«Над судьбой»

Крылов Павел

НАД СУДЬБОЮ

...

Сырой, холодный осенний ветер вот уже который день непрестанно дул с севера. Его резкие порывы, ударяя по вершинам могучих кленов, уносились дальше, теряя силу за высоким берегом Синей реки. На большой поляне, раскинувшейся между рекой и девственным, непроходимым лесом, стояли сотни вигвамов и типи. Великий вождь народа мэкигэн Черный Орел сидел на земле в центре большого круга из разложенных человеческих черепов. Он сидел, величаво положив руки на колени скрещенных ног. Порывы ветра и беспрерывный мелкий моросящий дождь терзали пламя костра, пытаясь убить огонь. Почти никто не вернулся из страшной битвы с бледнолицыми. Молодой воин, один из немногих, оставшихся в живых, с какой-то одержимой отрешенностью спасал теряющие последние силы пламя. Среди черепов великих предков народа мэгикэн белели черепа лошадей, верных боевых спутников. Грозный, гордый вождь вел разговор с Владыкой Жизни, с духами предков.

Лунный диск далеко переместился к западу и уже прятался за линией холмов. Вождь знал ответ на главный вопрос. Ответ, который он должен был знать.

... Вся жизнь в ярких сочных картинах промелькнула в сознании. В селениях мэкигэнов все чаще и чаще появлялись бледнолицые. Высокие, широкоплечие, с мощными руками и ногами. Движения их были лишены легкости и гибкости. Слезая с огромных, могучих лошадей, пришельцы широко и уверенно ступали по земле краснокожих. Они топтали священную землю предков высокими кожаными сапогами, давили ее каблуками, оставляя глубокие отпечатки, будто клеймя эту землю своими отметинами.

Мэкигэны дружелюбно встретили первых пришельцев. Это были путешественники, охотники, следопыты. Они никому не мешали. А дичи в лесах хватало всем. Великий Дух щедр. Каждый человек вправе расчитывать на его милость. От белых людей было немало пользы. В обмен на меха и шкуры они давали огнестрельное оружие, огненную воду, другие полезные и нужные вещи, которые краснокожие делать не могли.

Затем появились жрецы Бога Белых. Они призывали забыть Великого Духа. Но мало кто слушал их. Бледнолицых становилось все больше и больше. И тогда пришли солдаты. Они убивали мэкигэнов без всяких поводов и причин. Но сильному они не нужны. Энглиши теснили мэкигэнов, все дальше загоняя на неудобья, в болота. Война была непрерывной. Бледнолицые побеждали всегда. В 1742 году они решили окончательно загнать мэкигэнов в резервацию. Это обрекало весь народ на верную смерть. Среди вождей нашлись люди, развращенные огненной водой и деньгами белых людей. Они готовы были предать свой народ. Но на их пути стоял Верховный Вождь мэкигэнов Победитель Гризли. По наущению энглишей, стрелой, подло выпущенной из тайной засады в спину, вождь был убит. Один из заговорщиков, при поддержке остальных, намеревался стать вождем мэкигэнов.

Проводя политику кнута и пряника в отношении к коренным народам Континента, королевский двор империи энглишей лишь в крайних случаях шел на прямую конфронтацию. Дешевле и проще было уничтожать местные народы, стравливая их между собой и спаивая. Периоды войн чередовались потеплениями в отношениях между колонистами и аборигенами. В такое время и влюбился молодой энглишеский чиновник Страйк Мистейк в прекрасную дочь Победителя Гризни. Ее красота и ум очаровывали не только самых достойных воинов народа мэкигэн, но и многих энглишей. Мистейк был прислан из метрополии инспектировать отношения колониальных властей с аборигенами. Далеко не всегда злоупотребления поселенцев в отношениях с местными племенами шли в общем русле политики правительства. Молодой инспектор понимал всю бесчеловечность колониальных войн. Примером своей семьи он показывал, что народы могут жить в мире с обоюдной выгодой. Но верх в руководящей элите занимали люди совсем с другими мыслями. Когда война стала неизбежной, Мистейк первым призвал вождя вырыть Священный Топор Войны. Получивший у мэкигэнов гордое имя Верный Путь, Страйк Мистейк понимал, что дело всей его жизни потерпело крах. Потомок одного из самых знатных родов в метрополии, богатейший человек в колониях, был бессилен перед обстоятельствами. И он пошел на отчаянный шаг ради своих краснокожих братьев. Распродав все свою имущество, он закупил огромную партию огнестрельного оружия для мэкигэнов. Мистейк был обвинен в совершении тягчайшего государственного преступления и расстрелян перед строем. В момент казни он сказал: "Я ни о чем не жалею! Иначи я просто не мог".

Убийцы вождя и их покровители из тихих уютных кабинетов жестоко просчитались. Почти вся руководящая верхушка народа мэкигэн продалась энглишам. Боясь войны с превосходно вооруженным врагом, они выторговывали лишь более или менее достойные условия капитуляции. О судьбе народа думать было некому. Но все планы предателей одним неожиданным могучим ударом разбил Черный Орел.

Совсем еще молодой вождь был отчаянно смел и решителен, но не имел достаточного влияния на большинство воинов. Сын брата Победителя Гризли взломал всю иерархию власти и арестовал заговорщиков, то есть большую часть вождей народа мэкигэн. Дерзость поступка поразила многих. Судьба самого Черного Орла повисла на волоске. Но огромное личное обаяние и выдающийся ораторский талант пересилили чашу весов. Лучшие воины-патриоты поддержали нового лидера. В защиту правоты действий молодого вождя выступил Верховный Жрец Горькая Ягода, пользовавшийся в народе непререкаемым авторитетом. На Столбе Пыток изменики сознались в злодеянии. Молодой вождь выступил с зажительной речью, ставшей программой этнической войны.

- Эти люди продали энглишам священную землю наших предков. Они тайно подписали с бледнолицыми договор. И теперь мы должны покинуть нашу прекрасную землю. Здесь могилы наших предков, здесь матери пели нам колыбельные песни. Что значить продать землю? Ее обменяли на вот эти бумажки.

Вождь достал пачку ассигнаций, раскрыл ее и бросил в костер. Огонь быстро уничтожил бумагу. Затем он кинул в костер горсть золотого песка и великолепно выделанную шкуру огненно-рыжей лесной лисицы. Языки пламени жадно поглотили их. Вождь окинул взглядом суровые лица воинов, ловящих каждое его слово, и продолжил.

- Деньги, желтый металл, меха. Ради них белые люди готовы убивать все, что встанет на пути. Но какова их истинная ценность? Мы все видим это. Земля же наша дана нам Владыкой Жизни. Не мы создавали мир, окружающий нас. Продать землю?! Только безумцам может прийти в голову такая мысль. Сегодня они продают землю. Завтра готовы продать воду, а затем и воздух!

Черный Орел вытащил аккуратный свиток, раскрыл его. Огромная толпа народа слушала с затаенным дыханием.

- На этой бумаге на языке энглишей особенными знаками записано, что наша земля уже не принадлежит мэкигэнам.

Легким движением он с презрением кинул бумагу в огонь.

- Договор с бледнолицыми сгорел как пучок сухой травы. А земля наша вечна! До прихода белых людей наша земля щедро кормила краснокожих и мы были счастливы. Договор - это жалкая бумажка. Ни один договор не спасет нас. Только силой оружия мы сможем отстоять наше право жить и умирать на этой земле. Я готов вырыть Священный Топор Войны и биться с бледнолицыми, даже если останусь один. Каждый, в ком течет гордая кровь мэкигэн, пойдет со мной. И мы победим. Я все сказал. Хау.

За вождем пошли многие. Ему удалось объединить большинство племен вдоль западной границы колониальных владений энглишей. Некоторые вожди приграничных племен устанавливали отношения с новым лидером краснокожих народов, учитывая настроения, царившие среди воинов. Популярность Черного Орла росла. Но далеко не все воины рвались в армию, собранную могучим вождем. Слишком многие надеялись, что и без их участия удасться разгромить и изгнать бледнолицых. Под тотем Черного Орла собралось намного меньше воинов, чем могли выставить краснокожие народы. Применяя тактику партизанской войны, краснокожие добивались одной победы за другой. Великий Вождь сутками не слезал с мустангов. Он преодолел тысячи километров. Зная языки гуролов, эрагезов, алдонтинов, целинолов он на прямую обращался к народам. Великий Вождь зажигал сердца краснокожих.

- Братья! Великие краснокожие народы! К Вам обращаясь я - Черный Орел. Белые люди приходят к нам и говорят: "Отдайте все, что есть у вас". Они убивают наших обеней, уничтожают леса. Они гонят нас с нашей земли, как хищных зверей. Краснокожим уже нет места на этой земле, только под землей. Братья! Неужели мы отдадим бледнолицым самое ценное, что есть у нас - священную землю наших предкоув? Разве мы так слабы, чтобы сказать им: "Придите и возьмите?". "Сегодня они пляшут на могилах предков мэкигэнов, завтра придут к вам. Они ненасытны, коварны и беспощадны. Я, Черный Орел, говорю вам: "Бледнолицых бить можно". Если мы объединимся, мы победим".

Все новые и новые воины вливались в армию Великого Вождя. Из далеких равнин запада, с северных Великих Озер, с южных тропических джунглей. Мужественные, отчаянные, презирающие смерть - они рвались под Священный Тотек Великого Вождя даже из восточных резерваций. Их объединяло Солнце - видимый сын невидимого Владыки Жизни. Стремясь придать движению краснокожих юридические основы, Черный Орел стал вводить элементы государственности. На Круге Большого Костра собрались все вожди пригнаничных племен. Было объявлено о создании Союза Народов Континента, в противовес колониям энглишей. Это был политический триумф Великого Вождя. Его звезда находилась в зените. Все вожди согласились одновременно выйти на Тропу Войны. Но огромные расстояния усложняли управление боевыми отрядами. Необходимо было не только выбрать лучшее время для нанесения неожиданного удара, но и быстро донести сообщения всем племенам. Черный Орел целую ночь провел в священном типи. Он общался с Великим Маниту. Ранним утром весь усталый изможденный Великий Вождь вышел к людям:

- Одни народы живут на севере, другие на юге. Мы все должны выступить в один день. Великий Маниту скажет нам, когда начинать. Пусть вожди едут к своим народам и ждут Знака.

Через две луны вдоль границы было большое землетрясение. Краснокожие, свято веря в победу, ринулись в бой.

Но сказывалась постоянная нехватка оружия и боеприпасов. У белых было много солдат, сегда больше, чем у краснокожих. Война затянулась на годы. Лучшие воины гибли, и некому было занять их места.

Непрерывная война на истребление истощала силы обеих сторон. В колониях все больше стало распространяться мнение о необходимости уступок аборигенам, о заключении мира. Но Черный Орел не видел смысла в переговорах. Энглиши всегда заключают договоры, чтобы на следующий день нарушить их. Только мертвый энглиш не обманет. Но вожди настояли, и в форте Клеверснейк, месте расположения шестого пехотного полка королевской армии, аождь встретился с генералом Гаррисоном. На обширном плацу, спускающемся от стен форта к Синей реке, будто из-под земли появилась тысяча туземных всадников, вооруженных лучшими образцами трофейного оружия. Иссушенные солнцем, покрытые пылью боевых походов, суровые лица воинов, гордая осанка владников, резвые мустанги, с трудом удерживаемые от бурной скачки. Это была реальная сила, с которой трудно было не считаться. Отряд остановился на расстоянии недосягаемости пушечных выстрелов. Вперед выдвинулась группа парламентеров численностью в пятьдесят человек. Враги встретились. Всадники медленно подъезжали держа наготове оружие. "Скажи краснокожим, - обратился генерал к переводчику, - чтобы они опустили ружья".

- Мы сделаем это, если ружья опустят солдаты, - прервал его вождь.

Удивленный тем, что туземный вождь великолепно владеет энглишеским языком, Гаррисон дал солдатам команду опустить ружья.

- Великий Белый Отец, - начал генерал в традициях общения колонистов с дикарями, - поручил мне передать его краснокожим детям . . .

- Белый Отец?! Мой отец - Великий Дух, Бог Краснокожих. А мать моя - наша священная земля. И на нее я сяду, чтобы говорить с бледнолицыми.

- Мы все восторгаемся мудростью и дальновидностью Великого Вождя всех краснокожих. Но зачем Черный Орел призывает людей к войне? Неужели мы не можем жить в мире?

- Мир с бледнолицыми? До прихода энглишей вся эта земля принадлежала нам. Ваша страна там, за Соленой Водой. Белые должны уйти. Весь Континент - земля краснокожих.

- Великий Вождь ошибается. Эта территория всегда принадлежала энглишам, пока на нее не пришли краснокожие.

- Этот человек лжет!

Черный Орел мгновенно вскочил, выхватил из-за пояса боевой топор, занес его над головой врага. Но генерал невероятным самообладанием заставил себя не дрогнуть.

- Вождь! Разве так должен поступать умудренный жизненным опытом суровый воин, закаленный жестокими ударами судьбы. Не следует поддаваться эмоциям. Надо решать наши проблемы путем переговоров. Не вижу возможности продолжать беседу сегодня.

Ночью у костра Черный Орел, с огромной надеждой пытаясь опыскать в глазах Горькой Ягоды подержку, с досадой сказал: "Я не удержался. Я проявил слабость. Всегда так. Мы отчаянно рвемся в бой, и также легко бросам все, не добившись полной победы. Надо учиться у наших врагов выдержке и выносливости. Завтра я вновь буду говорить с Гаррисоном. И я буду стоек. Мы должны слушать их ложь. Чтобы победить белых людей, их надо познать".

На следующий день энглиши выдвинули ультиматум: прекращение войны, полная сдача оружия. Гарантировалось сохранение жизни всем участникам военных действий и расселение в резервациях. В противном случае - провавая война до полного уничтожения.

- Черный Орел должен понять, что силы краснокожих слишком малы. Будет большая, очень большая война. Вы все погибнете.

- На все воля Великого Маниту - погибнем мы или победим. Мы будем сражаться, пока не умрет последний воин.

- Если вождь считает, что говорить больше не о чем, пусть будет война!

Еще несколько лет боевые отряды краснокожих сеяли страх и ужас в поселках полонистов. Но воины гибли, добывать боеприпасы становилось все труднее. А на месте каждого убитого белого появлялось двое новых. Благодатная земля Континента манила колонистов, жаждущих в Новом Свете обрести успех и благополучие. Тысячи и тысячи поселенцев рвались на запад.

Разве могли их испугать "жалкие кучки краснокожих бандитов"? Вождь понимал, что время против краснокожих. Победы в партизанской войне не давали главного. И он решился на генеральное сражение. Две армии сошлись в открытом поле. Главным преимуществам краснокожих: маневренности, успешным засадам, ложным отступлениям, неожиданным контрударам, не было места в этой битве. Аборигены просто переоценили свои силы. Они пошли лобовым ударом прямо на пушки. Ожесточение в битве приняло невиданный характер. С обеих сторон потери были огромны. Тысячи героев пали, сраженные картечью. Отрядам презревших смерть все же удалось прорваться к батареям и уничтожить артиллерийскую прислугу. Но большая часть воиов пала в бою. Остатки разгромленной армии смогли пробиться сквозь окружение, прорвавшись через реку. Черный Орел остался жив. И хотя у него больше не было боеспособной армии, тревога не покидала руководство колоний. В любой момент мог полыхнуть пожар нового восстания. Одним из ярых апологетов жесткого курса в отношении аборигенов был генерал Гаррисон. Он требовал смерти лидера туземцев: "Он не просто дикарь. Это человек огромных амбиций. Это Цезарь, нет Чингиз-Хан краснокожих. Мы не можем быть спокойны, пока он жив. Черный Орел должен быть уничтожен, а вместе с ним идея бунта. Обезглавив движение туземцев, мы замирим племена на границе. А затем уже разделаемся с каждым из них отдельно".

Вождь был приглашен в лагерь энглишей. Проигравший войну народ надеялся уйти на запад. Бледнолицые согласились на переговоры. Генерал Гаррисон дал личное слово офицера, что безопасность вождя будет гарантирована.

... На востоке, пробиваясь сквозь пелену грязных, хмурых туч, поднималось Солнце. Ветер стих, наступила невиданная тишина. Великий Вождь Черный Орел поднялся навстречу заре. Он стоял в полный рост, широко расставив ноги, сжимая в кулаки кисти могучих рук. Вождь был оден в прекрасный праздничный костюм мэкигэнского воина. Короткие легины из мягкой кожи молодого оленя, украшенные по швам бахромой, обтягивали длинные сильные ноги. Расшитый великолепными узорами широкий пояс покрывал бедра. Из-за пояса грозно торчала черная роговая рукоятка ножа, искусно инкрустированная пиктораммами. На плечи была наброшена короткая кожаная куртка-безрукавка. На могучей шее висело ожерелье из когтей гризли - знак победы в поединке со зверем. Голову украшал убор из орлиных перьев. Каждое из сорока перьев означало подвиг. Мудрый вождь был бесстрашным воином. Изящные, украшенные иглами дикобраза, мокасины завершали наряд. Казалось будто сам Великий Маниту сошел на землю, чтобы к новым победам вести своих краснокожих детей.

Горькая Ягода бесшумно подошел и встал рядом. Вождь медленно повернул голову и ласково взглянул на жреца.

- Что сказал Черному Орлу Великий Дух?

- Этой ночью мне было видение. Я слышал волю Владыки Жизни. Мы проиграли эту войну. Мы слабее наших врагов.

Могучий и мудрый Бог Белых дал им Силу. Сегодня Бог Белых сильнее Гичи-Маниту. И его народ полон могущества. Слабость краснокожих в нас самих. Разве белые виноваты в том, что мы не можем забыть свои распри, трясущимися руками тянемся к огненной воде и не соблюдаем обычаев предков. Мы должны возродить свой духовный путь и укрепиться в вере отцов.

Когда будут сильны дети Бога Краснокожих, он станет могучим, как и Бог Белых.

И тогда мы победим. Завтра белые люди убъют меня. Я знаю это. Такова воля Владыки Жизни. Иного пути нет. Я ухожу на Заоблачные Поляны Охоты. Но я вернусь. Мы начали войну слишком рано. Мы еще не готовы к ней. Когда краснокожие объединятся, они станут могучей силой. Тогда Великий Маниту пошлет своим детям Спасителя. Я буду рожден вновь. Я приду, чтобы повести за собой народы. Завтра враги будут жестоко терзать мое тело, но пусть наши люди не оплакивают меня. Разве мэкигэну страшна боль? Бледнолицые пощадят наших людей. Моя смерть спасет их. Горькая Ягода! Обещай мне, что ты не дашь мэкигэнам сломаться в резервации. Голодные и униженные, они всегда должны верить в нашу победу.

- Я клянусь тебе, Черный Орел!

- Пусть воины укрепляют себя Танцем Духа. Своей неистовой верой мы дадим Силу Великому Маниту! И наш Бог пошлет нам Спасителя.

Жрец! Обещай мне, что ты поведешь наш народ.

- Я люблю тебя Черный Орел. Мы будем ждать тебя, Великий Вождь. Я клянусь, мэкигэны останутся воинами.

Светало. Два лидера великой борьбы краснокожих за свое право жить на земле смотрели друг другу в глаза. Сколько тепла было в этих взглядах. Они молчали. Все слова уже сказаны. Сначале медленно, а потом все быстрее и быстрее их сильные, гибкие тела, поддаваясь внутреннему ритму, входили в неистовую пляску. Это был Танец Духа. Суровые воины прощались. Жестокое время. Жестокая судьба. Они сделали все, чтобы не потерять свое имя. Вошедшие в глубокий транс тела воинов, огромным напряжением физических сил освободили Дух, вознусшийся высоко на него к духам предков, к Великому Маниту . . .

Генерал Гаррисон принял лидера разгромленных врагов согласно всем правилась этикета Старого Света. Живой вождь мог быть полезер империи даже больше, чем мертвый. Попытка склонить его к сотрудничеству с колониальной администрацией и педательству интересов своего народа вовсе не казалась лишенной реального смысла. Походный шатер генерала был в роскошном убранстве всех достижений передового цивилизованного госудаства. Гаррисон с огромным трудом скрывал ненависть к этому туземцу. Но генерал был крупным имперским чиновником. И интересы государственной политики он всегда ставил выше собственных. Вот уже почти полторы сотни лет империя беспрерывно расширяет свои владения на Континенте. В чем обычно выражались попытки дикарей сопротивляться этому? В болтовне о подвигах предков и в неорганизованных попытках вести туземную вендетту. Когда аборигенов собирались более сотни, они всегда находили повод переругаться между собой. Это облегчало армии решение боевых зада. Все победы над краснокожими были необычайно легки. А здесь? Интуитивно генерал понимал, что Черный Орел - явление совершенно необычайное для Континента. Это был краснокожий нового типа. Туземная раса, со времени основания колоний, не рождала ничего подобного.

Гаррисон пожирающим взглядом впился в глаза лидера побежденных врагов, внимательно изучая его лицо. Прошло почти три года со времени их встречи. Вождь сильно постарел. А кого щадит время? Сколько лучших боевых товарищей пало в боях с армией, руководимой этим фанатиком. Цвет офицерства. Генерал вспомнил переполненные ужасом глаза сына - лейтенанта второго дагунского королевского полка. Джети Гаррисон с небольшим отрядом драгун был послан в разведку. Отряд попал в засаду всего в нескольких километрах от форта. Выскочив из-под земли, как из преисподней, туземцы, используя бесшумные стрелы, подло перебили весь отряд. Забрав оружие и лошадей, они тут же скрылись. Помощь опоздала совсем немного. Джетти был ранен в спину. Они всегда трусливо нападали сзади. Ничто уже не могло спасти сына. Краснокожие собаки содрали с него скальп. Умирая на коленях отца, Джетти все время просил пить. Генерал никогда не сможет забыть ужас в его глазах.

Вождь сидел напротив Гаррисона с полным равнодушием. О, эти краснокожие умеют прятать свои истинные чувства за маской безразличия. Совершенно неожиданно энглишеский генерал поймал себя на мысли, что туземец по-своему красив. Взгляд глубоко сидящих темнокоричневых глаз был печален и, в то же время, непознаваем. Что творится в глове этого дикаря? Как мог он, не знающий не только основ военного искусства, но даже простого линейного счета времени, столько лет громить войска империи? Это непостижимо. Во всем облике полководца разгромленной армии читались необычайные природные способности и несгибаемая воля: высокий лоб, красивый, с изящной горбинкой нос, тонкие, плотные губы, широкие скулы, крупный тяжелый подбородок.

Да, он, Гаррисон, просто обязан сломать этого туземца! Историческая судьба великого государства, созданного гародом энглиш - неограниченное территориальное расширение. Энглиши несут по всей планете истинную религию, экономическое развитие, процветание. Те, кто не желает принять единственно правильный образ жизни, должны быть сметены. Этот краснокожий пытался замахнуться на сами основы колониальной политики империи. И именно из главного врага необходимо сделать инструмент ее дальнейшего возвеличивания! Гаррисон, пряча глубокую ненависть и презрение, равным спокойным голосом обратился к лидеру туземцев: "Великий Вождь Черный Орел показал себя талантливым полководцем. Личная отвага вождя стала легендарной. Победить в войне можно, только веря в правоту своих целей. Краснокожие воину проиграли. Почему? Цели войны, которые преследовали энглиши, в принципе, более справедливы. На Континенте мы строим новый мир. Здесь будут огромные города с портами, прекрасные дороги, поля и пастбища. Плодородные почвы, мягкий, приятный климат. Многие тысячи, миллионы колонистов стремятся в этот благодатный край. За что боролся Черный Орел?

За право малочисленных племен аборигенов распоряжаться огромными ресурсами всего Континента. Но кто сможет согласиться с этим? Да, краснокожие с огромным трудом привыкают жить среди поселенцев. Но это лишь сегодня. Мы создаем для коренного населения резервации. Там вы сможете жить по традициям и законам предков. И постепенно усваивать достижения колонистов, полезные вам. При желании любой человек сможет выселиться из резервации и жить среди белых людей. Со временем все проблемы и недоразумения в отношениях аборигенов и колонистов сотрутся и будут забыты. Мы не станем позволять колонистам селиться в резервациях и никто не нарушит ваших прав. Вождь пользуется огромным влиянием среди людей. Если он донесет истинные цели энглишей своим братьям, многие поймут бессмысленность войны. Мы предлагаем вождю сотрудничество. И он будет иметь большие личные блага. Черный Орел может не торопиться. Мудрый человек всегда думает, прежде чем принять решение".

Легкая улыбка скользнула по лицу вождя: "Генерал говорил очень красиво. Чем больше лжет энглиш, тем больше ему верят. Но язык белых людей раздвоен. Великий Маниту указал мне истинный путь краснокожих. Я не боюсь смерти. Мой дух уйдет к Владыке Жизни. Черный Орел не подвластен силе бледнолицых. Я сказал все. Хау!".

Генерал тастерянно смотрел на вождя. "Ну почему, почему мы никак не можем понять их, - думал он, - все наши ценности, представления, идеалы, как волна об утес, разбиваются здесь. Как бесконечно далеки мы от них. И эту огромную пропасть, разделяющую нас, не преодолеть ни с той, ни с другой стороны. Только мертвый краснокожий хорош". Генерал медленно встал, ровным, твердым шагом подошел к вождю, наклонился лицом к лицу и с холодной ненавистью тихо, четко выверяя каждое слово, произнес: "Ты не просто сдохнешь, грязная краснокожая собака. Ты будешь корчиться на Столбе Пыток. У нас найдутся мастер. Они сумеют сделать это не хуже твоих головорезов. Ты еще будешь молить о пощаде, когда твои кишки поползут по земле".

"Уведите его" , - обратился Гаррисон к охране.

Разоряченная огненной водой, озверевшая солдатня потащила связанного вождя в центр площади. Они били беспомощную жертву прикладами ружей по лицу, голове, всему телу, кололи штыками. Великий мэкигэнский воин был безучастен к происходящему. Стойкость краснокожего взбесила палачей. С него содрали одежду, головной убор, украшения. Солдаты втоптали одежду в грязь, плюя и испражняясь на нее. Окровавленную, беззащитную жертву повалили на землю и долго, с наслаждением били ногами, затем туго привязали к столбу. Никакая, даже самая страшная боль не могла сломить волю великого мэкигэна. Он не издал ни звука. Раскаленные солдатские шомполы вонзались в тело. Адская, непереносимая пытка. Но гордый воин с презрительным спокойствием смотрел на своих палачей. Старый сержант лезвием бритвы вырезал на груди большой квадрат с тотемной татуировкой. Затем, крапко держа окровавшенными пальцами левой руки кусок живой, трепещущей человеческолй кожи, он стал ловко подрезать ее лезвием, отделяя от мяса. Казалось, будто он свежует молодого бычка у себя в деревне, в далеком Гринфорбсте. Краснокожий так и не застонал! Это не человек. Никто не вынесет таких пыток. Какая сила заставляет его жить? Оторвав кусок кожи на груди, сержант одним взмахом острого ножа вспорол жертве живот и подозвал рядового. Солдат с нескрываемым желанием зацепил штык кишки и, смакую довольствие, стал медленно отходить в сторону. О, ужас! Мистический страх охватил всех участников экзекуции. Почему он не умирает?! Быстрыми ударами прикладов жертве перебили руки и ноги. Но люди уже были парализованы безотчетным страхом. Они уже не могли смотреть на свою жертву. Кто он, этот дикарь? Быстро собрав кучу хвороста вокруг пленника, ее сразу подожгли. Вдруг все писутствующие явстренно увидили, как вокруг головы туземца образовалось светящееся кольцо и распространился почти забытый приятный запах. Такие кольца бледнолицые видели изображенными в храмах вокруг голов святых - лучших людей, ближе всех познавших Бога. Ауры святости были присущи только великим мученикам, наиболее пострадавшим за веру. Появление ауры у дикаря вызвало оцепенение и наблюдавших за пыткой. Она напомнила им основы религии белых людей, и ее важнейший принцип - возмездие за грехи. На многих солдат и даже офицеров нашло временное умопомрачение. Одни падали на землю и бились в конвульсиях. Другие, безумно завывая, встав на четвереньки раскачивались в трансе.

Молодой новобранец, выкрикивая стихи псалма из Свящанного Писания, в исступлении кинулся разбрасывать связки горящего хвороста. На нем пылала одежда, горели волосы, на лице и руках и руках лопалась кожа. Он стал похож на факел. Боевые товарищи набросились на новобранца плащи и оттащили его от костра.

Площадь огласил звонкий голос умирающего вождя. Слух энглишей, большинство из которых не знали и десятка мэкигэнских слов, безало всем известное имя туземного бога Гичи-Маниту - Великого Духа. Пламя быстро пожирало тело. Но Дух великого сына своего народа был уже высоко за облаками. Ради спасения мэкигэнов, он принес себя в жертву. Никто не имел сомнения в предназначении его смерти.

В подсознании смутно всплывали, не одну сотню раз воспроизводимые духовными пастырями бледнолицых, картины гибели Спасителя. И еще больший ужас охватил присутствующих.

Мэкигэны потеряли пости всех мужчин, способных держать в руках оружие. Но народ не был сломлен. Подростки, с трудом натягивающие тетивы луков, с ненависью сжимали кулаки - день расплаты настанет. Мэкигэны верили, не могли не верить, что и к краснокожим придет свой Спаситель. И вновь в лесах будет полно дичи, в реках рыбы, а белые люди уйдут с земли предков и уплывут за Соленую Воду. В глубочайшей тайне учение о приходе Мессии распространялось среди коренных народов Континента: разгромленных мэкигэнов, спившихся, деградировавших эрагезов, воинственных алдонтинов, и даже далеких шауни, живущих за Отцом Рек, на закате солнца. Краснокожих сплачивала одна надежда --непобедимые и беспощадные пришелцы, энглиши, франки и спейны, как опытный охотник затягивающие петлю аркана на шее истинных хозяев этой земли, будут разгомены и изгнаны. Еще продолжались кровавые междуусобные распри, уносящие в Страну вечного покоя лучших воинов. Но мысль о необходимости объединения всех племен овладевала умами все большего и большего числа людей.

Весной 1768 года на землях алдонтинов в глубочайшей тайне собрались вожди мэкигэнов, алдонтинов и эрагезов. Верховный Вождь алдонтинов, старый, мудрый Расщепленный Дуб заявил: "Гичи-Маниту дал нам Силу и Разум. Владыка Жизни пошлет нам Спасителя, чтобы мы могли изгнать пришельцев. Но кто может знать когда? Так неужели мы будем ждать, пока белые люди не пройдут насквозь всю землю краснокожих, от Соленой Воды на восходе, до Соленой Воды на закате солнца? Величий Черный Орел научил нас, как побеждать врагов. Их пушки страшны в открытом поле. В лесах, болотах и горах мы непобедимы. Каждый краснокожий -оин. В боях мы добудем оружие белых. Ни один солдат еще не ступил на землю алдонтинов. Мы убиваем каждого, кто пересекает нашу границу. Но их становится все больше. Алдонтины не будут ждать. Мы выроем Священный Топор Войны и первыми ударим по бледнолицым. Владыка Жизни любит своих краснокожих детей. И он обязательно пошлет нам Спасителя. Мы победим. Я все сказал. Хау.

На круге большого Костра было решено в течение года тщательно подготовиться к войне и к следующей весне силами трех народов нанести могучий наожиданный удар по колонизаторам.

ПОД УДАРОМ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

ГЛАВА 1.

Солнце взошло. В облаках трепетал ветер, низко над землей в водой нависал недвижимый, благоухающий, прохладный воздух. Небо дрожало как озеро, утренняя заря разливалась бескрайней желто-розовой рекой, заполняя собою небосвод. Наступил еще один день в жизни народа алдонтин.

Едва первые лучи солнца скользнули по верхушкам сосен на Большой Горе, забили праздничные барабаны. У племени Бурого Медведя важное торжество. Могучий воин и мудрый вождь Твердая Скала женит своего сына. Его избранница дочь Верховного Жреца. Радость и восторг на лицах людей.

Окруженный лучшими воинами, отец жениха приблизился к жилищу Жреца. Вперед вывели Быстрого Ястреба. Молодой, красивый, сильный, он смело и открыто смотрел туда, где в глубине вигвама, его ждала она, желанная и обожаемая. Отец невесты важной, горделивой походкой вышел навстречу. Он знал цену своей дочери!

Познавший Древо облачился в ритуальный костюм жреца, основой которого являлась ослепительно-черная накидка из перьев ворона и казался таинственным и недоступным пониманию.

За дело взялся глашатай.

- Быстрый Ястреб хочет ввести в свой вигвам женщину. Он выбрал Ночной Цветок, дочь Познавшего Древо. По законам нашего народа каждый может заявить о своем праве бороться за невесту. Но где тот человек, что готов сразиться с Быстрым Ястребом? Кто дальше метнет копье, чьи стрелы точнее вонзятся в цель, чей топор крушит не зная преград? Такому воину нужна достойная женщина!

Второй глашатай тоже не отставал.

- Подвиги воина известны. Но может ли кто из наших женщин сравниться с невестой? Сколько воинов излечила она от смертельных ран своими таинственными травами? Она знает языки зверей, растений и может общаться с духами, сообщая их волю. Она сумеет хранить очаг в жилище воина.

Глашатый ничего не приукрасил. На положительные качества невесты тем не менее, большинство сверстников Быстрого Ястреба смотрели несколько иначе. Обычного турнира в борьбе за невесту не было не только потому, что невозможно победить жениха. Очень многие люди в племени даже боялись взглянуть в глаза Ночного Цветка. Возможности, которыми обладала она, казались запредельными, особенно с учетом ее возраста. Вообщем, для народа алдонтин это была не рядовая свадьба. Свою судьбы соединяли две выдающихся личности.

Из вигвама вывели невесту. Прекрасное платье из нежной кожи молодого оленя, расшитое затейливыми узорами из маленьких кусочков перламутровых раковин, она сама приготовила к торжеству.

Обряд бракосочетания совершил не рядовой колдун, как обычно, а сам Верховный Жрец.

- Ты, воин, теперь муж этой женщины и должен кормить и согревать ее. Ты, женщина, теперь его жена. Храни очаг в вашем жилище Великий Маниту даст вам благополучие и множество детей. Пусть покой и достаток не покидают ваш вигвам.

Алдонтинам не часто приходилось наедаться досыта, и опьяненные огромным количеством еды из мяса, дичи, рыбы и сладкими напитками из ягод и дикого меда, они беспечно предались веселью. Большой, очень большой праздник был у племени Бурого Медведя.

Огненный шар солнца медленно опускался за холмы на западном берегу Отца Рек. Полумесяц еще не успел осветить своим бледним светом всю глубину неба, но его серебристое мерцание уже растворялось в безбрежных водах могучей реки.

Охмелевшие, усталые люди ложились спать. Но не до сна было молодым. Как долго ждали они этой ночи!

Лишь отблески лунного света выхватывали из полумрака их стремящиеся навстречу друг другу тела. Их кожа сама излучала сияние, такое, как у речной струи, как у зеленых листьев деревьев. Их тела были движимы могучим желанием, которое овладевает всем живым: животными и растениями. Туман непреодолимой страсти и еще неиспытанных чувств поглотил их; окружающий мир исчезв неосознаваемой бесконечности пространства.

Они задыхались от нежности, губы тянулись к губам, будто заклинания шепча заветные слова.

- Ты муж мой, Быстрый Ястреб. Я люблю тебя.

- Я люблю тебя, жена моя.

Нежная девичья кожа обжигала жаром. Воин чувствовал каждый изгиб ее молодого тела. Оно таяло в его ладонях.

Руки и ноги сплелись, сознания захлестнуб поток неистовой радости и глубочайшее наслаждение пронзило их насквозь.

Ночной Цветок положила голову на плечо воина и нежно, словно боясь, стала гладить его лицо; мужественное, красивое. Гордый, сильный воин; сколько Больших Солнц прошло с тех пор, когда она впервые с вожделением бросила на него робкий, отрывистый взгляд? Сколько бессонных ночей провела она в мечтах об этом дне? И вот он здесь, рядом с ней.

И вновь эта неуправляемая жизненная сила толчками погнала по жилам кровь. Они будто провалились в бездну невообразимого удовольствия и, казалось, нет и не может быть в мире ничего, что могло бы помешать их беспредельному счастью. Слезы текли по девичьим щекам.

- Нет, эта ночь не кончится никогда.

Вдруг в вышине раздался страшный грохот. От стоящей на окруине селения скалы оторвалась громадная глыба и, разлетаясь на бечисленное множество кусков, обрушилась на жилища, убивая и хороня под собой сонных людей. Тут же со стороны реки полился смертельный огонь. Вигвамы, изготовленные из шкур и дерева, быстро загорались, выбегающие из них задыхающиеся от дыма, алдонтины сразу же попадали под картечь бьющего по селению брига. Всеми овладела паника, люди и лощади метались в стороны, ища спасения. Но смерть везде подстерегала их.

Пробив обенью шкуру и окончательно потеряв скорость, большой камень ударил Быстрого Ястреба в бедро. Прихрамывая от боли, воин выскользнул из вигвама, внимательно вглядываясь в разрезаемую сполохами огней ночную тьму.

- Это бледнолицые, - мелькнуло в сознании. Сам он никогда не видел кораблей и пушек. Но многие из тех, кто сражался против энглишей вместе с Черным Орлом, часто говорили об этом страшном оружии.

Жилище молодых находилось вдалеке от реки, ближе к лесу, его чудом не завалило камнями. Алдонтин сразу понял все: враги взорвали скалу и с брига бьют по селению. Обстрел не продлится долго. Главное для энглишей - посеять панику. Затем вперед пойдет пехота или конница добивать потерявших управление краснокожих. Не на каждого алдонтина враги припасли бомбу или ядро, а картечь не пугала воина. Его вигвам стоял на окраине и воин принял смелое решение; вместе с женой он набросил на себя все имеющиеся в жилище шкуры, ставшие преградой для картечи и распластался под ними.

Орудия быстро замолчали и воин, откинул шкуру, закрывающую вход в жилище, приготовился к бою; было поздно искать вождей, куда-то бежать. Огонь пожарищ освещал окрестность и из темноты выступила солдатская цепь, от реки до самого леса лавиной ползущая на селение. Быстрый Ястреб один вступил в бой с огромной армадой смертельных врагов.

Одну за другой стал выпускать он стрелы в ночную томноту. Он видел падающих солдат, слышал их крики и стоны и сердце обжигала радость; алдонтины сражались.

Вражеская цепь неумолимо приближалась, воин приготовил для броска копье. Встав в полный рост, он метнул свое грозное оружие и пробитый насквозь солдат неуклюже вывалился из строя.

Но пуля настигла алдонтина, раненый в живот он упал навзничь.

Поправив за поясом большой нож, Ночной Цветок двумя прыжками преодолела расстояние, отделяющее ее от мужа. Гримасса боли исказила лицо; плакать было некогда, над мужем витала смерть. Разорвав на воине одежду, она перевязала рану, надеясь остановить кровотечение. Воин был без сознания, но сердце билось.

Необходимо было срочно сделать отвар из трав. Каждое мгновение решало все. Происходящее за пределами вигвама не имело никакого значения. Она не слышала выстрелов, не видела солдат, повсюду сеящих смерть; ее муж умирал.

Вдруг кто-то с силой отдернул шкуку и в жилище ворвались бледнолицые. Их было четверо; волонтеры, добровольно примкнувшие к армии торопились в поход, чтобы поживиться. Солдаты еще вели бой, а они уже рыскали в поисках еще не снятых скальпов. "Состричь клок волос с краснокожего "где-нибудь в лесу, конечно. хлопотно. Но среди завалось из трупов отчего бы и не потрудиться.

Вперед выдвинулся огромный рыжеволосый детина. Белесые, навыкате глаза бессмысленно смотрели по сторонам. Увидев молодую красивую дикарку, он оскалил зубы. "Какая удача, дочего хороша, редко встретишь такую в этих забытых Богом местах. Ну сейчас мы увидим какова она в деле" , - подумал волонтер.

Предвкушая удовольствие, он сощурил глаза, отчего рябая, в оспинах, кожа покрылась морщинами. Ноздри Рябого раздулись как у лошади. Жадно втягивая в себя воздух, он шел на запах.

Быстро набросив на мужа кожаное одеяло, Ночной Цветок забилась в угол, надеясь на чудо. Бледнолицый подошел вплотную и коротким ударом сапога в плечо опрокинул ее. Затем он выхватил из-за пояса пистолет, скинул одеяло и с презрением посмотрел на умирающего туземного воина. Еще раз окинув взглядом вигвам он поднес ствол прямо к сердцу своей жертвы и нажал на спусковой крючок. Быстрый Ястреб судорожно дернулся, издал последний стон. Рябой деловито пнул труп ногой и оскалился довольный своей работой.

Широко раздвинув руки, он стал вразвалку приближаться к женщине. Остальные волонтеры растянувшись цепью медленно шли за ним. Похотливые ухмылки скользили по лицам.

Ночной Цветок быстро оправилась от шока. Убийца! Это огромное рыжеволосое существо убило ее мужа и приближалось к ней. Великая ненависть пылала огнем, сжигая алдонтинку. "Умри же, бледнолицая собака", - прокричала она и, выхватив из складок платья нож, вонзила его в горло врага.

Хрюкнув от неожиданности как кабан, он с удивлением посмотрел на женщину. Потом, схватившись слабеющими пальцами за рукоятку, он выдернул нож и отбросил его в сторону. Захлестала кровь, заливая все вокруг.

Постояв еще мгновение, он сделал шаг вперед и всем своим огромным весом обрушился на пол жилища. В его белесых глазах не было ни страха ни боле. Одна пустота!

Несколько резких ударов повалили алдонтинку на пол. Враги долго били ее ногами, оглашая вигвам нечленораздельными звуками. Окровавленная женщина лежала на животе, не имея сил даже пошевелиться. Один из бледнолицых взял в руки длинноствольный охотничий оленебой и направил его прямо в затылок жертве.

Ночной Цветок ждала, жаждала смерти. Как же иначе смыть с себя эту мерзкую грязь позора? Она вознесется на Заоблачные Поляны Охоты к мужу, где они будут вечно пребывать на покрытых цветами лугах рядом с Великим Духом.

Но другой волонтер отвел ствол в сторону и, выхватив нож, разрезал на женщине кожаное платье.

Липкие, потные руки, слюнявый рот, незнакомый, тошнотворный запах, она никогда не сможет забыть этого. Бледнолицые торопились; их было трое.

Просвистев в воздухе, большой охотничий нож почти по самую рукоятку вошел в спину одного из волонтеров. Падая, он попытался судорожно ухватиться за висевшую в вигваме рыбацкую сеть. Но толстые, короткие пальцы сжимали лишь воздух. Завалившись на спину, он еще сильнее вознал лезвие в тело.

Второй энглиш мгновенно выхватил пистолет, но, преодолевший разделяющее их расстояние двумя прыжками, младший брат Быстрого Ястреба Меткая Стрела одним взмахом боевого топора разрубил снизу до верху гортань и челюсть врага. Последний бледнолицый был повержен ударом топора в затылок.

Отшвырнув тело врага в сторону, воин склонился над неподвижно лежащей женщиной. Жизнь еще теплилась в ее истерзанном теле. Срезав скальпы с трупов, алдонтин перебросил свою драгоценную ношу через плечо и устремился в сторону взорванной скалы. Но шальная пуля нашла свою цель. Как и тысячи других алдонтинов, в эту ночь молодой воин Меткая Стрела вознесся на Заоблачные Поляны Охоты.

Пробиваясь через завалы мертвых тел и огни пожарищ, оставшиеся в живых воины стали отходить к скале. Прорыв в лес был единственным спасением. Под непрерывным ружейным огнем лучникам удалось организовать внешнее кольцо обороны и прижать к земле засевших на скале волонтеров. Понеся первые же существенные потери, солдаты залегли. В рукопашную никто не рвался. Ради чего?

Используя возникшую заминку, краснокожие под прикрытием лучников ринулись вверх на скалу. Расстреливаемые в спину, они не считая потерь, ворвались в ряды волонтеров, круша и уничтожая все живое.

Через проломы на взорванной скале алдонтины стали отходить в лес. Женщин, детей, стариков высодили первыми. Раненых выносили на руках. Этот непрерывный поток из человеческих тел стал единой огромной мишенью. Солдаты не целях стреляли в упор и, одурманенные кровью побоища, с неистовством хищных зверей убивали безвинных, беззащитных людей. Казалось, уже ничто не сможет остановить полной гибели племени Бурого медведя.

Но в это время высоко в небе раздался огромной мощи гул, переходящий в страшный рев. Длинный огненный хвост полоснул утренние сумерки и громадный, нестерпимо яркий шар ударился в вершину Большой Горы.

Раздался неимоверный грохот и ослепительный поток огненных брызг накрыл собою округу. Тут же занялся пожар. Вековые деревья загорались как сухая прошлогодняя трава. Стало светло, как днем.

Ветер подул к реке и едкий черный дым накрыл позиции бледнолицых. Спасенные чудом, алдонтины уходили в лес.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ночной удар энглишей одновременно по всем селениям алдонтинов был явлением уникальным в истории непрерывно следующих одна за другой туземных войн. Однако, тщательно разработанная операция являлась лишь частью еще более грандиозного замысла.

Победив франков в Семилетней войне, энглиши присоединили к империи огромные территории на севере континента. Но в старых колониях непрерывно нарастали противоречия между поселенцами и центральной властью. Колонисты, сгоняя с лучших земель аборигенов, завозили на них чернокожих рабов и не спешили поставлять хлопок, индиго и сахар в метрополию. В Старом Свете хватало клиенов, готовых за эти товары платить больше, чем корона. В сознании поселенцев доминирующей была мысль о необходимости отложения от метрополии.

Правительство не могло не считаться с этой угрозой и приняло контрмеры. Был разработан план строительства Великого Водного пути. Верхняя река, Великие Озера, соединенные каналом с Синей рекой, и Отец Рек становились единой транспортной артерией. Судно от восточного побережья Континента могло пройти по каналу к Спейнскому Заливу через глубины еще не покоренных земель. К тому же водный путь становился как-бы естественной границей, умеряющей аппетиты спейнов и франков. На новые земли предполагалось завезти из метрополии новых поселенцев из беднейших слоев населения и из них создать мощный противовес тем, кто родился и вырос в колониях.

Но на пути проекта стояли воинственные алдонтины.

Завоевание Континента спейнами, франками и энглишами началось почти одновременно. И нигде на бескрайних просторах колонизируемых земель они не встречали достойного сопротивления.

Путешественники, достигавшие самых глубин материка, всегда отмечали миролюбие аборигенов в отношении людей с белой кожей, их радушие. Сталкиваясь с цивилизацией, туземцы тут же попадали под ее безжалостный пресс.

Но с самого конца семнадцатого века поведения ряда племен резко изменилось. Особенно выделялись мэкигэны, алдонтины и шауни. Земля алдонтинов находилась на восточном берегу Отца Рек, в его среднем течении, примерно на тридцать седьмом градусе северной широты и восемьдесят девятом градусе западной долготы. Алдонтины превратили свои земли в закрытую страну. Они убивали почти всех бледнолицых, ступивших на их территорию, лишь некоторым оставляя право навечно поселиться среди краснокожих.

Земля алдонтинов располагалась на стыке интересов спейнов, фанков и энглишей и, в общем-то, была захолустьем. Но когда появился проект Великого Водного Пути, географическое положение этой территории резко изменилось.

В самом центре владений племени Бурого Медведя энглиши намеривались построить первоклассный форт, наглухо заперев от конкурентов внутренние области материка. Наученные горьким опыток мэкигэнской кампании, они уже не были столь самонадеянны, чтобы силами двух-трех рот взяться за дело.

В глубочайшей тайне на транспортных судах войска перебрасывались в места дислокации. Основной упор делался на корабельную артиллерию. Разгромленных дикарей предполагалось выселить на западный берег Отца Рек.

Там они будут биться с шауни за место под солнцем, уничтожая друг друга. Новая война энглишей со спейнами была не за горами. А заполучив западный берег, уже не придется особо тратиться на его очистку от туземцев.

Племя Бурого Медведя было главным в алдонтинском племенном союзе. Именно здесь энглиши нанесли основной удар. Группа разведчиков из следопытов и охотников, возглавляемая лично капитаном Дребдерсом, получила задание взорвать скалу. Эта акция планиовалась как основной козырь операции.

Обращаясь к волонтерам капитан с неизменной иронией произнес.

- Господа, я не имею никаких сомнений в том, что наши друзья сегодня славно повеселились, но будь краснокожий хоть трижды сыт, ему снятся все те же жирные олени и огромные индейки!

Фэнд Уэсд, мужчина неопределенного возраста, национальности и рода занятий, первым воспринял шутку. Широко открыв рот и оскалив большие крепкие зубы, вырывающиеся из густой растительности, заселившей лицо почти до самых глаз, он чуть было не огласил округу хохотом. Вовремя остановившись, Фэнд, переведя оскал в ухмылку, поддержал капитана.

- Сэр! Когда эти парни строили свои шалаши под скало, они думали о ветре. Он, видите ли, дует. А вот о том, что скала может им на головы грохнуться, они, клянусь всеми святыми, не задумывались.

Отряд бесшумно крался к вершине. На самой макушке спиной к спине сидели двое молодых часовых. Умиротворенные сытым ужином, они лениво делали вид. что охраняют селение, думая лишь об одном.

- Как нелегко быть молодым воином! Все спят после такого пиршества. А тут сиди и жди врагов. А откуда им взяться?!

Сомнения часовых развеялись быстро. Деловито снимая скальп, Фэнд Уэсд концентрировал обрывки мыслей.

- Слава Богу, на факториях жватает денег откупать все скальпы, но черт возьми, неужели они заберут все, что мы сейчас "настрижем". Как же, все-таки, богат наш король.

Бочонки с порохом передавали по цепочке. Ближе к рассвету, когда сон особенно крепок, все было готово. Сигналом послужил первый залп с брига. Пороховая дорожка мгновенно занялась пламенем. Взорвать скалу удачнее было вряд ли возможно.

- Чисто сработано, - подумал Фэнд, от удовольствия потирая руки. Но потом все пошло не так гладко, как задумывалось. Вначале, конечно, краснокожие поддались панике. Волонтер даже успел прикинуть.

- Пожалуй, и в тот миг, когда меня намеревались вздернуть на рее, шансов остаться в живых было все же побольше, чем у них там, внизу.

Фэнд тут же предался занятию, приносящему огромное удовольствие: он стал подсчитывать скальпы, которые ему, наверняка, удасться заполучить.

Под огневым смерчем дикари все-таки смогли наладись боевой порядок и стили пробиваться в лес через взорванную скалу. Волей судьбы Уэсд оказался в эпицентре событий.

Когда стрела пробила плечо, а толпа разъяренных дикарей в отчаянии ринулась к вершине, он твердо решил, что зря ввязался в эту историю. Конечно, волонтеру давно были знакомы слухи о том, что с алдонтинами лучше не иметь совсем никаких дел. Да, слухи эти, ходившие среди охотников и бродяг, как оказалось, имели под собой очень твердую почву.

Весь отряд, охранявший скалу, был уничтожен. В самый последний миг Фэнд чудом спасся. Он раньше других реально оценил ситуацию. И в тот момент когда разведчики схлеснулись с краснокожими врукопашную, он откатился вниз и спрятался в густых зарослях орешника. Дикарей было во много раз больше. Волонтер сообразил быстро.

Рана оказалась не опасной. Кровотечение удалось остановить. Краснокожим, уносящим ноги, было не до Фэнда.

- Как много скальпов уходит, - с досадой подумал он, констатируя не только свои прямые убытки, но и неудачный исход всей операции.

Из своего укрытия он отлично видел труп капитана Дребдерса, валявшийся в безобразной позе.

- Сегодня я оказался удачливее других, - отметил волонтер, - но какой шикарный перстенек. Капитану он уже не понадобится, а ювелир в Бигтауне отсыпет за него звонкой монетой.

Когда разразился пожар и все вокруг заволокло едким дымом, стало ясно, что туземцам повезло. Уэсд не торопился присоединиться к своим. Внимательно осмотревшись и окончательно убедившись, что в живых из отряда не остался никто, он осторожно подполз к офицеру. Мгновенно проверив содержимое карманов и кошелька, он все внимание сосредоточил на ювелирном украшении. Пальцы на руке трупа были перебиты и распухли. Снять перстень стало невозможно.

- Ну и денек, - подумал Уэсд, - вот же вляпался в историю. Занес меня черт сюда. А эти краснокожие свиньи вовсе не желают подыхать. Надо спешить.

Он выхватил нож и хлестным движением рубанул по пальцу. Время поджимало.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Страшная беда постигла народ алдонтин. Бледнолицые напали одновременно на все племена. Тысячи краснокожих были убиты, даже не вступив в бой с врагом. Окружающий алдонтинов мир плакал вместе с ними. Небо покрылось пеленой грязных серых туч, не переставая моросил дождь. Дул, пронизывая до костей, холодный северный ветер. Он проникал повсюду и не было от него спасения.

Еще никогда алдонтины не хоронили столько людей. Живые провожали мертвых на Заоблачные Поляны Охоты. Вожди и воины уходили в последний путь в своих лучших одеждах, украшениях. Рядом лежало оружие: луки, стрелы, щиты, копья, палицы, топоры, ножи. Боевая раскраска покрывала суровые лица. Женщины, дети, старики - все они вместе отправлялись на Небо, чтобы навсегда стать частью Великой Тайны.

К погребальному костру слабеющей походной с пылающим факелом в руках подошел Расщепленный Дуб. Наступила полная тишина. Люди замерли, Великий Вождь должен сказать то, что каждый хочет слышать.

- Братья! - вознесся над округой суровый голос, - алдонтины гордый, мужественный народ. Белые люди убили многих из нас. Но они не смогли и никогда не смогут убить в нас Дух. Бледнолицые кровожадны, безжалостны, беспощадны. Но разве есть в этом мире сила, способная сломить алдонтинов? Бледнолицые собаки заплатят кровью за смерть каждого. Поклянемся же в этом.

Возбуждение достигло предела. Этих слов ждали. Они были в сознании и на устах каждого. И громогласное - "клянемся", раскатом разнеслось по округе.

Расщепленный Дуб вознес руки к небу и, устремив взгляд к облакам, прокричал.

- Гичи-Маниту! Прими детей своих. Возлюби их, как любим мы тебя.

В глубокой скорби он передал факел Познавшему Древо. Жрец поджег костер с четырех сторон.

- Владыка Жизни! Страшный враг напал на нас. Дай нам Разум и Силу победить его. Мы любим тебя, Великий Дух. Возлюби же детей своих!

Языки пламени жадно пожирали все вокруг, пробиваясь к центру костра. Забили барабаны, воины выстроились рядами. В грозной боевой раскраске, с оружием в руках они начали свой погребальный танец. Ритм учащался, движения становились все быстрее. Разгоряченные ритуальной пляской, алдонтины подбадривали себя устрашающими кличами, все больше распаляясь. Жажда мести сжигала, разрывала на части.

Вдруг в самую гущу танцующих ворвался Познавший Дерево. Он высоко поднял свой жезл и направил его в сторону Большой Горы. Глаза жреца блеснули, на впалых щеках, изборожденных морщинами, заиграл румянец. Весь его вид показывал удивление и восторг.

- Смотрите! Смотрите, - в растерянности кричал жрец. Люди останавливались, в недоумении застывая на месте.

На вершине горы на прекрасном ослепительно белом скакуне величаво восседал могучий, необычайно красивый воин. Мягкий ветерок раздувал переливающиеся перья его головного убора. Куртка и легины из нежной оленьей кожи были украшены изящным орнаментом и окаймлены бахромой. Гордая осанка воина, мощь и могущество исходящие от каждого его движения, от сурового, мужественного взгляда, завораживали людей, вызывали почтение и мистический ужас.

Вооруженный по-адонтински, в руках он держал ружье - грозное оружие белых людей. Видение было необычайно четким. Легко различались даже белки глаз и мелкие узоры на одежде всадника. Конь медленно развернулся, теперь воин смотрел строго на восход солнца. Туда, откуда пришли белые люди. Мустанг вздыбился, заржал, замахал ногами. Всадник отпустил поводья и скакун стремглав ринулся вниз, на восток, медленно исчезая за горизонтом.

- О, Великий Маниту, - одновременно разнеслось тысячеголосое эхо. Люди падали на колени, вознося к небу руки. Чувство истомляющего наслаждения пронизывало насквозь. Бог Краснокожих пришел в это тяжелейшее время к своим детям. Он был рядом, до него можно было почти дотронуться рукой. Бог пришел ко всем и к каждому. что-то новое, еще не осознаваемое, но уже ощущаемое охватывало народ алдонтин. прошивало его невидимыми, но прочнейшими нитями. Это были непоколебимо уверенные в себе люди.

Прошло семь Малых Солнц. Энглиши, через переводчика из эрагезов, объявили, что они созывают Круг Большого Костра. Никто не сомневался в их праве на это, мощь пушек была веским основанием.

Правительственный агент Уинстон Гудмэн всматривался в суровые лица-маски туземных вождей. Что там за масками? Заныло левое плечо. При волнениях боль обострялась всегда. Стрела с зарубинами, много лет назад выпущенная из лесной засады, видно навсегда оставила память о себе.

План поголовного уничтожения дикарей провалился, падение метеорита вполне может вызвать у краснокожих воодушевление, к затяжной войне экспедиционный корпус совершенно не готов.

Гудмэн должен был запугать вождей и тут же подкупить их, ни в коем случае не доводя дело до вооруженных столкновений. Ведь ночная резня не решила ни одной, проблемы, лишь создав массу новых.

Потери войск, по крайней мере, в десятки раз выше расчетных, а это весомый аргумент противников Великого Водного Пути, считающий авантюрой такой резкий рывок на запад.

Ведь слишком многие полагают, что в глубины Континента надо продвигаться шаг за шагом от восточного побережья и великих Озер. А туземцев побеждать не силой оружия, а огненной водой и религиозной дезориентацией.

Не зная ни слова по-алдонтински, Гудмэн не стал утруждать себя витиеватостью фраз, стремясь лишь донести до дикарей основной смысл.

- Все земли восточнее Отца Рек являются территорией энглишеского государства и все, что находится на них, по праву принадлежит энглишам. Это подтверждается межгосудаственными договорами. Алдонтины занимают эти земли совершенно незаконно, ведь нет никаких документов, обосновывающих право краснокожих жить здесь. На то воля Божья, алдонтины должны переселиться на западный берег.

Начало показалось правительственному агенту вполне удачным. Но, чтобы лучше выверить направление беседы, он решил послушать и краснокожих.

Но Расщепленный Дуб вовсе не собирался состязаться с бледнолицым в утонченности словесных недомолвок. Направив дерзкий, вызывающий взгляд прямо в глаза врага, он уверенным голосом произнес.

- Первым говорит тот, кто сильнее. Бледнолицые не смогли уничтожить сонных, беззащитных людей. Расстреливать из пушек женщин проще, чем сражаться с воинами, рассеявшимися по бескрайным лесам. Мы будем биться с вами, пока жив хотя бы один алдонтин.

Гудмэн слишком хорошо знал краснокожих, старый вождь говорил скорее для своих, чем для чужих. У каждого жанра свои усовности. Уинстон поддержал тон, заданный Туземцем.

- Белых людей больше, чем деревьев в лесу. Эту войну вам не выиграть. На берегу мы построим форт, в нем будет расквартирован гарнизон. А вокруг раскинутся фермы, поля. На этой земле алдонтинам не хватит места, а за рекой бескрайние равнины и там нет белых людей.

- За рекой живут шауни - враги алдонтинов.

Уинстон представлял себя дирижером большого оркестра. Дикарь задал правильный вопрос. У алдонтинов нет выхода, они согласятся переселиться. Но попугать врагов, побряцать оружием, они при случае всегда готовы. Пришло время достать пряник, хватит размахивать кнутом.

- Алдонтины могучий народ, они смогут объявить шауни свою правоту. А помогут им в этом ружья белых людей. Если вы переселитесь на западный берег, все вожди получат по ружью, а на каждое жилище будет выдан один мешок крупы и один мешок муки. Кроме того, никто не настаивает на немедленном уходе за реку. Важно принципиальное согласие.

- Вожди должны подумать.

- Ну конечно же! Конечно же!

Ночью Уинстон Гудмэн спал крайне плохо. Ему мерещились голые, намазанные медвежьим салом, скользкие, как ужи, бесшумные воины. Общаясь голосами птиц и зверей, они крались сквозь дозоры, разъезды, посты. Безжалостная петля смерти все туже затягивалась над беззащитным Уинстоном.

Очнувшись от кошмара, Гудмэн вскочил с постели. Он стоял, судорожно хватая широко открытым ртом глотки спасительного воздуха. Руки инстинктивно тянулись к шее. Он должен был сорвать эту петлю, он страшно боялся смерти.

Уинстон задыхался. Бешено билось сердце, его толчки больно отдавались в каждой частице тела. "Фу! Что за чертовщина, - перевел дыхание он, - какие краснокожие, вокруг сотни солдат". Лицо покрылось холодной испариной. И большая капля, скатившись от переносицы до кончика носа, упала на ладонь. Уинстон очнулся окончательно.

До рассчета было еще далеко, но заснуть он уже не мог. Придвинув ближе к свече шахматную доску, агент выбрал лишь часть фигур, расставив их в только ему понятном порядке.

- Нет, эти алдонтины совсем не так просты, как может показаться, медленно передвигая по доске фигуры, думал Гудмэн. Они уйдут на западный берег. Сто к одному уйдут. Зачем же эти бестии тянут время?! Оно нужно им, чтобы замириться с шауни. Да, они договорятся с шауни и в лесах и на равнинах спрячут свои селения. У шауни полно лошадей и у них будет веский повод для набегов на колонистов. Ну а высокие слова о помощи братьям в защите свящанной земли предков искать долго не придется. Такой белиберды хватает везде.

Уинстон четко знал, что алдонтины не дадут согласия на переселение. Но лишь сегодня. Нет, он не торопит. Пусть блефуют. Все равно правила этой игры писали не они. Дикари проиграли, еще не вступив в игру. Но война, конечно же, не закончится после ухода краснокожих на западный берег. Пожалуй, она с этого как раз и начнется. Но разве хотят задумываться об этом в Багтауне и Новом Ормеале?

Уинстон Гудмэн не Господь Бог. Он правительственный агент. Его профиль задачи наивысшей сложности. И он всегда решал их. Для него нет ничего важнее интересов империи. Но даже краснокожие вольны в выборе своих действий. Их легче всех поголовно уничтожить, чем заставить смириться. Но ведь есть форт, гарнизон, граница. Любая война, в конечном итоге несет в себе риск для жизни. Он еще раз внимательно посмотрел на шахматную доску, а затем коротким отрывистым движением решительно смел на пол все фигуры. Он был готов к новой встрече с краснокожими.

Этот Расщепленный Дуб не меньше Гудмэна заинтересован в том, чтобы вывести на западный берег свой народ, ну а поупражняться в демагогии никогда не излишне. Уинстон начал издалека, красочно описывая огромные преимущества, которые получат алдонтины, согласившись на переселение.

- В форте и вдоль рек мы поставим фактории. На них можно будет обменивать меха пушных зверей на огненную воду, вкусную еду, металлические изделия. Ножи, топоры, котлы, зеркальца, украшения; кто не хочет иметь этого? Вожди подпишут договор и наступит вечный мир. Если же алдонтины выроют топор войны, они вынужденны будут сражаться с огромной армией великой империи. И тогда уже некому будет подписывать договоры.

Агент готов был еще долго блистать красноречием примерно в таком же ключе. Он никуда не спешил. Но Расщепленный Дуб оборвал его.

- Кровь убитых энглишами братьев стучит в сердцах алдонтинов. Мертвые взывают к мщению. Но мы не безумцы, мы готовы уйти. Белые люди дадут нам еду, чтобы мы не умерли с голоду. Они сделают это и весной мы уйдем. Через одну луну мы получим все и тогда подпишем договор. Я все сказал. Хау!

- Какая дерзость, - с восхищением подумал Гудмэн, - а ведь он все просчитал, наглец. И ведь знает, что получит все это. Месяца им вполне хватит, чтобы разобраться с шауни. Ну что ж, в жизни всегда приходится выбирать меньшее из зол. Главное, они уйдут. А остальное дело армии.

Познавший Древо был одним из главных идеологов непримиримой борьбы краснокожих с захватчиками. Страшный удар, нанесенный опередившим краснокожих противником, мог сломить кого угодно, но не жреца. Он ни на мгновение не сомневался ни в правоте своего народа, ни в его способности победить энглишей. Но после ужасного разгрома среди воинов появилось немало колеблещихся. Пушки бледнолицых многих убедили, что на западном берегу алдонтинам будет лучше.

Жрец прекрасно понимал - алдонтины разделят судьбу эрагезор и мэкигэнов, если не победят энглишей. Но слишком многим воинам необходимо великое чудо, чтобы не колеблясь идти в бой.

Вопрос о том, почему столь могущественны энглиши сам собой переходил в другой: "Кто есть Бог Белых". Весь мир для краснокожего - это арена борьбы добрых и злых духов. Гичи-Маниту, сильнейший из добрых духов, далеко не всегда способен побеждать злых духов. Многое зависит и от поведения его краснокожих детей. Без сомнения Бог Белых есть не просто злой дух, а сильнейший среди них. А белокожие люди - порождение зла. И бороться с ними, значит сражаться со злом.

Жрец был абсолютно уверен, что ночное побоище, падение небесного камня и видение Гичи-Маниту связаны между собой. Бог Краснокожих сегодня слабее Бога Белых и он не смог предотвратить трагедии. Но послав Камень Спасения, он сделал все, что в его силах.

Укрепив себя настоем дурманящих трав и облачившись в шкуру Бурого Медведя, Познавший Древо удалился в Священный Типи.

Терзая себя неистовыми камланиями, он до самого рассвета ждал Гичи-Маниту. Но Бог Краснокожих не приходил.

Совсем изможденный, жрец заснул глубоким сном. Выйдя из типи, он увидел, что проспал почти весь день. Так же беспрерывно моросил дождь. Было сыро, холодно. Гичи-Маниту так и не пришел. Почему? Могущественный и безжалостный злой дух - Бог Белых - помешал этому. Такую страшную правду не должны знать алдонтины. Пусть они знают другое.

Та страсть и непреклонная убежденность, с которой Великий Жрец требовал немедлено идти к Камню Спасения, зажгла сердца многих. Огромная толпа собралась на вершине Большой Горы. Камень был десять локтей в длину, семь в ширину и пять в высоту. От него исходило мягкое голубое мерцание, пронизывающее насквозь. Конечно же, он послан Великим и Незримым. Этот камень - часть Великой Тайны, он даст алдонтинам Силу.

Было решено немедленно вырыть рядом яму и незаметно опустить небесный камень в нее. Ни один бледнолицый не узнает об этом. Когда наступят лучшие времена, краснокожие еще вспомнят об этом подарке неба.

щущение радости нарастало в народе алдонтин. На рассвете, когда сумерки едва рассеялись, а живительные лучи солнца, так и не сумев пробиться сквозь заслон из тяжелых, грязных туч, терялись в небе, вожди вышли из Священного типи и направились к Священному Столбу Войны.

Пять копий вознились в землю. На каждом тотемный знак. Все пять племен народа алдонтин клялись Гичи-Маниту в своей готовности сражаться с энглишами и просили помощи.

Вперед вышел Великий Жрец. Устремив взгляд сквозь тучи, он прокричал.

- О, Великий Дух, дай нам надежду! Пусть наша Сила сольется с твоей. И мы победим!

На площадь выдвинулось несколько воинов с удлиненными боевыми барабанами. Они сели в стороне. Сразу раздался монотонный бой.

Возле столба собрались жрецы. Жезлы, украшенные ястребиными перьями, страшные звериные маски, развевающиеся одеяния - они были похожи на таинственных духов, сошедших в мир людей.

К Священному Столбу Войны приближались колонны воинов, закутанных в плащи, украшенные священными символами. Это были лучшие воины, выбранные от каждого рода. Они взялись за руки и начали медленно кружиться. Голос барабанов становился громче, ритм учащался.

Вдруг барабаны смолкли. Танцующие мгновенно сели на землю. Тут же в танец вступили жрецы. Разгоряченные необузданными движениями они, входя в экстаз, где теряется грань между миром людей и миром духов, насыщались Силой. Невиданной Силой, данной им Великим Маниту.

Подбегая к сидящим воинам и дотрагиваясь до них жезлами, жрецы зажигали всех огнем страсти. Вскоре вновь все воины в большом круге, а жрецы внутри круга предавались пляске. Темп движений возрос до предела. Танцующие срывали с себя плащи со священными символами и, размахивая ими, отгоняли злых духов. Круг огласила боевая песня, зажигательные слова прерывались пронзительным криком.

Полные грозного смысла движения ввели всех в полубессознательное состояние. Некоторые воины, обессилев, готовы были в изнеможении рухнуть на землю. Но жрецы подбегали к ним и, дотрагиваясь жезлами, вселяли Силу. Танец продолжался.

Когда и жрецы и воины вошли в глубокий экстаз, жрецы стали быстро проводить жезлами по телам танцующих. Воины тут же падали ничком на землю. Вскоре вся площадь покрылась находящимися в глубоком трансе телами. Но дух каждого воина возносился в небеса. Там его ждали духи предков и сам Великий и Незримый.

Барабаты смолкли. Жрецы вновь возвращали воинов к жизни. Вдруг неожиданно подул резкий, порывистый западный ветер, разгоняя тучи и унося их косматые обрывки вдаль. В прозрачном, лазоревом небе нестерпимо ярко засияло солнце, ослепляя осеннее спокойствие увядающей природы. Восторгу алдонтинов не было предела. Гичи-Маниту ответил на их призыв.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

За пятьсот лет до описываемых событий алдонтины и шауни были единым народом. Они жили в Скалистых Горах. После ряда изнурительных войн с майянами и страшной многолетней засухи, их общие предки разделились на два потока и покинули прародину. Ушедшие на юг, основали великую цивилизацию, посвященную кровавым ненасытным богам. Государство это будто карточный домик рухнуло под первыми же ударами спейнов.

Другая часть народа двинулась на восток. Впереди лежали бескрайние безводные пространства, покрытые густыми травами и редкими рощицами кустарников. Бесчисленные стада бизонов были единственными полноправными хозяевами этой земли. Но краснокожие не могли жить на этих плодородных равнинах. Не имея лощадей, они продолжали ютиться вдоль берегов Извилистой Реки, медленно, в течении долгих десятилетий, продвигаясь на восход солнца. Дойдя до Отца Рек, они поселились вдоль великой водной артерии, с севера на юг разрезающей весь Континент.

А затем появились мустанги. Убегающие от нерадивых хозяев, лошади спейнов сбивались в табуны, дичали и, плодясь, постепенно теснили на Великих Равнинах бизонов.

Природа западного и восточного берегов Отца Рек очень отличалась. Жители лесов стали рыболовами и охотниками. Они называли себя алдонтинами и использовали мустангов лишь для набегов на дальние лесные народы.

Оставшиеся на западном берегу племена ловили мустангов, приручали их, охотились на бизонов. Постепенно они теряли интерес к реке. Движение Черного Орла почти не коснулось шауни. Но и среди них нашлись герои, ставшие под тотем вождя далекого чужого племени.

После разгрома объединенных сил краснокожих, среди шауни стали преобладать настроения изоляционизма. Они никогда не забывали, что их предки прошли долгий путь через Великие Равнины. И вся эта громадная территория рассматривалась ими как своя. И хотя многие племена, теснимые с трех сторон бледнолицыми, уходили вглубь Континента на равнины, бизонов в избытке хватало на всех.

Шауни совсем отвернулись от реки. Отношения с алдонтинами, ставшие дружескими во время войны Черного Орла, вновь ухудшились. Воевать народам было не за что, но ничто и не объединяло их.

Трое воинов-смертников, лучшие, выбранные из лучших, стояли на берегу Великой реки, насыщаясь очистительной Силой ритуального костра. Сумерки сгустились, ночь вошла в свои права. Жрецы, пританцовывая вокруг костра, готовили дух и плоть посланников. Ведь от них зависела судьба всего народа.

Они шли к шауни, они знали что ждет их. Как объяснить шауни то, что сейчас ясно уже каждому алдонтину? Смогут ли они понять это? И здесь мало отчаянной храбрости и безмерной отваги.

Костер догорал, огонь затухал и темнота межденно поглошала людей: сначала лица, затем плечи и, наконец, ноги. Познавший Древо властным движением указал на запад. Его суровое лицо выражало непоколебимую решимость. Крепко обняв каждого воина за плечи, он проницательно смотрел в их глаза.

- Вы не должны ошибиться, Великий Дух с вами, - тихо сказал жрец и, слегка подтолкнув воинов, добавил, - идите!

Тихая осенняя ночь была необычайно теплой. В прозрачном, безоблачном небе ярко светили звезды, луна огромным красным шаром висела над горизонтом, почти касаясь вершин могучих платанов. Сильные, бесшумные удары весел несли челнок в неизвестность. Западный берег быстро приближался.

Войдя в устье Извилистой реки, воины, борясь с течением, преодолели примерно еще тысячу шагов и лишь затем вышли из воды. В четырех десятках шагов от берега, под стволом поваленного дуба они спрятали челнок, забросав его хворостом и прошлогодними листьями.

Посланники не имели оружия, кроме ножей. В небольших кожаных сумах был запас сушеного тертого мяса и муки из кореньев всего на трое суток. Главное селение шауни располагалось в двух дневных переходах от Отца Рек, на берегу Извилистой реки.

С весны до осени шауни на равнинах охотятся на бизонов. Когда на зиму бизоны уходят на юг, шауни перемещаются ближе к лесам. Всадники на резвых мустангах всегда добывали много пищи. Зима не пугала бескормицей, сушеного мяса хватало всем. Народ шауни множился, набирал силу.

Но зимой на равнинах дуют беспрерывные холодные ветра, в лесах же всегда свежая дичь, а в реках рыба.

Алдонтины никогда не заходили на западный берег, как и шауни на восточный. Шауни почти не имели дозоров на восточной окраине своих владений. С этой стороны удара ни не ждали.

Алдонтинские псланники должны были среди бела дня совершенно неожиданно оказаться в самом центре селения шауни, рядом с вигвамом Верховного Вождя. Доблесть везде ценится высоко. Войдя же в селение плениками, трудно вообще доказывать что-либо. Плен - это позор.

Длинная ноябрьская ночь медленно отступала на закат. Рассвет приближался как-то неуверенно, с трудом пробираясь через багряные листья увядающих крон деревьев. То там, то здесь вдалеке показывались редкие, почти бездымные костры охотников или рыболовов. С огромной осторожностью посланники продвигались вперед.

Ближе к ночи путь им преградила неглубокая, но бурная речушка. Зажатая между отвесными, близко сходящимися берегами, река, с шумом ускоряя ход, низвергалась небольшим водопадом. Сквозь пенящуюся воду зоркие глаза воинов увидели небольшое отверстие. Это был вход в пещеру.

Пол пещеры был выстлан толстым слоем сухих веток и листьев, видно шауни не однажды останавливались в ней. Места для троих вполне хватило. Костер разводить не стали , съев по щепотке сушеного мяса, и выпив по глотку речной воды, выставив дозор, тут же заснули.

Последний в дозоре был Зеркий Сокол. В те дни, когда Черный Орел звал народы к священной войне, многие алдонтины встали под его тотек. Одним из них был отец Зоркого Сокола. Он погиб в первом же бою с энглишами. Сын родился уже после смерти отца. Ему пришлось рано стать мужчиной, чтобы прокормить мать, сестер.

Не только бессрашие и отчаянная смелость отличали его. Он был явным лидером, и выделялся даже среди таких молодых воинов, как Быстрый Ястреб, Сильный Удар, Ястребиный Коготь. Именно он во время ночного побоища возглавил прорыв через взорванную скалу, что в корне изменило ситуацию. И он же смог убедить вождей в том, что у энглишей нет ни сил ни желания вести большую войну с алдонтинами и еще есть время подготовиться к этой войне и первыми начать ее. В том, что посланников к шауни должен вести за собой Зоркий Сокол, не сомневался никто.

Зоркий Сокол чувствовал дыхание времени: прерывистое, болезненное. Время никогда не изменяло свой бег. Оно медленно двигалось по кругу, никуда не спеша и не замедляя ход. Всегда чего-то не хватало - еды, оружия, тепла в вигваме. Времени же было в избытке. Его не меряли, не ощущали. Оно было и одновременно как бы не существовало. Оно почти ничего не значило в жизни алдонтинов. То, что не успевали сделать сегодня, можно было довести до конца завтра или когда-либо.

Но после ночного побоища все изменилось. Легко можно было посчитать сколько Лун или даже Малых Солнц осталось до срока переселения, назначенного энглишами. И за это время надо успеть объединиться с шауни, достать оружие белых людей, организовать воинов и разгромить врагов. Иначе всех алдонтинов ожидает . . .

