«Истребители аварий»

Евгений Буянов Истребители аварий Роман лавин Тянь-Шаня

Часть 1. Белый ураган

Телеграмма (эпилог части первой)

…195-й час аварии рассек ее сообщением:

Ленинград, КСС,[1] Силину,

СРОЧНО!

Группа Лапина МК 27/91[2] потерпела аварию на леднике Каинды-Северный-4 у пика Шокальского 06.08.91. Один участник вышел, местонахождение еще троих известно. Ведется поиск остальных. Подробности телефоном.

КСС, Пржевальск,[3] Халиев, Красовский, 14.08.91, 22.10

Это – эпилог, конец всей этой части первой, а прологом ее будет следующий короткий фрагмент начала пятых суток аварии.

«Белая мгла» (пролог части первой, девяносто седьмой час аварии)

…Он шел один через снега ледника – притока громадного глетчера[4] Каинды, и каждый шаг на этом пути мог стать последним. Вокруг стояла белая мгла, – марево света из-за рассеяния его туманом низких облаков и отражения от снежного покрова, в котором теряются почти все представления о расстоянии и окружающих предметах. Когда лежащий на снегу камень может показаться отдаленной вершиной горы, а мощная скала выступающего гребня видится небольшим просветом в облаках. В белой мгле глаза через темные очки почти ничего не видят, а без очков быстро отказывают совсем… И вся ситуация вокруг и внутри него покрыта такой же дымкой неопределенности каждого следующего шага, каждого следующего решения. Но остановиться перед опасностью нельзя, – спасение только в движении, – настойчивом и осторожном. Только вперед, иначе гибель! Можно рассчитывать только на себя, только призвав все оставшиеся силы, все умение и резервы души для движения, для борьбы!..

Закрытый[5] снегом ледник для одинокого путника подобен минному полю, но роль мин здесь выполняют скрытые трещины, смерть от падения в которые может быть дольше и мучительнее смерти от взрыва мины… Падение в трещину, предательски прикрытую снегом, наносит тяжелые травмы выступами и сосульками острого льда, оно может роковым ударом зажать в клине скользких стенок, а влага и лютый холод легко добьют, если не удастся быстро освободиться. Даже при благополучном падении, без повреждений и заклинивания, выбраться из трещины, края которой прикрыты более чем метровым слоем снега, очень сложно… Помнится случай, когда 40 человек не смогли спасти одного, упавшего в клиновидную трещину на пятиметровую глубину: тот быстро скончался от сдавливания и переохлаждения… Группа легко одолевает коварство ледяных трещин, связываясь мощной веревкой, удерживая сорвавшихся от фатального исхода и моментально вытаскивая их из ледяных провалов. Но он один, – обломок аварии… Подобно саперу прощупывал склон зондом – телескопической лыжной палкой без кольца,[6] стараясь ощутить предательские пустоты… Путь представлял сложную кривую, интуитивно избегавшую мест наиболее возможных разломов на участках перегиба склона с изменением крутизны и краев ледника. Особо осторожно преодолевал места возможного продолжения трещин, не видимых на середине, но чуть обнаженных на длинных продолжениях разломов. Местами приходилось переползать опасные участки, распластавшись на снегу и перетаскивая рюкзак за собой волоком на веревке. Несколько раз проваливался ногой в коварную пустоту и тут же ложился грудью на снег, кладя плашмя лыжные палки и ледоруб, зажатые в руках. Спасали широкие жесткие снегоступы – ужесточенные отгибом краев широкие пластины из алюминия, установленные между кошками и ботинками. Они позволяли двигаться, не проваливаясь по пояс в снег, но вот освободить ногу, если она уходила глубоко, очень непросто. В такие моменты выкладывался весь и, тяжело дыша, старался умерить все движения: малейший толчок мог привести к непоправимому срыву с роковым полетом в ледяную бездну…

Облако, создававшее белую мглу, постепенно рассеялось. А день угас густыми сумерками со слоями серых облаков, закрывших огромное ущелье внизу и пики вершин. Менее чем в километре ледник обнажился от снега участками голого льда с видимыми трещинами, а еще дальше более крутые разрывы переходили в ступень ледопада. Пора на отдых, да и продолжение борьбы в темноте становилось неоправданно опасным. Выбрал участок плотного снега и, сбросив рюкзак, выкопал снегоступом яму глубиной в метр с боковой нишей – углублением для ног. Края ямы обложил снежными кирпичами, приподняв крышу, чтобы в жилище можно было не только лечь, но и сесть. Крышу сделал из прямоугольной накидки от дождя, растянутой за углы и прижатой по краям снегом. Оставшееся содержимое рюкзака уложил на утоптанное дно жилища…

Перед сном получил скромное удовольствие в виде ужина из нескольких сухарей, сухофруктов и кружки чуть теплой воды, натопленной из снега на примитивной спиртовке… Полноценно заснуть не мог: слишком велико напряжение, слишком неудобно и холодно во временном убежище. Ночь прошла в полусне… Как в бреду возникали образы близких людей, живых и ушедших. Тяжело вспоминал товарищей по походу. Где они? Спят в снегах вечным сном, или, как он, ведут тяжелую борьбу за спасение?.. Не хочется верить, что с ними случилось самое страшное… Женя? Алексей?.. Наташа и Саня?.. Сергей, Миша, Коля?..

Клинок аварии

6 августа 1991 года, участок хребта Иныльчек-Тау, Центральный Тянь-Шань, высота 3800 м, 18.43. До аварии 3 минуты…

Образ похода: Простор

Мы снова любуемся горным простором, Упрятав уют глубоко в рюкзаке, Бросаемся в утро настойчивым сбором И в день – с ледорубом, зажатым в руке. Дожди и усталость, промокшие ноги, Тяжелые лямки, походная пыль, Но если кто скажет: «К чему вам дороги?» Мы тем усмехнемся: «Знакомая быль…» Кто не был, – тем «небыль» вершины в дозоре Поляна у речки и песни волна, Ущелье в узоре и искра во взоре, И светлая радость, что грустью полна! Нам надо так мало для полного счастья Тепла от палаток, друзей и костров, Немного погоды, немного ненастья, И вдоха победы от гор и ветров.

Ну вот, кажется, все… Последний спуск по веревке – «дюльфер»[7] по скале и он, Вадим Воронин, тоже пойдет по снежному конусу на ледник вслед за товарищами. Их цепочка в сотне метров под ним уже растянулась по склону, – сходят «кошками»[8] и «ножками», без веревок. Передовая тройка уже на плато ледника ждет четвертого, чтобы связаться и отойти подальше. Да, денек не из легких: на спуск прошли, кажется, 24 веревки, а может и больше. Более километра скально-ледовой стены крутизной в среднем градусов 50… Но не она тревожила. Весь день тревожил сознание этот ледосброс, огромная масса нависающего льда. Сейчас он остался далеко наверху и снизу, в лучах заката, напоминает искривленный клинок турецкого ятагана… Весь день опасливо посматривал на него вверх. Прошли! Еще несколько минут приятного спуска по крутой скале, продергивание веревки, и шаги лягут к вечернему ужину, к теплу палатки и наслаждению тихими разговорами о перипетиях прошедшего дня. Новый взгляд на пережитое, наслаждение горячей едой и сладкое засыпание в предвкушении новых впечатлений… Да, а мой вариант был бы сложнее, – это теперь видно. Но он безопаснее… Так соединим же веревки для продергивания. Что такое!!!

Внутренний толчок заставляет интуитивно взглянуть вверх, и он видит!.. Он видит то, что на миг повергает в каменное оцепенение, как будто выворачивая внутренности винтом огромной мясорубки! Весь верхний припай колоссального ледосброса, вся «сабля» плавно и бесшумно отделяется, разламываясь на куски, и устремляется вниз, вниз! Падающие глыбы разбиваются в снежную пыль белыми облаками взрывов! Но вниз уже несется крик:

– Лавина!!! Лавина!!! Все от склона!!! На ледник!!! Бегом!!!

По реакции снизу он понял, что его услышали. А еще через мгновение разламывающий все небо треск, затем громовой удар заглушили все крики, сменившись раскатами рева падающей лавины…

Конец?!.. Шанс?!.. Как?! Брось! Отцеп! Фал влево, в щель! Бросок! Нет!!! Щель не спас!.. Ранд!?.. Тормоз! Есть! Ап!..

Мысли неслись вихрем, как и набегающая стена лавины, но и они и их действия рождались интуитивно, как хват утопающего за соломинку. Последний шанс уходил вместе с крохами времени, – менее минуты, за которые лавина пройдет километр ската… Вместо прямого спуска по открытой потоку лавины скале, ведущему к гибели, избрал спуск в боковую расщелину, которая тоже не спасала, поскольку была наклонной, – это понял в следующий миг. Но конец этого пути заканчивался рандклюфтом – трещиной между скалой и ледником. Сбежать от лавины в трещину, – вот последний шанс и надежда, за которую ум ухватился последним решением… Глубины памяти хранили случай, когда альпинист спасся в «ранде» от камнепада…[9] Но от лавины?!

На технические детали «правильного» спуска нет времени, как и на поиски иного решения. Некогда использовать вторую веревку, завязать схватывающий узел, закрыть муфту карабина…[10] Несколько секунд ушло на то, чтобы отстегнуть самостраховку, перекинуть спусковую веревку-фал через себя в расщелину, вдеть ее в тормоз и, захватив руками, спрыгнуть со скалы вниз, положившись на свои силу, ловкость и прочность веревки. Нет времени надеть рукавицы, но, к счастью, на руках оказались шерстяные перчатки. Веревка на крюке держала надежно… И теперь он летел вниз по скальной щели огромными прыжками по восемь – десять метров наперегонки с лавиной! Туда, в раскрытую пасть трещины!

Грохот сдавил уши до боли, сверху ударила первая волна сжатого воздуха и летящей снежной пыли… До трещины не дотянул пару метров, когда снежный вихрь обрушился сверху, сбоку, снизу, развернул, закрутил и ударил об скалу… Вокруг остался только этот чудовищный вал – несущийся снег, снег и снег огромной массой, и ощущение ужасающей тяжести, наваливающейся сверху. Он не услышал своего крика, крика ужаса и отчаяния погибающего. Через мгновение все провалилось в черную пустоту небытия, в черный зев рандклюфта…

Вал

…Трое ребят, присевшие в ожидании внизу, на окончании снежного выката к плато ледника, вскочили. Одного короткого окрика и взгляда вверх оказалось достаточно, чтобы оценить опасность!

– Всем бегом на ледник! Дальше, как можно дальше! – скомандовал Лапин.

– Стой!!! Куда! Сашка назад! Назад!!!

Навстречу Белову, бросившемуся не на ледник, а к склону, с перекошенным лицом несся Акулинин, – Ак:

– Назад! Все равно не поможешь! А сам гробанешься!

«Назад?.. Но там же Натка!.. Она предупреждена, торопиться навстречу… Да, ее не ускорить…»

Наташа уже миновала нижнюю часть лавинного конуса и пыталась отбежать подальше. Из всех спустившихся со скалы она находилась в самом опасном положении, ближе всех к склону. Разрывы между звеньями этой бегущей цепочки составляли от 40 до 80 метров: Наташа Белова, Миша Неделин, Коля Ткачук, Саша Белов с Алексеем Акулининым (Аком) и, наконец, руководитель, – Сергей Лапин с Женей Берлиной. Попытаться отбежать подальше, – вот все, что каждый из них мог сделать для своего и общего спасенья! Помочь друг другу они не в силах… Интуитивно Саша бросился за любимой, но Ак его резко повернул: спасти засыпанного лавиной будет труднее, если засыплет кого-то еще…

Исход? О нем некогда задуматься в мгновенья роковые. Быстрее! Быстрее! Каждого прожгла мысль: «Сейчас „мало“ не будет!!! Вадиму не успеть… Кто следующий?.. Ой, пронеси, пронеси, боже!!! А снег выше колена, не слишком-то разбежишься под рюкзаком…

Есть ситуации, когда любой героизм, самопожертвование, любая смелость обречены на поражение. Есть ситуации, когда самое поспешное бегство – наиболее правильное действие. Само понятие «правильное» или «неправильное» в некотором смысле выше эмоциональных характеристик поступков! Людская оценка нередко исходит не из реальной обстановки, а из этих эмоциональных характеристик… Конечно же, правильная оценка должна учитывать не только характер действий, но и возможности достижения с их помощью требуемых целей… Да, так… И все же случается по-другому, и эмоциональный порыв позволяет человеку достичь невозможного… Когда «неправильное» становится «правильным» на сломе ситуации, на ее диком противоречии. Бывают исключения, подтверждающие правило в минуты роковые… Они – удел самых сильных и отважных… Будет еще такое исключение через сто часов аварии…

Раскаты грома догоняли, страшно оглянуться. Наташа ощутила, как огромная сила приподняла ее, как щепку, рывком подбросила и понесла, давя и поворачивая в воздухе. Все замелькало, все превратилось в размытые, бегущие линии. В какое-то мгновение она различила только участок склона внизу, несущийся с неимоверной скоростью, и поняла, что с этой скоростью ее и ударит… Набежавший поток снежной пыли залепил лицо и бросил вниз, как в колодец. В момент удара о снежную подушку ледника она потеряла сознание от пронзительной боли в боку…

Колю Ткачука воздушная волна не подбросила, а сбила и понесла кубарем, как «перекати-поле», «вынимая душу из тела»… Он мог только прикрыть лицо и голову руками, боясь, что голову просто оторвет… Не видя ничего, он почувствовал, как снежная волна накрыла его и сдавила так, что перехватило дыхание, выжало тошнотворный стон. Руки, ноги и шею выворачивало, выкручивало во всех направлениях. «Еще чуть-чуть и все!.. Все!?.. Конец?!..» Ощущение такое, что глаза вдавит, а все остальное выдавит наружу кровавым месивом… Его буквально зацементировало в плотной снежной массе…

Мишу Неделина тоже сбило, понесло, и он интуитивно почувствовал сходство этой стихии с бушующим морским валом. Он, превосходный пловец и любитель попрыгать в воду с вышки, сумел немного «удержаться на гребне», пройдя часть пути на верхушке снежной волны. Но потом подмяло и скрутило в бараний рог, выворачивая суставы…

Поняв, что сейчас даже в этом ужасе что-то произойдет, Ак не останавливаясь, с полуоборота оглянулся, и от увиденной картины перехватило дыхание. Огромная, клубящаяся волна снега ударила в верхнюю часть «их» остроконечной скалы и разбилась на три мощные струи: две брызнули с черными скальными обломками вниз и вбок, а третья, чисто-белая, взметнулась вверх ажурным колоссальным султаном. Султан возник на мгновение, а затем исчез как призрак в налетевших клубах пылевого облака. Пенный вал снега несся под облаком со скоростью экспресса на всей видимой части склона… От бессилия Ак застонал и тут воздушная волна сбила с ног, он заскользил и покатился, проминая жесткий наст. Снежный вал накрыл с головой, сдавил в объятиях, забивая лицо, нос, уши, перевернул несколько раз, и Леша полностью потерял ориентацию в пространстве…

Когда Сашу Белова понесло по поверхности снега со скоростью автомобиля, он живо ощутил наждачную жесткость этого мягкого снежка. Малейшие неровности отдавали ударами, то подбрасывали, то окунали в эту терку, снимая кожу до крови, и рвали одежду фирновым наждаком. Он задевал то рукой, то ногой, то лицом, его дергало, трясло и поворачивало во все стороны, неся по насту в струях снега куда-то далеко, к другому краю ледника…

Сергей и Женя увидели над собой клубящиеся вихри, как от рвущихся в воздухе ракет. Воздушная волна не сбила их, но снежный поток подсек снизу и понес по снежному полю, которое все на видимом пространстве пришло в движение, перекатываясь белыми волнами. Плотные дымные потоки снежной пыли где-то касались поля и сливались с ним, где-то падали и давили на него, а где-то стремительно задирались вверх пепельными шлейфами, вихрями струй и барашками с трепетными сероватыми завитками сверху, расщепляющимися, распадающимися и переходящими каждую секунду в новые узоры из клубней снежного дыма… Картина черно-белого ужаса, в просветы которого врывались закатные лучи солнца, играющие всеми цветами радуги, золота и серебра в верхних слоях пылевого облака…

Каждый летел в этом яростном потоке, и у каждого возникли две отчаянные, мучительные мысли: одна о том, что это может быть конец, а вторая о том, что кто-то из товарищей уже погиб…

Плотное облако снежной пыли накрыло весь ледник, чтобы постепенно опасть на него саваном ледяной крошки и развеяться на струях долинного ветра…

Удары!

Черная тень катастрофы легла на весь район! Люди еще не понимали, как и почему на них обрушилась целая цепочка трагических событий, не сразу осознали, что и как надо делать, оцепенев от неожиданности и неизвестности. А наиболее сильные и решительные сразу начали оказывать сопротивление внезапному удару стихии… Тревожные нити радиограмм связали усилия спасателей международных альпинистских лагерей «Центральный Тянь-Шань» и «Хан-Тенгри» на ледниках Южный и Северный Иныльчек (МАЛ ЮИ и МАЛ СИ) с перевалочным лагерем альпинистов на пограничной базе Майда-Адыр. Оттуда пошли тревожные сигналы в туристскую контрольно-спасательную службу (КСС) в Пржевальске и альпинистский лагерь Кара-Кол, расположенный на северных склонах хребта Терскей-Алатау, относительно недалеко от места событий. А через некоторое время и более дальние города. Но сообщения доходили не сразу, и об аварии группы Лапина у пика Шокальского спасателям еще долго не будет известно. Белое пламя лавинных аварий заполыхало не только здесь, но и на склонах хребта Сарыджас, на склонах хребта Тенгри-Таг у вершины Шатер, и на хребте Кокшаал-тау под пиком Восточный Победа. Строчки нескольких главных радиограмм кратко поведают об этих событиях.

Альплагерь «Каракол», Романцову,

Пржевальск, КСС, Халиеву

СРОЧНО! 06.08.91, 22.00

Группа Бондаренко потерпела аварию на сев склоне пика Вост. Победы выше перевала Чон-Терен[11] на 6500 в результате схода снежной лавины 08.08.91, около 19.00. Один участник погиб, один тяжело травмирован. С целью организации помощи, отзываю все группы МАЛ ЮИ с восхождений, и возвращаю в лагерь учебный сбор с ледника Демченко. Может потребоваться дополнительная помощь вертолета и спасснаряжением. Ждите сообщений.

Начальник МАЛ ЮИ Галинский Е.А.

МАЛ СИ, Ишимову, СРОЧНО! 07.08.91, 07.00

Штормовое предупреждение! В районе аварийная обстановка с повышенной опасностью! Срочно подготовить к переброске в МАЛ ЮИ группу альпинистов-спасателей из состава инструкторов МАЛ СИ, в связи с аварией групп Бондаренко и Гвелия. О готовности сообщить, ждать указаний и вертолета. Доложить обстановку, прекратить восхождения и вернуть все группы на базу. При плохой слышимости транслировать сообщения через базу Майда-Адыр. Аварийный режим связи первые пять минут каждого часа.

Галинский.

Альплагерь «Каракол», Романцову,

СРОЧНО! 07.08.91. 07.12

Накануне вечером в результате схода сильного камнепада на площадку ночлега потерпела аварию группа Гвелия, на ю-в гребне пика Шатер. Два участника тяжело травмированы, а два другие получили легкие травмы. Прошу выслать группу квалифицированных альпинистов с опытом спасработ для спуска пострадавших с полным комплектом спасснаряжения. Вызывает тревогу положение группы Ельцова выше мраморной стены Хан-Тенгри: группа не вышла на вечернюю и утреннюю связь в 6.00. Проведение спасработ осложнено плохой погодой. Согласуйте свои действия с пограничниками. Прошу лично возглавить промежуточную базу спасработ на Майда-Адыре. Срочная связь: первые пять минут каждого часа. Сообщение Халиеву послано.

Начальник МАЛ ЮИ Галинский Е.А.

МАЛ ЮИ, Галинскому, 07.08.91, 16.00

Первая группа спасателей из 8 человек выехала в Теплоключенку автотранспортом в 15.00. В случае невозможности переброски вертолетом она продолжит путь до Энгильчека – Майда-Адыра на автомобиле. Сам со второй группой из 8 человек выезжаю завтра в 6.00. К исходу дня будем на Майда-Адыре. Пропуск группы с пограничниками согласован.

И.о. начспаса а/л «Каракол» Романцов.

А/л «Каракол», Романцову, 07.08.91, 19.00

Благодарю за оперативность. Вашу группу прошу по прибытии отправить в МАЛ ЮИ ближайшим вертолетом. Сами останьтесь на базе. Последствия аварий мы локализовали, снимаем пострадавших. Группа Ельцова благополучно спускается: они вышли на связь в 9.00, пройдя вершину Хан-Тенгри. Но обстановка прояснилась не полностью: спасработы ведутся в сложных условиях, в районе находится на маршрутах около десятка туристских групп. Вместе с Халиевым проконтролируйте их положение и прохождение по возможно более простым маршрутам. При необходимости задержите проходящие группы в связи со сложной обстановкой.

Галинский.

Пржевальск, КСС, Халиеву

МАЛ ЮИ, Галинскому

Майда-Адыр, Романцову, 07.08.91, 20.00

Срочно! Тургруппа Ныркова из Ленинграда, МК 37/91, потерпела аварию вчера вечером на участке хребта Сарыджас западнее пика Игнатьева при спуске на С. Иныльчек с перевала Одесса. Руководитель группы Нырков и участник Коваль были сброшены лавиной по крутому кулуару в снежный конус с высоты более 600 м. Их тела не обнаружены. Остальной группе удалось спуститься на плато сев. притока и выслать связку в МАЛ СИ для сообщения о происшествии. Организую поисковые работы силами альпинистов и проходящих туристских групп. Работы осложнены снегопадом и сходом лавин по конусу выноса, который находится на высоте 4300 м, время подхода от МАЛ СИ: 5–6 часов. Прошу срочно сообщить о случившемся в ОМКК[12] и КСС Ленинграда и выслать в МАЛ СИ группу спасателей.

Начальник МАЛ СИ А.В. Ишимов.

Майда-Адыр, Романцову, 09.08.91, 21.00

Резервную группу спасателей при первой возможности направить в МАЛ С.И. Ишимову для организации спасработ у пика Игнатьева. Наладить связь и взаимодействие с Халиевым и оказать посильную помощь туристской КСС района. Желательна организация еще одной резервной группы спасателей на базе Майда-Адыр.

Галинский.

Командиру 28-го пограничного батальона подполковнику Залиеву

Начальнику погранзаставы Майда-Адыр майору Мезенцеву, 07.08.91, 22.00

В связи со сложной аварийной и погодной обстановкой на участках ущелий Сарыджас, Иныльчек, Каинды и Теректы, приказываю:

1. Оказать помощь представителям альпинистской и туристской КСС Романцову, Халиеву и Галинскому в пропуске и передвижении спасательных групп до и через КПП «Сарыджас» и заставу Майда-Адыр в сторону ледника Иныльчек. В случае необходимости и возможности помочь авто – и авиатранспортом.

2. Проинструктировать старших спасательных групп о режиме и поведении на вверенном участке госграницы. Использовать спасательные группы и полеты для наблюдения за участком госграницы с целью:

– пресечения возможных нарушений;

– поиска и помощи пострадавшим;

– профилактики несчастных случаев с личным составом пограничных подразделений в условиях плохой погоды.

3. Зафиксировать все действий, решения и обстановку в оперативных журналах подразделений. О случаях неконтролируемого и опасного развития событий немедленно сообщать в штаб полка.

Командир 13-го отдельного пограничного полка полковник А.М. Халитов.

Ленинград, КСС, Силину, 07.08.91, 22.30

Группа Ныркова, МК 34/91 потерпела аварию на спуске с перевала Одесса западнее пика Игнатьева, хребет Сарыджас. Нырков и Коваль сброшены вниз лавиной, их тела не найдены. Просим срочно выслать полномочного представителя КСС для помощи в организации спасработ. Желательно со спасгруппой, поскольку силы альпинистов отвлечены ликвидацией последствий двух других аварий. Сложная погодная и лавиноопасная обстановка в районе.

Пржевальск, КСС, Халиев.

Пржевальск, КСС, Халиеву, 10.08.91, 11.00

Полпред ленинградской КСС Красовский вылетает к вам через Фрунзе сегодня в 20.20. Группу Егорова, МК 45/91, направляющуюся через вас в поход по Терскей-Алатау и Куйлю, задержите и используйте в качестве спасотряда ленинградской КСС. В случае надобности, снимите с маршрута и используйте для спасработ группу Лапина, МК 27/91, которая должна быть в районе МАЛ на Южном Иныльчеке до 13.08, – это ее контрольный срок. Все действия, согласованные с Красовским, будут оплачены ЛОСТ и Э.

Ленинград, КСС, Силин, Рудницкий, Светловский.

Альплагерь «Каракол», Щербицкому, Мансурову, 08.08.91, 15.00

Прошу ускорить выезд группы Мансурова на базу Майда-Адыр. Желательно, с Иваницкой. Мне может понадобиться помощь для спасработ и профессиональный врач. Иметь полную личную экипировку и десятидневный запас продуктов.

Романцов.

Интуитивно, повинуясь внутренним опасениям, Романцов и Галинский решили постепенно подготовить резерв – вторую, запасную линию альпинистов-спасателей на случай неожиданного развития событий. Как оказалось, не напрасно… Но пока об аварии группы Лапина они ничего не знали.

Ледовый склеп

Где я?.. Что со мной?.. Я убит?.. Я ЖИВ!!! ЖИВ!.. О, как давит!.. Я искалечен?.. Придавлен?.. Засыпан?.. Я падал!.. Падал с лавиной!.. Я падал в рандклюфт… Меня засыпало!.. И придавило!.. Но почему одна рука свободна? Какая тьма!.. Хоть бы что увидеть!.. Как перетянуло!.. Я спасен!.. Спасен!?.. Чтобы умирать долго и мучительно! Надо освободиться! Так долго не провисеть! Задушит! Скорее!..

Медленно приходя в себя, пораженный головной болью от удара о скалу, он ощутил, что то ли висит, то ли лежит на каком-то краю в полной темноте. Вся левая сторона тела – голова вместе с рукой и обеими ногами сдавлена плотной массой сверху, снизу и сбоку, впаяна в нее. В то же время правая рука свободно свисает вниз. В нескольких сантиметрах рука ощутила рыхлую поверхность снежного ската, почти отвесного. А справа – пугающую пустоту… Лицо, к счастью, не забило снегом, но неудобно повернутую каску плотно зажало снегом… Слева что-то больно и сильно врезалось в тело, – конечно, это узел спасительной веревки, закрепленный за обвязку. Веревка держала, но насколько надежно?..

Усилия отчаянны… Свободной рукой выскрести снег, продавить его всеми мышцами тела и освободиться, освободиться!.. Он плохо помнил перипетии этой борьбы, доводившей до бессознательного изнеможения, умопомрачения от приложенных усилий… Как сначала удалось освободить и повернуть голову, а потом расшевелить правую ногу. Все на ощупь, и с пониманием, что каждое мгновение можешь сорваться вниз, в темноту, – сорваться и заклиниться так, что уже не спасет ничто.

Усилия вырывали то стон, то слова: «…Нет, я жив!.. Нет, не возьмешь!..» И шепотом, и криком, и злобой, и мольбой… Фразы прерывались от изнеможения до потери сознанья, а потом все повторялось вновь, и приступ отчаяния сменялся приступом надежды от достигнутых результатов. Приливы сил сменялись приливами бессилия…

Правая нога вооружена стальными кошками… Ими срубил снег с края и под левой ногой и постепенно освободил вторую ногу! Веревка держала! Продолжала держать! На нее можно положиться!..

Еще усилие! Левая рука прижата к туловищу в согнутом состоянии… Всем корпусом!.. Еще!.. Еще!.. Есть!.. Почувствовал, что снег как-то сразу отпустил, и он повис на узле веревки, частично поддержанный снизу выступом снежного ската.

Оказалось, просто зацепиться за петлю веревки самостраховкой, туда же подстегнуть петлю подвески рюкзака, отстегнуть и сбросить рюкзак на подвеску. Но вот как теперь отстегнуть нижний поясной карабин, на котором он завис? Раскрыть его оказалось несложно: муфта так и была развинчена… Надо хоть чуть приподняться, чтобы освободить поясной карабин из тормоза… Левой рукой за карабин!.. Правую углубить в снег и оттолкнуться!.. Правой ногой – упор в висящий рюкзак… Вот так!.. Еще!.. Еще!.. Ы-ы-ы!.. Отцеп!.. Он медленно сполз вниз и повис на самостраховке, чуть живой от напряжения. Перед глазами плыли в темноте кровавые круги…

О пронзительное ощущение свободы! Свободен, свободен!!! Не придавлен, не замурован!.. И жив! И все цело! Как ты богат! Пройти такую лавину!.. Но где ты? Теперь можно увидеть. Фонарь в заднем кармане. Осторожно! Еще не хватало его потерять в этой мгле! Размять, согреть руки! И закрепить фонарь на прусике за карабин…

Щелчок! Надежный фонарик-»жучок» посылает во тьму сначала робкий, потом более уверенный пучок света. И увиденное перехватывает дыхание…

Рыхлая поверхность снежного ската уходит вниз практически отвесно, образуя белую неровную стенку, сверкающую кристаллами льда. Вторая, более кривая стенка камеры образована скалой черного базальта, вдающейся в толщу горы. Внизу стенки смыкаются, лишь в самой глубине образуя незаполненный разрыв трещины, зияющий черной пустотой. Под потолком ширина камеры достигает двух метров, с кривым сужением снизу и по краям в одну сторону резко, с продолжением метров на пять. А в другую плавно, метров на пятнадцать… Вниз сужение длины продолжается метров на восемь… Сужение клиньями… Склеп без пола… Неровный потолок образован нависающим козырьком скалы! Вот оно – его спасение! Если не этот нависающий козырек и спусковая веревка, его бы просто засыпало и раздавило снегом. А так его, удерживаемого веревкой в рандклюфте, выдавило снегом под козырек в свободную полость!.. И снег не забил всю камеру!.. А лицо не забило снегом и потому не задохнулся… И правая рука оказалась свободной, и потому смог освободиться!.. И не искалечило при ударе!.. Один шанс из миллиона! А может, из миллиарда! Шанс устоять, сражаясь! Шанс устоять в борьбе!..

В какой-то момент вновь накатил приступ отчаяния… Но уже после маленького отдыха ощущение мрака и ужаса опять влилось потоком жизни. Я жив!.. И шанс есть!.. Уж если ушел от такой лавины!.. Еще поборемся!..

Стоило отвоевать площадку, чтобы сесть и лечь… И чтобы немного подумать, что у тебя есть, и что тебе осталось, сволочь!.. Достать ледоруб, снегоступы! Вырубить нишу! Предельная собранность! Снег сбросить вниз. Но, не забивая дырку! Она – единственное вентиляционное отверстие, или надежда на вентиляцию?!.. Делай, злодей, если жить хочешь, пока дышишь! Сколько же тебе осталось воздуха, пищи и сил, чтобы выжить? А неизвестно! Получай-ка вместо урагана лавины мрачный холод и могильную тишину ледового склепа! Ничто не гарантирует спасения! Не от кого ждать помощи!..

Сидя здесь в обнимку с коленками на краю снежного обрыва, думал думу своей жизни…

Его жизнь

Его жизнь? Сколько же ее осталось?.. Возможно, она кончится здесь, в этом склепе… А кому она была нужна? Только ему и самым-самым близким… И то не всем… Неудачный отец, нелюбимый муж…

Отец – вот боль утраты! Он уже ушел, ушел так рано. Как хотелось бы услышать его голос… Но его голосом можешь только сказать что-то сам себе! И твои глаза – его глаза, и твоя воля – его воля!.. Отец был заслуженный фронтовик, ученый, прекрасный спортсмен и путешественник. Некоторые эти грани Вадим почувствовал, ощутил и понял только когда потерял отца, который принадлежал к героическому поколению с трагической судьбой, к поколению, рожденному сразу после гражданской войны, в начале двадцатых. В сорок первом перед этим поколением встал страшный выбор: смерть или гитлеровское порабощение. И они, тогда еще совсем мальчишки, сделали выбор в пользу смерти, чтобы спасти свой народ от позора и рабства. От некоторых годов рождения тех двадцатых остался в живых один из тридцати, от некоторых – один из двадцати, но большая часть ушла, защитив жизнь и свободу других. Трагична была и судьба их суженых, их невест, – война этим девочкам, девушкам, женщинам поломала судьбы, лишила родных и близких, лишила будущих мужей, многим не дала испытать радость материнства и разделенной любви… А сколько не родилось детей, сколько народа так и не взошло зеленой молодой порослью из-за того, что война выжгла землю… Боль этого поколения жила внутри Вадима болью сына, укором человека, который должен прожить несколько жизней и за себя, и за тех, других, не появившихся на свет…

Вспомнились мягкие руки мамы, крепкие и сильные руки отца, поднимавшие его в детстве к самому потолку, сладкие объятия жены, нежные объятия сына…

Мама!.. Если погибну, она не переживет!.. Только ради нее надо сделать все, чтобы спастись!.. Мама!.. Не надо плача, – сыновний долг всегда не оплачен!..

Сын!.. Он еще так мал и слаб!.. Он еще так мало понимает, его еще всему надо научить! Ему всего три года, а его уже оторвали, увели…

Жена! Бывшая… Она одна решила за всех троих. Они поженились по любви, и все у них сначала складывалось хорошо. Но постепенно возник какой-то внутренний разлад, сначала еле заметный, духовный. И мало-помалу она удалилась в свой, совсем иной мир. Мир йоги, чистой духовной веры, мир абсолютных истин бытия, постижения будущего и единения с аурой, космической энергией. Мир белой сари и отрешенности, строгих ограничений не только в поведении, но и в помыслах. Она обрела свою среду в людях, в книгах, в мечтах. В строгостях мысли, пищи, поступков. Не сразу, постепенно их взаимное понимание, привязанность и общие заботы отслоились, и они стали чужими людьми… Он, правда, не стал равнодушным, но она стала. Его дела и устремления ее не интересовали… В какой-то момент они почувствовали, что вместе им нельзя! Просто стало невмоготу. Она ушла и забрала сына, разлука с которым переживалась тяжело. Но еще тяжелее мысли о том, как он будет воспитан. Неужели человек должен существовать для того, чтобы всю жизнь готовить себя к смерти? Чтобы всю жизнь строить молитвами гробницу бытия в совсем ином, совершенно неведомом и, видимо, несуществующем мире? А может быть, в чем-то ты не прав? Может, ты сам мало сделал, чтобы ее, свою женщину, удержать у себя духовно, удержать не только телом и заботами о семье и зарплате? Может, ты и жил так, чтобы конец твой был таким, вот в этом мертвом склепе? Вот ты здесь, почти уже погибший, и считаешь себя правым!?.

Вспомнился яркий момент прошлой жизни, – тот самый вечер с будущей женой и будущей тещей. Тогда задержался у них за полночь за долгим разговором с Екатериной Васильевной. Она все расспрашивала его о семье, об отце и о маме, а Лена уже ушла спать, сославшись на усталость. Постепенно разговор «раскачался», оживился, и Вадим почувствовал какой-то глубокий подтекст, внутреннее размышление в словах Екатерины Васильевны. Он понял, что она хочет что-то предпринять, либо сообщить ему что-то важное. Внезапно она решилась, резко повернув тему разговора:

– Ты, Дима, Лену любишь?

– …Да… Да!

– Тогда вот что… Пойдем. Екатерина Васильевна решительно встала и открыла дверь в комнату Лены. Врезался в память страстный полушепот:

– Мама, ты привела его… Спасибо, мама!..

– Встань, – тихо и резко Екатерина Васильевна приказала дочери.

Та откинула одеяло и медленно поднялась в полумраке комнаты, освещенной только отблесками ночного окна. Запомнился полет рук, оправлявший пряди волос, рассыпавшихся на плечах и по кружеву тонкой ночной рубашки.

– Что, хороша? Бери ее, она твоя. Берегите друг друга! Любите друг друга, дети! Счастья вам…

Она вышла из комнаты и плотно закрыла дверь. Вадим понимал чувства будущей тещи: она не желала дочери своей судьбы, судьбы матери, в одиночку поднимавшей ребенка. Чувствовал, и сознавал глубокую ответственность за судьбу Лены…

Ребята!.. Что с ними?!.. Возможно, кто-то из них уже погиб, а кто-то искалечен и умирает наверху… И кому-то помощь нужна больше, чем тебе! Можно ли рассчитывать на их помощь, как на подарок с небес… Нельзя! Это гибель! Рассчитывай только на себя! Их участь может быть еще тяжелее! Твоя же вера – святая вера. В СВОИ СИЛЫ ! В свои, а не небесные! Так за что взялся, за то и держись!

Ребята!?.. Неистовый Ак – Лешка Акулинин, верный друг… Лучезарная и таинственная Женя… Саша и Наташа, очаровательные молодые супруги, «ребята-душечки», еще совсем дети… Проверенные походами вдумчивый Сергей и малыш Коля, совсем еще мальчик. Один у одинокой мамы… Поэтический крепыш Миша…

Что же сделал в этой жизни? Окончил школу, институт, проработал 15 лет… Сделал новый двигатель! Лучше известных, лучше газовой турбины! Это ясно! Объединил в нем системы смазки и охлаждения, уменьшил число деталей в два раза, заменил систему шатунов и систему клапанов вращающимися валами… Сжал габариты, размеры и вес, сделал работающий образец, увидел и захватывающие перспективы продолжения работы! Жизнь улыбалась ему техническим творчеством и в работе, и в увлечении горами, и в новых конструкциях снаряжения! Сделал 20 статей и 16 изобретений!.. Но что толку? Во всех инстанциях встречал только равнодушие и нежелание что-то менять или внедрять… На него высокомерно смотрели как на человека «не от мира сего», как на назойливую муху и как на разрушителя сытого и спокойного существования… А то и как на хапугу, желающего урвать деньги, престиж, награды и, самое опасное – занимаемый «трон», креслице в кабинете… И кто он такой? Ни кандидат, ни доктор… Дурачок, вместо диссертации написавший книгу, которую никто не хочет издавать…

Нет! Усилия не пропадут даром! Есть вера в это, иначе что ты за человек, что за мужчина без этих усилий! Но при жизни ли?.. Вздрогнул: смерть рядом и может быть скоро! Она подбирается холодом, она давит тисками скалы и снега, она подтачивает сознание падающими каплями отчаяния…

Еще жизнь улыбалась походами – прорывами на широкий простор, на высокое небо вершин и перевалов, в мир чистых людей, звонких песен, вольного ветра. Этот мир пошел горным склоном все круче и круче вверх, и это было по его характеру: вот так, силой тела, движением мысли и страсти быстрее, выше, сильнее!.. И вдруг все сорвалось вниз молохом лавины!

Сражаться!.. Это только поначалу трудно, потом любой процесс налаживается и идет легче, быстрее! Только вложить в него ум головы, умение рук и любовь сердца! Пламя сердца!.. Первое: сесть и думать! Это – первый шаг, с которого пойдет остальное! Пойдет или к спасению, или к гибели. Не додумаешь – не выберешься! И все делать быстро: часы спасения сочтены.

Вначале осмыслить!.. Веревка идет под нависающий выступ скалы… Пробиваться надо вдоль веревки, – она как нить Ариадны выведет наверх и будет опорой при движении. Веревка и решимость в активе! Снег рубить ледорубом и сбрасывать вниз?.. Но рубить снизу очень трудно… Нужна лопата… В качестве лопаты надо приспособить один из снегоступов. Продену в дырки для ремней куски репшнура, – и ручки готовы. Обмотаю их тряпкой, чтобы не резали… Эх, тяжелая будет работенка! В темноте, в висе на веревке… Обязательно сделать дополнительную страховку: веревку могло оборвать и зажать снегом, при освобождении она может не удержать. Сколько же метров снега сверху? Видимо, основной поток лавины ушел на ледник, а сбоку от скалы прошла боковая струя. Она засыпала рандклюфт, но не полностью. Насколько? На три, четыре, пять метров?.. А может, все десять?.. Тогда не выбраться!?.. Нет, сколько бы не было, а надо вырваться!..

Веревка с верха скалы до низа с этой стороны, видимо, имела некоторую слабину… И могла еще вытянуться под грузом на несколько метров. Нижний конец ее здесь. Но насколько он под слоем снега?.. Если веревку не оборвало, есть шанс, что ее обнаружат наверху и попытаются его откопать… Если они еще способны на это… Слабая надежда!..

Не боятся работы! Главное известно: работа, если ее выполнять с умом, настроением и желанием, с любовью и осознанием цели, только вначале идет тяжело и медленно. Потом она сама УЧИТ, как ее делать быстрее, производительнее, интереснее… И все начинает получаться легче и споро, если уметь наладить процесс работы и процесс совершенствования работы. Наладить технические приемы и приспособления, овладеть навыками, себя приспособить к работе. Полюбить ее, милую, как невесту! Тогда она станет верной подругой!.. Не хныкать от боли и напряжения! Здесь не надо специальных тренировок: работа сама по себе является тренировкой и очень многим вещам обучает в ходе их выполнения. Только постоянно размышлять, что мешает, как можно сделать лучше и быстрее, что и как сделать удобнее!.. Разматывать, раскручивать процесс!.. Не поддаваться давлению ситуации, а давить на нее самому, поворачивать ее в нужном направлении. Она повернется, и пойдет, как любящая девочка…

Фонарик зажужжал, осветив циферблат часов. Час пятьдесят пять! С момента схода лавины прошло семь часов… Уже кое-что есть! Он жив и готов сражаться! Он уже освободился от дикого виса и сдавливания снегом и сделал нишу, в которой можно сесть и привалиться! Уже немного согрелся работой и пуховкой!.. Кое-что!.. Пока немного!..

В первый после освобождения натиск вложил невообразимое бешенство. Рубил снег импровизированной лопатой-снегоступом и коротким ледорубом, резал его снежной пилой-ножовкой и топтал, уплотняя ногами, обутыми в массивные ботинки «вибрам» с альпинистскими кошками. И снег медленно, но подавался! Отрубленные комки и мелочь сгребал и сбрасывал вниз, в расщелину, но так, чтобы не перекрывать спасительную воздушную дыру.

Только после углубления ниши еще на полтора метра, частичной вырубки снега перед собой, а частью продавливанием его с уплотнением вниз и после прорыва наверху щели еще на полметра, рука, наконец, ощутила то желанное, чего так добивался. Потолок скалы кончался, и веревка дальше шла уже не наклонно, а вверх… Вверх! Это уже был шаг! Скала вдруг перестала так давить сверху, и жуткое ощущение замкнутого пространства частично отступило, оно стало не таким острым! Главное – утвердилась мысль: «Преодолимо!..» И понял, что еще один этап пройден. Пройден! Какой этап? Первый? Нет, был этап освобождения от сдавливания. Второй? Нет, был этап побега в трещину. Третий? Нет, был этап решения в ту трагическую минуту падения лавины… Сколько их было? И сколько еще будет!.. И все, все надо пройти до конца!..

Усталость навалилась вдруг, «камнем», с резким упадком сил. Надо отдохнуть!.. Часы показали, что с момента падения лавины прошло 10 часов. Да, лавина сошла около семи вечера, а за 2–3 минуты до нее было 18.42. 10 часов, самых жутких и страшных! А может быть, самое страшное еще впереди?.. Надо отдохнуть, иначе сил не хватит…

Но места, чтобы лечь, еще так мало, как и всего другого. Значит, надо еще углубить нишу до двух метров и немного в ширину… И еще чуть вбок, чтобы можно было туда, на приступку, убрать рюкзак, пока висящий внизу на веревке и мешающий сбрасывать снег…

Возня заняла около часа. Нишу срезал до края верхнего выступа скалы и даже немного вглубь, так что можно, наконец, улечься на коврике. Ботинки и «кошки» надо снять, чтобы дать отдых измученным ногам. Страшно хотелось пить и немного воды удалось натопить из снега во фляжке, сунутой в карман. Растопить таблетку сухого спирта не решился: слишком мало воздуха для дыхания, можно отравиться парами уротропина и синильной кислоты…

Обед состоял из части перекуса сухого пайка одного из продуктовых мешочков: немного твердой колбасы, пары сухарей, халвы, сухофруктов… В режиме жесткой экономии!

Тяжелый и тупой сон навалился сразу: сказалась страшная усталость от тридцати часов работы. Во сне приходили какие-то черные тени без лиц, без голосов, а то и без голов… Скорее блики света на черном, чем черное на светлом. Казалось, что погружаешься в царство смерти, в мрачный тартар Аида… Но постепенно измученное тело начало отдыхать и давать душе новые силы надежды. Дух успокоился, угомонился, черные тени отступили, а блики света погасли. Душа и тело мирно обнялись как счастливые влюбленные, тихо отдались черноте ночи и, отдыхая, затихли. Этот отдых, такой тяжелый вначале, постепенно разошелся, разбежался в мощном, тренированном теле спортсмена до разбега шаловливого мальчугана, а потом взлетел ввысь птицей…

Предыстория одного похода

Район этот манил и завораживал самых сильных и отважных! Звал своей сложностью и труднодоступностью, таинственными загадками новых маршрутов. Очаровывал легендарными вершинами, – Хан-Тенгри («Повелитель Неба») и пик Победы, огромными мраморными стенами, ледниками-колоссами с гирляндами ледопадов, лазурью загадочно исчезающих озер и каким-то необычным, чарующим светом, который возникает иногда в часы восхода и заката, пламенея то кровью, то золотом на вершинах гор. Здесь – огромный простор и гор, и неба, призывно влекущий, но небезопасный. Горы «зализаны» струями снежных лавин. Сюда можно идти только с опытом на самых высоких маршрутах Памира, – здесь сложнее и опаснее… Здесь выше по широте, потому и горы реально выше… Сюда поднимаются много лет по ступеням Кавказа, гор Памиро-Алая, Памира и других, менее высоких районов Тянь-Шаня (или Алатоо, или Алатау).

Этот район был «голубой мечтой» и для героев нашего повествования. Вадим Воронин давно мечтал провести поход группы горных туристов и для этого совершил здесь сложный поход в качестве участника летом предыдущего года, понял и прочувствовал специфику, особенности этого уголка Центрального Тянь-Шаня.

Но волей обстоятельств он не сумел собрать полный состав своей группы, от которой осталась лишь половина, включавшая Алексея Акулинина, Женю Берлину и Михаила Неделина. Правила запрещали идти вчетвером в поход выше второй категории сложности, поэтому требовалось найти еще не менее двух, а лучше, – трех-четырех опытных участников для того, чтобы поход все-таки состоялся. Примешалось и еще одно затруднение, – незадолго до похода и Вадим, и его главный помощник Акулинин уезжали в длительные служебные командировки и не смогли непосредственно руководить подготовкой группы перед самым отъездом.

После тщательных поисков и консультаций в ленинградском Клубе туристов обнаружили еще одну неполную, но достаточно опытную группу, – группу Сергея Лапина, которая искала участников для похода по соседнему району хребта Терскей-Алатау. Ее участники и руководитель сразу загорелись идеей совершить поход в район ледника Иныльчек, объединив усилия с очень мощной четверкой Вадима Воронина. Учитывая свою занятость, Вадим уступил руководство Сергею Лапину. Это было сделано и для того, чтобы дать тому возможность выполнить норматив мастера спорта, пройти еще одну ступеньку мастерства…

Сергей и Вадим предварительно согласовали и подготовили маршрут. Первоначальные наметки Лапина Вадим решительно подправил с учетом реальных возможностей группы. Он обнаружил обычную для такой планировки ошибку: маршрут самого начала закладывался слишком «круто» технически, по высоте и по графику движения, и группа реально не смогла бы выдержать этот график. Вадим убедил Сергея, что надо увеличить акклиматизационную «затяжку» группы перед выходом на проблемные перевалы. И все-таки у Вадима осталось ощущение определенной тактической недоработки, сомнение в правильности выбранного варианта. Все равно начало получалось достаточно «резким»: перевал Путеводный на «2Б»,[13] потом перевал Шокальского на «3А» и новый перевал примерно на «3А». Первопрохождение… Вадим сознавал, что первопрохождение будет заметно труднее известных путей и реально может «потянуть» на «хорошую 3Б». Таково было начало этого похода: движение с севера вдоль хребта Иныльчек-Тау и нижней части ледника Иныльчек с преодолением хребта и выходом в верховья ледника Каинды.

Затем группа должна была пересечь ледник Каинды и хребет Каинды-Катта на ледник Куюкап через перевал Мощный и через перевал Куюкап и ледник Комсомолец выйти на Южный Иныльчек, к своей продуктовой заброске в международном альпинистском лагере «Центральный Тянь-Шань». Здесь он кратко именуется МАЛ ЮИ, как лагерь на Южном Иныльчеке. Заброску эту выполнили с заставы Майда-Адыр вертолетом, расплатившись канистрой медицинского спирта, – подобная «валюта» здесь ценилась выше денег. МАЛ ЮИ имел филиал и на леднике Северный Иныльчек, – лагерь «Хан-Тенгри», который герои нашего повествования именуют МАЛ СИ. К этому лагерю и второй заброске группа должна была выйти после преодоления хребта Тенгри-Таг в его нижней части, – либо через перевал Броненосец, либо гребневым первопрохождением нового перевала у пика Петровского. Заключительный выход с Северного Иныльчека в долину реки Баянкол планировался через перевалы Опасный и Баянкольский, с запасными вариантами…

Сборная группа тщательно подготовилась на совместных тренировках, заявила и защитила маршрут, прошла техническую проверку на скальном рельефе, получила «добро» МКК и КСС, получила подписи и печати в маршрутных документах, регистрационный номер и контрольные сроки… По прибытии в КСС сроки прохождения контрольных точек маршрута, – МАЛ ЮИ, МАЛ СИ и срок окончания похода попали под контроль КСС и в Ленинграде, и в местной областной КСС Пржевальска, где группа также зарегистрировалась по пути в район похода…

Все начиналось очень хорошо и точно по графику… Но на самой концовке прохождения первого нового перевала авария произошла… Группе не хватило каких-то десяти-пятнадцати минут для благополучного завершения спуска и выхода из опасной зоны…

Истинные причины аварии еще не были осмыслены и поняты. Надо сказать, что группы с малым опытом походов попадают в аварии, совершая грубые технические и тактические ошибки, которые хорошо видны туристам высокой квалификации. Аварии же опытных групп обычно значительно сложнее по своей природе, – они складываются из целого комплекса, казалось бы, незначительных промахов, недоработок, случайных и неблагоприятных обстоятельств объективного, природного характера. И вскрыть эти причины в комплексе удается далеко не все, не всегда, не всем… Для этого требуется обстоятельный сбор и систематизация фактов, продумывание и построение всей ситуации с фазы, предшествовавшей аварии, критической, аварийных фаз и их переходов. Случается, на такой сбор фактов и анализ уходят годы, и полностью сложить, представить весь ход событий удается только через несколько лет на основе аналогий с многочисленными похожими происшествиями, как окончившихся авариями, так и вовремя остановленными в критической фазе развития…

Контрольный срок завершения первой части похода с необходимым резервом времени на возможные задержки был установлен 13 августа 1991 года… Если группа не выйдет в этот срок к МАЛ ЮИ, то должны быть организованы ее поиски и спасение совместными силами местной КСС и республиканской КСС Ленинграда…

Рандклюфт

К готовности «один»! Встать! Еще не вечер! 9 часов сна! Так, теперь будет труднее: к темноте добавится вертикаль подъема! Сначала на метр углубить нишу. Это отлажено. Затем вверх, вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы!.. Пожевать – чуть-чуть. Боже, как хочется пить! Но как опасно сосать снег! Ангина – и все летит вниз до пневмонии и отека легких! Это конец! Ладно, как-нибудь протяну на минимуме возможного. Потери воды при такой «жаре» и влажности, как здесь, не слишком велики.

А как же я теперь пойду вверх? Одна точка опоры на веревке есть, но где достать еще? Да! Второй снегоступ! Его можно забить в стенку канала и встать ногой, выбив углубление. Идет! Срезаю снизу вверх и вглубь на метр… А дальше? Дальше до потолка будет уже трудно дотянуться… Надо сразу же сделать снежную ступеньку или, лучше, ступени, чтобы подняться вверх и прокопать от выступа еще на полметра… Хотя бы на полметра… Эх, все на ощупь, с кое-какой подсветкой «жучком». Ничего, приноровишься, коль хочешь до света белого подняться… Выкопаешь норку! Кошки на месте? В атаку, пятый полк!..[14]

Скоро горизонтальный ход-лаз был завершен с оконечным скатом, ступеньками и полуметровым подъемом вверх вдоль скалы. Дальнейшая работа осложнилась тем, что ее предстояло выполнять в висе на веревке, стоя на вбитом в стенку снегоступе с упором в боковые стенки, причем продвигаясь теперь не вперед, а вверх. Прорубать потолок в неудобной позе и в очень ограниченном пространстве… Первые полметра потолка, дались особенно тяжело. Снег оказался очень жестким и твердым. Работать можно было только на длину вытянутой руки, но потом удлинил ее снегоступом захватом снизу. Снегоступом и ножовкой вырезал края вертикального лаза, а затем наклонными срезами снег отсекал призмами. На потолке оставалась высечка в виде опрокинутой пирамиды или усеченного обелиска, которую срубить оказалось труднее, чем края. После нескольких часов не очень производительного труда понял, что срубать надо не по четырем краям, а глубже, и только с одного края. А начальный подрез производить не по четырем, а только по трем сторонам. Подсечение «большой» призмы начиналось с этой, четвертой, стороны. В результате получалась клинообразная высечка вверх: от одной короткой стороны лаза до другой. Размеры призмы ограничивались глубиной просечки снегоступом. Подсечка продолжалась дальше выемкой очередного клина-призмы…

Вначале все шло неудобно, непроизводительно. Каждый сантиметр продвижения давался с неимоверным трудом. Но потом приноровился стоять, висеть, опираться и поворачиваться. По ходу работы отточил движения, испробовал и отобрал варианты работой одной и двумя руками, поочередного включения рук для отдыха, убыстряющие приемы подсечки пилой-ножовкой…

За первый проход вверх особенно вымотался и спустился вниз для отдыха и сна в тупом отчаянии изнеможения. Казалось, физических и нервных сил уже не осталось. В полусонном бдении вдруг вспомнился тот вечер. Вечер из другой, теперь совсем далекой городской жизни, на дружеской вечеринке за столом, с красивыми женщинами в вечерних нарядах, с вином и фруктами. Незадолго до похода.

В тот вечер он украдкой любовался ею. Такой бывает игра мужского подсознания: оно из всех присутствующих женщин выбирает одну и начинает любоваться, следить за ее движениями, за реакцией на реплики и шутки, за темами ее разговоров. В общем, за всем… И состояние такое, что все в ней кажется красивым и совершенным. Краса и очарование! Показалось, что тогда она, Женя Берлина, вела себя несколько странно, не совсем адекватно. Ею владела эйфория, удаль, дерзкая смелость. Она искрометно царила на вечере, и все старались подыграть ее зажигающему веселью. Подыгрывал и он. Мимоходом, в шутку, она бросила фразу: «Ну, с тобой мы смогли бы обо всем договориться…» И осеклась, почувствовав неосторожность сказанных слов, зажав рот и едва сдерживаясь от смеха, добавила: «…Не обращай внимания… Это от Амаретто!..» На что он тут же нашелся: «Женя, если дело только в Амаретто, то Амаретто будет!..» А примерно через час случилось ЭТО. То, что он запомнил, из-за чего все врезалось в память, но чего он так и не понял. Вечер из веселой фазы перешел в задумчиво-лирическую, в полумраке, с чаем, тихими размышлениями, песнями, проникновенными взглядами из глубины глаз, медленными танцами.

«… О, моя дорогая, моя несравненная ЛЕДИ…»

Наташа Рудницкая попросила его: «Вадим, принеси, пожалуйста, чайник». Он вышел на кухню и… как пламя в лицо!.. Женя стояла, поставив ножку на приступку стула. Край ее черного, недлинного платья был загнут вверх вместе с белоснежным кружевом нижней юбки. Изогнутая ножка, плотно затянутая в темный чулок, была прекрасна от кончика туфельки до верхнего расширения бедра, уходящего в таинственную глубину платья. Очень нарядный лиловый пояс с подвязками прикрывал верхнюю часть бедра, а задняя, тоже видимая прямая ножка подчеркивала и стройность фигуры, и прелесть своей изогнутой пары…

Вадим был и ослеплен видом и крайне смущен своим неосторожным вторжением, так что на какие-то мгновения лишился дара речи, даже остолбенел. Она же не слишком смутилась, не торопясь, гордо застегнула подвязку и плавно опустила ножку. Тень легкой усмешки осветила ее лицо:

– Пойдем, потанцуем, Дима! Или ты что-то здесь потерял? – сказала она насмешливо и вызывающе, видя его смущение. В следующий момент он уже собрался и нашел, что выдохнуть, едва слышно, но не менее дерзко:

– Нет, я здесь уже очень многое отыскал. Пойдем, Женечка.

И уже в тихом танце чуть слышно шепнул ей на ухо:

– Ты прелесть! Она не ответила, но, как ему показалось, внутренне напряглась, по влажным ресницам пробежала дрожь. Тогда он ощутил внутреннее непонимание чего-то важного. Он уже вспоминал об этом случае, чувствуя подсознанием, что тогда случилось что-то совсем необычное. Или, точнее, могло случиться! Но что?.. Осталось ощущение большой недосказанности, большой загадки, таящейся в глубинах этих женских глаз, этой женской души. Вадим не принадлежал к числу людей, которые могут полезть в чужую душу, – здесь он проявлял крайнюю осторожность и деликатность. Осталась загадка, и Женя в тот вечер ушла в ореоле тайны. Он проводил ее до дома, в дороге она настороженно молчала и почему-то отводила глаза. Ее веселость прошла, и они задумчиво промолчали весь путь до дома Жени. При прощании в нем возникло желание поцеловать ее если не в губы, то сбоку, но он не решился и поцеловал только руку, как часто делают мужчины с женщинами, которые им приятны. Она умчалась по лестнице, как будто чего-то опасаясь…

Боже, как далеко теперь вся эта жизнь! Совсем другой мир!..

Снег лежал плотно и на первый метр продвижения ушло более 12 часов работы. Медленный обвал каждой призмы и удаление снега в нижний отвал являлись праздником… На этих перерывах он отдыхал, сложив график чередования трудной работы с более простой, периодов передышек и более длительного отдыха…

Снег плотный, спрессованный ударом! А хорошо это или нет? Хорошо! Хоть и трудно в нем продвигаться, но он не осыпается, держит форму! В рыхлом снегу он бы уже погиб.

Веревка шла вдоль скалы на расстоянии нескольких сантиметров. Пока она представляла надежную опору, но как же выше? Опасность срыва увеличивалась по мере подъема, продвижения вверх. Надо продумать систему дополнительной страховки. Здесь можно будет использовать как свободный конец веревки, так и короткую расходную веревку, лежащую до времени в рюкзаке… Но как их закрепить в снегу? Ледоруб и снегоступы в деле, они заняты… А что если обвязать мешок тряпья расходной веревкой и затолкать его в боковую снежную нишу с проделанным внизу отверстием-каналом для веревки? Вырвать такой мешок из плотного снега не так-то просто… Тут понадобится очень значительное усилие. А для уменьшения рывка, его амортизации, веревку можно заплести в косичку Саратовкина,[15] конечно, безо всяких там киперных лент. Косичка менее жесткая, через нее рывок будет не таким резким… Пойдет! Буду заплетать ее по мере удлинения нижнего конца веревки, укорачивая его…

Сколько же там, надо мной? Два, пять, десять метров снега? А может, все тридцать!.. Ну, нет, скалу не могло всю засыпать… А может, лучше прокапывать вбок?.. Черт его знает!.. Нет, буду «ломить» вдоль своей нити Ариадны. Она – точка опоры, она выведет! И без разницы, сколько там еще, пять или десять метров, надо копать, пока есть силы! А если скалу засыпало всю, на все пятьдесят? Об этом лучше не соображать. Но сколько же всего там метров? Пока два пройдено. За двадцать часов работы! Негусто! Чуть больше, чем на рост. Но – лиха беда начало, только бы мышца не подкачала, как говорил Мишка!.. Было бы здоровье, остальное возьмем, как говорят десантники…

Очередной отдых… Он необходим тогда, когда работа становилась непроизводительной от усталости. Отдых и питание… Никакого жира, никакого пира! Очистить одежду от снежной крошки, утеплиться пуховкой и спальником. Спокойно поспать хоть немножко… Снять отупение от усталости…

Вертикальный канал в плане имел форму прямоугольника шириной в метра и несколько меньшей толщины. При таких габаритах в нем хотя и с большим трудом, но можно пробиваться, сгибая и разгибая руки… Каждые несколько срезающих ударов снегоступом вверх или вбок быстро вызывали изнеможение, требовавшее передышки. Сидя в обвязке,[16] висящей на зажиме – «жумаре» и бессильно опустив руки, он зависал на веревке, отдыхая так после каждых двух-трех минут работы. Осыпавшийся снег не таял. Тем не менее, штормовка не просыхала. На длинных передышках внизу, после 30–40 минут работы, собирал в кружку и миску немного снега и старался согреть их своим дыханием. От этого на дне появлялось немного воды, и можно было чуть-чуть утолить звериную жажду. На время сна ставил над собой миску так, чтобы дыхание ее согрело. Воду по каплям удавалось собрать и из подвешенного полиэтиленового мешка, угол которого свисал в миску. За три-четыре часа накапывало до ста граммов драгоценной влаги… Полстакана…

В этот новый, очередной, шестой заход что-то произошло. Внутренне ощутил какой-то качественный скачок! 3 часа работы, и метр продвижения! Канал вырос до трех с половиной метров, а может, и до четырех! Может, снег стал более податливым? С одной стороны хорошо, а с другой?… Что будет выше? Не начнет ли снег осыпаться в его лаз воронкой и не похоронит ли в один момент все плоды труда?.. Новые проблемы.

Следующий метр пройден за два с половиной часа! И опускаясь вниз после окончания работы, чтобы поспать, он вдруг увидел наверху то, о чем так мечтал: потолок светился очень слабо. Слабо-слабо, едва заметно, но светился! Еле видимый свет проникал через оставшуюся толщу снега! Сколько же ее? Один, два метра? Ясно, что не десять!

Чтобы понять сколько, решил после отдыха проколоть оставшийся слой снега лыжной палкой, как зондом. А может, это ошибка? Может, слабое пятно света – лишь нечто желаемое, но не действительное. Плод воображения, боли души, усталого тела, усталых от темноты глаз?..

После отдыха при подъеме вверх света не увидел! Да, то было лишь видение, галлюцинация. Внутри, казалось, все заболело! «Хотел так просто? Нет, не получится!.. Не получится!..»

«Успокойся! Успокойся!», – сказал другой голос: «Что есть, то есть! Работай!». Работу продолжил, воткнув палку в стенку… И тут как луч света блеснула мысль, заставившая схватить фонарь и взглянуть на часы. На них было 1.47!.. Света не могло быть! Наверху была ночь! Ночь!

Надо все же попробовать!

Конец палки-зонда не нашел пустоты, когда вошел в потолок на всю длину… Но, углубив ее еще дальше, насколько еще позволяла длина утопленной в снег руки, он явственно ощутил наконечником желанную пустоту!!!.. Оставалось чуть более полутора метров! 4–5 часов работы!.. Копать!.. Не расслабляться! Еще «не вечер», но уже ночь! Она отступит! Рассвет да ляжет светом!..

В 5.30 опять увидел свет потолка. Свет уверенный и постепенно усиливающийся. Более зримый, чем тогда! Цель близка! Но близок и новый, быть может, совершенно неожиданный переход… Не обвалится ли все сверху, не придавит ли его еще раз, но уже более капитально… Нет опасений только за монолит скалы, – эта базальтовая глыба не подведет.

На очередном отдыхе все приготовил для подъема вверх: рюкзак, компактно уложенный в вытянутую форму и прикрепленный к концу веревки, систему дополнительной страховки от падения вниз. Чтобы рюкзак не заклинило и не засыпало случайно на большой глубине, подготовил для него боковую нишу в верхней части лаза. Поставив его там, можно уже без опаски сбрасывать снег вниз. Отбрасывать его в отвал, он надеялся, уже не придется…

Есть!!!.. Есть!!!.. В пробитую снегоступом дыру брызнул слепящий, ранящий поток света, поток пьянящий, чарующий… Режущий глаза даже через плотные стекла черных очков-»консервов». От света и чистого морозного воздуха голова пошла кругом! Как легко на воле после мрака удушливой трещины!

Но не рано ли торжествовать? Еще надо выбраться! И чем встретит мать сыра земля? Леденящим ветром? Пургой? Застывшими телами погибших товарищей? Тревоги ледяного склепа сменялись новыми…

Выход осложнен тем, что спасительная веревка уходила не прямо вверх, а еще и в сторону… Но пока она держит крепко, хотя и тянется под нагрузкой. Свет ослепил ненадолго. Вылез, напрягая силы, вытащил за собой рюкзак и тючок тряпья, служивший фиксатором дополнительной страховки на нижнем конце веревки. Уже ничто не могло заставить вернуться в мрачный ледовый рандклюфт, о котором думалось с содроганием. Но появилось и другое чувство. Эта трещина спасла от лавины, приютила и стала тем небольшим мирком, который уже навсегда сохранится в памяти жизни. Да, мирком страшным, холодным и тесным, неуютным и жутким, но… Ставшим обитаемым и удобным силой его рук и его разума. Они сроднились, стали ближе… Надо хоть снять сверху лаз и место на прощальное фото…

А много ли гостеприимнее тот новый мир, в который теперь вышел. Что ждет в нем? Несколько раз крикнул, но ответа не последовало. Веревка заледенела, обросла сосульками, покрылась внизу снегом, а вверху, в расщелине скал ее вовсе не видно. Ее надо снять, во что бы то ни стало! Как ни труден и неприятен подъем по скале вверх, к точке закрепления, усилия стоили веревки! Велика цена веревки в горах!..

На скалу удалось взобраться. Удар лавины ее сильно разрушил, но крюк и удерживающая его трещина уцелели, прикрытые мощным выступом базальта. Отодрать веревку стоило немалого труда. Как же она хорошо выполнила свою задачу, и как может еще пригодиться! В два приема Вадим спустился со скалы по двойной веревке и продернул ее через петлю промежуточного крюка. После этого быстро покинул лавиноопасный склон, – чтобы вздохнуть еще свободнее, уже без ощущения нависшей сверху опасности. Вырвался! А дальше?

Видно: под склоном и на плато никого нет. Горы стоят в тихом мареве облаков и тумана. Ветер стих. Нет никаких голосов. В воздухе кружатся редкие снежинки… Белое безмолвие! Склон просматривается на полкилометра, а дальше туман, туман…

Ниже, на леднике, не обнаруживалось никаких следов ног или стоянки, а вынос лавины рельефно выделялся только выпуклостью, покрытый более чем полуметровым слоем свежего снега.

Достав свой металлический свисток, Вадим вновь и вновь посылал резкие свистки и вслушивался в тишину, но ничто в ответ не нарушало холода белого безмолвия гор.

