«Замполит»

Евгений Кукаркин

Замполит

Написана в 1996 г. Приключения.

Все эти кретины никак не могут понять, что я хочу умереть. Только что ушла Маша и в глазах ее я видел жалость к моему искалеченному телу и ни грамма любви.

- Готовьте его к операции?

Рядом доктор, толстый, лоснящийся от пота мужик в расстегнутом белом халате. Мне больно говорить, лицо замотано бинтами и болит зудящей подпрыгивающей болью, особенно подбородок, но я стараюсь объясниться с этими кретинами.

- Объясните... еще раз, док..., что вы хотите? - каждая фраза, огнем полыхает в голове. - Лучше... сразу отправьте на тот свет..., чем терпеть эту... безумную боль. Я же...понимаю, что изуродован... и изувечен на всю жизнь..., стоит ли еще мучаться...

Эта речь добила меня. Выступил пот и такое ощущение, что по мне прошел каток.

- Не надо разговаривать. Вы только успокойтесь. Здесь отличные специалисты. Мы вас подправим, подошьем где надо. Я вызвал профессора Зальцмана, он вас поставит на ноги, будете еще лучше прежнего.

Я уже ничего не в силах сказать.

А во всем виноват маршал Cеделин. Чванливый человек, он допек всех придирками и глупостями. Считая себя очень умным человеком, разбирающимся в космических делах лучше любого главного конструктора, этот тип погубил себя и сотню окружающих людей. Он приказал на стартовую площадку принести стул, уселся на него и принялся всех погонять, особенно рабочих и инженеров, которые подготавливали космическую ракету к пуску. Главный боялся его как огня и, спрятавшись в бункере, все приставал ко мне.

- Вы бы, Михаил Сергеевич, сказали маршалу, что нельзя находиться посторонним на стартовой площадке. Мало того, что он сам рискует, так свиту какую привел, одних генералов считай человек двадцать, а офицеров и не пересчитать. Сходите, голубчик, попросите его уйти.

Я пробился через большую толпу бездельников-офицеров и, подойдя к маршалу, вежливо предложил.

- Товарищ маршал, по инструкции перед запуском нельзя находиться посторонним на стартовой площадке...

- Иди ты в ж... со своей инструкцией, - прервал меня откормленный маршал, - трусы поганые, все жужжите о безопасности, инструкциях, а в топливные баки перегнать компоненты без команды не можете. Эй, дайте этому... пинка, еще одним засранцем меньше здесь будет.

Его подчиненные под "этим" поняли меня и кто-то, рванув за ворот пиджака, раскрутил в толпу офицеров. Я, бормоча ругательства, пробился через толпу прислужников, пошел к бункеру и только отошел метров триста, тут то все и произошло... Чудовищный грохот сзади, вспышка и меня отрывает от земли и, пролетев бог знает сколько метров, мое тело встретилось с бетонной стенкой, о которую я буквально был "размазан". Еще "хорошо" отделался, все кто был на стартовой площадке исчезли, то есть при взрыве ракеты превратились в пар и кучки обгорелого мяса. Был бы Королев жив, он бы этого маршала действительно засунул куда-нибудь, погибли бы только люди на ферме, а так... Так, меня кое как перемотали бинтами и на самолете отправили в Алма-Ату, в больницу, где хирурги обещают сделать "красавцем".

Профессор был лыс и худ. Он долго изучал мои рентгеновские снимки, попросил снять простынь, кое-где перерезали бинты и долго ковырялся пинцетом в ранах. Боль давно сидела во мне, чуть не выл от нее и это ковыряние профессора, я даже не почувствовал.

- Наркоз, - вдруг рявкнул он.

Что-то опустилось мне на лицо и вся реальность провалилась черт знает куда.

Рядом стоит худощавая девушка в халате и старательно делает мне укол в руку. Язык у меня распух, но я с трудом все же проталкиваю слова.

- Разве... я... жив???

- Живой, живой. Неделю без памяти пролежали, но теперь, слава богу, все в порядке.

- Как... я...

- Профессор сделал чудо, двадцать часов была операция. Три смены врачей работали, а он один все штопал и штопал вас.

Чувствую, что на меня наваливается сон и девушка растворилась в тумане.

Профессор делает обход и меня обступает свита белых халатов.

- Все что с ним произошло, перечислять не буду, здесь и поломанные кости, и отбитые органы, - объясняет окружающим профессор, - но целы и функционируют три вещи, ради которых следует поставить его на ноги. Это: сердце, неповрежденный мозг и молодость... Через две недели повторная операция, нужно еще доделать то, что не успели сделать в первый раз.

- Лицо. Что с моим лицом, профессор? - мычу я.

- Кто о чем? Одни хотят быть здоровыми, а этот... о лице. Все будет нормально. Подзаживут трещины, раны и мы пришлем вам врача косметолога, он вам такое личико сделает, что все девчонки с ума сходить будут. Вон у нас Люся, - он показывает пальцем на худощавую девчонку, которую я увидел в первый раз после операции, - два года работает, а жениха нет.

Все услужливо хихикают, а девчонка заливается краской и смотрит на пол.

- Пока все идет как надо, - заканчивает профессор. - Пойдемте дальше.

Они переходят к койке напротив и толстый врач начинает докладывать.

- Этот больной выпал с шестого этажа гостиницы прямо на газон и... остался жив. Все кости смещены, часть поломана, все органы отбиты, после первой операции состояние критическое, но есть надежда на выздоровление. Самый опасный участок здесь, - все смотрят на снимок, - видите темную область, это часть легкого в которую врезались ребра. Если этот участок локализировать, то нужно время, что бы набраться больному силы и сделать вторую, а потом и третью операции...

Они еще долго обсуждают больного, а я возвращаюсь к своим невеселым мыслям. Руки, ноги в гипсе, лицо изуродовано, а тело как мешок с говном, неподвластно и неподвижно. Неужели на всю жизнь?

Сестра вколола обезболивающий укол.

- К вам посетители. Сейчас после профессора зайдут к вам.

Ко мне пришел главный конструктор. Он стыдливо положил на столик полиэтиленовый мешок с яблоками и спросил.

- Ну как, Миша?

Мое лицо перебинтовано, оставлено отверстие для глаз и рта. Боль отходит ступенями и уже при разговоре не бьет молоточками по голове.

- Вроде жив.

- Мне профессор сказал, что ты идешь на поправку.

- Раз он так сказал..., значит поправлюсь.

- К тебе скоро придут из правительственной следственной комиссии, ты должен дать показания по поводу маршала, ведь ты последний, кто видел его живым.

- Ну и что?

- Видишь ли. Народу и всем странам сообщили, что в результате несчастного случая, потерпел аварию самолет, в котором якобы летел Седелин. Он и ряд генералов погибли?

- Зачем же нужно врать. Он погиб глупо и бездарно... на стартовой площадке, вмешиваясь в то..., чего не знал. Я не хочу лгать..., все что видел..., все расскажу комиссии.

- Этого делать нельзя. Ты должен подтвердить, что маршала на стартовой площадке не было.

Если бы не бинты, растяжки и не гипсы, я бы точно выпрыгнул от неожиданности с кровати.

- Тогда не понимаю..., зачем же ко мне приходит комиссия?... Ведь я пострадал на стартовой... площадке.

- В правительственном сообщении есть несколько строчек, где сказано, что из всего экипажа и пассажиров авиалайнера остался в живых... только ты. Миша, ты жертва авиакатастрофы, понимаешь это? Вместе с маршалом летел в самолете и когда в тумане самолет врезался в гору, ты был в хвосте и поэтому чудом остался в живых.

- Что за чушь?

- Так надо, Миша. Нельзя раскрывать секрет его гибели, иначе все узнают, что у нас были неполадки с космической техникой. Американцы и все наши враги поднимут вой. Пойми, это политика. Весь мир знает, что пока, слава богу, у нас налажена вся система...

- А Комаров, а гибель трех космонавтов... в результате разгерметизации...

- Это трагедии в космосе.

- А теперь этот случай... Помните, пол года назад..., подряд два взрыва, сначала... погибли геодезисты, которых... скрытно пытались отправить в космос... и во втором случае..., когда из-за погодных условий, мы отложили пуск... и стали перекачивать топливо обратно..., опять погиб обслуживающий персонал...

- Тише, чего расшумелся. И у американцев тоже сплошные неполадки. Чего перечислять. Мы все скрываем и они тоже. Пойми, это политика. Весь мир считает, что самое мощное государство то, где космическая техника работает исправно и бесперебойно. Так ты понял, зачем придет комиссия?

- Я не понял только одно..., зачем вплели в эту лож меня?

- Ты поступил в больницу по первому правительственному разряду в результате несчастного случая на стартовой площадке и справка о тебе попала в ЦК, поэтому там решили, раз ты последний раз видел Седелина, значит и в аварии на самолете был вместе с ним.

- Послушайте, там, на стартовой..., я не говорю про тех, кто обслуживал ракету и... погиб вместе со свитой, десятки людей видели маршала... Здесь в больнице все знают..., откуда я прибыл. Достаточно комиссии копнуть и все...

- Миша, ничего копать не будут. А в больнице... все в порядке. Они уже все знают, что ты последний, кто видел маршала Седелина в... самолете.

Мне стало тошно. Главный тоже почувствовал во мне перемену и заторопился.

- Ну, Мишенька, я пойду. Знаешь, так много дел, ты поправляйся быстрей.

Еще не приехала комиссия, как возле меня очутился белый халат посетителя, а под ним выглядывал военный мундир.

- Здравствуйте, Михаил Сергеевич, - слащаво запел голос.

- Здравствуйте, но кто вы, я вас не знаю?

- Я из комитета государственной безопасности. Вот мои документы. Я полковник Мухитдинов.

Перед моими глазами мелькнули красные корочки с фотографией стриженного идиота.

- Я вас слушаю.

- Я хотел бы вас расспросить по поводу аварии самолета...

- Какого самолета?

- На котором вы разбились и где погиб маршал Седелин.

- Я не знаю никакого самолета.

- Не запирайтесь, Михаил Сергеевич, вы там были.

- Идите вы в...

- Нехорошо, ой как нехорошо. А еще доктор наук, без пяти минут членкор и на тебе, запирается.

- Лучше вы бы ушли, полковник, а то мне становиться плохо от одного вашего присутствия.

- Я снисходителен к вам, потому что вы больны и сейчас не понимаете с чем играете?

- Я сейчас не играю, я плохо себя чувствую.

- Ну что же поправляйтесь, - зловеще пропел полковник, - мы же с вами еще встретимся.

Только что сделали вторую операцию. И вот, отлежав два дня в реанимационной палате, меня переводят в старое помещение, к больному, который грохнулся с шестого этажа гостиницы.

- Сосед, как себя чувствуешь? - мычу я, так как мне очень мешает трубочка с выводным шлангом, приклеенным к моей губе.

- Плохо... Все болит. Загнусь я скоро, - еле-еле выдыхает он.

- Крепись, мужик...

В палату врывается Люся.

- Ой, комиссия приехала, столько генералов. Они сейчас в коридоре, скоро придут сюда...

Появляется толстая главная сестра.

- А ты что здесь делаешь? - рявкает она на Люсю. - Марш от сюда. Ну, мальчики, - она обращается к нам, - давайте приведем себя в порядок. Сейчас придут очень важные люди и надо, чтобы вы выглядели прилично.

Толстая сестра подходит к моей койке.

- Давай закрепим попрочней трубочку, вот так...

Прозрачная клейкая лента стягивает мне губы. И тут я понял, что мне заткнули рот. На мое мычание, сестра не реагирует, она у моего соседа.

- Ты все понял, Миша...?

Разве его тоже звать Миша? Тут в палату входят человек десять, среди них профессор. Они окружают койку моего соседа. Передо мной мелькнуло злое лицо полковника Мухитдинова, потом его зад, прикрыл меня от всей группы.

- Вот это пациент и есть, Михаил Сергеевич Сумароков, - раздается голос профессора за задницей полковника.

Но это же моя фамилия, мое имя, отчество. Почему моего соседа назвали так? И почему все окружили его?

- Его состояние удовлетворительное, - продолжает профессор, - но он может отвечать на ваши вопросы.

- Скажите, - сочный бас гудит в помещении, - где вы находились во время аварии?

- Я был в хвосте самолета, - сипит мой сосед. - Потом удар и меня выбросило к стенке... Дальше ничего не помню.

- Вы видели маршала Седелина?- спросил другой голос.

- Да, он сидел в первом классе.

- А общались с ним во время перелета?

- Нет, по-моему он был занят какими-то бумагами, ему было не до нас.

- Можно посмотреть его снимки? - вдруг спросил сердитый голос.

- Да, пожалуйста. - уже ответил голос профессора.

- М да, весь переломан, но молодец... самое важное жив.

- Михаил Сергеевич, вы говорите был удар. А где слева или справа от самолета? - кто-то спросил еще.

Зад моего полковника заходил ходуном.

- По-моему справа.

- Ну вот видите, я вам говорил, - торжественно произнес голос.

- Мы все выяснили? - спросил сердитый голос.

- По-моему все. А кто там лежит?

Это кажется по мою душу.

- Да здесь тоже несчастный случай, человек выпал с окна высотного дома, - ответил Мухитдинов.

- А... Так почему, Михаил Сергеевича не положили в отдельную палату. Не порядок.

- Сделаем, - ответил профессор.

- Тогда пойдемте, товарищи. Больным нужно выздоравливать, а у нас тоже много дел.

Все выметаются. Последним выходит полковник. На прощание он обернулся и кривая улыбка прошла по его лицу.

Прошло минут пять.

- Ты прости меня, мужик, - сипит голос моего соседа, - мне приказали так сказать. Полковник этот, пока ты был в реанимации, обещал смешать с говном меня и мою семью, а у меня как- никак дочурка.

Рот заклеен, а то бы я ему сказал. Въезжает каталка, а с ней Люся и старшая сестра. Люся сразу идет ко мне.

- Не его, - рычит сестра, - вот этого.

Она тычет пальцем в соседа.

- Разве...

- Заткнись, не твоего ума дело.

Они переваливают тело моего соседа на каталку и увозят.

У меня опять сидит полковник.

- Так вот, гражданин Полторанин Иван Васильевич, что получилось. И это все результат вашего глупого упрямства.

- Может поиграли в эти игры, пора и возвращаться к действительности.

- Э... э... нет. Теперь-то мы не играем. Теперь вы будите под нашей опекой.

- Я чего-то не понимаю. Вкрутили мозги комиссии, можно и успокоиться.

- Дело-то еще больше осложнилось. Генерал, главный хирург Москвы, решил вас... то есть вашего соседа увезти в Москву. Дело-то у парня паршивое. Оба легких гниют и похоже ему конец, но они надеются на очистку легких и импортные препараты. Наш профессор все равно уже ни на что не надеется, говорит, что каждый час тянет того парня к смерти. Так что его похоронят с почестями под твоей фамилией, а тебе придется тянуть лямку Полторанина, обычного замполита на торговом флоте, если конечно, выздоровеешь. Специальности у вас конечно не одинаковые, но с должностью замполита справиться любой придурок, у которого даже мозгов нет, а уж с таким образованием как у тебя, все быстро схватишь. Только у нашего замполита еще бзик был, любил вот прыгать...

- Бред какой-то. У этого, Иван Васильевича, жена, дочка. У меня тоже жена.

- Чего вы волнуетесь? Ваша бывшая жена с облегчением похоронит вас такого изуродованного, то есть того, на кладбище в Москве, когда его туда перевезут, а вы c новой женой, если будете друг другу противны, то доведете дело до суда и разведетесь с ней.

- А друзья, товарищи, того Полторанина?

- Все будет в порядке. Рожу вам сделают новую, все же знают, что она разбита, поэтому примут вас нормально, а то что никого не знаете... исправимо, мы сообщим, что от удара временно потеряли память и все будет как надо.

- Скажите, зачем это надо? На кой черт, замена одной лжи на другую?

- Попозже узнаете, гражданин Полторанин.

Мне кажется, я схожу с ума. Мухитдинов еще что-то пытается сказать, но почувствовав, что я в шоке, махнув рукой, уходит.

Передо мной сидит на табуретке Люся.

