворачивать» детей. В остальном все по-прежнему. Как и прежде, трапезничающие собираются в круг, где в центре на листьях маранты разложена нехитрая пища. Жуют молча, лишь поблагодарив богов за дары, которые дал сегодня Лес. Что есть – то есть, чего нет, значит, так и надо.

А не хватает многого. Например, в большом дефиците соль. Мы знали об этом и прихватили с собой пару пачек – в подарок, для снятия психологического напряжения между гостями и хозяевами, и наш расчет оказался верен. К вечеру второго дня пребывания в Лесу пигмеи стали нашими искренними друзьями.

Вечером у большого костра начинает свой витиеватый перестук индуму. Сначала вождь, за ним какой-то другой пожилой человек облачаются в ритуальные одежды и принимаются танцевать буму – танец во славу богов, Леса и животных. Женщины на несколько ладов подпевают, импровизируя и подстраиваясь под барабанные ритмы.

Пигмеи дали нам понять, что это только верхушка «пирамиды», что для особо важных случаев у них есть еще один танец, но они при нас не станут его исполнять, поскольку он опасен для больших – особенно в лесу.

– Он выражает наши взаимоотношения с Лесом. Для нас это не страшно. Для вас – да, – заявил вождь и прекратил разговор на эту тему. К полуночи праздник закончился, и все настолько устали, что повалились спать чуть ли не там, где их сморило. Та ночь прошла спокойнее прочих.

Долго на одном месте пигмеи никогда не задерживаются. По нескольку раз в год они покидают дома, выстроенные лишь недавно, собирают нехитрый скарб и уходят дальше в глубь и глушь тропических зарослей по тропам, известным им одним. Крошечные брошенные селения быстро зарастают растительностью – через месяц их уже ни за что не найти.

Впрочем, как уже вскользь говорилось, в XXI веке у пигмеев появились и иные постоянные маршруты, кроме лесных. Все чаще они нанимаются к банту на сезонную уборку плантаций – помогать лесным компаниям расчищать территории под вырубку. Они же подсказывают, где древесина самая ценная. Среди «маленьких людей» практически не осталось тех, кто в той или иной степени не прикоснулся бы к цивилизации. И это, увы, неизбежно приведет к исчезновению традиционного образа жизни целой этнической группы, который, по общему научному мнению, является самым древним на Земле: он соответствует каменному веку.

А все-таки они существуют

С точки зрения «большого мира» «больших людей», маленький мир пигмеев и молод и стар одновременно. Европа знала слово «пигмей» (от греческого «кулачок», или, возможно, «расстояние от кисти до локтя» – получается своеобразный «мужичок с локоток») еще в эпоху расцвета классической Греции. Мифы полны рассказами о вражде вышеупомянутых «локотков» с журавлями, питавшими к ним исконную вражду, а также о нападении этих карликов на Геракла.

Геродот (V век до н. э.) говорит о пигмеях уже более конкретно и серьезно – якобы некая экспедиция, задавшаяся целью найти истоки Нила, попала в плен к низкорослому злобному племени и навеки сгинула в лесу (спасся только один юноша, который и рассказал обо всем). Впрочем, позднейшие ученые – такие как Страбон и Плиний Старший, опять «скатываются» к сказкам: у первого племя коротышек живет среди других столь же диковинных народов – полупсов, гнездоухих, безустых, крючкопалых и так далее, а второй помещает их место обитания в толщу болот.

Неудивительно, что с античных времен и до XIX века негрилли (то есть «маленькие негры» – второе название пигмеев) считались существами сугубо легендарными. Однако уже Ливингстон в ходе своих неутомимых странствий по Центральной и Южной Африке получает от «обычных» негритянских племен вполне четкие сведения о них. А вскоре немцы стали первыми европейцами, встретившимися (во всяком случае, в новую эру) с живым пигмеем.

Средний рост африканского «карлика» составляет 144—146 см для мужчин и 136—138 для женщин. Нос обычно широк, имеет треугольную форму, губы тонки, кожа гораздо светлее, чем у тех же банту (результат многовековой жизни под сенью леса!). Кроме Африки пигмейские племена живут также на Андаманских островах (помните Тонгу из «Знака четырех» Конан Дойла?), в Зондском архипелаге, кое-где в Индокитае и на Филиппинах. До какого-то момента одна из групп проживала и на Цейлоне (знаменитые ведды), но к настоящему моменту они, похоже, вымерли под натиском сингалов.

Относительно причин «карликоватости» этих людей велись и ведутся споры в широком спектре мнений: одни говорят о слишком малом объеме неживотной пищи, потребляемой пигмеями (то есть о белковом перенасыщении), другие упирают на замкнутость среды их обитания, «располагающую» к малым размерам, третьи усматривают здесь глобальные генетические причины очень древнего происхождения.

Андрей Гудков | Фото автора

Досье: Московские недра: пути и перекрестки

В Московском метрополитене, как в машине времени, можно отследить вековую российскую историю и пронестись по дням такой далекой давности, когда в конце XIX века «конкурентоспособные» трамваи и конки буквально задвинули идею столичного метростроя. От создания проекта «дороги внеуличного типа» до его последующего воплощения прошло более тридцати лет. Пуск первой очереди метро «Сокольники – Парк культуры» состоялся 15 мая 1935 года. Именно эта линия протяженностью 11,2 километра положила начало современным подземным коммуникациям, по которым сегодня осуществляется более половины столичных перевозок.

Дороги большой скорости

Извозчики оставались безраздельными хозяевами московских улиц почти три столетия. Лишь в сороковых годах XIX века в Москве появились «линейки» – экипажи для перевозки нескольких седоков по постоянному маршруту – «линии». В 1872 году запустили конно-железные дороги – «конки», в 1899 году – трамваи. Но это не решало транспортных проблем Москвы, в которой к началу XX века население перевалило за миллион жителей.

А тем временем во многих европейских городах проблемы с транспортом были уже решены: в Будапеште, Глазго, Бостоне, Париже пустили поезда по подземным дорогам. Не говоря уже о Лондоне, в котором метрополитен успешно работал с 1863 года. Идея подобного транспорта стала очевидной и для России, но ее воплощение растянулось на долгие годы, отмеченные рядом драматических событий.

Ко Всемирной промышленной выставке 1900 года в Париже открыли метрополитен. Идея проникла в Россию, и уже в следующем году появились первые проекты «электрической железной дороги большой скорости внеуличного типа» для Санкт-Петербурга и Москвы. Большой тогда считали скорость 10– 20 км/ч – скорость движения трамвая. Смелые идеи инженеров поначалу поддержали некоторые предприниматели и чиновники, но денег на их реализацию в казне не оказалось.

Первые проектировщики делали метро по преимуществу открытым. Тоннели составляли меньшую его часть, большинство же линий планировали пустить по эстакадам, неглубоким траншеям или насыпям. Тому есть ряд причин, но главное – к настоящей подземке люди были не готовы, сама идея – путешествовать под землей – казалась кощунственной. Кроме того, в стране отсутствовала техника для проходки тоннелей, да и цели создания метрополитена представлялись несколько иными, нежели сейчас. Его планировали грузовым. Центр города служил большим складом, откуда товары развозили в разные стороны. Чтобы разгрузить большой город, и годилось метро.

Население Москвы приближалось к 2 млн. В 1912 году московские власти вспомнили о метрополитене и сами организовали разработку проекта. Выпущенный специалистами городской управы документ «Основные положения проекта» учитывал радиально-кольцевую планировку Москвы, предусматривал создание трех первоочередных диаметров и линии по Садовому кольцу в отдаленной перспективе. Намерения властей на этот раз оказались самыми серьезными, но началась Первая мировая война, затем – революция, сразу перешедшая в Гражданскую войну.

Реанимация проекта

После Гражданской войны новая власть вернулась к градостроительным планам Москвы, которая в 1918 году стала столицей государства. Теперь ей предстояла генеральная реконструкция, и среди приоритетов – строительство метро. Реанимацию проекта метрополитена поручили Управлению московских городских железных дорог (МГЖД), в частности инженерам С. Розанову и К. Мышенкову. Семен Розанов был единственным в России специалистом, имевшим опыт метростроения: он несколько лет работал в Париже. С 1925 по 1930 год в МГЖД разработали эскиз, по существу повторивший проект 1912 года. Но в отличие от него новый вариант прятал метро под землю, чтобы не мешать уличному движению.

Проект МГЖД предусматривал четыре диаметральные линии через центр и одну по Садовому кольцу общей протяженностью 50 км. Во время этой работы Мышенкова и Розанова арестовали как врагов народа.

После десятилетий голода и разрухи население в Москве опять стало расти и к началу 30-х годов достигло 4 млн. человек. О значении транспортной проблемы столицы говорит тот факт, что ее обсуждали руководители страны на пленуме ЦК ВКП(б) в июне 1931 года. Наряду со строительством канала Москва—Волга постановили, что «повседневная работа по улучшению городского транспорта не разрешает в целом общей проблемы транспорта в столице… поэтому необходимо немедленно приступить к подготовительной работе по сооружению метрополитена в Москве как главного средства, разрешающего проблему быстрых и дешевых людских перевозок». Сказано – сделано.

Куратором стройки назначили Лазаря Кагановича. Это был человек без всякого образования, но незаурядного ума, деловой хватки и абсолютной беспощадности. Он входил в президиум ЦК партии, что позволяло ему в кратчайшие сроки по своему усмотрению решать задачи больших масштабов и сложности. О власти Кагановича ходили легенды. Чего только стоит история о том, как по его приказу павильон Арбатской станции (мелкого заложения) перенесли с внутренней стороны Бульварного кольца на внешнюю за одну ночь.

Метрострой, или Управление государственного строительства по проектированию и сооружению Московского метрополитена, учредили 23 сентября 1931 года. Его возглавил Павел Ротерт, опытнейший гидростроитель, руководивший созданием Днепровской гидроэлектростанции.

Первые метрополитены мира

Первую подземку построили в Лондоне в 1863 году. Это была линия из семи станций между улицами Паддингтон и Фаррингтон длиной 3,6 км, где с промежутком в 15 минут курсировали паровозы. Первое метро, или tube – труба, как его прозвали англичане, проходило по неглубоким тоннелям и открытым траншеям. В 1890 году под землю спустили поезда на электрической тяге. С этого момента метро стало очень выгодным предприятием, и его начали строить в переполненных мегаполисах по всей планете: 1868 год – Нью-Йорк, 1896-й – Будапешт и Глазго, 1897-й – Бостон, 1900-й – Париж, 1902-й – Берлин, 1907-й – Филадельфия, 1912-й – Гамбург, 1913-й – Буэнос-Айрес, 1919-й – Мадрид, 1924-й – Барселона, 1925-й – Афины, 1926-й – Сидней, 1927-й – Токио, 1933-й – Осака. В 1935-м подземкой обзавелась Москва.

Вслед за щитом

В первую очередь инженеры решили прокладывать линию от Сокольников, через Каланчевскую площадь с ее тремя вокзалами до Крымской заставы. В ноябре 1931 года во дворе неприметного домика на Русаковском шоссе (ныне дом 13а по Русаковской улице) был заложен участок «для изучения особенностей сооружения тоннеля закрытым способом в натурных условиях».

Строительство подземки началось, но неясным оставался целый ряд важнейших вопросов, которые решали по ходу дела: глубина заложения некоторых станций и путевых тоннелей, способы проходки горных выработок и доставки пассажиров с поверхности на перроны станций. Сначала решили обойтись открытым способом прокладки тоннелей, который возможен при их неглубоком заложении – не более 12—15 метров от поверхности. При открытом способе роют траншею, обделывают тоннель и засыпают грунтом. Когда на опытном участке повредили трубы водопровода и канализации, поняли, что такой вариант подходит не везде и надо вести тоннели глубже, а значит, проходить их придется закрытым способом, как шахты.

Под землей метростроевцев поджидало немало сюрпризов: выпучивания и вывалы грунта; прорывы подземных вод и мокрого песка – плывуны; провалы в подземные полости – карстовые воронки. Грунтовые воды московского подземелья особо агрессивные, они способны разъедать железо и сталь, бетон и чугун.

Первые три года строительство мало продвигалось вперед, постоянно буксуя в чересполосице московских недр. К концу 1933 года сделали 6% намеченных работ. Лишь тогда поняли, что план срывается и надо форсировать события, а для этого коренным образом нужно менять технологии проходки тоннелей и механизацию работы. В 1933 году в Англии купили проходческий щит – машину, которая вгрызается в землю, оставляя за собой готовый тоннель. Когда 130-тонный агрегат собрали на площади около Большого театра, люди смотрели на него как на диво, мало кто верил, что такая махина заработает. Потом щит разобрали и спустили под землю на участок площадь Свердлова – площадь Дзержинского, который нельзя было пройти вручную. Машина успешно работала под управлением двух англичан.

В щит поверили, и по английским чертежам изготовили русский вариант. Стремясь запустить машину к 1 Мая, ее наскоро собрали и поставили в шахту под площадью Дзержинского. Какое-то время все шло нормально, но затем тоннель стало затапливать, насосы не справлялись и мокрые с утра до вечера люди бетонировали щели и трещины. Приближался плывун под рекой Неглинкой, который грозил большими авариями, в том числе разрушением ветхого коллектора реки, которая хлынула бы в тоннель, а расположенные наверху здания Малого театра и «Метрополя» рухнули бы вниз. Пришлось срочно переходить на кессонный способ строительства. В тоннель накачивали сжатый воздух, чтобы удержать мокрые пески и обрушения сводов. Люди проходили в забой и выходили через шлюзовые камеры. Медики настаивали на строгом соблюдении режима шлюзования и пребывания под высоким давлением, но разве комсомольцев удержишь, они рвались вперед, нарушая технику безопасности, и расплачивались за это кессонной болезнью.

Постепенно метод щитовой проходки освоили, и это вывело стройку на новый уровень.

Путь наверх

Для доставки пассажиров в метро и обратно сразу решили установить эскалаторы. Движущиеся лестницы лучше всего отвечают требованиям безопасности по перевозкам людей и способны принять большой поток пассажиров. Но в начале XX века в СССР таких машин не производили. Американская фирма «ОТИС» – главный поставщик эскалаторов того времени – просила за 15 машин 4 миллиона золотых рублей. Такая сумма Стране Советов была не по карману, дешевле было купить документацию и сконструировать по ней машины. Этим занялись московский завод «Подъемник» и ленинградский – «Красный металлист». Первая партия подвижных лестниц носила маркировку H-10 и H-30, что означает высоту подъема – 10 и 30 метров. Эскалаторы стояли на станциях «Охотный ряд», «Дзержинская», «Красные Ворота» и «Кировская», остальные обходились обычными лестницами. Те первые эскалаторы производили до 1956 года. Они исправно работали в подземке более полувека. В 1952 году стали выпускать новые лестницы типа «ЭМ» – эскалатор метрополитена, которые по сей день составляют значительную часть механического парка Московского метро.

Кто строил метро

Мы привыкли думать, что метро, как и все крупные объекты 30-х годов, строили комсомольцы-добровольцы. На самом деле первыми метростроевцами следует считать тысячи разоренных революцией крестьян, которые пришли в Москву на заработки, а оказались в нищете. Город не мог предложить им ни хорошей работы, ни жилья. Метро оказалось удачей, возможностью хоть как-то прокормиться. Бородатые мужики в лаптях терпели все: тяжелейшие условия работы и высокую аварийность, весь инструментарий первых строителей – кайло, лопата, тачка и носилки. Не было тогда ни техники, ни технологий. Систему питания и быта метростроевцев не наладили должным образом, оплату положили копеечную. Весной 1933 года на стройке началась забастовка. Подробности ее неизвестны, но власти урок усвоили. Они подняли зарплату, улучшили условия работы и организовали приток молодежи по комсомольским путевкам и рабочих с заводов. Сразу «резко поднялась та здоровая дисциплина на стройке, которая является результатом не понуждения, а сознания масс», – писал начальник Метростроя Ротерт.

Сознательный комсомол – это хорошо, но где взять опытных специалистов? В Москве их почти не было. Тогда по шахтам Урала и Донбасса поехали вербовщики, они убеждали, зазывали рабочих, которые умеют строить тоннели. Крепкие горняки держались вместе, новичков в свои компании не принимали, особенно недоверчиво относились к москвичам.

– Пришли, белоручки, горе с вами!

– Ведь вас надо пять годов раньше учить, а потом уж посылать на шахту, – ворчали старожилы подземелий.

Неопытные юнцы с большими амбициями: «Мы строим лучшее в мире метро!» – горевшие непонятным для старшего поколения энтузиазмом, вызывали раздражение. Да тут еще план надо выполнять – кровь из носа.

– Ну что эти комсомольцы?– говорил один инженер.– Разве они могут дать намеченную норму выемки грунта? Это немыслимая для них норма. Вот если бы мне дали татар или башкир, тогда, может быть, я выполнил бы установленный план.

Татар и башкир не давали, напротив, каждый участок строительства взяли под наблюдение партийные работники. Они контролировали отношения между людьми, создавали систему доносов, следили за соблюдением сроков. Немало людей пошли под суд за требования повысить зарплату, за прогулы, пьянство. Жаловаться и настаивать на правах стало опасно. Коммунисты сразу брали такого работника на заметку, выясняли происхождение, и если оказывалось, что он из бывших крестьян или зажиточной семьи, то тюрьмы ему было не миновать.

Не строили метро и заключенные. Возможно, их опасались допускать в самое сердце столицы, на стратегически важный объект. Это, пожалуй, одна из немногих больших строек, где не работали узники ГУЛАГа.

Кто действительно участвовал в строительстве, так это немецкие инженеры и рабочие – члены Коммунистической партии Германии, которые приехали в Россию в начале 30-х годов, спасаясь от безработицы. Немцы жили в бараках в Кунцево, получали 300 рублей в месяц и ругались с работниками и начальством, когда замечали ошибки, разгильдяйство и приписки. Поначалу они отказывались от соревнования с русскими бригадами, не хотели передавать коллегам свое мастерство и делиться инструментом, привезенным из дому, но со временем притерлись, выучили русский язык и обычаи. Некоторые остались работать на второй очереди метро, после 1935 года.

Этапы строительства метро

Первая очередь: «Сокольники» – «Парк культуры», «Охотный ряд» – «Смоленская». Всего 13 станций. Протяженность линий – 11,2 км. Открытие – 15 мая 1935 года. Время прохода поезда по линии составляло 22 минуты. Три станции – «Сокольники», «Красные Ворота», «Дворец Советов» – получили дипломы Гран-при на Всемирной выставке 1937 года в Париже. В 1936 году метро пользовались 177 000 пассажиров в сутки. Вторая очередь: «Смоленская» – «Киевская», «Площадь Революции» – «Курская», «Площадь Свердлова» (теперь «Театральная») – «Сокол». Длина тоннелей – 16,8 км. Завершили строительство в 1938 году. В 1940 году метро пользовались около 1 млн. пассажиров в сутки. Третья очередь: «Курская» – «Стадион имени Сталина» (теперь «Измайловский парк»), «Театральная» – «Автозаводская». Протяженность – 13,3 км. Запустили в 1944 году. Четвертая очередь: Сооружение кольцевой линии метро – 12 станций. Протяженность – 19,3 км. Очередь сдали в 1954 году.

Созидатели духа

Назначение метро состояло не только в том, чтобы перевозить людей. Оно создавалось как средство эстетического и через него идеологического воздействия на граждан. С самого начала метрополитен служил двум хозяевам: народу и власти.

«Мы хотим, чтобы это сооружение, которое больше, чем любой дворец, театр, обслуживает миллионы, поднимало дух человека…»

«…и что ни станция, то своеобразие. Где же здесь, господа буржуа, казармы, уничтожение личности, творчества, уничтожение искусства? Наоборот!»

Вот так, прямо и пафосно, Лазарь Каганович раскрыл карты – обозначил цели, ради которых транспортное сооружение превращали во дворец, музей и храм одновременно. Пафос не беспочвенный. Ведь отношение к большевикам на Западе было, мягко говоря, недоверчивым. Английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, тот самый, которого в 1920 году приглашали «приехать к нам лет этак через 10», взял, да и действительно воспользовался этим приглашением. Во время своего повторного визита в Москву Уэллс ознакомился с проектом Московского метро и без обиняков посоветовал радушным хозяевам «не тешить себя утопиями, а закупить в Англии 1 000 автобусов для организации нормального пассажирского движения в Москве».

Первую очередь пустили 15 мая 1935 года. Тогда же Московскому метрополитену присвоили имя Л.М. Кагановича, которое он носил двадцать лет, до 1955 года. Сооружение первой линии метро стало событием общенационального масштаба. Речь шла не просто о новой транспортной артерии в столице, но о демонстрации силы и прогрессивности государства.

Хрущев versus Каганович

Одно из неписаных правил пользования Московским метрополитеном гласит: если назначаете встречу на станции «Арбатская», уточните, на какой именно, потому что «Арбатских» в метро две, так же как и «Смоленских». Зачем понадобилось строить две линии, которые частично дублируют друг друга, – Филевскую и Арбатско-Покровскую? Самые ранние станции «Арбатская» и «Смоленская» появились в 1935 году в рамках строительства первой очереди, к ним шло ответвление от «Охотного ряда». Тоннели этой ветки располагались неглубоко, а при пересечении Москвы-реки поезд выныривал на мост, который открыли в 1937 году. Старые метростроевцы рассказывают, что метромост запроектировали и построили вопреки желанию Кагановича, который был сторонником глубокого метро, и дорогу ему перебежал Никита Хрущев. Он сказал Кагановичу, что метромост временный, только на несколько лет, чтобы облегчить переезд из центра к Киевскому вокзалу. В день открытия линии, однако, выяснилось, что мост построен надежно – на века. Каганович пришел в ярость и отказал в разрешении на его эксплуатацию. Тогда Хрущев обратился к Сталину и сумел доказать ему, что метромост скоро заменят тоннелем. Линию пустили, но Каганович историю запомнил.

Разобраться с несчастным метромостом на Арбатском радиусе (ныне Филевском) удалось только после войны. В 1951 году началось строительство параллельной линии от «Площади Революции» до Киевского вокзала, но более глубокой и без речного моста. Линию построили в кратчайшие сроки – за два года. Материалы поставляли по первому требованию и самые лучшие. В апреле 1953 года новый Арбатский радиус заработал, а старый закрыли для пассажиров. Есть несколько версий, зачем понадобилась глубокая линия. По одной из них, закрытый радиус хотели переделать для автомобильного движения от Кремля до дачи Сталина в Кунцево. По другой – глубокий тоннель станет надежным бомбоубежищем в случае третьей мировой войны. Есть также мнение, что глубокую линию метро делали, чтобы прикрыть более крупный объект строительства в данном районе. Из-за трудной путевой развязки перегон от «Александровского сада» до «Площади Революции» закрыли. Его разобрали в начале 90-х годов, когда строили подземный комплекс «Охотный ряд». Тогда Филевская линия метро стала настоящим тупиком.

В конце 50-х годов, когда Хрущев, будучи секретарем ЦК КПСС, стал еще и председателем Совета министров СССР, строительство мелкой Арбатской линии продолжили, а метромост подновили. В 1958 году по ней открыли движение до станции «Кутузовская». У Кагановича к тому времени уже не было власти. Его освободили от всех занимаемых постов, а в 1959 году отправили на пенсию.

Два режима

В тяжелейший период войны до декабря 1941 года строительство не прекратили, а лишь приостановили. С начала войны метро заработало в двух режимах: днем – в обычном, транспортном, ночью – как бомбоубежище на полмиллиона человек. Так было и в дни немецкого наступления 16—18 октября 1941 года, когда разведка противника проникла непосредственно в черту города, а эвакуация превратилась в повальное, неуправляемое бегство. Глубокие станции и недостроенные тоннели 3-й очереди на ночь превращали в спальни.

Военное положение расширило функции метрополитена: под землей стали проводить совещания и справлять торжества. Заседание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции, состоялось 6 ноября 1941 года на станции «Маяковская». Сталин приехал сюда на метро в поезде из двух вагонов со стороны «Сокола», что несколько странно. Логично было бы ожидать его из центра. По свидетельству поэта Константина Симонова, президиум и ряды кресел расположили в центре зала, в составах на обоих путях организовали буфет. На станции «Кировская» почти всю войну находились штаб противовоздушной обороны Москвы и некоторые отделы Генштаба. Несмотря на стратегический объект, движение пассажиров по этому направлению не прерывали. Вдоль перронов установили временные глухие стены, и от «Дзержинской» (ныне «Лубянка») до «Красных Ворот» поезда следовали без остановки.

Метро служило надежным бомбоубежищем, но все же уязвимым. Первая же бомбардировка летом 1941 года нанесла метрополитену наибольший ущерб: из-за прорванной водопроводной трубы затопило станцию «Белорусская», был поврежден метромост на Арбатской линии, пробит тоннель на неглубоком перегоне «Смоленская» – «Арбатская» (погибли 14 человек, 20 ранены), фугас угодил в станцию «Арбатская», началась давка, погибли 46 человек. Движение восстановили через несколько дней.

В декабре 1941-го, когда непосредственная угроза Москве миновала, метростроевцы продолжили 3-ю очередь и к концу войны создали грандиозное сооружение – подземную железную дорогу с семью станциями-дворцами. Все их легко опознать по военной символике.

Марк Наумов, Татьяна Пичугина

Планетарий: Анатомия великой спирали

Осознать связь Млечного Пути, перекинувшегося через ночной небосвод, с понятием «наш дом» довольно трудно. В век, горящий электрическими огнями, Млечный Путь для жителей городов практически недоступен. Увидеть его можно только вдали от городских огней, причем в определенное время года. Особенно красив в наших широтах он бывает в августе, когда проходит через область зенита и, словно гигантская небесная арка, возвышается над спящей Землей.

На берегах молочной

Тайна Млечного Пути не давала людям покоя на протяжении долгих веков. В мифах и легендах многих народов мира его называли Дорогой Богов, таинственным Звездным Мостом, ведущим в райские кущи, волшебной Небесной Рекой, наполненной божественным молоком. Полагают, что именно он имелся в виду, когда старинные русские сказки говорили о молочной речке с кисельными берегами. А жители древней Эллады звали его Galaxias kuklos, что означает «молочный круг». Отсюда и происходит привычное сегодня слово Галактика.

Но в любом случае, Млечный Путь, как и все, что можно увидеть на небе, считался священным. Ему поклонялись, в честь него строили храмы. Между прочим, мало кто знает, что елка, которую мы украшаем на Новый год, есть не что иное, как отголосок тех древних культов, когда Млечный Путь представлялся нашим предкам осью Вселенной, Мировым Древом, на невидимых ветвях которого зреют плоды звезд. Именно на Новый год Млечный Путь «стоит» вертикально, словно поднимающийся из-за горизонта ствол. Вот почему в подражание древу небесному, вечно плодоносящему, в начале нового годового цикла наряжали дерево земное. Верили, что это давало надежду на будущий урожай и благосклонность богов.

Что же такое Млечный Путь, почему он светится, и светится неоднородно, то льется по широкому руслу, то вдруг разделяется на два рукава?