Отойдя на полкилометра и оставив рюкзак, широкой дугой обошел поле выноса, ища хоть какие-то следы ног или места установки палатки, намечая путь дальнейших поисков. Пытался воссоздать по памяти положение группы и отдельных участников в момент падения лавины. Поле пересек несколько раз по линиям наиболее вероятного нахождения засыпанных с зондированием лыжной палкой. По солидным размерам выноса было ясно, что ребята могли не успеть… Понятна и очевидная призрачность перспектив дальнейших поисков: выжить под снегом в течение трех суток слишком нереально… Все так, но сам-то ты!?.. Пропавшие могли лежать на глубине в 2–3 метра, куда короткий зонд не достанет… Тем не менее, есть надежда, что хоть кто-то лежит неглубоко и мог быть еще жив. Ведь известны случаи, когда людей находили под слоем снега до метра толщиной, – и живыми, и мертвыми…

Снизу просмотрел путь лавины, и стало ясно: защитил и нечеткий выступ выпуклости склона в зоне, по которой они спускались. Лавина накрыла, прошла по нему, но более тонким слоем, чем с боков, где рухнули главные струи снежных потоков. Кроме того, главный кусок оторвавшегося ледосброса висел левее, и его обломки упали метрах в трехстах от скалы. А главные струи не оставили бы никаких «недоработок» в виде незаполненных трещин и пустот в рандклюфте, они бы выдавили все! Ну и «пруха-везуха» же перепала!..

Ребята!? Надежда найти их здесь таяла, но вместе с ней крепла надежда на их спасение, – на то, что они выжили и ушли… Но все ли спаслись, и все ли ушли? А может, кто-то травмирован, покалечен?.. Радость освобождения от снежного плена сменилась чувством тревоги за друзей и новым приступом тоски от одиночества… Ты один и… А кто это сказал, что спасен? Для этого еще придется побороться! Пусть на более широком и светлом горизонте, но… Еще «покувыркаешься» до открытого ледника! Закрытый снегом ледник в одиночку, – не «семечки»… И потом до людей еще около сотни километров не по равнине! По зубьям ледников Тянь-Шаня! Одна ошибка на этом пути, и гибель одиночки неизбежна…

Что ж? На выносе, кажется, ничего! А под склоном искать – совершенно ненужная затея. Там или накрыло слоем в несколько метров, или убило мгновенно… Да их там, наверно, и не было, если успели хоть чуть отбежать… Все так! Ближе всех была Наташа… Как смотреть потом в лицо близким, если все погибли? Тяжко… Но надо идти, сжав зубы! Лимит времени, сил и продуктов очень небольшой, его надо «выжать» максимально, чтобы выжить!.. Уже 17.00, а с момента аварии прошло почти четверо суток! Тщательно заметить и сфотографировать место аварии с нескольких точек…

Ущелья потемнели, но небо еще светлело, когда в нежной дымке заката возникло это видение… Видение огромной горы. Над серой пеленой облаков, прикрывавших окружающие склоны, вдруг обнажилась шапка громады вершины пика Шокальского. Она горела, переливалась золотистыми, красноватыми, оранжевыми огнями, купаясь в лучах заката. Виднелась только самая верхняя часть, парящая в высоте и потому казавшаяся потрясающе великой. Ниже нее облачная пелена скрывала склон, а у ледника туман совершенно сливался с белым снегом. Парящая над облаком шапка царила загадочным видением, прекрасным, чудовищным, непонятным… Знак горы?.. Что этим вершина говорила ему?.. Наверное, прощалась! Спасибо Вам, великая Гора, поклон Вам!.. Вы обошлись со мной сурово, но не беспощадно жестоко!.. Дай бог, чтобы также обошлись с моими товарищами! Есть в Вас и кровавый отблеск, есть и золотой луч надежды!.. Что они означают, еще узнаю! Узнаю, Гора! До свидания, я постараюсь вернуться!..

Видение померкло, и густой туман скоро окружил глухой стеной белой мглы. Но дальнейший путь вовремя намечен по компасу определением азимута направления, чтобы не заплутать в этой белой пустыне. По рукаву ледника «номер три» надо спуститься на основной ствол огромного дендритового ледника Каинды. Известно – перед впадением, ледник-приток образует ледопад, который предстояло пройти в одиночку… Это второе по очереди опасное препятствие после предательского закрытого ледника. Здесь трещины хотя и приоткрывались, но добавлялась крутизна склона… Коварство полуоткрытых трещин известно: их края под снегом не видны, и провалиться, идя по снегу вдоль трещины, можно в любой момент! Потому неопределенные участки решил проходить, используя веревку, закрепленную на ледобурных крючьях. Перейдя трещину со страховкой, предполагал закрепить веревку с другой стороны и, вернувшись, снимать ледобур. Страховка должна защитить от срыва на самых опасных участках… Эти мысли пришли в полусне, при ночевке в снежной яме.

Чуть дальше места ночлега постепенно начинался перегиб плато с увеличением крутизны и учащающимися разрывами, переходящими в ледопад. Влево или вправо? Их перевал был первопрохождением, и четких рекомендаций по прохождению ледопада нет. Возможно, они вообще были первыми, кто прошел по этому леднику, этому ущелью… Нет и снимков… Вправо?..

Флаг надежды

И утром взгляд Вадима, ища вариант спуска, колебался в выборе между упрощенно-опасным и усложненным, но более безопасным путем. Учитывая свое положение и возможности, он выбрал усложненный вариант и двинулся вправо…

Лабиринт трещин, громады сераков…[17] Непроходимые разрывы шириной в несколько метров, глубиной в многоэтажный дом. Возвращения, поиски вправо и влево, выбор места спусков по веревке. Лучше не возвращаться по такому… Ледопад крут, сверху не виден. Особая аккуратность ходьбы на кошках! Временами – по острым гребешкам льда между многометровыми провалами, а по отвесным стенкам – по веревке. По ледовой крутизне вверх, на передних зубьях, вниз – с жесткими ударами полной стопой и опорой на штык ледоруба. Вбок – тоже с опорой на всю стопу, стоя боком или на передних зубьях и клюве ледоруба в стойке к склону… Один неосторожный шаг, и полет в ледовую пропасть неизбежен… Но надежные навыки, аккуратность и отличное снаряжение обеспечивали успех. Ледопад медленно подавался. Шесть, семь, восемь часов спуска со звериной осторожностью… Заснеженная часть давно позади, вверху… Небо хмурилось уже с утра, а в середине дня прошел дождь. Потом налетел порывами холодный, ледяной ветер, порвавший в клочья грязно-серые облака. Наконец обнажился, стал виден последний выкат ледопада. Но справа путь к нему преграждал мощнейший разлом, а слева, над местом смыкания разлома, склон перешел в, почти отвесную стенку…

Непонятная, безотчетная ярость вспыхнула при виде этого препятствия. Обход сложен, а здесь… Всего тридцать метров стенки. До простого ската вниз! Только вперед! Поднялось жгучее желание рискнуть, «доломать» ледопад!

Подвесив ледоруб назад, к рюкзаку, вынул два блестящих сталью ледовых якоря айс-фифи. Новое, совсем недавно изобретенное средство для преодоления ледовых отвесов, необычно удобное и эффективное. О таком изящном его исполнении еще не ведали лучше зарубежные альпинисты. Закаленная пружинная сталь, удобные ручки из твердого пенопласта, остро отточенное лезвие-клюв. При минимальном весе два якоря позволяли опытным восходителям преодолевать самые крутые ледовые склоны на скорости, даже «бегом». На кошках и без кошек, в висе на стременах якоря…

Проверив рюкзак и обвязку, встал лицом к склону и пошел боком, врубаясь в ледовый склон якорями и кошками. Несколько метров, – и оказался на ледовом отвесе, между небом и темнотой ледового провала… Оступиться нельзя! Чтобы идти надежнее, надо продвигаться не только вбок, но и вверх… Ярость вновь вскипела, страх отступил…

Через несколько минут уже шел по крутому склону вниз: ледопад остался позади. Обернувшись, оценил варианты прохождения снизу. Да, наверху не ошибся, но ниже, безусловно, было бы много легче в случае выбора левого варианта по снежно-ледовому желобу…

С выката ледника-притока повернул направо, решив вдоль края ледника Каинды спуститься к карману береговой морены, видимому километрах в двух. Микропорка льда и камни морены заледенели от дождя и ветра и были столь скользкими для подошвы, что снимать кошки было рано.

День к закату… Еще один, очень нелегкий! Прошлый, похоже, был решающим! Может, пора остановиться?

Вадим почувствовал, что ситуация с «его» спасением переламывается в его пользу. Самое опасное, кажется, позади… Вместе с тем им овладело новое беспокойство, осознание новой, неведомо подкрадывающейся опасности. Все как будто хорошо, после ледопада следовало успокоиться и встать на ночлег. Но тревога не унималась, становилась сильнее. Она заставила идти вперед, пока еще можно различить камни под ногами.

Что-то случилось! Что? Что увидел? Или услышал… Вроде, ничего… Обострение чувства одиночества? Но ведь шестые сутки один… Вот еще километр позади. Теперь они пойдут быстрее…

Что это? Что за пятнышко мелькнуло там, на морене? Маленький снежник? Желтый?..

Достав из кармана пояса рюкзака монокуляр, взглянул вооруженным взглядом и… дрожь по телу! Это палатка!.. И не какая-то! Это СВОЯ палатка, свой «желтый цыпленок», такая знакомая «полубочка» с тремя дугами, с красной полоской-вшивкой над средней дугой!.. Видны дождевые козырьки, вензели-аппликации на пологах: буква «В» и знак розы ветров.

Внутри возникли чувства, по уровню не меньшие, чем у Ассоль при первом взгляде на корабль Грея с алыми парусами. Иные чувства, но не менее глубокие и страстные… Палатка эта его, он сам ее отдал для переноски Жене Берлиной при обычном распределении походного груза между участниками…

Ребята!.. Но почему палатка одна? Где вторая? Туда!..

Флаг надежды! Эта палатка воспарила флагом надежды… Надежды на то, что он не один в этой холодной пустыне!.. Как это трудно, – быть одному!..

Но почему она одна и никого нет рядом?..

В душе смешалось все! Что ждет впереди? Радость встречи, горечь потерь?.. Что там и кто там? Вторая палатка из-за камней не появлялась. Почему же ее нет?..

Быстро и осторожно шагая по большим заледенелым камням, спускался по краю кармана морены так, чтобы не выпускать палатку из вида… Только не терять из виду!.. Казалось, чуть скрывшись за перегибом склона, она уже не появится, исчезнет как наваждение… Нет, мелькнув за камнями, она не исчезла, а приблизилась, ее контур стал четче.

Метров за пятьдесят Вадим остановился от тяжелого предчувствия и вновь нахлынувшего ощущения приближения опасности. Подал голос: «Ак!.. Сережа!.. Женя!». Ответа не последовало. Мощная сила тянула к палатке, но не меньшее усилие останавливало перед тяжелым известием. Понятно, что палатка не пуста, в ней кто-то есть, но кто?.. Неужели кто-то погиб?

Ветер опять налетел мощным порывом, стремительно неся низкие облака, чуть освещенные последними лучами заката в густых сумерках… Неизвестность давила. И тут показалось, что из палатки донесся то ли вздох, то ли слабый стон. Вадим бросился вперед. Машинка застежки-молнии, найденная привычным движением, послушно открыла полог…

Наташа

Товарищи звали ее кратко Нат, иногда Ната. Последние дни казались ей странным, страшным, тяжелым сном. Это и был полусон в постоянной борьбе с болью, которая то надсадно ныла в побитом теле, то вдруг пронзала острым осколком. Но не менее острым было осознание ужаса положения. Хотя товарищи усиленно уводили ее и уходили сами от вопроса: «Где Вадим?», она поняла, что Вадим пропал в лавине, а найти его не удалось. Только Женя тихо шепнула: «Вадим исчез… Он шел последним…» Воспоминание об этом вонзилось очень остро…

Тогда, после рокового удара лавины, она потеряла сознание от боли и ее засыпало снегом. К счастью, снег не прикрыл полностью верх рюкзака, товарищи быстро нашли, откопали и очистили от снега лицо, рот, руки… Отнесли подальше, отогрели в палатке. Сознание медленно возвращалось к ней вместе с радостью спасенья, тяжелыми болями от травмы и горьким пониманием трагизма ситуации. Вадим погиб! Здесь ничего не изменишь. А кто следующий? Быть может, Я? Самая слабая и беспомощная… Она поняла, что Вадима искали целый день и две ночи. И слышала за палаткой приглушенный разговор Ака с руководителем: Ак настаивал, что дальнейшие поиски практически ничего не дадут, а вот положение всей группы сделают крайне опасным. Особенно здесь, на ледовом плато с высотой почти четыре тысячи, и с ней, тяжело травмированной участницей.

«Надо спасать девчонку!», – Ак сказал это негромко, но она услышала. Доводы Ака были убедительны, обоснованы: его, друга и напарника Вадима по многим походам, нельзя было заподозрить в эгоистическом стремлении быстрее «умыть руки» и оставить товарища в беде. Все знали, что вероятность спасения человека, попавшего в лавину, лавинообразно уменьшается с каждым часом: через 3 часа она меньше половины, через 12 часов – меньше одной десятой, а через сутки уже теряется в долях процента. Помощь нужна, горька будет встреча… И все же решение идти вниз пришло с тяжелейшей душевной горечью: все понимали, что выход оборвет и последнюю, самую малую надежду на спасение товарища…

Решили спуститься всей группой на ледник Каинды для сброса высоты и уже оттуда вестовой частью группы вызвать вертолет спасателей для вывоза Наташи. На меньшей высоте, где не так холодно и не так гуляют ветры, травмированная будет чувствовать себя лучше, да и вертолет определенно сможет сесть.

После аварии оторванность от внешнего человеческого мира ощущалась очень глубоко, и сам этот мир вдруг стал совершенно иным.

…Перед самым выходом все разом застыли в молчании. Все, не сговариваясь, поняли: прощание… Женя отвернулась, у нее приглушенно прорвались рыдания. Ребята смотрели туда, на роковой склон и скалу, на лавинный вынос в последней, несбыточной надежде на чудо…

Спуск все-таки пришел действием, отвлекшим от тяжелых мыслей, хотя уколы физической боли усилились. Их облегчала нежная забота Жени и Саши. Один из них постоянно был с ней, в то время как другие разведывали и готовили путь, спуская ее то волоком, то на руках, на самодельных носилках-волокуше из спальных мешков, палаточного тента, лыжных палок и веревочной плетенки.

Распогодилось, светило солнце, горы играли чудными переливами света, но виделись они уже не такими, как раньше. Казалось, черная тень беды лежала на них подобно дымке от защищавших глаза темных очков. Гнетуще давило осознание собственного бессилия и того, что она легла тяжелым грузом на спины товарищей. Правда, ей постоянно твердили, что такое могло случиться с каждым из них. Что именно она приняла на себя самый тяжелый удар («…нет, самый тяжелый удар принял Вадим…») и что из всех сейчас тяжелее всего ей. Что их усилия – ерунда по сравнению с ее болью… Может быть… Но что же дальше? И сколько еще это продлится?.. Давило и сознание неопределенности своего положения. Что с ней случилось, точно не знал никто. Женя, как медик группы и единственная кроме нее женщина, предполагала, что сломаны четыре ребра, повреждены рука и ключица. Но точный характер повреждений и есть ли повреждения еще, есть ли внутренние кровоизлияния или еще что-то, все это пока неизвестно.

После завершения спуска и остановки в небольшом моренном кармане у правого края ледника Каинды ей передалось настроение некоторого колебания, овладевшего группой.

– Саша, что происходит? Ты понимаешь, лучше самая страшная правда, чем неизвестность!

– Милая, просто всех беспокоит твое состояние и то, что нас надо оставить. Вопрос – кого? Я с Женей остаюсь однозначно. Остальным, видимо, надо идти: у нас мало продуктов. Послезавтра ребята попытаются выйти к погранзаставе и вызвать вертолет. Мы с Женей подготовим площадку и нас снимут. Спи, родная, не беспокойся, все будет хорошо…

Временами тяжелый сон с кошмарами сменялся не менее тяжелым полузабытьем. Сквозь него она услышала слова мужа: Наташ, мы с Женей сходим за водичкой на ледник. Она чуть согласно кивнула и вновь отрешилась. Тяжелые сны шли бессистемной чередой. Один из них врезался в память сильнее других. Показалось, что за палаткой послышался звук, как будто звали кого-то… Потом кто-то потряс ее за больное плечо так, что острая боль пронзила насквозь. Она вскрикнула стоном-полуплачем: «Саня! Саня! Больно мне…» И вновь забылась, стараясь превозмочь боль. Бессвязные фразы и шепот срывались с ее губ…

Но боль постепенно отпустила, сознание и память стали поднимать загадочное видение, которое прошло перед ней. Она стала понимать, что это не сон, а нечто иное. Подсознанием поняла, что кто-то заходил в палатку и этот «кто-то» был мужчина, и не ее «Саинька», а другой. Но кто? Его голос, звавший ее, несомненно, ей знаком… И несколько световых бликов фонаря, выхвативших из темноты видение этого человека… Она открыла глаза. Темнота везде вокруг давит тисками одиночества. Но почему до сих пор не вернулись ребята? Они ушли днем, не поздно, еще в свете дня, и уходили-то ненадолго? Эта желтенькая палатка Вадима легко пропускает свет, в ней всегда светло при свете дня и темно ночью. Значит, уже ночь… Или?!?.. Кто он?.. Да! Этот голос, этот человек!.. Вадим!?.. Так вот что такое смерть! Близкие живые уходят и не возвращаются, зловещая темнота смыкается вокруг, приходит образами погибших товарищей! Приходит темной рукой, терзающей тело! Приходит смутными, видениями и неспособностью что-то понять!.. Темнотой и давящим одиночеством!..

«Саша!.. Женя! Я умираю, умираю! Где вы, где вы?» – прошептала она, зовя живых. Слеза поползла по ее щеке. Неужели это конец?.. Человек остается один, совсем один, без родных и друзей, только с болью души и тела, и только лики погибших приходят навязчивым видением из ужаса и мрака… Несколько минут она пролежала в напряженном оцепенении, пока вдруг не услышала, как сквозь стон порывов ветра до нее не донесся отдаленный свист. Это не свист ветра, – она поняла сразу, и эта малюсенькая «соломинка» вырвала из оцепенения. Поняла, что идет не смерть, а всего лишь тяжелое пробуждение. Что где-то рядом происходит непонятная борьба, и отважное желание бороться влилось в нее живой горячей струей. Нет!!! Прочь навязчивые мысли и кошмарные видения! Что-то случилось, и надо сражаться!

«Но что ты можешь?.. Ты, прикованная к палатке!» – больно заныл другой голос.

Что случилось, что случилось? Видимо, ребята задержались на леднике до темноты и не успели вернуться… А в темноте, не имея фонаря, не могут найти палатку. Сигнал! Сигнал, – вот что могу! Свистка нет, но у изголовья есть фонарь! Здоровой правой рукой она нащупала фонарь и зажгла его, направив на крышу палатки. Теперь палатка будет видна на расстоянии. Но лучше посветить в сторону ледника и прямым лучом, не ослабленным тканью, он пройдет дальше! С трудом расстегнув полог у головы и, отталкиваясь ногами, со стоном продвинулась к выходу и, высунув руку с фонарем наружу, посылала луч надежды в темноту ночи. Ветер трепал полог, бил им по лицу, в палатке сразу стало холоднее. «Если надо, буду светить всю ночь! С перерывами, чтобы хватило батарейки. Всю ночь!» – решила твердо, и это было ее спасением. И это было помощью им… Но откуда этот свист? У Саши свистка нет… Не помню, был ли у Жени… Свисток имел Вадим… Нет! Прочь мысли об этом…

«Мальмстрем» Каинды. Вадим Воронин

«Что случилось?.. Что же могло случиться?!» – Вадим не находил ответа. В палатке одна Натка, в бреду, в бессознательном состоянии. Но и вещи еще двух, – Саши и Жени. Неужели спаслись только трое? Вдвоем они ее вряд бы спустили… Но где эти двое?! Где они?! Наташа одна в таком состоянии не смогла бы спуститься, тем более с их вещами. И бросить ее в таком состоянии они, конечно, не могли. И уйти далеко без своих вещей… Значит, они где-то рядом. Но почему их не видно?.. Ушли и не вернулись? Все не так! Надо искать!

Что-то заставило вновь надеть рюкзак (еще не хватало ночью, в этой ледяной пустыне остаться без рюкзака!). Вынул из поясного кармана блестящий металлический свисток, отошел от палатки, и над ледником пронеслась мощная трель сигнала. Прислушался. Ответа нет. Тогда прошел полкилометра вверх по морене, вернулся дугой назад и прошел в другую сторону. Каждую минуту посылал длинный сигнальный свист во всю силу легких, прикрывая уши, а потом тщательно вслушивался в тишину, ожидая ответ. Ответа не было, как и следов на заледенелых валунах. Сумерки встали стеной, гася последние лучи заката. Мощный холодный ветер гнал над ледником низкие облака, мрачная картина которых менялась каждую минуту. Наверно, стало бы уже совсем темно, но ледник чуть блестел свежей полировкой от недавнего дождя и ветра. С этим леденящим ветром, казалось, влилось ощущение опасности, жгучей тревоги. Никак не объяснить, что это такое, но в поведении ледника и атмосферы струилось что-то непонятное, зловещее… Действовать опасно, но бездействие будет роковым!.. Стоит перевооружится, взяв в правую руку ледоруб, а лыжную палку переложить в левую. Проверил затяжку креплений кошек и внутренне напрягся, стараясь сосредоточить внимание, волю и мысли так, как их собирает охотник, чувствующий рядом раненого хищника… Ночь погасила лучи заката и ломилась темнотой во все щели окружающих гор!..

Искать! Но где?..

Остановился. «Ты не там ищешь… Поищи-ка лучше внутри себя…» – вспомнилась старая заповедь. Сдвинув под себя «сиделку» из «пенки»,[18] присел на валун.

Так, куда они могли «смыться»? (Потом вздрагивал, вспоминая эту фразу). Вечером? Да, не «смыться», а помыться и набрать водички? Пожалуй… Попробуем версию. Здесь нет ни реки, ни ручейка, а от натечного льда мало проку. Да и не стали бы они топить воду изо льда при острой нехватке горючего… Где набирать? В ручьях на леднике, или там же, в «линзах» – небольших трещинах, заполненных водой… Ледник у края ровный, ручьев и трещин не видно. Но виден широкий желоб, по которому стекает мощный поток, – его он заметил, когда еще было светло. Шум слышен и сейчас. Туда! Но прежде заметим ориентиры на морене, чтобы найти палатку…

Час назад при выходе на правый край Каинды заметил на участке середины ледника мощную котловину с озером, которое накапливало воду, стекающую ручейками с нескольких квадратных километров ледового поля. Озеро имело всего один заметный водосток сначала в виде неширокой речки, все более и более сужающейся и углубляющейся в пропиленное водой ложе потока, в ледовый желоб. Желоб уходил за перегиб без видимого продолжения на дальнем поле льда. Вадим отметил тогда эту небольшую странность, но не придал ей значения. Сейчас это вспомнилось и подумалось: «А действительно, куда же уходит этот поток? Подойдя поближе, увижу. Или я просто не разглядел, как он прячется за еще одним увалом?..»

«Черт, какие скользкие камни. Гололед! Ветер ледяной после дождичка, а ледник, как каток. Хорошо, что кошки на ногах… Еще сигнал! Палатка сейчас исчезнет. Азимут… Пойду к желобу напрямую… Ну, ничего в ответ! Еще сигнал! И все-таки уже не один: Наташа и НАДЕЖДА!.. Подарочек! Ситуация! Но где же они, где?! Поток „уже“ и „еще“ не виден, до него метров 300… Сигнал! Где желоб?! Его нет! Он сбоку? Влево!..» Дрогнул внутри: послышалось, что сквозь звук потока донесся другой звук, – то ли стон, то ли приглушенный вскрик.

«Влево, влево! Сигнал! Еще! Что за ямина!? Господи, избави!.. Неужели?..» Свет фонаря вырывает из темноты картину, заставляющую вздрогнуть, попятиться и похолодеть от страшной догадки.

Ледовый склон круто уходит вниз гладким конусом, в который через глубокую щель-разрез водяной поток мощным метровым валом врывается в низ конуса и, закручиваясь по стенке, уходит в дыру-колодец шириной более метра. Выше дыры – крутая ледяная воронка глубиной метров семь, со скользким скатом, обрывающимся прямо под ногами…

«Ледовый кратер!.. Водоворот!.. Мальмстрем Каинды!»…[19]

В это не хотелось верить! Он-то стоял надежно на острых кошках, с ледорубом в руке! А они? Они шли, беззаботно разговаривая и помахивая котелками, пока один из них не поскользнулся у этой ямы на катке и скользком вибраме ботинок… Второй попытался помочь, и они сорвались оба, скатились в поток, в колодец, под ледник, в преисподнюю!.. Саша и Женя! Боже правый!.. «Этого не может быть!!! Этого не может быть?..»

Стремительно прошел вдоль потока, широко обогнув провал-расщелину, чтобы осмотреть берег. Луч света пробивал темноту метров на десять, дальше все размывалось…

«Осмотреть берег! Осмотреть место выхода к воде, – быть может, там остались какие-то следы… Призрачная надежда!.. Ложе потока становится не таким глубоким… Что это? Это камень? Откуда здесь, на ровном льду камень? Нет! Это не камень! Бачок! Перевернутый бачок от примуса! Брошен на лед? Или просто поставлен? Рядом с потоком! Нет, брошен! Зачем? Почему?… Нет, просто так, невзначай, они сорваться в поток не могли! Не тот народ! Здесь дело сложнее! Но неужели все же сорвались? Оба? Или один? Надо искать дальше! Где? Вверх по потоку нет смысла! Назад, вниз по потоку! Вернуться и осмотреть желоб! Ближе к краю! Осторожно!..»

Подвиг Саши Белова

Нет! Женю подвело не незнание об опасности, не невидимость риска… Ее подвело ощущение обыденности, обычности совершаемого действия в изменившихся условиях, на скользком льду и перед двукратно увеличенной силой потока после прошедшего дождя… Уже несколько раз она набирала здесь воду, и мысль об опасности потока уже отошла, стала весьма далекой. Эта мысль не проникла глубоко даже тогда, когда Саша напомнил: «Женя, осторожно! Очень скользко!..» и тогда, когда заметила, что глубина воды после дождя увеличилась вдвое! Угнетали думы о Вадиме, в ней болело осознание того, что часть ее ушла, погибла вместе с ним… Пропал не просто товарищ по группе, – рухнула любовь, мечты, надежды… Ее чувство к Вадиму было еще настолько тонким, глубоким и непонятным, что в нем она боялась признаться сама себе. И лишь потеряв, ощутила всю бездну страдания любящей женщины, всю горечь тоски и безысходности потерянного сердца!..

То ли полное неведение Вадима о том чувстве, которое она тщательно скрывала, то ли его равнодушие или отвлечение на другую женщину, то ли наивность восприятия или заблуждение о невозможности любви, вызывали у нее иногда внутреннюю усмешку женского превосходства, временами задумчивую озабоченность, а случалось, и приступы скрытой ярости возмущения. Как! Как это он может не видеть во мне женщину?! Как он может не замечать моих взглядов, скрытый смысл моих слов, выражения лица, движений рук?! Это мужчины могут и должны прибегать в любви к отдельным силовым методам типа откровений, признаний, предложений и просьб… Женщина этого себе позволить не может! Не может! Она должна быть тоньше, а ее оружие – изощреннее!..

Она знала о разрыве Вадима с женой значительно больше, чем он знал о ее разводе с мужем. Иногда бесившее ощущение его неведения, нежелание пойти навстречу и сделать хоть маленький шаг к сближению, поднимали в ней стремление прибегнуть к помощи какой-то эмоциональной «дубинки», чтобы пробить лед равнодушия… И это произошло случайно, экспромтом. Наверное, в обычном состоянии она бы на это не решилась, но в тот вечер ее опьянило Амаретто, «Вана Таллинн» и дерзкое ощущение внутренней раскованности. В тот вечер показалось, что получается все! Внутренне все рассчитала очень точно, все до мгновения. Как занять позицию, как нанести удар легким подъемом платья, как отступить с гордо поднятой головой и как внимательно проследить за последовавшей реакцией…

Почувствовала, что «удар прошел», что его «задело», но… А что же дальше? А дальше осталась все та же неопределенность. В его взгляде явно произошла какая-то «подвижка», но в какую сторону?.. Ее охватывал ужас при одной мысли о том, что он догадался… Тогда он наградит скрытым презрением, мелким сочувствием, снисходительностью старшего брата. А то и насмешкой? Ей же нужны совсем иные отношения… Ей нужно взаимное обожание со всеми составляющими! С взаимностью внутреннего понимания и общностью устремлений. С высоким женским ощущением силы своей красоты и дарения этой красоты любимому. Со слиянием физической и духовной страсти, взаимным восприятием красоты природы, искусства, литературы, творчества. На такой основе ей хотелось построить отношения. Чтобы любовь друг к другу естественно перешла на любовь к детям, пусть еще не родившимся. Обжегшись раз!..

Осторожно переступая, Женя подошла к потоку. Здорово он усилился от прошедшего дождя!.. И стало так скользко! Ей вдруг опять вспомнились страшные мгновения бегства от лавины. А что в тот момент делал Вадим? Растерялся? Или что-то пытался сделать для спасения?.. Теперь не узнать…

Чтобы дотянуться кастрюлей до воды, она глубоко присела на одну ногу, отставив другую в сторону и, вытянув руку, погрузила кастрюлю в воду. Несущаяся вода моментально захватила кастрюлю и рванула ее за собой. Женя попыталась удержать, но силой потока ее вдруг развернуло: ненагруженная нога носком ботинка предательски заскользила по мокрому, гладкому льду! Упор в лед второй, свободной рукой и попытка удержать кастрюлю оказались тщетны: заскользила и опорная нога и в результате разворота левая нога погрузилась в воду… Поняв опасность, она выпустила кастрюлю. Поздно! Быть может, спасло бы падение на лед, полностью распластавшись, но в отпущенную долю секунды она не догадалась это сделать. Приложенный импульс движения и сила воды, уже захватившей левый ботинок, повернули ее, опрокинули и увлекли в поток!

Вскрик Жени заставил Сашу обернуться. Он увидел!!!

Женя соскользнула в воду!..

Поток подхватил ее и понес сначала медленно, потом быстрее и быстрее…

Интуитивно тут же бросил на лед вторую кастрюлю, – бачок от примуса, и схватил ледоруб обеими руками. Женька в воде!.. Сейчас ее увлечет в ледовый коридор!.. А потом в эту ямину! В этот люк!.. Женьку!.. Под ледник! В преисподнюю!!! НЕТ!!!

Он бежал по предательски скользкому льду вдоль движения Жени, параллельно потоку, в нескольких метрах… Что?.. Как спастись? Плана нет, но… Остановить это! Любой ценой! Коль ты мужик, а в руке секира!..

Женя, отличная гимнастка пловчиха, отчаянно пыталась задержаться упором в стенки ледового желоба, поскольку уцепиться за гладкий лед совершенно невозможно. Если бы удалось остановиться!.. Тогда с помощью Саши удастся и выбраться… Но упор руками, ногами и спиной не помогал: все скользило по гладким, отполированным водой стенкам, а наваливающаяся сила потока срывала, делала бесполезными все эти попытки… Еще 30–40 метров и… Коридор!.. Там уже не помочь!..

Сейчас или никогда! Остановить падение! Перегородить! Собой!

Саша резко ускорил бег, чуть обогнал Женю, и наперерез бросился в поток! У самой кромки резко развернулся и в падении, распластавшись, зарубился ледорубом, погрузив в воду только ноги с упором в дальнюю стенку желоба. Только бы Женька остановилась! Если б на ногах были кошки!..

Женя сделала все, все, но их сорвало, сорвало!!! Саша тоже оказался в воде рядом с ней. Она вцепилась в него, и теперь они сражались вместе, отчаянно отжимаясь к ледовым стенкам, захлебываясь водой, то погружаясь, то выныривая… Скольжение резко замедлилось, но их все равно сносило, тащило силой воды в ледовый коридор! Саша отчаянно пытался цепляться ледорубом.

– Спиной!!!.. И ногами!.. В стенку! Сильнее!.. Еще!.. Да!.. А!..

Их отрывочные вскрики прерывались накрывающими волнами… Мысль беспорядочно пыталась найти нужное решение, – ту соломинку, за которую можно зацепиться!

Желоб углубился. Их втащило в ледовый коридор. Еще 40–50 метров и колодец!.. Поворот потока! Это – последнее! Последнее, что осталось на пути, последняя «соломинка»… Коридор на своей середине пересекался рудиментом, остатком ледовой трещины. В этом месте сила течения ослаблялась небольшим коленом – поворотом. Береговые края колена размыты водой и в самой нижней части трещины, у потока, скаты льда имеют пологий размыв шириной до полуметра. Задержаться можно только здесь, на малюсеньких пятачках берега!..

Не запомнилось, как это случилось. Напряжение борьбы оставило только отрывочные воспоминания. В порыв вложили вся ярость, все отчаяние! Жене запомнился Сашин стон, похожий на рычание, когда он, захлестываемый потоком, но все же как-то уцепился ледорубом и упором ноги выжимал ее на береговую поверхность. Саше запомнилось, как Женя в неимоверном шпагате, казалось, в последний роковой момент остановила их вращение, что помогло сгруппироваться и вырваться на прибрежную часть потока, прижаться ко льду там, где скорость течения и глубина минимальны… В миг остановки Саша успел нанести подряд два удара ледорубом и зацепиться за береговой припай, когда их, казалось, начинает опять сносить… Задыхаясь от усилий, выползли на края береговых припаев. Эти наклонные края неправильной формы были очень малы, а выше крутизна льда резко увеличивалась… В момент самого последнего усилия, когда Саша приподнялся для поворота лицом к потоку, ледоруб выскочил из его руки и исчез в струе! Он не рассчитал, казалось, чуть-чуть расслабив кисть, но сведенные напряжением и холодом руки слушались плохо… Осознание глубокой драмы этой потери еще впереди. Главное сделано! Женя спасена!

Женя спасена! Это победа! Победа? А что же дальше?..

Удалось кое-как устроиться на береговом льду, подстелив промокшие пуховки. Не без труда сняли, отжали от воды и вновь надели промокшую одежду. Напряжение борьбы отняло на время чувство холода, но теперь оно появилось. Злобны ветер дул непрерывно, водяной поток разделял их и не позволял согреть друг друга. Чтобы выбраться, надо преодолеть крутую ледовую стенку желоба, почти отвесную. Иметь бы кошки и ледоруб, или хотя бы что-то одно! Но ни того, ни другого нет! Ледовая ловушка…

Да, Женя спасена! Но какой ценой?! Как выбраться из этой западни? У Саши в кармане остался только один перочинный нож…

– Что же делать, Шура?

– Ничего, ничего, Женечка! Самое страшное позади! Вывернемся!.. Что-нибудь придумаем!.. Держись!..

Саша начал долбить поверхность льда ножом, пытаясь выполнить углубление-зацепку сначала для руки, а потом для носка ботинка… Как-нибудь…

Ветер валом, с усилением на порывах… Прошел час, другой, третий. Светлый день сменился сумерками, а потом темнотой… Хотя одежда частично и подсохла, холод свирепел: на каждом кроме нижней футболки был только тонкий свитер-»олимпийка» и оба чувствовали себя на ветру «дырявым решетом»… Промокшие пуховки лежали под ними…

После четырех часов работы Саша выполнил два углубления для ног и две зацепки для рук… Но начал понимать и тщетность дальнейших усилий: руки и все тело сводило судорогами от холода, оно становилось «деревянным». Он уже еле держался на краю водяного потока. На зацепки можно было встать, но долго простоять на них невозможно… Сначала, часа три, их колотило крупной дрожью, но потом дрожь прекратилась, а это являлось никак не признаком «привыкания», а зловещим предвестником опасного замерзания. Синдромом переохлаждения…

Еще через час Женя ощутила, что временами почти отключается. Уже слабо помогали попытки согреться упражнениями: от них только увеличивалось состояние усталости. Движением воли она требовала от себя возобновлять их вновь и вновь… Заснуть хотя бы на минуту означало сорваться в поток и напряжением всех нервных сил она еще держалась на скользком льду, понимая, что силы скоро кончатся. Утомленное сознание начинает давать сбои: то забываться в кошмаре близкого воспоминания о борьбе в потоке, то почти «отрубаясь» в полусонном забытьи, то порождая желанные видения в виде звуковых и световых галлюцинаций. Временами ей казалось, что сквозь шум ветра слышит чей-то крик или видит сквозь темноту возникший луч света. Тогда она кричала в ответ. Поддерживала близость Саши и переговоры с ним. Но и он начал переходить в похожее состояние отрешенности. И вот в сознании появилась и усилилась мысль о том, что приближается самое страшное, что «ЭТО» уже не предотвратить… Что «ЭТО» может предотвратить только чудо… И родилась вера в чудо! Что оно должно произойти! Эта мысль стала навязчивой и тоже помогала держаться…

«Нет! Мы не погибнем!.. Этого не может быть!..»

Рассказ Жени Берлиной

В странном я находилась тогда, полубессознательном состоянии. Плохо и медленно соображала, многого вообще не понимала, тем не менее, в память четко врезались события той трагедийной ночи. Конечно, имелась видимая причина нашего тяжелого с Сашей состояния: нас обоих сильно поразил холод. Но после пришло осознание того, что психологическая травма от происшедшего была тоже очень сильна и вызвала некую «усталость рассудка», не позволившую сразу правильно оценить новую ситуацию. Случилось оцепенение, паралич разума, зато каким потрясающим было его пробуждение!

Держаться! Держаться на краю потока стало навязчивой идеей, как и вера в чудо! Больше ничего не оставалось! Что сулит нам будущий рассвет и удастся ли дожить до рассвета, мы не могли знать! Меня согревала только надежда на Сашу, моего спасителя, и надежда на помощь, очень призрачная, поскольку ребята за два дня, мы знали, вряд ли еще дошли до заставы… Могла еще прийти на помощь какая-то проходящая туристская группа, но здесь, в местах весьма отдаленных, группы проходили достаточно редко и тем более никто бы не стал идти ночью… Наше положение было безнадежным, но в этом мы не признавались ни друг другу, ни себе! Держаться! Держаться!..

Я чувствовала, что начинают отказывать руки, что холод забирается внутрь все глубже, что рассудок уже переходит в мир галлюцинаций… Я, атеистка до мозга костей, начала читать молитву…

И этот новый, вначале еле слышимый звук тоже показался галлюцинацией! Но он стал повторяться все сильнее и сильнее!.. Свист, и свист не ветра, а свистка!.. Он рождал надежду, хотя совсем непонятно, откуда он мог появиться. Мы пробовали кричать в ответ, но шум потока заглушал наши крики…

Потом за звуком, показался свет, тоже слабый, затем более сильный! Он появился, подрожал в отдалении и почти исчез… Страшно было даже подумать о том, что он исчезнет совсем! Но он стал возвращаться и, наконец, мы смутно в темноте увидели человека с механическим фонарем и с рюкзаком за плечами. Мы крикнули, он ответил, приободрил и велел еще немного продержаться… Но как он сможет достать нас отсюда, я не понимала… Мой ум уже не смог дойти до того, как это произойдет… Я ничего почти не понимала, когда меня перетянули веревкой… Что же дальше?… Он велел лечь на лед, когда раздастся свист. Зачем? Зачем ложиться на лед?… Но я послушно легла, и мощная сила потащила меня за веревку по скользкому, мокрому льду. Зачем, зачем меня так грубо тащат?..

И вдруг, страшная трещина с потоком оказались внизу и далеко! Далеко!!! Всего в двух метрах от края, но уже в совсем другом мире! Я лежала на леднике, и уже не надо держаться за мокрую одежду, примерзшую ко льду! Я попыталась подняться, но не смогла. Тот страшный мир холода упрямо не хотел меня отпускать! Мой спаситель подошел, поднял меня и отнес еще от провала, уложил на коврик, что-то сказал и исчез… Я опять осталась одна, и чувство одиночества пронзило новым холодом. Однако из последней его фразы я поняла, что он вернется… Зачем, зачем он ушел?..

Он вернулся и не один, а с Сашей. Потом резко и грубовато меня раздел, говоря что-то успокаивающее… Во мне сохранились женские чувства, и они пролились слезами, когда я не смогла противостоять бесцеремонному натиску грубой, спасительной мужской силы… Потом стало легче. Так же быстро он одел меня в сухое и теплое, влил в губы что-то горькое и холодное, но от чего в теле постепенно возникло тепло, страшно закружилась голова, а взор и рассудок еще более затуманило дымной пеленой беспорядочных мыслей и ощущений. Завернул в пуховку, размял замерзшие руки и ноги… Потом немного поговорил с Сашей. Я слышала и запомнила этот разговор, но совершенно не поняла тогда его содержания. Сознание было придавлено.

Спаситель понес меня по леднику, взвалив на плечи. Веревка врезалась в тело, но я не очень это чувствовала: холод, видимо, снимал боль. Он что-то говорил мне, и я поняла, что мы идем к палатке. Палатка! Палатка!.. Ее уютное тепло казалось райской мечтой! Но тут отвлекла боль, возникшая в пальцах рук и ног, боль усиливающаяся, идущая снаружи вглубь… Жгуче заныло тело под веревкой!.. Боже! Я, наверно, обморозилась, и каковы будут последствия!.. Остаться покалеченной женщиной!.. Одна мысль об этом пронзала кинжалом! Мои дети еще не родились!..

Он дошел очень быстро, перед биваком зачем-то запел песню и прокричал несколько фраз Наташе. Потом втиснул меня в палатку и бросил Наташе еще несколько фраз. При этом снял с меня пуховку, уложил в спальник-спарку, накрыл другим спальником и придвинул вплотную к Наташке. Взял несколько вещей из одежды и опять исчез, застегнув палатку. Я поняла, кукла деревянная, что он опять ушел за Сашей.

Боль, идущая от кончиков пальцев, стала разрастаться и охватывать все тело, которое забило крупной дрожью. Сердце разогналось, заколотилось бешено, «в разнос». Своей страшной работой оно раскачивало на разогрев, спасало все тело, пытаясь разлить по его наружным замерзшим тканям струи теплой крови… Я безнадежно хватала воздух губами и рыдала от боли, как ребенок! Натка словами, как могла, успокаивала меня, но что она, тоже беспомощная и испуганная, могла поделать! Только как-то поддержать морально, и мы рыдали вместе, как белуги… У вас когда-нибудь отходили руки после сильного замерзания? Вы помните, какая это боль? Вот так у меня болело все, все тело! В эти минуты я не знала ничего, кроме своей боли… Я чуть не умерла от нее! Но не умерла. Бабы живучи! Сердце выдержало, победило! Укрепляйте его тренировками, и оно спасет вас в судный час!.. Постепенно боль стала проходить, крики и слезы стихли. Накатилась волна жара, она прожгла все тело, совершенно ослабевшее и физически и психологически… И тело, и разум погрузились в мокрый теплый туман. Будто во сне почувствовала, как мой спаситель массирует руки и ноги. Массирует мягко и аккуратно, не задевая за женское… Потом пришло полузабытье, переходящее в сон. Его на какое-то время прервали, напоив меня чем-то теплым и сладким. Я почувствовала, что соображаю лучше. Ната тихо спросила, не надо ли мне выйти, и я мотнула головой в сторону… Тогда она произнесла странные слова о том, что Вадим Воронин не погиб, что это он спас меня и Сашу… Я улыбнулась такому пустячку, такой красивой сказке: Натка, конечно, придумала все это, чтобы меня успокоить в таком состоянии. Фантазерка! Тоже бредит!.. Уже совсем проваливаясь в теплый, сладкий сон, я почти не почувствовала, как меня переложили удобнее, и забылась, как младенец…

Из Мальмстрема… (Вадим Воронин)

«…Боже! Я узнал их сразу!.. Женя и Саша! Полураздетые и промокшие на диком ветре! В ледовом разломе, на краю потока, несущемся в страшный сточный люк!.. Как они там оказались? Где остальные? Что их туда занесло? К черту все! Спасти! Спасти хотя бы этих двоих!..

Веревка для спуска – к ним!.. На ледобуре!.. Вытащу полиспастом.[20] Да?.. Нет! Боковым полиспастом! И на полную длину веревки!.. Так!.. Расходный конец – для их обвязывания… Карабины! Ажур!.. Второй ледобур – у края, у перегиба, метрах в трех. Главное – подтянуть их сюда, за перегиб! Сначала ее, потом его! Дальше – ерунда!.. Скорее!»…

Система вытяжки, быстро возникшая сначала в голове, а потом и на льду, была достаточно проста. Веревка, закрепленная одним концом ледобурным крюком и вытянутая почти на всю длину, проходила свободно через карабин второго ледобура, завернутого примерно в трех метрах от перегиба ледового склона над крутым скатом, ведущим в расщелину. Оставшиеся несколько метров веревки с концевым узлом предназначались для спуска к потерпевшим. Нагружая веревку своим весом, Вадим рассчитывал максимально натянуть ее силой. Далее следовало надежно обвязать товарища подготовленным для этого куском расходной веревки, зафиксировать эту обвязку карабином и пристегнуть ее к узлу на конце натянутой веревки, максимально укоротив ее завязкой этого узла на незакрепленном конце. Затем Вадим предполагал вылезти наверх по веревке с помощью зажима на кошках и вытащить привязанного товарища волоком путем боковой нагрузки основной веревки в середине ее участка между ледобурами. Боковое нагружение позволяло в несколько раз увеличить усилие натяжения веревки, особенно в начальный момент, когда угол раствора веревки в точке приложения усилия близок по величине к развернутому углу… Так иногда усилием человека вытаскивают застрявшие автомобили. Подобная система отличается высокой эффективностью и предельной простотой.

Система обвязки длинным куском веревки тоже продумана ранее. На конце веревки завязывался узел с петлей, отмеренной примерно на полную длину ноги от стопы до пояса. Две петли замкнутой части веревки образовывали задний поясной охват с боковыми петлями, причем одна из ниток охвата закладывалась ниже, под бедра, и ее вытягивали вперед между ног с образованием третьей петли. Все три петли-перегиба замыкались карабином: после этого «беседка» для пояса и бедер была готова. Оставалось одинарным продолжением веревки завязать грудной охват с замыканием его узлом «булинь» и поддержкой наплечной петлей из того же конца веревки… Второй, подъемный, карабин встегнуть в грудную обвязку и наплечную петлю. При правильном завязывании системы нагружение этого карабина вызывало нагружение «беседки»…

На подготовку ушло несколько минут.

«Скорее! Скорее! Успеть!..»

Он понял сразу, как угнетены товарищи холодом, как уже оцепенели они в этой ледяной расщелине… Их слабый крик стонал мольбой!.. Они не понимали, кто он и откуда!.. Только успеть!..

Первой вытащил Женю. Оттащил от края и уложил со льда на коврик. Она сгибалась и разгибалась с трудом, почти не соображала, она легла куском страдания…

Чтобы извлечь Сашу, пришлось снять крепления системы, обежать водоворот и закрепить веревку на другом берегу… Что помогло, так это свет Луны, вдруг выглянувшей из-за туч, как будто посмотреть на драматическую развязку этой ночи…

Бросив спасительную веревку, взвалив Сашу на плечи, Вадим отнес его к своему рюкзаку. Саша, кажется, соображал лучше, кое-как понимал обстановку и на вопрос: «Сможешь ли немного потерпеть еще?», – кивнул, тихо пробурчал: «Ничего, потерпим…», и стал копаться, пытаясь негнущимися пальцами развязать заиндевевшие ботинки.

Вадим начал срывать с Жени промокшую одежду… Она приняла это согласно, но потом, когда дело дошло до мокрого нижнего белья, оказала слабое сопротивление. Когда же он, как мог, уговаривая и отводя глаза, преодолел это сопротивление, она всхлипнула и тихо заплакала. Ее все же успокоила фраза: «Ведь темно, ведь не смотрю же!..» Быстро одел ее в свою сухую одежду, – одел, как ребенка, как много раз одевал своего сынишку. Потом, силой разжав ей рот, заставил выпить полсотни граммов разведенного спирта…

Сухой одежды для Саши уже не было, поэтому его Вадим тоже раздел и укутал в свой спальный мешок. Уложил на коврик ногами к ветру, а ноги упрятал в рюкзак. Также напоил разведенным спиртом…

– Подождешь?!

– Подожду!.. А вы, ребята, откуда?..

– Какие ребята? Я – Вадим, понимаешь?! Ваш Вадим! Воронин! Шурка! Я не погиб! Не погиб, мне удалось спастись!..

– Вадим?.. Вадим!?.. Воронин!.. Димка! Так это ты!.. Откуда? Боже правый!.. Ты спасся?..

– Спасся, Саня… Потом расскажу! Сейчас отнесу Женю в палатку. Ты постарайся хоть чуть-чуть отогреться. Уложу Женьку и приду за тобой!..

– Вадим!.. Я в отрубе!..

– А где остальные? Кто-нибудь погиб?

– Ушли за помощью… Все, кроме тебя, живы!.. Наталку поломало лавиной!..

– И я жив! Живой! Вырвался!.. Наталку видел, но она мне ничего толком не сказала. Как же вы так?..

– Залетели мы… Сорвались… Круто залетели…

– Понял, потом расскажешь! Ну, я потащил Женьку. Жди, и я вернусь! Скоро! Грейся! Держись, Шурка! Нам бы до палатки! А там будет и тепло, и чай, и каша!..

Женю, одетую в сухую одежду и пуховку с накинутым капюшоном, он охватил под спину и бедра петлей из расходного куска веревки. Не без труда накинув обе боковые петли себе на плечи, с усилием встал, подняв тяжелую ношу, и быстро зашагал, опираясь на палки, которые позволяли хоть чуть-чуть разгрузить плечи.

«Так, куда идти? Где же палатка? Как бы не уклониться в сторону… Все живы! Слава тебе господи! Никто не погиб в этом переплете!.. Радость-то какая! Боже мой, какая радость!.. В жизни ничего такого не было!.. Огонек!.. Огонек! Опять сверкнуло! Да! Это от палатки!.. От палатки. Она там! Прекрасно! Теперь не ошибусь! Но кто же может подавать сигнал фонарем? Неужели кто-то еще вышел к палатке? Ночью?… Вряд ли… А Наташка?.. Наверно, очнулась… Вот девчонка! Вот молодчина! Догадалась просигналить! Живем, Женечка! Сейчас уложу в тепло, в уют, в спальничек! Только отходи „на сугрев“, милая!.. Как хорошо, когда не один, с друзьями! И когда все живы!.. Ах, Наташка, молодчина!.. Но она же еще, наверно, не сообразила, что я спасся… Вот явление „черного альпиниста“ с ношей!.. Как бы не напугать нежданным появлением. Что бы сделать?.. Как буду подходить, запою! Одну из наших песен… Визбора… Еще не было поющих призраков. Поют только живые!..»

Ах, что за дни такие настают! Куда уводит дальняя дорога?! Она ведет ни мало и не много В заветный сад на улицу твою!..

– Наташа!.. Нат! Натка! Это я, Вадим Воронин! Я, Вадим Воронин! Я не погиб, мне удалось спастись! Мне удалось спастись! Я иду с Женей! С Женей!.. Натка, здравствуй! Какая же ты молодчина! Натка! Натка!..

– Вадим!.. Вадим!.. – ослабевшая Наташа захлебывалась от слез, – Как же ты, как же это так?.. Где Саня?..

– Саня на леднике, я сейчас за ним пойду… Он с Женей попал в дикий переплет. Но, слава богу, живы. Расскажу потом, сейчас не время. Да и самому не все понятно… Уложу к тебе Женечку. Сильно она переохладилась. Согрейтесь вместе, и успокой ее, как можешь. Она очень слаба от холода… Видимо, в ледяной воде искупались, а потом на холодном ветру… Не могли вырваться из трещины. Ложитесь вместе в спарку, так теплее… Вот так! Пуховка есть?.. Возьму свою… Сашины вещи… Его надо переодеть… Эх, весела работенка пошла!..»

Взмок от этой работы!.. Саша не хотел, чтобы его несли, шел с поддержкой сначала медленно, но к концу немного «разошелся». Вадим сделал жесткий массаж обоим, размяв и руки и тела, согревая движением. В палатке от этого поднялся плач и стон. Они плакали, как дети, но кротко повиновались приказам спасителя.

Убедившись, наконец, что товарищи согрелись и отходят в тепле, и что конечности сгибаются без потери чувствительности, Вадим сообщил всем, что ненадолго уходит, закрыл палатку и устремился назад, на ледник с пустым рюкзаком и бачком от примуса. Вернулся, прихватив и воду, и большую часть брошенного снаряжения. Спасительную веревку оставил на леднике, – ее, закрепленную на льду, можно снять и утром… Интересно, что бы он делал без нее?..

Через час весело шипящий примус уже грел и палатку, и воду для чая.

«Кажется, успел!.. Но в последний момент! В последний!.. Вот цена одного темпа!.. А если бы я его проиграл? Подумать страшно!»…

Напряжение борьбы спало… Всех напоил сладким чаем с сухарями. Больше ничего не принял из солидарности с ребятами, – можно ли им есть в таком состоянии? Может не пойти впрок. Пусть отдохнут так. Утром для них приготовлю… Да и голода почему-то не ощущал…

Так, четверо ушли за помощью?.. Новая тревога! Еще не легче… И эта фраза Наталки со слов Сергея: «Полчаса спуска, и в боковое ущелье…» В получасе нет ущелий с пройденными перевалами! Только Маршала Конева, но это… О-го-го… Их может вынести на такие зубья в сочленении Каинды и левой ветви Путеводного… Там «дырки» хребта могут быть все на «3Б»… В их-то состоянии психологической травмы… Без схем, без описаний…

И что это за странная фраза Наталки: «А ты ложись с Женечкой. Это будет хорошо…» Чего-то здесь она не договорила. А может, померещилось? Внешне похоже на намек, или проговорилась?.. Женя, кажется, вполне согрелась и успокоилась. Спит, как ребенок. Жар есть, но тихо спадает. Дышит ровно. Это хорошо. Вот благодать-то!

Но что же дальше?.. Ладно, утро вечера мудренее и значительно длиннее… Надо будет обдумать положение. Оно совсем «не сахар», учитывая состояние Наташки. А что, если вызов помощи задержится?.. Темп! Темп!.. Сидеть здесь и ждать… Рискованно!.. Ладно, посмотрим утром по состоянию ребят… Перевал Предутренний… Он здесь, часах в полутора… Его ребята знали только понаслышке, а ты, злодей, и знал и ходил… Он может быть ключом к ситуации: полтора-два дня, – и я на заставе, а вертолет здесь. Но такой перевал в одиночку?! А почему бы и нет? Ведь только спуск. А участок закрытого льда за ним совсем небольшой… Есть и закрытый ледник на подъеме. Вот если бы ребята меня проводили до седловины… Ладно, посмотрим утром… Спать!.. Может, уже завтра придет помощь!..

Образ похода: Вдохновение

Ты весь не при деле, ты весь на пределе! Нет больше ни духа, ни сил, Все «еле» и слабость в измученном теле, Ты штурмом его надломил! От воли несладок – лишь мутный осадок, От мыслей – без смысла дурман, А весь ты – упадок и жалкий остаток Обмана и ноющих ран!.. Но вопли моленья и стон настроенья Стряхни с обессиленных рук Порывом паренья, искрой вдохновенья, Восторгом во взгляде, – и вдруг! Из тайны навета, какого секрета, В какой непонятной борьбе Появятся где-то вся собранность эта И дикая ЗЛОБА – К СЕБЕ!!!

Феерия

Они лежали, наполненные спасением…

Поздно ночью Женя проснулась с ощущением, что ей приснился кошмарный сон.

«Где я?», – она проверила рукой, которая уперлась в крышу палатки…

«Да, все так, я в палатке! Как тепло и хорошо!»

Она ощутила резкое внутреннее изменение: ее угнетенное сознание полностью восстановилось, прояснилось.

«Что же случилось?.. Поток, водоворот, ветер, холод… Это был сон? Нет, не похоже! Все это было! Было! Когда? Вчера? Сегодня?.. Сегодня, причем недавно!.. И? Что такое она слышала?.. Что пришел Вадим и спас их? А это что, тоже приснилось? Что за блажь? В это поверить?.. Нас четверо в палатке!»

Женя потянулась, со страшным душевным трепетом, еще не веря, достала фонарь из его штатного места в кармане изголовья и посветила: Вадим тихо спал вплотную к ней у стенки, в своем спальнике. Беловы лежали головой в другую сторону, к выходу, в спарке…

«Так все это правда! Все, что с ней произошло, а Вадим действительно спасся! И спас их!.. Боже, какой поворот!.. Вадим! Любимый, милый Вадим!..

Прежняя моя жизнь, как казалось, навсегда потерянная вместе с Вадимом, теперь вместе с ним вернулась, влилась в меня снова. Но вернулась уже не такой, как была, а какой-то огромной, объемной и значимой. И в ней более резко, четко обозначились линии, – прошлые и настоящие мысли и чувства, взгляды и оценки, горе, радость, направленность поступков, удачи и ошибки. Я ощутила внутри тот порыв, который дается в жизни очень редко. Дается, например, в дурманящем вихре вальса с любимым, когда голова идет кругом от всего, чем мир наполнен и вне, и внутри тебя!..

Где бы они остались, если не он! Под ледником, на дне водоворота, или хрупкими ледовыми изваяниями на берегу… Она снова с содроганием подумала о страшном колодце и леденящих объятиях потока… Все позади, как страшный сон! И душевный ужас беды от потери товарища тоже позади! Вот он, живой и здоровый лежит рядом… Как же это так??? Чудо! Милый! Любовь моя!.. Она не смогла удержаться, наклонилась и нежно поцеловала его в губы, чтобы ближе почувствовать тепло его тела. Ничего, что он так зарос, что сгорела и огрубела кожа, порвалась и испачкалась одежда, ничего, что на руках и лице черные пятна «рукопожатий и поцелуев ведьмы» – следы местных высотных обморожений участков кожи… Все это чепуха!.. Что же это было – явь, или страшное наваждение? Это осталось и тем и другим!.. И сколько же он перенес, сколько горя хлебнул, и как же он спасся в этом ужасе?.. Никогда бы не поверила, если бы не увидела своими глазами!.. Какая добрая сказка!..

Женя откинулась и закрыла глаза. Внутри качались волны счастья, грудь дрожала и вздымалась от этих волн.

«Утро придет без надрыва. Она знает не все. Она узнает все! Потрясающий поворот судьбы! Как же это чудо свершилось? Но и он не все знает… Но узнает, и узнает все завтра! Узнает главное! Он заслужил! Я больше не могу скрывать мою любовь! Не могу и не хочу! То, что известно всем, должно быть известно и ему! Есть моменты в жизни, когда надо подойти и взять свое. А от чужого уйти… Будь что будет!.. Сама скрывала потому, что не до конца поняла. Поняла, когда потеряла. И обрела вновь уже с пониманием.

А ты? Думал ли ты о том, как болит о тебе мое сердце? Но я женщина, я не могла действовать по-мужски прямо. Только чуть-чуть, только взглядом, тонким намеком! Лишь один раз сорвалась. Сама не знаю, как… И вспомнив, вздрагиваю, как от раскаленного железа…

Я вышла из палатки. Небо очистилось, сверкало алмазами и рубинами звезд. Луна светила ярко-ярко и в ее свете загадочно прекрасно блестел ледник и заснеженные замки вершин. Переходы света и тени от скал, льда и снега рождали чудесные узоры серебряной чеканки ночных гор.

Потрясающе!

Я ощутила прилив, верно, самой звездной минуты своей жизни! Теперь в голове под слоем трепетной радости и счастья царила необычайная ясность мысли и памяти. Я помнила все, что случилось с нами в мельчайших деталях. А все, что не понимала, теперь легко додумала, поняла. Картина трагических событий последнего дня лежала, как на ладони. Только непонятно, как удалось спастись Вадиму, но утро даст ответ и на этот вопрос.

Любовь переполняла все существо, в ней плыли и тонули все эти исполинские горы!

Вадим! Он спасся, вернулся и спас нас, пройдя тропой героя!.. Но будет ли ему наградой моя любовь? Только это сомнение бередило душу… Будет! Должна быть! Я добьюсь!..

О, как же я богата! У меня есть почти все, о чем мечтала. Теперь у меня есть и братик, и сестренка! Нежной любовью сестры я обожаю и Саньку, и Наталку, – тоже моих спасителей…

Остаточная слабость и, временами, головокружение, в моем состоянии только усиливали восторг. Я качалась в пьянящем восхищении, опрокинув голову к небу и вершинам, как в медленном танце, с шепотом песни и именами любимых на губах. В предвкушении тепла и палатки, в которых лежат мои милые, шептала им самые нежные слова: «…О, ласкулька… О, пушистик!.. Заинька!..»

Романцову, Халиеву, Красовскому

13.08.91. 20.00. Срочно!

Сообщаю, что туристская группа Лапина не вышла в контрольный срок к МАЛ ЮИ. В качестве первой меры поиска завтра предполагаю предпринять авиаразведку на участке выхода группы. Прошу сообщить данные о маршруте группы и рекомендации по дальнейшим действиям.

Галинский.

Романцову, Красовскому, Галинскому

13.08.91. 21.00. Срочно!

Прошу немедленно задержать следующую в поход группу Шепитько из Харькова на заставе Майда-Адыр для поиска группы Лапина. Я буду на заставе завтра, в первой половине дня. Сообщаю маршрут следования группы Лапина:

Ущелье Иныльчека – ледник Кан-Джайляу – перевал Путеводный (2Б) – ледник Путеводный – перевал Шокальского (3А) – первопрохождение перевала (3А-3Б) через хребет Иныльчек-Тау – ледник Каинды – перевал Мощный (2Б) – ледник Куюкап – перевал Куюкап (3А) – ледник Комсомолец – ледник Иныльчек – МАЛ ЮИ. В случае запаздывания группы возможно прохождение перевала Каинды (3А) с ледника Каинды на ледник Комсомолец. Вместо первопрохождения возможно преодоление хребта Иныльчек-Тау через вершину и боковой отрог от седловины перевала Шокальского. Авария наиболее вероятно могла случиться на участке первопрохождения и на участке перевала Куюкап. При поиске этим участкам надо дать приоритет. В качестве мер поиска рекомендую просмотреть указанные участки с вертолета и поисковым группам проверить наличие записок на перевалах Шокальского, Мощный и Куюкап, – это позволит нам локализовать зону поиска. Красовского прошу завтра быть в МАЛ СИ или, лучше, на Майда-Адыре для координации поисков.

Халиев.

Любовь и Решимость

Эти взгляды надо видеть! Ради таких минут стоит жить! Все трое смотрели на Вадима с нежной, трепетной влюбленностью: он казался им ниспосланным свыше, полубогом-героем. Избавителем не только из ледового потока, но и от давящего укора, чувства вины за его гибель. Эта мысль давила, хотя вины и не было… Вначале смотрели, почти не отрываясь, не веря, что он с ними. А он… Он отвечал таким же взглядом. Ведь он теперь не один! Все они для него тоже воскресли! Такие ребята! Саша! Женя! Наташа!..

Новая грань любви и дружбы…

К утру Саша и Женя уже достаточно хорошо «отошли» от происшедшего, только общая усталость, разбитость напоминали о ночных событиях. Спасение Вадима оказалось хорошим лекарством против нервного стресса.

Краткие рассказы о происшедшем и ответы на вопросы позволили понять некоторые загадки аварии, механизм ее драматических поворотов, раскладку по времени. Стало понятно, почему при поисках не обнаружили свисающую веревку: никому и в голову не пришло искать ее в боковой расщелине скал. Ее могли заметить снизу, но оба раза Акулинин вылезал под склон в этом месте вечером, в условиях плохой видимости, и видимую часть веревки не разглядел. Скалу буквально оштукатурило снегом и льдом. Искать же окончание веревки на верхушке скалы… Помилуй боже, ведь после такого удара там и живого места не осталось!.. Конец веревки искали внизу, – там, где его не было.

Ирония судьбы: другую веревку нашли быстро. Лавина сошла в момент, когда Вадим перецеплял ее, и ее конец он просто сбросил вниз. Второй конец этой веревки был закреплен на нижнем крюке, – крюк откопали и веревку вытащили. А вот если бы вторая веревка осталась закрепленной наверху? Тогда, при ее снятии, обнаружили бы и первую. Возможно, тогда дошли бы до Вадима и помогли ему выбраться. А может, просто обрезали бы веревку и тем самым серьезно усложнили ему задачу спасения… Кто знает… Перипетии одного мгновенья рокового! Сколько они значат!..

Следы от стоянки и спуска группы на леднике совершенно закрыл мощный снегопад с метелью, на третью ночь после аварии. Поэтому Вадим их не обнаружил. Да и спускалась группа по ледопаду не так, как он, – левым вариантом и после предварительной разведки. Спуск прошел достаточно быстро, несмотря на отягощение группы травмированной участницей. Подгоняла и налетевшая непогода.

Вадима внутренне потряс рассказ Жени и Саши о борьбе в потоке. Как?! Совершить такое! Санька? Саинька?.. Этот мальчик, только вступающий во взрослую жизнь! Какие силы души требуются для того, чтобы так безоглядно бросить жизнь на спасение женщины, на спасение товарища! Ведь это – подвиг! Настоящий поступок мужчины, поступок с большой буквы! Не на людях, не под восхищенными взорами зрителей. А ведь если бы они ушли в эту дыру, – никто бы и не узнал, как погибли. Остались бы только догадки, да бачок на леднике. Утром поток стал уже совершенно иным, – его глубина уменьшилась вдвое. Тогда, после дождя и дневного таяния ледника, сток был несравненно больше. Есть разница: чуть выше колена, 60 см, или почти по грудь, метр двадцать! И берега теперь совсем не такие скользкие… Теперь и предположить трудно, что такое могло случиться! Да, условия рождают ситуацию! А время с ней играет! А природа естественным образом уничтожает улики, изменяя условия игры…

А эта израненная девочка! При одном взгляде на нее задрожит все внутри! Оказать помощь товарищам в таком состоянии, ночью, преодолевая боль, холод и отчаяние одиночества! Вот это мужество, вот это выдержка и сила!..

Как же теперь приятно поработать, не торопясь и не волнуясь. Сготовить завтрак, собрать привести в порядок снаряжение, перевесить уже подсохшую за ночь на ветру одежду. Наслаждение! Кайф! Эх, если бы не Наталка!.. Если б не тревога за ушедшую четверку!..

И за наслаждением работой в душе Вадима уже созревало новое решение. Это решение сильно подвинул поступок Саши.

Сидеть здесь и ждать? Нет, надо действовать! Действовать! Наталку надо срочно вырвать отсюда! Положение критическое. Продуктов очень мало, а каковы резервы здоровья больной неизвестно. Конечно, через 1–2 дня выйдет контрольный срок, и в КСС начнет нарастать тревога за пропавшую группу. Начнутся поиски, но не сразу и совсем не там, где нужно. А у нас «кисло»? Еще «не кисло «будет!..

Главное – вышел ли Лапин? Если сегодня вертолет не прилетит, значит… Значит, там если не авария, то серьезные затруднения. За три дня должны выйти! Ведь в темпе, на пределе сил!.. Да, подозрительная задержка!.. Действия по предупреждению спасателей надо продублировать. И сделать это должен ты, Вадим Воронин… Уже к середине дня в нем созрело это решение и примерный план его выполнения.

– Наше положение для меня вполне определилось, ребята! Сегодня я могу еще подождать, но завтра, мне ясно, я должен идти. Поэтому будем готовиться. Сергей с группой уже должен был дойти до заставы. Я понимаю, что могли быть «заморочки» с вертолетом, но может быть и кое-что похуже! Поэтому я завтра определенно выступаю! Они могли не дойти, а состояние Наташи у меня вызывает большое беспокойство. Вызывает беспокойство и их желание преодолеть хребет Иныльчек-Тау на указанном Сергеем участке. Там перевалы – не на день прохождения.

Саша и Женя внимательно слушали. Наташа, лежа в палатке, тоже слышала разговор.