- Как же так, дяденька? Прибыли одним, а вам фамилию поменяли.

- Лучше помалкивай. Я сам ничего не понимаю.

- А тот больной, который с вашей фамилией, умер.

- Как умер?

- Сегодня ночью и умер. Его хотели сегодня же на самолете в Москву отправить, а теперь вот похоронят здесь, с почестями говорят. Наш главный врач говорил, из Москвы много важных людей будет.

- Люсенька, только прошу, не проговорись кому-либо о том что знаешь, иначе... иначе тебе и твоим родителям будет плохо.

Люся молчит, раскачиваясь на табурете, потом заявляет.

- У меня нет родителей. Померли. Вот я и зарабатываю санитаркой в больнице.

- Все равно молчи, а то и твоих знакомых затронут.

- Как же вы теперь?

- Так. Если жить буду, буду работать.

- С другой фамилией?

- Даже с другой семьей.

На следующий день Люся взволнованная врывается в палату.

- К вам жена и дочка, то есть того жена и дочка, - уже шепотом добавляет она.

Первым в дверь проходит толстый, потный доктор, за ним симпатичная женщина и девочка пяти лет.

- Ну вот, Елена Ивановна, ваш муж. Идет на поправку. Как себя чувствуете, Иван Васильевич? - уже обращается он ко мне.

- Нормально, - мычу я сквозь бинты.

- Ванечка, господи, как я вся испереживалась.

Она с ужасом разглядывает меня, всего перевязанного, загипсованного и даже без лица, а с маской из бинтов. Слезы бегут по ее милому личику.

- Ребенка испугаешь, не реви. Все будет в порядке.

Дочке не до меня, она с удовольствием качает противовес к моей ноге.

- Катенька, не надо папе больно. Иди лучше сюда.

- Сейчас, - говорит девочка и толкает другую гирю.

- Пусть играет. Расскажи как живешь, какие новости?

- Ой, тебе привет от Комаровых, Сопиных, а Маслюков сказал, что скоро приедет навестить. В общем привет от всех.

- А ты-то как?

- У меня все нормально. Как приехала сюда из Ростова, друзья сразу же помогли устроиться на работу в проектную часть. Твою зарплату из пароходства передают по почте. Так что ты за меня не беспокойся. Катенька, пока я работаю, при детсаде, а маму я вызвала домой в Ростов, - она испуганно взглянула на мои бинты. - Я маму вызвала, чтобы квартиру охраняла.

Катенька переходит к моему лицу.

- Папа, а ты меня видишь?

- Вижу.

- Через эти дырочки?

Она пальчиком чуть не попадает мне в глаз. Елена Ивановна вовремя перехватывает ее руку.

- Катенька, не надо, папе будет больно.

- А как же папа ест, его развязывают?

- Нет. Ему дают готовую кашку, как тебе по утрам.

- Она такая противная.

Врач смотрит на часы.

- Елена Ивановна, сейчас Иван Васильевичу должны сделать перевязку. Вам пора.

- Ванечка, до свидания. Ты выглядишь гораздо лучше, даже голос изменился. Катенька, скажи папе до свидания.

- До свидания, папа.

Доктор с Еленой Ивановной и дочкой уходят. Перед моими глазами возникает заплаканное лицо Люси.

- Как это страшно, - говорит она.

Полковник действительно вцепился в меня. Он пришел очень довольный.

- А вы молодец. Доктор рассказал мне все о вашей встрече с женой.

Он подчеркнул это слово - с женой.

- Боже, как я вас ненавижу.

Полковник смеется.

- Все ненавидят. Скоро здесь будет следователь по вашему делу, так что держитесь, гражданин Полторанин.

- Что вы мне еще повесили?

- Это вполне нормальная вещь. Ведь вы выпали из окна и естественно возникают вопросы, как и почему?

- Что же вы мне предлагаете здесь-то сказать?

- А ничего. Вы же не помните, что произошло? Вот и отвечайте, что ничего не знаете. - А все же?

- Это хорошо, что вы ничего не знаете. Так и оставайтесь в неведении.

Мне подсовывают нового соседа. Как мне рассказала шепотом Люся, это скрывающийся от правосудия директор универмага. В палате запахло апельсинами, яблоками, жареными курами. Появились нескончаемые родственники, которые сумками приносили еду и выпивку. Вечером сытый директор, развалившись на кровати, пытался завязать со мной разговор.

- Как же тебе удалось так шлепнуться?

- А как тебе удалось, отделаться от правосудия?

Директор хохочет.

- У меня все будет в порядке, кому надо вклеят, а меня на пол года отправят долечиваться в санаторий, а там все пройдет.

- А у меня все залечиться и я пойду домой.

Он опять ржет. Потом его понесло в воспоминания, про райскую жизнь, про баб, а я все мучаюсь и думаю о своих проблемах.

Утром приходит следователь, моего соседа из палаты как ветром сдуло. Мы сидим в палате вдвоем и аккуратный человечек в очках записывает мои показания.

- Вы в последнее время ни с кем не ссорились?

- Нет.

- В показаниях боцмана Альметьева, есть следующие слова: "Замполит очень злился на старпома и четвертого помощника. Они не раз в каюте замполита ругались и однажды он даже слышал, проходя мимо двери, как замполит орал о том, что когда они вернуться на родину, то он постарается этих приятелей привести в чувство..." О чем вы спорили?

- Не помню.

- Хорошо. Вы были в номере гостиницы один?

- Да.

- Вы подошли к открытому окну, перед тем как выпасть?

- Не помню. Было оно открытым или закрытым, ничего не помню.

- Давайте все так и запишем.

- Давайте.

В конце разговора следователь сказал.

- К сожалению, мы не можем прекратить следствие, так как на лицо факт, что кто-то побывал в вашем номере и оставил следы. Уж больно этот кто-то хотел, что бы вы погибли. Придется разбираться, кто это сделал.

Ну и сволочь же полковник, мало того, что биографию испортил, так еще мне одну пакость подсунул.

Торгаш сразу стал выпытывать.

- Никак дело шьет?

- Разбирается почему упал, по пьянке или трезвый?

- Вот волчье племя, вцепиться так пока не сожрет, не выпустит. У меня из практики только один такой хорошенький хлюст попался. Я его накормил, напоил, денег дал и все..., а вот другие, как с цепи сорвались...

- Все равно когда-нибудь попадешься.

- Ну и дурак. К нему лицом, а он попой.

Входит Люся.

- А ну спать.

- Люсенька, девочка, ты не хочешь, что бы я тебя поцеловал.

- Больной, спать, иначе я доложу врачу, что вы нарушаете распорядок.

- Ой, как мне страшно. Ладно, ложусь, но все равно тебя потом поцелую.

Я иду на поправку. Каждую неделю регулярно приходит лже-жена с дочкой и рассказывает о своих делах, соседях, друзьях. Мне сняли гипсы с ног и рук, я учусь владеть ими. Наконец, пришел косметолог. Ему распаковали и показали мое лицо, он занялся им всерьез.

- Здесь почти нет носа, но мы вам его сделаем, будет лучше прежнего, так..., здесь подтянем кожу, а здесь исправим челюсть, придется ее оперировать. Ничего, молодой человек, и ни таких исправляли. Я вот восхищаюсь вами. Говорят вы упали с шестого этажа на землю, жутко разбились и надо же, не хандрили, не ныли и... поправляетесь.

- Наверно это так.

- Не наверно, а точно. Сегодня и мы с вами начнем курс лечения.

- Давайте начнем сегодня.

Торговец пришел в палату с распухшим лицом.

- Вот, сволочь, попортила все лицо.

- Вы о чем?

- Да эта тощая вобла, Люська. Придавил ее в препараторской, так она врезала мне "уткой". Надо идти к дежурной сестре.

- Ты лучше на Люську не дави. Если пожалуешься на нее, так мои ребята с пароходства тебя со света сживут.

- Тоже испугал. Хотя, что с замполита возьмешь, кроме неприятностей ничего не получишь.

- Вот и хорошо. Теперь иди... лечись.

Меня готовят к операции. Рядом суетится Люська.

- Вам сегодня есть нельзя.

- Разве последний раз поесть тощего картофельного пюре нельзя, неужели это отразиться на моей роже?

- Не знаю. У вас дома есть фотография, с вашим лицом? Интересно было бы сравнить, что сейчас сделают с тем, что было.

- Зачем это тебе?

- Хочу тоже научиться переделывать лица. Наверно это здорово. Приходит к тебе урод, нос длинный, подбородок на бок, а ты его раз... и сделала красавцем.

- Иванушкой дурачком...

- Нет, не обязательно. Красивые люди, всегда красивые.

- Учись. Будешь действительно тогда всех уродов переделывать.

- Легко сказать. Меня собираются увольнять. Надо куда-то на новое место устраиваться или уезжать от сюда совсем. Живу-то я в общежитии, если выгонят, то и от туда выгонят.

- Положение твое жуткое. Неужели эта жирная свинья накапала?

- Он расплакался дежурной сестре, а та меня недолюбливает, сразу утром поскакала к главному врачу.

- Придется провести с ним политбеседу, хотя я никогда в жизни этого не делал.

- Не надо, дядечка, нашу больницу, из-за этого жулика, по первому разряду стали снабжать продовольствием и медикаментами. Кто захочет лишиться этого?

- Поборемся, Люська. А вдруг победим.

- Ладно, поборемся, дядечка.

Лежу один и вдруг дверь распахивается и появляется профессор.

- Как дела, молодой человек?

Он быстро садится на табуретку и начинает бегло ощупывать мое тело.

- Вы все время меня избегаете, профессор, после того случая, когда поменяли фамилию.

- Нет, нет. Я просто очень занят. Я хотел зайти к вам и поговорить по душам, но все никак. То у вас народ, то у меня операции.

- А где сейчас мой сосед?

- В вестибюле, к нему там делегация пришла, похоже это надолго.

- Что же вы со мной сделали профессор? Я не по поводу здоровья, а по поводу перемены в жизни.

Он тарабанит пальцами по одеялу.

- Я был против этого, но меня убедили, что ради высшей политики и интересов страны, можно пожертвовать одним человеком.

- Это же изуверство.

- Я все время мучаюсь, вспоминая вас. Знаю, что действовал неправильно, но страх... понимаете ли страх. Эти же сотрут в порошок, если не сделаю, как они требуют.

- А я был хорошим теоретиком в космических вопросах. Разрабатывал тысячи идей и теперь...

- Не стоните. Еще не известно, как все обернется. Может и работать не сможете, а может и вернетесь в прежнее естество.

- Неужто так плохо с здоровьем?

- Вы везунчик. Вас ударило о стенку и ни одного смещения позвонка. Если бы шлепнулись под углом, я не мог бы прогнозировать, что бы было. А то что произошло, сохранило нервную систему и возможно весь двигательный аппарат. А насчет работы, это как посмотрит медицинская комиссия. Я свое дело сделаю, поставлю вас на ноги. Единственное, что обещаю в дальнейшем , это ломоту в костях, когда наблюдается приближение непогоды.

- Так как же мне жить дальше?

- Не знаю. Того, под вашей фамилией, похоронили с почестями. Маршала Седелина похоронили в кремлевской стене, а вам надо жить. Жить хотя бы для того, что бы помогать другим, у которых психика ослаблена. Знаю, вы тоже в стрессе, новая незнакомая семья, новые друзья, новые обязанности, но привыкнете и найдете свое место в обществе.

- Вы мне прочли лекцию, как заправский замполит.

- Мы тоже духовные лечители, и тоже заинтересованы, чтобы больные были здоровыми.

- У вас есть санитарка, Люся, не выгоняйте ее. Этот подонок, мой сосед пытался ее опозорить, но она отстояла себя и теперь ее пытаются уволить.

Профессор прекратил тарабанить пальцами.

- Она вам сказала?

- Нет, мой сосед. Уступите мне профессор. Может и здесь у вас тоже в дальнейшем будет не чиста совесть, когда будете вспоминать о ней. Испачкали совесть в большом, то есть на мне, так не пачкайте в малом.

- Однако вы бываете и безжалостны.

- Сами сказали, надо жить, чтобы помогать другим.

- Хорошо. Мы ее не выгоним. Cкоро сделаем вам лицо, начнем массаж и лечебную физкультуру. Пора, молодой человек, пора вставать на ноги.

- А ничего...

Врач отошел в сторону, разглядывая меня.

- Опухоль сойдет и будет великолепно, - он разгладил пальцем кожу у носа. - Мой совет. Обязательно постригитесь как Эльвин Пресли и тогда будете неотразимы.

Он протягивает мне зеркало. Там незнакомое лицо, чуть распухшее справа и слева вокруг носа.

- Ну как? - нетерпелив врач.

- Мне к нему надо еще привыкнуть.

- Конечно, но сделано хорошо, - уже хвалит он сам себя. - Я старался подогнать ваше лицо к фотокарточке.

- К какой фотокарточке?

- Да здесь военный у меня был, по звездочкам, звание полковник, на татарина похожий, вот он мне ее и дал. Сказал, что надо хоть в общих чертах, чтобы был похож. Я и постарался.

Я застонал.

- Да вы не расстраивайтесь. Конечно не очень похожи, но все же... Опухоль пройдет и будете красавцем.

Меня отвозят в палату и тут же врывается Люська.

- Вот вы какой.

- Это не мое лицо.

- Я знаю. Я думала, а вдруг... Но вышло очень хорошо.

Появился торгаш.

- Вот это рожа. Ну, приятель, я бы за это дело тяпнул. Оказывается у нас тоже умеют делать. Думал за бугром только это дело налажено. Значит и мне можно лицо переделать?

- Проворуетесь еще раз, вот тогда и сделаете, что бы смыться от правосудия, - шипит Люська.

- Заткнись, глиста.

- Сам свинья.

- Если бы не замполит, врезал бы я тебе.

- А ты и без него уже получил писсуаром по роже.

Торгаш наливается яростью. Я чувствую, что может произойти драка, тем более Люська уже держит в руке блюдце с моей тумбочки.

- Вы что, так приветствуете мое новое лицо? Лучше успокойтесь. Люся, принеси мне кусочек зеркала. Я так его и не разглядел как следует.

Люська бросает блюдце и уходит.

- Вот, стерва, - выпускает пары торгаш.

- Сам виноват, не зачем было к ней лезть.

- Другие бабы, как бабы, а эта... Подумаешь, погладил раз.

- Еще раз погладишь, голову оторвет. Так и застрянешь в этой больнице.

- Ладно, замполит, давай лучше действительно тяпнем за твою новую физиономию.

Сосед залезает под койку и достает армянский коньяк.

- Ну как? Пьем?

- Увы, мне пока нельзя.

- Тогда выпью я. Уважаю тебя. Сильный ты мужик. За твое здоровье.

Елена Ивановна с испугом смотрит на меня.

- Ванечка, неужели это ты?

- Не нравиться?

- Нет, что ты. Но так непривычно. Нос, овал лица, все изменилось, даже цвет волос.

- Привыкай. Опухоль спадет, будет лучше. А где Катя?

- Она с одной женщиной. Чуть простудилась и я ее не решилась брать сюда.

- Может и правильно сделала, а то девочка испугалась бы.

Она все рассматривает мое лицо.

- Даже родинки исчезли. Нет, Катеньке понравилось бы. Врач сказал, что ты уже занимаешься гимнастикой.

- Да, я уже хожу. Хочешь поднимусь?

- Нет, нет не надо. Я верю. Неужели, будет все в порядке?

- Все.

Она обнимает меня за шею и я чувствую каплю слезинки на своем плече. В приоткрытую дверь за нами наблюдает Люська.

В коридоре много больных, кто сидит, кто медленно ходит вдоль стен. Быстрая фигура человека в белом халате с портфелем носится по коридору, выискивая кого-то. Я узнаю его, это следователь. Он проходит мимо меня.

- Вы не меня ищете?

Следователь возвращается и неуверенно говорит.

- Наверно вас. Вы Полторанин?

- Я.

- Здорово вас переделали. На фотокарточке совсем другой.

- У вас есть это фотокарточка.

- Есть. Я взял в пароходстве. Вы можете идти? Пойдемте куда-нибудь, где нет людей.

- В моей палате много народа, давайте у дежурной сестры возьмем ключи к препараторской.