Мысль неожиданно оборвалась. Воин почувствовал, что за ним следят. Разглядеть что-либо за стеной водопала невозможно, и затаившийся охотник не видит его. Но следы . . .

Не двигаясь с места, вождь голосом разбудил остальных. Сильный Удар выскользнул из пещеры и, еще прячась за падающей водой, громко прокричал.

- Я пришел с миром, оружия нет. Алдонтины и шауни - братья.

Необходимо было быстро выяснить сколько воинов прячется в засаде и каковы их намерения. Он встал в полный рост и выставив вперед открытые ладони, вышел из укрытия.

Шауни был один. Он спрятался за поваленным дубом, держа на готове топорик. Молодой воин Антилопа был вполне осведомлен о событиях, развернувшихся на восточном берегу Отца Рек и быстро сообразил, с какой целью появились трое алдонтинов в этих лесах. При других обстоятельствах он бы вовсе не стал препятствовать им, только бы отследил их путь и сообщил дозорам.

Но Антилопа был плохим воином. В последнее время его преследовали неудачи. Он проиграл поединок в борьбе за невесту и пока был еще холост. В набеге на племя зиу он не проявил храбрости, если не сказать больше. И даже на стрельбах из лука показал результат, вызывающий лишь усмешку.

Антилопа решил, что трое безоружных алдонтинов станут легкой добычей. А когда он убьет их, нетрудно будет объяснить, что вышла ошибка. В последний момент шауни понял, что два воина засевшие в пещере, даже без оружия смогут сопротивляться. И он не стал спешить убивать человека, идущего к нему с открытыми руками.

Когда расстояние оказалось достаточным, он мгновенно выпрыгнул из укрытия и резко выбросил вперед аркан. Выпущенная опытной сильной рукой, ременная петля со свистом промелькнула в воздухе. Но ловец мустангов, охотник на бизонов ошибся. Сильный Удар мгновенно упал на спину и уже в полете схватил аркан руками, потянув его на себя. Выведенный из равновесия, шауни, пытаясь удержаться на ногах и, в то же время, не выпустить аркан из рук, стал беспорядочно балансировать, извиваясь всем телом.

Этих мгновений алдонтину хватило. Упругим напряжением спины он подбросил свое тело вверх. Оказавшись на ногах, воин сделал несколько длинных шагов навстречу противнику и неуловимым движением нанес удар кулаком в голову. Сбитый с ног, шауни сразу обмяк. Скрутив руки противника за спиной, Сильный Удар тут же туго связан их арканом и, посмотрев прямо в глаза шауни, ровным, мягким голосом произнес.

- Мой брат должен знать, я не хотел этого. Я пришел с миром.

Отчаянию Антилопы не было предела. Какими глазами придется взглянуть ему в глаза шауни, когда вскроется вся подоплека развернувшихся событий? Он понял, что для него единственный выход - смерть. Пугало только одно - вдруг алдонтин откажется убить его. Стараясь всеми силами сохранить достоинство, он гордо чеканя каждое слово, обратился к склонившемуся над ним победителю.

- Ты оказался сильнее алдонтин. Скальп Антилопы еще на голове, возьми его.

Примерно в тысяче шагов от места схватки возвышался невысокий каменистый холм, покрытый травой и редким кустарником. Окинув местность взглядом, алдонтин, обратился к пленнику.

- Я не хочу твоей смерти. Алдонтины и шауни - братья. Бледнолицые - вот кто наш враг. На вершине холма я сложу твое оружие. Я должен успеть уйти.

Он связал ноги Антилопы ремнем длиною в одну стопу, подал незаметный знак Зоркому Соколу и Ястребиному Когтю и стал быстро удаляться в сторону, противоположную входу в пещеру. Уже растворившись в лесу, он видел, как шауни, делая маленькие шажки, едва не падая брел к холму, где его должен был ждать спасительный нож.

Омывая возвышение, Извилистая река делала крутой изгиб, лес расступался и большая, поросшая высокой травой поляна спускалась к широкому мелкому броду. Совсем недалеко от места, где река делала поворот на север, у подножия возвышения росло несколько могучих планатов.

Приближающиеся алодонтины издалека заметили великолепного мустанга, скачущего кругами и взмывающего на дыбы. Жеребец был чем-то взволнован. Занузданный по обычаям шауни, скакун нес на хребте волчью шкуру. Всадника нигде не было. Опасность могла исходить отовсюду и алдонтины тут же проникли в заросли ивняка. Продираясь сквозь густые ветви, они незаметно приблизились к месту разворачивающихся событий.

Звон ударов лошадиных копыт заглушался воем койотов. Окруженный хущниками, жеребец не убегал. Почему? Он приготовился защищать лежащего рядом окровавленного человека. В нескольких шагах от воина находился убитый кугуар.

Гроза лесов, равнин и гор, дикая кошка пума на этот раз не смогла победить своего врага. Даже мертвая, она была великолепна. Длинное, поджарое тело, толстый хвост, сильные ноги. На груди, возле передней левой ноги, зияла рана кровавый след смертельной борьбы с человеком. Вся желтовато-бурая шкура была забрызгана кровью.

Буланый жеребец приготовился защищать своего хозяина. Он был необыкновенно красиво сложен, во всех движениях чувствовалась сила и ловкость. Он кружился на месте, щелкал челюстями, был копытами по земле. Затем вдруг взмыл на дыбы и замазах передними ногами в воздухе. Длинный хвост стелился по земле, грива развевалась. Кругой изгиб шеи, оскаленные зубы, могучее тело - все выражало мощь и неудержимую решительность.

Койоты не спешили. Сначала самые смелые из них подкрались к пуме. Большое пятно еще не высохшей крови манило к себе. Сладковатый запах заставляя забывать о страхе. Трусливо озираясь, они уже начинали лизать загустевшую, потемневшую жидкость.

Появление людей испугало койотов. Они отбежали далеко в сторону, забравшись на холм. Хищники вовсе не собирались отдавать свою добычу людям, но они хорошо знали закон - уступи место сильному. Находясь на безопасном расстоянии, звери решили выждать.

Ястребиный Коготь склонился над воином. Шауни потерял много крови и был без сознания. Алдонтин поднес к носу раненого легкую пушинку и она шевельнулась. Воин дышал!

Мустанг отбежал далеко в сторону и поймать осторожного жеребца было невозможно. Оставить воина на равнине нельзя даже под охраной. Сырая земля в ноябре - не мягкая постель. Северный ветер с собою тепла не несет. Алдонтины решили сплести ивовые носился и нести воина в селение шауни.

Окрестность огласил боевой клич шауни и не менее трех десятков воинов галопом понеслись к платановой роще. Скрываться было поздно, да и негде. Встреча с шауни произошла совсем не так, как хотелось.

Всадники взяли алдонтинов в кольцо, на всем скаку осаживая скакунов.

Вперед выдвинулся старший. Выражение его лица не говорило о дружелюбии. Окинув воинов суровым взглядом, он произнес.

- Я вождь Могучий Утес. Это земля шауни. Вы - пленники! Кто из вас вождь?

- Я - Зоркий Сокол. Наши вожди послали нас. Мы должны видеть Сидыщего Быка.

- Хау! Едем в селение.

Алдонтинов посадили на лошадей за спины воинов. Всадники тут же заарканили буланого мустанга, быстро изготовили из двух жердей волокушу, натянув между ними кожаные одеяла и бережно положили на нее раненого. Неспеша вся группа тронулась в сторону заката солнца.

Огненный Глаз был могучим воином. Настой отвара трав и глубокий сон быстро вернули силы. Утром он уже мог рассказать, что же произошло с ним.

После великой облавной охоты весь наод шауни на зиму вернулся в леса. В каждом жилище было много сушеного бизоньего мяса. Но какая семья откажется от свежего медвежьего окорока или сырой оленьей печенки?

На заре Огненный Глаз выехал поохотиться. Беспрерывная морось сменилась сухими солнечными днями и в первых утренних лучах солнца искрилась всеми цветами радуги лежащая на траве роса. Воин направил Буланого строго на юг. Расчет был прост: путь лежал по длинной дуге и вечером солнце не ослепит возвращающегося с запада всадника.

А вообщем-то Огненный Глаз не очень и огорчался. После стольких дней беспрерывной слякоти и холода он просто наслаждался ездой по бескрайней равнине. Легкий ветерок трепал гриву скакуна, в высоком, безоблачном небе парили орлы, лениво высматривая добычу. Сентиментальная, как у всякого краснокожего, натура ликовала.

- Как прекрасен мир, - подумал охотник и уже собрался со всей искренностью поблагодарить Великого Духа, но вдруг путь ему перегородили четкие, совсем свежие следы.

Сомнений не было - это благородный олень вапити. Равнина еще не просохла и было видно, что самец прошел совсем недавно. Встретить вапити в этих местах в такое время - большая редкость и всадник тут же пустил пустанга рысью. Охотник еще не видел оленя, но чувствовал - он близко. Каждый шаг сокращал расстояние.

В тот момент, когда вапити появился в поле зрения, ветер резко сменил направление. Зверь почуял запах врага. Он побежал. Догонять оленя на равнине пустое занятие. Но на крутом изгибе реки, густо поросшим ивняком, достаточно прижать его к воде. И он обязательно пойдет в заросли, ища спасения. Огненный Глаз был опытным охотником.

Совсем еще молодая пума давно уже выслеживала этого оленя. Она чувствовала в себе силы напасть на такого сильного врага. Ее желтовато-бурое тело совершенно растворялось в разнообразии оттенков еще не до конца опавшей листвы. Зверь притаился на дереве на высоте не менее двадцати пяти локтей, поджидая свою жертву.

Олень вдруг неожиданно свернул к реке, уходя в сторону от платановой рощи. За ним на всем скаку несся всадник. Он хотел отнять у пумы добычу. Выбора не было, она прыгнула.

Разгоряченный жеребец все же успел учуять опасность и, в самый последний миг, резко дернулся в сторону. Длинное, обтекаемое тело, будто выпущенная опытной рукой могучего воина стрела, с неимоверной скоростью неслось вниз. Зверь промахнулся, он не смог изменить свой полет.

Удар лапы пришелся по краю плеча. Кожаная куртка смягчила его. Из разорванных мышц хлынула кровь. Но кость была не задета. Теряя равновесие, всадник вынужден был спрыгнуть с коня. Рука сразу ощутила успокаивающее тепло роговой рукоятки ножа. Зверю потребовалось время, чтобы развернуть тело для новой атаки. Но человек оказался быстрее.

Огненный Глаз успел увидеть страшный оскал зубов на маленькой круглой голове, белое пятно вокруг рта - будто кто-то нанес краску на морду хищника. Охотник опередил своего врага; он бил прямо в сердце. Скользнув по меху, острое лезвие ножа вонзилось в мякоть мышц. Кугуар еще смог, собрав последние силы, нанести удар. Когти разорвали куртку, полосуя спину и плечо. Зверь пытался подтянуть задние ноги, чтобы вспороть живот врага, но воин сумел перебросить свое тело в воздухе. Придавив хищника собою, он судорожно сжал его шею, все дальше и дальше углубляя нож.

Он кромсал и кромсал кровоточащее мясо, пробиваясь к сердцу. Движения пумы слабели, рев и рычание переходили в хрипы и тихие стоны. Наконец, в последний раз вонсультивно дернувшись, она смолкла навсегда.

Отбросив мертвое тело в сторону, Огненный Глаз шатаясь от бессилия пошел к Буланому. Верный друг стремился навстречу. Неожиданно перед глазами поплыли зеленые круги, сменившиеся многочисленными пятнами всех цветов радуги. В ушах зашумело, затошнило, закружилась голова. Дальше воин не помнил ничего.

Сидящий Бык, Верховный Вождь шауни по зову сердца еще юношей стражался с энглишами под тотемом Черного Орла. В те дни форпосты бледнолицых были далеко на востоке.

Вождь верил, хотел верить, что они никогда не придут в землю шауни. Не потому, что будут разбиты и уничтожены другими краснокожими народами. На это он даже не надеялся. Просто белым людям не надо для жизни так много земли, как краснокожим. Там, где может прокормиться один охотник, безбедно живут многие десятки земледельцев или скотоводов. Для шауни Континент был бескрайним. Он не мог даже вообразить, как велико число белых людей.

Узнав о кровавой ночной резне, Сидящий Бык понял, что неизбежное случилось. Длинные Ножи стояли на восточном берегу великой реки, держа заложниками алдонтинов. То, о чем шауни боялись даже думать, было рядом. У них оставался выбор. Но какой пусть верный? Только Совет Большого Костра мог решить это.

Первым после вождя поднялся Верховный Жрец. Открытая Дверь говорил наполненные ядом презрения слова.

- Алдонтины - трусы! Где их стрелы и копья? Топоры и ножи? Почему они не нападут на бледнолицых ночью? Если мы отдадим им наших бизонов, то что будут есть женщины и дети шауни? Энглиши никогда не перейдут на наш берег Отца Рек. Они знают - здесь воины. Мы перебьем их всех. Нас не испугают пушки и ружья.

Жрец выступал долго и с воодушевлением. Многие, очень многие одобрительными возгласами поддерживали его. Речь лилась как журчащий весенний поток. Чувствуя нарастающую поддержку, он все больше распалялся. Обвинения и оскорбления чаще и чаще заглушали смысл слов.

Сидящий Бык отрешенно смотрел сквозь жреца. Он вспомнил великую битву с энглишами, где краснокожие потерпели страшное поражение. Тогда они все были братья: шауни, мэкигэны, эрагезы, гуролы, целинолы, алдонтины. Открытая Дверь был тяжело ранен и Твердая Скала вынес его из боя, почему же жрец забыл это?!

Великий Черный Орел, посланник Маниту, знал слова, зажигающие сердца краснокожих. И они, отбросив свой страх, шли за ним. Сидящий Бык таких слов не знал. Он понимал, что жрец ошибается. Но все или почти все воины были согласны с ним. Не может же заблуждаться весь народ?

Открытую Дверь поддержал Могучий Утес. Он хвалил мужество и отвагу шауни, обвинял алдонтинов.

- Солдаты на равнинах, - утверждал вождь, - будут беспомощны против всадников, а кавалерия энглишей на безводных просторах не сравнится по быстроте и выносливости с неуловимыми отрядами шауни. В стычках с конницей бледнолицых преимущество огнестрельного оружия не столь велико. Длинные Ножи встремят удар топоров и копий, и воины будут беспощадны.

Сидящий Бык понимал, что могучий Утес говорит правду. Но не всю. Воин не знал всей правды. Великий Вождь знал ее. Вдруг перед глазами поплыл густой туман, типи, в котором шел совет, исчез и из небытия прямо на вождя поползли тысячи и тысячи повозок, запряженных крепкими, откормленными волами. Они двигались медленно, но неотступно, сметая все на своем пути.

В повозках бледнолицые. Огромные, сильные, бородатые. Рядом дети, очень много детей. Заботливые женщины нежно оберегают их. Сзади бесчисленные табуны лошадей и стада коров. На телегах домашняя утварь, инструменты. Белых людей очень, очень много.

Они строят большие, крепкие дома из камней и толстых бревен. Своими огромными плугами они режут Мать-Землю: на части, на куски полей. Кругом горят леса, безжалостные лесорубы топорами убивают деревья.

Кругом могучие крепости, с бастионами, с пушками. В них целые армии солдат, у всех ружья. В огромных городах тысячи больших домов. Везде много детей. Они растут и становятся солдатами. Им не хватает земли, им тесно! Они вновь на повозках. Эта страшная лавина из тел белых людей неудержимо несется на закат солнца. Что может остановить ее?!

Это видение сменилось другим. Лучшие воины шауни приготовились нанести удар. По реке плывут лодки, плоты, на них алдонтины. Воины, женщины, дети. Сзади пушки, солдаты, кавалерия; обратной дороги нет. Там смерть. За рекой тоже смерть. За спиной пушки, впереди стрелы. Алдонтины идут вперед. Тысячи стрел выпущены из засад. Воинов не видно, они спрятались. Будет много скальпов.

Алдонтины хотят жить. Они не могут победить энглишей. Они не могут победить шауни. С отчаянием обреченных бросаются они на шауни. Они все погибают. Но умирают и шауни. Много воинов, весь берег в крови. Алдонтинов нет, они все убиты. Лучшие воины шауни тоже мертвы. Кто вел их в бой? Нет, нет! Не Сидящий Бык! Он не воевал с алдонтинами. Алдонтины - брать. Энглиши враги.

Через реку переправлялись Длинные Ножи. Бряцание сабель, блеск шпор. Бледнолицые шли как на параде, они не сомневались в победе. Воины шауни не встретили их, они мертвы. Шауни пали в битве с алдонтинами. Кавалеристы сжигали типи, рубили людей, уничтожая каждого. Они очищали места для поселений.

Вождь сбросил с себя оцепенение. Он увидел глаза Твердого Сердца: огромные, бездонные. Один из немногих он был не согласен с выступавшими. Но почему молодой вождь молчал? Может быть он готов сказать позже? Опытный охотник, удачливый воин - к его словам прислушаются многие. А если и он смутится, если поверит, что не прав?

Судьба шауни решалась на совете вождей. Сидящий Бык не мог, не имел права допустить, чтобы шауни ошиблись. Он потребовал дать слово Твердому Сердцу.

Молодой вождь встал в полный рост, смело устремив взгляд в глаза вождей. Все сразу смолкли. Это был высокий, прекрасно сложенный воин, чувствовалось, что он рожден вести за собой людей. Он сказал то, о чем так долго думал и чему искренне верил Верховный Вождь.

Мир окружающий нас есть Великая Тайна. Могучий бизон и почти невидимая букашка, огромный дуб и легкая травинка, свирепый волк и грациозная лань - все сущее имеет полное право на жизнь. Мать-Земля кормит каждого. Есть ли у Великого Духа любимые дети? Кто скажет, что он любим более других? В лугах и лесах полно дичи и доблестный воин всегда найдет в себе силы добыть пищу и накормить жену и детей.

Шауни и алдонтины - сильныые и мудрые народы. Алдонтины всегда снимали скальпы с наших воинов. Почему? Лишь потому, что мы снимали скальпы с них. Так длилось вечно. И разве это неправильно? Даже старики уже не помнят времени, когда мы не знали белых людей. А сегодня они строят крепость в трех днях пути от наших зимних стойбищ. Мы не успеев собрать воинов, а солдаты уже будут убивать женщин и детей. Станет ли форт дальше от вигвамов шауни, из-за того, что многие просто не хотят знать этого?!

У белых людей ружья и пушки, и они не остановятся никогда. Им нужна вся земля краснокожих от края до края. Хотим мы того или нет, но белые люди придут и сюда. Энглиши или спейны а может быть и фраки. Они придут, чтобы убивать нас и наших бизонов. Они привезут черных рабов и заставят их выращивать хлопок и сахарный тросник. Или станут пасти коров. В мире белых людей краснокожим меса нет.

Энглиши выгонят алдонтинов и они перейдут на наш берег. У них нет выхода. Кто знает, сколько наших воинов уйдет на Заоблачные Поляны Охоты на войне с алдонтинами?

Трудно обвинять в трусости людей, в спины которым смотрят пушки. Пусть же один из алдонтинов сразится с лучшим нашим воином. И все увидят, что нашими союзниками будут не безвольные трусы, а гордые воины.

После слов Твердого Сердца стало ясно, что мнения вождей разделились. Дальнейшая судьба алдонтинов зависела от исхода поединка.

Зоркий Сокол не спал, он не мог заснуть. Воин смотрел в костер. Огонь разгорался, набирая силу. Пламя охватывало хворост со всех сторон, пробиваясь к центру. Еще можно было погасить огонь, набросив одеяло. Костер разрастался, крепчал, жар становился нестерпимым. В этот миг затушить пламя было почти невозможно. Затем, постепенно прогорая, костер стал медленно остывать, превращаясь с пепел.

В память вовь врывались кровавые картины ночного побоища. До боли сжав кулаки и зубы, он гнал прочь тоску отчаяния. Мертвых не вернуть, надо думать о живых, если бы пушки энглишей били по пустым жилищам, а воины, спрятавшись в засадах, ударили в спину солдатам, идущим в атаку, то их не спасли бы и ружья.

Зоркий Сокол пристально смотрел в догорающий костер. Неужели завтра могучий воин шауни убьет его и икто уже не сможет донести до них страшную правду о грозящей опасности? Шауни считают его врагом. А он жалеет их. Он знает, что будет со всеми краснокожими, если шауни не поверят ему. Алдонтин чувствовал, физически ощущал, единство с этими людьми. Он не имел права умерень! Что значит его жизнь по сравнению со всем тем, что вокруг него?

Страх охватил его! Он не сможет, не успеет, опоздает. Но кто же тогда, если не он? Время во всей его бесконечности сжалось до одного мгновения и отголосками боевого барабана стучало в висках.

Воин звал Великого Духа, он молил Бога о помощи. Он просил Силы, просто неистовой Силы. Чтобы спасти шауни, их надо победить. Он страстно шептал и шептал магические слова заклинаний. Горячая кровь неудержимо билась в жилах. Алдонтина трясло, пот струями стекал по телу. Губы беззвучно выкрикивали имя Гичи-Маниту. Он верил - Бог обязательно придет к нему.

Затем алдонтин почувствовал головокружение и стал проваливаться куда-то вниз. Все вокруг потеряло реальные очертания. Вдруг нестерпимо яркий свет озарил типи, и в лучах восходящего солнца появился Он. Красота и величие Владыки Жизни поразили воина. Погружаясь в глубокий сон, он чувствовал невиданный прилив сил и необычайную легкость во всем теле.

Зоркий Сокол заснул как младенец. Улыбка невиданного блаженства покрывала уста. Он был счастлив. Великий и Таинственный явился ему и уже ничто в этом мире не сможет помешать воину выполнить волю Бога.

Краснокожие никогда не знали тяжелого физического труда и не отличались особенным развитием мускулатуры. В боях они полагались на хитрость и ловкость, а не на силу. Одинокий Бизон являлся редким исключением в среде своего народа и внешне был похож скорее на кузнеца или каменотеса, чем на туземного охотника. Огромного роста, широкоплечий, покрытый неимоверного размера буграми мышц, он был чудовищно силен.

Его и выставили шауни на поединок. Смерть вовсе не являлась неизбежным исходом таких поединков, но и редко кому удавалось выжить.

В центре большой площади, расположенной в середине селения, находился ритуальный столб. К нему жрецы прикрепили два ремня длиною по пятнадцать шагов. Эти ремни приладили к широким поясам из сыромятной кожи, надетым на соперников. Воины разошлись в стороны. Им выдали копья.

Схватка началась! Тонкие, легкие копья предназначены скорее для метания, чем для ближнего боя. Воины находились на линии, разделенной столбом, и для выхода на боевую позицию необходимо было изменить угол атаки. К этому стремился каждый из противников. Удачный бросок в любом случае давал победу, заканчивался ли бой смертью или увечьем. Воины стали быстро сближаться.

Если огромный шауни мог расчитывать на благоприятный исход и в ближнем бою, то шанс алдонтина был только в точном броске. Огромное кольцо, созданное из человеческих тел, не подавало признаков жизни. Сотни шауни с затаенным дыханием следили за каждым шагом воинов.

Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Одинокий Бизон, улавливая любое малейшее движение соперника, пытался поймать его взгляд. Но это никак не удавалось. Зоркий Сокол совсем немного опустил глаза вниз и, имея прекрасный обзор, стал резко уходить в сторону.

Алдонтин выдвинулся на отличную позицию для атаки, но медлил. Шауни некогда было обдумывать, почему замешкался противник. Доли мгновений решали все. Он метнул копье из самого неудобного положения. Казалось, ничто не спасет алдонтина, но он все же опередил соперника. Пролетев с огромной скоростью, копье вонзилось в землю.

Ропор растерянности пробежал по кругу. Одинокий Бизон стоял безоружным. Сейчас воин из чужого племени подойдет вплотную и точным ударом копья прикончит лучшего воина шауни. Так добивают на охоте раненого меткой стрелой оленя. Все замерло. Наступили ужасная тишина. Казалось, было слышно, как машет крыльями в небесной вышине орел, с изумлением следящий за огромной толпой народа.

Зоркий Сокол улыбался. Он занес свое грозное оружие высоко над головой и, быстро повернувшись, легким движением откинул его в сторону. Гул одобрения пронессы над площадью. Благородство алдонтина сразу вызвало огромную симпаию к нему. Уже мало кто желал, чтобы поединок закончился смертью.

Воинам выдали боевые топоры. Началось бесконечное кружение вокруг столба Алдонтину удавалось постоянно держаться спиной к солнцу и слепящие лучи били Одинокому Бизону прямо в лицо. Попытка поменять позицию всегда заканчивалась неудачей. От непрерывного напряжения затекли мышцы рук и спины, движения замедлились. Тела были уже не так послушны воинам, усталость сковывала их. Крупные капли пота стекали прямо на ресницы, слепя и раздражая глаза.

Одинокий Бизон просто устал. Он участвовал во многих поединках, но такого противника не встречал никогда. Шауни не выдержал борьбы нервов. Безразличие, вслед за изнеможением, подступало изнутри. Хотелось лишь одного: пусть вдруг, сразу, одним рывком все закончится. Он метнул свой топор.

Острое лезвие со звоном вонзилось в столб. При броске гигант поскользнулся на траве и не удержался. Мгновения хватило ему, чтобы снова встать на ноги. Зоркий Сокол тут же ринулся в атаку. Отбросив на бегу топор, он взмыл высоко вверх и пружинящей силой прыжка обрушился на соперника. Удар ноги пришелся прямо в грудь, сбив силача с ног.

Шауни упал, как срубленное дерево. Молниеносной рысью метнулся алдонтин на поверженного воина. Два точных удара в голову довершили дело. Выхватил из-за пояса нож, воин перерезал ремень, пивязывающий его к столбу и, закрутив руки противника за спиной, тут же связал их.

Ловкий, упругий, гибкий, как молодая пума, Зоркий Сокол, вскинув руки, подпрыгнул вверх. Ветер развевал волосы, глаза горели огнем радости. Взлетев в центре круга, он огласил площадь боевым кличем алдонтинов. Но это был не крик опьяненного победной кровью воина. Возглас мужа, осознающего свою огромную роль в жизни окружающих людей, разнесся над селением.

Гордой походкой он подошел к Сидящему Быку:

- Великий Вождь! В том воля Великого Духа, что бой закончился так. Алдонтины и шауни братья. Вожди должны встретиться. Я сказал.

Сидящий Бык с восхищением смотрел на молодого воина, сумевшего преодолеть невозможное. Но рядом были люди, без восторга встретившие окончание поединка. Сделав гордый и напыщенный вид, вождь с достоинством произнес:

- Алдонтин! Ты показал пример безмерной отваги. Завтра утром вы получите ответ. Я все сказал. Хау!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Алдонтины безмятежно спали, растянувшись на бизоньих шкурах. Легкий дымок догоравшего костра уносил в небо все тяготы сомнений. Казалось, ничто и никто не сможет нарушить это спокойствие. Встреча вождей состоится! Шауни поверили им.

В это время Открытая Дверь судорожно сжимал жезль. Медлить было нельзя. Встреча вождей никогда не должна произойти. Воины рода Ворона были рядом. На них он мог надеяться. Они поймут его. Достаточно всего несколько человек.

Жрец сурово посмотрел на людей.

- Разум Сидящего Быка помутился. Алдонтины несут нам погибель. За ними придут белые люди. Вождь не понимает этого. Злые духи околдовали его. Наш народ уйдет в горы, и бледнолицые никогда не найдут нас там. Сидящий Бык хочет объединиться с алдонтинами и воевать с бледнолицыми. Но нам их не победить. Мы не будем тревожить белых людей и они не тронут нас.

- Открытая Дверь прав, я верю ему, - с обожанием смотря в глаза жрецу, произнес Могучий Утес, - но что мы должны делать, скажи нам.

- Сидящий Бык не слышит волю духов предков. Они уже ждут его в Стране Вечного Покоя. Мы должны помочь ему уйти к Владыке Жизни. Кто готов сделать это?

Языки пламени освещали лица воинов. Но жрец не находил преданных глаз. Для шауни убить шауни было страшно. Но убить Великого Вождя!? Пауза затягивалась. Открытая Дверь понимал, что в любой момент все может сорваться.

Он поймал взгляд Антилопы и сурово посмотрев на него, грозно произнес:

- Ты готов?

Антилопа задыхался от волнения. Зачем шауни должны убивать друг друга? Неужели иначе нельзя? Для него, как и для каждого воина шауни, жрец был лишь проводником воли духов. И если жрец говорит, значит так надо. Воин гнал сомнения прочь, он не хотел думать об этом. Если бы все сразу исчезло как наваждение.

Но Жрец ждал ответа. "Такова воля духов, - подумал воин, - и Открытая Дверь сообщает нам ее. Я сын рода Ворона, как и Великий Жрец. Я должен". Антилопа сбросил с себя оцепенение. Он был готов. Он сделает это. И воин ответил.

- Да!

Бесшумным скользким ужом пробрался Антилопа к жилищу вождя. Луна предательски освещала селение. Яркие звезды будто кричали: "Вот он, убийца Великого Вождя. Мы покажем, где прячется он. Возьмите его".

Но никто не видел Антилопу. Разве ждет шауни удара от своих? Воин подкрался к типи Сидящего быка. Белые бизоньи шкуры были украшены прекрасным орнаментом, говорящем о жизни и подвигах владельца жилища. Острое лезвие ножа бесшумно разрезало шкуру. Медленно, прислушиваясь к дыханию каждого обитателя жилища, Антилопа проник внутрь помещения. Все крепко спали. Костер уже догорал и маленькие угольки едва позволяли отличать контуры предметов.

Зоркие глаза воина быстро привыкли к темноте. Сердце вождя было рядом. Короткий удар остановит его биение. И все сразу станет таким, каким должно быть. Он освободит дух вождя из цепких лап злых духов. Он спасет Сидящего Быка. Рука сжимала рукоятку ножа, но воин медлил. Что-то останавливало его.

Кровь все сильнее и сильнее стучала в висках Антилопы. Тело покрылось холодным потом. Он весь дрожал. Нет, он не мог сделать это! Выхватив нож из-за пояса, он занес его над головой. Нож обжигал руку. И воин с огромной силой вонзил его в землю. Антилопа закричал. Он обхватил голову руками и выл как зверь. Он не смог убить.

Вождь проснулся. Ночной мрак не позволял быстро разглядеть очертания тел. Поднялись и остальные члены семьи. Женщины подбросили хворост в костер.

Огонь осветил Антилопу. Запинаясь от волнения, он рассказал все. Вождь сразу понял - это заговор. Нельзя было поднимать шум. В предверии больших событий преступно сеять раздор среди шауни.

Пока селение спало, был собран совет из вождей, которым Сидящий Бык доверял безусловно. Необходимо было все делать молниеносно. В первую очередь решили арестовать Открытую Дверь и Могучего Утеса. Дальше действовать по обстановке.

Молодые воины быстро доставили заговорщиков к жилищу вождя. В свящем селении никто не заметил развернувшихся в ночи событий.

Все быстро сели на лошадей и выехали из селения на запад. У подножия одинокой скалы, возвывающейся над Извилистой рекой, всадники спешились. Сидящий Бык подошел к Открытой Двери и с глубокой тоской посмотрел в глаза.

- Жрец неправильно понял волю духов. Великий и Незримый один знает как должно быть. Он спас вождя шауни. Жрец ошибся. Жрец уйдет в мир духов. Они будут учить его понимать волю Гичи-Маниту. Жрец выкурит эту трубку. Магическое зелье поможет ему без боли освободить дух.

Открытая Дверь осознавал свою обреченность. Ему нет места среди живых. Шауни обезумели. Они выбрали ложный путь. Путь гибели. Он уйдет в мир мертвых первым.

Вождь прервал мысли жреца.

- Жрец выкурит трубку сейчас. На восходе солнца он будет вести разговор с духами и ждать, когда сможет уйти к ним. Молодые воины останутс возле скалы. Они заберут тело. Мы похороним его, как Великого Жреца. Имя Открытой Двери останется в народе шауни. Он хотел лучшего для шауни.

Сидящий Бык подошел к жрецу, передал ему трубку, обнял за плечи. Открытая Дверь разжег трубку и стал глубоко вдыхать в себя ядовитый дым. Яд подействует не сразу. Он знал это. Жрец сам готовил его. Вождь подождал, пока табак догорит. Затем подал знак. Воины вскочили на коней.

- Прощай, брат! Великий Жрец должен умереть красиво. Встретимся на Заоблачных Полянах Охоты.

Всадники спешили. Рассвет уже близко. Надо успеть до первых лучей солнца. Быстро спешились. Вождь подошел к Могучему Утесу.

- Когда ты посылал своего человека убить меня, ты не думал, хочу ли я жить. Воля духов - я жив. Оставят ли они жизнь тебе? Здесь два сосуда - они принадлежат Открытой Двери. Один пуст, в другом ядовитая змея. У тебя есть выбор. Пусть духи решат, должен ли ты жить.

Воины поднесли сосуды. Могучий Утес без колебаний подошел к крайнему и быстро опустил руку в узкое горло. Ни один мускую не дрогнул на его лице. Лишь маленькая капелька крови выступила на коже. Жить осталось не долго. Он повернулся к Сидящему Быку и медленно, подчеркивая каждое слово, произнес:

- Великий Вождь! Люди верят тебе. Ты не должен обмануть их. Духи с тобою.

Сидящий Бык повернулся в центр круга.

- Могучий Утес был смелым воином и мудрым вождем. Этой ночью он один был на охоте. Змея укусила его. Шауни скорбят.

Вождь дернул поводья и, сжимая коленями бока мустанга, направил его в сторону селения. Неуловимыми ночными тенями неслись всадники, разрезая первые предрассветные сумерки. Их ждали алдонтинские посланники.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Вожак поднял голову, внимательно всматриваясь в глубину леса. Топот конских копыт нарушил тишину. Сомнений не было - это люди. Вожак подал сигнал опасности. Сочная, нежно-зеленая трава была любимым лакомством оленей. Как не хотелось убегать. Старый самец торопил. Самки, детеныши, все стадо стало быстро уходить, направляясь к лесной чащобе. Лишь молодая олениха замешкалась, немного приотстав.

Двое всадников на горячих мустангах галопом ворвались на поляну. Две стрелы вонзились в шею. Олениха замотала головой и побежала. Она мчалась по кругу, теряя кровь. Силы покидали животное. Всадник накинул аркан и свалил свою добычу на землю, затем хлестким ударом ножа перерезал горло.

Спешился и второй всадник.

- Это твоя стрела сразила самку, Твердое Сердце, - посмотрев на раны, сказал он.

- Сегодня у нас будет много свежего мяса. Мы будем есть его с нашими алдонтинскими братьями.

Подъехали остальные всадники. Шауни, как и было условлено, расположились лагерем на большой поляне возле впадения в Отца Рек Извилистой реки. Приближались алдонтинские челноки.

Зоркий Сокол радостно вглядывалс в даль. Он, может быть, лучше других понимал значение этой встречи. Но еще больше думал вождь о ее последствиях. Он вспоминал детали разговора с Паленым Тростником. Каким непонятным и противоречивым был мир белых людей. Но победив бледнолицых можно лишь познав их.

- Ты живешь среди нас, Паленый Тростник. Ты один из нас. По крови и кости ты белый. Но по духу алдонтин. Ты жил среди энглишей. Один ты знаешь, почему они так могущественны.

- Брат! Да, я алдонтин. Все эти годы я говорил вам то, о чем ты хочешь знать. Бледнолицые упорны, настойчивы, жестоки, беспощадны. Они не считают краснокожих за людей и готовы уничтожить их всех.

- Почему?

- Только для того, чтобы занять нашу землю. Мы не нужны им даже как рабы. Ведь свободолюбивые, гордые краснокожие никогда не станут рабами.

- Но что же делать нам?

- Оружие белых совершенно. У них много солдат. Мы сможем победить их, если у нас будет такое же оружие.

- Но где же мы возьмем его?

- Алдонтины готовят для себя все сами: оружие, одежду, утверь. Лук, который имел твой дед, ничем не отличается от того, которым стреляешь ты. У энглишей все по-другому. Солдат не может делать ружье, но умеет из него стрелять. Кузнец кует железо, но не печет хлеб. Врач лечит людей, но не шьет. В далеких городах на огромных заводах и фабриках рабочие делают оружие и боеприпасы. Для любой войны оружия хватит. Ведь ничто не мешает построить еще несколько заводов.

У энглишей всегда достаточно солдат, сколько бы их не погибло. Если надо, король может отправить на войну почти каждого мужчину. Год от года оружие белых люде становится совершенней, а наше остается прежним.

- Неужели мы обречены.

- Оружие можно купить и у франков и у спейнов. Было бы золото. Его можно захватить у врага в бою. Его можно купить даже у энглишей. Среди них всегда найдутся предатели. Но пойми вождь, это не даст победы. Мы сможем победить их, только научившись изготавливать такое же оружие, как у них. Нет, лучше, чем у них, потому, что нас намного меньше. Я давно говорю это, но слышали ли меня алдонтины.

- Что говоришь ты, Паленый Тростник?! Как же сможем мы делать пушки? Или порох? Скажи.

- Я не знаю ответа, вождь. Но другого пути нет.

Западный берег приближался. "Как много солдат собрали вмесе энглиши", думал Зоркий Сокол, - корабли, кавалерия. У алдонтинов и шауни воинов намного больше, чем было у блиднолицых в ночном побоище. Мы никогда не выставляли наших воинов всех вместе. Но мы ударим. И враги узнаю силу краснокожих".

Одетые в праздничные одежды, вожди рассаживались возле костра. Огромные красочные головные уборы из орлиных перьев, гордая осанка, важные, плавные движения. Расщепленный Дуб и Сидящий Бык сели рядом. Встреча происходила на земле шауни. Сидящий Бык достал длинный, украшенный бахромой мешочек. вынул из него Священную Трубку Мира. Затем смесь растертых табачных листьев с корой пурпурной ивы, пропитанную, для облегчения горения, бизоньим жиром. Медленно, с особой важностью, вождь набил трубку, тщательно примял табак. Потом достал из костра уголек и неспеша закурил. Глубоко затянувшись, он направил чубук вверх и выпустил дым по направлению к небу, обращаясь к духам. Затем обратив чубук вниз, он выпустил дым к земле, а потом на все четыре стороны света - к четырем ветрам.

Проделав это, Сидящий Бык передал Трубку Расщепленному Дубу, который в точности повторил церемониал. Так трубка переходила от одного вождя к другому, пока ритуал не совершил сидящий крайним справа алдонтин. Затем так же трубка последовала обратно, к шауни. Когда церемония закончилась, Сидящий Бык на правах хозяина, обратился к совету.

- Братья! Всегда за летом приходит осень. Листья опадают. Но весной они вновь украшают деревья. Олень ест траву и резвится в лугах. Медведь убивает оленя - его детям необходимо мясо. Старый и дряблый он умрет и уйдет в землю. Его соки дадут силу траве. Мир, окружающий краснокожих, прекрасен. Мы можем только удивляться мудрости и величию Владыки Жизни. Но пришла огромная беда. Люди с белой кожей готовы уничтожить все это. У них страшное оружие - ружья и пушки. Многие думают, что можно спастись, уйдя далеко в горы и луга, где бледнолицых нет. Это неправда. От них не будет спасения нигде. У нас только один путь. Мы должны победить их.

Сидящий Бык опустился на землю, предложив выступить Расщепленному Дубу. Старый вождь поднялся. Он молчал, устремив взгляд в пустоту. Печаль и тоска покрывали усталое лицо. Воспоминания о страшном побоище нахлынули волной.

Вождь подал знак. Из круга вышел Сильный Удар. На обрыве небольшой скалы, нависающей над Извилистой рекой, на старом платане сидел ворон. Расстояние до птицы было вдвое длиннее, чем бил боевой лук. Алдонтин вскинул ружье, прицелился, выстрелил. Пуля прошла навылет. Птица камнем упала в воду. Сильный Удар в два прыжка оказался в челноке. Могучие удары весла погнали его навстречу течению. И уже через несколько мгновений вожди рассматривали тушку убитой птицы.

Расщепленный Дуб, дождавшись, когда все вожди осмотрят ворона, продолжил.

- Оружие белых становится все совершеннее. Ружья стреляют дальше и точнее, заряды пушек все тяжелее. Не все вожди видели пушки. Но те, кто видел, знают их силу. Энглиши строят на нашей земле крепость. Большие корабли будут подниматься по реке от Соленой Воды. Они уже завозят черных рабов, чтобы сеять хлопок и маис. Если мы не уйдем с нашей земли на запад, они грозят убить нас всех. Энглиши не хотят войны. Они знают, что в лесах потеряют немало солдат. Мы не дали согласия уйти на закат солнца. Они готовы дать нашим вождям ружья за то, что мы уйдем. Энглиши трусы. Они всегда надеются только на пушки и стены крепостей. Вместе мы победим белых людей. Но алдонтины должны на время уйти на западный берег.

Вожди с ненавистью сжимали кулаки. Они ненавидели белых людей. Коварных, беспощадных, жестоких. Они ненавидели пушки и ружья, корабли и крепости. Все это разом навалилось на них, разрушая и уничтожая, казалось, незыблемый мир краснокожих. Они хотели мстить подлым белым койотам. Кровь закипала в жилах. Зоркий Сокол поднялся, направил руку в сторону строящегося форта. На скулах играли желваки, глаза горели. Ветер раздувал орлиные перья. За эти несколько дней он сильно постарел. Первые морщины прорезали лоб. От вождя исходила огромная сила и несгибаемая увереность в победе краснокожих.

- Среди бледнолицых полно людей, готовых за золото продать краснокожим оружие. Вожди энглишей не только не хотят войны с алдонтинами, они не готовы к ней. Они боятся этой войны. Энглиши не смогли уничтожить нас, напав внезапно. Война, где каждый куст таит смерть, им совсем не нужна. Энглиши готовы дать нам ружья и помочь переправиться через реку. Мы должны пугать их и оттягивать время ухода. А в удачный день напасть на них.

Поднимались все новые и новые вожди. Их речи становились смелее. Многим уже казалось, что достаточно неожиданно напасть всеми силами, и энглиши побегут, бросая ружья. Но мысли присутствующих охладил Твердое Сердце.

- Еще никогда краснокожим не удавалось победить ни один из белых народов. Проигравшим не оставалось места на земле. Энглиши придут на западный берег. Раньше или позже. Мы не можем, не умеем воевать по их законам. Но мы умеем воевать так, как не могут они. Кто бы ни начал первым, эта война будет длиться очень долго. Мы должны убивать каждого белого, даже если он не солдат. Когда они поймут, что на нашей земле их ждет только смерть, они уйдут. Но прежде, чем уйти они много раз будут стремиться вести с нами войну. Пока вожди алдонтинов будут говорить с энглишами о времени переселения, женщины и дети тайно уйдут на земли шауни. Мы поделим наше мясо на всех. Когда женщины и дети окажутся в безопасности и мы достанем ружья, мы первыми нападем на форт. Если мы уничтожим форт, энглиши направят сюда огромную армию. И тогда каждый шауни и алдонтин будет защищать свое жилище. Нам нужны ружья. Много ружей.

Вожди уходили к своим народам, уверенные в победе. Они поклялись вести войну с завоевателями, пока бьется сердце последнего воина.

Уинстон Гудмэн был здоровым циником. Его глубоко философский ум постоянно требовал пищи для анализа.

Гудмэн удобно расположился в походном кресле в офицерской палатке и с особой тщательностью рассматривал, как солдаты, вооруженные новеньким плотницким инструментом, строили форт. Народа было много, дело спорилось. "Всего лишь месяц назад в этих местах было пустынно, - размышлял Уинстон, - и редкий туземный охотник выслеживал оленя, или, отчаявшись добыть к обеду мяса, удовлетворял голод горстью ягод. И вот на глазах растет крепость. Первокласный форт, пристань, вокруг поля, фермы. Дикари уйдут на запад, пусть они там разбираются со своими проблемами. Форт Стронг Джампинг станет оплотом цивилизации на границе".

"Дикари уйдут, - поймал себя Гудмэн на слове, - а почему дикари?" Правительственный агент вовсе не был фаталистом. Смысл фразы "на все воля божья" он воспринимал скорее как закономерность причинноследственных связей. И он не для аудитории ставил вопрос: "Почему, собственно говоря, алдонтины дикари, а энглиши цивилизованный народ". Найти ответ в Священном Писании было невозможно. В трудах философов - тоже. А Уинстон должен был завтра принять важное решение, и ответ на такой вопрос, ответ четкий и однозначный вовсе не был бы лишним.

"Много ли в истории примеров, - задумался агент, - когда экспансия цивилизованных государств была остановлена дикими народами. Оказывались ли они в состоянии переломить ход событий". Мысли роились, в голове прокручивались целые пласты исторических фактов. Гудмэн не сомневался, что, с появлением огнестрельного оружия, везде и всюду превалируют те народы, которые такое оружие производят. И даже более того. Речь может идти не об оружии вообще, а о его техническом уровне. Уже мало иметь просто пушки. Они по скорострельности, дальности стрельбы и мощности заряда должны превосходить пушки противника. "Появление нового поколения оружия в Старом Свете в одной из стран - продолжал рассуждать Гудмэн, - всегда приводит к тому, что в течении пяти, самое большее десяти лет, также же оружие начинают производить другие страны. Это создает баланс сил. И ни одна война не ведет к катострофе".

На Континенте же ситуация складывалась совсем по-другому. Уже несколько столетий народы белой расы уничтожают аборигенов, но ни один из туземных народов так и не смог создать техническую базу для войн с захватчиками. Отсталость местных племен растет. И ничто не спасет их от поражений и вымирания.

Уинстон вспомнил глаза Расщепленного Дуба. А ведь старик далеко не простак. Гудмэн был очень далек от теорий о зоологической неполноценности краснокожих. Но факты - вещь упрямая. Чего же не хватает краснокожим? Смелости? Мужества? Отваги? Агент даже улыбнулся. Он немало знал случаев, когда на Столбе Пыток из воина тянули жилы. Но подвергаемый пытке не только не кричал, но, даже не застонал. Белые люди на такое не способны просто физически.

"Может быть краснокожим не хватает смекалки, - подумал агент, - но тут же быстро отогнал и эту мысль". Как-то вдруг снова заныло плечо. Старая рана всегда напоминала о себе при волнениях. Засаду в лесу, в которую попал он, делали не глупцы. "Так в чем же все-таки причина их огромного отставания", Гудмэн не мог четко сформулировать ответ и поэтому нервничал. Он поднялся, вышел из палатки. Сотни людей, повинуясь единому ритму, делали одно большое дело. Где-то далеко за океаном, много лет назад была выдвинута идея колонизации, здесь в колониях разработан план освоения восточного побережья Отца Рек, и вот эти люди изо дня в день, отбросив свои мелкие проблемы и заботы, заняты реализацией грандиозного проекта.

"Именно этого нет у краснокожих, - осенило Гудмэна, - они никогда не поймут, что им выгодно подчиняться вождю из чужого племени для достижения общих целей".

"что чаще всего сплачивало людей, позволяя им создавать великие цивилизации", - дальше развивал мысль Гудмэн. Прежде всего это мощная, всеохватывающая религиозная концепция. Ее место, в принципе, может занимать идея построения великого государства. Или мысль о национальном и даже расовом превосходстве. Ничего этого у краснокожих нет. Их верования примитивны, поддерживаются лишь устной традицией. Каждый жрец толкует их, сообразуясь с ситуацией. Догм, раз и навсегда записанных и возведенных в ранг закона, не существует. При столкновении с религией Старого Света эти верования рушатся, как карточный домик. И туземцы теряют даже такие зыбкие основы для борьбы. И они сначала поглощаются, а затем, как лишний элемент системы, уничтожаются циливизацией""

Гудмэн широким, размеренным шагом шел по территории стройки, направляясь к реке. "Какое удачное место для пристани", - мелькнуло в голове. Невдалеке цепочка черных рабов направлялась от берега к форту. За спиной каждого был неимоверных размеров тюк. "Мы привозим черт знает откуда этих, - подумал агент, - потому что краснокожие совсем не умеют работать. Да, это скверно". Вдоль берега росла великолепная изумрудная трава. Звери, напуганные появлением людей, разбежались. И трава, еще не познавшая беспощадных рук косаря, буйствовала на напоенной осенными дождями земле.

Уинстон был в прекрасном настроении. Все очень удачно укладывалось в цепь его умозаключений. Завтра алдонтины будут нагло выколачивать из него ружья и муку. И он даст им это. Разведка донесла, что встреча с вождями шауни состоялась. Алдонтины уйдут на западный берег. И оттуда они будут нападать на поселения, мстить. Правительство выделит войска и они окончательно уничтожат дикарей. Алдонтины уйдут - это главное. В любом случае они обречены. Если дикари останутся, они тоже обречены. Конечно, во втором случае погибнет какое-то количество поселенцев, солдат. Но ведь их несравнимо больше гибнет в войнах в Старом Свете. А его, Гудмэна, служебная карьера весьма зависит от успехов переселения. Ни какие перепитии на Далеком Западе не повлияют на величие империи, но могут очень существенно повлиять на Гудмэна. И он выбрал единственно правильный ход.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ночно Цветок пришла в сознание. Она лежала на медвежьей шкуре в глубине вигвама. Сквозь отверстие для дыма виднелся кусок затянутого серыми тучами неба. Избитое тело нестерпимо ныло. Хотелось пить. Она поднялась, шатаясь от бессилия, вышла из вигвама. Все селение являлось одним огромным пожарищем. Вокруг были завалы из трупов. Находящиеся в каком-то полубессознательном состоянии люди стаскивали убитых на погребальный костер. Стояла страшная тишина, лишь изедка разрываемая истеричными воплями. Женщина шла через селение, не узнавая людей.

Она увидела двух юношей, несущих тело ее мужа. Ночной Цветок подбежала к ним. Ее ноги подкосились, от бессилия, она упала на землю, и стала безудержно рыдать. Руки гладили лицо мужа. Но оно было безжизненным, холодным. Подошедший старик поднял женщину, обнял за плечи. Он говорил какие-то слова утешения, но в ушах стоял только шум. Кровь стучала в висках.

Ночной Цветок бессмысленно смотрела по сторонам. Она не понимала: кто она и где она. В памяти всплывали какие-то неосознаваемые, но страшные картины, тут же сменялись новыми. Кровь стучала еще сильней, что-то как обручем сдавило голову. Боль стала невыносимой. Она провалилась в какую-то пустоту.

Ночной Цветок открыла глаза. Рядом сидел, низко склонившись над нею, отец. Кругом распространялся запах гари. Едкий черный дым тяжелым столбом с трудом поднимался вверх. Небо было низким, сизым. Моросил мелкий дождь. Было совсем безветренно. И дым погребального костра, ударяясь о тучи, затянувшие сплошной, непреодолимой пеленой небо, расползался во все стороны.

Лицо отца было скорбным и каким-то растерянным. Он молчал, видимо силясь найти слова.

- Отец, - прошептала Ночной Цветок.

- Не надо, ничего не говори. Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Успокойся. Время лечит любую боль. Они все уйдут на небо.

Жрец поправил кожаное одеяло, заботливо накрывая дочь. Она видела, как Познавший Древо подошел к костру, как ворвался он в круг воинов, в прощальном танце провожающих в последний путь мертвых, как кричал он, призывая людей смотреть на Большую Гору.

Затем она видела Гичи-Маниту. Бог пришел к алдонтинам. Он был суров. Он смотрел прямо в глаза Ночному Цветку. И она испугалась. Она вспомнила все. Страх и отчаяние охватили женщину. Она знала: только смерть спасет ее от мучений.

Медленным, но твердым шагом Ночной Цветок поднималась на вершину взорванной энглишами скалы. Смерть будет безболезненной. Она просто шагнет вниз.

... Ночной Цветок родилась в семье жреца. Как и все девочки ее народа, она уже с четырех лет помогала взрослым. Мальчики учились владеть оружием и ездить верхом, а девочки обрабатывать охотничью добычу, выделывать шкуры. Они изготавливали глиняные горшки, обжигали и раскрашивали их, плели из прутьев корзины и другие прочные и добротные вещи. Девочки кроили платья и мокасины, шили и вышивали, разбирали и собирали походные типи при перекочевках. Девочки учились, как найти съедобные ягоды и корень, как отыскать норы хомяков и луговых собачек. Надо было уметь вытаскивать зверьков из нор так, чтобы они не укусили за руку. Вырастая, женщины должны были знать как перевязывать раны, различать и находить лечебные травы, научиться быстро каскаленными камнями нагреть типи-потельню, горячий воздух которой изгонял злых духов, несущих болезни.

Прожив пятнадцать Больших Солнц, девушка начинала готовиться к замужеству. И разве возьмет достойный воин в свой вигвам ту, которая не может ловко ездить верхом и быстро находить дороги в лесах и лугах? И кто же выберет ту, которая с трудом может снять шкуру, разделать тушу, высушить или закопать в землю мясо, очистить и высушить кишки?

Ночной Цветок, как дочь жреца, должна была уметь и еще многое другое. Женщины ее народа не были воинами. Они не могли принимать участия в совете воинов. Но с самых ранних лет в девочке проявились черты, не свойственные женщинам. Она тянулась в чарующий мир духов, заклинаний, магических слов, лечебных и ядовитых трав. Многие, даже могучие воины, отводили взгляд при встрече с девушкой. Уже с детства на ее лице проявлялись твердость и решительность. Блеск ее больших черных глаз обжигал. И лишь презрительно опущенные уголки рта говорили о таких непонятных и таинственных мыслях, переполнявших дочь жреца . . .

Ночной Цветок была еще подростком. Юноши устроили состязания в верховой езде. Первым среди равных всегда и во всем был Быстрый Ястреб. Девушка с замиранием сердца следила за скачками. Как боялась она, что с ним что-то случится. Но волнение отражалось только в блеске глаз. Никто не должен знать ее истинных чувств. Юноши выстроились на своих мустангах в линию и пустили их в галоп. Разгоряченные кони неслись лавиной. По свисту Быстрого Ястреба всадники резко осадили коней, стали. Они подчинялись ему как настоящему вождю

Юноши на всем скаку перепрыгивали на соседних мустангов и, и снова повторив прыжок, опять оказывались на своих конях. Но не у всех это получалось. Рядос с Ночным Цветком стояла Насмешливая Птичка. Она задорно смеялась над неудачниками.

- Смелее, смелее! Держитесь за ветер, и вы сможете прыгнуть поточнее. Ну что же так плохо сгибаются колени?!

Все девушки весело хохотали. Но не Ночной Цветок. Тогда Быстрый Ястреб и Сильный Удар, защищая юношей, проскакали по мелкой воде мимо девушек. Вода окатила их с ног до головы. Они завизжали и отпрянули. Но не Ночной Цветок. Она даже не повела бровью.

Занятия продолжались. Едущие друг за другом всадники, одновременно повернув коней, должны мгновенно образовать ряд. Но не всем одинаково удавалось это. Девочки вели себя уже потише, лишь одна Насмешливая Птичка не могла никак закрыть рта. И раздраженные юноши вновь пустились в сторону девочек с криками:

- Ложись! Носом в песок! Берегись!

Все бросились врассыпную. Лишь Насмешливая Птичка и Ночной Цветок не сошли в места. Но в последний момент и Насмешливая Птичка испугалась и, присев, согнулась. Только Ночной Цветок осталась стоять, как одинокое деревце. Всадники ударили пятками по бокам мустангов, и кони взмыли вверх. Сильный Удар перескочил сжавшуюся от страха Насмешливую Птичку.

Ночной Цветок увидела над собой копыта и брюхо коня. Защищая голову, она подняла руку и тут же почувствовала удар. Пошатнувшись, она все же устояла на ногах. Мустанги за спиной плюхнулись в воду. Девушка быстро спрятала покрасневшую руку за спину. Никому не следовало знать, что рука задета копытом.

Ночной Цветок вспоминала ту страшную ночь. Ее нашли без сознания рядом с мертвым Меткой Стрелой. Она лежала на краю селения. Меткая Стрела вынес ее из вигвама. На поясе воина было три скальпа белых людей. Значит она отомщена. Она уйдет на Заоблачные Поляны Охоты отомщенной. Свой позор она смоет смертью и муж встретит ее. Над селением, раскинув огромные крылья, привлеченные запахом горелого мяса, парили грифы-стервятники, тщетно надеясь устроить себе пиршество. Как ничтожна грань между жизнью и смертью.

Когда воины привезли укушенного гремучей змеей Темного Дыма, Познавший Древо впервые позволил дочери принять участие в излечении старого охотника. Темный Дым был без сознания. Он бредил. Тело покрылось холодным потом и блестело, словно намазанное медвежьим жиром. Жрец готовил противоядие. Драгоценное время неумолимо отсчитывало мгновения жизни воина. Рука выше локтя туго перевязана и яд еще не успел распространиться по всему телу. Девушка действовала молниеносно. Ножом она вырезала углубление в месте укуса и припала к ране губами. Как хотела она спасти воина! Как просила она Великого и Незримого, чтобы он оставил жизнь Темному Дыму. Девушка высасывала и сплевывала отравленную кровь. Во рту пересохло, челюсти сводило, губы занемели, непреодолимо хотелось пить. Но разве это могло что либо значить? Ведь она спасла жизнь воина.

Познавший Древо закончил готовить противоядие. Он поднес сосуд к губам воина. Дочь с полуслова понимала его. Она подняла голову воина, положила себе на колени, закинула ее назад. Жрец осторожно раздвинул челюсти и стал медленно водить длинный полированный рог в рот. Затем, черпая роговой ложкой снадобье, он через рог стал поить воина.

Темного Дыма отнесли в потельню. Женщины уже подготовили большие раскаленные камни, и воздух в потельне быстро стал горячим. Воин потел. Яд уходил из тела, воина трясло, он весь был мокрым, будто только что вышел из воды. Темный Дым стонал, выкрикивал какие-то непонятные слова. Он боролся со злыми духами.

На утро воин был здоров. Он подарил Ночному Цветку несколько бобровых шкурок. Он был очень благодарен ей. Она сшила себе праздничную куртку и гордилась ею.

Ночной Цветок не хотела жить. Она шла к скале, чтобы умереть. Лица насильников неумолимо преследовали ее. Они все время стояли перед глазами. Эти похотливые стоны, вздохи, чмоканье, просто сводили с ума. Они беспрерывно стояли в ушах. Ощущение чего-то мерзкого, гадостливого пронизывало тело. С каждым шагом вершина приближалась. Липкие, потные руки бледнолицых будто вновь хватали ее, жестокие, безумные взгляды сверлили асквозь и не было от них спасения.

Женщину тошнило, тело слабело, она чувствовала, что не удержится на ногах. Осталось несколько движений и заветная вершина будет достигнута. Превозмогая головокружение, она делала маленькие шажки, продвигаясь к цели. Она должна умереть красиво и предстать перед Владыкой Жизни чистой.

Ночной Цветок стояла на вершине скалы. Легкий, прохладный ветерок нежно дул в лицо. Она была прекрасна: высокая, стройная, гибкая. Нарядное, праздничное платье, расшитое красивым орнаментом подчеркивало ее гибкость и силу. Женщина протянула руки к небу, смело всматриваясь вдаль. На смуглых щеках играл румянец. Глаза выражали спокойствие и умиротворенность. Улыбка немыслимого блаженства застыла на губах. Оставалось сделать небольшой шаг. "О, Великий Дух", - прошептала Ночной Цветок, отрывая тело от земли.

Но за мгновение до гибели что-то остановило ее. Она услышала голо. Тихий, мягкий, чарующий. Голос лился отовсюду и Ночной Цветок почувствовала прилив тепла. Оно растекалось по телу, вселяя спокойствие и увереннось. Это что-то было внутри нее. Перед глазами стоял яркий, но такой мягкий и приятный свет. Непреодолимо захотелось жить! Слова одно за другим проникали в сознание.

- Ночной Цветок! Запомни услышанное. Алдонтинка, дочь жреца - ты избрана. Солнце краснокожих встанет на западе. Реки потекут вспять. Воины пройдут в победном танце. Родится Посланник, Величайший Вождь. Ты сохранишь плод. Спаситель придет. Ты родишь сына. Сына Великого Духа. Он поднимет всех краснокожих и ничто не остановит их. Избранница, ты сохранишь все в тайне. Голос оборвался. Наваждение сразу исчезло. В небе плыли такие же грязные облака. Внизу висел дым дотлевающих костров. Впереди виднелись мутные воды реки. Но все это было уже совсем другим.

В глазах стояли зарева пожарищ. Проходили видения событий, которые ей трудно было осознать. Это был мир белых людей. Горящие города, на развалинах которых пировали краснокожие воины, огромные пылающие корабли, армии солдат, бросающих ружья и пушки и бегущих в безумном страхе с поля боя. Лавины всадников с орлиными перьями на головах, сметающие все на своем пути. Их вел в бой необычайно красивый вождь на белом мустанге. Ночной Цветок встретилась с ним взглядом и звериный вопль вырвался из ее груди:

- О, Великий Маниту! Почему я?

Она упала в бессилии на колени и закинув руки за голову, уткнувшись лицом в землю, закрыла глаза.

- Почему, почему я? - вновь и вновь шептали ее губы. Она боялась. Бог возлагает такую огромную ответственность на нее, простую алдонтинку. Она боялась, что не сможет сделать все так, как требует Великий и Незримый.

Ночной Цветок плакала. Слезы радости текла по щекам. Ей становилось легче. Никто не должен видеть ее испачканное лицо. Никто. Медленно и осторожно алдонтинка стала спускаться с горы в сторону леса, к ручью.

Вдруг она ощутила острое чувство голода. Легкая улыбка скользнула по лицу. Она чувствовала сына внутри себя. Владыка Жизни может верить ей. Она сделает все, чтобы Спаситель родился и вырос.

ГЛАВА ВОСЬМАя

Фэнд Уэсд находился в прекраснейшем расположении духа. Он бесцельно болтался по территории фактории, но безделье не обременяло его. Тихо насвистывая полузабытую старую пиратскую песенку, он философски рассматривал облака, делая кое-какие выводы. Туземцы с утра не появлялись на фактории. Коммерция шла из рук вон плохо.

Мысли старого пройдохи крутились вокруг совершенно непонятного ему поведения дикарей. По договору они должны уйти за реку не позднее первого мая 1769 года. По весьма льготным ценам в обмен на пушнину правительство педлагало им огненную воду, табак хороших сортов, чай, сахар, металлическую посуду. На фактории также были соль, крупы, мука, хлопчатобумажная одежда. И конечно же, красивые безделушки, всегда так манящие дикарей: зеркальца, бусы, бисер, расчески, ленты для кос, шкатулки, табакерки.

Но алдонтины упрямо требовали металлические ножи, топоры, свинец и порох. Больше ничто не интересовало их.

"Оленей они могут быть из их луков, - размышлял Фэнд, - а вот хорошего табаку выкурить - совсем другое дело. Да разве у них здесь табак растер. Это же все равно, что листьев ивовых натереть".

Перстень капитана Дребдерса, спрятанный глубоко в складки одежды, оказывал особое успокаивающее действие на его нового владельца. Единственно, что слегка огорчало, получить наличные за него можно было лишь в Бигтауне. А когда еще удасться попасть на восточное побережье?

Вошел первый клиент. Это был все тот же краснокожий. Вот уже который раз он приходил с отличными мехами. По виду - явно вождь. Гордая осанка, прямой взгляд. С поразительной быстртой он усваивал язык энглишей. Туземец всегда вел странные разговоры. Вроде слова обычные и мысли понятные, но почему то ощущалось недосказанность, какой-то другой, вовсе непонятный смысл. Казалось, алдонтин изучает его. Общение с дикарем было не то, чтобы неприятным, но оставляло тяжелый осадок.

Туземец подошел, посмотрел прямо в глаза и четко поизнес.

- Вождь Зоркий Сокол хочет говорить. Готов белый человек слышать его слова?

Вид у него был настолько серьезным и даже торжественным, что Фэнд Уэсд немного растерялся.

- Конечно! Доставай меха. Мои товары перед тобой.

- Я пришел не за этим, - краснокожий с презрением окинул помещение взглядом.

Отпетый мошенник сразу сообразил, что дело принимает весьма интересный оборот. Он быстро вышел из-за стойки, затворил дверь блокгауза изнутри на крепкий, массивный засов и льстиво взглянув на собеседника, произнес.

- Вождь может говорить. Здесь нет чужих ушей. Старый Фэнд всегда поймет человека, даже если у него красная кожа.

- Бледнолицый, которого все называют Старина Фэнд, понимает, что золото короля не его золото, а враги короля не всегда его враги. Вожди энглишей очень мудрые люди. Они знают, как побеждать тех, кого они считают своими врагами. Алдонтины не хотят быть врагами энглишей. Но не им решать. У энглишей очень много ружей. Но их мало у алдонтинов. У алдонтинов есть золото. Золота нет у Старины Фэнда. Страна бледнолицых велика. Человек, у которого есть золото, везде найдет кров и еду. В далеких городах многим безразлично, что происходит здесь на земле алдонтинов. Белым все равно: кого убивать и у кого отнимать землю. Алдонтины хотят жить. Им нужны ружья. Много ружей. Они заплатят золотом. Я все сказал! Хау.

- Так вот куда клонит этот парень, - ухмыльнулся бывший пират, - теперь ясно зачем они скупают порох. Не оленей бить! Почему же он выбрал меня? Но начинающий коммерсант сам быстро ответил на этот вопрос. На его лице даже неискушенный человек мог прочитать желание переступить грань закона. Ну а краснокожему сделать это и того легче.

- Сколько ружей? - в лоб спросил Фэнд. Он привык без лишних слов решать деловые вопросы.

- Тысяча. Одна тысяча стволов.

- Да ты что дружок, спятил. Знаешь ты, что за это грозит?

- Знаю. Виселица.

- Известно тебе, сколько золота надо?

- Да.

- Я должен подумать.

- Как долго?

- Ну дня хватит. Приходи завтра.

Бывший пират вовсе не собирался обманывать себя, будто слова алдонтина смутили его. Внутренне он давно был готов к этому. Единственное, что пугало: лишь бы кто-нибудь более проворный не перехватил заказ. Уэсду было что вспомнить о сотрудничестве с краснокожими. Когда во время Семилетней войны аборигены разделились на тех, кто был за франков и тех, кто поддержал энглишей, наступили прекрасные деньки. Правительство запретило скупать скальпы, так называемых своих дикарей. Фэнд за бесценок выменивал скальпы на огненную воду и продавал их франкам. Да, тогда денжата у него не переводились. Если бы не страстьк азартным играм, иметь бы ему плантацию сахарного тростника на юге, да сотню, другую черных рабов. Эта мысль навела на Уэсда щемящую тоску, но череда приятных воспоминаний быстро развеяла ее.

Неплохо также зарабатывал Уэсд и на ловле беглых рабов. Чернокожие убегали с плантации и, не надеясь добраться до далеких северных колоний, где рабства не было, устремлялись в джунгли. Они создавали поселения среди недоступных болот и чувствовали себя в них прекасно, будто бы вновь вернулись в родные леса Черного Континента. Среди зловонных испарений малярийных болот смерть быстро находила белых людей. Мало кто соглашался охотиться на беглых рабов в тех местах. Но деловой смекалке Фэнда Уэсда не было предела. Он поставлял местным племенам краснокожих ружья, и они отлавливали беглецов, за бесценок отдавая их Фэнду.

Он не мог не отметить, что при всей изощренности и коварстве во время войны, туземцы всегда были крайне порядочны в торговых операциях.

Но такая партия оружия ему одному была не по зубам. И он вынужден был искать подельника. Кандидатуры лучше Бена Глэдтона не сыскать. Фэнд не сог вспомнить, приходилось ли ему встречать более беспринципного человека.

Фэнд знал, где находятся огромные правительственные арсеналы. Их держали на случай войны. Далеко не каждый доброволец мог встать в строй со своим оружием. Вольный стрелок никогда не считал себя крупным аналитиком. Не был он и большим патриотом. Тем не менее, он искренне хотел верить, что война в ближайшее время не начнется и ущерб, нанесенный им государству, окажется все-таки приемлемым.

Правительственный агент Уинстон Гудмэн блестяще выполнил первую часть государственного задания. Переселение по договору намечалось на вторую половину апреля. Все шло вроде бы гладко. Но Уинстон не торопился выехать из форта Стронг Джампинг. Ощущение тревоги не покидало его. Чем больше узнавал он алдонтинов, тем большей закадкой становились они. Внешне все выглядело вроде бы гладко. Но постоянно нарастающее противостояние прослеживалось во всем. Агент знал, как должны вести себя дикари после такого колоссального удара. Этот разлад, дезориентация, потеря политической воли. Дикари обязаны с открытыми ртами слушать проповеди миссионеров, стремясь хоть как-то приобщиться к миру цивилизации, который во всех отношениях выше всего того, что окружало их.

Но ничего подобного не происходило. Алдонтины методично скупали порох, с поражающей быстротой познавали энглишеский язык, скрупулезно уточняли все тонкости учения проповедников без малейших признаков экзальтации. И что больше всего поражало: их мало интересовали чудеса, происходящие на протяжении тысячелетий с праотцами и избранными, но они жадно впитывали знания о реальной исторической обстановке и балансе сил.

И что более всего пугало Гудмэна - дикари были равнодушны к огненной воде.

"Порох, как основной компонент для создания огнестрельного оружия, рассуждал агент, - изобрели не энглиши. Его создал совсем другой народ, живущий за многие тысячи километров на противоположной окраине Старого Света". Злорадная ухмылка пробежала по лицу Гудмэна: "Да они создали порох. И что? Они продолжали использовать его для фейерверков и в то время, когда железные ряды монгольской конницы, гоня перед собой миллионы военнопленных, смели с лица земли империю Сун. Они так и не смогли сделать из пороха оружие и в то время, когда беспощадные манжуры, топя страну в крови, разгромили империю Мин". Гудмэн стоял на восточном берегу великой реки. Ее истоки находились где-то далеко-далеко на северо-западе в заснеженных Скалистых Горах, куда удавалось добираться лишь горсткам отчаянных путешественников. Для них жажда познания была важнее всего золота на свете. Эти люди были энглишами. Первопроводцы, исследователи, инженеры, изобретатели, мореплаватели, даже просто рачительные фермеры. Везде и во всем энглиши превосходили другие народы. "Где он, великий Китай, родина пороха, шелка, фарфора, гениальных философов?" - задал себе вопрос Уинстон. Ответ был заранее готов. Империя Цин, основанная манжурами, бесконечно отстала от передовых стран планеты, и к ее слабеющему телу уже подкрадывались, как стервятники, передовые отряды энглишей и стремящихся не отстать франков. "Через несколько десятков лет только в учебниках истории, подумал агент, - можно будет узнать, что на этих землях жили алдонтины. Они обречены. Это только вопрос времени".

Он вновь вспомнил глаза Расщепленного Дуба. В них было что-то такое, что не позволяло успокоиться. Из головы никак не выходили слова вождя: "Кровь убитых энглишами наших братьев стучит в сердцах алдонтинов. Но алдонтины не безумны. Мы готовы уйти". "Нет, это не слова дикаря. Вождь - тонкий политик. Он знает, что они вернутся. Не впасть в отчаяние после такого побоища? Гудмэн поставил себя на место алдонтинов. Его даже передернуло. А они уходт на запад вовсе не затем, чтобы раствориться в бескрайних лугах. Они готовы взять реванш.

"Энглиши - великая нация, - с гордостью отметил Уинстон, - нация талантливых, дисциплинированных, высокоорганизованных людей. И нет ей равных в этом мире сегодня".

Вдруг будто молния пронзила мозг. Сегодня, сегодня, сегодня! Это слово заполнило собою, казалось бы, все вокруг. "А вчера, а завтра" - с изумлением подумал агент. В глазах стояли стены великого Вавилона. Нет, не огромные стены столицы мира, еще не познавшие позора. Не те страны, гордыня которых еще не была сломлена топотом сандалий персов и македонцев. Он видел жалкие развалины города, заносимые пылью сухих ветров на задворках Османской империи.

"Подъем государства энглишей был очень быстрым, - неожиданно осознал Уинстон, - ведь еще двести лет назадвовсе не энглиши преобладали на планете. Болтуны в кабинетах могут сочинять для дикарей басенки о биологическом превосходстве белой расы и подавать их туземцам на ужин вместе со сказками миссионеров. Но человеку, который хочет хотя бы на шаг идти впереди событий, вся эта стряпня не годится. Надо быть глупцом, чтобы не видеть объективно - у алдонтинов есть все шансы изменить ход своей истории".

"Промышленный и научный взлет, поднявший государство энглишей к вершинам богатства и славы, - продолжал рассуждать пытающийся поймать все время ускользающую нить истины чиновник, - слишком многим вскружил голову. И сегодня они готовы весь мир во всем его многообразии рассматривать только через призму этого взлета. А это может привести к большим, очень большим ошибкам".

Гудмэн вскинул подзорную трубу и направил взгляд вдоль реки. Выше по течению алдонтины в заводи, растянувшись на вертких, юрких челноках в длинную цепь, забрасывали огромную сеть. Их движения была слаженными, четко отработанными. Улов превзошел все ожидания. Огромные жирные рыбины, блестя серебром чешуи и жадно глотая воздух тщетно пытались вырваться на волю. Краснокожие, ловко выхватывали скользкие тела из сети, тут же наносили каждой крупной рыбине короткий удар веслом по голове. Гудмэн неожиданно поймал себя на мыслиЯ, что эта сцена завораживает. Как жаль, что под рукой не хватало холста и красок.

"Нет, все далеко не так просто,- взламывая пласты лжи и стереотипов, пробивался к истине правительственный агент. Все великие цивилизации, как колосс на глиняных ногах, рушились как раз в то время, когда, казалось бы, находились в зените славы".

Гудмэн до корней волос был энглишем. Аристократ, джентельмен, истинный патриот. И если нации и государству угрожала реальная опасность, его личные интересы уходили на задний план. Такие, как он, составляли костяк империи. "Предки энглишей - ему показалось, что он уже ухватил эту путеводную нить, гонялись друг за другом с каменными топорами в то время, когда в других странах уже существовали великие цивилизации. ""Уинстон осознанно не сказал себе "наши предки". Он должен быть объективен во всем. Он должен видеть все со стороны. Пусть это нелегко. Но уинстон Гудмэн не имеет права ошибаться.

"Где были великие предки энглишей, когда шумеры с неимоверным напряжением сил осушали низовья Тигра и Евфрата, превращая малярийные болота в цветущие сады и пашни, а одним движением руки фараоны гнали сотни тысяч египтян строить великие пирамиды", - не мог не задать себе вопрос Уинстон. Густая пелена стандартных заблуждений охватывала сознание. Гудмэн был до конца честен перед собой. Он был близок к пониманию реальных закономерностей развития. И он пробивался к ним, разрывая эту перену. "Что мешало предкам энглишей выйти на историческую арену в то время, когда финикийцы покрыли сетью своих торговых баз все Средиземноморье, а эллины с точностью до одного процента умозрительно измерили диаметр земли, - продолжал терзать себя Гудмэн, - и, наконец, почему они так и не смогли ответить на вызов Вечного Города, когда легионы Цезаря железной поступью прошли Остров Туманов, превратив землю энглишей на четыреста лет в рядовую колонию Римской империи".

Перед глазами мелькали фаланги македонцев, неукротивые гунны, армады арабов, рвущиеся из пустынь в цветущие города, бесстрашные викинги, горстки которых наводили ужас на прибрежные города, беспощадные орды монголов, покрывшие собою три четверти Старого Света. Они появлялись ниоткуда и уходили в никуда.

Уинстона осенило! Все становилось необычайно ясным и простым. Он, наконец-то, понял, что надо делать. Алдонтины не уйдут на западный берег. Ни один! Никогда! Их всех надо немедленно уничтожить. Неожиданно. Сразу. Одним ударом. Всех поголовно. Пушки, корабли, пехота, конница. Окружить и беспощадно . . .

Мыль работала лихорадочно. Надо назначить день переселения, оказывать помощь, не подавать вида. А когда все дикари соберутся в одно место . . .

Уинстон Гудмэн почувствовал головокружение и ужасную усталость. Ставшие будто бы ватными, ноги отказывались держать тело, руки повисли, как две плети. Он весь покрылся холодной испариной. От усиленной работы мозга, голова раскалывалась. Кровь, как удары молота, стучала в висках. Уинстон закрыл глаза и на мгновение словно провалился в пустоту.

Закаленный невзгодами, сильный организм быстро одолел неимоверное напряжение. Гудмэн неспеша достал шелковый носовой платон, вытер пот.

Твердым, уверенным шагом Уинстон шел к форту Стронг Джампинг.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

- Сэр! Я продолжаю настаивать на том, что эта операция крайне необходима.

Гудмэн уверенно смотрел в глаза генерал-губернатора. Эта уверенность не позволяла его собеседнику собрать воедино несокрушимые аргументы, которые и камня на камне не оставят от доводов Гудмэна. Эта уверенность вселяла ростки сомнения в генерал-губернатора Вайтстоуна.

