«В заповедной глуши»

Мартынов Александр Игоревич

В заповедной глуши

Леший

В

ЗАПОВЕДНОЙ

ГЛУШИ

Дети зубров твоих

Не хотят вымирать,

Беловежская Пуща!

"Песняры"

1.

Памяти

Николая Ивановича Дубова,

автора книг

"Огни на реке", "Сирота", "Небо с овчинку", "Горе одному",

"На краю земли", "Мальчик у моря", "Колесо Фортуны",

"Отдельно стоящее дерево" -

и других забытых произведений

о действительно счастливом детстве даже для тех, кто осиротел,

в великом и справедливом государстве-сказке, называвшемся СССР

и разрушенном жадными нелюдями ради своих шкурных интересов -

посвящает Автор эту книгу.

ПРОЛОГ.

МЕЖ ВЫСОКИХ ХЛЕБОВ

Я иду дорогой.

На затылке - кепи...

С. Есенин

   Начинало отчётливо вечереть, а я всё ещё шагал полевой дорогой, на которую вы-шел ранним июньским утром. Признаков человеческого жилья не было, не встречались и не обгоняли машины. В конце лета тут будет не протолкнуться от грузовиков, комбай-нов и УАЗиков, снующих туда-сюда - но лето фактически только начиналось, и я уже к середине дня начал свыкаться с мыслью, что придётся ночевать где-нибудь на обочине, поставив палатку. Хотелось бы, конечно, найти ручеёк или колодец - в моей фляжке не осталось воды. Ещё немного хотелось вернуться в утро и позвонить со станции на кор-дон, чтобы меня встречали. Понадеялся на попутку, захотел пройтись своими ножками километров пять по белорусским просторам - так теперь не жалуйся.

   В принципе, я ничего против такого ночлега не имел. Вес рюкзака с палаткой был привычен, впереди лежал большой отпуск, никто за меня не волновался, и где-то впереди вставала зелёной стеной (я хорошо себе это представлял!) загадочная и никогда ранее мною не виденная Беловежская Пуща. Но дорога задалбывала, как сказали бы мои юные подопечные, своим красивым однообразием: зелёные хлеба слева и справа, серая пыль под ботинками, синее небо без единой тучки над головой. Во всём мире двигались только я, да сошедшее к невидимому отсюда горизонту солнце. Тишину нарушали только шорох моих привычно бесшумных шагов, а ещё - птичье пение во ржи, негромкое и уже прощальное.

   День кончался - в летней жаркой пустоте.

   Поэтому я внутренне напрягся, когда увидел впереди - довольно далеко, после того, как миновал плавный широкий поворот дороги (зачем её так прокладывали, что объезжа-ли?) - две человеческие фигуры. Люди шли рядом посередине дороги, и даже отсюда, то-лком ничего не различая, я понял, что они идут устало.

   Ну что ж, это были попутчики. Может быть, они добираются до какой-то неиз-вестной мне деревушки, или хоть полевого стана, затерявшегося "меж высоких хлебов" - и укажут дорогу мне. А если и нет, и кому-то пришла фантазия заночевать на дороге, как мне - я не имел ничего против компании. Неожиданностей и неприятностей я не бо-ялся, будучи уверен на сто процентов, что, случись они, сумею справиться с любыми. Да и редки, судя по отзывам, такие неприятности на белорусских дорогах, это вам не Феде-рация, тут власть прочно держит в руках "батька Лука" - президент Лукашенко. Дура-ков по-настоящему нарушать его законы - нет. Никому не охота добывать сланец в пин-ских болотах...

   Обдумав это, я поднажал. Секрет пешей ходьбы в том, чтобы всегда оставлять в

2.

   себе вот такой резерв, НЗ, который можно пустить в ход в нужный момент. Если это умеешь - нет транспорта надёжней собственных ног.

   Шедшие впереди стали приближаться. Они не оглядывались, я усмехнулся: я бы сам давно ощутил, что кто-то сзади, посмотрел...Эти - не умеют так. Или просто очень устали?

   Я нажимал таким образом минут пять - и наконец ясно понял, что впереди шага-ют двое мальчишек. Когда сомнений в этом уже не оставалось, один из них оглянулся, а через секунду - и второй.

   Они остановились, сдвинувшись поближе друг к другу и глядя на меня. Я подходил - ровным шагом, не спеша и не замедляясь, но внимательно рассматривая обоих. Лет по тринадцать-четырнадцать, где-то так, плюс-минус полгода. Примерно одинакового ро-ста - высокие, но худощавые, хотя и не тощие. Босиком оба. Один - тот, что оглянулся первым - коротко стриженый, светлые волосы поблёскивают медным отливом под захо-дящим солнцем, широкая камуфляжная куртка висит поверх закреплённой на спине спор-тивной сумки, на светло-серой с чёрной отделкой майке - надпись

DRUM, RING ! (1.)

   и рисунок - расправляющий крылья орёл на фоне пламени.

   Джинсы подвёрнуты под колено, растоптанные кроссовки с засунутыми в них носками висят снизу сумки, подвязанные за шнурки. У второго - одетого полностью в камуфляж - куртка и более новые кроссовки тоже висели за спиной, на пятнистом рюкзаке - не туристском, а просто школьном. Камуфляжная майка была выпущена из штанов, но я различил кончик висящих на поясе ножен. С таким видом немного не вязались длинные - не до плеч, но длинные - русые волосы (впрочем, схваченные широкой красной повязкой с надписью Я ПРАВ, по обеим сторонам от которой весело скалились над скрещенными костями белые черепа), и длиннющие, загнутые вверх ресницы.

   Фляжек не было ни у того ни у другого, и по блестящим разводам на лицах, выпа-ренных белых пятнах на майках и даже штанах, сухим губам я понял: мальчишки не пили с утра. Да, тяжеловато в такой день. И глупо.

   Они смотрели на меня, на то, как я подхожу, похожими серыми с золотистыми искрами глазами, и я понял, что это - мои земляки. У белорусских детей, выросших при тоталитарном режиме "батьки", не бывает таких глаз - настороженных глаз людей, ____________________________________________________________________________________________________________________1. Бей, барабан! (англ.)

3.

   ждущих от мира взрослых только пакостей и бед. Такие глаза массово появляются толь-ко в демократических странах, когда в силу основного демократического принципа "де-лай, что твоя левая пятка захочет", homo homine lupus est (1.) У длинноволосого это было заметно чуть меньше, а рыжеватый смотрел практически взглядом волчонка. Собствен-но, я их понимал. Они видели молодого мужика в полувоенном, пропылённого, с рюкзаком, к которому прицеплены палатка и коврик, с ножом и топориком на поясе, в несокруши-мых, тоже серых от пыли "берцах" и с чёрным беретом, заткнутым под погон: кто его знает, что ему надо-то?

   Я решил взять инициативу на себя.

   - Приветствую вас на территории свободной Беларуси, земляки, - я поднял над плечом правую руку и добавил: - Хау. Или Рот Фронт, как пожелаете.

   Они переглянулись слегка растерянно. Коротко стриженный пожал плечами. Длин-новолосый наклонил голову:

   - Добрый вечер...

   - Очень точно отмечено, - согласился я. - Вечер. Может быть, вы меня обрадуете и скажете, что идёте в находящуюся в паре миль отсюда корчму, где наливают эль и на-резают жареный окорок как раз к вашему приходу?

   Мальчишки опять переглянулись и неуверенно посмеялись. Видимо просто потому, что пошутил взрослый. Я пояснил:

   - Таверна - это "макдональдс" по-старинному. Его так при динозаврах называли, - на этот раз смех был искренним и громким. Я начал закреплять успех: - Я не убийца. По кра-йней мере, не сейчас, сейчас я в отпуске. Я так же не маньяк, если не считать нездорово-го пристрастия к мальчикам... - они заморгали, придвигаясь ближе друг к другу, и я про-должал: - Я обожаю их воспитывать, встретив на вечерней дороге. Как правило, воспи-тываю, пока они не сбегут от меня в армию, но вы, судя по всему, бежать уже не може-те... Так как насчёт таверны?

   - Не, таверны тут нет, - пояснил длинноволосый. - Мы хотели в лесничестве заноче-вать, а его тоже всё нет и нет...

   - Мда, - я поднял брови. - Судя по моей карте, до лесничества ещё около тридцати ки-лометров, так что заночевать там вы никак не сможете. Даже если побежите бегом. Вы летать не умеете?

   - А вы туда идёте? - впервые подал голос коротко стриженный, игнорируя мою шутку. Я кивнул и пояснил:

   - Но вообще-то я собирался устроить привал у ближайшего родника. Правда, пока род-ников не видно, но как знать?.. Так что? Я могу поднажать, сделать вам ручкой и мы ра-зойдёмся, как в море корабли, а завтра, может быть, встретимся в лесничестве... если вы правда идёте туда. А можем прошагать ещё сколько-то - и начать устраиваться на ночлег.

   Они переглянулись опять и о чём-то зашептались. Я запретил себе слушать, хотя с моим слухом вполне мог. Наконец длинноволосый вызывающе и прямо сказал, тем самым выдав свой страх - вопрос был искренний и потому глупый:

   - Вы нас не убьёте?

   - Кино, - вздохнул я. - Серия сороковая... Мальчик. Если бы я хотел вас убить, я бы уже сделал это. И потом, кто мне мешает вас обмануть, сказав "нет"? Вы или верите мне - или адьё, ма шер ами.

   - Мон шер, - поправил длинноволосый. - Ма шер - "моя дорогая". Вообще-то вы правы... А вы зачем в лесничество?

   - Контрвопрос, - поднял я палец. - А вы зачем? Может быть, вы - знаменитые малоле-тние братья-маньяки Гоп, Саша и Паша, которых вот уже пять лет разыскивает мили-ция Мелитополя за изнасилование сорока постовых собак? Вы знаете, где Мелитополь? __________________________________________________________________________________________________________________

   1. Человек человеку - волк (лат.)

4.

   Нет уж, давайте без вопросов, - я отстегнул фляжку с пояса и подал мальчишкам. - Там стакана два... было, - закончил я слегка растерянно, глядя, как они по очереди присасыва-ются к фляжке, булькая и давясь. Коротко стриженый потряс горлышко над широко открытым ртом и со вздохом вернул фляжку мне. - Да-а...И как же вы вообще отправи-лись в путь без воды?

   - Так получилось, - длинноволосый утирал губы рукой, развозя грязь. Посмотрел веселее. - Ну... тогда и представляться не будем. Я так и буду Саша. А он - Паша.

   - Лёва, - я подал ему руку. -Задов. Фамилие такое.Но можно просто Лёва.Устраивает?

   - Устраивает, - он пожал руку. Я задержал его пальцы на миг и спросил:

   - Фехтованием давно занимаешься? - он отдёрнулся, я постучал по ладони: - Мозоли... Ладно, - и я, не переспрашивая, пожал руку "Паше". За это рукопожатие успел заме-тить, что ноги у него в куда более порядочном состоянии, чем у "Саши" - у того сильно сбиты. "Из села или беспризорный... - я вгляделся в лицо. - Беспризорный. Фехтовальщик, знающий французский, волосы ухожены были ещё недавно - и с ним вместе шагает явный "бесик". Оба русские, из России. Идут вдвоём полевой дорогой в Белоруссии. Обувь бере-гут, а барахло недешёвое. Воды нету. Уже интересно..."

   Но говорить ничего не стал.

   Мальчишки зашагали слева от меня, держась чуть в стороне, но не пытаясь отс-тать или обогнать. Я пошёл медленней и, как обычно бывает после остановок, понял: ус-тал я здорово. А они и вообще едва волоклись; "Саша" явно захромал. Я услышал, как они вполголоса переговариваются, то ли думая, что я не слышу, то ли им просто было всё ра-вно: " - Устал? - Да ладно... - Давай скажем остановиться... - А воды-то всё равно нет. - Я жрать хочу, знаешь..."

   - Петь умеете? - поинтересовался я, не оборачиваясь, потому что было ясно - им ос-тановка тоже на пользу не пошла, вот-вот начнут "выпадать в осадок". А значит, надо было их как-то подтянуть.

   - Всё перепели уже, - сказал "Саша". - С утра орали, пока не охрипли. Думали, машина какая-нибудь подберёт...

   - Знаете такую? - я посмотрел на них. - Только учтите, у меня ни слуха, ни голоса...- я прокашлялся и начал одну из своих любимых, из Третьякова:

   - В нашей жизни всё взаимосвязано.

   Вот наешься варенья - и слипнется!

   Ведь недаром по поводу сказано:

   Как аукнется - так и откликнется!

   И какой тебе жизнь представляется -

   Так она непременно и сложится.

   В равной мере всем предоставляется.

   Сам не сможешь - само, брат, не сможется!

Но если хочешь быть правым - не бегай налево,

Если хочешь быть первым - не спи за рулём!

А захочешь, чтоб рядом была королева -

Для начала попробуй сам стать королём!

   Они ничего, шагали по пыли и слушали, правда слушали, не вид делали.

   - Ничего просто так не прибавится.

   Пустота непременно заполнится.

   И если сверху чего-нибудь свалится -

   Значит, тут же чего-нибудь вспомнится!

   Вот такая, браток, философия!

   Не смотри на меня, как на шизика...

   "Нету, - скажешь, - по жизни пособия!"...

   ...Да это ж просто - начальная физика!..

5.

   И, когда я допел куплет, "Паша" неожиданно поддержал припев:

   - Но если хочешь быть правым - не бегай налево,

   Если хочешь быть первым - не спи за рулём!

   А захочешь, чтоб рядом была королева -

   Для начала попробуй сам стать королём!

   - В нашей жизни всё взаимосвязано, - завёл я третий куплет под их одобрительное мол-чание:

   - Каждый сам принимает решения...

   А в учебнике физики сказано,

   Что, - я поддёрнул рюкзак и поднял палец:

   Угол падения равен углу

   Отражения...

   - Ничего песенка, - сообщил "Саша". - И поёте вы не так уж чтоб плохо... Ваша?

   - Да ну что ты, с чего взял? - искренне удивился я. "Саша" пожал плечами:

   - Да... вид у вас такой. Я вообще думаю, что вы врёте и в какой-нибудь группе играете. Типа "Коловрата" или "Вандала".(1.)

   Я заржал - искренне, весело. Мальчишки уставились на меня сердито, и я сообщил:

   - Вон впереди родничок. Вы мне принесли удачу... Палатку ставить умеете?..

   ...Во всяком случае, "Саша" палатку ставить умел. Зато "Паша" отлично развёл костёр. Правда, перед этим они минут пять булькали и урчали, швырнув майки и покла-жу на траву, под холодной струёй, льющейся из обрезка ржавой трубы в склоне свобод-ного от ржи холмика. Рядом висела на воткнутом в землю деревянном столбике мятая алюминиевая кружка с выцарапанной многозначительной надписью:

С НАМИ НАШ БОГ !

   Я тоже напился и умылся как следует. В принципе, я не люблю раскладываться на ночлег на дорогах или даже около них - старое туристское суеверие и вполне современная опа-сливость вместе взятые... Правда, тут выбора просто не было. Как, кстати, не было и топлива для костра... Но "Паша", пока мы ставили палатку, припёр откуда-то коряжи-ну, которую разделал моим топором, взглядом спросив разрешения.

   А "Саша" скис. Хромал он уже на обе ноги и, присев у огня, начал, морщась, разгля-дывать ступни. Кое-где сквозь пыль сочилась кровь. Следовало ожидать.

   - Дурак, - сказал я. Он вскинул обиженные глаза. - Беречь надо не обувь, а ноги. Держи, - я перебросил ему тюбик и бинт. - Это солкосерил. Мажь и бинтуй... стой, промой сна-чала, как следует промой, не жалей, до крови.

   Он похромал к воде.

   "Паша" из пятнистого рюкзака достал два одеяла - хороших, тонких, но тёплых. Потом - консервы, разные, но подобранные без ума, явно просто так хватали с полок и клали в рюкзак. Два котелка, новеньких... Свою сумку он не только не трогал - аккуратно поставил в тень палатки и нет-нет, да и поглядывал, хотя в сгущающихся сумерках её уже и видно не было.

   Во ржи усыпляющее посвистывал перепел. Потом раздался скрипучий звук, и "Па-ша" вскинулся:

   - Что это?

   - Коростель, - я прилаживал над огнём котелки. - Не слышал ни разу?

   - Не... - он покачал головой, посидел, свесив между колен руки, в одной из которых был зажат нож "Саши" (опс, складной "спайдерко", дорогой и надёжный...). Сказал: - Я во-обще вот так в первый раз.

   - Не ходил в походы? - я надорвал пакетик с супом. "Паша" опять покачал головой. - Зря. Здорово.

   - Наверно, - он вздохнул. - Вы колбасу будете?

6.

   Я присмотрелся и посоветовал:

   - Выкинь. Весь день в рюкзаке на жаре, а она варёная... Давай кашу, если есть.

   "Саша" прихромал уже с забинтованными ногами, сел, облегчённо перевёл дух и признался:

   - Гудят, как колонки на концерте...Но уже не больно, спасибо.Только щиплет. Немного.

   Ни тот, ни другой ни разу не выматерились. Меня стесняются? Может быть. А может, и нет. Может, воспитание. Даже у этого, который стопроцентно бывший бес-призорный. Беспризорными становятся в нашей счастливой стране разные ребята. И по разным причинам.

   Они сидели молча. Мне почему-то показалось, что, не будь тут меня, то они всё ра-вно молчали бы. Сидели и глядели в костёр, над которым урчал мой котелок с гречневой кашей с говядиной, один из их котелков - с гороховым супом с копчёностями, другой - с чаем.

   Я тоже смотрел в огонь, не пытаясь завести разговор. Зачем? Если захочется, то расскажут сами... Когда же я поднял глаза от огня, то понял, что стемнело окончате-льно. Разве что на западе упорно горела узкая алая ниточка.

   - Готово, - заявил я, ловко и быстро снимая котелки и расставляя их в траве. - Пусть остынет... Жрать хотите?

   - Очень, - признался "Саша".

   - Значит, ещё потерпите... - я посмотрел вокруг. - Сейчас роса ляжет. Хороший день будет завтра.

   "Паша" молча поднялся и, подойдя к палатке, взял свою сумку. Хотел переставить её под откинутый полог у входа, но потом шагнул с ней обратно к костру.

   И споткнулся о растяжку.

   Удержал равновесие, но сумка хлопнулась на бок. И из неё как-то плавно, скользя-ще, лентой выпали затянутые в банковские упаковки пачки. Не зелёные долларовые. И не унылые рублёвые. Радужные упаковки "еврейских денег". Сумка была набита ими.

   "Саша" охнул. Это был единственный звук. "Паша" молча и быстро сел на корто-чки, глядя на меня потемневшими глазами, на ощупь стал сгребать пачки обратно в сум-ку. Вжикнул молнией. Вернулся к костру и сел, отодвинув сумку за спину.

   Всё это время я оставался абсолютно неподвижен.Потом протянул руку, поправил дровишки. Мальчишки смотрели на меня через огонь. Пламя плясало на их окаменевших лицах. Сейчас им могло придти в голову, что угодно, поэтому я был настороже, тем бо-лее, что в руке у "Саши" оказался нож, а он явно с ним умел обращаться. Но именно "Са-ша" убрал его в чехол и молча посмотрел на "Пашу". Тот кивнул: - Давай. Чего теперь...

   - Ладно... - "Саша" передёрнул плечами и снова посмотрел на меня. - Вы, конечно, мо-жете нас убить и забрать деньги. Там пять миллионов евро. И ценные бумаги на предъя-вителя - ещё на восемь миллионов. Я честно... Вы говорили, что не убьёте, но это огром-ные деньги, за них почти любой пойдёт на преступление. И они не фальшивые. Но это не наши деньги. Мы их не украли, мы их просто... должны донести.

   Кажется, они ожидали вопросов. Но я молчал, играл веточкой. И "Саша" продол-жал, набрав в грудь воздуху:

   - Мы не "Саша" и "Паша", конечно. Меня зовут Валька Каховский, а его, - кивок в сто-рону приятеля, - Витька Палеев. Это настоящие имена и фамилии.

   - Я Леший, - сказал я, бросая веточку в огонь. - Дойдём до лесничества - может быть, скажу вам имя. Но прозвище тоже... настоящее.

   - Ты начнёшь? - спросил Валька. Витька помотал головой и как-то съёжился. - Ладно, - повторил Валька. - Понимаете, ему... ну, трудно вспоминать. Поэтому я первый буду рассказывать. Про всё. А он пока... соберётся, что ли...

   И я устроился удобнее, давая понять, что готов слушать сколь угодно долго.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Мальчишка называет группы национал-патриотического направления, играющие т.н. "White Power-рок".

7.

ЖИЗНЬ ПЕРВАЯ.

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ

Мальчик, дальше!

Здесь не встретишь ни признанья, ни сокровищ!

Но я вижу - ты смеёшься, эти взгляды - два луча...

Что ж, владей волшебной скрипкой,

Загляни в глаза чудовищ...

Н. Гумилёв

1.

   Под дворовым грибком звякала гитара - монотонно и лениво, под стать городско-му летнему вечеру, уже плавно переходящему в ночь. Разбрелись по домам мамаши с дет-ками несознательного возраста, отгуляли своё собачники, вернулись с работы обитате-ли квартир-коммуналок - и ещё не расселённых, набитых полудюжиной семей каждая, и выкупленных бизнесменами и чиновниками, а потом возвращённых в своё прежнее доре-волюционное состояние - состояние роскошных палат. Дремали у подъездов и в разнока-либерных гаражах, сменивших когда-то стоявшую во дворе хоккейную коробку, машины - отечественные и иномарки, в трогательном братстве, колесо к колесу. Одиноко горели несколько уцелевших фонарей. Короче говоря, наступили те часы, которые отлично опра-вдывают старую, ещё советскую пословицу: "Темнота - друг молодёжи."

   Уединившаяся под грибком компания была такой же разношёрстной, как и обита-тели самого дома. Среди дюжины мальчишек и девчонок были и те, у кого часы на запя-стье стоили пятьдесят евро - и те, у кого вся одежда стоила едва ли не столько же. Иногда это служило причиной для мелких и крупных конфликтов, в которые часто ока-зывались вовлечены родители. Но сейчас - не то. Вечер был слишком тёплым и тихим, даже петь в общем-то оказалось лень, и гитарист просто щипал струны. По кругу гу-ляли три бутылки пива, из них прихлёбывали по очереди, причём едва ли не у половины в этот момент на лицах проступало отвращение. Пиво было горьким и противным, но пить его - значило быть в образе крутого, в образе своего, а что ещё нужно от жизни? Отвращение пряталось, и малолетние дурачки (среди которых были и школьные отлич-ники, и ребята, всерьёз увлекавшиеся спортом - умнее это не делало ни первых, ни вто-рых!) степенно кивали, передавая коричневые пузырьки дальше и с неприязнью ожидая, когда же они вернутся.

   Впрочем, кое-кто прихлёбывал пиво со вкусом, лихо, давно привыкнув к этой бурой жиже, на которую переводят лучший русский хлеб сомнительные заводики, работающие по загадочным "иностранным технологиям". Среди таких дегустаторов был и специаль-но приглашённый гость - парень из частного сектора, о котором остальные знали толь-ко, что его зовут Борян (от Борьки) и что он - с одной из здешних девчонок, Лизи (Лиз-кой). Судя по всему, Боряну здесь нравилось. Пиво поставил он и несколько раз порывался начать разговор на какую-то мелокоуголовную тему. В другой раз его бы, может, и под-держали (в милиции никто из присутствующих не был ни разу, и подобный разговор то-же казался им "мужским"), но сейчас настроение не соответствовало, и Борян посте-пенно увял. Но по сторонам по-прежнему смотрел благожелательно - видимо, погода и на него оказала умиротворяющее действие.

   Однако, в какой-то момент его умиротворение схлынуло. Борян подался чуть впе-рёд всем корпусом, поморгал и спросил с искренним удивлением:

   - Это что за чудо?

   Все - несколько заторможено - оглянулись посмотреть на "чудо". Оно как раз поя-вилось в свете очередного фонаря на другой стороне двора - и пересекало чахлый садик по прямой, направляясь к одному из подъездов.

   Вообще-то ничего особо чудесного тут не было. Мягко ступая спортивными туф-лями по траве и покачивая небольшим кейсом в правой руке, к компании приближался та-

8.

   кой же, как они сами, мальчишка, одетый очень по-взрослому и солидно: в серую тройку. Такие костюмы, чего греха таить, носили многие из присутствующих, но, как правило, на разных обедах и вечерах, а в обычное время искренне не могли их терпеть. А этот парень был явно доволен жизнью здесь и сейчас - он шёл и улыбался. Да и в остальном выглядел совершенно обычно - худощавый, высокий, с очень правильным лицом. Необычной дета-лью были длинные светло-русые волосы, но в конце концов в наши дни можно видеть и ку-да более странные вещи...

   Мальчишка прошёл мимо компании, кивнув и отчётливо сказав: "Добрый вечер." Борян впал в столбняк. Но остальные сидящие под грибком вполне приветливо ответили на эти странные слова, а девчонки украдкой завздыхали и запереглядывались. Мальчишка в костюме удалялся к дому походкой принца, но у подъезда остановился и, достав из-под пиджака мобильник, с кем-то неслышно заговорил.

   Обнаружив, что Лизи тоже смотрит вслед этому чуду, Борян вскипел. Пора было начинать толковище. Чувство мужской гордости, разбавленное пивом и попранное ви-дом незнакомца, взывали к мести здесь и сейчас.

   Борян не знал бессмертных слов Высоцкого: "Неудобно сразу драться - наш мужик так не привык." Но следовал этому правилу интуитивно-генетически. Поэтому он воз-высил мужественный голос:

   - Это что за педик?

   Мальчишка услышал, не мог не услышать, но даже не повернулся. Это подбодрило Боряна. Удивило его другое: на него посмотрели не то что с удивлением,но как-то стран-но соседи по беседке. Кто-то пояснил:

   - Валька это. Валька Каховский из пятой.

   - Ах, Валька! - Борян нехорошо обрадовался. - Ну, пойду его на свидание приглашу.

   И он стал выбираться из беседки, разминая кулаки.

   - Э, кончай, - сказал другой голос. - Не надо. Наскребёшь на свой лысый череп.

   - У него чё, папик крутой? Или... - Борька хохотнул и сострил, - ...старший дрю-южо-ок?

   - Папик, - пояснила ему одна из девчонок, - у него и правда крут. Но тут не в папике заморочка. Он тебя сам...

   Впрочем, Борян этого уже не слышал. Он двигался к Вальке Каховскому, который как раз убрал мобильник и улыбнулся каким-то своим мыслям. Когда Борька положил ла-пу на плечо пиджака, Валька обернулся с лёгким недоумением:

   - Да?

   - Слышь, ты, дятел, - начал Борька испытанную процедуру наезда, - ты мне на ногу на-ступил. Чё, по ногам, как по бульвару?

   - Извини, я не заметил, - голос Вальки был ровным, без малейших признаков страха, гне-ва, волнения или заискиванья. Смотрел он уже немного недоумённо. Борян обрадовался:

   - А, не заметил? А чего не заметил, ты чего, в глазки долбишься? Или я для тебя типа это - микроб? Короче, ты попал. Сейчас мне будешь кроссы чистить. Языком. Начинай, ну? - и Борян сделал быструю и довольно ловкую попытку схватить мальчишку за запяс-тье, чтобы заставить его согнуться лицом в землю. Для этого он убрал руку с плеча Ва-льки - на какую-то секунду.

   То, что произошло с ним дальше, Борян потом очень не любил вспоминать. Это бы-ло непонятно. Не больно, а именно - непонятно. Больно ему делали не раз, боль бы он вы-терпел. А тут... страшновато было, что так его "сделал" длинноволосый мальчишка с глупым именем и странными привычками.

   Не сходя с места, Валька каким-то диким образом перегнулся всем телом - без вы-криков или экзотических ката-таолу(1.). Его рука - левая - оперлась в песок, правая - с ди-пломатом - закрыла пах, а правая нога - носком врезалась Боряну под правое ухо.

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Название формальных упражнений (без партнёра) в японских и китайских "боевых искусствах".

9.

   - Ай! - тоненько успел сказать Борян - и рухнул на асфальт без малейших признаков со-знания.

   - Извини ещё раз, - сказал Валька. Вздохнул, сделал странный изящный жест правой ру-кой.

   И, набрав код, вошёл в подъезд.

2.

   Принято думать, что дети "новорусских" никуда не высовываются без охраны.

   В отношении Вальки Каховского это было неверно. И не то чтобы у его отца не имелось нужных людей - просто ни в городе, ни в области не нашлось бы никого, кто соз-нательно посмел причинить хоть малейший вред сыну Сергея Каховского, одного из соз-дателей и владельцев "группы "РУС - HOLD & HOME" ", чей строительный (и не толь-ко) бизнес охватывал почти весь Юго-Запад. Все знали, что за люди создавали эту группу и какими методами они пользовались при этом.

   Принято думать так же, что все "новорусские" живут в роскошных особняках за высокими заборами.

   Опять-таки в отношении семьи Каховских это было неверно. Они занимали двух-этажную (впрочем - собранную из четырёх обычных) квартиру всё в том же доме, где когда-то Сергей Каховский жил с родителями,и не помышляя о карьере бизнесмена, "вла-дельца заводов, газет, пароходов", как он шутил. Пароходов, правда, не наблюдалось, но заводов имелось аж три, и газета тоже была. Кстати, особняк в общем-то был - дача за городом, вполне соответствовавшая классическим представлениям о "новорусских". Но Каховские наезжали туда нечасто. Главе семьи не позволяли дела,Ирине - матери Ва-льки - тоже, а сам Валька не очень-то любил этот особняк. Кроме того, дел хватало и у него.

   Принято думать ещё, что жизнь в "новорусских" семьях - это вечное непонимание отцов и детей, взаимная нехватка времени и всё такое прочее.

   Но и это не касалось семьи Каховских...

   ...Размешивая ложечкой сахар в какао, Валька не без опаски прислушивался к тому, как отец подбирается к наиболее скользкой части разговора. При этом Валька делал вид, что всецело поглощён бокалом.

   - И тогда он мне говорит, - Каховский-старший закинул ногу на ногу и прикурил, держа спичку внутрь кулака. Жена немедленно конфисковала сигарету и отправила в пачку, ми-моходом затушив. - Хм... Ну так вот, тогда он мне говорит: "И, между прочим, Вален-тин тоже отсутствовал на этом занятии." Я так удивился... Валентин, что ты на это скажешь?

   - Дождик будет... - задумчиво произнёс Валька, глядя за окно. - Интересно, гроза уже, или ещё рано? Ма, у кого сказано про грозу в начале мая?

   - Кхгм... - кашлянул Каховский-старший. Валентин сделал большие глаза и посмотрел на отца изумлённо:

   - Папа?.. Извини, я задумался.

   - И правильно сделал, - одобрительно кивнул отец. - До меня дошли слухи, что ты уже два месяца не посещаешь элективный курс по изобразительному искусству. Как это по-нимать, наследник?

   - Но папа, - Валька захлопал ресницами, - это просто ошибка. Дело в том - ты же ви-дел нашу аудиторию? - что там есть колонна... большая такая колонна, на ней ещё на-писано повыше "Серый+Ирок=LOVE"... так вот я просто сижу за этой колонной, и...

   - Мой юный друг, - угрожающе сказал отец, - я великолепно знаю эту колонну. И по сло-вам Якова Марковича, ты одиннадцатый, кто за ней сумел разместиться. Это есть про-гресс, так как в дни моего детства она скрывала максимум двоих...

   - Мгм, - вмешалась Ирина. Муж грозно посмотрел на неё и воинственно повторил:

10.

   - Да, двоих!!! Да и то - если прижаться потеснее...

   - Мгм, - повторила жена. Валька с энтузиазмом подхватил:

   - Папа, это же очень интересно! И к кому ты там... прижимался?

   - Почему ты не был на элективке?! - раненым в подвздошье мамонтом взревел Каховс-кий-старший. Сбавил тон и пожал плечами: - Ты же сам записался, даже настаивал...

   Валька вздохнул и опять посмотрел за окно. Чему-то улыбнулся, пожал плечами:

   - Настаивал... Пока у нас Игорь Игоревич вёл, я что, разве не ходил? Ходил, и рисовал, потому что было интересно. А сейчас просто скучно.

   - Вообще-то Яков Маркович - известный художник, насколько я знаю, - сердито заме-тил отец, наливая себе кофе, который немедленно конфисковала и уничтожила жена. - Мне в этом доме что-нибудь можно?!

   - Можно, - с глубокой убеждённостью кивнула Ирина. - Приносить деньги... А что до Якова Марковича - то он художник не только известный, но и независимый - рисует не-зависимо от наличия таланта. Уж я-то в этом разбираюсь. В отличие от тебя.

   - Вот-вот, - подхватил Валька обрадовано, - как начал разных Шагалов, Кандинских и Малевичей нам втюхивать...

   - Остальные-то сидят - и ничего, - возразил Каховский-старший. Валька нагло заявил:

   - У них вкуса нет, а я в маму, меня от этого тошнит. Да и потом - не все сидят, мно-гие тоже бросили.

   - Ну и ты бы ушёл, - сердито сказал отец. - Я что - против? Перевёлся бы ещё куда, но скрывать-то зачем?! Всякие разные жи... люди будут мне насчёт сына выговаривать...

   - Прости, - искренне сказал Валька, - я честное слово как-то не подумал. Я же не рисо-вать бросил, а просто туда ходить, ну мне и казалось, что всё как надо.

   - К Игорю ходил, что ли, домой? - сердито спросил отец. Валька посмотрел на него и отчётливо поправил:

   - К Игорю Игоревичу, пап. Ходил. И не я один.

   - Твой Игорь И... - начал Каховский-старший, но в этот момент вмешалась жена:

   - У Тютчева, - сообщила она.

   - Что? - не понял Каховский-старший.

   - Про грозу в начале мая сказано у Тютчева, - пояснила ему жена.

   - Это заговор, - объявил в пространство глава семьи. - Я голодный и усталый, мне не дают покурить, выпить кофе, и это - заговор... - он тяжело вздохнул и обратился к сы-ну: - Покажи, что нарисовал хоть за это время.

   - Ага, сейчас! - Валька вскочил и взбежал по лестнице наверх.

   - Ты чего насчёт Игоря? - тихо спросила Ирина. Сергей поморщился:

   - Да ну его, дурака... Руки не подаёт, отворачивается... Сколько можно?!

   - Он и в школе был принципиальный, ты что, не помнишь? - Ирина поморщилась, но не с неприязнью, а как-то странно.

   - Дурак он был, что тогда, что сейчас.

   - Если тебя это так волнует, сделай, чтобы его в школе восстановили.

   - Он не вернётся, если узнает, что это я помог.

   - За что его хоть выгнали?

   - Отказался конкурс проводить с ребятами. На тему: "Почему мои родители должны голосовать на выборах?"... Давай, что там у тебя?

   Это относилось к Вальке, который появился на лестнице, неся большую папку из тё-много пластика на "молнии". Вжикнув на ходу застёжкой, он достал и осторожно, поч-ти ласково, пристроил на широкий подоконник листы специального картона - квадраты семьдесят на семьдесят сантиметров. Пряча за шутливостью волнение, объявил:

   - Минивернисаж Валентина Сергеевича Каховского считаю открытым настежь. Кри-тику не надо, только положительные отзывы. Опс.

   Он откинул папиросную бумагу, подклеенную для сохранения рисунка к каждому ли-

11.

   сту. Каховский-старший недовольно нахмурился, но мать Вальки чуть откинулась назад и подняла левую бровь.

   Широкими небрежными мазками - из тех, что дают ощущение реальности только на расстоянии, вблизи распадаясь на цветную мешанину - был написан на картоне маль-чишка, летящий на воздушном змее: руки и ноги косым крестом, лицо полузакрыто при-тиснутыми ветром длинными волосами, но видна улыбка и восторженные глаза. Вокруг - только небо, пронзительно-чистое, безоблачное; солнца не видно, но всё пронизано его присутствием. На просвеченном насквозь змее вилась по кругу алая надпись:

ЛЕТЯЩИЙ К ВОСХОДУ

   - Опять символизм... - пробормотал Каховский-старший. - Узнаю руку Игоря...

   - Па, - не без ехидства ответил Валька, - на змеях летали, это документальный факт. В Первую мировую поднимали наблюдателей...

   - Ну-ну... Что там дальше?

   - Слишком контрастно, - заметила Вальке мать. - Пропадает ощущение реальности.

   - Может быть, - не стал спорить Валька, открывая следующий лист.

   Эта картина оказалась строже и вся в тёмных тонах. Единственным ярким пят-ном была багровая роза - крупная переводная картинка, наклеенная на корпусе гитары в руках девчонки. Девчонка - в высоких шортах и топике, босиком - шла по канату через пустоту. Не глядя под ноги, глядя перед собой; было ясно, что девчонка поёт и играет. На коротко стриженых волосах горел металлический сумрачный блик.

   - Подаришь для офиса? - сразу спросил отец, пряча в глазах восхищение.

   - Не-а, - отозвался Валька, - я её подарю. Есть кому... Вот для офиса, хочешь?

   Каховский-старший захохотал. На листе был он сам - просто сидящий за столом в своём кабинете во время совещания. Но Валька сумел придать отцу какое-то неуловимое сходство с огромным медведем, выглядывающим из берлоги, отчего вся картина приобре-тала оттенок шаржа. Кроме того, взятый ракурс позволял видеть, что под столом Ка-ховский-старший скинул с ног шикарные туфли и шевелит пальцами.

   - Мобильником снял, по-быстрому, - признался сын, - ты меня тогда ещё выгнал... А по-том просто перерисовал... Берёшь?

   - Беру, - махнул рукой отец. - А дальше?

   Картина вроде бы была яркая, цветная, но вот только все цвета отдавали раздра-жающей кислотой. Единственным "нормальным" пятном среди потока людей, машин и света - Валька нарисовал вечерний центральный бульвар - был обтрёпанный мальчишка лет 10. Сидя с поджатыми ногами на ограждении подземного перехода, он обмакивал па-лец в стоящую рядом бутылку с молоком и кормил прижатого к груди крошечного щенка. На чумазом лице мальчишки сияла - другого слова подобрать было нельзя - улыбка.

   Родители долго молчали. Валька тоже молчал, глядя в окно. По нему шуршал весен-ний дождь.

   - Валь... - тихо сказала Ирина, - а эту - мне? Хорошо? Как раз в галерею...

   - Бери, - не поворачиваясь, ответил Валька. Снова воцарилось молчание, и Каховский-старший излишне оживлённо поинтересовался:

   - Ну а дальше-то, дальше что?

   Валька повернулся, переложил листы. Отец засмеялся:

12.

   - Ну конечно, куда без него! Ир, смотри, как он Делароша разрисовал!

   - Де ла Роша, - поправил Валька. И, тоже посмотрев на картонный лист, невольно улы-бнулся вслед отцу.

3.

   Клод-Антуан де ла Рош, тренер Деларош, как называли его те, кто его плохо знал, был похож на героя старого фильма про фехтовальщиков - высокий,изящный, стройный, как танцор, мужчина лет сорока с худым смуглым лицом , узкими губами, на которых ча-сто появлялась тонкая улыбка и ярко-синими глазами. Всегда прямой, длинноволосый, с пружинистым шагом и сильным французским акцентом (хотя он жил в России уже лет десять), он сперва "не показался" Вальке. Пять лет назад его, девятилетнего, отец при-вёз ранним утром в небольшой зальчик на окраине города, сказав, что хочет, чтобы Ва-лька занимался у хорошего маэстро. Валька не понял - что его, музыке учить собирают-ся? Но он и так играл на гитаре и на пианино, и пел... Валька хмуро качался всю дорогу на сиденье и мрачно посмотрел на неброскую вывеску над входом:

Ш К О Л А

Д Е ЛА РОШ

   Он не спросил отца, что это такое, потому что привык верить отцу. Сергей Сте-панович оставил сына в машине и исчез довольно надолго. Валька успел соскучиться и да-же разозлиться, он ещё и поэтому мрачно посмотрел на незнакомого мужчину, который, не говоря худого слова, приказал Вальке раздеться до трусов и заставил то приседать, то поднимать ноги, то просто мял плечи и руки по всей длине... Пальцы у мужчины были тонкие, жёсткие, сухие и холодные. Наконец он кивнул и обратился к сидевшему тут же отцу (без него Валька ни за что не позволил бы всё это с собой выделывать):

   - Ну что ж, хорошо - он сильно грассировал. - Я буду его учить, Серж. Отличный ма-териал. Пусть приходит, ты знаешь график.

   Валька смолчал, когда его назвали "материалом". Но в машине потребовал объяс-нений. Отец буркнул: "Будешь учиться рукопашке."

   Валька воспрянул духом. Против этого он ничего не имел и ждал первого занятия с нетерпением. Но каково было его разочарование!

   Группа де ла Роша была маленькой - около дюжины мальчишек. Вместо кимоно, татами и боевых выкриков, от которых лопаются уши противника, тут было что-то, похожее на танец или гимнастику, глупое фехтование на палках, плюс - бесконечные рас-сказы об этикете и нормах поведения. Все обращались друг к другу невыносимо учтиво, мальчишки носили длинные волосы, которые перехватывали лентами, у троих были "зак-лёпки" - а эти штуки Валька тихо ненавидел. Короче, такого от отца Валька не ожидал и вернулся домой чернее тучи.

   Отец сам сказал ему: "Ну что ж. если через месяц захочешь уйти - я не буду про-тив. Но этот месяц - прошу тебя - походи регулярно. Хорошо?"

   Валька согласился.

   Первое подозрение, что всё не так плохо, появилось у него, когда один из мальчишек - тогда Валька толком ещё никого не знал - в раздевалке сшиб с головы другого спичеч-ный коробок ударом ноги - неуловимо-плавным, красивым. Это называлось "саватта". А через две недели произошло и ещё кое-что. Валька потом долго подозревал, что это под-строил отец... пока не понял, что де ла Рош на такое не согласился бы даже под пыткой.

   Де ла Рош и трое его учеников шли после занятий, припозднившись на уборке зала, к автобусной остановке. И прямо возле неё наткнулись на омерзительную, но нередкую в наши дни сцену.

13.

   Трое кавказцев, скрутив молодую женщину, тащили её в кусты.

   Валька помнил, как де ла Рош оказался рядом в один прыжок.

   От первого удара, коротко хрюкнув, завалился носом в траву один нападающий. Второй и третий, отскочив, выхватили ножи, что-то закричали с визгливым угрожаю-щим матом... Де ла Рош не стал ждать и отступать. И через секунду один корчился на земле, держась за воткнутый глубоко в бедро свой собственный нож, а третий - самый молодой - с невероятно вывернутой рукой прыгал вокруг де ла Роша и тоненько кричал детским голосом: "Айайайай дя-дэнь-ка-а, ы-нэ-на-да-а, нэнаданэнада, нэ бу-ду, нэбуду!" Де ла Рош довернул руку - хрустнула, выскакивая наружу через одежду, кость - и бро-сил: "Прочь, падаль, - и нагнулся к сидящей на земле женщине: - Встаньте, сударыня. Я помогу вам," - и подал узкую ладонь.

   До дома женщины и от него мальчишки шли, спотыкаясь - они смотрели не под ноги, а на "маэстро", настоятельно потребовав, что пойдут с ним. А тот был совер-шенно невозмутим. И лишь перед расставанием досадливо сказал: "Я поступил не по правилам чести, напав на них внезапно. Но меня извиняет то, что я защищал даму от напавших хищных зверей," - и своим обычным наставительным жестом поднял палец.

   С этого момента де ла Рош для Вальки стал третьим в мире человеком - после отца и мамы. Вот таким и хотелось быть (даже больше, чем таким, как отец, если честно): холодным, воспитанным, корректным, много знающим и умеющим, никогда и никого не задевающим первым, но дающим в случае чего сокрушительный отпор, гото-вым заступиться за слабого... Де ла Рош слегка посмеивался над мальчиком. Но не оби-дно... а то, что к одиннадцати годам Валька заслужил кличку "Чокнутый Лорд", и произносилась эта кличка только в его отсутствие и с опаской, само по себе говорит о его успехах в подражании. Отца Вальки несколько раз вызывали в школу, но он каждый раз дотошно разбирал дело - и качал головой: "Виноват не мой сын." И это было прав-дой- Валька никогда не начинал первым... кроме тех случаев, когда нужна была его за-щита.

   Учительница литературы как-то раз в сердцах сказала ему: "Ты Дон Кихот!" Ва-лька вежливейше поблагодарил за сравнение - "Дон Кихота" он к этому времени прочи-тал и "Рыцарь Печального Образа" ему в целом понравился. Хотя Валька и считал, что перед тем, как отправляться на подвиги, тому следовало бы подзаняться общефизичес-кой и боевой подготовкой.

   Де ла Рош тоже много говорил о рыцарях. Не как об иносказании, а о настоящих. "Самураи, - делал он презрительный жест, - шаолиньские монахи... Кто там ещё герои фильмов из Голливуда? Мы - Европа. Мы корнями - в рыцарстве как воинском сословии. И не должны от него отказываться и забывать его, даже если кто-то этого хочет."

   Валька видел, как тяжело он переживал извинения выжившего из ума папы римско-го - когда тот каялся перед мусульманами за участников крестовых походов. Странно было видеть, что можно так переживать за давно умерших людей. Но Валька поразмы-слил - и понял, что в этом и есть справедливость. А как же иначе? Никто же не извиняя-лся перед Европой за турецкие и татарские набеги, за алжирских пиратов, за миллионы угнанных в рабство и убитых...А перед Россией - ещё и за монгольское иго... А раз боро-дачи в зелёных головных повязках не извиняются - то и им нечего ждать извинений. С этого момента Валька ощутил как бы ниточку какую-то, что ли, протянувшуюся к нему от воинов прошлого. Они перестали быть только персонажами книг, фильмов и расска-зов де ла Роша. А что про них говорили плохо - к этому времени Валька понял, что плохо "вообще", без конкретных примеров, говорят чаще всего о хороших людях.

   Кстати,де ла Рош имел к крестоносцам непосредственное отношение, Валька знал. Де ла Роши, маркизы Сорель, графы Галуа, служили своей стране со времён как раз крес-товых походов. Во время VII крестового похода - в 1248 году, в страшном по ожесточе- нию бою при Мансуре - Людовик IX Святой был поражён мужеством простого сержан-

14.

   та Гиго Роша. Когда пал рыцарь, в копье которого Гиго служил, а вместе с ним был ран-ен оруженосец, сержант не только не дал остальным людям отступить, не только вы-тащил из-под клинков визжащих мусульман господина - на плече - и оруженосца - под мышкой - в безопасное место. Он вернулся в бой и с криком: "Бог нам щит!" крушил не-верных тележной оглоблей, потому что своё оружие бросил, спасая благородных людей. Вдохновлённые его примером, люди копья воспрянули духом и пошли в наступление, увле-кая за собой и всё знамя. Копья и стрелы неверных - близко те подходить страшились, потому что не только человеческие, но и конские черепа разбивало страшное оружие - изранили Гиго, но он упал наземь только услышав пение победных труб.

   Людовик Святой, сам явивший в том сражении беспримерную доблесть и видевший неистовое мужество сержанта,сказал: "Если только этот воин останется жив - быть ему рыцарем." Гиго выжил - и получил титул маркиза Сорель, и небольшое поместье Со-рель, которое он с чисто крестьянской сметкой "вывел в люди". Уже его внуки стара-лись не вспоминать о "мужичьем" происхождении. Но они не утратили лучшего качест-ва своего предка - воинского духа. На протяжении семи веков не знали они иной службы, кроме воинской. Дед Клода-Антуана вместе с де Голлем эмигрировал в Англию в дни гит-леровской оккупации, а его семья попала в концлагерь Аушвиц и выжила чудом. Отец Кло-да-Антуана в 56-м подорвался на советской мине, поставленной алжирскими партизана-ми и, как когда-то отважный Гиго, уцелел. А двадцатилетний Клод-Антуан в 86-м стал лейтенантом парашютистов.

   Его карьера оборвалась ровно через десять лет. Находясь в составе миротворчес-ких сил в Боснии, в бывшей Югославии, тридцатилетний майор стал свидетелем того, как мусульманские бандиты вырезали сербскую деревню, мужчин которой как раз пара-шютисты де ла Роша и разоружили за день до этого - как было приказано командовани-ем международных сил...

   Де ла Рош не успел помешать. Но он нагнал банду. Он отдал приказ парашютис-там открыть огонь по извергам. Он лично расстрелял с полными штанами сдавшегося в плен главаря мусульман.

   И через три месяца был лишён чинов и наград, с позором уволен из армии, без кото-рой не мыслил жизни. А с ним ушли три лучших офицера и пять сержантов его баталь-она. Не по приказу, а по доброй воле.

   В том же году он уехал в Россию. Он и сам не знал, почему. Может быть, потому что ничего более далёкого от своей прежней жизни просто не мог себе представить.

   Чемпион вооружённых сил по саватту, фехтованию и стрельбе стал учить маль-чишек из богатых семей тому, что умел сам. Сперва ему просто не доверяли - он ничуть не был похож на наводнивших Россию жадноватых и амбициозных "сенсеев", учивших, как надо лбом пробивать стены и ногой крошить камни, но при этом то совращавших учеников, то просто воровавших спонсорские суммы, а то и толком ничего в реальности не умевших. Но потом "братки" и "фирмачи" разобрались, что это за человек. И оробе-ли от осознания собственной незначительности. А уж тут у де ла Роша появилась воз-можность выбирать учеников - и выбирал он привередливо...

   ...Де ла Рош ещё дважды брался за оружие. В первый раз - весной 99-го, когда на Сербию напало НАТО. Он поехал воевать добровольцем в отрядах знаменитого Ражня-товича и, вернувшись летом того же года в Россию, отправился на Кавказ. Кое-кто по-сле Второй Чеченской с удивлением рассказывал о сухощавом длинноволосом чудаке в фо-рме, сидевшей, как влитая - чудак сражался в отряде терских казаков и прославился, как беспощадный истребитель "чичиков". А в бою многие слышали, как он что-то бормочет - вроде бы по-французски... Кто-то разобрал слова...

   БОГ НАМ ЩИТ, шептал капитан французских парашютистов, БОГ НАМ ЩИТ.

   Из Сербии он привёз орден. С Кавказа - казачью шашку с серой надписью по клинку:

ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО - РУБИ СМЕЛО !

15.

   Кто-то из предков де ла Роша летом 1812 года погиб от удара такой шашки в "де-

   ле" под Миром - а перед тем, говорят, раскроил не одну чубатую голову своим палашом. Но это были старые дела и старые счёты. Честные дела и честные счёты, не имевшие отношения к сожжённым деревням и содранной с женских грудей коже, к живьём зако-панным в землю раненым солдатам и вынутым внутренностям детей...

   ...Когда наступило лето, Валька почти расстроился - он был уверен, что де ла Рош уедет куда-то в отпуск.И де ла Рош в самом деле уехал - но вместе со своими учениками. Как он это делал каждое лето, пояснили Вальке "старички".

   В небольшом летнем лагере, затерянном в дебрях огромного заповедника, де ла Рош учил своих подопечных плавать, скакать верхом, стрелять из нескольких видов оружия, бегать, ночевать в лесу, снова драться... и играть в шахматы, писать сочинения и сти-хи, рассуждать о политике, усваивать манеры поведения в обществе. А ещё...возил на работу в фермерские хозяйства, расположенные по периметру лесов, заставляя мальчи-шек косить траву, ходить за скотиной, копать землю и осваивать технику. Это немного удивляло, но даже новички привыкали быстро и не спрашивали, зачем это нужно.

   Однако, больше всего француз говорил мальчишкам о войне. Поднимая длинный то-нкий палец, он цитировал - а ребята слушали его, раскрыв рты:

   - Есть великие вещи - две, как одна.

   Во-первых - любовь. Во-вторых - война... Но любовь - развлечение, вспыхнет и гас-нет. Русские говорили - как береста, мои предки - как солома. Война - дело мужчин, на всю жизнь. Дело солдат. Но солдат - это не только умение владеть шпагой. Только уме-ние владеть шпагой - это наёмник. В его руках это умение может быть виртуозным. Но в решающий момент, когда надо драться, забыв о себе - в решающий момент он отсту-пит. Не из трусости, из расчёта - но тем, кого он защищает, будет всё равно... - а по-том добавлял: - Но воин должен, обязан помнить о труде тех, кто куёт его оружие и ко-рмит его. И уважать труд этих людей.

   Десятилетний мальчишка не всё понимал из того, что говорил де ла Рош. Да тот словно бы и не стремился, чтобы его поняли. Но...Год назад именно под влиянием знаком-ства с де ла Рошем Валька нарисовал первую свою "настоящую", как он определял для се-бя, картину. Собственно, рисовал он и до этого, довольно часто, умел пользоваться и специальными карандашами, и красками разных типов. А рисовал - то карикатурки в школьную газету, то просто так - что-то для себя или для приятелей, то ещё какую-то мелочь. Тут же вдруг подкатило нестерпимое желание - именно нестерпимое! - выплес-нуть на "большое полотно" все пока самому не до конца ясные эмоции, накапливавшиеся долгие месяцы.

   Валька из карманных денег купил "профессиональный" картон для работ. И долго сидел дома, оседлав стул и подперев подбородок руками, перед поставленным на импрови-зированный подрамник листом. А потом - потом начал рисовать и не останавливался, пока не закончил. За это время наступил вечер, его трижды звали есть, но Валька отде-лывался досадливыми выкриками. А на следующий день отвёз картину к де ла Рошу.

   Валька страшно смущался и чудовищно покраснел, когда отдавал картон маэстро. А потом долго-долго не смотрел на де ла Роша. Пока тот не положил руку на плечо ма-льчишки. Валька поднял глаза - и увидел, что де ла Рош улыбается. Улыбка была удивлён-ной и благодарной. Де ла Рош что-то сказал по-французски, Валька не сразу понял, и де ла Рош повторил. Тогда Валька разобрался, что его благодарят - церемонно и витиевато, как в средние века. А потом де ла Рош вдруг поцеловал мальчика в лоб и бережно унёс ка-ртину к себе в кабинет. Где и повесил над рабочим столом.

   Валька хорошо помнил, что нарисовал. Хотя не взялся бы объяснить, откуда на не-го свалился такой... символизм, что ли? Это не характерно для тринадцатилетних маль-чишек. Но вот поди ж ты...

   Всю центральную часть картона занимала фигура могучего воина - в средневеко-

16.

   вых доспехах, настоящих, не помпезных "консервах" из кино, в порванной накидке с коро-левскими лилиями. У воина было лицо де ла Роша - немного огрублённое и моложе, именно так Валька представлял себе Гиго Роша. Сержант Рош что-то кричал (наверное - "Бог нам щит!") и раскручивал над головой оглоблю. За его спиной вместе тесно - плечом к плечу, если так можно сказать - высились Нотр Дам и Кремль, Биг Бен и Кёльнский Со-

   бор, памятник Русалочке и орган Святого Бавона...А спереди наползали на сержанта многочисленные фигуры. Тут был козлобородый мулла с заляпанным кровью Кораном и взглядом фанатика. Тут был звероподобный бандит с автоматом и в зелёной головной повязке. Тут был лощёный смуглый бизнесмен, прятавший за спиной длинный нож. Тут была похожая на Смерть шахидка в чёрном, обмотанная пачками динамита. Тут был носатый сопляк с палкой в руке и пеной на губах. Тут был вампироподобный "аксакал" в пёстром халате и с мешком героина. И ещё много-много других - хорошо узнаваемых! - "персонажей". Турки, пакистанцы, арабы, чеченцы... А под этой картиной Валька напи-сал размашисто и густо алой краской (и опять-таки сам не очень понимая, почему!):

ВСТАВАЙ, ЕВРОПА !

   Игорь Игоревич, учитель изобразительного искусства в школе Вальки, той карти-ны не видел. Они с де ла Рошем были слишком разными, Валька интуитивно чувствовал: Игорь Игоревич не поймёт. Он был мягким и уступчивым - во всём, кроме одного: отста-ивания интересов Искусства с большой буквы. Может быть, именно поэтому и ушёл из школы после того, как там появился шумный и носатый "лауреат" и "дипломант" Яков Маркович Брицкий с его неприятной привычкой в разговоре "непринуждённо" класть ру-ку на талию мальчишкам...

   Валька рассказал о поступке Игоря Игоревича де ла Рошу. И маэстро заметил, что учитель изобразительного искусства совершил достойный поступок. Валька даже хотел их познакомить. Но вовремя понял, что двум мужчинам, двум по-разному хорошим людям просто не о чем будет говорить друг с другом...

4.

   Обычно Валька ложился не позже одиннадцати. Приучил себя к этому сам, хотя никто особо не настаивал. Но вечерами пятницы и субботы делал исключения из правила. Субботний вечер он посвящал "выходу в свет" - проще говоря, ходил в школу,где была от-личная дискотека. А вечер пятницы проводил дома, засиживаясь далеко заполночь - иног-да с родителями (он давно понял, что те могут рассказать много интересного), иногда один.

   Сегодня - как раз один. Судя по всему, отец и мама сильно устали за день и намере-вались отсыпаться. Поэтому в тишине квартиры бодрствовал лишь Валька. Бодрство-вал за компьютером, что для него было не очень обычно. Да, в своё время он переболел "игрушками" и Интернетом - но именно переболел и с тех пор за мощную дорогую маши-ну садился лишь когда было нужно что-то сделать для школы. Да ещё иногда - вот так, чтобы развеяться.

   Но сегодня всё было иначе. На него вдруг накатило грустное настроение - после своего "вернисажа" - и Валька решил спрятаться от грусти в сетях "всемирной паути-ны". Благо это легче лёгкого.

   Он включил центр, поставил диск Грига. И уселся за машину.

   Сперва Валька заглянул на парочку эротических сайтов и полюбовался на девчонок.

17.

   Потом перескочил на "собачий" сайт и повздыхал - он давно хотел собаку, большую, си-льную, типа овчарки... но в городской квартире, сколь угодно большой, такому псу будет мучение, это он и сам понимал.

   С собачьих проблем Валька отправился на сайты малых городов России. Ему нрави-лось это занятие, как нравилось путешествовать. Конечно, везде не побываешь никогда.

   И поэтому, рассматривая фотографии, карты, читая статьи и рассказы, Валька как бы добавочно удовлетворял страсть к путешествиям. В некоторых "найденных" в Интер-нете городах он и в самом деле побывал - и каждый раз удивлял местных тем, что знает их города едва ли не лучше их самих. А вот чаты и форумы, даже интересные, Валька не посещал почти никогда - ему казалось противным так "беседовать" с людьми. Говорить надо глаза в глаза, лицо в лицо, чтобы и приязнь, и отвращение были видны...

   Это, кстати, говорил де ла Рош.

   На этот раз, впрочем, Валька попал-таки на форум, где какие-то пчеловоды из ма-ленького мордовского городка обсуждали свои пчелиные дела. Странно, но это оказалось очень интересно читать, и Валька пожалел, что ничего не понимает в пчёлах. Да и мёд ему не очень нравился.

   Когда "сладкая жизнь" немного наскучила, Валька пробежался по ссылкам. Совер-шенно неожиданно после одного из нажатий экран почернел и остался таким. Валька по-днял бровь и откинулся на спинку удобного стула. Вирусов он не боялся - на его машине стояла мощная защита. Но едва он подумал о вирусах, как на чёрном фоне вдруг поплыли режущие глаз алые строчки, и Валька нахмурился.

   Ты Каховский ? - спросил кто-то.

   Да , - подумав(неизвестный терпеливо ждал), ответил Валька.

   Старший или младший ? - уточнил посетитель.

   Кто вы ? - напечатал Валька.

   Старший или младший ? - повторил кто-то.

   Младший , - решился Валька.

   Передай отцу , чтобы зашёл www.rus.-clear.ru . Как можно быстрее , - сооб-щил собеседник. И на мигнувшем экране в оформлении из золотистых сотовых ячеек поп-лыли строчки сведений о разборных ульях.

   Пультом Валька выключил Грига. Подумал. И набрал указанный адрес.

   Сайт открылся быстро. Это была какая-то самопальная шарага, посвящённая стрелковому оружию. И совершенно непонятно оказалось, как она может быть связана с отцом. Помедлив, Валька набрал в местном поисковике "Сергей Каховский" - и через се-кунду, не больше, "выскочила" табличка:

Click here after password enter.

Letter for you, Mr Kahovsky

Password, please ? (1.)

   В белом прямоугольном окошке мигал курсор для ввода пароля.

   Валька вздохнул разочарованно. Он бы не отказался просто так заглянуть, какие там у отца дела. Но подыскивать пароль - нечестно и глупо. Мальчишка подумал, а не разбудить ли отца? Вдруг что-то очень важное - уж больно странным выглядело такое "обращение",даже не через почту. Но с другой стороны - отец устал, можно будет рас-сказать ему всё утром. Оставить на кухне записку, притянутую магнитом к холодильни-ку, как это практиковалось у Каховских.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Щёлкните здесь после ввода пароля. Для Вас письмо, мистер Каховский. Пароль, пожалуйста?

18.

   Решив так, Валька попытался выбросить проблему из головы. Но... это не получа-лось. Просто не получалось, как он ни старался. Мышка валилась из рук, как говорится. Валька отсел от компьютера, встал, помыкался туда-сюда по комнате. Вынул диск Гри-га, подумал, порылся на полке с CD. Достал записанный из Интернета диск с песнями ба-рда Третьякова, включил...

   - А как по тёмным коридорам

   Всё ищу дорогу к Богу...

   Но не хочется мне хором

   И не ходится мне в ногу...

   Вот и вышло, что мне вышло

   Одиночкой к Богу - вором...

   Только сзади где-то слышно -

   Вновь картавит чёрный ворон...

   Валька вздохнул, ощупью сед на кровать, поставил ноги на её край и откинулся за-тылком к стенке...

   - Вот такая кутерьма,

   Брат.

   Ой, чревато задарма

   Брать.

   Ведь у самых у его

   Врат

   Не получится уже

   Врать...

   - А я по шарику с гитарой -

   Вот и всё, чем смог разжиться...

   На планете этой старой

   Всё никак мне не прижиться...

   Я без дома - и без дачи.

   И не муж - и не любовник...

   Отоварили без сдачи -

   Разменяли сороковник...

   Третьякова любил Игорь Игоревич. Он и дал полгода назад Вальке послушать кассе-ту этого барда - центра или хотя бы магнитолы у преподавателя ИЗО не было...

   - Да хоть куда-нибудь свернуть бы!

   Всё по кругу - хоть ты тресни...

   Бог придумывает судьбы -

   Я придумываю песни...

   Песни разные - а всё же

   Чем печальнее - тем ближе.

   Слёзы катятся по роже...

   Не звони мне. Я в Париже.

   Валька и сам не заметил, как начал подпевать негромко, не открывая глаз:

   - Вот такая кутерьма,

   Брат.

   Ой, чревато задарма

   Брать.

   Ведь у самых у его

   Врат

   Не получится уже

   Врать...

   Оглянулся на экран компьютера. Поерошил волосы, лежащие на плече. Встал.

19.

   И вышел на лестницу.

   Дверь в спальню родителей была закрыта. Валька постоял перед нею, потом прио-ткрыл и сказал в темноту, зная, что Каховский-старший проснётся тут же:

   - Пап, извини, это очень важно. Можно тебя на минуту?

5.

   В субботу занятий в школе де ла Роша не было, но маэстро никогда не возражал против того, чтобы его ученики собирались в помещении в любой момент, кажущийся им удобным - его-то квартира располагалась прямо над школой. Поэтому Валька ничуть не удивился, обнаружив в помещении Димку Бологого, своего тёзку Вальку Щусенко и Яна Савицкого - парнишку на два года моложе, который пришёл в школу совсем недавно. Ян и Валька Щусенко сражались на палках, Димка, сидя на вытащенном в центр зала спорти-вном "коне", пил лимонад и рассматривал большую фотографию, на которой он сам сто-ял на импровизированном пьедестале. Валька ограничился общим кивком и отправился в раздевалку.

   Де ла Рош проверял шкафчики. Вернее, что-то искал - проверять их ему бы в голову не пришло, они и не запирались. Валька вспомнил произошедшую год назад с одним из но-веньких историю - тот поставил в свой шкафчик дорогущий дезодорант - и забыл про него, как и про все прочие принадлежности для мытья. После того, как общими усилиями мелкого удалось запихать в душ, де ла Рош осведомился, указывая подбородком на яркий баллончик: "Так зачем тут стоит эта вещь? - а взъерошенный, но непобеждённый нови-чок с изумлённым гневом завопил: - Но вы же сами сказали,что в шкафчике доложен сто-ять дезодорант!!!" Де ла Рош от изумления временно разучился говорить по-русски и ра-зразился длиннейшей французской тирадой, в которой большинство поняли - из-за скоро-сти произнесения - лишь многократно повторённое слово "поросёнок".

   - А, Валентин, - де ла Рош кивнул своему ученику. - Ты не поможешь мне найти нагруд-ник? Один кто-то сунул куда-то и теперь он не находится.

   Малосвязно, хотя и ясно по смыслу...Это, кстати, значило, что де ла Рош слегка раздражён.

   ...Нагрудник нашёлся за шкафчиками. Де ла Рош удовлетворённо кивнул и исчез в двери оружейки, а Валька начал переодеваться, лениво думая, чем бы заняться для нача-ла. Но де ла Рош разрешил его сомнения,выйдя в костюме для саватта и предложив спар-ринг, постукивая друг о друга своими серебряными перчатками - знаком высшей квали-фикации стрелка(1.).

   К этому времени собралось ещё несколько человек и все с интересом столпились во-круг ринга. Де ла Рош и Валька приветствовали друг друга и приняли стойки.

   Саватта похожа на смесь гимнастики и танца с боксом и балетом. Когда-то это французское искусство почти погибло (как погибает в наше время английский бокс, упор-но превращаемый в омерзительную месиловку быкоподобных ниггеров), но было спасено энтузиастами и в наше время процветает не только во Франции - в пику всей восточной чушпензии. Известно ведь, что европейские единоборства на голову превосходят китайс-ко-японскую заумь в чисто практическом плане, просто "сэнсэи" умело напускают тума-ну вокруг своих "искусств" - ну и Голливуд помогает. Реальная история рукопашных боёв на войне (а никакого другого показателя эффективности просто не существует, так как искусства боевые!) показывает, что европеец даже без оружия легко разделывается с двумя-тремя "восточниками" одновременно при помощи полудюжины хорошо отрабо-танных ударов и бросков. Не говоря уж о том, что большая часть рассказов и тракта-тов по "восточным единоборствам" - наглая фальсификация первой половины ХХ века.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. В саватте бойцы называются "стрелками". В зависимости от уровня мастерства они носят перчатки (по возрастающей) голубо-го, зелёного, красного, белого, жёлтого и серебряного цвета.

20.

   Де ла Рош, который и так не выглядел пожилым, на ринге вообще преображался (как и в любой "бодрящей" ситуации). Казалось, что это молодой парень - быстрый, сильный и ловкий солдат. Валька, как и все ребята, не раз познавал на своём опыте, что это не только "казалось", но и "есть"... и ещё как "есть"! Но и сам Валька недаром уже носил красные перчатки. Все неприятные мысли, оставшиеся после ночи, вылетели из го-ловы мальчишки моментально, им там просто не нашлось места. Валька продержался минуту, что было своеобразным рекордом - и де ла Рош коротко похвалил ученика, а со стороны зрителей раздались аплодисменты.

   И в этот момент неприятные мысли вернулись...

   ... - Маэстро, мне надо с вами поговорить.

   Де ла Рош поднял глаза на стоящего перед ним Вальку. Валька не переоделся и смо-трел прямо и открыто, с надеждой.

   - Я весь внимание, Валентин, - наклонил голову де ла Рош. Валька покачал головой:

   - Если можно... не здесь.

   Де ла Рош сделал короткий жест в сторону оружейки. Вошёл первым и присел на край стола, скрестив руки на груди. Валька прикрыл дверь.

   - Мастер... - начал он и замялся. Де ла Рош молчал. - Мастер, - решительно повторил Валька, перейдя на французский, - ночью отец получил какое-то сообщение... Он сильно забеспокоился и ничего не стал мне рассказывать. Но я ощущаю тревогу... явственную и определённую. Совершенно. Я боюсь. Не за себя, а за родителей.

   Де ла Рош чуть поднял уголок губы:

   - Я полагаю, Валентин,тебе известен специфический бизнес твоего отца? - Валька кив-нул. - Как мне известно, он давно отошёл от подобных дел, но, может быть, что-то ос-талось? Так сказать, звонок из прошлого? Они часто бывают неприятными...

   Валька слегка повёл плечами:

   - Нет... я не думаю... это непохоже. Отец пару раз получал такие "звонки". Но всегда только по-злому веселился, как перед боем... А сейчас... - Валька перешёл на русский: - Я бы сказал, что он испуган, если бы не знал, что это невозможно.

   - Вот как? - де ла Рош указал на стол рядом с собой, и Валька присел, сцепив пальцы между колен. - Но я не могу поговорить с Сержем. Он вряд ли станет со мной откровен-ничать.

   - Я знаю... - Валька вздохнул. - Я просто решил рассказать... Чтобы стало легче, труд-но носить в себе беспокойство... - он посмотрел на тренера. - Простите, маэстро.

   - Ты хорошо знаешь своего отца? - вдруг спросил де ла Рош.

   Валька посмотрел изумлённо, открыл рот... и отчётливо выпустил воздух.

   Отец. Весёлый, сильный, смелый... Никогда не теряющийся, не унывающий, умею-щий всё на свете. И вдруг Валька понял, насколько непраздный вопрос задал де ла Рош.

   А ещё - какой он, отец? Бизнесмен. Начальный капитал сделал на откровенном кри-минале, это Валька тоже знал. И не укорял отца, потому что такое было время и пото-му что он щедро тратил деньги на полезные и нужные людям вещи. До этого - служил в армии, родился и рос в этом же городе, тут же ещё в школе познакомился с мамой... И... Валька поймал себя на мысли, что мало знает об отце. Хотя бы о его деле. Недвижи-мость? Но почему несколько раз Валька видел его со странными людьми, от которых - не физически, но ощутимо - пахло сталью и порохом? Лица людей словно были обож-жены раз и навсегда невидимым огнём, слова - сухи и коротки. Что связывало с ними Се-ргея Каховского? Не бизнес - это точно. Ничего, ни капелюшечки, не было в этих людях от бизнесменов... Огромными неоновыми буквами был написан на их лбах девиз стивен-кинговского Роланда Дискейна: "Моё дело - свинец." Но и с "братковскими" боевиками у них было столько же общего, сколько у волка с бультерьером - и недолго думать, кто есть кто и за кем будет победа, случись между ними настоящее "дело"...

   Так чем же занимается отец?

21.

   Валька начал кусать щёку изнутри. Отрывисто спросил:

   - А вы как думаете, в чём дело?

   Де ла Рош смотрел на мальчишку внимательно и странно. Потом сказал:

   - Если что-то случится... запомни: на меня ты всегда можешь рассчитывать. В любой ситуации. Запомни это твёрдо, мальчик. В любой.

* * *

   В Парке Отдыха Валька взял напрокат коня. Вообще-то ему ужасно жалко было этих замученных животных, и он каждый раз устраивал своему "транспорту" праздник, покупая на ближайшем рынке что-нибудь вкусное.Кони это чувствовали и тянулись к ма-льчишке. Всей душой. Валька был уверен, что душа у них есть - по крайней мере, куда бо-льше, чем был уверен в наличии души у многих людей. И сами кони под Валькой вели себя так, как будто несли гусарского корнета - словно обретали утраченное достоинство...

   Когда едешь верхом - отдыхаешь душой. Эту формулу Валька вывел для себя само-стоятельно, хотя подозревал, что он не первый. Конечно, по городским улицам не пусти-шься галопом. Но и шаг - занятие приятное. Да и не выезжал сейчас Валька в город - ехал себе по парку...

   И всё-таки на этот раз полностью избавиться от неприятных мыслей не удалось. Конь, очевидно, чувствовал настроение всадника - косился и похрапывал. Валька успокаи-вающе похлопал его по шее, пробормотал:

   - Ну-ну... - и, чтобы окончательно развеяться всё-таки, пришпорил коня каблуками уз-ких лакированных сапог. Тот моментально рванулся в галоп по аллее парка, давно ждал этого. И бешеная скачка вышибла из мыслей тошнотную тягомотину. Валька склонился к конской гриве и не думал ни о чём. Каждый раз, когда он так скакал - где бы это ни бы-ло - ему начинало казаться, что ещё секунда, другая... и он пробьёт какой-то барьер. И, может быть, увидит что-то... что-то необычное. Как в однажды виденном старом му-льтике, где в музее истории вдруг ожила под взглядом мальчишки конная пулемётная по-возка со странным названием "тачанка"...

   ... - Отстаньте! Помогите! На по-мо-о-ощь!!!

   Валька осадил коня, от неожиданности захрапевшего нутром. Крик повторился. Девчоночий крик, отчаянный и беспомощный. А ещё через миг Валька увидел за кустами - с высоты седла - трёх парней своего возраста, выкручивающих руки девчонке.

   Конь проломил кусты грудью. Из-под самых копыт с воплем ужаса порскнул кто-то - только что такой храбрый, с девчонкой-то... "Хрясть", отчётливо сказал сапог, ломая зубы не успевшему увернуться второму. Третьего уже не было видно, и Валька рванул повод.

   Девчонка стояла возле дерева, прижав руки к разорванной спереди до живота ма-йке. Валька понял, что перед ним "уличная" или вообще беспризорница - его возраста, как и нападавшие (которые, кстати, уже все исчезли с поля короткого боя и никаких призна-ков близкого наличия не подавали), худая, с мокрыми серыми глазами и спутанными каш-тановыми (вроде бы - под грязью не поймёшь) волосами. Девчонка смотрела на Вальку, не отрываясь. Почему-то ощущая неловкость, он спросил:

   - Чего они хотели-то?

   - Деньги... я за утро насобирала... и вообще, - девчонка всхлипнула судорожно, потом криво улыбнулась: - Чего они хотеть могли-то?

   - Ты где живёшь? - Валька чуть наклонился с седла. Девчонка неопределённо махнула рукой с тонким запястьем:

   - Там... Спасибо... я пойду... - её взгляд стал опасливым. Жизнь на улице давно научила её, что такие вот мальчишки могут быть гуда опасней уличных гопников. Валька протя-нул руку:

   - Садись, я подвезу. Куда скажешь... - и, видя, что девчонка мнётся, добавил: - Я тебе ничего не сделаю, слово чести.

22.

   Взгляд девчонки стал изумлённым. Она ещё помедлила, потом нерешительно взя-лась за Валькины пальцы, готовая в любую секунду отдёрнуть ладонь. У Вальки почему-то сжалось горло, он кашлянул и помог девчонке сесть впереди. Она окаменела. Валька разобрал поводья:

   - Куда везти? - спросил он.

   - Всё равно, - вдруг устало ответила девчонка.

   - Тогда поедем в "Солярис", - сказал Валька и сам удивился. Не собирался он ничего та-кого говорить...- Это моё любимое кафе...

   ...Может быть, бармен известной на Левобережье "молодёжки" и развернул бы Вальку с его спутницей, но "Солярис" на треть принадлежал Каховскому-старшему, и Валька преспокойно занял столик. Спросил усевшуюся на краешек девчонку:

   - Тебя как зовут?

   - Света... - тихо ответила та.

   - Я Валька, - он оперся локтем на спинку стула. - Что будешь?

   - Я... как ты...

   Валька заказал мороженое, потом понял, что на самом деле хочет есть, добавил к заказу какао и беф-строганов. Мальчишки из группы "Анимэ", которую "раскручивало" кафе, наигрывали что-то электронное - так, для разминки. Валька успел управиться с половиной порции и обнаружил, что Света съела всё. Он отложил вилку и предложил:

   - Ещё?

   Девчонка подняла глаза. Вздохнула:

   - Да... если можно.

   - Можно, - Валька вместо того, чтобы подозвать официанта, сам подошёл к стойке, а потом подсел к музыкантам. Через полминуты "МР-3" утихла, послышались звуки рояля (конечно, тоже электронного, но что делать?), а потом - голос Вальки. Он пел, наклонив микрофон - пел всё того же Третьякова:

   - Мы с тобою незнакомы пока -

   Ты не знаешь даже песен моих.

   Протекает между нами река,

   Разделяя грусть одну на двоих.

   Впрочем - я не стал бы спорить с судьбой.

   Всё получится - молись не молись...

   Мы пока что одиноки с тобой,

   Потому что ждём друг друга всю жизнь!

   Краем глаза он увидел, что Света - хотя ей уже принесли заказ - смотрит в его сторону. Валька сам себе удивлялся - и продолжал делать то, что делал...

   - Погадай себе, погадай -

   Видишь: звёздочка в небе светится?

   Нагадай себе, нагадай

   Этим летом со мною встретиться!

   Позови меня, позови -

   Даже если не знаешь имени,

   Наугад моё назови

   Ветру под небесами синими.

   Он сделал длинный проигрыш:

   - Ты, конечно, не такая, как все.

   Мир твой соткан из фантазий и снов,

   Где ты ходишь босиком по росе

   И животных понимаешь без слов.

   Вылетая по ночам из окна

   Городской панельной клетки своей,

23.

   Возвращаешься поутру одна,

   Вновь не встретившись с душою моей... Спасибо, пацаны, - это он бросил ребятам из "Анимэ", вставая из-за синтезатора.

   - Да не за что...

   - Классно играл...

   - Хоть когда давай... - посыпались разноголосые ответы.

   Он вернулся за стол. Улыбнулся:

   - Ешь, что же ты?..

   ...Узкая полоска пляжа была пустынна - не настал ещё купальный сезон. Валька остановил коня, соскочил, помог сойти девчонке. Забросил поводья коня на развилку в незапамятные времена выброшенной на берег коряги. И отошёл к самой воде. Подобрал в песке несколько камешков, начал бросать в воду. О Светке он почти забыл - вернулись тревожные мысли. И обернулся, собираясь ехать в парк.

   Девчонка, нагнувшись, стягивала с себя трусики. Её джинсы, кроссовки и майка - новая, купленная Валькой с лотка при выезде из парка - лежали на коряге. Увидев, что Валька обернулся к ней, Светка выпрямилась, глаза её округлились, она отчаянным и без-защитным жестом прикрылась... но потом, закусив побелевшую губу, опустила руки и наклонила голову.

   - Зачем это? - спросил Валька. Его вдруг охватила злость - не желание (он знал, что это такое, хотя ни разу не был с девчонкой), а именно злость. - Зачем это?! - звеняще повторил Валька.

   - Я думала... - прошептала она. - Я же должна... с тобой... ты же...

   - Оденься, - выдохнул Валька. - Немедленно. Сию секунду.

   Он отвернулся, сел на корточки у воды, плеснул себе в лицо. Вода пахла цвелью и мазутом. Валька успел понять, что его тошнит...

   ...В медленно идущие на дно ошмётки непереваренного беф-строганова тыкались невесть откуда налетевшие мальки. Валька тупо созерцал это зрелище и не сразу понял, что света помогает ему встать и усаживает на корягу. Она успела одеться и теперь села рядом.

   - Что с тобой? - испуганно спросила она. Валька помотал головой. - У тебя что, при-падки?!

   - Припадки... - криво улыбнулся Валька. - Весь день сегодня наперекосяк... Нет у меня припадков, это возрастное...

   Девчонка села прямо, недоверчиво переспросила:

   - Нервное?.. - потом снова посмотрела на Вальку и сказала: - Если хочешь... если хо-чешь - я всё сама сделаю, ты не стесняйся... Я не обижусь... на тебя не обижусь. Чест-ное слово... Ты хороший...

   - Не надо, - Валька посмотрел на неё и увидел, какие у Светки красивые глаза, и ужасну-лся тому, что девчонка с такими глазами...- Поехали ещё куда-нибудь. Просто так.

* * *

   - Па, - Валька сел напротив, - у тебя денег нет? На завтра, а то я на нулях.

   - Если я не ошибаюсь, - Каховский-старший потянулся на стуле, - утром у тебя было около ста евро.

   - Сто тридцать, - честно ответил Валька. - Я их почти все отдал.

   - Кому? - поинтересовался отец.

   - Так... одной девчонке. Беспризорной...

   - Интересно... - Каховский-старший нахмурился. - Надеюсь, не проститутке?

   - Она хотела, - Валька смотрел в угол. - Она младше меня, и она хотела... Но я отказа-лся. Её Светкой зовут. Мы весь день были вместе, а вечером я ей отдал деньги... Мне стало стыдно, что я так живу... Па, - Валька посмотрел на отца, который внимательно его слушал, - почему так? Откуда их столько? Я же и раньше видел и всегда жалел...

24.

   - Ты хочешь спросить, не виноват ли я? - медленно поинтересовался Каховский-ста-рший. - Я и такие, как я? Наверное, виноваты. Ты знаешь, что я хотел стать археоло-гом? - Валька ошарашено помотал головой. - Это правда, археологом... - подтвердил отец и чему-то улыбнулся. - Спроси у своего Игоря Игоревича, он расскажет... А вместо этого я стал бандитом, я бы не поверил, если бы мне сказали об этом в школе, я бы в дра-ку полез...Но мы не вырывали куски изо рта у стариков и детей, Валька. Мы не делили то, что должно принадлежать всем, сын. Воду, свет, тепло, знания... Это из-за них всё так, как есть. Из-за них, и из-за тех, кто по их указке правит страной. Русские им... - Каховский-старший замялся, глядя на молчащего Вальку. И решительно закончил: - Рус-ские им - кость в горле. Поэтому, чем больше беспризорных, больных, наркоманов, подо-нков - тем им лучше.

   - А что делать? - тихо спросил Валька. Каховский-старший покачал головой:

   - Что тут сделаешь, если пока ты помогаешь десяти таким, как твоя Светка - на улице оказываются сто... Тебе сколько денег?

   - Я бы так не смог жить, - не слыша отцовского вопроса, пробормотал Валька. - Я бы просто не смог так жить...

   - Человек привыкает ко всему, - Каховский-старший положил руку на плечо сыну. - Иди-ка ты спать, на тебе лица нет. На дискотеку-то не пойдёшь ведь?

   Валька молча встал, не ответив на вопрос. Пошёл к двери. И не видел, что во взгля-де, которым провожал его отец, были боль и жалость.

6.

   В воскресный день Валька проснулся почти в полдень - вялый, разбитый, с больной головой. Дома никого не было, только на холодильнике обнаружилась записка:

Валентин!

Будить тебя не стали, поехали по делам. Вернёмся к вечеру.

Родители.

   Валька прочитал записку, скомкал, бросил в мусорный мешок. Он чувствовал себя таким же скомканным, как эта записка. Странно, неужели правда такая дикая нервная реакция? Как у истеричной девчонки...

   Он обошёл квартиру, заставил себя выпить кофе. Пощёлкал пультом телевизора. Выключил его. Стало очень обидно - какие там дела в воскресенье? Захотелось, чтобы родители были дома.

   Валька подошёл к окну. И вдруг увидел одну из отцовских машин.

   Чёрный "хаммер" стоял почти у подъезда. Возле него никого не было, но двое пар-ней сидели под грибком, да и за тонированными стёклами ощущалась настороженная жизнь.

   Интересно... Валька осторожно выглянул на лестничную площадку. Пролётом ни-же сидел на подоконнике охранник. Он оглянулся мгновенно, кивнул Вальке молча. У отца неприятности... но какого плана, если он оставил охранять сына не меньше четырёх че-ловек?

   Валька попробовал позвонить отцу и матери - и с мобильного, и с обычного теле-фона - но каждый раз чутко засекал странноватые шорохи и попискиванья, свидетель-ствующие о том, что аппараты на прослушке. Но кто мог прослушивать отца - челове-ка, слово которого было законом от Волги до украинской границы, от Тамбова до Став-рополя?!

   "Только ОНИ, - холодно подумал Валька. - Государство. ФСБ или кто-то вроде." Валька хорошо знал со слов отца, что все рассказы типа того, что "мафия бессмертна"

25.

   - анекдотическая чушь. Любая мафия (и вообще любые организации) существует толь-ко до тех пор, пока это безразлично (или выгодно) государству. Как только нарушаются его интересы...

   Он перестал названивать и вернулся к себе в комнату. Лёг в постель и уснул опять - глухо выключился, а открыл глаза уже только вечером. Первой мыслью было - до чего бездарно прошло воскресенье. Второй - где родители?

   Как раз в этот момент зазвонил телефон. Валька сорвал трубку:

   - Да?!

   - Валь. Ты дома? - голос отца был спокойным, весёлым даже. - Мы едем, через полчаса будем. Что делал?

   - Спал, - беззаботно ответил Валька. - За всю неделю отсыпался... Ну, я жду. Пока.

   - Пока, - это был голос мамы, чуть подальше. Телефон выключился.

   Валька перевёл дух. По крайней мере, они живы оба. Подошёл к окну - охрана нику-да не делась. Ну что ж...

   ...Он успел поесть, когда в прихожей послышались щелчки. Пулей Валька вылетел наружу и, сам от себя того не ожидая, повис на шее у отца:

   - Пап!!!

   - Ну ты чего? - Каховский-старший засмеялся, отцепил от себя сына. Тот обнял и поце-ловал мать, быстро спросил:

   - Всё нормально?

   - Да абсолютно, - беззаботно ответила она. - Сейчас есть будем.

   - А я не голодный, - весело ответил Валька.

   - Ну ещё бы, ты на выходные как медведь - поешь и в спячку...

   Это было несправедливо, но Валька и не подумал обижаться или возмущаться.

   Родители были дома.

   Он крутнулся на одной ноге, шагнул к лестнице. Но, уже стоя на первой ступеньке, обернулся и сказал:

   - А я вас очень люблю, - и побежал вверх, отчётливо отсчитывая каждую ступеньку.

   Он не слышал, как Ирина сказала мужу - и в голосе была горечь, похожая на вкус яда: когда уже начал пить и с ужасом понимаешь - отравлен!

   - Как же быть?

   - Он справится, - ответил Каховский-старший. И, обняв жену, изо всех сил прижал её к себе - безнадёжным жестом сильного и смелого человека, который уже не может защи-тить тех, кто ему дорог...

   ...Уроки на понедельник Валька всегда делал в пятницу, хотя и знал, что почти все его одноклассники поступают по-другому. Поэтому вечер воскресенья остался свобод-ным, и даже мысль, что завтра в школу, не пугала - неделя-то была последней, а потом, как ни крути, как ни думай об экзаменах - всё же лето...

   Сидя за роялем в холле, Валька играл Моцарта. Он знал, что мать и отец слушают сейчас у себя, и эта мысль доставляла ему удовольствие,как и льющаяся каплями музыка. Мысли были лёгкими и спокойными, от странного недомогания не осталось и следа. "Рас-ту, - подумал Валька иронично, - матерею...".

   Моцарт... Валька прервал игру, сел удобнее на стульчике. Нажал несколько клавиш - просто так. Он и сам пробовал сочинять музыку, но скоро понял, что ничего не получа-ется. Так зачем мучиться, если есть чужая - но она же и твоя, когда её играешь...

   Неожиданно и резко ему почудилось чужое присутствие. Не матери или отца - именно чужое. Мальчишка вскинулся. В холле царила полутьма майского вечера. И в этой полутьме Валька заметил около двери промельк - словно махнуло чёрное крыло.

   Он вскочил. Бесшумно зажёг свет.

   - Ва-аль? - окликнула мама.

   - Всё нормально, - спокойно отозвался он, стоя возле выключателя с колотящимся серд-

26.

   цем. Конечно, в холле никого не было, и в коридоре тоже. Да и не могло быть.

   За несколько дней до смерти чёрный человек заказал Моцарту реквием - музыку "за упокой души", сказав, что это будут играть на похоронах одного известного лица. "Рек-вием" играли на похоронах Моцарта...

   Валька помотал головой. К концу учебного года расшатались нервы,попытался сно-ва иронизировать мальчишка, но это не получилось.

   Он поднялся к себе в комнату и сел возле окна, не зажигая света. Охраны не было, под грибком собралась компания. Валька тихо распахнул двойной стеклопакет окна. Май-ская ночь ввалилась в комнату - тёплая, пахнущая не городской пылью и выхлопами ма-шин,а - неожиданно! - сиренью и ветерком. Валька оперся грудью и раскинутыми руками о подоконник - и услышал, как внизу не очень умело играет гитара и кто-то поёт песню Шевчука:

   - Закрылась дверь - он вышел и пропал.

   Навек исчез - ни адреса, ни тени...

   Быть может, просто что-то он узнал

   Про суть дорог и красоту сирени?

   Пропавший без вести, скажи, как мне найти?

   Открыткой стать иль вырваться из Сети?

   Неверный шаг,

   растаявший в пути

   Всеперемалывающих

   столетий...

   Я замечаю: вижу - ты везде.

   Лежишь печально снегом на аллеях...

   В листве сырой, в растрёпанном гнезде,

   На мёртвых пулях - и убитых целях...

   Пропавший без вести, я где-то замечал

   Твои глаза, улыбку и походку...

   Ты, исчезая,

   что-то мне кричал

   О злой любви

   и требовал на водку...

   Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

   Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

   Он отвернулся от окна, не закрывая его. Песня продолжала вплывать в тёмный прямоугольник вместе с шорохом чёрной листвы, но он уже не различал слов, бездумно рассматривая привыкшими к темноте глазами свою комнату. Шагнул, снял со стены гитару. Интересно, во дворе знают, как он умеет играть?

   Валька привычно пристроил гитару на колене. Подумал несколько секунд. И, выб-рав песню, тихонько запел, подыгрывая - для себя:

   - Вычту из рассвета глыбы зданий

   И асфальта серую покорность.

   Голубей помойных бормотанье...

   Остаётся только ветра скорость...

   Он пел в сумраке комнаты, закрыв глаза и представляя себе будущее лето (а вернее - кусочки прошлого, лагерь де ла Роша, своих друзей по его школе...):

   - Что же может быть короче лета,

   Журавлей печальней переклички?

   Вновь мы не допели полкуплета,

   Чтоб успеть к последней электричке...

   И, допевая последний куплет, Валька вдруг с прозрачной ясностью понял: что-то в

27.

   его жизни только что кончилось.

   Навсегда.

7.

   Это был совершенно обычный майский день - день конца календарной весны, а фак-тически - уже лето, чего уж... Восемь уроков в такой день кажутся издевательством над здравым рассудком, и Валька в душе тоже думал так. Но, будучи человеком выдер-жанным, не высказывал своих мыслей вслух, в отличие от большинства одноклассников.

   И всё-таки, когда прозвенел звонок с последнего урока, и Валька вышел наружу, в коридор школы - у него вырвался довольный вздох.

   А в следующую секунду Валька увидел отца. Тот стоял в дальнем конце коридора и явно ждал - смотрел на Вальку.

   Это было более чем странно. Сколько Валька помнил, отец в школу не заходил ни-когда (вот только после его, Вальки, драк, чтобы "морально поддержать сына", как он говорил), заходила мама, да и то - период визитов родителей "просто так" окончился классе в третьем.

   - Па? - удивлённо сказал Валька, больше для себя, быстрым шагом направляясь в сторо-ну отца. Хотел повторить то же громче, но отец резким жестом поднёс руку к губам и показал Вальке, чтобы тот шёл следом.

   Недоумение мальчишки росло. Оно достигло крайних пределов, когда вместо парад-ного хода отец привёл его даже не к чёрному, а к старой двери в нижних коридорах. Ва-лька и не знал даже, что дверь открывается!

   Они вышли в школьный парк, который всё собирались "окультурить", но никак не доходили руки - и он стоял заброшенный, больше похожий на чудом перенесённый в город кусочек леса. На большой перемене тут любили играть все, но сейчас уроки были позади, царили пустота и тишина. Отец шагал по заброшенной аллее молча и целеустремленно. А в душе Вальки начало расти беспокойство.

   Аллея привела к пролому в заборе, свежему, только что сделанному. Отец вылез пе-рвым, потом появилась его рука, вдёрнувшая Вальку в дыру. Снаружи стояла машина - не отцовская, какие-то допотопные "жигули". Валька, повинуясь отцовскому жесту, сел на заднее сиденье - и через секунду машина рванулась с места.

   Отец молчал. Валька снова и снова порывался задать ему хотя бы вопрос, куда они едут, но каждый раз обрывал себя. Машина петляла переулками крутыми подъёмами,ти-хими улочками и пологими спусками - скоро Валька перестал ориентироваться. Он уже почти был готов сердито спросить, что происходит, когда отец резко свернул, остано-вил машину и показал на дверцу.

   Они въехали в заброшенный двор через висящие на перекошенных петлях ворота и свернули за буйно разросшиеся сиреневые кусты. От сладковатого запаха кружилась го-лова. За этими буйно цветущими зарослями виднелся дом - без стёкол, с просевшей кры-шей и крыльцом из серых досок.

   Отец сел на какую-то колоду, лежавшую среди кустов. Похлопал ладонью рядом с собой и сказал:

   - Нам надо поговорить. Может быть... - лицо Сергея Степановича дёрнулось, голос дрогнул, - в последний раз, Валентин.

   - Что это значит? - тихо спросил Валька, садясь рядом. Его всё больше и больше охва-тывало опять ранее совсем незнакомое чувство страха. - Что-то с мамой? Па, скажи!

   - Пока ничего, - с явным усилием сказал отец. - Но, может статься, ты и её больше не увидишь... сядь, Валя, - неожиданно мягко попросил отец, потому что Валька вскочил. - Сядь. И послушай.

   Валька сел, тяжело дыша. Он мгновенно взмок и понял это с отвращением - ощу-

28.

   щение прилипшей к спине рубашки было противным. Отец смотрел прямо перед собой,

   потом заговорил:

   - Понимаешь, Валентин... вся жизнь, которую ты знаешь наша, твоя - всё неправда.

   Валька промолчал. На секунду ему показалось, что сейчас отец скажет что-то, как из глупого фильма: ты не наш сын, а теперь нашлись твои настоящие родители... или что-то вроде этого. Кажется, Сергей Степанович ожидал вопросов, но, видя, что сын молчит выжидающе, продолжал:

   - Я никогда от тебя ничего не скрывал. Ты знаешь, как мы разбогатели.

   - Да, - кивнул Валька. - Я знаю. Но ты же так много делаешь хорошего теперь. И время было такое...

   - В том-то всё и дело, - Сергей Степанович положил тяжёлые кулаки на колени, обтя-нутые английскими брюками. - Это довольно типично для нашей среды - мне всё время было стыдно. Пока шёл период первичного накопления... - Сергей Степанович усмехнулся, - нет, тогда не было. Мы мочили и трясли друг друга и разную сволочь, я и сейчас не ощу-щаю никакой вины... Но где-то в конце 90-х я как будто на поверхность вынырнул. У нас уже всё было... и был ты. Я решил помогать людям.