Я рассматриваю карточку Полторанина. Усатый мужик с густыми бровями, угрюмо смотрел на меня. Врач- косметолог все же уловил что то и постарался придать лицу сходство, но это все равно не тот Полторанин.

- Колоссально вас переделали, хотя есть что то похожее, - говорит следователь. - А ведь я по делу.

- Догадываюсь. Нашли что-нибудь?

- Нашел. Мало этого зацепился за ниточку и потихонечку распутываю клубок и уже почти докопался до истины. Вы знаете Сопина?

- Не помню.

- Ну как же так? Он был вашим другом и вы живете на той же лестнице, что и он.

- Плохо помню. Со мной что-то стряслось.

Следователь застывает.

- И Комарова не помните?

- Нет.

- Этого не может быть. Нелегальные операции с валютой проходили через ваши руки и многие окружающие вас люди в пароходстве, наживались на этом. Сам Комаров уже сознался во всем.

- Я же сказал, я ничего не помню.

- Это уже слишком. Мы вас проведем через экспертизу, тогда вам не отпереться.

- Пожалуйста.

Следователь забирает карточку, запихивает ее в портфель и не попрощавшись, уходит.

Полковник Мухитдинов презрительно смотрел на меня. Он даже не высказал удивления по поводу моей новой физиономии.

- Что у вас стряслось?

Мы в кабинете главврача и тело полковника криво повисло в кресле.

- Я вас не вызывал, хотя очень хотелось увидеть и плюнуть в рожу.

Он хмыкнул и скривил рот.

- Зря вы так. Знаю, запаниковал профессор и чуть не оборвал все телефоны, разыскивая меня. Чем вас так напугал следователь?

Я рассказываю все, что слышал от следователя.

- Докопался все-таки мазурик.

- Вы что, знали об этом?

Он опять кривит рот.

- Знал...

- Слушайте, полковник, мне насрать на ваши там комбинации, но если я вляпаюсь, то точно все расскажу. Сидеть за Полторанина в тюрьме не хочу и не собираюсь.

- Думаешь, мы тебе рот не заткнем?

- Может и заткнете, но надолго ли.

- Ладно, не дрожите. Придумаем что-нибудь.

Тело Мухитдинова перекатилось в кресле на другую сторону.

- А хорошо вам сделали лицо, - вдруг перешел он на новую тему. - Мне так очень понравилось. Пожалуй это новый сценарий для нашей постановки.

- Я уже не знаю, каким поганым словом назвать вашу службу. Лучше я пойду, а вы успокойте профессора. Следователь, после меня, пытал его целый час.

- Знаю. До встречи, гражданин Полторанин.

Похоже моего соседа- жулика друзья увозят на курорт лечиться от посягательств прокуратуры. Он прощается со мной.

- Прощай, замполит. Наверно больше не увидимся, но своим друзьям я всегда буду рассказывать о человеке, который свалился с небоскреба, остался жив и лежал со мной в одной палате. Так как ты неплохой мужик, прими от меня подарок. Вот, под кровать тебе запихиваю ящик коньяка и не отказывайся.

Он выволакивает из-под своей койки ящик коньяка и заталкивает ногой под мою кровать.

- Хорошим людям, - продолжает он, - хорошие подарки. Люське передай, что она дура, но независимых- уважаю.

- Ты сам ей передай.

- Ну нет. Шума будет на пол города. Пока.

Он пожимает еще вялую мою руку.

- Поправляйся, замполит.

Торгаш ушел и пришла Люська.

- Слава богу, исчез. И откуда только такие подонки берутся?

- Он просил передать, что тебя очень уважает.

- Нужно мне его уважение.

- А мне сделал подарок, вон под кроватью ящик коньяка.

- Дяденька, и вы взяли?

- Он не принял моих бы возражений, но разве на подарки стоит обижаться. Мы бутылки с тобой вылакаем и пойдем громить больницу, особенно тех, кто мешает нам жить.

Люська смеется.

- Я бы, старшей сестре и еще одной ябеде тоже... писсуаром.

Я улыбаюсь. Хорошая девчонка. Что с ней будет потом?

- А сделаем мы следующее. Я не могу еще поднять ящик, - говорю я, - но хорошо бы подарить его профессору.

- Я ночью по частям вынесу в его кабинет. У меня сегодня дежурство.

Моя жена пришла с дочкой взволнованная.

- У нас в пароходстве, твориться что-то невероятное. Неожиданно умер Комаров, Сопин отравился, Маслюков попал в аварию и скончался, а Костриков лежит в больнице и умирает, говорят от рака легких и самое удивительное, все твои друзья и вдруг сразу....

- Тогда все правильно. Первый начал я, попав сюда в больницу.

- Шутки у тебя дурацкие. Хотя... может ты в чем-то и прав. Странно это все.

- К тебе следователь приходил?

Она мнется, но потом с трудом выталкивает.

- Приходил.

- И спрашивал обо всех и друзьях и обо мне?

- Спрашивал. Только я ничего ему такого не говорила.

- Он говорил тебе, почему разбирает мое дело?

- Следователь сказал, что у него есть подозрение, что тебя кто-то столкнул с шестого этажа.

- Давно приходил?

- Дня три назад.

Что же этот болван Мухитдинов ничего не предпринимает?

- Он у меня тоже был, все интересовался о том же.

- Значит ты предполагаешь, что ты первый...

Вид у нее ошарашенный.

- Ты мой папа? - тыкает в меня пальцем Катя.

- Разве непохож? - шепотом отвечаю я.

- Мой папа был с усами.

- Они мне очень мешали пить молоко, я их сбрил.

- Противное молоко можно было бы и не пить.

- Значит на тебя... покушались, - приходит в себя Елена Ивановна.

- Это предположение следователя.

- Мама, а папа усы сбрил.

- Разве папа от этого стал хуже?

- Нет. Но усы колются.

Мне всегда неприятно, когда люди вокруг тебя шепчутся и, показывая в меня пальцем говорят, что он упал с большой высоты, разбился вдребезги, но все-таки собран по косточкам и теперь ходит с палочкой. Таким героем быть противно.

Пароходство дало мне и жене путевку на юг и теперь я прощаюсь в больнице с персоналом. Люська расстроена. Мы в палате одни и, поджав ноги сидим на кровати.

- Дядечка, но вы же ее не любите. Как вы можете так просто поехать с чужой женщиной и потом обманывать ее всю жизнь. Вы же даже спать с ней будете, притворяясь законным мужем.

- Придется.

Люська от этих слов подпрыгивает.

- Что значит придется? Вы же фальшивый до основания, а что будет, когда она узнает правду?

- Не знаю.

- Вот видите. А я знаю. Для нее это будет жутким потрясением и она может даже заболеть...

- Типун тебе на язык, сорока.

Люська затихает, потом вспыхивает опять.

- А как же я?

- Ты хотела учиться на косметолога. Расти надо, а то настоящего мужика не приманишь, упустишь.

- Я уже упустила...

- Значит не доросла.

Она вспыхивает и выскакивает из палаты. Я иду в кабинет профессора. Он встает из-за стола и бережно трясет мою руку.

- Я сделал все хорошо. Склеил тебя, но не спас от самого себя. Если не лень будет написать письмо, то тисни несколько строчек.

Он бережно обнимает меня.

- Спасибо вам, профессор.

- Я еще не поблагодарил тебя за коньяк.

Жена и Катя ждут в вестибюле.

- Все? - спросила Елена Ивановна.

- Да.

- Сначала в гостиницу за вещами, а вечером на поезд в Ростов.

- Хорошо.

Мы садимся в такси и тут в окне больницы я вижу зареванное Люськино лицо. Прощай славная девчонка. Дай бог тебе хорошего, стоящего парня.

Евгения Дмитриевна, мать Елены, сразу у порога начала портить настроение.

- Иван Васильевич, с выздоровлением, вы настоящий герой. Надо же разбиться и так выкарабкаться. О вас в газете написано. Вот смотрите.

Она бежит в комнату и приносит несколько газет. На полосе лицо настоящего Полторанина с усами и заголовок: "Врачи сделали чудо". Почему "чудо", а в прочем, черт с ним. Отдаю газеты теще и иду по комнатам, вглядываясь в каждую вещь, оставленную настоящим Полтораниным и ту чужую жизнь, в которой он жил.

Катя сразу же в свою комнатку, а Елена вся светится от радости. Сначала она ходила за мной, потом ушла на кухню, утащив за собой мать.

В санатории нам выделили семейный номер и мы с Леной как дети волновались за нашу первую ночь. А утром, лежа на моей груди, она сказала.

- Здесь каждый миллиметр тела чужой. Слушай, Полторанин, тебя переделали основательно. Ты он и не он. И характер переменился здорово, раньше был не всегда трезвый, жесткий, а сейчас- мягче и ласковей, совсем не тот.

- Так лучше или хуже?

- Лучше, да еще как лучше.

Она приподнимает голову и смотрит на мое лицо. Потом тянется губами и касается щеки.

- Я тебя люблю, Иван. Поцелуй меня и прижми к себе крепко-крепко.

Месяц пролетел как сон. В санаторий пришла телеграмма, меня требовали на медицинскую комиссию. Мы заторопились домой.

Я обходил всех врачей три дня. Меня щупали, прослушивали, били молоточками, делали бесчисленные анализы, таскали из кабинета в кабинет и наконец пригласили к главному врачу. Когда я вошел, то чуть не упал у входа. Рядом с главным врачом, в штатском, сидел полковник Мухитдинов. И здесь достал, сатана.

- Поздравляю, Иван, - фамильярно начал полковник, - тебя признали годным. Я правильно говорю, Сергей Сергеевич, - обратился он к главному.

- Да, да. Иван Васильевич, мы нашли, что общих нарушений нет, анализы хорошие и думаю, что месяца через два вы можете идти в плавание.

- Что же мне делать два месяца?

- В управлении порта вам найдут работу. Сейчас вы меня простите, но мне надо выйти по делам.

Главный врач выходит и Мухитдинов лениво пересаживается в его кресло.

- Вот что, Иван Васильевич. Я наконец-то введу вас в курс дела, почему мы провели эту дикую операцию с переменой вашей фамилии. Лет восемь назад в комитете возникла мысль о увеличении денежных источников в казну нашего государства. Вы слышали, что-нибудь о валютных операциях?

- Нет.

- Идея проста. Покупаешь валюту по минимуму, а продаешь по максимуму. Разницу в карман государству.

Хитрит, наверно, всю разницу берет себе или другим, - подумал я.

- Так вот, - продолжал полковник. - Мы подобрали группу толковых людей в торговом флоте, связались с некоторыми зарубежными банками и организовали перевозку живых денег. Одним из ключевых фигур были вы, Иван Васильевич. Вам открыли счета в Амстердаме и вы доставляли и передавали туда деньги, а обратно уносили валюту. Ваши помощники, что бы вы, не дай бог, не мелькали ни где, занимались перевозками и прятали деньги или валюту в тайниках, на судах. Все шло хорошо, пока кому-то из этой команды не ударила мысль поживится на этих деньгах и... деньги стали пропадать. Вы знали кому передавали деньги и стали с них требовать возврата. Если бы вы вовремя сообщили нам об этом, никаких инцидентов может быть и не было, а так..., ваши друзья тянули, они все больше и больше наглели и утащив очередную порцию валюты, решили вас убрать.

- И столкнули меня с шестого этажа.

- Нет сначала ударили бутылкой по голове, когда вы спали, а потом открыли окно и выбросили вниз.

- Кто же это сделал, вы узнали?

- Узнали, но для вас это уже неважно. Важно другое. Если бы Иван Васильевич Полторанин погиб, пропали бы десятка две миллионов долларов в Амстердамском банке, находящиеся на его счету.

- И вы решили воспользоваться случаем со мной?

- Конечно. Как только мы узнали от профессора, что настоящий Полторанин не жилец, а у вас и у него рожи требовали ремонта, возникла мысль подменить одного на другого. Тем более, вы сами своими безрассудными действиями подталкивали нас к этому.

- Я???

- Да, вы. Не хотели попритворятся, что разбились в самолете маршала Седелина. Если бы пошли навстречу, остались гражданином Сумароковым, а так..., выбрали новую жизнь.

- У вас слишком большие аппетиты и из-за этой громадной суммы вы сломали мне жизнь.

- Гибнут и из-за рубля. А на эти миллионы мы можем построить не один Днепрогэс. Это только я вам рассказал прелюдию, а сама изюминка еще впереди. Новая рожа это ерунда, мы представим вам новый паспорт и документы заверенные нотариусом, о том, что вы попали в аварию и поэтому подтверждающую изменение внешности. Другое дело номер счета и ключ к замку, увы мы достать не могли ни то, ни другое. Это знал один только настоящий Полторанин.

- Не понял, расскажите подробно.

- Чтобы открыть личный сейф в банке, у потребителя должен быть свой, персональный, ключ от этого сейфа, другой ключ к этому же сейфу имеет банк. Когда потребитель приходит в банк, он набирает номер своего счета на маленьком таком ящичке. Это тоже сейф, но маленький, он настроен на ваш номер. В ящичке другой ключ, это уже принадлежность банка. Служащий забирает этот ключ и с вами идет в хранилище, где в персональном сейфе два замка. В одну скважину вставляете ключ вы, в другую служащий банка. Одновременно поворачиваете ключи и... дверца открылась. Так вот, даже перед смертью, настоящий Полторанин так и не сказал нам, где ключ и какой номер счета. Все спутал этот, гад, московский хирург, который пообещал его вылечить. Ваш предшественник очень хотел жить и готов был на все. Он считал, что спасет себе жизнь, если сохранит тайну, куда спрятал ключ и какой там номер.

- А вы сами пытались искать ключ и разыскать счет?

- А как же. Мы перерыли все судно, где плавал Полторанин, тайно залезли в его квартиру и приборами прошарили каждую щель. Все безрезультатно.

- А можно Амстердамскому банку сказать о том, что ключ пропал, а счет из-за повреждения моего ума при аварии, забыт?

- Можно, но по договору, банк сразу же замораживает содержимое сейфа на пятьдесят лет и через этот срок, возвращает деньги потребителю, если конечно, он будет жив.

- Невеселая у вас задача.

- Теперь это уже ваша задача. Нам нужен ключ и все остальное.

- Хотите моими руками к деньгам пролезть?

- Хотим.

- Для этого поторопились выписать меня? Ведь ни одна комиссия меня не смогла бы выпустить в плавание.

- Конечно не могла, но деньги не любят ждать и мы настояли, что бы вас выписали здоровым.

- Вы не боитесь, что мне будет плохо в плавании?

- Нет. Вы будете испытывать жуткие боли при изменении погоды, это нам сказал специалист, а в остальном, если сами побережетесь, не трахнитесь еще о какую-нибудь железяку, все будет в порядке. Кстати, ваше судно в плавании, придет через два месяца, окрепните за это время, оклемаетесь и за одно ищите, то что должны найти. У нас подозрение, что ключ где-то рядом на судне.

- Где же мои сообщники?

- Их уже нет. Ненадежных людей мы вынуждены убрать. Операцию мы закрываем. Тем более следователь уже докопался до истины и потребовались срочные жертвы.

- Господи, сколько в вас жестокости. Сам, следователь, по-прежнему распутывает мое дело?

- Уже нет. В этом заинтересованы такие силы, что следователь просто козявка перед ними. Дело уже закрыли.

- Если я найду ключ и номер счета , вы мне вернете мою, ту жизнь?

- Нет. Течение реки не изменить вспять. Для успешного выполнения операции, мы не хотим, что бы вы выглядели болваном, который все окончательно забыл. Завтра вы встретитесь с майором Хохряковым и он вас напичкает необходимыми сведениями о жизни Полторанина, его связями и знакомствами.

У Хохрякова вытянутое, как тыква лицо, весь он усыпан веснушками и рыжеватые волосы падают на лоб, прикрывая их.

- Полторанин, откровенно говоря, дерьмо: пьяница, бабник и дебошир. Имея большие деньги, он швырял их направо и налево. Смотрите на эти карточки и запоминайте. Это, Клавка, основная любовница Полторанина. Сосала его как леденец. Через пароходство Полторанин приобрел в этом городе квартиру, даже жена его не знала об этом, а Клавка тут же переселилась к нему. Хорошо хоть ее не прописал. Зато она заставила мужика купить себе машину и сама за его счет прибарахлилась. Вот твой адрес, запомни.

