«Наемник»

Уилбур Смит Наемник

1

— Меня тошнит лишь об одной мысли об этом, — объявил Вэлли Хэндри и рыгнул. Пошевелив языком во рту, он продолжал. — Идея тухлая, как десятидневный труп.

Он валялся на кровати со стаканом на голой груди и обильно потел.

— К сожалению, твое мнение не может повлиять на нашу поездку, — Брюс Карри, не поднимая головы, раскладывал свой бритвенный прибор.

— Ты должен был отговорить их, должен был сказать, что мы остаемся в Элизабетвилле. Почему ты этого не сделал? — Вэлли поднял стакан и выпил содержимое.

— Мне платят не за разговоры, — Брюс взглянул на себя в засиженное мухами зеркало, висевшее над раковиной. В нем отражалось загорелое лицо с шапкой коротких черных волос, которые при чуть большей их длине стали бы завиваться. Черные брови, чуть поднятые на концах, зеленые глаза в обрамлении густых ресниц, подвижные губы. Брюс разглядывал свое лицо безо всякого удовольствия. В последнее время он не испытывал этого чувства даже по отношению к своему довольно крупному, слегка крючковатому носу, придающему ему вид благородного пирата.

— Черт побери! — проворчал Хэндри. — Я сыт по горло этой черномазой армией. Я не против войны, но мне совсем не хочется переться сотни миль через джунгли, чтобы нянчиться с горсткой беженцев.

— Проклятая жизнь, — согласился Брюс, намыливая лицо. На фоне загара пена казалась белоснежной. Под блестящей, будто промасленной кожей на груди и плечах перекатывались тугие мышцы. Он был в отличной форме, но и это не доставляло ему удовольствия.

— Налей мне еще выпить, Андре, — Вэлли Хэндри сунул стакан в руку сидящего на его кровати парня. Бельгиец встал и послушно пошел к столу.

— Больше виски, меньше пива, — Вэлли повернулся к Брюсу и снова рыгнул. — Вот что я думаю обо всем этом деле.

Пока Андре наливал виски и пиво в стакан, Вэлли передвинул кобуру с пистолетом так, чтобы она легла у него между ног.

— Когда мы уезжаем?

— Локомотив и пять вагонов подадут к товарной станции завтра рано утром. Мы максимально быстро грузимся и уезжаем. — Брюс провел лезвием от виска к подбородку, оставляя полосу чистой коричневой кожи.

— После трех месяцев боев с этими вонючими дикарями я хотел бы немного повеселиться — у меня все это время даже девчонки не было. А нас на второй день после прекращения огня снова отправляют из города.

— С'est la guerra, — пробормотал Брюс.

— Что это значит? — подозрительно спросил Вэлли.

— Такова война, — перевел Брюс.

— Говори по-английски, приятель, — в этом был весь Вэлли Хэндри — после шести месяцев жизни в Бельгийском Конго он не мог ни понять, ни произнести ни слова по-французски. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом лезвия Брюса и тихим позвякиванием: четвертый в комнате чистил винтовку.

— Хейг, хочешь выпить? — предложил ему Вэлли.

— Нет, спасибо, — Майкл Хейг с нескрываемым отвращением взглянул на Вэлли.

— Ах ты ублюдок! Не хочешь со мной выпить? Даже аристократ Карри пьет со мной. А ты что за фрукт?

— Ты знаешь, что я не пью, — Хейг снова занялся винтовкой, обращаясь с ней с профессиональной легкостью. У каждого из них оружие стало частью тела. Даже во время бритья Брюсу было бы достаточно просто опустить руку к стоящей у стены автоматической винтовке. Две винтовки стояли рядом с кроватью Вэлли.

— Ты не пьешь? — фыркнул Вэлли. — Так откуда у тебя такой чудесный цвет лица? Почему твой нос похож на спелую сливу?

Губы Хейга сжались, руки замерли на прикладе.

— Прекрати, Вэлли, — спокойно произнес Брюс.

— Хейг не пьет, ты понял, Андре? — Вэлли толкнул бельгийца в бок. — Он абсолютный трезвенник! Мой папаша бывал таким по два-три месяца кряду. Потом в один из вечеров являлся домой и начинал выбивать мамаше зубы с хрустом, слышным на другом конце улицы. Он захлебнулся собственным смехом и на несколько мгновений смолк.

— Готов биться об заклад, что ты такой же трезвенник, Хейг. Одна рюмка — и ты просыпаешься дней через десять, да? Одна рюмка — и жена ходит с битой мордой, а дети не жрут две недели.

Хейг аккуратно положил винтовку на кровать и мрачно посмотрел на Вэлли. Вэлли этого не заметил и, радостно захлебываясь, продолжал.

— Андре, возьми бутылку виски и подержи ее под носом Старого Трезвенника Хейга. Посмотрим, как у него потекут слюни, а глаза выпучатся, как у рака.

Хейг встал. Он был вдвое старше Вэлли, мужчина за пятьдесят, с сединой в волосах. Приятные черты его лица были еще не до конца стерты трудностями жизни. У него были руки боксера и мощные плечи.

— Пришло время научить тебя хорошим манерам, Хэндри. Поднимайся с кровати.

— Что, хочешь танцевать? Я не вальсирую. Приглашай Андре, он с тобой станцует. Правда, Андре?

Хейг встал в стойку, сжав кулаки и слегка приподняв руки. Брюс Карри положил лезвие на полку над раковиной и тихо обогнул стол. Из этого положения он мог вмешаться.

— Поднимайся, червь навозный!

— Ты слышишь, Андре, он умеет сильно говорить. Действительно сильно.

— Я вобью твою поганую рожу в то место, где должны быть мозги.

— Ну и шутки. Этот парень прирожденный комик, — натужно рассмеялся Вэлли.

Брюс понял, что Вэлли не будет драться. Сильные руки и мощная грудь, покрытая рыжеватыми волосами, плоский мускулистый живот, могучая шея под широким лицом с узкими монгольскими глазами. Но драться он не станет. И это было загадкой для Брюса, который помнил ночной бой на мосту и знал, что Хендри не трус, но на вызов Хейга отвечать не будет. Майкл Хейг подошел к кровати.

— Не трогай его, Майк, — подал свой мягкий, как у девушки, голос Андре. — Он просто шутит. Он несерьезно.

— Хендри, не думай, что я настолько хорошо воспитан, что не смогу ударить лежачего. Не делай такой ошибки.

— Ну и дела, — осклабился Вэлли. — Этот парень не просто комик — он еще и герой.

— Хейг, — Брюс не повышал голоса, но его интонация подействовала на Хейга, — остановись.

— Но этот мерзкий…

— Я знаю. Оставь его в покое.

Майкл Хейг стоял все еще с поднятыми кулаками. Комната погрузилась в тишину. Наверху от полуденной жары потрескивала металлическая крыша. Майкл Хейг тяжело дышал, его лицо налилось кровью.

— Пожалуйста, Майк, — прошептал Андре. — Он так в самом деле не думает.

Постепенно ярость Майка сменилась отвращением, он опустил руки, повернулся и поднял винтовку с соседней кровати.

— Я не могу больше выносить эту вонь. Подожду тебя в грузовике, Брюс.

— Я быстро, — ответил Брюс.

Хейг пошел к двери.

— Не испытывай судьбу, Хейг. В следующий раз так легко не отделаешься, — крикнул ему вдогонку Вэлли. Хейг резко повернулся в дверях, но Брюс рукой подтолкнул его к выходу.

— Не обращай внимания, Майк, — сказал он в открытую дверь.

— Ему просто повезло, — проворчал Вэлли. — Не будь он таким стариком, я бы разделал его.

— Конечно, — согласился Брюс. — Ты поступил порядочно, позволив ему уйти.

Пена на лице высохла, и он снова взялся за помазок.

— Не могу же я ударить такого старика.

— Конечно, нет, — улыбнулся Брюс. — Но не волнуйся, ты напугал его до смерти. Больше он не будет приставать к тебе.

— Пусть только попробует. В следующий раз я убью этого старого пня.

«Нет, не убьешь, — подумал Брюс. — Отступишь, как делал это много раз. Только Майк и я можем заставить тебя отступить. Ты ведешь себя, как зверь, рычишь, но прячешься при первом же звуке хлыста дрессировщика». Он закончил бриться. Воздух в комнате был отвратительным: запах давно немытых потных тел смешивался с запахами прокисших окурков и винного перегара.

— Куда вы едете с Майком? — прервал тишину голос Андре.

— Посмотрим, что можно получить из снаряжения. Если повезет, доставим все на товарную станцию, а Раффи выставит на ночь караул, — Брюс наклонился над раковиной и начал ополаскивать лицо.

— На сколько дней мы едем?

Брюс пожал плечами.

— На неделю, дней на десять, — он сел на кровать и стал натягивать ботинки. — Это, если у нас не будет неприятностей.

— Каких неприятностей?

— От железнодорожного узла Мсапа нам нужно проехать двести миль по местности, населенной племенем балуба.

— Мы же будем на поезде, а у них только луки и стрелы. Они не смогут причинить нам вреда.

— Андре, нам нужно пересечь семь рек, одна из них крупная. А деревянные мосты разрушаются очень легко. Впрочем, железные рельсы тоже, — Брюс начал зашнуровывать ботинок. — Не надейся, что это будет вылазка на воскресный пикник.

— Боже мой, я так и думал, что это дело — дохлое, — угрюмо произнес Вэлли. — Зачем мы едем?

— Затем, что все население Порт-Реприва отрезано от внешнего мира. Там женщины и дети, у них кончается продовольствие и другие припасы, — Брюс остановился и закурил. — Балуба взбунтовались — убивают и насилуют всех подряд. Пока они не атаковали город, но скоро это должно произойти. Кроме того, ходят слухи, что мятежные группы Центральной Конголезской армии и наших войск организовались в хорошо вооруженные банды. Они действуют и в северных районах. Никто не знает наверняка, что там творится, но можете быть уверены, что хорошего ничего. Мы должны эвакуировать этих людей в безопасное место.

— Почему силы ООН не посылают самолет? — спросил Андре.

— Нет взлетно-посадочной полосы.

— Вертолеты?

— За пределами дальности.

— По мне пускай остаются там, — проворчал Вэлли. — Если балуба любят жаркое из людей, то кто мы такие, чтобы лишать их пищи? У каждого человека есть право на пищу, и до тех пор, пока едят не меня, пусть острее будут их зубы.

Он резко, ногой сбросил Андре с кровати.

— Иди и приведи мне девчонку.

— Здесь нет ни одной, Вэлли. Лучше я налью тебе выпить. — Андре вскочил на ноги и потянулся к стакану Вэлли, но тот схватил его за запястье.

— Я сказал девчонку, а не выпивку.

— Я не знаю, где их искать, — в отчаянии пробормотал Андре. — Я даже не знаю, что им говорить.

— Какой ты тупой, дружище. Придется, видимо, сломать тебе руку. Ты отлично знаешь, что их полно в баре.

— Ну и что я скажу им? — лицо Андре исказила боль.

— О, господи! Тупой пожиратель лягушек. Просто спустись вниз и покажи им деньги. Можешь вообще не раскрывать рта.

— Ты делаешь мне больно.

— Ты, наверное, шутишь, — Вэлли еще сильнее вывернул руку, и по блеску его маленьких, залитых алкоголем глаз Брюс понял, что причинять боль — удовольствие для Вэлли. — Ты идешь, дружище? Выбирай: или девчонка у меня, или сломанная рука у тебя.

— Хорошо, хорошо, — выбрал Андре. — Если ты хочешь, я схожу.

— Хочу, — Вэлли отпустил руку, и Андре выпрямился, потирая запястье.

— Посмотри, чтобы была чистая и не очень старая. Слышишь?

— Да, Вэлли, сейчас приведу, — Андре двинулся к двери, и Брюс увидел, что его лицо искажено страхом.

«Какие замечательные ребята, — подумал он. — И я один из них, но в тоже время я в стороне от них. Я просто зритель, и они волнуют меня не более, чем плохой спектакль». Андре вышел.

— Выпьем еще, дружище, — воскликнул Вэлли. — Я даже налью тебе сам.

— Благодарю, — Брюс принялся зашнуровывать второй ботинок. Вэлли поднес ему стакан, и он попробовал напиток. Крепость виски совсем не сочеталась со вкусом пива, но он все же выпил его.

— Ты и я, — говорил Вэлли, — Мы — лучшие из них. Мы пьем, потому, что хотим, а не потому, что должны. Живем, как хотим сами, а не как говорят другие. У нас много общего, Брюс. Мы должны быть друзьями. Мы ведь похожи.

Язык его слегка заплетался от выпитого.

— Конечно, мы друзья. И я считаю тебя одним из лучших, Вэлли.

Брюс говорил абсолютно серьезно, без тени сарказма.

— Ты шутишь? Как же так? Мне всегда казалось, что ты меня терпеть не можешь. Никогда бы не подумал, — он удивленно покачивал головой, внезапно расчувствовавшись под действием виски. — Это действительно правда? Я тебе нравлюсь, и мы можем стать приятелями? Как ты относишься к этому? Каждому человеку нужна опора в жизни.

— Ну, конечно же, мы приятели. Здорово?

— Вот здорово, дружище, — искренне воскликнул Вэлли.

«Я ничего не чувствую, — подумал Брюс, — ни отвращения, ни жалости. Только так можно обезопасить себя. Они не смогут ни разочаровать тебя, ни вызвать в тебе отвращение, ни раздавить тебя вновь».

Андре ввел в комнату девушку. Простое приятное лицо, накрашенные губы

— рубины на янтарном фоне.

— Молодец, Андре, — захлопал в ладоши Вэлли, разглядывая ее фигуру. На ней были туфли на высоком каблуке и короткое приталенное платье.

— Иди сюда, конфетка, — Вэлли протянул к ней руку, и она без тени смущения с яркой профессиональной улыбкой пересекла комнату. Мужчина притянул ее к себе на кровать. Андре остался стоять у дверей, а Брюс поднялся, надел камуфляжный китель, застегнул ремень и поправил кобуру с пистолетом.

— Ты уходишь? — Вэлли уже поил девушку из своего стакана.

— Да, — Брюс надел головной убор с яркой, красно-зелено-белой эмблемой Катанги, придающей всей форме неестественно веселый вид.

— Останься ненадолго, Брюс.

— Майк ждет меня, — Брюс взял винтовку.

— Да пошел он! Останься ненадолго, повеселимся.

— Нет, спасибо.

— Парень, посмотри сюда, — Вэлли опрокинул девушку, прижал одной рукой к кровати, а другой задрал платье выше талии.

— Внимательно посмотри и скажи, что все-таки уходишь.

Под юбкой у девушки ничего не было, лобок оказался гладко выбрит.

— Ну, Брюс, — смеялся Вэлли. — Ты — первый. Не говори, что я плохой друг.

Брюс взглянул на девушку. Ее ноги были крепко сжаты, все тело извивалось в попытке освободиться, она глупо хихикала.

— Мы с Майком вернемся перед комендантским часом. Чтобы ее здесь не было.

«Нет никакого желания, — подумал он, глядя на девушку, — все кончено». Он открыл дверь.

— Карри! — закричал Вэлли — Ты тоже придурок! А я думал, что ты мужик. Ты такой же, как и все остальные. Куколка Андре, пьяница Хейг. Что с тобой, дружище? Трудности с бабами? Ты такой же ненормальный!

Брюс вышел за дверь и остановился в коридоре. Насмешка сумела пробить панцирь, но усилием воли он постарался уменьшить причиненную боль. «Все кончено, она не может больше сделать мне больно», — он вспомнил женщину, но не ту, что осталась за дверью, а другую — свою бывшую жену.

— Стерва, — прошептал он, но затем быстро, почти виновато добавил про себя: — «У меня нет к ней ненависти. Ни ненависти, ни желания».

2

Холл гранд-отеля «Леопольд П» был забит народом. Жандармы с выставленным напоказ оружием, громко разговаривающие у стен и за стойкой бара, с ними женщины с цветом кожи от черного до нежно-коричневого, некоторые уже пьяны; несколько бельгийцев с видом ошеломленных и не верящих ничему беженцев; в кресле одинокая плачущая женщина с ребенком; белые люди с военной выправкой, но в штатском; несколько небрежно одетых искателей приключений с горящими глазами, беседующих с африканцами, одетыми в хорошие костюмы; группа журналистов, сидящая с видом стервятников за одним столиком. Все без исключения истекали потом.

Два южно-африканских пилота окликнули Брюса с другого конца холла.

— Эй, Брюс, как насчет глотка?

— Дэйв, Карл! — Брюс помахал рукой. — Очень спешу, может быть, вечером.

— Мы улетаем днем, — Карл Энгельбрехт покачал головой. — До следующей недели.

— Тогда и выпьем, — ответил Брюс и шагнул через центральную дверь на Авеню дю Касай. Его охватила волна жара от раскаленных стен домов. Он надел темные очки и подошел к трехтонному грузовику, где его ожидал Хейг.

— Я поведу, Майк.

— О'кей, — Майк переместился на другое сиденье. Брюс тронулся по Авеню дю Касай к центру города.

— Извини за ту сцену, Брюс.

— Ничего страшного.

— Я не должен был терять рассудок.

Брюс промолчал. Он смотрел на пустые, в большинстве своем разграбленные дома по обеим сторонам улицы. Стены в оспинах от шрапнели, вдоль тротуаров сожженные грузовики, похожие на панцири умерших жуков.

— Я не должен был обращать внимания на его слова, но правда бьет больнее всего.

Брюс, молча, нажал на акселератор, и грузовик стал набирать скорость. «Я не хочу ничего слышать. Я не твой исповедник, я просто не хочу ничего слышать». Он свернул на авеню Этуаль по направлению к зоопарку.

— Он абсолютно правильно вычислил меня, — настаивал Майк.

— У всех нас были неприятности, иначе мы здесь просто не оказались бы, — рассудил Брюс и, чтобы сменить настроение Майка, добавил. — Счастливцы. Кровные братья. Майк усмехнулся как-то по-мальчишески.

— По крайней мере мы имеем честь заниматься второй по возрасту профессией в мире. Мы — наемники.

— Первая профессия значительно веселей и лучше оплачивается, — Брюс свернул на боковую улицу и, подъехав к двухэтажному дому, заглушил мотор. Не так давно в этом доме жил главный бухгалтер горнорудной компании, а сейчас здесь было расквартировано подразделение «Д» специальных ударных сил под командованием капитана Брюса Карри. Когда Брюс стал подниматься по ступеням, полдюжины его черных жандармов прокричали привычное, с момента ввода войск ООН приветствие.

— ООН — дерьмо!

— А, — Брюс знал их уже несколько месяцев, — сливки армии Катанги.

Он предложил всем сигареты и, поболтав, немного, спросил:

— Где старший сержант?

Один из жандармов указал пальцем на стеклянную дверь, ведущую в гостинную, и Брюс с Майком прошли туда. Снаряжение беспорядочно свалено на дорогую мебель, камин наполовину забит бутылками, жандарм храпит на персидском ковре, одно из живописных полотен разрезано штыком, рама висит криво, кофейный столик наборного дерева пьяно покосился в сторону сломанной ножки, и вся гостиная пропитана запахом пота и дешевого табака.

— Привет, Раффи.

— Как раз вовремя, босс, — старший сержант Раффараро широко улыбался сидя в слишком маленьком для него кресле. — У этих проклятых арабов совсем кончились деньги.

Он указал на жандармов, сгрудившихся вокруг стола. В его лексиконе слово «араб» выражало осуждение и презрение, но не имело никакого отношения к национальности человека. Акцент Раффи всегда шокировал Брюса. Невозможно было предположить, что эта черная громадина будет разговаривать с чистейшим американским произношением. Но три года назад Раффи вернулся из США, где полностью овладел языком, получил диплом специалиста по земледелию, неуемную потребность в бутылочном пиве и гонорею.

Последней Раффи наградила второкуpсница Калифорнийского университета. Воспоминания о ней с дикой болью доставали Раффи, когда он сидел за бутылкой, а излюбленным лекарственным средством для него был бросок на дальность любого гражданина США. К счастью такой гражданин и необходимые, как катализатор, четыре — пять галлонов пива редко оказывались в одном месте, в одно время. Броски Раффи оставляли неизгладимое впечатление как у зрителей, так и у жертв. Брюс отчетливо помнил вечер в отеле «Лидо», где произошло одно из самых впечатляющих выступлений Раффи. Жертвами стали три корреспондента известной газеты. Американский говор, по мере того как становились громче их голоса, легко разносился по залу и достиг ушей Раффи. Он затих и молча допил недостающий галлон. Поднялся, вытерев пену с верхней губы, и уставился на американцев.

— Раффи, постой! — Брюс мог бы и не открывать рта. Раффи пошел по залу. Американцы заметили его приближение и настороженно замолчали.

Первый бросок был чисто тренировочным. К тому же у корреспондента были плохие аэродинамические качества — слишком сильное сопротивление воздуху животом. Обычный бросок футов на двадцать.

— Оставь их, Раффи! — закричал Брюс. К следующему броску Раффи уже разогрелся, но послал «снаряд» слишком высоко. Тридцать футов. Журналист перелетел через перила и приземлился на лужайке, все еще судорожно сжимая свой бокал.

— Беги, идиот! — закричал Брюс третьей жертве, но человек был парализован. Это был лучший бросок. Крепко ухватив журналиста руками за шею и пояс брюк, Раффи вложил в него всю свою силу. Он и сам понимал, что совершает рекордный бросок. В его крике «Гонорея!» слышались нотки триумфа. Впоследствии, когда Брюс поладил с иностранцами и они оправились от происшедшего, осознав, что стали участниками рекордного выступления, они измерили расстояние шагами. Журналисты прониклись к Раффи уважением и провели остаток вечера, покупая ему пиво и хвастаясь происшедшим перед каждым новым посетителем. Один американец собрался написать о Раффи статью с фотографиями. А к концу вечера что-то несвязно бормотал о необходимости международной поддержки движения за включение бросков людьми в программу Олимпийских Игр. Раффи принимал их хвалу и пиво со скромной признательностью, но когда третий американец предложил себя для повторного броска, твердо отказал, сказав, что никогда не бросает дважды одного и того же человека. Вечер удался на славу. За исключением таких редких срывов Раффи, несмотря на огромную силу, вел себя достойно и очень нравился Брюсу. Он не смог удержаться от улыбки при приглашении Раффи поиграть в карты.

— Нужно сделать дело, Раффи, в другой раз.

— Садитесь, босс. Сыграем всего пару раз и поговорим о деле, — он перебирал в руках три карты.

— Садитесь, босс, — повторил он и Брюс неохотно занял стул напротив.

— Как много вы поставите? — Раффи наклонился вперед.

— Одну тысячу, — Брюс положил на стол банкноту. — Потом мы уезжаем.

— Зачем торопиться? Впереди весь день, — Раффи разложил карты на столе рубашкой вверх. — Старый король где-то среди них. Нужно только найти его и это будет самая легкая тысяча в вашей жизни.

— Посередине, — прошептал стоящий рядом жандарм. — Точно, посередине.

— Не обращайте внимания на этого сумасшедшего араба. Он уже проиграл пять тысяч.

Брюс перевернул правую карту.

— Не повезло. Дама червей, — Раффи засунул банкноту в нагрудный карман. — Эта стерва каждый раз обманывает.

Усмехаясь, он перевернул среднюю карту. Это был валет пик с плутоватыми глазами и маленькими усиками.

— Притаилась с валетом прямо под носом у короля, — и он перевернул последнюю карту. — А тот даже смотрит в другую сторону.

Брюс, не отрываясь смотрел на карты. Все было как в действительности. Только у валета должна быть борода и красный «ягуар», а таких невинных глаз у дамы червей никогда не было.

— Ну все, Раффи, — резко сказал Брюс. — Ты и десять человек со мной.

— Куда?

— На склады за снаряжением.

Раффи кивнул, спрятал в карман карты и отобрал жандармов.

— Смазка не потребуется?

Брюс задумался. У них осталось всего два ящика виски из дюжины захваченных в августе. Покупательская способность настоящего шотландского виски была огромной и Брюс старался использовать свои запасы только в исключительных случаях. Но в то же время он отдавал себе отчет, что шансы на получение необходимого ему снаряжения очень малы, если он не сумеет подмазать интенданта.

— Хорошо, Раффи. Принеси ящик.

Раффи поднялся из кресла и надел каску.

— Полный ящик? Мы покупаем крейсер?

— Почти. Бери полный.

Раффи прошел в другое помещение и вернулся с ящиком виски под мышкой одной руки и полдюжиной пива между пальцами другой.

— Вдруг почувствуем жажду, — объяснил он. Жандармы, лязгая оружием и подшучивая друг над другом, полезли в грузовик. Брюс, Майк и Раффи забрались в кабину. Ящик виски Раффи поставил на пол и прижал своими огромными ступнями.

— Зачем все это, босс?

Брюс объяснил ему в чем дело, выруливая на авеню Этуаль. Раффи хмыкнул, взял бутылку пива и сорвал пробку крепкими белыми зубами. Немного пены с шипением вылилось ему на колени.

— Моим ребятам это не понравится, — он протянул бутылку Хейгу. Тот покачал головой и Раффи передал ее Брюсу. Затем Раффи открыл бутылку для себя.

— И без того погано, а что будет, когда мы доберемся до места и заберем алмазы? — сказал Раффи, сделав хороший глоток.

— Какие алмазы? — удивленно посмотрел на него Брюс.

— Добытые драгами. Не думаете же вы, что нас посылают только за горсткой людей? Их интересуют алмазы.

Брюсу стало все ясно. На память пришел полузабытый разговор с одним из инженеров компании. Они обсуждали работу трех алмазных драг, промывающих грунт со дна болот Луфира. Драги базировались в Порт-Реприве и, естественно, вернулись туда, когда началась вся эта заваруха. На них должен был находиться трех-четырех месячный выход алмазов. Приблизительно полмиллиона фунтов стерлингов в необработанных камнях. Вот почему правительство Катанги уделяло такое внимание этой экспедиции и не обращалось за помощью к ООН. Брюс криво усмехнулся, вспомнив разговор с министром внутренних дел.

— Это наш долг, капитан Карри. Мы не можем оставить своих близких во власти диких племен. Это наш долг цивилизованных людей.

По всему югу провинций Касай и Катанга разбросано немало домов миссионеров и правительственных сторожевых постов, об обитателях которых ничего не известно уже несколько месяцев. Но никто не придает их судьбе такого значения, как судьбе жителей Порт-Реприва. Брюс поднял бутылку к губам и прищурился. «Сейчас мы их спасем, затем на самолет погрузят ничем не приметный ящик, а еще чуть позже на чей-то счет в Цюрихе поступит кругленькая сумма. Почему меня это волнует? Мне же за это платят».

— Не думаю, что стоит говорить об алмазах моим ребятам, — хмуро произнес Раффи. — Из этого ничего хорошего не выйдет.

Брюс притормозил на въезде в промышленную зону за железной дорогой. Он нашел нужный дом, свернул с дороги и остановился у ворот. На звук клаксона вышел жандарм, бегло проверил документы. Удовлетворенный, он что-то крикнул и ворота распахнулись. Брюс въехал и заглушил мотор. Во дворе было еще полдюжины грузовиков с эмблемами армии Катанги. Вокруг них сгрудились жандармы в просоленной в подмышках пятнистой форме. Белый лейтенант высунулся из кабины одного из грузовиков.

— Чао, Брюс!

— Как дела, Сержио?

— Полное безумие.

Брюс улыбнулся. Для итальянцев все — полное безумие. Брюс вспомнил, как в июле, после боя на мосту он положил Сержио на капот «лендровера» и штыком выковыривал осколки из его волосатых ягодиц. Это тоже было безумие.

— Еще увидимся, — помахал ему Брюс и прошел через двор на склад. На крупных двойных дверях было написано «Интендантская служба Армии Катанги». За ними в стеклянной будке за столом сидел майор в очках в стальной оправе с лицом жизнерадостной жабы. Он взглянул на Брюса.

— Нет, нет, нет, — категорически заявил он. Брюс положил перед ним официальное требование. Майор презрительно отложил его в сторону.

— Этого ничего нет. Склады пусты. Я не могу ничего сделать. Существует очередность. Нет, извините, не могу, — он взял пачку документов и углубился в них, игнорируя Брюса.

— Требование подписано самим Президентом, — мягко заметил Брюс. Майор отложил бумаги, вышел из будки и подошел к Брюсу. Его фуражка едва доставала Брюсу до подбородка.

— Да хоть самим Господом Богом! Какая разница? Извините, но ничего не могу сделать.

Брюс обвел глазами набитый до отказа склад. Прямо со своего места он заметил примерно двенадцать наименований необходимого ему снаряжения. Майор проследил за его взглядом и так разнервничался, что из последовавшей тирады Брюс понял только многократно повторенное слово «Нет». Он многозначительно взглянул на Раффи. Сержант шагнул вперед и, нежно обняв майора за плечи, повел его через двор к грузовику. Там он открыл дверь кабины и показал майору ящик. Через несколько минут после того, как Раффи штыком распечатал ящик и предъявил майору ненарушенные печати на пробках, они вернулись в помещение склада.

— Капитан, — произнес майор, взяв в руку в требование. — Я ошибся. Это действительно подписано самим Президентом. Мой долг помочь вам в первую очередь.

Брюс пробормотал слова благодарности. Майор просиял.

— Я дам для погрузки своих людей.

— Вы слишком добры. У меня есть кому погрузить.

— Чудесно, — майор сделал широкий жест. — Берите все, что вам нужно.

3

Брюс взглянул на часы. До окончания комендантского часа еще двадцать минут. Все это время он вынужден будет находиться в компании Вэлли Хендри, наблюдая за его завтраком, что само по себе не очень приятное занятие.

— Ты можешь жевать с закрытым ртом? — потеря терпение Брюс.

— Я же не лезу в твои дела, — Хендри оторвался от тарелки. Его щеки были покрыты рыжеватой щетиной, глаза после вчерашней пьянки покраснели и опухли. Брюс отвернулся и снова взглянул на часы.

Он с трудом поборол в себе желание наплевать на комендантский час и немедленно отправиться на станцию. В лучшем случае они будут задержаны патрулем и арестованы часов на двенадцать, в худшем — может начаться стрельба.

Он налил себе чашку кофе и стал пить маленькими глотками. «Нетерпеливость — одна из моих слабостей, все ошибки я совершал именно из-за нее. Но я немного исправился. В двадцать я хотел прожить всю жизнь за неделю, сейчас соглашусь на год». Он допил кофе. «Без пяти шесть, можно рискнуть. Как раз минут пять на посадку в грузовик».

— Если все готовы, господа… — он встал, надел свой ранец и вышел на улицу. Раффи ждал его под навесом, сидя на куче снаряжения. Его люди расположились вокруг нескольких небольших костров.

— Где поезд?

— Хороший вопрос, босс, — заметил Раффи. Брюс застонал.

— Должен быть здесь уже давно.

— Между «должен быть» и «есть» большая разница.

— Черт возьми! Нам еще грузиться. В лучшем случае уедем к полудню. Я пошел к начальнику станции.

— Захватите ему подарок, босс. У нас остался ящик.

— Нет, ни за что! Майк, пойдешь со мной.

Они подошли к основной платформе. На другом ее конце болтались несколько служащих железной дороги. Брюс яростно налетел на них… Через два часа он стоял на подножке паровоза, медленно движущегося к товарной станции. Машинистом был маленький пухлый человечек со слишком темной для обычного загара кожей и вставными зубами.

— Месье, вы собираетесь следовать в Порт-Реприв? — с тревогой в голосе спросил он.

— Собираюсь.

— Состояние основного пути неизвестно. Движения не было уже четыре месяца.

— Я знаю. Будем продвигаться максимально осторожно.

— На путях, рядом со старым аэродромом пост войск ООН.

— У нас пропуск, — улыбнулся Брюс. С получением транспорта его настроение улучшилось. — Остановитесь у первого навеса.

С шипением тормозов поезд остановился у бетонной платформы. Брюс спрыгнул с подножки.

— Раффи! — закричал он. — За работу.

В начале состава Брюс поместил три открытые металлические платформы, так как их было легче оборонять. По бортам платформ он установил пулеметы, прикрывающие фланги. Затем два пассажирских вагона. В хвосте состава — паровоз. В таком положении он будет менее уязвим и не будет задымлять весь состав. Снаряжение разместили в четырех купе с закрытыми окнами. Затем Брюс приступил к обустройству оборонительных сооружений. В низком кольце из мешков с песком на крыше первого вагона он установил пулемет. Это его командный пункт. Отсюда он мог легко наблюдать за платформами впереди, за паровозом в хвосте, а также за всей округой.

Еще один пулемет был установлен на передней платформе под команду Хендри. От майора-интенданта Брюс получил три переносные радиостанции. Одну он отдал машинисту, вторую — Хендри, третью оставил на своем пункте. Связь была удовлетворительной. Было почти двенадцать часов, когда закончились все приготовления. Брюс повернулся к сидящему рядом с ним на мешках Раффи.

— Все в порядке?

— Все в порядке, босс.

— Сколько человек не хватает? — Брюс по опыту знал, что кто-нибудь обязательно отсутствует.

— Восемь, босс.

— На три больше, чем вчера. Значит у нас всего пятьдесят два человека. Думаешь они ушли в джунгли?

Пятеро его людей дезертировали с оружием в день заключения перемирия. Несомненно они примкнули к одной из банд, бесчинствующих вдоль основных дорог: устраивающих засады, избивающих путешественников, которым повезло, убивающих тех, кому повезло меньше, насилующих женщин.

— Нет, босс, я так не думаю. Эти трое хорошие ребята. Сидят в каком-нибудь борделе, веселятся. Думаю, просто потеряли счет времени, — Раффи покачал головой. — Всего полчаса и я их найду. Зайду в центре города в пару заведений. Попробовать?

— Нет времени с ними возиться, если мы хотим попасть на узел Мсапа до темноты. Найдем их, когда вернемся. «В какой еще армии так легко относились к дезертирству со времен Бурской войны», — подумал Брюс.

Он взял в руки передатчик.

— Машинист!

— Да, месье.

— Трогаемся и очень медленно подъезжаем к посту ООН. Останавливаемся, не доезжая.

— Да, месье.

Они выкатились с товарной станции, постукивая на стыках, оставили позади промышленную зону и пост армии Катанги, выехали в пригород. Далеко впереди Брюс увидел позиции ООН и почувствовал первые признаки беспокойства. Пропуск, лежащий у него в нагрудном кармане был подписан генералом Рии Сингхом, но даже в начале войны приказы индийского генерала не исполнялись ни суданским капитаном, ни ирландским сержантом. Прием, видимо, будет оказан исключительный.

— Надеюсь, они о нас знают, — Майк Хейг закурил с равнодушным видом, но затем принялся пристально вглядываться в кучи свежей земли, которыми были отмечены окопы по обе стороны путей.

— У этих ребят есть гранатометы, а сами они ирландские арабы, — пробормотал Раффи. — Самый сумасшедший тип арабов — ирландский. Как вам нравиться граната в горло, босс?

— Спасибо, Раффи, нет — поблагодарил Брюс и нажал кнопку передатчика.

— Хендри!

На передней платформе Хендри поднял свой передатчик и оглянулся на Брюса.

— Карри?

— Прикажи пулеметчикам отойти от пулеметов, остальным — положить оружие.

— Хорошо.

Брюс наблюдал, как Хендри выполняет приказ. Он чувствовал нарастающее напряжение, видел, как неохотно разоружаются жандармы и, стоя у бортов, угрюмо смотрят на приближающийся пост ООН.

— Машинист! Снизить скорость. Остановиться за пятьдесят метров до поста. Но, если начнется стрельба, идем на прорыв.

— Да, месье.

Впереди не было видно никаких признаков торжественной встречи — только барьер из столбов и пустых бочек. Брюс встал и поднял вверх руки, это была ошибка! Спокойное настроение жандармов сменилось на противоположное. Один из них тоже поднял руки вверх, но кулаки его были сжаты.

— ООН — дерьмо! ООН — дерьмо! — сначала в боевом крике слышались нотки смеха, но затем тон изменился.

— Заткнитесь! — взревел Брюс и ударил стоящего рядом жандарма по каске ладонью. Его глаза загорелись огнем истерики, которой так подвержены африканцы. Он поднял винтовку на уровень груди, конвульсивно подергался всем телом в такт крикам. Брюс пальцами сдернул каску на глаза жандарма и ударил его ребром ладони по открытой шее. Жандарм повалился на мешки. Винтовка выскользнула из его рук. Командир в отчаянии огляделся, истерия продолжала нарастать.

— Хендри! Де Сурье! Остановите их! Ради бога остановите! — его крик затерялся в общем шуме. Один из жандармов поднял с пола винтовку и начал пробираться к краю платформы.

— Мвембе! — прокричал его имя Брюс. Через пару секунд ситуация выйдет из-под контроля и начнется ожесточенная перестрелка.

С края крыши Брюс прикинул расстояние и прыгнул. Он приземлился точно на плечи жандарму и сбил его с ног. Жандарм, падая, ударился лицом о край борта платформы. В момент падения его палец нажал на курок — раздался выстрел. В наступившей тишине Брюс поднялся на ноги и вытащил из кобуры пистолет.

— Ну!

Он выбрал одного из жандармов и посмотрел ему в глаза.

— Ты! Я жду! Хочешь пулю в лоб?!

При виде нацеленного на него пистолета жандарм съежился. Безумие начало покидать его. Он опустил глаза и неловко переступил с ноги на ногу. Брюс посмотрел на Хейга и Раффи.

— Следите за ними! Пристрелите первого, кто начнет эту дурь!

— Есть, босс, — Раффи, грозно возвышавшийся на крыше вагона, поднял винтовку. — Кто будет первым?

Но неповиновение уже сменилось робким смущением.

— Майк! — снова закричал Брюс. — Свяжитесь с машинистом. Он пытается прорваться.

Услышав выстрел, машинист увеличил скорость и они неслись к посту на полном ходу.

Майк схватил рацию, прокричал в нее приказ — раздался шип тормозов и поезд остановился, не доезжая до поста сто ярдов. Брюс медленно забрался на крышу вагона.

— Близко? — спросил Майк Хейг.

— О, господи! — Брюс кивнул головой и вытащил сигарету трясущимися пальцами. — Еще ярдов пятьдесят и!..

Затем он обернулся и угрюмо посмотрел на жандармов.

— Идиоты! В следующий раз, когда решите покончить с собой, делайте это без меня.

Жандарм, которого он сбил с ног, сидел на полу и нежно потирал синяк над глазом.

— Мой друг! — сказал ему Брюс. — Чуть позже я устрою тебе что-нибудь такое же приятное! — затем второму жандарму, потирающему шею. — Тебе также! Сержант, их имена!

— Сэр! — умиротворяюще прогудел Раффи.

— Майк! — голос Брюса смягчился. — Я попытаюсь договориться с нашими друзьями с гранатометами. Когда я подам сигнал, проводи поезд.

— Не хочешь взять меня с собой?

— Нет, оставайся здесь. — Брюс поднял свою винтовку, закинул на плечо, спустился на пути и пошел к посту, хрустя гравием.

«Удачное начало экспедиции, — угрюмо думал он, — трагедия, предотвращенная совершенно случайно, еще на выезде из города». Слава богу, хоть эти ребята не добавили в ссору пару гранат. Брюс вгляделся вперед и различил над бруствером силуэт касок.

— Остановитесь, мистер, — раздался голос с сильным ирландским акцентом из ближайшего окопа. Брюс остановился на шпалах на самом солнцепеке. Теперь он мог различить недружелюбные, хмурые лица под касками.

— Что за стрельба? — спросил голос.

— Случайный выстрел.

— Не делайте больше этого, а то нам тоже захочется пальнуть пару раз.

— Мне этого совсем не хочется, Пэдди, — пошутил Брюс.

— Ваше задание? — в голосе ирландца послышались нотки раздражения.

— У меня есть пропуск. Желаете проверить? — Брюс достал сложенный лист бумаги из нагрудного кармана.

— Ваше задание?

— Следовать в Порт-Реприв и эвакуировать население.

— Мы о вас знаем, — кивнул ирландец. — Предъявите пропуск.

Брюс сошел с путей, забрался на бруствер и предъявил розовую бумажку. У проверяющего были нашивки капитана. Он бегло взглянул на пропуск и сказал стоящему рядом с ним сержанту:

— Все в порядке, можете убирать заграждение.

— Я могу вызывать состав? — спросил Брюс. Капитан кивнул.

— Только без случайностей, мы не любим наемных убийц.

— Клянусь богом, Пэдди. Кстати, ты тоже не родину защищаешь, — одернул его Брюс, сошел на пути и помахал рукой Майку Хейгу.

Ооновский сержант уже снял заграждение. Ожидая приближения поезда, Брюс с трудом сдерживал раздражение — насмешка ирландского капитана задела его. Наемный убийца, конечно, именно так оно и есть. Вторая древнейшая профессия. Брюс схватился за поручень подошедшего вагона, легко вспрыгнул на подножку, иронически отдал честь ирландцу и полез на крышу.

— Без осложнений? — спросил Майк.

— Словесный обмен любезностями, ничего серьезного, — Брюс поднял передатчик. — Машинист.

— Месье?

— Вы не забыли мои инструкции?

— Скорость не выше сорока, постоянная готовность к экстренному торможению.

— Хорошо! — Брюс выключил передатчик и сел на мешки между Раффи и Майком.

«Наконец тронулись, — подумал он, — шесть часов пути до узла Мсапа. Осложнений быть не должно. А потом — знает только Бог, только он один». Поворот пути, Брюс оглянулся и посмотрел на последние исчезающие в деревьях дома Элизабетвилля. Они ехали по открытой саванне. За ними черный дым от паровоза сносило вбок, под ними мерно стучали на стыках колеса, а впереди лежал прямой, как стрела, путь, в перспективе сливающийся с оливково-зеленой массой леса. Брюс посмотрел вверх. Половина неба была ясной и тропически голубой, но на севере голубизна прерывалась тучами, соединенными с землей серым дождем. Там светилась радуга, а тени от туч медленно передвигались по земле, как стада пасущихся буйволов. Он ослабил ремень каски и положил винтовку на крышу.

— Босс, хотите пива?

— У тебя есть?

— Конечно, — Раффи окликнул одного из жандармов, и через несколько мгновений тот поднялся на крышу с полдюжиной бутылок. Раффи открыл зубами пару. Половина содержимого вытекла наружу.

— Пиво ведет себя, как сердитая женщина, — пробурчал Раффи, передавая бутылку Брюсу.

— По крайней мере мокрое, — Брюс отхлебнул из бутылки.

— Это точно!

Брюс взглянул на устраивающихся для поездки жандармов. За исключением пулеметчиков все сидели или лежали в позах полной расслабленности. Почти все разделись до белья. Один желтокожий худой парень уже спал, положив голову на каску и подставив лицо тропическому солнцу. Брюс допил пиво и выкинул бутылку. Раффи без слов открыл и сунул ему в руку следующую.

— Почему так медленно едем, босс?

— Я приказал машинисту. У нас будет шанс заметить разобранные пути.

— Да. Эти балуба могли совершить такую чушь — чокнутые арабы.

Пиво и солнце подействовали на Брюса успокаивающе. Он чувствовал себя отрешенным от внешнего мира.

— Вслушивайтесь в стук колес, — сказал Раффи.

— Да, я знаю, можно заставить их говорить все, что тебе хочется.

— Они могут петь, — продолжил Раффи. — В этом стуке есть подлинная музыка. Послушайте.

Он набрал полную грудь воздуха и запел. Звуки его низкого сильного голоса привлекли внимание жандармов на платформах. Они начали выходить из сонного состояния. Сначала робко включился еще один голос, затем подхватили другие. Слова не были важны, важен был ритм. Они пели вместе много раз, и каждый голос находил свое место в этом хоре. Ведущие голоса начали импровизацию, и начальная мелодия переросла в одну из племенных песен. Брюс узнал ее. Это была одна из любимых его песен. Обычно ее поют во время сева. Он сидел, пил теплое пиво, и позволил мелодии охватить его как морю. А поезд, озаренный солнцем, шел на север навстречу грозовым облакам. Андре вышел из вагона и прошел по платформам к Хендри. Остановился рядом с ним и начал что-то говорить с серьезным видом.

«Куколка» — называл его Хендри, и трудно было придумать более подходящее прозвище юноше с таким смазливым лицом с огромными томными глазами. Каска казалась слишком большой для его узких плеч.

— «Интересно, сколько ему лет, — подумал Брюс, наблюдая за Андре. — Не думаю, что много больше двадцати. Никогда не видел кого-либо менее похожего на наемного убийцу».

— Каким образом люди типа де Сурье попадают в наемники, — непроизвольно вырвалось у него.

Майк ответил:

— До начала заварухи он работал в Элизабетвилле и не смог вернуться в Бельгию. Не знаю по какой причине, но думаю что-то личное. Потом его фирма закрылась и он не смог найти другой работы.

— Тот ирландец у заграждения назвал меня наемным убийцей, — мысли об Андре вернули Брюса к сознанию собственного положения. — Я так раньше не думал, а сейчас полагаю, что он был прав. Это именно мы.

Майк помолчал, а затем заговорил раздраженно.

— Посмотри на мои руки! — Брюс невольно взглянул на них и в первый раз увидел их элегантность. Это были руки художника.

— Посмотри на них! — повторил Майк, слегка сжимая пальцы. — Они были созданы для определенного дела, они созданы для того, чтобы держать скальпель, чтобы спасать жизни! — он расслабленно уронил руки на винтовку. Длинные тонкие пальцы совсем не сочетались с вороненой сталью. — Посмотри, что они держат теперь.

Брюсу передалось раздражение. Он не хотел провоцировать очередной сеанс самопокаяния Майка. Старый дурак. Почему он всегда начинает это? Ему хорошо известно, что по неписанному кодексу наемной армии Катанги прошлого не существует. На него наложено вето.

— Раффи! — крикнул Брюс. — Ты собираешься людей кормить?

— Сию минуту, босс, — он передал Брюсу еще одно пиво. — Держите, это немного отвлечет вас от еды, а я пока распоряжусь, — он, все еще напевая, пошел по крыше.

— Три года, а кажутся вечностью, — продолжал Майк, не заметив, как Брюс прервал его. — Три года назад я был хирургом, а теперь…

В его глазах Брюс увидел безысходное отчаяние, и в глубине своей души, там, где он держал взаперти все свои чувства, он почувствовал жалость к этому человеку.

— Я был хорошим хирургом, одним из лучших. Королевский колледж. Лучшие клиники, — Майк невесело рассмеялся. — Можешь представить меня, докладывающим в Королевском колледже о новейших методах удаления желчного пузыря?

— Что случилось? — вопрос вырвался невольно, и Брюс понял насколько сильно он позволил овладеть собой жалости. — Нет, не говори мне. Это меня не касается. Я ничего не хочу знать.

— Но я все же расскажу тебе. Я хочу этого. Иногда это помогает.

«Только в начале, — подумал Брюс, — мне тоже хотелось выговориться, попытаться придушить боль словами». Майк замолчал. Песня жандармов то затихала, то усиливалась. Поезд пошел в лес.

— Десять лет я потратил на обучение, но, наконец, добился своего. Чудесная практика, любимая работа, мастерство, вознаграждения, которые я заслужил. Жена, которой гордился бы любой мужчина, хороший дом, много друзей, пожалуй даже слишком много, потому что успех плодит друзей, как грязная кухня — тараканов.

Майк достал платок и вытер шею.

— Такие друзья означают вечеринки, — продолжил он. — Вечеринки, когда ты валишься с ног от усталости, когда тебе необходимо взбодриться. И ты находишь воодушевление в бутылке. Ты понимаешь, что испытываешь слабость к этому, слишком поздно. Пока не начинаешь прятать бутылку в ящике рабочего стола, пока твоя практика не перестает быть хорошей.

Майк нервно обернул пальцы платком.

— Затем внезапно ты понимаешь все. Ты понимаешь, когда пальцы пляшут по утрам, а на завтрак, кроме рюмки, ничего не хочется. Когда не можешь дождаться обеда, потому что предстоит операция, а это единственный способ успокоить руки. Но окончательно ты понимаешь это, когда скальпель поворачивается в пальцах и из артерии брызжет кровь, заливая твой халат и пол операционной….

Майк запнулся, достал сигарету и закурил. Он сидел сгорбившись, взгляд полон вины.

— Ты мог прочитать об этом. Обо мне несколько дней писали в газетах… «Хирург — преступник». Но звали меня тогда по другому. Имя Хейг я взял себе с бутылочной этикетки. Глэдис не ушла от меня. Она была не такая женщина. Мы уехали в Африку. У меня осталось достаточно средств для покупки табачной фермы рядом с Солсбери. Два хороших сезона и я бросил пить. Глэдис ждала нашего первенца. Мы так его хотели. Все приходило в порядок…

Но однажды я поехал на грузовике в поселок и на обратном пути заскочил в клуб. Я часто бывал там, но в этот раз все закончилось плохо. Вместо получаса, я торчал там до закрытия, пока меня не вытолкали на улицу, и я приехал на ферму с ящиком виски на сиденьи.

Брюс хотел остановить его, он знал, что надвигается, и не хотел этого слышать.

— Ночью прошли первые дожди, реки разлились. Телефонные линии оборвались, мы были отрезаны от внешнего мира. Утром… — Майк замолчал и посмотрел на Брюса. — Я думаю, что ее потряс мой вид, но как бы то ни было утром у Глэдис начались схватки. Это был ее первенец, и она не была уже молодой. На следующий день схватки продолжались, но кричать она уже не могла. Из-за слабости. Я помню, какой наступил покой без ее криков и мольбы о помощи. Ты понимаешь, она знала, что у меня есть все необходимое. Она молила меня. Я это помню: ее голос сквозь дурман. Думаю, что тогда я ее ненавидел. Я помню это, хоть все смешалось вместе: дурман, ненависть, крики. Но, наконец, она замолкла. Тогда я понял, что она мертва. Я просто обрадовался, что она замолкла, и наступил покой.

Он опустил глаза, заговорил совсем тихо.

— Я был слишком пьян, чтобы идти на похороны. Потом, в баре я встретил человека. Не помню через какое время, не помню даже года. Он вербовал в армию Чомбе, и я записался. Никакого другого дела я для себя не видел.

Они молча жевали тушенку с маринованным луком и хлебом. Потом Брюс сказал:

— Не обязательно было сообщать мне все это.

— Я знаю.

— Майк…

— Да?

— Если это поможет, я очень сожалею.

— Это поможет. Необходимо, чтобы кто-то был близок. Одиночество хуже всего. Ты нравишься мне, Брюс, — он выпалил последнюю фразу, и Брюс отшатнулся, как от плевка.

«Дурак, — корил он себя, — ты опять раскрылся. Ты почти подпустил к себе еще одного».

Он беспощадно раздавил в себе симпатию, потрясенный требуемым для этого усилием, взял в руки передатчик и твердым голосом произнес: — Хендри, меньше болтовни, я поставил тебя наблюдать за путями. На передней платформе Хендри обернулся и сделал рукой неприличный жест.

— Иди и смени Хендри на посту, — приказал Брюс Майку. — Его пришлешь ко мне.

Майк встал и посмотрел на Брюса.

— Что ты нервничаешь?

— Я отдал тебе приказ, Хейг.

— Да, уже иду.

4

Ближе к вечеру их обнаружил самолет. Это был истребитель «вампир» индийского контингента войск ООН и прилетел он с севера.

Сначала до них донесся грохот двигателей, а потом впереди над грозовыми облаками что-то блеснуло на солнце, как частичка слюды.

— Ставлю тысячу франков против горсти дерьма, что этот парень о нас не знает, — сказал Хендри, наблюдая, как самолет меняет курс и направляется к ним.

— Теперь уже знает, — ответил Брюс. Он быстро прикинул расстояние до туч. Они были близко; еще минут десять пути и они скроют поезд. Тогда можно будет не опасаться атаки с воздуха, так как низкая облачность и частый серо-голубой дождь уменьшали видимость до нескольких сот футов. Он включил передатчик.

— Машинист, максимальная скорость, нам необходимо поскорее войти в дождь.

— Да, месье.

Почти мгновенно питание паровоза участилось, колеса застучали быстрее.