Научной истории этого вопроса можно насчитать как минимум 2 000 лет. Так, Платон называл Млечный Путь швом, соединяющим небесные полушария, Демокрит и Анаксагор говорили, что его подсвечивают звезды, а Аристотель объяснял его светящимися парами, располагающимися под Луной. Было и другое предположение, высказанное римским поэтом Марком Манилием: возможно, Млечный Путь – это сливающееся сияние маленьких звезд. Как недалек был он от истины. Но подтвердить ее, наблюдая за звездами невооруженным глазом, было невозможно.

Тайна Млечного Пути приоткрылась только в 1610 году, когда знаменитый Галилео Галилей навел на него свой первый телескоп, в который увидел «необъятное скопище звезд», для невооруженного глаза сливающихся в сплошную белую полосу. Галилей был поражен, он понял, что неоднородность, даже клочковатость строения белой полосы объясняется тем, что она состоит из множества звездных скоплений и темных облаков. Их комбинация и создает неповторимый образ Млечного Пути. Однако почему неяркие звезды концентрируются в узкую полосу, понять на тот момент было невозможно.

В движении звезд в Галактике ученые различают целые звездные потоки. Звезды в них связаны друг с другом. Не стоит путать звездные потоки с созвездиями, очертания которых часто могут быть простой игрой природы и представлять собой связанную группу только при наблюдении из Солнечной системы. На деле же бывает, что в одном созвездии оказываются звезды, принадлежащие разным потокам. Например, в известном всем ковше Большой Медведицы (самой заметной фигуре этого созвездия) лишь пять звезд из середины ковша принадлежат одному потоку, первая же и последняя в характерной фигуре – уже из другого потока. И при этом в одном потоке с пятью срединными звездами находится знаменитый Сириус – ярчайшая звезда нашего неба, принадлежащая совсем другому созвездию.

Проектировщик Вселенной

Еще одним исследователем Млечного Пути стал в XVIII веке Вильям Гершель. Будучи музыкантом и композитором, он занимался наукой о звездах и изготовлением телескопов. Последний из них был весом в тонну, имел диаметр зеркала 147 сантиметров и длину трубы целых 12 метров. Однако большинство своих открытий, которые стали закономерной наградой за усердие, Гершель сделал при помощи телескопа, вдвое меньшего этого гиганта.

Одно из самых важных открытий, как его называл сам Гершель, был Великий План Вселенной. Метод, который он применил, оказался простым подсчетом звезд в поле зрения телескопа. И естественно, в разных частях неба обнаружилось разное количество звезд. (Участков неба, где проводился подсчет звезд, получилось более тысячи.) На основе этих наблюдений Гершель сделал вывод о форме Млечного Пути уже как о звездном острове во Вселенной, которому принадлежит и Солнце. Он даже нарисовал схематический рисунок, из которого видно, что наша звездная система имеет неправильную вытянутую форму и напоминает гигантский жернов. Ну а поскольку этот жернов окружает наш мир кольцом, то, следовательно, Солнце находится внутри него и расположено где-то вблизи центральной части. Именно так нарисовал Гершель, и это представление дожило в умах ученых почти до середины прошлого века.

На основании выводов Гершеля и его последователей получалось, что Солнце имеет в Галактике, называемой Млечным Путем, особое центральное положение. Такая структура была чем-то похожа на геоцентрическую систему мира, принятую до эпохи Коперника, с той лишь разницей, что раньше центром Вселенной считалась Земля, а теперь Солнце.

И все же, оставалось непонятным, есть ли за пределами звездного острова, иначе – нашей Галактики, другие звезды? Телескопы Гершеля позволили приблизиться к разгадке и этой тайны. Ученый обнаружил на небе множество слабых туманных светящихся пятен и исследовал наиболее яркие из них. Увидев, что некоторые из пятен распадаются на звезды, Гершель сделал смелый вывод, что это не что иное, как другие звездные острова, подобные нашему Млечному Пути, только очень далекие. Именно тогда он предложил во избежание путаницы писать название нашего Мира с прописной буквы, а остальных – со строчной. Так же произошло и со словом Галактика. Когда мы пишем его с прописной буквы, то имеем в виду наш Млечный Путь, когда со строчной – все прочие галактики. Сегодня термином Млечный Путь астрономы называют и «молочную реку», видимую на ночном небе, и всю нашу Галактику, состоящую из сотен миллиардов звезд. Таким образом, этот термин употребляется в двух смыслах: в одном – при разговоре о звездах на Земном небе, в другом – при обсуждении устройства Вселенной.

Наличие спиральных ветвей у Галактики ученые объясняют гигантскими волнами сжатия и разрежения межзвездного газа, идущими по галактическому диску. Из-за того, что орбитальная скорость Солнца почти совпала со скоростью движения волн сжатия, оно остается впереди фронта волны уже несколько миллиардов лет. Это обстоятельство имело большое значение для возникновения жизни на Земле.

Спиральные ветви содержат множество звезд высокой светимости и массы. А если масса звезды велика, порядка десятка масс Солнца, ее ждет незавидная судьба, заканчивающаяся грандиозной космической катастрофой – взрывом, называемым вспышкой сверхновой звезды. При этом вспышка бывает настолько сильной, что эта звезда светит, как все звезды Галактики, вместе взятые. Такие катастрофы астрономы часто фиксируют в других галактиках, однако в нашей – последние несколько сот лет подобного не происходит. При взрыве сверхновой возникает мощная волна жесткого излучения, способная уничтожить все живое на пути. Может быть, именно из-за уникального положения в Галактике нашей цивилизации удалось развиться до такой степени, что ее представители пытаются познать свой звездный остров. Получается, что возможных братьев по разуму можно искать только в тихих галактических «закутках», наподобие нашего.

Цефеиды – маяки Вселенной

В понимании строения «собственной» Галактики большую роль сыграли исследования туманности Андромеды. Туманные пятна на небосводе были известны давно, но их считали либо клочками, оторвавшимися от Млечного Пути, либо сливающимися в сплошную массу далекими звездами. Но одно из таких пятен, известное как туманность Андромеды, было самым ярким и привлекало к себе наибольшее внимание. Его сравнивали и со светящимся облаком, и с пламенем свечи, а один астроном даже считал, что в этом месте хрустальный купол небес тоньше, чем в других, и на Землю сквозь него льется свет Царства Божьего.

Туманность Андромеды действительно захватывающее зрелище. Если бы наши глаза были более чувствительны к свету, она предстала бы нам не маленьким вытянутым туманным пятнышком, где-то в четверть лунного диска (это ее центральная часть), а образованием, в семь раз превышающим полную Луну. Но и это еще не все. Современные телескопы видят туманность Андромеды такой, что на ее площади умещается до 70 полных лун. Понять структуру туманности Андромеды удалось лишь в 20-х годах прошлого века. Это сделал с помощью телескопа с поперечником зеркала 2,5 м американский астрофизик Эдвин Хаббл. Он получил снимки, на которых красовался, теперь уже сомнений не было, гигантский звездный остров, состоящий из миллиардов звезд, – другая галактика. А наблюдение отдельных звезд туманности Андромеды позволили решить еще одну задачу – вычислить расстояние до нее. Дело в том, что во Вселенной существуют так называемые цефеиды – переменные звезды, пульсирующие благодаря внутренним физическим процессам, изменяющим их блеск. Эти изменения происходят с определенным периодом: чем период больше, тем выше светимость цефеиды – энергия, выделяемая звездой в единицу времени. А по ней можно определить и расстояние до звезды. Так, например, цефеиды, выявленные в туманности Андромеды, позволили определить расстояние до нее. Оно оказалось огромным – 2 миллиона световых лет. Впрочем, это только одна из ближайших к нам галактик, которых, как оказалось, во Вселенной великое множество.

Чем мощнее становились телескопы, тем яснее очерчивались варианты строения наблюдаемых астрономами галактик, которые оказались очень необычными. Среди них есть так называемые неправильные, не имеющие симметричной структуры, есть эллиптические, а есть – спиральные. Вот они-то и кажутся наиболее интересными и загадочными. Представьте себе ярко сияющую сердцевину, из которой выходят исполинские светящиеся спиральные ветви. Есть галактики, у которых ярче выражена именно сердцевина, а у других доминируют ветви. Существуют и галактики, где ветви выходят не из сердцевины, а из особой перемычки – бара.

Так к какому же типу отнести наш Млечный Путь? Ведь, находясь внутри Галактики, понять ее строение намного труднее, нежели наблюдая со стороны. Ответить на этот вопрос помогла сама природа: галактики по отношению к нам «разбросаны» в самых разных положениях. Одни мы можем видеть с ребра, другие «плашмя», третьи – в различных ракурсах.

Долгое время считалось, что ближайшая к нам галактика – Большое Магелланово Облако. Сегодня известно, что это не так. В 1994 году космические расстояния были измерены более точно, и первенство получила карликовая галактика в созвездии Стрельца. Однако совсем недавно и это утверждение пришлось пересмотреть. В созвездии Большого Пса обнаружился еще более близкий сосед нашей Галактики. От него до центра Млечного Пути всего 42 тысячи световых лет.

Всего известно 25 галактик, составляющих так называемую Местную систему, то есть сообщество галактик, непосредственно связанных друг с другом гравитационными силами. Поперечник Местной системы галактик равен примерно трем миллионам световых лет. В Местную систему помимо нашего Млечного Пути и его спутников входит и туманность Андромеды, ближайшая к нам гигантская галактика с ее спутниками, а также еще одна спиральная галактика созвездия Треугольника. Она повернута к нам «плашмя». Доминирует в Местной системе, безусловно, туманность Андромеды. Она в полтора раза массивнее Млечного Пути.

Окраина звездной провинции

Если цефеиды туманности Андромеды позволили понять, что она находится далеко за пределами нашей Галактики, то изучение более близких цефеид позволило определить положение Солнца внутри Галактики. Первопроходцем здесь был американский астрофизик Харлоу Шепли. Одним из объектов его интереса стали шаровые звездные скопления, настолько плотные, что их сердцевина сливается в сплошное сияние. Наиболее богатая шаровыми скоплениями область расположена в направлении зодиакального созвездия Стрельца. Известны они и в других галактиках, причем эти скопления всегда концентрируются вблизи галактических ядер. Если предположить, что законы для Вселенной едины, можно сделать вывод, что подобным образом должна быть устроена и наша Галактика. Шепли отыскал в ее шаровых скоплениях цефеиды и измерил расстояние до них. Оказалось, что Солнце расположено вовсе не в центре Млечного Пути, а на его окраине, можно сказать, в звездной провинции, на расстоянии 25 тысяч световых лет от центра. Так, второй раз после Коперника было развенчано представление о нашем особом привилегированном положении во Вселенной.

Где ядро?

Поняв, что мы находимся на периферии Галактики, ученые заинтересовались ее центром. Ожидалось, что у нее, как и у других звездных островов, есть ядро, из которого выходят спиральные ветви. Именно их мы видим, как светлую полосу Млечного Пути, но – видим изнутри, с ребра. Эти спиральные ветви, проецируясь друг на друга, не позволяют понять, сколько их и как они устроены. Более того, ядра других галактик ярко сияют. Но почему же этого сияния не видно в нашей Галактике, возможно ли то, что у нее нет ядра? Разгадка пришла опять-таки благодаря наблюдениям за другими. Ученые обратили внимание, что в спиральных туманностях, к типу которых относили и нашу Галактику, бывает отчетливо видна темная прослойка. Это есть не что иное, как скопление межзвездных газа и пыли. Они-то и позволили ответить на вопрос – почему мы не видим собственного ядра: наша Солнечная система расположена как раз в такой точке Галактики, что гигантские темные облака загораживают ядро для земного наблюдателя. Теперь можно ответить и на вопрос: почему Млечный Путь раздваивается на два рукава? Как оказалось, его центральную часть заслоняют мощные пылевые облака. В действительности, за пылью находятся миллиарды звезд, в том числе и центр нашей Галактики.

Исследования также показали, что если бы пылевое облако не мешало нам, земляне наблюдали бы грандиозное зрелище: гигантский сияющий эллипсоид ядра с бесчисленным количеством звезд занимал бы в небе площадь более ста лун.

Суперобъект Стрелец А*

Увидеть ядро Галактики за этим пылевым облаком помогли телескопы, работающие в таких диапазонах спектра электромагнитных излучений, которым пылевой щит не помеха. Но большинство из этих излучений задерживается атмосферой Земли, поэтому на сегодняшнем этапе существенную роль в познании Галактики играют космонавтика и радиоастрономия. Оказалось, что центр Млечного Пути хорошо светится в радиодиапазоне. Особенно заинтересовал ученых так называемый радиоисточник Стрелец А* – некий объект в Галактике, активно излучающий радиоволны и рентгеновские лучи. Сегодня можно считать фактически доказанным, что в созвездии Стрельца расположен таинственный космический объект – сверхмассивная черная дыра. По оценкам, масса ее может равняться массе 3 миллионов солнц. Этот объект чудовищной плотности имеет столь мощное гравитационное поле, что из него не может вырваться даже свет.

Естественно, сама черная дыра не светится ни в каком диапазоне, но падающее на нее вещество излучает рентгеновские лучи и позволяет обнаружить местонахождение космического «чудовища». Правда, излучение Стрельца А* слабее, чем то, что обнаружено в ядрах других галактик. Возможно, это связано с тем, что падение вещества осуществляется неинтенсивно, но когда оно происходит, фиксируется вспышка рентгеновского излучения. Один раз яркость объекта Стрелец А* увеличилась буквально за минуты – подобное невозможно для крупного образования. Значит, этот объект компактный и им может являться только черная дыра. Кстати, чтобы превратить Землю в черную дыру, ее нужно сжать до размера спичечного коробка.

Вообще, в центре нашей Галактики обнаружено немало переменных рентгеновских источников, которые, возможно, являются более мелкими черными дырами, группирующимися вокруг центральной сверхмассивной. Именно за ними сегодня наблюдает американская космическая рентгеновская обсерватория «Чандра».

Еще одно подтверждение наличия сверхмассивной черной дыры в центре ядра нашей Галактики дало исследование движения звезд, находящихся в непосредственной близости от ядра. Так, в инфракрасном диапазоне астрономам удалось пронаблюдать движение звезды, проскочившей от центра ядра на ничтожном по галактическим масштабам расстоянии: всего в три раза превышающем радиус орбиты Плутона. Параметры орбиты движения этой звезды говорят о том, что она находится вблизи компактного невидимого объекта, обладающего чудовищным полем тяготения. Таким может быть только черная дыра, причем сверхмассивная. Ее исследования продолжаются.

Внутри орионова рукова

Об устройстве спиральных ветвей нашей Галактики информации удивительно мало. По виду Млечного Пути можно судить лишь о том, что Галактика имеет форму диска. И только с помощью наблюдений за излучением межзвездного водорода – самого распространенного элемента во Вселенной – удалось в некоторой степени реконструировать картину рукавов Млечного пути. Это стало возможным опять же благодаря аналогии: в других галактиках водород концентрируется как раз вдоль спиральных рукавов. Там же расположены и области звездообразования – множество молодых звезд, скоплений пыли и газа – газопылевых туманностей.

В 50-х годах прошлого века ученым удалось составить картину распределения облаков ионизированного водорода, находящихся в галактической окрестности Солнца. Выяснилось, что существуют по крайней мере три участка, которые можно было бы отождествить со спиральными рукавами Млечного Пути. Один из них, ближайший к нам, ученые назвали рукавом Ориона-Лебедя. Более далекий от нас и, соответственно, близкий к центру Галактики назван рукавом Стрельца-Киля, а периферийный – рукавом Персея. Но исследуемая галактическая окрестность ограничена: межзвездная пыль поглощает свет далеких звезд и водорода, так что понять дальнейший рисунок спиральных ветвей становится невозможным.

Однако там, где не может помочь астрономия оптическая, приходят на помощь радиотелескопы. Известно, что атомы водорода излучают на длине волны 21 см. Именно это излучение и стал ловить голландский астрофизик Ян Оорт. Картина, полученная им в 1954 году, впечатляла. Спиральные ветви Млечного Пути можно было теперь проследить на огромных расстояниях. Сомнений больше не было: Млечный Путь представляет собой спиральную звездную систему, похожую на туманность Андромеды. Только вот детальной картины спирального узора Млечного Пути мы пока не имеем: его ветви сливаются одна с другой и определить расстояние до них очень трудно.

Звездные итоги

На сегодняшний день известно, что наша Галактика – это гигантская звездная система, включающая сотни миллиардов звезд. Все звезды, которые мы видим над головой в ясную ночь, принадлежат нашей Галактике. Если бы мы могли переместиться в пространстве и взглянуть на Млечный Путь со стороны, нашему взору предстал бы звездный город в виде огромной летающей тарелки поперечником в 100 тысяч световых лет. В ее центре мы бы увидели заметное утолщение– бар – диаметром 20 тысяч световых лет, от которого в пространство уходят исполинские спиральные ветви.

Несмотря на то что внешний вид Галактики говорит о плоской системе, это не совсем так. Вокруг нее простирается так называемое гало, облако разреженного вещества. Его радиус достигает 150 тысяч световых лет. Вокруг центрального утолщения и ядра находится множество шаровых звездных скоплений, состоящих из старых холодных красных звезд. Харлоу Шепли называл их «скелетом тела» нашей Галактики. Холодные звезды составляют так называемую сферическую подсистему Млечного Пути, а его плоскую подсистему, иначе – спиральные рукава – составляет «звездная молодежь». Здесь немало ярких, выделяющихся звезд высокой светимости.

Молодые звезды в плоскости Галактики появляются благодаря наличию там огромного количества пыли и газа. Известно, что звезды рождаются за счет сжатия вещества в газопылевых облаках. Потом, в течение миллионов лет, новорожденные звезды «раздувают» эти облака и становятся видимыми.

Земля и Солнце не являются геометрическим центром Мира – они расположены в одном из тихих закоулков нашей Галактики. И, по всей видимости, это особое местоположение идеально подходит для возникновения и развития жизни.

Вот уже десять лет ученые умеют обнаруживать крупные планеты – размером не меньше Юпитера – у других звезд. Сегодня их известно около полутора сотен. Это означает, что подобные планетные системы широко распространены в Галактике. Вооружившись более мощными телескопами, можно отыскать и такие небольшие планеты, как Земля, а на них, быть может, и братьев по разуму.

Все звезды в Галактике движутся по своим орбитам вокруг ее ядра. Есть собственная орбита и у звезды по имени Солнце. Чтобы совершить полный оборот, Солнцу требуется ни много ни мало 250 миллионов лет, которые составляют галактический год (скорость движения Солнца – 220 км/с). Земля уже облетела вокруг центра Галактики 25—30 раз. Значит, ей именно столько галактических лет.

Проследить путь Солнца через Млечный Путь очень сложно. Но современные телескопы могут обнаружить и это движение. В частности, определить, как меняется вид звездного неба при перемещении Солнца относительно ближайших звезд. Точка, в направлении которой перемещается Солнечная система, называется апекс и расположена в созвездии Геркулеса, на границе с созвездием Лиры.

Дмитрий Гулютин

Арсенал: Штурм Берлина

Шесть десятилетий назад закончилось одно из крупнейших сражений мировой истории – не просто схватка двух военных сил, но последняя битва с нацизмом, который много лет нес смерть и разрушение народам Европы.

Направление главного удара

Война заканчивалась. Это понимали все – и генералы вермахта, и их противники. Только один человек – Адольф Гитлер – вопреки всему продолжал надеяться на силу германского духа, на «чудо-оружие», и главное – на раскол между своими врагами. Основания для этого были – несмотря на соглашения, достигнутые в Ялте, Англия и США не особенно хотели уступать Берлин советским войскам. Их армии продвигались вперед почти беспрепятственно. В апреле 1945-го они прорвались в центр Германии, лишив вермахт его «кузницы» – Рурского бассейна – и получив возможность для броска на Берлин. В то же время 1-й Белорусский фронт маршала Жукова и 1-й Украинский фронт Конева застыли перед мощной линией немецкой обороны на Одере. 2-й Белорусский фронт Рокоссовского добивал остатки вражеских войск в Померании, а 2-й и 3-й Украинские фронты продвигались к Вене.

1 апреля Сталин созвал в Кремле совещание Государственного Комитета Обороны. Собравшимся был задан один вопрос: «Кто будет брать Берлин – мы или англо-американцы?» – «Берлин возьмет Советская Армия», – первым отозвался Конев. Его, всегдашнего соперника Жукова, вопрос Верховного тоже не застал врасплох – он продемонстрировал членам ГКО громадный макет Берлина, где были точно обозначены цели будущих ударов. Рейхстаг, имперская канцелярия, здание МВД – все это были мощные очаги обороны с сетью бомбоубежищ и тайных ходов. Столицу Третьего рейха опоясывали три линии укреплений. Первая проходила в 10 км от города, вторая – по его предместьям, третья – по центру. Берлин защищали отборные части вермахта и войск СС, на подмогу которым срочно мобилизовывались последние резервы – 15-летние члены «Гитлерюгенда», женщины и старики из фольксштурма (народного ополчения). Вокруг Берлина в группах армий «Висла» и «Центр» находилось до 1 млн. человек, 10,4 тыс. орудий и минометов, 1,5 тыс. танков.

Впервые с начала войны превосходство советских войск в живой силе и технике было не просто значительным, а подавляющим. На Берлин должны были наступать 2,5 млн. солдат и офицеров, 41,6 тыс. орудий, более 6,3 тыс. танков, 7,5 тыс. самолетов. Главная роль в утвержденном Сталиным плане наступления отводилась 1-му Белорусскому фронту. Жуков должен был с Кюстринского плацдарма штурмовать в лоб линию обороны на Зеловских высотах, которые возвышались над Одером, закрывая дорогу на Берлин. Фронту Конева предстояло форсировать Нейсе и ударить по столице Рейха силами танковых армий Рыбалко и Лелюшенко. Планировалось, что на западе он достигнет Эльбы и вместе с фронтом Рокоссовского соединится с англо-американскими войсками. Союзников известили о советских планах, и они согласились остановить свои армии на Эльбе. Ялтинские договоренности надо было выполнять, к тому же это позволяло избежать лишних потерь.

Наступление было назначено на 16 апреля. Чтобы сделать его неожиданным для врага, Жуков приказал наступать рано утром, в темноте, ослепив немцев светом мощных прожекторов. В пять утра три красные ракеты дали сигнал к атаке, и через секунду тысячи орудий и «катюш» открыли ураганный огонь такой силы, что восьмикилометровое пространство оказалось в одночасье перепаханным. «Гитлеровские войска были буквально потоплены в сплошном море огня и металла», – писал Жуков в своих мемуарах. Увы, накануне взятый в плен советский солдат раскрыл немцам дату будущего наступления, и они успели отвести войска на Зеловские высоты. Оттуда началась прицельная стрельба по советским танкам, которые волна за волной шли на прорыв и гибли в насквозь простреливаемом поле. Пока внимание противника было приковано к ним, солдаты 8-й гвардейской армии Чуйкова сумели продвинуться вперед и занять рубежи у окраины деревни Зелов. К вечеру стало ясно: намеченные темпы наступления срываются.

В те же часы Гитлер обратился к немцам с воззванием, обещая им: «Берлин останется в немецких руках», а наступление русских «захлебнется в крови». Но в это уже мало кто верил. Люди со страхом прислушивались к звукам пушечной канонады, которые добавились к уже привычным разрывам бомб. Оставшимся жителям – их было не менее 2,5 млн. – запретили покидать город. Теряющий чувство реальности фюрер решил: если Третий рейх погибнет, его участь должны разделить все немцы. Пропаганда Геббельса запугивала жителей Берлина зверствами «большевистских орд», убеждая их сражаться до конца. Был создан штаб обороны Берлина, который приказал населению готовиться к ожесточенным боям на улицах, в домах и подземных коммуникациях. Каждый дом планировалось превратить в крепость, для чего всех оставшихся жителей заставили рыть траншеи и оборудовать огневые позиции.

В конце дня 16 апреля Жукову позвонил Верховный. Он сухо сообщил, что у Конева преодоление Нейсе «произошло без сложностей». Две танковые армии прорвали фронт у Котбуса и устремились вперед, не прекращая наступления даже ночью. Жукову пришлось пообещать, что в течение 17 апреля он возьмет злополучные высоты. С утра 1-я танковая армия генерала Катукова опять двинулась вперед. И вновь «тридцатьчетверки», прошедшие от Курска до Берлина, сгорали, как свечки, от огня «фаустпатронов». К вечеру части Жукова продвинулись всего на пару километров. Между тем Конев докладывал Сталину о новых успехах, сообщая о готовности поучаствовать в штурме Берлина. Молчание в трубке – и глухой голос Верховного: «Я согласен. Поверните танковые армии на Берлин». Утром 18 апреля армии Рыбалко и Лелюшенко рванулись к северу, на Тельтов и Потсдам. Жуков, чье самолюбие жестоко страдало, бросил свои части в последнюю отчаянную атаку. С утра 9-я немецкая армия, по которой пришелся основной удар, не выдержала и начала откатываться на запад. Немцы еще пытались перейти в контратаку, но на следующий день отступили по всему фронту. С этого момента уже ничто не могло отсрочить развязку.

Фридрих Хитцер, немецкий писатель, переводчик:

–Мой ответ относительно штурма Берлина исключительно личный, не военного стратега. В 1945 году мне было 10 лет, и, будучи ребенком войны, я помню, как она закончилась, что ощущал побежденный народ. В этой войне участвовали и мой отец, и ближайший родственник. Последний был немецким офицером. Вернувшись в 1948 году из плена, он решительно сказал мне, что, если такое повторится вновь, он еще раз пойдет воевать. А 9 января 1945 года, в день моего рождения, я получил письмо с фронта от отца, который также с решимостью писал, что нужно «бороться, бороться и бороться с ужасным врагом на востоке, иначе нас увезут в Сибирь». Прочитав эти строки ребенком, я гордился мужеством отца – «освободителя от большевистского ига». Но прошло совсем немного времени, и мой дядя, тот самый немецкий офицер, говорил мне многократно: «Нас обманули. Смотри, чтоб с тобой такое не повторилось». Солдаты поняли, что это была не та война. Конечно, «обманутыми» были мы не все. Один из лучших друзей отца еще в 30-е годы предупреждал его: Гитлер – это ужасно. Знаете, любая политическая идеология превосходства одних над другими, впитавшаяся обществом, сродни наркотикам…

Значение же штурма, и вообще финала войны, стало понятным для меня позднее. Штурм Берлина был необходим – он спас меня от участи быть немцем-завоевателем. Если бы Гитлер победил, я, наверное, стал бы очень несчастливым человеком. Его цель всемирного господства мне чужда и непонятна. Как действие взятие Берлина было для немцев страшным. Но реально оно было счастьем. После войны я работал в одной военной комиссии, занимающейся вопросами военнопленных немцев, и еще раз убедился в этом.