Он передает мне клочок бумаги.

- Следующий самый интересный персонаж, - продолжает Хохряков,- это Наталья, жена Кострикова, его друга. Вроде бы и строгая, скромница на вид, но на самом деле умная, хищная женщина. За различные деловые услуги для нее и ее мужа не раз затаскивала Иван Васильевича в пастель. А вот это диспетчерша порта, на вид девочка, но развращена до мозга костей. Ее так и зовут Машка-кошечка. Несколько раз "наезжала" на Полторанина и обирала его. Теперь о друзьях.

- Женщины все?

- Много случайных встреч, но все это не всерьез. Даже в Алма Ате Полтаранин появился из-за юбки. Ехал в Ростов к жене и по дороге познакомился с красивой казашкой, так из-за нее задержался в этом городе, где и произошло с ним несчастье. Я подробно говорю о тех, с кем он часто спал. Конечно есть и другие знакомые, но это только по работе. Вот буфетчица на судне, Галя. Полторанин ее без конца третировал за то, что она спекулирует барахлом.

- Небось здесь он выступал в роли воспитателя?

- Естественно. На судне его презирали и боялись все, даже капитан. Перейдем к друзьям. Основные уже убраны, остались: капитан Гришаков, вот его фото, хитрющий ворюга, носом чует опасность. "Дед", Матвеев, странный человек, тайком верит в бога, в приметы, а двигатель знает до винтика. Ни одной поломки за пятнадцать лет плавания... Просто осенит крестом двигатель и никакая буря не страшна.

Майор рассказывает о людях окружающих Полторанина, крутит ворохом фотографий, вспоминает интересные случаи из жизни каждого, а я думаю о другом. Какую массу сведений собрала эта всесильная организация, здесь все: и кто с кем спит, чем занимается, какие привычки. Это ужасно. Мы просвечиваемся со всех сторон и становиться жутко, от того, что часть твоих друзей либо сексоты, либо от страха они рассказывают им все, только бы выжить...

- У вас может быть есть вопросы? - кончает четырехчасовую лекцию майор.

- Да, меня интересует каким путем Полторанин выменивал валюту и почему так много валюты скопилось в Амстердамском банке.

Майор замирает.

- Знаете... История такова. Хозяин амстердамского отеля "Бристоль" господин Томас любезно согласился быть посредником в нашей операции. Он имеет у нас кодовую кличку "Рыжий", за цвет волос. Та вот. Рыжий только у вас брал наличку в рублях и тут же обменивал ее на валюту. Вас же, для вашей безопасности, охрана отеля доставляла в банк, где находиться пресловутый сейф, куда складывались доллары. Долларовые запасы создались из-за неудачно спланированных рейсов ваших партнеров, то есть не всегда вовремя вы встречались. Вас мы берегли и на вашем судне никогда деньги не перевозили. Попадется Полторанин и всей цепочки и всем деньгам может быть конец.

- Не уж то такой всесильной организации было что бояться?

- Всякое бывает. Иногда нестыковка в ведомствах, приводит к срыву операции

Чувство злорадства прокатилось у меня в груди. Может действительно кому-нибудь капнуть.

- А теперь поделитесь, что вы знаете о банке?

- Ведь Полторанину не надо было класть деньги... в сам банк. Банк предоставил ему личный сейф и гарантировал его сохранность. Номер счета дается иностранным банком лично клиенту. Он естественно может его записать, а может запомнить. Полтаранин обладал великолепной памятью и естественно номер запомнил. В то время мы как-то и не задумывались, о том что номер необходим и нам, доверяли ему.

- Значит на каком-то этапе это доверие пропало?.

- Когда стала пропадать валюта, мы спохватились..., но было уже поздно. Два раза подкатывались к нему больному и так ничего не выцарапали.

- Как же вы не смогли достать такого... пустяка?

- У банкиров свои причуды и коммерческая тайна охраняется не хуже государственной.

- Сколько знаков в счете?

- Десять.

- Так где же мне начинать поиск счета и ключа?.

- Не могу представить. Переройте все бумажки Полторанина, может наши недоглядели и где то, что то пропустили.

Хохряков стал собирать бумаги и документы.

- Я с вами буду встречаться через день в течении двух недель, продолжил он. - Мы должны изучить все его бывшее окружение, необходимо еще рассказать о корабле, где какие каюты, ваши обязанности, все технические вопросы.

Я киваю головой.

Лена осталась дома, в Ростове, а я уехал в портовый город на старое место работы гражданина Полторанина. В порту меня пристроили к делу. Через каждые два дня выходить на дежурство в управление. Сам я жил пока в грязной гостинице при порте. Все еще не решился прийти в свою законную квартиру, где жила Клавка.

После дежурства, сижу в столовой и жую не вкусный кусок мяса. Вдоль столиков проходит красивая, налитая необычной русской красотой, женщина в цветастом платье и пристально рассматривает присутствующих. Что-то знакомое мелькнуло в ее чертах. Я напрягаюсь, вспоминая фотографии майора Хохрякова, да это...Клавка. Наверно пора позвать ее.

- Клава.

Она оборачивается и изучает мое лицо.

- Иван? - неуверенно спрашивает она.

- Я. Чего замерла, садись.

Она садиться как автомат, не отрываясь от моего лица.

- Здравствуй, Иван. Как тебя изменили. Правда, кое какие черты остались. Я позвонила в порт и мне сказали, что ты здесь.

- Ты меня искала наверно не для этого? Хочешь чего-нибудь поесть?

- Нет. Я хочу спросить, почему ты не приезжаешь домой. Уже неделю ты здесь и не приехал ко мне.

- Меня не было больше половины года, как ты жила?

Она как-то пожухла, сразу на лбу вздулась жилка.

- Тебе уже все рассказали? Мне было так трудно без тебя, исчезли деньги, даже за квартиру нечем было заплатить и пришел он... Колька Комаров. Помог конечно...

- И тоже клялся в любви..., сначала оставался у тебя на ночь, а потом, говорят, остался совсем.

- Он попал в аварию недавно и умер.

- А я попал в аварию семь месяцев назад.

Клавка совсем затухает и горбиться.

- Значит, не придешь? А как же квартира, она записана на тебе.

- Ищи работу и выметайся. Даю тебе срок неделю. Если останешься, приду и выкину.

- Но я же... Мне некуда уйти.

- Не валяй передо мной дурака, прописана у матери и иди туда.

- Ванечка, а может быть...

- Все, Клава, все кончено. Я не только попал в аварию, я еще и вылечился.

Клавка встает и пошатываясь идет к двери. Мне ее не жалко, все-таки я из другого мира. Я все же боялся другого. Если бы я пришел сразу домой, то... может быть и сломался, из благородства оставил ее жить, а на нейтральной территории легче покончить со всем разом.

Квартира захламлена, мебели почти нет. Я убираю горы мусора, переклеиваю обои. Интересно, в этой квартире наверно тоже побывали сыщики Мухитдинова и не нашли ключа. Где же ключ? А может вызвать сюда Лену? Пожалуй это хорошая мысль, но надо аклиматься. Закончить ремонт, купить кое-какую мебель. Эта, красотка, вывезла все что могла, а ключи от машины бросила в унитаз. Хорошо не спустил еще... Раздается звонок. В дверях стоит аккуратная молодая женщина, в строгом костюме, с голубыми глазами и валом светлых волос на бок.

- Здравств... Неужели это ты?

- Заходи, Наташа.

Я уже мыслю как Полтаранин, примерно так. Это жена моего друга, который предал меня. Это он попытался меня убить, это он сошелся с Клавкой. Полковник сделал ему автомобильную катастрофу, убирая свидетелей. А вот какую роль играла она в этой драме?

- Здравствуй, Иван, - она вытягивает губы и, привстав на цыпочки, касается моего подбородка. - Помолодел, без усов стал еще интересней, чем прежде.

- Иди садись на стул. Мебели у меня нет, так что не обессудь.

Она оглядывает полупустые комнаты.

- Значит с Леной помирился, а эту швабру выгнал? Ты изменился не только внешне, но и внутренне.

- Тебе чай приготовить?

- Нет. Выпить у тебя чего-нибудь есть?

- Увы... Еще не обзавелся.

- А жаль.

Она садиться на стул, закидывает ногу на ногу, показав красивые длинные ноги, достает из кармана пачку сигарет и зажигалку.

- У тебя можно курить?

- Давай кури, пока этот бедлам в квартире, то все можно.

Наталья затягивается и потом смотрит на меня.

- Я теперь одна. Как Колю похоронила так ни на кого и смотреть не хочу.

- Пенсию тебе сделали?

- Разве в пенсии дело. Коля был мерзавцем...

Она выжидательно смотрит на меня и продолжает.

- А ты здорово изменился, - повторяется она опять. - Когда ты разбился и остался жив, муженек был в панике. Он как истеричка бегал по квартире и повторял через каждые пять минут: "Надо же, он жив." Я поняла, что тут дело нечисто. Потом следователь... В общем, Коля раскололся и что-то ему рассказал.

Женщина жадно затягивается.

- А потом эта, засранка, пришла ко мне, - морщина она.

- Кто?

- Клавка. Торговаться со мной пришла, по поводу имущества. Сказала, что Коля не может жить со мной и переходит к ней, поэтому она должна забрать часть его шмоток. Я выгнала ее.

- Когда муж раскололся, его еще дергали?

- Нет. Судя по всему здесь задействованы очень важные лица. Его до самой смерти больше ни куда не вызывали. Мне даже показалось не сексот ли он.

Наверно так и было, - подумал я.

- А ты сама знала, кто пытался убить меня?

Она замерла и кусок пепла свалился ей на колено. Смахнув его рукой, Наташа шепчет.

- Знала...

Я жду продолжения и в комнате стоит тишина. Наташка молчит и докуривает сигарету.

- Мне пора.

Она поднялась со стула и мы смотрим друг другу в глаза. Вдруг Наташа обхватывает меня руками и прижимает голову к груди.

- Ты прости меня, Ваня. Я тебя не предавала. Я любила тебя, хотя ты был с другой. Терпеть не могла Лену, ненавидела Клавку и все равно прощала тебе все.

- Но ты была при муже.

- А с кем же мне еще быть.

- И знала, что он уговорит и купит какого-то мерзавца, для моего убийства.

Наташка плачет, вытирая слезы подолом моей рубашки.

- У меня... тушь... Я в ванну.

Она вырывается и несется в ванну. Я стою и гляжу ей в след. Моя рубаха испорчена черными разводами и пятнами от слез. Через пять минут из ванны уже выходит холодная леди, она кивает мне головой.

- Так я пошла, Ваня?

- Иди.

Традиционный поцелуй в подбородок и Наташа ушла.

Хохряков прямо домой принес кучу чертежей и ворох бумаг. Он расстелил все на полу и аккуратно переставляя ноги в пустые квадраты, начал лекцию.

- Будете среди моряков и ведите себя как моряк. Говорить должны правильно и ходить тоже. Не вздумайте слезать с трапа задом, только головой вперед. Вот здесь ваша каюта, - он карандашом тыкает в чертеж разреза судна. - Не спутайте ее с соседними...

Началось нудное заучивание названий и морских правил. Когда это все кончилось, я спросил.

- А почему вы не рассказываете об обязанностях замполита?

- Зачем? Сами поймете. Это человек, который по идее должен лечить человеческие души, следить за правильностью мысли у команды и своевременно пресекать дурные поступки. Кроме того, он следит за валютной кассой, а это уже немало важно.

Майор скатывает чертежи и уже в дверях, говорит мне.

- У вас будет много трудностей. Здесь на суше, мы вам поможем справиться, а вот в море, вы сам себе хозяин. Будьте там осторожны и внимательны. До свидания, Иван Васильевич.

Я на дежурстве. В дверь врывается стайка девчат. Они шушукаются, оглядываясь на меня. Наконец одна стройненькая девушка отрывается от группы и подходит к моему столу.

- Здравствуй, Ванечка. Неужто не признал.

- Здравствуй, кошечка.

Девчонки вокруг смеются.

- Как кошечку сразу признал, - захлебывается одна из них.

- Чего-то я тебя, Ванечка, не вижу в обычных злачных местах, продолжает Машка. - Говорят ты уже не пьешь, бабами не увлекаешься, бедную Клавку избил и выкинул из дома. Уж не залечили ли тебя эти несносные врачи?

- Говорят, что кур доят.

- Знаю, знаю. Коров тоже на что-то сажают.

Кругом опять хохот.

- Ванечка, давай сегодня вечером спрыснем твое новое личико. Я в кайфе от него.

- Не могу, не дай бог, сглазишь.

- Да ты не бойся. У тебя только губы распухнут...

Девчонки ржут.

- Нет. Занят сегодня.

- А Клавка говорит, ты изменился от того, что у тебя все сломано. Неужели самое важное не вылечили?

Сегодня день смеха. Подруги Машки чуть не плачут, перегибаясь пополам от приступов хохота.

- А Клавка не говорила тебе, почему она не приехала в больницу, когда я загибался?

Все замирают. Звуки медленно исчезают. Лицо Машки стало пунцовым.

- Извини, Ванечка. Я просто большая дура. Поверь, совсем не хотела смеяться над тем, что произошло. Ты не калека и слава богу. А Клавкасволочь. Я ей не верю. Пойдемте девочки.

Вся толпа тихо переговариваясь выталкивается в дверь. Последней выходит Машка-кошечка. Она вдруг резко поворачивается в дверях и кричит.

- Ваня, если захочешь увидеть меня, позвони. Телефон старый. Чертова девка. А ведь ей всего 27лет, а выглядит как восемнадцатилетняя. Ни мужа, ни детей, одни мужики в голове. Однако, и человеческое ей не чуждо. Наверно, все же женщины ближе воспринимают боль других.

- Нет у меня денег. Извини, Иван, но нет.

Капитан Гришаков Федор Матвеевич, вытирает взмокшую лысину. Я пришел к нему домой с просьбой одолжить денег на мебель. По картотеке майора Хохрякова, он числиться моим другом.

- Ладно не дашь, другие дадут. По крайне мере с ними ничего не случиться, - блефую я.

Лицо Федора Матвеевича сразу становиться серым.

- Постой, Ваня. Я знаю где их достать. У моей жены где-то здесь заначка припрятана. Я ее сейчас разорю. Что только не сделаешь для старого друга. Теперь жена пилить меня будет до самого начала рейса.

Он уходит в другую комнату и вскоре возвращается с пачкой денег.

- Вот пять тысяч. Хватит?

- Давай.

Теперь капитан деланно веселеет.

- Значит тебя тоже выпускают в плавание?

- Разве не слышал? Вместе поплывем.

- А в Амстердаме тебе помощь будет нужна?

Мы смотрим пристально друг другу в глаза. Похоже он все знает. Надо что бы он первый раскрыл карты.

- В чем же ты хочешь мне помочь?

- Полковник Мухитдинов сказал, что если что то у тебя проясниться, то оказать любую помощь.

- А он не говорил, что должно у меня проясниться?

- Ты что то должен вспомнить.

Крутишь капитан. Он надеется, что я найду ключ и номер счета, а тебя заставляет следить за каждым моим шагом.

- Спасибо, Федор Матвеевич, но в этот раз в Амстердаме, мне по видимому, помощь будет не нужна.

Он облегченно вздыхает.

- Значит операция откладывается.

И чего они меня проверяют. Не доверяют наверно. Этот тип после нашего разговора точно будет звонить им и сообщит содержание нашей беседы.

- Пока откладывается. Я пойду, Федор Матвеевич. Мне квартиру доделать надо.

- А я думал, мы чайку погоняем, поговорим по душам.

Вот хитрая лиса, как-будьто об этом только и мечтал.

- Спасибо, но некогда. В следующий раз.

В пустой квартире надрывается телефон.

- Але. Я слушаю.

- Ваня, приезжай ко мне. Я чего-то все боюсь. Приезжай, - почти умоляет голос Натальи.

- Что стряслось?

- По моему за мной следят...

- Тебе не кажется?

- Ванечка. приезжай, - чуть не плачет она.