- Гудмэн, вот уже шестой год как огромные территории вдоль восточного побережья Отца Рек перешли под наш контроль. Здесь на юге у нас полно дел. Не в последнюю очередь благодаря вашим амбициям мы пошли на ускорение реализации плана сооружения Великого Водного Пути. Кто убеждал, что с алдонтинами не будет проблем? В эту кампанию мы вложили такие деньги. А результат? Кому нужен этот путь, если по нему можно будет плавать только на военных судах?

- Сэр! Мы явно недооценили алдонтинов. Но поверьте мне, оттого что мы закроем глаза на проблему, она не исчезнет. Алдонтины объединились с шауни. Я понимаю, западный берег в настоящее время не входит в круг наших интересов. Эти земли подконтрольны спейнам. Но как это объяснить туземцам? Шауни - это несколько тысяч всадников. Форт Стронг Джампинг не достроен. Гарнизон мал. Мы предполагали, что равновесие будет держаться на страхе туземцев. Но этого не произошло. Я молю Бога, чтобы они не напали первыми.

- Гудмэн, вы уверяли, что после ночного побоища алдонтины как народ перестанут существовать.

- Я уже не первый год работаю с туземцами. Такого удара не выдержал бы никто. Мы рассчитывали, что после шквала картечи в живых останутся единицы. Кто мог ожидать, что они переждут обстрел под шкурами?

Генерал-губернатор Вайтстоун был далеко не молод. Ему очень нравился его шикарный кабинет в резиденции на окраине Нового-Ормеала. Из окон открывался прекрасный вид на Отца Рек. Гигантские размеры реки, плавно переходящей в Спейнский Залив, глубоко врезающийся в самое подбрюшье Континента, просто завораживали. Перед зданием во всей своей изумрудной красоте, лаская взор зеленела обихоженная заботливыми руками чернокожего садовника лужайка. Стройные пальмы, как вышколенные солдаты оберегали убегающую вглубь парка дорожку, аккуратно посыпанную молотой гранитной крошкой. На юг и на восток, куда ни кинь взгляд, простирались плантации сахарного тростника, апельсиновые рощи, лениво паслись стада жиреющих на тучных лугах быков.

Огромный город с его широкими проспектами, великолепными дворцовыми ансамблями, неотразимой набережной, многочисленными памятниками достался энглишам как подарок судьбы. Франки, у которых было на что уехать, быстро покинули город, перебравшись по большой части не в метрополию, а на экваториальные острова, принадлежавшие короне. Но в основном население осталось. Натурализовавшиеся краснокожие, метисы, мулаты, квартероны, самбо, вольноотпущенные рабы, спейны не сумевшие найти общего языка с законом --кого только не было здесь. Город кишел питейными и игорными заведениями. И редким утром полиция не находила кого-либо с давно небритым лицом и умело перерезанным горлом.

Территории, растянувшиеся от Нового Ормеала до Великих Озер вдоль Отца Рек ввиду незаселенности еще не получили статус колоний. Они временно являлись одной огромной провинцией. Дл удобства управления резиденция генерал-губернатора располагалась в Новом Ормеале.

Срок службы Вайстоуна приближался к окончанию. Буйный, необузданный, но такой предсказуемый и управляемый город был ему близок и понятен. Далекий форт Стронг Джампинг и неведомые алдонтины казались чем-то нереальным и бессмысленным.

Но агент Гудмэн все также дерзко смотрел в глаза Вайтстоуна. Генерал-губернатор с нескрываемой досадой бросил взгляд на агента.

- Хорошо Гудмэн. Подготовьте конкретные письменные предложения с точным расчетом необходимых сил и средств. Мы рассмотрим их.

Годы брали свое. И Джеймс рич не мог не считаться с этим. В молодости он веселился под черным фрагом, украшенным черепом и скрещенными костями. Затем помогал чернокожим добираться до плантаций. Конечно, не все из них спешили на новое место жительства и работы. Но не принято было спрашивать их об этом.

Однажды рабам непонятно как удалось вырваться из трюма Джеймс оказался в числе очень немногих оставшихся в живых. Он успел направить свой ялик в сторону от охваченного мятежом корабля.

В суматохе Рич не забыл спасти корабельную кассу. А так, как на эти деньги претендовать было уже некому, они и стали основой, которая позволила прожженному пройдохе превратиться в добропорядочного буржуа. На паях он стал совладельцем небольшой, но еще довольно-таки крепкой шхуны. Вскоре компаньон, здоровье которого было подорвано не только ветрами скитаний, но и неимоверным количеством употребленных горячительных напитков, приказал долго жить. Наследников не оказалось. Джеймс не экономил денег на похоронах. В этот день он стал в два раза состоятельнее.

Умудренный жизненным опытом морской бродяга как нельзя лучше усвоил мысль: "Обожжешьс на молоке, на воду дуть будешь", - вполне резонно рассуждан он, став заправским шкипером. Джймс был и хозяином и капитаном своей посудины и кабатажные рейся его вполне устраивали. Когда Новый Ормеал перешел к энглишам, рейсы между ним и Бигтауном стали не только весьма безопасными, но и хорошо оплачиваемыми. А когда началось строительство форта Стронг Джампинг, Рич был среди первых, кто поднялся вверх по великой реке в глубь Континента.

Рич никогда не гнушался контрабандой. Но вряд ли им двигала жажда наживы, скорее желание вновь и вновь испытать риск, потребность в котором была настолько же естественна как и в еде, сне, алконоле.

После принятия закона о гербовом сборе, а особенно после введения новых совершенно необоснованных пошлин на ввозимые в колонии товары, Джеймс Рис готов был стать под любые знамена, лишь бы хоть как-то бороться с этим нарастающим произволом. И деловое предложение, выдвинутое Фэндом Уэсдом и Беном Глэдтоном, вызвало у него целую гамму чувств и переживаний. Рич согласился.

Братья Буш никогда не считали себя неудачниками. Но добиться чего-нибудь существенного им также неудавалось. Ни попытка варить из клена сахар, оказавшаяся делом муторным и малодоходным, ни, вроде бы успешно начавшееся, производство поташа, больших денег не принесло. Все они, как песок сквозь пальцы, очень быстро исчезали в игорных домах, притонах, питейных заведениях. Но оптимизма семейству Буш было не занимать. И разочаровавшись в одном деле, они с прежним энтузиазмом брались за другое: валили лес, строили мосты, торговали скотом. А когда становилось совсем туго, отогревались на ферме старика Буша.

Фэнд Уэсд был давним приятелем папаши Буша. Им было что напомнить друг другу о старых добрых временах.

Старик не без уважения относился к законам и в воскресенье с завидной пунктуальностью посещал храм. Но, как понимал его старый добрый друг, речь шла не столько о замаливании прошлых грехов, как об авансировании новых.

Уэсд полагал, что для выполнения такой сложной работы нужна более квалифицированная команда, но вполне резонным был вопрос: "А где ее взять?". Толковые ребята на дороге не валяются.

Узнав в чем суть дела, заботливый папаша тут же потребовал вдвое повысить сумму оплаты, справедливо полагая, что других исполнителей можно начинать искать, лишь ликвидировав семейство Буш. Но в предверии операции такого масштаба стоит ли размениваться по мелочам? Ход мыслей старика Буша было донельзя близок и понятен Уэсду и Глэхдтону. Поэтому они заранее занизили тариф ровно вдвое, учитывая аппетит старого хищника.

Бочонок старого доброго ямайского рома был не настолько мал, чтобы к утру уже закончиться. А на ферме было достаточно индеек, чтобы снимая с вертела покрытую золотистой корочкой, блестящую плавленным жиром тушку, осторожно не задать себе вопрос: "Не последняя ли".

Проспав до обеда, подельники, превозмогая головную боль и борясь со сквернейшим настроением, все же нашли в себе силы отправиться к месту будущих событий.

Государственный арсенал находился рядом с казармами четвертого пехотного королевского полка.

Удар по складам возможен только во время военных действий крупным морским десантом противника.

Нападение краснокожих исключалось. Они были на далеких западных границах. Блокгаузы были сооружены из вековых дубов. Кованые двери, огромные замки - все это выглядело весьма внушительно.

Вся территория арсенала была огорожена высоким частоколом и почти примыкала к реке, впадающей в океан. Склады охранялись отдельным отрядом. Караульное помещение находилось в центре участка. По двое часовых охраняли ворота, и каждый из трех блокгаузов. Всего было три караула. Смена караула проходила каждые четыре часа.

Папаша Буш сразу сообразил, что на каждого члена команды приходятся по трое солдат. Он тут же довел мысль до логического конца: "Для гарантии успеха придется вырезать всех".

Ближе к полуночи в зарослях, немного ниже по течению, остановился плот. Младший из Бушей остался охранять его и вьючных мулов. До складов было не более семисот шагов. Вся команда: папаша, шестеро сынков и сами организаторы вплотную приблизились к воротам и залегли в ожидании смены караула. Ровно в полночь смена закончилась.

"Откуда у этих парней такие здоровенные куски золота", - попытал подумать старый Буш. Но Фэнд Уэсд уже торопил: "Пора". "Ну с Богом" - в сердцах произнес старик, искренне веря, что никакой натяжки в этой фразе нет. Сыновья поддержали его. Все мысли Уэсда и Глэдтона были полностью заняты делом. Им некогда было укреплять себя теологическим обоснованием операции. Пожалуй, этот вопрос они отложили на потом.

Окружающая обстановка как нельзя лучше способствовала успеху. Март в Бигтауне - это уже весна в разгаре. Дул порывистый ветер. И солдаты вряд ли услышат шорохи. Ночь была безлунной. На небе ни звездочки.

Выходит, молитвы старика дошли до адресата. Оставалось не наделать глупостей.

Девять бесшумных теней скольнули в кромешной темноте. Сам Фэнд и Иаков Буш забросили арканы на частокол. Высота не превышала двух человеческих ростов. Несколько ловких движений, и они уже за бортом. Две вышки стояли по обе стороны ворот. На каждую вышку вела добротная лестница. Добравшись до лестницы, Фэнд взял нож в зубы, и, упираясь руками и ногами, мягкими кошачьими движениями, почти не надавливая на ступени, стал медленно подниматься вверх. Лестница была старая. Но набухшие под проливными мартовского дождями сосновые доски совсем не скрипели.

Часовой стоял оперевшись на длинноствольное солдатское ружье. Он совсем не чувствовал приближение опасности. Не было смысла смотреть по сторонам. Разве увидишь хоть что-то в кромешной тьме?

Солдат предавался приятным воспоминаниям. Не боевые победы; таковых у него еще не было, а шумные попойки и богатые застолья будоражили память. Не мог он также отказать себе в воспоминаниях о приятном женском обществе. Слаще самого сладкого вина были ласки тех, кто дарил их солдату. Давно уже приучил он себя, находя в прошлом лучшее, переносить все невзгоды нелегкой солдатской службы.

Мысли солдата Фэнда Уэсда абсолютно неинтересовали. Он думал лишь об одном: "Надежнее все же сразу в сердце, но если он будет стоять ко мне спиной, то неплохо и под лопатку. Главное, чтобы нож скользнул между ребер. Ну да ладно, раз на раз не приходится".

Смерть была уже на расстоянии всего одного локтя от солдата. Но он так и не понял этого. Фэнд был без размаха. Коротко. Быстро. Часовой умер мгновенно. Тело сразу обмякло и стало оседать. Крепко схватив солдата за крупный, мясистый нос, старый пират, давно выверенным, широко известным у морских бродяг движением ножа перерезал горло. Широкое лезвие как сабля разрубило кадых. Несколько тихих хрипов не были слышны даже в двидцати шагах. Аккуратно уложив тело, Фэнд стал тут же спускаться вниз.

Иаков Буш уже спешил навстречу. Вместе они быстро убрали тяжелый дубовый брус, служивший запором для ворот, и осторожно приоткрыли их.

"Да, не пожалели дегтя, - подумал Фэнд, искренне удивляясь тому, что ворота не издали ни малейшего скрипа, - армия - это порядок".

Все соучастники тут же проникли на территорию арсенала и, разделившись на три группы, применяя все меры предосторожности, направились к блокгаузам. Снять часовых было делом одной минуты. Часовой, охраняющий караульное помещение, тоже быстро распрощался с жизнью.

В караульном помещении стоял веселый хохот. Старый сержант рассказывать что-то бесстыдное, смакую каждую подробность. Совсем еще молодой лейтенант, рдея от стыда, прятал глаза.

Фэнд Уэсд подумал, что в другой раз он, пожалуй, дослушал бы сержанта. Девять человек мгновенно выскочили из ночной темноты. Восемнадцать пистолетов смотрели в глаза солдатам.

Они сразу поняли всю бессмысленность сопротивления и, повинуясь силе, быстро подняли руки. Офицер единственный среди всех имел при себе оружие. Он потянулся за пистолетом. Лейтенант понимал, что он умрет, надеясь, что выстрел услышат в казармах. Фэнд опередил его. Острый, заточенный по обычаям краснокожих, нож по рукоятку вошел в сердце.

Солдат повалили на пол, связали.

Уэсд уже собирался уходить, но старик Буш с осуждением взглянул на него. "Неужели тебя так ничему и не научила жизнь" - читалось в этом взгляде. Папаша дал команду и сыновья, распределившись среди лежащих как дрова, туго связанных солдат, быстро и аккуратно перерезали каждому из них горло.

Забрав оружие, группа ринулась к блокгаузам. Огромные амбарные замки могли стать преградой для кого угодно, только не для Бена Глэдтона. Та легкость, с которой он помог им открыться, наводила на мысль, что работать с замками Бен стал не позже, чем ходить.

Обвязанные тканью, копыта мулов бесшумно ступали по покрытой густой травой мягкой суглинистой почве. Украденные по такому случаю, они быстро привыкли к новым хозяевам, будт знали их уже давно. Тихие мирные животные равнодушно наблюдали, как растет поклажа.

Армейский порядок прослеживался во всем: ружья были упакованы в стандартные ящики, порох в бочонки, свинец уложен в бухты. Мулы неутомимо сновали от складов к плоту, но Уэсду казалось, что работа идет крайне медленно. Он нервничал, кусал губы, все время нововя достать трубку. Но каждый раз вспоминая, что нет никакой возможности затянуться ароматным табачным дымом, он становился еще раздраженнее.

Но нет ничего вечного. И погрузка закончилась. Когда переполненный до отказа плот, с трудом отчаливая от берега, стал медленно выходить на стремнину, до смены караула оставалось еще целых два часа. Троих сыновей папаша отправил домой. Ровно половину оплаты за нелегкий труд они забрали с собой.

За несколько сотен шагов до впадения реки в океан, компаньоны бросили якорь и стали ждать. Вскоре они увидели загоревшийся и тут же погасший огонь. Шлюпка и ялик шли навстречу.

Вскоре они причалили. Здоровенный рыжебородый детина с трудом подогнал большую четырехвесельную шлюпку к отмели. Вытащив весла из уключин, здоровяк положил их на дно шлюпки. Легким движением он выпрыгнул на отмель. Матрос был неразговорчив, хватило двух фраз. На нем была неопределенного цвета фуфайка с засученными рукавами и широченные холщовые штаны, выпачканные жиром и смолой.

Полным диссонансом к его невзрачному наряду являлась касторовая шляпа. Богатый головной убор из толстого, плотного шерстяного материала, конечно, более подходил бы солидному купцу или другому горожанину. Это-то и натолкнуло Уэсда на мысль, что, пожалуй, шляпа не так давно и принадлежала кому-либо из означенных граждан. И лишился владелец шляпы, вероятнее всего, вместе с головой. Такая мысль подзадорила Фэнда. Он искренне смеялся в душе.

Парень, плывший в ялике, выглядел еще экзотичнее. На нем была темно-синяя куртка и такие же, как у рыжебородого, штаны. Был он еще совсем молод. Голову покрывал завязанный в четырех углах узелками выцветший большой носовой платок, заменяющий шляпу, а шею украшад щегольски повязаный шелковый ярко-оранжевый шарф. Его обветренное лицо и выражение глаз говорили, что парень редко сходит на сушу. Разве только для того, чтобы до бесчувствия напиться.

Часть груза перебросили на лодки, чтобы добавить им устойчивости. Затем канатами прикрепили плот к шлюпке и ялику. Фэнд сердечно попрощался с подельниками. Он достал вылитого из чистого золота идола, изображающего тужемного божка и торжественно вручил его папаше Бушу. Свирепый оскал божка, его жестокий, вызывающий отвращение вид, натолкнул старика на мысль, что, пожалуй, надо поторопиться переплавить металл в слиток. Идол пугающе смотрел на всех немигающими рубиновыми глазами. Уэсд на прощанье взглянул в эти, будто из двух сгустков крови изготовленные глаза, и, с какой-то долей вины, объяснил старому Бушу: "Знаешь, дружище, я не стал их выковыривать. Ведь с ними он намного симпатичнее. Ну да ладно. Что уж там. Теперь он твой". Старые друзья крепко обнялись на прощанье. Когда еще свидятся? И удасться ли? Бен Глэдтон, понимая всю серьезность церемониала, тоже принял в нем посильное участие.

Морской караван тронулся. Семейство Бушей, тут же растворилось в темноте.

Фэнд посмотрел на часы. Шла смена караула. Сейчас весь полк поднимут по тревоге. Вспереди уже вырисовывались контуры шхуны.

Тали для подъема груза уже давно были налажены. Снасти тоже. Скрип блоков, четкие немногословные команды Джеймса Рича, слаженная работа матросов. Вскоре весь груз был на палубе. Никому не нужный плот остался одиноко болтаться по волнам. Шхуна, расправив паруса и набирая скорость, взяла курс на юго-восток, как можно дальше от берега.

В Новом Ормеале предстояло сгрузить сельскохозяйственные орудия и взять на борт сахар. Метрополия, боясь, что колонии, развивая промышленность, перестанут быть сырьевым придатком, запрещала производить металлические изделия. Почти все завозилось из-за океана. Таможня свирепствовала. Чиновник, до костей пронизывая взглядом каждого матроса, долго искал что-то в трюме: считал, пересчитывал, принюхивался, заглядывал в каждый угол. Поднявшись на палубу, он опять спустился в трюм. это был старый надежный прием. Но у команды нервы оказались крепкими: "Вор - это тот, кого поймали". Еще раз тщательно проверив бумаги на груз, таможенник дал добро.

Краснокожие бестии появились на середине реки, будто выскочили из глубины вод. Они не спутали бы "ЛАГУНУ" ни с каким другим судном даже в ряду из тысячи шхун. До форта Стронг Джампинг оставалось километров сорок. Туземцы предложили свернуть в устье небольшой речушки, подальше от глаз. Джеймс Рич увидел в этом подвох, но Уэсд лучше знавший натуру туземцев, согласился.

"Береженого Бог бережет" - вспомнил Фэнд и решил перестраховаться. Его искренне удивило, что среди краснокожих были не только алдонтины, но и шауни.

Краснокожие везде выставили посты, и мышь не проскользнет. Не меньше Уэсда и Глэдтона они были заинтересованы сохранить все в тайне. Разгрузка на западном берегу еще больше вселяла уверенности в том что операция закончится удачно. Лишь бы туземцы под конец не сваляли дурака. Вообщем, сделав на палубе прямо по контуру выхода из трюма вполне приличный бруствер из мешков с мукой, команда судна дала понять дикарям, что она готова ко всяким неожиданностям. "Если они нападут даже с обоих берегов сразу, - рассуждал, успокаивая себя, капитан, - то кроме большого скандала не получат ничего. Захватить судно врасплох им не удасться. Мы успеем сняться с якоря и выйти в Отца Рек. Они же не только не досчитаются многих, но и потеряют последнюю надежду заиметь ружья".

"Конечно, этот Зоркий Сокол лишку взял, замахнувшись на тысячу ружей, как трезвый реалист рассуждал главный организатор всей компании, - да столько оружия захватить в арсенале, целую армию надо. И так, слава Богу, потрудились от души". Но все эти вполне логичные рассуждения так и не позволяли отмахнуться от одной навязчивой мысли: "Дикари честно дали задаток за каждый из тысячи стволов, а получат лишь пятьсот. Остаток оплаты, как ни крути, будет не столь велик".

Челноки приближались по одному, воины получали ружья, тут же расплачивались за каждую партию и отплывали к берегу. Понимая опасения деловых партнеров, краснокожие вели себя необычайно корректно, чтобы не вызвать ни машейших подозрений. Руководил погрузкой Зоркий Сокол. Фэнд Уэсд видел ликование в его глазах. Краснокожий не мог, как ни старался, скрыть восторга. Ружья! В промышленном холсте они блестели вороненной сталью. Одно, другое, сотое!

На прощанье вождь подошел к Уэсду и с особой торжественностью расстегнул ожерелье из когтей гризли. От туземца исходило какое-то величие и гордыня. "Ты смотри, каким павлином держится, - успел подумать удачливый делец, - ровно принц какой кровей королевских. У них что тут, у алдонтинов этих, у всех болезнь такая - мания величия".

Зоркий Сокол снял коготь со шнурка и протянул его Фэнду: "Ты привез нам ружья. Неважно, хотел ли ты помочь, или тебе нужно золото. Ты привез ружья. Алдонтины помнят добро. Этот коготь тебе дал Зоркий Сокол. Запомни это имя Зоркий Сокол! Алдонтины всегда ценят добро".

Фэнд, делая вид, что полностью проникся пониманием важности момента, умело подыграв туземцу, с особой торжественностью принял "бесценный дар". "Помоему у этих парней у всех мозги набекрень", - поделился Фэнд с Беном.

- Да, пожалуй, они здесь кашу заварят.

- И такую дружок, что молодчага Черный Орел с его головорезами покажется рядовым лесным разбойником. Ставлю сто к одному - заварят.

- Надо уносить ноги. Эти на пушки с дуру не полезут. Но, слава Богу, у нашего короля солдат - не сосчитать. Армия и этим задаст перцу.

- А нам и в Бигтауне дел хватит. Деньжат то у нас теперь столько, еще надо постараться из извести.

- Ну а с этими парнями пусть армия разбирается. А нам пора.

Фэнд достал трубку, набил доброго табаку и с наслаждением стал потягивать дым, хитро щуря свои маленькие глазки.

"Лагуна" на всех парусах мчалась на юг. Форт Стронг Джампинг уже никого не интересовал. С такими деньгами торговать мукой и сахаром не было уже никакого желания.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Когда Зоркий Сокол по согласованию с вождями завел разговор с Уэсдом, он вовсе не был уверен, что бледнолицый согласится на предложение вообще, тем более так быстро. Итак, Фэнд готов был действовать сразу же, но, естественно, требовал задаток.

Золота у алдонтинов в нужном количестве не было. Его не было ни в слитках, ни в песке, ни в самородках. Всего золота алдонтинов и шауни хватило бы на несколько десятков стволов. Брать мехами бледнолицые не собирались - их еще надо продать.

Но такое весьма щекотливое положение вовсе не обескуражило молодого вождя. Для него, как для любого алдонтина, золото не представляло никакой значимости. А вот ружья, чудо, изготовленное врагами, являлись великой ценностью. И мысль, что алдонтины из-за нехватки желтого металла окажутся без совершенного оружия бледнолицых, казалась ему не имеющей права на существование. Мозг Зоркого Сокола усиленно работал. Необходимо было раздобыть срочно очень много золота.

Все попытки представить, где же все-таки можно взять металл, завораживающий белых людей и делающий их безумцами, оканчивались неудачей. Алдонтин готов был мчасться на край света. Порой ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Где-то в глубине души, за непроницаемой пеленой, он почти физически ощущал правильный ответ. Вождь верил, что стоит еще один, самый последний раз, спросить себя, и он вспомнит, где он видел много золота.

Вконец обессиливший вождь, сообщив жене, что будет вести разговор с духами, вечером остался в одиночестве на мужской половине вигвама. Никто не знает, какие события происходили ночью. Зоркий Сокол был один.

Но ранним утром, едва дождавшись из приличия, когда сумерки растают, он ворвался в вигвам Верховного Вождя и потребовал немедленного созыва совета вождей. Может быть, в другое время Расщепленный Дуб с меньшим вниманием отнесся бы к словам Зоркого Сокола. Но в последние месяцы его роль во всех событиях, была столь значительна, что старый вождь не рискнул отказать.

На Круге Большого Костра Зоркий Сокол заявил.

- Алдонтины! Мне было видение. Гичи-Маниту потребовал от меня, чтобы я открыл вам истину!

Не каждый день произносятся такие заявления. И даже в каледоскопе безудержно несущихся событий, несравнимо ускорившихся после ночного побоища, оно стало громом среди ясного неба.

- Великий Дух - продолжил вождь, - потребовал от меня сказать - духовный путь, которым шли мы последнее время, был ложным.

Все присутствующие замерли от удивления. Такие слова без доказательств не произносят. Но что может в подтверждение своей правоты предъявить Молодой вождь?!

Стояла удивительная тишина и сильный голос выступавшего звенел в вышине.

- В тяжелое время и в дни сомнений мы всегда просим помощи у Гичи-Маниту. Владыка Жизни, Великий и Незримый называем мы Высшую Силу, веря в ее безграничное величие и непознаваемость. Никто не видел Великого Духа. Никто не знает каков он. Он везде и всюду. Он - Великая Тайна. Его нельзя увидеть, его нельзя потрогать. Он может принимать любой образ. Великий Дух недоступен пониманию.

Слова вождя встретили одобрение у присутствующих. Он говорил понятно, и очень красиво. Ободренный возгласами поддержки, оратор продолжал.

- В дни празднеств и торжеств мы тоже не забываем Владыку Жизни. Мы идем в пещеру на Большой Горе и поклоняемся золотым идолам. Мы просим их передать нашу благодарность или наши просьбы Гичи-Маниту. Ни у кого нет сомнений, что истуканы сделают это. Мы называем Великую Тайну незримой, но поклоняемся идолам. Мы думаем, что в них Высшая Сила. И я хочу спросить вас, алдонтины: неужели вы думаете, что Солнце и Луна, Звезды, Земля и Небо, четыре ветра, четыре стороны света, все добро и зло мира вмещаются в этих истуканах?

Вопрос был настолько неожиданным, совершенно не входящим в рамки рассуждений, что все присутствующие обомлели. Никто не требовал от них конкретного прямого ответа. Но, если бы и понадобилось, ни один из алдонтинов не знал, что сказать. Взяв инициативу в свои руки, Зоркий Сокол перешел в наступление открыто.

- Многие уже просто не помнят, что эти идолы были у нас не всегда. Прошло много времени. Но не так много, чтобы об этом забыли все. Я могу напомнить, откуда они взялись. Но лучше об этом расскажет нам Верховный Жрец.

Познавший Древо никогда не страдал излишней религиозностью. Его всегда больше интересовало практическое значение магических обрядов и углубленное познание лекарственных трав и ядов, чем выяснения где находится высшая Сила, а где ее нет. Главное то, что она существует.

Он проникся за последнее время глубоким уважением к молодому вождю, и чувствовал, что тот затеял очень серьезное дело. Но даже жрец с его недюжинным умом не смог понять откуда дует ветер.

Он с досадой подумал, что лучше бы, конечно, Зоркий Сокол все же посоветовался с ним. "И чем ему не нравятся наши идолы, - с недоумением спрашивал себя Познавший Древо. - а, может быть, недо не в них, или не только в них". Жрецу, как и остальным, даже в голову не пришла мысль вообще не отвечать на вопрос молодого вождя. Ведь если человек утверждает, что он получил прямое задание у Великого Духа, то с ним невозможно не считаться. И Познавший Древо решил объективно, без уклона в ту или иную сторону, пересказать эту историю алдонтинам так, как она из поколения в поколение сохранялась в памяти народа.

- Много, очень много Больших Солнц прошло с тех времен, когда наши предки жили далеко на закате солнца. Там, в горах, вершины упираются в небо. Даже летом они покрыты снегом. И воин, поднявшись ввысь, может сверху смотреть на облака. Скалы, будто разрубленные могучим топором, на многие сотни локтей обрываются вниз. Могучие реки сверху кажутся слабенькими ручейками.

Весной наш народ поднимался в горы. Свежая зелень, чистая вода в ручьях много дичи - что еще надо воину?! Зимой люди уходили в долины, прячась от холодов. С севера возвращались бизоны. Их мясо было жирным и сочным. Солнце всегда вставало и всегда садилось. Весна сменяла зиму, а осень - лето. Люди рождались, умирали, вновь рождались. Великий Дух заботился о нас.

Но вдруг пришли майяны. У них были огромные деревянные щиты. На щитах толстая кожа. Наши стрелы и копья не пробивали их. Майяны становились плотными рядами и прикрывались щитами. Они шли вперед, как идет на волка бизон, наклонив голову и выставив рога. Враги убивали мужчин, а женщин и детей уводили с собой. Мы не могли сражаться с ними. Нас спасали горы. Но как жить среди голых скал, где вокруг только снег и нет даже травинки?

Жрецы неистово молились Гичи-Маниту о помощи. Но злые духи - покровители майянов были очень сильны. Наши слова долго не доходили до Владыки Жизни. Но все-таки он ответил. Великий Дух указал нам путь к спасению.

Темной ночью совсем немного смельчаков прокрались в самую середину вражеского стана. Несколько других отрядов напали и стали отступать. Майяны поверили. Они погнались. В это время воины перебили охрану, жрецов и захватили идолов, которым поклонялись враги.

Страх охватил майянов. Без поддержки духов они стали бессильны. Они ушли на юг. Там были их жилища. Воины гнали майянов и убивали их.

Тогда все поверили, что идолы будут служить алдонтинам. Что это воля Высших Сил. Что идолы есть часть Великой Тайны, и в них наша Сила.

А потом в горах была страшная засуха. Реки пересохли. Звери ушли. Они искали воду. Люди слабели. Женщины не рожали детей. У них не было сил. Люди ложились спать, и засыпали навсегда.

И тогда вожди, чтобы спасти народ, разделили его. Одни ушли на юг, другие на восток. Вожди верили - если одно племя погибнет, другое останется жить. И наша гордая кровь всегда будет течь в жилах воинов.

Мы разделили идолов. Ведь это они принесли нам победу. Люди долго шли вдоль Извилистой реки через бескрайние безводные равнины на восход солнца. Земля была непригодня для жизни. Но здесь на берегах Отца Рек есть все. И рыба, и дичь, и прохлада лесов, и сочные травы лугов.

Мы еще раз разделили идолов. Алдонтины и шауни благодарны им. Они помогли нам победить.

В словах жреца не было напора и уверенности в своей правоте, которые как обжигающий жар, исходили от молодого вождя. Казалось, жрец даже оправдывается. Никто из присутствующих на Круге Большого Костра не поднялся и не обвинил Зоркого Сокола в том, что его разум помутнен. Никто не сказал, что мысли вождя безумны. Алдонтины смелые, отчаянные, любящие справедливость. Люди молчали. Они не знали, что сказать.

Зоркий Сокол, замахнулся на сами основы жизни народа алдонтин. Это являлось неотъемлемой частью религии, мироощущения, быта людей, было привычным и удобным, казалось незыблемым. Почему же они молчали?

Алдонтины не знали Бога. У них не было Скрижалей с Заповедями, не было религиозной организации, раз и навсегда сказавшей: "Это - добро, а это - зло". Не было Спасителя, однажды пострадавшего за всех и показавшего людям, что есть они в сравнении с Великим Богом-Творцом.

Бог алдонтинов Гичи-Маниту - это сумма сил природы, разлившихся по всему окружающему миру. Гичи-Маниту - часть Великой Тайны - высшей субстанции, включающей в себя и добро и зло.

Алдонтины не знали ничножности человека. Миссионеры еще не донесли до них этого. И они слышали слова, которые говорили Великие Учителя и Пророки. Они не распинали пророков на столбах, не сжигали их на кострах, не гноили в тюрьмах. Если человек говорил не то, что хотели слышать остальные, его просто не слушали.

Алдонтины молчали. Зоркий Сокол смотрел в глаза вождей. В них не было осуждения? "Пусть вождь докажет свою правоту, - читал он во взглядах, - и мы поверим ему".

Он поднялся и, смело подойдя вплотную к Расщепленному Дубу, медленно поизнес: "Великий Вождь, я готов своей жизнью искупить ошибку". Зоркий Сокол стоял и смотрел вдаль. Его лицо, покрытое печатью глубокой задумчивости, выражало отчаянную решительность.

Верховный Вождь готов был поверить, но пусть решают духи. И он произнес:

Владыка Жизни дал нам Разум. У нас есть слова. Каждый может говорить. Слова это ветер. Слова сказаны - кто слышал их? Зоркий Сокол - вождь. Он может говорить на совете вождей. Мысли - не дела. Каждый алдонтин - воин. Каждый имеет разум. Чем докажет молодой вождь, что он правильно понял волю Гичи-Маниту?

Наступила развязка. Славой или позором покроет себя Зоркий Сокол? Глаза его сияли, он просто жаждал сказать людям главное!

- Братья! золотые истуканы - это поверженные злые боги майянов, которые всегда мстили нам. Злые духи слабы и трусливы. Не имея сил погубить алдонтинов, они все время лгут, уводят нас с истинного пути на тропу лжи, чтобы там уничтожить. Братья! Задумайтесь! Алдонтины сильный и мудрый народ. Но почему же мы не можем делать тех вещей, что доступны белым людям?

Пушки, ружья, порох, железные ножи, топоры, колесные повозки. Даже простое конское седло белых людей намного надежней и удобней. Так в чем же причина этого? Спрашиваю вас Я.

Зоркий Сокол победоносно смотрел на слушателей. Он сказал, что многие давно желали услышать. Кому захочется искать другие причины? Если не злые духи, то кто же тогда виноват?! Имея такой четкий и ясный ответ, надо ли углубляться дальше.

- Мы уничтожим идолов, изгоним их с нашей земли и чары их колдовства исчезнут. И тогда наш Разум сразу просветлеет и нам станет доступно понимание загадочных вещей бледнолицых.

В Священной Пещере на Большой Горе хранятся идолы. Мы пойдем туда и я буду кромсать уродливое тело самого большого из них. И если я неправильно понял волю духов, то пусть я умру.

Священная Пещера была огромной тайной алдонтинов. Только жрецы, и то весьма редко, посещали ее. Лабиринт ходов и лазеек, ведущий в главный зал пещеры, был настолько запутан, что пройти по нему могли лишь посвященные.

Жрецы вынесли идола. Стоял прекрасный февральский полдень. Солнце висело над горизонтом совсем низко. Но его мягкие, нежные лучи скользими по дружно пробивающейся из-под прошлогодней листвы травке, застилающей все вокруг изумрудным ковром, ласкали набухающие на деревьях почки, согревали суровые лица воинов.

Зоркий Сокол взял огромный ритуальный топор, подошел к истукану. Чудовище будто бы почувствовало свой предсмертный миг. Его звериный оскал, сверлящий взгляд кровавых глаз уже не наводили ужас на человека. И человек, разрывая пелену страхов и обманов, сделал шаг в пугающую, порализующую неизвестность.

"Твоим именем, Гичи-Маниту, вершу это", - прокричал молодой вождь, и с огромной силой опустил топор на грудь идола. Тот сразу завалился спиной на землю, беспомощно растопыря коротенькие пухлые ручки и ножки. Огромная вмятина врезала в его тело.

Вокруг стояла мертвая тишина. Не было страшного грома и молнии, поразивших поднявшего на истукана руку. Не было великого землетрясения, поглотившего нарушившего табу. Не было урагана, разметавшего все вокруг. Стояла тишина. Алдонтины молчали.

"О, Великий Маниту", - от огромного напряжения плоти и духа застонал Зоркий Сокол и еще раз обрушил свой топор, разрубив шею истукана. Голова чудовища покатилась по склону, сверкая уже никого не пугающими рубиновыми глазами. Молодой вождь наступил ногой на поверженного идола. Он сурово посмотрел на жрецов и вождей и не снимая ноги с бесформенного куска желтого металла произнес: "Трепещите алдонтины и ликуйте. Пусть Владыка Жизни пошлет нам Знак". И он первым начал танец Обновления Жизни. Остальные словно повинуясь неведомой силе, один за другим подключились к пляске. Не было барабанов, бубенцов, погремушек, свистков, трещеток. Музыка лилась внутри танцующих, заполнив все вокруг. Напряжение росло. Входя в экстаз, люди все громче и громче просили Великую Тайну дать им Знак, подтвердить их правоту. Крики, вопли оглашали поляну.

Зоркий Сокол выхватил нож для скальпирования и начал по всему телу делать неглубокие надрезы. Вскоре он весь залился кровью. Остальные, увлеченные страстью молодого вождя, тоже стали приносить в жертву свою плоть.

Нечленораздельные возгласы, хрипы, стоны, звериный рев неслись в небо, все настойчивее и настойчивее призывая Высшие Силы проявить себя.

И вдруг с ясного, чистого неба пошел дождь. Вскоре все промокли насквозь. Струи воды стекали по лицам, смешиваясь со слезами. От огромного напряжения люди слабели, и, не в силах удержаться на ногах, в изнеможении падали на коления. простирая руки к небу. Громадное Солнце - Видимый Сын Великой Тайны огненным шаром висело в безоблачном небе. Солнце алдонтинов.

Дождь, слезы и кровь смешивались и стекали на зеленую траву. Танец продолжался. Неистовая сила алдонтинов вырывалась в необузданных, неуправляемых движениях. Они победили свой срах. Они сравнялись с духами. Они победили духов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧТОБЫ ВЫЖИЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

План поголовного уничтожения алдонтинов был разработан правительственным агентом Гудмэном в мельчайших подробностях. Сама идея плана необычайно проста и вполне реалистична. Сотня ружей, выданная правящей верхушке дикарей, являлась надежной гарантией их уступчивости. Мука и крупы, выделенные правительством, в определенной степени компенсировали потери продуктов питания в ночном побоище. Во всяком случае, они не резали мустангов на еду.

В ночь на 20 апреля все туземцы должны собраться на огромном плацу несколько выше форта по течению Отца Рек. Перед этим с помощью армии они изготовят бревенчатые, а большей частью камышовые плоты. Плотов должно быть достаточно, чтобы переправить всех в три приема.

Глубокой ночью, когда туземцы заснут, начнется бойня. С юга лагерь переселенцев будут расстреливать орудия северо-западного и северо-восточного бастионов форта. С севера ударят пушки батареи, заранее тайно установленной на скале, расположенной на берегу. Со стороны реки стрельбу поведут бриг и два бота, а с востока нанесет удар кавалерийский полк. Для полно зачистки местности в дальнейшем будет использован и гарнизон форта. Вся территория стана дикарей отлично простреливается артиллерией, а тех, кто в безумии бросится в реку, надеясь уйти на западный берег, добъют матросы, создав из шлюпок цепи по всей реке. Нет никаких сомнений, что план Гудмэна мог быть осуществлен. Но помешало одно непредвиденное обстоятельство.

Расстрелянный в 1742 г. за сотрудничество с краснокожими Страйк Мистейк имел сына.

Ред Мистейк - сын энглиша и мэкигэнки до десяти лет гармонично соединял в себе лучшие черты двух рас. Он прекрасно запомнил шикарный кабинет отца, манящую строгость зеленого сукна на рабочем столе, бесконечные ряды книжных полок, таинственные стопки бумаг, расположенных всегда в заданном порядке. Его поражало величие записанного слова, а запах свежих чернил будоражил воображение.

Но помнил метис и другое. Бесконечными зимними вечерами в вигваме деда собирались лучшие воины. Они рассказывали о былых подвигах, о том далеком времения, когда еще не было лошадей, топоры делались из камня, наконечники стрел из костей животных, а воины с одним копьем выходили сражаться с медведями.

Среди белых людей его ждали латынь и Древний Рим, греческий и неотразимая культура Эллады, фехтование и великие полководцы всех времен и народов. Его ждали языки франков и спейнов и строгие правила этикета, без знания которых нет входа в общество.

А в лесах он мчался на мустангах, едва набросив уздечку, тонкую кожаную петлю, на нижнюю челюсть коня. Сжимая детскими коленками бока лошади, он направлял послушное его воле могучее животное. Как все молодые мэкигэны, он презирал седло, считая его уделом изнеженных бледнолицых. Он без промаха бил из лука, метал топорик и нож.

В мире белых его угнетала чопорность и чванливость. Каждый прием пищи являлся отдельным культовым действом. Бесконечные столовые приборы, порядок приема блюд, движения рук, головы, наклон тела - все регламентировалось и возводилось в ранг закона.

А в лесах его ждала дымящаяся на вертеле оленина, запеченые в костре индеки, наваристый бульон, сладкие ягоды и орехи.

Как и дед, великий вождь Победитель Гризли, он делал маленькие надрезы на венах молоденьких жеребят и пил кровь, вбирал в себя силу. А затем вновь забавлялся с ними, ощущая свое единство с животными, растениями, землей и небом.

В городе Ред надевал строгий костюм и по воскресеньям шел в храм. Его заставляли бесконечно зубрить Священное Писание. В память врезались картины: отец, готовый убить сына из-за страха перед Великим Богом, потом, уничтоживший почти все живое на планете за нежелание подчиняться, обезумевшая толпа людей, распявшая пророка только за то, что он звал их жить по законам добра.

А рядом был совсем другой духовный мир - огромный пантеон духов и других загадочных непознаваемых существ, мифы и предания о пророках и великих учителях, которые в своем совершенстве поднимались до уровня высших духов и были равны им. этот мир был наполнен несущими огромный эмоциональный заряд многочисленными церемониями и обрядами, связанными с рождением, смертью, охотой, войной заключением мира.

Здесь не находилось место Творцу, сотворившему землю и людей и требующему для себя всеобъемлющей власти над созданным им миром. Здесь была Великая Тайна, наполняющая Вселенную. Она пребывала всегда, везде, во всем. Земля это арена борьбы добрых и злых духов, среди которых выделяется Великий Дух, дух добра и любви.

В городе его учили, что драться голыми руками удел грубых мужланов. Настоящий же джентельмен не опустится до того, чтобы ударить человека рукой, тем более ногой.

А у краснокожих он познавал великое искусство ведения боя без применения оружия, пронизанное философией самоотверженности. "Сегодня хороший день, чтобы умереть" - гласил девиз воинов, ибо смерть есть лишь начало новой жизни. Искусство ведения рукопашного боя, проникнутое уважением к окружающему миру, наполненное глубоким духовным содержанием, давало способность перешагнуть через границы селовеческих возможностей, открывало двери в безграничный мир колективной и личной магии. Внук великого вождя не успел коснуться этой грани жизни мэкигэнов. Он был слишком юн.

После гибели отца и мужа, мать Реда видела вещий сон и дала обет сражаться с врагами до победы или до смерти. Весенний Родник стала одним из лучших воинов Черного Орла. Ее священный головной убор из орлиных перьев, красивая мужская одежда и боевые регалии просто завораживали воинов. Она беззаветно верила, что пули врагов бессильны перед ней и часто, казалось бы безрассудно, сказала, вновь и вновь меняя убитых под нею мустангов, перед самым строем пехоты или кавалерии. И не раз противник, распаленный безотчатной дерзостью женщины-всадника, пускался в погоню, нарываясь на заранее подготовленные засады.

Много лет спустя Ред узнал, что мать была с Черным Орлом до конца. Она уже имела высокое офицерское звание и вела за собой сотни людей. Во главе смельчаков она мчалась прямо на пушки, но ни картечь, ни пули не были ей страшны. Когда враг ввел в бой свою кавалерию, началась страшная сеча. Женщина была изрублена на куски, но воинам все же удалось вынести с поля боя тело всеобщей любимицы. Ее похоронили с почестями по законам мэкигэнов. Ради мужа она приняла веру белых людей, но всегда оставалась истинной мэкигэнкой, гордой, непокорившейся. Она ушла на Заоблачные Поляны Охоты в Страну Вечного Покоя, но в памяти мэкигэнов Весенний Родник навсегда осталась среди великих героев. Жена белого по крови человека, носящего гордое мэкигэнское имя Верный Пусть, разделившего судьбу ставшего ему родным народа, не смогла быть мостом через пропасть расового противостояния.

Но она не испытывала ненависти к белым людям. В жилах ее сына текла энглишеская кровь. Когда началась война, через дальних родственников мужа Ред Мистейк по подложным документам под именем Ричарда Стоуна был отправлен в метрополию. Перед расставанием мать просила его не забывать, что он мэкигэн. Ред поклялся, что в метрополии он узнает все тонкости военного искусства энглишей и вернется на Священную Землю Предков, чтобы быть полезным своему народу.

Уже в военной школе Ред Мистейк узнал, что движение мэкигэнов разгромлено, лидеры уничтожены, а племена загнаны в резервации. Мучительно долгими вечерами анализировал он причины поражения. И чем больше знаний поглощал молодой курсант, тем яснее становилось: главная причина, это всеобъемлещее экономическое отставание коренных народов Континента. Он понял, что мэкигэнов в резервациях на борьбу до победы уже не поднять. Герои почти все убиты. А те, кто жив, большей частью сломлены.

Судьба бросала офицера по всей планете. Служба в Индии, экспедиции на Черном Континенте помогли артиллеристи понять ошибки туземных лидеров. Энглишей везде было ничтожно мало, но они всегда побеждали.

Затем была Семилетняя война с ее гигантскими баталиями, в которых участвовали многие десятки тысяч человек.

Горячая кровь краснокожего пылала в жилах офицера Ричарда Стоуна. Человек с чужим именем не хотел стать человеком с чужой судьбой. Как часто ночами ему снился сладковатый, пьянящий дым костров, мэкигэнские вигвавы на берегу Синей реки, теплые руки матери. Он рвался на Родину. Он был хорошим офицером, но плохим карьеристом. Его прямота и честность стали нарицательными. Исполнительный, дисциплинированный, верный служебному долгу офицер был всегда пунктуален, корректен как с подчиненными, так и с начальством. Смелый в бою, он никогда не позволял себе жестокость и цинизм в отношении к проигравшему противнику. Дуэли, пьяные дебоши, распутство - обычная жизнь офицера была не для него. Долгие часы он проводил наедине с природой, много читал, любил одиночество. И хотя вряд ли кто чаще Ричарда Стоуна посещал храм, всегда, даже среди отщепенцев, находились люди, готовые обвинить его в недостаточной набожности.

Кровь отца явно пересилила в сыне Страйка Мистейка. Лишь по едва уловимым чертам можно было найти в нем признак расы матери. Ричарду Стоуну пришлось запомнить, что его бабка по матери была креолкой. Но даже это ему порой ставили в упрек.

Сложная, многогранная натура метиса не нравилась очень многим. Он был слишком неудобен, для окружающих и уже который год служил в чине капитана.

Когда, наконец-то, Ред смог попасть на Континент, он растерялся, просто не зная, что делать. как только пришло время служебного отпуска, офицер тайно проник в резервацию мэкигэнов. Прошло уже более двух десятилетий, и народ потихоньку налаживал свой быт, хозяйство. Люди начали обрабатывать землю, разводить животных. У них была еда, но не было свободы. А это убивало воинов быстрее пули. Резервация - тюрьма не для тела. Это тюрьма для души.

Великий Жрец Горькая Ягода встретил его как родного сына. "Я знал, что ты придешь", - обминая Реда, произнес жрец. Несмотря на годы, старик был бодр и быстр в движениях.

- Я знал, что ты придешь. Мне было видение. Последний из рода Победителя Гризли, Сын Верного Пути! Твоя мать Весенний Родник была великим воином. Она до последнего дня верила, что останешься мэкигэном. Жестокий мир белых людей не смог сломить тебя. Ты вернулся. Ты должен стать воином, время пришло.

После поста и долгих молитв он прошел обряд Посвящения в Воины. На грудь, ближе к сердцу, была нанесена татуировка - тотем рода Победителя Гризли благородный олень вапити. Ред Мистейк, долгие годы бывший Ричардом Стоуном, получил свое истинное имя - Сменивший Сущность. По окончании обряда Горькая Ягода сказал.

- Воин! Белых людей очень много и они слишком сильны. Ты должен знать то, что знают немногие. Две луны назад мэкигэны, эрагезы и алдонтины объединились, чтобы следующей весной начать войну против энглишей. Ты должен покинуть мир белых людей. Через несколько лун в резевации вновь появится разведчик из эрагезов. Он сейчас в резервациях и лесах собирает людей, готовя их дух к войне. Это лучший из разведчиков. Он выведет тебя к алдонтинам. У алдонтинов много воинов. Но у них нет вождя, знающего пушки и военное искусство энглишей. Там ты будешь нужнее.

Эрагез опоздал совсем не на много. Алдонтины были разбиты. А шестой королевский пехотный полк уже грузился на транспортные суда для отправки в форт Стронг Джампинг.

Командующий артиллерией полка капитан Ричард Стоун смог быстро убедить начальство, что лучшего проводника, чем Небесная Пума им не найти. Эрагез был зачислен в штат полка. Сразу после прибытия в форт капитан Стоун начал искать пути для установления контакта с алдонтинами. Но после того как его ознакомили с планом полного уничтожения алдонтинов и он узнал, что до катастрофы осталось всего лишь несколько месяцев, Сменивший Сущность понял, что кончилось время думать об осторожности.

Встреча состоялась во время охоты. Углубившись в лес, капитан и проводник встретились на небольшой поляне с Зорким Соколом и Ястребиным Когтем. Эрагез. прекрасно владеющий алдонтинским, готов был переводить беседу, но Зоркий Сокол улыбаясь сказал.

- Энглиши дали нам не только хороший урок по искусству войны. Они научили нас многому.

Видя тревогу на лице офицера, вождь продолжил.

- Капитан может не беспокоиться, его слова услышат только те, к кому они обращены. Наши люди следят здесь за каждым шорохом. И кто отважится забрести сюда? Ведь энглиши смелы только за толстыми стенами крепостей.

Затем проницательно взглянув в глаза офицера, вождь, акцентируя каждое слово, медленно произнес.

- Так что же хочет сказать алдонтинам мой бледнолицый брат.

Ред, выехавший на охоту не в военной форме, а чтобы быть менее заметным, в охотничьем костюме, быстро расстегнул куртку рубахи, показывая татуировку.

- Я сын энглиша Страйка Мистейка. Его мэкигэнское имя Верный Путь. Белые люди убили его за то, что он встал на сторону краснокожих. Мой дед - Великий Вождь мэкигэнов Победитель Гризли. Моя мать - Весенний Родник. Ее имя известно всем! Энглиши ничего не знали о том, что три народа готовились к войне с ними. Они опередили нас. Это случайность. Они хотят закрепиться в этой земле навсегда. Форт слишком важен для них. Энглиши хотят уничтожеть всех алдонтинов поголовно. Страх мучает их. Дата еще не установлена. Примерно середина весны. Это должно произойти в день переселения. Они стянут огромные силы. Я знаю, как воевать с энглишами. Я готов перейти на сторону алдонтинских братьев. Те сто ружей, которые вы получили по договору, слишком малая сила. Мы сможем их победить, если первыми нападем внезапно.

Зоркий Сокол сразу отмел мысль о том, что капитан повокатор. Его привел Небесная Пума, давно известный как преданный разведчик. Да и о плане нанесения объединенного удара краснокожих знали единицы. Алдонтины ждали ружья. Тысячу ружей от команды Фэнда Уэсда. Они еще не знали, что ружей будет вдвое меньше. Вожди готовили удар по форту. Несколько дней на подготовку после поступления оружия и немедленное нанесение удара. Обо всем этом не следовало знать капитану. Зоркий Сокол сразу понял, какие огромные преимущества получат алдонтины, если среди врагов у них будет свой человек такого уровня. Это полностью меняло все. И вождь, одобряюще посмотрел в глаза офицера, положил свою горячую руку ему на плечо.

- Мой брат! У нас много воинов, готовых грудью идти на пушки. Но сегодня еще очень мало вождей, которые понимают, что не это принесет нам победу. Сменивший Сущность, ты будешь до последнего мгновения среди бледнолицых. Мы станем знать каждый их шаг. Энглиши готовят нам волчью яму. Но они сами попадут в нее. Ты станешь нашими глазами и ушами. Пусть Небесная Пума передает тебе волю совета вождей. А когда мы уничтожим форт, ты сможешь уйти к алдонтинам. Леса бескрайни. Оленей хватит на всех.

Зоркий Сокол поднялся, поднес к губам свиток. Великолепный вороной скакун послушно подбежал к хозяину, еще дожевывая нежную молодую траву.

- Солнце клониться к закату. Надо спешить. Мы поедем другой тропой.

И он резким движением, не касаясь крупа лошади руками, взлетел на хребет. Ласково потрепав мустанга по морде, он что-то шепнул ему на ухо. Ястребиный Коготь тут же тоже оказался на коне.

Капитан Стоун дернул поводья. Какое-то тепло разлилось по телу. Через мгновение краснокожие растворились в лесной чащобе. Он был спокоен. Он знал, такие люди обязательно победят.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Небесная Пума проснулся в холодном поту. Ему опять приснился бой у Поваленных Деревьев. Эрагез был один. Он сел, скрестив ноги, положил руки на колени, уткнул в них колову и заплакал. Он знал, что сегодня это надо. Сон не часто терзал его. Прошло столько лет. Но забыть этот бой невозможно.

В ту ночь энглиши точно знали, что эрагезы не готовы к бою. Бледнолицых привел предатель. Их удар стал полной неожиданностью. Солдат было немного и воины смогли организовать оборону. Но многие испугались и побежали. Великий Вождь Могучий Лось останавливал бегущих и все время кричал.

- Братья! Мы еще можем победить их.

Солдаты наступали стройными рядами, штыками наперевес. Не считая убитых и раненых, они перешагивали через трупы и своих и чужих и шли вперед. Четкая барабанная дробь, ровные линии атакующих, ярко-красные мундиры. Эрагезы дрогнули.

Могучий Лось пытался образумить обезумевших людей.

- Братья, стойте. Надо сражаться! Мы еще можем победить их.

Собравшиеся вокруг вождя воины ринулись в последнюю атаку. Их встретили штыки. Солдаты убивали всех. Теряющие силы старики, женщины, дети в изнеможении падали. Острый солдатский штык находил каждого. Бледнолицые останавливались, делали залп и снова шли вперед. Мало кто остался в живых.

Отец был весь изранен. Тяжело дыша, он взял руку Небесной Думы в свою холодеющую ладонь, и, с огромной надеждой смотря в глаза, сказал.

- Духи предков уже ждут меня. Я ухожу. Сын мой, ты последний из рода Могучего Лося. Мы проиграли. Они сумели превратить нас в толпу пьяниц и бездельников. Наш народ проклят. Проклад предательством. Ты должен убить Натаниэля Дуанто. Ты - последний из рода вождей. Сними проклятие.

Отец не успел договорить. Рука безжизненно повисла. Сын запомнил глаза отца. Глаза переполненные виной. Глаза человека, не сумевшего спасти свой народ.

Затем были годы в резервации. Воины теряли навыки охоты, думая лишь об огненной воде и азартных играх. Женщины забывали ремесла. Моногие уже не считали священными обычаи предков. Он вырос, стал воином. Его ждал мир белых людей. На бескрайних просторах лесов он должен был найти и убить предателя.

Скитаясь по лесам, воин все чаще и чаще задумывался над судьбой своего народа. Его поражало многое. Эрагезы проиграли войну энглишам, даже не начав ее.

Земля эрагезов бедно. Нет в ней ни золота, ни драгоценных камней. Но белые всех краснокожих считали досадной помехой на благодатных просторах Континента.

Торговцы давали эагезам ружья и требовали меха. Но пушных зверей становилось все меньше. У всех племен были ружья. И они истребляли друг друга. Вымирали бобры, а за ними и краснокожие.

Бледнолицые приучили эрагезов к огненной воде. Никогда ранее не знавшие алкоголя, люди спивались мгновенно. Могучие воины превращались в безвольных, безразличных ко всему людей.

Энглиши платили за скальпы. И эрагезы охотились на гуролов, как на бобров и оленей. Народ вымирал, но некому было закричать от душевной боли.

- Люди! Остановитесь! Что же вы делаете? Да никто и не услышал бы этих слов. Пропив последнее, воин шел охотится за скальпами врагов, где чаще всего и находил дорогу в Страну Вечного Покоя.

Вокруг сновали жрецы Бога Белых. Юркие. Вертлявые. Они говорили одно, делали другое, а думали третье. Высшие Силы эрагезов слабы, как и они сами. И несложно было доказать им превосходство другого Бога. Но эрагезы, забыв своих богов, так и не смогли полубить чужого. Это Бог врагов. Он помог им победить краснокожих.

В душах была пустота. И лилась огненная вода, лишь на время гоня отчаяние.

Когда мэкигэны объединили вокруг себя краснокожие народы и имя Черного Орла гремело над страной, многие эрагезы прозрели. Они жаждали войны. Но трусы, пьяницы и болтуны не желали сражаться. Они хотели пить огненную воду. Немало белых охотников жило среди эрагезов. Дорога в мир бледнолицых для них была по разным причинам заказана. Они стали верными воинами-эрагезами. Большинство из них стояло за войну.

Натаниэля Дуанто эрагезы приняли как сына. Он бил без промаха из ружья и лука. Ловкий, как пума, с чутьем собаки, выносливый как лось, он получил имя Соколиный Глаз.

Черный Орел наступал. В дремучих лесах энглиши истекали кровью. Для полной победы у краснокожих не хватало воинов. Мэкигэны просили помощи.

Небесная Пума вышел на свежий воздух. Зачисленный в штат полка скаутом, он служил ординарцем у капитана Стоуна. Ночь была темной, безлунной. По стенам от бастиона к бастиону шагали часовые. Пушки грозно смотрели по сторонам. Кромешная темнота не позволяла различать контуры строений. Казематы, казармы, офицерские квартиры. "Если в одно мгновение тысяча воинов ворвется в форт прямо через стены, - неожиданно осенило эрагеза, - солдаты не успеют взять ружья, построиться. Иох можно всех перебить даже ножами. "Как это просто, удивился он, - но даже Черный Орел не применял этого. Почему? Бледнолицые никогда не встречали такого удара и не готовы к нему".

"Где бы сегодня были энглиши, если бы эрагезы тогда поддержали мэкигэнов? - спросил себя воин. У эрагезов было много воинов, много оружия. Но они проиграли. У них не было Духа Войны".

... Мэкигэны требовали поддержки. И тогда среди тех, кто был против войны, громче всех заговорил Соколиный Глаз. Он убеждал, что энглишей победить невозможно. Он доказывал, что Черный Орел думает только о своей славе. И готов ради нее все вокруг залить кровью краснокожих. Не надо воевать. И энглиши дадут эрагезам плуги и бороны, семена. Они объяснят как разводить коров, свиней, овец, птицы, использовать молоко и шерсть. Научат хорошо жить на маленьком клочке земли, дадут вещи, которых нет у краснокожих. Многие верили ему. Мэкигэны до последнего дня ждали помощи, а эрагезы слушали таких, как Соколиный Глаз. Он хорошо знал язык эрагезов.

Черный Орел отступал. Энглиши ликовали. Тогда Могучий Лось дал клич собирать людей на войну. Одним из первых быть глашатаем вызвался Натаниэль Дуанто. По дороге он исчез. Исчез навсегда. Он привел войска белых.

Враги точно знали, что эрагезы еще не готовы. Они сняли все войска, которые сражались с Черным Орлом. Они обрушились ночью . . .

За месяц до начала войни капитан Стоун в деталях знал весь грандиозный замысел Уинстона Гудмэна. Необходимо было провести совещание вождей и поставить боевую задачу каждому отряду. В глубочайшей тайне началась переброска людей, скарба, лошадей на западный берег. Осталось ровно столько, чтобы не вспушнуть врагов.

Энглиши высокомерно считали краснокожих неспособными мыслить дикарями. И многое из того, что могло вызвать подозрение, они не замечали.

Вся операция по замыслу автора должна быть продлится не более одного часа. После осеннего побоища число всех алдонтинов не превышало восьми тысяч человек. Стан переселенцев займет не более одного квадратного километра, вытянувшись прямоугольником вдоль реки. Одновременно беглым огнем будут бить тридцать орудий. Пятиста выстрелов хватит превратить все в кровавое месиво. Большая часть лагеря также простреливается ружейным огнем из форта и кавалерией. Гудмэн извлек уроки из неудач осенней кампании и на этот раз был готов довести дело до конца.

На совещании вождей решили, что нет смысла перебрасывать воинов шауни на восточный берег. Их задача - уничтожить флот.

Ни один из шауни никогда не видел кораблей. Это усложняло дело. Капитан нарисовал эскизы и чертежи и по ним обучал вождей.

- И пистолет, помещающийся за поясом и огромное крепостное орудие стреляют одинаково. Сгорая, порох толкает вперед снаряд. Так и корабли. Они все похожи. И огромный линкор, где более ста пушек, и фрегат, и бриг, и бот, где пушек нет и десятка. Может быть больше или меньше палуб, мачт. Отличаются устройства для постановки и растягивания парусов. Различны способы управления ими.

Таких толковых учеников у капитана еще не было. Они знали - каждая ошибка несет смерть. И офицер продолжал.

- При абордаже надо сразу захватить управление парусами и пороховые погреба. Если бой затянется, не минуем пожар и взрыв корабля.

Обе стороны втайне готовили сокрушающий удар. К 20 апреля все было готово.

Более половины алдонтинов уже находились на западном берегу. Так же большая часть лошадей, собак. Оставшиеся должны были изображать огромные толпы дикарей, беспорядочно разбросанные вдоль берега. Горели костры, люди негромко переговаривались, готовили незамысловатую еду. Воины, переодетые в женщин и стариков, по несколько раз тайно покидали лагерь, чтобы с шумом вновь войти в него.

У белых не должно быть сомнений, что их картечь, бомбы, гранаты, зажигательные снаряды найдут свои жертвы.

Когда разведка донесла, что корабли уже стоят на якорях, под прикрытием суеты, мельтешения, бестолкового перемещения людей - началась переправа.

К утру бивак опустел. Но тут и там горели костры, звучали тихие, беззаботные голоса, ржание лошадей. Воины подбрасывали хворост в костры, перегоняли мустангов по пустеющему стану. До утра должен был стоять многоголосый шум.

На случай, если алдонтины смогут организовать переправу под обстрелом, им разрешили иметь столько плотов и лодок, чтобы можно было пересечь реку лишь в три приема.

Но молодые воины приготовили много плотов из камыша и легких лелноков из коры деревьев. Их укладывали стопами в тайниках и тщательно маскировали.

Все боеспособные воины остались на восточном берегу.

Ночной Цветок была переправлена заранее. Она состояла в одном из отрядов, организованных для быстрого приема и переброски прибывших людей в глубь лесов, как можно дальше от берега. Никто не мог быть уверен в удачном исходе сражения. И если враги решатся перейти через реку, в лесах они встретят совсем другую войну.

Ночной Цветок знала будущее. Но разве судьба народа не в его руках? Духи могут только помогать людям. Почему Гичи-Маниту допустил столько страданий? Он ыл не в силах предотвратить это! Высшие Силы врагов могущественнее. Но если каждый алдонтин напряжен всю свою мощь, Великий Дух впитает ее в себя, и тогда Бог Белых и все их духи отступят. Бледнолицые станут слабы.

Уже несколько дней было солнечно и тепло. Ночами яркие звезды и луна освещали прекрасную землю алдонтинов. В ночь переправы небо заволокло тучами и на землю опустился густой туман, заглушающий звуки. Никто не сомневался - Небо прячет своих краснокожих братьев.

Ночной Цветок прислушивалась к своему дыханию. Она была необычайно спокойна. Братья победят энглишей. Она должна запомнить все. И передать сыну.

Познавший Древо был в линии челноков, которые направляли плоты вниз по течению. Темнота и туман не давали разглядеть что-либо и в двадцати шагах. Плоты выходили на стремнину и резко поворачивали влево, уносимые рекою вниз. Это происходило в двух сотнях шагов от кораблей энглишей, наткнуться на которые было так легко. Работая веслом, чобы удержать челнок на одном месте, жрец рассуждал.

- Для бледнолицего жизнь - испытание. Никто не спрашивает его, хочет ли он родиться, и не он определяет миг своей смерти. Умирая, каждый белый человек попадает на суд, где взвешиваются все его поступки. Если он жил бедно, никому не мешал, не беспокоил собою, ему обеспечена счастливая вечная жизнь после смерти. Тех, кто погряз в роскоши, делает зло другим людям, не имеет меры в поступких и мыслях, после смерти ждут вечные страдания.

Мало кто из бледнолицых, или почти никто, сможет жить так, чтобы не быть обреченным на вечные муки. Ну а если их не миновать, то надо в этой жизни взять все. Они торопятся жить. Роскошь, удовольствия, разврат требуют насилия, грабежей войн. Они уверенны - все вокруг должно принадлежать им и только им.

- Краснокожий приходит в мир, - далее размышлял Познавший Древо, направляя все новые и новые плоты на юг, - чтобы наслаждаться жизнью, благодаря Великого Духа за заботу о себе. После смерти он уходит в Страну Вечного Покоя. Место человека на Заоблачных Полянах Охоты зависит от того, кем он был. Вождь останется вождем, воин - воином, а трус - трусом.

Человек - это часть Великой Тайны. Земля и Небо, животные и растения, добро и зло, мир внутри и вокруг нас - все есть Великая Тайна.

По земле текут полные рыбой прозрачные реки. Леса дарят живительную прохладу летом и защищают от дождей и ветров зимой. Они дают дичь, ягоды, орехи, грибы. В лугах пасутся огромные стада жирных бизонов, это мир краснокожих. И в этой и в той жизни.

Энглиши пришли уничтожить все это. И Владыка Жизни послал алдонтинам Камень Спасения, чтобы указать Путь Спасения.

Грязь огромных городов, смрад заводов, поля, высасывающие последние соки из Матери-Земли - это путь бледнолицых.

Их ружья и пушки тяжелы, неудобны, часто бесполезны в ближнем бою. Лук стреляет во много раз быстрее ружья. Он бесшумен, не выдаст стрелявшего.

Сила врагов не столь велика. Страх идет впереди энглишей. Это он побеждает краснокожих!

Ни всплеск весла, ни детский плач, ни лошадиное ржание не нарушили тишины, стоящей над рекой. Дети, напившиеся отваров из трав, безмятежно спали. Животные, не переправленные заранее, остались на восточном берегу. Разбросанные по всему западному берегу посты встречали людей. Слабых, больных, рассаживали на конские волокуши. Остальные пешими колоннами тут же уходили на запад. Их ждала новая, полная неизвестности жизнь. Раздавались первые выстрелы. Началась великая битва алдонтинов за свое право просто жить на земле.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

По приказу начальника гарнизона артиллерия юго-западного и юго-восточного бастионов форта Стронг Джампинг за несколько суток до начала операции была снята и переброшена на скалу, возвышающуюся над местностью рядом с берегом примерно в полутора километрах от форта. Для гарантии безопасности артиллеристы получили отряд прикрытия численностью в пятьдесят штыков.

До начала операции оставалось еще два долгих часа и все, кому положено, крепко спали. Для молодого лейтенанта Ноунейма это был первый бой. Радостное волнение, осознание значимовти момента не давали ему заснуть. Ночь была теплая и он вышел подышать свежим воздухом. Ужасная темнота, туман и зловещая тишина не поднимали настроения. Да и в лагере туземцев было что-то уж слишком тихо. Видно этих бестий ничем не прошибешь. Спят беззаботно за пять минут до смерти. Ничего не чувствуют. Сказано, дикари!

"Звери кровожадные. Сдирают с голов убитых кожу, умерших сжигают, носят немыслимые чудовищные одеяния из птичьих перьев, трясутся в своих исступляющих плясках. Разве это люди?!", - рассуждал молодой лейтенант.

"Начальство полностью запретило зажигать на батарее огни, чтобы не встревожить туземцев, - продолжал бороться с бессоницей артилерист, - но похоже это для них слишком большая честь. На этой благоухающей земле должны жить лишь те, кто трудом своим добывает хлеб насыщный. Кто в молитвах неустанно славит Единого Бога - Творца и Сына Его, искупившего грехи человечества. А эта краснокожая грязь должна быть навечно сметена с прекрасной земли Континента".

Вдруг на всем пространстве от скалы до форта, от середины реки до глубины леса заухали совы. Одна из них в нескольких шагах от Ноунейма. "Сколько же сов в этих диких местах", - успел подумать он. И в это же мгновение стальной, остро отточенный нож, хладнокровно выпущенный недрогнувшей рукой, по самую рукоятку, как в масло, вошул в его левый глаз. Тихо, будто стараясь никому не помешать, он стал медленно валиться вперед. Но в это время краснокожие уже врывались на скалу и чей-то топор поторопил лейтенанта.

Если бы лейтенант Ноунейм знал хотя бы азы онитологии, он бы встревожился от такого количества совиных голосов. Так мнго сов в одном месте не живут. Но он этого не знал. Как и очень многое другое.

А знал он как убивать людей при помощи пушек. Еще он прекрасно разбирался какая раса выше и почему дикарь никогда не сможет подняться до уровня цивилизованного человека.

Алдонтины нанесли удар одновременно четырьмя группами. Одна сняла часовых. Вторая напала на караульную палатку. Третья на отряд прикрытия, четвертая на артиллеристов.

Трое солад и офицер остолбенели от неожиданности. В темноте, будто вырвавшиеся из преисподней демоны, в караульной палатке появились краснокожие. Те самые, которые там внизу, в лагере, через час-другой должны умирать, уничтожаемые картечью. "Как оказались они здесь", - успел задать себе вопрос начальник караула. Времени на ответ уже не было. Его наполненный победами боевой путь закончился навсегда. Уже умирая, он успел услышать огромный взрыв в форте.

В устрашающей боевой раскраске, вооруженные только топорами и ножами, алдонтины врывались в палатки и сонные солдаты так и не поняв что же все-таки произошло тут же падали навзничь с разрубленными черепами. Вскоре все закончилось. Отряд прикрытия был уничтожен полностью, артиллеристов оставили в живых.

С середины реки, из форта, со стороны леса доносились выстрелы. Вооруженные трофейными ружьями алдонтины согнали всю артиллерийскую прислугу в круг. Сильный Удар поднял руку, все сразу смолкли. Потрясенные энглиши, в мгновенье ставшие пленниками, еще не успели понять какую участь приготовили для них победители. Вождь был краток.

- Скоро рассвет. Ветер уже уносит туман. Наши воины везде напали первыми. Форт горит. Энглиши проиграли. Вы будете стрелять по форту. Я сказал.

Какое чудовищное коварство. Канониры остолбенели. Вот почему их не убили! Старый сержант, сплюнув кровь и вытирая руковом разбитое лицо, смело смотря в глаза вождю, произнес.

- Мы не будем стрелять в своих. Можете убить нас.

- Стрелять в женщин и детей ты был готов. Ты умрешь первым.

Вождь махнул рукой. Подбежало сразу несколько воинов. Сержанту быстро связали ноги, содрали с него одежду, подняли в верх и туго связали руки. Затем его подвесили вверх ногами на кожаном ремне, зацепленном за сук дерева. Сильный Удар еще раз взглянул на сбившихся в круг канониров.

- Сейчас с него с живого снимут кожу. Кто согласен стрелять - два шага в сторону. С тех, кто не будет стрелять, снимут кожу.

Безумные вопли сержанта огласили окрестность. Он извивался как змея. Непереносимая боль пронизывала насквозь.

Душераздирающие, нечеловеческие крики перенести было невозможно. Вскоре все энглиши сделали два спасительных шага.

Пождь подал знак. Воин, неумело размахнувшись трофейной саблей, отрубил сержанту голоду. До окончания стрельбы тело снимать не стали.

Целая флотилия челноков, удерживаемая на месте ударами весел, находилась по обе стороны вражеских судов и ждала команды. Бриг в центре и боты по бокам стояли в кильватерной колонне на якорях. Получив сигнал атаки, шауни двинулись. Коряги, обломки стволов, кусты подплывали к судам и тут же десятки воинов, держащих в зубах ножи и одетых лишь в набедренные повязки, уже крались по якорным канатам вверх.

Часовой на бриге успел подать сигнал тревоги, когда уже сотни воинов рвались вперед по спущенным вниз кожаным ремням.

Сразу на трех судах одновременно завязался кровавый бой.

Твердое Сердце первым ворвался на палубу бота, взмазом топора разрубил голову часовому и ринулся к мачте. Путь вождю прекрадил офицер. Направив пистолет в лицо, он выстрелил в упор.

Вождь успел уклониться и пуля навылет пробила левое плечо. Раненый шауни на миг остановился. Офицер достал второй пистолет, готовясь закончить поединок. Превозмогая обжигающую боль, Твердое Сердце нанес удар наотмашь. Острое лезвие боевого топора, скользнув по шее, пошло в подбородок. Падая, офицер выстрелил в воздух.

Вождь выхватил нож и вогнал его по самую рукоятку в сердце врага.

Оставшиеся в живых энглиши отступили на корму. Подплывали новые челноки и шауни заполняли собою палубу.

Кровь струилась по руке. Твердое Сердце быстро перевязал руку, окидывая взглядом бот. Бой затягивался, перестрелка не приносила успеха.

Вдруг на бриге раздался оглушительный взрыв. Палуба, мачты, снасти, паруса - все сразу поднялось в воздух. Зарево пожара ослепило округу. На мгновение все растерялись.

Твердое Сердце поднялся в полный рост, занес над головой топор и с боевым кличем шауни ринулся вперед. Энглиши замешкались. Кто-то успел выстрелить. Но вождь уже был на корме.

Тут же десятки воинов отбросив страх кинулись вслед за вождем. Завязалась рукопашная. Прижатые к бортам, враги, мешая один другому, быстро потеряли управление и стали сдаваться. Их сразу разоружили и связали.

Весь бот оказался в руках шауни. Восемь могучих пушек. Запас боеприпасов.

Жестами, знаками, набором с трудом выученных фраз, победители стали объяснять остаткам команды, что от них требуется. Но энглиши делали вид, что не понимают.

Капитан корабля Грейфокс с презрением смотрел на снующих по палубе краснокожих. "Как же могло случиться такое, - недоумевал он, - грязные дикари, никогда в глаза не видевшие даже галеры, вели бой по всем правилам абордажа и победили. Бриг взорван. Второй бот тоже в руках туземцев".

Туго связанные за спиной руки затекли, во рту ощущался привкус крови, кружилась голова.

К Грейфоксу, едва держась на ногах от усталости и потери крови, подошел Твердое Сердце. Взгляды встретились. Холеный, вышколенный морской офицер, колонизатор, сын и отец колонизатора и туземный вождь стояли напротив и изучали один другого.

Капитан дрогнул. Он был захвачен в плен не в дремучем лесу и не в неприступных горах, а на вверенном ему короной военном корабле. Он почувствовал, что краснокожий прекрасно улавливает эту разницу.

Грейфокс физически ощутил огромную волю вождя. Она давила на него, не давала собраться с мыслями: "Дикари заранее знали план операции. Кто-то предал. Они действовали наверняка".

Вождь продолжал сверлить взглядом. Мучительно хотелось сесть, просто куда-нибудь спрятаться. Не сон ли это, не наваждение ли? Капитан закрыл глаза. Голова закружилась, он стал падать. Но, стоящий рядом краснокожий, резко полосонул плеткой по спине, быстро приведя Грейфокса в чувство.

Твердое Сердце короткой фразой подозвал четырех воинов. Те грубо выдернули из толпы двух тщедушных матросиков, подвели их к борту. Воин мгновенно выхватил топор и едва уловимым движением нанес удар по затылку. Череп раскололся как спелый арбуз. Второй матров в ужасе дернулся, но тут же нож вскрыл ему живот и грудь. Рука вошла в тело и воин, выхватив еще бьющееся сердце, высоко поднял окровавленную руку над головой и огласил округу победным боевым кличем шауни.

Команда бота была порализована холодящей кровью жестокостью. Капитан Грейфокс оказался единственным из всей команды, кто, будто потеряв рассудок, со связанными руками и ногами кинулся на врагов. Его сразу сбили с ног. По команде вождя двое крепких воинов быстро схватили пытающегося сопротивляться Грейфокса и выбросили за борт.

Твердое Сердце подошел к матросам.

- Эти люди ушли к Богу Белых не страдая. Путь остальных может стать длиннее. Каждый, кто откажется выполнять приказы, умрет. Я все сказал. Хау!

Всего одна мысль пронизывала моряков. Жить! Жить любой ценой! Надо выполнить все требования дикарей. У короля много подданных, а жизнь у любого человека одна.

Содрогаясь от ужаса, матросы стали распределяться по кораблю, занимая свои места. Развязали только тех, кто был необходим для стрельбы. Канониры готовили орудия. Впереди, как на ладони, лежал форт. Восточный ветер уносил последние косматые обрывки тумана.

Размахивая топором как палицей, Одинокий Бизон пробивался к пороховому погребу. Повсюду по палубе брига в немыслимых позах валялись трупы. Вокруг шла беспорядочная стрельба, местами возникали поединки. Энглиши отступали на нос и на корму. Перешагивая через убитых и раненых, воины рвались вперед. Вскоре, закрепившись на реях и стеньгах, шауни простреливали всю палубу.