– Но и здесь вариант очень сложный и опасный! Тем более в одиночку, – возразила Женя.

– Здесь вариант известный, а потому и более простой, быстрый. Я ходил этот перевал год назад и хорошо его знаю. Они же могли «залететь», как вы в поток!.. Поймите, ребята, в аварии человек часто начинает действовать неадекватно… И очень многое решает время. Темп! Темп! Опаздывать нельзя. Кроме того, у меня серьезное преимущество перед ними: я знаю, что они живы и потому я – вне аварии, не в ее зоне. А их сознание угнетено фактом моей гибели, фактом тяжелого состояния Наташи. Если меня последний факт не столько угнетает, сколько стимулирует, то они психологически тяжело придавлены ситуацией. Да что я объясняю! Я подсознанием чувствую, как должен поступить! Я себе не прощу, если промедлю!

– А что же делать нам? – спросил Саша.

– У вас и свое задание и своя роль в этой ситуации. Во-первых, сможете ли вы помочь мне, проводить меня до перевала? Это часа два на подъем и примерно столько же на возврат с учетом задержки на седловине. Я спущусь на веревку до льда, закреплюсь, и вы ее сбросите мне. После этого разойдемся, – вы вернетесь, используя для связки расходный конец. Его хватит. Репшнуры[21] есть?

– Есть… Проводим!

– Репшнуры отдайте мне для расходных петель. Буду делать проушины… только бы хватило наверху толщины льда!

– Сколько там веревок, Дима?

– Двенадцать по пятьдесят метров. Значит, 22–24 спуска на полуверевке. Может быть, и поменьше, если с нижней точки седловины.

– А крутизна льда?

– Сорок пять – пятьдесят градусов.

– И сколько всего по времени?

– Думаю, четыре – пять часов, и я внизу.

– А ледник?

– Ну, до устья Путеводного он вам знаком, – мы по нему прошли девять дней назад. По морене выход с поворотом на левую морену Иныльчека и обход его концевого прижима. Подъем по скалам метров на двести-триста по высоте и спуск в долину. По долине все ровно, до заставы километров тридцать с одной переправой вброд через Джайляу. Это место вам тоже знакомо. Река переходима в месте разлива даже во второй половине дня.

– И сколько все это займет?

– Послезавтра во второй половине дня я выйду к заставе. С утра ждите вертолет. Вообще каждый день будьте готовы очень быстро собраться и улететь. Вам поручена Наташа, забота о ней в больнице, ее лечение, питание, перевозка. Не жалейте денег, особенно на фрукты. Предупредите родственников в Ленинграде. Только никакой паники, сообщения предельно сдержанные, успокаивающие – для родственников и упорно-тревожные для КСС. Главное: никаких погибших! Чтобы не случилось погибших от сердечных приступов!.. На центральной почте в Пржевальске и в КСС оставьте сведения о своем местонахождении. Если занесет вас в другое место – пошлите письмо до востребования на мое имя и на имя Сергея… Нет, лучше на имена всех пятерых! Одно письмо на всех. Достаточно.

– А где будешь ты? Разве ты не полетишь с нами?

– Возможно, я останусь здесь, чтобы помочь, если с группой Сергея что-то случилось. Я вернусь с ними. Вам – Наташа, а мне – забота о поиске группы Сергея. Окончательно все решится, когда за вами прилетит вертолет. Вам о себе я сообщу запиской, если не встретимся. Все снаряжение захватите с собой, нигде ничего не оставляйте. Вам придется, возможно, жить без чьей-либо помощи и поддержки. Устройтесь в палатке, где-нибудь рядом с больницей, следите за вещами, чтобы не стащили, чтоб не потерять. Рюкзаки храните в надежном месте. Деньги и документы всегда держать с собой. Деньги есть? Если мало, могу подбросить. Если потребуется какая-то экстренная помощь, обращайтесь в местную КСС. Они могут чем-то реально помочь. Если представится возможность увезти Наташу в Ленинград, – не раздумывайте, уезжайте втроем. Меня и остальных ждать не надо, только оставьте сообщение в КСС и на центральной почте. Вы поняли? То, что я вам сказал – приказ! Я здесь старший! До Ленинграда никому из вас покидать Наташу не разрешаю!

– Ну, этого ты мог не говорить!

– Берегите ее. Снаряжение досушите… Здесь работы хватит. Не унывать! И не «залетать»… Орлы! Ну, а Лапин не думал перейти здесь, через Предутренний?

– Такой вариант обсуждали, но решили, что это долго, сложно и опасно, хотя с той стороны мы перевал видели. Никто не запомнил четко детали спуска. И с этой стороны не были уверены, что выйдем на нужную седловину. Запомнилось только, что там весь склон «вылизан» лавинами. Такой вариант его не вдохновил, – ответил Саша.

– А может, нам пройти вдвоем с тобой, в связке? Ведь так безопаснее, – сказала Женя.

– Такой вариант я тоже продумал. Здесь есть много составляющих и «за», и «против». И с точки зрения быстроты, и с точки зрения безопасности, и по другим соображениям. Я их взвесил. Отклоняется!

– А что делать, если вертолет прилетит сегодня или завтра? – спросила Женя.

– Улетайте. И все взять с собой. Для группы Лапина напишите записку и сложите заметный тур на тот случай, если она вдруг вернется сюда. Если вы меня обгоните, пусть меня ждут на Майда-Адыре послезавтра до 24 часов. Это мой контрольный срок. Если не выйду, – пусть меня разыскивают с утра 16-го августа на моем маршруте. Я его запишу на листке, чтобы не случилось недоразумений. Жаль, что Сергей не догадался записать, по какому маршруту пойдет. Это ошибка.

– Но кто же предполагал, что ты выйдешь к нам? – спросил Саша.

– Да, но другая группа с рацией могла выйти. Так?.. На перевал пойдете со мной налегке, а я – с рюкзаком. Выйдем в 3.00 – 3.30, еще затемно, чтобы с рассветом быть если не на седловине, то под взлетом. До седловины по крутому взлету только две веревки. Главная сложность ждет на спуске, особенно в верхней, заснеженной части. Ранний выход объясняется и желанием пройти по смерзшемуся снегу, – и на подъем и вам – на спуск. Снежные мосты над трещинами прочнее. Перевал мы назвали Предутренним потому, что проходили его очень рано, встали в час тридцать. Сейчас – та же тактика, но при движении навстречу. Видно, этому перевалу на роду записано прохождение в таком режиме. Спускаться будете осторожно, в связке, след в след. Обязательно взять палки, кошки и снегоступы. Завтрак готовим с вечера. С собой я возьму самый минимум продуктов только на три небольших перекуса. Остаток моих мешков оставляю у вас. Вопросы есть?

– Когда ложимся?

– Часов в семь. До этого надо собраться, поужинать, приготовить завтрак и снаряжение. Подъем в 2.00.Фонари с собой! Все?

– Нет, не все. Я кое-что хочу сказать тебе, Дима. Пройдемся. – Женя встала.

– Дима, у меня большая тревога за тебя. Нелегко на душе, тяжело на сердце… Ты твердо уверен, что мы действуем правильно?

– Да, другого выхода я не вижу.

– А ты все договариваешь? Ничего не скрываешь?

– Все! Пойми, Женя, я подсознательно чувствую, что должен поступить так, а не иначе. И я ничего от вас не скрываю, и скрывать не собираюсь.

– Хорошо, Дима… Теперь – главное!.. Дима, я… Я люблю тебя… Я это… Это уже не смогла скрыть от всех, когда ты… Когда ты погиб, как нам казалось… Как мы считали. А теперь я не хочу скрывать это от тебя, когда ты вернулся… Это не блажь, не выдумка. Не горячий порыв! Я серьезно!

Повисла пауза. Вадим был потрясен.

– Женя, у меня сын…

– Но я знаю, что ты разошелся с женой… А сын?.. У тебя будет сын от любящей женщины! Если надо, твой первый сын станет моим. Станет! Я хочу, чтобы все твое стало моим! Дима! Только пойми, я люблю тебя, Дима!..

Она запнулась, задохнулась словами.

– Спасибо Женечка! Спасибо, милая… Я ничего… Ничего такого не ожидал! Это… Это как молотком по лбу. Ты… И вдруг!.. У меня просто в голове не укладывается. Со мной, с закоренелым неудачником…

– Вот глупости. Дима, прости, я понимаю, что, может, этот разговор не к месту, но… Я больше не могла. Не могла!..

– Женя, я тебе отвечу. Обещаю, что скоро. Это надо… Вместить в себя. Понять!.. Сейчас, сразу, я тоже не могу. Надо разобраться, насколько это глубоко… И у тебя и у меня. Как женщина ты мне всегда нравилась, я тебя всегда выделял среди других… Но такое никак не предполагал! Боже, я чувствую себя бессердечной деревяшкой, но… У меня небыстрый ум, Женя! Его сразу не повернешь. Пойми и прости…

– Дима, я буду ждать твоего ответа и год и два и… Сколько нужно! А сейчас мне надо побыть одной. Я устала от всего…

– Хорошо, Женя. Пока поверь: равнодушным я не буду… Он улыбнулся и ласково, ободряюще погладил ее по волосам…

Вадим думал, засыпая.

…Авария подобна многоголовой гидре: на месте одной головы могут вырасти несколько новых, если дать ей развиться, если дать ей время и пищу… Давить ее надо без передышки! Упреждающим ударом, – он необходим для предотвращения опасного развития событий. Только так! Ведь один-два дня могут решить все. Их надо выиграть!.. Только их и можно выиграть, больше ничего!.. Да, трудно, и очень опасно, с надрывом, с «„напрягом“«, но верно… Верно!.. Снять хотя бы первое напряжение, – сдать Наташу в больницу, тогда легче вздохнется.

…Женя! Вот это сюрприз! Мне и вдруг такое… И в мысли не случалось!.. Это как лавина. Прямо придавило, не вздохнуть! Трудно поверить. Но такие девочки серьезными словами не бросаются, такими вещами не шутят. Нет, она не шутит и не крутит!.. А тогда, на вечеринке? Что тогда случилось?

Ему опять вспомнился тот случай. Что за этим скрывалось? Теперь туман непонимания рассеялся. Тогда действительно произошло необычное, и сейчас понятно, что! Она в такой форме уже тогда сказала: «Я тебя люблю!..» Сказала, возможно, сама не осознавая смысл сказанного. Это было объяснением в любви. Это был поступок! Поступок человека, не меняющего в отношениях крупные чувства на мелочь… О некоей небрежности или случайности с одеждой ведь и мысли не возникло: сразу понял, что здесь все глубже… Но «не дошел». Зная, что она развелась с мужем, почему-то и мысли не допустил, что она полюбит его, – его, неудачника, отягощенного семейными узами! Мечты о ней у него почему-то не возникало, не приходило ему в голову! О ней, прекрасной! Она так молода, умна, красива и недоступна! Хотя… Семь лет разницы по возрасту не слишком много для супругов…

Эх, ты, голова! Подумай о каменной ласке, подумай о каске, – как говорил Миша. Когда тогда она напряглась в танце, она ждала, что ты ей скажешь нечто большее, чем «прелесть», что сумеешь понять ее если не своим умишком, то хотя бы сердцем, хотя бы шагнуть навстречу! А ты не понял! Впрочем, тогда и не мог понять. А сейчас? Тоже нет, хотя и есть подвижка. От такого удара кругом идет твоя башка садовая…

В отношениях с ней теперь все определяется возможностью или невозможностью расставания с частью прошлого… И пониманием, насколько все это глубоко у тебя и у нее. Как человек она сильнее и чувствует свое превосходство, превосходство женщины… Браво, Женя! Ты восхищаешь! Сколько стоили тебе эти поступки. Два признания в любви… Для такой гордой натуры… А ведь третьего-то не будет. Трепещи!..

А вот препятствие: взгляд серых глаз сына!.. Боль… Но не он поставил препятствия на пути этого взгляда. А Женя поймет? Кажется, понимает. Как трудно быть вдвоем! Но как тяжело одиночество!..

Он понимал и ценил ее красоту. Посторонний, бросив взгляд, никогда бы не сказал, что она красавица. Хотя, возможно, отметил бы стройное, спортивное совершенство фигуры. В остальном – достаточно обычная брюнетка с карими глазами, короткой стрижкой, обычного роста и чуть высокая на каблуках… Опытные, вдумчивые и чувствующие красоту женщины мужчины начинали видеть в ней красоту после некоторого общения. Она пленяла внутренним обаянием, чудесным стилем мягкой женственности слов, движений, поступков. Уже после короткого знакомства становилось понятно, что эта женщина органически неспособна простить ни себе, ни окружающим даже мелкую грубость, несдержанность, неоправданную резкость. В ней просвечивал высокий, эмоциональный женский ум, хорошее воспитание и образование, сдержанные манеры, сильная воля и упорство. К этому добавлялись скромная аккуратность и чистота, опрятность одежды, прически, лица. Еле ощутимый аромат хороших духов. И никаких броских, дорогих украшений, никакого вызывающего макияжа или претензий на искусственную красивость. Она предстает самой собой, без искусственного блеска. Берет сама и раздает очарование наполненным интересом взглядом, ослепительной улыбкой и детским смехом, упрямым поворотом головы, словами и фразами с живым наполнением чувств и мыслей. Может и любит весело «потрепаться» с сарказмом и юмором, может ответить и «наказать» за шутливую колкость, любит поиграть словами в беседе, но пустая и высокомерная болтовня ей претит… Ей присуще высокое чувство собственного достоинства и не менее высокая самооценка, лишенная всякой заносчивости и превосходства над другими. При независимости своих взглядов и мыслей она никогда не навязывает их другим. Выше божественного только боЖЕНСТВЕННОЕ!..

Есть нечто большее, чем красота! Это – человеческое совершенство. Вот такое совершенство Вадим чувствовал в Жене. Конечно, это ЕГО оценка, а кто-то другой мог оценить по-иному. Но оценка Вадима основана на значительном опыте общения, опыте товарищеских взаимоотношений на многочисленных тренировках и в нескольких походах. Общения в маленьком коллективе, в суровых условиях, когда люди делят пищу и кров, риск и неудачи, радость побед и горечь отступлений… Когда человеческий островок туристской группы превращается в живой, единый организм, в чистый источник человеческого общения. Когда каждый знает настроение, побуждения всех остальных товарищей, чутко вслушиваться в их слова и шаги… Счастлив тот, кто, будучи свободен от чрезмерного себялюбия и эгоизма, пьет из чистого родника человеческого общения, понимания, диалога! Кто с позиций культурного человека, имея свои убеждения, не мешает другим иметь свое мнение, свои убеждения… Для кого разница во взглядах вызывает не антипатию, а живой интерес, как источник познания…

Прорыв на Путеводный

Они вышли около трех и к рассвету преодолели участок закрытого ледника до перевального взлета. Еще час ушел на сам взлет с подгорной трещиной-бергшрундом и нависающим снежным наддувом на гребне.

Тщательно закрепив веревку на ледорубе, забитом в уплотненный снег, Вадим тепло простился с товарищами и начал спуск. Веревку нарастили расходным куском и репшнурами, чтобы спуститься как можно ниже, чтобы преодолеть потенциально опасный и технически сложный участок снега ниже седловины. Надежно закрепиться за снег непросто, – лед гораздо надежнее, но наверху он под толстым слоем снега. Прокопав снег на глубину около метра, Вадим на ощупь пробурил ледобуром проушину, протянул в нее кусок репшнура, проверил прочность и закрепил веревку. По команде Саша сбросил веревку вниз. Следующий спуск выполнялся уже на полуверевку, на 25 метров, – там закрепиться оказалось уже легче. Процесс пошел, так же как ледовый склон пошел все круче и круче вниз…

Сбросив веревку Вадиму, Саша осторожно спустился с наддува, используя расходный конец, и сошел по крутому льду, плавно нагружая веревку. Для ее закрепления на седловине использовал способ Вадима: захваченный снизу тяжелый камень обвязал репшнуром и глубоко запрессовал в снег. Такая точка опоры держала через перегиб достаточно надежно…

Женя ждала Сашу под взлетом. Связавшись, они быстро пошли по своим следам назад, к палатке. Уже в начале спуска плато ледника затянуло туманом, задул ветер, и началась метель с мокрым снегом. Но они успели по еще не заметенному следу выйти на открытую часть ледника и дойти до палатки. Все кругом закрыло плотной, непроницаемой темно-серой пеленой. В ней утонули, скрылись горы, ледники, перевалы. С неба падали мокрые снежинки величиной с ладонь. Какая метель!.. Как некстати! Как же там Вадим на спуске? Женя не находила себе места от тревоги. Саша, как мог, старался ее успокоить, хотя сам понимал, как велика опасность и как непогода увеличила риск спуска с перевала… Женя вышла из палатки в снежную метель и, сложив руки на груди, смотрела в сторону перевала, – только в сторону, поскольку уже в десяти метрах все тонуло в мареве снежных хлопьев. Ее губы беззвучно шептали молитву: «… Да поможет тебе любовь моя… Да спасет тебя моя вера… Да не покинут тебя силы…»

Она ощутила, как резко после признания «погорячели» ее отношения с Вадимом. Это почувствовалось во всем: в словах, взглядах, в незримых проявлениях, доступных лишь душе. Все это так обнадеживало на взаимность его чувств. Возникла взаимная нежность… Но тут опять свалился этот новый ураган! Потерять вновь?.. Это было бы слишком!.. А он? Что сейчас у него?..

Он же устремился вниз с ледовой стены высотой более полукилометра! Сделать уже ничего нельзя! Только вперед! Тараном!.. Пути отступления нет! Вниз третьей ступенью несущейся ракеты!..

Вадима снова охватило одиночество. Опять один на один с этой суровой горой, с ледяной пропастью под ногами… Только хмурый туман вокруг, только шелест ветра и падающей ледяной крошки. Погода стала резко портиться. Мелкую снежную крупу сменили крупные мокрые хлопья, несущиеся с большой скоростью. Видимость упала до десяти-пятнадцати метров… Стало темно, как в сумерках. Вот это хмарь! Еще одна полуверевка… Сколько их внизу?.. Еще штук пятнадцать – «шишнадцать»… Внезапно он вскрикнул от резкой боли и схватился за лицо рукой, чуть не сорвавшись. Щеку обожгло, как раскаленным железом… Отведя руку, увидел в ней плоскую льдинку размером с ладонь. От боли и обиды слезы не капали, а лились… «Гора, гора, зачем ты меня так!.. Так злобно по лицу пощечиной!.. Я люблю тебя, гора!.. Прости, если в чем виноват!»…

Метель закрутилась не на шутку. Порывы пурги сменялись мокрым туманом. Он упорно шел и шел вниз, вывешивая и продергивая веревку. Вот уже появились и стали уходить вниз скалы контрфорсов.[22] Уцепиться за них трудно и небезопасно, настолько скалы невысокие и разрушенные. Лучше монолитность льда… Снег залепляет лицо, рюкзак, одежду… Бесполезно его стряхивать: это только увеличивает намокание. Лучше не глядеть вверх: так меньше дует в лицо. Какая-то новая, еще неосознанная тревога постепенно появляется в сердце и быстро наполняет его ощущением опасности… Что-то не так!.. Да! Снег! Уже наросло более десяти сантиметров, а наверху может быть и в два-три раза больше!.. Лавина, мокрая лавина!.. Роковая тень ее уже упала на этот склон!.. Когда же она сорвется? Кто быстрее, я или она?!

Мокрая и быстрая лавина – самая «гуманная» из смертельных. Случается, она убивает мгновенно, оставляя спокойным даже выражение лица. Ее ужас в том, что человек даже не успевает ощутить ужаса… Появились ее предвестники: малые лавинки то тут, то там начали срываться и из-под ног, и сверху, и сбоку. Они немного облегчали склон, но ясно, что наверху скоро накопится очень опасная масса. При такой крутизне склона она долго не задержится и… Бывает достаточно срыва участка снега в один-два квадратных метра, чтобы убить человека… Снег, снег водой по лицу, по одежде, по снаряжению… Рюкзак и штормовка сверху промокли насквозь, но времени переодеться нет!.. Только внизу! Только вниз! Теперь он старался идти по заснеженной скале контрфорса: она выступала надо льдом, и мелкие лавинки ее огибали. В другое время он бы никогда так не делал: плохо лежащие камни создавали опасность их сброса на себя своей же веревкой… Но для организации новой точки опоры на льду приходилось снова уходить с контрфорса к краю ледового кулуара…[23] Противное состояние: ощущаешь, что можешь гробануться в любой момент, а сделать ничего нельзя. Только одно оружие осталось: быстрота действий! Малые лавинки учащаются. Они струятся то там, то там, и зловещий шелест не прекращается… Снежная волна вдруг бьет прямо по телу упругой, холодной массой! Он с трудом сохраняет равновесие… Через три минуты приходит следующая, более мощная, и сбивает на самостраховку…

«Кой черт связался!.. А ну-ка осекись!!! Без соплей и воплей! Уж коли ввязался в мужскую драку, то дерись! Ни стона! Все в кулак и сталь во взоре! Зубами за склон! Волком!!!

Следующая лавина настигла и сбила на спуске. Интуитивно бросил веревку, ухватил ледоруб руками и стал тормозить штычком и всей силой рук. Волна снега, казалось, вдавилась во все поры тела, увлекая вниз. Вадим всей силой пытался не столько зарубиться, – практически это было невозможно на такой крутизне, сколько оттолкнуться от набегающего снега и пропустить его под собой. Двойная веревка с большим трением шла через тормоз, сглаживая усилие будущего рывка за концевой узел. В падении две мысли, два отчаянных крика бились в голове: одна о том, выдержит ли верхний крюк, а вторая – тормозить ли ногами? Не зацепятся ли кошки за лед, – тогда его дернет, а может и перебросит, и поволочет вниз уже с порванными связками голеностопов. За этим – мучительная гибель: с такой тяжелой травмой он не сможет активно бороться, и останется здесь, на этом склоне… Поэтому умышленно не тормозил кошками и, чтобы защитить от возможных ударов еще и колени, скользил вниз не на груди, а на боку, тормозя штычком ледоруба, а не клювом. Видимо, повезло: рывок веревки за концевой узел, застрявший в тормозе, пришелся в тот момент, когда основная масса снега лавины уже ушла вниз. Веревка и ледобур, на котором она была закреплена, выдержали! Рывок! Остановился, весь залепленный мокрым снегом.

Отчаяние и ярость дают силы… На каждом ударе, при каждом срыве внутри читается прощание с близкими. Но нет, сбитый, но не сломленный, он вновь поднимается и рвется вниз. В глазах безысходная боль, на лице кровь и слезы, перемешанные с мокрым снегом…

Грудь поднимает то плачь, то стон: он не сдерживает рыданий, они помогают ему держаться. Им опять владеет то же звериное исступление, которое приходило во тьме рандклюфта. Может быть, это сумасшествие, а может быть, оно помогает избегнуть сумасшествия в этом кошмаре… Он уже давно перестал делать проушины, быстро заворачивал ледобуры и оставлял их с карабинами… Но срывы «выдергивают» осознание: «Сейчас погибнешь!..» Сейчас! Еще две, три… может, пять минут и… Это неизбежно! Соломинка веревки не спасет!.. ЧТО? ЧТО ДЕЛАТЬ?.. Снаряжение не поможет! Надо укрыться! Но где? Все открыто для удара!.. Лавины сбоку уже захлестывают невысокие скалы малых контрфорсов. А главный?.. Его скалы?.. Выступ!!! Да! Выступ скалы под главным контрфорсом, этот камень! Он сохранился?.. В любом случае там безопаснее! Там защитный козырек скал! Он выручит, защитит! Только бы до него успеть!.. Дюльфер влево!.. Туда!.. Пересечь кулуар маятником! Кулуар, по которому постоянно, каждые 2–3 минуты сходит вагон снега!.. Выбора нет! Подготовиться и, как свалится очередная лавина, перемахнуть через кулуар… Так, ледобур и скальные! Готово!.. Вот она, пошла… Теперь ты!!! Быстрее, быстрее! Резко влево он качнулся на паутинке веревке в сторону скал главного контрфорса, закрепился, продернул и повесил веревку… Быстро вниз! У самой скалы! Теперь по скале, в сторону! Сейчас пойдет опять!.. Держись!!! Волна снежной пыли и воздуха снова ударяет в лицо, а тяжелый, метровый слой снега проносится буквально в двух метрах. Когда он вылетел наверху из тумана, Вадим оцепенел от ужаса. Такого не испытал даже в той страшной лавине, там все случилось более внезапно, в борьбе… К счастью поток почти не задел крепление веревки на льду скал. Еще вниз!..

После очередного спуска Вадим, наконец, увидел то, к чему стремился: выступающий камень под нависающими скалами. Верх камня образовывал небольшую площадку, сверху прикрытую скалами и расположенную в стороне от смертельно опасных кулуаров. Потому и сохранилась. Она выступала всего на полметра из склона, приподнимаясь над выемкой метра на четыре. Это спасение! На ней можно устоять, с рюкзаком, переждать пик непогоды… Через несколько минут, мокрый от снега и напряжения, вышел на площадку, тщательно приковался к скале, продернул и смотал веревку. Вовремя! Лавины разной мощности шли по кулуару поминутно. Шипенье, шелест, вздохи, стоны и грохот слышались из других кулуаров, с окружающих склонов. Пурга колебалась то беспросветным маревом, то, раздвигая мощным током ветра облака, которые клубились подобно дыму, закручиваясь в причудливые водовороты, жгуты, спирали, колонны, то, беспорядочно разбрасывая конфетти снега. Картина неба менялась в течение каждой минуты. Вот облака образовали рыхлую поверхность колоссальной стены, уходящей вниз, в темную пропасть ущелья, резко контрастирующую с белесоватым и не менее глубоким просветом неба. А мгновения спустя небо стало серо-черным, тяжелым, а свет уже струился снизу, как свет того же просвета, но уже отраженного поверхностью ледника. Таких потрясающих переходов неба Вадим еще не видел. Впечатление усиливалось колоссальной глубиной ущелья, крутизной склонов и общими размерами окружающих вершин. Временами над ними приподнималась завеса. Склоны находились в постоянном движении: снег нарастал на них и осыпался пластами, которые при движении превращались в небольшие разгружающие склон лавины. Ввиду большого намокания снега лавины падали не очень быстро и не особенно разрастались при падении. Снег на крутизне в пятьдесят градусов держался плохо, и для очень крупной лавины не накапливался. Но вот на самом верху, где крутизна меньше, – там могло накопиться нечто роковое…

Иногда в просвете приоткрывался верх неба, обнажая в разрезе несколько ярусов-слоев из различных облаков, летящих с разными скоростями. Струи воздушного урагана сталкивались на границах этих ярусов, перемешивая старые и рождая новые облака, потоки летящей вниз ледяной пыли, спекающейся в миллиарды миллиардов снежинок, в тысячи тонн свежего лавинного снега. Голубое, белое, серое и черное смешивалось с желтыми солнечными струями через разрывы. На несколько минут все заволокло непроглядной снежной метелью. Потом метель отодвинулась и превратилась в одну огромную белую колонну, – в вихрь из снега, закрученного ветром. Концы колонны терялись в небе и внизу, в глубине ущелья, а стенки из воздушных потоков снега трепетали, колыхались под порывами ветра. Колонна продержалась несколько секунд, потом медленно наклонилась набок, закрутилась в нестойкое веретено и рассыпалась во все стороны, опять породив мрак непроглядной метели… Вадим почувствовал себя маленькой снежной пылинкой, – такой же, как и миллиарды миллиардов других, которыми стихия играет так бездумно, так беспорядочно…

Он наблюдал за всем этим сидя, прикрывшись вместе с рюкзаком накидкой. Площадку очистил от снега, лед под снегом срубил до камня, самостраховку проверил, надел пуховку вместо промокшей анараки. Лавины из мокрого снега проносились одна за другой всего в нескольких метрах. Сначала они заставляли интуитивно вздрагивать и съеживаться от характерного потока воздуха от переднего фронта. Потом пришла привычка, а с ней интерес наблюдения, как они сходят, какие участки склона перекрывают, сколько «кубиков» снега несут. По силе воздушной волны уже скоро смог определить: по второму кулуару сходило разом от 10 до 40 кубометров снега со скоростью 30–40 метров в секунду. Тонн от двух до десяти разом… Видимо, внизу у снега образовывался мокрый подлип, не позволявший разогнаться быстрее… В соседнем, главном кулуаре, гремели более мощные лавины, которые сверху питал более широкий участок всей правой стороны ската седловины.

Как хорошо, что удалось укрыться! Надо переждать эту жуть и приготовиться к спуску: осталось-то всего 4 веревки, или 200 метров, – меньше половины, а дальше можно сбежать ногами!.. И выбрать наиболее безопасный путь спуска вниз! Наименее перекрываемый лавинами и свободный от снега… Это видно: на границе между кулуарами… Спуск выполнить молниеносно! Хотя склон и облегчается лавинами, все же наверху может много чего остаться, может сойти лавина и покрупнее, внезапно, вне графика… Жди момент и будь готов!..

Снегопад кончился через два часа. И еще два часа пришлось ждать, пока успокоятся лавины. Они сходили все реже и реже и, наконец, почти совсем прекратились. Облака приподнялись. Небо по-прежнему хмурилось, но уже без неуемной ярости стихии.

Все давно подготовлено. Пора! Веревка змеей заструилась вниз. Шаг боком со скалы… Первый спуск – 3 минуты… Проушина! Сброс! Закрепление! «Веревку на ноль!» Пошел! Второй спуск! Проушина! Сброс! Закрепление! «Веревку на ноль!»… 2.45!..Третий!.. 2.55!.. Четвертый!.. 2.35!.. Пятый – 2.30… Ни одного лишнего движения! Даже время он замечал мельком, не поворачивая руки…

…Восьмой! Через берг! «Подгорка» сильно засыпана снегом! Здесь он помог, спасибо! Прыжок! Все! Отстежка! Быстрее!.. Двадцать шесть минут!.. Лавин нет! Отлично! Вот нападала рыхлятина!

Щелкнул карабин самостраховки, зацепив концевой узел веревки. Вадим резко устремился вниз, таща веревку за собой, сматывая ее на ходу и проваливаясь по колено в снег сошедших лавин. С каждым шагом на ледник их опасность отступала, уступая место опасности скрытых трещин. Он ощутил, что по-звериному чувствует их под снегом по еле уловимым признакам снежного покрова. Здесь уже лавина не достанет: от склона метров 600… Уф-ф!..

Очередной заряд тяжелых облаков прошел, уступив место свежему просвету. Здесь, в безопасном удалении от склона, можно остановиться, смотать веревку и достать палки. Надо переодеть и отжать насквозь промокшую одежду. Но не холодно: все горит от борьбы! Стоит передохнуть от пережитого напряжения и оглянуться на пройденный склон. Тот весь перед ним, во всей красе, со следами на снегу в нижней части. Вся верхняя часть залеплена снегом. Он успел только наклониться к рюкзаку за палками, когда налетевший порыв ветра вызвал шипение гигантской змеи: большая мокрая лавина пошла со склона, меняя его вид каждое мгновение, сдирая верхушки скал и даже лед в кулуарах. Он очарованно загляделся на это зрелище, а потом с торжеством вскинул руки, потрясая ледорубом:

– Поздно!!! Поздно! Я прорвался! Теперь не достанешь!..

Возглас слился с грохотом удара лавины о пологую часть ледника. Воздушный удар едва не сбил с ног, но он успел вовремя присесть и опереться на воткнутый ледоруб. К ногам подкатилось несколько комьев снега. Вадим остановил их кошкой. «Спокойно», – сказал он себе и горам. Надо переключиться на новую работу. Осторожно, трещины! Любая победа одним неверным шагом может быть обращена в полное поражение…

Взгляд лег на упавший кусок льда. Поразительно! Из него торчит ледобур с карабином! Гора вернула ему как сувенир спасения один из оставленных ледобуров! Оставленные тогда, в самый критический момент спуска на выступ скалы… Аккуратно вывинтил его и спрятал в рюкзак, как дорогой амулет. За час пересек ледник и по правой морене вышел к его открытой от снега части, к ледопаду.

Еще через два с половиной часа Вадим прошел мощный, сильно разорванный ледопад правой, восточной ветви ледника Путеводный. Когда огромные трещины и провалы, преграждавшие путь и заставлявшие уходить то вправо, то влево, сменились волнистыми увалами, стало понятно, что и этот технический участок пройден. Сложности были примерно такими же, как при преодолении ледопада на выходе к леднику Каинды, двое суток назад. Но чувства заметно изменились, а радость от спасения заметно выросла. Пропало ощущение безысходной отрешенности от человеческого мира. И появилось новое наполнение смысла борьбы, новая мера ответственности за грядущие события. Осознание ответственности не только за себя, но и за товарищей, вливало новую силу, новую страстность и формировало новые собранность, понимание ситуации, направленность действий… Вадиму подумалось: нет, не правы те западные альпинисты-одиночки, которые находят прелесть в расчете «только на самого себя». Оборотная сторона этой концепции – потеря ответственности за других…

И радость победы от одоления препятствия вновь обожгла душу полным, горячим вздохом. Вадим шел, резко вбивая зубья кошек в лед, и в такт запел слова вдруг вспомнившейся песни Визбора:

…Так выпьем ребята за Женьку! За Женечку – пить хорошо! — О сколько тяжелых сражений Я с именем Женьки прошел! — И падали рельсы на шпалы, И ветры неслись, шелестя, О, сколько любимых пропало По тем непутевым путям!..

Женька!.. Женщина-мечта!.. Так если она твоя мечта, иди к ней, сволочь!.. И держись за нее, как мужик… Не потеряй, не предай, не упусти!.. Хочу Женьку!.. Женечку!..

Когда подошел к месту впадения Путеводного в основное русло Иныльчека, горы погрузились в сумерки и вечерние облака. Вадим шел еще около часа по завалам левой морены Иныльчека и остановился перед началом подъема вбок, для обхода мощного берегового обрыва реки Иныльчек в месте ее выхода из-под ледника. К этому моменту темнота сомкнулась совершенно, закапал мелкий дождь. Приют нашел между двух крупных камней, – на натянутой веревке, как на коньке, растянул дождевую накидку, прижал ее края камнями. Усталость давила подобно темноте… После укладки и простенького ужина отключился сразу, как лег, несмотря на дождь с ветром, и «отрубился» во сне до рассвета.

По сложности оставалось немного: обход прижима реки с подъемом на триста метров, участок скал и простой спуск. Путь выхода здесь есть, надо только правильно на него выйти, выбрав нужный подъемный кулуар к скале с дыркой-промоиной. А дальше тридцать километров по ущелью без каких-либо трудностей, только с одной серьезной переправой через реку Джайляу. «Джайляу», или «Джайлоо» – это пастбище…

Выход по скалам обнаружился не сразу, но, наконец, Вадим вышел на луговину ската ущелья и через небольшой лесной распадок спустился к реке Иныльчек у ее выхода из-под языка ледника. Мощнейший, серо-черный от породы поток реки с ревом вырывался из-под левого края ледника, плотно прикрытого каменным чехлом поверхностной морены, и резко устремлялся к правому краю плоского ущелья-трога,[24] перегораживая излучиной всю его широкую долину…

Это место носило название Чон-Таш, и его характерной отметиной еще совсем недавно лежали два огромные камня-монолита белого мрамора. Но камни грубо обтесали, погрузили на прицеп и отвезли тракторами вниз по плоской долине, чтобы использовать для каких-то памятников, или просто распилить на мраморные блоки. Теперь на их месте лежали лишь обломки, полутораметровые куски неправильной формы, белосахарные на свежих отколах, со следами сверления от буров… Правда, здесь остались и другие крупные камни. Первопроходцы района выходили сюда, к окончанию ледника Иныльчек, через перевал Тюз в хребте Сарыджас.

Теперь, когда все главные трудности остались позади, ощущение новой тревоги стало закрадываться в душу Вадима. Хорошо половинку группы, кажется, удалось вытащить… Если утром не будет заминок с вертолетом… Но вот как с остальными? Вышли ли они? Скоро, очень скоро это станет известно… Но что скажешь?.. Эта мысль уже становилась неотвязной: что сказать спасателям, если они не вышли?.. Несколько раз на привалах-передышках через каждые 50 минут хода, Вадим вынимал схему, изучал перевалы и вершины хребта Иныльчек-Тау на предполагаемом участке перехода его группой Лапина. Новые думы о неизвестном…

Через несколько часов Вадим вышел к Джайляу, внутренне подготовился и продумал, как будет преодолевать реку. На исходе дня, при большом стоке воды, она совсем небезопасна. Вообще-то эта река имеет два основных истока: юго-восточный, более крупный – Кан-Джайляу, и западный – Ат-Джайляу. Истоки соединялись примерно в трех километрах до выхода реки в ущелье Иныльчека.

Разведка переправы отняла около получаса, а преодоление – около минуты. Для повышения надежности перехода Вадим решил не снимать ботинки. Когда же присел на берегу, чтобы снять их и выжать насквозь промокшие носки, совершенно внезапно, как из-под земли, за спиной возникли два человека с автоматами, в камуфлированных комбинезонах.

– Привет! Куда направляемся?! – с усмешкой сказал один, по-видимому, старший.

Люди! Я вышел к людям! Хвала всевышнему!.. Конечно, это пограничники. Здесь, в пограничной зоне, они хозяева…

– Здравствуйте! Я из ленинградской туристской группы, проходившей через заставу тринадцать дней назад. Мы попали в аварию, и мне надо срочно сделать сообщение в КСС. Вот мой паспорт, а пропускной список на нашу группу есть на заставе. Прошу пропустить или проводить меня на заставу. Срочное сообщение: пострадавшие на леднике Каинды. Их надо немедленно эвакуировать: девочку нашу сильно травмировало лавиной. Да, а из нашей группы Лапина, четверо не выходили на Майда-Адыр?

– Да нет, кажется, никто не выходил, – сказал старший, снимая с плеча портативную рацию, – попробуем связаться… Канон три!.. Канон три! Канон семь на связи! Слышите меня?..

Другой пограничник внимательно рассматривал Вадима и фотографию в паспорте. Конечно, небритая и не слишком чистая физиономия Вадима лишь весьма отдаленно могла отвечать этой фотографии. Все же парень чуть заметно кивнул старшему и отдал ему паспорт. Тот тоже посмотрел документ и отдал его Вадиму.

– Следуйте на заставу. Самостоятельно. Вас встретят. Да, а ваши не выходили. Нет, не выходили!..

Это и так было ясно из услышанного разговора с заставой. Горькая весть…

– Спасибо, ребята! Счастливо вам! Вот новая напасть! Где-то затерялась половина группы. Где-то здесь! – Вадим махнул рукой в сторону ущелья Кан-Джайляу…

Через два часа вдали в вечерних сумерках открылись огни заставы Майда-Адыр. На тропе, уже превратившейся в слабо накатанную горную дорогу, Вадим увидел троих, идущих ему навстречу, и просигналил им фонарем. Невдалеке различил их: один был сержант-пограничник с автоматом, а второй – в добротной импортной куртке из ткани-гортекс, по виду альпинист-инструктор. В третьем же Вадим с удивлением узнал клубного знакомого, председателя лыжной комиссии ленинградского Клуба туристов Владимира Красовского…

Выписка из решения дисциплинарной комиссии Федерации туризма ЛОСТ и Э от 14.11.91 г. на основании изучения причин и последствий аварии группы С.Лапина у пика Шокальского:

«…В создавшейся критической ситуации Вадим Воронин предпринял необычайно рискованное решение о прохождении перевала Предутренний в одиночку и в условиях катастрофического ухудшения погоды. Подобный шаг был связан и с нарушением существующих норм и правил проведения самодеятельных походов на территории СССР. Однако его поступок трудно осудить на основе формального нарушения правил, поскольку рисковал он в первую очередь собой, а не другими, и рисковал в условиях аварии, когда события вокруг его группы приобретали все более угрожающий, трагический оборот…»

Часть 2. Атаковать аварию!

Кант бастиона (пролог части 2)

… 276-й час аварии

…Двое висят на последнем крюке! Только он и короткие концы веревок-самостраховок удерживают их на этой скале, уходящей вниз рваной поверхностью полного отвеса. Скала выступает из склона вершины огромным бастионом черного базальта с мощными поясами-прожилками из белого мрамора и кварца, как у известной вершины Белалакая на Западном Кавказе. Трещины, небольшие выступы и полочки стены таят грозную опасность плохо лежащих и еле держащихся обломков горной породы, – они, случается, падают от одного дуновения ветра… Верх бастиона теряется в облаках, откуда постоянно раздается то шелест, то постукивание, то пропеллерный звук падающих камней. Идут мелкие и, реже, крупные камни, в большинстве невидимые из-за тумана и огромной скорости падения. Падают обломки льда, снежная крупа, водяные брызги. Клочья облаков пролетают сверху и снизу, проходят насквозь, обнимая сыростью тумана.

Двоими владеет отчаянная решимость победить или умереть… Черная горечь поражения терзает души, голод и усталость терзают тела. Чувство опасности сильно притупилось, они достаточно равнодушно провожают взглядом пролетающие мимо обломки, сознавая, что в любой момент каждый из них может быть убит камнем… И хорошо, если бы так! А если тяжелая травма?.. Тогда мучительная смерть беспомощного калеки, в висе над пропастью… Об этом уже не думают, – все сорок раз передумано. И втайне, внутренне решено, что при травме самый легкий уход – ножом по веревке, несколько секунд полета. Но это-то слишком уж просто и… невозможно! Нет права на гибель! Они решают не только за себя, но и за всю группу. Погибнуть – значит подставить товарищей, ожидающих помощь. Приговорить уже беспомощных и тех, кто с ними остался! И, может быть, только осознание этой ответственности спасает от гибели. Они работают в ключе предельной собранности, призвав весь остаток сил, весь опыт и знания, всю страсть души!..

Авария ходит вокруг них, как хищник, сужающимися кругами, выбирая для нападения миг растерянности, слабости, отвлеченного внимания… Они, опытные походники, интуитивно чувствуют моменты приближения опасности и действуют со звериной осторожностью… Они не знают, что и вокруг ИХ аварии уже замкнулся круг поисковых отрядов… Что усилиями спасателей зона поиска вокруг них уже уменьшена по радиусу в десять, а по площади – в сто раз! Что Романцов и Мансуров ведут активные спасработы на другой стороне хребта, а группа Шепитько, уничтожив очаг аварии на леднике 21, с четкими инструкциями идет на Кан-Джайляу – навстречу, наперехват. Что группа Красовского, закончив поисковые работы у пика Игнатьева, достигла МАЛ СИ… Их ищут уже почти четверо суток в прямоугольнике гор длиной 20 километров с востока на запад и 10 километров с юга на север среди десятков ущелий, ледников и хребтов, на двухстах квадратных километрах разломов, стен и пропастей хребта Иныльчек-тау… Борьба с аварией идет на опережение: кто быстрее?..

Они на бастионе, вверх и вниз бездна и отвесные стены. Зависли на последнем крюке…

Вылет – на рассвете!

Без малого на четверо суток раньше, на 182-м часе аварии…

Романцов вызвал Красовского со спасработ для согласования действий по поиску группы Лапина. С той же целью подъехал Халиев (начальник областной туристской КСС Пржевальска), имея на руках регистрационный листок Лапина для КСС с записанным маршрутом и графиком следования группы. На основе этих данных предстояло определить зону поиска, план действий, распределить силы поисковых групп. День ушел на подготовку, продумывание, согласования…

Красовский колебался… Снимать или не снимать группу Егорова с поисковых работ у пика Игнатьева? Он чувствовал, что для аргументированного завершения «спасов» требуется еще 2–3 дня. За это время станет окончательно ясно, удастся ли вообще найти пропавших, да и возможности поиска будут практически окончательно исчерпаны: группа вымотается и физически и психологически… Срыв же ее с поисковых работ тоже не будет эффективным: сутки, а то и двое понадобятся для ее переброски в новый район… Этот вариант складывался плохо… В то же время, следовало искать и спасать в первую очередь живых, а не мертвых, и с этой точки зрения поиск Лапина предпочтительнее…

Романцов рассеял эти колебания: срывать группу Егорова, по его мнению, не стоило. Поиск надо организовать наличными силами альпинистов и подошедшей группой туристов из Харькова под руководством Шепитько. В случае надобности Халиев, теперь остающийся главным спасателем на Майда-Адыре, организует второй эшелон поиска и, если потребуется, в нем будут задействованы группа Егорова и Красовский… Но все же колебания Красовского в какой-то мере передались и Романцову, который решил немного задержать выход поисковых групп. Жила надежда, что группа Лапина все-таки появится. А план поиска следовало тщательно продумать.

Все тщательно додумали, сверстали… А теперь, после явки Воронина, весь намеченный план спокойно отправили в мусорную корзину! Слава богу, что вовремя! Искать следует в совсем другом месте и по новому плану действий.

Наряду со многими неясностями присутствовали и обнадеживающие и определяющие моменты. Во-первых, стало понятно, что с группой Лапина действительно произошло что-то серьезное, а не курьезное. Это очень важно для правильного психологического настроя на поиск, как на серьезные спасработы. Во-вторых, поисковые группы уже подготовлены и морально и физически, это большой плюс. В третьих, более четко определилось новое направление поиска. Для составления плана оставался остаток вечера и ночь. Утром группы надо выбросить!

Над схемой района в помещении небольшой солдатской столовой погранзаставы при тусклом свете лампы склонились шестеро: Романцов, Халиев, Красовский, Шепитько, Мансуров и Воронин. Последний излагал свои соображения по поводу нахождения группы Лапина, – четырех человек, затерявшихся где-то на склонах хребта Иныльчек-Тау – ледораздела Иныльчека и Каинды.

Опрос вел в основном Романцов, за которым все присутствовавшие негласно признали руководящее старшинство. Уже при спуске к заставе скупые, короткие фразы рассказа Вадима глубоко тронули Романцова. Он понял, что стоит за этими фразами, какие поступки отважного самопожертвования и высокого человеческого духа потребовались для спасения… Кроме того, его душа томилась от бездействия на этой базе, он чувствовал себя наблюдателем-статистом, когда в горах происходили трагические события! Его душа восходителя горячо требовала участия в деле. В деле и на своем уровне руководителя спасательного отряда или группы. Он не новичок на «спасах» и не страдает комплексом «неполноценности» спасработ по сравнению с запланированными восхождениями, которому подвержены некоторые даже весьма опытные альпинисты. Хотя спасработы и нарушают обычные планы и графики, в них присутствует свой, какой-то особенный интерес, своя загадка, свой накал борьбы, своя техника и тактика… Это – особый род восхождения, не только горного, но и человеческого!..

Ведь где-то я встречал раньше этого парня! – думал Романцов о Воронине… Но где? Когда?.. Чем-то знакомо открытое это лицо с грустью и тревогой во взгляде…

Вадим говорил негромко и небыстро, как бы размышляя вслух:

– …Их положение осложнено тем, что в момент аварии обе схемы района случайно оказались у меня. А в период подготовки похода участок хребта Иныльчек-Тау изучался в основном мной, – остальные его подробно не прорабатывали. Здесь наша спортивная задача ограничивалась самым первым перевалом Путеводный с Кан-Джайляу на восточную ветвь Путеводного, что мы легко сделали в начале похода. Больше ничего не планировалось, дальше прошли на перевал Шокальского. Компас, единственный в группе, тоже находился у меня. Впрочем, компасом в походе мы пользовались достаточно редко… Так, посмотрим на верховья хребта. На участке от вершины «5449» на запад до вершины пика Сарагоса, вот этой – Вадим указал на отметку «5439», – они вряд ли пошли на переход. Участок весьма высок и сложен. Акулинин и Лапин, конечно, понимали, что это переходы на центральную и западную ветви ледника Путеводный, – трудные, опасные и просто длительные по времени, с большим крюком обхода, с выходами внизу через очень сложные ледопады… То же касается, пожалуй, и небольшого участка еще западнее, между пиком Сарагоса и вершиной «5326». Здесь два очень трудные перевала – Маршала Конева и второй, название которого мне неизвестно. Видимо, тоже предельно сложный, на «3Б»…

– Следующий участок на запад – до вершины «5326» и далее, до вершины «5075» – наиболее загадочен. Здесь нет пройденных перевалов, – их, судя по схеме, может быть 5, а может не быть ни одного… Ясно, что сюда они могли пойти, но только по ошибке… По начальной ошибке, может, вызванной спешкой… Больше пока сказать нечего… Пять километров хребта!.. Дальше на запад хребет понижается. В первом ледниковом цирке за вершиной «5075», назовем его «ледник 17» – три перевала: Макарова и Фрунзе на «3А» и Спортклуба МВТУ (СК МВТУ) на «2Б». Переход здесь практически возможен и вполне обоснован, он им по силам. Следующий цирк, «ледник 18» – с перевалом Олимпийский, «2Б», легко преодолим. Это последний перевал с ледника Каинды, остальные – уже из долины ниже ледника. Там еще два ледниковые цирка. В первом – безымянный перевал неизвестной мне сложности, а во втором – перевалы Пржевальского и Лушникова, оба на «2Б», легко преодолимы. По конфигурации первого и второго цирков ясно, что они при входе вряд ли пошли бы в первый, узкий, а, скорее всего, выбрали бы второй, более широкий… Следующий цирк – перевалы Великий почин, «2Б», и перевал Восточный Спокойный, «2А». Несложно. Еще западнее – цирк с перевалом Спокойный, «2А» – никаких проблем с переходом. Здесь они перешли бы надежно и быстро… Но они не прошли, поэтому легкие участки кажутся мне не слишком подозрительными… Вообще перевалы средней сложности, 2А-2Б для этой группы даже в аварийной ситуации вряд ли вызвали какие-то проблемы для прохождения или задержки. Тем более на понижении хребта. Задержать их мог только ошибочный выход на очень сложный участок, – не меньше, чем на 3Б или серьезная ошибка в ориентировании…

– Далее пути через основной хребет Иныльчек-Тау прикрыты боковым отрогом с ущельем реки Ат-Джайляу Западная. Перевалив или обойдя этот отрог, можно перейти через простенький перевал Ат-Джайляу. Обходы эти не ближние, с бродами и прижимами реки… Переходы на этом участке, заметно ниже языка ледника Каинды, считаю маловероятными.

– А какие наиболее вероятны?

– Полагаю, что искать надо на участке от перевала Спокойный до вершины «5357». Наиболее подозрительна середина этого участка, от вершины «5326» до перевала Олимпийский. Вряд ли они стали переходить, опускаясь ниже ледника Каинды: слишком большой сброс высоты. Ведь они торопились, зная о состоянии Наташи… Переходы на остальных участках, выпадающих за названные границы полностью исключить нельзя, но это… Весьма призрачные варианты!..

– Как же, по-твоему, следует искать?

– Мне кажется, искать надо несколькими группами и каждой выделить участок поиска. И подумать, что мы сможем просмотреть с вертолета, использовать такую возможность, если позволят погода и средства. Использовать хотя бы на вынужденных подлетах и вылетах. Ведь снять «тройку» с Каинды надо срочно. Дай бог, чтобы развиднелось!.. И еще… Есть у меня какое-то внутреннее ощущение, что они не перевалили, что они пока еще с той стороны хребта… Мне кажется, что, если бы они перевалили, то уже сейчас кто-то был бы здесь. Спуск по времени значительно короче подъема даже на технически сложных участках.

– Могли они пойти обходом снизу, со спуском к реке Сарыджас?

– Этот обход кажется длинным и длительным: еще при подготовке похода мы сошлись во мнении, что как аварийный выход он подходит плохо. На этом пути они могли серьезно «залететь» только в реку… Все четверо? Весьма сомнительный исход! Думаю, на этом участке нам достаточно наблюдений со стороны пограничников. Если они выйдут, их обнаружат, как обнаружили меня на Иныльчеке.

– А что скажешь насчет северной стороны?

– Она, кажется, попроще в части наблюдений. Ее надо постараться просмотреть проходом или просмотром с вертолета вдоль ледника Кан-Джайляу. Сложнее, если все закроет облачностью… Да, а вот другие группы в этом узле сейчас не ходят? Может, от них можно получить какую-то информацию?

– Здесь должны были проходить четыре группы, но одна уже прошла и ничего нового не сообщила. Вторая, видимо, тоже уже перешла на Сарыджас и появится в КСС через 4–5 дней. Еще две сейчас где-то на хребте, при встрече их опросим. Еще одну группу я просто не пустил, как явно неподготовленную и с какой-то липовой документацией. Больше ничего нет – сказал Халиев.

– Все сразу мы охватить не сможем. Какие участки, Вадим, ты бы наметил для первоочередного поиска, а какие для второй-третьей очереди? – направлял Романцов ход беседы.

– Пожалуй, участок от перевала Олимпийский до вершины «5075» – наиболее подозрительное место, с которого следует начать. Примыкающие участки – восточнее, между «5075» и «5326» и четыре перевала на западе – это вторая очередь. Наконец, то, что восточнее «5326» и «Спокойные» перевалы, – третья очередь. За этими границами – четвертая очередь, случай совсем нестандартного решения на переход… Меня очень смущает фраза со слов ребят. Перед выходом Лапин сказал: «Час вниз – и через хребет…» За один переход они успели бы спуститься только к подножию пика Сарагоса. Еще за час-полтора – в зону где-то на участке между «5326» и «5075»… Судя по тому, как они начали, – около шести вечера, до остановки должны были идти часа два – два с половиной. И встали перед ущельем, которое выбрали для подъема. Я внутренне надеюсь на Акулинина. Он должен подправить действия Лапина. Думаю, если бы группой руководил Акулинин, вряд ли что-то с ней случилось… Больше мне пока ничего не приходит в голову…

– А как, считаешь, надо тактически построить поиск?

– Надо подниматься по боковым ущельям, просматривать перевальные пути и гребни, искать следы, туры с записками на перевалах… Другие следы посещения…

– Покажи, где расположен бивак Беловых и Берлиной, – сказал Красовский.

– Вот здесь. Определенно. Четкий ориентир – вершина «5449».

– Вертолет сядет?

– На ледник! Да, скорее на ледник, чем на морену.

– Володя, давай-ка отправим Вадима отдохнуть, – сказал Романцов Красовскому, видя утомление и голод в глазах Воронина. Вадим, ребята тебе сготовили поесть. Иди, поешь и укладывайся в палатке. В крайней правой. А мы сейчас здесь потолкуем и решим, что делать. Утром полетишь за своими. Обстановка, в общем, ясна, спи спокойно. А детали мы еще уточним.

– Если возникнут вопросы – спрашивайте. Будите!.. Меня достали мысли об этом!..

– Иди, Вадим, отдохни. Ты сделал много, а завтра тяжелый день… Видимо, вылетим на рассвете. Ты вообще как? В норме?

– Да, немного заголодал только… Как на лыжном «полтиннике»… Очень тревожно за ребят… Я готов хоть в пекло… Поисковые работы необходимы! Необходимы, Володя! Можно опоздать!

– Я понимаю, Вадим. Но Павлу Андреевичу, похоже, это объяснять не надо.

– Не требуется! – спокойно и убедительно бросил Романцов.

Романцов с Халиевым, Красовским и Мансуровым еще более часа совещались, уточняя технические детали и выдавая распоряжения участникам для подготовки поисковых работ…

Наконец, последнее. Надо окончательно решить с составом групп. Романцову очень не хотелось разделять группу Мансурова. У того еще три участника, трое опытных и схоженных перворазрядников-альпинистов. Но кто пойдет с самим Романцовым? Иваницкая и Чаидзе? Сильная связка, но грузин Чаидзе особенно рвался на спасработы, узнав об аварии соотечественников из группы Гвелия. Может, ему очень не захочется идти в новом направлении?..

– Георгий, ты нужен нам на «спасах» здесь, на Каинды! Ты пойдешь с нами, или будешь настаивать на посылке в Южный Иныльчек? Там спасработы заканчиваются.

– Чэго обыжаэшь, началнык? Нэужто я в аварыы ыщо права качать буду? Куда прыкажэшь, туда и пойду. Нэ соскучусь!

– Хорошо, к пяти утра будь готов. С рассветом вылетаем.

Итак, трое есть. Вот брать ли Вадима? Он просится, и вроде бы подготовлен технически неплохо, но вот хватит ли у него физических и моральных сил выдержать напряжение предстоящей гонки? После таких передряг! Намного ли его хватит?.. Ладно, рискну! Его советы и соображения еще могут очень пригодится. Одно дело чувствовать обстановку в походе, в живом деле, а другое дело – здесь, внизу, на базе. Отсюда мало что подскажешь! Рискну! На марше разгружу и подкормлю… В крайнем случае, оставим внизу на леднике наблюдателем… Видно, что мужик с головой. Где же я его видел?.. Его мысль о разделении зоны поиска между группами, конечно, правильная. Вот только как их разделить? И еще, – задача туристам и альпинистам должна быть поставлена несколько по-разному. А сама задача поиска должна не просто содержать поиск пропавших, но содержать и процесс тактической разгадки их возможного маршрута. Без этого поиски могут закончиться полной неудачей. Надо «прорисовать» несколько основных версий происшедшего, из деталей которых постепенно начнет проясняться вся картина… И как нам идти с Мансуровым? Расходиться ли из соседних ущелий на запад и восток, или из удаленных ущелий сходиться навстречу? Или предварительно разойтись и идти дальше двумя группами на восток или на запад? Путь движения должен перехватывать наиболее подозрительные участки в самом начале… Под конец мы можем не успеть. Цена начального решения велика!.. Здесь надо додумать, окончательное решение приму на Каинды… К этому моменту надо четко сложить всю тактическую схему поиска… Ясно, что тургруппе надо отдать более протяженный, но технически менее сложный участок. Перевальный участок. Это – западный сектор поиска. А Мансурову дать центральный или восточный?..

Утренний разговор с Вадимом был краток:

– Вадим, готов к полету и к поиску в составе моей группы, четвертым участником? Снаряж в порядке?

– Да, у меня только нет продуктов.

– У нас они есть и достаточно. Груз тебе дадим. Понесешь, сколько прикажу! Не больше! Загружайся и хорошенько вспомни все ориентиры вашей палатки на Каинды. Первым делом снимем эту аварийную тройку!..

Спасработы – это не просто интенсивная работа, нередко на пределе сил. Это – определенное психологическое состояние, состояние души, ее готовность идти на риск, на опасность, на неожиданные повороты судьбы, ее умение не поддаваться отчаянию, умение пренебрегать собственным настроением ради достижения общей цели. Это особое состояние и личной дисциплины каждого, и общей дисциплины группы, – особый вид коллективной спайки на основе высочайшей личной ответственности и целеустремленности.

А ЦЕЛЬ – спасти людей!»

Что может быть выше? Но цель эта может быть недостижима, а риск – необоснованным. И внутреннее требование «героического самопожертвования» может быть морально неоправданным. Да, тяжел груз ответственности на руководителях спасгрупп…

Ленинград, Центральный Клуб туристов

Тревожное известие о нарушении группой Лапина контрольного срока и, чуть позже, еще более определенная весть об аварии каким-то образом стали известны родственникам членов группы. И их озабоченная стайка осадила кабинет председателя Областного Совета по туризму и экскурсиям Олега Светловского. Но его на месте не оказалось, поэтому для разговора с «тревожной группой родственников» секретарь вызвала через КСС наиболее информированного человека, – мастера спорта Георгия Рудницкого, председателя горной комиссии ленинградского Клуба туристов. Встречу назначили на семь вечера в Клубе туристов на Желябова (Конюшенной), 27.

Рудницкий не мог быть равнодушным наблюдателем не только в силу своих общественных обязанностей и долга: Воронин и Акулинин, Берлина и Неделин – воспитанники его спортивной секции, близкие товарищи и друзья по спортивным походам и экспедициям. Некогда его подопечные, вышедшие на самостоятельный путь. А с некоторыми их родственниками Рудницкого связывали давние знакомства…

Поздоровавшись со всеми, он постарался обойтись без долгих вступлений:

– Информации пока немного, и ничего от вас я скрывать не собираюсь. Вот телеграмма из Пржевальска:

Ленинград, КСС, Силину, Рудницкому

Сообщаем, что группа Лапина попала в аварию 06.08.91 при прохождении перевала западнее пика Шокальского. Белова получила травму и находится вместе с Берлиной и Беловым на леднике Каинды, откуда завтра попытаемся их вывезти вертолетом. Опасности для жизни Беловой нет. Воронин на Майда-Адыре. Положение четырех остальных пока неизвестно, они не вышли в контрольный срок на переходе Иныльчек-тау. Организуем их поиск наличными силами спасателей. Просим подготовить спасотряд, но выслать его только по специальному сигналу в случае обострения обстановки. Ждите сообщений.

Халиев, Красовский, Воронин, Романцов, 14.08.91, 22.30.

– Это все, что пока о них известно. От себя могу добавить следующее. Авария случилась на шестой день похода, на третьем по счету перевале. Здесь для перехода хребта Иныльчек-Тау планировалось первопрохождение, весьма сложное, и у них что-то случилось. Наверняка на спуске, раз они оказались на южной стороне хребта. Видимо, Вадиму Воронину удалось пройти к пограничной заставе Майда-Адыр и сообщить об аварии альпинистам расположенной там перевалочной базы, а через них и местным спасателям, Халиеву. Я так объясняю присутствие Воронина на заставе. Характер травмы Беловой пока неизвестен, но опасности для ее жизни нет. Сегодня троих должны снять вертолетом с ледника Каинды и доставить в Пржевальск… Вообще в целом обстановка в районе чрезвычайно напряженная. Почти одновременно произошли четыре аварии, – две с туристскими и две с альпинистскими группами. О первой аварии с туристами, – с группой Миши Ныркова из нашего города, нам стало известно еще восьмого августа. Я не смог по служебным делам вылететь на место лично, – туда послан председатель лыжной комиссии Федерации туризма Ленинграда Владимир Красовский, мастер спорта и по лыжному и по горному туризму. Необычайно опытный, знающий турист, и мы можем на него во всем положиться. Его наделили всеми полномочиями для организации спасательных работ, – он может распоряжаться средствами, снимать на спасработы другие ленинградские группы, он сразу замкнулся на местную спасательную службу и силы альпинистов. В распоряжении Красовского есть наша туристская группа, группа Егорова. Поверьте, – там, на месте, Красовскому виднее, что и как надо предпринять. Если потребуется дополнительная помощь отсюда, он ее немедленно запросит, и мы поможем. Состав резервной группы подобран и подготовлен. Но надо видеть и ограниченность наших возможностей здесь: даже если мы вылетим немедленно, в районе поиска будем не ранее чем через двое суток. Эффективность же спасработ определяется, прежде всего, их оперативностью, быстротой реакции спасателей!.. Поэтому мы и ждем вызов Красовского, а он пока не вызывает. Поверьте, ему виднее, чем нам! Там есть силы спасателей, подготовленные туристы и альпинисты, которые помогут. Вчера для поиска группы Лапина на заставе задержали группу из Харькова. А также сообщили, что на заставе имеется резервная группа альпинистов-спасателей. Наверно, эти силы и будут использованы

– Вы говорите, что Вадим Воронин вышел к заставе в одиночку. Значит ли это, что он бросил остальных, чтобы спастись самому?

– У меня не возникло такой мысли. Выход через горы в одиночку очень опасен. Мы многого не знаем. Подобные выводы нельзя делать, не разобравшись в обстоятельствах. Его решение могло быть единственно верным в их положении. Перенести тяжело травмированную участницу через хребет пятитысячной высоты группа из трех, даже из шести человек не может. Что же им, просто сидеть на месте и ждать? Этот вариант чреват тяжелыми последствиями! Кроме того, при серьезной травме походная транспортировка очень опасна: пострадавшая может просто умереть от шока. Ее надо снять вертолетом.

– На фронте мы не бросали товарищей в беде…

– Борьба с аварией в горах в чем-то похожа, а в чем-то может быть не похожа на действия в боевых условиях. Кроме того, и в бою тоже есть жесткое разделение обязанностей. И если связной вместо передачи сообщения в штаб займется чем-то другим, даже из очень высоких побуждений, последствием будет поражение. Многое определяется требованиями конкретной обстановки, а не эмоциональными оценками поступков. Понятно? Не будем торопиться с выводами, и подозревать наших ребят в недостойном поведении. Они не такие.

– Может быть, кому-то из нас следует выехать?..

– Ехать без четкого представления, что надо делать, не стоит! Вы все равно ничего не сможете предпринять, пока их не спустят вниз. Спасработы в горах требуют квалификации и специального снаряжения, – у вас нет ни того, ни другого… И хорошего знания района, и хорошего контакта с местными силами спасателей… Все это есть у Красовского! Я думаю, обстановка прояснится в течение ближайших суток. Может быть, двух суток. И тогда уже мы сможем более определенно решить, что необходимо предпринять нам… Более конкретно!

– Что же, по-вашему, там произошло? И почему?..

– Произошла авария. Авария сложная. Это только новички проваливаются на крупных ошибках, либо на комплексах мелких. Я плохо знаком с половиной группой Сергея Лапина: с ним самим, Беловыми и Ткачуком. Но я хорошо знаю четырех остальных: Воронина, Акулинина, Неделина и Берлину. Это очень сильные, опытные туристы. Они не могли совершить крупный «прокол» на какой-то мелочи. Ясно, что все они ведут тяжелую борьбу, исход которой зависит от многих факторов… Конечно, они – люди, и не свободны от ошибок… Но у меня внутри есть вера в свою четверку! Они должны выстоять!.. Они выстоят, спасутся, и не бросят товарища в беде… Разрыв группы – тяжелое обстоятельство, но оно наверняка вынужденное, и, скорее всего, вызвано комплексом внешних причин, давлением обстоятельств. В них разберемся позже. Еще предстоит понять, а что же вообще произошло в районе! В четырех авариях погибли три человека, несколько травмировано. Предполагаю, что это не просто результат недоработок, недомыслия и человеческих ошибок. Наверное, был и удар стихии, – в этом тоже надо разобраться… Я держу регулярную связь и с нашей, и с местной спасательной службой в Пржевальске, ко мне стекаются все полученные сведения. Вас прошу сохранять выдержку, не поддаваться панике и не верить слухам. Пока в группе Лапина никто не погиб, их группу разорвало, они стремятся соединиться и выйти к погранзаставе. Теперь уже не без помощи спасателей! Все, что мы можем реально предпринять, мы выполним! Сейчас давайте обменяемся телефонами, договоримся о системе и времени взаимного оповещения. Я передаю сведения двум, а двое двум другим, и так по цепочке. Только точно, без искажений. Если у кого-то есть возможность выехать в Пржевальск, – подготовьтесь. Выезд целесообразен после того, как пострадавшую доставят в больницу… Есть ли у кого такая возможность на работе?

Определенно ответили отец Наташи Беловой и отец Сергея Лапина.

Пронзить взглядом!

– Жень, не томись! Этим не поможешь! Я уверен, что все в порядке. Но он еще не дошел. А может, уже и дошел, но с вертолетом задержка. Помнишь, как Крылов сказал: «Чтобы расшевелить КСС надо быстро и хорошо вцепиться в горло Советской власти…»

Напряжение к исходу вторых суток истомило. До этого шли вопросы, расчеты, обсуждения или предположения. Потом замолчали: один немой вопрос стоял в глазах, вопрос о главном, – о том, прорвался ли Вадим или погиб в непогоду. И взгляды в низовья ущелья, обостренно напряженный слух: не донесется ли из того отдаления характерный рокот турбин и винтов вертолета… И томительное ожидание ответа на еще один непростой вопрос: от кого вертолет? От Воронина или от Лапина? Или от обоих? А может, все пропали и вертолета вообще не будет? Нет! Должен, должен быть!.. Хотя бы один из пятерых должен прорваться, и тогда усилия спасателей будут направлены в нужную сторону.