- Хорошо. Жди.

Перепуганная женщина стоит у порога.

- Заходи быстрей.

Дверь захлопывается и она шепчет.

- Ты никого во дворе не видел?

- Нет.

- Пойдем я тебе покажу.

Наталья подводит меня к занавеске окна и показывает пальцем вправо.

- Смотри там, видишь человек?

Кроме уродливых теней деревьев я ничего не вижу, но что бы поддержать игру спрашиваю.

- И давно за тобой следят?

- Я вижу их третий день. С работы провожают сюда. Здесь целыми сутками дежурят.

На улице появляется запоздалый прохожий и торопливо проходит мимо.

- Вот видишь, пошел сообщать, что кто-то ко мне пришел.

- Да, незавидное у тебя положение. Сын где?

- К Колиной матери отправила.

- А все же, почему они за тобой следят?

Наталья отходит от окна и плюхается на диван.

- Не знаю.

А я догадываюсь, тебе надо заманить меня к себе, вот и придумала эту историю со слежкой.

- А может наоборот, от того, что ты много знаешь?

- Может быть, - чуть не плачет она опять.

- Пойду на кухню, сделаю чай. У тебя там колбасы или сыра нет?

- В холодильнике...

Я иду на кухню и слышу шуршание шлепанцев за мной. Наталья стоит, опираясь на косяк кухонной двери и следит за моими действиями.

- Колбаса в левом углу. Ваня я три дня пытаюсь вспомнить, что может тянуться за мной, почему так вдруг неожиданно, началась слежка. Да, я знала, что задумал против тебя муж со своими друзьями, я знала, что все провалилось и они искали выхода из создавшегося положения. Когда муж ушел к Клавке, я даже желала ему смерти, а когда она пришла, то была в шоке. И вот появился ты. Пришла посмотреть на тебя, почувствовать прежнего друга и испугалась. Не узнала. С этого момента все началось. Они пошли за мной, после моего посещения твоей квартиры. Значит ты под наблюдением?

- Может быть, но меня это не беспокоит.

- И тогда я взвесила все варианты, что может связывать тебя и меня в последних событиях.

- И нашла след?

- Да. После того как ты разбился, сюда приходил Сопин, твой друг тоже. Он все успокаивал Колю, они выпили и тут разговор пошел о том, как вытащить деньги из банка самим, как достать номер счета и ключ...

Я чуть не выронил чайник.

- Ну и...

- Разве ты не помнишь, ключ ты отдал мне. Вечером, перед тем как уехать в отпуск в Ростов, к жене, - подчеркнула она слово "жена",- приехал ко мне. Ругал Клавку, Ленку и попросил сохранить ключ. Говорил, что вдруг потеряешь его, тогда голову оторвут, а у меня сохранить надежней. Ты же меня все равно, не смотря ни на что любил, Полторанин и доверял мне.

- Пьяный сильно был?

Теперь только не сорваться.

- Да уж... Естественно под хмельком. Но как всегда здоров..., особенно в постели.

- Так что они о ключе говорили?

- Коля-то? Он сказал, что наверняка ты прячешь ключ в сейфе на судне и поэтому нет смысла его взламывать...

- А он знал, что ключ у тебя?

- Может быть и знал... Похоже не знал... Мне кажется, у меня шкатулка с ключом пропала. Я переискала все, но ее нигде нет. Она пропал перед уходом Коли к Клавке.

Спокойней. Может она опять блефует.

- Найдешь наверно. Хотя он мне сейчас вот так нужен.

- Я еще поищу, вдруг сунула куда-нибудь в другое место. Я все к чему, раз мой бывший муж искал ключ, чтобы ограбить банк, значит он всем нужен и тебе, и им... этим, кто за мной следит.

До чего же умненькая, стервочка. Как все здорово устроила, притворилась что запугана слежкой, перелопатила все прошедшие события, фактики и свела их к истине.

- Не знаю.

- А тебя спрашивал кто-нибудь о ключе? - задала мне вопрос Наталья.

- Требовали его найти.

- Кто?

- Полковник КГБ.

Ее от меня отшатывает, похоже она догадывалась об этом, но такого прямого ответа не ожидала.

- И что ты им сказал?

- Что не помню где он.

- Ты, значит не рассказал обо мне?

- Нет.

- Мне что-то холодно, дай мне чай.

Наталья сидит, закутанная в пуховой платок, сжавшись в комочек на диване. Я ее напоил чаем, но ее по-прежнему колотит.

- Мне холодно, подойди сюда.

Я подсаживаюсь к ней и крепко прижимаю к себе. Тело Натальи действительно дрожит. Мы долго сидим, она потихоньку согревается и приходит в себя.

- Пошли спать.

Глаза ее молят, что бы я сказал- да.

- Да.

Наталья будит меня утром.

- Я почти всю ночь не спала. Ты не Полторанин. Слышишь?

- Слышу.

- Ты мощнее, ласковее. У тебя другая кожа, волосы, бугры мышц, запахи и вообще все другое. Ты подделка под него и одновременно никогда им не будешь. Кто ты?

Вот чертовка, как они все-таки чувствительны. Что Лена, что Наталья, стоит им ближе прикоснуться к сокровенному и обман становиться разгаданным.

- Я Пол...

- Врешь. Я была сегодня ночью на седьмом небе, с Иваном так не получалось. Тело другое, другие ласки. Неужели Ленка не догадалась, что ты, не ты?

Догадалась и молчит. Ленка получила, то о чем мечтает женщина всю жизнь: крепкую семью и немного бабьего счастья.

- Что ты хочешь от меня?

- Я? Ничего.

- Тогда поставим точку на этом вопросе. Я для всех Полторанин.

- Ладно. Мне надо на работу. Вставай.

Наталья быстро успокаивается. Я одеваюсь и подхожу к окну. Наталья самая сложная задачка в твоей жизни Полторанин.

Мебель завезли и расставили по комнатам. Теперь можно и вызывать Ленку с Катей. Звонит телефон. Я беру трубку.

- Ваня, это я, Наташа. Ваня, прости меня. Я очень плохо вела себя.

- Ты о чем?

- Я о последнем нашем разговоре. Моя подруга в регистратуре достала твою карту. Я все прочла. Там жуткие вещи. Ты действительно сшит из кусочков.

- Значит ты еще и шпионишь за мной.

- Нет, Ваня, я тебе не поверила. Хотя и сейчас меня гложет червь сомнения, но ты явно не тот, что прежде. Я представила твои мучения, те несколько операций, боже, что ты вытерпел. Давай забудем наши ссоры.

- Давай. Я хочу тебе сообщить новость. Вызываю Ленку с дочкой сюда.

На том конце слышно дыхание и потом тихий голос.

- Правильно делаешь, Ваня.

Телефон тут же запел занудные сигналы.

Прошло две недели. Приехала Лена и Катя и жизнь забила ключом в нашей квартире. Обо мне как бы забыли все: и комитетчики, и друзья, и враги.

Прибыло наше судно и я стал собираться в плаванье. Федор

Матвеевич попросил зайти в свою каюту.

- Иван, хочу с тобой поговорить вот о чем. Ты знаешь, мы плывем в Брест. Сейчас мы пойдем под погрузку селитры. До чего же я не люблю эту гадость...

- Чего так тревожишься, кэп?

- Мы обязательно пойдем на обратном пути через Амстердам.

- Ну и что?

- Я поэтому и нервничаю, Иван. У меня такое предчувствие, что что-то произойдет. Я никогда не ошибаюсь в этом.

Мы молчим, но я знаю, он хочет откровения.

- Что тебя волнует я или плавание?

- Ты. Что вы там задумали?

Федор не сказал КГБ, он смешал меня с ними.

- Думаю все будет в порядке. Я тебе теперь, буду предсказывать погоду каждый день и постараюсь не ошибаться.

Он обижен моим недоверием.

- Прошу, проследи с четвертым, чтобы все правильно уложили груз и закрепили там. Осмотрите все мешки и что бы не одного порванного.

- Хорошо, кэп.

Я звоню к Наталье. - Алле... Это я, Иван, ты меня слышишь? - Ваня... Здравствуй, Наташа. Ты не можешь встретиться со мной? Трубка молчит и потом выдыхает.

- Где?

- Недалеко от твоего дома в кафе "Матрешка".

- Хорошо, я выхожу.

Она так же аккуратно и элегантно одета, ее светлые волосы сложены в прическу. Наталья подставляет мне щеку для поцелуя.

- Здравствуй, Ванечка.

Мы садимся за столик и она подперев рукой подбородок, спрашивает.

- Что стряслось?

- После завтра мы уходим в море.

- Я знаю.

- А у меня на сердце не спокойно...

- Из-за меня?

- И из-за тебя тоже. Больше всего меня тревожит Лена и дочка.

- Здесь у тебя, по-моему, все в порядке.

- Я боюсь другого, моего бурного прошлого.

- А... Вон оно как? Боишься, что твои бывшие любовницы и твои бурные похождения, в твое отсутствие, не выплеснулись как из помойного ведра на них.

- Боюсь.

- Чего же ты тогда вызвал ее из Ростова? Жила бы там и все было в порядке.

- У меня дочь, она ни в чем не виновата, ей нужна семья, отец. В конце концов, там Лена, неплохая женщина, поверившая в новую, лучшую жизнь.

- Я ведь тоже верю и надеюсь на лучшую жизнь.

- У тебя все впереди.

- Ах ты, ...

Наталья вспыхивает, выбрасывает руки на скатерть, но потом гаснет и уже спокойным твердым голосом спрашивает.

- Что тебе надо?

- Твоей помощи.

- Это я уже догадалась. Что именно?

- Поддержать Лену. Не дать этим стервам оплевать ее.

- Хорошо, Ваня. Все что в моих силах, я сделаю. На что ради тебя идиота не пойдешь, но у меня есть одно условие...

- Что еще?

- Пойдем ко мне сейчас...

К судну пришли родственники моряков. Команда прощается с ними. Ленка сует мне спортивную сумку.

- Ванечка, возьми ее, там провизия и некоторые теплые вещи.

- Папа, - обращается Катя, - а кораблики тонут?

- Эти нет, - я киваю на свое судно.

- А Витька говорил, что если в нем сделать дырку, он утонет.

- Витька, это твой друг?

- Нет, мы не дружим, у него пуговицы нет на лямке.

- Раз он такой неряха, значит он не прав.

Ленка стоит рядом и улыбается. Гудит гудок. Все вокруг меняется. Начинаются вскрики, все стали торопиться. Ленка тоже обнимает меня и мы долго целуемся. Потом я поднимаю Катю и толкнув ее пальцем в носик спрашиваю.

- Что тебе привезти?

- Карлсона.

- Договорились.

Все, пора в путь. Я поднимаюсь на судно и с палубы машу семье рукой и вдруг замечаю рядом с ними Наталью. Она тоже приветливо машет ладонью.

Я сижу в своей каюте и разбираю спортивную сумку, здесь и пирог, и книги, свитер и теплые носки, А это что? В углу коробочка. Я открываю ее и замираю... Небольшой ключ, с испещренной насадочкой на конце. Кто же мне его подсунул? Лена, Наталья? Машинально вытаскиваю связку ключей от квартиры и насаживаю ключ на кольцо. Кто?

Мне выдали из управления кипу бумаг, где для замполитов судов составлены графики проведения политбесед и тем, инструкции и руководства работы с личным составом судов. Сегодня по этому идиотскому графику политзанятие. Тема: "Развитое коммунистическое общество". Матросы сидят в столовой и я несу чушь, о том как хорошо будет нашим детям жить при коммунизме. Люди привыкли к этой ерунде и занимаются своим делом: кто читает, кто пишет, в углу двое режутся в карты, еще несколько спят и только буфетчица Галя смотрит на меня, разинув рот.

- У кого какие вопросы, - заканчиваю я лекцию.

Галя поднимает руку.

- А скажите, вот... как.... то есть, вы выпали из окна? Мне сказали..., редко выживают... с такой высоты.

Все оживаю, даже спящие проснулись и с интересом смотрят на меня.

- Это просто счастливый случай, я упал с шестого этажа гостиницы на газон.

- Говорят врачи сшили вас из кусочков, - спросил моряк у окна.

- Так и было.

- А страшно падать с большой высоты и знать, что ты разобьешься? спросил кто-то.

- Страшно, но мне повезло, я не помню, как сумел совершить этот трагический шаг.

- Вы здорово поддали? - спросил тот же голос

- Да я выпил многовато в тот день.

- Извините, товарищ замполит, но вы много пережили, это не сказалось на... вашей психике, что ли. Вы почувствовали, что стали другим?

- Шесть месяцев проведенные в больнице, конечно заставляют понять по другому многие человеческие ценности. Изменилось отношение к друзьям, товарищам по работе и вообще к людям.

- Как же вас допустили к работе? Да еще в дальнее плавание? Неужели наши врачи научились так хорошо штопать людей?

- Наверно я был настойчив.

В моей каюте два сейфа, один для денег, другой для бесчисленных документов. Я пытаюсь разобраться в этом ворохе бумаг и личных вещей. За верхней дверцей железного шкафа вещи предшественника, в нижней - мои. Здесь бинокль, фонарь, старые, исписанные календари, книги, блокноты с конспектами и бумаги, стопка бумаг. Я все скинул на пол разбираю по стопочкам. Вот доносы команды судна на своих друзей и товарищей, которым Полторанин почему-то не дал им ход. Особенно активен матрос Кукушкин, который обливал грязью "деда" четыре раза, а это донос от четвертого помощника на Кэпа. Вот корявый почерк буфетчицы Гали на подозрительную возню с долларами матроса Трифонова и еще... и еще. Другая стопка- письма, здесь вскрытые конверты некоторых членов команды, почему то не переданные им, полученные записки и открытки от многих поклонниц, самим Полтораниным. Выходит мой предшественник копался в чужой переписке. Наконец третья стопка - это протоколы проведения занятий, отчеты о проводимых работах и копии корреспонденции отсылаемой в первый отдел и в политуправление. Я ищу следы или намеки об амстердамском банке. Увы все глухо. Зачем, интересно, Полторанин хранил старые календари? На них тоже пометки и надписи. Ничего примечательного.

Мы прибыли в Гамбург. Здесь начались первые мои неприятности.

Матрос в потертой полу изношенной робе, уныло стоял передо

мной.

- Так расскажите, Трифонов, как все произошло.

- Мы, под руководством старпома группой сошли на берег. Честно вам говорю, не хотел я никуда удирать или отставать. Вошли мы почти в центр города, а там, за стеклянными витринами бабы, и все полуголые. Меня бес попутал, засмотрелся я на витрины и... отстал от ребят. А потом стал бегать, искать их.

- Ну, и...?

- Не нашел, конечно. Подумал, чего уже терять, куплю каких-нибудь шмоток сам и спокойно приду на корабль. Прошел в первый попавшийся переулке к лавчонке, смотрю товар вроде сносный, да и цены подходящие. Сами посудите черный блестящий костюм и всего за три доллара. Купил я его, хозяин лавчонке подобострастно раскланивается, красиво так упаковал, слезу пустил, мерзавец. Сервис прямо, еще тот... А на два оставшихся доллара решил выпить... пива. Уже у порта заскочил в кабачок, там смотрю болгары пиво хлещут, Знакомые оказались, они с "Варны", ну и после второй кружки...

- Точно помнишь, после второй?

- После второй, век мне света не видать, точно, после второй, я им похвастал, что костюм дешевый в городе купил. Покажи, говорят. Показал, тут такое началось, болгары от хохота чуть не упали, а потом и весь кабачок вповалку лег. Костюм-то оказывается для покойников, одноразовый из какой-то бумажной ткани. Ну, я и обозлился. Влепил одному болгарину в ухо и пошло...

- Так, значит, влепил и пошло... Так что же мне с тобой делать?

- Виноват я, товарищ замполит. Бес попутал, точно.

Я смотрю на него и размышляю. Хозяин кабачка выставил счет на 124 доллара, в полиции сказали, что пострадало двое, один болгарин и один переодетый офицер, министерства безопасности. Он то уж как под кулаком Трифонова оказался, не пойму, обычно они сидят как мышки по углам и все подслушивают. За болгар обидно, друзья ведь. Придется просить капитана, что бы нанес визит вежливости, попросил извинения. Теперь с деньгами. Что с Трифонова взять, придется трясти валютную кассу.