Забаррикадировавшись на баке, часть команды смогла ружейным огнем остановить нападавших. Морякам удалось выбрать якорь и, влекомый течением, бриг стал разворачиваться вокруг своей оси.

Челноки со всех сторон окружили бриг и шауни стали поражать матросов даже с водной глади. Когда стало ясно, что прорвать оборону энглишей нелегко, Сидящий Бык отдал новую команду: челноки отошли от брига на большее расстояние и воины начали стрелять из луков по высокой и длинной дуге.

Это оказалось для моряков полной неожиданностью. Хотя обстрел вели наугад сквозь туман, стрелы падали сверху и от них не было никакой защиты. Большей частью они только ранили. Хотя энглишей было много на маленьком пятачке, вскоре уже почти никто не мог отказывать сопротивление.

Стрельба на баке прекратилась и шауни ринулись вперед. Одинокий Бизон подошел к матросу, упавшему лицом вниз с широко раскинутыми руками и ногами. Он лежал, крепко сжимая костенеющими конечностями палубу.

Могучий бриг, построенный в далекой стране, здесь в самом центре Континента готов был сеять разрушения и смерть.

Не палубу, а всю землю краснокожих хотел схватить своими ручищами этот матрос. Огромное, крепкое тело. Сильное, хищное. Сальные грязные волосы слиплись от запекшейся крови.

Воин вытащил нож для скальпирования. Еще мгновение и дымящийся скальп врага украсит пояс победителя. Но он медлил. Ударом ноги Одинокий Бизон перевернул труп.

Лицо матроса не казалось ни злобным, ни жестоким. Он был даже красив. Чего не хватало ему? Зачем он здесь? Он пришел убивать, но нашел смерть. "Мертвый бледнолицый никогда не выстрелит", воин убрал нож, он не хотел снимать скальп. Шла страшная война. Все вокруг завалено трупами. Этот враг был сражен не в поединке. Кто убил его? Разве это важно? Бледнолицые пришли уничтожить всех краснокожих. Сколько братьев не вернется к своим вигвавам? Одинокий Бизон выхватил топор и с огромной силой ударил врага в лоб, выдернув окровавленное лезвие из кости, он нанес еще один удар. Воин не испытывал ненависти к этому матросу. Он ненавидел всех бледнолицых.

Очень скоро капитану брига стало ясно, что бой проигран. Краснокожие теснили со всех сторон. Но самые большие потери наносили падающие сверху стрелы. Он позвал боцмана.

- Брэйкнайф, нас кто-то предал! Форт горит, в лесу идет бой. Помощи ждать неоткуда. Я не желаю чтобы они сожрали мою печенку. А вы?

- Сэр! Я тоже считаю, что бриг не должен достаться дикарям.

- Возьмите факел, спуститесь в трюм. Когда стрельба прекратится, вы подожжете пороховой погреб. Пусть этот взрыв станет прощальным салютом. Они всеравно убьют всех. Я не хочу корчиться на Столбе Пыток. Лучше умереть героем.

- Сэр! Мы уйдем в могилу вместе с краснокожими.

Боцман хотел добавить что-то насчет рыб, которые будут довольны зытным завтраком или еще что-нибудь в таком же стиле, но сдержался. Все-таки он находился на имперском военном судне и сражалс за интересы государства.

Брэйкнайф был закоренелым фаталистом. Он никогда не сомневался, что закончит жизненный путь не в мягкой постели и умрет не от старческой дряхлости. Видно время пришло.

Бой на корме заканчивался. Все реже слышались выстрелы, все чаще стоны раненых.

Капитан взял пистолет, еще раз тщательно осмотрел его. Не дай Бог осечка. Краснокожие пошли на приступ. Он взвел курок, поднес ствол к виску, закрыл глаза. С закрытыми не так страшно. Непереносимые, душераздирающие вопли дикарей были уже рядом. Указательный палец не слушался. Организм по мимо воли боролся за жизнь.

Холод металла спускового крючка обжигал. Рука дрожала. Неимоверным усилием воли капитан сомкнул пальцы. Пуля вошла в голову.

Взрыв раздался, когда краснокожие стали спускаться вниз. Разорвало трюм, на воздух взлетела часть палубы над пороховым погребом, снесло грот-мачту. Бриг занялся пожаром. Воины стали прыгать в воду с горящего судна.

Ударной волной Сидящего Быка выбросило за борт. Обгоревшего, потерявшего сознание вождя успели вытащить из воды.

Жадные языки пламени пожирали паруса, снасти, мачты, реи. Огонь охватил весь корпус судна. Пеньковые якорные канаты быстро перегорели и остатки брига, будто факел освещая предутренние сумерки, уносились величавым течением реки, бесславно исчезая за поворотом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Наибольших успехов в колонизации Континента добились спейны, франки и энглиши. Но каждый из этих народов придерживался совершенно разных принципов освоения подконтрольных територий. Спейны видели в покоренных дикарях людей. Они обращали аборигенов в свою религию и смело раздавали туземным вождям знания и должности, что позволяло тем вливаться в руководящую элиту. Шла никем не контролируемая метисация. Население разделилось на четыре враждебных группы. На одном полюсе были огромные массы крестьян из аборигенов, влачащих полурабское существование, на другом малочисленная прослойка из аристократов, занимающих высшие посты. Посредине находились волные племена кочевников не признающих власти спейнов и метисы, ненавидевшие как спейнов, так и аборигенов. Весь этот конгломерат в любой момент мог взорваться.

Франки использовали колонии как источник дешевого сырья и рынок сбыта товаров. С аборигенами они не воевали. А просто строили вдоль водных путей многочисленные фактории и разворачивали торговлю. Когда краснокожие насыщались огненной водой, им предлагали огнестрельное оружие, табак, чай, сахар, предметы обихода. Скупали меха, кожи, драгоценные металлы, ценные породы дерева.

В мелких конфликтах франки всегда шли на уступки. Дальше огненной воды дело заходило редко. Пришельцы и аборигены были взаимно заинтересованы в общении, создав этнический симбиоз.

Совсем другую политику в Новом Свете проводили энглиши. Шло массовое заселение земель, их глубокое экономическое освоение. Ставилась задача полного физического уничтожения местного населения.

В ночь с 20 на 21 апреля большая часть обитателей форта Стронг Дампинг спала крепко. И никакие кошмары им не снились. Перед тяжелой ответственной работой солдат должен отдохнуть. Но не спалось Уинстону Гудмэну. Его детище, грандиозный проект, через несколько часов перевернет представление о многих аспектах военного искусства. Такая концентрация мощи, глубочайшая конспирация, полная неожиданность удара. Ничего подобного в Новом Свете не было.

Уинстон вспомнил события семилетней войны. Энглиши воевали бездарно, отсиживаясь в крепостях. Это была большая война, развернувшаяся сразу на нескольких материках и океанах. Почти все значимые страны Старого Света сочли, что им есть за что сражаться. Примерный паритет сил придал кампании затяжной характер.

Основные баталии проходили в Старом Свете, в Индии, на морях. На Континенте численность энглишей измерялась миллионами, а франков всего лишь десятками тысяч. Но почти все племена краснокожих поддержали франков. Они прекрасно понимали, что грозит им, если франков сменят энглиши. Франки на всех театрах военных действий терпели неудачи. Но на Континенте они вооружили огнестрельным оружием туземных воинов. И белые офицеры повели их от победы к победе. Краснокожие солдаты показывали чудеса героизма. Они сражались не за интересы за интересы далекого короля, Великого Белого Отца, а за Священную Землю Предков. "Только глупец, - рассуждал Уинстон, - может подумать, что франки смирились с потерей таких огромных территорий. Новая война не за горами".

Уинстон выглянул в окно. Туман был необычайно густым. Пожалуй, подобного он и не помнил. Надо же такое совпадение. Вряд ли он рассеется ко времени нанесения удара.

По договору 1763 года франки оставили за собой небольшую полоску земли, зажатую между Спейнским Заливом и Отцом Рек. Далее на запад уходили земли спейнов и спорные территории Великих Равнин.

"Шанс франков в том, - развивал правительственный агент мысль, - чтобы привлечь дикарей на свою сторону. А сделать это не сложно. Убиваь энглишей не пойдут с удовольствием".

"Реальные события, - вынужден был констатировать Гудмэн, - всегда обгоняют любые самые смелые планы. Форт Стронг Джампинг проектировался как форпост мощи империи, чтобы закрыть проход и франком и спейнам в глубь Континента. Когда началось строительство, на первое место вышло его значение, как оплота новой политики колонизации, направленной на нейтрализацию сепаратистских тенденций среди старых поселенцев. Великий Водный Путь должен сыграть не столько экономическую, как политическую роль. Алдонтинов никто в расчет не брал. А сейчас форт, и весь гарнизон, и целый кавалерийский полк, и даже небольшой флот собрали, чтобы перебить так называемую "жалкую кучку дикарей". Да, превратности судьбы".

Время шло к рассвету. Туман понемного редел. До начала побоища оставалось совсем недолго. "Все пройдет блестяще, - не сомневался Уинстон, - Бог, как всегда, на нашей стороне, погода улучшается".

"А на самом деле, - в лоб спросил себя Гудмэн, - если взвесить все факты, насколько был обоснован этот резкий рывок на запад. Не ошибка ли это?". Он не успел найти ответа. Раздался оглушающий взрыв. И на месте, где находился северо-западный бастион, появился пролом. Сквозь брешь вбегали краснокожие и выстраивались рядами.

Изменения погоды воодушевили не только правительственного агента Гудмэна. Небесная Пума и капитан Стоун расположились в жилище капитана. В отличии от остальных обитателей форта Стронг Джампинг они должны были начать военные действия несколько раньше, чем наступит рассвет.

Капитан был в нижнем белье. Рядом висели два костюма: туземного воина и артиллерийского офицера. Стоун достал бомбу, еще раз проверил фитиль. Предусмотрено все до самых мелочей. Он не хотел думать о том, что может быть срыв. Этот бой стал смыслом всей его жизни.

Эрагез взял лук, натянул тетиву, вновь расположил его вдоль стены. Тут же возле подоконника стояли стрелы. От окна до северо-западного бастиона шагов пятьдесят. Но видимость была ужасной. Они уже собирались выдвинуться ближе к бастиону, но это могло привлечь внимание.

Оба молчали. Не было ни слов, ни мыслей. Слух напряжен до предела. С момента подачи сигнала атаки у них в распоряжении оставалось не более одной минуты. Стоун рассчитал - времени хватит.

Часовые расстояние между бастионами преодолевали за две минуты. Четыре стены - восемь солдат. Стены были сделаны из двух рядов вековых дубов вкопанных в землю. Между ними плотно утрамбованная земля. Часовые по каждой стене шли навстречу друг другу. Встретившись у бастиона, они разворачивались и направлялись к другому бастиону. За одну минуту надо было успеть сделать многое.

Ред Мистейк одел костюм мэкигэнского воина, нанес боевую раскраску. Он победит или умрет мэкигэном. Небесная Пума нанес боевую раскраску, укрепил на поясе топор, нож, аркан. Тишина давила, казалось все было заполнено тишиной. Тишина звучала всеми октавами.

Едва уловимый сигнал раздался на востоке в лесу. Последовательно по всей округе заухали совы. Эрагез быстро открыл окно. Часовые только что отошли от северо-западного бастиона. Воин взял в зубы стрелу, другую сразу послал в цель. За ней пошла и первая.

Часово, идущий в сторону северо-восточного бастиона, был убит сразу. Стрела вошла в горло. Он мягко опустился на стену, не издав ни звука. Расстояние до часового, направляющегося к юго-западному бастиону было слишком большим, чтобы стрела могла убить его. Солдат завалился, свесив голову со стены и громко застонал.

Двигающийся навстречу часовой, почувствовав опасность, резко ускорил шаг. Эрагез высочил из комнаты и не прячась побежал навтречу врагам. Через несколько мгновений вокруг будут слышны выстрелы и все потеряет смысл. На бегу, почти не целясь, он выпустил стрелу. Солдат упал.

Воин мгновенно раскрутил ременную петлю. Раненый солдат все еще жив. Рот был широко открыт. Изо рта сочилась кровь. Петля затянулась на шее. Небесная Пума сдернул тело со стены, погрузил его на плечи и быстрым шагом направился к квартире Ричарда Стоуна.

Капитан Стоун убедил начальство в необходимости большую часть пороха перенесли на северо-западный бастион. Пушки этого бастиона должны сделать основную часть выстрелов.

Сменивший Сущность бежал к бастиону. Уже слышны хлопки выстрелов на реке, уже часовые подали сигнал тревоги. Сейчас гарнизон начнет построение.

Он действовал молниеносно. Могучий пятигранник бастиона, ощетинившийся смертоносными стволами орудий, доживал последние мгновения. Звякнул ключ, полетел в сторону замок. Откинув засов, он приоткрыл дверь и аккуратно положил бомбу на бочонки с порохом фитилем вверх. Отбежал три десятка шагов вдоль стены он всем телом прильнул к ней, упав на землю ногами к бастиону.

Метис, в котором слились масштабность мышления и аналитическая гибкость ума белого человека с природной хитростью и изощренность краснокожего, рассчитал все точно. Взрывом бастион разнесло на куски. Горящие бревна и доски падали на строения. Начался пожар.

Небесная Пума бросил тело солдата на пол, перерезал горло, снял скальп. Затем несколькими ударами топора обезобразил лицо, содрал с трупа одежду и одел на него форму Ричарда Стоуна. Теперь опознать убитого нелегко. Порох загорелся мгновенно. Гарнизон начинал построение. Вокруг замешательство, суета. Эрагез бежал к обломкам бастиона. Там свои. К многочисленным очагам пожара добавился еще один. Ричард Стоун был мертв. И для бледнолицых и для краснокожих. Тело мужественного офицера сгорело. Только знаки отличия помогли опознать останки погибшего.

Ричард Стоун умер. Умер в душе метиса. Умер Ред Мистейк. Он сделал свой выбор. Сменивший Сущность обрел душевный покой. Он стал своим среди своих. В пролом врывались воины. Это он привел их. Он научил их, как победить беспощадных врагов и они победят.

Он стоял рядом с Ястребиным Когтем. Кто мог подумать, что это капитан Стоун?! Воины быстро выровнялись рядами.

Напротив полк выстраивался поротно. Никому в голову не могло прийти, что напали краснокожие. Это могли быть франки, спейны, пираты. Кто угодно.

Сто воинов во главе с Ястребиным Когтем ждали взрыва в засаде совсем рядом с бастионом. Каждый имел два заряженных ружья. Они ворвались в пролом и выстроились вдоль сходящихся к бастиону стен в две шеренги. Воины в первой шеренге встали на одно колено. Воины во второй шеренге не метясь разрядили ружья в огромную однообразную массу врагов и тут же стали через брешь уходить из форта. Тогда первая шеренга поднявшись тоже выстрелила.

Вскоре все алдонтины исчезли в темноте. Лишь десяток прикрытия остался на развалинах бастиона, чтобы преградить путь солдата.

Такой плотности огня энглиши не встречали даже на театрах войны в Старом Свете, где в сражениях участвовало несравнимо больше солдат. На выдвижение из засады, прорыв через брешь, боевое построение, стрельбу и отход алдонтинам понадобилось времени больше, чем затратит пешеход для преодоления двух сотен шагов. Потери энглишей были колоссальны. Каждая из двухсот пуль нашла свою цель. Расстреливаемые в упор энглиши падали как скошеная трава.

Отошедшие от шока враги подняли неимоверную пальбу. Но пули уносились в пустоту. Мгновенно оценив обстановку, начальник гарнизона отдал приказ выдвигаться через брешь и ружейным огнем поражать убегающих краснокожих. Солдаты ринулись к пролому. Но здесь их встретил град стрел. Пришлось залечь. Стрельбой из укрытий краснокожих прижали к обломкам бастиона, а в это время две группы энглишей взобравшихся на стены с двух сторон ринулись к бастиону штыками наперевес. Туземцы сражались как тигры. Они остались, чтобы умереть. Секунды тянулись, складываясь в бесконечные минуты. Когда последний исколотый десятками штыков алдонтин упал на спину и, разбросав руки, улыбаясь смотрел на врагов широко открытыми глазами, всем стало ясно - они погибли не зря. Краснокожие смогли уйти из-под обстрела, сохранив воинов и оружие.

Уинстон Гудмэн мгновенно понял все. Краснокожие устроили огромную засаду. Они знали план энглишей и напали первыми. Вокруг форта бескрайтие леса, но алдонтины заняли позицию в небольшой рощице в пятистах шагах от крепости. Зачем? Они не могут незнать, что пушки разметут рощу одной сотней выстрелов. Артиллеристы уже готовились к стрельбе на северо-восточном бастионе. "Зачем туземцы пошли в рощу обрекая себя на смерть", - неудомевал Гудмэн. Необходимо срочно найти ответ на этот вопрос. Ведь это новая хитрость краснокожих.

Лагерь туземцев был пуст. Они давно уже на другом берегу. У напавших на форт ружей намного больше, чем получили алдонтины по договору. Откуда взялось оружие? Каждый туземец сделал два выстрела. Как они смогли освоить этот тактический прием? Гудмэн вдруг ухмыльнулся: "Солдатам по два ружья в бою не дают, слишком дорого, порой и по одному не всегда есть". Вопосы валились как снег на голову. Ответов не было.

"Огнестрельное оружие, - судорожно ловил мысль правительственный агент, существует уже много лет". Пушки били по роще. Солдаты готовились к атаке. Но на их лицах была нескрываемая растерянность. Огромное число раненых своими стонами не прибавляло храбрости.

"Совершенствование оружия, - далее рассуждал Гудмэн, - тут же ведет к изменению принципов боя. Но отставание здесь всегда имеет место. Давят традиции, косность мышления".

В отблесках полыхающих пожарищ он казался одиноким философом какойто злой силой заброшенным в это пекло. Кругом мельтешили люди, что-то скрипело, бряцало, стучало. Гудмэн ушел в себя. Он искал истину.

Первые залпы с батареи на скале, а затем и с ботов быстро вернули его в реальный мир. Уинстон растерялся. Он мог предусмотреть, рассчитать, вычислить все! Но такое?! Канониры не стремились попасть в цель. Но форт был не столь велик. И ядра, бомбы, гранаты, картечь, все что было под рукой, валилось на крепость. Правительственный агент, считавший себя до последнего момента крупнейшим знатоком краснокожих, вдруг понял, что он совсем не знал алдонтинов. Откуда же, черт возьми, они взялись?! Почему они совсем, совсем другие. Такая же медного цвета кожа, как у гуролов, целинолов, эрагезов. Такие же перья на головах, как у десятков других племен и народов. Отсутствие государственности, письменности, культуры в широком понимании. Все так же, но они другие.

Гудмэн молниеносно прокручивал в голове факты. Он был поражен. Он хотел, он обязан был найти в истории подобный пример. Перед глазами стояли линии заграждения из конных монгольских лучников, перед ними сотни тысяч, милионы военнопленных. Их как стадо быков гонят вперед. Вооруженные лишь палками пленники лезут на стены еще непокоренных городов, чтобы умереть. Но они хотят жить. И они вынуждены убивать тех, кто убивает их. Ведь им обещаны жизнь и свобода.

Но это было не совсем то, или совсем не то. Гудмэн вспоминал лучшую в мире монгольскую артиллерию из метательных машин, которую почти полностью обслуживали пленные китайцы. Но их готовили годами, самое малое месяцами.

Уинстон не сомневался, что содрав пару-тройку скальпов алдонтины смогут объяснить канонирам что стрелять надо. Проблема была в другом. Как смогли они додуматься до такого?

На глазах Гудмэна алдонтины применили два тактических новшества: резко увеличили плотность огня за счет использования каждым воином двух ружей и сумели заставить артиллерию энглишей стрелять по своим. Уже не было сомнений что это не последняя хитрость противника. Надо было срочно понять, что же еще готовит он?

Алдонтины не обременены воинской дисциплиной, муштрой. У них нет армии с ее бюрократией, антогонизмом между офицерами и солдатами. Армии Старого Света ведут военные действия на открытых, оголенных пространствах или в крепостях.

На Континенте приходилось применяться к партизанской войне в лесах, горах, болотах. Но аборигены оказывали слабое сопротивление. И колониальные войны не поставили задачи изменить взгляд на тактику военных действий.

Алдонтины, - ухмыльнулся Гудмэн - не изучали основ ведения боя. И не знакомы со всей глубиной истории данного вопроса. Они воюют как умеют: нападение из засады, сокрушительный удар и быстрое исчезновение. Ружье для туземца - средство убивать. И они использовали ружья, как посчитали целесообразным. Они не знали как делать правильного получилось как нельзя лучше.

"Черт возьми, - скривил губы агент, - если и дальше они станут выкидывать свои дилетантские штучки, скоро у нас совсем не останется солдат".

Запас пороха и на батарее и на ботах был не бесконечен. Ведь их готовили не для осады форта, а для решения куда более легкой задачи. Под страхом смерти артиллеристы вывалили на крепость весь боезапас и ждали своей участи. Реальный урон для гарнизона был не столь велик и на совещании офицеров было решено перехватить инициативу в свои руки. Придя к выводы, что после обстрела из пушек в роще мало кто остался жив, начальник гарнизона приказал двум ротам взять рощу в клещи и добить противника. Еще одна рота выдвинулась к скале, чтобы отрезать засевший там отряд краснокожих, а затем всеми силами напасть на скалу. Если к этому времени кавалеристы в лесу еще не успеют разгромить туземцев, пехота выдвинется навтречу.

Солдаты бодро шли стройными рядами к роще, вряд ли надеясь найти там хотя бы одного живого дикаря. Круг сужался. До рощи оставалось не более сотни шагов. Залп был настолько неожиданным, что вряд ли кто понял в чем дело. Второй залп последовал незамедлительно. Земля вокруг рощи усеялась трупами солдат. Оставшиеся в живых побежали.

ГЛАВА ПЯТАЯ

При разработке плана операции Сменивший Сущность основную ставку делал на то, что бледнолицые никогда не считали людей с медным цветом кожи существами разумными. Туземцу не отказывали в праве быть хитрым, коварным, смелым, жестоким, сильным, выносливым. Но не разумным.

И когда началась великая битва, энглишам было безумно трудно поверить, что все фрагменты составляют единое целое, а битва является великолепно расставленным капканом, по суи волчьей ямой для энглишей. Никто не сомневался, что краснокожие мастера по этой части. Но этническая память энглишей не впитала в себя страха перед туземцами. Самое большее, что удавалось аборигенам - помать в засаду роту пехоты. Война Черного Орла четко показала предел возможностей краснокожих. И трудно, невозможно было представить, что такой грандиозный по своей смелости замысел под силу алдонтинам.

В отличии от шауни и других кочевых насельников равнин, алдонтины, как лесной народ, были никудышними всадниками. И против кавалерии врага они бросили большую часть своих сил, заранее зная, что если их где и может поджидать неудача, то скорее всего в сражении с конницей.

Второй королевский драгунский полк был доставлен транспортными судами за сутки до начала побоища. Ночью, чтобы не вызвать тревоги у алдонтинов, кавалеристы разбили лагерь в десяти тысячах шагах на северо-восток от форта.

Полк обосновался на живописной опушке возле небольшой скалы. С юга и востока лагерь окружал лес, с севера нависала скала, в сторону форта открывалась равнина. Кавалеристы отлично замаскировали свои позиции и весь день посвятили отдыху. Расположение лагеря в случае нападения врага могло стать весьма невыгодным. Но нападения драгуны не ждали.

Непосредственно перед началом бони полк должен был выйти на боевой рубеж, растянуться в линию и отрезать алдонтинов от леса. Огнем мушкетов и в дальнейшем сабельным ударом гнать дикарей к реке, не давая им вырваться из кольца окружения.

С вечера хорошо отдохнувшие за день кавалеристы разошлись по палаткам. Оружие, упряжь, седла каждый драгун имел под рукой. Лошади на коновязи находились рядом с палатками.

Сменивший Сущность не знал точно, когда прибудут драгуны и где они расположатся. Разведчики с обеих берегов Отца Рек день и ночь следили за каждым всплеском воды. Еще шла выгрузка кавалеристов, а отряды, задействованные для нанесения упреждающего удара, уже стягивались к месту схватки.

Кавалерийская атака пугала алдонтинов не меньше пушек. Полк надо громить сразу всеми силами. Если всадникам удасться развернуться, они сметут все.

Ближе к закату перед часовым - новобранцем, охраняющим северную сторону лагеря, будто из-под земли выросли два матерых волка. Растерявшись от неожиданности, он громко закричал:

- Волки! Волки!

Трусливо озираясь по сторонам, звери побежали к скале, к спасительным зарослям орешника. Лошади, почуяв запах хищников, взбесились. Этот переполох еще больше испугал волков. Неверно выбрав путь отступления, они стали подниматься вверх по скале, превратившись в отличную мишень.

Часовой непонятно зачем выстрелил. Один смертельно раненый зверь вьюном завертелся по земле, другой успел скрыться в зарослях. На выстрел подбежало сразу несколько человек, подошел начальник караула.

- Что случилось? Часовой, почему ты стрелял?

- Господин лейтенант, там волки! Одного я убил.

В это время в орешнике раздалс жалобный протяжный вой. Шагах в четырехстах восточнее ему отозвался другой зверь.

- Да их здесь полно. Черт побери! Ну да ладно, эти недружелюбные места мы покинем утром. Часовой! У тебя есть дела поважнее, чем раскрыв рот, переводить порох попусту. Понабирают в кавалерию кого попало!

Волки были пойманы за несколько дней до развернувшихся событий. Туго связав ноги и челюсти зверей, алдонтины доставили их прямо к лагерю драгун. Четверо молодых воинов надели на себя свежесодранные волчьи шкуры и, поглощенные ночью и густым туманом, почти не приминая травы скользили вокруг враждебного бивака. Запах хищников постоянно заставлял лошадей вздрагивать, а кавалеристы постепенно привыкли к их беспокойному поведению.

Лагерь заснул. Стояла тишина, изредка прерываемая волчьим воем и храпом лошадей.

Шесть сотен воинов одновременно со всех сторон вошли в стан врагов. По одному на каждого драгуна. Их задача - убивать сонных врагов и уводить лошадей. Но туман не стал союзником алдонтинов. Энглиши обнаружили противника еще до начала атаки. Бой превратился в разбросанные по всей территории поединки. Управлять воинами при такой видимости было почти невозможно. Кроме ножей и топоров алдонтины не имели другого оружия. Огонь мужшеток и пистолетов остановил атаку. Она захлебнулась. Великолепное метательное оружие - топорик оказался бессильным перед драгунской саблей. Понеся немалые потери, алдонтины отступили.

Драгуны быстро организовали боевое построение, чтобы немедля начать преследование бежавшего врага. Их положение осложнялось тем, что преследовать было некого. Противник растворился в ночи. Собравшиеся на пятачке кавалеристы стали отличной мишенью и была поставлена задача срочно вывести полк из лагеря. Но в это мгновение со скалы, а также из леса с юга и востока раздался залп. Стреляло не менее двухсот ружей. Конечно, в темного попасть в противника нелегко. Но ряды драгун значительно поредели. Прячась за туши убитых лошадей, прикрываясь трупами товарищей, они заняли круговую оборону.

Сразу пришло осознание - в рукопашную туземцы не пойдут. Дикари явно не испытывали недостатка в порохе и свинце.

Откуда у врагов столько ружей?! И кто вообще напал на лагерь? Ночь не дава ответа. Залпы следовали один за другим и драгуны гибли, так и не приняв бой.

Путь на запад, в сторону форта, был свободен. Туземцы не закрыли его. Была ли это оплошность или ловушка, не имело значения. Вскакивая на лошадей, где по одному, а где по два всадника, драгуны с ходу пускали коней в галоп. Так и не создав строя, они мчались к спасительному форту. Никто не обращал внимания на несущиеся со всех сторон пули. Каждый спасал свою жизнь. Но половина драгун уже никуда не спешила.

В пятистах шагах от лагеря, на поляне, растянувшись глубоким полукольцом, скрываемый предутринними сумерками и не конца растаявшим туманом, бледнолицых ждал конный отряд в пять сотен всадников. На флангах его усиливали шесть сотен пеших воинов, участвовавших в первой атаке на лагерь.

Первые ряды драгун понимая, что попали в западню, пытались на всем скаку осадить коней. Но тысячи стрел уже неслись к своим целям. Напирающие сзади драгуны лишь прибавили неразберихи. Пытаясь развернуть лошадей и отступить назад, энглиши, осыпаемые градом стрел, потеряли последнюю надежду на успех. Каждый думал лишь об одном - подороже продать свою жизнь. Энглиши отстреливались, с отчаянием обреченных бросались в рукопашную.

Сзади подбежали алдонтинские стрелки. Двести ружей били в спину с расстояния в несколько шагов. Энглиши падали и падали с лошадей, проклиная тех, кто ввергнул их в эту авантюру.

Только несколько раненых оказалось пленниками. Воины собирали оружие, сгоняли в табун трофейных лошадей. К Зоркому Соколу подвели пленных. Их можно было пересчитать по пальцам. Один новобранец плакал. Другой, встав на колени молился Богу. Рыдая, он просил не убивать его. Рыжие, медного отлива волосы, кудрями ниспадающие на бледное, конопатое лицо, дрожащие тонкие губы - он не казался героем.

Всех пленных привязали к деревьям. По приказу вождя новобранца оставили в кругу краснокожих. Зоркий Сокол вплотную приблизился к нему.

- Ты, как и все они, пришел сюда убивать дикарей, чтобы заработать деньги. Они мертвы, ты жив. Ты очень хочешь жить и твой Бог пожалел тебя. Что ж живи. У тебя есть выбор. Бери!

И Зоркий Сокол протянул драгуну саблю. - Бери!

Суровые глаза туземного вождя со страшной силой насквозь пронизывали новобранца. Дрожащей рукой он взял оружие и в растерянности встал среди краснокожих.

- Убей любого из нас. Может быть ты успеешь. Что же ты замер? Ты же за этим пришел сюда!

Драгун стоял в полной растерянности. Голова шла кругом. Он просто не понимал, что происходит.

- Убей себя и тебе не придется выть, когда с тебя будут снимать скальп.

Парализованный драгун стоял как вкопаный и молчал.

- Как любят жизнь энглиши. Что ж бледнолицый! Ты убьешь вот того офицера и можешь уходить. Давай!

Новобранец сразу понял все. Дикарь хочет, чтобы он зарубил майора Лонглайфа. И его отпустят домой. Он сразу направился к дереву, где был привязан майор.

- Простите меня, сэр! Мама не сможет пережить моей смерти. Я хочу жить. Простите!

Офицер хладнокровно смотрел на новобранца.

- Дъютидог! Не делайти этого. Вы же энглиш!

Но драгун второго кавалерийского королевского полка Силли Дъютидог уже принял решение: "Майор Лонглайф стар. Он долго жил и много видел в этой жизни. Дикари убьют всех пленников, а он, Силли, имеет шанс выжить. Мама не перенесет его смерти. Другого выхода просто нет.

- ????????! ?? ??????. ??? ...

Фраза майора была прервана. Возможно он хотел предостеречь новобранца о строгой каре, в той, другой жизни.

Но Силли уже ничего не слышал. Закрыв глаза, он взвыз как раненый зверь и обрушил свое оружие на голову офицера. Удар пришелся неточно. Срезав ухо, сабля скользнула по шее, застряв в грудной клетке.

Горячим фонтаном из раны брызнула кровь. Офицер сразу потерял сознание. Раскрытый рот жадно хватал воздух, холодящие душу хрипы переходили в бульканье. Он никак не мог умереть.

- Кто еще хочет спасти свою жизнь?

Зоркий Сокол обвел взглядом пленных.

- Я! - прошептал старый сержант.

Развяжите его!

Сержанта и новобранца поставили рядом. Остальных быстро добили ударами топоров.

Вождь вплотную подошел к сержанту и направил взгляд прямо в лицо.

- Ты хотел утопить руки в крови моих братьев и сестер. Бледнолицые сильны пока воюют со слабаками. Но в земле алдонтинов вы не найдете трусов, готовых разбежаться при первых выстрелах ружей и пушек. Вы не встретите людей, теряющих человеческий облик при виде огненной воды, способных за боченок отдать землю своих отцов.

Запомни! Вам никогда не удасться плясать на могилах наших предков. Алдонтины уходят. Но мы вернемся. И тогда наша земля станет для вас одной большой могилой. Несложно стравливать краснокожие народы, заставляя их убивать друг друга. Ты видел, бледнолицый, это приемлемо и для вас.

Презрительная улыбка скользнула по лицу воздя.

- Вы двое останетесь жить. Пусть энглиши знают: есть такой краснокожий народ алдонтины, готовый ответить ударом на удар. Сила встанет против силы, хитрость против хитрости, сплоченность против сплоченности. Идите!

Мысль устроить засаду в роще пришла к Сменившему Сущность в самую последнюю очередь. Шауни во время пожаров на равнине рыли ямы и, спрятавшись в яме, всадник и лошадь могли переждать уносимый ветром огонь, накрывшись парой бизоньих шкур. Жители Зеленого Эрина, ведущие многовековую борьбу против энглишей, рыли ямы-бункеры под кочками среди болот и прятались в них. Найти их было невозможно. А ночью они выходили из укрытий и били сонных врагов.

Сменивший Сущность понимал, что по роще бить ядрами и бомбами не станет никто. На пятьсот шагов от стен форта было голо. Подкрасться незамеченным невозможно. Роща находилась немного дальше. Энглишам должно было показаться очевидной глупостью то, что алдонтины решили занять позицию в роще.

В ночь атаки алдонтины вырыли ямы в роще по ее периметруЮ устроили брустверы, а сверху накрыли бункеры стволами деревьев и землей.

Врагов подпустили вплотную. Времени выбрать цель было достаточно. Отряд получил задачу перестрелять солдат и сразу выдвинуться к скале, чтобы там объединиться с воинами. Сильного Удара и вместе перейти на другой берег.

Несмотря на ошеломляющее действие опережающего удара и точный расчет всей операции, краснокожие не надеялись на полный успех. Взаимодействие всех отрядов не предполагалось. Ведь у вождей не было опыта руководства такой гигантской по масштабам краснокожих армией. И каждый отряд нанеся удар должен был отступать самостоятельно.

В тот момент, когда воины Ястребиного Когтя уже готовились к рывку в сторону скалы, раздался топор нескольких сот копыт. Это были лошади второго драгунского королевского полка. Зажатый на флангах краснокожими всадниками, табун, растянувшись широким фронтом, полным галопом мчался к реке.

Солдаты, зная силу удара обезумевших лошадей, попытались рассеяться, устремившись кто к лесу, кто к форту. Но было поздно.

Гиканье, щелканье кнутов, боевые кличи еще больше распаляли животных. Надеясь вырваться из полукольца гонящих их всадников, лошади ломились вперед, топча и давя пехотинцев. Теряя последнюю надежду, они все еще верили, что смогут криками и выстрелами разогнать табун. Но тех, кто не попал под копыта, настигали пули и стрелы.

Разбившись на два потока, табун стал обходить рощу, устремляясь дальше. Последние солдаты были добиты выстрелами из рощи.

Когда две роты окружали отряд Ястребиного Когтя, третья выдвинулась севернее, чтобы не дать краснокожим, засевшим на скале, ударить в спину.

Сильный Удар не мог знать, что всадники Зоркого Сокола уже рядом. Оставив несколько человек охранять пушки и пленников, он приказал остальным воинам тайно спуститься со скалы, чтобы в тот момент, когда завяжется бой в роще, неожиданно напасть на роту прикрытия.

Появление всадников изменило все. Солдаты стали строиться в каре, чтобы принять бой. Повенувшись на восток, они подставили фланг под удар краснокожих. Сильный Удар не стал торопить события. Воины сплотную подкрались к врагам, потерявшим бдительность.

Ни одно из трофейных ружей не дало осечки. Выхватив топоры, воины ринулись в рукопашнюю. Бой был коротким. Бежавших солдат догонять не стали. Их добьют всадники.

Гарнизон крепости был поражен развернувшимися на глазах событиями. Надо было срочно выводить из форта все имеющиеся силы, включая полевую артиллерию и опрокинуть дикарей. Но комендант медлил. У туземцев на руках было столько огнестрельного оружия и действовали они так разумно, что сразу наводило на мысль: "Это подлые франки вооружили краснокожих и их руками нанесли удар".

Коменданту сразу стал ясен план франков, готовых выманить гарнизон из крепости и захватить форт. И он отдал приказ готовить крепость к обороне, срочно усилив взорванный бастион. Из четырех бастионов пушки были лишь на одном, пороха осавалось совсем немного. На глазах гарнизона краснокожие перебили три роты пехоты и готовились к штурму форта. Туземцев втрое больше, чем защитников крепости и нет никакой уверенности, что еще более многочисленные шауни не переправятся на восточный берег.

Алдонтины на штурм не пошли. Погрузив трфейные пушки и канониров на плоты они не спеша, будто бы крепость совсем пуста, стали медленно уходить на западный берег. Чудом форт был спасен.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Сидящий Бык умирал. Силы постепенно покидали израненное обгоревшее тело. Все чаще он погружался в сон, уходил в полузабытье. Вождь лежал на медвежьей шкуре, изредка просил пить. Молодые девушки отгоняли насекомых, создавали прохладу.

Вокруг вождя расположились жрецы. Глухо и мерно били барабаны, гоня прочь злых духов. Ложе было усыпано цветами, душистыми лесными и луговыми травами.

Сидящий Бык смотрел в сторону восхода солнца. Стекленеющий взгляд был устремлен к облакам. На восточном берегу, далеко за горизонтом они переливались в небе яркими и сочными тонами. Рассвет был сказочно великолепен.

Вождь вспоминал последний взгляд Черного Орла. В глубоко запавших глазах была печаль и тоска. Они все так верили в победу! Сидящий Бык, как и другие воины с трудом сдерживал слезы. Бесстрашные, смеющиеся в лицо смерти так и не смог понять, почему они проиграли. Нет, дело не в оружии. Но в чем, он не знал. этот позор всю жизнь терзал его. Как часто он эти годы видел глаза Великого Мэкигэна. За один день тот стал стариком. А сколько воинов тогда упало духом?

Сидящий Бык вспомнил Открытую Дверь. Жрец от плоти и кости шауни. Он любил свой народ и умер за него. Никто не посмеет сказать о нет плохо. Как много крови и слез должно пролиться чтобы народ нашел свой истинный путь! Но ведь все это Великая Тайна! Разве вправе люди спросить духов: "Почему все так, а не иначе".

Вождь был счастлив. Он уйдет в Страну Вечного Покоя. И он расскажет Гичи-Маниу о великой победе. Никогда еще краснокожие не побеждали такого врага. Даже Черный Орел.

Сознание вновь помутилось. Перед глазами стояло нестерпимо-яркое огромное кровавокрасное Солнце. Но было необычайно легко и приятно. Освещаемые солнцем, перед ложем вождя шли и шли воины. Они прощались с ним. Покрытые пылью боевых походов, увешанные захваченным в боях у бледнолицых оружием. Их лица и одежда забрызганы кровью врагов. Тела испещрены ранами. Но не спины. Им был неведом страх. Сидящий Бык почувствовал покой и умиротворенность. "В такой день я хотел бы умереть" - подумал он.

Все новые и новые отряды проходили мимо вождя и двигались на восток. Они были неисчислимы. Вдруг Солнце остановилось и изменило свой вечный ход. Солнце краснокожих освещало им путь. Разве не в этом воля Великого Духа? Над светилом стояла радуга. Это был знак Высших Сил. Сидящий Бык знал - время краснокожих близко! Вождь пришел в сознание.

- Я буду говорить, - вдруг тихо, но четко произнес он, - позовите людей. Вскоре все вожди и старшие воины собрались у ложа.

- Братья! Я ухожу в Страну Вечного Покоя. Наступил мой черед. Кто сможет упрекнуть меня, что я не делился с вами последним? Кто скажет, что в бою я прятался за спины? Я жил для вас и мой голос был слышен всегда. Я хочу быть услышанным и сейчас. Люди с белой кожей. Они везде и всюду. Мы уже не можем не говорить, не думать о них. Их земля далеко за Соленой Водой. Они пришли нести нам погибель: разруху, разврат. Не обольщайтесь их вещами. На них печать нашей гибели. Мы победили бледнолицых. Но их больше, чем деревье в лесу. Они упорны, настойчивы. Они не успокоятся и придут на западный берег реки. Нельзя ждать! Мы должны напасть первыми, не дать им собраться с силами.

Вождь смолк. Он долго о чем-то думал, обводя взглядом окружающих. едва узнавая их.

- Где Сменивший Сущность?

Мэкигэн придвинулся ближе, ловя каждый вздох.

- Сын мой! Ты послан нам Великим Духом. Живший в мире белых, познавший их законы, стань факелом в кромешной тьме! Помоги нам идти к победам.

Братья! Не верьте ни одному слову бледнолицых. Они лживы, коварны. Они всегда обманут. Не надо мстить белым людям за их зло, месть и злоба только ослабляют. Просто воюйте с ними. Мы должны бить их всюду: в лесах и лугах, в крепостях и на воде. Мы поселим страх в их душах. И пусть они ботся одного нашего имени.

Братья! Любите Великого Духа. Его Сила в нашей любви. Шауни и алдонтины ветви на одном древе. Мы - единый народ. Мы должны объединиться. И я говорю: "Нет ни науни, ни алдонтины". "Мы краснокожие дети Великого Духа! Многим придется смирить гордыню. Братья! Но разве это не под силу нам! На закате солнца, на бескрайних равнинах, в горах. вершины которых останавливают облака, в непроходимых лесах живут племена еще не развращенные близостью белых людей. На восходе солнца в резервациях доживают свой век осатки могучих народов. Земля краснокожих не имеет границ. Места хватит всем.

Великий Черный Орел боролся за право краснокожих жить на земле. Он не смог объединить народы. Умирая Великий Вождь сказал, что время нашей победы придет. И я прошу Вас, братья, не упустите это время!

Сидящий Бык поднял слабеющую руку. Начинающие седеть густые распущенные волосы ниспадали на плечи. На ввалившихся щеках заиграл румянец, в глазах снова пылал живительный огонь.

- Зоркий Сокол! Почему ты не рядом?

Алдонтин склонился над умирающим.

- Я слушаю Великий Вождь.

- Зоркий Сокол, ты первый смог разорвать порочный круг наших страхов. Ты не жрец, а воин. Но ты ближе всех познал Великую Тайну. Мы нашли истинный путь. Не сворачивайте с него. Твердое Сердце подойди ближе!

Твердое Сердце опустился на колени, нежно гладя щеку вождя и с трудом сдерживая слезы.

- Шауни! Духи уже зовут меня. Время вышло вождь, спосообный в эти тяжелые дни вести людей за собой. И я говорю: "Твердое Сердце достоин".

Гул одобрения пронесся по кругу. Сидящий Бык взял в свою ладонь крепкую руку Твердого Сердца. Воин почувствовал как вождь с силой сжал его ладонь. Опираясь на поддерживающих его воинов, старый вождь встал в полный рост, вскинул голову. Он отстранил от себя всех, простер вверх к Солнцу руки. Воины поняли, что их помощь ненужна.

Необычайно звонким голосом вождь четко выкрикнул лишь одно слово.

- Иду!

Тело опустили на ложе. Твердое Сердце произнес.

- Великий Вождь покинул нас. Духи ждут его.

Глухо и часто били барабаны. В последний путь уходил человек, столько лет шедший впереди своего народа. Воины, едва сдерживая слезы, пряча суровые взгляды проходили мимо вождя, отдавая последние почести. Женщины распустив волосы и посыпав их пеплом плакали навзрыд.

Огонь - часть Великой Тайны - забрал тело. Четыре Ветра разнесли пепел. Мать-земля приняла его.

Сидящий Бык яркой звездой вошел в память людей. Вождь умер, но народ стал еще сильнее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Биг Айренхэнд заканчивал урок арифметики. Сидящие кругом вдоль стен большого бревенчатого вигвама ученики внимательно ловили каждое слово учителя. Они записывали на деревянных досках углями арифметические действия, бойко отвечали на задаваемые вопросы, смело обсуждали трудные темы.

Смекалка и сообразительность учеников искренне удивляли Бига. Их горячее желание овладеть знаниями белых людей было почти мистическим.

Биг преподава арифметику и географию. Изучались также история, риторика, энглишеский язык, музыка, фехтование, танцы.

Он с нетерпением ждал вечера. Едва стемнеет, там на берегу речья за селением под их огромным белым тополем, склонившим свои могучие ветви до самой воды, он вновь увидит Ласточку. Гибкая, как тростинка, совсем еще юная, ей нет и четырнадцати лет, она будет смотреть на него своими огромными черными глазами, держать в ладонях его руки и почти не дыша внимать ему. Как губка она впитывает все, саазанное им про огромный бескрайний мир.

Ее поражают города, где людей больше, чем на всех Великих Равнинах, могучие корабли, которые один за другим строят мастера, громадные заводы, где трудятся сотни людей. Она хочет знать все.

Ласточка, дочь покойного Открытой Двери, прекрасна. Подвижная, гибкая, ловкая. Она первая среди девушек пошла в школу. Ее влечет огромный мир, бесконечный, разнообразный. Как много воинов готовы ввести ее в свой вигвам. Но она любит белого человека Бига Айренхэнда.

Он совсем не такой, как мужчины народов науни и алдонтин. Нежно-розовая, бледноватая кожа, светлые волосы. Он большой, плечистый, сильный, но, в то же время, какой то беззащитный. Его улыбка просто сводит ее с ума. Он старше ее вдвое. Но она любит его и только его. Она станет его женой.

Биг вновь и вновь будет чувствовать ее бархатистую кожу, ощущать ее дыхание. Он ждет. Он умеет ждать. Уже год он среди краснокожих братьев. Скоро они нападут на форт Стронг Джампинг. Биг пройдет Посвящение в Воины и среди первых ворвется в форт. Он будет достоин Ласточки. И тогда она станет его женой.

Ученики разошлись. Он остался один. Нахлынула волна воспоминаний. Двадцать первого апреля 1779 года исполнился ровно год, как он попал в плен к краснокожим. Напавшие на бот шауни были беспощадны. Как и многих других, чудом оставшихся в живых, его крепко связали и увезли на лошадях, вглубь лесов. Выбора не было. Тех, кто не хотел обучать краснокожих морскому делу, убили сразу. Для остальных создали поселок, где их охраняли надежнее, чем в королевской тюрьме. Двое драгун пытались бежать. Перед строем с них сняли кожу.

Пленных кормили прекрасно. Не обременяли заботами. Весьма скоро многие привыкли к такой жизни. Биг знал, что за люди идут в военноморской флот. Эти выживут, даже если попадут в одном нижнем белье зимой в гости к белым медведям. Не хватало лишь женщин и алкоголя. Но пленники быстро поняли, как много значат они для краснокожих. И получили право изготавливать себе огненную воду.

Когда краснокожие в совершенстве научились управлять ботами и стрелять из пушек, пленники стали не нужны. Отпустить их означало добавить себе врагов. Кормить, не заняв работой, было накладно. Оставался один выход: пленников ликвидировать. Но сделать это было уже не просто.

Бледнолицые за это время перестали быть безликой, враждебной массой. При общении с ними все чаще возникали чувства взаимной симпатии. Медленно, но неотвратимо энглиши становились своими. Интерес к ним был огромен. И даже девушки все чаще посматривали в сторону пленников.

Весной в поселок бледнолицых пришли дожди. Был собран Круг Большого Костра. Энглиши на равных курили Трубку Мира. Было много жареного мяса. Молодые гибкие девушки разносили кушанья из ягод, кореньев, сладкие и кислые напитки. Их лучезарные улыбки, голые руки и плечи, грациозная осанка, легкие пружинистые движения распаляли воображение. Когда сытость разморила пленников, зазвучал мягкий, теплый голос Зоркого Сокола.

- Никто не видел, чтобы Солнце всходило с запада, Отец Рек нес свои воды на север, а после зимы не наступала весна. Краснокожие из поколения в поколение жили в неведении, что где-то есть совсем другой мир, мир белых людей. Сейчас мы должны знать о нем. Этот мир пришел к нам. Многим кажется, что нет от него спасения.

Мы немало узнали про белых людей. И чем больше узнаем, тем сильнее не согласны с ними. Бледнолицые говорят, что их Бог дал им законы. Именно эти законы, утверждают белые люди, дают им право убивать нас и гнать с нашей земли. Это ложь.

Бог дал людям законы добра. Но они не стали жить в мире и согласии, сойдя с пути, данному Богом, погрязая в грехах. И тогда он послал им своего сына, чтобы очистить мир от скверны.

Что сделали бледнолицые с Сыном Бога? Они убили его! Убив Спасителя, посланного вывести их с ложного пути, они растерялись. Без поддержки Высших Сил люди беспомощны.

Они испугались и стали молить Бога о пощаде. Но Бог отвратился от них. Боясь собственной слабости, заглушая страх, они громко кричат, клянутся Богу в любви и преданности. Даже стали мерить время от рождения Спасителя. Но Бог не принял их лжи. Он отвернулся от них навсегда!

Кому сегодня молятся бледнолицые? Дела их говорят за себя сами.

Они возомнили себя высшей расой и сеют кругом разврат, разорение, смерть. Разве к этому зовут те книги, которые они считают священными?

Куда ведет духовный путь бледнолицых? Не имея опоры Мир Белых шатается в разные стороны. В любое вгновение он готов упасть, погребая все живое!

Белым людям всегда мало того, что у них есть. Они рабы своих же вещей. Когда Бог создал жизнь, всем было место под солнцем. А сейчас бледнолицые уничтожают многие растения и животных и говорят, что они вредны. Кому вредны? Они уничтожают целые народы, которые мешают им. Как диких волков они вырезают краснокожих, утверждая, что дикари не имеет права жить.

Духовный путь белых - это тропа зла! Он ведет к гибели. Их разум помутнен. Разве человеку, если он не одержим, придет в голову мысль убивать огомного бизона для того, чтобы поджарить на огне его язык?

Биг Айренхэнд понимал, что стоит краснокожим такое отношение к пленникам. Они глушили в себе страстное желание отомстить белым людям за унижения и слезы, желание убить их всех злобно, жестоко, причиняя мучительную боль.

Когда Зоркий Сокол смолк, он долго смотрел на бледнолицых мутнеющим взглядом. Биг видел как пульсирует кровь в жилах вождя, играют желваки на скулах. Он видел сжатые до боли кулаки. Перед вождем были люди расы, обрекшей его народ на страшные страдания. Биг чувствовал, как вождь с силой загоняет внутрь себя почти непреодолимую жажду мести.

Что-то невиданное, грандиозное, мистическое ощущалось в воздухе. Это была непознаваема субстанция. Еще не понимая, Биг в подсознании улавливал, что и белые пленники и краснокожие уже стали неотъемлемыми частями чего-то совершенно нового, огромного, поглощающего и переламывающего все старое, являющееся всего лишь питательным субстратом.

Сочная трава, густым ковром покрывшая поляну, переливалась всеми немыслимыми отенками зеленого цвета. Яркие, пестрые цветы, будто небрежно разбросанные чьей то рукой по лужайке, тянулись навстречу солнцу. Его нежные, теплые лучи скользили по земле, согрева все живое. Легкий ветерок колыхал вершины гигантских дубов, огромных платанов, могучих тополей и кленов. Воздух был наполнен благоуханиями. Первые птицы разноголосьем услаждали слух. Кристально чистые воды Извилистой реки медленно и величаво катились на восход солнца. Плакучие ивы, свесив свои ветви до самой воды, провожали неторопливое движение реки.

А на восточном берегу Отца Рек, как острый нож в грудь воина, в землю алдонтинов был вонзен форт бледнолицых. Смертоносные пушки угрожающе смотрели по сторонам. Надо вырвать эту занозу. Уничтожить. Навсегда, навечно в память Брига врезались слова вождя.

- Мы не слабаки, чтобы со слезами на глазах погрязать в воспоминаниях о той жизни, что была до прихода бледнолицых. Они разрушили все. Обратной дороги нет. Мы не будем ждать, когда враги придут вновь и скажут: "Отдайте то, что еще осталось у вас". Чтобы выжить, мы должны победить бледнолицых. И мы создадим другой мир. Кто нас научит всему тому, что мы должны познать? Бледнолицые!!!

Биг был поражен. Как и остальные пленники, он долго не мог сказать ни слова. Когда краснокожие заставили команду бота стрелять из пушек по форту, его терзал страх. Когда они при помощи пленных энглишей в совершестве научились управлять ботами, было удивление. Но план краснокожих построить на голом месте цивилизацию руками военнопленных просто грандиозен.

Может быть кому-то надежды аборигенов и показались безумными. Но Биг Айренхэнд вовсе не считал их тщетными. Он родился эринцем.

Биг был сыном аристократа, одного из крупнейших землевладельцев острова Эрин.

Когда римляне, теснимые со всех сторон варварами, в пятом веке покинули острова северо-западной оконечности Старого Света, на них тут же высадились предки энглишей. С неимоверной жестокостью шаг за шагом они покоряли новые земли, подчиняя местное население, предавая все вокруг огню и мечу. Но гордые жители Эрина не были сломлены. Огромные армии энглишей не встретили противника в поле. Среди многочисленных покрытых мхом и вереском холмов эринцы рыли ямы-бункеры, соединяя их тайными лазами и днями прятались в них. А ночью выходили из укрытий и нападали на измученных дневными поисками энглишей. У эринцев были длиные, составные, клееные, очень тугие луки. Они стреляли прямо по палаткам и поражали спящих врагов. Многие сотни лет остров сражался за свободу. Но силы были не равны.

Когда началась Семилетня Война, эинцы восстали. Отец Бига являлся одним из главным руководителей движения. Энглиши были изгнаны. Победив в войне, они вернулись вновь. Репрессии наводили ужас. Одних лидеров казнили, других отправили в тюрьмы. Тысячи и тысячи ссылались в колонии. Целыми семьями, даже селениями. Биг помнил все: слезы матери на могиле растрелянного отца, смерть сестер, не выдержавших адских условий на корабле, холодеющие руки матери, убитой тоской уже в колониях.

Он чудом смог устроиться сначала на торговый корабль, а затем в Королевский военно-морской флот. Потерявший смысл жизни сирота, раздавленный цинизмом и безжалостностью окружающего мира, видел вокруг себя только жестокость, ложь, коварство, лицемерие.

Наивная простота и неброская красота жизни краснокожих пленила его. Ему стало по-человечески жаль этот гордый, сражающийся, но обреченный беспощадным ходом истории народ.

Шли дни и месяцы. Вожди все чаще посещали пленников. Как набат звучали слова Твердого Сердца.

- Скоро бледнолицые придут сюда. Как мы будем защищать наших жен и детей? Энглиши! Каждый, кто захочет иметь свой вигвам, жену, коня, получит это. Никто не скажет вам: "Забудь своего Бога". Нам нужна ваша помощь. Станьте равными среди равных.

В тот день военопленные не приняли слова вождя к сердцу. Но что то дрогнуло в Биге. Тогда он не смог признаться себе, что полюбил этот народ. Со всеми его достоинствами и недостатками. Чудой для энглишей он тянулся туда, где надеялся встретить понимание и сочувствие.

Биг прекрасно знал, что страх смерти не заставит военнопленных стать частью вновь образующегося краснокожего народа. Но что могут предложить аборигены, по сути своей все же дикари, представителям одной из самых развитых в мире наций, взамен утерянного? Эринец, искренне желающий добра туземцам, не мог представить, что они найдут ответ на этот бесконечно сложный вопрос.

Мысли судорожно метались в его голове. Уточненная религия, доведенная до эстетического совершенства, обаяние культуры, великая история, великолепная архитектура, наука, искусство. Это - цивилизация. А с другой стороны вольный ветер, орлиные перья и сырая медвежья печенка.

Биг не хотел верить в обреченность аборигенов Континента. История давала обнадеживающие примеры. Зажатые между Византией и Персией арабы в середине седьмого века, вырвались на исторический простор. Движимые новой религией, плохо вооруженные отряды беззаветно верящих в предопределение воинов сокрушали все на своем пути.

Спейны на 700 лет попали под их власть, франки с огромным трудом отбились. Парадоксом являлось то, что народ этот до того был тихим, спокойным и ни о каком господстве не помышлял. Намного грандиознее были события, связанные с именем Чингиз-Хана. Еще в конце 12 века летучие отряды, посылаемые империей Сун на север на границу степи и тайги, отстреливали монголов, по сути регулируя их численность. Как похоже это на скупку скальпов колониальной администрацией! А потом вдруг в одночасье слабые и разнозненные племена объединились. И не было предела их движению. Они покорили три четверти Старого Света. Не завоевывались только те земли, которые не представляли интереса. Энглишам и франкам повезло.

Империю, созданную кочевниками никто не смог разрушить. Через пару веков она развалилась сама. Потомки, отступив от законов, данных основоположниками, растратили все силы на междуусобные войны.

"За все время существования человечества один раз люди смогли убрать все раздирающие общество противоречия, - неожиданно подумал Биг. Это сделали монголы. Не имея ни опыта, ни традиций, они пронеслись на своих маленьких, лохматых лошадках над планетой. Сколько людей унесли религиозные войны?! Нетерпимость, преследования, граничащая с безумием жестокость. "Все боги полезны, людям, о чем тут спорить", - удивлялись кочевники. Они уважали любых богов и пророков. Но очень строго следили за соблюдением земных законов.

Каждый подданный империи мог до боли сердечной любить свой народ, культуру, язык. Это было совсем неважно. Куда как более серьезно относились к уплате налогов.

Цвет кожи и разрез глаз вообще учитывались не более, чем покрой одежды или форма головного убора.

Они смогли даже примирить бедность и богатство. Государство управлялось чиновниками, бюрократия была совершенна. Каждый, имея способности, мог занять любую должность. Монголы растворились в безбрежном море покоренных народов, дав им свое гордое имя и потеряв родной язык.

По зову Сменившего Сущность Биг стал первым учителем. Согласились и некоторые другие пленники. Было скучно. А это все-таки хоть какое то развлечение. Постепенно познавая аборигенов, эринец все меньше и меньше верил в предопределенность их обреченности. Он не хотел, чтобы они проиграли беспощадную войну рас. И своим трудом он хотя бы немного стремился помочь им.

В тот незабываемый день все было особенно торжественно. Собрались вожди и жрецы. Первое весеннее солнце растапливало последний лед в сердцах пленников. Говорил Познавший Древо. Его слова поразили всех, Биг сразу понял, что этот миг, без сомнения станет поворотным. От Жреца шло чарующее тепло. Он говорил то, что уже многие хотели услышать.

- Бог есть Великая Тайна. Вы знаете Бога Белых. Мы - Гичи-Маниту. Бледнолицые не смогут полюбить Бога в орлиных перьях. Никто не зовет их к этому. Мы призываем белых людей забыть зестокость и коварство лицемерие и ханжество, алчность и распутство. Мы протягиваем белым людям руку, называем их братьями. Мир добра и любви открыт перед вами.

Станьте частью нашего народа. Слейтесь с нами. Для вас нет преград. Любой может стать и вождем и жрецом. Земля плодородна, всем хватит места. Пусть каждый несет в душе своего Бога. Что же тогда станет разделять нас, выводя на Тропу Войны? Я говорю: "Забудем старое. Алдонтины и шауни, энглиши и франки все мы часть Великой Тайны".

Еще долгие, долгие дни Биг вспоминал то мгновение. Жрец предложил энглишу четкий, до гениальности простой путь для каждого пленника. Любому энглишу открывались невиданные перспективы: организация какого-либо дела, незнакомого аборигенам, женитьба на краснокожей девушке, рождение детей, признание Гичи-Маниту, проявление героизма в войне с бледнолицыми. Достаточно было сделать один шаг из пяти и энглиш переставал быть пленником.

Биг первым прокричал: "Я", - на вопрос жреца. Да он хотел, хотел жить этой жизнью вольного ветра, дыма костров, простой здоровой пищи. Он хотел иметь жену, детей. Он стал первым.

Не только для эринца былое отдалялось за туманной пеленой воспоминаний. Далеко не у каждого та жизнь была сытой и беззаботной.

А здесь их ждала необременительная работа, уважение в обществе, вкусная, обильная пища. Их ждали жены, крепкие и теплые. Очень многие из них чаще вспоминали не Бога, а Черта и ничего не имели против Гичи-Маниту. Главное не перепутать ритуалов.

Слияние алдонтинов, шауни и военнопленных в один народ шло необратимо. Жен хватало всем. Красота алдонтинок пленила шауни, девушки шауни часто предпочитали алдонтинов. Редко кто из пленников не заимел вигвама и женщины. Бизонов в лугах было много. Ружья позволяли поражать их сразу сотнями. Освободилось много мужских рук. Медленно, с огромным трудом под руководством энглишей стали закладываться основы промыслов и производств.

Восточный берег был наводнен разведчиками. Они следили за каждым шагом врагов. Энглиши не предпринимали никаких активных действий. Колонизация восточного берега приостановилась. Краснокожие не спешили напасть на форт. Удар должен быть сокрушающим. А для этого необходимо время.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Полное солнечное затмение первого августа 1769 года, конечно же, не могло не остаться не замеченными учеными мужами. Задолго до указанной даты оно было рассчитано астрономами и своим явлением еще раз подтвердило силу науки, указывая на неограниченность прогресса и возможности человека.

Без сомнения, служители культа не приминули бы использовать события, развернувшиеся в космосе для своих целей. Наглядный пример величия дел Творца, правильно интерпритированный, многим бы умерил гордыню. Но все дело портили астрономы. Чудо, давным-давно вычисленное при помощи вполне доступных математических действий, переставало быть таковым. Мало, выходит, пожгли астрономов на кострах инквизиции.

Но размахивать кулаками после драки дело, хоть и не сложное, но пустое.

Среди шауни-алдонтинов специалистов по движению космических тел не было. Именно, это и придало всему хочу событий совершенно другой поворот.

Шла четвертая луна с того дня, как краснокожие, разгромив противника, перешли на западный берег. Раннее утро не предвещало ничего необычного.

Разбуженные первыми несмелыми лучами солнца защебетали певчие птицы. Небо было ясным и чистым. Прозрачные рки и озера кишели рыбой, стада оленей наслаждались жизнью на покрытых сочными зелеными коврами лесных опушках, жирные, ленивые бизоны развалившись в лугах безмятежно грели свои косматые бока на еще не ставшем нестерпимо жарким солнце.

Земля наполнялась соками, ощущением сытости и спокойствия был насыщен воздух.

Познавший Древо предавался рассуждениям. В руках он держал большую толстую книгу в крепком черном переплете. Язык энглишей, на котором она написана, был еще труден для понимания и жрец вновь и вновь анализировал те строки Священного Писания энглишей, которые хорошо усвоил.

Конечно, Паленый Тростник, много лет живший среди алдонтинов, всегда говорил о необходимости разобраться в содержании этой книги. Познавший Древо понимал, что бывший священник Бога Белых, ставший алдонтином, говорит правильно. Но всегда было не до того. И вот теперь жрец держал книгу в руках и четко знал, что именно в ней враги черпают свое могущество.

Мудрому алдонтину никогда не удавалось связать воедино несколько путеводных нитей, уводимых в совершенно противоположные направления.

Предки алдонтинов и шауни, жившие в Скалистых Горах, после победы над майянами вынуждены были разделиться на два потока и покинуть свою землю. О тех, кто ушел на юг, забыли. Еще там, в горах люди очень хорошо помнили о том, как на землю приходил живой Бог. Он принес краснокожим законы добра и справедливости. Он жил среди людей, а затем покинул их. Бог был совсем не похож на алдонтинов. Белокожий, с черной бородой, он пришел из мира духов и вновь вознесся на Небо.

Вскоре вера в то, что белый Бог вернется к людям разнеслась по всему Континенту. Постепенно Живой Бог стал восприниматься как один из духов. Вера во второе пришествие медленно угасала. А когда появились бледнолицые и загремели выстрелы, она и вовсе стала казаться вредной.

Под воздействием предсмертного заявления Черного Орла и сказанного Паленым Тростником, у многих алдонтинов появилась надежда на то, что Бог вернется. Конечно, это будет Бог-Спаситель, великий краснокожий Бог-Вождь. Он мог быть только краснокожим. Ведь отголоски трагических событий. развернувшихся на юге Континента, дошли и до шауни-алдонтинов.

Братья, выдвинувшиеся на юг, создали процветающее государство, где были сытость и порядок. Они искренне верили, что придет много белых богов, которые станут справедливо править ими. А старые, слабые боги умрут. Пришли спейны. Они были белокожи и бородаты. Когда поняли, кто они, было уже поздно. Вера сыграла злую шутку с краснокожими. Тех, кого спейны не убили, они, сделали рабами.

Масло в огонь подлила история с приходом Сына Бога Белых к людям. "Три в одном, одно в трех", понять истинную суть Бога Белых нелегко. Но ясно одно: находясь на небе и следя за всем миром, он в то же время своей частью, воплотившейся в человека, пребывал на земле. Кроме того он уверял, что вернется вновь.

Конечно же, Черный Орел не был Богом и даже пророком. Но что мешает Великому Духу поделиться частью своей силы с вновь родившемся Черным Орлом?

Знаки, поданные Гичи-Маниту своим детям вселяли уверенность, что так оно и будет . . .

Вдруг в одно мгновение легкий теплый ветерок, весело игравший с верхушками деревьев, мгновенно перерос в страшный ураган.

Даже не коснувшись селения, он с невиданной мощью подул на восток, в сторону форта бледнолицых, поднимая на реке огромные волны, ломая и вырывая с корнем вековые деревья.

На солнце упала тень. Стало быстро темнеть. Испуганные люди направили взоры к небу. Солнце, Видимый Сын невидимого Владыки Жизни исчезал. Вначале он стал похож на толстый рог старого бизона, затем, становясь все тоньше и тоньше, на изогнутое перо из хвоста тетерева.

Ничего подобного ни один из краснокожих не видел. О таком никогда не говорили старики. Все померкло. Наступила ночь. Дико завыли собаки, за ними женщины. Солнце умерло. Умер Бог краснокожих. Бог Белых победил. Люди падали на колени, посыпая головы пеплом из кострищ. Многие заламывали руки, рвали волосы. Страх поразил краснокожих.

Посредине обезумевшей толпы стоял Паленый Тростник и что-то кричал. Никто не слышал его.

Над вигвамом Познавшего Древо появились какие-то голубые сполохи. К зачарованному Жрецу подбежал Паленый Тростник:

- Это просто затмение Солнца. Нет основания для страха, скоро все пройдет. Надо объяснить людям.

Жрец улыбался. Он знал, что значат эти голубые огни. В последнюю, перед великой битвой, ночь был пленен морской офицер. Энглиши уже тогда имели на Великих Озерах несколько вооруженных парусников. Над самыми высокими мачтами появилось точно такое же свечение. Офицер взбесновался.

- Эльм! Святой Эльм! - кричал он, - Эльм с нами. О, Господи, ниспошли кару на головы врагов наших.

И с кораблей и из лагеря энглишей неслось победное.

Эльм! Эльм с нами!

А на утро армия Черного Орла была разгромлена. И трудно было сомневаться, что один из самых близких к Богу Белых духов Святой Эльм помог энглишам.

Треск, щелчки, голубые сполохи разрезали ночную темноту над вигвамом. Эльм пришел к краснокожим? Значит он знает где истинный Бог!!!

Неожиданно на том месте, где померкло Солнце появилась тоненькая полоска света. Медленно, но неумолимо она стала расти. Что это? Все замерло. Вот уже снова на небе перо, затем рог и опять засияло яркое Солнце.

В это мгновение из вигвамов жреца раздался громкий крик ребенка. Познавший Древо, Паленый Тростник и еще несколько человек ринулись в жилище. Жрец, высоко поднял на вытянутых руках внука, вынес его из вигвама. Мальчик громко кричал, заявляя свои права на место под солнцем. Он был белокож. Люди с изумлением смотрели на ребенка. "Ночной Цветок родила мальчика", - только и произнес жрец.

Вдруг далеко на востоке в совершенно чистом небе раздался грохот. Все повернулись. Закрыв собою пол-неба, появилось видение. Всадник, державший в руках грудного ребенка, насся над полем битвы. Тут же на небесах шел бой. Кровавый, беспощадный. Неисчислимые тысячи краснокожих и бледнолицых бились, напрягая последние силы.

Никто не сомневался, Великий Дух открывает завесу над будущим. Враги дрогнули. Гичи-Маниту сам скакал по полю битвы, топча копытами своего мустанга бегущих врагов. Видения быстро исчезли.

Завороженные люди не могли оторваться от неба. Жрец первым сбросил с себя оцепенение. Он понял все Старый мир умер. Умер вместе с поверженными идолами майянов. Родился новый мир.

Зеленые листья стали изумрудными, голубые реки и озера - лазоревыми, небо высоким, чистым, бесконечным.

У краснокожей родился белый мальчик. Это Великий Знак. Гичи-Маниту посылает на землю своего Сына.

- Посланный Небом, - торжествуя закричал жрец.

На мгновение все онемели. Вдруг люди как по единой команде упали на колени перед младенцем и тысячеголосое эхо разнеслось вокруг.

- Посланный Небом.

Забили барабаны. Краснокожие тут же предались безудержной ритуальной пляске. Изможденные многочасовыми камланиями, они валились от усталости с ног. Но улыбки немыслимого блаженства покрывали лица.

- Посланный Небом! Посланный Небом, - вновь и вновь шептали их губы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Платон Громов отложил в сторону томик Томмазо Кампанеллы и в сотый раз впился глазами в строки "Путешествия в земли шауни" Шевалье Бетардье: "Шауни не слезая с мустангов, может сутками мчать по безводной равнине, не испытывая ни жажды, ни голода. Он режет загнанного коня, насыщается его кровью, меняет мустанга и сразу пускает его в галоп. Лошадь для него лишь двигающаяся пища. Воин-шауни бесстрашен, вынослив, не знает пощады ни к врагам, ни к себе".

Да, мечта о городе солнца вновь отодвигалась за неведомый горизонт. Вот уже полторы сотни лет книга доминиканского монаха будоражит умы людей. Но неужели во всем мире так и не найдется желающих жить по прекрасным законам добра и справедливости?!

"Глубоко ошибочным, но прочно укоренившимся среди жителей Старого Света мнением, - писал Пьер Бетардье, - является предположение, что на огромной территории, раскинувшейся на запад от Отца Рек и на Север от владений спейнов, ничего не происходит. Вызывает удивление умение наших государственных мужей не видеть того, чего видеть не желательно. Та безданость, с которой были утеряны колонии на севере Континента, похоже ни для кого не стала предупреждением. Наши колонии зажаты между землями, контролируемыми спейнами и энглишами. Все чаще поговаривают, что они приносят короне лишь убытки. Любой конфликт с энглишами может привести к тому, что эти земли станут разменной монетой.

До потери Индии у нас были большие успехи в создании туземных армий. Этот бесценный опыт, как нельзя лучше, может быть полезен и здесь. Если в Индии мы встречали пассивных, из рук вон плохо сражающихся солдат, то на равнинах мы видим туземцев, одержимых идеей войны. Все общество пронизано духом милитаризма. Можно даже сказать, что в центре духовной жизни шауни находится культ войны".

Мечты Платона об идеальном устройстве общества стоили ему дорогого. Когда Конфедераты подняли восстание, король Речи Посполитой не нашел ничего лучшего, как обратиться за помощью к соседям.

Молодая императрица тут же послала в Польшу экспедиционный корпус. Понятно, не для отстаивания интересов короля. Монархия уже не контролировала положения в стране и раздел ее был не за горами. Тогда впервые в жизни Платон увидел на горизонте сияющий свет Республики.

Он отказался убивать сторонников Конфедерации. Но перейти на сторону восставших не удалось. По великой милости Ее Величество лично заменили смертную казнь ссылкой. Дальше Камчатки земли не было.

Остатки жизни инженерный офицер должен был провести среди камчадалов, охотников, да ссыльных. Он тут же открыл школу, где совершенно бесплатно стал учить людей грамоте, чем вызвал к себе большую симпатию даже у начальника крепости.

Его рассказы о Городе Солнца будоражили умы. Слишком многие из охотников и особенно ссыльных увлеклись этой, с каждым днем казавшейся все более реальной, идеей.

Всю зиму тщательно готовился заговор. Ждали, когда расступятся льды. С Камчатки бежать некуда. Так считали всегда. Первым судном, пришедшим с материка, стала старая, разбитая бригантина. Все вооружение - три пушки. Но раздумывать было некогда. Большая часть захваченной врасплох команды согласились отправиться в неизведенные земли строить Город Солнца. Тех, кто не захотел, ссадили на берег. Гарнизон крепости не спешил оказывать сопротивление, акак и прикомандированные к крепости казаки. Захватив с собой содержимое складов, Платон оставил начальнику крепости письмо на имя императрицы, где тщательно перечислил все изъятое. Он не желал начинать реализацию великой идеи со зла.

Имея на руках огромное количество соболиных шкур и немало золота, восставшие надеялись обменять их на инструменты и бытовые товары в колониях энглишей для создания нового поселения где-нибудь на необитаемом острове. И на восток и на запад лежал путь почти вокруг всей планеты. Решили плыт через север. Еще никто так не ходил. Но это не пугало экипаж.

Медленно, пробиваясь сквозь плавучие льды, бригантина двигалась на север. Прошли пролив открытый Берингом, поднялись до полярного круга.

Запасы провианта на судне истощались. Пополнить их не было возможности. Люди стали роптать. По судну пошли слухи, разговоры. Но Платон верил, что еще шаг на север и льды расступятся. Повернув на восток, можно будет выйти прямо на восточное побережье Континента.

Корпус судна, палуба, паруса, рангоут, такелаж - все покрылось льдом. Бригантина стала неуправляемой. Экипаж взбунтовался. Офицеров быстро разоружили и поместили в трюм.

От шестьдесят девятого градуса северной широты на веслах стали пробиваться на юг. Вскоре почти все забыли про Город Солнца. Было решено спуститься вдоль западного побережь Континента примерно до северного тропика, там в колониях спейнов обменять меха на золото, продать судно, поделить деньги. Кто то думал оттуда попасть на Родину. Большинство же предпочло осесть в колониях франков.

Пираты появились неожиданно. Это был красавец-фрегат. Десятки пушек. Капитан на радостях, что такие богатства достались без малейших потерь, был милосерден. Почти все члены экипажа бригантины согласились пополнить команду фрегата. Тех, кто был против, ссадили на берегу, недалеко от спейнской крепости, даже не дав немного денег.

Колониальные власти приняли их за шпионов. И как не пытался Платон, весьма неплохо знавший спейнский язык, объяснить им суть дела, арестованных отправили в столицу вглубь страны для выяснения обстоятельств. Платон прекрасно понимал, что это может затянуться на долгие годы. Он бежал. В малолюдной стране можно было пробиться к порту, не попав в руки полиции или того хуже, разбойникам. Ночью он проник на франкское торговое судно.

Капитан шхуны оказался приятнейшим человеком и беззаботным весельчаком. Кроме того, он был шурином губернатора франкской колонии на Континенте. Хорошее вино сблизило их. И Платон получил солидную рекомендацию.

Как раз шел набор контингета для организации фактории на земле шауни. Все богатство Платона - томик Кампанеллы. А здесь ему предлагали должность и жалованье. Был ли выбор?

Вскоре Платон Громов с головой окунулся в водоворот захлестнувших его событий. По масштабам колоний, объединенные силы аборигенов разгромили и почти полностью уничтожили огромную армию энглишей. Это поражение пытались утаить. Но тайное быстро стало явным. Появилось непреодолимое желание разыграть алдонтинскую карту и взять реванш. Никто не сомневался, что в глубине Континента образовалась Новая сила.

На свой страх и риск губернатор срочно заслал к краснокожим эмиссаров и прошение на имя короля. К изумлению королевский двор отреагировал мгновенно. Без сомнения, потеря огромных территорий на Континенте не давала покоя. С другой стороны отчет Шевалье Бетардье о проделанной работе будоражил умы очень многих значительных в государстве людей.

Краснокожие на удивление быстро согласились сотрудничать с франками. По договору 1763 года Отец Рек до форта Стронг Джампинг был зоной свободного плавания, а земля шауни являлась спорной между франками и спейнами территорией. Аборигены взяли на себя жесткие обязательства. Не иметь торговых отношений ни с кем, кроме франков. Они не проявляли особого интереса к оружию, но требовали прежде всего инструменты для проведения кузнечных, столярных, плотницких работ.

Они готовы были давать любую плату скорнякам, бондарям, портным, чтобы учиться у них ремеслу. Весной 1770 года была открыта фактория, а уже к осени вокруг нее вырос небольшой поселок, ставший, по сути, единым учебным центром.

Краснокожие учились пахать землю, сеять зерно, выращивать овощи, разводить молочный скот и перерабатывать молоко. Они не хотели воевать, но за блага цивилизации надо платить. Вожди вынуждены были согласиться напасть на форт Строг Джампинг, захватить его и уничтожить. Подразумевалось, что операция начнется весной 1771 года. За это им обещалось расширение сотрудничества и усиление льгот.