Недавно я встречался с Даниилом Граниным, и мы долго говорили о том, что это были за люди, которые окружили Ленинград…

А тогда, во время войны, я боялся, да, я ненавидел американцев и англичан, которые практически дотла разбомбили мой родной город Ульм. Это ощущение ненависти и страха жило во мне до тех пор, пока я не побывал в Америке.

Я хорошо помню, как, эвакуированные из города, мы жили в маленькой немецкой деревушке на берегу Дуная, которая была «американской зоной». Наши девушки и женщины тогда чернили себя карандашами, чтобы не быть изнасилованными… Каждая война – это страшная трагедия, а эта война была особо страшной: сегодня говорят о 30 миллионах советских и 6 миллионах немецких жертв, а также о миллионах погибших людей других наций.

Последний день рождения

19 апреля в гонке за Берлин появился еще один участник. Рокоссовский доложил Сталину, что 2-й Белорусский фронт готов штурмовать город с севера. Утром этого дня 65-я армия генерала Батова форсировала широкое русло Западного Одера и двинулась к Пренцлау, рассекая на части немецкую группу армий «Висла». В это время танки Конева легко, как на параде, двигались на север, почти не встречая сопротивления и оставив далеко позади основные силы. Маршал сознательно шел на риск, спеша подойти к Берлину раньше Жукова. Но войска 1-го Белорусского уже приближались к городу. Его грозный командующий издал приказ: «Не позднее 4 часов утра 21 апреля любой ценой прорваться в пригороды Берлина и сразу же передать для Сталина и для прессы сообщение об этом».

20 апреля Гитлер отмечал свой последний день рождения. В погруженном на 15 метров в землю бункере под имперской канцелярией собрались избранные гости: Геринг, Геббельс, Гиммлер, Борман, верхушка армии и, конечно, Ева Браун, которая числилась «секретаршей» фюрера. Соратники предложили своему вождю покинуть обреченный Берлин и перебраться в Альпы, где уже подготовлено тайное убежище. Гитлер отказался: «Мне суждено победить или погибнуть вместе с Рейхом». Однако он согласился вывести из столицы командование войсками, разделив его на две части. Север оказался под управлением гросс-адмирала Дёница, к которому на помощь отправился Гиммлер со своим штабом. Юг Германии предстояло оборонять Герингу. Тогда же возник план разгрома советского наступления силами армий Штейнера с севера и Венка с запада. Однако этот план был обречен с самого начала. И 12-я армия Венка, и остатки частей генерала СС Штейнера были измотаны в боях и не способны к активным действиям. Группа армий «Центр», на которую тоже возлагались надежды, вела тяжелые бои в Чехии. Жуков приготовил немецкому вождю «подарок» – вечером его армии подошли к городской границе Берлина. Первые снаряды дальнобойных орудий ударили по центру города. Утром следующего дня 3-я армия генерала Кузнецова вошла в Берлин с северо-востока, а 5-я армия Берзарина – с севера. Катуков и Чуйков наступали с востока. Улицы унылых берлинских предместий преграждали баррикады, из подворотен и окон домов по наступавшим стреляли «фаустники».

Жуков велел не тратить времени на подавление отдельных огневых точек и спешить вперед. Тем временем танки Рыбалко подошли к штаб-квартире немецкого командования в Цоссене. Большинство офицеров бежали в Потсдам, а начальник штаба генерал Кребс отправился в Берлин, где 22 апреля в 15.00 состоялось последнее военное совещание у Гитлера. Только тогда фюреру решились сказать, что никто не в силах спасти осажденную столицу. Реакция была бурной: вождь разразился угрозами в адрес «предателей», потом рухнул на стул и простонал: «Все кончено… война проиграна…»

И все же нацистская верхушка не собиралась сдаваться. Было решено полностью прекратить сопротивление англо-американским войскам и бросить все силы против русских. Всех военных, способных держать оружие, надлежало направить в Берлин. Фюрер по-прежнему возлагал надежды на 12-ю армию Венка, которая должна была соединиться с 9-й армией Буссе. Для координации их действий командование во главе с Кейтелем и Йодлем было выведено из Берлина в городок Крамниц. В столице кроме самого Гитлера из лидеров Рейха остались только генерал Кребс, Борман и Геббельс, назначенный руководителем обороны.

Николай Сергеевич Леонов, генераллейтенант Службы внешней разведки:

–Берлинская операция является предпоследней операцией ВОВ. Она проводилась силами трех фронтов с 16 по 30 апреля 1945 года – с поднятия флага над Рейхстагом и концом сопротивления – вечером 2 мая. Плюсы и минусы этой операции. Плюс – операция совершилась достаточно быстро. Ведь попытка взять Берлин активно пропагандировалась и руководителями союзнических армий. Об этом достоверно известно из писем Черчилля.

Минусы – почти все, кто участвовал, вспоминают о том, что были слишком большие жертвы и, возможно, без объективной необходимости. Первые упреки Жукову – он стоял на самом коротком расстоянии от Берлина. Его попытка лобовым ударом войти с востока расценивается многими участниками войны как ошибочное решение. Нужно было охватить Берлин с севера и с юга кольцом и заставить противника капитулировать. Но маршал пошел напрямую. Относительно артиллерийской операции 16 апреля можно сказать следующее: идею использования прожекторов Жуков принес с Халхин-Гола. Именно там японцы предприняли подобную атаку. Жуков повторил этот же прием: но многие военные стратеги утверждают, что прожектора не имели никакого эффекта. В результате их применения получилось месиво огня и пыли. Эта лобовая атака была неудачной и плохо продуманной: когда наши солдаты прошли по траншеям – трупов немцев в них было мало. Так что наступающие части впустую расстреляли больше 1 000 вагонов боеприпасов. Сталин специально устраивал конкуренцию между маршалами. Ведь окончательно Берлин был окружен 25 апреля. Можно было бы не прибегать к таким жертвам.

Город в огне

22 апреля 1945 года в Берлине появился Жуков. Его армии – пять стрелковых и четыре танковые – крушили столицу Германии из всех видов оружия. Тем временем танки Рыбалко подошли к черте города, заняв плацдарм в районе Тельтова. Жуков отдал своему авангарду – армиям Чуйкова и Катукова – приказ форсировать Шпре, не позже 24-го быть в Темпельгофе и Мариенфельде – центральных районах города. Для уличных боев спешно формировались штурмовые отряды из бойцов разных частей. На севере 47-я армия генерала Перхоровича по случайно уцелевшему мосту пересекла реку Хафель и направилась на запад, готовясь соединиться там с частями Конева и замкнуть кольцо окружения. Заняв северные районы города, Жуков окончательно исключил Рокоссовского из числа участников операции. С этого момента до конца войны 2-й Белорусский фронт занимался разгромом немцев на севере, оттянув на себя значительную часть берлинской группировки.

Слава победителя Берлина миновала Рокоссовского, миновала она и Конева. Директива Сталина, полученная утром 23 апреля, приказала войскам 1-го Украинского остановиться у вокзала Анхальтер – буквально в сотне метров от Рейхстага. Занять центр вражеской столицы Верховный доверил Жукову, отметив этим его неоценимый вклад в победу. Но и до Анхальтера нужно было еще дойти. Рыбалко со своими танками застыл на берегу глубокого Тельтов-канала. Только с подходом артиллерии, подавившей немецкие огневые точки, машины смогли переправиться через водную преграду. 24 апреля разведчики Чуйкова пробились на запад через аэродром Шенефельд и встретили там танкистов Рыбалко. Эта встреча разделила немецкие силы пополам – около 200 тысяч солдат оказались окружены в лесистой местности к юго-востоку от Берлина. До 1 мая эта группировка пыталась пробиться на запад, но была рассечена на части и практически полностью уничтожена.

А ударные силы Жукова продолжали рваться к центру города. Многие бойцы и командиры не имели опыта боев в большом городе, что вело к громадным потерям. Танки двигались колоннами, и стоило подбить передний, как вся колонна становилась легкой добычей немецких «фаустников». Пришлось прибегнуть к беспощадной, но эффективной тактике боевых действий: вначале артиллерия вела ураганный огонь по цели будущего наступления, потом залпы «катюш» загоняли всех живых в укрытия. После этого вперед шли танки, круша баррикады и разнося дома, откуда раздавались выстрелы. Только потом в дело вступала пехота. За время битвы на город обрушилось почти два миллиона орудийных выстрелов – 36 тысяч тонн смертоносного металла. Из Померании по железной дороге были доставлены крепостные орудия, стрелявшие по центру Берлина снарядами весом в полтонны.

Но даже эта огневая мощь не всегда справлялась с толстыми стенами зданий, построенных еще в ХVIII веке. Чуйков вспоминал: «Наши пушки иногда производили до тысячи выстрелов по одному скверу, по группе домов, даже по маленькому саду». Понятно, что при этом о мирном населении, дрожащем от страха в бомбоубежищах и хлипких подвалах, никто не думал. Однако главная вина за его страдания лежала не на советских войсках, а на Гитлере и его приближенных, которые с помощью пропаганды и насилия не давали жителям покидать город, превратившийся в море огня. Уже после победы было подсчитано, что 20% домов в Берлине были уничтожены полностью, а еще 30% – частично. 22 апреля впервые в истории закрылся городской телеграф, получив последнее сообщение от японских союзников – «желаем удачи». Отключились вода и газ, перестал ходить транспорт, прекратилась выдача продовольствия. Голодающие берлинцы, не обращая внимания на непрерывные обстрелы, грабили товарные поезда и магазины. Больше боялись не русских снарядов, а эсэсовских патрулей, которые хватали мужчин и вешали на деревьях как дезертиров.

Полиция и нацистские чиновники начали разбегаться. Многие пытались пробраться на запад, чтобы сдаться в плен англо-американцам. Но советские части были уже там. 25 апреля в 13.30 они вышли к Эльбе и встретились у городка Торгау с танкистами 1-й американской армии.

В этот день Гитлер поручил оборону Берлина генералу-танкисту Вейдлингу. Под его началом находились 60 тыс. солдат, которым противостояли 464 тыс. советских войск. Армии Жукова и Конева встретились не только на востоке, но и на западе Берлина, в районе Кетцина, и теперь их отделяло от центра города всего 7–8 километров. 26 апреля немцы предприняли последнюю отчаянную попытку остановить атакующих. Выполняя приказ фюрера, 12-я армия Венка, в которой было до 200 тыс. человек, нанесла с запада удар по 3-й и 28-й армиям Конева. Небывало ожесточенные даже для этой жестокой битвы бои продолжались два дня, и к вечеру 27-го Венку пришлось отойти на прежние позиции.

Накануне воины Чуйкова заняли аэродромы Гатов и Темпельхоф, исполняя приказ Сталина – любой ценой помешать Гитлеру покинуть Берлин. Верховный не собирался дать тому, кто вероломно обманул его в 1941-м, ускользнуть или сдаться в плен союзникам. Соответствующие приказы были отданы и насчет других нацистских главарей. Была и еще одна категория немцев, которых усиленно искали, – специалисты по ядерным исследованиям. Сталин знал о работе американцев над атомной бомбой и собирался как можно быстрее создать «собственную». Уже нужно было думать о мире после войны, где Советский Союз должен был занять достойное, оплаченное кровью место.

Тем временем Берлин продолжал задыхаться в дыму пожаров. Фольксштурмовец Эдмунд Хекшер вспоминал: «Было столько пожаров, что ночь превратилась в день. Можно было читать газету, но газеты в Берлине больше не выходили». Грохот орудий, стрельба, разрывы бомб и снарядов не смолкали ни на минуту. Облака дыма и кирпичной пыли заволокли центр города, где глубоко под развалинами имперской канцелярии Гитлер снова и снова терзал подчиненных вопросом: «Где же Венк?»

27 апреля три четверти Берлина было в советских руках. Вечером ударные силы Чуйкова вышли к Ландвер-каналу, в полутора километрах от Рейхстага. Однако путь им преградили отборные части СС, сражавшиеся с особым фанатизмом. 2-я танковая армия Богданова застряла в районе Тиргартена, парки которого были усеяны немецкими окопами. Каждый шаг здесь давался с трудом и немалой кровью. Снова появились шансы у танкистов Рыбалко, совершивших в этот день невиданный бросок с запада в центр Берлина через Вильмерсдорф.

К ночи в руках немцев осталась полоса шириной 2–3 километра и длиной до 16. В тыл потянулись первые партии пленных – еще небольшие, выходящие с поднятыми руками из подвалов и подъездов домов. Многие оглохли от несмолкающего грохота, другие, сошедшие с ума, дико хохотали. Гражданское население продолжало прятаться, опасаясь мести победителей. Мстители, конечно, были – не могли не быть после того, что нацисты сделали на советской земле. Но были и те, кто, рискуя жизнью, вытаскивал из огня немецких стариков и детей, кто делился с ними своей солдатской пайкой. Вошел в историю подвиг сержанта Николая Масалова, который на Ландвер-канале спас из разрушенного дома трехлетнюю немецкую девочку. Именно его изображает знаменитая статуя в Трептов-парке – память о советских солдатах, хранивших человечность в огне самой страшной из войн.

Еще до окончания боев советское командование принимало меры по восстановлению нормальной жизни в городе. 28 апреля назначенный комендантом Берлина генерал Берзарин издал приказ о роспуске национал-социалистической партии и всех ее организаций и переходе всей власти к военной комендатуре. В очищенных от врага районах солдаты уже начинали тушить пожары, разминировать здания, хоронить многочисленные трупы. Однако наладить нормальную жизнь было можно только при содействии местного населения. Поэтому еще 20 апреля Ставка потребовала от командующих войсками изменить отношение к немецким пленным и гражданскому населению. В директиве выдвигалось простое обоснование такого шага: «Более гуманное отношение к немцам снизит их упорство в обороне».

Бывший старшина 2-й статьи, член международного ПЕН-клуба (Международная организация писателей), писатель-германист, переводчик Евгения Кацева:

–Приближается величайший из наших праздников, а у меня на душе кошки скребут. Недавно (в феврале) нынешнего года я была на одной конференции в Берлине, вроде бы посвященной этой великой, думаю, не только для нашего народа, дате, и убедилась, что многие забыли, кто начал войну и кто ее выиграл. Нет, это устойчивое словосочетание «выиграть войну» совершенно неуместно: выиграть и проиграть можно в игре – в войне же или побеждают, или терпят поражение. Для многих немцев война – это только ужасы тех немногих недель, когда она шла на их территории, словно наши солдаты пришли туда по своей воле, а не с боями пробивались на запад долгих 4 года по родной выжженной и растоптанной земле. Значит, не так уж прав был Константин Симонов, считавший, что чужого горя не бывает. Бывает, еще как бывает. И если забыли, кто положил конец одной из самых страшных войн, разбил немецкий фашизм, где уж тут помнить, кто взял столицу германского Рейха – Берлин. Взяла ее наша Советская Армия, наши советские солдаты и офицеры. Всю, целиком, борясь за каждый район, квартал, дом, из окон и дверей которых до последнего мгновения гремели выстрелы.

Это уж потом, спустя целую кровопролитную неделю после взятия Берлина, 2 мая, появились наши союзники, и главный трофей, как символ совместной Победы, был поделен на четыре части. На четыре сектора: советский, американский, английский, французский. С четырьмя военными комендатурами. Четыре-то четыре, даже более или менее равные, а в общем-то на две совершенно разные части разбили Берлин. Ибо три сектора довольно скоро соединились, а четвертый – восточный – и, как водится, самый бедный – оказался изолированным. Таковым и оставался, хотя и обрел потом статус столицы ГДР. Нам же американцы взамен «щедро» отвалили занятую ими Тюрингию. Край хороший, вот только разочарованные жители долго таили обиду почему-то не на отступников-американцев, а на нас, новых оккупантов. Вот такая аберрация…

Что же касается мародерства, то наши солдаты пришли туда не сами по себе. А теперь 60 лет спустя распространяют всяческие мифы, вырастающие в античные размеры…

Судороги рейха

Фашистская империя распадалась на глазах. 28 апреля итальянские партизаны поймали пытавшегося скрыться диктатора Муссолини и расстреляли его. На другой день генерал фон Витингоф подписал акт о капитуляции немцев в Италии. Гитлер узнал о казни дуче одновременно с другой плохой новостью: его ближайшие соратники Гиммлер и Геринг завязали сепаратные переговоры с западными союзниками, выторговывая себе жизнь. Фюрер был вне себя от ярости: он требовал немедленно арестовать и казнить предателей, но это было уже не в его власти. Отыграться удалось на заместителе Гиммлера генерале Фегеляйне, бежавшем из бункера, – отряд эсэсовцев схватил его и расстрелял. Генерала не спасло даже то, что он был мужем сестры Евы Браун. Вечером того же дня комендант Вейдлинг доложил, что боеприпасов в городе осталось всего на два дня, а горючего нет вовсе.

Генерал Чуйков получил от Жукова задачу – соединиться с востока с силами, наступавшими с запада, через Тиргартен. Преградой солдатам стал Потсдамер-мост, ведущий к вокзалу Анхальтер и Вильгельмштрассе. Саперы сумели спасти его от взрыва, но вошедшие на мост танки были подбиты меткими выстрелами фаустпатронов. Тогда танкисты обвязали один из танков мешками с песком, облили его дизельным горючим и пустили вперед. От первых выстрелов горючее вспыхнуло, но танк продолжал двигаться вперед. Нескольких минут замешательства противника хватило, чтобы за первым танком двинулись остальные. К вечеру 28-го Чуйков подошел к Тиргартену с юго-востока, пока с юга в этот район входили танки Рыбалко. На севере Тиргартена 3-я армия Перепелкина освободила тюрьму Моабит, откуда были выпущены 7 тысяч заключенных.

Центр города превратился в настоящий ад. От жары было нечем дышать, трескались камни зданий, закипала вода в прудах и каналах. Передовой линии не было – отчаянный бой шел за каждую улицу, каждый дом. В темных комнатах и на лестницах – электричество в Берлине давно погасло – вспыхивали рукопашные схватки. Рано утром 29 апреля бойцы 79-го стрелкового корпуса генерала Переверткина подступили к громадному зданию МВД – «дому Гиммлера». Расстреляв из пушек баррикады у входа, они сумели ворваться в здание и захватить его, что дало возможность вплотную подойти к Рейхстагу.

Тем временем неподалеку, в своем бункере, Гитлер диктовал политическое завещание. Он исключил из нацистской партии «предателей» Геринга и Гиммлера и обвинил всю немецкую армию в неумении хранить «приверженность долгу до смерти». Власть над Германией передавалась «президенту» Дёницу и «канцлеру» Геббельсу, а командование армией – фельдмаршалу Шернеру. Ближе к вечеру приведенный эсэсовцами из города чиновник Вагнер совершил церемонию гражданского бракосочетания фюрера и Евы Браун. Свидетелями были Геббельс и Борман, которые остались на завтрак. За едой Гитлер был подавлен, бормотал что-то о гибели Германии и торжестве «еврейских большевиков». Во время завтрака он подарил двум секретаршам ампулы с ядом и велел отравить свою любимую овчарку Блонди. За стенами его кабинета свадьба быстро превращалась в попойку. Одним из немногих трезвых сотрудников оставался личный пилот Гитлера Ганс Бауэр, предложивший вывезти своего шефа в любой район мира. Фюрер в очередной раз отказался.

Вечером 29 апреля генерал Вейдлинг в последний раз доложил Гитлеру обстановку. Старый вояка был откровенен – завтра русские будут у входа в канцелярию. Боеприпасы кончаются, подкреплений ждать неоткуда. Армия Венка отброшена к Эльбе, о большинстве других частей и вовсе ничего неизвестно. Нужно капитулировать. Это мнение подтвердил и полковник СС Монке, до этого фанатично выполнявший все приказы фюрера. Гитлер капитуляцию запретил, но позволил солдатам «малыми группами» выходить из окружения и пробиваться на запад.

Тем временем советские войска занимали одно здание за другим в центре города. Командиры с трудом ориентировались по картам – там не было обозначено то нагромождение камней и искореженного металла, что прежде называлось Берлином. После взятия «дома Гиммлера» и ратуши у атакующих оставались две главные цели – имперская канцелярия и Рейхстаг. Если первая была реальным центром власти, то второй – ее символом, самым высоким зданием немецкой столицы, где надлежало водрузить знамя Победы. Знамя было уже готово – его передали одной из лучших частей 3-й армии, батальону капитана Неустроева. Утром 30 апреля части подошли к Рейхстагу. Что касается канцелярии, к ней решили прорываться через зоопарк в Тиргартене. В разгромленном парке солдаты спасли нескольких животных, включая горного козла, которому за храбрость повесили на шею немецкий «Железный крест». Только под вечер был взят центр обороны – семиэтажный железобетонный бункер.

Рядом с зоопарком советские штурмовые отряды подверглись атаке эсэсовцев из развороченных тоннелей метро. Преследуя их, бойцы проникли под землю и обнаружили ходы, ведущие в сторону канцелярии. С ходу возник план «добить фашистского зверя в его логове». Разведчики углубились в тоннели, но через пару часов им навстречу хлынула вода. По одной из версий, узнав о приближении русских к канцелярии, Гитлер распорядился открыть шлюзы и пустить воды Шпре в метро, где помимо советских солдат находились десятки тысяч раненых, женщин и детей. Пережившие войну берлинцы вспоминали, что услышали приказ срочно покинуть метро, но из-за возникшей давки выбраться смогли немногие. Другая версия опровергает существование приказа: вода могла прорваться в метро из-за непрерывных бомбежек, разрушивших стены тоннелей.

Если фюрер и приказал затопить своих сограждан, это был последний из его преступных приказов. Днем 30 апреля ему доложили, что русские находятся на площади Потсдамерплатц, в квартале от бункера. Вскоре после этого Гитлер с Евой Браун попрощались с соратниками и удалились в свою комнату. В 15.30 оттуда раздался выстрел, после которого Геббельс, Борман и еще несколько человек вошли в комнату. Фюрер с пистолетом в руке лежал на диване с лицом, залитым кровью. Ева Браун не стала уродовать себя – она приняла яд. Их трупы вынесли в сад, где положили в воронку от снаряда, облили бензином и подожгли. Церемония похорон длилась недолго – советская артиллерия открыла огонь, и нацисты попрятались в бункере. Позже обгоревшие тела Гитлера и его подруги обнаружили и перевезли в Москву. По какой-то причине Сталин не стал предъявлять миру доказательства гибели своего злейшего врага, что породило множество версий о его спасении. Только в 1991 году череп Гитлера и его парадный мундир были обнаружены в архиве и продемонстрированы всем желающим видеть эти мрачные свидетельства прошлого.

Жуков Юрий Николаевич, историк, писатель:

–Победителей не судят. И все. В 1944 году оказалось вполне возможным без серьезных боев, усилиями прежде всего дипломатии вывести из войны Финляндию, Румынию, Болгарию. Еще более благоприятная для нас ситуация сложилась 25 апреля 1945 года. В тот день на Эльбе, у города Торгау, встретились войска СССР и США, и завершилось полное окружение Берлина. С этого момента судьба нацистской Германии была решена. Победа стала неминуемой. Неясным оставалось лишь одно: когда именно последует полная и безоговорочная капитуляция агонизировавшего вермахта. Жуков, отстранив Рокоссовского, взял на себя руководство штурмом Берлина. Мог просто ежечасно сжимать кольцо блокады.

Вынудить Гитлера и его приспешников покончить собой не 30 апреля, а несколькими днями позже. Но Жуков поступил иначе. На протяжении недели безжалостно жертвовал тысячами солдатских жизней. Заставлял части 1-го Белорусского фронта вести кровопролитные бои за каждый квартал германской столицы. За каждую улицу, каждый дом. Добился капитуляции берлинского гарнизона 2 мая. Но если бы эта капитуляция последовала не 2 мая, а, скажем, 6-го или 7-го, можно было бы спасти десятки тысяч наших солдат. Ну, а славу победителя Жуков стяжал бы и так.

Молчанов Иван Гаврилович, участник штурма Берлина, ветеран 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта:

–После боев под Сталинградом наша армия под командованием генерала Чуйкова прошла всю Украину, юг Белоруссии, а потом через Польшу вышла на Берлин, на подступах к которому состоялась, как известно, очень тяжелая Кюстринская операция. Мне, разведчику артиллерийского подразделения, было тогда 18 лет. Я до сих пор помню, как дрожала земля и шквал снарядов перепахивал ее вдоль и поперек… Как после мощной артподготовки на Зеловских высотах в бой пошла пехота. Солдаты, гнавшие немцев с первой линии обороны, говорили потом, что после ослепления прожекторами, которые были применены в этой операции, немцы бежали схватившись за голову. Много лет спустя, во время встречи в Берлине немецкие ветераны – участники этой операции рассказывали мне, что тогда они подумали, будто русские применили новое секретное оружие.

После Зеловских высот мы двинулись непосредственно к германской столице. Из-за половодья дороги были такими раскисшими, что и техника, и люди продвигались с трудом. Невозможно было копать окопы: на глубине со штык лопаты выступала вода. На кольцевую дорогу мы вышли к двадцатым числам апреля и вскоре оказались на окраинах Берлина, где завязались непрекращающиеся бои за город. Эсесовцам терять было нечего: жилые дома, станции метрополитена, различные учреждения они укрепили основательно и заблаговременно. Когда мы вошли в город, то ужаснулись: его центр оказался полностью разбомбленным англо-американской авиацией, а улицы – завалены так, что техника еле передвигалась по ним. Двигались мы с картой города – улицы и кварталы, обозначенные на ней, находили с трудом. На этой же карте помимо объектов – огневых целей были обозначены музеи, книгохранилища, медицинские учреждения, по которым стрелять было запрещено.

В боях за центр потери несли и наши танковые части: они стали легкой добычей немецких фаустпатронщиков. И тогда командование применило новую тактику: сначала артиллерия и огнеметчики уничтожали огневые точки врага, а после нее танки расчищали дорогу для пехоты. К этому моменту в нашем подразделении осталась только одна пушка. Но мы продолжали действовать. При подходе же к Бранденбургским воротам и Анхальтскому вокзалу получили приказ «не стрелять» – кучность боя здесь оказалась такой, что наши снаряды могли попасть в своих же. К исходу операции остатки немецкой армии рассекли на четыре части, которые стали дожимать кольцами.