- Иди, Трифонов, ты ввел в расход наши деньги и мой тебе приговор: до Союза, будешь сидеть на судне и ни на одной стоянке на берег не выйдешь.

- Слушаюсь, - уныло отвечает он и выходит из каюты.

Капитан выслушал меня и кивнул головой.

- Нехорошо получилось. Прибудем на родину, спишу Трифонова. Одни неприятности только с ним. А к болгарам придется идти. У меня бутылочка армянского еще осталась, возьму для примирения. А что с этим офицером, который тоже пострадал?

- Сам не пойму. Как он под кулак Трифонова попал? В полиции деликатно намекнули, что нас могут задержать, если министерство безопасности потребует расследования дела.

- Вот черт, нам-то с нашим грузом и еще задерживаться. Вот что, Иван Васильевич, сходи в эту таверну, порасспроси барменов, пьяниц, ну тех, кто там все время ошивается. Что произошло? Если не Трифонов его задел, наше счастье. А что сам, виновник, рассказывает, узнал?

- Не помнит он ничего. Выпил много, до того места, когда все над ним потешались, еще сохранилось в памяти, а остальное... Может и действительно не он.

- Так сходите, выясните все. Все равно, если ничего не произойдет, мы отправимся завтра.

- Хорошо, Федор Матвеевич.

Бармен встретил меня, как старого знакомого, хотя я видел его первый раз. Он кивнул головой в знак приветствия и сразу же спросил.

- Налить виски или пива?

- Пива.

Черный напиток защипал горло.

- Вчера была драка, русского матроса с болгарами, ты был здесь в это время?

- Нет. Был мой сменщик, мы работаем через сутки. А вы с "Онеги"?

- Да.

- Хотите узнать, как все произошло?

- Хочу.

- Тогда вон за тем столиком сидит Томас, старый шкипер, поставьте ему рюмочку и может все узнаете.

- Хорошо. Давайте для него рюмку.

Я поплелся к столику, за которым сидел грязный и морщинистый старик.

- Можно я сюда сяду? - спросил я.

- Ты кто?

- Русский с "Онеги".

- А... Дрянное судно. Но все равно садись. Тебе что-нибудь от меня надо, русский?

- Мне нужно кое-что узнать.

- Слышишь, я плохо говорю, горло совсем сухое...

- Я понял, вот рюмка, смажь, пожалуйста свое драгоценное горло.

Старик поспешно опрокинул рюмку в рот и замер с высоко поднятой головой.

- Слава богу, прошла. Так я слушаю, что ты хочешь?

- Вчера была драка, - старик кивает головой, - мой матрос сцепился с болгарами. - Старик опять кивает. - Так вот, в полиции мне сказали, что матрос разбил головы двум людям, которые в тяжелом состоянии отправлены в госпиталь.

- Врут. Твой моряк стоящий парень. Его не могли одолеть пять здоровых мужчин, он дрался как лев и если бы не полиция, то уложил бы их всех.

- Он нанес опасные травмы нападавшим?

- Нет, там один только свалился и то, в начале драки, а когда приехала скорая помощь, то увезли двоих. Еще один посетитель, что обычно сидит сзади меня, получил от кого-то из окружающих удар бутылкой по голове.

- А вы не видели, кто это сделал?

- Что вы, передо мной было великолепное зрелище драки, а что там сзади я уже видеть не мог.

- Откуда же вы узнали, что тому голову разбили бутылкой?

- Полицейский сказал, когда его осматривал.

Только я вышел из таверны, ко мне подошел какой-то оборванец и на английском спросил.

- Эй. Ты не с "Онеги"?

- С "Онеги".

- Ты не можешь вызвать такого здорового матроса, он вчера здесь был, подрался еще.

- А... А зачем он тебе?

- Должок ему надо отдать.

- Это какой должок?

- А вот это я тебе не скажу. Так можешь вызвать или нет?

- Могу. Пошли к судну.

Мы подходим к трапу и я через вахтенного матроса прошу вызвать Трифонова. Через пять минут он спускается.

- Товарищ замполит...

- К тебе пришли.

Он с недоумением смотрит на оборванца, а тот с улыбкой на лице вытаскивает пакет и передает его матросу.

- Это тебе за работу вчера, - говорит оборванец по прежнему по-английски.

Трифонов языки плохо знает.

- Чего он говорит, - тревожно спрашивает меня он.

Я перевожу.

- Он говорит, что этот пакет тебе за работу вчера.

- За какую работу?

Он наливается краской и становиться как вареный рак.

- За вчерашнюю драку наверно..., - предполагаю я.

Трифонов берет пакет и молча поднимается по трапу.

- Эй. - орет ему в спину оборванец. - Шеф благодарит тебя очень.

Я тоже подливаю огонь в масло и в спину Трофимову кричу.

- Он говорит тебе огромное спасибо за драку.

Дежурный матрос у трапа ухмыляется.

Трофимов пришел ко мне в каюту через пять минут.

- Вот, - от бросил мне на стол пакет.

Из надорванной части пакета торчали доллары.

- Что это?

- Мне передали деньги.

- Ну что же, садись и начинай рассказывать все по новой.

Он садится напротив и опустив глаза, со вздохом начинает.

- В общем попросили они...

- Кто они?

- Черт его знает, два таких симпатичных мужика поймали перед таверной и на чистом русском спрашивают: "Парень, хочешь заработать 500 долларов?" Кто их не хочет заработать? Я говорю: "Хочу." "Там в таверне у зеркала сидит переодетый офицер полиции. Так вот, нужно отвлечь его внимание." "Как это?" "Затейте драку с кем-нибудь и все." Тут я полюбопытствовал: "А зачем это нужно делать?" "Товарец кой-какой из-за стойки надо на улицу вынести, а он весь на виду." "Черт с вами, - говорю, - за такие деньги подерусь, только вроде аванса, дайте два доллара на выпивку." Они дали. Ну а дальше вы уже все знаете.

- А при чем здесь костюмы для покойников?

- Это не мои костюмы, это болгары купили вполне приличные костюмы, а мне надо их было как-то зацепить. Слышал я от кого-то эту байку, про покойницкие шмотки, вам и... преподнес. А на самом деле, я и... обвинил болгар, что те купили барахло, а там за оскорбление двинул кого-то из них.

- А если бы тебе предложили за деньги шлепнуть кого-нибудь?

- Нет. Ни за что в жизни.

Я беру пачку денег и начинаю отсчитывать с них 124 доллара, уплаченные за разгром таверны.

- Мне таверна предъявила счет за разгром ее имущества, эти деньги я забираю в кассу, а остальное бери себе и... уходи от сюда.

Он забирает деньги и уходит.

В каюту стучит вахтенный.

- Товарищ замполит, там машина стоит у трапа, какой-то гражданский просит позвать вас.

- Хорошо, иду.

У трапа черный лимузин. Хорошо одетый гражданский в шляпе приветливо кивает головой.

- Товарищ Полторанин?

- Да, я.

- Я из министерства внутренних дел. Вот мои документы.

Он протягивает мне темно синие корочки. Я ни хрена не понимаю в немецких буквах, но сделав умное лицо, говорю.

- Что же вам нужно от меня?

- Не могли бы вы проехаться с нами. Не беспокойтесь, через пол часа мы вернемся.

- Поехали.

В машине сидит седой немец с вытянутым лицом. Я размещаюсь напротив него. Тот кто меня приглашал, садиться рядом. Машина трогается.

- Здравствуйте, товарищ Полторанин, - с большим акцентом говорит седой.

- Здравствуйте.

- Вы так изменились, что мы долго не могли поверить вы это или нет.

Я молчу. Седой подождав немного продолжает.

- Пришлось по нашим каналам проверить в чем дело и я выражаю вам сочувствие.

- Не стоит. Я не пока не умер и меня все в порядке.

- Это хорошо. Мы с вами встретились опять, что бы продолжить разговор.

Вот те на. И здесь Полторанин отличился. Не хватало, что бы он продал свою родину.

- Давайте продолжим.

- В прошлый раз мы хотели, что бы вы связали нас с тем человеком в Амстердаме, который меняет вам валюту. Вы просили отсрочки, так как вам надо было спросить разрешения у своего хозяина. Так как, вопрос продвинулся?

- Да. Хозяин согласен.

Чего теряю, ведь с Рыжим я должен порвать.

- Замечательно. Тогда в Амстердам мы подошлем нашего связного и вы введете его в курс дела.

Что же я им так буду за хорошие глазки дела делать. Ну нет.

- А что мне за это будет?

У седого брови поползли вверх.

- А вы однако... Впрочем мы же договорились, что дело об изнасиловании гражданки ГДР Герды Швагель мы прикроем.

Как мне хочется немилосердно пройтись матом по покойному и по некоторым лицам в комитете. И здесь бабы, а ведь Хохряков мне ничего об этом не говорил. Видно не все им известно.

- Но это вы же мне это подстроили, - наобум отпихиваюсь я.

Седой криво улыбается.

- Документы есть, свидетели. Некуда не денетесь.

- Не пугайте. Время-то прошло уж больно много.

- А мы числа изменим. Не ершитесь, Полторанин, если надо компромат всегда найдем. За вами числиться и тянется очень много всяких прегрешений. Давайте лучше о деле. К вам подойдет в Амстердаме человек и протянет вот этот буклет.

Сидящий на против меня человек достает рекламку отеля "Бристоль" и показывает мне.

- Он спросит: "Как пройти к отелю Бристоль?" Вы должны ответить: "Не знаю, я иностранец."

- Надеюсь после Амстердама мы расстанемся с вами навсегда.

- Я тоже надеюсь. Вот мы и приехали.

Выглядываю в окно и вижу, что мы опять у трапа моего судна.

- Если капитан спросит, зачем приезжала машина, скажите что в полиции вы улаживали дела с дракой в таверне. Действительно ваш матрос поколотил только одного человека, за травму нанесенную нашему офицеру, он ответственности не несет. До свидания, товарищ Полторанин.

Меня вежливо провожает молодой парень. С кем я говорил? Наверно это люди "Штази".

Наше судно без задержек вышло из Гамбурга и мы поплыли к Англии. Жизнь стала однообразна и скучна. Я стараюсь напомнить команде, что замполит не зря ест хлеб и провожу скучные занятия и семинары. В свободное время продолжаю исследовать бумаги Полторанина. Добрался до старых календарей. Почти на каждой странице пометки: сделать то-то, встретиться с тем-то, кому сколько отдал денег, заметки о членах команды. Ничего интересного и все же я скрупулезно, страничку за страничкой изучаю календарь. Вот надпись: "Отдать в стирку рубаху" и она на некоторых листах, вот другие "Занятия в...", "Поговорить с кэпом о..." и так далее. Скучища.

Сегодня семинар. Коммунисты корабля прорабатывают очередное постановление партии. Буфетчица Галя, тоже член партии, теперь с гордостью выступает перед нами, перелистывая страницы блокнота.

- ... Экономика должна быть экономной, это один их основных тезисов новой программы... Я закончила.

- Кто еще хочет добавить или исправить докладчика? - спрашиваю я.

Молчание. Все присутствующие с деланным интересом смотрят на меня и молчат.

- Ну раз говорить никто не хочет, семинар считаю закрытым. Все свободны, а вас Галя прошу остаться.

Все уходят, а Галя садится напротив меня и невинно спрашивает.

- Плохо докладывала?

- Неважно. Сухой, скучный доклад на одних цитатах.

- Ну а где еще брать материал, библиотеки такой на судне нет.

- Я ведь тебя оставил для другого. Вот это помнишь?

Достаю из стола ее донос на Трифонова. Она вспыхивает до корней волос.

- Ой, как хорошо, Иван Васильевич, что вы не дали ход этой бумаги. Я все мучалась, мучалась, а вдруг с Трифоновым что-нибудь произойдет.

- А ты что, не знала чем это должно кончиться?

- Я хотела как лучше. Я же коммунист и должна не проходить мимо всяких безобразий. Ведь он дурак, опять последний раз в Гамбурге вляпался.

- Ну это наша с капитаном забота, что с ним делать, а вот это зачем?

- Можно я порву эту бумагу.

Я протягиваю ей лист и Галя с остервенением рвет донос на мелкие кусочки.

- Я вижу, что наша судовая команда стирает белье каждый себе, а нельзя ли организовать общественную стирку? Из судовых денег купить стиральную машину и ...

- Конечно можно. Но если сейчас вам надо постирать, давайте я помогу.

- Спасибо, Галя.

- Так я пошла.

- Иди.

Теперь я смотрю в календарь и стараюсь понять смысл записи: "Отдать в стирку рубаху." Кому? Первая запись 5 Января, вторая- 11 Февраля... А что если цифры сложить. Получилось 5118483254. Десять знаков. Это тот счет, который мне нужен или нет?

Англия полна дождей и туманов. Я сказал капитану, что отправляюсь в книжный магазин и получив добро, поехал в Лондон.

В магазине все ломится от книг, я хожу по проходам и восхищаюсь их разнообразием и количеством. Мне нужна политическая литература.

- Где у вас книги о марксизме, - спрашиваю я продавца.

- Вон там.

Прохожу мимо полок с космической литературой и невольно останавливаюсь. Десятки до боли знакомых мне книг выглядывают своими корешками. Вот Шкловский, Белоцерковец и вдруг... прошлый я. Золотые тисненые буквы Сумароков М.С. Рядом теснятся книги неизвестных мне других авторов. Я останавливаюсь и с жадностью набрасываюсь на них. Все знакомо и незнакомо, просто давно не держал настоящей литературы, да еще на английском языке. Вместо марксистских книг я набрал техническую литературу по космосу и, заплатив за большую стопку 25 долларов, попер все обратно на судно.

Переход от Англии до Бреста сидел в своей каюте и читал запоем все, что купил. Запустил политзанятия, семинары и меня перед Брестом вызвал к себе капитан.

- Иван, что происходит, не заболел ли ты?

- Нет, Федор Матвеевич, все в порядке.

- Ты пытаешься вспомнить, то что забыл?

- Пытаюсь.

- Дело другое, а то команда стала удивляться, не свихнулся ли наш замполит. Тут старпом приходил, говорит заходил к тебе, а вся каюта иностранными книгами закидана, исписанными листками и ты как чокнутый, все отвечал невпопад, а потом сославшись на занятость, выпер его.

- Нечего задавать глупые вопросы.

- Ну а политбеседы, занятия. За весь прогон ни чего.

- Это поправимо. Вот кончу искать, что забыл и все наверстаю.

- Хорошо, Ваня. В город с ребятами пойдешь?

- Нет. Попрошу старпома или "деда" свести команду.

- Ну ладно, Ваня, давай, вспоминай...

Я вызвал к себе Галю.

- В город идешь?

- Да.

- Ты не можешь мне купить одну вещь?

Галя замялась, потом шопотом спросила.

- Бутылку. Выпить, что ли?

- Да нет. Мне нужно купить для дочки детскую игрушку.

Галя пристально глядит мне в глаза.

- Вы так здорово изменились, Иван Васильевич. Совсем другой. Вся команда считает, что от прошлого замполита ни чего не осталось.

- Не уж то так говорят? Хуже стал?

- Лучше, на много лучше, человечнее. Я куплю вам игрушку.

- Она просила Карлсона.

- Будет вам Карлсон.

- Тогда возьми 50 долларов, последний мой запас.

Она кивает головой и забрав деньги, уходит.

Вот и Брест. Мы под разгрузкой. Часть команды вышла на берег, а я сижу как проклятый и мысли бешено рвутся из головы. Сумароков давит и уничтожает Полторанина. Я утащил у штурмана логарифмическую линейку и принялся за теоретические расчеты нового полета космической станции до Фобоса. Во первых, нужно обоснование. К черту Маркса с Лениным, к черту все съезды партии и их постановления, через пять лет этот полет можно осуществить, он в это время будет к нам ближе. Фобос одна из загадок солнечной системы. Где-то грохочет железо, визжат портовые краны, матюгаются грузчики, а у меня творческий запой.

Прошло три часа. В каюту кто-то постучал. Я набрасываю на стол лист ватмана и подхожу к двери. За ней стоит Галя и несколько матросов. Они все улыбаются.