   - Ты и помогаешь, - недоумённо перебил Валька. Сергей Степанович сделал досадливый жест:

   - Я не о том... Мы с друзьями организовали... фонд. Фонд Дальних Перспектив, как у Хайнлайна. Не для развоза пиццы и секонд-хенда по приютам, не для протезирования ин-валидов войн, хотя всё это нужные дела... Мы стали вкладывать деньги в вещи, которые могли изменить будущее России. Честное слово, Валентин, мы думали не о себе. И уже тогда вдруг начали ощущать, что нам сопротивляются. Никто конкретно, а... - Сергей Степанович поморщился. - Как бы система. Понимаешь? На пиццу она была согласна. Но вещи действительно значимые хоронили на корню. Я не буду тебе рассказывать под-робно. Незачем. Когда мы поняли,что официально ничего не сделать,то стали снабжать деньгами - большими деньгами! - и нашими разработками отдельных людей и организа-ции определённого толка. Ты слышал. По телевизору такие организации называют "фа-шистскими", но можешь мне поверить - нигде нет таких честных и искренних людей, думающих о России, как там... Мы делали это очень осторожно, опыт у нас был. Но ме-сяц назад где-то прокололись. Людей с таким бизнесом, как у нас, при желании всегда можно на чём-то поймать, как ни отмывайся от прошлого. Скорее всего, сегодня вече-ром нас с матерью арестуют. Пока не знаю, за что. Но почти уверен - арестуют.

   - Папа?! - Валька вскочил. Сергей Степанович силой посадил его:

   - Молчи и слушай. Это не наезд, Валя. Это не разборка образца 90-х. Этого я никогда не боялся, и ты знаешь - у меня и сейчас достаточно людей, чтобы никто и не пытался со мной проделывать такие вещи. Это даже не затея нашего государства. От него я бы откупился, как откупался не раз. Но тут речь идёт о таких деньгах и такой силе, что я перед нею - ничто.

   По спине Вальки пробежал холодок. Он неверяще смотрел на отца. Сергей Степа-нович потрепал сына по волосам:

   - Не нравится мне всё-таки, что ты такие носишь... Чёртов Деларош... Помнишь, год назад ты читал книжку Кропилина - "Голубятня среди одуванчиков"? - Валька непони-мающе кивнул. - Я её тоже читал в детстве... Так вот. Люди, Которые Велят - не выдумка, - Сергей Степанович приблизил лицо к лицу сына, и Валька с ужасом понял, что отец не шутит. Ему захотелось лечь на траву и уснуть. Чтобы проснуться - и всё было, как всегда. Но он понимал - не будет. И слушал, прикусив щёку изнутри. - Они не глиня-ные, к сожалению. Их не убьёшь мячиком. И они страшнее и могущественней, чем в кни-жке. Я знал это, когда начинал бороться. Я просто не мог по-другому. Ведь я... - Сергей Степанович неожиданно улыбнулся. - Я, как ни крути, родился в СССР. А эта страна дольше всех сопротивлялась Тем, Которые Велят. Может быть, ты услышишь про ме-

29.

   ня и про маму ужасные вещи. Не верь. Мы любили нашу страну. И хотели, чтобы жил и

   был счастлив наш народ. За это нас будут судить; всё остальное - слова. Знай это.

   - Папа, - прошептал Валька. - Ты так страшно... я хочу к маме, хотя бы поговорить...

   - Нельзя, - покачал головой мужчина и на миг прижал к себе мальчика. - Слушай даль-ше. Сперва я хотел отправить тебя в Светлояр. Ты не знаешь, где это, да теперь и не-важно - поздно, слишком далеко. Тебя схватят.

   - Я никуда не поеду! - вскрикнул Валька.

   - Поедешь, - жёстко ответил Сергей Степанович. - Если нас с мамой арестуют, то ты не сможешь оставаться на свободе. Под предлогом того, что ты несовершеннолет-ний, тебя возьмут и поместят в какой-нибудь закрытый детдом. И никакие адвокаты тут не помогут. А через тебя будут давить на нас. Они это умеют очень хорошо... - он перевёл дыхание. - На свете нет мест, где можно совсем не опасаться Тех, Которые Велят. Но есть места, где им трудно будет тебя найти. И есть люди, которые смогут тебя защитить. Слушай внимательно, Валентин. Мы очень старались, чтобы ты рос смелым, сильным и честным. У нас это получилось. Но ты ещё мальчик и тебе будет трудно и страшно. Ты должен запомнить, что тебе будет трудно и страшно. И всё-та-ки, если ты будешь умным и осторожным, ты доберёшься до безопасного места. Нам с мамой будет легче. Не пытайся с нами связаться - никак. Не смей даже думать об эт-ом. Если мы сможем вырваться - мы сами тебя найдём. Я клянусь. Только мы. Никаких "людей от нас". никаких звонков, никаких писем. Мы - или никто... - Сергей Степанович потёр лоб. - Я заговариваюсь... Так вот. Что надо делать. Сейчас ты переоденешься. В машине есть вещи. Они средненькие, ты будешь выглядеть мальчишкой из семьи - комси-комса... Молчи, слушай и запоминай! - прикрикнул Сергей Степанович на сына, умоляюще открывшего рот. - Свой паспорт, ученический билет, кредитку - всё выкинь прямо здесь. Дипломат тоже оставишь. У тебя будет другой паспорт - и всё, но и им не пользуйся без крайней нужды. Будут деньги. Я дам тебе рубли, пятьдесят тысяч сторублёвками. Ни в коем случае и нигде не доставай их все сразу, положи в разные места одежды. В эт-ом дворе ты дождёшься ночи. Не вечера, а ночи, часов двух. Выберешься из города. Пеш-ком. Запомни, твой портрет будет везде, тебя будут искать, причём будут искать в основном честные и хорошие люди, искренне старающиеся вернуть домой мальчика - может, сбежавшего, может, потерявшего память. Не знаю, что придумают. Они лег-ко используют в своих интересах честных и добрых, вот что самое страшное. Вслепую используют, заставляют воевать за себя... я опять заговариваюсь... Как можно меньше попадайся людям на глаза. Иди пешком. Иди по ночам. Днём спи в лесу, ты знаешь, как, но не забывай приводить себя в порядок, ты должен выглядеть не бомжонком, а обыч-ным мальчишкой. Карта у тебя будет, хороший атлас...

   - Куда мне идти? - прошептал Валька. - Куда идти?

   - Пойдёшь на запад. Сориентируешься по карте. Если возьмёшь темп, то через неделю выйдешь к белорусской границе в районе Витебска. Границу переходи в стороне от КПП. Там её и нет, в сущности. В Белоруссии тебя тоже могут искать, но вряд ли. И всё-таки не расслабляйся. Ни в коем случае не расслабляйся! Понял, сынок?!

   - Понял... - онемевшими губами прошептал Валька.

   - Ты пойдёшь на озеро Нарочь. Там есть кордон Свясьцы. Лесника зовут Ельжевский. Ельжевский Михал Святославич. Михал - ударение на первом слоге, это имя, а не сокра-щение... Когда придёшь на кордон, просто попросись ночевать, а потом скажи ему - если будет не один, выбери момент, чтобы с глазу на глаз - скажи: "Все мы дети одной матери, - а он тебе ответит: - И руки у нас чисты." Ты будешь жить у него и делать всё, что он скажет. Он не подведёт - скорей, небо рухнет.

   - Оно рухнуло... - прошептал Валька. - Папа, папочка... а как же мама?!. Что с вами будет?!

   - Не знаю, - честно ответил мужчина. Встал, поднял сына, стиснув его плечи. - Если

30.

   случится... самое страшное...

   - Нет! - вскрикнул Валька, его лицо исказилось. - Нет, нет, нет!

   - Если случится самое страшное, - беспощадно продолжал Сергей Степанович, - ты должен поклясться мне, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не простишь тех, кто разрушил нашу жизнь и нашу страну. Ты можешь простить наших убийц. Но тех, кто их направлял, ты не имеешь права прощать. Ты должен поклясться мне, что ста-нешь мстить. Любым оружием и любым способом. До своей смерти. Ты клянёшься мне в этом? Помни: может быть, мы видимся в последний раз. И не смей плакать, Валентин.

   - Я не плачу, - мальчик сжал зубы так, что заскрипела отставшая эмаль. Вскинул глаза на отца. - Я не плачу и не буду плакать. Я всё запомнил... папа, я хочу остаться с вами! - вырвалось у него с такой мукой, что Сергей Степанович беспомощно пошатнулся. - Я не знаю... давай поедем домой, возьмём пистолеты и попробуем уйти вместе... или просто станем отбиваться, пусть даже умрём, но только вместе, я прошу, папочка!

   Сергей Степанович покачал головой:

   - Если мы это сделаем - то мы признаем свою вину. И тогда вместе с нами пострада-ют десятки тех, кто сейчас может избежать ареста. Я отвечаю за этих людей... А бе-жать не удастся. Дом под наблюдением... и Ирину я не оставлю.

   - А я?! - выкрикнул мальчик. - Я...

   - Пойми, нам будет легче, в тысячу раз легче, маме и мне, если мы будем знать, что ты - не в их руках, - тихо сказал Сергей Степанович. - Пойми и прости нас.

   Огромными глазами мальчик смотрел на отца. В этих глазах горело и рушилось что-то такое, отчего Сергею Степановичу стало больно - больно под сердцем. Но он сказал непроницаемо:

   - Помни: вернуться за тобой можем только мы сами. Здесь - не верь никому.

   Валька медленно кивнул. И так же медленно сказал - слова падали ртутными кап-лями:

   - Я клянусь честью, что сделаю всё, как ты сказал. Сейчас. И... потом тоже.

   Сергей Степанович встал.

   - Я люблю тебя, Валя, - сказал он тихо.

8.

   Это очень страшно - когда хочешь и не можешь плакать.

   Сжавшись, Валька сидел на колоде. Где-то - не очень далеко - шуршали время от времени машины, пару раз слышались людские голоса. Но всё это теперь были звуки из другой жизни. Из совершенно другой.

   Нельзя было встать. Нельзя было пойти домой. Дикая мука: Валька был в родном городе, его дом стоял, наверное, совсем недалеко - но туда нельзя было пойти. Нельзя было вернуться к отцу и маме.

   Страшнее этого Валька не мог себе представить ничего. Он даже не думал, что можеть быть - так.

   Кто он теперь? Эта мысль пару раз скользила на краешке сознания, но тут же уходила - разве важно? Разве теперь вообще что-то может быть важно? И неужели всё-всё-всё может кончиться вот так - сразу, как, наверное, кончается для человека при взрыве: просто сразу темнота... нет, не темнота - ничего.

   Ни-че-го. Валька ухватился за эту мысль и поднял голову. За кустами сирени видне-лся старый дом. Он войдёт туда. Там наверняка найдётся... что-нибудь, что можно за-крепить на балке, на каком-нибудь крюке, верёвка какая-нибудь. И... Разве он будет пер-вым? Сколько его сверстников кончают с собой, хотя у них нет и сотой доли той беды, которая обрушилась на него...А потом не будет страшно, не будет больно, а будет ни-как - и это хорошо, потому что никак - это и есть никак.

31.

   Валя, сказала мама. Валька отчаянно обернулся, подталкиваемый какой-то дикой надеждой. Никого не было, но он точно слышал мамин голос. Точно.

   Нет. Валька помотал головой, крепко зажмурившись. Они живы. Они с отцом пока живы. И верят, что жив он.

   Значит, он будет жить.

   Валька встал и начал бесшумно пробираться к выходу из заброшенного сада...

   ...Отдавая распоряжения сыну, Каховский-старший,наверное, просчитал не всё. Он не просчитал в первую очередь, как заметен будет четырнадцатилетний мальчишка на пустынной ночной улице. Валька же (тупое отчаянье сменилось холодной расчётливос-тью, хотя боль никуда не ушла) понял это, едва высунув нос на улицу. Он был близко к ок-раине, но и отсюда "выйти из города" - это пройти не меньше трёх километров прежде чем начнутся леса пригородной зоны.

   Часы на его руке (дешёвые, китайские) показывали полвторого ночи. В центре сей-час вовсю работают клубы и бары, будь его воля - он бы пробрался именно в центр... но Валька сообразил, что в этом отец прав. В городе не спрячешься. Город внушает чувство ложной безопасности (вон сколько людей, поди найди!) - и выдаёт того, кто пытается в нём скрыться. Случайной встречей, случайно брошенным взглядом...

   Насилуя себя (до физической боли), Валька понял: надо делать так, как сказал отец. Даже если каждый шаг из города, от близких, будет равен шагу босиком по раскалённо-му углю (а Валька знал, что так и будет).

   Он один. И он должен спасаться...

   ...Валька пережидал в кустах напротив школы де ла Роша, пока проедет патруль-ная машина. Он устал, хотелось есть и - болезненно - спать. К школе его привело неосоз-нанное желание ещё раз взглянуть на неё. Ведь по пути же...

   Отжавшись на руках, Валька начал вставать с росной травы. И удивлённо увидел, как открылась дверь - и на крыльцо вышел Димка. Постоял, насвистывая и отряхивая ру-ки (с низ сыпалась какая-то пыль), потом сказал за плечо:

   - Я пойду, завтра доделаю. Там немного осталось, а уже в школу скоро. Посплю хоть...

   - Погоди, я подвезу тебя, - донёсся голос де ла Роша откуда-то из глубин здания.

   - Да не надо. Мне не влетит, мы же предупредили, - и Димка шагнул с крыльца.

   И... Валька нарушил приказ отца. Нарушил его запрет. Просто в этот момент ему до такой степени стало жутко и одиноко, что он не успел себе напомнить о словах Ка-ховского-старшего: "Не верь никому!"

   Да и не умел он никому не верить.

   Это могло стать роковой ошибкой. Те, кто не верит никому, ошибаются редко. В этом их сила. А слабость - слабость в том, что к ним никто не подойдёт, не подбежит, как побежал к Вальке Димка, услышав шипение из кустов: "Ди-и-и-иммм, Димммм!.." И для них никто не сделает того, что было дальше.

   Просто так.

   Не задавая вопросов.

   Бесплатно.

   Потому что было ясно: в беде - друг...

   ... - Сделайте погромче, - попросил Валька. Де ла Рош, левой рукой ведя "Пежо", правой увеличил громкость приёмника:

   - Пропавший без вести смешал весь этот мир,

   Добавив в сущность ложку Человека...

   Без суеты, без ксивы и квартир,

   Лишь на секунду выскочив из века...

   Пропавший без вести - ты знаешь обо всём,

   О том, как выйти за пределы смысла...

   Не воскрешён, но вечен

32.

   - с ним и в нём

   Уничтожаешь

   формулы и числа...

Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

   Валька лежал на полу между задним и передними сиденьями, прикрытый спущен-ным покрывалом. Впрочем, де ла Роша никто не останавливал, и уже минут пять как машина маэстро мчалась через пригородную зону.

   - Валентин, - сказал де ла Рош, не оборачиваясь. - Мы можем сейчас поехать... в одно место. Там ты спрячешься и будешь ждать. Сколь угодно долго. Я просто предлагаю.

   Это была соблазнительная мысль. Вот сейчас он скажет: "Да!" - и взрослый чело-век будет о нём заботиться, возьмёт на себя если не все, то часть проблем - хотя бы где спать, что есть...

   Валька стиснул зубы. И ответил:

   - Нет, маэстро. Спасибо, но - нет. Вы и так рискуете. Я даже не говорю вам, куда я отправлюсь. И я не хочу вас подводить, потому что, когда меня у вас найдут... а найдут обязательно, поверьте мне... скажут, что вы меня похитили...- Остановите, пожалуйс-та. Я пойду дальше сам.

   - Жизнь дорожает, выбившись из сил,

   Зализывает раны после драки...

   А ты на этом полотне светил

   Мне подаёшь таинственные знаки...

   Пропавший без вести! Я знаю - ты живой!

   Вас миллионы бродят между нами...

   Смотрите

   на могилы с номерами -

   И на свой путь,

   очерченный прямой...

   "Пежо", вильнув, свернул на обочину. Валька выскочил из машины. Задержался на миг, лицо его исказилось, он хотел попроситься обратно... но повернулся и пошёл через узкую полозку луговины к смутно темнеющему в утреннем тумане лесу. Молча. И так же молча де ла Рош перекрестил его исчезающий силуэт...

   ...Потом он долго смотрел туда, где растаял в предутреннем сумраке его лучший ученик - превратился в туман, в шорох кустов, в росный рассвет, стал одним из сотен тысяч таких: неприметных, никому не нужных, обречённых. Растаяли картины, музыка, смех, мальчишеские надежды, сны, мечты. Было - и нет.

- Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

Пропавший без вести - я назову тобой дорогу...

Я назову тобой дорогу...

Я назову тобой дорогу...

Я назову тобой дорогу...

Я назову тобой дорогу...

Я назову тобой дорогу...- пело радио. Де ла Рош медленно

   опустил глаза и внезапным резким ударом вмял панель индикатора внутрь. Музыка захле-бнулась, с треском посыпались искры.

   - Меrdе(1.), - тихо и яростно сказал француз. И, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза. Губы его шевелились.

   Майор де ла Рош молился.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Дерьмо (фр.)

33.

ЖИЗНЬ тоже ПЕРВАЯ, но другая.

БЕГЛЕЦ

Всё больше медных всадников в стране.

Всё больше беспризорных на вокзалах.

В. Крапивин

1.

   Витька проснулся от пения птиц.

   Рассвет начала лета был довольно холодным, но Витьке приходилось спать и в куда более сильный холод, поэтому он только поворочался, не просыпаясь, на подстилке из ве-ток под такими же ветками, сунул ладони между колен и затих опять. А вот птицы раз-будили, поди ж ты.

   Он открыл глаза и улыбнулся муравью, торопившемуся куда-то по тоненькой тра-винке перед носом.

   Неподалёку нет-нет, да и шуршали машины. Да, вроде бы, когда он, усталый до не-возможности, заваливался в свою берлогу, то видел огни - синеватые призрачные огни бензоколонки; шоссе рядом. Ну что ж...

   Витька сел и помотал головой.

   На бензоколонке можно было привести себя в порядок и поесть. Последние два дня Витька питался... да в сущности ничем не питался, так что желудок взбунтовался при одной мысли о еде - пронзительно запел. Наверное, в лесу было что поесть, вот только Витька в этом совсем не разбирался.

   Мальчишка ощупью пододвинул к себе большую спортивную сумку-рюкзак и встал, отбрасывая ветки.

   В лесу плавал туман, рассечённый на лоскуты прямыми солнечными лучами, падав-шими сквозь листву. Часы показывали полшестого.

   Витька уже много лет не думал о своём будущем дальше чем на день вперёд.Сейчас ему хотелось поесть и умыться. Можно даже - поесть, не умываясь. Закинув сумку за плечи, он ещё раз помотал головой и зашагал на звук поющего асфальта.

   Туман немного обманул, как и ночные огни - до шоссе оказалось не так уж близко. Витька нашёл глубокую лужу с темной холодной водой, умылся и кое-как пригладил коро-ткие волосы. Потом продрался через кусты - и присел. На всякий случай, потому что бензоколонка была совсем рядом. Чистенькая, аккуратная. Проблемно было то, что за одним из столиков небольшого кафе расположилась компания из четырёх парней, явно местных, а неподалёку стояли мотоциклы. Они пили пиво, что-то ели и вели себя по-хо-зяйски.

   Витька сорвал травинку, сунул в рот и начал задумчиво жевать. Парни могли про-сидеть тут до конца дня, им явно нечего было делать (и от этого ситуация становилась неприятнее). Сперва Витька разозлился на них - как будто они сидели там именно для того, чтобы доставить ему неприятность. А пока злился - прозевал появление ещё одно-го мальчишки.

   Мальчишка был длинноволосый, как девчонка, и это само по себе вызвало у Витьки неприязнь - по старой памяти,даже кожа заныла. Но на девчонку вообще-то непохожий - он шёл к кафе откуда-то с другой стороны дороги, и Витька мог бы поклясться, что парень тоже ночевал в лесу, хотя выглядел не особо встрёпанным. Одетый в камуфляж и кроссовки, на левом плече он нёс маскировочный рюкзак. А в движениях был странная смесь уверенности и опаски. Витька давно научился вот так различать внутреннее наст-роение людей.

   Почему-то вид идущего к кафе мальчишки вызвал у Витьки не только раздражение, но и тоже некую уверенность.

   Витька поднялся. И зашагал по асфальту - туда,откуда пахло жареной картошкой и кетчупом.

34.

2.

   Когда отец и мать Витьки Палеева погибли,ему только-только исполнилось девять лет. Всё произошло просто и быстро. Люди были - людей нет. Витька как раз шёл домой из школы, когда в подъезде их окраинной хрущовки взорвался газ. Витька слышал взрыв, увидел впереди дым, услышал унылое завывание сирен, но ни на секунду не подумал, что это произошло в их доме и продолжал спокойно шагать по тротуару сибирского городка. Городок умирал - умирал трудно и мучительно, в алкоголизме и наркомании, в гепатите и туберкулёзе, в засилье кавказцев, в каких-то нелепых митингах и забастовках, голодов-ках и протестах, умирал на развалинах когда-то могучего приборостроительного завода, но Витька по молодости лет не думал об этом. У него был дом, были мама и отец, и так должно было быть всегда...

   ...Возле тех дымящихся развалин он просидел до вечера,пока не пошёл снег - первый в том году снег. Временами поднимал голову и видел - это было странно и даже смешно - какой-то распахнутый угол своей квартиры на втором этаже. Ветерок трепал там занавеску, сшитую мамой.

   Вокруг было много людей, но до самого вечера никто так и не подошёл к нему. Не потому, что люди были злыми или равнодушными. Просто в развалинах осталось почти двадцать человек, среди них могли быть и живые, вокруг кричали и плакали ещё почти сорок. А мальчишка сидел спокойно, ничего не требовал, ни к кому не приставал...

   Когда пошёл снег, около развалин, всё ещё исходивших дымом, осталось оцепление из нескольких ментов. Один из них и обратил внимание на сидящего мальчика, у ног ко-торого стоял яркий рюкзачок...

   Потом Витька много раз думал, что было бы лучше, не обрати на него внимания вообще. К ночи температура упала до минус пятнадцати и он бы просто замёрз. В такие минуты он ненавидел мента, который приволок его в больницу.

   Дальше Витька помнил плохо. Только то, что ему говорили, что родители умерли, а он не верил и даже смеялся. Потом его отвели в помещение, в котором стоял страшный запах - и показали два тела. Они были похожи на папу и маму, но не были ими. Витька знал это точно. Просто смешно было думать иначе.

   За последующие два месяца Витька убегал одиннадцать раз. Убегал искать родите-лей, которых от него зачем-то прятали. Убежал из больницы. Убегал из приёмника-расп-ределителя, куда его сбагрили после короткой шумихи в местных газетах о "судьбе ребё-нка" и о том, что "власти окружили маленького человека заботой и вниманием". Убегал из детского дома - как сейчас понимал, не самого плохого. И через два месяца - уже не-похожий на себя, молчаливый, в сущности, не нужный никому - ни государству, ни шко-ле, ни каким-то дальним родственникам, делившим жалкие остатки имущества (хотя все клялись, что пожизненно озабочены судьбой "несчастного сироты") - убежал в пос-ледний раз. Прямо из рук работника милиции, вёзшего его в краевой детский дом для де-тей "с отклонениями", как про него обтекаемо говорили.

   И - пропал где-то на нищих, стремительно спивающихся и разваливающихся прос-торах Сибири, которыми, как надеялся когда-то наивный Ломоносов (1.), "будет прирас-тать могущество России".

   Его и не искали...

   ...Новый, 2001-й, год Витька встречал на ступеньках сверкающего универмага. Шёл снег пополам с холодным дождём, скрыться от него было негде. Хотелось есть - мучи-тельно, дико,мальчишка не ел почти два дня и не понимал, где можно взять еду. Несколь-ко раз ему приходило в голову попросить, но пока что возникавший от одной этой мысли горячий стыд был сильнее голода. И он просто сидел на цоколе крыльца, тоскливо смот-рел перед собой и время от времени поводил лопатками под навылет мокрой курточкой.

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   ЛОМОНОСОВ Михаил Васильевич (1711-65), первый русский ученый-естествоиспытатель мирового значения, поэт, заложивший основы современного русского литературного языка, художник, историк, поборник развития отечественного просвещения, науки и экономики.

35.

   Ещё хотелось плакать, но Витька крепился, вспоминая слова папы, что мужчины не пла-чут. И всё-таки этих сил - крепиться - оставалось всё меньше у девятилетнего мальчи-шки, который старался оставаться мужчиной.

   До Нового Года было три часа.

   Напротив остановилась машина - большая, сверкающая. Из неё вышел мужчина, за ним - девочка, ровесница Витьки. Они были нарядные, красивые, а из салона потянуло эк-зотическими запахами и теплом. Так потянуло, что мальчишка ощутил это, сидя почти в десяти метрах.

   Мужчина что-то сказал в салон, взял девочку за руку и они пошли мимо Витьки в сторону всё ещё открытой подсобки магазина. Витька не посмотрел им вслед - его взгляд окончательно притянул салон. Там было тепло и светло. Туда хотелось влезть. И мальчишка уже сделал бессознательное движение... на как раз в это время мужчина и девочка вернулись. Мужчина нёс несколько больших кульков. Девчонка - пакет с шокола-дными батончиками.

   Глаза Витьки и девчонки встретились. И девчонка с улыбкой достала один батон-чик и бросила к ногам Витьки - в мокрую снеговую кашу.

   Если бы она дала его в руку - Витька бы взял. Но она бросила шоколадку в снег.

   И Витька наподдал шоколадку ногой - так, что мокрая слякоть залепила и визгливо заоравшую девчонку, и уронившего пакеты мужика, и роскошное нутро машины.А потом бросился бежать...

   ...Когда через полчаса он вернулся к этому же месту, машины, конечно, уже не бы-ло, а подсобку закрыли. Но яркий шоколадный батончик всё ещё лежал в луже - там, ку-да Витька его отфутболил. Не сводя глаз с шоколадки, Витька устало уселся обратно на цоколь и притих.

   Шоколада хотелось ужасно, до судорог в животе, а рот при одной мысли о батон-чике наполнялся кислой слюной. Витька сглатывал и думал, что никого тут нет, никто не увидит, как он поднимет шоколадку...

   Только он сам. Но что же ему теперь - умирать с голоду, не найдя папу и маму?!

   Он соскочил с цоколя и пошёл к шоколадке, как к ловушке. И - почти в ту же секун-ду - к батончику посунулся с другой стороны пёс.

   Точнее, это был щенок - мокрый, большелапый и несчастный. Едва увидев человека, щенок тут же шарахнулся в сторону, поджимая облипший прутик хвоста. Оглянулся че-рез плечо - тоскливо и безнадёжно, в глазах отразились фонари... И Витька, уже возвра-щавшийся с шоколадкой на крыльцо, замер, поймав этот взгляд.

   Не сводя глаз со щенка, мальчик сел на мокрый камень.Развернул шоколадку. Посмо-трел на коричневую морщинистую поверхность. Вздохнул.

   И, переломив батончик пополам, слез на асфальт, присел на корточки и протянул руку с половинкой батончика щенку. Не бросил, а протянул...

   ...Он съел свою половинку, не поднимаясь с корточек, рядом со щенком. Тот лопал, давясь и крутя хвостиком, поглядывая на человека - и от этого взгляда Витьке стало теплее на душе. Может быть, потому что по сравнению со щенком он был сильным и большим?

   Витька погладил щенка по мокрой шкурке. И увидел, как возле них остановились в снежной каше высокие грязные ботинки. Мальчишка поднял голову.

   Возле него стоял парень - лет 14, неплохо одетый, но... какой-то потёртый, что ли? Стоял и смотрел сверху вниз на сидящего на корточках мальчишку. И Витька мол-чал - что было говорить? Отбирать у него было нечего, он боялся только, что парень обидит щенка и взял его на руки, закрыл предплечьями и ладонями.

   - С Новым годом, - сказал парень. Без насмешки. - Я видел, как ты тут крутишься... Ну что, час остался. Будешь тут праздновать или пойдём к нам встречать?

- Я... вот с ним, - хрипло сказал Витька и качнул прижавшегося щенка. Парень дёрнул

36.

   плечами:

   - Да ради бога. Вставай, пошли скорее, а то я устал, как собака.

   И, наклонившись, потрепал щенка за ушки.

* * *

   Щенок не ужился на "Вилле П...ц", как называли своё убежище в подвале старого газораспределительного комплекса жившие там мальчишки и девчонки. Через два меся-ца, когда стало теплеть, он ушёл со взрослыми собаками. Витька всплакнул, но не очень.

   Компания, к которой прибился Витька, не была ни бескорыстным коллективом "од-ин за всех и все за одного", ни "беззаконной стаей" - именно два этих образа бесконечно муссируют дубоподобные журналисты, пишущие о беспризорных. Просто полтора деся-тка тех, кому государство отказало в праве на жизнь, не пожелали умирать и невольно сбились потеснее. Так было легче. Всё легче - выживать, болеть и даже умирать. Случа-лось и такое. Через две недели после первого знакомства на глазах Витьки умер одиннад-цатилетний мальчишка, избитый на рынке за то, что украл колбасу с прилавка.Он дополз до "Виллы П...ц" весь в крови и умирал почти три часа, а девчонки сидели возле него и утешали, чтобы ему было легче. Все знали, что он умрёт, а так ему и правда было легче. И всё-таки перед смертью он тихонько позвал маму.

   Четырнадцатилетний Федька, лидер компании, против новенького ничего не имел, лишь бы тот зарабатывал. Просить Витька отказался. Федька поколотил его - без зло-бы, просто чтобы слушался. Витька отказался просить опять. Федька удивился и поко-лотил снова. Витька отказался и в этот раз. Федька снова собирался пустить в ход ку-лаки, но старшая из девчонок, Натка, бросила ему: "Хоре х...й страдать. Видишь ведь, что он не попрошайка. Бери его с собой." "Да мне-то," - пожал плечами Федька. И стал брать Витьку с собой - бомбить машины, пьяных, "лёгкие" конторы, ларьки и прочее.

   Нельзя сказать, что Витька хотел красть. Но уже понял, что не делать этого бу-дет нечестно. Ведь он же ест, что и все, спит в тепле... Воровать казалось честнее, чем просить. Ведь давали, как правило, те, у кого и у самих было немного, и Витька чувство-вал себя так, словно обманывает их. А крали у тех, кто имел много и никогда не давал. Всё было честно. При своём росте, внешности и ловкости воришка из Витьки вышел от-личный. Федька это сам признал.

   Он был неглупый и справедливый, любил почитать книжку и поговорить с младши-ми.А с Витькой,естественно,говорил больше, чем с остальными.И охотней.И "за жизнь", и вообще про отвлечённые вещи типа космоса или книжек. Именно Федька заставил Ви-тьку затвердить главные правила беспризорного:

   1. хоть раз в день есть горячее;

   2. никогда не связываться с наркотиками;

   3. никогда не браться за непонятную работу, сколько бы не предлагали;

   4. не верить ни единому слову "власти";

   5. никогда не обманывать тех, кто к тебе правда отнёсся по-хорошему.

   - А такие бывают? - спросил Витька.

   Они сидели тогда на ограждении крыши, над двенадцатиэтажной пропастью. Бы-ла тёплая летняя ночь, они удачно поработали, и у Федьки было хорошее настроение. Он нагнулся назад, плюнул на улицу, пожал плечами и сказал:

   - Ты знаешь, по-разному случается, Вить. Сказок много базарят, но и по правде быва-ет. Я такие истории знаю. Кого-то взяли в семью, кого-то там куда-то ещё в хорошее место. Кого-то родаки или ещё какая родня вдруг отыскали. Но это редко бывает. На-шего брата по стране знаешь сколько? При Борьке Беспалом было три лимона, а при ны-нешнем Вовке Бледном стало пять... Дохнем.

   - Кто дохнет? - не понял Витька. Федька криво улыбнулся:

   - Да кто... Мы, русские. Ты что, не заметил, что наш брат только русский?

   Витька об этом не задумывался. Он помолчал и спросил:

37.

   - Федь... А вот родители... они правда находятся?

   Федька вдруг обнял Витьку за плечи:

   - Слушай, Вить, - ласково сказал он. - Ты не надо про это. Ты же сам видел... ну, ты

   рассказывал. Тогда ты маленький был, но сейчас-то...

   Витька не стал спорить. Но что-то такое в нём осталось. И вырвалось через год, когда ему было уже одиннадцать.

   Родители снились ему всё это время. Но это были сны из прошлого - как будто всё по-прежнему. А тут... тут ему приснился новый сон. Как будто где-то - дом, совсем но-вый, в каком-то селе. И там живут мама и папа. И ждут Витьку. Его ждут.

   Утром он стал собираться.И,когда кто-то спросил: "Куда? - он бросил: - Искать." "Рехнулся, - сказала отдыхавшая после "трассы" Натка. - Федьке скажу, он тебя убь-ёт." Витька презрительно шевельнул плечом.

   Федька его не тронул. Он только повторил:

   - Рехнулся ты, Вить.

   - Вдруг найду? - сказал Витька.

   - Пошли, провожу, - сказал Федька. Собирались и остальные, но он разогнал их "по мес-там": - Нечего.

   Они долго шли вдоль железнодорожных путей. Федька молчал. Потом сказал:

   - Зря ты. Пропадёшь ещё.

   - Не пропаду, - упрямо ответил Витька.

   - Ну ладно, - согласился Федька. - Я дальше не пойду... - они остановились. Федька по-мялся: - Вить... тут я вот что скажу... у тебя сейчас возраст такой... в общем, ты смо-три, помни, что я тебе говорил. Мне Натка давно говорила, да я как-то... у нас такого тут нет почти... - Витька удивлённо глядел, как смешно мнётся Федька, не понимая, о чём он. - Там, - он махнул рукой на запад, - до мальчишек охотников полно. А ты краси-вый... то есть, - он спешно поправился, - девчонки так говорят. Ты осторожней. Это де-ло такое, хуже наркоты. И не умрёшь, и жизни не будет.

   Витька засмеялся. Он никогда не рассматривал себя с точки зрения красоты. Тогда Федька засмеялся тоже - и протянул Витьке руку. А потом сказал, сжимая его пальцы:

   - Если бы у меня была семья... настоящая...Я бы хотел младшего брата, как ты.

   - Я, может, вернусь ещё, - пообещал Витька. Но знал: не вернётся. Он найдёт родите-лей. Обязательно.

3.

   И Витьку понесло по стране.

   Страна была большая и безалаберная, поэтому можно было прожить, всё казалось не так страшно, как сперва, когда он сидел на мокром бетоне, испуганный и маленький. Теперь за ним была закалка, за ним было умение, за ним была волчья выучка. Он нигде не задерживался долго, постепенно пробираясь всё дальше и дальше не запад - низачем, бес-цельно, просто так несло его человеческим потоком, стремившимся из восточных облас-тей, из-за Урала,поближе к ещё худо-бедно живущему центру.Он искал. Он правда искал, уверенный в том, что сон не солгал - шёл, ведомый смутным инстинктом, в котором лю-бой врач легко определил бы психическое расстройство.

   Но какие врачи - для беспризорного русского мальчишки?

   За восемь месяцев он добрался до центральных районов. И в свой двенадцатый день рождения, чтобы немного передохнуть, нанялся работать на стройку под Рязанью, по-дай-принеси, в какую-то украинскую бригаду.

   Украинцы были совсем простыми мужиками, оставившими дома - в ещё более ни-щей, чем Россия, стране, таких же детей, пацанов и девчонок. Нет, никто и не думал сдерживать мат или похабные рассказы при мальчишке. Но его не обделяли ни едой, ни

38.

   тёплым местом, а когда однажды надутый, похожий на сыча хозяин стройки хотел за-жилить крохотную плату мальчишки - рабочие вступились так дружно и решительно, что оторопевший буржуйчик и не подумал спорить.

   Когда работа была закончена - на исходе третьего месяца - украинцы звали маль-чишку с собой, под Ставрополь, работать дальше. Но Витьку снова подняло и потащило с места. И только под Воронежем он нашёл во внутреннем кармане новой куртки пачку денег - почти пять тысяч - и записку, корявую и неграмотную, в которой ему желали счастья.

   Хорошо, что он успел потратить те деньги. Потому что недалеко от Воронежа на него напали местные пацаны, сельские. Сами давно почти как беспризорные, тоже по-луголодные и злые на всех.

   Витька дрался отчаянно. Он этому научился давно. Но их было шестеро, трое - старше его. Финал драки был предрешён. Мальчишку избили, отобрали куртку и кроссов-ки, а потом - столкнули с электрички, где всё это происходило.

   В Воронеж Витька добрался рано утром побитый, босой, голодный, в одних драных джинсах и майке. Жрать хотелось так, что мутило. Было ещё очень рано, часов пять, холодно довольно, почти всё закрыто, людей мало и видок мальчишки не внушал доверия никому - замурзанный, лицо в разводах от слёз (он всё-таки не удержался потом, когда уже всё кончилось, больше от обиды и от злости, чем от боли), волосы во все стороны и ноги, как сапоги. Витька пристроился у магазинчиков, думая: в какой-нибудь утром то-вар привезут наверняка, попрошусь разгружать.

   Мальчишка сидел на бордюре, ждал, сам в себя завернувшись от утреннего холода. И вдруг услышал оклик. Окликали его.

  -- Пацан!

   Витька повернулся, а сам уже прикинул, как бежать в случае чего. На тротуаре перед магазинчиками стоял парень лет 18-20 где-то. Хорошо одетый, со спортивной су-мкой. Улыбался. Витька спросил коротко и настороженно:

  -- Чего?- и услышал в ответ:

  -- Чего-чего, поди сюда, не бойся.

   Мальчишка встал, но не пошёл. Заопасался: в случае и так и так догонит, а уж если от кустов отойти... И ещё раз спросил:

  -- Чего?

   Парень вздохнул, пошёл сам к попятившемуся кустам Витьке; в случае - кувырок, а туда он не полезет в новеньком и чистеньком. Парень засмеялся, покачал головой и пов-торил:

  -- Да не бойся ты.

   Опыт Витьки подсказывал: если говорят "не бойся", значит надо бояться. Но око-ло кустов он себя как-то поуверенней почувствовал и спросил грубовато:

  -- Ну, что надо?

   Парень опять засмеялся:

   - Заработать хочешь? - спросил он прямо.

  -- А что за работа? - тут же спросил Витька, не двигаясь с места.

  -- Да у меня дома поработать надо, - ответил парень.

   Витьку слегка переклинило от усталости и голода, он почему-то решил, что надо убирать дома. И деловито поинтересовался:

  -- А сколько заплатишь?

  -- Сговоримся, - пообещал парень, - но точно не обижу.

   И Витька согласился.

Идти пришлось недолго. В девятиэтажку, на пятый этаж. Поднялись на лифте, вошли в квартиру. Видно было, что квартира съёмная (это сразу ощущается), но не бом-

39.

   жатник, а хорошая, двухкомнатная. И ясно было, что деньги у парня есть. Пока он ра-зувался, Витька краем глаза заглянул в другую комнату - там на столе лежали книжки, учебники какие-то, тетради. Студент. Вообще с обстановкой не очень густо, но телик с видео стояли и стереоцентр, и ещё мелочь всякая. Парень дверь запер и посмотрел на Ви-тьку. Тому стало не по себе. Мальчишка неуверенно спросил:

  -- А что делать надо?

  -- Ну сначала раздеться, - сказал парень. Витьку опять заклинило, он пожал плечами:

  -- Да у меня даже обувки нет, - и услышал в ответ:

  -- Нет, ты не понял. Вообще раздевайся, - но продолжал тормозить:

  -- А где ванная?

   Наверное, в глубине души Витька понял уже, что будет, только сам себе не приз-навался и этими вопросами как бы защищался: может, пронесёт? Не пронесло. Улыбка с лица парня исчезла, а глаза стали какие-то сразу и опасливые, и радостные, и ещё чёрт те какие:

  -- Ванная тут не при чём, ты мне как раз такой нравишься.

   Вот тут мальчишка понял всё и сразу. Сердце куда-то грохнулось, дышать трудно стало, а потом он весь вспотел сразу и ослабел так, что ноги подломились, только хны-кнул:

  -- Не надо... я не хочу...

   Парень без слов взял мальчишку за плечо и пихнул в комнату - не в ту, где учебники и всё прочее, а в первую, в зал. Мыслей в голове вообще не осталось, одна вата какая-то и страх. Ни бежать, ни кричать или там в окно выпрыгнуть Витька даже не попробовал. Вообще ни про что не думал. И услышал снова:

  -- Раздевайся давай.

   Парень взял из шкафа фотоаппарат-поляроид для мгновенных снимков.

   Как во сне Витька начал раздеваться. Парень несколько раз щёлкнул, потом на ма-льчишке остались только трусы, он сказал:

  -- Погоди. Есть хочешь?

   Витька даже ответить сразу не смог. Потом кивнул. Тогда парень велел снять трусы и повёл на кухню.

   Следующие где-то минут сорок парень общёлкивал Витьку по-всякому. На диване, в ванной, в лоджии. Как он ест, как лежит (вроде спит), около телевизора, на ковре, на унитазе (правда, не приказывал ничего делать, просто посадил). Снимал, он вроде бы та-нцует. Вдвоём с собой - на коленках, в обнимку стоя, на руки брал, ставил перед собой на колени. И ещё многое другое... Витька стал такой вялый, почти в отключке, молчал и всё делал, что говорили, даже улыбался иногда, когда велели. Ещё его сильно тошнило. Потом парень коротко сказал:

  -- Пошли, - и повёл Витьку в другую комнату. Стал говорить, как ему нравятся маль

   чишки, уговаривать не бояться, что он всё сделает хорошо, а Витьке только потер-петь надо. Потом посадил мальчишку рядом, начал ласкать - уже по-настоящему лас-кать, уложил на живот...

   - Витька не сопротивлялся и не помогал, так просто, гнулся, куда гнули и почему-то думал: а вот уснуть бы сейчас. И вдруг... его посадили. Парень посмотрел Витьке в глаза - диким таким взглядом, что тот испугался и немного ожил - сквозь зубы выма-терился и неожиданно поволок мальчишку к двери! Выбросил на лестничную площадку - Витька не удержался, грохнулся плечом в стенку, упал, - а следом полетели джинсы, трусы, майка. Витька сидел голый, ничего не делая. Долго сидел, потом лифт скрипнул где-то внизу, мальчишка встал, начал одеваться. Его заколотило - так затрясло, что он никуда не мог попасть,опять сел, а его било,зубы стучали, пальцы на ногах сами скрючи-лись, как когти. Опять распахивается дверь,вылетел какой-то пакет, и этот парень аж с визгом заорал:

40.

   - Уё...вай отсюда на х... ! - и с треском захлопнул дверь.

   Кое-как Витька оделся, взял пакет (почему-то показалось, что он его, хотя не было у Витьки никакого пакета). В лифте обблевался - всем, что съел - и подумал длинно: "Жалко, хоть какая-то польза была бы..."

   Ну и вроде как проснулся.

   Как же он дунул от подъезда! Чуть ли не весь мост - километра два - до правого берега пробежал... А там в кустах возле лодочной станции поуспокоился и только те-перь увидел пакет в руке. И полез в него.

   Во-первых, там были фотки. Ещё - еда. Консервы какие-то, нарезки колбасные, хлеб, печенье, шоколадка, всё вразнобой, видно было, что просто швыряли подряд, что попадалось. И деньги. Тысячная бумажка.

   Витька заревел. Сидел и ревел, никак не мог остановиться. Долго, уже совсем день был, когда он пришёл в себя. Потом умылся, поплавал в этом "море", как называли ме-стные большое водохранилище. Поспал немного на солнце, проснулся уже вроде как в но-рме, а всё это вспоминалось, как через туман. Фотки тут же порвал на мелочь и зарыл, рвать старался так, чтобы не смотреть. Поел и пошёл покупать обувку и ещё кое-что...

4.

   Следующие два месяца Витька опять колесил по центральной России. Но теперь в мальчишке прочно жил страх. Страх надломил его, вытеснил все прочие мысли и чувства - не до конца, но ощутимо. Витька боялся самого себя. То, что казалось ему привычным и естественным - лицо,тело - оказывается, могло вызывать в людях другие чувства. Жу-ткие и необъяснимые. Ему вспомнилось предостережение Федьки, и он всё чаще шараха-лся от людей, не стараясь разбираться в их намерениях. И всё чаще голодал... А голод за-ставлял его не то чтобы забывать правила Федьки, но сознательно пренебрегать ими.

   И кроме того, происходит чаще всего именно то, чего мы боимся. Этого правила Витька вообще не знал. Как и не знал того, что от подозрительности устаёшь, теряешь бдительность - и...

   Витька добрался в Петербург - надменный северный город, задуманный Петром Великим, как "парадиз", рай, новая столица великой Империи. В нынешней реальности это было гнездо бандитов, чинуш и торговцев всем на свете (в основном - Родиной), в ко-тором все памятника славного прошлого смотрелись как-то идиотски - даже не стран-но, а именно идиотски. Сияющий шпиль Адмиралтейства в стране без флота, вот чем был Санкт-Петербург начала ХХI века.

   Впрочем, Витька об этом не думал совершенно.

   Сперва ему показалось, что повезло. На вокзале уже на второй день он познакомил-ся с Максом - парнишкой одного возраста с собой, фамилии которого Витька так никог-да и не узнал.Макс был из офицерской семьи. Его отца выкинули со службы несколько лет назад, во время Второй чеченской - за то, что он передавал трофейное оружие и боепри-пасы отрядам терских казаков. Как чаще всего бывает с военными в таких случаях, отец Макса спился мгновенно и в совершенно невменяемом виде попал под трамвай. Мать пое-хала куда-то в Москву - "искать правду". Больше Макс её не видел и, чтобы как-то про-жить, нанялся в загородный клуб "Аквариум". Было это две недели назад, но вот напар-ник Макса смылся - и мальчишку администрация послала искать замену, руководствуясь нормальной логикой: пацан с пацаном скорей договорятся.

   - Вот, - Макс со смехом показал настороженно слушающему Витьке листок бумаги, - даже виртуальный портрет составили. Сказали: ищи, чтобы был похож. Похож?

   Мальчишка на бумаге в самом деле был похож на Витьку.

   - А что за работа? - спросил Витька. Макс охотно ответил, пиная ножку вокзальной

   скамейки пяткой кроссовки:

41.

   - Да представления всякие в воде. Ты плавать умеешь? - спохватился он. Витька кив-нул: - Ну и нормалёк. Платят так себе, если честно, но жильё и кормёжка отличные.

   Витька не верил, что ему так, с ходу, могло повезти. И опять недоверчиво поин-тересовался:

   - Ну а чего делать-то надо? Какие представления?

   Макс вздохнул. Показал руками:

   - Ну там такой аквариум большой. Народ жрёт-пьёт, а там всякое... - он помялся: - Правда это. Там иногда надо ну. Голым выступать.

   - Голым?! - Витька вскочил. Макс беззаботно махнул рукой:

   - Ну и что? Я вот две недели там. Шесть представлений, и всего два раза... так. И вообще это просто так, никто даже не прикасается, да и не присматривается почти. Им там, в зале, дела-то, они ужрутся - и под стол. Ну или на баб смотрят.

   - Там что, бабы?! - Витька сам не знал, почему ещё не сбежал. Может быть, потому что не ел уже почти трое суток и устал бояться?

   - Ну... - Макс пожал плечами...

   ...Владелец заведения - молодой полный мужик по имени Жорка - Витьку почти ус-покоил. Нет, остался какой-то стыд... но страх практически исчез. Во-первых, этот Жорка досадливо отмахнулся рукой, когда Витька что-то начал мямлить, едва войдя, что он не хочет, что он...

   - Чего тогда пришёл? Вали, вон дверь.

   Витька оглянулся. Уходить не хотелось. Хотелось есть. А перед Жоркой стояли ко-фе и бутерброды на тарелочке. Витька переступал с ноги на ногу и не уходил, старался смотреть не на еду, а на фотку молодой красивой женщины с девочкой лет трёх на ру-ках, стоящую возле компьютера на столе.

   - Это мои жена с дочкой, - буркнул Жорка и вгляделся в мальчишку. - А вообще-то... во-обще-то, - он встал, - ты подходишь, - и добродушно засмеялся: - Ну ты что, дурачок? Нет, это не притон. Нет, я не работорговец. И не сутенёр.

   - А как же... - просипел Витька, сглотнул, кашлянул и облизал губы. - Как же...

   - А что тут такого? - Жорка подошёл к шкафу, достал какой-то альбом. - Если хо-чешь знать, это искусство. Да-да, искусство. Вот, смотри, - он открыл глянцевые стра-ницы. - Художник Иванов. Вот его "Пришествие Христа народу". Слышал? (Витька по-мотал головой) Картина - на весь мир знаменитая. Классика! - А вот его же итальянс-кие зарисовки. Везде голые мальчишки. Так он кто: сутенёр, педофил? Ху-дож-ник, - Жо-рка поднял палец. - Так как будем?

   Витька смотрел на альбом и сопел.

   А кофе с бутербродами - пахли на столе...

   ...И действительно - всё было нормально. И комнатка - небольшая, но устроенная - для них с Максом. И деньги. И прогулки по городу. И никто не приставал, и его даже не загоняли (мол - скорей-скорей!) в этот аквариум, серьёзно готовили, разучивали поведе-ние, сценки-скетчи... Целую неделю, по нескольку часов в день, со специальным тренером. И девчонки из труппы к ним с Максом относились совершенно спокойно.

   Правда, Витька всё равно почти обмер, когда настал день первого представления. Но... оно оказалось безо всякого раздевания. Это во-первых. А во-вторых - из зала и не смотрели толком, Макс не соврал. Это было даже немного обидно, если честно. Он-то старается, а там...

   Раздеваться пришлось ещё через раз. Витьке опять было отчаянно стыдно, он да-же толком не помнил, что делал, просто производил заученные движения... Но на них опять считай и не смотрели!!! А девчонок стесняться просто не получалось - вместе работают, деньги же зарабатывают... Не что-то там такое.

   Так прошли три недели. Витька освоился окончательно и полностью. И даже не заволновался, когда одно представление отменили - Жорка сказал, что у Макса какие-то

42.

   личные дела...

   ...Макса привезли обратно вечером. Он плакал и трясся мелкой безостановочной дрожью. Витька пытался его успокоить - не получалось. Из карманов куртки, когда Ви-тька помогал Максу раздеться, посыпались деньги - несколько сотенных. Витька долго добивался у Макса, что с ним случилось. А потом понял сам. Всё понял сам.

   В следующую неделю он несколько раз пытался найти способ бежать - и ничего не получалось. Внутренние помещения клуба оказались настоящей тюрьмой, хотя и доста-точно комфортной. На сцену их больше не выпускали - и Витька понял, что им уже наш-ли там замену. Как его нашил на замену какому-то парню, раньше работавшему с Мак-сом. А их...

   Макса увозили ещё не раз, и Витька начал замечать, что тот всё спокойней и спо-койней относится к происходящему. И аккуратно кладёт деньги на подаренную ему в один из "отъездов" карточку.

   Витька попытался с ним поговорить. Макс сперва молчал, потом с вызовом сказал:

   - Ну и что? Да, трахаюсь. А что мне ещё делать? Ты вот вообще думал головой, какое у нас будущее? Кому мы нужны? А я накоплю сколько смогу, и больше никогда, - он пов-торил с ожесточением, - ни-ког-да так жить не буду! Пусть другие так живут, а я - не буду! Всё для этого сделаю! - истово закончил он.

   Витька отошёл и забился в угол своей кровати.

   В тот вечер приехали за ним...

   ...Толстенького человечка,прикатившего в "ролс-ройсе",звали Яков Яковлевич Што-кберг, и Витька так никогда и не узнал, чем он собственно занимался. Мысленно Витька не раз прокручивал, что будет делать, когда за ним вот так придут, как за Максом. А в реальности не сделал ничего. Покорно поднялся на ноги и пошёл следом за здоровым, как шкаф, охранником. Молча сидел в машине на заднем сиденье, глядя на носки своих кросс-совок. Без звука прошёл по дорожке в дом, надёжно спрятанный за высокой стеной из бе-лых бетонных плит, обклеенных пластиком "под камень".

   И закричал только когда в большой полутёмной спальне Штокберг, сопя, стал сди-рать с него одежду. Кричал до тех пор, пока не охрип.

   Хотя уже понял, что это бесполезно. Никому просто не было дела до его криков - и ему следовало благодарить небо за то, что Штокберг не оказался садистом-убийцей. Но даже охрипнув, Витька сипел горлом и захлёбывался - от боли и отвращения...

   ...Поставив дрожащего, зарёванного Витьку перед собой, Штокберг поднял его по-дбородок пальцем и назидательно сказал:

   - Теперь ты моя вещь. Понял? Вроде красивого предмета мебели.

   - А когда... обратно? - простонал Витька. Сейчас клуб казался ему едва ли не убежи-щем ото всех бед и ужасов. Штокберг усмехнулся:

   - А зачем тебе обратно? Я тебя купил. Долго за тобой наблюдал, ну и решил, что ты мне подходишь. И я же сказал, ты - моя вещь.

   - Я не вещь, - тихо ответил Витька и длинно вздрогнул. Яков усмехнулся и лениво заме-тил:

   - Да, это ты правильно сказал. Извини, я ошибся. Если вещь обронили, то обязательно подберут. Хозяин или ещё кто-то, чтобы вернуть или чтобы украсть, но подберут. А ты никому не нужен. Это точно, ты не вещь. Просто маленький русский дерьмец, у ко-торого смазливая мордашка, вот и пользуйся этим. Таково твоё жизненное предназначе-ние...

   ...Он любил порассуждать о жизненном предназначении. И получалось так, что у всего остального мира оно одно - доставлять ему, Якову Яковлевичу Штокбергу, всяче-ские удовольствия и деньги. Даже о своих соплеменниках он говорил либо с презрением - если они были бедней - либо с чёрной завистью, если им повезло больше. Рассказывал, как

   в молодости едва не сделал глупость - не уехал в Израиль. "Вот было бы сейчас, там же

43.

   постоянно война! И слова против не скажи! А тут - живи себе и живи, русские всё вы-терпят! И повоюют за тебя, и поработают, и подохнут..." Русских же называл "быд-ло", "скот", "исусики","козлы" и ещё полусотней разнообразных ругательств на уже своём языке - "гои", "акумы", "мамзеримы", "ноцеримы"... Слова были похожи на гряз-ные кляксы - именно так Витька их видел, когда закрывал глаза. Ползающие по стенам красивого дома грязные чмокающие кляксы...

   Витька не спорил. У него не было сил - спорить. Все они - без остатка - уходили на

   то, чтобы сохранить себя. То, что делал с ним Штокберг, было не просто отвратите-

   льно - это подчиняло и переламывало. Витька быстро научился изображать удовольст-вие и отвечать на ласки Штокберга - так тот быстрее отставал. И даже ревность, если "хозяин" задерживался - это приводило Штокберга в восторг,а Витьку потом тря-сло, когда ему удавалось оставаться одному. Трясло от отвращения к самому себе, от ужаса и понимания того, что иного выхода у него сейчас нет.

   На тринадцатилетие Штокберг закатил своей "девочке" роскошный пир в ресто-ране. Такого дня рождения у Витьки не было ни разу в жизни, не могло быть. Вот только отмечал Витька этот день, переодетым в дорогущее платье от одного из ведущих ку-тюрье. И, ловя на себе взгляды гостей, знал: почти всем им известно, кто он такой на самом деле. Именно по возвращении с "праздника", с отвращением покидав тряпки на по-стель в своей комнате и сев рядом, Витька понял, что выход из этой ситуации может быть только один. И он очень реальный, такой понятный и простой, что даже странно, как это раньше не приходило ему в голову.

   Может быть, потому что у любого унижения есть предел. Перешагнув его, чело-век или ломается окончательно - или восстаёт. Этот предел и настал для Витьки. А с ним пришло и понимание.

   И всё-таки он ждал ещё почти два месяца. Потому что не собирался пропадать. Не собирался совершать "акт последнего мщения". Он хотел вырваться из этого ада и жить. Уже просто потому, что почти год был внутренне мёртв и хотел вернуть себе прежние ощущения - свободу в первую очередь, а не умереть, как зверь в клетке, расте-рзавший укротителя и тут же убитый.

   А для этого следовало выбрать момент...

   ...Прошло два месяца - целых два месяца! - после того страшного дня рождения. Витька лежал в постели рядом с храпящим Штокбергом. Лежал, закинув руки под го-лову, смотрел в потолок и думал. На улице были морось, тучи, охрану Штокберг отпу-стил - вместо обычных четверых бойцов дежурили двое, какие-то новые, недавно наня-тые. Яков Яковлевич что-то такое праздновал и хотел, чтобы "мальчики тоже отдох-нули".

   Витька бесшумно встал и подошёл к зеркалу - большому, ростовому. Посмотрел на своё отражение. Потом оглянулся на спящего Штокберга. И...

   И вдруг понял, что выше и сильнее его. Просто выше и сильнее. Не такой, каким был восемь месяцев назад. А охранников всего двое. Новых, незнакомых с домом и вообще. И погода пасмурная. И... и он - человек.Он Витька Палеев. Даже если эта жирная тварь думает иначе.

   Он подошёл к постели и так вцепился в горло Штокбергу, что почти сразу услышал звук ломающихся гортани и позвонков.Толстое тело Штокберга забилось.А особенно от-радно было, что перед смертью глаза Штокберга изумлённо и с ужасом открылись - и он успел увидеть и осознать, что с ним происходит. И услышать слова Витьки - негром-кие, но отчётливые:

   - Подыхай, тварюга.

   Потом он рванул пальцы, сведённые судорогой в когти - и выдрал Штокбергу гор-ло. Кровь волной хлынула на постель, фонтаном забрызгала стену и потолок, залила Ви-

44.

   тьку. Жаль, что Штокбергу уже было всё равно. Витька как-то судорожно, обрывками, пожалел об этом и потащился в ванную - его трясло.

   Мотая головой, гадко икая и отхаркиваясь в раковину, Витька умылся и вымыл ру-ки. Потом прошёл в свою комнату, оделся - к счастью, мальчишеская одежда у него всё-таки была. И, выходя в коридор, нос к носу столкнулся с недоумённо уставившимся на не-го охранником...

   ...Его настигли на одном из бульваров, недалеко от какого-то памятника воинам Великой Отечественной. Прыгая из окна, Витька подвернул левую ногу. Как он перелез через забор - помнилось плохо, не помнилось совсем, как и куда бежал дальше; чудом бы-ло уже то, что смог так далеко убежать. Но бежать ещё Витька просто не имел сил, он вдобавок здорово расслабился в физическом отношении за прошедшие восемь месяцев. Он надеялся оторваться, но за спиной не умолкал топот погони,и Витька, споткнувшись, упал... а когда поднялся - эти двое подходили к нему и были уже в нескольких шагах. В ру-ках у обоих тускло блестели пистолеты. Они тяжело дышали и смотрели на мальчишку с каким-то тупым непониманием, не со злобой.

   Витька попытался опять побежать, но не смог - левая нога почти не слушалась.

   Отступая, он дохромал почти до самого памятника. Зачем-то обернулся - может быть, чтобы понять, где же окончится его жизнь. Бронзовый солдат смотрел сверху вниз с невысокого постамента...

   Витька сел на выступ рядом с надписью

СТОЯВШИМ

НАСМЕРТЬ

ВО ИМЯ

ЖИЗНИ

   Снизу вверх посмотрел на подходящих к нему убийц. Бульвар был пустынен, поблёскивала невская вода, тянуло сырым промозглым ветром, и Витька вдруг понял, что он смертель-но устал и замёрз. Просто смертельно. Никого и ничего не было на бульваре, кроме сидя-щего на постаменте мальчишки, двух подходящих к нему парней с пистолетами, ветра и фигуры солдата.

   Когда они подошли вплотную, Витька встал. Их это удивило, они остановились. А Витька сказал - он сам не знал и не понимал, почему:

   - Отведите меня к реке. Там...

   - Ты чего это? - спросил один из охранников, помоложе. Удивлённо спросил. - Какая те-бе разница, где мы тебя кончим? - голос его стал почти весёлым.

   Витька повёл плечом:

   - Не надо меня рядом с ним убивать, - он коротко кивнул на памятник.

   Они подняли головы.

   И долго-долго смотрели на памятник. Поверх стоящего Витьки. Ему стало трудно думать и смотреть, он закрыл глаза... а когда открыл их, то увидел, что охранники ухо-дят. Они уходили молча и не оглядываясь. Как-то тяжело, словно несли на плечах неподъ-ёмные мешки...

   - Спасибо, - сказал Витька солдату. Совершенно серьёзно сказал. И захромал в другую сторону. Оглянулся - ему почудилось, что солдат шагнул с постамента и неожиданно тихо идёт следом.

   Но фигура, конечно, стояла там, куда её поставили когда-то. Памятники не могут двигаться. Иначе...

   Что "иначе" - Витька тогда не додумал.Но потом ему несколько раз снился сон. Он просыпается и видит бронзовую фигуру. Солдат наклоняется и берёт его на руку, как од-ну девчонку на виденной когда-то картинке. И это совсем не странно и не стыдно, хотя Витька не маленький. Они идут куда-то, идут долго, и солдат вроде бы уже не бронзо-

45.

   вый, а живой, только невероятно огромный и сильный. Они идут, а следом встаёт и ка-тится солнце. Они с солдатом указывают ему путь. И Витька знает, что там, где оно сейчас освещает землю, всё-всё становится хорошо. А ещё знает, что в конце пути они с солдатом оба станут бронзовыми. Но это не страшно, потому что к тому времени пло-хого на земле не останется совсем. И без Витьки у солдата это не получилось бы, поэто-му вместо страха - гордость...

   Он уже давно не плакал наяву. Но просыпался после того сна всегда в слезах.

5.

   Через пять дней на окраине Петербурга Витька схватился с тремя местными бом-жатами-ровесниками. Драка была жестокой. Витька вспомнил всё, чему его учил Федька и другие люди, "встречавшиеся на жизненном пути". Хорошо кормленый, он с какой-то свирепой жестокостью расшвырял и добил нападавших, вышибая из них сознание, уже из лежащих. И почти тут же появились ещё пятеро.

   Витька подхватил валявшуюся неподалёку рейку. Прижался к забору и процедил, прикидывая её в руках:

   - Ну, подходи, кому жить надоело.

   Они и подошли. И тот, что шёл первым, вдруг сказал изумлённо:

   - Витёк, это ты, что ли?!

   Витька узнал Игорька - одного из ребят Федькиной компании...

   ...Натку изнасиловали и зарезали на трассе, обобрали и выкинули голое тело в при-дорожный кювет. Тогда Федька выследил и поджёг "газель",в которой разъезжали убий-цы - вместе с ними, двумя кавказцами. Его поймали, судили и дали восемнадцать лет. По-сле этого компания снялась с "Виллы П...ц" и стала откочёвывать на запад, как до этого поступил и сам Витька - пока не произошла встреча в Петербурге.

   Всё это Витька узнал в старом доме, где обосновались бомжата, пока незнакомая девчонка по его просьбе обрезала его отпущенные до плеч (Штокбергу так нравилось) во-лосы. Было много незнакомых, с опаской поглядывавших на Витьку. Да он и сам понимал, что его не могут не опасаться - вспоминал недавнюю драку и сам себе удивлялся. Откуда взялась эта клубящаяся ярость, которая вдруг затянула мозг?

   Ночью он не спал. Поднялся, разбудил и отозвал в скрипящий, пахнущий кошками коридор Игоря и сказал:

   - Слушай... я у вас не останусь. Боюсь подставить. Во-первых, на мне труп, - лицо Иго-ря не изменилось, даже не дрогнуло. - Во-вторых, будут ещё.

   - Будут так будут, - коротко ответил Игорь. - Пошли спать...

   ..."Аквариум" сгорел через неделю. Глухой ночью кто-то расстрелял из рогаток ка-меры слежения, облил здание со всех сторон бензином и подпалил. А через три дня Жору Ревича, владельца и директора клуба, нашли около его дома с раскроенным черепом. Во рту Ревича торчала его кредитная карточка с надписью маркёром:

Жедовцкая тварь

* * *

   Витька остался с компанией и быстро занял в ней положение "в верхушке" - вме-сте с Игорем и ещё парой мальчишек. Что интересно: младшие ребята и девчонки по-чему-то совершенно его не боялись, хотя Витька был постоянно хмур и резок.

   Тот июль был третьим месяцем, который Витька жил в заброшенном доме.

   Он как раз шёл вдоль Невы - за городом, где недалеко от заброшенного то ли заво-да, то ли причала был "беспризорный пляж". Сам Витька туда сегодня заходить не соби-рался, но издалека услышал шум и крики - и побежал.

   Несколько мужиков в спортивном, с собаками, заталкивали в большой фургон маль-

46.

   чишек и девчонок. Убежать было невозможно - пинчеры нагоняли бегущего, легко валили на песок ударом между лопаток и придерживали, пока не подходили - даже не очень спе-ша - эти мужики, хватали лежащую жертву и небрежно волокли к чёрным, похожим на пасть, дверям.

   Витька выскочил из кустов наружу, не раздумывая, хотя на пляже не заметил ни одного из своей компании.

   Первого пинчера, бросившегося на него, мальчишка перехватил в прыжке за перед-ние лапы, рванул в стороны и отбросил на песок дёргающееся тело. Две девочки, за кото-рыми сначала гнался пёс, успели юркнуть в заросли. Но дальше сильнейший удар тока по-тряс тело Витьки - и он потерял сознание, успев только подумать, что это - ток...

   ...Он пришёл в себя в большой комнате, обшитой светло-коричневыми панелями, среди плачущих и кричащих детей - тут было около десятка мальчишек 7-12 лет (девчо-нок куда-то дели), Витька оказался самым старшим. Одежда исчезла. А комната напо-минала охотничий домик, как по телевизору. Да это и был охотничий домик. На стенах висели несколько голов, возле двух окон стояли чучела.

   Головы были детские. Чучела - мальчик и девочка где-то 8-10 лет.

   Витька стал усиленно думать, что это муляжи. Он про всякое слышал и много ви-дел. Слышал про то, как убивали во время съёмок разных поганых фильмов обманутых или просто похищенных детей. Видел то, как находили останки распотрошённых чело-веческих тел, из которых вырезали внутренние органы. Знал, что людей продают в Эрэ-фии так же просто, как морских свинок в магазинах.

   Но такого всё-таки быть не могло...

   ...Их вытащили наружу где-то через полчсаса. Было тепло, заполдень. Вокруг до-мика лежал лес, хорошо видный за открытыми воротами. Стояли несколько дорогих ма-шин. А около них - люди. Пять человек в охотничьем снаряжении, с ружьями и в масках, закрывавших лица.

   Витька никак не успел среагировать и ничего не успел подумать, потому что один из мальчишек, увидев открытые ворота, рванул к ним. А следом помчались остальные, и сам Витька - какой смысл был оставаться во дворе? Хотя он уже понял, что к чему...

   ...Он остался один и, продираясь через кусты, всхлипывал от злости и честил на все корки этих дурачков, рванувших бежать. Надо было вместе... Злился и на себя, что ещё в комнате, перепуганный, не переговорил с остальными, не придумал что-нибудь, не успокоил... Кругом был лес, светлый, солнечный, а позади лаяли собаки... и по сторонам - тоже, кажется... а в лесу Витька был чужим.

   Потом послышался выстрел. И ещё. А потом - крик, тоненький, сначала бессловес-ный, но перешедший в слова:

   - Дя-день-ки-и, не наааа... - кричал мальчик.

   И - захлебнулся криком.

   Витька скатился в какой-то овраг. На дне было сыро. Он упал и пополз, не вставая - снова включился какой-то инстинкт. Лай прошёл верхом, прошли верхом хруст веток и голоса, говорившие не по-русски, на каком-то чужом языке. Витька вжался в грязь и за-мер. Умер. Перестал существовать. Нет, уже не от страха за себя.

   По другой причине. Он должен был жить.

   Витька пролежал так не меньше получаса. Потом выбрался наверх и пошёл - осто-рожно, крадучись, бесшумно, дыша через раз. Впервые в жизни пошёл по следам, благо - они были отчётливы даже для такого неискушённого следопыта, каким был Витька.

   Минут через пять он вышел к другому оврагу. И присел, услышав хруст и дыхание. Перемазанный грязью, он был почти незаметен в зарослях.

   На противоположной стороне оврага появился мальчик.Лет 11-12. Мальчик бежал, а точнее - хромал, тяжело всхлипывая и зажимая ладонью правый бок. Бок, ладонь, бед-ро и вся нога были алыми.Вот мальчишка обернулся - и Витька увидел, какие у него глаза.

47.

   Увидел - и навсегда запомнил. Хотя дорого бы дал, чтобы забыть.

   Выскочившая следом длинноногая собака припала к земле и залилась лаем. Мальчиш-ка упал, споткнулся. Приподнялся на локте. И закричал:

   - Ма-ма-аааа!!!

   Неспешно вышедший следом за псом охотник прижал мальчишку в грудь ногой, от-толкнул его шарящую в воздухе тонкую руку и полоснул по горлу длинным ножом...

   ...Голова стояла на траве. Тут же лежала скомканная кожа - её снял другой охот-ник с подвешенного на суку дерева тела мальчика на пару лет помладше. Витька, кото-рый шёл следом за охотником, тащившим на плече добычу, не ожидал, что выйдет к ме-сту встречи. Уже горел костёр, и закончивший свежевать добычу охотник сейчас наре-зал мясо - с подошёдшим приятелем он коротко поздоровался всё на том же непонятном языке, но теперь до Витьки дошло всё-таки, что это английский. Тот бросил на траву тело дорезанного паренька,отставил ружьё и привязал к дереву свою собаку - рядом с со-бакой первого. Собаки рвались и хрипели - они чуяли Витьку. Но хозяева не могли и поду-мать о том, что их добыча способна не только убегать.

   Пришедший вторым занялся разделкой, перебрасываясь репликами с тем, который готовил шашлык. Делились впечатлениями об охоте, конечно... Масок они не снимали, да Витьку это и не интересовало, Витька видел, что ружья разряжены. Патронташи ле-жали рядом.

   Витька вышел из кустов и начал заряжать ружьё, стоявшее ближе - двустволку-горизонталку, всю в резьбе и гравировке. Он знал, как это делается. И всё это делал так тихо и в то же время спокойно, что убийцы-людоеды обернулись только тогда, когда хрип собак стал почти непереносимым.

   Пуля попала в правое плечо тому, который готовил шашлык, и он опрокинулся на траву. Второй начал приподниматься с корточек, и Витька убил его в лицо - так, что от головы не осталось почти ничего. Потом подошёл к стонущему первому и раскроил ему череп прикладом.

   Собак он не тронул. Стащил побольше хвороста, каких-то чурбаков. Безо всякой брезгливости положил на разгорающийся костёр останки двух ребят, собрав всё, что смог. И сверху завалил хворостом добавочно. Постоял, закрывая лицо рукой от страш-ного жара, думая, что бы сказать, но так и не придумал. И, взяв патронташ и нож, пошёл, держа перезаряженное ружьё на бедре - куда-то в сторону, сам не зная, куда.

   Шел, раня ноги, обдираясь, но не останавливаясь. Не потому что боялся. Просто хотел, чтобы отстали мысли, надоедливо жужжащие в голове - по временам Витька морщился и бил себя в ухо, но мысли не отставали. Потом была серая дорога, вечер - и мягкий-мягкий асфальт...

   ...В салоне машины пахло освежителем "Рiпе". Витька смотрел, как искусственная ёлочка болтается на зеркале заднего вида. Мысли отстали, ему было хорошо - в мягком кресле джипа, укутанному пледом, даже ноги были укутаны и только слабо горели. Мо-лодой мужик, лихо крутивший баранку, повернулся, подмигнул:

   - Очухался?

   - Ага, - легко сказал Витька. - А я двоих убил, знаете? То есть уже четверых. Сегодня двоих.

   - Клей надо меньше нюхать, - засмеялся мужик. - Где ружьё-то спёр? Супербоем себя заглючил, а, братан? Куда тебя везти-то, предки, небось, на ушах бегают... - он ловко прикурил. - Меня Егором зовут, а тебя?

   - Витькой, - охотно отозвался мальчишка. - А мне некуда идти. Везите, куда хотите, всё равно.

   - Ну-ка, расскажи подробнее, - посерьёзнел Егор...

   ...Егор Ратманов был нее последним человеком из "тамбовских". Он привёз Витьку

48.

   в свой городской дом (бывшую коммуналку, отремонтированную и объединённую с со-седней). Выслушал - ещё в дороге. Мрачнел, жевал сигарету и тихо матюкался. А около подъезда сказал:

   - Ты это. Посиди тут, не сбегай. Я сейчас какую-там пацанскую одёжку надыбаю и пойдём ко мне.

   - Зачем? - равнодушно спросил Витька, которому захотелось спать. Ему было всё ра-вно, будет Егор его трахать, убьёт, продаст - только бы вот сейчас поспать часок.

   - Ну а куда ты пойдёшь? - буркнул Егор. - Будешь у меня жить, чего...

   - Ладно, - отозвался Витька, вытянулся на сиденье, лениво подоткнул плед и уснул...

6.

   Так Витька стал жить у "братка". Почти никуда не выходил, только в магазин. Гости к Егору сюда не ездили, сам он иногда пропадал сутками. Витька валялся на дива-не, иногда гонял видео или комп. Качался в небольшом спортзальчике. Спал. Готовил еду - девчонки научили. Убирал квартиру. Егор приезжал, радовался, ел и хвалил. Иногда брался учить Витьку рукопашному бою, иногда разговаривал - бывало, что про совершенно не-понятные вещи, а иногда - про своё детство, про семью... Витьке было всё равно. Когда он понял, что у бандита и вымогателя, бизнесмена и предпринимателя Ратманова нет на него никаких "видов", то настороженность сменилась благодарностью. И, похоже, Егор это видел сам.

   Прошло три месяца.

   Однажды Егор пришёл домой сильно пьяный. Само по себе это было неудивительно - он напивался довольно часто, а Витька давно не боялся пьяных, насмотрелся на худших, чем Егор. Вот и на этот раз он только хмыкнул, убирая за Егором короткое пальто, гря-зные туфли, шарф...Егор похохатывал, глядя на его заботу - он был в хорошем настрое-нии - и довольно связно рассказывал про "рыжую, которая вот ломалась-ломалась и - оппа, вот оно, все они такие, б...ди..." Потом стал приставать к Витьке, чего, мол, тот сидит дома, не пойдёт не погуляет, не познакомится "с какой"? Витька досадливо от-махнулся - после всего, что с ним было, смотреть на красоты северной столицы не хо-телось даже через окно. Егор начал предлагать: "Ну давай я тебе сюда сейчас прямо ля-льку привезу, все расходы за мой счёт, я чего, неблагодарный типа какой? Не, серьёзно! Да ты не бойся, возьмём опытную и чистенькую, она в натуре всё сама сделает, а я прям сейчас привезу и спать завалюсь, не помешаю ни х...я. Ты какую хочешь?" Витька опять отмахнулся, видя, что хозяина "понесло". Очевидно, тот действительно хотел сделать мальчишке "хорошо", как это понимал, потому что слегка обиделся. Но потом опять за-смеялся и сказал, что забыл, какой у Витьки опыт. И предложил привезти "пацана, вот прямо счас в Катькин садик(1.) - и только закажи, какого, опять-таки, а?" Он вообще-то шутил, и Витька сперва не обратил внимания - пьяный он и есть пьяный, тем более, что никакой "тяги", ничего, кроме омерзения, воспоминания о прошлом у него не вызывали. Но Егор схватил его, поставил между колен и, держа своими медвежьими лапами за пле-чи, начал - опять-таки с пьяной добродушностью, но настойчиво - выспрашивать, како-го мальчика нужно Витьке. Витька попытался вывернуться. Егор не отпускал.

   И от его вопросов, от его непреодолимой силищи, от своей беспомощности - Вить-ка вдруг взорвался.

   Он сам не помнил, что заорал тогда, но что-то мерзкое, матерное. Он начал уже не выворачиваться, а свирепо выдираться из рук Егора. Тот опешил, спросил: "Ты чё, Ви-тёк?!" Витька ударил его - лбом в лицо, потом руками, как учил сам Егор. Вырвался, от-скочил, схватил щётку для полов. Егор охнул, зарычал, наливаясь гневом, пришедшим на ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Екатерининский парк в Санкт-Петербурге - практически официальное место сбора извращенцев-гомосексуалистов и продажи мальчиков - подростков и детей - для педофилов.

49.

   смену недоумению, зарычал: "Ах ты, пидарас маленький, я тебя на помойке нашёл, а ты!.." - и выхватил пистолет. По привычке, не собирался он стрелять, конечно, но вых-ватил. Витька с каким-то животным визгом, с воплем погибающего зверька, шарахнул щёткой, выбил оружие, метнулся за ним, схватил, закричал отчаянно: "Убью, сука, гнида, буржуй еб...й!" - и выстрелил - раз, другой, третий. Егор не испугался, он не мог испугаться оружия, а мальчишка промахнулся, конечно, и Егор выбил у него пляшущий в руках ствол. Витька увидел белые глаза и губы Егора, понял, что сейчас ему оторвут го-лову, но не испугался, а приготовился драться насмерть. Но Егор почему-то не бросался на него, не хватал, не бил. Он стоял и смотрел с каким-то испугом расширенными глаза-ми, опустив могучие руки.

   Что-то страшное и неодолимое нахлынуло на Витьку, скрутило изнутри, бросило на пол. У мальчика начался припадок.

   Он не помнил, как мгновенно и окончательно протрезвевший Егор метался вокруг него, как тащил в кровать, как бегал, рассыпая импортные флаконы и упаковки, как ма-терно орал в трубку, крича, что он попишет в больнице всех, если прямо вот сейчас, че-рез секунду...

   ...Витька пришёл в себя лёгкий и какой-то пустой. Над ним плавал потолок Егоро-вой спальни, он лежал в кровати "братка". А Егор...

   Егор стоял возле неё на коленях и держал руку мальчика. Давно, видно, уже стоял. Увидев, что Витька очнулся, отпустил руку и сказал глухо, но не пряча глаз: "Витька... ради Христа... прости меня, падлу... Вот хочешь возьми ствол и кончи, но только прос-ти."

   Витька сел в кровати. Хотел что-то сказать, сам не помнил, что. Но вдруг захле-бнулся слезами - первыми настоящими слезами с тех пор, как умерли родители и сестра. И бросился на шею Егора. И это была уже не истерика, нет - просто обычные детские слёзы. От таких становится легче.

   Егор прижал к себе мальчика, и это было неуклюжее, но почти родное, не стыдное объятье. И что-то бормотал - такое же неуклюжее, смешное, но искреннее...

   ...Следующие полгода в жизни Витьки были самыми счастливыми - самыми счаст-ливыми с девяти лет.. В Егоре не осталось и следа от снисходительной покровительст-венности. Он относился к Витьке... то ли как к сыну, то ли как к равному. Нанял репети-торов, настоял на этом, и сказал, что с нового года Витёк пойдёт в школу - "и никаких, усёк?!". Почти всё свободное время проводил с мальчишкой. И тоже - не как кто-то там, а как отец. Почти не пил и очень стыдился, если приходилось выпивать "по делу" и обнаруживать это перед Витькой.

   Витька навестил свою прежнюю компанию. И потом регулярно помогал им, чем мог. Но уже через подставных лиц - видеться с мальчишками ему стало неловко, хотя, если подумать - чем он виноват? Просто ему повезло...

   А Егор как-то сказал ему за ужином: "Ну что, Витек, как думаешь? Хочу я бабки отстегнуть на семейный детский дом. Есть у меня человек - честный, как дурак, мой одноклассник типа. И детей любит - ну, как надо любит. Он с женой и завернёт всё, а я оплачу..."

   Витька изо всех сил закивал. И заулыбался...

   Егора убили через шесть дней.

   Он ещё жил в больнице, куда Витьку привезли его яростно-ожесточённые дружки. По пути отрывисто обсуждали, что "это Мухамеддинов, в натуре, больше некому. За тех селян, блин, на рынке. И чего Жорик вписался, дурак..."Витька не слышал. В его голо-ве был страшный стон, глушивший всё.

В палате Егор приказал всем выйти. Приказал самым обычным голосом, и Витька до сумасшествия обрадовался - да всё же нормально, он выздоровеет! Такой здоровый, такой сильный, что ему какая-то пуля?! И подскочил к Егору, едва закрылась дверь рос-

50.

   кошной палаты.

   "Помираю, братан, - сказал Егор. И надежда Витьки рухнула. Глаза Егора смотре-ли откуда-то из такой дальней дали, что это было даже не страшно, а грустно. Витька всхлипнул и прижался щекой к руке "братка". - Ну-ну...- улыбнулся тот. - Чего теперь... Ты не плачь обо мне, я не заслужил, чтобы по мне... ангелы плакали... - Витька хотел что-то сказать, но Егор покачал головой: - Погоди... Хотел я всё тебе оставить, чест-но. Но сейчас ты не потянешь. А вырасти тебе не дадут. Убьют, - просто и обыденно сказал он. - Из-за сраных бабок убьют. Очень просто. А теперь слушай и запоминай. И сделай только так. Клянись родителями."

   И когда Витька, давясь слезами, поклялся, Егор рассказал ему такое, что у Витьки замерло дыхание. А Егор сказал спокойно: "Теперь я умру. А ты беги, Витя. Беги изо всех сил... - он начал задыхаться, в палату набились люди, что-то делали, но Егор яростно отстранял их и хрипел: - К солнцу... прямо к солнцу беги... бе...ги... Витя... ты... живи... беги, не оста...навливай... вайся...там... люди... мы - мы прокля... кхххааа... кляты... по-мо... лись... помолись за меня... страшно мне... господи... Витя... - и потом, когда Вить-ка допятился до самых дверей палаты, Егор обмяк, его губы шевельнулись беззвучно, но Витька понял, прочёл по губам: - Прости."...

   ...Через час после этого разговора Витька выбрался из такси за околицей Санкт-Петербурга.

   В руках у него была спортивная сумка-рюкзак.

ЖИЗНЬ ВТОРАЯ, общая.

ПЫЛЬ, ПЫЛЬ, ПЫЛЬ . . .

Узнать, что воистину свято

И с кем разойдутся пути...

Ещё далеко до заката.

Немало сумеем пройти!

М. Семёнова.

1.

   Насчёт недели - Сергей Степанович не то чтобы переоценил силы сына, но скорей не принял в расчёт сложности передвижения. Валька был напуган - впервые, может быть, за всю жизнь, по-настоящему напуган, опасность, неведомая и от того ещё более страшная, чудилась ему повсеместно. Поэтому на седьмой день Валька, лёжа в кустах, рассматривал заправку, торчавшую посреди дороги недалеко от Смоленска.

   Ему хотелось есть, причём очень сильно. Вальку преследовали образы всего того, что он не доел в своей короткой жизни, а на заправке был магазинчик. Но ещё там были менты - торчали прямо рядом. Валька две недели назад возмутился бы, скажи ему кто-нибудь, что он будет бояться этих "зомби в сером", как называл доблестных российс-ких защитников правопорядка его отец, вычитавший это выражение у Черкасова. Но сейчас его буквально подчинила мысль, что под стеклом у их "нивы" - его портрет. И его схватят, как только он выйдет.

   Валька совсем замучился, особенно - наблюдая, как один из ментов лопает гамбур-гер. А когда "нива" наконец отъехала, появились два мотоцикла, на которых приехали четверо парней - примерно одних лет с Валькой. Они обосновались под навесом кафе - судя по всему, так же надолго, как и менты.

   Валька плюнул и выбрался из кустов.

   Он собирался просто купить поесть - побольше - и опять кануть в лес. Мотоцик-листы внимания на него не обратили, обсуждали что-то своё,передавая друг другу пиво. И Вальке внезапно очень захотелось поесть, сидя за столиком. Это было страшное ис-

51.

   кушение, которому мальчишка не мог не поддаться.

   Поставив между ног рюкзак, Валька разместил на столике большой запотевший стакан колы, тарелку картошки с кетчупом и сосисками, два пирожных - и плотоядно на всё это уставился, испытывая наслаждение от самой мысли, что сейчас примется за еду. Но внезапно шум за плечом отвлёк его от созерцания первого за несколько дней нормального завтрака.

   Оказывается, пока он увлечённо делал заказ, на сцене появился ещё один персонаж.

   Коротко стриженый мальчишка, светлые волосы которого поблёскивали медным отли-вом, был явным бомжонком - грязный сам, широкая камуфляжная куртка тоже не сли-шком-то чистая, джинсы отливают металлом от грязи, пыльные растоптанные кросс-совки... Около ноги мальчишки стояла большая спортивная сумка, глаза - недобро сощу-рены. Собственно, было от чего. Все четверо мотоциклистов, поднявшись, полукругом прижали его к углу станции и что-то явно "предъявляли". Мальчишка коротко отвечал, бросая взгляды туда-сюда.

   Помедлив, Валька отвернулся. Ему хотелось есть и он был сейчас не в том положе-нии, чтобы вмешиваться. Но как раз когда он взялся за пластмассовую вилку, шум буква-льно рванул его за плечо.

   Около угла началась мгновенная свирепая драка. Один из мотоциклистов катился по асфальту, держась за лицо. Трое других молотили бомжонка - вернее, пытались мо-лотить, тот быстро и квалифицированно отмахивался... ещё один нападающий сел на-земь с открытым ртом... Но ясно было, чем эта драка закончится. Уже хотя бы пото-му, что первый, сбитый наземь, уже поднялся, сплюнул на асфальт вишнёвый шматок и, пригнувшись, полез рукой в карман узких джинсов. А оттуда вылез уже кулак с надетым на пальцы кастетом. Никелированная рамка ярко отразила солнечный блик.

   Валька бросил быстрый взгляд на парня за стойкой кафе, потом - на работников заправки. Они и не смотрели в ту сторону.

   Ну твою же мать...

   Перескочив через стол, Валька вывернул руку парня с кастетом - сильно,резко, тот заорал и кубарем полете под столики, сшибая их. Кастет звонко поскакал в другую сто-рону. Все трое нападавших повернулись - и бомжонок тут же так отоварил одного по ушам кулаками, что тот рухнул с задавленным писком и больше не пытался подняться. Другого Валька угостил ногой в колено - тот присел и скрючился - а третий бросился бе-жать, перескочив нехилую придорожную канаву.

   - Мотаем! - крикнул бомжонок, указывая отчаянным жестом на возвращающуюся "ниву".

   - Рюкзак! - ответил Валька, метнулся к своему столику, сгрёб тарелку, рюкзак, пирож-ные - и рванул следом за парнем, который на бегу вскинул на плечо сумку.

   Они галопом пронеслись к лесополосе, проскочили через неё. Валька грохнулся, маль-чишка остановился, помог подняться. Пролетели через узкую полоску поля, ворвались в лес и не остановились, пока не оказались в чаще.

   Оба прислушались. Никаких человеческих звуков ниоткуда не было слышно. Валька с сожалением посмотрел на пустую тарелку, лизнул её и протянул парнишке полураздав-ленное пирожное:

   - Хочешь?

   - Давай, - отозвался тот.Мальчишки присели на корягу и начали жевать. - Если хочешь есть варенье - не лови, братишка, мух, - подмигнул незнакомец Вальке. Валька засмеялся - не потому, что было смешно, а просто чтобы показать, что он "свой". - Ты из-за меня голодным остался, похоже?

   - Да... - Валька пожал плечами, облизал пальцы.

   - Спасибо, - мальчишка протянул руку. - Они б меня так отделали, что точно в реани-мацию загремел бы. Ты здорово дерёшься.

52.

   - Более-менее, - Валька пожал руку мальчишки и в замешательстве на него уставился. Он не знал, что делать дальше и как себя вести. Более того - мальчишка был незаплани-рованным фактором. И, между прочим, он сам тоже изучал Вальку примерно такими же глазами.

   - Хипуешь, что ли? - спросил он наконец. Валька в первую секунду не понял, потом усме-хнулся, отбросил со лба волосы:

   - А, это... - он поправил повязку. - Нет, это так. Остаток от прошлой жизни.

   - Беспризорничаешь? - понимающе спросил мальчишка. Валька вдруг ощутил, как сжа-ло горло. Сам изумился - это было глупо и стыдно, а главное - неожиданно. Но голова са-ма собой упала, и Валька отвернулся. - Ясно... - вздохнул мальчишка. И положил Вальке на спину ладонь. - Брось, чего теперь. А хочешь - поплачь, я не буду смотреть.

   - А ты? - Валька поднял голову, справившись со слезами.

   - Я беспризорник, - просто ответил мальчишка. - С девяти лет. Да ладно про это...

   Ни тот, ни другой не спрашивали имён. Они ещё молча посидели на коряге. Валька пробормотал:

   - Есть охота...

   - Ты просишь или крадёшь? - спросил мальчишка, посмотрев искоса. - Или ты совсем недавно?

   - Я недавно... А ты? - Валька опять не удержался от вопроса.

   - Краду, - просто ответил мальчишка. - Просить стыдно, так и не привык. Пару раз пробовал - потом тошней тошного... Ну вообще сейчас я не краду. Давно не крал. А ты куда карабкаешься?

   - Да так... - Валька поморщился. Махнул рукой на запад: - Туда.

   - В Белоруссию, что ли? - мальчишка посмотрел быстро и внимательно. - Я тоже.

   - М, - мыкнул Валька. Ему внезапно захотелось больше не быть одному. Он всю эту не-делю был один. Он устал быть один. Просто устал. Всё.

   И всё-таки осторожность сдерживала его. Чтобы не молчать, он спросил:

   - Тебя как зовут?

   - Витёк, - сразу отозвался беспризорник.

   - Меня Валька.

   - А, - теперь уже беспризорник издал нечто односложное. - Я-асно.

   Больше всего Валька боялся, что Витька сейчас уйдёт. Он бы, наверное, побежал следом и начал просить, чтоб тот не оставлял его, хотя это было бы смешно и стыдно. Но Витька не уходил, сидел и молча смотрел куда-то на вершины деревьев.

   Валька прислонился спиной и затылком к дереву и закрыл глаза. Он хотел просто немного передохнуть и успокоить голод, но всё вокруг неожиданно загудело, заухало, как в мягкий большой барабан, глаза отказались открываться - и Валька уснул...

   ...Когда он проснулся - с каким-то испугом, шею ломило - то увидел, что его новый знакомый дремлет рядом, положив голову на сумку. Но, как только Валька посмотрел на него, беспризорник тут же открыл глаза. Внимательные и настороженные.

- Слушай, - неожиданно для самого себя предложил Валька, - пойдём вместе? У... у ме-ня есть деньги, - Витька почему-то усмехнулся. - И вообще... Вдвоём веселей, разве нет?

   Валька был как-то уверен, что Витька скажет: "Нет." Но тот повёл плечом и ки-внул:

   - Да пошли... Ты куда-то идёшь, или просто?

   - Куда-то, - после короткой заминки ответил Валька. - Я... к одному знакомому иду. К другу родителей.

   - А родители погибли? - обыденно спросил Витька, как о самом простом деле. Поднял палочку, закусил зубами. - Или ты сдёрнул от них?

   - Их посадили, - выдохнул Валька.

   И неожиданно для самого себя расплакался навзрыд...

53.

   ...Так и получилось, что мальчишки просто рассказали друг другу обо всём - ничего не утаивая, как будто наоборот - торопясь поскорее с кем-то поделиться, в каком-то неистовстве выкладывая всё-всё до капли.Как будто не было в сумке Витьки четырёхсот миллионов рублей округлённо по курсу Центробанка - денег,за которые незнакомый маль-чишка мог вцепиться в глотку. Как будто Валька не находился в розыске. А может быть - именно поэтому и рассказали, что оба были в этом мире чужими. Совсем...

   Валька рассказывал первым, поэтому, когда Витька кончил говорить, то глаза у Вальки были большущими, как фонари. А собственные проблемы, как ни кощунственно это звучало. Казались просто пустяками. Просто не верилось, что всё рассказанное Ви-тькой - правда, Валька даже заподозрил, что его новый знакомый врёт... но потом ка-ким-то чутьём понял: нет. не врёт. И именно против всего этого по мере сил сражались его, Вальки, отец и мать. За это их посадили.

  -- SOMETHING IS ROTTEN IN THE STATE OF DENMARK... - медленно сказал Ва-

   лька, когда Витька замолчал.

   - Что? - не понял, переспросил Витька. Он сидел, глядя опять на деревья, и часто мо-ргал. Но слёз не было.

   - Неладно что-то в Датском королевстве, - перевёл Валька машинально. - Это из "Гам-лета". Шекспир написал... Слушай. Покажи эти... деньги.

   Витька без разговоров раскрыл сумку. Валька увидел яркие пачки крупных евроку-пюр и строгие упаковки банковских бумаг. Нет, ему не захотелось немедленно овладеть всем этим богатством. Наоборот - пришла мысль, что именно из-за вот таких вот...

   - Все беды на свете от них, - угрюмо сказал Витька, как будто угадав мысли нового знакомого. Мальчишки посмотрели друг на друга. - Мне они не нужны. Но я хочу, чтобы от них была польза. Егор так сказал.

   - Мы ничего про них не скажем, - предложил Валька. - Присмотримся, что за человек этот Ельжевский. А там решим.

   - Ладно, - согласился Витька. - Я почему и в Белоруссию решил бежать... Говорят, там люди всё ещё справедливо живут.Ну, может и не так, но справедливей, чем у нас... Чёрт, как хавать охота.

   - Пойдём-ка, - Валька встал. - Чего сидеть... А денег нам и моих хватит.

   Витька согласно кивнул, поднялся. И вдруг сказал, глядя на Вальку:

   - Знаешь... я почему-то тебе верю. Пошли.

2.

   Дождь пошёл около полуночи. Когда ребята выходили на дорогу, небо было чистым, но потом как-то сразу небо затянули низкие осенние тучи, а потом из них заморосило. Это не был ливень, а именно моросящий нудный кошмар - из тех, которые, кажется, не кончатся никогда и больше всего действуют на нервы,поселяя в человеке тяжёлую убеж-дённость, что такая погода если не навсегда, то уж на ближайшие годы - точно, жизнь - паскудство, а смерть - не такая уж плохая вещь.

   Мальчишки вроде бы не мокли, дождь как бы и не проникал сквозь одежду. Но уже через полчаса она вымокла насквозь, в кроссовках захлюпало, и Витька невесело сказал:

   - Да-а...Вот это оно самое и есть - б...дство.

   Нельзя сказать, что Вальке нравилась погода. Он вздохнул, посмотрел на низкие тучи, самодовольно волокущиеся над дорогой - и, во второй раз вздохнув, начал читать:

   - То be, or not to be: that is the question:

   Whether 'tis nobler in the mind to suffer

   The slings and arrows of outrageous fortune,

54.