Опять достав сложенное спальное снаряжение, расположились на ночь. Ясно, что в темноте вертолет не прилетит, и все же сон тревожен: просыпались и прислушивались к порывам ветра, к приглушенным грохотам ночных обвалов с высоких ледосбросов… С утра, рано проснувшись, тоже прислушивались. Около семи с низовья ледника раздался чуть слышный рокот моторов. Возник и смолк. Неужели не то? Неужели мимо?.. Нет, через минуту-другую звук возник снова и стал нарастать. Саша и Женя лихорадочно завершали сборы. Вертолет шел низко, на небольшой скорости, между ледником и кромкой облаков, висящих всего на 200–300 метров выше, и приземлился на середине ледника, примерно в километре.

– Иди, Женя, встречай, – сказал Саша, понимая ее чувства.

От вертолета навстречу шли четверо – одна женщина и трое мужчин, в одном из которых Женя сразу угадала Вадима. И хотя ее сердце и сжималось от тревоги за остальных, все же самая острая тревога, тревога за любимого, сразу отпустила. Они закричали, побежали навстречу, обнялись… Эта встреча не оставила равнодушных наблюдателей. Чувства людей, переживших и свое спасение, и спасение друга, уже вторичное, не нуждались в объяснениях. И вид этой девочки, стойко переносящей боль, с посеревшим и осунувшимся лицом… Если у кого-то из альпинистов и оставались некоторые внутренние сомнения насчет серьезности сложившейся ситуации («ну, заблудились немного, через день-два выйдут, бедолаги…»), то теперь сомнения рассеялись. Всем стало понятно, насколько дело опасно, что ситуация с группой Лапина критическая и требует самых решительных действий. Задержка по времени слишком велика, и с пропавшей группой действительно что-то случилось. Имея такую тяжелораненую на Каинды, они по своей воле не стали бы где-то медлить и задерживаться…

– Что это? – Женя ласково провела по щеке Вадима со ссадиной – следом глубокой царапины.

– Ерунда! На спуске в лицо попала льдинка. Видимо, кусок сосульки.

– А что там произошло, в непогоду? Ведь все закрыло метелью… Такая пурга, просто жуть!

– Да, там вокруг все валилось вниз. Два раза повисал на веревке, сбитый потоками. Потом нашел защищенный выступ скалы и на нем переждал непогоду.

– Ужас! Ужас! – прошептала Женя, холодея от услышанного. Сколько же можно испытывать судьбу? Я тебя больше никуда не отпущу, если не пообещаешь, что не будешь так рисковать!

– Ничего, зато прошел! Уже когда совсем спустился, с интересом пронаблюдал, как вся «шапка» снега с седловины загремела. Этой лавине успел помахать ручкой. По-своему неповторимое наслаждение!

Вадим заговорил серьезнее:

– Женя, вам помимо того, что я сказал тогда, еще одно задание. Наши до сих пор к заставе не вышли, мы будем их разыскивать. Сейчас вы полетите, и с вертолета постарайтесь просмотреть верховья хребта – и с этой стороны и со стороны Кан-Джайляу. Может быть, увидите наших или какие-то их следы. Вооружись биноклем. Если что увидите – обязательно сообщите вертолетчикам, Блюмкину. У них с нами связь налажена. Мы вначале полетим с вами, но через несколько километров нас выбросят туда, где уже высадилась первая четверка с нашими рюкзаками. Вертолету здесь тяжеловато: каждый человек с грузом – 100 кг, турбины перегреваются на малой скорости… Искать мы будем тремя группами – две группы альпинистов и одна туристская, из восьми человек. Харьковчане. Они подходят со стороны Кан-Джайляу, и, может быть, вы их сверху увидите. Фиксируйте все важное и передайте вертолетчикам. Держите связь с местной КСС, – они помогут. Я договорился с Халиевым. Он теперь старший от спасслужбы на Майда-Адыре и все сведения адресуйте ему. У нас с ним регулярная связь по рациям. Мы найдем наших! Должны найти! Я верю не столько в Лапина, сколько в Акулинина. Они где-то заблудились. Очень хочется верить, что так… В этой тройке ты – старшая! Вот тебе адрес КСС в Пржевальске, они вам помогут. И вы в случае чего помогите им…

Инструктаж Вадима слышали все. Лида, уединившись в палатке с Наташей, быстро осмотрела ее, дала пару таблеток и напоила горячим чаем из термоса. Наташу бережно переложили на носилки, Вадим, Женя и Саша моментально скрутили палатку и затолкали ее в рюкзак. Четверо мужчин подняли носилки и понесли к вертолету. Лида надела рюкзак Наташи, а Женя и Саша – свои.

На месте стоянки остался лишь тур – пирамидка из камней. Под ней в консервной банке лежал мешочек из полиэтилена с запиской для группы Лапина, если она вернется…

Вертолет тяжело поднялся на полных оборотах турбин. Вадим и Женя сели рядом и, почти не отрываясь, жадно смотрели в глаза друг друга. Под рев двигателей и в присутствии других говорить что-то трудно, потому диалог стал бессловесным, глазами и руками. Как бы невзначай его рука легла на ее руку и чуть коснулась колена… Она поняла и почти незаметно кивнула. «ДА!.. ДА!», – сказали ее глаза. Он также едва кивнул в ответ, и ее лицо озарилось улыбкой. Она поняла смысл: «МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ!..» И не надо больше ничего объяснять. Главное между ними сказано! Ответ на вопрос дан, в эти короткие, редкие и такие дорогие мгновения они видели только друг друга всем откровением глаз, всеми глубинами душ…

– Женя, Саша, отдайте мне ваши палки. Я вам потом сделаю новые… Лида, возьми себе женину пару. Возьми! Мы дарим тебе! Еще одну пару отдам Камилю, – у них одной пары не хватает. Бери, бери любую, не стесняйся, уж ты-то ее отработаешь!

– Возьми, Лида! От всего сердца! – попросила Женя

– Спасибо, ребята, отличная вещь! Спасибо…

Полет длился минуты три-четыре. Внизу стала видна ждущая четверка альпинистов с аккуратно установленным островком рюкзаков. Мансуров длинным флажком на палке-древке показывал вертолетчикам направление ветра. Последним «прости» для Жени и Вадима остались торопливые сильные объятия и горячий поцелуй в вертолете, – все, что они смогли позволить себе в краткое мгновение нового расставания. В этом поцелуе слилось все – и сладость встречи, и горечь разлуки, и непонятный вкус надежды на хороший исход…

– Не надо так рисковать! Умоляю! Милый! не надо! Нам еще новую жизнь растить, – на ушко Вадиму сказала Женя.

Вадим тепло пожал руку Саше, наклонился, погладил по голове и поцеловал на прощание Наташу, которая, всхлипнув, ответила тихим словами, не услышанными за шумом моторов.

Вертолет завис в метре над ледником и четверо спасателей спрыгнули вниз, поддерживая друг друга.

– Смотрите, Женя! Смотрите! – выкрикнул Вадим, стараясь перекричать рев набирающих обороты турбин. Я люблю тебя, Женя!. Счастливо, ребята!..

Могучая машина грузно, нехотя приподнялась и пошла сначала медленно, потом быстрее и быстрее, к низовью ледника. Видимая с нее группка людей с рюкзаками все уменьшалась и уменьшалась до размеров малюсеньких точек на поверхности огромной льдины. Как же малы мы, как ничтожны по сравнению с этими громадами, – подумала Женя. И многого ли стоят наши усилия? Нет, стоят!.. Вадим доказал это! Так смотри же, смотри, – это все, что ты сейчас можешь сделать!..

В ней снова поднялась горячая волна счастья. Ведь Вадим сказал: «ДА!». Ее любовь теперь взаимна, она превратилась в ИХ любовь! Но радость не ослепила глаз. Наоборот, восприятие всего окружающего в ней обострилось, как никогда. И вместе с радостью пронзала страшная тревога за пропавшую часть группы: вся радость сгорит и будет ложной, если кто-то из ребят погибнет! Что за свадьба на поминках! Она вдруг подумала, что до выздоровления Наты свадьбы не будет. А свидетелями, конечно, должны быть Ната и Саша… Да, но сейчас ты не о том! Размечталась не по делу! Смотри же, смотри! Это все, что ты сейчас можешь! Размазывайся взглядом по этим склонам! Лезь в каждую щелку!..

Облака мешали очень сильно. Блюмкин вел своего «Михася» (так первый пилот ласково называл свой МИ-8), вдоль правой кромки ледника Каинды, на высоте около 300 метров. Вел небыстро, чтобы наблюдатели взглядом проникли в ущелья боковых ледников-притоков. Эти ледники имели не названия, а условные номера, увеличивающиеся от верховья Каинды к низовью… Ледник 19… ледник 20… Женя напряглась изо всех сил, стараясь в открытый иллюминатор через бинокль хоть что-то разглядеть в редких просветах облаков. Лишь отдельные их разрывы иногда чуть-чуть приоткрывали фрагменты ущелий. Отсутствие видимости вызывало досаду… Ледник Каинды остался позади. Внезапно у Жени перехватило дыхание, и она вцепилась взглядом в картину одного из ущелий, проплывавших мимо. Облачность раздвинулась всего на пару секунд, не более, а самый верх и низ ущелья так и не открылись. Но в средней части, на перегибе плато… Там Жене показалось, что на снегу было… Но что же это было?.. то ли размытая цепочка следов прошедшей группы, то ли вмятины следа скатившегося по снегу камня. На всякий случай Женя тут же зафиксировала примерные контуры следующего ущелья, и взглядом вперед оценила расстояние до видимого конца ледника Каинды… Запомнила приметы: узкое крутое ущелье с небольшим ледопадом. За ним – более обширное, от окончания ледника – около километра вниз. Смотри еще! Да, надо на всякий случай еще сделать контрольный отсчет ущелий до конца ледника и до реки Кан-Джайляу Западная… Как плохо видно!.. И Саше надо же в тот момент чуть отвлечься к Наташе, – это она отметила краем взгляда…

Вертолет плавно пошел вправо, в более крупное и широкое ущелье реки Ат-Джайляу Западная. Машина осторожно шла в тумане облаков, дававшем видимость на 300–400 метров. Ущелье пустынно… Облака поредели и слегка раздвинулись за невысоким перевалом Ат-Джайляу. Но верховья двух правых притоков Ат-Джайляу так же прикрыты облаками, как и их соседние ущелья на другой стороне хребта. Видимость улучшилась при полете над ледником Кан-Джайляу: здесь отроги хребта просматривались почти до гребня… Но никаких признаков жизни… Ничего! Да если бы и было, не так просто найти малюсенькие фигурки людей и паутинки веревок среди этих каменных и ледовых громад почти двухкилометровой высоты, частично прикрытых туманом, через двух-трех – а то и четырехкилометровую глубину ущелий!.. Масштаб гор поражал своей дикой, страшной, почти неприступной красотой. Особенно с позиции осознания происходящей внутри них человеческой трагедии. Да, тяжело здесь ребятам, если они «залетели» в аварию… Теперь уже точно ясно, что это так!.. Какие горы! Какие обнаженные бицепсы Земли, ее ледово-каменная мускулатура! Исполинская мощь!..

На всякий случай Блюмкин прошел вдоль хребта дважды: туда и назад, развернувшись над восточной частью ледника, а затем повернул в сторону низовья. Чуть выше устья Ат-Джайляу стала видна еле заметная тропка на борту ущелья, а на ней – идущая группа из восьми туристов. Они остановились и помахали вертолету.

– Харьковчане! – выкрикнула Женя Саше, – группа поиска! Идут на Ат-Джайляу!..

Саша понимающе кивнул.

Вертолет быстро прошел долину Иныльчека, пролетел над боковыми отрогами Сарыджаса и над рекой Сарыджас, над автомобильным перевалом Чон-Ауш (3888 м) в хребте Терскей-Алатоо и примерно через час после вылета с Каинды приземлился на аэродроме в Теплоключенке, где Наташу уже ожидала санитарная машина.

Весь остаток пути Женя мучилась вопросом: передавать или не передавать вертолетчикам то, что увидела? Контуры увиденного оставались слишком неясными, сомнений много… С одной стороны, для поисковых работ это может быть единственная зацепка, которая их выведет на аварийную группу. Однако в случае ложности сигнала, она может отвлечь поисковиков от верного направления… Вся ответственность за сообщение ложится на нее… Можно тихо уйти от этой ответственности и промолчать… Но уйдешь ли после этого от своей совести?.. Сказать, или не сказать?..

Вид альпинистов порадовал Женю. Молодые, очень крепкие ребята, и руководитель, похоже, мужик толковый, «что надо», с головой, руками и хваткой настоящего спасателя. Во всех дышит внутренняя уверенная крепость, собранность и сила. Сталь во взоре! Не трепачи! Такие будут «рыть скалы и лед» на поиске, пока хватит сил. Как жаль, что нельзя с ними! У каждого своя роль, свой долг! А Вадим в их компанию, похоже, вписывается, на их фоне смотрится достойно даже после таких передряг! Милый!.. Успел побриться, помыться… И свежий шрам на лице… Так все же, говорить или нет? Соображай!.. Подлетаем! Быстрее!.. «Обязательно!», – так сказал Вадим, – «Обязательно?»…

Женя с силой сдавила виски…

А часы аварии на леднике 21 тикали, как взрыватель бомбы: еще 42, может, 43 часа, и бомба аварии взорвется!..

Решилась!

Инструктаж на Каинды

Образ похода: Призыв

Ребята, походники, сестры и братья! Опять перед нами, как сказочный сон Небесных вершин подвенечное платье, И тропы под звезды над зеленью крон! Но в небе от солнца лишь рваная рана, И в холоде мрака – кровавый разлом, За струями радуг – полет урагана — Лавинные смерчи парящим крылом! Ни слова о мужестве, чести, отваге, Пока еще реют на гребнях вершин Беды и аварии грязные флаги, И черная тяжесть на крике души! Дай дружба нам слиться в едином порыве На злобную ярость неистовых круч! Дай сердце не дрогнуть в надрыве и срыве, Надежды нам дай направляющий луч! Решимость храни нашу веру и волю, Дай путь свой дойти, завершить до конца Без плена неволи, без давящей боли, Без золота славы и рока венца!..

– Собраться! На вдумчивую, упорную и напряженную работу! Рвем кошки! С ними что-то случилось, и мы должны быстро организовать помощь. Вначале – работа в режиме разведки. Это сложнейший этап! Кроме наших усилий гарантии успеха нам не дает никто и ничто: мы можем спасти всех, можем найти только следы аварии, а можем не найти вообще ничего, ни группы, ни следов! И можем еще сами «залететь» так, что… Вот этого-то быть не должно! Искать и обращать внимание на все возможные следы и улики, на все, что они могли оставить на пути. На перевалах – туры[25] и записки. На склонах – следы свежих обвалов на предполагаемых путях движения… Вы ребята опытные, вам объяснять не надо. Вадим предложил исследовать возможные перевальные пути с ледника Каинды. Я уточняю задачу: с ледника поднимаемся на гребень Иныльчек-Тау и далее по возможности движемся по гребню. А если по гребню трудно и долго, то приспускаемся на верхние плато и переваливаем через южные боковые отроги из верхних цирков, не спускаясь на Каинды. Так будет быстрее и надежнее: мы сможем отследить их возможные неправильные варианты, если они пошли ошибочно через боковой отрог. Ночлеги – в защищенных местах на гребне и в верхних цирках. Такова общая тактическая задача. Плотной руководящей опеки с моей стороны не будет: в рамках стремления к общей цели и своего сектора поиска руководители групп и связок могут действовать самостоятельно, проявляя инициативу. Восходительская задача у нас – по-своему увлекательная и интересная! Это не простое восхождение, здесь есть свои «изюминки», которых вы в обычном восхождении не найдете. Маршрут заранее неизвестен, таит много неожиданностей, как на первопрохождении. Тактически очень интересна сама задача поиска. Почувствуйте вкус к «спасам», войдите в ситуацию. Сейчас главное – найти! И оставьте на время мысли о будущих восхождениях, их сроках, оставьте в стороне личные обиды, ощущения вины и прочие мелочи. Восходительская практика спасателей даст вам много во всех отношениях!.. Вадим! У тебя, должно быть, есть внутреннее чувство вины за то, что сорвал нас с восхождений. Оставь это! Ты – равноправный член команды. У кого-то, возможно, есть досада, что сняли с запланированных сборов, поломали планы на лето, оторвали от своей команды. Отставить! Здесь – самые важные восхождения и самый важный сбор! И по ряду показателей – самое главное и интересное, более трудное, чем на обычном восхождении!.. – Романцов оглядел лица всех, стараясь ощутить, насколько поняты его слова. Да, кажется, они прониклись задачей! Надо, чтобы хорошо поняли, чем обоснованы действия…

– Четверке Мансурова поручаю исследовать группу перевалов: Макарова, Фрунзе, СК МВТУ, Олимпийский и еще одну седловину западнее. Это – участок их наиболее вероятного «правильного» выхода для преодоления хребта, центральный участок поиска… Группе Шепитько поручен западный участок – перевалы Пржевальского, Лушникова, Безымянный… У них тактика такая же. Для поиска Шепитько разделит группу на две четверки, у каждой рация, – это мы обговорили. Сегодня они подойдут к перевалам с севера, а завтра начнут активный выход на перевалы хребта… Маршрут моей группы нацелен на восточный участок, наиболее подозрительный в случае их преждевременного и неправильного поворота на хребет. Мы приподнимемся по Каинды и попытаемся тактически угадать направление их движения. Если Мансуров и Шепитько – группы перехвата, то мы – группа погони. Ты, Вадим, в этой ситуации – гончая, идущая по следу. Соберись! Думай! Думай о том, как они могли пойти, а я подумаю, как идти нам. Я доверяю твоему тактическому чутью, очень надеюсь на него, и буду лишь немного подправлять поводок. У горных туристов своя тактика, свои соображения и нюансы и в этих вопросах ты разбираешься лучше всех, я это понимаю. Постарайся угадать их путь, в их состоянии, в их порыве, постарайся угадать их возможные ошибки. А я тоже постараюсь угадать и не делать своих… Задача моей группы – правильно «взять след» и попытаться «размотать» их маршрут с самого начала. Надо их догнать. Рывком! Это непросто, но иного варианта поиска на этом неисследованном, но очень подозрительном участке хребта и с нашими силами я не вижу… Они не могли уйти очень далеко и мы, со свежими силами, должны их настичь… И еще. Ребята! Нет цели более благородной, яркой и высокой, чем спасение человеческой жизни! Вложите в это ум, сердце, страсть, холодный расчет… Вложите свой опыт, задор, силу и выносливость. И, может быть, нас не минует то, что выше всех наград – живой, благодарный взгляд спасенных и их родных! Чтобы обошлось без похорон, без слез вдов и сирот!.. Все они здесь ничего не могут сделать, только мы с нашими силами и умением можем найти и спасти. Только мы, и за нас это никто не сделает! Времени у нас очень мало, и его будет становиться все меньше и меньше. Надо успеть! И пусть только что совершенные здесь поступки высокого самопожертвования, величия силы духа, будут для нас примером! Саша Белов, рискуя жизнью, спас Женю Берлину, спас, казалось, в совершенно безнадежной ситуации! Прекрасно!.. Бездушные скептики про спасение Вадима из лавины, в трещине, могут сказать: «Ну и что?.. Он спасал свою жизнь… Ничего нет особенного. Многие бы так поступили…» Посмотрел бы я на этих «многих» в этой ситуации! Из такой ситуации выйдет один из немногих!.. И в свете дальнейших событий это спасение обрело особое значение: спасая себя, он спас своих товарищей! И не просто спас, но вытащил дважды: его прорыв в одиночку через перевал, в непогоду, со смертельным риском, заслуживает самой высокой оценки! Если бы не этот порыв, мы еще долго бы искали не в том квадрате, не в нужном направлении. Мы будем последними прощелыгами, если не поддержим этот порыв, если растеряем отвоеванные им крупицы времени. Я чувствую: полтемпа, быть может, даже целый темп, мы у аварии пока выигрываем. Надо использовать это преимущество! Развить, догнать, достать ее! В наших силах найти помочь, спасти, если это еще возможно!.. Это можем сделать только мы! Другие просто не успеют! Надо найти иголку в этом нагромождении гор. Иголку найти легче, если за ней тянется ниточка – цепочка следов. Надо ухватить след и по ниточке дойти до иголки. К сожалению, снег быстро заметает след. Поэтому ниточка очень короткая!.. Позывной мой и моей группы: «отряд один». У Мансурова – «отряд два», у Шепитько – «отряд три» и, в случае разделения его группы – «отряд четыре» для самого западного отряда. Нумерация – с востока на запад… Позывной Халиева – «База пять». На связи вначале сообщать очень кратко самое важное. А потом, если связь устойчива, – только те детали, которые могут иметь значение для всей картины поиска. Никакой лишней болтовни! Пограничники предупреждены, они наблюдают за ущельями ниже ледников… Авария должна быть остановлена там, где мы ее настигнем! Чем быстрее это случится, тем менее тяжелыми будут ее последствия… Расходимся! Счастливо вам! Успеха!..

Романцов пожал руку Халиеву. Ориентировку на ближайшие видимые ущелья они произвели, ледники и отроги условно пронумеровали и обозначили на картах, время выхода на связь установлено. Рации «Карат-2М» с запасными комплектами питания имелись у каждой группы. Группа Халиева направилась к ближайшему боковому ущелью, а группа Романцова – вверх по леднику Каинды…

Гребень Иныльчек-тау

Группа Романцова обнаружила след через шесть часов, на подходе к седловине безымянного перевала в верховьях того ущелья, которое они выбрали снизу как наиболее подозрительное на восточном участке поиска, западнее пика Сарагоса «5439». След очень нечеткий, засыпанный снегом и еле заметный, наискось по склону. А потом обнаружился и второй, идущий несколько по-другому, более круто, такой же четкости.

– Возможно, шли две группы, почти параллельно, с небольшим интервалом.

– Но могла идти и одна группа, – сначала вверх, а потом вниз.

– Наконец, могла идти одна группа, разделившись на две половины.

– К чему только это делать?

– А по соображениям безопасности! Чтобы не спустить на себя лавину…

Романцов усмехнулся: даже в таком простом вопросе столько теоретических вариантов.

– Да, и это только те следы, которые мы нашли! Могут быть и еще!

– И то многовато для одного перевала. Надо посмотреть на той стороне.

Остатки следов, сохранившиеся под свежим снегом, сходились на седловине. Они обнаружились и за седловиной, но только на коротком снежном участке. Дальше склон резко обрывался провалом, – пропастью огромного цирка заледенелых скал, – таких отвесных, что сверху ничего не просматривалось. С трудом разглядели их сбоку, подойдя к краю с тщательной страховкой: скалы уходили огромной стеной с нависающими участками высотой более полусотни метров. Отдельные маленькие полочки все залиты льдом и увенчаны шапками еле держащегося снега. Предупреждение о частых камнепадах записано на поверхности ледника, под стеной, свежими обломками льда и породы…

– Да, подарочек! «Квазиспуск», ядрена вошь! На километрик!

– Вадим! Они могли пойти здесь на спуск?

– Очень сомнительно! Думаю, что нет! Скорее всего, один след – подъемный, а второй, – спусковой. Конфигурация склона такая! Надо посмотреть, нет ли тура с запиской на скалах выше седловины. В любом случае считаю, что искать их на таком спуске нет никакого смысла, – это и опасно и, скорее всего, напрасно.

– Расходимся связками с подъемом на скалы. Мы идем на запад, вторая связка – на восток. Если что-то найдете, – просигнальте красным. Если нет, – подходите к нам. Мы осмотрим скалы и выйдем на дневную связь.

– Пойдем через вершину? – спросила Лида.

– Я еще не решил. Посмотрю характер склона. Если мы не станем возвращаться на седловину – двигайтесь к нам. Значит, пойдем через вершину. Если мы начнем спускаться – ждите нас на седловине…

Тура на скалах не оказалось и восточнее и западнее седловины.

«Кто же это был?.. Они или какая-то другая группа?.. Может быть, они… Очень может быть…»

Романцов размышлял: «Брать или не брать вершину по гребню? Маршрут не казался сложным для сил его группы, – где-то на 3А-3Б, но что будет там, за вершиной? Конечно, спуск – не подъем, мы пройдем, но… За какое время? Если время преодоления превысит время на обход вершины со спуском на ледник Каинды и подъемом по следующему ущелью, то вся затея с проходом по гребню может оказаться ненужной, вредной и опасной… Как быстрее, – вот в чем вопрос! В этом – мука размышлений… Решай! Решайся!..»

С Вадимом он посоветовался не столько для того, чтобы решить вопрос тактически, сколько для определения степени готовности на это восхождение. Вадим все понял:

– Павел Андреевич! Не сомневайтесь, вылезу! И обузой не стану!..

– Берем вершину по гребню! Рискнем! Если спуск за вершиной окажется слишком длительным, – вернемся!..

От решения этого осталась в душе щербинка: не уступил ли тайному желанию сделать восхождение? Не поддался ли маленькому соблазну?.. Здесь малейшее упущение может стать крупным, роковым промахом!..

Между тем сообщение Берлиной дошло до Халиева запиской от Блюмкина около одиннадцати утра, чуть опередив радиограмму того же содержания:

Начспасу Халиеву – от Берлиной

При облете заметила след, похожий на след прошедшей группы на скате ледника, – первого притока ниже языка ледника Каинды, примерно в 1–1,5 км. След на переходе ската к верхнему плато в характерном узком ущелье. Следующее на запад ущелье заметно шире. Ниже его до реки Ат-Джайляу Западная отсчитала еще шесть ущелий с ледниками – северными притоками Каинды. Условия наблюдения сильно затруднены облачностью, след может быть следом скатившегося камня. Больше ничего не замечено.

Е. Берлина.

Это все, что дал облет. Не густо! И что же делать? Кого же туда направить? Романцова? Мансурова? Шепитько? Романцов дальше всех от этого ущелья. Мансуров – ближе всех, но это западный край его участка. А начал он с восточного, и переход отвлечет его, оторвет от поиска на некоторое время… И отдалит от группы Романцова. А Шепитько хоть и дальше Мансурова и пока находится на другой стороне хребта, но идет в нужном направлении и скоро будет там, на стыке западного и центрального участков. Чтобы исследовать подозрительное ущелье ему достаточно лишь немного уклониться к востоку… Хорошо! Шепитько подкорректирую, а насчет Мансурова пусть решит сам Романцов. Эх, если б точно знать, что это след группы!.. А тут такие сомнения!

Дневная связь 15 августа, 12.00:

– Камиль, мы «утюжим» гребень хребта на запад через вершины и жандармы. У тебя есть что-нибудь?

– На перевале Макарова записка позапрошлого года. Следов нет. Просмотр с отрога хребта южнее вершины «5075» тоже ничего не дал. Мы на пути к перевалу Фрунзе. Пока все!

– Слушаю Шепитько! Вызываю отряд-3!

– Мы идем по Ат-Джайляу. Через час-два повернем на боковой приток и к исходу дня подойдем к перевалам вплотную. Завтра с утра разделимся и взойдем на хребет. Идем по графику…

– Ринат! Вызываю «базу-5»! Мы движемся по гребню через вершину «5326». К исходу дня пройдем вершину, а завтра исследуем гребень западнее. Постараемся пройти его до вершины «5075». Дальше договоримся, – я продумываю последующие действия. Понял?

– Понял! Павел! Есть сообщение от Берлиной. Ей показалось, что при облете она заметила цепочку следов на леднике 21, на скате от верхнего плато. Но наблюдение было сильно затруднено облачностью. Это может быть и след скатившегося камня. Я думаю направить туда группу Шепитько, а Мансурова пока не срывать…

– Андрей, ты слышал сообщение?

– Отряд-3 сообщение слышал!

– Сможешь обследовать этот участок? Это близ твоей зоны, мы от нее значительно дальше.

– Обследуем! Если не сможем спуститься со стороны Ат-Джайляу, обойдем и просмотрим со стороны Каинды. Задачу понял. Но постараюсь пройти и соседний перевал второй своей четверкой.

– Андрей, целеуказание тебе дано, действуй! Если что обнаружишь, – сразу сообщи! Конец связи!..

– Отряд-1 просит побыть на связи всех еще три минуты. Мы посовещаемся…

Сообщение Берлиной вызвало и у Романцова внутреннее колебание. Однако после минутного раздумья и короткого обсуждения с Ворониным, утвердились в правильности решения Халиева. Воронин высказал серьезные сомнения насчет возможности спуска Лапина ниже ледника Каинды, а неудача с первым обнаруженным следом и сомнения Жени не могли не заставить действовать крайне сдержанно. Поэтому в конце связи Романцов ограничился тем, что сообщил о результатах своей группы, найденных следах и подтвердил задачу Шепитько обследовать ущелье ледника 21 в первую очередь и максимально быстро, в течение ближайших 24 часов…

Неправильная башня вершины «5326» оказалась сложена из черного базальта и красноватого гранита сильно разрушенных скал. Участок выхода на вершину выше заснеженной части седловины потребовал преодоления крутой стометровой стенки, затем лезли по отвесу внутреннего угла со льдом и через заснеженный камин[26] скал. Дальше скалы пошли уступами, выбирать путь помогали горизонтальные полки, по которым переходили с одного удобного участка на другой, так что высота подъема быстро увеличивалась.

– Стой! – Романцов резко остановил Лиду на полке. – Дай-ка я взгляну!

Лида пропустила его вперед. Павел осторожно приблизился к перегибу, подходящему краю кулуара. Что дальше – не понятно. Коротко взглянул за перегиб – и резко отпрянул назад! Кулуар забил грохот! Смерть неслась по нему монолитами тяжелых блоков…

– Опасное место! Придется его обойти.

– Как Вы так можете, Павел Адреевич? Как Вы почувствовали?

– Практика, Лида, практика! С мое походишь, – тоже научишься!..

Для скорости многие участки преодолевали лазанием без перил, но со страховкой. В связках сработались быстро и установили специализацию, вооружившись определенным снаряжением: Лида и Георгий брали преимущественно «чистые» участки сложных скал, – стенки и углы, а Романцов с Ворониным вылезали на кошках по комбинированному рельефу, – по заснеженным, заледенелым скалам, по льду и снегу. Попеременно связки менялись ведущей позицией и в минуты расхождения Романцов давал короткие наставления Лиде и Георгию по выбору направлений и тактике. А в минуты передышки делал записи для составления описания маршрута. Так или иначе, это было первопрохождение, – восхождение новое и интересное…

Вадим залюбовался работой Лиды и Георгия на стенке. Георгий влезал, как кошка, без видимых затруднений по гладким плитам с микрозацепками, быстро забивал скальные крючья и казалось, что он способен вылезти где угодно, не особенно задумываясь, куда и как двигаться. Лида работала в своем стиле: при отличном лазании она в большей мере брала вдумчивым выбором маршрута, интуитивным «чувством рельефа», точным расчетом технических приемов и необходимых для их исполнения усилий. Большинство зацепок оказывалось именно там, где она их ожидала, или поблизости. И очень редко ей приходилось отступать или уходить в сторону от первоначально намеченного маршрута. Связка прекрасно «цеплялась за маршрут глазами», прежде чем войти в него «ногами и руками».

Сам Вадим ощутил доверие в глазах партнеров после нескольких пройденных веревок и после того, как с ледовыми якорями айс-фифи менее чем за минуту взял отвесную ледовую стенку высотой более десяти метров. После того, как перед ней прочел некоторое колебание в глазах партнеров: брать или обходить? И еще он чувствовал скрытую теплоту во взгляде руководителя, – то ощущение духовной и душевной близости, которое возникает между людьми, некогда знавшими друг друга на общей и важной стезе. Или связанных между собой глубоким, но забытым эпизодом прошлой жизни, нечетким следом в глубинах памяти у обоих. И связанных судьбой одной общей веревки, на которой висят обе их жизни…

Вершина есть!

Образ похода: Вершина

Вершина под нами, наш мир – без границ! Мы – небо, мы – ветер, в нас пламя полета, Победа искрится улыбками лиц! — Победа повсюду – без меры и счета! Она нам лучами из женских ресниц, И сталью мужского пожатия остра, — Мы все ее дети, – всей мощью десниц! — Навеки мы звездные братья и сестры! Мы – горные пери, взлетевшие ввысь, Взять неба и солнца своими руками, Порывом мечтаний в лазури пройтись И душу омыть с облаками!

Облака лежали двумя тяжелыми пластами выше вершины и ниже – под гребнем хребта, который самыми высокими пиками упирался в их верхний ярус, отливающий тяжелой черно-серой пеленой. Сквозь нее небо едва-едва светилось холодными полуденными сумерками в зловещей, леденящей тишине, не нарушаемой даже дуновением ветра.

– Преисподняя… А гребень – острый, как бритва! Не сахар!.. Как бы не порезаться…

Южная сторона гребня просто обрывалась отвесом зияющего провала бездонной пропасти, а северная уходила вниз необычайно крутыми заледенелыми скалами, уже в нескольких десятках метрах под кромкой гребня теряющимися в мареве тумана облаков.

Приоткрывшийся с вершины вид опять вызвал у Романцова короткое затруднение… Проходить или вернуться? Ближайший участок гребня сложен и опасен, но дальше… Дальше, кажется, уже проще…

– Проходим! Вперед! Вадим, на спуске пойдешь первым, я буду страховать. Если покажется сложно, – сразу говори, я помогу! Если надо – сменим. Понял!..

Пройдя вершину, они заночевали метрах в ста ниже, в скальной расщелине, защитившись от порывистого ветра в зоне, безопасной от камнепадов. В вечерних сумерках под ними раскинулось море серых облаков, из которых торчали пики наиболее высоких вершин, уже не освещаемых солнцем, но еще видимых на фоне остатков зари высокого неба. Белый клинок Хан-Тенгри был скрыт за башней вершины, а «Победа» смотрелся в профиль не мощным массивным куполом, а стройным крутостенным пиком со скругленной вершиной. Отраженный отблеск его был строг и суров перед очередным погружением в темноту. Ночь продремали, полулежа в пуховках, натянув на ноги спальные мешки. Холодную ночевку оценили как «хорошую», поскольку снега и грозы не было и задувало в расщелину не слишком сильно…

Продолжили спуск уже в рассветных сумерках, в 4.30…

А у группы Мансурова в эту ночь тоже случилось «небольшое» происшествие.

На край верхнего плато ледника-притока они вышли к исходу дня, одолев крутую ступень ледопада. Сумерки сгущались…

– Ну что, встаем? Место подходящее!

Камиль задумчиво обвел взглядом склон.

– Нет, не люблю на краю. Пройдем по плато еще метров двести.

Метры пошли нелегкие: ноги проваливались в мягкий снег «до развилки», и за группой тянулась траншея глубиной в метр…

Ночью разбудил грохот удара, за которым последовал порыв ветра, едва не сорвавший палатку, и новые раскаты лавинного грома со всех сторон.

Выскочить из палатки? Бежать куда глаза глядят? Эти мысли промелькнули у каждого, и тут же погасли. Куда убежишь по такому снегу в кромешной тьме? Поэтому они только тесно сжались вместе, внутренне моля судьбу пронести погибель мимо, мысленно рассчитывая пути возможных лавин и расстояния до ближайших склонов, уповая на собственную мудрость в выборе места стоянки. Мудрость спасла. Все стихло.

Утро дало ответ, что это было. Крутая ступень верхнего края ледопада обрушилась вместе с почти стометровым участком плато. Обвал смел, увлекая за собой, глыбы разломов, лежащие ниже, и разбился о пологий ледник ниже ледопада, так что обломки докатились до края ледника Каинды. В леднике-притоке остался прорытый желоб с рваными краями, засыпанный обломками льда, ледяной крошкой и пылью. Видимо, удар о подошву вызвал сотрясение окружающих склонов, – с них скатились менее крупные лавины и обвалы.

– Да, если б мы не прошли по плато…

– То были бы сейчас чуть пониже!

– А вот с той четверкой такой чудесный спуск не мог приключиться?

– Изучаем… Вот чего может стоить здесь маленькая «недотяжечка»…

А до аварии на леднике 21 оставалось менее 30 часов. Но группа Шепитько уже повернула по сигналу Берлиной в нужное ущелье и «протаранила» часть подъема, создавая условия для перелома зловещего хода событий. В ущелье Ат-Джайляу она разделилась на две части по четыре участника в каждой и обе эти группы повернули на юг, идя параллельно по соседним ущельям в сторону хребта Иныльчек-тау.

Начспас Халиев

В его зону ответственности начальника туристской КСС района входил не только район ледника Иныльчек, но и расположенные западнее массивы Куйлю, Ак-Шийрак и большой участок хребта Терскей-Алатау, наиболее часто посещаемый спортивными туристскими группами ввиду доступности, близости к Пржевальску (ныне Кара-Колу). В разгар летнего туристского сезона здесь одновременно путешествовали несколько десятков организованных спортивных групп. Ходило немало незарегистрированных «дикарей», большинство из которых не забиралось слишком высоко, а потому их действия обычно не были связаны с повышенным риском. Но попадались и безответственные авантюристы, происходили отдельные несчастные случаи и на достаточно ровных местах, обычно, при неосторожных действиях с водой, – во время купания и при переправах через горные реки. Тревожила одна группа местных бродяг, которая шлялась, где попало, иногда лезла на сложные перевалы и вершины без знания маршрутов, без снаряжения и без понимания уровня риска. Это была очень безалаберная молодежная компания, разухабисто-веселая, не всегда трезвая, тревожащая песнями и неожиданными детскими выходками и местных медведей, и местную КСС. Они то строили грандиозные планы покорения сложных маршрутов на бельевых веревках, то охотились с палками за сурками, то сочиняли допотопные песни-поэмы о «романтиках», – горьких пьяницах и хулиганах. Спускались с гор грязные, побитые и голодные, но, отдохнув, опять придумывали новое «развлечение» и упорно лезли на рожон. Халиев, в конце концов, пришел к выводу, что запрещениями эту «банду» не угомонишь, что этих ребят надо постепенно подучить, приручить и привлечь к полезным делам. В перспективе сделать из них настоящих спортсменов, а может быть, и спасателей. Пока же он старался хоть немного уследить за ними, помогал им составлять посильные интересные маршруты, чтобы они шли в известные места и под контролем…

Сейчас от всего этого постарался временно отвлечься, углубившись в причины последних аварий. Что же произошло здесь, на Иныльчеке?.. Целая цепочка катастроф с тяжелыми исходами, с погибшими, травмами, труднейшими спасработами… Если человек непосвященный не увидел бы здесь никакой взаимосвязи и посчитал происшествия роковым стечением обстоятельств, то опытный профессиональный спасатель Ринат Халиев не мог нутром не ощутить, что имеется какая-то внутренняя взаимосвязь всех этих событий. Что не случайно аварии скопом «вышли на поживу»… И еще… Ринат не мог не чувствовать глубины человеческих трагедий не только тех, кто непосредственно пострадал, но и их близких, и тех, кого аварии заденут в самое ближайшее время… Кто-то потеряет доброе имя, кому-то лягут на душу, на совесть тяжелые моральные рубцы, чувство вины на всю оставшуюся жизнь. Лягут упреком, взглядом вдов и сирот… – тем, что уже не вытравишь из памяти всю жизнь!.. У него просто по долгу службы такого на памяти оставалось слишком много: даже тогда, когда за тобой нет никакой вины, укор пострадавших ложится тяжелым осадком в душу! Чего же говорить, если хоть какая-то вина за тобой есть, хоть самая-самая маленькая. Подобное с ним случалось: позволил, проявил мягкость, не настоял на изменении маршрута, выпустил на него слабенькую, плохо проверенную группу. Спросят и с него, и с других спасателей о том, что не додумали, не предусмотрели и в чем недоработки, коли вообще не понимаете, почему так все произошло. И как предупредить подобные события в будущем? Да! Надо понять, разобраться! Вначале докопаться как, почему и что случилось, и только потом можно будет сделать вывод о том, кто и почему виноват. Вину установить просто, когда ситуация видна насквозь. Вот если она непонятна, могут возникнуть самые нелепые и фантастические гипотезы, которые вместо прояснения еще добавят темноты и тумана непонимания. Тогда будут новые пострадавшие от несправедливых обвинений. Если исходным пунктом принять признание чьей-то вины, все расследование пойдет в неверном направлении. Ох, сколько здесь «прецедентов»! Надо представить весь ход событий, воссоздать ту их «главную линию», которая привела к аварии! Конечно, эта линия имеет и «боковые» составляющие, способствовавшие развитию критической ситуации к аварийной и далее… Река аварии рождается ручьями… Но и река понимания этой аварии – тоже!

Халиев задумчиво размышлял над картой района с отмеченными на ней местами последних аварий… Перевал Чон-Терен – первая авария, ребро Шатра – авария два, перевал Одесса – авария три, и, наконец, перевал у пика Шокальского – авария четыре… Подозрительно много! Случалось, целые спортивные сезоны проходили даже без маленьких аварий, а здесь такой концентрированный удар!

Перевал Чон-Терен и ребро Шатра, – две эти аварии благодаря подробным показаниям очевидцев лежали перед ним, как на ладони… Но все ли видно?..

Перевал Чон-Терен… Юго-Западный угол района. Здесь смыкаются пограничные хребты – идущий в широтном направлении Кокшаал-тау и Меридиональный хребет, направление которого соответствует названию. В Кокшаал-тау, на несколько километров западнее, – высочайшая вершина района – пик Победы (7439). Здесь – верховья ледника Южный Иныльчек. В его сторону хребет Кокшаал-тау отбрасывает короткие боковые отроги, между которыми лежат ледники-притоки, вливающиеся с юга на север в тело Южного Иныльчека, текущего с востока на запад. Западнее Меридионального хребта параллельно ему лежит хребет Ак-Тау – самый мощный боковой «отрожек». На перемычке-соединении Ак-тау с Кокшаал-тау и находится перевал Чон-Терен.

Выше этого перевала группа альпинистов из шести человек поднималась по крутому снежному склону к пику Восточный Победа (7046 м). Под ними, метрах в трехстах по высоте, лежало небольшое снежное плато, точнее, участок склона с заметно меньшей крутизной. Первая связка ушла вперед от двух других метров на двести, остановилась для отдыха и чтобы дать другим подтянуться. Через минуту – другую огромный участок снега на склоне, на краю которого находились эти двое, внезапно оторвался пластом-»доской» и поехал вниз, быстро набрав скорость и превратившись в бушующий снежный поток. Две нижние связки в зону отрыва не попали, поскольку волей случая находились за снежным перегибом нечеткого гребня. Передовая связка падала вместе с краем лавины, – ее стащило вниз до плато, где снежный поток остановился. Руководитель группы получил несколько переломов, а его напарник умер, не приходя в сознание, от полученных повреждений. Конечно, они бы погибли оба, если бы оказались в главной струе, а не на периферии потока…

Ребро Шатра… Отрог от Меридионального хребта на запад, – хребет Тенгри-Таг (Тенгри-тау) зубцами огромных вершин разделяет тело Иныльчека на южную и северную части. Поэтому ледник Иныльчек в плане напоминает огромную «рогатку», лежащую меж горных хребтов. В Тенгри-Таге на стыке с Меридиональным хребтом стоит массивная вершина Шатер в окружении из нескольких почти равных по высоте собратьев. А западнее этих «Шатров» вздымается в небо легендарный пик Хан-Тенгри. Далее на запад Тенгри-Таг постепенно понижается цепочкой вершин и заканчивается скалой «Броненосец», позволяя ветвям Иныльчека слиться вместе в один колоссальный ледовый поток. У места слияния на Северном Иныльчеке лежит озеро Мерцбахера…

Авария на южном ребре Шатра имела свои особенности. Казалось, что группа Гвелия расположилась в совершенно безопасном месте на выступе-скале. Камнепады это место обходили, и ничего не предвещало беды. В момент удара двое находились в палатке, а руководитель группы с напарником занимался обработкой следующего участка маршрута выше бивака, – они лезли по сложной отвесной стенке, которая с виду тоже не таила особых угроз каменного обвала. Услышав сверху сильный треск ломающейся породы, они увидели, как несколько в стороне и метрах в двухстах выше от скал отделился огромный монолит весом в несколько десятков тонн. При падении он задел и срезал находившийся ниже него выступ скалы, и этот мощный удар породил целую волну мелких обломков, летящих не только вниз, но и вбок. Бивак альпинистов оказался в стороне от основного потока тяжелых камней, но боковые брызги нашли его! Они летели, казалось, сплошным фронтом. Руководителя группы контузило камнем ударом по каске, а его напарник получил два сильных ушиба с гематомами. Снизу услышали крики и стоны: камень пробил палатку, упал между двух участников, раздробив одному руку, а второму повредил несколько ребер…

Авария группы Лапина произошла у пика Шокальского, в хребте Иныльчек-тау. Хребет этот отходит от Кокшаал-тау примерно в 20 км западнее пика Победы и почти сразу же отбрасывает на запад другой мощный хребет Куюкап. Сам Иныльчек-Тау далее идет на север, но затем поворачивает на запад, образуя южное обрамление долины Иныльчека, а севернее между ним и Куюкапом лежит ледник Каинды. В месте поворота Иныльчек-Тау на запад и стоит этот пик Шокальского. Юго-западный угол аварий… Здесь – внезапный сход лавины.

А северо-западный, – это пик Игнатьева. Авария Ныркова в хребте Сарыджас. Хребет Сарыджас отходит от Меридионального на запад, – так же, как и Тенгри-Таг, но еще севернее, от горы Плато – предвершины пика Мраморная стена. Сарыджас образует северное обрамление долины Иныльчека. От Сарыджаса на северо-запад отходит еще один мощный хребет района – хребет Терскей-Алатау. У места стыка с этим хребтом стоит вершина пика Игнатьева… Здесь тоже внезапный сход лавины вместе с техническими нарушениями участников группы…

Что же общего между всеми этими катастрофами?

Да, общий признак всех аварий – внезапность удара. Три лавины и один камнепад. Что еще? Что еще в свидетельствах?

Учет и опрос нескольких проходящих групп ничего не дал, – каких-то аномальных явлений они не наблюдали, пропавшую группу или подозрительные следы не видели, не встречали… Информацию следовало искать в других местах! Но где? Надо тщательно проанализировать все имеющиеся данные и попытаться построить несколько рабочих версий катастрофы. Исходные моменты? Главное и общее?.. Видимо, удар стихии! Еще, конечно, вопрос, какой стихии: природной или человеческой, и каков удельный вес каждой. Это предстоит выяснить. Что общего у этих аварий, где их единые составляющие? Конечно, если они есть! Есть еще один общий признак. Очень подозрительный! Все произошло примерно в одно время, – где-то между восемнадцатью и девятнадцатью часами… По данным Воронина, его авария произошла около 18.45. В трех других случаях время тоже четко не зафиксировано, но показания очевидцев указывают на примерную или точную синхронизацию событий. Единственное отклонение от нее – авария Ныркова. Она, по отзывам участников, произошла где-то между 16.30 и 16.55… Таков один объективный фактор, – время! Есть ли другие?

Пространство? Да, расстояние между точками аварий сравнительно небольшое… Циркуль-измеритель в руках Халиева, раскрываясь и складываясь, прошагал по карте между точками аварий… Все они улеглись в неправильный «параллелограмм» со сторонами менее 20 км, суженный на востоке и более широкий и «косой» с западной стороны. Восточная сторона опущена вниз, к югу и слабо отклонена от меридиана вправо. А западная приподнята к северу и скошена сильнее… Достаточно компактно!.. Что еще? Объективные факторы?

Подумаем, что предшествовало трагедиям, какие природные и человеческие явления могли послужить исходным пунктом для обострения ситуаций. Наверно, будет уместно использовать метод аналогий с различными катастрофами и явлениями стихии… Проведем параллели! Но вначале посмотрим журнал сводок погоды и тщательно проверим все, что касается чисел с 1 по 6 августа, – последней недели до дня аварии и сами аварийные сутки. Внешне ничего необычайного! Ладно, проследим, как эти данные впишутся в канву рассуждений и событий.

Итак, первая аналогия, – наводнение?.. Здесь, в горах, эта аналогия определенна: паводок озера или наводнение снежное, с обильными снегопадами и массовым сходом снежных лавин… Снегопада не было… Предшествующие дни отличались достаточно хорошей погодой. Странно! Горячо? Холодно? Пока холодно!..

Паводок?.. Да, вертолетчики отмечали, что пятого озеро Мерцбахера было на месте, а одиннадцатого его уже почти не стало… Вода ушла под ледник! Почему? Обычно паводок случается позже, в сентябре. А в конце августа – только в достаточно жаркие годы… Видимо, вода ушла из-за образования трещин ледника. Но отчего ледник треснул? В силу естественного движения или какого-то толчка?.. Возьмем на заметку это подозрение…

Другая аналогия… Пожар? Солнечный пожар: солнечное излучение, жаркие дни, активное таяние ледосбросов и склонов, сделавшее неустойчивыми накопившиеся снежно-ледовые массы… Четыре дня перед общей аварией наблюдалась весьма высокая температура воздуха… Пожалуй, этот фактор присутствовал, но был ли он решающим или хотя бы важным, это неясно. Возьмем на заметку…

Следующее: взрыв! Взрыв непогоды. Волны тяжелой непогоды, предвестницы аварий, не было, – это очевидно. Что-то такое произошло, но позже того, как все случилось…

Пришествие афганца, – пылевой бури в атмосфере? Оно имело место «до того», пятого, и «после того», – седьмого, причем седьмого мощнее. Этот фактор вряд ли мог сыграть решающее значение, но… Внимательное наблюдение за такими явлениями может вывести на главную причину. Стихии обычно не ходят в одиночку, они взаимосвязаны и одна может вызывать другую! Возьмем на заметку! Не расслабляться!..

Ринат увлекался все больше и больше, он ощутил чувство верно угаданного направления, чувство «взятого следа». Надо дотянуть!..

Афганец… Афганец… Ветер! Как изменялся ветер? Посмотрим. Так, кажется, что-то есть! В период со второго по пятое августа просматривался явный пик усиления теплых сухих ветров западного и юго-восточного направлений по периметру района. Теплые ветра могли способствовать, способствовали таянию склонов. И льды слегка «поплыли» за это время. Нет, сомнительно! А внутри района превалируют всегда два ветра. Первый, нижний – типично ледниковый, дует вдоль по ущелью, преимущественно с ледника в долину. Второй, – верхний ветер западного направления, холодный ветер верхнего яруса, наиболее опасный. Временами его нижняя кромка опускается до уровня гребней гор, задевает за них с ураганной силой, и горе тем, кто попадает в его объятия… Нет, по ветрам пока ничего не видно…

Все же на бумагу лег график изменения силы и температуры ветров по дням. Очевидный пик просматривался на 4–5 августа при общем высоком уровне обдува сухим теплом. Сухим, а не влажным. Взять на заметку!..

Дальше. Воздух! Приливное течение в атмосфере? Новолуние? Да, пятого было новолуние! Обычно новолуние в горах отмечено периодом непогоды из-за приливных движений в атмосфере. На эти дни лучше не планировать ответственные и сложные выходы. А тогда была непогода? Нет, ее не было! Явная аномалия! На заметку! Подозрительно! Горы явно в чем-то «пошалили». Но в чем? Давление! Аномальный скачок атмосферного давления. По метеосводкам следовало, что в подозрительный период прошел антициклон со всплеском давления на 35 миллиметров ртутного столба выше нормального. Это совсем немало, особенно на высотах 3–4 километра. Что если рассчитать дополнительную нагрузку на площадь в тысячу квадратных километров? 35 миллиметров ртути разлить. Прикинем в уме – 35 умножить на плотность ртути 13,6: примерно 47 сантиметров, или 4,7 килограмма на квадратный дециметр. А на квадратный метр, – 470 килограммов, почти полтонны. А на квадратный километр, – полмиллиона тонн. А на тысячу «кв. км»: полмиллиарда тонн, пол кубического километра воды. Учитывая массу этих гор, вроде, немного, но все же определенная избыточная нагрузка имелась! Ее роль пока не ясна.

Приливное движение. Солнечная активность. Солнце? Вот насчет активности надо узнать. Узнать у метеорологов. Навести справку! Это может быть фактором не только сопутствующим, но и определяющим! Такой источник энергии, как солнце, нельзя не принимать во внимание! Здесь малейший каприз может вызвать на Земле такие аномалии, что может случиться все, что угодно! И следующий пункт: запрос метеорологам по солнечной активности.

Так, а как вели себя озера? Были ли еще сели и оползни? Это пока не отмечено… Только паводок на Мерцбахера. Он вряд ли явился главной причиной. Я, кажется, слишком увлекся поиском сопутствующих факторов и отклонился от главной «темы». Итак: пожар, непогода, вода и ветер-воздух, солнце, космос… Что осталось? А осталась земля. Матушка!.. Землетрясенье?.. Местное, близкое, удаленное? Сведений нет. Да и трясет здесь нередко, но пока очень мелкой дрожью: такой уж район. На Памире сейсмичность заметно мощнее. Там за день бывает по 6–7 небольших землетрясений силой 2–3 балла… Но бывает и без них. А здесь меньше и реже. Но это могло быть и затишье перед бурей… Процессы горообразования продолжают поднимать эти горы на несколько сантиметров за столетие. Извержение вулкана? Здесь нет действующих вулканов! Данных по земной «дрожи» нет.

Наводнение?.. Космос?.. Ринат еще раз «перетряхнул» все стихийные бедствия. Тупик. Тупик, который сходился к одному: к отсутствию информации о землетрясеньях. Данных нет. Значит, они должны быть!

Локальное землетрясенье могло произойти от обрушения крупного оползня или резкой подвижки достаточно крупного ледника. Пока сведений о таких явлениях не поступало. Скорее могло повлиять местное, близкое землетрясенье, эпицентр которого находился где-то рядом. Это могло быть и не очень крупное, неглубокое землетрясенье. Удаленное землетрясенье могло повлиять, если только его сила была значительной. Вроде бы о таком не сообщали. Где же почерпнуть информацию? У метеорологов? Лучше, конечно, у сейсмологов. Сейсмостанции есть под Алма-Атой и под Фрунзе. К сожалению, с ними связь не налажена. А может, сразу из Москвы, из института Физики Земли? Туда стекается вся информация о тектонических явлениях в земной коре. Надо продублировать, сделать запрос и туда и туда! Дам-ка работку своему помощнику в Пржевальске…

– Леня, как слышишь, как слышишь?

– Слышимость нормальная, Ринат, слушаю!

– Узнай у Нуралиева адрес института физики Земли в Москве и адрес сейсмостанции под Фрунзе и отправь туда телеграммы. Текст запишешь, я продиктую. И свяжись с метеорологами по телефону, постарайся получить информацию-заключение о состоянии солнечной и магнитной активности пятого – восьмого августа. Диктую письмо для Москвы:

Москва… институт физики Земли

Прошу сообщить данные о землетрясеньях в районе Центрального Тянь-Шаня, пограничный район хребтов Сарыджас – Меридиональный – Тенгри – Таг – Иныльчек-Тау шестого (6) августа сего года. Данные необходимы для выяснения причин многочисленных аварий в районе. Условные координаты центра района: 42°13 с.ш., 80°11 в.д. (пик Хан-Тенгри, 6995).

Начальник КСС Пржевальска Р.Халиев.

И еще. Три зарегистрированные группы туристов могут оказаться в зоне поиска. Надо по возможности опросить их и, если надо, привлечь к «спасам». А их следы не принять за следы пропавших. Это – лишняя «головная боль». Для тебя! Чтоб у других «не заболело»…

С хрустом застегнув молнию пуховки, Халиев вышел из домика заставы. Душа и мысли рвались на волю, а глаза – к небу с мольбой о хорошей погоде. Надо пройтись и еще поразмыслить… Поговорить с пограничниками. Что-то даст вечерняя связь?..

Второй день погони

Этот снежный участок казался совсем простым, но внешняя простота не могла обмануть Романцова. Да и крюк вошел не совсем хорошо, а другой трещины нет, и порода такая ломкая! Ладно, если и произойдет срыв, то… Ясно, что делать…

– Вадим, осторожнее! Пласт может оторваться и снизу и сверху. Иди сбоку.

– Ясно, Павел Андреевич! Наддув может оторваться от скального основания. Но сейчас утро. Наверно, прихватило.

– Мороз мог и напрячь лед. Страхую двойной!

– Готов!..

Наддув на гребне представляет серьезную опасность ввиду своей хронической непрочности: нависающий кусок – карниз льда отягощен снежной шапкой, а его соединение со скалами очень хрупкое и при малейшем дополнительном нагружении может разрушиться с отрывом всего карниза. Где граница соединения скал и льда под снегом при переходе не видно, поэтому в любой момент ожидаешь, что все может уйти из-под ног, и… Пойдешь в пропасть вместе с карнизом, вместе с вагоном льда и снега. Опасность состоит и в том, что наддув может сорваться в обе стороны, – и в сторону карниза, и в другую сторону, по которой его переходят. Снег на гребне уплотнен ветром и солнцем неравномерно, неоднороден и непрочен, особенно на переходах разных участков…

Вдруг ощутив, что опора с треском уходит из-под ног, Вадим резко отпрянул в нужную сторону, – от наддува. Вся снежная «шапка» высотой более трех метров отломилась у основания, прямо под ногами и рухнула в сторону карниза. Тут же оторвался и поехал под Вадимом пласт снега с другой стороны. Вадим заскользил на нем, тормозя ногами и ледорубом, в группировке.

– Срыв!!!

– Ап!

– Дэржу!

Романцов, какое-то мгновение определял направление падения партнера, затем резко отпрянул в другую сторону и рванул страховочные веревки на себя, чтобы выбрать их насколько возможно и встретить рывок падающего Вадима, мягко выдав веревку. Рывок получился мощным, несмотря на выдачу нагруженной веревки. Страховочный крюк издал хруст ломающейся породы и со звоном вылетел. Романцов спрыгнул вниз, удерживая страховочные веревки руками, и провалился, как и Вадим, на значительную глубину. Роль его самостраховки выполняла веревка, идущая к другой связке, к Георгию, который держал его маятником, тоже немного выдал веревку и удержал от опасного срыва на пласт снега, оторвавшегося вместе с наддувом.

Остановились! Повисли на концах веревок в десятке метров по разные стороны от гребня седловины. Сошедшие снежные массы рычали снизу лавинами.

– Как, Вадим?

– Нормально! Удержался!

– Там ушло все? Больше ничего не обвалится?

– Нычего, Павэл! Поднымайтэсь! Вадым? Нэ ободралса? Поднымайса!

– Кажется, нет… Есть немножко…

Вадим облизал кровь с запястья. Рукав штормовки и правую рукавицу разодрало о камни…

Так, вроде обычный срыв с самозадержанием… Нет, не совсем обычный, и не совсем чистый! Романцов внутренне упрекнул себя: недоработка вышла с крюком! Так нельзя! Не вовремя расслабился, напрасно понадеялся…

– Вторая связка проходит по нашим веревкам, как по перилам! И дальше – ведущей!..

«А ведь где-то я видел этого парня!, – опять думал Романцов о Вадиме, – но где и когда?.. Эта характерная каска с белым околышком из „пенки“… Где-то мы раньше встречались…»

…И вдруг из уголка его памяти возникло это воспоминание, это когда-то увиденное лицо. Да, оттуда, из черной ночи Ленинакана, из света прожектора, освещающего руины рухнувшего дома со склоненной дугой подъемного крана! Небольшая группа спасателей откопала в завале трех погибших: двух мужчин и женщину, лежавших рядом под раздавившей их бетонной плитой. Ему запомнились открытые глаза этой армянки и выражение ужаса, застывшее у нее на лице в последний момент… И пронзительная, горько-усталая фраза одного из спасателей: «…Опять трупы!..» Лишь на мгновение луч света выхватил из темноты его запыленное лицо, висящий на шее респиратор, глубокую коричневую каску с характерным белым околышком. Вот где впервые он видел эту каску!.. Это воспоминание осталось, как одно из многих, когда он вместе с Кавуненко и Ивановым старался скоординировать действия альпинистских и туристских спасательных отрядов в разрушенном землетрясеньем Ленинакане… 1988-й, декабрь… В городе, черным, как ночь, с характерным душно-дымным сладковатым запахом гниющих отбросов, дымящих костров, пыли развалин, а может, от тлеющих под ними людей… И со штабелями черных и красных гробов на перекрестках, среди которых встречались и маленькие, детские!.. Короткое пересечение судеб… Да, кажется, на этого парня можно положится во всем!

– Вадим, ты имел раньше опыт спасработ?

– Да, на Матче в 87-м и на Памире в 89-м.

– Нет, не в горах, а на стихийных бедствиях?

– В Ленинакане, три года назад.

– Да, в частности, на Карла Маркса пять, раскоп троих погибших. Я вспомнил, что мельком тебя там видел.

– Было дело, – Вадим улыбнулся. – Вот ведь судьба, штука хитрая…

Что ж, документы предъявлены… Это не какая-нибудь «липа от Филипа» или «дипломишка о наличии умишка»…

После ската вершины гребень пошел то ножом острой кромки, то скалистыми выступами жандармов, то новыми снежно-ледовыми наддувами на юг. Казалось, жандармам не будет конца, и каждый из них стоял заслоном маленькой вершины на гребне. Их брали в лоб, через верх, брали обходом слева и справа, лазанием по скатам. Наконец, видневшаяся вначале вдали вершина «5075» придвинулась вплотную. Следов на всем гребне не обнаружили. Участки поиска смыкались.

– Вадим и Лида, – останьтесь на седловине. Мы с Георгием поднимемся на отрог южнее вершины для просмотра…

Час Инги

До взрыва аварии на леднике 21 оставалось менее 17 часов!..

Образ похода: Валенька !

Словно ветром шаленько Сорвалась вуаленька Тихой фразой чистою — Свежей и лучистою, Озарилось аленько — Улыбнулась Валенька, — Роз волною пенною Понесло вселенную! Звезды глаз безбрежностью — Источают нежностью, С Млечными одеждами, Тайными надеждами, — Подари мгновение, Приоткрой мне мнение, Разожги задумочку, Ведь задела струночку!.. Но она с косицами — Ветерок ресницами, По тропе-веревочке, С рюкзаком в штормовочке, — Напилась росицею, Разлетелась птицею, — В гонке нет усталости, Коль идешь по радости!

К середине дня четверка Шепитько вышла на перевал, а другая подошла к соседнему перевалу, чуть западнее. Туман облаков беспросветно прикрывал лежащее за хребтом ущелье. Андрей в паре с Ингой Снегиревой поднялся по гребню до вершины ближайшего жандарма, чтобы просмотреть и спуск и долину ледника, если вдруг появится просвет. Вторая связка так же прошла по гребню в другую сторону. Спустя час вернулись на седловину. Начало спуска определенно просматривалось, но и только. На дневной связи выяснилось, что у другой части группы результаты те же.

– Что ж, будем спускаться. Сомневаюсь я, что мы кого-то найдем, но дело надо доделать! Подготовить снаряжение!

– Тильки трэба нам обэда…

– Да, уж обед-неть вы не позволите!

– Мы едим, чтобы жить, но за обедом, командир, это не так: за обедом мы живем, чтобы есть!..

– Да, тонкая наука от толстого Пацюка: черт, как говорится, с вами!

– Пославшему к черту, пожелаем ни пуха, ни пуховки!

– А мы на той седловине, ущелье то самое, где замечены следы?

– Может быть, и не то, но тогда «то» – соседнее, где наш Валера… Нет, это все-таки то ущелье! По всем признакам то! Хватит сомнений, ребята. У нас вполне конкретная техническая задача: докончить этот перевал. Он нам зачтется. На скалах я тур обнаружил с запиской позапрошлого года. Перевал именуется «Нагелла». Видимо, красивое женское созвучие фамилии одного из руководителей узбекских альпинистов, Нагела. А может, и что другое… Указанная сложность – 2Б, свердловчане проходили его с ледника Каинды…

Спустя два часа группа сбросила около полукилометра по наиболее трудному техническому участку и уже когда внизу остался более пологий снежный выкат к плато, огромное облако чуть раздвинулось и приоткрыло вид внизу. Следов не увидели, но ясно увидели пятнышко туристского бивака на плато ледника, – две палатки, стоящие рядом, причем одна еле виднелась, прикрытая ветрозащитной стенкой из снежных кирпичей.

Андрей вынул монокуляр и разглядел бивак: палатки стояли рядом, сильно утопленные в снег. Изначально поставленные с углублением в снег, по штормовому, они еще больше утонули от снегопада. Часть снега отброшена в сторону. Рядом с палатками никого не видно. Одна из палаток – небольшая, стандартная «памирка-серебрянка», а вторая, более крупная, – четырехскатная каркасная юрта голубого цвета.

– Что-то явно не то… Какая-то другая группа. Правда, у Лапина была «серебрянка», но вот юрты… Юрты у них не было.

Вспыхнувшая с появлением палаток надежда почти погасла, превратившись в досаду. Осталось надеяться только на то, что, может, кого-то эта группа видела или встречала, или что-то знает. Или что «эта серебрянка» все же лапинская. Андрей увидел, что из юрты появился человек, и тут опять плато прикрыло туманом налетевшего облака.

– Обитатели палаток на месте! Минут через двадцать все узнаем. Связываемся и «сыплем» вниз, в направлении палаток. Держать интервалы в связках и не более одного кольца в руке.[27]

– Привет, бродяги! Здоровеньки булы! Хай живе? Откуда родом?

– Что-то чудится родное, – раздалось из юрты, – из Донецка! А вы откуда? Знакомый говор!

Наружу встречать пришедших вылезли все, кроме одного, обитатели маленького лагеря, – пять ребят и одна девушка в разноцветных пуховках. Своя среда, – «ТУРЬЕ», – они сразу нашли общий язык, разбились на кучки слушателей и рассказчиков, бойко переговариваясь и на русском, и на украинском.

– Да, свои, – харьковчане. Поисковая группа. Ищем пропавших. Кого-нибудь встречали?

– Нет, не встречали. Мы только начинали акклиматизационное кольцо, да заболел руководитель группы. У вас врач опытный есть?

– Врач? Инга! Надо побачить больного!

– Что случилось?

– Третий день стоим, не знаем что делать. Рассчитывали, что пройдет у него все, – как бы виновато рассказывал Степан Корзун, заместитель больного Юрия Яценко, – да все не проходит. Боли сильные, до стона, совсем скрутило мужика, слабость, рвота… Есть не может… Собирались уже выходить за помощью КСС на заставу. Заставлять его идти опасно…

– Когда началось?

– Два дня назад. Тогда и решили встать на дневку. Самочувствие медленно ухудшалось: возникли сильные боли в животе, жар и другие тревожные симптомы.

– Но-шпу давали?

– Давали… И папаверин. Вначале вроде помогло, потом опять ухудшилось…

Инга мучительно пыталась установить симптомы заболевания, степень опасности. Она, инженер-электрик, не была профессиональным врачом и имела медицинское образование в объеме подготовки сандружинниц и фельдшерской самоподготовки к походу. Искала в памяти строки прочитанного по медицине… Что же это может быть? Налицо учащение пульса, сильные боли, лицо землистое, со страданием… Черты обострены, дыхание учащенное… Живот вздут…

– Андрей, сколько до ближайшей связи?

– Трехчасовую мы пропустили. Теперь в шесть – через два пятнадцать.

– Нужна консультация с базой. Попытайся связаться на «аварийке», а я еще подумаю. Если удастся связаться, попроси позвать врача. Иваницкую бы нам…

Она задумалась, что-то вспоминая. Потом резко развернулась, нырнула в юрту.

– Ну-ка, Юра, попробуем. Потерпи немного. Так больно, – спросила она, медленно надавливая ладонью на живот.

– Нет, ничего, ничего, не больно…

Инга надавила сильнее, сильнее и резко отдернула руку.

– У-у!! – лицо Юрия исказила гримаса боли, по которой ей все стало ясно.

– Симптом Щеткина-Блюмберга! Прости, Юра, но надо было узнать.