- Иван Васильевич, мы купили что вы просили. Кукушкин, давай.

Длинный матрос из-за спины вытаскивает огромного Карлсона, величиной с 50 килограммовый мешок сахара.

- Вот.

- Спасибо, ребята. Галя, ну что же ты так.

- Мы решили, что это вам подарок от всей команды.

- Ай..., яй..., яй. Нехорошо. Дня рождения у меня нет, праздника вы придумать не могли. Подкупить замполита хотите, - шутливо говорю я. - Ладно, я шучу, ребята, большое спасибо.

Карлсона торжественно вносят в каюту и сажают на стул, что напротив стола. Один из матросов нечаянно сталкивает ватман и заваленный книгами и исписанными листами стол открыл свое творческое безобразие перед всеми присутствующими.

- Ой, что это?

Все с изумлением смотрят на меня.

- Извините, ребята, вы наверно знаете, что у каждого человека может проявиться свой бзик. Вот и на меня напало. Я никак не могу оторваться от этих книг.

Галя поднимает со стола ближнюю к ней книжку.

- Брайтон. Теоретические основы, межпланетных полетов, - бойко переводит она с английского. - Ну вы даете, Иван Васильевич.

Я смущенно развожу руками. Все поражены.

- Вот так.

- Ну пошли, чего рты пораскрывали, - очнулась Галя и стала выталкивать матросов из каюты. - Дайте человеку заняться настоящим делом...

Они уходят. Я нагибаюсь, чтобы поднять лист ватмана и невольно обращаю внимание на огромного Карлсона. На его груди висит маленький кошелек, перевязанный ленточкой. Осторожно раскрываю его и вижу свои 50 долларов, которые передавал Гале для покупки игрушки.

Нас загрузили в Бресте какими-то ящиками. Я был так увлечен работой, что даже не знал что в них. Судно вышло из порта и пошло в обратный рейс.

Написал первые 27 страниц теоретических изысканий и испытал бумажный кризис. У Гали скупил последние восемь общих тетрадей и начал их марать сложными расчетами. Команда судна, как сговорилась и мне никто не мешал.

Как быстро пролетело время. Меня привел в сознание капитан, опять я в его каюте.

- Не пора ли уважаемый, Иван Васильевич, придти в себя. Вы совсем стали затворником и прекратили заниматься своими обязанностями.

- Пора.

- Что пора?

- Я нашел номер счета.

- Так..., так... Что же теперь делать? - растерялся он.

- Надо сначала придти в себя, как ты советуешь, а потом придется тебе, Федор Матвеевич, охранять меня в Амстердаме.

- Амстердам завтра.

- Вот и хорошо. Значит завтра и начнем.

Капитан в смятении. Он нервно закуривает и размышляет.

- Значит, выздоровел?

- Почти.

- Тогда действительно завтра и начнем.

Интересно, он побежит в радиорубку сейчас или к вечернему сеансу. Наверно сейчас. Полковник не любит запоздалой информации. Что же меня ждет завтра.

В пять часов утра показался Амстердам. Как только мы оказались в порту, я пришел в каюту капитану.

- Федор Матвеевич, я сейчас в город и с вами надеюсь встретиться, где-то перед банком, часов в шесть вечера. У вас оружие какое-нибудь есть?

- Нет. От куда же у нас оружие?

- Так как же вы меня будете охранять?

- Придумаем что-нибудь.

Он не смотрит мне в глаза и я понимаю, что он чего-то темнит.

- Хорошо. Я ушел. До встречи.

Я выхожу из порта с большой, пустой черной сумкой, перекинутой через плечо, у ворот ко мне подходит молодой человек с пачкой буклетов отеля "Бристоль".

- Простите, - на английском спрашивает он. - Как пройти к отелю "Бристоль"?

- Не знаю, я иностранец.

Мы проходим вместе до стоянки такси и я останавливаю первую машину.

- Быстрей садитесь и поезжайте к отелю. Я к вам позже подъеду. Тоже мне, встретить не могли в другом месте, устроили погляделки на видном месте.

Парень послушно ныряет в такси и уезжает. Я выжидаю время, сажусь в другое такси и прошу водителя ехать как можно быстрее к Национальному банку.

- Двадцать долларов, - небрежно бросает местный рвач.

- 40, если от туда довезешь меня до вокзала.

- Пойдет.

Машина рванула и мы понеслись как очумелые по городу.

У банка я даю задаток 20 долларов таксисту и прохожу в большие стеклянные двери.

- Мне нужно получить деньги из личного сейфа, - обратился я по-английски в первое окошко.

- Подойдите к пятому окну, - предлагает женщина.

В пятом окне мужчина попросил мои документы.

- У вас ключ есть?

- Да.

- Подождите, я вызову охрану.

Приходят два охранника и я оказываюсь между ними. Нас ведет в жестко охраняемый подвал служащий из пятого окна. Вдоль коридора двери, у одной мы останавливаемся. Вместе со служащим банка, входим в комнату, охрана остается за дверью.

- Господин Полторанин, вот ваш ящик.

Служащий показывает на крышку с номером 57, в бесконечной стене ящичков. На ящичке ряд кнопочек и табло.

- Я выйду. Набирайте свой шифр.

Служащий выходит. Дверь клацает запором и остаюсь один на один с ящиком. Нажимаю на кнопочку "вкл". Вспыхивает красная точечка. Я набираю номер разгаданный по календарю, 5118483254. Раздается щелчок. Крышка чуть-чуть отодвигается и табло тут же гаснет. В небольшой нише ключ. Тут же гремит дверь и появляется служащий.

- Все в порядке?

- Да.

- Спасибо, господин Полторанин.

Он забирает ключ и опять с охраной движемся по коридору. Опять дверь и опять охрана остается за дверью. В комнате уже большие окна ящиков. На одном выгравирован все тот же номер 57.

- Господин Полторанин, вставьте свой ключ.

Снимаю со связки ключ и вставляю в замочную скважину. Слава богу, подошел. Служащий вставляет, только что добытый ключ, в замочную скважину на другом конце ящика.

- Поворачиваем одновременно по счету три, - командует служащий. - Раз, два, три...

"Чик"- щелкнули защелки.

- Вытащите ключ, иначе вы не откроете сейф. Я вас покидаю, если будете выходить, нажмите кнопку у двери.

Служащий исчез. Я выдвигаю ящик и чуть не вскрикиваю. Он весь забит пачками долларов. Раскрываю брезентовую сумку и начинаю аккуратно набивать ее пачками. Когда она оказалась полной, в ящике оказалось еще две пачки денег. Запихиваю их по карманам пиджака. Теперь пора нажимать на кнопку. Служащий возник как из под земли.

- Господин в дальнейшем будет пользоваться сейфом?

- Да.

- Тогда нам с вами придется произвести окончательный расчет. Мы вернемся в банк и там все оформим.

- Хорошо.

Опять под охраной меня выводят из подземелья и мы у знакомого 5 окна.

- На сколько продлите хранение имущества?

- На год.

- Тогда с учетом задолжности за предыдущий год и с продлением наших взаимоотношений, с вас 327 долларов.

- Пожалуйста.

Я вскрываю только что положенную в пиджак пачку и рассчитываюсь со служащим. В ответ он возвращает мои документы.

- Всего хорошего, господин Полторанин. Наш банк готов всегда к вашим услугам. Не хотите, что бы вас наша охрана довела до машины?

-Нет. Благодарю вас.

Я подхватываю сумку и иду на выход.

- Никак банк ограбил?- удивился таксист.

- Разменял крупные на мелкие.

- Ха... ха. Так на какой вокзал едем?

- Откуда отправляются поезда на Париж.

- Это мы мигом.

Я запихиваю сумку в камеру хранения. На удивление, она тоже под номером 57. Набираю шифр с обратной стороны и захлопываю дверцу. На улице вылавливаю такси и еду к отелю "Бристоль". Парень из "Штази" нервно шагает по тротуарам и облегченно вздыхает, увидев меня.

- Чего вас так долго не было?

- После вашего отъезда меня задержали матросы с моего судна.

- А... Так что вы сейчас предполагаете сделать?

- Сейчас я иду в отель подготавливать вас к встрече.

- Опять ждать?

- Ждите.

- Мне нужно увидеть господина Томаса, - сказал я администратору отеля.

- Он вам назначал?

- Нет. Но он рад меня всегда видеть.

- Вот как. Эй, Барни.

Он подзывает громадного охранника. Они шушукаются и Барни обращается ко мне.

- Как вас представить?

- Господин Полторанин.

Гигант кивает головой и уходит по лестнице вверх. Через четверть часа он возвращается.

- Идемте. Хозяин ждет вас.

Барни ведет меня на третий этаж и там в конце коридора, прижимает к стене, обыскивает, потом открывает дверь. Я вхожу в тесную комнатенку, где за небольшим столом сидит толстоватый человек.

- Все в порядке, пушки нет, - докладывает ему охранник.

- Вы кто? - спрашивает меня хозяин.

- Я Полторанин. Иван Васильевич Полторанин.

- Врешь. Полторанина я знаю давно. Мы не один раз с ним встречались.

Сзади Барни стережет каждое мое движение.

- Господин Томас, я попал в страшную аварию, врачи меня буквально сшили из кусочков и изменили лицо. У меня есть документы, подтверждающие это.

- Вы меня не убедили. Документы всегда можно подделать. Хорошо, даже если вы Полторанин, с чем вы приехали?

- По поручению своего руководства, я должен вам сообщить следующее, мы свертываем свою работу и больше обменивать деньги не будем.

- Ах ты сучий сын, у меня сейфы ломятся от долларов, заказчики требуют русских денег, а он мне... сворачивать работу... Да тебя сейчас как собаку пристрелят.

Охранник мощной лапой вцепился в ворот пиджака.

- Постойте, господин Томас. У меня есть предложение. Одно весьма серьезное лицо в Восточной Германии, хотело бы заключить с вами сделку. Менять восточные марки на доллары.

- Какие там марки? Хотя стой. Барни отпусти его.

Я поправляю одежду, а Томас расхаживает по комнатке, хлопая пальцем по губам. Вдруг он резко поворачивается ко мне.

- А теперь садись сюда, - палец нацелен на стул, - и все рассказывай по порядку.

Я сажусь на хлипкий стул.

- Начинать с того как я попал в аварию?

- Не надо. Начни с того, почему русские отказались от дальнейшего сотрудничества.

- Все равно это началось с трагедии со мной. Когда я разбился, полиция заинтересовалась, кто приложил к этому руку и вышла на моих помощников, участвовавших в операции по перекачке денег. Кое кто из них раскололся. Таким образом, моим хозяевам пришлось убирать всех участников.

- Стоп. И они оставили тебя одного, так как ты один можешь вытащить деньги из банка. Правильно я отгадал?

- Правильно.

- Сколько осталось в банке денег?

- Много.

- Точнее.

- Я не занимался пересчетом, так как брал понемногу, в основном только вкладывал, но по прикидке несколько миллионов.

- Ого. А причем здесь немцы?

- А они спешат заполнить вакуум.

- Ха. Однако надо подумать.

- К сожалению, я задерживаться в городе не могу, судно отходит завтра, но если вам надо переговорить с представителем немцев, то он сейчас болтается у отеля.

- Значит так. Деньги из банка вы вернете мне...

- Но...

- Никаких но. Из-за того, что вы прервали наши договоренности, я понес убытки и естественно должен все возместить. Вы думаете, что десятки организаций скупающих у меня ваши паршивые рубли, могут подождать? Нет. Я должен любыми путями вернуть их, а для этого нужно вложить дополнительные средства. У меня лишних денег нет. Поэтому, вы с моими людьми пойдете в банк, получите деньги, потом отдайте им все и валите на свое судно. В отношении немца... я с ним поговорю. Говоришь, немец болтается перед отелем?

Черт и зачем меня понесло к этому паршивому Томасу и все из-за этих проклятых "Штази".

- Эй, Барни. Возьми этого вонючего русского и засунь его в шкаф. Потом сходи на улицу и приведи немца.

Охранник неуважительно берет меня за шиворот и волоком тащит из комнатенки в коридор, дотаскивает до первой двери номера.

- Ну-ка, постой.

Он прислоняет меня к стенке, потом вытаскивает связку ключей и открывает одним из них, дверь.

- Заходи.

Мы входим в прихожую и тут Барни грубо заталкивает мня в шкаф для одежды, потом запирает на ключ.

Меня вытащили через два часа. Барни и еще пара крепких ребят вывели из отеля.

- Всем в машину, - командует Барни.

Машина мчится по улицам. Я зажат телами парней.

- Сколько время?

- У тебя что, часов нет?

- Вы же мне не даете поднять руки.

- Без десяти шесть.

Теперь мне стало безразлично все.

Федор Матвеевич стоял у банка. Я вышел к нему в окружении парней.

- Иван, кто это? - с удивлением спросил кэп.

- Меня захватили. Это бандиты.

- О чем вы говорите? - заволновался Барни, который не знал русского языка.

Капитан отшатнулся и бросился в сторону.

- Постой, держите его. - вопит Барни.

Один из парней рванул за Федор Матвеевичем. Вдоль здания понеслись крики о помощи. Вдруг меня кто-то отшвырнул к стенке. Грохнул выстрел, потом другой. Барни падает и головой ударяется о мою ногу. Из под его тела на асфальте показалась струйка крови. Кто-то кричит, еще один выстрел, опять на асфальте лежит человек. Я его не вижу, из-за мелькающих фигур и тела Барни. Раздается вой приближающейся полицейской машины. Крики, и драка отдаляется.

- Вы можете встать?

Около меня охранник банка.

- Да.

Опираясь о стенку поднимаюсь и столбенею. Рядом с Барни на спине лежит полковник Мухитдинов в светлом костюме, из его груди точит рукоятка ножа. Подъезжают полицейские машины.

Меня отпускают из полицейского управления через час и я, взяв такси, отправился на судно. У трапа спросил вахтенного.

- Капитан на судне?

- Да.

Я стучу в дверь каюты капитана.

- Можно.

Белый как смерть, Федор Матвеевич лежит на койке.

- Федор. Ты как себя чувствуешь?

- Ты жив?

- Как видишь.

- А я бежал... бежал.

- Знаю.

- Что же там после меня произошло?

- Убит полковник Мухитдинов. Это ты его вызвал?

- Я.

- Убит мерзавец, что меня похитил, а еще один схвачен полицией. С Мухитдиновым кто-то был, им удалось уйти.

- А деньги. Ты деньги взял?

- Взял. Они в камере хранения на вокзале.

- Что ты теперь с ними будешь делать?

- Мы завтра отнесем их в наше представительство и официально сдадим.

- Зачем, нас за это на родине эти... по головке не погладят.

- Деньги должны принадлежать России.

- Зря ты это... Завтра мы должны отплыть.

- Успеем.

- Я не пойду с тобой. Сделай все сам.

- Как хочешь, но твое присутствие было бы более желательно.

- Нет. Я не пойду.

- Тогда до завтра. Я отдохну у себя.

Рано утром я уехал в город. В посольстве долго не могли понять откуда у меня столько денег, но все же приняли по акту доллары, вызвав представителя внешнеторгового банка. Эта длительная процедура подсчета отняла много времени, но я успел вовремя к отплытию "Онеги".

На судне командует только старпом, капитан совсем слег и до Гамбурга не выходил из своей каюты. Только перед заходом в порт он вышел на мостик. Его было не узнать. Волосы побелели, лицо обтянула нитка морщин, нос потолстел и покраснел, глаза тоже красные со слезой. Он мастерски подвел судно к причалу и после попросил меня зайти к нему в каюту.

- Иван, это наверно мой последний рейс. Я не знаю, что они... эти... со мной сделают, но я больше в море не выйду. Этот прогон от Амстердама до Гамбурга я много думал. Всю жизнь трясся, докладывал и закладывал всех, что бы только выслужиться, на тебя писал доносы, на всех. В эту плавание мне очень не хотелось идти. Мухитдинов меня так прижал, что я от страха голову потерял. Когда узнал, что ты вспомнил номер счета и готов идти в банк, сразу поседел. Дал об этом полковнику шифровку. Только ты сошел на берег, мы с Мухитдиновым встретились в одном из отелей и я получил от него команду, после того как тебя увижу у банка, должен кивнуть тебе для успокоения, а потом как только ты войдешь в двери, сразу уезжать на судно и ни кому не говорить, что видел тебя. А вышло все по другому. Ты появился в компании грабителей и вот...