   Or to take arms against a sea of troubles,

   And by opposing end them? To die: to sleep;

   No more; and by a sleep to say we end

   The heart-ache and the thousand natural shocks

   That flesh is heir to, 'tis a consummation

   Devoutly to be wish'd. To die, to sleep;

   To sleep: perchance to dream: ay, there's the rub;

   For in that sleep of death what dreams may come

   When we have shuffled off this mortal coil,

   Must give us pause: there's the respect

   That makes calamity of so long life;

   For who would bear the whips and scorns of time,

   The oppressor's wrong, the proud man's contumely,

   The pangs of despised love, the law's delay,

   The insolence of office and the spurns

   That patient merit of the unworthy takes,

   When he himself might his quietus make

   With a bare bodkin? who would fardels bear,

   To grunt and sweat under a weary life,

   But that the dread of something after death,

   The undiscover'd country from whose bourn

   No traveller returns, puzzles the will

   And makes us rather bear those ills we have

   Than fly to others that we know not of?

   Thus conscience does make cowards of us all;

   And thus the native hue of resolution

   Is sicklied o'er with the pale cast of thought,

   And enterprises of great pith and moment

   With this regard their currents turn awry,

   And lose the name of action...

   Витька, слушавший с одобрительным интересом, признался:

   - Ни словечка не понял, но здорово звучит. Что это? Стихи ведь какие-то?

   Вместо ответа Валька с удовольствием прочёл то же самое - монолог Гамлета в переводе Пастернака:

   - Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль

   Смиряться под ударами судьбы,

   Иль надо оказать сопротивленье

   И в смертной схватке с целым морем бед

   Покончить с ними? Умереть. Забыться.

   И знать, что этим обрываешь цепь

   Сердечных мук и тысячи лишений,

   Присущих телу. Это ли не цель

   Желанная? Скончаться. Сном забыться.

   Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.

55.

   Какие сны в том смертном сне приснятся,

   Когда покров земного чувства снят?

   Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет

   Несчастьям нашим жизнь на столько лет.

   А то кто снес бы униженья века,

   Неправду угнетателей, вельмож

   Заносчивость, отринутое чувство,

   Нескорый суд и более всего

   Насмешки недостойных над достойным,

   Когда так просто сводит все концы

   Удар кинжала! Кто бы согласился,

   Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

   Когда бы неизвестность после смерти,

   Боязнь страны, откуда ни один

   Не возвращался, не склоняла воли

   Мириться лучше со знакомым злом,

   Чем бегством к незнакомому стремиться!

   Так всех нас в трусов превращает мысль,

   И вянет, как цветок, решимость наша

   В бесплодье умственного тупика,

   Так погибают замыслы с размахом,

   В начале обещавшие успех,

   От долгих отлагательств.

   Витька на ходу засопел, потом тихо спросил:

   - Как-как-как там?.. - он подвигал рукой в воздухе и сказал тихо: - Умереть.

   Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений, при-сущих телу. Это ли не цель желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?.. Здорово, только грустно. Это кто написал?

   - Ну и память у тебя, - с искренним восхищением заметил Валька. - Шекспир написал. Англичанин. Я про него говорил, помнишь? Давно, в шестнадцатом веке.

   - В шестнадцатом? - Витька покачал головой. - А откуда он про это знал? Ну. Что всё так, - Витька вроде бы смутился.

   - Откуда-откуда... - Валька пожал плечами. - Думаешь, тогда жизнь была другая? Та-кая же была жизнь. Вот, хочешь ещё почитаю? Это вообще в четырнадцатом веке, ка-жется, написали. Вернее, сочинили...

Ложь и злоба миром правят.

Совесть душат, правду травят,

Мёртв закон, убита честь,

Непотребных дел не счесть,

Заперты, закрыты двери

Доброте, любви и вере,

Мудрость учит в наши дни -

Укради и обмани!

Друг в беде бросает друга,

На супруга лжёт супруга

56.

И торгует братом брат -

Вот какой царит разврат!

"Выдь-ка, милый, на дорожку -

Я тебе подставлю ножку!" -

Ухмыляется ханжа,

Нож за пазухой держа...

Что за времечко такое!

Ни порядка,

ни покоя,

И Господень Сын у нас

Вновь распят.

В который раз...

   Тебе что, нравятся стихи?- безо всякого перехода поинтересовался Валька.

   - Не знаю...не знал, - поправился Витька. - А теперь знаю - нравятся...Ты почитай ещё, только какие-нибудь... бодрые, чтобы шагать повеселей.

   - Повеселей - ладно, только я спою, - Валька набрал воздуху в грудь, издал не очень-то красивый звук, рассмеялся и уже без шуток начал:

   - Кто честной бедности своей

   Стыдится и все прочее,

   Тот самый жалкий из людей,

   Трусливый раб и прочее.

   При всем при том,

   При всем при том,

   Пускай бедны мы с вами,

   Богатство -

   Штамп на золотом,

   А золотой -

   Мы сами!

   Звонкий голос Вальки, поставленный и хорошо отшлифованный, далеко разносился над ночной дорогой. Ему и раньше нравились эти стихи Бернса, но раньше он как-то не ощущал за собой права их петь или там читать - какие уж у него "вода" и "тряпьё". А сейчас - почему нет?

   - Мы хлеб едим и воду пьем,

   Мы укрываемся тряпьем

   И все такое прочее,

   А между тем дурак и плут

   Одеты в шелк и вина пьют

   И все такое прочее

   При всем при том,

   При всем при том,

   Судите не по платью.

   Кто честным кормится трудом, -

   Таких зову я знатью.

   Витька хмыкнул на ходу иронично, но было видно - песня ему по душе.

   - Вот этот шут - природный лорд,

   Ему должны мы кланяться.

   Но пусть он чопорен и горд,

   Бревно бревном останется!

   При всем при том...

   ...- При всем при том, - вдруг подхватил Витька эту строчку и одобрительно кивнул Вальке:

57.

   - Хоть весь он в позументах, -

   Бревно останется бревном

   И в орденах и в лентах!

   Король лакея своего

   Назначит генералом,

   Но он не может никого

   Назначить честным малым.

   При всем при том,

   При всем при том,

   Награды, лесть

   И прочее

   Не заменяют

   Ум и честь

   И все такое прочее! - Валька ускорил шаг, зашёл чуть вперёд Витьки и пропел, на ходу оборачиваясь к нему:

   - Настанет день, и час пробьет,

   Когда уму и чести

   На всей земле придет черед

   Стоять на первом месте!

   - Ну, это только ведь в песне так поётся, - грустновато сказал Витька. Валька - чего греха таить - и сам так же думал. Но сейчас ему почему-то захотелось спорить. И он покачал головой:

   - А отец думал не так... Ты не смейся, я знаю, что ты подумал - новорусский, и нате... Но он правда так думал. Про ум и честь.

   - Ну и где он сейчас? - не зло, но сердито спросил Витька. Валька перевёл дыхание и тихо, но убеждённо сказал:

   - А я всё равно тоже буду так думать. Потому что мои родители так считали. И жить постараюсь так.

   Он ожидал, что Витька посмеётся. Но тот сказал только:

   - Хороший ты парень, Валь...Чёрт, мы только утром познакомились, а я тебя как буд-то сто лет знаю! - а потом вытянул руку: - Смотри, там шоссе.

   Действительно, дорога вливалась в шоссе. И сквозь мокрые деревья горела россыпь жёлтых огней, а над ними - размашистое и вроде бы как даже уходящее вдаль:

У ДОРОГИ

   - Кафе, - вытянул Витька руку вперёд таким жестом, как будто он сам это кафе пос-троил и является его владельцем. - Зайдём погреться?

3.

В кафе было шумно и накурено. С первого взгляда казалось,что нет ни единого сво-бодного столика и даже у высокой стойки не протолкнуться. Ощущение подтвержда-лось массой машин на стоянке: от большегрузных трейлеров, шедших в Белоруссию, По-льшу и дальше, до ментовской "нивы", от "запорожца" до "субару". Дым плавал под по-толком, кто-то бренчал на гитаре, по телевизору почти неслышно выступало какое-то "оно", на полу было грязно и мокро.Но тут по крайней мере не лило с потолка. И как раз когда мальчишки оглядывались,войдя и ощущая себя неуютно, лишними какими-то, из-за ближнего столика поднялись двое молодых мужиков, по виду - дальнобойщиков. Один из

58.

   них окликнул:

   - Э, пацаны, садись, мы уходим.

   Мальчишки не заставили себя просить дважды и устроились на тёплых пластико-вых стульях. Валька исподтишка озирался - компания казалась ему подозрительной. Ви-тька пояснил небрежно:

   - Вон менты. Вон б...ди, - он кивнул на нескольких женщин за двумя столиками, - так себе, третий сорт. Дальнобойщики вон... а вон наш кофе идёт. Мелочь есть?

   - Угу, - Валька выложил, покопавшись в кармане,несколько пятирублёвых монеток. Ви-тька придержал за подол короткой фирменной юбочки девчонку на год,не больше, стар-ше самих ребят, улыбнулся и сказал:

   - Пару кофе принеси.

   - Мы бесиков не пускаем, - виновато сказала девчонка. Видно было, что симпатичные мальчишки ей сразу приглянулись. - Папка не велит.

   - А кто сказал, что мы бесики? - удивился Витька. - Мы странствующие миллионеры. Кофе будет?

   - Будет, - засмеялась девчонка, - сейчас.

   Мальчишки бросили рюкзак и сумку под стол. И только теперь почувствовали, как промокли и устали. Их потянуло в сон - просто потому, что тут было сухо. Под теле-визором сидел маленький котёнок - он жадно лопал кусочек хлеба,наверное, вымазанный в подливке. Витька, поставив подбородок на положенные на стол - один на другой - ку-лаки, внимательно наблюдал за котёнком и чему-то улыбался. Валька, отвалившись за-тылком к стене, сонно смотрел вокруг. Сегодня утром он ещё был один. А сейчас... сей-час не один. Вот что главное...

   Девчонка принесла кофе. От стаканчиков пахло горьковатым напитком, и мальчи-шки тут же опрокинули их, обжигая рот.

   - В душ бы сейчас, - помечтал Валька. Витька сказал:

   - Слушай... я немного посплю. Чуть-чуть. Посмотри за сумкой, ага?

   - Конечно, - Валька сел удобнее. Витька уронил голову на стол и правда тут же уснул. Как сам Валька днём.

   Вальке тоже хотелось спать, но в то же время он ощущал какую-то приподнятость, как при температуре. Он уже давно ничем не болел, но помнил это ощущение из раннего детства. Народу в кафе стало ещё больше, шум усилился. И как раз когда Валька закончил осмотр поме-щения, к столику подошёл молодой мужик и тихо, но внушительно сказал:

   - Выметайтесь, ну?

   Девчонка около стойки сделала печальное лицо. Валька положил ногу на ногу и поинтересо-вался весело:

   - А как насчёт святого закона гостеприимства - неужели выгоните под дождь двух мальчишек? - лицо хозяина помрачнело ещё больше, Валька поднял ладонь: - Стоп. Ви-жу,что выгоните. Sans facon, voila, savoir vivre... rien a faire, retournons a nos moutons (1.). Вам нужны деньги. Ну что ж...

   Валька встал, вежливо жестом попросил хозяина отстраниться (он ошарашено сделал шажок в сторону и проводил Вальку взглядом) и через зал подошёл к молодому мужику, наигры-вавшему на гитаре.

   - Разрешите ваш инструмент?

   - Да ради бога, - охотно ответил мужик. Он был патлатый, на груди поверх кожаной куртки висел значок пацифиста, волосы стягивала повязка с надписью Я ПРАВ, по обеим сторонам от которой весело скалились над скрещенными костями белые черепа.

__________________________________________________________________________

   1. Без церемоний, вот она, житейская мудрость... ничего не поделаешь, вернёмся к нашим баранам (фр.)

59.

   - Только уговор: попсу не играть.

   - Уговор, - согласился Валька, беря инструмент - на широком брезентовом ремне, поца-рапанный... Потрогал струны, прислонился к стойке, чуть кивнул девчонке - та понятли-во вырубила телевизор.

   - Я по жизни загулял -

   Словно в тёмный лес попал!

   Я по жизни заблудился -

   Я, наверное, пропал!

   Я рванулся - но упал,

   Зацепился за любовь!

   Понимаю, что пропал,

   Разодрал всю душу в кровь! - голос Вальки легко прорезал шум, и тот стал затихать. Мальчишка оттолкнулся спиной от стойки, пошёл между столиков...

   - Волки воют за спиной -

   Воют, гонятся за мной,

   Впереди гудят машины,

   Я им вслед кричу: "Постой!!!"

   Чуть не сбил - уехал вдаль...

   Что ему моя печаль?

   Он в своём лесу плутает,

   Никого ему не жаль!

   - Я по жизни загулял -

   Словно в тёмный лес попал!

   Я по жизни заблудился -

   Я, наверное, пропал! - поддержали его несколько голосов. Валька широко улыбнулся:

   - Нечисть рядом - вот она!

   Капает с клыков слюна!

   Но и сам я обозлился -

   Я теперь как сатана!

   И пошёл я напролом,

   Покидал их в бурелом,

   Стало мне легко и вольно,

   Ночью мне в лесу - как днём!

   - Я по жизни загулял -

   Словно в тёмный лес попал!

   Я по жизни заблудился -

   Я, наверное, пропал! - хором гаркнул зальчик. Валька бросил гитару хозяину - тот ловко её поймал - и, прыгнув на руки (пропадай моя малина, всю сожрал её медведь!), выдал ко-гда-то увиденный в исполнении отца танец его молодости, "нижний брейк" во всей его заведённости, скандируя одновременно:

   - Я теперь в своём лесу гордо голову несу, знаю - если заплутаю, сам тогда себя спасу! - Валька вскочил, поймал брошенную обратно гитару, встал плотнее...

   - Я так давно не бродил по земле босиком,

   Не любил,

   не страдал,

   не плакал...

   Я - деловой. И ты не мечтай о другом.

   Поставлена карта на кон!

   Судьба-судьба - что сделала ты со мной!

   Допекла, как нечистая сила...

   Когда-нибудь с повинной приду головой -

60.

   Во имя отца и сына...

   ... - Пожалуйста, - Валька с полупоклоном протянул хозяину растрёпанную пачку купюр и горсть мелочи. - Шестьсот семьдесят три рубля. Хватит в оплату столика?

   Хозяин принял деньги. Подержал их в руке, разглядывая. Поднял глаза на Вальку. Не глядя отсчитал половину и сунул в карман Валькиной куртки. Молча повернулся и пошёл к стойке.

   Витька уже не спал - сидел и с широченной улыбкой смотрел на Вальку, который плюхнулся за столик.

   - А с тобой не пропадёшь, - констатировал он. Валька не успел ответить: та же дев-чонка принесла поднос, на котором стояли две тарелки с картошкой, помидорами и со-сисками, два стакана с чаем и две булочки. - А вот это совсем хорошо.

   Мальчишки азартно набросились на еду и даже не заметили, как к их столику по-дошёл гитарист.

   - Держи, - он протянул Вальке повязку. - Не бойся, чистая... - и быстро, тихо, почти не шевеля губами, добавил: - Твой портрет в ментовозке. Смотри в окно, - и отошёл, хлоп-нув Вальку по плечу.

   Один мент по-прежнему сидел за столом. А вот второй... Валька скосил глаза. Он стоял на улице, возле машины. И что-то рассматривал при свете из открытой двери...

   - Я в туалет, - Валька поднялся, задержав взгляд на Витьке. Тот опустил ресницы. - Сейчас.

   Пересекая зал, он обратил внимание, что мент поднялся и идёт за ним...

   ...В накуренной комнатке было пусто. Мент вошёл следом. Он улыбался. Но ска-зать ничего не успел. Дверь распахнулась, сильнейший удар в затылок опрокинул мента на грязный пол. Витька перекинул Вальке рюкзак и ещё раз ударил мента - ногой в затылок. Тот окончательно распластался на грязном кафеле пола.

   - Быстро - в окно.

   Мальчишки, оглядываясь на дверь,открыли окно - маленькое, но достаточное, что-бы пролезть. Из него потянуло сырой свежестью. Витька подсадил Вальку, передал ему рюкзак и сумку. Вылез сам. Они постояли, прислушиваясь, несколько секунд - и с размаху прыгнули под откос, в сырые лопухи, за которыми снова начинался лес.

4.

   Почти час перед рассветом - самое глухое время - мальчишки шли через огромный луг, на который выбрались, вброд перейдя речку. Шли по грудь в траве. Дождь перестал, но оба вымокли до такой степени, что было уже всё равно. Их окутал вкрадчиво подняв-шийся от земли тёплый туман, плававший вокруг загадочными пластами. Над головой висели тучи, но, когда Валька в очередной раз посмотрел на небо, пытаясь определить направление, то за спинами у них весь горизонт начал светиться - сперва слабо, потом всё сильнее и сильнее, пока не заалел от края до края. Тучи побежали вперёд, обгоняя ма-льчишек - они шли правильно, точно на запад. Небо начало очищаться, на нём всё ещё светили самые яркие звёзды, но всё больше и больше по нему разливался рассвет. Мальчи-шки остановились, обернувшись и молча задрав головы. В таком рассвете было что-то тревожное...

   - Как-то... - вдруг сказал Витька. - Как-то знаешь... как будто мы убегаем.

   - Откуда? - не понял Валька. А вернее - сделал вид, что не понял. Потому что и его резанула та же неприятная мысль.

   - Оттуда... Ну из России, что ли, - смущённо ответил Витька.

   - А что ты там хорошего видел? - спросил Валька. Опять наперекор собственным мыслям. И поразился новому ответу Витьки:

   - А что я там должен был видеть? Россия - это просто родина. Если там плохо - это

61.

   люди виноваты, а не она. Надо хорошо делать, а не бежать...

   - Мы вернёмся, - сказал Валька. - Обязательно.Ты не думай...Я так же,как ты, считаю.

   Просто сейчас надо передохнуть и сил набраться. А потом мы вернёмся. Не может быть, чтобы мы не вернулись. Я ведь поклялся.

   Витька коротко кивнул. Мальчишки ещё какое-то время смотрели, как поднимает-ся над миром солнце - а потом, повернувшись, как по команде, пошли через луг дальше - туда, где начинала зеленеть, набирать цвет, полоска леса...

   ...Пруд лежал в старом карьере, как в двойной рамке из жёлтого яркого песка и зе-лёных кустов. Солнце уже освещало берег, на который выбрались мальчишки. От пейза-жа, увиденного ими, веяло безлюдьем и дикостью - и это успокаивало.

   - Уфффф... - выдохнул Витька, сгибаясь и упираясь ладонями в коленки. - Нет, всё. Я дальше не пойду. Давай выкупаемся, что ли - и отдохнём.

   - Давай, - охотно поддержал Валька, тоже умотавшийся до предела.

   Они разделись, раскладывая мокрое барахло на уже начавшем прогреваться песке. Немного поплавали (вода была тёплой, немного отдававшей затхлостью), но без азарта, потому что и правда очень хотелось отдохнуть. Валька, впрочем, заставил себя тщате-льно, с мылом, промыть волосы. Витька, развалившись на песке, наблюдал за этим с иро-нией, потом спросил лениво:

   - Ну что ты с ними возишься? Постриг бы, и дело с концом.

   - Они мне идут, - Валька помотал головой в воде, стоя на четвереньках. - Фррррбббб... А с повязкой вообще будет классно.

   Он перебрался на песок и лёг на живот. Сонно сказал:

   - Надо не очень долго. А то накроют нас тут всё-таки...

   - Не, мы чуть-чуть, - Витька тоже улёгся лицом вниз. - Блин, хорошо-о-о...Тепло и су-хо. Чего ещё надо?

   - Какао с булочкой, - отозвался Валька. - И... - он не договорил.

   - Что "и"? - лениво поинтересовался Витька.

   - Ничего, - отрезал Валька.

   Он хотел сказать: "И чтобы я был дома."

   Витька то ли догадался, то ли просто не хотел дальше разговаривать - но дальше молчал, похоже, вообще уснул. А вот Валька лежал и думал, разглядывая песчинки, налип-шие на руку.

   Ну вот ладно. Предположим, что у него всё было бы нормально. А где-то в мире, в одном с ним мире, буквально рядом, скитался бы Витька. И где-то есть страшная охот-ничья база, ведь есть она, и приезжают на неё прячущие свои лица существа, чтобы охо-титься на детей...А он бы жил себе и жил. Ходил в школу, рисовал картины, слышал му-зыку, смеялся, спал, ел, книжки читал...Какое-то дикое несоответствие. Отец это пони-мал, потому и стал делать то, что делал. И его посадили. Посадили не того подонка, ко-торый пытался сделать из Витьки девочку.Это вообще никому не было интересно. Поса-дили его, Вальки, отца. И того мальчишку, который сжёг машину с убийцами. Его тоже посадили... Сколько ему дали - восемнадцать лет? Это непостижимо, лучше бы смерт-ная казнь - восемнадцать лет на четыре года больше, чем Валька прожил на свете. И все эти годы - в тюрьме?! А сколько дадут отцу и маме? Вдруг им дадут пожизненное? В разных тюрьмах, конечно, в разных... Он представил себе рослого, сильного, уверенного в себе отца, красивую, весёлую, лёгкую какую-то маму, то, как они любят друг друга. Как они любят его, Вальку... И что же: этого больше никогда не будет?! И они даже друг с другом не увидятся - никогда?!

   Валька заглянул в это слово, и его ударила дрожь. Оттуда, как из пустого колодца, веяло равнодушным холодом и тьмой.

   Если бы можно было придти... ну, куда-то придти и сказать: "Вот он я, посадите меня. Пусть навсегда. А маму и отца отпустите." Если бы... Валька пришёл бы.

62.

   Нет, стой, зло оборвал он себя. А почему я должен так делать? Как тот заяц из сказки Салтыкова-Щедрина, который преодолел сто препятствий, чтобы... понадеять-ся на милость волка, державшего в заложниках его приятеля. Не правильней ли пристре-лить волка? Ну, заяц - он не может. Но я-то - я человек! И я знаю, что мои родители были хорошие люди. Не для меня хорошие, а вообще хорошие. И если их посадили - зна-чит, виноваты те, кто это сделал. Во всём вообще виноваты.

   Он сжал кулак. Просыпал из него песок. Зарыл в его сухую теплоту ладонь. Нет, сдаваться на милость победителя - это не выход. Победитель не посадит тебя за один с собой стол, не отпустит, поражённый твоим благородством, тех, ради кого ты сдашь-ся. Те времена прошли. Он посмеётся и использует тебя,как орудие шантажа, Валентин. В точности, как говорил отец.

   И вдруг пришла в голову Вальке настолько простая и очевидная мысль, что он даже изумился своей тормознутости.

   А ведь отец был не один.

   Ну да, не один! Есть люди, с которыми он имел дела, те, кому он помогал - да вот тот же Ельжевский, к которому он, Валька, идёт. Значит, надо просто присоединиться к ним. На любых правах. Хоть прачкой или кухонным мальчиком. Подрасти. Стать бой-цом. Настоящим. Как те ребята из Великой Отечественной или с Балкан, про которых Валька читал в Интернете и в старых книжках. И делать то же, что они.

   Мстить.

   У тех родителей отняли фашисты или НАТОвцы. Но разве те, кто отнял родите-лей у Вальки, кто искалечил жизни других ребят - разве они лучше? Они в сто раз хуже, потому что фашисты убивали чужих. А эти - своих. И с ними надо так же, как с фаши-стами, ни перед чем не останавливаясь и ничем не гнушаясь. Ни ложью, ни пулей, ни яд-ом, ни бомбой, ни подкупом. Главное - чтобы мстить! А если отец и мама вернутся, вы-рвутся - он всё равно не сможет жить, как раньше. Он скажет отцу...

   Валька стал представлять себе,как это будет. И,постепенно успокаиваясь, уснул...

   ...Конечно, мальчишки проспали и Судный День, и Второе Пришествие и Первое Распятие, а проснулись не сгоревшими лишь потому, что передвинулась тень кустов и прикрыла их от раскаляющегося уже совершенно по-летнему солнца.

   - Оййййоооо... - протянул Валька, глядя на часы. - Первый час, ничего себе!

   - Есть охота, - сказал Витька, отряхивая грудь и живот от песка. - Придётся мой НЗ жевать.

   - А у тебя НЗ есть? - заинтересовался Валька.

   - А то, - гордо сказал Витька, подтащив к себе свою сумку. - Только я его расходовать не хотел. Пока более-менее людно было. А теперь чего, кафе я тут не вижу... - он рас-стегнул боковой карман и запустил в него руку. - Держи, - Витька протянул Вальке ка-кую-то грязноватую трубочку, похожую на толстую макаронину. - Жуй-жуй, глотай.

   - А что это? - Валька приподнялся на локте, с опаской беря трубочку двумя пальцами. Она была в крошках, мусоре и вблизи напоминала уже не макаронину, а кусок тонкого шланга, вытащенного из канализации. Валька в принципе знал, что человек может есть всё подряд. Как крыса или свинья. Но на практике...

   - Мырмышель, - Витька уже интенсивно жевал эту субстанцию, и видно было, что она жуётся с трудом. Валька свёл брови:

   - Мы... что?

- Мырмышель, - повторил Витька, сильно сглотнув. И засмеялся: - Да ты ешь,она даже вкусная, только кислая очень. Там всё натуральное... - он откусил снова и, пихнув кусок за щёку, пояснил: - Я совсем маленький был, лет десять, что ли... С нами вместе жил - ну, где мы тогда жили - такой бомж, ещё с советских времён, тогда тоже были бомжи, но мало. Дед Вася. Он о нас... не то чтоб заботился,но так - помогал иногда, всё прочее та-кое... Вот он показывал, как такую штуку делать. Берёшь яблоки, шиповник, клюкву. Ва-

63.

   ришь в ведре или где там - без сахара, пока такая густая каша не получится. Потом её раскладываешь на металлическом листе и сушишь на солнце. Дальше в трубочку скаты-ваешь. Кислятина страшная, но зато можно только на ней целую неделю прожить... Вот он её и называл мырмышель, мы ухохатывались... Ешь, не бойся, говорю, ешь!

   Валька осторожно откусил. Сперва он вообще никакого вкуса не ощутил, пока ка-тал кусок на языке. Потом переместил за щёку и жевнул...

   ...Ой, какая это была кислятина!!! У Вальки свело скулы и перехватило горло, в рот хлынула слюна. Но... это оказалась вкусная, фруктовая кислятина. И очень свежая. Валь-ка заработал челюстями, кривясь и улыбаясь. Витька тоже улыбался. Потом спросил:

   - Слушай... а ты научишь меня драться, как ты? Ну, этому. Саватту.

   - Ты же умеешь, - удивился Валька. Витька свёл брови:

   - Такое умение лишним не бывает... Научишь?

   - Да конечно... - не переставая жевать, Валька полез в рюкзак, достал чистые носки и трусы, а ношеные подобрал с песка и встал. - Пойду постираю. Пошли со мной, свои про-стирнёшь, а у меня ещё одна пара есть, я дам.

   - Да не надо, - отмахнулся Витька. Валька потянул его за руку:

   - Пошли, говорю. Стираться, мыться и бриться в таких тяжёлых условиях обязатель-но. Это закон войны. Так де ла Рош говорил.

   - Побрей себе... - Витька определил, что Вальке надо побрить, но всё-таки встал и по-интересовался: - А почему?

   - Ну, чтобы самоуважение сохранить, - сказал Валька и смутился. Но Витька поморгал и медленно сообщил:

   - Да-а... это верно-о... Ладно, пошли.

   ...Они всё-таки не торопились уходить с этого места - спокойного и тихого. Ещё позагорали, искупались - теперь уже с удовольствием, сплавали наперегонки через пруд (Витька выиграл),опять позагорали. Для разминки поспарринговались в полконтакта. Ва-лька дал первый урок саватта - с удовольствием снова ощущая себя наставником, как в школе для младших. Опять искупались, обсохли, жуя мырмышель (Валька продолжал хи-хикать) и только после этого, одевшись, навьючившись, начали выбираться "в цивилиза-цию".

   Кстати - цивилизация оказалась неожиданно близко.Мальчишки обогнули пруд,чер-тыхаясь, пролезли через кусты - и вывалились на дорогу, покорёженный просёлок. Вдали виднелся каток, грузовик и группа рабочих, укладывавших асфальт. А прямо перед маль-чишками высился столб-указатель:

   вес. Пирапёлка

   дер. Перепёлка 1 км

   Валька засмеялся. Он смеялся и смеялся, не отвечая на удивлённые, а потом и рас-серженные вопросы Витьки, пока тот не треснул приятеля между лопаток с такой си-лой, что Валька закашлялся и перестал смеяться, но не рассердился, а неожиданно цере-монно подал опешившему Витьке руку и произнёс:

   - C'est couleur locale...(1.) Обрати внимание на двойную надпись: это Белоруссия. Ночью мы перешли границу, Виктор.

   - Границу перешли? - заторможено спросил Витька. Валька раскланялся перед ним:

   - Peu a peu(2.), - продолжал веселиться Валька. - Потихоньку-полегоньку - и мы в Бело-руссии, Витёк! Мы в Белоруссии!

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Вот местное своеобразие... 2. Шаг за шагом. (фр.)

64.

5.

   - День -- ночь -- день -- ночь - мы идем по Африке,

   День -- ночь -- день -- ночь - все по той же Африке.

   (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)

   Отпуска нет на войне! - нёсся над жарким вечерним просёлком мальчишеский голос. Две фигуры ходко двигались вдаль - прямо к виднеющимся у горизонта крышам.

   - Восемь -- шесть -- двенадцать -- пять - двадцать миль на этот раз,

   Три -- двенадцать -- двадцать две - восемнадцать миль вчера... - распевал Валька. Ви-тька, хорошо выучивший припев с первого раза, решительно подхватывал:

   - (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)

   Отпуска нет на войне!

   - Брось-брось-брось-брось -- видеть то, что впереди.

   (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)

   - Все-все-все-все - от нее сойдут с ума,

   И отпуска нет на войне!

   - Ты-ты-ты-ты - попробуй думать о другом,

   Бог -- мой -- дай -- сил обезуметь не совсем!

   - (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)

   И отпуска нет на войне!

   Мальчишки шагали босиком, приторочив кроссовки с засунутыми в них носками к низу своих походных ёмкостей. Настроение у обоих было бесшабашно-приподнятое, хо-тя уже наступал вечер.

   - Счет -- счет -- счет -- счет - пулям в кушаке веди,

   Чуть -- сон -- взял -- верх - задние тебя сомнут.

   - (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)

   Отпуска нет на войне!

   - Для -- нас -- все -- вздор - голод, жажда, длинный путь,

   Но -- нет- нет -- нет - хуже, чем всегда одно, -

   - Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог,

   И отпуска нет на войне! - горланили они вместе, сейчас ощущая, что в самом деле мо-гут хоть гору свернуть, хоть ещё километров сто отшагать без привалов.

   - Днем-все-мы-тут -- и не так уж тяжело,

   Но-чуть-лег-мрак -- снова только каблуки.

   - (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)

   Отпуска нет на войне!

   Как называется эта деревушка впереди - они не знали да и не стремились узнать, Валька даже поленился слазить в атлас, где это наверняка было обозначено. Не всё ли равно - как?

   - Я-шел-сквозь-ад - шесть недель, и я клянусь,

   Там -- нет -- ни -- тьмы - ни жаровен, ни чертей,

   - Есть -- пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог,

   И отпуска нет на войне!

   - Уффф! - выдохнул Витька. - Вот это гаркнули...

   - Это, брат, Киплинг, - уважительно сказал Валька. - Не какой-нибудь Дельфин.

   - Ну? - не поверил Витька. - Это который про Маугли писал?! Не может быть!

   - Э... - Валька скривился. - Не писал он про Маугли. Это "Книга Джунглей" называет-ся, и про Маугли там вовсе не главное. А вообще он для взрослых писал, и очень даже для взрослых... Про английскую армию, например. У меня отец его очень люби... любит, - твёрдо поправился Валька. - Вот. Послушай...

   - Холера в лагере нашем - всех войн страшней она.

   Мы мрём средь пустынь, как евреи в библейские времена...

65.

   Витька слушал молча, шагал, лишь коротко вздохнул, когда Валька прочитал:

   - И сегодня мы все бесстрашны -

   Ибо страху нас не спасти...

   А потом, когда Валька замолчал, спросил:

   - И это он написал? - Валька кивнул. - Здорово... То есть, - спохватился он, - не то, что холера, здорово. Написано здорово... Валь, а ты сам стихи не пишешь?

   - Нет, - покачал головой Валька. И добавил: - Я рисую, играю на рояле хорошо. Вот му-зыку я пробовал писать, но бросил. Фигня получается... Смотри, почти пришли.

   - А нас телега догоняет, - обернулся Витька.

   Мальчишки сошли на обочину. К ним в самом деле приближалась телега, в которую был впряжён серый жеребец, имевший такой вид, как будто в этом мире он видел уже всё. На телеге боком сидел хозяин - невысокий немолодой мужик, одетый без претензий: в Рубаху, Штаны, Сапоги и Кепку. Эти предметы одежды так и хотелось поименовать с большой буквы. Поравнявшись с мальчишками, он притормозил и поинтересовался:

   - Куда шагаем-то?

   Никакого акцента в его речи не наблюдалось. Что, впрочем, было естественно - дикие искусственные границы, проведённые тремя мерзавцами в 91-м году, разделили по-живому единый русский народ. Впрочем, даже Валька об этом не думал - он просто весе-ло ответил:

   - Да вот. Идём с чуркестанской кампании, были барабанщиками в спецназе, а теперь списаны вчистую. Он контуженный, - Валька кивнул на Витьку, - я припадочный. Ходим по миру, песни поём, пляшем, фокусы с чужими кошельками показываем... Дядь, а у тебя попить нету, а то так есть хочется, что и переночевать негде...

   ... - Ты прирождённый бесик, - сказал Витька Вальке, когда они - уже в темноте, наевшиеся до отвала - устраивались в горе шуршащего прошлогоднего сена. Хозяева пре-длагали мальчишкам лечь дома, но оба выбрали сеновал - хотелось поговорить, а не ста-нешь ведь трепаться в чужом доме, когда все уже спят...

   - Бесик я или кто, - озабоченно сказал Валька, - а что нам с деньгами делать? Тут свои рубли. Станем менять - ещё пристанут: кто, да откуда, да почему...

   - Можно евро поменять, - предложил Витька. - Одну пятисотенную если, то ведь ни-чего... Ты курс знаешь?

   - Чёрт его... - неуверенно ответил Валька. - Кажется, там что-то порядка тысячи местных рублей за евро. Я не помню. Не знаю, вернее. Да и кто тебе поменяет?

   - Да у любого банка... - начал Витька, но Валька перебил его:

   - Да тут за это сразу сажают. А если официально - то... хотя - у меня паспорт есть, что это я? С ним и поменяю. Можно даже и мои оставшиеся рубли поменять. Даже лучше...

   - Валь, - Витька лёг удобнее. - Ты вот как думаешь. Оружие тут купить можно?

   - Оружие наверное везде можно купить, - ответил Валька и повернулся к приятелю. - А ты что хочешь?

   - Ну, в общем... можно ведь и обратно в Россию время от времени наведываться, - Ви-тька нехорошо усмехнулся. - Так. Для профилактики. Ну ты понимаешь.

   - Я тоже про это думал, - сказал Валька. - Только немного не так. Я хочу с друзьями отца завязки установить. И тогда...

   - Может, твоим предкам побег устроить удастся? - понизил голос Витька. - А что, я тебе точно говорю, бегают не только в кино. Сплошь и рядом бегают. Или вообще выку-пить их. Я честное слово любые деньги дам. Вот сразу.

   - Спасибо, Вить, - искренне поблагодарил Валька. Эта мысль увлекла его. - Может, и попробуем. Вот дойдём, определимся на месте... И с оружием и вообще.

   - Можно и ещё людей найти, - совсем тихо сказал Витька. - Ты знаешь, сколько ребят согласятся? Вот прямо с места не сходя можно найти. А мы всё организуем. Терпеть

66.

   без конца - тоже не вариант... А сколько отсюда до этого озера?

   - До Нарочи, - напомнил Валька. - Если по прямой - километров двести шестьдесят. А так все триста. Если с попутками и прочим будет везти - дней за пять доберёмся, как считаешь?

   - Должны, - уверенно ответил Витька. - Но тебе всё равно надо поосторожней, так что рисковать не будем, чего там... Слушай, - вдруг как будто опомнился Витька, - вот мы говорим, говорим... А если там тебя одного ждут? А тут я: привет, вам оно не надо?

   - Я один не останусь,только с тобой, - неожиданно сказал Валька. И смутился. Витька, похоже, смутился тоже и грубо сказал:

   - Ты что, влюбился?

   - А иди ты... - дружелюбно ответил Валька. - Давай спать, а?

* * *

   И они добирались.

   Где пешком, где на попутках, где на местных автобусиках, ночуя то в лесу, то где-нибудь в селе, где их ещё и кормили, отказываясь брать за это деньги.Врали,если их спра-шивали, что в турпоходе - им верили или делали вид, что верят. Люди тут были проще, чем в России и многие жили беднее, пожалуй, но... как-то равнее, что ли? В том смысле, что не было видно ни бомжей, ни роскошных особняков... В магазинах не было того изо-билия, которым поражали прилавки в России, зато менты ходили по улицам без оружия и было чище, намного чище. Дальше к западу всё чаще слышалась белорусская речь, мелька-ла польская, а в русских словах скользил непривычный, но приятный акцент - и всё-таки русский понимали все и не отказывались говорить на нём. Как-то вечером Витька сказал Вальке, что тут у людей "хорошие глаза". И Валька понял его.

   Точнее, пожалуй, и сказать было нельзя.

РЕМАРКА В НАЧАЛЕ ЛЕТА

С В Я С Ъ Ц Ы

В том лесу голубоватые стволы

Выступали неожиданно из мглы...

Н. Гумилёв.

1.

   Начинало светать.

   Не удивительно - в июне светает, считай,в три часа. Костёр пригас, никто не оза-ботился его реанимировать. Витька, казалось, спал - привалился к груде хвороста, кото-рая так и не пригодилась, и не шевелился. Но я видел, как в сумраке поблёскивают белки его глаз. Мальчишка вряд ли знал, что я на него смотрю и что я вижу в темноте почти так же, как на свету.

   Валька повозился и наконец подложил на рдеющие угли хворост. Тот ярко вспыхнул.

   По лицам мальчишек забегали быстрые тени.

   - Вот и вся история, - сказал Валька и посмотрел на меня.

   - Почему ты мне это рассказал? - я сел удобнее. Спать мне не хотелось, я мог не спать долго, а вот парням надо бы и выспаться... ну да успеют, никто никуда не гонит.

   Валька недоумённо пожал плечами. Ответил Витька - ответ был неожиданным:

   - Потому что вы хороший человек.

   - Уверен? - ошарашено спросил я. Витька усмехнулся углом рта:

   - На сто процентов. Я раньше мог ошибаться. А последнее время как-то так выходит - погляжу на человека подольше и знаю...Вот и с Валькой тоже так у меня вышло... Спе-рва я не понял, какой вы. А вот когда деньги, - он с ненаигранной небрежностью кивнул в

67.

   сторону сумки, - выпали, я видел, как вы на них смотрели. Вам ведь они не нужны.

   - Ну вообще-то деньги мне нужны, - заметил я. - Очень даже.Но... ты прав. Отбирать их я не стал бы даже у младенца, а уж с вами двумя я могу и не справиться...

   Они засмеялись - дружно и искренне. А меня толкнуло тяжёлой привычной злос-тью, и я увидел воочию, как прыгает в моих руках послушный "калаш", как рубят, расе-кают длинные строчки разбегающихся тварей, как перекашиваются поносным ужасом лица "всенародно избранных хозяев" и их холуйчиков, как взвиваются на тугих струнах верёвок над ревущей толпой корчащиеся тела в обделанных дорогих костюмах... Да хотя бы за этих двух пацанов, чем плохо и разве мало?

   - Надо поспать, - я встал и потянулся. - А точнее - просто выспаться. Подольше. Во-обще-то шагать рекомендуется по холодку, но мы уж правило нарушим... Будем спать и спать, пока не выспимся. Как вам такой план?

   Они закивали. Валька, вертя в пальцах ветку, спросил:

   - А вы... вы не знаете про моих...отца и маму?

   - Знаю, что они арестованы, - не стал кривить душой я. - Они в Бутырке.

   - В Бутырке... - прошептал Валька. И уткнулся в локтевой сгиб. Без слёз, просто чтобы не видели его лица. Кажется, слёзы мальчик уже все выплакал...

   ...Моя канадская палатка была рассчитана на четверых взрослых мужиков. Поэто-му места в ней оказалось предостаточно. Я дал мальчишкам улечься, сидя возле костра, строгая ножом деревяшку и размышляя о превратностях судьбы. Мальчишки шептались в палатке - неразличимо даже для моего слуха, но вяло. Интересно, Витька и правда мо-жет чувствовать, каковы намерения людей? От его жизни ещё и не такие умения приоб-ретёшь... А Валька - попроще. Хоть и... посложнее. Этакий настоящий лорд, вдруг ока-завшийся в трущобах: вполне может за себя постоять кулаками, но знать не знает, как выглядит бордель, а как - приличное заведение...

   "Ты-то сам много в них разбираешься, - усмехнулся я. - Что в борделях, что в при-личных заведениях... Как Иманта скажет: "Тиккайа тфар исс тиккого лесса." Чухонка чёртова." Я негромко засмеялся вслух, дотянулся до рюкзака и снял одеяло. Отодвинул ботинки от углей, закинулся одеялом поплотнее. Покарал одиночного комара, начавшего устраиваться на моём носу в чаянье раннего плотного завтрака.

   И, прежде чем закрыть глаза, уложил под одеялом рядом с правой рукой "бердыш".

   На свякий случай, как говорил в детстве один мой приятель и тёзка...

   ...Я проснулся оттого, что надо было просыпаться. Приоткрыл глаза, не шевелясь.

   Здоровенный барсук хладнокровно рылся рядом с окончательно погасшим костром.

   - Пошёл, скотина, - предложил ему я, не шевелясь. Он подскочил, мотнул толстым за-дом и канул в хлеб. Тогда я открыл глаза полностью.

   Было почти двенадцать. Неплохо, я уже должен в это время подходить к кордону. Искать начнут, точно. Уже ищут даже.

   Ладнэнько.

   Палатка зашевелилась. Появился Витька. Он смотрел на мир одним глазом и вооб-ще выглядел не определившимся в жизни. Стоя на четвереньках и покачиваясь, закрыл глаза и сделал судорожную попытку уснуть в такой позе. Я с трудом сдержал смех.

   Витька дёрнул головой и открыл глаза с каким-то жеребячьим изумлением. Посмо-трел вокруг, задержал взгляд на мне. Зевнул, потёр глаза кулаком. Ё-моё, пацан совсем... Вот сейчас протянет: "Ма-а?.." А мамы-то и нетуИ Валька тоже такой.Я опять ощу-тил злость - нешуточную, нехорошую. Задавил её - чего зря себя жечь-то? Наше время придёт, оно всегда приходит. Тогда и поглядим, ху есть ху и кво куда вадис. До ближай-шей стенки.

   Витька поднялся в рост.Постоял.И пошёл в рожь.Ну ясно - время слить "херши"...

   Я откинул одеяло и поднялся. Сунул пистолет за пояс, вытащил из кармана рюкза-ка туалетные принадлежности и присел возле родничка. Пачкать тут пастой казалось

68.

   кощунством, но что делать...

   Я заканчивал умываться, когда вернулся Витька. Сказал:

   - Доброе утро.

   - Доброе, - согласился я. - Друг мой Виктор, - я сделал ударение на "о" и как следует по-гнусавил, - бери мыло и мой шею и рожу. Как следует. Я не желаю путешествовать по этой священной земле в обществе человека, который не мылся по-человечески... долго не мылся. Я за вашими рассказами как-то вчера забыл тебя заставить умыться вечером.

   - А вы кто... - начал он претенциозным тоном, но осекся, когда я на него посмотрел. И неожиданно ухмыльнулся: - Носки постирать?

   - Свои постирай, - ответил я: - А себе я сам стираю. Но всё равно спасибо.

   Он покрутил головой и полез в палатку.Я ожидал, что сейчас он начнёт будить Ва-льку, но Витька вылез тихо и пристроился на корточках возле меня. Косился на писто-лет. Но молчал.

   Развесив полотенце на остатках коряжины, я подошёл к палатке. Отогнул полог.

   Валька спал каменным сном. Ну с этим всё ясно. Нервы отпустил: взрослый рядом, можно расслабиться. Витьке с этим проще... только пошла бы она, такая простота!!!

   - Пусть спит, - сказал я через плечо. - Домывайся и давай воду. Завтракать... - я посмо-трел на часы, - обедать будем. Тебе чего подать?

   - Ростбиф с жареным картофелем, - сказал Витька, немало меня удивив. У меня даже возникло на миг желание: обоих в охапку - и марш-марш... ну, в Светлояр я не доберусь, а вот до Озерков-Никольских... И поглядим,какие там Те, Которые Пердят, смогут их от-бить у Вик-Васи (1.). Это ж готовые ребята для его молодёжной команды!

   Нет, это не моё дело. Доведу их, куда идут - и всё. А то с такой самодеятельности и начинается та самая вымощенная благими намерениями нехорошая дорога...

   Конечно, ростбиф я не приготовил. Не то что не умел, чего там уметь - не из чего было. Но, глядя, как я сыплю в жидкую кашу порезанное копчёное сало и поджаренный в крышке от котелка лук, Витька удивлённо поднял брови:

   - Вкусно пахнет...

   - Это, брат Виктор, называется кулеш, - пояснил я, соля варево. - Пища казаков и бур-лаков, незаслуженно забытая в суете общечеловеческого развития. Кто такие бурлаки, знаешь?

   - Видел картину, - коротко пояснил Витька. И добавил смущённо: - В смысле эту. Реду-кцию.

   - Репродукцию, - поправил я. - Не отчаивайся, я тоже оригинала не видел - и живой... А вот чай мы точно не будем, мы будем кофе, - я пробил ножом в банке две дырки и бросил её Витьке: - Разливай в кружки.

   - А всё-таки вы кто? - он ловко поймал банку.

   - Угадай, - предложил я. Он внимательно посмотрел на меня:

   - Не мент, - определил он. - Мент не стал бы с пацанами возиться...

   - Здешний стал бы, - поправил я. - Но это точно. Не мент.

   - Браток, - предположил он и сам же засмеялся: - Не, не браток... Вояка. Угадал? Воя-ка в отставке. А вышибли вас за то, что стреляли не по приказу, а по совести. Точно?

   - Угадал, - не стал я вдаваться в подробности. Тем более, что мальчишка и впрямь поч-ти угадал. - На, - я протянул ему пистолет. Взгляд Витьки опять стал удивлённым, я опередил его вопрос: - Я же вижу, чего ты хочешь.

   Он снова засмеялся. Умело выбил нажатием на кнопку магазин, снял пистолет с предохранителя, передёрнул затвор, на лету поймал выскочивший патрон, мельком стре-льнул в меня взглядом. Щёлкнул флажком предохранителя, Вытянул руку в рожь, сказал:

   - Дыщ! - и удивился: - А почему нажимается? Я же поставил...

   - Вот так и самоубиваются из незнакомого оружия, - заметил я. - Там три положения ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Один из персонажей книги "Работа на лето".

69.

   флажка. Третье - плавный спуск курка без выстрела.

   - А, да, точно, три... - он рассматривал кожух. - Это что за модель?

   - "Бердыш", наша, русская, в смысле, - ответил я. - Снаряди и давай сюда.

   Он ловко снарядил пистолет, дёрнул затвор, щёлкнул предохранителем, подал ору-жие мне:

   - Вот...У Егора была "беретта", я много раз с ней возился. И с другим оружием... - он посмотрел, как я убираю пистолет в плечевую кобуру и спросил: - А почему вы не пошли в палатку?

   Я промолчал,поднялся на ноги и подошёл к нашему обиталищу.Снова откинул полог. На этот раз Валька поднял взлохмаченную голову и непонимающим взглядом уставился на меня, резко откинув одеяло и правой рукой схватив свой "спайдерко":

   - А?!.

   - Бэ, - я пожал плечами. - Тревога отменяется, милорд, неверных не видно. Вставайте, обед подан.

   - Да, - он задержал взгляд на моей кобуре и сел. - Да, я встаю. Конечно... - он поднёс ру-ки к лицу и с силой потёр его. Тихо вздохнул, не отрывая ладоней.

   Ну что ж. я выбрался обратно. Витька бросил на меня взгляд и спросил тихо:

   - Как он?

   - Сейчас будет, - я присел, скрестив ноги, взял миску. Витька помялся, пояснил:

   - Он дёргается... непривычно пока...

   - А ты привык? - хмуро спросил я. Витька молча пожал плечами, помешал в котелке. Усмехнулся:

   - Здорово у вас получается... Я кофе уже залил, ничего? - он кивнул на банку, лежащую в траве. Я щёлкнул пальцами. Витька, помедлив, передал банку мне,и я бросил её в костёр. - Зачем? - удивился он.

   - Обожжённая жесть быстрей разлагается в земле...

   - Добрый день, - Валька выбрался из палатки. Он был в майке и трусах, босиком и с туа-летными принадлежностями наизготовку. Валька помахал рукой, я кивнул и спросил:

   - Ноги как?

   - Нормально, - он смущённо посмотрел на нас и пошевелил пальцами этих самых ног. - Всю ночь ныли, я даже во сне чувствовал, а сейчас нормально. Спасибо.

   - Приводи себя в порядок, - скомандовал я, - и садись лопать, а то мы устали ждать.

   - А зачем жести быстрей разлагаться? - спросил Витька, пока Валька мылся. Я пока-чал головой:

   - Чтобы поменьше было мусора. Человек обожает загаживать природу. Причём имен-но тем, что не разлагается и вечно торчит памятником людской глупости - пластмасс-сой, стеклом, жестью...

   - Вы что, ещё и "зелёный"? - удивился Витька. Я пожал плечами:

   - Да нет, конечно. Я что, похож на идиота, который патрулирует нефтяные платфор-мы на лодках, двигатели которых работают на бензине?

   Витька засмеялся:

   - Тогда, может, вы и правда леший?

   - Я вас где встретил? - я начал обуваться. - В поле. А в поле лешие не водятся. Какие ещё будут оригинальные предположения? - он пожал плечами. - Нет? Отлично. Давай миски, будем питаться.

   Валька тоже подсел. Он вымылся основательно и выглядел повеселевшим. Наклады-вая ему дымящийся кулеш, я процитировал:

   - Цирк - не парк, куда вы ходите грустить и отдыхать.

   В цирке надо не высиживать - а падать и взлетать.

   И под куполом,

   под куполом,

70.

   под куполом скользя,

   Ни о чём таком сомнительном раздумывать нельзя...

   Он замер, поднял на меня глаза. Спросил как-то недовольно:

   - О чём это вы?

   Я усмехнулся и продолжил:

   - О надежда - ты крылатое такое существо,

   Как прекрасно твоё древнее святое волшебство.

   Даже если вдруг потеряна - как будто не была! -

   Как прекрасно ты распахиваешь два своих крыла...

   ...Похороненная заживо, являешься опять

   К тем, кто жаждет не высиживать - а падать и взлетать... Понял?

   - По... нял, - с запинкой сказал он. Недовольство во взгляде сменилось растерянностью, а растерянность - надеждой.

   - Ну и ешь, - предложил я. - Ешьте, ешьте, и снимаемся, а то засиделись.

2.

   Пуща открылась нам после короткого подъёма на крутой склон, отсекавший край поля. Мы отшагали уже километров, чтобы не ошибиться, пять. По самой жаре. Маль-чишки, впрочем, двигались ходко и даже весело - наверное, правда хорошо отдохнули. Шли молча. Ни они ни я ни о чём разговаривали - что для меня, например, было нехарак-терно. Но молчание не было тяжёлым, как вчера.

   И вот мы влезли на этот склон - только что не цепляясь руками за траву - и вста-ли на нём.

   - Ого, - сказал Витька. Его лицо бронзовело от пота, а глаза расширились удивлённо.

   - Как красиво, - искренне ответил Валька.

   Я согласился с ними, хотя и молча. Это было "ого". И красиво. Без слов, хотя пущу я видел впервые, а уж лесов в моей жизни хватало.

   В полукилометре от нас, за узкой луговиной, стояла ровно и тихо шумящая зелёная стена, испещрённая бегучими чёрными тенями. Над нею косым снижающимся кругом шёл, распластав крылья, ястреб. А дальше всё таяло в загадочной синеве, светлой и неп-роглядной. Справа над матово-серой лентой полевой дороги, уходившей в лес, дрожали струи горячего воздуха.

   - Они добрались до Последнего Приюта, - пробормотал Валька, поддевая под лямки рюкзака на плечах большие пальцы. Я покосился на него:

   - Читал?

   Валька вздохнул:

   - А то...- он поднял руку: - Ард Гален-и-эстэ...(1.) А вы тоже читали?

   - Обижаешь, - покачал я головой. - Я, наверное, один из первых толкинутых в СССР. С восемьдесят второго, когда прочитал сокращённый вариант "Братства Кольца".

   - Восемьдесят второ-о-ого-о? - недоверчиво спросил Витька, благожелательно слушав-ший нашу беседу. - Сколько же вам лет?

   - Тридцать три, - ответил я весело.

   - Моложе выглядите...

   - Я знаю. А ты читал, что ли, Толкиена?

   - Я кино смотрел, все три серии, - сказал Витька. - И гоблинский перевод, Егор от него угорал.

   - Дурь этот гоблинский перевод, - сердито сказал Валька. Я кивнул:

   - Дурь. А кино неплохое.

   - Да мне тоже гоблинский не очень понравился, - признался Витька. - Так. Посмеяться.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Край зелёного покоя (синдар.)

71.

   - Не над чем там смеяться, - отрезал Валька. - Это всё равно как смеяться над Вели-кой Отечественной.

   - Некоторые смеются, - заметил я. А Витька отмахнулся:

   - Ну это ты хватил, Валёк.

   Валька дёрнул плечами и вдруг звонко пропел:

   - Намариэ! Най хирувалие Валимар. Най элиэ хирува. Намариэ!

   Витька покосился на него удивлённо, а я произнёс задумчиво:

   - Прощай. Может быть, ты ещё найдёшь Валимар. Может быть, именно ты и най-дёшь Валимар. Прощай... Вон ты даже что запомнил!

   Витька кивнул:

   - Вы думаете, у меня всё будет хорошо? - неожиданно прямо спросил он, глядя мне в глаза. Я медленно ответил:

   - Виктор меня спросил, не леший ли я. А ты думаешь, что я эльф и мне всё ведомо? У меня уши не острые...

   Валька рассмеялся:

   - А у них уши не острые. Это выдумка. Так что кто вас знает...

   - Ну тогда, - предложил я, - вспомни: "У эльфа и ветра не спрашивай совета..."

   - "...оба скажут в ответ: что "да" - то и "нет"", - усмехнулся Валька. И добавил: - А ещё я вспомнил, что Зло не правит миром безраздельно(1.), - и он снова посмотрел мне в глаза - испытующе. Я выдержал взгляд парнишки и подтвердил:

   - Не правит.

   Витька уже спустился на луговину и махал нам рукой:

   - Тут тропинка!

   - Пошли, - предложил я Вальке...

   ...Там, где тропинка сливалась с пыльной дорогой и они вместе ныряли в лес, стоял на металлическом столбе указатель:

КОРДОН СВЯСЪЦЫ 22 км.

   Ниже было подписано красной краской:

РЕБЯТА, В ВОСЬМИ КИЛОМЕТРАХ ОТСЮДА - ПРОЕЗД УЖЕ ТОЛЬКО НА ВЕЗДЕХОДЕ

   - Вот такая вот музыка, - заметил я. - В восьми километрах - только на вездеходе. Партизанский край... Я в детстве очень любил книжку "Брянский лес". В точности... Не передумали?

   - В смысле? - переспросил Витька. Я показал рукой туда, где копились тени:

   - Туда идти. Вы вообще подумайте: может, я себе запас на зиму веду? Вы, конечно, жилистые и тощие, но всё-таки лучше, чем ничего...

   Мальчишки заморгали. Даже испуганно. Я сделал каменное лицо. И из этих самых теней раздался голос, с лёгким акцентом произнёсший:

   - Вы его больше слушайте, он вам наговорит.

   Ребята развернулись, как ужаленные. А я поднял руку и покачал головой:

   - Михал, дзень добжий, - и повернулся к мальчишкам, крутившим головами: - Ну вот и хозяин этих мест.

   Послышался смешок, и из тени вышагнул рослый мужчина с непокрытой головой.

   _____________________________________________________________________________

   1. Один из основных постулатов трилогии Дж. Р. Р. Толкиена "Властелин колец". На нём построено, собственно, всё "здание" этой великой книги - упорное сопротивление непреодолимым обстоятельствам приводит к победе. Высказан магом Гэндальфом.

72.

   На широком поясе, перетягивавшем камуфлированную куртку, висели нож, подсумок и планшет. Серо-зелёные штаны забраны в хромовые сапоги. На правом плече стволом вниз он придерживал умопомрачительно дорогой английский "холланд" - двустволку-го-ризонталку 12-го калибра. В прошлом капитан спецназа ГРУ, ветеран невнятных войн и кавалер экзотичных орденов, лесник Ельжевский питал слабость к отличному оружию.

   Михал ничуть не изменился с момента нашей последней встречи год назад: он всё так же выглядел непостижимым образом и старше,и младше своих сорока девяти. Пше-ничные усы скобкой опускались под подбородок, остальное было выскоблено до синевы. Кирпичного цвета лицо рассекали шрамы морщин. На нём особенно светлыми казались серые, полные юмора глаза. Я не успел опомниться, как моя рука оказалась в тисках сухих длинных пальцев, и выдержать это пожатие было трудновато:

   - Салфет вашей милости, - сказал я.Это прозвучало,как пароль - мальчишки покосились на нас, и ответ Михала их явно не разочаровал:

   - Красота вашей чести...(1.) А я тебя ждал вчера, - заметил Михал. - Но потом поду-мал, что ты наверняка пойдёшь пешком - и с утра сел тут в засаду... - хлопок по плечу, улыбка, открывшая великолепные зубы: - А вот пушку-то зря носишь, у нас за пушку срока дают ого... Думаю: ведь наверняка выйдет сюда, больше некуда... - он посмотрел на мальчишек: - С тобой контингент?

   - Да тут такое дело... - я тоже посмотрел на них. Мальчишки сдвинулись ближе и выглядели почти враждебно, как при нашей первой встрече. - Такое дело, - повторил я, - что это скорей я с ними.

   Михал подобрался. Окинул взглядом всё вокруг. И деловито спросил мальчишек:

   - Слушаю?

   - Валентин, - кивнул я. Валька закусил губу, посмотрел на Витьку, на меня. И, шагнув вперёд, сказал - не более понятно, чем я сам, но я узнал слова (2.):

   - Все мы дети одной матери.

   Я наблюдал за Михалом. Лицо лесника осталось бесстрастным, только весёлый огонёк в глазах вспыхнул, погас и обернулся чёрным пламенем:

   - И руки у нас чисты, - ответил он. И сделал жест рукой в сторону теней: - Там ма-шина, пойдёмте.

3.

   Насчёт болота указатель не обманывал. Ловко крутя баранку "лендровера-90" левой рукой (по лобовому били и били ветки), Михал объяснял:

   - Это не от безденежья, ты не думай... Тут раньше дорога была во, - он показал бо-льшой палец, - разные шишки охотиться ездили. Лука это дело прикрыл, дорога так и рассыпалась, лес сожрал - ну и слава богу, моим подопечным спокойней. А я где надо и пешком пройду.

   Мальчишек кидало на заднем сиденье, как горошины в коробке. Они цеплялись за всё подряд и стукались всем на свете. Я посмеивался, упершись ногами в пол и вцепившись в поручень:

   - Что, так никто и не охотится?

   - Ну как никто? - Михал лукаво посмотрел на меня снова повеселевшими глазами. - Контрольный отстрел, санитарный отстрел... Для хорошего человека всегда отыщем. И паляунычники из Гирловки тоже стреляют. Да что они настреляют-то? Это их земля, они её ошкурять не станут...

   На лобовом стекле джипа пласталась скастиковидная эмблема, окантованная чёрно-желто-белыми флагами и надписью:

ИМПЕРСКАЯ ПЕХОТА

   __________________________________________________________________________________________________________________

   1. Пароль - слова из сказки В. Каверина "Немухинские музыканты". 2. Пароль - слова из приключенческой повести А. Ломма "В тёмном городе". (К сожалению, родившиеся и выросшие в ЭрЭфии Витька и даже Валька не читали этих замечательных книг!)

73.

   Я кивнул на неё:

   - А?..

   - Да ну, - со смешком ответил Михал. Джип зачавкал, выше крыши брызнула вода с грязью. - Здесь вам не тут.

   - А это свастика? - спросил до сих пор вообще молчавший Витька. Михал посмотрел на него в заднее зеркало:

   - Ратиборец, - ответил лесник. И подмигнул мальчишке: - В фашисты меня записал?

   - Нет, - вдруг ответил Витька. - Я знаю, что это старинный знак, а Гитлер его прос-то использовал.

   - Надо же, - Михал поднял брови. - Верно. А фашистов у нас тут не любят. Знаешь пес-ню: "Каждый четвёртый из белорусов, Каждый четвёртый пал на войне..."? На самом деле даже больше, чем каждый четвёртый.

   - А вы же поляк? - спросил Валька. - Или нет?

   - Поляк, белорус... - Михал крутнул баранку. - Русский, украинец... Поляк. Ну и что?

   Джип кидало, под ним зыбко покачивалась глубина.

   - Гать, - коротко пояснил Михал. Подумал и продолжал: - Я её подновляю с мужичка-ми. А вообще тут топь.

   Мальчишки примолкли. Очевидно, прикидывали, какая тут глубина. Я искренне нас-лаждался происходящим: побывать в Пуще было моей давней мечтой, как у какого-ни-будь имбецила из буржуинов - в Куршавеле.

   В какой-то момент зелёная глушь стала просто-напросто окончательной, совер-шенно непроходимой - а через секунду "лендровер" выскочил на просеку почти совсем рядом с домом...

   ...Кордон Свясьцы почти не отгораживался от леса, окружавшего его со всех сто-рон - только лёгкий плетень с воротами охватывал со всех сторон большой полутора-этажный дом. Полутораэтажный - потому что высокий чердак немногим уступал нас-тоящему этажу. По верхнему венцу дом опоясывала двухрядная резьба - витая, в славянском стиле, похожая на застывший солнгечный свет. Выпуклые гладкие наличники венчала другая резьба

74.

   И на коньке крыши поднималась тоже резная фигура. Из-за этого дом чем-то напоминал изящную резную шкатулку. Ни проводов, ни кабелей к дому не вело - я видел, что мальчишки рассматривают жилище слегка ошарашено.

   - Приехали, - Ельжевский небрежно тормознул. - Выгружаемся. Только осторожней, парни, - окликнул он мальчишек, - там Белок мой около крыльца, он вообще не трогает, но во двор без меня лучше не входить.

   Мальчишки вылезли слегка неуверенно. Я, выбираясь, подмигнул им: сперва одним глазом, потом другим, потом сразу обеими. А из ворот, небрежно отвалив их в сторону, вышел Белок.

   Пёс заслужил это имя - совершенно точно. Он был белым. Как сгущенное молоко. Ещё он был лохматым... нет, не лохматым - просто коротая шерсть даже на глаз была настолько густой, что возникало ощущение невероятной мощи этого зверя. Хотя - если даже его постричь наголо, это ощущение не пропало бы. Пёс весил килограмм семьдесят и в холке имел сантиметров восемьдесят, не меньше. Я застыл в уважительном трансе. Витька попятился к машине. Ельжевский приветственно махнул рукой. А Валька...

   - Ух, какой! - экстатически выдохнул Валька. И пошёл навстречу псу.

   Белый сел на хвост и озадаченно склонил голову на плечо. Он ничего не понимал.

   - Пся крев... - выдохнул потрясённо Ельжевский. - Вот это да...

   Мальчишка совершенно спокойно опустился на колено рядом со слегка даже подав-шимся назад псом. Протянул руку. Я почувствовал, что рука сама собой нащупала писто-лет - достаточно псу сделать короткое движение...

   - Тебя зовут Белок? - послышался восторженный голос Вальки. - Какой ты красивый... какой хороший...

   Тонкие по сравнению с общей мощью пса мальчишеские пальцы перебирали шерсть, потом потрепали уши, погладили мокрый чёрный нос... Пёс, с лёгкой растерянностью ко-сясь на хозяина, принимал эти ласки. Мы молчали.

   Валька поднялся с колена. Сожалеющее вздохнул. И обернулся к нам:

   - Вы извините, Михал Святославич, - сказал он. - Я всегда мечтал, чтобы у меня была собака.

   Белок приподнялся. Сделал короткий полушаг. И сел возле ног мальчишки, обвив их своим хвостом.

   - Пся крев... - повторил Ельжевский. - Проше до хаты...

* * *

   "Хата" Ельжевского состояла из прихожей, в которой спокойно мигал зелёным огоньком хорошо знакомый мне вихревой генератор, сделанный в Озерках-Никольских, а рядом с ним стояла электрическая плита, мойка, и тут же две дверцы вели скорее всего в туалет и ванную, небольшого зальчика, служившего явно и столовой, и гостиной, спаль-ни-кабинета самого хозяина, где на трёх стенах до потолка громоздились книжные пол-ки и стоял компьютер, а так же ещё одной комнаты - с кроватью, телевизором и вто-рым компьютером. Мальчишки озирались с интересом, и Валька недоумённо спросил:

   - А как же... А электричество и отопление?

   - А вот, - Ельжевский хлопнул по боку генератора. - Вот и электричество, и отопление, и освещение.

75.

   Он снова коснулся бока с эмблемой - чёрно-желто-белый круг с надписью по радиусу:

РКХ "Флагманъ"

   - Это что - печь? - недоверчиво спросил Витька, чуть нагибаясь.

   - Это АВГЭ, - пояснил я. - Автономный вихревой генератор энергии. Практически веч-ный... ну, элементов питания лет на 150 хватит точно. Позволяет поддерживать в до-ме площадью примерно 70 квадратных метров - при надлежащей изоляции - желаемый микроклимат в диапазоне наружных температур от -80 до +80 градусов Цельсия. Обес-печивает одновременную работу... ну, в общем, к нему можно подключить штуки три современных квартир со всеми включёнными электроприборами, от бритв до лампочек в каждой комнате. Излучений не производит. Отходов не даёт. Вернее - даёт, в виде наг-рева воды.

   - Так не бывает, - возразил Валька. - Вечный двигатель создать невозможно.

   - Вот он, - указал я рукой.

   Мальчишки спорить не стали, косясь недоверчиво, пошли за хозяином. Я, внутренне забавляясь ситуацией (стыдно, конечно - не мне с ними возиться, но что ж...), двинулся следом.

   - Ну... - Ельжевский пропустил их впереди себя в гостевую комнату. - Вот. Жить буде-те здесь. Кровать вторую сделаете, я научу. Всё тут в вашем распоряжении. Компью-тер к Интернету подключён,но сразу говорю: на нём - коннент-фильтр.Попсовую музыку или порнографию вы на нём не увидите, как ни старайтесь. Да. Ещё... - Он помолчал, гля-дя на Витьку. - Твои деньги, Виктор. Они твои, - выделил это слово Ельжевский. Маль-чишка смотрел упрямо и тревожно. - И это обсуждению не подлежит. У меня в кабине-те есть сейф. Можешь хранить всё это там. По первому твоему слову я открываю сейф и отдаю тебе всё, что попросишь.

   Витька поднял с пола сумку, которую туда только что поставил:

   - Вот, - сказал он, - положите туда.

   Ельжевский кивнул, принимая сумку:

   - Ну а теперь - давайте пообедаем, что ли? - предложил он.

* * *

   - Спят, - Михал прикрыл за собой дверь, но я успел увидеть на подушке по-братски ле-жащие две головы: коротко стриженую и длинноволосую. - Ддаа... - Михал сел на про-тив, налил себе коньяку, задумчиво посмотрел в рюмку. - Что мне с деньгами делать? Они бы нам очень пригодились. Деньги-то огромные... Да не отнимать же у парня.

   - Сам отдаст, - лениво сказал я, вытягивая ноги и отваливаясь к стене. Нацелился на очередной ломоть окорока, но потом вздохнул и решил отказаться. - Не сегодня, так завтра... Ты его не гони.

   - Что я, не человек, что ли? - Михал выпил. - Для Серого я в лепёшку разобьюсь. А где

76.

   один, там и двое. А документы я им мигом соображу, чистые. Если кто спросит - племянники, сироты. С юга откуда-нибудь. Да и не спросит никто...Со школой вот проблемы будут, школа-то ого где, а зимой и вообще... ну да придумается что-нибудь. Как же так Серый, Каховский-то?

   - Все под этим ходим, - философски ответил я. Михал не стал возражать, спросил:

   - Только вот как я с ними? Не умею я детей воспитывать, сам знаешь.

   - Как со своими новобранцами, так и с ними, - ответил я. Михал покачал головой:

   - Сравнил.

   - Я серьёзно. Воспитывай парней, как бойцов. Самому, небось,будет приятно молодость вспомнить? Как ты зелёным беретам головы откручивал?

   - Щенок, - беззлобно сказал лесник. Я рассмеялся, похлопал, привстав, его по руке:

   - Ладно, извини. А их и правда так воспитывай. Загружай посильней, чтобы ни скучать, ни дурить времени не оставалось. А так они ребята правильные, хорошие ребята. Я бы сам таких взял.

   - Ты долго останешься-то? - Михал хотел налить себе ещё, но передумал. Я почесал щёку:

   - Недельку поохочусь. Разрешишь?

   - Да пшепрашем. От тебя подранков не бывает, я помню.

   - Это точно... Жить тут будешь?

   - Да нет, утром в Гирловку переберусь, ты уж извини.

   Михал посмотрел на меня. Неожиданно спросил:

   - Что ж у вас в России с детьми так паскудно?

   - Не трави душу, - буркнул я. - А то сам не знаешь, чего. План "Ост" в действии.

   - Новости какие расскажешь?

   - Ну слушай, - я всё-таки взял кусок копчёного мяса...

   ...Посреди ночи Витька проснулся от страшного сна.

   В комнате было темно. Валька еле слышно дышал рядом. Из-за двери слышались еле различимые голоса.

   Мальчишка сел и перевёл дыхание. Сон куда-то уплывал, стал уже неразличимым. Витька поднялся, постоял, переводя взгляд с одного окна на другое. захотелось пить, но как-то неловко было идти, как у себя дома, через комнату с людьми.

   Но ведь он и правда у себя дома? Очень хотелось на это надеяться, хотя Витька пока не знал, стоит ли. Лишние надежды рушатся очень быстро и болезненно.

   Витька подошёл к двери. Помедлил и решительно открыл её.

   - Я попить... - начал он и осекся.

   Леший и Ельжевский стояли возле расчищенного стола. На нём громоздился полу-разобранный пулемёт (немецкий, Витька такие видел в кино) и лежали рядком пузатень-кие бочоночки гранат. Оба мужчины смотрели на Витьку совершенно спокойно, без ма-лейшего удивления или раздражения.

   - В прихожей, - сказал лесник. И отвернулся к Лешему: - Вот так, смотри - через щель вынимаешь ствол...

   ...Витька вернулся через полминуты. И подошёл к столу. Мужчины опять посмот-рели на него - на этот раз с лёгким нетерпением. Витька кашлянул. Потёр лоб. Кашля-нул. Увидел, что Леший смеётся (одними глазами, они стали ироничными) - и, рассердив-шись на себя, начал, слыша, как хрипит голос:

   - Я... у меня никого нет. У Вальки есть.Они, может, ещё выберутся. А у меня нет нико-го. Я не дурак. Я знаю,кто вы такие. Я и раньше знал,что такие есть. Просто так вот... ну, не пересекалось. Я тоже как вы думаю. И не верю, что про вас там говорят и пишут. Никто не верит, только кто продался. А просто люди ждут, чтобы только кто начал. Вот. Я тоже сам такой, я разные штуки делал...

   - Клуб поджёг, например, - сказал Леший. Витька хотел огрызнуться, но увидел, что

77.

   тот уже не улыбается, и сказал:

   - Поджёг. Надо же было кому-то. Я вот о чём. Вальку не надо, ему жить ещё. А меня можно. К себе. К вам.

   - А тебе, значит, не жить? - Леший сел на край стола. - Дурак ты, Виктор. Мы не ду-хи, чтобы мальчишек в живые бомбы превращать. Даже ради самой красивой идеи и са-мой успешной операции... Нас, славян, и так мало, а врагов у нас много.

   - Но я сам хочу! - взвился Витька. - Я сам! Чтобы за всё... за всех... Ичтобы не сидеть, а чтобы тоже...

   - А вот это другое дело, - подал голос Ельжевский. - Это совсем другое дело. И тут ты можешь не беспокоиться - без заботы не останешься. И без работы - тоже. А сей-час - иди спать, быстро.

   Витька шагнул к двери. Остановился. Обернулся. И умоляюще спросил:

   - Но я правильно догадался? Вы?..

   - Все мы дети одной матери, - сказал Ельжевский. А Леший добавил:

   - И руки у нас чисты.

ЖИЗНЬ ТРЕТЬЯ, общая.

П У Щ А

Наша память ведёт

По лесной партизанской тропе...

Не смогли зарасти

Эти тропы в народной судьбе...

"Песняры".

1.

   Мальчишки проснулись одновременно.

   В окна ломилось солнце, но в самой комнате царила обычная, "незаметная" темпе-ратура. Было тихо, только что-то отчётливо в этой тишине пощёлкивало, и мальчиш-ки, уставившиеся спросонья друг на друга, так же синхронно уставились на ходики, вися-щие на стене.

   - Это что, часы? - спросил Валька. Витька привстал на локтях и помотал головой:

   - Нет, этот. Син-хро-фа-зо-трон, - выговорил он сложное слово.

   - Ё-моё!!! - Валька привскочил. - Час! Час дня! Я до стольких не спал никогда!!!

   - Нашёл почему болеть... - проворчал Витька, но вынужден был встать, потому что Валька полез через него. - Зато выспались.

   Мальчишки нерешительно высунули носы в смежную комнату. Там никого не было. Не оказалось никого и в кабинете, и вообще в округе - даже собаки не было. Зато на "аг-регате" обнаружилась лаконичная записка:

Юноши.

Я ушёл по делам. Вернусь ближе к вечеру. Но учтите - столько спать я вам лаю в первый и последний раз!

М.С.Е.

   P.S. Посмотрите на дверь снаружи.

   - Постскриптум, - задумчиво перевёл Витька. - Знаю я эти буковки... А что там на двери снаружи?

   - Пошли посмотрим, - предложил Валька...

РАСПОРЯДОК ДНЯ

   7.00 - подъём

   7.00-7.30 - туалет и уборка в комнате

78.

   7.30-8.00 - разминка

   8.00-8.20 - завтрак

   8.20-10.00 - работы по хозяйству

   10.00-11.00 - военная и общефизическая подготовка

   11.00-14.00 - занятия по школьной программе

   14.00-14.30 - обед

   14.30-17.00 - военная и общефизическая подготовка

   17.00-17.10 - чай

   17.10-20.00 - личное время

   20.00-20.20 - ужин

   20.20-22.30 - личное время

   22.30-23.00 - вечерний туалет

   23.00 - отбой

НЕ ТРЯСИТЕСЬ, СУББОТА И ВОСКРЕСЕНЬЕ - ПОЛНОСТЬЮ ВЫХОДНЫЕ !

   - Да ну нафик, это что?! - возмутился Витька. Валька пожал плечами:

   - А что, нормально...

   - Я вольная свободная птица, а не... - Витька не выдержал, рассмеялся, но всё равно по-вторил: - Концлагерь какой-то... штрафбат...

   - Да обычный график... Ты как хочешь, а я пойду умываться, - Валька кивнул на летний рукомойник, висящий на заборе.

   За рукомойником был колодец, небольшие садик и огород, на котором явно недавно сажали картошку - она только-только взошла. После умывания Валька, исследовав всё это, вернулся на крыльцо, где Витька пил холодный компот из кружки и заедал остат-ком пряника.

   - Там ещё есть, - кивнул он за спину.

   Валька обеспечил себя едой и присел на перила, качая ногой. Мальчишки лениво пог-лядывали вокруг, чувствуя сейчас одинаково: им хорошо. Молчание нарушил Валька:

   - А здорово здесь.

   - Надо в деревню добраться как-нибудь, если с этим режимом время останется, - пре-дложил Витька, обгрызая залитый глазурью край пряника. - Посмотреть, как там люди живут.

   - Но вообще-то здесь бедновато живут, - заметил Валька. Витька усмехнулся:

   - Бедновато - это когда жрать нечего и детей в школу не соберёшь. А я тут такого не замечал пока.

   - Да, со школой ещё... - Валька допил компот. Витька насторожился:

   - А что со школой?

   - Ну, учиться-то надо...

   - Там вон целых три часа занятий записаны.

   - А кто учить будет? Да и что такое три часа, не смеши...

   - Ты что, как это... - Витька наморщил лоб. - Как их называют... Ботан?

   - При чём тут ботан? - разозлился Валька. - Не тормози. Знания человеку нужны, что-бы были знания. Любые. Лишних не бывает никогда.

   - Полно лишних знаний, - возразил Витька. Валька слегка растерялся: он чувствовал правильность своей позиции, но доказать её никак не мог. - Зачем мне, например, знать, как правильно пишется "велосипед"? Я вот умею на нём ездить. И даже чинить. Хотя свой у меня был только... - Витька отвернулся и начал вытрясать в рот ягоды. - Ладно, проехали.Мы тут друг другу ничего не докажем... Пошли лучше покажешь мне те удары.

   - Сначала в доме уберём. - твёрдо сказал Валька, - и ужин заранее приготовим.

   - А ты умеешь? - насмешливо спросил Витька. - Ну то-то. А вот я умею. Помогли тебе твои косинусы с параллаксами?

   - Иди ты, - неостроумно огрызнулся Валька...

79.

   ... Михал Святославич явился не просто "ближе к вечеру", а уже практически в темноте, когда мальчишки опять сидели на крыльце и молчали - им почему-то разом представилось, что с лесником случилось что-то ужасное. Издалека раздался прибли-жающийся немузыкальный рёв: "Тиха вода бжеги рвэ!..", в калитку вбежал Белок и грохнулся возле ног Вальки, а через минуту появился и сам Ельжевский. Он был один, и мальчишки по молчаливой договорённости решили ничего не спрашивать о Лешем.

   - Меня ждёте? - осведомился лесник. От него пахло потом, лесом и ещё чем-то вкус-ным. - Надо же, давно меня никто не ждал... Приятно. Ну, пошли в дом.

   В доме Михал Святославич зашевелил носом и поинтересовался:

   - А это что? Что-то знакомое-е...

   - Ну это... - Витька двруг страшно смутился. - Это такая штука. Я в продуктах по-рылся, у вас всё было... мы приготовили... Это Егор любил... это польское, а вы же это. Поляк.

   - Дева МарияОстробрамска... - Ельжевский поставил в угол ружьё. - Это... это что... бигос?!?!?!(1.)

   - Ну, - пожал плечами Витька.

   - Это блюдо, - Михал Святославич упёр руки в бока, - могут готовить только мужчи-ны. Женщинам и мальчишкам оно не под силу. Сейчас проверим, кто вы...

   ... - Но и без всех приправ литовский бигос вкусен, - процитировал Михал Святосла-вич, отваливаясь от опустошённой второй тарелки, - в нём много овощей и выбор их искусен...(2.) Это, ребята, Мицкевич написал. Замммечательный поэт, друг Пушкина... А бигос я уже года три не ел. Я вообще-то умею его готовить, да всё руки не доходят. Да и что для одного возиться - смех...

   - Я думал, Витька всё на свете испортит, - со смехом сказал Валька (и он очистил две тарелки), - а он так: "Неси сюда! Режь здесь! Клади в это! Огонь убавь! Масла добавь!"

   - Да ну, - Витька засмеялся тоже. - У Егора диск был. "Сто рецептов славянской кух-ни". Он как выпивши приходил, почему-то очень любил его смотреть. А он пьяный не буянил... почти никогда, - Витька немного нахмурился, но тут же продолжал весело: - Он на диван рухнет и смотрит. Прикалывало его это как-то, успокаивало... Я сперва зли-лся, а потом тоже глядеть стал. Ну и как-то раз его нет и нет. а мне что-то стукнуло - дай-ка... И я борщ приготовил. Замучился не знаю как. Только закончил - он приходит. Носом так задёргал, - Витька показал, как, - и говорит: "А кто у нас был?" Он всё время боялся, что какая-нибудь из девок его оседлает, даже домой их не пускал, не из-за меня, а вообще никогда. Я говорю: "Никто." А он мне: "Как никто, когда по всей квартире бор-щом с ног валит?!" Он, оказывается, борща терпеть не мог. И я эту кастрюлю неделю один ел. А потом наловчился...Он всё мясное обожал, только сам даже шашлыки гото-вить не умел, они у него всё время горели.

   - Так, - Михал Святославич хлопнул ладонями по коленям, увидев, что Витька похмурел окончательно, - посуду сегодня моет...

   - Я, - вызвался Валька. - По дням будем мыть?

   - Распорядок дня видели? - уточнил ленсик. Мальчишки закивали. - Вот и отлично. Жить по нему начинаем с завтрашнего дня. Меня частенько не бывает, так что его вы-полнение - дело вашей совести. Ну и с собой я вас брать буду, конечно. Это Пуща, раз в ней живёте - должны её знать... Валентин, подожди с посудой. Пошли сначала с делами разберёмся.

   Следом за лесником мальчишки прошли в его комнату.

   - Так, - Михал Святославич деловито огляделся. - Что вам ещё нужно для счастливой жизни? А, да, - он решительными шагами пересёк комнату, открыл дверцы большого _________________________________________________________________________________________________________________

   1. Особым образом тушёные с пряностями свинина, сало, колбаса, капуста и грибы. "Визитная карточка" польской национальной кухни. В классическом варианте "охотничей трапезы" действительно не доверяется женщинам - как не доверяются им пельмени, плов или шашлык у других народов. 2. Строки из поэмы "Пан Тадеуш", являющейся для поляков примерно тем же, чем для русских - "Евгений Онегин" - "энциклопедией жизни ХIХ века".

80.

   несгораемого шкафа рядом с сейфом - и оттуда мягко и сумрачно сверкнул металл. - Вот ещё что.

   - Оружие? - спросил Валька ошалело, не веря в своё счастье.

   - Пользоваться умеешь? - Михал Святославич прищурился. - Сейчас с этим напряжён-но у вашего брата...

   Мальчишки синхронно кивнули, уже не отрывая глаз от сокровищ в шкафу. Лесник достал оттуда два широких, явно самодельных, грубоватых пояса,в которые были вдела-ны подсумки для патронов и запасных магазинов, крепления для фляг и топориков, потом - две финки в кожаных ножнах. Передал снаряжение мальчишкам. На пряжках поясов была чеканка - бесконечно повторяющаяся, сросшаяся лопастями свастика.

   - Одолень-трава, - сказал Михал Святославич. - Так её рисовали наши предки... общие предки... на своих вышивках и узорах. Одо-лень-трава - одолей врага... А вот это тоже вам. Ну-ка - пока-жите, как умеете обращаться.

   Мальчишки невольно приподнялись. Лесник держал в вытя-нутых руках (без заметного усилия) две самозарядки - калашни-ковских десятизарядных "сайги" с плавными ортопедическими прикладами.

   - Это... нам? - неверяще спросил Витька, сводя брови. Михал Святославич пожал пле-чами:

   - Тут лес. Всякое бывает и разное случается. Ну-ну, давайте, давайте...

   Мальчишки переглянулись. Валька решительно шагнул к столу и поднял глаза на Ельжевского:

   - Засекайте время.

2.

   Раньше Витька не думал, что тропинки могут так увлекать.

   Он и вышел-то с кордона просто чтобы осмотреться. Пять дней они тут - и он толком никуда не высовывался - ну а суббота "законный выходной". Валька засел с кни-жкой, Михал Святославич - с какими-то отчётами, и Витька, плюнув на компанию, рва-нул один куда глаза глядят. Увидел ныряющую в какие-то колючие кусты узкую тропку - и просто от нечего делать пошёл по ней, ощущая великолепную беззаботность. Может быть, впервые за долгое-долгое время.

   Он так и шагал, глядя по сторонам и почти ни о чём не думая. Шагал через лес, где над тропинкой наклонялись яркие от солнца или почти чёрные в тени тяжёлые ветви, а у корней деревьев журчали роднички. Шагал через лужки,где тропинку почти скрывала вы-сокая сочная трава, а солнце сверху палило с беспощадной силой, рождая дремотные, уже совсем летние запахи. Шагал по горбатым чёрным мосткам,под которыми текла медленная непроглядная вода, дышавшая прохладой. И шагалось ему легко, как будто до-рога вела домой... или из дома, в который можно вернуться в любую минуту.

   Странно, неспешно всплывали в голове мысли. Я раньше не замечал, что всё это красиво. Я бы просто посмеялся, скажи мне кто-нибудь об этом, решил бы, что с жиру человек бесится. Не замечал я тогда всей этой красоты...

   И вдруг он вспомнил парк - парк рядом с домом, где жил когда-то. Как они там гу-ляли с отцом (с мамой ему было уже стыдно, дураку), пинали мячик, иногда ели мороже-ное... И отчётливо вспомнилось: зима. Дуб, на который он лазил летом (а отец говорил: "Да осторожней ты, Витек, ведь грохнешься, мать нас с тобой тогда...") стоит весь в снегу, снег на ветках пушистыми сугробами, и в вечернем свете дуб кажется затканным серебром, как на картинке в книжке... И он, восьмилетний, вдруг останавливается на бегу по тропинке,замирает. Стоит,приоткрыв рот, потом сходит в снег и пробирается,

81.

   проваливаясь, к самому дубу. Задирает голову - и видит над собой серебряные своды, то искрящиеся мягко, то сияющие нестерпимым блеском. И - жутковато, но в то же время так красиво, что дух захватывает. Он оборачивается и шепчет отцу, стоящему на тро-пинке: "Па-па-а... смотри, как..." - он не договаривает - "как", у восьмилетнего мальчи-ка нет таких слов в запасе. Только снова поднимает голову и смотрит, смотрит, смот-рит... И отец не торопится его уводить.

   Он так мечтал увидеть этот дуб следующей зимой - опять. И всё лето с ним здо-ровался шёпотом, когда проходил мимо, приостанавливался, если пробегал...Но следую-щей зимой он уже научился ненавидеть снег - за то, что тот холодный и беспощадный. И уже не замечал никакой красоты...Ни тогда, ни летом, ни весной, ни осенью.

   А сейчас вдруг увидел опять, что вокруг - красиво. И спокойно.

   Мальчишка присел на поваленный ствол, возле которого был сложен хворост. Он уже знал, что такие кучки собирают специально, чтобы потом легче вывозить из леса, но сейчас Витьке просто хотелось поесть. Он развернул на дереве бутерброд, отвинтил колпачок с фляжки с холодным компотом, расстегнул до середины куртку и ещё раз огля-делся.

   Красиво. Может быть, потому, подумал Витька, жуя, что тут нет людей. Боль-шинство людей - сволочи. Не специально, но всё равно сволочи. Думают, как бы побольше под себя подгрести и подальше запихнуть свой мусор. Разный. Как Леший говорил.

   Хотя... и хороших людей вообще-то много, признал Витька. Но такие, как Егор, как Леший, как Михал Святославич или Валька - они редкость.Большинство хороших трусли-вые и беспомощные, даже себя защитить не могут, что уж о других говорить. Если бы все они были, как тот же Михал Святославич, то, наверное,никакого зла не осталось бы. Разговор-то с ним был бы коротким...

   Он подумал ещё и про Вальку и, жуя, покачал головой. Валька ему очень нравился. Очень-очень, Витька был рад, что у него такой друг. Даже глядеть на Вальку было при-ятно, хотя Витька опасливо стыдился этого, боялся - а что если он заразился всё-таки ТЕМ САМЫМ, о чём и вспоминать не хотелось? Ведь раньше он никогда так не думал ни о ком из мальчишек. Или просто раньше не было у него таких друзей? Как-то там ре-бята в Петербурге, убрались бы они оттуда, что ли, обратно за Урал...

   ...Около полудня Витька вышел к реке - не речушке, которых он пересёк с полдеся-тка, а настоящей реке. Конечно, она ни в какое сравнение не шла с сибирскими реками, виденными Витькой, с Волгой, с Невой - но всё-таки была это река. На том берегу лес продолжался, но видны были огороды, а за ними - крыши домов; наверное, это и была Гирловка. На глазок - километрах в двух. Ближе - мост, по которому ехала легковушка. А почти рядом с Витькой - на этом берегу - узкой ярко-жёлтой полосой выгибался пляж.

   Только теперь Витька понял, что приустал. И сильно. Захотелось выкупаться и по-лежать на песке. Мальчишка продрался через кустарник и выбрался на пляж,на который немедленно побросало одежду и сложил снаряжение.

   Песок оказался тёплым, хотя и не горячим, а вода - прохладной, но не слишком, в меру. Витька аж застонал от наслаждения, когда вошёл в неё, оттолкнулся ногами и по-плыл. Течения тут почти не было, но пару раз по ногам Витьки скользили упругие, обжи-гавшие холодом струи, казавшиеся живыми, и мальчишка понял, что речка глубокая и с сюрпризами. Нырять - а он думал нырнуть - расхотелось, и Витька, поплавав ещё нем-ного, повернул к пляжу.

   Опа. Туда как раз вытаскивал лодку какой-то пацан. Лодка была большая, плоско-донка. Пацан - худенький, и невысокий. Поэтому единоборство предстояло жестокое. Но каково же было удивление Витьки, когда этот парень ловким рывком выдернул лодку на песок чуть ли не наполовину!

   Витька был уже на полпути к берегу и видел, что пацан одет в выцветшую ковбой-ку, явно завязанную на животе узлом и подвёрнутые джинсы, белые, но не от природы, а

82.

   от солнца и стирок. Довольно длинные волосы мотались при движениях. На реку - как и в сторону Витькиного барахла - он не смотрел, копался в лодке."Небось я его место занял, - добродушно подумал Витька, вставая на мелководье в рост. - Ладно, сейчас перет-рём..."

   - Оденься, я не смотрю, - сказал пацан, не поворачиваясь, и Витька почувствовал, как разом ослабели ноги, а всё тело бросило в жар.

   Девчонка!!!

   - Одевайся же, - по-прежнему стоя спиной, сказала девчонка. Витька, не сводя глаз с её спины, в два прыжка добрался до одежды и моментально натянул трусы. - Всё? Я пово-рачиваюсь.

   В её речи проскальзывал акцент - лёгкий и даже приятный, как у Михала Святосла-вича. И перепутать её с пацаном можно было только не присматриваясь, по тому, как она управлялась с лодкой и была одета. Витька подумал об этом как раз когда она повер-нулась.

   У девчонки были светлые, светлее, чем у самого Витьки, волосы, серые серьёзные глаза с золотыми искорками и какое-то лисье лицо. Не неприятное от этого, а именно просто лисье. Скорей даже красивое, хотя и необычное. На вид ей было лет 13-14,шею под воротником ковбойки облегал красный галстук, как у старинных пионеров. На широ-ком клёпаном поясе, продетом в потёртые петли джинсов, висел складной нож в чехле.

   Витька почему-то почувствовал себя ужасно глупо. Из-за своего смущения (сколько раз его видели голым и девчонки-ровесницы, и взрослые женщины...), из-за того, что спу-тался (она об этом и не знала), из-за того, что на песке лежит карабин (а это вообще тут ни при чём...)

   - Тут нельзя купаться, - серьёзно сказала девчонка, рассматривая Витьку искристыми глазами. - Вон там, - она махнула рукой, и Витька мотнулся в ту сторону, - два водово-рота. И течения тут холодные. Прямо за ноги хватают. Я гляжу - кто-то купается, хо-тела уже плыть, да ты сам к берегу повернул. Тут многие, кто не знает, тонуть начина-ют, кое-кто и совсем тонет.

   Она поясняла это обстоятельно-серьёзно, без насмешки или превосходства, не сво-дя глаз с лица Витьки. Это была привычка Вальки - он тоже в разговоре всё время смот-рел в глаза. Иногда это бесило: Валька как бы говорил собеседнику, что ему нечего скры-вать и он хочет в ответ такой же откровенности.

   Но, глядя в глаза девчонки, Витька не собирался злиться. Он поймал себя на мысли, что хочется улыбнуться. Глупо, конечно. Но хотелось.

   - Ты откуда? - с непринуждённым дружелюбием спросила она, ставя ногу на борт лод-ки. - В гостях, что ли, я тебя не видела раньше?

   - Я с кордона, - сказал Витька прежде, чем успел сообразить, стоит ли это говорить, или нет. - Это. Племянник.

   - Михала Святославича? - не удивилась девчонка. - А. Далеко забрался.

   - Да вот, - Витька тоже поставил ногу на тёплую влажную доску. - Шёл и шёл. Я ра-ньше такого леса и не видел никогда.

   - Ты из России? - кивнула девчонка. - Говоришь не по-нашему.

   - Да, из Перми, - назвал Витька город, который знал неплохо по своим беспризорным странствиям.

   - Ого, - девчонка поиграла бровями. - Это в Сибири ведь? Далеко...В гости, что ли?

   - Да нет, жить, наверное... - Витька осекся, но девчонка и не стала спрашивать ни о чём таком. Витька потолкал лодку ногой и спросил: - А тебя как зовут?

   - Алька, хотя вообще-то я Алина, - девчонка улыбнулась. - Мама злится, когда меня так называют: "И так на мальчишку похожа, никакой женственности, комиссарша какая-то!" А мне правда с мальчишками интересней.

   - А кто такая комиссарша? - поинтересовался Витька. Алька хлопнула глазами:

83.

   - Не знаешь, кто такие комиссары?!

   - Ннннуу... - Витька припомнил что-то такое. - Это у "СВОИ"х начальники так назы-ваются.

   - А кто такие "СВОИ"? - не поняла теперь девчонка. Витька махнул рукой:

   - А, я и сам толком не знаю. Так. Видел пару раз митинги, всё такое... Отстой.

   - А? - удивлённо подняля брови Алька.

   - Ерунда, я говорю, - пояснил Витька. - А где же тут у вас купаются?

   - А хочешь, садись, я покажу, - предложила девчонка, указав подбородком в сторону ло-дки. - Ты грести умеешь?

   - Нет, - признался Витька.

   - Ну я и научу заодно. Вали свои шмутки в лодку.

* * *

   Валька закрыл киплинговский "Свет погас" и, отложив книжку, потянулся. Этот роман он раньше не читал. И сейчас в судьбе ослепшего художника Дика Хелдара ему вдруг почудилось что-то, схожее с собственной судьбой. Хотя - что там могло быть схожего...

   Мальчишка вышел в гостиную. Михал Святославич стоял в дверях своего кабинета и потирал переносицу. Увидев Вальку, сообщил:

   - Всё, больше не могу головой работать... Пошли кровать делать.

   - Пойдёмте, - охотно согласился Валька. И тут же спросил: - Михал Святославич... Мне хотелось бы рисовать. Где можно достать для этого необходимое?