– Что это? – спросила Оксана, дежурившая у больного участница донецкой группы.

– Подожди-ка! Пошли со мной.

Инга вылезла наружу, подозвала Андрея и Степана, но слетелись и остальные. Пробил ее час, – час, когда так много зависело от нее, и она оказалась на высоте положения.

– Плохо дело! Симптом тяжелого перитонита! Гнойное воспаление кишечника! Нужно срочно вниз – и на операцию! Готовим площадку и требуем вертолет! Он должен быть до темноты. Другая транспортировка невозможна! Срочно! Состояние очень опасное! Здесь он может уйти очень быстро!..

– Иду на аварийную связь с МАЛ ЮИ… Вышли бы они только на нашей волне!.. Степа! Пусть двое надежных ребят подготовятся к отлету с Юрием. Чтобы вещи, деньги были, снаряжение для ночлега, – все для жизни до соединения с вами. Все его вещи, немного продуктов, – на день-два. Отдайте им «серебрянку». Остальным – выбрать ровное место и подготовить площадку для вертолета. Нужен твердый участок, лучше на льду. Я займусь рацией. Все в темпе!

– Всем! Мысли о походе – отставить! Спасаем! Срочно спасаем, как можно быстрее! Руководство обеими группами беру на себя!

Посовещавшись с Юрием, Степан назначил Оксану и Васю к вылету, они начали спешно собираться и готовить к отлету больного. Андрей дал дельный инструктаж, живо припомнив детали рассказа Вадима Воронина о сходной ситуации с больным и о необходимости просмотра участков хребта с вертолета…

– Поблагодарите Женю Берлину за то, что мы здесь! Если встретите в Пржевальске, в больнице…

Блюмкин в МАЛ ЮИ уже собрался дать полный газ на отлете, как вдруг увидел, что от хижины начальника лагеря, размахивая красным флажком, бежит Паньков, главный радист лагеря:

– Стой! Стой!..

Блюмкин плавно сбросил газ и Михась осел вниз. Приходилось орать вовсю, чтобы перекричать шум турбин:

– Ну что?!

– Где он находится?

– Сказали – на том леднике, где Берлина видела следы. Ледник 21! Эта группа – не та, которую ищут! Другая! Что им сказать?

– Скажи… Скажи: связь через час с Майда-Адыром. Я буду там, разгружусь, заправлюсь и полечу! Если разрешат! Идет?

– Идет! Мы подключимся на связь! Лети!..

Через час с небольшим Халиев радировал своему помощнику в Пржевальск:

– Леня, Леня, слышишь меня?

– Да!

– В темпе! Связываешься с аэропортом! У Блюмкина на борту тяжелобольной! Как только он приземлится в Теплоключенке, часа через полтора-два, ты должен уже там встретить его с санитарной машиной. И сразу в больницу, на обследование. Случай опасный, подозрение на острый перитонит! Запомнил? С больными будут сопровождающие. Помоги им, если надо. Белов и Берлина как?

– Регулярно заходят. Днем оставляют у меня рюкзаки, а ночуют в палатке у больницы.

– Если надо, привлеки их в помощь. Пусть обустроят ребят из Донецка, – у тех сходная ситуация!

– Понял! Больной из донецкой группы?

– Да! Ее руководитель, Яценко! Двигай!..

Блюмкин сделал над плато сначала пробный круг на небольшой высоте и сбросил носилки. Для этого полета он предельно облегчил машину, не взяв груза и точно рассчитав количество топлива с НЗ. Это позволило ему зависнуть вблизи ожидающих, принять больного и сопровождающих. Он предварительно развернулся носом по ущелью и после захода оторвал машину на полном газе почти горизонтально, разогнал с небольшим скольжением вниз и пошел вверх…

Вечерняя связь на 18.00:

– База пять! На связи отряд-1.

– Слышу, слышу, Павел. База-5. Халиев. Что у вас?

– Прошли вершину, идем по гребню. Вышли на очередную седловину над следующим ущельем. Пока ничего не обнаружено. Вызываю отряд-2!

– Отряд-2! Мансуров! Изучили перевал Макарова. Записка от семнадцатого июля. Следов Лапина нет. Завтра предполагаю пройти к перевалу Олимпийский, обходом вниз, до ледника. В группе все нормально. Под перевалом Фрунзе встретили группу из Томска, руководитель Симаков. У них все в порядке, идут дальше на перевал Каинды с выходом к МАЛ ЮИ. До этого они прошли Обходной и Путеводный, и по пути никаких групп и следов не встречали. На Кан-Джайляу по их показаниям никого нет. Группа Симакова здесь, может помочь.

– Слушаю отряд-3!

– Отряд-3! Шепитько! Полчаса назад вертолет забрал больного и сопровождающих.

– Это мне известно. Что еще?

– Ждем указаний.

– Отряд-1! Что случилось?

– Павел! Пусть доложат все! Вызов отряда-4!

– Отряд-4. Перевал Пржевальского прошли. Записка прошлого года. Соседняя седловина – перевал Лушникова с запиской от 22 июня. Следов Лапина нет. Спустились на Каинды. Пока все.

– Павел! Шепитько обнаружил на леднике 21 по указке Берлиной группу из Донецка. У них тяжело больной, предположительно с перитонитом. Полчаса назад его сняли вертолетом, – сейчас летят на Теплоключенку. Здесь мы управились быстро. Надо подумать, куда направить оставшуюся часть донецкой группы, четырех человек. У них снаряжение и продуктов дней на пять еще есть. Они предлагают использовать их для поиска, нам в помощь. У всех опыт горно-туристской «пятерки» есть, а у руководителя – руководство «четверкой». Подумай до утренней связи, посоветуйся с Ворониным. На ней им дадим целеуказание.

– Хорошо! Ринат! Я думаю, им надо докончить западный угол поиска. Южный и юго-восточный участки мы кончаем. Пока здесь все «глухо, как в танке». Указание Камилю. Группу Симакова задержи на сутки и попроси обследовать одно из ущелий на твоем участке. Поставь задачу сам и договорись о связи. В 21 постараюсь быть на прослушивании. Основная связь – в шесть утра. Если надо, уточню задачу Шепитько. У меня все. Конец связи.

– База пять – группам Шепитько. Можете приспуститься на ледник Каинды. Указание получите в 6.00 завтра. Андрей, соедини свою группу. Дальше, возможно, будешь действовать двумя шестерками или тремя четверками. Донецкая четверка подчиняется тебе, – реши сам, как ее использовать для поиска на твоем участке. Тебе лучше видно.

– Группа Яценко проходила Спокойный Восточный, – ответил Шепитько.

– Когда?

– Пять дней назад.

– С Лапиным они могли разойтись по срокам на встречных курсах. Так что, наверно, перевал придется пройти еще раз одной четверкой. Другими двумя пройди следующие седловины.

– Хорошо! Указание Валерию. Отряд четыре, ты, где сейчас?

– Мы спустились с ледника 22 на Каинды. Отряд четыре на Каинды.

– Завтра утром мы с вами соединимся, – ждите. Насчет целеуказания нам слышал?

– Да, в шесть. Где нам остановиться?

– В удобном месте, у стыка, так, чтобы вас было видно с ледника. В шесть мы будем готовы к выходу. Вы будьте готовы к семи. Конец связи! КаЭс!

– Понято! Конец связи!.. Помощник Халиева в Пржевальске Леонид Исаев схватил санитарную машину и устремился в Теплоключенку, предварительно предупредив городскую больницу о скором прибытии тяжелобольного. Ему удалось застать там Берлину, которая начала активно «раскачивать персонал», ожидая сообщения из Теплоключенки. Был уже глубокий вечер, большая часть врачей больницы ушла домой, и Женя опять колебалась. Не зная, стоит ли отрывать людей от вечернего отдыха. Но срочный звонок Исаева уже из Теплоключенки заставил ее с отчаянной решимостью набрать номер телефона главного хирурга Анатолия Фарбштейна:

– Анатолий, у нас очень острая ситуация. Леня Исаев везет к вам тяжелобольного с перитонитом. Тот заболел в горах и при перевозке вертолетом потерял сознание. Состояние критическое! Наверно, нужна срочная операция. Мы просим Вас организовать помощь.

– Хорошо, я сейчас подъеду. Дай-ка мне врача дежурной смены…

Операционная бригада и Леонид с больным подъехали почти одновременно. Спустя два часа Анатолий снял повязку с мокрого от пота лица и вышел из операционной к группе из четырех туристов и спасателя.

Ну, будем надеяться, что все обойдется, ребята. Кажется, удалось успеть. Да, до рассвета он мог…, По крайней мере «вытащить» его утром мне было бы куда труднее. Ему еще надо, конечно, пройти послеоперационный кризис. Сможете ночью подежурить, помочь персоналу?

– Конечно. Сможем!

– Дежурный врач вам даст указания, что и как делать. Я буду утром около восьми. Спокойной ночи…

Авария на леднике 21 не произошла, ее очаг был подавлен совместными усилиями группы Шепитько, вертолетчиков и врачей. Случайно или нет? Какое это имеет значение? Нередко цепочка аварии складывается из многих звеньев, выпадение одного из которых резко упрощает ситуацию и позволяют выйти из нее. Но и подавление очага назревающей или развивающейся аварии может требовать привлечения многих сил, – успех борьбы имеет свои составляющие. И если кто-то проявляет бездействие, равнодушие или медлительность в подобные моменты, трагедия случается уже по «воле» слабых и равнодушных…

Пик Игнатьева. Красовский

Трудные мысли томили Красовского. Положение группы Егорова на «спасах» у пика Игнатьева очень нелегкое и неопределенное. Место аварии находится на высоте 4300, и только непосвященным эта цифра ничего не говорит. А ведь 4300 – это высота вершин Центрального Кавказа в зоне между Эльбрусом и Казбеком. Вершин пусть не самых высоких, но немногих… Ребятам надо не просто взять эту высоту и спуститься, но жить на ней и работать с полной отдачей сил по 10–12 часов в сутки. И это с учетом того, что брошены они не из похода, а прямо «с колес», без высотной акклиматизации. Будь они обычными людьми без высотного опыта прошлых походов и без хорошей физической тренировки туристов-горников, они вообще не смогли бы жить на такой высоте, – гипоксия скрутила бы так, что пришлось бы срочно спускать заболевших.

Вертолет выбросил его на ледник Северный Иныльчек напротив ущелья боковых отрогов хребта Сарыджас, в верховьях которого потерпела аварию группа Ныркова, – вблизи вершины пика Игнатьева, – высотной отметки «5488». Дальше путь лежал по крутым осыпям поверхностной морены, по открытой части ледника на кошках и, наконец, по снежному плато в обход разрывов. У начала плато его встретили, – выше в одиночку идти опасно. Плато оканчивалось уступом крутых скал со снежными выносами-конусами, самый крупный из которых и был тем конусом выноса кулуара высотой более ста метров, по которому сошла лавина, сорвавшая Ныркова и Коваля. Кулуар выше него является естественным местом сбора всего обломочного «мусора» с расширяющегося вверх участка склона, главной выемкой окончания ущелья. В условиях снегопада источником лавин служил свежий снег, а в солнечные дни – подтаявший фирн, поскольку склон имеет южную ориентацию, и тепловая подсветка солнца резко усиливает таяние в середине дня.

«Возможно, такое активное таяние способствовало и сходу лавины при аварии группы Лапина», – думал Красовский… Тяжелы мысли на сердце: судя по всему, Нырков и Коваль погибли, а судьба четверки Лапина более чем неопределенна… Где же могут лежать пропавшие? Как высоко и с какой стороны конуса? Над бергшрундом, в самой высокой и опасной для поиска зоне малого, верхнего конуса-керна, или ниже?.. Судя по всему, слишком сильно их не засыпало. Они лежат под слоем снега в один-два метра. Поэтому он изначально, при первом прибытии сюда, распорядился укоротить лавинные зонды до двух метров. С руководителем группы Егоровым обсудил план поиска и план наблюдений за поведением лавинного конуса. Следовало тщательно проследить, как и куда сходят лавины, как они рассыпаются по склону, как изменяется динамика их движения, распределение и толщина нового снега на конусе. Куда упали, а точнее где найдены отдельные предметы снаряжения аварийной группы… Вменил в обязанность Егорову не столько помогать своим участникам, сколько производить наблюдения, планировать их работу, указывая участки для обследования, фиксировать положение обследованных участков и всех результатов проделанной работы. Действия должны быть очень продуманными, избирательными, с максимальной экономией времени и сил, которых остается все меньше…

Уже с раннего утра по кулуару начинают падать подтаявшие камни. Лавины сходят примерно с десяти утра, с интервалом в 40–60 минут, а в середине дня этот интервал уменьшается в два-три раза и во столько же раз увеличивается мощность. До полудня участники поиска, предупрежденные наблюдателем, разбегались вниз и в стороны по склону от очередного обвала, засыпавшего верх конуса. После полудня работы приходилось прерывать на полтора-два часа для обеда и по соображениям безопасности: лавины «простреливали» конус сверху более чем на половину высоты.

При поиске протыкали склон лавинными зондами, а в наиболее подозрительных местах выкапывали лопатами воронки-каверны и траншеи глубиной до полутора метров. С шести-семи утра до восьми вечера, когда опускались густые сумерки. Такая работа на высоте 4300 метров за несколько дней выматывала силы из самых мощных мужчин, требуя отдыха со спуском хотя бы на ледник Северный Иныльчек. Вести ее более четырех дней одной группой очень тяжело, поэтому привлекли другие проходящие туристские группы, которые просили помочь хотя бы 2–3 дня. Помощь москвичей и свердловчан позволила поддержать интенсивность работ и дать несколько передышек усталой группе ленинградцев, работавшей с самого начала. В ее состав входило и три человека из группы Ныркова.

Красовский подошел в середине дня, когда вся группа спасателей сидела за обедом. Пауза в работе вполне объяснима: каждые четверть часа по кулуару гремит более десятка кубов снега, рассыпающегося по склону…

После обеда началась головоломка. Сопоставлялась вся собранная за несколько дней информация: частота, мощность, количество сошедших лавин, характер их рассыпания по склону, оценочные расчеты толщины нарастания и усадки снежного пласта, распределение этой толщины по высоте для определения возможной глубины залегания. Проводили анализ положения отдельных предметов снаряжения, сброшенных сверху лавинами. И размышления, размышления… Где же они задержались? На верхнем малом конусе-керне выше подгорной трещины-бергшрунда? Или провалились в «берг»? Или соскользнули еще ниже? Потом все накрыло снегопадом, слоем свежего снега толщиной без малого в метр. Сейчас он уплотнился в зернистый фирн сантиметров до тридцати плюс снег лавин, сошедших потом, в течение еще пяти суток. По всему выходило, что глубина залегания никак не могла превышать полутора-двух метров. Но обосновано ли укорочение зондов?..

Так, а где найден рюкзак? Вот здесь, в двадцати одном метре ниже бергшрунда. Конечно, рюкзак – не человек, у него форма более круглая и обтекаемая, он мог улететь значительно дальше. Его могло стащить вниз более поздними лавинами. Рюкзак этот – от третьего сорвавшегося участника, Аркадия Бруно. Ему повезло: он хоть и стоял без «самостраха», но оказался пристегнут к спусковой веревке в момент срыва. Закрепленную веревку продернуло до конца через тормоз обвязки, и счастье Аркадия, что на конце завязали штатный узел. Не будь узла, – лежать бы Аркадию вместе с теми двумя. А так…. узел заклинило в тормозе, веревка спасла Аркашу и он смог рассказать о подробностях срыва. Два другие рюкзака? Один, видимо, так и остался на Ныркове, если тот не сумел его отстегнуть уже в момент падения. А вот рюкзак Коваля остался пристегнутым к пункту страховки и на спуск его взял Аркадий, потерявший свой рюкзак, сорванный лавиной. Этот-то рюкзак и нашли внизу, вот здесь…

Красовский еще и еще раз мысленно воспроизводил картину трагедии, еще и еще раз перечитал показания участников аварийной группы, записанные им сразу же, по «горячим следам» на месте аварии. Уже тогда, при опросе, он постарался уточнить все детали, которые могли помочь в деле организации поиска, и, прежде всего, – погодные условия, мощность прошедших после аварии снегопадов и лавин. Тогда, в первый приезд, он вылезал на скалы выше конуса, осмотрел его сверху, осмотрел нижнюю часть кулуара, стремясь представить концовку рокового падения. Даже рискнул увидеть сход нескольких лавин.

Рассмотрел и отметил положение всех уже обследованных участков конуса: их, пусть условно, можно исключить как «неперспективные»… Обнаружились и «белые», неисследованные пятна на подозрительных участках… Мысленно сопоставлял данный случай с другими, известными ему ранее. Там были различные исходы: от роковых, трагических, до вполне благополучных, когда сход лавины и срыв участников не приводил к тяжелым последствиям. Вспомнился и ряд случаев с чужими группами, разобранных на следствиях дисциплинарной комиссии ЛКТ, вспомнились многочисленные случаи наблюдения схода лавин в лыжных и горных походах. Таких походов у него много, – от простых «единичек» до крутых «шестерок», занимавших первые места в первенстве страны на лучшее путешествие. Его опыт и на лыжных маршрутах в зимних горах и на горных – и зимой, и в межсезонье и летом, во многом уникален, а воспитанная им команда туристов-лыжников, – одна из лучших в Союзе…

Он чувствует, что данный случай – сложнейший в его практике. Конечно, теперь, спустя неделю после аварии, нельзя рассчитывать на спасение пропавших туристов. Самое лучшее было бы найти их тела и поставить все точки над «И». Без этого немалые сложности возникнут даже с установлением факта гибели, – их будут считать без вести пропавшими… С другой стороны ясно, что работы надо заканчивать: слишком они небезопасны, слишком устала группа спасателей, слишком много затрачено средств. И пока впустую… Осталось последнее усилие, последняя возможность все-таки найти погибших. Промах на этом шаге – это конец всему. И завтра – последний день… Нельзя изматывать группу до предела!..

«Завтра, с утра, надо нанести последний удар… И либо все твои расчеты полетят в тартарары, либо… либо удастся чего-то добиться… Надо добиться!.. На основе имеющейся информации только интуитивное „попадание в десятку“ может обеспечить успех. Причем „десятка“ не только в правильности определения зоны поиска, но и с точки зрения тактического и технического построения самого процесса… Легко сказать! Действия так скованы соображениями безопасности! Одному черту известно, что вылетит в следующий момент из этого кулуара: то ли булыган, то ли плита величиной с дверь, то ли три вагона снега…

Так, немного подкорректирую текущее расположение зоны поиска… Все-таки они должны быть в этом секторе, где-то недалеко от центральной «директриссы» конуса. И где-то на уровне берга, чуть выше или ниже. А глубина? Их сверху накрыло снегом лавин, и свежевыпавшим… Вряд ли более чем на метр, учитывая усадку свежевыпавшего снега. Да, ведь срыв произошел до снегопада, потому на твердом верхнем «керне» выше берга они вряд ли задержались…

Дальше?.. А кстати, как и где задерживаются камни, скатывающиеся по кулуару? Надо уточнить на основе наблюдений. Ведь человек по плотности и «рыхлости» структуры – нечто среднее между снегом и камнем… Камни придерживаются центра сброса. И улетают недалеко, вязнут в снегу… Самые плотные массы идут в углубление кулуара и преимущественно сходят в центр, а менее плотный снег размазывается по стенкам и ближе к краям конуса выноса. Конечно, растекание неравномерное и отклонение от центра сброса могло составить 10–15 метров…

Снова и снова мысли склоняются к тому, что лежат где-то в зоне «берга». Искать надо здесь! Но прежде обследовать самый верх. Убедиться, что он очень плотный. Там опасно: все, что падает сверху проходит через это сужение. Выставив наблюдателя, вместе с Егоровым вылезли на самый верх конуса и тщательно прозондировали трехметровыми зондами и сбоку и сверху. Несколько раз по сигналам приходилось отходить вбок и вниз от падающих камней и небольших лавин. Наблюдая их, они лучше прочувствовали динамику процесса. Острие верхнего конуса выше бергшрунда, – «керн», – оказался действительно более плотным и, судя по всему, в нем ничего нет. Красовский утвердился в своих соображениях, изложил и обсудил их с Егоровым, а в конце дня – и со всей группой. Егоров согласился, только высказал замечание. По его мнению, в зоне берга надо было зондировать на три метра: они могли провалиться в трещину на большую глубину. Красовский согласился и тут же несколько увеличил зону поиска, зацепив «берг на том участке, где его уже обследовали двухметровыми зондами.

Участники группы истомились ожиданием и от бесплодных усилий. Понятно, что нельзя рассчитывать на успех, если не зажечь людей на последний бросок, на последнее усилие, если четко не задать и дальнейшие действия группы, и перспективы их похода.

– Ребята! Завтрашний день – последнее усилие! Прошу всех постараться! Я вижу отдельные недоработки, я вижу некоторую общую разбросанность поиска. Я направлю вас в самое перспективное, самое подозрительное место и мы исправим наши промахи. Насколько в наших силах! Тщательно прочешем это место и, если не найдем, – знать, такова судьба! Продолжать далее не станем, это слишком дорого и опасно. Послезавтра в любом случае пойдем вниз. Но на завтрашний рывок прошу всех собраться. Ради памяти погибших, чтобы нам не стыдно было сказать их близким: «Мы сделали все, что смогли!..» Выход ранний, примерно в 6.00. Тщательное наблюдение и по сигналу сразу же уход вбок и вниз от падающих камней и снега. Зондирование на два метра, а в зоне берга – на три метра. Подозрительные места откапываем. Очень прошу не пропустить такое место, – небрежность одного на одном проколе склона может привести к краху общих усилий. Зондаж цепочкой со спуском сверху вниз. Исходная точка – семь метров выше берга, полоска по центру конуса шириной 30 метров, по бергу и ниже его на 30–40 метров. Это – наиболее перспективная зона и, удивительно, пока еще обследованная только по краям… Теперь о будущности вашего похода. После спасов – день-два отдохнете в МАЛ СИ «Хан-Тенгри». Я договорился, – вам дадут и приют и пищу для перехода в МАЛ ЮИ. Вы используете обе заброски группы Лапина. Маршрут ваш обсудим и утвердим с Ворониным и Халиевым. Описания перевалов здесь, у меня, – я их взял у Воронина. Недостающие подписи членов МКК я получу в Ленинграде. Спасработы вам зачтутся как перевал не ниже «2Б». По случаю спасработ я вам обеспечу возможность снижения общей дальности маршрута на 25 %. И, наконец, на спасах вы прошли акклиматизацию и можете сразу пойти на технические участки. Так что, если захотите, то за оставшиеся две с половиной недели вы свою «пятерку» пройдете, – пройдете здесь, в чудном районе, который мощнее и выше «Терскея», по варианту маршрута, предложенному Ворониным. Хороший маршрут!.. Идет?

Для участников группы эти слова были музыкой! Красовский понимал, сколько сил и времени, сколько энергии затратили они на подготовку похода, сколько надежд с ним связано. Было бы большой несправедливостью, если бы группа, столько вложившая в спасработы, получила в итоге наказание в виде несостоявшегося похода.

– Ну, а на поиски группы Лапина бросать вас, видимо, уже нет смысла. Там обстановка должна проясниться через день-два. Поисковые группы за это время прочешут большую часть зоны поиска и либо их обнаружат, либо не смогут найти вообще…

На следующий день, около девяти утра, на исходе третьего часа интенсивного зондирования всеми силами и на третьем по счету раскопе, они обнаружили сначала рюкзак, а потом и тело Ныркова в снежном мосту бергшрунда на глубине почти три метра, на пределе возможностей зонда. К одиннадцати часам откопали и извлекли. Рюкзак лежал рядом с телом: Нырков успел сбросить его, но они падали вместе… Интересно, что это место уже обследовали ранее, но двухметровыми зондами… Вот так! Красовский ощутил здесь «присутствие ошибки»… Да, грязная «десяточка»… Так-то! Технический прием должен быть избирательным!..

Но он был не так уж не прав, – во второй половине дня тело Коваля нашли на глубине всего полтора метра, в семи метрах от Ныркова, чуть в стороне и ниже берга…

Оба без признаков жизни, со следами тяжелых травм… Стало ясно: они погибли еще при падении от ударов о скалы. Хорошо, если так, если без мучений под слоем снега… Их уложили рядом на плато, проводили общей минутой молчания и дали два прощальных выстрела из сигнальной ракетницы. Две звезды вспыхнули и погасли одна за другой в вечерних сумерках. Ужин стал поминками, – поставили на него все лучшее, что осталось, выпили по полкружечки разведенного спирта. Спели перед сном несколько грустных и лирических песен…

«Ну, вот и поминки за нашим столом!.. А сколько он падал?.. Там метров шестьсот…» (Ю. Визбор)…

«…Лучшие уходят, – это странно, будем же их помнить неустанно, Как они бы помнили про нас…» (Ю. Визбор)

Трое из группы Ныркова провожали своих товарищей по походу, а из группы Егорова с погибшими никто в совместные походы не ходил. Но многие знали их по работе в клубе туристов. Их провожали как товарищей по общему делу, как единомышленников и как людей, ставших более близкими за время этих печальных работ…

Просвет в палатке

Романцов думал: «И у Шепитько, и у Красовского налицо качественная подвижка в поиске. Хотя Шепитько и не нашел Лапина, его обнаружение другой аварийной группы явилось пусть незапланированным, но явным успехом. Красовский же переломил ситуацию у пика Игнатьева. Это его еще несколько задержит, но там тоже удача! А здесь?.. Да, у нас пока полная неудача на фоне успехов остальных!..».

Поиск зашел в тупик. Да, имелись еще участки третьей очереди, отдельные «белые пятна» на стыках, но что-то явно не клеилось у спасателей. Временами и Романцова и Воронина охватывало задумчивое оцепенение, мучительные размышления о плане дальнейшего пути. Что-то не додумали, не просчитали, не догадались. Головоломка!

Стык с уже исследованным участком Мансурова просмотрели с обеих сторон. Никаких следов не обнаружено. Восточный участок от места предполагаемого подъема пройден полностью, и Романцов решил спускаться на ледник Каинды. Хотя небо хмурилось, горы прикрывались облаками, все же два последние дня погода в целом благоприятствовала поисковым работам. Конечно, поиски затруднены снегопадом: каждую ночь наметало от десяти до тридцати сантиметров свежего снега, который не только увеличивал лавинную опасность, но и, по-видимому, предательски заметал следы. Туман облаков также очень мешал наблюдению, но виды гор временами приоткрывались, так что можно было просмотреть ущелья с гребня. Теперь же Халиев передал метеосводку, сообщавшую о приближении небольшого циклона с прогнозируемым периодом непогоды на 12–20 часов, – находиться в этот период на продуваемом со всех сторон гребне стало не только бесполезно, но и опасно. Они остановились на удобном небольшом участке каменистой морены ледника Каинды, когда день быстро угасал лучами заката.

Молча разглядывали схему района. Георгий тихо возился с примусами снаружи палатки, – была его очередь кипятить воду на ужин. Лида, усевшись у входа палатки, сняла промокшие за день ботинки и протирала их, готовя к укладке на ночь в палатку. В сухой мешок, в ноги, чтобы они не задубели от мороза… Лида полуобернулась и приветливо улыбнулась Вадиму. Внезапно что-то непонятное, но важное, тенью промелькнуло то ли перед глазами, то ли в сознании Вадима так, что он вздрогнул от неожиданности, как от удара током. Это «нечто» тут же исчезло, оставив в памяти только непонятную «царапину», ощущение пропущенной детали. Что это было? Перед глазами или в сознании?.. Мысли скреблись, как пальцы по гладкой скале в поиске зацепки. Но след оборвался так же внезапно, как и возник. Вадим решил, что это какая-то суеверная мнительность, вызванная мысленным напряжением. Еще не хватало впасть в маразм от всех страстей! Отставить!.. И все же…

И ночью Вадим не мог заснуть, внутренне «горел» от непонимания ситуации, ощущая, как натянулись его отношения с Романцовым и другими альпинистами: между ними, казалось, легла черта недоверия. Два дня поиска – все впустую! Невольно у всех возникла мысль: а правильна ли сама схема, а верны ли соображения Воронина?.. Слов упрека пока никто не высказывал, но Вадиму уже представлялось, что лимит доверия к нему быстро иссякает. Он лихорадочно обдумывал и отбрасывал десятки возможных вариантов движения и пропавшей, и их поисковой группы. Где, как эти пути должны пересечься, чтобы можно было ухватить нить поиска? Может быть, достаточно одной небольшой зацепки, одной улики… Куска веревки, оставленной на склоне или во льду, скального крюка, упаковочной обертки, утерянной вещи… Пока ничего! И можно только умом дойти до того, в чем тупик ситуации, в чем ее тупик «по крупному», а не в том или ином «капризе» поворота аварийной группы, побуждений ее и ее руководителя…

Что можно извлечь даже из неудач? Только то, что группы Лапина на исследованных путях нет. Это значит, что она пошла другим, неисследованным путем… Так… Все исследованные пути – достаточно логичные и последовательные. Пусть даже и тупиковые с той стороны хребта. Значит, они могли пойти путем совсем нелогичным и неестественным. Что их могло заставить? Непогода, спешка, отсутствие продуктов, моральное угнетение от гибели товарища. Возможно, все эти причины в комплексе. А каков этот нелогичный путь? Предположим, что опять в тупик. Но как, куда в тупик? Все то же! Опять назойливая старая мысль о боковом отроге. Они вместо основного хребта Иныльчек-Тау могли перевалить через боковой отрог и заблудиться, сваливаясь с него назад, в сторону ледника Каинды. Такое развитие событий изначально предвидели, поэтому по возможности просматривали боковые отроги при выходе на гребень Иныльчек-тау, а в одном месте даже перешли через такой отрог. Траверсировали гребень, ища записки, туры, спусковые петли и крючья… Что здесь не сходится? Что мы могли не увидеть? Того, что у нас на «третьей очереди» исследования, за границами зон поиска? Очень сомнительно, что мы там что-то найдем! Уверен, что поворот туда будет ошибкой!

А все ли увидели на обследованном участке?.. Мелькнула мысль. И сразу отбросил. Она показалась слишком несущественной и легковесной. Но она возникла снова, стала тревожить напряженное сознание все больше и больше. Соображение казалось слишком «легким» и незначительным, но другого у Вадима просто не было. В конце концов, когда уже все улеглись спать, Вадим решился поделиться им с руководителем. Вот только сейчас или утром? Если тот спит, то утром.

– Павел Андреевич, – тихо позвал, чуть слышно.

– Что, Дима, – Романцов тоже не спал, обдумывая ситуацию.

Романцов тоже находился в тяжелых размышлениях, но эта тяжесть вызывалась не недоверием к Воронину, нет! Руководитель поисковых групп ни на кого не собирался перекладывать ответственность за свои решения. А решения, им одобренные, были ЕГО решениями. Вот ответственность за них угнетала. И еще угнетал сознание самый трудный вопрос спасателя: не поздно ли?.. Может, их уже нет в живых?.. Если Вадим подсознательно не хотел допустить даже мысли об этом, то Романцов изначально не мог не начать разработку и этой версии. Конечно, ее нельзя считать главной, поскольку главной целью спасателей является спасение, а не установление факта и причин гибели. Это – второе… Но по мере затяжки сроков поиска вероятность тяжелого исхода неуклонно увеличивалась. И соответственно, уменьшалась вероятность спасения, уменьшалась с каждым новым днем в геометрической прогрессии в 2–3 раза… А считать надо с момента истечения «нормального» срока выхода группы, с 13–14 августа… Но вероятность аварии и связанной с ней задержки еще не есть вероятность гибели всех… Здесь много шкал оценок, по каждой из которых свой счет составляющих «за» и «против», причем весьма различный. Чтобы ситуация прояснилась, нужна информация самая разнообразная и строго упорядоченная. Пока же собранной информации слишком мало…

Взгляд на маршруте все время стремился зацепиться за места возможной катастрофы, – за свежие выносы обвалов льда, снега и скал. В двух-трех местах следы таких обвалов значительны и при крайне неблагоприятной ситуации могли похоронить целиком группу из четырех человек… Что могло еще произойти? Мог случиться обвал карниза на гребне: четверо вышли на гребень хребта или бокового отрога, на карниз-наддув и тот не выдержал, и увлек всех в пропасть… Ушли «с концами», и тела замело снегом!.. Что еще? Коллективное замерзание в условиях суровой непогоды. Период-то непогоды был, но не слишком длительный. Такое могло случиться, если ветрюга и метель застали их на незащищенном месте, на высоком гребне… Вопрос… Мог быть и коллективный срыв с разрушением всей цепи страховки. Обычно это происходит так: срывается один и сильным рывком сдергивает других, если не выдерживают главные звенья закрепления веревок на рельефе… Вот по таким основным сценариям развивается большинство коллективных, групповых аварий. Бывает, что авария развивается цепочкой: одна индивидуальная авария вызывает следующую, разобщение группы и гибель поодиночке. И индивидуальные аварии складываются в аварию всей группы. Но обычно такое развитие событий как ударом разбрасывает группу, отдельных участников и их снаряжение, поэтому остается немало следов и их легче обнаружить. Здесь, похоже, аварийная группа не разобщена…

Романцов пытался заметить, запомнить и записать сведения о главных деталях: расположении свежих выносов лавин, состоянии снега и ледосбросов, положение и размеры снежных карнизов, солнечную ориентацию склонов и преимущественные направления ветра. Все эти данные не могли дать ответа на вопрос, где и как произошла авария, но при тщательной систематизации они могли вывести поиск на правильный путь. У Романцова внутри укреплялось осознание того, что они где-то промахнулись, пролетели мимо в ходе поиска. Что они изначально не ошиблись в выборе направления движения и в выборе тактики… Но где же, в чем промахи? Где тот узел, в котором они отклонились от верного направления, что-то не увидели, или не смогли увидеть?..

«Спасы» – дело серьезное. Все спасатели не только старались работать изо всех сил, но усталость накапливалась и из-за повышенного психологического напряжения. В обычной обстановке похода или восхождения такое напряжение снимается шуткой, отвлечением на работу, естественной забывчивостью про мелкие невзгоды. Здесь же эти элементы снятия стресса присутствовали, но в существенно угнетенном состоянии. На подсознание давило ощущение близости человеческой трагедии. И чувство бессилия. Об этом можно забыть, но ненадолго. Этот спуск на Каинды, этот возврат, как вынужденное отступление, не могли не вызвать и у Романцова горьких чувств поражения, недодуманности, недоработки, крайней неудовлетворенности и ощущения ситуационного тупика. Упреками и обвинениями здесь не поможешь, они только накалят ситуацию. Нервы напряжены у всех, поэтому требуется предельная сдержанность. А шансы спасти пропавших оставляет, видимо, только версия их вынужденной технической задержки. Что же могло задержать? На этой ноте размышления Романцова были прерваны словами Вадима.

– Возникла у меня одна мысль, Павел Андреевич, хочу о ней поделиться. Быть может, чепуха все это, но ничего другого пока придумать не могу!

– Ну и что же за мысль такая?

– Я буду говорить, а вы меня отбивайте. Логически. Я все о том же. Они могли перевалить не через основной хребет, а через боковой отрог.

– Ну, это мы допускали с самого начала.

– И поэтому просматривали ущелья с узловых точек, сверху, да?

– Да.

– Мне кажется, мы не все увидели. По крайней мере, в последнем ущелье, на стыке участков. Я вижу здесь недоработку. Здесь, между основными отрогами от хребта могут лежать один-два дополнительных, не обозначенных на схемах, менее протяженных. А внизу при нашем наблюдении все прикрывала облачность. Мансуров ничего не увидел, но он ничего не увидел не на скате того отрога, который был под нами. Мы тоже не увидели ската того отрога, на котором находился Мансуров. Между нами мог находиться еще один промежуточный отрог! А может, и два. Вот такой расклад. И еще момент: мы наблюдали с узловой точки бокового отрога, находясь в главном хребте. Но мы не выходили на седловину этого отрога, через которую они и могли перевалить на запад, ошибочно приняв ее за перевал в главном хребте. Или через седловину отрога, на котором был Мансуров, в направлении на восток? Такое тоже возможно, если он на нее не выходил, наблюдая, как и мы, с главного хребта. Кроме того, возник у нас разрыв по времени: мы и Мансуров просматривали этот участок в разное время, со сдвигом более чем на двое суток. А за это время могли произойти изменения. Лапин мог еще не выйти на наблюдаемый Мансуровым участок, если… Если он находился где-то здесь, между нами и группой Мансурова, в этом ущелье ниже седловины. Если есть у нас «слабина» поиска, то она – на стыке участков. Есть она! Чувствую. На войне слабина всегда на стыке частей и соединений. У нас, возможно, тоже…

Помолчали. Романцов обдумывал. Потом задумчиво произнес:

– Да, тоненькая ниточка… Туда ли она поведет?

Вадима будто ударило током! Ниточка! Опять ниточка! Нитка! Бело-голубая, свисающая с тряпки! С какой тряпки? Когда? Да! Когда Лида протирала ботинки от воды и снега. Тот ее мимолетный полуоборот назад и взгляд. Это на мгновение мелькнуло на заднем плане у нее в руке и снова пропало. Эта тряпочка, этот упаковочный мешок для продуктов. Бело-голубой, мокрый, выцветший. Их всего было? Четыре-пять? Не помню! Но помню, что у меня был только один. И в него я, помнится, завернул свой ремнабор! Где он?

– Павел Андреевич, я вспомнил вдруг одну вещь. Надо проверить. Чуть пошевелюсь.

Вадим быстро нащупал в кармане рюкзака мешок с ремнабором – мешок лежал на месте. На нем четко виднелась надпись «4З». Четвертый завтрак, завтрак четвертого дня похода! А тот, что был у Лиды?

– Павел Андреевич, вы не видели той тряпки, которой Лида протирала ботинки? Мне показалось, что это такой же мешок, как этот!

– Кажется, она оставила снаружи, в изголовье. Посмотри там.

Пошарив рукой за пологом палатки, Вадим действительно нащупал влажную тряпицу, достал и развернул ее. Да, она из такого же материала, как и мешок Вадима. Еле заметная, размытая надпись на ней… «13У»… Тринадцатый ужин!..

– У меня, в моей рюкзачной укладке этого мешка не было. Помню, что не было! Могла ли она попасть ко мне случайно?.. Взятая, например, на Каинды, у ребят?.. Нет! Свои вещи я хорошо знаю. Что-то здесь странное.

– Ну-ка, давай, разбудим, – сказал Романцов, – Лидаша!.. Лида!..

Лида, едва очнувшись, не сразу поняла, о чем речь, но потом вспомнила.

– Я думала, что тряпочку кто-то из вас оставил у самой палатки на камне. Я не придала ей значение… Да, она лежала не на камне, а между камнями… Провалилась так, что сверху ее почти не было видно. Я ее заметила, сидя в палатке, и вначале не подняла, но потом, когда понадобилось чем-то протереть ботинки… Ведь на глазах у всех…

– Все-таки, это прокол, Лида! Наш общий прокол. Это – улика! Эту тряпицу, видимо, оставила группа Лапина. Значит, они стояли здесь же. В видимой округе ущелья это наиболее удобное место, один каменистый участок открытого льда… Завтра утром еще раз тщательно обыщем место стоянки. Может, еще что-то найдем, – сказал Романцов.

Лида подавленно молчала. Вина плыла в глазах…

– Вопрос только в том, когда они стояли здесь… Какого числа? – сказал Вадим.

– Что ты имеешь в виду?

– Их задержка слишком уж длительная. И мне хочется думать, что они поднялись на хребет там, где мы обнаружили засыпанные следы. Не найдя безопасный спуск, они могли вернуться на Каинды и заночевать здесь. Но все могло быть и не так! Они могли заночевать здесь в вечер расставания с Берлиной и Беловыми. Сложность в том, что возможны оба варианта. Все же эта косвенная улика указывает на это ущелье! Павел Андреевич, давайте пройдем его еще раз, но через боковой отрог на запад. Надо четко соединить зоны поиска.

– Хорошо, подумаю. Сейчас спать! Утро вечера мудренее.

– И значительно длиннее…

Утренняя связь в 6.00.

– Отряд один. Романцов. Вызываю отряды два и три.

– Отряд два, слышу.

– Отряд три, слышу.

– База пять на связи.

– Уточнение задачи объединенному отряду три. Сегодня тремя группами обследовать перевалы Великий Почин, Восточный Спокойный и Спокойный. Завтра одна ваша четверка должна будет завершить поиск на западном участке до перевалов Спокойный и Ат-Джайляу. Две другие четверки завтра должны начать движение на Кан-Джайляу для поиска на северном участке. Южную сторону мы заканчиваем. Может быть, придется пройти ее самый восточный угол. Камиль, отряд-два, у тебя ничего?

– Да, Симаков обследовал перевал Олимпийский. Записка позапрошлого года. Мы взошли на безымянную седловину западнее. На скатах следов нет. Это уже стык с ущельем 21, где был Шепитько.

– Далее я направляю твой отряд-два на самый восточный участок, – между пиком Сарагоса и вершиной «5376». Два сложные перевала, один из которых, – Маршала Крылова. Мы вернемся для дополнительного обследования стыка участков у вершины «5075» и спустимся либо на Каинды, либо на Кан-Джайляу. Группу Симакова поблагодарить и отпустить. Пусть идут своим маршрутом. Ринат! База пять?

– Слышу!

– Ринат, я начинаю испытывать затруднения. Если и сегодня ничего не найдем, мы – в глубоком тактическом тупике. Случай очень сложный. Все заметает снегом. Даже надежду на хороший исход…

– Может, запросить еще помощь? В МАЛ ЮИ готов к выходу интернациональный отряд альпинистов. Пустить группу Милларди вам на помощь?

– Думаю, это уже бесполезно! На неисследованном остатке мы их найдем, а если не найдем, значит, они где-то под слоем в несколько метров. Центр поиска смещаем на северную сторону. Самое неприятное, если мы ошиблись с самого начала, чего-то не учли или где-то проскочили мимо!..

– А почему возвращаетесь?

– Кое-что обнаружили… Место их стоянки на леднике. Есть предположение, что они повернули в ущелье, по которому мы только что спустились. Надо тщательнее просмотреть стык, просмотреть не только с гребня, но и с седловины бокового отрога… Вызываю базу пять! База пять!.. Да, плохое прохождение!.. База пять!.. Плохо слышу! Плохо слышу! Повторите!.. Вот слышимость на «хиньдюшном» языке!..

Восемь по Рихтеру!

Молодец, Инга! Хвала Жене! Слава Блюмкину! Браво, девчата! Добро сработано! Действительно, тяжелый перитонит, обширный, с абсцессом, и по отзыву врачей через сутки было бы поздно. Оперировали уже с риском. Но удачно, спасли парня, вырезали гнойник!.. Несомненный успех! Что это? Случайность?

Да, в ликвидации этой критической ситуации, сползавшей к аварии, много случайностей, но и немало закономерного. Прежде всего – в согласованности, оперативности действий спасателей и вертолетчиков. Первая ласточка! Первый успех, который так окрыляет! Первый порыв теплого ветра. Халиев как-то внутренне, интуитивно ощутил, что группы поиска на верном пути! Процесс раскручен, спасатели активно преследуют аварию! Только бы не сбились со следа, не проскочили мимо! Как же, как же с группой Лапина? Вторая «ласточка» – успех Красовского. Как и что там случилось, пока неясно. Ясно одно: он нашел погибших. Это, конечно, задержит еще немного группу Егорова, но пусть… Главное – там все определилось. А у Романцова пока – полная неопределенность. От последнего его решения Халиев находился вне себя. На кой черт они вновь поперлись в это ущелье? Там же ничего нет! Ничего не нашли! Зачем?..

Успокойся! Успокойся…

Слышимость на связи была отвратительной, а связь – очень короткой. Романцов явно торопился. Почему? Донеслись лишь несколько отрывочных фраз, повторенных несколько раз. Что же сказали сквозь треск разрядов? Одна фраза достаточно определенна: «Нашли место стоянки…». Еще? «Возвращаемся в ущелье и идем на запад…», и, кажется, «… через отрог…» – при другом повторе. Остальное тоже понял обрывками.

Еще: «…Они ошиблись!..» Но кто ошибся, Лапин или Романцов? Видимо, группа Лапина. Ринат впился глазами в схему. Да! Кажется, Романцов с Ворониным решили, что Лапин по ошибке пошел через боковой отрог. Это-то понятно, очевидно. Но ведь они просматривали все с гребня. Значит, решили, что чего-то не увидели. Что их толкнуло вернуться? Какая-то улика. Они что-то нашли. Но где и что? Ладно, предположения оставим до дневной связи. Планы Шепитько и Мансурова пока менять не будем. Пусть спокойно делают свою работу. Эх, тоска, тоска!.. «И скучно, и грустно, и не с кем поддать…»

Успокойся!..

Они активным делом заняты, а ты… Для них радиограммы сюда – одна обуза. И с разбором причин – полная «непруха». Чем заняться? Галинский собрал интернациональную группу альпинистов, готовую помочь, но где, чем и как – пока непонятно. Можно послать сообщение, чтобы выходили, подтянулись к отрядам поближе…

На связь? Вызов? Что-то сообщают!

Пржевальск, КСС Халиеву

Июль-август отмечены пиком интенсивности года активного солнца. Подобные всплески наблюдаются с периодичностью в 12–15 лет. Магнитная буря наблюдалась в период с 2 по 7 августа, – подобные всплески происходят один-два раза в год. В целом указанные даты отмечены активизацией природных аномальных явлений, за которыми последовал период неустойчивой погоды.

Начальник метеостанции Кара-Кол Низолов.

Второй ответ, ответ из Москвы о землетрясеньях, из института физики Земли, имел вид таблички со следующим содержанием:

В чем же суть строк и столбцов? Начнем с оглавления, с первой строки. Первая позиция – дата и, ниже нее, видимо, время в часах и минутах. Да, все по нарастающей, и в пределах 24 часов и 60 минут. И последняя цифра – 23.18, очевидно, восемнадцать минут двенадцатого, исход суток. Содержание второго столбца расшифровано сноской. Не слишком понятны третий и четвертый столбцы. Видимо, в третьем – класс землетрясенья… А в четвертом? Видимо, характеристика магнитуды. Так, а что такое «Гл.» в пятом столбце? Главная?.. Главная чего?.. С шестым и седьмым столбцами, кажется, все ясно: это координаты эпицентра – северная широта и восточная долгота. Эпицентр?.. Это проекция гипотетического центра землетрясенья, гипоцентра, на условную поверхность земной сферы, на эллипсоид ее координат, на «глобус»… Две координаты! А третья? А третья – это расстояние от гипоцентра до этого «глобуса», или… Глубина залегания. Для землетрясенья – глубина, а для взрыва, например, ядерного – высота… Так что «Гл.», видимо не «Главная», а «Глубина»! Глубина в километрах. Что-то припоминается, – при заданной величине энергии землетрясенья, или заданной магнитуде, – логарифме этой энергии, – сила толчка тем больше, чем меньше глубина… А балльность?.. По шкале Рихтера от 1 до 9, или по MSK-64 – от 1 до 12. Да, согласно сноске, столбец два – это балльность по шкале Рихтера: надо нанести координаты эпицентров и силу ударов на карте. Но вначале взглянем на балльность и время… Вот оно! В точку! В 18.46 прошел удар в 7–8 баллов! Вот он, вот он, этот удар! Вот то, что я искал! Какая встряска! Почти восемь баллов!.. И класс 13–14! Заметно более высокий, чем у остальных!.. Пройди он по населенке, посыпались бы осколочки от домов и людей…

Главная причина аварий ясна. Землетрясенье! Силой 7–8 баллов и близкое, с эпицентром всего в 15 км от места аварии группы Лапина. Неглубинное, коровое! Возможно, с быстро гаснущей волной, распространяющейся так, что она не слишком ударила по ближайшим населенным пунктам. Иначе шума от этой встряски было бы значительно больше, и она бы не прошла незамеченной. Ясно! Ясно!.. В довольном исступлении Ринат несколько раз приложился кулаком по столу. Раскусил! Главное теперь понятно! Конечно, для полноты картины предстоит еще кое-что уточнить. Как часто происходят такие землетрясенья здесь и что это, – экстремальный всплеск или вполне заурядное явление. Как оно связано с солнечной активностью, климатическими проявлениями? Это выясню! Выясню! Главное понятно: подземный толчок стряхнул с гор снежные и ледовые массы и, возможно, вызвал отдельные подвижки Иныльчека и других ледников. Последний обильный снегопад наблюдался в период с 29-го июля по 2-е августа. В верховьях Иныльчека кое-где выпало до метра свежего снега, за несколько дней этот снег уплотнился и подтаял. Вообще в июле погода шла слоями: снегопад – солнце, снегопад – солнце. Внизу все стаивало, но наверху мог сложиться хороший лавинный «пирожок». Слоистый, из снега и льда… Ой, осади, тебя уже заносит в «глубокий теоретический штопор». Не умничай! Успех не должен кружить голову! Да, а основному толчку предшествовали другие, менее мощные. Они что-то слегка обрушили, но где-то вызвали напряжение рельефа, новые трещины в ледовых массах. При сильном толчке многое не выдержало и повалилось.

Теперь-то все просто! Все проще и прозрачнее. И кажется, что сложного-то ничего не было, только взять, да разобраться! А ведь мог ничего и не увидеть. Зри в корень! Бди!

Именно этот удар вызвал лавины и обвалы, не мог не вызвать, это очевидно. Кроме того, в 16.41 ему предшествовало менее крупное землетрясенье в 4 балла. Нырков? Его лавина сошла около пяти. Возможно, она и была вызвана этим толчком. Да, или нет, это уже не столь важно: лавина сошла, а двое оказались без самостраховки. Их сбило в кулуар, сбросило в конус и засыпало…

«Красная нить погони» (день третий)

Они встали и собрались так, чтобы выйти с рассветом. Утренний, более тщательный обыск места стоянки дал кое-что еще. Под камнем обнаружили мусор – пустую консервную банку из-под печеночного паштета с остатками бумажной упаковки и разорванных полиэтиленовых мешков. Несколько таких баночек заложили в дневные продуктовые раскладки группы Лапина, – это Вадим помнил четко. Факт подтверждала и маркировка на банке (цифры и буквы на крышке) и относительная свежесть закладки, – два-три, от силы четыре дня назад.

Вадим размышлял, медленно произнося фразы:

– Минимум мусора мы, конечно, оставляли. Но при этом тщательно сжигали всю бумагу и горючий пластик, обжигали банки на примусе, чтобы их быстро съела коррозия. И все тщательно прятали, чтобы не оставить грязи. Это вошло в привычку. По крайней мере, у Ака и Неделина. Они бы всегда бивак прибрали. И, действуя без спешки, не обронили тряпицу. Либо при уходе осмотрели бивак и подобрали ее. Здесь с мусором не обожгли. Значит? Что это может значить? Наверно, они экономили топливо. А почему банку не расплющили? Видимо, они торопились. Пока я это понимаю так. Может быть, имелись и другие причины. Павел Андреевич! Эта находка пусть и не дает нам четкого направления поиска, все же очень обнадеживает. Ясно, что они останавливались здесь не так давно и, возможно, намереваясь свернуть в ближайшее ущелье. В то, из которого мы спустились, либо? Либо они спустились сюда после неудачного подъема где-то выше по леднику.

– Могло быть и так. Хорошо, попробуем пройти назад, в это ущелье и через боковой отрог. Другой более обоснованной версии у нас нет…

По известному пути они еще до полудня вышли на снежную седловину бокового отрога. Следов, тура с запиской не нашли и здесь и на скалах выше. Вадим тщательно просмотрел видимые сверху участки снежного склона и скал, тактически продумывая возможности спуска в этом месте.

С седловины просматривались два примерно равноценные варианта спуска. Оба по скальным гребешкам-контрфорсам или вдоль них, по кулуарам, по границе скал и не слишком надежного снега. Оба вели вниз с плавным поворотом влево. После короткого совещания решили исследовать оба варианта двумя связками.

– Сбор на седловине через три часа. Исследуем на 4–5 веревок вниз. Дальше, видимо, уже не стоит… Искать будут ведущие – Вадим и Лида. Небрежных разведки, поиска, как и страховки, быть не может! Я и Георгий – страхующие. Устанете – сменим. Двинулись!..

Романцов ощутил бездну вины и грусти в глазах Лиды за ту оплошку на стоянке. Желая реабилитироваться, она будет искать отчаянно. Вадим тоже… И если здесь что-то есть, они не пропустят. Ну а ты, шеф, изволь подумать, что делать, если ничего не найдем! Такой исход более чем возможен! Ладно гадать…

Вадим искал сначала со жгучей надеждой, потом с отчаянием обреченного. Тщательно осматривались скалы на предмет обнаружения свежих сколов на трещинах, в которые можно было забить скальный крюк. Искали остатки следов на снегу. Но веревка за веревкой уходили вниз, а результата нет! Скалы и снег девственно чисты и не хранят никаких отпечатков рук человека. Мокрые, холодные руки Вадим ободрал в кровь, ощупывая под снегом края скальных трещин. Пятая веревка легла на душу смертной тоской. Опять впереди тупик! Опять все напрасно и ничего не получается! Более трех часов ползания по скалам ничего не дали. Надо возвращаться. Тупое отчаяние!..

– Павел Андреевич! Пройдем еще веревку. Ну, задержимся немного. Они нас простят.

Романцов задумчиво обвел склон взглядом. Все молчаливо и пустынно печально. Стоит ли еще тратить время? Уже два часа дня… Место мрачное, богом забытое. Вадим, конечно, устал, и надо дать ему передышку.

– Хорошо, только теперь страхуешь ты, а я буду искать.

Лида искала так же, как Вадим. Она была зла на себя, «как чэртонок» (глазами Георгия). Руки стыли от холода, острые льдинки фирна впивались в кожу. Но она не надевала рукавицы, желая чувствовать рельеф «на все сто» незащищенными пальцами, до крови. Поиск на четыре веревки ничего не дал, и пора было возвращаться.

– Надо еще одну пройти, Гера! Ну, немного опоздаем, – не убьет нас за это начальник!

– Ладно! Навэрстаэм!..

Эта трещина среди множества других ничем не примечалась, но Лиде показалось, что чуть ниже нее снег имеет еле заметную неровность. А что, если это вытоптанная площадка пункта страховки, засыпанная свежим снегом? Приостановилась.

Рука по локоть ушла в этот снег и… Вытащила-таки, вырвала у горы эту заледеневшую петлю из репшнура!

Петля висела на скальном крюке. Совсем новом! Без налетов ржавчины и грязи…

А как оно вниз?.. Внизу крутизна увеличивалась, спуск становился более трудным и опасным. Петля кем-то оставлена на спуске, это очевидно. Причем недавно, – «реп» совсем не старый, на солнце не выгорел, без серого налета грязи.

– Надо вызвать наших. Пусть Вадим осмотрит крюк. Нестандартный, может быть, их?..

– Лыда, останься. Я подымусь одын и спушусь с нашимы суда.

– Может, немного обойти скалу вбок, увидем их за выступом и позовем.

– Попробуэм!

Обойдя скалу, Георгий действительно увидел Романцова и Воронина, поднимающимися по скалам в ста метрах в стороне и выше. Предупрежденные криком, они аккуратно обошли скальный уступ сверху и спустились к Лиде.

– Крюк наш! Акулининский! Однозначно! Титан ВТ-5, повышенной прочности. Алексей сам делал такие для похода. И репшнур наш! Сомнений нет, они здесь были. Вопрос, когда? Вот это уже кое-что, Павел Андреевич! Вот она – ниточка за иглой!..

– Движемся далее по их спусковому пути, выискивая промежуточные точки закрепления. Предельное внимание и осторожность! Они могли сорваться или попасть в лавину, и мы на их пути можем поскользнуться и пропасть на том же самом. Вадим – ты направляющий. Задаешь тактику и направление, как они должны двигаться в этих условиях. Я подкорректирую. Подготовь веревку. До дневной связи – 20 минут. Георгий, Лида, рацию и антенну!

– Ринат, Камиль, слышу хорошо! След пропавшей группы обнаружен на западном скате бокового отрога восточнее ледника «17». Зона поиска – южнее и юго-восточнее вершины «5075». Предположения Воронина оправдываются. Возможно, они уже на удалении менее километра от нас по прямой.

– Вы уверены?

– Да! Определенно! Утром нашли кое-какой мусор на стоянке, оставленный ими. А сейчас обнаружили крюк и спусковую петлю. Однозначно ими, причем ясно, что они ошибочно пошли на спуск через боковой отрог, сваливаясь опять на Каинды! Вернее всего дня два-три назад! Два-три дня назад, а может, и меньше! Наш прочес начинает давать результаты. Камиль, слышишь?

– Да!

– У тебя ничего?

– Да, в цирке перед перевалом Крылова никаких следов нет.

– Прошу тебя срочно вернуться на Каинды и занять позицию наблюдателя южнее вершины «5075». Будь готов соединиться с нами по кратчайшему маршруту. Задачу уточню на вечерней связи, в 22.

– Понял!

– Павел! Что поручить Шепитько? – включился в разговор Халиев.

– Он не вышел на дневную?

– Значит будет на запасной, в 18.

– Его пока срывать не станем, – целеуказание на вечерней связи в 22. Его позиция – вблизи перевала, так чтобы можно было начать движение по любую сторону хребта. Сообщи ему наши результаты. Лида ставит пять с плюсом Инге за диагноз. Есть ли известия о Беловой из больницы. Как состояние?

– Нашли переломы шести ребер и левой ключицы. Истощена морально и физически. Но опасений за жизнь нет. Лечат!

– Ну, спасибо! Пока все. Жди нас на 18 и на 22. На 18 можем не выйти, если будем очень заняты. К 20-ти или 22-м, думаю, еще кое-что прояснится. Пока все!

– Буду ждать на 18, 20 и на 22. Успеха! Конец связи!

– Успеха! Конец связи! КС!

– Конец связи! КС!

Романцов выбил найденный крюк с петлей и спрятал его как улику в карман рюкзака. Вместо него выбрал место, подобрал и забил свой крюк. Забил с «малиновым звоном», надежно. Закрепил веревку, сбухтованную Вадимом.

– Идем преимущественно по скале. Постарайтесь не ронять камни. Они могут быть прямо под нами!

– Понес же их черт в эту преисподнюю!

– Да, хорошенькая будет у нас ночевка! В сладком местечке! И под дождичком. Хе-хе-хе…

– Какое мрачное ущелье!..

Действительно, это ущелье уходило вниз темным колодцем с дикими скалами, и, серо-черным туманом. Хотя было только начало пятого часа дня, сумерки уже легли на склон. С неба капало водой и снегом. Несмотря на промозглость и тревогу, ожидание прожигало их теплом и дрожью нетерпеливой лихорадки. Ощущение близости развязки завладело всеми участниками спасательной группы. Ощущение не менее сильное, чем у кладоискателя, наткнувшегося на сундук, или у разведчика, открывающего папку с секретами

Веревка змеей заструилась вниз, затем натянулась струной под весовой нагрузкой. И хотелось, и не хотелось верить, что «пропащие» пошли сюда, в забытый богом узел, в это урочище ведьм. Но факты – упрямая вещь! Веревкой ниже нашли еще одну петлю в ледовой проушине, потом следующую петлю – на скалах. «Ниточка» натянулась и потянулась к «игле». Но не прервется ли, не выпадет ли из ушка? Не останется ли у них в руках пустой кончик следа, разрушенного лавиной или камнепадом? А может, впереди зловещее кладбище из фигур, замерзших на ветру? После приключения в потоке на Каинды такой исход казался вполне возможным!

Спаси и сохрани! Дай их «достать» живыми!

Очарование Востока (хохмочки для «разрядки», которые можно пропустить)

Образ похода: Болезни

Кому-то пристала простудка, Кому-то тупая мигрень, Кому несваренье желудка, Кому – безудержная лень! «Медвежка», ангина, горняшка Шатают в начале пути, Как будто хорошая «пьяшка» Тебя с непривычки мутит! Любимые наши заразы, Услада, награда для всех, — От них – песен звонкие фразы, От них начинается смех! Ты скажешь: «Слова те – шутихи!» Ты скажешь: «Нет логики, врут!» Отвечу тебе: «Только психи По-доброму в горы идут!»

Они шли в поход, в путешествие, чтобы увидеть, узнать, понять и полюбить! Чтобы потеснее уложить в себя хороший кусок внешнего мира и через общение с чистым миром гор стать выше, мудрее… Их взгляд на окружающее был пытливым взглядом ученика и исследователя. Они не замыкались только на любимой специфике горных маршрутов, стремясь использовать небольшие отрезки времени на подъездах и выездах для познания местных обычаев, истории, традиций и взглядов людей…

Они любили Восток и отдельные формы «общения с Востоком» обставляли как ритуалы. Таким был ритуал «казнь базара» (какой же восток без казни!). В роли «отрубленной головы» должен был выступить самый крупный арбуз. «Палач» с двумя подручными, с самым зверским видом, в наиболее рваных и грязных ботинках и штормовках, с ледорубами и огромной сеткой-авоськой тяжелым ритуальным шагом входили на базар и обходили его целиком в поисках самой большой кучи с арбузами. Остальные, «сторонние» члены группы наблюдали за сим со стороны и подначивали окружающих: «…Казнить базар будут!..» Так что при торгах собиралась небольшая толпа заинтересованных представлением и умным торговцам это нравилось. Конечно, все основывалось на понимании того, что восточный базар – не просто «торгушка», а интерес живого действия, живого общения! Восточный базар столетиями играл роль всех средств массовой информации, театра и кино, особого вида искусства и торговли и общения, и обмена новостями и информацией… «Палач» выбирал из кучи самый крупный арбуз, споря до хрипоты и до последней копейки с торговцами, заранее предупрежденными «сторонними», что без ругани и «страшных угроз» не обойдется… Обычно в качестве «палача» выступал Акулинин, – он умел при всем комизме ситуации сохранять такую натуральную серьезность позы, мимики и выражений, что окружающие дрожали от смеха как листья на ветру… Наконец, сделка заканчивалась, «палач» братался с торговцами и набрасывал им ритуальный рубль сверху, сокрушаясь, что «так жестоко не переплачивал все последние полтораста лет своей жизни» и что «мир еще не видал такой щедрости со времен пьянки на коронации царицы Савской…»

– Хвала Хоттабычу!

– Слава аксакалам! Аксакалам слава!

– Аллах велик и правит, но Коран «ишака» не исправит!

– Алладину все до лампочки!

– Толста кишка!!!

– Секир башка!!!

И после взмаха ледорубом «башка» арбуза весом более двадцати килограммов падала из рук «палача» в авоську, подставленную подручными. Они вешали авоську на ледорубы и торжественно, в ногу, шествовали через базар и город в свой лагерь есть арбуз. За один раз даже все 8–9 человек группы такой арбуз съедали не всегда… Так были «казнены» базары в Самарканде, Душанбе, Алма-Ате, Фрунзе, Пржевальске…

Другой ритуал носил название «ночь Ходжи Насреддина», «ночь Ходжи», или тайно, шепотом меж собой, «хадж» (да простит им Аллах сие шутливое святотатство за неимением возможности совершить хадж настоящий, хотя бы совершить такой!..) К этой ночи еще до похода готовили заранее смешные, «страшные» и поучительные истории и анекдоты, сочиняли новые стихи и песни, номера выступлений. Это был праздник художественного творчества с приятной фруктовой закуской и умеренным головокружением от шампанского. Некоторые номера запоминались надолго: лекция Ака о чувственных прелестях Востока, танец гаремных дев, поэма «Молодой Хоттабыч» (… Сулейман Секс-Ибн-Хоттаб был любимцем сладких баб, – почему таким он был? – Просто сам он баб любил…), сказка «Али-Баба и сорок баб…», лекции по походной медицине, диетологии и гигиене «Хана хану», «Не бей бея», «Хамы в хаммаме»,[28] «Хроники хроников», «Магарыч и старый хрыч» и многое-многое другое… Проводился конкурс на лучшую восточную мудрость (Во! – Мудрость!) и лучшую западную мудрость («замудрость»), на лучшую абсолютную мудрость (мудрость «отруб-башка», за которую башку не грех и отрубить). Например: мы полуевропа – полуазия, с того и другого у нас безобразия!.. «Мудак несет бардак»…

Ночное бродяжничество, блуждание среди древних медресе, минаретов, мазаров (кладбищ) и мавзолеев носило название «Ночь Тадж-Нахала» (да, представьте, не «Махала», а именно «Нахала»). Разгуливая с фонарями по восточному городу у древних памятников, мазаров, мавзолеев под таким черным и таким звездно-глубоким южным небом, дышали воздухом столетий и каким-то особым ароматом Востока. Ночь имела свою тайну, тайну истории, тайну очарования Кораном, тайну прошлых поколений. Тайну непонимания Востока и его понимания каким-то внутренним движением души.

– Мыслить вредно! Мозги усыхают!

– Очень правильная мысль для тех, кто ее сочинил!..

Обстановка и условия похода накладывали яркий, своеобразный отпечаток на отношения между людьми. Отношения весьма эмоциональные, не свободные от задиров и шероховатостей, но все же отношения глубоко товарищеские, сплоченные общей целью, общим делом, общими взглядами единомышленников… Здесь утверждался свой, своеобразный стиль общения, режим и ритм жизни, даже своеобразные обороты речи, языка.

Непосредственно в походе представители определенной секции пользовались даже специальным жаргоном (сленгом), понятным поначалу только людям, входившим в этот коллектив в походной обстановке. Например, в секции Вадима обычно изюм называли «клопами», чернослив – «тараканами», а курагу – «устрицами». Перловку называли «домбайскими яйцами», а сублимированное мясо вакуумной сушки – «верблюжатиной» (сухое, как из Сахары). Вермишель – «червячками», а макароны – трубами… Обороты вроде «молочные червячки с клопами», «трубный супчик с верблюжатиной» или «компот из яблочного сухаря с тараканами» звучали по-родному, по-походному…

Пищевое наслаждение от экзотических фруктов и базара особенно обострялось тем, что называлось «жор», – ну прямо-таки зверский аппетит, который можно только уменьшить, но не убрать обильным «столованием». «Жор» наступал ввиду больших нагрузок и весьма скромного питания в течение похода. Еда после походных ограничений (как по количеству, так и вкусовых) приносила огромнейшее удовольствие, тем не менее, следовало соблюдать осторожность и меру: организм не всегда выдерживал пищевые перегрузки. За перебор жирных продуктов, к примеру, сметаны или каймака, печень напрочь отключала аппетит, включала общую разбитость, а то и кое-что похуже… За попытку совместить дыню с молоком или мороженым клиента выворачивало, «без проволочки, как навололочку».

Образ похода: Вокзал

Чуть забелило рань, — Вокзал берем на приступ, Все знают: эта рвань Из племени туристов. «Все сами – анекдоты Балуются смешками, Вагоны, самолеты Уродуют мешками!..» А шуточки-то, шутки, — От драных ловеласов, — Трясутся смехом сутки, А пыль – как из матрасов… «Уж месяц, верно, койки И бани не видали!..» «Наверно, на помойке Три раза ночевали!..» Враз дрогнул весь вокзал От топота и храпа: «Посадка!», – шеф сказал, — «Ботинки рвем до трапа!..»

Если жизнь или ситуация тебе скучна, неинтересна, то создай новую ситуацию, которая была бы новой, интересной, динамичной. У них это получалось как-то само собой… Мы часто жестко запрограммированы на определенные действия, не можем вырваться из привычного «зацикливания» на обыденном. Юмор позволяет сделать непредсказуемый шаг в новом направлении, отклониться от привычной прямой… Поэтому юмор – серьезный инструмент сознания и преобразования! Разумная неразумность. Очень мрачное утверждение, не правда ли?..

Перед Аллахом я в долгу, Стать правоверным не смогу, — Живу с желанием-мечтой Свиной горячей отбивной…

Пропавшие в тумане

– Нужна страховка!