Стрельба закончилась 2-го мая. И вдруг наступила такая тишина, в которую невозможно было поверить. Из убежищ стали выходить жители города, они смотрели на нас исподлобья. И вот здесь, в налаживании контактов с ними, помогли их же дети. Вездесущие ребята, 10—12 лет подходили к нам, мы угощали их печеньем, хлебом, сахаром, а когда открыли кухню, стали кормить щами, кашей. Странное это было зрелище: где-то возобновлялись перестрелки, слышались залпы орудий, а у нашей кухни стояла очередь за кашей…

А вскоре на улицах города появился эскадрон наших конников. Они были такие чистые и праздничные, что мы решили: «Наверное, где-то под Берлином их специально переодели, подготовили…» Это впечатление, а также приезд к разрушенному Рейхстагу Г.К. Жукова – он подъехал в расстегнутой шинели, улыбающийся, – врезались в мою память навсегда. Были, конечно, и другие памятные моменты. В боях за город наша батарея должна была передислоцироваться в другую огневую точку. И тут мы попали под немецкий артналет. Двое моих товарищей прыгнули в яму, развороченную снарядом. А я, не зная почему, залег под грузовик, где через несколько секунд понял, что машина надо мной полна снарядов. Когда обстрел закончился, я выбрался из-под грузовика и увидел, что мои товарищи убиты… Ну а я, получается, родился в тот день второй раз…

Последняя битва

Штурм Рейхстага вел 79-й стрелковый корпус генерала Переверткина, усиленный ударными группами других подразделений. Первый натиск утром 30-го был отбит – в громадном здании окопались до полутора тысяч эсэсовцев. В 18.00 последовал новый штурм. Пять часов бойцы метр за метром продвигались вперед и вверх, на крышу, украшенную гигантскими бронзовыми конями. Водрузить флаг поручили сержантам Егорову и Кантарии – решили, что Сталину будет приятно участие в этом символическом акте его земляка. Только в 22.50 два сержанта добрались до крыши и, рискуя жизнью, вставили древко флага в дырку от снаряда у самых конских копыт. Об этом немедленно доложили в штаб фронта, а Жуков позвонил в Москву Верховному.

Чуть позже пришла другая новость – наследники Гитлера решили пойти на переговоры. Об этом сообщил генерал Кребс, явившийся в ставку Чуйкова в 3.50 утра 1 мая. Он начал со слов: «Сегодня Первое мая, большой праздник обеих наших наций». На что Чуйков без лишней дипломатии ответил: «Сегодня наш праздник. А как обстоят ваши дела, сказать трудно». Кребс поведал о самоубийстве Гитлера и о желании его преемника Геббельса заключить перемирие. Ряд историков считают, что эти переговоры должны были протянуть время в ожидании сепаратного соглашения «правительства» Дёница с западными державами. Но цели они не достигли – Чуйков тут же доложил Жукову, а тот позвонил в Москву, разбудив Сталина накануне первомайского парада. Реакция на смерть Гитлера была предсказуемой: «Доигрался, подлец! Жаль, что мы не взяли его живым». На предложение о перемирии пришел ответ: только полная капитуляция. Это передали Кребсу, который возразил: «Тогда вам придется уничтожить всех немцев». Ответное молчание было красноречивее слов.

В 10.30 Кребс покинул штаб, успев выпить с Чуйковым коньяка и обменяться воспоминаниями, – оба командовали частями под Сталинградом. Получив окончательное «нет» советской стороны, немецкий генерал вернулся к своим войскам. Ему вдогонку Жуков направил ультиматум: если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, советские войска нанесут такой удар, от которого в Берлине «не останется ничего, кроме развалин». Руководство Рейха ответа не дало, и в 10.40 советская артиллерия открыла ураганный огонь по центру столицы.

Стрельба не прекращалась весь день – советские части подавляли очаги сопротивления немцев, которое немного ослабло, но все еще было ожесточенным. В разных частях громадного города еще вели бои десятки тысяч солдат и фольксштурмовцев. Другие, бросая оружие и срывая знаки отличия, пытались уйти на запад. Среди последних был и Мартин Борман. Узнав об отказе Чуйкова от переговоров, он вместе с группой эсэсовцев бежал из канцелярии через подземный тоннель, выходящий к станции метро «Фридрихштрассе». Там он выбрался на улицу и попытался укрыться от огня за немецким танком, но тот был подбит. Оказавшийся там же вождь «Гитлерюгенда» Аксман, который позорно бросил своих юных питомцев, заявил потом, что видел мертвое тело «нациста № 2» под железнодорожным мостом.

В 18.30 солдаты 5-й армии генерала Берзарина пошли на штурм последнего оплота нацизма – имперской канцелярии. До этого им удалось взять штурмом почтамт, несколько министерств и сильно укрепленное здание гестапо. Два часа спустя, когда первые группы атакующих уже подступили к зданию, Геббельс и его жена Магда последовали за своим кумиром, приняв яд. Перед этим они попросили врача ввести смертельную инъекцию своим шестерым детям – им сказали, что сделают укол, от которого они никогда не будут болеть. Детей оставили в комнате, а трупы Геббельса с женой вынесли в сад и сожгли. Вскоре все, кто оставался внизу – около 600 адъютантов и эсэсовцев, – бросились вон: бункер начал гореть. Где-то в его недрах остался лишь пустивший пулю в лоб генерал Кребс. Другой нацистский командующий, генерал Вейдлинг, взял на себя ответственность и по радио обратился к Чуйкову с согласием на безоговорочную капитуляцию. В час ночи 2 мая на Потсдамском мосту появились немецкие офицеры с белыми флагами. Об их просьбе сообщили Жукову, который дал свое согласие. В 6.00 Вейдлинг подписал приказ сдаться, обращенный ко всем немецким войскам, и сам подал пример подчиненным. После этого стрельба в городе стала стихать. Из подвалов Рейхстага, из-под развалин домов и укрытий выходили немцы, которые молча складывали на землю оружие и строились в колонны. За ними наблюдал писатель Василий Гроссман, сопровождавший советского коменданта Берзарина. Среди пленных он видел стариков, мальчишек и женщин, не пожелавших расстаться со своими мужьями. День был холодным, мелкий дождь поливал тлеющие руины. На улицах лежали сотни трупов, раздавленных танками. Там же валялись флаги со свастикой и партийные билеты – приверженцы Гитлера спешили избавиться от улик. В Тиргартене Гроссман увидел на лавочке немецкого солдата с медсестрой – они сидели обнявшись и не обращали никакого внимания на то, что творилось вокруг.

После полудня по улицам начали ездить советские танки, передавая через громкоговорители приказ о капитуляции. Около 15.00 бои окончательно прекратились, и только в западных районах грохотали взрывы – там преследовали эсэсовцев, пытавшихся бежать. Над Берлином повисла непривычная, напряженная тишина. А потом ее разорвал новый шквал выстрелов. Советские солдаты толпились на ступенях Рейхстага, на руинах имперской канцелярии и стреляли снова и снова – на этот раз в воздух. Незнакомые люди бросались друг другу в объятия, прямо на мостовой устраивали танцы. Они не могли поверить, что война закончилась. Впереди у многих из них были новые войны, нелегкий труд, непростые проблемы, но главное в своей жизни они уже сделали.

В последнем сражении Великой Отечественной Красная Армия сокрушила 95 вражеских дивизий. Погибли до 150 тысяч немецких солдат и офицеров, 300 тысяч были захвачены в плен. Победа далась тяжелой ценой – за две недели наступления три советских фронта потеряли от 100 тысяч до 200 тысяч человек убитыми. Бессмысленное сопротивление унесло жизни примерно 150 тысяч мирных берлинцев, значительная часть города была разрушена.

Хроника операции

16 апреля, 5.00.

Войска 1-го Белорусского фронта (Жуков) после мощной артподготовки начинают наступление на Зеловские высоты у Одера.

16 апреля, 8.00.

Части 1-го Украинского фронта (Конев) форсируют реку Нейсе и двигаются на запад.

18 апреля, утро.

Танковые армии Рыбалко и Лелюшенко поворачивают на север, в направлении Берлина.

18 апреля, вечер.

Оборона немцев на Зеловских высотах прорвана. Части Жукова начинают продвижение к Берлину.

19 апреля, утро.

Войска 2-го Белорусского фронта (Рокоссовский) форсируют Одер, рассекая на части немецкую оборону к северу от Берлина.

20 апреля, вечер.

Армии Жукова подступают к Берлину с запада и северо-запада.

21 апреля, день.

Танки Рыбалко занимают штаб-квартиру немецких войск в Цоссене к югу от Берлина.

22 апреля, утро.

Армия Рыбалко занимает южные окраины Берлина, а армия Перхоровича – северные районы города.

24 апреля, день.

Встреча наступающих войск Жукова и Конева на юге Берлина. Франкфуртско-Губенская группировка немцев окружена советскими частями, начато ее уничтожение.

25 апреля, 13.30.

Части Конева вышли к Эльбе у города Торгау и встретились там с 1-й американской армией.

26 апреля, утро.

Немецкая армия Венка наносит контрудар по наступающим советским частям.

27 апреля, вечер.

После упорных боев армия Венка отброшена.

28 апреля.

Советские части окружают центр города.

29 апреля, день.

Взяты штурмом здание МВД и ратуша.

30 апреля, день.

Занят район Тиргартен с зоопарком.

30 апреля, 15.30.

Гитлер покончил с собой в бункере под имперской канцелярией.

30 апреля, 22.50.

Завершен длившийся с утра штурм Рейхстага.

1 мая, 3.50.

Начало неудачных переговоров немецкого генерала Кребса с советским командованием.

1 мая, 10.40.

После провала переговоров советские войска начинают штурм зданий министерств и имперской канцелярии.

1 мая, 22.00.

Имперская канцелярия взята штурмом.

2 мая, 6.00.

Генерал Вейдлинг отдает приказ о капитуляции.

2 мая, 15.00.

Бои в городе окончательно прекратились.

Анатолий Уткин, доктор исторических наук, Иван Измайлов

Зоосфера: Титулованные могильщики

Строго говоря, оснований претендовать на монарший титул у них немного. Королевский гриф – птица довольно крупная: до двух метров в размахе крыльев и до 4 кг веса. Но в тех же краях обитает самая большая из ныне живущих хищных птиц – кондор, втрое превосходящий королевского грифа по весу. Казалось бы, на фоне этого гиганта гриф должен был смотреться скромно. Однако в глазах людей он явно затмевает соседа и, более того, даже посягает на его имя: королевского грифа нередко называют «королевским кондором». Видимо, решающую роль играет необыкновенно эффектная внешность этой птицы. Королевские грифы одеты в роскошное оперение: розовато-охристое спереди, белое сзади. Эти тона выгодно подчеркнуты крыльями и хвостом – маховые и рулевые перья окрашены в черный цвет. Добавьте к этому голубовато-серый пуховый ошейник и яркую, разноцветную окраску голых участков кожи – и восторг героя Майн Рида будет вполне понятен.

Живут королевские грифы от юга Мексики до севера Аргентины, в основном в тропических лесах. И это уже само по себе удивительно. Они ведь падальщики, причем не только по своему положению в зоологической систематике, но и по реальным повадкам и образу жизни. А птицам этой «профессии» более свойственно населять горы, саванны, степи и пустыни. Их главный козырь – острое зрение, позволяющее издалека заметить возможную добычу и оказаться возле нее раньше наземных конкурентов. В лесу, особенно тропическом, это не работает: сквозь многоярусные плотно сомкнутые кроны деревьев практически невозможно разглядеть неподвижно лежащую тушу.

Однако некоторые грифы Нового Света, в число которых входит и королевский, решили эту проблему. Они – единственные пернатые, обладающие развитым обонянием. Грифа-индейку – самого распространенного представителя этой группы и ближайшего родственника грифа королевского – американские газовщики одно время даже использовали в качестве живого индикатора утечек газа. С этой целью они добавляли к естественному газу вещество с запахом тухлого мяса. И в том месте газопровода, над которым начинали кружить грифы, служащие компании и искали повреждение трассы.

Королевский гриф такой чести не удостоился, но с обонянием у него также полный порядок – судя по тому, что он успешно находит добычу, не опускаясь ниже древесных крон. На манящий «аромат» крупной туши они могут собираться десятками, хотя при всех иных обстоятельствах явно избегают общества.

Свою малоаппетитную, на наш взгляд, диету королевские грифы разнообразят нечасто. Наиболее обычным дополнением к ней служат новорожденные детеныши копытных. Приплод в стадах – всегда праздник для падальщиков и прочих любителей легкой мясной пищи. Во-первых, всегда можно рассчитывать на плаценту (послед), выходящую вслед за новорожденным и ненужную более ни ему, ни матери. Во-вторых, заметная часть детенышей копытных рождается мертвыми и тоже поступает в распоряжение бдительных санитаров. Но если грифов много, а еды мало, они склонны считать «мертворожденными» и вполне живых детенышей. Правда, случается это довольно редко: грифы не умеют быстро убивать добычу, как это делают настоящие охотники, а их размеры и «вооружение» не позволяют им противостоять гневу матери. Вот если мать куда-нибудь денется – тогда можно попробовать…

Мрачная ирония этого промысла состоит в том, что пожирающие малышей грифы – прямые родственники аистов, которым положено приносить детей. Ученые давно подозревали, что отряд дневных хищных птиц (куда входят все грифы, а также орлы, соколы, ястребы, коршуны и т. п.) – на самом деле группа сборная, состоящая не из родственных, а из экологически сходных видов. Споры о том, сколько независимых групп объединяет этот отряд и от кого произошла каждая группа, продолжаются, но конкретно для американских грифов он, похоже, уже решен. Доказано, что эти птицы совершенно не родственны грифам Старого Света, а сравнительно недавно произошли от аистоообразных предков.

На первый взгляд это кажется нелепостью: коротколапый, крючконосый королевский гриф с голой шеей и лысой головой ничем не напоминает аиста, зато удивительно похож на пернатых падальщиков африканских саванн и азиатских гор. Но дело в том, что аисты с их широкой, но исключительно плотоядной диетой очень легко переходят на питание падалью. Даже наши белые аисты не упускают случая покормиться на павшей скотине. А для знаменитого марабу падаль – уже основной корм, хотя этот аист успешно ловит рыбу, хватает на лету ткачиков и даже охотится на фламинго. У марабу уже видны фирменные черты падальщика: лысая голова на голой шее и пуховый воротник у основания последней. Некогда предки американских грифов зашли по этому пути еще дальше, приобретя короткий кривой клюв для разделки туши и отказавшись от длинных ногходуль, бесполезных и неудобных при многочасовом парении. Именно за этим занятием человек чаще всего и застает королевского грифа. Если пищи много, то грифы наедаются так, что практически не могут двигаться и представляют собой идеальную мишень.

Все сведения о чертах характера нам известны исключительно благодаря наземным наблюдениям. Вот, например, описание, данное птицам Альфредом Эдмундом Брэмом: «В развитии внешних чувств грифы могут смело поспорить с другими пернатыми разбойниками, но умственные их способности невысоко развиты. Они робки, неосмотрительны, раздражительны и вспыльчивы, малопредприимчивы и не отважны; общительны, но не миролюбивы; заносчивы, но трусливы; ум их не возвышается даже до хитрости».

О том же, что делает гриф, когда не сканирует свои угодья и не предается чревоугодию, известно поразительно мало. Птица крупная, броская, широко распространенная и, в общем-то, не редкая. Но большая часть ее жизни проходит в глубине тропического леса и почти недоступна наблюдению.

А вот все семейные отношения королевских грифов, их гнездовое и родительское поведение разворачиваются высоко над землей – где-то в кронах деревьев. И увидеть эту сторону их жизни почти невозможно ни снизу, ни сверху.

Известно, что гнезда королевского грифа находили в дуплах огромных деревьев. Однако в сельве просто не найдется достаточного числа таких дупел для гнездования всех грифов, что парят над Центральной и Южной Америкой. «Возможно, он гнездится также и на вершинах деревьев или на скалах», – осторожно предполагают некоторые натуралисты. Однако орнитологи давно знают, что птицы-дуплогнездники практически никогда не гнездятся на открытом месте – и наоборот. Одни авторы указывают, что в кладке королевского грифа бывает только одно яйцо, другие – что 2—3. По некоторым сведениям, оба родителя заботятся о потомстве на равных. Насиживание длится 53—58 дней, выкармливание – около трех месяцев. Однако и после этого молодые птицы (они хорошо отличаются от взрослых своей окраской – сначала монотонно-черной, а затем «фрачной») еще долго держатся с родителями.

Как часто черно-розовые птицы обзаводятся потомством, как самец завоевывает сердце самки, насколько прочны образуемые ими семейные пары, используют ли они подолгу одно гнездо или всякий раз строят новое – обо всем этом и о многом другом остается только гадать. Или надеяться на то, что это выяснится будущими исследованиями.

Борис Жуков

Люди и судьбы: Небесный роман Амелии Эрхарт

Во все времена рождались абсолютные романтики. Знаменитая американская летчица 30-х годов Амелия Эрхарт поставила несколько мировых рекордов в авиации потому, что была романтиком. Она посмела тягаться с мужчинами в эпоху, когда это было модно, посягнув на само небо: «Смелость – это цена, которую требует от человека жизнь в обмен на внутренний покой. Душа, не ведающая этого, обречена никогда не выпутаться из мелочей». И Амелия бежала от мелочей как черт от ладана, но она была женщиной и «мелочи» оказались частью ее природы. Многочисленные книги и письма, оставленные Эрхарт, свидетельствуют о том, что самые невероятные мечты героини сбылись, а самые простые потребности женщины так и остались неудовлетворенными. Кто знает, может быть, Амелия Эрхарт искала смерти? Слишком уж безрассудно она себя вела. Как известно, кто ищет…

Первые протесты

Амелия Эрхарт появилась на свет 24 июля 1897 года в городе Атчисоне штата Канзас в богатом доме бабушки и дедушки Отисов. Здесь же двумя с половиной годами позднее родилась сестра Амелии – Мюриэль. Альфред Отис, преуспевающий судья, один из самых состоятельных граждан Канзаса, настоял на том, чтобы внучки первые годы своей жизни росли в его доме в «приличных» условиях: отец девочек Эдвин Эрхарт, жалкий адвокатишка с небольшим жалованьем, не оправдал надежд Отисов и не смог предоставить семье приличного содержания. Мезальянс родителей навсегда вызвал у Амелии Эрхарт недоверие к браку.

Амелия помнила скуку и роскошь золотисто-бежевой гостиной Отисов, прислугу в накрахмаленных передниках, свои собственные первые платья, шляпки, банты, оборки. Честно говоря, она с детства ненавидела все эти девчоночьи штучки. Дед научил ее стрелять из охотничьего ружья – вот это было по-настоящему здорово. В сарае Амелия азартно охотилась на крыс и издавала победный клич индейцев, если удавалось подстрелить добычу. Некоторые биографы пишут, что у Амелии рано проявились мальчишеские интересы, но это не совсем так: иногда она любила и нарядиться, и нацепить бабушкину шляпку, и поиграть в недотрогу-модницу. Что действительно рано проявилось в Амелии, так это презрение ко всему будничному. Жизненная рутина, состоящая из занятий в закрытой привилегированной школе, приготовления уроков, щебетанья с гостями и выходных прогулок, – вот этого она и вправду не терпела. В Айове, куда в 1908 году девочки наконец переехали к родителям, Амелии поначалу понравилось гораздо больше: здесь было разнообразнее, проще и веселее. Однажды отец взял старшую дочку с собой на городской праздник. И та, которой суждено было заболеть самолетами, впервые увидела аэроплан: «Нечто металлическое, обмотанное проволокой, совершенно неинтересное».

До второй же ее встречи с аэропланами произойдут значимые события: расстанутся мать с отцом, и миссис Эрхарт, забрав дочерей, переедет в Чикаго. Здесь Амелия закончит школу. Высокомерие барышни из высшего общества, привитое бабушкой и дедушкой, покинет ее именно в этом городе, потому как Мели живет теперь относительно бедно, и они с сестрой одеваются так, что это вызывает тайные насмешки соучениц по школе. Кроме того, все вокруг знают, что у Амелии и Мюриэль отец алкоголик. Эдвин частенько приезжал навестить дочерей и разгуливал по городу навеселе, так что знакомые показывали на него пальцем. Все эти обстоятельства научили Амелию держаться независимо и уметь давать отпор: однажды она даже избила девчонку, посмевшую пренебрежительно высказаться об ее отце.

Мисс Эрхарт вымахала длинной, худой и гибкой как лиана, с длинной темно-русой косой ниже пояса и задорными глазами. Кем она будет? Неизвестно. Известно только, что замуж она не хочет. И не выйдет никогда: Амелия дала себе клятву никогда не зависеть от мужчины. Примера отца ей было достаточно.

После школы сестра Мюриэль уехала учиться в Канаду. Амелия последовала за ней и поступила в Торонто в военный госпиталь сестрой милосердия. Тогда Канада была втянута в Первую мировую войну. Здесь она воочию увидела ужасы военных будней: мужчины без рук, без ног, слепые, обожженные. Это пронзило девушку так, что она решила посвятить себя медицине и даже поступила в нью-йоркский Колумбийский университет на медицинский факультет, но продержалась там недолго.

Штопор на «канарейке»

1920 год. Снова, как в детстве, Амелия на летном поле в ЛосАнджелесе, куда она переселилась к родителям, которые временно воссоединились. Будто угадав призвание дочери, отец опять привел ее к самолетам. Хотя на самом деле Эдвин взял 23-летнюю Амелию просто поглазеть на развлекательное воздушное шоу с авиатрюками. В те годы они как раз вошли в моду. И вот тут, пока она смотрела на пируэты неуклюжих маленьких аэропланов, что-то екнуло в ее сердце. На следующий день мисс Эрхарт пришла самостоятельно на крошечный аэродром на Уилшир-бульваре. За 10 долларов здесь можно было совершить десятиминутную прогулку на маленьком аэроплане с открытой кабиной, пилотируемом летчиком Фрэнком Хоуксом. Самолетик медленно взмыл над Лос-Анджелесом, и у Амелии от восторга перехватило дыхание. День стоял ясный, и пилот решил сделать дополнительный вираж над Тихим океаном. Хоукс, конечно же, и понятия не имел, что в этот момент переживала его спутница. Подъем, взлет, бурю, восторг! Это непередаваемо, невероятно. Она хочет летать сама. Она будет летать сама! Она заявила об этом Хоуксу, едва лишь они приземлились. Пилот засмеялся девушке в лицо. Та обозлилась и нагрубила ему. Однако Хоукс продолжал безнаказанно смеяться: в те годы американцы еще не культивировали политкорректность и сексизм не был в списке официальных преступлений. Ведь только недавно, в 1920 году, американские женщины добились права голосовать. Но не летать же! Однако Хоукс ошибался. Упрямая мисс Эрхарт навела справки о летных школах для женщин, в то время как отец и знакомые дружно подняли ее на смех, уверяя, что таковых нет и быть не может. Самолеты в 20-х годах были еще в новинку, американцы начали активно развивать самолетостроение только в годы Первой мировой войны, когда в этом появилась военная и стратегическая необходимость. «Мирные» аэропланы в основном использовались на относительно небольшие расстояния в качестве «почтовых голубей». Тем не менее выяснилось, что в США существует несколько летных школ, готовящих в основном военных авиаторов. Однако – что очень задело самолюбие Амелии – девушка оказалась вовсе не первой представительницей слабого пола, которой вздумалось тягаться с мужчинами в небе. Первой американкой, получившей пилотскую лицензию еще в 1911 году, была Харриет Квимби. Она поставила к тому же несколько рекордов: стала первой женщиной, совершившей ночной полет. Кроме того, в апреле 1912 года Харриет перелетела через Ла-Манш. Правда, за три года до нее это уже проделал мужчина – пилот Луи Блерио. Второй сертифицированной летчицей США стала Матильда Мойсан… Всего к этому времени в США насчитывалось менее ста женщин-пилотов.

Как бы то ни было, но Амелия в считанные дни сумела найти в Лос-Анджелесе летного инструктора – Аниту Снук. Она была тоже из «пионерок»: в частности, Снук первой из женщин получила диплом престижной американской школы авиации Кертиса. Снук работала инструктором неподалеку от Лос-Анджелеса на взлетном поле Киннер Филд – небольшом аэродроме, принадлежащем Берту Киннеру, который занимался производством маленьких бипланов. Он был непоколебимо уверен, что через несколько лет самолет будет у каждой американской семьи. Ошибся.

Амелия прибыла на аэродром Киннера, одетая несколько странно для цели своего визита, – в длинном шелковом шарфе и лайковых перчатках. Анита Снук в видавшем виды замасленном комбинезоне удивленно округлила глаза: что забыла здесь эта барышня? Неожиданно барышня попросилась в ученицы. Снук нуждалась в деньгах и назвала серьезную по тем временам сумму – 500 долларов за 12 часов учебы. У Эрхарт вовсе не было свободных денег, но она пообещала Аните заработать их. Амелия подвизалась в юридической конторе отца, в телефонной компании, в аптеке и в течение шести месяцев аккуратно оплачивала летные уроки. К своему 25-летию, в 1922 году, Эрхарт получила наследство от родственников – 2 тысячи долларов – и немедленно пустила их в дело: приобрела ярко-желтый одномоторный биплан Киннер Аэростар. Анита предупреждала Амелию, что делать этого не стоит: самолетик был слабый, с ненадежным двигателем, плохо управляемый и потому малоподходящий для начинающих. Однако Амелия проявила безрассудную настойчивость: впоследствии эта черта сослужит ей плохую службу. Свое приобретение Эрхарт назвала «Канарейка» – из-за цвета.

У Амелии Эрхарт отсутствовал страх – вот что сразу отметила Анита в своей ученице. Снук впоследствии писала, что это, скорее, нежелательное качество для авиатора. Страх необходим. Анита вспоминает первую аварию Амелии: во время взлета ученица не сумела достаточно быстро набрать высоту и нос аэроплана врезался прямо в эвкалиптовые деревья, в изобилии растущие в конце взлетной полосы. К счастью, летчицы только ушиблись. Слегка оправившись, Анита нашла взглядом свою ученицу: та сидела посреди обломков и… пудрила нос! Заметив остолбеневший взгляд Снук, Амелия невозмутимо пояснила: «Должны же мы прилично выглядеть, когда сюда сбегутся репортеры». Поразительное хладнокровие! Репортеры же и вправду сбежались: в те годы самая незначительная самолетная авария становилась газетной сенсацией.

В своем первом в жизни интервью, данном летом 1922 года газете «Los Angeles Examiner», Амелия Эрхарт с азартным блеском в глазах заявила, что «побьет в воздухе все мужские рекорды». Ее учительница с сомнением качала головой: Эрхарт явно закручивала роман со славой, нежели с небом и самолетами. Лучше бы наоборот. По мнению Снук, Амелия пренебрегала теоретической стороной подготовки пилотов: она провела считанные часы в библиотеке за изучением книг по аэронавтике, самоуверенно полагая, что всему научится на практике. Рекорды кружили ей голову.

В октябре 1922 года Амелия Эрхарт установила рекорд высоты среди женщин, поднявшись на 4 200 м. Ликование победительницы было недолгим. Пару недель спустя другая такая же страстная рекордсменка, Рут Николс, повторила достижение Амелии. На вызов отвечают вызовом. Эрхарт попыталась подняться еще выше, хотя ее предупреждали: погода неподходящая. Амелия пренебрежительно махнула рукой и поднялась на своей «Канарейке» на уже взятую высоту 4 200 м. Поднялась, чтобы обнаружить то, что предсказывали метеорологи: сплошной туман и нулевую видимость. У начинающей летчицы отсутствовали навыки управления аэропланом в подобных условиях. Но Эрхарт не была бы Эрхарт… На несколько секунд Амелия подняла самолет еще выше – и тотчас вошла в намеренный штопор, чтобы справиться с ситуацией. Когда до земли оставалось менее тысячи метров, она начала выходить из штопора. Видно, Бог помогает смелым – Амелия в конце концов кое-как приземлилась.

16 мая 1923 года Амелия Эрхарт получила лицензию пилота от Международной федерации аэронавтики. Но жизнь вдруг оказала сопротивление ее мечтам. Отец снова запил, лишился работы, мать опять подала на развод. Амелии надо было искать заработок. Прозаичный заработок, чтобы семья могла сводить концы с концами. Ей обещали в Бостоне работу. Надо было продавать аэроплан. Со своей «Канарейкой» Эрхарт расставалась со слезами: обхаживала со всех сторон, гладила, шептала прощальные слова. «Канарейку» купил бывший военный пилот. Хвастаясь приобретением, он вздумал тут же покатать приятеля. На глазах Амелии «Канарейка» с двумя мужчинами на борту неуверенно и медленно поднялась в воздух и, не набрав и сотни футов, рухнула вниз, убив и пилота, и пассажира. Эрхарт истерически рыдала, прислонясь спиной к ангару. Много позже она напишет в письме мужу, что в ту секунду в глубине души угадала свою судьбу. Но это ее не остановило.

Багажом через Атлантику

Летом 1927 года в бостонском доме Амелии Эрхарт раздался телефонный звонок. «Мисс Эрхарт, с вами говорит издатель Джордж Палмер Путнэм, – представился приятный мужской баритон. – У меня есть для вас сенсационное предложение…» Амелия, конечно же, навострила уши. Она скучала в Бостоне, куда после окончательного разрыва родителей переселилась вместе с матерью и сестрой и уныло работала в качестве служащей по социальному страхованию. Спустя неделю после звонка Эрхарт переминалась с ноги на ногу в стильно обставленном нью-йоркском кабинете крупнейшего американского издателя Джорджа Путнэма из знаменитого издательского дома «G.P.Putnam`s Sons». Мистер Путнэм оказался подтянутым мужчиной средних лет с суровым выражением лица и, как отметит впоследствии сама Амелия, «с заученным нью-йоркским обаянием». Предложение Путнэма оказалось более чем сенсационным: побеседовав с Амелией пятнадцать минут о капризах нью-йоркской погоды и дамских зонтиках, Путнэм предложил ей стать первой женщиной, которая перелетит Атлантический океан!

…Авиация все больше входила в моду. Публика в Старом и Новом Свете жаждала сенсаций, связанных с воздушными кораблями, как некогда древние римляне жаждали кровавых зрелищ. Полеты были опасным и щекочущим нервы предприятием. Первый беспосадочный перелет через Атлантический океан американцы совершили еще в 1919 году по маршруту Нью-Йорк – Ньюфаундленд – Азорские острова – Португалия – Англия. 27 мая 1927 года – незадолго до встречи Джорджа с Амелией – мир следил за американцем Чарлзом Линдбергом, бывшим почтовым летчиком, совершившим первый в истории одиночный перелет через Атлантику по маршруту Нью-Йорк – Париж. После рекордного перелета Линдберга Джордж Путнэм принял самое активное участие в создании и рекламе книги летчика «Дух Сен-Луиса». Барыш издательства был огромен. Вскоре на Путнэма вышла некая богатая американская аристократка, живущая в Лондоне, по имени Эми Гест с выгодным предложением. Активная феминистка, энтузиастка женской авиации, 55-летняя госпожа Гест приобрела трехмоторный Fokker F7, на котором намеревалась сама совершить перелет через Атлантику. Однако ее семья категорически восстала против таких безумных планов, и тогда она обратилась к Путнэму с тем, чтобы издатель нашел подходящую кандидатуру для неслыханного рекорда. Непременно женщину, непременно хорошенькую и фотогеничную. Гест обеспечит финансовую поддержку, а раскрутка будущей героини – дело Путнэма. Ничего этого Амелия Эрхарт тогда не знала. Опытный Путнэм вовремя подсунул Эрхарт статью из «Boston Globe», в которой Амелию назвали «лучшим пилотом-женщиной США». Журналист, бравший у Амелии интервью и ничего не смысливший в авиации, наградил девушку этим определением, скорее, для красного словца: это далеко не соответствовало действительности. Однако с этих пор к Амелии стали относиться именно так, главное – она сама без сомнения поверила в это. Но каково же было разочарование и обида Эрхарт, когда Путнэм заявил, что хотя официально именно Амелию назовут «командиром» экипажа, управлять самолетом будет не она, а нанятая Эми Гест команда из пилота и штурмана – Уилмера Штульца и Луи Гордона. Амелия заносчиво тряхнула короткой шевелюрой – она давно уже отрезала свои роскошные каштановые волосы – и открыла рот, чтобы с оскорбленным достоинством отказаться. В качестве багажа она не полетит! Это же чистейшее надувательство! «Это предоставит вам многие другие шансы, мисс Эрхарт, – не позволил ей возразить Путнэм. – Чтобы летать, нужны немалые деньги, не так ли?»

17 июня 1928 года экипаж из трех человек – Штульц, Гордон и Эрхарт – вылетели на «фоккере», который назвали «Дружба», с канадского Ньюфаундленда и через 20 часов 40 минут приземлились в Беррипорте в Уэльсе. Они преодолели расстояние в 3 219 км. Когда самолет коснулся земли, в баках оставалось горючего всего лишь на час полета. Амелия не притрагивалась к управлению самолетом и только наблюдала за действиями пилотов. С одной стороны, она искренне восхищалась этими людьми, с другой – злилась: она бы тоже справилась.

В Лондоне рекордсменов встречала гигантская толпа. Людское море волновалось и восторженно скандировало только одно имя – «Эрхарт! Эрхарт!» Штульц и Гордон скромно стояли в стороне, на них практически никто не обращал внимания. Амелия взволнованно пыталась объяснить репортерам, что она здесь ни при чем. Но ее возражения тоже почему-то никого не интересовали. Амелия Эрхарт – героиня. Первая женщина в истории, пересекшая воды Атлантики. К черту подробности. Сам президент Кулидж прислал мисс Эрхарт личные поздравления.

Джордж Путнэм держал ситуацию в своих умелых руках. Опытный бизнесмен, он понимал, что Амелия – это крупный капитал. Фотографии Эрхарт красовались на первых полосах всех газет страны, она дала сотни интервью. Путнэм приставил к девушке своего журналиста, и они вместе быстро написали книгу «20 часов 40 минут», в один день ставшую бестселлером. Амелия начала регулярно сотрудничать с журналом «Cosmopolitan» в качестве автора. Джордж также организовал для Эрхарт поездки с лекциями по городам Америки, тоже весьма недурно окупавшиеся. Джордж любезно дал своей протеже несколько уроков хорошего тона: как одеваться, как улыбаться, как есть…

Отныне у Амелии не было ни секунды свободной: ее назначили ассистентом генерального менеджера Трансконтинентальных воздушных перевозок, у нее имелось специальное задание – привлекать женщин-пассажирок. В те годы женщины боялись самолетов отчаянно и, согласно статистике, лишь 2 процента американок отваживались сесть в это «самоубийственное приспособление» – самолет. Кроме того, Амелия стала президентом неформальной женской организации «99» (название дали по числу членов), целью которой была борьба за права женщин-пилотов.

Мистика единства с самолетом

Джордж Путнэм увлекся непредсказуемой и острой на язык Амелией всерьез. Почти все время они проводили вместе: Путнэм, как правило, сопровождал Эрхарт в ее лекционных турне. В то время Джордж был женат, но, как ни странно, его супруга Дороти Путнэм относилась к протеже мужа с большой приязнью, частенько ходила с ней за покупками, дарила всякие женские вещицы и поощряла дружбу с Джорджем. Амелия отвечала Дороти взаимной симпатией. Весьма примечательно, что первая книга Эрхарт «20 часов 40 минут» посвящена не кому-нибудь, а Дороти Путнэм! Недавно опубликовали дневники Дороти Путнэм, из которых стало ясно, что она не любила мужа, а к моменту появления Амелии у самой Дороти разворачивался роман на стороне. В 1929 году Путнэмы без особых проблем развелись, причем Дороти всячески настаивала, чтобы экс-супруг женился на «девочке» и опекал ее. Джордж несколько раз подступал к Амелии с предложением пожениться, но Эрхарт оставалась верна клятве, данной себе в юности, и отвечала насмешливым отказом. Путнэм старался втолковать несговорчивой барышне, что брак с ним – гарантия осуществления всех ее замыслов. Он вложит в нее деньги, он сделает из нее звезду мировой авиации, ее слава будет куда долговечнее славы, скажем, героинь кинематографа, которыми простодушная Амелия так восхищается.

7 февраля 1931 года Амелия все-таки вышла замуж за Джорджа Палмера Путнэма. Судя по ее дневникам и письмам, она сама точно не знает, почему пошла на это. Джордж, пожалуй, нравился ей. Их связывали общие интересы: авиация, спорт, книги. Создается впечатление, что 34-летняя Эрхарт устала от одиночества: у летчицы не оставалось времени на личную жизнь, а короткие романы, по большей части со знакомыми репортерами в разных городах, наскучили ей. Однако, даже приняв предложение издателя, Амелия поступила в типично эрхартовском духе: прислала жениху рукописный вариант их будущего брачного договора, в котором, в частности, оговаривалось, что она имеет право уйти безо всяких условий в ту самую секунду, как разлюбит супруга; что она станет одеваться по своему вкусу и он не смеет заставлять ее носить ненавистные юбки: она ходила, ходит и будет ходить в брюках; что супруг не имеет права вмешиваться в ее летные планы, препятствовать им и выдвигать любые запреты по этому поводу. Этот последний пункт договора был для Амелии самым главным. Совершенно серьезно Эрхарт подсунула декларацию жениху на подпись. Путнэм, кисло улыбаясь, постарался все свести в шутку.

В один прекрасный день Амелия, вызывающе глядя в глаза мужу, заявила, что летит одна через Атлантику. Решено. Точка. Возражения отменяются. Джорджу оставалось лишь препираться с Амелией из-за пустяков: например, он уговаривал ее «не дурить» и запастись кофе – в многочасовом перелете – у Линдберга, к примеру, он занял 33 часа – Амелии надо как-то поддерживать ясность сознания и, как минимум, не уснуть за штурвалом. Однако Эрхарт даже в пустяках оставалась верна своему упрямству: ни чая, ни кофе она не возьмет, так как не верит в их тонизирующий эффект; у Эрхарт имелся свой собственный оригинальный метод не спать – нюхательная соль: Амелия уверяла, что это всегда ей помогает. Кроме того, она собиралась захватить с собой в термосе собственноручно сваренный суп и несколько баночек томатного сока – вот, собственно, и вся ее нехитрая провизия.

Исторический вылет состоялся 20 мая 1932 года из Харбор-Грейс на Ньюфаундленде на специально оборудованном самолете «Локхид Вега». По плану Эрхарт должна была приземлиться на Британских островах. Прощаясь с мужем, Амелия выглядела очень веселой: новый кожаный комбинезон сидел на ней ловко, а поверх был повязан щеголеватый шелковый шарф – фирменный знак летчицы. Джордж не уставал удивляться этой женщине: где волнение, где страх, где инстинкт самосохранения, наконец? Похоже, все это забыли положить ей в колыбель.

Об этом полете Амелия Эрхарт писала, что он прошел для нее как пять минут, хотя в пути оказалось много опасных неожиданностей: несколько раз резко изменялась погода, примерно в середине путешествия сломался высотомер, так что летчица не знала, на какой высоте она летит. Позднее Амелия обнаружила, что немного подтекает горючее. И все же она летела на одном дыхании. Это были мистическое чувство единства с самолетом и не покидающая летчицу уверенность, что все кончится хорошо. Под конец Амелия все-таки сбилась с курса и, сажая самолет, знала только одно: это не Британские острова. «Уф-ф-ф!» – радостно выкрикнула Амелия, когда шасси коснулось твердой поверхности. Взглянула на часы: полет длился ровно 15 часов 18 минут. Помимо того что Амелия стала первой женщиной, в одиночку пересекшей Атлантику, она также сделалась рекордсменкой самого длинного беспосадочного полета среди представительниц своего пола.

Медленно Амелия выбралась из самолета, и ее ослепило заснеженное поле. Пока она осматривалась вокруг, к ней приблизился бородатый человек: «Где я?» – спросила Эрхарт. «На галлехерском пастбище», – последовал недоуменный ответ. «А сами-то вы откуда?» – полюбопытствовал бородач. «Из Америки», – ответило странное чумазое существо непонятного пола в комбинезоне.

…После перелета через Атлантику Эрхарт превратилась в национальную героиню. Президент Гувер удостоил Амелию медали Национального географического общества, а американский конгресс наградил ее крестом «За летные заслуги» – до того ни одной представительнице слабого пола не выпадала подобная честь. Эрхарт провозгласили самой выдающейся женщиной года в США.

Амелия с Джорджем стали частыми гостями в Белом доме. Когда Гувера сменил Рузвельт, Амелия подружилась с женой президента – Элеонорой. Однажды Эрхарт даже прокатила на самолете первую леди страны. Очевидцы этой сцены рассказывают, что миссис Рузвельт вернулась белая как смерть, а Амелия заливисто смеялась: она позволила себе заложить «м-а-аленький виражик».

Сыновья Путнэма Дэвид и Джордж обожали мачеху. Между прочим, Амелия несколько раз брала с собой Дэвида, когда рекламировала на самолете жевательную резинку. Джордж Путнэм-младший, с ее благословения, тоже заболел самолетами и впоследствии стал летчиком.

Казалось бы, можно почивать на лаврах. Слава, деньги, почет – все есть. Что еще? Собственно, Джордж Путнэм так и рассуждал. Путнэмы купили роскошный дом в испанском стиле в Пасадене, в Калифорнии. К услугам Амелии было все: бассейн, теннисные корты, бейсбольная площадка, высокопоставленные гости.

В августе 1932 на самолете «Локхид Вега» Эрхарт перелетела из Лос-Анджелеса в Нью-Джерси, установив мировой рекорд скорости – 19 часов 5 минут. Заодно она стала первой женщиной, перелетевшей с одного побережья Америки на другое. 11 января 1935 года Эрхарт вылетела из Гонолулу, Гавайи, и приземлилась в Окленде, Калифорния, одолев труднейший тихоокеанский маршрут, на котором погибли десятки летчиков. За этим последовали другие одиночные полеты: из Лос-Анджелеса в Мехико за 13 часов 23 минуты и из Мехико в Нью-Джерси за 14 часов 19 минут.

…Университет Пердью в штате Индиана пригласил Эрхарт занять у них место консультанта по профессиональной женской ориентации. Амелия согласилась. Поскольку мировая знаменитость Эрхарт оказала огромную честь университету, то богатый Пердью в ответ создал специальный фонд исследования аэронавтики. В июле 1936 года Эрхарт получила от пожелавших остаться анонимными спонсоров, членов фонда, 50 тысяч долларов на новый самолет «Локхид Электра 10Е», который в конце 30-х годов считался одной из самых продвинутых моделей авиалайнера.

В игре со смертью

1 июня 1937 года в Майами выдался душным. На знаменитом флоридском аэродроме собралась огромная толпа народа. В центре внимания был готовящийся к взлету самолет с красными крыльями «Электра». Амелия Эрхарт собиралась в полет вокруг света по самой длинной дистанции, то есть как можно ближе к линии экватора.

Рой репортеров с фотокамерами, суета, крики, последние интервью и напутствия. Джордж Путнэм смотрел на улыбающуюся жену, и в его глазах за стеклами очков отнюдь не читалась радость. Рядом стояли 24-летний сын Джорджа от первого брака – Дэвид и его беременная жена Нилла. Путнэм улучил момент и подошел к Амелии. «Мели, еще не поздно. Откажись от этой затеи. Я все устрою. Газеты напишут, что перед самым взлетом в самолете нашли неполадки». Наверное, впервые за всю их жизнь Джордж смотрел умоляюще. Во всяком случае, так впоследствии вспоминал этот эпизод Дэвид Путнэм. Эрхарт ответила мужу с привычной насмешливостью: «Тебе процитировать наш брачный контракт?»

Эрхарт по сути была авианаркоманкой. Однажды она сама призналась мужу, что боится «покорить все высоты». Что она станет делать тогда? Ее жизнь потеряет смысл. Собственно, женской жизни у Эрхарт никогда и не было: детей она не родила, к мужу была всего лишь привязана, не более. В самом деле, с Эрхарт случалось множество самых невероятных вещей, но такой простой вещи, как любовь, похоже, не было.

Вскоре после того, как в распоряжение Амелии была предоставлена новая «Электра», в ее голове быстро созрела идея повторить подвиг американца Вайли Хардеманна Поста, совершившего в 1933 году первый в истории одиночный перелет вокруг света. Поначалу летчица твердила, что полетит одна и не нуждается в штурмане, однако, к счастью, хотя бы в этом ее удалось переубедить. Опытнейший пилот Пол Манц стал ее техническим консультантом. После долгих поисков остановились на двух лучших штурманах, которые согласились лететь вместе с Эрхарт – Гарри Мэннинге и Фреде Нунэне.

Было решено лететь с востока на запад, и посему 17 марта 1937 года Амелия и два ее штурмана вылетели из Окленда, Калифорния, в Гонолулу, Гавайи. Однако при попытке взлета из Гонолулу прямо на взлетной полосе случилось нечто непредвиденное: сломалось шасси, самолет плюхнулся на брюхо, от удара потек бензин и только чудом не случилось пожара. Краснокрылую «Электру» тогда пришлось отправить на несколько месяцев в ремонт. После этого происшествия Джордж Путнэм еще больше воспротивился путешествию, сочтя такое начало плохим предзнаменованием. Снова и снова он убеждал Амелию отменить полет или хотя бы отложить его на неопределенное время. Как бы не так. Едва «Электру» привели в исправное состояние, как Эрхарт немедленно вознамерилась продолжать авантюру. Все два месяца задержки она вместе со своими консультантами и штурманами занималась изучением сложных метеорологических условий по своему маршруту: в конце концов, пришли к выводу, что лететь лучше наоборот – с запада на восток.

Перед тем как залезть в кабину, высокий ловкий штурман Фред Нунэн крепко жмет Путнэму руку и не смотрит в глаза. Нунэн с Амелией летят вдвоем. Второй штурман Гарри Мэннинг по каким-то личным причинам лететь отказался. Дружный вздох гигантской толпы – и самолет с красными крыльями взмыл в воздух.

С каждой остановки Амелия посылала мужу письма и отправляла очерки о полете. Мир внимательно следил за каждым ее шагом. В течение месяца «Электра» без особых приключений и с регулярными остановками для дозаправки пролетела через Пуэрто-Рико, Венесуэлу, Бразилию, Сенегал, Мали, Судан, Эфиопию, Пакистан, Индию, Бирму, Таиланд, Индонезию, Австралию…

29 июня Эрхарт и Нунэн достигли острова Лаэ в Новой Гвинее. Отсюда Амелия написала мужу чрезвычайно встревоживший его текст: «Мне кажется, что у меня в запасе остался всего один удачный полет. Когда я завершу это путешествие, то, пожалуй, остановлюсь и больше не буду совершать таких длительных „трюкаческих“ перелетов». Значит, сама Амелия признавала, что пустилась в авантюру? В одном письме Джордж разобрал тщательно зачеркнутое – «в нашей игре со смертью…» Не слишком ли далеко зашла игра?

Остров Лаэ, по сообщениям Эрхарт, был одинокой, заброшенной точкой на краю света, удивительно, что здесь могли жить люди. Весь мир облетели фотографии Эрхарт и Нунэна из Лаэ. Последние фотографии. Амелия выглядит на них совершенно больной и изможденной: вдавленные круги под глазами, потухший взгляд. Ей через месяц должно было исполниться сорок, а она выглядела на все 50. У штурмана Нунэна вид тоже усталый и глаза обреченного человека. В некоторых биографиях Эрхарт утверждается, что во время кругосветного перелета у нее возник роман со штурманом. Якобы это наблюдали те, кто встречал и обслуживал экипаж на остановках. Поговаривали, что Нунэн вообще согласился лететь с Эрхарт потому, что давно был в нее влюблен. Опровергнуть или доказать эти утверждения теперь невозможно.

Эрхарт с Нунэном пролетели уже 22 тысячи миль. Впереди у них оставалось 7 тысяч миль пути. Однако следующий отрезок путешествия – от Лаэ к острову Хауленд – 2 556 миль – оказался, пожалуй, самым трудным. Хауленд был крошечным островком в Тихом океане, в полкилометра шириной и три с половиной длиной, и найти его среди бескрайних водных пространств являлось проблемой даже для самого опытного штурмана.

Ради того чтобы максимально увеличить запасы горючего, отказались от всего «лишнего» веса: отправили домой парашюты, резиновую лодку, оставили самый минимум еды и питья. Пока Эрхарт и Нунэн находились на Лаэ, уже стало ясно: погода самая неподходящая, шквальный ветер, да к тому же и не в том направлении. Инструкторы, связывающиеся с Эрхарт по радиосвязи из Сан-Франциско, предупреждали летчицу подождать с вылетом. Но Амелия ждать погоды не стала.

«Электра» покинула Лаэ 2 июля в 10 часов утра. В баках находилась 1 тысяча галлонов горючего, что должно было хватить приблизительно на 20 часов полета. Поскольку радиосвязь над Тихим океаном была очень слабой, американцы специально поставили около острова Хауленд катер береговой охраны «Итака» с радиопередатчиком, который должен был стать проводником для Эрхарт – иначе ей не найти остров. Разумеется, Нунэн владел техникой астрономической навигации по звездам и солнцу, кроме того, у них имелись специальные подробные карты, но этого в данном случае было недостаточно. Как только на «Итаке» получили сообщение, что Эрхарт вылетела с Лаэ, с ней попробовали немедленно связаться по радио. Однако Амелия не отвечала. Только через 12 часов ее голос возник в радиоэфире: «Облачно. Погода ухудшается… Лобовой ветер…» Через полтора часа снова услышали Эрхарт: «Я вызываю Итаку. Вызываю Итаку…» Но сигнал с самолета был настолько слабым, что разобрать дальнейшее не удалось. И снова – глухая тишина. Когда с момента вылета самолета прошло уже целых 18 часов, в эфир неожиданно ворвался прерывистый отчаянный вопль Эрхарт: «Вызываю Итаку. Вызываю Итаку. Мы где-то рядом, но не видим вас. Горючего осталось на тридцать минут…»

Услышав это сообщение, «Итака» немедленно послала на самолет несколько шифрованных радиосообщений, использовав азбуку Морзе. Некоторые утверждают, что Амелия никогда не давала себе труда выучить эту азбуку и потому не могла понять спасительных сообщений. Впрочем, этот факт ничем не подтвержден.

Через 18 с половиной часов после вылета из Лаэ Эрхарт слышат в последний раз. Она истерически кричит: «Наш курс 157-337. Повторяю. Наш курс… Нас сносит на север, нет, на юг…»

Андрей Всеволжский

Загадки истории: Кто в замке король?

В фундаменте каменных громад Испании – замков – и священные камни кельтов, обожествлявших природу, и элементы римских фортификаций, и подковообразные вестготские своды, и, конечно, арабские кирпичи. Замков в стране много. Есть области, где они высятся над округой единой стеной. Их огромное количество объясняется тем, что долгие века Испания была кровоточащей границей цивилизаций– мусульманской и христианской. Граница все время двигалась: то арабские переселенцы устремлялись на север, то католики теснили их на юг. И каждый раз новую межу следовало укреплять заново – ставить на замок.

Замок по сути тот же замок: замыкает, запирает окрестность, да и сам он – замкнутое пространство, остров посреди некогда враждебного, а ныне, увы, равнодушного мира. Каменный страж стоял всегда отдельно, обособленно, защищенный непроходимыми лесами, или водой, или неприступными скалами, или хоть какой-то ощутимой возвышенностью. С лесами в Испании негусто, с водой в жаркое время перебои. А вот скал и возвышенностей сколько угодно…

Когда-то маленький Экзюпери, будущий автор «Маленького принца», пытаясь изобразить слона, нарисовал шляпу. (Это был слон, которого проглотил удав, – и композиция в целом напоминала шляпу с полями, вид сбоку.) Так и любой испанский ребенок – «а теперь, Пепе, нарисуй нам замок!» – с готовностью изобразит на бумаге обломанный гнилой зуб, воткнутый в голую припухлость пересеченной местности. Одинокий черный зуб высоко-высоко, и никого, ничего вокруг. Замок – естественная часть пейзажа, необходимый акцент, как парус в море, как в поле – одинокое дерево.

Если верить философам вроде Платона, которые говорят, что идеи существуют независимо от человека в виде некоего воздушного концентрата, то испанский замок несомненно одна из таких чистых идей. Лишенный дворцовой кокетливости и изысканности французских «собратьев», он воплощает изначальную Тему войны, доблести, мужественной и постоянной готовности к смерти – мотивов, так пронзительно свойственных культурному облику «утомленной солнцем» страны. Впрочем, тому есть и практическое объяснение: ведь замки сооружались тогда, когда война была повседневностью, понятие чести успешно заменяло ворох бумаг с долговыми обязательствами, а жизнь быстро кончалась, не успев надоесть: рыцарь, клявшийся даме в верности до гробовой доски, в сущности, связывал себя ненадолго.

Наши жизни – только реки

«Замок – castillo – это укрепленное жилище феодала», – говорит Испанская энциклопедия. В XI веке, чтоб стать феодалом, было достаточно отличиться храбростью – и получить какой-нибудь холм во владение за доблестную службу. Поэтому вскоре ни одного свободного холма на всем полуострове не осталось. Начиная с этого столетия Испания кишит крепостями, их и сегодня сохранилось великое множество. Сколько – в точности не знает никто. Называют цифру: около трех с половиной тысяч – во всяком случае, это больше, чем где-либо в Европе. И только в Испании существует целая область, название которой буквально переводится как «Замковия», «страна замков».

Некоторые дотошные историки, впрочем, портят этот красивый перевод, утверждая, что Кастилия названа так не из-за обилия в ней castillos. Мол, и замков-то там по сравнению с другими провинциями не больше: всего какие-то четыре сотни. Другое дело, например, в провинции Эстремадура, название которой указывает на «Крепкую границу» (вот уж действительно крепкая – у меня осталось ощущение, что огромные, замшелые, мрачные замки встречаются здесь через каждые двести метров).

Те же неромантически настроенные ученые напоминают, между прочим, что сами кастильцы никогда не называли свои крепости castillos. Здесь с давних времен использовалось другое слово, арабского происхождения, – «алькасар» (цитадель), а собственно словарное обозначение замка было в ходу на юге, у андалусийцев. У них там возле Гранады была в стародавнюю эпоху некая Кастилия, и вот в ее честь окрестили новую территорию, куда переселенцев загнала судьба и наступающие мавры.

Как бы там ни было, заглянуть в страну Замковию – то же, что отправиться в сказку или балладу. Замок суров, величествен, спесив, нелеп и печален одновременно. Он может быть отполирован, отчищен и превращен в самую роскошную разновидность испанской гостиницы – «парадор» (парадоксально, но когда-то, в кихотовские времена, именно этим словом обозначалась самая захудалая разновидность постоялого двора). А может пребывать в плачевном состоянии «прогрессирующей руины», как принято помечать в испанских каталогах.

Увы, именно в таком виде находится жилище главного испанского героя, легендарного Сида. Победитель мавров, водрузивший крест над полумесяцем, не смог защитить свой дом от посягательств времени. Сундучок графа Родриго Диаса де Бивара (так на самом деле звали воителя), выставленный в соборе Бургоса, находится в гораздо лучшей сохранности, чем замок Санта-Гадеа-дель-Сид, некогда господствовавший над городом с соседнего холма. Там, где хитроумный рыцарь, из которого Сервантес отлил сразу две несхожие фигуры, Дон Кихота и Санчо Пансу, праздновал свадьбу с прекрасной Хименой, теперь живут только совы и летучие мыши.

А вот другой знаменитый замок Кока (недалеко от Мадрида), к примеру, сохранился прекрасно. Он лишен брутальности первых испанских крепостей, и от его более импозантных, «дворцовых» кирпичных стен до сих пор исходит золотистое сияние. Что не мешает, однако, истинной мощи проглядывать сквозь ажурную отделку – и донжон возносится грозно, непобедимо.

Донжон – это главная башня любого замка, которая, как правило, становилась и последним оплотом его обитателей; примерно ту же роль в древнерусской архитектуре играл детинец. Там укрывались при осадах – и оставались на годы, ибо замки брались только измором, а «морили» сколь угодно долго. Широко известна пародия нашего Козьмы Пруткова на классический испанский романс, и в ней практически все могло быть правдой:

«Девять лет дон Педро Гомец, по прозванью Лев Кастильи, осаждает замок Памбу, молоком одним питаясь. И все войско дона Педра, девять тысяч кастильянцев, все по данному обету не касаются мясного, ниже хлеба не снедают – пьют одно лишь молоко».

Если случалось, что осаждающие по обету ограничивали себя в пище, то как обстояло дело с осажденными? Получалось, как правило, запастись провиантом примерно на год. К тому же донжон старались возводить над источником, чтобы, не дай Бог, не остаться без воды в случае затянувшейся блокады. Если же ключа или источника не было, водой наполняли специально приготовленные крупные емкости.

При осаде люди гибли сотнями – особенно много в специальных архитектурных ловушках-барбаканах. Если неприятель решался-таки на приступ, особенно много его солдат вынуждены были сначала скопиться на открытой площадке под стеной, у самого входа в замок. К барбакану вела узкая дорожка, по сторонам зиял ров. Быстро наступать по такому тесному проходу невозможно, а сзади напирает подкрепление. Попавших в ловушку со стен осыпали стрелами и поливали кипящей смолой.

Говорят, именно так в 1479 году погиб под Куэнкой, штурмуя неприступную твердыню замка Гарси-Муньос (до наших дней дожил лишь остов), великий поэт Хорхе Манрике, автор «Стансов на смерть отца»: «Наши жизни только реки, И они вольются в море, Море – смерть».

Любовь не убить, как ни старайтесь

Суровые круглые башни, черные бойницы-глазницы, а вокруг сухая выжженная земля, только колышутся на ветру колючие булавы чертополоха – самого рыцарского цветка на свете. «Растревожив наши мелодраматические струны и романтическую муть – неизбежный отстой в душах людей, за плечами которых такая долгая история, замки внушают нам мысли», – замечает философ и эссеист Хосе Ортега-и-Гассет. «В охотничьей добыче туриста соборы и замки – промежуточное звено между чисто природным и чисто человеческим… замок – это история и природа разом. Он кажется естественным порождением горных недр, но в напряженности линий сквозит человеческая воля… Это слияние всегда будет тайно притягивать души».

И еще одна удивительная мысль пришла в голову Ортеге. Замок, по его мнению, – воплощение личной свободы. Никакому гражданину демократических Афин не снилась независимость средневекового рыцаря, предпочитавшего не подчиняться никому, даже королю. Да и кто есть король? В замке король – всегда я. И об этом – о несмиренной гордости и рыцарской независимости – говорит своим видом испанская крепость.

Часто она – приземиста и грузна. Порой, лишенная кровель и шлемов на башнях, скорее, напоминает гигантский термитник, чем человеческое жилье. И какова мимикрия. Как слились стены с песчаным цветом нагорий, как срослись с землей. Философ прав: «…история и природа разом».

И от этого – вечная «недостоверность» при четких документальных свидетельствах. Из сухопарого тела хроники торчат парадоксальные уши легенды. Они видны уже в названиях – что вы скажете о Вильявисьосе («Городе Порока»)? Что они там вытворяли? Или о красивом: Кастильо-дела-Тристе-Кондеса («Замке Печальной Графини»)? Или еще того лучше: Кастильо-деАункеоспесе – что-то вроде «Хоть-Вы-И-Не-Рады». Или, если угодно, «Как-Ни-Старайтесь». Кто и над чем здесь «старался»?

…А вот кто и вот над чем. Возвращались в город Авилу рати, отличившиеся в славной битве при Лас-Навас-де-Толоса. Впереди на черном скакуне ехал капитан Альвар Давила, а из высокого узкого окна башни (именно из высокого и узкого, пусть это – общее место) наблюдала за ним прекрасная донья Гьомар, дочь владельца замка. Блестели ее черные очи, а сама она была бела, как лилия долины. Их взгляды встретились, и они, конечно же, полюбили друг друга навеки.

Но капитан Альвар напрасно сватался, старый барон грубо отказал ему. Тогда в отчаяние несчастный вскричал: «Раз уж родилась наша любовь, вам ее не убить, aun que os pese!» Как ни старайтесь! И юноша с девушкой продолжали любить друг друга годы и годы, обмениваясь взглядами через окно, и только. Наконец однажды душа выпорхнула из белой груди прекрасной Гьомар. Обернувшись голубкой, она полетела к храброму капитану и опустилась на его плечо. Несчастный дон Альвар все понял, поцеловал голубку, повязал ей на горлышко белый шелковый платок и отпустил с миром. А сам поскакал в бой и в тот же день пал в битве, как подобает испанскому рыцарю. Не расстанутся влюбленные и в смерти, как ни старайтесь!

Не поддающийся лести, не боящийся смерти В XVI веке с приходом в мир артиллерии замки теряют оборонное значение. Их начинают перекраивать. В первую очередь рушат главную достопримечательность – донжон. Теперь главное – жилая, дворцовая часть. Известный алькасар в Сеговии и сейчас поражает внушительными размерами и воинской выправкой, но вспомнишь старинную гравюру и пожалеешь о невозвратимой красоте: какое варварство – разрушить такой донжон. То, что осталось – лишь мелкая пристройка к нему, не больше. Остается только удивляться, до чего безвкусен прогресс.

Впрочем, перестраивали замки только те хозяева, у которых были на то средства. А тем, у кого их не было, мы чрезвычайно обязаны: благодаря их безденежью и теперь можно видеть, как выглядел испанский замок в Средние века. Как выглядела сама Испания до всяческих «ремонтов». Можно видеть, как (по словам путешественника Вальдо Франка) «солнечный свет заливает снаружи стены, а внутри – мрак. Лунный свет приникает к могучим бастионам, окутывает их голубой дымкой, но замок по-прежнему суров и невозмутим. Шумит вода, шелестит в ветвях ветер, а замок безучастен и нем. Покинутый великан, он отрешенно созерцает свои владения». Отважный воин, не поддающийся лести, не боящийся смерти.

Наталья Ванханен

Загадки истории: Тайны королевы Анны

Сегодня ее помнят в основном как героиню романа Дюма. Между тем эта женщина сыграла незаурядную роль в событиях бурного ХVII века. Ее любили и ненавидели кардиналы Ришелье и Мазарини, король Франции и герцог Бекингем. Кем же была королева Анна Австрийская – покорной жертвой обстоятельств или умелой интриганкой, вершившей судьбы Европы?

В царстве этикета

В октябре 1615 года в городке Бидасоа границу между Францией и Испанией пересекла пышная процессия. Вереница золоченых карет, караван мулов с багажом и целая армия охраны сопровождали всего одного человека – перепуганную девочку четырнадцати лет. Испанскую инфанту Анну-Марию везли в Париж, чтобы выдать замуж за юного короля Людовика ХIII. Ей предстояло помирить давно враждовавшие династии Габсбургов и французских Бурбонов. С той же целью в Мадрид отправилась принцесса Елизавета, ставшая женой короля Испании Филиппа IV. Бедняжка зачахла от тоски в чужой стране, в то время как юная испанка вполне освоилась во Франции, где она получила имя Анны Австрийской.

При чем здесь Австрия? Дело в том, что Габсбурги происходили из этой страны, и к тому же мать Анны Маргарита была австрийской принцессой. Поэтому девочка мало походила на испанку: светлые, слегка вьющиеся волосы, белая кожа, небольшой изящный носик. И фирменный знак Габсбургов – капризно выпяченная нижняя губа. Об испанской крови напоминали только темно-карие, почти черные, глаза, говорящие о пылкости чувств. Однако эти чувства почти никогда не прорывались наружу: принцессу воспитали в несокрушимых традициях придворного этикета, которые превращали венценосных особ в настоящих мучеников. К примеру, король не имел права сам налить себе вина – это делал виночерпий, передававший кубок придворному врачу, двум служителям и только потом королю. Пустой кубок с теми же церемониями возвращали на место.

От сложностей этикета особенно страдали непривычные к нему иностранцы. На пути в Мадрид австрийской принцессе Марии – будущей второй жене Филиппа IV – поднесли в дар шелковые чулки, но мажордом тут же выкинул подарок, отрезав: «У королевы Испании нет ног». Бедная Мария упала в обморок, решив, что ее ноги принесут в жертву чудищу этикета. Отец Анны Филипп III умер от угара: его кресло стояло слишком близко к камину, а единственный гранд, способный его отодвинуть, куда-то отлучился. Но именно Филипп IV довел этикет до совершенства. Говорили, что он улыбался не больше трех раз в жизни и требовал того же от своих близких. Французский посланник Берто писал: «Король действовал и ходил с видом ожившей статуи… Он принимал приближенных, выслушивал и отвечал им с одним и тем же выражением лица, и из всех частей его тела шевелились только губы». Тот же этикет заставлял испанских монархов оставаться узниками дворца, ведь за его пределами было немыслимо соблюдать сотни правил и условностей. Дед Анны Филипп II, великий государь и кровавый палач протестантов, выстроил близ Мадрида роскошный и мрачный замок Эскориал, но его потомки предпочитали более скромный Алькасар. Дворцы по восточному обычаю – ведь Испания сотни лет оставалась во власти арабов – делились на мужскую и женскую половины. Днем в обеих кишели придворные, шуты и карлики, но после захода солнца ни один мужчина, кроме короля, не мог оставаться на женской территории. Честь королевы или принцессы должна была оставаться вне подозрений. Даже прикосновение к руке коронованных дам каралось смертью. Известен случай, когда два офицера вытащили инфанту Марию-Терезию из седла взбесившегося коня. Им тут же пришлось во весь опор скакать к границе, спасая свои жизни.

Жизнь родившейся в сентябре 1601 года Анны, как и других испанских принцесс, была подчинена строгому распорядку. Ранний подъем, молитва, завтрак, потом часы учебы. Юные инфанты обучались шитью, танцам и письму, зубрили священную историю и генеалогию царствующей династии. Далее следовал торжественный обед, дневной сон, затем игры или болтовня с фрейлинами (у каждой принцессы был свой штат придворных). Затем снова долгие молитвы и отход ко сну – ровно в десять вечера.

Конечно, у девочек были лучшие игрушки и невиданные лакомства, привезенные из заморских владений Испании. Анна особенно любила шоколад, к которому позже приохотила французов. Но, по правде говоря, жила она не особенно весело – строгие дуэньи с детства не позволяли ей ни смеяться, ни бегать, ни играть со сверстниками. Прибавьте к этому жесткие и неудобные платья с каркасом из китового уса и шлейфом, волочащимся по земле. Вдобавок она знала, что лишена всякой свободы выбора – еще в три года ее просватали за французского дофина Людовика. Чувства самой инфанты не играли никакой роли. Каким окажется ее жених – красавцем или уродом, добрым или злым? Анна изнемогала от любопытства, пока ее кортеж медленно двигался по дорогам Франции.

Надо сказать, что те же вопросы мучили юного Людовика. Французский двор, где он вырос, был совсем не похож на испанский. Здесь часто слышались смех и сальные шутки, обсуждались супружеские измены, да и король с королевой почти открыто изменяли друг другу. Вечно занятый делами Генрих IV любил сына, но почти не уделял ему внимания, а мать, итальянка Мария Медичи, навещала его только затем, чтобы надавать пощечин или отхлестать розгами за какую-либо провинность. Немудрено, что дофин вырос замкнутым, переменчивым, одержимым множеством комплексов. Одним из них, как пишет Ги Бретон, было отношение к будущей жене. Уже в три года он говорил о ней так: «Она будет спать со мной и родит мне ребеночка». И тут же хмурился: «Нет, я не хочу ее. Она ведь испанка, а испанцы – наши враги». Теперь он изнывал от желания поскорее познакомиться со своей невестой. Не дождавшись ее прибытия в Бордо, он поскакал навстречу и в окошко кареты впервые увидел Анну. Она показалась Людовику такой красивой, что он оробел и не смог сказать ей ни слова. Та же история повторилась вечером на торжественном банкете по случаю помолвки. В Париже после венчания молодых ждало брачное ложе, но Людовик был так напуган, что матери пришлось чуть ли не силой заталкивать его в спальню, где ждала Анна. Вместе с юными супругами там провели ночь две служанки, которые утром предъявили толпе придворных доказательства того, что «брак осуществился должным образом». Однако желанный наследник так и не был зачат – ни в эту ночь, ни в течение последующих десяти лет.

Меж двух огней

К тому времени Людовик XIII уже не был дофином: после убийства Генриха IV в 1610 году он стал законным королем Франции и Наварры. Однако всеми делами заправляли королева Мария и ее любовник – алчный и трусливый итальянец Кончино Кончини. Их ненавидела вся страна, однако дворца и тут же сражен тремя пулями. На другой день королеву Марию посадили под домашний арест, а потом выслали в Блуа. Выслан был и верный королеве епископ Ришелье. Но вскоре он получил красную шапку кардинала, а внезапная кончина де Люиня освободила для него кресло первого министра. Вернувшись в столицу, он занял важное место при дворе. Ему помогали острый ум, уникальная память и холодная безжалостность при достижении своих целей. С 1624 года Ришелье правил Францией, железной рукой подавляя народные бунты и заговоры знати. На него работала разветвленная секретная служба, которую возглавлял преданный «серый кардинал» – отец Жозеф дю Трамбле. Шпионы Ришелье появились не только во всех слоях французского общества, но и при многих европейских дворах.

Пока в стране происходили эти перемены, молодая королева вела скучную жизнь в Лувре. Людовик находил себе массу занятий – он молился, охотился, выращивал фрукты и варил из них варенье. После смерти кто-то сочинил ему ехидную эпитафию: «Какой отменный вышел бы слуга из этого негодного монарха!» Анне увлечения супруга казались глупыми, она тосковала по мужскому вниманию, которым попрежнему была обделена. Понадобились усилия Римского папы и испанского посла, чтобы Людовик появился в спальне жены, но «медовый месяц» и на этот раз оказался недолгим. И тем не менее королева не желала изменять мужу, несмотря на уговоры ближайшей подруги – прожженной интриганки и распутницы герцогини Мари де Шеврез. «Ах, это испанское воспитание!» – вздыхала та, когда очередной кавалер, приведенный ею к Анне, получал от ворот поворот.

И тут в «воспитание чувств» королевы неожиданно включился кардинал Ришелье. Несмотря на свой сан, он не чуждался женщин. Говорили о его близких отношениях с королевой Марией после смерти Кончини. Позже в его доме, а возможно, и в спальне обосновалась юная племянница Мари д`Эгийон. Теперь он решил завоевать сердце королевы. Парижские сплетники утверждали, что кардинал надеется сделать то, что не удалось Людовику,– зачать наследника и возвести его на трон Франции. Более вероятно, что он просто хотел держать королеву «под колпаком», не давая ей ввязаться в какой-нибудь заговор. Нельзя исключить и того, что Ришелье просто увлекся Анной, красота которой достигла расцвета (ей было 24 года, ему – почти сорок). Ее покорил ум кардинала, восхитило его красноречие, но мужские чары оставили равнодушной. Возможно, опять сыграло роль испанское воспитание – Анна не привыкла видеть мужчин в служителях Господа.

Устав от домогательств Ришелье, она в недобрый час согласилась на предложение подруги Мари сыграть с ним шутку. Когда он в очередной раз спросил, что может сделать для нее, королева ответила: «Я тоскую по родине. Не могли бы вы одеться в испанский костюм и сплясать для меня сарабанду?» Кардинал долго мялся, но все же нарядился в зеленый камзол и панталоны с колокольчиками и сплясал зажигательный танец, щелкая кастаньетами. Услышав странные звуки, он прервал выступление и заглянул за ширму, где давились от смеха герцогиня де Шеврез и двое придворных. В гневе он повернулся и выбежал вон. Судьба королевы была решена – она не оценила его любви и теперь не должна была достаться никому. Отныне зоркие глаза шпионов кардинала следили за Анной везде и всюду.

Суета вокруг подвесок

Весной 1625 года любовь все же посетила сердце королевы. Это случилось, когда в Париж прибыл английский посланник – 33-летний Джордж Вильерс, герцог Бекингем. Уже на первом балу этот высокий красавец в щегольском наряде очаровал всех присутствующих дам. Его атласный колет был расшит жемчужинами, которые то и дело, будто невзначай, отрывались и раскатывались по полу. «Ах, бросьте! – отмахивался герцог, когда ему пытались вернуть подобранный жемчуг. – Оставьте эту ерунду на память».

Многие знали, что богатство герцога досталось ему благодаря щедротам короля Англии Якова I, который как раз в это время умирал в Лондоне. Юный Бекингем играл при короле не слишком благовидную роль миньона-любовника. Ради развлечения своего господина он тявкал и прыгал у его ног, изображая собачку. Наградой стали поместья, титулы и рука богатой наследницы герцогини Ратленд. Умирая, король завещал Бекингема своему сыну Карлу в качестве главного советника, и теперь герцог приехал сватать новому монарху сестру Людовика XIII принцессу Генриетту. Этот визит оказался роковым: едва увидев Анну Австрийскую, Бекингем потратил оставшиеся у него три года жизни на то, чтобы завоевать ее расположение. Как и в случае с Ришелье, трудно сказать, что это было – политический расчет или искренняя страсть. Несомненно одно: все эти три года политика обеих держав определялась злосчастным увлечением герцога.

Скандал разразился уже в Амьене, куда Бекингем и королева отправились провожать невесту короля Карла. Вечером из садовой беседки раздался громкий крик, на который сбежались придворные. Они увидели странную картину: Бекингем стоял на коленях, обнимая королеву. Об этом происшествии ходило много слухов – говорили, что пылкий герцог напугал Анну и даже расцарапал ей ноги своими украшенными жемчугом чулками. Потому-то она и стала кричать. Но возможно и другое: свидание состоялось с полного согласия королевы, а крик поднял кто-то из спохватившихся шпионов кардинала. Быть может, Анна все же не лишила Бекингема своего внимания. Иначе, почему при расставании в Булони она подарила ему пресловутые алмазные подвески?

Да-да, подвески действительно были! О них говорят в своих мемуарах несколько современников, в том числе друг королевы, известный философ Франсуа де Ларошфуко. Дюма описал всю историю довольно точно: агенты кардинала узнали, что Анна вручила герцогу подвески с дюжиной алмазов, подаренные королем. В дело вступила ловкая графиня Каррик, воспетая Дюма под именем миледи Винтер. Эта бывшая любовница Бекингема, давно получавшая деньги от Ришелье, пробралась во дворец герцога, срезала две подвески и переправила их в Париж. Там кардинал предъявил улику королю, и тот велел вероломной супруге надеть подвески во время Марлезонского бала, устроенного мэрией Парижа в честь королевской четы. К счастью, Бекингем успел за два дня изготовить недостающие подвески и передать их Анне – поистине любовь творит чудеса! Правда, в бешеной скачке с драгоценным изделием не принимал участия Д`Артаньян – в ту пору этому сыну гасконского дворянина было всего пять лет.

Почему кардинал так стремился насолить королеве? Конечно, одной из причин была оскорбленная гордость. Позже Ришелье даже сочинил трагедию «Мирам», где вывел Бекингема в образе коварного соблазнителя и описал свое над ним торжество. И конечно, он вновь побоялся, что Анна вступит в сговор с врагами Франции. Поэтому кардинал постарался изолировать королеву, и прежде всего рассорить ее с мужем. Это удалось вполне: несмотря на возвращение подвесок, Людовик окончательно разочаровался в супруге. Она оказалась не только аморальной особой, но и изменницей, готовой променять его на какого-то иностранца! Если раньше король хотя бы иногда защищал жену от нападок кардинала, теперь на это рассчитывать не приходилось. Для начала Бекингему запретили въезд во Францию, а королеву заперли во дворце.

Ришелье довольно потирал руки. Он не учел одного: стремление разлученных влюбленных друг к другу готово смести все преграды. Герцог в ярости дал клятву вернуться в Париж. И не униженным просителем, а победителем в войне, которую он собирался развязать. Скоро французские протестанты, лишенные кардиналом многих привилегий, подняли восстание в порту Ла-Рошели. На помощь им тут же отправился английский флот во главе с Бекингемом. Однако французская армия сумела отбить нападение и взять мятежный город в осаду. Ришелье, переодевшись в военный мундир, лично командовал операцией. Бекингем собирал в Портсмуте новый флот, когда 23 августа 1628 года офицер по имени Фелтон заколол его шпагой. Многие считали убийцу шпионом кардинала, однако доказательств этого так и не нашли. Сам Фелтон утверждал, что убил фаворита в отместку за казнокрадство и «нечестивую жизнь». В октябре защитники Ла-Рошели, не получив обещанной помощи англичан, подняли белый флаг.

Весть о гибели возлюбленного ошеломила Анну. Заметив ее заплаканные глаза, «любящий» супруг – конечно, по совету кардинала – устроил в Лувре бал и предложил королеве в нем участвовать. Когда она попыталась отказаться, Людовик спросил: «В чем дело, мадам? Разве у нас при дворе траур?» Не найдя ответа, Анна отправилась на бал, прошлась с королем в менуэте – и больше не танцевала до конца жизни. Так кончилась трагическая история ее любви, в память о которой остался только анекдот об алмазных подвесках.

Сети кардинала

Лишившись по милости кардинала не только любви, но и доверия мужа, Анна Австрийская жаждала отомстить. Ее спокойная жизнь осталась в прошлом, теперь она вместе с герцогиней де Шеврез ввязывалась в любую интригу, направленную против кардинала. Еще в 1626 году герцогиня подговорила одного из своих любовников, маркиза де Шале, заколоть кардинала в его летнем дворце. Заговор был раскрыт, Шале казнили, а интриганку отправили в ссылку. Кардинал получил право завести для охраны собственных гвардейцев. Что касается Анны, которую заговорщики планировали выдать замуж за Гастона Орлеанского, то она едва упросила супруга не отправлять ее в монастырь.

Новый шанс для отмщения кардиналу представился в 1630 году, когда король едва не умер от дизентерии. Анна преданно ухаживала за ним, и в приступе раскаяния он пообещал исполнить любое ее желание. «Удалите кардинала от двора», – это было единственное, о чем она попросила. К ней примкнула и Мария Медичи, мечтавшая вновь о прежней власти, а также о возвращении Франции в объятия католичества и папской власти. Обе королевы на глазах у Людовика устроили кардиналу жестокий разнос, отомстив ему за все обиды. Анна молчала и улыбалась – теперь Бекингем был отомщен. «Убирайтесь, неблагодарный лакей! – кричала Мария. – Я прогоняю вас!» Ришелье, роняя слезы, смиренно попросил дать ему два дня на сборы. Он знал, что делает: представив себя во власти обманщицы-жены и деспотичной матери, король пришел в ужас. Утром второго дня он призвал кардинала к себе и попросил его остаться, обещая полное доверие и поддержку.

Скоро Мария Медичи бежала за границу, а маршал де Марильяк, предлагавший убить кардинала, был обезглавлен. Анна Австрийская отделалась легким испугом, но Ришелье продолжал плести вокруг нее свои сети. В одну из них она попалась в 1637 году, когда «верные люди» предложили ей наладить переписку с мадридской родней. Испания давно воевала с Францией, и, чтобы избежать обвинений в нелояльности, Анна много лет не общалась с соотечественниками и уже начала забывать родной язык. Ее вполне безобидные письма испанскому послу Мирабелю немедленно попали в руки кардинала и вместе с письмами герцогине де Шеврез – гораздо менее безобидными – были переданы королю в доказательство нового заговора. Но на этот раз у Анны нашлась заступница – юная монахиня Луиза де Лафайет, с которой верный себе король завел возвышенный «духовный роман». Она упрекнула Людовика в жестокости по отношению к жене и напомнила, что по его вине Франция до сих пор остается без наследника.

Этого внушения оказалось достаточно, чтобы в декабре 1637 года король провел ночь в Лувре, и через положенное время у королевы родился сын – будущий «король-солнце» Людовик ХIV. Два года спустя на свет появился его брат, герцог Филипп Орлеанский. Впрочем, многие историки сомневаются, что отцом обоих детей в самом деле был Людовик ХIII. На эту роль предлагалось множество кандидатур, включая Ришелье, Мазарини и даже Рошфора – того самого негодяя из «Трех мушкетеров». Не лишено вероятности предположение, что кардинал лично выбрал и подослал к тоскующей королеве какого-нибудь молодого крепкого дворянина, чтобы обеспечить появление дофина.

К тому времени испанское воспитание уже забылось, и Анна Австрийская не считала нужным хранить верность нелюбимому супругу. Несколько лет на его место претендовал брат короля Гастон Орлеанский, которого объединяла с Анной ненависть к Ришелье. А в 1634 году рядом с королевой появился тот, кому суждено было провести рядом с ней остаток лет, – молодой итальянский священник Джулио Мазарини. Представляя его Анне, Ришелье мрачно пошутил: «Полагаю, он понравится вам, потому что похож на Бекингема». Действительно, итальянец был как раз таким мужчиной, какие нравились Анне, – пылким, галантным и не скрывающим эмоций. Однако он надолго уехал в Рим и никак не мог быть причастен к рождению принца Людовика. Имя настоящего отца «короля-солнце» стало еще одной загадкой Анны.

У короля тем временем появился новый любимец – молодой дворянин Анри де Сен-Мар. Привязанность к нему Людовика оказалась столь глубокой, что 17летний нахал едва не преуспел в удалении Ришелье от власти. Однако искушенный в интригах кардинал все же переиграл неопытного соперника. Сен-Мар был обвинен в государственной измене и казнен. Всемогущий первый министр торопился завершить дела, чувствуя, что конец близок. 4 декабря 1642 года он скончался в своем дворце, завещанном королю, – это был знаменитый Пале-Рояль.

За 18 лет Ришелье удалось сделать почти невозможное: одолеть всех врагов внутри страны и за ее пределами, укрепить монархию и создать условия для ее расцвета при «короле-солнце». Он сам говорил, что сделал из Франции умирающей Францию торжествующую. Позже это признали и те, кто бурно радовался смерти «тирана в рясе». Признал и Александр Дюма, так нелестно изобразивший Ришелье в «Трех мушкетерах». В следующих романах мушкетерской трилогии герои с ностальгией вспоминали о «великом кардинале».

Кривотолки под занавес

Королева Анна плакала, узнав о смерти своего старого врага. Король, напротив, сочинил веселую песенку, где перечислялись грехи покойного. Но веселье было недолгим: спустя полгода туберкулез свел Людовика ХIII в могилу. Перед смертью он заставил королеву подписать отказ от регентства, слабым голосом сказав: «Она все испортит, если станет править одна». В последний раз оскорбив жену, король испустил дух. И тут легкомысленная и ветреная женщина, какой все считали Анну, проявила неожиданную твердость. Сначала она явилась в парламент и настояла на отмене завещания короля и объявлении себя регентшей. Потом добилась назначения первым министром Мазарини, которого предлагал на этот пост покойный Ришелье. Все дивились такому совпадению взглядов. Удивление прошло лишь тогда, когда итальянец стал все дольше задерживаться в апартаментах Анны. А потом и вовсе перестал уходить оттуда. Тут французы поняли, что королева отдала власть над государством своему любовнику.

Надо сказать, что сама Анна Австрийская до последнего отрицала это. Она даже утверждала, что кардинал не любит женщин, поскольку «у мужчин в его стране совсем другие наклонности». Еще она говорила, что Мазарини пленил ее исключительно умственными качествами. Это опровергал сам вид сорокалетней королевы, которая впервые в жизни выглядела счастливой, часто улыбалась и проявляла необычное оживление. Парижане сделали свои выводы: на улицах распевали нелестные куплеты о королеве. Прежде французы жалели ее как жертву Ришелье, но теперь, связав свою судьбу с итальянским выскочкой, она обрекла себя на всеобщую ненависть.

Мазарини продолжал политику Ришелье. Шла война с Испанией, казна пустела, вводились все новые налоги. Летом 1648 года недовольство всех слоев народа достигло предела. В одну ночь улицы Парижа покрылись баррикадами, и королеве с юным королем и кардиналом пришлось бежать из города. Так началась Фронда – мощное движение, направленное не только против Мазарини, но и против королевского абсолютизма. В нем участвовали весьма разнородные силы, и хитрому кардиналу – достойному преемнику Ришелье – удалось расколоть их и усмирить по частям, действуя чаще всего не силой, а подкупом. Тут-то на сцене и появился Шарль Д`Артаньян, новоиспеченный лейтенант мушкетеров. Это он в «ночь баррикад» сумел вывезти из восставшего Парижа королевскую семью. Все годы Фронды Д`Артаньян оставался верным служакой Мазарини, за что и был награжден чинами и поместьями. На его свадьбе с мадемуазель де Шанлеси в 1659 году присутствовал не только кардинал, но и сам король. А вот королевы Анны там не было, и история ничего не знает о ее отношениях с храбрым мушкетером.

Дюма выдумал и любовь Д`Артаньяна к королевской камеристке Бонасье и многие другие эпизоды знаменитого романа. Однако характеры героев переданы им удивительно точно. Д`Артаньян был храбр, Ришелье – мудр и жесток, Мазарини – хитер и пронырлив. Королеву Анну Австрийскую писатель изобразил женщиной, которую прежде всего волнуют ее чувства, и снова оказался прав. Анна не была ни жестокой, ни корыстной. Она посвоему заботилась о благе государства и все же имела об этом благе самое смутное представление. Ее нельзя поставить рядом с такими великими государынями, как английская Елизавета I или российская Екатерина II. Но она не похожа и на беззаботных мотыльков вроде Марии-Антуанетты. Да, Анна не могла оценить преобразования Ришелье, но у нее хватило решимости в годы Фронды выступить против феодалов, грозящих растащить страну на куски. Уже за это Франция должна быть ей благодарна.

В начале 1651 года бушующие волны Фронды поднялись так высоко, что Мазарини пришлось покинуть не только столицу, но и страну. Королеву снова лишили личного счастья, и это казалось ей невыносимым. Она даже пыталась уехать следом за своим возлюбленным, но вооруженные парижане удержали ее во дворце. Уже через год кардиналу удалось вернуться, а вскоре движение протеста пошло на спад. Улаживались и внешние дела: война с Испанией закончилась победой, для закрепления которой планировалось женить короля на испанской принцессе Марии-Терезе – племяннице Анны. Для этого было лишь одно препятствие: любовь 20-летнего Людовика к племяннице кардинала Марии Манчини. Мазарини повел было дело к браку между ними, но королева решительно выступила против этого. «Имейте в виду, – сказала она сухо, – в этом случае против вас восстанет вся Франция, и я сама встану во главе возмущенного народа».

Это была единственная размолвка влюбленных, которых многие парижане считали тайными супругами. Поразмыслив, кардинал отступил, и в 1660 году испанская инфанта въехала в Париж. Быть может, беседуя с родственницей, Анна пожелала ей быть более счастливой в браке, чем она сама. Но получилось иначе: Людовик ХIV запер жену во дворце, проводя время с многочисленными любовницами. В марте 1661 года скончался Мазарини: он долго болел и изводил капризами королеву, которая преданно ухаживала за ним. После этого Анна смогла выполнить давнее желание и удалилась на покой в основанный ею на окраине столицы монастырь Валь-де-Грас. Там она и умерла 20 января 1666 года, оставив после себя последнюю загадку – тайну «Железной маски». Этого безымянного узника Бастилии тот же Дюма считал старшим сыном Анны Австрийской от Людовика. Другие авторы выдвигают свои версии, а истина похоронена в соборе Сен-Дени вместе с мятежной душой испанской королевы Франции.

Вадим Эрлихман

Заповедники: Еловая губерния

Россия всегда представлялась миру страной бесконечных лесов, среди которых изредка встречаются островки селений. Но в минувшем веке обнаружилось, что это зеленое море не такое уж неисчерпаемое: коренные леса европейской части страны сильно поредели, за исключением разве что Севера. И хотя лес умеет затягивать раны, разрастаясь в последние годы по средней полосе, не скоро на месте теперешних березовых и осиновых перелесков встанут вековые боры.

О создании заповедников, эталонов наиболее характерных типов русского леса, российские ученые говорили еще в начале прошлого века. Центральнолесной биосферный заповедник стал одной из воплощенных идей. Он простирается на югозападных склонах Валдайской возвышенности, в районе водораздела бассейнов Волги, Западной Двины и Днепра. Впрочем, его судьба, отражающая драматическую историю заповедного дела в нашей стране, начиналась совсем в другом месте и даже в другой области.

В 1926 году на поиски большого участка нетронутого леса с типичными для Центральной России флорой и фауной Наркомпросом была направлена специальная экспедиция под руководством смоленского зоолога Григория Граве. Место под заповедник неоднократно менялось, пока наконец в 1930 году исследователи не нашли подходящее к северу от Рижского тракта, неподалеку от станции Нелидово. Последний день 1931 года стал днем рождения Центральнолесного заповедника.

Никто тогда не мог предполагать, что новорожденному резервату придется еще дважды начинать все сначала. В 1941—1944 годах заповедник, как и весь край, был разорен оккупантами. А в 1951-м постарались уже свои: в стране в одночасье были ликвидированы 88 из 128 существовавших на тот момент заповедников, а общая площадь заповедных земель сократилась более чем в 11 раз. Одной из жертв этой безумной кампании стал и Центрально-лесной – его угодья были переданы окрестным лесхозам. Но за девять лет хозяйствования они смогли «освоить» только 600 гектаров – лес защитил себя сам. В 1960 году заповедник был восстановлен – правда, на заметно меньшей площади (21 тысяча гектаров вместо 31).

Что же представляет собой Центрально-лесной заповедник? Какие растения в нем превалируют и каковы его обитатели?

В заповеднике на южных склонах Валдая северная темнохвойная тайга удивительным образом смешалась с широколиственными деревьями европейских лесов – липой, кленом, вязом. В результате такого смешения хвойный лес подчинил себе широколиственные породы и они ушли во второй ярус, безоговорочно отдав командные высоты прежде всего ели. Но так было не всегда: извлеченная из торфяных болот древняя пыльца свидетельствует, что каких-нибудь три тысячи лет назад на этой территории преобладали широколиственные леса. Сегодня же – царят огромные ели, самая великолепная из которых так и звалась «царица-ель». Могучее дерево высотой 42 метра и толщиной ствола 140 см срубили в 1998 году. Гиганты, подобные ему, встречаются на водоразделах. Жизнестойкость этих деревьев и равновесие созданной ими экосистемы таковы, что за многие десятилетия наблюдений здесь ни разу не были отмечены вспышки численности вредителей.

Вместе с царственными елями сюда пришли растения северных лесов и болот: карликовая береза (в этом районе проходит южная граница ее распространения), морошка. И здесь же редко встречается дикая орхидея – венерин башмачок; трепещет плоскими прозрачными семенами лунник оживающий; прячутся от прямых солнечных лучей реликты доледниковых времен – необыкновенно изящный (и столь же ядовитый) кустарник волчье лыко и два вида редчайших папоротников. Если чем и бедна здешняя флора, так это сорняками и вообще видами, так или иначе связанными с человеком: они могут расти только там, где нарушены естественные сообщества растений. А таких мест в заповеднике почти нет.

Как и флора заповедника, его фауна выглядит чересчур «северной» для средней полосы России. Еще в 1920—1930 годах на этой территории встречались даже дикие северные олени и временами заходила росомаха. В последние десятилетия следов присутствия этих животных не отмечали, но и без них здешняя фауна состоит в основном из таежных видов. И главная роль в ней принадлежит, конечно, бурому медведю.

Если бы проводился конкурс на звание самого «медвежьего угла» Европы не в переносном, а в прямом смысле, у Центральнолесного заповедника вряд ли нашлись бы конкуренты. Плотность медвежьего населения здесь выше, чем в любом другом месте между Атлантикой и Уралом: примерно по одному зверю на тысячу гектаров. Такая плотность сложилась без всякой помощи со стороны человека и не создает косолапым особых проблем: даже в неурожайные на медвежьи корма годы в заповеднике не бывает шатунов. Видимо, еды всегда хватает для нормальной зимовки.

Тридцать с лишним лет назад сотрудник Центрально-лесного заповедника Валентин Пажетнов сделал удивительное открытие: оказывается, и в отсутствие матери медвежонок может вырасти полноценным зверем. Ни у кого не учась, он от природы знает все, что ему нужно для жизни: какие растения в какой сезон можно есть, как строить берлогу и т.д. А если принять меры, то можно избежать и превращения такого медвежонка в человеческого нахлебника – к чему медведь вообще-то очень склонен. Это открытие определило всю дальнейшую жизнь семьи Пажетновых: вот уже многие годы они занимаются реабилитацией и возвращением в природу осиротевших медвежат. Правда, эта работа сейчас ведется не в заповеднике, а в сотне километров к западу от него, на специально организованной биостанции «Чистый лес». По мысли Валентина Сергеевича, заповедный лес, где люди почти не бывают, не вполне подходит для того, чтобы воспитать в звере страх перед человеком, спасительный для них обоих. Проект финансируется Международным фондом защиты животных (IFAW), но все его участники – сотрудники Центральнолесного заповедника.

Не обойден вниманием науки и другой хозяин лесов – волк. Человек слишком долго и беспощадно преследовал серого хищника, и теперь даже в заповеднике, где охот не было уже много десятилетий, волки стараются не показываться людям на глаза. Впрочем, ведущий специалист-волчатник Владимир Бологов сумел наладить отношения с некоторыми волчьими семьями: волки позволяют ему находиться даже возле логова с волчатами. Случается, что его подросшие «крестники» и сами заглядывают к нему в зимовье.

Стороннему же человеку увидеть волка непросто, зато почти невозможно его не услышать. Волчий вой – сложная, многоголосая песня, выполняющая множество функций: она укрепляет стаю, помогает поддерживать отношения с соседями, может передавать конкретную информацию. Помимо всего прочего, это еще и прекрасная, мощная музыка, производящая особенно сильное впечатление среди первобытного леса. Клубы любителей волчьего пения существуют во многих странах Европы. Но поскольку в этих странах собственные волки либо чрезвычайно редки, либо отсутствуют вовсе, поклонникам приходится ехать поближе к талантам. Центрально-лесной заповедник регулярно принимает такие туристические группы – им тут есть что послушать.

В заповедном лесу живет много великолепных зверей: рысь, выдра, бобр, лось, кабан, лесная куница. В 30-е годы на волне моды на акклиматизацию люди завезли сюда енотовидную собаку. Вообще-то подобные попытки «улучшения и обогащения фауны» наделали немало вреда, но этот опыт оказался успешным: дальневосточные новоселы отлично вписались в сложную систему межвидовых связей. Впрочем, на самом деле это было не столько акклиматизацией, сколько репатриацией: как свидетельствует палеонтология, енотовидные собаки жили в европейской России еще совсем недавно, пока наступающий ледник не оттеснил их в Приморье.

Особое место среди четвероногих обитателей заповедника занимает европейская норка. Этот веселый и грациозный зверек, еще недавно обычный для всей Европы, в последние десятилетия быстро сокращает численность. Причин этого несколько, но основная – вытеснение завезенной в Старый Свет американской норкой, более крупной и активной. Уже сейчас европейская норка сохраняется лишь в отдельных очагах, и Центрально-лесной заповедник – один из них. Помимо природной популяции тут есть питомник европейской норки.

Список крупных птиц, гнездящихся в заповеднике или посещающих его, внушительный: сокол сапсан, скопа, змееяд, филин. Предмет особой гордости заповедника – стабильно гнездящиеся беркуты. Не меньшую редкость представляет гнездовье черных аистов. В отличие от своего широко известного белого брата черный аист живет в лесах, сторонится человека и всюду исключительно редок, хотя обитает от Западной Европы до Дальнего Востока. Много здесь и представителей куриных. Только глухариных токов насчитывают несколько десятков.

Эти богатства, наверное, не уместились бы на скромной территории заповедника, почти не увеличившейся с 1960 года. Но сегодня помимо 24,4 тыс. га заповедной территории в хозяйстве состоят 46 тыс. га охранной зоны. Биологическое богатство и разнообразие этой части не ниже, чем у заповедного ядра, но вот режим охраны другой, примерно соответствующий режиму национального парка. Здесь существуют постоянные поселения, сюда можно приехать и постороннему. Запрещены лишь наиболее разрушительные виды хозяйственной деятельности: строительство промышленных предприятий, прокладка дорог и трубопроводов, разведка и добыча полезных ископаемых. Охранная зона позволяет заповеднику, «не поступаясь принципами», не только проводить полевые практики для студентов, но и принимать, и водить на экскурсии гостей-туристов, приехавших увидеть своими глазами настоящий среднерусский лес.

Площадь заповедника – 24 400 га, охранной зоны – 46 000 га.

Флора насчитывает 546 видов высших растений, в том числе 490 видов трав, 16 видов деревьев, 22 вида кустарников.

Еловые леса занимают 80% территории, сосняки – 10%.

Среди трав господствуют кислица, майник, седмичник, ожика волосистая, линнея северная, черника Два растения занесены в Красную книгу – башмачок и лунник.

Фауна составляет 55 видов, в том числе еж, крот, бурозубка, летучая мышь, заяц, бобр, лось, кабан, косуля 12 видов хищников: куница, европейская норка, ласка, бурый медведь, рысь, речная выдра, барсук, енотовидная собака, лисица, волк.

В заповеднике обитают 195 видов птиц, 6 видов амфибий, 2 вида рептилий, 162 вида пауков, 700 видов стволовых вредителей.

Борис Чистых, Николай Дельвин | Фото Николая Дельвина

Избранное: Турист и туземцы

Мы предлагаем читателям второй отрывок из книги «Турист в Африке» известного британского писателя Ивлина Во, которая скоро выйдет в издательстве ВАГРИУС. В нем речь идет о взаимоотношениях и укладе жизни «белых и чернокожих», о старых и новых традициях Африканского континента в середине ХХ века, о политике местных чиновников. Все это является предметом интересного, детального, зачастую сатирического обзора. Основой для книги стали дневниковые записи, сделанные писателем в 1958—1959 годах во время одного из путешествий по Африке.

21 марта.

В Солсбери видишь мало африканцев; здесь их, похоже, меньше, чем в Лондоне. В крупных магазинах чернокожие работают швейцарами, и белые продавщицы отвратительно грубы с ними. Они грубы и с белыми покупателями, поскольку изо всех сил стараются показать, что Бог создал всех белых равными. Получающий немалые деньги водопроводчик, придя по вызову в частный дом, рассчитывает, что его пригласят за семейный стол вместе со всеми. У него есть чернокожий помощник, получающий гроши, который ждет его, сидя на корточках во дворе. Здесь так же, как в Англии, сторонники расовой дискриминации – это те, чью работу многие негры могут сделать лучше.

История Южной Родезии складывалась иначе, чем, скажем, история Уганды или Ньясаленда. Здесь белые появились как завоеватели; там – по просьбе туземцев, искавших покровительства английской короны. Завоеватели не стяжали славы на поле брани, о которой могли бы вспоминать с гордостью, но все же проявили себя благородными рыцарями по сравнению с теми, кто захватывал Австралию и регулярно давал аборигенам отравленную пищу. Завоеванные племена во многих случаях сами недавно были завоевателями. В Африке сила оружия всегда была убедительным аргументом в споре за первородное право собственности.

Турист в Родезии так же редко видит туземцев, как в Америке – настоящих бедняков. (Но в Родезии число туземцев в пропорции ко всему населению больше, чем нуждающихся – в Америке.) У них нет явных племенных отличий. Они не красивы, как масаи, или жизнерадостны, как вачагга, или живописно доисторичны, как вагого. Все одеты в уныло одинаковые рубашку и шорты. На лицах приниженное выражение неудачников, каковы они и есть на самом деле. Полковник Дэвид Стерлинг, с которым я служил в войну, приехал сюда, чтобы заниматься коммерцией, и был столь подавлен, увидев, в каком положении находятся туземцы, что посвятил последние десять лет попыткам убедить белых поселенцев, что «многонациональное общество» – это не просто клише политиков. Но его «Общество Козерога» повлияло на ситуацию меньше, чем он надеялся.

Едва свернув с главного шоссе, мы с Дафни оказались в таких же пыльных, безотрадных местах, какие окружают Сериму: дорога в колдобинах, низкий кустарник по сторонам, редкие клочки маисовых полей да скопления хижин, – и заблудились; расспросы, где миссия, привели нас к англиканской школе, возле которой играли в футбол дети; учитель дал нам провожатого до миссии. Там тоже играли в футбол, и еще несколько мальчишек плескались в резервуаре с водой. В миссии было четверо или пятеро священников, на всех – рабочая одежда, состоявшая из рубашки и шорт; по крайней мере двое из них были людьми высокоэрудированными. Мы потеряли так много времени, добираясь сюда, что едва успели поздороваться с нашим другом, как уже нужно было возвращаться. Он не скучал ни по Фарм-стрит, ни вообще по Солсбери. Хотя до города рукой подать (если знать дорогу) от Миранделлас, он и его товарищи редко видят других белых, кроме уполномоченного по делам туземцев. Они целиком отдают себя людям племени машона, уча детей в центральной школе и объезжая деревни. Я видел и более одинокие миссии во многих частях света – в Британской Гвиане, например, где в горах остановился у одинокого священника, который приветствовал меня такими словами: «Как я рад! Добро пожаловать! Я жил надеждой, что кто-нибудь появится и удалит мне два больных зуба», – но эта миссия поразила меня своим пронзительно тоскливым видом.

История машона, насколько известно, – это история унижения народа; до появления белых в стране они были жертвой матабеле. Подобно обитателям трущоб в индустриальной Англии прошлого столетия, они часто напивались до бессознательного состояния. Безусловно, они обожают играть в футбол и плескаться в воде. Миссионеры говорят, что они проявляют некоторый интерес к религиозным обрядам. Но на человека, походя увидевшего их, по крайней мере на меня они производят тяжелое впечатление, от которого нелегко избавиться. Оно давило на меня, когда мы, подпрыгивая на ухабах, неслись обратно к ипподрому, до которого мы добрались как раз к последнему заезду, и потом, когда мчались по шоссе домой.

22 марта.

Последняя поездка – на Матопо. Эти знаменитые горы уступают по красоте только Восточному Нагорью, но они намного старше. Пейзажи у Леопардова Утеса можно сравнить с прекраснейшими видами в других частях света. Я не знаю ничего подобного Матопо. Это примерно тридцать или пятьдесят миль голых гранитных скал и зеленых долин. Эти места настолько поразили воображение Сесила Родса, что он завещал похоронить себя здесь на пятачке, который назвал «Панорамой мира» и определил быть Валгаллой, то есть пантеоном героев страны. Вот почему эти места стали священными для родезийских патриотов. А также для матабеле, которые первыми решили похоронить здесь своего короля Мзиликази, который вывел их сюда из страны зулусов в 1838 году. Когда белые первопроходцы разграбили королевскую могилу, Родс обнес ее стеной и по всем правилам повинился за совершивших святотатство, принеся в жертву черных быков. Но есть свидетельства жизни здесь людей и до матабеле. Поверхность скал в ущельях покрыта рисунками людей, животных и неопознанных фигур, которые археологи относят к переходной эпохе от, возможно, начала эры христианства и примерно до появления здесь народности матабеле. Существует также предсказание, которому по меньшей мере пятьсот лет и по которому это место находится под охраной знатных семей племени каланга по повелению таинственного божества Млимо, которого американец Бернхем, по его собственным утверждениям, якобы убил. Млимо главным образом посылал дождь и исцелял скот, но сфера его деятельности была шире. Это он в 1895 году подвигнул на мятеж матабеле, которые распространили по стране его культ, обещав им, что пули белых не поразят их, а превратятся в воду – заблуждение, которое за последние сто лет принесло немало горя африканцам в разных, не связанных между собой районах: в Судане, например, и в южной провинции Танганьики. Говорят, жрецы Млимо раскинули свою разведывательную сеть среди всего народа банту аж до до самого юга, где он граничит с басуто. Оттуда, из Свазиленда и Бечуаналенда шли и продолжают идти к нему паломники. Некоторым белым известно точное местоположение пещеры Нджелеле, этих африканских Дельф, но они предпочитают поменьше об этом говорить. Официальный путеводитель сообщает: «Очень многие африканцы считают Млимо могущественным и добрым божеством и серьезно относятся к своей вере в него. По этой причине мы не пишем о точном местоположении пещеры и просим туристов уважать его покой и не искать пещеру самостоятельно. Разумеется, совершенно иное дело – посещение Нджелеле по приглашению одного из абантвана бо Млимо и обычно нетрудно завоевать доверие местного каланго, чтобы получить такое приглашение».

Сомневаюсь, чтобы многим туристам это было очень интересно. Они приезжают сюда порыбачить, устроить пикник, половить бабочек и пофотографировать красоты заповедника. Мне кажется, что большинство современных родезийцев позорно равнодушны к обычаям и верованиям туземцев. Их предшественники воевали с туземцами, крали их скот, обманом добивались всяческих уступок, но им волей-неволей приходилось как-то считаться с ними, жить вместе, заключать смешанные браки. Д-р Джеймсон, будучи членом личной охраны Лобенгулы, присягал ему на верность и в нарушение присяги возглавил нападение на него. Селус, самый знаменитый охотник и исследователь Родезии, имел чернокожую жену; его дочь-мулатка живет ныне в пригороде Солсбери. Южноафриканская концепция «апартеида» была чужда большинству авантюристов первопроходцев и (думаю) вызывала у них возмущение.

Мой племянник служит (или, скорее, служил, поскольку его последняя инспекционная поездка завершилась вскоре после моего отъезда) районным комиссаром при губернаторе Южной Родезии – важной фигуре, которую, однако, не следует путать с генерал-губернатором Федерации. Сей почтительный молодой человек устроил мне поездку на Матопо, проявив практичность и расторопность, – встретил меня и устроил так, что я провел ночь с большим комфортом в Гавернмент-Лодж, официальной резиденции губернатора в Солсбери.

На другой день, это было 23 марта, мы рано утром вылетели в Булавайо. Когда мы приземлились, нас уже ждала машина, чтобы отвезти на завтрак в резиденцию губернатора провинции. Дом этот построил Родс для себя на месте крааля Лобенгулы, дом чудесный: низкий, прохладный, в голландском колониальном стиле. Территория вокруг и надворные постройки – образец реконструкции крааля, каким он был во времена Лобенгулы, то есть частью военный городок, частью ранчо. В ухоженном саду стоит сохранившееся дерево удивительно жалкого вида, под которым, как считается, он вершил правосудие. Ни в резиденции губернатора, ни гделибо еще в царстве Лобенгулы не осталось ничего, что напоминало бы о нем; где его могила – неизвестно, его сокровища украдены или утеряны, его потомство не признают. Но по-прежнему над этим местом витает его призрак – глубоко трагическая фигура, скорее, шекспировской, чем классической драмы; Лир, Макбет, Ричард III – в нем есть что-то от каждого из них. Какая роль для Поля Робсона, напиши кто-нибудь пьесу о его судьбе! Он был жертвой истории. Царство матабеле было военным образованием и соответствующим образом организовано, чтобы обеспечить свою безопасность и процветание во все века до Лобенгулы. Он унаследовал великолепную армию и свой авторитет поддерживал воюя. Молодые воины должны были поить свои копья кровью. Если белые не вторглись бы в Центральную Африку, его династия могла бы править на протяжении столетий. Сам он был человеком храбрым, величественным, умным и благородным.

Странно, что он искренне любил белых, защищал их, когда в его силах было уничтожить их, держал слово, когда мог бы их обмануть. Белые, которых он узнал, по большей части были негодяи. По всеобщему предположению, его погубила только их алчность. В Машоналенде искателей сокровищ ждало разочарование. Гонимые надеждой отыскать еще один Рэнд или еще одно Кимберли, они настойчиво рвались в Матабелеленд. Стыдно читать современные описания последнего десятилетия правления Лобенгулы. Палатки белых искателей концессий окружили его дворец; они несли ему шампанское и ружья; д-р Джеймсон пичкал его морфием; эскадрон лейб-гвардии в полной форме проходил перед ним парадным строем; иезуиты изготовили ему герб на дверцу кареты. И все это время полки видели, как их огромный тучный монарх становится еще толще, а сознание его неуклонно помрачается. Он написал лично королеве Виктории, прося ее о помощи. Отправил послов в Кейптаун, которых то ли похитили, то ли убили. И молодые воины подняли мятеж.

Его падение приветствовали не только искатели удачи. Прежде чем нанести удар, Родс испросил согласия миссионеров и получил его. Сейчас трудно понять, что во времена празднования «бриллиантового юбилея» королевы Виктории многие порядочные и умные люди верили в реальное существование Pax Victoriana – мира под властью королевы. Незначительные, хотя и кровавые нападения матабеле казались им ужасным анахронизмом. Даже сейчас можно найти достаточно порядочных и достаточно умных людей, считающих, что европейцы «усмирили» Африку. До их появления ей были свойственны племенные войны и рабство; нет сомнения, что все это возобновится, стоит им только уйти оттуда. Меж тем за первые сорок лет этого столетия при правлении европейцев в Африке произошли три продолжительные войны, куда более масштабные, нежели предшествующие, которые совершали мародеры, вооруженные копьями, войны белых против белых, и поколению, видевшему нацистский режим в сердце Европы, лучше помалкивать, когда сравниваются цивилизованные и нецивилизованные народы. Но миссионеры искренне верили, что местные деспоты, их свирепая аристократия и их колдуньи – единственное серьезное препятствие к установлению здесь царства братской любви. Отец С. Дж. Престейдж, который всю свою жизнь посвятил туземцам Родезии, писал: «Если когда и существовала справедливая война, то это война, которую вели матабеле».

Бегство Лобенгулы после поражения, старого и одурманенного морфием, его жалкие попытки купить мир, дав мешок с соверенами двум кавалеристам (кто украл его?); его фургон с сокровищами: что было в нем – пустяшные дары его придворных-европейцев, слоновая кость, золото? – спрятанный в какой-то расщелине в горах, может, разворованный, может, все еще находящийся там, его исчезновение на другом берегу реки и смерть, как говорят, от оспы неведомо где – все это материал для драмы в стихах.

После завтрака мы поехали обратно в Булавайо. Жизнь в городе текла по старинке неторопливо, что не особо нравилось его обитателям. Не так давно он был торговой столицей Родезии. Теперь его место занял Солсбери. Тут нет небоскребов. На магазинах лежит печать унылой провинциальной респектабельности, как где-нибудь на юге Шотландии. Витрина у аптекаря разрисованная, в ней стоят традиционные стеклянные бутыли с подкрашенной водой; внутри, в шкафчиках – склянки с латинскими надписями, бывало, восхищавшие нас в детстве. В Солсбери аптеки сверкают рекламой патентованных снадобий, косметики и детского питания. Сигары в табачной лавке лучше, чем в Солсбери. Тут есть приличные музеи, где в нижних этажах выставлены образцы местной фауны, а верхние заняты оружием и туземной одеждой. До последнего времени туземцев не пускали в музеи посмотреть на эти реликвии их собственного прошлого; теперь все открыто, и их приходит очень много. (Запрет не носил политического характера. Просто администрация музея, которая располагалась на том же этаже, не хотела, чтобы их беспокоила болтовня посетителей.) Мы посмотрели на фигурки птиц из мыльного камня, найденные в Зимбабве, заглянули к минералогу, чьей обязанностью было исследовать образцы руды и самоцветов, которые несли ему – тем утром он обнаружил среди них что-то особо интересное; уж не изумруд ли? – потом зашли к археологу, побывавшему прошлым летом в Зимбабве, который высказал предположение, что все наиболее впечатляющие части руин – недавнего происхождения и построены банту, после чего поехали на Матопо.

Исконное поместье Родса, которое он передал в доверительное пользование колонии, занимает девяносто пять тысяч семьсот акров, выпасы и пахотные земли поделены между пятнадцатью фермами арендаторов, а оставшаяся скалистая часть отдана под зону отдыха. Это Матопо-парк, где находится могила Родса на «Панораме мира» и куда въезжаешь через ворота, дар кого-то из семейства Бейтов. (Эксперт по алмазам Альфред Бейт в 1875 году был послан немецкой фирмой в Южную Африку для закупки алмазов. Желая завладеть всеми алмазными копями в Южной Африке, он объединился с одним из главных проводников британской колониальной политики на юге Африки Сесилом Родсом (1853– 1902), с которым впоследствии основал знаменитую компанию по добыче и обработке алмазов «Де Бирс». – Прим. ред.) Ниже простираются почти четверть миллиона акров земли, присоединенной к поместью по декларации 1953 года.

Эта территория подконтрольна не родсовским доверительным собственникам, а Управлению национальных парков, которое проложило там дороги, оградило дамбами горные реки и вообще старается сделать это место привлекательным для белых туристов. Когда в 1946 году проект по благоустройству территории был представлен на рассмотрение, там жило около семнадцати с половиной тысяч семей туземцев, имевших почти четырнадцать тысяч голов скота. Чиновники решили, что место есть только для четырехсот семей и четырех тысяч голов скота. Туземцы не имели никакого желания перебираться куда-то еще. Многие из них еще хорошо помнили похороны Родса и последующую речь его брата, полковника: «В доказательство своей уверенности в том, что белые люди и матабеле навечно останутся братьями и друзьями, я оставляю могилу моего брата на ваше попечение. Поручаю вам заповедать свой священный долг поколениям ваших сыновей, которые придут после вас, и знаю, если вы выполните его с честью, мой брат будет доволен».

Будет ли Великий Белый Вождь доволен, спросили они, когда увидит через пятьдесят лет, что они позволили приезжим из городов устраивать пикники на его могиле? В конце концов, решение подкорректировали, разрешив остаться семистам семьям, которые могут иметь по десять голов скота на человека.

Так здесь появился небольшой отдельный остров – «туземный заповедник» – и большая свободная территория, примыкающая к нему с юга, подобным же образом изолированная. На этих территориях природа Парка сохраняется в первозданном виде, и для посетителей они закрыты. Это ли имели в виду Великий Белый Вождь и полковник Родс? Неужели именно это, позволю себе усомниться, обещала огромная толпа туземцев, собравшихся на похоронах 10 апреля 1902 года, когда кричала (цитирую по путеводителю): «Н`Кози»?

Сегодня можно подъехать к подножию горы, названной «Панорамой мира», и после нетрудного подъема оказаться на вершине. Картина и впрямь величественная и стоящая всех слов, которые написаны и сказаны о ней. Родс, давая месту такое название, подразумевал не то, что это прекраснейший «вид» в мире, но скорее то, что, когда стоишь на этой непримечательной вершине в этом прозрачном свете, глядя на ничем не прерываемую линию горизонта, испытываешь, цитирую путеводитель: «странное ощущение, что тебе открываются самые пределы земли». Любопытно, но полет на самолете ничего не добавляет к этому наслаждению высотой. Человеческий глаз по-прежнему получает самое сильное впечатление от увиденного, когда его ноги упираются в землю или в крышу здания. Самолет уменьшает все, что открывает тебе внизу.

Наиболее заметное дело человеческих рук – это памятник тридцати четырем солдатам, павшим в бою на реке Шангани в 1893 году, передовому отряду войск, преследовавших Лобенгулу. Благодаря ясно выраженному желанию Родса и несмотря на сопротивление многих людей в Форт-Виктории и ее округе, их прах был перенесен сюда из Зимбабве, где они были похоронены первоначально. Они были, как гласит простая надпись на постаменте, «Отважные Люди»; то есть сражались до последнего, поскольку невозможно было ни отступить, ни сдаться в плен. Монумент представляет собой массивную гранитную колонну высотой более тридцати футов, несущую горельеф работы Джона Твида, Р. А. (королевский архитектор. – Прим. ред.), на котором изображены в полный рост их фигуры в бронзе. Памятник представляет собой разительный контраст с тремя другими могилами на вершине, простыми гранитными плитами с медными табличками, под которыми лежат Родс, Джеймсон и чуть в стороне, под плитой, отличающейся от соседних призывом о милосердии: «R. I. P.» («С миром упокой», лат. – Прим. ред.), сэр Чарлз Коглан, первый премьер-министр Южной Родезии.

На похоронах Родса епископ Машоналенда прочитал стихотворение, сочиненное по этому случаю Киплингом: «…Объятый сном, он видит то, // Что знать нам не дано…// И, прерывая его сон, // Взовет Империй глас, // Могучий Дух, тотчас воспряв, // Их поведет вперед».

Это было написано всего пятьдесят семь лет назад, но все эти предсказания уже показали свою ложность.

Еще при жизни он увидел, что буры и англичане в Южной Африке окончательно ожесточились, чему в большой степени способствовали его собственные неблагоразумие и бессовестность. Сегодня его грандиозный проект трассы Кейптаун – Каир, которая пролегала бы целиком по английским владениям, потерял всякий смысл; личная, вызывавшая уважение власть Великого Белого Вождя выродилась в «апартеид». Возникает искушение банально сопоставить достижения политика и художника; один говорит о еще не родившихся поколениях, другой поглощен практическим решением ближайшей задачи; одного скрывает завеса разочарований и споров, другой оставляет после себя что-то, имеющее непреходящую ценность, чего не было до него и не появилось бы без него. Но Родс не был политиком или, скорее, был, но мелким. Он был визионером, и почти все, что ему виделось, было галлюцинацией.

Он не был человеком действия, в отличие от катастрофически деятельного Джеймсона. Не был он и солдатом или исследователем. В том, что он почти один отправился в горы Матопо, чтобы заключить мир с непокорными матабеле, во многом повинен случай. Это был мужественный поступок, и он великолепно себя показал, но, по правде сказать, то же самое сделал отец Престедж, четырьмя месяцами ранее встретившись с другой группой вождей матабеле. Матабеле находились тогда в безвыходном положении и не имели лидера. Обещанная неуязвимость от винтовочных пуль оказалась иллюзорной. Продолжая оставаться враждебным племенем, они могли бы стать серьезной помехой, скрываясь со своими копьями в неприступных горах, но были обречены на поражение. Для прославленных индаба важным оказалось впечатление, которое произвела на них личность Родса. Матабеле знали о нем только понаслышке. Нет сомнений, что после тех встреч они смотрели на него чуть ли не с тем же благоговейным страхом, что и на своих царей. Африканским политикам, из которых теперь делают кумиров, было бы полезно помнить, сколь непостоянны эти чувства у их соплеменников.

Родс был финансистом. Очень молодым он нажил огромное состояние в те времена, когда и другие сколачивали не меньший капитал. Но таких, кто заработал миллионы на рудниках Кимберли, было немного, и они были не удачливыми старателями, а рачительными бизнесменами. Главный талант Родса проявился на рынке, в комбинациях купли-продажи, в монополиях и займах, в обмане акционеров, в поддержании высокой стоимости Земельной компании, когда она не приносила никаких дивидендов, в использовании при продаже и покупке конфиденциальной информации, в создании, распространении и поддержании такой легенды о себе, которая успокаивала фондовую биржу. И деньги не были для него ни конечной целью, ни тем, что позволяет наслаждаться жизнью, или даже средством к достижению личной власти; они были сутью его мечты.

Есть связь между безбрачием и «видением», обоим состояниям, как в низшем его проявлении – Гитлер, так и в высшем, присуща созерцательность. Родс жил где-то посередине между этими двумя мирами. Только бездетные планируют завести потомство. Родительские пары слишком сосредоточены на сиюминутном.

Есть и привлекательная сторона в характере Родса, стоит вспомнить его экспериментальные фермы, вкус, который он проявлял при выборе домов для житья, его уважение к верованиям туземцев. Система стипендий, которую он учредил в Оксфорде, выделив на это соответствующий фонд, стала образцом для подражания в других странах, которые столь убеждены в непогрешимости собственного «образа жизни», что верят: узнав их получше, их нельзя не полюбить. Примечательно, что его стипендии предназначались для американцев, выходцев из колоний и немцев. Романоязычные страны исключались. Поскольку он был одержим детской, по сути, мечтой. Его первое завещание, составленное, когда ему еще особо нечего было завещать, предусматривало создание тайного общества, призванного утверждать превосходство англосаксонской расы. Он, как недоразвитый школьник, испытывал презрение к «даго» (кличка итальянца, испанца, португальца. – Прим. ред.), ко всей средиземноморско-романской культуре. Он совершенно сознательно намеревался спровоцировать войну с португальцами, и только лорд Солсбери остановил его. В своих фантастических мечтах он видел единое мировое государство англичан, немцев и североамериканцев. Но самые важные его компаньоны и в Южной Америке, и в Европе были почти исключительно евреи. Об этом, что так часто не замечается, собственно, и говорится в «Стихах Господу» Беллока. Не существовало объяснимой причины, почему евреям нельзя было наживать состояние на разработке залежей алмазов и золота так же, как неевреям, или почему они не имели права применять силу для защиты своего бизнеса. Но весь абсурд состоял в том, что, отстаивая их интересы, Родс, как идиот, вопил об англосаксонском расизме…

Мы покинули «Панораму мира» и поехали обратно по горным дорогам, проложенным так, чтобы туристы могли восхищаться видами; по пути мы останавливались, чтобы взглянуть на наскальные рисунки в горных расщелинах, изображавшие людей и животных, которые исчезли в этих местах, – жирафов, носорогов. Теперь здесь самые распространенные представители фауны – это бабуины. Они встречались нам во множестве, но ни разу – ни знаменитые черные лошадиные антилопы, ни кобры, ни свиномордые змеи, ни питоны. Племянник дал нам с собой в дорогу корзину с прекрасной едой. Для ланча мы выбрали местечко на берегу озера; вокруг не было ни души, только прошел в стороне гид-матабеле в опрятной униформе.

Днем самолет доставил нас обратно в Солсбери, и к чаю мы уже были в доме губернатора.

Перевод Валерия Минушина

Медпрактикум: Ультиматум целлюлиту

«Апельсиновая корка»

Эффект апельсиновой корки «проявлялся» у женщин во все времена: его возникновение напрямую зависит как от физиологии, так и от образа жизни. Стрессы, невоздержанность в еде, сидячая работа, узкая одежда – от средневековых корсетов до джинсов, курение и даже ношение каблуков-«шпилек» – все это верный путь к целлюлиту.

Среди специалистов нет единого мнения как в выделении стадий развития этого заболевания, так и в подходах к определению его сущности и причин возникновения. Некоторые склонны рассматривать этот дефект кожи как явление, сопутствующее естественным процессам женского организма. Именно женского, ведь у мужчин даже при сильной полноте целлюлита не бывает. Происходит это потому, что у них волокна подкожной клетчатки, поддерживающие жировые клетки – адипоциты, расположены по-другому, благодаря чему эти волокна могут удержать в своих «сетях» как мелкие, так и крупные адипоциты. У женщин все по-другому. Их гормональный фон значительно меняется несколько раз в жизни, что приводит к сбою обменных процессов и развитию целлюлита. И хотя официальной статистики не существует, многие врачи считают, что к нему предрасположены до 97% женщин.

Удивительно, но общепринятое название заболевания совсем не отражает сути этого явления. В переводе с латинского языка «cellula» – «клетка», а «itis» – воспаление, что означает «воспаление клетки», хотя на самом деле никакого воспаления в клетке при этом заболевании не происходит.

Что же такое целлюлит и откуда вообще появилась эта напасть? Самое распространенное бытующее мнение, что это внешнее проявление ожирения. Однако отожествлять целлюлит и избыточный вес неправильно в принципе. Это две разные вещи. Не так уж редко эффект бугристости кожи, которую называют «апельсиновой коркой», можно увидеть и у стройных молодых женщин. Есть немало случаев возникновения симптомов целлюлита даже в подростковом возрасте (в детстве его не бывает, потому что тогда подкожножировая клетчатка обладает иными свойствами и не может иметь подобных дефектов). Раннему развитию целлюлита в большой степени способствует наследственная предрасположенность. А значит, целлюлит – это не элементарная расплата за чревоугодие и физическую пассивность, а заболевание подкожной клетчатки. В этой ткани, которая расположена глубоко под кожей и составляет до 15– 20% веса всего тела, находятся миллиарды жировых клеток – адипоцитов. Их предназначение– накопление запасов жира и поддержание энергетического баланса организма для обеспечения нормальной его жизнедеятельности. В норме крупные жировые клетки (большей частью они имеют округлую каплевидную форму) связаны между собой тонкими, но достаточно прочными соединительными волокнами. Эта структура изначально весьма гармонична и напоминает по строению пчелиные соты. В межклеточных пространствах пролегают мелкие артериальные и венозные сосуды и протекает межклеточная жидкость, которая доставляет клеткам кислород и питательные вещества и уносит отработанные продукты. Это чрезвычайно тонкий и сбалансированный процесс, поддерживаемый многими физиологическими и биохимическими механизмами.

В условиях нормального обменного процесса количество жиров, поступающих в адипоциты (липогенез), и количество высвобождающихся из этих клеток (липолиз) уравновешено. Но в местах, которые принято называть проблемными зонами, баланс этих двух противоположных функций очень зыбкий: в расположенных здесь жировых клетках рецепторов, отвечающих за синтез жиров, в 6 раз больше, чем тех, которые отвечают за их расщепление. И любой провоцирующий фактор может привести к нарушению обмена веществ и сдвигу липидного баланса в сторону накопления.

В этом случае все усвоенные с пищей жиры не успевают перерабатываться и начинают накапливаться в адипоцитах. Те постепенно разбухают (адипоциты способны увеличиваться в размерах до 60 раз!) и занимают все свободное пространство, мешая нормальному капиллярному и венозному кровотоку и движению межклеточной жидкости. Более того, жировые клетки еще и обладают способностью удерживать воду. Учеными доказано, что всего 1 молекула жира может удерживать вокруг себя 15 тысяч молекул воды!

Возникает застой крово– и лимфообращения, который приводит к недостаточному снабжению тканей кислородом, витаминами, минеральными веществами и как следствие – к обменным нарушениям уже в коже. Шлаки, токсины и отработанные продукты, оказавшиеся невыведенными из тканей, служат основой для образования разрушителей клеток – свободных радикалов. Те в свою очередь повреждают защитные мембраны клеток лимфатических и кровеносных сосудов, а также коллагеновые волокна, служащие каркасом соединительной ткани. Теряя упругость, коллагеновые «сети», в норме поддерживавшие скопления жировых клеток, уже не могут выдерживать вес раздувшихся адипоцитов. Последние сдвигаются с места, сливаются с соседними и образуют растущие колонии клеток, похожих на виноградные гроздья, и вот тогда на поверхности кожи появляется бугристость. В начальной стадии целлюлит можно рассмотреть, лишь собрав кожу в складку, но по мере его дальнейшего развития дефекты кожи видны невооруженным глазом. Причем натяжение кожи становится весьма болезненным, возможно даже появление синяков, поскольку возрастает проницаемость стенок капилляров. У некоторых женщин целлюлит может появиться даже в области плечевого пояса. Картина нарушений в подкожной клетчатке усугубляется лишним весом, варикозным расширением вен, болезнями артерий нижних конечностей, сердечно-сосудистыми и эндокринными заболеваниями, к которым в первую очередь относятся гипофункция щитовидной и поджелудочной желез, сахарный диабет.

Домашнее задание

Мероприятия по борьбе с целлюлитом направлены на уменьшение интенсивности процессов жирообразования и активизацию расщепления жиров в адипоцитах, усиление циркуляции крови и лимфы с одновременным устранением застоя жидкости в тканях и укрепление коллагенового каркаса кожи. Во многом проблему избавления от целлюлита можно решить самостоятельно.

Во многом проблему избавления от целлюлита можно решить самостоятельно. Во-первых, с помощью диеты, которая направлена против отложения жира, шлаков и токсинов в тканях и на предотвращение застоя жидкости. В дополнение к ней следует принимать биологически активные пищевые добавки, содержащие вещества, способствующие улучшению процессов обмена или витаминно-минеральные препараты.

Во-вторых, физические нагрузки. Они чрезвычайно важны, так как работа мышц усиливает обмен веществ, препятствует застою крови и лимфы в тканях. Самыми полезными при целлюлите считаются упражнения, которые заставляют работать мышцы таза и нижних конечностей, где в первую очередь и развиваются нарушения в подкожно-жировой клетчатке. Прекрасно активизируют кровообращение езда на велосипеде, плавание, спортивная ходьба и бег трусцой. Совершенно нет необходимости изнурять себя многочасовыми нагрузками, для достижения результатов вполне достаточно получасовых ежедневных занятий.

В-третьих, массаж. Он должен обязательно входить в комплекс лечебно-профилактических мер при целлюлите или предрасположенности к нему для того, чтобы оживить циркуляцию лимфы и размягчить затвердевшие жировые скопления. Самомассаж лучше всего выполнять с применением антицеллюлитного косметического средства, используя пять классических приемов: сначала мягкое поглаживание кожи, разогревающее ее и улучшающее кровообращение в капиллярах, потом более активное растирание, повышающее тонус глубоколежащих тканей (при повышенной ломкости капилляров не рекомендуется), следующий прием – разминание кожи вглубь подушечками пальцев или сложенной в кулак рукой, которое способствует исчезновению небольших очагов целлюлита и возвращает тонус мышцам. После этого следует подергивание кожи, повышающее ее упругость, а затем – вибрация (производится на одном участке тела, не сдвигая руки), которая закрепляет общий эффект. Такой массаж стоит выполнять не только при целлюлите, он полезен и для его профилактики, и для предупреждения старения кожи.

И последнее – это водные процедуры. Очень полезны стимулирующие кровообращение теплые ванны и души с использованием специальных средств на основе растительных экстрактов, морских водорослей и органических соединений йода. Такие наносимые на кожу средства, как скрабы, гели, пилинги, способствуют отшелушиванию отмерших клеток эпидермиса, что улучшает их дыхание и тем самым усиливает обменные процессы в более глубоких слоях кожи. Входящие в их состав натуральные эфирные масла и вытяжки лекарственных растений, например бурых водорослей – фукусов и ламинарий, плюща, конского каштана, гингко билоба, арники, корицы – стимулируют крово– и лимфообращение, укрепляют стенки сосудов, активизируют расщепление жиров, усиливают отток межклеточной жидкости, смягчают и успокаивают кожу.

Хорошее воздействие оказывает и популярная сегодня антицеллюлитная одежда. Ее лечебное воздействие обеспечивается за счет одной из двух или обеих составляющих: либо в структуру ткани введены антицеллюлитные вещества, либо эта структура при многочасовом ношении создает эффект сауны, нагревая тело и способствуя тем самым сгоранию жиров. Казалось бы, чего может быть проще: надел «волшебные» шорты или брюки и занимайся делами. Однако надо учитывать то, что долго находиться в одежде с тепловым эффектом противопоказано при ряде заболеваний, например при варикозном расширении вен, тромбофлебите, гинекологических заболеваниях.

Валентина Имова

Наталья Коленько, врач дерматолог VICHY: – В последние годы рынок антицеллюлитных продуктов значительно расширился благодаря использованию новых, современных биотехнологий. Специалисты Лаборатории VICHY также постоянно работают в этом направлении. На основе четырехлетних исследований и научных работ, получивших две Нобелевские премии, было создано новое антицеллюлитное средство для коррекции фигуры с дренажным эффектом– ЛИПОЗИН. Активным компонентом ЛИПОЗИНа является Адренализ™ – комплекс растительных сапонинов, полученных из конского каштана, обладающий двойным действием. Он стимулирует удаление сформировавшихся жировых отложений, увеличивая число каналов выведения их, и, кроме того, тормозит способность жировой клетки поглощать жир, то есть создает антилипидный барьер. Дополнительные компоненты средства, такие как гингко, эсцин и кофеин, стимулируют процесс расщепления жиров внутри адипоцита, а соли рутина обеспечивают противосахарный барьер, ограничивая липогенез. Лишаясь поступления липидов и глюкозы, жировая клетка перестает увеличиваться в объеме, а значит, уменьшается и эффект «апельсиновой корки». Однако, рассказывая о ЛИПОЗИНе, нельзя не заметить, что проблема целлюлита в своем решении требует комплексного подхода, ведь возникла она в результате сбоев многих процессов в организме. Поэтому нельзя не учитывать те методы, которые давно подтвердили свою важность в борьбе с разными болезнями, в том числе и обменными нарушениями. В частности, каждой женщине следует соблюдать индивидуальную диету, выполнять специальные физические упражнения. Кому-то будут полезны дренирующие массажи, горячие или холодные обертывания, но здесь надо учитывать наличие сопутствующих заболеваний. Так что не стесняйтесь обращаться к специалистам.

Роман Князев, руководитель медицинского центра «Целлюлайт»: – Часто женщины, обращающиеся к проблеме лечения целлюлита, затрудняются сделать свой выбор, какой технологией воспользоваться. Наиболее правильно выбрать ту, которая включает в себя три направления: правильную диагностику, распознание и лечение сопутствующих заболеваний и, наконец, физиотерапию. Чтобы диагностика была объективной, требуется проведение не только визуального, нередко субъективного осмотра, но и аппаратных обследований. Самое простое – это термография, то есть способ наложения на кожу особых пленок, которые четко показывают участки целлюлита в определенном цвете. Гипертрофированные клетки проявляются как «горячая» зона в красном цвете, те клетки, которым не хватает питания («холодная» зона), визуализируются в синем цвете. Ткани, являющиеся проводниками между этими двумя видами клеток, видны в зеленом цвете. Более детальное исследование можно провести посредством тепловизора, который позволяет визуализировать застойные явления в тканях на микроуровне, буквально на каждом квадратном миллиметре тела. Это позволяет специалистам на первом же этапе лечения увидеть, что происходит в подкожно-жировой клетчатке и, если это необходимо, быстро поменять тактику. Обязательным в процессе являются консультация и лечение у врача-дерматолога. Разве можно рассматривать проблему целлюлита без контроля за состоянием кожи в целом? Что касается физиотерапевтического воздействия, то аппаратное лечение также подбирается индивидуально для каждой пациентки. Здесь имеет значение не только сам вид процедуры, но и уровень физических параметров приборов, и степень воздействия на ту или иную ткань, и порядок их применения. Если не подойти к этому со всей скрупулезностью, то любая хорошая процедура может дать обратный эффект. Взять, к примеру, миостимуляцию, активизирующую повышение тонуса мышц, – профессионал никогда не назначит ее в начале лечения целлюлита. Потому что в мышечной ткани расположена сеть глубоких лимфатических сосудов, по которым отводится жидкость из жировой ткани, и если начать эту процедуру раньше времени, то лимфатическая система «зажмется» и никакого оттока застойной жидкости мы не получим. И самое главное, при отпуске начальных процедур очень важно не переборщить. Лучше уменьшить их дозировку или даже сделать перерыв, чем травмировать ткани.

Оглавление

Журнал «Вокруг Света» № 5 за 2005 год (2776)

  Большое путешествие: . За дверьми Пиккадилли

  Феномен: . Ускользающая красота

  Образ жизни: . «Кулачки» с экватора

  Досье: . Московские недра: пути и перекрестки

  Планетарий: . Анатомия великой спирали

  Арсенал: . Штурм Берлина

  Зоосфера: . Титулованные могильщики

  Люди и судьбы: . Небесный роман Амелии Эрхарт

  Загадки истории: . Кто в замке король?

  Загадки истории: . Тайны королевы Анны

  Заповедники: . Еловая губерния

  Избранное: . Турист и туземцы

  Медпрактикум: . Ультиматум целлюлиту

Реклама на сайте