— Посмотрите, он идет на нас, — прорычал Хендри. Самолет быстро снижался на фоне облака, все еще на солнце, все еще точка, но быстро растущая. Брюс попытался настроиться на волну передатчика самолета. Он прочесал четыре диапазона, но ничего, кроме шума и помех не нашел. На пятом он, наконец, услышал певучие звуки хинди. Брюс не понимал этого языка, но уловил в голосе удивленные интонации. На несколько секунд наступила тишина, пока пилот принимал инструкции с базы, слишком далекой для их слабенького приемника, затем пилот коротко сказал что-то утвердительное.

— Он решил рассмотреть на поближе, — сказал Брюс и закричал жандармам: — Все в укрытие! И не высовывать носа.

Истребитель приближался к ним не на полной скорости, но все равно очень быстро, оставляя звук двигателей позади. Приемник закричал что-то, похожее на ругательство, самолет заложил крутой вираж и показал свое серебристое брюхо и ракеты под крыльями.

— Смотри-ка, сдрейфил, — захохотал Хендри. — Нужно было сбить его. Он был так близко, что я мог попасть ему в левый глаз.

— У тебя будет такая возможность через несколько секунд, — угрюмо заверил его Брюс. Из приемника доносилось испуганное кудахтанье. Брюс переключился на свой канал.

— Машинист, ты можешь заставить эту штуку двигаться?

— Месье, никогда в своей жизни она не двигалась так быстро, как сейчас.

Он снова переключился на частоту истребителя и вслушался в взволнованный голос пилота. Истребитель разворачивался на широкой дуге, примерно в пятнадцати милях. Брюс взглянул на завесу дождя впереди, она двигалась навстречу с тяжеловесным достоинством.

— Если он вернется, — закричал Брюс жандармам, — можете быть уверены, что разглядывать нас в этот раз он не будет. Открывайте огонь. Из всего, что у вас есть. Попробуем помешать ему прицелиться.

Африканцы посмотрели на командира так, точно услышали от него смертный приговор. «Куколка» Андре тоскливо уставился широко раскрытыми глазами на истребитель, судорожно глотая слюну. Радио замолчало, и все головы повернулись в сторону самолета.

— Ну иди сюда, иди! — нетерпеливо повторял Хендри. Он плюнул на правую ладонь и вытер ее о китель. — Иди сюда, мы хотим тебя, — его большой палец играл с предохранителем винтовки. Внезапно приемник заговорил. Два слова, видимо, подтверждающие получение приказа, и одно из них Брюс понял. Он слышал его при обстоятельствах, намертво врезавшихся ему в память. Это было слово «Атака!»

— Все, — сказал он и встал. — Он атакует.

Ветер трепал рубашку на его груди. Брюс поправил каску и дослал патрон в патронник.

— Спустись на платформу, Хендри.

— Отсюда лучше видно. — Хендри стоял на крыше, широко расставив ноги, покачиваясь в такт движения поезда.

— Как хочешь. Раффи, в укрытие.

— Слишком жарко в этой проклятой коробке, — усмехнулся великан.

— Ты тоже чокнутый араб.

— Конечно, мы все чокнутые арабы.

Истребитель закончил вираж и стал снижаться к лесу, все еще в милях от них.

— Это новичок какой-то. Он собирается атаковать нас с фланга, чтобы у нас была возможность пострелять в него. Если бы он хотя бы наполовину проснулся, он ударил бы нам в задницу, подбил паровоз, а мы было бы вынуждены стрелять через голову друг дpуга, — злорадствовал Хендри.

Он приближался, почти задевая верхушки деревьев. Затем на его носу замерцал бледно-желтый огонек пушки, и воздух вокруг них наполнился звуком тысяч кнутов. Тотчас же каждый ствол на поезде ответил огнем. Трассирующие пули пулеметов догоняли друг друга, винтовочный огонь заглушал звуки пушки. Брюс тщательно прицелился. Поймать самолет мешали покачивание и рывки вагона. Он нажал на курок, и винтовка забилась в его плечо. Краем глаза он видел блестящий бронзовый поток отстрелянных гильз, льющийся из отбойника. Ноздри обжег запах пороха. Самолет вильнул, уходя от шквала огня.

— Он трусит! — заорал Хендри. — Этот ублюдок трусит.

— Стреляйте в него! — взревел Раффи. — Не прекращайте огонь!

Самолет задрал нос, и снаряды пушек пролетали над головами, не причинив вреда. Затем он снова опустил нос и выпустил ракеты, по две из-под каждого крыла. Огонь с поезда резко прекратился — все залегли, только трое на крыше вагонов продолжали стрелять. С дьявольским воем, оставляя за собой четыре полосы белого дыма, ракеты понеслись на них с расстояния четыреста ярдов и покрыли его за время, достаточное для глубокого вздоха. Но пилот опустил нос слишком резко и выстрелил слишком поздно. Ракеты взорвались на насыпи под вагонами. взрыв отбросил Брюса на спину. Он упал и покатился, отчаянно пытаясь зацепиться за гладкую крышу вагона. Уже падая вниз, он сумел схватиться за край водостока. В голове гудело от взрыва, острая железная грань врезалась в пальцы, ремень винтовки обвился вокруг шеи и душил, внизу под ногами неслись шпалы. Раффи наклонился и поднял его за ворот рубашки как ребенка.

— Вы куда-то собрались, босс? — Широкое лицо сержанта было покрыто пылью и беззаботно улыбалось. Наверное, требовался десяток подобных ракет, чтобы можно было как-нибудь поколебать эту черную громаду.

Стоя на коленях, Брюс попытался сосредоточиться. Он видел, что ближняя к взрыву стена вагона практически разрушена, крыша забросана землей и камнями. Хендри сидел рядом, медленно покачивая головой из стороны в сторону, тоненькая струйка крови стекала по его щеке и капала с подбородка. На платформах жандармы стояли или сидели неподвижно, как манекены. Поезд все еще шел к дождю, а сзади висело огромное коричневое облако пыли от взрыва. Брюс встал на ноги и принялся искать истребитель. Он увидел блестящую точку очень далеко, высоко над облаками. Передатчик был в порядке. Его защитило от взрыва кольцо мешков с песком. Брюс поднял его и нажал кнопку.

— Машинист, у тебя все в порядке?

— Месье, я страшно потрясен…

— Не только ты один, — заверил его Брюс. — Продолжаем движение.

— Да, месье.

Затем он переключился на частоту истребителя. Несмотря на то, что в ушах до сих пор звенело, он уловил изменение в интонациях пилота. «Он либо напуган до смерти, либо ранен, — подумал Брюс, но у него все равно есть время на один заход, пока мы не войдем в дождь». Надо было выходить из оцепенения и выходить всем.

— Раффи! Поставь их на ноги. Приведи в боевую готовность. Истребитель вернется в любую секунду.

Раффи спрыгнул на платформу и начал пинками и затрещинами взбадривать людей. Брюс спрыгнул следом за ним и перелез на вторую платформу.

— Хейг, помоги мне привести их в норму.

На этой самой отдаленной от взрыва платформе люди приходили в себя быстрее. Послышалась ругань, звуки перезаряжаемого ружья. Брюс обернулся и крикнул:

— Раффи, потери есть?

— Пара царапин, ничего серьезного.

На крыше вагона опять стоял Хендри с окровавленным лицом, сжимая в руках винтовку.

— Где Андре? — спросил Брюс Хейга, когда они встретились на середине платформы.

— Там, в начале, думаю, что он ранен.

Брюс прошел впереди в углу Брюс прошел вперед и в углу нашел скорченного Андре, он закрывал руками лицо, винтовка валялась рядом. Голова была вжата в плечи, как от нестерпимой боли.

«Глаза, — подумал Брюс, он ранен в глаза». Он склонился над ним, отнял руки от лица, ожидая увидеть кровь. Андре рыдал, по его щекам текли слезы, ресницы слиплись. Секунду Брюс смотрел на него, потом схватил за китель и поднял на ноги.

Он поднял винтовку Андре — ствол был холодный, из нее ни разу не выстрелили. Он подтащил бельгийца к борту и сунул ему в руки винтовку.

— Ле Сурье, — прорычал он, — я буду стоять рядом с тобой. Если такое повторится, я пристрелю тебя, понимаешь?

— Прости меня, Брюс, — губы Андре были покусаны и распухли, лицо в слезах. — Прости меня, я ничего с собой не мог сделать.

Брюс отвернулся и посмотрел на истребитель. Он заходил в атаку. «Он опять атакует с фланга, в этот раз он попадет. Он не может промахнуться два раза кряду». В молчании они наблюдали, как истребитель снизился между двух огромных белых облаков и пошел на них над лесом. Маленький и изящный он нес им смерть. Один из пулеметчиков открыл огонь, трассирующие пули вытянулись по небу как яркие бусы.

— Слишком рано, — пробормотал Брюс. — Очень рано. Нужно дать ему приблизиться еще на милю.

Эффект был мгновенным. Истребитель вильнул, чуть не задел верхушки деревьев, поспешно выправился, но сбился с линии атаки. С поезда раздались насмешливые выкрики, но мгновенно потонули в грохоте стрельбы, когда все открыли огонь. Истребитель выпустил оставшиеся ракеты, не прицеливаясь, вслепую, быстро набрал высоту и ушел в облака. Звук его двигателей быстро таял и вскоре совсем пропал. Раффи исполнял триумфальный танец с винтовкой над головой. Брюс кричал ругательства в облака, поглотившие истребитель, один из пулеметчиков продолжал стрельбу короткими, нервными очередями, кто-то кричал боевой клич Катанги и все остальные подхватывали. Затем вступил машинист и принялся давать гудки, сопровождаемые клубами пара. Брюс забросил винтовку за плечо, сдвинул каску на затылок, закурил сигарету и наблюдал за всеобщим весельем. Рядом с ним Андре перевернулся через борт. Его рвало. Затем они въехали в облачность. Внезапно, как из двери открытого холодильника, налетела прохлада. Первые крупные капли упали на щеку Брюса и покатились вниз, унося за собой запах пороха. Дождь смыл пыль с лица Раффи, и оно засияло, как антрацит. Брюс почувствовал, как к спине прилипает китель.

— Раффи, по два человека к каждому пулемету. Остальные — в крытые вагоны. Смена через час. — Он перевернул винтовку стволом вниз. — Де Сурье, можешь идти, ты тоже, Хейг. Я останусь с тобой, Брюс.

— Как хочешь.

Жандармы, все еще смеясь и оживленно разговаривая, полезли в вагон. Раффи подал Брюсу плащ-палатку.

— Все передатчики закрыты. Если я вам не нужен, босс, я бы занялся делом с одним арабом, там в вагоне. У него при себе около двадцати тысяч франков. У меня большое желание показать ему пару фокусов с картами.

— Как-нибудь я объясню им весь твой фокус с королем. Покажу им, что шансы три против одного не в их пользу, — пригрозил Брюс.

— Я бы не стал этого делать, — серьезно заявил Раффи. — Все эти деньги не приносят им радости, одни неприятности.

— Тогда уходи. Я позову тебя. И передай всем, что я ими горжусь.

— Обязательно передам.

Брюс вытащил из-под брезента передатчик.

— Машинист, снизить скорость, пока котел не взорвался.

Движение поезда приобрело более умеренный темп. Брюс поправил каску, затянул потуже плащ-палатку вокруг шеи и свесился через край, чтобы оценить повреждения, нанесенные взрывом ракеты.

— Все стекла выбиты и небольшие повреждения стен, — пробормотал он. — Но все равно, только чудом уцелели.

— Жалкий спектакль вся это война, — проворчал Хейг. — Самым умным оказался тот пилот: зачем рисковать жизнью, если тебя все это абсолютно не касается.

— Он был ранен, — предположил Брюс. — Я думаю, мы попали в него при первом заходе.

Они замолчали, дождь бил им в лица, заставляя прищуривать глаза. Пулеметчики закутались в зелено-коричневые плащ-палатки, все недавние восторги были забыты. «Они как кошки, — подумал Брюс, — не выносят, когда их мочат».

— Уже половина шестого, — нарушил молчание Майк. — Думаешь, успеем к узлу Мсапа до темноты?

— При такой погоде стемнеет уже к шести. — Брюс взглянул на низкие облака. — Я не хочу рисковать ехать в темноте. Это граница расселения балуба, а прожектором пользоваться мы не можем.

— Будем останавливаться?

Брюс кивнул. «Совершенно глупый вопрос», — раздраженно подумал он. Затем понял, что раздраженность является следствием пережитой опасности и попытался загладить вину разговором.

— Мы уже совсем близко. Если тронемся с первым светом, достигнем Мсапа к восходу.

— Господи, как холодно, — поежился Майк.

— Либо слишком холодно, либо слишком жарко, — согласился Брюс. Он понимал, что болтливость — это тоже реакция на пережитое, но остановиться не мог. — Это одна из характеристик нашей замечательной планеты: нет ничего умеренного. Слишком жарко, или слишком холодно; ты либо голоден, либо обожрался; либо всех любишь, либо ненавидишь весь мир.

— Как ты?

— Черт возьми, Майк! Ты хуже бабы! Можешь ты вести разговор, не переходя на личности? — Он чувствовал, что начинает выходить из себя. Было мокро, холодно, и очень хотелось курить.

— Философские теории непременно должны подтверждаться практикой, — уточнил Майк. На его широком лице мелькнула тень удивленной улыбки.

— На этом и остановимся. Я не хочу переходить на личности, — отрезал Брюс, но сам продолжал делать именно это. — Меня тошнит от рода людского, когда я слишком много о нем думаю. Де Сурье, который блюет от страха, эта скотина Хендри, твои старания удержаться от выпивки, Джоан. — Он внезапно замолчал.

— Кто такая Джоан?

— Я в твою жизнь не лезу, — традиционно для наемной армии Катанги ответил на личный вопрос Брюс.

— Нет, но я в твою лезу — кто такая Джоан?

«Хорошо, я скажу ему. Если он так хочет, я скажу ему», — Брюса охватила ярость.

— Джоан — это та стерва, на которой я был женат.

— А, вот в чем дело.

— Да, именно в этом. Теперь ты знаешь. И оставь меня в покое.

— Дети?

— Двое — мальчик и девочка, — место ярости в голосе Брюса заняла ноющая боль. Он поборол ее, его голос снова стал спокойным.

— Но все это не имеет никакого значения. Что касается меня, весь род человеческий может идти к чертовой матери. Мне абсолютно все равно.

— Брюс, сколько тебе лет?

— Оставишь меня в покое?

— Сколько тебе лет?

— Тридцать.

— А говоришь, как мальчишка.

— Я чувствую себя глубоким стариком.

— Чем ты занимался до этого?

— Спал, дышал, ел, пока на меня не наступили.

— Я не об этом.

— Я был адвокатом.

— Успешно?

— Смотря как измерять успех. Если ты спрашиваешь, зарабатывал ли я деньги, то да.

«Я сделал достаточно, чтобы выкупить дом и машину, — с горечью подумал он. — Чтобы оспаривать опеку над детьми, чтобы полюбовно развестись с женой. Но был вынужден продать свой пай».

— Тогда с тобой будет все в порядке. Если ты добился успеха один раз, ты сможешь это сделать еще, когда оправишься от удара; когда переустроишь свою жизнь, допустишь в нее других людей, чтобы стать сильнее.

— Я силен сейчас, Хейг. Силен, потому что в моей жизни кроме меня никого нет. Только так можно добиться безопасности. Только самому и в одиночестве.

— Силен! — в голосе Майка впервые прозвучал гнев. — В одиночку ты ничто, Карри. В одиночку ты настолько слаб, что я могу помочиться и смыть тебя! — Ярость испарилась и Майк мягко закончил. — Но сам увидишь — ты один из счастливцев. Ты притягиваешь к себе людей. Тебе не нужно быть одному.

— Начиная с этого времени, я собираюсь оставаться именно таким.

— Посмотрим, — пробормотал Майк.

— Посмотрим, — Брюс поднял передатчик. — Машинист, останавливаемся на ночь. Дальше ехать рискованно.

5

Из приемника, сквозь жуткие помехи, с трудом прорывался слабенький голосок радио Браззавиля. По-прежнему шел дождь, раскаты грома перекатывались, как плохо закрепленный груз в трюме во время шторма.

«Наш корреспондент в Элизабетвилле передает, что подразделение армии Катанги в провинции Южный Касай сегодня нарушило соглашение о прекращении огня и обстреляло низколетящий самолет сил ООН. Истребитель „Вампир“ ВВС Индии благополучно вернулся на базу Камина. Пилот получил огнестрельное ранение. Состояние удовлетворительное.»

«Командующий силами ООН в Катанге, генерал Рии Сингх заявил протест правительству…». — голос диктора перекрыл шум помех.

— Мы победили его! — заорал Вэлли Хендри. Ссадина на его щеке почернела, края ее были красными, воспаленными.

— Заткнись! — отрезал Брюс. — Дай послушать, что там происходит.

— Все равно ни хрена не слышно. Андре, у меня в ранце бутылка.

— Принеси! Я хочу выпить за этого индуса с пулей прямо в…

Вновь послышался голос диктора.

«…в миссии Сенвати в пятидесяти милях от Порт-Реприва. Представитель конголезского правительства опроверг сообщения о боевых действиях регулярной армии. По всей вероятности это большая группа вооруженных бандитов…».

— Будь проклят этот приемник, — пробормотал Брюс, пытаясь настроиться.

«…заявил сегодня, что вывод советских ракет с территории Кубы был подтвержден спутниковой разведкой…».

— Как раз самое интересное, — Брюс выключил приемник. — Полная неразбериха! Раффи, где находится миссия Сенвати?

— Верхняя часть болот, рядом с родезийской границей.

— Пятьдесят миль от Порт-Реприва, — Брюс не пытался скрыть беспокойства.

— По дороге значительно дальше, босс, около ста миль.

— При такой погоде, должно занять у них дня два-три, плюс время на грабежи по дороге. Может еще успеем. Мы должны прибыть в Порт-Реприв завтра к вечеру, а выехать из него следующим утром на рассвете.

— Почему мы не едем ночью? — Вэлли оторвал бутылку ото рта. — Все лучше, чем сидеть здесь и кормить собой москитов.

— Не поедем. В такой темноте легко можем сойти с рельсов, — он повернулся к Раффи. — Сержант, смена караула каждые три часа. Первый дежурный офицер — лейтенант Хейг, затем — Хендри и де Сурье. Я заступлю на рассвете.

— Хорошо, босс. Пойду проверю — не спят ли мои ребята, — он вышел из купе, хрустя битым стеклом.

— Я тоже иду, — Майк встал и натянул плащ — палатку.

— Береги батареи в прожекторе, Майк. Прочесывай каждые десять минут.

— Хорошо, Брюс, — он повернулся к Хендри. — Я вызову тебя в девять часов.

— Замечательно, старина, — Хендри попытался сымитировать акцент Майка.

— Счастливой охоты! — затем, когда Майк вышел из купе: — Почему этот старый пень так разговаривает?

Но ему никто не ответил. Он задрал рубашку на спине.

— Андре, что мне там мешает?

— Прыщик.

— Так выдави его.

Брюс проснулся ночью весь в поту, над головой кружились москиты. За окном шел дождь и, иногда, отраженный свет прожектора тускло озарял купе. На одной из нижних полок лежал на спине Майк Хейг. Его лицо блестело от пота, голова каталась по подушке. Он скрипел зубами. К этому звуку Брюс привык и предпочел его храпению Хендри.

— Старый бедолага, — прошептал Брюс. С противоположного места слышалось хныканье Андре. Во сне, с упавшими на лоб мягкими волосами, он выглядел совсем ребенком.

6

На рассвете дождь прекратился, и жар солнца чувствовался еще до того, как оно показалось над горизонтом. Жара подняла над истекающим влагой лесом теплый туман. По мере того как они продвигались на север, лес становился гуще, деревья росли чаще, подлесок был заметно плотнее, чем вокруг Элизабетвилля.

Сквозь туман Брюс увидел возвышающуюся над лесом как маяк водонапорную башню узла Мсапа. Серебристые стены все в коричневых пятнах ржавчины. Затем они прошли последний поворот, и перед ними открылся поселок.

Он был очень маленький, не более полудюжины домов. Весь его пустынный вид как бы выражал собой неудавшуюся попытку борьбы людей с джунглями.

Рядом с путями стояли водонапорная башня и угольные бункеры. Чуть дальше — деревянное здание станции с большой надписью над террасой: «Узел Мсапа. Высота над уровнем моря 963 м.» Аллея коричневых деревьев с темно-зеленой листвой и оранжевыми цветами, за ней, на опушке леса, ряд коттеджей. Один из коттеджей сгорел, его руины почернели и обвалились, сады запущены в результате трехмесячного забвения.

— Машинист, остановиться у водонапорной башни. На заправку пятнадцать минут.

— Спасибо, месье.

С глубоким вздохом паровоз остановился у башни.

— Хейг, возьми четырех человек и помоги машинисту.

— О'кей, Брюс.

Брюс опять взялся за передатчик.

— Хендри.

— Хелло.

— Собери отряд и осмотри коттеджи. Затем опушку леса. Непрошеные гости нам не нужны.

Хендри помахал рукой с передней платформы. Брюс продолжил:

— Дай мне Сурье. — Он посмотрел, как Хендри передает передатчик Андре. — Де Сурье, ты старший в отсутствии Хендри. Прикрой его, но также наблюдай за кустарником с тыла. Они могут прийти и оттуда.

Брюс выключил передатчик и повернулся к Раффи.

— Оставайся на крыше. Я потороплю их с заправкой. Если заметишь что-нибудь, не посылай мне открытку, начинай стрелять. Раффи кивнул.

— Возьмите с собой завтрак, — он протянул открытую бутылку пива.

— Лучше, чем яичница с беконом, — Брюс взял бутылку и слез на платформу. Пройдя вдоль поезда к паровозу, он посмотрел на Майка и машиниста на башне.

— Пустая?

— Наполовину полная. Можно даже искупаться, если есть желание.

— Не искушайте меня, — эта идея внезапно показалась очень заманчивой. Он чувствовал запах своего грязного тела, веки распухли и чесались от укусов москитов. — Все королевство за ванную, — он провел ладонями по щекам, ощутив терку бороды.

Он наблюдал, как они перекинули от башни брезентовый рукав, и маленький машинист присоединил его к паровозу. Крик за спиной заставил Брюса резко обернуться. Он увидел возвращающийся от коттеджей отряд Хендри. Они тащили за собой двух маленьких пленников.

— Прятались в первом коттедже, — заорал Хендри. — Пытались смыться в кусты.

Он подтолкнул одного из пленников штыком. Ребенок закричал и стал вырываться из рук жандарма.

— Достаточно, — Брюс пошел к ним навстречу. Он осмотрел пленников. Девушка была почти взрослой, с начинающей формироваться грудью и непомерно большими, по сравнению с бедрами и икрами коленными чашечками. Из одежды на ней был только кусок грязной ткани, протянутый между ног и закрепленный на талии веревкой из коры. На груди и щеках ярко выделялись ритуальные шрамы и татуировка.

Брюс позвал Раффи:

— Ты можешь с ними поговорить?

Раффи посадил мальчишку на колени. Он был младше девушки — лет шести-семи. Очень темнокожий и абсолютно голый, как страх на его лице. Раффи что-то произнес и жандарм отпустил девушку. Она вся дрожала и не пыталась убежать. Раффи успокаивающим тоном заговорил с мальчиком, он улыбался и гладил его по голове. Постепенно страх сошел с лица, и тот начал отвечать что-то писклявым голосом.

— Что он говорит? — спросил Брюс.

— Он думает, что мы их съедим, — расхохотался Раффи. — Не хватит даже на приличный завтрак, — он похлопал его по тощей, покрытой засохшей грязью руке и приказал что-то одному из жандармов. Тот скрылся в вагоне и вернулся с несколькими плитками шоколада. Продолжая разговаривать, Раффи развернул одну из них и засунул мальчику в рот. От непривычного вкуса глаза мальчика широко раскрылись, он начал быстро жевать, благодарно глядя на Раффи, и глухо, набитым сладостью ртом отвечая на вопросы. Наконец Раффи повернулся к Брюсу.

— Босс, все в порядке. Они пришли из небольшого селения примерно в часе ходьбы отсюда. Шесть семей и ни одного воина. Дети пришли поглазеть на поселок, может быть, украсть что-нибудь. Вот и все.

— Сколько мужчин в селении? — спросил Брюс. Раффи повернулся к мальчику. Не переставая жевать, тот растопырил пальцы на обеих руках.

— Знает ли он, что с путями до Порт-Реприва? Сжигали ли они мосты? Разбирали рельсы? — оба ребенка не смогли ответить на этот вопрос. Мальчик дожевал шоколад и жадно посмотрел на Раффи, тот снова набил его рот.

— Господи, — с отвращением произнес Хендри. — У нас здесь ясли, что ли? Может быть поводим хоровод вокруг куста роз.

— Заткнись! — отрезал Брюс. — Раффи, видели ли они солдат?

Пленники покрутили головами.

— Отряды воинов их племени?

Такое же отрицание.

— Хорошо. Отдай им остатки шоколада.

Это все, что он мог от них добиться. Время шло. Он посмотрел на башню

— Хейг с машинистом закончили заправку. Еще секунду он рассматривал мальчика. Его собственный сын примерно такого же возраста: «Уже двенадцать месяцев, как..». — Брюс поспешно остановился. Так можно сойти с ума.

— Хендри, доведи их до опушки и отпусти. Поспеши. Мы потеряли слишком много времени.

— И я о том же, — Хендри поманил детей. Они послушно пошли вслед за Хендри и жандармами и скрылись за зданием станции.

— Машинист, вы закончили?

— Да, месье, все готово к отправлению.

— Побольше угля в топку, мы должны поспешить в ад.

Брюсу нравился этот маленький человечек, его вежливость доставляла ему удовольствие.

— Пардон, месье?

— Нет, ничего, просто шутка.

— А, шутка, — толстый животик смешно задрожал.

— Все, Майк, — закричал Брюс. — Все на борт. Мы…

Автоматная очередь оборвала его. Она прозвучала из-за здания станции и ворвалась в тишину жаркого утра с таким неистовством, что несколько секунд Брюс не мог пошевелиться.

— Хейг! — воскликнул он. — На переднюю платформу, смени де Сурье. Это было слабое звено обороны. Майк с жандармами побежали вдоль поезда.

— Вы, — Брюс остановил шестерых жандармов, — за мной!

Брюс бегло оценил обстановку — поезд был защищен хорошо. Через борта торчали стволы винтовок, на крыше, для прикрытия флангов, Раффи разворачивал пулемет. Такая огневая мощь должна была остановить атаку даже тысячи балуба.

— Вперед! — Брюс побежал к зданию станции. Ни одного выстрела за той, первой, очередью, не последовало, что означало либо ложную тревогу, либо гибель отряда Хендри. Дверь в помещение начальника станции была заперта. Брюс выбил ее ударом ноги.

«Мне всегда хотелось так сделать, — пришла в голову глупая мысль, — с тех пор как увидел Кларка Гейбла в „Сан-Франциско“.

— Вы, четверо, прикрывайте нас из окон, — они ворвались в помещение с винтовками наготове. Сквозь открытую дверь, у дальней стены Брюс заметил телеграфный аппарат. Он что-то отбивал, позвякивая. «Почему в возбужденном состоянии мой мозг отмечает совершенно ненужные вещи?»

— Вы двое, остаться со мной, — он повел их вдоль внешней стены, остановился на углу проверить заряд и перевести переключатель на автоматический огонь.

«Что я увижу за углом? Сотню кровожадных дикарей над растерзанными телами Хендри и жандармов, или?..» Согнувшись, готовый в любое мгновенье отпрыгнуть назад, винтовка у груди, каждый мускул и нерв напряжен, как взведенный курок, Брюс вышел из-за угла. Хендри и два жандарма стояли на пыльной дороге у первого коттеджа. Они расслабленно разговаривали, Хендри перезаряжал винтовку, вставляя магазин большими красными руками с блестевшими на солнце рыжеватыми волосами. С нижней губы его свисала сигарета. Он внезапно рассмеялся, закинув назад голову, и пепел посыпался на его китель. Брюс заметил темные пятна пота на плечах. Дети лежали на дороге в пятидесяти ядрах от них. Брюсу внезапно стало холодно. Этот холод поднялся откуда-то изнутри, из груди. Он выпрямился и медленно пошел к детям. Его ноги бесшумно ступали по мягкой пыльной дороге, тишину нарушало только дыхание, хриплое, как у раненного зверя. Он, не глядя, прошел мимо Хендри и жандармов. Те замолчали и следили за ним с беспокойством. Сначала он подошел к девушке, опустился на калено, положил винтовку и бережно перевернул ее на спину.

— Неправда, — прошептал он. — Это не может быть правдой.

Пуля оторвала половину груди, вырвав кусок размером с кофейную чашку. Из отверстия еще сочилась кровь, но уже медленно, как мед. Брюс передвинулся к мальчику. Он чувствовал себя, как во сне.

— Нет, это неправда, — сказал он громче, пытаясь при помощи слов выйти из состояния транса. В мальчика попали три пули. Одна из них перебила ему руку в предплечье: из отверстия торчала розовая кровь. Две других практически разрубили тело пополам. Это пришло откуда-то издалека, как приближающийся шум поезда в тоннеле. Брюс чувствовал, как его трясет. Он закрыл глаза. Мир окрасился кроваво-красным цветом.

«Остановись, — раздался в голове слабенький голос, — побори себя, побори себя, как раньше». Медленно шум в голове стал ослабевать, превратился в шепот и исчез. Он снова стал холоден, открыл глаза, поднялся и подошел к Хендри и жандармам.

— Капрал, — обратился Брюс к одному из них и был удивлен своим спокойным голосом.

— Капрал, идите к поезду и пригласите сюда лейтенанта Хейга и сержанта Раффараро.

Жандарм ушел, а Брюс таким же спокойным голосом обратился к Хендри.

— Я сказал тебе отпустить их.

— Чтобы они прибежали домой и навели на нас всю стаю? — Хендри уже оправился и вел себя вызывающе.

— Поэтому ты зверски убил их?

— Зверски? Ты что, Брюс, рехнулся? Это же балуба. Дикари и людоеды! Что с тобой? Это же война! — заорал Хендри, а потом произнес более спокойным голосом. — Забудь об этом. Я сделал необходимую вещь. Что значит два балуба, когда каждый день умирают тысячи. Забудем об этом.

Брюс не ответил, он закурил и стал ждать прихода остальных.

— Ну как, Брюс? — настаивал Хендри. — Ты согласен все забыть?

— Наоборот, Хендри. Я клянусь и призываю Бога в свидетели, — Брюс не смотрел на Хендри. Он боялся, что не сможет сдержать себя и убьет его. — Вот мое обещание: ты будешь повешен за это, не расстрелян, а повешен на хорошей пеньковой веревке. Я послал за Хейгом и Раффараро, так что свидетелей будет достаточно. Как только мы возвращаемся в Элизабетвилль, я сдаю тебя властям.

— Ты шутишь!

— Никогда еще в жизни я не говорил так серьезно.

— Господи, Брюс!..

Затем подошли Хейг и Раффи; сначала они бежали, затем в нерешительности остановились, переводя взгляд от Брюса на маленькие тела на дороге.

— Что случилось? — спросил Майк.

— Хендри застрелил их.

— Зачем?

— Только он сам знает.

— Ты имеешь в виду, что он просто взял и убил их, просто пристрелил?

— Да.

— Мой Бог, — произнес Майк глухим голосом. — Мой Бог.

— Подойди и посмотри на них, Хейг. Я хочу, чтобы ты все как можно лучше запомнил.

Хейг пошел к детям.

— Раффи, ты тоже. Будешь свидетелем на суде.

Вместе они подошли к месту, где лежали маленькие тела, и опустили глаза. Хендри нервно переступил с ноги на ногу. Он никак не мог вставить магазин в винтовку, словно разучился это делать.

— Черт подери, — пробормотал он. — Что все так всполошились? Из-за пары грязных балуба.

Майк Хейг медленно отвернулся. Его лицо приобрело желтоватый оттенок, только на щеках и носу красные пятна лопнувших под кожей сосудов. Губы задрожали. Он, тяжело дыша, пошел к Хендри, стаскивая с плеча винтовку.

— Хейг! — крикнул Брюс.

— На этот раз, мразь, уж на этот раз…

— Остановись, старик, — предупредил его Хендри, судорожно пытаясь справиться с винтовочным магазином. Хейг опустил кончик штыка на уровень живота Хендри.

— Хейг! — закричал Брюс. Хейг, с небывалой для человека его возраста скоростью, бросился вперед, нацелившись штыком в живот Хендри и крича что-то бессвязное.

— Ну, давай! — Хендри шагнул навстречу. Он отбил штык прикладом винтовки, и они сшиблись грудь в грудь. Хендри выронил винтовку и, обеими руками схватив Хейга за шею, стал запрокидывать назад его голову.

— Майк! Осторожно! Он будет бить головой. — Брюс угадал намерение Хендри, но предупреждение прозвучало слишком поздно. Голова Хендри резко качнулась вперед. Майк вскрикнул от удара края каски Хендри в переносицу. Винтовка выскользнула из его рук и упала на дорогу. Он закрыл лицо ладонями. Из-под пальцев показалась кровь. Голова Хендри дернулась еще раз. Край каски снова вонзился в лицо и пальцы Хейга.

— Коленом его ударь, Майк! — Брюс попытался вмешаться в схватку. Они, покачиваясь перемещались по кругу. Ноги Хендри были широко расставлены. Он отвел голову назад для очередного удара, но в этот момент в его промежность воткнулось колено Майка. С широко открытым в беззвучном крике ртом, Хендри согнулся пополам и упал на дорогу, держась руками за низ живота. Майк с окровавленным лицом дрожащими руками попытался расстегнуть кобуру.

— Я убью тебя, свинья.

Он вытащил из кобуры короткоствольный вороненый пистолет. Брюс зашел ему за спину и сжал пальцами нервные окончания над локтем. Пальцы Майка разжались, пистолет повис на ремне на уровне колена.

— Раффи, останови его!

Хендри шарил по дороге в поисках винтовки.

— Есть, босс, — огромная нога Раффи припечатала винтовку к дороге.

— Пистолет его забери, — приказал Брюс.

— Есть, босс! — Раффи склонился над извивающейся фигурой, быстро расстегнул кобуру. Пристяжной ремень лопнул, как ниточка. Брюс держал Хейга сзади, Хендри скрючился у ног Раффи. Несколько секунд тишину прерывали только звуки дыхания.

— Брюс, со мной все в порядке. Отпусти меня.

— Ты уверен? Мне не хочется в тебя стрелять.

— Уверен.

— Если ты начнешь все это снова, я буду вынужден застрелить тебя. Ты понимаешь?

— Понимаю. Просто потерял на мгновенье рассудок.

— Это точно, — согласился Брюс и отпустил его. Они подошли к стоящему на коленях Хендри.

— Если ты или Хейг снова начнете это, будете иметь дело со мной, слышишь меня?

Хендри поднял голову, его маленькие глазки были зажмурены от боли.

— Ты слышишь меня? — повторил Брюс. Хендри кивнул.

— Хорошо! С этого момента ты, Хендри, находишься под открытым арестом. У меня нет людей для твоей охраны, если хочешь — можешь убегать. Местные жители так обрадуются, что устроят в твою честь специальный банкет.

Хендри оскалил маленькие в зеленоватых пятнах зубы.

— Но помни, Хендри, как только мы вернемся…

— Вэлли, тебе больно? — от станции прибежал Андре. Он опустился рядом с Хендри на колени.

— Оставь меня в покое! Уходи!

— Де Сурье, кто дал тебе разрешение оставить пост? Назад к поезду!

Андре в нерешительности посмотрел на Брюса, потом перевел взгляд на Хендри.

— Де Сурье, слышишь меня. Уходи отсюда, и ты тоже, Хейг.

Он проследил, как они завернули за здание станции, затем снова посмотрел на детей. По щеке мальчика была размазана, вперемешку с расплавленным шоколадом, кровь. На глазах застыло удивленное выражение. По маленьким телам уже ползали мухи.

— Раффи, принеси лопату. Похорони их там, — он показал на аллею коричневых деревьев. — И побыстрее, — он говорил слишком приказным тоном, чтобы в голосе не отражались владеющие им чувства.

— О'кей, босс. Сделаю.

— Хендри, пошли.

Вэлли Хендри смиренно побрел за ним к поезду.

7

От узла Мсапа они продолжили двигаться на север. По бокам уплывала назад зелено-черная стена тропического леса. Его монотонность клонила в сон. Над ними бежала полоса чистого неба с рассеянными, но группирующимися для очередной атаки облаками. Весь лес был пропитан горячей влагой, и люди потели даже на ветерке.

— Как твое лицо? — спросил Брюс.

Майк дотронулся до параллельных полос на лбу и переносице.

— Не так страшно, — он посмотрел через платформу на Вэлли Хендри. — Не нужно было меня останавливать.

Брюс не ответил, но тоже посмотрел на Хендри. Тот прислонился к борту платформы и разговаривал с Андре.

— Ты должен был дать мне убить его, — продолжил Майк. — Человек, который может хладнокровно застрелить двух маленьких детей, а потом со смехом говорить об этом!.. — Майк не стал договаривать, только сжал кулаки на коленях.

— Это не твое дело. Кто ты такой? Один из мстящих ангелов?

— Не мое дело, говоришь? — Майк резко повернулся к Брюсу. — Что ты за человек?

— Что я за человек? Я могу ответить тебе, Хейг. Я человек, который не лезет в чужие дела, который не мешает другим людям делать, что им заблагорассудится. Но я готов принять разумные меры, предотвращающие нарушение другими людьми разумных законов. Хендри совершил убийство, и, по возвращению в Элизабетвилль, я доведу это до сведения властей. Вот только бегать со знаменами и орать выдержки из Библии с пеной у рта я не буду.

— Это все?

— Все.

— Тебе совсем не жалко этих детей.

— Жалко. Но жалость не воскрешает. Таким образом я выключаю жалость — им она уже не нужна.

— Ты не чувствуешь гнев, отвращение или ужас по отношению к Хендри?

— Боюсь вспотеть, если эмоции возьмут верх.

— Таким образом, ты относишься к такому воплощению зла, как Хендри, с безразличной терпимостью.

— О, господи! — взорвался Брюс. — Что я, черт возьми, по-твоему должен делать?

— Я хочу, чтобы ты перестал играть мертвеца. Я хочу, чтобы ты мог распознавать зло и уничтожать его, — Майк тоже начинал терять терпение.

— Замечательно! Ты не знаешь, где я могу приобрести поношенный костюм крестоносца и белого коня? Затем, в одиночку я поскачу на войну с жестокостью и невежеством, похотью и алчностью, ненавистью и нищетой…

— Я совсем не это имел в виду, — попытался прервать его Майк. Но Брюс с раскрасневшимся лицом продолжал. — Ты хочешь, чтобы я уничтожал зло. Ты, старый дурак, разве не знаешь, что у него сто голов, а на месте одной отрубленной вырастает сто новых? Ты не знаешь, что зло в тебе самом, и чтобы уничтожить его, ты вынужден будешь уничтожить себя?

— Ты трус, Карри! Обжегшись один раз, ты убежал и построил себе асбестовый дом.

— Я не люблю, когда меня называют трусом, Хейг. Попридержи язык.

— Извини, Брюс, я просто хотел научить тебя…

— Большое спасибо, — усмехнулся Брюс. — Ты будешь меня учить? Большое спасибо! Только чему, Хейг? Чему ты можешь меня научить? «Как достичь успеха и счастья»? Лекцию читает вечно смеющийся Майк Хейг, дослужившийся до звания лейтенанта в черной армии Катанги. Как тебе? Или тебе больше нравиться такое: «Применение алкоголя в исследованиях духовности».

— Хорошо, Брюс. Перестань. Я тоже замолчу.

Брюс понял, как сильно он обидел Майка. Он пожалел об этом, пожалел, что произнес эти слова. Но с этим уже ничего нельзя было поделать. Майк, казалось, постарел еще больше за последние секунды. Он выглядел очень усталым, морщины под глазами стали глубже, исчез блеск в глазах. Он невесело засмеялся.

— Действительно смешно, если подумать.

— Я нанес нечестный удар, — произнес Брюс. — Наверное нужно было разрешить тебе пристрелить Хендри. Расход боеприпасов конечно, но уж очень сильно тебе хотелось.

Он улыбался. Улыбка была такой нелепой и такой заразительной, что Майк не выдержал и рассмеялся. Что-то сорвалось в душах обоих. Скоро они оба хохотали. Жандармы на платформах удивленно повернулись в их сторону, затем стали потихоньку подхватывать, не понимая причины.

— Эй, босс, — позвал Раффи. — Я первый раз вижу как вы смеетесь.

Эпидемия распространялась. Скоро смеялись все, даже Андре де Сурье улыбался. Только Вэлли Хендри это не задело. Он молча наблюдал за всеми маленькими, ничего не выражающими глазами. В середине дня они подъехали к мосту через Чеке. Автомобильная и железная дороги пересекали реку в одном месте, а затем шоссе уходило влево. Оба берега реки покрывали непроходимые заросли терновника и папоротника с возвышающимися кое-где высокими деревьями, жирно блестящими глянцевыми листьями на солнце.

— Хорошее место для засады, — предположил Майк Хейг, внимательно разглядывая заросли по обе стороны дороги.

— Прелестное, — согласился Брюс, и по напряженному виду своих жандармов, понял, что им тоже передалась его тревога. Поезд пробирался сквозь кусты, как стальная змея. Брюс включил передатчик.

— Машинист, остановиться по эту сторону моста. Мне необходимо осмотреть его, прежде чем вверять наш драгоценный груз.

— Да, месье.

В этом месте река в ширину была ярдов пятьдесят. Течение быстрое. После дождей песчаные пляжи по обоим берегам скрылись под водой. Вода темно-зеленого цвета, слегка мутноватая, бешено завихрялась вокруг каменных опор моста.

— Внешне все нормально, — высказал свое мнение Майк. — Далеко отсюда до Порт-Реприва?

Брюс расстелил на крыше вагона полевую карту и нашел пересекающие извилистую ленту реки скобки.

— Мы здесь, — он провел пальцем по линии железной дороги пока не достиг красного кружка, обозначающего Порт-Реприв. — Примерно миль тридцать. Еще один час пути. Должны приехать до темноты.

— Это холмы Луфира, — Майк указал на синеватую возвышенность впереди.

— С вершины мы сможем увидеть город, — добавил Брюс. — Река течет параллельно им с другой стороны, болота находятся справа и дают начало реке.

Он сложил карту и передал ее Раффи.

— Раффи, я с лейтенантом Хейгом пойду на осмотр моста. Следи за кустами.

— О'кей, босс. Хотите с собой пива.

— Спасибо, — Брюс почувствовал жажду и выпил половину бутылки еще не спустившись с вагона. С винтовками наготове, внимательно следя за кустами они прошли по мосту до его середины.

— Выглядит достаточно крепко, — заметил Майк. — Не видно, чтобы кто-нибудь пытался разрушить его.

— Это дерево, — Брюс топнул по настилу из досок красного дерева. Они были толщиной три дюйма и пропитаны специальным составом для предотвращения гниения.

— Ну и что?

— Дерево горит, — он оперся локтями на перила, допил пиво и бросил бутылку в реку. У него был крайне озабоченный вид. — Очень возможно, что в данный момент за нами наблюдают балуба. Им может прийти в голову такая же мысль. Нужно будет оставить здесь охрану.

Майк облокотился на перила рядом с ним, и оба посмотрели на поворот реки в двухстах ярдах вниз по течению. Там на самой излучине росло дерево, превышающее по высоте всех своих соседей минимум в два раза. Ствол прямой, покрыт серебристой корой, крона возвышалась на фоне облаков зеленой пирамидой. Она привлекала взгляд совершенно естественно.

— Интересно, что это за дерево? Никогда не видел ничего подобного. Больше всего похоже на гигантский эвкалипт.

— Да, выглядит впечатляюще, — согласился Майк. Внезапно он напрягся, в голосе зазвучали тревожные нотки. Он указал рукой на дерево.

— Брюс, посмотри! На нижних ветках.

— Где?

— Чуть выше первой развилки, слева, — указал Майк. Брюс увидел. Сначала ему показалось, что это леопард.

— Это человек! — воскликнул Майк.

— Балуба, — Брюс разглядел его. Увидел блеск черной голой кожи, юбку из шкуры животного, головной убор из перьев. Человек стоял на ветке, придерживаясь рукой за ствол и внимательно наблюдая за ними. Брюс оглянулся на поезд. Хендри обратил внимание на их волнение и, проследив за рукой Хейга, увидел балуба. Брюс понял, что собирается сделать Хендри, открыл рот, чтобы закричать, но было уже поздно. Сорвав с плеча винтовку, Хендри выпустил по цели длинную очередь.

— Воинственный идиот, — прорычал Брюс и посмотрел на дерево. Балуба исчез. Стрельба прекратилась, вместо нее раздался ликующий крик Хендри.

— Я попал в него! Я попал в этого ублюдка!

— Хендри! Кто приказал тебе стрелять?

— Это был балуба. Здоровенный поганец. Ты его видел? А?

— Хендри, подойди сюда.

— Я убил ублюдка.

— Ты что, оглох? Подойди сюда.

Пока Хендри слезал с вагона и подходил к ним, Брюс спросил и Майка.

— Как ты думаешь он попал в него?

— Не уверен. Думаю, что нет. Думаю, что дикарь просто спрыгнул. Если бы в него попала пуля, его бы откинуло назад.

— Да, — согласился Брюс. — Пожалуй.

Подошел возбужденно смеющийся Хендри.

— Значит убил, да?

— Наповал, черт возьми, просто наповал.

— Ты его видишь?

— Нет, он где-то там в кустах.

— Не хочешь сходить поискать? Может быть его уши заполучишь.

Уши — это самый хороший трофей, который можно получить от человека. Не такой, конечно, почетный, как шкура льва, или рога крупного буйвола, но лучше, чем скальп. Кучерявый африканский скальп очень трудно снимается и еще труднее выделывается. Его необходимо просолить, вывернуть и высушить натянутым на каску. Но даже в этом случае от запаха не избавиться. С ушами значительно проще и поэтому Хендри стал очень жадным коллекционером. Он не был единственным в армии Катанги, это было весьма распространенное занятие.

— Да, я хочу их, — Хендри отомкнул от винтовки штык. — Я быстро.

— Брюс, ты не можешь разрешить идти туда даже ему, — запротестовал Хейг.

— Почему нет? Он заслужил — так старался.

— Всего одна минута, — Хендри пальцем провел по лезвию, проверяя заточку. «О, господи, — подумал Брюс, — он действительно собирается в эти заросли из-за пары ушей. Он не храбрец, просто у него абсолютно нет воображения».

— Подожди меня, Брюс, я не долго, — Хендри двинулся к берегу.

— Ты серьезно, Брюс? — спросил Майк.

— Нет, — Брюс схватил Хендри за плечо. — Слушай, у меня кончилось терпение. Попробуй только еще что-нибудь выкинуть!

Лицо Хендри вновь приобрело мрачное выражение.

— Не дави на меня!

— Возвращайся к поезду и скажи машинисту, чтобы потихоньку двигал сюда, — приказал Брюс и повернулся к Майку.

— Теперь мы точно должны оставить здесь охрану. Они знают, что мы переехали на ту сторону, и точно сожгут его, особенно после этой стрельбы.

— Кого ты оставишь?

— Думаю человек десять под командованием сержанта. Мы вернемся вечером, или, в крайнем случае, утром следующего дня. Не думаю, что они будут в большой опасности. Вряд ли поблизости есть крупный вооруженный отряд. Несколько одиночек. Основные силы должны быть ближе к городу.

— Надеюсь, что ты прав.

— Я тоже, — рассеянно сказал Брюс. Его голова уже была занята проблемой обороны моста. «Мы устроим посередине моста укрепленное гнездо из мешков с песком. Оставим им два прожектора с батареями, ящик осветительных ракет, один пулемет, пару ящиков гранат, питание и воду на неделю. Все будет в порядке». Поезд медленно катился к ним, вдруг в толпе жандармов, стоявших на передней платформе, произошло смятение, послышался крик: «Стрела!» Это могло значить, что Хендри все-таки промахнулся, а балуба прошел вверх по течению и попытался нанести ответный удар. Брюс подскочил к перилам, и, используя их как подставку для винтовки, начал стрелять короткими очередями по зеленой массе кустарника. Хейг делал то же самое, прочесывая участок зарослей, откуда, как показалось, вылетела стрела. Подошел поезд. Брюс забросил винтовку на плечо и полез на крышу вагона. Там он взял в руки передатчик.

— Машинист, остановить крытые вагоны в центре моста, — он отключил передатчик и пошел искать Раффи.

— Сержант, мешки с крыши снять и выложить на путях.

— О'кей, босс.

— Канаки, — Брюс выбрал одного из самых надежных сержантов, — я оставлю тебя с десятью жандармами для охраны моста. Возьми пулемет и два прожектора, — Брюс быстро отдал необходимые приказы и повернулся к Андре.

— Что с той стрелой? Никого не задела?

— Пролетела в нескольких дюймах. Вот она.

— Повезло, — Брюс взял у Андре стрелу и быстро осмотрел. Грубое оперение из зеленых листьев. Наконечник закреплен полосой из сырой кожи. Она казалась хрупкой и не страшной, но зубцы наконечника были густо покрыты пастой, похожей на высохший шоколад.

— Чудесно, — пробормотал Брюс и слегка поежился. Он представил, как стрела втыкается в его тело, и яд начинает расплываться под кожей лиловым пятном. Он слышал, что это не самая приятная смерть. Грубый наконечник показался страшным и отвратительным. Брюс сломал стрелу и выбросил ее в реку, затем спрыгнул с вагона и оценил сооруженное укрепленное гнездо.

— Не хватает мешков с песком, босс.

— Собери все матрасы с полок, — быстро разрешил проблему Брюс, — кожаные матрасы, набитые пальмовым волокном, легко остановят любую стрелу.

Через пятнадцать минут укрепление было готово. Кольцо из мешков и матрасов, высотой до плеча, легко вмещало десять человек с оружием и припасами и имело бойницы в обе стороны моста.

— Будем завтра рано утром, Канаки. Не допускай, чтоб хоть кто-нибудь покидал укрепление по любой причине. Промежутки между досками вполне достаточны для естественных надобностей.

— Капитан, немного успокоительного средства и мы будем наслаждаться комфортом, — Канаки со значением посмотрел на Брюса.

— Раффи, оставь им ящик пива.

— Полный ящик? — Раффи не скрывал своего неудовольствия таким расточительством.

— Мой кредит недостаточно хорош?

— С вашим кредитом все в порядке, босс, — признал сержант и перешел на французский для внесения официального протеста. — Меня больше всего волнует возмещение столь дорогостоящего товара.

— Раффи! Ты зря теряешь время.

8

От моста до Порт-Реприва было несколько миль. Автомобильная дорога встретилась им примерно в шести милях от города. Она прошла под железнодорожным мостом и снова скрылась в лесу, в обход возвышенности. Железная дорога пошла вверх и через несколько поворотов достигла высшей точки — футов шестисот над городом. Растительность на каменистых склонах была более редкой и вид не заслоняла.

Стоя на крыше вагона Брюс смотрел на север. Огромные пространства болотной растительности и открытых участков воды исчезали в жарком голубом тумане без признаков границ. Южную оконечность болот опоясывала река Луфира. Она была пол-мили шириной, оливково-зеленую воду рябил ветер, берега четко ограничивались темно-зеленым барьером кустарника. Мыс между рекой и болотом защищал природную бухту Порт-Реприва. Городок размещался на клочке суши: с одной стороны бухта, с другой — трясина. Дорога спускалась по правому склону холма, пересекала болото по дамбе и входила на единственную улицу города. В центре городка, напротив железнодорожной станции, стояло три больших здания, металлические крыши которых сияли на солнце как маяки. Вокруг них было раскидано полсотни домиков под соломенными крышами.

На берегу бухты выделялось длинное строение, вероятно, цех, от него в воду уходили два причала. Около них — три черные тупоносые конструкции с несоразмерно высокими надстройками. Это и были алмазодобывающие драги.

Вся окрестность была пропитана жарой, малярией, запахом болот — маленький убогий поселок на берегу зеленой, как змея, реки.

— Чудесное место поселиться на пенсии, — пробормотал Майкл Хейг.