- Значит ты был готов к тому, что я не приду на судно?

- Да... Полковник так и сказал, если ты не вернешься на судно, то отправляться дальше без тебя.

- Сколько было с Мухитдиновым людей?

- Еще двое.

- Почему же полковник сразу напал на моих... охранников, до того как я должен получить деньги.

- Я думаю, я все испортил, понимаешь... побежал, а сзади этот... тип..., который пришел с тобой. Я закричал и тут один из людей Мухитдинова бросился на него...

Наверно Мухаметдинов все же берег капитана и хотел, чтобы тот был жив и не попал в лапы полиции.

- Ладно, Федор, все прошло. Нас нельзя ни в чем обвинить. Деньги достались нашему государству. Так что все в порядке.

- Зря так хорохоришься. Деньги не попали по назначению. Деньги не попали в комитет. Это значит, мы не выполнили задание. И тебе и мне грозит кара.

- Брось каркать, все будет в порядке.

- Хочешь выпить?

- А у тебя есть?

- Вон, открой ящик стола.

Я открываю ящик и вижу штук десять бутылок коньяка.

- Откуда достал?

- Еще в Бресте два ящика купил и сюда приволок.

- Значит после Амстердама, уже ящик выпил?

Федор молчит.

- Ладно, давай выпьем по одной, что бы с нами на родине ни чего не случилось.

Я наливаю в стаканы коньяк и мы без закуски выпиваем.

- Я ухожу, Федор, не дрейфь, все будет хорошо. И прошу, брось злоупотреблять этим...

Он смотрит мне в след тоскливыми глазами.

Команда собирается на берег. У поручней стоит матрос Трифонов и с завистью смотрит на них. Я подхожу к нему.

- Ты деньги свои еще в карты не проиграл?

- Нет, товарищ замполит. Вон Галке отдал сотнягу, может чего и купит. Надо же потратиться, а то пришьют контрабанду валюты.

- А чего сам не можешь?

- Вы же не отпускаете.

- Кто сказал?

- Товарищ замполит, Иван Васильевич... я сейчас...

- Стоп. Только не пить. Почувствую запах спиртного, все шмотки которые ты купишь, выкину за борт.

- Да я... Все будет в порядке.

Он убегает, пойду готовиться и я. Мне нужно в книжный, купить астрономический справочник.

У полок с технической литературой мало народа. Я с тоской смотрю на немецкие издания и мне совсем не хочется покупать их и нанимать переводчика. Ко мне подходит служащий и чего-то говорит. Я не понимаю.

- Он спрашивает, что вам надо? - раздается рядом голос по-русски.

Рядом с продавцом стоит один из моих "знакомых" из "Штази", с которым в этом городе мы уже имели непродолжительную беседу.

- Спросите его, - прошу я, - нет ли у него астрономического справочника на английском или русском языках.

Они переговариваются.

- Он говорит, что есть астрономический атлас на английском языке.

- Пусть покажет.

Служащий исчезает между полок.

- Однако, у вас запросики.

- Как будто в вашем ведомстве разных запросов нет.

- Меня послали к вам спросить, что с Максом?

- Не понял?

- С человеком, которого мы послали в Амстердам для связи с вами.

- Я его довел до директора отеля "Бристоль" господина Томаса. Потом меня спрятали в шкаф и я ничего уже о его судьбе не знаю.

- Расскажите мне все.

- Прямо здесь?

- Зачем. Напротив магазина есть уютное кафе. Заходите туда минут через десять.

- А как же книги, кто мне переведет...?

Он махнул рукой и ушел. Подбегает продавец. В руках у него огромная книга, он ее протягивает мне. Увы. Это не астрономический словарь, но издание весьма занимательно и кое что можно выцарапать из него для расчетов.

Я знаками спрашиваю- сколько.

Он вытаскивает записную книжку и царапает на листке- 100 долларов.

Я качаю головой, но продавец неумолим. Пришлось заплатить и обхватив книгу двумя руками, поплелся в кафе. Мой неведомый собеседник сидел за отдельным столиком. Я подтащил к нему книгу и поставил ее ребром на пол.

- Слушайте, - спрашиваю его. - у вас есть машина?

- Есть.

- Вы потом не подкинете меня до порта.

Он хмыкает и ему становиться весело.

- У вас судно потонет от такого груза.

- Типун вам на язык.

- Типун..., типун..., а что это?

- Когда у вас язык распухнет, тогда узнаете.

- Да не сердитесь, подвезу. Так что там произошло в Амстердаме?

Я рассказываю ему все по порядку.

- Значит вы с Максом больше не встречались?

- Нет.

- Что же этот мерзавец с ним сделал?

Я развожу руками.

- Ладно, вам в порт. Поехали.

До порта мы молчим и уже у ворот он заговорил.

- Очень жаль, что так все получилось. Мы постараемся выяснить, чем же все таки кончилась эта Амстердамская история. До свидания, товарищ Полторанин.

С верхней палубы я наблюдаю за вернувшимися экипажем. В окружении матросов идет Трифонов, весь он обвешан сумками, тюками и кульками. У остальных вещей поменьше, но такое ощущение, что они успешно завершили налет на город. Галя видит меня и машет мне рукой, остальные тоже восторженно приветствуют, будто я вождь индейцев. Все мчатся на судно и разбегаются по своим каютам. Ко мне подходит старпом.

- Иван Васильевич, капитан заболел и не может управлять судном.

- Что с ним?

Он мнется.

- Чего вы тяните?

- У него белая горячка.

- От этого мы здесь задерживаться не будем. Вы старпом, ведите судно. Мы должны выдерживать график.

- Есть.

Он так и сказал "есть", как будто по другому старпом не мог понять, что теперь командиром стал он.

На судне команда как будто едет на смотрины. Все прихорашиваются, гладятся, стираются, стригутся. Я понимаю, скоро наш город. Во время этого последнего рейса, для профилактики провожу пару ненужных занятий с коммунистами, а потом, махнув на эту галиматью рукой, сажусь за рукопись.

Вот и наш порт. На судне появилась таможня. Два офицера вошли ко мне в каюту и скучным голосом затараторили.

- Вы не провозите запрещенные законном вещи, товары, наркотики, валюту?

- Нет.

- Вы, замполит судна?

- Да.

- Тогда откройте валютную кассу.

Я открываю сейф и протягиваю им кассовую ведомость. Офицеры пересчитывают валюту и сверяют ее с ведомостью.

- А в этом сейфе ничего нет? - они указывают на второй сейф.

- Нет. Здесь документы.

Я открываю дверцу и показываю внутренности. Офицеры кивают головой, потом зачем-то ощупывают Карлсона и попрощавшись, уходят. Только они исчезли и тут мне в голову ударила мысль, у меня же две пачки долларов во внутренних карманах пиджака. Чуть-чуть не влип.

Нас встречают родные и близкие. Я вижу на берегу Лену, Катю и рядом Наталью. Матросы помогают мне сгрузиться. Ленка висит на шее. Карлсон, величиной с Катю, сидит на асфальте и та обалдело ходит вокруг него. На все это снисходительно взирает Наташа. Ленка отрывается от меня и я подхожу к Наташе.

- Здравствуй.

Она берет меня за уши и тоже притягивает к себе.

- Здравствуй, Полторанин.

Мы торжественно несем книги, гигантский атлас, огромного Карлсона и мои вещи. Ленка висит на левой руке и рассказывает последние новости.

- Мы с Наташей ходили в "Юбилейный" и знаешь кого там встретили? Такого полного полковника, у него еще такая длинная фамилия. Как его... Наташа?

- Мухитдинов.

Я чуть не споткнулся.

- Ну и что?

- Он был так любезен, сказал, что тебя очень хорошо знает и теперь очень рад, что ты жизнедеятелен.

- Больше он ничего не говорил?

- Нет. Правда интересовался, не увлекался ли ты раньше космонавтикой и астрономией?

Что за чушь? Стоп. Наверняка кэп передал ему шифровку, что я накупил книг по этому делу. А полковник гад, зная кто я, решил все же провентилировать обстановку у жены, не занимался ли я этим делом при них. Все то им, сволочам, надо знать.

- Когда это было?

- Месяц назад.

- Я его недавно тоже видел, в Амстердаме.

- Как? - удивилась Наташа. - Он был там и встречался с тобой?

- Не успел. Его убили.

Женщины ахнули, а Наташа побелела и чуть не выронила Карлсона.

- Тетя Наташа, - пищит Катя, - ты испачкала куклу. Теперь надо ванну готовить, чтобы ее вымыть.

Вечером мы ложились спать. Ленка тараторит о Наташе.

- Ты знаешь, она такая хорошая женщина. Все время пока тебя не было, она находилась рядом со мной и мне во всем помогала. Катя ее очень любит.

- Это замечательно. Я рад, что вы подруги.

- Наташа замечательно шьет, она обшила нас всех.

- Хорошо.

- Она скоро уезжает от сюда.

У меня сразу пропало игривое настроение

- Куда?

- Она сказала, что не может уже видеть этот город и собирается к родственникам мужа в Москву.

- Вот как? Когда отъезжает?

- Говорит, что скоро.

- Это плохо. Лена, хочу тебе сказать... Я ухожу с пароходства...

- А...??? Что-нибудь со здоровьем?

- Нет. Хотя с этим диагнозом более приятнее расстаться с работой.

- Что же ты будешь делать?

- Работать... Только на другой работе.

- Смотри сам. Может ты и прав.

- Ты у меня умница.

Я целую ее в щеку.

- А с этим полковником..., ужасно, - вдруг делает переход Лена.

- Чего это ты вдруг вспомнила?

- Не знаю.

Меня вызвали в политотдел пароходства, но какого было мое изумление, когда вместо начальника, я увидел Хохрякова.

- Здравствуйте, Иван Васильевич.

- Здравствуйте, товарищ майор.

- Я уже подполковник.

- Поздравляю.

- Вы догадываетесь, зачем я вас вызвал?

- Да, рассказать, как по вашей вине провалилась операция.

- То есть, как это? - опешил он.

- Да так. Вы мне не все рассказали. Вы мне не рассказали о зарубежных похождениях Полторанина, о его связях со "Штази". Гибель полковника это результат этих недомолвок.

- Садитесь и все рассказывайте подробно.

Я рассказываю с Гамбурга, о драке в таверне, переговорах с сотрудниками немецкой разведки, о том, почему я оказался в Амстердаме в отеле "Бристоль" и как повел себя хозяин и наконец как начался конфликт перед банком.

- Да, мы действительно много не знали об этом прохвосте. Простите, я имею в виду вашего прошлого Полторанина.

- Ничего.

- С деньгами вы поступили правильно. Хотя раз вы узнали номер счета и имели ключ, могли бы в следующий рейс спокойно их передать нашему связному, но что вышло, то вышло.

- Я больше не пойду в рейс. Я ухожу с пароходства.

- Вот как? И что же вы теперь намерены делать.

- Жить, как нормальные люди.

Хохряков качает головой.

- Это не для нашей страны. У нас нормальных людей нет.

Я пристально смотрю на него, шутит или нет. По-моему нет.

- Раз вы так решили, - прерывает тишину новоявленный подполковник, - то мы вам разрешаем, уходите с пароходства. Кстати, верните ключ и напишите на клочке бумаги номер счета в банке. Хоть там ничего и нет, однако он нам может пригодиться.

А ведь так и сказал: "...мы вам разрешаем...".

Я пришел в квартиру к Наталье.

- Решил спросить у меня отчета, о том как защищала твою жену...?

- Не ершись. Я опять пришел к тебе за помощью.

- Я как палочка выручалочка. Совсем уже ни баба, ни человек и ни кто. Что ты опять хочешь?

- Лена мне сказала, что ты уезжаешь в Москву, я хочу, что бы ты отвезла туда мою рукопись.

- Поезжай сам. Я уже устала выполнять твои поручения.

- Я бы рад. Но я увольняюсь из пароходства, а по закону должен отсидеть на работе два месяца после подачи заявления.

- Как увольняешься и тебя отпускают?

- По крайней мере эти... разрешили.

- Значит разрешили... Выходит конец всем кошмарам.

- Может быть. Так возьмешь рукопись?

- Эх Полторанин, Полторанин. Да я бы за тобой на край света пошла, если бы позвал. Да видно не судьба. Чем больше тебя вижу, тем больше и больше меня тянет к тебе. Вот и сейчас, хочу ударить, нагрубить напоследок и не могу. Я выполню все что ты хочешь, Ваня.

- Вот и хорошо. Я тебе дам телефоны, имя фамилию человека. Найди его.

- Найду. Хоть последний раз, останешься со мной? Прошу, останься.

Она тянет меня в глубь квартиры. Что бы только не отказала в моей просьбе, я иду за ней.

В ее квартире я все же задаю тот вопрос, который мучил меня весь рейс.

- Наталья, кто мне передал ключ?

- Я.

- Ты его нашла?

- Я его не искала, он всегда был при мне.

Вот и пойми этих женщин. А ведь сколько было слез, сколько лжи и какая все же актриса из нее пропадает.

Наталья давно уехала, а я сижу в порту и выполняю работу клерка. Осталась одна неделя до полного увольнения.

- Эй, Полторанин, тебя к директору, - секретарша директора буквально летит по коридору, размахивая рукой.

- Виолета Сергеевна, что там такое?

- Правительственная связь. Идите быстрей.

Я бегу в кабинет к директору. Он протягивает мне красную трубку.

- Возьми, Иван Васильевич.

- Але...

- Иван Васильевич?

Вот он до боли знакомый голос.

- Я.

- С вами говорит главный конструктор. Я прочел вашу рукопись и хочу знать, вы не знакомы с Сумароковым Михаил Сергеевичем?

- Знаком, по палате в больнице, где мы лежали вместе?

- Мишка, чертяка, я все же узнал тебя. Это ты, не отпирайся. Сегодня же вылетаю к тебе. Жди.

Трубка заныла прерывающимися гудками.

- Кто это? - спрашивает директор.

- Главный конструктор.

- Да ну?

Утром он ворвался в квартиру как метеор.

- Мишка, чертов сын, где ты?

- Ты забыл, что я Иван? Здесь в доме, все меня знают под этим именем и, пожалуйста, не травмируй моих домашних.

- А где они?

- Дочка в школе, а жена на работе в ателье.

- Куда же ты пропал? Меня этот, полковник, уверял, что фамилии сменили временно, а потом тот погиб и я почти поверил, что это ты. Только твоя рукопись поставила все на место.

- Смена фамилий, изменила мою жизнь. Появились новые друзья, новая семья, работа...

- С работой покончено. Ты возвращаешься ко мне.

- Ну вот, только приехал и уже вербуешь. Ладно, бери, только под новой фамилией, Полторанин.

- Да кем угодно. Ради этого я к тебе и приехал. Эту, твою фурию тоже возьму к себе. Я ее уже уговорил.

- Про кого это?

- Да про женщину, которую ты ко мне прислал. Ну и женщина, порох. Ее кажется Натальей зовут. Заставила меня прочесть твою рукопись, пришлось ее на ночь дома оставить.

- Она же должна к родственникам поехать.

- Да нет у нее никаких родственников, ради тебя дурака она поехала. Мы потом с ней поговорили, она мне все что знала о тебе, рассказала.

До самого прихода Лены мы все говорили о делах, о работе, о жизни. Когда он ушел, я сказал жене.

- Лена, мы переезжаем в Москву, к новому месту работы.

- Опять?

- Опять.

ЭПИЛОГ

Мы запустили ракету к Фобосу, я разрабатывал проекты на уже новые полеты к спутникам Сатурна и Юпитера. Фамилия Полторанин стала известна в научных кругах и мои книги расползлись по всему миру. Изредка приходят сведения о Наталье, она вышла замуж и уехала в Киев. В нашей квартире, один громадный Карлсон, задиристо примостившись в углу, напоминает, что когда-то мне пришлось его перевозить по морю, в удивительной должности замполита.