   - В школе в местной, - тут же ответил лесник. - Могу я привезти, а хочешь - сам схо-ди, как выберешь время. Там хорошая изостудия.

   - Хорошая? - недоверчиво спросил Валька. При словах "местаня школа" ему представи-лись мрачные классы и засохшие акварельные краски в пластмассовых коробочках. - Ну спасибо... как-нибудь схожу.

   Мастерская Михала Святославича находилась в небольшой пристройке, отапливае-мой настоящей печью - сейчас,конечно, нерабочей по только наступившему тёплому вре-мени. Стены были увешаны инстурментами в идеальном порядке, стояли горн и неболь-шая наковальня, лежали запасы самых разных материалов.

   - Умеешь плотничать-столярничать?- осведомился Михал Святославич.Валька кивнул:

   - Немного.

   - Сейчас и проверим. В принципе, можно сколотить обычный топчан. Четыре подстав-ки, две планки, две широких и достаточно толстых доски. А можно поставить перед со-бой другую задачу...

* * *

   - А как называется река? - спросил Витька.

   Он пытался грести так, как показала Алька - равномерно, опуская в воду одинаково оба весла. Но ничего не получалось: вёсла или уходили вглубь и выворачивались из рук, или ещё хуже - одно тонуло глубже, другое повисало в воздухе, после чего лодка делала лёгкий изящный разворот. Витька давно плюнул бы на всё и бросил это дело. Но не при девчонке же. Тем более - сидящей на корме лодки.

   - Нарочь, - отозвалась Алька. - И река Нарочь, и озеро впереди - Нарочь. Да ты не бес-покойся, всё у тебя получится. Мы тут с рождения живём, поэтому вроде бы специально и не учимся, а научиться-то легко...

   - А село у вас большое? - Витька указал подбородком на берег. Алька кивнула:

   - Почти тысяча человек... Колхоз, молочный цех, мясокомбинат, кирпичный завод... В школе полтораста учеников.

   - А ты что - пионерка? - спросил Витька, кажется, приноравливаясь к гребле.

   - Комиссаров не знаешь, а пионеров знаешь? - удивилась Алька. - Да, председатель со-вета дружины... Вот тут мы купаемся.

84.

   Ну, это она могла бы и не объяснять... На широком пляже, показавшемся за плавнм речным поворотом, было довольно пустынно, но всё же ясно, что это именно пляж, а не что-то другое.

   - Суббота, а нет никого, - Витька вывернул шею, глядя через плечо. - Или у вас суббота рабочий день?

   - Так в колхозе выходных не бывает, - засмеялась Алька. - Все там. Это тут так - дач-ники, из Нарочей, из Мяделя, из Вилейки... Наши вечером поднапрут.

   - А в школе что - занятия?

   - Нет, у нас пятидневка... Тоже все на работах.

   - А что, хорошо платят? - продолжал задавать вопросы Витька. Алька пожала удив-лённо плечами:

   - А наличными не платят. У нас все акционеры государственной компании. Дивиденды с акций получаем. И ещё колхоз нам - ну, школьникам, в смысле - летом путёвку обеспечит - на всех желающих на Чёрное море, в Крым... Где-нибудь в июле. Ну и там для школы - форма, то-сё, питание, отопление - тоже бесплатно, от колхоза... Деньги твой дядя платит. Не сам, конечно, а от своего начальства - за расчистку леса, например...

   - Много?

   - Не жалуемся, как поработаешь... Всё, хватит, стоп!

   - Так ты, значит, через месяц уедешь? - спросил Витька, сам удивившись недовольству в своём голосе. Алька помотала головой:

   - Не, я не поеду в этом году. Мы договорились в одном секторе поиск закончить.

   - Какой поиск? - удивился Витька.

   - Летом 44-го тут были бои, - пояснила Алька. - Про операцию "Багратион" слышал? Тут, вокруг озера, много наших лежит, из 5-й армии. Мы уже много лет ищем.

   - Зачем? - не понял Витька. И увидел, что и Алька его не поняла:

   - А как же? - изумилась она. - Вот у меня в семье. На войну ушли восемь человек, сперва все в партизаны, немцы нас очень быстро захватили. И там трое погибли. А потом - в армию. И ещё трое не вернулись... Но про них хоть всё известно про всех - как, когда... А много ведь без вести, как же не искать, ведь это же наши...В прошлом году мы семнад-цать наших нашли. И восемь немцев.

   - А немцев зачем? - Витька даже забыл, что надо вылезать из лодки,пытаясь уследить за ходом мысли этой девчонки. Алька пожала плечами:

   - Ну... Они всё-таки тоже люди. Когда родня приезжает, многие плачут, благодарят, даже деньги предлагают! Мы не берём, конечно, а так что ж,нам тоже в них стрелять? Пусть...Мы даже латышей несколько раз откапывали и сообщали, а они в сто раз хуже немцев были... Правда, в прошлом году ни одного...Ой, а чего мы сидим? - спохватилась она. - Пошли на пляж, раз уж так.

   - А ыт что тут вообще делаешь, раз все на работах? - решил уточнить Витька. Алька показала на небольшую вышку на берегу:

   - А вот же. Я тоже работаю, сегодня как раз моя очередь. Вот таких, как ты, преду-преждать, а иной раз - вытаскивать... В выходной после полудня тут приезжих будет тьма, лезут, на предупреждения не глядят...

   - И ты всех грести учишь? - улыбнулся Витька.

   - Нет, только тебя, - ответила девчонка и предложила: - Хочешь на вышку?

   - Хочу, - согласился Витька.

* * *

   Войдя, Витька свалился на новую кровать и задрал ноги на спинку. Валька, ожидав-ший хоть какой-то реакции, удивлённо уставился на него. На губах Витьки бродила дово-льная улыбка, он жмурился и сейчас был похож на пригревшегося на солнышке котёнка.

   В первую минуту Валька обиделся. В конце концов, кровать он мастерил именно для Витьки и даже вывел резные столбики для боковин,хотя и пришлось повозиться. И Михал

85.

   Святославич остался доволен. А тут нате! Но уже через эту минуту Вальку охватило сильнейшее любопытство.

   - С новой кроватью тебя, Виктор, - громко и вежливо сказал он. Витька, как буто то-лько что заметив Вальку, удивлённо повернул голову, сел, попрыгал и снова улыбнулся, те-перь - немного смущённо:

   - Ой... Да, я... Спасибо, я сейчас! - он вскочил и выбежал в соседнюю комнату. Послы-шался неразборчивый разговор,Витька вошёл обратно и молча подал Вальке руку. Тряхнул и сказал:

   - Я просто не думал... Спасибо огромное. Только я её под окно переставлю, ладно?

   - Ну и давай перетащим, - с готовностью поднялся Валька. - А ты чего такой доволь-ный? - счёл он уместным задать интересовавший его вопрос.

   - Места, - Витька смотрел в кровать. - Места очень красивые.

3.

   Над входом в здание школы висел флаг - ало-зелёный с полоской бело-алого орнамента.

   Полотнище было в достаточ-ной мере выцветшим и совер-шенно не двигалось. Да и сама школа - длинное полутораэта-жное здание на пригорке пря-мо возле въездной дороги - вы-глядела просто-напросто вы-мершей. Валька сразу догадал-ся, что это именно школа, не пришлось никого искать на вымершей жаркой улице и спрашивать.

   Валька прошёлся вокруг, покричал. Постоял возле ук-рытого плёнкой памятника - наверное, погибшим ученикам и учителям, в Валькиной гим-назии тоже был такой. Конечно, занятия кончились, но всё-таки 3 июня - это время эк-заменов и прочего... Вот разве что он уже припоздал, пока шагал через лес? Устав ша-таться вокруг, мальчишка легко взбежал на крыльцо и потянул на себя дверь. Спросил в большой светлый холл, заляпанный и пахнущий извёсткой:

   - Кто-нибудь есть тут?

   Странно, но школа была открыта настежь. Слегка недоумевая, Валька прошёл по скрипучему коридору, где на дощатом полу со следами зачистки под покраску лежали со-лнечные квадраты и крутилась в золотистых лучах пыль. Заглянул в пару классов - таких же пустых и явно приготовленных к ремонту.

   Никого.

   Он снова прошёлся, заглядывая в пустынные классы. Школа поражала его несоот-ветствием с тем, что он знал под этим словом. Где компьютерный класс? Где новенькие столы? Где интерактивные доски, где всё то, что имелось в его гимназии и чего он фак-тически не замечал? Как они тут учатся-то?

   В коридорах во многих местах стояли парты,лежали аккуратно составленные сто-пки плакатов, рулоны карт, доски и вообще всякое-разное. Кое-какие классы и кабинеты были закрыты. Валька начал жалеть, что потратил столько часов от выходного дня на пеший марш - где тут найдёшь краски? Да ещё и Витька начал темнить со страшной силой, сперва согласился идти вместе,а потом выяснилось,что сбежал до света... И так, между прочим, уже вторую неделю!

86.

   Размышляя обо всём этом, Валька не сразу сообразил, что читает - и уже не пер-вый раз - плакат, снятый и поставленный у стены, но лицевой стороной. Это были сти-хи, а возле них - ещё одна часть плаката - мальчишка в полувоенном, поднимая одной рукой красный флаг, другую приставил ко рту, что-то крича. Внизу плаката шла надпись, тоже опхожая на крик:

ОТЗОВИТЕСЬ, СЛАВЯНЕ !!!

РУССКИЕ ЛЕСА

Не раз

Над вражескими ратями

В дыму клубились

Небеса,

И на пути завоевателей

Вставали

Русские леса.

И до сих пор

Непокорённые

Деревья выстроились

В ряд:

Одни - как стрелы

Оперённые.

Другие -

Копьями стоят.

   Стихи были хорошие. Но что самое главное - лицо. Лицо мальчишки, изо-бражённого на плакате. Вальке вдруг по-казалось, что он... да, что он где-то ви-дел этого парня. Хотя, конечно, так и не могло быть.

   Он постоял, прочитал стихи ещё раз, мельком подумав: странно, тут же Белоруссия, а они - про русские леса. Опять посмотрел на мальчишку. Ясно, что он - современный, из какой-нибудь военной игры, наверное. Ну а что рядом такие стихи - это для связи времён...

   С этой мыслью Валька, уже не думая найти Витьку, спустился к какой-то полуподвальной двери.

   За ней оказался гулкий и пустынный, как и вся школа, спортзал. Впрочем, кажется, по необходимости он служил и актовым залом - об этом говорили ряды складных стуль-ев вдоль одной стены и... большой концертный рояль, стоявший в углу напротив двери.

   Удивлённо приподняв бровь, Валька подошёл ближе. И удивился ещё сильнее - на поцарапан-ном чёрном лаке крышки остатками позолоты переливалась надпись знаменитой старой фирмы:

-ERAR-

87.

   - Смешно, - пробормотал Валька. - "Эрар". Как у нас.

   Он провёл пальцами по крышке. На ней густым слоем лежала пыль. Решительным движением откинул её и, садясь на простой школьный стул, открыл клавиши. Тронул не-сколько.

   Конечно, рояль был расстроен. На какой-то миг Валька, как это ни смешно, ощу-тил родство с этим инструментом: они оба были рождены не для такой жизни, они оба были не там, где должны были быть... Оба были брошены.

   Валька тряхнул волосами. Решительно положил пальцы на клавиши. Попробовал их ещё раз - уже примериваясь, стараясь добиться нужного звука. И - заиграл...

   ...Как всегда в такие моменты, он забыл об окружающем. Музыка унесла его прочь из зала... и он очнулся только когда упали в тишину последние стеклянные ноты - а очну-вшись, ощутил чьё-то присутствие. И встал, оглядываясь.

   Возле двери стояла немолодая, просто одетая женщина - лет сорока, в платье-са-рафане и потёртых туфлях, с платком на плечах. Светлые с проседью волосы женщины были забраны в узел, похоже было, что она только что работала. Но сейчас она смот-рела прямо на Вальку, смущённо стоящего у рояля, широко раскрытыми поблёскивающи-ми глазами.

   - Д... добрый... утро, - с нехарактерной для себя растерянностью косноязычно сказал Валька.

   - Ты знаешь, что играл, мальчик? - вместо ответа тихо спросила женщина.

   - Конечно, - пожал плечами Валька. - Сюита Эдварда Грига (1.) "Пер Гюнт". "В пеще-ре горного короля"... Ой. Извините. Я Валька... в смысле - Валентин Ельжевский.

   - Племянник Михала Святославича? - мягко улыбнулась женщина. - Я о тебе слыша-ла... Подожди, - она лёгкой походкой подошла к роялю, не садясь, наиграла мелодию. - А это что?

   - Лист (2.), 11-й этюд для фортепьяно, - улыбнулся Валька. Женщина ему понравилась.

   - А это? - она присела и снова полились звуки.

   - Четвёртое скерцо Шопена(3.), - Валька принял игру с удовольствием.

   - А вот? - женщина склонила голову на плечо, наигрывая мелодию.

   - Feldeinsamkeit, - сказал по-немецки Валька. И перевёл: - "Одиночество в поле" Брамса(4.).

   - А это? - женщина, глядя на него удивлённо, бросила пальцы на клавиши.

   - "Остров мёртвых" Рахманинова (5.), - ответил Валька тут же.

   - Ну а вот? - женщина явно увлеклась тоже.

   - Соната N50 , Гайдн (6.). Allegro con brio... Только ваш инструмент расстроен. Ему не место в школе.

   - Он остался после войны, - в глазах женщины на миг промелькнуло что-то, похожее на неприязнь. - Немцы привезли откуда-то из Польши, да так и бросили... А я - Ядвига Яко-влевна Пальницкая, учитель музыки... и директор этой школы.

   - Ой... - Валька машинально подтянулся. - Я не знал. Извините. Я ищу Витьку... - зачем-то соврал он, - это мой брат. Двоюродный. Он вроде бы сюда пошёл.

   - Значит - придёт, - сказала женщина и оперлась локтем на крышку рояля, с интересом

   _______________________________________________________________________________________________________________

   1. ГРИГ Эдвард (1843-1907), норвежский композитор, пианист, дирижер. Крупнейший представитель национальной композиторской школы, ярко претворивший в своих сочинениях норвежский музыкальный фольклор. 2. ЛИСТ Ференц (1811-1886), венгерский ком-позитор, пианист, дирижер. 3. ШОПЕН Фредерик (1810-1849) - польский композитор и пианист. 4. БРАМС Иоганнес (1833-1897) - немецкий композитор. 5. РАХМАНИНОВ Сергей Васильевич (1873-943) русский композитор, пианист, дирижер. 6. ГАЙДН Йозеф (1732-1809) - австрийский композитор.

88.

   разглядывая мальчишку. - Довольно странно. Ты так хорошо знаешь классическую музы-ку, это нехарактерно для ребят твоего возраста...

   - Ну... - Валька повёл плечом. - Просто мне она всегда нравилась, вот и всё.

   - Ты вот знаешь Грига... - Ядвига Яковлевна кивнула, словно в ответ на какие-то свои мысли. А ты не знаешь другого Грига? Не Эдварда?

   - По-моему, не было другого, - неуверенно ответил Валька.

   - Был, - женщина вздохнула. - Нурдаль Григ, норвежский писатель и поэт. Во время во-йны он был лётчиком и погиб в бою над Германией... В одном из своих стихотворений Ну-рдаль Григ предупреждал людей будущего, что обязательно найдутся те, кто

землю очистят от мёртвых,

Ею снова начнут торговать,

Всё низкое вызовут к жизни

И объявят "высоким" опять,

Забудут старые клятвы,

Могилы бойцов осквернят... -

   женщина задумалась и продолжала, глядя в окно: - Но он добавлял:

...вы, молодые, живые,

Стойте на страже мира -

Того, о котором мечтали

Мы по соседству со смертью...

   Валька слушал, задумавшись. Не то чтобы его очень задели стихи неизвестного ему Грига (был, оказывается, ещё один, надо же...), но что-то такое в них всё-таки звучало. Что-то, требовавшее обдумывания. Серьёзного.

   - Валентин, - вдруг сказала Ядвига Яковлевна. - Послушай. Ты собираешься тут просто отдохнуть и уехать?

   - Н... нет, - Валька ощутил скользкий ледок и подобрался. - Нет, я буду жить у дяди. Мы будем.

   - Мне неудобно просить, но... - женщина смерила мальчишку взглядом. - Может быть, ты сыграл бы на первое сентября в концерте? Очень тяжело самой вести мероприятие и самой же играть. Это ещё нескоро, я понимаю, но всё же...

   - Конечно, - даже не думая, кивнул Валька. - И ещё... - он спохватился. - Я вообще-то... не только за Витькой. Михал Святослвич сказал, что у вас в школе есть изостудия. Я бы хотел купить у вас картон для работ и краски. Настоящие, если можно. В смысле, про-фессиональные. Акварель, гуашь... Пастельные карандаши, мне всё сгодится.

   - Ты рисуешь? - поинтересовалась Ядвига Яковлевна. Валька наклонил голову. - Ну хо-рошо. Пойдём посмотрим, что можно для тебя подобрать...

   ...Гирловка в самом деле была большим селом, пополам рассечённым хорошей доро-гой - впрочем, почти без движения. Да и на самих улицах было практически пусто. Отку-да-то доносился шум машин, неким образом ассоциировавшийся у Вальки с сельхозрабо-тами.

   В рюкзаке у него оказалось всё, необходимое для рисования. Здешняя изостудия бы-ла сплавом архинесовременнейшего помещения с отличным обеспечением. Деньги за всё это Ядвига Яковлевна взять отказалась, и сейчас Валька шагал по улице, размышляя, хо-рошо это или плохо, пока его взгляд не упал на украшавшую вход в непритязательное зда-ние под соломенной крышей:

ЧЕМ БОГАТЫ !

89.

   Кафе, сообразил Валька. Замер. Постоял. И свернул в расшатанную дверь, подпёр-тую в открытом состоянии гранитным булыжником.

   Внутри царили покой и тишина, прохлада и полумрак. Было безлюдно. На белёной печке сидела кошка. Пахло какими-то травами. Сбитые из досок столы сияли чистотой. А на стенах висели примечательные рисунки, выполненные в стиле плаката 30-х годов - Валька тут же обратил на них внимание и подошёл ближе, заинтересовавшись большим заголовком, венчавшим целую серию.

БЕЛОРУССКОЕ

НАЦИОНАЛЬНОЕ

БОЕВОЕ

ИСКУССТВО

"БИМБЕР-ДО-И-ПОСЛЕ"

   Ниже - наподобие комикса - шли иллюстрации, обрамлённые народным орнамен-том.

  -- вислоусый мужик с суровым лицом стоит в окружении множества "врагов" - их вражеская сущность является неким немецко-американско-еврейским сплавом внешних признаков.

  -- крупно - полные уверенностью в своей правоте глаза белоруса.

  -- крупно - рука с зажатым в ней полным графином.

  -- крупно - другая рука со стопкой "хрущевских" стаканов.

  -- неразборчивый вихрь движений, вовлёкший в себя всех персонажей.

  -- все стоят с наполненными всклянь стаканами.

  -- крупно - полные уверенностью в своей правоте глаза белоруса.

  -- крупно - широко открытый рот и льющаяся в него струя.

  -- стоящий в боевой стойке - с пустыми графином и стаканом - белорус, кругом лежат в жалких позах кучами и поодиночке враги с недопитыми стаканами в руках.

   Были тут и другие интересные картинки. "Шеремет пересекает белорусско-лито-вскую границу" (толстенький дегенерат проползает под колючей проволокой, белорус-ские пограничники стоят неподалёку на КПП, пропускают людей и недоумённо смотрят на странного гражданина, а литовские пограничники изо всех сил стараются затолкать его обратно, на лицах у них - отчаянье.) "Батько и нечистая сила" (Лукашенко - в нацио-нальной рубахе, подпоясанной шнурком, шляпе-брыле, полосатых штанах и босой - широ-ко расставив ноги, одной рукой поднимает за шиворот, а другой - удерживает за хвосты две кучи дёргающихся чертей, подозрительно губасто-носато-пейсатых). "Гирловская пионерия в Беловежье-91" (в роскошный зал вламываются мальчишки и девчонки в крас-нозвёздных футуристичных латах, с фантастическим оружием, скручивают трёх пья-ных мужиков, сидевших за столом,заваленным бумагами - в одном из мужиков Валька уз-нал Ельцина.) "Солдат и бес Чубаська" (на фоне сияющего электрическими огнями ночно-го городского пейзажа лихой бакенбардистый старик в поношенном мундире времён Ни-колая I порол розгой, зажав между колен, орущего рыжего бесёнка с хорошо узнаваемым лицом Чубайса) И ещё много разных.

   - Чем богаты, молодой человек, - услышал Валька бодрый голос и, обернувшись, почти столкнулся носом с типично белорусским "клювом" крепкого мужика в национальной оде-жде, возникшим словно из-под земли. - Богатый выбор блюд народной кухни нашего оте-чества, Польши, России, Украины...

   - Здравствуйте, - поклонился коротко Валька. - Хорошие картины...

- Рад слышать, - улыбнулся хозяин. - Если посмотреть - пожалуйста. А то, может,

90.

   всё-таки поедим? - подмигнул он. - Рекомендую картофельные оладьи с мясом...

   - Жарко, - признался Валька, ставя сумку на пол. - У вас мороженое есть? И вода...

   - Один момент, - кивнул хозяин, исчезая за печкой (Валька сморгнул: ну и ну!) и появля-ясь действительно через момент - с деревянным подносом, на котором стояли ваза (не вазочка, а ваза) с мороженым,украшенным мандариновой долькой и высокий жбан. - Чем богаты. Пррррррошу! - он ловко обмахнул ближний стол полотенцем, ногой выдвинув табурет и незаметно сбрасывая жбан и вазу на стол. Валька сел и понял, что мороже-ное и холодный квас (а в жбане был именно он - холодный, шипучий и сладковатый) - это именно то, чего ему не хватало. - Без песни - хоть тресни! - предупредил хозяин отку-да-то и включил нечто народное.

   Интересно, подумал Валька, он всегда так - или просто потому что я тут один клиент?

   Не успел он углубиться в мороженое, как с улицы раздались смех, многоголосье, и внутрь ввалились человек десять мальчишек и девчонок лет по 12-15. Все они были в не-коей форме - лёгких куртках ковыльного цвета (Вальке они напомнили опять-таки Кип-линга и форму англичан где-нибудь в Африке) с нашивками, красных галстуках, мешкова-тых штанах и пыльных кроссовках. Кое-у-кого на головах были тоже ковыльные береты, но у большинства головные уборы оказались заткнутыми под погончики. На тех, что оказались на головах, Валька различил эмблему - простенькую и лаконичную. Алый пятиугольный щит окантовывала широкая зелёная полоса. В центре щита над золотым девизом: "Будь готов!" сияла золотом такая же свастика, как на лобовом стекле джипа дяди Михала.

   Вся эта компания рассосалась за столы, притихла на миг, потом начала грохать в такт кулаками по столам и скандировать:

   - Жрать! Жрать! Жрать!

   Валька так и не смог понять, было ли это тут обычным поведением клиентов - тем более, что скандирование перемежалось хохотом и призывами к тишине. Потому что в кафе вошли, о чём-то оживлённо беседуя, симпатичная девчонка и...

   ... и Витька.

* * *

   - Ну и что ты темнил-то?

   Мальчишки сидели на перилах моста там,где дорога соскакивала с него и шла в сто-рону Вилейки, а узкая тропинка, отпочковываясь от дороги, уводила в лес. Витька вздох-нул. Посмотрел на воду Нарочи, медленно текущую внизу. Сплюнул. И признался, глядя на Вальку прямо и честно:

   - Я боялся, что ты отбивать станешь. Она ведь кра... - он перевёл дыхание, - красивая. Или что ты ей сам понравишься больше меня... А я не хочу. Я хочу и с тобой дружить, и с Алькой... дружить.

Сейчас он был, пожалуй, смешон. Но Валька не спешил смеяться. Он вспомнил эту Альку - как она махала им рукой на околице. И честно спросил себя: а?.. И так же честно

91.

ответил: красивая и необычная. Они тут все необычные (за час знакомства Валька в эт-

   ом убедился), но она - особенно. И всё-таки...

   - Нет, Вить, ты не бойся, - медленно сказал он. - Я не стану отбивать. И не понрав-люсь я ей. Она на тебя смотрит, а на меня, по-моему, как на твой придаток. Так что не колыхайся. Просто не темни больше, если можно. А то я думал-думал...

   - Ладно, - Витька обхватил Вальку за шею и ткнулся лбом в его лоб. - Не буду темнить. Честно, - шепнул он.

   - Пусти, - засмеялся Валька.

   - Э, пацаны!

   Мальчишки обернулись. Рядом с ними притормозила машина - серебристый "лек-сус". Молодой загорелый мужчина в широко расстегнутой рубашке высовывался из опу-щенного окна. Он смущённо улыбался:

   - Я заблудился, - сказал он. - Еду-еду... Это на Вилейку дорога? - он указал вперёд.

   - На Вилейку, - кивнул Витька. - Прямо и не сворачивая.

   - Ага, спасибо, - мужчина на миг задержал взгляд на Вальке, махнул рукой и унёсся впе-рёд. Мальчишки лениво проводили машину взглядами.

   - Ну что, пошли домой? - предложил Витька.

   - Домой? - Валька оттолкнулся от перил. - Пошли... домой.

4.

   Уснуть у Витьки никак не получалось.

   Вообще-то это было странно. Он никогда не страдал ничем, похожим на бессон-ницу хотя бы отдалённо - даже в худшие времена своей жизни. Валька дрых уже давно, а Витька всё вертелся на постели, сбивал в комок простыни, то укрывался, то раскрывал-ся, привставал, поправлял образовавшийся комок,вздыхал и чертыхался потихоньку... По-том в окно заглянула луна,залила всю комнату серебряным светом - и Витька понял, что не уснёт.

   Всё. Хоть режь.

   Он повернулся на живот, устроил подбородок на руках и стал смотреть в окно.

   В лунном свете тени казались особенно чёрными. Пугало на огороде виделось нег-ром, за каким-то чёртом приехавшим в Белоруссию и раскинувшим руки от удивления просторами. Витька хмыкнул, пробормотал:

   - Однажды десять негритят... - слов дальше он не помнил только ритм песенки. И ещё - что с теми негритятами со всеми что-то случилось. - Однажды десять негритят... - повторил Витька и тихонько засвистел мотивчик. - Однажды... - повторил Витька ещё раз. Подумал, что начинает хотеться есть. И как-то сам собой закончил: - Однажды десять пацанов шагали пообедать...

   Что-то такое - непонятное - зашевелилось где-то внутри. Витька спустил ноги на пол, подошёл к окну. Присел боком, подпёр голову рукой.

   - Однажды десять пацанов решили пообедать... - пробормотал он. - В столовку шли - обедать... Обедать - девять...

   Лунный свет был ярким и ровным. Витька словно бы нехотя дотянулся до стопки бумаги на столе, подтянул к себе лист, взял ручку и принялся,устроив листок на подокон-нике, писать, по временам глядя в окно и что-то бормоча.

   Через полчаса он отодвинул листок. Сунул ручку в стакан. Прошептал неверяще:

   - Ну и ну... - встал, прошёлся по комнате, что-то бормоча. И переместился на кровать к Вальке. Потряс того за плечо: - Валь. Ва-а-аль...

   - Не надо, - Валька повернулся на живот, подрыгал ногой, высунув её из-под одеяла и стараясь попасть по Витьке. Витька хлопнул друга по мягкому месту:

   - Валь, слушай!

92.

   - В глаз, - предупредил Валька, стараясь спрятаться под подушку.

   - Ну Валь!..

   - Ну что? - Валька сел. - Чего тебе? В туалет проводить?!

   - Нет, - Витька почесал кончик носа. - Вот. Это. Послушай. Я только что вроде как стихи написал.

   - Сти-хи-и-и?! - Валька сел прямее, уперся локтем в спинку. - Стихи, какие стихи?

   - Ну вот как бы... - Витька откашлялся, посмотрел в стену и очень хрипло заговорил: -

   Однажды десять пацанов в столовку шли - обедать, но школьный рухнул потолок - и их осталось девять...

   Первые куплеты Валька слушал скорее с удивлением. Но уже с середины сел прямо, прикусил сгиб указательного пальца. А когда Витька закончил - глядя в пол и уже совер-шенно не своим голосом - потребовал:

   - Ну-ка, колись. Это правда ты написал?

   - Ну... - Витька поставил ногу на ногу. - Фигня, конечно...Фигня? - он вскинул на Вальку ждущие глаза.

   - Текст, - Валька протянул руку. Витька бегом метнулся к подоконнику, принёс листок, на котором с массой ошибок и исправлений были вкривь и вкось записаны куплеты. Валь-ка пробежал их глазами туда-сюда, подумал, качая ногой, потом хрюкнул внутри себя и негромко запел, глядя в потолок:

   - Однажды десять пацанов

   В столовку шли - обедать,

   Но школьный рухнул потолок -

   И их

   осталось девять.

   В аллеи парк их зазывал:

   Мол, милости к нам просим!

   Один из школы шёл - пропал,

   И их

   осталось восемь.

   Решил один, стоя в углу:

   "Так жить?! Да ну их всех!"

   И он уселся на иглу -

   И их

   осталось семь.

   Потом седьмой в кино нырнул

   На фильм хитовый "Жесть",

   Но кто-то бомбу там рванул -

   И их

   осталось шесть.

   Девчонок азер задирал,

   Назвал их "русский б...дь!"

   Шестой ему хребет сломал -

   И их

   осталось пять.

   Один на юге отдыхал,

   У моря, на квартире.

   И там в заложники попал -

   И их

   всего четыре.

   Четвёрку военком забрил:

   "Служить - дело мужское!"

   Один на мину наступил -

   И их

   осталось трое.

   Втроём вернулись по домам,

Но ночью беспокойной

   Вернулась к одному война -

   И их

   осталось двое.

   Уголь ещё один рубал,

   И были дочь и сын...

   Но в шахте начался обвал -

   И вот -

   в живых один.

93.

   Его семейный детский дом

   Звенит от голосов...

   ...Никак забыть не может он

   Про десять пацанов.(1.) - Валька щёлкнул пальцами, засмеялся и ска-зал: - Примерно так. Ты раньше стихов не писал?

   - Нет, - помотал головой Витька. - Это что... это песня получилась?! Натурная?!

   - То-то и оно-то, - Валька хлопнул листком по ладони. - И отличная песня, кстати! На колонию не потянет, но оччччень оп-по-зи-ци-он-но.

   - Да иди ты, - засмеялся Витька. И только теперь сообразил, что Валька смотрит на него очень и очень серъёзно. - Ты что, правда думаешь, что я...

   - Я ничего не думаю, - покачал головой Валька. - Я просто констатирую факт: это - неплохие стихи. Из них можно сделать неплохую песню. Предложи её своим пионерам.

   - Они не мои, - отрезал Витька. И тут же поправился: - Ну и мои? Ты знаешь, там очень хорошие ребята.

   - Я уже убедился, - Валька потянулся.

   - Необычные только, - задумчиво сказал Витька, садясь удобнее. - Я сперва от их разго-воров дурел, честно. Сельхоз, колхоз, надой, удой...

   - Представляю...

   - Не смейся, я серьёзно.

   - Я и не смеюсь. Запишись в пионеры.

   - Смеёшься всё-таки... Они своих-то не всех принимают. Я вот думаю - если бы там, у нас, можно было бы наших бесиков так организовать - вот это была бы сила!

   - Давай пока всё-таки поспим, - предложил Валька. - Завтра понедельник,Михал Свято-славич нас по графику подкинет - ты не забыл?

   - Хотел бы - не могу, - сообщил Витька, возвращаясь на свою кровать.

5.

   Размашисто трусивший впереди Белок остановился и сел. Михал Святославич про-бормотал:

   - Так. Одинец.

   Держа карабины на отпущенных ремнях поперёк груди, мальчишки шагали по обе стороны и чуть позади своего воспитателя. Валька буквально наслаждался такими по-ходами - они были ему привычны и напоминали лагерь де ла Роша. У Витьки опыт лесной жизни был минимальным, но и ему это отчётливо нравилось. Михал Святославич пока-зывал своим подопечным лесные следы, знакомил с тем, как живёт Пуща и её обитатели, что нужно делать, чтобы не пришлось пускать в ход оружие без крайней необходимос-ти, как обойтись без продуктов. И искренне радовался, когда мальчишки делали успехи. Правда, внешне это выражалось лишь в том, что он шевелил левой бровью и чуть сужи-вал глаза - но мальчишки уже научились понимать этот знак.

   - Кто такой Одинец? - не понял Витька. Валька объяснил, осматриваясь:

   - Волк-одиночка.

   - Да, только в данном случае это ещё и имя собственное, - сказал Михал Святославич, приближаясь к Белку. - Есть тут такой. Легендарная личность. Старики утверждают, что ему полвека, а то и больше.

   - Волки столько не живут, - сказал Валька. Михал Святославич кивнул:

   - Точно. Но вот поди ж ты...

   - Что, от него много вреда? - деловито спросил Витька, в голове которого уже плотно улеглись рассказы Альки о животноводстве как основе благосостояния колхоза. Михал

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Все стихи Витьки - здесь и ниже - принадлежат автору книги. Прототип Витьки действительно пишет стихи, но мне они пока известны лишь фрагментарно.

94.

   Святославич покачал головой, становясь на колено и оглаживая загривок Белка:

   - Совсем никакого. Он скотину не трогает... Я его ради интереса раз пять выследить пытался. Чёрта с два.

   - А почему Белок не реагирует? - ошарашено спросил Витька, уже имевший удовольст-вие наблюдать, как поднимает всю шерость и буквально хрипит пёс, натыкаясь на следы волков.

   - А вот ещё одна загадка, - Михал Святославич рассматривал траву. - Ну точно, как по воздуху пролетел... Не реагирует. И всё тут. Может, это и не просто волк.

   - Да ну, вы смеётесь, - обиженно сказал Витька. - Как тогда, с антенной.

   Несколько дней назад Михал Святославич отправил обоих мальчишек на крышу - чистить антенну (тот самый замысловатый значок, сперва показавшийся мальчишкам резным деревянным коньком) "для лучшего прохождения сигнала компании NTV". Мальчи-шки три часа старались на солнцепёке, обливаясь потом, а лесник по временам озабочен-но покрикивал снизу, что "ещё плоховато проходит, ну-ка!..", пока мальчишки, озверев и уже двадцать минут не получая инструкций, не спустились вниз и не обнаружили, что их наставник спит у себя в комнате.

   Михал Святославич поднял спокойные глаза:

   - Давайте-ка вон туда присядем, отдохнём и поедим, - он указал на сплетение древес-ных стволов за ближними деревьями.

   Все трое устроились на удобных изгибах и какое-то время действительно с удово-льствием перекусывали. Наконец Михал Святославич положил кусок хлеба на упавший трухлявый ствол и повёл вокруг рукой:

   - Посмотрите, какое дикое разнообразие... - мальчишки оглянулись, жуя, и уважитель-но закивали. - Буквально чудовищное. Десятки тысяч птиц, растений, насекомых и живо-тных. Вам не кажется странным, что при таком разнообразии жизни разумом наделён лишь один вид?

   - А что тут странного? - удивился Витька. Но Валька возразил:

   - Нет, это правда странно... Я читал книжку одну... фантастика, конечно... "Чёрная кровь". Так вот там написано, что на самом деле в далёком прошлом разумных видов бы-ло много. Просто люди оказались самыми организованными и воинственными, и осталь-ных они просто того - вырезали потихоньку.

   - Да ну, - Витька отмахнулся. - Фантастика она и есть фантастика.

   - Фантастика-то фантастика, - тихо сказал Михал Святославич, - да вот только лю-ди не могут выдумать того, чего не видели. Хрестоматийный пример: никто не додумал-ся до кенгуру, пока не увидел их воочию. Так что разговоры о том, что леший, мол, есть смесь эха с замшелым пеньком плюс страх человека перед природой - это есть смесь нау-чной лености с тормознутостью плюс инертное мышление.

   - Только не говорите, что сами видели лешего, - предупредил Витька, - всё равно не по-верю.

   - Извините, но я тоже, - решительно сказал Валька. - Я всё-таки в лесах бывал нередко и ни разу ничего такого не наблюдал. Может, когда-то так и было - были разные суще-ства, я не возражаю... - Витька недоверчиво фыркнул, Валька толкнул его ногой, - ...но сейчас?

   - Ты не читал "Олесю" Куприна? - спросил Михал Святославич.Валька покачал головой:

   - Я у Куприна только "Кадетов" читал.

   - А вот со мной был случай... - Михал Святославич устроился удобнее. - Мы тогда были в одной экзотической стране с миссией взаимопомощи и сотрудничества. Надо было не-фтепровод взорвать, - мальчишки заржали. - А местные прогрессивные жители насто-лько своих социально отсталых врагов боялись, что на такое дело их посылать - всё ра-вно что посылать первоклашку в трусах против десятиклассника тоже в трусах, но с топором.

95.

   - И называлась страна Намибия(1.), - обращаясь к небу, сказал Валька. Михал Святосла-вич неопределённо хмыкунл и продолжал:

   - В общем, партия сказала - и спецназ ответил "есть!" Прилетели. Климат мерзейший. Жара. Пауки, - Михал Святославич показал в воздухе футбольный мяч. - Ну, куда мы хо-дили и что там делали - это рассказывать незачем, но только "навеки умолкли весёлые хлопцы, в живых я остался один." Бывало у советских людей и так, хотя очень и очень редко, клянусь вам. Везут меня в автомобиле в милой компании - я лежу на полу, уканто-ванный, как посылка, а двое таких амбалов на меня ботинки поставили и соревнуются, кто мне в глаз плевокм попадёт. Амбалы, между прочим, чёрные. Заблудшие овечки. На душе скверно. Если у чёрных оставят - то перед смертью я пожалеть успею, что вооб-ще на свет родился. А если к бур... к социально отсталым элементам отправят - то ещё хуже. Потому что про их плен никто ничего толком не знал. Ну так вот. Приезжаем. Гляжу - что-то нервничают мои амбалы. Плевать перестали, ботинки убрали и какие-то амулеты мусолят. Потмо выгружать меня стали. Беленькое здание, садик вокруг. Встречает - знаете, как англичан в фильмах про разные там колонии изображают? Вы-сокий, сухощавый, без возраста, от загара весь кирпичный, только что без пробкового шлема, их там белые не носили тогда - дурной тон, хоть и на наших карикатурах обяза-тельно такие шлемы маячили. В фуражке. Без оружия, но и так видно - серьёзный чело-век. С чёрными моими - вежливо, всё время им "бёданкт, бёданкт" - это "спасибо" на тамошнем языке... Они меня перед ним поставили и как рванули оттуда на этом грузо-вичке - только пыль вихрем. Этот кадр меня развязал и говорит по-русски: "Не надо де-лать глупостей, тут вокруг всё равно посёлок и полно людей, которые вас немедленно убьют. Давайте лучше выпьем холодного пива и поговорим." Совершенно правильно гово-рит, сразу ясно, что язык чужой. Нас как учили: из плена надо бежать. Любой ценой. Ну я и думаю: "Ладно. Осмотрюсь, а там всё будет ясно. У них точно не останусь." Пива я тогда не пил, так и сказал. Он не настаивал. Сидим в комнатке, офис, как бы сейчас ска-зали - типисный офис. На окнах решётки, кстати, а за дверью материализовались двое, я краем глаза успел заметить - уже белые, с автоматами. Кондиционер работает. Эт-от пиво пьёт, потом называет себя. Командант - это по-нашему майор - ван дер кто-то там. Меня спрашивает, кто я. Я начинаю гнуть легенду - про братскую ГДР, про то, что инженер, строили в Анго... по соседству дамбу, про то, что заблудились, а на нас зверски напали непонятно кто и товарищей моих безвинно покрошили, ну а что мы с ору-жием были и тоже память по себе оставили - так ведь в Африку кого попало не пош-лют... Немецкий я с пяти лет изучал. ГДР знал, как свои пять пальцев. Это сидит, кива-ет, и мирно говорит: "Ну а как вы смотрите на то, что я сейчас прикажу вас во дворе опустить в бак с соляной кислотой? Сперва по щиколотки, а там посмотрим по вашему поведению и готовности сотрудничать." Если бы он заорал или что там - я бы подумал, пугаться, или нет. А тут по нему ясно видно: прикажет, и не поморщится, и сам смот-реть будет, чтобы, не дай бог, выше не окунули... Отвечаю: "Мне казалось, что у вас немцев любят." Он кивает и сообщает: "Ну да, очень, но только не паршивцев из красной зоны, если вообще исходить из утверждения, что вы немец. Я, - говорит, - знаете ли, оч-ень таких методов не люблю. Потому что я сам гуманист, а в таких случаях ещё и кри-чат очень громко, а я потом сплю плохо. Но тут дело обстоит просто: вот три дня на-зад у нас те, для кого вы там дамбу строили, границу перешли и фермерскую семью - пять человек, из них дети трое - в собственном доме мачете изрубили на куски. Млад-

   ____________________________________________________________________________________________________________________1. Намибия - "государство" на юго-западе Африки. В 1884 территория Намибии была объявлена германским протекторатом -- Гер-манская Юго-Зап. Африка (ЮЗА), в 1915 оккупирована Южно-Африканским Союзом; с 1920 подмандатная территория ЮАС. С кон. 1960-х гг. "народ" Намибии под руководством Народной организации Юго-Зап.Африки(СВАПО)вел вооруженную освободительную бо-рьбу. Вся эта "борьба", в которой местным ниггерам активно помогали спецслцжбы СССР, привела к провозглашению 21 марта 1991 года независимости Намибией, власть перешла к "правительству чёрного большинства", после чего экономика, порядок, образование и вообще всё, что только можно себе представить, развалилось. Страну захлестнули болезни, преступность, племенные войны, рабо-торговля и примитивное людоедство. Большинство белых жителей покинули страну и перебрались в ЮАС (ЮАР), но там вскоре на-чалась та же канитель с ниггерами... К сожалению, СССР объективно способствовал (из-за резкой переоценки партийными руково-дителями нашей страны умственных способностей ниггеров) развалу наиболее процветавшего африканского региона.

96.

   шую девочку из колыбельки вынуть не удосужились, вместе с ней рубили. Так что я бес- сонницу переживу уж как-нибудь." Я про такие фокусы со стороны наших прогрессивных негров и раньше слышал - воевать они боялись, а вот если попадалось что-то такое, что можно исподтишка или беззащитных - они это обожали. Но негры неграми, а долг дол-гом... - Михал Святославич помолчал, глядя мимо напряжённо слушающих мальчишек, и с горечью добавил: - Я тогда в долг перед Родиной крепко верил... Сижу. Молчу. Думаю: поведут - сразу брошусь на охранников, вдруг получится автомат вырвать. Или пусть застрелят. Он тоже молчит, пиво пьёт. Глаз с меня не сводит, как будто под череп хо-чет залезть взглядом. Ну а потом вдруг говорит: "Послушайте, а вы не из Полесья?!" Знаете, парни, бывают моменты, когда любая подготовка не помогает. Кроме того, он сам это до такой степени изумлённо сказал, что я прямо обалдел. До этого он говорил по-русски, а я - вроде бы плохо понимаю, но понимаю - ему в ответ по-немецки. А тут взял и ляпнул: "Да..." Сам обмер. Но он даже и не подумал моим ответом воспользова-ться. Сидит и смотри на меня, как на призрак. Потом вскочил и заметался. Говорит умоляюще: "Сейчас поедем ко мне домой. Я вас умоляю: не делайте попыток бежать. Я вас лично довезу до границы и отпущу. Сразу, как только побываем у меня. Это дело пя-ти минут." Я ничего сказать не успел - он уже что-то охране хрюкнул, они джип пода-ют. Он шофёра выгнал, за руль сел сам, на них наорал. Один что-то там буркнул - он ему в ответ что-то такое изложил, отчего тот сметанного оттенка стал. Я сел. Думал, он меня хоть какими наручниками пристегнёт - ничего подобного. Едем посёлком, как в гос-ти. У меня в голове одно: "Провокация многоходовая. Может, даже "крот" в ГРУ завёл-ся, иначе как бы он узнал, что я их Полесья?!." От этих мыслей я аж взмок. Нет, думаю. Теперь мне точно надо любой ценой живым остаться. Приезжаем к нему домой. Пусто. Проводит он меня в кабинет и с ходу начинает. Оказывется, его отец служил в СС. Сам он был чистокровный бур(1.), а когда началась Вторая мировая - выехал в Германию, вое-вать за идею арийской расы... - не смотрите так, ребята, настоящая история той вой-ны - штука сложная и не всегда логичная. (2.) И занесли его черти к нам в Белоруссию, в 43-м году. До этого ему везло, а тут его везение кончилось - прихватили его партизаны. Держали в лесной избушке, где жила ветхая бабка, собирались расстрелять, да всё мед-лили. Он более-менее осмотрелся и бежать хотел.Вообще-то совершенно правильное ре-шение, потому что партизаны его рано или поздно всё равно кокнули бы - зачем он им? Только вдруг эта самая бабка ему и говорит - русский он тогда уже с грехом пополам по-нимал... Говорит: "Я вижу, ты парень непростой. Расскажика мне свою жизнь." Ну, то ли так уж предложила, то ли делать ему нечего было, но начал он ей рассказывать - кто, откуда, зачем... А потом спрашивает: "А что значит - непростой парень?" Я са-мый обычный... А она смеётся: "Ну раз самый обычный, то вот бери, иди, а пращуру сво-ему спасибо скажи,как встретишься. Вот только верни потом, не забудь." И подаёт мне этот человек вот эту штучку...

   Михал Святославич опустил руку под куртку и достал оттуда медальон на кожа-ном шнурке. Две восьмиконечные свастики - как бы наложенные одна на другую - словно катились в разных направлениях.

   - У бура у этого, - продолжал он, - видно на почве национал-соци-ализма с головой совсем нехорошо было. Решил он, что бабка - агент арийской нации, тем более, что штука эта, сами видите, на свастику похожа, хотя это называется "святовит". Положил её в карман и махнул прямиком наружу из избы. Видит - часовой на месте. Наверное, бабку он помянул нехорошим словом, только воз-вращаться-то уже поздно было, часовой прямо на него смотрит...

   1. АФРИКАНЕРЫ (буры), народ в ЮАР (3 млн. человек). Живут также в Намибии, Зимбабве, Замбии, Великобритании, США и др. Общая численность св. 3 млн. человек Африканеры -- потомки голландских, французских и немецких колонистов. Язык африкаанс.

   2. К данному факту каждый из читателей может относиться, как хочет, но в 1939-1945 г.г. в СС добровольцами служили около 350 тысяч не-немцев - от англичан до русских казаков. Очевидно, было что-то в идеологии Рейха, объединявшее самых разных людей - как, впрочем, и в идеологии коммунизма.

97.

   и не видит. В общем, так отец этого моего спасителя и выбрался к своим. Почему спаси-теля? А потому, что бур этот меня и правда до границы довёз и отпустил. А по дороге ещё кое-что объяснил... Отец его до конца своих дней мучился, что не может медальон вернуть.И сыну перед смертью так сказал: "Ты встретишь человека оттуда. Отдай ему эту вещь, иначе мне не будет покоя." Вообще-то буры - фанатичные протестанты. Но христианской религии - две тысячи лет. И её претензии на какие-то "истины" - это пре-тензии двухлетнего ребёнка, который пытается командовать сорокалетним человеком. Об исламе я вообще не говорю - это семимесячный карапуз, оручий, писающийся и злоб-ный... Так вот. Далёкие предки этого бура были годи - языческие жрецы германцев. Бабу-ля-колдовка это почувствовала. И решила спасти того, кто был ей близок по духу... Я у себя всё честно рассказал. Ну, мне сообщили, что под воздействием и в следствии я слег-ка умом повредился, дали полгода отпуска и путёвку в Сочи. Я настаивать не стал. Толь-ко потом заметил одну вещь: стал я догадываться, о чём люди думают. Как поступят. Куда посмотрят. И вообще... - Михал Святославич поднялся на ноги, - идти пора. А то вернёмся в темноте, а там ещё дел...

6.

   Кем бы там ни был в прошлом Михал Святославич, но личное время своих юных по-допечных он соблюдал "от и до". Валька уселся за компьютер - пошарить в Интернете по старой привычке, включил запись ансамбля "Песняры" - последнее время в нём просну-лся интерес к народной белорусской музыке. Витька какое-то время перебирал снаряже-ние, потом позвонил в село Альке, но не застал её и в конце концов отправился в кабинет к леснику.

   - Можно? - поинтересовался он, останавливаясь в дверях. Михал Святославич, сидев-ший над какими-то графиками, в которых мальчишки ещё только начали разбираться, кивнул и поднял голову:

   - Конечно. Что там у тебя?

   - Скажите, Михал Святославич... - Витька помедлил, даже поморщился. - Скажите... вам снятся те, кого вы убили?

   Лесник ответил не сразу. Он довольно долго смотрел на мальчишку, который поку-сывал губу, не отводя своих глаз. Потом спросил негромко:

   - А тебе снятся?

   - Нет, - покачал головой Витька. - Но это же и есть неправильно. Они ведь были какие-никакие, а люди, так...

   - "Люди", - брезгливо оборвал его Михал Святославич. - Мне иногда снятся убитые мной, да. И знаете, мальчишки - бывает, что мы говорим во сне, как старые приятели. Потому что далеко не все те, кого я убивал, были плохими людьми. Парадокс,но это так. Образно говоря - у них была душа. А какая там душа у тех, о ком ты рассказывал, Вик-тор? Какие они тебе - "люди"? Не марай этого слова, мальчик... Такие со смертью ухо-дят насовсем. И никогда не смогут вернуться на землю ни в каком обличье, ни по какой вере. Поэтому они так боятся смерти... Вот что - иди-ка сюда, бери стул...

   ...Уже минут пять Валька тупо смотрел на экран с заставкой "Яндекса". Глаза мальчишки были неподвижны... но вот он сморгнул, поднял руки и быстро набрал в окне поисковика:

Валентин Каховский

   Вы искали Валентин Каховский? - уточнил проводник. Валька щёлкнул мышью свою фамилию - и на экране мгновенно развернулся сайт какой-то всемирной поисковой организации.

   Отшатнувшись, Валька приглушённо вскрикнул.

   С большого цветного фото смотрел он сам.

98.

   Ниже его фотки шёл текст:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПРОПАВШИЙ РЕБЁНОК !

Валя Каховский, 14 лет.

Пропал по дороге из школы домой

в городе Воронеж 14 мая 2006 года.

Родителям ничего не известно о местопребывании сына.

Мальчик неуравновешен психически,

способен на странные поступки и фантазии,

уже не раз убегал из дома.

Предположительно,

и на этот раз имел место побег.

Помогите вернуть мальчика домой !

Его примут в любом из отделений милиции.

Контактный телефон для звонков: 89096357892

   Валька узнал фото. Его носила в бумажнике мама. Он всегда сердился на неё и сте-снялся этой привычки матери...

   - Михал Святославич! - позвал Валька, не отворачиваясь от экрана. Послышались ша-ги; вошедший лесник вопросительно поднял брови, но тут же молча наклонился к экрану. Хмыкнул. - Михал Святославич, - голос Вальки дрогнул, но он справился с собой, - у вас в Белоруссии много пользователей Интернета?

   - Немало, - равнодушно ответил лесник, - около десяти процентов. Но не беспокойся. Вероятность, что тебя тут опознают, а тем более - сдадут по этому портрету, - он кивнул на экран, - равна если не нулю, то стремится к нему.

   - Они говорят от имени моих родителей, - с тихим бешенством сказал Валька. - Как будто те дома и ждут меня. Беспокоятся, что я убежал. Сссс... - он переглотнул и твёрдо выговорил: - Сволочи.

   - Это не открытие, - спокойно подтвердил Михал Святославич. Но не смог сохранить спокойствия, когда мальчишка поднял на него страдающие глаза.

   - Михал Святославич, - тихо сказал Валька, - что они делают с мамой и отцом?

   - Думаю, что физически - ничего особо страшного, - ответил лесник. И вдруг резко на-клонился к экрану...

   Заставка смазалась. Закрутились странные цветные пятна, спирали, фонтаны. На их фоне поплыла ярко-зелёная строчка:

Валя Каховский, не отключайся. Тебя ждут родители. Сообщи, где ты. Мы поможем тебе добраться к ним.

   - Не смотри! - коротко крикнул Ельжевский. И ударил локтем по экрану.

   Компьютер взорвался с резким хлопком. В комнату влетел Витька. Ельжевский сбросил компьютер со стола и сказал:

   - Быстро - вынести и сжечь. Всё оборудование. Через два дня привезу новое... - он вы-тер с лица крупный пот и улыбнулся мальчишкам, которые просто окаменели: Валька - в кресле, Витька - у двери. - Ерунда. Успели... Валентин, - Валька встал. - Вообще-то на-до бы тебя наказать, но я тоже повёл себя, как болван...

   - Простите, - тихо сказал Валька, краснея и опуская голову. - Я... мне отец говорил... но я... Простите. Я очень хочу... - он мотнул головой и не договорил.

99.

* * *

   Оказывается, начать очень трудно. Валька уже час сидел перед листом картона и то морщился, то закрывал глаза, то тихо ругался. За окнами собиралось темнеть. После случая с компьютером Вальку буквально арканом потянуло рисовать,он всё приготовил... и вдруг понял, что не знает, что рисовать. Витьку он выгнал, и тот, обидевшись, ушёл с Ельжевским стрелять по мишеням.

   - Я просто разучился, - объявил Валька листу и зло мазнул по нему сверху вниз кистью, наугад сунутой в алую акварель. На картоне зажглась огненная полоса.

   Валька замер...

   ...Когда в полодиннадцатого Ельжевский и Витька вошли в комнату мальчишек, Валька спал одетый, лежа животом на неразобранной кровати. Руки у него были пере-пачканы краской, брови во сне сведены и лицо имело суровое выражение. Витька нацели-лся отвесить другу пинка, но Михал Святославич остановил его:

   - Подожди... Смотри.

   - Ухххх! - вырвалось у Витьки.

   Он впервые увидел, как рисует друг.

   Три картона были расставлены на подоконниках и стуле. Мужчина и мальчик тихо подошли к первому.

   На картине был горящий город. Большой город, мегаполис. Он горел не просто, а как-то так, что становилось ясно: никого живого там нет и быть не может. Горел сра-зу весь. Целиком. На переднем плане стоял, прижимая к груди порванного плюшевого ми-шку, мальчик лет 6-7, в грязной рваной пижаме, босиком. Перепачканное лицо пересекала глубокая царапина, но она почти не замечалась на фоне глаз мальчишки - в них отража-лось бесконечное пламя.

Остался один

   - подписал Валька картину.

   ...я хочу и могу быть ЖИВЫМ - называлась другая картина. Шёл какой-то праздник, в ярко освещённом зале с накрытыми столами играл оркестр, танцевали пары, ходили и разговаривал хорошо одетые люди...За большим окном, распла-ставшись по нему, прижавшись носом и ладонями, стоял мальчишка лет двенадцати, яс-но видно - беспризорник. Он улыбался, глядя на чужое веселье без зависти, с искренним восторгом. Никто не смотрел в его сторону, только около входа холёный мужчина что-то говорил приоткрывшему дверь охраннику, показывая на мальчишку - да стоящие возле одного из столиков девчонка и мальчишка на пару лет постарше беспризорника смотрели на него через стекло с непонятным выражением на лицах. И почему-то становилось яс-но: сейчас девчонка громко крикнет: "Не надо!" - ну, или что-то вроде этого, а мальчиш-ка встанет на пути охраника...

   По широкой дороге под голубым небом, между зеленеющих рощ, шёл оборванный парнишка в разодранной, грязной военной форме, с автоматом в разбитой в кровь руке. Его лицо было бы страшным - закопченное, залитое кровью, со спалёнными ресницами и бровями... если бы не изумлённые, неверящие и радостные, широко-широко распахнутые синие глаза. А впереди - там, куда он шёл - поднимались сияющие стены и башни, и сюда, к нему, мчались на крылатых конях две прекрасные девушки в блестящих латах и шлемах - они смеялись,вились с ветром золотые волосы,руки приветственно поднимались вверх...

Под небом голубым - подписал Валька этот лист.

   - Как здорово, - просто и искренне сказал Витька.

   - Да, - эхом откликнулся Михал Святославич. - Здорово... Ложись-ка спать, а я пока его аккуратно разбужу.

   - Не надо, - сказал Витька. - Это у него от нервов, так бывает. Пусть спит.

   - Ладно, - согласился лесник покладисто, - пусть.

100.

* * *

   То, что Витька не спит опять, Валька сообразил, проснувшись посреди ночи. Нипо-чему - просто открыл глаза и увидел потолок в лунных пятнах и шевелении теней. Вспом-нил, как прилёг,любуясь на картины - и отрубился.И почти тут же Витька окликнул его:

   - Ва-аль... Ты спишь?

   "Ты хочешь ко мне приставать?" - завертелась на языке у Вальки шуточка, но он вовремя оборвал себя и ответил:

   - Проснулся. А ты чего? - Витька не отозвался, и по этому молчанию Валька понял: - Ты что, про Алину думаешь, что ли? - ответом снова было молчание, окончательно ук-репившее Вальку в его подозрении: - Влюбился? - коротко спросил он. - Совсем?

   Витька вообще умер. Потом с его кровати раздалось:

   - Я... А-га...

   - Я тебе ничем помочь не могу, - серьёзно ответил Валька и повернулся на бок. Витька лежал на спине, опустив одну руку на пол. - У меня не было девчонки. Постоянной не бы-ло. Так... Я даже не знаю, как это - когда любишь. В смысле - девчонку.

   - Ужасно, - отозвался Витька. - Всё горит, в башке концерт и спать невозможно. Она такая... Валь, она такая... она такая... такая... - Витька засмеялся в полутьме. - Я про-сто не знаю, почему она... Ну, за что мне она.

   "Не знаешь?" - хотел спросить Валька. Но снова промолчал.

   - Ну и люби, - немного грубовато сказал он. Потому что вдруг позавидовал Витьке. - Кто мешает? У тебя что, не было их, что ли?

   Сказал - как будто сам же в дерьмо вляпался. Но Витька не обиделся. Он вздохнул:

   - Да в том-то и дело, что были... Егор тогда шутил, что я никогда... а я ведь первый раз был... когда мне ещё только двенадцать...Она раза в три старше была...Только Валь. Разве это одно и то же?

   - Прости, - прошептал Валька, чувствуя, как горит лицо. Но Витька и этого не заме-тил. Он продолжал:

   - В том-то и всё дело, понимаешь? Если бы это просто трахаться, я бы так не...

   Валька перевернулся на живот и с заминкой спросил:

   - Ви-ить... Ты извини, я не в тему... А вот это. С женщинами... Это как?

   - Да вообще-то приятно...- Витька усмехнулся, перекатил голову туда-сюда по подуш-ке. - Просто приятно. Очень. Да ты сам потом поймёшь, чего рассказывать-то, всё ра-вно не рассказать...Но трахаться и вот так - это разные вещи. Я рядом с ней вздохнуть лишний раз боюсь, ты понимаешь? Не знаю, куда руки-ноги девать, как дурак, честное слово! Сам на себя не похож... Но я знаю точно: когда я с ней - как будто не было ничего страшного и мерзкого в моей жизни. Понимаешь,Валь, я как будто совсем новый. Без ка-пельки грязи.

   - А она? - спросил Валька, приподнимаясь на локтях. - Она что?

   - У девчонок разве поймёшь? - философски ответил Витька. - Не гонит... Вот, послу-шай, я про неё стихи сочинил...- и начал читать, не дожидаясь ответа Вальки. Впрочем, тот меньше всего был против... -

   Ты как будто пришла из прошлого,

   По моей прошагала судьбе...

   Всё, что было там, в прошлом, хорошего,

   Словно в капле воды - в тебе.

   Пламя галстуков ало-кровавое,

   Непреклонная смелость слов,

   Жизнь по чести и смерть со славою

   Под свинцовым взглядом стволов.

   Партизаны. Стройки. Рабочие.

   И уменье стоять на своём.

   Споры, истины полуночные

   И стихи под летним дождём.

101.

   Удивляться умение светлое,

   Безоглядная вера в друзей.

   Дело - важное и заметное -

   На земле счастливой своей...

   ...Я совсем не такой, прости меня.

   Не похож на героя поэм.

   И глаза мои - серо-зимние -

   Жизнь видали другую совсем.

   Не мальчишеский груз на плечах ношу

   И не знаю, чем пахнут цветы...

   Об одном я только тебя прошу:

   Научи меня верить, как ты ! - Витька отчётливо передохнул и спросил: - Ну как?

   - Она правда такая? - помолчав, вопросом ответил Валька.

   - То-то и оно... - вздохнул Витька, сел и провёл ладонями по лицу, как правоверный мусу-льманин, проснувшийся к молитве. - Ладно... Я пойду погуляю. Может, успокоюсь.

   - Погоди, - Валька тоже сел. - Я в одном старом журнале читал... Повесть такая была я даже названия не помню. Так вот там пионерский лагерь. И один мальчишка там от-дыхал и влюбился в девчонку.Долго думал, что ей подарить - у неё как раз во время смены был день рождения.И никак не мог придумать.А потом по всему лагерю стали пропадать зеркала. Оказалось, он их крал, чтобы выложить на стене напротив окна девчоночьего корпуса поздравление с днём рождения. Так, чтобы солнце на них попало как раз во время подъёма утром. Раз - и надпись во всю стену горит...

   Витька слушал внимательно. Потом спросил:

   - Его посадили?

   - Почему? - искренне изумился Валька. Витька тоже удивился:

   - Ну, за столько краж.

   - А... - с такой точки зрения Валька проблему не рассматривал. - Н...нет. Никто не уз-нал, кроме нескольких человек. А они ему даже помогли...

   - А у него получилось? - снова спросил Витька. Валька покачал головой:

   - Там не сказано... Просто так всё обрывается.

   - Наверное, получилось. Раз он не побоялся так... - заключил Витька.

   - Ладно, - Валька вздохнул. - Пошли вместе погуляем, я что-то тоже спать не хочу. Или...ты хочешь побыть один?

   - Да нет, пошли, - согласился Витька.

   Мальчишки вышли на крыльцо. Луна светила вовсю, дул тёплый ветерок, перешёп-тывались деревья. От этого шёпота становилось жутковато, и ребята нерешительно остановились на нижней ступеньке. Через двор неслышной деловитой тенью проскольз-нул Белок, зеленью блеснули его глаза - жутковатое очарование пропало.

   Витька и Валька неспешно прошли к калитке. Росы на траве ещё не было, она каза-лась шелковистым тёплым ковром. Витька спросил, кладя руку на верхнюю перекладину:

   - Как думаешь, днём он правду говорил?

   - Наверное, да, - кивнул Валька. Витька повёл плечом, убил на руке комара:

   - Но ведь так не бывает...

   - Эх, Виктор, - вздохнул Валька, - откуда мы знаем, что бывает, что не бывает... Qui vivra verra...(1.) Rien a faire(2.), опыт приходит со временем.

   - Слушай, - понизил голос Витька, - а давай попробуем взять этот талисман.

   - Взять?! - Валька нахмурился. Витька ткнул его в плечо:

   - Да на время, не навсегда же. Посмотрим, как он действует. Если действует.

   - В смысле - без разрешения?! - Валька замотал головой. - Да ни за что. И не уговари-вай.

   - Здрыснул? - ехидно поинтересовался Витька.

   - Я на слабо ещё в первом классе перестал покупаться. Сам не возьму и тебе не дам.

   - А если я один возьму? Потом, тайком... Вдруг со мной что случится, и ты виноват

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Поживём - увидим... 2. Ничего не поделаешь.

102.

   будешь...

   - З-з-з-з-зараза... - беспомощно выругался Валька...

   ...Тяжело дыша, мальчишки сдвинули головы над вещицей, которую держал в руке Витька. Валька не миг показалось, что многолучевые колёса вращаются в разные сторо-ны... но это был лишь обман зрения.

   - Ну и что? - разочарованно спросил Витька. - Я так и не понял, о чём ты думаешь, на-пример. И вообще...

   - Погоди, может, надо его луной осветить? - неуверенно сказал Валька, потому что Михал Святославич про луну не упоминал ни словом - просто надо же было что-то ска-зать, предположить... Он коснулся пальцами талисмана, лежащего на ладони Витьки, повернул его, другой рукой поправляя саму Витькину ладонь...

Н Е Г Л А В А

* * *

   Над головой Вальки был потолок - бело-мраморный, в разводах и прожилках. Маль-чишка неловко повернулся (тело было как будто чужим) и понял, что лежит на низком широком ложе, застеленном серебристым покрывалом. Ложе стояло в небольшом свет-лом зале; свет лился через прямоугольные прорези, по две в каждой стене, кроме одной - там чуть колыхалась переливающаяся искрами занавесь. На каменном кубе возле ложа стоял металлический таз, лежали гребёнка и длинный листовидный нож в ножнах. К тому же кубу была прислонена арфа в зелёном чехле с распущенной шнуровкой. Звучала тихая красивая музыка, но ни музыкантов, ни вообще людей видно не было.

   Валька тяжело сел и только теперь понял, что он одет. В смысле - одет не в тру-сы, а в зелёную тунику с широким квадратным воротом и подолом до колен, перетяну-тую украшенным золотом поясом. Ворот и подол туники украшал орнамент из золотых свастик на чёрной полосе:

   Под туникой ощущались короткие штаны, а возле ложа стояли, согнув голенища, мяг-кие чёрные сапоги с отворотами - под колено.

   Обеими руками Валька отбросил со лба волосы. Дотянулся до ножа, взял его. Ру-коять была сделана в виде двух сплётшихся хвостами драконов, чьи пасти вцепились в лезвие - остро отточенное с одной стороны на всю длину, с другой - на треть, с двой-ным выпуклым ребром.

   Не долго думая, Валька прицепил оружие на пояс (пальцы сами нашли подвеску) и, встав, умылся. Расчесал волосы. Не обуваясь, подошёл к занавеси и откинул её.

* * *

   Прямо перед лицом Витьки тяжело хлопал флаг. Он рассматривал изображение - узкий трегульный флаг, чёрный с алым кантом и необычной, словно бы вихрящейся, золотой свастикой - не слишком-то понимая, что видит перед собой, пока до его слуха не до-

103.

   неслось знакомое (хотя Витька мог поклясться, что впервые слышит эту песню... и кро-ме того - она на неизвестном ему языке!!!) размеренное уханье мужских глоток:

- Хэй,хо! Давай налегай!

Хэй,хо! Сильней поддавай!

Хэй,хо! Руби веслом!

Хэй,хо! Сквозь шторм идём! - и тут же их сменил один голос,

   сильный и красивый:

   - Севера пустыня

   Станет нам могилой

   Или нас схоронит

   Южных стран песок?

   Перед смертью вспомни

   Ты улыбку милой,

   Вспомни, как ложится

   Локон на висок...(1.)

   Витька быстро оглянулся.

   Он стоял на носу узкого длинного корабля, размеренно подгоняемого вперёд не мень-ше чем двадцатью парами вёсел, каждым из которых гребли два человека. Голые по пояс, загорелые, люди были могучими и светловолосыми или рыжеватыми, как сам Витька. На корме, опираясь на большое весло,широко расставив ноги, замер поющий - такой же, как остальные, но в кожаной куртке. Увидев, что Витька обернулся, поющий поднял одну ру-ку и, прервав песню, крикнул:

   - Загадай нам удачу на сегодня, Счастливчик!

* * *

   Город был прекрасен и незнаком Вальке... но хорошо знакому тому, кем он стал здесь. И мощёные вишнёвого цвета камнем немноголюдные улицы, и чем-то похожие на перевёрнутые лодки дома в зелени садов за низкими оградами из ажурного камня, и ост-рые башни, увенчанные резными куполами, над которыми плыли узкие чёрно-алые флаги, и гигантская фигура Всадника, вздыбившего коня над невидимым отсюда прибоем, и за-пах близкого моря, и даже висящая над городом - вместе с бледным солнцем - большу-щая синеватая луна, ничего общего не имеющая с обычной луной... Знакома была посадка на огромном солнечно-рыжем коне - непривычная Вальке, с прямыми, вытянутыми впе-рёд, к конской груди, ногами. Знакомы были люди, едущие справа и слева: невероятно пре-красная женщина в развевающемся сиреневом шёлке, с диадемой на облачно-лёгких воло-сах и могучий мужчина с длинным мечом на широком поясе и короной на русых кудрях.

   (Мама?! Отец?!)

   - Как там складывает твой приятель? - спросил мужчина, и его голос был голосом отца.

   - У него нет песен о нашем городе, - ответил тот, кем Валька стал здесь, продолжая какой-то разговор. - И где-то он сам сейчас? Жаль, вы не отпустили меня с ним.

   - Он скоро вернётся, - сказал отец, кладя ладонь на плеча тому, кем Валька стал здесь. - Войдут в Острую бухту корабли и будет праздник. Как всегда.

   - Отец, - сказал тот, кем Валька стал здесь, - я слышал, что не всё благополучно на южных рубежах, что поднимаются на нас низкие народы, как в дрвение времена. И ещё - что дрожат во дворце Серебряные Щиты...

   Женщина бросила на мужа тревожный взгляд. Но тот тряхнул кудрями и вызыва-юще улыбнулся:

   - Песку, даже летящему тучей, не засыпать город. Тысячу лет стоят наши стены - и будут стоять ещё столько же. Нет силы сильнее нашей, и только небо - выше нас!

   Всадник скакал над городом, поднимая руку с прямой ладонью. Вились флаги.

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Из стихотворения автора книги.

104.

* * *

   Витька размашисто шагал по лесной тропинке. Было прохладно, наползал вечерний туман, шептались деревья, но всё это было привычно, привычной была тропинка под но-гами, привычна была тяжесть свёртка за плечом, и рисунок созвездий, мелькавший в про-ёмах ветвей над головой - был знаком и отчётлив. Он узнавал повороты тропки, корни деревьев, мощные ветви - и хотелось смеяться и бежать бегом. Но он только улыбался и сдерживал шаги.

   А потом он вышел на край откоса,с которого тропинка круто сбегала в долину.Тут и там лежали белёсые пятна тумана, солнце только-только село за дальний край. Редко горели тёплые огоньки, слышался лай собак, мычание коровы, смех и песня в отдалении. В речной глади всё ещё горели полосы заката, но их уже перекрывало свечение двух лун - ог-ромного, ставшего ярким, синего диска и золотистой небольшой луны.

   Опершись ладонью на ствол мощного бука,Витька безотчётно поглаживал шерша-вую кору пальцами.

   - Дома... - прошептал он. И заторопился по откосу - сперва боком, осторожничая, а потом помчался сломя голову, раскинув руки и набирая скорость с каждым прыжком...

* * *

   Солнечные кони, хрипя, топтали кровавую кашу. Над полем боя, под летящими чёр-ными тучами, сыпавшими холодный дождь, стоял нескончаемый рёв сражающихся. Бес-пощадный ветер рвал зелёные плащи, нёс последние листья, не в срок оборванные с дере-вьев, в жуткой муке тянувших голые ветви в беззвёздное небо. Страшным малиновым багрянцем горел на севере весь горизонт - как будто там начиналась невозможная заря.

   Нагнувшись,Витька поднял с усилием втоптанное в страшную грязь знамя. Вскинул над собой, зная, что сейчас к этому символу рванутся со всех сторон вражеские стаи - свалить, сбить, снова затоптать... Валька, поднеся к губам рог, трубил снова и снова, и в этом звуке были гордость и отчаянье..."Га-ру-у-уда... га-ру-у-уда... га-ру-у-уда..." - пел рог древний клич, зов предков, когда-то пришедших на эти берега. Вставайте, братья. Отзывайтесь, братья. Идите, братья.

   И они собирались. Со всего поля. Отовсюду, откуда ещё могли. Стекались - по од-ному, группами... Они могли бежать в голый, холодеющий лес с поля, где уже рвали и раз-дирали трупы павших ликующие победители, могли продлить ещё на день, на два, на год свою жизнь. Но знамя и рог звали их, и они выбрали это... Мчались рыжие султаны на украшенных гребнями-"конями" шлемах. Снова смыкались продолговатые чёрные щиты, меченые знаком взвихренной-свастики.

   Наклонялись широкие наконечники уцелевших копий - окровавленные, иззубренные. И - ла-тное колено к латному колену, привычно-напрочно - смыкалась на поле, корчащемся в су-дороге последнего боя умирающего мира последняя конная фирда Великого Острова Туле.

   И враги заметили это.

   Казалось, что поле зашевелилось. Закрутилось чёрными воронками. Воронки выбра-сывали струи - тонкие,но быстро выраставшие в потоки,сливавшиеся в разлив, который окружал туже и туже стягивающийся в центре страшного половодья сверкающий ромб. Мотались на шестах саблезубые черепа. И в отдалении на холме вновь закачалось на хо-

105.

   лодном ветру исчезнувшее было квадратное знамя, в сто раз более страшное, чем дикар-

   ские костяные погремушки - сине-белый квадрат с шестиугольниками звёзд, похожими на раздавленных пауков...

   - Братья! - крикнул Витька (или кто?). Воздух царапал сухое горло. - Всё кончено! Мы - последние! Что нам осталось?! Уйти?! Скрыться?! Бежать?! Видеть, как они сожгут наши дома - те, что ещё не сожжены?! Как убьют наших детей и обесчестят наших женщин - тех, кто ещё уцелел?! Как осквернят наши храмы - те, что ещё стоят?! Жить в цепях на земле, где мы родились хозяевами?! Нет! - он выдернул из ножен зазуб-ренный меч и поднял его над головой, выкрикивая - ветер рвал его слова и уносил прочь, в морды человекозвериным толпам, копящимся вокруг:

- Проносятся недели. И где б, ты, друг мой, ни был,

Послушай песню ветра. Смотри, как блещет сталь.

Взгляни: стоят деревья. Взгляни: синеет небо.

И знай - свобода это. Жизнь за неё не жаль! (1.)

   В бой, арья! Умрём, убивая!!!

   - Мы встретимся! - крикнул Валька (или кто?), поднимая коня на дыбы и перехватывая в латной руке длинное копьё - чтобы удобнее было колоть и рубить на скаку. - Под иным небом, в иное время, в иных мирах - мы встретимся! В бой, арья! Умрём, убивая!!!

   - Умрём, убивая!!! - единым духом откликнулась фирда. - Умрём убивая!!! В бой, арья! В бой!!!

   Обретая страшную силу конного разбега, конный ромб рванулся на вражеские тол-пы.

   Не туда, где они отгораживали всадников от леса - и где были самыми непрогля-дными и бескрайними в ожидании того, что последние будут пробиваться именно в лес.

   Фирда рванулась к холму с гексагональными пауками на знамени...

   ...Последних убили на склоне холма. И долго в ужасе и злобе рубили и дробили ка-менными топорами и трофейными клинками тела двух мальчишек - со знаменем и рогом - пока там нечего стало кромсать и растаскивать.

   - Будь всё проклято, они почти дошли, - донеслось с холма.

   - Теперь мне не верится, что мы покончили с ними навсегда, - ответил другой голос.

   Чёрный, смешанный с пеплом дождь лился на поле. И где-то - за мёртвым лесом - логами и оврагами тянулась на юго-запад тоненькая ниточка тех, кто успел спастись именно благодаря последнему часу этого боя. Тех, с кого всё начнётся снова...

* * *

... Мы встретимся. Под иным небом, в иное время, в иных мирах - мы встретимся...

* * *

   ...Мальчик открыл глаза.

   Он лежал на спине в высокой тёплой траве, раскинув руки. Смотрел в прозрачное небо и слушал, как поёт жаворонок.

   Он не помнил ничего и не знал, кто он.

   Он просто встал. Потянулся, улыбаясь. И пошёл туда, где синела кромка леса...

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Из стихотворения автора книги.

106.

   ...Мальчик открыл глаза.

   Он лежал на спине в густом мху, раскинув руки. Смотрел в небо, пересечённое вет-вями деревьев и слушал, как дробно стучит дятел.

   Он не помнил ничего и не знал, кто он.

   Он просто встал. Потянулся, улыбаясь. И пошёл туда, где виднелась тропинка...

9.

   За прошедшие полтора месяца Валька успел придти к выводу, что Михал Святосла-вич кричать не умеет.

   Вывод оказался насквозь ложным.

   То есть абсолютно. Ни разу в жизни на Вальку так не орали. От стыда у него слё-зы наворачивались на глаза, а главное - совершенно нечего было возразить на все те эпи-теты, которыми награждал обоих мальчишек лесник. Сами собой откуда-то пришли глу-пые слова: "Я больше не буду...", вот их Валька и твердил время от времени, отмечая машинально, что и Витька бурчит то же самое, хотя и реже, глядя себе под ноги.

   Михал Святославич нагнал их на краю болота - совершенно очарованные, держа перед лицами сцепленные руки, в которых лежал медальон, мальчишки сомнамбулически брели куда глаза глядят.

   - Я больше не буду, дядя Михал... - прошептал Валька, понимая, что сейчас заплачет. Витька откликнулся эхом:

   - Дядя Михал...

   И Михал Святославич осекся. Перевёл дух. Сказал:

   - Конечно, не будешь. Оба не будете. Это я вам гаранитрую... Потому что сегодня всю первую часть личного времени плюс перед этим - время чая - вы ползёте кросс. Полтора часа ползёте туда, полтора обратно. Куда - я выберу. Если обратно опаздываете - вре-мя опоздания вычитается из времени на ужин. А вторую половину личного времени пос-вящаете тесному общению с лопатой и вёдрами - яму под картошку давно надо вычис-тить и обновить. Ясно?

   - Да, - сказал Витька уныло. Валька вздохнул и повторил:

   - Да...

   - Не слышу, - зловеще ответил Михал Святославич.

   - Так точно, ясно! - заорали сообразившие, что к чему, мальчишки. И Валька осторож-но сказал:

   - Дядя Михал...

   - Ну? - буркнул лесник.

   - А вы нам не объясните...

   - Потом, - отрезал он. - А сейчас, так как вам предстоит насыщенная вторая половина дня, а полночи вы не спали - спать до... - он посмотрел на часы: - Пять сорок две... до де-вяти. Потом - завтрак и по расписанию. Восемнадцать минут - помыться, вы грязные в дым! Бего-о-ом!!!

* * *

   На ужин мальчишки опоздали на целых десять минут, да ещё минут пять не могли толком есть и только сипло дышали, вцепившись в ложки и глядя в стол пьяными глаза-ми. За осатвшиеся пять минут они успели затолкать в себя ужин и даже удержать его внутри, хотя Михал Святославич был беспощаден и тут же поднял их из-за стола.

   Он устроился с какими-то своими расчётами на краю ямы, но не стал заниматься, а просто наблюдал за мальчишками - рассеянно, явно не из опасения,что они станут сач-ковать. После трёх часов попеременного ползанья на спине, по-пластунски и на боках, пе-ремежаемого бодрыми пробежками на четвереньках, возможность махать лопатой и таскать вёдра была просто райским наслаждением - ребята начали приходить в себя.

107.

   - Дядя Михал, - сказал Валька, и сам немного удивился, как естественно у него это полу-чилось. Лесник кивнул. - Ну а всё-таки... что с нами было?

   - Если можете работать и рассказывать - то рассказывайте, - предложил Михал Свя-тославич.

   Перебивая друг друга воспоминаниями, мальчишки заговорили, то и дело удивлённо косясь один на другого. Наконец Витька изумлённо спросил:

   - А... разве так бывает? Сперва разные сны... а потом одинаковый... и опять разные?

   - Это не сны, - Михал Святославич преспокойно сорвал былинку, сунул её в зубы, задум-чиво посмотрел на мальчишек. - Это видения. Видения из прошлого, с самого начала.

   - В смысле, что это всё было? - уточнил Витька немного недоверчиво. Лесник кивнул. Валька оперся на лопату и поднял голову:

   - Остров Туле... - задумчиво сказал он. - Ultima Tule. Я читал, но думал, что это выду-мка гитлеровцев... Остров на месте Ледовитого океана, родина арийцев.

   - В бой, арья, - повторил Витька. - Как наяву... Так здорово...

   - Здорово? - спросил молчавший лесник. Витька замялся:

   - Ну... было страшно... но всё равно здорово - как будто... - он потёр грязной рукой лоб. - Нет, не знаю, как сказать.

   - А что до выдумок гитлеровцев, - сказал Михал Святославич,понимающе глядя на маль-чишку, - то,Валентин, как это ни печально, но большинство из них - от реактивного дви-гателя и самолёта-"бесхвостки" до черепно-лицевых параметров и острова Туле - сов-сем не выдумки. И вы просто видели тех, кем были раньше.

   - А вы? - спросил Валька. Михал Святославич не ответил, но сказал:

   - А вот с медальоном вы обращаться не умеете и вполне могли погибнуть - здесь и сей-час. Да и взяли его без спросу. Так что не обижайтесь на наказание.

   - Это я, - сказал Витька. - Я уговорил взять,Валька не хотел.Я его это.Шантажировал.

   - Копайте, шантажисты, - Михал Святославич легко поднялся. - Я сейчас...

   - Куда это он? - поинтересовался Витька, глядя на друга.Валька пожал плечами и пред-ложил:

   - Давай копать дальше... Чувствую я, завтра будет жуткая пытка под названием "ут-ренний подъём".

   - Выживем, - оптимистично сказал Витька и добавил: - Ты прости, что я тебя тоже подставил.

   - Оно того стоило, - туманно ответил Валька. И загадочно улыбнулся.

   Михал Святославич вернулся с гитарой. Валька мысленно поморщился - он сам умел играть очень неплохо и терпеть не мог "трёх аккордов", которыми обожали подыгры-вать себе ветераны многочисленных войн России,да и сами песни ему чаще всего казались примитивными и недостойными того, о чём в них пелось. Но, как выяснилось,лесник играл хорошо - усевшись на прежнее место, он подобрал аккорды и неожиданно выдал:

   - Римляне империи времени упадка

   Ели, что придётся, напивались гадко

   И с похмелья каждый на рассол был падок -

   Видимо, не знали, что у них упадок...(1.)

   ...Мальчишки посмеялись над песенкой. А Михал Святославич, допев её, предложил:

   - А вот послушайте... Можете считать эту песню неким философским ключом к пони-манию того, что чувствует солдат в бою... Да ладно, отложите лопаты, садитесь. От-дохнёте.

   Мальчишки не заставили себя просить дважды.Воткнули лопаты в землю,выкараб-кались наружу и с удовольствием присели на траву. А Михал Святославич не спешил на-чинать. Он трогал струны и смотрел куда-то в лес, за который уже село солнце. Потом вздохнул...

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Стихи Б. Окуджавы

108.

   - В застывших глазах, стекленея, замёрз перевал...

   Сквозь синие полосы часто пульсирует кровь...

   Сегодня мой друг у меня на руках умирал,

   В немом изумлении вскинув разбирую бровь...

   Как знать: скоро ль выпадет

   срок

   За райскую пасть

   высоту?

   И пригоршни страха всё прыг,

   да всё скок,

   И жалят всё мимо,

   и мимо,

   и мимо,

   и мимо меня - пустоту

   пустоту...

   пустоту...

   пустоту...

   Михал Святославич не подыгрывал себе на гитаре - гитара была органичной час-тью песни. Мальчишки молчали, свесив руки между колен и глядя под ноги...

   - Как знать - где прорублен мой выход в скалистом дворце?

   Я знаю - на чьей-то недремлющей мушке сижу...

   И мало мне радости в том, что пока ещё цел...

   И нет во мне грусти за то, что хожу по ножу!

   Но пуле,

   нашедшей висок,

   Не видеть меня

   стариком...

   И медные птицы всё прыг,

   да всё скок,

   Клюют свои зёрна всё мимо,

   и мимо,

   и мимо,

   и мимо меня - в молоко...

   в молоко...

   в молоко...

   в молоко...

   Я знаю - в какой-нибудь близко крадущийся миг

   С моими мечтами врага совместится прицел...

   Все дни, что я прожил - и всё, что я в жизни достиг,

   Под маской молчанья застынет на бледном лице.

   Ты знаешь, родной мой,

   браток -

   В бою расставаться

   нельзя...

   Но демоны мести всё прыг,

   да всё скок,

   И стрелами тьмы полосуют всё мимо,

   и мимо,

   и мимо,

   и мимо меня - по друзьям...

   по друзьям...

109.

   по друзьям...

   по друзьям...

   Солярного дыма удушливо-едкий заслон

   Довьётся до дома в дожде, что похож на грибной...

   И кто-то в ту ночь постучит в опечаленный дом

   Руками смертельной тоски, как небесной водой!

   Надежд моих выкроен

   клок,

   Из горьких невзгод

   полотна...

   Но слуги Харона всё прыг,

   да всё скок,

   И сжата во мне с каждым выстрелом злее,

   и злее,

   и всё бесконечней - война...

   война...

   война...

   война...

   Мы прём на рожон, сатанея в азарте вражды -

   Как все: душу в зубы и пыльный ландшафт - на таран!

   Привычка войны - полужить в пол-воды, в пол-беды -

   Внутри надырявила тысячи ноющих ран!

   Кладут

   к колоску колосок,

   Сжинают жнецы

   без труда...

   Их медные косы всё прыг,

   да всё скок,

   Как в землю, как в небо вонзаются в память мою -

   навсегда,

   навсегда,

   навсегда...(1.)

   - Тот, кто сложил эту песню, сам не знает, что он гений, - сказал тихо Михал Святос-лавич, опуская гитару. - Может быть, он гениальней Пушкина, Лермонтова... Потому что это всё такая правда...

   - Кто такой Харон? - с угрюмой требовательностью спросил Витька.

   - Харон в греческой мифологии перевозчик умерших через реку подземного царства до врат Аида. Ему для уплаты за перевоз покойнику клали в рот монету, - пояснил Валька тоже хмуро. - Но в данном случае это просто образ, конечно... Дядя Михал, а вы много воевали?

   - Много, - ответил лесник. - Мне сорок шесть... С восемьдесят второго и до девяносто пятого почти непрерывно. И, кстати, без российского гражданства. Я после первой Че-ченской ушёл в отставку. Потому что это уже не война... Хотел остаться в России. Я же там с шестнадцати лет почти постоянно жил... А мне и говорят: а у вас гражданс-тва нет, Ельжевский Михал Святославич. Вы, Михал Святославич, иностранец нонеча...

   - Правда? - звеняще спросил Валька, поднимая голову. - Это правда?!

   - Правда... Я и уехал сюда. И не пожалел...

   - Вот суки, - потрясённо сказал Витька, тоже поднимая лицо.

   - Это ещё ничего. Вместе с нами казаки воевали, из Казахстана и из Киргизии. Доброво-льцы. Так их вообще потом как наёмников ловить и сажать стали...

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Слова Д. Уткина

110.

   - Мой маэстро... де ла Рош... - вспомнил Валька, - ну, я про него говорил... Он воевал у казаков.Только уже во Вторую чеченскую...Там тоже были добровольцы из разных мест. И ещё сербы были, и греки, и немцы...

   - Хороший он человек, наверное, - задумчиво сказал Михал Святославич. - Я бы познако-мился... Сыграть ещё?

   - Дайте я, - попросил Валька.

   - А пальцы гнутся? - прищурился Михал Святославич.

   - Как-нибудь, - таким же прищуром ответил мальчишка. Помолчал и задумчиво сказал: - Это Димка пел. Один мой... друг. У него дядя погиб на "Курске"(1.). Я не знаю. Может, сам Димка это и сочинил. (2.) Не знаю... Это белым стихом. Без рифмы.

   - Серым песком укрыло, илом позатянуло,

и освятила память, и отразило небо

черную субмарину в молниях русской боли,

черную субмарину ужаса и отваги.

Время рассеет слухи, ветер развеет вести,

сильные сего мира ложью заменят правду,

только родных героев не позабыть вовеки,

в смертную беспредельность вглядываясь бессонно.

Кто-то сказал, что ночью мать одного матроса,

обезумев от горя, шла по воде без страха,

и призывала сына, спящего в смутной бездне,

и под ее ногами не расступалось море,

ибо сильнее моря это страданье было.

Если б она взглянула выцветшими глазами,

если б она взглянула ввысь, где играют бури,

то перед ней всплыла бы, пересекая тучи,

северная легенда - черная субмарина.

Верно хранят Россию, в небо взойдя над нею,

призрачные матросы в обледенелой форме... - голос Вальки зазвенел и сорвался, но он справился с собой и продолжал:

- Видел ее ребенок, на берегу играя -

черную субмарину на серебристом небе,

и ничего не зная, замер от восхищенья

и загадал, что тоже станет он у штурвала,

видел ее мальчишка в выцветшем камуфляже

и повернул обратно, чтобы поведать другу,

он повернул обратно, шаг не дойдя до мины!..

...А над Москвою тучи, тяжкие как надгробье,

свыше ее не видно, свыше ее не слышно.

Быстро прошла над клоакой черная субмарина,

росчерками зарницы дымную тьму терзая.

Видел ее священник... И тихо перекрестился.

   Вот... - Валька перевёл дыхание. Михал Святославич молча положил руку на плечо маль-чишки и чуть стиснул пальцы. А Витька задумчиво пробормотал:

   ____________________________________________________________________________________________________________________

1.Погибшая со всем экипажем летом 2001 года атомная субмарина Северного флота. Автор книги придерживается версии, что "Курск" был обдуманно протаранен английской субмариной "Триумф", вёдшей разведку района манёвров нашего флота, а позднее по-мощь не была оказана морякам исключительно из-за феноменальной трусости и профессиональной непригодности высшего руковод-ства как Северного флота, так и страны (тогда и родилась легенда о том, что-де "не было в распоряжении пригодных для спасате-льных работ аппаратов" и что "Курск" "погиб от взрыва торпеды в носовом отсеке".) Гибель "Курска" ознаменовала начало цепи знаковых катастроф, бед и несчастий, поразивших "путинскую Россию" и не прекращающихся до сих пор. 2. Стихи М.Струковой

111.

   - Так это называется "белый стих"...

   - Да, а что? - не понял Валька. Вместо ответа Витька набрал воздуху в грудь...

- Уважаемый, любимый

Президент Владимир Путин!

Очень рада я, что ваша

Родила щенят собачка!

Говорят везде об этом.

Я решила написать вам

Поздравленье с прибавленьем

В дружном вашем, тёплом доме.

Я прошу простить за почерк -

Плохо видно мне при свечке,

А ещё - замёрзли руки,

Потому что в доме нашем

Нет лет десять отопленья -

Раньше было, я не помню.

Я хотела написать вам,

Чтоб прислали вы щеночка,

Но потом мне расхотелось,

Потому что он погибнет

Здесь у нас - собак всех съели.

Кто-то говорит - корейцы,

Но мне кажется - не только...

...Никогда я не писала

Раньше писем президенту,

Просто это не умею

И никто мне не подскажет,

Потому что в одиночку

Я сижу сегодня дома.

Заняты все остальные,

А меня с собой не взяли.

Коля - это средний брат мой -

Смотрит мультики в подвале.

Я пойти хотела с ним бы,

Где у них там телевизор?

Старшая сестра Наташка

Где-то за городом рубит

Бабки на какой-то даче.

"Подрастёшь - тогда с собою

Позову," - пообещала.

Мамочка в ночную смену

Сторожит приют для кошек.

Мне немного странно это.

Может, лучше было детям

Приказать приют построить?

Их по улицам здесь много

Просто так, без дома, ходит

И ночует, где попало,

Все голодные, больные ...

Что вы скажете про это?

Ведь вы можете помочь им,

112.

Вы же добрый, я-то знаю,

И всегда вы говорили,

Что заботитесь о людях...

Папы я почти не помню -

Папа наш был офицером,

Мама говорит - убили

Папу на войне чеченской...

Мы живём совсем неплохо,

Даже на еду хватает

И немного - на одежду

Мне и Коле остаётся,

А бывает, что Наташка

Много долларов приносит.

Я хочу сказать спасибо

Вам за нашу жизнь такую -

Ведь без вас мы б так не жили!

Да! Ещё есть брат Серёжка!

Из Чечни недавно тоже

Он вернулся, неубитый.

Только злой стал почему-то.

В армии уже не служит,

Но, как раньше, носит форму.

Форма чёрная, с береткой.

Я спросила: "Ты охранник?"

А Серёжка засмеялся

И ответил: "Я ремонтник.

В нашем доме всё прогнило -

Потолки, пол, крыша, стены,

Тараканы под шкафами

Развели своих ублюдков...

Мы с друзьями и решили,

Что пора ремонт устроить...

Потерпи ещё, сестричка!

Как за дело мы возьмёмся -

Станет жить светло и чисто...

И мультфильмы станет Колька

Смотреть дома, не в подвале.

А Наташке нашей больше

Не придётся рубить бабки -

Будет у неё работа.

Мама пусть в приюте будет,

Только в детском, не в кошачьем,

Завучем, не сторожихой..."

...Уважаемый Вэ-Путин!

Вы мне нравитесь ну очень.

Я прошу вас - помогите

Новый дом Сергею строить,

Потому что жить нам в старом

Больше просто невозможно...

И привет щеночкам вашим!

113.

   Воцарилось изумлённое молчание. Потом Михал Святославич медленно сказал:

   - О-го-о-о... Какие зубы прорезались...Говорят, если поэт начинает писать белым сти-хом, значит, ему и правда есть, что сказать...

   - Да ну, поэт... - Витька начал краснеть. Валька обхватил его рукой за плечи и повалил на траву, весело сопя:

   - Поэ-эт, поэт, нам виднее...

   - Ладно, артисты, - Михал Святославич однялся, - давайте спать.Кстати.Виктор. Мне тут звонила одна особа и от имени пионерского отряда просила тебя отпустить на три недели на раскопки за Нарочь. Ты не против?

   - Что? - Витька спихнул Вальку, сел. - А? я? Не пррр... а вы? А Валька? А как же?

   - Да я-то без тебя обойдусь, - и Михал Святославич уточнил: - Без вас. Ты пойдёшь, Валентин?

   Вамлька отряхнул коленки. Покосился на Витьку. И сказал:

   - Да нет. Я тут останусь. Если вы, дядя Михал, не против.

10.

   Только в Пуще Валька Каховский понял, что раньше не знал лес изнутри.

   Да, он и раньше умел разводить костёр даже в дождь, ставить палатку или даже соорудить ночлег из подручных средств. Он умел неплохо читать следы и разбирался в съедобных растениях. Умел найти дорогу в незнакомом месте днём и ночью, при ясном и пасмурном небе. Но при всём при том он был в лесу чужим. Не врагом, как большинство людей, но чужим.

   Сейчас он ходил в лес, как ходят из одной комнаты в другую. Даже не всегда брал с собой "сайгу", ограничиваясь ножом. Он всё равно не собирался никого убивать просто так, а если нужно было охотиться - то Михал Святославич всё равно шёл с ним и гово-рил, что и как. И в этом случае Валька стрелял быстро и точно, не мучаясь мыслями о том, что отнимает жизнь - и не разгораясь желанием убивать ещё и ещё.