Платон Громов все чаще и чаще задавал себе вопрос. Кто же они алдонтины и шауни?! Он слышал завывающий ветер бурятских степей. Запах кизяка, тлеющего в костре, сизый дым, горячие куски жареной баранины - разве можно это забыть, увидев однажды.

Его везли через всю Сибирь. Как же огромна она. Сколько народов. И у каждого своя жизнь.

Что заставляет краснокожих практически мгновенно в корне менять образ жизни? Откуда берутся силы? Да, энглиши бросили им вызов. Да, стоит вопрос о жизни и смерти. Но разве у многочисленных лесных племен он не стоял? И разве не пытались они отвечать на этот вызов?

Лесные народы проиграли войну потому, что не поняли главного: чтобы победить энглишей, им надо иметь оружие и уровень организации не ниже чем у противника. А главное нужны идеи, за которые можно умирать с улыбкой на губах. Таких идей у них не было.

Нет, стереотипы поведения народов не меняются по приказу. И даже культурные заимствования почти не меняют их. Ведь эрагезы, к примеру, быстро поняли вкус огненно воды, но вовсе не собираются учиться чтению, письму, счету и даже производству ружей. Где их ответ на вызов?

Он снова слышал вольную бурятскую песню, цокот конских копыт стучал в ушах. Монголы и буряты по сути один народ? Но когда одни лавиной разлились по планете, другие так и остались в родных степях. Что мешало им?

Перед глазами стояла осада Ургенча. Это был 1219 год. В городе жило несколько сотен тысяч человек. Огромный гарнизон защищал его. Монголы задействовали три тысячи метательных механизмов. А ведь до этого дня редко когда при подобных осадах использовалось более одной-двух сотен таких устройств. И что собенно поражало: всего за восемь лет до этой осады монголы впервые увидели метательную машину, а вся прислуга артиллерии Чингиз-хана состояла из военнопленных китайцев, прекрасно работающих за миску просяной каши, за глоток кумыса, просто за возможность жить.

Всего за восемь лет они прошли огромный путь. Но их потомки почти начисто лишились способности учиться у других народов. Развитие в степи замерло. Они живут бок о бок с земледельцами и на юге и на севере, но никому из них не приходит в голову мысль, что зерно, овощи и фрукты можно выращивать самим. Откуда же взялся это невиданный подъем и такой катастрофический спад, закончившийся резней 1758 года? Откуда?!

Алдонтины и шауни завораживали Платона. Он хотел понять их глубже, найти суть, основания. Но ничего этого не было. Лишь зыбкий песок перемен. Понимают ли они сами, что происходит с ними?

Он стал изучать их язык, познавая грамматику. Он хотел составить алфавит их языка. Такая мысль была сразу поддержана вождями. Шауни-алдонтинский язык необычайно певуч, полон образов, символов. Дети природы, в душе поэты и мечтатели, они считали себя неотъемлемой частью окружающего мира, признавая его гармонию и совершенство. Строй языка был вольным, свободным, создавая бесконечное разнообразие языковых форм. Этот язык не только отображал, но и формировал отношения личной свободы и неограниченных возможностей действовать.

Главны враг краснокожих - энглиши. Только они ведут истребительную войну с аборигенами. Энглиши - молодая, энегичная, дисциплиниованная нация.

Когда в мир пришел Спаситель, давший людям великую веру, еще многие сотни лет потомки первых богоискателей шли по планете, неся людям учение Спасителя. Они не завоевывали страны и народы. Они покоряли их обоянием учения.

Нищие монахи-отшельники, ютясь в пещерах и тростниковых хижинах, отказывались от пышной культовой иерархии. Благочестие, самоограничение, глубочайшая вера - это все было.

А потом им на смену пришли ложь, демагогия, торговля индульгенциями. Энглиши восстали одними из первых. Когда тайно с мертвых языков, доступных лишь посвященным, были переведены тексты Священных Книг, народ ахнул. В них написано совсем не то, о чем говоили священники.

Энглиши люди уникальной судьбы. Четыре разных народа в течении долгих столетий сражаясь и смешиваясь один с другим создали великую нацию и великий язык. Практичный, жестко регламентированный, строгий, как солдатская шеренга на параде. Строй языка загнан в надежную, четко выверенную форму, ограниченную дисциплиной времен глагола.

Энглиши, вырываясь вперед, в развитии натолкнулись на рамки строгих догматов начинающей стареть религии, созданной в другое время для других условий. Им нужен был новый Бог и новые законы.

И они создали их, лишь оставив символы на знаменах. Главной задачей стало безудержное производство и потребление материальных благ.

Спейны и франки остались верны старым догматам. Медленно, но неуклонно, они стали отставать во всех.

"Да, - подумал Платон, - такую нацию остановить может лишь равная ей".

Разделяя большую часть идей автора "Города солнца", Платон Громов в то же время был не согласен с мыслью о преимуществе теократии перед другими формами правления. Конечно, каста ученых жрецов при полном единогласии народа может известное время руководить обществом на принципах добра и справедливости. Но сосредоточение всей полноты власти, как в руках монарха, ак и в руках группы лиц, не может не привести к злоупотреблениям.

И если противовесом светской власти самодержавцев является духовная власть служителей культа, то чем будет вымеряться баланс интересов в теократическом государстве?

Без сомнения, стоящие у истоков, увлеченные величием идеи люди найдут в себе силы бороться с искушением. А дальше?!

Когда между нравственными, гражданскими и уголовными нормами сотрется грань, а издавать законы и следить за их исполнением будут одни и те же люди, кто станет отделять правду от неправды.

И общество в любой момент может двинуться к пропасти. Ведь некому будет сказать: "Стойте! Куда вы идете?" И любые, даже безумные мысли, могут стать господствующими, если исходят от тех, кого принято считать непогрешимыми.

Эти проблемы устраняет республиканское устройство общества, где все виды власти разделены и закреплены за разными группами людей и находятся между собой в постоянном противодействии.

Платон был искренне убежден, что последняя, в классическом понимании вопроса, республика была уничтожена узурпировавшим власть Цезарем. Но к его огромному удивлению то, к чему он собирался звать туземцев (Платон изгнал из своего лексикона слово дикарь), давно уже существовало в готовом виде.

Социальная иерархия как у алдонтинов, так и шауни была вполне сложившейся и поддерживалась переплетением интересов всех членов племени. Во главе народа стоял Верховный Вождь. Но он не был ни самодержцем, ни главой правительства. Он не обладал реально ни политической, ни экономической властью. Он являлся хранителем устной памяти народа, его традиций. Он был главным судьей народа, следил за торжеством Закона.

Изменять и дополнять законы мог только Круг Большого Костра. Это было собрание всех достойных членов общества: вождей, младших вождей, старших воинов, куда вполне позволялось входить и женщинам. В особых случаях собирался весь народ.

Так как примитивное натуральное хозяйство краснокожих не ставило вопросов в экономических, производственных отношениях, не было необходимости и в создании структур, регулирующих права собственности, найм набочей силы, финансовые проблемы.

Постоянные межэтнические стычки требовали полной мобилизации всего народа, его непрерывной готовности к войне.

Военными действиями, как и подготовкой к ним руководил Вождь Войны. Как и Верховный Вождь, вождь мирного времени, Вождь Войны был лицом выборным. О наследственной передаче власти не могло быть и речи. Если выдвигалась выдающаяся личность, Вождь Войны мог водить воинов в походы долгие годы. В противном же случае на каждую боевую операцию избирался свой лидер.

Совершенно новым для Платона и потому особенно непонятным было деление народа на военные общества-братства. Честолюбивый молодой человек, если он чего-то хотел в жизни добиться, непременно был обязан вступить в одно из братств. Всех ждал один путь: воин, младший вождь общества, главный вождь общества, большой вождь племени, верховный вождь.

Ни родственные связи, ни личные отношения не могли помочь жаждущему славы воину. Только смекалка и отвага способствовали быстрому продвижению

Общества постоянно соперничали между собой за право быть реальной силой по наведению внутриплеменного порядка, выполнению решений совета вождей, указаний Верховного Вождя. Временное усиление одних и ослабление других общество шло постоянно и определялось в основном силой лидеров.

К моменту открытия франкской фактории у алдонтинов особенно выделялось братство Небегущих, а у шауни Воины-Псы. Их вождями были Зоркий Сокол и Твердое Сердце, вышедший из общества воинов-псов после смерти Сидящего Быка.

Входщие в эти общества воины отличались отчаянной смелостью, граничащей с фанатизмом. Они не испытывали горечи поражений в войнах с пришельцами и жаждали войны до полной победы. Воодушевленные полным разгромом врага в апреле шестьдесят девятого года, они требовали немедленного форсирования Отца Рек и нападения на форт Стронг Джампинг.

Но не их голоса были решающими на советах вождей. Расщепленный Дуб, твердая Скала, Огненный Глаз, Познавший Древо и, конечно же, Сменивший Сущность, прекрасно понимали, что война неизбежна. Но их мысль шла намного дальше. Выграть время для накопления сил, подготовить армию как технически, так и, прежде всего, организационно, а затем обрушить на врага и одним могучим ударом уничтожить его. В любой момент краснокожие были готовы к нанесению контрудара. Но на восточном берегу было все спокойно.

"Этот метис, - подумал Платон, - которого все называют Сменивший Сущность, явно был до того не интендантом". Краснокожие проводили военные учения. Как сочувствующему делу борьбы аборигенов, Платону разрешалось присутствовать на них.

Пятьсот всадников полным аллюром мчались по равнине. Путь им преграждало двести столбов, стоящих в семи шагах один от другого. На ходу отряд перестраивался в три линии, выдерживая интервал. Приблизившись на расстояние броска, воины каждой линии за одно мгновение успевали метнуть в цель по пять боевых топориков каждый. Далее, проскочив между сболбов, они вновь выстраивались в одну линию и замедляли ход. Почти все топоры вонзались в цель.

"Если каждый всадник до начала сечи успеет метнуть пять топоров, - быстро прикинул Платон, - то рубить, пожалуй, уже будет некого". Другие приемы ведения боя удивляли не меньше. Один отряд выстраивался пешим строем в каре, ожидая атаку конницы. Всадники шли лавой пятью линиями. Приближаясь к пехоте на расстояние ружейного выстрела, они давали залп из мушкетов, затем осыпали строй градом стрел и тут же разделившись на два потока уходили далеко в стороны от каре. Зайдя пехоте глубоко в тыл, они смыкали окружение. Необходимость развернуть строй и держать круговую оборону сразу вела к дезорганизации, что обрекало пехоту на поражение.

Еще больший восторг вызывала другая сцена. Отряд пехоты, вооруженный ружьями и луками стоял посредине голой равнины не имея ни малейшей возможности где-либо укрыться. На него галопом неслась конница. Казалось, ничто не спасет пехотинцев. После обмена выстрелами, пехотинцы готовы принять удар всадников в штыки. Но в последний миг они вдруг исчезли в траншее, вырытой заранее и искусно замаскированной. Пропустив над собой разгореченных коней, они тут же наносят массированный удар из ружей и луков. Пока всадники, неся потери, разворачивают лошадей, пехотинцы успевают перезарядить ружья.

Много нового узнал Платон и о способах соединения усилий пехоты и конницы при устройстве засады. Отрыд пехоты на марше передвигался, растянувшись в колонну. В месте предполагаемой засады неожиданно с двух сторон появляются два небольших конных отряда на расстоянии безопасном от ружейного выстрела. Ошеломленная пехота от неожиданности дает два залпа, разрядив ружья. Времени, необходимого на перезарядку, находящимся в засаде воинам хватает, чтобы сделать залп по противнику и, отбросив ненужные ружья, ринуться с топорами в рукопашную.

На что не мог не обратить внимания Платон Громов, краснокожие совершенно объективно оценивали свои способности. С младенчества воспитанные воинами, живущие в традициях пренебрежения к мирному труду, они почти всю работу переложили на хрупкие плечи женщин. Мужчины оставили себе войну и охоту. Но и здесь вожди поступили дальновидно. Из них, кому было уже по семнадцать лет, кузнецов и плотников не сделать. В ученье к энглишам и франкам шли десятилетние. В них надежда народа. Они должны стать рабочей элитой, заменив со временем бледнолицых.

Да, вожди не спешили вырыть Священный Топор Войны против энглишей. Должны пройти годы, вобравшие в себя упущенные столетия.

Духовный мир краснокожих сложен и противоречив. В скопище высших существ и духов, в многобразии церемоний и обрядов, посвященных охоте, войне, миру, рождению, смерти и многому другому, нет места Богу-Творцу. То, что для бледнолицых является началом и концом всего, то, что они называют "Дающий Основание Становиться", для аборигенов Континента было абстрактным понятием, наполненным бессмысленным содержанием.

При всем искреннем желании они так и не смогли понять логики действий Творца. Создав первую пару бессмертных людей, он тут же провоцирует их на грех, чем обрекает на смерть все их потомство. Разочаровавших в людях, он во всемирном потопе уничтожает почти всех, будто не имеет других средств для наведения порядка. Не найдя в себе сил для заботы о всем человечества сразу, он выбирает весьма небольшой народ и помогая ему, попирает права других племен и народов, горячо любимого сына. Ни понять, ни тем более принять Бога Белых краснокожие не могли. Аборигенов Континента не только не интересовал вопрос: "кто сотворил мир и зачем". Им было безразлично дух ли Бог или личность, и если личность, то сколько лиц у него, одно или три. Все это было неважно. Главное - светит солнце в лугах, в лугах есть бизоны. Мир духов - это Высшая Тайна. И какой смысл пытаться познать то, что непознаваемого в принципе.

Культовая жизнь в племенах определялась жрецами-священными людьми. Но и здесь не было права говорить голосом непререкаемого авторитета. Каждый из жрецов мог знать лишь часть Великой Тайны. Были лекари, врачующие травами, маги-колдуны, "высасывающие" болезни из людей и животных, жрецы-клоуны, через смех несущие облегчение, предсказатели, умеющие понимать видения. Они знали все тонкости обрядов, проводили религиозные церемонии, помогали своему народу в трудные времена. Самый выдающийся из людей культа избирался Верховным Жрецом.

Прозорливый ум Платона быстро уловил, что победа объединенного народа была явлением из ряда вон выходящим. Диалектик и материалист он был далек от мыслей о предопределенности, провидении, о наличии высшего плана для человечества. Он воспринимал жизнь на планете, включая жизнь людей, не иначе как движение вещества и энергии. Без сомнения, определенные закономерности во всем этом движении была. Но и для Платона Громова они являлись тайной за семью печатями.

Пытаясь понять, что же все-таки происходит вокруг него, он вновь и вновь как спасительную нить брал в руки томик "Путешествия..." шевалье Бетардье: "Еще сто лет назад бескрайние территории Великих Равнин были практически заселены. Огромные стада бизонов, численность которых определяется десятками миллионов являлись единственными хозяивами этих безграничных земель. Теснимые с трех сторон переселенцами из Старого Света, аборигены вынуждены отступать. Без лошади охота на открытой местности почти невозможна. Но став наездниками, краснокожие получили неограниченное количество пищи. Было бы ошибкой думать, что туземные войны уносят много жертв. Ничего подобного. Только краснокожие могут вести между собой никогда не прекращающиеся войны и исчислять убитых и раненых на пальцах рук. Война для них есть продолжение охоты, скорее часть культа, нежели жизненная необходимость. Конечно, приход сразу стольких народов на новые, необжитые земли создает проблемы определения границ между ними, но, похоже, в основном они уже в прошлом.

Выйдя на равнины, туземцы практически забыли про голод. В отличие от лесных охотников и земледельцев юга, они не зависят от погоды. Бизонов так много, что никому и в голову не может прийти мысль считать их ресурсом исчерпаемым.

Возможно критику и даже насмешки может вызвать заявление о том, что с момента активного продвижения туземцев на равнины, численность жителей здесь возросла в пять-семь раз. Особенно неуместным кажется это сообщение в связи с тем, что народы живущие в непосредственной близости с поселениями колонистов, быстро вымирают от эпидемий, алкоголя, духовного разлада.

Сегодня общая численность кочующих по равнинам дикарей измеряется сотнями тысяч. В сравнении с количеством жителей Старого Света и даже с населением колоний это немного. Но нельзя забывать, что каждое туземное племя - это народ-войско. В наступательных войнах они готовы выставить не менее четверти населения, в оборонительных - до половины. Двенадцатилетний подросток, как и уже дряхлеющая от возраста женщина всегда готовы сражаться.

Для них нет понятия партизанская война, как и театр военных действий. Любая война является партизанской, а полем боя вся окружающая местность.

Необходимо взглянуть правде в глаза и признать, что хаотично происходящие в глубинах равнин процессы не имеют общей направленности лишь при отдаленном рассмотрении. Хотим мы того или нет, идет спонтанное накопление жизненной силы. Может ли кто гарантировать, что при достижении определенного критического уровня, эта сила не выплеснется за пределы равнин?

И если это произойдет, то приоритет интересов туземцев будет не на востоке, где поселения энглишей оцетинились первоклассными фортами, а, прежде всего на юге. В наших колониях некому будет оказывать им сопротивление.

Потому мы утверждаем, что ситуацию надо брать под контроль и направлять ее развитие в нужное для империи русло. Пока у дикарей не появилось лидеров, способных поднять их на борьбу и нет идей, которые бы их объединяли, необходимо дать им этих лидеров и выдвинуть для них идеи, близкие им по духу.

Туземцы вполне готовы к вендетте против энглишей. Мы здесь выступаем в роли добрых друзей, надежных деловых партнеров. Этот шанс упустить нельзя. Руками краснокожих вполне реально отбросить наших главных конкурентов в Новом Свете далеко на восток, а павшие в сражениях туземные воины освободят места для полей и ферм нашим поселенцам.

Да, франки затевали очень большую игру. Это была палка о двух концах. Волей судьбы Платон Громов попал в водоворот событий. "Как часто историю делают не только гении, но большей частью посредственности, движимые лишь сиюминутными интересами", - подумал он и вспомнил другую стратегическую ошибку франков, которая привела к самым трагическим последствиям.

После смерти Чингиз-хана монголы десять лет копили силы, чтобы приступить к окончательному установлению единого порядка на всей планете. Их натиск был невообразим.

Лучшие рыцарские армии оставались на полях сражений, а лавина конных армад шла и шла на запад. Они остановились, когда уже франкский король не выходя из храма молил Бога о пощаде, а весь народ, полностью лишенный способности сопротивляться, ждал возмездия за прегрешения. Степняки повернули коней. То ли смерть Великого Хана, то ли другие причины остановили их. Двадцать лет прошли в передрягах перестановки сил. Запад был спасен.

Среди кочевников верх взяли сторонники учения Спасителя несторианского толка. Экспансия монголов нашла свою религиозную форму. Это был Желтый Крестовый Поход. Они шли в Землю Обетованную освобождать Гроб Господень. Шли навстречу франкам, едва способным удержаться на узкой приморской полосе в Палестине за высокими стенами крепостей.

Они имели право рассчитывать на союз с единоверцами против злейших врагов. Казалось, мир ислама обречен.

Но франки решили иначе: бороться с мусульманами с такими союзниками варварами то же, что изгонять беса силою Вельзевула.

Мамлюки, выйдя из Египта и быстро форсировав Синайскую пустыню, опрокинули монгольский заслон и ринулись на север. Навстречу им выдвинулся Китбуга-нойон. Он правильно рассчитал, что кони врагов утомлены переходом и отдохнуть им негде. В нормальном воображении не укладывалось, что рыцарский совет Акры будет обсуждать вопрос о союзе с извечными врагами против единоверцев.

Мамлюкам дали все: еду, сено лощадям, отдых под стенами города. Восстановив силы, воины ислама напали на утомленного формированным маршем противника.

Это было первое поражение монголов. А затем на сорок лет затянулась гражданская война и смена религии. В китае победил буддизм, на западе ислам.

Мамлюки свирепствовали. И через тридцать лет последний рыцарь покинул Палестину. Весь Ближний Восток стал мусульманским. Турки захватили Константинополь, окончательно закрыв франкам дорогу в Индию и Китай, заставив их взглянуть на запад. Так был открыт Континент. Думали ли тамплиеры, предавая единоверцев, чем все закончится?

Каждое поколение вновь и вновь совершает одни и те же ошибки. Так кто же все-таки ближе франкам, энглиши или краснокожие? Платон Громов этого не знал.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Несмотря на самые крутые повороты в своей судьбе, народ шауни всегда был уверен, что окружающий его мир совершенен и не требует никаких изменений. Именно эта уверенность и являлась главной проблемой шауни. Прошло более пятисот лет, как их предки выселились со Скалистых Гор в сторону восхода солнца, но лишь с появлением белых людей, лошадей и огнестрельного оружия на равнинах стали происходить изменения.

Земля шауни раскинулась от Скалистых Гор до Отца Рек в междуречье Извилистой и Мутной рек, берущих начало в горах на северо-западе и юго-западе. Почти две тысячи километров длина каждой из них. Затем они сливаются, чтобы воедино устремиться навстречу Отцу Рек. В месте их слияния, примерно в семидесяти километрах западнее Великой реки и пролегает естественная граница смены лесов лугами. Здесь всегда располагалось главное зимнее селение народа.

Весь берег Отца Рек покрыт великолепными лесами, изрезанными речушками и ручейками. Круглый год теплые дожди орошают тучную землю.

Но западнее осадков намного меньше. Леса редеют, лишь украшая темно-зелеными пятнами безбрежное море лугов. Влаги не хватает, чтобы промыть почву. Щедрое солнце всегда согревает травы и за долгие годы образовались черноземы невиданного в Старом Свете плодородия.

Землепашец, одержимый желанием превратить всю планету в одно огромное поле, еще не осквернил эту благодатную землю.

В лугах паслись неисчислимые стада бизонов. В лесах и предгорьях водились косули, олени, козлы, зайцы. В рощах звери находили воду и прохладу. Первые белые люди, попавшие на равнины уже в середине 16 века, отмечают отсутствие лошадей у аборигенов, ютящихся по берегам рек и больше промышлющих рыбной ловлей, чем охотой.

На водоразделах было много зверей, но не хватало источников воды. А ее с собой много не унесешь. Вся жизнь очень малочисленных племен проходила только рядом с водой.

К концу 17 века ситуация резко изменилась. Убегавшие от небрежных хозяев, лошади спейнов, дичали и уходили на север и восток. Гигантские табуны мустангов бродили по равнинам рядом со стадами бизонов. Травы хватало всем.

Краснокожие быстро поняли огромные преимущества, даваемые мустангами. Всего за несколько десятилетий они превратились в неукротимых наездников. Но скотоводами не стали. Они так и не признали достоинства колеса. А примитивные туземные волокуши из двух жердей и куска кожи оправдывали себя только на сильно пересеченной местности. Молоко от мустангов в пищу не использовалось, да и мсо тоже редко. Лошадь не вытеснила из лугов бизона.

Выселившиеся под натиском пришельцев на равнины, многочисленные племена аборигенов не настолько возросли в численности, чтобы им стало тесно. Постоянные войны между ними велись скорее из-за потребности в доблести, чем из-за реальных экономических причин.

За сезон дождей и бурного роста трав бизоны нагуливают жир, набираются сил. Зимой, с понижением температуры, рост трав почти прекращается и бизоны уходят в более южные широты. Это время больших охот, заготовки мяса. Для шауни осенние охоты то же самое, что для земледельцев сбор урожая. Они установили ряд ограничений отстрела животных в другие сезоны, не убивали детенышей.

Осенние миграции бизонов ежегодно шли по одним и тем же тропам, пересекающим с севера на юг Извилистую и Мутную реки.

Резкое изменение уклада жизни объединенного народа привело к тому, что очень многим охотникам пришлось заняться совсем другими делами. Возникла нужда в иных способах добычи и заготовки мяса. Первые попытки выращивать растения и разводить молочных коров еще не принесли ощутимых результатов. Идеи превратить междуречье двух рек в один огромный охотничий загон была подсказана Платоном Громовым. Так охотятся многие народы Южной Сибири. Краснокожих долго убеждать не пришлось.

Несколько западнее слияния двух рек по направлению с севера на юг был вырыт ров в два человеческих роста глубиной и шириной двадцать шагов. Надо рвом возвышается земляной вал с частоколом из стволов деревьев. Длина сооружения не менее пятнадцати тысяч шагов. На северо-запад и юго-запад от стены охотничий загон тянулся на несколько сотен тысяч шагов и по форме представлял трапецию длиною в семь дней пешего пути.

С конца сентября бизоны начинают свое вековечное движение, а в ноябре равнины заливают дожди. Сроки охоты определила сама природа.

В этом жизненно важном деле был задействован почти каждый. Вдоль полос леса, отделяющих луга от рек, на всем протяжении загона были выставлены сторожевые посты в семидесяти шагах один от другого. Молодые воины и еще не имеющие имени подростки день и следили за животными, не давая им скрыться в прибрежной полосе леса.

В это время на западно границе загона растянулась цепь в пять тысяч вдадников на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Началось медленное беспрерывное движение в сторону восхода волнца.

Издавая громкий шум трещетками, бубенцами, свистками, щелканьем кнутов и боевыми кличами, воины погнали животных. Обследовался каждый холмик, каждый кустик. Не пропускалась ни одна ложбина, чувствуя приближение людей, звери, как травоядные, так и хищники, уходили все дальше и дальше от преследователей. Постепенно цепь всадников уплотнялась между сходящимися реками, а площадь загона неуклонно сокращалась.

Нелегко было соблюдать целостность линии, особенно ночью, но ее непрерывность выдерживалась даже когда приходилось переправляться через речушки, ручьи, озера, прочесывать густые лесные чащи. Сутки шли за сутками. Каждый воин имел связку факелов. Использовалась целая система знаков для связи. И в безлунные ночи и в туман они всегда общались между собой огнями и звуковыми сигналами.

Приходилось нести настоящую сторожевую службу: жечь костры, выставлять часовых. Все чаще становились видны горящие глаза хищников, начинающих понимать безвыходность своего положения. Пользуясь ночной темнотой, волки пытались прорваться между загонщиками. Или вдруг в истепленном отчаянии разъяренный кабан, выставив вперед страшные клыки, бросался на людей. Но меткая стрела или копье тут же разили их.

Бдительность загонщиков росла. День и ночь сменяя друг друга они неумолимо стемились к намеченной цели. Если лисица таилась в норе, ее, во что ни то ни стало, обязательно выгоняли оттуда. Спрятавшегося в расселине между скал медведя всегда находила стрела. Но огромным, неповоротливым бизонам укрыться было негде. И некоторые, обессилившие от многодневного напряжения, в изнеможении падали. За цепью законщиков на запряженных в волокуши мустангах следовали старики, женщины, подростки. Они тут же свежевали туши, сушили мясо, собирали внутренности, шкуры, жилы, когти, копыта, кости, рога.

На охоте не пользовались огнестрельным оружием. Пули и порох берегли. Шауни и алдонтины шли рядом. Никто уже не обращал внимания, из какого племени и рода сосед. Большая охота еще сильнее сближала людей.

Всем бледнолицым, и франкам, и энглишам также предложили принять участие.

Вожди в загоне не участвовали, но часто появлялись среди всадников, проверяя ход охоты.

Огромный старый бизон вдруг остановился, повернулся, приготовившись защищаться. Его темно-бурое косматое туловище производило угрожающий вид. Твердое Сердце взмахом руки предложил воинам остановиться. Он достал новенький, только что изготовленный лук. Всего несколько штук было произведено в совсем недавно открывшейся мастерской. Обычный лук из ясеня, тиса или орешника мог быстро сделать каждый воин. Стрела летела на двести шагов и с пятидесяти шагов ранила оленя или бизона. Деревянный лук с роговыми накладками и укрепленный сухожилиями бил на триста шагов и на семьдесят шагов убивал бизона.

Новый, полностью собранный из рога горного барана, составной клееный лук на испытаниях послал стрелу на восемьсот шагов. Рог прямили в специальном растворе, состав которого был засекречен. Клей изготавливался из бизонных копыт. Сверху рог был обмотан сыромятной кожей. Чтобы натянуть стрелу не до глаза, а до уха требовалось огромное усилие. Редко кто из воинов способен на это. Но можно использовать силу коня.

Твердое Сердце достал нарукавник, надел его. Удар тетивы мог поранить запястье. Мустанг с места взял галоп. До бизона оставалось целых двести шагов. Поймав в резонанс движение коня, вождь выпустил стрелу. Насквозь пробив зверя, она пролетела дальше, тут же ранив другого.

Удивленный бизон стоял, направив упрямый взгляд на врагов. Затем он вдруг огласил окрестность могучим ревом и сразу упал замертво. Возгласы одобрения и восторга слышались повсюду. Мощь нового лука поразила воинов.

Твердое Сердце подъехал к туше, тщательно осмотрел рану. Теперь он знал: в лобовой атаке вооруженные такими луками всадники сметут конницу энглишей. Энглишеский кавалерист до начала сечи успеет сделать не больше двух выстелов из мушкетона. Мушкетоны есть и у краснокожих. Но каждый воин выпустит еще не менее пятнадцати стрел. Готовы ли энглиши к этому?! Вождь улыбнулся. Быстро вскочив на мустанга, отпустил его навстречу ветру. Сзади скакала свита из младших вождей. Охота шла успешно. К весне будет изготовлено несколько тысяч таких луков. Франки дадут много ружей и пушек. Вдруг ком подкатился к горлу. Нет, энглиши не должны напасть первыми. Надо торопитьс, но нельзя спешить. Разведчики доносят - ?? ????????? ?????? ??? ????????. ?? ????? ??? ?? ????????. ? ??????... Вождь скинул оцепенение. Будет много, очень много мяса.

Прошло еще несколько суток. Все звери оказались зажаты между непреодолимыми рвом и стеной из частокола и всадниками.

Вперед выдвинулась группа жрецов, приступивших к исполнению ритуального танца. Необходимо было умилостивить дух каждого животного. Жрецы пели священную весню. Люди и звери - это одно целое. Бизон ест траву, а человеку необходимо мясо. Есть ли в этом его вина?

Жрецы благодарили Гичи-Маниту за заботу о людях, просили покровительства и поддержки. От группы жрецов отделился Познавший Древо.

Великий Жрец первым начал охоту и поэтому выглядел особенно торжественно. Он расплел косы. Ничто не должно стеснять магическую силу волос. Распущенные по плечам густые седые волосы раздувал ветер. И от этого он казался еще менее доступным понимания. Великий воин, могучий и бесстрашный, великий жец, познавший древо жизни. Древо, соединяющее мир людей с небом, населенным духами добра и подземным миром, пристанищем злых духов. Он бесспорно был признан духовным лидером объединенного народа.

На лицо его, выкрашенное в дарующий плодородия земли зеленый цвет, были нанесены желтой краской две молнии - знаки мощи и быстроты. Лоб украшал такого же цвета полукруг - сияющий небесны свод.

Длинная рубаха из кожи молодого оленя украшена и на груди и на спине большим круговым орнаментом, оберегающим своей магической силой от вражеских стрел и пуль, злых духов. Плечи и рукава расшиты иглами дикообраза и отделаны бахромой из драгоценных шкурок горностая.

Верх рубахи, покрытый сине-зеленым цветом, символизировал небо и мир, низ - красно-коричневым, соответствующим земле и войне. Вся она была украшена рисунками и знаками, прославляющими деяния жреца. Поперечные полосы на рукавах указывали на число убитых врагов, подковы - на количество захваченных лошадей, а нарисованные трубки показывалия, сколько раз был он предводителем боевого отряда.

Грудь жреца украшало несколько медалей, очень редкостных и особо ценимых на равнинах предметов. Познавший Древо снял их с побежденных врагов. Черные волосы чередовались со светлыми. Тут же вшитые конские волосы символизиовали захваченных лошадей. Часть из них, выкрашенная в красный цвет, обозначала убитых под жрецом мустангов. Величавой, полной гордости и достоинства походкой он вышел вперед.

И тысячеголосое эхо как магическое заклинание разнесло над округой эту наполненную глубокой искренностью просьбу.

- Простите нас, братья! - прокричал жрец. Блеснула тетива. Звонкая стрела вонзилась в шею могучего белого бизона. Пронесся гул одобрения. Развязка наступила быстро. Все вокруг было усеяно тысячами тел убитых животных.

Детей, молодых самок, часть самцов оставили в живых. Люди расступились и звери стремглав помчались через проходы, спасая свою жизнь. Через год будет новая охота. Пусть звери растут. Зима уже никого не пугала голодом.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Осень 1773 года выдалась сухой и очень теплой. В междуречье Извилистой и Мутной рек кипела жизнь. Бизонам приходилось тесниться, уступая место растущим табунам мустангов, немногочисленным стадам коров. Робко прижавшись к берегам рек, то здесь то там появлялись небольшие квадратики полей, засеянных в основном хлопком и маисом. Зеленели на гядах овощи, первым фруктовые деревья под благодатными лучами солнца наливали соками свои плоды.

Всесторонняя помощь франков не была бесплатной. Форт Стронг Джампинг ближайшая цель союзников. И у краснокожих не оставалось уже никаких оснований оттягивать срок нападения на энглишскую крепость.

Военные советники выдвинули план захвата форта, вполне соответствующий уровню науки своего времени. Под руководством франкских специалистов на трофейных энглишских ботах на восточный берег переправляется полевая артиллерия, пехота преодолевает водную преграду в челноках, а конница вплавь. В течении ночи крепость окружается сплошным кольцом осаждающих и начинается артиллерийский обстрел. Боты, встав с якоря, окажут поддержку со стороны реки, а в случае выдвижения с юга свежих сил энглишей, первыми встретят их.

В форте быстро закончатся запасы воды и провизии и несущий непрерывные потери неприятель быстро согласиться сдать крепость на почетных условиях. Оставив артиллерию, гарнизон крепости с оружием в руках, со знаменами покинет форт. Краснокожие занимают крепость, превращая ее в оплот совместного с франками влияния на восточном берегу.

Костер догорал. Отблески последних языков пламени выхватывали из темноты алтарь. Стояла теплая ночь и кусок кожи, прикрывающий вход в жилище, был убран. В большом железном котле, подвешенном на треноге, распространяя аромат по всему типи, кипел наваристый, жирный бизоний бульон, на вертеле дымился увесистый кусок бизоньего горба, покрытый золотистой корочкой.

Лунная Дорожка смотрела в глаза мужа.

- Что решил Штаб Армии?

- Будет война. Мы нападем на форт неожиданно. Нас намного больше, чем энглишей.

- А если нам не повезет. Если они придут сюда. Они же никого не пощадят.

Зоркий Сокол нежно посмотрел на жену. Затем погладил ладонью ее лицо. Первые морщинки уже покрывали гладкую, упругую кожу. Он любил эту женщину, любил своих детей, свой народ. Нет, у него не должно быть никаких сомнений.

- Ты должна понять, каждый народ несет закон своей судьбы. Мне необходима твоя помощь, как и всем воинам поддержка наших женщин. Энглиши сильны. Но мы победим их. Они захватчики. Мы воюем за правду.

Он долго не мог заснуть. Лунная Дорожка крепко прижавшись к мужу, положив руку на его грудь, лежала почти не дыша. Она не должна мешать думать великому вождю. С тех пор, как ее муж стал Командующим Армии, она прониклась к нему еще большим уважением. Лунной Дорожке минула всего лишь пятнадцатая зима, когда совсем еще молодой воин Зоркий Сокол предложил ей войти в его жилище. Уже год, как в поединке с гризли погиб отец и семья перебивалась тем, что подадут родственники. Женщины находили в лесу коренья, ягоды, грибы, иногда ловили рыбу, да мелких животных. Но как тяжело без мяса.

Вигвам мужа был огромным, имел он и походное типи. Он так же владел несколькими боевыми конями и небольшим табуном мустангов. Муж являлся членом братства Небегущих и слишком часто его не было рядом с ней. Воины готовились к большой войне с энглишами. Многие говорили об огромной мощи бледнолицых и оба боялась их. Зоркий Сокол уже был младшим вождем, лучшим из младших вождей. А затем пришли энглиши. Кровью обагрилась земля алдонтинов. Она очень редко видела мужа, все больше думая об их детях. В земле шауни они обрели новую родину. Шли годы и Лунная Дорожка смирилась с мыслью, что на этой земле ей суждено жить всегда. Но волна безудержно несущихся событий захлеснула не только вигвам, в котором она жила. За пять лет Зоркий Сокол прошел путь от младшего вождя до Командующего Армией объединенного народа. Под его началом были многие тысячи воинов, готовых по первому слову ринуться в бой. Она очень любила своего мужа и немножко боялась. Еще крепче прижавшись к нему, она стала дышать еще тише. Ничто не должно мешать великому вождю.

Зоркий Сокол бережно снял руку жены со своей груди, бесшумно поднялся. Мягкими шагами он подошел к алтарю, тихо сел.

Огромный диск Луны медленно уходил на запад, крупные яркие звезды сверкали в безоблачном небе. Он подбросил в костер немного сухого бизоньего помета. Вождь сидел, положив локти на колени скрещенных ног и обняв ладонями голову. Он вспомнил тот день, когда были повержены идолы. Мелькнуло сожаление или доля раскаяния?! Зоркий Сокол смотрел на алтарь. "Где кончается воля духов и начинается воля людей? Кто знает это? А чью волю исполнял Открытая Дверь, руководя убийцей? И могут ли духи направлять каждый наш шаг?", - мысли беспорядочно роились в голове.

Франки, как и энглиши трусы. Они торгаши и лжецы. Легко таскать из огня горящие угли чужими руками. А своими? Франки - союзники. Но они бледнолицые и никогда не станут братьями. Франки хотят использовать краснокожих. Но они ошибаются.

Франки совсем не понимают краснокожих. Разве воины станут долгими днми держать форт в осаде? Нет. То что хорошо белым людям, совсем не подходит краснокожим. Франкам необходим форт на восточном берегу. Но нужен ли он краснокожим? Если энглиши кораблями отрежут крепость от западного берега и окружат ее, то воины, находящиеся в крепости, будут обречены. Штаб Армии решил очень верно, что форт надо уничтожить. Пусть враги перейдут на западный берег. В непроходимых лесах и на бескрайних равнинах война станет совсем другой, чем в крепости.

"Как много мудрого у белых людей", - подумал вождь. Прошло уже четыре зимы с тех пор, как энглиши устроили побоище. Скоро пятая. Но когда пройдет много зим, как будем помнить мы это время? "Это было давно - скажут потомки, - очень давно". Может быть кто-то уточнит, что Верховным Вождем алдонтинов тогда был Расщепленный Дуб. Никто ведь не знает точно, когда была война с майянами и народ ушел на восход солнца.

Белые люди измеряют время непрерывно. Отсчет начался со дня рождения Спасителя. Не так уж важно точно ли в этом году родился он. Главное, с этим все согласны.

Любые события, когда-либо имевшие место, как-бы расположены на огромной линии и несложно отыскать их там. Время, когда произошло это деяние, называется датой. Дата 732 год говорит каждому францу о важнейшей битве разгроме арабов. Эта битва сохранила им свободу. Дата 1492 год указывает на открытие Континента. Год 1648 памятен энглишам как эпоха великих потрясений.

А как же краснокожие? Ночное побоище произошло 30 октября 1768 года, битва у форта Стронг Джампинг 21 апреля 1769 года, это и есть история объединенного народа.

Белые люди записывают на бумаге все происходящее с ними. Их память точна. Вождь достал из кожаного конверта, хранящегося среди священных реликвий, только что составленный словарь шауни-алдонтинского языка. Зоркий Сокол, уже бегло читающий и пишущий на языке франков и энглишей, будто священный гимн нараспев стал бесшумно повторять алфавит. Звуки лились как сладчайшая мелодия. Скоро каждый вождь, начиная о самого младшего, будет читать и писать на родном языке.

Не нарушая покоя спящих, как молодая пума на охоте, скользнул по бизоньим шкурам, устилающим пол. В одних легинах, без мокасин и рубахи, он стоял, подставив грудь ветру. Воздух был напоен ароматом бизоньей травы. На вышках стояли часовые. Селение охранялось конными разъездами.

Враги далеко, напасть на селение некому. Но уроки, данные энглишами, не прошли даром. День и ночь в полной готовности находился конный отряд из лучших всадников. В случае внезапного нападения, они первыми вступят в бой, пока остальные воины еще не готовы.

Учиться у белых людей приходилось на каждом шагу. Общаясь с пленными энглишами и с франками, не только вожди убеждались, как много необходимо познать краснокожим.

Войска белых людей разбиты на конницу, пехоту, артиллерию, флот. Есть и спомогательные отряды, руководимые инженерами. Солдаты подчиняются офицерам, офицеры генералам. Невыполнение приказа карается. Бледнолицым не нужен героизм, чтобы побеждать. Им нужны порядом и дисциплина.

Зоркий Сокол улыбнулся, споминая сколько недовольства было даже среди прославленных воинов, когда пришлось ввести запрет на снятие скальпов до полного победного окончания боя. Еще больший протест вызвало запрещение дотрагиваться до живого врага в бою. Ведь для краснокожего всегда главным было не количество убитых врагов, а отвага в сражении.

Вождь в недоумении развел руками: "Чтобы победить бледнолицых врагов, краснокожим во многом придется стать таким же, как и они. И от этого никуда не деться".

В противовес древним обычаям, устаревшим и уже мешающим в бою, пришлось ввести новые, заимствованные у врагов.

Все воины были распределены по родам войск. Кавалерия, артиллерия, пехота, пехота сражающаяся на воде в челноках, вспомогательные строительные войска, специальные разведывательно-диверсионные отряды.

Войска разбивались на десятки, сотни, полутысячи, тысячи. Вводилось четыре офицерских звания. При необходимости создания боевой единицы численностью более тысячи воинов, в любое мгновение мог быть создан отряд в несколько тысяч человек. Вводилось два генеральских звания.

Зоркий Сокол понимал, что глупо сразу новыми законами отменять старые. Они отомрут сами. И если бывалые воины гордятся своими головными уборами из десятков и даже сотен орлиных перьев, то молодые также и медалями, полученными за заслуги лично из рук Командующего Армией.

Из участников самых выдающихся братств Небегущих, Собак, Бешеных Бизонов были созданы офицерские сотни, где все воины были вождями. В случае, если враги перейдут Отца Рек и придется защищаться, эти сотни должны распасться и воины возглавят отряды, созданные из людей, не вошедших в боевые подразделения. Это мальчики старше десяти лет, девочки старше двенадцати, женщины, старики. В оборонительной войне они тоже готовы разить врагов.

Светало. Вождь так и не сомкнул глаз. Совсем не хотелось спать. Еще было время спорить и торговаться с франками, доказывая им, что краснокожие не готовы напасть на форт. Можно оттягивать сроки и потерять союзников. Или того хуже, почувствовав слабость краснокожих, сами нападут на них.

Утром Штаб Армии должен определить день нападения на энглишей. И пусть огромная армия врагов перейдет на западный берег. И пусть будут кровавые битвы. Иначе нельзя. Каждый народ несет закон своей судьбы. Вождь подошел к мустангу. Стреноженный боевой друг тут же, рядом с вигвамом мирно пасся, с трудом находя себе пищу среди начинающей жухнуть, вытоптанной конскими копытами травы.

Взлетев на хребет мустанга, Зоркий Сокол сразу поднял его в галоп. Без седла, даже без узлы боевой конь мчался в сторону рассвета. Он прекрасно понимал хозяина. Слившись в единое целое они неслись и неслись во весь опор. Боевой клич алдонтинов оглашал округу. Пусть же трепешут энглиши. Они не согли уничтожить алдонтинов. Они сделали их сильнее.

- В форте тысяча ружей, пушки, большой запас пороха. Отличная крепость. В осаде они продержатся долго. Вверх по реке часто поднимаются торговые суда. Подмога из Нового Ормеала придет раньше, чем крепость сдастся.

Твердое Сердце обвел всех взглядом. Весь Штаб, даже Сменивший Сущность, были согласны с ним. План, предложенный франками, совсем не годился.

Сменивший Сущность разложил большой лист плотной бумаги. На нем была вычерчена крепость. Бастионы, блокгаузы, казармы, офицерские квартиры. Указка быстро скользила по бумаге.

- Крепостные пушки опасны только для тех, кто находится перед стенами форта. В ближнем бою даже ружье становится копьем. И лишь солдатский штык опасен воину. В крепости тысяча солдат. Всего одна тысяча. Если ночью неожиданно в форт ворвутся воины, мы сможем сразу навязать рукопашный бой.

Сменивший Сущность подробно и основательно объяснял все преимущества неожиданной ночной атаки. "Как умен и опытен этот мэкигэн, - подумал Зоркий Сокол, - а ведь он наполовину белый. Это духи прислали его. Что есть судьба? Неужели гордые мэкигэны не достойны лучшего, чем прозябать в резервации? Мы не имеем права проиграть этот бой. Наша победа нужна всем краснокожим".

Вождь вспомнил как шли выборы Штаба Армии. Всегда для боевых походов алдонтины и шауни избирали Вождей Войны. В отличие от вождей мирного времени, они избирались лишь на время похода.

Для великой войны со страшным врагом это не годилось. Воины всех родов и братств были поделены на десятки. Достаточно было взять глиняный сосуд с узким горлом и встать возле тотемного столба. Оставшиеся девять воинов проходили и опускали в сосуд сжатую в кулак руку. В руке был камень. Тому, кого воин считал достойным, он и оставлял свой камень. Так были избраны вожди десятков. Они избирали сотников. Сотники - вождей пяти сотен и тысячи.

Круг Большого Костра избирал Штаб Армии. Выбрали Твердое Сердце, Огненного Клаза, Сменившего Сущность, Сильного Удара и Зоркого Сокола.

Сменивший Сущность предложил Штабу выбрать Командующим Твердое Сердце. Воинов шауни было намного больше, чем алдонтинов, поэтому главным военным вождем должен быть шауни. Но Твердое Сердце напомнил предсмертные слова Сидящего Быка: "Нет ни шауни, ни алдонтина". Единый народ должен вести по тропе войны самый достойный. И он указал на Зоркого Сокола. Остальные согласились.

Зоркий Сокол никак не мог вспомнить случая, чтобы раньше кто-то из алдонтинов отказывался от славы и власти ради интересов дела. Всегда находились причины для раздоров. Как умело пользовались этим бледнолицые враги!

А здесь вокруг него находились единомышленники. Они считают, что он лучше других сможет командовать армией. Разве имеет он право не согласиться? У народа единая великая цель. И каждый должен делать то, что он делает лучше всего. Воин должен смело сражаться, офицер толково руководить подчиненными, а Командующий Армией вести войска к победам. Такова его судьба, судьба великого вождя войны.

"Ошибка воина часто стоит ему жизни, - вглядываясь в глаза вождей думал Зоркий Сокол, - офицер может погубить свой отряд, но как много стоят ошибки великий вождей!".

Да, эти люди, сидящие рядом с ним, лучшие, выбранные из алдонтинов и шауни. Они - часть народа, кость от кости, плоть от плоти. Собственная судьба ничтожно мало значит для них. Великая вера в правоту начатого дела делает их несгибаемыми. Разум ли дает им силы? Не на погибель ли? Они готовы к самопожертвованию. Смерть совсем не пугает их. Они боятся только потерять поддержку Высших Сил. Но разве могут духи оставить тех, кто прав?

Подходил к концу четвертый сезон пребывания Платона Громова среди краснокожих. Уже третий год водят они за нос своих франкских союзников, каждый раз назначая все новые сроки нападения на форт. Что это, признак трусости, нерешительности, недальновидности? Ничего подобного! За это время шауни-алдонтины создали огромную отлично подготовленную армию.

Краснокожие вожди переиграли франкских интриганов. Сколько сил и средств вложено в перевооружение туземной армии?! И что же, если теперь она практически не подконтрольна, с нею же и воевать? "Ну нет, - рассуждал Платон, - на это никто не пойдет. Только дипломатия. Эти мастера рассказывать сказки по молочные реки, конечно же, верят в свою непогрешимость. Как никак, а все же не так просто выбить из головы образ тупого дикаря с отвисшей челюстью и пустым взглядом бессмысленных глаз".

Краснокожие ловка затянули своих "бледнолицых братьев" в волчью яму долговых обязательств. Союзникам жалко того, что вложено в аборигенов. Это и заставляет их продолжать идти по тому же пути.

"Есть ли у краснокожих, - продолжал мыслить Платон, - реальные основания для нападения на форт. Ответ был отрицательным. Ни туземцы, ни франки, ни даже сами энглиши не знают, когда волна экспансии перейдет на западный берег. Случится ли это через год, через десять, через сто лет, или никогда не произойдет - не знает никто. Кому нужны бескрайние безводные равнины, если огромная территория от восточного побережья до Отца Рек еще совсем не освоена. Пять миллионов колонистов, подавляющее большинство из которых живет на восточном побережье, всего лишь капля в море безбрежных лесов, уже очищенных от аборигенов. Земля эта способна прокормить в десятки раз больше. Так зачем же энглишам нужны равнины?

Напав на форт, краснокожие начнут войну против огромной империи, выиграть которую почти невозможно. Для кочевников, охотников-собирателей понятие "земля предков" имеет куда меньший смысл, чем для земледельцев. И полагать, что алдонтины готовы потерять лучших воинов, лишь бы вернуться к могилам отцов, нет оснований. Вдруг Платон ухмыльнулся: "Боже праведный, о каких могилах я говорю. Мои краснокожие друзья сжигают мертвых. Таким способом они увеличивают мощь Великой Тайны. Ну и религия. Где люди, а где боги. разберись".

Так что же толкает их на восток? Союзнические обязательства? Ну нет. Франки для них те же бледнолицые, что и энглиши. Жажда мести? Ерунда. Отчаявшиеся столько времени не ждут. Да и такая тщательная подготовка.

Платон расерялся. Объективных причин, которые смогли бы объяснить эту затеваемую краснокожими авантюру, не было. Он питал явную симпанию к ним. Он искренне желал им удачи. Но как грамотный человек, Платон не мог не представлять баланс сил.

А разве следствием методичных умозаключений являются чувства чести, любви к славе, патриотизма, религиозности, готовности к самопожертвованию? А ведь именно эти чувства, так часто противоречащие разумному, и становятся побудительными мотивами всей цивилизации!

"Зачем Александр Великий пошел в Индию, - спрашивал себя Платон. Ну ладно, с Персией все ясно, месть за поруганную честь. Дела давностью в сто пятьдесят лет вспомнились. Он получил десятки миллионов подданых, выученных исправно платить налоги, бюрократию, умело ими управляющую, несметные богатства. А что он искал в Индии? Лихорадку, климат, смертельный для македонцев?".

А что искали потомки Чингиз-хана во Вьетнаме, Бирме, даже на Яве. В экваториальных и тропических лесах они умирали также быстро, как и их лохматые лошадки. От болезней их полегло не меньше, чем во всех боевых походах. Пасти коней там было невозможно. Лошади привыкли к сухой степной траве. А налоги собирать тоже не с кого - население разбежалось по джунглям. Так зачем они шли в эти страны?

И что, черт возьми, ищут на Аляске казаки и купцы. Неужели им мало Сибири? Ведь она бескрайна! Но они идут и идут навстречу солнцу.

Нет, ответов Платон не находил.

Перед его глазами проплывали лица туземных вождей. Старый Расщепленный Дуб был умен, осторожен, расчетлив. Вождь - старик. Крепкий, надежный.

Но молодые! Эти Зоркий Сокол и Твердое Сердце, как и десятки, если не сотни новых лидеров были людьми совсем другого сорта. Казалось их рекрутировали из рядов болезненно экзальтированых личностей, балансирующих на грани нормальности. Трудности и даже поражения таких не сломят. Они становятся тлько стимулом к действию. А фанатичная вера делает их безмерно сильнее.

Да, и алдонтины и шауни хотят этой войны. Большой, очень большой внйны. Не только вожди, но и народ. И остановить их может только смерть.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Все было готово для нанесения неожиданного удара по энглишской крепости. Оставалось заручиться поддержкой Высших Сил. Перед началом военных действий необходимо было совершить ряд традиционных ритуалов.

На этот раз туземные вожди явно решили превратить их в грандиозное представление. Оно должно было дать огромный духовный подъем и эстетическое наслаждение краснокожим, показать им монолитное единство рядов и непреодолимую мощь. В то же время на это религиозное торжество ыли приглашены и бледнолицые. Энглиши, как успевшие в той или иной степени натурализоваться, так и находящиеся на правах военнопленных, франки, как с фактории. так и с городка поселенцев. Для бледнолицых это празднество должно было стать одновременно и показателем военной силы объединенного народа и демонстрацией его культурного уровня.

На закате солнца, когда его багрово-красный диск медленно опускался за горизонт, не менее трех четвертей народа собралось к главном селении, находящемся при слиянии Извилистой и Мутной рек. Присутствовало по крайней мере тридцать тысяч человек.

Это огромное число людей вовсе не являлось толпой туземцев. Выстроившись стройными колоннами, воины, женщины, дети подходили к обширной площади, находящейся в центре селения.

На возвышении, специально сооруженном по случаю, находились вожди и жрецы. Темнота постепенно сгущалась, волнение нарастало. Когда ночь полностью вступила в свои права, вперед вышел Познавший Древо. Его звонкий голос огласил округу.

- Братья! Ушло живительное Солнце. Земля во мраке. Пришло время борьбы со злом. Победим же зло.

- Победим зло! - отозвалось тысячеголосое эхо и сразу все вокруг пришло в движение.

Облаченные в перья, меха и шкуры люди, изображая зверей, птиц и рептилий колоннами двинулись в центр площади. Во всем этом захлестнувшем округу движении были размеренность и строгий порядок. Люди двигались в совершенстве подражая нравам и повадкам животных, умело копируя их движения.

Сколько необузданной первобытной страсти было в этом грандиозном шествии. Визги, вопли, крики, звериное рычание, свисты, шипенье - в один миг дикакая какофония заполнила округу, оглушая все вокруг.

Неистовство нарастало до предела. В тот момент, когда казалось что закипающая кровь готова вырваться из жил, вдруг раздавался бой огромного барабана и наступала поразительная тишина. И вновь ночное безмолвие оглашал жрец.

- Братья! Побеждено ли зло!

Лишь нестройные крики неслись в ответ. И снова поддаваясь единому ритму, десятки тысяч людей как хорошо отлаженный механизм двигались в освещаемой множеством факелов ночной темноте.

Вреди наступившей тишины прозвучал мелодичный голос Лунной Дорожки.

- Солнце восходит. Время борьбы со злом кончилось. Духи услышали нас. И в это же время несмелые осенные солнечные лучи, озарив облака, скользнули по вершинам могучих платанов, стоящих на окраине селения.

- Хвала Великому Духу. Озари нас Видимый Сын невидимого Владыки Жизни, восторженно закричали участники торжества. Они стали срывать с себя звериные облачения, падая на колени и поднимая глаза к небу.

Познавший Древо обмакнул в чащу со священным настоем кедровую ветвь и покропив на четыре стороны света, смотря в небо торжественно произнес.

- О, Четыре Ветра, унесите прочь наши слабости.

И тысячи рук потянулись к небу.

Даруй нам победу, Гичи-Маниту!

- Все поднялись с колен. В центр круга вбежала Ночной Цветок и заговоила звонким срывающимся голосом, протянув руку на восток.

- Воины знают, где враги! Мертвые требуют отмщения. Только кровь смоет нашу боль. Смерть энглишеским собакам. Энглиши трусы и их не спасут ни стены крепости, ни пушки. Вперед, братья, Великий Дух с нами!

Накал эмоционального подъема достиг своего пика. Казалось, достаточно искры и все вокруг полыхнет. Неистовствовая, люди просто жаждали боя.

Ночной Цветок, повернулась лицом к возвышению, прокричала.

- Пусть вожди поведут воинов по тропе войны! Мы всех победим, братья.

Медленно, величаво, с особой важностью и торжественностью вожди и жрецы согли с возвышения и стройная процессия направилась к Столбу Войны под восхищенные взгляды тысяч повторженных глаз.

Не спеша, с глубоким достоинством и осознанием всей важности происходящего Командующий Армией осторожно вырыл заранее помещенныйпод столбом Великий Топор Войны. Для рытья был использован священный нож для снятия скальпов, изготовленный из обсидиана еще задолго до появления бледнолицых. Топор, такой же древний как и нож, тоже был каменным. Его роговая рукоятка, вся испещренная пиктограммами по сути являлась книгой памяти важнейших боевых событий народа.

Зоркий Сокол передал священный нож жрецам, которые тут же поместили его в драгоценные нужны, и. крепко держа за рукоятку топор, с победным кличем вскинул правую руку над головой.

В ответ ему раздался тысячеголосый рев. Воины, женщины, дети кричали, подпрыгивали, выбрасывали вперед сжатые кулаки. Казалось, ничто не может обуздать эту теряющую рассуток толпу.

Но стоило лишь Командующему Армией подать знак, как мгновенно наступила полная тишина.

Вожди и жрецы в горделивом молчании четыре раза обошли вокруг столба войны. Шедший впереди воин нес тотем, за ним обхватив топор двумя руками за рукоятку крепко прижав его к груди и выставив резвие вперед, шел Зоркий Сокол, следующим чуть поотдаль воин воин нес Трубку Мира.

Процессия остановилась напротив столба. Бвл брошен жребий: кому из вождей выпадет великая честь нанести удар топором по Столбу Войны. Жребий пал на самого Командующего. Ликованию людей не было предела. Это был дорый знак. Духи поддерживают эту войну!

Зоркий Сокол принял топор из рук Познавшего Древо, высоко занес его над головой и, вращая с невероятной быстротой, метнул. Топор глубоко вошел в дерево. Жрец с огромным трудом выдернул его и поднял высоко вверх. Крик радости огласил округу. Все обещало победный исход войны.

Середина площади быстро опустела. Вкруг вбежало несколько сотен молодых еще незамужних девушек. Все они были воинами из разведывательно-диверсионных отрядов и из пехоты, сражающейся на воде. Разбитые на десятки и сотни, они выстроились в каре и сразу начали Пляску Скальпов. Девушки были одеты в единую форму: легины, укороченное холщовое платье без рукавов, легкая кожаная куртка. Туго заплетенные короткие косы ложились на грудь. Волосы на голове стягивала широкая кожаная повязка.

Все они были вооружены новенькими франкскими облегченными кавалерийскими мушкетонами, укороченными луками из орешника, легкими метательными топориками, эластичными дубинками.

Танец сразу начался в очень высоком темпе. Сотни девушек, двигающихся как огромный, единый организм, выполняющих сложные повороты, прыжки, падения, кувырки, подъемы, вызывали восторг и восхищение. Как много было желающих стать девушками-воинами! Но лишь подвергшиеся сложнейшим испытаниям и сумевшие войти в братства Воинов-Псов и Небегущих удостаивались такой чести. А здесь одного желания было мало.

Распаленные девушки призывали воинов на битву. Они убеждали, что враги не устоят перед доблестью краснокожих. И пусть их светловолосые скальпы украсят шесты, стоящие возле типи и вигвамов воинов. Каждому, кто смотрел на этих девушек, уже тяжело было представить, что где-то есть сила, способная сломить их натиск.

Наступило время последнего обряда. Это был очень древний обычай гадания по внутренностям серого волка. К столбу поднесли туго связанного, затравленного зверя. Воорушевленные результатами предыдущих церемоний, воины ждали последнего доброго знака от духов. В исходе гадания не сомневался никто. Смерившийся с судьбой зверь безучастно ждал разрязки. К волку подошли два молодых воина во главе с древним, иссохшим как осенний лист, сгорбившимся стариком. Это был жрец-предсказатель. Он умел понимать видения. Никто, даже сам старик, не знал сколько зим уже встретил он. Поговаривали, что он живет вечно, и что даже сам Познавший Древо побаивался его.

Шаткой походкой, с трудом переставляя ноги, жрец подошел к волку, склонился над ним, долго внимательно осматривал зверя. Затем он с трудом выпрямился и поднял свой жезл. Все мгновенно замерло. Старик был оден в накидку из перьев ворона, покрывающую его до самых пят. Густые, жесткие как конская грива, седые волосы ниспадали на плечи. Левую, отнятую по локоть, руку он прятал под накидкой и от этого казался еще загадочнее. Лицо жреца было изборождено глубокими морщинами и выглядело безжизненно-серым, и только взгляд живых, быстро все улавливающих глаз, черными угольками горящих в глубоких впадинах, выдавал в нем проницательный ум и огромную силу духа.

Лишь в редчайших случаях пользовались помощью предсказателя. Зачем попусту беспокоить духов? Если Высшие Силы захотят сообщить что-либо людям, они сделают это.

Но большая война с энглишами не была заурядным явлением. И вряд ли стоит рисковать в этом деле. По крайней мере, всегда было принято считать так.

Направив жезл вперед, жрец тихо, почти не открывая рта, произнес.

- Воины идут на битву, барабаны зовут их. Враг полон сил и беспощаден. Для многих бой станет последним. Но есть ли среди нас те, кто не верит в победу?!

Воины молчали. Но их грозный вид был ответом. Разве может что-то остановить презревших смерть?

Неожиданно, легким движением отбросив волосы назад и устремив глаза к небу, жрец вдруг заговорил быстро и внятно.

- Вот уже много ночей я провожу возле священного алтаря, призывая духов дать Знак. Я зову Гичи-Маниту, моля его о помощи. Но впереди лишь чистое синее небо. Что это? Духи отвернулись от нас? Они не хотят помочь нам? Нет! Духи говорят: ""Чистое небо, свободный путь, пусть воина к славе". Величайший из духов, Бог Белых, сегодня не сильнее Гичи-Маниту. И он не сможет помочь бледнолицым. Мы будем сражаться с людьми. Они из костей и мяса, как и мы. Кто боится их?

Не прерывая слов, старик направил жезл к волку и прокричал на одном вдохе.

- Волку нечего сказать нам. Пусть он уходит.

Как близки, как понятны были слова жреца. Гул одобрения пронессы над площадью. Окрестность будто бы сотряслась от этого крика. Волку нечего сказать, пусть он уходит. Будущее в их руках. Руках, крепко сжимающих ружья. Будущее в их сердцах. Сердцах переполненных отвагой.

До армии был доведен приказ: каждой сотне быть готовой в любое мгновение выступить и держать оружие, лошадей, провиант в полной боевой готовности. Никто не знал, когда последует сигнал атаки. Во избежание срыва, в глубочайшей тайне хранились и план операции и срок начала боевых действий.

Незаметно, но с неукоснительной последовательностью затягивало Платона Громова в водоворот событий. Он лежал в засаде в нескольких сотнях шагов от стен форта Стронг Джампинг, по мере возможности пытаясь привести в порядок беспрерывно роящиеся в голове мысли и все-таки выяснить, зачем он оказался здесь.

Зачисленный, по его просьбе, во вспомогательную сотню, Платон был удостоен чести находиться в линии прикрытия. Лишь при самом неудачном повороте событий ему пришлось бы вступить в бой.

В составе выдвинувшихся отрядов было немало энглишей из бывших военнопленных, франков, бежавших из резерваций и примкнувших мэкигэнов, эрагезов, гуронов и других краснокожих. Никто и никогда не интересовался их мыслями. Ценили по делам. Но из соображений безопасности общий план операции знал только Штаб Армии.

Завороженный магической силой взаимозависимости исторических дат, Зоркий Сокол предложил напасть на форт в ночь на 30 октября, на пятую годовщину побоища. В течении двух суток отряды в челноках по Извилистой реке и пешком вдоль берега выдвинулись на западный берег Отца Рек.

Разведчики прочесали местность на многие километры вниз и вверх по течению и на западном и на восточном берегу. Форт нападения не ждал.

Платон быстро уловил, несмотря на тщательную конспирацию, что вся операция по захвату крепости с точки зрения военного искусства скорее похожа на аферу. Таким способом могла бы действовать разбойничья шайка в два-три десятся человек. Но здесь были тысячи воинов.

Вся тактика краснокожих была рассчитана на полную внезапность. Имея великолепную кавалерию и вполне приличную артиллерию, они полностью отказались от советов франкских эмиссаров. Все действия армии напоминали поведение кучки молодых воиновя, собравшихс ночью украсть десяток лошадей у соседнего племени. Удар по форту был очень похож на ночной бросок пумы, прыгнувшей на загривок могучего лос.

Платон был в линии прикрытия, которая широким кольцом окружила форт. Две волны воинов подошли вплотную к стенам и залегли. В предутренние часы сон особенно крепок, в это время и надо бить.

Рожденный в далекой северной стране, волей судьбы попавший на другой конец света, Громов так и не мог понять, что же все-таки толкнуло его встать под тотем туземного вождя и идти сражаться с энглишами. Серьезных причин не было. Его страна напрямую никогда не воевала с энглишами, а закулисными интригами переполнен весь Старый Свет. И лично сам он тоже не испытывал к ним антипатии. Энглиши ничем не лучше и не хуже, чем франки, спейны или любой другой народ белой расы.

Проникся ли он идеей борьбы краснокожих за правое дело? Симпати, конечно была. Но тем не менее он прекрасно понимал, какая огромная дистанция разделяет его и этих людей с медным оттенком кожи.

Энглиши и франки ему были намного ближе и понятней. Платон улавливал, что он находится в эпицентре какого-то огромного взрыва, и ему хотелось верить, что вовсе не склонность к риску и авантюрам, а фатальная, неотвратимая закономерность движения жизни как щепку несет его по волнам событий. И он стал их невольным свидетелем и участником.

На ум пришла старая пословица, которую он тут же перефразировал: "Что для краснокожего хорошо, для энглиша смертельно". Волна колонизации нарастала. Миллионы поселенцев рвались на новые земли. "Допустим, - рассуждал Громов, краснокожие оденут холщовые штаны и рубахи, возьмут косы и топоры, запрягут лошадей. То есть, вольются в число колонистов. Начнут ходить по воскресеньям в храм, платить королю налоги и снимать шляпу при встрече с окружным судьей.

Ткая мысль его позабавила, до того она показалась абсурдной. Но ведь триста, от силы четыреста тысяч туземцев, разбросанных на огромных территориях Великих Равнин могли бы каплей влиться в море колонистов. Стоит им потерять язык, религию, культуру и уже во втором поколении метисы будут своими.

Всего десять лет назад Новый Ормеал и прилегающие земли, заселенные франками, отошли к энглишам, как и огромные территории на северо-востоке Континента. Но оставшиеся на них франкские поселенцы прекрасно уживаются с новой администрацией и их вовсе не пугает перспектива ассимиляции.

А совсем маленький по численности шауни-алдонтинский народ готов вступить в единоборство с самой могучей империей планеты, только лишь для того. чтобы говорить на языке предков, молиться своим богам и есть жареный бизоний горб, а не овсяную кашу.

Что они не хотят влиться в число колонистов и стать цивилизованными людьми? Скорее всего не могут. Ведь ни один из краснокожих народов от восточного побережья до Отца Рек не смог ответить на вызов истории. Велика, безмерна пропасть расовых и этнических различий. Похоже, краснокожие в большей степени готовы умереть, чем сменить образ жизни.

А ведь поселенцы везут с собой массу чернокожих рабов. Оторванные от родных земель, они теряют все то, что делало их частью какого-либо рода или племени. Лишенные духовных связей, чернокожие становятся неспособны на организованную борьбу. А ведь число их огромно.

С другой стороны белые поселенцы, среди которых хватает не только энглишей, весьма часто едут в колонии от проблем и противоречий, замучивших их в Старом Свете. На Континенте они мгновенно забывают все старые распри и дружно объединяются. Единым целым они противостоят аборигенам, везде и всюду уничтожая их, и чернокожим.

Платон вспомнил большой праздник, устроенный в честь покупки первой партии пушек. Да, желание показать себя во всей красе послеживалось явно. Грандиозен был Танец Цветов. Обаяние пластики женских тел просто зачаровывало. Жители Старого Света танцуют парами, дамы с кавалерами. Эротически элемент соприкосновения играет в танце главную роль. Здесь же все по другому. Полный простор для импровизации. Красота танца определяется не разнообразными "па", выделываемыми ногами, а гибкостью, пластичностью корпуса и рук. Танец является своего рода состязанием в ловкости, гибкости, ритмической дисциплине тела.

Воины показали свою удаль в верховой езде, умение владеть холодным и огнестрельным оружием. Полным откровением стала рукопашная борьба краснокожих.

Для Платона открылся целый мир, о существовании которого он даже не подозревал. В Старом Свете отношения выяснялись в основном кулаками и силовой борьбой. Нанести удар ногой или ударить лежащего противника считалось недостойным.

Приемы борьбы краснокожих отображали их духовную сущность, соответствовали характеру, являлись одним из важнейших средств воспитания молодежи.

В основе рукопашной борьбы лежит понятие "магического круга". Он символизирует вселенную, землю, жизнь, включает в себя четыре священных направления. Запад - земля, сила. Приемы без оружия - удары, захваты, броски. Север - ветер, ум. Выбор времени, расстояния, угла атаки. Восток - огонь, дух. Юг - вода, чувства. Применение холодного оружия. Центр - свобода, выбор.

Основные приемы борьбы имеют также духовное значение. Защита вниз связана в "матерью землей". Защита вверх открывает путь к солнцу - "отцу огня". Защита внутрь - это чувства человека, все, что находится внутри него. Внешняя Защита - это ветер преследования, преодоление. "Огонь" внутри воина дает ему способность перешагнуть через границы невозможного.

Все движения рассчитаны не на грубый натиск, а на умение использовать силу противника против него же.

Это разнообразнецшие удары руками и ногами, подножки, подсечки, броски, замки, захваты, удержания. Удары ногами в прыжках с разбега, с места, с разворотом тела, двумя ногами одновременно. Приемы с использованием палки, топора, ножа.

Рукопашная борьба краснокожих учит воинов уважать окружающий мир, быть в равновесии с силами разрушения и созидания. Духовной основой борьбы стал девиз - "сегодня хороший день, чтобы умереть". Вмерть дает начало новой жизни. Воины познавали приемы врачевания, традиционные церемониалы, готовясь достойно пройти круг жизни.

Да, слишком много у краснокожих было очень отличным от того, к чему привык Платон, что считалось естественым и нормальным. И как опасно, если не глупо, видеть во всем этом лишь дикость и неразвитость.

Великий император, вздыбивший его родную страну, готов был срыть колокола в храмах, делая из них пушки. Ему нужна была победа в войне. Это дикость?! Нет это проявление огромной духовной силы, рвущейся через заслоны старых законов. А это совсем непонятная история с золотом зиу. Огромный конный отряд сделал бросок на север на сотни километров. Зиу не стали воевать с шауни-алдонтинами. Они отдали золото своих священных пещер на покупку у франков пушек. Трусы? Отнюдь. Здесь на равнинах идут огромные, необъяснимые изменения прямо на глазах. Конечно, их можно не замечать. Но завтра это будет уже не возможно. Зиу также легко предали старых богов, как и алдонтины. Зиу стали под тотем Великого Вождя. Они называют его вождем всех краснокожих. Зиу не шауни. По языку и даже облику они далеки от алдонтинов. Почему же они бросают своих богов и вождей и идут воевать с энглишами под началом вождя из другого племени? Да, это серьезно.

Вдруг раздался взрыв четырех фейерверков напротив бастионов, загорелась сотня костров. Стало светло как днем. Воины поли в атаку.

В операции по захвату форта было задействовано пять тысяч воинов. Это дало пятикратное превосходство в живой силе. Юркие челноки из клееной коры, вмещающие по три воина, всего за полчаса успевали достичь восточного берега и возвратиться назад. К полночи переправа закончилась.

Для овладения лесопилкой, поташным цехом, сахароварней и немногочисленными фермами выдвинулись отдельные отряды.

Группа атаки, численностью в три с половиной тысячи воинов, вооруженных ножами, топорами и пистолетами, залегла в десяти шагах от стен, чуть поодаль расположились снайперы, еще дальше линия прикрытия. Ее задача - не дать солдатам просочиться при бегстве, а в случае неудачи поддержать отступление.

Сигналом атаки послужили четыре одновременно прозвучавших оглушительных взрыва. Сухой валежник многочисленных костров горел как порох. В ослепленных, растерянных часовых вонзились десятки стрел. Сотни воинов, мгновенно накинув на стены арканы, ворвались в форт. В распахнутые ворота с леденящими душу воплями будто лавина ринулись в крепость тысячи вооруженных людей. Они просто заполнили собою все свободное пространство внутри форта. Пакгаузы, оружейные комнаты, офицерские квартиры - все быстро перешло под контроль краснокожих.

Спящих офицеров брали врасплох прямо в постели. И если кому и удавалось схватиться за пистолет, беспощадный топор тут же с треском проламывал череп. Каждый, кто пытался оказывать хотя бы малейшее сопротивление, немедленно уничтожался.

Отрезанные от оружия мало что-либо соображающие солдаты спросонья, с огромным трудом понимали, что враг в крепости и идет война. Лишенные управления, видя перед собой значительно превосходящего численностью и прекрасно вооруженного противника, осознав всю безнадежность сопротивления, они сдавались целыми ротами.

Полная неожиданность нападения, ночная темнота, безумные, непереносимые вопли краснокожих, огромное, казалось неисчислимое количество ворвавшихся в крепость дикарей - все это сделало свое дело. Вскоре последние очаги сопротивления погасли.

Пленных разоружили, связали и согнали на площадь. Потери краснокожих, включая раненых можно было посчитать на пальцах одной руки. Немного погибло и энглишей.

Первоклассный, отлично вооруженный форт целым и невредимым со всем оружием и боеприпасами достался победителям. С наступлением рассвета был тщательно проверен каждый уголок в крепости, оценены трофеи. Нападавшие с трудом сдерживали восторг. Было от чего ликовать.

Зоркий Сокол вышел к пленникам. Тысяча солдат, их жены, дети. Он будет говорить с ними. Победитель с побежденными. Как хочет сказать он этим наглым, самолюбивым людям, что их самоуверенность, их полное презрение к краснокожим, которых они считают скорее животными, чем людьми, вызывает в нем ненависть и желание мстить.

Как хочет сказать он, что вели они себя как беззаботный пьяный белый охотник, сладко посапывающий во сне на охваченной огнем равнине.

Как хочет говорить он обидные слова и унижать этих находящихся в его власти людей.

Их всех надо убить и выбросить в реку!

Где лучшие воины, которыми гордится народ алдонтин? Быстрый Ястреб, Меткая Стрела, сотни других имен. Они погибли героями. Они не дали энглишам уничтожить народ. Где великий вождь Сидящий Бык? Гичи-Маниту, Бог Краснокожих, позаботится о них. Они мертвы. Но их пепел стучит в сердцах живых. Их кровь бьется в жилах живых. Их Сила не ушла. Она среди живых.

Ради них, он, Зоркий Сокол, не отдаст приказа убить пленных и ради них он сдержит слова. Энглиши считают краснокожих животными, тупыми дикарями. Пусть они убедятся, что это ложь.

Белые люди несут погибель, но только в них и спасение. Вождь поднял вверх руку, повернув ее открытой ладонью к пленникам и на языке энглишей громко закричал.

- Слушайте вы!

Мгновенно установилась мертвая тишина. Пленные быстро поняли, что этот высокий крепкий туземец в дорогой красочной одежде самый главный. Мало кто надеялся остаться в живых. Но жить хотелось каждому.

Зоркий Сокол, немного подождав, продолжил, четко выверяя каждый звук чужого языка.

- Вы пришли на эту землю убивать и насиловать. Кто дал вам на это право? Вы знаете только одно право - право сильного. Слезы матери и жалобный плач детей не доходят до ваших ушей. Ваши глаза не хотят видеть наших страданий. Вы никогда не считали нас за людей, и поступаете как с хищными зверями.

Но мы люди и мы хотим жить. Эту войну мы выиграли. Гордыня и презрение не дают вам взглянуть на краснокожих, как на достойных противников.

Так смотрите же вокруг себя. Эти воины победили вас. Вы - военнопленные. По нашим обычаям мы должны убить вас всех. Но мы не сделаем этого. Вина энглишей перед краснокожими огромна. Смерти мало, чтобы искупить ее. Вы останетесь жить и будете работать на благо нашего народа. Путь в мир белых людей закрыт навсегда. Забудьте о нем. Я все сказал. Хау!

Зоркий Сокол очень устал. Лоб покрыла испарина, ладони стали липкими. Даже самые близкие люди не знают, скольких сил стоит ему выглядеть внешне спокойным, уверенным в себе. Важнее было даже не то, что ты сказал, а то что не сказал. Он не стал говорить пленным врагам о том, что для каждого из них есть путь духовного очищения. Нет, пусть это они увидят сами. Пусть они поразятся этому, познав грандиозность и величие достигнутого краснокожими..

По сигналу Командующего Армией из глубины рядов выдвинулось несколько десятков воинов, представляющих все рода войск. Здесь были и разведчики, и строители, и пехота. Все воины были одеты в военную форму, соответствующую роду войск.

Ни боевая раскраска, ни украшения не могли скрыть: все эти воины по крови были белыми людьми. И ярким контрастом к черным гладким волосам шауни-алдонтинов бросались их рыжие, пепельные, каштановые, часто вьющиеся волосы, запретеные в тугие косы по обычаем краснокожих.

Воины выстроились в сводную сотню. Вперед выдвинулся Биг Айрэнхенд. Две золотистого цвета поперечных нашивки на левом рукаве выдавали в нем сотника. Он был пока единственным бледнолицым, дослужившимся до столь высокого офицерского звания.

В отличии от большинства воинов, выкрасивших лицо в дарующий Силу Земли зеленый цвет, сотник раскрасил его в черный цвет - цвет победы, убитых врагов, потухших вражеских костров. Он должен был или победить или умереть.

Зоркий Сокол с гордостью посмотрел на сотника. "Пожалуй, - подумал он, этому эринцу можно уже доверить и пять сотен воинов. Преданный человек". Вождь не сомневался, что эринец самым первым принял образ жизни краснокожих во многом из-за ненависти к энглишам. Вождь прекрасно знал и судьбу Бига и историю взаимоотношений энглишей и эринцев.

Но так искренно полюбить краснокожих братьев, принять Великую Тайну, изгнав из души Бога Белых, дано не каждому. Эринец стал в большей степени шауни-алдонтином, чем некоторых из краснокожих.

Биг был одет в простую кожаную рубаху без лишних украшений. Лишь два магических круга на груди и спине защищали воина от вражеских пуль. Вся рубаха была красно-коричневого цвета войны. Лишь узкие полосы на плечах были сине-зеленого оттенка. Они говорили о миролюбии воина.

Коричневые свободные легины и мягкие бесшумные мокасины были очень удобны и надежны в бою.

Поверх черной раскраски сотник нанес на лицо две желтые молнии - символ мощи и неукротимости.

Когда воины выстроились, сотник, направив взгляд широко открытых нежно-голубых глаз прямо в толпу военнопленных, громко прокричал.

- Гичи-Маниту, Великий Бог Краснокожих, подаривший своим детям победу, хвала тебе!

- Хвала тебе, Гичи-Маниту, - на едином дыхании выкрикнули заклинания на чистейшем английском языке десятки белых людей.

Страх и отчаяние охватили военнопленных. Осознание масштаба катастрофы шокировало. Когда еще дикари будут разбиты? Удасться ли дожить до этого времени?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

- Черт побери! Ах ты краснокожая бестия. Сколько раз я говорил тебе, где должны лежать чулки, а где ботинки. Порядочный человек собирается в Храм, а это маленькое насекомое будто и не слышит. Ух, я тебя.

Мсье Шобиньи беззлобно замахнулся рукой, но тут же возмольно опустил ее. Голова раскалывалась, во рту пересохло, руки мелко дрожали. Молодой слуга подал кувшим с малиновым соком и спокойным, уверенным голосом тихо произнес:

- Господин инженер, выпейте. Вам это всегда помогает.

Фраза развеселила Шобиньи. В языке алдонтинов нет звука "ж". У юноши всегда выходило скорее "инзенер" и это каждый раз приводило Шобиньи в восторг.

Да, слуги из этих головорезов выходили скверные. Скальпы снимать у них получается куда как ловчее. Вот бы хотя бы завалявшегося черномазого. Эти слуги так слуги. И поклонится, и прогнется.

На неделе был торжественный пуск доменной печи. Ямайский ром никто не считал. Сколько раз зарекался Шобиньи, что не станет без меры пить ром. Но постоянно вновь и вновь забывал о своем зароке.

Да, домна вышла на славу. И в этом прежде всего заслуга его, инженера Шобиньи. Это хорошо. А вот он опять без меры перебрал. Болит голова и желудок. И это очень скверно.

Он крепко обхватил липкими ладонями кувшин и долго не отрываясь с наслаждением пил маленькими глотками. Затем поставил кувшин на столик, поднялся с постели. Его уже дало зеркало. Лучше бы его не было.

Инженер был еще весьма молод, но лысина неумолимо разрасталась, завоевывая все новые и новые участки головы, совсем еще недавно покрытые густой шевелюрой. Могло показаться, что инженер уже оскальпирован. Рука инстинктивно потянулась к парику. На полпути инженер остановил движение. Разве этим что-то исправишь?

Из зеркала на него смотрело отекшее, опухшее, обрюзгшее лицо. Огромный красный, покрытый густой капилярной сеткой нос как нечно инородное, лишнее выделялся на оне толстых небритых щек.

Под глазами расположились пугающие своим непередаваемым землисто-фиолетовым оттенком надувшиеся до неимоверных размеров мешки.

Инженеру с трудом удалось наполовину раскрыть закисшие, гноящиеся глаза. Белки глаз налились кровью. Неотъемлемой частью этой физиономии был изборожденный глубочайшими морщинами лоб и большие опухшие уши.

- Надо обязательно исповедаться у священника, прости меня, Господи, - с чувством подумал инженер.

Он быстро отвел взгляд, потому что если бы он продолжил и далее изучать отражение в зеркале, то неминуемо пришел бы к выводу, что с каждым днем разрастающееся брюшко, толстая короткая шея, узкие плечи, тоненькие короткие ручки и ножки делают его весьма и весьма похожим на жука.

Инженер Шобиньи спешил в храм. Веротерпимость краснокожих его поражала. Для франков они соорудили небольшой храмик на одном пригорке, а на другом, совсем недалеко, для энглишей. Путь от жилья инженера лежал мимо энглишеской церквушки. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, Шобиньи смачно выругался и отправил увесистый плевок в энглишескую сторону.

- Прости меня, Господи, - подкрепил он фразой свои действия и тут же подумал, - надо обязательно исповедаться.

Крепящийся в истинном поклонении Богу, месье Шобиньи никак не мог понять, сколько же сил надо Господу, чтобы терпеть этих еретиков энглишей. А ведь от них ну просто воротит.

Крепящийся в истинном поклонении Богу, месье Шобиньи никак не мог понять, сколько же сил надо Господу, чтобы терпеть этих еретиков энглишей. А ведь от них ну просто воротит.

Сто лет полыхала страшная война в Старом Свете, потому что энглишам как и другим северянам не нравилось истинное поклонение. Но франкам с Божьей помощью удалось задавить протестантов. А вот на севере победили еретики.

- Господи, на все твоя воля, - подумал инженер, надеясь успокоить себя, что сложившееся весьма незадачливое положение вещей и должно быть таковым, каковым оно является.

Ну если взаимоотношения двух направлений одной религии хотя и не удовлетворяли инженера, но все-таки в той или иной степени были доступны пониманию, то все, что было связано с Великой Тайной, просто шокировало его.

Отсутствие Бога-Творца в религии туземцев полностью путало мысли мсье Шобиньи. Никем не созданный, вечно существующий мир в котором Бог Краснокожих, Гичи-Маниту, в большей степени похож на удачливого боевого вождя, чем на Небесного Отца, строгого и заботливого, был совсем непонятен инженеру. Эта религия вызывала страстный протест в его душе.

Священники франков и энглишей соревнуясь друг с другом описывали краснокожим огромные преимущества райской жизни. Но инженер не видел еще ни одного туземца, который бы поверил в это.

В тоже время все больше и больше белых людей отдавали предпочтение Гичи-Маниту.

- Как же можно истинного бога променять на такого чужого, непонятного, шобиньи не мог сразу подобрать слова. Чем же божество дикарей привлекает цивилизованных людей? Он не хотел, совсем не хотел познать ответ на этот вопрос.

- Надо обязательно исповедаться, - гнал от себя дурные мысли Шобиньи. А то черт знае что лезер в голову.

Инженеру многое нравилось на вольных равнинах, среди бескрайних лугов.

Километрах в ста пятидесяти западнее Отца Рек руками краснокожих и военнопленных энглишей под руководством франкских специалистов создавался целый промышленный городок. Туземцы намеривались освоить производство металла, пороха, ружей, пушек, холодного оружия и многих других вещей, необходимых в быту.

Лидеры объединенного народа не сомневались, что энглиши, особенно после захвата форта Стронг Джампинг, пошлют большую карательную экспедицию. Началось строительство первокласной крепости, внутри которой и должны были расположиться цеха и заводы.

Но вожди мало сомневались, что удасться обескровить врага в приграничных боях в труднопроходимых лесах и на равнинах.

Главное селение науни находилось значительнее восточнее, на границе леса и лугов. Там должны были разгореться основные сражения.

Конечно, Шобиньи не мог не понимать что маховик, который пытаются закрутить туземцы руками белых людей, достаточно запустить всего лишь один раз. Они платили много, платили золотом. Все инженерные и административные должности занимали франки. Большая часть рабочих была из энглишей. Но с каждым днем туземцы все настойчивее и настойчивее вытесняли белых людей с производственных мест.

Шобиньи знал, что через десять-пятнадцать лет краснокожие смогут полностью управлять всеми заводами. И что тогда?

Эти так называемые слуги, из юношей и девушек относились к своей работе как к военной службе. Они все были в младших офицерских званиях. Их работа считалась сложнейшей и приравнивалась к деятельности разведчиков. Был строжайший отбор, выбирались лучшие. Они знают за что сносят унижения и обиды. Интересы народа, великие цели тотальной войны с империей энглишей - что стоит в сравнении с этим судьба и даже жизнь отдельного человека?

Среди шауни-алдонтинской молодежи было немало людей мыслящих именно так.

Размах грандиозного строительства захватил вооружение не только инженера Шобиньи. На самой окраине планеты, вдали от центров цивилизации в кратчайшие сроки создавалось то, что в Старом Свете строилось десятилетиями и даже столетиями.

Чем все это могло закончиться? Создав государство и армию, туземцы могут направить свои взоры куда угодно. А ведь колонии франков намного ближе, чем далекий Бигтаун или Новый Ормеал.

Но среди фанков не было людей, готовых мыслить глобально. "После нас хоть потоп" - этот лозунг выдвинутый фавориткой короля был у всех на устах. Мир цивилизации для них заканчивался Старым Светом. Проблемы Континента были для них далекими и чуждыми. Континент представлялся им бездонной бочкой, из которой можно непрерывно черпать богатства.

Никто не хотел думать, что же случится завтра. Заработав деньги, большинство из них собиралось уехать. Ведь у каждого человека жизнь всего лишь одна.

После разгрома форта никто не сомневался, что ответный удар будет нанесен в ближайшее время. Анализируя план блестящей операции, Платон Громов пытался найти аналогии в мировой истории. Таковых было весьма немного.

Прорыв персов в Вавилоне по осушенной реке, спуск отряда Спартака по отвесной скале Везувия, победа монголов на Калке после великолепно организованного многодневного ложного бегства. Вспомнить что-либо еще было нелегко.

Но в тех ситуациях победители всегда были в меньшинстве, что в принципе определяло их действия. Здесь же нападающая сторона имела преимущество и в числе воинов и в вооружении. Но краснокожие полностью отказались от общепринятой у цивилизованных народов тактики.

Проще всего было бы объяснить это недомыслием, недопониманием, может быть, склонностью к привычным действиям.

Но Платон уже достаточно разобрался в краснокожих, чтобы отождествлять понятия "абориген", туземец и "дикарь".

Как только Черный Орел принял правила игры бледнолицых, он сразу потерпел поражение. Новые лидеры движения краснокожих таких ошибок не допускают. Осознают ли они это или лишь чувствуют, не столь важно. Трудно понять, что есть национальное, скорее даже этническое сознание. Но, без всяких сомнений, оно существует.

Выход каждого народа на широкий простор исторических деяний всегда явление оригинальное и, по сути, уникальное. Любой народ живет в окружении соседей. И если какой-либо народ, чувствуя прилив сил, начинает активизироваться, это тут же вызывает ответную реакцию окружения. Весь вопрос в том, хватит ли сил у поднимающейся нации, чтобы решить задачи, которые она перед собой ставит?

Как диалектик, Громов понимал, что история госудаств, как и история народов не вечна. До появления легенды о волчице, вскормившей братьев, никаких римлян не было. К этому времени уже существовали древние цивилизации по всему побережью Средиземного моря, процветала торговля, развивалась культура, укреплялось хозяйство. Но все это относилось к другим народам.

Малочисленная группа людей появилась неожиданно, что отмечалось даже современниками, выделившись из родовых общин и противопоставив себя им. Они объединили вокруг себя сначала латинян, затем, путем многочисленных войн, различные народы Аппенинского полуострова, и, наконец, их потомки покорили все Средиземноморье. Огромная держава просуществовала примерно двенадцать веков, а потом развалилась и исчезла. Остался Вечный Город, письменность, культурные традиции, но римский народ исчез. Он навсегда растворился среди других племен и народов.

Сразу же после прихода в мир Спасителя на восточной окраине Римской Империи появились люди, противопоставившиеся себя всему миру. На фоне царившего вокруг разврата, духовной деградации, лжи, подлости, предательства они выделялись целенаправленностью и способностью к сверхнапряжениям.

Их учение находило все новых и новых приверженцев, которые и стали основоположниками Византийской Империи. Пройдя периоды величия, империя также рухнула под собственным весом, став жертвой хищного соседа. Просуществовала она также примерно двенадцать веков. Религия византийцев, их культура, научные достижения широко распространились по планете. Но сам народ исчез, ассимилированный турками и славянами.

Платон осознавал, а скорее даже чувствовал, что он находится у истоков грандиозного движения. И этот взлет физической и духовной силы у объединенного шауни-алдонтинского народа есть явление глобального масштаба. Быстрота происходящих на глазах изменений завораживала, поражала его. Шауни и алдонтины сами не замечали насколько быстро исчезают различия между ними в мыслении и поведении, языке, способах ведения хозяйства, и как военнопленные энглиши становятся, даже не осознавая того, неотъемлемой частью вновь образующегося народа.

Огромное влияние эта новая общность оказывает и на проживающих на землях шауни-алдонтинов франков, которые, хотели бы они того или нет, теперь уже далеко не те, что были несколько лет назад.

Громов все реже вспоминал о Городе Солнца, но все чаще думал о том, что движение краснокожих, очевидцем и участником которого он является, пока не имеет четкой направленности. И в его, Громова, силах помочь им пойти по пути добра.

Платон улавливал, что в момент зарождения новой цивилизации невозможно предвидеть хода развития событий. И здесь вовсе нет никакой фатальности.

Византийский народ зародился в момент появления новой религии. И почти все силы молодости ушли в богоискательство. Выясение вопроса о том сколько лиц у Бога или уточнение того была ли у сына божьего в момент пребывания на земле физическая сущность или только духовная, для них было жизненно важным. А вот почему далеко не все соседи придерживаются самой правильной религии, они так и не спросили себя.

Византийцы убеждали другие народы в необходимости забыть ложных богов. Но им и в голову не могла прийти мысль силой оружия заставить людей поверить в истинного Бога.

Такая идея появилась у арабов. Укрепившись в вере в еще более истинного Бога, последователи пророка смогли заметить, что далеко не все стремятся за ними. Усиление пропагандистской деятельности часто не приносило адекватных успехов. Но когда стали объяснять основные принципы нового учения при помощи меча, от желающих признать его единственно верным не стало отбоя.

А что если бы последователи пророка не пошли на применение силы для распространения своих идей? От неожиданности Платон ухмыльнулся. Ведь далеко не сразу, а лишь потерпев ряд серьезных неудач, пророк дал добро на ведение религиозных войн. Да, превратности судьбы. Но в одну и ту же воду два раза войти невозможно.

Зарождение монгольской цивилизации было еще более оригинальным. У монголов была своя племенная религия, штат жрецов. Когда начался подъем сил народа, шло и укрепление религии. Во многом благодаря огромному влиянию волхва Кокэчу смог объяснить монголам, что в этом есть воля Вечного Синего Неба.

Когда влияние Кокэчу усилилось и стало грозить ослаблением авторитета светской власти, великий хан принципиально подошел к этому. Великий волхв, поражавший своими оккультными дарованиями не только народ, но и аристократию, был ликвидирован.

Национальная религия не заняла в духовной жизни монголов места, какое она занимала у византийцев, арабов. Как один из основных принципов жизни кочевников, была провозглашена веротерпимость. Каждый выбирал себе Бога по душе.

А дисциплина была на всех одна. И спаянные ею в монолит, орды всадников пронеслись над планетой.

Платон Громов страстно желал, чтобы шауни-алдонтины в своем развитии пошли по пути добра. Белые люди загнали их в тупик. Им непросто осознать что не все в этой жизни сводится к войне. Нелегко победить энглишей. Но разве легче, ощущая свою силу, не ворваться на плечах отступающих врагов в их города и селения, упиваясь местью, жаждая легкодоступных благ? Нет, краснокожие не должны уподобляться своим врагам - жестоким и алчным. Пусть Город Солнца будет хотя бы в их душах. И Платон всеми силами станет помогать им учиться различать добро и зло.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Короткий удар эластичной дубинки мгновенно разбудил Уинстона Гудмэна. Над ним склонилось свирепое скуластое лицо. В это время другой краснокожий с огромной силой закрутил ему руки за спину и тут же туго связал их сыромятным ремнем.

В свете факелов было видно, что весь барак наполнен воинами. Несмотря на темноту, бегающие тени, ноющую боль в суставах, Гудмэн сразу понял, что арестовывают только участников готовящегося побега. Это был полный провал. Опять кто-то предал их.

В тесной душной тюремной камере Уинстон вновь и вновь пытался проанализировать ход развернувшихся событий. У него уже не было оснований верить, что и на этот раз туземцы будут снисходительны. Но надежда остаться живым все еще оставалась.

Воля участников заговора была парализована столь неожиданным провалом. Все сидели уткнув лица в колени, с полным безучастием направив взгляды в пустоту. Над тюрьмой висела глубокая тишина. Отчаяние и щемящая тоска разрывали души. Как же так? Уже в который раз дикари опять переиграли их.

Уинстон вновь и вновь прокручивал в памяти лица участников побега. Честные, надежные люди. Неужели среди них затесался предатель? Кому же тогда можно верить? Если дикари оставят меня в живых, бежать надо только в одиночку". - с отчаянием подумал он.

Перед глазами, заполнив собою все пространство вокруг, стояло суровое, будто из гранита высеченное лицо Зоркого Сокола.

Всего лишь за сутки до начала восстания дикари арестовали всех. Они вывели далеко за селение офицеров, сержантов, чиновников, их жен, заставили вырыть глубокую траншею. Затем поставили людей на краю. Все вокруг было оцеплено всадниками, ружья снайперов смотрели прямо в глаза. Последовала команда: в ружье! Никогда еще Гудмэн не был так близко от смерти. Нестерпимо хотелось жить. Линия стрелков находилась не более, чем в тридцати шагах.

Воздух был напоен ароматами сухих луговых трав, где-то рядом, всего лишь в нескольких шагах несмело журчал ручеек, высоко в небе благородно парили орлы. "Назавтра должно быть Рождество", - неожиданно подумал Уинстон. "Господи, спаси", - губы сами непроизвольно шептали заклинание. Под ногами он увидел тоненькую, такую слабую беззащитную травку. Ему вдруг нестерпимо захотелось защитить уберечь это чудо природы.

Он почувствовал взгляд на себе. Сомнений не было. Именно этот дикарь целился в него. Сузившиеся глаза пристально вглядывались в мишень. Чутьем опытного стрелка Гудмэн уловил - краснокожий направил ствол в лоб. Подул северный ветер. Но было непереносимо душно и жарко. Все тело обдавало жаром, оно становилось липким и мокрым. Он вдруг как-то сразу захотел, чтобы наступила развязка. Все вокруг заполнилось полным безразличием. Не было ни мыслей, ни ощущения времени и пространства.

Но спасительной команды "огонь" так и не было. Кто-то из женщин забился в истерике, кто-то обезумев кинулся бежать. От нервного перенапряжения многие в бессилии падали на землю, исступленно моля о пощаде.

Уинстон быстро понял, что их решили оставить в живых. Он вглядывался в лица тех, кто смог не потерять голову. Эти люди не сломлены. С ними можно готовить побег.

Краснокожие дали высказаться коменданту крепости. Он предложил туземцам отпустить пленников, а за это со своей стороны обещал просить у правительства вечного мира с шауни-алдонтинами и взаимовыгодной торговли.

- О каком мире говорит бледнолицый?! - грубо прервал его вождь.

Вы истребили многие народы, отняли у них землю. С ними вы уже не воюете. Перебив краснокожих, вы завозите на их земли черных рабов, заставляя работать на себя. Такого мира вы хотите и с нами. Бледнолицые жестоко просчитались.

Нам не нужен мир. Мы хотим войны. До полной победы. И не пугайте нас огромными армиями и страшным оружием. Мы победим белых людей их же руками. Вы будете работать на нашу победу за право жить. А кто не согласен - умрет. Я все сказал. Хау!

Страшный взгляд Зоркого Сокола пожирал Уинстона. Глаза горели ненавистью, лицо пылало. Гудмэн физически ощущал мысли вождя. Он видел этот туман воспоминаний, захлестнувший память. Никто не жалел ни женщин ни детей в том ночном побоище. Тысячи убитых за одну ночь. Ради них живет вождь. Вот уже шестой год идет эта война. Далеко не жажда мести движет лидером краснокожих. Их воля непреклонна. И сломить их одним кавалерийским наскоком не удасться.

Гудмэн монял, что только он сможет бежать и донести лично до короля сообщение о тех громадных проблемах, что встали перед империей. Он затаился, стал выжидать.

Уинстон работал в цеху по производству луков и стрел. Это была первокласная мануфактура, где трудились многие десятки рабочих. Общий контроль за производством осуществляли всего лишь несколько франкских специалистов; мастерами и старшими рабочими были военнопленные, а подмастерья набирались из туземной молодежи.

По договоренности с краснокожими франками не общались с энглишами, лишь по производственной необходимости. Они прекрасно усвоили мысль, что в политику лучше не лезть. И за это им платили. Очень хорошо платили.

Краснокожие заполучили громадную домну, открыли великолепный кузнечный цех, размеры которого поразили даже Гудмэна. Заканчивалось строительство порохового завода, ускоренно сооружались мастерские по изготовлению пушек и ружей, различного холодного оружия. Все эти производства находились на небольшой территории внутри крепости. Уничтожить цех можно лишь только после полного разгрома армии туземцев.

Шауни-алдонтины - народ-войско. При наступательной войне они могут выставить не менее четверти всего населения, при оборонительной - до половины. Как в колониях, так и в метрополии армия по численности составляет не более одной сотой части от населения. При оборонительной войне ее численность сможет возрасти не более чем в десять раз. Не только женщины, но и большинство фермеров воевать не будут ни за какие идеалы.

Гудмэн прекрасно понимал, что через несколько лет народ-войско будет иметь столько современного оружия и боеприпасов, что его хватит для любой войны. И тогда военные и духовные лидеры придумают новые лозунги. Им будет мало вернуться на "священную землю предков". Аппетит приходит во время еды. И горькие слезы потекут из глаз воинов. И жалко станет им далеких братьев, томящихся в резервациях. Братьев, о которых еще недавно они имели весьма смутное представление. Будет ли король готов напрячь все силы империи, чтобы сохранить колонии? Ведь франки отдали энглишам весь север Континента.

Мало ли еще на планете безхозных земель? Рвется всегда там, где тонко. И что станет с теми, чьи семьи живут в колониях уже полторы сотни лет?

Ход мыслей краснокожих постоянно ставил Гудмэна в тупик. Ну зачем они в громадных количествах производят луки и стрелы, боевые топоры, имея столько огнестрельного оружия. Он уже смог заставить себя отказаться объяснять непонятное поведение аборигенов их неспособностью мыслить правильно.

Цепким умом он сумел разгадать и эту загадку. Цивилизованные страны отказались от луков и арбалетов еще триста лет назад. Стрела не пробивала стальных рыцарских доспехов, что легко делала пуля. Хотя ружье стреляло медленно, стрелок-пехотинец выходил победителем из поединка с рыцарем, вооружение и экипировка которого стоили баснословно дорого.

Когда рыцари исчезли, забыли и про луки. Но невезде. Башкирские и калмыцкие части, которые Елизавета послала на войну с Фридрихом II, кроме ружей имели и луки. Кочевники никогда не носили непробиваемых лат. В маневренной войне они не нужны. Кавалерист перед рубкой успевает выстрелить из мушкетона, из пистолета, если имеет его. Кочевник к тому же посылает во врагов до десяти стрел. Ни уланы, ни драгуны, ни гусары не имеют защиты от стрел. Защищенный панцирем кирасир всегда рискует потерять лошадь.

Да, туземцы готовы использовать стрелы в боях и они построили целый завод. Во время облавной осенней охоты все рога горных баранов и лосей поступали на склад, где как стратегическое сырье охранялись вооруженной охрано. В специальных чанах, содержащих кислотный раствор, сырец выдерживается определенное время, пока не достигнет необходимой пластичности. Гордостью цеха был пресс. Он имел пять легко заменяемых форм. Луки изготавливались пяти калибров, в зависимости от роста стрелка. Соответствующими делали и стрелы.

Вышедшие из-под пресса, пары заготовок склеивались между собой. Клей готовился из бизоньих или оленьих копыт в чугунном чане. На этой операции был занят Уинстон Гудмэн. Он раздувал меха, чтобы обогащать воздухом раствор, другой работник следил за огнем, поддерживая необходимую температуру.

Склеенный и просушеный лук обматывался сыромятной кожей. Оружие офицеров, как чулком, покрывалось шкурой гремучей змеи.

Тетивы производились из сухожилий, взятых с бизоньего позвоночника. Количество выпускаемого оружия поражало Гудмэна. Кого собирались вооружать вожди народа? Примкнувшие племена? А если дикарей в резервациях?

Он вспомнил поход шауни-алдонтинов в земли зиу. Прекрасно вооруженный отряд выдвинулся далеко на север и фактически в ультимативной форме шауни-алдонтины потребовали от зиу присоединиться к боевому союзу. Большинство молодых воинов зиу бросили своих вождей и встали под чужие тотемы. Они собрали золото с алтарей и отдали его на покупку оборудования для заводов. Зиу с невиданной легкостью расстались со своей племенной религией. А ведь в Старом Свете многие десятки лет шла война между протестантами и ортодоксами. Да и успехи приобщения туземцев в резервациях к истинной вере нельзя назвать впечатляющими. А здесь мгновенная смена поведенческих мотивов. Что все-таки происходит здесь на равнинах, в самой глубине Континента?!

В ту ночь Уинстону совсем не спалось. Он будто предчувствовал недоброе. Как удалось краснокожим переправить несколько тысяч воинов через стену совершенно незаметно? Уму непостижимо! Конные разъезды, пикеты, наконец часовые. Никто не обнаружил врага.

Взрывы, огонь костров и толпы дикарей, рвущихся в крепость. Они прекрасно знали план форта, они шли наверняка.

Гудмэн в упор разрядил оба пистолета. Не попасть во врагов было почти невозможно. Затем в окно влетело сразу несколько топоров. В рукопашной в темноте, в неразберихе краснокожие метали топоры даже просто на звук. Штыки и шпаги были лишь оружием защиты. Они убивали солдат с расстояния в несколько шагов не неся потерь. Каждый воин имел сразу несколько топоров.

Уже потом, в плену, Уинстон узнал, что кузнечный цех туземцев работает без остановок. Когда всех пленников расселили в охраняемых поселках и распределили по рабочим местам, офицеры сразу стали готовить вооруженное восстание.

Несмотря на поражения, непрерывно следующие одно за другим, энглиши так и не смогли понять, что перед ними достойный противник, во многом их превосходящий. Краснокожие опять нанесли удар там, где его никто не ждал. Они навязали непрерывной спор о боге, регилии, человеке.

Уинстон всегда имел под рукой Священное Писание. Но ему и в голову не приходило, что эта тяжелая книга в крепном черном переплете состоит из страниц, на которых записано много слов. Нет, в принципе, краткое содержание с правильными выводами, он понечно, знал.

У него не было необходимости познавать в этой книге что-либо самостоятельно. На все имеющиеся и даже не успевшие созреть вопросы заранее отвечали священники. А они были куда ближе к Богу, чем остальные.

Да если бы и попытался Уинстон углубиться в текст, то он просто не смог бы вырваться из рамок навязанных в младенчестве догм. Но он всегда считал что "богу богово, а кесарю кесарево" и вовсе не старался делать заранее обреченных на неудачу попыток.

Туземные жрецы, быстро освоив энглишеский язык, в первую очередь взялись за книгу книг. Именно в ней они видели источник Силы бледнолицых. Одним из главных спорщиков был Паленый Тростник. Его поддерживало немалое число других энглишей, живущих среди краснокожих еще с весны шестьдесят девятого года.

Получалось, что белые люди спорят между собой за право Гичи-Маниту владеть их душами. Вначале Уинстону это все казалось какой-то чепухой, даже бредом. Но когда солдаты сперва по одному, а потом уже толпами стали переходить на сторону дикарей, он понял, что это не ерунда.

Краснокожие были прекрасно осведомлены обо всем, что делалось среди пленных. После ареста и иммитации расстрела мысль о востании отпала сама собой. Готовился побег. Узкий круг надежнейших людей.

С каждым днем Уинстон проникался все большим уважением к своим врагам. Он понимал, что война с ними будет долгой и изнурительной. Как губка он впитывал в себя знания о шауни-алдонтинах. Кто же еще сможет предостеречь нацию от трагических ошибок? Ведь незнание противника страшнее самого противника.

Что позволило полководцу спейнов Кордобе перебить всю армию франков на холмах у Сериньлолы? Он создал невиданную плотность огня аркебуз. В последующие годы оружие совершенствовалось, но таких страшных потерь уже не имел никто.

Как мог Франсиско Писарро имея две сотни солдат вооруженных мечами и копьями, три ружья-аркебузы и двадцать арбалетов, напасть на личную гвардию императора инков Атагуальпы и не потеряв ни одного человека всего за полсача перебить всех врагов? Он был убежден, что никогда не видевшие лошадей и огнестрельного оружия инки дрогнут. Не менее четырех тысяч гвардейцев охраняло императора. Панический страх парализовал их. Они почти все погибли.

Уинстон понимал, что самой страшной ошибкой будет переход армии на западный берег. Необходимо примениться к войне с краснокожими, организовать опорные базы на восточном берегу и мобильными небольшими летучими отрядами создавать постоянное напряжение в рядах врагов. Единственная реальная задача уничтожение живой силы противника, включая женщин, детей, стариков. Неся потери, они отступят. И лишь тогда, выдвинув на запад новую линию опорных баз, можно начать колонизацию завоеванных территорий.

Любая другая тактика заранее обречена. Ибо какой численности не будет армия, она проиграет в главном - в подвижности. А шауни-алдонтины смогут отступать вплоть до Скалистых Гор, а если надо, то и на север на тысячи километров. И ничего не помешает им демонтировать свои заводы и перевезти в любую точку Континента. Сегодня они вполне смогут использовать их и без помощи франков.

Если в делах земных так или иначе Гудмэн все-таки разобрался, то все, что касалось жизни духовной, вызывало в нем растерянность и смятение.

Ориентируясь только на тексты Священного Писания, туземные жрецы легко доказывали, что в первых книгах речь идет по крайней мере о вух группах духов, пытающихся доказать людям свое превосходство.

Одна группа, именуемая словом бог и боги, и другая, называемая господь бог. Сотворение земли, растений, животных, мужчины и женщины трактуется ими с противоположных позиций.

Некий из духов, называет себя Богом Единым, и, боясь разоблачения запретил первым людям есть плоды с дерева познания Добра и Зла. Он пытался доказать, что лишь он один сотворил мир и имеет право управлять им. Непризнаваемый большинством людей, он избрал себе некий малочисленный народ, оказывая ему определенную помощь. Его деятельность - всемирный потоп, уничтоживший почти все живое, сожженные города, массовое избиение многочисленных противников преданной ему группы людей - говорит о том, что движет этим духом.

Чтобы заранее отвести от себя гнев людей, он выдвинул идею о существовании злого и могучего Анти-Бога главного врага человечества. Но всем ясно зачем он придумал это.

Вселенная, - утверждали жрецы, - не имеет ни начала ни конца ни во времени ни в пространстве. Она вечна в своих постоянных изменениях. Мир духов также огромен, как и мир растений, животных, людей. Никто не создавал вселенную, никто не может погубить ее. Она - Великая Тайна, Высшее Божество.

Духи добра и зла борются между собой. Они то слабеют, то набираются силы. Умирая, они рождаются вновь. Иногда им удается попасть на землю. Наиболее могучие духи становятся богами, более слабые - пророками. Если народ идет за своим богом или пророком, он обретает могущество. Если нет, теряет последние силы.

Великая Тайна послала людям сына Человеческого, чтобы он повел их по пути добра. Но злой дух смог обмануть их. Они убили Спасителя. А потом он убедил людей, что Бог, устроивший потом, и мессия, посланный Высшим Божеством, есть две ипостаси одного Бога. Чтобы совсем запутать людей, злой дух придумал третье лицо Бога - его Святой Дух и даже четвертое - Богиню-Мать, родившую мессию.

В противовес этому они говорили о новом рождении Гичи-Маниту, прямо связывая дату с великим побоищем устроенном энглишами 30 октября 1768 года. Послав Камень Спасения, и неоднократно явившись в видениях, Бог Краснокожих показал, что настало новое время для его детей. Нет сомнения, что он пошлет мессию, Великого вождя. Он не делит людей по цвету кожи. Каждый, кто поверит в него, имеет право на благодать.

Простота этой новой религии подкупала. А сила ее заключалась в убийственной критике религии белых людей. Гичи-Маниту не брал на себя ответственности судить людей за грехи. Земная жизнь людей шла по земным законам. Великий и Незримый не пугал своих детей адом и вечными муками. Живущих достойно он звал на Заоблачные Поляны Охоты, к вечному блаженству. Человек, ничего не сумевший сказать в земной жизни, умирал навсегда и физически и духовно. Он исчезал без следа, превращаясь в ничто.

Владыка жизни вел своих детей по тернистой дороге жизни, но он не хотел, да и не мог распоряжаться судьбами людей. Ведь жизнь - это часть Великой Тайны.

Великий и Таинственный был Богом Добра в самом широком плане. А отсутствие ада и даже понятия греха как такового массами влекло к Богу Краснокожих все новых и новых поклонников.

Размышления Уинстона были грубо прерваны. Едва рассвет стал пробиваться сквозь маленькое окошко тюремной камеры, лязгнула дверь и огромный детина начал выкрикивать имена арестованных.

Всех участников заговора вывели на центральную площадь городка, уже до краев заполненную толпами народа. Явно, вожди готовились устроить грандиозное представление с далеко идущими целями.

На расстоянии семи шагов один напротив другого парами с интервалом также в семь шагов были вкопаны ритуальные столбы. Арестованных подводили к столбам, ставили на колени и туго привязывали.

Уинстон встретился глазами с сержантом Сипортом. Он выглядел как затравленный зверек. Маленькие глазки трусливо бегали по сторонам. На бледном безжизненном лице как предвестники близкой смерти выступали кроваво-красные пятна. Он был готов забиться в истерике, но один из воинов широким кожаным ремнем зафиксировал голову. Сержант плакал навзрыд и горячие слезы отчаяния текли по не бритым щекам.

- Как нелегко жить достойно, - друг подумал Уинстон, - но еще труднее достойно умереть. Он уже не сомневался, что огромная толпа собралась не для того, чтобы новь попугать их. На этот раз краснокожие доведут дело до конца. Нестерпимо зачесалось темечко.

- О, Боже, ну скорее бы, - эта мысль все настойчивее вытесняла из головы остальные. Однако, организаторы представления не спешили.

Гудмэну вдруг стало по-человечески жаль Сипорта. Ведь тот уже присмотрел себе не столь уж не молодую дородную вдовушку, которая тоже явно не была против. Уинстон не раз замечал каким равнодушным и отсутствующим был взгляд сержанта при посещении храма и каким живым интересом проникался тот, вслушиваясь в слова жрецов чужого бога. Сипорт стал случайным человеком среди участников побега но не он был предателем.

Среди обреченных на смертную казнь отсутствовал лейтенант Олдокс. Разве мог хоть кто-то подумать на него. Но был ли он предателем? Нет, это вражеский разведчик! Краснокожие переиграли их во всем.

На востоке, за горизонтом вдруг неожиданно показался край солнечного диска. Небо было совсем безоблачным и поднимающееся в небесной лазури неимоверно огромное багровое Солнце привело толпу в неистовство. Люди падали на колени простирая руки к небу, устремляя к Солнцу глаза. Это был Знак. Великий Дух одобряет их.

Верховный жрец всего объединенного народа Познавший Древо медленно обошел строй обреченных, особенно долго задержав взгляд на Гудмэне. Затем он подошел к группе главных вождей, расположившихся в специальной ложе. Они довольно-таки долго совещались. Утренняя прохлада быстро сменилась жарой. Небо было неестественно глубым и казалось будто бы нарисованным. Уинстон также предался общему отчаянию. Он жаждал смерти. Он хотел умереть быстро, тихо. Пусть это будет пуля. Неважно в лоб или в затылок. На худой конец удар топора. Резкий, отрывистый. Он умрет сразу и не будет ощущать непереносимой боли. Только не пытки! Ни один белый человек не сможет перенести их. Корчиться в муках часами, потерять человеческий облик? Нет! Они не смеют сделать этого. Негодяи, ведь он военнопленный.

Забили барабаны и вся площадь огласилась словами боевой песни. Краснокожие распаляли себя, готовясь к экзекуции.

Гудмэн с отчаянием понимал, что пытки не избежать. Тело трясло мелкой дрожью. Его то прошибал пот, то брал озноб. Уинстон усилием воли пытался заставить тело не дрожать. Но оно предательски не слушалось.

Затем выступил Расщепленный Дуб. Гудмэн прекрасно понимал, что уже давно не вождь-старик делал погоду среди шауни-алдонтинов. Везде чувствовалась твердая рука Зоркого Сокола. Но для придания всему мероприятию законности и солидности было решено соблюсти все тонкости ритуалов.

Речь вождя сводилась в основном к тому что само существование объединенного народа зависит от того, смогут ли краснокожие ответить на вызов энглишей. В этой войне нет правил. Ты должен убить, чтобы не быть убитым. Если ты простишь врага, он тебя не пожалеет. Эту войну начали не краснокожие. Но ничто не в силах остановить их. И враг должен знать это.

Слова старика были всречены долго не прекращающимся гулом одобрения. Затем говорили вожди рангом пониже. Все выступления сводились к одному - смерть врагам.

Солнце поднялось выше и его палящие лучи били Уинстону прямо в глаза. Нестерпимо хотелось пить. Губы пересохли, он с трудом шевелил ими, пытаясь проглотить спасительную слюну но не смог сделать даже этого. Пот затекал в глаза, огромные жирные мухи ползали по лицу. Но он уже не ощущал укусов. Туго привязанное к столбу тело затекло, он чувствовал, что скоро потеряет сознание. Быстрее бы.

Краснокожие тщательно готовили представление. Убить человека - не проблема. Намного сложнее доказать народу, что другого выхода нет. А ведь в состав этого народа неотъемлемой частью входили несколько сотен человек с белой кожей. Прежде всего их надо было убедить, что вина обреченных на казнь безмерна.

Последним выступил Биг Айренхэнд. Вождь пяти сотен воинов, один из важнейших лидеров объединенного народа. Он говорил что слабость не прощает никто. Силу понимают везде и с нею считаются. Он напомнил о ночной резне, учиненной энглишами пять лет назад и потребовал, чтобы в казни участвовали только белые люди. Этим они еще раз докажут свою преданность новой родине.

Сквозь пелену на глазах Уинстон видел как эринец выхватил топор и подняв его над головой, пустился в необузданную пляску. Из рядов тут же выскочило несколько десятков белокожих воинов и следуя один за другим они стали кружиться вокруг столбов с обреченными.

Уинстон был поражен. Как удалось туземцам за какие-нибудь пять лет полностью изменить этих людей. Конечно, от безысходности они живут среди краснокожих. Но кто заставляет их убивать людей своей расы!

Пляска закончилась. Наступала развязка. Возле каждого приговоренного к смерти встал воин.

Эринец подошел к крайнему столбу, где был привязан сержант Сипорт, куском ткани завязал ему глаза. Забили барабаны. Грохот заглушал все. Биг медленно поднял над головой топор и издав леденящий кровь, душераздирающий боевой клич шауни-алдонинов с ужасающей силой нанес удар по голове. Жизнь мгновенно покинула тело. Предсмертный крик утонул в барабанном бое. Туго привязанный к столбу, труп тут же обмяк.

Схватив врага за волосы, воин мгновенно достал нож для снятия скальпов, резким круговым движением надрезал кожу на голове и мгновенно дернул рукой. Высоко подняв дымящийся кровавый скальп, он долго держал его на вытянутой вверх руке. Толпа бесновалась, ликованию и восторгу не было пределах.

Уинстон Гудмэн почувствовал как горячая, липкая струя стекла между ног. Неужели это случилось с ним! Предательское тело. Он презирал себя. Инстинктивно Уинстон дернулся. Он хотел бежать от этого позора. Бежать, чтобы спрятать свой стыд. Но ремни не давали даже шелохнуться.

Быстро добили и остальных приговоренных к смерти. Остался один Уинстон. К нему подошел жрец и перерезал путы. Двое воинов взяли его под руки и тут же увели с площади.

Зачем они оставили его в живых? Он не знал. Единственной целью для Гудмэна стал побег. Он должен предупредить лично короля. Если в ближайшие несколько лет не уничтожить основы того, что задумали краснокожие, то потом это сделать будет невозможно.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Генерал Вэнс сидел на походном стуле посредине пепелища, подперев подбородок тыльной стороной кисти правой руки, устремив взгляд на запад вдоль водной глади. Подходили транспортные суда, шла выгрузка армии.

Форт Стронг Джампинг исчез с лица земли, как по мановению волшебной палочки. На его месте лежали лишь размытые дождем кучи пепла, во многих местах густо поросшие травой.

Не так часто Вэнса одолевало меланхоличное настроение. В такое время он всегда предпочитал остаться один, чтобы никто не мог помешать собраться с мыслями.

В самом центре пепелища стоял ярко разукрашенный Столб Войны с вонзенным в него по основание рукоятки топором. К топору на шнурке была привязана богато украшенная шкатулка, искусно вырезанная из комля дуба. В ней находился небольшой свиток из хорошей белой бумаги. Ровным красивым почерком дорогими чернилами была написана всего лишь одна фраза.

- Война - это смерть. Трепещите!

Вокруг столба было вонзено четыре копья. Это значило, что все четыре стороны света готовы сражаться против энглишей.

Кого они пугают? Конечно, дикари склонны к мистике. В их мозгах практически не разделяется реальная жизнь и те фантасмагории, что громоздят они вокруг этой жизни. Но кого они пугают, его, Вэнса!

Генерал улыбнулся. Да, здесь, в колониях хватает бездельников и бездарей с расшитыми золотом эполетами. Но только ему король поручил разгромить и уничтожить это осиное гнездо. На днях он разменял шестой десяток. Но он опытен и достаточно свеж, чтобы выполнить задачу.

Эти тупицы так и не научились воевать с краснокожими. У них лишь одна мысль: как предать короля и империю. Им плевать на интересы государства. Единственное, что они хотят, так это отложиться от метрополии. Вокруг одни предатели: комитеты вязи, революционеры, "сыны свободы" Они хотт места в парламенте и тогда согласны платить налоги. Они требуют свободной раздачи земли. Они считают, что король должен защищать их от франков, спейнов, дикарей. Но про свои обязанности перед короной не вспоминают.

Нет, Вэнс сможет одним ударом расправиться с дикарями и тогда уже никто не помешает ему навести порядок в колониях. Виселиц хватит на всех.

Конечно, это сброд, который он привел с собою, думает лишь о том, как продать правительственным чиновникам скальпы дикарей. Но другой армии нет. И он сможет заставить их воевать. Они принесут ему победу. Здесь в колониях просто зажрались. Какой-нибудь сын полуголодного фермера требует, чтобы его называли, как и потомственного аристократа "сэр".

Нет, ну где это видано? Если каждый мужлан захочет стать равным с достойными людьми, то завтра и черномазые потребуют, чтобы и их считали за людей.

Вэнс улыбнулся удачной шутке, но меланхолия не проходила.

Он привел с собой пять полков пехоты, полк драгун и полк улан. Доверие было только к четвертому пехотному полку. Многих офицеров и даже некоторых солдат он знал еще со времен Семилетней войны. Это костяк армии, ее ударная сила. Полк был переброшен через океан по личной просьбе генерала.

Остальные войска расквартированы в колониях и набирались из поселенцев. Совершеннейший сброд. Но Вэнсу приходилось командовать и не такими армиями.

В разгар Семилетней войны, когда еще никто не мог гарантировать ее исход и на всех театрах боевых действий шли ожесточенные сражения, Вэнсу была поручена тайная миссия.

Богдыхан, манжурский император Китая, верный союзник империи, испытывал очень большие затруднения. В центре страны загоралось крупное крестьянское восстание. Слабеющая, вырождающаяся династия смогла бы подавить смуту, но в спину с севера ударили ойраты, поддержав бунтовщиков.

Корона не могла позволить себе выпустить события из-под контроля. Сотни миллионов потенциальных покупателей товаров, производимых в империи, в результате неудачного для манжуров исхода могла быть утеряны. В глубочайшей тайне были доставлены военные инструкторы и современное оружие.

Вэнсу нашлось где проявить железную волю и огромный организаторский талант. У него было совсем немного преданных солдат из местного населения. Но руководили ими прекрасные офицеры. Генерал до сих пор помнил каждого в лицо.

Первое правило, которое он запомнил, - жизнь человеческая не стоит ничего. Далье было уже легче. В сражениях он всегда ставил перед войсками щиты из мирных жителей. Это действовало безотказно. Население было повязано круговой порукой, массами брались заложники. Он отдавал приказы расстреливать повстанцев тысячами и сопротивление быстро пошло на убыль. Восстание было потоплено в крови. Даже манжуры, которых вряд ли удивила бы жестокость, искренне восхищались непреклонной волей военного советника. И хотя армии врагов были во много раз многочисленнее, он всегда нападал первым и побеждал. Пленным в живых не оставляли. Зачем? Ведь завтра любой из них снова окажется в стане врагов.

Восстание было подавлено необычайно быстро. Шел пятьдесят восьмой год. Богдыхан решил полностью уничтожить всей ойратов. Но четкие инструкции, полученные Вэнсом свыше, не позволяли ему остаться. Он разгромил бунтовщиков, отогнал на север кочевников. Он выполнил свою миссию. Порядок в стране восстановлен, интересы энглишей не пострадали.

А дл степной войны требуется другая тактика и другая армия. Конечно, манжуры вполне имеют право на реванш. Ведь всегда прав тот, кто сильнее. Прошло пятьсот лет с тех пор, как объединенные Чингиз-ханом монголы нанесли удар манжурам, загнав их в леса. Монголы правили планетой, а манжуры прозябали в тайге. Но у народов долгая память. Когда потоки Великого Хана развалили империю, а засуха шестьнадцатого века совсем ослабила ойратов, они разбрелись кто куда. Калмыки откочевали на Волгу в поисках пастбищ, буряты продвинулись дальше на север, ближе к спасительной тайге, часть племен ушла на запад в горы Кашгарии и Джунгарии.

И тогда из лесов выдвинулись манжуры и напали на Китай. За сорок лет непрерывных войн они подчинили огромную территорию. Но память не давала покоя. Богдыхан решил уничтожить былых обидчиков. Всех и каждого.

Но это резня не имели значения для большой политики. Пусть режут друг друга. Вэнс поднимался на борт фрегата с чувством исполненного долга.

После победного окончания Семилетней войны Вэнса, как незаменимого специалиста, задействовали в другой партизанской войне. Пользуясь ситуацией, эринцы отложились от империи, объявив независимость госудаства. Во время войны было не до них.

Но в шестьдесят третьем году начали наводить порядок и там. Методы, отточенные и доведенные до совершенства в долинах Хуанхэ и Янцзы позволили Вэнсу в кратчайшие сроки установить контроль над островом Эрин.

Затем были успешные карательные экспедиции в Индию, в островных колониях.

Генерал продолжал сидеть посредине пепелища и пытался восстановить в голове картину сражения. Ни один человек не смог вырваться из форта. Ни один! Но нет останков убитых. Значит потери защитников были ничтожны. Они почти все попали в плен. Огромный опыт генерала был бессилен перед свершившимся фактом. Ни осада, ни схватка внутри крепости без потерь не обходятся. Как же все-таки прошел бой?

Оставался единственный вариант. Собрав ночью в глубочайшей тайне огромное количество воинов, дикари молниеносно навалились на спящий гарнизон. Сражаться было негде. Задавив гарнизон численностью, краснокожие быстро ликвидировали сопротивление в рукопашной.

Необходимо было еще создать плотное кольцо окружения вокруг крепости. Для успешного проведения такой операции требовалось никак не мене пяти тысяч человек. Кроме того, вся эта масса людей должны была действовать абсолютно слаженно, имея полную уверенность в победе и детально знать план крепости.

Д, размышления генерала оптимизма не прибавляли. Разведка донесла, что главное селение туземцев находится в двух, самое большое трех дневных переходах на запад от Отца Рек, на границе леса и лугов. Еще дня четыре по открытой местности до их промышленного городка.

Конечно, свои заводы они будут защищать до последнего воина, но, без сомнения, попытаются напасть на марше.

В лесу им не собрать больших отрядов. Но и разрозненные кучки дикарей, нападая из засад смогут причинить определенный ущерб.

Задача армии быстро продвинуться на равнину, уничтожить главное селение, а затем окружить и уничтожить дикарей в промышленном городке.

У противника по крайней мере тысяча ружей. Ведь все вооружение форта досталось ему.

Бизоны вернутся на равнины не раньше, чем через месяц. Краснокожие не смогут рассеяться, ведь у них кончаются запасы мяса. Но время поджимает. Надо торопиться вывести армию на стратегический простор. Шанс д?????? ? ???, ????? ???????? ??? ? ????. ??????...! Черт возми! Как легко слова подменяют суть дела. Не запутать бы мысли словами.

Нация явно не дооценивает угрозы. Хорошо уже хотя бы то, что пьяные сержанты не бахвалятся один перед другим, будто достаточно иметь коня и двух помощников, чтобы насквозь пройти всю землю шауни.

? ??????????? ?????????? ?????????? ???????? ???? ??????????? ????????? ? ???? ????? ???????? ?? ????? ????????? ?? ???????. ?? ??????????? ?? ??... Краснокожие выиграли два крупных сражения. И хватит считать их за дураков. Надо знать реальную силу противника.

Они должны напасть в певую же ночь. У них нет другого выхода. Им нельзя допустить, чтобы армия вышла на равнины. Отлично, мы встретим их!

Вэнс поднялся и широким медленным шагом пошел к реке. Восточный берег был низким, пологим, противоположный высоким, обрывистым. Южный берег впадающий в Отца Рек Извилистой реки был также орывист. Прекрасное место для лагеря!

Надо расставить по всему контуру лагеря фургоны и повозки, между ними пушки. Зарядить их картечью. Со стороны воды они не нападут. Вплавь порох сухим сохранить нелегко, а на лодках незамеченным не пройти. Они нападут с суши. Незаметно подкрадутся, снимут дозоры, пикеты; подойдут вплотную к лагерю, дадут несколько залпов и тут же станут уходить в глубь леса. Это их тактика. На этот раз они обманутся. Он, Вэнс, переиграет их. В ночной атаке будут учавсвовать три-пять сотен. Они не рискнут бросить в первый же бой все свое огнестрельное оружие.

Прислуга должна спать возле орудий. С тяжелым мушкетом быстро не убежишь. Ведь не придет же им в голову бросить оружие. Для туземца ружье бесценно. Пушки сделают не меньше трех выстрелов пока туземцам не удасться выйти из поражаемой зоны. Навряд ли кто останется жив.

Он, Вэнс, отрезвит их в первом же бою. Он заставит их уважать энглишеское оружие.

От волнения генерал немного вспотел. Так было всегда. Пока мозг лихорадочно с огомным напряжением работал, весь окружающий мир просто не существовал. Ни жара, ни холод, ни дождь, ни ветер не могли повлиять на него. Когда кризис проходил, старый солдат империи мог позволить себе немного расслабиться.

Легким движением он поправил парик и подставил лицо свежему ветру, дующему с реки. Громадный, могучий Вэнс подошел к самому берегу, широко расставив крепкие ноги в огромных ботфортах. Он прочно, как каменное изваяние, раздавив покоренную землю, навсегда вошедшую в состав империи, стоял над нею.

Как необъезжанная, но уже сдающаяся лошадь, эта земля чувствовала его силу и могущество. Он ослабил камзол, снял перчатки. Ни возраст, ни огромная физическая сила не мешали генералу оставаться стройным и гибким. Его пружинистым плавным движениям трудно было не позавидовать.

Даже внешне он выглядел как типичнейший сын своего народа. Бесстрастное, несколько нездоровой белизны лицо не меняло цвета кожи даже под палящим солнцем тропиков. Ни морозы Гималаев, ни адские ветра пустынь не смогли задубить его кожу. Род Вэнса вел свою генеалогию прямо от викингов, разгромивших под предводительством короля Вильгельма воинов Гарольда при Гастингсе. Дитя севера, истинный энглиш, он во всем был сыном своей эпохи.

Высокий, выпуклый лоб уже подернулся легкими морщинами. С первого взгляда не оставалось сомнения, что человек этот умен, и что судьба его, полная тягот, лишений и огромного риска, выбрана им самим. Как богатый землевладелец, он безбедно мог жить в своем поместье в окресностях столицы, сдавая землю в аренду фермерам. Но разве для этого родился он?!

Под редкими слегка белесыми бровями генерала в глубоких глазницах обжигая сверкали маленькие, близко посаженные глаза. Их холодный огонь мало кто смог бы выдержать. Он впивался ими в собеседника, пронизывая насквозь. Его взгляд заставлял обращаться в бегство врагов и поднимал в атаку разбитые, потерявшие последнюю надежду войска.

Прямой, с едва заметной горбинкой нос, выдающиеся скулы и тяжелый волевой подбородок говорили о непреклонной решимости и властолюбии этого человека.

После поражения франков в Семилетней войне значительные територии в Индии отоли к империи. Но за годы войны многие царьки успели отложится. На севере восстали сикхи. Боясь, что их движение найдет поддержку на всем субконтиненте, корона нанесла превентивный удар.

Но отряд Вэнса был слишком мал. К тому же, солдаты, набранные из местных народов, не только предали энглишей, но и навели на засаду. Потеряв половину убитыми и ранеными, с остатками верных людей он почти целый месяц пробивался горами и джунглями. Только нерешительность не позволила врагам полностью уничтожить отряд.

От изнеможения люди падали и молили Всевышнего, чтобы он ниспослал им смерть. Голод терзал солдат, добивая тех, кого миновали пули сикхов.

Вэн не спал трое суток подряд, выводя людей из окружения. Он показывал солдатам как надо есть коренья, плоды, листья, кору чтобы не умереть. Исхудавший, но все такой же громадный Вэнс вселял в окружающих силу, не давая им пасть до последней черты.

На следующий год, собрав новые войска, он разгромил сикхов, окончательно подчинив их короне.

С тех пор за ним прочно упоренилось новое боевое имя "Бог Войны".

Никогда еще для экспедиции против краснокожих не выделялось столько войск. Их численность сопоставима с количеством войск в колониях, участвовавших в кампании против франков.

Но то была война двух сильнейших империй. А здесь? Кто они, его враги? Жалкая кучка хвастливых туземцев или реальная военная сила? Конечно, государство в состоянии поставить под ружье многие сотни тысяч солдат. Но разве проблемы империи заканчиваются западной окраиной Континента? Колонии разбросаны по всей планете и везде нужны войска.

На Континенте проживает около четырех миллионов человек, полно оружия. Так неужели они не в состоянии защитить себя?

Вэнс видел лица этих солдат. Он знает их мысли. Все они хотят одного. Предать короля, объявить себя независимыми. Так им будет легче грабить краснокожих. Ну нет! Столько войн провела страна, чтобы сохранить и расширить эти земли. Столько вложено средств в их освоение.

Разгромив краснокожих, надо срочно заселять новыми колонистами из метрополии весь восточный берег Отца Рек от Великих Озер до самого Нового Ормеала. Они будут благодарны королю за безбедную жизнь и станут надежным противовесом тем, кто родился в колониях и уже забыл, где его истинная родина.

Из разведчиков, посланных в глубь вражеской территории не был потерян ни один. Это настораживало Вэнса. Все они говорили о полной беспечности туземцев, о их неведении, что война уже рядом. Не удалось также взять в плен ни одного краснокожего.

Разведчики из волонтеров и скауты из союзных племен, участвующих в экспедиции говорят, что это очень плохо. И правильно говорят. Среди офицеров царит нездоровая эйфория. Он чувствует, что враг рядом, совсем рядом. И если нет ни одного пленного, значит он отлично подготовился к войне.

Вэнс лично следил за разбивкой стана. Все повозки и орудия были расставлены на западной и южной сторонах лагеря. Каждую пушку пристреляли к цели. Под повозками залегли снайперы из волонтеров, а также солдаты, готовые встретить атаку противника в штыки. Весь северный берег Извилистой реки тщательно проверили конные разъезды. На этом же берегу были выставлены усиленные пикеты, которые полностью контролировали обе стороны реки.

Вокруг лагеря непрерывно курсировали усиленные конные разъезды, на деревьях были расставлены засады. В случае появления противника они готовы немедленно дать сигнал.

Вэнс ждал врага. Он был готов. Тут и там раздавался его зычный голос. Раздавая похвалы достойным, строжа нерадивых он еще и еще раз призывал солдат понять, что они не на охоте, что это война и враг хитер и коварен.

Он подошел к двум волонтерам, готовым отравиться в засаду на северный берег Извилистой реки. Тот, что постарше, был очень высок, широкоплеч, но необычайно худ. Одет он был по обычаям жителей приграничья в несуразную одежду, наполовину состоящую из военной формы и наполовину из предметов туземного туалета.

- Одно отребье, - в сердцах подумал генерал, - Волонтеры, напомните ваши имена.

- Натаниэль Дуанто, сэр!

- Грей Литлбиг.

- Помните, на вас огромная ответственность. Этой ночью возможно нападение.

- Мы зададим им перцу, сэр. Клянусь святым Патриком.

Высокий волонтер наивно улыбался, смотря своими нежно-голубыми глазами прямо в лицо генерала. Он нисколько не сомневался, в успешном исходе ночной операции. И это взбодрило Вэнса. Он захотел ответить чем-нибудь в тон вольному стрелку, но в лексиконе, зажатом фразами приказов и команд сразу не нашлось подходящих слов. Он лишь улыбнулся разведчику и банально добавил.

- С нами Бог.

Ночь наступила как-то сразу, незаметно. В безлунном небе не было ни звездочки. Было тихо, безветренно. Лагерь засыпал.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Как истинный энглиш, генерал Вэнс искренне верил в величие логики. Он никогда не сомневался что три больше двух, после сегодня всегда наступает завтра, а белое, без сомнения, не является черным.

Вера в линейность развития позволила энглишам создать могущественное государство. Но достоинства любого явления есть не более, чем продолжение его недостатков.

Ред Мистейк, познавший свое настоящее имя в резервации мэкигэнов, как метис, лучше других понимал, что нация, гордящаяся своими реальными достижениями, вовсе не склонна акцентировать свои недостатки. И чем больше успехов, тем легче воспринимаются промахи.

Ярким примером являются отношения между метрополией и колониями Континента. Для чего вообще энглиши переплыли океан и основали эти колонии? Для того, чтобы выкачивать из них ресурсы и этим повышать мощь государства.

Если в других местах местное население закабаляется и подвергается эксплуатации, то здесь его просто уничтожают. Белые колонисты, селясь на очищенных от аборигенов землях всегда считали себя неотъемлемой частью нации. В то же время, почувствовав пьянящую свежесть вольной жизни, они вовсе не хотят признавать превосходство аристократий. Они требуют, чтобы король разрешил им выдвигать своих представителей в парламент, угрожая, в противном случае, отказом платить налоги.

Противоречия нарастают, большая часть колонистов считает, что надо вообще объявить независимость и создать республику. Что, королевский двор не знает этого? Знает. Что, колонисты требуют чего-то заведомо невыполнимого?

Если в колониях начнется национальная революция, тем, кто не захотел перешагнуть через свои предубеждения, придется кусать локти.

Вот уже почти триста лет белые люди заселяют и осваивают Континент. За долгие годы у них четко сложилось мнение об аборигенах, как о людях второго сорта. Ведь нигде на огромных просторах движение колонистов так и не было остановлено.

Они психологически не готовы воспринимать шауни-алдонтинов как достойных противников. И хотя последние события настораживают, очень нелегко отказаться от привычных взглядов. Ведь всегда приятно осознавать, что ты лучше кого-то другого.

Ред Мистейк знал Вэнса еще с шестьдесят четверного года. Тогда, в сикхской экспедиции, они шли рядом. Несгибаемая воля и нечеловеческая выносливость Вэнса поражала капитана Ричарда Стоуна. Да, это великий полководец. Для достижения цели он готов применить любые средства, пусть даже волосы дыбом встают и у врагов и у подчиненных.

На алтарь победы он приносил столько жизней, сколько требовалось и не задумываясь отдал бы и свою.

Он зажигал своих солдат огнем страсти. Одно имя полководца окрыляло их. Они обожали генерала и с радостью отдавали себя во власть того, кто вел их к победам.

Но здесь в колониях впервые солдаты не любили его. Он был чужим. Нация уже не являлась монолитом и мало кто жаждал умереть во имя короля. Конечно, наказать зарвавшихся дикарей надо было обязательно, заодно подзаработать на скальпах. Но для солдат это была прежде всего карательная экспедиция, почти прогулка.

Планируя контрмеры действиям армии вторжения, Штаб Армии исходил из отсутствия у врага единства между офицерами и солдатами и его полной уверенности в неспособности краснокожих оказать сопротивление.

Разведчики следили за каждым движением противника от выхода транспортных судов из Нового Ормеала. Энглиши заслали в земли краснокожих шпионов из следопытов и союзных племен. Они увидели то, что должны были увидеть. Ни один из них не был уничтожен или пленен. Они донесли генералу, что всего в двух днях пути от переправы расположено огромное селение. Несколько тысяч женщин, детей, стариков. Оно находится у слияния Извилистов и Мутной рек, совсем не имеет никаких укреплений, а краснокожие проявляют полнейшую беспечность.

Этот поселок был выстроен специально для разведчиков Вэнса. И он клюнул на наживку. Генерал решил одним рывком походными колоннами пробиться к селению. Краснокожим не успеть отступить. Шокированные устроенной резней, они потеряют волю к победе. Генерал совершил главную ошибку. Он выбрал путь, на котором его ждали.

Едва транспорты противника стали подниматься вверх по реке, на западном берегу Отца Рек на тысячу шагов на юг от впадения Извилистой Реки и на такое же расстояние на север началась подготовка к встрече противника.

Ставка делалась на то, что противник не ждет от краснокожих такого усердия в работе. Всего за двое суток сотни воинов по всему периметру предпологаемого стана энглишей подготовили несколько десятков наблюдательных пунктов.

На высоте нескольких человеческих ростов в старом, толстом уже начинающем отмирать дереве надрезалась кора площадью, достаточной, чтобы стать подобием двери. Затем в стволе выдалбливалась ниша, в которой мог свободно стоять и сидеть воин. Кора изнутри крепилась ремешками к стволу и воин, находясь внутри, мог легко открывать и закрывать вход в укрытие.

Снаружи, даже рядом, различить что-либо было невозможно. Изнутри через несколько незаметных щелей представлялся прекрасный обзор.

Не было уверенности, что некоторые убежища не окажутся на территории разбитого врагами бивака или часть деревьев разведчики противника не используют для своих целей.

Но достаточно было лишь одного человека, сумевшего донести сообщение о расположеии воинских частей в лагере противника.

Воины, попавшие в затруднительное положение, не имели права рисковать жизнью. Они должны были дождаться, пока лагерь не сниматся и уже тогда по одному уходить на запад. Разведчики были вооружены только ножами и топорами, каждый имел запас воды и еды.

На северном берегу Извилистой реки дополнительно было расположено на пригорках несколько ям-бункеров. Находящиеся в них воины по особому мигналу должны были ликвидировать посты противника, переплыть реку, снять часовых на южном берегу и затем уходить по одному, не вступая в бой.

Догорали последние костры, лагерь засыпал. Легкий южный ветерок гнал на север гряду перистых облаков и полная луна на краю небосклона тут же покрылись ими.

Ветер постепенно усиливался и уже плотная пелена затянула небо. В тусклом ночном свете с трудом можно было различить очертания предметов.

Воздух был чист, прохладен и оттого ароматы весеннего леса бодрили по-особому, пьяня свежестью. Генерал Вэнс вышел из походного шатра, вдохнул полной грудью, почувствовав на мгновение легкую слабость.

Он испытывал ощущение какой-то необъяснимой тревоги. Совсем не спалось. Над лагерем бесшумно пронеслась стая летучих мышей. Невольно потревоженные людьми, ночные охотники никак не могли успокоиться.

Вдалеке заухал филин. Из глубины леса ему хохотом отозвался другой. Голос птицы был противным, неприятно резал слух.

- Положительно, - подумал Вэнс, - это ночь хороша для краснокожих, но вовсе не для нас.

Ему вдруг до боли захотелось, чтобы ночного боя не было. Пусть эти первые весенние цветы не обагрятся кровью. Ведь они чудом сохранились под безжадостными солдатскими сапогами. Он никак не мог вспомнить, какого же они цвета? Это был огромный ковер из цветов. Таких сочных, нежных, беззащитных.

Генерал присел, провел рукой по траве. Густая, мягкая, шелковистая, будто обихоженная строгим садовником.

Эта поляна так любимая оленями. Одному из волонтеров удалось даже подстрелить самку. После солонины ее сочное мясо показалось изысканнейшим лакомством.

Он вспомнил сикхский поход. Противник полностью окружил лагерь и ружейным огнем в упор уничтожал его людей. Почему они не прорвались через укрепления? Ведь в рукопашной уже ничто не смогло бы остановить их. Лишь Страх перед величием белого человека не дал сикхам полной победы. Была такая же безлунная ночь. В двадцати шагах вряд ли что разглядишь.

Ветер стал порывистым, похолодало. Курчавые обрывки облаков быстро уносились куда-то вдаль. В черном небе, усеянном мириадами ярких звезд, показалась луна. Ее бледные лучи осветили окрестность. На душе сразу стало легко и спокойно.

- Пожалуй, надо хоть немного поспать, - решил генерал, направляясь к шатру.

Едва транспорты энглишей показались на горизонте, Антилопа, как и другие разведчики, занял свой наблюдательный пост и приник к смотровой щели. Воин закутался в теплое одеяло, натерев перед этим тело толчеными в медвежьем жиру молодыми дубовыми почками. Внутри укрытия распространился стойкий запах зелени. Теперь даже опытному следопыту не учуять разведчика. Антилопа не мог знать, сколько ему пидется пробыть внутри старого дуба и по этому приготовился к долгому ожиданию.

Три узеньких, совсем незаметных щели, расположенных на разной высоте позволяли разглядеть многое. Он должен был точно запомнить расположение лагеря противника и, незаметно исчезнув, донести сообщение в отряд, приготовившийся к атаке. Воин не знал и не должен был знать, кто будет наносить удар по бледнолицым, когда, какими силами.

Любой из разведчиков мог попасть в плен. Тому, кто не знает тайны, легче сохранить ее.

Враги готовились к ночному нападению. Весь обоз и тягловых лошадей они расположили ближе к обрывистому берегу Отца Рек, боевых лошадей вдоль Извилистой реки. Они совсем не ждали удара со стороны воды. Он запомнил все: где находится каждая из тридцати пушек, где шатер генерала, где офицерские палатки, где запасы пороха.

Раскинув бивак, враги расставили часовых, выдвинули конные дозоры, расположили на деревьях в засадах стелков.

Группа из шести человек: офицер, два солдата и три волонтера уверенным шагом направились прямо к убежищу Антилопы. Они шли быстро, явно не выбирая пути. Воин замер. Нет, он не мог оставить следов. Он все предусмотрел. Один из врагов был краснокожим. Одет он был наполовину в солдатскую форму, но на ногах вместо громоздких сапог ладно сидели красиво расшитые мокасины из лосиной кожи. По движениям и манерам. Антилопа сразу понял, что воин из какого-то лесного племени, но такой прически он не встречал никогда. На лоб воина почти до самых бровей спускалась редкая челка, права половина головы была полностью выбрита, а за левым ухом висела небольшая косаца.

Шауни не приходилось встречать воинов такого вида, наверное, тот пришел издалека. Разведчик тут же отметил, что с такой прической очень удобно стрелять из лука.

Враги остановились рядом с дубом и долго осматривали его. Неужели краснокожий что-то заметил? Антилопа хорошо понимал приказ: при обнаружении ни чем не проявлять себя до последнего мгновения, в случае если противник попытается проникнуть в укрытие, неожиданно напасть и сражаться до смерти.

Воин знал цену приказов. Однажды он не выполнил задачи, поставленной великим жрецом. И Открытая Дверь ушел в мир духов. Антилопе оставили жизнь. Ему поверили. Он воин, он шауни, он сможет перехитрить этого краснокожего из чужого племени.

Один из волонтеров отделился от группы и, подпрыгнув, повис на ветви, затем ловко подтянулся и подбросив ноги, тут же оказался на крепком сучке. Теперь из разделяла лишь тонкая кора дерева. Воин бесшумно опустил одеяло, достал нож. Он был готов.

Бледнолицый быстро спрыгнул с дерева, что-то бегло сказал и они тут же направились к могучему клену, стоявшему рядом в тридцати шагах.

Они тщательно осмотрели клен и сочли, что он подходит для устройства сторожевого поста. При помощи нескольких наскоро срубленных сучьев и аркана краснокожий умело соорудил для себя что-то наподобии большого гнезда в сочленении трех толстых расходящихся в разные стороны ветвей. В нем вполне удобно можно было скоротать ночь. Оставалось надеятся, что южный ветер не принесет дождя.

Краснокожий укрепил ружье, поправил за поясом топорик и поджав ноги разместился в укрытии. Всего в нескольких шагах разглядеть его было совсем не посто. Тем более ночью. В случае появления противника выстрелом из ружья он успеет оповестить своих. Конечно, после этого навряд ли ему удасться остаться в живых. Но без потерь войн не бывает. Пожелал дозорному удачи, офицер в сопровождении солдат и волонтеров отправились дальше.

К сожалеию укрытие Антилопы не давало кругового обзора. Но то, что он мог видеть, воин запомнил в мельчайших деталях. В промешной тьме он смог бы безошибочно сразу же указать, где энглиши разместили сторожевые дозоры.

Время шло и воин все больше завидовал краснокожему, что находился на дереве напротив. Ведь тому удавалось и привстать и вытянуть немеющие ноги и прилечь на бок. Ничего этого Антилопа позволить себе не мог. Его укрытие было столь мало, что позволяло лишь стоять в полный рост или сидеть на корточках.

Чем больше затекали ноги, чем сильнее ныла спина, чем резче давила боль в глазах, тем яростней он желал смерти этого краснокожего из неведомого далекого племени. Он пришел с белыми врагами убивать шауни и алдонтинов. Он должен умереть. Для Антилопы это вовсе не представлялоись сложным.

Стемнеет. Он бесшумно покинет убежище, прикроет проем, осторожно спустится по дереву. Неспеша он подползет к клену. Ни одна травинка не шелохнется. Потом, также не торопясь, прислушиваясь к каждому малейшему шороху, он поднимется вверх по стволу и замрет за спиной врага. Он достанет нож и вгонит его под левую лопатку. Затем возьмет врага за косицу и аккуратно снимет скальп.

Нет, этого делать нельзя! Антилопа помнит приказ. Его задача - быстро донести точное сообщение. И он выполнит ее. Он приведет много воинов и они перебъют подлых бледнолицых койотов и тех краснокожих предателей, которые пришли убивать своих братьев.

Лишь только сгустились сумерки и в стане энглишей загорелись первые костры, воин стал медленно, едва дыша, надавливать на кусок коры. Прикрепленная сверху ремнями, кора постепенно, почти незаметно отделялась от ствола. Образовалась небольшая щель. Порывистый ветер шелестел молодыми, только что появившимися листочками. Как кстати был этот легкий шум. Духи заботятся о воинах. Такая мысль придала сил и уверенности Антилопе. Выскользнув из убежища, он тут же слился с деревом. Приладив кору к стволу и убедившись, что все сделано правильно, воин не стал спешить. Находясь среди ветвей он был совсем незаметен. Он долго и внимательно смотрел по сторонам и лишь окончательно убедившись, что никакой опасности нет, спустился на землю.

Первые несколько сотен шагов разведчик полз, сливаясь с травой. Он не пошел сразу на запад - там могли быть дозоры, о которых он не знал. Его пусть лежал на юго-восток к берегу Отца Рек. Удалившись от лагеря, воин поднялся и медленным шагом пошел на юг. Примерно через тысячу шагов он повернул на запад и побежал.

Мчасться в темноте по лесу, где на каждом шагу из-под прошлогодней листвы выпирают корни деревьев, а кусты, молодая поросль и свисающие вниз ветви смыкаются почти сплошной стеной, дело нелегкое.

Антилопа мчался сильно сгибая колени, высоко поднимая ноги, касаясь земли лишь кончиками пальцев. Будто молодой олень он прыжками парил в воздухе. Ветви хлестали по лицу, телу. Одетый в короткую безрукавку и легины, воин вскоре весь покрылся царапинами и ссадинами. Но разве об этом думал он?

Как хотелось ему добежать первому и повести воинов! Ведь никто другой не сделает это так хорошо. Он знает каждый кустик, каждую травинку.

Резкий порыв ветра сбил пламя костра. Играя всеми цветами радуги, искры огненным дождем рассыпались в темноте, тут же исчезнув в сочной зелени травы. Затрещали сучья, легкий дымок, пугливо колыхнувшись в сторону, вновь потянулся вверх.

Зоркий Сокол повернул вертел, подбросил сучья. Олений окорок почти готов. Весь Штаб Армии был рядом. Они ждали разведчиков. Вемя шло мучительно медленно, казалось оно остановилось.

Пламя костра завораживало. Оно дарило тепло и с??????????. ?? ?????? ??? ????? ??? ???????????? ???? ???? ??????????? ?????? ??????? ?? ?????? ?? ????. ?????...

Часовые подвели разведчика. Наконец-то! Воин быстро нарисовал точное расположение лагеря врагов, сразу указал его слабые места.

Энглиши, как и предполагалось, не ждали удара со стороны рек. Они уверенны: на лодках незамеченным не пройти.

Командующий Армией теперь точно знал - на западный берег высадилось не менее семи тысяч человек. У него воинов намного больше. Они смелы, отчаянны. Но разве умеют они ходить строем, точно выполнять все приказы, беспрекословно подчиняться офицерам.

Под его началом прекрасные воины, но плохие солдаты. Да и сам он разве имеет опыт ведения больших битв? Вэнс будет жаждать генерального сражения. Но этого нельзя допустить. В такой схватке воины превратятся в разъяренных бизонов, а бледнолицые, как опытные охотники перебьют их всех, преватив в груды окровавленного мяса. Вэнс не получит большой битвы. Будет совсем другая война!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Прошло уже почти тридцать лет с тех пор, как Соколиный Глаз пренебрег гостеприимством эрагезов. Натаниэль Дуанто очень редко вспоминал свое юношеское произвище, ведь у него были и другие не менее яркие, образные имена: Зверобой, Следопыт.

Сыр пирата и захваченной в плен креолки рано стал сиротой. Масть скончалась от тропическй лихорадки, а папаша, осевший после ее смерти в колониях, как ни старался, так и не смог начать жизнь добропорядочного буржуа.

Он не нашел ничего лучшего, как нарушить государственную монополию в торговле оружием. Краснокожие заказали ружья. Как не помочь? С парой дружков старый Дуанто проник в форт Кингтаун. Без резни, конечно, не обошлось. Но все-таки часовой успел подать сигнал тревоги. Бысшему пирату недолго объясняли, в чем он виноват перед королем.

Когда отца и его сообщников вздернули на виселице, Нату больше всего запомнилось, каким ничтожно малым было расстояние, отделяющее ноги болтающихся трупов от опоры. В тот день он четко осознал, что даже без самой малой доли не выходит целого.

Младший Дуанто, свободолюбивую натуру которого тяжело было занать в рамки закона, не мог ужиться в обществе. Как и многие другие, он ушел в леса. Армия гнала туземцев на запад, колонисты за ней не поспевали.

Между отступающими краснокожими и заселяющими захваченные земли фермерами всегда находилась полоса ничьей земли, медленно перемешающаяся на запад.

Даже разгромленные и рассеянные, коренные жители Континента радушно принимали в свои ряды и тех, кто уже нарушил законы белых людей, и тех, кто ушел из общества, считая эти законы несправедливыми. Аборигены так и не смогли понять, что каждый пришелец ваг, даже если вся вина его в том, что он убивает оленя, которого мог съесть ты.

Дуанто применился к жизни краснокожих, находя у них немало правильного и справедливого. Однажды он все-таки решился жениться и поселитьс среди себе подобных. Но вышло недоразумение, окончательно перечеркнувшее его судьбу. Зверобой охотился на земле, к тому времени ставшей частной собственностью окружного судьи. Терперь выходку Ната на это раз не стали.

Сумма штрафа была для него непосильна. Его ждала окружная тюрьма, оказавшаяся весьма непрочным сооружением. Покинуть это мрачное здание помог краснокожий друг Ползущий Змей. С тех пор они были уже навсегда неразлучны.

Предки Ползущего Змея жили на берегу океана. Его племя первым встретилось с бледнолицыми. Те, кто чудом остался жив, разбрелись по лесам, поселившись среди других народов. Воин забыл родной язык, религию, обычаи. Он превратился в лесного разбойника, готового снять скальп с любой встретившейся на пути головы, убивая и бледнолицых и краснокожих.

Лилась огненная вода и глаз становился не таким зорким, а рука не столь твердой. Скальп Ползущего Змея украсил пояс молодого гурола, пришедшего с Великих Озер.

Нат горевал не долго. А тут подвернулась экспедиция генерала Вэнса. Наступающей цивилизации вольные охотники нужны не больше, чем краснокожие. Натаниэль стал чужд и своим и чужим. Эта война для него как глоток свежего воздуха.

Получив напутствие генерала Вэнса, натти решил отнестись к делу с особой серьезностью. Переправившись на северный берег Извилистой реки он тщательно принялся за поиски подходящего для засады места. Раздраженный медлительностью следопыта, лейтенант, руководящий расстановкой пикетов, стал торопить волонтеров.

В глаза тут же бросилось отличное местечко, где можно расположиться. Это был пригорок в сотне шагов от берега. Вызванный проливными дождями, оползень смыл южную сторону холмика; несколько платанов, орехов, кленов, едва держась оголенными корнями в почве, свисали вниз, изрядно переплетясь ветвями между собой. Вдобавок к этому все перепуталось лозой дикого винограда.

Сверху над убежищем нависал козырек из дерна - с тылу не подкрадешься.

Соколиный Глаз решил сразу же и обосноваться под этим козырьком, но офицер грубо оборвал его, потребовав не выдумывать всякие никому ненужные хитрости.

Расположившись в ложбинке возле холмика, следопыты принялись коротать время. Ближе к ночи их навестил конный разъезд, удостоверившись, что ничего подозрительного нет.

Распластавшись по земле, разведчики прислушивались к каждому шороху, напряженно всматриваясь в водную гладь. Краснокожие ничем не обнаруживали себя. Сонную тишину лишь изредка нарушал голос ночной птицы да всплеск воды, затянувшей на стремнину старую корягу.

Грей Литлбиг быстро приморилс от пустого время препровождения и тут же пришел к выводу, что в эту ночь краснокожие вовсе и не собираются нападать. Им намного удобнее обстрелять походные колонны. Своими соображениями он решил поделиться с напарником.

Натаниэль с глубоким чувством собственного достоинства посмотрел на молодого следопыта.

- Эх, Грей! Уж то эти краснокожие штучки знаю. Почему я до сих пор еще не расстался со своим скальпом? Да потому, дружок, что всегда смотрю в оба.

Зверобой искренне беззвучно рассмеялся, довольный своей, как ему показалось, весьма остроумной шуткой.

Вдруг он с силой шлепнул себя ладонью по голове. Точнее по мягкой кожаной шапке, с которой не расставался в любое время года.

- Ба! Да ты смотри, Грей! Видишь, вон поседине реки шар. Бьюсь об заклад, за ним скоро другой подойдет. Эти бестии знают, что делают. Ну, герой, теперь береги свой скальп.

Ветер дул со стороны лагеры и зайти следопытам в тыл не представляло большого труда. Натаниэль почувствовал себя совсем неловко, будто он находится на городской площади без портков.

Он сразу понял, что это был сигнал атаки. Но для кого? Для кого? Надо немедленно поднимать тревогу. Разведчики врага уже здесь. Это они подают знак боевым отрядам.

- Грей, - шепотом произнес он, - Грей приготовься стрелять.

Литлбиг быстро взял ружье, поднял кремень. Тихо звякнула пружина.

- Я готов, Нат.

Зверобою до боли захотелось оглянуться назад. Он будто чувствовал на себе взгляд врага. Раздался хруст. Нет, он не мог ошибиться. Не однажды старый охотник слышал, как боевой туземный топор врезается в тело, разрубая мышцы и кости.

Нат инстинктивно дернулся вправо и топор, предназначенный ему, обрушился в сторону, скользнув по черепной кости, задев ухо и бровь. Перед глазами пошли белые пятна, превратившиеся в яркий нестерпимый свет. В ушах зашумело и сразу смолкло. Последнее, что успел подумать следопыт.

- Неужели так глупо.

Отменное убежище, являющееся результатом действия слепых сил природы, привлекло внимание не только волного охотника Дуанто. В тот момент, когда Соколиный Глаз, с присущей ему уверенностью в собственной правоте, доказывал начальству необходимость обосноваться под дерновым козырьком, место уже было занято.

Оценив все преимущества укрытия, Небесная Пума со своим напарником молодым воином шауни не рискуя оставить следы на глиняной проплешине, желтым пятном выглядывающей из под свисающих деревьев, проникли на свой наблюдательный пункт по виноградной лозе.

Разбив лагерь, энглиши стали выставлять посты. На северный берег, прямо напротив укрытия, перправилась группа состоящая из офицера и четырех волонтеров. Один из них был, хотя и не молод, но высок и на вид крепок. Выделялся разведчик не только своей пестрой одеждой, но и великолепным длинноствольным оленебоем, который он держал в руках с особым изяществом. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить: мимо цели волонтер бъет крайне редко.

Не успев выйти на берег, высокий разведчик тут же с нескрываемой радостью указал рукой на пригорок. Приблизившись шагов на сорок к укрытию краснокожих, враги остановились. Оперевшись на оленебой, высокий жестами подкрепляя слова, продолжал убеждать офицера.

- Сэр, взгляните же еще раз на холмик. Позиция будто специально приготовлена для нас. Выходит не зря в этих местах в феврале идут проливные дожди.

И он засмеялся своим беззвучным смехом.

И эти жесты и голос и характерный смех показались эагезу чем-то бесконечно далеким, растворившемся в смутных воспоминаниях почти уже забытого детства.

- Но вам не попасть туда не наследив, - одернул волонтеров офицер.

- Сэр, сделать это не сложно. Мы обойдем холмик с севера и проберемся туда, спустившись по винограду.

- Вас так и подмывает создавать себе трудности. Не надо усложнять жизнь, хватает и настоящих проблем. Дело ли это - ползать по лианам?

Офицер посмотрел по сторонам, затем под ноги и строго добавил.

- Вот же ложбинка. Что еще надо? Прекрасная позиция.

Затем он слегка прищурился и, с превосходством взглянув на охотников, сухо сказал.

- Кстати, если у кого-либо из вас вдруг случится несварение желудка, несложно будет произвести замену. Вы двое обосновывайтесь здесь, а нам необходимо установить еще один пост.

Все пятеро засмеялись, офицер с двумя волонтерами быстро направились вдоль берега.

Оставшись вдвоем, разведчики внимательно осмотрелись по сторонам и стали обустраиваться. Но старому охотнику явно было не по себе. Несколько виновато улыбаясь, он обратился к напарнику.

- Ты как знаешь, Грей, а я, пожалуй, все-таки проверю это местечко. До чего же хороша позиция.

- Зверобой, - отозвался молодой волонтер, - я, конечно, уважаю твой жизненный опыт, но пойми, что же начнет твориться вокруг, если каждый станет делать то, что ему заблагодассудится. Мы же не на охоте. Это война и надо соблюдать субординацию и подчиняться начальству.

- Ну ладно, ладно, дружок, успокойся. Я же так, к слову. Понятное дело, приказ есть приказ. Хотя по мне, так ведь не все приказы хороши. Будем нести службу. Я, знаешь ли, этих краснокожих бестий на дух чую. Он, ну туземец, еще на горизонте, а я, дружище, уже чую его, мимо нас им не проползти. ???? ? ???? ????? ?????, ????, ??? ?????? ?? ?? ???? ?????? ??????. ??? ?? ???? ???????????, ?? ??????? ???? ??? ?? ??????. ???, ??? ?????????... Попугают вообщем.

Грей быстро поддержал напарника, но оба разведчика решили, что на всякий случай все-таки надо держать ухо востро.

Солнце медленно садилось. Небо подернулось розовым закатным румянцем, затем стало быстро сереть и, наконец, окрасилось в тот труднопередаваемый цвет, который оно приобретает перед наступлением ночи, поглощающей все краски.

Над горизонтом поднималась луна, но скрытая перистыми облаками, она невзрачным бледным пятном повисла в небе.

Раздался цокот копыт. Небесная Пума сразу определил - всадников было пятеро. Вскоре из темноты показались силуэты кавалеристов. Конный разъезд двигался неспеша, внимательно осматривая окрестность.

Драгуны поднялись на холм и оказались всего в нескольких шагах от укрытия краснокожих. Не слезая с коней, они обратились к дозорным.

- Эй, парни, у вас все в порядке, вы там еще не уснули. Клянусь скальпом своего дедушки, вряд ли бы вы устояли против чарочки доброго виски. Ха, ха, ха! Да, кстати чем это у вас так воняет?

Снизу ответили спокойным, но немного обиженным голосом.

- Пока тебе здесь не было, неприятных запахов мы не замечали.

Раздался дружный хохот следопытов.

Драгун-забияка, не ждавший такого отпора, не найдя другого способа выразить свое негодование, с силой вогнал шпоры в бока лошади и потянул на себя узду. Конь вздыбился, замахал, чтобы не упасть, передними копытами и огласил ржанием ночную темноту.

Немного успокоившись, забияка все же нашелся чем ответить волонтеру.

- Не круто ли ты берешь дружище. Ведь если моя лошадь сейчас справит малую нужду, она точно подмочит твою репутацию.

Он уже было собрался завершить беседу победным хохотом, но другой драгун одернул его.

- Послушай Билл, лучше не задевай его. В здешних местах ты новичок, а этого парня знает вся граница. Я своими глазами видел как сахаро-заводчик Николсон с сыном на спор выложили по десять бобровых шкурок и тогда старый скрыга Джонсон привязал своего лучшего раба к дереву и сунул ему в зубы бубнового туза.

Следопыт со ста шагов продырявил карту точно посередине. Былл, ты не знаешь Джонсона, а ведь ходят слухи, что он не поделится даже запахом со своей свинофермы. Уж он то своей выгоды не упустит. Но самое интересное, черномазый вел себя очень спокойно. Поверь мне, он вовсе не собирался отдать Богу душу.

Резкие порывы ветра разогнали облака, лунный свет посеребрил гладь реки.

Зоркие глаза краснокожих выхватили на стремнине надутый бизоний желудок. Это был сигнал атаки.

Два воина бесшумными ужами скользнули вниз по размытой дождями проплешине.

- Они четко слышали как говорил волонтер.

- Грей! Видишь, вон посредине реки шар. Бъюсь об заклад, за ним скоро другой подойдет. Бледнолицые опоздали на несколько мгновений. Этого времени хватит вполне.

- Грей, - услышали они тихий голос волонтера, - приготовься стрелять.

Нет, этого допустить нельзя. И воин-шауни не дождавшись команды ринулся на врагов. Небесной Пуме ничего не оставалось как последовать за ним.

У Натаниэля Дуанто еще было время, чтобы нажать на спусковой крючок оленебоя. Так на его месте сделал бы каждый вымуштрованный солдат. Зверобой был следопытом до корней волос. Десятки лет одиноких блужданий по лесам сделали его таким. Он мог стрелять лишь тогда, когда видел реальную цель. Судьба сыграла с ним злую шутку. Цели не было.

Небесная Пума хотел нанести еще один удар. Но тело врага дернулось и обмякло. Воин выдернул нож из-за пояса, схватил бледнолицего за волосы, повернул голову. Сияние луны осветило лицо. Эрагез оцепенел. Сомнений не было. Перед ним лежал человек, поискам которого посвящена вся жизнь. Это был Соколиный Глаз!

Небесная Пума мгновенно туго связал пленника, вставил в рот кляп. Как и десятки других воинов, он ринулся в воду. До подхода боевого отряда надо уничтожить все посты и дозоры энглишей на южном берегу Извилистой реки. Он вернется за пленником, он понесет его сперва на север, затем пройдет по ручью, запутает следы. Пусть народ судит предателя. Пусть женщины плюют ему в лицо, а жрецы вытащат из него жилы на Столбе Пыток. Соколиный Глаз совершил самое страшное преступление - предательство доверившегося. Он клятвопреступник и нет ему пощады.

Эрагез вспомнил Сменившего Сущность. Воин рассказал сон: ночью к нему приходил дух отца и потребовал, чтобы он в первых рядах разведчиков встретил врагов.

Взгляд мэкигэна был задумчивым, он будто был чем-то опечален.

- Я понимаю, ты не можешь иначе. Ведь ты воин. Прошу, береги себя.

Небесная Пума тогда ответил вождям с безраздельной уверенностью.

- Я не могу умереть, пока не отомщен мой народ. Я не имею права. Мы обязательно победим, ведь правда на нашей стороне.

В последний миг Зоркий Сокол крепко обнл его за плечи и прямо смотря в глаза тихо сказал.

- У нас хватает смелых воинов, но так мало настоящих вождей. Ни ты ни я не принадлежим себе. Мы призваны служить народу. Я тоже хочу своими руками крушить врагов. Но оружие вождей - мудрость. Ты должен идти - это воля духов. Да поможет тебе Гичи-Маниту!

Эрагез перебросил обмякшее тело пленника через плечо, укрепил за спиной оленебой и, упруго ставя стопы ног внутрь, короткими шагами, почти не сгибая коленей, быстро растворился в чащобе.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Пять сотен отборных воинов, выстроившись стройными рядами стояли на берегу. Они ждали приказа.

Костров не разводили, достаточно света луны. Огненный Глаз подошел к Командующему Армией.

- Все готовы!

Зоркий Сокол на мгновение замер. Эта великая война, которой он так жаждал и в то же время боялся, стала неизбежной. Слишком много зависит от первого удара. Не за скальпами и не за добычей идут воины. Победа - это жизнь. Поражение - это смерть. Энглиши не пощадят никого.

Ком подкатил к горлу. Они ждали слов, которые зажгут сердца, быстрее погонят кровь в жилах. Идущие на смерть хотели верить, что она будет не напрасной.

Ночь скрывала суровые лица воинов. Но вождь чувствовал их взгляды. Они ждали.

- Пора, - тихо шепнул Сменивший Сущность, слегка подтолкнув вождя под локоть.

Зоркий Сокол сбросил оцепенение. Он снова был великим вождем, в котором беззаветно верили эти люди.

- Братья! - прокричал он, решительно сделав два шага вперед навстречу воинам, - энглиши пришли убивать нас. Всех и каждого. Помните, к вам взывают жены и дети, беззащитные старики и сестры. Только мертвый ваг уже не выстрелит. Их всего семь тысяч. К утру их будет намного меньше. Убивайте каждого. Пусть этот удар загонит в них страх. Вперед!

Сотня легких пятиместных челноков из клееной коры понеслась в неизвестность. Вскоре темнота поглотила всплески последних ударов весел. Лишь утром станет известно о бое. Остается только ждать. Вожди сделали все, что возможно. Теперь дело за воинами.

Зоркий Сокол с улыбкой взглянул на Твердое Сердце.

- Война с энглишами может затянуться надолго. У нашего народа хватит сил вести ее до победы. Я думаю, нам всем надо хорошо поспать. Этим боем исход войны не решить.

Затем он быстро повернулся к Сменившему Сущность.

- А как бы в таком случае поступил генерал Вэнс.

- Генерал всегда считал, что его здоровье важнейшее оружие его армии.

- Вот видите, нам всегда есть чему поучиться у наших врагов.

Из трех возможных вариантов нанесения удара наилучшим была атака со стороны Извилистой реки. Генералу Вэнсу и в дурном сне не могло прийти, что на месте лагеря его враги уже неоднократно разбивали подобный и прорабатывали все детали операции.

Краснокожие помогли Вэнсу сделать правильные выводы об общем балансе и реконгосцировке сил. Разведка энглишей донесла ложную информацию. Был выбран кратчайший путь в центр земель краснокожих вдоль Извилистой реки.

Пятьсот воинов в челноках спускались вниз по течению. Они знали куда и зачем плывут. Здесь проверен каждый бугорок, каждый кустик.

Остановившись примерно в тысяче шагов от стана энглишей, отряд пустил по течению три надутых бизоньих желудка. По крайней мере один из них доплывет до цели не зацепившись за препятствия.

Огненный Глаз прочитал в уме семь раз магическое заклинание. Он не раз лично проверял - этого времени точно хватит, чтобы снять посты врага на обеих берегах.

Пустив челноки по воле течения, отряд бесшумно подкрался вплотную к лагерю. Сотня воинов поплыли дальше. Одновременно челноки стали выходить на просторы Отца Рек, а лучними занимать позицию вдоль южного берега Извилистой реки.

Разведчики, держащие под контрлем западную и южную стороны лагеря, не могли видеть бизоньих желудков. Воины, очистившие от постов врага оба берега Иозвилистой реки, о выполнении задания сообщали голосом сойки. Это служило сигналом к атаке как для отряда лучников, приступившего к немедленному занятию исходного рубежа, так и для остальных разведчиков.

Уничтожение постов, вход челноков в Отца Рек и выдвижение лучников закончилось в одно и то же время.

Как только челноки повернули, воины сразу издали боевой клич, сопровождая его воплями, визгом, стонами. В сторону лагеря было сделано несколько ружейных выстрелов.

Мгновенно весь лагерь пришел в движение. Канониры, строго выполняя приказ, при первом же сигнале тревоги затеяли пальбу. Стрелки, расположившиеся под фургонами поддержали их.

Быстро выяснилось, что нападение с другой стороны. Выбегающие из палаток сонные солдаты бросались к берегу и стреляли в темноту. Но наделавшие шум краснокожие попадали на дно лодок и, пустив их по течению, стали удаляться от лагеря.

Суета, шум, неразбериха не позволяли понять откуда же напал враг. Вскоре уже все солдаты, выстраиваясь по отделениям в проходах между палатками, ждали приказа.

Под прикрытием неразберихи и паники, четыреста лучников быстро выстроились вдоль всей северной границы лагеря и, опустившись на одно колено, начали стрельбу. Каждый воин имел двадцать стрел. Не выбирая цели, воины выпускали стрелы в ночную темноту прямо перед собой. Весь лагерь, заполненный бестолково снующими людьми и стреноженными лошадьми стал единой огромной мишенью.

Несмотря на полную неожиданность удара, энглиши быстро ответили ружейным огнем. В темноте солдаты стреляли на уровне груди и пули лишь свистели над головами.

Поступила команда примкнуть штыки. Солдаты ринулись в рукопашную, чтобы опрокинуть краснокожих в реку. Но их удара никто не ждал. Быстро выпустив стрелы, воины, побросав луки и колчаны, прыгали в воду, устремляясь на северный берег.

Подбежав к берегу, солдаты стали стрелять по воде. Но лишь одинокие стоны и вздохи говорили, что редко какая пуля нашла цель.

Достигнув берега, воины Огненного Глаза разобравшись веером по одному, каждый своим маршрутом уходили на запад.

На сборном пункте их ждал отдых в теплых уютных вигвамах, жареное мясо, горячий бульон и признание боевых заслуг.

Натаниэль быстро пришел в себя. Адски болела голова, все тело пронизывала тупая, ноющая боль. Старый охотник мгновенно понял: "Главное не подавать признаков жизни. Враг, не должен знать, что я уже пришел в сознание". Сомнений не было, дичью являлся он. Этот краснокожий, расставивший на него капкан, оказался сильнее и ловчей. А может просто удачливым? Но это уже и не важно. Он в плену, в чем сомневаться не приходится.

Зверобой неспеша оценивал обстановку. Главное не торопиться, иначе ему свернут шею так же быстро, как он сам не раз делал на охоте с подранками. Необходимо потянуть время.

Он стал прислушиваться к своим ощущениям. Руки и ноги туго связаны, кисти и стопы уже затекли. Постепенно, чтобы не встревожить своего пленителя, следопыт неуловимым напряжением каждого даже самого маленького мускула начал проверять свое тело. Вскоре он был вполне уверен, что все кости и мышцы целы. Значит дело не так уж и плохо. Скальп был еще на голове. Видно что-то остановило краснокожего. Но что? Похоже у него совсем другие цели.

Обследовав тело, Натти попытался приподнять веки. Левый глаз не открывался. Глаза или не было или он затек кровью.

???????? ????????? ????????? ????????? ?????? ????? ?????????? ??????. ?? ?????? ?????????? ???? ?? ????, ??????? ????, ???????????? ????????. ????? ?????????... Нет оглянуться не успел. Он услышал хруст разрубаемых костей и дернулся право.

Нат быстро понял, что жизнь ему спасла шапка. "Уже не в первый раз, все-таки незаменимая вещь, - подумал он, - Грею повезло значительно меньше, жалко парня, но ведь неплохо, что на его месте не оказался я".

Следопыт еще больше укрепился в уверенности, что если краснокожий не лишил его любимого головного убора и шапка до сих пор украшает голову, то, пожалуй, надежда выпутаться из этой истории все же осталась.

Краснокожий не сбавляя темпа нес и нес пленника. "Сколько в нем силы, недоумевал Следопыт, - когда же привал. Ведь он явно уже не молод".

Телосложение, походка, запах выдавали в воине зрелого мужчину. Что же заставляло его нести на себе тело человека весом с доброго кабана? "Видно у этого парня серьезные намерения, - пришел к выводу Зверобой, - но вряд ли он мечтает выкурить со мной Трубку Мира в кругу своих братьев".

Шутка немного взбодрила охотника, ему даже показалось, что если воин наконец-то решится передохнуть, то им неплохо было бы съесть хотя бы по щепотке сушеной оленины. На худой конец, Натти ничего не имел против бизоньего мяса.

Немного огорчало, что он не успел разобраться с языком алдонтинов и шауни. Но с другой стороны, он ведь вовсе не собирался попадать в плен. "Ничего страшного, - убедил себя неудачливый волонтер, - изъяснимся жестами".

Чувствовалось, что воин устал, долго идти он не сможет. Нат стал быстро соображать, чем расположить к себе врага, как вызвать симпатию. Обескураживало отсутствие запаха спиртного. Серьезный малый. Обмануть его будет непросто. Но что ему надо от плененного волонтера, кроме скальпа? Сведения об армии? Но для этого больше подошел бы офицер.

"Почему же они убили Грея и где напарник краснокожего?" - ум Натти раздваивался, любой мотив поведения пленителя отвергался.

Он еще раз в подробнейших деталях вспомнил последние мгновения перед нападением. Он заметил шар на воде и почти сразу враги напали. Значит они были рядом, совсем рядом. Краснокожие заметили сигнал раньше волонтеров. Ведь они ждали его. Они пробрались в тыл к разведчикам и по сигналу напали. А что если они заранее устроили засаду?

Ну, конечно, как он сразу не догадался! Они были там еще до прихода разведчиком. Но где? Черт возьми! Вот почему его так влекло на этот холмик. Без всяких сомнений, краснокожие были там. "Бедняга Грей Литлбиг. Ну зачем он отговаривал меня проверить это укромное местечко", - с досадой подумал Зверобой, но тут же оборвал мысль.

Если бы они обнаружили краснокожих тогда в укрытии, то, пожалуй, за их жизнь никто бы не поставил и ломаного гроша. Нат в очередной раз вынужден был согласиться насколько же все-таки верна мысль о том, что все, что ни делается - к лучшему.

Итак, туземцы выследили их и убили. Да, Грей, мертв. "Но зачем он оставил меня в живых, - недоумевал Зверобой, - но если оставил, то неспроста, я должен выяснить это обязательно. Возможно, здесь ключ к спасению!".

Краснокожий небрежно бросил пленника на землю, сел в пяти шагах, направив ствол оленебоя на врага. Он демонстративно поднял кремень у ружья, положил палец на спусковой крючок. Следопыт сразу вспомнил, что он сам отливал пулю.

Волонтер со стоном зашевелился, делая вид, что приходит в себя, хотя каждая частица его тела была готова принять смертельный бой. Иммитируя контузию, следопыт, изображая полное бессилие, попытался сесть, но упал и откатился в сторону. Затем вновь поднялся на четвереньки и все-таки коекак уселся, подложив под себя связанные ноги.

Делая вид, что до сих пор не заметил человека сидящего рядом, Натти медленно обвел взглядом вокруг себя. Увидев глаза врага, он изобразил на лице глубочайшее недоумение и растерянность. Движением головы Зверобой попытался показать, что просит вытащить кляп. Он еще не думал, о чем станет говорить с туземцем, но чувствовал, что в этом его шанс.

Следопыт должен был знать главное: взяли ли его в плен как волонтера или как Натаниэля Дуанто?

Краснокожий смотрел с полным равнодушием. Понять, что скрывается за этим напускным безразличием, было невозможно.

Воин молча встал, подошел вплотную и коротким ударом приклада в грудь опрокинул Натти. Затем выхватил нож и поднес к лицу Зверобой.

За долгие годы жизни Соколиный Глаз видел многое. Он был уверен, что воин вовсе не собирается убивать его. Представление, разыгранное охотником, не имело успеха у единственного зрителя. Теперь на сцену вышел краснокожий.

Он перерезал путы на ногах пленника, достал сыромятный ремешок длиною в два локтя. Один конец ремня он приладил к связанным рукам, другой к голени немного выше щиколотки. Кисти рук оказались почти на уровне колен.

Презрительным пинком воин дал понять Нату что отдых закончился. Он вовсе не собирался разговаривать с пленником, не дал даже размять окаменевшие ноги. Жизнь пленника для него не имеет большой ценности.

Натаниэлю сразу захотелось пить, просто проглотить слюну, сплюнуть, наконец. Но во рту торчал огромный кусок кожи и не было никакой возможности от него избавитьс. Воин опасался преследования. Пленник мог голосом привлечь врагов. И наплевать ему на то, что бледнолицый задыхается от кляпа. Он гнал врага вперед себя, изредка ударом ружья напоминая, что надо прибавить ходу.

Натти уже выбился из сил. Долгие часы он не останавливаясь шел и шел вдоль реки. Стянутые ремнем руки отекли, распухли и висели как две плети. Шею ломило, невозможно было разонуть спину и каждый шаг отдавался треском в позвоночнике. Он уже не мог поднять голову и брел уткнувшись лицом вниз. Он понимал, что еще шаг, два и ничто уже не заставит его двигаться.

"Но где я мог видеть это лицо" - лихорадочно теребил память Нат, - я ведь где-то видел его". Он вновь и вновь вспоминал, как выглядит воин. Его облик вовсе не выдавал племенной принадлежности. Легины, безрукавка из тонкой кожи, макасины без украшений. Ни прическа, ни татуировки не говорили ни о чем.

И нестерпимая боль, разрывающая каждую частицу тела и жажда, почти заглушившая эту боль и даже осознание близкой смерти отошли на второй план. Как наваждение, раздавив волю Натаниэля, его поглотила одна мысль: "Это лицо знакомо мне. Когда-то я видел его".

Из тумана памяти выплывали десятки, сотни образов, тут же уносясь в провалы сознания. Он не мог, никак не мог вспомнить. Годы, дни, часы - время его жизни сплошным потоком наскакивающих дно на другое событий мчалось перед глазами.

От бессилия он был готов закричать, но кусок разбухшей от слюны кожи заполнил весь рот. Натти споткнулся. Он упал на на спину и стал, терзаемый собственным бессилием кататься по земле. Измученный разведчик быстро выдохся. Он лежал с полным равнодушием к своей судьбе. Наступило какое-то непередаваемое блаженство: не было ни мыслей, ни забот, ни боле. Казалось, что долгожданная смерть уже пришла.

"Проклятый дикарь, кто же ты", в полузабытьи все-таки подумал он. Воин склонился над ним, вытащил кляп и тихо сказал по-эрагезки: "Будь мужчиной, Соколиный Глаз, достойно встреть свою судьбу".

Он вспомнил! Это было лицо Великого Вождя эрагезов Могучего Лося.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Зоркий Сокол проснулся рано. Он вовсе не был уверен, что ночное нападение окажется удачным. Но он знал, что если погибнет много воинов, но останется народ-победитель - вырастут дети и внуки. Но если народ проиграет войну - все люди обречены, сколько бы их не было.

Вождь вышел из вигвама. Он смотрел на восток, подставив лицо первым лучам утреннего солнца. Безоблачное небо подернулось розовым румянцем, на западе же, еще скрываемое пеленой, оно было серым и блеклым.

Радужно блестела на молодой, только что пробившейся из земли сочно-зеленой травке роса, легкий ветерок игриво шелестел едва наклюнувшейся из почек листвой. Утренняя прохлада бодрила, освежала мысли.

Он подкинул хворосту в костер. За ночь все сгорело дотла, но под пеплом оставались редкие, еще не остывшие уголья. Сухие сучья быстро занялись ярким пламенем. Затем огонь постепенно сник, затаясь в ожидании. Он был жив! Пучок сухой травы, несколько сучьев и веселое пламя польется вновь, согревая и радуя.

Если костер потухнет, он не возродится уже никогда. Пусть будет много дров, будет огонь. Это уже другой костер. Сгоревшего однажды - уже не зажечь.

Вождь ждал вестей. Хороших или плохих. Он готов ко всему. Энглиши считают достоинство и гордость краснокожих за глупость и недомыслие. Пусть будет так. Лишь бы они пошли вдоль реки. Пусть думают, что они волки, гонящие свою жертву. Но перед ними не могучий бизон, а ловкая пума!

Огненный Глаз! Изможденный, с опухшими от бессоницы глазами, ввалившимися щеками, весь мокрый, в ссадинах, царапинах. Он стоял перед костром и улыбался. Он принес хорошие вести!

- Как загнанный в угол дикообраз выставляет свои иголки, - медленно и с достоинством начал вождь, - так и энглиши ощетинили лагерь засадами. Они были уверены, что нам не пробраться. Теперь у них стало меньше ушей и глаз. Мы сделали все, как надо. Энглиши поверили, что напасть можно только с суши.

- Вы оставили им следы?

- Да они пойдут вдоль реки.

- По тропе смерти! Пусть все воины едят досыта и спят. На каждом шагу врагов ждут наши люди.

Зоркий Сокол подошел к Расщепленному Дубу и тихо, чтобы никто не слышал, сказал.

- Надо попросить Познавшего Древо, чтобы жрецы устроили большое торжество в честь духов. Мы не должны забывать этого. Ведь войны выигрываются не только силой оружия.

Генерал Вэнс ненадолго остался один. Армия получила приказ выступать в поход, все офицеры отправлены к личному составу. Он в который раз поправил парик, одернул камзол, передвинул на столе стопку бумаг, непонятно зачем подержал в руках чернильницу. Тревога не проходила.

Он ошибся в главном - в направлении удара. Краснокожие уходили по одному, бросив оружие. Этого он не ожидал. Генерал взял в руку лук. Тяжелый, клееный из роговых пластин. Их было несколько сотен, брошенных прямо на берегу. Такой лук целое состояние для дикаря. А лодки? А многие тысячи стрел?

Похоже, враги вложили в первый удар все силы. А если не все? Они же думают чем-то воевать дальше? Вопросов было много. И хотя среди солдат царил боевой дух, генералу трудно было предаться настроению всеобщего подъема. Хотелось посчитать ночной удар за досадное недоразумение, просто за неудачный поворот событий, но несколько сотен убитых и не меньшее число раненых не давали сделать этого.

Армия потеряла сотни лошадей. Пришлось значительную часть груза переложить на плечи солдат, на боевых лошадей, бросить немало телег.

Разбившись на четыре походных колонны, выстроившихся через семьдесят шагов одна от другой, армия была готова двинуться вперед. Разведка доносила, что противник не обнаружен. Но Вэнс медлил. Все не так просто. Куда подевались краснокожие? Разведчики продолжают "необнаруживать" краснокожих, а потом они как снег на голову сваливаются сразу сотнями.

Вэнс все же отдал приказ выступать. И отягченные грузом, с переполненным ранеными обозом, растянувшись на тысячи шагов, колонны медленно тронулись с места. Вооруженные топорами и кинжалами солдаты с трудом прорубами дорогу среди зарослей, выбиваясь из сил тащили застревающие среди корней пушки, на руках выносили телеги.

Постепенно дело налаживалось и медленно, но настойчиво армия пробивалась к цели. Через несколько часов пути разведка донесли, что впереди раскинулась открытая местность, поросшая редким кустарником. Над равниной возвышался огромный кедр, одиноко стоящий на обрывистом берегу небольшой речушки, впадающей в Извилистую реку.

Брод был немнго выше по течению. Переправа шла четко и слаженно. Вскоре артиллерия и обоз были уже на западном берегу, кавалеристы улучшили минуту, чтобы дать лошадям возможность пощипать молодой травки. Пехота поротно сгрудилась возле брода. Оживленная суета сдабривалась сальными шутками и беззаботным хохотом солдат.

В тот момент, когда на восточном берегу речушки оставалось не более пяти сотен пехотинцев, совершенно неожиданно одна за другой зазвенели два десятка стрел. Каждая находила себе жертву. Врага пришлось искать. На вершине кедра, стоящего в пятидесяти шагах от брода в развился нескольких ветвей сидел краснокожий, распевая боевую песню.

Как он мог оказаться там, было непостижимо. Разведка осмотрела каждую былинку. Воин знал на что идет. Он просто обменял свою жизнь на несколько вражеских. Это был первый дикарь, которого можно захватить в плен. Генерал Вэнс приказал доставить его живым.

Опытный волонтер прострелил воину правую лодыжку, закапала кровь. Краснокожий не только не застонал, но даже не шелохнулся. Видимо, он находился в трансе. Звонкий голос туземца оказывал какое-то чарующее действие на энглишей. Многие повернулись в сторону кедра и задрав вверх головы с удивлением смотрели на краснокожего.

Семеро разведчиков, взяв с собой арканы и крупноячеистую сеть, смело ринулись к дереву. Захватить пленника казалось делом не столь уж сложным.

Воин продолжал петь, немного раскачиваясь вперед-назад. Он будто вообще не замечал приближающихся волонтеров.

Когда один из разведчиков укрепившись на ветви стал незаметно вытаскивать аркан, воин мгновенно выхватил топорик. Блеснуло лезвие, по рукоятку войдя в лоб. Труп, переворачиваясь и ударяясь о ветви, тяжелым мешком грохнулся под ноги генерала Вэнса.

Не дав волонтерам опомниться, краснокожий с ножом в руках прыгнул на другого следопыта. Слух резанул похожий на звериный вопль боевой клич. Два тела, прорываясь сквозь ветви, ринулись к земле. Мертвый воин лежал на спине, широко разбросав руки. Молодой, красивый, прекрасно сложенный. На губах играла легкая улыбка.

Генерал с изумлением смотрел на смертника. Если каждый из них станет поступать так же, то скоро воевать с ними некому.

Генерал Вэнс не успел довести мысль до логического конца.

Буквально из под земли в одно мгновение появилось не менее сотни воинов. Вэнс был уверен, что совсем недавно по этому месту прошли солдаты. Краснокожие не метясь осыпали градом стрел столпившихся возле переправы пехотинцев. Не дожидась команды, колдаты, по-одному поворачиваясь в сторону атаковавшего врага, стали стрелять в выстроишся в шеренгу туземцев.

В это же время с противоположной стороны раздался боевой клич и другая сотня воинов, рассыпавшихся полукольцом, выскочив из-за пригорка, прямо в спины начали расстреливать солдат. Попав под перекрестный огонь, пехотинцы тут же падали на землю, надеясь выжить. Но организовать оборону было невозможно.

Две сотни краснокожих, вооруженных только луками и стрелами окружили пятьсот пехотинцев и перестреляли почти всех. Они исчезли в никуда также неожиданно, как и появились.

Генерал был ранен в голень. Стрела вскользь пробила сапог и рана была неглубокой. Но он валялся в траве на брюхе перед дикарями, спасая свою жизнь. Чем смыть этот позор? Но было не до синтенций. Армия шла дорогой сплошных засад. Это стало ясно всем. От первого шага на западном берегу Отца Рек и до этой бойни краснокожие вели их. И если этого не признать, все может статься еще хуже.

На спешно проведенном совещании офицеров все до одного поддержали мысль о том, что необходимо неожиданно свернуть на юг и сделать крюк, зайдя противнику в тыл. Никто не тешил себя надеждой, что удасться оторваться от врага, затерявшись в лесу. Но не было сомнений, что такой маневр лишит туземцев многих преимуществ. Их заранее подготовленные рубежи обороны останутся невостребованными.

Разведчики выбирали места, покрытые не столь густым лесом и походные колонны быстро двигались на юго-запад. Первое время все шло как нельзя лучше. Казалось такой поворот событий обескуражил краснокожих. Им, явно, не удавалось предпринять ничего. Но к вечеру положение изменилось принципиально.

Отовсюду: с фронта, с тыла, с флангов неслись смертоносные стрелы. По всей длине растянувшихся походных колонн завязался бой. Каждый из нападавших действовал независимо от других и уловить что-либо закономерное в действиях атакующих было невозможно. Сделав всего два-три выстрела, воин тут же растворялся в лесу.

Оченить силу удара и число нападавших тоже было нелегко. Но ответная стрельба все-таки принесли успехи. Среди краснокожих появились убитые и раненые. Забрав с собою, по возможности, пострадавших, они тут же отступили.

Быстро темнело. Лагерь разбили совсем недалеко от места боя. Принимались все возможные и невозможные меры предосторожности. Ждали ночного нападения.

Пленных было всего лишь пятеро тяжело раненых. Генерал решил лично допросить каждого. Он один сидел за дубовым письменным столом посредине огромного походного шатра. Адъютант Майтокс нервно ждал указаний. Даже через плотную ткань чувствовалось его волнение. Тревога прочно укаренилась в рядах солдат. Враги навязали три боя. Их всегда было намного меньше, вооружение тоже может вызвать улыбку у кабинетных полководцев в Старом Свете. Но сколько погибло дикарей?!

Они до сих пор не используют ружья. Берегут порох? Лук бесшумен и в десять раз скорострельнее ружья. А в лесу, как и в конной атаке дальность стрельбы не играет решающей роли.

Вэнс знал, что пора вызывать пленных. Но что-то останавливало его. Перед глазами стояла та ужасная ночь октября шестьдесят третьего года. Преданый и окруженный, его отряд был в десятки раз меньше армии сикхов. Они имели много ружей и даже пушки. Но они не пошли на штурм лагеря. Сикхи победили бы имея в руках лишь одни ножи. Но их остановил страх. Враги заранее не верили в победу.

Везде, где появлялся белый человек, впереди него шел страх. Но в этих лесах все иначе. Чтобы поверить в то, что стрелы сильнее пуль и ядер, надо преодолеть свою трусость. Генерал ждал встречи с пленниками, но, в то же время, она пугала его.

Рука медленно потянулась к колокольчику. Предательская дрожь! Лоб покрылся испариной и большая капля скатилась от корней волос на переносицу. Он быстро вытер пот шелковым платком и поднес к глазам зеркальце. Лицо было бледным, безжизненым, отчего сетка капилляров под глазами казалась будто нарисованной. На Бога Войны похож он был менее всего.

Не успел раздаться мелодичный звон, как адъютант уже стоял на пороге.

- Да, сэр!

Майтокс, первым введите молодого парня. Похоже ему нет и семнадцати, и усильте охрану. Кажется они готовы воевать зубами, если нет сил в руках и ногах.

- Позвольте заметить, сэр, выбить зубы задача не столь уж сложная.

- Полагаю, лейтенант, у нас нет особых причин для веселья.

Воин был тощим и гибким как змея. Пуля прошла через плечо не задев кость. Убегая, он споткнулся и ударившись о старый, поваленный ветром ясень, потерял сознание.

Руки пленника были туго связаны за спиной, ноги соединял ремень длиной в один шаг. Кроме того, вокруг груди был пропущен прочный ремень, петлями затянутый на руках немного выше локтей. Свободные концы держали в руках два здоровых гренадера из личной охраны генерала.

Пленник потупил взгляд, но было заметно, что он с опаской озирается по сторонам. Выглядел он жалко. Сзади краснокожего стояли еще двое солдат со штыками на изготове. Впереди пленника расположились лейтенант Майтокс и переводчик из эрагезов.

- Передай ему, - начал генерал, - пусть говорит честно и он не только сохранит жизнь, но и сможет поступать на службу в армию Его Величества.

- Генерал Вэнс великий полководец. Его слова понятны краснокожему воину, не поднимая глаз на языке энглишей произнес пленник.

Какая удача! Первый же из них готов стать предателем. Генерал вышел из-за стола и сделал шаг навстречу. Расстояние между ними сократилось до трех шагов.

В это же мгновение воин с силой оттолкнулся от земли и стал падать вниз головой. Опешившие гренадеры в растерянности потянули на себя ремень, что еще больше увеличило скорость вращения. Ноги пленника, перевернувшегося через голову, оказались на плечах генерала, а тело его поддерживалось на весу натянувшими ремень солдатами.

Ремешок, связывающий ноги краснокожего быстро превратился в петлю, затянувшуюся на шее врага. Вэнс судорожно схватился руками за тонкую полоску кожи, чувствуя как силы покидают его. Солдаты вонзили в пленника штыки и стали кромсать его ножами. Майтокс быстро перерезал ремень и отбросил тело в сторону.

Тяжело дыша и кашляя, Вэнс приказал всем удалиться, затем остановил адъютанта и, как бы извиняясь, мягким голосом сказал.

- Я должен немного побыть один. Подождите.

Вновь краснокожие его обыграли. Кто же они эти шауни-алдонтины? С ним ведут игру, правила которой создавал не он.

Генерал вспомнил пятьдесят восьмой год. Его тайная миссия в Китае подходила к концу. Богдыхан - верный союзник империи - вновь обрел силу и власть. Остатки повстанцев загонялись в горы на северо-западе. Потерявшие управление отряды быстро сдавались в плен.

Вэнс лично допрашивал двух лидеров восстания. Один из них был прямой поток Чингиз-хана. Кочевники к тому времени потеряли многое. Но не гордость! Другой - монах, оставшийся один в живых из огромной толпы крестьян. Голыми руками бился он с целой армией, пока весь израненный не потерял сознание. В них была страшна, фанатическая сила. Но все-таки таких людей там были единицы. А здесь? Вэнса передернуло.

Он быстро позвонил.

- Майтокс, введите следующего.

Это был крупный веснушчатый парень с мягкими рыжими, волнистыми волосами, аккуратно заплетенными в косы. На левом плече была одна нашивка - офицерское отличие десятника.

Он был одет, как и все, в единую униформу, рядом с сердцем, вышитые черными нитками, виднелись цифры 1435. Возле этих четырех цифр в виде украшения располагался маленький бронзовый боевой топорик.

Краснокожий, напавший на генерала, имел на одежде надпись 8435. То есть несовпадала лишь одна цифра. Кроме того, четверка у белокожего была красного цвета.

Как и предыдущий, пленник отказался от услуг переводчика. Он был туго привязан к тяжелому стулу. Генерал положил перед собой два заряженных пистолета и приказал всем удалиться. Ему не хотелось, чтобы кто-либо слышал пленника. Вряд ли слова врага придадут сил армии.

Генерал впился маленькими, холодными глазами во врага. Он знал магнетическую силу своего взгляда. Но из этого ничего не вышло. Воин, изобразив на лице маску равнодушия, отрешенно смотрел сквозь генерала, словно перед ним была пустота. Выведенный из равновесия наглостью пленника, Вэнс начал допрос.

- Ты эринец?

- Да.

- Сколько лет ты у краснокожих?

- Шестой год.

- Тебя заставили сражаться на их стороне?

- Нет.

- Почему же ты убивал своих?

- Я сражаюсь с врагами.

- Но ты же белый?

- Я защищал жену, детей, свой народ. Вы пришли в эту землю, чтобы умереть. Вы обречены.

- Ладно, можно допустить и это. Но чем привлекла тебя жизнь среди дикарей? Неужели ты принял и их богопротивную религию?

- Гичи-Маниту - Бог Добра. Остальные боги ложны и порочны. Заблуждается тот, кто не верит в это!

- Ты хочешь сказать, что заповеди, оставленные людям Спасителем - ложь?!

Генерал забыл о том, как закончилась земная жизнь Спасителя? Люди предали и убили его! Это было давно, очень давно. Вы идете по тропе зла.

За свою жизнь генерал слышал немало разного. И религиозные идеи многих стран и народов были знакомы ему не понаслышке. Верования аборигенов Континента, в этом он был уверен, примитивны. И при столкновении с истиной тут же рушатся. Но перед ним сидел эринец, отказавшийся от Бога ради этих верований. Нет, видно не столь уж проста религия этих людей.

- Что означают эти цифры, - генерал указал на грудь воина.

- Это магические символы, они защищают от пуль и стрел, - не меняя выражения лица ответит тот.

"Даже глазом не моргнул", - подумал генерал. Он уже догадался, что это порядковый номер воина: 5 - пятая тысяча, 3 - третья сотня, 4 - четвертый десяток. Красный цвет означал, что он командир этого десятка 1 - означает что офицер идет первым номером в подчиненном ему подразделении. Убитый краснокожий имел номер 8435. он был восьмым в десятке эринца. Эмблема топорика означала род войск. Скорее всего разведка. Как просто.

Магические символы! Да от них мало чего добъешься.

- Какими силами проводилась операция по нападению на лагерь и организация засады у брода.

- Я не знаю и не могу знать об этом. Все решают старшие вожди. Приказ отдавал сотник. Я выполнил его.

- Среди вас много бледнолицых?

- Да. Они есть даже среди самых главных вождей. Мы единый народ. Нет ни красных, ни белых, ни черных. Все мы дети Великого Духа!

- Неужели ты уверен, что вам удасться победить сильнейшую империд мира?

- Нас ведет Великий Дух!

Генерал быстро понял, что нет никакого смысла дальше разговаривать с пленниками. Это были рядовые воины, которые ничего не знали. Как все просто. Они беззаветно верят в победу, в мудрость вождей и бесстрашно вутся в бой.

Он вновь вызвал адъютанта.

- Краснокожие не представляют никакой ценности. Ликвидируйте всех.

Вэнс обхватил голову руками, закрыл глаза. Он думал. С кем же, черт возьми, ведет войну армия? И в Старом Свете и в колониях действия противника всегда можно было предугадать, предсказать. А здесь? Кто они - его враги?

Перед глазами мелькнули яркие картины: кровожадные, безжалостные орды гуннов, разлившиеся почти по всему Старому Свету, наводящие ужас, не знающие поражений воины Чингиз-хана, великие мореходы викинги, ничтожного количества которых хватило поразить весь мир.

Мамлюки! Безумный фанатизм этих воинов творил невозможное. Мысль о мамлюках, возникающих из небытия и мгновенно исчезающих целыми армиями, сверлила мозг.

Генерал вздрогнул, сбросив с себя наваждение. Что за чушь?! Впервые в жизни он испытал реальный страх.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Воины рвались в бой. Сытые, отдохнувшие кони нетерпеливо били копытами, стригли ушами. Все ждали приказа.

Солнце уже клонилось к закату, скоро сумерки. Не опоздать бы.

Биг Айренхенд старался не выдавать волнения. Энглиши должны подойти к излучине до темноты. С рассвета никто не тревожил бледнолицых. Пусть рвутся к селению.

Три сотни всадников ударят им во фланг в тот момент, когда они не ждут. Лишь бы враги успели дойти до излучины.

Биг вспоминал свое посвящение в воины. Он хотел жениться на Ласточке. Эринец не был краснокожим и совершил уже немало подвигов. Никто не настаивал, что ему надо пройти весь путь посвящения. Этого потребовал сам Биг.

На рассвете он взошел на холм и обратился к восходящему солнцу.

О, Видимый Сын Невидимого Владыки Жизни! К тебе обращаюсь я. Я еще не стал воином по обычаям моего народа. Мои пули и стрелы, топор и нож убили много врагов, огромного медведя сразил я. Дай мне сил выдержать испытание и назови духа-охранителя.

Три дня и три ночи находился он на холме. Он ни ел и не пил, думая о себе и смысле жизни. Пересохли губы, покрывшись трещинами, от сухости язык распух, прилипал к небу и не шевелился. Горло сводила судорога, казалось даже кровь становилась гуще. Днем стояла жара, но его бил озноб, ночью он немел от холода. Раскалывалась голова, и в замутненном сознании все чаще всплывали искомые образы. Он общался с духами и от них узнал свое новое имя.

Затем за ним пришли. Одетые в праздничные одежды воины осторожно ввели его в священный типи, выкрашенный красной краской.

Раздавался гул боевых барабанов. Его подвели к священному костру для очищения. Во всем теле была необычайная легкость. Ощущение радости, счастья переполняло Бига.

В центре типи стоял тотемный столб. Из круга воинов вышел Познавший Древо. Лицо его было суровым, взгляд решительным. Жрец достал ритуальный нож и мгновенно пронзил кожу на груди посвящаемого. Зоркие глаза воинов внимательно следили за каждым движением - не отразится ли страх или боль на лице.

Биг улыбнулся. Разве могла тогда его остановить боль? Как жаждал он стать равным среди равных, лучшим среди лучших, достойным сыном Великого Духа Бога, которого он так любил. Разведка донесла - энглиши уже недалеко. До излучины им совсем близко. Что ж, они сами хотели этой войны.

Жрец не спешил, продевая сквозь кровоточащие раны тонкие кожаные ремни. Больше боли - больше мужества. Он привязал ремни к тотемному столбу, а сам пританцовывая вокруг столба стал петь ритуальную песню.

Кровь горячими струйками, обжигая грудь, стекала вниз. Танец жреца, суровые лица воинов, монотонный бой барабанов - все плыло перед глазами, было каким-то нереальным. Биг потерял ощущение времени и пространства.

Наконец, Познавший Древо закончил свою песню и дал знак Посвящаемому. С неимоверное силой дернулся он назад. Ремни оторвались от груди. Биг совсем не чувствовал боли, он танцевал Пляску Воина.

Потом его вывели из типи и сразу десятки рук потянулись к нему.

Сильные, горячие руки братьев. Его подняли на щит и понесли высоко над головами. Радость распирала грудь, хотелось плакать. С огромным трудом сдерживал он себя. Воин всегда должен быть хладнокровен.

Познавший Древо три раза выкрикнул новое имя Посвященного. И вслед за жрецом он кричал во всю мощь своей могучей груди: "Неистовая Рысь!".

Воин готов был ввести в свое жилище любимую. Но этого не хотел Коготь Гризли. Никто не мог нарушить закон. Состязание назначили в день Праздника Цветов. Вечером, когда Биг возвращался с охоты, к нему подъехала Ласточка. Она ждала его в глубине леса возле ручья. Девушка была взволнована, на щеках играл румянец, глаза горели. Она спрыгнула с мустанга и быстро направилась к берегу. Посередине ручья лежал большой плоский камень. Будто молодая лань, Ласточка легким движением вскочила на камень и рукой поманила за собой воина.

Растерявшись от неожиданности, он покорно последовал за ней. Камень был всего три шага длиной. И они оказались рядом. Так близко они не были еще никогда. Ласточка, взяла его ладони в свои, пальцы рук сплелись, глаза смотрели в глаза. Он слышал ее сердце, чувствовал ее тепло. Что-то непреодолимое тянуло воина к девушке. Она слегка уперлась руками в его грудь и тихо сказала.

- Коготь Гризли сильный воин, ты можешь не выиграть завтрашней скачки.

Биг попытался что-то возразить.

- Молчи, не надо ничего говорить, - все ближе и ближе прижимаясь к нему, прошептала она, - я все решила. Коготь Гризли никогда не станет моим мужем. Я люблю тебя.

Она достала из-за пояса два черных вороньих пера и торжественно произнесла.

- Мой отец из рода Ворона. Он желал добра людям. Он был великим жрецом. Я не хочу ждать до завтра. Стань моим мужем сейчас.

Биг был растерян. Он не знал как вести себя. Ласточка вложила ему в руку перо, второе оставила себе. Они кинули перья в воду. Влекомые течением, те быстро унеслись вдаль.

- Теперь ты мой, наша судьба отныне едина, - резким движением она сорвала с себя платье. Она стояла перед ним нагая в лучах заходящего солнца. Юная, стройная, такая желанная.

- Если Коготь Гризли победит, - шептала она, - я убью себя. Стань же моим мужем. Иди ко мне любимый.

До сих пор Бигу тяжело понять, почему все случилось именно так. Это было как наваждение, как прекрасный сон. Их тела слились в единое целое, руки и ноги сплелись, горячие губы жадно тянулись к губам.

Ночь быстро вошла в свои права. В серебристом мерцании паслись, изредка вздрагивая от звуков ночного леса, их кони, журчал ручей, унося в даль свои прозрачные воды, раздавались голоса ночных птиц.

До утра они были рядом, пылая огнем страсти. Никакая сила уже не могла разлучить их.

А затем пришло время состязания. На пути от селения до огромной одинокой сосны, раскинувшей свою могучую крону над уходящим к реке оврагам, расположились многочисленные зрители. Мало кого не привлечет горячая скачка.

Девушка и воины сидели на резвых молодых мустангах, нетерпеливо рвущихся вперед. Девушка держала в руках длинный кнут, усыпанный многочисленными маленькими костяными крючками. Она должна была защищаться от воинов, стремящихся пересадить ее на своего коня. Достаточно ударить таким кнутом по голой спине несколько раз и крючки, впиваясь в кожу, разорвут ее на куски.

По команде Ласточка помчалась вперед. Четыре тысячи шагов отделяли ее от сосны. Конь Бига жаждал погони. Он стриг ушами, бил копытами, приседал, становился на дыбы. Всадница удалялась с неимоверной быстротой.

Воины сняли с себя все одежды, кроме легинов. У них не было оружия, лишь арканы. Жрец дал сигнал и кони ринулись вперед.

Полудикий мустанг Бига сразу взял голопом. Всадник и конь слились в единое целое. Прижавшись к гриве, он совсем не подгонял своего боевого друга. Они мчались с неукротимой мощью, ловко обходя препятствия, перепрыгивая встающие на пути кусты, неслаждаясь силой, скоростью и свистом ветра.

Коготь Гризли стал отставать. Разгоряченный погоней Биг не заметил эту хитрость соперника.

Тут же в руках Когтя Гризли появился аркан. Мгновенно раскрутив ременную петлю над головой, он выпустил ее вдогонку за удаляющимся всадником. Слишком поздно Биг осознал опасность. Казалось, неумолимая петля захлестнется на его шее.

В последний миг он все-же изловчился и аркан затянулся на левой руке. Соперник с огромной силой дернул ремень на себя. Сжимая до боли в коленях бока скакуна ногами, обхватив шею животного свободной рукой, биг выбиваясь из сил старался удержаться на коне.

Расстояние между всадниками быстро сокращалось. Как только лошади поровнялись, Биг внезапным стремительным прыжком перескочил на мустанга соперника и обхватив его в поясе, резко поднял и бросил на землю. Затем с такой же ловкостью он вновь пересел на своего скакуна.

В это время Ласточка достигла заветной сосны и возвращалась назад. Под одобрительные возгласы восхищенных зрителей воин ринулся вперед. Коснувшись дерева рукой, он так вздыбил мустанга, что могло показаться, будто они оба завалились на спину. Однако он вывернулся и вновь пустился в погоню.

Ласточка стала придерживать коня. Конечно, она делала это незаметно. Но соперник, отделавшийся легкими ушибами и сумевший все же вновь пуститься в погоню, был слишком далеко и уже не мог помешать ее избраннику.

Девушка достала кнут. Она должна защищаться. Когда лошади поровнялись на длину ремня, кнут, со свистом рассекая воздух, пронесся над головой воина. Он тут же исчез с лошадиного хребта. Прежде чем Ласточка замахнулась еще раз, она оказалась в объятиях любимого.

Затем они медленно подъехали к Познавшему Древо. Окропив все четыре стороны света водой из священной чаши, жрец закончил обряд бракосочетания словами.

- Отныне ты, девушка, будешь ему женой а ты, воин ее защитником и кормильцем. С этого дня вы поселитесь в общем вигваме.

Праздник закончился лишь под утро. Все много ели и пили

Ядовитой змеей растянулась вражеская армия вдоль реки. Молодая, сочная, напоенная весенними дождями трава радовала глаз.

Невообразимым разнообразием оттенков зеленого цвета. Биг Айренхэнд опустил подзорную трубу. Время пришло. Нельзя медлить ни мгновения.

"Красное на зеленом", - неожиданно подумал он, - только в воспаленном воображении художника может родиться такая картина".

"Зачем пришли они, кто звал их? - недоумевал вождь, е мы вырыли топор войны. Каждый находит то, что ищет. Кровь и белых и краснокожих одного цвета. Она красная. Нестерпимо красная на зеленом".

- Вперед, - скомандовал вождь.

С гиканьем и воплями три волны всадников, по сотне в каждой, полным аллюром пошли в атаку. Первая волна, уходя влево, напала на эскадрон прикрытия. Вторая, смещаясь вправо, стала теснить пехотинцев. Третья шла прямо на обоз.

Несмотря на полную неожиданность нападения, солдаты и кавалеристы дали залп, готовясь перейти в рукопашную. Среди нападавших появились первые убитые и раненые. Краснокожие осыпали колонны градом стрел.

Когда расстояние сократилось до нескольких десятков шагов, воины дали залп из мушкетонов. Ряды энглишей сильно поредели. Началась сеча.

Генерал мгновенно оценил ситуацию. Краснокожие учинят резню в обозе и завязнут в рукопашной. Он приказал развернуть весь драгунский полк и ударить в спину. Пехота же стала отрезать отход к реке.

Биг ликовал. В очередной раз энглиши идут в ловушку. И ведет их Неистовая Рысь. Перебив большаю часть артиллерийской прислуги, воины стали быстро уходить к реке.

Драгуны рвались вдогонку, это был первый настоящий бой с дикарями. Не доблесть и жажда славы вели их. Бессмысленные потери, гибель сослуживцев, боевых товарищей выводила людей из равновесия. Они хотели реванша. Казалось, еще усилие и врагам не уйти.

По свистку Одинокого Бизона десяток вверенных ему воинов неожиданно развернул лошадей. Еще мгновение, и дистанция между врагами сократилась до сорока шагов.

Младший вождь сотни раз выверял это расстояние. До ближайшего драгуна будет тридцать два шага, когда топор по рукоятку войдет в его грудь. Каждый воин должен сразить пятерых. Каждый! Седьмой десяток первой сотни третьей кавалерийской тысячи за особые заслуги был удостоен права впервые в бою применить топор как многократное метательное оружие. Раньше, когда купленный втридорога у бледнолицых металлический топор являлся целым состоянием, а каменный или костяной годился скорее, как и палица, для ломания костей, чем для метания, такая мысль вряд ли пришла бы кому-либо в голову.

Лично Зоркий Сокол прощался с идущими на смерть. Их ждали Заоблачные Поляны Охоты. Умереть на вершине славы было высшим насжаддением для воины.

Вождь метали метал свое грозное оружие. Совсем не готовые к такому повороту событий, растерявшиеся от неожиданности драгуны становились легкой добычей. А в глазах Одинокого Бизона стоял ярко разукрашенный тотемный столб. Два кожаных ремня стягивали в единое целое его и далекого алдонтинского посланника. Чужого, неведомого, слабого.

- О, Великий Дух, - вырвалось у воина. Ему вдруг стало страшно. Ведь он мог убить Великого Вождя. Если бы не было Зоркого Сокола, кто бы вел к победам шауни, алдонтинов, всех краснокожих.

Одинокий Бизон знал за что он умрет. Останется Зоркий Сокол, Твердое Сердце, Сменивший Сущность. Будет жить Неистовая Рысь. И они не позволят врагам отнять у его народа священного права жить по своим законам и обычаям.

Огромный рыжеволосый офицер, упруго пристав в стременах, занес саблю над головой воина. Как и у коня, ноздри у всадника были раздуты и жадно глотали воздух. Перекосившийся рот был широко открыт и из него торчали желтые, огромные, как у лошади, зубы. Реденькие серые усы будто пучок жухлой травы у входа в пещеру, примостились на верхней губе.

Офицер не успел опустить саблю. Топор вонзился прямо в рот. Вождь дернул на себя поводья и сабля обрушилась на голову мустанга. Тот замотал головой и стал медленно опускаться на колени. Одинокий Бизон спрыгнул с умирающего боевого друга. Он оказался один в гуще врагов. В руках был последний седьмой топор. Справа драгун заносил саблю над головой молодого воина-зиу, пришедшего с вевера от истоков Отца Рек, чтобы стать одним из шауни-алдонтинов. Вождь метнул свой последний топор. У него остался только нож.

В мельтешении конских и человеческих тел он явственно увидел: по левую руку один из всадников находится спиной к нему. Это был путь к спасению. Едва коснувшись крупа лошади руками, могучим прыжком воин оказался сзади врага. Коротким ударом вогнал он между лопаток нож. Драгун сразу обмяк и стал валиться вперед на шею лошади. Вождь сдавил всадника в поясе и одним рывком выбросил из седла.

Завладев поводьями, он ударил коня пятками по бокам. Ему не хватило нескольких мгновений. Что-то тяжелое опустилось на голову. В ушах раздался оглушительный звон. Все сразу заполнилось пустотой.

Быстро сломив сопротивление линии прикрытия, драгуны неудержимо неслись вперед. Сама природа была на стороне энглишей. Южный берег Мутной реки низок и полог. Он заболочен частыми затоплениями и порос почти непроходимым тростником. Противоположный же наоборот высок и обрывист. Лучшей ловушки не найти.

Пьянимые наконец-то подвернувшейся удачей, кавалеристы беспощадно стегали коней. Предвкушение резни распаляло воображение. Запах крови уже щекотал ноздри.

Генерал Вэнс не отрываясь ни на мгновение следил за развернувшимися событиями. Неимоверным усилием заставлял он себя сдерживать ликование. Ведь это была победа. Первая в ряду бесславных ошибок и промахов. Он будто слился с подзорной трубой.

Домчавшись до зарослей, краснокожие осадили коней и быстро перерезали у животных сухожилия на ногах. Затем ударами топоров в голову смертельно ранили своих скакунов и, создав живую стену из бьющихся в предсмертной агонии животных, они кинулись в заросли, пробиваясь к воде, чтобы вплавь перебраться через реку.

Три сотни гибнущих мустангов производили гнетущее впечатление. Вэнс еще никогда не видел такого. Животные пытались подняться, но тут же падали, брыкаясь и переворачиваясь вверх ногами. Вертясь по земле и сталкиваясь, они хрипели и стонали, дергаясь в судорогах. Заливая все кругом кровью, они вновь вставали, чтобы бежать, но тут же в бессилии падали.

Плотина из животных на время остановила кавалеристов. Быстро поборов растерянность, они снова рванулись вперед, обходя затор или прорываясь сквозь него. Выбегая на берег, они стали заряжать ружья, выстраиваясь по-эскадронно в ожидании команды. Ширина реки не превышала ста шагов. Краснокожие, успевшие уйти немного вниз по течению, были обречены.

Драгуны вскинули мушкетоны. Залп раздался за долю мгновения до команды. Затем еще три. Генерал видел как его кавалеристы падают, будто оловянные солдатики. Он ни чем не мог помочь им. Через несколько мгновений драгунский полк перестал существовать.

В тот момент, когда Неистовая Рысь повел всадников в атаку, отряд численностью в восемь сотен пеших стрелков находился в засаде в сосновом бору на расстоянии трех тысяч шагов от северного берега Мутной реки.

В месте слияния двух рек Штаб Армии решил несколькими следующими одно за другим сражениями полностью разгромить противника. С разных сторон стягивались войска. Все главные вожди находились в отряде Сильного Удара.

Дозорные, расположившиеся на вершинах самых высоких сосен, следили за каждым шагом врагов. По команде отряд бегом стал выдвигаться на огневой рубеж. Заросла орешника, покрывшие высокий обрывистый берег, служили надежным прикрытием. Построившись четырьмя линиями по двести воинов, отряд ждал своего часа.

Когда часть драгун уже достигла противоположного берега, медлить было нельзя. Задняя линия стрелков мгновенно встала в полный рост и дала залп. Сразу же разрядила ружья и вторая линия. Все бледнолицые, находящиеся на берегу были мертвы.

Часть драгун еще не успела добежать до берега, пробиваясь через живой затор. По ним ударила третья линия. По еще не успевшим слезть с лошадей всадникам - четвертая.

Воины стройными шеренгами, будто вырастая из-под земли, поднимались над кустарником и тут же давали залп. Драгуны просто не успели ничего понять. Все произошло почти мгновенно. Весь берег был завален трупами.

Генерал Вэнс сжал в руках голову. Его охватил ужас. Лучший в колониях кавалерийский полк был уничтожен менее, чем за минуту. Нанеся сокрушительный удар, краснокожие впервые не покинули боевую позицию. Отряд, численностью почти в пехотный полк, стоял на берегу, бряцая оружием, франкскими мушкетами новейшего образца. Время от времени они оглашали округу боевым кличем.

Продвижение вперед стало невозможным. Атаковать противника бессмысленно. Бросить через пехоту или конницу против врага, закрепившегося на высоком берегу - значит обречь их на верную смерть. Стрелять из пушек - переводить порох. В любой момент краснокожие могли нанести еще один удар.

Генерал приказал срочно готовить оборону. Быстро темнело. Солдаты торопились. Они еще надеялись вернуться из похода.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Старый мустанг почуял воду. Он стал стричь ушами, жадно втягивая воздух раздувшимися ноздрями.

Уже который час всадники двигались строго на закат, не сбиваясь с курса. В этом месте Извилистая река делала большую петлю, перерезая дорогу отряду. Старик подал знак. Все спешились. Мальчик-ути, еще не прошедший Посвящения и не имеющий пока имени, был послан проверить брод.

Старший из краснокожих подошел к пленнику, выверенным движением быстро развязал кожаный ремень, пропущенный под брюхом скакуна и стягивающий ноги. Старик тут же прикрепил ремень к правой лодыжке и связанным кистям рук. Пленнику предложили воды и щепотку сушеного бизоньего мяса.

Привязав его к дереву, краснокожие легли полукругом, безмятежно всматриваясь в облака. Уставшие воины полностью полагались на чуткость мустангов. Жадно напившись воды, скакуны бросились щипать молодую зеленую травку, едва успевшую пробиться сквозь перепревшие прошлогодние листья. Ивы низко склонили над водой отягченные набухшими почками ветви. В воздухе пахло весной.

Послышался лошадиный топот. Это был мальчик-ути. Обменявшись двумя-тремя фразами, краснокожие стали быстро собираться в путь. Все четверо пересели на отдохнувших заводных мустангов и колонна из восьми лошадей и четырех всадников тронулась к броду.

Туго привязанный к мустангу, Натаниэль Дуанто с трудом мог сделать машейшее движение. Тело онемело. Каждый шаг скакуна невыносимой болью отзывался в спине и голове. Никто из конвоиров не пытался заговорить с ним и было непонятно, знают ли они хотя бы слово по-энглишески.

Солнце закатилось быстро. Густела таящая опасность темнота. Но краснокожие не собирались разбивать ночлег. Отряд неумолимо продвигался вперед.

Похолодало. Лосиная куртка, брюки из оленьей кожи и мягкие макасины всегда надежно защищали следопыта от предутренней прохлады. Но, лишенный возможности двигаться, он почувствовал озноб. Старый охотник знал, что ожидает его, если он потеряет контроль над своим телом. Усилием воли он стал заставлять кровь двигаться быстрее.

Преодолев еще один брод, отряд выехал на невысокий пологий холм. То, что увидел Натти внизу, порозило его воображение. Это был город. Предрассветные сумерки расступались и окаймленные первыми золотыми лучами восходящего солнца дома в ночной дымке тумана казались прозрачными и невесомыми.

Город был огромен и великолепен. То том, то здесь виднелись контуры непонятных сооружений. Зверобой еще никогда не видел ничего подобного. Но сметливый умом разведчик быстро уловил - это были доменные печи, огромные печи для выплавки чугуна. "Неужели все это принадлежит краснокожим", - ужаснулся он.

Подъехали к небольшому зданию из сырцового кирпича возле которого стоял часовой. На лужайке паслось несколько крепких холеных скакунов. "Какие хорошие кони", - подумал следопыт.

Рядом с домом находилась глубокая яма с отвесными стенами. Верх был накрыт жердями. Пленника быстро опустили на одно ямы. Старик и молодой раненый воин удалились, оставив охранять пленника лишь одного подростка.

"Через несколько минут город проснется", - ??????? ?????, - ???? ????????? ????????? ?????????? ? ?????...". Мысль сработала быстрее молнии. Армия Вэнса может и не успеть до того, как краснокожие очистят его череп от растительности. Такой поворот событий абсолютно не устраивал следопыта. Эта яма вовсе не тюрьма, всего лишь военное пристанище для задержанных. Значит выбраться из нее можно.

В городе скорее всего очень мало воинов. Старики да раненые. Остальные на тропе войны. Соколиный Глаз ухмыльнулся. Он вспомнил как Ползущий Змей спас его, вызволив из окружной тюрьмы. Зверобой так до конца и не смог разобраться на кого же все-таки расчитывали строители этого сооружения. Вряд ли кто из постояльцев, убедившись в "особой прочности" здания, решиться задержаться в нем надолго.

Ползущему Змею не понадобилось три пары откормленных волов. Да и часовой видно только и ждал, когда его треснут по затылку. Слегка оглушив часового, краснокожий просто-напросто привязал аркан к решетке и конь одним махом вырвал ее.

Перед таким серьезным делом старый друг Натти не мог отказать себе в двух-трех добрых глотках огненной воды и поэтому был весел и говорлив. Увидев высунувшуюся из окна голову, как всегда покрытую кожаной меховой шапкой, он, радостно улыбаясь, выпалил скороговоркой.

- Если мой бледнолицый брат желает дождаться утвеннего приема пищи, он может сделать это. Но все же не лучше ли удовлетворить голод молодой олениной? Тогда нас ждут леса!

Еще долго смеялись над окружным судьей два друга. В тех местах Натти не показывался уже никогда.

Да, шанс у следопыта все же был. Натти не сомневался в том, что ждет его у краснокожих. Между жизнью и смертью он выбрал жизнь. Хотя руки и были туго связаны, путы не стягивали ног, и свобода движения значительно возросла. Он стал быстро приседать, подпрыгивать, встряхивать ногами, напрягая и расслабляя мышцы.

Мальчик-ути, сидевший на краю ямы, с удивлением смотрел на пленника. Движениями Зверобой стал показывать, что хочет пить. Подросток лег на жердину, свесился вниз. В руке он держал сосуд с водой, изготовленный из плода удлиненной тыквы.

Как цепной пес, напрягая последние силы, ринулся следопыт на свою жертву. Он не мог промазать. Крепкие зубы вонзились в запястье. До спазма в мышцах мертвой хваткой сжал он челюсти и своим весом уклек краснокожего вниз, на одно ямы.

От неожиданности и резкой боли тот не успел даже вскрикнуть, но все же сумел смягчить падение, как-то уперевшись левой рукой в Натаниэля.

Резкими ударами головой в лицо и коленом в живот разведчик быстро довершил дело. Из-за широкого, чрко расшитого узорами пояса виднелась черная роговая рукоятка ножа. Зубами следопыт вытащил нож из ножен и, изловчившись, с трудом затолкал кончик лезвия между бревен на уровне пояса.

Нат ясно понимал - отчет его времени пошел с того момента, как он напал на краснокожего. Часовой наверняка уже встревожился. Но знал он и другое - суета при спешке только вредит.

Разведчик повернулся к ножу спиной. Он не первый раз делал это. Затекшие руки плохо слушались, но все же путы поддались. Выхватив у краснокожего топор, Нат подумал: "Франкская работа. В колониях такие не делают".

Зверобой занес свое оружие над жертвой, но в последний миг опустил его. Краснокожий был совсем юн и не мог причинить никакого вреда. Яма была обшита гладко оструганными бревнами. Прислонив бесчувственное тело к стене следопыт мягким кошачьим движением встал на плечи и вонзил топор в стену.

Держась за топор левой рукой Нат аккуратно ввел лезвие в щель между плотно подогранными бревнами. Упираясь одной рукой в топор и держась другой за рукоятку ножа, осторожно, боясь разрушить эту ненадежную конструкцию, он подтянулся и, резко оттолкнувшись от стены, повис на одной из жердей, накрывающих яму. Вытащив нож из щели, следопыт привычным движением заткнул его за пояс.

Волчьим чутьем старого охотника, Натти уловил, что часовой следит за ним. Шум в яме, конечно же, его привлек. Но, боясь ошибиться, краснокожий обязательно немного выждет. Держась одной рукой за жердь, следопыт попытался выдернуть топор. С первого усилия это не удалось.

Он все же смог высвободить топор и, повесив на него свою потертую кожаную шапку, выдвинул это сооружение вверх.

Тут же со свистом ее насквозь пробила стрела. На этот раз краснокожий угодил в ловушку. У разведчика было несколько мгновений. Их хватило.

Одним движением Зверобой раздвинул жерди и оказался наверху. Часовой прикладывал вторую стрелу к тетиве. Он не успел. Но по самую рукоятку вошел в сердце. Врагов разделяло всего лишь десять шагов. Следопыт не промахнулся.

Забрав лук и колчан со стрелами, он ринулся к мустангам. Перерезав кожаные путы, стреножившие коня, Натти одним движением взлетел на хребет. Путь к свободе был открыт.

Следопыт стал ожесточенно стегать мустанга. Не привыкший к такому обращению, удивленный конь рванул широким галопом. Зверобой мчался к броду. Необходимо оторваться пока преследователи еще не кинулись в погоню.

За пару сотен шагов до брода он загнал коня в реку и, держась за гриву поплыл по течению. Выйд из воды, он немного покружился на лошади путая следы. Через брод шла оживленная тропа, уводящая на восток. Как вдоль северного, так и вдоль южного берегов, Извилистой реки краснокожие перебрасывали свои отряды навстречу армии Вэнса. Натти взял курс строго на север. Он готов был сделать огромный крюк, чтобы остаться живым.

Вряд ли враги быстро разберутся в переплетении следов. Зверобой уже несвязывал никаких надежд с армией Вэнса. После того, что он увидел в городе краснокожих, он мало сомневался, что из похода вернутся немногие. Он надеялся только на себя. И это удесятеряло его силы.

Полоса леса вдоль реки быстро кончилась и перед следопыток открылась бескрайняя равнина, покрытая бизоньей травой. До самого горизонта, куда ни кинь взгляд, не было видно ни деревца, ни кустика. Он стал безжалостно стегать мустанга. Спасти его может только конь. Он должен раствориться в этой безжизенной пустыне, затеряться в ней как песчинка.

Солнце поднималось, наступала жара. Обессиливший мустанг перешел на шаг, движения его становились вялыми, он выдыхался.

Хотелось пить. Желание наростало, жажда начинала терзать. Конечно, где-то в оврагах прячутся родники. Но Зверобой, привыкший к жизни в лесах, был растерян. Конь встал. Без поводьев и седла он был неуправляем. Восстановить силы он мог лишь насытившись влагой. Натти ощущал во рту незабываемый вкус родниковой воды, чувствовал ее запах. От этого жажда становилась еще нестерпимей.

Конь из последней надежды превратился в излишнюю обузу. Нат подвел его к неглубокому оврагу, густо поросшему травой и коротким точным ударом топора в лоб повалил животное на землю. Тут же он быстро перерезал сухожилия на ногах и вскрыл артерию на шее. Следопыт припал губами к надрезу и стал поглощать кровь.

Мустанг умирал медленно. Горячая кровь толчками двигалась по телу. Натти заставлял себя насыщаться этой приторно-соленой жидкостью до возможного предела. В ней было его спасение.

Постепенно судороги делались все слабее и животное замерло навсегда. Зверобой отрезал часть задней ноги, аккуратно завернул в конскую шкуру, вскинул на плечи лук и колчан, поправил нож и топор и осторожно поднялся на край оврага. Уже с расстояния в десять шагов разглядеть труп лошади было нелегко.

Довольный своей работой, он быстрым размашистым шагом направился на восток. Старый лесовик привык к длительным пешим переходам. Враги на равнине могут быть только конными. Он заметит их первым и успеет спрятаться.

Путь следопыта перерезала ложбина. Она была не глубокой и узкой, но вполне могла скрыть его от чужих глах. Ложбина тянулась на юго-восток, как сразу понял Нат, к Извилистой реке. В первоначальный план Зверобоя быстрый выход к реке не входил. Но затем, поразмыслив, он решил идти ложбиной. По его рассчетам армия Вэнса должна выйти примерно к этому же месту. А он, старый солдат короля, как никто другой может пригодиться генералу.

Вскоре впереди показалось несколько раскидистых кустов. Следопыт остановился, долго осматриваясь по сторонам. Ничто не предвещало опасности. Роща была столь мала, что вряд ли могла укрыть людей или лошадей. Но старый охотник слишком хорошо знал уловки краснокожих, чтобы довериться зрению. За триста шагов до кустов он приник к земле и бесшумно пополз.

Чутким ухом зверобоя он различил едва уловимый звук. Он не мог ошибиться! Это была вода. В месте, где ложбина переходила в овраг, из-под земли бил небольшой ключ, увлажняя мхи, питая травы и кусты. Источник был любовно обложен камнями.

Похоже, краснокожие нередко делают здесь привал. Многочисленные следы людей и лошадей подтверждали догадку Натти. Родник являлся началом ручья, стремящегося к Извилистой реке.

Риск попасть на глаза врагам был слишком велик и зверобой решил не спешить. Спустившись по течению шагов на пятьсот, он обнаружил уходящий в сторону зигзаг оврага и решил, что лучше места не найти.

Склон был обрывист и отлично прикрыт виноградной лозой. Суглинок легко поддался топору. Каждый удар приближал его к цели. Вскоре узкая ниша длиною как раз в рост охотника была готова. Почву, вырытую из нового убежища он аккуратно опустил в ручей и следов работы не стало видно.

Две бессонные ночи и безудержная скачка вконец измотали волонтера. Не успел он растянуться в своей походной постели, и испытать наслаждение от ощущения безопасности, как тут же погрузился в глубокий сон.

Он принял все меры предосторожности, а в остальном полагался на волю божью. Натти вырос в лесах и о Боге имел самые смутные представления. Тем не менее больше надеяться было не на кого.

Красноватый диск солнца уходил за горизонт. Его последние лучи рассеивались в облаках, пеленой затянувших небо. Нат проснулся. Проспал ли он несколько часов или более суток, зверобой не знал.

Надвигалась зловещая темнота. Она могла смутить кого угодно, но не Соколиного Глаза. Он великолепно ориентировался в кромешной тьме. День - время земледельца, всегда отягченного работой. Как и для воина, для охотника желанна ночь.

Свежий ветер принес ночную прохладу с реки. Бесшумно ступая мокасинами по молодой траве, следопыт, немного ставя ступни ног внутрь, опираясь лишь на носки, плавной походкой краснокожего заскользил вдоль ручья. Он был уверен, что в темноте сможет преодолеть сторожевые дозоры противника, и, если не удасться выйти к своим, до рассвета снова надежно спрячется.

Вдали показался едва уловимый огонек.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В лагере царило огромное напряжение. Заснуть не мог никто. Все ждали ночной атаки краснокожих. Вскоре весть о том, что огромные толпы дикарей переправляются через реку разнеслись по армии, и хотя офицеры всеми силами пытались рассеять панику, сделать это было невозможно.

Вокруг стана, почти не прячась, сновали краснокожие, изредка обстреливая лагерь. Шел час за часом штурма не было. Иногда дикари разжигали костры и несколько горящих стрел, со свистом разрезая воздух, устремлялись к фургонам. Загорания тушились быстро и особого вреда не приносили, а по кострам не целясь били из ружей. Наносило ли это урон туземцам, понять было невозможно.

Невыспавшиеся, изможденные тревожными ожиданиями энглиши встретили рассвет. Легкий западный ветерок быстро разогнал туман и стало видно, что прямо напротив лагеря бледнолицых на расстоянии не более одной тысячи шагов в боевых порядках находится армада дикарей.

Даже по первому взгляду их было намного больше, чем энглишей. Краснокожие поставили воинов плечом к плечу в пятнадцать линий между двумя кленовыми рощами, находящимися шагов в четырестах одна от другой.

В подзорную трубу было несложно рассмотреть позиции туземцев, собравшихся в строй никак не меньше семи тысяч человек. Защитив фланги рощами и оставив в тылу болотистый речной берег они сами себе отрезали путь к отступлению.

Ружья имели только воины из первой и второй линии. Остальные же были вооружены тяжелыми копьями, луками со стрелами, топорами и дубинками. Многие держали в руках громадные щиты, покрытые шкурами бизонов мехом наружу.

Яркие красочные одежды, огромные султаны на головах, разукрашенные черной и красной краской маски, изображающие собак - все было рассчитано на устрашение противника, но напоминало скорее маскарад, чем боевое построение армии перед сражением.

На шеи воинов передней линии были надеты длинные кожаные полосы, прикрепленные короткими дротиками к земле. Офицеры внимательно осматривали позиции краснокожих. Неужели вот эти ряженые наполовину уничтожили лучшие в колониях полки?

Вэнс с трудом отвел взгляд и с нескрываемым изумлением не обращаясь ни к кому произнес.

- Что за представление, а эти полосы?!

- Сэр! Это воины-псы, смертники. Они поклялись умереть, или победить. Назад они не отступят. С тех пор, как мы с божьей помощью уничтожили банду Черного Орла, встречать таких не приходилось, - первым ответил полковник Рэнсдольф.

- А ваше мнение, Хайхилл, - несколько растерянно спросил генерал.

- Сэр! Наверняка дикари спрятали в рощах стрелков, а в зарослях конницу.

- Ну на это раз они не дождутся.

В этот момент поступило донесение, что из лесу, с северного берега реки в тылу противника кто-то неизвестный языком дыма и огня сообщает об огромной опасности, о коварной ловушке, расставленной туземцами.

Генерал сразу понял, что время ему не союзник. Действовать надо быстро и решительно. Краснокожие не готовы напасть, они не верят в свои силы.

Он приказал обрушить всю мощь артиллерии на позиции врага, выдвинул большую часть пехоты на правый фланг для отражения возможного удара конницы краснокожих и несколькими ротами прикрыл левый фланг.

Одновременно пехота стала быстрым шагом выдвигаться к рощам, а артиллерия начала обстрел противника. Залп следовал за залпом. Картечь градом сыпалась на врагов, но краснокожие стояли не шелохнувшись. Потери были неимоверными, они падали на землю словно скошенная трава. Всего лишь через несколько минут все было завалено трупами. Но оставшиеся в живых дикари стояли будто истуканы.

Генерал Вэнс с ужасом смотрел на эту апокалиптическую картину. Он не мог поверить в то, что все происходит наяву. Перед ним лежали тысячи поверженных врагов, так глупо и бессмысленно принявшие смерть. Артиллерия продолжала бить.

Когда едва каждый четвертый остался жив, ряды дикарей дрогнули. Воины-псы, хваленая гвардия, потеряли рассудок от страха. Генерал не сомневался, что страх это как всегда и везде внушен огромным техническим превосходством белой расы. Туземцы не выдержали. Побросав свои громадные тяжелые щиты, совершенно не защищающие от картечи, они трусливо побежали.

Первые ряды, сметая задние, сбивая и топча своих, рвались к болоту. Вэнс ликовал. Почти мгновенно изменилось все. Удача, казалось бы навсегда покинувшая его, была снова так близко. Он опять был Богом Войны. Смелым, решительным, властным. Мгновения решали судьбу армии. Дух победы, витающий над полками, огромный эмоциональный взрыв, порыв отчаянной страсти настолько эфимерны, непознаваемы, обманчивы. И старый полководец знал это намного лучше других.

Он крепко схватил своими сильными руками путеводную нить победы. И он вовсе не собирался упускать ее. Кавалерия загонит в болото тех, кто еще жив. И если не сабли, то пули довершат дело. И пусть кому то и удасться спрятаться в рощах. Там их добъет пехота.

Уже не в первый раз он сосредотачивал артиллерию в одну батарею. Расположил все орудия на пригорке и там же организовав командный пункт, генерал не только открывал простор пехоте и коннице, но и мог в любой критический момент обрушить мощь пушек на противника.

С трудом борясь с дрожью в голосе и сдерживая непреодолимое желание закричать от радости, полководец ровным уверенным голосом четко произнес.

- Хайхилл, уланы принесут мне победу. Кавалерия вперед!

Весь театр боевых действий был как на ладони. Конница шла пятью линиями. Строй замыкали остатки уничтоженных драгунских эскадронов.

Вдруг на глазах всей армии две первых линии кавалерии провалились сквозь землю. В буквальном смысле слова. Они исчезли, будто по мановению волшебной палочки.

Напиравшие сзади всадники, осаживая коней, врезаясь один в другого, устроили затор. Наступила сумятица. Все происходило настолько быстро, что никто ничего не успел понять.

В это же мгновение из рощ, закрывая небосвод от солнца, понеслись многие тысячи стрел. Пять, десять, двадцать стрел вонзались в коней и всадников. В живых не остался никто.

Выполняя приказ генерала, пехота стала медленно выдвигаться к позициям противника еще до начала обстрела.

К моменту, когда кавалерия ринулась в атаку, пехота выдвинулась на расстояние ружейного выстрела до рощ.

Как только последняя стрела нашла свою целью, тут же из рощи раздался ружейный залп колоссальной мощи. Пехотинцев спасло лишь то, что шли они не линиями, а колоннами.

Вид полностью уничтоженной кавалерии и второй не менее сокрушающий залп сделали свое дело. Никем не управляемая толпа солдат ринулась к лагерю, надеясь за фургонами найти свое спасение.

В это время и произошло самое страшное. Из рощ раздался залп нескольких десятков орудий. Батарея и командный пункт армии были накрыты картечью. Почти вся артиллерийская прислуга погибла. Теряя сознание, раненый генерал так и не понял, что же произошло.

Приблизившись Зверобой понял, что это костер. "Какая наглость" возмутился волонтер, - армия Вэнса в двух шагах, а они спокойно запекают рыбу на углях. Два старика, давно уже не выходящих на Тропу Войны, мирно сидели возле огня, беззаботно беседуя. Эти двое не представляли опасности. Но вдруг рядом другие?

Следопыт бесшумно подполз к берегу и замер в трех десятках шагов от краснокожих. Первое, что бросилось в глаза - великолепный челнок на отмели. Натти быстро понял - рыбаки вовсе не беззаботны, они просто знают, что между ними и армией бледнолицых стоит сила. И они спокойно едят свою рыбу.

Порыв ветра донес запах горячей пищи. Защекотало в ноздрях. "Краснокожие должны уйти в Страну Вечного Покоя, - рассудительно размыслил Соколиный Глаз, - им уже все равно. Однако, если они успеют съесть рыбу, я останусь без ужина".

Он скользнул по дуге, опоясывающей костер и быстро пришел к выводу, что врагов всего лишь двое. Запах рыбы ускорил развязку.

За свою жизнь старому охотнику не приходилось видеть живого человека, который мог бы сравниться с ним в меткости стрельбы из оленебоя. Он не сомневался что найдется где-либо в селениях туземцев воин, стрела которого точнее поразит цель, чем стрела Натти. Но среди белых, он готов биться об заклад хоть с чертом, стрелять из лука так, как это делает Соколиный Глаз, не может никто.

Две стрелы угли почти одновременно. Добивать краснокожих не пришлось. Добыча оказалась невелика. Луки, стрелы, ножи, огниво. Побросав трофеи в челнок, он бережно завернул в кожаное одеяло одной из жертв печеную рыбу. Оттащив трупы в кусты и тщательно затушив костер, следопыт отчалил.

Вскоре он вновь пристал к берегу. Нарезав молодых ивовых прутьев он умело замаскировал свой челн, который даже с двух шагов стало трудно отличить от большого обвалившегося в воду куста.

Подгоняемый легкими, но точными ударами весла, челнок бодро понесся вниз по течению. Пренебрегая удобствами, его новый владелец разместился далеко от центра, полагая, что если какой-то досужий туземец и выпустит пару-тройку стрел в показавшийся подохрительным куст, то метить он будет туда, где Натти должен быть и где его нет.

Натаниэль чуть было не поторопился поздравить себя с тем, как ловко и умело он разобрался с этой проблемой, но осекся. Следопыт долго прожил в лесах. Он не стал обманывать себя: краснокожий обязательно будет стрелять по всей длине куста.

Река сделала поворот и взору открылось долгожданное зрелище: оба берега и водная гладь были покрыты бесчисленным количеством огней. С замиранием сердца Зверобой ринулся к своим. Армия рядом, он спасен!

Отрезвление наступило слишком быстро. Огни на воде?! Он не знал, что ответить себе. Подплыв ближе, Натти вытащил челнок на берег, разместил его в тайнике и стал осторожно пробираться вперед.

Это были враги. А где же армия Вэнса? Волонтеру удалось подкрасться еще ближе. Он должен был увидеть и запомнить все. Ведь он разведчик. На водной глади покоилось множество крупных плоскодонных лодок, весьма похожих на плоты. На них лежали разобранные пушки. Стволы, лафеты, колеса. Он насчитал не менее тридцати орудий. Виднелись мешочки зарядов картечи, ядра, бомбы, бочонки с порохом. Канониры находились тут же в лодках. Конные и пешие отряды сопровождения располагались по обоим берегам реки.

"У краснокожих есть пушки", - ????????? ????????????, ??? ??????? ????. ???? ??????? ?????. ???? ????? ?????????? ???????? ??????????... А они сделают это. Надо срочно мчаться вперед. Донести своим. Надо предотвратить беду.

В этот момент лавина дикарей двинулась на восток, навстречу армии Вэнса. Обойти и обогнать их было невозможно. С досадой разведчик вернулся к челноку. Неповоротливые плоскодонки, гонимые множеством весел, на удивление быстро неслись вперед и челнок следопыта едва поспевал за ними.

Многочасовая изнурительная гонка наконец завершилась. Следопыт узнал это место. Отсюда его увозили в плен. Возле слияния двух рек краснокожие причалили, стали выгружать орудия.

Зверобой подождал пока враги переправятся на южный берег, бросил на отмели уже ненужный челнок и поднялся на вершину самого высокого клена. Панорама развернувшихся событий открылась перед ним во всей своей полноте. Краснокожие жгли костры, им нечего было бояться. Подходили все новые и новые отряды, переправлялись через реку, занимали свои позиции.

Армия Вэнса, спрятавшись за укрытиями, полностью уступила инициативу противнику, готовясь к обороне.

Как только рассеялся туман, разведчику стало ясно, какую гигантскую ловушку приготовили краснокожие для армии. Назревала катастрофа. И забыв о собственной безопасности, Натаниэль спустился с дерева и быстро развел костер. Языком огня и дыма он стал передавать сообщение о страшной угрозе. В армии осталось немало следопытов - они поймут его.

В языке сигналов отсутствовало понятие "артиллерийское орудие". С обратной стороны не было ответа. От собственного бессилия разведчик взвыл. Раздались выстрелы. Краснокожие быстро разобрались в чем дело. Ведя непрерывную стрельбу из ружей и луков, они ринулись к северному берегу.

Чертыхаясь, следопыт уходил в глубь леса. Его до глубины души возмущала тупость офицеров, так никогда до конца и не доверявших волонтерам. Он сделал все что мог. Его совесть чиста. Из участника событий Натти вынужден был стать пассивным наблюдателем. Он играючи запутал свои следы, растворившись в чащобе.

Заговорила артиллерия армии. Нат так и не смог различить, где краснокожие спрятали свои пушки. Они умело сделали это. Зверобой напряг слух, он заранее знал ход еще не начавшейся битвы. И он с какой-то переполненной бессилием отрешенностью констатировал факты.

Орудия смолкли. Педанты, конечно же, они дали ровно дюжину залпов. После этого грохота, тишина стала давящей, раздирающей, невыносимой. Конница и пехота пошли в атаку. Натти было страшно. Он единственный, кто знает истинное положение дел. Он не смог предотвратить беду. В голове, так окончательно и не оформившись, метались мысли о Боге, о смысле жизни, о судьбе.

Натти казалось, что время замерло. Он прекрасно знал сколько должно пройти коротких мгновений до того, как сокрушительный залп орудий и ружей встретит ничего не подозревающих, упоенных близкой победой кавалеристов и пехотинцев. И знание это терзало его. Разве мог он один вместить в себя всю эту боль.

Он встретил ответный удар краснокожих даже с каким-то облегчением. Орудия армии должны ответить сражу же, - но они молчали. Как утопающий за соломинку, следопыт пытался ухватиться за мысль, что это тактический ход генерала. Но душераздирающий тысячеголосый боевой клич и жуткое гиканье ринувшихся вперед всадников растоптали зыбкие надежды.

А затем ветер донес до него запах гари и небо покрылось огромными черными глубами дыма, вскоре заслонившими собою солнце. Отблески света дрожали, медленно пробивая глубину леса. Натти не верил ни дыму, поглощающему пространство, ни коварно-кровавому свету. Он не мог представить, что вся армия полегла в этой глупой и бестолковой схватке.

Ближе к вечеру он перебрался на южный берег. Дул сильный восточный ветер и от этого травы качались, будто волны набегая друг на друга; равнина колыхалась, дыша и излучая бесчиленные ароматы. Они смешивались с сладковатым запахом сгоревшей человеческой плоти, превращаясь в нечно способное появиться лишь в лаборатории вышедшего из ума алхимика.

Перед глазами разведчика предстала ужасающая картина. Остатки разбитых повозок, горы трупов, гарь, вонь. Вдоль берега Мутной реки тянулась полоса сгоревшего тростника. Везде валялись обуглившиеся тела; лишь недогоревшие клочки мундиров позволяли понять, что это останки солдат. Всех своих убитых и раненых, все оружие, даже разбитое, дикари забрали. Увели они и всех пленников.

Видавшего казалось бы все в своей жизни следопыта стошнило. Он быстро уходил с поля боя. На восток. Только там спасение. Он спешил, в любое мгновение могли появиться враги. Вдруг как молния резанула мысль; Нат остолбенел. Ни один труп не был скальпирован. Так кто же они эти шауни-алдонтины?!

Повеяло дыханием ночи. Тучи быстро чернели, на востоке поднималась огромная луна. Над лесом висела бездна, один за другим появлялись сверкающие камешки звезд. Яркая луна бледнила их; утопая в волнах серебристого света маленькие звезды стали совсем невидимы, большие потускнели.

Красота ночного неба вовсе не интересовала Натти. Он искал убежища. Дупло старого дуба приютило его, хоть как-то защитив от диках зверей и холода. Свернувшись калачиком Зверобой погрузился в сон. Но каждый шорох заставлял его вздрагивать и просыпаться. В путь он пустился задолго до рассвета.

Солнце взошло. Его яркие лучи разлились над лесом, проникая в каждый уголок, бодря и согревая все живое. В них была радость утра, свежесть растений. Просто хотелось жить. Лес уже не казался таким вероломным и опасным. Следопыт прибавил ходу. Ближе к полудню он наткнулся на следы босых окровавленных ног.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

После взятия форта Стронг Джампинг никто из шауни-алдонтинов ни на мгновение не сомневался, что великая война не за горами. Каждый от мала до велика понимал, что обратной дороги нет. В случае поражения их ждет даже не резервация; победа или смерть - эта мысль пронизывала коллективное сознание объединенного народа.

Армию вторжения разведка вела уже от Нового Ормеала. И пока ничего не подозревающий Вэнс рассчитывал маршрут движения своих войск, на этом давно уже вычисленном пути краснокожие создавали одну засаду за другой. Они готовы были, нанося удар за ударом, заманить врага до стен крепости, охраняющей заводы надежду и гордость народа. И под этими стенами, используя крепостную артиллерию и пушки трофейных ботов, добить его.

Но перый же ночной бой окрылил их. А нападение на врага возле брода вселило еще большую уверенность. Изрядно потрепанная армия Вэнса ушла с прямого пути к "главному селению дикарей" с такой заботой специально выстроенному для приманки в ловушку. Армия ушла с дороги, насыщенной рубежами обороны. И это спутало планы краснокожих.

В ночь, которую генерал посвятил допросу пленных, в ночь лишь случайно не ставшею для него последней, в лагере врагов Вэнса происходили не менее значительные события. Необходимо было срочно решать, как же дальше сражаться с врагом. Собрался большой совет вождей. В основном все были настроены на самые решительные действия.

Их мысли и чаяния выразил Твердое Сердце.

- Надо напасть на марше. Внезапность наш союзник. Они не смогут использовать пушки. Одновременно ударит конница и пехота. Через реку мы сможем перебрасывать все новые и новые силы. Мы окружим и уничтожим их.

Зоркий Сокол, Командующий Армией, не спешил. Он не сомневался, смогут ли краснокожие одолеть врагов. Он думал лишь о цене победы.

- Мой брат, говорит как смелый воин, - обращаясь скорее к остальным, чем к Твердому Сердцу, тихим, бесстрастным голомом произнес Командующий. Бесшумная, гибкая пума из ночной засады одним прыжком убивает оленя, ломая ему хребет. Но что бывает когда она промахивается?! Бизон огромен и силен. В тот миг, когда он уверен в победе, зверь опускает рога и идет на пролом. Он становится неудержим, бесстрашен. И слеп. Он бьет в пустоту. Сколько воинов потеряем мы, пока не умрет последний враг? Все готовы отдать свои жизни ради нашей победы. Но пусть погибают враги. Что скажет Сменивший Сущность?

- Внезапность нападения скажется на первых порах. Затем завяжется бой. Артиллерия противника станет бесполезной. Но и наши пушки окажутся без дела. Потери будут огромны с обеих сторон. Понимая свою обреченность, энглиши в плен сдаваться не будут.

Слово взял Твердая Скала. Он был далеко не молод и почти отошел от дел. Потому его желание высказать свое мнение вызвало оживленный интерес.

- Многим сейчас тяжело представить, что когда-то у краснокожих не было лошадей. Горячий мустанг, он как брат. Пеший воин догнать на равнине и поразить бизоне не сможет. Но деды наших дедов могли делать это. Они окружали стада и гнали их к обрывам. И бизоны шли. Путь к гибели они принимали за путь к спасению. Они мчались лавиной, сметая все. Их огромная сила обращалась против них самих.

Куда идет генерал Вэнс? К селению, где много скальпов беззащитных старух и грудных детей. Слова Твердого Сердца близки мне. Пусть самые отчаянные нападут во время перехода. Надо ударить и сразу пуститься в ложное бегство. Мы перебьем канониров, кто станет стрелять из пушек?

Вэнс обязательно пошлет погоню. Мы встретим ее. Потеряв конницу бледнолицые будут ждать ночного штурма. Он не нужен. Утром они сами пойдут в атаку. У них не будет выбора.

Не успел старик закончить, как поднялся сгорающий от нетерпения Биг Айренхэнд.

- Я поведу воинов.

Его глаза сияли, тело рвалось вверх. Казалось будто птица он вознесется над землей, чтобы крушить вторгшихся врагов.

- Неистовая Рысь смелый воин, - улыбаясь произнес Зоркий Сокол, - пусть будет так.

Потеряв драгун, энглиши окружили свой лагерь двумя рядами фургонов, не сомневаясь, что ночной штурм неизбежен. Эту уверенность всю ночь поддерживали группы краснокожих, постоянно иммитируя нападение. Выход из осажденной крепости был полностью закрыт.

Под покровом ночи краснокожие сняли пушки с лодок и установили на боевых позициях в рощах. Здесь же расположились три тысячи стрелков, имеющих ружья и по два колчана стрел. За восточной рощей спряталась конница - четыре тысячи всадников. Главные силы краснокожих не смог обнаружить даже Натаниэль Дуанто.

Вэнса же встретили умело изготовленные чучела. Пришлось собрать одежду почти со всех становищ. Около пяти тысяч пугал, прикрепленных к колышкам и связанных между собой ремнями ждали картечи.

Яркая собачья маска с хищным оскалом и красочные перья уже с двух-трех сотен шагов не позволяли отличить человека от подделки. Вэнсу не помогла даже подзорная труба.

Среди чучел стояло две тысячи воинов прикрытых щитами. На каркас из ивовых прутьев крепилось по четыре бизоньих шкуры мехом наружу. За тысячу шагов картечь не пробивала их.

Массовые потери обеспечили пугала. Воины валили их, дергая за ремни. Для придания картине полной завершенности, воины тоже ложились на землю, прикрываясь щитами. Они ждали сигнала к началу "трусливого бегства с поля боя". Все они были распределены вторыми номерами у стрелков в рощах и у всадников. Но добровольцев оказалось в избытке. В сводный отряд отбирали по жребию.

Когда уже не было сомнений, что все идет идеально, среди вождей разгорелся жаркий спор. Сменивший Сущность предложил воинов, стоящих между рощ, приковав к земле поясами смертников общества псов.

Это непременно введет врагов в глубое заблуждение. Бегство "жалких остатков уничтоженных дикарей" станет вполне правдоподобным.

Метис замахнулся на святое. Возмущению не было предела. Даже Зоркий Сокол был удивлен.

- Смерть не страшна, страшнее потерять свою гордость. Мы не можем сделать этого.

Ред Мистейк был растерян. Неужели его народ уподобится многочисленным диким племенам по всей планете, так и не способным перешагнуть через барьеры ложных запретов-табу? Где они: честь, мораль, закон? Как относится к тому, что сдерживает развитие. Какие ограничения истинны, а какие ложны?

Впервые он был один против всех. Но за ним стояли сотни спасенных жизней, исход всей битвы. Он не имел права уступить. Пылая жаром страсти, дрожащим голосом он почти закричал.

- Братья! Гордость? А где была она, когда мы отдавали наших маленьких детей в слуги франкам? Сколько унижений готов терпеть каждый из нас от их пьяных разгулов, дебошей, грязных оскорблений. Разве не хватается за рукоятку ножа воин слыша слова: дикарь, немытая краснокожая свинья, вонючая обезьяна? И скрипя зубами он отводит руку. Мы терпим их, потому что знаем: пройдет всего лишь несколько лет и мы вышвырнем этих зарвавшихся пьяниц.

Кому из воинов приятно, чтобы его сын стал не лучшим из лучших на тропе войны, а умелым кузнецом? Или бондарем, или скорняком? Мы с болью в сердце отдаем своих собственных детей народу. Каждый понимает: общее благо выше личного. Мы жертвуем большим, чтобы не потерять великое.

Что вечно в этом мире? Горы? Но и их разрушают вода и ветер. Реки! Но и они меняют русла, прорываясь сквозь скалы!

- Великий Вождь! - Сменивший Сущность подошел к Зоркому Соколу, - когда ты поднял руку на Богов, на страшных идолов майянов, ты был подобен Богу. Сколько поколений наших предков почитало ложных кумиров. Мы разорвали путы этой лжи. Правда и ложь, добро и зло, гордость и унижение; кто сможет не задумываясь тут же провести границу между ними? Почему врагам нашим так часто сопутствует удача? У них два закона - один для своих, а другой для чужих. Наша гордость не в том, чтобы умереть героями. Победителей не судят!

Великолепно замаскированный командный пункт находился на вершине старого клена. Зоркий Сокол думал лишь об одном: "Только бы они поверили". За ночь был подготовлен ров для конницы Вэнса. Восемь локтей в ширину, пять у глубину. Всю землю воины унесли в рощи, накрыв ров жердями, хворостом, сверху дерном.

Люди гибли там, где все было сделано для того, чтобы они остались живы. Вход в эту ловушку для бледнолицых обильно полит кровью алдонтинов и шауни.

Энглиши поставили всю артиллерию на пригорке одной батареей. Нет никакого пикрытия. Конница! Вождь ждал удара кавалерии.

И она пошла. Пять линий всадников неудержимой лавиной понеслись вперед. Они жаждали крови. Ее запах бил по ноздрям, туманя сознание. Уже всадники поднялись в стременах, уже занесены над головами клинки. Нет силы, способной остановить эту массу человеческих и конских тел

Две линии всадников мгновенно провалились в ров. Где грудью, где брюхом лошади напарывались на установленные на дне острые колья. Кавалеристы вылетали из седел и ломая конечности, шеи и ребра, тут же падали рядом. Ржание смешивалось с воплями, стонами, проклятиями.

Остальным линиям удалось удержать лошадей. Линии сбились, наступила неразбериха, паника.

Пора! Зоркий Сокол опустил руку. И тут же три тысячи воинов встав в полный рост натянули тетивы. Стрелы бесшумно понесли неотвратимую смерть. Сделав по пять выстрелов воины взяли в руки ружья; пехота энглишей приближалась к рощам.

Накрыв одним единственным залпом батарею энглишей, краснокожие лишили их не только артиллерии, но и управления.

Залпы следовали один за другим. Разбивая в щепы доски, круша колеса, оглобли, ядра размели часть фургонов, повозок. Образовалась громадная брешь.

Отступление солдат превратилось в бегство. Многие ринулись на западный берег Мутной реки, надеясь спастись в зарослях тростника, другие залегли под телегами.

Пушки стали бить бомбами и гранатами. Фургоны с порохом взрывались, кругом разбрасывая огонь. Горело все, что может гореть. Организовать единую оборону никто уже и не пытался.

Под прикрытием артиллерии выдвинулась конница краснокожих. У многих всадников за спинами сидели воины. Шли на рысях, не спеша, большим полумесяцем, чтобы не попасть под огонь своей артиллетии.

Обстрел закончился и через пробитые ядрами бреши, всадники ворвались в лагерь. Завязалась рукопашная. Краснокожие пехотинцы, спрыгивая с лошадей, стали быстро выдвигаться в юго-западном направлении, отрезая солдатам последний путь к отступлению на западный берег Мутной реки.

Схватка быстро превратилась в побоище и лишь каждый двенадцатый из армии вторжения успел сдаться в плен.

Их связали между собой, выстроили колоннами и конвой из прекрасно вооруженных всадников щелкая бичами, взмывая ржащих мустангов и оглашая округу боевыми кличами, погнал жалкие остатки лучших, самых боеспособных в колониях полков на запад. Что ждало их в глубине бескрайних равнин?

Вечернее солнце уже смотрело в лицо уходящим на закат отрядам победителей. Блеклая голубизна неба на востоке все больше тускнела, а на западе розовела закатным румянцем.

Зоркий Сокол вздыбил коня, резко развернул его. Там далеко за Отцом Рек лежала страна бледнолицых. Земля, отнятая ими у коренных народов Континента. Она ждет своих освободителей и они еще придут к ней. Он быстро дернул поводья и, как ездят всадники без седла, то широким галопом, то шагом стал догонять колонны.

Солнце краснокожих уже всходило на западе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Следопыту хватило одного беглого взгляда. Впереди шел человек, чудом спасшийся после разгрома армии Вэнса. Короткие, заплетающиеся шаги, кровь на следах. Путник не был ранен, но его одолевала смертельная усталость.

Нат не спешил догнать этого человека. Он боялся. Здесь в чащобе врагом мог быть каждый. Перед глазами как мираж вновь мелькали сцены побоища. Среди трупов лежал совсем молодой еще солдатик, разбросав свои уже начинающие синеть члены; какое-то животное успело изгрязть его лицо. Рядом валялась неимоверных размеров оторванная кисть руки; белая, будто изготовленная из гипса. Белая вся, за исключением окровавшенного пенька.

Ловко прячась за деревьями, Натаниэль стал следить за путником, постепенно приближаясь к нему. Вскоре он узнал его. Это был сержант Нельсон. Следопыт слишком хорошо запомнил этого человека. Чванливый служака; испорченный солдат, которому никогда не быть офицером. Разве в силах он забыть слова?

- Запомни, волонтер, люди высшего сорта живут в метрополии, континентальцы - это уже совсем не то, ну а такие как ты мало чем отличаются от краснокожих.

Нельсон прибыл из-за океана наводить порядок. В тот вечер он был в немалом подпитии. Брызгая слюной, он размахивал руками, постоянно сооружая из своих коротеньких толстых пальцев все новые и новые фигуры. Он паясничал под дружный зловредный хохот подобных себе.

Нат сдержался, но затаил обиду. И вот - этот самый Нельсон находился в нескольких десятках шагов от него.

Разбитые, раздувшиеся ноги, согнутая спина, висячие как плети руки. Сержант вызывал острое чувство брезгливости, хотелось подойти и дать ему хорошего пинка. Может быть вогнать между лопаток топор?

Но Соколиный Глаз не стал делать ни того ни другого. Он умел ждать. Долгая жизнь в лесах научила его этому.

Он решил понаблюдать, сможет ли этот надутый индюк так же ловко умничать, как в прошлый раз.

Сделав еще несколько шажков, вконец измотанный Нельсон, едва не свалившись плюхнулся на полусгнивший ствол давно поваленной ветром старой осины. Он обхватил щиколотки руками и монотонно, словно маятник, раскачиваясь взад-вперед стал с шумом дуть на кровоточащие стопы, надеясь хотя бы на миг унять невыносимую боль.

Натти уже готов был сделать крюк влево, обогнать сержанта и, уходя вперед, пожелать тому успехов в борьбе если не с краснокожими, которые, без сомнения, подчистят лес до самого Отца Рек, то с ночными животными.

Он даже было уже собирался порассуждать о том, что Нельсон похудел зря. Ни медведь, ни пума благодарить его за это не станут.

Тяжело судить, что Натти успел осознать раньше, прыжок рыси или дикий вопль? Зверь уже был на загривке человека и следопыт инстинктивно чувствуя боль сержанта, ни о чем не думая ринулся вперед. Старый охотник знал одно: надо спасти подобного себе от чужака.

В этот миг врагом была рысь.

Она давно следила за слабеющим сержантом. Старая, дряхлеющая самка пережила еще одну голодную зиму. У нее уже не было сил завладеть крупной добычей. Но слабеющий человек казался лакомым куском. Она вовсе не собиралась тут же напасть на него, выжидая удобного случая. Голод вооружил ее храбростью, а запах крови неотступно манил к себе.

Несмотря на изможденность, двигающийся человек казался зверю огромным и могучим. Но сев и согнувшись, он перестал выглядеть таковым.

Впившись когтями передних лап в плечи, она вонзила зубы в основание шеи, медленно сжимая тиски смерти.

Старый солдат привык ко всему. Он быстро отошел от болевого шока и сразу же вступил в схватку, ценой которой была его собственная жизнь. Он стал беспорядочно размахивать руками, пытаясь хотя бы как-нибудь отбиться от хищника.

После нескольких бесполезных попыток он понял, а скорее почувствовал, что единственное спасение - его собственный вес. Вцепившись руками в голову врага еще сильнее и придавив его к себе еще плотнее, он грохнулся на спину, ударив зверя всем телом и начал вдавливать его в землю.

Почувствовав силу своей жертвы, рысь стала иступленно рвать тело задними лапами. Могучие когти полосовали мышцы спины. Место схватки залилось кровью.

Подоспевший Нат схватил уже не оказывающего сопротивление сержанта за ноги и рывком перевернул его на живот. Зверь оказался наверху. Выхватив топор, следопыт нанес несколько ударов в позвоночник хищника, а затем рывком отбросил издыхающее животное в сторону. Для верности он еще несколько раз наотмашь рубанул и всадил нож в сердце по самую рукоятку.

Дергаясь в судорогах, хрипя и разбрызгивая кровь, рысь пыталась удержать покидающую тело жизнь. Бросил полный охотничьего восторга взгляд на поверженного врага, Натти тут же склонился над сержантом.

Перевязывая раны, он быстро понял, что Нельсон уже не жилец. До Отца Рек два дня пути, а дальше? Нат твердо решил, что не бросит сержанта и станет защищать его и от хищных зверей и от каснокожих.

На сооружение плота из сухих деревьев и прутьев ушло лишь несколько часов. Соколиный Глаз осторожно погрузил раненого на ложе из прошлогодних листьев и отчалил.

Нельсон был искренне рад случившемуся. Он не помнил Натти; таких было много. Кроме искренней благодарности, он не имел других чувств к невесть откуда взявшемуся волонтеру. После страшного побоища он еще ни с кем не разговаривал и, предчувствуя близкий конец, решил излить распирающие его тяжелые мысли на первого встречного. Выбор пал на Нати.

- Как повезло тебе, волонтер, что в первые же минуты ты попал в плен. И вот ты жив, а Армии нет. Понимаешь? Армии уже нет! Подумай, кто будет защищать колонии, если толпы дикарей ворвутся в наши города.

Сержант был совсем плох. Зверобой понимал, что ему осталось недолго. Ловко выверя курс плота шестом, он вступал в диалог лишь для того, чтобы дать собеседнику высказаться.

- Успокойся, Нельсон, не горячись. До этого дело не дойдет.

- Ты говоришь так, дружище, потому что сам ничего не видел. Я скажу тебе так. Я и франков бил и спейнов, да и в Индии повоевал немало. Но здесь, разрази меня гром. Это не люди, а сущие дьяволы.

Лицо Нельсона серело, становясь землистым, голос, слабея, все чаще дрожал. Но глаза блестели, в них еще клокотала жизнь. Он спешил, он должен был сказать все.

- В первую ночь, следопыт, они надули нас, как глупцов. Сколько людей погибло ни за понюшку табаку! Краснокожие сняли дозоры и часовых и стали в челноках спускаться по Отцу Рек. Они плыли открыто в полный рост и смеялись нам в лицо. Когда поднялась тревога и началась суета, они осыпали лагерь градом стрел и попадали на дно лодок. Течение просто сносило их вниз.

Солдаты выбегали из палаток и неслись к берегу. Сдуру они палили куда ни попадя. Знаешь, следопыт, ведь никто не видел ни одного мертвого туземца. Ни одного!

Когда все сгрудились толпой; тут-то дикари и ударили. Они ждали в засаде. Зверобой, ты не хуже меня знаешь, что людей убивать проще всего, когда они стоят плотненько один к другому. Хотя бы в руках было не новенькое ружье, а всего лишь изогнутая палка с тетивой.

Осмелюсь доложить, волонтер, бывало то солдата одной стрелой взять нелегко. Что интересно, и краснокожие это знают. Я сам видел немало парней, которых просто нашпиговали стрелами, не меньше дюжины на каждого.

Сделав свое дело, дикари как крысы разбежались по лесам. Армия шла на запад, а воевать было не с ???. ? ????? ?? ?? ??-??? ????? ????? ?? ?? ? ???? ????????, ????????? ???????? ?????? ????? ?????? ???? ????????????? ? ???????? ???????? ????? ?????????. ?????? ?????? ??????, ? ??, ??? ????? ? ????? ????? ? ?????????. ?? ??? ?? ?? ???, ???????...

- Один! - недоверчиво спросил Нат. Конечно, это был воин-смертник. Его гибель могла иметь и ритуальное значение. Но так дерзко. Явно, этим они просто хотели запугать армию. И, похоже, им удалось.

- Ну а потом пошло-поехало, - продолжал сержант. Как грибы после дождя, они вылезали из-под каждого куста. Выпустит он пару-тройку стрел и в лес. А ты найди его там! Ну наши парни приноровились и били их на звук, как куропаток.

Поймали одного раненого, повели к генералу. Стоит как истукан, а взгляд надменный, будто лорд какой знатный. Думаем мы, генерал-то с любого быстро спесь собъет. А он ужом изогнется, как подпрыгнет, да брюхом прямо на штык. Четверо солдат держали его.

У наших парней настроение какое? Вот ведь дикари воюют. Ни ружей, ни пушек, а лупят нас как новобранцев.

Натаниэль с презрением смотрел на умирающего сержанта. Лицо становилось еще темнее, руки беспомощно лежали вдоль тела, язык едва шевелился.

Зверобой всю жизнь прожил в лесах. Он прекрасно знал нравы и обычаи многих племен аборигенов. Но такой массовый, всеобъемлющий героизм шокировал даже его.

Было бы ясно и понятно, что кампанию проиграли бездарные начальники и трусливые солдаты. Но это вовсе не так. И проглотив застрявший в горле комок он, отведя взгляд, сухо спросил.

- Что было дальше?

Сержант не замечая смены настроения разведчика и, торопясь излить недосказанное продолжал.

- Следопыт, а ведь у них полно и ружей и пушек. Я не знаю, откуда они взялись. И генерал Вэнс тоже не знает. Тысячи краснокожих солдат стояли между двух рощ, а артиллерия уничтожала их. К примеру ты, Дуанто, согласился бы вот так стоять заведомо зная, чем все кончится. Не спеши отвечать. Если у человека мозги не набекрень, он, черт возьми, в состоянии отличить где жизнь, а где смерть.

Они затянули нас в ловушку. Прямо на пушки. Положить тысячи своих, может быть большую часть, ради возможности победить? Они дикари, Натти, настоящие дикари. Разве возможно их понять?!

Я быстро сообразил, что наша песенка спета. Почти все ринулись к фургонам, ну а я через реку на другой берег. Рядом оказалось еще несколько человек. Нелегко отыскать спрятавшегося в тростнике. Заросли-то, не продраться. Но краснокожие не торопились. А куда им было спешить? От безоружных да босых какой вред? Сапоги, Зверобой, я в реке оставил. Тяжело в них плыть.

Тех, кто не успел сдаться, они согнали как овец в стадо и повели на запад. А зачем? Пленных-то кормить надо, иначе они перемрут.

Потом вышел один на высокий берег и стал размахивать белой волчьей шкурой. Сам в перьях и бахроме, а лицо белое. Он говорил по-энглишски. Дуанто, с таким акцентом, это я точно знаю, говорят только в Скотланде.

Так вот этот бледнолицый "краснокожий" из Скотланда объяснил, что величайший из величайших вождей дарит нам жизнь, если мы сдадимся. Добровольцев не нашлось. А впрочем они не долго предлагали.

Следопыт, ты не хуже меня знаешь как горит сухой тросник. не спорю, в аду положение, конечно же, посерьезнее, но Господь милостив.

Натти вспомнил клубы черного, расползающегося по небу дыма, обуглившиеся трупы солдат. Тело прошиб озноб

- Многие, - пытаясь тумынным взглядом разглядеть берег реки и трудом выдавливая из себя слово за словом, продолжал Нельсон, - обезумели от страха и побежали. Я уже побывал в таких передрягах и сразу смекнул. Бежать было некуда. Они окружили заросли и подожгли со всех сторон. Всех перебили как вальдшнепов.

Ветер уносил дым на север, опасен был лишь огонь. Когда пламя подступило вплотную, я зарылся в илистую лужу и накрыл голову камзолом. Они не стали копаться в заживо сгоревших. Да и выжил ли кто? Остальное, следопыт ты знаешь.

Зверобой осторожно причалил плот. На лугу паслась стайка ланей. Дул северный ветер, и густые заросли ивняка полностью скрывали людей. Не имея лука, следопыт не мог рассчитывать на успех. Но он должен был насытиться, восстановить силы. Хитрый и осторожный как голодная пума, следопыт подполз к своей добыче на двадцать шагов. Ближе нельзя. Ветер мог перемениться в любой миг. Он выбрал крупную самку. Лани уже начали набирать жир. Их мясо, наполненное силой весны, силой обновленной жизни, придаст ему бодрость и выносливость.

Зверобой замер, он ждал. Он слишком устал. Самка метнулась в бок и, задев годовалого теленка, сбила его с ног. Стадо мгновенно ринулось в сторону. Вскочив на ноги, теленок бросился вдогонку прямо через кусты, но, не рассчитав силу прыжка, застрял в расселине, образованной двумя молодыми ветвями орешника.

Выпустив топор, следопыт будто камень из пращи понесся следом. В несколько прыжков преодолев отделяющее его от теленка расстояние, Нат вытащил на ходу нож и в падении схватил животное за ногу левой рукой. Полосонув по сухожилиям, он, не выпуская свою добычу, вонзил нож в бок и, навалившись на хребет, перерезал теленку горло.

Не трогая головы и ног, он снял шкуру с туловища и вырезал сухожилия, тянувшиеся от бедренных костей у таза до плечей. Впереди долгий путь; хорошие нитки не помешают. Он забрал мякость с внутренней и наружней стороны хребта, четыре окорока, сердце и почки, завернув их в шкуру. Остальное осталось хищникам.

Сержант Нельсон был мертв. Работая ножом и топором, следопыт вырыл глубокую могилу, бережно опустил в нее тело. Он соорудил надмогильный холмик и, как настойчиво просил покойный, собрался почитать молитву. Но из глубины памяти не удалось извлечь ничего. Он начисто позабыл все слова. Но делать было нечего, Нельсон вел вполне праведную жизнь и Господь по справедливости распорядится его душой. Жаль сержанту не удалось хорошо поесть перед кончиной, но, опять же, не столь велика утрата. Следопыт, как положено, постоял скорбя, вспомнил что-то насчет земли, становящейся пухом, нахлобучил поглубже свою неизменную шапку и наотмашь рубанул рукой по воздуху. Суета и скоротечность был прожит еще один день.

Закат приобрел странный редкостный цвет, так похожий на цвет красной глины, из которой краснокожие делают Священные Трубки. Закат еще долго маячил в пасмурном небе, а потом пошел дождь, мелкий, моросящий, холодный.

Натти не искал ночного убежища, он спешил. Травы и деревья никли под дождем, зверя попрятались в свои логовища. Из глубины чащи и дрожащих кустарников поднимались стоны тех, кто был слишком голоден, чтобы переждать непогоду. Следопыт не боялся зверей, он убегал от людей; он гнал и гнал свой плот вниз, не страшась ни порогов, ни водоворотов. Влажный аромат растений заглушал все запахи, шум дождя рассеивал слух. Это поможет ему, он сумеет оторваться от своих возможных преследователей.

Солнце взошло. Еще ночью ветер разогнал тучи и над землей висел недвижимый, благоухающий, теплый воздух. Утренняя заря расплескала свою пену, поглощая небо.

Следопыт намеревался пристать к берегу, чтобы пожарить мяса, но в этот миг округу огласили переполненные смертельным ужасом человеческие крики. Услышав родную энглишескую речь, он не задумываясь ринулся вперед. Крики почти заглушал хриплый рев медведя. На небольшой лужайке, прижавшись спиной к стволу огромного клена, трое ободранных, смертельно испуганных людей из последних сил защищались палками от когтей разъяренного зверя. Рядом лежало, странно изогнувшись, еще одно человеческое тело.

Времени на размышления не оставалось. Еще шаг и медведь разорвет свои жертвы. В руках Натти был лишь шест. Что же делать? Быстро приладить к шесту нож? Метнуть в спину топор? Но разве этим одолеть косматое чудовище?

На берегу он мгновенно окинул взглядом округу. Нападение зверя было столь неожиданным, что люди не смогли использовать даже то нехитрое оружие, которое имелось у них. В тридцати шагах от зверя лежал лук со стрелами и следопыт в несколько прыжков преодолел разделяющее их растояние. Не целясь он выпустил стрелу в спину хищника. Этот выстрел не очень озадачил разъяренного, одурманенного запахом крови медведя.

Он повернулся лишь для того, чтобы разглядеть нового врага. Вторая стрела вошла прямо в глаз. Заревев от боли, зверь попытался вырвать стрелу, и опустился на передние лапы. Затем он неожиданно ринулся в сторону и одним ударом вспорол живот прислонившемуся к дереву человеку.

Изловчившись, следопыт поровнялся со зверем и выпустил стрелу прямо в пасть. Один из прижатых к дереву людей в этот момент сумел отпрыгнуть и вонзить раненому хищнику в пасть свою палку. Зверобой выпустил еще несколько стрел в глаза и уши.

Медведь упал, завалился на бок. Затем вскочил и стал метаться, обагряя поляну. Из пасти хлестала кровь. Судорожно дергаясь, не имея сил подняться он еще долго страшно ревел. Когда рев постепенно перешел в хрипы и тихие постанывания, зверобой осторожно подкрался сзади и ударом топора проломил череп. Медведь смолк навсегда.

Из двух, выживших в схватке со страшным лесным зверем, рядового Литлхорна и правительственного агента Гудмэна, внимание следопыта привлек, конечно же, последний. Человек, столько лет пробывший в плену у краснокожих, и сумевший бежать.

Еще не пришло время поговорить обо всем этом, промедление могло стоить жизни. И трое оставшихся в живых вновь вступили в единоборство со всем окружающим миром.

Западный берег небольшой речушки, несущей воды в Извилистую реку, был весьма обрывист - локтей пять-шесть. Он тут же переходил в отмель. Крупный речной песок быстро прогрелся и, после холодного ночного дождя, вряд ли нашлось бы более подходящее место погреться на солнышке. Ничто не мешало гремучей змее блаженствовать, если бы не ком, выкатившийся из-под ног путников.

Едва преодолев спуск, они натолкнулись на ядовитого гада, приготовившегося к прыжку. От неожиданности и страха люди замерли. Отступать было некуда сзади отвесная стена берега.

Верхняя часть тела звеи ритмично раскачивалась вперед-назад, а ее гипнотизирующие глазки со злобой смотрели на людей, неожиданно вторгшихся на ее территорию. Она была предельно раздражена.

- Замрите и не шевелитесь, - сквозь сжатые зубы процедил Натти.

Он стоял на месте в огромном напряжении, немного наклонившись вперед и согнув ноги в коленях, медленно, почти неуловимым движением вытаскивая нож. Он весь покрылся холодным потом.

Рядовой Литлхорн был к змее ближе всех. Он пристально, словно завороженный, всматривался в раскачивающегося гада; треугольная голова, полураскрытая пасть, раздвоенный язык. Перед глазами пошли черные и красные пятна, ноги дрожали и подкашивались. Солдат не выдержал немыслимого напряжения и качнулся назад. Гремучая змея прыгнула.

Следопыт молниеносно выбросил вперед левую руку и схватил змею немного ниже головы. Сверкнул нож и уродливая голова отлетела в сторону. Он опоздал совсем немного. Ядовитый клык все же успел вонзиться в руку солдата.

Старый охотник прекрасно понимал, что это значит. Если срочно не помешать распространению яда в крови, тело сперва распухнет, солдат потеряет сознание, а затем умрет. Почерневший труп не тронут даже стервятники.

Он снял с себя пояс и туго затянул руку солдата выше локтя. На ладони была маленькая припухшая ранка. В это место, в деревянеющее тело следопыт вонзил кончик ножа и двумя надрезами удалил мясо вокруг укуса. Брызнула кровь. Натти приник к надрезу губами и стал отсасывать и сплевывать отравленную кровь. Он понимал: единственная маленькая ранка во рту, и у них с Литлхорном одна судьба.

Уровь остановилась. Солдат бессмысленно смотрел на окружающих холодеющими глазами, затем медленно погрузился в тревожный сон. Весь мокрый от пота, он бормотал что-то в бреду. Он блестел, как будто только что вышел из воды.

Жизнь постепенно покидала тело. Сначала рука почернела по локоть, затем опухоль захватила плечо, дошла до лица, искаженного гримасой боли. С трудом едва приоткрыв рот, солдат тихо, но четко прошептал.

- Пить!

Натти бросился к реке, зачерпнул в свою кожаную шапку воды, поднес к губам живительную влагу. Солдат не двигался. Вода была ему уже не нужна.

На горизонте, поражая воображение необузданной первобытной мощью нес свои воды к океану Отец Рек. Напоенная весенными дождями, вобрав в себя тысячи рек, речушек и ручейков, могучая артерия непреодолимым валом стояла на границе двух миров - красного и белого.

Уинстон Гудмэн с огромным трудом сдерживал разрывающие его эмоции. Впереди, до Нового Ормеала еще очень длинный путь. Он с ужасом осознавал, что, скорее всего, из многочисленной армии вторжения назад вернется всего лишь один-единственный человек, безграмотный волонтер. Но не это пугало его. За долгие годы плена он узнал как может эта неудержимая красная опухоль разрастаться, поглощая, в качестве пищи, белый цвет. Во всем мире он один знал, как бороться с этим. В случае его гибели лишь этот одичавший охотник сможет донести людям правду о развернувшихся здесь страшных событиях. Властно смотря в лицо волонтера, он строгим голосом произнес.

- Дуанто, за последние дни вы похоронили уже четырех. Я могу не дожить. Вы должны внимательно выслушать меня и донести лично генерал-губернатору. Об этом должны знать все. Прежде всего король!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Черная молния, последний воин из рода Большой Медведицы народа дэлабар Союза Семи Костров упрямо греб веслом из кленовой ветви. Он изготовил его при помощи ножа. Лодкой послужило сломанное ветром дерево, валявшееся рядом с берегом. Противоположная сторона реки становилась все ближе. Все четче выделялись стены форта, запирающего вход в Извилистую реку, грозные пушки.

Его заметили. Навстречу отчалил ялик. После разгрома карательной экспедиции генерала Вэнса и начала войны между метрополией и колониями все больше краснокожих из покоренных племен где группами, а где по одиночке уходили на запад, стремясь к свободе. Они быстро вливались в Объединенный Народ, пополняя его силы. Появление одинокого путника вовсе не удивило пограничников. Его уже ждали.

Давно дэлабар так вкусно и сытно не ел. Кроме привычной и хорошо знакомой ему жареной оленины в стандартный набор для прибывающих с восточного берега Отца Рек входили бульон с овощами и брынза - пища совершенно не знакомая воину, а также яблоки, которые ему изредка приходилось лакомиться в лесах.

После сытного обеда воин отправился в типи-потельню, где жар сухого воздуха изгнал из тела не только злых духов, но и болезненные начала. Затем ему предоставили кадушку с горячей водой, корыто и кусок мыла, предметы вовсе не известные Черной Молнии. Получив невиданный заряд бодрости, дэлабар отправился спать.

Ранним утром ему выдали новенькую одежду из мягкой оленьей кожи - униформу воина-разведчика и препроводили в кабинет на беседу с группой офицеров и переводчиков.

В гарнизоне не оказалось людей, знающих дэлабарский язык, пришлось общаться на энглишеском. То, о чем говорил Черная Молния, показалось очень важным и комендант форта приказал немедленно доставить воина в столицу по цепи егерского конвоя.

Тут же на отборных, сытых мустангах из форта выехал конвой. Всего за один световой день они должны преодолеть двухсоткилометровый путь до столицы. На дороге расположено двадцать постов для смены лошадей.

Черная Молния, Посланник, мчался на великолепном мустанге на встречу с великими вождями, имена которых, как удары грома, раскатами разносились по всему Континенту. Рядом были сильные, крепкие, ловкие воины. Голод давно не беспокоил их. За плечами каждого мерцала воронененная сталь ружей новейших образцов.

Одинокий всадник, завидя конвой, с уважением уступал дорогу. Дело государственное!

Они неслись, загоняя скакунов. Лошадей было много. Крепких, выносливых, откормленных. На постах мустанги в изнеможении падали на передние ноги, но уже новые скакуны нетерпеливо ждали всадников.

Черная Молния с замиранием сердца стремился к этой встрече. Ему было что сказать великим вождям.

...Народ дэлабар жил на самом берегу океана. Состоящий из семи племен, он выделялся многочисленностью, дружелюбием, своими познаниями в ремеслах и искусствах. Дэлабары первыми приняли на себя удар бледнолицых. И не стало безбрежных лесов, чистых родников, жирных оленей, безмятежно пасущихся на лесных полянах. Все было уничтожено.

Дэлабаров согнали в резервацию. На бесплодном клочке суши жить невозможно. А на земле краснокожих росли города и все больше и больше фермеров вырубали девственные леса, превращая их в поля.

Отец Черной Молнии стал одним из первых, кто без малейшего сомнения пошел за Черным Орлом. Он до последнего дня был с великим мэкигэном. После разгрома краснокожих он вернулся весь в ранах, но гордый и непокоренный.

Род Большой Медведицы бежал из резервации в горы. Часть воинов из других родов примкнула к ним. Они поклялись жить и умереть свободными людьми.

Армия, полиция, отряды фермеров постоянно охотились за краснокожими, пытаясь загнать их в резервацию. Шли годы, но кучка героев не сдавалась. Горные тропы в лесах были обильно политы кровью бледнолицых.

Беспрерывные кочевки по горам, постоянная готовность к войне, голод, холод - такова была цена свободы. Но никто не свернул с тропы тревог и лишений. В это время и родился Черная Молния.

Началась Семилетняя война. Франки обещали краснокожим свободу и землю и почти все племена пошли за ними. На поясах воинов не хватало места для скальпов энглишеских солдат.

Когда война закончилась, энглиши решили окончательно уничтожить отряд дэлабаров. И они уходили все дальше и дальше в горы. Это было страшное лето. Горы поразила засуха. Черная Молния помнил каждый день, каждый час. На небе не было ни облачка, за все время не выпало ни капли дождя. Стояла ужасная тишина, деревья высохли, ветви с умирающей листвой с последней надеждой тянулись к нему. Птицы и животные бежали из родных мест, устремившись туда, где была надежда найти хоть каплю воды.

Смолкли птичьи голоса и лишь иногда в голубом небе появлялся в вышине стервятник и, сделав огромный круг, вновь голодный скрывался в скалах.

В долине была вода, но там солдаты. Много солдат. Великий Маниту отвернулся от своих детей. С последней надеждой люди взявали духов.

Над раскаленными грязно-серыми скалами колыхался горячий воздух, поднимаясь вверх почти осязаемой мглой. В тени походных типи неподвижно лежали изможденные люди.

Дряблая кожа обтягивала исхудавшие костлявые тела женщин. К матерям прижимались умирающие дети, обнимая худыми обессилившими ручонками их иссохшие шеи. Глаза малышей потухли, лица были похожи на старческие.

Черная Молния никогда не сможет забыть этих страшных дней. Смерть от голода приходит не сразу. Врачале наступает мучительная боль в желудке. Затем появляется ощущение, будто что-то сильно сосет внутри и подступает к горлу. И, наконец, человеком овладевает полное безразличие ко всему и непреодолимо хочется лишь одного: скорее заснуть. Навсегда.

Солдаты перерезали путь в долину: там верная смерть. Оставалось лишь одно - пробиваться через непроходимый перевал на север. Там были новые фермерские поселения, скот и зерно.

Мужчины собрались на Совет. Черная Молния еще не прошел Посвящения и не имел права голоса. Он видел как выходил из типи отец. Шаги вождя были так тяжелы, будто ему прострелили ноги. У самого выхода он пошатнулся. И если бы обессиливший вождь не схватился за висевшие шукры, он бы упал.

Что-то вдруг до боли сдавило горло Черной Молнии, но он не издал ни звука. Ведь он сын вождя рода Большой Медведицы. Рядом лежали уже почти безжизненные мать и сестра. Смерть все туже затягивала свою петлю. Слезы накатывались на глаза, он с огромным трудом сдерживал их.

Лошади дэлабаров как и люди страдали от бескормицы. Без коней в горах преследуемый отряд беспомощен. Их сохраняли любой ценой - истощеных, с впавшими животами и торчащими ребрами. Животные оставались последней надеждой краснокожих.

Но для дэлабаа мустанг не просто конь. Это друг и брат. Всегда и везде он делит с воином тяготы дальних дорог. Даже умирая от голода, воин не поднимет руку на мустанга. Спасать свою жизнь ценой жизни друга?

Совет принял решение. Черная Молния еще не стал воином, и он взял на себя эту страшную вину.

Он подошел к табуну. Его любимец стоял немного в стороне и широко расставленными ногами разгребал сухую траву. Мустанг сразу узнал своего хозяина. Тяжело подняв голову, он сделал несколько шагов навстречу.

Слезы застилали глаза Черной Молнии, дальше идти он просто не мог. Конь приблизился, прикоснулся влажными ноздрями, лицо согрело теплое дыхание. Мустанг ничего не чувствовал. Он не мог ждать смерти от своего друга.

Дэлабар обнял коня за шею и прижался к его храпу. Он боялся, что ему не хватит сил совершить это. Перед глазами стояли шатающаяся походка отца, впалые, тусклые глаза матери, тоненькие ручонки сестры. Выбора не было, отступить он не мог.

Миг разлуки с любимцем неумолимо приближался. Наконец, он оторвался от шеи коня и дрожащей рукой вынул из-за пояса нож. Рукоять обжигала ладонь. "Прости меня брат", - шептали губы, - мы встретимся на Заоблачных Полянах Охоты. Иначе нельзя".

Лезвие вонзилось в сердце. Тело пронзила дрожь. Мустанг удивленно стоял, не веря, что с ним случилось такое. Тем более от руки друга. Потом его ноги подломились и он рухнул на землю. Ударом ножа Черная Молная тут же перерезал горло, на мокасины брызнула кровь. В голове сразу зашумело и какаято сила стала толкать юношу в сторону от этого места. "Прости", - беспрерывно шептал он и шатаясь брел все дальше и дальше.

Насытившись, дэлабары пробились через перевал и обрушились на бледнолицых там, где их никто не ждал. Они снова были свободны. Их путь лежал на запад. Туда, где нет белых людей. Но у Говорящей Воды огромные силы энглишей окружили их. Враги дорого заплатили за смерть каждого воина. В плен попали лишь те, кто истекал кровью, но не успел умереть.

Пленников передали полиции. Правительственный агент на допросе обвинил отца в совершении государственных преступлений, угрожая судом и расправой. В память молодого дэлабара врезалось каждое слово отца.

- Энглиши вторглись в нашу землю и силой и хитростью отняли ее у нас. На земле уже нет места для дэлабаров, только под землей. Вы оставили нам одно смерть. Мы воюем с вами. Мы сражаемся, чтобы выжить. Это преступление? Кто же тогда люди, которые как зверей травят нас, преследуя и уничтожая? Мы военнопленные. Мы не признаем ваши законы.

Агент был поражен словами вождя. Пленникам сохранили жизнь. Женщин, детей, стариков бледнолицые погнали в резервацию. Воинов отправили в лагерь для военнопленных.

На самом юге колоний в глубине тропических болот энглиши построили огромный лагерь, куда были согнаны вожди и лучшие воины многих враждебно настроенных племен. Сохраняя внешнее благообразие, бледнолицые без особых усилий методично уничтожали коренные народы Континента.

На место героев, лишенных даже права жить в резервациях, и загнанных в лагеря, энглиши быстро нашли предателей, выдвинувшихся в новую туземную элиту. Создав из них местную полицию, власти легко полностью контролировали ситуацию.

На бесплодных землях резерваций вести хозяйство было невозможно. Чтобы не умереть с голоду, дэлабары согласились на правительственные дотации. Но государственные чиновники вместе с краснокожими полицейскими разворовывали и без того ничтожную помощь. Голод, вынужденное безделье, отсутствие всяких перспекив, быстро ломали могучих воинов, превращая их в жалкие существа.

Энглиши так и не смогли заставить вождей работать в лагере для военнопленных. Их не сломали не пытки, не голод, ни угроза смерти. Ни один из вождей не стал рабом. И энглиши отступили.

В лагере мало кто жил подолгу. Даже охрана. Малярия, чахотка, москиты, огромная влажность. Почти каждый день Великий Дух забирал кого-то из своих краснокожих сыновей.

Однажды ночью группа смельчаков устроила побег. Ее возглавил отец Черной Молнии. Тогда молодой воин впервые своими руками задуших солдата. Как горный лев ринулся он на врага. Вспрыгнув на спину бледнолицего, он сдавил его ногами в поясе, взял шею в замок, вгрызся зумами в мышцы. От напряжения мускулы воина будто окаменели. Солдат был огромным, сильным, он очень хотел жить. Даже мертвый он не разжимал пальцев на запястьях Черной Молнии. Правый глаз рыжего исполина вылез из глазницы и с выражением безумного ужаса смотрел на дэлабара. Как ненавидел воин в этот миг белых людей, лишивших его народ всего.

Понимая свою обреченность, краснокожие не щадили уже никого. В одной из схваток погиб отец. Умирая, он просил сына идти в резервацию и вывести людей на закат солнца, где нет белых людей. Остатки отряда уходили на северо-запад, где их ждала вольная жизнь. А Черная Молния вернулся в резервацию.

По дороге он поднялся в горы, где его народ умирал от голода. Высоко на сосне, влади от человеческих глаз, висел череп его любимого мустанга. Выбеленный временем и солнцем, он был украшен птичьими перьями, бусами и иглами дикобраза.

Воспоминания обожгли сердце. Кроме страданий в его жизни не было ничего. Воин насыпал в череп табаку и стал молить духа мустанга, чтобы он простил своего брата. Затем дернул поводья великолепного породистого скакуна, отнятого у убитого драгуна, и, не оглядываясь, помчался прочь.

В резервации царили уныние, безразличие, полная апатия. Люди умирали как мухи, спиваясь и, самое страшное, многие уже не хотели вообще ничего. Дух воина покинул сердца мужчин. Казенная похлебка заменила им вкус вольной жизни. Остались костры, родовые трубки, воспоминания о былых подвигах. Но они уже не будили ни отваги, ни мужества. Туземная полиция арестовала его и сдала властям. Его везли через всю резервацию, но некому было отбить его у предателей. В колодках воина снова отправили в лагерь. Как он плакал. Как плакал суровый воин, которого ничто не смогло сломить. Его предали свои. Жизнь теряла всякий смысл. Этот путь, переполненный болью и стреданиями вел в никуда. Об одном просил дэлабар Великого Духа, чтобы Бог быстрее забрал своего сына на Заоблачные Поляны Охоты.

Шли годы. Однажды в лагерь был доставлен молодой воин из племени гурол. Он утверждал, что далеко на западе на берегу огромной реки краснокожие разгромили армию энглишей, где были сотни пехотинцев и кавалеристов, а затем захватили первоклассный форт с пушками. Он говорил об этом так зажигательно, что ему поверили. В глазах военнопленных вновь загорелся огонь. А затем всю страну всколыхнула весть о разгроме экспедиции генерала Вэнса. В глубочайшей тайне в лагере готовили вооруженное восстание.

Наступил апрель семьдесят пятого года и континентальцы открыто выступили против короля. Была заменена охрана лагеря и любовавших до того солдат сменили совсем другие люди. Энглиши стали заигрывать с краснокожими. В большой войне бледнолицых между собой никто не хотел получить удар в спину.

Союз между краснокожими и франками ни для кого уже не являлся секретом. Ни континентальцам, ни энглишам эта новая сила не прибавляла оптимизма.

Восстание в лагере в лучшем случае стоило бы не меньше половины жизней. Решили устроить побег троим. Гурол знал дорогу, но отряд попал в засаду. В короткой схватке двое воинов ушли в Страну Духов.

Путь длинною более тысячи километров состоял из двух приблизительно равных частей. Черная Молния пробирался на север вверх по течению, Пригающей Реки, несущей свои воды почти вдоль берега океана. Поднявшись до истока реки, он преодолел горный хребет и оказался по другую сторону водораздела. Любой из ручьев впадал в Синюю Реку, воин, следуя движению воды, повернул на запад.

У него не было никакого оружия, кроме ножа. Черепахи, раки, реже рыба служили ему пищей. В лесу было полно орехов, ягод, грибов. Днем дэлабар скрывался в дуплах, норах, старых берлогах, а, ????? ???????, ???????? ? ????. ??????? ???????? ?????????? ?????, ?? ???????? ? ???????. ?? ??? ???????????. ?? ?? ???? ????? ???????. ??? ????? ???????????? ???, ??? ??????? ? ????...

Зоркий Сокол долго внимательно смотрел в глаза дэлабара. Как и тысячи других, воин пришел к шауни-алдонтинам, чтобы стать одним из них. Воин с обожанием следил за каждым движением вождя победителей. Зоркий Сокол чувствовал это обожание, эту безграничную веру.

Он вспомнил неистовство Открытой Двери, требовавшего смерти алдонтинским лазутчикам, мудрость Сидящего Быка, его предсмертные слова. Шауни-алдонтины должны объединить все народы, такова воля Великого Маниту. Это судьба.

Они стояли один против другого - великий вождь и великий воин. Они верили друг другу, они верили в себя. Стоящие над судьбою, на изломе судьбы.

Бледнолицые начали между собой большую войну за земли краснокожих. Они дерутся как собаки за брошенную хозяином кость. Пусть же ненасытные койоты перегрызут горло один другому. Вся земля Континента станет свободной.

Костер Совета догорал. Все ждали решения Штаба Армии. Зоркий Сокол легким движением выдвинулся вперед и окинул взглядом вождей, тихо произнес.

- Сейчас уже все народы знают, кто их истиный враг. Пусть вожди поведут свои племена под один тотем. Солнце озарит Континент.

Вождь положил руку на плечо дэлабара и добавил.

- Брат! - Ты поведешь тысячу лучших всадников. Надо сжечь все, пленных не брать. Уничтежьте саму память о лагере. Сильный Удар возглавит отряд. Я все сказал. Хау!

ЭПИЛОГ

К началу последней четверти 18 века на Континенте произошло столкновение интересов трех этнических движений: набирающей мощь мировой империи энглишей, нарождающейся нации континентальцев и появившегося буквально на глазах нового краснокожего народа.

Каждый участник событий совершенно не собирался идти на компромисс и для достижения своих целей готов был на все. Цели же эти абсолютно совпадали полное господство на Континенте.

Противостояние этих сил растянулось на годы и развернулось на территории во многие тысячи километров.

Если представить жизнь нации как явление, ограниченное временем, то уместно сравнение с костром, наиболее понятное людям живущим в единении с природой.

Если нет искры, то и при достатке топлива пламени не получится. Отсюда, важно знать, что может стать такой искрой и в какой стадии горения находится костер. В начале и в конце горения затушить огонь несложно. Но в момент, когда пламя обжигает все вокруг, а топлива еще много, ситуация меняется в корне.

Каждая нация, осознав себя как целостность, стремится найти свои корни в глубинах веков для подтверждения моги и величия. Часто при отсутствии таковых их изобретают задним числом. Известно точно, что ни во времена строительства пирамид, ни в эпоху Цезаря ни энглишей, ни энглишеского языка не существовало. Самое большее, речь может идти о середине одиннадцатого века.

Также не существовало до 1768 года и шауни-алдонтинского народа, уже готового назваться одним именем, объединяющим огромное число людей из разных племен и даже рас и связанных общей исторической судьбой.

Этот народ сформировался всего за несколько лет и тут же заявил о себе. Такое может показаться невероятным. Но в жизни достаточно примеров. На Куликовскую битву шли москвичи, смоляне, тверичи, а уходили с поля боя русские. На великий курултай съезжались тридцать кочевых племен. Они получили единое имя - монголы - и централизованную власть во глве с Чингих-ханом. Сроки и даты вполне прослеживаются.

Почему объединенного краснокожему народу удалось добиться столь многого? Они достойно ответили на вызов истории? Да. Но их соседи и жители других частей света в эти же дни ответить на вызов не смогли. Значит у шауни-алдонтинов было то, чего не было, допустим, у тех же мэкигэнов.

Начиная с середины 17 века разведчики вроде Бетардье с его нашумевшей книгой стали определенно улавливать изменения в стереотипах поведения некоторых племен. Но прослеживались они четко лишь строго по условной прямой линии, проведенной по Континенту из географической точки ограниченной 30( С.Ш. и 70( З.Д. Эта полоса насквозь прорезала материк с юго-запада на северо-восток.

Народы, живущие вдоль этой линии, неожиданно ощутив свою силу, вступили в борьбу с колонизаторами. Другие же племена этого не сделали. Мэкигэны были к белым ближе других. Они на четверть века раньше шауни-алдонтинов начали войну и проиграли. Мог ли столь незначительный срок быть решающим? Не стал ли мэкигэнский народ костром, затушенным в самом начале горения?

Если эти годы, точнее нехватка этих лет, определили трагическую судьбу мэкигэнов и дали шанс шауни-алдонтинам, значит у этих племен был общий старт. Два этнических костра зажглись в один миг. Мэкигэнский просто не успел разгореться. Что же подожгло эти костры?

Новые нации рождались всегда почти мгновенно, что вызывало искреннее удивление современников. Невесть откуда взявшиеся персы всего за несколько лет покорили Ближний Восток, дойдя до Эллады. Александр Великий произвел еще более грандиозные завоевания, сломив империю персов. Арабы, ведомые новой религией, викинги, обрушившиеся на цивилизованные страны с севера и, конечно же, монголы. С точностью всего лишь в несколько лет можно определить даты начала этих этнических движений. История человечества насчитывает многие тысячи лет, а здесь важен каждый год.

Особенно впечатляет это на примере аборигенов Континента. Ведь здесь не было, по сути никакого развития. Время не двигалось вперед, только по кругу от зимы к лету. На этом фоне нехватка двух с половиной десятков лет поражает.

Так что же все-таки стало искрой, воспламенившей эти костры. Краснокожие не сомневались в потенциале Гичи-Маниту. Своим явлением он неоднократно подчеркивал личное участие в происходящем.

Вовсе не ново, когда боги предстают перед своими народами. Решительный и настойчивый Яхве казался слепящим огнем, небесный отец Спасителя - легким дуновением ветерка, добрым и ненавязчивым. Бог мусульман, не нуждающийся вообще во внешних формах, является лишь духом.

Земная мать Спасителя тоже неоднократно представала перед людьми. Для одних она Богоматерь, для других безгрешная Дева.

Боги приходят такими, какими их хотят и могут видеть люди. Не иначе. Так что или кто завел часы перечисленных этнических движений?

Народы, как и люди, рождаются, живут и умирают от старости. К моменту описываемых событий не было ни эллинов, ни римлян, ни византийцев. Прожив долгую жизнь длиной в 1200-1500 лет, они растворились среди других, более молодых народов.

История шауни-алдонтинов только начиналась. С новой религией, идеологией, культурой. Для мэкигэнов, дэлабаров или эрагезов шауни-алдонтины духовно весьма далеки. Конечно, не так, как бледнолицые, но тем не менее.

Эрагез или гурол готов был до последней капли крови сражаться с энглишами за право сохранить свой образ жизни и мыслей. И он же с невиданной легкостью вливался в объединенный краснокожий народ, где его ждала новая религия, в которой неизменным было лишь имя Бога - Гичи-Маниту, новый образ жизни.

Бывшие лесные охотники становились пастухами, земледельцами, ремесленниками. То, что энглиши не смогли заставить краснокожих сделать силой, происходило само собой. Воины в массовом порядке бросали своих вождей, стоящих на половинчатых позициях, и уходили к чужим. Сделать это не просто. Но ведь что-то толкало их?

Высшие силы? Но полная бесконтрольность, непредсказуемость и противоречивость развернувшихся событий говорят о том, что все происходит спонтанно. Откуда же появляется духовное единение людей живущих далеко друг от друга, говорящих на разных языках, по-разному ведущих хозяйство, поющих совсем непохожие песни и молящихся бесконечному числу богов, условно носящим единое имя?

С момента высадки первых жителей Старого Света на Континент у всех аборигенов, независимо от их воли и согласия осталось два пути: борьба и победа или борьба и смерть. Был еще третий. Некоторые племена убивали всех своих рождающихся детей, избавляя их от адской жизни, и быстро вымерли. Борьба краснокожих с иноземцами, какой бы она героической не была, всегда приводила к поражениям.

За века жажда реванша затмила все. Именно будущая победа и стала определяющей доминантой жизни аборигенов. Перед этим меркло все: и материальное и духовное.

Но до 1769 года они поигрывали пришельцам, а затем вдруг начали побеждать. Стали ли они смелее, мужественее или смекалистее, опытнее? Все это имело место. Но только этим не объяснить единение разноплеменных масс, живущих до того между собой далеко не в мире.

Духовный и экологический подъем в одно и то же время начался у абсолютно разных народов на огромных расстояниях, но строго вдоль условной линии. Многие, но далеко не все представители этих племен стали энергичнее. Они просто получили энергию извне. Слепую, не направленную ни на добро, ни на зло.

Произошли микромутации на генетическом уровне. У народов, как единой целостной системы, повысился энергетический потенциал. То есть силы и мощи стало в избытке. Куда направят свою мощь аборигены Континента?

Эллины, византийцы, арабы, викинги, монголы появились в результате таких же микромутаций. Как и даки и чжурчжени.

Даки столкнулись с Великим Римом и были все уничтожены. Чжурчжени не выдержали соперничества с могнолами и на полтысячи лет скрылись в приамурской тайге. После ослабления монголов они вышли из леса, поменяли имя и завоевали Китай. За пятьсот лет в манжурском народе накопилось много сил.

Жители голодных мест с неблагоприятным климатом - арабы, викинги, монголы - разнесли свою энергию по всей планете. У эллинов и византийцев было по другому. В то время, когда гордые, бесстрашные горцы даки до последнего бились с Римом, превосходящим их по силам в пятьдесят раз, жители Малой Азии совершенно спокойно смирились с владычеством Рима. Они развивали, совершенствовали, дополняли и распространяли учение, данное Спасителем.

Эллины и византийцы жили в богатом регионе с мягким климатом. Избыток сил они направляли не на войны. Будучи сытыми, они больше думали о высоком.

Обновление мэкигэнов, алдонтинов и шауни произошло в неблагоприятнейших условиях. Мэкигэны разделили судьбу даков. Но вновь появившемуся народу вряд ли удасться стать племенем мечтателей, поэтов, философов.

Какой путь выберет этот народ? Уйдут ли они далеко на запад, чтобы там спрятаться от непобедимого врага и накопить сил? Или ворвутся в города белых, уничтожая все, сжигаемые жаждой мести? А может быть все же можно создать общество, живущее по законам добра, где каждому найдется достойное место?

Жесткое космическое излучение запустило механизм этнического развития. По всему Континенту запылали костры, доводящие до кипения плавильные котлы. Выкристаллизуется ли в шауни-алдонтинском котле новая великая нация или все-таки огонь затухнет? Энергия, способная порождать богов, пророков, вождей, что даст она шауни-алдонтинам?!