— Или открыть санаторий, — сказал Брюс.

За дамбой виднелась еще одна группа строений — макушки крыш над лесом. Среди них крытый медью шпиль церкви.

— Миссия, — предположил Брюс.

— Святого Августина, — подтвердил Раффи. — Младший брат моей первой жены получил тут образование. Сейчас он атташе в каком-то министерстве в Элизабетвилле. Очень неплохо живет, — слегка хвастливо закончил Раффи.

— Молодец, — похвалил Брюс. Поезд спускался с холмов к городу. — Кажется, мы это сделали, босс.

— Осталось совсем немного, — вернуться назад.

— Да, совсем чуть-чуть.

И они въехали в город. На платформе их встречало человек сорок.

«Загрузимся полностью на обратную дорогу, — подумал Брюс, осматривая встречающих. В толпе он заметил яркие пятна женских платьев. — Еще одна сложность. Когда-нибудь, надеюсь, я займусь делом, которое от начала до конца пройдет по плану и без осложнений». «Размечтался», — горько возразил он сам себе. Радость и облегчение встречающих людей были видны невооруженным глазом. Большинство женщин плакало, мужчины, как дети, бежали по платформе за поездом. Цвет кожи репривцев варьировал от кремовато-желтого до угольно-черного. Бельгийцы оставили о себе хорошие воспоминания.

В стороне от толпы и всеобщего ликования стоял солидный мулат. Он, несомненно, был представителем власти. Рядом с ним — крупная женщина. У нее была более темная кожа. Брюс сразу же понял, что это муж и жена. С другой стороны он сразу выделил фигуру, одетую в джинсы и рубашку с открытым воротом. Ее легко было принять за мальчика. Но Брюс тут же отметил длинные темные волосы, струящиеся по спине и совершенно не характерные для мужчины бугорки под рубашкой. Поезд остановился, Брюс спрыгнул на платформу и, улыбаясь, стал пробираться сквозь толпу. За все время, прожитое в Конго, капитан так и не смог почему-то привыкнуть, чтобы его целовали люди, не брившиеся два или три дня и пахнущие чесноком пополам с дешевым табаком. Пока он пробивался к начальнику, его подвергли этому испытанию раз десять.

— Храни, вас бог за то, что вы пришли нам на помощь, месье капитан, — солидный мулат различил двойную полосу на погоне Брюса и протянул руку. Брюс ожидал еще одного поцелуя и воспринял рукопожатие с облегчением.

— Я рад, что мы прибыли вовремя, — ответил Брюс.

— Позвольте представиться — Мартин Боуссье, — директор отделения горно-рудной компании, это моя жена, мадам Боуссье.

Он был довольно высокого роста, но значительно меньшей комплекции, чем жена. Его волосы были абсолютно седыми, лицо морщинистое, опаленное экваториальным солнцем. Брюсу он сразу же понравился. Мадам Боуссье, прижавшись к Брюсу мощным корпусом, сердечно его расцеловала. Ее усики были настолько мягкими, что это лобзание доставило Брюсу удовольствие, а пахло от нее туалетным мылом, что было значительным достижением.

— Разрешите представить мадам Картье, — Брюс пристально взглянул на девушку, отмеченную им еще при подъезде. В его мозгу одновременно запечатлелась бледность кожи, которая, однако, не являлась признаком нездоровья, это была здоровая, бархатистая, матовая кожа, до которой хотелось дотронуться; распах глаз, которые заполнили половину ее лица, неосознанный вызов ее губ, и обращение «мадам» перед ее именем.

— Капитан Карри, армия Катанги, — представился Брюс. «Она слишком молода для замужества, ей не больше семнадцати лет. Она свежа, как молоденькая телка, и от нее, наверное, еще пахнет м материнским молоком».

— Спасибо, что приехали, месье, — она говорила с мягкой кокетливой хрипотой, как бы готовая рассмеяться, пофлиртовать. Брюс добавил еще года три к ее возрасту. Это был голос не молоденькой девочки, таких ног у девочек тоже не бывает, и у девочек значительно меньше скрыто под рубашкой.

Он снова посмотрел ей в глаза, заметил в них искорки раздражения и легкий румянец на щеках. «Господи, — подумал он, — я глазею на нее, как матрос в увольнении». Он поспешил перевести свое внимание на Боуссье, но его голос прозвучал сдавленно.

— Сколько у вас людей?

— Сорок два человека, из них пять женщин и два ребенка.

Брюс кивнул, примерно так он и рассчитывал. Женщины смогут поехать в одном из закрытых вагонов. Он повернулся и рассмотрел станцию.

— У вас есть поворотный стол, на котором мы сможем развернуть паровоз?

— Нет, капитан.

— Придется пятиться задом всю дорогу до узла Мсапа. Еще одно осложнение. Труднее будет наблюдать за путями. Дым и сажа покроет весь поезд. Какие меры вы приняли для обороны города?

— Недостаточные, капитан, — произнес Боуссье. — Для обороны города у меня не хватает людей — большинство при первых признаках несчастья. Я расставил посты на подступах к городу и укрепил, насколько это было возможно, отель.

— Именно его мы и собирались оборонять до последнего.

Брюс снова кивнул и взглянул на солнце. Оно уже покраснело и склонялось к горизонту. Примерно два светлых часа.

— Месье, погрузить всех людей и уехать до наступления темноты нам не удастся. Сегодня вечером мы грузим багаж, ночуем и уезжаем завтра рано утром.

— Нам хотелось бы, как можно скорее уехать отсюда. Уже дважды мы видели вооруженные отряды балуба у самых домов.

— Я понимаю, но опасность передвижения в темноте превосходит опасность пребывания здесь еще двенадцать часов.

— Вы принимаете решение, — согласился Боуссье. — Что нам необходимо сделать?

— Проследите за погрузкой своих людей. К сожалению из вещей можно взять самое необходимое. Нас набирается около ста человек.

— Я прослежу за этим, — уверил его Боуссье.

— Это отель? — Брюс указал на большой двухэтажный дом в двухстах ярдах от них.

— Да, капитан.

— Хорошо, — сказал Брюс. — Достаточно близко. Гражданские смогут переночевать в отеле. Там им будет значительно удобней, чем в вагонах.

Он снова взглянул на девушку. Она, наблюдая за ним, чуть заметно улыбалась. Это была улыбка, с которой мать наблюдает за играющим в солдатики ребенком. Теперь раздражение почувствовал Брюс. Его вдруг стали смущать форма и погоны, пистолет на бедре, винтовка на плече и тяжелая каска на голове.

— Мне нужен кто-нибудь, знающий местность. Я хочу проверить ваши посты.

— Вас может проводить мадам Картье, — бесхитростно предложила мадам Боуссье. «Заметила ли она наш обмен взглядами? — подумал Брюс. — Конечно заметила. Все женщины чутки на такие вещи».

— Ты сможешь поехать с капитаном, Шерман? — спросила мадам Боуссье.

— Как будет угодно капитану, — улыбка не сошла с ее губ.

— Договорились, — отрезал Брюс. — Встречаемся у отеля через десять минут. Мне необходимо распорядиться здесь, — он повернулся к Боуссье. — Начинайте погрузку, месье, — Брюс прошел к поезду.

— Хендри! Ты и де Сурье остаетесь на поезде. Мы уезжаем утром, но сейчас люди начнут грузить свои вещи. Установите прожектора и пулеметы, чтобы прикрывали обе стороны путей.

Хендри, не глядя, пробурчал что-то утвердительное.

— Майк, ты и десять человек — отель. Я хочу, чтобы вы там были на случай атаки.

— О`кей, Брюс.

— Раффи!

— Сэр.

— Возьми ребят и помоги заправиться машинисту.

— О`кей, босс. Эй, босс!

— Да, — повернулся к нему Брюс.

— Если будете в отеле, посмотрите, нет ли у них пива. У нас почти ничего не осталось.

— Я постараюсь запомнить.

— Спасибо, босс, — Раффи облегченно вздохнул. — Совсем не хочется помирать в этой дыре от жажды.

Жители города устремились к отелю за вещами. Шерман шла с четой Боуссье. Брюс услышал сверху голос Хендри.

— Черт возьми. Что у этой красотки в штанах? Что бы это не было, это круглое и из двух частей. И эти части двигаются отдельно друг от друга.

— Хендри, тебе больше делать нечего?

— А что стряслось, Карри? У тебя самого какие-то планы? Да?

— Она замужем, — неожиданно для себя сказал Брюс.

— Конечно, — расхохотался Хендри. — Самые лучшие всегда замужем, но это ничего не значит, абсолютно ничего.

— Занимайся делом, — отрезал Брюс, затем сказал Хейгу. — Ты готов? Пошли.

9

На открытой террасе отеля их поджидал Боуссье. Он отвел Брюса в сторону и взволновано прошептал:

— Месье, я рискую показаться паникером, но новости, полученные мной, очень тревожны. С севера к городу приближается банда, вооруженная современным оружием. По последним сообщениям ими была разграблена миссия Сенвати, в трехстах километрах отсюда.

— Да. — кивнул Брюс. — Я слышал об этом по радио.

— Значит вы понимаете, что они могут появиться здесь очень скоро.

— Не думаю, что они появятся здесь раньше, чем завтра днем. К тому времени мы должны быть уже в пути.

— Надеюсь, что так, месье. Злодеяния, совершенные этим генералом Мозесом в миссии, нормальному человеку даже в голову прийти не могли. Скорее всего у него патологическая ненависть ко всем людям, в которых течет хоть капля европейской крови, — Боуссье помедлил и продолжил. — В миссии проживало двенадцать белых сестер милосердия. Я слышал, что…

— Да, — перебил его Брюс. Он не хотел выслушивать подробности. — Могу себе представить. Постарайтесь, чтобы эти новости не распространялись среди людей. Нам не нужна паника.

— Конечно.

— Не сообщалось, сколько человек под началом у этого генерала?

— Не более сотни. Но, как я уже говорил, с современным вооружением. Я слышал также, что у них есть какая-то пушка, хотя мне это представляется сомнительным. У них несколько краденых грузовиков, а в Сенвати они захватили бензовоз, принадлежавший одной из нефтяных компаний.

— Понятно. Но это не меняет моего решения о ночевке здесь. Мы уезжаем завтра утром.

— Как вам будет угодно, капитан.

— В настоящий момент, переменил тему Брюс, — мне нужен транспорт. Эта машина в рабочем состоянии? — он указал на бледно-зеленый «Форд», стоящий неподалеку.

— Да. Он принадлежит моей компании, — Боуссье передал Брюсу ключи. — Бак заправлен полностью.

— Хорошо. Надо только найти мадам Картье.

Она ждала их в холле отеля.

— Вы можете сейчас ехать, мадам?

— В вашем распоряжении, — Брюс быстро взглянул на нее. Искорка в ее темно-синих глазах показала, что она произнесла эту двусмысленную фразу не случайно. Они подошли к «Форду» и Брюс распахнул для нее дверь.

— Вы очень любезны, месье, — она скользнула на сиденье. Брюс обошел машину и сел за руль.

— Уже совсем стемнело, — заметил он.

— Поверните на дорогу к Мсапа. Первый пост находится там.

Брюс повел машину по грунтовой дороге и скоро они подъехали к последнему дому перед дамбой.

— Здесь, — сказала девушка. Брюс остановил машину. На посту находились двое мужчин, вооруженных спортивными винтовками. Брюс поговорил с ними. Они очень нервничали, хотя никаких следов дикарей не видели.

— Возвращайтесь в отель, — принял решение Брюс. — Балуба знают о прибытие поезда и атаковать город крупными силами не будут. Но могут предпринять мелкие вылазки. Если мы вас здесь оставим, они перережут вам горло.

Мужчины быстро собрали свои вещи и с облегченным видом пошли к центру городка.

— Где остальные посты?

— Следующий пост на заправочной станции у реки. Там три человека.

Брюс несколько раз незаметно взглянул на нее. Она сидела, поджав под ноги, и была неразговорчива. «Мне нравятся такие женщины, — подумал Брюс.

— Они действуют на меня успокаивающе». Шерман улыбнулась. «Ничего себе успокаивающе. Она мне дьявольски нравится!» Шерман повернулась к нему и поймала его взгляд.

— Вы англичанин, капитан?

— Нет, родезиец.

— Это одно и то же. Только англичане так плохо говорят по-французски.

Брюс рассмеялся.

— Может быть, ваш английский будет лучше моего французского?

— По крайней мере, не хуже, — по-английски ответила она. — Вы совсем другой человек, когда смеетесь. Не такой суровый и героический. Следующий поворот направо.

Брюс повернул к бухте.

— Вы очень откровенны и чудесно говорите по-английски.

— Вы курите? — Брюс кивнул. Она прикурила две сигареты и передала одну ему.

— Вы слишком молоды, для того чтобы курить, и слишком молоды для замужества.

Она перестала улыбаться и спустила ноги с сидения.

— Вот и заправочная станция.

— Прошу меня извинить. Я не должен был этого говорить.

— Неважно.

— И неуместно.

— Не имеет значения.

Брюс остановил машину и вышел. Он прошел по деревянным мосткам к заправочной станции. Доски глухо звенели под его ногами. Из зарослей тростника вокруг бухты поднимался туман, и орали на разные голоса лягушки. Он вошел в единственную комнату станции.

— Если вы поторопитесь, можете добраться до отеля до темноты. — сказал он охранникам.

— Да, месье.

Брюс проводил их удаляющие фигуры и подошел к машине. Пока он заводил мотор, девушка вдруг спросила:

— Как вас зовут, капитан Карри?

— Брюс.

Она несколько раз повторила его имя.

— Почему вы стали солдатом?

— По разным причинам, — резко ответил он.

— Вы не кажетесь солдатом, несмотря на все эти значки и винтовки, несмотря на вашу показную суровость и разговоры в приказном тоне.

— Наверное я не очень хороший солдат, — улыбнулся Брюс.

— У вас очень деловой и строгий вид, когда вы не смеетесь. Но я рада, что вы похожи на солдата.

— Где следующий пост?

— На железнодорожных путях. На самом верху поверните направо, Брюс.

— Вы очень деятельны, Шерман, — они замолчали, назвав впервые друг друга по имени. Брюс почувствовал, как вдруг из взглядов и слов рождается доброе чувство, теплое, как свежеиспеченный хлеб. «Что с ее мужем, — подумал Брюс. — Почему он не с ней?»

— Он умер, — тихо произнесла Шерман. — Четыре месяца назад. От малярии.

— Простите.

— Вот еще один пост. В коттедже под соломенной крышей.

Брюс остановил машину и выключил мотор. Она вновь заговорила.

— Он был очень хорошим человеком. Очень добрым. Я знала его всего несколько месяцев.

Она казалась очень маленькой и беззащитной в сгущающейся темноте. Брюс почувствовал охватившую его волну нежности. Возникло желание обнять ее и заслонить от всех печалей. Он пытался подобрать слова, но прежде чем он успел это сделать, Шерман спокойно сказала:

— Нужно торопиться. Уже темно.

Холл отеля был забит людьми. Хейг установил один пулемет в окне верхнего этажа, выходящем на главную улицу, и поставил двух жандармов у окна противоположной стороны. Гражданские тихо разговаривали маленькими группками и посмотрели на вошедшего Брюса преданными собачьими глазами.

— Все в порядке, Майк? — спросил Брюс.

— Да, Брюс. Мы сможем защититься от внезапного нападения. Хэндри и де Сурье на станции. У них тоже все в порядке.

— Жители багаж погрузили?

— Да, все погружено. Я велел Раффи выдать гражданским продукты из наших запасов.

— Хорошо, — Брюс был доволен, что все идет по плану. Пока никаких затруднений.

— Где Боуссье?

— У себя в конторе, через улицу.

— Мне надо с ним поговорить.

Шерман, без приглашения, вышла вместе с ним и Брюсу было приятно ее присутствие. Боуссье поднял голову и взглянул на вошедших Брюса и Шерман. Яркий свет лампы оттенял морщины в уголках его глаз и рта. Сквозь тщательно причесанные волосы просвечивалась кожа.

— Мартин, неужели ты еще работаешь? — воскликнула Шерман. Он улыбнулся доброй стариковской улыбкой.

— Просто привожу в порядок кое-какие вещи, моя радость. Пожалуйста садитесь, капитан.

Он вышел из-за стола, снял со стула пачку тяжелых кожаных папок и положил их в стоящий посреди комнаты ящик. Затем вернулся за стол, достал из ящика коробку сигар и предложил Брюсу.

— Не могу выразить словами, какое облегчение я испытал, когда вы приехали, капитан. Последние несколько месяцев были очень утомительными. Сомнения, волнения, — он зажег спичку и протянул ее Брюсу. Брюс наклонился над столом и прикурил. — Но сейчас, слава богу, все кончилось. У меня как-будто гора свалилась с плеч. Вы приехали как раз вовремя. Я только что узнал, что генерал Мозес покинул Сенвати и движется на юг. Его видели в двухстах километров отсюда. При таком темпе передвижения завтра они будут здесь.

— Как вы об этом узнали?

— От одного из местных. Откуда он узнал, не спрашивайте. В этой стране существует система связи, которую я не мог понять, даже прожив здесь всю жизнь. Может быть, это барабаны. Я слышал их сегодня вечером. Знаю только, что обычно на эту информацию можно положиться.

— Я не думал, что они так близко, — пробормотал Брюс. — Если бы я знал, то, наверное, рискнул бы выехать ночью, и доехать хотя бы до моста.

— Я думаю, что ваше решение остаться здесь на ночь было правильным. Генерал Мозес ночью ездить не рискнет. Да и состояние дороги от Сенвати такое, что меньше десяти двенадцати часов путь не займет.

— Будем надеяться, что вы правы, — Брюс был встревожен. — Но все же я теперь не уверен, что нам не надо выезжать немедленно.

— Это тоже рискованно, капитан. Известно, что город окружен дикарями. Они знают о вашем прибытии и могут повредить рельсы, чтобы мы не смогли уехать. Думаю, что ваше первоначальное решение правильно.

— Хорошо, — Брюс наклонился вперед, сосредоточившись, посасывая сигару. Затем выпрямился. — Я не могу рисковать. Я выставлю посты на дамбе. Если господин Мозес пожалует, мы сможем его удерживать, пока ваши люди не погрузятся на поезд.

— Да, это, наверное, лучший выход, — согласился Боуссье. Он замолчал, взглянул в сторону открытых окон и тихо произнес. — Есть еще одна проблема, требующая решения, капитан.

— Да?

— Как вы знаете, основная деятельность моей компании в Порт-Реприве заключалась в добыче алмазов из болот Луфира.

Брюс кивнул.

— В моем сейфе, — Боуссье указал на массивную стальную дверь за спиной, — находятся девять с половиной тысяч карат алмазов ювелирного качества и около двадцати шести тысяч карат промышленных алмазов.

— Я об этом догадывался, — произнес Брюс безразличным тоном.

— Может быть, обсудим процедуру перевозки этих камней?

— Как они упакованы?

— В одном деревянном ящике.

— Какого размера и веса?

— Я покажу вам.

Боуссье подошел к сейфу и повернулся к ним спиной. Они услышали щелчки замков. До Брюса вдруг дошло, что Шерман не произнесла ни слова после того, как поздоровалась с Боуссье. Он взглянул на нее, она в ответ улыбнулась. «Мне нравятся женщины, которые умеют держать рот закрытым». Боуссье достал из сейфа деревянный ящик и положил его на стол.

— Вот он.

Брюс осмотрел его. Восемнадцать дюймов длиной, двенадцать шириной, девять высотой. Он взвесил его на руках.

— Фунтов двадцать. Крышка опечатана.

— Да, — Боуссье прикоснулся пальцами к четырем восковым печатям.

— Если я приставлю к этому ящику персональную охрану, то только привлеку ненужное внимание.

— Согласен.

Брюс еще раз взглянул на ящик и спросил:

— Какова стоимость этих камней?

Боуссье пожал плечами.

— Приблизительно пятьсот миллионов франков.

«Полмиллиона фунтов стерлингов, — подумал Брюс. — Есть, что воровать, за что убивать».

— Месье, я предлагаю спрятать этот ящик в вашем багаже. Например, в одеялах. До узла мсапа он будет в безопасности. Вору будет просто некуда убегать. После этого я приму для его сохранности дополнительные меры.

— Хорошо, капитан.

Брюс встал и взглянул на часы.

— Уже семь часов. Я вас покидаю, чтобы выставить пост на дамбе. Удостоверьтесь, что все люди готовы к отправке на восходе.

— Конечно.

Брюс взглянул на Шерман, та быстро поднялась. Он открыл для нее дверь и уже собирался выходить следом, когда его пронзила мысль.

— Эта миссия, Святого Августина. Я надеюсь там никого не осталось?

— Нет, — смущенно ответил Боуссье. — Там остался отец Игнатиус, и больница полна пациентами.

— Спасибо, что сказали, — заметил Брюс.

— Простите, капитан. Это просто вылетело у меня из головы. Столько проблем.

— Вы знаете дорогу к миссии? — резко спросил Брюс у Шерман. «Она должна была сказать мне».

— Да, Брюс.

— Может быть, покажете мне ее?

— Конечно. — Она тоже выглядела виноватой.

Брюс захлопнул дверь конторы Боуссье и быстро зашагал к отелю. Шерман еле поспевала за ним. «Ни на кого нельзя положиться, — подумал он. — Ни на одного человека». Затем он увидел приближающегося со стороны станции Раффи. В сумерках тот был похож на огромного медведя.

— Сержант.

— Хелло, босс.

— Этот генерал Мозес оказался значительно ближе, чем мы думали. Его видели в двухстах километрах отсюда, по дороге из Сенвати.

Раффи присвистнул.

— Будем сейчас смываться, босс?

— Нет. Я хочу на конце дамбы оборудовать пулеметное гнездо. Если он появится, мы сможем удерживать его необходимое для отъезда время. Займись этим.

— Да.

— Я уезжаю в миссию — там остался белый священник. На время моего отсутствия старший — лейтенант Хейг.

— О'кей, босс.

10

— Простите меня, Брюс. Я должна была вам сказать, — кающимся тоном произнесла Шерман.

— Не расстраивайтесь из-за этого, — на самом деле Брюс так не думал.

— Мы пытались уговорить отца Игнатиуса переехать в город. Мартин много раз разговаривал с ним, но он всегда отказывался.

Брюс помолчал. Он осторожно вел машину по дамбе. Над бетонной дорогой ветер носил клочки тумана, поднимающегося с болота. Маленькие насекомые, яркие в свете ламп, как трассирующие пули, неслись навстречу и разбивались о лобовое стекло. В болоте на все лады оглушительно орали лягушки.

— Я извинилась, — пробормотала Шерман.

— Я слышал, повторяться нет необходимости.

Она на время замолчала.

— У вас всегда плохое настроение?

— «Всегда», — резко сказал Брюс, — именно то слово, которое необходимо исключить из всех языков.

— Так как этого не произошло, я продолжаю пользоваться им. Вы не ответили. У вас всегда плохое настроение?

— Мне просто не нравится бардак.

— А что это такое?

— То, что сейчас произошло. Ошибка, происшедшая по вине безответственного либо глупого человека.

— Вы никогда не были причиной бардака, Брюс?

— Это грубое слово, Шерман, — Брюс перешел на французский. — Молодые воспитанные барышни таких слов не произносят.

— Вы никогда не совершаете ошибок? — поправилась Шерман.

Брюс помолчал. «Достаточно смешно, — подумал он. — Никогда не делаете ошибок! Брюс Карри — первостатейный идиот!»

— Бонапарт. Спокойный, молчаливый, деловой.

— Я этого не говорил, — начал защищаться Брюс, затем разглядел в тусклом свете приборов озорное выражение ее лица и не смог удержать улыбки.

— Я веду себя, как мальчишка.

— Хотите сигарету?

— Да.

Она прикурила сигарету и передала ее Брюсу.

— Ошибки вам не нравятся, — она помедлила. — А что нравится?

— Многие вещи.

— Например?

Они съехали с дамбы, и Брюс начал набирать скорость.

— Я люблю стоять на горе в ветреную погоду, люблю вкус моря. Люблю Синатру, салат из раков, люблю держать в руках хорошее ружье, люблю детский смех. Люблю вкус первой затяжки прикуренной от костра сигареты, запах жасмина, ощущение шелка. Я также люблю спать по утрам. Меня захватывает игра в шахматы. Мне очень нравятся тени в лесу. Конечно, я люблю деньги. Но особенно я люблю женщин, которые не задают лишних вопросов.

— Это все?

— Нет это только начало.

— Ну, а что вам не нравится, кроме ошибок?

— Женщины, которые задают лишние вопросы, — он заметил, что она улыбается, — эгоизм, естественно кроме своего, суп из репы, политика, светлые волосы на лобке, шотландское виски, классическая музыка и похмелье.

— Я уверена, что это не все.

— Конечно, нет.

— Вы очень чувствительны. Это видно по вашим ответам.

— Согласен.

— Вы не упоминаете других людей. Почему?

— Этот поворот к миссии?

— Да. Снижайте скорость. Дорога очень плохая. Почему вы не говорите о своих отношениях с другими людьми?

— Почему вы задаете столько вопросов? Может быть когда-нибудь я вам отвечу.

Она немного помолчала.

— А что вы хотите от жизни? Только то, что сказали? И все?

— Нет, я не хочу даже этого. Я не хочу ничего, ничего не ожидаю. Только я застрахован от разочарований.

— Вы не только ведете себя по-детски, — внезапно рассердилась она, — Но говорите, как ребенок.

— Еще одна нелюбимая мною вещь — критика.

— Вы молоды, умны. У вас привлекательная внешность.

— Благодарю вас. Это значительно приятней.

— И вы дурак.

— Не так приятно, но волноваться не стоит.

— Я не собираюсь, — она пыталась подобрать слова. — Вы можете… пойти и прыгнуть из озера?

— Вы имеете в виду в озеро?

— В, из, боком, задом. Мне все равно.

— Хорошо слава Богу, договорились. Это, наверное миссия. Я видел свет.

Она не ответила, только тяжело вздохнула и так глубоко затянулась сигаретой, что огонек осветил салон автомобиля. Церковь была не освещена, но в соседнем длинном и низком здании Брюс заметил свет и скользящие в окнах тени.

— Это больница?

— Да.

Брюс остановил «Форд» у маленькой террасы, включил фары и мотор.

— Вы не будете заходить?

— Нет.

— Я хотел бы, чтобы вы представили меня отцу Игнатиусу.

Минуту она не шевелилась, затем резко открыла дверь и пошла по ступенькам террасы, не оглядываясь на Брюса. Он прошел следом через приемный покой, по коридору мимо операционной в одну из палат.

— А, мадам Картье, — отец Игнатиус отошел от одной из кроватей и пошел им навстречу. — Я слышал, что в Порт-Реприв прибыл спасательный поезд. Я думал, что вы уже уехали.

— Еще нет, святой отец. Мы уезжаем завтра утром.

Отец Игнатиус был высоким, выше шести футов, и худым. Руки его, казалось, состояли из одних костей, без волос, с синими рельефными венами. Как у большинства высоких худых людей, у него были круглые плечи. Огромные костлявые кисти и крупные ноги в коричневых открытых сандалиях. Лицо не запоминающееся с очками в стальной оправе на довольно бесформенном носе, прямые волосы без признаков седины. Весь его облик был пропитан спокойствием, которое обычно присуще служителям Бога. Он повернулся к Брюсу и внимательно посмотрел на него сквозь очки.

— Добрый вечер, сын мой.

— Добрый вечер, святой отец. — Брюс чувствовал себя неуютно. Он всегда чувствовал себя так в присутствии священников. «Если бы я хоть в одной вещи в своей жизни был уверен так, как этот человек во всех в своей».

— Святой отец, это капитан Карри, — сухо произнесла Шерман и вдруг улыбнулась. — Его абсолютно не волнуют судьбы людские. Именно поэтому он сюда приехал, чтобы увезти вас в безопасное место.

Отец Игнатиус, протянул Брюсу руку. Брюс пожал ее, ощутив прохладность и сухость кожи священника на фоне влажности своей.

— Благодарю вас за беспокойство обо мне, — улыбаясь сказал священник.

— Но воспользоваться вашим предложением я не смогу.

— Мы получили сообщение, что колонна вооруженных бандитов находится всего в двухстах километрах к северу отсюда. Они прибудут сюда через день-два. Вы в большой опасности. Эти люди не знают пощады.

— Да, я слышал об этом и принимаю необходимые меры предосторожности. Я уведу весь мой персонал и пациентов в лес.

— Они будут вас преследовать.

— Не думаю, — отец Игнатиус покачал головой. — Им нужны ценности, а не больные люди.

— Они сожгут вашу миссию.

— Если они это сделают, мы будем вынуждены построить все заново.

— Лес кишит балуба, вы закончите свою жизнь в котле.

— Нет. Очень многие из них когда-то были моими пациентами. С этой стороны я не боюсь ничего. Они мои друзья.

— Святой отец, давайте прекратим споры. У меня приказ доставить вас в Элизабетвилль. Я настаиваю на этом.

— А у меня приказ оставаться здесь. Я думаю, что он исходит от более высокого начальства нежели ваш, — отец Игнатиус мягко улыбнулся. Брюс собрался привести еще несколько аргументов в свою пользу, но вместо этого рассмеялся.

— С этим спорить я не буду. Нуждаетесь ли вы в чем-нибудь?

— Лекарства.

— Антисептики, морфий, бинты. Боюсь, это все, что мы можем предложить.

— Очень нас выручите. А продукты?

— Постараюсь оставить максимально возможное количество.

Внезапно с одной из кроватей раздался крик, заставивший Брюса вздрогнуть.

— Она умрет еще до утра, — мягко сказал отец Игнатиус. — Я не могу ей помочь.

— Что с ней?

— У нее схватки продолжаются уже два дня. Какие-то осложнения.

— Почему вы не оперируете?

— Я не врач, сын мой. У нас был врач до того, как начались беспорядки, но он вернулся в Элизабетвилль. Нет, — в его голосе послышались безнадежные нотки, — она умрет.

— Хейг! — сказал Брюс.

— Простите?

— Святой отец, у вас есть здесь операционная? Она полностью оснащена?

— Да, я надеюсь.

— Анестезия?

— У нас есть хлороформ и пентотал.

— Хорошо. Я привезу вам врача. Пойдем, Шерман.

11

— Жара проклятая! — Вэлли Хендри вытер пот с лица грязным платком и повалился на обитую кожей полку. — Обрати внимание, Карри оставил нас с тобой здесь, на поезде, Хейга — в отеле, а сам смотался с этой француженкой. Ему все равно — сжаримся мы с тобой в этой коробке или нет. Главное, чтобы ему и его Хейгу было хорошо. Ты заметил это?

— Кому-то нужно было остаться здесь, Вэлли, — ответил Андре.

— Не спорю, но посмотри кому больше всех достается. Тебе и мне. Эти ребята из высшего света заботятся друг о друге, надо отдать им должное, — он перевел свое внимание на открытое окно купе. — Солнце уже село, а жара такая, что яйца можно варить прямо в воздухе. Выпить хочется. — Он расшнуровал свои ботинки, снял их вместе с носками и с отвращением посмотрел на свои большие белые ступни. — Из-за этой жары опять ноги болят.

Он сел, раздвинул пальцы ног и попытался снять между ними частички сухой мертвой кожи.

— У тебя еще осталась мазь, Андре?

— Да, сейчас принесу, — он открыл карман ранца, достал тюбик и подошел к полке Хендри.

— Наложи, — Хендри лег на полку и протянул ступню Андре. Тот положил ее себе на колени и начал смазывать. Вэлли закурил и стал наблюдать, как рассеивается дым под потолком.

— Черт возьми! Выпить хочется. Пиво в запотевшем стакане с большой шапкой пены.

Он оперся на локоть и стал наблюдать за работой Андре.

— Как дела?

— Почти закончил, Вэлли.

— Очень плохо?

— Лучше, чем в прошлый раз. Еще не начала гноиться.

— Ты не поверишь, как сильно чешется.

Андре не ответил и Вэлли толкнул его в ребра свободной ногой.

— Ты меня слышишь?

— Слышу. Ты сказал, что чешется.

— Тогда отвечай. Я же не сам с собой разговариваю.

— Извини, Вэлли.

Вэлли хмыкнул и замолчал ненадолго.

— Андре, я тебе нравлюсь?

— Ты же знаешь, что нравишься.

— Мы друзья, да?

— Конечно друзья, Вэлли.

Лицо Вэлли приобрело хитрое выражение.

— Ты не обижаешься, когда я тебя прошу что-нибудь для меня сделать? Ну вот как сейчас?

— Я не обижаюсь, это даже приятно, Вэлли.

— Приятно? — голос Вэлли стал резче. — Тебе нравится это делать?

Андре опасливо взглянул на него.

— Мне не составляет никакого труда делать это, — его томные глазки вглядывались в монгольские глазки Вэлли.

— Тебе нравится меня трогать, Андре?

Андре перестал накладывать мазь и стал нервно вытирать пальцы полотенцем.

— Я спросил, нравится ли тебе трогать меня? Хочется ли тебе, чтобы я тоже трогал тебя?

Андре попытался встать, но Вэлли схватил его правой рукой за шею и вновь усадил на полку.

— Отвечай мне, черт возьми, тебе это нравится?

— Ты мне делаешь больно, Вэлли, — прошептал Андре.

— Стыдно, очень стыдно!

Вэлли оскорбился. Он переменил положение пальцев на шее и крепко сжал их вокруг ключиц.

— Пожалуйста, Вэлли, я прошу тебя, — простонал Андре.

— Тебе нравится это? Давай, отвечай!

— Да, да. Пожалуйста, Вэлли, мне больно.

— Тогда отвечай мне правду. Ты когда-нибудь занимался этим по-настоящему? — Вэлли коленом прижал поясницу Андре к полке.

— Нет! — вскрикнул Андре. — Не занимался. Пожалуйста, Вэлли, мне больно.

— Не надо мне врать, Андре.

— Хорошо. Я соврал, — Андре попытался повернуть голову, но Вэлли опять прижал его лицом к полке.

— Расскажи мне об этом, куколка.

— Всего один раз, в Брюсселе.

— Кто же был этот бандит?

— Мой хозяин. Я на него работал. У него было агентство по экспорту.

— Потом он тебя выкинул, куколка? Он просто вышвырнул тебя на улицу, когда ты ему надоел?

— Нет, ты не понимаешь! — горячо заговорил Андре. — Ты не понимаешь. Он заботился обо мне. У меня была квартира, машина, все. Он меня бы никогда бы не бросил: если бы не получилось… то, что случилось. Он ничего не мог сделать. Он любил меня. Я клянусь тебе.

Вэлли расхохотался. Он получал от всего этого огромное удовольствие.

— Любил тебя. Черт подери! — он закинул голову и зашелся в приступе смеха. Секунд через десять сказал. — Ну и что же случилось между тобой и твоим настоящим голубым любовником? Почему вы не поженились и не зажили семейно? — Вэлли так понравилась собственная шутка, что он снова расхохотался.

— Было расследование. Полиция… Ты делаешь мне больно, Вэлли.

— Говори дальше, мадемуазель.

— Полиция… У него не было другого выхода. Он был человек с положением и скандала допустить не мог. Другого выхода не было, как всегда для нас. Это безнадежно, счастья не будет.

— Хватит пороть чепуху, рассказывай факты.

— Он договорился о моем трудоустройстве в Элизабетвилле, дал мне денег, купил билет на самолет, все оплатил, он сделал все. Он заботится обо мне до сих пор, пишет мне письма.

— Как чудесно, настоящая любовь. Мне хочется плакать, — смех Вэлли стал отрывистым. — Уясни для себя куколка. Я не люблю педиков! — Он снова сжал свои пальцы, Андре закричал от боли. — Я расскажу тебе свою историю. В исправительной школе со мной учился педик, которому очень нравилось меня трогать. Однажды я заволок его в душевую и взял с собой бритву, обыкновенный «Жиллетт». В остальных кабинках орали и пели еще двадцать человек. Он орал точно также, как и они, когда на них льется холодная вода. Никто ничего не заметил. Он хотел быть женщиной, и помог ему… — голос Хендри стал глухим. Он как будто переживал все заново. — Господи! — прошептал он. — Господи, сколько крови! — тело Андре сотрясали рыдания.

— Я больше не буду, Вэлли. Я не мог тогда удержаться. Это было всего один раз. Пожалуйста, отпусти меня.

— Так мне помочь тебе, Андре?

— Нет! — закричал Андре. Хендри потерял к нему интерес, отпустил его, оставив лежать на полке, и потянулся за своими носками.

— Пойду поищу пива, — он зашнуровал ботинки и встал.

— Ты главное запомни, что я сказал тебе дружище, — он мрачно посмотрел на лежащее на полке тело. — И я не забуду, не рассчитывай на это. — Хендри взял свою винтовку и вышел из купе. Он нашел Боуссье на террасе отеля с группой других мужчин.

— Где капитан Карри?

— Он уехал в миссию.

— Когда?

— Примерно десять минут назад.

— Хорошо. У кого ключи от бара?

Боуссье помедлил с ответом.

— Капитан приказал бар не открывать.

Вэлли снял с плеча винтовку.

— Не спорь со мной, мой друг.

— Месье, я вынужден выполнять приказ капитана.

С минуту они смотрели друг на друга. Взгляд пожилого человека оставался твердым.

— Черт с тобой! — Вэлли двинулся через холл к бару. Он подошел к двери и ногой ударил по замку. Дверь распахнулась, Вэлли прошел к стойке, прислонил к ней винтовку и потянулся вниз к полкам с пивом. Первую бутылку он выпил залпом. Рыгнул и потянулся за второй. Открыл пробку и понаблюдал за появляющимся из горлышка пузырьком.

— Хендри! — в дверях появился Майк Хейг.

— Хелло, Майк, — ухмыльнулся Хендри.

— Ты думаешь, что делаешь?

— А что такое? — Вэлли поднес бутылку к губам и коснулся языком пены.

— Брюс строго-настрого приказал никого сюда не пускать.

— Ради бога, Хейг. Не веди себя, как старая баба.

— Уходи отсюда, Хендри. Я здесь старший.

— Майк, хочешь, чтобы я умер от жажды? — Он облокотился на стойку. — Еще пару минут. Дай мне допить бутылочку.

Майк оглянулся на дверь и увидел там любопытные лица жителей города.

— Хорошо, Хендри. Не больше двух минут, и вон отсюда.

— Ты неплохой парень, Майк. Мы с тобой просто не понимали друг друга. Я об этом сейчас сожалею.

— Допивай! — отрезал Майк. Не оборачиваясь Хендри протянул руку назад и взял бутылку «Реми Мартина». Он зубами вытащил пробку, выбрал бокал и налил в него немного янтарной жидкости.

— Майк, составь мне компанию, — он толкнул бокал по стойке в сторону Майка. Тот сначала равнодушно смотрел на бокал, потом с его лицом что-то произошло. Он несколько раз судорожно облизал губы и с видимым усилием поднял глаза.

— Будь ты проклят, Хендри, — неестественно низким голосом произнес Майк. — Будь ты проклят, скотина! — Майк ударил по бокалу. Он слетел со стойки и рассыпался в брызги о стену.

— Я что-то не так сделал, Майк? — мягко спросил Хендри. — Просто предложил тебе выпить.

По комнате разнесся аромат коньяка. Майк снова облизал губы. Его рот наполнился слюной, по телу распространилось непреодолимое желание.

— Будь ты проклят, — прошептал он. — Будь ты проклят, — уже умоляющим тоном, пока Хендри наливал второй бокал.

— Как давно это было, Майк? Год, два? Попробуй немного, всего глоточек. Вспомни, как здорово на тебя это действовало. Давай, парень. Ты устал, ты много работал. Всего глоточек, больше не будешь.

Майк вытер губы ладонью, на его лбу и верхней губе выступили капельки пота.

— Давай, парень, — голос Вэлли был глухим от возбуждения. Пальцы Майка охватили бокал, автоматически подняли его и поднесли к губам, которые в предвкушении затряслись. В глазах читалось и отвращение и желание.

— Всего один, — прошептал Хендри. — Только этот.

Майк судорожно вскинул руку и опрокинул бокал в рот. Затем он взял его двумя руками и склонился над ним.

— Я тебя ненавижу. Боже, как я тебя ненавижу, — он говорил это и Хендри, и себе, и пустому бокалу.

— Вот молодец! — радостно заорал Хендри. — Давай еще налью!

12

Брюс быстро вошел в отель, Шерман едва за ним поспевала. В холле находились порядка дюжины местных жителей, чувствовалось какое-то напряжение. Боуссье поспешил ему навстречу.

— Извините, капитан, я не смог их остановить. Один из них, рыжий был очень несдержан. У него была винтовка, и мне показалось, что он может пустить ее в ход.

— О чем вы, — но прежде чем Боуссье успел ответить, из-за двери в конце холла раздался взрыв хохота Хендри. Это была дверь бара.

— Они там, — сказал Боуссье. — Они там почти уже час.

— Будь они прокляты, — выругался Брюс. — Именно сейчас. Будь проклята эта скотина.

Он почти бегом пересек холл и распахнул двойные двери. Хендри стоял у дальней стены с бокалом в одной руке и винтовкой в другой. Он держал винтовку за пистолетную рукоятку и описывал стволом круги в воздухе. Майк Хейг строил пирамиду из стаканов. Он как раз устанавливал последний стакан.

— Привет, Брюс, дружище! — Хейг пьяно взмахнул рукой. — Как раз вовремя, можешь тоже пару раз пальнуть. Но сначала Вэлли, он стреляет первым. У нас все без обмана, полная демократия, у всех равные права. Должности и звания — не в счет. Правда, Вэлли? — Лицо Майка как будто плавилось и теряло форму. Его губы расслабились и дрожали, щеки висели, как груди у старухи, глаза слезились. Он взял со стойки стакан, почти полный, а рядом стояла бутылка «Реми Мартина».

— Чудесный старый коньяк, очень тонкий аромат, — Хейг не смог правильно произнести последние слова и повторил по слогам. Он пьяно улыбался и смотрел на Брюса косыми глазами.

— Отойди в сторону, Майк, — Хендри одной рукой поднял винтовку и прицелился.

— Давай, старина! — заорал Майк. — Не задерживай! Разнеси все к чертовой матери!

— Хендри! Прекрати, — сказал Брюс.

— Пошел ты! — ответил Хендри и выстрелил. Отдачей его отбросило к стене. Пирамида разлетелась вдребезги. В ушах зазвенело.

— Приз этому джентльмену! — завопил Майк. Брюс в три шага пересек комнату и вырвал винтовку из рук Хендри.

— Хватит, пьяная скотина!

— Иди к чертовой матери! — Хендри потирал вывихнутое винтовкой запястье.

— Капитан Карри, — произнес из-за стойки Майк, — вы слышали, что вам сказал мой друг. Идите к чертовой матери спать.

— Заткнись, Хейг.

— В этот раз ты от меня не уйдешь, — прорычал Хендри. — Ты слишком долго на мне ездил. В этот раз я тебя сброшу!

— Покорнейше прошу вас слезть со спины моего друга, капитан Карри, — торжественно произнес Майк. — Он не слон, а мой кровный брат. Я не позволю преследовать его.

— Ну, Карри, давай. Начнем! — проревел Вэлли.

— Давай, Вэлли. Сделай его! — Хейг снова наполнил стакан. — Не позволяй ему на себе ездить.

— Ну давай, Карри!

— Ты пьян.

— Меньше разговоров. Или я должен начать?

— Ты ничего не должен, — Брюс резко ударил его в подбородок прикладом винтовки. Голова Хендри дернулась и он осел по стене. Брюс посмотрел в его остекленевшие глаза. «Достаточно, — решил он. — Это должно было выбить из него боевой дух». Он поднял Хендри и бросил в одно из кресел. «Я должен заняться Хейгом, пока он совсем не набрался, — подумал он. — Посылать за Раффи — нет времени, а оставлять у себя за спиной без присмотра эту скотину тоже нельзя».

— Шерман, — позвал он. Она стояла в дверях и быстро подошла к нему. — Вы умеете обращаться с пистолетом?

Она кивнула. Брюс отстегнул от ремешка свой «Смит-и-Вессон» и передал ей.

— Если этот человек попытается подняться из кресла, стреляйте. Встаньте здесь, чтобы он не смог до вас дотянуться.

— Брюс…

— Это не человек, а животное. Опасное. Вчера он убил двух маленьких детей и с вами, если его не остановить, он сделает тоже самое. Нужно удерживать его на месте, пока я займусь другим.

Она взяла пистолет двумя руками, ее лицо было еще бледнее, чем обычно.

— Вы сможете это сделать?

— Теперь смогу, — она взвела курок.

— Слышишь, Хендри, — Брюс за волосы поднял его голову. — Если попытаешься встать, она убьет тебя. Понимаешь? Она тебя пристрелит.

— Пошел ты вместе со своей французской шлюхой. Я представляю, чем вы занимались на берегу весь день. Играли в игру «спрячь колбаску»?

Гнев сжал горло Брюса. Он стал выворачивать рыжую шевелюру и почувствовал, что волосы остаются у него в руке. Хендри скорчился от боли.

— Заткни свою поганую пасть или я тебя убью!

Он действительно мог это сделать и Хендри понял это.

— Ну хорошо, хорошо, Бога ради, отпусти меня.

Брюс разжал руку и выпрямился.

— Простите меня, Шерман.

— Все в порядке. Займитесь вторым.

Брюс прошел к стойке под испуганным взором Хейга.

— Что ты хочешь, Брюс? Выпить? Выпей. Мы все немного выпиваем. Просто веселимся. Не надо так волноваться.

— Ты больше пить не будешь, совсем наоборот, — Брюс обошел стойку.

Майк стал отступать.

— Что ты собираешься делать?

— Сейчас увидишь, — капитан схватил его за запястье и вывернул руку за спину.

— Брюс, перестань. Я чуть свою выпивку не разлил.

— Хорошо, — Брюс выхватил стакан из его руки. Хейг начал сопротивляться. Он был силен, но выпивка ослабила его и Брюс заломил руку еще сильнее, заставив Хейга подняться на цыпочки.

— Пойдем, дружище. — Брюс провел его к задней двери бара. Свободной рукой он повернул ключ в замке и открыл дверь.

— Сюда, — он втолкнул Хейга на кухню, захлопнул ногой дверь и потащил его к раковине.

— Ну, Хейг, займемся, — он нагнул Хейга над раковиной, раскрыл ему пальцами рот и затолкал в рот скомканную салфетку.

— Все до конца, — он глубоко засунул палец в горло Хейга. Всю его руку облил горячий, вонючий поток. Он едва поборол приступ тошноты. Закончив, он открыл холодную воду и сунул голову Хейга под струю.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, Хейг.

— Оставь меня в покое, черт возьми, — простонал Майк. Брюс поднял его и прижал к стене.

— В миссии у одной женщины очень трудные роды. Она умрет, если ты ей не поможешь.

— Нет, только не это, — прошептал Хейг, — только не это.

— Мы едем туда.

— Нет, прошу тебя, только не это. Я не могу, ты же видишь, что я не могу.

Маленькие красные и лиловые сосуды на его носу и щеках четко выделялись на фоне бледности. Брюс ударил его ладонью, от головы разлетелись капельки воды.

— Нет, Брюс, прошу тебя.

Брюс ударил еще два раза, и заметил первые признаки пробуждающейся в нем злости.

— Брюс, будь ты проклят.

— Ты сможешь, — обрадовался Брюс. — Слава богу.

Он вытолкнул его обратно в бар. Шерман по-прежнему стояла над Хендри с пистолетом.

— Шерман, поехали. Займемся этой скотиной, когда вернемся.

Проходя через холл, Брюс спросил.

— Вы умеете водить «Форд»?

— Да.

— Чудесно. Вот ключи. Я поеду с Хейгом на заднем сиденьи.

На ступенях Хейг потерял равновесие. Брюс подхватил его и практически донес до машины. Он затолкал Майка на заднее сиденье и сел рядом. Шерман завела двигатель и развернула машину.

— Ты можешь меня заставить сделать это, Брюс. Я не могу, просто не могу.

— Посмотрим.

— Ты не знаешь, что это такое. Не можешь знать. Она умрет на столе, — он протянул Брюсу руки. — Посмотри на них. Как я могу работать? Его руки страшно тряслись.

— Она все равно умрет, — резко ответил Брюс. — Ты можешь избавить ее от страданий.

Хейг ладонью вытер губы.

— Дай мне выпить, Брюс. Это поможет. Если дашь мне выпить, я попробую.

— Нет, — сказал Брюс, и Хейг начал ругаться. Из его рта потоком полились мерзости, лицо его исказилось. Он ругал капитана Брюса, себя, Бога. Таких ругательств от него Брюс не слышал никогда. Затем Майк попытался открыть дверь. Брюс ждал этого момента, поймал Майка за воротник и прижал к сиденью. Хейг перестал сопротивляться и зарыдал. Шерман быстро провела машину по дамбе, въехала на холм и свернула на боковую дорогу. Свет фар разрезал темноту, тихо гудел ветер. Хейг всхлипывал на заднем сидении. Затем сквозь деревья показались огни миссии. Шерман снизила скорость, объехала церковь и остановилась у здания больницы. Брюс помог Хейгу выбраться из машины. Боковая дверь больницы открылась, из нее появился отец Игнатиус с керосиновой лампой в руках. В ярком свете лампы лицо Хейга казалось еще более отвратительным.

— Святой отец, — объявил Брюс. — Вот ваш доктор.

Игнатиус поднял лампу и сквозь очки вгляделся в лицо Хейга.

— Он болен?

— Нет, святой отец, он пьян.

— Пьян? Значит он не сможет оперировать?

— Нет, он сможет!

Брюс провел Хейга по коридору в маленькую операционную. Игнатиус и Шерман шли следом.

— Шерман, помогите святому отцу привезти сюда женщину, — они ушли, Брюс обратился к Майку.

— Ты уже настолько погряз в дерьме, что даже не понимаешь меня?

— Я не могу это сделать, Брюс. Ничего не получится.

— Значит она умрет, но ты все-таки попробуешь.

— Мне нужно выпить, Брюс, — Майк облизал губы. — У меня внутри все горит. Ты должен мне дать выпить.

— Сделай это и получишь полный ящик.

— Мне сейчас нужно.

— Нет, — твердо сказал Брюс. — Посмотри, что у них есть из инструментов. Достаточно ли для такой операции?

Брюс подошел к стерилизатору и поднял крышку. Из него вырвалось облако пара. Хейг заглянул внутрь.

— Здесь все, что нужно. В помещении только не достаточно светло, и я хочу выпить.

— Что-нибудь придумаю со светом. Мой руки.

— Брюс, прошу тебя, дай мне…

— Заткнись! — зарычал Брюс. — Вон там раковина. Готовься.

Хейг прошел к раковине. Он уже лучше стоял на ногах, лицо приобрело более твердое выражение. «Старый ты дурак, — подумал Брюс. — Как я на тебя надеюсь. Господи, как я надеюсь, что ты сможешь это сделать».

— Поторопись, Хейг. Мы не можем заниматься этим всю ночь.

Брюс вышел и прошел по коридору в палату. Окна операционной были закрыты, Хейг убежать не мог. Только в коридор, а здесь он его поймает. Он заглянул в палату. Шерман и Игнатиус при помощи санитара поднимали женщину на каталку.

— Святой отец, в операционной мало света.

— Я могу только предложить еще одну керосиновую лампу.

— Хорошо, принесите ее. Я перевезу женщину.

Игнатиус с санитаром ушли. Шерман с Брюсом вывезли каталку из палаты. Женщина застонала от боли, ее лицо стало серым и казалось восковым. капитан видел такие лица у чернокожих, когда они на пороге смерти.

— Она скоро умрет, — сказал Брюс.

— Наверное, — ответила Шерман. — Но надо торопиться.

Женщина заметалась на каталке, пробормотала что-то, глубоко вздохнула, всколыхнув простыню над огромным животом, и снова застонала. Хейг был в операционной. Он снял китель и тщательно мыл руки, склонившись над раковиной. Он даже не обернулся, когда они появились с каталкой.

— Перенесите ее на стол, — сказал он, намыливая руки до локтей. Стол был такой же высоты, что и каталка, и они легко перенесли женщину на стол.