   В Гирловку Вальку тоже не тянуло. Он помнил о своём обещании, но навещать село ещё раз - зачем? А вот о Витьке он скучал и несколько раз жалел, что не пошёл с ним, но тут же обрывал себя: ясно же, что Витька пошёл не на раскопки, а с этой девчонкой, с Алькой. Ну и пусть ему будет хорошо. Он заслужил.

   В выходные Валька ночевал в лесу. Первый раз он думал, что ему будет страшно. И действительно, как-то жутковато стало, когда совсем стемнело, и Валька ощутил в полной мере, что он сейчас - один. Не ночные звуки - Валька знал, что это такое - а вот именно это одиночество, которого он нее испытывал, даже когда добирался сюда и ещё не встретился с Витькой, ощущение того, что никого нет, кроме него, на этом свете - вот что испугало. Валька даже не осмелился сперва разжечь костёр...

   А потом понял, что это и не нужно.

   Он был не один. Были звёзды. Были деревья, трава. Был ёж, шуршащий где-то непо-далёку. Была речушка. И ещё много-много всего. Включая и комаров, к которым, впрочем, Валька давно привык.

   Он раскатал одеяло, сел на него,прислонился к удобной развилке граба.Ему казалось, что слышно, как в дереве шумят соки. Нет, нечего было бояться. Всё самое страшное в жизнь приносят люди. Нет, тоже не так. Те, кто называет себя людьми.Теперь Валька был уверен: они не люди. Не фигурально выражаясь, а на самом деле - не люди. Нечто-не-кто, кто выглядит, как человек, но... Может быть, первые ОНИ стояли под тем знаме-нем, к которому яростно прорубалась через орды их рабов горсть смельчаков в том виде-нии... Может быть, прорубись они тогда - и...

   Это я там был, думал Валька и ощущал в руке горячий черён меча. Я там был и я не успел. Не смог. Значит - моя вина,что мучили Витьку. И что тот парень, которого я то-

114.

   гда уложил во дворе, не знает лучшего времяпровождения, чем с бутылкой пива - тоже моя вина. И что убили хорошего человека генерала Рохлина, про которого говорил дядя Михал - моя вина. И что вышел на голландскую улицу мальчишка с карабином и стал стрелять в цветных оккупантов, и был схвачен и посажен в психушку - моя вина. И что зверьки жгут в прекрасном городе де ла Роша Париже автомобили - моя вина. И что есть подлый суд в Гааге, где судят защитников родного дома - моя вина. И что в Шта-тах хорошие люди, честные и храбрые люди ничего не могут сделать, кроме как в отча-яньи таранить грузовиками со взрывчаткой банки и торговые центры - моя вина. И что у мальчишки в селе нет денег на школьный рюкзак - моя вина. И что живёт в бараке се-мья погибшего офицера - моя вина.

   И что жив и процветает на службе подлючему "государству Эрэфии" бандит-убийца этого офицера, тусклоглазый хамелеон, замаскировавшийся под "чеченского спец-назовца" - и это моя вина.

   Отец это понимал. А я раньше не понимал. Теперь - понимаю. Каждая пуля в хоро-шего человека - моя вина. Каждый детский труп в мусорном баке - моя вина. Каждый шприц с наркотой - моя вина. Каждая девчонка на трассе - моя вина.

   Вину можно искупить. Не отмолить, это выдумки, это для слабых.

   Искупить. Я пока не знаю - как. Но я буду стараться это сделать...

   ...Михал Святославич против этих прогулок ничего не имел. Кажется, он убедился, что Валька в лесу не пропадёт и не натворит глупостей. Но и заниматься с мальчишкой не бросил, хотя Валька думал: с одним возиться не станет. Стал. Правда, часто просто разговаривал - о своей жизни; о своих друзьях, живых и погибших; о разных загадочных случаях; о том, что не женился, потому что его приятель, капитан-морпех, прибалт по имени Балис, отбил у него девчонку - потом она с дочкой погибла в автокатастрофе, а сам Балис - в Приднестровье летом 92-го; об истории... Слушать его было интересно, а ещё - Валька так и не мог понять: что же собой представляет Михал Святославич сей-час? Кто он? Что не только лесник - это точно. Но, как ни старался мальчишка свер-нуть разговор на это, ничего не выходило.

   И всё-таки Валька понял - с оторопелой радостью - что был прав в своих догадках, не был его отец отчаянным бойцом-одиночкой,сражающимся с врагом по призывному ве-лению сердца. Там, в России, был фронт. Иногда тихий и незаметный, а иногда прорыва-вшийся настоящими стрельбой и взрывами. А иногда - стрельба и взрывы тоже были не-заметными, замалчиваемыми обеими сторонами.На этом фронте хоронили убитых и на-граждали героев.На нём отчаянно сражались плечом к плечу самые разные люди. По-раз-ному видевшие мир будущего, но верившие в него, в это будущее. В будущее России, а не "мирового сообщества",где правят Доллар, Секс и Безумие и где будущего нет по опреде-лению, потому что у червятника в гниющем трупе не может быть будущего.Иногда эти люди даже не знали друг о друге - и - где через мешанину Интернета, а где по обычным дорогам и улицам - пробирались виртуальные и реальные секретные гонцы, готовые в лю-бой момент оборвать связь... или по-настоящему покончить с собой, но не дать Тем, Ко-торые Велят, выйти на след зарождающихся союзов.

   И где-то в Чёрном море тонул, задрав беспомощно нос, турецкий сухогруз, вёзший на русскую землю наркоту и оружие - и торпедированный неизвестным катером.

   И где-то на сибирском вокзале пули вколачивали в стену ангара визжащего функци-онера "международной независимой гуманитарной организации".

   И где-то неожиданный налёт неизвестных на цыганский табор возвращал отчаяв-шимся родителям угнанных в рабство русских детей.

   И где-то - совсем далеко,где люди говорили на другом языке - горела синагога, в ко-торой собирались деньги для продолжения экспансии Тех, Которые Велят, по миру...

   ...И где-то окружённый на чердаке своего дома ровесник Вальки разрывал перед ли-цом - чтобы не быть узнанным и не предать даже после смерти! - гранату...

115.

   ...- Если ты живёшь хорошо, - говорил как-то Михал Святославич, - никогда не за-бывай, что есть те, кто живёт плохо. Этим страдали многие из "бывших". Мол, у нас были уютные квартиры, дачи с вечерними посиделками, а пьяные и грубые варвары это всё разрушили... А что вы сделали для того, чтобы они не были пьяными и грубыми? И ни в коем случае не полагайся на благотворительность. Она оскорбляет. Даже если у тебя берут и благодарят - скоро начинают ненавидеть тебя за то, что ты можешь давать, а они - нет. Добиваться надо того, чтобы люди сами могли себя обеспечить. Тогда они начинают себя уважать. И уважать того, кто дал им такое право и такую возмож-ность, понимаешь? Только таким человеком быть трудно. Я, например, не смог. Потому и сижу тут, в лесу.

   Они стояли у вечерней ограды, опираясь на неё локтями, слушали, как шумит лес - весь день был ветер, луна взошла огромная и алая, как медный щит. Вальке вспомнились стихи, которые он читал недавно - в сборнике бардовской поэзии, найдённом на полках огромной библиотеки Михала Святославича. Глядя в темноту, мальчишка негромко про-чёл:

   - Не вдоль по речке, не по лесам -

   Вдали от родных огней -

   Ты выбрал эту дорогу сам,

   Тебе и идти по ней.

   Лежит дорога - твой рай и ад,

   Исток твой и твой исход.

   И должен ты повернуть назад

   Или идти вперёд.

   Твоя дорога и коротка,

   И жизни длинней она,

   Но вот не слишком ли высока

   Ошибки любой цена?

   И ты уже отказаться рад

   От тяжких своих забот...

   ...Но, если ты повернёшь назад,

   Кто же пойдёт вперёд?

   Хватаешь небо горячим ртом -

   Ступени вперёд круты, -

   Другие это поймут потом,

   И всё же сначала - ты.

   Ты каждый шаг перемерь стократ

   И снова проверь расчёт.

   Ведь если ты не придёшь назад,

   Кто же пойдёт вперёд?.. (1.)

   Только, по-моему, вы немного хитрите. Может, передо мной. А может - перед собой да-же. Разве вы ничего не делаете?

   - Ты умный парень, - ответил Михал Святославич. - Очень умный. Но во многом наив-ный. Ну, если спать не хочешь - пойдём, я тебе расскажу, как обращаться с М16...

   ...В глубине леса, краем болота, лежала цепочка озёр, кишащих утками, гусями, бе-касами и вальдшнепами - такой "дикой силы" птицы, как выражался Ельжевский, Валь-ка не видел никогда в жизни. Лесник эту птицу стрелял, конечно, но осенью - и коптил сам. Кстати, такого вкусного копчёного мяса Валька в жизни не ел, хотя не мог пожало-ваться на меню дома. купаться в этих озёрах было и опасно (запросто могло затянуть, как в болото) и неприятно (на дне лежал ил, кишели пиявки), но в самом их виде было что-то, что навевало на Вальку спокойно-умиротворённое состояние. Он любил сюда ходить. Иногда сидел на берегу. Но чаще лежал на животе, вытянувшись в рост, на бо-льшой берёзе, мощной и тяжёлой, повисшей трамплином над спокойной чёрной водой. Бе-рёза была широкая, лежалось удобно. В тёмной глубине иногда мелькали рыбы, а один раз Валька видел потрясающего размера сома - практически бесконечного, как ему показа-лось, с похожими на водоросли усами.

   Тут было хорошо молчать и думать. Когода же накатывала вдруг тоска, Валька переворачивался на спину и смотрел на небо. Ему начинало казаться, что берёза покачи-вается. А потом обязательно приходил сон, в котором он видел маму и отца. Не помнил -

____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Слова Б. Вахнюка.

116.

   как, где. Но видел точно.

   И ещё видел...

   ...Это было не на берёзе. Он не спал, он правда не спал!!! И не грезил, как тогда, с талисманом, который больше не показывал Михал Святославич! Валька вечером шёл с прогулки - так, отшагал километр ради моциона.

   Они перешли дорогу - вышли из кустов и скрылись в кустах. Большой и грузный мужчина с ручным пулемётом. Женщина в кожанке и платке, с винтовкой на ремне. И мальчишка в пилотке, с дисковым ППШ. В десятке метров от Вальки. Их шаги не при-минали траву, их руки не раздвигали кусты. Казалось, что сквозь них просвечивает доро-га...

   ...Но они - были.

11.

   - Оп! Держи!

   Витька подхватил брошенную ему железку и уложил на разостланный брезент.

   - А теперь меня, - из раскопа протянулась рука, Витька взялся за неё и рывком помог Альке оказаться снаружи. Девчонка отряхнула ладони и удовлетворённо-победно огляде-лась.

   Двенадцать палаток лагеря поисковиков стояли двумя рядами, по римскому образ-цу, с флагштоком и импровизированным плацем, вытоптанном уже до бетонной гладкос-ти, между ними. Впрочем, в отличие от римского лагеря, этот плац использовался и ме-нее торжественно - для футбольных или волейбольных, в зависимости от настроения, баталий - или просто для танцев. Тринадцатая палатка - штабная - и четырнадцатая - склад - замыкали прямоугольник. Раскоп N 8 находился прямо за штабной палаткой.

   В этом раскопе не находили останки - тут был какой-то блиндаж или что-то вро-де этого, брошенный и, судя по всему, засыпанный взрывом. После того, как было разоб-рано слегка просевшее перекрытие, обнаружилась вполне целая внутренняя обстановка, вплоть до телефона на столе из плашек. Игорёк Хлюздин, местный штатный клоун, ко-торый есть в любом каоллективе подростков, всех рассмешил, изображая, как пытает-ся связаться с Вашингтоном - дул в трубку, орал,что не слышно и совершал массу идио-тских действий, пока военрук Сергей Степаныч не разогнал его оттуда. Работать на этом раскопе оказалось не очень-то интересно - что тут раскапывать?! - но Витька и Алька соглашались легко. И, кажется, все понимали - почему.

   Кроме, как с отчаяньем думал Витька, самой Альки.

   Действительно, временами у Витьки возникало ощущение, что Алька и позвала его только затем, чтобы обеспечить дружину ещё одними рабочими руками. Он и работал - не за страх, а за совесть. И на вечерних посиделках и танцевалках Алька вроде бы была с ним. Но...

   Витька и сам не знал, чего ждёт. И сам удивлялся себе. Разве он не валял девчонок, да и взрослых женщин, если ему хотелось? Ну, конечно, не сплошь и рядом, как иногда в разговорах с ребятами там, в той жизни, утверждал он (а сейчас вспоминать было стыдно...), но ведь укладывал, и не очень-то они трепыхались - Витька был красивым и вообще... Но мысль о том, что так можно поступить с Алькой, пугала, сжимались кула-ки - как будто это кто-то другой собирался сделать такое...Да и не дала бы она с собой так поступить, думал Витька. И злился: она просто глупая! Занимается какой-то ерун-дой, как будто не понимает, для чего созданы девушки! И тут же злился на себя: нет, это он чурбак, колода бесчувственная, член на ножках...

   - Вить, - Алька оглянулась и поправила на бедре противогазную сумку - тут все таки-ми пользовались для мелких находок, которые занимают руки, а сразу не положишь, куда надо. - Смотри... Это я там, в ящике под столом нашла. Нагнулась, гляжу - а там ящик.

117.

   Ну и...

   Ещё раз оглянувшись, она достала из сумки два ТТ.

   Самые настоящие Тула-Токарев образца 1933 года. Витька и раньше видел такие, когда жил у Егора, а уж Михал Святославич познакомил мальчишек с этим оружием по-чти в первую очередь. Пистолеты были в некоторых местах тронуты ржавчиной, но лишь сверху. Под пылью блестело суровое воронение.

   - Такие вещи надо сдавать, - Алька испытующе смотрела на Витьку. - Но мы иногда... оставляем.

   - Оставляете? - Витька повёл бровями. - И?..

   - Бери себе. Один тебе, один твоему другу, - сказала Алька. - В этом нет ничего нечес-тного. Вот если там золотые зубы или медали забирать, как чёрные копачи делают... А оружие - оно для дела. Тут ещё патроны, я правда не знаю, годятся они.Но такие патро-ны достать легко.

   - Это твой подарок? - Витька посмотрел испытующе. Алька кивнула и почему-то явно смутилась:

   - Ага, вместо обручального кольца.

   - Аль... - Витька отложил пистолеты на брезент. - Аль...послушай, я...ну погоди, Аль... - хотя она ничего не делала, только смотрела непонимающе и тревожно как-то. И от этих непонимания и тревоги Витька скис. Взял один из ТТ и начал вертеть в пальцах.

   - Что ты хотел сказать? - тихо спросила Алька, беря второй пистолет.

   - Ничего, - буркнул Витька. Алька тихонька вздохнула:

   - Ну хотел же.

   - Ну... хотел. Хотел.

   - Тогда говори...

   - Ты... такая хорошая, Алька... - сказал Витька, поднимая на неё глаза. - А меня ты сов-сем не знаешь - какой я настоящий. Я, может, совсем не такой, каким хочу казаться... И вообще... со мной знаешь, что бывало в жизни? Ты от меня просто убежишь, если я рас-скажу... - и ему вдруг захотелось рассказать всё-всё, как Вальке. Как иногда хочется сде-лать себе больно, чтобы от чего-то отвлечься. Но он представил себе, каким ужасом и отвращением переполнятся чистые глаза девчонки - и вздрогнул.

   - Ты ведь... ты ведь из России на самом деле? - мягко сказала Алька. - Ты,наверное, Ми-халу Святославичу не племянник? - Витька кивнул. - Ну и я знаю. Нам про то, как у вас, много говорят. Ты, наверное, чем-нибудь... ну... нехорошим занимался, чтобы просто жить. Или тебя заставляли. Ну и что? Ты же сам хороший, - Витька поражённо слушал эти простые и мудрые слова.

   - Но ты не знаешь, - помотал головой Витька. - Я воровал... И ещё я такое делал...

   Но тёплая твёрдая ладонь легла ему на губы, и мальчишка замолк, вздрогнув:

   - Мне всё равно, - твёрдо и ласково сказала Алька. - Мне всегда будет всё равно.

   Губы мальчишки - сухие, горячие и шершавые - смешно толкались в ладонь, и Алька неожиданно поняла, что он шепчет.

* * *

   Вечер выдался прохладным, но костёр полыхал, как топка плавильной печи, так что прохлада никого не огорчала. Только что закончился ужин и наступило самое лучшее, по мнению многих, время суток. На большом брезенте Сергей Степанович и ещё несколько человек перебирали сегодняшние находки. Тимка Шавда, один из трёх гитаристов поис-кового отряда, напевал под гитару песню - совершенно неизвестную Витьке.

   - Начну рассказ теперь -

   Жаль, если не сумею! -

   Как наш товарищ пел

   В двадцатом,

   перед смертью...

118.

   Он умер для того,

   Чтоб мы не умирали...

   Каратели его

   Израненного

   брали... - Тимка ударил по струнам:

   - Заржавленным прутом

   Испытывали силу.

   Умаялись потом,

   Велели:

   "Рой могилу!"

   "А, может, ты споёшь?!" -

   Смеясь, спросил хорунжий,

   Надутый, словно ёж ,

   Увешанный

   оружьем...

   Луна ползла, как тиф -

   Безжизненно-сурово...

   И вздыбился мотив!

   И

   зазвучало слово!

   Пел песню комиссар,

   Пел, выбрав гимн из гимнов,

   Пел, будто воскресал,

Пел голову

   закинув!

   Пел - будто пил вино!

   Пел, хвастаясь здоровьем!

   - Мы наш, - он пел, - мы но...

   Мы новый мир

   построим...

   Был чёрным, как земля,

   И мокрым, как из бани!

   Пел - еле шевеля

   Разбитыми

   губами...

   Шептал слова не в такт.

   Упрямо повторялся.

   И - получалось так,

   Что он не пел, а -

   клялся!

   Литые фразы жгли,

   С зарёй перемежаясь...

   Хорунжий крикнул:

   "ПЛИ!!!" ... - грохнули струны... -

   ...а песня - продолжалась!

   Была грозе сродни,

   Светилась и трубила!

   В руках у солдатни

   Плясали

   карабины!

   Дрожали молодцы -

   Ни стати и ни прыти!..

   ...Великие певцы!

   Пожалуйста -

   замрите!

   Смотри: уходит мгла.

   Синеет поднебесье.

   И... силу набрала

   Расстрелянная

   песня!

   Широкий день встаёт

   Над жизнью недопетой...

   А песня та звучит

   Уже над всей

   планетой!..(1.)

   Кончилась песня... Гитара ещё играла, но лениво как-то, а может - задумчиво, и вокруг костра стало почти тихо.Разговор распался на отдельные беседы: так всегда бы-вало перед тем,как все потихоньку начнут вставать и отправляться спать.И жалко,что песня кончилась - и радостно от уверенности, что и завтра будет день не хуже.

Витька смотрел в огонь.Он не понял, о ком была песня и когда это было - разве что

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Стихи Р.Рождественского.

119.

   вспомнилось слово "комиссар" - так называли Альку, а значит - был это хороший чело-век, смелый и честный. Жалко, что погиб, но вот ведь - осталась песня, которую он пел перед смертью, не испугался...Алька привалилась к плечу Витьки - естественно и уверен-но, и мальчишка сперва боялся пошевелиться, чтобы она не отстранилась...а потом пе-рестал думать об этом и просто сидел, краем уха слушал негромкие реплики...

  -- Вот, сегодня нашли...

  -- Ого.

  -- И я о чём... Слава третья степень, Красная Звезда, За Отвагу...

  -- Неизвестный?

  -- Почему? Медальон хорошо сохранился. Из Сибири откуда-то. Палеев Леонид Викто-

   рович, старший сержант, двадцать восемь лет... Уже запрос написали...

  -- А у нас пусто...

   Витька усмехнулся огню. Старший сержант был его однофамильцем. И даже звали его, как отца Витьки, то есть - полный тёзка и однофамилец... Жутковато - и почему-то приятно...

   - М?! - Алька вздрогнула и, дёрнувшись, отстранилась.

   - Ты чего? - удивился Витька. Девчонка глубоко вздохнула и тихо отвтеила:

   - Мне приснилось, что тебя нет...

   - Я есть, - ответил Витька. И повторил - уже для себя скорее: - Я есть.

12.

   В "законный выходной" Витька заспался.

   Валька уже встал, привёл себя в порядок, успел размяться, переделать кое-какие дела по хозяйству дома и в огороде, пройтись по лесу... Было почти одиннадцать, когда Витька начал ворочаться, всё ещё придрёмывая. Валька, посмеиваясь, наблюдал за ним. Он давно заметил за названым братишкой некую безалаберность. Во многих вопросах Витька был умудрённым взрослым, почти пугающе рассудительным и знающим. Но в других - не тянул на те четырнадцать, которые имел. По крайне мере, с точки зрения Вальки. Например, мог не умыться или не почистить зубы, и так несколько дней, если не напомнить - а тогда он огрызался. Или мог вот так дрыхнуть, потом раздражаясь на замечания Вальки и угрюмо сопя на замечания Михала Святославича.

   Витька выкопался из-под одеяла, позевал, посмотрел вокруг. Что-то буркнул и опять завалился в постель поверх скомканного одеяла. Потянулся с явным наслаждением и прикрыл глаза.

   Валька, сидевший возле окна с книжкой на колене, не выдержал:

   - Да приведи ты себя в порядок!

   - Мы что, уже в армии? - уточнил Витька. - Не хочу приводить, не хочу вставать. Всё равно делать нечего. Даже телик смотреть неохота.

   - Тут пятнадцать тысяч книг, - сердито сказал Валька, ощущая, что начинает злиться и зная, что Витька, ощутив это, в свою очередь начнёт его поддразнивать. - Не библио-тека, а клад. Ты бы хоть почитал.

   Витька издал неопределённый звук - ироничный и недоумевающий, недовольный и презрительный. Потом вдруг сел и сердито спросил:

   - Вот ты читаешь. Читаешь, читаешь... Что там такого интересного? Нет, ты мне объясни, - он заметил, что Валька хочет вернуться к книге, - постой, мне правда интере-сно. Книжка. Чем она лучше видака?

   - Хотя бы тем, что большинство книжек не переделаны в фильмы, - Валька хотел всё-таки начать читать, но неожиданно понял, что Витьке и правда интересно.

   - И только? - Валька наморщил лоб. - Вот в фильме. Актёр глазами повёл - и всё ясно... если, конечно, актёр хороший. А в книжке на лист надо расписывать, да и то не у всякого

120.

   таланта хватит.А что не всё пока переснято - так это дело времени и денег, согласись?

   - Положим, - кивнул Валька. - Сам же стихи пишешь - и книг не читаешь, парадокс!

   - Это разные вещи, - возразил Витька. Валька подумал и спросил:

   - А ты слышал о магии написанного слова?

   - Ууууууу... - завыл Витька, откидываясь на постель. Валька разозлился и окончательно захлопнул книгу:

   - Ладно. А так тебе понятно? - он встал, подошёл к Вальке, насмешливо взирающему на него с одеяла, и постучал его пальцем по лбу: - Книга развивает воображение. Она зас-тавляет человека мозги напрягать. Фантазию. Представлять. Додумывать. "На милор-де был красный камзол," - сказал Валька с дурацким пафосом, сам смутился, но тут же продолжал: - В кино глянул - и всё, только зафиксировал, как фотоаппарат. А в книжке прочитаешь - и начинаешь думать: какой милорд? Какой камзол? Почему красный? А ка-кой красный, какого оттенка? И представляешь себе. Целую картинку рисуешь из-за од-ной строчки! Или ты считаешь, что мозги нагружать - только портить?

   Витька, в начале этой короткой горячей речи улыбавшийся снизу вверх, сейчас смо-трел задумчиво. Он был умным парнем, Валька это знал вообще-то. И почти не удивился, только победно усмехнулся (про себя), когда Витька раздумчиво сказал:

   - Да... это ты, пожалуй, верно... Насчёт воображения...

   - Пошли? - предложил Валька, кивая в сторону двери. Витька не понял:

   - Куда?

   - Выберешь себе книжку. Сам. Попытка не пытка, вдруг понравится, а?

   - Да ну тебя, - отмахнулся Витька, но тут же признался: - Я... я, Валь, плохо читаю. Ну, не то чтоб не умею, нет, умею, - поспешно поправился он, - но медленно читаю.

   - А кто за тобой гонится-то? - искренне удивился Валька. Витька несколько секунд смотрел на него, потом встал:

   - Ну пойдём, что ли...

   ...В кабинете Михала Святославича Витька притих и с робким почтением смотрел на ряды книг на полках. Валька ощутил некое превосходство над другом и широким жес-том обвёл плотно стоящие корешки:

   - Выбирай... - но тут же понял, что Витька мгновенно заблудится и плюнет на эту за-тею. - Чего ты вообще хочешь?

   - Да я ничего не хочу, - пробормотал Витька, в этот момент ужасно похожий на чело-века, который в трусах оказался в каком-то высоком собрании и ёжится под устремлен-ными на него удивлённо-возмущёнными взглядами элегантно одетых леди и джентльме-нов, думая об одном: где тут ближайшая дверь. Смотреть на это было забавно, но Валь-ка запретил себе даже улыбаться и уточнил:

   - Ну на какую тему? Тут разные есть. Даже макулатура.

   Макулатурой отец называл детективы и боевики,хотя сам их читал. Валька вспом-нил это и сморщился. Но Витька этого не заметил. Блуждая глазами по полкам, он подо-шёл ближе, прочёл на одном из корешков:

   - Платон. Диалоги... - с сомнением посмотрел на книжку: - Это что, одни диалоги?

   Валька не выдержал - фыркнул. Витька посмотрел обиженно, засопел носом. От-вернулся, наугад снял с другой полки книжку в сером тканом переплёте с вытертым ри-сунком.

   - Вот эту. Эн И Дубов, "Горе одному".

   Валька сам не читал такой книжки, хотя фамилия автора показалась ему знако-мой. Но он всегда плохо запоминал писателей (а вот художников и музыкантов - хорошо, бывает же такое...) И сейчас пожал плечами:

   - Давай...

   Мальчишки вернулись в свою комнату. Валька уселся опять к окну, заметив, что Витька завалился животом на так и неубранную кровать, поставив книгу на подушку и

121.

   подперев подбородок кулаками...

   ...Когда через три часа Валька собрался пойти порисовать, Витька всё ещё читал.

   Валька взял с собой фляжку с холодным соком, несколько бутербродов. Ему хоте-лось поймать осень в августовском лесу. Но лес всё ещё был летним, тёплым и звонким от птиц, и Валька невольно подумал, что, может быть, лето задержится навсегда... А вдруг это - как в одной читанной книжке (на этот раз забылось и название)? Просто он умер или был убит где-нибудь на страшных дорогах или во внезапно ставшем чужом го-роде - и это жизнь после смерти? Рай. Непонятный, ироничный, но хороший "провод-ник", встреченный на полевой дороге и таинственно исчезнувший позже. Лесной кордон, молчаливый лесник, нелюбопытные люди в далёкой деревне, друг и собака...И вечное лето. Может быть, сюда придут и отец с мамой, и надо только подождать... Может быть, сюда соберутся все хорошие люди, которых он знал в жизни - подальше от паскудства, поганства, мерзости и предательства, объявивших себя единственным смыслом жизни...

   Он всё-таки сделал несколько набросков. Они ему не понравились, но Валька не имел привычки выбрасывать даже неудачное, хорошо зная, что взгляд человека меняется со временем - то, что казалось неудачным, позже может восхитить. Потом поел, сидя на прохладном камне, венчавшем пологий холм, поднимавшийся в лесу. И всё-таки сделал ещё один набросок - карандашом. Полевую дорогу, по которой - рука об руку, босиком - шли мама и отец. А чуть сбоку и впереди - Леший. Валька подумал и затенил его лицо полой широкой шляпы, потом пририсовал над плечом камуфляжа рукоять полуторного меча-бастарда, а ноги обул не в ботинки, а в высокие сапоги с отворотами. Хмыкнул, рассма-тривая получившееся. И прошептал:

   - Приведи их, пожалуйста... ты можешь, что тебе стоит...

* * *

   - Ты чего задумался?

   Я покосился на Славку. Тот курил длинными затяжками, глядя на меня с улыбкой и придерживая коленом стоящую между ног "сайгу".

   - Задумался? - медленно переспросил я. Славка докурил, бросил бычок по длинной дуге в траву - щелчком с большого пальца:

   - Ну да... Смотришь куда-то... - он покрутил рукой. - Увидел новый смысл прочтения национальной идеи? Поделись, разовьём вместе.

   - Да нет, - я погладил изгиб магазина своей "сайги". - Просто знаешь... показалось, что кто-то зовёт.

   Он не удивился, только кивнул:

   - Бывает... - и поднялся. - Ну что, пошли? Тебе же пора, ты говорил.

   - Пора, - я тоже решительно встал, закинул на плечо полуавтомат. - Пошли, конечно...

* * *

   Михал Святославич встретился Вальке, когда тот уже возвращался домой - на до-рожке к кордону. Лесник кивнул мальчишке и поинтересовался:

   - Рисовал? - Валька ответил кивком. - А Витек где?

   - Читает, - рассеянно ответил Валька. И добавил: - Наверное.

   - Читает? - переспросил лесник. Валька пожал плечами:

   - Мы там у вас книжку взяли. Дубова. Вы не против?

   - Да ради бога, - отозвался Михал Святославич, - сколько можно спрашивать... И поин-тересовался: - А точно читает?..

   ...Витька читал. Лёжа в той же позе - как будто и не вставал. Читал он и потом, читал во время позднего обеда и дальше до вечера, отделываясь от Вальки неопределён-ным мычанием. И только когда Михал Святославич закрылся у себя в кабинете рабо-тать, а в окнах сгустились прохладные августовские сумерки, Витька от книжки отор-вался и побрёл чистить зубы, задумчиво глядя перед собой.

   Не в шутку озабоченный таким поведением, Валька настороженно остался сидеть

122.

   в комнате. Потом поднял книжку, быстро просмотрел, мгновенно выхватывая целые ку-ски текста, и через десять минут уже имел представление, о чём там идёт речь. Книж-ка была небольшой, он сам такую проглотил бы часа за три. Но Витька и правда читал медленно.

   Витька вернулся и, натянув штаны, уселся около окна. Толчком распахнул его. Валь-ка мгновенно погасил свет и подсел с другой стороны. Осторожно спросил:

   - Ну ты чего?

   - Хорошая книжка, - отрывисто сказал Витька. - Я там ещё на полке видел этого Ду-бова. Буду читать. Потом. Я пока только первую часть прочитал - "Сирота". И... ты прав, наверное. Так не снимешь. Так просто никто не сыграет...

   - Тебе понравилось, потому что... - Валька помедлил. - Потому что немного похоже на тебя?

   - Похоже? - искренне удивился Витька. - Совсем не похоже...Ни немного,никак. В смы-сле, этот вот пацан тоже сиротой остался, да. Но ты... погоди, а откуда ты знаешь, ты же сказал - не читал? - спохватился он.

   - Я сейчас просмотрел, - признался Валька. Витька недоверчиво спросил:

   - И что, всё запомнил?

   - Ну, не всё... Но знаю, о чём там речь.

   - Это здорово ты... Да, вот. Пацан. Вот он тоже один остался, по стране бегал... Но ты посмотри, ему встречались хорошие люди. И главное - у них, у этих хороших людей, власть была. Возможность ему помочь. Они и помогали. Кто чем. А я? Я тоже хороших людей видел, но они же не могли ничего. Разве что накормить или там денег немного дать. Вот только Егор... - голос Витьки дрогнул, но он справился с собой. - А всякие гады со мной - как... как с игрушкой. И ведь с полным правом, как будто так и надо, а всем ос-тальным плевать... Но я же не игрушка, - тихо сказал Витька, глядя в темноту. - Я жи-вой... А они украли у меня всё детство, - просто добавил он, и эти пафосные слова проз-вучали именно просто, естественно и уместно. - Всё детство, Валь. Самые... как это там - самые беззаботные годы. Понимаешь? Украли и не заметили даже. Что же тут похожего? Слушай, - Витька повернулся к другу. Валька слушал - напряжённо и внимате-льно, - а может, это выдумка? Ну, сказка? Если тогда и правда так вот было, то зачем же от этого отказались?Когда никто не лишний,когда для каждого хоть чуточку тепла есть...

   - Я не знаю, Вить. - прошептал Валька, ощущая, как горят щёки. От стыда. Ведь он-то тоже жил на свете, пока Витькины душу и тело где-то нечеловечески калечили, ло-мали и гнули. И не сломали только чудом... Жил - и даже не думал о таких вещах. Его-то детство было и правда беззаботным... - Я сам не могу понять... Но отец мне говорил, что тогда и правда так было. Как в книжке. Никто никому не чужой и никого не броса-ют совсем... А потом все как будто помешались. А когда прозрели - уже поздно стало. Отцу я верю... Всегда буду верить. Я только объяснить не могу, почему так вышло. И он не мог.

   - Как ты думаешь... - Витька облизнул губы. - Валь, ты только... не смейся... Как ты думаешь - Сатана есть, да? Это он всё так... сделал?

   Из окна тревожно потянуло сырым холодом. Валька почувствовал, что ему не по себе - на самом деле не по себе, не в шутку. Как будто кто-то подошёл к окну с той сто-роны - нет, не чудовище из дурацких "ужастиков", а... а кто-то на самом деле страш-ный. Не внешне. Нет...

   - Наверное, есть... - прошептал он, хотя минуту назад засмеялся бы и отмахнулся в ответ на такой вопрос.

   - Но тогда есть и Бог? - спросил Витька. - Почему он не защитит людей? Хороших лю-дей?

   - Я не знаю, - с отчаяньем сказал Валька. - Не знаю, я никогда не думал...

123.

   - А я думал, - сказал Витька, снова глядя в окно. - Иногда. Сатана - это не чёрт с рога-ми, мне кажется. Просто какая-то... ну, сила такая. Которая может существовать только когда людям плохо. Как вампир, когда кровь пьёт. А эта сила - боль, что ли... Бе-ду разную... И чем людям хуже - тем она сильнее. А Бог - это просто совесть.

   Валька помолчал. Спросил:

   - А ты правда... радовался, когда с поиска вернулся?

   - А ты? - вопросом ответил Витька.

   - Я... Я сам по себе. А Алька?

   - Дурак ты, Валентин, слушай, точно тебе говорю, - отозвался Витька. - Это же со-вершенно разные вещи. Она - и ты. Я вот. Слушай. Это я там сочинил, но ведь про нас с тобой...

   - Стихи? - Валька устроился удобнее, видя, как поблёскивают в полумраке белки Вить-киных глаз. - Давай...

   - А в кафе придорожном ночном

   Дует кофе случайный народ.

   Слушай, друг: давай-ка зайдём

   И посмотрим, кто чем живёт.

   Дальнобойщики, бомжи, менты,

   У дверей - пара стоптанных шлюх,

   А теперь ещё я да ты -

   Два кусочка мозаики, друг.

   А за окнами дождь моросит,

   На асфальте - луж мелких рябь,

   Над фургонами косо висит

   Туч беззвёздных дырявая хлябь.

   Сигаретный плавает дым.

   Мат и смех, в телевизоре - рэп.

   И котёнок, сидя под ним,

   Доедает оброненный хлеб.

   Три монетки по пять рублей.

   И стаканчики с кофе парят.

   Эй, за стойкой - до края налей!

   Ты и я - уже двое, брат...

   Слушай, я больше вот - не могу.

   Веки падают - всё, отбой...

   Посмотри, я немного вздремну,

   А потом поменяюсь с тобой...

   ...Сигаретный всё гуще дым.

   Пахнет кофе, бензином, дождём.

   Ничего. Вот поспим-посидим,

   А с рассветом - дальше пойдём.

   - Ты и я - уже двое, брат, - повторил Валька, не шевелясь. - Знаешь, я так обрадовался, когда ты пистолет мне подарил...

   - Ага, - Витька соскочил с подоконника. - Я пойду. Ещё книжки посмотрю...

   ... - Можно, дядя Михал?

   - Входи,- лесник поднял голову. - А чего вы ещё не спите?Завтра пойдёте лис смотреть, а вернётесь через пару дней - и вперёд в село. На уборочной руки лишними не бывают...

   - Да это всё хорошо, ладно... - Витька поднял и опустил плечи. - Дядя Михал. Эти день-ги. Которые у вас лежат. Что на них можно сделать?

   Лесник поднялся. Подошёл к окну, открыл его. Витька прислонился плечом к косяку и ждал ответа.

   - Многое, - ответил Ельжевский. - На них можно купить оружие. На них можно подку-пить жадных и нужных людей. Можно оплатить лечение раненых и больных...

   - А родителей Вальки можно... выкупить?

   - Нет, - ответил лесник, не поворачиваясь.

   Витька потянул воздух сквозь зубы.

   - Ладно... А вот ещё. Я... если я их отдам. Их не украдут?

   - Нет, - так же безразлично уронил Ельжевский.

124.

   - Тогда пусть... вы их возьмёте и отдадите... - Витька сжал кулак. - Мне они не нуж-ны. Пусть они будут для дела.

   Михал Святославич обернулся. Подошёл к Витьке и взял его за подбородок:

   - Витя, - сказал он, - ты хорошо подумал?

   - Хорошо. Я так хочу. Пусть они будут для дела, - повторил Витька.

   - Сынок, - Михал Святославич положил руки на плечи Витьки. - Ты... - он закашлялся и сердито сказал: - Иди спать сию секунду!

   - Бегу, - согласился Витька...

   ...Валька появился на пороге, когда Ельжевский как раз отключил компьютер. Лес-ник сердито уставился на мальчишку:

   - Да что за вечер визитов сегодня?!

   - Извините, дядя Михал, - Валька вздохнул. - Но правда надо поговорить.

   - Прошу, - лесник указал в кресло. - Я весь внимание. Что ещё случилось?

   - Дядя Михал, - Валька помолчал. - Я хочу вас просить. Чтобы вы помогли мне стать... понимаете, чтобы я мог делать что-то полезное...

   - Примите меня в партизаны, - без иронии ответил ельжевский, разглядывая мальчиш-ку. Валька ответил с вызовом:

   - Это действительно так. Я всё понимаю,да вы ничего и не скрываете.Но я хочу делать что-то полезное. А не просто помогать вам в лесничестве и учить характеристики ино-странного оружия... хотя это и интересно.

   - Иди спать, - устало сказал лесник.

   Валька не видел, уходя, как Михал Святославич улыбнулся ему вслед.

13.

   - И ты тоже просился? - спросил Витька.

   Валька кивнул и бросил в котелок горсть земляничных листьев. Пар подёрнулся све-жим пронзительным ароматом уходящего лета.

   - Не сказал ни "да" ни "нет".

   - А я деньги отдал, - беззаботно ответил Витька, в рост вытягиваясь на расстеленном одеяле. - Слушай, давай потренируемся, пока кипит? - привстав на локтях, он выжида-тельно посмотрел на Вальку.

   Лагерь ребят, в котором они жили уже два дня, располагался на берегу ручья, меж-ду тремя дубами. Палатки с ними не было - прочный шалаш её вполне заменял. Над кост-рищем на толстой жерди, поддерживаемой двумя Y-образными палками, висел котелок. Ни мусора, ни сора вокруг.

   - Мы можем и сами... - неуверенно начал Витька, но Валька, вставая, бросил:

   - Да ладно тебе.

   - А чего ждать? - Витька тоже встал. Валька неожиданно засмеялся:

   - Да приказа, дурачок. Приказа. Ты что, правда ничего не понял? - Витька помотал го-ловой. - Мы ведь уже на службе. Уже. Пойми ты это.

   Витька задумался. Свёл брови. И медленно сказал:

   - А ведь, пожалуй, да-а... Я как-то просто... - он пожал плечами. - Ну что, будем тре-нироваться?

   В следующие три часа, пока не начало темнеть, мальчишки с азартом, в охотку, тренировались мгновенно вскидывать наизготовку карабины и выхватывать из кобуры пистолеты - в падении, на бегу, в броске, стреляли в цель, не жалея патрон, метали но-жи, фехтовали на палках, боксировали, спарринговались по саватту и боевому самбо, которое преподавал им лесник. Устали - но эти занятия доставляли им яркое и сильное удовольствие, похожее на запах пороха, пота и горячего железа - именно так пахли оба, когда присели возле ручья - вымыться перед ужином.

125.

   - Завтра возвращаемся, - сказал Валька, расчёсывая волосы и стягивая их повязкой. - Пора.

   - Пора так пора, - согласился Витька. - Ты слышал, на уборочную отправляемся.

   - Ну и отлично, - рассеянно ответил Валька. - Пошли есть, - он потянулся, не вставая с корточек и пропел: - Есть в демократии что-то такое,

   К чему неприятно прикасаться рукою...

   Хрипит перестройка в отвоёванных кухнях -

   Ждёт, когда и эта стабильность рухнет...

   Раскочегарив костёр снова, мальчишки занялись консервами и оставшейся со вчера-шнего дня ухой, застывшей в котелке, как заливное. Высоко над их головами чертили ноч-ное небо падающие звёзды. Холодало, и Витька без удивления заметил, что на выдохе изо рта вылетает лёгкий пар.

   - Неужели лето кончается? - спросил он удивлённо. - А я и не заметил, как прошло...

   - Это потому что много было нового и хорошего, - философски ответил Валька. И нео-жиданно понял, что это правда. Несмотря ни на что - правда. Особенно - для Витьки, что уж говорить. Очевидно, Валька, сам того не заметив, при этих мыслях улыбнулся, потому что Витька, тоже улыбнувшись, немного удивлённо спросил:

   - Ты чего?

   - Да так, - ответил Валька. - Почитай что-нибудь новенькое, если есть.

   - Есть, - охотно отозвался Витька. - Вот.

   В серой пыли трава

   Проволочно-жестка.

   Бросив в неё барахло,

   Быстро бежим к воде.

   Серый весёлый щенок

   С лаем мелькает в ногах.

   Чахлые ивы. Мазут.

   Мы отдыхаем здесь.

   Слышен буксира гудок -

   Машем ему в ответ.

   После ныряем с труб -

   Вопли, мы входим в раж.

   Жить - это быть сейчас.

   Мы не робеем от бед.

   Старый разбитый причал

   Для беспризорных - пляж.

* * *

   Валька уже привык к тому, что иногда его пробивает бессонница. Сперва это его беспокоило, но потом Михал Святославич просто объяснил, что с бессонницей дела обс-тоят так же, как с разными там "синдромами": тот, у кого сильная воля и твёрдая жизненная мотивация, посылает их на хрен, а другие начинают пить или - хуже того! -ходят по психиатрам. Бессонница - не спи, что, дел нету, что ли? Вот и делай. Да ещё и лучше ночью - никто не мешает, не стоит над душой и вообще...

   Правда, в данный конкретный момент дел у Вальки не было. Но, когда он открыл глаза и понял, что в ближайшее время не уснёт, то особого дискомфорта не испытал. Полежал, позёвывая и принципиально ни о чём не думая, потом выбрался из шалаша.

   Снаружи было холодно и красиво. На траве уже лежала ледяная роса, политая лун-ным светом. Луна была полная, чисто-серебряная, в её сиянии исчезли почти все звёзды. Стоя на колене возле входа в шалаш, Валька оглядывался по сторонам. В этот момент он был ужасно похож на своих же далёких предков - может быть,на тех, что, спасшись с погибающего Туле и растеряв почти все знания и память, скитались по равнинам Евра-зии тысячелетия назад... Длинноволосый, худощавый, с удивлённым взглядом мальчишка возле шалаша на берегу ручья. И всё вокруг - небо, вода, деревья, трава, земля, воздух - смотрели на него в ответ.

   Наверное, были какие-то слова, чтобы разбудить всё вокруг, услышать живые го-лоса и самому ответить понятным им языком... Вот только Валька не знал этих слов. И не мог переступить тоненькую грань, за которой твоим другом и помощником станови-тся весь мир. Поэтому Валька только улыбнулся беспомощно и, встав в рост, неспешно пошёл к ручью. Присел у воды и зачерпнул ладонью прозрачный холод. Капли падали с па-

126.

   льцев медленно, как жидкая ртуть, наполняясь в своём коротком полёте светом - и раз-биваясь о поверхность воды, становясь её частью снова. Может быть, подумал Валька, это и есть наша жизнь: сорваться, сверкнуть и стать снова частью чего-то огромного - до нового рождения?Тогда это не страшно. Разве страшно капле возвращаться в воду?

   Но разве у капель есть родители? Разве каплям может быть тяжело? Или кому-то люди столь же безразличны, как Вальке - катящиеся с его ладони капли? Валька снова зачерпнул воду и пролил её - теперь уже струйкой. Неожиданно далеко разнёсся холод-ный серебиристый плеск.

   А Большая Медведица светила всё-таки ярко, несмотря на лунное сияние.

   - Cerch i Mbelain (1.), - сами собой вспомнились слова, и Валька усмехнулся,водя рукой над водой.Странно. Ведь учил год назад эльфийские слова и почти верил,что написанное Про-фессором (2.) - правда... хотя - кто знает? Как там ещё?.. - Сelebren gilgalad(3.)... - снова вслух добавил Валька. Интересно, правда ли, что Леший был одним из первых толкинис-тов в России? Нет, тогда в СССР...

   Если бы был СССР - как бы жил Валька? Наверное, не было бы у него такой своей комнаты, как там, в Воронеже... Но зато не было бы у Витьки той жизни, которой он жил с девяти лет.

   Может быть, с этого и начинается подлое предательство? Пусть всё идёт пра-хом, лишь бы у меня была моя роскошная комната (дом, дача, машина, загранпаспорт - нужное подчеркнуть или вставить). И далеко не каждый сможет отказаться... Или мо-жно было как-то сделать, чтобы всё было у всех? Как в книжке "Туманность Андроме-ды" старинного писателя Ефремова(4.)... Грустная книжка, потому что в мир, описан-ный там, хотелось. И было понимание, что такого мира - не будет.

Кто ты? Куда ты идёшь?

Я - просто странник... -

   вспомнил Валька строки из старинной английской поэмы "Havamal".

   Кому нужны эти поэмы, этот эльфийский язык, эти книги, вся прошлая жизнь Ва-льки, если на улицах убивают детей? И зря отец не поделился с сыном своими тайнами. Наверное, думал, что Валька всё ещё маленький и не поймёт... Поделилась жизнь, кото-рая отобрала отца и маму. Щедро поделилась...

   Валька плеснул себе в лицо водой. Пробормотал:

   - Rhach...(5.) - и добавил по-французски: - Terrible...(6.)

   И выматерился по-русски. Но, сделав это, почти услышал голос де ла Роша: "Ору-жие воина - тяжёлые удары, а не грязные слова."

   Стало стыдно.

   - Ты чего не спишь?

   Валька обернулся. Витька стоял возле шалаша и зевал.

   - Да так, - Валька встал. - Может, давай сейчас прямо и пойдём, раз ты проснулся? Или ты опять залечь собираешься?

   - Пошли, - пожал плечами Витька. - Только я умоюсь, и пожуём чего-нибудь.

   - Все волки в лесу передохли, раз ты умываться решил, - заметил Валька. Витька фырк-нул, сел у воды, начал плескаться. - Вить... - Валька нерешительно помолчал. Витька по-днял на него глаза, сдул с губ воду. - Вить, я хочу домой.

   Витька встал. Посмотрел в воду. И вдруг сказал:

   - Валь... я вот что хочу спросить. Если бы ты мог сейчас вернуться. И чтобы всё было как раньше. Ну - ты бы жил, всё такое прочее... Как раньше, в общем. Ты бы вернулся?

   1. Большая Медведица. (синдар.) 2. Фамильярно-уважительное прозвище Дж.Р.Р.Толкиена, распространённое среди поклонников его творчества. Дж.Р.Р. в самом деле был ессором Оксфорда. 3. Серебристый свет звёзд (синдар.) 4. ЕФРЕМОВ Иван Антоно-вич (1907-72), русский писатель, палеонтолог. Научно-фантастические, приключенческие, социально-философские романы: "Туман-ность Андромеды" (1957), "Лезвие бритвы" (1963), "Час быка" (1968-69) и другие. В "Туманности Андромеды" показал величествен-ный мир будущего победившего коммунизма, но в "Часе Быка" предупреждал людей о трагической опасности засилья мещанства, кос-ности, жестокости - фактически предугадав, к сожалению, линию развития земной цивилизации в конце ХХ-начале ХIХ века.

   5. Проклятье... (синдар.) 6. Ужасно... (фр.)

127.

   Валька с ужасом посмотрел на друга - словно тот в самом деле предлагал такой выбор и мог выполнить решение Вальки. Витька молчал.

   Отец и мама. И привычная жизнь. А Михал Святославич, дороги, дождь, тяжёлый груз проблем,сам Витька - где-то на другом полюсе.Как будто глядишь из окна на грибок в песочнице, на ребят под ним - и знаешь, что эта жизнь тебя никогда не коснётся...

   - Зачем ты спросил? - с отчаяньем прошептал Валька. - Ну зачем?! А если бы тебе предложили маму и отца вернуть - ты бы...

   Витька прыгнул на Вальку.

   Тело среагировало само. Валька уклонился, швырнул Витьку через бедро - точнее, просто помог перелететь через него. Но тот упал на руки, мягко перекатился и быст-рым круговым движением своих ног подсёк ноги Вальки. Падая, Валька подскочил, как на пружинах - с плеч. Витька ударил навстречу кулаком - Валька пропустил кулак над пле-чом, скрутился в поясе, садясь - и локтем достал Витьку в солнечное. Не в полную силу, дозированно - но этого хватило, чтобы, задохнувшись, тот сел на траву, и Валька опус-тился рядом.

   - Давай... так... - одышливо предложил он. - Не спрашивать... про это. Это... палачес-кий выбор. Даже в мыслях. Всё есть... как есть. Повторяй... за... мной: всё есть... как есть.

   - Всё есть... как есть, - повторил Витька, морщась. - Прости меня... всё есть... как есть. Я не хотел.

   - Всё есть, как есть, - Валька обнял Витьку за плечи и тряхнул. - Всё есть - как есть... Ты всё-таки дерёшься лучше меня.

   Валька засмеялся...

   ...Седой от росы луг светился, как будто залитый жидким металлом. Во всю мощь сияла луна.

   Мокрые по пояс, двое мальчишек шли по еле заметной тропинке.

   С опушки леса, которую они покинули, смотрел им вслед большой волк.

14.

   ...Кончался август...

* * *

   Витька и Валька спали на сеновале недалеко от полевого стана N4. Внизу, у пола, буйствовали мыши,но мальчишки обращали на это внимания не больше, чем на собствен-ное дыхание.

   Валька, как всегда, проснулся первым. Потянулся, раскинув руки в стороны и вызвав справа бормотание: "Ммммщаккдмммидинннххх..." И съехал с сена на тёплый дощатый пол.

   Снаружи был солнечное, но прохладное утро - мотались в низинках клочья тумана, всходило алое солнце.Где-то вдалеке урчали двигатели, и репродуктор горланил сябровс-кую "У крыници". Подпевая: "А у крыници льётся то ли смех - а то ли из ведра - да через верх!..", Валька выбрался наружу, к колодцу,из закрытого крышкой сруба которого стру-йкой сбегала из врезанной трубы в канаву вода.

   Валька умылся - вода была холодной, казалось, что в ней похрустывают льдинки. Встав, потянулся снова, от души позавывал при этом. Улыбнулся, вспомнив, как местные не верили, что длинноволосый мальчишка - которого они знали куда меньше, чем Витьку - неплохо разбирается в сельском хозяйстве. Спасибо де ла Рошу.

   Кстати, здешнее хозяйство отличалось от тех, в которых работали мальчишки из школы бывшего французского офицера в России. И размахом,и организованностью, и сла-женностью, и количеством техники - причём в лучшую сторону. Поработав несколько дней, Валька уяснил, почему Беларусь не нуждается в иностранных сельхозпродуктах. В

128.

   России ещё ходила запущенная в начале 90-х годов ХХ века глупая легенда о том, что-де основа западного сельского хозяйства - фермеры. На самом деле Запад кормят огром-ные, крупнее советских колхозов, сельхозпредприятия - латифундии, ранчо и прочие, с сотнями наёмных работников, десятками машин, собственными перерабатывающими комплексами и развитой системой сбыта продукции напрямую в магазины. А все те уми-лительные западные фермеры, которых показывают по российскому телевидению - это либо отдельные фанатики (щедро спонсируемые государством, как экзотика для турис-тов), либо богачи, у которых просто есть хобби - работать на земле. Накормить даже маленькую страну они не могут в принципе. Власть "батьки" это понимала, поэтому, едва был придушен режим Шушкевича(1.), как Лукашенко остановил развал колхозов и щедро профинансировал их. Как результат - ни единой картофелины и ни единого грам-ма мяса небогатая в общем-то страна не закупала за границей,а каждый пятый комбайн и каждый третий тяжёлый грузовик в мире производились в Белоруссии. И работала эта техника не только на белорусских полях. В частности, кичившаяся своими "успеха-ми" путинская Россияния покупала и арендовала технику именно здесь, у Минска. И этой независимости не могли простить батьке ни за рубежом, ни - кое-кто - внутри страны. Особенно заметна была разница для русского человека, уже привыкшего к остовам ферм, заросшим бурьяном полям, повальному пьянству и разбитым дорогам русских сёл, в кото-рых только кое-где копошились для собственного прокорма "фермеры",да изредка встре-чалось хозяйство, чудом сумевшее выстоять под напором "демократии". Валька эту раз-ницу хорошо видел - снова спасибо де ла Рошу! - и про себя удивлялся: неужели так было в СССР везде? Витька не удивлялся - он просто принял эту жизнь как данность и рабо-тал охотно, хотя сначала и не очень умело.

   Нельзя сказать, что тут царил какой-то особый энтузиазм, как в старом советс-ком кино, где арийского вида колхозники и колхозницы играючи перевыполняют нормы и сворчивают горы лёгким нажимом плеча, не забывая распевать песни. Дело в том, что работа крестьянина - чудовищно трудная вещь, такое понятие, как "рабочий день" встречается горьким смехом, а слова "битва за урожай" в белорусских условиях зоны рискованного земледелия(2.) вовсе не имеют ироничного смысла: день потерял - урожай тоже можешь потерять. А государственная поддержка вовсе не означает, что кто-то станет кормить бездельника и лентяя. Увольте... Поэтому вкалывали гирловцы от мала до велика не за страх, а за совесть - так, что к концу рабочей смены засыпали за стола-ми. Валька и Витьку, собственно, никто не заставлял так же работать, но в обоих в по-лный голос заговорил чёртов славянский коллективизм: все в овраг, и я за всеми! Да и ме-стные ребята пояснили: за полубесплатную жизнь - путёвки, школу, развлечения и мно-гое другое, за что в России приходилось платить из своего кармана (кармана родителей) наличными и что поэтому становилось недоступным для большинства - тут в принципе тоже надо платить. Но честно - не украденными или наспекулированными деньгами, а трудом. Как потопаешь - так и полопаешь.

   Неудивительно было, что в больших русских городах в таджикско-молдавско-укра-инской массе работяг, жаждущих найма,нет белорусов. Они и у себя дома неплохо могут жить. Если пашут.

   Хотя первоначально прямо руки отвязывались даже у Вальки. Казалось, что рабо-

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. ШУШКЕВИЧ Станислав Станиславович (р. 1934), белорусский государственный деятель, председатель Верховного Совета Бело-руссии в 1991-94. Один из инициаторов развала СССР, ярый западники и русофоб. К счастью режим его правления был прекращён по-сле выборов 1994 года, приведших в власти Лукашенко, и Белоруссия избегнула страшной судьбы России или Украины - безработицы, беспризорщины, криминальных войн, засилия этнической преступности, работорговли, уничтожения культуры, медицины и образова-ния. 2. Дело в том, что почти вся территория бывшего СССР располагается именно в "зоне рискованного земледелия", где от ка-призов погоды зависит практически всё. Поэтому насмешки "демократов" над советской "битвой за урожай" - это просто выпады неграмотных людей, не знающих, что русскому крестьянину для получения тех же результатов нужно потратить сил в 2-3 раза бо-льше, чем его европейскому коллеге - и в 4-7 раз больше, чем коллеге из тропической зоны. Кстати, именно поэтому вступление Рос-сии в ВТО станет окончательным приговором русскому сельскому хозяйству - его остатки не смогут конкурировать с продукцией из стран, где не надо тратиться на тёплые коровники, добротную одежду работникам, зернохранилища, отопление и освещение и мож-но получать три урожая в год, просто бросив в кое-как расковырянную землю семена.

129.

   те просто не будет конца, а цель у неё только одна: угробить работников. И ведь это ещё не всё - "всё" будет только хорошо если к концу сентября.

   Поэтому ничего удивительного в том, что двое мальчишек ночевали на старом се-новале, в общем-то не было. Где их застала команда "отбой", переданная по рации, там и залегли.

   - Ждрать охота, блин, - послышался голос Витьки. Валька обернулся, махнул рукой:

   - Bonjour(1.), - отозвался Валька. Витька, зевнув и почесав чёрное от загара плечо, задум-чиво произнёс:

   - Подозреваю, чтобы ты меня обложил, хотя и не знаю, как. Плохо не учить иностран-ных языков... Хотя... - и он, кривляясь на рэперский манер, проорал: - Хэй, Семёновна-пе-регнутая-по-всему-видать-е...тая, йо! Круто я?

   - Слов нет, - согласился Валька. - Йо, в натуре. Всю ночь учил, аж запыхался, видно... Иди хоть умойся, а я пока оденусь и консервы открою...

   ...Доесть ребята не успели - они как раз кипятили на нескольких таблетках сухого горючего чай, когда послышался вызов рации, и голос Михала Святославича сообщил:

   - Давайте на кордон, сейчас за вами подойдёт машина.

   - Так это, - Витька посунулся ближе через плечо Вальки. - Дядя Михал, у нас сейчас ре-монт, мы не закончили вчера...

   - Команду выполнять. - ответил лесник и отключился.

* * *

   Михал Святославич ожидал мальчишек в полной боевой - даже на ремне, опущен-ном на бедро, висела кобура с мощной "гюрзой". Таким лесника мальчишки ещё не видели. Он был сух, деловит и отрывист:

   - Быстро собирайтесь. Как я учил.

   Мальчишки переглянулись... но через пять минут уже стояли перед лесником: в ка-муфляжах,охотничьих разгрузках, с рюкзаками, в которых был запас продуктов. Только после того, как Михал Святославич оглядел их и молча кивнул, Валька осмелился осторо-жно спросить:

   - Разрешите обратиться? - и,получив кивок,задал собственно вопрос: - А куда это мы?

   - На манёвры, - отрезал лесник. - Марш к джипу, уже почти опаздываем.

   - На манёвры, - значительно посмотрел Витька на Вальку. Тот уважительно покивал:

   - Наверное, участковый будет из пистолета по банкам стрелять, - и оба с хохотом вы-летели наружу.

* * *

   Своего удивления в тот день, на центральной площади Гирловки, Валька не забудет никогда.

   - Армия у Беларуси небольшая, хотя и хорошо подготовленная и оснащённая, - говорил Михал Святославич, пока они ехали лесными дорогами - точнее, мчались. - Кстати, - по-думав, добавил Михал Святославич, - намного лучше, чем русская. Поэтому на всякий слу-чай во-первых никто не собирается отказываться от всеобщей воинской обязанности. А во-вторых в лесных районах полуофициально разрешено создание отрядов самообороны. Но это официальное название, а так они сами себя называют Имперская Пехота - это серьёзно - или Батьковы Паляунычники, если для прикола, как вы говорите. На случай оккупации или внутренних беспорядков. Вот в Гирловке такой отряд очень даже солид-ный. Людям есть, что защищать... А теперь закройте ключики, салабоны, чтобы от удивления не поперхнуться.

   - Ну ни фига себе... - пробормотал Витька, рассматривая не очень ровный строй, в ко-тором было не меньше трёхсот человек лет от 15 и до 50-60. Стояли довольно безала-берно, обмундированные в разномастные камуфляжи, с такими же разными рюкзаками (или даже вещмешками), кто в ботинках, кто в сапогах, кто в кроссовках. Разными были

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Добрый день (франц.)

130.

   и разгрузки - от армейских и охотничьих до самодельных. Объединяли всех во-первых фу-ражки - небольшие, не чудовищные "аэродромы" россиянских военных - а во-вторых на-рукавные нашивки на правом рукаве. Подобную мальчишки видели на лобовом стекле джипа Михала Святославича. Фуражки украшали кокарды - крест в ромбе и круге, окружённом языками пламени.

   Одинаковым было и вооружение ополченцев: у каждого - само-зарядный карабин "сайга" с оптикой,большой револьвер "удар", фин-ский нож и топорик.

   - Не очень шикарное оружие, - слегка разочарованно сказал Вить-ка. Михал Святославич покосился на него иронично:

   - Ты думаешь?.. Ладно. Пошли. Держаться рядом со мной - вы мои порученцы.

   - Мы его кто? - шепнул Витька, выпрыгивая из "лендровера" сле-дом за другом.

   - Адьютанты, - ответил Валька негромко.Всё в нём пело. - Вить, ты понимаешь... что это? Это же то самое!!!

   - Ага, - ответил Витька тоже восторженно.

   Михал Святославич изменившимся - пружинистым, чеканным, каким-то звонким - шагом подошёл и встал перед подтянувшимся и примолкшим строем. Вокруг, кстати, со-бралось почти всё население. Витька поискал глазами Альку... и вдруг сообразил, что она стоит в строю! Да-да, на левом фланге! Дать этому даже мысленную оценку Витька не успел - председатель колхоза, выйдя из строя, ловко вскинул руку к козырьку и отчеканил, замерев перед Михалом Святославичем навытяжку:

   - Товарищ командир дружины! Пятая дружина Имперской пехоты имени Петра Маше-рова(1.) для начала смотра перед манёврами построена! Рапортовал начальник полевого штаба дружины сотник Ряга! Рапорт сдан!

   - Рапорт принят, вольно, - кивнул Михал Святославич. Председатель, повернувшись с отличной выправкой, крикнул:

   - Воль-на-а!..

   ...- А почему имперская? - поинтересовался Валька. - Мне не кажется, что Бела-русь претендует на роль империи... Что вообще может претендовать.

   Полевой штаб располагался в большой армейской палатке,разбитой на берегу реки, в густом тальнике, с соблюдением всех правил секретности. Где-то вокруг Гирловки раз-ворачивались манёвры, на которых роль "врага", ищущего "партизан", играли регулярные бойцы спецназа КГБ республики, высадившиеся на железной дороге. Раньше Валька поду-мал бы: "Царила деловая суета," - но сейчас понимал: никакой суеты нет. Делалось дело. Не для галочки, как на многих "настоящих" манёврах - а увлечёнными людьми и всеръёз.

   - Ну да ну да, - кивнул лесник. - В Пруссии половина населения была славяне. А в Пьемон-те - французы и швейцарцы. Обе этих территории были маленькими и слабыми. И тем не менее Пруссия объединила Германию, а Пьемонт - Италию. История ходит непред-сказуемыми путями, Валентин. Может быть, лет через пятьдесят мы увидим Славянс-кую Империю от Тихого океана до Балтики, Средиземного моря и Индийского океана - а столица будет в Минске...

   Неясно было, шутит лесник или говорит серьёзно. Валька и не пробовал этого по-нять. А Михал Святославич добавил - уже точно серьёзно:

   - Беларусь - это последнее свободное славянское государство. И кто знает, долго ли останется оно свободным... но мы приложим все усилия к тому, чтобы так было подо-льше!.. Хватит болтать... - Михал Святославич наклонился над разложенной на столе

   ____________________________________________________________________________________________________________________1. МАШЕРОВ Петр Миронович (1918-80), белорусский государственный деятель, Герой Советского Союза (1944), Герой Социалисти-ческого Труда (1978). В 1941-44 командир партизанского отряда, комиссар партизанской бригады, секретарь подпольного обкома ЛКСМ Белоруссии. В 1947-54 1-й секретарь ЦК комсомола Белоруссии. С 1955 1-й секретарь Брестского обкома КП Белоруссии. С 1959 секретарь, 2-й секретарь, с 1965 1-й секретарь ЦК КП Белоруссии. Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с 1966. Погиб в ав-томобильной катастрофе, скорее всего подстроенной двойными агентами КГБ/ЦРУ, опасавшимися влияния бывших партизан на по-литику СССР.

131.

   схемой организации дружины. Валька заглянул через плечо, с интересом разглядывая ак-куратный чертёж - да, это были не самозарядные карабины...

   Стрелковая пятёрка состоит из:

  -- командир: "сайга" + "удар"

  -- снайпер: "мосин" или "маузер" + "удар"

  -- пулемётчик: ДП-27 или МG42 + "удар"

  -- гранатомётчик: ГМ94 + АК-104 + "удар"

  -- стрелок: АК-103 (ГП-30) + "удар"

   Пятёрка полусотни разведки состоит из:

  -- командир: АК-103 (ГП-30) + "удар"

  -- снайпер: "мосин" или "маузер" + "удар"

  -- снайпер: "сайга" + "удар"

  -- минёр: АК-104 + "удар"

  -- следопыт: АК-103 (ГП-30) + "удар"

   В полусотню огневой поддержки входят десятки:

   1. пулемётов:

   - командир:

   3 расчёта 12,7-мм ДШК

   2. миномётов:

   2 расчёта 82-мм БМ-41

   3. РПГ:

   5 расчётов РПГ-2

   4. бронетехники:

   2 экипажа бронированных "газелей" с 82-мм миномётом БМ-41 и ДШК

   5. мотоциклов:

   - командир на двухместном мотоцикле "урал"

   3 колясочных мотоцикла "урал" с ДП-27 или МG42

   Прим.: револьвер "удар" может заменяться любым личным оружием.

132.

   - Ну -ка... - лесник-командир поднял голову, - ну-ка дуй вот сюда, - он пододвинул карту, - и передай код "13-13".

   - Йййесть! - Валька козырнул и спросил: - Последний вопрос можно? А почему распоря-жения передаются через вестовых?

   - А потому что есть такая вещь, как радиозаглушка и радиоперехват, - невозмутимо отозвался Михал Святославич.

* * *

   В лесное озеро садилась луна. Огромная и красная, она предвещала скорую непогоду, но пока что небо было чистым и звёздным.

   Двое сидели возле воды в кустах, скрытые ото всех взглядов густым переплетением веток. Слышался еле различимый, но выразительный голос мальчишки - он читал стихи, и стихи были не о любви...

   - Из песка возникает солдатская каска,

   Рассечённая надвое трещиной длинной.

   Я опять просеваю песок с опаской:

   Иногда война возвращается миной,

   Громыхает в детской руке гранатой,

   Из прошедшего в окна стучит снарядом...

   Вот язык её - страшный, но мне понятный...

   Вот и череп виднеется - с каской рядом.

   Поднимаю бережно и осторожно.

   Взгляд живых моих глаз в те, что жили когда-то...

   Следом тянется пояс с флягой порожней.

   Время выпило воду - иль губы солдата?

   Не хотел умирать, в свою гибель не верил?

   Перед смертью рану зажал ладонью?

   Или он не поймал наступления смерти,

   Не успел захлебнуться кровью и болью?

   Я, как Гамлет, стою над раскопом тревожным.

   Только мой-то вопрос потрудней, чем у принца...

   "Быть - не быть?" - это просто, это несложно.

   Трус? "Не быть." "Быть?" Иди насмерть биться.

   Может, был этот мёртвый солдат героем?

   Десять танков подбил, с поля вытащил друга?

   Всё равно мне. Меня он закрыл собою.

   Я - живу. И это - его заслуга.

   - Это ты после наших раскопок написал? - Алька, поставив подбородок на колено, вни-мательно слушала Витьку. В её глазах отражались алые точки луны. - слушай, а ведь оч-ень хорошо...

   - Да ну... - мальчишка пошевелился, отгоняя комаров.

   - Нет, правда! - настаивала девчонка.

   - Я ещё написал, - Витька вздохнул. - Про немца... Почитать?

   - Спрашиваешь...

   - Ну вот. В общем, примерно так...

   Жетон немецкий: "Петер Клас"

   И гильз рассыпанные дыры.

   Вот жестяной противогаз

   И клочья серого мундира.

   Двадцать второй - рожденья год.

   Сорок четвёртый - гибель. Крышка...

   ...Был тридцать третий - поворот

   В судьбе немецкого мальчишки.

   Поверил в то, что фюрер - бог.

   Что есть Германия... Он верил!

   И вот он - веры той итог.

   Июль. Нарочь. Озёрный берег.

133.

   Сюда пришёл он - жизнь отдать

   В бою с советскою пехотой.

   И - не спешите упрекать! -

   Его мне жалко отчего-то...

   - Послушай, - Алька покачала головой, - ты настоящий поэт.

   - Настоящий... - усмехнулся Витька. - Да ну... Настоящий - это вот...

   Жди меня - и я вернусь!

   Только очень жди...

   Жди, когда наводят грусть

   Жёлтые дожди.

   Жди, когда снега метут,

   Жди, когда жара,

   Жди, когда других не ждут,

   Позабыв вчера,

   Жди, когда из дальних мест

   Писем не придёт,

   Жди, когда уж надоест

   Тем, кто вместе ждёт!

   Пусть поверят сын и мать

   В то, что нет меня,

   Пусть друзья устанут ждать,

   Сядут у огня,

   Выпьют жёлтое вино -

   На помин души...

   Жди! И с ними заодно

   Выпить не спеши.

   Жди меня! И я вернусь -

   Всем смертям назло!

   Кто не ждал мен - тот пусть

   Скажет: "Повезло!"

   Не понять неждавшим им,

   Как среди огня

   Ожиданием своим

   Ты... спасла меня.

   Как я выжил - будем знать

   Только мы с тобой...

   ...Просто ты - умела ждать.

   Как никто другой!

   Вот - стихи, Аль... И ты знаешь... Я теперь понял... - Витька смотрел на озёрную гладь. - Они про тебя. Это ты меня ждала. Это ты меня спасла. Я и не знал про это, а это всё была ты...

   - О чём ты? - ласково и немного тревожно спросила Алька, наклоняясь к мальчишке.

   - Не хочу, - вдруг ожесточённо сказал он, сузив глаза. - Не хочу, чтобы здесь было так же. Не хочу!

   - Да о чём ты? - свела брови Алька.

   - Тебе не надо знать, - покачал головой Витька. - Я всё сделаю для того,чтобы ты это-го никогда-никогда не узнала...

15.

   Таким своего дружка Витька не видел ещё, пожалуй, ни разу.

  -- Блин, Маленький Лорд, - вырвалось у Витьки название недавно прочитанной книжки

   какой-то американской писательницы. Книжка ему не понравилась, но сам образ запом-нился, хотя герой был намного младше Вальки.

   Валька обернулся от зеркала. В серой тройке, белой рубашке с галстуком стально-го цвета и серых туфлях он в самом деле напоминал лорда из тех времён, когда в Палате Лордов старейшего на планете парламента ещё не заседали ниггеры.

  -- Вообще-то меня звали Чокнутый Лорд, - заметил Валька, проходясь по волосам рас-

134.

   чёской. - А что до Маленьких Лордов... Почитай Боргена(1.), у дяди Михала есть.

  -- Чокнутый Лорд? - переспросил Витька, опираясь подбородком на кулак. - В этом

   что-то есть...

   Сам Витька от костюма отказался наотрез и ограничился белыми туфлями, свет-лыми джинсами и белой водолазкой. Кстати, вся эта одежда ему очень шла и видно бы-ло, что он это понимает - уже по тому, что делает вид: мол, это мне всё равно.

  -- Человек-оркестр готов? - в дверь заглянул Михал Святославич. - Трамвай подан к по-

   дъезду, рельсы смазаны...

  -- ...Аннушка пролила масло, - добавил Витька, вызвав изумлённый взгляд Вальки. - Глу-

   пая книга. (2.)

  -- Знато-о-ок, - протянул Михал Святославич.

  -- Кое-что знаем, - скромно ответил Витька.

  -- С недавнего времени, - дополнил Валька, поправляя отутюженные лацканы пиджака.

   - Никогда не думал, что буду ведущим Первого сентября, а не участником этого светло-го праздника...

   - Ещё не поздно уйти в леса, - предложил Витька оживлённо. - Отметим конец лета...

   - Я дал Ядвиге Яковлевне слово джентльмена, - высокомерно ответил Валька, тряхнув волосами. - Че-а-ээк! П'ехали, - махнул он рукой Михалу Святославичу.

* * *

   Первое сентября в Гирловке мало чем отличалось от первого сентября в родной школе Вальки - разве что большими непосредственностью и шумом, да куда более прос-тыми одеяниями учеников, родителей и учителей. В отличие от саучеников Вальки, сре-ди которых почти не встречалось настоящей дружбы и которые на лето разъезжались, здешние ребята и девчонки всё лето провели так или иначе вместе, но орали так, словно все три месяца провели поодиночке в разных районах Галактики или даже Вселенной - и не чаяли снова встретиться. Вокруг школы было не протолкнуться и создавалось ощуще-ние, что все действительно рады этой дате - чего быть, конечно, не могло даже здесь.

   Михал Святославич сказал вдруг, не выходя из машины:

   - Слушайте, мальчишки. Вы меня извините, можно было бы вас в эту школу устроить, но тут дело такое всё-таки... хотя про вас и знают все, но всё же...

   Видеть мямлящего лесника было непривычно и неприятно. Поэтому Валька фырк-нул:

   - Неграмотными не останемся... - но, выходя из джипа, серьёзно озаботился этой про-блемой. Что бы там ни случилось дальше, а со школой-то как быть? С одной стороны - можно и радоваться таким "каникулам". Но с другой - Валька был умным парнем и по-нимал, что это - глупое детство.

   Витька почти сразу удрал куда-то. Хотя - куда "куда"? К Альке, куда ещё... Валька походил вокруг, здороваясь со всеми подряд и ловя восхищённые взгляды девчонок. Потом донеслись слова какой-то женщины: "Смотри, Серёжа, какой у Ельжевского племянник - прямо лорд...". Мужской голос ответил: "Мне Виктор больше нравится, а этот с та-кими волосами всё-таки на девку похож." "Ничего ты не понимаешь," - сердито отозва-лась женщина - и Валька, снова убедившись, что опдслушивающий ничего хорошего не ус-лышит, отправился искать Ядвигу Яковлевну. Ему сказали, что директор уже внутри. А внутри сказали, что она уже в спортзале и что ему надо спешить, потому что она его уже искала... и т.д.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. БОРГЕН Юхан (1902-79), норвежский писатель, участник Сопротивления (1940-1944 г.г.), автор психологических романов, в числе которых - трилогия "Маленький лорд" (1955-57), "Темные источники" (1956) и "Теперь ему не уйти" (1957). В центре трилогии - су-дьба типичного представителя "высшего света" Вильфрида Сагена, последовательно - мальчика, юноши, мужчины, талантливого, образованного, воспитанного, но в то же время - скрытного, циничного, равнодушного. Начав с "простого желания одиночества" и наплевательского отношения к людям, Саген закономерно оканчивает сотрудничеством с оккупантами-гитлеровцами и самоубийст-вом. Внешность главного героя иронично обыгрывается в заглавии первого из романов трилогии. Вполне естественно, что Вальке та- кое сравнение удовольствия не доставило. 2. Витька имеет в виду эпизод из романа М.Булгакова "Мастер и Маргарита", биб-лии русских сатанистов.

135.

   Над входом в спортзал висел ошарашивший Вальку плакат - алый, огромный, с белой надписью:

С ПРАЗДНИЧНЫМ ДНЁМ ТРАУРА

-

1 СЕНТЯБРЯ !

   Под плакат неспешно текли оживлённо переговаривающиеся люди.

   Валька сразу прошел в учительскую. Шагая по коридору, он неожиданно подумал, что эта школа, в которой он бывал, в общем-то, нечасто - уж куда реже Витьки! -

   кажется ему своей. И что в самом деле он не отказался бы тут учиться. Тем более, что за лето узнал: на республиканских конкурсах гирловская одиннадцатилетка не опускалась ниже второго места уже десять лет. А знания тут давали куда более серьёзные, чем в школах Эрэфии, потому что полностью сохранили советскую систему и отказались от каких бы то ни было "экспериментов" над детьми.Немного напрягала пионерская форма, в которую была одета треть учеников - из-за этого казалось, что лето ещё не кончи-лось, хотя эта форма была отглаженная и вычищенная.

   Взволнованная Ядвига Яковлевна встретила Вальку с облегчением и окинула удив-лённо-одобрительным взглядом. Тот раскланялся и заверил,что ничего не забыл и не забу-дет, потому что не имеет такой привычки, а помещать на нотную подставку шпаргал-ку мероприятия нет нужды. Ядвига Яковлевна кивнула несколько нервно и унеслась, а Ва-лька прошёл на пока что задёрнутую занавесом ипровизированную сцену.

   Спортзал гудел за портьерой. Валька присел к роялю, откинул крышку. И неожи-данно отчётливо подумал, что в конце концов всё будет хорошо...

   ...О том, что всё кончится дискотекой, Вальку тоже предупредили. Ядвига Яковле-вна несколько раз подходила к нему - поинтересоваться, не устал ли он. Валька мотал го-ловой, меня рояль на гитару, гитару на первую попавшуюся свободную девчонку, девчонку на рояль... В очередной раз вскочив на сцену,мальчишка дал знак трудящемуся за пультом в поте лица ди-джею (тут его называли массовиком), выдернул из стояка микрофон и двинулся по сцене в танце, неожиданно вспомнив одну из любимых песен мамы.В зале зао-рали восторженно, ди-джей включил синий стробоскоп со "снежинками", а Валька само-забвенно выдал:

   - Синий-синий иней...

   Синий-синий иней...

   Синий-синий иней...

Синий-синий иней

Лёг на провода...

В небе тёмно-синем -

Синяя звезда! О-уу!

Над тобою - в небе тёмно-синем!

136.

   Синий поезд мчится

   В дымке голубой...

   Не за синей птицей -

   Еду за тобой! О-уу!

   За тобою, как за синей птицей!

   Зал раскачивало. Валька смеялся губами, продолжая распевать:

   - Ищу я лишь её, мечту мою,

   И лишь она одна мне нужна!

   Ты, ветер, знаешь всё - ты скажешь мне:

   Она где - она где, она?!

Синий-синий иней...

Синий-синий иней...

Синий-синий иней...

   Облака качнутся,

   Поплывут назад...

   Лишь бы окунуться

   В синие глаза! О-уу!

   Лишь в глаза твои мне окунуться!

Ищу я лишь её, мечту мою,

И лишь она одна мне нужна!

Ты, ветер, знаешь всё - ты скажешь мне:

Она где - она где, она?!

   Синий-синий иней...

   Синий-синий иней...

   Синий-синий иней...

Синий иней

Лёг на провода...

В небе тёмно-синем -

Синяя звезда!

Только в небе - в небе тёмно-синем!

   Он вскинул руку под последний аккорд. Девчонки в зале завизжали точно как в Рос-сии. Валька сунул микрофон в крепление и опять спрыгнул в зал, успев заметить, что Ви-тька высоко поднимает руку с отставленным большим пальцем, а Алька просто машет и смеётся...

   ...Видно было, что все уплясались. Продолжали, правда, ещё покачиваться под без-предметную музыку, но так - вяловато. Валька понял, что пора заканчивать. Но ему хо-телось закончить... да. Вот!

   Вернувшись на сцену, он пошептался с массовиком. Тот кивнул, повёл рукой - сей-час всё сделаем. Взяв микрофон, Валька встал, расставив ноги пошире, в центре сцены, поднёс микрофон ко рту обеими руками.

   Грянула и взвилась необычная, нетанцевальная музыка. Зал замер. И в эту мгновен-ную тишину ударил голос мальчишки:

   - Свежий ветер в лицо хлестал

   На исходе октябрьской ночи!

   Новый день над землёю встал -

   На рассвете, свептло и прочно!

   И не думать об этом нельзя!

   И не помнить об этом не вправе я!

   Это наша с тобою земля!

   Это наша с тобой биография!..

... - Нам - жить! - пел Валька:

137.

- Этот воздух лесной - пить!

И по звёздным морям - плыть!

И бессмертными -

быть!

   Зал слушал. Слушали, обнявшись, мальчишки и девчонки. Слушали учителя у дверей и вдоль стен. А Валька, закончив, повёл рукой и...

   - Ой, как летели птицы высоко

   Сквозь непогоду да темноту!..

   ...Каждый четвёртый на небе сокол,

   Каждый четвёртый сбит на лету...

...Разве забудешь грозные ночи,

Раненых веток стон или скрип?..

...Каждый четвёртый в роще дубочек,

Каждый четвёртый в бурю погиб...

   ...Звук этой песни, тихой и грустной,

   Вечно со мною, вечно во мне...

   ...Каждый четвёртый из белорусов,

   Каждый четвёртый пал на войне...

   И зал вдруг откликнулся глухим сильным многоголосьем:

   - ...Каждый четвёртый из белорусов,

   Каждый четвёртый пал на войне...

* * *

   ... - Ну ты дал! - Витька перегнулся с заднего сиденья. - Ну ты... Валь, ты чего? Ва-аль?..

   - Тише, - Михал Святославич смотрел, как мелькают, качаются и кланяются за окном джипа чёрные ветки. - Они спит.

16.

   Сквозь сон Валька услышал, что идёт дождь. Как он начинался - Валька не слышал и, когда шуршащий звук вторгся в сон, понял: почти выспался. Но открывать глаза не хо-телось, под одеялом было тепло и уютно, особенно уютно от понимания того, что за стенами кордона идёт дождь. Кажется, он всё-таки стал засыпать опять, но его пот-рясли за плечо, и негромкий голос Витьки произнёс:

   - Валёк, Валька. Валька. Вставай.

   - Сейчас, - пробухтел Валька, надеясь, что Витька сам отстанет. Но тот опять пот-ряс Вальку за плечо:

   - Валь, вставай.

   - Ну чего тебе? - Валька привстал на локте и только потом открыл глаза.

   В комнате было сумрачно, хотя Валька и ощутил каким-то чутьём, что уже не так рано. За окном в таком же сумраке горели огни рябин, ставшие, казалось, ярче со вчерашнего дня. Небо - серое, низкое - сочилось дождём, бесконечно падавшим вниз, но стекло окна оставалось чистым - ветра не было, дождь не попадал на него. Витька - уже почти одетый - стоял возле кровати и смотрел недовольно.

   - Ты чего? - Валька широко зевнул, прикрыв ладонью рот. Витька сердито ответил:

   - Договорились же.

   - А, да! - Валька поспешно сел. - Я сейчас. Я просто так разоспался... А Михал Свято-славич встал? Белка опять с собой взял?

   - Да они и не приходили ещё, - Витька отошёл к окну. - Есть будешь?

- Не, неохота, - Валька прошёл на кухню к зимнему умывальнику, постоял возле него,

   слушая, как щёлкает тихонько включённая климатическая установка (он до сих пор не

138.

   мог поверить, что она работает) и решительно шагнул наружу, на влажные доски кры-

   льца.

   Да, это была осень. Настоящая осень. Никуда не деться. Раньше Валька любил это время года. Ему нравилось ходить по аллеям, поддавая (последние пару лет - только ког-да никто не видел) груды ярких сухих листьев. Или неспешно брести домой под дождём, затянув капюшон куртки и наслаждаясь ощущением автономной защищённости. Дома всегда ждали...

   Стиснув зубы, он решительно наступил на холодную раскисшую землю и зашагал к умывальнику, белевшему на заборе. Холодный дождь обжёг, разом прогнал остатки сна. Но не прогнал мыслей, на что Валька надеялся.

   - Ты спятил, что ли?! - заорал с крыльца Витька. Валька плескался под умывальником, потом обернулся - лицо у Витьки было правда злое - и в два прыжка вернулся к крыльцу. - Иди ноги мой, кретинос! И вытрись, простынешь на х...

   - Не матерись, не надо, - мирно ответил Валька. Витька потянул воздух сквозь стисну-тые зубы, потом вздохнул:

   - Ладно... Есть захотел? - Валька на ходу кивнул. - Я поставлю, а ты давай одевайся.

   Пока Валька приводил себя в порядок, Витька в самом деле накрыл на стол. Мальчи-шки пили чай, бросая взгляды за окно.

   - Колбасу и сухари с собой возьмём, - деловито сказал Витька. Примолк и спросил: - Ты чего такой?

   - Домой захотел, - честно сказал Витька, вставая. - Кипяток есть? Я сейчас сполосну чашки.

   Когда мальчишки вышли к воротам, дождь вроде бы стал послабее, но не прекра-тился, продолжал шуршать в листве. Оба были в непромокаемых маскировочных курт-ках, с непокрытыми головами, камуфляжные штаны забраны в сапоги, карабины висят стволами вниз на плече. Валька аккуратно натянул перчатки, Витька хмыкнул, поправил ремень "сайги" и вдруг сказал:

   - Мне раньше очень осень нравилась. Давно. Когда я... когда родители были живы. Толь-ко плохо, что в школу.

   - Пошли, - Валька опустил "вертушку" запора. - А я первый раз осенью в школу не по-шёл. Знаешь, Вить... Надо учиться. Просто для себя. Ты как хочешь, а я в Интернете найду уроки, какие нужно. Ты же видишь, что дядя Михал не очень-то в образовании по-нимает. Так что я сам буду...

   Витька помолчал, потом буркнул:

   - Я за последние пять лет всего полгода и учился... С репетиторами, я же рассказывал. Они, правда, говорили, что я быстро соображаю, но всё равно - только до пятого класса меня и подтянуть успел... а мне девятый уже надо заканчивать, если по годам...

   - Я с тобой буду заниматься.

   - Ну вот ещё, - Витек неожиданно покраснел. Валька покачал головой:

   - Да ты чего? Что тут такого-то? Это же не ты виноват.

   - Не я, - подумав, решил Витька. - А кто? - он нахмурился. - Знаешь... я плохо помню, как мы жили. Там, дома. Хотя вроде уже не маленький был. Просто всё,что потом было - как стёрка. Смазало... Иногда так хочу вспомнить, а получается только во сне. Там всё ярко-ярко, всё-всё... И мама с отцом живые... А ещё... - Витька провёл пальцами по брови. - Я помню, я однажды грамоту принес... за физкультуру, за первое место... и они так радовались, мама и отец... - он посмотрел в сторону и решительно сказал: - Ладно. Будешь меня учить.

   - Вместе будем учиться, - поправил его Валька. - Ой, смотри, Михал Святославич.

   Лесник в самом деле шагал от опушки - возле ноги важной рысью бежал Белок, из-далека счастливо гавкнувший при виде Вальки. Тот немедленно опустился на колено и на-чал гладить и ерошить шерсть пса и трепать его уши.

139.

   Лесник поздоровался с мальчишками кивком и спросил:

   - На охоту собрались?

   - Законный выходной, - напомнил Витька. Михал Святославич кивнул, помолчал и слегка извиняющимся голосом сказал:

   - Вот что. Придётся вам пересмотреть планы. Пошли-ка домой, надо поговорить...

   ... - В общем, Валентин должен идти со мной.

   Михал Святославич отпил из кружки горячего чая. Мальчишки переглянулись. Ви-тька почесал щёку:

   - Надолго?

   - Где-то на месяц, - ответило лесник. Витька присвистнул. - Вернёмся к середине нояб-ря. Я вообще-то могу взять и обоих. Но я как раз хотел просить тебя, Виктор, остаться тут и принять мои дела. Ты сможешь? Всё помнишь, чем я вас учил?

   Витька задумался. Валька болтал ложечкой в стакане. Видно было, что ему хочет-ся, чтобы Витька пошёл с ними. Но это была бы детская просьба. И он молчал.

   - Я могу, - решительно ответил Витька. - Валь, извини...

   - Да ты что? - грустно, но искренне ответил Валька. - Всё правильно, не в игрушки иг-раем... А кстати, дядя Михал, куда мы идём? И зачем? Или это секрет?

   - Для вас - нет, - Михал Святославич отставил кружку. - Мы идём - точнее, спепрва едем, потом идём - в чернобыльскую зону. (1.)

   - Куда?! - воскликнул Валька. - Но там же...

   - Тшшш... - лесник поднял руку к губам. - Что там, ты увидишь сам. Пока же я скажу, что дорога будет трудной чисто физически и опасной - тоже. Мы понесём деньги. Твои деньги, Виктор.

   - Тогда и брали бы его, - испытующе сказал Валька. Михал Святославич покачал голо-вой:

   - Я бы и взял. Но там мне нужен будешь именно ты.

   - Что-то о маме и отце? - с надеждой прошептал Валька. Михал Святославич не от-ветил, и мальчишка сник.

   - Иди паковаться, вот список, - Михал Святославич подал ему отпечатанный на прин-тере листок. - Виктор, ты задежись, я тебе тоже кое-что объясню, - сказал он было поднявшемуся на ноги вслед за другом Витьке...

   ...Войдя, Витька прислонился плечом к косяку и долго смотрел,как Валька собирает рюкзак. Потом спросил тихо:

   - Обиделся, что ли?

   - Нет. - Валька выпрямился. - Правда нет, - он улыбнулся. - Жаль, что не поохотились.

   - Да поохотимся ещё, - тоже заулыбался Витька. Валька подмигнул ему:

   - Девок сюда без взрослых не води... хозяин лесов. Вон, Белка тебе оставляем.

   - Пошёл ты, - хмыкнул Витька. - Вообще-то я тебе завидую.

   - На твой век приключений хватит, - в тон ему отозвался Валька. - Ну что, всё, каже-тся, - он осмотрелся, ещё раз заглянул в рюкзак и спросил тихо: - Знаешь, сколько патрон беру? Триста.

   - Ого. На войну, что ли? Завидую! - взгляд Витьки действительно стал завистливым.

   - Виктор! - окликнул из коридора Михал Святославич. - Иди сюда, ключи и печать при-ми!

   - Кто кому завидовать должен, - сказал ему вслед Валька. Подошёл к подрамнику, на

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. В апреле 1986 на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС произошла авария, в результате которой значительная часть территории Украины, Белоруссии, Брянской и Калужской обл. Российской Федерации подверглась радиоактивному загрязнению. Население, про-живавшее в 30-километровой зоне от АЭС, постепенно было эвакуировано. К ноябрю 1986 аварийный блок был изолирован. Последст-вия аварии и её влияние на здоровье людей были сильно преувеличены пропагандой как внутри СССР, так и за его пределами, а сфаль-сифицированные результаты "исследований" - использованы как предлог для свёртывания по всему миру программ развития наиболее чистой экологически энергетики - атомной - и дальнейшего развития бесперспективной и истощающей недра Земли газово-нефтяной добычи. В реальности никто точно не знает, было ли глобальное воздействие (и если было - то какое?) последствий взрыва на живые организмы.

140.

   котором стояла законченная вчера работа. Откинул пергамент.

   Сейчас ворвутся, назвал Валька картину. Он помнил, что такое назва-ние уже было у Верещагина(1.) в его "туркестанской" серии, но это, в сущности, не важ-но. Полутёмную захламлённую комнату освещала бензиновая лампа. Она бросала круг света на один из висящих на стене плакатов - с красивой машиной-"болидом" из "Фор-мулы-1". Всё остальное было погружено в тревожный полумрак, из которого выступали неясные тени каких-то предметов. В углу две девчонки лет по 13-15 прикрывали, стоя на коленях и раскинув руки, нескольких маленьких ребятишек, девчонок и мальчишек. В гла-зах у старших был ужас, а вот на лице одного из пацанов, выглядывающего из-под девчо-ночьего локтя, было только любопытство. Между этой группкой и просевшей дверью, от кото-рой летели щепки, стояли двое парнишек одного с девчонками возраста. Один, не глядя на дверь, что-то говорил через плечо прикрывающим младших девчонкам. В пра-вой руке он сжимал длинный арматурный прут, в левой - обмотанный изолентой обло-мок стекла. Другой с очень спокойным лицом целился в дверь из самодельного "поджига". Тёмная прядь падала на висок,и в этой пряди горела платиновая искра отблеска. Под рас-пахнутой старой джинсовкой за пояс был заткнут заточенный напильник с самодельной рукояткой.

   - Виктор, пошли! - окликнул Михал Святославич.

   - Иду! - Валька подхватил на плечи рюкзак.

   И не стал закрывать картину.

   Пусть её увидит Витька, когда он, Валька, будет уже не здесь...

17.

   Ледяной дождь. Плюс пять или шесть. Промозгло. Пасмурно. Тихо. Только капли в лесу шепчут и шепчут, ведут им одним понятный разговор.

   Под могучей, разлапистой елью - как в шатре - горел костёр.

   - Ring ross,(2.) - задумчиво сказал Валька. Михал Святославич, добавлявший сушняка в костёр, поднял на мальчишку глаза:

   - Что?

   - Вы сколько языков знаете, кроме немецкого? - спросил Валька, устраиваясь поудобнее на постеленной на лапник ткани.

   - Английский ещё... А это твой эльфийский? Вот скажи, - с интересом спросил Михал Святославич, скрещивая ноги и вскрывая банку консервов, - что за интерес был его уч-ить? Ведь...

   - Да всё я знаю, - улыбнулся Валька. - Никто не говорит... хотя на нём говорят, навер-ное, больше, чем на чеченском, например. Просто было интересно. Я всегда старался де-лать то, что мне интересно. По-моему те, кто живёт не так, просто убивают свою жизнь.

   - Согласен, - кивнул лесник. - Раньше таких называли мещане. Сейчас это слово не в хо-ду, потому что мещане заполонили верха... Но всё-таки. Ты пытался бежать от дейст-вительности?

   - Бежать от действительности? - Валька вскрыл консервную банку. - Не знаю... Нет. бегут от того, что знают. Я просто не знал этой действительности. Но мне было ино-гда скучно. Я искал что-то интересное. Романтичное. Чтобы не просто учёба-танцы-книжки-девочки. Чтобы был высокий смысл. Или хотя бы просто смысл... Вот я слушал группу "Високосный год"... там в одной песне есть такие слова:

   __________________________________________________________________________________________________________________

   1. ВЕРЕЩАГИН Василий Васильевич (1842-1904), русский живописец-баталист. В правдивых батальных картинах на темы войны в Туркестане (1871-74), Отечественной войны 1812 , русско-турецкой войны (1877-1878 г.г.) показал героизм русского солдата, патрио-тизм и мужество русского человека, мерзкую, почти животную неприглядность его "восточных" противников, жестокую правду войны. Погиб при взрыве броненосца "Петропавловск" в Порт-Артуре. 2. Холодный дождь (синдар.)

141.

Эй, верни моё!

Видишь - мне самому

мало!

   Понимаете?

   - Понимаю, - согласился Михал Святославич. И неожиданно спросил: - Ну и как сейчас? Вот сейчас в твоей жизни есть смысл. Ты доволен?

   Валька вскинул голову. Провёл рукой по волосам, тронул повязку. Усмехнулся недоб-ро. И вдруг ответил:

   - Да. В целом - да. Как это ни смешно... или даже ни страшно звучит.

   - Ого, - Михал Святославич покачал головой. - Дождь и холод, мы ночуем под ёлкой и уже пять дней не мылись. Мы едим консервы и даже в туалет сходить нормально проб-лема. Мы идём куда-то, чтобы отдать другим людям огромные деньги - за просто так. И ты доволен?