– Ничего, пройдем и так. Склон не крутой.

– Страховка необходима!!! Склон опасен! – в словах Ака кроме боли и гнева звучала жесткая решимость не отступать.

Сейчас они смотрели друг на друга с Сергеем Лапиным с почти нескрываемой яростью. Нервное напряжение достигло предела и вместе с ним до предела накалились отношения Акулинина с руководителем группы. Как участник он должен был во всем подчиняться руководителю, но Ак не был простым участником: по опыту, по возрасту, да и по спортивной квалификации, – фактически по всем показателям он реально превосходил Сергея.

Уже с момента их первого, неудачного поворота на хребет, – с момента их первой неудачной попытки преодоления Иныльчек-тау, он интуитивно чувствовал, что Сергей ошибается. Но в сложившейся ситуации всячески стремился избежать конфликта, понимая тяжелое положение группы, необходимость спокойного, вдумчивого руководства, ведь внутренний разлад мог иметь самые тяжелые последствия. Когда же ошибочность первой попытки стала ясна всем, а склон на седловине оборвался жуткой нависающей стеной, они поспешили вернуться назад, на ледник Каинды, сошли немного вниз, к западу. Ориентировка очень затруднялась отсутствием карты и описаний, плохой погодой, а знания членов группы об этой части района оказались поверхностными. Как не хватало Вадима!..

Для перехода Сергей выбрал одно из очередных ущелий, которое снизу показалось вполне доступным, по крайней мере, с южной стороны. Свое решение он мотивировал тем, что надо не удлинять путь движения к западу и перевалить не на Ат-Джайляу, а на Кан-Джайляу. Конечно, выход на Ат-Джайляу удлинял протяженность пути по обе стороны хребта, но… По мнению Акулинина этот путь являлся технически более простым и безопасным. В решении Сергея Ак ощутил налет торопливости, неуверенности, недопустимого отчаяния спешки. Они уже слишком задержались, Сергей стремился быстрее исправить ошибку и перевести группу на Кан-Джайляу.

Утром, уже почти закончив сбор, Ак переговорил с Сергеем, убеждая его спуститься еще ниже по Каинды и перейти хребет западнее. Но тот не согласился, – очень не хотелось опять терять высоту, время, и… уверенность в своих решениях (внутренняя его уверенность, однако, заметно пошатнулась от первой неудачной попытки). Перед снятием палатки Ак протер ее тряпкой от влаги конденсата и свернул с помощью Миши. Протер тряпкой руки. Внутри жгла досада, сомнение в правильности решения Сергея. Нервное напряжение чуть не прорвалось обнаженной яростью. В сердцах, со злобы, чтобы хоть как-то нервно разрядиться, он швырнул мокрую тряпку, и она скрылась где-то между камней. Это был использованный мешочек «13У», – упаковка тринадцатого ужина их несчастливого похода.

Когда группа тронулась, Ак напряженно замкнулся в себе и не стал больше ни в чем перечить руководителю, хотя внутри у него уже сложилось убеждение в ошибочности действий Лапина. Доказательств пока не было, но взгляд стал критичным, мысль заработала в поисках опровержения выбранного варианта. С другой стороны, ему очень хотелось думать, что все эти подозрения напрасны, что они находятся на верном пути. Однако жгучая тревога не отпускала! Условия видимости давали слишком мало информации, почти не за что ухватиться. Туман облаков скрывал все. Они пошли активно, вышли на седловину. Определить бы направление, но компаса нет и солнца не видно, можно только приблизительно угадывать стороны по едва приметному расположению хребта и изредка проглядывающих вершин. Пик непогоды задержал группу еще на сутки, – двигаться в эту метель было совершенно невозможно (в эту непогоду Вадим «таранил» перевал Предутренний).

Проклятый туман! В какой гнилой угол попали! Второй день и хотя бы небольшой просвет! Ни черта не видно, – не видно, что может упасть сверху, не видно, куда «ныряем» вниз. Да, «голенькие» мы на этом ветру, как после пожара в мыльном отделении. Хорошая банька! Холодненькая!..

Горы – мощнейшая, тяжелая стихия! Казалось бы, относительно небольшие расстояния в горах, быстро и без проблем, «шутя» преодолеваемые сильной и подготовленной группой, – эти «небольшие переходики» на 2–3 дня быстро превращаются в труднопреодолимые и даже непреодолимые препятствия, если силы группы оказываются подорваны голодом, усталостью, холодом и заболеваниями. Или если группа оказывается отягощена травмированным участником…

Душа Ака на некоторое время успокоилась, когда они начали спуск, но успокоение оказалось недолгим. Напряжение накапливалось, а туман так плотно закрыл видимость и вниз и вверх, что группа вынужденно остановилась. Опасность продолжения спуска резко возросла: можно ненароком выйти на участки, простреливаемые камнепадами и лавинами и на участки, спуск с которых невозможен или очень опасен. Крутизна склона велика, а оценить степень риска, не наблюдая склон в тумане, весьма затруднительно. Слышимые удары камней, отдельные видимые камни, вылетающие из тумана, наблюдаемый сход небольших лавин по кулуарам, служили грозными предостереженьями. Видимость крутого склона на спуск всегда ограничена даже при хорошей погоде, чего же говорить о видимости в мареве из густых облаков!..

Скорость движения резко замедлилась не только из-за тумана, но и из-за моральной и физической усталости голодной группы, уже доходящей до изнеможения. Продукты и топливо – на последнем исходе, и только жесточайшие меры экономии позволяли давать на перекусы хоть самую малость, но ясно, что и последним сухарям скоро придет конец. Одна надежда на быстрый спуск. Но как ускориться? Двигаться в этом мареве, по очень крутому склону, приходилось едва-едва, на ощупь, после тщательной разведки. Справа – уходящие ввысь скалы и лед, почти отвесные, а слева – зев бездонной пропасти и малые выступы скал под ногами. Останавливают, мешают и порывы злого шквального ветра с метелью, – приходится искать защищенные места и вынужденно отсиживаться. Нервное напряжение – на пределе. Ак ощущал, что и руководитель, и «малыш» Коля и он сам, – на грани нервного срыва. Лишь задумчивый, флегматичный Мишка успокаивал всех своей невозмутимостью, продолжал работать основательно, не торопясь, так же надежно и технично, как в обычной обстановке.

Вначале спусковые крючья и петли оставляли. Но потом решили по возможности снимать: кто же знает, сколько их еще понадобится? Найдя небольшую площадку, заночевали с надеждой, что утро принесет и лучшую видимость. Несколько раз вставали ночью посмотреть, не открылся ли в тумане вид вверх или вниз.

Утро не принесло облегчения. Спуск продолжили очень медленно, на ощупь, чтобы в середине дня выйти на край огромной пропасти. Пришлось вернуться и заночевать на той же площадке. Дальше решили траверсировать склон вправо и вниз, чтобы обойти слишком крутой и опасный участок. Этот вариант обхода частично просмотрели накануне.

Настроение подавленное. Все глубоко ощущают внутреннюю вину за случившееся, ответственность за судьбу оставленной на Каинды тройки с тяжело травмированной Наташей, вину за гибель Вадима. Продукты и топливо, – лучше не думать!.. Снег, ветер, крутые заледенелые скалы, голод, холод и жажда… От усталости действия становятся все более и более рискованными: уже мало сил на выполнение требований безопасности, для поддержания мощи страховки. Ак пока еще ловил себя на допущенных ошибках и заставлял исправлять их. Но внутренне подметил, что начинает ошибаться все чаще и чаще, и все больше и больше времени уходит на исправление мелких технических огрехов. Следующим этапом должно стать «самопрощение» таких ошибок и их переход, сплетение в критическую ситуацию. А из нее в аварию! Этого еще не хватало!..

На очередном отрезке ему показалось, что снежный пласт, по которому собирался перейти Сергей, ненадежен. Так! Показалось… Совсем небольшой «галстук» в кулуаре, шириной каких-то тридцать метров. При этом Сергей посчитал участок совсем несложным и не опасным, проходимым без затрат времени на организацию страховки.

– Нужна страховка! Не только руководитель, но каждый участник группы вправе требовать обеспечения безопасности, если он считает это необходимым! Я не хочу погибнуть или остаться здесь один! Я не хочу, чтобы погиб руководитель моей группы! И он, этот руководитель, ОБЯЗАН обеспечить безопасность коллективными действиями! Обязан!!! Хватит нам трупов!

Намек слишком понятен, слишком остр… Ак говорил очень резко, едва сдерживаясь от срыва на крик. Подошедший Миша постарался разрядить обстановку осторожным вмешательством.

– Ну что вы, ребята! Драться задумали? Этого еще нам не хватало! Мы ж лыжники, а не сквалыжники!.. Серега! Ведь он прав! Что тебе, лень крюк забить? Так мы забьем! Подумаешь, проблема: карабин пристегнуть! Серега!..

Сергей тихо отступил: против него два участника, сейчас половина его группы. Он не уверен, что Коля активно поддержит его в этой ситуации, но даже в случае такой поддержки это не слишком бы усилило его позицию. Ведь Коля – самый младший среди них и по опыту, и по возрасту, и по реальному уровню спортивной подготовки. Понимая это, Коля всегда держался очень скромно и в споры более опытных «асов» не вмешивался. Скорее всего, так бы случилось и в этот раз, поэтому Сергей отступил… Уступил, хотя это и нанесло внутреннюю рану его самолюбию… Он еще не знал, что эта уступка принесет ему всего лишь через три минуты!..

– Хорошо, повесим страховку! Тогда ты и будешь страховать!

– Буду! И удержу, если сорвешься, будь спокоен!..

Позиция Сергея слаба… Понимая это, он стремится ее усилить. Ему так нужна уверенность в правильности принятых решений! Он ищет ее, и не находит! Ему так нужна поддержка товарищей! И ее нет! Под давлением обстоятельств Сергей принимает неверные решения, и тем вызывает реакцию непонимания остальных. Пока эта реакция – пассивная. А у Акулинина стала активной! Сергей сам чувствует, что совершает ошибки, – одну за другой, но не может вырваться из их порочного круга. Ему вроде вполне по плечу задача руководства «пятерочной» группой в обычном режиме похода. Но руководство той же группой в аварийной ситуации оказывается слишком сложной задачей, с решением которой он не справляется. И вины-то в этом никакой особой нет, и злого умысла нет! Просто ситуация обрела более высокую силу, чем его человеческие силы, и справиться, овладеть ею, он не в состоянии…

Вот и сейчас уступив, Сергей все же не смог, не удержался, чтобы не приказать, чтобы не показать, кто руководитель. И опять мучительно почувствовал, что сделал явно не то и не так. Внутренне он понимает, что главная часть вины за случившееся лежит на нем! А вина есть! Тогда, после гибели Вадима, на собрании группы Сергей ставил вопрос о передаче руководства Акулинину. Но тогда вроде обо всем договорились, дальнейшие действия понятны, и Акулинин сказал, что не время сводить счеты.

Теперь же Акулинин внутренне сожалеет, что не принял руководства. Возможно, это тоже являлось проявлением слабости, некоторой растерянности, ошеломленности от гибели друга. Примешивался и целый ряд всяких «боковых соображений: некоторая психологическая неподготовленность, нежелание брать „руководящую“ вину за случившееся, незнание маршрута, желание дать возможность Сергею как-то реабилитироваться и нежелание „бороться за власть“ в такой ситуации… Присутствовало общее моральное отягощение заставлявшее замкнуться, отрешиться. Роились очень тяжелые мысли: что сказать близким Вадима, его маме?.. И все перспективы настолько мрачные. Давит!.. И еще ему вначале показалось, что, не будучи связан мыслями руководителя, он сможет более продуктивно действовать, как ведущий участник, как помощник Сергея. В ходе поисков Вадима это был „плюс“, но потом?..

Была еще одна внутренняя причина, по которой он не брал руководство: в сложившейся ситуации он пока не видел четкой общей альтернативы действий Лапина. Он не видел в чем их общая ошибка, хотя смутное осознание этой ошибки вызывало в нем внутренний протест. Пока он видел альтернативные решения только для отдельных шагов. И чувствовал, что Лапин, не соглашаясь с ним, принимал решения, усугубляющие ситуацию.

Ему почему-то уже несколько раз вспоминалось короткое видение прошлого дня. Тогда внезапно налетел просвет облаков, сквозь который тускло проглянуло солнце. Далеко внизу обнажился клочок ледника с редкими трещинами. Ак попытался взглядом уцепиться за знакомые черты обрамления ледника Кан-Джайляу, склоны пика Нансена. Но склоны не обнажались от тумана. Вместо них в просвете облаков совершенно бесшумно и очень быстро промелькнул летящий вертолет. Видимо, облака сильно заглушали звук, а ветер сносил его в сторону. Интересно, зачем они отклонились на Кан-Джайляу? Кого-то ищут? Просто пограничники? И какое-то странное расположение ледника! Тогда Ак почему-то посмотрел на часы и запомнил: 17–18– два числа подряд. Запомнилось легко! Вертолет – солнце – 17.18… Что-то в этом было. Какой-то скрытый вопрос, суть которого Ак пытался понять. В его сознании сложились три эти факта, в них таилась внутренняя взаимосвязь! Но в чем? Вертолет – солнце в одном просвете, справа, над концом ледника, на границе видимости! Вертолет – 17.18?.. Нет!.. Солнце – 17.18! Солнце!!! Да!.. В 13.00 оно – точно на юге, а в 17.18, спустя более четырех часов оно сместилось на запад. Насколько? На… Тринадцать минус семнадцать – четыре, но стрелка часов идет в два раза быстрее вращения Земли: два полных оборота за 24 часа. Значит, делим четыре часа на два, – будет два. Два в отношении к двенадцати часам полного круга это одна шестая, или 60 градусов по дуге. По очень грубой оценке солнце сместилось на 60 градусов… Конечно, реально меньший, поскольку солнце идет не через зенит… Сместилось вправо! Вправо, движением по часовой стрелке! И за спиной, если стоять к северу, и! И перед лицом, если стоять к югу! Вот оно! Я стоял лицом к югу! К югу, а не к северу! Это значит, что мы ошиблись и ледник, лежащий внизу, перед нами – не ледник Кан-Джайляу! Это ледник Каинды! Каинды! И третий факт – это не вертолет, а край ледника! Как же я раньше не понял?! Почему не задумался, пропустил мимо внимания такой очевидный факт, как расположение конца ледника! Конца, а не верховья! Если бы это был ледник Кан-Джайляу, справа лежало бы его заснеженное верховье, а не окончание! Вертолет отвлек! Думал больше о вертолете, чем о расположении ледника! Теперь это кажется таким очевидным! Тогда правильная мысль о расположении ледника промелькнула, но сознание за нее не зацепилось, пропустило мимо. Вот оно, горькое доказательство ошибки! Этот факт переворачивал все, перечеркивал все усилия последних двух дней! Необходимо было новое решение, но сейчас он стоял с напряжением на страховке и чувствовал, что Сергей может вот-вот сорваться!

Срыв

– Осторожно!!!.. Сергей! Держись!.. Срыв!!!..

Склон выдыхает свистящий стон. Снежный пласт всей шириной и длиной на 30–40 метров и ниже и выше Сергея медленно поехал, затем моментально раскололся десятками продольных и поперечных трещин как стекло, брошенное на твердую ровную поверхность!

Ак сделал все, что мог в эти страшные секунды. Вначале он чуть выдал, понимая, что попытка выборки веревки почти ничего бы не дала, но могла затруднить дальнейшие действия. Сергей сорвался и поехал на снежном пласте. Ак рассчитывал удержать его маятником. Но ближайший, верхний от Сергея разлом выпятился вверх более чем на метр и чуть не подмял того под себя. Чтобы этого не случилось, Ак резко выдал веревку, и Сергей провалился. В следующее мгновение верхний разлом раскололся в снежную волну, которая догнала Сергея, подбросила и увлекла вниз. Запас веревки кончился, и у Ака уже не было выбора: надо держать, держать изо всех сил! Или удержать, или улететь вниз вместе с партнером. Или же остаться здесь с куском разорванной веревки, если она не выдержит? Сергей скрылся за перегибом скалы, а веревка, натянутая как струна и растянувшаяся на несколько метров, выдержала! И выдержал скальный крюк, на котором она закреплена. Ак воздавал хвалу своему старанию за этот крюк… Да, удержать– то Сергея удалось, но совершенно ясно, что на невидимом участке за перегибом склона, его очень сильно ударило боком о скалы. А может, накрыло и раздавило снежной массой. Миша и Коля не могли помочь: на страховочной площадке для них не было места и за происходящим они наблюдали с тихим ужасом пассивных наблюдателей-статистов…

Ак напряженно замер в оцепенении… И на склоне рядом все остановилось, хотя лавина продолжала бесноваться внизу снежно-каменным обвалом. Сергей на крики не ответил: стало ясно, что он либо погиб, либо тяжело травмирован. Ак быстро закрепил веревку, а потом и вторую, полиспастную, для подъема Сергея.

– Миша, ко мне! Да, возьми у Коли аптечку! Будешь страховать! Я спускаюсь к Сергею. Снизу скомандую, что делать. Коля, сними рюкзак и осторожно приспустись по скале. Попробуй, может сверху нас увидишь, – тогда легче будет переговариваться.

Аптечка… Жалкие остатки от того, что оставили Наташе!..

Акулинин закрепил вторую веревку и спустился к Сергею. Тот висел у скалы, полузасыпанный рыхлым снегом. Первое – пульс. Пульс есть! Дыхание? Ак поднес ко рту и носу зеркальце, на котором чуть проступило пятно запотевания. Значит, и дыхание есть! Живем! Жив! Но без сознания. Видимых повреждений нет, но будь предельно осторожен! Закрытые переломы представляют смертельную опасность болевого шока. А состояние и без того шоковое.

Оказывать помощь здесь, на крутом скате, слишком трудно: надо вытащить пострадавшего на полочку. Но как вытащить? Втроем вытаскивать одного задача почти нереальная, – ведь один должен сопровождать, а двум другим при этом приходится тащить двоих. Даже системой двойного полиспаста обычно не удается. И полочка-то эта только одному-двум для стойки. А поставить палатку на ней – не поставишь. Но, может быть, не вытащить, а опустить? Ак пристально вгляделся в окружающие склоны, в скалы. Внизу, левее, метрах в семидесяти, просматривалось нечто вроде защищенной полки или площадки. Да, спуститься к ней легче, чем вытаскивать наверх, на не слишком-то удобную полочку.

Ак скомандовал и примерно за час нелегкой работы пострадавшего удалось спустить, выполнив на этом пути дополнительную точку закрепления веревки на ледобурных крючьях. Еще до окончания спуска Сергей начал приходить в себя, но двигаться не мог. От полученных повреждений, пока неясно каких, он находился в полубессознательном состоянии. Процесс спуска сопровождался у него сильными болями.

На площадке, слегка наклонной и неправильной формы, с трудом поместили палатку. Уже поздно вечером, после того, как уложили больного и оказали ему ту помощь, которую смогли оказать, Ак отозвал Колю и Мишу посовещаться.

– Дело худо, ребята! Ситуация – мрак! Мы не только с тяжелым больным на руках, у нас не только нет продуктов, топлива и медикаментов! Личные аптечки – слезы. Дело еще трагичнее! Мы находимся совсем не там, куда предполагали выйти! Мы перевалили не на Кан-Джайляу! Мы через боковой отрог свалились в тумане в сторону ледника Каинды, на юг! Мы не на северной, а на южной стороне Иныльчек-тау!..

– Как?! Ты уверен?

– Да! Это я точно определил по положению солнца. Вчера я точно зафиксировал момент появления вертолета, – в 17.18 был и солнечный просвет. В это время солнце от южной точки в 13.00 сместилось к западу очень грубо на 60 градусов. Если бы мы на спуске были на северной стороне, оно светило бы нам или в спину, или слева. А реально оно светило в лицо и справа! И еще: за вертолетом просматривалось расположение конца ледника, – конца, а не верхнего плато Кан-Джайляу, как бы нам виднелось, будь мы на северной стороне. Это конец ледника Каинды! К сожалению, я это обнаружил не сразу, – не сразу сообразил. Я это четко понял перед самым срывом Сергея. Я чувствовал, что он действует неправильно, но у меня не было доказательств, – туман мешал наблюдению. И только просвет дал это доказательство! Если бы я чуть раньше сообразил!..

Миша с Колей подавленно молчали, потрясенные новым несчастьем. Оказывается, они еще так далеки от цели! И все дальнейшее так неопределенно! Ак твердо продолжал:

– Сейчас не время раскапывать, у кого какая вина. Нам, так или иначе, придется решиться на следующий шаг. Я думаю, нас уже ищут! Но трагизм ситуации состоит в том, что нас ищут не здесь, здесь нас могут найти очень не скоро, а могут не найти совсем! Спасатели могут предусмотреть наши логичные ходы, но вот ошибки наши «расхлебать» очень трудно. Видимо, нам придется решиться на еще одно разделение группы. Чтобы те, кто дойдет, смогли вызвать помощь. Я пришел к мысли, что сам, один, должен принять это решение. Так будет, если вы признаете за мной общее руководство. Моя вина, что я не потребовал этого раньше. Иначе все могло бы сложиться по-другому!..

Миша с Колей коротко переглянулись и молчаливо кивнули друг другу.

– Да! Признаю! – сказал Коля.

– Конечно, Алексей! Я приму твое решение, каким бы тяжелым оно не было, – добавил Миша.

– Я должен еще немного подумать. Здесь напрашиваются два возможные шага по направлению и два тактических решения по составу. Утром сделаем разведку. Ребята! Положение у нас очень тяжелое, решение будет трудным. Но оно должно быть верным! Это последний шанс, который у нас остается. Если мы ошибемся, то через день-два кого-то из нас уже не будет в живых. А потом это же случится с остальными. Но мы не должны, не имеем права считать ситуацию безнадежной!

– А какие возможны варианты? – спросил Миша.

– По направлению: идти вниз или назад и потом опять перевалом на Кан-Джайляу или здесь же, напрямую, перевалить прямо через верх хребта, через плечо вершины. По составу можно идти вдвоем или одному. Других вариантов я пока не вижу.

– Одному идти очень опасно!

– Видимо, придется вдвоем, учитывая отсутствие продуктов. У нас уже нет безопасных вариантов! Все связано со смертельным риском. Даже небольшая задержка может иметь роковые последствия: мы можем не успеть спасти Сергея и Наташу…

Сергею вместе с медленным возвращением сознания пришло и горькое чувство вины, и понимание того, что Ак спас ему жизнь. Спас вопреки его сопротивлению. Он понял, что своими действиями «подставил» не только себя, но и всю группу. Стал обузой для всей группы в такой аховой ситуации. Сергей глазами позвал Ака, тот наклонился и услышал шепот:

– …Прости… Ты, ты теперь главный… Я не могу… Решай за всех… Решай…

И закрыл глаза в изнеможении, пронзенный новым приступом боли, и телесной и душевной.

Ак выпрямился:

– Руководство группой беру на себя.

Фраза формально необходима. За всю тяжесть будущих решений…

Колю оставили вдвоем с тяжело травмированным Сергеем. Решение на новое разделение группы далось очень тяжело, но иного выхода Акулинин не видел. Он и Неделин должны использовать последнюю возможность, чтобы прорваться через гребень на Кан-Джайляу и вызвать спасателей. Им ясно, что их, видимо, уже ищут: контрольный срок выхода группы на МАЛ ЮИ окончился три дня назад. Но так же ясно, что искать начнут не там, где нужно: искать станут на участке заявленного маршрута. Конечно, через определенное время поиски логически приведут спасателей к одинокой палатке Беловых и Берлиной у вершины «5449» и повернутся в нужном направлении. Но когда это произойдет? Через неделю? Через две? Ясно, что не сразу и не скоро!..

А промедление смертельно опасно! Группа здесь не продержится! Это понятно как дважды два! Без топлива, без продуктов, среди льда и под холодным ветром. И быстрее всех погибнет Сергей, – погибнет от травмы, холода и голода. Еще два-три дня и спасти его могут не успеть: на такой высоте, в холоде, без питания и эффективной медицинской помощи жизнь из человека уходит очень быстро. А привычная вроде горная среда становится смертельно враждебной и беспощадно-жестокой! Акулинин это хорошо понимал, он был «не деточкой» на горных маршрутах, а закаленным, опытным походником. Ситуационная ловушка! Обстоятельства диктуют, нагнетают ситуацию и она, эта ситуация, активно перерастает из критической фазы в аварийную…

Вид вертолета над ледником Каинды внутренним размышлением навел Ака на подозрение, что вертолет – спасательный, причем ищут не кого-то, а именно их? Но никакой гарантии на то, что палатка на Каинды обнаружена, нет! Нет! Есть только жгучая надежда на это! Теперь же срочная помощь требуется не только Наташе, но и Сергею. Да и у их аварийной четверки продуктов и горючего практически не осталось: самые последние крохи надо отдать, оставить Коле и Сергею. А двум другим с отчаянной, волчьей решимостью штурмовать гребень!

Штурмовать! Напрямую, по кратчайшему маршруту. Решение опасное, формально в нарушение правил, но другого нет! Да, решение это с позиции «клубного спокойствия» строгими блюстителями правил можно признать авантюрой. Ак не был авантюристом, не был «горячей головой». Но трагичность ситуации, тяжелая душевная травма от гибели друга, отчаянное положение двух обломков его группы и сама предыстория их аварийных попыток перехода через Иныльчек-Тау не могли не наложить отпечаток на его поведение и на его решение. Он ощущал, что уже не может действовать так, как группа действовала раньше: спуститься на Каинды, пройти ниже по леднику и перейти Иныльчек-Тау через простой, доступный перевал. Действовать так, как он считал нужным три дня назад. Такой вариант безопаснее, но он казался слишком длительным и неприемлемым психологически просто потому, что две предыдущие аналогичные попытки закончились неудачей. Слишком тяжелой неудачей! Сломать порочную тактику! Что угодно, только не так! Нетерпение сердца! Ак умом понимал эмоциональную неуравновешенность этого решения, но сердце перетянуло…

Лобовым ударом! Через гребень! И вниз-вниз-вниз! Если надо, то на 30, если надо, то на 40 веревок! Но прорвать! Прорваться без задержек!..

Образ похода: Легенда

Может, история эта случилась В памяти сердца искрой наважденья, Может, привиделась, может, приснилась, Ветра порывом, искрой восхожденья, В свете костров, у реки горной ленты С пеньем гитары под неба палас Это предание с тайной легенды В иносказаньях звучало не раз… В круге метели два брата, в палатке, — Ночь на стене между выступов скал, С лаской уюта на узкой площадке. Сон, полубденье, тревоги навал… Но что-то слышится в ветра смятенье, — «Что это, – младший трепещется, – Крик?» Старший не мучится в долгом сомнении: «Все это ветер и вьюга, старик!» Но повторяется, множится эхом Голос тумана в горах полуснов, Старшему – вьюги назойливым смехом, Младшему – как погибающих зов… – Нет, я пойду! Посмотрю! Хоть разведать!.. – Что ты, куда? В эту темень, в пургу! — Надо же чуточку разумом ведать… – Брат, ты прости мне, но я не могу!.. Ладно, пускай, моментально вернется, Вьюга остудит стремления пар, Холодом быстро желание сотрется И улетучится вздора угар… Но – на страховке, на пару веревок! Дальше тебе запрещаю идти, — Без Ариадны чудесных «сноровок» В этой пурге «потерять» – не найти!.. Споро – ботинки, обвязку, пуховку, Крючья, айсбайль, капроновый фал, Щелкнул замком карабин на страховку — Бездна метели на полочке скал! Снежные иглы порывами вьюги, Льдистых утесов зловещая хмарь, Холодом сводит и душу и руки, Тьму на чуть-чуть прожигает фонарь. Но через вьюгу и дикие скалы, Смело пронзая опасности круг, Сердце горит негасимо и ало, Звонко врезается в трещину крюк! Вот еще шаг, и еще: «Осторожно!» Вот он – последней веревки финал, Дальше по полке пройти невозможно — Пропасти черной бездонный провал Надо назад, но еще на минутку Миг размышлений его задержал, Тем и сыграл свою вещую шутку, Тем и судьбы повелением пал! Грохот удара, раскат канонады, С неба, по ночи, по панцирю скал, Месивом снега, глыб льда, камнепада, — Дикий, безумный лавины обвал! Давящим фронтом, волною шальною, Вниз, без пощады, не зная преград, Вал в преисподнюю рухнул стеною, Скалы кромсая на режущий град!.. В ужасе, в нише, обнявшись с гранитом, Ласку могилы герой наш испил, — Выступ нависшим своим монолитом Волею рока прикрыл, сохранил!.. Стихло. Спасенье. Но тяжка утрата: «Где-то ты жив, а где умер, старик!..» Нет ни надежд, ни палатки, ни брата, Много уносит трагедии миг! Что это? Снега притихло круженье, Синим кристаллом легла тишина, Горечью думы до боли сожженья. Давит отчаянье… Жалит вина… Линии света, их струи и блики, — С фоном по небу пошла полоса, Странные шагом видения, лики, — Что это? Люди? И их голоса? Чуть приоткрылось ночное окошко, Тьма где-то пала, а где-то черней, В облаке лунного света дорожка, Трое, все в черном, возникли на ней. В рубище порванных старых штормовок, С грязи разводами на рюкзаках С космами стертых «до мяса» веревок, Сталью айсбайлей в сожженных руках. Лица с ожогами черными кожи, С ликами, стертыми в перистый газ, Сбиты до кожи вибрам и поножи. Блеск, прожигающий звездами глаз! Первый, седой, как вершины Памира, Резко клинок ледоруба поднял В знак уваженья, согласия, мира, — Тем напряжение первое снял: «Здравствуй, товарищ! Привет и участье! Коротки встречи у нас на пути, — Знаем твои и беду, и несчастье, Сможем, – поможем, сломив их, пройти. Каждый, в ком голос жив честный и чистый, В ком высота и порывы горят, Каждый, в ком сердце парит альпиниста Нами любим, – он товарищ и брат! Ты, верно, скажешь: «А кто вы, откуда?» Спросишь себя: «Наваждение? Явь?» Что это – сон, или странное чудо? — То и другое! Сомненья оставь! Мы – не вершители страшного слова, В нас нет ни в чем источения зла, Мы – голос памяти, вечного зова, В нас только острой догадки игла. В нас трепет мысли, завета, старанья, Шепот предчувствия – вот наша речь, Влившись в горячую кровь подсознанья, Можем мы только предостеречь… Можем помочь на решающей пяди, Можем помочь тебе выкрикнуть: «Стой!», Можем явиться зацепкой во взгляде, Главное – шаг упредить роковой! Мы – прошлый опыт, наказ: «Осторожно!», Мы – вещий голос, завет из могил, К силе живых наши вклады ничтожны, Тайна спасенья – в сложении сил! Ныне мы – тенью от группы пропавшей, В струях лавины, в кругу непогод, Где-то, когда-то, трагически павшей, И позабытой в неведомый год… Мы иногда – образ женщины-ПЕРИ, — Странницы ночи и вечного льда, Призрака горя, измены, потери, Той, путь которой – любовь и беда, — Ищет с добром: где мой милый, любимый? — Сгинул бесследно он в белых горах, Ищет со злом: где мучитель гонимый, Тот, что поверг и в разлуку и в прах… Облаком белым она наклонится, Ветром откинет палатки крыло, И заглядится на спящие лица, Чтобы знакомое встретить чело, Еле промолвит чуть слышное пенье, Скупо уронит слезу или стон, И через это идет откровенье, — Вещий является спящему сон. Может быть в нем и догадка утраты, Может, загадка любви, или грез, Ярких, бесценных догадок караты, Или предчувствия гроз и угроз… Тем, кто заветам не следует горным — Дружбе, и братству, и чести в борьбе, Явимся мы восходителем черным, Мрачным предвестником злого в судьбе! Явится он не на час – на минутку, В блике костра и под сумерек крепь, Дав помрачение, тяжесть рассудку, Волю, сковав угнетением в цепь! Словно потоком трагизма и муки Хлад леденящий обнимет сердца, — С пятнами ведьмы, – с лохмотьями руки, Мрак пустотою на месте лица! Выйдя из сумрака темной фигурой, Тихо подсядет, войдет в разговор, — Слово вольется дурманом микстуры, Дымкой зловещей от марева гор! В дымке той облик его растворится, Но будет слышен стихающий сказ, В память отложится, в ней воспалится Смутной угрозой непонятых фраз… Брат твой не принял отчаянье зова, Что мы смогли вам послать, как призыв, Мир его праху – не каждое слово Можно понять, чуть себя позабыв… Будет он с нами ходить по дорогам В лунном сиянии снежных хребтов, По ледянистым скалистым порогам, Неба туманом из туч и ветров… Ты же – оставь все изломы кручины, Муки отчаянья надо зарыть! Были аварии злые причины! После сумеешь понять их, раскрыть! Путь твой по скалам – клинками, ножами, Вздохом неверным обломится жизнь, В небо вцепившись веревок вожжами, Стоном, молитвой, проклятьем: ДЕРЖИСЬ! Ключ – в гребешке, – он внизу, под тобою, Выйдешь на выступ – спасение здесь, Этот участок под силу герою, В нем половина спасения есть! Лезвием гребня от канта вершины Вправо укройся за скал монолит: Сверху предательством сжатой пружины Молот опасной лавины отлит! Если ж собьешься ты шагом несмелым, Или терпения лопнет струна, — Снег запорошится саваном белым, Лягут надгробием ночь и стена… Надо сражаться – отважно, всей силой, Чтобы сломилась аварии твердь, Иначе спуск оборвется могилой, «Иначе», – трое все молвили: «Смерть!» Лики их сникли, дрожа, опустились, Вмиг разломились на мрака круги, С ветром и снежными вихрями слились Вздохами черной, зловещей пурги… Лик же последний ему от виденья Горько сумел кое-что рассказать, — Болью пронзающей от откровенья: Брата в последнем успел он узнать!.. Вновь завыванья обвалов и вьюги, Ночи и холода ствол у виска, Сном леденеют и мысли и руки, Вновь одиночества злая тоска… Два дня спустя, чуть живой, без сознанья, Найден отрядом в снегу под стеной, Словом начспаса вонзилось признанье: «Шанс до конца он использовал свой!» Где-то история эта случилась С памятью сердца, с лучом наважденья, Может, привиделась, может, приснилась, В строки сложилась канвой восхожденья… В свете костров и под звездные ленты, С пеньем похода, чарующим нас, Это предание с тайной легенды В иносказаньях родится не раз… — Новые тайны, рассказы, легенды Будут звучать в пересказах не раз!..

Встреча

Коля остался вдвоем с Сергеем. Началось томительное ожидание. К пяти вчера небо так хмурилось, что стояли сумерки. Сквозь тихий шум ветра Коля вдруг уловил новый странный звук. Что это? Почудилось?.. Похоже на отдаленный крик. Потом раздался такой же приглушенный звук падающего камня, заставивший вылезти из палатки и напряженно вслушаться. И вновь!

Что это? Люди? Ветер? Камнепад? Подышка при разломе льда? Быть может, ребята вернулись? И что-то с ними случилось?

Скалы прикрывал участок склона, поэтому для лучшего обзора надо вылезти на небольшую полку вверх. Взяв на всякий случай фонарь, Коля аккуратно полез по знакомому пути.

Больше всего он боялся, что с ребятами что-то случилось, и они возвращаются с очередной неудачей. Это очень бы усугубило ситуацию. А так есть надежда. А может быть, это кто-то другой? Другая группа туристов или альпинистов? Но кто сюда сунется, в этот «гнилой угол», который еще никем никогда не посещался, где не ступала нога человека! Слепые надежды!

Сначала ничего не заметил. Но потом вдруг обнаружились две крохотные фигурки людей, еле видимые на фоне снежника, правее и выше его, метрах в трехстах. Примерно на том участке, где проходили и они несколько ранее.

Ребята? Возвращаются?

Но тут разглядел еще одну пару, которая двигалась по скалам впереди замеченной, ближе к нему. Значит… Это не Ак с Мишей! Это другая группа. Почему, откуда они здесь? Случайная встреча? Туристы, альпинисты? Траверсируют склон со спуском вниз влево так же, как ранее делали и они.

Коля закричал и замахал руками. Но не услышали, – от них снова донесся слабый звук. Они подавали сигналы друг другу и слышали только друг друга. Тогда он закричал снова и подал сигнал фонарем. На этот раз, ведущий первой связки резко обернулся и внимательно посмотрел в его сторону, затем указал в его направлении рукой второму. Они остановились, видимо, совещаясь. Затем двинулись сначала так же, вперед, а дальше чуть круче вниз. Стало ясно, что решили выйти на верх «его» скалы и спуститься к нему! Первая связка скрылась наверху за выступами скал, а вторая последовала за первой. Послышался явный звук звонких ударов молотка по скальному крюку. Через несколько минут спускающийся по веревке ведущий участник появился из-за перегиба скал метрах в ста выше. Он помахал рукой, и что-то прокричал. Коля с трудом разобрал: «Помощь вам!.. Помощь вам!..», ответил: «Мы здесь!.. Мы здесь!», продолжая сигналить фонарем, чтобы видели, куда спускаться. Ведущий принял второго, потом третьего, навесил еще одну веревку в 50 метров. Ниже опытный турист или альпинист уже мог аккуратно спускаться и без веревки.

Коля следил за этим спуском с нарастающим волнением по мере того, как расстояние между ним и ведущим все более и более сокращалось. Он ощутил в движениях, голосе и виде этого человека что-то близкое и знакомое. До боли знакомое и трагически-близкое! Но мрачные сумерки смазывали линии, детали одежды и снаряжения. Наконец, спускающийся оказался рядом, в нескольких метрах. По крутой скале он сходил лицом к склону, и лицо стало видно только когда полуобернулся для приветствия, находясь всего в десятке метров выше.

Коля внутренне похолодел и попятился: в памяти живо всплыли альпинистские легенды о черных призраках, – легенды о погибших и пропавших одиночках и группах, которые блуждают по горам в поисках новых жертв. Легенды о летучих горных голландцах, скитающихся в поисках то ли несостоявшейся любви, то ли наказывающих за трусость и предательство, то ли тщетно пытающихся обрести утраченную связь с живыми, или пытающихся предупредить живых о приближении опасности…

– Стой! Колька, псих ненормальный! Упадешь ведь! Стоять на месте! Гвоздем!

– Ва?.. Вадим!.. – выдохнул Коля, остановленный волевым приказом, но и оцепеневший от этих слов, только подтверждающих смутные догадки.

– Да! Вадим! Живой! Я спасся! Не погиб! А теперь вот вас спасаю, бедолаг, ядрена вошь, возьми и брошь! Я с альпинерами! А где Ак, Сергей, Мишка?

Коля медленно приходил в себя от оцепенения. Вадим, подойдя, резко взяв за плечи, отодвинул его от края скалы и, захватив сверху согнутую руку, сдавил ее по-братски.

– Ну, встряхнись! Видишь, ведь теплый я, не заледенелый! Где ребята!?

Вадима разрывали разные чувства. С одной стороны, он внутренне торжествовал: его предположения оказались верны, и они обнаружили пропавшую группу. То, что она будет обнаружена, он понял уже тогда, когда нашли крюк с петлей. Только бы успеть! Он торжествовал и оттого, что узнал Колю: «… Уж этого-то малыша мы теперь вернем живым и здоровым маме!..». Поэтому так испугался, когда Коля попятился по скале к пропасти. Но, с другой стороны, душу Вадима все больше терзала тревога за других: палатку спасатели сверху не видели и то, что встречать вышел лишь один из четверки, очень настораживало и вызывало тяжелые подозрения. Их Вадим всячески подавлял, внушая себе: «Не мучайся, еще чуть-чуть и все узнаешь. Не мытарься…».

Но сердце трепещет стуком!

– Где ребята!?

– Сергей… Сергей чуть ниже, в палатке, – запинаясь от волнения и нахлынувших чувств прошептал Коля. Он разбился. Сорвался… Сам идти не может…

– Он жив?!

– Жив!

– А остальные? – с отчаянной тревогой впился Вадим.

– Они ушли. Ушли рано утром. Чтобы вызвать помощь.

– Куда ушли?

– Вверх через хребет. На Кан-Джайляу…

– Вот сволочизм! Канальство! – Вадим резко сплюнул. Опять отстали – и не достали! Черт возьми! Непруха – прямо в ухо! – вспомнился один из мишкиных каламбуров.

И тут вдруг Колька не выдержал: от переживаний слезы брызнули у него из глаз, и он разрыдался, как ребенок, на плече у Вадима… Он и был совсем еще ребенок!..

– Ну… Ну! Что ты, Николай! Мужайся! Все будет хорошо! Все хорошо! Ведь никто не погиб! Эх, совсем мальчишечка… И в такую суровую драку!

– А… А Наташа?..

– Знаю все про Наташу, и про Сашу и про Женю! Все знаю! И такое знаю, про что ты еще и не слышал! Я, видишь, сам сумел спастись и наших на Каинды «достал»! Достал! Наташа уже три дня как в больнице, и ребята там при ней, в Пржевальске! Теперь вот вас двоих вытащим и тех… И тех тоже! Кроме нас здесь еще три группы вас вовсю разыскивают. Вертолет у нас! Рации! Ребята отличные! Все есть! Мощь! Сила!..

Смысл этих слов медленно доходил до Коли. Он не сразу, но начал осознавать, что, видимо, самое трудное, страшное и опасное, уже позади. Их нашли… Нашли не просто туристы или восходители, их нашли спасатели, причем разыскивавшие именно их. Вооруженные связью, поддержкой и решимостью помочь!..

Вадим жив! Наташу спасли, вытащили. Вот это счастье! Фейерверк!..

Так же медленно новое положение осознал и больной. Лида осмотрела его и предприняла свои врачебные меры по перевязке, лечению и более правильной укладке. Характер повреждений напоминал травмы, полученные Наташей: множественные переломы ребер, сильные ушибы и гематомы. К этому добавились закрытый перелом плеча, перелом ключицы и, видимо, сотрясенье мозга. Но, к счастью, пока не проявлялись симптомы, связанные с прямой угрозе жизни: не было шока, воспаления или отека легких, не было заражения крови (сепсиса) и опасных кровотечений. Это обнадеживало и вселяло уверенность в благоприятном исходе. Конечно, за него еще придется побороться!

Романцов велел Лиде и Коле устроится вместе с больным в палатке, а сам с Вадимом и Георгием примостился на наиболее удобном выступе скалы для холодного ночлега без палатки. Без удобств, но с немалым внутренним комфортом оттого, что, наконец, нашли пропавшую группу. Нашли не погибшей, а живой, пусть и не всю, и с травмой… Сготовили плотный ужин и на вечерней связи в 21.00 сообщили о результатах поиска на «Базу-5»:

– Ринат, пусть Шепитько собирает всю группу на Кан-Джайляу и встречает Акулинина и Неделина на участке хребта в зоне вершины «5075». На верхнем плато выше острова-нунатака.[29] Бросаться за ними в погоню считаю ненужным: подъем они, видимо, уже прошли, а на спуске сверху их не увидеть, мы разойдемся. Думаю, сил объединенной группы Шепитько для их встречи хватит, если те не «грохнутся». Но здесь нам невозможно что-то изменить. Мы здесь «загнили» на сутки как минимум: надо срочно снять травмированного. К утру подготовь спасательное снаряжение и договорись с Блюмкиным. Еще нам нужны продукты на три дня. Забрось их к Мансурову. Прослушай внимательно мой разговор с отрядом два. Камиль, отряд-два!

– Слушаю! Отряд-два!

– Камиль, ты где сейчас?

– На леднике Каинды, напротив вершины «5075».

– Прекрасно! Камиль, у тебя сложная задача на следующий день. Надо снизу увидеть нас, просмотреть путь спуска, спланировать и проложить маршрут. Прокладывая путь, твоя группа должна подняться к нам, забить крючья на промежуточных пунктах и почистить скалы от плохо лежащих камней. Указать нам по рации направление движения: мы сверху обработаем часть пути. Главное – чтобы маршрут максимально обезопасить от камнепадов и лавин. Для обнаружения просигналим тебе сверху ракетами разных цветов. Заметь, где мы. Сигнал дашь по рации, – связь в начале каждого часа. Есть сложность с тяжелым снаряжением. Попроси вертолетчиков, если смогут, сбросить нам носилки и хотя бы часть веревок. Акья и тросы не нужны! Только жесткие носилки и веревки! Вам все поднять с ледника тяжеловато, можно много времени потерять. Утром свяжемся и обсудим, как все организовать. Нам сверху большая часть пути не видна, крутизна порядочная. Как надо спускаться, ты знаешь: побольше вниз, как меньше вбок. Поменьше камнепадоопасных расщелин и пересечений с лавиноопасными кулуарами, вообще избегай кулуаров и сужений под «воронками». Держись гребешков и отвесов… В общем, знаешь! И с утра изучай режим стены: где, что, откуда и куда падает. Ориентация – южная, и в середине дня все начинает подтаивать. Свою задачу я вижу в обработке верхнего участка и организации приема груза, если это удастся. Если не удастся – примешь груз на Каинды. Для этого одного человека можешь внизу оставить…

– Ринат, ты слышал? Понял, что нам требуется?

– Да, снаряж подготовлю и с вертолетчиками договорюсь.

– Утренняя связь в 5.00. Конец связи…

Подстелили коврики, подготовили спальные мешки. Вадим предложил прикрыться своей широкой накидкой. Ее закрепили веревками, – все же какая-никакая защита от ветра. Чтобы уменьшить покатость полки рюкзаки положили в ноги, максимально наполнив их всем, что попалось под руку, включая камни для балласта. С трудом устроились.

К ночи внизу развиднелось: обнажилось огромное дно ледника Каинды, цепочка вершин хребта Каинды-Катта и отдельные выглядывающие из-за него пики Кокшаал-тау. Поблескивали звезды, необычайно большие и яркие в тонком воздухе высокогорья. Горы и люди погрузились в тишину.

Бывают минуты усталого удовлетворенья, когда равновесие души поддержано чувством единства и близости с природным и человеческим окружением, удовлетворением от тяжело прожитого дня и ожиданием того нового, неизведанного, что принесет день будущий. Такие чувства испытывал Вадим, засыпая в неудобной позе на площадке скал…

На утренней связи в 5.00:

– …База-5, Халиев и Блюмкин на связи.

– Отряд-2, слышите отряд-1?

– Слышим, отряд-2, Мансуров.

– Ринат, Блюмкин, помимо сняряжа должен доставить вторую рацию Камилю с двумя запасными комплектами питания. Найдешь?

– Найду!

– И, пожалуйста, еще продуктов на три дня для наших групп.

– Все готово! К тебе на помощь идет группа Милларди. Я их подвинул. Они под перевалом Каинды, и завтра к концу дня подойдут и, если надо, помогут. Так будет лучше. Получше оклемаются.

– Хорошо! Камиль, отряд-2, двух участников с рацией оставишь внизу на леднике для наблюдений, корректировки и приема вертолета. Задание Блюмкину. Максим, надо будет просмотреть, сможешь ли забросить нам носилки и веревки. Здесь поблизости есть ледосброс с относительно пологой площадкой, – бросить можно только на этот пятачок. Если не сможешь, – оставь груз Мансурову, на леднике. Надо просмотреть еще вот что. Ниже нас, метрах в трехстах, есть уступ скал, на который мы, видимо, сможем спуститься. Вопрос: сможешь ли зависнуть снять пострадавшего с сопровождающим на длинном фале, опустить их на ледник и забрать. Это бы нам раза в полтора сократило путь и время спуска. Посмотри тщательно, – если риск зацепиться винтом за скалы слишком велик, рисковать не надо. Реши сам… Камиль, мы с тобой сейчас уточним маршрут. К утренней связи в 9.00 надо уже определиться и вы должны вовсю работать на подъеме. Самое начало можно начать обрабатывать сейчас, если ясно куда. Пошли тех ребят, которые останутся, – пусть повесят первые веревки…

– Да, Павел, кажется, удалось установить причину аварии группы Лапина… И других тоже, – сказал Халиев.

– Какую причину?

– Шестого августа в восемнадцать сорок шесть имело место близкое неглубокое землетрясенье силой без малого восемь баллов.

– Сколько-сколько?!

– Около восьми баллов по Рихтеру.

– Ежкин корень! Вот это да!.. Это многое объясняет! И как же ты, молодчина, докопался?

– Сделал запросы куда следует… Потом расскажу. А как вообще ваши предположения о наличии промежуточных боковых отрогов, они подтвердились? Почему вы не вышли на них сразу?

– Предположения подтвердились частично. Боковой отрог один, но ниже он раздваивается. Ввиду большой крутизны мы это раздвоение сверху не увидели. Они оказались в выемке между этими ветвями. Здесь многое объясняется конфигурацией склона: из верхнего цирка ледника седловина бокового отрога действительно смотрится как несложный, доступный перевал через главный хребет западнее вершины «5075». Но она находится не западнее, а южнее вершины. Для нас, спустившихся с главного хребта, это было очевидно, но они-то шли снизу. Они ошиблись, а мы не сразу догадались, как они ошиблись потому, что такая ошибка нам казалась слишком очевидной и потому невозможной!..

Летающая крепость Максима Блюмкина

Блюмкин не по званию, а по призванию был мастером, асом горных полетов: полетов на больших высотах, в густом тумане облаков среди ущелий, полетов при капризной горной погоде, аварийных полетов за пострадавшими. Он любил и стремился летать именно в горах: ведь так красиво!.. Это его стихия, его призвание, его высокая романтика и его любовь. Ведь небо в горах такое высокое, а просторы!.. Где еще найдешь такие! Как известный всем герой, – Мимино, он понял, что большая авиация вовсе не там, где летают большие самолеты, а там, где летает и служит людям «большой» летчик, мастер своего дела. Человек, у которого профессия вырастает из души…

И он летал боевым летчиком в Афганистане, летал на Кавказе, Памире, Алтае. Летал, переживая долгую разлуку с детьми и женой и временами, когда позволяли условия, таская их за собой, благо транспортные проблемы частично решены самой его службой. Специфику горного воздуха изучил досконально. Она имела много нюансов, тонкостей, сложностей и опасностей, но из-за этого-то и особенно интересна. Полеты в горах на больших высотах особенно трудны и требуют очень часто использования всех возможностей и пилота и машины. Воздушный винт, – и крыло и движитель вертолета, – плохо держит в разряженном воздухе, плотность которого на высоте около 4000 м в два раза меньше, чем на обычной высоте. А в горах такая высота обычна для полета. Поток разряженного воздуха, даже холодного, плохо охлаждает турбины, которые перегреваются сильнее, чем на обычной высоте. Поэтому нагрузку на моторы приходится уменьшать и брать на борт весьма ограниченный груз. Блюмкин проявил немалую изобретательность, чтобы существенно облегчить вертолет от второстепенных деталей, запасных частей, инструментов и топлива, чтобы уменьшить его собственный вес и благодаря этому повысить полезную нагрузку. Он очень разборчиво относился к перевозимым грузам, отдавал предпочтение, приоритет наиболее важным и значимым и, случалось, совершенно саботируя перевозку всякого рода ерунды и роскоши (в частности, не любил перевозить людей праздных и ленивых, не желающих поработать ножками для знакомства с горами…).

Для взлета загруженному вертолету приходится разгоняться, как самолету, по взлетной полосе для набора горизонтальной скорости. Винт тащит машину вперед и вверх, задние колеса отрываются от грунта и разбег продолжается на одном переднем колесе. Разгон, заметим, не по бетону, – по травянистой лужайке поляны Москвина, или поляны Сулоева на Центральном Памире… Едва оторвавшись, вертолет ныряет в глубокую пропасть, еще увеличивает горизонтальную скорость и с разгона набирает высоту. А куда только не приходится садиться! На лед, на снег, на осыпи, на скалы, чтобы снять и заплутавших горе-путешественников, и тяжело травмированных, и погибших. Искать пропавших, завозить людей и грузы, и… даже доставлять местное партийное начальство к воскресному уик-энду с шашлыком и винами у горных озер и целительных источников. А сколько нюансов вносила горная погода, ветры, низкие облака, туман и осадки!..

Он назвал свой вертолет «Михасем», и с его легкой руки, по его примеру и его шутливым советам другие знакомые вертолетчики стали похоже называть свои вертолеты. Так обрели свои имена собратья Михася: «Митяй», «Мишук», «Мигун», «Мик», «Мидок», «Мидяк», «Мисюсь» и… «Милка» (конечно, последнюю обычно водил женский экипаж – “рисковые” девчонки из сборной страны по вертолетному спорту). Такие наименования имели более живое звучание, чем обезличенные бортовые номера. «Михась» имел номер «013», и командир считал этот номер вдвойне счастливым, и потому, что «13», и потому что ноль впереди. Каждый из «Миков» имел свой характер. Норовистый «Михась» во многом повторял качества своего командира. Турбины благодаря не просто хорошему, но очень вдумчивому уходу и обращению имели внутренние резервы надежности и мощности. Благодаря этому Михась резво и прытко, легко брал взлет и посадку, легко прыгал через воздушные ямы и бугорки, злобно спорил с сильным ветром и одолевал хребты такой высоты, которая недоступна его собратьям. Блюмкин тщательно следил за общим здоровьем машины, за всеми деталями и при видимом износе заменял каждую новой, выбивая ее из механиков и начальства с лютым упорством. Вертолет являлся продолжением не только его тела, но и его души, – в полете они сливались в одно целое, и если это единство хоть чуть-чуть нарушалось, Блюмкин сразу ощущал сначала наличие, а потом и причину дискомфорта. От его внимания не укрывались даже малейшие отклонения в поведении машины на различных режимах полета, еле слышимые дополнительные шумы механизмов, даже незначительные грязь и нагар. Все это нарушало его внутреннее равновесие, поэтому он не успокаивался, пока не устранял причину беспокойства, пока машина снова не работала, «как часы».

Для мало посвященных можно добавить, что воздушная разведка – дело весьма дорогое, ограниченное по времени и средствам, и небезопасное. Час лета на вертолете можно оценить в 4–5 месячных должностных зарплат инженера. Время ограничено техническими возможностями машины в горах: вертолет не может взять много горючего и летать долго, при большой нагрузке у него перегреваются турбины (если они вообще вытягивают машину). Пилоты тоже ограничены санитарными нормами полетов: превышение их небезопасно из-за утомляемости и небезвредно для здоровья. К сему можно добавить сопутствующий риск, особенно возрастающий при плохой погоде и сильном ветре, шквалистые порывы которого в горах способны даже перевернуть машину… Вертолет-трудяга постоянно занят на работе, отрыв от которой несет неизбежные потери в виде задержек сроков и планов снабжения высотных баз, перевозки людей, организации восхождений… И, зная об этих ограничениях полетных ресурсов, герои нашего повествования крайне рачительно использовали полетное время и любые представившиеся возможности и для воздушной разведки, и для помощи пострадавшим.

Перед сбросом снаряжения Максим сделал четыре пробных круга, каждый раз подходя все ближе и ближе к опасному склону с выступами заледенелых скал, примеряясь к нему и по расстоянию и по высоте. Площадка ледосброса, на которую следовало опустить носилки и веревки, слишком мала, – над ней нельзя зависнуть, остановиться и спокойно спустить груз. Порыв ветра может бросить вертолет на несколько метров в сторону или вниз на близкие скалы, воздушный винт заденет за склон и… И будет катастрофа с полным разрушением машины и гибелью экипажа. Сброс можно выполнить, идя вдоль склона на плавном вираже. При неточном исполнении можно потерять и носилки и веревки. Носилки в сложенном виде примотали к распущенному пуку веревок, – в таком виде они легче удержатся на склоне в рыхлом снегу. Все это висело на альпинистском фале[30] длиной почти 50 метров. Фал надо отцепить сверху, из вертолета, в момент, когда груз окажется над площадкой сброса.

– Пошли! – Максим решился на маневр!

Он повел вертолет на малой скорости и с малым наклоном винта, используя мощь турбин с небольшим резервом на всякий случай. Траектория имеет вид дуги, ближайшая точка которой к склону есть точка сброса. Сброс должен выполнить третий член экипажа, – бортинженер вертолета. Штурмана своего, – правого пилота Петра Осташенко Максим проинструктировал, предупредил о возможных маневрах. Тот должен моментально выполнять все команды, помогая командиру. Малейшая неточность, неправильность или задержка действий может привести к катастрофе. Один Максим силой своих мышц может не справиться с управлением на критическом режиме полета…

Максим выполнил все точно так, как задумал: вывел машину в нужную точку на малой скорости и сброс произвел с филигранной точностью на самый край заснеженного участка ледосброса. Но в момент сброса произошло то, что жило в нем внутренним опасением: внезапный порыв шквалистого ветра понес вертолет на скалы. Одна-две секунды оставались и на размышления и на действия!

– Газ!!! – Максим до предела выжал мощь обеих турбин, борясь наклоненным винтом с давящим ветром, но этого оказалось мало, и Блюмкин заложил вираж круче вбок и с резким скольжением вниз. В следующий момент машина, казалось, провалилась в преисподнюю и наклонилась вбок и вперед так, что чуть не опрокинулась через винт. Штурман с ужасом увидел, как длинный хвост вертолета с задним винтом понесся в повороте на выступ скал!..

Задний винт мелькнул в каких-то двух метрах от базальтовой глыбы, когда они в повороте резко устремились вниз! Но провалились не только вниз, но и вперед вбок, причем горизонтальная скорость увеличилась за счет падения, и это спасло машину, которая устремилась по траектории более пологой, чем значительная крутизна склона. Опасность, – скалистый склон, – ушла назад и в сторону. Михась бешено закромсал винтом порывы налетающего ветра, клочья тумана и сдуваемые со склона облачка снежной пыли.

– Командир!.. Командир!.. – полукричал, полушептал второй пилот, трепеща от ужаса и восторга пережитого…

– Ничего! Прорвемся!.. Со мной попадешь – не пропадешь! День сегодня такой, – четверг: ЧЕРТ-ВВЕРГ! Это завтра будем «пятиться»: пятница!

– А потом – СУП с БОТАМИ: суббота!

– Да, порасхлебаем хляби небесные!..

– Ну как, Максим!? – Халиев первым подошел к вертолету.

– Сбросили груз Романцову успешно! Снять пострадавшего с промежуточной точки, со скал на длинном фале, не сможем: это слишком рискованно. Такое трюкачество, – только для кинофантазеров. Так что пусть спускают до самого ледника. Оттуда заберем без проблем.

– Как на Кан-Джайляу?

– Плотный туман, – просмотреть мы ничего не смогли. Что там творится с последними двумя неясно.

– А как там вообще склон? Они сумеют спустить благополучно?

– Склон и задача у них сложные. Но я думаю, – справятся. Камиль работает вовсю, да и вниз Романцов уже на пару веревок обработал. Одна связка от Романцова вышла на прием груза, – вверх и вбок. Кажется, это Воронин с Иваницкой. Романцов и Чаидзе работали в ста метрах ниже палатки. А Камиль уже поднялся метров на двести. Маршрут они отыскали достаточно безопасный, я им в этом немного помог и подсказал. Через час-полтора они выйдут на приступку скал и часам к двум-трем соединятся. Вопрос, – решатся ли в середине дня начать спуск. Пожалуй, на приступку успели бы и сегодня. Поэтому сегодня и начнут.

– А общий перепад там?

– Общий перепад – четыреста пятьдесят метров, а длина спуска – около семисот. Исходная точка спуска от палатки до самого верха хребта отстоит чуть более чем на треть высоты. Скалы, конечно, совершенно дикие и им приходится очищать их от плохо лежащих камней, срубать опасные сосульки. Местами пересекают лавино– и камнеопасные кулуары. Стараются придерживаться выступов скал, оборудовать пункты страховки под козырьками, на гребнях контрфорсов, в защищенных местах. Мы наблюдали падения и камней и кусков льда. Лавин не видели.

– Карнизы на гребне есть? Выше них.

– Есть. И они – источник, возможное начало лавин.

– Так, а где думаешь сейчас пропавшая двойка? Она с южной стороны не видна?

– С южной стороны их уже определенно нет: они на другой стороне. На снежном участке южнее вершины еле видна цепочка следов. Они определенно перевалили. Если с ними что-то случилось, то уже на северной стороне. А где сейчас группа Шепитько?

– Движется к Кан-Джайляу.

– Правильно! Пусть встречают там!..

Спасы

Блюмкин несколько ошибся в расчете графика движения группы Романцова. Уже через час после выброски двойка Мансурова поднялась на приступку скал. До соединения участков оставалось обработать около ста метров, – те метры, которые не закончили Романцов с Чаидзе, снова ушедшие вверх. Лида с Вадимом доставили веревки и носилки к палатке. Затем Лида с Колей стали готовить Сергея к спуску, а Вадим подготовил систему подвески из двух спусковых и одной страховочных веревок. Спусковые веревки проходили через тормозную восьмерку с блокировкой схватывающим узлом. Система включала также обвязку пострадавшего.

Связки Романцова и Мансурова не только оборудовали пункты страховки, забив крючья для навески блокирующих их веревочных петель, но и подготовили склон, очистив его от наиболее опасных камней и обломков. Работа сопровождалась звоном крючьев и молотков, грохотом сбрасываемых камней, резкими, короткими командами спасателей. Мансуров работал ниже и несколько в стороне от начального пути спуска, поэтому сброшенные Романцовым камни миновали его группу. Когда же он оказался под связкой Романцова, та сразу же прекратила работу и ушла вверх, к палатке. Всего на пути спуска оборудовали пятнадцать пунктов страховки, забив или завернув на каждом не менее трех скальных или ледовых крючьев. Очень ранний выход, – на рассвете, позволил к полудню закончить обработку склона и Романцов, не дожидаясь подхода Мансурова, начал спуск силами своей группы. Первые два участка по пятьдесят метров не требовали перемещения маятником вбок и особых трудностей не вызывали. Дальше – сложнее: обход наиболее опасных сбросов уже требовал не только вертикального, но и бокового перемещения маятником, с дополнительной подтяжкой и переходов с подцеплением веревок на вспомогательные оттяжки промежуточных крючьев. Связка Мансурова подкрепила пятерку Романцова. Колю, как младшего участника, освободили от технической работы, велев спокойно спускаться вместе с остальными, после каждого очередного спуска носилок. Но он быстро сработался с Лидой: они шли замыкающей связкой, снимая с пунктов страховки крючья, петли и продергивая спусковую и страховочную веревки после того, как все уже спустились. Оставшаяся на леднике двойка внимательно следила за действиями товарищей и сообщала результаты на базу-5.

Закрепленные на веревках носилки с сопровождающим медленно опускали вниз на тормозе, затем силой подтягивали боковой веревкой к промежуточной точке, находящейся в стороне от прямого пути движения. Боковая веревка выполняла и роль дополнительной страховки. Веревки и носилки цеплялись за скалы, и не всегда удавалось сразу выполнить перемещение. Опасно падали некоторые потревоженные веревками камни. Постепенно спасатели приноровились и стали выполнять спуски более экономно и расчетливо, заранее отклоняясь в сторону и обходя мешающие выступы скал, уже на начальном этапе каждого спуска используя усилие боковой оттяжки и для движения в сторону и для сохранения равновесия.

Вадим на первых же спусках взял на себя тяжелейшую роль сопровождающего. Он хотел пройти этот путь до конца, но уже после четвертого участка Мансуров, видя его состояние, приказал смениться: настолько тяжела была эта работа. В висе над пропастью, в неудобной позе изо всех сил вытягивая носилки на себя, чтобы они не цеплялись за неровности, временами теряя равновесие и падая, зарываясь ногами то в снег, то чиркая кошками по твердой поверхности базальта, под летящими сверху камнями. После некоторых отрезков спуска Вадим чуть не терял сознание от физического и психического напряжения. В такие минуты наступало отрешение от жизни: тяжело дыша, откинувшись в висе на пункте страховки, он тупо и безмолвно смотрел вдаль. Всем сопровождавшим альпинистам в полной мере стало понятно это состояние, когда они прошли через него сами. Они трудились на пределе сил, опасность подстерегала на каждом шагу и в виде падающих или готовых сорваться обломков льда и скал и в виде пропасти под ногами. Но схватка была схваткой с опасностью «лицом к лицу», когда аварию, уже загнанную в угол, можно «дожать» волевым движением силы и страсти. Когда с нее уже сорван покров тайны и тумана. Поэтому легче…

К шести часам вечера прошли промежуточный уступ скал, одолев две трети спуска. Далее пошли по сильно разрушенному скалистому гребню, уже бесснежному. В один из моментов возник цепной камнепад на скате гребня: один спущенный камень сорвал несколько других и те в свою очередь вызвали лавинообразное развитие обвала. Уже в ста метрах ниже камни падали сплошным покрывалом, колышущимся на неровностях склона. И каждый подумал: как хорошо, что мы на гребне, и выше! Ведь уклониться от такой каменной лавины невозможно! Можно только попытаться укрыться за мощной скалой или в выемке, под нависающим козырьком. Два раза падающие камни повреждали спусковые веревки и их приходилось заменить запасными. Мелкие камни, случалось, попадали в людей, отражались от касок. Двоим отскочившие осколки от ударов крупных камней о скалы поранили в кровь руки… Технически процесс спуска наладился и шел с нарастающей скоростью, а заминки случались только на особенно сложных участках, требовавших нестандартных и дополнительных действий. В самом низу крутизна склона уменьшилась, и это не облегчило, а затруднило спуск, который производили уже с двумя сопровождающими, поддерживавшими носилки с двух сторон. Предпоследний спуск провели в густых сумерках, а последний – в полной темноте, с подсветкой фонарями.

Встречающая внизу двойка участников группы Мансурова и подошедшая интернациональная шестерка альпинистов отнесла носилки на руках к палатке, а потом помогла сойти и остальным: семь здоровых мужчин и одна женщина еле держались на ногах от усталости. Когда отпустило психологическое напряжение от опасностей спуска, спасатели, казалось, задохнулись от изнеможения. Вадим только всем напряжением сил заставил себя не рухнуть прямо перед палаткой. Коля у палатки уронил рюкзак, лег на него и мгновенно заснул в невообразимо картинной позе. Его пришлось укладывать, как младенца…

Но постепенно успокоились, напряжение улеглось. Встречавшие заботливо напоили и накормили всех горячим, поставили еще четыре палатки и улеглись все.

Это одно из замечательных состояний, – чувство удовлетворенности от выполнения тяжелого, значимого, опасного дела. Каждый из них имел ощущения солдата, выполнившего свой долг и сломившего врага в жестоком бою… Но все же не хватало чувства общей завершенности, законченности, и не прошла острота тревоги: положение Акулинина и Неделина внушало самые серьезные опасения. Весточка радиограммы оттуда, с ледника Кан-Джайляу, достала и встрепенула их группу на вечерней связи в 21.00.

– Вадим! Слышимость на переговорах базы-5 с командой Шепитько очень плохая: плохо слышно Шепитько. Но, кажется, они встретили Акулинина на Кан-Джайляу!

– Одного? Ака?.. А что с Неделиным?

– Не знаю. Послушай сам, может, база-5 тебя услышит…

Мишка!.. Мишка?.. Неужели он погиб?..

Гром!

К исходу дня Ак и Миша вышли на гребень – на плечо вершины «5075» и устроили холодную ночевку, примостившись в небольшой выемке скал, немного защищавшей от пронизывающего ветра. Ночь коротали в полусне, сидя на рюкзаках, завернутые в спальные мешки, тесно прижавшись друг к другу. Дрожь пронимала до костей, но потом стало потеплее, поскольку стих ветер. Ночью несколько развиднелось, но утро опять легло внизу серым туманом, за которым почти ничего не просматривалось. Конечно, обзору мешали и крутизна и неровный рельеф склона.