— Она готова, Майк, — сказал Брюс. Хейг вытер руки чистым полотенцем, протер их спиртом, морщась от запаха, который больше не волновал его. Он снова становился хирургом. Он подошел к столу и склонился над женщиной. Она не знала о его присутствии; глаза ее были широко открыты, но не видели ничего. Хейг глубоко вздохнул. На лбу его выступили капельки пота. Седая щетина на щеках поблескивала в дрожащем свете керосинки. Он откинул одеяло. На женщине была распахнута спереди короткая белая блузка, не закрывавшая ее живот. Живот был огромный, твердый, с вывернутым на изнанку пупком. Колени были приподняты, толстые бедра широко раскинуты. Ее тело потрясла очередная схватка. Брюс мысленно помогал ей, видя как под серой кожей напряглись мускулы в попытке вытолкнуть застрявший плод.

— Майк, быстрее! — Брюса потрясла эта картина. «Я не думал, что это так тяжело, — подумал он. — В муках будешь ты рожать детей своих». С искусанных губ женщины сорвался очередной крик.

— Скорее, черт тебя возьми! — взмолился Брюс к хирургу. Хейг начал осмотр. Его пальцы казались неестественно белыми на фоне темной кожи. Наконец, он удовлетворился и подошел к стерилизатору. Появились Игнатиус и санитар с двумя лампами. Священник хотел что-то сказать, но почувствовав напряженность в комнате, промолчал. Все смотрели на Майка Хейга. Его глаза были плотно закрыты. Лицо в свете лампы, казалось, состояло из плоскостей и острых углов. Он тяжело дышал.

«Я не должен его сейчас подталкивать, — подумал Брюс. — Я подвел его к самому краю, он должен сам принять решение». Майк открыл глаза.

— Кесарево сечение, — быстро произнес он, как собственный смертный приговор. — Я это сделаю.

— Халаты и перчатка? — быстро спросил Брюс отца Игнатиуса.

— В стерильном шкафу.

— Принесите.

— Ты должен помочь мне, Брюс. И вы тоже, Шерман.

— Конечно, объясни нам.

Игнатиус помог им облачиться в зеленые операционные халаты. Они быстро продезинфицировали руки.

— Принесите тот поднос, — приказал Майк и открыл стерилизатор. При помощи длинного пинцета он доставал из испускающей пар коробки инструменты и укладывал их на поднос, громко произнося название каждого.

— Скальпель, скобки, зажимы.

Санитар протирал живот женщины спиртом и укладывал простыни. Майк наполнил шприц пентоталом и повернулся к свету. Его не возможно было узнать: лицо в маске, волосы закрыты зеленой шапочкой, длинный халат закрывал тело до пят. Он нажал на поршень, несколько капель прозрачной жидкости скатились по игле. Он взглянул на Брюса.

— Готов?

— Да, — кивнул Брюс. Майк склонился над женщиной, взял ее руку и стал иглой нащупывать под темной кожей вену. Жидкость в шприце окрасилась в красный цвет, Майк медленно нажал на поршень. Женщина скоро перестала стонать, ее тело расслабилось, дыхание замедлилось и выровнялось.

— Идите сюда, — приказал Майк Шерман. Она взяла хлороформную маску и подошла к изголовью.

— Я скажу вам когда.

Она кивнула. «Господи, как прекрасны ее глаза», — подумал Брюс.

— Скальпель, — сказал Майк и указал на поднос. Брюс быстро передал его. Потом все смещалось в его голове. Он потерял чувство реальности. Натянутая кожа, раскрывающаяся вслед за скальпелем. Кровь, сочащаяся отовсюду. Розовые мышцы, желтоватые слои подкожного жира, синеватые кольца кишечника. Человеческое естество, мягкое, пульсирующее, кроваво блестящее в свете лампы. Скобы и зажимы, как серебристые насекомые, окружившие разрез, как будто это был цветок. Руки Майка, не похожие на человеческие, в желтых резиновых перчатках, работающие в животе. Промакивающие, режущие, зажимающие, перетягивающие. Потом лиловая матка, разрезанная скальпелем. И, наконец, маленький клубок из рук и ног, с непропорционально большой головой, опутанный толстой розовой змеей пуповины. В руках Майка ребенок повис вниз головой, как летучая мышь. Щелчок ножниц, и он больше не связан с телом матери. Еще немного манипуляций Майка, и ребенок закричал. В его крике чувствовалось возмущение живого существа от встречи с этим миром. Со стороны стола в восторге засмеялась и захлопала в ладоши, как ребенок на кукольном представлении, Шерман. Внезапно Брюс тоже засмеялся. Это был смех из самой души. Смех из далекого прошлого.

— Возьми его, — предложил Хейг. Шерман осторожно взяла слабо извивающееся тельце на руки. Хейг начал зашивать. Наблюдая за ее лицом, Брюс ощутил, как смех умирает у него в горле. Ему хотелось плакать. Хейг зашил специальным сложным стежком матку. Затем, как опытный портной, стал накладывать внешние швы. Он стянул толстые губы разреза нитками и, наконец, заклеил пластырем. Он накрыл женщину одеялом, сдернул с лица маску и повернулся к Шерман.

— Вы можете помочь мне вымыть его, — его голос звучал гордо. Они вдвоем подошли к раковине. Брюс скинул халат и вышел на улицу. Он облокотился на капот автомашины и закурил.

«Сегодня я вновь смеялся, — с удивлением подумал он. — А потом чуть не плакал. И все из-за женщины и ребенка. Притворство кончилось. И уединение. Сегодня здесь родился не один человек. Я вновь смеялся. У меня было желание смеяться. Я чувствовал необходимость плакать. Женщина и ребенок. Единственное ради чего стоит жить. Нарыв прорвался. Теперь я буду выздоравливать».

— Брюс, Брюс, где вы? — он не ответил. Она заметила огонек сигареты и подошла. Остановилась рядом в темноте.

— Шерман… — произнес Брюс и замолчал. Он хотел обнять ее, просто крепко обнять.

— Да, Брюс, — ее лицо было совсем близко.

— Шерман, я хочу… — Брюс снова замолчал.

— Я тоже, — прошептала она, но затем отступила на шаг. — Пойдем посмотрим, что делает наш доктор, — она взяла его за руку и повела в дом. Он чувствовал в своей ладони прохладу ее длинных красивых пальцев. Майк Хейг и отец Игнатиус склонились над колыбелью, стоящей рядом с кроватью матери. Женщина спокойно дышала, на ее лице застыло выражение умиротворения.

— Брюс, посмотри какая прелесть, — позвал Хейг. Все еще держась за руки, Брюс и Шерман подошли к колыбели.

— В нем все восемь фунтов, — гордо заявил Майк. Брюс посмотрел на младенца. «Черные новорожденные красивее наших — они не выглядят наполовину сваренными».

— Жалко, что это не форель, — пробормотал Брюс. — Могли бы зарегистрировать национальный рекорд. — Хейг с секунду смотрел на него в недоумении, затем закинул назад голову и рассмеялся. Это был новый Хейг. Это чувствовалось во всем. Как он держал голову, как разговаривал.

— Как насчет обещанной выпивки? — проверил его Брюс.

— Выпей за меня. Я пропущу.

«Это не простые слова, — понял Брюс. — Он теперь действительно в ней не нуждается».

— Когда доберемся до города, я выпью двойную порцию. — Брюс взглянул на часы. — Уже одиннадцатый час, нам нужно ехать.

— Мне нужно подождать, пока она не выйдет из анестезии, — возразил Хейг. — Заедете за мной утром. Брюс помедлил.

— Ну, хорошо. Поехали, Шерман.

На обратной дороге в Порт-Реприв они сидели рядом в темноте салона и молчали. Уже когда они въехали на дамбу, Шерман вдруг сказала.

— Он хороший человек, твой доктор. Очень похож на Поля.

— Кто такой Поль?

— Так звали моего мужа.

— А, — Брюс был смущен. Упоминание этого имени что-то изменило в его настроении. Шерман, глядя на освещенную фарами дорогу, продолжила.

— Поль был примерно такого же возраста. Достаточно стар, чтобы научиться пониманию. Молодые мужчины нечутки.

— Ты любила его? — Брюс постарался, чтобы в голосе не было слышно ревности.

— Любовь может принимать различные формы. Я начала любить его. Очень скоро я полюбила бы его достаточно для того, чтобы… — Шерман запнулась.

— Чтобы что? — голос Брюса звучал глухо. «Опять началось, — подумал он. — Я снова беззащитен».

— Мы были женаты всего четыре месяца.

— Ну и что?

— Я хочу чтобы ты знал. Хочу тебе все объяснить. Это очень важно. У тебя хватит терпения меня выслушать? — в ее голосе слышались умоляющие нотки, он не мог этому противостоять.

— Шерман, ты ничего не обязана мне говорить.

— Обязана. Я хочу, чтобы ты знал, — она немного помедлила, и продолжила уже более спокойным тоном. — Я сирота, Брюс. Мои папа и мама погибли во время немецкой бомбежки. Мне было всего несколько месяцев, и я их совсем не помню. Я не помню ничего. От них не осталось ни одной вещи, — на мгновение ее голос задрожал. — Меня приютили монашки. Это и была моя семья. Но это совсем другое, совсем не твое. У меня никогда не было ничего, принадлежащего мне лично, только мне и никому больше.

Брюс сжал ей руку. Она неподвижно лежала в его ладони. «Теперь у тебя есть я, — подумал он. — Теперь у тебя есть я».

— Потом, когда подошло время, монахини обо всем договорились с Полем Картье. Он работал здесь инженером в горнодобывающей компании. Занимало определенное положение в обществе и считался достойной партией для их воспитанницы. Он прилетел в Брюссель и мы поженились. Я не была несчастлива, хотя он был пожилой, как доктор Майк. Он был очень добрый и ласковый человек. Он понимал меня. Он не… — она повернулась к Брюсу, схватила его крепко за руку и приблизилась к его лицу. Ее волосы рассыпались по плечам, голос был полон мольбы. — Брюс, ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?

Брюс остановил машину у отеля, выключил двигатель и спокойно сказал:

— Да, я понимаю.

— Спасибо тебе, — она резко открыла дверь, выскочила на улицу и быстро прошла на своих длинных, затянутых в джинсы, ногах к отелю. Брюс посмотрел, как она вошла в двери, затем нажал прикуриватель на приборном щитке, достал из пачки сигарету и закурил. Он выдохнул дым на лобовое стекло и внезапно понял, что он счастлив. Ему опять хотелось смеяться.

Он выбросил только что закуренную сигарету и вылез из машины. Взглянул на часы — уже за полночь. «Господи, как я устал. Возрождение требует больших эмоциональных усилий». Он громко рассмеялся, чтобы еще раз испытать это состояние, позволяя ему медленно захватить себя. В холле его ожидал Боуссье. Он был одет в махровый купальный халат. Его глаза покраснели от бессонницы.

— Месье, вы закончили все приготовления?

— Да. Женщины и двое детей спят наверху. Мадам Картье поднялась только что.

— Я знаю, — сказал Брюс.

— Как вы видите, все мужчины находятся здесь, — Боуссье указал на спящие тела на полу холла и бара.

— Мы уезжаем на рассвете, — Брюс зевнул, потер веки кончиками пальцев. — Где мой офицер? Рыжий?

— Он ушел к поезду совершенно пьяный. Он нам еще доставил неприятностей после того, как вы уехали, — Боуссье помедлил. — Он пытался подняться наверх, к женщинам.

— Будь он проклят, — Брюс вновь ощутил ярость. — Что случилось потом?

— Его отговорил один из ваших сержантов, такой крупный.

— Слава богу, что есть Раффи.

— Я приберег для вас место, чтобы вы могли отдохнуть, — Боуссье указал на удобное кожаное кресло. — Вы должно быть ужасно устали.

— Вы очень добры, — поблагодарил Брюс. — Но сначала я проверю наши посты.

13

Брюс проснулся от того, что Шерман, склонившись над креслом, щекотала ему нос. Он был в полной форме, в каске, винтовка под рукой, только ботинки расшнурованы.

— Брюс, ты не храпишь, — она тихо рассмеялась. — Это радует.

— Который час? — сонно спросил он.

— Скоро пять. Завтрак на кухне.

— Где Боуссье?

— Одевается. Собирается начинать посадку на поезд.

— Такое впечатление, что у меня во рту спал козел, — Брюс провел языком по зубам.

— Тогда утреннего поцелуя ты не дождешься, мой капитан, — она со смехом выпрямилась. — Твои туалетные принадлежности на кухне. Я посылала за ними жандарма. Можешь умываться. Брюс зашнуровал ботинки и прошел, переступая через спящие тела, на кухню.

— Горячей воды нет, — извинилась Шерман.

— Это волнует меня меньше всего, — Брюс подошел к столу и достал из ранца бритву, мыло и помазок.

— Я обворовала курятник, — созналась Шерман. — Там оказалось всего два яйца. Как мне их приготовить?

— Всмятку, — Брюс снял с себя китель, рубашку и подошел к раковине. Он ополоснул лицо и голову и зарычал от удовольствия. Он установил над кранами зеркало и намылил щеки. Шерман присела рядом и стала наблюдать за ним с нескрываемым любопытством.

— Очень жаль, что у тебя нет бороды. Она была бы похожа на мех выдры.

— Когда-нибудь я отращу ее специально для тебя, — улыбнулся Брюс. — У тебя глаза голубые, Шерман.

— Тебе понадобилось много времени, чтобы это заметить, — она кокетливо надула губки. Они и без помады привлекательно розовели на бледном фоне кожи. Зачесанные назад волосы подчеркивали ее высокие скулы и большие красивые глаза.

— В Индии «шер» значит «тигр», — сказала Брюс. Мгновенно ее губы растянулись в оскале. У нее были очень ровные белые зубы. Она зарычала. Брюс едва не порезался.

— мне не нравятся женщины, которые паясничают перед завтраком. Это плохо сказывается на моем пищеварении.

— О, господи, завтрак! — Шерман вскочила на ноги.

— Почти вовремя. Опоздала всего лишь на двадцать секунд. Ты меня простишь?

— В последний раз. — Брюс смыл с лица мыло, причесался и подошел к столу.

— Сколько ложек сахара?

— Три, — Брюс разбил скорлупу яйца. Она поставила перед ним чашку кофе.

— Мне нравится готовить тебе завтрак. Брюс не ответил. Разговор принимал опасное направление. Она села перед ним в кресло и оперлась подбородком о ладони.

— Ты слишком быстро ешь, — заявила Шерман. Брюс удивленно посмотрел на нее. — Но по крайней мере с закрытым ртом. Брюс принялся за второе яйцо.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать.

— Мне — двадцать, почти двадцать один.

— Чудесный возраст.

— Чем ты занимаешься?

— Я — солдат.

— Нет.

— Хорошо. Я адвокат.

— Вы, должно быть, очень умны, — торжественно провозгласила она. Я просто гений. Иначе здесь бы не оказался.

— Ты женат?

— Нет, был. Это что — допрос?

— Она умерла?

— Нет, — он попытался не показать причиненной ему боли. Теперь это удавалось значительно легче.

— О! — Шерман взяла ложку и принялась размешивать сахар в его чашке.

— Она красивая?

— Нет… да. Думаю, что да.

— Где она? — затем быстро добавила. — Прости меня. Это не мое дело. Брюс взял из ее рук чашку кофе и выпил. Затем взглянул на часы.

— Почти пять пятнадцать. Нужно ехать за Майком. Шерман быстро встала.

— Я готова.

— Я знаю дорогу. Тебе лучше идти на станцию.

— Я хочу ехать с тобой.

— Почему?

— Просто хочу и все. Мне хочется еще раз увидеть ребенка.

— Ты победила, — Брюс взял свой ранец и они вышли в холл. там был Боуссье. Люди были почти готовы начинать посадку.

— мадам Картье и я уезжаем в миссию за доктором. Вернемся примерно через полчаса. К тому времени все люди должны быть в поезде.

— Хорошо, капитан.

Брюс позвал стоящего на террасе Раффи. — Ты приготовил продукты и лекарства для миссии?

— В багажнике «форда», босс.

— Хорошо. Снимай все посты и привози людей на станцию. Машинисту скажи, чтобы поднимал пары и был готов к отъезду в любую минуту. Отъезжаем, как только я привезу лейтенанта Хейга.

— Хорошо, босс.

Брюс отдал ему свой ранец. — Отнеси на поезд, Раффи, — затем его взгляд упал на картонные коробки у ног Раффи. — Что это такое?

— Пара бутылок пива, босс, — пробормотал смущенно Раффи. — Вдруг почувствуем жажду по дороге домой.

— Ну, хорошо, — усмехнулся Брюс. — Положи их в безопасное место и не выпивай до моего возвращения.

— Оставлю вам пару бутылок, босс.

— Пойдем, тигрица, — Брюс с Шерман вышли на улицу и подошли к Форду. Она поджала под себя ноги, как вчера, но села значительно ближе к Брюсу. Когда они проезжали по дамбе, Шерман прикурила две сигареты и передала одну ему.

— Я буду рада уехать отсюда, — она обвела взглядом болота, с поднимающимся над ними утренним туманом.

— Я ненавижу это место с тех пор, как умер Поль. Я ненавижу болота, москитов и джунгли. Я рада, что мы уезжаем.

— Куда ты поедешь?

— Не думала об этом. Наверное, обратно в Бельгию. Куда угодно подальше от Конго. Куда угодно от этой жары в место, где можно дышать. Подальше от болезней и страха. Куда-нибудь, откуда не надо будет убегать. Где человеческая жизнь чего-нибудь стоит. Подальше от убийств, пожаров и насилия, — она глубоко затянулась и отвернулась к зеленой стене леса.

— Я родился в Африке, — сказал Брюс. — Еще до того, как молоток судьи заменили прикладом винтовки, до того, как начал заявлять о своих правах автоматной очередью, — Брюс говорил тихо, — до того, как страну охватила ненависть. Теперь я не знаю, что мне делать. О будущем я не задумывался. Он замолчал и повернул на дорогу к миссии.

— Все так быстро изменилось. Я понял как быстро, когда приехал сюда, в Конго.

— Ты собираешься здесь оставаться, Брюс? Я имею в виду Конго?

— Нет, уже достаточно. Я даже не могу понять, за что воюю. Он выбросил в окно окурок. Впереди показались здания миссии. Брюс остановил машину рядом с больницей.

— Должны быть на земле места, где люди живут нормально. Я их обязательно найду. Он открыл дверь и вышел, Шерман, скользнув по сидению, последовала за ним. Он почувствовал прикосновение ее руки и сжал ее пальцы в своей ладони. Она ответила на пожатие. Майк Хейг и отец Игнатиус были настолько заняты в палате роженицы, что не слышали, как приехал автомобиль.

— Доброе утро, Майк. К чему этот маскарад?

— Привет, Брюс. Привет, Шерман, — Майк улыбнулся, взглянул на свою выцветшую коричневую рясу. — Занял у Игнатиуса. Немного велика по росту и тесна в талии, но более подходит к больнице, чем военная форма.

— Она вам идет, доктор Майк, — сказала Шерман.

— Приятно слышать, когда меня опять так называют. Вам, наверное хочется увидеть ребенка, Шерман?

— С ним все в порядке?

— И с ним, и с матерью, — успокоил ее Майк и подвел к младенцу. С каждой кровати за ними наблюдали любопытные глаза.

— Можно взять его на руки?

— Он спит, Шерман.

— Ну, пожалуйста.

— Ладно, не думаю, что это его убьет. Можете взять.

— Брюс, иди сюда. Посмотри, как он прекрасен. — Она прижала маленькое тельце к груди. Крошечные губки сразу же стали искать сосок. Брюс наклонился и посмотрел на ребенка.

— Просто прекрасно, — он повернулся к отцу Игнатиусу. — Я привез вам обещанные припасы. Пошлите за ними санитара. — Затем Хейгу. — Переодевайся, Майк. У нас все готово к отъезду. Не глядя на Брюса и нервно сжимая пальцами висящий на шее фонендоскоп, Майк ответил:

— Я, наверное, с тобой не поеду, Брюс. Брюс подошел к нему поближе.

— Что?

— Я остаюсь здесь, с Игнатиусом. Он предложил мне работу.

— Ты с ума сошел, Майк.

— Может быть, — согласился Майк и взял у Шерман ребенка. Он положил его в колыбель у кровати матери и поправил пеленки. — А может и нет, — он выпрямился и указал рукой на ряды кроватей. — Ты должен признать, что работы здесь очень много. Брюс обратился за помощью к Шерман.

— Отговори его. Может быть ты сумеешь объяснить ему тщетность таких попыток.

— Нет, Брюс, не буду, — покачала головой Шерман.

— Майк, ради бога, будь здравомыслящим. Ты не сможешь жить в таких пропитанных инфекцией болотах, ты не сможешь…

— Я провожу тебя до машины, Брюс. Я знаю, что у тебя мало времени. Он вывел их через боковую дверь и подождал, пока они сядут в машину. Брюс высунул из окна руку, Майк крепко пожал ее.

— Пока, Брюс. Спасибо за все.

— Пока, Майк. Надеюсь, что ты преуспеешь в деле спасения человечества.

— Сомневаюсь, Брюс. Мне просто захотелось опять заняться единственно любимым делом. Может быть мне удастся оплатить выставленный жизнью счет.

— Я доложу, что ты пропал без вести и, возможно, убит. Выброси свою форму в реку.

— Обязательно, — Хейг отступил от машины. — Не обижайте друг друга.

— О чем вы говорите? — сдерживая улыбку спросила Шерман.

— Такого старого пса, как я, обмануть трудно. Брюс отцепил сцепление, и автомобиль тронулся.

— Храни вас бог, дети мои, — Майк широко улыбался и махал рукой.

— До свидания, доктор Мишель.

— Прощай, Майк. Брюс наблюдал за высокой фигурой Майка в зеркало. Во всей его позе чувствовалась гордость и уверенность. Он еще раз взмахнул рукой и поспешил в больницу. Никто из них двоих не произнес ни слова, пока он не подъехали к главной дороге. Шерман, прижавшись к Брюсу, улыбалась чему-то своему и смотрела на бегущую навстречу дорогу.

— Брюс, он очень хороший человек.

— Шерман, прикури мне сигарету пожалуйста, — он не хотел об этом говорить. Это была одна из немногих вещей, которую словами можно только испортить. Снизив скорость на перекрестке, Брюс включил вторую передачу и автоматически взглянул налево.

— О, господи!

— Что такое, Брюс?

— Смотри!

В ста ярдах вверх по дороге, прижавшись к обочине, стояла колонна из шести машин. Первые пять были мощные армейские грузовики с брезентовым верхом, выкрашенные в тускло-оливковый цвет, шестая — яркий желто-красный бензовоз с эмблемой компании «Шелл» на цистерне. К ведущему грузовику была прицеплена приземистая противотанковая пушка на резиновом ходу с высоко задранным вверх стволом. Вокруг грузовиков суетилось множество африканцев в форме различных армий. Все были вооружены, некоторые современным автоматическим оружием, некоторые давно снятыми с вооружения ружьями. Одни мочились на дорогу, другие стояли группками и разговаривали.

— Генерал Мозес!

— Вниз! — Брюс правой рукой спихнул ее на пол. Он вдавил педаль газа, и машина, буксуя задними колесами в пыли на обочине, вырвалась на главную дорогу. Выйдя из заноса, Брюс взглянул в зеркало. Среди бандитов началось суматошное движение. Сквозь шум мотора Брюс даже услышал их крики. Впереди, примерно в ста ярдах, был спасительный поворот к дамбе. Шерман встала на колени и попыталась посмотреть назад через спинку сидения.

— На пол! — Брюс грубо пригнул вниз ее голову. По обочине рядом с автомобилем вдруг пробежала линия пыльных фонтанчиков, и Брюс услышал захлебывающийся звук пулемета. Всего несколько мгновений до поворота. Внезапно машина сотряслась от серии ударов. Лобовое стекло покрылось трещинами, разлетелись часы на приборном щитке, густо осыпав голову Шерман осколками. Две пули пробили спинку сидения, выбив сухую траву, как внутренности из раненного зверя.

— Закрой глаза! — закричал Брюс и ударил кулаком по лобовому стеклу. Прищурив глаза от летящих осколков, он сумел рассмотреть в пробитое отверстие дорогу. Он вывернул руль, юзом вошел в поворот и, едва не сорвавшись в кювет, вылетел к дамбе.

— Шерман, с тобой все в порядке?

— Да. А с тобой? — она поднялась на сиденье, одна щека была поцарапана осколком стекла, испуганные глаза заполнили все лицо.

— Я могу только молиться, чтобы у Боуссье и Хэндри все было готово к отъезду. Мы обогнали этих ублюдков всего минут на пять. Они промчались по дамбе со скоростью восемьдесят миль в час и влетели на главную улицу городка. Брюс все время подавал тревожные гудки.

— Господи, сделай так, чтобы они были готовы. С облегчением он увидел, что улица пуста, а в отеле, похоже никого нет. Он, продолжая сигналить и поднимая огромное облако пыли из-под колес, помчался на станцию. Заложив крутой вираж, он обогнул здание станции и выехал на перрон. Большинство беженцев стояло рядом с поездом. Сам Боуссье вместе с женой стоял с другими женщинами у последней платформы. Брюс открыл окно и закричал.

— Сажайте всех на поезд! Меня догоняют бандиты! Мы уезжаем немедленно. Гражданские и военные стали торопливо занимать места. Брюс, не переставая кричать, поехал дальше по платформе.

— Все на поезд! Бога ради, быстрее! Они идут. Он затормозил у кабины локомотива и закричал машинисту:

— Поехали! Не теряйте ни секунды. Выжмите из него все, что возможно. Нас преследуют бандиты. Голова машиниста скрылась в кабине даже без обычного ответа: «Да, месье».

— Скорее, Шерман, — Он вытащил ее из машины. Вместе они подбежали к одному из крытых вагонов, и Брюс посадил ее на лестницу. В этот момент поезд дернулся так сильно, что Шерман отцепилась от поручней и она упала на Брюса. Он не был готов, и они оба повалились на пыльный бетон. Мимо них, набирая скорость, шел поезд. Брюс вспомнил детский кошмарный сон, в котором он бежал за поездом, но никак не мог догнать его. Он с трудом поборол в себе панику и поднял Шерман на ноги. Долгое мгновение они стояли, обнявшись, на платформе, а мимо них со все ускоряющим стуком колес несся состав.

— Беги! — прохрипел он. — Беги! Ему удалось схватиться за поручень второго вагона. Он повис на нем, удерживая Шерман за талию. Из двери показалась рука сержанта Раффараро, схватила Шерман за шиворот, и легко, как котенка, втащила ее в вагон. Затем он высунулся второй раз.

— Если будете продолжать так вести себя, босс, мы вас точно когда-нибудь потеряем.

— Прости меня, Брюс, — она прижалась к нему.

— Все в порядке, — он улыбнулся. — А сейчас, пожалуйста, иди в купе и оставайся там, пока я не разрешу тебе выйти. Поняла?

— Да, Брюс.

— Иди, — он повернулся к Раффи. — На крышу, сержант. Сейчас начнется фейерверк. У этих ублюдков есть орудие, а мы будем находиться в прямой видимости от города до самой вершины холма. Когда они залезли на крышу, поезд уже вышел из города и начинал входить в свой первый, по пути наверх поворот. Солнце уже встало над горизонтом, туман рассеялся и они могли наблюдать за всем, происходящим внизу. Колонна генерала Мозеса проехала по дамбе и вошла на главную улицу. Первый грузовик резко повернул и встал поперек улицы. Из-под брезента высыпали люди и быстро принялись разворачивать орудие.

— Надеюсь, что эти арабы не слишком хорошо обучены управляться с этой штукой, — прорычал Раффи.

— Скоро узнаем, — Брюс осмотрел поезд. В последней платформе среди своих женщин сидел Боуссье. Он выглядел, как старый седовласый колли среди своих овец. У стальных стен платформы, пригнувшись сидели Андре де Сурье и человек двенадцать жандармов. Во второй платформе жандармы также готовились к бою.

— Чего вы ждете? — заорал Раффи. — Начинайте стрелять, достаньте вы эту пушку! Они открыли беспорядочную стрельбу, чуть погодя к винтовкам присоединились пулеметы. Каска Андре после каждой очереди налезала ему на глаза, и он вынужден был прекращать огонь и поправлять ее. С крыши первого вагона раздавались короткие очереди винтовки Вэлли Хендри. Бандиты отбежали от орудия, один из них остался валяться на дороге, но за щитком остались люди. Брюс видел их каски. Вдруг из ствола пушки вырвалась струя белого дыма, и над поездом с присвистом крыльев взлетающего фазана пролетел снаряд.

— Высоко! — крикнул Раффи.

— Низко! — следующий взорвался среди деревьев значительно ниже поезда.

— Третий вобьют точно в горло, — сказал Брюс. Снаряд ударил в конец поезда. Это был бронебойный, поэтому никакого взрыва не последовало, только звук удара и толчок. Брюс попытался оценить повреждения. Люди на задних платформах выглядели потрясенными, но невредимыми. Вздох облегчения в горле Брюса сменился выдохом ужаса, когда он понял, что произошло.

— Они попали в сцепку! Они разбили сцепку последнего вагона. Зазор между поездом и последним вагоном начал расширяться. Он покатился вниз под уклон, отделенный от поезда, как хвост от тела ящерицы.

— Прыгайте! — закричал Брюс в сложенные ладони. — Прыгайте, пока вагон не набрал скорость. Может быть они его не слышали, может быть были слишком потрясены, чтобы принимать какие-либо осознанные решения, но ни одна фигура на платформе не пошевелилась. Вагон катился вниз все быстрее и быстрее городу и банде генерала Мозеса.

— Что мы можем сделать, босс?

— Ничего. Стрельба вокруг Брюса сменилась тишиной, и каждый человек на поезде, даже Хендри, провожали взглядом удаляющийся вагон. Брюс увидел, как Боуссье поднял на ноги свою жену, обнял ее. Они оба смотрели на Брюса. Боуссье помахал рукой и снова застыл. Андре, без каски, тоже смотрел на Брюса, но никаких жестов руками не делал. Через равные промежутки времени тишина нарушалась громом выстрела орудия, но Брюс почти не замечал его. Он увидел как бандиты ворвались на станцию. Вагон, замедлив ход, подъехал к перрону и резко остановился, ударившись в амортизаторы в конце рельсов. Бандиты облепили его, как муравьи тело жука, Брюс услышал приглушенные звуки выстрелов, увидел, как блестят штыки на солнце, и отвернулся. Они почти достигли вершины холма. Но Брюсу облегчения это не принесло. В горле давили спазмы, глаза наполнялись слезами.

— Бедняги, — прошептал рядом с ним Раффи, и в этот момент еще один снаряд попал в поезд. Они услышали звук удара и почувствовали сильный толчок. В этот раз где-то впереди, около паровоза. Раздалось шипение выходящего пара, скорость поезда замедлилась. Но они уже проехали гребень холма. Город скрылся из виду. Скорость увеличилась, когда они покатились вниз по противоположному склону. По количеству пара Брюс понял, что паровоз получил смертельную рану. Он включил передатчик.

— Машинист, вы слышите меня? Как серьезны повреждения?

— Еще не знаю, капитан. Слишком много пара и давление падает очень быстро.

— Постарайтесь спустить поезд с холма. Абсолютно необходимо проехать пересечение с автомобильной дорогой. Если мы остановимся по эту сторону, они смогут добраться до нас на грузовиках.

— Я постараюсь, капитан. Они быстро съехали со склона, но на ровной местности их скорость замедлилась. Сквозь клубы пара Брюс рассмотрел пересечение с шоссе. Они проскочили его со скоростью порядка тридцати миль в час. Когда поезд, наконец, остановился они были примерно в трех-четырех милях от переезда и скрыты от дороги стеной леса и тремя поворотами.

— Не думаю, что они будут нас здесь искать, но мы все-таки устроим засаду в миле отсюда на путях.

— Эти арабы нас преследовать не будут, босс. У них там женщины и полный бар выпивки. Они протрезвеют только дня через два-три.

— Ты, наверное, прав, Раффи. Но рисковать не будем. Устрой засаду…

14

Андре де Сурье держал у своей груди каску, как шляпу на похоронах. Ветер приятно ласкал его длинные, мокрые от пота волосы. В его ушах звенело от удара снаряда в поезд, но он слышал и приглушенный плач одного из детей, и успокаивающий голос матери. Он смотрел на удаляющийся поезд и видел на крыше второго вагона фигуру Брюса Карри и рядом с ней огромный торс сержанта Раффи.

— Они не могут нам помочь, — тихо произнес Боуссье. — Они бессильны,

— он поднял руку в прощальном салюте и резко опустил ее. Будь мужественна, любовь моя, — сказал он своей жене, — прошу тебя, будь мужественна, — она прижалась к нему. Андре выпустил каску из рук. Она со звоном ударилась о металлический пол платформы. Он вытер пот со лба дрожащей рукой и повернулся в сторону поселка.

— Я не хочу умирать, — прошептал он. — Не сейчас и не так, пожалуйста, не сейчас. Один из жандармов безрадостно рассмеялся и подошел к пулемету. Он отодвинул в сторону Андре и принялся стрелять по крошечным бегающим фигуркам людей на станции.

— Нет! — пронзительно крикнул Андре. — Не делай этого. Не сопротивляйся. Они нас всех убьют, если ты будешь стрелять.

— Они нас убьют в любом случае, — засмеялся жандарм и выпустил длинную очередь. Андре двинулся к нему, может быть, чтобы оттащить его от пулемета, но силы оставили его. Его руки, с нервно сжимающимися и разжимающимися пальцами безвольно повисли. Его губы задрожали, затем открылись и испустили крик ужаса.

— Нет! — закричал он. — Только не это! Господи, сжалься надо мной! Спаси меня! Не допусти моей смерти! Прошу тебя, господи. Он судорожно вцепился в борт платформы. Вагон замедлил свой ход. Андре разглядел подбегающих людей с винтовками, черных людей в рваной и грязной форме. Лица искажены, хищные рты широко раскрыты в похожем на волчий вое. Андре выпрыгнул на перрон. От удара о бетон у него сбилось дыхание, он упал, потом попытался встать на четвереньки, держась руками за живот и силясь что-то кричать, но удар прикладом между лопатками снова повалил его на землю. Над ним кто-то закричал по-французски:

— Он белый, оставьте его для генерала. Не убивайте его. — Его опять ударили прикладом, на этот раз — по голове. В полубессознательном состоянии он валялся в пыли и смотрел, как бандиты стаскивают с платформы остальных. Черных жандармов они пристрелили сразу же, а потом со смехом соревновались между собой в искусстве резьбы штыком по мясу. Двое детей тоже не мучались. Их вырвали из рук матерей, схватили за ноги и ударили головой о борт вагона. Старый Боуссье пытался сопротивляться, когда с его жены начали срывать одежду, но получил удар штыком в спину и две пули в голову. Все это произошло в первые минуты, до прихода офицеров, к этому времени в живых остались только Андре и четыре женщины. На глазах Андре женщин обнажили. Он с ужасом наблюдал, как их распяли прямо на бетоне, как скотину перед клеймением. Как мужчины начали выстраиваться в очередь, заранее расстегивая брюки, покрытые у некоторых свежей кровью.

Но потом появились два человека с красными шевронами на груди, судя по командному тону — офицеры. Один из них выстрелил в воздух из пистолета, а потом, добившись внимания, обратился ко всем с пламенной речью. Это возымело эффект и женщин утащили в отель. Офицер подошел к лежащему Андре, склонился над ним и, схватив его за волосы, повернул к себе лицом.

— Добро пожаловать, красавчик. Генерал будет очень рад. Жалко, что твои белые друзья улизнули, но один это все-таки лучше, чем ничего.

Он заставил Андре сесть, заглянул ему в лицо, а затем в ярости плюнул в глаза. — Уведите его. Генерал побеседует с ним позже. Они привязали Андре к одной из колонн на террасе отеля. Он мог через большие окна холла видеть, что они делали с женщинами, но не мог себя заставить видеть это. Он все слышал: к полудню крики превратились в стоны и рыдания, к вечеру все женщины замолчали. Но очередь бандитов у передней двери не исчезала. Некоторые вставали в нее по три-четыре раза. Все были абсолютно пьяны. Один весельчак ходил с бутылкой ликера в одной руке и бутылкой виски в другой и, прежде чем снова встать в очередь, останавливался перед Андре.

— Выпей со мной, красавчик, — просил он, а затем сам отвечал. — Конечно ты выпьешь, — он набирал в рот напиток из какой-либо бутылки и плевал Андре в лицо. Все остальные, стоящие в очереди, каждый раз разражались хохотом. Иногда кто-нибудь из бандитов останавливался перед Андре, снимал с плеча винтовку, отступал на несколько шагов, прицеливался штыком в лицо и бросался вперед, отводя штык в сторону в самый последний момент. Каждый раз Андре не мог удержаться от крика ужаса. И каждый раз это вызывало у окружающих взрыв смеха. К вечеру они начали поджигать дома на окраине города. Одна из групп в состоянии тоски от изнасилований и выпивки, расположилась на террасе и принялась петь. В их пении чувствовались все парадоксы Африки. Они продолжали петь, а рядом с отелем спор двух бандитов перерос в драку на ножах. Прекрасные звуки пения заглушали тяжелое дыхание двух раздетых до пояса дерущихся негров и быстрый шорох их ног в пыли дороги. Когда они сошлись грудь в грудь для последнего удара, в песне появились торжественные ноты. Один из дерущихся отступил назад, его правая рука сжимала нож, воткнутый по самую рукоятку в живот второго. Проигравший стал сползать с ножа на дорогу, песня становилась глуше, печальней и, наконец, прекратилась совсем. Они пришли за Андре уже в темноте. Четверо, менее пьяные, чем остальные. Они провели его по улице в контору горнодобывающей компании. Генерал Мозес сидел в одном из кабинетов.

В его облике не было ничего зловещего — он выглядел как вышедший на пенсию служащий. Маленького роста, с коротко остриженными, начинающими седеть волосами, в очках в роговой оправе. На его груди располагались три ряда медалей; пальцы были унизаны перстнями до второй фаланги: бриллианты, изумруды, иногда красный отсвет рубина, — все драгоценности были женского фасона, кольца разрезаны и растянуты, чтобы налезть на его короткие черные пальцы. Лицо казалось почти добрым, если бы не глаза. В них не было видно эмоций — безжизненные глаза сумасшедшего. На столе перед ним стоял неокрашенный деревянный ящик с печатями горнодобывающей компании. Крышка ящика была откинута, и, когда Андре вошел в комнату со своим эскортом, генерал достал из ящика брезентовый мешочек и высыпал из него на письменный прибор кучку серых промышленных алмазов.

Он глубокомысленно пошевелил их пальцем, заставив тускло светиться в свете керосиновой лампы.

— В вагоне был всего один такой ящик? — не поднимая головы спросил Мозес.

— Да, мой генерал, всего один, — ответил один из сопровождающих.

— Ты уверен?

— Да, мой генерал. Я лично все осмотрел. Генерал достал из ящика еще один мешочек и высыпал его содержимое на стол. Он недовольно заворчал и продолжил доставать из ящика все новые мешочки. Он все больше и больше разъярялся. Кучка промышленных серых и черных камней росла.

— Ты открывал ящик? — прорычал он.

— Нет, мой генерал. Он был опечатан. Печати были в порядке. Вы это видели. Генерал Мозес снова недовольно захрюкал, его лицо потемнело окончательно. Он опять полез руками в ящик и, вдруг, улыбнулся.

— А здесь у нас что такое? — он достал из ящика коробку из-под сигар, всю в ярких наклейках, большим пальцем откинул крышку и его лицо зажглось радостью. На слое ваты, мерцая и разбивая свет лампы на тысячи радужных спектров, лежали ювелирные камни. Генерал взял один из них между большим и указательным пальцем.

— Красота, — пробормотал он. — Какая красота. Генерал Мозес смел промышленные алмазы в сторону и положил выбранный камень на центр стола. Потом стал с наслаждением доставать из коробки другие алмазы, ласково потирая каждый пальцами, лаская, пощелкивая языком, располагая их на столе в только ему понятный узор.

— Красиво, — не переставая шептал он. — Сорок один, сорок два. Красота! Мои любимые! Сорок три. Затем он внезапно собрал все камни в мешочек, затянул завязку, положил мешочек в нагрудный карман и тщательно застегнул клапан. Он положил свои черные, все в перстнях руки перед собой на стол и посмотрел на Андре. Его глаза были дымчато-желтыми с черными зрачками, за очками они казались матовыми, их выражение сонным.

— Снимите с него одежду, — сказал генерал ничего не выражающим, как и его глаза голосом. Они грубо сорвали с Андре одежду и генерал принялся рассматривать его тело.

— Такое белое, — пробормотал он. — Почему такое белое? — Он внезапно заскрипел зубами, но его лбу появились капельки пота. Мозес вышел из-за стола. Маленький человечек источал такую энергию, что показался вдвое большим.

— Белые, как опарыши, живущие в ране на теле у слона, — он приблизил свое лицо к Андре. — Ты должен быть толще, мой опарыш. Ты так долго и так хорошо питался. Ты должен быть значительно толще. Он провел руками по бокам Андре мягким, почти ласкающим движением.

— Но сейчас уже поздно, маленький опарыш, — Андре отшатнулся и от его прикосновения и от слов. — Слон выбросил тебя из своего тела, скинул на землю, прямо себе под ноги. Ты сильно хлопнешь, когда он на тебя наступит. Его голос оставался мягким, но по лицу катился пот, и сонное выражение глаз сменилось черным огнем.

— Посмотрим, — он отошел назад. — Посмотрим, мой опарыш. — Он коленом ударил Андре в промежность с такой силой, что сам содрогнулся от удара и отскочил назад. Нижнюю часть тела Андре пронзила боль, как от раскаленного металла. Она сжала его желудок, пробежала спазмами по мышцам живота и груди в голову и взорвалась ярчайшей вспышкой.

— Держите его, — приказал генерал Мозес неожиданно визгливым голосом. Два конвоира схватили Андре за локти и опустили на колени, чтобы генерал мог без затруднений бить ботинками по половым органам и животу. Они это часто делали.

— Это за время, проведенное мной в тюрьме, — генерал нанес ботинком удар. Боль смешалась с болью и у Андре не было даже сил закричать.

— Это за оскорбления, — Андре почувствовал, что его мошонка раздавлена ударом. Но кричать он не мог.

— Это за унижения, — боль достигла верхней точки. Теперь нужно было кричать. Андре наполнил легкие воздухом.

— Это за голод. Где же крик? Он должен кричать от такой боли. «Господи, почему я не кричу?»

— Это за вашу белую справедливость. «Почему я не могу закричать? Нет, Господи!»

— Это за ваши тюрьмы и кнуты! Удары сыпались практически непрерывно, как дробь сумасшедшего барабанщика, как стук дождя по металлической крыше. Он почувствовал, как что-то рвется у него в животе.

— А еще вот за это, и это, и это! Лицо перед ним заполняло все его зрение. Голос и звук ударов наполнили слух.

— Это, и это, и это! — голос стал совсем пронзительным. Андре почувствовал в животе тепло внутреннего кровотечения.

Боль отступала. Организм включил свои системы защиты, и он не закричал. Он испытал непонятный восторг. «Последнее, что я могу сделать по-мужски — это умереть без крика». Он попытался встать, но они удерживали его, а ноги не слушались. Они принадлежали кому-то другому и отделялись от Андре огромным теплым животом. Он поднял голову и посмотрел на своего убийцу.

— Это за породившее тебя белое дерьмо! Удары перестали быть частью действительности. Он ощущал их, как человек, стоящий рядом с лесорубом. И Андре улыбнулся. Он еще улыбался, когда они отпустили его, и он упал лицом на пол.

— Я думаю, что он умер, — сказал один из конвоиров. Генерал Мозес вернулся за стол. Его трясло, как будто он пробежал большое расстояние, он часто и глубоко дышал. Китель покрылся пятнами пота. Он упал в кресло, и его тело, казалось, развалилось. Огонь ушел из глаз, они вновь стали матовыми и сонными. Конвоиры присели на пол рядом с Андре. Они знали, что ждать придется долго. Через открытое окно иногда доносились звуки пьяного смеха, и комната озарялась отблеском пожаров.

15

Брюс стоял между рельсами и критически оценивал маскировку засады. Несмотря на то, что он знал куда смотреть, ему потребовалось около двух минут, чтобы разглядеть торчащий из куста ствол пулемета.

— Хорошо, Раффи. Лучше у нас вряд ли получится.

— Думаю, что так, босс.

— Вы меня слышите? — повысил голос Брюс. Из кустов раздались утвердительные отклики.

— Если они появятся, не открывайте огонь, пока они не достигнут этой точки. Я оставлю для вас метку, — Брюс отломал от куста ветку и бросил ее на рельсы.

— Вы ее видите? Снова утвердительные ответы.

— Смена придет перед наступлением темноты. До той поры оставайтесь на месте. Поезд находился в полумиле от этого места, за поворотом. Брюс с Раффи вернулись к нему. У последнего вагона их ожидали машинист и Вэлли Хендри.

— Хорошие новости есть?

— К моему глубочайшему сожалению, мой капитан, локомотив ремонту не подлежит. Котел пробит в двух местах, медные трубопроводы серьезно повреждены.

— Благодарю вас, — кивнул Брюс. Он не был удивлен. После первичного осмотра локомотива он пришел к точно такому же выводу.

— Где мадам Картье? — спросил он Вэлли.

Мадам готовит завтрак, месье, — с издевкой ответил Вэлли. — Почему ты спрашиваешь? Тебе так быстро снова захотелось? захотелось размяться перед завтраком? Брюс подавил в себе вспышку гнева и прошел мимо. Он нашел Шерман вместе с четырьмя жандармами в кабине паровоза. Они выгребли из топки на стальной пол горячие угли, установили над ними котелки и резали в них лук и картофель.

Жандармы хохотали над какой-то, произнесенной Шерман, шуткой. Ее обычно бледные щеки раскраснелись от жара, на лбу — пятно сажи. Она профессионально орудовала огромным ножом. Когда она увидела Брюса ее лицо озарилось улыбкой.

— На завтрак — гуляш по-венгерски: говядина, картофель, лук.

— Ты назначаешься пока помощницей повара, без оплаты.

— Вы слишком добры, — она показала ему язык. Остренький, розовый, как у кошки. При взгляде на нее Брюс почувствовал напряжение мышц и сухость во рту.

— Шерман, — сказал он по-английски. — Мы не сможем отремонтировать паровоз.

— Кухня из него получилась неплохая.

— Будь серьезней, — раздраженно произнес Брюс. — Мы здесь застряли до тех пор пока чего-нибудь не придумаем.

— Но, Брюс, ты же гений. Я тебе полностью доверяю. Ты обязательно придумаешь что-нибудь сногсшибательное, — она говорила абсолютно серьезно, но в глазах блестели шутливые огоньки. — Почему бы тебе не попросить транспорт у генерала Мозеса? Глаза Брюса сузились, изогнутые брови поползли к переносице.

— Если будет невкусно, я понижу тебя в должности до третьего помощника, — он спустился из кабины и быстро зашагал вдоль поезда.

— Сержант, Хендри, подойдите сюда. Нам нужно кое-что обсудить. Они поднялись в один из вагонов. Хендри упал на полку и задрал ноги на раковину.

— Ты очень быстро справился, — его покрытые рыжей щетиной щеки растянулись в ухмылке.

— Более поганой скотины, чем ты, Хендри, я еще не встречал, — холодно произнес Брюс. — Когда мы вернемся в Элизабетвилль, то прежде чем передать тебя властям с обвинением в убийстве, я лично переломаю тебе все кости.

— Подумать только, — расхохотался Вэлли. — Да ты болтун, Карри. Капитан Карри — самый большой болтун в мире.

— Не заставляй меня убивать тебя сейчас, прошу тебя. Ты мне пока нужен.

— Ты что, влюбился в эту француженку? Или тебе просто понравилась ее задница? Не мог же ты так ошалеть от ее груди. Там даже в руку взять нечего. Брюс двинулся к нему, но затем резко повернулся к окну.

— Давай договоримся, Хендри, — его голос звучал глухо. — Пока мы отсюда не выберемся, ты отстанешь от меня, я отстану от тебя. Когда мы подъедем к узлу Мсапа, перемирие заканчивается. Ты можешь говорить все, что угодно. Если я тебя не прикончу на месте, то приложу все усилия, чтобы тебя повесили за убийство.

— Я ни с кем не собираюсь договариваться, Карри. Я продолжаю игру, пока она меня устраивает, а когда она меня перестает устраивать, я выхожу из нее без предупреждения. Что я тебе еще скажу, дружище? Придет время, и я тебя сделаю, запомни это, Карри. Потом не говори, что я тебя не предупреждал, — Хендри наклонился вперед — ладони на коленях, тело напряжено, лицо искажено яростью.

— Сделай меня сейчас, Хендри, — Брюс отскочил от окна и встал в стойку — ноги слегка согнуты, прямые ладони перед корпусом. С небывалой для человека такого размера скоростью сержант Раффараро вскочил с противоположной полки и встал между ними.

— Есть какие-либо приказания, босс? Брюс медленно выпрямился из стойки, опустил руки. Затем он раздраженно поправил ладонью упавшую на лоб прядь волос, как будто выкидывая этим жестом Вэлли Хендри из головы.

— Да, — сдержанным голосом произнес он. — Нам необходимо кое-что обсудить. Он достал из кармана пачку сигарет, закурил и глубоко затянулся. Затем уселся на крышку раковины и принялся внимательно изучать пепел на конце сигареты. Когда он заговорил, его голос был спокоен.

— Надежды на восстановление локомотива нет. Таким образом мы должны найти альтернативный способ транспортировки. У нас есть два выхода. Мы можем пройти пешком все двести миль до узла Мсапа, если наши друзья балуба нам не помешают, или мы можем проехать то же расстояние на грузовиках генерала Мозеса. Он замолчал.

— Вы хотите стащить у него грузовики, босс? Это не так просто сделать.

— Нет, Раффи, я не думаю, что нам удастся стащить их у него из-под носа. Мы будем вынуждены атаковать город и уничтожить Мозеса.

— Ты просто рехнулся! — заорал Вэлли. — Совсем сбрендил.

— Я думаю, что у Мозеса человек шестьдесят, — не обратил на него внимания Брюс. — У нас, после всех потерь, осталось тридцать четыре человека. Правильно, сержант?

— Все верно, босс.

— Хорошо. Мы должны оставить здесь в засаде по крайней мере десять человек, на случай, если генерал все-таки пошлет за нами отряд или на случай нападения балуба. Остается очень мало людей, я знаю, но мы вынуждены пойти на риск.

— Почти все гражданские вооружены. Охотничьи ружья, спортивные винтовки, — сказал Раффи.

— Да, — согласился Брюс. — Они смогут себя защитить. Таким образом для атаки на город у нас остается двадцать четыре человека. Соотношение три к одному.

— Эти бандиты будут настолько пьяны, что половина из них не сможет стоять на ногах.

— Именно на это я и рассчитываю: пьянка и внезапность нашего удара. Мы постараемся атаковать настолько быстро, что они не поймут, что происходит. Не думаю, чтобы они знали насколько сильно был поврежден паровоз. Они полагают, что мы уже за сотню миль отсюда.

— Когда мы выступаем, босс?

— Мы в двадцати милях от города. Примерно шестичасовой марш в темноте. Я хочу атаковать завтра рано утром, но позицию занять сегодня к полуночи. Мы выступаем в шесть часов, перед наступлением темноты.

— Я пойду подбирать ребят.

— Хорошо. Раффи, выдать каждому дополнительно по сто патронов и по десять гранат. Для меня лично — четыре подсумка гранат, — Брюс повернулся к Хендри. — Хендри, помоги сержанту.

— Черт возьми! Вот это будет веселье! — осклабился Хендри. — Если повезет, нарежу полный рюкзак ушей. Он удалился вслед за Раффи по коридору. Брюс откинулся на спинку дивана и снял каску. Он закрыл глаза и вновь увидел стоящих на уносящейся вниз платформе Боуссье с женой, кучку испуганных женщин и Андре с каской в руках, смотрящего на него широко раскрытыми испуганными глазами.

— Почему всегда самые добрые, безвредные и слабые? — прошептал он. Его отвлек стук в дверь.

— Да?

— Брюс, — вошла Шерман с котелком и двумя кружками, — время ленча.

— Уже? — Брюс взглянул на часы. — Господи, уже второй час!

— Ты голоден?

— Завтрак был сто лет назад.

— Правильно, — она опустила раскладной столик и начала раскладывать еду.

— Пахнет очень вкусно.

— Я знаменитый шеф-повар. От моего гуляша без ума все коронованные особы Европы. Они ели молча, так как оба были голодны. Всего один раз они посмотрели друг на друга, улыбнулись и вернулись к еде.

— Все было очень вкусно, — наконец сказал Брюс.

— Кофе?

— Будь добра.

— Что будем делать дальше? — спросила Шерман наливая кофе.

— Ты имеешь в виду пока мы одни?

— Вы слишком прямолинейны, месье. Я имею в виду, как мы отсюда выберемся?

— Я принимаю твое предложение: мы одолжим транспорт у генерала Мозеса.

— Ты шутишь, Брюс!

— Нет, — он кратко объяснил свой план.

— Это очень опасно. Тебя могут убить.

— Только самые лучшие умирают молодыми.

— Именно поэтому я и волнуюсь. Пожалуйста, возвращайся живым. Иначе ты причинишь мне боль, — ее лицо было очень серьезным и бледным. Брюс шагнул к ней, она поднялась.

— Шерман, я…

— Брюс, ничего не говори, — ее веки опустились, бросив тени от длинных ресниц, подбородок потянулся навстречу, открывая плавный изгиб шеи. Он прикоснулся к ней губами и почувствовал, как дрогнула ее кожа. Ее тело прижалось к нему, ее пальца сплелись у него на затылке.

— Брюс, мой единственный, возвращайся невредимым. Его губы неотвратимо потянулись к ее полураскрытым, ждущим губам. Они еще больше раскрылись под нажимом его языка, он почувствовал у себя на щеке прохладное прикосновение ее носа, рука его поползла вверх по спине и пальцы гладили шею, покрытую нежнейшим пушком.

— О, Брюс, — прошептала она прямо в рот. Его вторая рука опустилась на ее упругие, круглые ягодицы и придвинула ее еще ближе. Она вздрогнула и судорожно вздохнула, почувствовав сквозь одежду его мужское прикосновение.

— Нет! — она попыталась вырваться, но он удержал ее и девушка вновь доверчиво ослабла в его объятиях. — Нет, нет, — повторяла Шерман, но ее губы были раскрыты и язычок трепетал между его губ. Его рука спустилась с шеи вниз и выдернула полы рубашки из-под ремня, затем вновь поднялась по атласной поверхности ее спины, нежно погладила канавку посередине, так, что Шерман задрожала и крепче к нему прижалась. Нежно поглаживая кожу на ее лопатках, рука поднялась вверх, затем спустилась вниз к покрытым шелковистыми волосками подмышкам и дальше к ее груди с мягкими сосками, быстро твердеющими от его прикосновения. Она начала драться уже по-настоящему. Ее кулачки колотили по его плечам, губы оторвались от его губ и он с трудом остановился, опустил руку на талию и мягко удержал ее в своих объятиях.

— Не надо так, Брюс. Ты очень быстро становишься скверным, — щеки девушки раскраснелись, глаза стали темно-синими, ее губы, все еще влажные от его губ дрожали.

— Прости меня, Шерман, — нетвердым, как и у нее голосом произнес Брюс. — Я не знаю, что со мной случилось. Я не хотел напугать тебя.

— Брюс, ты очень сильный. Но не это меня испугало, со всем не это. Меня испугали твои глаза, они смотрели на меня, но меня не видели.

«Ты все испортил, — мысленно корил себя Брюс. — Брюс Карри — нежный изысканный влюбленный. Брюс Карри — тяжеловесный художник насилия». Его всего колотило, ноги дрожали, он часто дышал.

— Ты не носишь бюстгальтер, — зачем-то произнес и сразу пожалел о сказанном. Она рассмеялась.

— Ты считаешь, что это необходимо?

— Нет, я не это имел ввиду, — быстро произнес он, вспомнив мягкую пружинистость ее груди. Затем он замолчал, пытаясь осмыслить свои чувства и привести в норму дыхание. Он все еще был во власти безумного желания.

Она посмотрела ему в глаза. — Теперь ты меня видишь. Может быть я позволю тебе поцеловать меня.

— Прошу тебя. Она подошла к нему.

— «Сейчас очень нежно», — овладел собой Брюс. Дверь купе с треском распахнулась и они отпрыгнули друг от друга. В дверях стоял Вэлли Хендри.

— Так, так, так, — его маленькие глазки быстро все осмотрели. — Прекрасно. Шерман торопливо принялась заправлять в джинсы рубашку, пытаясь одновременно привести в порядок волосы.

— Нет ничего лучше этого после еды, — ухмыльнулся Хендри. — Я всегда это говорил. Очень способствует пищеварению.

— Что тебе нужно? — резко спросил Брюс.

— В том, что тебе нужно, нет никаких сомнений. И, кажется, ты это получаешь, — рыжий охватил взглядом все тело Шерман. Брюс вытолкнул Вэлли, вышел в коридор и захлопнул дверь.

— Что тебе нужно? — повторил он.

— Раффи просил, чтобы ты проверил расстановку сил. Но я могу сказать, что ты занят. Мы вообще, если хочешь, может отложить атаку до следующей ночи.

— Передай ему, что я подойду через две минуты. Вэлли прислонился к двери.

— Хорошо, передам.

— Чего ты еще ждешь?

— Ничего, совсем ничего.

— Проваливай отсюда.

— Ну не надо так заводиться, дружище. Он не спеша пошел по коридору. Шерман стояла на том же самом месте, но ее глаза были наполнены слезами.

— Какая свинья. Грязная, вонючая свинья.

— Он не стоит твоего беспокойства, — Брюс попытался обнять ее, но она отстранилась.

— Я ненавижу его. Он заставляет все выглядеть дешевым и грязным.

— Между нами не может быть ничего дешевого и грязного. Ее ярость начала испаряться.

— Я знаю, Брюс. Но он может выставить все в таком свете. Они нежно поцеловались.

— Мне нужно уходить. Меня ждут. На секунду она прижалась к нему.

— Будь осторожен. Обещай мне это.

— Обещаю, — и она выпустила его из объятий.

16

Они выступили засветло. Днем сгустилась облачность и сейчас тучи нависли над лесом и накрыли собой дневной зной.

Впереди шел Брюс, в середине строя — Раффи, замыкал — Хендри. Когда они подошли к переезду, опустилась ночь, и начался дождь, теплый дождь в темноте, крупные капли, похожие на слезы скорбящей женщины. Темнота была абсолютной. Брюс дотронулся до носа ладонью, но руки не увидел. Брюс, как слепой, постукивал по шедшему рядом рельсу палочкой, под ногами хрустел гравий. Рука идущего следом лежала на его плече и он чувствовал через нее присутствие остальных, ползущих, как змеиное тело за головой. Он слышал хруст гравия под их ногами, поскрипывание амуниции и лязг оружия. Попытка кого-то заговорить, моментально подавилась глухим рыком Раффи. После пересечения шоссе наклон дороги изменился, и Брюс был вынужден слегка наклониться вперед. Они начали подъем на холмы Луфира.

«Я устрою привал на вершине, — подумал Брюс. — Оттуда мы сможем увидеть огни города».

Дождь внезапно прекратился и наступила оглушающая тишина. Он мог ясно различить дыхание идущего следом, рядом в лесу подала голос древесная лягушка — необычно чистый, красивый звук, похожий на звон стальных шариков в хрустальном бокале.

Все чувства Брюса были обострены до предела. Он ощущал приторный запах тропического цветка и приятный запах гниющей растительности. Он осязал холод каплей дождя на своем лице и фактуру ткани на теле. И еще одно — животное чувство опасности предупредило его с ужасающей ясностью, что впереди в темноте что-то есть. Он резко остановился. Идущий следом жандарм чуть не сбил его с ног. Были слышны звуки замешательства по всей колонне, затем наступила тишина. Все замерли в ожидании. Брюс напрягся и слегка присел, держа наготове винтовку. Он ясно ощущал чье-то присутствие.

«Господи, прошу тебя, только не пулемет, — подумал он. — На таком расстоянии они разнесут нас на куски». Он осторожно обернулся, нашел в темноте голову следующего за ним жандарма и наклонил к себе.

— Тихо ложись на землю сам и передай приказ другим по колонне, — прошептал он. Он стал ждать, напряженно вглядываясь в темноту. Рука сзади похлопала его по ноге. Все залегли.

— «Ладно, пойдем посмотрим». — Брюс скинул ранец, отстегнул от пояса одну гранату. Он вытащил чеку и положил ее в нагрудный карман. Затем, нащупывая при каждом шаге шпалы, двинулся вперед. Десять шагов — остановка. И тут он услышал тихий стук скатившихся со склона камешков. Он прекратил дышать. «Я прямо над ними. Если они начнут стрелять..». Дюйм за дюймом он отвел назад руку с гранатой. «Я должен бросить ее и сразу упасть. Пять секунд задержки, слишком много. Они услышат щелчок и откроют огонь». Он до конца отвел руку, присел и опустился на колени.

«Вот и конец», — подумал Брюс. В следующий момент небо озарила далекая молния, и Брюс на мгновение обрел зрение. Холмы, на фоне бледно-серых облаков казались черными, сверкнули две линии рельсов. Лес по обе стороны высок и темен, а впереди, в двух шагах от Брюса стоял огромный золотисто-черный леопард. Одно мгновение они смотрели друг на друга, потом снова наступила полная темнота. Леопард громко фыркнул в темноте. Брюс судорожно попытался поднять винтовку, но она была у него в левой руке, а правая занята гранатой.

«В этот раз уже точно, — подумал он. — Верная крышка». Он не поверил своим ушам, когда раздался звук шуршащего на боковой поверхности насыпи гравия, а затем удаляющийся шелест кустов. Все еще сжимая гранату, Брюс упал на спину и истерически рассмеялся.

— Все в порядке, босс? — раздался встревоженный голос Раффи.

— Это был леопард, — Брюс поразился визгливости своего голоса. Послышался гомон жандармов, лязг и хруст, когда они начали подниматься на ноги, кто-то рассмеялся.

— Хватит шуметь, — Брюс поднялся на ноги, достал из кармана чеку и вставил в гранату. Он вернулся к началу колоны, надел на плечи сброшенный ранец и снова занял свое положение.

— Продолжаем движение. Во рту пересохло, дыхание было слишком частым, он чувствовал, как горят его щеки.

«Из меня просто брызжет адреналин, — криво усмехнулся Брюс. — Я напуган до смерти. Но сегодня ночью мне еще предстоит пережить страх». Цепочка из двадцати шести человек снова поползла вверх. Все были напряжены до предела. Брюс слышал это в звуках шагов, чувствовал в судорожно сжавшей его плечо руке, ощущал в доносившемся иногда до него кислом запахе человеческого пота. Впереди низкие облака медленно поднимались и он сумел различить силуэт гребня. Темнота отступала. Облака озарялись исходившим снизу оранжевым светом, который то исчезал, то появлялся снова. Они с трудом протащились последние полмили и, наконец, достигли вершины.

— Боже мой, — воскликнул Брюс. С этой точки он мог разглядеть источник света. Бандиты сжигали Порт-Реприв. Пламя пожирало все. На глазах у Брюса крыша одного из домов обвалилась в снопе искр, из оконных проемов вырвались яркие языки пламени. Горели и здания станции и жилые дома в районе конторы и отеля. Брюс быстро посмотрел в сторону миссии Св. Августина и, не увидев ничего кроме темноты, облегченно вздохнул.

— Может быть не заметили, а может быть слишком заняты грабежом, — он снова взглянул на городок и крепко сжал челюсти. — Ублюдки!

— «Ради чего они это делают?» — Рядом с отелем загорелось еще несколько домов. Брюс повернулся к стоящему рядом жандарму.

— Привал здесь. Не курить и не разговаривать. Приказ передался по цепи, бойцы опустили на землю оружие и уселись. Брюс достал из футляра бинокль и навел на город. Он был ярко освещен огнем пожара и Брюс мог даже различить черты слоняющихся по улицам людей. Все были вооружены до зубов. Многие держали в руках бутылки и походка большинства из них была нетвердой. Капитан попытался прикинуть их число, но это казалось невозможным: одни входили в дома, другие выходили, группы собирались вместе, затем рассеивались. Брюс опустил бинокль на грудь и почувствовал рядом с собой в темноте движение. Это был Раффи. Его огромная фигура казалась еще более внушительной из-за навешенного на него груза: винтовка на одном плече, цинковая упаковка с патронами на другом, на шее полдюжины подсумков с гранатами.

— Похоже, сильно веселятся, босс.

— Просто Рождество, — согласился Брюс, — Ты отдыхать не собираешься?

— Почему нет, — Раффи снял поклажу, сел и оперся о нее могучей спиной. — Вы не видите кого-нибудь из наших людей? Брюс поднял бинокль и еще раз внимательно осмотрел район станции. Этот участок был плохо освещен, но он сумел различить среди движущихся теней продолговатый силуэт открытой платформы.

— Вагон на месте, — пробормотал он. — А больше ничего не… В это момент соломенная крыша одного из домов вспыхнула ярким факелом, осветив станцию.

— Да, теперь я их вижу. Они все еще лежали там, где их настигла смерть. Маленькие, хрупкие, никому не нужные, как сломанные игрушки.

— Мертвые?

— Да.

— Женщины?

— Трудно сказать, — Брюс напряг зрение. — Похоже, что нет.

— Нет, — тихо произнес Раффи. — Они не станут убивать женщин. Я думаю, что они отвели их в отель и по очереди насилуют. Всего четыре женщины, они не выдержат до утра. Эти мерзавцы умотают до смерти даже слона, — он плюнул под ноги. — Что будем делать, босс?

Брюс с минуту молчал, внимательно осматривая город. Орудие с нацеленным в его сторону стволом стояло на прежнем месте. Грузовики были припаркованы у здания конторы — он смог различить яркую желто-красную цистерну бензовоза с эмблемой «Шелл». «Надеюсь, что она полная, — подумал Брюс. — Нам понадобится много бензина, чтобы добраться до Элизабетвилля».

— Раффи, ты предупреди своих ребят, чтобы не стреляли в тот бензовоз, иначе нам долго придется идти пешком.

— Я скажу, — пробурчал Раффи. — Но вы же знаете этих чокнутых арабов

— когда они начинают стрелять, то останавливаются только, если кончатся патроны. А куда попадают пули, им абсолютно наплевать.

— У подножия холма делимся на две группы. Мы с тобой свою группу проводим по краю болота и выходим к дальней окраине города. Позови сюда лейтенанта Хендри, — Брюс подождал, пока подойдет Вэлли, а потом, когда все трое улеглись рядом, продолжил.

— Хендри, я хочу, чтобы ты распределил своих людей в начале главной улицы. Вон там, в темноте, с этой стороны станции. Мы с Раффи пройдем болотом к дамбе и зайдем с дальней стороны. Ради Бога, придержи своих ребят, пока мы с Раффи не ударим. Если вы начнете стрельбу раньше нас, то грузовики для обратной дороги нам уже не понадобятся, только гробы. Понимаешь меня?

— О'кей, о'кей. Я знаю, что делать, — пробормотал Вэлли.

— Надеюсь. Наносим удар в четыре часа утра, как раз перед рассветом. Мы с Раффи входим в город и забрасываем отель гранатами — там будет спать большинство. Взрывы выгонят на улицу уцелевших и ты можешь начинать, но не раньше. Подожди, пока они выйдут на открытое место. Понятно?

— Черт возьми! Ты меня идиотом считаешь? Думаешь, я не понимаю английский язык?

— Перекрестный огонь двух групп должен уничтожить практически всех, практически… — Брюс не обратил внимание на вспышку Хендри. — Но мы не можем позволить оставшимся организоваться. Если попытаются скрыться — преследование и огонь до полного уничтожения. Если не сможем с этим справиться за пять-десять минут, значит мы вляпались. Их в три раза больше чем нас, мы должны использовать элемент внезапности в полную силу.

— Использовать элемент внезапности в полную силу, — передразнил Вэлли. — Зачем эти красивые слова? Убить ублюдков и все!

— Пусть будет так, — слабо улыбнулся Брюс. — Убить ублюдков, но как можно быстрее, — он встал и посмотрел на светящийся циферблат часов. — Десять тридцать. Начинаем спускаться. Хендри, пойдем распределим людей. Брюс и Вэлли прошли по цепи, поочередно указывая жандармам.

— Ты идешь с лейтенантом Хендри.

— Ты идешь со мной. В течение десяти минут они разделили людей и распределили гранаты. Два капрала, говоривших по-английски были посланы в группу Вэлли. Затем они стали спускаться с холма по-прежнему в колонне по одному.

— Здесь мы расстанемся, Хендри, — прошептал Брюс. — Ничего не начинай до сигнала, дождись разрывов моих гранат.

— Да, о'кей, я все знаю.

— Счастливо.

— Береги задницу, капитан Карри, — Вэлли исчез в темноте.

— Пойдем, Раффи, — Брюс повел своих людей в болото. Сразу же они провалились в жижу по колено, и по мере продвижения трясина поглощала их по пояс, потом по плечи. Затягивающая, угрюмо булькающая, испускающая пузыри зловонного болотного газа. Москиты окружили голову Брюса настолько плотным облаком, что при вдохе попадали в рот, залепляли ему глаза. Из-под каски на брови тек пот, ноги оплетали стебли папируса. Они продвигались безумно медленно. Из-за зарослей папируса не было видно огней города, и Брюс ориентировался только по отблескам пожара и изредка взлетавшим в небо снопам искр. За час они прошли всего половину расстояния вокруг Порт-Реприва. Брюс остановил колонну на отдых, жижа доходила ему до пояса, руки занемели от непрерывного держания винтовки над головой.

— С каким удовольствием я бы сейчас закурил, босс.

— Я тоже, — Брюс вытер лицо рукавом кителя. Укусы москитов на лбу и вокруг глаз горели огнем.

— Чудесный способ зарабатывать деньги на жизнь, — прошептал он.

— Нам повезет, если сумеем сохранить эту жизнь сегодня, — ответил Раффи. — Мне кажется, что кое-кто не доживет до завтра. Но страх смерти отступил перед физическими страданиями. Брюс даже забыл, что они идут в бой. В данный момент его больше беспокоило то, что пиявки, пробравшись через разрезы брюк на икрах к его ногам, могут добраться до промежности. «Слава Богу, что хоть ширинка на молнии».

— Будем выбираться, — прошептал он. — Раффи, скажи ребятам, чтобы вели себя потише. Он пошел к берегу и уровень воды опять упал до колен. Движение стало более шумным. Почти в два часа ночи они подошли к дамбе. Капитан приказал бойцам затаиться в папирусе, а сам отправился вдоль бетонной дамбы пока не вышел на сухое место на окраине поселения. Никаких постов не было. В городе было тихо, только треск пламени нарушал покой. Порт-Реприв как бы впал в пьяный сон. Брюс вернулся и позвал спутников. На окраине города он разделил их попарно. Из опята этой войны он знал, что ничто не уменьшает мужество африканца так, как одиночество, особенно ночью, когда злые духи совершают свой обход.

— Когда услышите разрывы гранат начинайте стрелять в любого, кто появится на улице или в окнах. Когда на улицах будет чисто продвигайтесь вот к тому дому. Используйте свои собственные гранаты и не перестреляйте людей лейтенанта Хендри, которые будут наступать с противоположной стороны. Понятно?

— Все понятно.

— Стреляйте аккуратно. Прицеливайтесь при каждом выстреле, а не так, как тогда на мосту. И ради всего святого не попадите в бензовоз. Без него мы домой не попадем. Брюс взглянул на светящийся циферблат. Три часа. Прошло восемь часов, как они ушли от поезда и двадцать два часа с тех пор, как Брюс последний раз спал. Он не чувствовал себя усталым. Несмотря на телесные боли и резь в глазах, он мог абсолютно ясно мыслить. Он лежал рядом с Раффи в низкорослом кустарнике и не замечал усталости, потому что готовился к очередной встрече со страхом.

17

Я знаю, что она воплощение зла. Я знаю, что после обладания ею, я буду чувствовать себя скверно и, наверное, скажу. — Все это было в последний раз, больше никогда. Но я также знаю, что вернусь к ней, ненавидя ее, страшась, но одновременно нуждаясь в ней. Я искал ее в горах, в ущельях, на отвесных скалах и вершинах. И она была там в одеждах из камня, ниспадающих на две тысячи футов вниз. И голос ее был вой ветра. А потом ее голос сменился и стал мягким скрежетом льда под ногами, шорохом каната в руках, стуком оборвавшегося под рукой камня. Я преследовал ее по бушу на берегах Саби и Луангвы и она ждала меня в шкуре буйвола, раненная, с кровоточащим ртом. И у нее был запах, кислый запах моего собственного пота, и вкус гнилых помидоров в моем рту. Я искал ее на глубине. И она была там с рядами белых зубов в полукруге пасти, с высоким спинным плавником, одетая в акулью кожу. Ее прикосновение было холодным, как сам океан, а вкус соленым с привкусом мертвечины. Я искал ее на шоссе, когда моя нога вдавливала в пол акселератор. И она обнимала меня холодными руками. А ее голос был визг шин на поворотах и басовитый рокот мотора. С Колином Батлером у руля, человеком, который относился к страху не как к любовнице, а с нежным участием, как к младшей сестре я пытался догнать ее на катере. Она была в зеленом одеянии с кружевами пены и в ожерелье из рифов. И ее голос был грохот волн. Мы встречались на мосту, и ее глаза блестели как штыки. Но это была вынужденная встреча, я не искал ее. Я ненавижу ее. Но она женщина, а я мужчина». Брюс поднял руку и посмотрел на часы.

— Без пятнадцати четыре. Раффи, пойдем посмотрим.

— Хорошая мысль, босс, — Раффи улыбнулся, сверкая в темноте зубами.

— Раффи, ты боишься? — внезапно спросил Брюс. Его собственное сердце колотилось, как сигнальный барабан, во рту пересохло.

— Босс, мужчину нельзя спрашивать об определенных вещах, — Раффи поднялся. — Пора идти. Они быстро проникли в городок и двинулись по улице, прижимаясь к стенам домов и стараясь держаться в тени. Их глаза наблюдали за всем одновременно, нервы были собраны в комок. Наконец они подошли к отелю. Света в окнах не было, и он казался пустым, пока Брюс не рассмотрел кучу спящих человеческих тел на полу террасы. Сколько здесь человек, Раффи?

— Не знаю, наверное десять-пятнадцать. Остальные должны быть внутри.

— Не навредить бы нашим женщинам.

— Они уже мертвы, можете мне поверить.

— Хорошо, посмотрим сзади. — Брюс глубоко вздохнул и быстро пересек освещенную пожарами улицу. Он остановился в тени и подождал Раффи. — Я хочу заглянуть в главный холл, наверное там большая часть людей.

— Да, здесь всего четыре спальни, — согласился Раффи. — Думаю, офицеры наверху, остальные в холле. Брюс быстро обогнул угол и наткнулся на что-то мягкое.

— Раффи! — Он наступил на спящего на пыльной земле под стеной мужчину. Он смог различить черный голый торс и блестевшую в одной откинутой руке бутылку. Человек сел, что-то пробормотал и закашлялся, перемежая кашель руганью. Брюс взмахнул винтовкой в попытке использовать штык, но Раффи был быстрее. Он одной ногой прижал человека к земле, затем вонзил в него штык, таким же движением, каким садовник вонзает в землю лопату, навалился на винтовку всем весом и пробил штыком насквозь горло. Тело конвульсивно вздрогнуло, замерло, руки и ноги вытянулись, из перерезанного горла с свистом вырвался воздух и наступило медленное расслабление смерти. Все еще стоя одной ногой на груди бандита, Раффи вытащил штык и перешагнул через тело.

«Чуть не вляпались», — подумал Брюс, гася в себе искорки отвращения. В глазах убитого застыло почти комическое выражение удивления, одна рука все еще сжимала бутылку, грудь голая, ширинка расстегнута, штаны заскорузли от крови. «Не его крови, — решил Брюс. Они прошли мимо кухни. Там никого не было. Керамическая плитка тускло отсвечивала в темноте и были видны горы грязной посуды на столах и в мойке. Затем они подошли к окну бара. На стойке, тускло освещая интерьер желтым светом, стояла лампа-молния; из полуоткрытого окна густо несло спиртным, бутылок на полках не было, несколько человек спало на стойке, остальные образовали на полу месиво из человеческих тел, битого стекла, оружия и ломаной мебели. На чисто-белой стене блестел желтый подтек блевотины.

— Оставайся здесь, — прошептал Брюс Раффи. — Я обойду дом спереди, оттуда я смогу метнуть гранаты и на террасу. Подожди первого разрыва. Раффи кивнул и, прислонив винтовку к стене, взял в каждую руку по гранате.

Брюс быстро скользнул за угол и пробежал вдоль боковой стены. Он подобрался к окнам холла и заглянул внутрь. Часть холла через открытую дверь освещала стоящая в баре лампа. На полу и диванах валялись люди. «Человек двадцать, — определил Брюс и невесело усмехнулся. — Господи, какое будет месиво». Затем что-то у начала лестнице остановило его взгляд и улыбка на его лице превратилась в оскал, глаза сузились. Это был штабель из четырех голых женских тел. Удовлетворив свою похоть, бандиты их просто оттащили в сторону и сложили в кучу, чтобы занимали меньше места.

«Никакой пощады», — подумал Брюс, глядя на женщин. По положению их тел, он понял, что все они мертвы. — «Никакой пощады!» Он повесил винтовку на плечо, взял в руки гранату и выдернул чеку. Затем он быстро подошел к углу, откуда просматривалась вся терраса, бросил в кучу спящих тел две гранаты и отчетливо услышал щелчки взрывателей. Пригнувшись, он подбежал к окнам холла и бросил через стекла две гранаты. Звон разбиваемого стекла смешался с грохотом двойного взрыва на террасе. В комнате кто-то встревоженно закричал, но в следующий момент стекла над головой Брюса вылетели, посыпая его осколками. Почти оглушенный взрывом, он бросил в оконный проем еще две гранаты. Из холла послышались крики и стоны. Двойные двери бара вышибло взрывом гранат Раффи. Затем все звуки в холле были заглушены громом взрывов гранат Брюса. Брюс бросил в холл еще две гранаты, снял в плеча винтовку и побежал к террасе. У низкой стенки террасы показался человек с прижатыми к глазам ладонями. Между пальцами сочилась кровь. Он перелез через парапет, упал на землю, а затем поднялся на колени. Брюс выстрелил в него с такого близкого расстояния, что огонь ствола винтовки долетел до груди бандита. Выстрел отбросил его назад на землю, где он и остался лежать с раскинутыми руками. Капитан увидел еще двоих, бежавших по улице. Но прежде чем он успел прицелиться, их нашел огонь жандармов, и они упали на дорогу среди фонтанчиков пыли. Брюс влетел на террасу. Он кричал что-то бессмысленное, торжествующее, бесстрашное. На террасе он споткнулся о мертвеца, рядом с головой пролетело несколько пуль. Так близко, что он почувствовал колебание воздуха. Пули из винтовок его жандармов.

— Вот идиоты! — он кричал без злости, только из-за необходимости кричать. Через мгновение он ворвался через главный вход в холл. Здесь было темно, но кое-что в темноте и летающей пыли разглядеть было можно. Человек на лестнице, вспышки выстрелов, укус пули в бедро, ответный огонь, не прицеливаясь, от живота, промах. Человек скрылся за поворотом лестницы. Граната в руке, бросок, удар в стену. Оглушительный в замкнутом пространстве взрыв. Силуэт человека, освещенного вспышкой. Взрыв перебросил его через перила и выкинул обратно в холл. Впрочем, это был уже не человек, а кусок фарша.

Вверх по лестнице через три ступеньки, по коридору мимо дверей спален. Еще один человек, голый, изумленный происходящим, нетвердой походкой выходит из одной из спален, то ли еще пьяный, то ли не до конца проснувшийся. Одна пуля в живот, граната в следующую спальню, еще одна — в третью, во время взрыва ногой вышибается дверь четвертой. За дверью Брюса ждал бандит с пистолетом в руке. Они выстрелили одновременно. Пуля со звоном отскочила от каски Брюса, голову его закинуло назад, и он отшатнулся к стене, не переставая стрелять очередью и попадая в бандита каждым выстрелом. Казалось, что под градом пуль тот танцует какую-то сумасшедшую джигу. Ошеломленный, Брюс стоял на коленях, в ушах звенели миллионы чокнутых москитов, руки медленно перезаряжали магазин винтовки. Он приказал себе встать на ноги, резиновые непослушные ноги, но с заряженной винтовкой в руках. Значит он снова мужчина.

Вперед по коридору, еще одна тень впереди, огромная темная фигура — убей его! Убей его!

— Не стреляйте, босс.

— Раффи, слава Богу, это Раффи. — Еще кто-нибудь остался?

— Нет, босс. Вы всех их прикончили.

— Сколько? — из-за звона в ушах Брюс кричал.

— Около сорока. Просто месиво! Весь дом залит кровью. Эти гранаты…

— Еще должны быть люди.

— Да, но не здесь, босс. Пойдемте поможем ребятам на улице.

Они бегом спустились по лестнице. Пол холла был липким от крови. Всюду мертвые тела. Запах бойни — кровь и разорванные внутренности. Один на корточках медленно продвигался к двери. Раффи дважды выстрелил.

— Только не через главный вход, босс. Наши ребята точно вас уложат. Лучше через окно. Брюс головой вперед выпрыгнул в окно, перевернулся под прикрытием стены террасы и одним движением встал на колени. Он чувствовал себя сильным и непобедимым. Рядом появился Раффи.

— А вот и наши ребята. Жандармы продвигались по улице короткими перебежками. Останавливаясь для того, чтобы бросить гранату или прицелиться и снова бежали.

— А вот ребята лейтенанта Хендри. С противоположной стороны аналогичным способом приближалась еще одна группа. Брюс разглядел среди них Вэлли. Тот держал винтовку у бедра, и все тело его при стрельбе тряслось.

— Из бакалейного магазина, как животное, поднятое загонщиками, выскочил один из бандитов и побежал по улице, втянув голову в плечи и бешено работая руками. Он был так близко, что Брюс смог даже заметить паническое выражение его лица. Казалось, что он двигается медленно, пламя пожара освещало его и отбрасывало впереди уродливую тень. Когда в него попали первые пули, он остался на ногах, затоптался на месте, замахал руками, как бы отгоняя от себя рой пчел. Пули с громкими шлепками терзали его тело. Раффи закончил его мучения точным выстрелом в голову.

— Еще должны быть люди, — уверенно произнес Брюс. — Где они прячутся?

— Думаю, в конторе.

Брюс быстро переключил свое внимание на здание компании. Все окна были темными, но ему показалось, что он уловил за ними какое-то движение. Он бросил взгляд на группу Вэлли и увидел, что четверо бегут за Вэлли слишком плотной группой.

— Хендри, осторожно! — изо всех сил закричал он. — Справа, из конторы!

— Но было слишком поздно, в темных окнах появились вспышки выстрелов, и маленькая группа бегущих людей рассеялась. Брюс и Раффи выпустили по окнам по целому магазину патронов. Перезаряжая, Брюс снова бросил взгляд на улицу. Только Вэлли продолжал бег, он промчался по избитой пулями земле, подбежал к террасе и перепрыгнул через парапет.

— Ты ранен? — спросил Брюс.

— Ни царапины, эти ублюдки совсем не умеют стрелять! — вызывающе закричал Хендри. Его голос далеко разнесся по внезапно наступившей тишине. Он выдернул из винтовки пустой магазин и вставил заряженный.

— Подвинься! Я тоже хочу пострелять в этих ублюдков, — он поднял винтовку, положил ствол на перила, упер приклад в плечо и начал стрелять по окнам конторы короткими очередями.

— Этого я и боялся, — Брюс старался перекричать грохот выстрелов. — Теперь мы имеем прямо в центре города очаг сопротивления. Их там человек пятнадцать-двадцать. Мы можем неделю их оттуда вышибать, — он бросил тоскливый взгляд на стоящие у станции грузовики. — У них простреливается все место, где стоят грузовики, а как только они догадаются, что нам нужно, то просто взорвут бензовоз и уничтожат всю колонну. Желто-красный корпус поблескивал в занимающемся рассвете. Он выглядел таким огромным и беззащитным. Достаточно всего одной пули из многих тысяч уже выпущенных, и он прекратит свое существование.

«Мы вынуждены пойти на штурм», — решил Брюс. Остатки группы Хендри из укрытия вели оживленную стрельбу по конторе. Группа Брюса перебралась в отель и заняла позиции у окон.

— Раффи, — Брюс положил руку ему на плечо. — Берем с собой четырех жандармов и попытаемся обойти контору сзади. От того дома мы должны будем пересечь всего ярдов двадцать открытой местности. Как только мы добежим до стены, они не смогут ничего с нами сделать. Мы сумеем забросать их гранатами.

— Это двадцать ярдов отсюда больше похожи на двадцать миль, — проворчал Раффи, но взял с пола подсумок с гранатами и подполз к ограде террасы.

— Отбери людей, — приказал Брюс. О'кей, босс. Мы будем ждать вас на кухне. Хендри, послушай меня.

— Да. В чем дело?

— Когда я доберусь до того угла, то помашу тебе. Мы будем готовы к атаке. Я хочу, чтобы ты нас прикрыл, чтобы они не смогли высунуться.

— О'кей, — согласился Хендри и выпустил еще одну очередь.

— Постарайся в нас не попасть. Вэлли обернулся, посмотрел на Брюса и криво усмехнулся.

— Случаются ошибки. Я ничего не могу обещать. Ты будешь прекрасно выглядеть в моем прицеле.

— Не шути.

— А кто шутит? — снова усмехнулся Вэлли, Брюс оставил его и пошел на кухню, где нашел Раффи с четырьмя жандармами.

— Пошли, — он провел их по кухонному двору, мимо зловонных уборных со стальными дверями, через дорогу к дому, соседнему с конторой. Здесь они остановились и сбились вместе, как будто, чтобы обменяться между собой храбростью. Брюс на глаз измерил расстояние.

— Не очень далеко.

— Все зависит от того, с какой стороны смотреть, — пробурчал Раффи.

— На эту сторону выходят всего два окна. Достаточно и двух. Вам-то сколько хотелось? Эх, Раффи, умереть можно всего один раз. Одного раза вполне достаточно. Давайте прекратим разговоры. Слишком много болтовни вредно сказывается на здоровье. Брюс обошел угол и вышел из тени здания. Он помахал рукой, и ему показалось, что он увидел ответный знак с дальней стороны террасы.

— Все вместе. — Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и выбежал на открытое место. Он чувствовал себя очень неуклюжим и безобидным, а не храбрым и непобедимым, как раньше, а его ноги двигались настолько медленно, что ему казалось, что он не двинется с места. Черные окна как черные пасти.

«Сейчас, — подумал он. — Сейчас ты умрешь».

«Куда, — думал он. — Только не в живот, Господи, прошу тебя, только не в живот». Его негнущиеся ноги пробежали уже половину пути.

«Всего десять шагов, — думал он. — Еще одна река, еще одна река на пути в обетованную землю. Но только не в живот, прошу тебя, господи, только не в живот». Его плоть сжалась в предвкушении, живот втянулся. Неожиданно темные окна ярко осветились, яркие прямоугольники на фоне стен, и из них на улицу вылетели стекла, как слюна изо рта старика. Затем они вновь стали темными, из них потянулся на улицу дым, а о взрыве напоминал только звон в ушах.

— Граната, — пробормотал Брюс в изумлении. — Кто-то взорвал там гранату. Он подбежал и сходу выбил заднюю дверь, кашляя от взрывных газов, влетел в комнату, отвечая огнем на малейшее движение умирающих людей. У дальней стены он разглядел что-то длинное и белое. Тело, голое тело белого человека. Он быстро подошел к нему и глянул вниз.

— Андре, это Андре взорвал гранату, — он встал рядом с ним на колени.

18

Андре был еще жив, но внутреннее кровотечение быстро уносило последние жизненные капли. Его ум был светел. Лежа, скорчившись на бетонном полу, он слышал звуки разрывов гранат Брюса, затем стрельбу на улице, звуки шагов бегущих людей. Крики в ночи, потом звуки стрельбы переместились очень близко, прямо в комнату, где он лежал.

Он открыл глаза. У каждого окна пригнувшись стояли черные бандиты и стреляли. Комната была наполнена пороховым дымом и грохотом выстрелов.

Андре было холодно. Его всего насквозь пронизывал холод. Во всем теле тепло чувствовалось только в животе. Тепло и пульсирующая тяжесть.

Каждая мысль требовала усилия, а стрельба сбивала с толку.

Он равнодушно наблюдал за людьми у окон, постепенно его тело теряло вес. Ему казалось, что он оторвался от пола и наблюдает за происходящим в комнате с крыши. Его веки закрылись, он с трудом поднял их снова и попытался вернуться в оставшееся внизу тело.

Внезапно штукатурка над головой Андре разлетелась в разные стороны, воздух наполнился мельчайшей пылью. Один из стоящих у окон людей упал, его оружие громко звякнуло об пол. Он перевернулся. Андре с трудом анализировал увиденное. Кто-то стрелял по зданию с улицы. Человек, лежащий рядом с ним, был мертв. Кровь из его раны на голове по полу медленно подбиралась к Андре. Андре закрыл глаза, ему было очень холодно, и он очень устал.

Звуки стрельбы на время стихли, это был один из необъяснимых перерывов в пылу боя. И в тишине Андре услышал далекий голос. Слов он не разобрал, но голос узнал, и его глаза широко раскрылись. Он почувствовал в себе новые силы, так как это был голос Вэлли.

Почувствовав сумасшедшую радость, он пошевелился и судорожно сжал пальцы.

«Вэлли за мной вернулся, вернулся, чтобы спасти меня». Он с трудом шевельнул головой, в животе забулькала кровь.

«Я должен ему помочь. Я не хочу, чтобы он подвергался опасности. Эти люди хотят его убить. Я должен их остановить. Я не должен им позволить убить Вэлли».

И вдруг он увидел на поясе лежащего рядом с ним бандита гранаты. Он зафиксировал свой взгляд на блестящих металлических шариках и стал молиться.

— Пресвятая дева Мария… Он пошевелился и попытался выпрямить свое тело.

— Благословенно имя твое… Его рука попала в лужу крови, звуки выстрелов заполнили голову так, что он не слышал собственных слов. Его рука медленно, как муха блюдце с патокой, пересекла кровавую лужу.

— Благословен сын твой, Иисус. Господи услышь молитву мою. Он прикоснулся к гладкой поверхности гранаты.

— И вопль мой да придет к тебе. Он попытался отстегнуть гранату непослушными холодными пальцами.

— Славлю тебя, Господи… Карабин, наконец, расстегнулся и он сжал гранату.

— Пресвятая дева Мария… Он подтянул к себе гранату и прижал к груди обеими руками. Затем поднял руки к лицу и зубами выдернул чеку.

— Прости мне мои прегрешения… Он попытался бросить ее. Она выкатилась из его рук и запрыгала по полу. Предохранитель взрывателя со звоном отскочил. Генерал Мозес обернулся на звук, очки ярко блеснули над широко раскрытым черным ртом. Граната лежала у его ног. Затем все пропало в грохоте и вспышке взрыва. И после этого в едких клубах дыма, под градом падающей штукатурки, среди звона битого стекла и стонов умирающих, Андре продолжал жить. Тело лежащего рядом бандита защитило его грудь и голову от взрыва. Он еще смог различить склонившееся над ним лицо Брюса Карри, но рук, прикасавшихся к его телу, он уже не чувствовал.

— Андре, — сказал Брюс. — Это Андре бросил гранату.

— Скажи ему, — прошептал Андре и остановился.

— Да, Андре?

— В этот раз я смог, — он чувствовал, что жизнь затухает в нем, как свеча на ветру, и он мысленно постарался заслонить ее своими ладонями.

— Что, Андре? Что я должен сказать ему? — голос Брюса, но откуда-то издалека.

— Ради него в этот раз, я смог, — бельгиец остановился и собрал все оставшиеся силы. Его губы задрожали от напряжения.

— Как мужчина, — прошептал он. Свеча погасла.

— Да, — тихо произнес Брюс, удерживая его на руках. — В этот раз, как мужчина. Он осторожно положил Андре обратно на пол, затем встал и осмотрел ужасно изуродованное тело. Внутри себя он почувствовал пустоту, как после акта любви. Он прошел через комнату к столу. На улице то разгоралась, то затухала перестрелка и, наконец, все стихло. Раффи и четыре жандарма возбужденно ходили по комнате, осматривали мертвых, что-то кричали, смеялись нервным смехом людей, недавно избежавших смертельной опасности. Медленно расстегивая ремешок каски негнущимися пальцами, Брюс смотрел на тело Андре.

— Да, — снова прошептал он, — в этот раз, как мужчина. Все остальное не в счет. Его сигареты отсырели после марша по болоту, но все равно он выбрал одну из середины пачки и распрямил бесчувственными пальцами. Он нашел зажигалку, щелкнул и его руки внезапно начали дрожать. Для того, чтобы прикурить, он вынужден был держать зажигалку обеими руками. На его руках была кровь, свежая липкая кровь. Он глубоко вдохнул дым. Дым был очень горек, рот наполнился слюной, Брюс судорожно глотнул, пытаясь бороться с тошнотой, его дыхание участилось.

«Раньше было не так, — вспоминал Брюс. — Даже в ту ночь на мосту, когда они прорвались с фланга и мы пошли в штыковую атаку в темноте. Раньше все было бессмысленным, я не мог чувствовать. А теперь я снова ожил». Он почувствовал желание побыть одному и встал.

— Раффи.

— Да, босс.

— Наведи здесь порядок. Из отеля возьми одеяла для де Сурье, женщин и людей на станционном дворе. — Он слышал свой голос откуда-то со стороны.

— Вы в порядке, босс?

— Да.

— Ваша голова?

Брюс потрогал рукой длинную вмятину на каске.

— Все нормально.

— Ваша нога?

— Всего лишь царапина.

— О'кей, босс. Что делать с остальными?

— Брось в реку. — Брюс вышел на улицу. Хендри и его жандармы все еще были на террасе. Они начали обрабатывать мертвецов, используя вместо ножей штыки, они с громким, нервным смехом, отрезали им уши. Брюс прошел по улице к станции. Наступил рассвет, окрашивая небо сначала в стальной цвет, затем пурпурно-красный. «Форд» стоял рядом с платформой, где он его и оставил, он залез в кабину и стал наблюдать, как утро становиться днем.

— Капитан, вас просит подойти сержант. Хочет вам что-то показать.

Брюс поднял голову от руля. Он не слышал, как подошел жандарм.

— Сейчас иду. — Он взял с соседнего сиденья каску и винтовку и зашагал к конторе. Жандармы загружали в один из грузовиков покойников. Взяв его за руки и ноги, они раскачивали его, а по счету «три» бросали через задний борт в гору таких же как он неудачников. Из здания конторы вышел капрал Жак, таща за ноги очередного мертвеца. Голова стучала по ступенькам, на цементном полу оставался коричневый след.

— Как свинину, — весело крикнул Жак. Тело принадлежало маленькому худенькому седовласому человеку с двумя рядами наград на кителе. Брюс заметил, что одной из наград был военный крест на сиренево-белой ленте — странная для Конго добыча. Жак выпустил ноги мертвеца из рук, достал штык и наклонился. Он оттянул от черепа одно из плотно прижатых ушей и отрезал его быстрым взмахом штыка. Открылась розовая плоть с темным отверстием по середине. Брюс вошел в контору, его слегка мутило от запаха бойни.

— Посмотрите сюда, босс, — сказал стоявший у стола Раффи.

— На это можно построить дом даже в Гайд-Парке, — ухмыльнулся находившийся тут же Хендри. В одной руке он держал карандаш. Обычный карандаш, на который было нанизано около дюжины человеческих ушей.

— А, вот они, — Брюс посмотрел на кучки промышленных и ювелирных алмазов на столе. — Раффи, сосчитай их и уложи обратно в мешочки.

— Ты не собираешься их сдавать? — запротестовал Хендри. — Если мы поделим их на троих: ты, Раффи и я, мы станем богатыми.

— Или покойниками, после того, как нас расстреляют. Почему ты думаешь, что о них не знают в Элизабетвилле? — Брюс снова повернулся к Раффи. — Пересчитай и упакуй. Ты за них отвечаешь. Не вздумай потерять какой-нибудь камешек.

Брюс посмотрел на завернутого в одеяло Андре.

— Ты уже назначил похоронную команду?

— Шесть человек уже роют могилы.

— Хорошо, — кивнул капитан. — Хендри, пойдем со мной. Надо осмотреть грузовики.

Полчаса спустя Брюс закрыл капот последнего автомобиля.

— Только этот не сможет ехать — разбит карбюратор. Нужно снять с него колеса про запас, — он вытер свои масляные руки о штаны. — Слава Богу, что не попали в бензовоз. Там порядка шестисот галлонов. Более чем достаточно для обратной дороги.

— «Форд» будешь забирать?

— Да, может пригодиться.

— Да и тебе будет в нем значительно удобней с твоей француженкой.

— Вот именно, — не обратил внимание на издевку Брюс. — Ты водить умеешь?

— А как же. Ты что меня идиотом считаешь?

— Все стараются тебя обидеть. Ты никому не можешь верить. Ты так думаешь?

— Именно так!

— Андре просил передать тебе кое-что перед смертью.

— А, куколка.

— Это он бросил гранату, ты знаешь об этом?

— Да, знаю.

— Хочешь услышать, что он сказал?

— Один педик — это всегда педик, а самый хороший педик — это мертвый педик. Брюс нахмурился.

— Возьми пару человек в помощь. Заливайте грузовики бензином. Мы и так потеряли слишком много времени. Они похоронили своих в общей могиле, стараясь сделать все как можно быстрее. Затем помолчали возле небольшого холмика.

— Скажете что-нибудь, босс? — спросил Раффи и все посмотрели на Брюса.

— Нет, — Брюс развернулся и пошел к грузовикам.

«Что тут можно сказать? — подумал он со злостью. — Смерть — это не та дама, с которой разговариваешь запросто. Все, что ты можешь сказать: это были люди, сильные и слабые, добрые и злые, а чаще всего где-то между. Но теперь они мертвы, как свинина». Он взглянул через плечо.

— Все, уезжаем отсюда. Колонна медленно въехала на дамбу. Брюс рулил впереди на «форде». Воздух, попадавший в кабину через разбитое лобовое стекло, был слишком влажным и походил на пар. Никакого облегчения от поднимавшейся жары он не приносил. Когда они подъехали к повороту на миссию, солнце уже высоко висело над лесом. Брюс взглянул в ту сторону и хотел дать сигнал колонне продолжать движение, пока он не съездит в миссию. Он хотел увидеть Хейга и отца Игнатиуса и удостовериться, что с ними все в порядке. Потом он передумал. «Если бандиты побывали в миссии и оставили после себя только мертвых изнасилованных женщин и убитых мужчин, я ничем не смогу помочь им и, поэтому, не хочу об этом знать. Лучше думать, что им удалось скрыться в джунглях, что хоть кто-то из хороших людей уцелел во всем этом». Он решительно повел колонну мимо поворота, через холмы, к железнодорожному переезду. Вдруг в его голову пришла другая мысль, и думать об этом доставило ему удовольствие.

В Порт-Реприв приехало четверо разуверившихся, забытых Господом белых мужчин. И здесь они узнали, что «поздно» — не абсолютное понятие, может быть, «поздно» вообще никогда не бывает. Один из них нашел в себе мужество умереть, как мужчина, хотя всю свою жизнь страдал от собственной слабости. Второй обрел утерянное чувство собственного достоинства, а вместе с ним шанс начать все с начала.

Третий нашел, — он задумался. — Да, третий нашел любовь. А четвертый? При мысли о Вэлли Хендри улыбка сошла с губ Брюса. Все в рассуждениях шло гладко, пока не подумаешь о Хендри. Что он нашел? Дюжину ушей, нанизанных на карандаш?

19

— Нам нужно проехать всего несколько миль, до переезда.

— Я в отчаянии, месье. Котел не выдержит даже давления отрыжки, а не то что пара, — машинист беспомощно развел в стороны пухлые ручки. Брюс осмотрел дыру в котле. Края были ровными, похожими на лепестки цветка. Он понял, что это дело было безнадежным.

— Хорошо. Благодарю вас, — он повернулся к Раффи. — Придется все таскать к колонне. Потеряем еще один день.

— Да, идти далеко, — согласился Раффи. — Надо начинать.

— Как у нас с продовольствием?

— Не слишком много. Кормим большое количество дополнительных ртов и миссии одолжили.

— На сколько хватит?

— Еще на пару дней.

— Должно хватить до Элизабетвилля.

— Босс, вы все собираетесь переносить в грузовики? Прожекторы, боеприпасы, одеяла?

Брюс на мгновение задумался. — Да, что все. Нам может понадобиться.

— Займет весь остаток дня.

— Да, — Раффи пошел вдоль поезда, но Брюс криком остановил его.

— Раффи!

— Босс?

— Не забудь про пиво. Круглое лицо Раффи осветилось белозубой улыбкой.

— Вы думаете, мы должны его взять?

— Почему нет? — рассмеялся Брюс.

— Ну вы меня уговорили. Когда они разгружали в грузовики последнее имущество с покинутого поезда, спустилась ночь. «Время еще более непостоянно, чем богатство. Его нельзя сохранить даже в банковском сейфе. А мы так расточительно расходуем его на пустяки. После того, как мы поспим, поедим и переедем с одного места на другое, на настоящее дело времени практически не останется». Брюс, как всегда, когда он думал об этом, почувствовал бессмысленное раздражение. «А если отбросить время, проведенное за столом в конторе? Сколько остается? Полдня в неделю. Вот сколько времени по-настоящему живет человек. А если пойти дальше: мы способны использовать только незначительную часть наших умственных и физических способностей. Только под гипнозом мы используем больше десятой части того, что имеем. Разделим те полдня в неделю на десять. Вот, что осталось, а все остальное впустую! Никому не нужная трата времени!»

— Раффи, ты расставил караул? — рявкнул Брюс.

— Нет еще, я…

— Сделай это, и сделай быстро. Раффи задумчиво посмотрел на Брюса, и тот, сквозь волны гнева, почувствовал раскаяние, что выбрал эту гору мускулов для того, чтобы сорвать свою злость.

— Где Хендри, черт возьми? Раффи без слов, указал на кучу людей в конце колонны. Брюс отправился туда. В приступе нетерпеливости он налетел на них, с криком разогнал по разным заданиям. Брюс обошел колонну, проверяя, как выполняются его приказания. Он проверил расстановку пулеметов и прожекторов, проверил скрыт ли от глаз балуба единственный костер для приготовления пищи, остановился и посмотрел, как идет заправка грузовиков. Люди старались не попадаться ему на глаза. В лагере не было слышно смеха и громких голосов. Брюс опять решил не отправляться в путь ночью. Он испытывал к этому огромный соблазн, но, посмотрев на усталые лица жандармов, не спавших с утра вчерашнего дня, и взвесив «за» и «против» ночной поездки, он отказался от этой мысли.

— Выезжаем завтра, на рассвете, — сказал он Раффи.

— О'кей, босс, — кивнул Раффи, а затем добавил успокаивающе. — Вы очень устали. Еда почти готова, потом поспите немного. Брюс свирепо посмотрел на него, открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но затем закрыл его, повернулся и вышел из лагеря в лес. Он нашел поваленное дерево, сел на него и закурил. Было уже совсем темно, и среди туч, обложивших небо, проглядывало всего несколько звезд. Он слышал звуки, доносившиеся из лагеря, но света там не было, как он и приказал.

То, что ему не на кого больше изливать свой гнев, разозлило его еще больше, пока, наконец, он не нашел идеальную жертву — себя. Брюс понял, что вот-вот впадет в депрессию. Он не испытывал это чувство уже давно, по крайней мере года два. С тех пор, как распалась его семья и он потерял детей. С тех пор, как он натренировал себя не поддаваться эмоциям и безучастно относиться к окружающей жизни. Но теперь этот барьер исчез. Не было больше защищенной от шторма бухты. Он должен будет встретить бурю в открытом море и попытаться выжить. Убрать все паруса и приготовить плавучий якорь. Гнев исчез. Гнев был горячим, а охватившее его чувство окатывало холодными волнами. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. Его мысли обратились к детям и одиночество проникло в него, как студеный зимний ветер. Он закрыл глаза и прижал веки пальцами. И отчетливо увидел их лица. Кристина, на толстеньких розовых ножках в юбочке с оборками. Ангельское лицо под копной мягких, пушистых волос.

— Я люблю тебя больше всех на свете, — серьезно говорила она, гладя его маленькими, липкими от мороженого ручками.

Саймон — точная копия Брюса во всем. Ссадины на коленях и грязь на рожице. Никаких показных проявлений любви, а взамен что-то большее, чувство дружбы, слишком сильное для его шести лет. Долгие дискуссии по любому предмету. От религии — «Почему Иисус не брился?», до политики — «Папа, когда ты станешь премьер-министром?» Он физически ощущал одиночество. Оно, как змея, ползло по его груди. Брюс загасил каблуком окурок и попытался переключить свой гнев на женщину, которая была его женой. На женщину, которая все отобрала у него. Но его гнев потерял свой жар, остались холодные угли с горьким запахом. Потому что он знал, что нельзя во всем винить только ее. Это была одна из его ошибок. «Может быть, если бы я постарался, если бы не говорил вслух всех неприятных вещей, может быть, все и не произошло бы так, как произошло. Но это только „может быть“. Как случилось, так и осталось. И теперь я один. Хуже придумать невозможно. Нет ничего хуже одиночества. Это опустошение и безысходное отчаяние». Что-то зашевелилось недалеко от него в темноте, легкий шорох травы, присутствие кого-то скорее чувствовалось, чем виделось. Брюс напрягся. Палец коснулся курка винтовки. Он начал медленно приподнимать ее, напряженно вглядываясь в темноту.

Еще одно движение, значительно ближе. Треск сломавшейся под ногой ветки. Брюс медленно направил винтовку в ту сторону, указательный палец на курке, большой — на предохранителе. «Полная глупость покидать лагерь. Сам напросился и теперь получай. Балуба! В тусклом свете звезд он уже различал тихо приближающуюся к нему фигуру. Сколько их? Если я уложу этого, прибежит еще дюжина? Придется рискнуть. Короткая очередь и бегом в лагерь. Ярдов сто до лагеря, шанс у меня есть. Фигура остановилась, всматриваясь и вслушиваясь. Брюс увидел очертание головы без каски. Он поднял винтовку и прицелился. Слишком темно, чтобы увидеть прицел, но с такого расстояния он не промахнется. Брюс медленно вдохнул, наполняя легкие воздухом для того, чтобы выстрелить и убежать.

— Брюс? — послышался испуганный голос Шерман, почти шепот. Он быстро задрал ствол винтовки. Господи, еще мгновение и… Он чуть не убил ее.

— Я здесь, — сдавленным от шока голосом ответил мужчина.

— А, вот ты где.

— Ты что, черт возьми, делаешь за пределами лагеря? — яростно спросил Брюс.

— Прости меня, Брюс, я просто хотела узнать все ли у тебя в порядке. Ты так давно ушел.

— Возвращайся в лагерь и не вздумай повторить что-либо подобное. Наступила долгая тишина, прерванная, наконец, ее полным обиды и боли голосом.

— Я принесла тебе поесть. Я думала, ты голоден. Прости, если сделала что-то неверно. Она подошла к нему, наклонилась и поставила что-то на землю рядом с его ногами. Затем повернулась и ушла.

— Шерман, — он хотел вернуть ее, но не услышал ничего кроме удаляющегося шороха травы, а потом тишины. Он снова был один. Брюс поднял тарелку с едой. «Дурак, ты потеряешь ее. Невежественный, безумный дурак. Ты потеряешь ее, но именно это ты и заслужил. Ты заслужил все, что с тобой случилось, и еще больше». Он заглянул в тарелку. Говядина и шинкованный лук, хлеб и сыр.

«Ты ничего не понял, Карри. Ты не понял, что за эгоизм и беспечность существует наказание. Нет, я это уже знаю, — ответил он сам себе. — Я не позволю испортить это чувство между мной и девушкой. Это в последний раз. Я теперь мужчина и выкину из жизни детские штучки типа горячности и жалости к самому себе». Сразу почувствовав голод, он принялся есть. Он ел очень быстро, скорее не ел, а жрал. Затем встал и пошел к лагерю. На подступах к лагерю его окрикнул часовой, Брюс быстро ответил. Ночью жандармы не задумываясь нажимали на курок, обычно не затрудняя себя даже окриком.

— Очень неумно уходить одному в лес ночью, — выговаривал ему часовой.

— Почему? — Брюс почувствовал, что настроение меняется, депрессия испаряется.

— Неумно, — повторил часовой.

— Духи? — подзадорил его Брюс.

— Муж тетки моей сестры исчез на расстоянии короткого броска копья от собственной хижины. Не было ни крика, ни следов. Так что сомнений быть не может, — уверенно произнес часовой.

— Может быть, лев? — поддел его Брюс.

— Можете говорить все, что вам захочется. Я знаю то, что я знаю. Я говорю просто, что неумно нарушать обычаи земли, на которой живешь. Брюса тронуло участие к нему этого человека и он опустив руку на плечо часового признательно пожал его.

— Я запомню твои слова. Я не подумал, когда делал это. Он вошел в лагерь. Происшедшее подтвердило то, о чем он смутно догадывался, но не придавал особого значения. Он нравился людям, хотя практически не замечал сотни проявлений этого чувства. Ему было все равно. Но теперь он испытывал от этого огромное удовольствие, полностью компенсирующее пережитое только что одиночество. Брюс прошел мимо маленькой группы людей вокруг костерка к голове колонны, где стоял «форд». Заглянув в боковое окно, он увидел на заднем сиденьи завернутую в одеяло Шерман. Он постучал по стеклу, она села и опустила окно.

— Да? — холодно спросила она.

— Спасибо за еду.

— Не стоит благодарности, — ее голос чуть потеплел.

— Шерман, иногда я говорю совершенно не то, что думаю. Ты напугала меня. Я чуть не выстрелил в тебя.

— Я сама виновата, не нужно было за тобой ходить.

— Я был груб, — настаивал он.

— Да, — она весело рассмеялась. — Ты был груб, но у тебя были достаточные для этого основания. Забудем об этом, — она положила ему на плечо руку. — Тебе нужно отдохнуть, ты не спал двое суток.

— Если ты меня простила, то поезжай завтра со мной на этой машине.

— Конечно.

— Спокойной ночи, Шерман.

— Спокойной ночи, Брюс.

«Нет, — решил Брюс, расстилая около костра одеяло. — Я не один. Теперь уже нет».

20

— Как насчет завтрака, босс?

— Завтракать будем в дороге. Выдай каждому по банке тушенки. Мы и так потеряли слишком много времени. Небо над лесом светлело. Можно было уже различить цифры на часах. Без двадцати пять.

— Раффи, отправляемся. Если доедем до Мсапа засветло, то продолжим движение и ночью и позавтракаем уже дома.

— Это дело, босс, — Раффи напялил на голову каску и пошел по колонне поднимая лежащих рядом с грузовиками людей. Шерман спала. Брюс сунул голову в окно Форда и внимательно посмотрел на нее. На ее губах, вздрагивая в такт дыханию, лежала прядь волос. Она щекотала ей нос, и Шерман подергивала им во сне, как кролик. Брюс почувствовал к ней почти непреодолимый приступ нежности. Одним пальцем он убрал с лица волосы и сам себе улыбнулся.

«Если ты так ведешь себя еще до завтрака, тем хуже для тебя», — пригрозил он себе мысленно. «А знаешь что? Мне нравится себя так вести».

— Эй, ленивая девчонка, — он подергал ее за мочку уха. — Пора вставать. Колонна тронулась лишь в половине шестого. Столько времени понадобилось, чтобы угрозами уговорами заставить шестьдесят человек до конца проснуться и погрузиться в грузовики. Этим утром задержка уже не так раздражала Брюса. Он сумел ночью поспать четыре часа. И хотя четыре часа не смогли восполнить недостаток сна за последние два дня, он чувствовал себя значительно бодрее. Он чувствовал легкость в мыслях, непонятное веселье, побеждающее изнеможение. Дорога в Элизабетвилль была знакома и казалась не очень длинной. Завтракать в следующий раз будем уже дома!

— Подъедем к мосту где-то через час, — он взглянул на сидящую рядом Шерман.

— Ты оставил на нем охрану?

— Десять человек. Мы заберем их практически без остановки. А потом без задержек до комнаты 201, гранд-отель «Леопольд II», Авеню дю Касай, — он широко улыбнулся. — Ванна наполненная водой до краев, горячая настолько, что залезать в нее надо не менее пяти минут. Чистая одежда. Бифштекс вот такой толщины с французским салатом и бутылкой хорошего вина.

— На завтрак? — запротестовала Шерман.

— На завтрак, — утвердил Брюс. Он замолчал, обдумывая все сказанное. Дорога впереди, пересеченная тенями от деревьев, отброшенными низким солнцем, напоминала шкуру тигра. Воздух, врывающийся в машину через дыру в лобовом стекле, был прохладным и чистым. Брюс себя чувствовал прекрасно. Ответственности командира сейчас он почти не ощущал, рядом сидела прелестная девушка, золотистое утро, ужас прошедших дней был почти забыт, они как будто ехали на пикник.

— О чем ты думаешь? — внезапно спросил он. Шерман сидела рядом очень тихо.

— О будущем, — тихо ответила она. — Я никого не знаю в Элизабетвилле и не хочу там оставаться.

— Ты хочешь вернуться в Брюссель? — ответ на этот вопрос не имел для него решающего значения, так как Брюс имел на будущее вполне определенные планы и неотъемлемой их частью была Шерман.

— Да, наверное, больше некуда.

— У тебя есть там родственники?

— Тетушка.

— Ты близка с ней. Шерман засмеялась, но в ее смехе послышались горькие нотки.

— Очень близка. Она один раз навестила меня в приюте. Один раз за все эти годы. Она принесла мне комикс на религиозную тему и строго наказала чистить зубы и причесывать свои волосы.

— Больше никого?

— Нет.

— Тогда зачем возвращаться?

— А что остается делать? Куда ехать?

— Впереди еще целая жизнь, которую надо прожить, и целый мир, который нужно объехать.

— Ты собираешься этим заняться?

— Да именно этим я собираюсь заняться, но начну с горячей ванны. Брюс чувствовал зарождающуюся между ними близость. Они это чувствовали оба, но говорить об этом было еще рано. «Я поцеловал ее всего один раз, но мне оказалось достаточно. Что будет дальше? Женитьба?» Мозг Брюса с яростью отбросил это слово, затем возвратился к нему и начал осторожно его изучать, не подходя близко, как к кровожадному зверю, готовый убежать при первом оскале зубов. «Для многих людей это не так уж плохо. Она придает силы бесхарактерным, облегчает страдания одиноким, задает направленность блуждающим, пришпоривает честолюбивых, и, конечно, есть самый неопровержимый довод в ее пользу. Дети. Но есть и такие люди, которым супружеская клетка только вредит. Из-за недостатка пространства для полета крылья слабеют и опускаются, глаза становятся близорукими. Когда ты общаешься с миром только через окно камеры, все твои контакты ограничены. А у меня уже есть дети. Сын и дочь». Брюс оторвал глаза от дороги и внимательно посмотрел на сидящую рядом девушку. «Я не могу найти в ней недостатков. Ее красота утонченна, почти хрупка, что гораздо привлекательней огромных бюстов и крашеных волос. Она не испорчена, лишения сопровождали ее всю жизнь, и она научилась доброте и смиренности. Она уж знает о жизни многое, знает страх и смерть, знает человеческие пороки и добродетели. Я не думаю, что она когда-либо жила в сказочном коконе, которым себя опутывают почти все молодые девушки. И она не забыла, как смеяться. Быть может, быть может. Но говорить об этом рано».

— У тебя сейчас очень суровый вид, — прервала тишину Шерман, в ее голосе чувствовался скрытый смех. — Ты опять Бонапарт. А когда у тебя такой суровый вид, твой нос кажется чересчур большим и грубым. Этот нос совсем не подходит к твоему лицу, он должен принадлежать более жестокому человеку. Я думаю, что когда тебя создавали, у них оказался в запасе всего один нос. «Он слишком большой», — сказали они. «Но это единственный нос, а когда он будет улыбаться, то нос не будет выглядеть слишком плохо». Таким образом они решили рискнуть и поставили его тебе.

— Тебе никогда не говорили, что воспитанные девушки не высмеивают слабые стороны мужчины? — Брюс нежно погладил свой нос.

— Твой нос какой угодно, только не слабый. Не может быть слабым, — она рассмеялась и подвинулась к нему поближе.

— Ты прекрасно понимаешь, что можешь нападать на меня сколько угодно из-за своего прелестного носика, совершенно не опасаясь расплаты.

— Никогда не верь мужчине, который с легкостью говорит комплименты, потому что он говорит их, скорее всего, каждой девушке. — И она еще придвинулась так, что они стали почти касаться друг друга. — Напрасно себя растрачиваете, мой капитан. Ваши чары на меня не действуют.

— Через минуту я остановлю машину и…

— Нет, не остановишь, — Шерман кивнула на сидящих на заднем сиденьи жандармов. — Что они подумают, Бонапарт? Это может плохо сказаться на дисциплине.

— Плохо или хорошо — мне безразлично. Ровно через минуту я остановлю машину и сначала отшлепаю тебя, а потом поцелую.

— Первое меня не сильно испугало, но ради второго я оставлю твой нос в покое, — она слегка отодвинулась и Брюс снова принялся изучать ее лицо. Под его откровенным взглядом, Шерман занервничала и покраснела.

— Ты что делаешь? Разве тебе не говорили, что воспитанные мужчины не глазеют на девушек?

«Значит я снова влюбился, — подумал Брюс. — Всего в третий раз. В среднем один раз в десять лет. Меня это немного пугает, потому что это чувство всегда связано с болью. Сладкая боль любви и агония расставания.

Все начинается в области поясницы, и это очень обманчиво. Ты думаешь, что это обычная реакция при виде хорошенькой задницы или груди. Нужно почесать, — думаешь ты. — И все пройдет. Натри мазью, и сразу же забудешь об этом. Но внезапно она начинает распространяться вверх и вниз, по всему телу. Она горит огнем в желудке, трепещет в сердце. Тогда наступает настоящая опасность. Если это зашло так далеко, то ты неизлечим. Можешь чесать сколько угодно, кроме воспаления ничего не добьешься. Затем последняя стадия, когда она набрасывается на мозг. Здесь боли почти нет, и это самый дурной знак. Обострение чувств: твои глаза становятся зорче, твоя кровь быстрее течет в жилах, вся пища чудесного вкуса, твой рот хочет кричать, ноги хотят бежать. Затем наступает мания величия: ты самый умный, самый сильный, самый мужественный во всей вселенной, твой рост десять футов без каблуков. А какой рост сейчас у тебя, Карри? Девять футов шесть дюймов, а вешу я двести восемьдесят фунтов». Он чуть не рассмеялся вслух. «А как это заканчивается? Это заканчивается словами. Слова могут все убить. Это заканчивается холодными словами, жгущими, как огонь. Они извергаются откуда-то из глубины, постепенно разгораясь, покрывая все черной копотью, пока не превращают все в дымящиеся руины. Это заканчивается из-за подозрений в том, чего не было, из-за уверенности в том, что было. Это заканчивается эгоизмом и невнимательностью, и словами и, всегда тяжкими словами. Это заканчивается болью и оставляет шрамы на душе. Или это заканчивается в суете и ярости. Или рассыпается в пыль и уносится ветром. Но всегда будет агония потери. Но я знаю все эти окончания, потому что я любил дважды, а сейчас полюбил опять. Быть может на этот раз все будет по-другому. Быть может на этот раз это продлится дольше. Не навсегда. Нет ничего вечного, даже жизнь кончается, но быть может в этот раз я постараюсь, буду относиться к этому чувству с нежностью и заботой и мне удастся продлить его хотя бы на всю оставшуюся жизнь».

— Мы почти подъехали к мосту, — раздался рядом голос Шерман, и Брюс очнулся. Мили дороги пролетели незаметно. Лес стал более густым, сказывалась близость к реке.

Брюс снизил скорость — лес превратился в плотные зеленые заросли с прорезанным в них туннелем дороги. Они прошли последний поворот выскочили из зеленого туннеля на открытое место, где автодорога встречалась с железной, и уже вместе они бежали к широкой плоскости моста. Брюс остановил машину, выключил двигатель, и они молча уставились на плотную стену джунглей на противоположном берегу, всю перевитую лианами, на поверхность быстро несущей свои воды реки. Они смотрели на обрубки моста, торчащие навстречу друг другу с разных берегов, как руки разлученных любовников, и на широкий проем между ними, на все еще дымящиеся остатки балок. Дым от пожарища лениво плыл над зеленой водой.

— Его нет, — сказала Шерман. — Его сожгли.

— О, нет, — простонал Брюс. — Господи, только не это. С усилием он оторвал свои глаза от дымящихся останков моста и осмотрел окружающие их джунгли. Всего в ста футах, враждебные, затаившиеся.

— Не выходить из машины, — рявкнул он, увидев как Шерман потянулась к ручке. — Быстро подними свое стекло. Она повиновалась. Из-за поворота показался первый грузовик колонны. Брюс выскочил из «форда» и побежал ему навстречу.

— Не выходите из машин, оставайтесь внутри, — он бежал вдоль колонны повторяя свое приказание у каждого грузовика. Когда он поравнялся с грузовиком Раффи, то вспрыгнул на подножку, рванул ручку и быстро залез в кабину.

— Мост сожжен.

— Что с ребятами, которых мы оставили для охраны?

— Не знаю, но скоро узнаем. Остановись рядом с другими, я хочу поговорить с ними. Через полуоткрытое окно он передал указания каждому водителю, и через десять минут грузовики стояли плотным кольцом. Это был способ защиты, который белые поселенцы в Африке использовали еще лет сто назад.

— Раффи, сооруди крышу из брезента. Иначе они забросают нас стрелами сверху. Раффи выбрал с полдюжины жандармов и они принялись за работу.

— Хендри, распредели людей, по два человека, под каждый грузовик. Установи пулеметы, на случай атаки. Понимая серьезность положения, Хендри даже не огрызнулся в ответ. Он быстро расставил своих людей, и они залегли под грузовиками, выставив в сторону тихих джунглей стволы винтовок.

— Собрать в центре все огнетушители. Они могут снова использовать огонь. Двое жандармов быстро собрали из кабин огнетушители.

— Что мне делать? — спросила стоящая рядом Шерман.

— Веди себя тихо и не путайся под ногами, — Брюс быстро повернулся и побежал помогать Раффи устанавливать крышу. Потребовалось полчаса больших усилий, но наконец командира удовлетворили их оборонительные сооружения.

— Это должно их остановить, — он стоял с Раффи и Хендри посередине лагеря и осматривал зеленую брезентовую крышу и плотное кольцо грузовиков. «Форд» стоял внутри рядом с бензовозом. Из-за своих сравнительно небольших размеров, он не был включен в общее кольцо, потому что сильно ослабил бы это место в линии обороны.

— Будет довольно тесно и жарко, — пробурчал Хендри.

— Да, я знаю. Хочешь уменьшить перенаселение и выйти наружу?

— Очень смешно, ты прямо весельчак, — ответил Вэлли.

— Что теперь, босс? — Раффи задал вопрос, который уже давно задавал себе Брюс.

— Мы с тобой пойдем и посмотрим, что именно случилось с мостом.

— Ты будешь чудесно выглядеть со стрелой, торчащей из задницы, — усмехнулся Хендри. — Я просто умру с хохота.

— Раффи, мы оденем штук по шесть накидок химической защиты. Я не думаю, что их стрелы пробьют такой слой с расстояния в сто футов и, конечно мы будем в касках.

— О'кей, босс. Температура под шестью слоями прорезиненного брезента приближалась к температуре сауны. Брюс чувствовал, как из каждой поры его кожи вытекает капля пота и стекает по спине, бокам и груди, образуя целые потоки. Они с Раффи вышли из лагеря и пошли по дороге к мосту. Раффи в шести накидках больше всего походил на доисторическое чудовище на последних днях беременности.

— Достаточно тепло, Раффи? — спросил Брюс, почувствовав необходимость в шутке. Джунгли вокруг заставляли его нервничать. Может быть он недооценил силу стрел балуба. Наконечники они использовали металлические, затачивали их, как иглу и густо смазывали зазубрины ядом.

— Я весь дрожу, — пробурчал Раффи. Пот стекал по его щекам и капал с подбородка. Еще задолго до того, как они подошли к мосту, их окатила волна запаха мертвечины. Для Брюса каждый запах ассоциировался с определенным цветом. Этот был зеленым, таким же зеленым, как плесень на гниющем мясе. Запах был настолько сильным, что Брюс чувствовал, как он застревает в горле, покрывает язык и полость рта маслянистой приторностью.

— Нет никаких сомнений, что это такое! — Раффи сплюнул, пытаясь избавиться от запаха.

— Где они? — давясь прохрипел Брюс. От жары и необходимости дышать зловонием его уже мутило. Они вышли на берег и ответ на вопрос Брюса нашелся сам собой. На узкой береговой полосе чернели остатки нескольких костров, а чуть дальше от воды стояли два сооружения из кольев. Сначала Брюс не понял для чего они, но затем его ослепила догадка. Он видел подобные конструкции, состоящие из стоек с перекладиной, практически в каждом охотничьем лагере по всей Африке. Это стойки для потрошения! В привязанные на перекладины веревочные петли за задние ноги вешалась дичь. Передние ноги и голова свисали вниз, брюхо выдавалось вперед, и после того, как был сделан длинный разрез брюшной полости, внутренности легко вываливались наружу. Но на этих стойках вместо дичи потрошили людей, его жандармов. Он сосчитал куски веревок на перекладинах. Десять. Никто не уцелел.

— Прикрой меня, Раффи, я хочу спуститься, — это наказание наложил на себя сам Брюс. Это были его люди. Это он оставил их здесь.

— О'кей, босс. Брюс по вытоптанной тропинке спустился на берег. Запах был невыносимым и скоро он нашел его источник. Между стойками лежала бесформенная темная масса. Она была вся покрыта мухами. От них казалось, что ее поверхность двигалась, дрожала. Внезапно мухи с жужжанием взлетели, затем вновь опустились на кучу человеческих останков. Одно насекомое село Брюсу на руку. Блестящее, как металлическое, голубое тело, сложенные назад крылья, она ползала по его коже и радостно потирала друг о друга передние лапки. Желудок Брюса спазматически сжался, его начало тошнить. Он попытался прихлопнуть муху, но она улетела. Вокруг костров были разбросаны кости, неподалеку лежал расколотый, чтобы достать его содержимое, череп. Еще один спазм потряс тело Брюса, и на этот раз теплая, кислая рвота поднялась по горлу в рот. Он с трудом проглотил ее и быстро поднялся по берегу, к поджидавшему его Раффи. Он остановился рядом с сержантом, тяжело дыша и борясь с тошнотой.

— Это все, что я хотел узнать, — он пошел к кольцу грузовиков. Брюс сидел на капоте «форда» и пытался сигаретным дымом забить вкус смерти у себя во рту.

— Скорее всего они подплыли по течению ночью и затем поднялись на мост по опорам. Канаки и его ребята ничего не подозревали, пока не стало слишком поздно, — он затянулся и выпустил дым через нос. — Я должен был об этом подумать. Должен был предупредить Канаки.

— Ты говоришь, что они съели всех десятерых. Черт возьми! — даже на Вэлли это произвело впечатление. — Мне хотелось бы посмотреть. Это наверное, что-то необыкновенное.

— Вот и чудесно! — резко произнес Брюс. — Назначаю тебя старшим похоронной команды. Спустишься на берег и все приведешь в порядок, прежде чем мы начнем работы по ремонту моста. Вэлли не возражал.

— Мне сейчас этим заняться?

— Нет, — отказал Брюс. — Ты с Раффи на двух грузовиках возвратишься в Порт-Реприв и привезешь сюда необходимые для ремонта материалы. Они оба посмотрели на Брюса с восхищением.

— Я об этом не подумал, — сказал Вэлли.

— С отеля и здания конторы мы сможем снять достаточное количество досок, — улыбнулся Раффи.

— Гвозди, — деловито сказал Вэлли. — Нам понадобятся гвозди. Брюс прервал их рассуждения.

— Сейчас два часа. Вы сможете добраться до города засветло, завтра днем загрузиться и к вечеру вернуться сюда. Берите эти два грузовика и пятнадцать человек. Скажем, пять жандармов на случай неприятностей, и десять гражданских.

— Должно быть достаточно, — согласился Раффи.

— Привезите пару дюжин листов гофрированной жести. Мы сделаем из них укрытие от стрел на время работы.

— Неплохая мысль. Они договорились о деталях, отобрали людей, загрузились в машины, вывели их из лагеря и, Брюс проводил их взглядом, пока они не исчезли за поворотом по дороге на Порт-Реприв. Где-то внутри головы зародилась боль, и он внезапно почувствовал дикую усталость от недостатка сна, от жары и от эмоциональных перегрузок последних дней. Он еще раз обошел лагерь, проверил посты, поболтал минут пять с жандармами, затем залез в «форд», положил рядом на сиденье каску и винтовку, склонил голову на руки и мгновенно уснул. Когда Шерман разбудила его, было уже темно. Она принесла банку консервов и бутылку пива.

— Мне очень жаль Брюс, но мы не можем развести огонь, чтобы приготовить нормальную пищу. Все очень неаппетитно, а пиво теплое. Брюс поднял голову и протер глаза. Шесть часов сна помогли: мешки под глазами уменьшились, резь исчезла. Но голова болела по-прежнему.

— Благодарю тебя, я не голоден. Это жара виновата.

— Ты должен поесть, хоть немного, — она улыбнулась. — По крайней мере после отдыха ты стал более вежливым. Ты говоришь «Благодарю тебя» вместо «Веди себя тихо и не путайся под ногами».

— У тебя магнитофон в голове. Ты записываешь каждое слово, а потом используешь его против мужчины, — он коснулся ее руки. — Прости меня.

— Прости меня, — повторила она. — Мне нравится, как ты извиняешься, мой капитан. Ты делаешь это, как и все остальное, очень по-мужски. В тебе все мужское, а некоторые черты даже чересчур, — она озорно посмотрела ему в глаза, он понял, что она имеет в виду сцену в купе поезда, прерванную появлением Хендри.

— Попробуем съесть это, — сказал Брюс, а позже добавил, — Не так уж плохо. Ты очень хорошо готовишь.

— Адресуй свои комплименты консервной компании в этот раз. Но когда-нибудь я тебя еще поражу своим кулинарным искусством.

— Посмотрим. Тихий гомон голосов в лагере иногда прерывался взрывами смеха. Все чувствовали себя расслабленно. Стены из грузовиков и брезентовая крыша представлялись надежной защитой. Люди спали или, собравшись в небольшие группки тихо беседовали. Брюс собрал с металлической тарелки остатки пищи.

— Нужно проверить посты.

— О, Бонапарт, долг превыше всего, — она смиренно вздохнула.

— Это не займет много времени.

— Я подожду тебя здесь. Брюс взял с сиденья винтовку и каску и собрался уже вылезать из салона, как вдруг джунгли наполнились барабанным боем.

— Брюс! — прошептала Шерман и схватила его за руку. Все голоса вокруг них стихли, и единственным звуком в ночи был этот бой. Он был низким и ритмичным, теплый затхлый воздух трепетал от него. Трудно было определить его направление, он заполнял собой все пространство, монотонный, навязчивый, как пульс всего мироздания.

— Брюс! — снова прошептала Шерман. Она дрожала, ее пальцы, в ужасе, впились в руку Брюса.

— Маленькая моя, — он нежно прижал ее к своей груди. — Это просто голый дикарь сильно бьет одним куском дерева о другой. Они не могут нас тронуть здесь, ты это знаешь.

— О, Брюс, это ужасно. Это как звон, похоронный звон.

— Перестань болтать глупости. Пойдем со мной. Поможешь мне успокоить остальных. Они напуганы до смерти. Ты должна мне помочь. Он бережно высадил ее из автомобиля и, обняв за талию, вывел в середину лагеря.

«Что можно противопоставить одурманивающему влиянию барабанного боя?

— спросил он себя. — Шум, наш собственный шум».

— Джозеф, М'пофу, — он выбрал лучших певцов, — мне очень жаль, что сопровождение такого низкого качества, но балуба — это обезьяны, которые ничего не понимают в музыке. Покажем им, как поют бамбала. Они пошевелились, напряженность начала уменьшаться.

— Давай, Джозеф, — Брюс набрал в легкие воздух и начал одну из конголезских песен. Специально фальшиво, так плохо, чтобы его пение резало слух. Кто-то засмеялся. Затем неуверенно вступил голос Джозефа, начал набирать силу. Вступил глубокий бас М'пофу, красиво оттеняя и усиливая тенор Джозефа. Кто-то начал в такт хлопать ладонями, Брюс почувствовал в темноте ритмичные покачивания тел. Шерман перестала дрожать и крепче прижалась к нему.

«Нам нужен свет, — решил Брюс. — Ночничок для моих маленьких детей, которые боятся темноты и барабанного боя». Он, вместе с Шерман, пересек лагерь.

— Капрал Жак.

— Капитан?

— Включайте прожектора.

— Есть, капитан. — Брюс знал, что в запасе есть по две батареи для каждого прожектора. Каждая емкостью на восемь часов. Должно хватить на две ночи.

С двух сторон лагеря темноту разрезали плотные белые лучи света. Они осветили темные джунгли и отраженным светом озарили лагерь так, что можно было различить черты лиц сидящих под крышей людей. Брюс осмотрел их. «Сейчас с ними все в порядке, — решил он. — Злые духи покинули их».

— Браво, Бонапарт, — сказала Шерман. Он видел, что люди улыбаются, глядя на то, как он обнимает Шерман. Хотел было опустить руку, но остановил себя. «Пускай, — решил он. — По крайней мере это отвлечет их от ненужных мыслей». Он повел ее обратно к машине.

— Устала?

— Немножко.

— Я разложу для тебя сиденье. Окно занавесим одеялом.

— Ты будешь рядом? — робко спросила она.

— Конечно, — он расстегнул ремень с кобурой и передал ей. — Носи, не снимая. Даже для предела уменьшенный, ремень был слишком велик для нее. Пистолет болтался где-то рядом.

— Орлеанская девственница, — Шерман скорчила ему рожу и залезла на заднее сиденье. Через некоторое время она тихонько позвала его.

— Брюс.

— Да?

— Просто хотела удостовериться, что ты рядом. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Шерман.

Брюс лежал на одеяле. Он был весь в поту. Пение давно смолкло, но барабанный бой продолжался. Он сотрясал джунгли без перерыва. Скользили лучи прожекторов, то освещая лагерь, то оставляя в темноте. Брюс слышал дыхание спящих людей, приглушенное покашливание, бормотание. Он не мог спать. Лежа на спине, заложив одну руку за голову, он курил и смотрел на брезентовую крышу. В его голове пробегали события последних четырех дней: обрывки разговоров, смерть Андре, Боуссье, стоящий рядом со своей женой, разрывы гранат, липкая кровь на его руках, насилие и ужас. Брюс беспокойно пошевелился, отбросил в сторону сигарету и закрыл глаза руками в попытке остановить воспоминания. Но они продолжали вспыхивать в его мозгу, как картинки на экране, беспорядочно, потеряв всякий смысл, но сохранив весь ужас. Он вспомнил муху на своей руке, вспомнил, как она торжествующе потирала лапки, и начал метаться. «Я схожу с ума. Я должен это прекратить». Он быстро сел, поджал колени к груди, кошмар прекратился. Теперь он почувствовал печаль и одиночество. Ужасное одиночество, потерянность и бессмысленность существования. Он сидел на одеяле и казался себе маленьким и испуганным сироткой. «Я сейчас заплачу. Я чувствую это». И, как дитя в объятия матери, Брюс Карри пошел к Шерман.

— Шерман! — он попытался найти ее в темноте.

— Брюс, что случилось? — она быстро села.

— Где ты? — в панике прошептал Брюс.

— Я здесь, что случилось? И он нашел ее, и неуклюже охватил руками.

— Шерман, обними меня, прошу тебя.

— Любимый, — она была встревожена, — что с тобой? Скажи мне.

— Просто обними меня, Шерман. Ничего не говори, — он прижался к ней и уткнулся лицом в шею. — Ты так мне нужна! О, господи, как ты мне нужна!

— Брюс, — она поняла все, нежно, успокаивающе поглаживая его по затылку.

— Мой Брюс, — она крепко обняла его. Ее тело начало инстинктивно покачиваться, убаюкивая его, как ребенка. Постепенно его тело расслабилось и он прерывисто вздохнул.

— Мой Брюс, — она приподняла тонкую сорочку и прижала его голову к своей голой груди. Ее рассыпавшиеся волосы заслонили их обоих от окружающего мира. Прижимая к себе его крепкое тело, ощущая нежное прикосновение к своей груди, понимая, что она вселяет силы в любимого человека, она уже была счастлива. Но потом в ней что-то изменилось и она почувствовала новое, сжигающее ее желание.

— Да, Брюс, да! — она говорила прямо в его ищущие жадные губы. И он был над ней не ребенок более, а взрослый мужчина.

— Ты так прекрасна, — его грубые любящие руки обняли ее.

— Быстрее, Брюс! — она задрожала от силы своего желания.

— Сейчас, Брюс, — она подалась бедрами ему навстречу.

— Я сделаю тебе больно.

— Нет, я хочу эту боль, — она почувствовала внутри себя сопротивление и закричала в нетерпении.

— Войди в меня! О, как жжет.

— Я остановлюсь.

— Нет, нет.

— Любимая, я не вынесу этого.

— Да, Брюс, любимый. Ты достал до самого сердца. Ее кулачки стучали по спине. И он вошел в нее, чувствуя упругое сопротивление, а затем еще и еще, поднимаясь на самые вершины чувства. Оно росло в нем, обжигающе горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.

— О, Брюс, я умираю.

И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти — и время, и пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна. Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. «Да, я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки». Брюс зарылся лицом в ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. «Очень трудно разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит, я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов, которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы пели что-то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все. Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку».

— Шерман, — прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для поцелую. — Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.

— Просыпайся, — он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.

— Bon matin, мадам, — с улыбкой произнес он.

— Bon jour, месье, — она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его груди.

— Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.

— Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть реальностью.

— Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.

— Теперь можешь говорить.

— Я люблю тебя.

— Нет, я точно сплю.

— Правда.

— Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.

— А ты?

— Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.

— Уже утро. У нас так мало времени.

— Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, — он прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. «Нет, теперь я полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина».

22

На рассвете барабанный бой прекратился. Наступила мертвая тишина.

Они настолько привыкли к этому ритмичному звуку, что не почувствовали облегчения от его отсутствия, им его уже не хватало.

Обходя лагерь, Брюс почувствовал в людях беспокойство. Все чего-то ожидали со страхом. Все двигались стесненно, стараясь не привлекать к себе внимания. Смех, которым они отвечали на шутки Брюса, был сдержанным, нервным, как будто они находились в храме. И постоянные опасливые взгляды в сторону джунглей.

Брюс понял, что в душе надеется на атаку. Его нервы напряглись до постоянного контакта со страхом окружающих.

«Если бы они сейчас показались. Если бы они сейчас вышли из джунглей и все поняли, что имеют дело с простыми смертными, а не с духами».

Но джунгли оставались безмолвными. Они как бы замерли в ожидании, наблюдая за ними. Постоянно чувствовался взгляд невидимых глаз. Нарастающая жара еще больше усиливала это впечатление.

Брюс, стараясь двигаться непринужденно, прошел на южную сторону лагеря. Он улыбнулся капралу Жаку, присел рядом с ним и посмотрел из-под шасси грузовика на останки моста.

— Грузовики скоро вернутся, и на ремонт не понадобится много времени. Жак не отвечал. Его высокий хмурый лоб был озабоченно нахмурен, лицо блестело от пота.

— Все дело в ожидании, капитан. Это расслабляет людей.

— Они скоро приедут. — «Если он, один из самых лучших моих людей, озабочен, то другие просто должны трястись от страха». Брюс посмотрел на лежащего рядом с Жаком жандарма. На его лице застыло выражение ужаса. «Если они сейчас атакуют, бог знает, как повернется все это дело. Африканцы могут заставить себя умереть. Они просто ложатся и умирают. Сейчас они, кажется, подходят к тому состоянию. Если сейчас начнется бой, они либо впадут в неистовый гнев, либо скрючатся и будут выть от страха. Оба варианта одинаково возможны». «Будь сам с собой честен. Ты тоже не слишком рад такому положению. Конечно, нет. И в этом есть доля вины ожидания». Он возник из-за деревьев с дальней стороны лагеря. Высокий, нечеловеческий крик, полный злости и дикости. Брюс почувствовал, как на мгновенье остановилось сердце, и резко обернулся в сторону крика. На мгновение весь лагерь замер от страха. Крик повторился. Как удар кнута по возбужденным нервам. И затерялся в грохоте выстрелов из двадцати винтовок. Брюс засмеялся. Он закинул назад голову и облегченно, от души, расхохотался. Стрельба прекратилась, и засмеялись практически все. Жандармы, открывшие стрельбу, смущенно улыбались и напоказ перезаряжали оружие. Уже не в первый раз Брюс был напуган криком желтой птицы-носорога. Но в своем смехе и в смехе окружающих его людей он услышал истерические нотки.

— Кому-то понадобились перья в шляпу? — раздался чей-то вопрос, и по лагерю прокатилась новая волна хохота. Пока все обменивались насмешками, напряжение спало. И Брюсу с трудом удалось остановить свой смех. «Ничего страшного не произошло. Часовая разрядка всего за пятьдесят патронов. Нормальная цена». Он подошел к Шерман. Она тоже улыбалась.

— Как дела в продовольственной службе? Какое чудо кулинарии ожидает нас на этот раз?

— Говядина.

— С луком?

— Нет, просто говядина. Лук кончился. Брюс перестал улыбаться.

— Сколько осталось?

— Один ящик. Хватит до завтрашнего обеда. На ремонт моста уйдут как минимум два дня, плюс еще один день на дорогу.

— Думаю когда мы вернемся домой, у нас будет хороший здоровый аппетит. Тебе нужно постараться и растянуть этот ящик на как можно большее время. С этого момента выдавать каждому полпорции. Он был настолько занят обдумыванием этого нового осложнения, что не услышал доносившийся из-за поворота тихий гул.

— Капитан, — позвал капрал Жак. — Вы слышите? Брюс наклонил голову и прислушался.

— Грузовики! — облегченно воскликнул он. Весь лагерь оживился. Ожидание закончилось. Рыча, они показались из-за поворота. Тяжело нагруженные, с торчащими из кузова досками и листами железа, низко сидящие на рессорах. Раффи высунулся из окна первого грузовика.

— Хелло, босс. Где будем разгружаться?

— Подвози все к мосту. Притормози на секунду, я поеду с тобой. Брюс выскользнул из лагеря и подбежал к грузовику Раффи. Пробегая по открытой местности, он почувствовал, как окаменела его спина.

— Никогда не получал удовольствие от стрелы в спине.

— Были какие-нибудь неприятности в наше отсутствие?

— Нет, но они рядом. Колотили в барабаны всю ночь.

— Собирают приятелей, — пробурчал Раффи и отпустил сцепление. — У нас еще будут радости, пока не отремонтируем мост. Думаю, они будут набираться храбрости пару дней, но в конце концов они нас атакуют.

— Подъезжай к мосту, — указал Брюс и опустил стекло. — Я посигналю Хэндри, чтобы он встал рядом с нами. Мы разгрузимся в промежуток между грузовиками и там же начнем строить укрытие из железа. Пока Хэндри подгонял свой грузовик, Брюс заставил себя посмотреть на берег.

— Крокодилы, — облегченно воскликнул он. Стойки для потрошения стояли на своих местах, а зловонная груда человеческих останков исчезла. Запах и мухи, тем не менее, еще присутствовали.

— Ночью, — согласился Раффи, рассмотрев длинные, уходящие в воду следы на песке.

— Слава богу.

Да, моим ребятам не доставило бы большой радости убирать всю эту грязь.

— Надо послать кого-нибудь, чтобы разломал эти стойки. Я не хочу на них смотреть во время работы.

— Да, неприятный вид, — Раффи оглядел две виселицы. Брюс вылез из кабины в промежуток между грузовиками.

— Хэндри.

— Да, так меня зовут, — Хэндри высунулся из кабины.

— Мне очень жаль тебя расстраивать, но крокодилы лишили тебя радости.

— Вижу, не слепой.

— Ну и хорошо. Зная о том, что ты не слепой и не парализован, как насчет разгрузки машин?

— Большое дело, — проворчал Хэндри, но вылез из кабины и заорал на сидевших в кузове, под брезентом, людей. — Эй вы! Вылезайте оттуда. Пошевеливайтесь!

— Какие самые толстые доски сумели найти?

— На три дюйма и много.

— Хорошо. Для основных полотен скрепим штук по десять вместе, — сосредоточенно нахмурившись, Брюс начал организовывать ремонтные работы. — Хэндри, доски раскладывайте по размерам. Железные листы положите сюда, — он отмахнулся от мух. — Раффи, сколько у нас молотков?

— Десять, босс. Нашли также пару пил.

— Хорошо. Как насчет гвоздей и веревок?

— Достаточно. Примерно бочонок шестидюймовых и… Поглощенный своими мыслями, Брюс не заметил, как один из гражданских вышел за пределы лагеря. Он прошел несколько шагов по направлению к мосту, остановился и стал расстегивать брюки.

— Ты что, черт возьми, делаешь? — заорал Брюс. Человек виновато взглянул на него. Он не понимал английского, но интонация голоса Брюса не оставляла сомнений.

— Месье, — попытался объяснить он, — я хотел…

— Немедленно назад! — заревел Брюс. Мужчина замешкался, затем начал судорожно застегивать штаны.

— Скорее, идиот! Все бросили работу. Человек непослушными от страха пальцами все еще возился с пуговицами.

— Брось ты это! — в бешенстве закричал Брюс. — Скорее назад. Стрела с легким свистом воткнулась в землю около ног мужчины. Тонкое древко, оперение из зеленых листьев, она выглядела безвредно, как детская игрушка.

— Беги! — закричал Брюс. Человек с выражением полного недоумения на лице уставился на стрелу. Брюс ринулся к нему, но огромная лапа Раффи схватила его за руку, и он не мог вырваться. В попытке освободиться он ударил Раффи, но тот не разжал своей железной хватки.

— Туча стрел, как саранча, поднялась в воздух и усеяла землю вокруг побежавшего, наконец, человека. Брюс прекратил сопротивление и напряженно наблюдал. Он слышал металлическое позвякивание наконечников о капот грузовика, видел, как стрелы втыкались в землю. Тонкие древки некоторых не выдерживали удара и ломались. Одна из них, как бандерилья, воткнулась мужчине между лопаток. Она хлопала по его спине, пока он на бегу, с искаженным от боли и ужаса лицом, заломив руки за спину, пытался от нее освободиться.

— Прижмите его к земле, — приказал Брюс как только неудачник вбежал в укрытие. Двое жандармов подскочили к нему и ткнули лицом в землю.

Он что-то бессвязно бормотал от ужаса, когда Брюс сел ему на спину и схватился за древко. Воткнулась только одна половина зазубренного наконечника — около дюйма, но когда Брюс попытался вытащить стрелу, древко сломалось, а наконечник остался в теле.

— Нож! — закричал Брюс, и кто-то сунул ему в руку штык.

— Босс, осторожнее с этими зазубринами, не поцарапайтесь.

— Раффи, ты поглядывай по сторонам, они могут начать штурм. Брюс сорвал с человека рубашку. Мгновенье он смотрел на грубо откованный железный наконечник. Он был густо смазан похожим на липкий черный шоколад ядом, особенно зазубрины.

— Он уже мертв, — произнес Раффи, облокотившись на капот. — Он просто еще не перестал дышать. Мужчина закричал и задергался, когда мужчина сделал первый надрез. Глубокий надрез рядом с наконечником кончиком штыка.

— Хендри, достань из инструментов клещи.

— Вот они. Брюс захватил наконечник щипцами и потянул. Плоть как бы присосалась к наконечнику и потянулась за ним. Брюс резанул штыком. Это походило на извлечение крючка из резиновой пасти сома.

— Зря теряете время, босс, — проговорил Раффи с чисто африканским спокойствием перед лицом ужасной смерти. — Парень конченый. Он проиграл. Здесь свежий змеиный яд.

— Ты уверен, Раффи? Ты уверен, что это змеиный яд?

— Именно его они используют. Смешивают с мукой кассавы.

— Хендри, где аптечка с противозмеинной сывороткой?

— В ящике с медикаментами, в лагере. Брюс еще раз потянул за наконечник, и он вышел из тела, оставив после себя черную дыру между лопатками.

— Все по машинам. Нам нужно доставить его в лагерь. Каждая секунда на счету.

— Посмотрите на его глаза, — проворчал Раффи. — Инъекция ему уже не поможет.

— Зрачки бедняги сузились до размеров типографской точки, все тело била крупная дрожь. Яд уже распространялся по телу.

— Грузите его. Мужчину подняли в кабину, остальные залезли в кузов. Раффи включил заднюю передачу и нажал на газ. Грузовик с ревом пролетел отделяющие их от лагеря тридцать ярдов.

— Заносите его в укрытие. С отвисшей челюсти мужчины стекала пена, он сильно потел. Тоненькие ручейки пота стекали по его лицу и обнаженной груди. Кровь из раны не шла, только маленькие капельки коричневой жидкости. Видимо, яд обладал коагулирующими свойствами.

Брюс, с тобой все в порядке? — выбежала навстречу Шерман.

— Ничего со мной не случилось, — в этот раз Брюс старался следить за своей речью. — Но один из наших ранен.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет, я не хочу, чтобы ты это видела, — он отвернулся от нее. — Хендри, где твоя проклятая сыворотка? Они занесли пострадавшего в лагерь и уложили в тени на одеяло. Брюс подошел к нему и опустился на колени. Хендри подал ему ярко-красный футляр.

— Раффи, загони эти два грузовика в кольцо и предупреди ребят, чтобы были наготове. После этого успеха они могут стать храбрыми раньше, чем мы думаем. Брюс надел на шприц иглу.

— Хендри, скажи, чтобы нас загородили чем-нибудь, хотя бы одеялами. Большим пальцем он обломал головку ампулы и наполнил шприц светло-желтым противоядием.

— Держите его, — приказал он двум жандармам, защипнул пальцами кожу рядом с раной и воткнул туда иглу. Кожа мужчины была похожа на кожу лягушки; влажная и липкая. Пока он вводил сыворотку, он попытался прикинуть, сколько времени прошло с момента проникновения стрелы. Примерно семь-восемь минут. Яд мамбы убивает через четырнадцать.

— Переверните его. Голова мужчины откинулась набок, дыхание было частым и неглубоким, изо рта тонким ручейком по щеке текла слюна.

— Ни хрена себе! — воскликнул Хендри, и Брюс взглянул на его лицо. Его лицо светилось чувственным наслаждением, он дышал так же часто и неглубоко, как умирающий человек.

— Иди помоги Раффи, — Брюса передернуло от отвращения.

— Ни за что на свете. Этого я не пропущу.

У Брюса не было времени на споры. Он ввел еще одну дозу под кожу на животе. Раздался хлюпающий звук — кишечник начал самопроизвольно опорожнятся.

— Боже мой, — прошептал Хендри.

— Уходи отсюда, — прорычал Брюс. — ты можешь не злорадствовать хотя бы над смертью другого? Уже без надежды он ввел еще одну дозу в грудь около сердца. Когда он делал укол, тело раненого охватил первый судорожный приступ, угла сломалась.

— Начинает отходить, — прошептал Хендри. — Ты только посмотри, что с ним делается. Вот это да! Руки Брюса задрожали, перед глазами все стало красным.

— Поганая свинья! — он ударил Хендри по лицу открытой ладонью. Тот отлетел к борту бензовоза. Брюс обеими руками схватил его за горло. Он почувствовал под своими пальцами крепкую подвижную трубку дыхательного горла.

— Для тебя ничего святого нет, скотина! — прокричал он в лицо Хендри.

— Ты можешь не измываться хотя бы над смертью?! Затем подскочил Раффи, без усилий разнял руки Брюса и вставил между ними свое огромное тело.

— Оставьте, босс.

— За это, — Хендри судорожно дышал и массировал горло. — За это ты мне заплатишь. Брюс отвернулся к лежащему на одеяле человеку.

— Закройте его, — голос капитана дрожал. — Положите в один из грузовиков. Мы похороним его завтра.

23

Они закончили строительство укрытия до наступления темноты. Это было простое сооружение, состоящее из четырех деревянных, покрытых жестью стен, без крыши. Одна стена была съемной, во всех четырех через равные интервалы были прорезаны бойницы.

Сооружение оказалось достаточной длины для размещения двенадцати человек, достаточной высоты, чтобы скрыть голову самого высокого и по ширине в точности соответствовало ширине моста.

— Как вы думаете передвигать его, босс? — Раффи с сомнением осмотрел укрытие.

— Сейчас увидишь. Мы передвинем его к лагерю, а завтра отправимся в нем на работу. Двенадцать человек вместе с капитаном вошли в укрытие и закрыли за собой съемную стену.

— Раффи, уводи грузовики. Раффи и Хендри задним ходом отвели грузовики к лагерю, а укрытие осталось стоять у моста, как металлическая палатка. Внутри Брюс распределил людей вдоль стен.

— Используем для подъема нижнюю балку рамы. Все готовы? Подняли! Укрытие покачнулось и приподнялось на шесть дюймов. Из лагеря были видны только ботинки находящихся там людей.

— Все вместе. Пошли! Со скрипом, покачиваясь на неровной поверхности, укрытие тяжеловесно двинулось в сторону лагеря. Оно походило на гигантскую многоногую черепаху. Из лагеря раздались подбадривающие возгласы. В ответ из черепахи тоже что-то кричали. Стало очень весело. Все радовались, как дети, на время забыв об отравленных стрелах и таящихся в джунглях злых духах. Они достигли лагеря и опустили укрытие на землю. Затем, по одному, жандармы пересекли несколько футов открытого пространства до лагеря, где были встречены смехом, похлопыванием по спине и поздравлениями.

— Сработало, босс, — поздравил Брюса среди всеобщего гама Раффи.

— Да, — затем он повысил голос. — Достаточно! угомонитесь. Все на свои посты. Смех угас, наступило неловкое молчание. Брюс вышел на середину лагеря. В полной тишине все смотрели на него. «Я так часто читал об этом. Воодушевляющая речь перед боем. Дай мне бог не испортить все дело».

— Сегодня на обед — тушенка, — все старательно застонали в ответ.

— На завтрак следующего дня — тоже тушенка, — он на мгновенье замолчал. — А потом вообще ничего не будет. Мертвая тишина.

— Так что, к тому времени, когда мы пересечем реку, вы будете по-настоящему голодны. Чем скорее мы отремонтируем мост, тем скорее вы набьете свои желудки. «Надо еще кое-что вбить им в голову».

— Вы все видели, что произошло с человеком, который имел неосторожность выйти на открытое место. Я надеюсь, мне не нужно повторять вам — не выходите из укрытия. Для гигиенических целей Раффи уже приготовил пятигаллоновые бочки. Они не очень удобны. Тем лучше — не будете долго рассиживаться. Легкий смех.

— Запомните, пока вы находитесь в лагере или укрытии, они ничего не могут вам сделать. Бояться абсолютно нечего. Они могут колотить в барабаны сколько угодно, но нам причинить вреда они не в силах. Возгласы согласия.

— Чем скорее мы отремонтируем мост, тем скорее отправимся в путь. Брюс осмотрел лица окружающих его людей и остался доволен. Завершение строительства укрытия дало толчок к повышению боевого духа.

— Капрал Жак, как только стемнеет, включайте прожектора. Брюс закончил и подошел к стоящей у «Форда» Шерман. Он расстегнул ремешок каски, снял ее и пригладил рукой влажные от пота волосы.

— Ты устал, — тихо сказала Шерман, рассматривая темные пятна у него под глазами.

— Нет, со мной все в порядке, — возразил он, хотя каждый мускул его тела ныл от утомления и нервного напряжения.

— Сегодня ты должен спать всю ночь, — приказала она. — Я постелю тебе на заднем сидении. Брюс быстро взглянул на нее.

— С тобой?

— Да.

— Ты не боишься, что все узнают?

— Я не стыжусь этого, — ее тон стал более жестким.

— Я знаю, но…

— Ты сказал однажды, что между нами не может быть ничего грязного.

— Конечно, не может быть. Я просто подумал…

Ну хорошо. Я люблю тебя и, начиная с сегодняшнего дня, мы будем спать в одной постели, — поставила она точку.

«Вчера она была девственницей, — с удивлением думал Брюс. — А сейчас, сейчас она идет на все. Но когда женщина пробуждается, она становится более безрассудной, чем мужчина. Ей наплевать на последствия. Они более целостные натуры. Но она права, конечно. Она моя женщина, и мы должны спать вместе. Черт с ним, с остальным миром и с тем, что он подумает».

— Стели постель, девочка, — он нежно улыбнулся. Через два часа после наступления темноты вновь начали бить барабаны. А Брюс и Шерман лежали, тесно обнявшись, абсолютно не обращая внимания на этот звук. Они чувствовали себя в полной безопасности в объятиях друг друга. Они как будто лежали под надежной крышей, по которой стучал в бессильной злобе ливень.

24

На рассвете они вышли в укрытии к мосту. Люди внутри, возбужденные новизной происходящего, громко болтали и шутили.

— Ну все, — утихомирил их Брюс. — Достаточно болтовни. Принимаемся за дело. И они начали. В течение часа солнце превратило металлическую коробку в печь. Пот лил ручьями по голым торсам. Все заразились бешеным ритмом работы и не замечать ничего: ни боли от острых заноз, втыкающихся в тело при каждом прикосновении к грубым доскам, ни пекла, ни грохота до звона в ушах молотков в замкнутом пространстве, ни лезущих в глаза и нос пахучих опилок. Работа только изредка направлялась короткими приказаниями Брюса или Раффи. К полудню четыре основные фермы для перекрытия бреши были готовы. Когда на одну из них, положенную обоими концами на опоры, для испытания забрались все работающие, то ферма провисла не более чем на дюйм.

— Как вы считаете, босс? — с сомнением в голосе спросил Раффи.

— Думаю, четырех будет достаточно. По центру установим опорные стойки.

— Не знаю, не знаю. У бензовоза очень большой вес.

— Да уж, не пушинка, — согласился Брюс. — Придется рискнуть. Сначала переведем «Форд», потом — грузовики, бензовоз — последним. Раффи кивнул и вытер рукой пот со лба. При этом движении мышцы его руки напряглись, а в огромном, выпирающем из-под пояса брюк, животе совсем не чувствовалось дряблости.

Раффи сердито надул губы.

— С удовольствием выпил бы сейчас пива. Эта жажда меня совсем доконала.

— А ты взял его с собой? — Брюс провел большими пальцами по бровям, и выжатый из них пот каплями скатился по щекам.

— Есть две вещи, которые я всегда беру с собой: это штаны и запас пива. — Раффи поднял из угла тихо звякнувший небольшой ранец. — Вы слышите, босс?

— Я слышу эти звуки прекрасной музыки, — улыбнулся Брюс. — Для всех перерыв десять минут.

Раффи открыл бутылки и распределил их по одной на троих. — Эти арабы все равно ничего не понимают в пиве. Дать им больше — это просто испортить хороший продукт. Напиток был очень теплым и насыщенным газом. Он только усилил жажду Брюса. Он быстро допил бутылку и перебросил ее через стену укрытия.

— Теперь, — он встал на ноги, — установим эти фермы на место.

— Это самые короткие десять минут в моей жизни, босс.

— Твои часы отстают. Они вынуждены были переносить фермы внутри укрытия. На этот раз смеха слышно не было, только ругательства и затрудненное дыхание.

— Закрепить канаты! — приказал Брюс. Он лично проверил каждый узел, взглянул на Раффи и кивнул.

— Взялись! — заревел Раффи. — Поднимаем! Первая ферма со свисающими с верхнего конца канатами замерла вертикально.

— По два человека на каждый канат, — приказал Брюс, аккуратно опускаем, он оглянулся, чтобы удостовериться в готовности каждого.

— Только попробуйте уронить, ублюдки, моментально полетите следом, — предупредил Раффи.

— Опускайте! — закричал Брюс. Ферма наклонилась в сторону обуглившейся бреши, начала медленно опускаться, потом, под воздействием силы тяжести, стремительно понеслась вниз.

— Держать, черт возьми! Держать! — мышцы на плечах Раффи напряглись до предела. Все налегли на канаты, но вес фермы потащил их к провалу. Она с грохотом, подняв тучу пыли, упала на противоположную сторону и, чуть покачиваясь, замерла.

— Я думал, мы ее точно упусти, — проворчал Раффи, потом в ярости обернулся к работягам. — Со следующей будьте поаккуратней, ублюдки, если не хотите искупаться в этой реке. Они повторили весь процесс со второй фермой и опять не смогли удержать ее веса. На этот раз им повезло меньше. Конец фермы ударился о край моста, подпрыгнул и соскочил.

— Она падает! — заорал Раффи. — Тяните, ублюдки, тяните! Ферма медленно наклонилась и упала. Она с громким всплеском скрылась в воде, затем вновь появилась на поверхности и поплыла по течению, пока ее не остановили натянутые канаты. Все время, пока они, борясь с течением, пытались подтянуть громоздкую конструкцию и поднять ее на борт, Брюс и Раффи кипели от злости и сыпали ругательствами. Раз шесть ферма в самый последний момент соскакивала и падала обратно в воду.

Обширный запас ругательств не являлся, наряду с другими, одной из сильных сторон Раффи. Он вынужден был повторяться, что еще больше усиливало его раздражение. Брюс достиг лучших успехов — он вспомнил все, слышанное раньше, и придумал несколько выражений сам. Когда они, наконец, затащили мокрую ферму на мост и отдыхали, Раффи выразил по этому поводу свое искреннее восхищение.

— Вы здорово ругаетесь. Никогда раньше не слышал, как вы это делаете, но несомненно, вы один из лучших! Как вы там выразились насчет коровы? Брюс машинально повторил.

— Это вы сами придумали?

— Чистый экспромт, — засмеялся Брюс.

— Это одно из самых грязных ругательств, которые я когда-либо слышал,

— Раффи не скрывал зависти. — Вам нужно заняться писательским трудом.

— Сначала нужно отремонтировать мост. Ферма, как будто в рабском желании услужить, плавно легла рядом с предыдущей.

— Вот видите, какие чудеса может творить вовремя произнесенное слово,

— провозгласил Раффи. — Я думаю, все получилось только благодаря тому выражению про корову. После того, как были установлены две фермы, задача резко упростилась. Они установили укрытие прямо на них и поставили на место и закрепили третью и четвертую фермы еще до наступления темноты. Все были настолько утомлены, что с трудом дотащили укрытие до лагеря. Их руки кровоточили и были утыканы занозами, но несмотря на это они были очень довольны собой.

— Капрал Жак, направьте один из прожекторов на мост. Я не хочу, чтобы наши друзья вновь подожгли его.

— Батарей хватит всего на несколько часов, — тихо ответил Жак.

— Пользуйтесь ими по очереди. Мост должен быть освещен всю ночь.

— Ты сможешь выдать каждому из работавших на мосту по бутылке пива?

— По целой бутылке! — в ужасе произнес Раффи. — У меня осталась всего пара ящиков. Брюс посмотрел на него с подозрением, Раффи улыбнулся.

— О'кей, босс. Думаю, они это заслужили.

Брюс перевел свое внимание на Хендри. Тот сидел на подножке одного из грузовиков и чистил ногти острием штыка.

— Здесь все в порядке?

— А что должно было случиться? Нас посетил архиепископ? Небо упало нам на голову? Твоя француженка родила двойню? — он поднял голову. — Лучше скажи, когда вы отремонтируете мост, вместо того, чтобы болтаться и задавать глупые вопросы.

Брюс настолько устал, что не обратил на выпады Хендри никакого внимания.

— Ты дежуришь всю ночь до рассвета, Хендри.

— А ты что всю ночь будешь делать? Или такие вопросы вгоняют тебя в краску?

— Я собираюсь спать всю ночь. Днем я делом занимался, а не слонялся по лагерю. Хендри воткнул штык в землю около своих ног и хрюкнул.

— Пожелай ей и от меня хорошего сна, дружище.

Брюс отошел от него и прошел к своему автомобилю.

25

— Хелло, Брюс. Как дела? Я очень по тебе скучала, — лицо Шерман при виде Брюса зажглось радостью. Как прекрасно чувствовать себя любимым. Брюс чувствовал, как его покидает усталость.

— Сделали почти половину. Работы еще на день, — он улыбнулся. — Я не буду тебе лгать, я не скучал по тебе, мне было просто некогда.

— Твои руки! — Она подняла их к своим глазам. — Они в ужасном состоянии.

— Да, не очень приятный вид.

— Подожди, я достану из сумки иголку. Постараюсь вытащить занозы. На другом конце лагеря Хендри поймал взгляд Брюса и произвел ниже талии неприличный жест. Увидев яростное выражение лица Брюса, закинул назад голову и расхохотался. Брюс с Раффи и Хендри стоял у костра. В желудке бурчало от голода. В слабом свете раннего утра он едва различал темный силуэт моста. В джунглях по-прежнему молотил барабан, но никто не обращал на него внимания. Этот грохот также, как и москитов, все воспринимали как должное.

— Батареи сели, — посетовал Раффи. Тусклый желтый луч прожектора еле-еле доставал до моста.

— Едва хватило на ночь, — согласился Брюс.

— Господи, как жрать охота, пожаловался Хендри. — Все отдал бы за пару яиц и бифштекс. При упоминании о еде рот Брюса наполнился слюной. Он попытался прогнать из головы аппетитные образы, нарисованные его воображением, после слов Хендри.

— Нам не удастся закончить ремонт и перевести грузовики на ту сторону до конца дня.

— Да, — признал и Раффи. — Здесь работы еще на целый день.

— Тогда поступаем таким образом. Я иду с командой на мост. Хендри прикрывает нас из лагеря, как и вчера. Раффи, бери с собой несколько человек и грузовик. Отъезжай отсюда миль на десять, в более открытый лес, чтобы тебя не могли застигнуть врасплох. Заготовь там гору дров — толстых бревен, которые будут гореть и спустились на опоры, всего в нескольких футах от уровня воды, для того, чтобы установить подпорные стойки. Здесь они были совершенно не защищены от шальных стрел. Но никаких стрел не было, они закончили работу и вернулись в укрытие, испытав даже нечто вроде разочарования. Они приколотили к фермам настил и плотно увязали всю конструкцию канатами. Брюс отошел в сторону и критически осмотрел продукт двухдневного труда.

— Функционально, — произнес он громко. — Но никаких призов за эстетику или инженерное искусство мы не получим. Он поднял китель, и просунул руки в рукава. Он ощутил своим вспотевшим телом начало вечерней прохлады.

— Господа, домой, — жандармы быстро распределились внутри укрытия по своим местам. Металлическое укрытие продвигалось вокруг лагеря, останавливаясь через каждые двадцать-тридцать шагов, как пытающаяся облегчиться старуха. Позади себя они оставляли цепь сигнальных костров. К ночи кольцо костров было замкнуто и укрытие вернулось в лагерь.

— Раффи, ты готов, — спросил Брюс изнутри.

— Все готово, босс. Раффи с шестью вооруженными до зубов жандармами быстро залезли в укрытие. Начиналось ночное дежурство на мосту. К полуночи в укрытии стало холодно. Вдоль реки дул пронизывающий ветер. Облачности, способной задержать у земли дневное тепло, не было. Жандармы скорчились под плащ-накидками. Брюс и Раффи сидели, почти соприкасаясь плечами, у стены. Света звезд было достаточно, чтобы различить перила моста по обе стороны укрытия.

— Через час взойдет луна, — пробормотал Раффи.

— Только четверть, но все равно будет светлее, Брюс посмотрел вниз. Он оторвал одну из досок настила.

— Может посветим фонарем?

— Нет, — покачал головой Брюс. — Если я только их услышу.

— Вы можете их вообще не услышать.

— Если они подплывут по реке и полезут вверх по сваям, а именно это я ожидаю, мы их услышим. С них будет течь вода.

— Канаки с ребятами их не услышали.

— Канаки с ребятами их не слушали. Они помолчали немного. Один из жандармов начал храпеть, и Раффи пнул его ногой чуть ниже пояса. Человек испуганно закричал и вскочил на колени, дико озираясь по сторонам.

— Что-нибудь приятное снилось? — вежливо поинтересовался Раффи.

— Я не спал, — запротестовал жандарм. — Я думал.

— Думай не так громко, — посоветовал Раффи. — Такое впечатление, что ты перепиливаешь мост циркулярной пилой. Протянулось еще полчаса.

— Костры хорошо горят, — заметил Раффи. Брюс посмотрел через бойницу на маленький оазис огненных цветов в темноте.

— Надеюсь их хватит до утра.

Снова тишина, нарушаемая только писком москитов и тихим плеском обегающей сваи моста реки. «Я оставил свой пистолет у Шерман, — вдруг вспомнил Брюс. — Нужно было забрать». Он отомкнул штык, проверил большим пальцем заточку и вложил его в ножны на поясе. «Винтовку в рукопашной, да еще ночью очень легко потерять».

— Господи, как я голоден, — проворчал рядом Раффи.

— Ты слишком жирный. Немного голодания пойдет тебе на пользу. И снова ожидание. Брюс посмотрел в отверстие в полу. Перед его глазами в темноте начали возникать фантастические видения. Он, как сквозь толщу воды, видел смутные очертания движущихся фигур. Все мышцы его напряглись, и он с трудом поборол желание зажечь фонарь. «Надо закрыть глаза, сосчитать медленно до десяти и посмотреть снова». Ладонь Раффи легла на его предплечье. Давление пальцев передавало тревогу, как электрический ток. Брюс мгновенно раскрыл глаза.

— Слушайте, — выдохнул Раффи. Брюс услышал тихий звук падающих в воду капель. Затем что-то ударилось об мост, но настолько слабо, что капитан скорее почувствовал, толчок, чем услышал.

— Да, — он шепотом ответил Брюс. Он протянул руку и похлопал сидящего рядом сержанта по плечу. Тело того моментально напряглось. Ощущая каждый вздох в пересохшем горле, Брюс подождал, пока будут предупреждены все. Он включил фонарь. Луч света выстрелил вниз, Брюс взглянул туда же вдоль ствола винтовки. Квадратный проем в настиле служил рамкой для открывшейся ему картины. Черные тела, голые, блестящие от воды, затейливые узоры татуировок, смотрящее на него лицо: широкий низкий лоб, ослепительно белые глаза, плоский нос. Длинное блестящее лезвие панги. Пучки человеческих тел, присосавшихся к деревянным сваям, как клещи к лапам животного. Ноги, руки, туловища, переплетенные в единый организм, ужасный как покрытый слизью морской монстр. Брюс выстрелил. Винтовка забилась в плечо, оранжевые вспышки выстрелов придавали происходящему еще более зловещий мерцающий вид. Человеческая масса вздрогнула, как куча крыс в высохшем колодце. Они с шумом падали в воду, лезли вверх по сваям, извивались, корчились, когда в них попадали пули, кричали, выли, перекрывая даже грохот выстрелов. С сухим щелчком кончились патроны и Брюс схватил запасной магазин. Раффи и жандармы свесились через перила и поливали вниз длинными очередями, вспышки выстрелов освещали их лица и силуэты тел на фоне ночной реки.

— Они все еще идут! — врезал Раффи. — Не давайте им перелезать через перила. Из отверстия у ноги капитана появилась голова и верхняя часть туловища мужчины. В одной руке у него была панга. Он попытался ударить ею Брюса по ногам. Его глаза светились в свете фонаря. Брюс отскочил назад. Лезвие просвистело в дюйме от его колен. Человек выполз из отверстия. Он что-то пронзительно кричал, высокий бессмысленный крик ярости. Брюс сделал выпад пустой винтовкой. Он ударил в черное лицо всем весом, и ствол винтовки погрузился в глаз балуба. Мушка и четыре дюйма ствола скрылись в черепе дикаря. Бесцветная жидкость поврежденного глаза потекла по вороненой стали. Брюс попытался освободить винтовку, он тряс ее и поворачивал, но мушка засела в голове, как рыболовный крючок. Балуба выронил пангу и схватился за ствол обеими руками. Он стонал и катался спиной по настилу, его голова дергалась каждый раз, когда капитан пытался вытащить ствол винтовки у него из черепа. Сзади из отверстия показалась голова и плечи другого дикаря. Брюс выпустил винтовку и схватил брошенную пангу. Он перепрыгнул через извивающееся тело первого дикаря и поднял тяжелый клинок над головой обеими руками. Дикарь застрял в отверстии, ему нечем было отразить удар Брюса. Он взглянул на взлетевшее над ним лезвие и широко раскрыл рот. Двумя руками, как при рубке дров, капитан всем телом нанес удар. Сила удара потрясла его, он чувствовал, как на его ноги брызнула кровь. Незакаленное лезвие лопнуло у рукоятки и осталось торчать в черепе балуба. Тяжело дыша, Брюс выпрямился и огляделся. Балуба лезли через перила с одной стороны моста. Звезды отражались на их мокрой коже. Один из жандармов, как куча тряпья, валялся на настиле, его голова была закинута назад, руки все еще сжимали винтовку. Раффи и оставшиеся жандармы стреляли вниз у дальних перил.

— Раффи! — закричал Брюс. — Сзади! Они идут с той стороны! — Он бросил ручку от панги и побежал к телу жандарма. Ему была нужна винтовка. Прежде чем он успел схватить ее, на него набросился еще один дикарь. Брюс поднырнул под пангу и обхватил его руками. Они упали вместе, капитан ощутил скользкое жилистое тело, почувствовал исходящее от него зловоние, как от прогорклого масла. Брюс нащупал нервные окончания у локтя руки, державшей лезвие, и сильно надавил пальцами. Балуба закричал, панга зазвенела о настил. Брюс схватил шею дикаря одной рукой, а второй потянулся к штыку. Балуба пытался выцарапать глаза, ободрал ногтями нос, но Брюс сумел вытащить штык из ножен. Он приложил острие к груди дикаря и надавил. Он почувствовал, как метал со скрежетом скользит по кости, как дикарь, почувствовав боль от укола, удвоил свои усилия. Капитан повернул лезвие, еще сильнее запрокинул голову дикаря другой рукой. Лезвие еще раз скользнуло по ребру и, наконец, нашло промежуток. Как будто лишая дикаря девственности, лезвие преодолело последнее сопротивление и вошло в тело на всю длину. Тело балуба дернулось, штык задрожал в руке Брюса. Брюс не стал ждать пока дикарь умрет. Он выдернул лезвие, преодолевая засасывающее сопротивление плоти, и вскочил на ноги. Раффи в этот момент перекидывал одного из дикарей через перила. Брюс выхватил винтовку из мертвых пальцев жандарма и ступил к перилам. Они перелезали через них, находившиеся снизу кричали и подталкивали верхних.

«Как воробьев с ограды», — угрюмо подумал Брюс и длинной очередью очистил мост. Он перегнулся через перила и начал поливать пулями сваи. Кончились патроны. Он перезарядил, достав запасной магазин из кармана. Но все уже закончилось. Они прыгали с моста в воду, на сваях уже никого не осталось, торчащие из воды головы уносило течением. Брюс опустил винтовку и огляделся. Трое жандармов добивали штыками раненного капитаном дикаря. Они стояли вокруг него и пыхтели от усилий, человек все еще стонал. Брюс отвернулся. Над деревьями, окруженный дымчатым ореолом, показался лунный полумесяц. Брюс закурил, леденящие сердце звуки позади него стихли.

— С вами все в порядке, босс?

— Да, все хорошо. А ты как, Раффи?

— Меня мучает дикая жажда. Надеюсь никто не наступил на мой ранец.

«Примерно четыре минуты от первого до последнего выстрела», — предположил Брюс. — Так всегда на войне, — семь часов ожидания, потом четыре минуты безумных усилий. Не только на войне, впрочем. Такова вся жизнь». Он почувствовал, как задрожали его ноги, первый приступ тошноты.

— Что происходит? — раздался крик из лагеря. Капитан узнал голос Хендри. — Все в порядке?

— Мы их отбили, — закричал Брюс в ответ. — Все в порядке. Спите спокойно. «А сейчас я должен сесть, чем быстрее, тем лучше». За исключением татуировок на щеках и лбу, черты лица мертвого балуба мало чем отличались от лиц бамбала и бакуба, составляющих костяк отряда Карри. Брюс осветил труп фонарем. Тонкие, но жилистые руки и ноги, вздувшийся от долгих лет недоедания живот. Уродливое, деформированное тело. Брюс снова осветил лицо. Из-под кожи выпирал угловатый череп, приплюснутый нос, отталкивающе грубые толстые губы. Они были слегка растянуты и открывали остро заточенные, напоминающие акульи, зубы.

— Это последний, босс. Я выброшу его за борт, — проговорил в темноте Раффи.

— Хорошо. Раффи закряхтел, раздался всплеск упавшего в воду тела. Раффи вытер руки о перила, подошел и сел рядом с Брюсом.

— Проклятые обезьяны, — голос Раффи был полон характерной для Африки межплеменной ненависти. — Когда мы вышвырнем этих ублюдков из ООН, нужно будет провести небольшую сортировку. Они должны знать свое место, эти проклятые балуба.

«Так везде и всегда, — подумал Брюс. — Евреи и неевреи, католики и протестанты, белые и черные, бамбала и балуба. Он посмотрел на часы, еще два часа до рассвета. Нервы после боя успокаивались, руки больше не дрожали.

— Они больше не полезут, — сказал Раффи. — Можете поспать немного, если хотите. Я буду смотреть в оба, босс.

— Нет, спасибо. Я посижу с тобой.

— Как насчет пива?

— Давай. Брюс пил пиво и смотрел на сигнальные костры вокруг лагеря. Они прогорели до кучки красных углей, но Брюс знал, что Раффи прав. Новой атаки сегодня можно не опасаться.

— Ну и как тебе нравится свобода?

— О чем вы, босс? — вопрос поразил Раффи.

— Как тебе нравится жизнь после того, как ушли бельгийцы?

— Я думаю, все нормально.

— А если Чомбе будет вынужден уступить генеральному правительству?

— Эти чокнутые арабы, — огрызнулся Раффи. — Все, что им нужно, это наша медь. Не так-то просто будет заполучить ее. Мы крепко держимся в седле.

«Величайший рыцарский турнир в истории африканского континента. Я крепко держусь в седле! Попробуй выбить меня из него! Как и всегда, когда речь идет о выживании, вопросы морали и политических учений отходят на второй план (кроме как для наблюдателей в Уайтхолле, Москве, Вашингтоне и Пекине). Грядут горячие денечки, — подумал Брюс. — Когда взорвется моя страна, Алжир станет походить на кружок кройки и шитья для престарелых дам».

26

Встало солнце. Поляну пересекли длинные тени от деревьев. Брюс встал рядом с «фордом» и посмотрел на укрытие, установленное на другом берегу.

Он спокойно взвесил все, сделанное для переправы. «Что еще не учтено? Как провести операцию с наименьшей опасностью?»

Хендри с двенадцатью жандармами в укрытии. Они смогут отбить любую атаку с той стороны.

Первой переправится Шерман на легковом автомобиле. За ней последуют грузовики. Они пойдут не гружеными, чтобы уменьшить опасность разрушения моста или ослабления его конструкций перед проходом бензовоза. После переправы грузовиков Хендри в укрытии переведет через реку людей и высадит их под защиту брезентового кузова.

Последний грузовик пойдет груженый. Это было рискованно, но неизбежно.

Последним мост пересечет Брюс на бензовозе. Это будет не актом личной храбрости, хотя, несомненно, это самая опасная часть сегодняшней операции. Просто он не мог доверить этого никому, даже Раффи. Пятьсот галлонов топлива в бензовозе являлись гарантией их возвращения домой. Брюс приказал залить баки всех машин до отказа, но все равно они не смогут добраться до Мсапа без дозаправки.

Он посмотрел на Шерман, сидящую за рулем «форда».

— Включай первую передачу. Поезжай медленно, но с постоянной скоростью. Чтобы не случилось, не останавливайся. Она кивнула и сдержанно улыбнулась ему, вся в напряжении. Брюс, глядя на нее, почувствовал гордость. Такая маленькая и хрупкая, сегодня она делала мужское дело. Он продолжил.

— Как только ты переправишься, я посылаю следом один из грузовиков. Хендри разместит в нем шестерых, а затем пойдет через мост за остальными.

— Да, месье Бонапарт.

— Ты ответишь за эти слова сегодня ночью. Поезжай. Шерман отпустила сцепление, автомобиль запрыгал по неровной земле при выезде на дорогу, затем, плавно набирая ход, устремился к мосту. Брюс затаил дыхание, но машина лишь слегка замедлила ход и, покачнувшись на отремонтированной части моста, скоро оказалась на той стороне.

— Слава Богу, — Брюс перевел дыхание как только Шерман подъехала к укрытию.

— Вперед, — Брюс махнул рукой водителю первого грузовика. Тот расплылся широкой улыбкой на толстощеком лице, взмахнул рукой в ответ и грузовик тронулся с места. С волнением наблюдая за его проходом по мосту, Брюс заметил, как ощутимо прогнулись вновь уложенные доски, и услышал громкий протестующий скрип.

— Не слишком хорошо, — пробормотал он.

— Да, не слишком, — согласился Раффи. — Босс, почему бы вам не доверить перевозку бензовоза кому-нибудь другому?

— Мы уже об этом говорили, — не поворачивая головы, ответил Брюс. На другом берегу несколько человек пересели из укрытия в грузовик. Затем укрытие начало свой утомительный путь через мост. На протяжении всех долгих четырех часов, потребовавшихся для переправы четырех грузовиков, Брюса не оставляло напряжение. Наибольшего времени потребовали долгие переходы людей в укрытии. По крайней мере по десять минут в каждую сторону. Наконец, на северном берегу остались только пятый грузовик и бензовоз. Брюс завел мотор бензовоза, включил пониженную передачу и нажал на клаксон. Водитель стоящего перед ним полностью загруженного автомобиля помахал в ответ рукой и тронулся с места. Грузовик подошел к отремонтированной части моста и притормозил, почти остановился.

— Вперед! Не останавливайся, черт возьми! — в бессильной злобе закричал Брюс. Но водитель забыл все указания. Автомобиль еле полз, мост угрожающе просел под его полным весом, высокий брезентовый кузов грузовика накренился. Даже при работающем двигателе бензовоза Брюс услышал угрожающий стон балок.

— Идиот, будь ты проклят, — раздраженно прошептал Брюс. Он почувствовал себя совершенно беззащитным. Один на северном берегу, отделенный от других мостом, поврежденным неумелым водителем. Но капитан нажал на газ. Водитель идущего впереди грузовика запаниковал. Он дал полный газ, задние колеса бешено закрутились, из-под покрышек повалил синий дым, из настила вырвало одну из досок. Наконец грузовик дернулся вперед и с ревом вылетел на южный берег. Брюс заколебался, нажал на тормоз и остановил бензовоз перед въездом на мост. Он на мгновение задумался. Логика подсказывала, что прежде, чем переводить через мост тяжелый бензовоз, необходимо оценить ущерб, нанесенный предыдущим грузовиком и как-нибудь его устранить. Но это будет означать задержку еще на один день. Терпения взять было негде. Никто из них ничего не ел с прошлого утра. Каковы шансы? Примерно пятьдесят на пятьдесят. Пятьдесят за то, что ты благополучно переедешь мост, пятьдесят за то, что ты хлопнешься в реку. Решение было принято без его участия. С другого берега реки застрочил пулемет. Брюс подпрыгнул на сиденьи. В перестрелку вступила еще дюжина винтовок, мимо бензовоза пролетела трассирующая пуля. Они стреляли мимо него, куда-то назад. Внезапно все стало происходить слишком быстро. Решить надо было немедленно. Брюс посмотрел в зеркало заднего вида.

— Черт возьми! — испуганно произнес он. Из джунглей на поляну хлынули балуба. Сотни. Они бежали к нему. Юбки из шкур обвивались вокруг их ног, головные уборы из перьев трепетали, панги ярко блестели на солнце. С глухим звоном от корпуса бензовоза отскочила стрела. Брюс добавил оборотов двигателю, крепко сжал руль руками и вывел бензовоз на мост. Сквозь грохот выстрелов он слышал пронзительные завывания и вопли воинов балуба. Они казались очень близко и он снова бросил взгляд в зеркало. От увиденного он едва не потерял голову и не дал полный газ. Ближайший из балуба, заслоненный от пуль корпусом машины, был всего в десяти шагах. Так близко, что Брюс сумел различить татуировки на его лице и груди. Капитану в который раз пришлось собирать всю волю в кулак. Он въехал на отремонтированную часть моста со скоростью в двадцать миль в час. Он заставил себя не слышать жутких воплей позади и оружейного грохота впереди. Передние колеса коснулись новых досок и среди других звуков, он различил громкий скрип и почувствовал, как просел под машиной деревянный настил. Бензовоз достиг отремонтированной части моста задними колесами. Скрип перешел в треск. Автомобиль, предельно продавив настил, замедлил движение, колеса стали вращаться вхолостую. Машина накренилась и остановилась. С громким треском сломалась одна из основных ферм. Брюс ощутил, как резко просели задние колеса, нос бензовоза задрался, вся машина начала скользить назад.

— «Выпрыгивай! — скомандовал он себе. — Быстрее, машина падает!» Он потянулся к ручке, но в этот момент мост окончательно рассыпался. Бензовоз полетел вниз. Брюса отбросило от дверей. Его ноги оказались зажатыми под пассажирским сиденьем, руки запутались в ремне винтовки. Секунду машина находилась в свободном падении. Брюс почувствовал, как его желудок подняло куда-то вверх, словно при спуске с гигантской «американской горы». Через мгновение бензовоз вошел в воду. Стрельба и крики дикарей стихли. Вокруг была только зеленая мутная вода. Машина, тихо покачиваясь, погружалась все глубже и глубже.

— Господи, только не это! — Брюс попытался встать с пола. Единственными звуками было шипение и бульканье выходящего из кабины воздуха. Пузырьки его, серебристыми облаками, плыли вверх мимо стекол кабины. Брюс почувствовал боль в ушах от нарастающего в кабине давления. Он открыл рот и судорожно сглотнул, в ушах что-то щелкнуло и боль исчезла. Вода заливала кабину через отверстия в полу, струйками текла из щитка приборов. Брюс повернул ручку двери и надавил плечом. Никакого эффекта. Он уперся ногами в приборную доску и налег на дверь всем своим весом, чувствуя, что глаза вылезают из орбит от напряжения. Дверь была плотно прижата чудовищным давлением воды.

— Лобовое стекло, — громко закричал Брюс, — разбей лобовое стекло! Он потянулся за винтовкой. Вода поднялась уже до пояса. Он навел винтовку на лобовое стекло и собирался нажать на спуск, но в последний момент остановился, ясно осознав опасность. Сотрясение воздуха от выстрела в замкнутом пространстве кабины разорвет его барабанные перепонки, а лавина стекла, которая хлынет в кабину под давлением воды, может ослепить его или серьезно поранить. Брюс опустил винтовку. Паника отступила, им овладело чувство полной безнадежности. Он находился в ловушке на глубине пятидесяти футов. Выхода не было. Он подумал о том, чтобы выстрелить в себя и разом прекратить мучения, но сразу же отбросил эту мысль. Никогда! Брюс подстегнул себя, попытался вывести из объятий неминуемой смерти. Должен быть выход. Думай! Думай, черт возьми! Бензовоз все еще покачивался, он до сих пор не опустился на илистое дно реки. Столько времени прошло с момента погружения? Секунд двадцать. Он должен был давно лежать на дне.

Если только… Еще есть надежда. Цистерна! Вот в чем дело! Огромная, полупустая цистерна у него за спиной! Цистерна емкостью пять тысяч галлонов. В настоящий момент топлива в ней было гораздо меньше. Там воздух, пары бензина. Она должна плавать. В подтверждение своих надежд он почувствовал, что давление в кабине понижается. Вновь раздались щелчки в ушах. Он поднимался на поверхность. Брюс посмотрел в окно. Пузырьки воздуха уже не скользили вверх, а, казалось, зависли в воде рядом с кабиной. Бензовоз, преодолев свой вес, погрузивший его глубоко в воду, поднимался на поверхность с такой же скоростью, что и пузырьки воздуха. Темно-зеленый цвет воды бледнел, становился похожим на «Шартрез». Брюс засмеялся. Это был судорожный истерический хохот. Бензовоз всплыл на поверхность и сквозь залитое водой лобовое стекло Брюс увидел туманные очертания южного берега. Он повернул ручку, дверь с готовностью распахнулась, и Брюс, барахтаясь в воде, попытался выбраться наружу. Одним взглядом он оценил ситуацию. Машину отнесло течением от моста примерно на двадцать ярдов. Выстрелов слышно не было, дикарей на северном берегу не видно. Видимо убрались обратно в джунгли. Брюс бросился в воду и поплыл к южному берегу. С берега раздавались едва слышные одобрительные возгласы жандармов. Сделав всего дюжину гребков, он почувствовал, что ботинки и мокрая форма тянут на дно со страшной силой. Удерживаясь на поверхности, он сбросил с головы каску. Затем попытался освободиться от кителя. Тот прилипал к телу и Брюс погружался в воду с головой четыре раза, пока ему удалось скинуть его. Он глотнул воды в легкие, ноги стали тяжелыми и неуклюжими. Южный берег был слишком далеко. Капитан понял, что не сумеет до него добраться. С трудом откашлявшись, он изменил направление и поплыл против течения к мосту. Он чувствовал, что река побеждает его, каждый гребок и толчок ногами требовали огромных усилий.

Что-то упало в воду рядом с его головой. Он не обратил на это никакого внимания: им стало овладевать чувство безразличия ко всему происходящему — первый признак того, что он тонет. Он сбился с дыхания и еще глотнул воды. Это вызвало новый приступ кашля. Брюс забарахтался, судорожно ловя ртом воздух. В воду опять что-то упало и в этот раз он посмотрел в ту сторону. Мимо него пролетела стрела, а затем они начали часто падать вокруг него. Спрятавшиеся в кустах балуба осыпали его градом стрел. Брюс снова поплыл. Он боролся с течением отчаянно, но скоро уже не мог поднять руки для следующего гребка, а ботинки тянули ноги вниз. Мост был близко, всего в тридцати футах, но с таким же успехом он мог быть в тридцати милях. У Брюса не было сил до него добраться. Падающие вокруг его головы стрелы уже не приводили в ужас. Только слегка раздражали. «Почему они не могут оставить меня в покое? Я уже вышел из игры. Я хочу только отдохнуть. Я так устал, так ужасно устал». Он перестал двигаться и почувствовал, как вода щиплет носоглотку.

— Держись, босс. Я иду! — В затянутое серым туманом сознание Брюса ворвался крик. Он дернул ногами и его голова поднялась над поверхностью. Абсолютно голый, поразительно подвижный на этих толстых ногах, огромный и черный, как бегемот, по мосту несся сержант Раффараро. Его гигантский живот колыхался при каждом шаге, половые приборы весело били по ляжкам. Он добежал до разрушенной части и залез на перила. Вокруг него, шипя как рассерженные насекомые, падали стрелы. Одна из них скользнула по его плечу. Раффи прыгнул, пролетел по воздуху бесформенной массой из живота и конечностей и, с громким всплеском, вошел в воду.

— Черт возьми, вы где, босс? Брюс что-то прохрипел в ответ и Раффи поплыл к нему, неуклюже шлепая толстыми руками.

— Вечно у вас какие-то игры, — проворчал он. — Некоторых людей жизнь ничему не учит, — он схватил Брюса за волосы. Раффи зажал его голову под мышкой и потащил его к мосту. Лицо Брюса часто опускалось в воду, изредка ему удавалось вдохнуть воздух. Брюс почувствовал, что сознание покидает его и он проваливается в какую-то гигантскую яму. Его голова ударилась о что-то твердое, но он был настолько слаб, что не мог даже пошевелиться.

— Просыпайтесь, босс. Спать будем потом. Брюс открыл глаза и увидел перед собой сваю моста.

— Ну, босс. Я не смогу вас затащить наверх. Свая защищала их от стрел, но сильное под мостом течение попыталось оторвать их тела и вынести на открытое место. Голова Брюса бессильно повисла.

— Ну просыпайтесь же. — Раффи чувствительно ударил Брюса ладонью по щеке. Удар разбудил его, он закашлялся, изо рта и носа выплеснулась смесь воды и рвоты. Он рыгнул, и его снова вырвало.

— Теперь лучше? — спросил Раффи. Брюс вытер рот ладонью, кивнул утвердительно.

— О'кей? Сможете подняться? Брюс опять кивнул.

— Тогда пошли. С помощью Раффи Брюс полез вверх по свае. С его одежды стекала вода, волосы прилипли ко лбу, каждый вдох отзывался болью в легких.

— Послушайте, босс. Как только мы поднимемся наверх, они вновь начнут обстреливать. Так что времени на посиделки и болтовню у нас не будет. Переваливаемся через перила и бежим, как будто за нами черти гонятся. Они добрались до настила. Брюс поднял вверх одну руку, сумел ухватиться за стойку перил и повис, не в силах поднять свое тело.

— Держитесь, — Раффи легко подтянулся и перевалился через перила. Вновь полетели стрелы. Одна из них воткнулась в настил в шести дюймах от лица Брюса. Его пальцы ослабли. «Я не могу удержаться. Я падаю». Потом он почувствовал на запястье руку Раффи, повис на этой руке над несущейся в двадцати футах под ним водой. Его тело медленно поднималось, он осязал, как царапают его грудь перила, слышал звук разрываемой рубашки. Через долгое мгновение Брюс бессильно упал на настил. Сквозь туман он слышал звуки выстрелов с южного берега, свист и удары стрел, голос Раффи.

— Вставайте, босс, быстрее. Он почувствовал, как его подняли на ноги и потащили. Ноги, как будто, были без костей. Потом стрелы исчезли, доски моста под ногами сменила твердая земля. Его подняли и уложили лицом вниз в кузов грузовика. Кто-то принялся ритмично давить ему на спину, из горла хлынул фонтан теплой воды. Послышался голос Шерман. Брюс не понимал, что она говорит, но сами звуки ее голоса убедили его, что он, наконец, в безопасности. Смутно, сквозь туман беспамятства, он понял, что ее голос для него дороже всего на свете. Брюс медленно возвращался из небытия.

— Достаточно, — промямлил он и попытался выкатиться из-под рук капрала Жака. Движение вызвало новый приступ кашля и он почувствовал на своих плечах руки Шерман.

— Брюс, тебе надо отдохнуть.

— Нет, — он с трудом сел. — Мы должны выбраться на открытое место.

— Нет причин для спешки, босс. Мы оставили всех дикарей на другом берегу. Между нами река.

— Откуда ты знаешь?

— Ну…

— Ты не можешь этого знать. На этом берегу они тоже могут оказаться,

— он снова закашлялся. — Выезжаем через пять минут. Все проверь.

— О'кей, — Раффи повернулся, чтобы уйти.

— Раффи!

— Босс?

— Спасибо.

Раффи. — Все в порядке. Я давно собирался помыться.

— Когда вернемся домой, выпивка с меня.

— Я запомню, предупредил его Раффи и вылез из кузова. Через секунду Брюс услышал, как он отдавал приказания жандармам.

— Я думала, что потеряла тебя навсегда, — Шерман по-прежнему обнимала его за плечи.

— От меня так легко не отделаешься, любимая, — он чувствовал себя значительно лучше.

— Брюс, я хочу… Я не могу объяснить, — не найдя нужных слов, она склонилась над ним и крепко поцеловала в губы. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, то увидели на лицах Жака и других, окружавших их людей добрые улыбки.

— Теперь с вами не может произойти ничего плохого, капитан.

— Точно, теперь нет, — согласился Брюс. — Поехали. Сидя в кабине «форда», Брюс в последний раз оглянулся на мост. Отремонтированная секция свисала в воду. На другом берегу, словно брошенные куклы, валялись мертвые балуба. Бензовоз вынесло на берег ниже по течению. Он лежал на боку, наполовину погруженный в воду, на цистерне была ясно видна белая эмблема «Шелл». Зеленая река продолжала свой вечный бег в узком коридоре джунглей.

— Пора уезжать отсюда. Шерман завела двигатель, и колонна грузовиков тронулась следом за ними по дороге в пышной прибрежной растительности. Брюс посмотрел на часы. Стекло запотело и он поднес их к уху.

— Остановились, черт их возьми. Сколько времени?

— Без двадцати час.

— Полдня потеряли, — проворчал Брюс.

— Успеем до темноты доехать до узла Мсапа?

— Нет. По двум причинам. Во-первых слишком далеко, во-вторых у нас не хватит бензина.

— Что ты собираешься делать? — Она говорила абсолютно спокойно, полностью доверяя ему. «Интересно, это долго продлится? — подумал он. Сначала ты — бог. У тебя нет ни одной человеческой слабости. Ты просто эталон, эталон совершенства. А потом при первом твоем несоответствии этому эталону им кажется, что весь мир рухнул».

— Что-нибудь придумаем.

— Я в этом не сомневаюсь. Брюс усмехнулся. «Самое смешное, что когда она это говорит, ты в это тоже веришь. Влюбленный всегда чувствует себя непобедимым». Он заговорил по-английски, чтобы исключить двух жандармов на заднем сиденьи из разговора.

— Ты самое хорошее, что случилось в моей жизни за тридцать лет.

— О, Брюс, — она повернулась к нему. В ее глазах он прочитал признание в безграничной любви.

«Я не дам этому чувству умереть, — поклялся он. — Я окружу его заботой и вниманием, уберегу от опасностей эгоизма и обыденности».

— О, Брюс, утром, когда я думала, что потеряла тебя, когда бензовоз упал в воду… — она судорожно глотнула, ее глаза наполнились слезами. — Как будто исчез весь свет. Без тебя стало темно и холодно. Погруженная в свои чувства, Шерман не заметила, как автомобиль съехал с дороги и затрясся правыми колесами по неровной обочине.

— Эй, осторожней! — вскрикнул Брюс. — Несмотря на мою любовь к тебе, вынужден отметить, что водитель ты никудышный. Я сяду за руль.

— Ты себя достаточно хорошо чувствуешь?

— Да, остановись. Медленно, подстраиваясь под скорость тяжелых машин позади, они ехали почти весь день. Дважды они проезжали брошенные селения балуба. Травяные хижины были разрушены, участки обработанной земли заросли.

— Господи, как я голоден. У меня даже голова болит из-за этого, — пожаловался Брюс.

— Не ты один. Это самая строгая диета, на которой я когда-либо сидела. Наверное, похудела уже на два килограмма! Но я всегда худею не там где надо. Задница всегда остается прежней.

— Чудесно. Она мне нравится именно такой. Смотри, чтобы ни унции не пропало. — Он обернулся к сидящим сзади жандармам. — Вы голодны? — спросил он по-французски.

— Мой бог, — воскликнул самый упитанный из них. — Если я лягу сегодня на голодный желудок, я не смогу заснуть.

— Думаю, мы сможем этого избежать, — Брюс осматривал местность. Характер ее изменился на протяжении последних ста миль. — Здесь должна быть дичь. Я видел много следов на дороге. Смотрите в оба. Среди травы росли высокие деревья. Их ветви не переплетались, сквозь них было видно небо. Время от времени встречались участки ярко-зеленой болотной растительности, заросли бамбука и фителефаса.

— Еще полчаса до наступления темноты. Надеюсь, мы наткнемся на что-нибудь съедобное. Он посмотрел в зеркало заднего вида на неуклюжую колонну. «В баках, наверное, почти не осталось горючего. Дай бог, если хватит еще на полчаса. Но не все было так плохо, по крайней мере они выехали на открытую местность, и до узла Мсапа осталось всего восемьдесят миль».

Он взглянул на указатель уровня топлива, — полбака. «Форд» еще сможет доехать. «Конечно! Вот выход из положения. Найти хорошее место для лагеря, оставить там колонну, а на „форде“ отправиться за помощью. Без хвоста тихоходных грузовиков он сможет доехать до узла за два часа. Даже если там не появились люди, в конторе станции есть телеграф».

— Останавливаемся на той стороне ручья, — Брюс притормозил, включил вторую передачу и спустился с крутого берега на холостом ходу. Ручей был мелким. Вода едва доставала до осей. Проехав по каменистому дну, Брюс нажал на газ и выехал на поросший лесом противоположный берег.

— Там! — закричал один из жандармов. Брюс обернулся и проследил за направлением руки. Рядом с дорогой, сгорбив спины и печально опустив головы, увенчанные массивными рогами, стояли два огромных старых буйвола. Брюс резко затормозил, схватил винтовку, надавил на дверь плечом и выскочил из машины. Буйволы зафыркали и, неуклюже покачивая массивными головами, попытались спастись бегством. Брюс выбрал первого и прицелился в шею, чуть впереди лопатки. Наклонившись вперед, для компенсации отдачи, он выстрелил и услышал глухой звук от удара пули в тушу. Буйвол замедлил свой бег, сбился с ритма. Передние ноги подогнулись, и он мордой воткнулся в землю, вздымая тучи пыли бьющимися копытами. Плавно повернувшись, не отрывая приклада от плеча, Брюс проследил за бегом второго буйвола и снова выстрелил. Снова глухой звук от удара пули. Буйвол споткнулся, но затем выровнялся и побежал дальше, враскачку как уродливая лошадь. На боках его огромного свисающего брюха просвечивались серые проплешины. Брюс переместил мушку чуть ниже лопатки и выстрелил еще два раза, стараясь попасть в сердце. Буйвол был настолько близко, что Брюс видел как на темной шкуре появлялись входные отверстия пуль. Галоп перешел в шаг, голова животного низко повисла, челюсти раскрылись, ноги начали подгибаться. Прицелившись в голову, Брюс выстрелил последний раз. Бык заревел и повалился на траву. Грузовики выстроились на дороге. Из них шумно высыпала толпа людей. Оголодавшие наперегонки устремились к тому месту, где лежали быки.

— Отличные выстрелы, — восторженно сказал Раффи. — Сегодня я вырежу себе кусочек размером с одеяло.

— Сначала обустроим лагерь, — в ушах Брюса все еще стоял звон от выстрелов. — Поставь грузовики в кольцо.

— Я позабочусь об этом. Брюс подошел к ближайшему буйволу. Несколько человек пытались перевернуть его на спину, чтобы начать разделывать. В складках ног и туловища животного гроздьями висели сине-красные клещи.

«Хорошие рога, — автоматически отметил Брюс. — Не менее сорока дюймов».

— Много мяса, капитан. Сегодня наедимся! — широко улыбнулся один из жандармов. Он склонился над огромной тушей и принялся сдирать с нее шкуру.

— Много, — согласился Брюс и пошел обратно. «В пылу охоты ты всегда чувствуешь себя чудесно. Винтовка в руках, возбуждение. А после совсем другое чувство. Как будто ты совершил что-то неприличное, грязное. Вроде как переспал с дешевой проституткой». Он залез в машину. Шерман отодвинулась от него и отвернулась.

— Они были такие большие, страшные и… прекрасные, — тихо сказала она.

— Нам нужно мясо. Я убил их не для собственного удовольствия, — и он со стыдом подумал: «А сколько я убил их ради удовольствия».

— Да, — согласилась Шерман. — Нам нужно мясо. Брюс съехал с дороги и посигналил водителям грузовиков, чтобы следовали за ним.

27

Прошло немного времени и мир пришел в порядок: аппетитный дым, поднимающийся от дюжины костров по всему лагерю; четко очерченные силуэты крон деревьев на фоне звездного неба; ласковое тепло костра; смех; громкие голоса людей; чья-то песня; звуки леса в ночи; насекомые в траве и лягушки в ручье; тарелка, наполненная ломтиками вырезки и кусками печени; бутылка пива из неистощимых запасов Раффи; прохладный, наконец, воздух; легкий ветерок, отгоняющий москитов; сидящая рядом на одеяле Шерман.

Подошел Раффи. В одной руке у него был прут с нанизанными на него истекающими соком кусками мяса, в другой бутылка пива.

— Как насчет пива, босс?

— Достаточно, — Брюс поднял руки вверх. — Я сыт по горло.

— Вы стареете, в этом нет сомнений. Мы с ребятами либо прикончим этих буйволов, либо взорвемся, — он присел, его тон изменился. — Грузовики пусты, босс. Думаю, что не наберем со всех и ведра бензина.

— Я хочу, чтобы ты слил все остатки с баков, Раффи и заправил «форд». Раффи кивнул и сдернул с прута зубами кусок мяса.

Завтра рано утром мы с тобой отправляемся на Мсапа. Все остаются здесь. Старший — лейтенант Хендри.

— Обо мне разговор? — от одного из костров подошел Вэлли.

— Да, я оставляю тебя старшим по лагерю, пока мы с Раффи ездим на узел Мсапа за помощью, — Брюс не смотрел на Хендри и старался, чтобы в его голосе не было заметно ненависти. — Раффи, принеси карту. Они разложили ее на земле, и легли рядом. Раффи держал фонарь.

— Думаю, что мы где-то здесь, — Брюс прикоснулся пальцем к черной линии дороги. — Семьдесят — восемьдесят миль от узла, — он провел пальцем по карте. — На дорогу туда и обратно должно уйти часов пять. Однако, если телеграф не работает, мы будем вынуждены ехать дальше, пока не встретим патруль или еще каким-либо образом не отправим сообщение в Элизабетвилль. Почти параллельно дороге, всего в двух дюймах на крупномасштабной карте проходила толстая красная линия границы с Родезией. Узкие глаза Хендри при взгляде на нее превратились совсем в щелочки.

— Почему бы не оставить Раффи здесь, а взять меня с собой, — спросил Хендри.

— Раффи нужен мне, как переводчик, если встретим кого-либо из местных жителей, — ответил Брюс. «А еще я не хочу, чтобы меня нашли у дороги с пулей в голове» — добавил он про себя.

— Согласен, — проворчал Хендри. Он опустил глаза к карте. До границы около сорока миль. Один день усиленного марша.

Брюс перешел на французский. — Раффи, спрячь алмазы за приборным щитком твоего грузовика. В этом случае они точно пришлют спасательную партию, даже если нам придется ехать прямо в Элизабетвилль.

— Говори по-английски, дружище, — взревел Хендри, но Раффи кивнул и ответил по-французски.

— Я скажу капралу Жаку, чтобы он охранял их.

— Нет, никому не слова.

— Хватит, — заскрежетал Хендри. — Я хочу слышать все, что вы говорите.

— Мы уезжаем завтра утром, — перешел на английский Брюс.

— Можно мне поехать с тобой? — вмешалась в разговор Шерман.

— Почему бы нет? — улыбнулся Брюс. Раффи многозначительно кашлянул.

— Не думаю, что это хорошая мысль, босс.

— Почему? — Брюс повернулся к нему.

— Ну, босс, — Раффи помедлил. — Наш отъезд вместе с мадам в сторону Элизабетвилля может показаться странным. У ребят могут возникнуть разные мысли. Например, что мы не собираемся возвращаться. Брюс задумался.

— Правильно, — влез Хендри. — Вдруг вам в голову придет идея ехать дальше. Оставь ее здесь, как гарантию для всех нас.

— Брюс, я согласна. Я просто не думала об этом с такой стороны. Я останусь.

— Она будет под присмотром сорока человек. Все будет в порядке, — заверил Брюса Раффи.

— Ну хорошо. Все решено. Мы не надолго уедем, Шерман.

— Пойду распоряжусь насчет топлива, — поднялся на ноги Раффи. — Увидимся утром, босс.

— Пойду съем еще мяса. — Хендри небрежно подхватил карту. — Постарайся выспаться ночью, Карри. Поменьше акробатики и страстных стонов. В раздражении Брюс не заметил, что Хендри унес карту.

28

Перед рассветом пошел дождь. Брюс лежал на заднем сиденье и слушал его дробь по металлической крыше. Это было прекрасно сжимать в объятиях любимую женщину и слушать убаюкивающий шум дождя.

Он почувствовал, что она просыпается, ее дыхание изменилось, тело зашевелилось.

На завтрак было мясо буйвола без кофе. Они быстро поели, и Брюс позвал Раффи.

— Ну что, Раффи?

— Поехали, босс. Машина накренилась под весом сержанта. Каска на затылке, винтовка выставлена на улицу там, где было лобовое стекло, обе ноги плотно стоят на ящике пива. Брюс повернул ключ, двигатель завелся. Он стал прогревать его на холостых оборотах и повернулся к Хендри, который стоял облокотившись на крышу «форда».

— Мы вернемся сегодня к вечеру. Никого не выпускай из лагеря.

— О'кей, — Хендри дыхнул нечистым ртом прямо в лицо Брюса.

— Займи их чем-нибудь, а то они со скуки начнут драться.

— О'кей, — повторил он. — Поезжайте! Брюс оглянулся на сидевшую на бампере грузовика Шерман.

— Счастливого пути! — крикнула она и Брюс отпустил сцепление. Они проезжали под одобрительные крики жандармов к дороге и отправились в путь. В зеркало заднего вида Брюс наблюдал, как лагерь исчезает за поворотом. На дороге стояли лужи от прошедшего дождя, а наверху небо быстро очищалось от облаков.

— Как насчет пива, босс?

— Вместо кофе?

— Нет ничего лучше для пищеварения, — пробормотал Раффи и наклонился, чтобы открыть ящик. Хендри приподнял каску и почесал голову. Его короткие рыжие волосы были жесткими от высохшего пота, а над правым ухом что-то зудело. Он нежно погладил это место пальцами. «Форд» скрылся за поворотом, деревья плотно заслонили его, шум мотора стих.

«О'кей, алмазы они с собой не взяли. Я осмотрел все очень внимательно. Я так и думал, что они их оставят. Девчонка должна знать, где они лежат. Может быть… Нет, она завизжит, как резаная свинья, если я спрошу». Хендри взглянул на Шерман. Она смотрела вслед уехавшему автомобилю. «Сучка! Ведет себя, как хозяйка, с тех пор, как спит с Брюсом. Почему этим образованным так нравятся девки с маленькими сиськами? А зад неплохой. Я не прочь попробовать. Черт возьми, этим бы я добил Его Высочество Карри. Нет, не получится. Эти черномазые считают его богом или где-то рядом. Если я к ней прикоснусь, они меня на куски разорвут. Придется довольствоваться алмазами и по-быстрому сматываться к границе». Хендри сбил каску на затылок и непринужденно зашагал к грузовику, который вчера вел Раффи. «Карта, компас, пара запасных магазинов. Осталось только стекляшки забрать». Он залез в кабину и осмотрелся.

«Ставлю фунт против щепотки дерьма, что они спрятали их где-то в грузовике. Они не волнуются — думают, что я здесь повязан по рукам и ногам. Им не может прийти в голову, что дядя Вэлли может их покинуть. Думают, что я буду здесь сидеть и дожидаться, пока они меня скрутят и передадут черномазым легавым, которые ждут не дождутся, что им в руки попадет белый человек. Так что у меня для тебя новости есть, мистер Карри!» Он покопался в ящиках и, ничего не найдя, закрыл их. «Нет, не здесь. Попробуем под сиденьями. Граница не охраняется. Через три-четыре дня доберусь до Форт-Роузбери, но не с пустыми руками, а с полным карманом алмазов. Оттуда самолетом до Ндола и всего остального мира. Потом начнется настоящая жизнь!» Под сиденьем ничего, кроме пыльного домкрата и баллонного ключа, не было. Хендри занялся ковриками.

«Жалко, что приходится оставлять в живых этого ублюдка Карри. У меня были другие планы. Этот парень меня действительно достал. Самоуверен до смешного. Все время дает понять, что ты — дерьмо. Красивый разговор, смазливая рожа, мягкие руки. Как я его ненавижу!» Хендри сорвал с пола коврики и закашлялся от поднявшейся пыли. «Он думает, что если закончил университет, он уже круче всех. Ублюдок. Я должен был покончить с ним давно. Хотя бы в ту ночь на мосту. Никто бы ничего не заподозрил. Простая ошибка. Нужно было это сделать. Или в Порт-Реприве, когда он штурмовал контору. Герой вонючий. Великий любовник. Уверен, что у него все было, что его папаша дал ему все, что нужно для жизни. И он смотрит на тебя, как будто ты только что выполз из куска тухлого мяса». Хендри выпрямился и сжал руль обеими руками. Его челюсти были сведены ненавистью. Мимо грузовика прошла Шерман Картье. В руке она несла полотенце и розовый пластиковый несессер. Висящий на ремне пистолет бил ее по бедру. От костра поднялся Жак и пошел ей навстречу. Они остановились, оживленно заговорили, затем Шерман показала на висящий на ремне пистолет и засмеялась. Жак нахмурился и с сомнением покачал головой. Шерман опять засмеялась, повернулась и пошла по дороге к ручью. Ее волосы, небрежно перехваченные лентой, спадали на спину, тяжелый пистолет в брезентовой кобуре усиливал эффект соблазнительного покачивания бедер. Она спустилась вниз по берегу и исчезла из вида. Вэлли Хендри хохотнул и облизал губы кончиком языка.

— Все получится просто замечательно, — прошептал он. — Даже после недельной подготовки, не могло получиться лучше. Он нетерпеливо продолжил поиски алмазов. Наклонившись вперед, он сунул руку под приборный щиток и наткнулся на полотняные мешочки, привязанные к проводам.

— Идите к дяде Вэлли, — он выдернул их из-под щитка и стал проверять содержимое. В третьем по счету мешочке он нашел ювелирные камни.

— Прелестные безделушки, — прошептал он, любуясь тусклым светом, внутри полотна. Он завязал шнурок, засунул мешочек в нагрудный карман кителя и застегнул клапан. Кульки с промышленными алмазами он небрежно бросил на пол и ногами затолкал под сиденье, затем взял винтовку и вылез из кабины. Жандармы посмотрели на него вопросительно, когда он проходил мимо костра. Хендри придал своему лицу выражение страдания и погладил ладонью живот.

— Вчера слишком много мяса съел! Жандарм, понимающий английский язык засмеялся и перевел остальным. Все засмеялись и один из них произнес что-то на местном диалекте. Хендри ничего не понял. Они проводили взглядами его удаляющуюся между деревьями фигуру. Выйдя из поля зрения находившихся в лагере, Хендри сразу же бросился бежать, огибая лагерь, к ручью.

29

В пятидесяти ярдах вниз по течению от места, где ручей пересекала дорога, Шерман нашла мелкую заводь. Небольшой участок берега, был покрыт белым речным песком, вокруг шевелился тростник с пушистыми метелками на концах, чернели валуны, отполированные до блеска водой и ветром; теплая вода была настолько прозрачна, что Шерман заметила стайку мальков, хватающих губами зеленый налет водорослей на камнях.

Она остановился на песке и огляделась. Тростник полностью закрывал ее и к тому же она попросила Жака, чтобы он не позволял никому подходить к реке, пока она здесь.

Она разделась, бросила одежду на один из валунов и, с куском мыла в руке, вошла в воду. Чуть отойдя от берега она села. Вода доставала ей до подбородка, крупный песок приятно ласкал голую кожу.

Она вымыла свои волосы и вытянулась во весь рост. Вода мягко, как волны шелка, перекатывалась через ее тело. Осмелев, мальки подплыли к ней. Она почувствовала щекочущее прикосновение мягких губ к коже, рассмеялась и громко хлопнула ладонью по воде.

Затем она смыла с волос мыло и, крепко зажмурив глаза от стекающей с волос воды, вышла на берег.

Когда она, все еще полуслепая, наклонилась за полотенцем, одна рука Вэлли Хендри обхватила ее талию, вторая зажала рот.

— Только пикни, я тебе шею сломаю, — хрипло проговорил он в ее ухо, отвратительно выдыхая запах гнилых зубов. — Представь, что я Брюс и нам обоим будет приятно, — он сдавленно хохотнул. Его рука с талии поползла вниз. Его прикосновение вывело ее из шока, и она начала бешено сопротивляться. Легко удерживая ее, Хендри продолжал хохотать. Она быстро разжала челюсти, и один из пальцев Хендри попал между ее зубами. Она изо всех сил впилась в него зубами, почувствовала, как рвется кожа, и соленый вкус крови во рту.

— Ах ты, сука! — Хендри отдернул руку. Она попыталась закричать, но рука вернулась вместе со страшным ударом в скулу. Голова Шерман дернулась. Он ударил ее еще раз и она опустилась на землю, так и не издав ни звука. Нокаутированная, она не могла поверить, что это с ней происходит, пока не почувствовала на себе его тяжесть и грубо вдавленное между ее ног колено. Она вновь начала сопротивляться, пытаясь уйти от его губ, от зловония его дыхания.

— Нет, нет, нет, — она мотала головой, крепко закрыв глаза, чтобы не видеть его лица над собой. Он был слишком силен. Его сила не оставляла ей надежды.

— Нет, — еще раз повторила она и закричала от безумной жгучей боли внутри. На протяжении всего этого, сопровождаемого охриплыми вздохами, кошмара ее мучил запах насильника, капли пота, падавшие с его тела на ее лицо. Это продолжалось вечность, но вдруг она почувствовала, что ее тело свободно, и открыла глаза. Он стоял рядом и пытался привести в порядок свою одежду, на его лице застыло выражение тупости. Затем он вытер губы тыльной стороной ладони, и она заметила, как дрожат его пальцы.

— Бывало и лучше, — равнодушно произнес он. Шерман быстро перекатилась и попыталась достать лежащий на стопке одежды пистолет. Хендри шагнул вперед и прижал ее руку ногой к земле. Жестокая тяжесть прогнула тонкие кости в запястье и Шерман застонала.

— Свинья, грязная свинья, — превозмогая боль прошептала она. Он снова ударил ее по лицу, потом он вытащил из пистолета обойму, высыпал на песок патроны, а пистолет, отстегнув ремешок, закинул далеко в тростник.

— Передай Карри, что он может воспользоваться и моей долей тебя, — сказал Хендри и скрылся в тростнике. Белый песок покрывал ее влажное тело, как глазурь. Она медленно села, держась за руку. Ее лицо, там, где он ударил, болело и начало распухать. Она беззвучно зарыдала, крупные слезы потекли из-под век и повисли на длинных ресницах.

30

Раффи с сожалением рассматривал коричневую бутылку в руке.

— Кажется, всего один глоток, а уже пустая, — он выбросил бутылку в окно. Она ударилась в дерево и со звоном разлетелась.

— Всегда сможем найти обратную дорогу по пустым бутылкам, — Брюс улыбнулся, в очередной раз поразившись вместимости Раффи. А, впрочем, там должно быть много места. Брюс посмотрел, как расползся по коленям живот сержанта, когда тот наклонился над ящиком с пивом.

— Сколько проехали, босс? Брюс взглянул на спидометр.

— Восемьдесят семь миль. Раффи кивнул.

— Неплохо. Скоро должны приехать. Они замолчали. Сквозь разбитое лобовое стекло их обдувал ветер, днище машины с шелестящим звуком скользило по выросшей между колеями траве.

— Босс, — нарушил молчание Раффи.

— Да?

— Лейтенант Хендри… эти алмазы. Вы думаете мы не совершили ошибку, оставив его там?

— Что он сможет сделать один, посреди буша? Даже если он их найдет, ему некуда идти.

— Надеюсь, вы правы, — Раффи поднес бутылку к губам, глотнул пива и продолжил. — Уверяю вас, он непредсказуем, — Раффи постучал толстым, похожим на сардельку пальцем по лбу. — У него что-то не в порядке. Он самый чокнутый араб, какого мне доводилось встречать в жизни. Брюс мрачно хмыкнул.

— Будьте осторожны, босс. В любой момент он может что-нибудь выкинуть. Я это чувствую. Он ждет подходящего момента. Чокнутый араб.

— Я буду начеку, — пообещал Брюс. Они замолчали, тишину прерывал только свист ветра и рокот двигателя.

— Железная дорога, — Раффи указал на едва видимую сквозь деревья насыпь из серо-голубого гравия.

— Почти приехали. Они выехали на открытое место и увидели торчащую над деревьями водонапорную башню узла Мсапа.

— Прибыли, — сказал Раффи и допил пиво.

— Моли бога, чтобы связь была в порядке, и телеграфист оказался на месте в Элизабетвилле. Брюс медленно поехал вдоль коттеджей. Все оставалось таким же, как они и оставили. Дома пусты и заброшены. Капитан крепко сжал зубы, когда они миновали два маленьких холмика могил под коричными деревьями. Раффи тоже на них посмотрел и никто не произнес ни слова. Брюс остановил машину у здания станции, они вышли и на негнущихся от долгого сидения ногах прошли на террасу. Их ботинки глухо стучали по деревянному полу. Брюс распахнул дверь конторы и заглянул внутрь. Стены были выкрашены в унылый зеленый цвет, по полу разбросаны бумаги, ящики единственного стола выдвинуты, все покрыто тонким слоем пыли.

— Вот он, — Раффи указал на замысловатую конструкцию из бронзы и лакированного дерева на столе у дальней стены.

— На первый взгляд все в порядке, — сказал Брюс. — Главное, чтобы провода не были перерезаны. Как будто специально для того, чтобы развеять его сомнения, аппарат застучал, как пишущая машинка.

— Слава богу, — облегченно вздохнул Брюс. Они подошли к столу.

— Вы знаете как на нем работать, босс?

— В общих чертах, — Брюс прислонил винтовку к стене. Особенно его обрадовала прикрепленная к стене липкой лентой азбука Морзе. Прошло слишком много времени с тех пор, как он заучивал ее наизусть, будучи бойскаутом. Брюс положил руку на телеграфный ключ и изучил таблицу. Позывными Элизабетвилля были «ЭЭ». Он отстучал их неловко. Почти сразу же аппарат застрекотал что-то в ответ, слишком быстро для того, чтобы он смог понять, а бумажная лента кончилась. Брюс снял каску и старательно отстучал «Передавайте медленнее». Прошло очень много времени, прежде чем Брюс, после многочисленных повторений, сумел сообщить телеграфисту, что у него есть срочное сообщение полковнику Фрэнклину из штаба армии президента Чомбе.

— Ожидайте, — поступил лаконичный ответ. Они ожидали час, затем второй.

— Этот чокнутый ублюдок забыл о нас, — проворчал Раффи и вышел к машине за пивом. Брюс нервно ерзал на стуле перед телеграфным аппаратом. Он скрупулезно перебрал в голове все аргументы в пользу того, что он оставил Хендри старшим в лагере, и убедил себя в том, что принял правильное решение. Он не сможет нанести никакого вреда. «Если только… Если только не Шерман! Нет, невозможно. Ее окружают сорок лояльно настроенных жандармов».

Он стал думать о Шерман и о будущем. В Швейцарском кредитном банке в Цюрихе у него накопилось годовое капитанское жалование. Он перевел франки в фунты — примерно две с половиной тысячи. Можно немного отдохнуть, прежде чем начать работу, снять шале в горах. В это время года там должен быть хороший снег. Брюс улыбнулся. Снег, хрустящий под ногами как сахар. На кровати пуховое одеяло, толщиной дюймов двенадцать. Жизнь снова приобрела смысл.

— Над чем вы смеетесь, босс?

— Я думал о кровати.

— Да? Над этим стоит подумать. Ты в ней начинаешь свою жизнь, в ней рождаешься, в ней проводишь большую часть жизни, в ней веселишься и, если повезет, в ней умираешь. Как насчет пива? Аппарат застучал. Брюс быстро повернулся к нему.

«Карри — Фрэнклин». Брюс представил себе жилистого, краснолицего человека небольшого роста на другом конце провода. Экс-майор третьей бригады Иностранного легиона. За попытку убить де Голля он был до сих пор в розыске. За его голову была назначена внушительная награда.

«Фрэнклин — Карри» — отстучал Брюс. — «Поезд выведен из строя. Автомобили без горючего. Дорога на Порт-Реприв. Координаты по карте..». — Он передал записанные на клочке бумаги цифры. Долгая пауза.

— «Имущество компании в ваших руках?»

— «Подтверждаю».

— «Ожидайте доставку снаряжения авиатранспортом по вашим координатам в ближайшее время. Конец связи».

— «Вас понял. Конец связи». — Брюс выпрямился и облегченно вздохнул.

— Вот и все, Раффи. Они сбросят нам бензин с «дакоты». Думаю завтра утром. — Он взглянул на часы. — Без двадцати час. Поехали. Брюс тихо напевал, уверенными движениями ведя «форд» по заросшей дороге. Он был удовлетворен. Все завершилось. Завтра под желтым парашютом спустится топливо. (Сегодня нужно подготовить сигнальные костры). И десять часов спустя они будут в Элизабетвилле. Пара слов с Карлом Энгельбрехтом и они с Шерман уже сидят в самолете. Затем Швейцария, шале со свисающими из-под крыш сосульками. Отдых. Потом надо определиться с работой. Он уже все изрядно подзабыл. Может быть снова придется сдавать экзамены на адвоката. Но это его не пугало, а, наоборот, радовало. Все было чудесно.

— Никогда не видел вас таким счастливым.

— Никогда не было для этого причин.

— Она отличная девушка. Еще молодая — успеете всему научить. Брюс, было, ощетинился, но затем передумал и рассмеялся.

— Будете жить с ней, босс?

— Может быть.

Раффи кивнул с мудрым видом. — У мужчины должно быть много жен. У меня всего три. Нужно еще парочку.

— С одной бы справиться.

— С одной очень трудно. С двумя — легче. С тремя можно расслабиться. А кода их четыре, они настолько заняты друг другом, что не доставляют тебе никаких хлопот.

— Надо попробовать.

— Попробуйте обязательно. Сквозь деревья они увидели кольцо грузовиков.

— Вот мы и дома, — вздохнул Раффи, но затем встревоженно выпрямился.

— Что-то происходит. Что-то чувствовалось в людях, какое-то напряжение или страх. Двое из них бежали им навстречу. Брюс видел, как раскрывались их рты, но слов не слышал. Он почувствовал, как все внутри похолодело от ужаса.

— Лейтенант Хендри… река… мадам… ушел, — французские слова тонули, как щепки, в бурном потоке местного наречия.

— Ваша девушка, — перевел Раффи. — Хендри сделал ее.

— Мертва? — сорвалось с губ Брюса.

— Нет. Он ее… вы понимаете?

— Где она?

— В кузове того грузовика. Брюс тяжело вылез из машины. Все замолчали и, не глядя на него, замерли в ожидании. Брюс медленно подошел к грузовику. Он почувствовал холод в кончиках пальцев. Ноги двигались автоматически. Он откинул брезент и залез в кузов. Любое движение давалось с трудом. Маленькое хрупкое тело, завернутое в одеяло.

— Шерман, — ее имя застряло у него в горле.

— Шерман, — повторил он и опустился перед ней на колени. Одна сторона ее лица опухла. Она не повернула к нему головы, смотрела невидящим взглядом вверх, на брезентовую крышу кузова. Он прикоснулся к ее лицу. Кожа была холодной, холодной, как ужас в его душе. Он в страхе отдернул руку.

— Шерман, — всхлипнул он. Ее глаза, огромные и полные боли повернулись в его сторону. Он понял, что она жива.

— О, господи, — зарыдал он и прижал ее слабое хрупкое тело к своей груди. Под рукой он ощутил медленный мерный стук ее сердца. Он откинул одеяло, крови не было.

— Любимая, тебе больно? Скажи мне, — она молча лежала в его объятиях, не видя его.

— Шок, — прошептал Брюс. — Это просто шок. Он снял с нее одежду, осмотрел гладкое бледное тело. Кожа была холодной и липкой, но неповрежденной. Он вновь завернул ее в одеяло и бережно положил на пол. Душу его охватило новое чувство, такое же холодное, но теперь обжигающее, как сухой лед. Раффи и Жак ожидали его у заднего борта.

— Где он? — тихо спросил Брюс.

— Ушел.

— Куда?

Жак указал на юго-восток. — Я немного прошел по следу. Брюс подошел к «форду» и поднял с пола свою винтовку. Затем взял из ящика два запасных магазина.

Рядом возник Раффи. — Он забрал алмазы, босс.

— Да, — ответил Брюс и проверил заряжена ли винтовка. Алмазы его интересовали меньше всего.

— Будете его преследовать, босс? Брюс не ответил, посмотрел на небо. Солнце уже склонялось к горизонту и все было затянуто темными облаками.

— Раффи, останься с ней, — тихо сказал он. — Позаботься о ней. Раффи кивнул.

— Кто из наших людей лучший следопыт?

— Жак. До войны его нанимала одна из компаний по проведению сафари. Брюс повернулся к Жаку. Щупальца жгучей ненависти протянулись во все уголки его души и тела.

— Когда это случилось?

— Примерно через час после того, как вы уехали. «Он опередил нас на восемь часов. За это время можно уйти далеко».

— Ищи след, — тихо приказал Брюс.

31

После ночного дождя земля была мягкой, след, особенно от каблуков Хендри отлично просматривался и они шли по нему с высокой скоростью.

Увидев, как работает Жак, Брюс немного успокоился. Хотя такой ясный след не позволял до конца проверить его профессиональные качества, но по его манере двигаться, пригнувшись и ни на что другое не отвлекаясь, по тому, как он иногда наклонялся к земле и проверял ладонью ее структуру, чувствовалось, что парень знает свое дело.

Хендри вел их на юго-восток, прямо к родезийской границе. После двух часов движения Брюс понял, что не выиграл у него ни минуты. Лейтенант по-прежнему опережал их на восемь часов, а при таком темпе ходьбы это означало расстояние миль в тридцать.

Брюс обернулся через плечо и посмотрел на зажатое между туч солнце. Там на небе рождались две опасности, которые могли привести его к поражению.

Время. До наступления темноты оставалось приблизительно два часа. С наступлением ночи преследователи вынуждены будут остановиться.

Дождь. Темно-синие облака были насыщены водой. Когда Брюс опять посмотрел на них, там сверкнула молния и через десять секунд донеслись раскаты грома. Если до наступления утра пойдет дождь, от следа ничего не останется.

— Нужно быстрее двигаться, — сказал Брюс. Капрал Жак выпрямился и посмотрел на Брюса, как на незнакомца. Он забыл о его существовании.

— Почва твердеет, — Жак указал на след. Брюс заметил, что за последние полчаса земля изменилась, стала более зернистой и плотной. Каблуки Хендри больше не пробивали верхнюю корочку. — Глупо бежать по такому неясному следу. Брюс снова взглянул на угрожающие тучи.

— Придется рискнуть.

— Как вам угодно, — пробормотал Жак и, перекинув винтовку на другое плечо, подтянул ремень и глубже надвинул каску на глаза.

— Вперед! След вел по лесу на юго-восток. Через милю тело Брюса автоматически вошло в ритм бега.

Он думал о Вэлли Хендри, видел его маленькие опухшие глазки, окруженные морщинами, рот с тонкими безжалостными губами, рыжую щетину на щеках. Он почти чувствовал его запах. От этого воспоминания у него раздулись ноздри. «Грязный, — подумал он. — Грязное тело, грязный дух». Его ненависть к Хендри приняла осязаемые формы. Он чувствовал ее, застрявшую комком в горле, ощущал в покалывании в кончиках пальцев, она вселяла силы в его ноги. Но появилось еще какое-то чувство. Брюс оскалил по-волчьи зубы. Покалывание в пальцах было вызвано не только ненавистью, но и возбуждением охотника. «Какое сложное создание человек. Он не может отдаться до конца одному чувству, всегда вмешиваются другие. Сейчас я охочусь за существом, которое ненавижу и презираю больше всего на свете, и я испытываю от этого удовольствие. Я испытываю трепет от охоты на самое опасное и коварное животное, на человека. Мне всегда нравилась погоня. Это было в меня заложено. Потому что в моих жилах течет кровь людей, которые охотились и дрались за Африку. Охота на этого человека доставляет мне радость. Он, как никто другой заслуживает смерти. Я истец, судья и палач в одном лице». Сержант Жак остановился так резко, что Брюс налетел на него и едва не сбил с ног.

— В чем дело? — тяжело дыша, Брюс вернулся к реальности.

— Смотрите! Впереди вся земля была как будто вспахана.

— Зебра, — простонал Брюс. Он узнал круглые следы от копыт. — Черт бы их побрал! Что за проклятое невезение.

— Большое стадо. Они здесь паслись. Впереди, насколько хватало зрения, следы Хендри были уничтожены.

— Придется сделать бросок вперед, — Брюс умирал от нетерпения. Он повернулся к ближайшему дереву и сделал на нем штыком зарубку, таким образом пометив окончание следа.

— Всего час до захода солнца, — шептал он. — Если бы мы нашли его след до темноты. Капрал уже двинулся вперед, придерживаясь предполагаемой линии следа Хендри и пытаясь разглядеть хотя бы отдельный отпечаток ноги среди следов тысяч копыт. Брюс поспешил за ним. Они пошли зигзагами, то почти встречаясь, то расходясь на сотню ярдов.

— Вот он! — Брюс, чтобы удостовериться, опустился на колени. След носка ботинка, почти перекрытый круглым следом копыта старого жеребца. Брюс свистнул сквозь пересохшие губы, подбежал Жак, бросил один беглый взгляд.

— Да, это он. Чуть уходит вправо, — подтвердил африканец и они двинулись дальше.

— Вон стадо, — Брюс указал на едва видимую сквозь деревья серую массу.

— Они почувствовали наш запах. Зебры зафыркали, затем раздался приглушенный топот тысяч копыт, когда стадо бросилось бежать. На таком расстоянии полос заметно не было, зебры казались жирными серыми пони. Уши торчком, головы с черными гривами покачивались в такт движению. Потом они исчезли, звук копыт стих.

— Слава богу, хоть по следу не побежали, — пробормотал Брюс и желчно добавил. — Будь они прокляты, глупые маленькие ослы! Они отняли у нас целый час, целый бесценный час. В жуткой спешке, двигаясь зигзагами, они отчаянно пытались найти след. Солнце уже скрылось за деревьями. Воздух начал сгущаться в короткие тропические сумерки. Еще пятнадцать минут и будет темно. Внезапно лес кончился и они выбежали на край низины. Плоская, как пшеничное поле, поросшая ярко-зеленой травой, окаймленная лесом, она раскинулась перед ними примерно на две мили. Кое-где росли группки пальм, грациозные стволы которых венчали бесформенные пучки листьев. На опушке леса рылись в земле и кричали полчища цесарок. На другой стороне долины виднелась темная масса пасущихся буйволов, на их фоне выделялось несколько белых цапель. Из леса на другой стороне долины, поднимаясь над ним футов на триста, возвышался гранитный утес. Огромные выросты скал с отвесными плоскостями и квадратными вершинами походили на развалины замка. В мягком свете заходящего солнца они были красными. Но у Брюса не было времени наслаждаться красотами местности, его глаза напряженно вглядывались в землю в поисках следов Хендри. Откуда-то слева свистнул Жак, и Брюс почувствовал, как возбужденно забилось его сердце. Он подбежал к склонившемуся над землей жандарму.

— Вот он, — Жак указал на уходящий в долину след. В косых лучах солнца каждый след был отчетливо виден на серой песчанистой почве.

— Слишком поздно, — простонал Брюс. — Эти проклятые зебры. Смеркалось очень быстро, прямо на глазах.

— Иди по нему, — взмолился Брюс. — Иди, сколько сможешь. Они прошли еще примерно четверть мили, Жак распрямился, в темноте были видны только его белые зубы.

— Если пойдем дальше — потеряем наверняка.

— Хорошо, — Брюс покорно остановился и снял с плеча винтовку. Капитан решил, что Вэлли Хендри по крайней мере в сорока милях впереди, и даже больше, если продолжит движение в темноте. Абсолютно холодный след. Будь это обычная охота, он прекратил бы погоню уже давно. Он посмотрел на небо. На севере ярко светили звезды, южная сторона заволоклась тучами.

— Господи, молю тебя, не допусти, чтобы пошел дождь, — прошептал Брюс. — Только не дождь. Ночь тянулась бесконечно. Брюс поспал два часа, потом проснулся. Он лежал на спине и смотрел на небо. Теперь оно было затянуто тучами, только иногда они расступались, в короткие промежутки посверкивали звезды.

— Дождь не должен пойти, дождь не должен пойти, — повторял он, как заклинание, пытаясь силой воли изменить природу. В лесу охотились львы. Он слышал рев самца, ему отвечали две львицы. Похоже, они настигли свою добычу к рассвету. Брюс лежал на жесткой земле и слушал звуки их ликования. Потом наступила тишина. «Позволь мне победить. Я не часто прошу твоей милости, господи. Но помоги мне в этот раз. Я прошу об этом не только для себя, но и для Шерман и многих других». В его голове вновь возникла картина двух расстрелянных Хендри детей. Размазанная по щеке мальчика смесь крови с шоколадом.

«Он заслуживает смерти, — молил Брюс. — Не допусти дождя, умоляю тебя». На смену долгой ночи пришел стремительный рассвет. Тусклый, серый, с затянутым тучами небом.

— Уже можно идти? — в двадцатый раз спросил Брюс и на этот раз Жак, стоявший на коленях рядом со следом, ответил.

— Теперь можно попробовать.

Они медленно двинулись в путь. Жак шел впереди, низко пригнувшись к земле и близоруко в нее всматриваясь, Брюс — сзади, истерзанный нетерпением и беспокойством, часто поднимая голову к грязно-серым тучам. Стало светлее, видимость с шести футов увеличилась до шести ярдов, потом до сотни, стали видны косматые вершины пальм. Жак ускорил ход. Впереди уже заканчивалась низина, приближался лес. Ярдах в двухстах массивно возвышался утес. В утреннем свете он еще больше напоминал руины замка: отвесные стены, башни, зубцы. В его контурах чувствовалось что-то зловещее. Брюс отвел от него глаза. Его щеку ужалила холодом первая капля дождя.

— Нет! — закричал он и остановился. Жак оторвался от следа и тоже посмотрел на небо.

— Все кончено. Через пять минут от следа ничего не останется. Еще одна капля упала на задранное лицо Брюса. Он пытался сдержать слезы ярости и бессилия, которые жгли ему веки.

— Быстрее! — закричал он. — Пройдем еще сколько сможем. Жак открыл для ответа рот, но прежде, чем слова слетели с его губ, он был отброшен назад, как от удара невидимого кулака, каска слетела с головы, винтовка с лязгом упала на землю. Одновременно Брюс почувствовал, как мимо него, разрывая воздух, пролетела пуля, ветром от нее прижало к груди рубашку, звук от нее злобно ударил его по ушам, а он все стоял и ошеломленно смотрел на тело Жака. Тот лежал, широко раскинув руки. Его нижняя челюсть была снесена пулей. В огромной ране виднелась белая кость и пузырящаяся красная кровь. Тело еще конвульсивно вздрагивало, руки трепетали, как пойманные птицы. Потом, сквозь шум дождя Брюс услышал треск винтовочного выстрела.

«Утес, — закричала в мозгу догадка. — Он лежит на утесе». И, пригнувшись, он побежал зигзагами к ближайшим деревьям.

32

Вэлли Хендри лежал на животе на плоской вершине башни. Его тело закоченело от ночной прохлады, острые края камня впивались в него, но эти неудобства не отмечались его сознанием.

Из кусков гранита он построил невысокий бруствер и замаскировал его пушистыми ветками ракитника. Его винтовка опиралась на бруствер, у локтя лежали запасные обоймы.

Он лежал в засаде уже очень долго — со вчерашнего дня. Сейчас рассветало, темнота редела; через несколько минут он сможет рассмотреть долину внизу на всем ее протяжении.

«Я мог бы уже переправиться через реку, — думал он. — Мог бы быть в пятидесяти милях отсюда». Он и не пытался проанализировать импульс, который заставил его лежать здесь почти двадцать часов.

«Я знал, что старина Карри придет. Я знал, что он возьмет с собой только одного черномазого следопыта. У этих образованных свои правила — один на один», — он хохотнул, вспомнив две крошечные фигурки, показавшиеся из леса вчера вечером. «Этот ублюдок провел ночь в низине. Я видел, как он зажигал спички и курил. Надеюсь он получил от нее удовольствие. От своей последней в жизни сигареты». Вэлли напряженно всматривался вниз в набирающий силу рассвет. «Они должны сейчас появиться, должны сейчас пересекать открытое место. Я должен покончить с ними, прежде чем они войдут в лес». Долина казалась бледной, как лепрозная чешуйка на темном теле леса.

«Скотина! — внезапно Хендри охватила ненависть. — В этот раз до красивых речей дело не дойдет. В этот раз я не позволю ему показать свое высокомерие». Стало еще светлее. Он уже различал группы пальм на фоне бледно-зеленой травы низины.

— Ха! — воскликнул Хендри. «Вот они, как два муравья, ползут через поляну». Хендри высунул кончик языка, облизал губы и прижался щекой к прикладу винтовки. «Господи, как я ждал этого момента. Шесть месяцев только об этом и думал. А потом я спущусь вниз и отрежу ему уши». Он передвинул предохранитель и услышал приятный металлический щелчок. «Черномазый впереди, Карри за ним. Нужно подождать пока они поменяются местами. Не хочу, чтобы черномазый получил это первый. Сначала Карри, потом черномазый». Он взял их на прицел и тяжело задышал. Нервное возбуждение оказалось настолько велико, что в горле неизвестно откуда возник сухой комок, он вынужден был судорожно сглотнуть и закашляться. На его шею упала дождевая капля. Хендри вздрогнул, взглянул на небо.

— Будь оно проклято! — он снова посмотрел вниз. Карри и черномазый стояли рядом. Единое темное пятно в тусклом свете. Разделить их не было никакой возможности. Дождь усилился, Хендри внезапно захлестнуло знакомое чувство неполноценности, сознание того, что все против него, даже стихия, сознание того, что он никогда не сможет победить, даже в этот раз.

Они — Бог и весь остальной мир. И те, кто дал ему в отцы пьяницу. И те, кто вместо нормального дома поселил его в убогой лачуге. И те, из-за кого мать заболела раком гортани. И те, кто послал его в исправительную школу, кто выгонял его с работы, кто толкал его, смеялся над ним, кто дважды сажал его в тюрьму. Все они, а в особенности Брюс Карри, снова победят. И в этот раз, особенно в этот.

— Будьте вы прокляты! — выругался он в бессильной злобе и ярости по отношению ко всем.

— Будьте вы все прокляты! — он выстрелил в темное пятно в прицеле.

33

На берегу Брюс прикинул расстояние до опушки леса. Ярдов сто. Воздух рядом с ним расщепила следующая пуля.

«Если он начнет стрелять очередями то достанет меня даже с трехсот ярдов».

Брюс петлял, как заяц. Кровь шумела в его ушах, страх добавлял сил.

Вдруг пространство вокруг него разлетелось в клочья, он зашатался от злобного дыхания пуль, их свист заполнил его голову.

«Я не добегу».

Семьдесят ярдов до спасительных деревьев. Семьдесят ярдов ровного поля, и он как на ладони.

«Следующая очередь прямо в меня. Сейчас!»

Он так резко отпрыгнул в сторону, что чуть не упал. И опять пули разорвали воздух совсем рядом.

«Надолго меня не хватит, он подстрелит меня».

У себя на пути он увидел муравейник. Низкий глиняный холмик, прыщ на ровном теле земли. Брюс бросился в его сторону и ударился о землю с такой силой, что выбил из легких весь воздух через широко раскрытый рот.

Спину Брюса осыпало кусками глины, выбитыми пулями с верхней части муравейника.

Он лежал, распластавшись за ничтожным бугорком, вжав лицо в землю, тяжело, хрипло дыша.

«Прикрыт ли я? Достаточно ли он велик для этого?»

Град пуль обрушился на муравейник, выбивая фонтаны земли, но не причиняя вреда Брюсу.

«Я в безопасности». Эта мысль унесла с собой страх.

«Но я ничего не могу сделать, — сказала ненависть. — Я лежу, прижатый к земле, и вынужден буду лежать здесь столько, сколько нужно Хендри». Капли дождя упали ему на спину. Прошли сквозь ткань кителя, приятной прохладой защекотали шею. Он повернул голову набок, не смея поднять ее ни на дюйм, и капли дождя забарабанили по щеке. Дождь! Он пошел быстрее. Плотнее. Он свисал с туч, как гигантская кулиса. Завесы дождя сделали очертания леса серыми, не оставили ни одной четкой формы в тумане жидкого перламутра. Боль в груди уменьшилась и Брюс, все еще судорожно глотая воздух, приподнял голову. Он увидел впереди туманные сине-зеленые очертания утеса, потом и они исчезли, поглощенные сплошным дождевым потоком. Брюс встал на колени и почувствовал головокружение от боли в груди. «Сейчас, пока не ослабел дождь». Он с трудом поднялся на ноги. Секунду он стоял, держась за грудь и хватая пропитанный водой воздух, а потом, шатаясь, побежал. Дыхание улучшилось, ноги окрепли, и он достиг леса. Почувствовав себя под защитой деревьев, он прислонился к шершавой коре одного из них и вытер с лица ладонью капли дождя. Он почувствовал, как к нему возвращаются силы, а вместе с ними ненависть и охотничье возбуждение. Он снял с плеча винтовку и встал рядом с деревом, широко расставив ноги.

— Теперь, мой друг, — прошептал он, — мы деремся на равных. Он дослал патрон в патронник и, легко ступая, двинулся по опушке.

Он разглядел неясные очертания утеса сквозь капли с ветвей и начал огибать его справа. «У меня достаточно времени. Могу себе позволить тщательно осмотреть местность». Утес своей формой напоминал галеон с притопленным носом. Высокая корма, от которой круто вниз, как будто к находящемуся уже в воде носу, уходила главная палуба. Этот склон был усеян валунами и густо порос карликовым кустарником — плотно переплетенная на уровне плеча масса ветвей и листьев. Брюс присел, положив винтовку на колени и посмотрел вверх по склону на двойную вершину. Дождь стих. Хендри был на вершине. Брюс знал, что он выберет самую высокую точку. «Странно, почему высота заставляет человека считать себя неуязвимым, думать что он бог?» «Скорее всего он находится на вершине, ближней к долине и если это так, я подожду полчаса. Он может в нетерпении что-нибудь предпринять, зашевелиться. Тогда я смогу выстрелить в него отсюда». Брюс, прищурившись, прикинул расстояние. «Примерно двести ярдов». Он установил прицельную планку винтовки, проверил заряд, похлопал по боковому карману кителя, чтобы удостовериться, что запасные магазины на месте и, удобно устроившись, принялся ждать.

— Карри, сукин сын, где ты?! — раздался сквозь шум моросящего дождя крик Хендри, и Брюс напрягся. «Я был прав, он на левой вершине».

— Выходи, дружище. Я жду тебя со вчерашнего дня.

Брюс поднял винтовку и прицелился в темное пятно на каменной стене. Под дождем сделать это было трудно — мелкая морось заливала глаза и оседала блестящими бисеринами на мушке.

— Эй, Карри, как там твоя француженка? Очень горячая девчонка, правда? Руки Брюса напряглись.

— Она тебе рассказала, что мы с ней делали? Рассказала, как ей это понравилось? Слышал бы ты, как она пыхтела, словно паровоз. Я говорю тебе, Карри, ей все было мало! Брюс почувствовал, что его начинает трясти. Он до боли в зубах сжал челюсти. Мелкий дождь не прекращался, порыв ветра шевелил кустарник на склоне утеса. Брюс, напрягая зрение, ждал малейшего движения на левой вершине.

— Ты что, испугался, Карри? Боишься подняться ко мне? Брюс, готовясь к стрельбе навскидку, изменил позу.

— О'кей, дружище. Я могу подождать. Весь день впереди. Посижу здесь, повспоминаю, как я трахнул твою француженку. Я говорю тебе, есть что вспомнить. Вверх — вниз, туда — обратно, это было что-то! Брюс бесшумно поднялся на ноги и из-за дерева еще раз внимательно осмотрелся.

«Если я смогу подняться по краю склона до правой башни, то по тому выступу попаду на вершину. Я буду от него всего в двадцати-тридцати футах. Все решится в считанные секунды». Он глубоко вздохнул и вышел из-за дерева.

Вэлли Хендри заметил внизу движение, между деревьев промелькнуло что-то коричневое. Успеть прицелиться было невозможно… Он вытер капли дождя с лица и придвинулся ближе к краю.

— Давай, Карри. Хватит крутить! — закричал он и вжал в плечо приклад. Кончик его языка то и дело высовывался и облизывал губы. У основания склона он заметил, как покачнулась ветка, хотя ветра не было. Он ухмыльнулся и плотнее вжался бедрами в камень. «Он идет. Он приближается вверх по кустарнику». Еще одно шевеление веток на середине склона.

— Да! — прошептал Вэлли. — Да! — он снял винтовку с предохранителя. Его язык медленно переместился из одного уголка рта в другой. «Он в моих руках, точно! Он должен будет пересечь вон тот промежуток. Всего пару ярдов, но этого будет достаточно». Хендри прицелился в просвет между двумя серыми валунами, перевел переключатель режимов в положение для стрельбы очередями и положил указательный палец на спусковой крючок.

— Эй, Карри, мне это надоело. Если не хочешь подниматься, спой или расскажи что-нибудь веселенькое. Брюс Карри присел за серым камнем. Впереди три ярда открытого пространства до следующего валуна. Он почти поднялся на вершину склона и Хендри этого не заметил. Преодолев этот просвет, он сможет беспрепятственно пробраться к убежищу врага. Он собрался, как спринтер на стартовых колодках.

— Вперед! — он бросился в просвет и угодил под дьявольский град пуль. Одна из них, попав в винтовку, вырвала ее с такой силой, что рука онемела до плеча, другая пуля ужалила в грудь, но он успел преодолеть два ярда. Он лежал за камнем, тяжело дыша от потрясения, и слушал торжествующие вопли Хендри.

— Попался, тупица! Я следил за тобой с самого низа. Брюс прижимал левую руку к животу, она начинала его слушаться, онемение уходило, наступала боль. Верхнюю фалангу большого пальца оторвало скобой курка, из обрубка медленно текла густая темная кровь. Брюс правой рукой достал носовой платок.

— Эй, Карри, твоя винтовка валяется на земле. Она тебе понадобится через несколько минут. Может пойдешь возьмешь ее? Брюс туго обмотал культю платком, кровотечение остановилось. Потом он посмотрел на лежащую в десяти футах от него винтовку. Прицельная планка была сбита, пуля оторвавшая ему палец, разнесла вдребезги затвор. Оружие стало бесполезным.

— Я пока в стрельбе потренируюсь, — закричал сверху Хендри. Раздалась очередь. Винтовка Брюса исчезла в облаке пыли и осколков гранита. Когда пыль осела, Брюс увидел, что приклад расколот, а ударный механизм годится только в лом.

«Итак, — подумал Брюс. — Винтовка разбита, пистолет у Шерман. У меня действует только одна рука. Это становится интересным».

Он расстегнул китель и осмотрел рубец от пули, прошедшей по касательной. Он был похож на след от удара кнута, красный и болезненный на ощупь, но это — пустяки. Капитан застегнул китель.

— О'кей, крошка Брюс, время игр прошло. Я спускаюсь за тобой, — хриплый голос Хендри звучал самоуверенно. Эта самоуверенность подстегнула Брюса к действию. Он быстро огляделся. «Куда уходить? Забраться выше, чтобы Хендри был вынужден подниматься. Правая вершина. Можно было влезть на нее по боковой стене и встретить его там». Брюс вскочил на ноги и торопливо стал подниматься вверх по склону, пригнув голову и используя для маскировки валуны и низкую растительность. Он подошел к стене правой вершины, обогнул ее, нашел спиральный выступ, который видел снизу, и начал по нему подниматься. Брюс был весь на виду, прижимаясь спиной к граниту, двигаясь боком, он углублял пропасть под ногами с каждым шагом. Он поднялся на высоту примерно триста футов над лесом. На горизонте поднималась из темно-зеленого океана леса еще одна гряда скал. Дождь прекратился, но тучи продолжали затягивать небо.

Выступ расширился, превратился в площадку, Брюс ускорил шаги, сделал еще один поворот и… выступ исчез: с одной стороны отвесная стена, с другой — пропасть. Он сам загнал себя в ловушку, вершина была неприступной. Если Хендри спустится в лес и обойдет утес, то Брюс будет полностью в его власти, он не сможет найти укрытие на узком выступе. Хендри хорошо потренируется в стрельбе. Брюс прислонился к камню и попытался восстановить дыхание. Он очень устал, он был просто изможден и, к тому же, ранен. Палец дергало болью. Несмотря на наложенный жгут, кровотечение продолжалось. Кровь! Брюс вздрогнул и оглянулся назад. На сером камне ярко выделялись красные пятна. Он оставил для Хендри ясный кровавый след. «Может быть, так и лучше. Может быть я сойдусь с ним врукопашную. Если я спрячусь за этим поворотом, то мне удастся сбросить его вниз, когда он выйдет на платформу». Брюс прислонился к гранитному выступу и напряг слух, чтобы услышать приближение Хендри. На востоке облака расступились, выглянувшее солнце косыми лучами осветило утес.

«Так умирать лучше. Как жертва богу Солнца, сброшенная с храма», — он безрадостно усмехнулся и принялся терпеливо ждать, превозмогая боль. Минуты падали, как капли в бездну вечности, отмеряя отпущенную ему жизнь. Каждый удар сердца, каждый вдох и выдох. Сколько их еще осталось? «Я должен был бы молиться. Но после сегодняшнего утра, когда я молил Бога, чтобы не пошел дождь, дождь пошел и спас меня. Я не стану впредь указывать Создателю, что ему делать. Видимо, он знает это лучше меня». «Да свершится воля твоя». Его нервы внезапно напряглись, как струны. Он услышал шорох ткани о камень. Он затаил дыхание и прислушался, но различил только стук собственного сердца и шум ветра в вершинах деревьев внизу. Только шум ветра.

«Да свершится воля твоя», — беззвучно повторил он и услышал за каменным изгибом дыхание Хендри. Он отошел от стены. Затем появилась тень Хендри, бесформенная гигантская тень отброшенная косыми лучами солнца. «Да свершится воля твоя!» Брюс бросился вперед, держа перед собой свободную руку как лезвие, вложив в этот бросок все свои силы. Хендри стоял в трех футах, рядом со стеной. Он держал винтовку на груди. Его каска была опущена на глаза, капельки пота застряли в рыжей щетине на щеках. Он попытался опустить ствол, но Брюс был слишком близко. Брюс ударил врага напряженными пальцами по горлу и услышал, как хрустнула гортань. Не пытаясь остановиться, он грудью сбил Хендри с ног и упал сверху. Винтовка, скользнув по камням, упала в пропасть. Они лежали, обвив друг друга ногами, как в отвратительной пародии на любовный акт. Но это был акт не созидания, а разрушения. Лицо Хендри раздулось и посинело, его рот широко раскрылся в попытке втянуть в себя воздух. В лицо Брюса пахнуло зловонием. Выдернув из пальцев Хендри свою правую руку, он высоко поднял ее вверх и ударил ребром ладони, как топором, рыжего по переносице. Две струйки крови брызнули из носа и потекли по щекам. Издав булькающий звук, Хендри резко дернулся вперед и отбросил Брюса к стене с такой силой, что тот несколько мгновений не мог пошевелиться. Вэлли стоял на коленях лицом к Брюсу и смотрел на него остекленевшими, ничего не видящими глазами. Он хрипло дышал, изо рта вырывалось розовое облачко капель крови. Обеими рукам он пытался достать из кобуры пистолет. Брюс поджал ноги к груди и резко выпрямил. Удар пришелся в живот Хендри и сбросил его с платформы. Раздался сдавленный короткий крик и потом только шум ветра в деревьях. Совершенно без сил, Брюс долго сидел, прислонившись спиной к каменной стене, и бездумно смотрел вперед. Тучи над ним расступились, обнажив голубое небо. Он посмотрел вниз на пышный и чистый после дождя лес. «И я все еще жив». Осознание этого согрело Брюса также, как утреннее солнце. Ему захотелось закричать на всю Африку: «И я все еще жив!» Наконец он встал, подошел к краю обрыва и посмотрел на ничтожную фигурку, лежащую на камнях. Затем отвернулся и понес свое истерзанное тело вниз. Двадцать минут он искал Вэлли Хендри в беспорядочном переплетении камней и кустарника. Тот лежал на боку, подтянув к груди ноги, как во сне. Брюс встал рядом с ним на колени и вытащил из его брезентовой кобуры пистолет, затем он расстегнул наградной карман кителя Хендри и достал оттуда белый полотняный мешочек. Он встал, развязал его и пошевелил алмазы указательным пальцем. Удовлетворенный, он затянул шнурок и положил мешочек себе в карман.

«Мертвый он вызывает еще большее отвращение, чем живой», — без жалости подумал Брюс, глядя на труп. Мухи уже ползли в окровавленные ноздри, облепляли глаза. Брюс Карри произнес вслух:

— Значит Майк Хейг был прав, а я — нет. Ты мог это разрушить. Не оглядываясь он ушел. Усталости больше не было.

34

Карл Энгельбрехт вышел из кабины в салон «дакоты».

— Вы счастливы? — перекричал он низкий рокот двигателей. Его широкое загорелое лицо расплылось в улыбке. — Вижу, что да! Брюс улыбнулся в ответ и еще крепче обнял Шерман за плечи.

— Уходи! Не видишь, мы заняты.

— Вы слишком нахальны для безбилетников, может быть стоит вас высадить, — проворчал он и сел рядом с ними на скамейку, проходящую вдоль всего фюзеляжа. — Я принес вам кофе и бутерброды.

— Ты просто прелесть, я умираю от голода, — Шерман выпрямилась и потянулась к термосу и пакету из вощеной бумаги. Опухоль на ее щеке спала и лишь слегка желтела по краям — прошло уже десять дней. Брюс, с набитым бутербродом с курятиной ртом, пнул ногой один из ящиков, прикрепленных канатами к полу самолета.

— Что в них, Карл?

— Не знаю, — Карл разлил кофе в три пластиковые кружки. — В этой игре вопросов не задаешь. Летаешь, получаешь деньги и плюешь на все остальное,

— он допил кофе и встал. — Оставляю вас наедине. Будем в Найроби через пару часов, можете поспать или заняться чем-нибудь еще, — он подмигнул. — Вы должны будете оставаться на борту, пока мы заправляемся. Это займет примерно час, а послезавтра, при хорошей погоде и божьей помощи, вы будете в Цюрихе.

— Спасибо, старый друг.

— Не стоит, обычная работа. Он исчез в кабине, закрыв за собой дверь. Шерман повернулась к Брюсу, внимательно его осмотрела и рассмеялась.

— Ты какой-то совсем другой. Теперь ты похож на адвоката! Брюс машинально поправил галстук.

— Должен признать, что я еще неуютно себя чувствую в костюме и галстуке, — он осмотрел превосходно сшитый синий костюм, единственный, что у него остался, а потом взглянул на Шерман.

— Тебя тоже невозможно узнать в платье.

На ней было легкое зеленое платье, белые туфли на высоких каблуках, на лице немного косметики, только чтобы скрыть синяк. «Она просто прелесть», — с удовольствием заключил Брюс.

— Как твой палец? — спросила она. Брюс посмотрел на аккуратно заклеенную пластырем культю.

— Я о нем почти забыл. Внезапно выражение лица Шерман изменилось, она взволнованно указала в плексигласовое окно за плечом Брюса.

— Смотри, море! Оно лежало далеко внизу, синее в глубоких местах и бледно-зеленое на отмелях, с неторопливо пробегающими волнами, окаймленное белым берегом.

— Это озеро Танганьика, — засмеялся Брюс. — Конго позади.

— Навсегда?

— Навсегда! Самолет слегка накренился, еще теснее прижав их друг к другу. Карл, заметив наземные ориентиры, изменил курс на северо-восток. Где-то далеко внизу порхала над поверхностью воды легкая бабочка их тени.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

Реклама на сайте