   - Да, - ответил Валька. - Потому что в этом есть смысл. Высший смысл. Ведь так? - испытующе уточнил он. Михал Святославич кивнул, не сводя глаз с мальчишки. - Тогда я получил, что хотел. Тот,кто жалуется, когда получает,что хотел - или дурак, или трус. Мой отец не хотел бы, чтобы я был дураком или трусом. И де ла Рош учил меня не так. А эти двое мужчин сделали меня тем, кто я есть.

   - Браво, - кивнул лесник. - Послушай... Расскажи мне об этом де ла Роше. Он меня за-интересовал по твоим обмолвкам. Или хочешь спать?

   - Высплюсь, - фыркнул Валька. - Ну что ж. Слушайте. Это будет повесть о человеке, который остался рыцарем в мире ростовщиков...

   ...- Значит, де ла Рош был неправ, - Валька плотнее прижался спиной к дереву и задумчиво смотрел на то, как цедятся снаружи с полуголых осенних веток струйки дож-дя. - Жаль. Мне нравилось то, что он говорил...

   - Ну почему неправ? - возразил Михал Святославич. - Очень быстро ты выводы дела-ешь... Я, конечно, твоего учителя не знаю и судить о нём не могу. Но тут понимаешь ка-кое дело... Если смотреть по твоим рассказам - он как раз типичнейший европейский во-ин. Профессионал и рыцарь. На таких держались их государства - в смысле, западные... И воины это были великолепные, уж мы-то это хорошо знаем - сколько с ними воевали! Но такие люди - элитаристы. Понимаешь это слово?

   - Конечно, - невольно улыбнулся Валька. И, протянув ладонь, поймал на неё струйку.

   - Во-от... Но они в глубине души всё равно считают, что все остальные - только при-даток к ним. Великим и непобедимым.

   - Де ла Рош учил нас работать в поле. И уважать крестьянина и мастерового, - возра-зил Валька. Михал Святославич покивал:

   - Да-да... И можешь не сердиться ни на меня, ни на него - он делал это совершенно ис-кренне. И всё-таки видел мир, как место, где все стоят на пьедесталах разной высоты, а самый высокий, конечно - таким, как он. По заслугам, несомненно, но - обязательно.

   Валька стряхнул с ладони воду и сухо ответил:

   - Простите, дядя Михал. Но он был мой учитель. Он научил меня всему, что помогло мне не сломаться. И я не хочу слышать в его адрес такие слова. Его честь - моя честь, я вступлюсь за неё хоть словами, хоть оружием.

   - Не обижайся,- лесник уважительно посмотрел на мальчишку и покачал головой. - Ле-ший вот как раз такой. И я был такой в своё время. Пока не понял одну очень важную вещь... Ты тоже попробуй понять.Когда речь идёт о серьёзной борьбе - победить могут только все. Всем миром. Когда речь идёт о серьёзной борьбе - не до пьедесталов и меда-лей, пусть и самых заслуженных. Когда речь идёт о серьёзной борьбе - не до старой сла-вы и вызовов на бой. Просто мужчина должен защищать свой дом.И не ждать, когда за него это сделают "те, кому за это платят" или "те, кого к этому готовили". Так жили наши предки. Так жили и предки твоего маэстро, просто у них это раньше кончилось. Я

142.

   вот тоже - я был таким. А потом увидел, что не мог защитить свой народ. Не смог спа-

   сти страну, в верности которой клялся. А всё потому, что страна и народ надеялись на

   меня. Только на меня. А меня оказалось слишком мало...В результате - не больше стра-ны, которой я приносил присягу, а я спрятался в лесу, чтобы было не так стыдно смот-реть людям в глаза. И разве с твоим де ла Рошем произошла не та же история? Только он до такого мозга костей плод касты, что даже помыслить не смог об общей непра-вильности такого пути. Есть не касты. А все люди. МИР, как говорили в России. Вот роман Толстого. Он ведь называется не "Война и мир", как обычно читают. А "Война и Мир" - то есть, русское общество. Кто как войну принял, кто как к ней отнёсся, кто как себя вёл... Если мы снова начнём так жить - мы снова будем непобедимы. Всем Миром.

   Валька молчал. Его лицо - сначала гневное - становилось задумчивым и самоуглуб-лённым. А Михал Святославич продолжал спокойно говорить:

   - За такими воинами, как твой де ла Рош - отличная подготовка, воинская гордость, слава предков, приказ Отечества и Короля... Так почему же они проигрывали нам? Зача-стую сражавшимся безо всякого приказа, а то и вопреки приказу струсивших властей? Потому что за нами была наша земля. И вера в то, что наше дело - правое от Неба, а не по приказу. И от этой веры в каждом просыпались такие силы, что перед ними в ничто превращались и многократное численное превосходство диких орд Востока - и воинский профессионализм элитных отрядов Запада... Может быть, ты скажешь, что я неправ?

   - Нет, - ответил Валька. - Вы правы. Я и сам что-то такое... что-то такое тут начал чувстовать. Просто не думал, что это... - и Валька с вызовом сказал, глядя в лицо Миха-лу Святославичу: - Он хороший человек.

   - Разве я спорю? - спокойно отозвался лесник. - Наверняка очень хороший... Скажи мне, в чём непобедимость славянина?

   Вопрос был неожиданным. Валька недоумённо открыл рот, чтобы с ходу на него ответить... и не смог. Именно потому, что вопрос, казалось, был элементарен.

   - Вы же сами сказали... - осторожно начал он. - В любви к Родине...

   - Я имею в виду чисто техническую сторону вопроса, - уточнил Михал Святославич.

   - Не знаю, - честно признался Валька.

   - В миролюбии, - сказал лесник. - Именно в миролюбии. В том,что славянин почти нико-гда не бывает классическим агрессором.Чтобы его подвигнуть на завоевательный поход, нужно много десятилетий истощать его терпение. А если на него нападают, то он про-сто и без затей перенимает стиль боя противника. Превосходит его в этом за парадок-сально короткий срок. Громит, оставляя последнее слово за собой. Помнишь, у Пушкина: "И за учителей своих Заздравный кубок поднимает..." И снова возвращается в обычное состояние - душевной открытости и некоторой апатии. Такого человека победить нель-зя, как нельзя победить отражение в зеркале. Исключений в истории никогда не было и никогда не будет. Другое дело, что процесс победы может растянуться на век, а то и больше - как в случае с монголами. Но результат его всё равно предрешён. Никому пер-вым не желать зла. И никогда не оставлять сделанное тебе зло безнаказанным. Не забо-титься о личной славе. И никогда не поступаться интересами Мира. Вот и весь секрет.

   - То есть, - Валька слушал внимательно, опершись локтем на колено, - и в нынешней ситуации в конце концов победим мы?

   - Конечно, - просто сказал Михал Святославич. - Это неизбежно. Но... есть одно "но", Валентин. На Куликово поле пришло девяносто тысяч русских воинов. А ушло с него - со-рок пять. Половина.И то,что из полуторастатысячной орды врага спаслось дай бог ты-сяч двадцать - в судьбе второй половины уже ничего не меняло. Эти люди были мертвы. Представь себе на секунду, что им кто-то предсказал бы их судьбу? И они бы, следуя ин-стинкту самосохранения, не пошли. Они бы остались живы. Но не было бы Куликова поля. А ведь были в истории случаи, когда наши люди точно знали, без предсказаний, что идут на смерть. И шли. Шли, чтобы жил Мир. Вот сейчас и сегодня жил. Думаешь, ког-

143.

   да Александр Матросов закрыл амбразуру немецкого дота собой, он надеялся остаться в живых? Нет, конечно... Но он знал: у друзей будут секунды, чтобы добежать. Пока не-мцы будут сталкивать его тело.

   - Лучше бы его научили как следует метать гранаты, - хмуро сказал Валька. - У него было две, и он промахнулся. Я читал... Но я понимаю, о чём вы... А Леший? - вдруг спро-сил Валька. - Он не такой?

   - Он больше похож на твоего де ла Роша, - улыбнулся Михал Святославич. - Каста вои-нов, дружина непобедимых... Но он хороший человек. И умный... Никто пути пройдено-го у нас не отберёт... Это в моём детстве был такой марш. Вот что надо помнить, Валентин. Никто. Как бы не старался. А теперь давай-ка поедим и ляжем спать - скоро начнёт рассветать.

18.

   То, что Алька грустная, Витька определил сразу. И, пододвинув ей стул, сам уса-живаясь напротив, поинтересовался:

  -- Из-за погоды?

  -- А? - встрепенулась девчонка, сцепляя пальцы под подбородком.

  -- Ворона кума... Из-за погоды слёзки льёшь?

  -- Да при чём тут погода... - Алька посмотрела в окно, повела плечом. - Ответ пришёл. На запрос?

  -- На какой? - удивился Витька, изучая сегодняшнее меню.

  -- Да ты что, не помнишь? - удивилась Алька. - Да положи ты эту картонку!

  -- Положил, - Витька отложил меню. - Не помню.

  -- Запрос, - печально повторила Алька. - Помнишь, летом сержанта нашли, Палеева?

  -- А, помню, - правда вспомнил Витька. - Слава третья степень, Красная Звезда, За

   Отвагу... Мой... - он чуть было не оговорился "однофамилец", промолчал, но Алька и вни-мания не обратила. Она вздохнула:

  -- Ответ пришёл,только лучше бы не приходил... В общем, у него были наследники. Внук

   был. Тоже Леонид... Только оказывается семь лет назад он с женой погиб. В доме что-то взорвалось, и они сгорели, представляешь? - Алька поморщилась, как от своей боли. - И сын у них был, мальчишка маленький, он вообще пропал... Вот так, убитого мы нашли, а живые его не дождались, дичь просто. Теперь будем его сами хоронить, а награды - ну, награды в музей, наверное. А ты говоришь - погода... Вить, Вить, ты чего?!

   Не слыша её, Витька встал на ноги. Держась очень прямо и твёрдо, вышел наружу.

   И поднял лицо вверх, не закрывая глаз.

   Холодный дождь падал сверху стеной.Витька оскалил зубы и продолжал смотреть.

* * *

   Дом был пуст.

   Дом был пуст, даже Белок где-то гулял, несмотря на погоду, по которой, как извес-тно, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.

   Витька сидел за столом и смотрел на забрызганный кровью дверной косяк. Это бы-ла его кровь - кровь с его кулаков. Это он пять минут назад орал и бил в дверь с такой силой, что вырвались петли, а косяк вышел из шипов. Это он кричал, что - гады, сволочи, подонки, и матерился так, что самому было страшно. А в доме отвечала ему только глу-хая, давящая тишина.

   Никого никогда нет, если нужно.Но это всего лишь значит, что надо решать само-му. И только.

   Валька встал. И пошёл мыть руки.

* * *

   Меньше всего он ожидал, что понадобятся ему ещё когда-нибудь навыки, привитые

144.

   Федькой. Но вот поди ж ты... Правда, с тех пор, как последний раз он применял их, Ви-тька вырос сантиметров на пятнадцать и потяжелел килограмм на десять. Но сейчас, передвигаясь по карнизу второго этажа, он с удовлетворением ощущал, что никуда его умения не делись - вот они, родимые. И руки, и ноги сами собой всё вспоминали и дейст-вовали независимо от разума - на инстинкте.

   Дождь продолжал идти. Витька вымок насквозь, но даже мысль о том, что придё-тся возвращаться домой по ночным раскисшим тропкам в навылет мокрой одежде и обуви, не казалась такой уж страшной. Главным сейчас стало - сделать то, ради чего он здесь появился. Произвести то, что всеми уголовными кодексами классифицируется как кража со взломом.

   Отлив под окном был из оцинкованного железа, вставать на него - опасно. Витька уперся ногой в раму. Держась левой рукой, правой достал нож. Наклонился в совершенно невозможной для нормального,обычного мальчишки позе. Точными движениями снял слой крашеной замазки. Отодрал штапики. Вынул гвозди. И, поддев стекло, перевернул его и боком протолкнул между рамами. Зачем бить? Передохнув полминуты, мальчишка про-делал ту же операцию со вторым стеклом, вынув и аккуратно передвинув его вместе с датчиком сигнализации - спите спокойно, товарищи, ничего не происходит в час полноч-ный...

   Раздвижная решётка запиралась на висячий замок. Убрав нож и достав проволоку, Витька просунул в ячейки обе руки - и через двадцать секунд с удовлетворённой улыбкой отодвинул в стороны металлические "гармошки". Открытый замок болтался на правой петле.

   Витка нырнул в незастёклённый квадрат. Держа ноги наружу, разулся, поставил обувь на подоконник. Нет уж, уходить обратно - так уходить. Может, наград ещё сто лет никто не хватится. Надо всё делать чисто: как будто никого тут и не было. И не волновать хороших людей.

   Он мягко соскочил на пол. Постоял минуту, прислушиваясь и вглядываясь, привыкая к темноте, тут, в комнате, ещё более глухой, чем снаружи. И уверенно двинулся к сейфу, невольно улыбаясь: советское "изделие", греющее сердце обладателя чугунным видом и весом... На минуту работы.

   Он справился за сорок секунд - на часы не смотрел, но так подсказывал внутренний ритм, безошибочный и точный.

   На верхней коробке в небольшой стопке было написано:

Палеев Леонид Викторович

   Витька понял, что его трясёт. Как будто холод проник внутрь тела. Руки ходили ходуном. Витька стиснул зубы, заставил себя успокоиться. Взял коробочку и открыл её, прошептав:

  -- Здравствуй...

   Показавшийся невероятно ярким свет лампочки залил помещение.

   Витька вскинулся.

   На пороге стоял Сергей Степанович.

  -- Доброй ночи, - невозмутимо пожелал военрук.

  -- Блин, - тихо и обречённо ответил Витька. Выпрямился, не выпуская коробку из рук.

   И, вздохнув, пошире расставил ноги.

   Сергей Степанович всё с той же невозмутимостью оглядывал помещение. Прошё-лся к окну, осмотрел его, хмыкнул. Витька мог бы сейчас рвануть к выходу, но... какой в этом был смысл? Он стоял возле сейфа и готовился к моменту, когда у него попробуют отобрать коробку с тремя наградами. А он не отдаст.

  -- Ловко, - оценил Сергей Степанович, присаживаясь за стол. - У тебя талант.

   Витька поднял на Сергея Степановича злые глаза и сказал:

  -- А я был форточником. Ну и медвежатником по совместительству.

145.

  -- Верю, - кивнул Сергей Степанович - А вот в то, что ты хотел эти вещи украсть -

   почему-то не верю. Не объяснишь мне такое несоответствие между реальностью и ин-туицией?

  -- Не объясню, - ответил Витька, ощущая, что начинает дрожать, и от этой дрожи

   никуда не деться - она идёт изнутри.

  -- Тогда вот что, - Сергей Степанович поднялся на ноги и потянулся. - Бери свою обу-

   вку и пошли ко мне. Высохнешь и попьём чаю.

  -- А? - не понял Витька, не двигаясь с места.

  -- Я ведь живу при школе, ты что,не знал? - удивился военрук. - Говорю - пошли ко мне,

   высохнешь. И чаю попьём. Ты с вареньем пьёшь? А то ваше поколение варенье не ценит.

  -- Я... пью... - пробормотал Витька. - А потом?

  -- Что потом? - удивился военрук.

  -- Ну. Милицию...

  -- Я чайник пойду ставить, - сообщил Сергей Степанович - А ты тут хотя бы минима-

   льный порядок наведи...

   ...Варенье оказалось земляничным. Такого Витька не ел никогда. Он сообразил это только уже за столом - действительно не ел, так получилось. В маленькой кухоньке тя-жело пахло сырой тканью - Сергей Степанович включил калорифер, и спортивный кос-тюм Витьки вместе с кедами и носками висел над ним. Мальчишка закутался в одеяло, а ноги поста-вил на перекладину под столом - там от калорифера шло отчётливое тепло.

   А коробка лежала на столе - между чашками и банкой. Открытая.

  -- Слава третья степень, Красная Звезда, За Отвагу... - медленно сказал военрук. Он

   сам тоже ел варенье с явным удовольствием. - Это дорогого стоит...

  -- Я... - Витька поперхнулся и поставил чашку. - Я не...

  -- Ты не понял, - спокойно ответил Сергей Степанович - Я не имел в виду деньги. Такие

   вещи не меряют на деньги. Это даже не подло. Это просто глупо. Кроме того, в сейфе лежат деньги. И их очень просто взять и куда труднее найти. Но четырнадцатилетний Виктор Ельжевский показывает чудеса ловкости и умения, чтобы взять именно эти на-грады. Это или глупость - или?.. - военрук посмотрел на прямо сидящего перед ним маль-чишку выжидающе. Витька молчал. - Ну что ж, - вздохнул Сергей Степанович - Ложись спать вон там. А завтра утром я тебя отвезу на кордон. Награды верну в сейф. И всё.

  -- Нет, - Витька сглотнул. Сергей Степанович наклонил голову на бок:

  -- Что "нет"?

  -- Я их не отдам, - упрямо сказал Витька.

  -- Они не твои.

  -- Не мои. Они... - Витька стиснул кулаки так, что выступили белые косточки. - Они

   моего прадеда. Я не Ельжевский. Я Палеев.

   Сергей Степанович продолжал смотреть на сидящего напротив напружиненного мальчишку спокойным выжидающим взглядом...

   ...Военрук слушал молча. Ни единым словом не перебивал Витьку, хотя тот путал-ся через слово - не потому, что врал, а просто потому, что то и дело пережимало горло. И только когда Витька умолк окончательно и стал громко дышать, глядя в стол, Сергей Степанович даже как-то равнодушно сказал:

  -- Ну что ж... Бери их.

  -- Я... - Витька вскинул влажные глаза, с трудом удерживая слёзы. - Я их...Вы правда...

   - военрук кивнул. - Но... как же...

   Сергей Степанович встал.

   - И вот ещё что. Когда мы будем производить захоронение... Ты приди. Ему бы понра-вилось, что ты пришёл.

  -- Сергей Степанович - прошептал Витька, уже сам не понимая, как сдерживается. И

   военрук ответил:

146.

  -- Ничего, братишка. У нас есть мы. Кто сказал, что этого мало?

19.

   Было десять часов, когда Михал Святославич и Валька вышли на косогор.

   - Там и там, - рука лесника описала полукруг, - Зона. Шестая часть белорусской земли. Там - Украина, до неё всего километр.

  -- А что там? - указал Валька подбородком на синеватую дымку на горизонте. Михал

   Святославич посмотрел в ту сторону и ответил сумрачно:

  -- Мёртвый город Припять. После чернобыльской аварии. Как раз на Украине.

  -- Мёртвый? - переспросил Валька. Лесник подумал и поправился:

  -- Ну, не совсем, конечно. Кто-то там всё-таки живёт. Даже много кто. но туда мы

   не пойдём, там уже Украина и нам там делать нечего...Теперь вот что, - Михал Святос-лавич помолчал. - До вечера нам надо пройти двадцать километров по не самым лучшим местам в мире. Держи оружие наготове. Пойдёшь слева от меня и чуть сзади. Если мы кого-то встретим - ни слова, ни единого действия. Стоишь и наблюдаешь молча. Но если я скажу: "А погода у вас дерьмовая," - тут же, после слова "дерьмовая", начинай стре-лять в тех, кто окажется слева от тебя. Сразу и без раздумий. Готов? - лесник испыту-юще посмотрел на мальчика.

   - Да, - твёрдо ответил Валька.

   - Тогда пошли.

* * *

   Дождь усилился ещё больше. Если в лесу это как-то можно было терпеть, то на открытом месте сыплющаяся сверху холодная мерзость становилось непереносимой. Серое небо висело над верхушками голых чёрных деревьев одной сплошной тучей.

   Странно, подумал Валька, к чему может привыкнуть человек. Уже неделю они ид-ут - и с ними идёт дождь, день и ночь. Над всей Белоруссией. Надо всем миром. И восп-ринимается это уже вполне естественно - ночёвки в сырости, тридцатикилометровые марши...Да, собственно, на что и жаловаться? Сам согласился, всё добровольно...

   Михал Святославич шагал впереди - широко, легко и бесшумно. Валька с затаённым удовольствием отметил, что не отстаёт, а главное - не тратит на это особых усилий.

   И тут же отвлёкся от посторонних мыслей - Михал Святославич резко остановился и поднял левую руку. В правую словно бы сам собой соскользнул карабин.

   Валька мгновенно остановился тоже и взял оружие наизготовку. Кажется, нача-лись те самые неприятности, о которых предупреждал Михал Святославич.

   Не меньше минуты ничего не происходило.Валька смотрел чуть левее напряжённой спины Михала Святославича и вслушивался в тихий шёпот дождя.Больше звуков не было.

   И Валька не сразу понял,что среди кустов неподвижно стоят несколько непонятно отку-

   да возникших человеческих фигур.

   Как раз в тот момент, когда взгляд мальчика упал на них, фигуры зашевелились и молча двинулись к тропинке. Это выглядело бы жутковато, да и просто страшно, но Михал Святославич оставался совершенно спокоен.

   Люди вышли на тропинку сзади и спереди - трое и двое. У двоих были старые вин-

   товки - немецкие "маузеры", у остальных - обрезы "мосинок". В длинных серых брезен-товых плащах с капюшонами все пятеро казались персонажами фильма ужасов. Поэто-му Вальке даже показалось странным, когда один из них сипло проговорил:

  -- Бог помощь.

  -- И вам того же, - вполне дружелюбно ответил Михал Святославич. Валька замер нап-

   ряжённо, быстро решая, как ему быть: двое были сзади и лишь один там, где указывал Михал Святославич - слева и впереди от Вальки.

  -- Куда путь держим? - поинтересовался всё тот же говоривший. Под капюшоном

147.

   Валька различил лицо: худое, небритое лицо сорокалетнего мужика.

  -- Туда и обратно, - отрезал Михал Святославич. Он шире расставил ноги и слегка на-

   клонился вперед. - И ничьего разрешения мне не нужно.

   Несколько секунд они мерялись взглядами. Наконец мужик в плаще махнул рукой - и молчаливые фигуры растяли в лесу так же бесшумно, как и появились. Валька не выдер-жал - громко выдохнул. Михал Святославич обернулся со спокойной улыбкой:

   - Всё нормально. Это сталкеры. Не худший вариант.

   - Сталкеры? - Валька осмотрелся. - Кто это такие?

   - Да так. Бродят-ходят по брошенным деревням, по посёлкам - тут всего добра вовек не выбрать. Потом продают. Могут и прибить, если слабину почуют. Но мы дичь не та. Есть хуже варианты.

  -- А почему Лукашенко не зачистит эти территории? - сердито спросил Валька. - На

   него не похоже ведь. Вон что тут творится - действительно Зона какая-то!

  -- Да понимаешь, Валентин... - лесник повёл плечами под курткой. - Тут вот какое дело.

   Батьке эта твоя, как ты сказал, Зона - выгодна. Да и не только Батьке...

  -- Чем же это? - удивился Валька искренне.

  -- А смотри сам... Это что-то вроде не контролируемой никем чёрной дыры. Не пус-

   тить куда-то зарубежных наблюдателей - сложно, сразу хай о тоталитарном режиме и зажиме критики. Кому это надо? А сюда они и сами не едут. Сами легенду о радиации пустили двадцать лет назад - и теперь сами же её боятся. Они же в большинстве своём трусы, эти "наблюдатели". А если кто и сунется и пропадёт - так это как бы даже и "в тему". Зона заражения и дикости, что и требовалось доказать... Ну а Лука эту леге-нду всячески поддерживает. И получается именно Зона, в которой... - Михал Святосла-вич осекся, пошевелил усами.

  -- В которой что? - быстро спросил Валька. Лесник усмехнулся:

  -- Да сам увидишь... Как ты там поёшь?

Впереди - ещё полпути,

Позади - уже полдороги...

Помолись богам -

Сколько есть их там...

Впереди - ещё полпути...

   Так что шагаем.

   И они шагали - под дождём, сперва лесом, потом - через забурьяненное поле и око-лицей деревни, где жутковато смотрели вслед пустые глазницы домов. На крайнем Валь-ка увидел надпись чёрным лаком:

Узрейте будущее своё, люди !

   Он долго оглядывался на неё, не в силах оторваться почему-то.

   Начало темнеть. Порывами задувал холодный ветер. Михал Святославич часто ог-лядывался и прислушивался, пока они опять не вошли в моркый чёрный лес. На взгляд Ва-льки тут было ещё жутче, но лесник будто бы расслабился.

   - Ну вот, нас ждут, - удовлетворённо заметил Михал Святославич, останавлива-ясь. И Валька, тоже остановившийся, увидел впереди на прогалине, в мутном, пасмурном вечернем полусвете фигуру всадника, державшего в поводу двух осёдланных коней.

   Всадник словно сошёл со страниц исторического романа - широкий плащ, падаю-щий на лоснящийся от дождя конский круп, капюшон, надвинутый на лицо, рука в перча-тке, небрежно держащая поводья, носки сапог, плотно упирающиеся в стремена, прик-лад карабина, торчащий справа у передней луки седла... Он сидел неподвижно, но у Валь-ки было совершенно ясное ощущение, что из-под этого самого капюшона, обрамлённого оторочкой холодных капель, их внимательно разглядывают пристальные глаза.

148.

   Михал Святославич высоко поднял руку и негромко, но отчётливо сказал:

  -- В лесу мир.

  -- И мир лесу и миру, - послышался ясный, звонкий, чуть гортанный голос, и всадник от-

   кинул капюшон.

   Валька не удержал удивлённого: "Оххх..."

   Это была девчонка. Рыжие - даже этим сумрачным вечером рыжие, как огонь!!! - волосы рассыпались по плечам. Лет - примерно тех же, что и сам Валька. Тонкое краси-вое лицо больше подошло бы иконе, чем человеку, но, когда Валька, повинуясь жесту Ми-хала Святославича, подошёл ближе, то увидел, что у девчонки глаза странной хищной птицы из фантастической книжки о Всадниках Гора - жестокие и надменные синие гла-за, похожие на драгоценные камни, через которые пропущен холодный свет. Страшные глаза, если честно. Вот как хотите - страшные.

   И - красивые. Валька даже не сразу поймал брошенный ему повод, вспыхнул, ожи-дая, что девчонка засмеётся... но она только надвинула капюшон. Тогда Валька, вдруг ра-зозлившись, ловко взмыл в седло и толчком между ушей успокоил было взметнувшегося под чужим человеком коня:

  -- Трр-аа, зараза!

   Обычно он не ругался на животных - тем более, на коней, тем более, что был рад снова оказаться в седле - соскучился. Но вот поди ж ты...

   Михал Святославич тем временем тяжеловато взобрался в седло и ругнулся:

  -- Чёртово средневековье, никогда не привыкну... Валентин, познакомься, это Мора...

   Мора, это Валентин...

   Капюшон качнулся в сторону Вальки, и тот поймал себя на глупом желании ска-зать что-нибудь развязное. Вместо этого мальчишка заставил себя чуть поклониться в ответ и почувствовал, что стало легче.

   Так, а с чего ему вообще затяжелело-то? И опять Валька обнаружил, что непро-извольно всматривается в темноту под капюшоном, чтобы увидеть её глаза снова.

   Он за полминуты уже второй раз хотел сделать что-то независимо от сознания.

   Действуя коленями - видно было, как они ходят под плащом - девчонка повернула коня и рысью пошла по прогалине.

Ты видишь, как пляшут огни

Далёких костров

На лицах вождей

Умерших племён? -

   почему-то вдруг всплыло в памяти Вальки, и он поскакал следом - снова сам не сообразив, что скачет и не оглядываясь на Михала Святославича (тот явно предпочёл бы шаг, а то и вообще свои ноги).Мора..."Мора" - кажется, по-ирландски - "Смерть".Девчонка и пра-вда похожа на классическую ирландку, разве что не зеленоглазая... ну вот, опять глаза. Что случилось-то, блин, в конце концов, как Витька скажет?!.

   ...До полной темноты успели проехать километров десять, не меньше - темнело как-то неохотно, как неохотно светало по утрам. Дождь не прекращался. Валька думал, что сейчас они остановятся, но Мора коротко сказала:

  -- Уже близко, - и Михал Святославич, уже плохо различимый во мраке, явно кивнул.

   Валька всё-таки сделал глупость - попытался завязать разговор.

  -- А твои родители, - он послал коня вровень с девчонкой, - они что, тут живут?

  -- Слышал такую песенку? - поинтересовалась та из-под капюшона:

  -- Я - дитя любви печальной.

   Мать - плотва.

   Отец - Чапаев... Ещё что спросишь?

  -- Да нет... - смешавшись, пробормотал Валька.

   - Ну и отлично, - и девчонка, ткнув каблуками сапог конские бока, унеслась вперёд.

149.

  -- Поговорили, - сказал Валька и сплюнул в грязь.

  -- Это точно, - насмешливо сказал Михал Святославич - оказывается, он нагнал Валь-

   ку. - Да ты не расстраивайся очень-то.

  -- С чего мне расстраиваться? - удивился Валька. Лесник покачал головой:

  -- А вот врать и вовсе ни к чему. Вижу ведь, что она тебе понравилась.

  -- Она кто? - Валька решил уйти от этой темы к другой - в самом деле его интересо-

   вавшей. Михал Святославич качнул головой:

  -- Бретонка. Мора Лаваль. Один здешний человек её из Боснии привёз в 95-м, ей тогда и

   было-то года три.Вытащил из мусульманского гарема,от тамошних добился только кто такая и как зовут, а ещё - что её во Франции украли... что так смотришь, европейских детей крадут не только в России... хотя и не в таких масштабах,как там. Сперва пробо-вал родителей найти, потом плюнул и стал воспитывать, как дочь. Вот такое и получи-лось, воспитатель-то из того человека, прямо скажем...Вот она и по неделям дома не живёт, чуть что - нож в ход пускает, без шуток, читать и писать ни на каком языке не умеет и не желает уметь. Зато для нашего дела человек первостатейный. Мусульман не-навидит генетически, горожан презирает...

   Дождь усилился. Кони перешли на шаг, потом снова на рысь, и Валька понял: рядом дом. В смысле - их дом.

   Деревья расступились. Появившаяся широкая тропинка, почти дорога, с небольшим уклонам уводила вниз, где среди сливавшихся в сплошную чёрную массу деревьев неярко го-рели несколько огоньков.

   Трое всадников начали спускаться по раскисшей дороге. Кони тяжело оседали на задние ноги. Валька слышал, как шёпотом ругается Михал Святославич, и мальчишке вдруг стало смешно: супермен-спецназовец не умел ездить верхом!

   Внизу спуска огоньки пропали. Но Мора уверенно свернула направо и отпустила по-водья - кони вновь сами пошли рысью, а через какую-то минуту выяснилось, что эти огоньки - два парных электрических фонаря по бокам от старых ворот, возле которых, как возле коновязи, стоял ещё один конь. Под левым фонарём замер человек в короткой куртке и широкополой шляпе, с полей которой струйкой стекала вода. Вдоль ноги чело-век - стволом в землю - непринуждённо держал АКМС.

   Следом за Морой Михал Святославич и Валька тоже спешились и забросили пово-дья на решётчатую раму ворот.

   - С приездом, - человек в шляпе пожал Михалу Святославичу руку, потом обнялся с ним. - Как добрались?

   - Нормально. Сталкеров видели. А так всё в порядке.

   - Мора, отведи коней и покажи парню, где поесть, обсушиться и поспать, - приказал - не сказал, а именно приказал - человек девчонке. - Пошли, Михал.

   Они канули в темноту. Михал Святославич Вальке не сказал ни слова!В другую сто-рону девчонка увела коней.Валька остался сто-ять идиот идиотом. Но Мора вернулась неожиданно быстро - и показала рукой: иди следом. Валька двинулся за ней.

   Под ногами оказалась бетонная тропинка. В промозглой тьме Валька различил шах-матный порядок небольших будок между высокими голыми деревьями,какие-то металли-ческие конструкции. Всё это не имело жилого вида.Но тем не менее Мора свернула имен-но к одной из этих будок. Щёлкнул металл. Валька шагнул впереди девчонки в тёмное по-мещение; за спиной опять щёлкнуло, Мора сказала коротко:

   - Свет.

   Дневной свет залил узкий длинный коридор, обшитый панелями мягкого кремового цвета. Влево и вправо уходили ряды обитых коричневой кожей дверей с номерами - белы-ми в чёрных ромбах. В дальнем конце коридора виднелась ещё одна дверь - двустворча-тая, на ней была тоже табличка, неразличимая отсюда.

   - Сюда, - Мора открыла дверь под номером "8". - Замка нет, но тут никто не входит

150.

   без разрешения. Внутри скажешь "свет". Надо будет погасить - хлопнешь в ладоши. Там сам разберёшься.

   И - преспокойно отправилась на выход.

   Валька глупо хмыкнул ей вслед. Шагнул внутрь. И сказал:

   - Свет...

   ...Это была настоящая квартирка. Комнатка-спальня - с компьютером. Душ. Туалет. Маленькая столовая. Аппаратура искусственного климата. В холодильнике на кухне оказались консервы и сублиматы. Валька со стонами удовольствия разделся, по-бросал грязную одежду на пол душевой и влез под горячий душ. Сперва он думал, что по-том поест, но после полуминуты под горячими струями понял, что хочет только спать. Ничего больше. Он не мог заставить себя вычистить оружие и хотя бы вымыть сапоги. Без наигрыша качаясь, мальчишка протящился в комнату и залез под лёгкое тёплое оде-яло на прохладные простыни. Хлопнул в ладоши.

   И - всё.

20.

   Внутренние часы подсказали Вальке, что он заспался. Открыв глаза в темноте, он несколько секунд лежал, не понимая, где он и что с ним. Звуков не было. Никаких. И цари-ла абсолютная темнота.

   - Свет, - сказал Валька неуверенно, не понимая: было то, что он помнил со вчерашней ночи - или приснилось? Зажёгся свет.

   Часы на стене показывали одиннадцать. Без трёх.

   - Ничего себе, - признался сам себе мальчишка. Но тут же подумал: раз никто не за-шёл - то и всё нормально. Обходятся без него. И он решил не спешить. Тем более, что захотелось есть - очень.

   Но до холодильника ему добраться было не суждено. Послышался мелодичный щел-чок - и в одной из ниш шкафа возник Михал Святославич. Валька вздрогнул - изображе-ние было объёмным.

   - Добрый день, - кивнул лесник. - Ты встал?

   - Ддддда... - пробормотал Валька, во все глаза глядя на эту фантастическую картину.

   - В общем, ты будешь мне нужен вечером. До вечера ты свободен. Ходи, где хочешь, ос-матривайся. Всухомятку не ешь. Столовая в твоём блоке - дверь в конце коридора, там первая дверь налево. Карабин оставь в комнате, но пистолет можешь носить, если хо-чешь.

   - У меня одежда мокрая, - признался Валька. - Я вчера прямо упал и всё.

   - Ладно, - Михал Святославич покачал головой. - В душевой есть сушка. Разберёшься там? В принципе, я могу попросить - кто-нибудь подскочит и поможет.

   - Да нет, не надо, - справился с собой Валька. - Разберусь.

   - Ну - тогда до вечера, - кивнул Михал Святославич и с тем же мелодичным звоном ис-чез. Валька немедленно подскочил к нише. Но там не было ничего,кроме вделанного прямо в дно пульта управления. Пожав плечами, Валька отправился в душ.

   Пока сушилась одежда, он заставил себя вычистить оружие и прибраться, а заод-но осмотреть комнаты как следует. К компьютеру (его украшал логотип - чёрный прямоугольник, белая молния, алая надпись на её фоне:

   Хиус-молния) была подключена странная

   приставка - пульт. Валька осторожно коснулся кнопки ВКЛ. Приставка мигнула и пога-сла снова. На небольшом экранчике появилась надпись:

ПЕЙЗАЖ / МУЗЫКА

151.

   Валька уверенно коснулся пальцами слова "пейзаж". Возникло меню - длинное, из неско-льких сотен названий. Валька выбрал Соновый бор и коснулся возникшей надписи под-тверждаю звук.

   Торцовая стена исчезла. Вместо неё возникло объёмное изображение светлого ме-дноствольного сосняка. Послышался сильный шум ветра в кронах, пение птиц...

   С "музыкой" Валька экспериментировать не стал. Одевшись и перепоясавшись ре-мнём, он вышел в коридор и решительно направился к двери в его конце.

   Теперь он мог прочесть, что написано на табличке:

ЦЕНТР

N 10

"МУРОМЕЦ"

   Ниже кто-то вывел маркёром:

Прежде чем войти - подумай, чем ты можешь быть полезен внутри !

   Валька не стал раздумывать.

   За дверью оказался снова коридор - пошире и довольно шумный. Разнородные шу-мы, хотя и неопределимые, но отчётливые, доносились из-за раздвижных дверей. На стенах висели объявления, фотографии, записки и вообще всякая ерунда. Валька обратил внимание на объявление около первой правой двери:

Если кто-то думает, что пасту выдают за этим, то он ошибается.

Комната N 14 говорит вам всем своё громкое "фэ!!!".

   Тут же было нацарапано:

Чёрт, неужели кто-то всё ещё чистит ею зубы?!

   - и нарисован раздавленный тюбик.

   Хмыкнув, Валька осторожно заглянул в дверь.

   Перед ним был тамбур, за которым виднелся немаленький спортзал. Два десятка мальчишек разного возраста, от 5-6 до 15-16 лет - в свободных рубахах, штанах и мяг-ких сапогах попарно боксировали - в высо-ких рукавицах, не в перчатках. Между ними ходил высокий мужчина в такой же одежде, но без перчаток. Стены украшали ультра-русскославянские цветные плакаты, центральное место среди которых занимало изоб-ражение богатыря, ударом кулака отправляющего в нокаут омерзительного вида здо-ровяка в вычурных доспехах - носатого, чернявого, пейсастого. Витиеватая надпись гла-сила: "Бой Ильи Муромца с Жидовином". Звучала песня:

- Богатырское наше правило:

Надо другу в беде помочь!

Отстоять в борьбе дело правое!

Силу силушкой превозмочь!

Эх - надо нам жить красиво...

   Валька был заинтригован, но голод сделался окончательно непереносимым - и он развернулся к левой двери, осторожно прикрыв вход в спортзал.

   Столовая блистала чистотой и напоминала скорей зальчик небольшого кафе - но без малейших намёков на украшательство, голый удобный утилитаризм. За стойкой ни-кого не было, кстати, и Валька замер в растерянности. Тут и едой-то не пахло...

   - Есть тут кто? - неуверенно спросил Валька. И тут же за стойкой возник мальчишка - на пару лет младше Вальки, в белом халате,веснушчатый и крайне предупредительный. Ни о чём не спрашивая (Валька, слава небесам, увидел, что за стойкой - всё-таки дверь,

152.

   и парень выскочил оттуда, а не материализовался прямо за стойкой) ,он загрузил поднос тарелками с обалденно пахнущей ухой, рисом с беф-строгановым, салатом, хлебом, пече-ньем и кружкой какао (Валька тихо обрадовался), переправил всё это на один из столи-ков и, сказав с полупоклоном: "Приятного аппетита," - ретировался.

   Еда была приготовлена просто отлично - или, может, Вальке так показалось пос-ле долгих дней всухомятку? Во всяком случае, он съел всё. Покашлял, но вновь никто не появился, и Валька, продумав, загрузил грязную посуду в окошко - без надписей, но какое-то подходящее на вид именно для этого. Ещё раз осмотрелся - и вышел обратно в кори-дор. Ему захотелось посмотреть, что там, за другими дверями.

   Они в самом деле не запирались. За одними оказались отлично обставленные клас-сы, за другими - какие-то студии, а за одной - гулкий и тёмный плавательный бассейн. Вальку даже оторопь охватила, когда он вспомнил, как это выглядит снаружи: бетон-ная будочка - и капец. А ещё возникла мысль: да что же это тут?!

   Побродив, Валька хотел зайти в спортзал, но почему-то застеснялся - самым обы-чным образом. И, вернувшись в восьмую комнату, присел к компьютеру.

   Шумели стереососны. Туда прямо-таки хотелось войти. И почему-то вспомнилась вчерашняя девчонка Мара. Бретонка, надо же... Интересно, где она сейчас? Потом при-шёл в голову Витька. Наверное, он обходит участок. Идёт по дождю, Белок бежит ряд-ом и недоумевает: куда делся его хозяин и его любимый Валька?

   Может, подняться наверх? Валька решительно встал, надвинул капюшон. Да, надо наверх. Хотя бы просто посмотреть, как и что.

   Дверь в бункер тоже не была заперта. Вальке почему-то представлялось, что сна-ружи - яркий солнечный день, и он зажмурился... но там по-прежнему мокли осенние де-ревья под холодным дождём, кисла чёрная земля и было почти безлюдно. Только по этому странному полуразрушенному городку - за домами неподалёку,самыми обычными, но раз-валенными - ехал жёлто-серо-зелёный УАЗ, да возле вчерашних ворот (они были рядом, оказывается) гарцевали трое верховых - с автоматами.

   Валька ступил на бетонную дорожку. При виде этого пейзажа совершенно не вери-лось, что внизу - благоустроенный чистый город с полуфантастической техникой. Маль-чишка даже оглянулся на "свой" бетонный сарайчик. Приснилось, что ли?..

   - Валентин? - окликнули его. Мальчишка повернулся на голос - поворот тела скрыл дру-гое движение: как он положил руку на ТТ, большим пальцем сбросив ремешок крепления.

   Его окликал рослый худой человек (щёки ввалились, полувоенная одежда как будто на палки наброшена), стоявший на параллельной тропинке.

   - Вы меня? - Валька чуть наклонил голову. Мужчина махнул рукой:

   - Я Олег Иванович. Михал Святославич меня предупредил, что ты, возможно, заскуча-ешь и просил тебе показать, что захочешь.

   - Да? - учтиво, но слегка недоверчиво спросил Валька. - Мне он ничего не говорил.

   Олег Иванович кивнул:

   - Ну что ж, разумный подход. Но уверяю тебя, что тут, - он показал рукой вокруг, - са-мое безопасное место в мире. И потом: у тебя ведь пистолет, да и вряд ли я смогу тебя скрутить...

   Валька засмеялся. Каким-то чувством - возникшим уже довольно давно - он понял, чтот это и в самом деле хороший человек. И ловко перепрыгнул на соседнюю тропинку.

   - Но я не знаю, что хочу смотреть. Что тут вообще? - он пожал плечами.

   Олег Иванович внимательно смерил мальчишку взглядом.

   - Ну что ж, - медленно начал он, - тогда я сам решу, если ты не против. Пошли?..

   - ... Что здесь? - невольным шёпотом спросил Валька. Неяркий, но ровный свет заливал все углы длинного помещения, стены скоторого занимали ровные ряды полок с установленными на них бесконечными полосками кородок лазерных дисков.

  -- Здесь, - слегка торжественно ответил его сопровождающий, - хранятся в оцифро-

153.

   ванном виде все достижения человечества. От наскальных росписей до картин Глазуно-ва. От речей Платона до детских книг конца ХХ века. Это банк данных, который позво-лит начинать не с нуля. Когда придёт срок.

  -- И упала на землю звезда, - прошептал Валька, озирая ряды полок. - И имя той звезде

   - Полынь...

  -- Чернобыл, - отозвался Олег Иванович. - Да. Третий ангел уже вострубил...

  -- Вы готовитесь к большой войне? - спросил Валька, подходя к одной из полок и взгля-

   дом прося разрешения. Олег Иванович кивнул и ответил:

  -- Нет. К концу света.

   На взятой Валькой коробке была табличка:

Живопись. Франция. ХVIII век. Часть III.

   Мальчишка осторожно поставил её обратно.

   - Можно... я здесь ещё... посмотрю? - спросил он.Олег Иванович кивнул и какое-то вре-мя смотрел, как мальчик идёт вдоль полок, касаясь их палцьами, снимая то одну, то дру-гую коробку.

   Потом мужчина вышел в коридор.

   Валька не обратил внимания.

* * *

   Дождь шёл по-прежнему. Михал Святославич налил Вальке какао из термоса, а сам отхлебнул прямо через край и с удовольствием выдохнул:

   - Ххххххх... Вот что, Валентин. Твои родители по-прежнему под следствием. В Бутыр-ке. В разных камерах, в одиночках. Им инкриминируют в первую очередь финансирование ОПГ - организованных преступных группировок. Больше ни о чём серьёзном речь не идёт. Но им грозит, по предварительным прикидкам, солидный срок. Отцу - до 15 лет, мате-ри - до пяти. Нашлись "потерпевшие" от них.

   - От отца - понятно, - криво усмехнулся Валька. - Но от матери-то кто потерпел?

   Михал Святославич вздохнул и сделал странное движение - Вальке показалось, что лесник хотел потрепать его по волосам:

   - Но тут не в этом дело, Валентин... Если их посадят... в общем, я узнал. Их убьют. Во время медосмотра скорее всего. Где-то через год-полтора, чтобы не было подозрений.

   В пальцах Вальки треснул стакан. Горячая жидкость выплеснулась ему на руку.

   - Так, - сказал Валька. - А. Да. Конечно... - он присел, поболтал рукой в луже.

   - Следствие будет идти ещё не меньше полугода, наверняка - больше, - продолжал Ми-хал Святославич. Мальчишка не видел его искажённого мукой лица. - Будет сделано всё возмодное. Вплоть до - если иные выходы будут исчерпаны - налёта на конвой при пере-возке... Валя, мальчик! - Михал Святославич с силой поднял мальчишку на ноги. - Ну! Не надо! Ты не один. Мы выручим твоих. Мы обязательно их выручим. Верь! Мы сильнее!

   Валька поднял лицо. В свете фонаря над площадкой Михал Святославич увидел его - и испугался. Испугался узнавания. Он видел такие лица когда-то... давно... когда пятеро бойцов во главе с капитаном Ельжевским прошли через полсотни духов, изрубив, искром-сав и смяв их, как манекены.

   - Вы думали, я плачу? - странно спросил мальчик. И улыбнулся: - Нет, я не плачу... Олег Иванович сказал мне, что тут есть кузнец. Хороший,настоящий кузнец... Михал Свято-славич... Он не мог бы сделать мне нож? Говорят, он делает какие-то особенные ножи. Мне так сказали. Мне нужно. Правда нужно, дядя Михал, - с силой добавил он.

   Лесник несколько секунд смотрел на мальчишку. Потом кивнул:

   - Идём.

* * *

   Тропинка вилась по косогору между густых мокрых кустов.Впереди - казалось, вда-ли - горел огонёк.Валька молчал всю дорогу, молчал и шагавший впереди Михал Святосла-вич. И приземистый домик, чем-то похожий на коробку из-под ботинок, вынырнул из те-

154.

   мноты неожиданно, словно из-под земли вырос.

   Изнутри домика доносились уханье,грохот,шипение,лязг, скворчание, прочие стран-новатые и просто не очень-то приятные звуки - но их перекрывало могучее пение:

   - Я узнал, что люди... такие сильные,

В них налита кровь, жизнь дающая,

И любой удар они выдержат

Ведь не зря железо покорно им.

Ловкой ковкой бить... раскаленное,

И творить... творить - вновь иллюзию,

Им огонь не страшен, и в пламени

Они видят сон, сон спасения!

Голос у певца в самом деле был хороший, как у солиста какого-нибудь многомедаль-ного хора, только с небольшой хрипотцой. Валька заслушался, а Михал Святославич не мешал ему...

- Я узнал, что люди... такие крепкие,

Разрывают сталь, словно ниточку,

Оставляя огонь сознания,

Различающий темное... светлое

   И не даром ввысь устремляются

   К небосклону, виды видавшему,

   Люди, крылья себе сковавшие,

   Золотыми точками ставшие.

И кипящий жар - мерно под воду,

Раскалить! а потом...стужею...

Заживут все ожоги медленно,

И отмоется пепел с фартука.

   Я узнал, что люди... такие слабые -

Телефона обломки по полу!

Батарейки звенят, обижены,

   По углам разлетевшись слезами.

   Ведь за твердостью молодецкою,

   И той прытью - небесной скоростью

Притаился рассудок тоненький...

   Пощади! Убери-ка рученьки!...

Я оставлю гореть без памяти

Раздраженное сердце витязя...

Знаешь... люди такие слабые,

Только с виду они... железные (1.)

   - Пошли, - подтолкнул вздрогнувшего Вальку Михал Святославич.

   - А... да, - Валька двинулся наконец-то с места и поднял голову. Над входом в помеще-ние, над покосившейся металлической дверь, которую, как видно, не открывали полнос-тью сто лет, висела металлическая табличка - красной эмали, с остатками золотых букв:

ЦЕНТ

УПРА НИЯ

ПОЛ И

МО

СССР

   - и золотой звездой, неожиданно яркой...

   Михал Святославич пропустил Вальку вперёд.

   Внутри было... в общем, ни "светло", ни "темно" назвать это не представлялось возможным. В угольной темноте метались алые языки пламени и рассыпались золотые веера, фонтаны и снопы искр. Оглушительно грохал металл, и кто-то огромный тёмным силуэтом высился возле старинной наковальни, вросшей в проломленный деревянный пол. Было жарко, огненно-жарко.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Слова И. Кузнецова

155.

   - Вот, - Михал Святославич слегка подтолкнул Вальку в спину.

   Пение, звучавшее уже без слов, прервалось. Человек опустил молот и повернулся к вошедшим.

   В джинсах, кирзовых сапогах и кожаном фартуке, он сейчас производил не такое уж потустороннее впечатление. По крайней мере, пока Валька не пригляделся к нему под-робнее.

   Огромного роста, плечистый, кузнец был не просто могуч - он был чудовищно мо-гуч. Бугры мускулов вспухали или плавно перекатывались при каждом движении. На голой груди висел какой-то медальон. Длинные светлые волосы стягивала широкая кожаная по-вязка.Короткая борода - опалена, длинные мощные усы спускались ниже подбородка. Бо-льшие светлые глаза смотрели почти без выражения, лишь на дне их какой-то искоркой горело любопытство... или сумасшествие?

   - Михал, - сипловато прогудел кузнец. Шагнул, пожал выше запястья протянутую ему руку лесника. - Рад видеть. С чем пришёл?

   Михал Святославич коротко указал на Вальку. И... вышел наружу.

   Валька обомлел от такого дела. И испугался - почему-то очень сильно испугался. Такого с ним не было давным-давно.

   Кузнец хмыкнул, глядя вслед леснику,в промозглую мокрую черноту. И перевёл взгляд на Вальку. Взгляд был по-прежнему любопытным, но ещё и оценивающим. И под этим взглядом Валька ощутил себя настолько незначительным, что разозлился на себя и перес-тал бояться:

   - Мне нужен нож, - отрывисто сказал он. Густые брови кузнеца, тоже попалённые во многих местах, поползли вверх:

   - Но-ож? - протянул он. - Купи в магазине, чего проще.

   - Этот нож в магазине не продадут.

   Кузнец хмыкнул и снова уставился куда-то вдаль. Теперь Валька видел, что висит у него на груди - серебряный молоточек на витом шнурке.

   - Зачем тебе такой нож? - скучно спросил кузнец, не глядя на мальчишку. - Китайская выкидуха стоит триста рублей. Да и ножи получше - не намного дороже. Съезди в Эр-Эфию, там тебе продадут вообще какой угодно.

   - Мне нужен ваш нож.

   - Мгкхммм... - кашлянул кузнец и соизволил посмотреть на Вальку. На этот раз глаза у него были весёлые. - Ну раздевайся. Будешь махать молотом.

   - Я?! - вырвалось у Вальки.

   - И я тоже, - отрезал кузнец. - Вон там возьми фартук...

   Валька снял куртку, рубашку, водолазку. Кузнец бесцеремонно подтянул его к себе, сдавил плечи, вывернул их. Валька вспыхнул от гнева и рванулся, но кузнец сжал бицепсы выше локтей - мальчишка стиснул зубы. Кузнец оттолкнул гео:

   - Ну что ж - может, и выдержишь, - буркнул он. - Вон меха. Раздувай огонь...

   ... - Мы собирались в Черных Лесах...

   Совы в ночи кричали,

   Руны горели на наших мечах,

   Серые шкуры - на наших плечах,

   Ярко костры пылали... - ревел кузнец, равномерно взмахивая молотком, обозначавшим место, куда Валька должен наносить удары. Плечи и спину у мальчишки уже ломило, но он стиснул зубы и продолжал обрушивать тяжёлый молот снова и снова...

156.

   - Страшен был первый натиск врагов -

   Многие в Небе пируют...

   Гневны, пронзительны взгляды Богов,

   Ярость вскипает - Ярость Волков,

   Бури в душах лютуют!

   Раньше Валька не имел представления о кузнечном деле. Он многое знал о холодном оружии,  но как куют клинки - было для него откровением. Кузнец снова и снова месил, перекручивая и выгибая в спираль, одну и ту же заготовку, горевшую белым пламенем и под ударами Валькиного молота выбрасывавшую снопы искр.

   - Пленник кричит - меч взмывает над ним,

   Кровью Земля обагрилась.

   Так свою смерть обретут все враги,

   Точен удар крепкой русской руки -

   Нет им надежды на милость.

     Слова песни были так же размеренны, как точные направляющие удары молотка в руке кузнеца. Вот он отстранил Вальку коротким жестом, клинок, схваченный клещами, нырнул в бадью, грохнуло, зашипело, рванулся пар... Валька переводил дыхание. Кузнец пел:

   - Мы выходили из Черных Лесов,

   Солнце над нами всходило...

   Ужас сковал сердце вражьих полков -

   Необорим натиск диких волков,

   Полных языческой Силы! (1.) Ну! Давай мехи!

   И мальчишка подскочил к деревянной рукоятке, начал качать, стиснув зубы и глядя, как вновь раскаляется сталь, начинает жить и дышать...

   ...- Подъём, - раздалось над Валькой, и мальчишка ошалело привстал на локтях.

   Ладони горели. Плечи и спина ныли. Валька еле удержал настоящий стон.

   Кузнец стоял над ним. Горел неяркий, но настоящий электрический свет, делавший кузницу не такой уж зашадочно-таинственной. Но это Валька отметил лишь мельком, потому что в руке кузнец держал нож.

   Его, Вальки, нож.

   Он был длиной по клинку сантиметров двадцать - длинный. Примерно с двух тре-тей толстого обуха, явно годного перебивать кости, шёл плавный спуск, тоже заточен-_________________________________________________________________________________________________________________

   1. Слова И. Маслова

157.

   ный, сам клинок прорезала выборка. Маленькая гарда изгибалась буквой S, плотно обмо-танная намертво закреплённым ремнём рукоять венчалась серебряным диском с гравиро-вкой восьмиконечной звезды. А ещё одна гравировка вязью шла по клинку с одной стороны - это была свастика и какие-то руны.

   Кузнец ловко повернул клинок - и Валька увидел надпись:

Без дела не вынимай - без славы не вкладывай !

   Валька взял нож в руку - и по ней до самого плеча словно бы пробежали огненные мурашки. Оружие казалось продолжением руки - едва ли не более естественным, чем собственные пальцы. Мальчишка перебросил нож в испанский хват, обратно - в шведс-кий, потом - во французский(1.). Повёл ножом по воздуху. Подбросил его, поймал за кон-чик лезвия и послал через комнату - за десять шагов - в одну из закладывавших окно до-сок. Исчезнув из его ладони, нож вырос в деревяшке и, коротко провибрировав, замер. Ва-лька, подойдя, выдернул оружие, осмотрел его. Спросил, не поворачиваясь к кузнецу:

  -- У вас не найдётся гвоздя?

  -- Ну попробуй, - тот выложил на стоящий в углу верстак несколько двухсоток. Вальке

   почудилось в его глазах насмешливое одобрение.Отбросив эту мысль,мальчишка взял один из гвоздей и коротким ударом молотка вогнал его на пол-длины в бок верстака. Примери-лся. И резким, сильным ударом отрубил гвоздь у самого дерева. Снова осмотрел лезвие - на серебряной заточенной кромке не было видно ни царапинки.

   Хорошо лечь в руку может и выпендрёжное коллекционное оружие, которого много расплодилось в мире. Это само по себе ни о чём не говорит. А вот другое...

  -- Я назову его - Змей, - без малейшего смущения или пафоса сказал Валька. - Что я до-

   лжен вам?

  -- Душу, - тяжело усмехнулся кузнец, испытующе глядя на Вальку. Мальчишка усмехнул-

   ся в ответ:

  -- Вы - Князь Тьмы? Впервые слышу, чтобы великие мастера скупали души.

  -- На клинке всё написано, - буркнул кузнец, отворачиваясь. - Если не нарушишь этого -

   считай,что расплатился.А если нарушишь - мой нож всё равно недолго тебе прослужит.

* * *

   - Он был офицером, - говорил Михал Святославич. - Где-то в Средней Азии, я точ-но не знаю. Вроде бы и семья была, только в девяносто втором они без вести пропали, когда военный городок духи разгромили. Он сам тогда на границе был; вернулся, искал долго, наворотил таких дел, что его наше же командование военным преступником обья-вило. Ну, он напоследок базу "вовчиков"(2.) взорвал и исчез. А в этих местах появился лет пять назад. Живёт и песни поёт, сковать всё что хочешь может. Клинки только по за-казу куёт, да и то редко. Зато качество лучше старых золингеновских(3.)... да ты сам видел.

  -- А как его зовут? - спросил Валька, на ходу поддевая носком сапога слой мокрой палой

   листвы. Михал Святославич странно улыбнулся:

  -- На самом деле - кто его знает... А себя он называет просто и непритязательно.

   Перун.

  -- Ка-а-ак-кх?! - Валька задохнулся, споткнулся, уставился на лесника. - Это что -

   шутка?!

158.

  -- Если и шутка, то не моя, а его, - хладнокровно ответил Михал Святославич. - Хотя,

   как ты мог убедиться, к шуткам он не склонен. По крайней мере, в привычном смысле. Вот в Азии, например, он одному пленному "вовчиковскому" командиру руки спереди свя-зал, штаны спустил, в зад запихал динамитную палочку, поджёг длинный фитиль и спих-нул в яму. Говорят, тот там такие коленца выделывал, что от смеха умереть было мо-жно.

   Валька захохотал, представив себе эту картину. Потом сказал серьёзно, взвешен-но, без подростковой самонадянности:

  -- Я бы не стал прыгать. Я бы сказал: "Ща как пукну!"

   Михал Святославич засмеялся, потом заметил:

  -- Ты - русский. А чурки не умеют умирать. Они или умирают, как тупой скот - или как

   трусы. Просто потому, что они существуют в дерьме и не знают, что такое Жизнь, а тому, кто этого не знает - что терять? Часто говорят: вот, взорвал себя смертник-шахид, какой герой, мы так не можем... А что он видел, кроме вшей, голода и безграмот-ной нищеты? На самом деле герой тот, кто знает, как хороша бывает жизнь, как много она значит - и всё-таки отдаёт её. Осознанно. Вот это - подвиг. В Афгане одного моего друга-офицера закрыл собой парнишка-студент, тогда и студенты в армии служили, и ничего, не тупели... Он и погулять успел, и умные книжки почитать, не Коран, и в кино походить, и верил, что дальше, на гражданке, его ждёт прекрасная жизнь... А увидел, что в командира целятся - успел закрыть собой.И это дороже стада шахидов... И кста-ти, поэтому я всё-таки за всеобщую воинскую. А то слишком много дерьма разводится по углам и под юбками. Рисковать - так всем одинаково.

  -- Я тоже хотел служить в армии, - вспомнил Валька. Михал Святославич удивился:

  -- Разве ты не служишь?

   Валька осекся - кажется, возразить было нечего.

21.

   Снег лёг ночью.

   Витька увидел это, когда проснулся под утро. Он лежал и сонно смотрел в окно, за которым было всё бело. И думал, что это первый раз за много лет, когда снег ничем ему не грозит и он может смотреть на него спокойно.

   Как когда-то.

   Он лежал в тишине, слушал, как где-то на пределе слуха скребётся мышь - и сами собой складывались в голове строчки...

Век...

Капли на веках.

Снег...

Холодная нега.

Свет...

Струйками с веток.

Ночь...

Фонарные точки.

Тишь...

Шуршание мыши.

   Вообще-то не было фонарных точек. Но так выходило красивее...

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Вообще-то в современной терминологии испанский хват называется обратным, шведский - прямым, а французский - диагональ-ным, но мне такие термины кажутся слишком плоскими и утилитарными. 2. "Вовчики" и "юрчики" - название двух группировок во время гражданской войны в Таджикистане в первой половине 90-х годов ХХ в. К русским относились одинаково враждебно, хотя "юрчики" считали себя "проевропейской" партией. 3. Золинген - центр производства холодного оружия в Германии. Со средних веков до середины ХХ века золингеновская сталь заслуженно считалась лучшей в мире (на втором месте была русская златоустов-ская, на третьем - шведская). Достаточно сказать, что "знаменитые" кавказские шашки на самом деле перековывались из немецких шпаг!

159.

   Он было задремал снова. Но опять проснулся - толчком, сразу. И вновь увидел снег за окном, хотя в дрёме ему показалось, что это был сон.

   Витьке нравилось быть одному. Нет, не так. Ему нравилось ощущать себя хозяи-ном в доме. От него зависело, что и как делать. Что готовить, куда идти, когда лечь спать и чем заняться. Он заполнял таблицы и составлял графики. Обходил участок и на-ведывался в Гирловку. Это была полностью его жизнь - и совершенно не возникало же-лания сделать какую-нибудь глупость, хотя в принципе таким свободным Витька не был ещё никогда.

   Начало ноября, снег, подумал Витька, усаживаясь после умывания за стол. Ну что ж. Вряд ли ляжет, растает, конечно... Но надо идти на обход. Посмотреть, как там ло-си, которым он рассыпал соль на кормушке.

   На столе со вчерашнего дня лежали распечатки лекций по русской истории. Смеш-но. Оказывается, учиться интересно. Если знания в тебя не запихивают, а ты сам их на-ходишь и "поглощаешь". Что такое учёба,размышлял Витька. В тебя запихивают сотню написанных другими людьми книг. В школе. Потом ещё сотню в ВУЗе. И говорят: образо-ванный. А человек, который эти же книги (и больше) прочитал сам - неуч. Смешно, ведь ясно же уже то хотя бы, что раз читал сам - значит, хотел учиться. В сущности учи-теля и профессора чем отличаются от учебника?Они могут объяснить непонятное. Это да. Но если постараться, то можно и до объяснения дойти самому. Да и объясняют-то чаще всего не с позиций правды, а так - как самому захочется... Вот та же история. Ко-гда Витька скачал из Интернета тексты двух монографий (о слово! Нет бы просто "ра-бота". Витька узнал, кстати, что Гитлер после прихода к власти в приказном порядке заменил почти все иностранные слова в немецком языке на отечественные - и нельзя ска-зать, что в этом мальчишка был с ним несогласен) - так вот, посвящённые одной и той же теме (Суворову Александру Васильевичу(1.)), они освещали его личность с совершенно разных точек зрения. То есть - вообще. По одной он был гениальный полководец, тонкий остряк, любимец солдат, храбрец, патриот и создатель русской школы штыкового боя. По другой - взбалмошный и жестокий истерик, побеждавший только слабаков-турок, лгун и ретроград, ничего толком не умевший и не знавший и даже по-русски говоривший с трудом. Витька сперва запутался. Но потом посмотрел сведения об авторах. И когда узнал, что автор второй монографии награждён какими-то зарубежными премиями и знаками отличия и много раз читал лекции в зарубежных университетах, а автор первой и историком-то не является, а так - самоучка, бывший инженер - понял тут же, что прав, конечно, этот, второй. Потому что ему явно было интересно писать - и писал он так, как должен писать русский человек. Не для денег и премий... А "историк" через сло-во твердил об "истине" и "объективности" - но из строчек буквально капал яд...

   ...Белок спал на крыльце у порога - когда Витька вышел, огромный пёс лениво под-нялся и потянулся, но тут же принял всем видом полную готовность служить.

   - Бездельник, - сказал Витька. Незаслуженно, просто так. Белок грохнул хвостом по пе-рилам; Витьке показалось: содрогнулся весь кордон. - Извини, извини, - мальчишка опус-тился на колено, начал трепать пса за шерсть на шее. - По Вальке скучаешь? Понимаю, я тоже скучаю... Ну теперь он уже скоро, наверное, придёт... хотя, кой чёрт скоро, хо-рошо, если через две недели... Ну всё равно подождём, правда?

   Белок всем своим видом выразил готовность ждать сколь угодно долго, лишь бы сейчас не ждать, а идти.

   1. СУВОРОВ Александр Васильевич (1730-1800), граф Рымникский (1789), князь Италийский (1799), российский полководец, генералис-симус (1799). Начал службу капралом в 1748. Участник Семилетней войны. Во время русско-турецких войн (1768-74 и 1787-91) одер-жал победы при Козлудже (1774), Кинбурне (1787), Фокшанах (1789), Рымнике (1789) и штурмом овладел крепостью Измаил (1790). На последнем этапе восстания Е. И. Пугачева, с августа 1774, руководил войсками, направленными для его подавления. Командовал войсками, подавлявшими Польское восстание 1794. В 1799 провел Итальянский и Швейцарский походы, разбив французские войска на реках Адда и Треббия и при Нови; вышел из окружения, перейдя швейцарские Альпы. Автор военно-теоретических работ ("Полковое учреждение", "Наука побеждать"). Создал оригинальную систему взглядов на способы ведения войны и боя, воспитания и обучения войск. Стратегия Суворова носила наступательный характер. Развил тактику колонн и рассыпного строя. Не проиграл ни одного сражения.

160.

   - Ну ладно, пошли, пошли, - Витька выпрямился, взял карабин на руку привычным движением, шагнул с крыльца. Белок выскочил через перила. - Орёл, - одобрительно бро-сил Витька. - Это. Семург(1.).

   Около ворот он оглянулся.

   На свежем снегу осталась цепочка чёрных следов. И почему-то эта вполне обычная для поздней осени картина вызвала у мальчишки смутное раздражение. Передёрнув пле-чами, он погромче свистнул Белку и решительно зашагал дальше, думая, что правы были те, кто предупреждал: оглядываться - не к добру...

   ...Алька сидела за поворотом на поваленном стволе - писала на снегу и, когда Вить-ка подошёл, издалека замахав рукой, быстро шоркнула носком мехового ботинка по белой поверхности, стирая написанное. Спрыгнула, улыбнулась. Тоже подняла руку.

   - А ты как здесь?.. - начал Витька, но спохватился: - А, да, суббота же...

   - Всё на свете перезабыл, - усмехнулась Алька.

   - Ага, - согласился Витька, улыбаясь. - А ты чего не пришла-то?

   - Я думала, ты ещё спишь, - пожала плечами девчонка.

   - Ну и что?

   - Так... Пошли?

   - Пошли, - кивнул Витька. И, делая шаг вслед за девчонкой, бросил взгляд туда, где она писала на снегу.

   Из-под размашистой черты проступало:

Вить я те лю

22.

   Снаружи лежал снег.

   Валька как-то не сразу осознал этот факт. Он просто вышел из бункера - и понял, что всё вокруг бело. За подморозило, в ярком небе вставало солнце - солнце, которого Ва-лька не видел уже месяц, не меньше.

   Снег покрыл грязь. Снег лёг на ветки пушистыми чехлами. Снег укутал домики. Ва-лька стоял и таращился вокруг, пока его не окликнули:

   - Русский!

   Мора сидела, поставив одну ногу на край, на крыше бункера и улыбалась углом губ, покусывая какую-то веточку.

   - С первым снегом тебя, - сообщила она. Валька кивнул, разглядывая её снизу вверх. По-том чуть поклонился:

   - Suilad, gwanthi (2.)

   Ему захотелось чуть поддразнить девчонку. И сказать то, что хотелось сказать - будучи уверенным, что она не поймёт. А французский или английский она могла и знать... Мора поиграла тонкими бровями:

  -- Bain arad, hen. Im ista'sindarin maer. (3.)

  -- Сen'sen im... (4.), - Валька справился с растерянностью.

  -- Ты хорошо ездишь верхом, - сказала Мора и ловко соскочила вниз. Выпрямилась на

   снегу. - Как насчёт того, чтобы устроить скачки? Ты ведь не занят сейчас, твой стар-ший в делах...

  -- Скачки? - Валька чуть прищурился. - На приз или на интерес?

   _________________________________________________________________________________________________________________

   1. В славянской мифологии - крылатый пёс. Он же - Семаргл, Симуран. 2. Привет, красавица. (синдар.) 3. Дивный день, дитя. Я хорошо знаю Синдарин. (синдар.) 4. Я вижу это... (синдар.)

161.

  -- На приз, - девчонка указала подбородком на нож на поясе мальчишки. - Это нож Пе-

   руна. Я давно хотела такой. Если я выиграю - он мой.

  -- А если проиграешь? - Валька вдруг ощутил какой-то внутренний толчок. Мора сдела-

   ла равнодушный жест: мол, выбирай, что хочешь. И Валька понял: она совершенно увере-на в победе. - Тогда я поцелую тебя, - сказал мальчишка.

   Брови девчонки взлетели на лоб. Она приоткрыла рот - и захохотала. Она смеялась долго, самозабвенно, весело и искренне. Потом указала на нож уже рукой и повторила:

   - Он мой.

   Валька молча поклонился...

   ...Всю дорогу по лесу оба молчали. Мора сама предложила Вальке выбрать обоих коней, и седлали они сами себе каждый. Хотя... Валька был уверен, что девчонка и так его не обманула бы. И сам поступил честно: выбрал явно одинаковых по статям орлов-цев-пятилеток.

   В лесу было морозно и прозрачно. Когда-то тут явно лежали поля, но лес за после-дние двадцать лет захватил их - осинник, березнячки, сосны...Скорее всего лет через сто тут будет дубовый бор. Пока же всё светилось насквозь. Но даже в таком лесу дикова-то выглядели иногда попадавшиеся - то остаток забора, то обломки поливальной систе-мы, то развалины зерновой...

   - Мы тут никого не встретим? - спросил Валька. Мора улыбнулась:

   - Боишься, русский?

   - Осторожность - не страх, - спокойно ответил Валька. - Я без оружия. А тут неда-леко...

   - Если ты про сталкеров, то они сюда не суются, - ответила Мора. - Сюда ходят и ез-дят только наши. Только те, кто знает пароль и кого мы приглашаем сами. Для осталь-ных перейти границу - значит прожить примерно минут пять. А если ты про зверей, то всё самое опасное днём сидит по норам и логовищам. Ночь - другое дело, ночью даже бо-льшинство наших стараются без нужды не ходить в некоторые места.

   - Ты, конечно, ходишь.

   - Естественно. Я тут знаю всё и всех... Ну вот. Как тебе место?

   Да, место было неплохим. Впереди километра на три расстилалась тут и там пе-ресечённая канавами и рытвинами равнина, поросшая низким кустарником и торчащей из-под снега жухлой травой.

   - Кто первый будет на той опушке, - Мора указала вперёд рукой в перчатке, - тот и по-бедил.

   - Что здесь было? - Валька осматривал равнину.

   - Говорят, тут погиб прилетевший с Марса корабль, - пояснила Мора. - В 87-м. Он дол-жен был сесть на Байконуре, но что-то случилось, и он упал тут. Или космонавты сами его направили, потому что - незаселённая зона. Потом остатки собрали, конечно, а поле так и осталось...

   - С Марса? - Валька огляделся. - Но ведь люди на Марсе не были. И вообще на других планетах, только американцы на Луне...

   - Это американцы не были на Луне, - обыденно ответила Мора, - это все знают, кто не без мозгов. А ваши,советские, в восьмидесятые летали на Марс,только вот вроде бы раз-бились при возвращении, неудачно. Но всё равно много интересного привезли.

   - Мора, - спросил Валька неожиданно для себя, - а вот ты - ты кто? Ну. Ты белоруска, бретонка - как ты о себе думаешь?

   - Никак, - пожала плечами девчонка. - Мне всё равно. Я живу, где мне нравится. Живу, как хочу. И делаю, что желаю. Какая разница, кто я? Так мы скачем?

   - Скачем, - кивнул Валька. - Сигнал?

   - Взрыв, - Мора достала из седельной сумки немецкую гранату на длинной ручке, выде- рнула шнур и кинула гранату за спину. Та упала в снег. - Через три-четыре секунды, - со-

162.

   общила девчонка. - Не пялься туда, до нас не достанет, осколки слабо летят...

   Краххх!!!

   Граната коротко хлопнула. И через миг Валька видел уже только летящие по вет-ру хвост коня Моры и её рыжие волосы - девчонка ушла со старта прыжком, сразу в ка-рьер, мгновенно и неостановимо.

   С первых секунд скачки Вальке стало ясно, что его соперница - не просто наездник. Наездником - и отличным - был он сам. Мора не скакала верхом - она составляла с конем единое целое.

   И с этим существом тягаться было бессмысленно.

   Нет, Валька не собирался уступать! Его конь летел через исковерканное поле, слов-но вихрь. Но...

   Конь Моры мчался в каком-то корпусе перед Валькой. Мальчишка видел, как из-под копыт летят шматки смешанного с не успевшей замёрзнуть землёй снега - некоторые били его в лицо, но боли Валька не ощущал. Мора выла, свистела, гикала и улюлюкала, как баньши(1.), слившись с конём в единое целое бешеное существо:

  -- Уй-йааа-хххаааа! Ой-ааа! Хэй-ааа! Иау! Иау! Й-ахх-ааа!

   Валька тоже делал, что мог. И понимал, что его конь не уступает коню Моры. Но было что-то, чего не хватало самому Вальке, чтобы выиграть эту бешеную гонку. Что-то более важное, чем умение ездить верхом - этого и ему хватало...

   - Й-ау! В-вау! - визжала Мора. Валька в бешенстве нахлёстывал коня ладонью, но никак не мог нагнать эти два чёртовых, проклятых, идиотских метра. В тот момент он сов-сем не думал о закладах - своём и Моры. Ни при чём тут были какие-то заклады...

   Кони, сами взбесившись, неслись во весь опор, с маху беря препятствия, перемахи-вая через рытвины и кусты, стелясь над землёй. В такой скачке человек не управляет ко-нём - он может только дать ему что-то... что-то...

  -- Ий-аххх!

   Валька увидел, как Мора пригнулась к гриве, вросла в неё - и понял, что впереди пре-пятствие. Понял раньше, чем увидел его - овраг, десятиметровую, не меньше, рытвину, чёрно-белую от снега и голой земли, пересекавшую их путь...

  -- О-о-о-о-аааххх!

   И конь Моры взлетел птицей...

   И Валька понял, что - всё, это уже недостижимо...

  -- Йа-рррр!!!

   Следующее, что сообразил Валька после того, как услышал этот дикий крик, рык какой-то - что его конь - в прыжке. И что в этом прыжке он настигает Вальку.

   Над оврагом. Над землёй. В воздухе.

   Этого быть не могло. Но - было.

   Громом прозвучали столкнувшиеся стремена - в высшей точке полёта.

   Слева от себя Валька увидел яростные, горящие глаза Моры. В них были гнев, недоу-мение и восторг. Потом всё это провалилось куда-то вниз и назад. Жёстко ударила зем-ля. Конь выровнялся на скаку. И пошёл к опушке.

   Валька не оглядывался. Он знал, что победил...

   ...Мора подскакала к опушке на две секунды позже. Уже шагом подъехала ближе. Неверяще прошептала, терзая рукой в перчатке уши хрипящего коня:

  -- Будь ты проклят, русский, - и соскользнула наземь. Ударила кулаком по конскому лбу,

   пошатнулась, снизу вверх глядя на сидящего в седле мальчишку. Повторила гневно: - Будь ты проклят, слышишь?!

  -- Слышу, - Валька положил одну ногу на седло. - Ты проиграла заклад... - он чуть было

   не сказал "валькирия", но поправился, надменно: - ...девчонка.

   _____________________________________________________________________________

   1.В кельтской мифологии - "личное" привидение-плакальщица человека. Незадолго до смерти "своего" человека баньши оплакивает его громкими страшными причитаниями. Иногда их слышат те, кому суждено умереть.

163.

   Отшагнув,Мора чуть пригнулась - и в её руке появился длинный эсэсовский кинжал.

  -- Да? - насмешливо спросила она. - Ну что ж... мальчишка. Я проиграла заклад. Но

   никто не говорил, что будет с тобой после того, как ты его получишь. Так как теперь?

   Валька улыбнулся и спрыгнул с седла. Глядя прямо в глаза Моры, пошёл к ней - при-гнувшейся, напружиненной. Полгода назад он не осмелился бы сделать и шага. И тогда Валька не был трусом даже на капельку. Просто - зачем? Идти на нож - не на китай-скую "выкидуху" в руке поддатого гопника, а на вот такой нож в руке у того, кто явно умеет им пользоваться не по-дворовому - ради того, чтобы...

   Сильно он изменился за эти полгода.

   Он подошёл. Кинжал упёрся ему под рёбра слева, продавив одежду.

  -- Думаешь, ты будешь первым, кого я убью? - тихо сказала Мора, глядя Вальке прямо в

   глаза. - Ты проживёшь после своего поцелуя не больше секунды.

  -- Отлично, - кивнул Валька. Взял Мору за виски ладонями. Глаза девчонки расширились

   и заискрились. - Просто великолепно, чего ещё желать? - добавил Валька.

   У её губ был вкус дыма, летнего тепла и талой воды. Валька не понял, когда и как на носок его сапога тяжело упал выпавший кинжал, а руки девчонки сомкнулись сзади на его шее.

  -- У тебя кровь, - через какое-то время сказала Мора, чуть отстранившись, но не от-

   пуская рук.

  -- Да? - Валька облизнул губы. - Это когда скакали...по губам попало землёй, навер-

   ное...

  -- Дай, - Мора потянулась к нему снова. Валька улыбнулся, только теперь ощутив боль

   и вкус своей крови:

  -- Ты ещё и вампир? Мило...- и тут же вздрогнул и буквально затрясся от неожидан-

   ного озноба - Мора облизнула его разбитые губы. - Пппппп... рестань, - с трудом про-изнёс мальчишка. - Тттт... ччч... что?

   Девчонка подняла на него свой странный взгляд. Чуть сощурила глаза - их холодный огонь пригас, но продолжал литься из-под ресниц.

   - Ты победил меня. - тихо сказала Мора. - Победитель получает всё.Это древний закон. Ты хочешь меня?

   - Дддда, - с трудом честно выдавил Валька прежде, чем успел проконтролировать свои слова. - Но... я... я...

   - Не бойся, я научу, - шепнула Мора. - Русский...

   ...Двое сидели бок о бок на жухлой траве голого склона.Кони бродили внизу, фыркая и вытаптывая наружу последнюю траву. Двое жевали травинки и задумчиво смотрели на то, как ползут по небосклону новые снеговые тучи. Через поле пролетал неожиданно тёплый ветер, ерошли длинные волосы двоих - рыжие Моры, светло-русые Вальки.

  -- Откуда ты знаешь синдарин? - спросил Валька, срывая новую травинку. - Это же

   книжный язык, а мне говорили, что ты... - он замялся, но Мора продолжила сама, не гля-дя на него:

  -- ...не умею ни читать, ни писать? Это неправда. Часть образа... Да и действительно

   я научилась этому лет в десять. А синдарин... мне он понравился, я и выучила, что могла.

  -- Ничего себе - "сколько могла"! - вырвалось у Вальки удивлённо. - Я специально учил,

   и то...- он оперся на локоть, повернулся к Море и поинтересовался: - Слушай, а если ты всех таких резвых, как я, прирезала, то откуда целоваться научилась? Или это шутка была?

  -- Насчёт убитых - не шутка. А целовать... - Мора смотрела поверх Вальки. - Я нико-

   гда и ни с кем не целовалась, - просто призналась она. - Это как-то само... получилось. И всё остальное тоже. Я соврала, ты у меня первый.

   - Ты у меня тоже... Я не хотел, - искренне сказал Валька. - Нет, я хотел... я не хотел тебя обижать.

164.

   - Я не обиделась, - слегка удивлённо ответила девчонка. - Я же сама сказала... И это

   правда - ты ведь победил...

   - Ты - только поэтому? - Валька отвернулся в поле, свистнул коням. Мора молчала, и он решился: - А я сразу в тебя влюбился,как только увидел твои глаза. Там,на прогалине... Я ни разу не видел такой девчонки, как ты. Я даже не думал, что такие есть.

   Пальцы Моры коснулись его волос:

   - Мой русский... - сказала она. - А я тогда разозлилась. И потом только поняла, что это ты и есть...

   - Я? - Валька не поворачивался. Пальцы Моры перебирали длинные пряди. Её голос зву-чал тихо-тихо, но явственно:

   - Мне всегда снились сны... Сколько я себя помню, с тех пор, как дядя Олег вытащил ме-ня из ада... Мне снились морской берег и скала. Я стояла на ней, я ждала, ждала, ждала тысячу лет. А ты подходил сзади и говорил, кладя руки мне на плечи: "Я вернулся." Я бре-тонка, русский, - Мора повернула голову Вальки к себе, глаза её были строгими. - Пусть я и не помню своей родины, но я бретонка - ты спрашивал меня, кто я? В нас спит древняя память. Ты уже приходил ко мне. Ты был воин и певец. И мы были счастливы в стране, которой нет больше - мне рассказывал о ней дядя Олег и другие взрослые здесь... Но од-нажды поднялся океан и пришёл враг. Мужчины ушли биться и не вернулись. И я билась сама, а потом бросилась с той скалы в подступающие волны, чтобы меня не опоганили полузвери, разрушившие наши города...

   - Я знаю, - выдохнул Валька, зажмурившись. - Я видел ту битву. Я погиб в ней... Мы все погибли, но немногие женщины и дети спаслись...

   По дальней кромке поля двумя цепочками бежали ребята из подземного города - Ва-лька уже знал, что их тут почти тысяча человек,а взрослых - немногим меньше. Бежали дружно и упорно, ветер доносил их голоса - непонятно, что они выкрикивали на бегу, но звучало это слаженно и грозно. Валька и Мора проводили их взглядами.

   - Ты поедешь со мной? - спросил Валька. Мора покачала головой:

   - Я не могу... Мы уезжаем. До лета. Я ведь не только твоя, Валантайн, - Валька вски-нул голову и удивлённо улыбнулся. - Я принадлежу тем, кто ведёт войну. Да и ты ведь тоже?

   - Да, - прошептал Валька. - Да, я тоже... Но...

   - Если меня не убьют, если не убьют тебя, - ответила Мора, - то однажды в начале ле-та я постучусь в твой дом, русский. Если же меня или тебя убьют на нашей войне - мы снова будем ждать и снова встретимся... - она помолчала и прочла негромко, нараспев:

   - Есть на все воля Бога -

На свечу, на копье.

Если вспыхнет эпоха,

Не гасите ее.

Мы очистим от скверны

Жгучим жаром костра

Тех, чьи мысли неверны,

Тех, чья правда стара.

С неба крылья блеснули,

Осеняя пути.

Виноватого пуля

Скоро сможет найти.

Ждет снарядов дорога,

Палачей - фонари,

Если вспыхнет Эпоха,

Если вспыхнет... Гори! (1.)

___________________________________________________________________________________________________________________

1. Стихи М. Струковой

165.

   Это ваши, русские стихи. Но они для всех. И я не хочу быть счастливой в одиночку - или даже только с тобой. Принимай меня,какая я есть - или сразу откажись. Я не обижусь.

   - Какая ты... - прошептал Валька. - Я думал, что так не может быть... Это ты долж-на меня принимать или не принимать... валькирия.

   - Вот, - Мора нагнула голову и сняла с шеи (волосы просыпались густыми медными ни-тями) медальон, который Валька уже видел, когда... - Это тебе. Нагни голову, воин. Я отдаю тебе себя и охраню тебя собой.

   - Кельтский крест, - пробормотал Валька, становясь на колено, расстёгивая куртку и склоняя голову под крест, наложенный на круг. Руки Моры скользнули по его волосам. - Мне нечего тебе отдать...

   - Глупый, - рассмеялась девчонка. - Ты же не мой побратим. Обмениваются побрати-мы...

   Медальон был тяжёлый и тёплый. Валька застегнул ворот куртки и подумал, что всё ложь - не ХХI век никакой, а хорошо если Х-й... или ХХI, но до нашей эры?Ну и пусть.

   "Вот я и завершён, - подумал мальчишка. - Осталось разве что найти себя."

   Он сам не очень-то понял, что означают его мысли.

   Мальчишки бежали следом за своим тренером по краю поля, постепенно приближа-ясь.И Валька теперь расслышал их речёвку - первую строчку выкрикивал тренер,а следом упрямо и как-то свирепо рявкал ту же строчку двустишья плотно сбитый строй...

   - Закричим: ура! И пойдём вперёд,

   Закричим: ура! И пойдём вперёд,

   На штыках пройдём силы вражие,

   На штыках пройдём силы вражие,

   Перебьём мы их, переколем всех,

   Перебьём мы их, переколем всех,

   Кто пяток убьёт, кто десяточек,

   Кто пяток убьёт, кто десяточек,

   А лютой боец до пятнадцати,

   А лютой боец до пятнадцати,

   Не дадим друзья, люта-промаха,

   Не дадим друзья, люта-промаха,

   Постараемся все, ребятушки,

   Постараемся все, ребятушки,

   Чтобы наш злодей на штыке погиб,

   Чтобы наш злодей на штыке погиб,

   Чтоб вся вражья рать здесь костьми легла,

   Чтоб вся вражья рать здесь костьми легла,

   Ни одна б душа иноверная,

   Ни одна б душа иноверная

   Не пришла назад в свою сторону,

   Не пришла назад в свою сторону,

   А народы всей матерой земли,

   А народы всей матерой земли,

   Чтоб поведали, каково идти

   Чтоб поведали, каково идти

   Со оружием во святую Русь!

   Со оружием во святую Русь!(1.)

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Да, да, да! Эта нетолернтная, националистическая, зверская песня была сложена простыми русскими солдатами летом 1812 года, когда очередной "благодетель" из "цивилизованной Европы" собирался привить нам "культуру". Русский народ разобрался, что к чему и почтил шестисоттысячную армию "объединённой Европы" ("двунадесять язык") поголовным истреблением., которое завершил мороз Дай боги нам и сейчас того же - и нашим врагам тоже.

166.

23.

   Снег естественно стаял и превратился в слякоть - почти непролазную на дорогах, но более-менее переносимую в других местах, на песчаной белорусской почве. Это была уже настоящая осень - мокрая, ветреная и дождливая. По ночам ветер выл на улице, и Витька иногда просыпался от тревожного стона деревьев. Сквозь дрёму он думал, что его предки верили: это леший не хочет ложиться спать на зиму и жалуется в лесу. Вить-ка не знал, верит ли он в лешего. Всё может быть...В конце концов, разве не слышал он во время одной из своих лесных ночёвок отчётливо-ясные звуки близкого боя - очереди, выстрелы, взрывы гранат, крики людей...

   По утрам было пасмурно и промозгло, даже если не шёл дождь. Выходить не хоте-лось вообще никуда, но было надо, и Витька выходил - работать. Сам над собой по при-вычке посмеивался, но выходил. Отшагивал километры то по тропинкам, то по мокрому лесу. В гирловку наведывался нечасто, но почти каждый день разговаривал с Алькой по телефону - час, а то и дольше. И с радостью отмечал, что девчонка не торопится уйти от телефона...

   ...Но это утро отличалось от прочих. Выглянуло солнце,подморозило - сильно,грязь окаменела, искрился лёд в лужах. Витька весь день бродил по дальним участкам и к вече-ру понял без особого огорчения, что вернуться до темноты не успеет.

   Он не очень хорошо помнил место, где оказался. Тут пуща расступалась в стороны от холма - высокого, но пологого, казавшегося от этого большущим. Серая редкая трава на склонах стояла ломкая, а самую вершину холма венчал дуб. Невысокий, приземистый, но так широко раскинувший чёрные безлистные ветви, что Витька даже тихонько при-свистнул. Над дубом зажигались уже первые звёзды, и ярче всех горела Венера. Царила безветренная тишина, и Витька, стряхнув её очарование, начал готовить ночлег.

   Неподалёку в лесу обнаружился выворотень - Витька натаскал под него побольше лапника, расстелил одеяло, запас сушняка (относительного) и разжёг небольшой косте-рок около "входа". Всё. Ночлег был готов. Оставалось поесть, устроить в огне полешки потолще и подлиннее - и заваливаться спать. Только бы дождь снова не пошёл, подумал Витька, нарезая финкой копчёное мясо. Нет, не должен. Небо совсем чистое (первый раз за две с лишним недели) и ветра совсем нет (тоже впервые за этот срок). И солнце сади-лось за чистый горизонт...

   Он ел, глядя в огонь, а когда закончил и посмотрел вокруг - то понял, что стемнело совсем. Ну что ж, выпить ещё чаю - и спать. Мальчишка потянулся, поглядывая по сто-ронам - и вдруг замер. Медленно опустил руки.

   К холму - с другой стороны, там, где была Гирловка - приближалась тройная цепо-чка огней. Они двигались беззвучно и равномерно, Витька так обалдел от этого зрелища, что не сразу сообразил: это просто факелы в руках у идущих людей. А когда понял, то на смену обалдению пришёл интерес: что за новости?

   Витька поднялся на ноги. Постоял, согнувшись и наблюдая,как огненная полоса при-ближается к холму и, делясь на три части, начинает вползать на него. Потом, не обува-ясь и осторожно, бесшумно ступая, мальчишка начал красться за кустами - ближе к этому зрелищу.

   Теперь он видел, что это мальчишки и девчонки из Гирловки - всех их он хорошо знал. Одетые в зимнюю форму - серые куртки-бушлаты с откинутыми капюшонами, се-рые штаны, тёплые ботинки - они стояли ближе к вершине холма тремя неподвижными кольцами. В правой руке у каждого был факел,пылающий рыжим ровным огнём. Освещён-ные факелами лица были неподвижны, но в то же время казались меняющимися из-за иг-ры света и тени на них.

   Витька почувствовал, как по спине прошёл холодок. Ведь это было... да,это было... во сне, в одном из снов, которые кажутся реальными, как явь - жар пламени у щеки, те-мнота, оттеснённая за пределы огненных колец... Закусив сгиб пальца,он смотрел на про-

167.

   исходящее, не отрываясь и не шевелясь.

   Около дуба возник силуэт человека, и факел в его руке поднялся вверх. Синхронно вскинулись факелы в руках у остальных. Пламя заметалось. Витька выдохнул изумлённо - он узанл в человеке возле дуба Альку. И, едва он узнал её, как послышался отчётливый и ясный голос девчонки - она говорила, вскинув голову, и каждое слово скатывалось вниз по склону холма и билось в стену осеннего леса, как в щит, возвращаясь эхом:

   - Сказано:

   "Дерзновенно, крылом к крылу

   Вспарят над землями отчими

   Светлая соколиха и сокол ясный

   И решат исход войны с силами зла

   Те, о ком незримой рукой начертано:

   "В лета нужды и разора лютого в Отечестве

   Дерзким сим добродетелью суждено воспрянуть".

   Сказано. И быть по сему".

   - Быть по сему! - отозвались хором огненные круги. Факелы описали дугу - их вонзали рукоятями в землю.

   - В этот день, - говорила Алька, - мы с вами и вы с нами - те, кто жил на нашей земле, те, кто защитил её, те, кто в неё ушёл. Слышите нас?

   - Слышите нас? - тихо повторил вопрос хор. Алька подняла левый рукав куртки, протя-нула обнажённую руку над пламенем.В её правой руке Витька увидел нож. И десятки кли-нков отразили пламя факелов. Голос Альки был твёрд и ясен:

   - Как бывало, свет и тьма

   В незримой суровой схватке сошлись,

   Вновь пророчеству древнему сбыться время настало.

   Так не жди, загляни в свою душу и разберись,

   Кто ты духом? Что влечёт тебя с большею силою, добро или зло?

   Вместе с тем осознай наконец, кто достоин и величья познает венец,

   А кого проклянут и всем родом забудут как звать.

   Слышишь, сердце в набат! Хватит злу уповать.

   Звонче родины пульс! Время духом воспрять! - и с этими словами клинок полоснул по руке. В пламя факела упали капли. - Мы встретимся!

   - Мы встретимся... - эхом отозвались голоса. В огни скатывались тёмные увесистые капли... а по спине Витьки пошла дрожь. Он мог бы поклясться, что холм... шевельнулся, как будто кто-то неимоверно огромный и могучий повёл под землёй плечами. Тяжело загудели ветви дуба. Алька подняла нож к небу:

   - Мы помним о вас - верьте!

   - Верьте... - откликнулись круги. Факелы снова взлетели - и опустились, погасли разом. Глухая темнота покрыла курган и всё вокруг. Когда ночное зрение, растревоженное огнями, вернулось к Витьке - то возле кургана уже никого не было.

   Он вернулся к совему костерку. Долго вытирал травой и грел возле пламени застывшие ноги. А когда отогрелся - то увидел, что возле выворотня стоит Алька. Стоит, подойдя совершенно бесшумно - и смотрит. Это было до такой степени странно, что Витька решил было: ему это снится. И спросил:

   - Это ты?

   - Ты видел? - в голосе Альки не было сердитости или даже укора. Она обогнула выворотень и селя рядом с мальчишкой, не сводя с него глаз. Витька кивнул. - Это была Навья Ночь. Ночь в памят о погибших.

   - Так получилось, - отвтеил Витька. - Я не хотел подсматривать.

   - Всё правильно получилось, - ответила Алька. - Я посижу с тобой?

   - А дома... - начал Витька, но сам себе усмехнулся: да уж, если "комиссаршу" отпуска-

168.

   ют на такие "мероприятия", то чего спрашивать глупости... - Конечно, Аль. Только я спать собирался...

   - Спи, - пожала она плечами. Витька помедлил, потом сел рядом с ней, накинув на неё и себя одеяло. Алька благодарно вздохнула и прижалась плотнее.

   - Послушай... - Витька помедлил. - Только правду скажи. Мне важно. Мне очень важ-но... Аль. ОНИ - они нас слышат?

   - Да, - просто сказала Алька. - И твой прадед тоже.

   - Прадед? - вздрогнул Витька. Девчонка сказала негромко:

   - Я догадалась... Не бойся, я никому не скажу... Слышат, Вить... Они всегда с нами. Даже если мы не знаем об этом. Или не помним... Они не обижаются на нас и всегда приходят на помощь. Вот скажи: разве с тобой так не было?

   Витька замер. И выдохнул:

   - Бы-ло...

   Словно воочию увидел он печальную и грозную фигуру на промозглой ветреной набе-режной. Себя у ног бронзового солдата. И то, как уходили вдруг опомнившиеся наёмники, только что собиравшиеся легко и просто убить мальчишку, который пытался отстоять своё достоинство...

   - Они не предадут нас, - говорила Алька. - Но они не могут спасти всех. Поэтому мы тоже должны... Даже если надежды не осталось - должны. Тогда Зло отступит. Обя-зательно! - с неистовой силой закончила она.

   Витька потрогал её волосы губами. Алька замерла. Витька коснулся её щеки паль-цами и вздохнул тихо.

   - Знаешь, - сказал мальчишка после короткого молчания. - Вот. Послушай. Это я прямо сейчас... и ещё не до конца, я прямо сразу буду... вот, слушай! - он глубоко вздохнул и на-чал читать: -

   Шла на Русь дорогою Мразь-Мразинище,

   Препохабное образинище.

   Глаза углями,

   Зубы кольями,

   Руки крюками

   подгребущими.

   На щеках его сивы пейсы висят,

   Из носища его волоса торчат,

   Уши вислые,

   Губы кислые,

   Вот шагает себе,

   подбирается.

Шла дорогою, выхвалялося,

От хвальбы своей раздувалося,

Громко ухало,

Трясло брюхою,

Нос драло к небесам

заоблачным.

   "Я на Русь приду, сяду царствовать,

   Над народом русским боярствовать.

   Ведь в боях полегли

   Все богатыри!

   Кто заступит мне

   в Русь дороженьку?!

   Там народ-то пьёт вина смрадные,

   Пропивает Русь безоглядно он.

   Нет там боле князей,

   Нету витязей,

А остались купчишки,

   да нищие!

Поднесут мне они Русь на рушнике,

Погуляю я, всё порушу там!

Всех людей пожру,

Города засру,

Испоганю всё,

что возможется!"

169.

   А и видит в пути Мразь-Мразинище,

   Лихославное образинище:

   Где застава была -

   Спалено дотла,

   Не стоят богатыри,

   нет заступничков!

   Тут от радости у паскудника

   Вовсе с разумом стало скудненько.

   Запритопало,

   Заприхлопало:

   "Русь пуста стоит,

   беззащитная!"

Подхватилась Мразь тут на Русь бежать,

Только что-то не то, только видит - глядь:

По дороге шагает парнишечка,

Неподрослый ещё мальчишечка.

Волосы - что лён,

глаза небушком.

   Вновь напыжилось чудо неверное

   И кричит пареньку слова скверные:

   "Падай мне к ногам,

   Я хозяин вам,

   Господин ваш новый,

   дрянь славянская!"

   А парнишка стоит, не сгибается

   И приветливо улыбается:

   "Что ж, пожалуй к нам,

   Рады мы гостям

   И хозяина доброго

   примем мы.

Только покажи сперва

Силу своего могущества.

Ты себя спытай,

Нам урок подай -

Потуши огонь,

что сейчас зажгу!"

   Мразь-Мразинище разоржалося,

   По траве со смеху каталося.

   Смачно плюнуло,

   Носом сунуло,

   Ногу в сторону

   поотставило.

   "Ой ты глупый малец!

   Вам настал конец,

   Ну а ты в игрушки играешься,

   Придуряешься-забавляешься!

   Что огонь мне твой -

   солнце заплюю!"

Отошёл мальчонка к обочине,

Повозился там озабоченно.

"Вот, смотри.

Огонёк горит.

Как потушишь - владей

ты и Русью всей!"

   Огонёк и впрямь - малой свечечкой.

   Что там дуть - и плюнуть-то нечего.

   Мразь-Мразинище разбегалося,

   На огонь галопом пускалося,

   Дунуло да плюнуло -

   травы полегли!

   Огонёк стоит, огонёк горит,

   Пламя на ветру, словно меч блестит.

   Мразь-Мразинище осердилося,

   Во второй раз припустилося.

   Ухнуло да рыкнуло -

   лист с дерев потёк!

170.

Огонёк стоит, не шевелится.

Мразь-Мразинище пучит щёки зря.

Как горел - так горит,

Светит, не коптит.

Лес полёг травой -

огонёк живой!

   А мальчишечка усмехается,

   Над Мразинищем насмехается:

   "Да куда тебе в Русь хозяином!

   Так могуч на вид - а гавно гавном!"

   Пуще прежнего

   похохатывает!

   Мразь-Мразинище поднатужилось,

   Поперёк себя поднапружилось,

   Глазки пучило,

   Ногой топало,

   Да с перенатуги...

   лопнуло.

Паренёк и виду на то не подал.

Ясно зеркальце от дороги взял.

Погасил свечу, что держал в руке

И пошёл себе налегке.

Песню спел - красивую,

звонкую!

   "Как приду я в светлый тайный град,

   Где сверкает сталь, где кипит булат,

   Поклонюсь мастерам,

   Славным кузнецам,

   Попрошу у них,

   о чём мечталося!

   Облекусь бронёй, меч возьму и щит -

   Поглядим тогда, за кем правда стоит!

   Русь не выжечь,

   Нас не выбить!

   Берегись тогда,

   мразь заморская!

А паду в бою - так и что с того?

Не на мне началось, не мной кончится!

Огонёк горит -

Русь жива стоит!

Было так ввек,

будет вовеки!"

24.

   Сидя на упавшем дереве, Михал Святославич строгал ножом деревяшку. Постучал ею о рукоять ножа, поднёс к губам, дунул - чистый музыкальный звук далеко разнёсся по тёмной прогалине, и из кустов вывалился Валька с охапкой хвороста.

   - Кондоров подзываете? - поинтересовался он, сваливая ношу возле костра. Михал Свя-тославич полюбовался своим изделием, свистнул ещё раз и сообщил:

   - Завтра к полудню выйдем к автобусу. Если доживём.

   - ? - Валька сел на то же бревно.

   - За нами следят с утра.

   Валька не показал ни малейшего волнения. Только ответил задумчиво:

   - Вообще-то что-то такое я ощущал, но... Это что, опять сталкеры?

   - Похоже, что нет. даже точно нет, - лесник опять свистнул. - Вот что, Валентин... Если они - кто бы они ни были - нападут, то придётся убивать. В принципе, я могу тебя охранять. Так и скажи, если не уверен в себе, потому что будет худо, если ты сейчас не признаешься, а в бою струсишь. Худо не только тебе, но и мне. Я буду думать, что моя

171.

   спина прикрыта, а тут...

   - Михал Святославич, - вежливо перебил его Валька, - перестаньте говорить ерунду. - Лучше скажите, сколько там нападающих. И всё-таки - кто они?

   Михал Святославич пожал плечами:

   - Не меньше пяти. Скорее всего, это отморозки - из тех, что лазают сюда просто уби-вать, кто попадётся на пути. Для нас же лучше, если это отморозки.

   - Понимаю, - кивнул Валька, жестом попросил у лесника свистульку и наиграл что-то несложное, но красивое.

   - Не боишься? - покачал головой лесник. Валька, отняв инструмент от губ, усмехнулся:

   - Вы сами учили: на всякую беду страха не напасёшься... - он снова свистнул. Михал Святославич поинтересовался:

   - Это что?

   - Роб Дуган, Furious Angeles. Инструментальная тема, - рассеянно ответил мальчишка и снова принялся наигрывать. Лесник опустил руки между колен и молча слушал...

   ...Михал Святославич чуть коснулся плеча Вальки и показал шесть пальцев. Валька кивнул.

   Нападающих в самом деле было шестеро - казавшиеся излишне плотными из-за тё-плой одежды чёрные фигуры тихо выступали из темноты вокруг костра, возле которого спали два "человека" - каркасы из сучьев и мха под одеялами. Выступали тихо, но не бес-шумно - до сталкеров им было далеко. Двое держали в руках ножи, у четверых были пус-тые руки. Но у всех шестерых за плечами висели ружья.

   Вот они замерли на миг, обмениваясь жестами. Четверо бросились на "Вальку", двое начали полосовать ножами "Михала Святославича". В следующий миг настоящий Михал Святославич выстрелил - сперва из левого ствола своей английской горизонталки, потом - из правого.

   Ваька ни на секунду не задумался, имеет ли право стрелять в живых людей. Нельзя сказать, что мальчишка испытывал азарт или ярость. Но и ни малейших сомнений у него не было тоже - "сайга" коротко треснула раз, второй, третий... Последний, пригиба-ясь, бежал через прогалину к кустам, но Михал Святославич, встав на колено, метнул топор - и тёмная фигура, запрокинувшись, пробежала ещё шагов пять и рухнула в грязь.

   - Всё, - сказал лесник через полминуты. - Смотри, хотели тебя живым взять.

   Валька вздрогнул, представив себе, для чего его хотели схватить. Хотя, вернее все-го, он и представить себе этого не мог, нечего и стараться...

   Все шестеро оказались молодыми мужиками лет по тридцать, в дорогой одежде, с дорогим снаряжением и оружием. Без документов, но при деньгах - Михал Святославич спокойно переправил их себе в карманы и сказал Вальке:

   - Молодец.

   Валька понял, что лесник имел в виду: все трое "его" были убиты в голову, точно в лоб - три выстрела за полторы секунды. Ну - за две. Между тем Михал Святославич, за-кончив обыск, задумчиво резюмировал:

   - Похоже, и правда искатели острых ощущений... Ружья бы забрать, ну да ладно... - он внимательно осмотрел лица убитых. - Не белорусы. Во всяком случае - не коренные, - вынес он вердикт. - Трое, похоже, галичане(1.). Остальные... не знаю... - он распрямился: - Ты как себя чувствуешь, Валентин?

   - А что случилось? - безмятежно ответил Валька. - Давайте спать. Можно ведь?

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Жители Ивано-Франковской, Львовской, Тернопольской областей Украины. Долгое время находясь под влиянием сперва Польши, по-том - Австрии, приобрели черты характера, не свойственные остальным украинцам. Это позволяет им считать себя неким "отде-льным народом". Галичане задают политический тон на современной Украине. Отличаясь паталогической ненавистью ко всему рус-скому, они последовательно выступают с антирусских позиций во всём: от культуры (запрет на территории Украины русского язы-ка) до политики (вступление в блок НАТО). Галичане воевали против русских (и украинцев) во время Первой мировой (сичевые стре-льцы) и Великой Отечественной (дивизия "Галичина") войн, вплоть до начала 60-х годов ХХ века вели против Советской Власти пар-тизанскую борьбу ("бандеровцы") и были настолько зверски-жестоки, что это вызывало недовольств даже у их хозяев (австрийцев, немцев, позже - американцев и англичан). Подавляющее большиснтво украинцев не принимают идей галичан и не желают с ними мириться.

172.

* * *

   Белок, казалось, обезумел - кинулся Вальке в ноги, рухнул на спину, закрыл глаза и не двигался с места, пока смеющийся мальчишка не почеса, присев рядом, живот пса. Михал Святославич с улыбкой наблюдал за этим с крыльца.

   - А Виктор-то где? - поинтересовался он,когда Валька,держа левую руку на холке жму-щегося к его ноге пса, поднялся на крыльцо тоже. - Спит, что ли?

   - А сейчас проверим, - весело ответил Валька. - Ну что, дядя Михал? Дома?

   Лесник усмехнулся и открыл дверь...

   ...Свет был только в комнате мальчишек. Когда Валька держа в руке куртку,вошёл туда, то невольно улыбнулся.

   Витька спал за столом. Положив кулаки по сторонам головы, среди бумаг. Осторо-жно подойдя, Валька хотел было бессердечно разбудить друга... но увидел, что прямо пе-ред ним на однмо из листов лежат награды. Слава третья степень, Красная Звезда, За Отвагу... а на листке Валька увидел чёткие ровные строчки.

   Я давно уж не живу на свете.

   Светят мне нездешние огни...

   Я весь мир оставил своим детям,

   Но его не сберегли они.

   Я погиб в болотах белорусских

   Но представить даже и не мог,

   Чтоб светловолосый мальчик русский

   Хлеба у врагов просил кусок.

   Что до срока внука жизнь прервётся,

   В стылый пепел прогорит мечта.

   Что в дни мира правнук назовётся

   Этим страшным словом "сирота".

   Я - поверьте! - смог бы защитить их!

   Мразь жалела бы, что выползла на свет!

   Но - вот мука!!! - для в боях убитых

   В мир живых обратно хода нет.

   И нездешняя дорога в серой пыли

   Никогда не приведёт меня домой...

   ...Внука моего враги убили,

   Но живёт и помнит правнук мой!

   Мальчишка постоял возле спящего друга.Потом сел на свою кровать и прикрыл гла-за.Ноги загудели... потом зажужжало всё тело... и Валька уже почти уснул, когда из ка-бинета послышался голос Михала Святославича:

   - У телефона... Нет, не Виктор... Да, вот, вернулся...

   Валька открыл глаза -и увидел, что Виктор тоже оторвал голову от стола. Дёрну-лся встать, но увидел Вальку - и широко расплылся во всё ещё сонной улыбке:

   - Верну-у-ули-ись...

   - Ага, - Валька подмигнул ему. - Вернулись.

25.

   Сколько Валька помнил себя - Новый Год всегда ассоциировался у него с праздником.

   Но не на этот раз.

   Он сам не очень понимал, что случилось. Вот-вот только ещё всё было нормально и даже здорово. Витька на кухне кочегарил что-то обалденно пахнущее. Михал Святосла-вич на крыльце, обтёсывая елочку снизу, невероятным голосом распевал: "Пусть эта ёло-чка в праздничный час кажной иголочкой радваит нас..." Валька разбирал ящик с игруш-ками, вытащенный с чердака.

   И вдруг что-то произошло.

   Что-то случилось.

   Вдруг тусклым стал свет. Пыльным сделалось яркое стекло игрушек. Надоедливым - немузыкальное пение. А запах напомнил дом и то, как мама каждый новый год сама го-товила массу всяких вкусных вещей - Каховские никогда не отмечали этот праздник вне дома. и ещё они обязательно покупали в магазинах две-три новых игрушки. Отец шутил: "Это для твоих детей, Валентин, про запас."...

173.

   И Вальке перестало хотеться праздника. Совсем. А захотелось лечь спать и про-спать долго-долго, без снов и без движения. Хоть до весны. Ощущение было таким тя-жёлым и непривычным, что Валька удивлённо прислушался сам к себе: не пройдёт ли, не отхлынет ли так же внезапно, как возникло?

   Но тоска осталась. Как глубоко засевшая заноза с обломанным кончиком.

   Ну почему так? Даже Мора - и та невесть где. Он один - один на холодном ветру, и некуда спрятаться. Да и не хочется.

   Мальчишка посидел около ящика, боясь, что его окликнут Витька или лесник. Но они молчали. Точнее - не молчали, а не окликали.

   И пусть, подумал Валька. Встал и подошёл к окну, по пути погасив свет.

   За окном было бело. Снег выпал всего два дня назад после бесснежного декабря - не-глубокий,еле-еле,но укрыл всё и пока что держался. На деревьях нависли облака инея. Мир был безмолвен и холоден.

   Вальке показалось вдруг,что нет никого за его спиной - в комнатах. Что он совсем-совсем один - стоит возле окна и ждёт, сам не зная, чего. Может быть, он один на всей планете? И ничего, никого больше нет - заснеженные леса под равнодушным звёздным небом, дом - и в нём он, Валька Каховский.

   Он дыхнул на окно и написал по туманному пятну на стекле:

Мама.

Отец.

Я один.

   Слова уплыли куда-то в тёмную глубину. Валька нарисовал стрелку и подписал:

Я хочу домой.

   Можно выучить тысячу и миллион красивых (и правильных!) слов. Но всё равно в один стеклянно-ясный момент то отчётливо понимаешь: тебе четырнадцать лет и бо-льше любых подвигов и свершений на свете, больше славы и приключений ты хочешь про-сто увидеть маму - маму, которую ты не видел больше семи месяцев, маму, с которой тебе даже не дали обняться на прощанье. И от этого понимания не защититься и не отбиться ничем. Никак.

   И из чёрных дверей веет в спину пустым холодом. От этого дыхания не спасает АВГЭ и тёплая одежда.

   Валька ткнулся лбом в стекло.

   С кем угодно, но не с ним. Весь мир может рухнуть, но его - его должен остаться.

   - Naneth,(1.) - прошептал он, - mell, meleth...(2.) - и судорожно вздохнул. Звуками никогда не существовавшего языка он хотел сделать несуществующим, шуточным своё горе. Но вместо этого чужие слова вдруг обрели жизнь и тоже пропитались горем.

   И всё-таки что-то изменилось. Валька не сразу понял - что именно. Но уже через миг различил за деревьями движущиеся огоньки и замер удивлённо. Потом распахнул дво-йную раму. В комнату влился холод... но вместе с ним влилась и приближающаяся песня, которую дурашливым хором пели в лесу звонкие голоса:

   - Новый Год настаёт!

   С Новым годом,

   с новым счастьем!

   Время мчится вперёд!

   Серый волк уже не страшен!

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Мама.(синдар.) 2. Милая, любимая. (синдар.)

174.

   - Э! - крикнул Валька, оборачиваясь в комнаты: - Э, к нам гости!!!

* * *

   - ...и тут Генка срывается в воду и начинает по-серьёзке тонуть. А Сергей Степанович становится цветом - во, как свёкла в салате! - и орёт на весь берег: "Кто разрешил ку-паться?!"...

   - Прекрати руками жрать, вилка же есть...

   - ...а он спрашивает: "А почему у вас тут указателей нет, если такой хороший пляж?" А Алька ему говорит: "Да вы гляньте, сколько тут людей! А что было б, если бы мы ещё и написали, как сюда добираться?!"...

   - ...это - говорит - наша национальная привычка, вас не смущает? Тогда отец ему от-вечает: "Да ладно, кладите на стол уж и все четыре копыта..."

   - Бутербродики передай...

   За столом сидели - считая донельзя довольного хозяина дома, Вальку и Витьку - ро-вно двадцать человек. По телевизору шёл концерт, но на него толком не обращали внима-ния. Ёлка переливалась огнями двух гирлянд; её вершину украшал кем-то тайком водру-жённый волчий череп.

   - А где Лёвка и Иришка?

   - Они целоваться пошли... Шампанское осталось?

   - Он налил мене шарпанского вина -

   Я отравилась: химия одна...

   - Давайте споём!!! Михал Святославич, гитара есть?!

   - Валь! Подыграешь?

   - Да о чём разговор, я и спою...

   - Э! Идите в снежки играть!!!

   - А говорили - они целуются...

   - Так не пойдём к ним, может, они и начнут... Что поём-то?

   - Да, точно? Лирицкую, философицкую или новагоднишную?

   - Философицкую давай.

   - Не, лирицкую!

   - Про любовь и про ба...вушек.

   - Философицкую!

   - Философицкую! Телик вырубите, надоел!

   - Ладно, - Валька настроил гитару, щипнул струны...

   - Так много громких слов - а я устал...

   Ни прошлому, ни новому - не рад...

   Ведь если листь падают с куста -

   Ты не считай, что это листопад...

   Эпоха перемен - но крепче цепь.

   Лишь постоянны дамы и шуты.

   С кого спросить за наш нелепый хлеб?

   Иных уж нет - а тех и след простыл...

   Конь белый ускакал за океан.

   Конь красный никуда не доскакал -

   Не потому, что всадник вечно пьян,

   А потому, что плеть не в тех руках...

   Нет, я не возражаю никому...

   Мы все правы - зависимо от мест.

   Высокий трон построим одному,

   И тем же топором - другому крест...

   Коту лакать из блюдца молоко

   Легко, когда ему его нальют.

   Я пью свой гнев, разбавленный тоской,

   Я в зеркалах себя не узнаю...

   ...И скрипнет каждой спицей колесо

   Под тяжестью оттаявших дорог...

   Присмотришься - и веришь: это сон,

   Который только нам присниться мог...

   ...Как много громких слов. А я устал.(1.)

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Слова А. Козловского

175.

   В комнате было тихо. Валька поднял голову от гитары и улыбнулся:

   - С новым годом всех, ребята.

   - И девчонки! - завопила от дверей Ирка. - Пошли в снежки играть, я говорю!

   Все с возобновившимся шумом и гамом стали вылезать из-за стола...

   ... - Снегу не будет конца.

   Хлопьев обвал с высоты.

   У моего лица

   Шаришь вслепую ты.

   Каплями снег на губах.

   Привкус талой воды.

   Спит под снегами река.

   Снег завалил сады.

   Из снеговой темноты

   Тихо подходят сны...

   ...В мире, где я и ты,

   Будет лишь снег - до весны.

   Алька стояла, прислонившись затылком к сосне и сомкнув за ней пальцы. Лицо дев-чонки было строгим и задумчивым. Витька сидел на обмахнутом от снега пеньке напро-тив неё, в каком-то метре - глядел на девчонку снизу вверх.

   - Какие хорошие стихи, - сказала Алька, глядя поверх головы мальчишки. Витька печа-льно усмехнулся:

   - У меня о зиме не только такие есть... Хочешь? Вот...

   Асфальт безжалостен зимой.

   Лежат замёрзшие тропинки.

   Но вас - они ведут домой.

   Я вижу, как спешат ботинки.

   А вы торопитесь бежать,

   От ветра спрятав в шарфы лица.

   Мимо нахохленных бомжат -

   Визитки "северной столицы"

   От люка - хоть чуть-чуть тепла,

   Но так усталость навалилась...

   И за громадой из стекла

   За час до срока солнце скрылось...

   И это значит - день прошёл.

   Мороз вступил в ущелья улиц.

   Сосед мой плачет - хорошо.

   Другой не плачет - словно умер.

   Хочу, чтобы вернулась осень.

   У Ромки на щеке - слеза.

   И зелень цифры "38"

   Как бритва, режет мне глаза.

   Табло термометра не гаснет.

   Как надоедлив этот свет...

   Нам некуда идти сегодня

   И на еду надежды нет.

   Мы прижимаемся плотнее

   И Ромка шепчет: "Не хочу..."

   А Колька - он совсем не греет...

   Мне лень проверить. Я молчу.

   А изо рта курится пар...

   Я буду ждать и жить упрямо,

   И будет солнышка пожар,

   И, может быть, воскреснет мама...

   - Иди сюда, - попросила Алька. Но Витька неожиданно замер и прошептал:

   - Что это он?

   - Кто? - удивилась Алька, прослеживая направление его взгляда. И увидела Вальку.

   Сбросив капюшон - осыпавшийся с какого-то дерева снег лежал на длинных воло-сах - Валька вышел на полянку за деревьями. Он был хорошо виден Витьке и Альке - на се-ребряном снегу, освещённый вылезшей из-за снеговых облаков луной. Валька был один...

   ...Нет, не один! Мальчишка и девчонка за деревьями оцепенели.

   Прямо перед Валькой, замершим в центре полянки, быстро светлело пятно. С неро-вными краями, но в основе своей прямоугольное. И там,в этом пятне, всё явственней про-ступала высокая серовато-жёлтая трава... прозрачное жаркое небо... песчаного цвета камень какой-то дороги...

   - Что такое? - пробормотал Витька изумлённо. Но Алька вдруг вскрикнула:

   - Он же хочет уйти! Насовсем! Скорее! - и первая рванулась через подлесок наперерез Вальке, уже шагнувшему к светлому прямоугольнику...

   ... - Ну и тчо ты задумал?! - Витька яростно тряхнул друга, сидящего в снегу, за обтянутые курткой плечи. Сам он стоял на коленях перед ним. Алька тяжело дышала ря-дом. - Что ты задумал, что за хреновы фокусы?! Что за Гарри Поттер, блин?!

176.

   - Зачем? - скривился Валька. - Ну зачем вы... я никому тут не нужен...

   - Балда!!! - заорал Витька и ударил Вальку в нос. Тот запрокинул голову, прижимая ли-цо сложенными ковшиком руками и глядя испуганно-удивлённо. - Балда!!! А я?! А я как же?! Как я без тебя?! Ты мне, мне нужен!!!

   - Бравда? - спросил Валька, отнимая окровавленные ладони от лица. Шмыгнул носом.

   - Кривда! - огрызнулся Витька. - А если бы... раз - и всё?! Куда я без тебя?!

   - И придумал тоже. Это ведь так захотеть ещё надо, чтобы... - Алька не договорила. Валька, хлюпая, вытирал лицо снегом. Витька зло смотрел на него.

   - Ладно, - вздохнул Валька. - Если правда, то... вот...

   И он треснул Витьку в нос.

26.

   В лес спустились синие сумерки, когда Валька вышел к ручью.

   Мороз крепчал. Всё отчётливей яснели в небе звёзды, а дальний закат горел над го-ризонтом, как остывающая сине-алая полоса вынутого из горна клинка. Дыхание замира-ло в воздухе плотными облачками пара, звон ручья казался прозрачно-стеклянным, как са-ма вода в нём, когда Валька, стряхнув трёхпалую рукавицу в снег, встал на колено на бе-режке.

   От воды заломило не только зубы, но и лоб. Валька сдвинул на затылок шапку, вы-тер снегом лицо и выпрямился на лыжах. Ясно было, что сегодня он уже никаких следов не разыщет, да и времени-то до темноты осталось едва-едва разбить лагерь.

   Сбросив лыжи, мальчишка достал из чехла топорик и огляделся, выбирая место по-лучше. Никакого страха перед предстоящей ночёвкой он не ощущал, скорей, досаду при мысли, что волк провёл его так ловко. Но вскоре досада сменилась уважительным восхи-щением. Какой смысл досадовать на зверя? Он живёт по своим законам, не по человечес-ким. Так говорил де ла Рош, так говорил и Михал Святославич, и Валька склонен был с ними согласиться.

   Он улыбнулся, вспомнив спор, который затеял сам же сегодня утром, когда они с дядей Михалом наткнулись на следы Одинца. Что-то заело в Вальке - и он поклялся, что выследит волка. Даже если неделю придётся жить в лесу. Михал Святославич усмехнул-ся и только окончательно раззадорил мальчишку. И вот результат... Хорошо ещё, что снег всё-таки лёг и настала -с диким опозданием, после почти апрельских дней января - "реальная" зима. Хоть лыжи можно в ход пустить...

   Заученными движениями, в которых не участвовал мозг, Валька работал топори-ком, и через короткое время был готов каркас укрытия, как две капли воды напоминав-ший рисунки из учебников по выживанию.

   Валька старательно застелил решётку лап-ником, поплотнее забросал его сверху снегом. Ла-пником же выстлал "спальное место", раскатал на нём спальник, поставил рюкзак. Прикатил об-любованные куски берёзок - толстые, мощные, хотя уже подтрухлявленные. Ото всей этой ра-боты мальчишка взмок и совершенно не ощущал холода, а вот когда присел разжигать костёр - понял, что уже не меньше минус тридцати. А к утру набежит и все сорок, похоже.

   Валька усмехнулся в темноту за разгораю-щимся огнём. Поставил рядом карабин и начал стаскивать меховые сапоги. Устроил их сушить-ся, поставил ноги в носках на лапник. Ровное и си-льное тепло лилось на него, отражалось от наве-

177.

   са и окутывало надёжным ласковым коконом. Мальчишка расстегнул полушубок и, нак-лонившись к рюкзаку, начал доставать из него продукты.

   Нарезанный хлеб в полиэтиленовой плёнке Валька в рюкзак не клал - нёс за пазухой, чтобы тот не промёрз. И не прогадал - консервы подёрнулись ледком прямо в банках. Но это ничего - оттают, а вот размороженный хлеб начинает крошиться и теряет весь вкус.

   Из горлышка открытого термоса повалил пар, резко пахнущий смородиной, брус-ничным листом и летом. Валька поймал себя на том, что улыбается этому запаху. Про-бормотал: "Ты совсем уже... дошёл," - и плеснул в кружку травяной чай. Положил на не-спешно горящее бревно в ряд три толстеньких обрубка. Огонь пригас на время, но потом разгорелся сильнее, темнота расступилась, увеличился светлый круг. Между сугробами пролегли чёрные тени, звук горящего дерева приглушил звон ручья.

   Валька неспешно жевал, глядя в пламя. Взмётывались и гасли оранжевые язычки. И в такт им появлялись и исчезали мысли. Валька ни о чём специально не думал - просто в голове всплывало то одно, то другое. Пока не возникла одна - главная - мысль.

   Кто я, думал Валька. Не в смысле, что сейчас я - никто...нет. А кто я? Валька Ка-ховский, что я такое? Раньше всё было ясно. Я был ученик, сын, товарищ, немного - ху-дожник и музыкант, и это имело смысл, имело перспективу, так сказать. Но кто я сей-час? Может быть, отец... или де ла Рош... или даже Игорь Игоревич - они могли бы объ-яснить. Но тогда этот вопрос не приходил в голову. А сейчас кого спросить? Михала Святославича? Он, может быть, подскажет. Но сейчас хочется разобраться самому: кто я и зачем я? Ведь должна же быть у моего существования какая-то цель? Вообще никто не живёт бесцельно. Или живут? Или не должны жить, но живут? Есть. Пить. Спать. Смеяться. Ходить в лес на охоту. Разве этого достаточно?

   Валька поднял голову. Сперва глаза, привыкшие к свету костра, ничего не видели. Но потом в чёрном небе проклюнулась звезда. Ещё. Ещё... И вот уже весь небосвод над прогалиной переливается искристой тканью.

   Тихо отставив кружку,Валька прилёг на спину,устроив голову на лапнике. "La Petite Fille De La Mer, - подумал он, глядя на эти звёзды. И вспомнил эту музыку - исполнение Vangelis. - Как будто звёзды медленно переливаются в чёрном небе. Как сейчас... Если мама и отец погибнут, - он сделал над собой усилие, чтобы додумать эту мысль, - то, может быть, цель моей жизни - месть? Витька, наверное,и не думает об этом. Впервые за столько лет он живёт по-человечески - ему этого достаточно. Он, наверное, уже за-был про тот разговор на сеновале, в мае... Но мне?.."

   Он поднялся, медленными движениями убрал за собой. И сел на спальник, сжавшись в комок - подбородок на коленках, руки обхватывают ноги.

   "Оказывается, я очень мало знаю о жизни. Этот волк знает,наверное,больше моего - о настоящей жизни,конечно. Может быть, спросить его?" - пришла в голову смешная мысль, и Валька позвал темноту:

   - Эй...

   Морозный лес не ответил. Валька усмехнулся. Далёкие предки умели слышать слова в дуновении ветра, в плеске воды, в вое зверя. Он - не умел, а жаль. Хотя, может, это всё обычные легенды,суеверия. И всё-таки неплохо было бы получить ответ от чего-то боль-шего, чем ты сам.

   От бога?Валька прикрыл глаза,ощущая щекой жар огня.В бога не верилось. Совсем. Де ла Рош верил, например, да ещё как. А Михал Святославич о боге не говорил никогда. Если бы всё было так просто: помолился и на душе стало легче... Валька пробовал моли-ться одно время, особенно первые месяцы после разлуки с родителями, хотя никому не го-ворил об этом, конечно. Ну и что? Оставалось скверное чувство собственной униженно-сти от просьб. И нелепости этих просьб. Наверное, Витька был прав, когда говорил, что Бог - это просто совесть. А совесть не может ответить на вопрос, кто ты есть. Она

178.

   просто говорит, какой ты. А это не одно и то же. Совсем не одно и то же...Может быть, могла бы что-то посоветовать Мора? Но встреча с ней временами казалась Валь-ке просто сном - диковато-прекрасным...

   ...Валька резко вскинулся, открывая глаза. Его рука сама собой метнулась к караби-ну... и замерла над холодным металлом ствола.

   Костёр горел, хотя и тише. А по ту сторону огня - в каких-то двух метрах - сидел волк.

   То, что это ОН,Валька понял сразу. Широкогрудый,остроухий, с плотным меховым "воротником" вокруг мощной шеи, размером не меньше Белка, волк сидел, подстелив под себя хвост, расставив сильные передние лапы - и разглядывал человека в упор, прямо че-рез костёр, отблески которого медленно танцевали в непроницаемых глазах зверя. На хо-лке и голове лежал нетающий снег. Пасть волка была сомкнута, но от этого он почему-то выглядел ещё более жутко, чем если бы скалился.

   Валька, не двигая правой рукой, левую стал медленно подносить к ножнам, лежав-шим за рюкзаком. Волк не прыгнет через костёр, это же ясно. И, едва мальчишка это понял, как ощутил, что ему...

   Да. Ему не хотелось убивать зверя.

   Плавным движением он сел прямее. И положил руки на колени,молча показывая вол-ку, что они пусты. Волк следил за движениями человека глазами, оставаясь неподвиж-ным. Потом застыл снова, и они - мальчишка и волк - смотрели друг другу в глаза через колышущийся в морозном воздухе огонь.

   Валька не взялся бы сказать, сколько это продолжалось. Но в какой-то момент он вдруг понял, что перед ним сидит не волк.

   Подстелив под себя полу тяжёлого кожуха, на Вальку смотрел мальчишка его лет. Худощавый, с непокрытой головой, со спутанными пепельными волосами, из-под которых поблёскивали внимательные глаза. В высокие добротные валенки-бурки, подшитые и окантованные кожей, были заправлены тёплые штаны, а на шее - поверх высокого горла грубого свитера, под распахнутым кожухом - алел галстук, как у многих здешних ребят и девчонок. Лицо мальчишки казалось Вальке смутно знакомым, но он не мог вспомнить - откуда?

   - Я сплю, - понял Валька. Мальчишка улыбнулся, показав белые острые зубы с алыми от-блесками огня:

   - Ты сам меня позвал.

   И говорил он так же, как здешние ребята, с красивым мягким акцентом.

   - Я никого не звал, - возразил Валька, всё больше понимая, что и правда заснул у костра.

   - Нет, - мальчишка покачал головой.

   - А ты кто? - задал дурацкий вопрос Валька. Хотя - не более дурацкий, чем ситуация. Впрочем - сон он и есть сон.

   - Серый, - сказал мальчишка.

   - Сергей? - уточнил Валька. Мальчишка двинул плечами:

   - Ну... когда-то меня и так звали.

   - Когда-то? - Валька показал на место рядом с собой. - Садись, холодно же там...

   - Не холодно, - мальчишка снова улыбнулся, - но спасибо. Когда-то. Давно. Я тогда был человеком.

   Сон, окончательно убедился Валька. И совсем успокоился.

   - Так что ты хотел спросить? - напомнил мальчишка. И Валька легко ответил:

   - Я хотел спросить - кто я.

   На лице мальчишки отразилось удивление, он откинул рукой пряди волос и посмот-рел на Вальку с лёгкой насмешкой:

   - И только-то? Что же тут неясного? Ты воин.

   Меньше всего Валька ожидал такого ответа. Даже во сне. Поэтому не удержался

179.

   от смеха:

   - И только-то?! - передразнил он "гостя-в-сон". - Вот уж меньше всего я воин, Серый.

   - А кто же ты? - искренне удивился пепельноволосый.

   - Именно что не знаю. Может быть... сирота, - последнее слово далось Вальке с тру-дом, но в глазах сидящего на снегу мальчишки Валька вдруг увидел понимание.

   - Я тоже стал сиротой, - тихо сказал он. - Безо всяких "может быть". Я прибежал с поля, а воронка дымилась... Знаешь, я мечтал стать геологом. Но тогда, около той воро-нки, я вспомнил, что я воин. И поклялся, что не умру, пока не отомщу. Всем, из-за кого страдают люди нашей крови... Тут нет загадки и нет вопроса. Каждый мужчина сла-вянского рода - воин. Даже если он забыл об этом и сам не хочет вспоминать.

Я

Служу войне

Её священный дух -

Тот воздух, которым я дышу, -

   добавил он. - А ты - воин более, чем кто бы то ни было. Иначе ты не пришёл бы в лес в эту пору и не позвал бы меня. Да и я бы не услышал.

   - Я не звал... - Валька осекся. Недоверчиво посмотрел на мальчишку - тот снова улыба-лся острыми зубами. - Ты... Но так не бывает!

   - Я тоже так думал, - кивнул Серый. - До последнего не верил. Так страшно было уми-рать... Я умер под выворотнем, раненый несколько раз. Осколками, пулями... - он покри-вился. - А потом вдруг пришёл в себя...И не сразу понял, что со мной, - он поднял голову, и в глаза упали звёзды. - Скоро заполночь... Если ты всё ещё не веришь - посмотри мне в глаза и дай мне руку, - он опустил подбородок. - Но знай, что тогда ты не сможешь свернуть с этой дороги. Даже после смерти того тела, в котором ты живёшь сейчас. Я честно предупреждаю.

   Почему-то Вальке не стало страшно. Может быть, потому что он помнил: это сон. Или почему-то другому... И всё-таки он не торопился отвечать.

   Не торопил его и Серый - сидел и смотрел куда-то в огонь. Наконец Валька спро-сил отрывисто:

   - Это поможет мне?

   - Если ты хочешь мстить - то да.

   - А если родители живы?

   - Разве только в них дело?

   Валька вскинулся. Но тут же обмяк.

   Да, не только в них. Уже не только, хотя это может прозвучать и кощунственно. Хотя бы в Витьке и его рассказах дело. Башня из слоновой кости (1.)рухнула. Давно. На её руинах пред-стоит строить крепость. Как минимум. Иначе слова, сказанные отцу - голая фразеология. И всё, чем его учили хорошие люди - так. Приложение к журналу "Здоровье", а не оружие.

   Сейчас он уже не думал о происходящем, как о сне...

   Валька встретил взгляд мальчишеских глаз своим - таким же внимательным и твё-рдым. И протянул руку сбоку от огня:

   - Вот.

   Волчьи зубы сомкнулись на запястье...

   ...Валька проснулся от неожиданной и резкой боли. Сел, весь сотрясаясь. Осоловело посмотрел кругом. Ночь всё ещё была в своём праве, костёр горел ровно и жарко. Правое запястье болело, хотя на нём не было никаких следов. Отлежал, что ли, или повернул неу-дачно?.. Ну и сон. Ужастик... Хотя нет. Валька устроился удобнее, подтянул к себе спа-льник. Не ужастик. Генетический сон(2.), скорее всего. А вот если бы правда так, согла- ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Образ, введённый в литературу английским эстетствующим литератором Оскаром Уайльдом. "Поэт, живущий в башне из слоно-вой кости", стоит как ба над миром, его заботами, несчастьями, бедами, не обращая на них внимания, живя ради себя и "чистого искусства". 2. Такие сны отрицаются современной "наукой" (огромным комплексом заблуждений и фальсификаций). Их видят люди арийской крови и как правило в этих снах - нередко в запутанном и искажённом виде - к ним приходят картины далёкого про-шлого Земли.

180.

   сился бы он получить "добавочные жизни" и "силу" (как в компьютерной игре, честное слово!) таким образом?

   Он повернулся и застыл в неловкой позе - на локте.

   За огнём видна была примятая площадка в снегу - как будто бы кто-то сидел. А от неё и к ней - двумя цепочками - вели чёрные лунки волчьих следов...

   ...Витька вышел на прогалину у ручья одновременно с первым светом дня. Неожи-данно к утру резко потеплело, небо затянули тучи, все кругом было серым, даже сам рас-свет.

   Валька не спал - сидел у догорающего костра, сжавшись в комок и глядя на угли. Он не мог не услышать скрипа снега под лыжами, но даже не пошевелился. Лишь медленно перевёл взгляд с углей на Витьку - когда он, сняв лыжи, устроился рядом.

  -- Валька, - жалобно сказал Витька. - Валька, дружище. Ну что ты опять задумал? Ты

   в прошлый раз меня напугал до усеру. Я даже глазам своим не поверил. Если бы не Алька - ты бы ведь так и ушёл... непонятно куда. Ведь ушёл бы!!!

  -- Это была просто слабость, - Валька поднял плечи, как будто ему было очень холод-

   но. - Так... мгновенная слабость. Честно.

  -- Ну а сейчас-то что с тобой? - Витька заглянул ему в глаза. - Подхватился и убежал.

   А я тебя,между прочим, всю ночь искал. Ты правда,что ли,волка выслеживал? Тут вокруг волчьи следы, между прочим.

  -- Выслеживал или не выслеживал... - неохотно ответил Валька. - Пошли на кордон...

   Хотя нет, - он посмотрел на Витьку. - Слушай. Почитай стихи. Что-нибудь философс-кое.

   - Философское?.. - Витька на миг задумался. - Хорошо. Вот тебе философское.

   Мразь в колонну

   построила

   Ждущих наживы

   людей.

   Были страной

   воинов.

   Стали ордой

   б...дей.

   Были опорой

   Разума,

   Светом и верой -

   для всех.

   Всё это продали

   разом мы,

   Остался

   Жванецкого смех.

Сонною перерезанной

взбулькивает страна.

Пьяному или трезвому -

а всё одно: хана!

Больше ничто не дорого,

   бабки - мечта и цель...

В будущее не дорога, а

чёрный сырой тоннель...

   - Посмотрим, - коротко сказал, как обрубил, Валька.

   Витьке понравилось, как он это сказал.

   Непримиримо.

* * *

   За окнами падал снег - крупными частыми хлопьями. В комнатах царил голубова-тый таинственный полусвет. В окно было видно, как Белок стоит возле ворот, подняв нос - похоже, ему доставляли удовольствие ложащиеся на него снежинки.

   Мальчишки читали, сидя за столом. Вернее, читал Витька. Валька то смотрел в книгу (справочник по стрелковому оружию), то в окно, то рассеянным взглядом окиды-вал комнату. наконец - поднялся, бросил кивнувшему Витьке: "Я ща," - и вышел прогу-лочным шагом.

181.

   Михал Святославич снаружи рубил дрова.В принципе,их было нужно немного - так, подтапливать мастерскую. Лесник делал это "для моциона", как он выражался. Валька молча стал подбирать полешки и складировать их под навес возле сарайчика. Наконец Михал Святославич опустил топор на длинной рукояти (такими в американских трилле-рах рубят своих жертв - негритянок, проституток, гомоскесулистов и прочих лучших людей общества маньяки: белые протестанты, примерные в обычной жизни, тайные члены ку-клукс-клана, в детстве имевшие сексуальные проблемы) и спросил:

   - Ну?

   - А? - не менее лаконично отозвался Валька, относя последнюю охапку.

   - Отыскал?

   - Да. Хорошо поговорили, - Валька поднял голову и начал ловить носом снежинки.

   Они пахли весенней водой...

   ...- Серым звали Серёжу Кайду, тёзку твоего отца, разведчика партизанского от-ряда "Боевой", который тут действовал в войну. Серёжа пропал без вести, когда уводил погоню от обоза с ранеными. Зимой 43-го... У меня есть его фотография, в старой газе-те. Да и в школе ты мог его видеть. Там есть такой плакат "Отзовитесь, славяне!" Ма-льчишку на нём рисовали с моей газеты...

   Михал Святославич скатал снежок, кинул в забор. Валька кивнул:

   - Так значит, всё-таки сон...

   - Пойдём обедать, - предложил лесник.

27.

   По телевизору шла война.

   Вообще-то мальчишки нечасто смотрели телик, предпочитая ему или видеотеку дяди Михала, или на худой конец сайт -tv.ru по Интернету. Но на этот раз не смотреть было невозможно. Новости касались Белоруссии.

   На глазах мальчишек разворачивался очередной акт национального предательства. Отвратные буржуины, разграбившие богатства России и тянувшиеся к сырью и всё ещё работающим производствам соседних стран,при открытом попустительстве оккупаци-онного правительства шантажировали Белоруссию отключением газа, требуя в обмен на его бесперебойные поставки оплаты по повышенной цене и передачи собственности бе-лорусских газовых компаний из рук государства в их загребущие лапки. При этом раздава-лись лицемерные стоны о том,что "политика - это одно, а экономика - другое",что "всё белорусское чудо делается на украденные у России деньги" и что "правительство Лука-шенко занимается газовым шантажом". Естественно, что все эти заявления в лучших и поганейших советских традициях делались "от лица русского народа". Создавалось ощу-щение, что именно "клика Лукашенко" развалила Союз и ограбила русский народ на трис-та триллионов долларов с 1991 года. При этом даже краем не упоминалось, что Эрэфия послушно снабжает газом и нефтью - практически бесплатно! - фашистские Эстонию и Латвию, превратившие в рабов девятьсот тысяч русских на своих территориях, что Москва безропотно обогревает Грузию, руководство которой только что не мочится на голову Кремлю, что за счёт русского сырья греется паскудная и прогнившая Европа, на каждом шагу обхаркивающая Россию...

   Нет. Виновный всех бед России был найден - Белоруссия. Единственная постсовет-ская страна (включая и саму Эрэфию!), в которой ни единого дурного слова и ни единого мерзкого жеста не было сделано в сторону русских людей, русского языка, русской куль-туры. Единственная страна бывшего СССР, где сумели не только сохранить, но и раз-вить социальное и экономическое наследие уничтоженной страны - и вовсе не за счёт мифических "русских вливаний", а просто за счёт разумного хозяйствования и обуздания инородческого ворья, так сладко жирующего в России...

182.

   Мальчишки - даже Валька - далеко не всё понимали в том, что говорилось с экрана. Но основное всё-таки понимали. Снова хотели рассорить тех, в ком текла одна кровь и у кого была одна память - чтобы Алька плюнула в лицо Витьке с криком: "Москаль!", а Ва-лька отказался разговаривать с Михалом Святославичем, потому что он поляк. Кроме того,им было жутковато смотреть на лесника - тот сидел верхом на стуле и по-насто-ящему скрипел зубами, а когда упитанный боровок-диктор что-то проблекотал возму-щённо о "палках в колёса российско-белорусского сотрудничества, которые упорно вста-вляет Лукашенко" - лесник вдруг отпустил такое тяжеленное, ядрёно-отборное матер-ное ругательство, что мальчишки подскочили изумлённо-испуганно.

  -- Извините, - сказал Михал Святославич. - Но просто сердце не выдерживает. Серд-

   це... - он в самом деле потёр грудь и поморщился под встревоженными взглядами мальчи-шек. - Сто раз говорили Луке - плюнь на этот газ,перекрой его на хрен и переходи на аль-тернативку,(1.) нехай буржуины от злости подохнут! Нет, всё обидеть боится, всё наде-ется на что-то... да и фантазии у Батьки не хватает... Он хороший предколхоза, а нам нужен фюрер...

  -- А кто говорил? - робко спросил Витька. - Вы?

  -- Ну, я... - лесник усмехнулся грустно. - Люди...

  -- Мне стыдно, что я русский, - тихо сказал Валька, всё это время хмуро смотревший

   на экран,отворачиваясь от телевизора. И тут же ойкнул и присел - Михал Святославич взял его за плечо, и пальцы лесника показались мальчишке стальными прутьями.

  -- Не смей так говорить, щенок! - гневно сказал лесник, встряхивая опешившего Вальку,

   как бумажную фигурку - у того мотнулась голова. - Русские - это Минин с Пожарским, Суворов, Ушаков, Кутузов! Сталин, Кулибин, Твардовский! Вот русские! И ещё десятки тысяч тех, до кого тебе - как до Китая раком, мальчишка, пацан! А эти... - он силой раз-вернул Вальку к телевизору, - ...эти - какие они тебе русские?! Моль! Ростовщики, мразь человеческая! - он отпустил - почти оттолкнул - Вальку. Уши мальчишки горели. Не гля-дя на лесника, он сказал хрипло:

  -- Прости меня, дядя Михал... я дурак...

  -- Помолчи, пока не успокоюсь, - Михал Святославич выключил телевизор. - Умный па-

   рень, а точно дурак...

  -- Дядя Михал, - сказал молчавший до этой минуты Витька, - а ты же ведь поляк...

  -- Ну... - лесник хмыкнул, погладил усы. - Поляк.И что?И Пржевальский поляк. И Рокос-

   совский, и Черняховский... А Сталин грузин. И Багратион. А Грейг, Круз, Барклай де Тол-ли - шотландцы... А сколько немцев - Крузенштерн, Беллинсгаузен, Литке... И все они русские тоже. А у этих тварей, - он снова кивнул на молчащий экран, - фамилии-то вроде бы русские. Только не в фамилии дело. Душа должна быть русская. Чистая, верная, храб-рая, чуткая, непримиримая и щедрая. Поэтому - слышишь, Валентин?! - поэтому не со-мневайся: ты - русский. И ты, Виктор... И не стыдиться вам надо,а гордиться... - маль-чишки довольно засопели, Михал Святославич рассмеялся и включил ввод на телевизион-ный экран -tv.ru из Интернета. Витька небрежно набрал "Видеоновости".

   - О,про олимпиаду 2014-го в Сочах, - сказал он и лукаво посмотрел на Вальку - тот обо-жал поправлять друга, но на этот раз промолчал. Витька разочарованно щёлкнул видео-мышкой, спросил: - А чего вы не поставите такой компьютер, про которые Валька гово-рил? "Хиус"? Стерео, все дела...

   Михал Святославич не успел ответить.

   - Для этих детей Олимпиада уже пришла в их город, - восторженно вещал корреспон-дент, а камера показывала весело раскатывающих по льду искусственного сочинского ка-тка мальчишек и девчонок.

   - Для этих - тоже, - добавил ведущий www. contr-tv. ru, меняя официальную картинку.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Альтернативные, несырьевые виды топлива - энергия ветра, атомная энергия, энергия искусственного вихря и многие другие виды получения энергии, не использующиеся широко лишь из-за яростного противодействия нефте- и газодобывающих корпораций-гиган-тов.

183.

   Эта съёмка велась явно "из-под полы" - не мобильником, но чем-то не очень-то наворо-ченным. Впрочем, это и не требовалось. На площади стояли пять "ПАЗиков", окружён-ных ОМОНом. Из подъезжавших, как на конвейере, милицейских УАЗов патрульные сви-

   репо вытаскивали ребят - по виду явных бомжиков, швыряли в руки ОМОНовцев, и те волокли схваченных (младшим было лет по 5-7) к автобусам и забрасывали внутрь, как кукол. Звук не шёл, но видно было, что мальчишки и девчонки орут изи всех сил - у Валь-ки мурашки по коже пошли, когда он представил себе, какой дикий вопль стоял там, на этой площади. Кто-то сопротивлялся или не хотел расставаться с товарищами - таких били автоматами по рукам и в голову, пинали упавших высокими ботинками, и на асфаль-те тут и там была разбрызгана кровь. - Вот таким образом, - говорил ведущий посто-ронним голосом, - наша справедливая и мудрая власть очистила город Сочи в преддверии грядущей через семь лет Олимпиады от тех, кто не укладывается в понятия о стабиль-ной и развивающейся России - от малолетних экстремистов, самим своим видом и обра-зом жизни противоречащих тезисам нашего великого президента о растущем благосо-стоянии россиян. Ничто не оскорбит взглядов зарубежных пиндосов, когда они приедут на дурацкие игрища в страну, где хронически больны до 70% детей. Вспомогательная по-лиция оккупантов... простите, наша доблестная милиция проследит, чтобы вплоть до Олимпиады вывезенные не пробрались обратно в город. Всего было вывезено за пределы города и выброшено на сто первом километре до пятисот беспризорников. Один из авто-бусов, "укомплектованный" исключительно девочками, просто пропал по дороге. Количе-ство приблизительно таким же образом вышвырнутых взрослых бомжей учёту не под-даётся. Обратите внимание: вот перед вами образец обращения власти со своими граж-данами. Обратите - и не думайте,что вы или ваши дети не можете оказаться на месте этих несчастных, вся вина которых в том, что б...ди в чинах и должностях не соизволи-ли дать им хотя бы крохотный шанс стать людьми. Смотрите и слушайте!!!

   Во весь экран всплыло и застыло окровавленное лицо мальчишки лет 13 - с бешеными, нена-видящими серыми глазами, красивые, вразлёт, брови и длинные русые волосы склеивала кровь из раны на голове. Мальчишка почти висел на вывернутых к затылку руках, губы тоже были рассе-чены, алый сгусток висел на нижней, и оскаленные зубы блестели алым... Такой парень в нормаль-ном государстве и в нормальное время должен был быть генофондом, военной элитой, образцом, подумал Валька ошеломлённо - ведь это же... он же как с иллюстраций Каштанова к историче-ским книгам! А он... Да ведь у них же у всех, у всех - именно русские лица! Не чернявенькая губа-сто-вислоухая сволочь с чернодырыми, бессмысленно-обезьяньими глазами навыкате из московс-ких элитных школ, а... Так вот что уготовала русским власть - разбитое лицо и вывернутые за спину руки...

   Мальчишка вздрогнул. Из динамиков рванула песня:

   - Над Россией Господня кара -

   За неведомые грехи!

   Наводнения и пожары,

   Ураганы и ледники!

   Неужели природы силы,

   Вслед напасти неся напасть,

   Так наказывают Россию

   За терпимую нами власть?!

   Власть, не видящую народа,

   Власть, лелеющую тельца,

   Власть без имени и без рода,

   Власть без племени и лица,

   Власть растления и распада,

   Власть, играющую войной,

   Власть проплаченных депутатов,

   Власть, торгующую страной,

   Власть фиглярствующих министров,

   Власть, для коей России треть -

   Лишь "фашисты" да "экстремисты",

   Не дающие гадам жиреть!

   Власть, которой чужое знамя

   Указует на ипостась...

   ...Но когда эта власть не с нами -

   На кой чёрт нам такая власть?!(1.)

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Слова В. Харчикова.

184.

* * *

   - "Тысячи маленьких домов представляются мне... - читал Витька вслух. - Тысячи мальчиков стоят на коленях перед табуретами,на которых лежат тысячи ружей. Тыся-чи других прячутся за ситцевыми занавесками с ножами в руках. От горизонта до гори-зонта на всей Среднерусской равнине,в каждом доме, в глубине темноватых комнат, ма-льчики ждут врага.

   Ждут, чтобы убить его, когда он войдёт."

   Он вздохнул и отложил книгу - "Двух капитанов" Каверина. Валька, сидевший нап-отив за столом, ждал - понимал, что сейчас Витька заговорит. Но Витька неожиданно молчал и смотрел в стену. Тогда Валька тихо предложил:

   - Слушай. Давай тебе книжку сделаем.

   - В смысле? - удивился Витька, поворачиваясь.

   - В смысле - настоящую книжку. Это на компьютере можно сделать легко. Ну... не со-сем книжку - брошюру. Можно с иллюстрациями. А потом или через Интернет распро-траним, или можно распечатать экземпляров тыщу и просто рассылать или переда-вать... У тебя сколько стихов, с полсотни?

   - Нннне знаю... - Витька заморгал. - Ты что, серьёзно?

   - Вполне, - кивнул Витька и загорелся, хотя эта мысль ему самому только что пришла в голову. - Можно в качестве официального распространителя твой пионерский отряд за-вербовать... Назовём... - Валька быстро придвинул к себе чистый лист бумаги, маркёры, замер на миг и быстро расчертил белую поверхность: - Вот.

Исповедь

   По-моему, хорошо, а?

   - Да-а... - протянул Витька, с интересом разглядывая надпись. - Неплохо...

   - А на развороте... - Валька приподнялся, но, как бы засомневавшись, так и замер. По-том махнул рукой: - А, ладно. Если будешь смеяться - так мне и надо. Вот, смотри. Это мы на разворот поставим - как твой портрет.

   Под удивлённым взглядом Витьки он подошёл к своим рисункам, составленным в ак-куратную самодельную кассету. Достал один и поставил его на стол - держа обеими ру-ками и не глядя на Витьку.

   - Ёкс... - только и выдохнул Витька, глядя на картон.

   Мой друг Витька Палеев, подписал Валька эту работу. Когда он её закончил, то сам поразился тому, что получилось. И сейчас тоже рассматривал её - как будто новыми глазами.

   Нет, вроде бы всё было именно так, как задумывалось. Витька - в распахнутой ку-ртке, опираясь на "сайгу" и отставив одну ногу, стоял на речном берегу и смотрел, чуть запрокинув голову, на облака. Но...

   Валька даже испугался.

"Ибо суровое лицо Арагорна было сейчас молодым и прекрасным, а его выцветший

185.

   походный плащ казался в солнечных лучах золотым. Перед Фродо стоял нуменорский рыцарь," - вот что вспомнилось Вальке, когда он с недоверием рассматривал дело своих рук. И это было правдой. Честное слово. А самое главное - что он, Валька, ничего не при-украсил. Ни капельки. Просто, наверное, был у всё-таки настоящий него талант - и на картоне стало видно то, что в жизни нужно было пристально высматривать. И свобо-дную, гордую позу Витьки. И его жестковатый, но в то же время мечтательный взгляд. И сильные руки, и широкие плечи. И короткий вздёрнутый немного нос, делавший лицо од-новременно и мальчишеским, и решительным. И то, как он держал карабин - как бы гово-ря каждому: вот он, я, дай руку, если ты с добром - и лучше не задень, если ты злой чело-век... Сам рассматривая этот рисунок, Валька подумал неожиданно, что Витька на нём ещё похож на дона Арату из книжки Стругацких "Трудно быть богом" - только на моло-дого дона Арату, который ещё только-только стал "прошедшим все огни и воды этого мира и получившим за это великое право - убивать убийц, пытать палачей и предавать предателей". Валька никогда не понимал, почему по мнению авторов другой дон, Румата, главный герой, был не прав, вмешавшись в жизнь иной планеты. И не верил Валька, что невмешательством можно что-то предотвратить.

   - Валёк... - сказал Витька. - Может, не надо её, эту картину? Ну разве я такой?

   - А какой? - спросил Валька тихо. - Такой и есть... Ну что, будем делать книжку?

   - Будем, - решительно сказал Витька. - Я это. Не ради славы. И ещё. Если можно, то пусть первым будет вот это стихотворение. Ну, как эпиграф, что ли?

   Он покопался в кармане домашней рубашки и достал сложенный вчетверо тетра-дочный листок. Положил его рядом с картиной и разгладил.

Как вы могли, взрослые,

Продать наше будущее?

Чёрные слёзы стынут

На щеках городов.

Вы, сильные, умные,

Вы, хозяева этого мира -

Как вы могли?!

Нам не нужны те деньги,

Которые вы за него получили.

На деньги не купишь маму,

Отца и родной свой дом -

Пусть плохонький, но единственный!

Оставьте деньги себе.

А нам верните хотя бы нас.

Хотя бы немного веры в завтра.

Хотя бы немного надежды на лучшее.

Хотя бы немного вашей любви,

Так нужной нам...

Нам страшно так жить -

И мы умираем, поймите.

А мы не хотим умирать!

За что нас уводят из мира,

В котором мы и не жили?!.

...И знаете ли вы,

Как это страшно:

Когда впереди нет совсем ничего?

Совсем...

* * *

   Михал Святославич Ельжевский, лесник кордона "Свясъцы", командир Пятой дру-

186.

   жины Имперской пехоты и советник Президента Республики по вопросам альтернатив-ного развития, не спал, хотя было уже почти пять часов утра.

   Никто, кроме него, не видел - и мальчишки тоже - как около двух ночи к кордону подъехал небольшой кортеж. Дюжина тихих теней рассыпалась по заснеженным окре-стностям и слилась с лесом. Высокий лысоватый человек с усами скобкой и глазами чуть навыкате, на ходу снимая мохнатую шапку, поднялся на крыльцо, где ожидал Михал Свя-тославич.

   - Здравствуй, Михал Святославич, - сиплым, как будто навсегда простуженным голо-сом поприветствовал лесника ночной гость. "Здраустуй," - чисто по-белорусски проз-вучало у него.

   - С наступающим Днём Святого Валентина, Александр Григорьевич, - усмехнулся Ель-жевский, пожимая протянутую широкую ладонь Президента...

   ... - Рояль я тебе привёз, как просил, - Лукашенко сидел возле стола и шумно пил чай. - "Эрар". Еле нашли. Фирмы-то уже сто лет в обед, как нет... Ребятишки там вы-грузят перед отъездом... А, вот, посмотри, я тебя повеселить хотел...

   Он достал левой рукой из кармана пиджака и положил на стол газетную вырезку-карикатуру из "Советской Беларуси". На ней укладывали в гроб Саддама с высунутым языком, а к освободившейся петле двое бравых морпехов США подтаскивали упирающе-гося Лукашенко. Неподалёку стоял заколоченный гроб с надписью: "МИЛОШЕВИЧ".

   - Весь юмор - в названии газеты... - пробормотал лесник и посмотрел на Президента поверх бумажки. - Саш, давайте в подполье уйдём. Засядем в лесах на юге... Что, привы-кать, что ли?

   - Дураков жалко, - покривился Лукашенко. - Понимаешь, Михал, большинство-то тех, кто против меня кричит, просто любой власти не верят. А как эти, - он ткнул пальцем в вырезку, - на их шеях в рай въедут - вы...т свой "электорат" так, как никому и не сни-лось... Ты курить не начал? - Михал Святославич покачал головой. - А я прямо на остат-ках самолюбия держусь. Людей почти нет, стоящих людей. Поручишь - либо всё прова-лят,либо проворуются так, что... - Президент махнул рукой. - А попробуй прижми - сра-зу крик на весь белый свет,что я тиран и наместник сатаны на исстрадавшейся белорус-ской земле... Михал, давай я тебя министром по культуре назначу.

   - Да ты что?! - искренне испугался лесник. - Я половину твоего кабинета сразу перест-реляю. И будут тебе лишние неприятности.

   - Вот-вот. Советовать вы все мастера, - проворчал Лукашенко, придвигая вазочку с ва-реньем. - А делать... Варенье сам варишь? У тебя вроде не было такого никогда.

   - Да нет, - Михал Святославич покачал головой. - Девчонка одна деревенская моему па-рню таскает.

   - Сыну Каховских, что ли? Которому я рояль?..

   - Нет, другому. Который питерский общак принёс... Что с Каховскими-то?

   - Работаем, - туманно ответил "батька". - Хорошее варенье. Чего ты не женишься? Всё по Рите?.. - лицо лесника окаменело, и Президент осекся: - Извини.

   - Ничего, - Михал Святославич налил себе ещё чаю. - Саша, - тихо сказал он, - а давай соберём людей - тысяч триста, тысяч триста-то ты найдёшь хороших, да ещё поручи кому надо столько же в России да на Украине набрать - и уйдём. Вообще уйдём. Можно ведь. Ты знаешь. А с полумиллионом можно заново начать. Всё заново начать. Место найти - и... - лесник не договорил.

   В свете лампы лицо Лукашенко сделалось старым и усталым. Он грел руки о чашку с чаем так, словно вокруг был лютый мороз.

   - Ты Кремль давно видел? - вдруг спросил он. - Помнишь, как у Володи Высоцкого:

В синем небе, колокольнями проколотом -

Медный колокол,

медный колокол

187.

То ль возрадовался,

То ли осерчал...

Купола в России кроют чистым золотом -

Чтобы чаще Господь

замечал...

   Ну и как мы уйдём от этого?

   Михал Святославич кивнул:

   - Ты прав. Никак... Ну тогда давай о деле.

   - Налей ещё чаю, Михаил. - попросил Президент...

   ...Войдя в комнату мальчишек, Михал Святославич остановился на пороге. Посто-ял, качая головой. Сколько было бы сейчас его сыну, если бы Рита тогда не предпочла Ба-лиса? Да где-то столько же... Балис часто снился леснику. Обычно после того, как во сне к нему приходили мёртвые, менялась погода. Но с Балисом было не так, и лесник потом плохо помнил сны. Несколько раз он даже думал, что Балис жив. Но, говорят, молдавская мина попала прямо в спину бывшего морпеха и разорвала в клочья и его, и какого-то маль-чишку, которого он закрыл собой. Видели это несколько человек...

   Витька захныкал во сне. Жалобно, тоненько. Михал Святославич подошёл к нему, провёл над лицом ладонью - мальчишка успокоился. Лесник подошёл к Вальке.

   Тот спал на спине, руки - поверх одеяла. Из-под подушки торчала рукоять Змея, и по лицу мальчишки бегали странные тени. Несколько секунд Михал Святославич смотрел в это лицо, потом быстро отошёл к столу. Среди каких-то распечаток лежала самоде-льная валентинка - ах, да, завтра же... Её явно положили так, чтобы утром тот, кто подойдёт к столу первым, увидел её сразу. Лесник нагнулся, прочитал ровно, почти печа-тными буквами, написанные стихи...

   Валентинку дарят, чтоб теплее стало.

   В гору и под гору жизнь меня кидала.

   Но однажды как-то на кривой тропинке

   Я столкнулся носом с живой валентинкой.

   Это не открытка, не украсишь стену.

   Это не вещичка, не подыщешь цену.

   С этой валентинкой веселей живётся,

   На тоску и скуку миг не остаётся!

   Валентинку дарят, чтоб теплее стало...

   Друга валентинкой мне судьба послала.

   Михал Святославич посмотрел на часы. До подъёма оставалось ещё полчаса.

28.

   Татататата! Тата! Тата!

   - Хорошо, Виктор.

   Витька поднял голову от изогнутого приклада десантного РПКС и гордо усмехнул-ся, не глядя ловко отмыкая семидесятизарядный "барабан". Из длинного ствола курился дымок. Стоящие в трёхстах метрах пять ростовых и три грудных мишени были искро-мсаны в щепу - в каждую попало минимум по восемь пуль. Если учесть, что непосредст-венно перед стрельбой мальчишка пробежал с оружием и полной выкладкой пять киломе-тров по пересечёнке и выпустил магазин за пять секунд - результат был неплохой. Сло-вом "неплохой" лесник оценивал то, что вызвало бы у инструкторов регулярной армии восхищённый столбняк.

   - Отдохни, - приказал Михал Святославич. Витька перевернулся на спину и застыл, гля-дя в высокое весеннее небо. - Валентин! Пошёл!

   Валька выскочил из верхнего окна старой мельницы - с семи метров. Покатился в сторону, встал на колено - бум! Одну мишень разорвало в клочья попаданием ВОГа, а Ва-лька уже катился к рытвине, залёг - трррат! От другой мишени полетела щепа - Валька уже был в канаве. Бум! Вторая мишень разлетелась. Трррат! Ещё одной мишени срезало "голову". Валька приподнялся из канавы - уже метрах в тридцати от мишеней - и, швы-

188.

   рнув гранату, побежал следом за ней, прямо на взрыв, не остановившись ни на секунду. Тррра-татата! Верхняя часть ещё одной мишени подскочила и завалилась. Валька, неу-ловимым движением оказавшись возле стоящего чуть в стороне кентена(1.) - в руке уже был нож, а автомат - в левой - нанёс манекену страшный удар в голову магазином, при-гнулся, уходя от удара, полоснул - раз, два...Кентен рухнул.Из него лез соломенный жгут. Валька с полуоборота метнул нож в древесный спил (чурбак раскололся пополам, нижняя часть упала на снежный островок у корней дерева), а с левой руки, вскинув автомат с наброшенной на локоть петлёй, не глядя - трррраттаатата! Со звоном подпрыгнули и раскололись три стоявших рядом бутылки. Михал Святославич с непроницаемым лицом нажал кнопку самодельного пульта - и вокруг Вальки с хлопком встало чёрно-багровое пламя. Через несколько секунд смеющийся мальчишка - закопченный, но целый - стоял рядом с лесником. Бросок - Михал Святославич поймал АКМС. Хмыкнул. В автомат был вставлен новый магазин, подствольник - заряжен. Мальчишка сделал это на бегу.

   - Хорошо, - коротко бросил лесник. - Отдохни, - Валька без раздумий уселся на землю, скрестив ноги. - Виктор.

   Витька надел, сняв с гвоздя в стене мельницы, глухую маску. Лесник перебросил ему ТТ. Мальчишка поймал оружие за рукоятку и застыл, держа его стволом от бедра - над чуть выставленным вперёд носком правой ноги.

   Михал Святославич дёрнул лежащую рядом на земле проволоку. Зазвенели, запляса-ли в кустах - метрах в двадцати - привязанные за горлышки бутылки. И в тот же мом-ент ТТ начал стрелять - словно бы сам по себе, Витька даже не двигал стволом! И тем не менее бутылки разлетались одна за другой.

   - Три секунды, - сказал Михал Святославич, и Витька, на звук его голоса бросив леснику пистолет, снял маску. - Пока всё. Пошли...

   ... - Сколько в нашей земле безымянных могил,

   Сколько русских солдат спит в лесах и полях...

   Вам поклон, кто за Родину жизнь положил!

   Вам поклон, кто не сдался в кровавых боях!

   Посмотрите по картам, как тысячи лет

   Мы держались в враждебных народов кольце,

   Как напавшим на Русь - оправданья им нет! -

   Мы возмездье несли на штыке и клинке!

   И когда громоздились тела на тела,

   И дивизии гибли одна за одной,

   Несгибаема верность России была

   В вашем сердце, наполненном ею одной.

   Пусть сегодня солдатами быть не в чести,

   Мы храним свою славу, мы помним о том,

   Что боятся по-прежнему русских враги,

   Что наш долг - отстоять для детей отчий дом! (2.)

   Стоя друг напротив друга, мальчишки смотрели каждый в глаза другого пустым взглядом. Они не ощущали ладоней Михала Святославича, лежащих у них на плечах, да и голоса его, глуховато читавшего строчки стихотворения, не слышали, и вряд ли были здесь вообще - их сознание витало где-то далеко, в неизвестных краях, куда не каждому доведётся попасть - и не каждый попавший запомнит то, что видел.

   - Вернитесь, - негромко, но повелительно сказал лесник, чуть сжав плечи мальчишек. Они вздрогнули, глаза обрели осмысленность. - Сейчас - домой и спать. Завтра мы вы-езжаем.

* * *

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Подвижный тренажёр, отвечающий на неправильные движения тренирующегося сильными ударами. 2. В качестве меди-тативного текста использованы стихи И.Маслова.

189.

   Поезд пришёл в Друю практически в полночь.

   Валька и Витька соскочили на перрон первыми. Следом неспешно спустился Михал Святославич. Было темно, сыро и ветрено. Кое-где лежал снег, как бы напоминая, что апрель - это всё-таки не лето, да и не весна почти. Мальчишки вздёрнули воротники на-детых на свитера тонких плотных ветровок, отогнули "уши" егерских кепи, поправили рюкзаки, осматриваясь.

   - Там Двина? - махнул рукой Валька в ту сторону, где пробегали волны стеклянных отб-лесков. Михал Святославич молча кивнул и направился к бетонной лесенке, уводившей с перрона вниз, на прямо тут же начинавшуюся улицу - мимо небольшого вокзального зда-ния.

   Они довольно легко поймали такси - на площади за вокзалом стояли явно частники.

   - На турбазу, знаете? - сказал Михал Святославич немолодому водителю, садясь на пе-реднее сиденье, рядом с ним.

   - А то, - безразлично отозвался водитель, запуская мотор. - Сейчас доедем.

   Больше он не произнёс ни слова - крутил баранку. Михал Святославич сидел, углуб-лённый в свои мысли.Мальчишки смотрели в окна, за которыми плавно появлялись и скры-вались в темноте пустынные улицы. Потом начались всё ещё голые деревья, но в лучах фар становилось на миг отчётливо видно, что каждое дерево окружено зеленоватым лёгким ореолом. Минут через десять мелькнул простенький указатель на русском языке

Турбаза "Волчья"

Охотхоз РБ

   - Ну вот, - водитель остановился перед решётчатыми воротами. - Дальше по путёв-кам.

   Он так и уехал, больше ничего не сказав и вообще ни о чём не спросив. Мальчишки, держа на плече рюкзаки, спокойно осматривались. Михал Святославич, достав мобиль-ник, набрал какой-то номер.

   - Алё?.. Ну а тэ ж! Я стою у твоих негостеприимно запертых ворот... Да, уже... Ага, жду... - он отключился и глубоко вдохнул сыроватый ночной воздух. - Слышите, парни? - вдруг весело спросил он. - Весна!

* * *

   Ночью влупил дождь. Влупил так, что Валька проснулся от шума и подумал: начи-нать дело, отправляться в путь в дождь - к удаче. Он не знал, просыпался ли Витька, а в следующий раз открыл глаза, когда в комнате было уже светло и Михал Святославич стучал в дверь:

  -- Вставайте, ребята.

   Дождя не было. Было солнце. За ночь смыло последние остатки снега, лужи сияли, и широкая река за чёрными деревьями казалась ртутной от блеска. В комнате оказалось холодно, даже очень - только что пар изо рта не шёл.

  -- К-колупени на комонях, - выдал нечто старославянское Витька, садясь на постели. И

   с чувством добавил: - М-мерзость.

   Кажется, хотел сплюнуть, но передумал и стал одеваться.

  -- Какие колупени? - заинтересовался Валька, пристраиваясь к умывальнику. - Снилось

   тебе, что ли?

  -- Ничего мне не снилось, давай, одевайся.

Мальчишки вытащили из рюкзаков сменку - лягушачьего цвета свитера с кожаны-ми наплечниками, егерские нижние штаны, камуфляжи, ветровки - тоже камуфлирован-

190.

   ные, тонкие, с капюшонами,ботинки-вибрамы с лёгким верхом на мягкой подошве, маски-ровочные кепи, тонкие кевларовые перчатки. Прежнюю одежду затолкали в рюкзаки и оставили их в знак протеста в отношении температурного режима прямо на неубран-ных кроватях.

   В холодной, гулкой и пустой столовой, обезображенной настенными росписями на некую абстрактную тему, неспешно ел Михал Святославич. На столе возле него стояли ещё две порции: плов со свининой и зеленью, компот из сухофруктов (Валька тихо содро-гнулся при виде этого пищепромовского изделия, внешне похожего на колдовской отвар из слизняков и отдающего копчёной колбасой), тарелка с белым хлебом.

   Впрочем, плов оказался просто отличным, а хлеб - свежим. Ели быстро, хотя Ми-хал Святославич не торопил; почему-то поглядывали в большие окна, забранные между стёклами фигурными решётками. Потом кто-то сказал в коридоре: "Михал, трейлер пришёл," - и Михал Святославич встал. Молча. Мальчишки тоже поднялись и следом за лесником пошли наружу.

   Там стоял большегрузный "ТИР"-"мерседес" с двойным прицепом. Задние двери бы-ли открыты. Мальчишки попрыгали внутрь после того, как туда влез Михал Святославич и следом за ним протиснулись куда-то за что-то - и это что-то сдвинулось. Стало сов-сем темно, лязгнул металл. Потом зажглась тусклая лампочка, трейлер двинулся с мес-та и загремел всеми составляющими.

   Все трое находились в некоем пространстве - два на два метра - между контейне-рами. Тут же находились и некоторые другие предметы.Повинуясь жестам Михала Свя-тославича, мальчишки разобрали оружие - пояса, на которые прицепили ножи - с подсу-мками и пистолетными кобурами, в которые переложили свои ТТ . В подсумки перекоче-вали гранаты - по шесть РГД-5, магазины - Валька шесть автоматных, Витька - три пулёметных барабана. Витька взял РПКС, Валька - АК-103 с подствольником и десять ВОГов; приклады у оружия были сложены. Михал Святославич взял АК-104 и "гюрзу". Всё делалось в молчании. На поясах сзади закрепили свёрнутые в рулоны маскировочные накидки, потом раскрасили друг другу лица гримом. Михал Святославич выключил свет и коротко приказал, хотя и так было тихо:

  -- Молчим.

   Они сели на пол, прислонились к ящикам и стали просто ждать в кромешной пока-чивающейся темноте.

   Трейлер остановился. Донеслись неясные звуки - речь, лязганье... Потом в щели упа-ли лучи света. Валька увидел прямо перед собой спокойное, даже чуть сонное лицо Вить-ки. Кто-то что-то опять сказал на незнакомом языке. Свет исчез, грохнула дверь. Через минуту трейлер поплыл дальше.

   В темноте кто-то коротко выдохнул. Единственное, за что Валька мог поручить-ся - что это был не Михал Святославич. За себя - не поручился бы.

* * *

   Они выпрыгнули из трейлера на лесной дороге. Михал Святославич закрыл тщате-льно двери, подмигнув ребятам, ловко закрепил пломбу - и машина, водителя которой ма-льчишки так и не увидели, поплыла куда-то по мокрым колдобинам.

  -- Так, - сказал лесник. - Ну что. Теперь надо найти...

  -- ...Йоду вы ищете! Йоду!(1.) - раздался насмешливый голос из-за кустов.

   Мальчишки отреагировали мгновенно - два ствола развернулись в ту сторону и, ес-ли бы Михал Святославич не оказался ещё быстрее - незнакомец мог бы поплатиться за свою шутку жизнью.

   Впрочем, как почти сразу оказалось, он ничем не рисковал, потому что произносил эти эпические слова, лёжа под кустом. И сейчас с ироничной улыбкой на губах поднялся

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Ставшее в определённых кругах крылатым выражение из "Звёздных войн". Магистр Йода - наставник юных джедаев - после разг-рома ордена скрылся на одной из окраинных планет и именно такими словами приветствовал нашедшего его Люка Скайуокера.

191.

   на ноги - невысокий, хорошо сложенный мужчина лет 30-35, одетый в камуфляж, с не-большим рюкзаком за плечами; тёмно-русый, сероглазый, тщательно выбритый, на по-

   ясе - финка в чехле. Обычный турист.

  -- Это не лучшая твоя шутка, Влад, - сурово сказал Михал Святославич. - Могло плохо

   закончиться, знаешь это?

  -- Да ладно, - засмеялся Влад, показывая идеальные зубы. - Скучал просто. Вот и решил

   развлечься... - он подошёл к мальчишка: - Влад Рокотов.

  -- Псевдоним? - уточнил Валька, вспомнив Черкасова. Влад снова засмеялся:

  -- Влад Рокотов, - и пожал протянутую руку Вальки. - Влад Рокотов, - он пожал руку

   Витьки. - Как вас зовут - не спрашиваю. Юные бойцы невидимого фронта? - он кивнул Михалу Святославичу.

  -- Хватит хохмить, будь серьёзным хоть недолго, - покачал головой тот.

  -- Органически не могу, - признался Влад. - Хотел бы. Дзэн(1.) не позволяет... Ну, мы раз-

   говаривать будем или пойдём? Лично я за то, чтобы поговорить. Но можно на ходу.

  -- На ходу будем молчать, - отрезал Михал Святославич. Влад сожалеюще пожал пле-

   чами:

  -- Вся ваша беда в чисто европейском, материалистическом подходе к делу. Трениров-

   ки, макеты, планы... Жить надо так: пришёл, увидел, победил. Раз плана нет - нечего нарушить врагу. Мгновенное озарение - и вперёд. Хорошо подготовленный Его Величест-во Случай - вот венец всех спецопераций. Вот например - вы наверняка рассчитывали ид-ти пешком. А у меня в кустах стоит добровольно пожертвованный местным обывате-лем "Урал" с коляской. В девичестве - BMW. Неподалёку пролегает пожарная просека. И по ней мы будем на месте через двадцать минут. Отец, - он указал на лесника, который с трудом скрывал улыбку, - два сына, - он показал на слегка ошалевших мальчишек, - и их распутный... то есть,беспутный, - поправился он, - дядюшка вышли на природу половить енотов на приманку...

   ...Валька никак не мог для себя определиться, кто же всё-таки этот человек?! Неу-жели Черкасов ничего не выдумывал - и биолог-супермен, сокрушитель ваххабитов, аме-риканских вояк и продажных россиянцев - существует?!

   Влад ничего не объяснял. Он просто гнал тяжеленный мотоцикл по просеке (Михал Святославич устроился на заднем сиденье, мальчишки - на пару - в люльке. Всё имело от-тенок боевика про возможное будущее. Слегка смазывало это суровое ощущение то, что Влад, ловко маневрируя рулём, громко распевал:

   - Сла-а-а-вься, Отечество

   Наше голодное!

   Жирному доллару мощный оплот!

   Ша-а-айка политиков,

Свора безродная,

   Нас прямиком к катаклизму ведёт!

   Мотоцикл прыгал, раскачивался и подлетал. В какой-то момент он подлетел осо-бенно высоко - и Влад резко затормозил.

   - Приехали, - сказал он уже без тени юмора. - Слезаем. Операция "Мэдхаус" начинает-ся.

   Он соскочил наземь - и совершенно бесшумно растаял среди весенних деревьев. Но, очевидно, Михал Святославич знал, что и как делать дальше.

   Через лес двигались клином - в центре лесник, слева-сзади Витька, справа-сзади Ва-лька. Потом легли и минут десять ползли, задёрнувшись накидками. Под накидками было жарко, как в бане - но зато они экранировали излучение и делали бесполезными теплови-зоры.

   Валька мимоходом удивлялся, что не ощущает азарта или страха. Но даже удивле-

   1. Жизненный путь (японск.)

192.

   ние было каким-то посторонним. Целый мир запахов, красок и звуков окружал Вальку. Он совершенно точно знал, что происходит под каждым кустом и каждой кочкой,в каждом дупле и на каждой ветке - в радиусе нескольких сот метров. И для него не было новос-тью, что впереди - что-то, пахнущее бетоном, асфальтом, горючим и металлом.

   Они выползли на верх поросшего кустами склона примерно в трёхстах метрах от авиабазы. Мальчишки отползли чуть влево-вправо, Михал Святославич достал бинокль и поднёс его к глазам...

   ... - Вот они, - прошептал Михал Святославич, опуская бинокль.

   Аэродром казался каким-то несерьёзным, словно не лучший ДОСААФовский времён СССР. Два ряда мокрой "колючки", несколько серых взлётных полос, рулёжка, пара бе-тонных коробок, над одной из которых висели флаги - латышский и НАТО. На таком расстоянии людей не было видно, но на полосах застыли три остроклювых хвостатых птицы - F-16 с красно-жёлто-чёрными бельгийскими опознавательными значками. А над ними возвышался огромный и мрачный серый кашалот - туша американского транспор-тника С-5 "Гэлэкси". Возле неё ярко оранжевели несколько погрузчиков.

  -- Это цель? - прошептал Витька. Михал Святославич не ответил - поднял бинокль

   вновь и замер.

   Валька наблюдал за С-5, как завороженный. Это гигантское существо казалось ему в самом деле живым и чем-то похожим на дремлющего дракона. В этом существе был вызов - вызов всему тому, чем жил Валька. Среди окружающего весеннего пейзажа самолёт выглядел предельно чужеродным, как встроенная в живое тело металлическая деталь. Даже сам аэродром, казалось, съёжился от того, что в его центре громоздится жуткое создание. Самолёт мог бы вызвать страх, но не у Вальки.

   У Вальки он вызывал холодную злость.

   После того как Валька всмотрелся, стали видны и люди. Их было много. Тройки па-трулей с угрюмыми собаками патрулировали периметр сразу по нескольким тропинкам. На вышках торчали пулемёты. В капонирах видны были зенитки - пушки и ракеты. Ну а во внутреннем квадрате охранения стояли, слегка поворачиваясь торсом, как страшные боевые машины, закованные в угловатую чёрно-зелёную, как шкура ящеров, броню гиган-ты. Уверенные и несокрушимые.

   Это были американские солдаты.

   И всё это было так чуждо, так мерзко почему-то и так отталкивающе, что Валь-ка стиснул зубы до хруста и на миг прикрыл глаза...

   ...Быстро стемнело. Над аэродромом повисло яркое дневное сияние. Вскинулись и зашарили по окрестностям, раздвигая кусты и деревья, мечи прожекторов. Работы не прекращались; на С-5 то и дело грели турбины, и тогда мощный бездушный вой придав-ливал к земле траву. Неясно было, где Влад и как вообще он рассчитывает пробраться внутрь периметра. Не как в книжках же, в самом-то деле, даже если это он и есть...

   За весь этот долгий день ели только шоколад, да пару раз ползали по очереди в сторону - отлить и попить из холодного чёрного родничка, выбегавшего из-под земли у корней дерева. Всё остальное время дремали и наблюдали по очереди.

   Когда стемнело совсем, Михал Святославич,коротко поглядывая на часы, приказал минировать пути отхода. Витька ползал по кустам, выставил десять РГД и столько же "пустых" растяжек.

   - Через три минуты, - сказал Михал Святославич, когда Витька вернулся. Валька поко-сился непонимающе.

   Угрюмо взвыли турбины. Это был не прогрев. Погрузчики разъезжались и было вид-но,как начинают перемигиваться огни на полосах. Отливавшее мокрым асфальтом в про-жекторном свете чудище дрогнуло и пошло, ускоряясь, на взлёт. Поднимался округлый нос, алым сверкнули глаза... тьфу, пилотская кабина. Непроглядные тени побежали по округе. Взревела, закричала сирена. У Вальки на коже дыбом встали мельчайшие волоски,

193.

   и, покосившись, он увидел, какие у Витьки глаза - больные и отчанные...

   ...Гвамп, издало странный звук чудовище. Дрогнуло. Внезапно стало беспомощным. Левое крыло переломилось в яркой магниевой вспышке, и, потеряв всю свою угрюмую мощь, С-5 сундуком рухнул прямо на периметр.

   И - вспыхнул сразу весь.

   - Урррааа!!! - звонко закричал Витька. И его крик, почти неслышный в гуле пожарища, перекрыл крик Михала Святославича:

   - Огонь! Огонь, сынки!

   - Рррррраааа!!! - зарычал Валька. - Ррраааа!!!

   Мальчишки стреляли, словно торопясь опустошить магазины - стреляли и кричали в упоении. Они не видели, попадают ли и не старались попадать - просто били в мечущи-еся тени, пока Михал Святославич не приказал:

   - Отходим! Скорее!

   - Нет, нет! - захрипел-залаял Валька. - Огонь, огонь, a tout prix, meurt et ne se rend pas...(1.)

   - Назад! - яростно рявкнул лесник. Валька мотнул головой, в его глазах перестало пля-сать пламя. Теперь он видел, что через санационную зону уже бегут, стреляя в их направ-лении, чёрные тени. Слышались выкрики на двух языках, и Валька различил не сразу поня-тое повелительное - он давно уже не слышал английской речи: "Брать живыми!"

   Витька канул в проход между растяжками. Валька, крутнувшись, залёг у корней дерева - в нём бушевала ярость, хотя уже и холодная. Михал Святославич тоже остано-вился, упал на колено:

   - Ты что?!

   - Сейчас, сейчас... - прошептал Валька.

   Огромная фигура выросла среди кустов на фоне зарева пожара - угловатая, жут-кая. Подняла руку в повелительном жесте, посылая своих наёмных рабов в черноту леса...

   - Тварь, - прошептал Валька. И выпустил очередь из двух патрон.

   Мощные тяжёлые пули - калашниковские 7,62х39 - попали офицеру армии США в грудь. Одна расколола магазин справа в "лифчике", рассекла кевлар жилета, в пыль раз-несла керамический вкладыш и застряла в сердце. Вторая угодила в стык между двумя магазинами, пройдя через грудину, перебила позвоночник и уткнулась в жилет на выходе из спины.

   Жуткий "робосолдат", чёрный "киборг демократии", рухнул на спину - мёртвой неподвижной грудой, в которой больше не было ничего живого и страшного.

   Он был убит наповал...

   ...Когда позади захлопали взрывы растяжек, Михал Святославич перешёл на шаг и засмеялся:

   - Всё, до утра они там засядут.

   - Как говорится - лучше умирать в поле, чем в бабьем подоле, - послышался весёлый го-лос, и Влад Рокотов чёрной бесшумной тенью вынырнул слева. - Что ж.По-моему, непло-хо сработано?

   - Так ты настоящий, - сказал Валька, сам не заметив, что называет взрослого мужчину на "ты". Влад рассмеялся и повторил:

   - Что ж. Вы тоже... А теперь - последний рывок! Ну?!.

29.

   В середине апреля вспыхнула весна - вспыхнула яростно и неукротимо, буквально за ночь. Когда Валька ложился спать, было пасмурно и темно, дождь поливал вновь почер-невшие ветки деревьев и небо было закрыто тучами. А когда он открыл глаза - в окна лу-пило солнце, сходили с ума птицы, сияла свежая зелень листьев и синело небо, а снаружи

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Любой ценой , умираем, но не сдаёмся... (фр.)

194.

   орал и ухал Михал Святославич- они с Витькой поливались водой из колодца. Лаял Белок.

   - Весна, - сказал Валька, садясь на постели и широко открывая глаза. - Граждане, это настоящая весна!..

   ...Русская штыковая - подписал Валька триптих. В левой его части почти весь план занимало лицо солдата: немолодое, усталое, бронзово-загорелое, с пшеничными усами. В глазах солдата не было ни страха, ни злости - только спокойная готовность. Тут же был виден его грязный, костистый кулак со сбитой кожей, которым он примы-кал штык. На штыке ярко горела звезда блика. За солдатом виднелись другие - они сиде-ли и стояли на колене, во что-то вглядываясь, напряжённо согнулась спина офицера в бе-лой рубахе с тёмным пятном между лопаток - но основное внимание притягивали к себе именно лицо, кулак и штык.

   В центре огромное пёстрое море восточного отряда, щетинясь пиками, ружьями и клинками, кипело внизу крутого спуска - и как раз замерло в своём кипении. На верху спус-ка высилась фигура офицера - совсем мальчишки, с поднятой в тонкой руке (рукав гряз-ной гимнастёрки съехал до локтя) саблей; он стоял вполоборота и что-то кричал назад. А за его спиной поднимались искрящиеся стебли штыков - самих людей ещё не было вид-но, но от этого впечатление только усиливалось.

   И в правой части тонкая редкая линия русских солдат в бешеном разбеге сминала и гнала безликую орду: только кое-где всплывало искажённое ужасом лицо, беспомощный взмах широкого рукава, поднятые руки... Солдаты кололи и били прикладами. На всей ча-сти картины было только четыре отчётливых, как бы схваченных стоп-кадром пятна: кряжистый усач позади атакующей линии держит на руках офицера в залитой кровью рубахе, и тот, подняв руку с саблей, указывает солдату - да вперёд же!; невысокий вёрт-кий солдатик, вырвав левой рукой хвостатое знамя-бунчук у огромного янычара, ловко бъёт его кулаком "напересёк сердца" - и янычар уже валится беспомощной тяжёлой гру-дой, задрав бороду; роскошно одетый паша, воздев в руках зелёную книгу, потрясает ею перед бегущими - но ясно по его лицу, что сейчас и он бросит Коран, побежит вместе со всеми, спасая свою шкуру; рыжий атлет в алом мундире - холёное молодое лицо с бакен-бардами искажено яростью и гневом - рукоятью длинного палаша бьёт по головам бегу-щих мимо турок, с левой стреляет в русских из револьвера - и тоже видно, что он никого не остановит уже и ничего не исправит...

   Он закончил рисунок только вчера. Когда ещё вроде бы не было весны, и даже вить-ка, сидя у стола, писал какие-то зимние стихи, хотя и хорошие, но - зимние.

   Тихие следы по белой пороше.

   Зимний берег ввысь, соснами поросший.

   Утренних часов тишина стеклянная.

   Небо - серым куполом, в середине - я.

   От мороза масляный металл карабина.

   Пёс со мною рядом, иней лёг на спину.

   Круг широкий чертит щука подо льдом.

   Два часа вдоль речки - вот и он, мой дом...

   Но сейчас всё виделось совсем по-другому. Ожесточённо растираясь полотенцем после "душа", который ему устроили во дворе, едва он туда высунул нос, Валька снова осмотрел свою картину и остался доволен. Бросив полотенце на постель, мальчишка подсел к роялю - подарку загадочного "дяди Саши". Впрочем, сам Валька почему-то был уверен, что это презент от Президента.

   На рояле Валька играл нередко - Михал Святославич любил послушать классику. А вот у Витьки имелось стойкое предубеждение против неё, которое Валька старался пе-ребороть, "задалбывая музыкой", как грубо говорил поэт. Впрочем, лесник и Витька ушли в Гирловку до вечера, и Валька хотел поиграть "для себя".

   Хотел - пока не положил пальцы на клавиши. И так и застыл. Надолго. Почти на час. Потом Валька решительно встал. Подошёл к компьютеру, включил принтер, быстро покопался в Интернете и стал распечатывать листы нотной бумаги, отрешённо глядя на то, как разлинованные прямоугольники вылезают из урчащего аппарата. Когда их наб-ралось достаточно, мальчишка отключил аппаратуру, одним ударом сбил разрозненную

195.

   стопку в ровную, взял карандаш и подсел обратно за рояль. Снова долго сидел, кусая губы и временами помахивая в воздухе рукой. А потом - начал играть. Рваными кусками, то морщась и скалясь, как от боли, то покрывая листы строчками знаков.

   Музыка пела в нём - тише, громче, сбиваясь и слаживаясь - но неостановимо и неу-молчно.

   Вот - тема Беглеца. Шаги - то торопливые, но осторожные, то бешеный бег... А вот - слёзы, падают мальчишеские слёзы... и трещит, мечется пламя над развалинами... И - испуг, одиночество... а потом - взрыв, бунт: я человек, гады!!! Не троньте, я чело-век!!! Бег, бег, бег, звуки наталкиваются друг на друга, торопятся...

   Тема Вальки. Спокойная, весёлая, солнечная музыка, только чуточку с диссонансом, с недоумением - откуда в мире грязь? Вступают фоном линии де ла Роша - мужествен-ная и резкая - и Игоря Игоревича - наивно-беззащитная,но в то же время непреклонная... а вот Отец и Мать, и все темы сливаются, звучат... а потом - короткий взрыв, звуки сыплются каскадом... И в одиночестве снова плачет мальчишка, только плачет совсем растерянно, он один и ему плохо и страшно...

   Приближается тема Беглеца. Две горькие темы сплетаются... и... и вот стран-ность: они словно бы веселеют. "Ты и я - уже двое, брат..." А кругом - шумы, гул, голо-са равнодушного мира. Но их неожиданно отсекает величественный голос Пущи...

   Валька отбросил карандаш и с испугом уставился на лист. Проиграл несколько так-тов и закусил губу. Это он написал? Так что же, это оно и есть... вдохновение?!

   Пиши, услышал он властное. Облизнул губы и тихо сказал:

   - Да. Да, я буду... я сейчас...

   ...Леший - суровый марш, но с элементами чего-то весёлого и в то же время горь-кого. А вот - Михал Святославич, его тема органично вплетена в Голос Пущи, и тот же Голос покрывает общую тему Беларуси.В нём - надежда и мощь.Шумят деревья, шумит идущая буря, рожается где-то вдали очищающий вихрь... Воет волк. Но это не волк, это Сережка Кайда вышел в бой против разрушителей, и он - тоже Пуща. Пуща вобрала всё, нет силы, способной встать на пути этой мощи. Темы Беглеца и Вальки теряют послед-ние оттенки растерянности и безнадёжности. Теперь они тоже - бойцы, теперь и им есть, за что сражаться, они понимают это...

   ...Валька задумался. Размашисто написал по верху листа:

ДЕТИ ОДНОЙ МАТЕРИ

(пьеса для рояля)

   - и отшвырнул карандаш, шумно дыша. Неверяще посмотрел на листок, положил его на пюпитр. И подписал ниже:

Посвящается Море Лаваль

* * *

   ...- Семь!

   - Йаааауууу... - затих где-то внизу, в пропасти, трусливый последний вопль сорвавшего-ся подранка.

   - Аллаааа... аллаааа... - ответили ему горловые завывания, заглушаемые очередями "узи".

   Крымское солнце жгло по-летнему. По-летнему шумело море, и далеко-далеко шёл равнодушный белый теплоход, с которого, конечно, не было видно происходящее на ска-лах яйлы (1.).

На горячих камнях тут и там лежали не меньше полутора десятков трупов и ране-

1. Горные паатбища в Крыму.

196.

ных в турецких камуфляжах и зелёных головных повязках. Но ещё больше двадцати,стро-

   ча из "узи", пробирались перебежками и петлями выше по склону, где почти над самым обрывом лежали за каменными глыбами в нескольких метрах друг от друга тоже оде-тые в камуфляжи худой мужчина лет сорока и огненноволосая четырнадцатилетняя де-вчонка. Мужчина левой рукой зажимал чёрный и мокрый бок, держа наготове тяжёлую "гюрзу". У девчонки в руках был зажат компактный "гепард". Вот она приложилась, да-ла короткую очередь...

   - Иииии! - завизжал кто-то.

   - Восемь! - прозвенел ликующий голос. Потом послышался смех и выкрик: - Го бра-а!!! Го бра-а-а-а!!!(1.) Дядя Олег, у меня всего семь патрон...

   - Мора, - мужчина повернулся к ней и улыбнулся спокойно и ласково. - Дочка. Прыгай в море. Давай. Я прикрою.

   - Не! - она мотнула головой. - Я с вами! Го бра, го бра!!! - её "гепард" снова плюнул ко-роткой очередью, и ещё кто-то покатился - даже не взвыв, от головы шваркнуло кроше-вом, сорвало повязку...

   - Прыгай в море, - мужчина не приказывал. - Я прикрою. Мне уже всё равно. А тебя ждёт тот мальчик. Он ждёт, понимаешь?

   Глаза девчонки потемнели, рот приоткрылся. Снизу слышался стук камней и уны-лые вопли.

   - Пять патрон, - девчонка бросила мужчине "гепард". Глаза её наполнились слезами. - Дядя Олег...

   - Прыгай! - с силой сказал он. - Живи, дурочка! Живите оба! И... - он отвернулся и стал, вынимая из кармана бумаги, рвать их и складывать перед собой. Он уже не об-ращал внимания на Мору.

   Несколько секунд девчонка смотрел на него, кусая губы. Потом вскочила, вихрем пронеслась десяток метров до обырва и прыгнула вниз, не останавливаясь, с криком:

   - Ва-лан-та-а-айннн!!!

   ...Светловолосый человек, держа у плеча тяжёлую английскую снайперку "супер магнум", удобно сидел между камней. Толстый ствол винтовки лежал в расщелине, ло-коть упирался в колено. Оба глаза человка были широко открыты - и тот, который не прятался в прицеле, вдруг слегка сузился...

   ... Перескочив через убитого в висок мужчину, из руки которого так и не выпала "гюрза", светловолосый человек подскочил к обрыву, грубо растолкав гомонящих и паля-щих вниз из своих "узи" татар. Далеко внизу и впереди размашисто плыла, то и дело ны-ряя, девчонка. До неё было метров четыреста уже - расстояние не для "узи", и солнце горело на рыжих волосах.

   Не говоря ни слова, человек набросил на локоть петлю винтовочного ремня.

   Встал плотнее.

   Ствол качнулся и замер, как часть статуи.

   Слегка сузился левый глаз...

   ...Несколько секунд человек ещё смотрел в прицел на то место, где скрылась подня-тая рука. Потом бросил татарам по-русски:

   - Этого убрать, - кивнул на лежащего мужчину. Сам присел рядом с трупом, сгрёб кло-чки бумаги, отодвинув зажигалку. Перебрал их. И, усмехнувшись углом жёсткого рта, достал мощный радиотелефон. - Да. Да, я. Да, в порядке. Свясьцы. Ельжевский.

   - В Лондоне вас ждут люди, - пульсировал в телефоне холодный голос, искажённый рас-шифровкой скрэмблера(2.). - Срок подготовки - месяц. Всех, кто будет обнаружен на кор-доне, доставить в Латвию. Исполняйте...

   - Да, - ответил человек и сел на камень, поставив винтовку между колен и скучно глядя

1. Вперёд! (бретонск.) 2. Устройство, позволяющее передавтаь и принимать информацию секундным "пакетом". При использова-нии скрэмблера практически невозможно успеть засечь место передачи.

197.

   на суетящихся татар. Этих выродков он презирал. Когда они вырежут русских и хохлов на этой земле, то настанет и их черёд. Они неизбежно свалятся в рабовладельческую ди-кость, болезни, грязь - и надо будет лишь ускорить процесс... А пока - пусть работают.

   Ему вспомнились стихи, читанные ещё в колледже. Как там было...

Нам всё равно, в какой стране

Сметать народные восстанья...

И нет в других, как нет во мне,

Ни жалости, ни состраданья...

Вести отсчёт - в каком году -

Для нас ненужная обуза...

   Он улыбнулся и подумал, что надо бы искупаться сегодня.

30.

   - Хо-лод-но-о-о!!! - радостно завопила Алька и нырнула, оставив над поверхностью во-ды разбегающийся круг.

   - И-ди-от-ка-аААА!!! - взревел Витька, следом за ней рухнув в майскую воду под злорад-ный хохот разлёгшегося на теплом по-летнему майском песке Вальки. Алька, вынырнув, зафыркала, замотала волосами и звонко крикнула:

   - Глядите, воин - сидит под кустом, да воет!

   - Не куплюсь, не ждите, - невозмутимо ответил Валька, переваливаясь на живот. Ему вдруг стало грустно. Год. Он уже год здесь. И это был хороший год, но даже в самой мысли о том, что это был хороший год, проглядывало что-то кощунственное. А потом всплыла другая мысль - что скоро будет лето, и Мора... Валька даже не думал, что она может не сдержать слова.

   А мать и отец уже год в тюрьме. И Михал Святославич молчит...

   Май. На гирловских полях уже вовсю идёт сев, зацвели сады и скоро лето.

   - У меня через два дня день рождения, - сказал Валька, садясь. Витька, карабкавшийся по песку на четвереньках с явным намерением отряхнуться на друга, замер:

   - Правда, что ли? - Валька кивнул. Витька сел рядом на песок и грустно сказал: - А я не помню, когда у меня.

   - Серьёзно?! - теперь уже изумился Валька. - Ты же не маленький был...

   - Не помню... - Витька пожал мокрыми плечами. - Правда.

   Валька ошарашено замолчал. Такого он себе и представить не мог. Алька, выбрав-шаяся на песок тоже, встревожено посматривала на мальчишек, потом спросила:

   - Вы чего?

   - Вить... - Валька обнял Витьку рукой. - Слушай. Я что тогда предлагаю. Давай будем праздновать вместе, если уж ты не знаешь, когда твой!

   - В смысле? - не понял Витька. Валька вздохнул:

   - Ну что тут непонятного? Мой день рождения - твой день рождения. Всё такое про-чее. Любовь. Морковь. Roval an roval, thand an thand(1.)...

   - Точно! - Алька наконец врубилась в тему. - И весь наш отряд...

   - Останется по домам, - мягко сказал Валька. - Извини, Аль.

   - Ладно, -- Алька не обиделась, только печально вздохнула, а потмо подмигнула: - Но по-дарок мы вам всё равно приготовим!

   - Кто бы сомневался... - опасливо пробормотал Витька...

   ... - Зайдём на кладбище? - предложил Витька. - Крюк-то плёвый.

   - Пошли, - согласился Валька. Они свернули перед мостом на тропинку вдоль берега. - Только давай обуемся, неудобно.

   Мальчишки сполоснули ноги в воде у берега, присели на молодую траву, обуваясь.

   __________________________________________________________________________________________________________________

   1. Крыло к крылу, щит к щиту... (синдар.)

198.

   Невдалеке урчали моторы. Витька спросил:

   - В этот раз поможем родному колохозу?

   - О чём разговор, - согласился Валька. - Ну, пошли.

   На гирловском кладбище целый сектор был выделен под могилы для тех, кто погиб войну и чьи родственники так и не нашлись. Непритязательные ряды невысоких гранёных обелисков со звёздами и бело-чёрными табличками - чаще со словами "НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ", иногда - с кое-какими данными, редко - с полными. Валька остановился у вхо-да, а Витька подошёл к обелиску с надписью:

сержант

Палеев

Леонид Викторович

12.V.1915

-

июль 1944

   В отличие от подавляющего большинства обелисков,на этом был привинчен переве-дённый на металл лазером цветной портрет. Портрет рисовал Валька - а точнее, прос-то взял кусочек картины "Мой друг Витька Палеев" и, слегка переделав и увеличив, пере-вёл на металл. Он не знал, был ли похож двадцатидевятилетний Леонид Палееев на че-тырнадцатилетнего Витьку Палеева. Да и плевать ему было на это знание, потому что - точно был похож. Не мог не быть похож.

   Витька стоял около могилы молча, только что-то шептал - шевелились губы,Валь-ка это видел краем глаза. Потом поглоадил пальцами медальон и пошёл к Вальке. Тот ка-ждый раз боялся после таких случаев, что увидит на глазах Витьки слёзы. Но такого не было ни разу. Вот и сейчас Витька улыбался.

   - Пошли, - весело сказал он, - дядя Михал ждёт!

* * *

   - Валь, ты?! - зазвенел в трубке голос Альки. - Во-первых, через десять минут включи радио, минский канал - ровно через десять, не забудь и не ошибись, понял?! А во-вторых - позови Витьку, давай скорей! С днём рожденья! - в трубке отдалённо послы-шались ещё несколько голосов, кричавших то же самое.

   - Ви-и-ить!!! - заорал Валька. - Тебя твоя!

   - Иду! - гаркнул Витька, перемахивая через подоконник. Валька таким же манером вы-скочил в другое окно и устремился к садовому столу, возле которого оставались недопро-изнёсший тотст Михал Святославич и плевавший на все тосты Белок - он грыз здоро-венный мосол. Присев, Валька подхватил кусок торта, сотворённого Витькой.

   - Плохо не станет? - вкрадчиво спросило лесник. Валька хлопнул себя по поджарому животу:

   - В русском брюхе и долото сгниёт... Ви-и-ить! - снова издал он сиреноподобный звук. - Я весь сожру!!!

   - Жри! - гаркнул Витька, с каким-то ошалелым лицом высовываясь в окно. - Звонили из комитета по молодёжной политике, - сообщил он, моргая. - У нас покупают нашу кни-жку, Валь, весь тираж. И сами собираются выпускать ещё.

   - Оп-па-а! - возликовал Валька. - За это надо выпить!

   - Это Ряга, - хмыкнул Михал Святославич, - его Алька со своим советом уговорила, он тебя и представил в Минске. А меня просили не говорить до поры... Поздравляю, ребята.

199.

   - Да, Вить! - вспомнил Валька. - Включи там радио, пора как раз! И иди сюда, чего ты?!

   Витька снова вылез в окно. И его буквально догнал голос диктора, ровно сообщав-ший:

   - Мы продолжаем наш концерт "Музыкальная юность Беларуси". Передаём пьесу для рояля "Дети одной матери". Автор - Валентин Сергеевич Ельжевский, исполнитель - Ядвига Яковлевна Пальницкая... - и через пару секунд послышался звук рояля.

   - Е-ма-а... - прошептал Валька, садясь на лавку. - Ема-а...

   - У! Вввау! - Витька треснул его промеж лопаток. Но Михал Святославич сказал:

   - Тихо, погоди, Вить...

   ... - Это ты написал? - Ельжевский положил руку на плечо Вальке.

   - Нет, - честно сказал тот, глядя куда-то блестящими глазами. - Мне сказали: пиши. И я написал. Вот и всё. А сам я бы так никогда не смог написать... Ни за что. Я просто дал Ядвиге Яковлевне, чтобы она посмотрела...

   - Но ведь это же... - ошарашено сказал Валька, крутя головой. - Там же... - он помотал головой, как оглушённый телок. - Я же там... там же я был, я слышал!!! Как ты...

   - Мальчики, - сказал лесник и обнял мальчишек за плечи, сдвинув их головы. - Мальчики вы мои...

   Уткнувшись друг в друга лбами и почти не дыша, мальчишки не видели, что лесник плачет.

* * *

   ...В этот же час в аэропорту Минска с транзитного рейса из Лондона через Ригу высадилась большая группа молодых, спортивных мужчин - байдарочная команда какой-то компании, по договорённости с белорусской стороной выбравшая местом своих ве-сенних тренировок перед рекламными соревнованиями озеро Нарочь. Руководивший ими сероглазый атлет предъявил документы на провоз багажа без досмотра с необходимы-ми визами - впрочем, это было понятно, громоздкое оборудование байдарочников при-шлось бы распаковывать неделю, неделю досматривать и неделю запаковывать, а от обилия металлических частей оно фонило, как нелегальный оружейный склад.

   Обладавший хорошей памятью на лица Валька удивился бы, увидев руководителя байдарочников. Это был тот самый молодой мужчина, который прошлым летом про-ехал мимо них с Витькой по мосту через реку и спрашивал дорогу. Ещё интереснее было то, что тогда он совершенно чисто говорил по-русски - а сейчас в его речи появился от-чётливый умилительный акцент, прямо-таки подталкивающий помочь плохо разбираю-щемуся в языке иностранцу...

   Но Валька был далеко...

   ...Будучи хорошим специалистом по славянским странам, капитан Шеллинг тем не менее не понимал славян - особенно русских.

   По его мнению, этот народ подлежал поголовному истреблению любыми метода-ми именно за свою абсолютную непонятность. Лишённые родины, растлеваемые, отрав-ляемые всеми видами отрав через воду, пищу, воздух, оплевываемые во всех средствах массовой информации, книгах и даже собственных школьных учебниках, унижаемые и просто убиваемые походя на каждом шагу вот уже почти двадцать лет, возглавляемые правительством прямых предателей и агентов врага, обираемые на каждом шагу - они тем не менее почему-то жили и не разбегались из своей страны (это, по мнению Шеллин-га, тоже был вариант, так как опыт показывал: за границей русские быстро теряют на-циональные черты характера, а во втором поколении полностью сливаются с местным населенеим и даже язык забывают) - по крайней мере, большинство. Они как-то жили - как и на что, чем, почему - непонятно, и эта непонятность бесила Шеллинга. И упрямо не желали вымирать. И упрямо продолжали верить в своего усталого, беспомощного и доброго бога - такого же по имени, как у Шеллинга, но другого по сути... а это просто

   200.

   пугало. И помогали друг другу в тех ситуациях, когда соотечественники Шеллинга мгно-венно превращались в озлобленное, топчущее всех на своём пути стадо. И внушали своим почему-то ещё рождающимся детям, что родину надо любить (!!!) И создавали вещи, ко-торые вызывали завистливую оторопь. И наотрез отказывались становиться "как все". Не словами. Без шумных демонстраций с размахиваньем флагами и истеричными выкри-ками (что всегда смешило Шеллинга в мусульманах). Нет. Просто - не становились. То-варищ по службе, задействованный в проекте "Янычар"(1.), с удивлением рассказывал ка-питану, как бежал из их корпуса 14-летний мальчишка, увезённый из России в возрасте семи лет! Бежал - хотя был одним из лучших учеников и вроде бы никак не выказывал ни-какого недовольства. Бежал, добрался до России - и там исчез на её диких, никем не кон-тролируемых просторах...(2.) Что им двигало?!

   А лето 2001? Его Шеллинг вспоминал с оторопью. Ведь всё было готово и рассчи-тано. Вторжение мусульманских наёмников (о кретины!) в Дагестан. Новый президент РФ,преемник гнилого Бориса (которого большинство русских ненавидели паталогически), громословный и патриотичный, а на деле находящийся на коротком поводке Запада и го-товый после первых же неизбежных неудач разваленной армии в боях с отлично воору-жёнными и обученными бандами "призвать на помощь для защиты от международного терроризма силы ООН". Ещё полдюжины мест, где готово было вспыхнуть открытое недовольство - Татарстан, Башкирия, Калмыкия... И - распад этой противоестествен-ной, дурацкой страны. Вероятность удачи была равна 97%.

   И что же? Дагестанцы не пустили к себе чеченцев - ладно, их дикарские счёты бы-ли вполне преодолимы, в конце концов, русских-то они ненавидели одинаково... Но потом!

   Сумасшедшие генералы послали воевать нищих, бездомных офицеров во главе необучен-ных, голодных солдат на старой технике без боеприпасов и горючего. И... никто и опо-мниться не успел, как разбитые банды покатились к Грозному. Как из-под земли вырос-шие отряды терских казаков, в которых сражались греки, сербы, румыны, французы, немцы, буры, русские националисты - вышли на Терек, переломив сопротивление чечен-цев, как сухую тростинку. Безграмотные, брошенные правительством мальчишки в ста-рых камуфляжах дрались с таким неистовством, что у видевших это волосы вставали дыбом - ложились на пулемёты, подрывали гранатами себя и врагов, ходили врукопаш-ную один против трёх и два против десяти... Мир застыл в растерянности. "Войскам ООН" спешно дали команду "отбой!", и у многих сослуживцев Шеллинга от сердца от-легло - им вовсе не хотелось встретиться в бою с этими русоволосыми худыми безум-цами, которыми командовали такие же спятившие офицеры. Неминуемое поражение России обернулось победой. Хорошо ещё, что её плоды сумел смешать с грязью и выве-рнуть наизнанку тихий аккуратный "Пути-Пу", как называли его в западных кулуарах. Страшно было подумать, что случилось бы, окажись на его месте на самом деле наци-ональный лидер и патриот... Уж что к середине первого десятилетия ХХI века вернулся бы Союз - это точно. Но и так - распад России пришлось отложить и начать новую игру, сложную, долгую и дорогую...

   А ещё - ещё безумие русских было заразной болезнью. Они как бы преобразовывали мир вокруг себя. Стоило одному русскому оказаться с оружием в руках среди полудюжи-ны "еврограждан" - и... о господи, возникало то, с чем так долго боролись США!!! От-важные и весёлые французы. Упорные и несгибаемые немцы. Ироничные и настойчивые англичане. К чертям летели "стандарты". Время неслось вспять и отказывалось быть линейным и логичным. И сами соотечественники Шеллинга - разве не говорили о том, как дезертировали солдаты и офицеры самой высокооплачиваемой на свете армии; не из страха, а чтобы... но об этом не рекомендовалось упоминать часто. И разве русской была девчонка, которую он, Шеллинг, месяц назад успел застрелить в самый последний

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Проект, курируемый Госдепартаментом США. Согласно ему в России покупают, усыновляют или просто крадут детей 5-7 лет. Их воспитывают в особых корпусах по спецпрограмме, готовя ко вторжению в Россию в "Час Ч". По этому проекту сейчас в США нахо-дятся до 40 тысяч русских детей, старшим из которых уже 17-18 лет. 2. История Женьки описана в книге "Подкова на счастье".

201.

   момент - на крымском побережье? Ему вспомнился неистовый крик: "Го бра! Го бра-а!" - и то, как мешками катились по камням трупы таких тренированных, таких фанатич-ных, таких свирепых "адалятовцев"...

   Нет. Шеллинг дёрнул плечом. Через неделю он докажет сам себе, что это просто - нервы. А русские - такие же, как и остальные.

   Докажет.

* * *

   - Вы не прячьтесь и будьте высокими,

   Не жалейте ни пуль, ни гранат,

   И себя не щадите. И всё-таки:

   Возвращайтесь живыми назад...

   Медленно и печально наигрывала гитара. Плясали языки пламени. Отражавшиеся в глазах Белка. Хрипловатый голос Михала Святославича таял в тёплом воздухе майской ночи. Витька, сидя верхом на скамейке и поставив локти на стол, слушал. Валька непода-лёку расхаживал туда-сюда по пружинящей верхней слеге ограды - держа один полный всклянь водой стакан на голове, а ещё два таких же - на тыльных сторонах ладоней рас-кинутых в стороны рук.

   Вода в стаканах почти не колыхалась.

   Он соскочил наземь, мягко самортизировав толчок. Подошёл к столу. Михал Свя-тославич, глядя на него с улыбкой, прикрыл струны гитары. Предложил:

   - Сыграешь, роялист?

   - Роялист - это сторонник монархии, - поправил Витька.

   - То есть - я, - Валька принял гитару. - Даёшь царя-батюшку, кол в жопу демократам.

   - Jedem das seine,(1.) - согласился Витька. Он два месяца назад начал учить немецкий и делал успехи.

   - Это отец играл, - Валька тронул струны. - Не удивляйтесь, это вроде таких пьес на несколько голосов... Тут не всё в стихах.

   И Валька спел-рассказал, как отец объясняет сыну, какая вокруг хорошая жизнь при демократии и как раньше было плохо. А наивный сын то и дело сбивает демократии-ческий пафос отца прямыми и искренними вопросами:

   ...- Папа, ты говоришь, что прошло время рабов. Значит, твой папа был рабом?..

   ... - Папа, ты говоришь,что сейчас время правды.Значит, раньше все друг другу лгали?..

   А отец гремит лозунгами, но сам же явно в них не очень-то верит...

Но я лично верю... вот...

Что лжи мы хребет поломаем!..

...И все мы надеемся,

верим,

мечтаем,

Но кто ж на себя-то возьмёт?!

   А потом - приводит старинный беспомощный аргумент:

- Вот подрастёшь - поймёшь...

   И, выслушав всю пафосную трескотню отца, сын вдруг огорашивает его горьким вопросом:

   - Папа. Значит, когда я вырасту - мой сын меня не поймёт?!

   А потом Валька в том же стиле спел про неудобного максималиста. Как он везде лезет и не принимает компромиссов, как с ним неудобно жить - он знает только две краски: чёрную и белую. Хорошо, если он нарисует меня белым. А если чёрным?! Что-то надо делать.Чтобы все цвета в мире заменил наконец самый толерантный серый цвет...

...А он - назло судьбе! -

Он остаётся жив!

И будет жить! Ведь сколько б вы не спорили -

202.

У правды есть цена. А стоимость - у лжи.

Не надо путать эти категории!

У правды есть цена, - повторил Валька. - А стоимость - у лжи.

Не должно путать эти категории!

   - Пойду-ка я спать, - сказал негромко Михал Святославич после короткого молчания. - Да и вы не засиживайтесь, скоро светать начнёт уже.

   Мальчишки ещё помолчали, проводив лесника взглядами. В его кабинете свет даже не зажигался - наверное, Михал Святославич сразу лёг.

   - Слушай, - вдруг сказал Витька, - а ведь он старый уже.

   - Старый... - откликнулся Валька.

   - И нет у него никого... Представляешь, скольких друзей он потерял, думал, что это ра-ди дела. А его обманули... Подонки обманули... Валь, - Витька пощёлкал ногтем по краю стакана. - А знаешь, что? Я хочу, чтобы ты был моим братом.

   Валька поднял глаза. Потом завёл руку за спину и положил Змея между тарелок. В лезвии отразился свет луны, ожили знаки на стали.

   - Кажется, это так делалось... - Валька пододвинул почти полную бутылку домашней наливки, плеснул в стакан казавшуюся чёрной струю. Протянул ладонь над стаканом и со спокойным лицом разрезал её. Левой рукой передал нож Витьке,и тот так же хладнокро-вно рассёк себе ладонь. Мальчишки соединили руки над стаканом, глядя друг другу в глаза, и в вино отчётливо закапала кровь. - Вот, - сказал Валька, поднимая стакан и не выпус-кая руки Витьки. - Ну что... брат... - он отхлебнул вина и передал стакан Витьке.

   - Брат, - сказал тот, тоже делая глоток. И повторил: - С днём рожденья, брат.

31.

   Витька скептически смотрел на то, как Валька занимается с палкой. Он сам с удо-вольствием тренировался в стрельбе, боксе, саватте, самбо, метании различных острых и тяжёлых предметов, но увлечения Вальки фехтованием не понимал. Конечно, это было красиво, спору нет. Но для жизни... Не средние века - может, и жаль, но не средние...

   Мальчишки тренировались в лесу, километрах в трёх от кордона.

   - Вчера пацан в селе пропал, - сказал Витька. - Ищут уже.

   - Какой пацан? - Валька подбросил палку и ладонью отбил её в кусты.

   - Мелкий. Жорка. Лет двенадцать, кажется. Ты его не помнишь.

   - Найдут. Заблудился, наверное. Вот в болото бы не попал...

   - Я чего говорю-то... - Витька почесал нос. - Давай тоже посмотрим. Тут, вдоль боло-та. Ты влево пойдёшь, я вправо. Гирловские сюда пока не дошли, а он, может, правда в болото влез.

   - Пошли, - кивнул Валька. - Всё равно тренировку пора кончать.

* * *

   То, что люди тут не были уже много дней, Валька понял сразу. Но всё-таки проше-лся туда-сюда вдоль края болота, поставив карабин у дерева и вглядываясь в трясину. Да нет, никого тут не было.

   Валька обернулся - молниеносно. Инстинкт подсказал - сзади опасность! И поте-рял ещё несколько секунд - потому что увиденное было настолько невероятно, что разум оказался глупее мгновенно среагировавшего тела.

   На него, отрезав от дерева с прислоненным карабином, медленно и плавно надвигал-ся человек. Мужчина лет тридцати, в камуфляже и военном снаряжении, с висящим за плечами коротким автоматом.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. "Каждому своё". Девиз учреждённого Фридрихом Великим Ордена Чёрного Орла. Эти же святые слова помещались над воротами гитлеровских концлагерей.

203.

   Почему-то больше всего к человеку подходило слово "наёмник". Именно так Валька осознал его.

   В руке наёмника оказался короткий широкий нож - с лезвием, похожим на лавро-вый лист. Валька узнал это оружие: мини-тесак Смэтчета,гениальное изобретение, сде-ланное специально для "кругового" боя холодным оружием, одинаково легко колющее, ру-бящее и режущее. Таким проще простого убить - или обездвижить человека, перерезав ему сухожилия. Смотря по желанию.

   Судя по всему, у наёмника было именно второе желание. Мальчишка требовался живым - полоснуть его пару раз по рукам и ногам, взвалить на плечо и тащить, куда надо. Это прослеживалось и в его ухмылке, и в рассчитано-пугающих движениях теса-ком и другой рукой.

   Как в кино, продумал Валька, пригибаясь. Взрослый человек, а дурак. Как в кино... или он правда что-то такое умеет? Надо внимательней. Есть люди, которые умеют... и что вообще происходит?!. Нет,об этом потом, это сейчас нельзя... Мальчишка пятился. Наёмник наступал. Мальчишка был испуган. Наёмник торжествовал.

   До того момента, когда ему стало нечем дышать, и он, выпустив тесак, обеими руками схватился за живот, сгибаясь пополам. Неверяще уставился в лицо Вальки, пы-таясь понять, что же, собственно, произошло?

   Валька повернул Змея влево, разрывая селезёнку окончательно, дёрнул вниз и, бале-тно поворачиваясь, вырвал нож и добавил - рубящим ударом слева под челюстью. Двад-цатисантиметровое лезвие рассекло шею до позвоночника. Наёмник постоял, обливаясь кровью, и тяжело рухнул в траву.

   Он умер стоя.

  -- Setou(1.), - сказал Валька. - Toushet. (2.)

   Он посмотрел на лежащее в траве неподвижное тело, не ощущая ни жалости, ни страха, ни даже просто отвращения. На него напали. Он защищался и победил. Всё было справедливо и ясно, как восход.

  -- Ва-лен-ти-и-ин! - послышался неподалёку крик, а через секунду из кустов бесшумно

   выскочил Витька с карабином наперевес. Лицо у Витьки было злое и весёлое. Увидев в траве труп, Витька мелодично присвистнул: - Ни фига себе! Это как?

  -- Да вот так, - Валька подхватил от дерева карабин, быстро вытер нож о траву.

   - Встретились на узкой дорожке...

  -- Их в лесу - полно, - в голосе Витьки не было и тени страха или напряжения - только

   весёлая ярость. - Штук тридцать.С пулемётами, блин! Что вообще творится-то?! Вой-на, что ли?! Уходим на кордон, я думал, ты уже там...

  -- Чего тогда орал? - Валька прислушался.

  -- Да они ещё около реки. Это дозорный, наверное...

  -- Какой, к чёртовой матери, дозорный?! - усмехнулся Валька, беря карабин наизгото-

   вку. - Отличиться собирался сам по себе. Видно же. Отличился... Подождём уходить, давай точнее глянем - сколько, кто, куда...

   ...Жорка был избит так, что почти не видел, куда идёт - его волок за плечи здоро-вый наёмник.

   - Смотри... - прошептал Витька. Но Валька и сам уже узнал в человек, к которому под-тащили мальчишку, виденного год назад на мосту через Нарочь автомобилиста. До ма-льчишек донёсся голос человека - он говорил по-русски, как тогда:

   - Ещё раз говорю - сейчас ты пойдёшь с нами. Около кордона вызовешь лесника. Ска-жешь, что в лесу на тебя напал человек. Бил. Но ты вырвался и убежал. Понял?

   - Ничего я не буду делать... - тихо, но отчётливо сказал мальчишка, глядя в землю. - Я уже сказал, ничего я не буду делать... Я тыщу раз вам это сказал. Можете меня убить...

   __________________________________________________________________________________________________________________

   1. Вот так (фр.) 2. Попал - международная команда, подающаяся на фехтовальных соревнованиях, когда фехтовальщик наносит результативный укол.

204.

   Человек усмехнулся. Открыл кобуру. Достал из неё большой кольт. И приставил его ко лбу мальчика.

   Жорка закрыл глаза и закусил губу.

   Человек взвёл курок. Отчётливо щёлкнуло.

   - Я считаю до трёх миллионов. Один миллион. Два миллиона...

   Витька промахнулся только потому, что его трясло от злости.

   Наёмники, кольцом окружавшие поляну, тут же растаяли в траве. Жорка мгновен-но метнулся в кусты, но на него никто уже не обращал внимания...

   ... - Всё, не успеем, - Михал Святославич ударил кулак о кулак, вскинул МG42 на столик. - Не успеем, какие шустрые...Суки, штук сорок, это же надо...

   Наёмники перемещались почти со всех сторон, охватывая кордон кольцом. Белок, стоя у закрытой двери, глухо клокотал нутром, шерсть на его холке встала дыбом.

   - Глухо, - Витька бросил трубку телефона. - И радио не берёт.

   - Перебили направленным сигналом, - Валька, вытирая расцарапанную во время бега по лесу щёку, засунул в подсумок вторую гранату. - Суки... А Жорка-то убежал.

   - Ага, - почти весело сказал Витька.

   - Парни, - сказал лесник, глядя в окно. - Я сейчас ударю по ним. А вы - в огород и...

   Витька и Валька переглянулись. И рассмеялись беззаботно и бесстрашно.

   - Глупости вы говорите, дядя Михал, - сказал Валька. - Давайте лучше на позиции...

   ... - Беги, - Валька приоткрыл дверь. И Белок мгновенным промельком метнулся туда, куда отказались бежать мальчишки - в сторону огорода. Послышались несколько выстрелов, крики - но и всё. А потом снаружи закричали:

   - Ельжевский! Сдавайся! Выходи! Твоих мальчишек не тронем! Выходи! Сдавайся!

   "Рррааатттаататататааа!!!" - ответил пулемёт лесника.

   "Дранг, дранг, дранг!" - поддержали его карабины.

   Бой за кордон Свясьцы начался...

   ...Наверху грохнуло, покатилось. Михал Святославич дёрнулся, словно в его попала пуля:

   - Пся крев, чердак! Пролезли!

   - Я гляну, - Валька, пригнувшись, проскочил под окном и исчез в сенях.

   - Куда, стоять!.. - дёрнулся лесник, но тут же с руганью вынужден был вернуться к пулемёту...

   ...Валька бесшумно поднялся до половины лестницы. Наверху затихло. Может, там и нет никого - что-то случайно упало? Нет, стоп. Надо действовать так, словно - есть. И быстро.

   Пробуя ногой ступеньки, Валька поднялся ещё на пару шагов. Пригнулся, пружиня коленями. И молчаливым комком бросился вверх и в сторону.

   Он не ошибся. Что-то противно зыкнуло над ухом, рвануло штанину. В перекате Валька увидел, что на чердаке двое. Один стоял около выбитого слухового окна, второй - совсем рядом с люком. В следующий миг от опорного столба, за которым распластался мальчишка, белыми брызгами свистнула щепа. Оскалив белые зубы на смуглом узком лице, тот, который стоял возле окна, от живота стрелял из разлапистого короткого авто-мата, и бледный огонь пульсировал в его руках.

   Валька выстрелил в ответ один раз.

   Тяжёлым ударом пущенной почти в упор пули наёмника швырнуло через край черда-чного окна.

   Но в следующую секунду Валька получил удар ногой в плечо и отлетел к стене,роняя карабин. От боли рука отнялась,сгоряча он попытался на неё опереться, вскочить,но она подломилась, и мальчишка ткнулся щекой в доски пола, пахнущие голубиными помётом и стружкой.

   Наёмник шёл к нему, отводя приклад автомата для размашистого удара - добить,

205.

   оглушить, взять живым... Этот был светлобородый, плечистый, а глаза - как льдинки...

   Валька гибким движением встал на плечи. Ноги раскрутились бешеной вертушкой, автомат вылетел из рук изумлённо ахнувшего мужчины, сам он полетел на пол и, оцепе-нев от изумления, увидел, как мальчишка оказался на ногах.

   Но в следующий миг и он вскочил тоже. Из левого кулака словно по волшебству вы-скочил длинный нож, до этого прятавшийся в рукаве камуфляжа. Пригнувшись и выста-вив перед собой безоружную руку, наёмник надвигался на отступающего к окну Вальку. И нож в его правой руке был в сто раз страшнее автомата...

   ...Как знать - где прорублен мой выход в скалистом дворце?

   Я знаю - на чьей-то недремлющей мушке сижу...

   И мало мне радости в том, что пока ещё цел...

   И нет во мне грусти за то, что хожу по ножу!..

   Валька отступал. Наёмник сделал короткий выпад - мальчишка отшатнулся, и вто-рой выпад глубоко располосовал ему левое плечо.Мгновенно бросив туда взгляд,мальчишка увидел, как ткань чернеет и набухает, выпуская алые струйки.

   В светлой бороде прорезалась щель улыбки...

   ...Я знаю - в какой-нибудь близко крадущийся миг

   С моими мечтами врага совместится прицел...

   Все дни, что я прожил - и всё, что я в жизни достиг,

   Под маской молчанья застынет на бледном лице...

   ...Валька уперся затылком в потолочную балку.

   Вот и всё. Остаётся только согнуться в знаменитую "позу эмбриона".Судя по улы-бке и глазам наёмник видел, что мальчишка с испуганными лицом как раз к этому и бли-зок. Поэтому от того, что тот заговорил и что именно говорил, наёмник слегка опешил.

   Валька улыбнулся и раздельно сказал:

   - Я

   Служу войне.

   Её священный дух -

   Тот воздух, которым я дышу.

   Дыхание вышибло из груди наёмника. Он успел удивиться, как сильно, незаметно и страшно ударил его тонкий длинноволосый пацан. Успел не понять - чем и как. И не ус-пел - пустить в ход нож. А потом алая боль разодрала лёгкие, сердце бухнуло и разорва-лось, как граната - и со страшной быстротой откуда-то сверху вытекли в рот, глаза, грудь расплавленные звёзды. И всё...

   ...Валька удержался на ногах и по-балетному приставил ступню к ступне. Дёрнул головой. Выдохнул. Ступня побаливала, но терпимо.

   Изо рта наёмника на светлую бороду вяло вытекала густая кровь.

   Мальчишка стремительно нагнулся, поднял автомат. Это был "хеклер-кох" НК53, под НАТОвский патрон 5,56х45.Из ячеек жилета убитого выдернул несколько сомкнутых в тройные пачки магазинов. Валька подскочил к окну.

   Отсюда было видно хорошо. Зря Михал Святославич не оборудовал тут позицию. Валька видел кусты, видел за ними нескольких человек, поливавших огнём дом. Там был и пулемёт. Под его прикрытием ещё несколько перебирались к углам здания.

   - Я

   Служу войне.

   Её священный дух -

   Тот воздух, которым я дышу... - повторил Валька. Аккуратно переставил барабанчик не-привычного прицела на минимальную дальность, переводчик огня - на фиксированную стрельбу по три патрона, отщёлкнул приклад на всю длину. - Ну, посмотрим... - проце-дил он, подходя к окну сбоку. - Поглядим. Это вам за маму... - коротко треснула очередь, и делавший перебежку боевик с разбегу ткнулся в траву раскрашенным лицом. - Это за

206.

   папку... - пулемётчик судорожно привстал и опрокинулся вбок. - Это за Витьку, за бра-тишку моего... - второй номер пулемёта успел только дёрнуться в сторону,у него струёй брызнуло из виска. - Это за Светку вам... - сидевший за стволом дерева со снайперкой боевик вскинулся, схватился, роняя оружие, за шершавый ствол и пополз в траву.

   Боевики заметались. Из окон дома полетели гранаты - одна, другая, третья, чет-вёртая - брошенные умелой рукой, они разрывались оранжевыми клубками беспощадного пламени. Вслед за ними из окна выскочил Михал Святославич с пулемётом наперевес, ещё в прыжке стреляя веером, перекатился, залёг, отполз... Следом выпрыгнул Витька, он звонко, во всю мощь лёгких кричал самозабвенно:

   - Урррааааа!!! Бей га-дооов!!!

   - Урраааа!!! - поддержал Валька. - Вперё-оод!!!

   Страшно не было. И...

   - Урррааа!!! - загремело неожиданно - казалось, со всех сторон!!!

   - Уррааа, нашиии!!! - закричал Витька, вскакивая и махая карабином. - На...

   - Витька! - коротко крикнул Михал Святославич. И, бросая пулемёт, ринулся к застыв-шему, словно окаменевшему на одном месте - с неловкой улыбкой и в неловкой позе, изум-лённому - Витьке. Всего на секунду он опередил махнувшего с крыши Вальку - и успел подхватить Витьку. Выпустив из рук карабин, тот начал медленно, неуверенно падать. - Витька... - Михал Святославич удержал мальчишку. - Витька, ты что? Ты... как?

   - Ой... - изумлённо сказал Витька, делая судорожное движение - встать прямо. - Как... - он потрогал себя сзади и, подняв к глазам алую ладонь, произнёс отчётливо, всё с тем же безмерным удивлением: - В спину, гады.

   И повис в руках бывшего спецназовца.

   - Под лопатку, - прошептал Михал Святославич. И неверяще посмотрел на застывшего рядом Вальку. - Зачем он... глупый...

   Валька увидел под левой лопаткой друга, на пятнистой материи, тягуче капающее длинными вишнёвыми струйками чёрное пятно.

   Витька быстро белел, рот его приоткрылся, влажно сверкнули зубы. Мимо пробе-жали несколько "паляунычников", за деревьями и кустами мелькали ещё - бойцы Имперс-кой Пехоты гнали растерянного врага вглубь леса, в болота и буреломы. Валька проводил их сумасшедшим взглядом. Коснулся рукой спины друга. И вдруг со страшным и стран-ным звуком рванулся куда-то в сторону.

   - Куда! Стой! - закричал Михал Святославич. Но тут же. Положив Витьку на траву, разодрал на нём куртку. - Врача! Скорее же, пся крев!..

   ...Через какое-то время капитан Шеллинг понял, что с ним рядом остались только двое - Анри и этот прибалт, Казлаускас. Анри был совершенно спокоен и невозмутим, а вот Владас Казлаускас отчётливо трясся. Он бы, кажется, был не прочь вообще оказа-ться подальше от командира, но явно ещё больше боялся остаться один в лесу.

   Наёмники остановились перед широкой прогалиной. Анри,повинуясь жесту Шеллин-га, скользнул через неё и тихо исчез в кустах - выучка бывшего легионера была великолеп-на. Шеллинг присел на корточки, держа оружие наготове.

   - Откуда они взялись? - Казлаускас прислонился к дереву. - Ну откуда они взялись?! - он бормотал по-русски без акцента, забыв, что "плохо понимает" этот язык.

   Шеллинг не ответил, сам напряжённо вслушиваясь, всматриваясь и внюхиваясь. Но про себя подумал: собака. Собака привела помощь, это же ясней ясного. Будь всё прокля-то, он-то думал, что такое случается только в голливудских фильмах... С самого начала операция была обречена на провал.Шеллинг вздрогнул.Ведь было предчувствие.Было пред-чувствие... Стоп, это просто нервы. Собраться. Выйти из этого проклятого леса. Даже если придётся пожертвовать оставшимися людьми. Дойти до границы. Остальное - по-том. Он всё объяснит.

   На той стороне прогалины Анри сигналил рукой...

207.

   ...Трое белорусов полулежали возле линии кустов недалеко от схрона, и Шеллинг улыбнулся - нет, удача ещё не до конца его оставила. Он вышел на засаду со спины. От-сюда был виден бок одной из машин - и два трупа возле неё. Кто-то из наёмников уже выходил сюда - и попал под огонь засады. Но на засаду есть другая засада...

   - Анри, - Шеллинг еле шелестел. Показал легионеру на одного из белорусов. Тот согласно наклонил голову и залёг. - Средний мой, - Шеллинг взял Казлаускаса за плечо. - Вон тот - твой.

   Казлаускас повёл сумасшедшими глазами и вдруг зашептал истово:

   - Почему я должен убивать его?!

   - Потому что он к нам ближе всех, - терпеливо пояснил Шеллинг. - В остальных ты не попадёшь. И ещё потому, что я тебе приказываю.

   - Мне насрать на твой приказ! - чуть не сорвался на крик Казлаускас. В его глазах рос ужас.

   - Сри на что хочешь, только убей его, - Шеллинг скрутил куртку узлом на груди подчи-нённого. - Иначе мы живыми из этого леса не выйдем. Понял?! - он тряхнул Казлаускаса и, больше не обращая на него внимания, залёг для стрельбы. Светлый затылок белоруса - под обрезом фуражки - точно заполнил прицел.

   Очереди перебили друг друга. И... скотина, дурак! Казлаускас не стрелял! Те, в кого целились Анри и капитан, ткнулись в траву. А третий, мгновенно перевернувшись через плечо, ответил очередью. В следующую секунду выстрел Анри настиг и его - белорус от-кинулся назад и повис на кустах. Но Казлаускас тяжело рухнул рядом с Шеллингом. Из левого глаза его стекала пузырящаяся кровь.

   - Идиот, - сказал Анри, нагибаясь над трупом. Аккуратно вынул из кармана пачку евро, переложил к себе. - Кажется, выбрались, мой капитан. Идёмте?

   - Да, - Шеллинг перевёл дух. - Возьми магазины, я гранаты.

   Выбрались. Зря француз это сказал.Плохая примета. А, к чёрту - вот они, машины!

   Прикрывая друг друга, наёмники побежали вперёд. Перескочили через убитых. Анри вспрыгнул на подножку ближней машины...

   - Граната! - крикнул Шеллинг, падая. Анри успел соскочить. И взрыв упавшей в траву "лимонки" настиг его в воздухе.

   Тело легионера отлетело в дверь.

   Капитан перевернулся на месте, откатился под защиту колеса. Два быстрых взгля-да... Откуда, проклятье?! Догнали? Ещё засада? А, вот он... один?!

   Пригнувшаяся фигура перебежала метрах в двадцати левее. Шеллинг дал очередь, прокатился под машиной, сполз в кювет. Не попал, конечно... Ладно. К чёрту. Бежать - под прикрытием машины бежать. Он вырвется...

   Шеллинг вскочил. И рванулся в лес - тихо, как тень, быстро, как мысль.

   То, что уйти не удалось, он понял сразу. Чутьём понял, раньше, чем на него посыпа-лись ветки и листва. Шеллинг прыгнул в сторону, упал, отполз за корягу. Снова мелькнул силуэт - близко, справа. Очередь - получай, ублюдок! Попал? Шеллинг переполз за другой конец коряги, ногой шевельнул кору. Трухлявые щепки брызнули веером...

   Живой. Но он один.

   - Эй! - крикнул Шеллинг, направляя голос в землю, чтобы было невозможно разгадать, откуда он доносится. - Эй, ты! Я брошу деньги. Тут десять тысяч! Евро! Тебе ведь не обязательно их сдавать?! Забирай, я бросаю! Бросаю и ухожу! - Шеллинг напрягся, ожи-дая ответа или движения.

   Молчание. Тишина.

   Так. Где он?

   Шеллинг отполз в сторону. Ему вдруг показалось, что он очень громко дышит. Так громко, что в лесу отзывается эхо. Как будто время вернулось на десять лет назад, в Бо-снию, и он, лейтенантик "зелёных беретов", опять пробирался один по сербским тылам

208.

   оттуда, где осталась лежать вся группа, и его корчило и комкало страхом...Потом ска-зали, что он там не был. Там вообще не было никого из американцев. Там не было никакой войны. Там была миротворческая операция. А за них не дают денег и наград, особенно ес-ли операция провалена. Дают только яму в земле. Только яму с червями. В чужой земле. Как он боялся тогда. Какой это был страх... Как сейчас...

   Да нет, что это с ним...

   Тот лётчик, которого они тогда должны были спасти, лётчик со сбитого F-16 - он тоже никогда не воевал в Боснии, его никто не сбивал. Шеллинг потом часто думал: а дали или нет семье лётчика хотя бы пенсию? Как семье погибшего - или списали всё на несчастный случай? Они ведь нашли его. Голый и окровавленный, он был посажен на нес-колько виноградных кольев сразу. Какие-то умники додумались снабжать пилотов при вылетах золотыми монетами и запиской на сербском с просьбой помочь. Монеты были разбросаны кругом и втоптаны в землю - с осатанением, яростно. А записка воткнута в оскаленный рот пилота... Там их и накрыли сербы - сигнал маячка был ловушкой, конечно же...

   Господи, почему так страшно?! Шеллинг огляделся и стал отползать к кустам. Хоть бы выстрелил или выругался... Ещё секунда - чувствовал капитан - и он сам закри-чит, вскочит, сделает какую-нибудь глупость...

   Почему-то вспомнился дед. Старый и ворчливый, он живёт в хижине в горах Ари-зоны и охотится. Сколько ему предлагали переехать, обещали оплатить лучший дом пре-старелых... Но упрямый старик только кряхтит и машет рукой. Он наезжал с гостин-цами и охотно принимал внука летом, не требуя платы. Как там было хорошо. Как здо-рово было просыпаться по утрам на сеновале и видеть в дверь встающее солнце, слы-шать лай собак и ворчание деда... Он кричал на отца, когда узнал, что тот разрешает Шеллингу поступить в кадетское училище. Шеллинг тогда не понимал, почему? Отец был военным. Примером для сына. И сам дед - разве он не получил целую кучу медалей за бои 44-45 годов? Но он кричал на сына - отца Шеллинга - и говорил вещи, которых сам Шеллинг не понимал. Что война войне рознь и что Америка Америке рознь, и что он сра-жался не за ту Америку, что есть сейчас... Старик выжил из ума, что тут думать...

   А со следующего лета Шеллинг собирался отправлять к нему уже своего сына... Го-споди боже, как же теперь Мэри и Джонни?! Что им скажут? Отец... мать... а как же они?!

   Дед. Вот что. Они охотились. Дед рассказывал. Тогда рассказывал... Шварцвальд. Германия. И был эсэсовский снайпер. И дед...

   Да. Стоп. Он будет жить. Он вернётся. И не просто вернётся.

   Он - победит...

   ...Валька быстро перекатился за кустами и приподнялся на колено, вслушиваясь и держа автомат наготове. Тихо. Куда он мог отступить? Коротко раздув ноздри, Валь-ка "попробовал" воздух. Не уйдёшь. Не надейся. Каким-то чутьём мальчишка понимал: этот стрелял в Витьку (слово "убил" Валька запретил себе произносить). Этот.

   Не уйдёт, тварь.

   Валька сместился ещё чуть в сторону. Вон то бревно. Но за ним его точно нет. отполз, гадина... Ловкий. Но ещё Валька ощущал его страх. Он боится. Боится умереть.

   Валька не боялся.

   Ещё передвижка. Он где-то там - должен вскочить и броситься прочь, отстрели-ваясь. Ну, или, по крайней мере, просто начать отстреливаться.

   Пластаясь по земле, мальчишка двинулся в обход бревна, практически уверенный, что вот сейчас увидит спину или бок напряжённо выжидающего боевика. Но вместо этого...

   ...Изощрённое чутьё, которое начал воспитывать ещё де ла Рош и которое обрело окончательную отшлифованность здесь, в Пуще, спасло Вальку.

209.

   Ещё сам толком ничего не понимая, он перекатился на бок - и дальше, волчком, ку-

   барем - а длинные очереди освирепело били ему вслед, разбрасывали дёрн, срубали тонкие деревца, отсекали ветки, распарывали воздух... Он не успевал заметить, кто и откуда стреляет - и только через длинную страшную секунду засёк стоящего на колене сбоку от могучего дуба боевика. Он подобрался незаметно, но сейчас его лицо искажала досада и злость - он не ожидал, что мальчишка окажется таким ловким.

   И Валька ответил огнём - неприцельным, но заставившим боевика нырнуть за дуб. Этого мгновения Вальке хватило, чтобы, швырнув туда свою вторую гранату - РГД-5 - следом за ней в свирепом броске оказаться сбоку от дерева, а сразу после взрыва - за ним.

   Сильный удар ногой вышиб оружие из рук мальчишки. Боевик - из ушей текла кровь - поднялся. Его автомат тоже лежал на земле - выронил, оглушённый взрывом.

   - Сука, - сказал Валька. И устыдился - воину незачем пачкать рот.

   Они выхватили пистолеты одновременно.Стоя в двух шагах друг от друга.Вот то-лько Шеллинг потратил долю секунды на то, чтобы сдёрнуть предохранитель своего мо-щного кольта.

   На стареньком ТТ Вальки предохранителя не было. И эта ерунда, ставшая причи-ной стольких несчастных случаев, сейчас всё изменила. Совсем. Навсегда...

   ...Получив сильный удар в грудь, капитан сперва ничего не понял и даже попытался нажать спуск, но кольт сделался вдруг неосязаемым, а следующее, что осознал Шеллинг - он падает наземь. Господи, подумал Шеллинг, мальчишка убил меня.

   Удара оземь он не заметил. Над ним наклонилось яростное потное лицо этого ма-льчишки, и Шеллинг спокойно понял: а он похож на Джонни, только старше, конечно... Потом пришёл дед, и капитан сказал ему: прости меня, дедушка, я...

   ...Валька, запалено дыша, тискал рукоятку ТТ. Откинув руку с кольтом в сторону, боевик лежал перед ним, глядя в крону дерева удивительно спокойными серыми глазами. Мельком Валька узнал его и не удивился - опять он, командир; тогда, год назад, человек в серебристом "лексусе" на мосту через Нарочь, надо же!.. И показалось Вальке странное: что вот именно сейчас этому человеку - может быть, впервые в жизни! - удалось по-нять что-то правильное. И он счастлив...

   Глупо. Валька мотнул головой и, на бегу подобрав оружие, бросился к кордону...

32.

   - Доктор, вы не понимаете! - Валька умоляюще-бессознательным жестом при-жал руки к груди. - Я должен быть там!

   - Да нечего тебе там делать, - хладнокровно ответил доктор, глядя поверх мальчишки.

   - Да как же нечего...

   - Да так же. Я и Михала разогнал. А тебе точно нечего.

   - Да он же там один... - Валька чуть не заплакал.

   - Ну, во-первых, ему это сейчас всё равно, - рассудительно сказал доктор, переводя взгляд на мальчишку. - А во-вторых - он там не один.

   - А... - непонимающе начал Валька и тут же сообразил: - Алька там? - доктор кивнул. - Но вот её же вы пустили!!! Его при мне ранили! Я должен был...

   - Геройски закрыть его собой, - индифферентно сказал доктор. - Но поскольку ты его собой не закрыл, то для успокоения твоей мятущейся совести, мой юный партизан... - Валька скрипнул зубами, он терпеть не мог такого тона, - ...я дам тебе краткий отчёт. Состояние твоего друга после операции стабильное. Не тяжёлое, а просто стабильное. Он сейчас спит после наркоза. Кровь, почки, костный мозг для пересадки ему не нужны, не предлагай. Ранение было слепое - пуля пробила подостную мышцу, прошла через левое лёгкое в сантиметре от сердца, расколола четвёртое слева ребро и распалась. Часть

210.

   ушла через то же лёгкое вверх, остановившись в паре сантиметров от сонной артерии.

   Другая засела в грудинной мышце правее левого соска - почти под кожей. Мы извлекли обе части. Думаю, что смерть от естественных причин твоему другу в ближайшие лет шесятьдесят не грозит - у него великолепный организм... - врач снова посмотрел на Ва-льку и сказал: - А теперь пошёл вон... Нет, стой. Что с тобой-то?

   - А? - не понял Валька. Врач молча подвёл его к зеркалу.

   На левом плече камуфляж Вальки был распорот и и почернел от засохшей крови. Шея слева тоже была в крови и вспухла.

   - В плечо меня ножом, - равнодушно ответил Валька. - А шея... я не знаю, это в лесу, наверное...

   - Ну, пошли, - вздохнул врач.

   Они вошли в небольшую комнатку, чистую, стерильную и светлую. Валька, повину-ясь жесту врача, сел на клеёнку. Наверняка она холодная... Мальчишка усмехнулся - это было ощущение из детства, когда во время медосмотров он всегда сжимался: ох, сейчас садиться на холодное...

   - Мда, бактерий на тебе... - врач критически осмотрел Вальку, отошёл к столику, чем-то зазвякал, потом вернулся. - Ну что. Куртку надо отмачивать, но всё равно будет бо-льно...

   - Да не надо, - безразлично сказал Валька и резким движением сорвал с плеча куртку и майку. - Какая это боль... - он скосил глаза на полившуюся из длинного пореза яркую кровь. - Вот так...

   - Интересная у вас жизнь, - слегка ошарашено произнёс врач. Валька уточнил:

   - А у вас?

   - А у меня в морге шесть трупов местных жителей, - сердито ответил врач. - И три-дцать два - неопознанных. Плюс раненых местных почти десяток. Тоже весело, согла-сись? Знал бы, как тут - ни за какие деньги не поехал бы из Минска...

   Валька прислонился затылком к стене и ничего не ответил. Врач снова чем-то поз-вякал и уточнил:

   - Тебе как - пулю дать закусить или новокаин вколоть?

   - Колите, если не жалко...

   ...В шее у Вальки засела щепка - очевидно, отлетела во время перестрелки. Обрабо-тав резаную рану и наложив на неё семь швов, врач извлёк щепку, обработал и это повре-ждение и заклеил пластырем. Всё это Валька вытерпел бы и без обезболивания.

   - Вот, - врач подал мальчишке стакан с водой. - Выпей и ложись прямо здесь. Михалу я позвоню.

   - Что это? - подозрительно спросил Валька.

   - Цикута. Пей.

   - Ладно, - согласился Валька и залпом осушил стакан...

   ...Проснулся он с лёгкой головой и ясным сознанием. Вокруг царила такая тишина, что Валька сразу понял: ночь, ещё не глядя в окно понял.

   Он сел на кушетке. Прислушался. Стояла такая тишь, что даже не по себе. Только теперь Валька понял, что на нём одни трусы - да ещё отмытые и вычищенные сапоги торчали возле кушетки. Всё остальное исчезло. Халат, правда, висел возле двери.

   - Меня что, госпитализировали? - уточнил Валька в пустоту. Поискал тапочки, не на-шёл, решил, что в сапогах и халате будет выглядеть идиотски, накинул халат и высунул-ся в коридор.

   Он был тёмен и пуст, только в дальнем конце горела лампа, под ней за столиком спала дежурная. Бесшумно ступая, Валька пересёк коридор и поднялся на второй этаж - к палатам.

   Тут дежурная тоже дрыхла. Из одной палаты доносились тихие голоса. В двух бы-ло просто пусто. В четвёртой спали сном праведниц две бабульки. В пятой...

211.

   В пятой - небольшой, какой-то домашней - за тумбочкой, положив щёку на ладони, сидела Алька. Она не спала - в свете ночника поблёскивали глаза. На кровати, укрытый простынёй до шеи и перетянутый белыми бинтами через грудь, лежал Витька. К его ру-ке тянулся тонкий шланг капельницы, попискивал какой-то приборчик, успокаивающе ми-гающий зелёным диодом.

   - Вить? - Алька подняла голову. - Ты что - тоже...

   - Да ерунда, - Витька вошёл, туже запахнув халат. - О, сюрприз... - он вдел ноги в стоя-вшие у кровати тапочки, наклонился, заглянул в лицо Витьки, с содроганием вспоминая, какое оно было там, возле кордона...

   Нет. Витька просто спал. И его лицо было разве что усталым. Валька вздохнул и присел на тумбочку.

   - Спит, - сказала Алька. Валька кивнул:

   - Спит... Иди тоже поспи. Тут палаты пустые.

   - Ребята тоже дежурить хотели, - Алька словно бы не услышала Вальку, - а Дмитрий Денисович не пустил...

   - Это врач? И меня не хотел пускать... Иди поспи, говорю, чего ты? Я посижу.

   - Нет, я не пойду, - покачала головой Алька. - Ты просто тут посиди со мной, хорошо?

   - Да конечно, - кивнул Валька, устраиваясь удобнее. Потёр плечо.

   - Он так и не сказал, кто он был там, в России, - тихо произнесла Алька. Валька пожал здоровым плечом:

   - Тот же, кто и здесь. Боец.

   - Я так и думала... - Алька вздохнула и шёпотом начала - нет, не читать стихи, а про-сто произносить строчки:

   - Слава тебе, безысходная боль!

   Умер вчера сероглазый король.

   Вечер осенний был душен и ал,

   Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

   "Знаешь, с охоты его принесли,

   Тело у старого дуба нашли.

   Жаль королеву. Такой молодой!

   За ночь одну она стала седой".

   Трубку свою на камине нашел

   И на работу ночную ушел.

   Дочку мою я сейчас разбужу,

   В серые глазки ее погляжу.

   А за окном шелестят тополя:

   "Нет на земле твоего короля..."(1.)

   - Ну зачем ты это? - поморщился Валька. - Не надо такие стихи...

   - Сероглазый король... - повторила Алька. И коснулась щеки спящего Витьки пальцами.

   Таким жестом, что Валька сказал искренне:

   - Жаль, что ты не моя девчонка. Повезло Витьке...

   ...В окне уже начало светать,когда Валька обнаружил,что Алька спит, уронив го-лову на тумбочку. Он подвинулся и даже хотел устроить девчонку удобнее, но побоялся

   её разбудить.

   Поёрзав но тумбочке, Валька посмотрел на Витьку - и выпрямился, как ужаленный.

   Витька смотрел на него. Смотрел и слабо, но отчётливо улыбался. Глаза у Витьки

   были бестолковые и сонные.

   Мягко соскочив с тумбочки, Валька бухнулся на колени возле кровати. Зашептал:

  -- Ты меня слышишь? Слышишь, да?! Ты живой, здорово, ты живой... а вот смотри,

   Алька тоже тут, вон она спит, она устала очень, сидела тут... Ты как, тебе не больно?

   _____________________________________________________________________________

   1. Стихи А. Ахматовой

212.

   Витька пошевелил губами и что-то такое изобразил лицом - это было похоже на гримасу новорожденного котёнка. Валька продолжал строить догадки:

  -- Ты пить хочешь? Тебе медсестру позвать? Тебе Альку разбудить?

   Прежде чем он договорился до предложения станцевать посреди палаты, Витька, всё это время морщившийся, выдавил из себя что-то похожее на шёпот. Валька от радо-сти только что не взлетел под потолок и, нагнувшись ниже, затрещал:

  -- Ты чего сказал? Я не слышал! Ты ещё раз повтори, только чтобы я слышал, а то я не

   расслышал...

  -- Я живой? - прошелестел Витька.

  -- Ё-моё! - взвыл Валька так, что Алька проснулась и птицей слетела к кровати...

   ...Вошедший через полминуты врач обнаружил:

  -- очнувшегося и слабо улыбающегося раненого, которому полагалось спать ещё ча-сов шесть;

  -- распластавшуюся на его подушке девчонку, поливающую эту подушку слезами и пулемётными очередями целующую раненого в лицо;

  -- нелегала в белом халате на голое тело - этот стоял на коленях возле кровати, сжимал свободную руку раненого и дебильно улыбался...

33.

   Поединок - назвал Валька эту мрачную картину. Траншея и луг вокруг были буквально завалены трупами в сером и ковыльном. Валялось оружие - целое и исковеркан-ное. Горела техника. Чернела и дымилась земля. На бруствере - в нескольких шагах друг от друга - стояли два человека. Тяжело, расставив ноги, ссутулившись - казалось, мож-но было слышать, как они дышат, хрипло и загнанно. Справа - русский пехотинец, без пилотки, в рваной на груди гимнастёрке с медалью "За отвагу" и окровавленной лопат-кой в правой руке. Одна обмотка размоталась. Молодое курносое лицо было усталым и яростным, коротко стриженые волосы золотились на солнце, выглянувшем из-за гори-зонта. Слева - немец, без куртки, в перемазанной кровью и грязью рубашке, на которой стали почти неразличимы подтяжки. Светлые отросшие волосы на тоже непокрытой голове шевелил ветер, белые зубы оскалены, и такое же молодое лицо - так же устало и яростно. В кулаке немца был зажат длинный кинжал, перемазанный кровью, и только на рукояти сиял блик, похожий на блик медали на груди русского.На лице русского прямо-та-ки читалось: "Не хочу я тебя убивать, не в радость мне - но у меня мамка есть, а ты её сгонишь с земли..." Но и на лице немца было написано: "Я слышал ЕЁ голос, голос Герма-нии, и он велел мне убивать - умри!" И ясно было - сейчас они бросятся друг на друга.

   - Валентин, - окликнул его Михал Святославич.

   - Вы приехали?! - Валька повернулся. - Как там Витька?! Скоро он...

   - Валентин, - Михал Святославич придержал мальчишку за плечо. Тот улыбнулся:

   - Что случилось?

   - Случилось... - лесник посмотрел прямо в глаза Вальке. - Шесть недель назад в Крыму, в бою с бандитами из татарского "Адалята"... - он перевёл дыхание, - ...смертью храб-рых пала дочь бретонского и славянского народа Мора Лаваль.

   - Что? - весело спросил Валька. - Что-что?

   С его лица сбегала краска, и оно становилось белым и плоским. Потом - серым. Как пепел.

   - И ещё Жорка... обещал зайти... - почему-то сказал он. - Как вы говорите, что с Мо-рой?.. А, да, конечно. Вы идите, я сейчас... - он отвернулся.

   Подойдя к стопке картин, Валька свалил их в сторону. Листы картона с шорохом разъехались по полу. Пиная их ногами и со свистом дыша, мальчишка разбрасывал листы, пока не увидел то, что искал. Тогда он нагнулся и с каким-то усилием, будто свинцовый,

213.

   поднял тот самый лист. Со стоном поставил его на подрамник.

Aranel Ross-i-Ernil-i-nauth

   - гласила подпись под рисунком.

   - Рыжая Принцесса, властительница дум... - прочитал Валька и застонал, сжав края листа.

   Мора Лаваль улыбалась ему с высокого седла, чуть наклонившись и подбоченившись - на фоне чёрного леса.

   - Не прощу-у... - прохрипел Валька, тряхнув лист. - Не прощу, слышите, не про-щу-у... Каждого. Сам. Лично. Убью...

   - Валентин, - послышался голос от порога. Мальчишка обернулся. Михал Святославич всё ещё стоял там и смотрел в упор. - Подбери здесь всё.

   - Да, - каркнул Валька. - Конечно. Это я просто. Искал.

   - И ещё, - лесник чуть прищурился. - Если ты вздумаешь повести себя, как тряпка...

   - ...и покончить с собой? - спросил Валька и улыбнулся. - Нет, Михал Святославич, не надо так обо мне думать. Самоубийством избавляют себя от плена или бесчестья. А за такое просто мстят. И только. Но мстят до последнего вздоха.Или до последнего врага. А русский ни с мечом, ни с кулаком не шутит. Так вы учили?

   Он вспомнил, что во время последнего посещения Витька прочёл такое стихотво-рение - печальное, Валька ещё посмеялся над ним: ты что это, победа, а ты в декаданс впал...

   Временами всё бессмысленно -

   Что ты вынес-перенёс...

   ...На вопрос: "А что есть истина?" -

   Промолчал в ответ Христос.

   Выстрел в спину - мёртвым падает

   Рыцарь - в латах иль без лат...

   Никому добро не надобно -

   Был умней Христа Пилат.

   Силы нет в мольбах, проклятиях...

   Заколачивайте гроб!

   Что там возитесь с распятием?!

   Можно проще - пулю в лоб!

   Под гипнозом волокучих фраз

   Держат нашу Русь в плену.

   По живому в миллионный раз

   Абортируют страну.

   Я стихи сейчас, как пули, лью.

   Наплевать: ответ, вопрос...

   В одну печку крематорную

   Свалены Пилат, Христос...

   ...Вечер был тёплым, летним. Июнь, подумал Валька, опершись ладонями о перила крыльца. Июнь. Только бы не закричать во весь голос, потому что тогда он сойдёт с ума. Сразу. Или это к лучшему?

   То, что Михал Святославич идёт к нему, Валька почувствовал издалека, но не поше-велился. Лесник подошёл, встал рядом, опираясь на перила. Сказал негромко:

   - Завтра Витька возвращается.

   - Да, я знаю, - отозвался Валька. - Хорошо...

   - Послушай, - Михал Святославич говорил негромко, но резко. - Ты сам на себя не по-хож - это понятно. И всё-таки...

   - Дядя Михал, - прервал его Валька, садясь на перила, - извините... Через год, даже ме-ньше, мне будет шестнадцать... Витька наверное останется с вами. У него тут Алька и вообще. А мне... Может быть, вы найдёте мне работу? Такую, какая была у Моры? Или считаете, что я не справлюсь?

   - Почему, справишься... - не стал возражать Михал Святославич. И посмотрел в лицо мальчишке. - А родители?

   - Они не вернутся, - устало ответил Валька. - Ясно же, что они не вернутся, и хватит уже этих детских игрушек... Я хочу... вы понимаете,чего я хочу. А к вам, если вы позволи-те, я буду приезжать отдыхать.

214.

   - Ну что ж... - Михал Святославич несколько раз стукнул кулаком по опорному столбу. - Что ж, мне нечего возразить... Когда тебе исполнится шестнадцать, поедешь на юг. Думаю, что тебе найдут полевую работу. Или если хочешь - можешь стать инструкто-ром. У тебя получится.

   - Нет, инструктором я не хочу... - медленно ответил Валька. - Спасибо, дядя Михал.

   - Не за что, - покачал головой лесник. - Хорошо уже то, что ты не сбежал... И ещё. Подумай. Крепко подумай, Валентин. Может быть, ты хочешь отомстить - и погиб-нуть?

   - Даже если и так? - с прежней бесконечной усталостью отозвался Валька. - Мне пят-надцать, а кажется, что я прожил сто лет.Сто невероятно тяжёлых лет,дядя Михал...

   - И я об этом же, - ответил Михал Святославич. - Кажется, но ты их не прожил. По-этому подумай. Я не о твоём решении. Я о том, что ты собираешься делать там.

34.

   Валька сидел на крыше.

   Было тепло и дул лёгкий ветерок, приятный такой. Он очень подходил к звёздному небу, и к крыше, и к ночи, и к настроению Вальки.

   Эта в общем-то лунатическая привычка появилась у Вальки недавно. Он выбирался из дома и час-два проводил то на крыше, то на дереве неподалёку от кордона. Великолеп-но помнил, что с ним было - и не имел ничего против.В конце концов, это его личное дело.

   Иногда он подолгу рассматривал свой медальон. И в такие минуты ему казалось, что есть нечто неправильное в смерти Моры. Нет, смерть каждого хорошего человека - неправильна. Но в этом была какая-то особая неправильность. Потом наваждение про-ходило.

   Витька несколько раз спрашивал, что происходит. Он видел, как изменился его друг. И понимал - это неизбежно. Но молчать не мог - а вот Валька как раз отмалчивался со странноватой улыбкой, от которой пропадало желание разговаривать и мороз бежал по коже.И Михал Святославич старался лишний раз не заговаривать с Валькой. Для него всё уже было сказано - и сделать он тоже ничего не мог, потому что слова в данном случае не имели смысла.

   Валька всё это понимал. И думал сейчас, что кордон мог бы стать для него домом, как стал домом для Витьки и, похоже, когда-нибудь станет домом для Альки. Но - не су-дьба... У него не будет дома. И эта мысль казалась не такой уж и страшной, почти обы-денной. У него будет дело. И всё-таки де ла Рош был прав. Есть те, чей путь, чей смер-тельный бег по лезвию меча - одинок.

   Он привалился спиной к чердачному окну. И, задрёмывая, подумал, что ему и этого не хочется - а хочется, чтобы всгеда-всегда-всегда была рядом Мора.

   Это было его последним сознательным желанием.

* * *

   Тёплый ветер гладил щёки. Сухо пахло травяной пылью, стрекотала по сторонам выложенной серо-жёлтым камнем дороги насекомая мелочь. В белом небе размытым пятном пылало солнце.

   Валька узнал место.И не удивился, не испугался. Хотя понимал, что это уже не сон. Ну - уже не совсем сон.

   - Что ж... - сказал он. Переступил кроссовками по камню. И зашагал - неспешно, прогу-лочным шагом, ни о чём не думая, даже не глядя по сторонам, где перекатывались плав-ные волны высокого ковыля.

   Он не смог бы сказать, сколько шёл. Наверное, долго. Просто вокруг ничего не ме-нялось. И в этой неизменности было усыпляющее спокойствие, от которого вспомнились строки Макаревича - их любил отец...

215.

- Когда поднимались травы -

Высокие, словно сосны -

Неправый казался правым

И боль становилась сносной...

   Вся прошлая жизнь стала стремительно отдаляться - словно Валька не просто шёл по дороге, а и правда уходил от прошлого. И даже самые тяжёлые моменты вспоми-нались просто с грустью. Несколько раз он садился, отдыхал, глядя в небо. Несколько раз - ему чудились чьи-то шаги и голоса. Но вокруг было пусто.

   Солнце перевалило через зенит и стало садиться - всё ближе и ближе к травам. Но Валька знал, как долог летний закат и не торопился устраивать ночлег. Временами он только думал,что надо проснуться - но тут же спрашивал себя: "Зачем? Тут хорошо..." - и шёл дальше.

   А когда солнце коснулось нижним краем высоких метёлок и хор в траве зазвучал особенно отчётливо - Валька увидел мальчишку (1.).

   Он сидел на обочине, обхватив кольцом рук широко расставленные колени и смот-рел, как подходит Валька. Наверное, был чуть помладше - но плечистый, загорелый, с вы-жженными до бронзового цвета тёмно-русыми волосами,сероглазый. Одетый в простую серую рубашку, темные штаны, босиком - не вообще, сапоги - тонкие, шевровые, но пы-льные до свинцового цвета - стояли тут же и на них сушились разостланные портянки. И, когда Валька подошёл ближе, то увидел над самыми бровями параллельный им тонень-кий белый шрам.

   - Привет, - сказал Валька,подходя вплотную и садясь на траву.Мальчишка кивнул. Валь-ка с наслаждением сбросил кроссовки, стянул носки и вытянулся на ковыле, глядя в небо.

   - Я Сашка, - как ни в чём не бывало, сказал мальчишка.

   - Валька, - чуть повернул голову Валька.

   - Ты Серёжку не видел? - без особого беспокойства спросил Сашка.

   - Кайду? - почему-то спросил Валька. Сашка покачал головой:

   - Не... Яшкина. Он младше меня. Светленький такой...

   - Не видел, - вздохнул Валька. - А что, потерялся?

   - Придёт... - ответил Сашка. - А ты кого ищешь?

   - Никого, - ответил Валька. Сашка усмехнулся взрослой улыбкой:

   - Так не бывает... Здесь все кого-то ищут или куда-то идут. Или ты идёшь?

   - Я ухожу, - просто ответил Валька и сам удивился своему ответу.Но повторил, оценив сказанное: - Я просто ухожу. Устал... Ничего, что я подсел?

   - Да ничего, конечно... С войны?

   - С войны, - отозвался Валька и снова сам удивился: почему он так сказал? Но и этот ответ был правдой, и он не стал поправляться.

   - Ты ведь живой, - не спросил, а уточник Сашка. Валька кивнул. - Может, зря торопи-шься? Думаешь, где-то будет лучше?

   - Не знаю, - равнодушно ответил Валька. И спохватился: - Я живой, а ты, что, ты?..

   - Меня в двадцатом расстреляли, - беспечно ответил Сашка. - Чекисты... А Серёжка в девяносто втором погиб. В Молдавии...

   - У одного моего... друга друг - ну, его друг - тоже погиб в Молдавии, - сказал Валька, ничуть не удивившись ответу. А вот Сашка удивился:

   - Так у тебя остались друзья? Зачем же ты тогда... О, Серёжка идёт.

   Валька невольно повернулся в ту сторону, куда подался улыбнувшийся Сашка. И поймал себя на том, что заулыбался тоже.

   По дороге к ним шагал, размахивая рукой, мальчишка лет двенадцати. Худенький, с растрёпанными светлыми волосами, тоже загорелый, в серой майке, шортах и босиком. Сандалии нёс в руке. Мальчишка улыбался.

   И почему-то становилось ясно, что он такой же, как его улыбка - открытый и

   1. За Сашку и Серёжку, за веру в человека, за любовь к родной земле - большое спасибо А.Шепелеву, автору романа "Грани".

216.

   честный.

   - Наконец-то, - проворчал Сашка. - Ты где ходишь?

   - Не ругайся, Саш, - попросил мальчишка, бросая в траву сандалии и скользнув любопы-тно-дружелюбным взглядом по Вальке, который так и полулежал - с улыбкой. - Я прав-да хотел пораньше. Но так такой караван, понимаешь, там сто-о-олько всего! - он ок-руглил и без того большие серые глаза с золотистыми искрами. - Я прямо уйти не мог! - он непринуждённо плюхнулся в траву и задрал ногу на ногу. И продолжал рассуждать: - Там жонглёр один говорит: кто сможет, как я - семь ножей в воздухе чтобы крутились - тому половина выручки. Тогда я говорю: я попробую...

  -- Ну и ты, конечно... - Сашка покачал головой.

  -- Ну и я конечно! А чего он так говорит, как будто один на всех Гранях всё умеет? Го-

   ворю: "Вы давайте мне их по одному кидайте,а я буду подхватывать и жонглировать..." - Серёжка задумался и добавил: - Он платить не хотел. Говорил, что я мало жонглиро-вал. Ну, по времени.

  -- Ты с ним ничего не сделал? - серьёзно спросил Сашка. Серёжка замотал головой:

  -- Не. Там люди зашумели, он и тряхнул кошельком. Вот!

   И, забравшись в карман шортов, мальчишка высыпал прямо на землю горсть мед-ных и несколько серебряных монет. Сашка взял одну и хмыкнул:

  -- Марки Северной Марки... Каламбур называется. Да?

   Валька поднял другую серебряную монету. Ровно и ясно отчеканенная, размером с российский пятирублёвик, она с одной стороны была покрыта мелкими изображениями хитро сплетённых треугольников, а с другой - серебрился чей-то гордый усатый профиль в высоком крылатом шлеме. По ребру монеты шла надпись:

I mark. Norsmark vom Norsgoddes.

  -- Бери на память, - со щедрой беспечностью предложил Серёжка. Сашка возразил:

  -- Погоди... Валька, а ты всё-таки куда идёшь?

   Валька промолчал, подбрасывая монетку, ловя её и крутя между пальцев. Сашка бо-льше не спрашивал, они с Серёжкой о чём-то негромко заговорили. Валька подбросил мо-нетку особенно высоко - она поймала алый луч заходящего солнца и исчезла.

   - Ну вот. - засмеялся Серёжка, - сейчас перед кем-то ляпнулась она под ноги, стоит он и на небо смотрит...

   Сашка коротко рассмеялся. Валька, ещё какое-то время в лёгком ошалении смотре-вший вверх, мотнул головой и кивнул на Сашку - просто чтобы что-то сказать:

  -- Я вот говорил, у меня друг... а у него друг воевал в Молдавии и погиб. Михал Свя-

   тославич про него рассказывал... Бывший морпех, прибалт. Балис... Балис... а фамилию я не помню.

   Валька хотел что-то ещё добавить. Но растерялся, потому что мальчишки смо-

   трели на него изумлёнными глазами. Настолько изумлёнными, что Валька спросил не сли-шком умно:

217.

  -- Что? - и оглядел себя.

  -- Гаяускас, - странным голосом сказал Серёжка. И отвернулся в степь. А Сашка до-

   бавил:

  -- Капитан морской пехоты Балис Гаяускас. Он хотел спасти Серёжку, - Сашка ки-

   внул на младшего мальчишку, - закрыл собой. Только их обоих... миной.

  -- Он всё равно меня спас, - Серёжка по-прежнему смотрел в степь. - Уже в другом

   месте. Там было совсем... плохо. А он пришёл и спас.

  -- Да, - кивнул Сашка торжественно.

   Валька сидел, хлопая глазами. Потом спросил ошарашено:

  -- Так он живой?!

   Мальчишки посмотрели друг на друга и засмеялись весело.

  -- А мёртвых вообще нет, - сказал Серёжка лукаво. Но Сашка поправил его:

  -- Есть. Кто жил только для себя. Они умирают совсем. Но господин капитан не

   такой. Поэтому можно сказать, что он и правда живой.

  -- Где он? - спросил Валька. - Он с вами?!

   Сашка мелодично присвистнул. Серёжка сделал широкий жест рукой и немного

   грустно сказал:

  -- Не, он не здесь... Мы его давно не видели...Но что он живой - это точно.

  -- Ни фига себе... - потрясённо сказал Валька. - А вот у меня есть ещё друг...

  -- Послушай, - серьёзно сказал Серёжка, - если у тебя столько друзей, то зачем ты

   их бросил?

  -- Одна девчонка... - прошептал Валька, забыв, что хотел спросить о Витьке. - Она

   погибла. Её убили. Я не хочу быть без неё. Я сначала хотел мстить, но сейчас просто... Может, я её тут найду?

   Ни Сашка, ни Серёжка не стали смеяться. Серёжка почему-то грустно вздохнул.

   А Сашка - Сашка покачал головой:

  -- Это нечестно.

  -- Что нечестно? - сердито спросил Валька. Сердито - потому что ощутил в этих

   словах правоту.

  -- А вот так поступать. Если бы ты был один на белом свете - другое дело.

  -- Нечестно, - подтвердил Серёжка и глянул прямо и требовательно. Под его взгля-

   дом Вальке неожиданно стало стыдно. По-настоящему, как будто он дезертировал из боя. - А девчонка - она, если здесь, тебя дождётся.

  -- Я, может, ещё сто лет проживу, - горько ответил Валька.

  -- А какое тут это имеет значение? - удивился Серёжка. - Как её зовут?

  -- Мора, - сказал Валька. - Мора Лаваль.

  -- Если мы её встретим, то скажем, чтобы ждала, - деловито пообещал Серёжка. -

   А ты иди обратно, ага? Ну правда, так нечестно - бросать своих...

  -- Хорошо, - сказал Валька. И ощутил с удивлением, что на душе у него прояснело. -

   Я пойду. Только ещё немного с вами посижу, хорошо?

  -- Конечно! - обрадовался Серёжка. - А когда вернёшься, то этому своему другу ска-

   жи, что с дядей Балисом всё нормально... Сашка, ты чего пихаешься?!

  -- Балда, - усмехнулся Сашка. - Как он скажет? Кто ему поверит?

  -- Поверит. - возразил Валька. - Михал Святославич - он такой. Поверит.

   Он хотел рассказать, какой Михал Святославич, но из травы неожиданно вышли

   ещё двое мальчишек - на вид, ровесников самого Вальки. Чем-то похожие - загорелые, русые, синеглазые, но по-разному одетые. Один - в кирзачи, галифе, простую рубашку и пилотку со звёздочкой. Второй - в чёрные кепи с орлом и куртку со штанами, в тяжёлые ботинки.

  -- Привет, - сказал тот, который в пилотке. Второй кивнул. Сашка с Серёжкой кив-

   нули тоже - как старым, хотя и не очень близким знакомым. Судя по всему, так оно и

218.

   было - эти двое не задержались, вышли на дорогу и зашагали по ней.

  -- Это Пауль и Мишка, - сказал Сашка, глядя им вслед, хотя Валька не спрашивал ни

   о чём. - Они в эту войну воевали. Во Вторую Мировую. Я её не видел уже... В общем, Па-уль за немцев, а Мишка за наших. И оба погибли. А потом вот тут встретились. Ну и хо-дят вместе. Ищут чего-то.

  -- Как вы? - спросил Валька. Серёжка фыркнул негодующе и что-то пробормотал о

   фашистах. Но Сашка кивнул:

  -- Ну да. Почти.

   Валька посмотрел вслед тающим в вечернем мареве фигурам партизана и гитлер-

   юнге. Они были уже почти неразличимы и казались одинаковыми...

  -- А как же они?.. - начал он, но не договорил. Серёжка неожиданно хмуро ответил на

   так и не сказанное:

  -- А сейчас-то им что делить?

   И Валька понял, что это - правда.

  -- Ладно, - он встал и отряхнул джинсы, подобрал обувь. - Пойду.

  -- Обратно? - спросил Серёжка требовательно. И снова посмотрел строго и неприми-

   римо, как на дезертира.

  -- Обратно, - кивнул Валька. - Может, всё не так уж и плохо, если... если и правда всё

   так, как вы говорите.

   Мальчишки смотрели на него с понимающими, хорошими улыбками. Валька потоп-тался на месте и...

   - Я... - трудно сказал Валька. - Я хочу... чтобы мы... чтобы все... чтобы все увиделись. Хоть когда-нибудь. Все хорошие люди. Чтобы все поняли, что смерть - просто выдумка трусов и гадов... что нет у неё никакой силы и не надо бояться... Я хочу, чтобы так бы-ло... Чтобы все увиделись...

   Сашка смотрел понимающе. А Серёжка...

   - Обязательно увидимся, - уверенно ответил Серёжка. - Иначе и быть не может. Ведь это же мы.

* * *

   Так, что это?

   Валька открыл глаза и тут же забыл странный и реальный сон.

   К кордону приближался человек. Он был довольно далеко, но его уже почуял Белок, и Валька шепнул вниз:

   - Тихо. Лежать.

   Пёс успокоился, превратился в неприметную деталь ночного пейзажа. Валька расп-ластался на крыше.

   Человек был один и двигался тихо и быстро. Ммм... уже очень интересно. Валька не видел его, но ощущал движение на опушке, со стороны окон их с Витькой спальни. По-том появилась фигура - силуэт черней самой черноты, приближавшийся с уверенностью зверя. Ночной гость явно неплохо видел в темноте.

   Валька переместился по крыше - теперь он лежал точно над окнами. Что это за новости? Убийца-надомник? Нежданный поклонник? Лесной призрак? Или турист заблу-дился? Ха, но какая сноровка...

   У Вальки возникло ощущение, что человек в общем-то не особо и прячется - а тихо передвигается скорее по привычке, вошедшей в плоть и кровь. Ну-ну. Сейчас поглядим...

   Он дождался, пока человек окажется точно напротив окна, за которым стояла кровать Витьки. Плавно соскочил вниз. И, разворачивая не успевшего опомниться гостя за вывернутые локти, спиной впечатал его в стену дома...

   ...- Я ведь говорила, что однажды в начале лета я постучусь в твой дом, русский, - тихо сказала Мора.

* * *

219.

   - Меня спас катер, - шёпотом говорила Мора, привалившись к плечу Вальки. - В меня попали из снайперки. Мне раздробило правую лопатку, до сих пор плохо движется рука... Я начала тонуть. Не помню, что было. Если бы я потеряла сознание, то точно утонула бы, а так, наверное, от солёной воды мне было очень больно, и я как-то барахталась... Ныряла, выплывала, тонула, выныривала... Я бы всё равно никуда не доплыла и утонула, там весь берег - скалы, а ещё ветер подул, пошла волна... Я сто раз думала, что надо просто открыть рот и хлебнуть воды. Но меня ведь ждал ты... Мне становилось стра-шно, что ты будешь ждать-ждать-ждать... и... и не дождёшься... Потом я перестала чувствовать ноги и утонула. Совсем. Легла на дно... И вдруг вижу - мальчишка. Плывёт ко мне.Я думала, что это ты. А дальше я совсем ничего не помню. Только что был катер. Знаешь, Валентайн... - Мора отстранилась и строго посмотрела в лицо мальчишке, - ты не смейся. Я правду говорю. Это был... военный катер. С вашей большой войны. Торпе-доносец. Я слышала там рассказы, что есть такой. Он иногда всплывает со дна и взры-вает суда работорговцев и наркоконтрабандистов... правда. Там все в это верят. А та-тары его боятся, как огня...(1.) А потом был сон... Я в степи. На дороге. Жарко-жарко, солнце светит...И мне так спокойно-спокойно, я думаю: ну вот, вот и всё. Сейчас пойду себе...И вдруг ещё двое мальчишек - прямо как будто из воздуха вышли. Один повыше, такой...тёмный, рыжеватый, со шрамом на лбу. А второй - помладше, белобрысый, лох-матый.Они стоят и этот, младший говорит: "Валька тебя ждёт." Я удивилась. Гово-рю: "А вы кто?" А они улыбаются и молчат. И тогда я думаю: "А ведь правда, куда я? Валантайн будет ждать, а я что же?!" И побежала... Потом сразу в больнице очнулась.

   Открываю глаза - в больнице, в... нашей, ну, не важно, где! - она засмеялась и потёрлась щекой о плечо Вальки. - И мне говорят, что какие-то мальчишки нашли меня на берегу... Но я же помню, что сама не могла выплыть... Ты мне не веришь?

   - Верю, - искренне ответил Валька. - Это правда, наверное. Мора-а... - протянул он. - А я ведь поверил, что ты умерла, знаешь...

   Они сидели на крыше плечо в плечо, прислонившись к выступу чердака.

   - Ой, что это? - Мора отстранилась. - Сверху упало...

   Она подняла с коленки и показала Вальке серебряный кружок. Это была ровно и яс-но отчеканенная, размером с российский пятирублёвик, монета, с одной стороны покры-тая мелкими изображениями хитро сплетённых треугольников. С другой на ней серебри-лся чей-то гордый усатый профиль в высоком крылатом шлеме. По ребру монеты шла надпись:

I mark. Norsmark vom Norsgoddes.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Мору спас торпедный катер "Вепрь". Его история описана в книге "Последний торпедоносец".

220.

ЖИЗНЬ ЧЕТВЁРТАЯ, общая.

Б Р А Т

С дороги, эй вы - уловители душ, хитрословы!

У наших коней - как в былинах! - в алмазах подковы!

И мир удивляется чуду, от счастья хмелея,

А всадник - копьём поражает поганого змея!

Убили?! Ан нет - не убили!

Герой на коне возродился из праха и пыли!

Не надо запугивать мир приставными усами!

Мы выйдем из ада зловещего сами!

Слышите, сволочи?! САМИ!

Россия! Есть ещё у нас посёлки и окраины,

И деревушки, что вконец ещё не забурьянели!

И - верьте! - там сейчас растёт

Тот, кто всю Русь от бед спасёт!

И. Козлов.

   Валька назвал этот рисунок День первый. Он изобразил берег летнего лесно-го озера с ярким сухим песком. Ивы наклонялись над тёмной водой. Подальше теснились

   дубы, а на противоположном берегу над косогором возносили свои кроны мачтовые сос-ны. На прозрачном небе плыло одинокое облачко и светило ласковое солнце. Всё вокруг было таким свежим и новеньким, как будто этот мир только-только родился и не зна-ет ни зла, ни бед, ни войн, ни просто огорчений. На песке возле самой воды загорали двое мальчишек лет по 13-15 - один лежал на спине, прикрыв глаза локтем от солнца, второй - на животе, устроившись щекой на сложенных руках. Мальчишки были чем-то похожи. Валька сумел передать - в позах,в выражении лиц - то, как им хорошо и спокойно сейчас.

   А на траве у корней дуба были аккуратно сложены двумя кучками вещи.

   Чёрные курточка и штаны, носки, убранные в грубые ботинки с короткими гетра-ми, серая спортивная майка и такие же трусы, чёрное кепи с орлом, ремень с ярко-жёл-тыми подсумками и ножом, простенький карабин.

   Пилотка со звёздочкой, заношенная рубашка, драная майка на лямках, красный гал-стук, мешковатые штаны, чёрные трусы, побитые кирзачи, портянки, патронташ с гранатой и круглым подсумком, ППШ с выцарапанным на прикладе словом "Вовка".

   Чёрная курточка была прострелена в нескольких местах с левого бока. Пилотка - один раз, но точно под звёздочкой...

   ...- Валь! Ва-а-а-аль! - дружным хором завыли снаружи девчонки. Послышался смех, в окне возникли - щека к щеке - головы Витьки и Альки. Они мило прижимались друг к другу. Валька поспешно закинул картину и спросил сердито:

   - Чего с утра пораньше?

   - Пошли книжку обмывать, - предложил Витька.

   - О! - Валька подскочил к подоконнику. - Привезли?!

   - А то.

   Мора махала от стола тонкой книжкой в мягкой обложке...

   ... - Ты никак не можешь остаться? - спросил Валька,держа лицо Моры в ладонях. Она покачала головой:

   - Нет. Не могу. Но я скоро вернусь.

   - Я просил Михала Святославича... будущей весной я приеду к вам.

   - Хорошо... - её синие глаза сейчас мягко мерцали. - Мeleth min...(1.) Не бойся. Мы будем вместе.

   ____________________________________________________________________________________________________________________

   1. Мою любимый... (синдар.)

221.

   - Теперь я не боюсь, - ответил Валька тихо. - Я понял: нет смерти, Мора. Её выдумали.

   - Это так, - согласилась Мора.

   И они поцеловались, стоя у калитки. Витька и Алька смотрели в их сторону с улы-бками, сидя за столом под деревьями.

   - Ты ведь дождёшься Михала Святославича? - спросил Валька. Мора кивнул:

   - Он отвезёт меня на станцию... О, вон он идёт как раз.

   - Ёлки, Леший! - Витька вскочил. - Смотри, Валь!

   Прошлогодний знакомый шагал рядом с возвращающимся лесником, и чуть впереди бежал Белок.

   - Изменились, - сказал Леший, подходя и опираясь на ограду. - Но к лучшему. Привет, братья Гоп, Саша и Паша...

   ... - Уехала, - печально сказал Валька.

   - Моя тоже, - хмуро поддержал Витька. Валька хмыкнул:

   - Твоя уехала в деревню. А моя... - он вздохнул.

   Леший, пивший из кружки компот, повёл щекой:

   - Ничего. В жизни ничего не бывает надолго. И разлука тоже не навсегда.

   - Даже смерть не навсегда, - сказал Валька. - Это так дядя Михал сказал, когда я рас-сказал ему про... про одного его друга.

   Леший смерил мальчишку слегка удивлённым взглядом и подтвердил:

   - Да, не навсегда, наверное. Хотя у меня нет личного опыта.

   - Жаль, - вдруг сказал Витька.

   - Жаль, что смерть не навсегда? - удивился Валька. Витька помотал головой:

   - Нет... Надо было вот это стихотворение на первую страницу. А я его только что сложил... Это обо всём сразу. Жаль.

   - Прочти, - предложил Леший.

   - "Белые буслы" по-белорусски -

   Белые аисты. Знаете, грустно

   Как-то звучат они, эти слова.

   Вновь проросла на откосах трава,

   Мох - как подушка лежит на болотах

   Лоси и зубры... Стрелять? Неохота...

   Чистые росы и чистое небо.

   Пахнет деревня, как в древности, хлебом.

   Ночью в тумане скрипит коростель.

   Лапы еловые - дом и постель.

   Свет, васильки и пшеницы поля...

   Ветры кудрявые льны шевелят...

   Летние грозы за окоёмом,

   Гулко земля отзывается грому.

   В окна стучится дождик грибной,

   Словно приятель, зашедший за мной.

   В зелени чащи - лешего вижу,

   Шаг осторожный ближе и ближе.

   Хлопну в ладоши, свистну - мне жутко.

   Из камышей с треском вылетит утка.

   Сумрак дубрав у озёрного края.

   Под ноги ляжет тропка лесная.

   Тихая заводь - светлая грусть.

   Белые буслы. Белая Русь.

   - Хорошие стихи, - Леший встал. - Ну что. Я пойду погуляю. А вы встречайте гостей. Они как раз сейчас дойдут.

   - Каких гостей? - удивился Валька. Но Леший только отмахнулся и через огород пошёл к чаще. Слышно было, как он напевает:

   - Лишь одно меня пугает,

   Лишь одно мешает спать -

   Вдруг да то, что помогает,

   Перестанет помогать?!

   Может с нами силе этой

   Заниматься надоест?!

222.

   Вдруг она заклинит где-то

   Иль откажет наотрез...

   - О чём это он? - пробормотал Витька. И, услышав, как странно всхлипнул рядом Ва-лька, быстро обернулся к нему.

   Женщина и мужчина шли через просеку к кордону. Плечо в плечо, под руку, неся обувь в руках. Витька не успел ничего сообразить...

   - МА-МА-А-А-А-А!!! - истошно закричал Валька. И рванулся с места, с треском проло-мив телом слеги ограды. - МА-МА!!! МА-МА!!! - кричал он на бегу. И врезался в идущую женщину, почти повалив - но мужчина - могучий, рослый, плечистый - поддержал их обоих и прижал к себе.

   Они так и застыли на полпути к ограде. Все трое.

   Витька стоял молча, со странным лицом. Потом вздохнул и неспешно, с независи-мым видом, пошёл - в пролом ограды - к трём обнимающим друг дроуга людям. Остано-вился в двух шагах от них. И...

   ...- Вот, - сказал Валька, со счастливым всхлипом подталкивая мнущегося Витьку к родителям. - Мам, пап... короче... Это мой брат. Ваш сын. Витька. И теперь у нас всё будет хорошо. Ведь это же мы!

   Мужчина и женщина переглянулись. И женщина - красивая, стройная, молодая, но с седыми висками - сказала искренне и просто, протягивая руку - не для пожатия, а для нового объятия:

   - Здравствуй, сынок.

   Витька коротко ахнул. Из расширившихся глаз у него градом брызнули слёзы, кото-рые он даже не пытался вытереть. Валька со смехом обнял его, а через мгновение на их плечи легли руки отца и матери, и это было правдой!

   Страшный сон кончился...

   ...Здесь.

   Сейчас.

   Для них.

223.

ЭПИЛОГ.

ДЕТИ ОДНОЙ МАТЕРИ

Бей, барабан - барабам-барабам!

Бей, барабан, на погибель врагам...

Песня гёзов.

Голландия, ХVII век

   Покачиваясь в такт ходу вагона, я молча смотрел в окно электрички, за которым проносились клочья тьмы, разодранные прорехами городских фонарей. Состав замедлял ход. На пристанционной тумбе мелькнули плакаты. Один венчал заголовок: "РАЗЫСКИ-ВАЕТСЯ ПРОПАВШИЙ РЕБЁНОК". Другой был украшен фигурой толстозадого медве-дя на фоне власовского флага и надписью "ЗАЩИТИМ НАШ ОБЩИЙ ДОМ ОТ ФА-ШИЗМА!" Около столба двое коротко стриженых молодых парней пили пиво. Краем глаза я успел заметить, что один из них прикрыл второго, а тот, рванув наискось медве-жий зад, налепил на его место небольшую простенькую афишку с надписью "РУССКИЙ ПОРЯДОК" и алой свастикой наверху. Листовка говорила:

УВАЖАЙ

РОССИЮ

-

ИЛИ

УЕЗЖАЙ!

   Отвернувшись от окна, я улыбнулся...

   ...Все мы дети одной матери.

   И руки у нас чисты.

К О Н Е Ц

Реклама на сайте