Странно! От гребня хребта в сторону бокового отрога шла присыпанная снегом цепочка следов. Кто-то недавно проходил здесь. Кто? Туристы? Альпинисты? Быть может, кто-то рядом? Но плато ледника прикрыто туманом, а задерживаться нельзя. Каждая минута промедления может стоить очень дорого! Надо перевалить, – и вниз….

Они решили выбрать для спуска с вида наименее крутой и относительно безопасный камнепадами участок ближайшего скального ребра. Вначале участок скал имел умеренную крутизну, уходя вниз градусов под пятьдесят, но через двести метров спуска крутизна резко увеличилась, боковой выступ завернул влево и закончился черной сорокаметровой башней скалы-жандарма. Они вышли на бастион, который за жандармом оборвался отвесной стеной. Лишь нечеткий рваный кант этого отвеса между боковой и лицевой сторонами бастиона имел чуть меньшую крутизну и благодаря выступу казался безопаснее камнепадами. Но отдельные участки этого канта простреливаются, обрываются отвесами и навесами, а сама скала в зоне канта более разрушена, чем гладкое лицевое «зеркало»[31] Сходить же по боковой поверхности в кулуар правее бастиона, – об этом не стоило и задумываться. На такое могли решиться только самоубийцы: по кулуару и боковой поверхности постоянно стучали падающие камни…

Им не хотелось думать, сколько внизу осталось веревок и метров… Сколько нужно – все должно быть пройдено! Им не хотелось думать о возможности отступления: оно сделало бы их положение отчаянно безнадежным. У каждого в кармане лежал последний сухарь, и никакого топлива для растопки воды из снега…

Прорваться! Ради спасения всех: Сергея, Наташи, Жени, Саши, Коли… Ведь Женя и Наташа – такие женщины, за которых лет 300 назад мы бы дрались на шпагах или абордажных тесаках до полного выворачивания внутренностей!.. А сейчас? И сейчас будем драться до последнего крюка, до последнего сломанного ледоруба, до последнего шага к спасенью…

Они пошли по канту…

Ак удивлялся, как это Мишка умеет подавлять тяжелые мысли! Тот не замыкался угрюмым молчанием, а тратил отрицательную нервную энергию на сочинение насмешливых стихотворных каламбуров, посмеиваясь и над ситуацией и над своими слабостями. Так ему удавалось не поддаваться тяжелому настроению. Какая-то сторона его стихотворного таланта в этой ситуации проявилась с особой силой. Она снимала внутреннюю тяжесть!

– Господи Иисусе! Ой, куда несуси!..

– Как настроение нестойко! Скорей сгнивай, души помойка!..

– Болезнь была с изъянами, – микробы были пьяными…

– Тот вещий сон – бесовский, коль снится Склифосовский…

Только бы не зависнуть на «отрицаловке»!.. О каком-либо возвращении, о маневре отходом не хотелось и думать, – сил на это уже не оставалось. Но они еще были! И дикое сопротивление склона вызывало дикую реакцию ярости…

– Есть мудрое начало житья и бытия в суровой «економии» еды и пития…

Лишь временами облачность приоткрывалась, и далеко внизу проглядывало окончание скальной стены, – снежный склон, высоту и крутизну которого определить сверху очень трудно.

– Человек – венец творенья! Иль природное недоразумение?..

– Такой восторг, что впору в морг!..

Не слишком приятно долго висеть на «самострахе» в беседке, ощущая ногами только пустоту пропасти. Ак работал молотком, вбивая очередной крюк, когда что-то резко и сильно дернуло его за рюкзак вниз. Внутри все вспыхнуло страхом: показалось, что крюк оборвался от этой нагрузки и сознание живо нарисовало картину резко побежавшей вверх стены, ощущение ожидания последнего, рокового удара о скалы… Но крюк выдержал, Леша остался висеть, чуть покачиваясь, и интуитивно бросил взгляд почему-то не вверх, а вниз. Там, метрах в шестидесяти, крупный камень чиркнул о монолит скалы и ушел вниз с огромной скоростью. Ясно, что камень задел и, возможно, порвал его рюкзак. Смерть прошла в тридцати сантиметрах! Еще чуть-чуть и… Миша все видел. Их взгляды красноречиво встретились, и можно было ничего не объяснять!

– На Западной на Шхаре мне выдали по харе… На Шхаре на Восточной по харе выйдет точно… Эх… Вот такие вот итоги! Уносить пора бы ноги!.. Изменилось личико от того кирпичика!..

Пока Миша спускался по очередной двойной веревке, Ак забил второй крюк и немного приспустился, удлинив самостраховку трехметровым куском основной веревки, – так легче работать и расходиться, больше возможностей для перемещения маятником. Ниже видна небольшая полочка скал, – на нее Леша решил встать, используя маятник самостраховки. Взявшись сверху за откол, сделал шаг и почувствовал, как кусок стены медленно пошел прямо на него… Резко отпрянув назад, нагрузил самостраховку и всей силой рук и ног оттолкнулся от падающего куска… Вывалится ли он вместе с крючьями? Тогда конец!.. Но кусок с хорошую дверь и толщиной в полметра, откололся ниже трещины, в которой сидели крючья, а Ак успел отпрянуть. Монолит, еще упиравшийся нижней кромкой, повернулся и ушел вниз из-под ног. Через пару секунд снизу раздался глухой удар: глыба задела краем за выступ скалы. С замиранием сердца пронаблюдали, как возникший на выступах скал пожар камнепада дробил обломки в мелкую «шрапнель», легкие и тяжелые «гранаты» и увалистые фугасы. Все это пошло вниз расширяющимся фронтом волны, от которой никому, стоящему там, не было бы спасенья… Или оно было делом случая… А ведь им туда идти… Будет ли на них обломок?..

– На ловца и зверь бежит, где с берданой тот лежит…

– Что это такое? Смотри! – Ак в толще монолита белого кварца, в трещине которой сидел их крюк, заметил прожилку желтого металла. Мишка! Ведь это золото. Вот черт! – Ак смачно сплюнул. – Ну, отвлечет же всякая ерунда…

Да, цена пещеры с сокровищами Гаруна Аль-Рашида слишком незначительна по сравнению с ценой жизни товарищей! Миша усмехнулся:

– Отыскали мы сокровище через море кровищи!.. В жизни все бывает: золото и медь, иногда случается даже помереть!.. Один самородок – в мешке, другой за это – по башке! Такое мнение – цена мгновения!..

«Что же делать? Что делать?», – мучительно думал Акулинин, – «Мы можем только припрятываться за естественными выступами, искать защиту сверху, искать прикрытие под нависающими скалами и участки склона, которые не так часто простреливаются. Сбоку справа – мощный откол скалы в кулуаре. Падающие камни отражаются от него и уходят вниз-влево, простреливают верх снежного участка ниже бастиона. Надо левее… Взять левее и обойти этот прострел. Левее от канта, по монолиту стены. Он очень крут, но не нависает. Можно! Ох, как устал и как еще много вниз! И времени – полтретьего, день – к исходу. До темноты надо сойти! Как мало осталось крючьев! Хватит ли? Зависнуть здесь в темноте и на ветродуе, чтобы утром уже висеть звенящим шматком замороженного мяса. Вот радужная перспективка. Нет! Спасение только в темпе! Где можно – оставим петли на скалах. Но где, где на этом „зеркале“ выступы для петель, где трещины?..»

– Каменная шутка тяжела и жутка… Трюкачество требует высшего качества!..

Спуск шел уже за чертой всех обычных норм безопасности. Шел только на веревке, закрепленной на крюке, причем на том же крюке висел и второй участник. Без дублирования крючьев, без верхней страховки! Грубо в нарушение правил, но интересно, что бы делали здесь те, кто эти правила писал? Не надо! Вот оправданий не надо! Ак прекрасно понимал, что просто нельзя попадать в такие ситуации! Нельзя давать себя загнать в такую ситуацию! Но их ведь загнало! Каким таким ветром? Что они такое совершили? Но другой голос твердил: «Значит, совершили!.. Совершили! Напортачили! И ты в том числе внес свою „лепту-ляпту“! Ляпу! Но сейчас не время разборок в КСС! Сейчас время разборки с горами! Либо сломим ситуацию, либо – она нас!..»

– Там ступа с бабою нагой гремит к тебе, мой дорогой! Эх, когда ты нищий – все на днище!..

Через три веревки они действительно зависли, зависли на последнем крюке. Второго крюка нет, положение скверное. Ак лихорадочно обдумывал ситуацию, стараясь рассмотреть участок склона внизу, но почти ничего не видел из-за крутизны склона.

– Миша, я спущусь немного влево, – там, кажется, то ли откол, то ли какая-то трещина. Попытаюсь заложить петлю…

Вспомнил! Вспомнил урок Вадима! Вот она, настоящая золотая жила! Тот как-то заметил, что в качестве скального можно использовать трубчатый ледобурный крюк, если расплющить его с конца молотком под ширину трещины. У нас штук 6–7 ледобуров есть, двумя-тремя можно пожертвовать. До снега, видно, всего две веревки. Там, наверно, будет полегче?..

Трещина нашлась, неширокая. В нее действительно удалось всадить молотком расплющенный ледобур. А на следующей точке закрепления смогли отыскать откол. Набросить на него петлю оказалось сложно, но удалось заложить кусок веревки с завязанным узлом, используя его как закладку.[32] Соединение оказалось надежным… Скорее, скорее вниз! Ак всякий раз холодел при звуках падающих камней. А камни падали поминутно. Их не удавалось проследить, – слышали лишь щелчки ударов, либо пропеллерно-фырчащий звук от вращающихся камней, которые закручивались, задевая за скалы. Изредка доходили более низкие и мощные волны звука, как от летящего неподалеку самолета, – это пролетали крупные обломки…

Ну, наконец-то, наконец-то дотянулись до снега!.. А снег!.. Да, подарочек! Ничего себе!..

– Купишь кукишь!.. Склон беленький и бледненький, образцово-вредненький!..

Снежный склон являлся продолжением скалы, – такая же скала, залитая льдом и лишь слегка присыпанная снегом, с отдельно торчащими выступами скал. Эти камешки внутренности вынут, если сорвешься и поедешь на этой крутизне! Уклон, правда, уменьшился, – склон шел теперь градусов под шестьдесят, и лишь благодаря уменьшению крутизны снег держался на склоне тонким слоем.

– Миша, спускаемся на веревку и попытаемся зацепиться. Будем искать лед для ледобура. Ледобур оставим. Ниже, наверно, снег и лед уже поглубже, да и крутизна потихоньку будет спадать. Так, а если… А если ледобур завернуть не удастся? Худо будет! Я думаю, в ста метрах ниже ты ледобур уже завернешь. Поэтому сделаем так: ты спустишься на длину обеих соединенных веревок, на все сто метров, закрепишься, и отдашь мне их конец. Спуск прямо вниз, – я вытяну веревку и спущу тебе на ней свой рюкзак. Потом спущусь на одну веревку по двойной, и если мне не удастся завернуть ледобур, ты примешь меня с нижней страховкой на нижних пятидесяти метрах… Без рюкзака я сойду. Надеваем кошки. Не урони!..

– Есть такое мнение, что в душе сомнение!.. Попробуем, шеф!..

Веревкой ниже Мише не удалось закрепить ледобур: слишком тонким оказался слой льда, а достаточно широких трещин залитых льдом, не отыскали. Такую трещину удалось найти после спуска еще на пятьдесят метров. Ак выбрал веревку, спустил Мише свой рюкзак и сам спустился по двойной на первые 50 метров. Продернул, сбросил концы веревок вниз, стоя «на пуантах» – на передних зубьях кошек. Небольшая потеря равновесия вызвала бы роковое падение по склону: перил и верхней страховки нет… Спуск произвел, врубаясь передними зубьями кошек и клювом айсбайля, шагая вниз лицом к склону. Предельная осторожность! Сорвавшись, он мог сбить или сдернуть стоявшего внизу Мишу, который подстраховывал товарища только через крюк, на котором закрепился сам. На метр спуска вниз требовалось 7–8 шагов, шагов изнурительной, точной работы с полным напряжением сил. Ак постарался уйти чуть в сторону, чтобы при срыве не рухнуть прямо на партнера… Наконец, сошлись.

– Уф!..

– Береженого – бог бережет, – пережженного черт не прожжет!..

Хорошо! Сразу три веревки вниз по льду, ходом! Толщина снега увеличилась, но можно достать до льда и тот достаточно толстый, ледобурный крюк входит целиком и надежно держит веревку. Бергшрунд – подгорная трещина, – уже близко, метрах в ста. Она широкая, мощная, метров пять высотой. Но ниже нее – быстрый «выкат»-выполаживание склона на ледник. Такой желанный! О, какой вырвется свободный вздох, когда выйдем из-под этого склона!.. Уже скоро! И крутизна уменьшилась градусов до сорока пяти…

– Леша, наверно уже можно идти одновременно, методом трех точек?

– Будет ли это быстрее?.. Пошли, только аккуратно, с попеременной страховкой. На точке остановки уйди вбок от ступеней…

Крутизна еще значительна. Идти надо лицом к склону, ведущий вырубает ступени ногами с опорой на ледоруб, забитый в снег перед собой. Напарник страхует с промежуточной точки, где вытоптаны две площадки: одна для опоры страхующего, другая – для установки ледоруба, на котором закреплены и самостраховка и страховочная веревка. Кроме уплотненного снега ледоруб удерживается и упором ноги. Тяжелей ведущему: надо выбивать ступени и стараться не разрушить их при передвижении. Второй сходит быстрее по готовым ступеням коротким шагом по 20–30 сантиметров. Ступенек много. Ведущий сменяется после каждого пункта страховки, через полверевки, чтобы восстановить силы. Медленно: сказывается утомление до дрожи в руках и коленях от напряжения после одиннадцати часов работы.

Резкий треск наверху заставляет вскинуть головы. Через одну-две секунды под самой скалой бастиона вспыхивают фонтанчики белых взрывов. Ак сразу понял, что это такое: камни бомбят снежный склон прямо над ними!

– Камни! Камни! Прижмись! Прикройся рюкзаком!.. Сейчас они будут!..

Сам, как мог, вжался в снег, продавив его и телом и лицом, стараясь сильнее слиться со склоном. Защищаясь, выставил перед собой ледоруб головкой вперед. Неустойчивая позиция на ступеньках весьма опасна…

Миша же резко развернулся лицом от склона, присел в своей снежной выемке, прикрывшись от камней своим рюкзаком. В такой позе были и преимущества и недостатки: рюкзак служил щитом, но вот устойчивость… она невысока: шатко! Времени что-то изменить нет!..

Фью-фью!.. – Фыррр-Фырр!.. Бах!!!.. Бах!!!..

Вначале с колоссальной скоростью несся целый рой каменной мелочи, – эти камешки легко отражались поверхностью снега и летели большей частью по воздуху, сильно разгоняясь в свободном падении. Но это только еще «цветочки»! За ними шли камни покрупнее, – они, придерживаемые снегом, отстали от летящей мелочи, но как более тяжелые представляли смертельную опасность!

«О, пронеси!.. Пронеси боже!»

Камни шли с характерным гулом – летели и катились, проминая слой снега. Миша, стоящий лицом от склона, зажмурившись от жути, видел, как обломки, вспарывая снег, понеслись с дикой скоростью из-за спины. Почувствовал, как ударило сверху по рюкзаку и тут же некрупный камень перепрыгнул через него, видимо, отраженный клапаном рюкзака. Потом ощутил еще несколько похожих ударов, – после каждого с трудом удавалось удержать равновесие…

Ак краем глаза заметил, как буквально в двух метрах пронесся тяжеленный «чемодан», – все внутри похолодело! Несколько раз сильно ударило по рюкзаку, – чем и как не заметил.

Несколько секунд… Когда все стихло, Ак почувствовал, как со лба капает холодный пот. По щекам текла кровь, разодрало царапинами руки, во многих местах посекло одежду и рюкзак. Все мелочи, мелочи! Они остались живы! Живы!..

Когда сошел к Мише, они на мгновение вперились друг в друга взглядами, а потом затряслись безудержным смехом: это надо было видеть такие растерянные, изможденные, грязные и заросшие физиономии в сбившейся рваной одежде, сдвинутых набекрень касках, измазанные снегом.

– Негрочукчи! Тушканы иныльчекские!

– Малайские гималайцы!

– Валим отсюда!

– Со страшной силой!

Смеховая истерика угасла по мере того, как Ак продолжил спуск. Все тихо. Бергшрунд рядом, всего в полсотни метров, его надо перейти. Подгорная трещина широкая, но ясно, что не слишком глубокая: ее засыпает. Это самая высокая трещина ледника: она образуется в месте отрыва его ледовой массы ото льда и снега, лежащих на склоне. Ниже «берга» – короткий выкат на ледник с быстрым выполаживанием склона. Облачко. Тишина…

– Камень! Камень!..

Камни появились внезапно и почти бесшумно, с легким шелестом, метрах в пятидесяти. Их было два, – два обломка, каждый объемом и весом чуть больше кирпича, с острыми краями, неправильной плоской формы. Они не катились, а стремительно скользили по склону с интервалом в пять-шесть метров. Через мгновение Ак понял, что камни пройдут мимо него, но прямо на Мишу, который находился метрах в трех левее. Миша резко откинулся назад, успел заметить и резким движением в сторону увернуться от первого камня. Но второй подсек по ногам, он вскрикнул, сорвался и начал падать. Падать беспорядочно, без группировки и попыток задержания ледорубом и ногами…

Ак моментально сжался, напрягся, всей своей силой и массой принял рывок связочной веревки! Она сорвала силой и потащила вниз, но он сумел удержать ледоруб руками, а ногами в кошках взламывал, рвал поверхность плотного фирна, со стоном пытаясь одолеть увлекающую вниз тяжесть веревки. Лезвие ледоруба резало фирн, как раскаленный нож масло, шершавый наст снимал кожу с рук там, где их не защищали задравшиеся края рукавиц. Сколько пропахал? Двадцать, тридцать метров. Это не важно! Главное – не сорвался и не дал товарищу падать, набирая скорость. Остановился на самом краю «берга», ощутив резкое ослабление натяжения веревки. Отпустило!

Несколько секунд приходил в себя, закрыв глаза, и жуя шершавый снег пересохшим ртом. Попало! На этот раз попало! Врезало! Каков исход? Что там внизу, за перегибом склона? Что с Мишкой? Видимо, тот съехал на нижний край «берга». Иначе веревка бы не отпустила так резко. Алексей позвал, но Миша не откликнулся. Закрепив веревку, Ак вынул из-под клапана вторую, укрепил и ее на лыжных палках в уплотненный снег. Осторожно, чуть дыша, стараясь не дергать веревку, спустился на нижний край подгорной трещины. Да, Миша лежал на краю в снегу, то ли без сознания, то ли. Левая нога! Все в крови!.. Мишка в шоке! Наверно, тяжелый перелом! Предельная осторожность!

Пульс прощупывался! Дыхание есть! Жив! Живой!..

Остановить кровотечение! При таком истощении и столь опасной травме оно может наделать самое страшное! Алексей понимал, что любое неосторожное движение может вызвать смерть товарища от болевого шока, и действовал, как мог, аккуратно.

Уложить чуть удобнее, на спину. Встать самому нормально, подтоптав площадку. Распороть ножом штанину и шнурки. Снять ботинок. Смотреть страшно! Стереть кровь и грязь чистым снегом. Для дезинфекции осталось только немного спирта и йод в личной аптечке. Ак протер рану спиртом, а йодом только смазал кожу вокруг перелома… Да, тяжелый перелом! Ноге нужен полный покой. Кровь еще течет, но достаточно вяло. Очень густая и темная. Почти черная. Тампон и плотная перебинтовка с внешней фиксацией. Для фиксации использую палки и Мишин ледоруб. Покой?! Откуда взять его! И не приснится!..

Что же делать? Даже нашатыря нет, чтобы привести в чувство. Но мы уже на Кан-Джайляу, – это очевидно по знакомым очертаниям склонов. Остался только ледник и выход в долину. Пять-шесть часов – и я на заставе! Спуск уже не так сложен, но теперь уже в одиночку. «В ночку в одиночку», как бы сказал Миша. Можно ли его оставлять здесь в таком состоянии. Ясно, что именно здесь – нельзя, слишком опасно! Выйти из этой камнепадной ловушки! Нашатыря нет, промедола[33] тоже… Попробую обычный спирт, немного на ватку – и к носу…

Миша, кажется, стал медленно приходить в себя. Веки чуть задрожали и глаза постепенно открылись.

– Мишка, Мишка, ну как же ты? Как?..

По взгляду Ак понял, что надо наклониться, – Миша мог говорить только слабым шепотом:

– Больно… больно очень…

И в изнеможении закрыл глаза.

– Милый! Я дам тебе немного спиртяшки. Может, полегчает!

Весь остаток спирта, чуть разбавив снегом, Ак дал выпить Мише. Тот слегка успокоился, приняв дозу спиртного.

Надо уходить отсюда! Как бы в подтверждение этих слов сверху раздался мощный гул и Ак понял, что «оттуда» идет что-то очень крупное! И «это» увидел уже издали: огромный монолит, обломок скалы, падал в окружении целого роя мелких и крупных камней, высекая под собой искры даже из скалы под снегом. Ак резко прикрыл собой товарища. Если суждено, то вместе!..

Обломок, размером с большегрузный контейнер, пропахал бергшрунд метрах в сорока. На друзей обрушился поток снежных брызг. Ак обнял Мишку и шептал:

– Пронесло! Живем, Миха!..

И у обоих – слезы…

– Скорей, скорей отсюда! Отойти хотя бы метров на сто!

Подстелив спальный мешок и переложив на него Мишу, Ак по крутому выкату стащил его на руках, стоя лицом к склону, аккуратно придерживая со стороны ног. При толчке, сотрясении, тот глухо стонал, жуткой болью отдавался каждый шаг продвижения. После выката Ак медленно потащил товарища, выбирая для движения наиболее ровный участок снега без волн и застругов. Вздохнул свободнее только когда отодвинул товарища метров на триста от рокового ската и сходил за оставленными рюкзаками, веревками, снаряжением.

Что же дальше? Наверно, надо «рвать». «Рвать» одному за помощью? Один ты ничем не поможешь! У тебя ничего нет! А Миша? Продержится ли он здесь еще часов десять-двенадцать, а может, и все двадцать? И рвать ли сейчас, глядя в ночь, или отправляться утром? Надо побыстрее! Быстрее! Миша может «уйти». Уйти совсем! И если он уйдет здесь, без меня. Это будет пятно на совесть на всю оставшуюся жизнь. А если «это» случится с ним здесь, со мной, из-за того, что я не смог помочь? Много ли лучше? Ясно, что транспортировать его в таком состоянии нельзя, – это уж точно его доконает!

Ак наклонился:

– Иди, иди, Леша!.. Мы должны спасти всех!.. – шептал Миша.

Собираясь, Леша с трудом сдерживал рыдания. Он обложил больного снежными кирпичами, прикрыл сверху полиэтиленовыми накидками, не без труда закрепив их края прижимом лыжных палок и снега. На дно укрытия уложил коврики и веревку – под голову. Завернул Мишу в два спальных мешка, а ноги дополнительно утеплил рюкзаком, использовал все теплые вещи из своего рюкзака, включая пуховку.

– Я прорвусь, Миша! Я прорвусь! Я вернусь живой, со спасателями! Постараюсь быть уже на рассвете! Миша! Миша! Только продержись!..

Оставил Мише сухарь и малюсенькую горстку изюма, – последнюю «заначку», которую хранил на самый крайний случай. Все, что оставалось. Надел опустевший рюкзак, в котором из тяжелых вещей лежала только вторая веревка. Уже стояли густые сумерки, когда Ак пошел, надеясь до полной темноты пройти хотя бы половину огромного заснеженного поля ледника. Шел, падал, вставал и снова шел! Откуда только брались силы сжимать зубы! Надо дойти!..

Впереди ображилась небольшая ступень ската ледника от верхнего к нижнему плато. Ак сорвался на скате, но с трудом зарубился, остановился на крае разлома. Пролежал, отдыхая, минуты две… С каким напряжением дается каждое усилие! Опасно! Разрывы надо обходить! Ты не можешь сорваться! Вся надежда теперь только на тебя! Сколько еще времени и сил? Но на верном пути!..

Он не видел ничего, кроме этих разломов. Он шел, падал, вставал и шел где шагом, где на коленях, где ползком… Он не видел маленькой точки туристского бивака на широком снежном плато Кан-Джайляу… Пока оно вдруг все не озарилось кроваво-красным огнем…

Плато Кан-Джайляу

Лагерь из трех палаток на плато готовился ко сну. Андрей Шепитько вовремя остановил группу. Соваться дальше вперед не стоило: впереди виделись разрывы, и приближалась ночная темнота, следовало еще уточнить направление. Быстро разложились, приготовили ужин. Разговоры шли в основном о возможности завтрашнего поиска, о том, что случилось с последней двойкой участников: успела ли она уже спуститься, остановилась ли наверху, потерпела ли аварию. Напряженное ожидание овладело всеми, – здесь не могло быть равнодушных.

А час Инги еще не прошел!..

– Спасибо дежурным! Хороший ужин, правда, Инга! Суп с КЛЯЦКАМИ!.. Зубовными, – от аппетита!

– Макароны-САПОГЕТИ с ТРУШОНКОЙ…

– Как прогноз, Андрей? «В нос, иль без заноз»?

– Да не знаю. Надо бы спросить на вечерней связи. Но ведь от этого ничего не изменится. Если будет климатически-клизматический сюрприз, то его не отвернешь!

– Но все-таки легче, когда он ожидаем.

– Здесь к этому всегда надо быть готовым. Не Фанские горы![34]

Час Инги не прошел! И случайно в разговоре, над плечом Андрея ее зоркий взгляд чуть задел за маленькую черную точку, – там, километрах в полутора, на ледопаде. Ей показалось, что точка движется… Она задумчиво пригляделась… Нет, только показалось. Точка не двигалась. Камень или трещинка…

Андрей уже отошел, решив, что она занялась своими мыслями, да и у него дум хватало. Инга медленно повернулась и пошла к палатке. Ее душой овладело то приятное вечернее успокоение, которое приходит после трудного дня, в состоянии удовлетворения от тяжелой физической работы… Крутились мысли о разном, но среди них опять мелькнула мысль-воспоминание о сообщении Жени Берлиной. И эта мысль заставила внутренне встрепенуться и остановить отходящего Андрея! Недоработочек не надо! Без щербинок в душе и взоре!

– Андрей, дай-ка мне монокуляр!

– Зачем?

– Ну, надо, раз прошу!..

– Андрей! На ледосбросе верхнего плато вижу человека! Одиночка! Видимо, спускается! Наверно, это кто-то из них! Посмотри сам…

– Ну-ка. Да! Да! Внимание! Весенину и Ельцову срочно подготовиться к выходу! Кошки, обвязки, веревки!

– И мне! – сказала Инга.

– Пойдешь? Да уж без тебя не обойдемся!.. Слушаюсь, начмед!

Лагерь встрепенулся.

– Виктор, рацию! Степан, ты за старшего остаешься здесь. Минут через сорок-пятьдесят выйдите на связь и ждите, – я дам вам указание по рации. Да, чуть раньше, в 21–00 сообщи на базу, что мы заметили человека на ледоскате верхнего плато Кан-Джайляу и вышли четверкой навстречу. Пусть ближайший час ждут сообщений, а в 22–00 обязательно. Второй моей четверке за полчаса подготовиться к выходу. Как резерву Палатки пока не снимать! Все слышали?..

Андрей отошел чуть в сторону, упер конец ледоруба в толстый рант ботинка, глубоко присел и ударил по головке ледоруба бойком самодельной ракетницы. Над плато ледника ярко повисла красная звезда горящей ракеты, осветившая на несколько секунд снег тревожным кроваво-красным сигналом идущему: его заметили и приказывают остановиться, прекратить опасный спуск в одиночку.

«Может, догадается остановиться», – подумал Андрей: «Черт его несет в разрывы… Навернется, – и спасти не успеем!.. Двигаем рывком!..»

– Пи-у-у-у-у! – рация «Карат-2М» дала настройку и на панели зажглись три красные точки. Щелкнул переключатель на передачу.

– Степан, слышишь?

– Да! Прием!

– Мы встретили Акулинина. Он жив и здоров, но сильно истощен и измотан. С Неделиным хуже – тот лежит на верхнем плато с переломом ноги. Приказываю: Воронько, Лаптеву и Крупко срочно собрать одну палатку, примус, канистру с бензином, 2 литра, спальники и коврики: мой и спарку Весенина. Взять две продуктовые укладки на ужин. В темпе к нам в связке, по следам. Ждем! Да, прихватите фонари, один мы заберем. Пойдем к Неделину тройкой, с палаткой, рацией и аптечкой. Остальные мои вернутся к вам с Акулининым. Осторожно накормите его, напоите горячим и сладким. Очень умеренно! Успокойте и уложите спать в тепло. Он сильно возбужден, а от известия, что Воронин жив, а Наташу и Сергея уже вытащили вообще в экстазе. С базой связались?

– Да, они на связи первые пять минут каждого часа.

– База, база! Вы нас слышите?

– База пять! Майда-Адыр! Ваши переговоры слышали! Прием!

– Когда мы найдем Неделина, нам потребуется медицинская консультация. Попросите, чтобы подежурили с врачом.

– На связи отряд один. Отряд один. Романцов! Иваницкая будет дежурить первые пять минут каждого часа. Ждем ваших сообщений. Слышимость через хребет очень плохая, будем транслировать сообщения через базу пять! Ждем сообщений!..

Романцов хитровато прищурился:

– Внешне тургруппа Шепитько внесла наибольший вклад: она вышла на два очага аварии, а две группы альпинистов – только на один!..

По-своему повернув голову, Вадим заметил:

– Внешне – да, но… Где бы они были, если бы их правильно не навели? А кто навел? Женя и Ринат! И еще. Спасы – во многом дело случая. Им просто больше повезло… Нелегко нам пришлось, но у меня радость за нашу работу! Никто не знает, сколько мы жизней спасли: одну, две, три, четыре? Важно то, что спасли! Сумели обменять мужской пот на кровь и женские слезы!.. А остальные нюансы – чепуха. Их значимость невелика… Ой, страсти! Впору целоваться без противогазов!..

А Миша лежал на плато один в снежной яме. Чего стоили ему слова при прощании с Аком! Когда Акулинин ушел, то все – боль, темнота ночи, одиночество, безысходность, – все навалилось сильнее и страшнее. Он лежал в горячем полубреду, теряя силы в последней отчаянной борьбе. Боль то грызла ноющим, сильным жжением, то наваливалась мощным приступом, выжимавшим стон и едва-едва не заставляя забиться в метаниях. Он понимал, что такое дерганье может кончиться еще более мощной болью, шоком и смертью, едва сдерживался в глухом стоне, сжимая зубы. Сколько же это продлится? Можно выдержать час, может, два. Но о большем страшно даже подумать. Больше не устоять! Он чувствовал, что от этой борьбы скоро станет терять сознание, что скоро потеряет рассудок, а душевные и физические силы кончаются. Откуда-то возник кроваво-красный отблеск света, потом все снова померкло. Что это было? Непонятно. Кровавое знамение? Не увидел звезду ракеты, лежа головой к плато.

Не запомнил точно, сколько все продолжалось. Но новый свет, свет фонаря и лица людей, возникшие над ним, показались галлюцинацией. Как в сновидении, он воспринял успокаивающие слова какой-то девушки:

– Миленький, миленький, ну потерпи еще чуть-чуть!..

Инга принимала указания Лиды, готовясь превратить возводимую палатку в походный лазарет:

– Инга, внимательно следи за состоянием. Отмочи перекисью водорода присохший бинт, размотай его и разрежь. Сними. Тщательно промой рану. Сделай местное обезболивание новокаином,[35] – обколи рану вокруг и сделай новую, тщательную перевязку с фиксацией. Если очень понадобится, – примени промедол. Но этого надо стараться избежать до транспортировки. Избегай всяких смещений травмированного участка ноги, – она должна быть в полном покое.

– Вадим, у него есть противопоказания к новокаину? – Лида повернулась, обращаясь уже к Вадиму, который рядом слушал ее сообщения.

– Насколько мне известно, нет!.. Нет!

– Инга, разрешаю использовать новокаин…

– Халиев и Блюмкин на связи. База пять! Вызываем отряд три! Андрей! Утром Блюмкин попытается снять Неделина с верхнего плато. На пробных заходах сбросит снаряжение. Если сбросит акью и веревки, – транспортируйте его через ледник к правой морене. Придется снимать оттуда, с малой высоты. Если сбросит носилки, то уложите и на повторном заходе он зависнет над вами. И заберет… Покажите направление ветра. Если Акулинин сможет, посадите и его сопровождающим. Потом группой спускайтесь на морену Кан-Джайляу и на базу. Здесь решим, что вам делать дальше…

Скоро Миша оказался в палатке, за пределами которой слышались странные разговоры, иногда тихие, иногда переходящие в крик. Потом понял: говорят по рации. Надо сообщить о наших!.. Сообщить!.. И опять тот же голос, говорящий, что все обо всех известно и опять просящий потерпеть… Сколько же еще терпеть это?.. А боль все увеличивается: до ноги дотрагиваются, разматывая бинт. Новый приступ: его держат с двух сторон и за ноги и за руки, не позволяя дергаться от зверской боли, которая буквально прожигает со стороны ноги, смазанной чем-то холодным и липким… Как от прикосновения горячим утюгом!.. Потом боль вдруг резко отпускает, уменьшается до уже терпимого зуда, и тот же женский голос произносит:

– Ну, все! Кажется, обошлось! Теперь уже не будет так больно! Если что-то случится, скажи, – мы поможем!

И тогда он смог говорить уже членораздельно, пусть негромко:

– Меня нашли?.. Случайно?..

Теперь ответил другой, более решительный, неторопливый и спокойный мужской голос:

– Нет, не случайно! Мы вас искали пять дней. И тебя нашли последним. Все остальные ваши спасены раньше. И все мы про вас знаем, кроме мелочей последнего дня. Молчи! Держись и слушай! Знаем больше, чем ты знаешь. Полтора часа назад мы встретили Акулинина, – он ночует немного ниже, с другой частью нашей группы. Сегодня спасательная группа альпинистов спустила ваших, – Сергея и Колю, – на ледник Каинды, а завтра утром их отвезут вертолетом в Пржевальск. Сергей на попечении у Лиды Иваницкой, – профессионального врача-альпинистки, с которой мы только что советовались, как помочь тебе. Беловых и Берлину спасательный вертолет снял еще пять дней назад, – о них сообщил Воронин, – да, ваш герой Вадим Воронин. Он не погиб в лавине, ему удалось спастись и первым выйти к заставе Майда-Адыр. Более того, он еще успел спасти Женю и Сашу, которые в ваше отсутствие попали в аварию, но об этом он расскажет тебе сам. А сейчас успокойся, Миша, и постарайся заснуть. Завтра тебя отправят вертолетом в больницу. Самое страшное и трудное – позади, все ваши спасены, только у трех травмы. И еще одно известие. Ваша вина в этой аварии не так уж велика, – вы попали под удар мощного землетрясенья. Это оно вызвало лавину. Аварии могло не быть, если бы вы спустились чуть раньше, но вы могли погибнуть все, если бы немного задержались…

Пару минут Миша обдумывал услышанное, – таково было потрясение от этих слов. Очень хотелось верить во все это, но не верилось! Только с трудом начинало вериться. Попросил все повторить. Потом измученное тело стало внимать настойчивым призывам к отдыху, а притихшая под новокаином боль уже позволяла заснуть. Его напоили горячим какао, дали молочной каши и, наконец, сладкого чая. Андрей кратко порасспросил о том, как спускались и доверительно договорился о решении возможных проблем без выхода из палатки… Инга заботливо успокоила больного ласками женских рук и не побоялась тесно прижаться, чтобы согреть и своим теплом и сладким ощущением прикосновения женского тела. Мишу убаюкало ее сладкое воркование с рассказом о подробностях всей спасательной «одиссеи». Всю ночь она провела в тревожном полусне, следя за состоянием больного, оберегая его от неосторожных движений.

Какая прелесть эта Инга!..

А Андрей, уложив троих в палатку, сам примостился снаружи, на прежнем месте Миши, чтобы в палатке лежалось свободнее.

На утренней связи в 6.00:

– Отряд один! Вадим Воронин! Дайте-ка мне Акулинина! Прием!

– Вадим?!

– Да, Вадим! Вадим – я тля гиссарская, ты – вошь баксанская! Что, похоронил меня, бродяга! Рановато, Акула! Еще лет тридцать поползаю! А я тебя – и не думал! Верил, что вылезешь! Ну-ка, откликнись! Акула? Ак!

– Вадим, Вадим, ты – гигант!.. Ну, мужик, ну верзила, ну сила!.. Прими восторг от доходяги! Я прямо ожил, воспарил от твоих подвигов! Горы нас так тряхнули, но как ты в ответ тряхнул их! Я люблю тебя, слышишь!..

– Ладно, потом расскажу! Ты как? Как Миша?

– Да я-то в порядке. Очухался! Вот Миша – живая боль!..

– Когда его снимут – лети с ним! Я подъеду немного позже, – мы выходим через перевал Макарова. Может, подбросят и вертолетом, если он освободится. Я задержусь ненамного, тем не менее, в Пржевальске можете меня не ждать и, если понадобится, отъехать. Я слышал, что туда уже приехали родственники. Кажется, от Беловых и Лапина. В группе будь старшим и решай все вопросы в пользу пострадавших… В общем, ты знаешь.

– Вадим, я не знаю, как остальные, но я тебя дождусь.

– Не надо: повторяю, сейчас мы должны решать в пользу пострадавших. Их надо доставить в Ленинград!..

– Вадим! Это Халиев, база пять! Ты сможешь помочь Красовскому в транспортировке груза? У него на руках два «цинка» с погибшими.

– Конечно!

– Тогда сделаем так: завтра Блюмкин заберет больных с сопровождающими и довезет до Пржевальска. Лапин пусть летит с Ткачуком, а Неделин – с Акулининым. Блюмкин Красовского с грузом и вас доставит на Майда-Адыр. Больше он не успеет: есть срочные вылеты в верхние лагеря. Послезавтра пролетите или проедете со мной в Пржевальск…

Прощальный костер

Общий сбор спасателей произошел на заставе Майда-Адыр, когда они встретились вечером следующего дня, – обе группы альпинистов, две украинские туристские группы, Романцов и Мансуров, Воронин и Красовский, Халиев и Блюмкин, Шепитько и Снегирева… Встретились у общего костра. Горы подарили теплую, ясную ночь, а Вадим Воронин – историю борьбы с лавинной аварией. Рассказ Вадима дополнили другие активные участники событий. Их слушали все, кто здесь собрался, и всем хватило и места, и тепла, и взаимопонимания. Сюда подошли альпинисты, прибывшие на перевалочную базу, вертолетчики, свободные от дежурства офицеры и солдаты пограничной заставы. Большинство из них слышало лишь отдельные факты, обросшие соображениями и слухами, а теперь смогли узнать о реальных событиях из уст их непосредственных участников.

Вадим влюбленно смотрел и на Ингу и на Андрея Шепитько:

– Ребята! Спасибо вам! Наладим переписку! Нужны будут описания перевалов, литература – напишите, пришлю! Можно подумать и о совместной экспедиции двумя группами.

– Нам может понадобиться руководитель и участники для «шестерки», – сказал Андрей.

– И об этом подумаем. Я с вами, ребята, – в любые горы готов! Договоримся!

Вадим подошел к Романцову.

– Ну что ж, Вадим, скоро прощание. Ты, почему не идешь в большой альпинизм?

– Не попал с самого начала, а теперь уже, наверное, поздновато. Люблю туризм, – моя среда! И природная, и человеческая!

Смотри, а то до уровня «КМС» ты бы дошел очень быстро, – за три-четыре сезона по две-три смены. А там уже можно ходить «по-крупному»… Еще вот что. Меня заинтересовали твои ледовые якоря. И своеобразный стиль техники. Что-то в этом есть! Может, и спорное, но, несомненно, новое, свежее. Конструкция якорей превосходна, – я и за границей ничего подобного не видел! Ты не позволишь срисовать, – я себе хочу сделать такие же?

– Не позволю, – Вадим усмехнулся, – я их Вам хотел подарить. Возьмите их, Павел Андреевич, с пожеланием успехов! Подарил бы и больше, да нечего. От чистого сердца, от общей пыли на ботинках. Скажите мне адрес, и дату рождения. Чтоб от себя и от ребят поздравлять. Спасибо Вам!..

Вадим подарил Лиде на память, как священный амулет найденный на скалах титановый крюк с петлей. А из легендарного мешочка «13У» теперь будет сшит и вышит флажок его группы.

Интересный разговор получился у Вадима с Ингой. Вначале обменялись адресами и короткими рассказами о последних событиях. Вадим сразу почувствовал некоторое внутреннее напряжение в ее тоне. Так бывает, когда человек хочет, но не решается спросить о чем-то важном. Отведя в сторону, Вадим решительно ее подвинул:

– Ты, хорошая, вижу, о чем-то хочешь спросить, но не решаешься. Давай-ка будь смелей, – все это останется между нами. Чем смогу – помогу. Ну, что у тебя?

Инга, напряженно потупив глаза, с трудом выдавила фразу:

– А… А Миша, он как… Он свободен?

Так вот в чем дело! Видно, задело ей за сердечко!

– Насколько мне известно, да! Он тебе обязательно напишет. И еще вот что. Мы с Женей Берлиной приглашаем вас, – тебя и Андрея к нам, в Ленинград, месяца через три-четыре погостить на недельку. Приглашение вышлем. У нас с Женей намечается небольшое мероприятие. Свадьба будет скромной, но самых близких друзей пригласим. Но все это не сразу, – сама понимаешь, надо дождаться, чтобы ребята подлечились. Откровенность – за откровенность, – тебе об этом событии первой говорю. Так что передай приглашение от меня и моей невесты, – от Женечки. Нашей лучезарной и лучевзорной, как и ты, стройная и знойная! – Вадим улыбнулся, – а ты раньше была в Ленинграде?

– Еще нет, но давно хотела съездить. Не к кому.

– Теперь есть к кому и «повод-провод» есть. Копите отгулы. А Миша поправится – погуляете с ним, познакомитесь поближе. От себя скажу, – он очень хороший, надежный парень-политехник, специалист по системам управления. Всех остальных ваших тоже милости просим к нам, – при случае примем как близких друзей. В командировке ли, на экскурсии. Только предупредите заранее. Обменяемся опытом, покажем клуб, скалы и соревнования. В мае на приз Егорова – сам бог велел! Идет? Ну, спасибо тебе!

Он ласково поцеловал ей руку, но она, задорно улыбнувшись и обняв за шею, горячо приложилась к щечке, на что Вадим с редким удовольствием поцеловал ее в ответ.

Ну и дурак же будет Мишутка, коль упустит такую шикарную девушку! И как будет замечательно, если они так найдут свою общую судьбу!..

Вадим горячо благодарил вертолетчиков:

– Спасибо, Максим! То, что ты сделал со своим экипажем нельзя оценить никакими словами, никакими деньгами! Спасибо вам всем! Филигранная работа! Но у меня чуть сердце в груди не разорвалось от твоего маневра. Машина так резко провалилась вниз со скольжением, что я подумал: «Все!..» Я был там меньше, чем в ста метрах. Смотрелось потрясающе дико…

Романцов меж тем толковал с Чаидзе:

– А что, Георгий, может быть, перейдешь в мою команду? Возьму тебя с удовольствием. Хороший ты мужик, надежный! Был бы человек, а вакансия найдется!

– Спасыбо Андрэычь, за довэрыэ! Замэчатэльный у тэбя коллэктыв, дружный! Всэ эго лубят ы уважают. Я бы с удоволствыэм к вам пэрэшэл, да нэ могу своых оставыть. Срэди своых трыдцатылетных старыков я самый младший, а срэди своэй молодожи, – самый старший. Ы с тэми, ы с другымы нэ могу расстаться: долг сыновый и отцовый. Ну, а на спэсы с тобой, Андрэыч, хошь в Хымалаы, хошь в Хальдыльэры… Хоть в хостер, хоть в водопад! Только свыстны! Чаыдзе нэ подвэдэт!

– Спасибо, Георгий!

Их руки сомкнулись в стальном пожатии, обнялись на прощание.

– Эх! – жгуче, горячо хлопнулись пальцами ладоней:

– Не в последний!

– Нэ в послэдный!..

Халиев тщательно опросил Вадима, сделал записи на заметку и договорился о том, что тот напишет и пришлет подробное описание всех событий.

– Случай очень неординарный, уникальный, во многом поучительный. Его уроки надо понять и учесть в нашей работе. Если видишь в чем-то промахи подготовки и проведения похода, – напиши, не таи. В происшедшем я вас обвинять не буду. Если что-то видишь неправильное в наших действиях, – тоже напиши, не скромничай. Вообще-то, если все, что произошло, сложить вместе, то не слишком поверится! Ситуация по-настоящему «крутая»!

– Спасибо, Ринат! Вы нам так помогли! И смогли так глубоко разобраться в причинах аварии! А что до ситуации, то я и сам уже с трудом верю, что прошел через все это. Другой бы мне рассказал, – наверно не поверил бы. Но все это было! Было на самом деле!..

– В этих событиях все смогли разобраться достаточно глубоко. Я постарался лишь «быть на уровне». Благодаря этому мы и смогли овладеть ситуацией. В чем, по-твоему, причины такого усложнения поиска?

– Мы уже обсуждали с Романцовым и сошлись на том, что это вызвано комплексом причин, – и давлением погодных условий, и ошибками группы Лапина в аварийном режиме движения, и случайностями при наложении маршрутов. Во многом случайно они оказались как раз на стыке участков Романцова и Мансурова. Перехватить их на Каинды мы не успели. Но мы изначально правильно предугадали их первый шаг, и правильно догоняли их, в конце поиска все же пролетели мимо, не сразу интуитивно нащупали верное решение и вернулись. Ошибки, которые совершили они, не так просто допустить в обычном состоянии. Надо учитывать, что они действовали не совсем адекватно потому, что были в аварии, и ситуация их давила психологически очень тяжело. Были в начале мысли о том, что сама группа «подкачала», прежде всего, что ее молодежная половинка оказалась слабой. Ну, нет, – эти показали себя хорошо. Ведь чего стоят поступки Наташи, Саши, Коли. Конечно, Сергею, как руководителю не хватило опыта для такого похода, но, в общем, и за ним я особой вины не усматриваю. Да, он «не вытянул», но и условия были очень тяжелыми…

– Все так. В Пржевальск полетим завтра утром. Я помогу тебе, Красовскому и всем вашим получить авиабилеты до Ленинграда прямым из Фрунзе. Заберете и всех транспортабельных больных.

– Попробуем взять всех, если это возможно.

– Вадим! У меня для тебя тяжелое известие. Трагичное… В Ленинграде погибла твоя жена… Твоя бывшая жена. Мне это сообщили два дня назад, когда ее уже похоронили. Прости, что не сказал раньше, хотелось сделать это при личной встрече и после всех этих передряг.

Вадим подавленно молчал, потом произнес:

– Что-нибудь известно? Почему? Как!?

– Кажется, какой-то религиозный маньяк. Устроил то ли ритуальное жертвоприношение, то ли что-то на почве ревности или неразделенной любви, или еще какого-то уязвленного чувства. Знаешь, здесь уже трудно будет разобраться. Он увлек ее под колеса метро и погиб вместе с ней. Темная история. Трагедия заблудшей души. Она погибла через сутки после того, как ты попал в лавину. Мистика какая-то! Злой рок!..

Еще одна авария! Человеческая. Казалось бы, на ровном месте! Но нет! Причины и здесь глубоки, хотя и не видны.

– Ой, беда, беда! – прошептал Вадим, – есть в том и моя вина! Буду растить сына! А кто тебе сообщил?

– Женя Берлина. Она просила, чтобы это сказал тебе я… А сама сказала, что не сможет. И еще просила сказать, что очень ждет тебя. И поймет…

Бури, лавины противоречивых чувств роились в душе Вадима. Грусть расставания с новыми товарищами по походу смешивалась с радостью ожидания новой встречи с друзьями, которые ждали в Пржевальске. Грусть расставания с горами смешивалась с ожиданием скорой радости встречи с близкими и с родным домом. Радость от одержанной трудной победы смешалась с горечью понесенной утраты. От этого нового известия, такого противоречивого и нелегкого, он, как смог, попытался внутренне отрешиться до самого Ленинграда. Это известие возвращало ему сына. Но он с острой болью ощутил потерю той, которую любил, и, как теперь понял, – продолжал любить, и которая теперь будет жить в нем и вечной болью и взглядом сына. Через кровь сына и бывшая теща стала и будет ему теперь родным человеком. Жизнь стала другой! И жизнь будет уже не та! Как грустно прощаться с прежней жизнью, – с ней уходит часть тебя. А новая жизнь приходит новыми отношениями, новыми людьми, новыми встречами и расставаниями. Новой борьбой, рожденной этой жизнью!

Огромная тяжесть усталости и голода навалилась на него сразу, как только отпустило психологическое напряжение и обстановка разрядилась. Почувствовал, что вымотался окончательно, что ни на что большее его не хватит. Домой! Домой! Отдохнуть! По дороге хоть немного поесть и отоспаться. Дорога будет со своими, с Красовским. Как хорошо со своими, когда не один, и не в снежной могиле! Да! Была бы полная радость от любви и жизни, да нет ее и быть не может! Смерть Лены и два цинка, вырванные Красовским и группой Егорова у гор, – все, что осталось от Ныркова и Коваля. И трое наших с тяжелыми травмами. Но живые! В этом – ведро и твоего пота, перемешанного с кровью, слезами…

А потом состоялся нехитрый ужин с традиционным чаем у костра и многими песнями под гитару. Пели Визбора и Высоцкого, Вихорева и Окуджаву, Городницкого и Полоскина и многих-многих других. Чистым родником высокой поэзии, живительным ветром светлых слов вливалась в них, рождая парящее упоение, непостижимый трепет души, понятный только тем, кто способен понимать, верить и любить так, как это умеют они. Свята ночь у костра, под тайной сенью белых вершин и звездного неба, в кругу товарищей-единомышленников! Сердце вырастает до размеров мира, весь мир тонет в нем, и летит, летит на высоких звуках пламенных строчек… А искры костра взлетают вверх звездочками к звездочкам небесным вместе с песней, и гаснут на лету средь Млечного пути, среди своих небесных сестер…

Образ похода: Печаль расставания

Что делать, так надо: простимся с горами, Махни ледорубом – последний привет! Печаль расставанья останется с нами, Для памяти сердца она – амулет. Она остается, она остается, Она не уходит, растет и живет, Она тебе новой мечтой улыбнется И снова в дорогу потом позовет! Нам лики вершин скоро явятся в грезах, Заката, надев золотистую шаль, — Приснятся Кавказа лавины и слезы, Приснится Памира великая даль! Что делать, так надо – простимся с горами, Их клады уносим в своих рюкзаках, Мы их поднимаем походов шагами, И дальше проносим в мечтах и стихах! Слияние троп – голубое скрещенье, Мы взяли заветом намеченный взлет! — Прошепчем вершинам молитву прощенья, Нас ждет впереди поворот, поворот!..

А потом они, – вся группа Воронина, возвращались. Они возвращались без смертельных потерь. Пусть голодные, истощенные борьбой, а трое и с тяжелыми травмами, пусть с горьким осознанием своих ошибок, но с взглядами, в которых не кровоточила отрешенность тяжелой потери. Все живы, – и это главное! И в этом счастье! Их не покидало ощущение внутренней силы, в них не возникло трещин надлома. Они сумели, справились, пусть и с большой помощью со стороны…

Правда, был у них еще и скорбный груз, – два цинковых гроба с останками Ныркова и Коваля. И с ними летел Красовский, сразу ставший «своим», желанным другом. Вот скорбный груз клал печаль на лица. И острое ощущение аварии, трагедии в душе. В Ленинграде их встретят не только свои родственники, но и родственники погибших.

И еще…

Еще на эту дорогу в Ленинград легла тень новой, совсем другой аварии, аварии уже в масштабе всей страны! Спустясь с гор, они оказались уже в иной стране, в другом государстве. Творилось нечто непонятное: какой-то ГКЧП, танки на улицах Москвы, вещающие генералы, полная политическая неразбериха…

Они же – люди, весьма далекие и от власти, и от криминала, а этот роман далек и от политики, и от уголовных преступлений. Это – сказ Тянь-Шаньских лавин, лавин в горах и лавин чувств в душах его героев…

Эпилог

Вертолет уносил Романцова к верховьям Иныльчека, в МАЛ ЮИ. Теперь, когда самые сильные страсти по поводу исхода спасработ улеглись, новая тревога жгла его сердце. В нем возникло внутреннее ощущение угрозы его большому делу, ощущение то ли опасности, то ли утраты, то ли крушения надежды. Была ли еще одна авария или нет?.. Авария человеческого духа, авария с его командой?.. И говорили в нем два голоса: один злой, голос горечи и печали, и другой, которому больше хотелось верить:

…Хороший коллективчик! Ничего себе!.. Я им устрою «Макалу по стене»![36] Ждал их на спасы целую неделю, а они и не подумали явиться. Знаю, что скажут: «Ждали приказа…» А я специально приказ не посылал, чтобы догадались сами… Но главное – не это. Чего-то не верится, что не слышали сообщение от шестого августа об авариях. Но вершина Хан-Тенгри была уже так близка, – всего четыре часа подъема… И они решили идти на вершину, прикинувшись, что не слышали сообщения с базы.

Всего-то «сбегать»… 4 часа! Но в результате на спасы они опоздали еще более чем на сутки и их помощь уже, наверное, не потребовалась. Это надо выяснить… А дальше? А дальше они стали смотреть на стену пика Победы и готовить новое восхождение, уже на «Снежных барсов».[37] Зная при этом, что их тренер «обтирает скалы носом» на тяжелых спасах. Интересно, вообще пришла ли кому-нибудь в голову занятная мысль помочь «любимому тренеру» отыскать погибающую в горах группу?..

Романцов не страдал комплексом «сверхчеловека»: он считал, что альпинисты не какая-то исключительная каста, а обыкновенные люди, среди которых встречаются разные, и могут совершить эти люди разные поступки, – и высокие и низкие… Совершила ли такой, весьма сомнительный поступок, его команда?.. Нелегкие мысли… Команду эту он создавал не один год, связывал с ней большие надежды. Немало прошло людей, прежде чем сложился устойчивый, стабильный коллектив… А на Стаса Ельцова возникла еще и особая ставка, – парень как скалолаз оказался необычайно талантлив при отличных физических данных и «прошибном» спортивном честолюбии. Уже сейчас он входил в пятерку, а иногда даже и в тройку лучших на всесоюзных соревнованиях. И это при его-то резервах! Еще чуть-чуть отточить технику и немного вытянуть скоростную выносливость… И тогда он сможет тягаться с самим… Балезиным! Романцов ясно видел, чего Стасу еще не хватает: идя по графику самых сильных, в конце маршрута немного сдает в скорости. Конечно, борьба с самым сильнейшим за высшую ступеньку, – это особая стать. Здесь нужны особые тренировки, новаторские тренерские решения, здесь надо переиграть всех «на голову», а самого сильного и его тренера хотя бы на секунду! Выигрыш у чемпиона всегда связан с преодолением психологического барьера, более трудного, чем барьер физический. Физический барьер преодолевается, а психологический ломается, – он просто не должен мешать, когда спортсмен физически может выиграть! Это-то все найдем, преодолеем, но есть ли у нас другое и самое главное? Есть ли в Стасе чемпионская ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ? И моральная выносливость настоящего альпиниста?.. Если для него зачет восхождения важнее явки на спасы, – пожелаю ему успеха не выше Ленинских гор!..

Остальные? Хорошие ребята! Наверное, Клим был против, – он слишком честный и чистый парень, чтобы так поступить. Но двух других Стас мог склонить на свою сторону, – они могли пойти за ним «автоматически», подчиняясь угару борьбы, инерции восхождения, приказу руководителя… Взяли большинством?.. А Клим подчинился большинству и руководителю?..

А Стас? Нет ли у него уже «трусости победителя»? Это когда боясь проиграть и не получить лавров, идут сначала на мелкое, потом на подленькое… Победа должна быть достойной! Недостойная победа, – это не вершина, а жуткий провал в пропасть. Деградация, проигрыш самому себе. Она подкашивает, случается, самых сильных, опытных, заслуженных, достойных. Боязнь проиграть – опасное препятствие для человеческого духа, а недостойная награда – блеф хуже лжи. Это не ложь слов, это ложь поступка, действия… Самая настоящая ложь! Это все равно, что взять не заработанные деньги… Только неопытные, несильные спортсмены считают, что выигрывают у соперников. Нет, – победа, – это всегда победа над самим собой. Это должны осознавать все, а не только великие чемпионы. По крайней мере, в альпинизме это так! Когда все соперники уже позади, тогда начинается настоящее соревнование, – с самим собой! Но ведь и до этого оно ведь было таким же!..

Да, если все так, то, видимо, команде в этом составе конец! Придется набирать новую…

А сколько сил, времени, нервов вложено в это гималайское восхождение, сколько бесплодных шатаний по кабинетам бездушных прощелыг!.. Сколько напрасных слов о стену равнодушия! Ее пробить сложнее, чем стену восьмитысячника! Какие работы на восхождениях, какое усложнение маршрутов, связанное и с дополнительным риском, – и все для того, чтобы доказать: команда – одна из лучших в Союзе и по общему уровню подготовки и по стабильности достигнутых результатов… Бронза, серебро, серебро и, наконец, золото в прошлом году, и это при их-то молодости, силах и перспективах! Неужели, все теперь проваливается в никуда? Никак нельзя претендовать на исключительность, допуская сделки с совестью! Не позволю ни себе, ни им!..

Таковы худшие предположения Романцова! Но другой голос говорил ему: «Не руби с плеча! Разберись вдумчиво, осторожно… Ведь все могло произойти совсем не так…»

Остановившись в темноте перед самой вершиной, они действительно могли не выйти на связь из-за сложной работы на рельефе. А утром выйти к вершине еще до связи в 6.00, пропустить по занятости и ее. А связь на 9.00 уже застала их на спуске после завершения восхождения.

А почему они не устремились ему на помощь? Это тоже могло объясняться вполне понятными причинами: они активно работали на спасах под перевалом Чон-Терен или на ребре Шатра без радиосвязи с базой, ведь многие группы спасателей не имели своих раций. Ему вспомнилась фраза Галинского из последних переговоров с МАЛ ЮИ:

– …Мы каждую перехваченную строчку ваших переговоров обсуждали и, затаив дыхание, следили за вашими поисками. Душа болела, – ведь не деньги и вещи пропали, – ведь живые люди пропали!.. И твои ловили сообщения. Но по мере возможностей…

Да, надо разобраться сурово и мудро. И сначала совсем беспристрастно: надо уметь быть сначала не судьей, а следователем. Просто понять, как обстояло дело, и случилась ли здесь или нет авария человечности. Так-то!.. Зорька, конечно, не виновата, она и в восхождении не участвовала, будучи наблюдателем. А Лида будет ей хорошей напарницей по женской связке. Да, в этой спасательной запарке совсем забыл о своей группе…

Вдруг представил себе хитроумную физиономию Галинского и улыбнулся. Вот жучила и скупердяй! Случалось, у него сухаря ломаного не допросишься. Перед ним и большинство инструкторов МАЛа дрожит: суровый мужик! Никакого спуску не дает нарушителям дисциплины, а о своих интересах, интересах МАЛа, никогда не забудет. Но если вдруг случается что-то необычное, – вроде вот этих спасов, – тут уж он не поскупится ни на импортное пиво, ни на отечественные деликатесы… И баню приготовит, и самых знойных альпинисточек пригласит на вечеринку для избранного круга. И у этого серьезного и сурового начальника появляется во взгляде что-то мальчишески проказливое, залихватски лукавое, появляется желание хоть немножечко «нашкодить», пусть даже и в ущерб «начальственному» авторитету. Конечно, в избранной, близкой компании. Желание поострить метко и точно, посмеяться над собой и другими, и, томно закинув голову, глядя в лицо милашке-альпинистке петь под гитару песни-анекдоты с такой напускной серьезностью, что все дрожат внутри от восторженного смешка. Что-то, к примеру, «от Есенина», но с народным «переложением» на альпинистские «страдания»:

Я люблю бродяг-авантюристов, У костра их пьяный, наглый смех, Я люблю туристов-альпинистов, И туристок-альпинисток всех, – ЭХ! Приморили, гады, приморили, Загубили молодость мою! — Золотые кудри поседели, Знать у края пропасти стою! Я люблю развратников и пьяниц За разгул душевного огня, Может быть чахоточный румянец Перейдет от них и на меня, – эх! Приморили, гады, приморили… Поднимал промышленность Кузбасса Материл начальников на стройках, Голос мой из тенора стал басом, — Очень я ругался непристойно!.. – ЭХ! Приморили, гады, приморили!.. Весь Памир прошел в лаптях обутый, Слушал песни сванских чабанов, В Африке подрался я с Мобутой, Звали меня Генка Иванов! – ЭХ! Приморили ГАДА, приморили!.. Ты пришла принцессой сказки старой, И ушла в фате, как белый дым!.. Я ж остался тосковать с гитарой На предмет, что ты ушла с другим! – ЭХ! Приморила, девка, приморила! Загубила молодость мою! Красотой мне сильно навредила, Так, что на ногах и не стою!.. Ради широты души и жеста Шел в трусах на фирновом плато, Налегке спускался с Эвереста, Бросив ящик пива и пальто! – Эх! Но еще остался жизни кончик, Но живет во мне остаток сил, — Я еще и с водкой не закончил, Горы я и баб не разлюбил, – Эх! Приморили, гады, приморили, — Не сгубить вам молодость мою! Я еще мужик в здоровой силе, Я еще над пропастью стою!..

Жучила!.. Будет опять нашептывать, рекомендовать новых красивых баб… Но когда одна женщина есть, настоящая, то других не надо… А она ждет, и с ней будет хорошо!..

Над горами поднимался холодный и ясный рассвет. На самой кромке белой и такой близкой громаде Хан-Тенгри, розовато-желтый луч лежал с восточной стороны тонкой ниточкой, а у более далекого колосса пика Победы рассвет позолотил весь верх белой шапки. Темнота ночи еще чернела в нижней части ущелий, но она обречена. Усиливающиеся лучи и белизна снегов пожирали, прогоняли ее прочь.

«Красотыща!»…

Золото лучей успокоило, очистило душу восходителя от суеты тревоги, он вздохнул глубоко и легко…

Образ похода: На вершине

Когда на неба трещине Стою я в высоте Вершины словно женщины Пылают в наготе! Парением безбрежности, — Как роз, и звезд кусты, Все в нежности и в снежности Слепящей чистоты! А дума ходит странная, Еще вчера – мечта, Что вот, она, желанная, Одна из них – взята! Та, гордая красавица, Средь «самых» из мужчин Стеною страшной славится, И песнями лавин! Взята – добавкой перышка, Когда все силы – прах! Зацепкою за зернышко, Со стоном, «на зубах»!.. Из облака, с украдкою, Опять она глядит, Вся с новою загадкою: Чего ж в тебе родит? Придут, созрев, от суженой Лучами ее тем Стихов и песен кружево, Резьба из теорем!.. — То яркое мгновение Глотками высоты Пробудит вдохновение И поиски мечты, Тот день, как свадьбы ночкою Сумеет удружить, — Проляжет верной строчкою: «Да, парень, стоит жить!..»

Послесловие к роману «Истребители аварий»

Роман представляет художественное произведение, рожденное опытом и практикой 32 лет спортивных походов автора по горам Кавказа, Памиро-Алая, Памира и Тянь-Шаня. События, описанные в романе, являются плодом творческой фантазии автора, а образы главных героев – собирательные, они сложены их представлений автора о своих товарищах и друзьях по походам, знакомых альпинистов, туристах, спасателях. Автор ставил своей целью написать увлекательное, но реалистичное произведение, основанное на реальных случаях аварийных и критических ситуаций, без какой-либо фантасмагории и мистики.

Некоторые герои романа имеют реальных прототипов: В.Красовский написан автором с В. Некрасова, Г. Рудницкий – с Г. Худницкого (учителя автора), М. Нырков – с М. Чиркова. Фамилия «Романцов» взята созвучной с фамилией отважного начспаса Алима Васильевича Романова, – его беспримерный героический поступок описан в рассказе Ю. Визбора «Подвиг на Короне».

Ситуация спасения В.Воронина в рандклюфте сходна со случаем спасения В.Шатаева, описанном в чудесной книге «Категория трудности» (только на Шатаева рухнула не лавина, а скала).

Случай гибели на Эльбрусе группы туристов, среди которых были два товарища автора по походам – Сергей Левин и Сергей Фарбштейн в мае 1990 года, заставил автора серьезно исследовать причины этой аварии. Только через семь лет картина происшедшего как бы вышла из тумана. Стало ясно, насколько велика опасность переохлаждения в условиях суровой непогоды. Эта «холодная» авария и легла в основу сюжета о критической ситуации на леднике Каинды, когда Берлина и Белов едва не погибают от холода. Другие составляющие этой ситуации вполне реальны: в походах мы встречали на крупных ледниках целые речки, текущие по льду в глубоких желобах. Были случаи, когда политый дождем ледник становился скользким, как каток. Однажды автор встретил на леднике естественный фонтан – вода вырывалась изо льда полутораметровым султаном. Если возможно такое чудо, разве не может поток уйти вглубь ледника с образованием водоворота?

Сказочно прекрасный район ледника Иныльчек является одним из «главных действующих лиц», «героем» романа. В романе практически нет придуманных природных и географических объектов, – все названные перевалы, вершины, хребты и ледники описаны такими, как они есть. Единственными придуманными объектами являются озеро на поверхности ледника Каинды и поток с водоворотом. Впрочем, исчезающие озера на поверхности таких крупных ледников не являются редкостью, – первопроходцами района отмечены случаи, когда они останавливались на ночлег вблизи озера на леднике, а к утру озеро исчезало (в результате движения и разлома льда вода уходила под ледник, либо озеро замерзало). Озеро Мерцбахера – самое крупное из исчезающих озер, но оно не единственное.

С перевалом Предутренний у автора связаны особые воспоминания, – на нем автор едва не погиб летом 1989 года. Реальные события того памятного похода описаны в документальном рассказе «Лавины!..», приведенном ниже. Без этого похода роман, возможно, вообще бы не был написан (по крайней мере, он был бы совсем другим). Из рассказа ясно, какого рода реальные события легли в основу сюжетов романа. Конечно, на автора оказали сильное влияние и события катастрофического землетрясенья в Армении в декабре 1988 года, где автор участвовал в поисково-спасательных работах (в Ленинакане, эти события описаны автором в повести «Руинный марш»).

Автор участвовал в расследовании ряда аварий, происшедших с туристскими группами. Прежде всего, это касается группы Петра Клочкова, – эта группа из шести человек бесследно пропала в районе Центрального Памира летом 1989 года. Это случай описан в статье «Тайна исчезновения группы Клочкова». Широкомасштабные спасработы. связанные с поиском этой группы, с одной стороны, не принесли успеха: группу Клочкова найти не удалось, но в ходе спасработ удалось оказать помощь двум другим группам, находящимся в аварийных ситуациях. Эти случаи легли в основу сюжетов романа о предотвращении аварии на «леднике 21» и о прекращении аварии группы Лапина.

В октябре 2001 года автор начал активную работу в Интернете на сайте . Открылось «второе дыхание», поскольку здесь оказалось возможным не только опубликовать свои материалы, но и прочитать многих других авторов, и пообщаться с единомышленниками на форуме. В ряде статей автор нашел определенные ситуационные аналогии с сюжетом романа. Очень хорошо и интересно, по мнению автора, дух первооткрывателей района ледника Иныльчек и их устремления описаны в статьях Юрия Ицковича. Подобная устремленность передалась и нам от более старших по возрасту туристов и альпинистов, а от всех – и героям наших произведений.

Автор немало «нафантазировал» в романе, претендуя в то же время на строгую реалистичность событий без нарушений во всем меры вещей и событий (без нелогичных, необоснованных смысловых переходов). Поэтому его внутри не мог не жечь вопрос: «Ну, хорошо, злодей, написал ты это, „накрутил“… А все же, могло ли реально случиться нечто подобное?..» Такой вопрос с той или иной степенью остроты возникает перед каждым автором, который пишет не сказку (но в то же в время в чем-то и «сказку»), а произведение о своем времени, о реальных людях, которые его окружают. Конечно, в походах случается немало приключений, но… Вот в качестве одного из «подтверждений» того, что нечто подобное может случиться в горах, автор нашел в небольшой заметке журнала ЭКС № 1 за февраль 2001 г., с. 38, – в ней была дана краткая аннотация документального кинофильма и фактов, изложенных в нем. Вот эта заметка:

«Лавина: Белая смерть» , 55 минут, видеосерия National Geografic, USA

Фильм достаточно интересен. Довольно много познавательного документального и даже архивного материала, собранного с миру по нитке. Удивляет предостережение на кассете «не рекомендуется детям до 18 лет». При этом рассказывается о трагедии попавших в лавину европейских школьниках. Запоминается устроенная японцами на трамплине в Саппоро исследовательская «лавина» из бессчетного количества теннисных шариков. Впечатляет рассказ американца Лестера, который кинематографисты воспроизвели в стиле видеоряда «911». Поразительная история. Лет двадцать назад Лестер добывал золото на склонах колорадских гор, и его засыпало гигантской лавиной. Лестер откапывался 22 часа, прорыв слой снега толщиной 9 метров. Выбравшись на поверхность ночью, он тут же замерз и спустился обратно, чтобы дождаться утра. Новая лавина завалила его во второй раз. Откопавшись опять, Лестер двинул вниз по склону в сторону леса. Вскоре он увидел вертолет спасателей, которые его искали. Пролетев прямо над Лестером и не заметив его, вертолет поднялся выше и сбросил в верховьях несколько взрывных шашек, с целью обнажить склон и облегчить поиск пропавшего. Новая лавина, спровоцированная взрывами, накрыла Лестера в третий раз… Теперь, спустя двадцать лет, Лестер говорит, что знает, что такое настоящее золото…

Так что… Чего не случается с романтиками горных путей?..

Уже после написания романа автор осознал, что многие сюжеты и строчки родились неосознанно, путем работы подсознания, заряженного на такую работу реальными эмоциональными всплесками в условиях трудных и опасных походных ситуаций. Например, ситуация спуска Воронина с перевала Предутренний рождена и реальным срывом автора под этим перевалом, и реальной «беготней» от лавин при спасработах под пиком Игнатьева (см. статью «Лавины» ниже). Там мы нашли несколько предметов снаряжения, оставленных аварийной группой и сброшенных лавинами, – отсюда идет кажущимся фантастическим сюжет о ледобурном крюке, который вершина вернула Воронину. А полочка, на которой спасается Воронин, – легко ли было бы автору ее придумать, если бы ее там, под перевалом, в действительности не было? В походе 1989 года на ней была оборудована станция страховки…

Да, автору не всегда и не сразу видны, и не всегда дано понять, где находятся истоки его сюжетов. Знал ли, к примеру, Леонид Гайдай, и вся эта гениальная комическая троица, – Моргунов, Вицин и Никулин, что исток рожденного ими художественного образа лежит в старой русской сказке «Пузырь, соломинка и лапоть»? Сказки, услышанной ими еще в детстве… А наше подсознание при виде их тоже заранее «настроено на смех», поскольку мы знаем и чувствуем, что пузырь лопнет, соломинка сломается в решающий момент, а лапоть непременно попадет впросак, непременно утонет в реке или в супе… И в нас жив неподдельный интерес, а как же это произойдет на самом деле?..

Есть некоторые книги, которые особенно вдохновили автора при написании романа и которые автор рекомендует любителям глубокого, захватывающего чтения с осмыслением тонкой канвы событий:

– «Категория трудности» В. Шатаева;

– «Волоколамское шоссе» А. Бека;

– «В августе сорок четвертого» («Момент истины») В. Богомолова;

– «Невероятная победа» У. Лорда.

У них автор учился писать увлекательно. Конечно, для этого совершенно необходимы такие составляющие, как загадки-тайны сюжета, его резкая «захватываемость», «закрученность», динамичность, внезапные переходы, большая скорость развития событий и их многогранность.

Конечно, нужны «украшения» в виде боковых ветвей романа, среди которых есть и любовные (ну какой роман без любви!), описательные с рассказом об интересных ситуациях из жизни героев, познавательные, несущие интересные географические, технические и другие знания. И просто чисто эмоциональные «краски», передающие мысли и чувства героев, объясняющие их побуждения, порывы, движения (сюда входят стихи и песни, мысли и переживания…). Роман должен был отражать сложность, многогранность, незаурядность людей, ищущих и идущих в горы по зову своего сердца, своей души.

Замысел романа появился в 1996 году при завершении первой книги автора (книга техническая, называлась «Техника горных маршрутов»). Три года понадобилось на то, чтобы написать роман, а потом он подвергся тщательной доработке и «отглаживанию». Автор выполнил 14 полных редакций рукописи с правками и дополнениями текста. Все эти работы были в основном завершены в конце 2002 года. Одна из ранних редакций романа была принята С.В. Минделевичем, – он сократил и переработал первую часть романа в повесть «Белый ураган» и после проверки автором выпустил ее в 45–46 номерах газеты «Вольный ветер». Позже полный вариант первой части появился в Интернете на сайте газеты «Вольный Ветер» ().

Автор выражает ему сердечную благодарность. А также благодарит других первых читателей романа, высказавших замечания, оказавших помощь и поддержку при его создании: туристам Александра Крупенчука (опытный врач-хирург, он внес ряд замечаний по медицинской части), Борису Никандровичу Драгунову, Валентине Петровне Власовой, замечательным семьям альпинистов-мастеров спорта: Борису Лазаревичу и Ларисе Яковлевне Кашевник, Юрию Николаевичу и Анне Александровне Федотовым.

Конечно, «один в горах не воин»! Даже на соло-восхождениях! Потому автор романа считает своими соавторами всех туристов и альпинистов, внесших благородный вклад в дело развития горного спорта и в высокое дело спасения людей на горных маршрутах.

Автор благодарит редакцию сайта (раздел «Люди и горы») за публикацию ряда статей, – в частности, и тех, которые упомянуты здесь.

Автор посвящает роман светлой памяти всех, не вернувшихся с горных маршрутов и восхождений туристов, альпинистов и спасателей, и, прежде всего, своим товарищам по походам Лене Кренгаузу, Сергею Левину, Сергею Фарбштейну, Косте Кондакову…

Е.В. Буянов, ноябрь 2002 года, Санкт-Петербург.

Горный район ледника Иныльчек (краткий историко-географический очерк, исключенная глава романа «Истребители аварий»)

Этот район «Небесных гор» – Тянь-Шаня был «голубой мечтой» нескольких поколений туристов и альпинистов. Относительно труднодоступный, он долгое время требовал очень серьезных караванных подходов для заброски походных грузов. Более близким он стал к концу 50-х годов с появлением вертолетного транспорта и прокладкой автодороги к Энгильчеку – поселку рудокопов у места слияния реки Иныльчек с основным потоком – рекой Сарыджас. На самой границе с Китаем.

Район завораживал… Он завораживал и манил отважных блеском легендарных вершин и зовом непройденных перевалов. Жемчужиной района стоит сказочно прекрасная вершина Хан-Тенгри, – правильная белая пирамида из мрамора, льда и снега, которая в лучах заката играет розовато-красными, иногда кровавыми переливами, призывными и непонятными… Еще с древности ее называли то Хан-Тенгри («Повелитель неба»), то Кан-тоо («Гора крови»). С ней издавна связано много легенд и сказаний. Первые порывы исследователей, казалось, подтверждали мистическую загадочность этой вершины: огромный белый пик, казавшийся издали в два раза выше окружающих его вершин, куда-то таинственно исчезал, когда разведчики пытались приблизиться к его подножию. Труднодоступные, неисследованные хребты Терскей-Алатоо, Сарыджас, Иныльчек-Тау с мощнейшими ледниками стойко оберегали могучий покой семикилометрового «Повелителя неба» с севера и с запада… А с юга его прикрывали не менее мощные ледники, хребты и государственная граница с Китаем. Первые шаги исследователей, преодолевших подходы и выходы на Иныльчек, лишь увеличили число загадок. Несколько позже имена этих исследователей появились в географических названиях района: ледники Семенова (Тянь-Шаньского), Мушкетова, Демченко, пики Игнатьева, Шокальского, озеро Мерцбахера, и многие другие…

Петр Петрович Семенов (Тянь-Шаньский) первым приподнял завесу таинственности над этим районом, – он увидел снизу хребет Тенгри-Таг, вступил на ледник Иныльчек (1856–1857) и подробно описал свое путешествие.

«…Весь этот гребень с промежутками между горными вершинами, – писал Семенов, – был покрыт нигде не прерывающейся пеленой вечного снега. Как раз посередине этих исполинов вздымалась одна, резко между ними отделяющаяся по своей колоссальной высоте, белоснежная остроконечная пирамида, которая с высоты перевала превосходила высоту остальных вершин вдвое… Небо было со всех сторон совершенно безоблачно, и только на Хан-Тенгри заметна была небольшая тучка, легким венцом окружавшая ослепительную своей белизной горную пирамиду немного ниже ее вершины…»

В 1886 году И.В.Игнатьев посетил северную часть района – ледники Семенова и Мушкетова, прошел в долину Иныльчека, но не дошел до ее ледника.

Район изучали и иностранные исследователи: в 1899 году его посетил венгерский зоолог Альмаши, а в 1900 году – итальянские альпинисты Ч.Боргезе, профессор Г.Брохерель с проводником М.Цурбриггеном. Их экспедиция не смогла достичь подножия Хан-Тенгри, их остановил огромный ледник Иныльчек, показавшийся им непреодолимым.

В 1902 году важный вклад в изучение района внес известный исследователь Алтая и Тянь-Шаня профессор ботаники В.В.Сапожников.

Подножия Хан-Тенгри удалось достичь немецкому географу, альпинисту и профессору Готфриду Мерцбахеру в 1902–1903 годах с группой тирольских проводников. Мерцбахер был потрясен видом колоссальной белой пирамиды Хан-Тенгри. «Тянь-Шань – не место для альпинистских развлечений!», – записал он в своем дневнике, трезво рассудив, что вершина такого класса никак не под силу его группе.

Серьезные дальнейшие исследования района были продолжены лишь в 1929–1933 годах замечательным альпинистом Михаилом Тимофеевичем Погребецким. Сначала силами спортивной альпинистской группы, а затем усилиями Украинской правительственной экспедиции, проделавшей большие работы по топографической съемке, геологической разведке и изучению массива Хан-Тенгри. В ее составе группа Погребецкого одержала замечательную спортивную победу, – вместе с Борисом Тюриным и австрийским коммунистом Францем Зауберером Погребецкий стоял на вершине Хан-Тенгри 11 сентября 1931 года. Это событие явилось потрясающей победой не просто советского, но и мирового альпинизма! Семитысячник на такой высокой широте – вершина более сложная и опасная, чем его близкие по росту Каракорумские и Гималайские собратья, большинство из которых тогда еще не покорились человеку. А до вершин-восьмитысячников тогда восходители еще не дошли (хотя и добирались до восьмикилометровой высоты). Секрет успеха группы Погребецкого таился в необычайной настойчивости, трудолюбии и любви исследователей, организовавших и совершивших целый ряд Тянь-Шаньских экспедиций. А начиналось все с похода группы из восьми человек – первой из десятков, сотен туристских и альпинистских групп, которые позже исследуют этот замечательный район.

Но даже восхождение на Хан-Тенгри не раскрыло большинства загадок района. В более поздних экспедициях сначала обнаружили, потом исследовали и покорили огромную вершину близ узла пограничных с Китаем хребтов Меридиональный и Кокшаал-тау, южную «визави» Хан-Тенгри. Их разделяет только широкая долина ледника Южный Иныльчек с его южным притоком – ледником Звездочка. Как выяснилось позже, именно эта вершина высотой 7439 метров и является тем истинным пиком Хан-Тенгри, о котором упоминалось в древних летописях. В 1945 году ей дали гордое название пика Победы в честь победы в Великой Отечественной войне. А победа над самой этой вершиной далась тяжело, она быстро снискала себе печальную славу вершины-убийцы, самого северного семитысячника мира (Хан-Тенгри по первоначальным измерениям имел высоту 6995 м, но сейчас во многих источниках указывается новая цифра: 7010, – в этом случае самым северным семитысячником является Хан-Тенгри).

Новые шаги рождали и новое понимание, и новые проблемы. Серьезная попытка восхождения в 1955 году закончилась трагедией: практически вся группа восходителей погибла в непогоду. Тогда над вершиной повис роковой, мистический знак вопроса: а можно ли ее вообще покорить?.. Не довлеет ли проклятье злых духов на куполе «Властелина неба»?.. Тень заклятья сняла команда Виталия Абалакова, взошедшая на вершину в 1956 году. Она учла ошибки предыдущих экспедиций, прошла хорошую, активную акклиматизацию и вдумчиво, с резервами, обеспечила восхождение. Резервы подготовки оказались совсем не лишними: недельный период непогоды группа благополучно пересидела в удобно оборудованных снежных пещерах и прорвалась на вершину, используя просвет ненастья… Абалаков учел тяжелые уроки своего восхождения на Хан-Тенгри в 1937 году, – это восхождение едва не закончилось трагически, многие участники получили серьезные обморожения в непогоду.

Ранее считалось, что первопрохождение на пик Победы было выполнено группой Гутмана, Сидоренко и Иванова в 1938 году. Но по решениям Федерации альпинизма в советское время они взошли не на саму вершину, а на гребень хребта Кокшаал-тау, на высоту 6963 м, – по тем временам это было замечательное достижение (до сих пор здесь нет единого мнения: многие считают, что они были на вершине пика Победы). Все трое позже стали активными участниками войны, причем Леонид Гутман погиб, Александр Сидоренко воевал в горах Кавказа, а Евгений Иванов отличился в качестве разведчика-диверсанта, действовавшего в тылу врага в составе партизанского отряда. Человек необычайной силы и выносливости, он совершал легендарные подвиги, взрывал эшелоны, мосты и склады, уничтожал вражеских солдат и офицеров. Однажды он ушел от погони, простояв ночь по грудь в холодной воде. Взрыв неисправного запала при подготовке боеприпасов нанес ему тяжелые увечья, он потерял руку, глаз, а зрение другого глаза восстановилось частично и не сразу… После выздоровления он нашел силы вести активную жизнь, работать, совершать сложные восхождения. Таковы люди того, военного поколения. И памятником им стоит вершина с гордым именем пик Победы, именем победы в той великой и страшной войне…

Да, поначалу каждый шаг в этот район Центрального Тянь-Шаня был шагом в неведомое, в совершенно неисследованную область с огромной сетью ледников и ущелий. Было неизвестно их расположение, принадлежность и высота вершин, доступность перевалов. Загадкой был и климат, и снег этого района. В розе ветров здесь сталкивались ветры сухих пустынь Средней Азии, Монголии, Китая и даже Афганистана, влажное дыхание Иссык-Куля, влияние прилегающих горных хребтов Северного, Западного и Восточного Тянь-Шаня. Даже из подсушенного воздуха Центральной Азии такие высокие и холодные горы выжимают влагу, выпадающую в виде снега на огромные поля Иныльчека и прилегающих ледников, на площадь в тысячу квадратных километров. Снег, лежащий на крутых склонах здесь особенно опасен и непредсказуем, а лавинная опасность здесь заметно выше, чем пусть в не менее высоких, но более южных районах Центрального Памира. Повышение широты существенно увеличивает сложность походов и восхождений. Каприз непогоды здесь может стать роковым для любой, даже самой подготовленной группы, если она не успеет вовремя отступить или найти тщательное укрытие от леденящих ветров воздушного урагана… А «капризничает» непогода здесь постоянно…

«Иныльчек» с древнетюркского означает «маленький князь», «принц». Но «принц» оказался совсем не маленьким: ледник Иныльчек по длине и площади оказался одним из крупнейших высокогорных ледников мира: его длина составляет около 60 км, – немногим меньше, чем длина ледниковых колоссов Каракорума, таких, как Сиачин, Биафо, Балторо, Батура, или длина крупнейшего ледника Памира, – ледника Федченко. По общей же площади Иныльчек тоже один из самых огромных долинных ледников, – около 700 квадратных километров. Хребет Тенгри-Таг с вершиной Хан-Тенгри разделяет его в верховьях на два рукава: Северный и Южный Иныльчек и резко обрывается у слияния этих рукавов скалой, названной «Броненосец» в силу схожести с носом огромного корабля. Со стороны Северного Иныльчека в этом месте разливается озеро Мерцбахера, дном которого служит неподвижный, так называемый «мертвый лед».

Озеро Мерцбахера таило загадку. Не все исследователи его обнаруживали, нечетко отслеживались его границы. Оказалось, что озеро шириной более километра и длиной в несколько километров является исчезающим. Паводки в конце лета или в начале осени вызывают слив воды под ледник и обнажение дна. Видимо, они связаны с подтаиванием и размывом, а может быть, и разломами мертвого льда в течение лета. Озеро прекрасно! Его верхняя половина – чистая голубая гладь среди черных каменных нагромождений поверхностной морены ледника Северный Иныльчек. А нижняя половина разлита среди ледолома с белыми ледяными глыбами-сераками, по ее поверхности плавают айсберги, а с боков прямо в воду спадают гирляндами белые ледопады с хребтов Сарыджас и Тенгри-Таг. Части берегового припая – обнаженный голубой и изумрудно-аквамариновый лед. Огромное озеро искрится среди белоснежных вершин-пятитысячников… На поверхности ледников здесь возникают и другие, менее крупные озера, быстро исчезающие при естественных разломах ледника, образующих трещины.

Очень большими оказались и другие ледники района: с юга – Каинды, Куюкап, и с севера: Сарыджас, Мушкетова, Семенова, ледники Баянкольской подковы. Подобно рекам в них впадает множество ледников из боковых ущелий, образуя причудливые дендритовые[38] лабиринты с висячими долинами и ледопадами.

Была разгадана загадка расположения хребтов… Опытный турист начинает хорошо представлять структуру горного района, если выделяет и запоминает взаимное расположение и соединение основных, главных хребтов, рек, ущелий, ледников. Более мелкие детали: боковые отроги, мелкие ущелья, реки и ледники лучше запоминаются как приложения к главным деталям…

Хребет Меридиональный отходит на север от хребта Кокшаал-тау примерно в двадцати километрах восточнее пика Победы. Хребет Тенгри-Таг (или Тенгри-Тау) ответвляется как левый, западный отрог Меридионального в узле пика Шатер (6700 м), далее повышаясь к вершине Хан-Тенгри и, затем, уменьшаясь по высоте у своего окончания в месте слияния рукавов ледника Иныльчек, обтекающего его с обеих сторон (здесь, у слияния на Северном Иныльчеке лежит озеро Мерцбахера). Продолжение хребта Меридиональный на север в узле вершины Мраморная стена от ее предвершины Плато разветвляется с образованием западного отрога, – хребта Сарыджас. Сарыджас через одиннадцать километров западнее, в узле пика Одиннадцати, соединяется с другим мощным хребтом Терскей Алатоо (Терскей Алатау). В этом узле соединения хребтов расположен мощный ледниковый узел с упомянутыми ледниками Мраморной стены, Мушкетова, Семенова и ледниками Баянкольской подковы на севере и Северным Иныльчеком со своими притоками. Северный ледниковый щит района без простых путей подхода… Вершина Мраморная стена действительно обрывается на север огромной мраморной стеной, – это еще одно из «чудес» района.

Пик Победы (китайцы его называют Томур) находится западнее стыков хребтов Кокшаал-тау с Меридиональным и Ак-Тау. В сторону Иныльчека Кокшаал-тау западнее Меридионального хребта отбрасывает сначала короткие боковые отроги (первый – Ак-Тау), между которыми лежат южные притоки – ледники Звездочка, Дикий, Пролетарский Турист и Комсомолец. Основные события нашего повествования разворачиваются на склонах хребта Иныльчек-Тау. Этот хребет отходит от Кокшаал-тау в 20 километрах западнее пика Победы вдоль ледника Комсомолец сначала в северном направлении, но затем поворачивает к западу, почти параллельно хребту Сарыджас. Между этими хребтами лежит долина Иныльчека. Почти от самого основания от Иныльчек-Тау на запад ответвляется еще один мощный хребет Каинды-Катта. Между Кокшаал-тау и Каинды-Катта лежит мощный ледник Куюкап, а между Каинды-Катта и Иныльчек-Тау – огромный ледник Каинды длиной около 30 километров, младший собрат Иныльчека, второй по размерам ледник района.

Вся эта «главная мускулатура» хребтов сильно прикрыта нагромождениями ветвей больших и мелких боковых отрогов с десятками и сотнями висячих ледников, ледников-притоков, узких и крутых ущелий. Даже с большой высоты трудно разглядеть главные структуры хребтов, ведь многие господствующие их вершины находятся в отрогах. Так, самая высокая вершина хребта Иныльчек-Тау – пик Нансена (5865) стоит не в главном хребте, а в боковом отроге – восточном обрамлении ледника Кан-Джайляу. Здесь лабиринтные головоломки для туристских групп, множество не пройденных вершин и перевалов, ледников и ущелий… К счастью, неопытные туристы и альпинисты в этот район пока почти не попадали из-за его труднодоступности. Иначе жертв высокогорной легкомысленности здесь было бы неизменно больше (к сожалению, предчувствуются такие жертвы в будущем…).

Для массового освоения туристами и альпинистами район был труднодоступен и из-за плохого развития транспортных путей и из-за пограничных запретов и трений с Китаем, а в ранний период – и из-за действий басмачей. И, конечно, из-за низкого благосостояния людей, не имевших возможности оплатить сложную дорогу горной экспедиции. Но с постепенным улучшением транспортных возможностей, увеличения благосостояния в послевоенные годы район все чаще и чаще стал посещаться самодеятельными организованными туристскими группами, а альпинисты начали создавать в нем свои сезонные лагеря и базы. Активный подъем этого процесса относится к концу пятидесятых – началу шестидесятых годов. Конечно, его определяли в главном общий подъем, развитие и укрепление отечественного туризма и альпинизма, более высокий уровень хозяйственного освоения района. Так, его центр – Пржевальск (Каракол) из селения превратился в крупный областной город.

Альпинисты покорили все господствующие вершины, – в том числе пик Победы, проложили новые маршруты на Хан-Тенгри, проложили десятки новых путей на многие другие вершины… Их склоны заблестели не только в лучах солнца, они заблестели и золотом медалей первенства Союза в различных классах восхождений, золотом победы человеческого духа и воли… Но были и поминки за этим столом… Туристы исследовали и нашли возможности преодоления хребтов через перевалы, ледники и ледопады, изучили возможности подходов и подбросок грузов для дальних путешествий. Все чаще и чаще они успешно «прорывались» через район маршрутами своих спортивных походов. Борьба тоже шла не без тяжелых потерь, но постепенно на картах появились обозначения, а в библиотеках туристских клубов – описания десятков новых пройденных перевалов. Стало ясно где, как и за какое время хребты могут быть преодолены спортивными группами с определенным уровнем подготовки. Сквозным маршрутом через район походом пятой или шестой (наивысшей) категории сложности могла пройти только весьма сильная туристская группа, имевшая многолетний опыт походов в других горных районах.

Очень интересным транспортным путем является дорога к поселку Энгильчек. Конечно, эта дорога имеет и пограничное значение. До поселка со стороны Иссык-Кульской впадины она преодолевает на юг хребет Терскей-Алатау и идет вдоль рек Сарыджас и Акшийрак, огибает в западном направлении с юга мощные горные районы Куйлю и Ак-Шийрак и, повернув к северу, вновь выходит к побережью Иссык-Куля. Это наиболее высотный участок тянь-шаньского тракта, включающего также участки, огибающие Иссык-Куль и выводящие на северные склоны Тянь-Шаня, к Алма-Ате и Фрунзе (ныне Бишкек). По общей высоте тянь-шаньский тракт мало уступает знаменитому памирскому тракту, а расположен он на более высокой широте.

Необычайны, неповторимы краски переливов белоснежных хребтов в лучах заката и восхода, более яркие, чем на полотнах Рериха и ассоциирующиеся в памяти с их образами. Образы цветущих роз гор, таинственных садов Семирамиды, небесных кущ на стыке рая и ада… Может быть, они порождены неведомыми струями света в тонкой пелене облаков из кристалликов льда между вершинами и наблюдателем. А может, колебаниями лучей в струях воздуха, розой ветров… Но иногда утреннюю свежесть гор здесь сменяет плотная туманная дымка: это налетает «афганец» – пыльный ветер с пустыни Такла-Макан и с других пустынь Центральной Азии, несущий сотни тонн пыли, оседающей на склоны гор.

Древнее название этих гор – Тенгри-Таг, или «Горы духов» китайцы переделали в Тянь-Шань, – «Небесные горы». Нынешним восходителям на них, – альпинистам и туристам, близки и понятны оба смысла этих названий. И опытный походник, видавший виды на сложнейших перевалах Кавказа и Памира, склонившись в клубе над фолиантами отчетов о прошлых походах по Тянь-Шаню, прошепчет с ужасом и вожделением: «Какой район! Какие горы!..»

Лавины!

– Еще одна!!! Идет!.. Держись!..

Очередной снежный пласт площадью несколько квадратных метров срывается из-под ног ведущего, метрах в сорока выше, и летит на нас, разбиваясь в крошку, в волну снега, – жесткую, упругую, опасную. Первый сошедший пласт был наиболее мощный, он подсекает меня снизу и я падаю, падаю!.. А внизу – четыреста метров пройденного склона такой крутизны, что при падении не просто разобьет, а «разберет» тебя по частям на острых выступах скальных контрфорсов! Внезапно как будто чья-то могучая рука хватает меня и через обвязку рвет вверх. Самостраховка! Если бы не она!.. Самостраховка была из основной 10-мм альпинистской веревки, с регулируемым по длине узлом и карабином «Ирбис», выдерживающим 3 тонны. А станция страховки была оборудована петлей из основной веревки, закрепленной на трех титановых ледобурах. Один из них, средний, наиболее нагруженный, завалился под грузом, и его пришлось срочно перезакрепить. Один бы он не выдержал, да и два могли не выдержать. Но три устояли… Выдержали трех участников, 4 рюкзака и удар снега… Однако нет никакой гарантии, что и дальше удастся удержаться, что нас не поломает… Склон ледовый, градусов 50 крутизной, чуть выше начинается эта опасная заснеженная часть…

Ситуация критическая! Ося Левиант, наш ведущий, едва держится без рюкзака на зыбком снегу. Подложка слабая, и на такой крутизне снег легко отрывается пластами прямо на нас… В полусотне метров ниже, – предыдущая станция страховки, на которой стоят остальные, в том числе руководитель группы Сережа Бондарцев, «Богдан», как его зовут ленинградские политехники (с ударением, конечно, «на бога»). Их положение не такое опасное: сходящий снег уходит в сторону, в расщелину скал по небольшому перегибу склона.

Наконец, ведущий вылез на перевал, закрепил наверху последнюю веревку. Скорее вверх! Задерживаться здесь слишком опасно! Уже середина дня, склон подтаивает и в любой момент может оторваться более мощный пласт!.. Женя, пошедший вторым, забуксовал! Не может вылезти с тяжелым рюкзаком! В вязкой снежной массе кошки тонут, не добираясь зубьями до льда, и проскальзывают, зажим на заледенелой веревке держит плохо, руки скользят по веревке, а крутизна такая, что то ли стоишь, то ли лежишь на склоне… Составленная из двух 50-метровых концов веревка сильно вытягивается, – ее длина около 90 метров.

Что же делать, что делать!? Отчаянно соображаю. Спустить Женю назад? Потеря времени и сил и… А как он пойдет дальше?! Кроме того, это морально тяжело для остальных: следующему вылезти будет труднее… Бросаю взгляд вниз с болью и напряжением. В нем вопрос руководителю похода: может, что-то подскажешь, скомандуешь? И встречаю такой же ответный взгляд… Только взгляд… В нем кроме горького напряжения еще и надежда и доверие: «Ребята, вывернитесь!..» Должен решить я, второй руководитель этой Тянь-Шаньской «шестерки»… Я, который здесь!.. Взгляд вверх. Спокойно! Прощупываю весь путь, всю веревку с промежуточными точками закрепления… Промежуточные точки… Вот! Есть решение!

– Женя, ледобур есть?!

– Есть!

– Быстро заверни его и повесь на него рюкзак. И вверх! Без рюкзака вылезешь!

Женя – опытный, надежный и сильный турист, я с ним уже ходил в 1986 году по Кавказу. Он быстро понял и выполнил прием. Как только веревка освободилась, устремляюсь за ним. Надо вылезти предельно быстро! С рюкзаком! Тогда и другим будет психологически легче! И не обрушить, улучшить ступени!.. На верхней веревке, на заснеженном участке, мне показалось, что сердце выпрыгнет наружу, легкие разорвутся, а приложенные усилия вывернут руки из суставов… На пределе сил, «на зубах», с придыханием, переходящем в стон… Все тело дрожит от напряжения, выдавая всю силу и выносливость, добытые годами тренировок! Такого тяжелого и опасного подъема, когда «все на пределе» у меня до этого, да и после, не было. Опасность требовала быстроты: внизу ждали, когда веревка освободится…

На гребне застраховываюсь, скидываю рюкзак. Немного отдохнув и успокоившись, начинаю соображать: хорошо, поднялся, а как же рюкзаки Оси и Жени? Спускаться за ними уж очень не хочется! Догадываюсь: надо подвесить их на концах двух спаренных веревок и вытащить наверх! Но как объяснить это тем, кто внизу, за перегибом, в 100 метрах? Поднявшийся предпоследним Слава Берсон успокаивает: это уже догадались сделать, рюкзаки привязаны. Еще один камень с сердца! Последним вылезает руководитель, выдергиваем веревки с рюкзаками… Немного перекусили… С седловины спустились по отвесному шестиметровому наддуву, а затем на 2 веревки по крутому льду через бергшрунд до плато ледника. После подъема все это показалось легким развлечением!

Тогда, в начале походов нашей туриады, мы еще не знали, что на гребне хребта Сарыджас, примерно в то же время, у другой нашей группы возникла сходная ситуация, но последствия ее были несравненно более тяжелыми…

Двумя днями раньше, поднимаясь по ледопаду восточной ветви ледника Путеводный (нижний левый приток Иныльчека), я внимательно всматривался в окружающие склоны, стараясь прочувствовать состояние снега. Зрелище падающей лавины здесь не редкость, к нему быстро привыкаешь. Но по этим «зрелищам» надо стараться реально оценить опасность этого явления. Вот сошла еще одна, по кулуару слева. На нее не обращают внимания, но у меня в душе появляется смутная тревога не от самого факта схода лавины, а от того, по какому кулуару она сошла. Это самый обычный кулуар, не особенно крутой, – такие мы часто используем при подъеме на перевалы. На Кавказе и Памире подобных кулуаров пройдено множество, без особого риска. А здесь? Да, здесь снег иной, и у гор здесь свой норов, к которому еще надо приспособиться. Недаром альпинисты считают этот район технически более трудным и более опасным, чем Центральный Памир. Здесь добавляются суровость более высокой северной широты, капризы погоды, влияние водной глади Иссык-Куля, сухих пыльных ветров с пустыни Такла-Макан и многое-многое другое… Статистика весьма красноречива: из пяти семитысячников СССР (включая Хан-Тенгри) на долю пика Победа и Хан-Тенгри приходится лишь 5,5 % восхождений (по данным 1974 года)…

Попасть в этот район было моей мечтой еще с ранней юности. Сюда, где возвышались легендарные вершины пика Победы – самого северного и сурового семитысячника и прекрасная белоснежная вершина Хан-Тенгри изо льда, снега и бело-розового мрамора, переливающаяся красными красками в лучах заката. Вершины таинственные, с перепутанными позже названиями, известные как «Повелитель неба», «Гора крови»… Здесь в огромных ущельях лежали колоссальные ледники Иныльчек и Каинды, а на слиянии Северного рукава Иныльчека с общим руслом голубело загадочное некогда озеро Мерцбахера, обычно исчезающее во время осеннего паводка… Район складчато-глыбовых гор, несколько иных по строению, чем Кавказ и Памир. Зона ледника Иныльчек с примыкающими хребтами является наиболее высоким глыбовым поднятием Центрального Тянь-Шаня, – выше расположенного восточнее Джунгарского Ала-Тау, выше и мощнее заледенелых громад массивов Куйлю и Ак-Шийрака западнее… Не говоря уже о Западном и Северном Тянь-Шане…

Группа наша, достаточно сильная и опытная, состояла из мощных, молодых мужчин, уже несколько лет как покинувших «студенческую скамью» и в учебных институтах и «в горах». Каких-либо заметных пробелов в подготовке я ни у кого не обнаружил, а вот проявления силы за внешней скромностью и непритязательностью обнаруживались часто. По меркам того, 1989 года мы имели прекрасную экипировку. У нас были регулируемые (телескопические) альпинистские палки, легкие прочные и достаточно вместительные палатки, снегоступы жесткой конструкции для переходов по глубокому снегу… Группа входила в состав туриады ленинградских туристов. Две группы туриады (наша и Алексеева) шли по району со стороны ущелья Иныльчека, а три другие (Викторова, Драгунова и Чиркова) – с севера, со стороны Баянкольского ущелья. Маршруты сложные: «шестерки» с первопрохождениями или «пятерки» также с первопрохождениями и перевалами «3А». Особенно сложными были маршруты, заявленные Викторовым и Бондарцевым – ведущими мастерами команд Петроградского клуба и Политехнического института Ленинграда. В рамках туриады была организована помощь группам в подъезде и вертолетных подбросках груза на ледник Северный и Южный Иныльчек, общий контроль прохождения группами участков маршрутов. Сейчас ясно, что нашей слабостью было отсутствие походных радиостанций. Впрочем, некоторые руководители (и наш в том числе) не хотели их брать по разным причинам…

Мы тщательно просмотрели путь подъема на этот перевал на плече господствовавшей здесь вершины 5449 м. Ледовая стена со скальными контрфорсами, 400–500 метров высотой, крутизна 45–55 градусов, высота седловины 4300–4400… Мнения разделились. Часть группы и руководитель считали, что «надо ломить». Меня очень тревожили явно просматривающиеся отрывы снежного пласта в верхней, гребневой части склона. Ниже снег не держался из-за большой крутизны. Было ясно, что на переходе лед-снег этот самый снег очень непрочен. Я предлагал перед прохождением произвести глубокую разведку (до гребня) с обработкой склона для штурма. И внимательно последить за поведением снега над подъемным кулуаром… Я имел вроде «приличный» опыт походов до «шестерки» руководства по Памиру, мастерское звание… Но я… Я ощущал себя еще новичком в этих горах, чувствовал слабую адаптацию к ним, – ведь здесь я был всего 4 дня. Конечно, у руководителя группы акклиматизация была лучше, т. к. он с двумя другими участниками перед походом провел группу молдаван через перевал 3Б в Аламединской стене, на Западном Тянь-Шане… Конечно, в тот момент у меня была и некая «слабость» личного свойства, о которой остальные не знали: в Ленинграде меня, старого холостяка, ждала невеста!.. «Гробануться», согласитесь, никогда не хочется, но особенно перед собственной свадьбой!.. Конечно, в тот момент вся группа еще не очень хорошо акклиматизировалась и «вошла в поход». Немного погодя мы бы «раскачались» сильнее и перевал дался бы нам легче, без такого предельного напряжения… Впрочем, может, другие напряглись меньше?.. В свои 38, я, кажется, был старшим по возрасту…

После перевала мнения также разделились. Я полагал, что мы где-то перешли грань допустимого риска. Два других наиболее сильных походника, – Берсон и Бондарцев, считали, что все было в порядке (правда, при падении наиболее мощных пластов они были на нижнем пункте страховки). Другие только с интересом слушали нашу дискуссию, как на научном семинаре, не вмешиваясь. Никаких резкостей, конечно, не было, мы просто обменивались мнениями.

Определенная «моральная» усталость группы от этого перевала выразилась в не очень решительной попытке второго первопрохождения, от которого, взойдя вторично на гребень хребта Иныльчек-тау, отказались и пошли через перевал Каинды. Конечно, очень мешало опасное состояние снега. Следовало лучше акклиматизироваться, технически адаптироваться к рельефу…

Тактическое решение с очень ранним выходом (еще в темноте) было по-своему интересно, но позже стало ясно, что время и, главное, силы, можно и лучше было сэкономить другими средствами: предварительным подходом под перевалы, обработкой их склонов на нижних участках. Такая обработка – сплошное наслаждение, поскольку она производится без тяжелых рюкзаков, в альпинистском стиле. Но в других случаях подобные выходы могут быть необходимы, т. к. для подъема на «3Б», случается, уходит часов 15.

С ледника Комсомолец увидели вершину Хан-Тенгри и часть гребня Кокшаал-Тау западнее пика Победы. Спускаемся на Южный Иныльчек напротив пика Петровского и несколько ниже, к месту предполагаемой заброски продуктов. Ее нет!.. Ее не оказалось и ниже, в необитаемой хижине метеорологов, напротив слияния Северного и Южного Иныльчека. Записки тоже нет, но чувствуем: что-то случилось. Подлетевшие вертолетчики сообщают о трагедии на склонах хребта Сарыджас: потерпела аварию одна из наших групп, ведутся спасработы. Мы направляемся туда же, в помощь…

Но с кем же это случилось?! И как?

Летим над озером Мерцбахера. Потрясающе! Огромные разломы ледопада переходят в озеро с плавающими белоснежными айсбергами. По берегам черно-коричневые и аквамариновые моренные холмы среди голубых разливов: какай-то фантастический вид, как на другой планете. Выше, с хребта причудливыми гирляндами спадают белым льдом гирлянды ледопадов. Верхняя часть озера – ровная синяя гладь на темной поверхности ледника, плотно прикрытого камнями морены… Просматриваем гребень у пика Петровского, – по нему предполагалось сделать первопрохождение через хребет Тенгри-Таг. Гребень кажется вполне проходимым, как и встречный, со стороны Южного Иныльчека (его просмотрели накануне). Все это стоит увидеть! Поражают размеры рельефа: ледника, озера, окружающих вершин и их дикая, могучая красота!..

На Северном Иныльчеке узнаем подробности. Аварию потерпела группа Чиркова. Не очень близко, но я был знаком с Мишей… Он любил походы и много сил отдавал работе в Клубе туристов, на соревнованиях и слетах, активно обучал молодежь. А теперь? Погиб вместе со своим участником Ковалевым!? Или нет?.. Пока их не нашли. Надежда есть, но очень слабая. Уже прошло 3 дня, как это случилось. Работы ведут группы Викторова и Алексеева. Дима Рябченко, наш трудяга, оставленный внизу для сопровождения забросок и контроля прохождения групп туриады, быстро организовал спасработы, раздобыл у альпинистов снежные зонды и лопаты. Узнали, что группа Драгунова сошла с маршрута еще на той стороне Сарыджаса из-за болезни участников… Да, тяжелы вы, горы Тянь-Шаня!

Вечером, за ужином, участник группы Чиркова Аркадий Брудно рассказывает, как случился этот роковой срыв. Я тяжело, как сквозь сон, воспринимал тогда этот рассказ, но он сильно врезался в память…

…Они благополучно взошли на гребень Сарыджаса западнее пика Игнатьева. Дальше должен был последовать достаточно спокойный, но нелегкий из-за снежного покрова переход на восток, по гребню до седловины перевала, 2–3 км. Но они решили спуститься сразу, без траверса. Большинство участников были против спуска здесь, но руководитель решил так… Склон показался ему вполне доступным и неопасным, но… Но участок первопрохождения всегда таит дополнительные неожиданности и опасности. На нем следует проявлять особую осторожность. Тем более что тактически выбранный «экспромтом» вариант спуска обычно оказывается далеко не оптимальным по сложности и безопасности… В момент аварии они находились в наклонном ледовом желобе над крутым скальным уступом. Четверо стояли в ряд на пункте страховки. Оконечность желоба выходила в мощный скально-ледовый кулуар, по которому в середине дня регулярно падали снежные лавины. Чирков и Ковалев для технической работы кратковременно отстегнули самостраховки, считая, что склон не опасен. Внезапно по желобу сошла небольшая снежная лавина. Она сбила их и унесла в кулуар и ниже по кулуару до снежного конуса выноса над плато ледника. Они летели по скалам и льду кулуара около километра, по склону крутизной более 50 градусов… Аркадий Брудно также был сброшен вниз, но он был пристегнут через тормозное устройство к закрепленной спусковой веревке. Почти всю эту веревку силой продернуло через тормоз, но концевой узел заклинило, и это спасло Аркадию жизнь… Четвертый на пункте, – Шамиль, – смог устоять благодаря надежной самостраховке.

Потрясенные случившимся, участники группы смогли к исходу дня спуститься до плато, начали поиск пропавших, нашли один из рюкзаков. В тот вечер погода испортилась, налетел туман и пошел снег, прикрывший следы аварии, затруднивший дальнейшие поиски. Группа сообщила об аварии альпинистам международного альплагеря на Северном Иныльчеке (филиала более крупного лагеря на Южном Иныльчеке). Были организованы поисковые работы, сначала альпинистами, затем, по мере подхода, привлеченными группами нашей туриады и других проходящих групп (продуктов у нас в забросках было достаточно). Конечно, в этот момент участники аварийной группы находились в таком состоянии, что ожидать от них слишком расчетливых и правильных действий было нельзя. Очень хорошо, что им хватило мужества и сил благополучно спуститься по такому сложному и опасному участку. Психологическая травма ничуть не менее опасна, чем физическая!..

Постепенно и нам пришло понимание того, что с нами произошло примерно то же, что и с группой Чиркова, но «слабина оказалась покрепче»: одно техническое слагаемое аварии, – самостраховка, – выпало, и авария не произошла. А другие слагаемые в виде отдельных тактических недоработок и объективного фактора схода лавины были, конечно, и у нас…

На «спасах» наша группа сменила группу Викторова, мы три дня прощупывали конус зондами и выкапывали каверны. Группа Викторова прокопала две траншеи – продольную и поперечную, но прокопать так весь конус было невозможно… Уже с утра по кулуару над конусом начинали сходить отдельные камни, а в середине дня периодически, раз в полчаса, падали небольшие снежные лавины. Сходило «один-два вагончика». Приходилось наблюдать и отбегать вниз и в стороны. Мы научились уже по виду и звуку определять их мощность и опасность, но старались не думать о том, что будет в случае, если обрушится весь верхний ледосброс над кулуаром (было ясно, что тогда-то отбежать не успеем). Он висел, как дамоклов меч…

Подошли на помощь группы из Москвы и Донецка. Это позволило отправить вниз уставшую группу Алексеева. На высоте 4300 работа по 10–12 часов требовала большого напряжения сил, – это высота вершин Центрального Кавказа… На четвертый день нашей работы погода начала портиться, задул резкий ветер и пошел снег. К этому времени вероятность спасения или хотя бы обнаружения пропавших туристов сократилась до фантастически малого значения. А вот вероятность новой аварии зримо увеличилась с выпадением более чем полуметрового слоя свежего снега. Лавины по конусу начали сходить каждые 10–15 минут, склоны заволокло туманом низких облаков, и кулуар не просматривался. На время непогоды решили спуститься на Северный Иныльчек: в таких условиях продолжать раскопки стало бесполезно и слишком опасно…

Было ясно, что если даже после падения погребенные в снегу и остались живы, то в течение прошедшей недели они погибли от сдавливания и переохлаждения. При наличии же тяжелых травм гибель происходит уже в первые часы. Один шанс из миллиарда?.. Его уже не было…

Из Ленинграда прибыл полномочный представитель нашей федерации туризма Валентин Некрасов, – редкий по опыту и знаниям турист даже в среде мастеров. Лавинную специфику он знал лучше кого-либо, как руководитель сложнейших лыжных и горных походов в зимних условиях… Он внимательно изучил обстановку, взвесил все возможности, риск и принял непростое решение о прекращении поисковых работ. Данный случай поиска он охарактеризовал как весьма сложный. Вмешалось и еще одно серьезное обстоятельство: на Памире в полном составе пропала группа Петра Клочкова. Ясно, что понадобятся значительные силы и средства для ее поиска. Материальные затраты, прежде всего на вертолет, весьма значительны и в настоящем, и в перспективе…

С тяжелым сердцем, свернув походы, мы покидали этот район, – район, попасть в который было для большинства многолетней, голубой мечтой… Поражение!.. Видимо, авария имела не только видимые, но и более сложные причины глубинного характера. Горы эти были достаточно долго закрыты из-за пограничных трений с Китаем (пик Победы и весь хребет Кокшаал-тау – граница). Пограничная застава в примыкающем к хребту Кокшаал-тау ущелье Теректы в совсем недавнем времени дважды уничтожена с той стороны границы… Когда же после открытия района в него резко устремились опытные туристы, то проявился недостаток опыта походов именно здесь, а не где-либо. Особенности столь сложного горного узла должны быть исследованы, прочувствованы на сложных местных перевалах. И только после этого возможны первопрохождения. К примеру, группа Городецкого прошла проблемный перевал Западный Хан-Тенгри только с третьей попытки, в третьем походе по данному району (1974 год)! И только один подъем на него отнял трое суток! У нас же он был уже заложен в запасном варианте (вместо планируемого первопрохождения) как «обычная тройка Б»: два дня на подъем, один на спуск. А всего первопрохождений планировалось… пять! Правда, с запасными обходами, но и каждый обход на «3А», не ниже. Сейчас ясно, что маршрут изначально был «перегружен» из-за незнания специфики района…

Но это еще не все. Два года спустя там же, в хребте Сарыджас на перевале Одиннадцати погиб Костя Кондаков, мой товарищ по памирскому походу 1988 года. Группа, которой он руководил, сделала короткую остановку для отдыха на снежном склоне. Костя с одним из своих участников находился несколько выше остальных. Внезапно под ними двоими сорвался участок снега и сбросил их вниз по крутому скально-ледовому склону мимо их группы на ледник, лежащий почти на километр ниже… Тела найти не удалось, не удалось даже точно определить место падения…

Да, лавины легко убивают самых опытных, самых сильных туристов и альпинистов… Немного позже (4 августа 1993 г.) на склонах Тенгри-Тага, на пике Чапаева, погиб первый ночной восходитель на Эверест Владимир Хрищатый (пик Чапаева как раз напротив того ущелья, где мы проводили спасработы). Это был, несомненно, один из выдающихся альпинистов, – технических и высотников мирового класса. Ему покорялись поистине «фантастические» маршруты, никогда и никем не пройденные! В частности, такими маршрутами стали легендарный траверс через пик Победы к пику Хан-Тенгри и первое зимнее восхождение на пик Победы…

Сейчас, спустя 13 лет после аварии, я вижу ее составляющие причины не только в виде тактических, технических ошибках и объективного фактора схода снежной лавины. «Стратегически» закладка аварии началась, когда группы взяли очень резкий старт в начале походов. Они слишком круто взошли на большие высоты, на технически очень сложные и лавиноопасные склоны. Взошли, как следует не «вжившись» в эти горы, в их рельеф, в их снег… На мой взгляд, в походе никакие знания и опыт не заменяют непосредственную адаптацию к рельефу, для которой требуется определенное время и сильная тренировка. За 7-10 дней активной акклиматизации надо подсознанием слиться с горами, прочувствовать свойства снега, скал… Конечно, на относительно несложных участках, но наблюдая за участками сложными и опасными. Надо научиться видеть возможные лавины. На склонах часто можно увидеть не только, куда они падают, но и где зарождаются, на какой крутизне держится фирн. Видны старые и новые выносы, не слежавшийся снег на лавинных конусах. А следы отрывов снега видны не только наверху, но и на боковых стенках кулуаров. Весьма опасны переходы снег-лед, выше которых снежная масса не поддержана снежным пластом, лежащим выше. Опасен снежный пласт с ослабленной, разряженной подложкой. По такому идешь с давящим ощущением опасности: вот-вот под тобой поедет весь склон. Ведь при ходьбе, так или иначе, но подрезаешь его…

Надо искать наиболее безопасные склоны. Это не только скальные и ледовые гребни. Это и крутые ледовые склоны, на которых снег плохо держится из-за крутизны. Только бы сверху ничего не падало. И осторожно на переходах лед-снег! Лучше лед – скалы! Важно, чтобы лед имел толщину, достаточную для закрепления ледобурных крючьев: если лед на скале тонок, закрепить ледобур или тем более «крючья-морковки» весьма проблематично (трудно под снегом и льдом найти подходящую трещину или утолщение льда). Ценой удлинения и усложнения маршрута, ценой затрат времени нередко можно обойти лавины по гребням. Свежевыпавший снег и прочие капризы погоды очень осложняют обстановку!

Конечно, надо ознакомиться с мнением специалистов, прочитать «Внимание, лавины» Вальтера Фляйга, «Охотники за лавинами» Монтгомери Отуотера и «Белые молнии гор» Леонида Канаева. Не должно быть огрехов в технике, тактике, снаряжении, подготовке!

…Тянь-Шань в районе Иныльчека остался в памяти, как «горы без слабых мест». Если в других горах тренированный взгляд обычно находил целый ряд возможных вариантов прохождения, то здесь он обычно упирался в потенциально опасные склоны. И сложные, и опасные… Поиск доступного, безопасного варианта превращался в сложную головоломку. Лавинные «табу» перекрывали большинство маршрутов. Не видеть их было бы слишком опасным легкомыслием…

Поход! (пафосная глава, исключенная из романа «Истребители аварий»)

Поход! Поход! Да, это вещь! Вещь, ради которой стоит жить! Огромная нервная энергия, накопленная в течение года сборами, ожиданиями, работой и тренировками, выливается в походе в яркий эмоциональный взрыв! Взрыв страсти, борьбы, любви и гнева, восхищением прекрасным и работой на пределе сил, когда сердце одолевает, передвигает пределы своих возможностей, границы усилий и чувств… Когда физическое усилие неотделимо от эмоционального напряжения…

Какое упоение даже от ожидания всего этого, когда еще колеса мчат, мчат на встречу с горами и… Вот, вот он, заветный перекресток: на Домбай или на Архыз, на Баксан или на Чегем, на Джиргаталь или на Хорог, и в этот раз поворот на…

А как забьется сердце от одного вида заснеженных вершин, шума реки и запаха сосен! Как загорятся глаза нетерпеливым ожиданием, какое высокое ощущение от близости к прекрасному овладевает всем существом от уюта палаточного бивака на полянке леса под сенью огромных гор, с дымком и отблеском костра, с тихой дружеской беседой за кружкой крепкого чая.

Картины гор, переживания и впечатления, взгляды и оценки происшедшего меняются в походе с невероятной, непривычной быстротой. Поход – движение, движение яркое, лишенное однообразия. Периоды тяжелых, иногда предельных нагрузок сменяются минутами благодатного отдыха, когда можно всем существом впитать в себя окружающую красоту, с внутренним удовлетворением вписать в блокнот новые мысли и заметки о впечатлениях, новые находки души, и просто отдохнуть всем существом, отдохнуть и духом, и телом. А потом опять подъем и напряженная работа, борьба и мысли и тела: куда идти? Как пройти лучше? Где остановиться? Как там с графиком? Нет успокоения тем, кто идет и ищет!..

А как ожидает сердце встречи с тем, что изучил на основе книг, описаний и фотографий, что стало походной мечтой! Как же это все смотрится в естестве, в натуре, что ждет в этих горах и ущельях на трудном пути? Какие зададут загадки, чем наградят, где подстерегает опасность? А какова радость встречи с уже знакомыми местами, где побывал раньше, какие эти места рождают воспоминания прошлых лет с новым взглядом, охватывающим их еще шире и глубже!..

Поход полон контрастов, и именно на их переливах познаются его прелести. Да, рюкзак тяжел, но какое воздушное чувство обретаешь на привале, когда плечи освобождаются от лямок. Да, почти постоянно испытываешь чувства голода и жажды, но какое наслаждение доставляет и завтрак, и обеденный перекус, и вечерний ужин с чаем у тепла костра или у небольшой лампадки, пусть среди холодных льдов и вершин, но в кругу друзей! Неповторимы впечатления от вечеринки в кругу единомышленников, от задушевного разговора и под стук колес, несущих вдаль и в совсем уже другом мире, – под сенью леса, под блеском снежных вершин, ледников, звездного неба. В такие минуты ощущаешь, как душа парит в сумерках первозданной тишины, нарушаемой только дальним шумом реки, потрескиванием веток в костре и тихими словами товарищей. И весь мир в глазах, вся вселенная, кажется, умещается в уголке сердца! Ласкает само ощущение усталости, смешанное с чувством удовлетворения от пройденного перевала или вершины. Но вот тихие разговоры сменяются сладким засыпанием в палатке, уютнее которой нет ничего на свете, если она поставлена правильно и добротно!..

А как глубоки переливы настроения на погодных переходах! Вот все на душе тяжело и мрачно, она поддается настроению небес и вместе с ними плачет дождем, как вдруг пятно голубого просвета, летящего по небу, напрочь смывает тяжелые мысли. И дождь из слез сменяется солнечным дождем сначала в душе, а потом и на небе…

Случается, поход таит опасность. Но каково чувство ее преодоления! Да, в походе случается немало неприятных неожиданностей и затруднений. Но как же замечательны приятные неожиданности в виде теплой купели в горячем источнике, вкуса нарзана, лесных ягод и грибов, в виде живых цветов необычайной красоты и размеров, в виде приятных встреч на тропе с обменом свежими впечатлениями. Или в виде нежданной доброты душки-завхоза, внезапно расщедрившегося на оладьи, банку компота или откуда-то появившегося тортика…

Поход дарит друзей и единомышленников, – тех, с кем не страшно преодолевать трудности, штурмовать высоты. Это сообщество прекрасных, здоровых и веселых людей! А какие девушки, ребята!!!

Поход дарит высокое чувство своей полезности коллективу, радость от ощущения, что твой труд доставляет другим видимую, ощутимую пользу, защищает и тебя и твой коллектив. Постоянная работа в походе создает комфорт, и сама является комфортом. Поход – не для белоручек и лентяев, они либо быстро «выпадают в осадок», либо перестают быть таковыми. Поход дарит высокое чувство товарищества, спортивной дружбы, дарит крылатое ощущение спортивной победы. И радость поиска, и радость удовлетворения от пройденного рубежа, чудесные воспоминания и заряд бодрости на целый год. Он заставляет держать себя «в форме» для будущих походов.

Поход формирует коллективы, он бросает нас в гущу клубной работы, соревнований, слетов, конкурсов. Он собирает палаточные лагеря, пробуждает звон гитар и песен. И спортивная молодежь не томится от безделья, упорно лезет на скалы, вдыхает зелень леса на стремительном кроссе соревнований по ориентированию, несется на лыжах со снежных гор, на велосипеде по глухим проселкам…

Поход будит внутри человека высокое и прекрасное, он заставляет звучать пока молчащие внутри струны, и вдруг они начинают рождать стихи и песни, картины и книги, статьи и открытия… Поход активизирует творческие процессы! Он не может не сделать это, ведь он – высокий всплеск души!

Поход!.. Это мечта о путешествии и воплощение мечты, само путешествие. Это проникновение в новую среду, из которой и сам выходишь другим, обновленным! Он дает заряд эмоций, бодрости и духа, он дает взлет душе и здоровый заряд тренировки телу.

Еще поход дарит новое понимание прелести уюта городской жизни, необычную радость от встречи с родными, с домом, со своим городом.

И пусть слабость и равнодушие твердят, что лучше и безопаснее сидеть внизу. Да, у каждого свой уровень силы и страсти, у каждого свой потолок высокого неба! Слабость не позволяет подняться высоко. А равнодушие может быть просто от незнания, или от несоответствия своему предназначению. Да, поход – не для каждого! Не осудим же тех, для кого походы не нужны, но не осудим и тех, для кого они один из путей жизни!..

А после похода, кажется порой, что все, – сыт по горло горами, что выжат ими до предела. Но проходит день, два, неделя, и… Новое «желание гор», желание опять встретить чистый лик вершин, мечта о новом походе. И начинается работа по его подготовке, начинается накопление внутренней физической и нервной энергии для нового всплеска эмоций, для нового марша следующего похода!

Хвала идущим в поиск! Хвала новым путям! Хвала стремлению к новым вершинам!..

О славен ты, поход!

Примечания

1

КСС – контрольно-спасательная служба (контролирует прохождение спортивной группы по маршруту и в случае надобности организует поиски и помощь; местная КСС следит за прохождением групп в районе походов, а республиканские и городские КСС – проверяют, регистрируют и выпускают группы по месту проживания участников). Единой спасательной службы, как сейчас МЧС (министерство по чрезвычайным ситуациям) тогда еще не существовало, – МЧС сложилось несколько позже в основном на базе туристских и альпинистских КСС и структур гражданской обороны.

(обратно)

2

МК 27/91 – маршрутная книжка группы под № 27 в 1991 году (номер и полномочия КСС указаны в ее печати-штампе).

(обратно)

3

Пржевальск – областной центр Иссык-Кульской области, ныне Каракол (Киргизстан).

(обратно)

4

Глетчер – ледник (немецкое слово; обычно подразумевается ледник долинного типа).

(обратно)

5

Закрытый ледник – ледник, закрытый снегом (или фирном: зернистым уплотненным снегом) и требующий мер безопасности от падения в скрытые снегом трещины; открытый ледник – ледник без снежного покрова – голый лед или лед, покрытый камнями поверхностной морены. Мореной называется в общем случае нагромождения породы, возникающие из-за движения ледника (след ледника). Морены различаются обычно по расположению (оконечные, боковые, поверхностные… Выемка между мореной и ледником носит название «ледниковый карман», а выемка между мореной и склоном горы носит название «моренный карман».

(обратно)

6

Альпинистские палки выполнены как лыжные с возможностью регулировки длины (складывания телескопической конструкции).

(обратно)

7

«Дюльфер» – спуск по веревке на крутом склоне (так называется и один из устаревших способов такого спуска).

(обратно)

8

Кошки альпинистские – металлические зубья на платформе, прикрепляемые к ботинкам для ходьбы и лазания по льду, снегу, заледенелым скалам.

(обратно)

9

Этот документальный случай описан в книге В. Шатаева «Категория трудности», М., «Молодая гвардия», 1977 г., глава «Странные горы».

(обратно)

10

Защелка альпинистского карабина фиксируется обычно муфтой с резьбовым или байонетным креплением. Карабин служит для соединения веревок, крючьев и других предметов снаряжения и должен выдерживать на разрыв усилие не менее 1500 килограммов силы.

(обратно)

11

Перевал Чон-Терен находится в соединении хребта Актау и пика Восточный Победа – предвершине пика Победы; хребет Актау идет на север от Кокшаалтау параллельно Меридиональному хребту. Ледник Демченко – восточный, прямой исток Южного Иныльчека, более короткий, чем южный, основной исток, лежащий между хребтами Меридиональный и Актау.

(обратно)

12

ОМКК – областная маршрутно-квалификационная комиссия (для Ленинграда имела ранг республиканской), – орган, ведающий проверкой, регистрацией и выпуском групп в самодеятельные походы (путешествия) и контролирующий работу низовых МКК, имеющих меньшие полномочия.

(обратно)

13

Трудность перевалов оценивается по трехбалльной шкале, причем каждая категория имеет подкатегории «А» и «Б». Сложность похода определяется техническим набором перевалов различной трудности, а также другими параметрами: дальностью, длительностью, определенными требованиями к маршруту. Например, для похода 1 категории сложности требуется преодоление не менее двух перевалов «1а» категории трудности, а для похода высшей, шестой категории сложности, требуется преодолеть не менее шести технических перевалов, среди которых есть и «3Б». Первопрохождение является фактором, обычно увеличивающим реальную техническую трудность перевала. Из текста ясно, что поход группы Лапина планировался как усложненная горная «пятерка» с двумя первопрохождениями на «3А»…

(обратно)

14

Крылатый призыв солдат-республиканцев во время гражданской войны в Испании (пятый полк прославился победами над франкистами). Эти события нам известны от отцов…

(обратно)

15

Известный альпинистам разрывный амортизатор Саратовкина используется для защиты веревки и цепи страховки от очень мощных рывков при падении человека с большой высоты.

(обратно)

16

Обвязка, система обвязки, или просто «система» служит для охвата туловища и закрепления на веревке или на рельефе с помощью искусственных точек опоры. Обвязка выполнена из широкой прочной тесьмы и состоит из грудной обвязки и беседки, охватывающей пояс и бедра. Грудная обвязка и беседка должны быть соединены так, чтобы нагрузка между ними распределялась примерно как 1:2. На обвязке закрепляются петли самостраховки, карабины и тормоз для спуска по веревке. К веревке обвязка может крепиться на перемещаемом зажиме («жумар» – зажим с рукояткой) для облегчения подъема.

(обратно)

17

Сераки (сераксы) – ледовые глыбы, образованные в результате растрескивания льда в различных направлениях (слово французское, дословный перевод: «белый сыр»).

(обратно)

18

Походное сиденье выполнено из толстого прямоугольного куска пенополиэтилена с тесемочной резинкой, охватывающей пояс. Такая теплоизолирующая прослойка защищает от холода и неровностей сидя на снегу или камнях.

(обратно)

19

Мальмстрем – огромный фантастический водоворот, описанный в рассказе Эдгара По «Низвержение в Мальмстрем».

(обратно)

20

Полиспаст – система увеличения усилия веревки (каната) с помощью подвижных и неподвижных блоков и применения нескольких ветвей веревки (каната) и изменения направлений усилий.

(обратно)

21

Репшнур – вспомогательная веревка-фал диаметром 6–8 мм (основная имеет диаметр 10–12 мм). В данном случае речь идет о коротких личных репшнурах длиной 5–6 м.

(обратно)

22

Контрфорс – крутой выступ скал снизу вверх (в вертикальной плоскости), или с небольшим боковым наклоном.

(обратно)

23

Кулуар (французское: коридор) – углубление, желоб, выемка, длинный внутренний угол склона снизу вверх, место сбора и падения обломков и лавин.

(обратно)

24

Трог («корыто») – ущелье-долина с плоским дном и крутыми краями, с очертаниями, являющимися следом отступившего ледника; ригель – перегиб склона на скате трога является заросшей боковой мореной (морена – след ледника из обломочного материала).

(обратно)

25

Тур – пирамидка из нескольких камней, уложенных один на другой как знак, оставленный человеком. На перевалах, вершинах и скрещениях троп под туры укладывают баночки с запиской. Туры на осыпях, моренах и в руслах рек ставятся для маркировки (обозначения) троп, бродов, направлений движения.

(обратно)

26

Камин – вертикальная расщелина в скалах, достаточно широкая для движения в ней человека; преодолевается обычно лазанием на трении «в распор»; горизонтальная расщелина скал у альпинистов носит название «труба» (преодолевается ползком).

(обратно)

27

Часть связочной веревки держат в руке, сложенной в кольца, чтобы при случае удлинить связку и не дергать партнера, чтобы веревка меньше волочилась по снегу, чтобы иметь резерв веревки при срыве на крутом склоне; но при срыве в ледовую трещину эта слабина может быть причиной падения на большую глубину, поэтому при передвижениях по закрытому леднику слабина должна быть небольшой, – в этом смысл напоминания руководителя группы.

(обратно)

28

Хаммам (хаммом) – восточная баня.

(обратно)

29

Нунатак – скала, выступающая из ледника (в данном случае речь идет о целом скальном острове на леднике). Мощную остроконечную скалу, выступающую из ледопада, иногда называют «хицаном» (по названию скалы в Цейском ущелье Центрального Кавказа).

(обратно)

30

В качестве альпинистской веревки используется не крученый канат, а фал с наружной оплеткой и слабо подкрученного сердечника из нитей полиамидного волокна (капрон, нейлон, перлон и т. п.).

(обратно)

31

«Зеркалами» альпинисты называют протяженные участки гладких отвесных скал, с малым количеством зацепок и трещин, особо трудные для преодоления.

(обратно)

32

Закладка, закладной элемент – фигурная вставка в трещину скалы для закрепления; снабжена петлей из веревки или троса; по форме различают стопперы, гексы, пломбы, секторные закладки, закладки-«фрэнды» и другие типы с различными размерами.

(обратно)

33

Промедол – наркотический анальгетик, применяемый для предотвращения шока (смерти от боли), в частности, при транспортировании тяжело травмированных в походных условиях (вводится инъекцией внутримышечно).

(обратно)

34

Фанские горы – район Памиро-Алая на стыке Гиссарского и Зеравшанского хребтов, славится летом стабильной, хорошей погодой; высочайшая вершина – Чимтарга (5489 м); название района происходит от реки Фандарья, левого притока Зеравшана. Район близок к древностям Самарканда, сияет красотой вершин, ледников, гирляндами озер…

(обратно)

35

Новокаин – местноанестизирующий препарат, для местного обезболивания (некоторые люди его не переносят).

(обратно)

36

Макалу – вершина-восьмитысячник (8481 м) в Гималаях, пятая по высоте вершина мира (покорена впервые французской командой в 1955 году).

(обратно)

37

«Снежный барс» или «Покоритель высочайших вершин СССР» – почетное звание и нагрудный знак, выдаваемые за покорение вершин-семитысячников Советского Союза: пика Коммунизма (7495 м), пика Ленина (7134 м), пика Евгении Корженевской (7048 м) на Памире, пика Победы (7439 м) и пика Хан-Тенгри (6995 м) на Центральном Тянь-Шане.

(обратно)

38

Дендритовые – древовидные, ветвящиеся, разветвленные. Дендритовые ледники имеют множество верхних истоков и боковых притоков, стекающих в основное русло, ствол.

(обратно)

Оглавление

.

Часть 1. Белый ураган

  Телеграмма (эпилог части первой)

  «Белая мгла» (пролог части первой, девяносто седьмой час аварии)

  Клинок аварии

  Вал

  Удары!

  Ледовый склеп

  Его жизнь

  Предыстория одного похода

  Рандклюфт

  Флаг надежды

  Наташа

  «Мальмстрем» Каинды. Вадим Воронин

  Подвиг Саши Белова

  Рассказ Жени Берлиной

  Из Мальмстрема… (Вадим Воронин)

  Феерия

  Любовь и Решимость

  Прорыв на Путеводный

Часть 2. Атаковать аварию!

  Кант бастиона (пролог части 2)

  Вылет – на рассвете!

  Ленинград, Центральный Клуб туристов

  Пронзить взглядом!

  Инструктаж на Каинды

  Гребень Иныльчек-тау

  Начспас Халиев

  Второй день погони

  Час Инги

  Пик Игнатьева. Красовский

  Просвет в палатке

  Восемь по Рихтеру!

  «Красная нить погони» (день третий)

  Очарование Востока (хохмочки для «разрядки», которые можно пропустить)

  Пропавшие в тумане

  Срыв

  Образ похода: Легенда

  Встреча

  Летающая крепость Максима Блюмкина

  Спасы

  Гром!

  Плато Кан-Джайляу

  Прощальный костер

Эпилог

Послесловие к роману «Истребители аварий»

Горный район ледника Иныльчек (краткий историко-географический очерк, исключенная глава романа «Истребители аварий»)

Лавины!

Поход! (пафосная глава, исключенная из романа «Истребители аварий») . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте