«Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА IV. Киты и люди»

Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА IV. Киты и люди (fb2) - Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА IV. Киты и люди (МТА - 4) 4994K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Саша Кругосветов

Саша Кругосветов Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА IV. Киты и люди

Традиция и новация

Четвёртая книга из цикла «МТА» лишний раз доказывает, что для участников конкурса «Новое имя в фантастике» нет никаких — ни стилевых, ни жанровых — ограничений. Нет и быть не может. Ведь для того и организовывался конкурс, чтобы силами самих авторов, не желающих мириться с издательско-редакторским диктатом, а желающих писать так, как им подсказывает их мятежное сердце, расшатать стереотипы, связанные с утвердившимся в современном книжном мире брендом «фантастика». И утвердить «фантастику» как художественный приём — приём, которым пользовались Лермонтов и Гоголь, Свифт и Гёте, Герман Гессе и Кобо Абэ, Габриэль Гарсиа Маркес и Владимир Орлов, и многие, многие другие талантливые писатели всех времён и народов… Важно вместо сковывающего творческие возможности принципа утвердить принцип, максимально раскрепощающий авторскую фантазию.

В первых трёх книгах серии читатель находил рассказы и повести разных авторов. В них включались произведения безо всякого ограничения. Лишь бы в них был фантастический приём, элемент нереального, небывалого. Там были лирические фантазии и космические приключения, иносказательные притчи и пугающие дистопии, боевые истории и современные сказки. Четвёртая книга построена по-другому — это единое авторское произведение. Жанр его можно определить как роман в рассказах для детей среднего школьного возраста.

Имя её автора кое-кому уже известно. А, точнее, его псевдоним, литературная маска, не скрывающая, впрочем, вполне ясного выражения авторского лица. Маска эта — такая же условная, как хорошая фантастическая литература.

Саша Кругосветов.

Весной 2014 года он вместе с художником-иллюстратором Верой Казаку на конференции по вопросам фантастики «Роскон» получил приз «Алиса» (за лучшую фантастическую книгу для детей и подростков), представив книгу «Большие дети моря». И новое произведение Саши Кругосветова — это новое, полное приключений путешествие в компании с капитаном Александром, Боцманом, Штурманом, Поваром-Коком и говорящим голубем Митрофаном, персонажами, знакомыми читателям «Больших детей моря».

Вот только по расчётам автора читатели эти уже должны были немного подрасти. Если «Большие дети моря» были адресованы учащимся младших классов, то «Киты и люди» ориентированы на школьников средней ступени. Книга эта не только увлекательна, но и познавательна.

Кир Булычёв, пятнадцать лет назад учредивший приз «Алиса» и давший ему имя своей самой популярной героини, в одном из интервью сказал, что не очень любит детскую фантастику, которая только развлекает, — он считал, что фантастическая литература должна быть поучительной и познавательной. Такова и новая книга Саши Кругосветова. Её герои, вымышленные персонажи, встречаются с существами, за которыми образованный читатель обнаружит серьёзный «бэкграунд». Для тех же юных читателей, которые ещё не знают, что белый кит Моби Дик — это персонаж романа Германа Мелвилла, а гигантская акула-мегаладон — реальное существо, обитавшее на Земле в глубокой древности, есть пояснения, специально выделенные курсивом. В них автор вступает в прямой диалог с читателем и рассказывает о многих интереснейших фактах: когда появились первые подводные лодки, что такое бушприт, почему острова называются Затерянными и многое другое. А из сносок юный читатель узнаёт множество имён писателей и учёных, поймёт значение множества слов — кто такие Льюис Кэрролл и Бернард Шоу, Чарльз Дарвин и Галилео Галилей, что такое «каламбур» или «пантомима».

Когда-то современная фантастика формировалась как литература познания. Писатель и издатель Хьюго Гернсбек, сформировавший канон американской НФ, говорил, что «фантастику пишут люди науки для людей науки и о людях науки». Для писателей, не особенно хорошо владеющих художественным словом, этот принцип в какой-то момент стал оправданием. Александр Казанцев даже писал, что основная задача фантастики — привлекать молодежь в «технические втузы». Позже, борясь за художественность фантастической литературы, как это бывает часто, вместе с водой выплеснули и ребёнка. Познавательность из фантастики ушла…

Книга, которую вы держите в руках, интересна уже хотя бы тем, что на новом историческом витке развития возвращает фантастической литературе её старинные «завоевания», которые некогда были растеряны. Эта книга и написана отличным, ярким, художественным языком, и содержит множество интересных фактов из самых разных областей человеческой деятельности — фактов в равной степени и увлекательных, и полезных.

Вот так традиция встречается с новацией. И это обогащает литературу.

Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ, поэт, прозаик, критик

Саша Кругосветов Киты и люди. Путешествия капитана Александра

Введение

Добродетель отважна, и добро никогда не испытывает страха.

В. Шекспир

Хочешь снова послушать о приключениях знаменитого капитана Александра?

Прошло уже несколько лет с тех самых пор, когда мы впервые познакомились с капитаном «Быстрых парусов». Ты был ещё совсем маленьким. Теперь ты вырос, повзрослел — десять лет — вполне серьёзный возраст — и, я думаю, с удовольствием послушаешь о новых, неизвестных тебе приключениях. В них нашим героям, капитану Александру и его команде, предстоит вновь встретиться с неожиданными испытаниями и довольно опасными препятствиями. Им придется решать теперь гораздо более сложные проблемы, и ты вполне уже сможешь понять многое из того, что раньше было тебе ещё недоступно, а возможно, и неинтересно.

За это время мы все стали чуть старше, не только мы с тобой, но и наши герои, а значит, все они, капитан Александр, Боцман, Штурман, Повар-Кок и другие его спутники, хоть немного, но изменились.

Капитан Александр оставался таким же стройным и красивым. Он не казался ни богатырем, ни тем более громилой, но когда снимал китель, из-под его шёлковой рубашки проступала рельефная мускулатура, говорящая о необыкновенной силе этого человека. Всё было в нём, как и раньше, только на щеках углубились две продольные борозды, явственней стала ямочка на подбородке, а губы плотнее сжались, свидетельствуя о смелом и решительном характере нашего героя, а также о нелёгких испытаниях, выпавших на его долю.

Боцман, самый старший из спутников Александра, был по-прежнему кряжистым и очень крепким. Боцмана никак нельзя было назвать стариком, его усы, хоть и поредели, но так же задорно закручивались вверх, словно напоминая нам об упрямом и задиристом характере этого командира палубной команды.

Молодой Штурман стал первым помощником капитана и исполнял его обязанности при отсутствии на корабле Александра. Штурман повзрослел и всерьёз подумывал о том, чтобы жениться на своей нежной невесте сразу по возвращении из плавания.

Вот кто совсем не изменился — так это смешливый Повар-Кок: толстый, румяный весельчак; время, казалось, совсем не имело власти над ним.

Пожалуй, только голубь Митрофан заметно постарел. Прибавилось белых пёрышек на его хохолке и в пышном воротнике вокруг шеи. Пёрышки эти были, видимо, не совсем белыми, — просто седыми. Стоит ли удивляться? — к тому времени голубю было уже довольно много лет по его птичьему возрасту. Митрофан стал очень солидным, не таким юрким, как раньше, и всё больше времени проводил, сидя с важным видом рядом с капитаном Александром, к которому был очень привязан.

Когда друзья капитана Александра собирались в кают-компании, они обычно подшучивали над голубем и говорили:

— Митрофан, расскажи, как ты спасал капитана Александра?

Голубь любил поболтать, поговорить с друзьями. Особенно на эту тему. Долго и неторопливо вспоминал он, как они с капитаном Александром шли на корабле «Быстрые паруса» в дальние страны, как на них напали Чёрные птицы и как он, бесстрашный голубь Митрофан, всех их перебил — всех до единой.

— Как же так? — спрашивал кто-нибудь из развесёлой компании. — Ведь Чёрных птиц уничтожили из своих пистолетов Доля и Зюля.

— Великаны прибыли тогда, когда Чёрных птиц уже почти не оставалось, наши великаны только закончили то, что я уже сделал до них. Вы мне не верите? — тогда сами спросите об этом у Доли и Зюли, — эти слова голубя неизменно встречались дружным хохотом, а невозмутимый Митрофан отвечал так:

— Какие вы всё-таки дураки. Один только капитан Александр меня понимает. Если он ещё авторитет для вас, узнайте у него — капитан подтвердит, что голубь Митрофан никогда и никому не врёт.

Александр ласково погладил голубя и сказал:

— Не обращай на них внимания, Митрофан, они шутят, именно так всё и было, как ты рассказываешь.

— Ты давно обещал рассказать мне о белом ките Моби Дике.

— Моби Дик — это интересно. Давай попробуем. С чего же нам начать? Начнём с того, что впервые об этом ките мы узнали из книги замечательного американского писателя Германа Мелвилла. В свои молодые годы тот служил простым матросом на китобойном корабле «Пекод» и собственными глазами видел: вначале — погоню за Моби Диком, а потом — страшную картину нападения белого кита на его судно. Мелвилл рассказывает нам о могучем белом ките как о воплощении всемирного зла, как об огромном чудовище, злобном и беспощадном, одно упоминание о котором в своё время вселяло ужас в сердца бесстрашных моряков и китобоев.

— Нет, нет, не надо о злобном ките. Расскажи лучше о добром белом ките, о добром Моби Дике.

— …Может быть, ты и прав. Зачем пересказывать книгу известного писателя? Ну а читать её самому тебе пока рановато. Подрасти немного… И тогда с удовольствием прочтёшь не только «Моби Дик», но и «Тайпи», и «Энкантадас», и «Билли Бадд, фор-марсовый матрос»… Мы с тобой можем узнать о жизни Моби Дика не только из книги Германа Мелвилла. Капитан Александр тоже был знаком с белым китом — даже очень хорошо знаком — и оставил нам свои воспоминания об их нежной дружбе. Вот я и расскажу тебе о таком Моби Дике, каким его знал наш капитан, каким знали члены команды «Быстрых парусов»; ведь именно Александр первым сумел растопить жестокое сердце морского великана и разглядеть в белом ките, которого до этого все считали злобным чудовищем, умное, доброе и необыкновенно благородное животное.

Белый кит

От его чихания показывается свет;

глаза у него как ресницы зари;

из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры;

из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла.

Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя.

На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас.

Книга Иова

Рассказ о том, как капитан Александр встретился с белым китом Моби Диком и подружился с ним

Однажды, когда капитан Александр на своём корабле «Быстрые паруса» странствовал по южным морям, ему встретилось китобойное судно «Пекод». По обычаям того времени парусники уменьшили скорость и сблизились так, чтобы капитаны обоих кораблей могли видеть друг друга и разговаривать.

«Пекод» выглядел плачевно: такелаж, удерживающий шлюпки и мачты, местами оторван, из четырёх шлюпок, обычно закреплённых на борту корабля, осталась только одна, и та — с проломленными бортами, вырванными уключинами и со сломанными веслами.

— Что случилось, капитан Ахав? — крикнул в рупор Александр, который знал Ахава как отличного моряка, умевшего с честью выходить из любых, самых неприятных и даже, казалось бы, безвыходных положений.

— Ты не поверишь, капитан Александр. Мы преследовали кита. Вначале — на корабле, потом — на шлюпках. Когда мы загарпунили его, он напал на нас и ударами хвоста утопил три лодки. На четвёртой, последней лодке нам удалось уйти от него и вернуться на корабль. Тогда кит стал преследовать мой «Пекод». Он нападал из-под воды так искусно, что мы не могли наводить на него гарпунные пушки и защищаться. Ударами головы кит в щепки разбил руль, пробил обшивку борта; через пробоину в судно хлынула вода. Пришлось удирать. Нам повезло — дул попутный ветер и, несмотря на сломанный руль, мы всё-таки сумели оторваться от морского гиганта. Тут я вспомнил, что перед плаванием ко мне подходил какой-то человек, он представился Илией и предсказал встречу в море со «страшным белым китом». Предсказал также, что я вернусь на берег без одной ноги, а мой друг, капитан Вопли, командующий английским судном «Эндерби», встретится с тем же самым животным и останется без руки. И то, и другое, и рука, и нога достанутся в качестве трофея белому киту. Так он и сказал: «останутся в качестве трофея». «Слава богу, — подумал я, — похоже на то, что прорицатель ошибся, ничего особо плохого со мной пока не случилось. Обе мои ноги при мне — есть, что предъявить жене по возвращении». А два дня назад мы заметили вдали знакомый силуэт «Эндерби» и направили свой корабль ему навстречу. Хотелось поскорее узнать, всё ли там в порядке, потому что я очень волновался за своего друга. Оказалось, что капитан Вопли видел, как и мы, белого кита, но ему и его команде посчастливилось избежать встречи и столкновения с этим злобным и опасным животным. Так что нам обоим улыбнулась удача: и мои ноги, и его руки остались целы.

— Удивительная история, Ахав. Что же это был за кит?

— Кашалот, огромный, совершенно белый, метров двадцати — двадцати пяти, такого большого кашалота мне лично никогда не доводилось раньше видеть. Но моряки этих вод хорошо знают его и рассказывают о нём разные невероятные истории. Кит не имеет семьи, плавает один и часто нападает на китобойные суда. За огромную силу и необыкновенную свирепость моряки называют его «морским дьяволом». Будьте осторожны при встрече с ним. Многие китобои, даже самые отважные из них, отказались от охоты на спермацетовых китов (так называют китов-кашалотов), — сказал на прощание капитан Ахав, и корабли разошлись.

Капитан Ахав

Услышав этот рассказ, команда корабля «Быстрые паруса» задумалась. Боцман вспомнил о внуках, молодой Штурман — о невесте. Весельчак Повар-Кок — и тот притих и подумал о своих детях. Боцман, самый опытный из всей команды, сказал капитану Александру:

— Я тоже знаю этого кита, его зовут Моби Дик. То, что о нём рассказывают, — это правда; правда и то, что белый кит ещё страшней, чем о нём говорят, — он разбивает встретившиеся суда и шлюпки, а людей, упавших в воду, калечит. Многим морякам он поломал руки и ноги, есть и такие, кому встреча с ним стоила жизни. Китобои пытались его убить, в спине кита застряли гарпуны нападавших, но моряки — или сами погибали от ударов его головы и хвоста, или позорно ретировались.

— Как это — ретировались?

— Убегали, улепётывали, удирали с поля битвы без славы и с позором.

— А почему Моби Дик белый, почему он всегда один?

— Этот кит отличается от своих чёрных родственников, он белый. Так иногда бывает в природе — встречаются белые тигры, белые тюлени, белые пингвины, их называют альбиносами, в их коже и шерсти по какой-то причине отсутствуют специальные красящие вещества. Такая особенность этих животных никак не сказывается ни на их здоровье, ни на жизненной силе. Но у них у всех есть одна проблема, одна неприятность — другие животные ни за что не хотят терпеть такого альбиноса в своей среде и изгоняют его. Может быть, по этой причине, может, по какой-то другой, но Моби Дик всегда плавает один.

В жизни людей многое напоминает нам жизнь и обычаи животных. Например, человека, который чем-то отличается от других, необязательно цветом волос, — характером, привычками, внешностью — называют «белой вороной» и тоже выгоняют отовсюду, насмехаются над ним, делают всякие пакости и совершенно несправедливо считают виноватым во всех бедах и несчастьях других людей.

— Моби Дик тоже был альбиносом?

— Не знаю, может быть, и так, а может — и нет, потому что у альбиносов глаза красные, а у Моби Дика — чёрные.

— А почему это кит — спермацетовый?

— В голове у кашалотов есть такое образование, которое состоит из ароматного маслянистого вещества — спермацета, используемого людьми в парфюмерии. Спермацет в голове кита концентрирует щелчки, издаваемые кашалотом, и превращает их в узкий звуковой луч. Сила звука в луче такая же, как если б ты стоял в десяти метрах от стартующей космической ракеты. Настоящая звуковая пушка, парализующая звуковыми ударами каракатиц, осьминогов и кальмаров, которыми питается кашалот на дне моря.

Теперь понятно? Продолжим наш рассказ.

Прошло совсем не так много времени, и корабль «Быстрые паруса» действительно встретил Моби Дика. Сначала марсовый, наблюдавший за обстановкой на море, закричал:

— Справа по борту вижу огромного спермацетового кита!

Он ещё не рассмотрел, какого цвета этот кит. Издали был виден только силуэт. Боцман подошёл к капитану и сказал:

— Кашалоты стали очень опасны и мстительны. Помимо Моби Дика, дурной славой пользуются и другие спермацетовые киты, ставшие грозой китобоев, — малайский Пайта-Том, новозеландец Джек, владыка Японии Моркан и Дон Мигуель, чилийский кит-разбойник.

— Я знаю об этих опасных китах, Боцман, — сказал Александр. — Мне не раз писал о них наш соотечественник Лангсдорф, натуралист, участник кругосветного путешествия под руководством прославленного русского мореплавателя Ивана Крузенштерна.

— Теперь вижу, вижу отчётливо! Это белый кашалот, может быть, тот самый, о котором говорил капитан Ахав, — ещё раз сверху прокричал марсовый.

— Ты слышал, наверное, Александр, — настойчиво продолжал Боцман, — о судьбе американского китобойного судна «Эссекс», на которое во время охоты напал один из кашалотов и потопил корабль. Некоторые моряки пытались спастись на пустынных необитаемых островах, где нет ни воды, ни тени; судьба их неизвестна до сих пор. А капитан «Эссекса» Поллард сумел добраться до порта и снарядил новый корабль, чтобы отомстить тому киту, но его корабль во время погони сел на рифы. После этого Поллард навсегда отказался от моря. Может, мы не будем приближаться к белому киту?

— От судьбы не уйдёшь, дорогой мой друг. Никто заранее не знает, что может случиться в море. А нам непременно нужно встретиться с этим кашалотом, — Александр был непоколебим.

— Приготовить пушки к бою? — спросил Боцман.

— Ни в коем случае! Шлюпку на воду, — дал команду капитан — И никаких гарпунов!

Вельбот (так называют большую шлюпку) с матросами во главе с капитаном Александром приближался к белому киту. Кашалот, судя по всему, был уже немолод, белая кожа изрыта бороздами, глубокими складками и круглыми шрамами от присосок гигантских кальмаров, а из боков и спины торчали позеленевшие обломки гарпунов.

«Здорово же тебе досталось, приятель», — подумал Александр.

Кит, казалось, не подозревал о приближении шлюпки, он беспечно бил хвостом и выбрасывал из ноздри фонтаны воды.

— Не вмешивайтесь, друзья! — сказал Александр. — Я один знаю язык китов и дельфинов, понимаю их щелчки и жужжание. Надеюсь, я смогу образумить белого кита. А вы, — крикнул он Доле и Зюле, оставшимся на корабле, — не высовывайтесь, а то напугаете бедное животное. Неизвестно, что сделает кит, заметив таких больших парней. Делайте, что хотите, — ложитесь на палубу, закрывайтесь парусиной — но вас не должно быть видно.

«Когда шлюпка подошла вплотную к Моби Дику, капитан прыгнул ему на спину и ухватился за торчащие гарпуны»

Когда шлюпка подошла вплотную к Моби Дику, капитан Александр, сняв предварительно китель, прыгнул ему на спину и ухватился за торчащие гарпуны. Встревоженный кит помчался что было сил, поднимая хвостом огромные волны, в то время как Александр продолжал ловко балансировать на его спине. И тут кашалот нырнул, пытаясь сбросить капитана, но тот успел привязать к торчащим гарпунам специальную верёвку — линь, и сам спрыгнул в воду, держась за линь, который он разматывал, когда животное глубоко уходило под воду. Долго кругами носился белый кит, то погружаясь, то выплывая на поверхность, чтобы избавиться от маленького, надоедливого человечка, но у властелина морей ничего не получалось. Чем быстрее он плыл, тем больше впивались в его бока и спину гарпуны, к которым этот человечек привязал линь.

Матросы с корабля со страхом наблюдали за всем происходящим. Им очень хотелось защитить Александра, их так и подмывало обстрелять кита из пушек, но они боялись, что могут попасть в своего капитана.

Великаны Доля и Зюля, выглядывая из-под парусины, тоже с волнением следили за неравной борьбой кита и капитана. Даже они были удивлены силой животного и его размерами, которые в несколько раз превосходили их собственные. Но ещё больше поражались они силе и мужеству капитана.

Внезапно Моби Дик развернулся, подплыл к Александру поближе, выбросил из ноздри фонтан воды и остановился, дав понять, что не собирается нападать. Видимо, капитану удалось укротить дикое животное. Александр выбрался из воды в шлюпку и наблюдал, что станет делать кит. Кашалот не шевелился, казалось, что он уснул.

* * *

В одно мгновение перед мысленным взором благородного животного промчалась вся его жизнь.

Вот он совсем маленький, трёхметровый китёнок. Вместе с матерью, красавицей Пинкойей, живёт в стаде своего деда, старого чёрного кашалота, могучего Мехе. Моряки знают этого Мехе, опасаются и называют уважительно Эрмерхильдо Барриа.

Дед злится на дочь Пинкойю. Мало того, что она сама, светлая, изящная, с золотистой головой и светло-голубыми глазами, быстрая, как дельфин, так непохожа на всю его родню. Она ещё принесла китёнка неизвестно от кого. Никто из моего стада или стада соседа Илларио близко не подходил к Пинкойе, даже и не мечтал быть с ней вместе. А ведь кашалоты — не какие-нибудь серые киты или финвалы, где каждый гуляет, кто с кем хочет. У нас, кашалотов, всё строго. Кашалоты живут парами. Рожают и растят детей. Защищают друг друга. И живут своей семьёй до самой смерти. А эта, смотри же ты, принесла отпрыска, кто его отец — неизвестно. И молчит. На вопросы не отвечает. Я, говорит, сама выращу сына. Станет он богатырём и защитником всех кашалотов.

А малыш-то совсем белый. Как китовое молоко. Только глаза — словно чёрные бусинки. Откуда он взялся? Не чудища ли морского отпрыск? Сам-то я его, это чудище, не видел. Говорят, что живёт оно в самых глубоких впадинах, редко появляется на поверхности. Только лунному свету подставляет свою широкую белую спину. Чудище это огромно, кожа покрыта шишками каменными и наростами. Прилипшие раковины мерцают дрожащим перламутровым сияньем. Говорят, раньше было оно кашалотом и жило вместе с нами. Все кашалоты старели и умирали, а этот жил и жил. Когда не осталось его родных, ушёл в холодные воды. Старался никому не попадаться на глаза. Только увидят его вдали колеблющимся светлым пятном в голубой толще воды — и раз, исчез он. Было ли чудище, не привиделось ли? Беда, если одинокая самка или малыш наткнутся на него вдали от стада — налетит и разорвёт. Так говорили старые китихи, когда пугали малышей-кашалотиков.

Люди называют его морским конём. Мчится морской конь ночью от одного острова к другому. Ведьмак с красным фонарём свистнет, конь — тут как тут. Семь ведьмаков на спине — и след простыл.

Нет, не к добру появился этот китёнок, белый сын ночи. Не нужны нам в стаде ни золотистая Пинкойя, хоть и дочь она мне, ни белый китёныш. Пусть лучше уходят. А то накличут беду. Придёт морское чудище и изведёт все стадо.

Самке с малышом туго придётся без стада — что с того? Когда нападают косатки, стадо встаёт кругом, малышей ставят в середину, и ударами хвостов киты защищаются от врагов. Косатки покружат-покружат, да и уйдут ни с чем. А Пинкойя одна куда денется? Эх, беда, беда… Куда денется, куда денется, мне-то что до этого? Не губить же всё стадо. Ей, Пинкойе, думать надо было тогда, той чёрной ночью.

Так и случилось, что осталась Пинкойя одна с малышом. Умна была Пинкойя, быстрая, предусмотрительная и заботливая. Умела выбирать пути весенних и осенних миграций. Такие пути, воды которых богаты молодыми каракатицами и кальмарами и укромными уголками изобилуют, в которых могут скрыться от недобрых глаз молодая самка и её малыш. Вскоре к ним присоединился чёрный Педро, младший брат Пинкойи. Не ужился он со старым Мехе и сам ушёл из стада. Теперь их стало трое. Но главной оставалась Пинкойя.

Белый китёнок быстро рос. Когда стадо Пинкойи встречалось с другими кашалотами, соплеменники неизменно отмечали недюжинную силу и отвагу молодого китёнка. Его называли и Ричардом Бесстрашным, и Большим Диком. Родные же звали ласково — Моби Дик (Дик-хулиган). Это, последнее, так и осталось на всю жизнь именем белого кита.

В те годы киты-кашалоты чувствовали себя настоящими королями морей. Они смело бороздили океаны. Кормились в холодных глубинах и на тёплых отмелях. Посещали все континенты и знали морские проходы, недоступные судам могущественного племени людей. Они находили скрытые пути под льдинами Антарктиды и проходы из Тихого в Атлантический океан вдоль скованных льдом северных берегов Канады. Киты-кашалоты питались только моллюсками и никому не причиняли вреда. Врагов у них тоже, можно сказать, не было. От косаток они отбивались всем миром, а с белой акулой или с гигантским кальмаром взрослый кашалот мог справиться и в одиночку.

Молодой Моби Дик наслаждался полной свободой. Он — добрый хозяин Земли. Все обитатели морских пучин послушны его воле. Сама планета помогает ему. Магнитные линии, которые он чувствует лучше перелетных птиц, помогают определить направление пути, предупреждают об опасных скалах и мелях. Холодные и тёплые течения подсказывают, где лучше искать пищу. Куда идти зимой вслед за миграцией кальмаров и где отдохнуть летом, нежась в тёплых водах под лучами добродушного светила.

Природа любовалась плодами своего труда. Казалось, она спрашивала, может ли быть что-либо совершеннее китов? Природа, думал кит, наша заботливая мать, подарила нам, свободным жителям морей, дружелюбие, могучее любящее сердце, независимый характер, способность к самопожертвованию, быстрый ум и совершенное тело, идеально приспособленное к любым климатическим условиям нашей планеты. Человек, считающий себя венцом творения, не получил и десятой доли того, чем была одарена большая семья китов. Видно, в те далёкие времена, когда создатель раздавал подарки детям земли и морей, завистливое и себялюбивое племя людей получило ровно столько, сколько оно заслуживало.

Гигант моря мог часами созерцать жизнь стихий воды, камня, ветра, льда, солнца и облаков. Всё радовало его — и холод, и жара, штиль и буря, ясное небо и проливные дожди, и спокойствие природы, и гневные раскаты грома. Всё было ему по душе. А с чем можно сравнить удовольствие, которое получал белый кит, слушая под розовым небом в лучах заходящего солнца бесконечные концерты поющих горбатых китов и морских канареек — заливающихся трелями пухлых белух?

Изумительные слух и зрение, возможность воспринимать магнитное поле земли позволяли ему видеть столь сложную картину мира, о которой мы, люди, не имеем даже приблизительного представления. Он и сам был частью природы. Стихии воды, воздуха и земли, обычно столь враждебные к животным, растениям и человеку, принимали могучего кита как своего. Природа чувствовала, что кит одним своим присутствием одушевляет её. Мысли и переживания этого необыкновенного существа, питающиеся симфонией света, звуков и запахов, создавали сложные, необычные образы, которые как бы заново творили природу Земли, вдыхали жизнь в дотоле неживую материю.

Ах, это непередаваемое ощущение красоты мира, радостно сливающееся с ощущением силы собственного тела! Вот тёплые голубые воды на поверхности моря с веерами расходящихся лучей солнца. Молодой кит поднимает вверх хвост и проваливается в тёмные морские бездны. Сплошная чёрная, без границ и края, дыра на дне под километровой толщей воды. Даже здесь, на этой неимоверной глубине Моби Дик — хозяин положения. Он, белый кит, — совершенная машина, великолепно работающая, как на поверхности, так и на глубине, при давлении воды в сто и более атмосфер. Голова его оснащена лучше, чем скафандр современного водолаза, она имеет биологические механизмы, которых нет и в помине даже у таких прекрасных пловцов и ныряльщиков, как тюлени, моржи, пингвины и другие морские животные и птицы. Это специальный резервуар воздуха в одной из его ноздрей, помещённый в костяную оболочку головы, выдерживающую давление воды на глубине до полутора и более километров. И особая кровь, задерживающая гораздо больше кислорода, чем кровь других животных. И усиленное кровоснабжение мозга, столь необходимое тогда, когда кислорода в крови уже не хватает для обеспечения всех органов.

Вот он на дне. И ничего не видит. Включает очереди быстрых щелчков, напоминающих тихий скрежет, и направляет их лучом по кругу. Его слуховой аппарат ловит эхо и легко различает дно, острые скалы и глубокие провалы. Что это? Звук вроде уходит вдаль, но малая часть его отражается и возвращается. Это луч нащупал студенистое тело кальмара. Потревоженный гигантский кальмар сверкнул на мгновенье ярким светом и тут же потух. Он постарается уйти. Его надо настичь. Иначе он затаится в укрытии и попробует напасть сам. Мало хорошего, если попадёшься в объятия его острых крючков. Но Моби Дик следит за ним. Он напрягает мускулы, сдавливающие его звуковую линзу, и наносит звуковой удар, напоминающий молниеносный кратковременный крик. Жертва поражена. Кальмар бессильно обвисает, потеряв сознание. Больше он не опасен.

«Мы, кашалоты, умнейшие обитатели морей и суши, — с гордостью думает Моби Дик. — Мы сохраняем предания о древнейших эпохах истории Земли. Мы понимаем друг друга, понимаем язык других китов, дельфинов и даже язык многих рыб, говорящих постукиванием жаберными косточками или поющих нежные мелодии с помощью плавательного пузыря».

Часто бывало, Моби Дик тихо подплывал под днище корабля и, благодаря своему великолепному слуху, хорошо различал разговор людей в каютах и на палубе. Он, единственный из китов, научился понимать человеческий язык и поэтому неплохо знал, что происходит с людьми на морских просторах. Знал он и о самых знаменитых капитанах того времени.

Да, то были счастливые годы. До тех пор, пока в морях не появились китобойные суда. Эти смелые моряки, словно дикие звери, стали гоняться за доверчивыми и доброжелательными китами и дельфинами. Китобои хитрее акул и кровожаднее косаток.

К тому времени Моби Дик встретил свою Кетти Блэк, и у них уже было двое крепких ребят, таких же чёрных, как Кетти. Матушки больше не было с ними. А дядюшка Педро был уже не так силён, как раньше. К тому же в битве с косатками он потерял один плавник и не мог быстро плавать. Белый кит стал вожаком стада. Он старался заранее узнавать о замыслах охотников и до поры до времени успешно уводил свою семью от погони.

Но однажды китобоям удалось застать их врасплох. Киты, отдыхая на поверхности, неплохо видят всё спереди и по бокам, а то, что творится сзади, они видеть не могут. Обычно их спасает хороший слух. Но в этот раз шлюпка китобоев сумела незаметно подкрасться к дядюшке Педро, и огромный звероподобный индеец поразил его гарпуном. Гарпун лишь задел бок дядюшки, и чёрный кит пустился наутёк. Но куда ему, с одной ластой, он всё время заваливался набок. Шлюпка нагоняла его. Вот уже брошен ещё один гарпун. И застревает в коже любимого Педро. Тот мчится и тянет за собой лодку китобоев. Он обречен, — мелькнула на мгновение мысль в голове у Моби Дика. И тотчас волна гнева захлестнула ему глаза. Это они — чудища морские. Это они — ведьмаки. Кит рванул наперерез. Коснулся острыми зубами натянутого линя и перерезал его, как бритвой. Дядюшка освободился от преследователей. Моби Дик повернулся хвостом к лодке и с силой ударил по ней. Лодка разбилась, матросы попадали в ледяную воду.

Так началась война белого кита с морскими охотниками. На войне — как на войне. Семья потеряла Педро. Потеряла малышей. Настала очередь Кетти. Когда охотники напали на неё, Моби Дик утопил всех, кто посмел приблизиться к его подруге. Но было поздно. Кетти ранена, тяжело ранена, ее не вернуть. И вот тогда Моби Дик впервые направился к большому кораблю. И пробил ему днище. И утопил его. Это был «Эссекс», корабль капитана Полларда.

С тех пор Моби Дик один. Одинокий воин. Ричард Бесстрашный. Он рыщет по морям в поисках китобоев. И первым нападает на любой корабль, который встречается на его пути.

«Права была бедная матушка. Вырос я богатырём. Защитником всех кашалотов. Но счастья это не принесло ни мне, ни моим соплеменникам», — так думал Моби Дик, пока сознание не вернуло его к тому месту, где в это время находился он сам, где находились капитан Александр и его спутники.

* * *

Кит будто что-то обдумывал, а потом медленно заговорил:

— Капитан Александр, я слышал о тебе много хорошего от жителей морей. Они были правы, те, что говорили об этом. Объясни, почему ты не пытался ударить меня гарпуном или не дал команду своим матросам стрелять в меня из пушек? Ведь тебе угрожала опасность.

— Разве это и так не ясно? Мы не хотим тебе ничего дурного, поэтому и не стреляем в тебя, и гарпунов не бросаем. Это говорю я, капитан Александр, поверь мне, мы очень хотели бы найти с тобой общий язык. А теперь, свирепый и могучий Моби Дик, ответь на мой вопрос: зачем ты ведёшь себя словно морской разбойник, зачем нападаешь на моряков, на их шлюпки и корабли? Когда, наконец, белый кит прекратит свои бесконечные сражения с людьми?

— Ты считаешь, что это я развязал войну с племенем людей, — вздохнул кит и снова задумался. — Как же ты неправ, Александр. А кто с молодых моих лет гонялся за мной и пытался убить? Разве ты не видел, сколько ран и гарпунов осталось на моих боках и на спине? Я выжил только благодаря своей силе и своей хитрости, — кит опять вздохнул. — Я выжил. Но они, китобои, убили мою Кетти. Убили дядюшку Педро. Убили наших маленьких китов. Наши маленькие киты… Дети нашей любви. Ты бы их видел! Они были уже почти взрослыми. Мы с Кетти вырастили хороших охотников. Каждый из них мог один на один сразиться и с гигантским кальмаром, и с белой акулой. Каждый из них мог больше часа быть под водой и умел нырять на глубину до километра. И нет их теперь — ни моей Кетти Блэк, ни наших малышей, нет могучего Педро. Что теперь остается делать мне, несчастному Моби Дику? — так говорил белый кит, и слёзы текли из его чёрных глаз.

— Мне жаль тебя, о великий белый кит, я скорблю вместе с тобой. Твою подругу и малышей уже не вернёшь, но думал ли ты, несравненный воин Моби Дик, сколько горя принёс искалеченным морякам и семьям погибших, у них тоже остались дома безутешные жены и дети, ставшие сиротами. Надо остановить эти бессмысленные сражения.

— Говоришь-то ты правильно, Александр. Но сам-то представляешь, как можно сделать это? — я, например, не знаю, — грустно сказал белый кит.

— Возможно всё, стоит только пожелать. Я договорюсь с китобоями о мире, о том, чтобы они больше не охотились на тебя и других китов-кашалотов. Но и тебе тогда придётся отказаться от своих разбойничьих привычек.

После долгого раздумья Моби Дик ответил:

— Недаром говорят: «Капитан Александр может договориться о мире с кем угодно». Будем считать, что и со мной, морским дьяволом, ты тоже договорился. Ты правда меня не подведёшь?

— Хорошо, очень хорошо, что ты согласился, мудрый белый кит! Будь уверен, капитан Александр тебя не подведёт. Всё будет именно так, как мы условились. А теперь, чтобы ты окончательно поверил мне, давай я помогу тебе избавиться от застрявших в твоем теле гарпунов.

— И ты не боишься перебраться ко мне на спину?

— Нет, не боюсь, — сказал капитан Александр и встал на шершавую спину кита. — Ну, есть ещё со мной, смелые? — и два отважных матроса прыгнули из лодки вслед за Александром.

— А сам-то ты не боишься ли, Моби Дик? Ты сможешь лежать неподвижно, сможешь терпеть, пока мы извлекаем гарпуны? Это будет очень больно.

— Постараюсь, — покорно сказал тот, кого моряки ещё совсем недавно звали морским дьяволом, и закрыл глаза.

Во время операции кит, действительно, лежал неподвижно. Ему не хотелось, чтобы Александр подумал, будто он, могучий белый кит, боится боли. А может, он действительно не чувствовал боли? И не шевелился просто потому, что не хотел случайно уронить моряков в воду?

Бригада новоявленных «санитаров» надрезала толстую шкуру Моби Дика. Извлекла в местах надрезов из его тела гарпуны и их наконечники, смазала раны лечебной мазью, зашила разрезы и сделала уколы специального лекарства, чтобы швы не нагноились, причём иголка, которую эти «санитары» использовали, была толщиной с палец, а укол делался шприцем величиной с маленькую бочку.

Когда все было закончено, моряки перебрались обратно в лодку. Кит продолжал лежать неподвижно, закрыв глаза.

— Как ты себя чувствуешь, Моби Дик?

— Неплохо, — прошептал кит еле слышно и открыл глаза. — А ты не забудешь о своем обещании, Александр?

— Будь спокоен, великий кит, я сделаю всё, что обещал.

Кит подумал и тихо сказал:

— Неплохо, совсем неплохо, капитан Александр!

И вдруг, словно очнувшись, он выбросил большой фонтан воды. И заорал. Во всю силу своей могучей глотки.

Что было дальше? — то ли грохот сходящей с гор лавины, то ли гудок ста паровозов. Этот долгий, торжествующий рёв нёсся в самые дальние уголки южных морей, и моряки, услышав его, говорили: «Сколько времени мы не слышали радостного крика Моби Дика, с тех самых давних пор, когда с ним была ещё его чёрная Кетти». Они ничего не знали о том, что случилось при встрече белого кита с капитаном Александром, им было невдомёк, что могло так обрадовать белого кита.

Новым друзьям пора было расставаться, моряки вернулись на корабль и продолжили свой путь. Александр стоял на капитанском мостике и грустно думал о том, что если бы они раньше встретились, не было бы стольких жертв, не было бы гибели китов и гибели людей. Он думал также о том, почему мы не можем или не хотим попытаться понять сложный мир китов, этих великолепных живых кораблей, бороздящих океаны. Их цивилизацию, в которой действуют совершенно другие, неизвестные нам законы, цивилизацию, которая, возможно, выше нашей во многих отношениях.

А белый кит долго ещё сопровождал корабль, он ни о чём не думал, он выпрыгивал из воды, выбрасывал фонтаны и трубно кричал. Впервые за его долгую, трудную жизнь он чувствовал такое облегчение, и груз тяжких воспоминаний покинул его.

Команда была восхищена красотой, открытым характером и весёлым нравом животного, а Доле и Зюле было очень обидно, что капитан не разрешил им выйти из укрытия и поговорить с Моби Диком.

— Не расстраивайтесь, — сказал им Александр, — я думаю, у нас будет ещё возможность вновь встретиться с белым китом.

Капитан Александр сдержал обещание, данное Моби Дику. Как ему это удалось — неизвестно. Китобои, отчаянные и жестокие охотники, считали благородным своё опасное ремесло. Но авторитет капитана Александра, видимо, был столь высок, что китобои согласились с ним и отказались от охоты на кашалотов. Капитан встречался и договаривался о мире не только с Моби Диком, но и с другими кашалотами. Среди них были такие грозные имена, как Пайта-Том, Джек, Моркан и Дон Мигуель. Кашалоты тоже перестали нападать на людей, их шлюпки и корабли. Так и получилось, что предсказания знаменитого прорицателя не сбылись, и капитаны кораблей «Пекод» и «Эндерби» прожили целыми и невредимыми до глубокой старости к радости своих детей и внуков.

Что касается остальных китов, прошло время, и люди поняли, что нужно сохранять этих необыкновенных животных, и охота на них, хоть и случалась ещё иногда, но это было очень и очень редко. Когда она совсем прекратится, для китов наступит золотой век.

В дальнейшем во время своих странствий на корабле «Быстрые паруса» наш капитан не раз встречал белого кита, и тот приветствовал его могучим рёвом и прыжками. Капитан плавал рядом с ним, и Моби Дику очень нравилось, когда Александр гладил его могучую голову. Моби Дик спрашивал: «Александр, не хочешь прокатиться на мне?», и капитан Александр забирался на его спину; иногда к капитану присоединялись ещё два или три смельчака-матроса.

Александр стоял на спине Моби Дика и думал о том, что есть ещё немало таких, кто боится и ненавидит китов, считает их воплощением зла. Какое ужасное заблуждение, какое незаслуженное обвинение! Найдётся ли в мире более дружелюбное, умное и доброе животное? Киты могут многому научить наше самоуверенное племя, и дружба с ними обогатит жизнь людей.

Кит мчался, рассекая воду, а Александру казалось, что он стоит в рубке гигантской подводной лодки.

— Разве в то время были подводные лодки?

— Да, ещё при Петре I была построена первая подводная лодка, потаённое судно Никонова, — она была совсем маленькая, на двух гребцов, и погружалась очень неглубоко. Во времена капитана Александра уже были построены и испытаны небольшие подводные лодки с несколькими гребцами — Корнелиуса в Лондоне и Шильдера в Петербурге.

— А почему же он тогда думал про большую подводную лодку?

— Ну, капитан Александр знал о капитане Немо и его лодке «Наутилус», и он мог представить себе, какие подводные лодки появятся в наши дни.

Мы немного отвлеклись от нашей темы, и пора уже сказать, что на этом рассказ о капитане Александре и могучем ките Моби Дике заканчивается, но мы ещё не раз в дальнейшем встретимся с нашими героями.

Капитан Александр спасает китов

Рассказ о том, как капитан Александр вместе со своими друзьями и Моби Диком спасал китов и дельфинов от неслышного рёва Земли

Капитан Александр путешествовал со своими друзьями на очень большом корабле «Быстрые паруса», который специально был построен таким огромным, чтобы на нём вместе со всеми могли отправиться в плавание молодые великаны Доля и Зюля. Мальчишки быстро освоили матросскую службу и стали очень полезны команде корабля, особенно в тех случаях, когда требовались их рост или недюжинная сила. Например, если надо было быстро поставить или убрать паруса. Для этого они просто поднимались во весь свой исполинский рост и легко доставали до любой реи, даже до самой верхней реи грот-мачты. Также для них не составляло никакого труда без помощи всяких механизмов поднять якорь или спустить на воду шлюпку.

Когда одного из них назначали дежурным, никому из матросов уже не надо было карабкаться на смотровую площадку мачты. Стоя на палубе, великан днём и ночью пристально вглядывался в туман и мглу, чтобы заранее увидеть маяки, сигнальные огни, скалы, встречные корабли, больших морских животных или, не дай бог, человека за бортом.

Молодые великаны освоили много морских профессий. Они научились управлять парусами, лавировать при встречном ветре и при проходе узких мест. Могли передавать морские сигналы, предсказывать погоду, определять местоположение корабля по звёздам, вычислять пройденный путь. Знали, как готовить и сохранять пищу на корабле, как ремонтировать мачты и реи, овладели искусством вязания морских узлов, наведения орудий и стрельбы из пушек. Они умели теперь выполнять любую работу и, в случае необходимости, могли заменить боцмана, штурмана, кока и даже помощника капитана. Это была настоящая морская служба, и вскоре юные великаны забыли о своих прежних играх, о проказах и об игрушечных пистолетах, из которых они раньше любили пострелять камешками и песком.

Доля и Зюля повзрослели и возмужали. Они уже ничем не напоминали двух пухленьких подростков. Подтянулись, загорели, окрепли и превратились в двух стройных, красивых юношей. И звали их теперь уважительно — Дол и Зюл.

Раньше они бегали по мелководью вдоль берега. Теперь они хорошо понимали, что море — это море, что всё это — огромное безбрежное царство воды, с которым шутки плохи. Через море не переступишь, через океан пешком не перейдёшь. Понимали, что даже такие огромные парни, как они, должны уметь плавать и нырять, и этому они тоже прекрасно научились.

Дола больше всего интересовали морские животные и рыбы. Он с удовольствием наблюдал их жизнь, привычки и повадки, а капитан Александр научил его языку самых умных из этих животных — китов и дельфинов. Как же это было непросто — освоить их сложные трели, посвисты, скрипы и протяжное пение! А ещё он учился лечить людей. Ведь при штормах, при ударах о скалы, в других опасных ситуациях, в которые очень часто попадают странствующие по морям, у членов экипажа случались ушибы, ссадины, переломы, ранения. И тогда Дол под руководством капитана Александра делал перевязки и даже небольшие операции.

Зюлу больше нравилось заниматься морскими и астрономическими приборами, картами, читать научные книги, делать математические расчеты, позволяющие определить местоположение судна и расстояние до материка, острова или порта.

Однажды, путешествуя вдоль берегов Южной Америки, наши герои встретили Моби Дика. Обычно тот радостно приветствовал капитана Александра и его судно рёвом, скрежетом и щелчками. На этот раз белый кит, которому, как мы знаем, был неведом страх, впервые увидел молодых великанов Дола и Зюла. Он, конечно, не испугался, но размеры этих необычных людей настолько его поразили, что кит забыл даже поздороваться с капитаном и на всякий случай решил поскорее «лечь на дно». Александр успел остановить его.

— Постой, Моби Дик, — в рупор закричал он. — Не уходи. Это наши друзья Дол и Зюл, они не сделают тебе ничего плохого. Ты можешь доверять им так же, как мне и моей команде.

Моби Дик немного успокоился, но что-то в его поведении все равно показалось капитану странным.

— Не узнаю тебя, Моби Дик. Ты сам на себя не похож, отчего ты не ревёшь, не прыгаешь, не выбрасываешь фонтаны воды?

— У нас большое несчастье, капитан Александр. Это случилось несколько дней назад. Не знаю, в чём причина, но кашалоты и другие киты, дельфины, косатки, их малыши неожиданно, словно по чьей-то команде, все вместе, все до единого, развернулись и что было сил поплыли к берегу. А потом стали выбрасываться на пляж. Теперь они лежат на суше и не могут вернуться назад в воду. Они мучаются от жажды. Их кожа пересыхает на солнце. А у самых больших китов рёбра не выдерживают их собственного веса, они задыхаются, потому что у них не хватает сил, чтобы дышать.

— Что же случилось, почему это произошло?

— Могу только предполагать. Старые киты говорят, что в море иногда случается неслышный стон земли, когда земля на дне океана гудит и ревёт, но никто из животных и людей не слышит этого. Такой странный и жутковатый стон планеты. От него в ушах лопаются перепонки, сердце охватывает безотчётный страх, и обитатели моря в ужасе бросаются куда глаза глядят. Когда гудение и рёв заканчиваются, животные понимают, что они оказались на берегу, что надо вернуться в море, но сделать это уже невозможно. Они обречены на гибель.

— Отчего это происходит? — спросили члены команды.

Тут к борту подошёл Зюл.

— В древних морских книгах я прочёл о том, что когда континенты, такие как Америка, Африка, Азия, плавающие на расплавленной сердцевине земли, сталкиваются друг с другом, трутся и в местах их соприкосновения начинают подниматься горы, а в области разрывов образуются гигантские морские впадины, тогда в недрах земли и рождается этот неслышный рёв, причем такой сильный, что все внутренние органы животных и человека начинают вибрировать, и возникает ничем не объяснимый страх.

— Молодец, Зюл, не зря ты изучал научные книги. Теперь нам понятно, по какой причине это может происходить, — сказал капитан Александр, — но где теперь эти несчастные киты и дельфины?

— Они лежат на песчаных пляжах Бразилии. Надо спешить им на помощь, иначе будет поздно. А сам я ничем не могу им помочь, я ведь не умею передвигаться по суше.

— Друзья мои, — сказал капитан Александр, — сейчас не время для обсуждений, отправляемся в сторону Бразилии и постараемся поскорее достигнуть ее побережья. Веди нас, Моби Дик, плыви, не жалей сил, плыви так быстро, как только сможешь.

Корабль «Быстрые паруса» и белый кит неслись с такой скоростью, что скоро достигли места катастрофы. Их глазам предстало ужасное зрелище — на много километров роскошный песчаный пляж был устлан телами морских животных.

— Слава богу, они пока живы, — сказал капитан Александр, заметив, что животные ещё шевелятся, — шлюпки на воду!

Экипаж на шлюпках, Дол и Зюл пешком, прямо по воде, бросились к погибающим китам и дельфинам. Матросы притащили очень большую ручную помпу (водяной насос) и поливали несчастных водой, а Дол и Зюл, аккуратно подложив руки под китов, стаскивали их в воду. Моби Дик ничем не мог помочь им, но он плавал рядом, криками и щелчками подбадривая попавших в беду. Дельфинов поменьше моряки перетаскивали в воду без помощи Дола и Зюла.

Только с одним животным — огромным синим китом, синим полосатиком — не могли справиться ни моряки, ни великаны. Полосатик был гораздо крупнее всех остальных китов, почти таким же большим, как «Быстрые паруса», и даже Моби Дик выглядел рядом с ним, как юнга рядом с Поваром-Коком. А вес, каким мог быть его вес? Чтобы перевезти по суше такого кита в наше время, потребовалось бы никак не меньше тридцати грузовиков. Ты ведь знаешь, что такое тонна? Это тысяча килограммов. Так вот, вес этого кита, видимо, был значительно больше ста пятидесяти тонн.

Надо рассказать тебе немного об этом замечательном животном. Синий кит — самый большой из племени китов и, вероятно, крупнейшее животное, когда-либо жившее на Земле. У него очень красивое, превосходно обтекаемое, стройное тело, тонкий, серпообразный спинной плавник, узкие, изящные грудные плавники, и плавает он намного быстрее других китов. В нижней части головы заметны мелкие, многочисленные полосы, которые продолжаются на горле и брюхе, кожа ровная, гладкая, без шишек. Сверху кит — серо-синеватый, снизу — желтоватого цвета. Поэтому иногда его ещё называют желтобрюхим китом. На коже — множество светло-серых пятен и мраморный рисунок, которые остаются на месте многочисленных мелких язв, образующихся от воздействия микроорганизмов, паразитов и присосок миног. Синий кит питается планктоном — мелкими водорослями и крилем — крошечными рачками, реже — более крупными рачками, мелкой рыбой и головоногими — маленькими каракатицами и осьминогами, которых он отцеживает с помощью пластин китового уса. Знаменитый шведский натуралист Карл Линней дал синему киту название «Балаеноптера мускулюс». «Балаеноптера» означает «китокрылый», забавно — кит с крылышками, «мускулюс» — «мышонок». «Китокрылый мышонок» — вот так шутка великого естествоиспытателя, назвавшего мышонком самое крупное на земле животное!

Теперь ты понимаешь, почему даже такие большие парни, как Дол и Зюл, ничего не могли поделать с этим гигантским животным. А синему киту было очень плохо. Моби Дик криками из воды подбадривал товарища: «Потерпи, синий мышонок, эти ребята обязательно что-нибудь придумают!»

«Их глазам предстало ужасное зрелище — на много километров роскошный песчаный пляж был устлан телами морских животных»

Что сделали моряки? По предложению Штурмана они прокопали под китом несколько небольших тоннелей-проходов и протянули через них крепкие веревки. К веревкам прицепили огромный кусок парусины и, разгребая песок, протащили материю под брюхом кита. Дол и Зюл взялись с двух сторон за эту парусину, но все равно не могли сдвинуть с места полосатика. Тогда матросы привязали этот кусок материи прочными канатами к своему кораблю. Были подняты все паруса, канаты натянулись, парусина под китом вместе со своей ношей чуть-чуть сдвинулась с места и остановилась. Моряки подогнали шесть шлюпок. Их тоже привязали к парусине. И в каждую шлюпку сели по шесть гребцов. Гребцы упирались вёслами в воду и вместе с кораблем пытались переместить кита в сторону кромки воды. Боцман давал команду гребцам. «И — раз! И — раз! Наддай, ребятки! А ну наддай! И-и — ра-а-аз! И-и — ра-а-аз! Давай, давай, не жалей силёнок, братва! И — раз! И — раз! Разве мы не русские моряки? Поможем „синему мышонку“! И — раз! И — раз! Гребите, чёрт вас подери! Моряки вы или дохлые селёдки? И — раз! И — раз!» Дол и Зюл в такт движению вёсел старались в момент гребка хоть немного приподнять огромное тело кита. Канаты натянулись до предела, ноги Дола и Зюла по колено ушли в песок. Реи на «Быстрых парусах» гнулись под давлением ветра. «А ну ещё, наддай, братушки! И — раз! И — раз!» И парусина с полосатиком сдвинулась. «Наддай! Наддай! Пошла, пошла, не сбавляй! Давай, давай!» Вначале рывками, совсем медленно, потом быстрее и быстрее сдвигали моряки огромное животное, вот его хвост уже в воде… «Наддай, братушки, наддай…»

— Ура-а-а! — раздался торжествующий крик моряков. Кит оказался в полосе прибоя. Он почти не двигался. Не осознавал ещё, что случилось, не мог до конца понять, что спасён. Дол с Зюлом помогли ему развернуться головой в сторону моря. Дол гладил огромную голову кита, а Зюл поцеловал его в синеватый лоб — плыви, полосатик, ты свободен!

— Плыви, плыви, не робей, громила! — радостно кричал Повар-Кок. — Ты, небось, проголодался на суше. В море тебя ждут не дождутся миллионы вкуснейших свеженьких креветок! Они просто мечтают повторить подвиг святого Ионы[1] и поскорее попасть в твоё бездонное брюхо!

Кит медленно шевелил плавниками и хвостом, осторожно продвигаясь по мелководью в сторону моря. Он не мог поверить в своё счастье.

Оказавшись в родной стихии, животные ликовали. Они били хвостами, выпрыгивали из воды, выбрасывали ноздрями фонтаны. Особенно усердствовали горбатые киты, горбачи, известные своей любовью к акробатическим прыжкам — огромные пятнадцатиметровые звери вылетали из воды и делали сальто, причем зачастую по несколько раз подряд. Звуки восторженного гула и щелчки спасённых морских великанов наполняли воздух на десятки километров побережья. Синий кит тоже «пел» вместе со всеми, и его «пение» напоминало длинные гудки паровоза.

Многие киты, косатки, дельфины, даже вернувшись в море, долгое время не могли прийти в себя и оставались в бесчувственном состоянии. Дол и Зюл вместе с экипажем делали им массаж до тех пор, пока к ним не возвращалось сознание; некоторым пришлось делать уколы. Долу пригодились его познания в медицине. Всё обошлось благополучно, и животные, даже те, что лежали без признаков жизни, были спасены.

Когда корабль «Быстрые паруса» уходил, обитатели морей устроили настоящий концерт. Голоса китов разносятся под водой очень далеко — в толще морской воды есть звуковые каналы, по которым звук может распространяться на тысячи километров! Киты прекрасно знают это и используют такие каналы для общения и передачи сигналов. Пусть по всем морям несётся радостная весть о спасении китов и дельфинов! Огромные горбатые киты нежно пели на разные голоса. Их пение было удивительно мелодичным и напоминало звуки самых разных музыкальных инструментов: гобоев, труб, валторн, кларнетов, волынки и даже органа. Временами эти животные издавали и совсем другие звуки — рёв, мышиный писк или даже скорбные всхлипы. Но вряд ли они при этом грустили. То, что людям казалось скорбным всхлипом, было для этих китов выражением крайней степени радостного волнения.

Настоящую свистопляску устроили белухи, небольшие, пухленькие, очень общительные киты, которых называют морскими канарейками. Они

свистели,    визжали;       хрюкали,          мяукали;            тикали,               клехтали,                  глухо стонали,                     словно на флейте играли;                        ревели;                           женскими голосами пели;                              пронзительно кричали,                                 будто в колокол ударяли,                                     трели певчих птиц перепевали;                                        будто по стёклам, звякали,                                            как ребёнок, плакали.

В их «пении» можно было услышать переливы птиц, струнный оркестр во время настройки, отдалённый шум детской толпы.

Моби Дик был счастлив. Киты благодарили не только капитана Александра, но и белого кита. Они знали, что именно Моби Дик привёл «Быстрые паруса» к месту, где все киты и дельфины могли погибнуть, но были спасены. После этой ужасной катастрофы и чудесного спасения китов история вражды кашалотов с белым китом была забыта, и Моби Дик, их спаситель, стал лучшим другом кашалотов и других китов и дельфинов.

На этом рассказ о том, как капитан Александр, его друзья, Дол, Зюл и Моби Дик спасли китов и дельфинов, заканчивается.

Мегалодон

Рассказ о том, как капитан Александр вместе со своими друзьями и Моби Диком спасал китов и дельфинов, на этот раз — от доисторической акулы Мегалодона

Моби Дик разыскивал корабль «Быстрые паруса». Ему надо было непременно встретиться с капитаном Александром, но кит не знал, где его искать, и поэтому решил обратиться за помощью к Рыбе-Паруснику.

— Ты слышал что-нибудь об этой рыбе?

— Нет, расскажи мне.

— Рыба-Парусник — довольно большая, длиной до двух и даже до трёх метров, очень красивая рыба: спинка чёрная, живот и бока — серебристые с тёмными пятнышками, нос длинный, чтобы лучше разрезать воду на скорости, огромный спинной плавник тёмно-голубого цвета, который в расправленном виде выглядит, как парус. Отдыхая на поверхности моря, она часто использует этот плавник именно как парус, чтобы двигаться вперёд, не тратя усилий. Но самое удивительное из того, что мы знаем об этой рыбе, — это её скорость. Она плывет под водой так же быстро, как современный автомобиль мчится по самой хорошей трассе, и за час может преодолеть до ста километров, а иногда и ещё больше.

И вот Моби Дик обратился к этой рыбе за помощью. Вообще-то у Рыбы-Парусника не самый кроткий нрав, никого она не боится и никому не подчиняется. Однако вняв настойчивым просьбам белого кита, она согласилась ему помочь. Рыба-Парусник заплывала в самые отдалённые уголки южных морей, выспрашивала китов и дельфинов — не видел ли кто корабль «Быстрые паруса» или, может быть, знает, куда он направлялся. Прошло совсем немного времени, и она нашла капитана Александра. Рыбы умеют разговаривать с морскими животными, но людям они ничего сообщить не могут. До человека не доходят звуки, испускаемые рыбой, — её писк или постукивания — до тех пор, пока тот находится на воздухе. Поэтому даже капитан Александр, знающий языки животных и рыб, стоя на палубе корабля, не мог ни услышать, ни понять, что хотела сказать ему эта рыба.

— Обрати внимание, капитан, на её движения, — заметил Штурман. — Она пытается что-то нам объяснить.

Всем своим видом Рыба-Парусник показывала морякам, что нужно следовать за ней и как можно скорее, и капитан Александр, который с большим уважением относился к этой сильной и умной рыбе, развернул корабль в нужном направлении. И когда вскоре дежурный на мачте заметил на горизонте белого кита, моряки поняли, что хотела от них Рыба-Парусник. «Быстрые паруса» сблизились с Моби Диком.

— Мой бедный кит опять встревожен, — сказал капитан Александр. — Неужели твоим родственникам, китам и дельфинам, опять угрожает опасность?

— Увы, это так, и только ты можешь нам помочь.

Капитан Александр на шлюпке подошел почти вплотную к морскому исполину, и тот начал свой грустный рассказ:

— Ты знаешь, Александр, о самой опасной хищнице морей — белой акуле? Она плавает в наших морях несколько миллионов лет и появилась ещё до динозавров. Это очень большая и опасная рыба-охотница, она может достигать шести метров, а во рту у нее несколько тысяч зубов, острых, как ножи. Они идут в несколько рядов, и если одни зубы из первого ряда ломаются, другие — из второго ряда — поворачиваются и встают на место утраченных.

Жестокий, коварный и беспощадный зверь, она подкарауливает небольшого кита или дельфина, плавающего в одиночку, и нападает на него из глубины. Поэтому киты, косатки и дельфины так ненавидят эту акулу, и когда встречают — первыми нападают не неё. У моих друзей есть все возможности первыми обнаружить её — у белого разбойника очень плохое зрение. Киты, косатки и дельфины испускают звуки, напоминающие частые щелчки и скрипы, а потом слушают эхо, и когда щелчки и скрипы отражаются от какого-либо препятствия или, например, акулы, они могут точно определить, где и как далеко это находится. Обнаружив противника, они окружают его и нападают, нанося тяжёлые удары головой. Особо искусные косатки и дельфины точно знают, в какую точку нужно ударить опасную рыбу, чтобы обездвижить её, чтобы та потеряла сознание. После такого удара акула прекращает движение, падает всё глубже и глубже, долго не может прийти в себя, а иногда погибает, не вынеся тяжёлых ударов более способных и умных соперников.

— В чём же дело, старина, что тебя так беспокоит? Я думаю, такой сильный и опытный кит может и в одиночку одолеть белую акулу!

— Так-то оно так, но, прежде чем судить, дослушай меня до конца. У нас новая напасть. Объявилась родственница этой хищницы. Из тёмных глубин поднялось страшное доисторическое чудовище, громадная акула Мегалодон, о которой ничего не было слышно уже почти сто лет. Возможно, она спала на дне океана и теперь проснулась. Ещё во времена динозавров она была владычицей водных стихий, да и сравнительно недавно, всего несколько тысяч лет назад, вызывала ещё ужас у обитателей морей и первых людей, переселяющихся на лодочках и плотах с острова на остров через узкие морские проливы.

Дело в том, что Мегалодон очень похож на белую акулу, но только втрое больше её. Когда он открывает рот, в его пасть может войти, не сгибаясь, очень высокий человек — так она велика. Это настоящее чудовище. Рыба-убийца отличается колоссальной силой и жестокостью. Так же как и белая акула, он плохо видит, но вокруг глаз Мегалодона расположено много нервных окончаний, поэтому он легко улавливает вибрации движущихся объектов. Хищник подкарауливает свою жертву и внезапно нападает на неё.

— И никто не может с ним справиться?

— Никто! Только стая быстрых и сильных косаток, которые умеют охотиться группой, в состоянии дать ему достойный отпор.

— Что же ты предлагаешь? — спросил капитан Александр.

— Надо как-то выманить его на поверхность, и тогда у великанов Дола и Зюла появится возможность большими гарпунами убить чудовище.

— То, что надо выманить его на поверхность, — это правильно, но убивать Мегалодона мы не станем.

Капитан Александр подумал и сказал:

— У меня есть другой план, как обезвредить этого могучего хищника. Скажи, белый кит, смогут ли кашалоты, косатки, дельфины и Рыба-Парусник помочь нам и не побоятся ли они сразиться с разбойником? Если они согласятся, тогда мы вместе сможем избавить жителей морей от страшной опасности.

Долго белый кит с помощью Рыбы-Парусника разыскивал морских животных и убеждал их присоединиться к битве с невиданным чудовищем, а капитан Александр объяснял, как они будут сражаться с доисторической акулой. Собралось большое войско. Великаны Дол и Зюл помогали капитану Александру, каждому животному подробно всё рассказывали, чтобы они поняли свою задачу. И вот что было потом.

Рыба-Парусник первая разыскала Мегалодона на большой глубине. Для неё акула была не опасна, так как не могла соревноваться с Парусником ни в скорости, ни в ловкости. Громадная стая кашалотов погрузилась в темную пучину океана, и кашалоты, разгоняясь, стали наносить тяжёлые удары противнику. Акула пыталась уйти от погони и поднялась ближе к поверхности, тогда её стали преследовать и наносить ей удары косатки и дельфины. Вода вокруг Мегалодона словно кипела. Атака была такой сильной и неожиданной, что ему пришлось выскочить на поверхность, и тут пришла очередь капитана Александра — тот направил «Быстрые паруса» к всплывшему чудовищу, и великаны Дол и Зюл ударили акулу снятыми с мачт реями.

— Да бейте же вы сильнее, ребятушки! — орал Боцман. — Что вы миндальничаете, студенты, слабаки, интеллигенты чёртовы? Вы же великаны, и сил у вас немерено! Грохните зверюгу эту что есть мочи, чтобы чудище морское уже не смогло бы и косточки свои собрать!

Но Дол с Зюлом вовсе не собирались убивать огромную акулу, они хотели только напугать её. Мегалодон был взбешён. Он разевал страшную двухметровую пасть, огрызался на нападающих со всех сторон животных, кусал деревянные реи, но ничего не мог сделать. Ему не удавалось никого схватить своими ужасными зубами, потому что нападающие были быстрее, проворнее, умнее и действовали сообща.

Разозлённый и измученный, огромный хищник принялся улепётывать что было сил. А морская армия, умело направляемая капитаном Александром, гнала и гнала его от тёплых экваториальных вод в сторону южного полюса, всё ближе и ближе к покрытому снегом и льдами таинственному континенту Антарктиде. От холода и голода он всё больше и больше слабел и совсем уже не сопротивлялся. «Быстрые паруса», войско преследователей и Мегалодон вошли в холодные моря Антарктиды.

Эти моря могли бы стать гибельными для любого судна. Пронизывающий ветер, громадные океанские волны, поднимающие столбы брызг, и мороз создавали на мачтах, реях, парусах, на канатах толстый слой льда, который быстро рос и становился тяжелее судна. Лед своим весом накренял корабль, и корабль мог перевернуться.

Но «Быстрые паруса» справились и с этой проблемой. Экипаж был подготовлен к плаванию в полярных морях. Члены команды надели заранее приготовленные тёплые меховые куртки, шапки-ушанки, толстые меховые унты и перчатки, а сверху — непромокаемые плащи с капюшонами. Защищённые от мороза и воды, матросы палками сбивали нарастающий лед с такелажа и с палубы. Великаны Дол и Зюл, одетые так же, как и остальные, помогали команде, ведь они могли без помощи лестниц доставать до самых верхних рей и парусов и сбивать оттуда лёд.

«Стая кашалотов погрузилась в темную пучину океана, и кашалоты, разгоняясь, стали наносить тяжелые удары противнику»

Другой опасностью для судна были айсберги — плавающие ледяные горы, которые при столкновении могли пробить днище или борт корабля. Но и здесь наши друзья с честью выходили из новых испытаний. Когда капитан Александр обнаруживал очередной айсберг, он давал знать об этом великанам Долу и Зюлу, те дружно упирались в ледяную скалу длинными шестами и отводили плавающую гору в сторону.

Долго продолжалось это плавание. Наконец, капитану Александру и его друзьям удалось загнать акулу в небольшой заливчик. Тогда великаны Дол и Зюл выскочили на берег и завалили проход в залив ледяными обломками. Потом капитан Александр, экипаж, Дол и Зюл стали забрасывать залив льдом и снегом. Количество незамёрзшей воды в заливчике уменьшалось. Мегалодон носился взад и вперёд, но крепкий мороз покрывал залив льдом, и полынья, где он плавал, становилась всё уже и уже.

Вот лёд охватил уже железной хваткой могучий хвост рыбы. Исполинский хищник, никогда ранее не знавший поражений, в бессильной ярости впился зубами в ледяную скалу, и в этот момент остатки воды вокруг акулы окончательно замёрзли. Так и остался Мегалодон внутри огромной ледяной глыбы с открытой двухметровой пастью и выпученными глазами.

Дол и Зюл взяли большую пилу и спилили лишний лёд перед головой акулы, а потом, сняв «рукавички», тёплыми руками располировали срез льда так, чтобы лёд стал совершенно прозрачным.

Киты, дельфины, другие животные, принимавшие участие в погоне за Мегалодоном, поняли, что они одержали победу. Они подплывали к срезанному льду, смотрели через лёд на доисторическую акулу и удивлялись тому, что смогли победить такое чудовище. Удивлялся и экипаж корабля «Быстрые паруса». Повар-Кок с сожалением смотрел на замороженного гиганта.

— Эх, какое же могло бы получиться акулье филе, пальчики оближешь! А уха из акульих плавников… это был бы праздник для всей команды, да и для наших малышей Дола с Зюлом тоже. Э-э-эх! — вздохнул он, горестно махнул рукой и демонстративно отвернулся от огромной разверзнутой пасти.

«Дол и Зюл дружно упирались в ледяную скалу длинными шестами и отводили плавающую гору в сторону»

А великан Дол сказал:

— Пройдёт много лет, выпадет много снега, снег превратится в лёд, а ледяная глыба превратится в ледяную гору. Гора будет очень тяжёлая, она под собственной тяжестью начнёт сползать в море, оторвётся от ледяного покрова материка и поплывёт, подгоняемая течениями и ветром. Лёд будет таять и освободит акулу. Но до той поры пройдёт столь много времени, что люди уже будут точно знать, как сделать так, чтобы Мегалодон мог жить и оставаться при этом неопасным для людей и морских обитателей. А пока мы ничего такого не знаем, пока не умеем строить большие аквариумы для огромных животных и рыб, пусть чудовище будет заморожено во льду, и каждый сможет на него посмотреть. Надо сохранить акулу для изучения будущими биологами, ведь Мегалодон — единственное животное на нашей планете, которое никогда не болеет и не стареет.

Капитан Александр задумчиво посмотрел на Дола и Зюла и сказал:

— Друзья, вы стали совсем взрослыми, вам надо возвращаться домой и приступить к учебе в университете. Специальность выберете сами, но мне кажется, что Дол выберет медицину или биологию. А тебе, Зюл, наверное, ближе будут математика и астрономия.

Великаны Дол и Зюл очень обрадовались. Они хотели поступить в университет. Кроме того, они очень соскучились по своему другу, собаке Чёрная гора.

— А с вами, друзья мои, — сказал капитан Александр, обращаясь к белому киту, Рыбе-Паруснику, другим китам, косаткам и дельфинам, — нам пора прощаться. Мы вместе сделали море безопасным и расстаёмся, я уверен, не навсегда. Море не такое уж большое, и мы не раз ещё встретимся.

Морские животные благодарили капитана Александра и его экипаж за помощь и поплыли на север, к экватору, в более тёплые воды.

«Дети разглядывали Мегалодона через лед, удивлялись, смеялись, и им совсем не было страшно»

А капитан Александр время от времени приходил на своем корабле в эти места, чтобы посмотреть на огромную акулу. Он брал с собой подростков и совсем крошек, это были внуки Боцмана и Повара-Кока, дети Штурмана и другие малыши. Дети разглядывали Мегалодона через лёд, удивлялись, смеялись, и им совсем не было страшно. Киты, дельфины, косатки, другие морские животные и рыбы также не раз бывали здесь в окружении своего молодняка и тоже показывали им замороженного гиганта.

На этом рассказ о том, как капитан Александр со своим экипажем в очередной раз помог обитателям морских глубин, заканчивается.

Думаю, что с героями этого рассказа мы ещё встретимся, а с акулой Мегалодоном, надеюсь, мы не увидимся больше уже никогда.

Дол и Зюл учатся нырять

Рассказ о том, как капитан Александр учил великанов и Повара-Кока глубоководным погружениям, и как его самого чуть было не проглотила огромная рыба

Во время стоянок корабля «Быстрые паруса» в южных морях капитан Александр любил поплавать и понырять среди живописных коралловых рифов, наблюдая яркие тропические краски разнообразных подводных растений, рыб и животных. Вслед за ним в воду обычно прыгали и молодые великаны Дол и Зюл. Оказалось, что они великолепно приспособлены для плавания. Их гибкие стопы достигали почти метра в длину и, когда при плавании великаны сводили ноги вместе, стопы превращались в воде в единую лопасть, напоминающую хвост кита. Дол и Зюл вытягивали руки вдоль туловища или вперёд, и их движения в воде становились похожими на движения китов или дельфинов. Юные великаны плавали значительно быстрее морской шлюпки и, разогнавшись из глубины, могли даже выпрыгивать на несколько метров вверх. Так же красиво и естественно они маневрировали и под водой. Проявилась их необыкновенная гибкость. Они мгновенно меняли направление движения и разворачивались, ловко помогая себе при этом небольшим поворотом кистей рук. Никто не мог сравниться с ними в искусстве плавания. Даже сам капитан Александр не мог выдержать их скорость и очень быстро отставал, когда они играли в «догонялки».

Наблюдая за играми Дола и Зюла в воде, капитан Александр с удивлением обнаружил, что эти замечательные пловцы, несмотря на их огромные размеры, никогда глубоко не погружались: на три-четыре метра — максимум.

Он спросил их об этом — почему так? Дол и Зюл недоумевали: «Разве дано человеку, сухопутному животному, опускаться в пучины моря?» и даже немного обиделись — сам-то капитан Александр сможет ли нырнуть на большую глубину?

— Конечно, я могу нырнуть и на десять метров, и на двадцать, и это — не предел, — сказал Александр.

Корабль «Быстрые паруса» стоял на якоре у входа в красивую бухту. Капитан Александр дал команду одному из матросов замерить глубину с помощью механического лота[2]. Когда гирька лота легла на дно, длина размотанной части линя оказалась равной почти сорока метрам. Это означало, что глубина моря в этом месте могла быть 35, а то и все 40 метров. Александр приготовился к погружению. Он прошел, балансируя, по бушприту на носу судна до его крайней точки и остановился.

— Что это такое — бушприт?

— Так называют горизонтальную или наклонную мачту на носу корабля, на этой мачте обычно закрепляют косые паруса.

Капитан Александр прошел по бушприту и остановился. Вытянул вверх руки, поднялся на носках, глубоко вдохнул и, оттолкнувшись, дугой полетел в воду.

Он вошел в воду так чисто, что в месте его входа вверх поднялся лишь маленький фонтанчик. Наступила тишина. Все напряжённо глядели на неподвижную поверхность воды. Прошла минута, другая. Прошла ещё одна минута. Дол и Зюл мысленно проклинали себя за то, что своим необдуманным вопросом подтолкнули капитана Александра совершить этот безумный поступок. Зачем, зачем он это сделал, что он хотел доказать? Стоя на носу корабля, они тревожно вглядывались в прозрачную глубину. Кровь пульсировала в висках. В голове не укладывалось, что сейчас они могут потерять самого близкого человека. Но факт, факт… Его ведь нет, он скрылся, исчез в этой холодной, бездушной и жестокой морской стихии. И они, Дол и Зюл, никогда уже не узнают, что случилось с ним в пугающей и недоступной зеленовато-сиреневой бездонной толще воды.

— Вот он! — закричал Дол, увидев, что глубоко внизу движется вверх неясное белое пятно.

Через несколько секунд капитан выскочил по пояс из воды, выплюнул воду, сделал глубокий вдох и поднял над головой каменный обломок, как доказательство того, что он достиг дна бухты.

Все облегченно вздохнули и зааплодировали. Удивлению молодых великанов и команды корабля не было границ.

— Как же ты нас напугал, ты был под водой очень долго, нам показалось — целую вечность, — сказал Зюл, и на его глаза навернулись слёзы. — Как ты мог так поступить? Ты не подумал о том, что станет с нами, если ты не вернешься?

Капитан Александр поднялся на корабль, вытерся и оделся.

— Извините, друзья мои, я не сообразил, что моё погружение может так напугать вас. Конечно, я должен был предупредить, что оно будет довольно длительным. Поверьте, для опытного ныряльщика такие глубины вполне достижимы, и в моем поступке не было никакого риска. Всё дело в том, что я долго учился этому сложному искусству у японских и филиппинских ловцов жемчуга. А вы, Дол и Зюл, при ваших способностях тоже сможете это освоить, если немного потренируетесь.

— Но у нас не получается нырнуть даже на несколько метров. В нас, наверное, слишком много воздуха, и вода нас не пускает.

— Не думайте, что вы какие-то особенные. Если мы спросим об этом Повара-Кока — он скажет нам в точности то же, что и вы. Что он вообще не может нырнуть. Потому что вода выталкивает его, и он плавает на поверхности, словно мячик с воздухом. И это истинная правда. Сколько я его ни уговаривал, сколько ни объяснял, что плавание под водой по силам каждому человеку, он наотрез отказывается обучаться глубоководному погружению. Похоже, нашему повару не грозит опасность когда-нибудь утонуть. А если говорить серьёзно… То же чувствуют все дышащие воздухом — и мы, обычные люди, и великаны, и тюлени, и дельфины, и киты. Видели, как ныряют киты? Они поднимают хвост вертикально вверх и под его тяжестью уходят под воду. Когда они оказываются на достаточной глубине, под давлением воды их грудь сжимается и уменьшается в объёме. Выталкивающая сила исчезает, и при дальнейшем погружении морское животное уже не чувствует никаких проблем. Теперь вы поняли, что надо сделать вам? Сложиться пополам, поднять ноги вверх и выпрямить их. Под тяжестью ног тело опустится вниз, разгонится, и тогда вы сможете без труда продолжить движение. Дети великого морского народа должны в совершенстве владеть искусством погружения в морские глубины. С завтрашнего дня будем тренироваться, — закончил капитан Александр.

И он стал ежедневно давать им уроки ныряния. Капитан открыл Долу и Зюлу некоторые секреты. Чтобы не чувствовать боли в ушах, например, надо всё время совершать глотательные движения. Другой маленький секрет, который позволяет надолго задерживать дыхание, — перед погружением необходимо несколько минут усиленно дышать, «вентилировать» лёгкие. Кровь насытится кислородом, и ныряльщик сможет оставаться под водой вдвое и даже втрое дольше. Александр рассказывал также о методике безопасного подъёма с глубины, о том, как избежать травмы лёгких, и о других тонкостях в искусстве ныряния. Дол и Зюл быстро схватывали объяснения капитана, понимали, что нужно делать, но вначале у них всё равно не получалось погрузиться на глубину больше десяти, максимум пятнадцати метров.

Капитан брал в руки тяжёлый камень с привязанной к нему верёвкой, чтобы быстрее опуститься вниз, и там, на дне, ожидал учеников. Дол и Зюл пытались самостоятельно достигнуть дна, а Александр наблюдал за ними, подавал снизу знаки, корректируя их движение, а потом все поднимались на поверхность и капитан объяснял ошибки каждого.

Со временем молодые великаны почувствовали себя под водой более уверенно, и их наставник стал постепенно увеличивать глубину погружения и усложнять задание для своих учеников. В очередной раз он увеличил глубину почти до своего собственного предела. Это было уже около сорока метров. Одну за другой делали попытки Дол и Зюл, но каждый раз их погружения оказывались неудачными, и незадачливые ныряльщики были вынуждены возвращаться на поверхность, так и не достигнув дна. Во время очередного погружения, когда ученики двигались ко дну и наблюдали за ожидавшим их Александром, они вдруг увидели невиданную рыбу, которая медленно приближалась к капитану. Она напоминала осетра огромных размеров. По своему размеру рыба могла сравниться разве что с Моби Диком. Рыба плыла с открытым ртом и была занята только поиском пищи. Чтобы найти и поймать добычу, она втягивала трёхметровым ртом воду вместе со всякой мелкой живностью, и ей не было никакого дела до маленького человечка, находящегося прямо по ее курсу.

Капитан Александр до поры до времени тоже её не замечал. Рыба приближалась уже к тому месту, где на дне, держась за камень, сидел отважный ныряльщик. Она потянула ртом воду, сильное течение внезапно подхватило капитана и понесло в открытый рот рыбы. Рывок был очень неожиданным и сильным. Александр успел вцепиться руками в тяжёлый камень, и это дало ему возможность на какое-то время удержаться на месте. Между тем, рыба медленно продвигалась вперёд, и казалось, что гибель нашего героя неизбежна.

Дол и Зюл находились в этот момент выше капитана почти на десять метров. Увидев, что их наставнику грозит смертельная опасность, великаны забыли о недостатке воздуха, о боли в ушах и рванулись вниз с такой силой, что через несколько секунд достигли Александра и готовы были вырвать его из глотки чудовища. Рыба заметила двух внезапно появившихся могучих ныряльщиков — как их можно было не заметить? Она сама, видимо, немного растерялась, остановилась, потом захлопнула гигантскую пасть и, флегматично развернувшись, медленно удалилась. Как бы растворилась в неясной мгле морской пучины. Словно её и не было здесь. Учитель со своими учениками успели разглядеть глубоко вырезанную лопасть хвостового плавника, толстые губы рыбы и костные наросты, идущие вдоль её туловища.

«Она втягивала трехметровым ртом воду вместе со всякой мелкой живностью»

Опасность миновала, и пловцы поднялись наверх.

— Вот и всё, — сказал капитан Александр и продолжил урок, будто ничего не случилось, — теперь вы поняли, что умеете делать в воде всё, чему я вас учил. Но это не предел. Ваш народ вышел из воды, море — его родная стихия, и он приспособлен к водной среде гораздо лучше обыкновенных людей. Люди вашего народа могут находиться под водой сколько угодно, и, возможно, умеют даже дышать под водой. Но, конечно, они дышат под водой не так, как рыбы, потому что жабр у них нет. Со временем и вы этому научитесь.

— Как же можно дышать под водой без жабр? — спросили Дол и Зюл.

— Нам, обычным людям, это трудно понять, — лаконично ответил капитан Александр, и все подумали, что капитан опять говорит меньше, чем знает.

— Скажи, капитан, что это была за рыба, которая чуть было не проглотила тебя? — спросил Зюл.

— Пусть лучше Дол объяснит, он ведь специалист по рыбам и животным.

— Скорее всего, то была придонная, глубоководная рыба. Судя по всему — не хищница. Ищет в иле всякую мелочь: червячков, крабиков, мелких кальмаров, голотурий (морских червей). Мимоходом может засосать в свою глотку и что-нибудь покрупнее. Капитану Александру повезло, что мы оказались рядом. Хотя, наверное, безобидная рыбина вряд ли смогла бы его проглотить. Ведь наш наставник не из тех, кто не умеет за себя постоять. Так, вот ещё что… Видимо, это очень древняя хрящевая рыба из рода осетровых, причём — очень крупный экземпляр. Жаль, что нам не удалось как следует рассмотреть её, но мне показалось, она была никак не меньше двадцати, а то и двадцати пяти метров. Очень может быть, что таких огромных рыб этой породы натуралисты раньше никогда не встречали.

— Он правильно всё сказал, капитан Александр? — спросил Зюл.

— Правильно-то правильно, да не совсем точно. Во-первых, рыба эта не хрящевая, а костистая, она шла к нам миллионы лет из юрского[3] периода. Открыл её совсем недавно Альфред Лиде, образованный британский фермер, и назвал её «рыба Лидса проблематичная»: Лидсихтис Проблематикус. Никто и не подозревал, что она может сохраниться до наших дней. Так что нам повезло встретить такой редкий экземпляр. Питается она планктоном, это верно, и, несмотря на огромную пасть, глотка у нее совсем узенькая, всего сантиметров десять. Поэтому проглотить меня никак бы у нее не получилось. Это во-вторых. А вот случайно ударить, захлопнув челюсти или задев хвостом, могла бы очень сильно. Так что вы поспели ко мне как раз вовремя.

— А что такое планктон?

— Планктон — это очень маленькие, почти незаметные нашему глазу рачки и водоросли, которых может быть в морской воде видимо-невидимо. Этими рачками и водорослями питаются многие киты, китовая акула и, конечно, — миролюбивая рыба Лидсихтис.

Потом капитан ещё раз повторил, как удивительно то, что они встретили эту рыбу.

— Давайте не будем терять время на разговоры и вернёмся к нашим занятиям, — предложил капитан Александр. — Я, конечно, не смогу научить вас дышать под водой, но научить вас задерживать дыхание на гораздо большее время и нырять глубже, чем любой обычный человек и чем могу я сам — это в моих силах.

— Почему ты считаешь, что у нас может получиться то, что не получается у других? — спросили Дол и Зюл. — Ведь мы устроены так же, как обычные люди, разве что наши ноги в пропорции к телу немного длиннее.

— Наше тело устроено так, что при глубоководных погружениях оно обеспечивает кислородом в первую очередь головной мозг. Размер вашего мозга примерно соответствует размеру мозга обычного человека, а объём крови и растворённого в ней кислорода у вас гораздо больше. Поэтому вы и сможете задерживать дыхание на более длительное время.

И вот ещё что я хочу сказать. Ваша кровь устроена примерно так же, как у младенца в утробе матери. Ещё не родившийся младенец не дышит воздухом, он потребляет кислород из материнской крови. Кровь такого младенца может растворять и переносить гораздо больше кислорода, чем кровь обычных взрослых людей. Поэтому вы наверняка сможете то, что недоступно никому из современных людей, — находиться под водой очень и очень долго, нырять на глубины до ста и более метров, проводить много времени с дельфинами и китами, которые признают вас равными себе в их родной стихии, и по-настоящему подружиться с этими благородными животными.

По прошествии некоторого времени именно так и получилось. Когда корабль «Быстрые паруса» вставал на якорь в южных морях, вокруг собирались стада дельфинов и китов. Они ждали, когда матросы Дол и Зюл прыгнут в воду и будут вместе с ними играть в «догонялки», выпрыгивать из воды и нырять на такие глубины, где уже темно и совсем ничего не видно.

Дельфины и киты были в восторге от того, что эти большие люди плавают и ныряют почти так же, как они. Команда тоже восхищалась богатырскими играми молодых великанов. А Дол и Зюл непременно говорили:

— Всё это стало возможным только благодаря капитану Александру. Он открыл нам секреты ныряльщиков Японии и Филиппин и научил правильно использовать свои собственные природные способности к длительной задержке дыхания под водой.

Ты меня спросишь, а как же другие матросы «Быстрых парусов», умели ли они нырять так же искусно, как капитан Александр? Конечно, они уступали своему капитану, ведь он был непревзойдённым мастером глубоководных погружений. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что все моряки его корабля были прекрасными пловцами и ныряльщиками. А разве могло быть по-другому? Когда «Быстрые паруса» останавливались в южных морях и экипаж не был занят морской работой, моряки с удовольствием купались в тёплой прозрачной воде тропических морей. Вечером, собравшись на корабле, все делились своими впечатлениями. Моряки восхищались красотой подводного мира, разнообразием и яркой окраской коралловых рифов и живущих в них рыб. Один рассказывал о том, что ему удалось увидеть в подводной пещере огромную мурену с ядовитыми зубами, другой лоб в лоб столкнулся с морской щукой — опасной барракудой. Кто-то наблюдал, как мимо «пролетал», медленно взмахивая «крыльями»-плащом, чёрный сверху и белый снизу, огромный скат манта, известный под именем «гигантский морской дьявол». Молодой неопытный морячок увлечённо объяснял, как долго ему удавалось сопровождать по поверхности огромную рыбу «наполеон». Та тоже видела плывущего над ней человека и продолжала двигаться, немного завалившись на бок и наблюдая одним глазом за своим «сопровождением». Что уж говорить о том, сколько всего интересного удавалось найти морякам, когда они обследовали лежащие на дне затонувшие суда. Заржавевшие, покрытые ракушками морские приборы, древнегреческие амфоры, старое, прокисшее вино… иногда они находили и древние монеты.

Испокон веков моряки любили преувеличивать свои «подвиги» и размеры встреченных рыб. Даже обычно серьёзный Штурман и тот всегда готов был поддержать эту весёлую игру и с удовольствием рассказывал всё новые и новые морские байки. Он «вспоминал», как неоднократно во время погружений встречал необыкновенно красивую русалку. С огромными зелёными глазами, длинными распущенными светлыми волосами и нежными руками. Русалка терпеливо поджидала его в изумрудной глубине, обнимала при встрече. Шептала нежные слова, говорила, как сильно любит его и уговаривала остаться с ней навеки на дне морском.

— Чего же ты не остался с ней, Штурман? Разве можно отказывать русалке, если она так любит тебя? Это же дочь Нептуна, у нее, поди, и богатств немерено.

— Как же я, честный русский офицер, могу согласиться? У меня ведь невеста есть, она ждёт меня, и я обещал вернуться и жениться на ней, — под смех собравшихся отвечал Штурман.

— Эх, вы, салаги, и врать-то толком не умеете. Я бы вам показал, как надо рассказывать о морских приключениях, если б хоть раз сам прогулялся по дну морскому. А мне, похоже, этого не дано. Возьмем, к примеру, вот этого молодого, неопытного морячка, которого взяли матросом в наш экипаж только полгода назад, тощий, в чем душа держится, конечно — он сразу пойдёт ко дну. А я — как бутылка из-под шампанского — на волне кувыркаюсь, а вниз — никак, видать, не судьба, — с грустью говорил Повар-Кок, который, конечно, прекрасно плавал, но погрузиться ниже уровня воды у него никак не получалось.

Из всего экипажа только он чувствовал себя одиноким на этом пиршестве морских рассказов.

— Одни мы с тобой здесь неумёхи, — горестно говорил он голубю Митрофану. — Даже Боцман — почти старик в сравнении со мной — и тот плавает под водой, точно камбала одноглазая. Видно, я толстоват для таких забав. Но уж худеть из-за этого я точно не собираюсь. Если стану худым, как наш молодой матросик, не будет у меня сил — ни мясо порубить, ни пиратам дать отпор. Да и жена из дома выгонит, когда вернёмся в порт. Скажет — я за мужика замуж выходила, а это что? — курица ощипанная. Капитан Александр, хоть ты мне скажи, что же мне сделать, чтобы погрузиться в бездны морские, может, ботинки свинцовые надеть?

— Не нужны тебе свинцовые ботинки, властелин сковородок. Просто ты боишься моря.

— Это я-то боюсь моря? Обижаешь, капитан, ты же лучше других знаешь, что твой кок ничего и никого не боится. Да я один могу устоять против пятерых пиратов, если со мной будут мои метательные топоры.

— Тебе бы только спорить, властелин камбуза, никто не сомневается в твоём мужестве. Но стоит тебе попасть в воду, как ты начинаешь молотить руками и ногами и стараешься повыше поднять голову, вот у тебя ничего и не получается.

— Что же мне теперь делать, капитан? Не могу я больше позориться перед этими салагами.

— Ты должен привыкнуть к воде, почувствовать её, принять её как свою стихию. Мы поможем тебе опуститься под воду. И ты сиди там, сиди до тех пор, пока не почувствуешь себя как дома. Так, как чувствует себя рыба.

— Хороший рецепт — посиди без воздуха минут несколько и почувствуй себя как рыба в воде. Скорее я почувствую себя дохлой селёдкой.

— Хватит капризничать, бери камень и опускайся с ним под воду. Я тебе никогда плохого не предлагал.

— Под воду так под воду. Море — лучшая могила для моряка. Пусть это будет первый и последний раз в моей жизни, прощайтесь с лучшим коком русского флота, братушки, — грустно говорил Повар-Кок, однако в конце концов разделся до трусов, набрал побольше воздуха, взял в руки камень и опустился с ним на дно, на глубину около двух метров, в том месте, которое указал ему капитан Александр. Всем своим видом он как бы говорил: «Иду на верную гибель, но раз уж любимый капитан сказал „надо“, значит, так я и сделаю. Старый кок не подведёт тебя, Александр».

С минуту кок сидел под водой невозмутимо, выглядел уравновешенным и даже флегматичным. Потом стал ёрзать, проявлять беспокойство, смотрел молящими глазами наверх. В этот момент нырнул и подплыл к нему один из матросов, изо рта в рот передал ему воздух. Мольба в глазах кока превратилась в удивление. Через полминуты то же самое сделал другой матрос. Передача воздуха продолжалась бесперебойно. Прошло несколько минут. Было видно, что Повар-Кок успокоился. Он прекратил ёрзать, стал осматриваться по сторонам, разглядывать камни, рыб. Капитан Александр дал ему знак подняться наверх. Кок выпустил камень и, как пробка, выскочил на поверхность.

— Ты понял, что значит не бояться воды? Теперь, я думаю, ты сможешь легко научиться нырять.

Капитан оказался прав. У кока была огромная грудная клетка, и он не только быстро освоил глубоководные погружения, но и стад нырять лучше всех моряков их корабля, за исключением разве что капитана Александра и, естественно, великанов Дола и Зюла. И, конечно, он был и оставался самым весёлым балагуром и лучшим выдумщиком разного рода морских былей и небылиц.

«Дельфины и киты были в восторге от того, что эти большие люди плавают и ныряют почти так же, как они»

Вот и всё. На этом мы заканчиваем рассказ об уроках глубоководных погружений, одно из которых могло иметь неприятное продолжение для капитана Александра, но завершилось в конце концов благополучно. Следующий рассказ будет об учёбе Дола и Зюла, которую они не прекращали во время дальних морских походов.

Диалоги Доджсона

Рассказ об учёбе Дола и Зюла, которую они не прекращали в дальних плаваниях, и о беседах с Льюисом Доджсоном

В этом рассказе мы узнаем о многих интересных беседах Льюиса Доджсона с Долом и Зюлом; некоторые из них состоялись в присутствии Александра.

Как ты помнишь, капитан Александр согласился взять молодых великанов матросами на корабль «Быстрые паруса» при условии, что они будут продолжать учебу у Его Преподобия. Получат от него задания на время плавания, а потом — отчитаются об их исполнении.

Капитан строго следил за тем, чтобы в свободное от вахты время Дол и Зюл занимались по программам Его Преподобия. Много им помогал, подолгу объяснял непонятное, а в портах покупал необходимые научные книги и журналы.

Каждый раз, возвращаясь из похода, Дол и Зюл встречались с Л. Д. (так они называли Льюиса Доджсона). Их встречи проходили обычно в тёплой, непринуждённой обстановке. У Его Преподобия было приподнятое настроение, он был рад видеть молодых великанов, был весел и оживлён, подолгу расспрашивал своих любимцев о путешествиях, и те с удовольствием делились впечатлениями о морских странствиях, много шутили и смеялись. Но вот начинались занятия, Л. Д. становился строгим профессором, а Дол и Зюл — прилежными и старательными учениками.

Уроки эти, как правило, превращались в беседы, во время которых преподаватель задавал вопросы, заставляющие Дола и Зюла более глубоко понять обсуждаемые проблемы. Капитан Александр, который также иногда присутствовал на этих занятиях, внимательно слушал Его Преподобие и своих подопечных и, как правило, молчал. Но мы-то с тобой знаем, что Александр часто знал гораздо больше, чем говорил.

Сохранились записи капитана об уроках, на которых он присутствовал. Записи эти по форме напоминают диалоги знаменитых греческих философов Сократа и Платона. Капитан называл их «диалогами Доджсона». Занятия касались многих важных вопросов изучения окружающего нас мира. Я выбрал несколько таких бесед для моего рассказа. Конечно, чтобы познакомиться с диалогами Доджсона и хорошенько разобраться в них, тебе, мой друг, а также вам, мои юные читатели, придется изрядно попотеть и пошевелить мозгами. Если у вас, например, нет склонности к логике, математике, физике или биологии, — не стоит расстраиваться из-за этого. Одни любят «включить голову», другие живут больше сердцем. Имеют другие способности — к музыке, поэзии, танцам, к изучению языков. Есть и такие, кто любит что-то мастерить, делать своими руками. Или, например, поиграть в войнушку. Мы все разные, а были бы одинаковыми — жизнь стала бы совсем неинтересной и очень скучной. В общем, если тебе не хочется решать головоломные задачки, просто пропусти этот раздел, и ты ничего не потеряешь. Переходи к следующему рассказу, в котором ты сможешь познакомиться с новыми приключениями капитана Александра. А кто хочет последить за беседами молодых великанов со своим наставником — в добрый путь.

Беседа первая. Парадоксы

— Знаете ли вы, молодые люди, что такое парадокс? — спросил Л. Д. своих учеников.

— Парадокс — это положение, резко расходящееся с общепринятыми, устоявшимися нормами и мнениями, — ответил Дол.

— Парадокс — оригинальное, неожиданное высказывание, противоречащее самому себе, здравому смыслу или кажущееся нелогичным, — добавил Зюл.

— Проверим, насколько хорошо вы это понимаете, — сказал Л. Д. суровым голосом. Если бы кто-то наблюдал эту беседу со стороны, то сумел бы заметить лукавый прищур глаз Л. Д., спрятанных за профессорскими круглыми очками на носу.

Л. Д. Рассмотрим парадокс брадобрея.

— Кто такой этот брадобрей?

— В далёкие времена, когда не было электробритв и безопасных лезвий, бриться самому было очень сложно, и мужчины ходили к брадобрею — тому, кто брил бороды.

Л. Д. изложил классический парадокс брадобрея:

— Одному деревенскому брадобрею приказали брить всякого, кто сам не бреется, и не брить тех, кто сам бреется. Кто бреет брадобрея? Если брадобрей не бреется сам, то он должен себя побрить, а если он бреется сам, то согласно второй части приказа, он не должен себя брить. Возникает логическое противоречие. Как поступить брадобрею с самим собой? Можно ли ответить на этот вопрос?

Вот что ответили ему Дол и Зюл после довольно долгих размышлений.

Дол. Нарисуем круг, внутри которого располагаются все жители деревни, которые бреются. А вокруг расположим других жителей деревни, которые не бреются (монахи, женщины, дети). Разделим круг на две части: вверху расположим тех, кто бреется сам, внизу — тех, которых бреют. Первая часть приказа — «брить всякого, кто сам не бреется», разрешает ему брить и того, кто сам бреется, то есть самого себя. Поэтому брадобрея (ББ) можно поместить в верхней части круга.

Зюл. Теперь нарисуем тот же круг, в котором нижняя часть разбита на две части. Слева распложены те, которых бреет ББ, а справа — те, которых бреют другие. Вторая часть приказа — «не брить, тех, кто сам бреется», разрешает ему брить тех, кто слева в нижней части круга. Сам он может быть побрит приятелем и располагается справа внизу. Если одновременно действуют оба поручения, то ББ нет места в круге.

Дол. И он может быть только за пределами круга. Значит, он не бреется вообще: он — или монах, или подросток, или женщина.

Л. Д. А если в деревне одни только бреющиеся мужчины?

Дол и Зюл. Тогда таких брадобреев нет. Вопрос некорректный! — сказали вместе Дол и Зюл.

Казалось, Л. Д. был удовлетворён ответами учеников, но глаза за стёклами его очков опять лукаво заблестели.

Л. Д. Неплохо, неплохо! Посмотрим теперь, как вы справитесь с парадоксом «Крокодил и Женщина».

На берегу стояла египтянка с ребёнком. Неожиданно Крокодил выпрыгнул из воды и выхватил ребенка.

Женщина плакала, умоляла Крокодила вернуть ребёнка. Крокодил был растроган и тоже плакал (крокодильими слезами, конечно).

— Я дам тебе шанс получить ребёнка, — сказал он. — Угадай, отдам я тебе его или нет. Ответишь правильно — верну ребёнка, неправильно — не верну!

Женщина подумала и ответила:

— Ты не отдашь мне ребёнка!

Что ответил Крокодил?

Дол. Крокодил ответил:

— Ты сказала либо правду, либо неправду. Если то, что я не отдам ребёнка, — правда, я не отдам его, так как иначе сказанное не будет правдой. Если сказанное — неправда, значит, ты не угадала, и я не отдам ребёнка по уговору.

Парадокс, к сожалению, печально разрешён.

Л. Д. Не совсем так. У матери могут быть другие рассуждения — попробуй ты, Зюл.

Зюл. Женщина убеждена в противоположном:

— Если я сказала правду, ты отдашь мне ребёнка по уговору. Если же я не угадала, что ты не отдашь ребёнка, то ты должен его отдать, иначе сказанное мною не будет неправдой.

Парадокс разрешён в пользу матери.

Л. Д. Что же должен сделать Крокодил?

Дол, Зюл. Обещание внутренне противоречиво, поэтому оно невыполнимо в силу законов логики.

Л. Д. А если бы женщина ответила — ты отдашь мне ребёнка?

Дол, Зюл. Тогда бы не было парадокса!

Л. Д. А ну-ка расскажите, ребята, какие ещё парадоксы вы знаете?

Дол, Зюл. По вашему заданию, учитель, мы познакомились с очень многими логическими и физическими парадоксами: парадокс кучи, парадокс Ахиллеса и Черепахи, парадокс рюмки водки, парадокс всемогущего существа, парадокс лысого[4].

Мы выяснили, что существуют неразрешимые парадоксы и противоречия, но есть и такие, которые легко разрешаются в реальной жизни.

Л. Д. Какой парадокс вам нравится больше всего?

Зюл. Парадокс слуги. «Прикажите слуге не слушаться Вас». Не слушаясь вас, он ослушается приказа, так как он исполняет его, не слушаясь вас.

Дол. Мне нравится парадоксальное высказывание Бернарда[5]: «Не поступай с другим так, как хочешь, чтобы он поступил с тобой, у вас могут быть разные вкусы».

А у вас есть любимый парадокс, учитель?

«Ахиллес никогда не догонит черепаху»

Л. Д. Король неразрешимых парадоксов — высказывание Евбулита из древней Греции: «Я лгу», — торжественно сказал Л. Д., гордо подняв голову. — Если высказывание ложно, то говорящий сказал правду, и значит, сказанное им не является ложью. Если же высказывание не является ложным, а говорящий утверждает, что оно ложно, то это его высказывание ложно. Оказывается, таким образом, что, если говорящий лжёт, он говорит правду, и наоборот.

— Ты сказал, вернее — Дол с Зюлом сказали, что бывают разрешимые парадоксы.

— Бывают ли такие высказывания, которые кажутся парадоксальными, но которые можно объяснить? Помнишь, в одном из рассказов мы говорили, что капитан Александр вышел из «неизвестного известного порта»? Определения «известный» и «неизвестный» противоречат друг другу, но оба относятся к одному конкретному порту. Так «известным» был этот порт или «неизвестным»? Порт был известным в том смысле, что о нём многие слышали, но сейчас никто уже не может вспомнить, из какого порта в тот раз вышел на своем корабле капитан Александр. И в этом смысле — порт неизвестен. Как видишь, после соответствующего объяснения, определения приобретают разный смысл, перестают противоречить друг другу и поэтому могут совмещаться.

Таким же образом можно было бы разрешить парадокс брадобрея. Сформулируем его так: «Брадобрею приказали брить всякого, кто сам не бреется, и не брить тех, кто сам бреется у себя дома и в любом другом помещении, но не в брадобрейной». Брадобрей сможет сам побриться у себя в брадобрейной.

— А можно сказать так — «известный неизвестный порт»?

— Возьмем порт Лисс или порт Зурбаган. Оба порта стали известны из книг Александра Грина, русского писателя, которого ты, конечно, знаешь, а до того — и Лисс, и Зурбаган были никому не известны.

— Я тоже могу придумать парадоксы: «маленький большой великан», «строгий нестрогий капитан Александр», «вкусная невкусная каша»…

— Это, конечно, очень похоже на парадоксы. Но скорее это «оксюмороны» (оксюморон — умная или остроумная глупость). Слово, конечно, довольно заковыристое, но тебе неплохо было бы запомнить его, если мы обсуждаем парадоксальные изречения. Оксюморон — это сочетание слов противоположного значения (сочетание несочетаемого), способ разрешения неразрешимых ситуаций. Вот тебе примеры оксюморонов: «известный неизвестный и неизвестный известный порты», о которых мы говорили, «обыкновенное чудо», «праведная ложь», «конец вечности», «назад в будущее», «вверх по лестнице, идущей вниз».

— «Красивая некрасивая девочка»…

— Кого ты имеешь в виду?

— А помнишь, ты читал мне стихи о некрасивой девочке?[6] О том, какая она живая и весёлая. И как она всем понравилась.

— Это девочка из стихотворения Заболоцкого «Некрасивая девочка». Молодчина, хорошо!

— Ещё — «правдивый взгляд лжеца».

— Это не оксюморон, это парадокс. Объясни, в чем парадокс.

— Ты говорил, что глаза лжеца всегда его выдают. И говорят правду о том, что он лжёт [7].

— Прекрасно. Здорово придумано. «Глаза лжеца говорят правду: „Я — лжец“». Это очень похоже на парадокс Евбулита из Милета, о котором говорил Его Преподобие с молодыми великанами Долом и Зюлом.

Но давай продолжим, потому что наши герои как раз сейчас обсуждают другие, тоже очень интересные вопросы.

Беседа вторая. Арифметика

Л. Д. С логикой у вас всё в порядке, дорогие друзья. Посмотрим, как вы справитесь с арифметикой. Вспомним считалочку Алисы[8]: четырежды пять — двенадцать, четырежды шесть — тринадцать и т. д. Эта считалочка даёт Алисе «таблицу умножения» до двадцати. Расскажите, как устроена эта парадоксальная считалочка и продолжите её от двадцати и далее. Вам нужно сделать то, с чем Алиса не справилась.

Дол. Давай, Зюл. Твоя очередь.

Зюл. Детям нужно максимально упростить таблицу умножения. Чтобы было проще запоминать. Для этого её нужно немного изменить, сохранив принципы считалочки Алисы. Вот эта таблица умножения: четырежды пять — пятнадцать,

четырежды шесть — шестнадцать,

четырежды семь — семнадцать.

Пропустим несколько строчек. Далее будет:

четырежды десять — сто десять,

четырежды одиннадцать — сто одиннадцать.

Далее:

четырежды двадцать — сто двадцать,

четырежды двадцать один — сто двадцать один.

Кроме того, надо расширить первую, самую простую считалочку, покажу это на примере умножения на три:

трижды пять — пятнадцать,

трижды шесть — шестнадцать и т. д.

Л. Д: Забавная таблица умножения. И ты утверждаешь, что эта смешная считалочка имеет какой-то смысл?

Зюл. Конечно, о, мой высокочтимый учитель!

Далее Зюл рассказал, как устроена эта таблица умножения[9].

Если ты любишь математику, тебе будет интересно познакомиться с этой парадоксальной арифметикой и попытаться понять, как она устроена.

Л. Д. Молодец, Зюл. Ты сумел правильно разобраться в считалочке Алисы. И даже дополнить её. Как видите, ребята, даже в такой простой дисциплине, как арифметика, которую изучают дети младших классов, мы с вами можем найти очень много интересного и даже неожиданного.

Зюл. Да нет же, учитель. Считалочка Алисы — вовсе не арифметика. В ней нет никакого смысла. И доказательство моё ровно ничего не доказывает. Это просто игра ума, шутка.

Л. Д. Не скромничай, Зюл. В твоем доказательстве нет логических противоречий. Это арифметический парадокс. После того как доказана истинность шуточной считалочки, она становится полноправной таблицей умножения. Хотя кажется полной ерундой. Друзья мои, мы с вами занимаемся не парадоксами, а Парадоксизмом — современным движением, основанном на использовании парадоксов в науке и творчестве. Одним из его положений является: «Нет бессмысленных высказываний. Любое бессмысленное высказывание имеет смысл». Например: «Человек создан для счастья, как пингвин для полета». Ну чего вы хохочете? И наоборот — «Любое осмысленное высказывание не имеет смысла», например: «Любить любовь любовью люби». Сами разберётесь, что означает и то, и другое. Наш лозунг: «Всё возможно, невозможное — тоже». Мы переводим невозможное в возможное, преобразуем ненормальное в нормальное, объясняем необъясняемое. Когда-нибудь немного позже мы поговорим о том, как важно стремиться к невозможному. А пока я попробую повеселить вас примерами забавных парадоксизмов:

На лежачем камне сидеть удобно.

Сколько нос в чужое дело ни суй, оно твоим не станет.

Сколько волка ни корми, не прокормишь.

Зри в корень, но не будь червём.

Не в коня корм, а в кого?

Весь мир театр, и каждый ждёт заглавной роли.

Весь мир театр и люди в нём актёры. А зритель кто?

Сколько верёвочке не виться, а из рук её никто не выпустит[10].

Так неожиданным возвращением к парадоксам и ко всеобщему удовольствию закончилась эта довольная сложная беседа об арифметике.

Беседа третья. Сила тяжести

Л. Д. Сменим тему, мои юные ученики, и поговорим об основах физики. Вижу, вы — не против. Я давал вам задание ответить на вопрос: может ли человек добраться до центра Земли? Ведь сила притяжения по мере приближения к центру нашей планеты должна возрастать и человек может быть раздавлен силой тяжести. Кто ответит? Может быть ты, Зюл, будущий физик и математик?

Зюл. Ответ на этот вопрос дал нам великий Галилео[11], о мой учитель. А найти его в книгах помог нам капитан Александр. Когда тело падает через тоннель к центру Земли, его скорость возрастает, а сила притяжения уменьшается. Тело долетит до центра Земли за 36 минут (если, конечно, в тоннеле нет воздуха). Будет ли человек падать, как Алиса в кроличью нору, или тихонечко спускаться, вес его будет уменьшаться, пока в центре Земли он не станет равным нулю. Так что это путешествие, если оно, конечно, возможно, будет для человека совершенно безопасным. При дальнейшем падении скорость тела будет уменьшаться, а сила притяжения возрастать. Пока оно не долетит до поверхности земли, но уже с другой стороны. Всего на этот полёт будет потрачено 72 минуты.

Дол. Изучая вопрос о падении в тоннель к центру Земли, мы узнали об интересном предположении астронома Фламмариона, которое также помог нам найти капитан Александр. Если просверлить в земле совершенно прямой тоннель из Санкт-Петербурга в Сантьяго, например (как на рисунке), и пустить по этому тоннелю поезд, предварительно выкачав воздух, то поезд будет сам под действием силы тяжести разгоняться, достигнув в середине тоннеля необыкновенной скорости. Потом он начнет тормозиться и остановится как раз в Сантьяго, потратив на этот путь 72 минуты без использования паровоза. Ровно столько, сколько потребуется падающему телу для полёта через центр земли. Невероятно, но факт.

Л. Д. Хорошие примеры парадоксов в физике. Я смотрю, вы с капитаном Александром неплохо поработали.

Дол, Зюл. Что правда, то правда, учитель, — капитан Александр действительно очень много нам помогал.

Беседа четвертая. Происхождение человека

Беседы Его Преподобия с Долом и Зюлом отличались большим разнообразием интересных тем. Расскажу об одной из таких бесед, которая может показаться тебе любопытной. О происхождении человека. Беседа началась так.

Л. Д. Вы знаете, что знаменитые естествоиспытатели находили много общего в строении тела современного человека и человекообразных обезьян — орангутангов, шимпанзе и горилл[12]. Создатель теории эволюции[13] сделал вывод, что человек произошёл от обезьяны, которая была общим предком людей и человекообразных обезьян. Что вы об этом думаете?

Настала очередь Дола.

Дол. Я изучал по книгам особенности анатомии — строения тела — человека и высших обезьян. Этого оказалось достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Больше всего на роль общего предка претендуют австралопитеки, которые жили три с половиной миллиона лет тому назад. Но очень большое отличие человека и современных высших обезьян заставило меня подумать, что их общий предок, возможно, жил гораздо раньше.

Задаю сам себе вопрос: чем люди отличаются от высших обезьян? Люди ходят на двух ногах, держатся прямо. Это освобождает их руки для труда и создания орудий труда. Шейные позвонки, это очень важно, также держат голову прямо, а голова в процессе эволюции увеличивается в весе за счёт существенного увеличения головного мозга. Всё сказанное общеизвестно, и это главное отличие человека, — но не только от обезьян, но и от всех представителей животного мира.

Я подумал, каковы же ещё существенные различия высших обезьян и человека? И когда стал их перечислять, понял, что второе важное отличие человека от обезьян состоит в том, что предки высших обезьян всегда жили на земле или на деревьях, а предок человека жил в воде, и это была, видимо, водная обезьяна.

Не удивляйтесь, я всё объясню. Во время занятий по плаванию и нырянию с капитаном Александром я заметил, как хорошо обычные люди и мы, великаны, приспособлены к движению и жизни в воде. Я вспомнил, как хорошо себя чувствует в воде новорождённый младенец, он сразу может нырять, задерживать дыхание и двигаться в воде наподобие лягушонка. Почему так?

Изучение строения тела человека тоже может дать ответ на этот вопрос.

У сухопутных животных дыхание выполняется непроизвольно — так же, как происходит биение сердца. Нос у них соединен напрямую с дыхательным горлом, а рот — с пищеводом, и эти каналы разъединены. У человека дыхательное горло не отделено от пищевода, и гортань сильно опущена. Человек, как и водные животные, не может одновременно есть и дышать. Зато он может дышать и носом, и ртом, легко задерживает дыхание, без труда перекрывает ртом и гортанью поступление воды в дыхательное горло при нахождении под водой. Кстати, способность человека управлять дыханием дала ему возможность говорить.

Ноздри человека направлены вниз, а не фронтально, как у обезьян. У человека есть слёзные железы, отсутствующие у сухопутных животных. Излишне развитые (в сравнении с сухопутными животными) сальные железы и слишком сильное потоотделение затрудняют жизнь человека вне воды.

Можно перечислить десятки признаков того, что человек вышел из воды. Утрата волосяного покрова; расположение волос на теле по направлению движения воды; подкожный жир, отсутствующий у высших обезьян; кожа, плотно прикреплённая к мышцам; выступающие, а не плоские, как у обезьян, молочные железы; расположение молочных желез в грудном отделе, а не в нижней части туловища; кожистые перепонки между пальцами рук и ног (остатки ласт); ноги, которые не исполняют функции рук, и не могут хватать; пальцы рук, которые раскрываются не более чем на 90°, и т. д.

Вывод таков: человек, видимо, всегда был двуногим. Предком его была, возможно, обезьяна из семейства «проконсул», жившая двадцать миллионов лет назад. Повышение уровня океанов, жаркий и сухой климат загнали её в воду в поисках богатой белком пищи и в целях защиты от хищников. «Проконсулы» стали подолгу находиться под водой. Часть обезьян уходила всё дальше от берега, и они не вернулись к наземной жизни.

С улучшением климата и появлением возможности найти пропитание на суше другая часть обезьян вышла на берег. Они уже умели создавать орудия труда и защиты. Эта группа обезьян, видимо, и стала предком человека. 3,5 миллиона лет назад по земле ходили австралопитеки. Ходили они хуже, чем человек. Их стопы больше напоминали ласты, а ноги ещё не выпрямлялись до упора, как у прямоходящего человека. Я видел найденный учёными скелет девочки-австралопитека, которую назвали Люси. Очевидно, что ходьба ей давалась хуже, чем плавание. Но, видимо, были причины, по которым водяная обезьяна вернулась на сушу. Может быть, причиной стало охлаждение или пересыхание морей и уменьшение количества доступной пищи в море.

А что же случилось с теми, кто остался в море? Их мозг также развивался, но руки и ноги были не нужны, они превращались в боковые и задние плавники. Вместо речи у них развился язык свиста. Тело вытянулось и округлилось, как у рыбы. И они превратились… — в кого? Кто получился в результате? Дельфин? Ламантин? Дюгонь? Конечно, мы не знаем этого точно. Нужны поиски, исследования, раскопки, доказательства существования других предков. Но если мое предположение верно, то человеку гораздо ближе дельфин, чем высшие обезьяны.

Л. Д. Браво, Дол! Как смело и неожиданно! Я бы назвал твой доклад — «Человек-дельфин». Хотя со многими его положениями я не могу согласиться, да и с главным выводом тоже можно было бы поспорить.

Зюл. Интересно послушать ваши возражения, учитель.

Л. Д. Наука пока не даёт ответа на вопрос о происхождении человека, но у меня есть возражения против главного утверждения Дола о том, что родиной человека является море. Вот они:

— австралопитек Люси плохо ходила по земле не потому, что её предки только что вышли из моря, а потому, что они только что слезли с дерева;

— задержкой дыхания обладают не только люди, но и многие сухопутные животные, такие как змеи, ящерицы, собаки, бегемоты, слоны;

— необходимость в волосяном покрове, защищающем тело человека от жары и холода, отпала в связи с длительным ношением одежды многими поколениями людей, а вовсе не в связи с морским прошлым людей.

Льюис Доджсон хотел продолжить, но в этот момент на пороге появился капитан Александр, который слышал конец разговора:

— Не продолжайте, Ваше Преподобие. Я знаю, кто нам поможет поставить точку в этом споре. Надо спросить Люси, она всё объяснит.

Увидев изумлённые лица всей честной компании, Александр улыбнулся и позвал:

— Люси, Люси, иди скорей сюда!

На пороге появилась маленькая девочка-орангутанг. Она испуганно огляделась, подбежала к капитану Александру и прижалась к нему щекой, крепко обхватив руками ногу капитана.

— У вашего капитана — сказал Доджсон, обращаясь к Долу и Зюлу, — поразительное умение обращать в шутку любую неприятную ситуацию — если обсуждение проблемы зашло в тупик, если спорщики запутались, если они не знают уже, как выпутаться.

— Люси дала мне понять, что эти большие дяди не должны спорить. Парадокс нашей жизни состоит в том, что любое справедливое утверждение содержит долю ошибочности и лукавства. Так что правы обе стороны.

— Ты хочешь сказать, что эта маленькая обезьянка Люси — австралопитек, и она может нас рассудить? — обиженно спросил Дол.

— Да успокойся ты, Дол. Конечно, Люси — не австралопитек, австралопитеки давно вымерли, она — орангутанг. Но немножко и австралопитек. Так же, как и мы с тобой.

— Откуда ты, прелестное дитя? — спросил Доджсон, заглядывая в лицо Люси.

Люси не отвечала, теснее прижимаясь лицом к ноге Александра.

— Её поймали в джунглях и хотели отвести в зоопарк. Мне стало жаль Люси, и я решил выкупить её, чтобы найти впоследствии хорошего хозяина.

Громадный Дол присел на корточки и поманил Люси рукой:

— Иди сюда, малышка.

Люси недоверчиво посмотрела на молодого великана, потом неожиданно подняла вверх руки и с визгом бросилась к Долу. Тот подхватил её на руки и тихонько прижал к своей могучей шее.

— Сестричка моя, — нежно пророкотал он.

— Все мы, люди и животные, родственники на этой земле, — задумчиво сказал Льюис Доджсон.

* * *

Вот так, не совсем обычно, закончилось обсуждение доклада Дола о происхождении человека. В компании капитана Александра появился новый персонаж — девочка-орангутанг Люси. Как ей жилось на «Быстрых парусах» и что с ней случилось дальше — мы с тобой ещё узнаем, а пока вернёмся к теме нашего рассказа о том, как проходили занятия Л. Д. с Долом и Зюлом.

«Обезьянка Люси недоверчиво посмотрела на молодого великана»

Долу и Зюлу эти занятия очень нравились и, каждый раз, возвращаясь из плавания, они хотели поскорее встретиться с Его Преподобием.

Но однажды они спросили Л. Д. и капитана Александра, зачем они, Дол и Зюл, занимаются вещами, которые никогда в жизни им не пригодятся? Интересно, что же им ответили Его Преподобие и капитан Александр?

Л. Д. Не надо всё время думать только о пользе и о земных вещах — они того не стоят. Мудрый Бернард сказал:

— Если у вас есть яблоко, и у меня есть яблоко, и мы поменяемся ими, то у нас останется по яблоку. Если у вас есть идея, и у меня есть идея, и мы поменяемся ими, — у нас будет по две идеи.

Александр. Дорогие Дол и Зюл. Я знаю, как вам нравятся эти занятия. Вы любознательны. Вы видите то, что есть, и спрашиваете «Почему?». А я бы хотел, и Его Преподобие хочет, чтобы вы мечтали о том, чего никогда не было, и говорили: «Почему бы и нет?». Ваш ум должен быть подобен кактусу в пустыне: создавать движение и жизнь из пустоты и мёртвой материи. Вот поэтому вы занимаетесь науками в дальних странствиях, и с этой целью вы встречаетесь с Его Преподобием. Придёт время, когда вы узнаете о своём предназначении, и вы должны быть подготовлены к той миссии, которую вам предстоит выполнить. А пока продолжайте размышлять, думать, учиться, тем более что вам эти занятия по душе.

Наш рассказ об учёбе Дола и Зюла заканчивается. В этом рассказе нет ни путешествий, ни приключений, ни добрых животных, ни злых разбойников. Разве что мы познакомились с маленькой девочкой-орангутангом, но это ведь совсем маленький эпизод. Здесь мы встречаемся в основном с приключениями наших мыслей в лабиринтах заблуждений и небольших откровений. Эти маленькие заблуждения и маленькие откровения обязательно приведут самых пытливых, самых настойчивых и самых по-хорошему упрямых из вас к большим озарениям и настоящим научным прорывам, открывающим для нас, людей, новые горизонты. Я попытался показать тебе, что эти приключения наших мыслей могут быть не менее интересны, чем морские. Но морские приключения тоже от нас не уйдут. В следующем рассказе мы вновь последуем за кораблём «Быстрые паруса» и узнаем о новых путешествиях, новых приключениях, о неожиданных встречах и новых друзьях капитана Александра и его команды.

Черепаха Гала

Рассказ о путешествии капитана Александра на Черепаховые острова

Однажды корабль «Быстрые паруса», путешествуя в южных морях, приблизился к группе Черепаховых островов и бросил якорь около одного из них. Остров выглядел пустынным и безжизненным, и никто из членов экипажа не захотел сойти на берег. А капитан Александр сказал Долу и Зюлу:

— Не обращайте внимания на кажущуюся пустынность этих мест. Давайте высадимся на сушу, и, я обещаю, — мы встретим много интересных животных и птиц.

Глава первая,

в которой мы узнаем о жизни премудрой черепахи Галы, о том, как сбылась её мечта и как она чудесным или почти чудесным образом оказалась на вершине скалы Родондо и смогла осмотреть сверху все Черепаховые острова.

«Именно в это время мимо проползала большая морская Игуана»

Гигантская слоновая черепаха Гала пребывала в плохом настроении. Она жила на этом острове уже более трёх сотен лет, изучила все его тропинки, дороги к водопою, знала, где растут особенно вкусные кактусы, была знакома со всеми его обитателями. Не раз забиралась она на самые высокие скалы, и не раз случалось ей падать оттуда. Ой, как же это было больно! После таких «полётов» на панцире черепахи появлялись глубокие трещины и шрамы. Много кораблей за это время побывало на острове, и Гала успела повидать самых разных людей — учёных, путешественников, пиратов, авантюристов, просто сбившихся с пути и отчаявшихся, приезжавших сюда в поисках новой жизни и не нашедших здесь счастья. Словом, в маленькой головке этой немолодой черепахи накопилось немало знаний и впечатлений, но поделиться ими ей было не с кем: обитатели острова — ящерицы и птицы, да и другие, более молодые черепахи — были не настолько умны, чтобы выслушать и, тем более, понять мудрую черепаху Галу. По правде говоря, их ничего не интересовало, кроме того, как бы потуже набить собственные животы и поспать после обеда.

Недавно у Галы появилась мечта — побывать на всех островах архипелага или хотя бы издали посмотреть на них. Она часто поглядывала на гигантскую скалу Родондо, которая, словно круглый стометровый столб, поднималась из моря неподалёку от её острова, и с вершины этой скалы, наверное, можно было бы увидеть все острова архипелага, но как это сделать?

Мечтательная черепаха не находила ни одного способа добраться до вершины Родондо, и по этой причине, а также в силу всего того, что было сказано раньше, нашей героине было очень и очень грустно.

Именно в это время мимо проползала большая морская Игуана.

— Скажите, любезнейшая, — обратилась к ней Гала, — не доводилось ли Вам побывать на скале Родондо и забираться на её вершину?

Игуана была глупа и ленива. Пока Гала задавала свой вопрос, ящерица самозабвенно зевала, раздирая рот, потом внезапно закрыла глаза и мгновенно уснула, плюхнувшись пузом на землю. Гала повторно обратилась к ней с тем же вопросом. Игуана открыла один глаз, потом другой. Ещё раз зевнула, медленно оторвала брюхо от земли и почему-то опять ничего не ответила. Видимо, не услышала. С третьего раза до неё, наконец, дошло, о чем её спрашивают. Задумчиво посмотрела она на скалу Родондо, на черепаху и, наконец, медленно произнесла:

— Тебя, Гала, все почему-то считают умной. Почему — непонятно. Ты сама-то понимаешь, о чём говоришь, что ты несёшь? Просто удивляюсь тебе — чушь несусветная! — Игуана опять зевнула. Закрыла и вновь открыла глаза. — На этой скале нет ничего, кроме птичьего помёта. Ни травы, ни водорослей. Порядочному животному нечего делать на Родондо! — вот что ответила на вопрос Галы морская Игуана. Она медленно развернулась и величаво удалилась, оставив за собой, как всегда, последнее слово.

Гала пыталась обсудить эту тему с пушистым Бурым Пеликаном, который внимательно выслушал её и сказал:

— Я уже совсем стар и не могу понять, о чём ты толкуешь, Гала. Давай я пришлю своих детей, они молодые и потолковее меня будут.

«Что с него возьмешь? — думала Гала. — Завит, как овца, и так же развит».

«Прилетели два брата Фрегат и Фаэтон и их сестра Олуша. Они сели на песок поближе к черепахе»

Трое детей Пеликана, два брата Фрегат и Фаэтон и сестра Олуша, которую братья ласково называли «неуклюжая Бо-бо», были прекрасными летунами и великолепными рыболовами. Они прилетели и сели на песок между валунами поближе к черепахе. Гала начала так:

— Милые друзья! Вы, конечно, не раз бывали на вершине Родондо. Не могли бы вы отнести меня на эту Родондо или хотя бы рассказать, что видно оттуда и как выглядит наш архипелаг?

Все животные острова очень уважали черепаху Галу. Все, кроме разве что туповатой Игуаны. Птицы были взволнованы предстоящей беседой. Черепаха долго объясняла им, что её интересует.

Старший из детей Пеликана, Фрегат, смелый, отчаянный охотник, настоящий морской разбойник, придавал особое значение встрече с авторитетной черепахой. Для пущей важности он, как всегда в ответственные моменты жизни, принялся надувать на груди и шее огромный красный мешок. Мешок становился всё больше и больше. А Фрегат продолжал надувать его, и при этом он так дулся и сопел, что не смог ни услышать, ни понять хоть что-то из сказанного Галой.

Брат его, Фаэтон, — большой франт. Больше всего ему хотелось, чтобы Гала увидела два длинных красных пера в центре его хвоста. Старательно поднимал он хвост вверх, всё выше и выше, и, в конце концов, опрокинулся и уткнулся головой в песок. Перепончатые лапы Фаэтона, приспособленные больше для плаванья и ныряния, чем к ходьбе по суше, были расположены в самой задней части его туловища. И как ни загребал Фаэтон лапами песок и гальку, — ни встать, ни вытащить голову из песка у него не получалось. Он просто барахтался на брюхе и пыхтел. Конечно, ему тоже было не до того, чтобы выслушать и понять многомудрую черепаху.

Сестра их Олуша, что о ней скажешь? Эта морская птица считала себя необыкновенной красавицей. И хотя на суше была довольно неуклюжа, так же, как и её братья, некоторые основания для таких мыслей у нее все же были: её забавная головка на тонкой шейке и большие перепончатые ярко-голубые лапы выглядели весьма привлекательно. Когда черепаха обратилась к ней, Олуша подумала: «Наконец-то, наконец-то Гала обратила внимание, какая я необыкновенная красавица». Она встала повыше, чтобы все увидели её замечательные голубые лапки, вытянулась, ещё немного вытянулась… и замахала крыльями что было сил. В голове её билась одна только мысль: «Ах, какая я красивая!» — и, конечно, она, так же, как и братья, так и не осознала сути сказанного Галой.

Черепаха закончила свою речь, задумчиво посмотрела на всех троих и поняла, что ничего ей от них не добиться.

— Большое спасибо, мои юные друзья, за то, что вы так внимательно выслушали меня. Я не хотела бы вас больше задерживать и отрывать от ваших очень и очень серьёзных дел, — сказала черепаха и попрощалась с птицами.

Дети Пеликана тут же взлетели и, удаляясь, каждый с удовлетворением вспоминал о том, как умно и достойно он вёл себя при встрече со столь уважаемым и авторитетным животным, каким, без сомнения, была наша черепаха.

Оставшись одна, Гала с грустью думала:

«Никто, никто меня не понимает», — и на её морщинистую щёку выкатилась скупая черепашья слеза.

Как раз в эту минуту из-за поворота горной тропы показался капитан Александр. Заметив появление нового персонажа, Гала мгновенно забыла обо всех своих обидах, встрепенулась и подняла повыше голову на длинной шее, чтобы капитан Александр смог её заметить. Александр подошёл к черепахе.

— Добрый вечер, сударыня! Вы прожили, я думаю, долгую жизнь и, наверно, повидали многое на своем веку. Как вас зовут? — спросил капитан Александр и вежливо поклонился.

— Добрый вечер, милый путешественник. Зовут меня Гала, а отца моего звали Пагос. Он родился на острове Паг в Средиземном море. Так что я — Гала Пагосовна. Повидала я действительно много, и прожила не один век, целых три века, а может, и того больше. Но прежде чем говорить об этом, расскажите, кто вы и как сюда попали?

— Прибыл я на корабле «Быстрые паруса», а зовут меня капитан Александр — друг китов и великанов.

— О, я много слышала о вас, дорогой путешественник, и очень рада, что мне представился, наконец, случай познакомиться с самим капитаном Александром. А рассказывал о вас — Его Преподобие Льюис Доджсон, ваш друг, который побывал здесь однажды у меня в гостях. Меня тогда очень огорчили матросы, прибывшие с ним на одном корабле. Какие, однако, это были невоспитанные люди! Вы даже представить себе не можете. Мало того, что они отнеслись без должного уважения к моим годам, — они хотели сделать из меня черепаховый суп! Вы только подумайте! Сварить меня в кипятке. Меня спасла только лишь хитрость вашего друга. Его Преподобие объяснил этим невежам, что я не настоящая черепаха. Квазичерепаха. Как бы черепаха. И из меня не получится настоящий черепаховый суп, потому что я ненастоящая. Может быть, вы и слышали обо мне, как о черепахе Квази[14].

Лучше не вспоминать об этом грустном эпизоде в моей биографии. Как вы понимаете, никакая я не Квази, а самая что ни на есть настоящая слоновая черепаха.

Капитан Александр поудобнее устроился рядом с Галой, и они начали неторопливую беседу. Очень скоро моряк и черепаха почувствовали взаимную симпатию и перешли на «ты». Оказалось, что у них есть и другие общие знакомые. На острове побывали сэр Чарльз Дарвин, знаменитый английский учёный, и сэр Герман Мелвилл, знаменитый американский писатель. Черепаха похвасталась, что она имела честь покатать каждого из них на своей спине. Потом она сказала о своей самой большой мечте — побывать на скале Родондо. И о том, что, к сожалению, этой мечте, видимо, никогда уже не суждено осуществиться. Чем очень развеселила капитана Александра, который ответил ей, что эта беда — не беда.

— Зачем ты смеёшься надо мной? Зачем дразнишь? Разве ты можешь помочь мне взобраться на Родондо? Посмотри, какая я огромная — ведь у меня длина больше двух метров, а вес побольше трёхсот килограммов будет.

— Да не смеюсь я над тобой, Гала, просто радуюсь, что могу помочь. Когда я позову своих друзей, ты без труда поверишь, что это возможно. Я имею в виду твою мечту — попасть на Родондо. Только не пугайся, когда увидишь этих парней.

Черепаха действительно много повидала на своем веку, но и она ахнула, когда увидела двух молодых богатырей, Дола и Зюла.

Познакомившись с Галой, юные великаны — а я хочу напомнить, что капитан Александр научил их говорить на языках многих животных — с удовольствием присоединились к общей беседе.

Чтобы удобнее было разговаривать, капитан Александр забрался повыше на скалу, а черепаху Галу великаны без труда подняли и поставили рядом с ним. Дол и Зюл спросили у Галы, встречала ли она когда-нибудь таких больших людей, как они, и может быть, она знает, откуда они, Дол и Зюл, родом и кто их родители.

Гала ответила, что не раз встречала очень больших, можно даже сказать — огромных людей.

— Когда я была совсем маленькой, на нашем острове побывал знаменитый великан, француз Грангузье. У него был очень широкий камзол, панталоны до колен и широкополая шляпа. Очень галантный господин! Он сказал, что дома у него остался ребенок, сын по имени Гаргантюа. Но сам Гаргантюа здесь не появлялся. Зато совсем недавно, лет сто назад, приходил на корабле англичанин Лемуэль Гулливер. Он был великим путешественником и рассказывал, что побывал на острове Бб… роб… динг… нег — уф-ф-ф, как я это запомнила! — где жили одни исполины. В наших школах маленькие черепашки изучают жизнь великанов. Есть даже специальный предмет — Грангузьеника.

— Имя этого известного великана Грангузье нам тоже знакомо, — сказал Александр. — Так же, как имена его сына Гаргантюа и внука Пантагрюэля. Все они — достойные люди и много сделали для блага Франции. О путешествиях англичанина Гулливера мы также премного наслышаны. Гулливер был посвящён в тайные знания острова, где жили одни исполины. Он дал клятву никому об этом не говорить, поэтому, вернувшись из путешествия, до конца жизни заперся в конюшне и никогда оттуда не выходил. Гулливер один знал язык этого древнего народа. А Ббробдингнег — название острова великанов на их языке. Видимо, это тот самый язык, на котором говорили родители Дола и Зюла.

Очень давно, три с половиной тысячи лет назад, великанов на земле было гораздо больше, и жили они на большом архипелаге в Атлантическом океане, а может быть, на большом острове в Средиземном море. Платон называл их страну Атлантидой, а жителей — атлантами. Он описал изумительные города и мудрое устройство жизни великанов, которое, видимо, опиралось на их тайные знания.

В наше время многие знаменитые мореплаватели пытались найти Атлантиду или остров Ббробдингнег, открытый Гулливером, но никому из них ничего подобного найти не удалось. Я всегда думал, что лодки родителей Дола и Зюла плыли с Лазурных островов. После знакомства с этими двумя парнями я специально побывал там, но не обнаружил ни великанов, ни их построек, ни других следов этого народа. От некогда больших островов остались только вершины вулканов, одиноко возвышающиеся среди безмолвного моря. Возможно, острова опускались в океан при землетрясении или при извержении вулкана, и островитяне погибали в пламени или во время наводнения. Хотя, судя по тому, что мы сейчас беседуем с этими двумя «малышами», — Александр с улыбкой посмотрел на Дола и Зюла, — кое-кто из великанов все же уцелел, и не исключено, что мы когда-нибудь ещё встретим родителей этих ребят, — сказал капитан, который обычно знал больше, чем говорил.

— Было бы очень хорошо встретить наших родителей, — вздохнул Зюл, — но мне кажется, это вряд ли когда-нибудь осуществится. Скажи, капитан, почему на островах, где мы жили раньше, не только люди были великанами, но и все растения и животные? Интересно также, почему ничего не известно о потомках Гаргантюа и Пантагрюэля?

— Я не учёный, а просто путешественник, и не смогу точно ответить на твои вопросы. Можно предположить, что на архипелаге были какие-то особые условия: меньшее притяжение земли или, возможно, радиация, и из-за этого люди, растения и животные быстро росли, достигая огромных размеров. И наоборот. Попадая в обычные условия, великаны в последующих поколениях уменьшались в росте и становились обычными людьми, в которых мы не можем теперь опознать потомков великанов Гаргантюа и Пантагрюэля.

«Громадная черепаха тихо поднялась над землей и медленно поплыла в сторону Родондо»

Капитан Александр закончил свой рассказ и добавил:

— Друзья, мы совсем забыли о желании Галы побывать на Родондо, давайте подумаем, как исполнить её мечту.

Александр и Зюл увлечённо обсуждали возникшую проблему. Капитан Александр в юности служил юнгой и матросом на больших парусных кораблях и был прекрасным верхолазом, так что он без труда смог бы подняться на стометровую скалу Родондо. Но взять с собой черепаху, которая больше его самого, он, конечно, был не в состоянии. Эта очень крутая скала с почти отвесными стенками была достаточно высокой даже для Дола и Зюла. Им, как и капитану, придётся карабкаться на нее, держась обеими руками за выступы. Так что освободить одну руку, чтобы держать Галу, у них не подучится. Сумки с собой не было, а в карман великанской куртки Гала не помещалась.

Великан Дол не принимал участия в беседе. Он слушал в пол-уха и делал кисточкой зарисовки животных на заранее подготовленных кусках парусины.

А потом произошло нечто такое, чего никто не ожидал. Рисуя Галу, Дол нацелился на неё кисточкой и приготовился сделать очередной мазок. Но, вместо этого, задумчиво приподнял кисточку чуть вверх, и вдруг громадная черепаха, как бы следуя за кисточкой, тихо поднялась над землёй, кисточка приподнялась выше — черепаха тоже поднялась выше, потом кисточка стала поворачиваться в сторону Родондо, и черепаха медленно поплыла в том же направлении.

— Осторожно, Дол, осторожно, — сказал капитан Александр, — не урони её, а ты, Зюл — встань под скалой, чтобы поймать Галу, если она вдруг начнёт падать.

Все, как заворожённые, смотрели на медленные движения кисточки Дола, а Гала с расширившимися от ужаса глазами и растопыренными лапами тихо плыла по воздуху, пока Дол не опустил её на вершину Родондо.

Вслед за черепахой был отправлен капитан Александр, за ним друг Зюл, после чего и сам Дол, держась за кисточку, как за зонтик, тоже медленно взлетел на вершину. Да, здесь было чему удивиться. Даже обычно невозмутимый капитан, и тот выглядел в этот момент несколько растерянным.

— Неужели это было так на самом деле? — что-то не верится.

— Не знаю, правда ли это. Так рассказывают те, кто лично знал капитана Александра, Дола и Зюла. Можно было бы это выяснить, если бы у нас была возможность лично поговорить с капитаном Александром. Ведь наш герой никогда и никого не обманывал. Но поговорить с ним невозможно. Больше ста пятидесяти лет отделяют нас от этих событий. Можно было бы, например, попробовать отыскать мудрую Галу. Но, даже если она жива, всё равно мы не смогли бы поговорить с ней, потому что только Александр и молодые великаны умели разговаривать с животными.

А теперь давай-ка продолжим. Мы остановились на том, что наши путешественники то ли почти волшебным образом, то ли это было только со слов очевидцев, а на самом деле всё было совсем по-другому, оказались на вершине скалы Родондо.

— Что скажешь, Дол? — спросил капитан Александр.

— Сам не знаю, как это получилось. Вспоминаю, что у меня на родине были люди, которые движением руки могли передвигать огромные предметы. Но это разрешалось делать не всем — лишь некоторым особо уважаемым людям из тех, чей возраст перевалил за пятьдесят. И то — в случае крайней необходимости.

— Почему же тогда, — спросил капитан Александр, — твой отец не воспользовался своим даром для спасения тебя, матери и самого себя?

— Наверное, это может получиться только в некоторых отдельных точках земли, — предположил Дол, — на моей земле, а теперь, как видишь, — на Черепаховых островах. Возможно, где-то существуют ещё такие земли. Скорее всего, в море отец ничего не мог сделать.

Обсудив случившееся, путешественники вместе с подопечной черепахой с высоты огромной скалы осматривали архипелаг. Гала была в восторге. Птицы, живущие на Родондо, кружились над вершиной, радовались, видя эту необычную компанию, свистом и криками приветствовали моряков и черепаху. Они по очереди подлетали и садились на Родондо. А черепаха Гала представляла их путешественникам.

Был уже вечер, темнело. Капитан Александр предложил на этот раз Зюлу попробовать проделать тот же трюк с перелётом, только в обратном направлении, и у того тоже всё получилось.

Вернувшись на остров, друзья договорились, что они заночуют на корабле, а завтра утром вернутся и снова встретятся с черепахой Галой.

Глава вторая,

в которой мы познакомимся с историей древнего народа атлантов, живших на островах Атлантического океана, и узнаем причины гибели этого народа

По дороге на корабль капитан Александр имел такой разговор с Долом и Зюлом.

— Я предполагал, что с возрастом у вас должны проявиться необыкновенные способности, которые присущи только людям вашего народа. Так и получилось. Вы можете пробуждать спящие силы нашей Земли, других планет, метеоритов и комет. Силы эти столь велики, что нужно призывать их только для благородных целей и только в случае, если нет другого выхода. Вызванные однажды, они могут выйти из подчинения тех, кто не умеет ими управлять или пытается использовать в корыстных целях. И тогда происходят взрывы, наводнения, падение комет…

Атланты — это цивилизация морских людей, предшествующая другим, известным нам цивилизациям. Легенда говорит, что атланты — дети бога морей Посейдона. Они достигли очень высокого уровня развития с двенадцатого по десятое тысячелетие до нашей эры. На их долю выпало много испытаний: природные катастрофы, оледенение земли, всемирный потоп. Народ этот мог многое перенести и действительно многое перенёс. Атланты считали, что в состоянии сами победить силы стихии, используя необыкновенные способности своего народа, которых нет у современных людей. Они ошибались. Своими необдуманными действиями они вызывали все новые и новые катастрофы: на архипелаг в Атлантике, где жили дети Посейдона, обрушился огромный метеорит. От взрыва погиб прекрасный город, архипелаг ушёл под воду, а остатки вашего народа переселились на Средиземное море. К сожалению, это никого не образумило. Атланты, словно неразумные дети, продолжали играть с могущественными силами природы и пытались взять их под контроль. И вот наказание — две страшные катастрофы: вначале — прорыв воды из Средиземного моря, образование пролива Дарданеллы и ужасное наводнение в Причерноморье, с того времени прошло уже более шести тысячелетий, потом, три с половиной тысячи лет назад, — взрыв вулкана на острове Тира, выбросивший огромное количество пепла, покрывшего на многие годы черной пеленой небо над Средиземным морем и Северной Африкой. Умнейший и способнейший народ, создавший пирамиды в Египте и Мексике, космические рисунки в пустыне Наска и многое другое сам поставил себя на грань выживания. После этих катастроф уцелели лишь невежественные кочевники других племён, жившие на вершинах гор, и отдельные группы атлантов. Атланты хотели, чтобы их знания не пропали, чтобы снова на земле были построены города, порты, корабли. Им пришлось обучать людей, наших предков, всему, чем они владели в совершенстве. Начинали с малого: дали людям огонь и ремёсла. Научили плавить и ковать металл. Выращивать хлеб. Строить корабли, управлять парусами и вести корабли по звёздам. Так появились более близкие к нам цивилизации: греческая, египетская, вавилонская.

Мифы донесли до нас воспоминания о великих атлантах, просветителях и героях, помогавших людям. Зевс повелевал молниями. Гераклу удавалось свершить то, что не под силу целому народу. Прометей дал людям огонь и ремесла. Аполлон покровительствовал искусствам. Орфей пел самые прекрасные песни. Люди считали их Олимпийскими богами и думали, что они бессмертны. Но «боги» жили вовсе не на Олимпе, а среди людей: Зевс — в пещере на острове Крит, Геракл путешествовал по всему Средиземноморью, а Прометей работал простым кузнецом в Микенах. Они старели и уходили из жизни точно так же, как обычные люди. Их руками и умом были созданы новые цивилизации. А имена остались только в мифах и легендах. Потомки этих великих атлантов, как я уже говорил, не были больше великанами и до сих пор живут среди нас, обычных людей.

Вы вступаете в жизнь. В ваших жилах бурлит молодая кровь, а сердце жаждет подвигов. Вы пока мало знаете о необыкновенных способностях вашего народа и не понимаете своего могущества. Забудьте об этих необычных талантах, пока в них не появится самой настоятельной необходимости, пока не придет вестник, который призовет вас. Вы одарены во многих других сферах, учитесь физике, математике, биологии, наблюдайте наш прекрасный мир и живите счастливо.

Дол и Зюл пообещали капитану Александру запомнить всё, о чем он их предостерегал.

Глава третья,

в которой мы узнаем, как изменилось настроение черепахи Галы после посещения скалы Родондо и о том, что путешественники увидели и узнали совсем другую черепаху Галу, очень весёлую и озорную

На следующий день все вернулись на остров. Путешественники были восхищены дружелюбием и доверчивостью непуганых птиц и животных. Долу очень хотелось запомнить всё, что он увидел, и для этого он решил сделать зарисовки наиболее интересных обитателей острова. Капитан Александр предложил использовать для этого запасной комплект парусов, а Зюл сделал из стволов деревьев мольберт.

Черепахе Гале, она ведь дама, очень нравилось позировать.

— Сюда приезжал молодой художник Сальвадор, — рассказывала она игриво, — у него были такие красивые, загнутые вверх, длинные и тонкие усы. Он очень любил рисовать меня и сделал множество моих портретов. Именно он назвал меня Талой в честь дамы своего сердца.

Сбылась, наконец, мечта черепахи — накануне она сумела полюбоваться на все Черепаховые острова с вершины Родондо. После полёта на Родондо у неё было прекрасное настроение. Очень даже хорошее настроение. И к тому же — задиристое и озорное. Совсем не соответствующее её солидному возрасту. Такую черепаху Галу путешественники ещё не видели. Её будто подменили, это была совсем другая Гала. И то, что произошло в дальнейшем, было для моряков полной неожиданностью.

— Как хорошо, что вы попали на наш остров. Как хорошо, что мы встретились. Как хорошо, что вчера нам удалось побывать на Родондо. Что за чудесное утро! — тараторила Гала без остановки. — Только ты, капитан Александр, огорчаешь меня. Больно уж ты сегодня задумчивый. Сил моих черепашьих нет смотреть, как ты убиваешься. Расстроился, видать, когда узнал, что твои друзья — чародеи? Или думаешь всё, откуда атланты взялись? Откуда надо, оттуда и взялись эти атланты. Поживешь с наше, черепашье, всё узнаешь. Походи-ка лучше с нашими малышами на Грангузьенику. Капи-тан, капи-тан, улыбни-и-итесь… Ну, никак мне тебя не растормошить. Признавайся, может, с утра уксуса напился? Или, поди, горчицы объелся?

— Не понял, — сказал Зюл, удивлённый таким неожиданным поведением Галы. — Что бы это всё значило?

— Учился бы прилежно, так знал: от гурии[15] до фурии — один шаг.

— Как это? Как это?

— Ты, Зюл, похоже, кактуса отведал — всё как да как? Да так. Льюис Доджсон, наш общий друг, вот вам образец для подражания. Его Преподобие понимает нас, черепах, с первого слова. Кто уксуса попил, тот куксится. Кто горчицы поел, тот огорчается[16]. Брали бы пример с Дола. Сдобу ест. Вот и добреет наш Добряк.

А тебе, капитан Александр, вот что я скажу. Вы, люди, слишком большое значение придаете всякой ерунде. Всё пытаетесь докопаться до самого дна. До истины. А истина-то она каждый раз разная. В одних случаях — одна. В других — другая. Дола с Зюлом в своих университетах, наверняка, учите думать так же неуклюже, как думаете сами. Будто я не знаю. Заполняете время всякой белибердой: Латынь, Греческий, Платон, Геродот сожрал батон. Фивы, Нил, Меридиан, Фараон мертвецки пьян. И тому подобное. А мораль такова: родись, крестись, женись, умирай, — за все денежки подай. Мы, черепахи, живем на земле давно и обучаем черепашек в школе совсем по-другому. Вас, ребята, как учит добрейший Льюис Доджсон? Сколько вы, к примеру, знаете падежей?

— Имя Ребёнку Дали, Винни Топтышку Прозвали,

— важно ответил Зюл.

— Извините, что-то я не поняла вас, достопочтенный Зюл.

— Что тут понимать?

Именительный — кто? что?

Родительный — кого? чего?

Дательный — кому? чему?

Винительный — кого? что?

Творительный — кем? чем?

Предложный — о ком? о чём?

— Ах вот как! Тогда слушайте мудрую Галу:

Имя Ребенку Дали, Зюлом Парнишку Назвали.

— Как это? Как это? Причём здесь Зюл? Что бы это значило?

— Опять про кактусы вспомнил?

Звательный — О, Зюл! О, Дол! О, капитан Александр! Притяжательный — чей?

Направительный — (мы направляемся) куда? во что?

Но это ещё не все. Добавим имена:

Ждан, Иван, Илья, Орест. Лев Сгоняет Лишний Вес,

Временно, конечно (к соревнованиям готовится).

Ждательный — кого? чего?

Исходительный — (вышел откуда) от кого? из чего? (из леса)

Изнутрительный — из(нутри) чего?

Определительный— (мера) чего? (килограмм песка)

Локативительный (местный) — в ком? в чём?

Счислительный — (в течение) чего? (часа)

Лишительный — (не знать) кого? чего? (правды)

Включительный (превратительный) — (превратиться) в кого? (в президента)

Временительный — (время) кого? для чего?

Всё это было, конечно, очень поучительно и забавно. Дол и Зюл, а вместе с ними и черепаха Гала, весело смеялись. Даже серьёзный капитан Александр, и тот, в конце концов, улыбнулся и сказал:

«Урок „Cкакали“»

— Ну, Гала, сильна, ну повеселила. Расскажи же, наконец, как так вы учите ваших черепашек?

— Каждый божий день у черепашек с утра самые важные уроки: «Хрипели», «Сопели». А потом все идут на улицу, где проходят уроки: «Ктонеспрятался Яневиноват» и «Скакали».

— Куда скакали?

— Ели — съели, какали — скакали, вроде так просто, — задумчиво сказала Гала. — Может, я что-то перепутала, всё это было так давно. Наверное, вы всё-таки правы — не скакали, а скакали! Учитель «Скакали», крутит «какали», верёвочку с двумя ручками, и прыгает через неё. Вот и получается урок «Скакали». Я прекрасно обращаюсь с «какали», а дети — с малыми «какали», скакалочками. А может, и в самом деле — скакали?..

— А сколько времени продолжаются уроки?

— Преподаватель даёт детям знания. Пока есть, что подавать. А как подавать нечего, так и уроку конец. Одним словом: «Хороша закуска, квашена капуста. И подать не стыдно, и съедят — не жалко».

— Иначе говоря, — поддержал игру Дол. — Сунул грека в реку руку, рак ему клешню подал, поздоровался учтиво, про здоровье рассказал.

— Да не сбивайте вы меня, балаболы. Надо ещё про другие уроки немного поговорить. Про черепашью классику, например, пришедшую из глубины веков: Мифы древней Лукреции (древняя Лукреция — моя прабабушка), Древние Латуники, Дремутики, Истерии средних веков…

— Истерии? Может быть, Мистерии?

— Неужели непонятно? Истерии — то, что истёрлось в средние века. Потом Ораторика, Драмматика и Драммоторика, Рифмоплётика, Германика. Как, нравятся вам такие предметы?

— Потрясающе! Хотелось бы и нам с Долом в такой школе хоть немного поучиться. А не слишком ли вы перегружаете малышей?

— Не думаю. Маленькие черепашки прекрасно со всем этим справляются. Помимо классики, у них есть ещё специальные предметы, без которых им в жизни никак не обойтись. Кляксоведение, Правдописание, Тихоглажение, Трескотнеметрия, Азартника, Театрика, Орфоника и Синтаксоника, Ритмоника, Картеженомия. Дополнительные уроки для желающих: Эники-Беники, Водилки и Кривлялки. И, наконец, главная дисциплина — Возлежание.

— Почему Возлежание — главный предмет?

— Если не успеваешь по Кляксоведению и Правдописанию, то успевай хотя бы пообедать и полежать. А когда я была маленькой, мы с подругами больше всего любили Оперение.

— У тебя же нет перьев.

— Какие же вы, люди, недотёпы. Даже такие большие, как Дол и Зюл. Оперение — это изучение Опер. Чтоб вы знали, я среди черепах главная по Оперению. Мои агенты, Оперы, следят за исполнением Опер. Оперы следят за Операми. Поэтому у Оперов все в порядке с музыкальным образованием, у Опер все в порядке с их исполнением, а у нас, черепах, все в порядке с Оперением.

— Что ты любишь из Опер, Гала?

— Фанта для Оперов, Забор с Парижским Водокатером, Ромело и Бюджетта, Пикирующая дама, Иван Крестьянин — Суперстар, Юная Авоська[17], Норд-Гость…

— Нравился ли тебе кто-нибудь из учителей?

— Конечно. Когда я была крошечной, хорошенькой школьницей, я, как и все, влюблялась в учителей. Первым предметом обожания был обаятельный черепах Мим, преподаватель Пантомимы[18] (Мима) и Мимики. Он был весёлый и грустный, смешной и трогательный одновременно. Звали его Мимом вовсе не потому, что он был Мимом, а потому что он всё делал мимо: наливал чай мимо чашки, ставил чашку мимо стола и садился за стол мимо стула. Больше всего я любила его предмет Мимику, а из цветов — Мимозу.

Послушайте весёлую песенку грустного учителя Мимики.

Я — великий мастер Мима, Мимике детей учу. Не пройдите мимо Мима — Вмиг от грусти излечу. Не донёс до рта икры я, Не попал я булкой в рот. Подвела нас Мимикрия[19] — Сунул в ухо бутерброд. Надеваю шарф на шею И усилий не жалею. Я измучился, устал, — Шарф мне ноги обмотал. Наливаю гостю чаю, Как попотчевать, не чаю. Чашку чая ставлю мимо — Вот такая Пантомима. Проскочил я мимо двери И попал лицом в косяк. Миму кто детей доверит? — На лице его синяк. Вечно мимо. Силы тают. Дни, как птицы, улетают. Так и жизнь промчится мимо, Бедный мастер Пантомимы. Мимика, Мимоза, Мимикрия. Что за мука, Мамма Мия!

— Каламбуры[20] нашей Галы поинтересней парадоксов Льюиса Доджсона будут. Ты всё это сейчас придумала? Или это домашняя заготовка?

— Что вы, что вы. Ни то, ни другое. Мы впитываем такие премудрости, как сказали бы люди, — «с молоком матери». Именно так черепахи строят учёбу и отношения с детьми многие сотни лет. Поэтому мы и уверены, что наши малыши вырастут умными черепашками, образованными и нестандартно мыслящими. Это главное — мыслить нестандартно. У нас даже четыре арифметических действия не такие, как у вас: Слежение, Вычленение, Омоложение, Измождение.

— «Слежение», что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что такое «лежать»?

— «Лежать» это значит не идти, не стоять, не сидеть.

— Если ты знаешь, что такое «лежать», неужели не догадаться, что такое «слежение»?

— Здорово, Гала, ты нас всех позабавила. Правду говорят, нет существа мудрее черепахи. Ответь тогда на вопрос об уксусе и горчице, о которых ты упоминала раньше, что из них овощ? — с издёвкой спросил Зюл.

— Подсмеиваетесь, друзья мои, над старой больной черепахой. Овощ — это то, чем можно вощить. Потёр овощем поверхность, вот она и стала чистая и блестящая. Конечно, уксус — это овощ. Причём овощ очень сильного действия, — сказала Гала, подумав. — Ведь уксус и укусить может. Ну что, остался с носом, задавака?

— Как ни неприятно быть иногда с носом, но всё-таки сноснее, нежели быть совсем без носа или, например, ходить без носков и в обносках, — парировал Зюл.

— Хватит водить меня за нос. Какие вы оба несносные и заносчивые. Носитесь со своим носками и обносками, а ничего не видите дальше собственного носа. Надоело слушать о ваших носах, носках, обносках, доносах, подносах, что вы там ещё напридумывали? Всё это наносное, словесный понос. Чем болтать о ерунде, подумайте лучше, чем сейчас занят Дол? Понять нетрудно, он пишет мой портрет, а это значит, что он занят Галаграфией! Писать портреты черепахи Галы — благое дело. Недаром Сальвадор стал таким знаменитым. Просто он писал мои портреты. Между прочим, Льюис Доджсон, ведь он авторитет для тебя, капитан Александр, сказал, что Галаграфия[21] получит большое распространение и её ждёт блестящее будущее.

«Черепахи оказали неоценимую помощь при строительстве нашей части вселенной»

А вы не думали, почему ту часть Вселенной, где находятся наши Земля и Солнце, называют Галактикой? Когда создали нашу планету, и Землю ещё не запустили вокруг Солнца, небесные мастеровые установили её временно на трёх черепахах. Сатурн и Юпитер — планеты покрупнее. В помощь космическим архитекторам пригласили довольно много черепах. В силу покладистого характера моих соплеменников сборка солнечной системы прошла без сучка без задоринки. При сборке других солнечных систем также участвовали хорошо зарекомендовавшие себя черепахи. Правда, говорят, что в некоторых случаях использовали могучих китов. Не хочу обидеть этих благородных животных, но китов приглашали всё же очень редко, это было, скорее, исключение, чем правило. Так что черепахи, древнейшие животные нашего мира, оказали неоценимую помощь при строительстве нашей части Вселенной. Имею честь сообщить, что собеседница ваша, то есть я, признана компетентными органами самой известной и популярной из рода черепах. Потому, видать, и назвали нашу часть Вселенной моим именем — Галактикой. А мораль такова: материя бесконечна, но её всё равно не хватает кому-то на штаны.

Дол и Зюл с воодушевлением подхватили тему: кто и что было названо именем Галы. Посыпались наперебой шуточные предположения:

— Самый симпатичный и творческий народ в Европе назван Галлами. Киевскую Русь основали не норманны Рюриковичи, а Галлы. Самых элегантных и интеллигентных людей называют Галантными. Испанское седло, напоминающее по форме панцирь Галы, назвали Галапагосом. Самые миролюбивые птицы — Галуби (это потом стали говорить «голуби», причём — неправильно). Мера объёма жидкости — Галлон. Живопись выставляют в Галереях. Корабли древнего мира назывались Галерами. Соляную пещеру, используемую для улучшения дыхания, называют Галокамерой. Люди на пляжах бегают Талыми или Галышом (именно так, «голые» и «голышом» — позднейшие вульгаризмы). Самые лучшие концерты называют Гала-концертами. Галстук. Галеон. Галантерея. И даже знаменитый физик и астроном в честь нашей Галы взял имя Галилео Галилей. Словом: сколько Голов (правильней говорить, конечно, — Галов), столько умов.

Все хохотали. Гала выглядела немного смущённой, но тоже посмеялась вместе с командой.

Весь день Дол рисовал животных и птиц, а когда зарисовки были сделаны, путешественники прощались с новыми друзьями. Зюл подготовил для них сюрприз — на мачтах корабля «Быстрые паруса» он поднял паруса с картинами.

На первом ярусе оказались изображения животных и птиц, которые живут на нижнем ярусе Родондо — морские львы, игуаны и пингвины, на следующем — крупные птицы — пеликаны и альбатросы, ещё выше — фрегаты, фаэтоны и олуши, а наверху — буревестник. На марселе, самом большом парусе грот-мачты, была изображена черепаха Гала.

Когда все прощались, и Гала сказала своё задумчивое «до свиДания», шустрый Зюл успел ввернуть:

— Почему не «до свиШвеция»?

Глава четвертая и последняя,

в которой мы узнаем, как моряки прощались с животными и птицами Черепаховых островов и о чём при этом думали капитан Александр и черепаха Гала.

Это было великолепное зрелище, когда корабль, наполнив ветром паруса с изображениями животных и птиц, весело бежал по сине-фиолетовым волнам.

Птицы провожали корабль пением и криками, но лучше всего были слышны два голоса: голос буревестника — резкий и тревожный, и голос птицы-боцмана, красавца Фаэтона, мелодичный и весёлый, как дудка боцмана.

Капитан Александр думал о том, что на этом маленьком островке встретились три мира, три различные вселенные. Мир людей, к которому он сам принадлежит. Мир молодых великанов, внешне так похожих на нас. И мир мудрой черепахи, пришедшей к нам из далёкого прошлого, когда ещё сама Земля не вышла из младенческого возраста.

Дол и Зюл живут в другом, неизвестном нам, мире. Думают не так. Переживают не так. У них больше органов чувств, и видят они всё по-другому. Эти юные великаны — часть природы, им подвластны все стихии земли. Поэтому Долу и Зюлу по силам то, что не дано нам, обычным людям: они могут успокаивать море, поднимать ветер, двигать предметы и скалы. Они чувствуют природу вещей и управляют вещами. Атланты появились тогда, когда люди были менее материальны, чем сейчас. Глядя на них, невольно думаешь об их колоссальном весе. Но палубу они не продавливают, в песок не проваливаются, не ломают камни, на которые ступают. Движутся легко и непринуждённо, так же, как и мы, «маленькие люди». Видимо, они бессознательно управляют собственным весом и держат его в пределах, позволяющих комфортно себя чувствовать. Капитан думал о том, как трудно будет жить в нашем мире этим ребятам, так сильно во всём отличающимся от современных людей.

«Черепаха Гала провожала глазами корабль и мысленно благословляла путешественников»

Что запомнилось Александру, прикоснувшемуся к миру древней черепахи? Её бесконечное обаяние. Особая мудрость, которая сродни доброте, терпению, юмору. Или наоборот. Её доброта, терпение, юмор, которые сродни мудрости. Лёгкий нрав, умение пошутить, в том числе — над собой, практичность, умение взглянуть на знакомые предметы с неожиданной стороны. Изящно, легко и непринуждённо расправляется Гала с самыми сложными проблемами. Этому черепашек учат с детства. Именно поэтому племя черепах всеми любимо и счастливо живёт. Было бы интересно, если бы наши дети могли немного позаниматься в черепашьих школах и поизучать некоторые их предметы. Возможно, они почерпнули бы что-нибудь полезное из мудрых основ черепашьей бесконфликтной жизни. У Галы есть чему учиться. Даже его, капитана Александра, носителя русского языка, получившего блестящее образование в северной столице, сразил наповал этот фонтан живых грамматических форм. Не шесть падежей, как он считал, а семнадцать. К тому же лукавая Гала на прощанье шепнула ему, что падежей вовсе не 17, а 117! Что она имела в виду?

Капитан Александр размышлял также о том, как много нового он узнал за короткий период своего пребывания на Черепаховых островах. Насколько гармонично устроена наша планета, если даже столь различные миры людей, великанов-экстрасенсов и мудрых черепах легко проникают друг в друга и взаимно обогащаются. Он увидел на Черепаховых островах только часть миров. Различные миры-вселенные несут внутри себя и Бурый Пеликан, и Фрегат, и Фаэтон, и Олуша, и даже спесивая морская Игуана.

Прежде чем мы попрощаемся с Галой, я хочу рассказать тебе о том, что у этой черепахи было ещё одно замечательное качество, доставлявшее ей одновременно и много радостей, и много хлопот. Дело в том, что Галу иногда, под настроение, неожиданно подхватывал поток времени, и тогда она умела жить не только в настоящем, но одновременно — и в прошлом, и в будущем. Это, конечно, очень здорово. Но если на пути попадался большой камень, о который Гала непременно должна запнуться, она, бедненькая, запиналась и падала, ещё не дойдя до этого камня. А если она знала, что обязательно уколет рот о колючку кактуса, тогда капелька крови на её губе появлялась задолго до того, как она укусит этот кактус.

Вот что думала мудрая прозорливая черепаха Гала:

«Насколько я, скромная слоновая черепаха, понимаю, ты никогда уже больше не бросишь свой якорь у Черепаховых островов, милый, милый капитан Александр. А я — известная домоседка и вовсе не собираюсь менять привычное место жительства. Тем не менее, я твёрдо уверена, что мы ещё встретимся с тобой, капитан. Не здесь. Совсем в другом месте в очень далеком будущем. На страницах книги некоего Кругосветова, твоего тёзки и путешественника, к которому я уже заранее отношусь весьма доброжелательно, потому что эту нашу с тобой встречу он опишет в своей книге с любовью и большой симпатией к её героям, то есть к нам с тобой».

Черепаха Гала, забравшись на одну из скал острова, провожала глазами корабль и мысленно благословляла путешественников, желая им попутного ветра и удачи в странствиях.

На этом рассказ о том, как капитан Александр и члены экипажа его корабля побывали на Черепаховых островах и нашли там много новых друзей, заканчивается. Заканчивается и одно из путешествий капитана Александра. Корабль «Быстрые паруса» возвращается домой. По пути он посетит острова Франков и Бриттов.

— Мы возвращаемся, — сказал капитан Александр, — и вы, Дол и Зюл, как договаривались раньше, поступите в университет.

Дол и Зюл знают, что скоро они будут учиться, и жизнь их изменится коренным образом. А корабль «Быстрые паруса» двинется дальше, и мы продолжим путешествовать вместе с его экипажем и капитаном Александром. Но на корабле уже не будет юных великанов Дола и Зюла.

Остров Великих воинов

Рассказ о том, как капитан Александр побывал на острове Великих воинов и помог жителям архипелага Затерянных островов помириться друг с другом

Стремительно прыгая по скалам и как бы утомясь этой скачкой, они вдруг бессильно повисали над бездной, казалось, беззвучно падали туда с головокружительной высоты, чтобы снова, далее начать свою безумную скачку по камням и обломкам скал, а затем, успокоившись, в мощных потоках слить свою буйную воду с глубокими водами лазурно-прозрачных прохладных озёр.

Георгий Чиж

И люди пошли туда и залюбовались высокими горами, широкими морскими просторами и могучими потоками, низвергающимися в долины, и океаном, и движением звёзд — и позабыли о себе.

Августин Блаженный

Это плавание случилось уже после того, как великаны Дол и Зюл остались на берегу, чтобы получить образование в университете и подготовиться к будущей научной деятельности. Как ты считаешь — радовались они этому или огорчались? А что думал об этом капитан Александр?

Дол и Зюл, конечно, были очень довольны тем, что они теперь будут учиться в университете, а ещё и тем, что их учителями станут лучшие умы того времени. Им было в радость вернуться в свой любимый дом, где их ждала встреча с Чёрной горой, собакой, которую они давно не видели и по которой скучали во время путешествий.

Капитан Александр с удовлетворением думал о том, что «малыши» вырастут не морскими бродягами, а получат хорошее образование и смогут сделать много полезных дел. Ведь он один знал, какие способности даны детям этого древнего, неизвестного нам народа, пришедшего из глубины веков.

Как ни радовались Дол и Зюл возвращению домой, сколько бы ни говорил сам себе капитан Александр, что это правильное решение — отправить парней учиться, однако им всем было очень грустно оттого, что их пути-дорожки расходятся и друзьям, так много вместе пережившим, приходится расставаться.

Но не будем вспоминать об этих невесёлых мыслях, посетивших наших героев, тем более что капитан не раз ещё встретится со своими «воспитанниками», и мы наверняка узнаем как об этих встречах, так и о новой жизни Дола и Зюла. А пока последуем за капитаном Александром и его кораблём «Быстрые паруса».

Плавание было очень долгим, пока путешественники, наконец, не приблизились к группе Затерянных островов.

— Почему эти острова называются Затерянными?

— Острова находятся далеко от материков и других крупных островов. Далеко и от Австралии, и от Америки, и от Азии. Поэтому мореплаватели тех времен редко их посещали. И когда какой-нибудь новый мореплаватель добирался до архипелага, выяснялось, что о предыдущих «посетителях» все уже позабыли. Так и получалось — каждый путешественник считал именно себя первым, истинным первооткрывателем и поднимал на островах архипелага флаги своей страны — Америки, Англии, Франции, России, потом опять Англии.

Так же бывало и в древние времена. Первобытные племена переселялись на эти острова сначала из Индии, потом из Африки, Юго-Восточной Азии, а в дальнейшем — и из Южной Америки. Переселенцы неизменно были зачарованы красотой и природой островов, оставались там жить и впоследствии не могли уже вспомнить — ни кто они, ни откуда пришли, забывали о своем народе и своей культуре. Те, кто снаряжал лодки и плоты этих путешественников в дальнее плавание, не получали от мореплавателей никаких вестей и тоже больше не вспоминали о них.

Вот по этой причине не только острова архипелага были затерянными, но и поселившиеся там народы тоже были потеряны для всего рода человеческого. Здесь было так хорошо, так легко получать радости буквально от всего, с чем они соприкасались… Островитяне не имели никакого представления, какова она, жизнь в других странах, и наивно полагали, что только так, как они, и могут жить люди.

— А почему путешественники были в таком восторге от этих островов?

— Это острова необыкновенной красоты. С гор к берегу спускаются глубокие долины и буйная растительность покрывает их склоны. Круглый год на островах тепло, и если проходят тропические дожди, — это продолжается очень недолго. Людям здесь не нужна одежда, а живут они в лёгких домах, сделанных из тростника и стволов кокосовых пальм. И сами дома, и тропинки между ними располагаются под сенью тенистых деревьев, и поэтому жители долин надёжно защищены от жара палящего солнца. Водопады, прозрачными струями ниспадающие с гор, питают чистые прохладные озёра, в которых островитяне могут купаться по несколько раз в день. На этих землях нет хищных животных, ядовитых змей, ящериц и пауков, а также надоедливых москитов. К тому же здесь сколько угодно еды — плодов хлебного дерева, кокосов, бананов, крабов и рыбы в море. И весь день птицы поют хвалебные гимны роскошной, расточительной, размякшей в упоительной лени природе. Вот почему путешественники были в таком восторге от этих островов.

Потомки первопоселенцев, родившиеся и выросшие на Затерянных островах, с детства не знали забот. Они собирали цветы, украшали головы девушек венками, пели и танцевали. А когда работали — мастерили лодки, строили дома, готовили пищу, ловили рыбу, — делали это так легко и непринуждённо, что вся их жизнь превращалась в сплошной праздник.

Островитяне очень любили свою землю и никому чужому не позволяли хозяйничать на ней. Они уважали своих вождей, жрецов, почитали злых духов, но не признавали власти ни одних, ни других, ни третьих. Гостей они принимали радушно, но умели дать отпор любому, кто захотел бы нарушить их обычаи или оскорбить их священные обряды. Поэтому при всём своем добродушии обитатели островов были очень воинственны, часто вступали в столкновения не только с заносчивыми европейцами и американцами, но и со своими соседями — жителями других долин и островов архипелага.

Вот какие это были земли, к которым приближался на своём корабле капитан Александр.

Корабль двигался вдоль береговой линии большого острова сказочной красоты.

— Что это за земля? — спросил капитан Александр.

— Мы идём вдоль берега острова Великих воинов, — ответил Штурман, посмотрев на карту. — Он называется так по имени племени, живущего в самой красивой его долине. Об этих индейцах идет дурная слава. Они постоянно нападают на моряков, высадившихся на берег, и на своих соседей. Не только европейские и американские путешественники, но и туземцы соседних долин и островов считают это племя очень жестоким и кровожадным.

— Давайте зайдём в бухту долины Великих воинов, я хотел бы познакомиться с ними.

— Это опасная затея, Александр, — угрюмо сказал Боцман и задумчиво покрутил ус, — спроси хотя бы у Абордажа.

Абордаж — немолодой уже матрос, крепко сбитый и суровый, служил раньше на военных судах, и ему не раз приходилось сходиться в рукопашном бою с экипажами неприятельских кораблей и с пиратами, когда корабль противника брали на абордаж.

— Что это такое — «брать на абордаж»?

— «Брать на абордаж» значит взять в плен корабль противника.

— Как это можно взять в плен корабль?

— Во время морского сражения военный корабль сближается с противником. Его экипаж верёвками со специальными абордажными крючьями подтягивает судно противника вплотную к своему борту, с боем переходит на борт противника, захватывает его корабль, а команду неприятеля берёт в плен.

— Ух ты!

Так вот, я рассказывал о немолодом матросе, который попал на «Быстрые паруса» из военно-морского флота. Никто уже не помнил, как раньше звали этого матроса. За отвагу и искусство владения абордажным палашом, а также за опыт многих морских сражений этого славного рубаку прозвали Абордажем, и прозвище это прочно прилипло к нему. Несмотря на внешнюю суровость и множество шрамов на лице, которые вполне могли бы испугать впервые встретившего его человека, Абордаж в мирной жизни был очень добрым и совершенно безобидным. Капитан Александр любил его и ласково называл Борей.

— Ну, скажи, Боря, что ты думаешь об этих Великих воинах?

— Мне доводилось встречать людей этого племени. Они нанимались матросами на суда, проходящие мимо острова. Хотели посмотреть мир. Это высокие, могучие и отважные люди. В бою они — просто звери, неплохо владеют копьём и дубиной, хотя против сабли и моего проверенного друга, — и он нежно погладил свой палаш, — они вряд ли могли бы устоять. Выглядят они необычно и устрашающе. Может быть, тебе доведётся встретиться с ними, Александр. И ты сам все увидишь. А я плохой рассказчик. Короче — я не советую тебе высаживаться на эту опасную землю, — со вздохом закончил Абордаж. Такой длинной речи раньше никто от него ещё не слышал.

Несмотря на вечер и уговоры друзей, капитан Александр решил всё-таки сойти на берег. Единственное, в чем моряки сумели убедить Александра, так это в том, что капитан возьмет с собой небольшой вооружённый отряд.

«Неожиданно тишина мрачного леса была взорвана разноголосыми криками толпы»

— Ну, раз так, — сказал капитан, — помимо оружия, которое нам, надеюсь, не понадобится, возьмите с собой бочки, чтобы заполнить их пресной водой, и подарки для туземцев — табак, которого мало на острове, красивые ткани, табакерки, часы и украшения для женщин. Капитан тщательно отобрал людей в отряд, включив в него, конечно же, Абордажа. Старшим на корабле он оставил Штурмана.

Корабль входил в бухту, где жило племя Великих воинов. Обычно туземцы Южных морей плывут со всех сторон на челноках к посетившему их кораблю. На этот раз и берег, и залив были пусты. Тёмные тучи закрыли горизонт. Птицы не кричали, и над заливом повисла зловещая тишина.

Корабль стал на якорь, спущена шлюпка, и отряд во главе с капитаном Александром высаживается на берег. Не видно ни людей, ни животных, ни лодок, ни жилищ. Всё пусто. Никаких следов пребывания человека. Лишь одинокая узкая тропинка ведёт от берега в чащу леса. Кто её проложил, люди или животные? Отряд направляется по ней вглубь острова. Тропинка петляет, поднимается всё выше и выше, но моряки не обнаруживают никаких признаков жизни. Солнце опускается, в лесу становится почти темно.

— Видно, нам не придётся встретиться с туземцами, — решили путешественники. Они остановились и опустили на землю поклажу, чтобы перевести дух перед обратной дорогой. Прошло несколько минут. Неожиданно тишина мрачного леса была взорвана разноголосыми криками толпы. Вокруг путешественников внезапно загорелись огни факелов. Они осветили толпу жутковатого вида людей, вооружённых копьями, дротиками и дубинками и окруживших отряд моряков сплошным кольцом.

Путешественники приготовили оружие к бою, встали спиной друг к другу и заняли круговую оборону.

— Приветствую вас, Великие воины, жители острова Великих воинов, — обратился к туземцам Александр на необычайно сложном языке жителей архипелага Затерянных островов. — Я, капитан Александр, друг китов и великанов, друг жителей Затерянных островов и ваш друг. Мне хотелось бы получить на острове воду и дрова, а взамен я привёз вам табак, ситец и женские украшения.

На самом освещённом месте стоял немолодой, но высокий и крепкий, словно вековой дуб, верховный вождь племени. На бёдрах его — повязка из тапы, белой ткани, изготовленной из луба хлебного дерева и волокна кокосового ореха. На голове — шлем, увенчанный цветными перьями птиц, некоторые из которых достигали метра в длину. Его тело было сплошь покрыто замысловатыми фигурами искусно выполненной чёрно-синей татуировки. Рисунки нанесены на выбритую часть головы, на лицо, включая веки, губы и уши, на все открытые части тела, на ногти рук и ног, отвечая, видимо, представлениям туземцев о красоте. В руке вождь держал длинное четырёхметровое копьё, превращающееся снизу в весло. Копьё-весло было вырезано из твердого дерева и покрыто сверху замысловатой резьбой. На поясе — резная курительная трубка в виде топорика, на шее — ожерелье из акульих зубов, а в мочки ушей вставлены два громадных зуба кашалота, тупым концом вперёд. В отверстиях оснований зубов были закреплены два великолепных тропических цветка. Ноги и руки украшены расшитыми ракушками браслетами из человеческих волос. Татуировка на лице пересекала глаза и нос от уха до уха, а также шла от ушей к подбородку, образуя треугольник, обозначающий доминирующее положение предводителя. Лицо его, казалось, окаменело; тяжёлым взглядом вождь неотрывно смотрел в лицо Александру. Рядом стояли другие вожди, немного отступив назад, признавая старшинство верховного военачальника. Всё стихло, когда вождь заговорил:

— Я — великий вождь Нуку-Хива, мои помощники — великие воины, вожди: Фату-Хука, Хива-Оа и другие. За боевые заслуги их именами названы многие острова нашего архипелага. Мы слышали о тебе, Александр, много хорошего. Но всё равно — мы тебе не верим. Другие путешественники, приходящие на больших кораблях, обычно говорят в точности то же, что и ты. А потом забирают у нас женщин, пищу, разрушают дома, отстреливают дичь, оскверняют богов, нарушают наши обычаи, отнимают землю и строят на ней свои дома, убивают из ружей и из пушек моих людей.

— Мы не причиним зла ни тебе, ни твоему народу, о великий Нуку-Хива. Мы принесли тебе подарки и хотим только дружбы с жителями твоего острова.

— Не уговаривай, Александр. Уже почти ночь, и мы не дадим тебе ни ночлега, ни пищи, — сказал Нуку-Хива и отступил назад, давая дорогу своим воинам.

— Жаль, что ты не веришь нам, о подозрительный Нуку-Хива. Но это — твоя земля, и если ты так настаиваешь, мы уйдём.

— Ты зашёл слишком далеко, Александр, и обратного пути уже нет. Если мы тебя отпустим, ты вернёшься и приведёшь с собой великанов и много военных кораблей с пушками и вооружёнными людьми, которые уничтожат мой народ.

— Ты хочешь помешать нам уйти, о несправедливый Нуку-Хива? Нам придётся применить оружие. У нас есть пистолеты, карабины, сабли и палаши. Погибнут не только мои люди, но и многие из твоего народа, о неразумный Нуку-Хива.

— Я не питаю злобы ни к тебе, ни к твоим людям, Александр; я не хочу вашей гибели. Вы станете моими желанными гостями, если согласитесь добровольно разоружиться. Мы дадим вам кров, пищу, лучших девушек. У вас не будет недостатка ни в чём. Но тогда забудьте навсегда о возможности вернуться домой.

— Ты удивляешь меня, о наивный Нуку-Хива. Неужели ты думаешь, что мы добровольно откажемся от свободы для того, чтобы оказаться в сладком плену на этом острове?

Наступила тишина. Нуку-Хива надолго задумался, а потом сказал:

— Если уж ты, Александр, намерен драться, давай договоримся, что судьбу нашего спора решат два воина, один — от меня, другой — твой человек. Чья сторона возьмёт верх, за тем — и последнее слово. Только твой человек должен выйти без пистолета и карабина, чтобы уравнять наши шансы.

— Согласен, о неуступчивый Нуку-Хива, — коротко сказал Александр.

— А сдержишь ли ты своё слово?

— Я сдержу своё слово, Нуку-Хива, ты знаешь это. И ты тоже сдержишь слово — я знаю это точно, о благородный Нуку-Хива.

— Вот мой воин, его зовут Хату-Таа.

Вперёд вышел могучий воин. Он воткнул в песок копьё, поставил рядом дубинку, а в руку взял дротик. Голова его была полностью выбрита за исключением двух участков справа и слева от макушки. Пряди волос этих участков собраны в два тугих пучка наподобие рожек и завязаны белой тапой. Волосы на лице также выбриты, оставлены были только две узкие длинные пряди, идущие из уголков верхней губы, и две пряди на подбородке. Лицо покрыто татуировкой, идущей тремя горизонтальными полосами: одна полоса шла через глаза и вокруг головы, вторая — через нос к ушам, третья — через рот к шее.

Увидев поединщика, капитан Александр рассмеялся:

— Послушай, дружище, увидишь ли ты что-нибудь через свои татуированные полоски на лице?

— Напрасно ты смеёшься, Александр, — сказал Нуку-Хива. — Хату-Таа — опытный и искусный воин и никому в бою не даст спуску.

Моряки из отряда Александра, наблюдавшие этот разговор, не понимали речи туземцев, они не знали языка жителей Затерянных островов, но по тому, что происходило, догадались, что должен быть поединок.

Абордаж вышел вперёд и сказал:

— Доверь мне это дело, капитан. Вот со мной мой верный абордажный палаш, он никогда меня не подводил. Рука моя не дрогнет, она крепка, как и раньше.

— Милый мой Боря, я не хочу проливать кровь этого славного дикаря. Не хочу, чтобы пролилась и твоя кровь. Я сам решу это дело. Туземцев в бою я видел и хорошо знаю их слабые места. Поверьте мне, друзья мои, здесь нет никакого риска, я вас не подведу.

«К своему великому изумлению туземец почувствовал, как острый конец дротика упирается ему прямо в горло»

Матросам всё это очень не понравилось, но пришлось согласиться. Что им было делать, разве можно не выполнить приказ командира? Моряки согласились. Но про себя решили, что если их капитану будет причинён хоть малейший вред, они отобьют его и отомстят туземцам сполна.

В мерцающем красноватом свете факелов и неровном голубом свете горящих ядер ореха армор капитан Александр вышел на поляну и стал против Хату-Таа. К удивлению последнего, у Александра в руках не было оружия, а кортик, висевший прежде у него на поясе, капитан снял и бросил на землю.

Загремели огромные барабаны туземцев, обшитые акульей кожей. Барабаны были высотой более четырёх метров; туземцы-барабанщики забирались на специальные вышки, они молотили руками изо всех сил и менялись каждые 2–3 минуты. Грохот был оглушительный.

Могучий Хату-Таа с дротиком в руке пулей мчался к капитану Александру и, не добежав нескольких метров, с силой метнул в него своё оружие. Матросы ахнули — казалось, дротик летит прямо в грудь капитана. В последнее мгновенье неподвижный до этого Александр неуловимым движением отклонился от летящего снаряда и успел поймать его. Не заметив этого, индеец, уверенный в своей победе, ещё мгновение набегал на Александра и вдруг остановился, как вкопанный. К своему великому изумлению он почувствовал, как острый конец дротика упирается ему прямо в горло. Хату-Таа медленно отходил, а каменный наконечник, словно прилипший, продолжал вдавливаться в его шею. Туземец отскочил назад, отбежал, обернулся и увидел капитана, отбросившего дротик в сторону и стоявшего ровно там же, где он был и раньше.

Поняв, что опасность миновала, Хату-Таа схватил четырёхметровое копьё и с криком кинулся на Александра. Мягко коснувшись рукой копья, капитан отвёл его в сторону, как бы прилёг на землю, пропуская противника, и чуть-чуть подтолкнул его ногой снизу в живот. Не увидев этого маневра, туземец провалился, его копьё полетело в пустоту, и вот вслед за копьём незадачливый соперник капитана Александра уже сам летит кувырком, беспорядочно раскидывая руки и ноги в попытках остановиться. Когда он упад на землю лицом вниз, сверху уже сидел капитан, охватив сгибом локтя шею туземца. Хату-Таа пытался скинуть капитана, но чем сильнее он дёргался, тем сильнее сжимался удушающий захват его умелого противника. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, туземец стал хлопать рукой по земле, и капитан Александр отпустил его.

Униженный, испуганный Хату-Таа отползал с поля боя. Барабаны продолжали бить дробь, индеец взялся рукой за дубинку, и решимость, казалось, снова вернулась к нему. Он обернулся к Александру и что было сил, наотмашь, ударил его дубиной по голове. Никто не понял, что произошло дальше. Рука капитана нежно коснулась руки туземца, держащей дубинку, и еле заметно повернула её. Дубинка выпала, и туземец, двигаясь за неудобно повернутой кистью руки, присел на корточки; второй рукой капитан Александр повернул в сторону подбородок туземца так, что ему пришлось лечь на землю. Островитянин лежал в нелепой позе с вывернутой рукой и неестественно повёрнутой головой, на глаза и надбровные дуги которой были наложены согнутые крючком указательный и средний пальцы капитана. Хату-Таа, этот сильный и опытный воин, не мог даже пошевелиться, потому что любая попытка освободиться и вывернуться доставляла ему нестерпимую боль.

Как в предыдущих эпизодах поединка, так и в этот раз всё произошло настолько быстро, и Александр действовал так непринуждённо, будто это был поединок не с могучим воином жестокого и кровожадного племени, а с мальчиком-подростком.

Александр прижимал Хату-Таа к земле и внимательно смотрел в глаза Нуку-Хивы. Бой барабанов прекратился.

— Отпусти его, Александр, ты победил. Ты трижды мог убить моего человека, но не сделал этого. Не зря туземцы в один голос говорили о благородстве капитана Александра — сегодня я в этом убедился. Пусть теперь всё будет по-твоему, — сказал вождь и впервые улыбнулся.

Друзья Александра, весь поединок не сводившие глаз с Хату-Таа, держа пальцы на курках пистолетов и карабинов, облегчённо вздохнули. Экипаж корабля «Быстрые паруса» неоднократно бывал свидетелем несравненного искусства самообороны капитана Александра, и каждый раз это вновь и вновь вызывало их изумление и восхищение.

— У меня есть просьба к тебе, о справедливый Нуку-Хива, — сказал Александр, — не наказывай этого человека, Хату-Таа. Он — честный воин, он дрался до последнего и не уронил достоинства своего народа.

— Твоё боевое искусство, Александр, произвело на меня огромное впечатление. Ты — лучший из всех, кого мне доводилось встречать. Поэтому я выполню твою просьбу — Хату-Таа будет прощён, он сохранит своё имя честного и отважного воина, — сказал Нуку-Хива. — Выполни и ты мою: Нуку-Хива просит тебя и твоих друзей задержаться на острове на какое-то время и стать моими почётными гостями.

Капитан Александр и его друзья пробыли у Нуку-Хивы два или три дня. Их угощали блюдами «пой-пой» и «эймар» из плодов хлебного дерева, кокосовым орехом, несравненным напитком «коку». Лучшие девушки развлекали гостей, потчуя их зрелищем буйных танцев или играя задумчивые мелодии на носовых флейтах. Женщины были татуированы совсем не так, как мужчины. У незамужних были только точки на губах и маленькие погончики на плечах. У замужних женщин появлялись одна или две татуированные «перчаточки», один или два татуированных «носочка».

Девушки и женщины были украшены венками и ожерельями из ярких тропических цветов и ракушек. Многие из этих живых, смешливых и непосредственных созданий с изумительно красивыми, ухоженными волосами расхаживали, держа в руке трубку из длинного жёлтого тростника с резной кокосовой чашечкой, изредка потягивая из неё дым и томно выпуская колечки изо рта и ноздрей.

Находясь в гостях у Нуку-Хивы, путешественники сумели как следует рассмотреть жителей долины. Как оказалось, у них была довольно светлая кожа, чуть темнее, чем у европейцев, и европейские черты лица. Туземцы, и мужчины, и женщины, были прекрасно сложены, а женщины — очень красивы. Женщины избегали прямых солнечных лучей и для отбеливания кожи смазывали её соком корня пэйпа, придававшим их телу не только белизну, но и странный зеленоватый оттенок. О красоте туземцев капитан знал и раньше — об этом писали все путешественники, посетившие Забытые острова, — и американский путешественник Кук, и русский Крузенштерн, о котором я рассказывал тебе раньше. В более поздние времена знаменитый француз, художник Поль Гоген, написал много картин, воспевающих красоту природы и жителей этих островов. Совсем недавно на этих островах жил известный певец Жак Брель, тоже из Франции; может быть, ты слышал его песни.

Моряки обратили внимание на то, что все дома туземцев построены на массивных каменных площадках пай-пай, составленных из громадных, хорошо подогнанных каменных блоков, на которых не видно следов тесала или другой ручной обработки. Таких каменных площадок было почему-то существенно больше, чем домов туземцев. На острове были также и более крупные основания, на которых располагались мораи, места захоронения и праздников, места, где туземцы устанавливают своих деревянных идолов. Все эти основания и площадки, по-видимому, существовали на острове очень давно, с незапамятных времён.

Однажды, во время прогулок, капитан Александр набрёл на ещё более величественное каменное сооружение. Это была очень длинная лестница, ведущая к вершине горы, и составленная из гладких плит пятиметровой длины и двухметровой толщины. Туземцы не имели технологий для создания таких тяжёлых каменных построек, они считали, что их возводили великие боги, и что постройки эти будут стоять до конца времён.

«Вот ещё одно свидетельство древних допотопных цивилизаций исполинов, населявших „до потопа“ тихоокеанский материк Му, погрузившийся в пучины океана, — подумал Александр. — Видимо, эта лестница и площадки пай-пай — дело рук атлантов или их предшественников — лемурийцев. Как жаль, что этого не видят сейчас наши замечательные молодые великаны Дол и Зюл».

Но давайте вместе с путешественниками возвратимся в жилище верховного вождя. Во время одной из бесед Нуку-Хива заметил, что Александр пристально рассматривает расшитые волосяные браслеты на запястьях и щиколотках вождя.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — укоризненно сказал Нуку-Хива. — Ты думаешь, что эти браслеты сделаны из человеческих волос, снятых с голов убитых нами воинов. Так любят говорить европейцы, рассказывая о жестокости и кровожадности нашего племени. Однако это совсем не так. У нас есть обычай — отращивать свои волосы на голове и бороде, чтобы сделать из них браслеты для подарка в знак любви и уважения: юной девушке, любимой жене, ребёнку, близкому другу, благородному воину. Считается, что вместе с браслетом другому человеку передается часть любви и жизненной силы дарящего.

— Это удивительный обычай, Нуку-Хива. Прошу простить меня за мои сомнения и невысказанные упрёки, — с чувством сказал капитан Александр.

Пришло время покидать остров, надо было расставаться с туземцами. Матросы наполнили бочки питьевой водой, собрали дрова для доставки на корабль «Быстрые паруса». Туземцам были вручены подарки, путешественники выкурили трубку мира с вождями острова Великих воинов и выпили пьянящий напиток перечного корня арва.

Капитан Александр сказал:

— О благородный Нуку-Хива! Ты оказал нам великую честь — сидеть с тобой за одним столом и выкурить с твоими вождями трубку мира. Я расскажу европейцам и американцам, твоим соседям и туземцам других островов, что на острове Великих воинов живут сердечные и гостеприимные люди, что нужно с уважением относиться к их образу жизни и культуре. Обещай же и ты, что не будет больше войн с путешественниками, приходящими на больших кораблях, и с твоими соседями. Когда это произойдёт, они перестанут считать твое племя жестоким, кровожадным и вероломным.

— В этих словах есть доля истины, капитан Александр, — сказал Нуку-Хива. — Пожалуй, стоит прислушаться к твоим советам и, может быть, у племени Великих воинов начнется новая жизнь.

Так и случилось, как договорились капитан Александр и вождь Нуку-Хива. Племя Великих воинов стало мирно жить со своими соседями и прекратило раздоры с путешественниками, приходящими на больших кораблях.

На этом рассказ о посещении капитаном Александром острова Великих воинов можно было бы закончить, но следует ещё упомянуть о беседе между моряками, остававшимися на корабле, и членами сопровождавшего Александра отряда, которая состоялась после их возвращения на борт «Быстрых парусов». Вернувшись с острова, спутники Александра рассказали о произошедших событиях, уделив особое внимание не только впечатлениям о необычном племени Великих воинов, но и поединку Александра с туземцем по имени Хату-Таа.

Моряки ловили каждое слово рассказчиков, а один удивлённый молодой морячок, впервые узнавший, каков в «деле» его капитан, спросил Абордажа, где Александр этому научился — не на Японских ли островах?

— Нет, — ответил Абордаж, — это искусство капитан освоил в России, вернее, когда он был юнгой и плавал на кораблях под флагом Российской империи.

— Послушайте, друзья, — сказал Штурман. — Верно и то, и другое. И то, что сказал наш юный друг, и то, что сказал уважаемый Абордаж. Но главное не в этом. Вы слышали, наверное, о том, что капитан Александр — потомок славного рода Голицыных. Этот род, ведущий своё начало от Литовско-Суздальского князя Голая рука (Голица), передаёт по наследству и развивает тайное оружие князей — искусство самозащиты и борьбы против вооружённого человека. С давних времён рядом с князем всегда его дружина, с которой он делит хлеб и крышу над головой. Так же и у капитана. Рядом с ним всегда его товарищи — и в горести, и в радости, и в шторм, и в бою, и за обеденным столом. Эти люди живут и трудятся на нашем корабле. Посмотрите на меня, на Боцмана, на Повара-Кока, посмотрите на Абордажа, посмотрите на отряд, сопровождавший Александра на острове. Мы всегда рядом и придём на помощь, если наш капитан будет в беде.

— Ты хочешь сказать, что Повар-Кок тоже искушен в единоборствах? — насмешливо спросил молодой морячок.

— Тебе простительно так говорить — ты не знаешь, как боятся этого человека наши недруги, те, кто встречался с Поваром-Коком на поле боя. Наш кок — несравненный мастер метания боевых колец, ножей и топоров, — строго ответил Штурман и продолжил. — А теперь, друзья мои, я попрошу вас вот о чём: не беспокойте впредь Александра расспросами о том, что произошло на острове Великих воинов, и сами поменьше обсуждайте то, что я вам рассказал.

Так закончилась их беседа, и моряки обещали Штурману, что разговор этот не выйдет за пределы их любимого корабля.

Капитан Александр тем временем стоял за штурвалом «Быстрых парусов» и был весь во власти картин острова Великих воинов и видений древних цивилизаций, погрузившихся в воды Индийского, Тихого и Атлантического океанов.

Он думал о том, что незамысловатые блага жизни, которые даруются людям самой природой, в примитивных обществах распределяются поровну или почти поровну. Цивилизованные же народы сами создают многочисленные новые блага и получают взамен злобу, зависть, соперничество, заботы, ворох семейных проблем и прочие неприятности, которые накапливаются и превращаются в огромные бесформенные горы человеческих несчастий и горестей, каковых никогда не знали дикари Затерянных островов.

Жители этих островов всегда веселы и беспечны не только потому, что они баловни разомлевшей от изобилия природы, не только от ощущения довольства, бодрости и физического здоровья, но, главным образом, оттого, что, в отличие от людей цивилизованного общества, они свободны. Свободны от собственности, от денег и от страха за то и за другое; свободны от жадности; свободны от государства, от гнёта законов и насилия; свободны от многочисленных форм нетерпимости. С одной стороны — замкнутый идиллический мирок, как бы специально придуманный для детской книжки, с другой — погрязший в войнах, обмане и разврате цивилизованный мир, к которому так не хочется возвращаться.

Вот о чём размышлял капитан Александр, направляя корабль в открытое море. И эти его мысли отчасти объясняют, почему наш герой всегда в бесконечных странствиях. Почему он плывёт и плывёт навстречу ветрам и опасностям. Почему никогда он не обменяет морское братство своих товарищей на спокойное благополучие берега, не захочет навсегда остаться в родном городе, под тёплой крышей и идти путём, привычным для многих его современников.

— Судьба в очередной раз предоставила нам возможность пережить ещё несколько прекрасных моментов, о которых хочется сказать «остановись, мгновение, ты прекрасно!» — произнёс Александр, обращаясь к своим спутникам. — А теперь пора подумать о том, чтобы мы с вами были готовы к новым испытаниям, которые могут встретиться на нашем пути, и смогли бы достойно им противостоять.

Вот этими словами Александра мы можем уже завершить рассказ об острове Великих воинов. Но капитан Александр не покидает пока Затерянные острова и намерен побывать ещё на некоторых островах архипелага. Последуем и мы за ним.

Ловцы чёрного жемчуга

Рассказ о том, как капитан Александр посетил остров Чёрного жемчуга и помог туземцам избавиться от морского Красного дьявола

Корабль «Быстрые паруса» посетил много гаваней и портов архипелага Затерянных островов. И везде, где бы ни появлялся капитан Александр, воцарялись мир и спокойствие.

Однажды, корабль вошел в бухту небольшого острова, который называли островом Чёрного жемчуга.

— Разве жемчуг может быть чёрным?

— Жители архипелага с давних пор занимались добычей и продажей жемчуга. Жемчуг, он же — «перл», он же — «бурмицкое зерно» (старинное русское название), — ты, наверное, знаешь, как он выглядит, — вырастает внутри раковин одного из видов морских моллюсков, называемых устрицами. Здесь и только здесь, на Затерянных островах, водятся устрицы с чёрными раковинами, внутри которых образуются необычные «перлы» розового, серого, темно-сиреневого и чёрного цветов. Все они называются чёрными жемчужинами.

— А почему только тот остров, куда пришли «Быстрые паруса», называется островом Чёрного жемчуга?

— Потому что именно на нём находили очень много чёрных устриц, и жители острова, искусные ныряльщики, добывали больше всего как раз таких, цветных и чёрных «перлов». Эти «дары моря» особенно ценились европейцами, и их можно было выгодно обменять — на табак, ткани, оружие, в общем — на всё, что индейцам нужно было для жизни. Ну, давай-ка теперь продолжим по порядку наш рассказ.

Как только корабль вошёл в бухту, с обоих берегов к нему поплыли туземцы, наполнив узкий проход весёлыми криками и смехом. Все они были отличными пловцами. Туземцы толкали по воде предназначенные для обмена связки кокосов и бананов, они надеялись получить за них инструмент, украшения, порох. А для их женщин с венками цветов на головах появление парусника в бухте обещало забавное, весёлое приключение, они просто хотели познакомиться с европейскими мужчинами, потанцевать и посмеяться. Мгновенно забирались и те, и другие на корабль, превращая его палубу в площадь для торговли и шумного южного карнавала.

Капитан Александр дал команду спустить шлюпку и попросил одного из пловцов проводить его к верховному вождю племени — Манихи, которого Александр знал по прежним посещениям острова. На корабле он оставил за себя Штурмана, поручив ему щедро одарить гостей — жителей острова — и потом, проводив их с корабля, провести уборку и восстановить образцовый порядок.

Манихи встретил Александра довольно сдержанно. Вождь не стал надевать праздничную одежду и шлем из перьев, в которые полагалось облачаться при приеме гостей. Его вьющиеся мелкими колечками чёрные волосы, не удерживаемые головной повязкой или шлемом, образовали вокруг головы что-то наподобие большого шара. Борода была выбрита только на щеках и коротко пострижена, и это было единственным украшением его головы. В руке он держал боевое копьё, сделанное из чёрного дерева.

Вождь односложно отвечал на вопросы капитана и к великому удивлению гостя даже не предложил ему покурить трубку, что правитель острова, будучи очень радушным хозяином, всегда считал обязательным ритуалом при встрече с капитаном.

— Какие-то проблемы, Манихи? Я вижу — что-то стряслось. Мы ведь друзья. Поделись со мной, скажи, что тебя огорчает, — сказал Александр.

Манихи вздохнул, лицо его оставалось неподвижным. Он смотрел на гостя отсутствующим взглядом, словно говоря: «только тебя мне сейчас и не хватает», но не промолвил ни слова.

Островитяне, окружавшие верховного вождя, — свита, ближайшие родственники — обычно весёлые, жизнерадостные люди, на этот раз тоже выглядели подавленными. Капитан Александр не узнавал этих людей, которые прежде всегда принимали его, как лучшего друга. Да они и относились к капитану именно как к другу. Так же, как и их вождю, им, видимо, не хотелось ни о чём говорить. После долгих и настойчивых расспросов, в конце концов, они согласились рассказать капитану Александру об одном неприятном происшествии, которое случилось на их острове. Сегодня утром ныряльщики, как обычно, направились на лодках в наиболее богатые жемчугом районы лагуны. В самый разгар сбора раковин из глубины поднялся очень большой кальмар. Двумя самыми длинными, так называемыми ловчими щупальцами, с присосками и острыми крючками на них, он схватил одного из ныряльщиков. Индеец отбивался, как мог, но кальмар подтянул его к себе и обвил восемью другими, более короткими щупальцами.

Ныряльщики в страхе повыскакивали на поверхность. Поняв, что происходит, несколько воинов, находившихся в лодках, вооружились длинными боевыми копьями, быстро спустились на дно, зажав ногами камни, и попытались отбить соплеменника. Кальмар выбросил из-под брюха мощную струю воды и, отпустив туземца, задом наперёд стремительно умчался в глубину лагуны. Тем не менее подвергшийся нападению ныряльщик изрядно пострадал от когтей хищника.

— Правитель хотел бы, — тихим шёпотом добавили они, — чтобы известие об этом несчастном случае не распространилось по всему острову и не вызвало панику среди его подданных.

— Как это кальмар так плывёт, выпуская струю, и притом — задом наперёд?

— Его туловище заострено сзади для быстрого движения. Оно обёрнуто в своеобразный плащ из мощных мускулов, который называют мантией. Мантия соединяется под брюхом животного, образуя полость для поступления воды. Когда кальмар сжимает мускулы мантии, все выходы воды из-под мантии закрываются. Остается только одно отверстие — сопло — спереди под головой. Во время сжатия мантии вода выбрасывается через сопло с огромным напором, и кальмар, словно реактивный самолёт, улетает, только задом наперёд. Кальмар мчится с такой скоростью, что может выскочить из воды и пролететь по воздуху пятнадцать и даже двадцать метров.

— А как ему удаётся сжимать мускулы так сильно, что он разгоняется, словно реактивный самолёт?

— Мышцы кальмара срабатывают практически одновременно и создают поэтому очень сильную тягу. А происходит это потому, что нервные волокна, приводящие в действие мускулатуру, в десятки раз толще, чем у человека.

— Здорово!

— Удалось ли спасти несчастного ныряльщика? — спросил капитан Александр.

На этот раз ему ответил Манихи:

— Воины подняли ныряльщика в лодку и отвезли на берег. Он остаётся до сих пор в тяжёлом состоянии. Что с ним будет дальше — мы не знаем. А пока надо ждать и надеяться на лучшее.

— Сумел ли кто-нибудь настигнуть хищника?

— Мои воины на лодках весь день кружили по лагуне и опускались на дно, им очень хотелось встретить кальмара, но где его найти? — лагуна большая — в ширину более ста лодок, а в длину — более трёхсот. Всё было бесполезно!

— Может быть, этот случай останется единственным, может быть, кальмар впредь не станет нападать на ныряльщиков? Все знают, что он питается рыбой и другими, более мелкими кальмарами.

— Эти большие кальмары очень жестоки и кровожадны. Что творится у них в голове? Размеры — очень большие, а мозг — как у маленькой птички. Ныряльщики отказываются выходить в море, вот в чём проблема, а ведь чёрный жемчуг — это наш единственный заработок.

— Пусть воины, очевидцы происшествия, расскажут мне, как выглядел кальмар.

Выслушав индейцев, капитан Александр сказал:

— Вы меня немного успокоили, когда сообщили, что гигантский моллюск при нападении становится красным. Вначале я думал, что на твоих людей напал исполинский кальмар, он настолько огромный, что с ним не справился бы даже Моби Дик. Но исполинский кальмар белого цвета, а ваш — вовсе не белый, а красный, наверное, это кальмар Гумбольдта. Он поменьше — вряд ли больше шести-семи метров. Но и от него тоже ничего хорошего ждать не приходится. Он очень быстр. Его движения молниеносны. Нападает на всё, что встретит: на мелкую рыбу, на крупную рыбу, в том числе — на такую, которая вдвое больше его самого, на своих собратьев кальмаров, даже на собственную подругу после любовной встречи. За красную окраску и за особую свирепость его называют «Красным дьяволом».

— А почему это он кальмар Гумбольдта?

— Гумбольдт был очень известным путешественником и учёным. Он открывал земли, острова, течения в океане. Обнаружил и исследовал много неизвестных раньше животных и растений. Впоследствии некоторые из них были названы его именем, так же, как и этот свирепый кальмар.

— Разве кальмар может причинить вред человеку — у него ведь мягкие щупальца?

— Щупальца-то у него мягкие, но с множеством присосок и острых крючьев, которыми хищник удерживает свою жертву. А около его рта — клюв, по форме — как у попугая, но очень большой и острый, словно бритва. Когда рыбаки, бывает, поймают кальмара на крючок, тот в ярости перегрызает железный трос, к которому прикреплён этот крючок, чтобы уйти на свободу. Вот так вот, дружок. Продолжим?

— Продолжим!

— Вы меня немного успокоили, — повторил Александр.

— Ах, какой ты успокоенный, капитан Александр! Это потому, что завтра снова поднимешь якоря, уйдёшь в море и тут же забудешь о нас. А мы останемся здесь, на этом маленьком острове, наедине с неуловимым чудовищем.

— Не переживай, Манихи! Капитан Александр не бросает друзей в беде. Зови своих воинов-вождей. Вместе подумаем, как прогнать этого Красного дьявола. Мозгов у кальмара немного, но если он получит хороший отпор, я думаю, разбойник надолго запомнит, что не нужно больше наведываться в вашу лагуну.

— А что это — лагуна?

— Есть такие острова, их называют атоллами, которые образовались на месте, где под воду опустился большой вулкан. На самом деле они являются цепочкой маленьких островков, расположенных по кольцу вокруг жерла бывшего вулкана. Коралловые рифы, соединяющие эти островки, образуют узкое кольцо атолла, а внутренняя бухта этого кольца как раз и называется лагуной.

Капитан Александр долго обсуждал с вождями план действий, а потом спросил:

— Скажи, Манихи, с какой стороны мог попасть в лагуну Красный дьявол?

— Для входа во внутренние воды нашего острова есть только один глубокий пролив — Таирапа. Его глубина — то ли пятнадцать, то ли двадцать копий. Твой корабль «Быстрые паруса» вошел в бухту тоже через Таирапу.

— Вот в этот пролив мы и загоним кальмара.

Вожди очень хотели поймать и уничтожить Красного дьявола. А капитан Александр убеждал их не делать этого.

«Кальмар „включил реактивный двигатель“ и помчался к выходу»

— Кальмары — удивительные существа, — объяснял он индейцам. — Они сильно отличаются от других животных и рыб. Благодаря большим глазам они видят в почти полной темноте на глубине до километра и более. Для поиска пищи дополнительно освещают дно специальными светящимися элементами своей кожи. Внезапными вспышками света могут ослеплять жертву.

Кальмары очень полезны, эти необычные моллюски — настоящие санитары моря. Разыскивают и съедают погибших рыб и животных, отходы жизнедеятельности рыб, животных и растений. Маленькие кальмары — прекрасная пища для многих полезных рыб: меч-рыбы, марлина, рыбы-парусника, тунца. Но головоногие очень прожорливы, они всё время едят и через два-три года становятся просто огромными. Жизнь этих интересных обитателей морских глубин, к сожалению, очень коротка. Вырастая, они находят себе пару и после появления потомства оба кальмара погибают.

— Убивать Красного дьявола мы не будем, но напугать — напугаем так, чтобы он навсегда забыл, где находится вход в бухту острова Чёрного жемчуга, — пообещал капитан Александр.

Туземцы внимательно выслушали капитана и согласились. Охота была назначена на следующее утро. Местом охоты выбрали узкое глубокое подводное ущелье в коралловом рифе, которое имело только один выход. Ущелье было очень длинным, а выйти из него можно было только через пролив, соединяющий лагуну с морем.

В качестве приманки охотники решили использовать небольшую акулу. Капитан Александр показал, как можно поймать акулу, не причинив ей вреда. Между двумя каноэ в воду опустили поплавок с крючком, на который был надет кусок мяса. Вскоре, почуяв мясо, появилась акула. Индейцы осторожно опустили в воду верёвочную петлю так, чтобы петля оказалась на пути акулы, то есть — между поплавком с мясом и акулой. Акула медленно продвигалась в сторону поплавка, не замечая петли, а Александр мягко отводил поплавок подальше от головы акулы с тем, чтобы она, направляясь к мясу, зашла головой в петлю. Требовалась большая осторожность: одно неосмотрительное движение — и акула могла бы совершить бросок и схватить поплавок вместе с рукой капитана. Индейцы тяжело дышали от страха и волнения.

«Капитан Александр и его друзья долго беседовали с Манихи и на прощание выкурили трубку мира»

Капитан же был совершенно спокоен, его движения — абсолютно точными, и он ничем не спугнул опасную хищницу. Вот голова акулы полностью вошла в петлю, вот петля оказалась на уровне жаберных щелей акулы — «давайте, островитяне, тяните, да посильнее!» — воины на двух каноэ по команде Александра резко дёрнули за верёвки с двух сторон и затянули петлю. Акула была поймана. Сильная рыба билась, искала зубами врага — поздно, раньше надо было думать! На хищницу набросили большую сеть и, привязав камни, опустили сеть с акулой на дно.

Теперь оставалось ждать. Ждать пришлось долго. Но вот, в конце концов, появился кальмар. Он ничего не боялся, двигался, не торопясь, лениво шевелил плавниками, подробно осматривал акулу в предвкушении предстоящего обеда, а той некуда было деться из-за удерживающей ее сетки. Воины разглядели глаза кальмара. Один из них был гораздо больше другого и достигал двадцати пяти сантиметров. Это было страшное чудовище. Когда Красный дьявол приблизился к акуле, несколько воинов с копьями спрыгнули с лодок в воду, держа ногами тяжёлые камни, опустились на дно и внезапно ударили кальмара в голову и туловище.

Головоногий моллюск, не ожидавший нападения, выпустил чернильное облако. Охотники потеряли его из виду, а кальмар под завесой чернил поплыл к выходу из ущелья.

Дальше по ущелью, вдоль его пути, ближе к морю, было размещено ещё несколько лодок с воинами. Индейцы увидели сверху большую красную тень, она двигалась вдоль дна, и когда животное поравнялось с лодками, воины спрыгнули в воду и, опустившись, нанесли ему несколько ударов.

Кальмар «включил реактивный двигатель» и помчался к выходу. По пути на него вновь и вновь нападали воины. И вот, когда ущелье закончилось и хищному животному казалось уже, что оно ушло от погони, на выходе на него напала самая большая группа охотников. Они окружили кальмара кольцом и не давали вырваться на волю. Надо было проучить разбойника. Нужно было, чтобы Красный дьявол надолго запомнил этот урок. Кальмар стал слабеть, и тогда охотники пожалели его и расступились. Морское чудище выпустило чернильное пятно и исчезло в глубине моря. Лагуна была свободна.

Туземцы, их вожди, капитан Александр праздновали победу. Капитана Александра и его команду одарили плодами леса и моря. Туземцы-мужчины били в большие барабаны, а женщины танцевали и пели. К тому же пришло радостное известие — раненый ныряльщик пришёл в себя, он открыл глаза, ему стало легче.

На этот раз Манихи был празднично одет: на голове — шлем, украшенный перьями птиц, на плечах и бёдрах — накидка и повязка из тапы с ярким замысловатым узором; нагрудник из человеческих волос украшен зубами акул и чёрными жемчужинами. В руках у него были палица и курительная трубка из твёрдого дерева, обе — и палица, и трубка — украшены искусной резьбой.

Впервые за последние два дня Манихи улыбался. Оказалось, что у него совсем не суровое, а очень даже добродушное лицо.

— Что ты сделал с пойманной акулой? — спросил капитан Александр.

— Мы её отпустили. Мы знаем, что нашему другу, капитану Александру, не нравится, когда убивают животных и рыб, и мы отпустили ее из уважения к тебе.

— Это правильно. Море любит своих обитателей, и тем, кто не причиняет им вреда, оно дарит свои несметные богатства.

Прежде чем вернуться на корабль, капитан Александр и его друзья долго беседовали с Манихи и другими вождями и на прощание выкурили с ними трубку мира.

На этом мы и закончим наш рассказ о том, как капитан Александр помог ловцам чёрного жемчуга избавиться от морского Красного дьявола.

Базальтовая Венеция

Рассказ о том, как капитан Александр вместе с Долом и Зюлом побывал в Базальтовой Венеции, и что они узнали о родителях Дола и Зюла

Как я тебе уже рассказывал, после поступления в университет великаны Дол и Зюл больше не участвовали в экспедициях капитана Александра. Вернее — участвовали, но довольно редко. Иногда. А именно только в тех случаях, когда маршрут «Быстрых парусов» проходил мимо островов Франков и Бриттов, где они жили и учились, когда это совпадало с каникулами Дола и Зюла, а также, если предстоящее плавание не предполагалось слишком долгим и молодые великаны успевали вернуться к началу своих занятий. Если все эти «если», «когда» и «а также» совпадали, капитан Александр соглашался на то, чтобы Дол и Зюл снова могли на время побыть моряками на «Быстрых парусах».

Острова Терпеливой тайны

Ты узнаешь об одном из таких путешествий с участием Дола и Зюла, о плавании на острова Терпеливой тайны, расположенные очень далеко от всех материков, почти в самом центре Тихого океана. Открывали их много раз — вначале испанцы, потом русские, потом англичане, потом опять испанцы. Долгое время после посещения их знаменитым русским мореплавателем Фёдором Литке на барке[22] «Сенявин» острова назывались Сенявинскими. Их неоднократно покупали, продавали и перепродавали. А они продолжали жить своей жизнью. Жизнью, в которой всегда оставалось место для их до сих пор не до конца раскрытой тайны.

Острова Терпеливой тайны, как мы теперь знаем, являются центрами зарождения тайфунов, которые возникают здесь более двадцати раз в году и распространяются по всей акватории Тихого океана. Именно здесь, на этих островах, выпадает наибольшее количество осадков в Океании. Острова архипелага представляют собой вершины базальтовых гор, поднимающихся со дна океана на высоту до девятисот метров над уровнем моря. Склоны этих вершин отличаются необыкновенным плодородием почвы. Они покрыты зарослями бамбука, древовидных папоротников, вечнозелёными тропическими лесами из панданусов, которые иногда ещё называют винтовыми пальмами. Вокруг островов возникли коралловые атоллы, поросшие тем же панданусом (их более шестисот видов), кокосовыми пальмами, бананами, мангровыми деревьями.

С давних пор здесь проживали микронезийские[23] индейские племена. Они ютились в соломенных хижинах. Вели очень примитивный образ жизни. Не имели даже глиняной посуды.

Когда-то острова были объединены и включены в состав огромной империи. Центром империи был, видимо, остров Яп. Чуть восточнее его находится Олеан, на котором сохранились памятники древнейшей системы письменности, напоминающей остатки иероглифического письма острова Пасхи (кохау ронго-ронго), возникшего ещё до фонетических[24] языков. В этой системе в нечётных строках иероглифы писались слева направо, а в чётных — справа налево с зеркальным изображением письменных знаков. Подобным способом записи пользовались многие народы в разных концах света — критяне, греки, южно-аравийские племена, индейцы кечуа, жившие на берегах озера Титикака Южной Америки. Восточнее Олеана расположен самый большой остров империи — Пон-Пай. Вот к этому острову и взял курс корабль капитана Александра.

Цивилизованный мир узнал о Пон-Пайе из книги ирландского моряка Джеймса О’Коннолли, который попал на острова Терпеливой Тайны в восемнадцатилетнем возрасте и пробыл там долгие семь лет. В конце концов ему удалось покинуть этот архипелаг на английском судне и, пересаживаясь с корабля на корабль, в течение двух лет добраться до Америки. Там он выпустил книгу «Жизнь и приключения Джеймса О’Коннолли, татуированного человека». Из этой книги Старый и Новый Свет узнали не только о похождениях белого человека в краю кровожадных туземцев, но и о существовании комплекса каких-то таинственных, суровых, мрачных исполинских сооружений, созданных неведомыми гигантами. Развалины этих сооружений, видимо, хранят какую-то загадочную Терпеливую тайну. Что за тайна? Почему она Терпеливая?

Известны нам и записки русского моряка Фёдора Литке, посетившего, как я уже говорил, эти острова на барке «Сенявин».

Ф. Литке описывает, что исстари на островах было около двадцати кланов, часть из которых считались благородными, остальные — простонародными. Пять из этих кланов образовали пять округов, пять царств, возглавляемых вождями.

Свой род туземцы издревле вели по женской линии. Так уж повелось, что мать в семье была важнее отца и от неё тянулись все родственные и социальные связи. Благодаря этому, например, брат матери для её детей — лицо более важное, чем родной отец.

В княжествах глубоко укоренился способ управления с участием двух вождей. Княжества возглавляют «Нанмарки» и «Нанкины», отношения между которыми укрепляются браками между семьями вождей. При вступлении на пост вождей короновали. Процедуру проводили ночью при свете множества факелов с участием посвящённых. Новоиспечённые вожди поднимались на специальную платформу, чтобы заведомо быть выше других людей. Никому не позволялось быть выше вождей, поэтому простые смертные в присутствии вождей сгибались в три погибели. Если кому-то, взрослым или детям, необходимо было залезть на пальму, требовалось получить для этого специальное разрешение. Так описывал жизнь местного населения капитан Ф. Литке. Удивительней всего то, что, находясь долгое время на Пон-Пае, русский мореплаватель так ничего и не узнал об исполинских сооружениях, обнаруженных примерно в то же самое время ирландским моряком Джеймсом О’Коннолли на маленьких островках, расположенных совсем рядом с этим самым большим островом архипелага. Туда, к остаткам этих исполинских сооружений и направлял свой корабль капитан Александр.

По предварительной договоренности с Его Преподобием, преподавателем Дола и Зюла, капитан Александр взял их на летние каникулы в путешествие, чтобы вместе с ними сходить на острова Терпеливой тайны.

Когда Дол и Зюл поднялись на корабль, их с восторгом встретила вся команда. «Как вы повзрослели и возмужали!» Каждый хотел поговорить с Долом и Зюлом, вспомнить о прежних походах, поделиться впечатлениями о новых приключениях, сказать доброе слово, задать свой вопрос, расспросить об их жизни. Воспоминания, шутки, смех…

— Подождите, друзья мои, — прервал общий разговор капитан Александр. — Я хочу познакомить маленьких великанов с пассажиром нашего корабля.

«Познакомьтесь, Дол и Зюл, это Джеймс О’Коннолли, знаменитый „татуированный человек“ собственной персоной»

Все повернулись на ют[25]. Там, на выходе из каюты стоял невысокий, довольно плотный джентльмен и с изумлением смотрел на великанов. Хотя тому и рассказывали, что на островах в проливе Ла-Манш «Быстрые паруса» возьмут на борт двух друзей команды — Дола и Зюла, которые раньше были матросами этого корабля, хотя ему и объясняли, что они гиганты шестиметрового роста, потомки народа великанов с острова Бброддингнег, описанного Лемюэлем Гулливером… Но одно дело — знать, другое — увидеть самому. И без того очень большие, немного выпученные глаза этого пассажира «Быстрых парусов», казалось, вот-вот вылезут из орбит. Его удивлению не было конца.

Моложавый ирландец

Следует остановить наше повествование, чтобы описать этого человека. Мы знаем, что гостю в то время было около пятидесяти. Однако выглядел он гораздо моложе своего возраста. На нем была ирландская курточка, вышитая национальным орнаментом, короткие, до колен штанишки с широким поясом, обтягивающим талию, гольфы и легкие кожаные танцевальные туфли на невысоком каблучке. Лицо этого господина на первый взгляд могло показаться непривлекательным. Слишком крупная голова, маленький рот с тонкими губами и узенькой полоской усов, длинный стелющийся нос, выступающий подбородок, огромные, выпуклые, угольно-чёрные глаза над провалившимися щеками, большой, широкий, немного лысеющий лоб и не очень длинные рыжеватые волосы. Но было в этом человеке что-то настолько задорное, озорное и весёлое — одного взгляда на него было достаточно, чтобы мгновенно забыть о некрасивых чертах его лица.

— Познакомьтесь, Дол и Зюл, это Джеймс О’Коннолли, ирландец, знаменитый «татуированный человек» собственной персоной.

— Дорогой капитан! За время учёбы мы стали совершеннейшими затворниками. Известия о жизни остального мира проникают в стены университета с большим запозданием. Расскажи нам, чем знаменит этот симпатичный джентльмен?

— Он был ещё совсем молодым человеком, когда на одном из самых удаленных островов Тихого океана его захватили в плен индейцы-людоеды. Джеймс чудом уцелел и семь лет прожил в неволе. Потом ему удалось бежать. Два года скитаний по островам Микронезии, и он вернулся в Америку. Написал книгу о своих приключениях. Джеймс знает острова Терпеливой тайны и особенно — остров Пон-Пай, как свои пять пальцев. Он любезно согласился отправиться с нами к этому архипелагу и быть нашим проводником.

— Вы действительно «татуированный человек»?

— Да, это так. Руки, ноги, а также часть спины и груди покрыты у меня индейской татуировкой. Посмотрите, когда я поднимаю рукава, на теле видны дикарские рисунки.

— Это удивительно. Мы никогда прежде не встречали белого татуированного человека. Как же мы рады, что вам удалось убежать от людоедов! Расскажите, дорогой Джеймс, как вы попали на эти неизвестные острова и как вам удалось спастись?

Ирландец немного пришёл в себя от неожиданной встречи и начал рассказ о том, как он оказался на Пон-Пае.

— Мои родители работали в английском цирке. Мать была наездницей, отец умел делать всё. Он был и силачом, и клоуном, и музыкантом. Цирк восхищал меня — и великолепием здания, и ярким светом, и блеском украшений и мишуры, и юмором клоунов, и сверхчеловеческими подвигами силачей, борцов и гимнастов. Глядя на свою мать в труппе наездников, всю в искрящейся одежде и в драгоценностях, самое замечательное существо, которое мне доводилось когда-либо встретить, я думал о том, что никогда не променял бы свою цирковую семью и жизнь циркового артиста на судьбу и жизнь обычного человека. Я, тогда ещё ребенок, тоже выступал, был уже и цирковым актером, и акробатом. Крутил сальто. А самое главное — танцевал джигу.

— Джига? Что это такое? — удивились Дол и Зюл.

— Джига — старинный ирландский танец. Очень быстрый. Назван по имени небольшой скрипки giga, специально предназначенной для исполнения танцевальной музыки. Мы ведь ирландцы. Наши предки — галлы, гаэлы — в давние времена создали огромное государство. К третьему веку после Рождества Христова гаэлы добрались до Ирландии. Потом Святой Патрик крестил ирландцев. И во все времена мы, гаэлы, любили танцевать. Церковь осуждала народные танцы, считала их «безумными» и «приносящими несчастья». Может, по этой причине, может — по какой-то другой, исполнители джиги ограничивали себя, держали руки неподвижными и вытянутыми вдоль туловища. До недавнего времени джиги в Ирландии оставались ещё под покровом тайны. Ирландцы не хотели отказываться от них. В деревнях и маленьких поселках, когда не было никого чужих, жители собирались, играли на музыкальных инструментах и танцевали. По стране бродили учителя танцев. Селяне почитали за честь пригласить такого преподавателя. Учитель нанимался всей деревней на месяц. В наш просвещённый век культура ирландского танца стала развиваться уже открыто. В селах проводились соревнования. Призом для танцоров обычно служил большой торт, стоявший посреди сцены. Сольные ирландские джиги, рилы (от reel — колесо прялки) и обрядовые танцы хорнпайпы… Это имитация плетения нити жизни. Танцы состоят из шагов, прыжков, поворотов, ударов ногами. Прямое положение коленей и ступней, высокая постановка ноги на полупальцах и носках (на «копытцах») позволяют повторять движения оленя. Мягкие, быстрые прыжки, махи ног, выстукивание ритма носком и полупальцами обуви, реже — каблуком. Иногда танцоры выстраиваются в линию или в круг. Они проникаются воинским духом. Этот самый быстрый танец, самая быстрая чечетка, танцуется в мягкой обуви. Более медленные джиги танцуют в жёстких ботинках. Прыжки, повороты, пируэты, махи, раскачивание с носка на пятку. Ирландцы возвращались домой после войны с Наполеоном; тогда-то и появились групповые танцы, напоминающие французскую кадриль с ускоренным темпом. Ну что, хватит о джиге? Так я до своего рассказа никогда не доберусь.

— Нет-нет, Джеймс, дорогой, расскажи ещё про танцы. Как одеваются танцоры? Как устроены ваши туфли?

— Одеваются как все ирландцы. Шляпы. Или суконные береты. Длинные сюртуки. Иногда вместо сюртука — жилет поверх рубашки без ворота. Верхняя одежда может быть украшена золотой и серебряной вышивкой. Узкие бриджи до колен. Белые гольфы. Косой плащ — хвост поверх пиджака. Вокруг талии — широкий пояс с кистью. Чёрные ботинки с серебряными пряжками, мягкие или жёсткие. Для танцев, чтобы громче бить, носок обуви утяжеляют. Каблук усовершенствован таким образом, чтобы он мог щёлкать.

— Ну, покажи, покажи!

Джеймс встал. Его живое лицо внезапно стало непроницаемым и строгим. Руки вытянулись вдоль туловища, ноги тихо цокнули по деревянному настилу палубы. Несколько мягких тихих прыжков. И вот лань взлетела. И рассыпала копытами быструю дробь. Всё быстрее, быстрее ритм танца, всё строже выражение лица, всё выше и размашистей взлетают ноги; шаги, заступы, пируэты, махи… плетут и плетут ноги сложной вязью нить жизни. И раз! Всё остановилось. Браво, Джеймс! Браво!

Джеймс сиял. Дол и Зюл, капитан Александр и вся команда были в восторге и оглушительно аплодировали ирландцу.

— Какое счастье, что мне удалось доставить удовольствие таким сиятельным юношам, о блистательные Дол и Зюл.

— Мы много потеряли, капитан Александр, оттого что до сих пор не побывали в Ирландии, — сказал Дол.

— Тем более что это совсем недалеко от островов Франков и Бриттов, — добавил Зюл.

К разговору подключился капитан:

— Да, жаль, что вы раньше не были знакомы с гаэлами. Один знаменитый писатель так говорил об ирландцах: «Из всех народов они самые весёлые и самые грустные, самые беспокойные и самые послушные, самые талантливые и самые непродуктивные, самые практичные и самые мечтательные, самые набожные и самые что ни на есть язычники. Эти невероятные противоречия постоянно воюют в их крови». Ирландцы — очень мягкие и одновременно непредсказуемые. Таков и наш друг О’Коннолли. Его жизнь, полную самых невероятных, самых фантастических приключений, невозможно даже сравнивать с жизнью обычных людей.

Услышав эти слова, Джеймс загрустил.

— Как давно я не был на древней земле Эйре[26], овеянной легендами, окроплённой кровью героической борьбы простых ирландцев за свою свободу. Новые неожиданные повороты, сюрпризы своенравной судьбы — вот жизненный путь Ирландии и гаэлов, её народа. Мой великий соотечественник Д.П. Маххари сказал: «Ирландия — это страна, где неизбежное никогда не произойдёт, зато часто случается неожиданное». Ирландия — страна Гулливера и Свифта. Неслучайно, что именно Гулливер — единственный из всего многомиллионного населения Старого Света сумел побывать на острове Бброддингнегге, на родине вашего народа, дорогие Дол и Зюл, и оставить подробное описание этого путешествия.

Джеймс долго рассказывал захватывающие истории о героях Ирландии. Друзья говорили также о Гулливере, обсуждали, правильно ли тот описал жизнь народа великанов. Дол и Зюл, которые, конечно, читали о его приключениях, объяснили, что не могут судить знаменитого путешественника. Ведь они прибыли из этой страны совсем недавно, а Гулливер побывал там двести с лишним лет назад. И, конечно, жизнь в Бброддингнеге, ту, которую застали и знали наши молодые великаны, за это время существенно изменилась. Кроме того, они плохо помнят, как там была устроена эта самая жизнь, поскольку были тогда ещё совсем маленькими.

В сладком плену

— Ну же, ну же, дорогой Джеймс. Расскажи, наконец, как ты попал к людоедам и стал «татуированным человеком»? — обратился к ирландцу Зюл.

— Родители отправили меня в Лондон к дяде, где он тоже работал наездником в цирке. Дядя следил, чтобы со мной не приключилось что-нибудь дурное, и поэтому был очень строг. Там, в Лондонском предместье Дептфорд, я развлекал своими акробатическими трюками изнывающих от скуки матросов, которые сходили на берег во время стоянки их кораблей. Познакомился поближе с моряками и очень понравился некому Сэлмону, капитану судна «Феникс». Тот пригласил меня, и я без согласия родных и друзей, дядя всё равно меня бы не отпустил, убежал на «Феникс». Ушёл в дальнее плавание юнгой на этом судне, перевозившем в Новую Голландию двести высланных из старой Англии женщин лёгкого поведения. Тогда мне было одиннадцать. Не буду пересказывать все мои злоключения, крушения кораблей, пленение каннибалами в Новой Голландии, тюрьмы и лишения, новые плавания. Спал под одеялами из коры деревьев. Ел мясо кенгуру и лысухи, пил тухлую воду из горлянки, бутылочной тыквы. Видел, как туземные женщины носят в наспинном мешке подготовленные для еды высушенные части человеческих тел. В общем, страху натерпелся.

В свои восемнадцать я попал на китобойное судно «Джон Булл», которое по вине пьяного капитана налетело в шторм на подводный риф и затонуло. Это было в Тихом океане. В шлюпке нас было шестеро мужчин и две женщины. Утлое судёнышко носило по волнам. Другие лодки раскидало по морю, мы потеряли их из виду. Женщины погибли на второй день, и мы предали их морю. На четвёртый день мы увидели берег. Подойти к острову нам мешал риф, мы были без сил, но продолжали искать проход в бухту и, наконец, вышли на гладкую воду. В этот момент нас окружили каноэ дикарей-индейцев. Измученные и испуганные, мы пали ниц на дно лодки, показывая, что не будем бороться и сопротивляться. Индейцы забрали наши вещи, оружие и одежду и отвели в дом каноэ. Там готовился праздник. Барабаны, дудки. Костры, покрытые маленькими камнями. Суета. Смех. Нам принесли клубни ямса[27], плоды хлебного дерева, бананы, фрукты, рыбу, всякие холодные закуски. Мужчины сидели со скреплёнными ногами как турки, женщины — на пятках. Туземцев было много. Все что-то выкрикивали и яростно жестикулировали. Многие индейцы подходили поближе, чтобы лучше рассмотреть нас. Раздавалось частое восторженное кудахтанье. Особенно восхищались они синими венами, которые были отчётливо видны на незагорелых частях наших тел. Возможно, обсуждали, насколько вкусными мы окажемся в зажаренном виде. Может быть, готовили к ритуальному съедению? Позже мы узнали, что эти индейцы — вовсе не людоеды. А к съедению они готовили совсем не нас. Индейцы собирались приготовить своё любимое блюдо — изжарить несколько собак. Но мы тогда этого не знали.

«Туземцы были покорены отчаянным ирландским танцем»

Что-то надо было предпринимать. На что-то решаться. Рядом со мной сидел мой приятель Джордж Кинен, тоже ирландец. Он сохранил в своем мешке маленькую деревянную флейту. Мы выскочили на середину площадки, Джордж заиграл на флейте. А я — умирать, так умирать — я танцевал и выбивал пятками джигу. Мной овладело отчаянное чувство безрассудства. Надо опробовать танец на этой дикой аудитории. Никогда прежде мне не приходилось танцевать с такой страстью, с таким огнём и в таком темпе. Туземцы сохранили на мне часть одежды: широкие матросские брюки, рубашку с открытым воротом и матросские ботинки. Это был военный танец. Я чувствовал себя воином, идущим в последний бой.

Джига сработала. Туземцы, не видевшие раньше ничего подобного, сначала онемели. Некоторые даже немного испугались грохота моих каблуков по деревянному помосту. Потом стали одобрительно ухать, топать ногами и трясти копьями в такт музыке. Раздалось одобрительное кудахтанье. Туземцы были покорены отчаянным ирландским танцем. Нас окружили и принялись разглядывать и ощупывать. Вождь племени счёл весьма привлекательной работу моих ботинок и из всех выбрал меня с Джорджем, нас приняли с гостеприимством и добротой. Оказалось, что моя находчивость спасла всех шестерых плененных матросов. Дальше пошло как по писаному.

Вначале мы прошли обряд инициации, в процессе которого нас подвергли длительной и мучительной процедуре татуировки, которую выполняли женщины-татуировщицы, лучшие специалисты острова.

Рисунок татуировки состоял из сложнейших узоров и орнаментов, наносимых на тело с большим вкусом и точностью. У мужчин на этом острове узоры были только на руках и ногах. «Дамы» были разрисованы гораздо плотнее, и татуировка покрывала их ноги, низ живота и наиболее укромные части тела. Этим ремеслом занимались исключительно женщины. Они наносили рисунок острым шипом какого-то растения. Шип закреплялся на костяной рукоятке. Его конец смачивали чернилами — смесью растёртого ореха и кокосового масла — и забивали в кожу ударами деревянной палки по ручке.

Я собрал в кулак всю свою силу воли и, стиснув зубы, мужественно переносил ужасное испытание. Джордж, наоборот, кричал, ругался, проклинал туземцев, желал своим мучительницам всевозможных видов кровавой гибели, умолял провидение, чтобы землетрясение погрузило этот ужасный остров в пучину моря, чтобы экипажи сорока шлюпок с эскадры военных судов поймали и посадили зарвавшихся дикарей, мучающих королевских подданных. Это очень развлекало женщин. Они смеялись, передразнивали Джорджа, подражали спазматическому подергиванию его рук и неприличным жестам. По прошествии ещё долгого времени его дразнили: «Нарлик-а-нутт муча пурк» (Нарлик-а-нутт — трус). Меня же называли: «Джим-арош ма коо мот» (Джим — храбрый вождь). Но это было потом. А сейчас… Волосы на моём теле выдёргивались морскими ракушками, и делалось это так ловко, будто вытаскивались перья из гусиной тушки. Татуировка только одной руки заняла восемь часов. Рука распухла и очень болела. Я был крайне изнурён, татуировщицы — тоже. Джордж жалобно выл, и в конце концов его оставили в покое. Мне же жестами сообщили, что ни в коем случае меня не отпустят и что процедуры будут продолжены. В конце дня я был в полубессознательном состоянии. Восемь дней женщины продолжали разрисовывать мое тело. А потом прошел ещё целый месяц, прежде чем я оправился от такого «введения в гражданство».

В связи с особым благоволением вождя племени всем английским морякам покрыли изощрённой татуировкой, сплошным рисунком не только руки и ноги, как это принято у индейцев, но также и часть спины и груди. Это должно было подчеркнуть наше высокое положение желанных гостей. Джордж же, единственный из нас шестерых, отделался только несколькими полосками на левой руке, и то — незаконченными.

Нас привезли на каноэ к вождю и его «свите», тщательно осмотрели и одобрили новый внешний вид пленников. Теперь мы могли считаться полноправными членами туземного сообщества. Всем дали новые имена и развели по разным хижинам. Несколько лет мы провели в «сладком» плену. Достигли высокого положения в обществе туземцев. Я женился на Лэоуни, четырнадцатилетней дочери вождя племени. Вождя звали Ахундел-а-Нетт. Могучий и весёлый человек, он был главным из вождей островов группы Нетт (которые теперь называют островами Вознесения), находящейся по соседству с самым большим островом Пон-Паем архипелага Терпеливой тайны. Джорджа поселили с его новой женой на острове Нарлик. Я получил имя Ахундел. Хотя чаще меня называли Джим-арош. Моя жена Лэоуни была нежным и преданным существом. Смотрела на меня с любовью и заботой. Но все равно — больше всего на свете она любила испечённых собак. За семь лет, что я прожил на этих островах, Лэоуни подарила мне двух очаровательных детишек — полудикарей, девочку и мальчика. Последний являлся наследником Ахундела-а-Нетта по женской линии и должен был со временем стать вождём островов Нетт. В честь жены вечного странника Одиссея я называл свою жену Пенелопой. А детишек — Полипорта и Телемах. Телемах — неплохое имя для будущего князя царства Нетт!

Нас с Джорджем часто возили на каноэ по островам. Мы подолгу жили в гостях. Пели английские и ирландские песни, танцевали. Нас показывали как диковинных белых людей. В последние годы мы окончательно переехали на Пон-Пай. Ахундела-Нетт гордился своим родством с симпатичным англичанином, а также тем, что я называл его «Верховным английским вождём Генрихом». Вождь Мадолинимва, одной из земель острова, завидовал «вождю Генриху» и, чтобы ни в чём ему не уступать, принял имя Джордж Вашингтон.

Много чего случилось со мной за эти годы. Была, например, размолвка с Лэоуни. Ко мне пришёл разгневанный «Король Генрих» с воинами, и тогда я понял, насколько опасно ссориться с дочерью вождя. К счастью, моя Пенелопа подоспела вовремя и спасла меня от наказания, может быть — от смерти. Была и попытка бегства. Нас с Джорджем преследовали и поймали. Я отчаянно отбивался. Мы были на грани жизни и смерти, нас хотели казнить. Лэоуни защищала своего белого мужа, бросалась с деревянным ножом на пленившего меня туземца Намадоу. Ах, этот Намадоу, он всегда не любил меня, с того самого времени, когда я впервые появился на этих островах. Он вероломно подстроил этот наш побег и сам же «раскрыл заговор». Очень уж ему хотелось отомстить Джиму-арошу за то, что «ирландский выскочка» женился на лучшей невесте царства Нетт. Ничего, однако, из этого не получилось. В конце концов после долгих и бурных выяснений отношений тесть пощадил меня, похвалил за смелость, простил и даже подарил новую лодку. Лэоуни была вне себя от радости. Она прикоснулась носом к моему носу в знак привязанности, бросилась на шею и разрыдалась. Ещё была война туземцев. Нападение соседей, возмущённых тем, что Ахундел-а-Нетт взял белого в мужья Лэоуни и теперь наследником царства Нетт станет полукровка Телемах. Я участвовал в сражении. Ваджай, вождь нападавших, был убит, а сердце его — видимо, съедено. Но запомнилось не это. Запомнилась мирная жизнь. После всех поездок и приключений мне всегда хотелось вернуться в свою хижину, домой, к моей Лэоуни. Вам может показаться странным, но это истинная правда — моя индейская супруга, будучи совершеннейшей дикаркой, сумела сделать наш дом для меня вполне привлекательным и желанным.

Сладкий плен. Иначе и не назовёшь. Острова были прекрасны. Рыбы — сколько угодно. Плоды хлебного дерева. Кокосы. Фрукты. Кристально чистая вода. Прекрасные женщины. Любящий отец жены. Малыши. Чего ещё можно желать?

Но я хотел вернуться. Не знаю почему, но я хотел вернуться. Не мог представить себе, что до конца своих дней проживу среди дикарей. Часто ходил на каноэ по разным бухтам острова Пон-Пай. Видел там много загадочного, таинственного, захватывающего дух, такого, что никому в то время не было известно ни в Старом, ни в Новом Свете. То, с чем я столкнулся, ошеломило меня. Найденные таинственные развалины исполинских сооружений Нан-Матала потрясали воображение. Грозный и загадочный Нан-Матал! Я надеялся, что рано или поздно вернусь в наш мир и расскажу о своих открытиях.

Возвращение и разочарование

Так и произошло. Минуло семь лет. В один прекрасный день у входа в бухту рядом с нашей деревней появилась шхуна, управляемая, как я потом узнал, капитаном Найтом. Мы с Джорджем заметили ее. Я позвал Ахундела-а-Нетта и сказал ему, что неплохо было бы помочь кораблю войти в бухту и стать на якорь. Старался говорить подчёркнуто медленно и безразлично. Жена и тесть недоверчиво смотрели на меня.

— Чо! Чо! (Нет! Нет!) — задумчиво качал головой вождь.

Мы поднялись выше по склону горы, чтобы лучше разглядеть корабль. Я шел, нарочито не торопясь, пытаясь скрыть радость и нетерпение.

— Дайте мне большое каноэ и гребцов, чтобы отвезти продукты на корабль, — попросил я большого Ахундела, и тот нехотя согласился.

Лэоуни и наши малыши с тревогой наблюдали за выражением моего лица, пока вождь с пристрастием допрашивал меня:

— Ты любишь свою жену?

— Ты любишь детей?

— Ты любишь их очень-очень?

— Ты, конечно, вернёшься?

— Да, да, да, да! — отвечал я, подтверждая своё твёрдое намерение возвратиться.

Сердце моё и сейчас ещё начинает учащенно биться, когда я вспоминаю, с каким самообладанием держалась Лэоуни, прощаясь со мной. Меня раздирали противоречивые чувства. Трудно представить мою радость в тот момент, и как же нелегко было ее замаскировать, чтобы ни в коем случае не вызвать подозрений. Я смотрел на жену, на детей, на доброго Ахундела и с трудом скрывал горе предстоящего расставания. Одновременно — и радовался, и горевал, но не мог проявлять свои чувства. Все время прятался за мысль, что есть ещё время принять окончательное решение, будет ещё время вернуться, если я захочу. Но судьба распорядилась по-своему.

Мы с Джорджем и гребцами поднялись на борт корабля, передали панцири черепах, клубни ямса, кокосы, плоды моря и лесов, ваниль, жемчуг. Капитан Найт попросил нас помочь провести корабль в бухту. Я отправил первую партию гребцов на берег и передал с ними нужные для индейцев товары, большой плотницкий топор и тесло[28] для Ахундела, а для Лэоуни — бусинки, красный платок и другие пустяки. И тут Найт обнаружил — у него что-то украли. Как все трусы, он был очень жесток. Найт незамедлительно дал приказ «стрелять в дикарей гвоздями и рубленым свинцом» и повернул шхуну для выхода из бухты. Колебания исчезли — мы с Джорджем не хотели оставаться с этим негодяем и решили покинуть корабль.

— Вы мне нужны, — сказал Найт жёстко, — поможете вывести корабль в открытое море. А не хотите, — отправляйтесь на дно кормить червей вслед за своими чёрненькими друзьями.

Я навсегда попрощался с Пон-Паем, со своей индейской семьей и сладкой, беззаботной тропической жизнью. Найт оказался скверным, жестоким человеком. Когда мы вышли в море, он показал свой характер во всей красе. Мы натерпелись от него — побои, брань, унижения. Однажды, когда я дал ему отпор, он пригрозил мне пистолетом, но дальше угроз дело не пошло. Однако по прибытии в порт он объявил нас с Джорджем «беглыми каторжниками, мятежниками, дьяволами, ведьмами, эльфами и т. д., и т. д., и т. д.» и сдал в цепях на берег. Нас передавали из порта в порт. Тюрьма, пытки, эпидемия холеры. Из тюрьмы нас забирает один корабль. Потом пересаживают на другой, третий. Два года странствий, и, наконец, на американском корабле я прибываю в Нью-Йорк. Там я и выпустил свою книгу о жизни и приключениях татуированного человека.

Тогда многие считали, что Пон-Пай необитаем. Моя книга произвела фурор. Весь мир узнал об этом острове и тайнах, которые он скрывает. Я стал первым татуированным белым человеком и был очень популярен. Меня везде приглашали. Я показывал свои татуировки. Танцевал диковинную ирландскую джигу. Рассказывал невероятные сказочные истории о таинственных загадках дальних тропических островов. О сооружениях Нан-Матала, которые вызвали всеобщий интерес. Снова вернулся в цирк. В то место, откуда ушёл, которое покинул много лет назад. Работал в разных цирках. Это — и цирк Лайон, и Барнум, и Дан Райс. Выступал в Новом Орлеане, в Мемфисе, в Питсбурге, в Цинциннати, в Нью-Йорке. Я писал, пытался разыскать своих близких или друзей. Несколько раз посетил Ирландию. Разыскал только дядю и сестру. Радость моя была недолгой. Вскоре после нашей встречи они скончались во время эпидемии холеры. Безрезультатно искал я отца и мать, других родственников, друзей, никого не смог найти: ни их самих, ни их следов. Я чувствовал себя одиноким среди белых людей, которым был интересен разве что как экзотическое, разрисованное существо, мало чем отличающееся от дрессированного медведя или говорящего попугая. Точно так же я был одинок и на островах Терпеливой тайны, где тоже был диковинным существом. Но там у меня была семья. Моя жена, крошечная туземная женщина, которая любила меня совсем не потому, что я был необычным, удивительным белым человеком, и двое очаровательных малышей. Прошло более двух десятков лет. Я всё чаще вспоминаю свою жизнь на тропических островах. Теперь я понимаю, что это были лучшие годы моей жизни.

Ещё минуту назад весёлый, озорной рассказчик, Джеймс внезапно обмяк и постарел. Он был типичным ирландцем — если уж горевать, так на полную катушку! Джеймс крутил головой, вставал, садился, теребил свои узенькие усики, трогал лоб и встряхивал рыжеватой шевелюрой, чтобы слушатели не заметили навернувшиеся на глаза слёзы.

— Вот так, милые друзья. Вот так. Не обращайте на меня внимания. Уж больно я расхорохорился. А ведь ваш друг, ирландец Джеймс О’Коннолли уже немолод, силы его теперь не те, что раньше, и с годами он становится всё более и более сентиментальным. Известное дело — у стариков глаза всегда на мокром месте.

Джеймс задумчиво посмотрел на капитана Александра. Внезапно он встрепенулся, вздернул вверх упрямый подбородок, и глаза его вновь задорно сверкнули.

— И тут… В этот самый что ни на есть критический момент, — произнес он загадочным голосом, — на сцене моей жизни в ослепительном сиянии появляется белый рыцарь — капитан Александр. Будто грянул гром! Он вышел из грозовых туч, хлопнул могучей десницей по моему плечу и сказал: «Хватит тебе, Джеймс, болтаться между небом и землей, хватит лицедействовать[29]. Не хочешь отправиться со мной на свою вторую родину, где ты был счастлив? Где ты был силён и ничего не боялся? Чтобы вдохнуть воздух своей молодости. Чтобы прикоснуться к заветным тайнам нашей планеты». Так он и сказал. И, шутя, перевернул прочитанную страницу моей жизни. Я вновь ощутил себя молодым и сильным. И вот теперь я здесь, на борту «Быстрых парусов». В кругу друзей капитана Александра. Такое впечатление, что мы знакомы с вами всю жизнь. Не знаю, как я встречусь с далёким, таинственным Пон-Паем, но здесь, на вашем корабле я чувствую себя так, будто вернулся домой после долгих странствий.

Дол и Зюл пытались расспрашивать Джеймса, что за таинственные постройки Нан-Матал скрывает Пон-Пай. С такими же вопросами они обращались и к капитану Александру. Оба отказывались что-либо объяснять. Придём на острова Терпеливой тайны, и сами всё увидите. Вот так односложно отвечали они на вопросы Дола и Зюла.

Бухта Паликира

«Быстрые паруса» входили в прекрасную бухту Паликира, самого большого посёлка Пон-Пая. За двадцать с лишним лет отсутствия в этих краях Джеймса 0>Коннолли, бесшабашного друга наших путешественников, на берегах островов Терпеливой тайны произошло много различных событий. В 1857 году руины Нан-Матала поверхностно обследовал американец Гьюлик, а чуть позднее — поляк Кубари, который поселился на острове и составил первый подробный план загадочных руин. Вслед за ними до Пон-Пая добрался английский проходимец и авантюрист Ф. Крисчен. Исследователь дерзкий и бесчестный, он, оперируя планом Кубари, подверг руины Нан-Матала настоящему разграблению. А потом и сам едва не погиб от рук местных жителей, желавших отомстить за осквернение почитаемых ими древних гробниц. Авантюристы разных мастей посещали острова и грабили захоронения в поисках сокровищ. Согласно легенде, на этих островах в доисторические времена жили страшные великаны-людоеды. Джентльмены удачи вытаскивали из разграбленных захоронений огромные платиновые гробы-саркофаги, оставляя неприкрытыми пятиметровые остатки — скелеты допотопных жителей этих мест. Один из таких скелетов в своё время был найден в захоронении и нашим отчаянным, беспутным ирландцем Джеймсом О’Коннолли, когда тот в разгар своей сладкой жизни среди дикарей, подталкиваемый здоровым интересом к приключениям и беззаботным любопытством молодости, тайно от туземцев разрыл древний курган. До нас дошло слишком мало свидетельств и памятников этих разграбленных захоронений. Но один любопытный артефакт сохранился на острове Пон-Пай, как во времена посещения его капитаном Александром, так и в наши дни. Это фантастическая и необъяснимая «вилка каннибала» — метровый каменный трезубец, вилка (другого назначения этого предмета не придумаешь) — вилка, которой людоед, возможно, закусывал человечинкой.

Горе тому, кто потревожит могилы усопших гигантов. Туземцы боялись могил людоедов и охраняли их. В 1851 году, возмущённые бесчинствами британских моряков, индейцы взялись за оружие и перебили заморских авантюристов всех до единого. Был и такой случай.

Иногда моряки Старого Света посещали эти места в поисках укрытия от преследующих их блюстителей закона. Здесь тепло. Хорошо. Рай. Местные женщины очень ценились белокожими искателями приключений за весёлый нрав и беззаботный характер. На атолле Нгатик китобои однажды перестреляли всех туземных мужчин ради получения их женщин. Но подобных эпизодов в последнее время было совсем немного. Они оставались в прошлом и забывались. Теперь сюда приходили в основном мирные торговые и исследовательские суда, запасались провиантом и водой в обмен на ткани, инструмент, оружие, украшения, так необходимые местному населению.

Команда «Быстрых парусов» высаживалась на берег. Местное население привыкло уже к появлению белых моряков и дружелюбно встретило путешественников. Совсем не так, как были в своё время встречены моряки с «Джона Булла».

— Касселелий (здравствуй)! — говорили они с белозубой улыбкой. Туземцы были в набедренных повязках. Невысокие. Тёмная кожа оттенка меди. Прямые жёсткие волосы. У некоторых — светлые голубые глаза, выдававшие в них потомков авантюристов и китобоев, соблазнённых климатом и приветливостью хорошеньких местных женщин и оставшихся навсегда в этих тёплых краях. На островах Терпеливой тайны у населения сложился особый язык — экзотическая смесь понпеанского и английского.

Джеймс пристально вглядывался в толпу окруживших его индейцев. Ему очень хотелось встретить хоть кого-то из старых знакомых, и одновременно он страшился этого — прошло ведь уже более двадцати лет. Старость никого не красит. Да и сам он — далеко уже не тот мужчина в расцвете сил, что когда-то покинул Пон-Пай.

Какой-то старик подошёл к группе моряков, сошедших с «Быстрых парусов». Он встал против Джеймса и долго его рассматривал. Ходил. Поглядывал на него — то справа, то слева. Цокал языком. Хитрый ирландец следил за ним, сощурив глаза и поглубже натянув на лоб суконный берет. Старик погрозил ему пальцем и произнес вопросительно: «Ахундел?» Джеймс отрицательно покачал головой.

— Покажи руку! — приказал ему старик по-английски, показывая, чтобы тот засучил рукав.

О’Коннолли подмигнул ему. Старик закричал, закрутился, замахал руками: «Ахундел, Ахундел, Джим-арош вернулся!». Со всех сторон сбежались индейцы. Они что-то выкрикивали, обсуждали, кудахтали, прыгали, дети расспрашивали взрослых. Слышалось: «Ахундел! Ахундел!»

— А ты ещё можешь танцевать? — ядовито спросил старик Джеймса на этой странной смеси понпеанского и английского. — Смотри, какой ты теперь старый и толстый. Ты не можешь больше танцевать, старый жирный Ахундел!

— Могу, могу, глупый ты старикашка. Я тебе ещё покажу, как я танцую, покажу, что я танцую ещё лучше, чем раньше. Станцую для тебя джигу — не только на ногах, но и на руках, чего раньше ты никогда не видел. Но прежде я покажу тебе, старый, сморщенный, дикий старик такое, что твои глаза вылезут из орбит, набедренная повязка упадёт, а несчастные остатки твоих волос встанут дыбом — так, как они не торчали даже в молодые твои годы.

— Что ты можешь мне показать, вечный трепач и балабол, ненадёжный ирлашка? Какие мы дураки, что дали тебе имя Ахундел, имя величайшего понпеанского героя всех времен и народов. Человек, которого мы приняли как родного, дали кров, покровительство могущественного вождя Нетт и самую красивую девушку деревни. Чем ты можешь нас удивить? Разве только татуировкой на своей попе, которую тебе сделали наши лучшие татуировщицы.

— Не буду отвечать на твои бранные слова, Намадоу, я узнал тебя. Лучше напомню, как ты стоял в охране с копьём, когда я впервые на этом острове ударил огненную ирландскую джигу. И что с тобой случилось? От неожиданности с тобой случилась «медвежья болезнь». И ты долго ещё не мог прийти в себя от страха. Кто такой «медведь»? Ах, ты не можешь вспомнить! Зато очень даже хорошо помнишь, что такое «медвежья болезнь». Ведь то же самое случилось с тобой, когда ты предал меня, отдал в руки преследователей, и моя Лэоуни бросилась на тебя с деревянным ножом. Признайся хоть теперь, ты ведь до смерти испугался моей маленькой Пенелопы, не так ли? Но я — благородный ирландец. И стариков не обижаю.

О’Коннолии снял берет и галантно раскланялся перед туземцем. Опешивший индеец растерянно крутил головой, не зная, что ответить. Толпа индейцев хохотала, показывая пальцем на растерявшегося старика, и хлопала в ладоши.

— Прежде, чем показать тебе что-то, — продолжил Джеймс, — ответь мне, ничтожный старикашка, кто построил великий храмовый комплекс на острове Пон-Пай?

— Мой народ, Джим-арош, ты же это отлично знаешь, — примирительно сказал индеец. — Белые говорят, что это было семьсот лет назад.

— Ишь ты, Намадоу, ты даже числа научился правильно произносить. А кто руководил тогда строительством и твоим народом?

— И это ты тоже знаешь: Олосопе и Олосйпе, мудрые и святые люди. Два белых брата, два мага-великана. Они пришли на огромных лодках с запада, чтобы переносить по воздуху каменные глыбы и укладывать их друг на друга.

— Эти великаны приплыли из Ирландии, и звали их О’Лосопе и О’Лосйпе. И где же они теперь, эти маги-волшебники? Что с ними случилось?

— Они ушли в мир иной, как и все мы уйдём когда-нибудь вслед за ними.

— И кто сказал тебе это, самонадеянный островитянин?

— Кто сказал, кто сказал… Если бы они были живы, мы могли бы их видеть. И уж конечно, если бы они были живы, наш народ не бедствовал бы так, как сейчас. И они-то уж не дали бы в обиду несчастных понпеанцев и защитили бы нас от таких проходимцев, как ты, Джим, или, к примеру, капитан Найт.

— И опять ты неправ, о великий в недавнем прошлом воин, мужественный защитник Пон-Пая. Очень даже живы, вполне себе живы, О’Лосопе и О’Лосипе. И я их сюда привез на огромном корабле с Запада, чтобы ты раз и навсегда прикусил свой длинный и болтливый язык.

С этими словами он взял за плечи старика и развернул его в сторону берега бухты, откуда, не торопясь, шли в парадной матросской форме два красавца великана Дол и Зюл. Индеец, никогда прежде не видевший великанов, — как стоял, так и рухнул на землю. Все другие были меньше поражены, они давно уже сопровождали и рассматривали «рослых» Дола и Зюла — с самого того момента, когда те сошли на берег. Женщины бросились приводить в чувство Намадоу. Поливали лицо водой, трясли, что-то шептали на ухо. Толпа, наконец, осознала, что рядом стоят невиданные исполины. Многие туземцы бросилась врассыпную — на всякий случай, кто знает, что на уме у этих великанов. А их дети совсем не испугались, дети, как известно, ничего не боятся. Всё это было так интересно! Дети бежали к посёлку. Несли невиданную весть. Они кричали: «Вернулся Ахундел, вернулся великий герой, белый Ахундел! Он привез с запада великанов-магов Олосопе и Олосипе!»

Команда «Быстрых парусов», наблюдавшая всю эту сцену, хохотала до упаду. Штурман и Боцман вытирали платками мокрые от слёз лица. Повар-Кок, который успел было усесться в близлежащей таверне (теперь здесь и такое уже появилось), упал с табурета, а рубашка разорвалась на пузе от сотрясавшего его смеха. Даже немногословный Абордаж крякнул и произнёс: «Ну, ты и шутник, Джеймс, однако, изрядный шутник». Давно уже молчаливый Абордаж не произносил зараз так много слов подряд. А капитан Александр сказал:

— Полно балагурить, Джеймс. Ты говорил нам, что у понпеанцев во главе семьи — женщина. Иди-ка поскорее к своей Лэоуни, — или как ты ее зовешь, Пенелопа, что ли? — пока та не подготовилась к встрече с тобой. А то она уже задаст тебе перцу. Ты ещё помнишь, где находится твоя хижина?

«В тот же момент на него посыпался град палочных ударов»

Поздно, поздно пытался капитан Александр образумить Джеймса. Благая весть о приезде Ахундела, а может, то была и не благая весть, разнеслась по всему посёлку. Дошла она, видимо, и до Пенелопы, жены Джеймса. Держа по палке в каждой руке, она уже бежала по центральной улице, напоминая маленького меднокожего бегемотика. Лэоуни-Пенелопа была вне себя от праведного гнева.

— Явился не запылился! Где ты был столько лет, белый выродок? И как только ты решился приехать сюда? Интересно, сможешь ли ты теперь посмотреть на меня своими бесстыжими глазами? А ты подумал, ирландский проходимец, как мне одной выращивать наших деток, таких непохожих на всю нашу родню?

— Ну ты и растолстела, ма шэр! — только и успел выкрикнуть ошарашенный ирландец. В тот же момент на него посыпался град палочных ударов. Ему потребовалась вся его цирковая ловкость, чтобы не пострадать от бомбёжки или попытаться смягчить ее последствия.

— Остановись, фурия! — кричал он в промежутках между ударами. — Твой Ахунделл ни в чем не виноват… Ой-ой, да потише ты, радость моя!.. Если бы я не согласился провести корабль капитана Найта… тот застрелил бы меня… Всю жизнь я мечтал о той минуте… когда, наконец… смогу вернуться к тебе… Когда смогу обнять тебя… моя дорогая… ой-ой!.. и обнять наших малюток. И вот… преодолев все препятствия… тысячу раз находясь на грани гибели, я, наконец, добираюсь сюда… Ну, что же ты так яришься!.. И как ты меня встречаешь? Разве так должна встречать истосковавшаяся жена своего любимого мужа? Потише, потише… Разве так встречала Пенелопа… ой-ой!.. прозванная терпеливой, своего Одиссея? Да что ты можешь знать об этом… грубая неотёсанная дикарка? Ой-ой! Сама подумай, разве руганью и ударами… должна ты меня встречать… а не слезами, объятиями и поцелуями? — так приговаривал Джеймс, с трудом уворачиваясь от сыпавшихся на него ударов.

И опять восторгу команды не было конца. Индейцы тоже бурно переживали это театральное представление. Толпа зрителей разделилась на две части. Одни улюлюкали, свистели и кричали: «Дай ему, дай, Пенелопа, как следует, этому английскому балбесу, этому белому зазнайке!» Другие переживали за Джеймса и подсказывали: «Не поддавайся, Ахундел, не поддавайся! Понпеанские жены всегда хотят взять над нами верх. Ты ведь ирландец, Ахундел, а ирландцев, мы знаем, никакая понпеанская коровка не забодает. Не на того напала!»

Удары Пенелопы становились всё слабее, глаза её наполнились слезами. Она махала руками уже больше для виду. Джеймс тоже был растроган горячей встречей. И когда они, обессиленные, упали в объятия друг друга, оба разрыдались.

— Чего только я не передумала за эти годы! Все были уверены, что ты погиб. А если жив, ни за что не вернёшься. А я всегда знала, что дождусь своего Джима-ароша. И детям так говорила.

— Как я скучал, Пенелопа! Если б ты знала, как мне противен и чужд весь этот Старый Свет, этот Новый Свет! Я снова дома. Я снова в твоих объятиях, моя красненькая коровка. Ты стала прелестной толстушкой. А твоя миленькая мордашка так же хороша, как и раньше.

Они долго обнимали и гладили друг друга, касались носами, совершенно не обращая внимания на то, что стоят в самом центре толпы зрителей. Они говорили, как жили всё это время. Как скучали друг без друга. О том, что дети уже выросли. И у них свои семьи. Что сын Телемах живёт здесь же, но на другом конце острова. И что он — вылитый Ахундел. Совсем не индеец. И что завтра же они смогут повидаться. А дочь Полипорта живет с мужем на другом острове. И что она — вылитая Пенелопа. Только волосы рыжие. Что у обоих детей уже свои дети; и оба они, Ахундел и Пенелопа, — давно уже дедушка и бабушка. Так говорили они, ни на кого не обращая внимания до тех пор, пока взгляд Пенелопы не упал на огромные ботинки Дола и Зюла.

Она медленно подняла глаза, и, когда увидела высоко в небе улыбающиеся лица двух великанов, ужас охватил всё её существо. Страшный крик раненой птицы пронзил знойный тропический воздух. Вне себя от страха бросилась Лэоуни наутёк по той самой улице, по которой она только что прибежала. Джеймс поспешил за ней:

— Не бойся, не бойся, Пенелопа! Остановись. Это наши друзья. Это Дол и Зюл. Это самые добрые на свете великаны. Они не сделают нам ничего дурного!

Куда там! Пенелопа бежала изо всех сил. Время от времени она оборачивалась и кричала: «Беги, Ахундел, беги, не отставай. Не для того я тебя дождалась, чтобы потерять, едва встретив». Оба исчезли в пыльном облаке. Поистине это был день невероятных происшествий. Джеймс был одарённым лицедеем и обладал необыкновенной способностью любую ситуацию превращать в настоящее театральное представление.

Джеймс и Пенелопа покинули театральную сцену. И команда «Быстрых парусов», включая капитана Александра и великанов Дола и Зюла, смогла, наконец, спокойно познакомиться с местными жителями и расспросить их о загадочных тайнах острова Пон-Пай, ради которых наши моряки и проделали столь далёкий путь.

Базальтовая Венеция

Моряки провели несколько дней в посёлке Паликир, отдыхали после дальнего перехода и в полной мере воспользовались гостеприимством туземцев.

Целью их путешествия был небольшой прибрежный остров Темвен, отделенный от Пон-Пая нешироким каналом. С юго-востока к Темвену примыкает группа островов искусственного происхождения Нан-Матал (На Устах Вождя), представляющих собой развалины древнего города. Матал в переводе с туземного языка — узкое пространство, щель. Небольшое пространство, место, которое остается между множеством сооружений. Нан-Матал — пятая земля Пон-Пая. Брошенная земля. Другие царства Пон-Пая — Сокес, Кити, Кусаие, Мадоленимв. Но Нан-Матал — главная земля, входящая теперь в состав царства Мадоленимв. Индейцы не хотели отпускать туда полюбившихся им моряков, уговаривали путешественников не беспокоить души усопших людоедов-великанов и отказаться от поездки к таинственному городу. Про́клятое место. Вы рискуете жизнью. Вы хотите слишком много увидеть. Вы погибнете. «А коа бан мидхила! А коа инингах ладмюб тот! Мидхила!» (Вы умрёте! Вы увидите все страны! Но вы умрёте!). Пенелопа висла на руках Ахундела: «Не пущу, не пущу!» Куда там! Ахундел ведь обещал капитану Александру показать тайны Пон-Пая. Кто, кроме него, сможет провести капитана по развалинам Нан-Матала? Индейцы ни за что не согласятся стать проводниками по улицам и каналам этого мрачного места. Может, кого-то и удастся уговорить посетить таинственные острова, но к сердцу Нан-Матала, башне Нан-Довас, уж точно никто не пойдёт. Так что путешественникам без Джеймса все равно никак не обойтись. Нет, ирландцы никогда не подводят своих друзей.

— Если любите, — любите, чтобы сердце — на разрыв, в ненависти будьте подобны дьяволу, если решили драться, лезьте в самое пекло, сражайтесь как великие воины и короли Ирландии, как Конхобар Мак Несс[30], как Кухулин[31], сын Луга[32]. А нет — значит, вы не умеете жить, значит, вы не в состоянии оценить этот несравненный дар небес.

Он, Джеймс О’Коннолли, был уже несколько раз там и даже раскопал древнее захоронение. И ничего ведь с ним не случилось. Не сработало древнее проклятие этого места. Правда, его чуть было не застрелил капитан Найт, и сам он вынужден был покинуть Пон-Пай на двадцать с лишним лет. Но это не в счёт. Обсуждений было много. Но «Быстрые паруса», тем не менее, двинулись дальше по заранее намеченному маршруту. И, естественно, к морякам присоединился весёлый ирландец. Нашлось и несколько смелых индейцев, которые согласились быть проводниками наших путешественников.

Корабль бросил якорь недалеко от острова Темвен. Дальше путь продолжили на вельботах. В шлюпках были гребцы-матросы, индейцы-проводники, капитан Александр и, конечно, вездесущий Джеймс О’Конноли. Дол и Зюл, горевшие желанием увидеть собственными глазами исполинские постройки, присоединились к ним. В шлюпки, конечно, они не садились. А просто неторопливо брели по мелководью вслед за лодками, благо вода не доходила им даже до колен.

Что представлял собой Нан-Матал? Если мы с тобой отправимся в Нан-Матал сейчас, мы увидим в точности ту же самую картину, что и капитан Александр. Не знаю, как в девятнадцатом веке мерили площадь: в акрах, в десятинах… Какая разница? Площадь Нан-Матала в те времена и сейчас остается неизменной. В ряде стран Европы и в США уже была принята метрическая система мер и весов. Известна она была и в России. Так что Александр вполне мог оценивать размеры в метрах и километрах, а вес — в килограммах и тоннах. Эти маленькие искусственные острова Нан-Матала, разделенные каналами, были расположены в пределах прямоугольника площадью чуть менее половины квадратного километра (от сорока до пятидесяти гектаров). Каждый островок представлял собой постройку прямоугольной или квадратной, иногда треугольной формы, и был обнесён мощными крепостными стенами. Гигантские остатки древнего каменного города с храмами, крепостными сооружениями, дворцами. Стены трёхметровой толщины доходили до девяти метров в высоту от основания. Строительными блоками им служили базальтовые длинные многогранники — огромные шести— и восьмигранные «карандаши», великанские «палочки» длиной от одного до пяти метров и весом до десяти тонн. «Палочки» были уложены рядами крест-накрест. В основании стен и по углам стояли отдельные двадцатиметровые блоки, базальтовые валуны весом до пятидесяти тонн. Внутри сооружений пространство между стенами было поднято выше уровня воды и засыпано коралловой крошкой. Никаких архитектурных деталей. Никаких надписей. Суровая монументальность, отчуждённость и даже враждебность.

Каждый островок имеет своё название… Улицы между искусственными островами представляют собой каналы. Под каналами проложены туннели, когда-то, видимо, соединявшие сооружения между собой. Во время прилива вода полностью закрывает каналы, и из моря сюда приходят страшные обитатели бездны — акулы и гигантские скаты манты. Строения и стены поднимаются из морской воды и производят впечатление города венецианского типа. В воде «Венеции» отражаются исполинские стены с огромными прямоугольными проемами. Дол и Зюл смотрят через эти проёмы на каналы, на море, они с удивлением замечают, что по высоте расположения и по размерам эти «окна» как раз соответствуют росту наших великанов. Каково назначение мощных строений и проёмов в них? Может быть, это боевые глазницы доисторических крепостных сооружений? Всегда ли каналы были каналами? Может быть, когда-то они были мощёными улицами? Когда это было? Существенный подъем уровня мирового океана завершился девять тысяч лет назад. Сейчас острова необитаемы. Никто здесь не живёт, никто сюда не заходит. Не видно ни следов человека, ни животных. Тишина и обстановка страшной тайны. Лишь огромные глыбы базальта, занесённые сюда неведомой силой и аккуратно сложенные в сооружения неизвестного назначения. Один лишь только камень. И мангровые заросли.

Сооружения эти, видимо, когда-то были ещё более внушительными. Сейчас, как и во времена капитана Александра, они уже частично разрушены. Вокруг стен — хаос. Неведомая сила разбросала «палочки», словно спички, и хаотически навалила их друг на друга. Одним ударом развалила непоколебимые исполинские стены. Что это? Игра разрушительных демонических сил неизвестной природы или результат мощнейшей природной катастрофы? Положение разбросанных «палочек» указывает на восток — юго-восток. Не оттуда ли пришло гигантское цунами, образовавшееся в результате падения огромного болида где-то в районе Филиппинского моря и уничтожавшее всё на своём пути?

Путешественники высаживаются на различных островах, осматривают сооружения. Заходят во внутренние дворы. Тёмный, покрытый мхом базальт. Некоторые стены достигают уже четырёх метров в толщину. Чёрными пастями в них зияют какие-то провалы. Цоколи, стены. Три-пять тонн — каждый камешек. Чтобы построить всё это, требуются тысячи и тысячи рук. Площадь, вымощенная чёрным базальтом. Между глыбами кое-где вырастают стройная пальма, зелёный куст, мощное хлебное дерево. Удивительны силы природы: растение своими слабыми корешками раздвигает глыбы скал, пробивая себе путь к солнцу и жизни. Кое-где видны фруктовые деревья. Растут, зреют, падают и разлагаются тропические фрукты, индейцы ни за что не соглашаются ни собирать их, ни даже прикасаться к ним.

Проводник-индеец остановил шлюпку у небольшого острова Нан-Муолусей. Предложил капитану Александру подняться вместе с ним на мощный высокий вал, опоясывающий остров. Взял с собой обломок базальта, ещё один обломок дал Александру. Индеец бросил сверху в воду свой осколок: «Есть такой обычай: бросить камень, чтобы вернуться целым и невредимым». Капитан тоже бросил. «В далёкие времена так проверяли знатных просителей из дальних провинций, — объяснил проводник. — Посвящённые обладали чудесным даром, умели „оживлять“ куски базальта, гранита. В заливе жили две страшные акулы — Оун Муолусей и его жена Аиеоун Муолусей. Если посетитель мог „оживить“ брошенный камень, тогда акулы кидались на него, приняв обломок за съестное. Испытуемый прыгал в воду, успевал переплыть залив и выбраться на берег у дворца правителей, прежде чем акулы распознавали, что камень несъедобен. Так определялось, действительно ли посетитель — не простолюдин, и можно ли ему предстать пред светлые очи повелителя».

Нан-Довас (Остров Воинов) — один из самых больших островов Нан-Матала. Что это? Крепость? Сторожевые посты? Углы бастиона сложены из огромных глыб, идеально пригнанных друг к другу. Грандиозные строения. Дворец владык. Захоронения царей. Богато украшенные саркофаги. Узкая подземная камера — тюрьма для узников, для особо опасных преступников. Место, где осуждённые ожидали пыток. Здесь содержался Кидеумениен, архитектор Нан-Матала, тот, кто сумел претворить в жизнь чью-то загадочную идею создания подобного города. Мрачное, жутковатое и какое-то заколдованное место. Табу для индейцев. Мало кто отваживается приходить сюда. С наступлением темноты — ни при каких обстоятельствах. Здесь хозяйничают духи. Удивительное дело! Не слышно ни стрекота, ни жужжания. Ни стрекоз, ни бабочек. Не видно и не слышно птиц. Нет ни мышей, ни хомячков, ни морских свинок. Только змеи. Сколько миллионов великанов, циклопов, других чудовищ, магов, царей, рабов, охотников, пиратов, рабочего люда, жалких дикарей, зверей и зверюшек с грохотом, топотом, с криками пробежало по этим массивным мостовым, площадям, стенам, улицам, переходам, туннелям! Пробежало. Ушло навсегда в мир иной. Скрылось во тьме могил. Унеся навсегда жизнь из этих мест. Оставив здесь только лишь мертвое, зловещее безмолвие.

Вечерело. Путешественники вернулись к своим шлюпкам и направили их к кораблю, чтобы там отдохнуть и переночевать, а наутро продолжить осмотр удивительного города. По дороге к «Быстрым парусам» кто-то спросил ирландца:

— Неужто ты не боялся прийти сюда один, Джеймс?

— Боялся. Но не мог удержаться. Ирландцы, как и Одиссей, сильны не только и не столько отвагой, сколько хитрым, изворотливым умом. У рода О’Конноллов есть своя покровительница, своя баньши[33], она появляется в минуту опасности в сопровождении целого войска зелёных человечков лепреконов[34]. Я подумал, что она обязательно придёт мне на помощь, и, раз уж судьба поставила меня на путь Одиссея, забросила сюда — я должен пройти свой путь до конца. Во всяком случае, баньши не уступит меня духам гигантов-людоедов, и, если мне суждено будет погибнуть, она сама отведёт меня на запад, на острова вечно живых, блаженных, в волшебную страну, откуда пришли фоморы[35], древние великаны-демоны, первые допотопные поселенцы моей родины. Ирландец всегда найдёт выход. Я решил, что с помощью своей покровительницы или как-нибудь по-другому, но обязательно сумею перехитрить судьбу. Так и получилось.

— Кто эта баньши?

— О моя Ирландия, моя прекрасная Эйре! Родина необычных, таинственных существ, родина великих героев. О сиды[36] (сидхе), живущие внутри зелёных холмов, они же — неунывающие эльфы, они же — лепреконы, озорные сказочные человечки, хранители золота. Они же — башмачники (hath brogan). О Партолон (Варфоломей), сын Сера (западно-ирл. — тот, кто остановит воды), пришедший согласно «Книге бурой коровы» с запада после потопа и победивший великанов фоморов. Ушедший потом в страну Север Мира, породивший туатов[37], которые вернулись потом в Эйру. О Немед, пришедший из страны мёртвых, победивший партолонцев. Ушедший в Грецию, породивший «народ мешков» Фир Болг, «людей мешков», которые тоже вернулись в Эйру и поделили ее с туатами. О великий музыкант Крейнтине, ведь это ты погубил ирландского короля Кормака Мак Эйрта девятью магическими языками пламени, вырывающимися из твоей волшебной арфы. О Этайн, Этне, сказочная фея-сидхе, которая дважды превращалась в земную женщину Эйлид Прекрасную. Она была женой короля Кормака, а до этого — его бабкой, женой Коннана Ста Битв. Становясь обычной женщиной, она сохраняла свою волшебную красоту и способность мгновенно вызывать любовную страсть. Я встретил её, фею Этне, прекраснейшую из женщин, когда приехал из Америки в поисках родных. Я лежал в душистой траве. Вокруг — любимые ирландские пустоши. Это было как раз то время года, когда холмы покрываются сплошным лилово-сиреневым покрывалом цветущего вереска. Это был ни с чем несравнимый запах моей Ирландии. Нигде в мире вереск не цветет так буйно и так ярко. Я вдруг увидел силуэт девушки в белой одежде. На голове — венок из полевых цветов, толстые золотистые косы, светлые глаза, опушённые пшеничными ресницами, лёгкие веснушки на лице, сама — словно спелый плод, полный сладкого нектара. Она то ли шла, то ли плыла над вереском, огибая волнистые вершины холмов. Это была Этайн. Невозможно было не узнать её. Существо из потустороннего мира. На ней были башмаки с подошвой из белой бронзы, отделяющей ступню от земли. В руках — серебряная ветвь с тремя золотыми яблоками. Этайн в образе прекрасной Эйлид, сгоревшей когда-то в пламени волшебной арфы вместе с любимым мужем, королем Кормаком. Я окликнул её. Девушка остановила свой полёт. Я думал, она увидит меня и скажет: «Как долго же мне пришлось ждать тебя, Джеймс! Как бы мне хотелось навсегда забыть свою печаль. Эйлид в отчаянии — я потерялась в этих бесконечных вересковых холмах и не могу вспомнить, где мой родной дом, забери меня скорее, отвези в дальнюю страну на западе, где я смогу найти забвение». Ничего такого она не сказала мне, жалкому бездомному бродяге. В уголке её влажного рта висела вишенка. Она нежно улыбнулась и произнесла: «Если хочешь удержать меня, Джемми, отгадай загадку: что ярче искры?» Я ответил, не задумываясь: «Моя любовь». Эйлид покачала головой, не поверила мне. «Ярче искры — душа женщины между двух мужчин. Потому я и не останусь ни с тобой, ни с кем-то другим и вообще ни с кем». Встряхнула копной волос, поплыла над холмами и исчезла вдали.

«Невозможно было не узнать Этайн, существо из потустороннего мира»

— О белогрудая Эйлид, златокудрая Эйлид, твои губы краснее рябины! — запел он высоким гортанным голосом. — Есть ли лебедь такой, чья грудь белизною и нежностью может поспорить с твоею? Есть ли в море волна, что красою и плавностью бега с тобою поспорить посмеет, о Эйлид?

— Так кто эта баньши? — ещё раз спросил Джеймса кто-то из путешественников.

— А… баньши… Волшебная женщина, грустная, романтическая фея. Баньши, беан ши («небесные женщины») — это феи, в которых превратились боги из племени богини Дану[38] после того, как на территории Эйре появились сыновья Миля[39], предки ирландцев. Они вынуждены были уйти вглубь земли и жить под холмами в земляных норах, прятаться среди болот в чащобах заколдованных лесов и среди облаков в волшебных небесах. Баньши могут принимать любой облик — облака, тени, куста, девушки и т. п. Люди представляют баньши бледнокожей красавицей с распущенными чёрными волосами, в длинном саване, с припухшими от слёз глазами.

Каждый порядочный ирландский род должен пользоваться покровительством женщины из-под холма. Потому что если у него нет этого покровительства, то какой же он в самом деле порядочный род? Вот уже тысячу лет ни один О’Коннолли не уходил с этого света без предупреждения баньши, не услышав перед смертью её призывный крик.

Баньши пролетает при свете луны; скорбные стенания, заунывный плач («киэнинг») и крики этой феи раздаются в ночной тишине, предвещая скорую гибель одного из членов опекаемого клана.

Она, баньши, следит за рождением младенцев и воспитанием юношей, за домашним очагом и за тем, чтобы конь не запалился, а копьё не сломалось. Она — то мудрая мать, то старшая сестра. Если ирландец умирает, женщины его рода собираются, чтобы оплакать его. Среди них — баньши. Она является в траурных белых одеждах, чтобы расчесать волосы умирающего своим серебряным гребнем и оросить его лицо слезами, а затем отходит в сторону и вместе с прочими женщинами поет отпевальную песню.

Сэр Вальтер Скотт полагал, что баньши не столько существо, имеющее какой-то облик, сколько зловещий смертный вой, наполняющий ужасом ночи холмы и нагорья Ирландии. Голос баньши похож одновременно на собачий вой и жалобные крики птиц. Я дважды слышал этот крик. Это происходило тогда, когда у меня на глазах теряли силы и уходили из жизни мои сестра и дядя.

«Древние истории и легенды глубоко укоренились в сердце этого человека. Смешно и трогательно, — подумал капитан Александр. — Бесстрашный моряк, путешественник, сам избравший путь опасных авантюр, участник индейских междоусобных сражений, переживший тюрьмы, рабство, бесправие, эпидемии, видевший самые страшные и уродливые явления человеческой жизни, живший среди преступников, падших женщин, тихих людоедов… Человек в трезвом уме и здравой памяти. И вот тебе на — верит в баньши, слышит призрачных арфистов, разговаривает с лесными нимфами и ни чуточку не сомневается в существовании лепреконов и прочей лесной нечисти. Счастливый О’Коннолли».

— Друзья мои, вы, наверное, решили, что у меня мозги набекрень, — сказал Джеймс, заметив задумчивый взгляд Александра. — Не знаю почему — время от времени со мной такое случается. Вот здесь, в моей груди стучит пламенное сердце настоящего ирландца.

Сумерки упали на море. Шлюпка была ещё недалеко от Нан-Матала, когда кто-то из матросов попросил Джеймса показать крик баньши. Какие-то странные звуки родились внутри горла ирландца. Тихое клекотание, похожее на далёкие неясные рыдания, постепенно нарастающие причитания, невыразимо скорбные, трагические, переходящие в жуткий, тоскливый вой. У моряков мурашки побежали по коже. И вдруг, когда «плач» новоявленного «баньши» уже утихал, со стороны острова, будто из-под воды, раздался могучий, подобный грому, рёв трубы. Моряки перестали грести. В наступившей тишине было слышно, как вода капает с поднятых весел. Звук трубы повторился несколько раз и исчез. Кто ответил на крик ирландца? Это не баньши. Она приходит в последние минуты жизни своего подопечного. Ирландец цел. Ничто ему не угрожает, баньши здесь делать нечего. Но кто-то или что-то услышало и поняло голос Джеймса. Услышало что-то родное в этом плаче и клекотании. И ответило. Может, это туннели Нан-Матала, настроенные на определённый звук, ответили эхом на «стон баньши»? Даже неунывающий ирландец выглядел обескураженным. Он же первым и разрядил обстановку.

— Простите меня, Александр, — задыхаясь от смеха, проговорил он. — Но если бы вы только видели себя самого и наших спутников, с обалдевшим видом слушающих вначале крик баньши, а потом этот неизвестно чей трубный звук, — и снова у него в глазах промелькнул лукавый огонёк.

На следующий день путешественники вернулись в Нан-Матал. Нан-Мволюэсси — стена, защищающая Базальтовую Венецию от ярости моря. Каменный мол. Взглянув с него в морскую воду, можно увидеть подводные заросли с нежными красными цветами.

По каналу Крокодилов, в котором, кстати, действительно было много этих огромных пресмыкающихся, лодка путешественников подошла к квадратной постройке Паэн-Кадира, острову Крокодилов. Там есть и «Дом крокодила», место, где по легенде была сожжена самка крокодила, царская тёща. Рядом — дворец повелителя и его управляющего. Административный центр базальтового города. Посещение его — строжайшее табу. На остров Пан-Кадира путешественники входили через огромные главные ворота. Перед ними — большой плоский камень, на котором посетители резиденции правителя оставляли свои копья. Через эти ворота имели право пройти лишь мужчины. Женщинам, за исключением нескольких, самых знатных, посещение острова Паэн-Кадира было категорически запрещено. Рядом лежал другой плоский камень. Говорят, что врагов крепко привязывали к нему и держали под лучами жаркого тропического солнца, не давая ни пить, ни есть. Несчастных будто бы стерегли два специально обученных попугая. Смерть наступала очень быстро, и повелителю не надо было прибегать к услугам палача.

Путешественников заинтересовали четыре почти разрушенных угла стены, окружавшей остров. Эти углы, по преданию, возводили великие колдуны каждой из четырёх земель Пон-Пая. Они и названы именами этих земель: сокесский, китийский, кусаиесский и мадоленимвский. Согласно поверьям островитян, углы зданий обладают свойством предсказывать грядущие события. Они обрушиваются в том случае, если той земле, чьё имя они несут, грозит какое-то несчастье.

Моряки рассматривают бассейн вождя. Повелители, разумеется, купались не в солёной, а в пресной воде, которую доставляли с Большой земли. Однако некоторые властители Нан-Матала были куда более капризными. Они погружали своё тело лишь в утреннюю росу, которую собирало для них с широких листьев таро[40] все население Пон-Пая.

На острове Пеикап (острове Черепах) — искусственные водоёмы, в которых когда-то разводили священных черепах. Теперь дно этих водоёмов покрыто толстым слоем панцирей морских черепах. Проводник рассказывает о легенде, согласно которой на гладкой поверхности одного из таких водоёмов, маленького бассейна Пейрот, словно на волшебных стеклянных шарах средневековых магов, жрецы могли увидеть любой уголок земли, рассмотреть, что происходит в стане противника. Жрецы считали, что именно черепахи давали магическую силу этому водоёму. Морские черепахи играли важную роль в религиозных обрядах народа, теснейшим образом связанного с океаном. Этих беззащитных пресмыкающихся собирали и отправляли в корзинах в их последнее путешествие на соседний остров Идед (остров Угря).

Если остров Крокодила считался сердцем Нан-Матала, а на острове Воинов располагалось военное руководство архипелага, то остров Угря был главным культовым местом. Здесь совершались важнейшие обряды. В святилище размером двадцать на двадцать пять метров в специальном резервуаре с прозрачной водой жил когда-то огромный четырёхметровый морской священный угорь, которому все поклонялись. Морскому угрю подавали черепашье мясо. Жрецы готовили его в специальных печах. После того как черепашье мясо было готово, жрецы Идеда предлагали священному угрю специально выбранные для него лучшие жареные куски. Если он съедал мясо, то тем самым как бы отпускал Нан-Маталу «грехи». Жрецы молили священного угря о милосердии к себе, вождю и, наконец, просили о милости ко всему народу. Если угорь отказывался от подношения, тогда всех жителей Нан-Матала охватывало отчаяние.

На Идеде почитали угря, на Пан-Кадире — крокодила, на Нан-Муолусее — акулу, на Пеикапе — черепаху.

Путешественники посетили множество других искусственных островов, побывали они и на острове Кондерек, ближайшем соседе острова Воинов. Кондерек — последняя остановка на жизненном пути каждого подданного правителей Нан-Матала, ибо в этом городе, когда он был ещё действительно обитаем, умирали не только крокодилы и черепахи, но и люди. После смерти тело покойника натирали специальным бальзамом из кокосового молока, масла, цветов, отвара из рыбьих костей и хрящей акулы, высушивали на солнце, заворачивали в искусно сплетённые рогожи и торжественно отправляли в путешествие по девяноста двум островам (а именно такое количество искусственных обособленных сооружений на воде образует комплекс Нан-Матал), которое заканчивалось на острове Мёртвых — на Кондереке. В специальной постройке из каменных плит у тела покойника проходили последние погребальные танцы; в его честь пили много сакау[41], а затем уже без особых церемоний хоронили на соседнем острове Воинов либо — на Пеиенкителе (Пеиенкеле), самом запретном и священном месте архипелага, где находился и сейчас находится прах большинства вождей Мадоленимва. В могилы или саркофаги Нан-Матала опускали бренное тело умершего… А что же, по мнению островитян, происходило с его душой? Оказывается, после трёхдневного пребывания под каменной плитой она покидала землю и, освобождаясь от суетных забот и страстей, возносилась на небо. Правда, путь туда был не прост. Сначала душа обитала в потустороннем царстве Пон-Пай, в том Пон-Пае, что покоится на дне океана. Затем вновь пускалась в путь: поднималась к высшим небесным сферам (у понпеанцев не одно, а целых три неба — ланга), переходила с одной на другую.

Моряки побывали и на острове Пеиенкеле. Правда, индейцы-проводники отказались выйти на берег и остались в шлюпках. Путешественники рассматривали богатые саркофаги правителей острова. Эти захоронения существенно отличались от захоронений обычных жителей. И не только богатым убранством, но в первую очередь — размерами, которые были вдвое больше размеров обычных могил. Видно, правду говорил Джеймс, рассказывая, что обнаружил в одном из разрытых им погребений пятиметровый скелет. В полной тишине, соблюдая максимальную осторожность, пробирались путешественники между мрачными могилами. По каменным стенам подземелья с тихим шипением пробегали электрические разряды. Крышки саркофагов временами слабо светились. В воздухе тихо проплыл небольшой огненный шар. Запахло озоном[42]. Все замерли. Шаровая молния, тихо качаясь, проследовала к выходу и исчезла. Один из моряков случайно зацепился одеждой за угол саркофага, крышка со скрежетом сдвинулась, и рука незадачливого путешественника непроизвольно коснулась праха одного из царей Нан-Матала. Со стороны Пон-Пая, будто из-под земли, раздался оглушительный звук трубы, словно кто-то дул в огромную морскую раковину. Моряки застыли на месте. Звук повторился несколько раз, с каждым разом всё тише. Наступила тишина. Может быть, опять туннели ответили эхом, теперь уже — на скрежет сместившейся крышки? Поражённые путешественники осторожными шагами тихо покинули захоронения и вернулись к шлюпкам, где их ждали насмерть перепуганные проводники. Даже вечно балагурящий ирландец почему-то выглядел сконфуженным и ни с кем не обсуждал посещение этого острова. Забегая вперёд, скажу, что происшествие на острове Пеиенкеле не имело никаких неприятных последствий для наших путешественников. Однако сообщение об этом совершенно невероятном событии распространилось со временем по многим странам. И в начале XX века скептически настроенный губернатор Маршалловых островов барон Берг решил сам пройти по маршруту моряков с «Быстрых парусов». Немало времени провел он и на острове Пеиенкеле. Чего бояться губернатору Бергу, представителю великого кайзера Вильгельма? Он открыл один из саркофагов, прикоснулся рукой к мумии. И услышал тот же невероятный, словно идущий со дна моря, инфернальный рёв морских пучин. Всю ночь этот наводящий ужас звук преследовал губернатора, безотчётный страх не давал ему уснуть. Возможно, на его здоровье повлияли непонятные электрические разряды, охранявшие гробницы царей. Факт тот, что под утро губернатор Берг, который, по мнению местного населения, совершил акт святотатства, прикоснувшись к останкам царей Нан-Матала, скоропостижно скончался. Причину его смерти не удалось установить даже немецкому колониальному врачу, служившему на острове. Есть о чём задуматься. Жители этих островов утверждают, что дело не обошлось без знаменитых понпайских колдунов.

Есть о чём задуматься и членам экспедиции капитана Александра. Звуки трубы. Были ли эти звуки? Или только почудились? Необъяснимые электрические явления. И это невероятное нагромождение аккуратнейшим образом сложенных огромных скал. В одном только Нан-Довасе можно насчитать 40 000 «палочек». Как вырубали камни? Как их доставляли через горы и море? Каменоломен поблизости нет. Но базальт на Пон-Пае есть. В пятидесяти километрах от Нан-Матала — гора Сокеэс. Там, на вершине, в результате воздействия солнца и дождя из остывшей лавы образовались базальтовые каменные карандаши. По болоту от Сокеэс их не донести. Может быть, их отправляли по морю на плотах, подвешивая глыбы снизу для уменьшения веса? Или перемещали с помощью наклоненных стволов пальмовых деревьев? Вопросы, вопросы. Способ «тяни-толкай» требует огромного количества рабочей силы, участия не менее 10 000 человек и работы в течение не одного столетия. Ни огромной численности туземцев, необходимой для выполнения этих работ, ни возможности прокормить всю эту армию рабочих никогда не было и сейчас нет на ограниченной площади этого острова.

Всё, на что смотрели путешественники, вызывало вопросы, вопросы. Но ответов не было.

Каково назначение сооружений? Крепость? Тогда почему она расположены не на вершине горы? Культовое сооружение? Тогда зачем бастионы и бойницы?

Очень похожее расположение доисторических сооружений можно найти в трёхстах сорока милях на восток от Пон-Пая — на острове Косрае. Недалеко от него на восток есть малый остров Делу и сооружения, именуемые Инсару, очень похожие на Нан-Матал. Рядом с Косрае, но не на нём, тоже не на вершине горы.

Город — «Зеркальное отражение» своего затонувшего собрата

Каждый вечер лучи заходящего солнца окрашивают в пурпур густую зелень на вершине горы Сокеэс, а на восточной оконечности острова Темвен мощный океанский прилив неудержимо врывается в каналы загадочного базальтового города. Волны разбиваются об источенные временем, водой и ветром огромные каменные плиты и теряют свою прозрачность, белая шипящая пена вздымается всё выше и выше в обиталище «терпеливой тайны». При высоком приливе мощные стены Нан-Матала, подобно домам далёкой Венеции, плывут по морским волнам. Базальтовой Венецией называют мореплаватели этот город на 92 искусственных островах. Каналы её кишат морскими чудовищами, которые любят отдыхать здесь под сенью наклонившихся мангровых деревьев ризофор. На островах — глубокая тишина.

Индейцы говорят, что Нан-Матал основан унани-колдунами. Унани построили пять городов из тёмно-синего камня, городов молчаливых, загадочных, грозных. Другие возражают: «Нет, нет, город возведён аниманами-духами!» Аниманы — собирательное имя. Это маги-великаны, те, что жили здесь в прежние годы, это и души мёртвых, души умерших великанов-людоедов. Ночью они выходят и бродят по развалинам исполинских сооружений.

— Капитан Александр! — спрашивают моряки капитана. — Индейцы болтают всякое. То унани. То аниманы. Джеймс тоже повторяет их байки. Кто мог всё это построить? Местному низкорослому и немногочисленному народу такое явно не под силу.

Дола и Зюла это тоже интересовало.

— Ничего определённого не могу сказать. Предание гласит, что с Запада на огромных кораблях пришли два великана, два белых мага, братья Олосопе и Олосипе, о которых говорил Джеймсу старик Намадоу, и захватили острова Терпеливой тайны. Мудрые и святые люди. Они взобрались на вершину горы для обследования острова. И увидели под водой затонувший город богов, который они назвали Рифом Небесного Солнца. Для них это было знаком, что свой город они должны поставить на этом месте. Нан-Матал построили на искусственном основании, на фундаменте древнего города, построили как зеркальное отражение «затонувшего» собрата (Ханимвейсо). До этого на различных островах они создали четыре столицы — Сокес, Нетт, Ю, Мадоленимв. Остатки этих строек сохранились до сих пор. В конце концов они выбрали лучшее место — недалеко от островка Темвен; Нан-Матал — пятый город. Город-порт, город-храм. Большой «пей», большой «каменный дом». Обиталище Терпеливой тайны. Они сознательно пришли сюда строить город. Знали о древнем допотопном сооружении, ушедшем под воду, и решили возродить славу древних строителей.

Братья владели искусством магии. Творили чудеса. Движением руки укрощали и ветер, и морскую стихию. Особым заклинанием один из братьев поднимал в воздух базальтовые глыбы и отправлял их по воздуху к месту строительства, другой — магическим словом укладывал их в стены огромных сооружений. Создатели Нан-Матала были не новичками в строительстве.

«Бастионам» сооружений они придали специальную вогнутую форму, которая позволяла добиться особой прочности и необыкновенной устойчивости конструкции.

В легендах много противоречий. Некоторые из них повествуют о том, что каналы создавал дракон, который своим огненным дыханием прожигал камень, и образовавшиеся проливы заполнялись морской водой. Дракону прислуживали маги унани. С драконом ничего не ясно. А вот маги унани… Возможно, Олосопе и Олосипе передали своё магическое искусство кому-то из местного населения.

Братья возвели искусственные острова. Венецию Океании. После смерти одного из братьев оставшийся в живых Олосипе стал единственным повелителем и дал начало династии Сауделеров, Сау-Делер, Властителей Делера (Делер — традиционное название области, опоясывающей залив Мадоленимв). Сменилось шестнадцать правителей Сауделеров. Почему-то получилось так, что потомки мудрого Олосипе отличались от просвещённого основателя династии и прославились впоследствии необыкновенным деспотизмом и жестокостью. Седьмой правитель стал первым людоедом. Его слуги отыскивали самого толстого туземца и потом долго откармливали его, готовя к столу правителя. Кровожадная династия исчезла в XV веке. Сауделеритов, согласно преданию, сверг Исокелекель, сын бога-громовержца. Он пришел в сопровождении 330 воинов с острова Кусаие (он же — Косрае), убил последнего тирана, освободил жителей Нан-Матала, которые после этого навсегда покинули столицу. Жрецы наложили табу на посещение брошенного города. Исокелекель, тоже жестокий правитель, стал первым нанмарки и положил начало новой династии, которая существует и до настоящего времени.

— Как же всё-таки они использовали эти сооружения? Если бы это была крепость, они не оставили бы столько незащищенных каналов.

— Судя по тому, что мы видели, это город-храм. Священное место сауделеритов. Религиозно-культурный центр. Сюда стягивались паломники — жители других островов Терпеливой тайны. Город был местом жизни короля-жреца. Сауделеры считали себя полубогами. Основной идеей созданного ими амбициозного религиозного культа было — ни много ни мало — достижение посвящёнными абсолютного физического бессмертия. Кто же эти посвящённые? Сведения о них доходили до нас в виде устных рассказов и записей в бортовых журналах испанских и португальских моряков XV века. Посвящёнными были вожди, жрецы и представители пиратов. Это было тайное общество, напоминающее закрытый рыцарский орден, попавший волею провидения в обстановку и обычаи каменного века. Здесь, видимо, в те времена постоянно проводились ритуалы, церемонии, обряды. Тут же, на территории Нан-Матала производились кокосовые масла, ванилин, утварь и другие предметы религиозного обихода, столь необходимые для отправления ритуалов. Служба, возможно, сопровождалась песнопениями. Церемонии в честь священного голубя. В честь священной черепахи «нанун-сунсан», которая была главным предметом поклонения. В честь священного угря. Крокодила. Туземцы тех времён, как я понял, поклонялись многим морским животным. Обожали акул и черепах. Акул они считали хранителями океана. Черепаха олицетворяла телесное бессмертие.

Посвящение в круг избранных производилось в несколько этапов-инициаций. Будущий член общества принимал новое имя и давал клятву, что по приказу вождя племени, возглавляющего тайный орден, он убьёт любого, в том числе члена своей семьи, не задумываясь, независимо от возраста, пола, положения в обществе. Клятва сопровождалась безудержным буйством и неистовыми криками. Потом давалась ещё одна клятва — приводить рабов главе ордена и приносить дары жрецам. После этого, если верить преданиям, мальчики, проходящие инициацию, должны были пересечь бухту Нан-Матал, бесстрашно проплыть среди акул, которых в этой бухте, как видите, и сейчас великое множество. Обряды и ритуалы в течение всей жизни следовало соблюдать в мельчайших подробностях. Считалось, что посвящённый, тщательно выполняющий все обряды, со временем уходит в океан, превращается в загадочное и могущественное существо аку или шоггу, подобное детям акулы Лиеоун и ее мужа Оун. В таком виде он отправляется на небо для вечной жизни.

— Хорошо, капитан Александр, — сказал задумчиво Джеймс. — Всё это можно себе представить. Непонятно только, как эти ребята, Лосоп с Лосипом, извини — О’Лосоп с О’Лосипом (я уверен, они были ирландцами) заклинаниями и пальчиками передвигали такие огромные глыбы. Придумывать можно всё, что угодно, когда это в далёком прошлом. Язык-то без костей. Вот вы, Дол с Зюлом, можете, к примеру, поднять этот карандашик?

И он показал на большущий десятиметровый, заросший мхом каменный многогранник.

— Конечно, Джеймс, даже таким могучим парням не под силу просто поднять или даже сдвинуть эдакую махину, — ответил за Дола с Зюлом капитан Александр. — Тем не менее, они, так же как Олосоп с Олосипом, могут попробовать сделать что-то подобное.

— Ты считаешь, что нам будет позволительно попытаться сделать это, капитан Александр? Это не причинит вреда природе?

— Я думаю, вы ничем не рискуете: поднимете глыбу и положите ее на место — так, чтобы ничего не изменилось. Разве вы не хотите помочь разобраться в этой проблеме милейшему Джеймсу? Не стесняйтесь, проверьте свои силы.

Команда «Быстрых парусов» замерла и притихла. Только весёлый ирландец, не верующий ни в бога, ни в чёрта, иронично посматривал снизу вверх на огромных парней, словно говоря: «Ну-ну, покажите, на что вы способны. Хоть вы и крепкие ребята, но не настолько, чтобы сдвинуть эту каменную „палочку“».

Дол и Зюл подошли с двух сторон к базальтовому «карандашу», приблизили ладони к его концам и, не коснувшись камня, стали медленно поднимать руки вверх. Камень отделился от основания, на котором он лежал, и медленно поплыл вслед за руками великанов. С него посыпались куски слежавшегося мха. Дол и Зюл остановили поднятые руки, и «карандаш» повис под ними, словно привязанный невидимыми нитями. Руки медленно пошли вниз, «привязанный» камень тоже стал опускаться и мягко лег ровно на то место, с которого он начинал движение вверх. Кусочки мха, закрывавшие соединение камня с основанием, тоже заняли свои прежние места и вновь закупорили все щели, будто камень лежал неподвижно все это время. Раздались аплодисменты. Немного обалдевший Джеймс присвистнул от удивления.

— Вот это номер! Вот это иллюзион! Фокус-покус. С такими фокусами, ребята, вы могли бы зашибать неплохие деньги в любом цирке — и в Лайоне, и в Барнуме, и даже в Дан Райсе.

— Оставь свои шутки, Джеймс. Скажи всерьёз, что ты обо всем этом думаешь? — спросил капитан Александр.

— Полная ерунда! — и Джеймс по привычке вздёрнул вверх упрямый подбородок. — Это совсем не то, капитан, что вам приходит на ум. Одно не вызывает сомнения — мы все это вместе видели. Я давно уже заметил — если путешественники и исследователи имеют склонность к религиозным предрассудкам и верят в мистику… это тяжёлый случай! Коллективное самовнушение. Возможно — массовая галлюцинация, вызванная газами, выделяемыми базальтовыми породами острова. Однако, Дол и Зюл, отдаю вам должное, — ловкие вы ребята. Настоящие ирландцы. Потомки ирландских партолонцев, победивших фоморов.

Дол с Зюлом ничего не ответили. Дол направил указательный палец на Джеймса и чуть-чуть приподнял его вверх. Джеймс поплыл над землёй вслед за движением пальца и повис в воздухе, потеряв опору. Его огромные глаза от удивления стали ещё больше. Он возмущённо размахивал ногами и руками, пытаясь зацепиться за что-то и восстановить равновесие. Дол опустил палец, и несчастный ирландец обрёл, наконец, опору под ногами. Он нервно передёрнул плечами и опять поднял вверх упрямый подбородок. Зюл навел на него палец, но не стал манипулировать вконец перепуганным Джеймсом, а сказал:

— Никому не говори, Джеймс, о том, что видел, не говори, что тебя поднимали и опускали. Ничего этого не было. Просто иллюзион. Фокус-покус!

— Не пугай его, Зюл. Послушай меня, Джеймс. Вся наша жизнь — одна лишь иллюзия, сплошной иллюзион. Никакой реальности не существует. Нас с вами нет. И того, что мы видим вокруг, — Дол обвел рукой окружавший путешественников роскошный тропический пейзаж, — тоже нет. Мы и вся эта природа — только лишь сон Господа. Он спит и видит нас во сне. Он грезит нами. Пока он спит, мы существуем.

«Под водой скрывался легендарный мертвый город, полный тайн и сокровищ»

Команда «Быстрых парусов» весело смеялась над вконец растерявшимся ирландцем. А Повар-Кок подошел к нему, дружески обнял за плечи и сказал:

— Не расстраивайся, Джеймс. И не обращай внимания на этих шутников. Вернёмся на корабль, я приготовлю твое любимое блюдо — ирландское рагу из тушёной баранины с картофелем и луком-пореем, приправленное тимьяном, тмином, перцем и петрушкой, — пальчики оближешь. Вкусная пища быстро поможет тебе забыть все огорчения, и ты сможешь примириться с такой неудобной и совершенно необъяснимой действительностью.

Джеймс приободрился и спросил капитана, смогут ли они осмотреть тот подводный город, который рассматривали с горы эти чёртовы доисторические ирландцы О’Лосоп и О’Лосип?

— Давайте попробуем. Отправимся туда завтра. Но говорят, что город расположен достаточно глубоко. Мы с Долом и Зюлом попытаемся сделать погружения. А у тебя, Джеймс, это вряд ли получится.

— Ты прав, ныряю я неважно. Но могу привести несколько индейцев-ныряльщиков, я думаю, они знают, где расположен этот подводный город и покажут к нему дорогу.

На том и порешили. Вместе с индейцами выбрали возможные места погружений, дождались тихой погоды и начали нырять. В наше время ныряльщики имеют легководолазные костюмы и акваланги и могут без труда изучать морское дно на глубине до двадцати и даже пятидесяти метров. Но, как я уже раньше рассказывал, капитан Александр и великаны Дол и Зюл были отличными ныряльщиками и умели погружаться на почти такую же глубину без всяких приспособлений. Конечно, без приспособлений. Потому что в те времена никаких приспособлений не было. А места погружений им показывали ныряльщики-туземцы.

На глубинах от двадцати до тридцати метров капитану и великанам открылось поистине удивительное зрелище. Под водой скрывался легендарный мёртвый город, полный тайн и сокровищ. Что увидели ныряльщики? Улицы, вымощенные прямоугольными блоками. Систему туннелей, уходящих в склоны и складки морского дна. Проникнуть в туннели оказалось невозможно — их входы были завалены огромными, поросшими кораллами глыбами. Наши герои увидели основания зданий. Другие элементы зданий, руины разрушенных гигантских строений. Украшенные кораллами, исполинские колонны двадцатиметровой высоты поднимались со дна лагуны. Ныряльщики насчитали дюжину таких колонн. Обнаружили надписи на базальтовых глыбах: геометрические фигуры типа окружностей и прямоугольников. Массивные саркофаги из матового белого металла, похожего на платину. В наше время этот город был тщательно исследован аквалангистами и описан Дэвидом Чайлдерсом[43]. Правда, говорят, современные водолазы не нашли платиновых саркофагов. Возможно, сокровища города были разграблены в двадцатом веке японскими и американскими колонизаторами и авантюристами различных мастей.

Когда и кем был построен город? Капитан Александр рассказал путешественникам, что город этот был возведён, видимо, до потопа, и существуют два предположения о его гибели. Первая версия: город был затоплен более десяти тысяч лет назад — в период окончания последнего ледникового периода. В этом случае мы имеем дело с древней цивилизацией, имеющей возраст, примерно равный возрасту легендарной Атлантиды. Может, это была её колония?

Есть и вторая версия. Весьма вероятно, что в Тихом океане некогда существовал и затем погрузился в море материк Пацифида, его ещё иногда называют «континент Му», отколовшийся от Гондваны, загадочная Лемурия, родина третьей земной цивилизации, цивилизации лемурийцев, которые были предшественниками атлантов (четвёртой цивилизации). Где он располагался, этот материк? Где его остатки на дне? Может быть, это плато Альбатрос и примыкающий к нему значительный участок Тихого океана; добавим к этому подводное Восточно-Тихоокеанское поднятие — мощную горную цепь, протянувшуюся с севера на юг по дну океана западнее обоих американских континентов (продолжение Анд и Кордильер, опустившееся под воду)[44]. Возможно, сюда надо включить и подводную возвышенность, на которой располагается остров Пасхи. В принципе, нет ничего особо удивительного в том, что большие участки земной поверхности могут опускаться на дно океана или, наоборот, подниматься из морских пучин. Нынешние острова Яп, Пон-Пай, Олеан, Гуам вместе с островом Пасхи могут быть кусочками ушедшей на дно Пацифиды. Большая часть её сегодня спрятана под толщей воды. Это подтверждается ещё и тем, что в районе Бимини (Багамских островов) были найдены изображения, напоминающие письмена с островов Терпеливой тайны и с острова Пасхи. Можно предположить, что остров Пасхи — нечто вроде мавзолея древней тихоокеанской цивилизации. А её метрополию следует искать намного западнее — в районе острова Яп.

— Как вам известно, — продолжал капитан Александр, — паре островов Пон-Пай и Темвен соответствует пара Косрае — Делу. Мы обязательно отправимся туда и, я думаю, увидим там очень похожие сооружения. Местные легенды и фольклорные сказания говорят о том, что комплекс Инсару на острове Делу создавал тот же самый архитектор Кидеумениен, который построил Нан-Матал, потом был заключён под стражу и которому всё-таки удалось бежать из застенков Нан-Матала.

Если учесть, что в доисторические времена все эти островки были верхушками гор, лежащих на одном едином континенте Демурия, то можно сделать какие-то предположения о назначении руин Нан-Матала и сооружений Инсару. Возможно, некоторые лемурийские народы отличались воинственным варварским характером, и на многих частях континента не утихали войны. Тогда становится понятным и назначение этих руин, напоминающих убежища, — они использовались не только в ритуальных, но и в оборонительных целях. Не в этом ли кроется причина того, почему стены, здания, другие постройки Нан-Матала оставались такими грубыми, такими «топорными», что их никак не обрабатывали, почему в них полностью отсутствуют элементы украшений или культа, которые, к примеру, находят на острове Пасхи?

Вот что рассказывал своим друзьям об истории и назначении этих загадочных сооружений капитан Александр.

По следам лемурийцев и атлантов

Путешественники посещают острова Косрае и Делу. Как и предполагал капитан Александр, базальтовый город Инсару на острове Делу оказался близнецом Нан-Матала. Моряки осматривают руины. Ищут входы в туннели. Так же безуспешно, как и в Пон-Пае. Посещают остров Яп и острова архипелага Палау, что в трёхстах тридцати милях юго-западнее Япа. Главный остров Палау называется Бабельдаоб. На восточном побережье этого острова, возле деревни Нгархелонг, они находят мегалитическую аллею, состоящую из 37 мегалитов[45], достигающих нескольких метров высоты и нескольких тонн веса. У местных жителей эти мегалиты называются Бадрулхау. Туземные легенды говорят, что эту аллею построили «боги», которые были, скорее всего, великанами — лемурийцами.

Дол и Зюл обратили внимание капитана Александра на аномальные магнитные свойства базальтовых камней, из которых построены сооружения Инсару. Путешественники знали, что молодые великаны, так же как многие животные и птицы, древние обитатели земли, умели чувствовать магнитное поле без всяких приборов. Путешественники проверили мнение великанов о магнетизме местных базальтовых пород. Они прикладывали компас к различным глыбам, и каждый раз его стрелка указывала разное направление, но совсем не на север.

— Вы знаете, друзья мои, о том, что на островах Терпеливой тайны зарождаются тайфуны необыкновенной разрушительной силы, которые поднимают в атмосферу большие массы воды и приводят к выпадению огромного количества осадков. Не исключено, что древние обитатели этих потрясающих городов умели регулировать возникновение тайфунов. По-видимому, на островах Темвен и Делу из-за разломов земной коры возникают мощные восходящие магнитные потоки. Возможно, некоторые из сооружений Нан-Матала и Инсару были построены таким образом, что искусные жрецы, посвящённые жители этих островов, умели каким-то образом управлять магнитным полем земли, создавать мощные «магнитные столбы», поднимающиеся к самым верхним слоям атмосферы, и предотвращать с их помощью образование разрушительных тайфунов. На возникновение тайфунов могут влиять не только магнитные поля, но и воздушные потоки. Можно предположить, что многие башни этих городов, построенные без крыши, правильнее было бы сказать — стены, огораживающие внутренние площади, вымощенные каменными плитами, создавали восходящие воздушные потоки. Воздух, разогретый камнями, раскалёнными тропическим солнцем, поднимался вдоль высоченных стен и, словно трубой, выбрасывался высоко вверх. К внутреннему пространству таких воздушных «труб» подходило несколько туннелей, которые увеличивали тягу этих сооружений. В этом были — или точный инженерный расчёт, или древняя магия, или, может быть, и то, и другое. Зарождающиеся тайфуны проливались дождями в месте своего зарождения и теряли разрушительную силу, избавляя Лемурию от своего губительного воздействия. В ту безмерно далёкую от нас эпоху подобные города-храмы наверняка представляли собой более сложные, чем ныне, комплексы, от которых время оставило лишь немые камни. Увы, мы пока многого не знаем и не умеем из того, что было известно и доступно древним жителям островов Терпеливой тайны. До нас, к сожалению, дошли только лишь самые худшие из «их достижений» — бесчеловечные и отвратительные ритуалы чёрных магов, которые сохранились в виде магии вуду африканских племён.

На островах Яп и Бабельдаоб, а также на мелких скальных островах-спутниках, лежащих немного южнее архипелага Палау, путешественники, к своему огромному удивлению, находят многочисленные древние каменные круги искусственного происхождения с отверстиями в центре. Диаметр каменных «поделок» разнится от трёх до пяти метров, а толщина достигает полуметра. Круги бессистемно разбросаны по всему острову. Эти «гиганты» плашмя лежат на земле, а некоторые из них уже развалились на куски. Такие же каменные круги были найдены нашими замечательными ныряльщиками — капитаном Александром и молодыми великанами — на прибрежном океанском дне возле этих островов.

Тот факт, что одинаковые по форме каменные круги можно обнаружить на островах, удалённых друг от друга на многие сотни километров (это расстояния, которые невозможно преодолеть на соломенных плотах местных туземцев), говорит о том, что данные области были когда-то связаны между собой сушей.

— Форма этих удивительных каменных кругов с отверстием напоминает две вещи, — рассказывал капитан Александр, — мельничные жернова или древние воинские щиты. Трудно предположить, что на одном острове было столь же много мельниц, сколько там разбросано подобных круглых камней. Остаётся версия воинских щитов. Если верно то, что в те далекие времена лемурийские народы вели друг с другом постоянные жестокие войны, тогда версия каменных щитов может оказаться вполне реалистичной.

Круглый воинский щит ратников средневековья имеет размер, приблизительно равный одной трети роста воина. Величина крупных каменных кругов также должна соответствовать росту лемурийцев-циклопов. Если каменные диски островов Бабельдаоб и Яп имеют размер от 3 до 5 метров, значит лемурийцы имели рост от 9 до 15 метров. На острове Яп обнаруживаются круги, которые постепенно уменьшаются в размере. Это говорит о том, что они использовались на протяжении многих сотен тысяч лет, в течение которых со временем рост воинственных ратоборцев-гигантов постепенно уменьшался. Циклопы-маги превращались в дравидов[46], в протошумеров[47] и уходили в Евразию, а лемурийцы, оставшиеся на островах Тихого океана, вырождались в карликов, в беспомощных туземцев, населяющих в данное время эти острова.

Голые каменные круги с отверстием посредине — это только каркасы щитов лемурийских циклопов. Вполне возможно, что на месте центральных отверстий были металлические вставки, на которые крепились рукоятки этих щитов. За годы, прошедшие со времени существования лемурийцев, металлические центральные вставки и ручки обратились в прах, оставив после себя просто дырку.

Команда «Быстрых парусов» с интересом слушала капитана. Моряки привыкли во всем полагаться на его опыт, чутьё опытного путешественника и знания натуралиста. Но капитан Александр — он ведь живой человек — тоже мог ошибаться. Как мы потом выясним, в этом вопросе, в вопросе о предназначении огромных каменных кругов и истории их возникновения, он был не совсем прав. Однако вернёмся снова на борт нашего корабля.

— Кто же всё-таки эти лемурийцы? — спрашивали путешественники капитана.

— Лемурийцы — представители некой древней расы людей, живших много сотен тысяч лет тому назад. Пять различных рас сменяло друг друга на нашей планете. Просвещённые атланты, пришедшие в центральную Азию после затопления Атлантиды, высекли из камня изображения людей всех пяти рас. Эти каменные изваяния пережили потоп и сохранились до наших дней в бамианской (Бамиан — центр одноимённой провинции Афганистана) долине горного массива Гиндукуш. Они пережили также нашествия Чингис хана, Тимура и воинов-вандалов Надир-Шаха, грозного повелителя Ирана. Первые две статуи — это «саморождённые» расы, не имевшие плотного физического тела. Они представлены бамианскими статуями 53 и 37 метров. Лемурийцы — третья раса людей — представлены третьей статуей 18 метров. Четвертая и пятая расы — атланты и обычные люди; они представлены статуями 7,5 метров и каменными изображениями чуть выше современных людей. Третья раса, жившая в Лемурии, дала начало всем народам нашей планеты. Представители третьей расы постепенно уменьшались в росте. Поздние лемурийцы, некоторые называли их циклопами, жившие семнадцать тысяч лет назад, имели шестиметровый рост. Их потомки на островах Атлантического океана дали начало четвёртой расе — атлантов. Кроме них люди третьей расы положили начало папуа[48], готтентоттам[49], кроманьонцам[50] и голубокожим индейцам[51], богам Индии с голубой кожей. Лемурийцы мельчали, превращались в никчёмных отсталых дикарей. От них же пошли также австралийцы, тасманцы, волосатые горные племена в Китае, дикари Борнео и Андаманских островов, веды (жители Шри-Ланки). Туземцы островов Терпеливой тайны — тоже, видимо, потомки лемурийцев. Жалкие остатки былого величия. От народов третьей расы, выходцев из тропических лесов, и от их потомков, приспособившихся к иным условиям существования, пошли и загадочные лесные люди. В английских мифах — это гоблины, в славянской традиции — лешие. Во всех описаниях этих мифических существ (может быть, они уже были «нелюди») можно увидеть общие черты: небольшой рост, огромные глаза, скрытность, нелюбовь к огню, человекообразный облик, сочетающийся с некрасивой, звероподобной внешностью, а также враждебность к людям.

Лемурийцы во времена своего рассвета жили до тысячи лет. Это были полуразумные люди огромной физической силы. Вначале у них вообще почти не было мозга. Зато были возможности, которых нет и в помине у современных людей. Они обладали ясновидением, предсказывали будущее, силой мысли передвигали вещи, умели материализовать предметы, передавали мысли на расстоянии. Имели великолепно развитый духовный слух, а физический слух достигал у них особо высокой остроты. Лемурийцы получали утончённую радость, внимая вибрациям жизни, слушали природную музыку — звуки распускающихся листьев, движения цветов. Они были настолько близки с окружающим миром… — не боролись с ним, жили всецело во власти чар природы и отдавались ей с удовлетворением и безграничным доверием. Улавливали божественную ноту, внимая ходу небесных тел; музыка сфер была для них дополнительным источником радости. Третий глаз, расположенный сзади, придавал облику ранних лемурийцев двуликость (как бы два лица). Насколько я понимаю, этот глаз «видел» примерно так же, как «видят» индийские йоги, входя в состояние транса или «сомати».

Впоследствии рост лемурийцев уменьшался, и постепенно дошел до шести метров. О размерах лемурийцев свидетельствуют воздвигнутые ими статуи. Большинство гигантских статуй, открытых на острове Пасхи, имеют высоту от 6 до 9 метров. Они являются наиболее поразительными и красноречивыми памятниками первобытных великанов. Статуи эти так же велики, как и таинственны. Достаточно осмотреть головы этих колоссальных истуканов, вылитых будто бы из одной формы, чтобы увидеть и понять определённый чувственный тип лица доисторических исполинов, столь отличный от облика современных людей, распознать черты характера, приписываемого великанам третьей расы.

Страшная сверхчеловеческая физическая сила лемурийцев давала им возможность успешно защищаться и удерживать на расстоянии гигантских чудовищ доисторических эпох. Тогда на свет появились полулюди-полузвери, которые были результатом совокуплений некоторых лемурийских народов с самками животных. Третья земная раса разъединилась и впала в грех, порождая зверолюдей. До этого времени в её истории не было греха, не было отнятия жизни. После разъединения блаженству первых рас пришел конец; прежде кроткие животные сделались свирепыми, люди и звери стали уничтожать друг друга. Фантастические и ужасные животные сосуществовали вместе с человеком и нападали на него так же, как человек нападал на них. Человек был окружён в природе огромными свирепыми тварями и мог выжить только потому, что сам был колоссальным гигантом.

— А досталось ли атлантам что-либо из этих особенных талантов лемурийцев — ясновидение, духовный слух, слияние с природой? — спросили Дол и Зюл.

— Атланты унаследовали от людей третьей расы развитые зрение, осязание и слух. И сами развили до абсолютного совершенства своё обоняние. Они обладали более высокими в сравнении с лемурийцами умственными способностями. Создали летающие и плавающие машины, достигли высокого уровня цивилизации, построили города. У атлантов сочетались острый ум и врождённые магические способности. Они оставались магами, но уже не чувствовали такого единения с природой, как лемурийцы. Стремились управлять природой. И управляли. Пытались манипулировать скрытыми энергиями, но это у них получалось довольно плохо и временами приводило к ужасным результатам — наводнениям, землетрясениям, извержениям вулканов, к гибели островов и целых континентов. Их третий глаз закрылся. У атлантов выросло тело желаний. Эгоизм, гордыня, надменность, жадность, ревность, зависть. Отсюда — конфликты и междоусобные войны. Природные катаклизмы и войны погубили племя этих людей. В какой-то момент казалось, что некоторые из них были близки к совершенству. Немногие оставшиеся атланты одумались, но было поздно. Их оставалась всего лишь маленькая горсточка.

Великаны древнего мира

Послушай, мой читатель, что нам сейчас известно о великанах древнего мира.

Основная часть атлантов погибла во время Всемирного потопа несколько десятков тысяч лет тому назад, но некоторые группы атлантов жили ещё в десятом тысячелетии до нашей эры.

Друнвало Мельхиседек[52], учёный и эзотерик, пишет, что египетский фараон Эхнатон не был обычным человеком, его рост составлял 4,5 метра. Жена Эхнатона Нефертити была ростом около 3,5 метров. Им прислуживали собакоголовые и змееголовые зверолюди. На Востоке существует очень подробное описание Будды. Из этого описания, называемого «60 особенностей и 32 характеристики Будды», следует, что Будда имел огромный рост, перепонки между пальцами рук и ног, 40 зубов, что соответствует описанию людей цивилизации атлантов.

Многие легенды мира повествуют о гигантах, великанах, титанах; во всех древних письменных источниках — Библии, в священных текстах древнеиранской литературы Авесты, сборнике древних писаний индуизма Ведах, книге германо-скандинавских мифов Эдде, китайских и тибетских хрониках — говорится о людях-великанах. Мифы американских континентов рассказывают об истории своих предков, ставших свидетелями нашествия гигантов или же живших вместе с гигантами в течение долгих периодов времени. Подобные мифы существуют также в Африке, Азии, Европе, Австралии и на Тихоокеанских островах.

Мы находим упоминания о последних великанах в Библии.

Книга «Бытие» — «В то время были на земле исполины (Nephilim), особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

Книга «Бытие» — «В четырнадцатом году пришел Кедорлаомер и цари, которые с ним, и поразили Рефаимов в Аштероф-Карнаиме, Зузимов в Гаме, Эмимов в Шаве-Кириафаиме» (все три слова — Рефаимы, Зузимы и Эмимы — означают «гиганты»).

Книга «Второзаконие» — «…куда мы пойдём? братья наши расслабили сердце наше, говоря: народ тот более, и выше нас, города там большие и с укреплениями до небес, да и сынов Енаковых видели мы там».

Книга «Второзаконие» — «прежде жили там Эмимы, народ великий, многочисленный и высокий, как сыны Енаковы, и они считались между Рефаимами, как сыны Енаковы; Моавитяне же называют их Эмимами… и она считалась землею Рефаимов; прежде жили на ней Рефаимы; Аммонитяне же называют их Замзумимами; народ великий, многочисленный и высокий, как сыны Енаковы, и истребил их Господь пред лицем их, и изгнали они их и поселились на месте их».

Книга «Второзаконие» — «народом многочисленным и великорослым, сынами Енаковыми, о которых ты знаешь и слышал: „кто устоит против сынов Енаковых?“»

Три различных еврейских слова, используемых для названия гигантов, могут различать их по размеру и географическому месту проживания: Нефилимы были, вероятно, крупнейшими и самыми высокими и достигали высоты от шести до одиннадцати метров, Анакимы пониже — приблизительно четырёх с половиной — пяти метров, и самыми небольшими гигантами были Рефаимы, они были ростом в три-четыре метра. Голиаф Филистимский, которого убил Давид, был из Рефаимов, высотой три с небольшим метра и весом более двухсот килограммов.

Нефилимов можно сопоставить с троллями скандинавской, циклопами греческой и ракшасами индуистской мифологий. Скорее всего, они были каннибалами и лютыми врагами человека. Их размер, возможно, действительно был гигантским. Среди Нефилимов наиболее известен циклоп Полифем, свирепый сын Посейдона, описанный в Одиссее. Он обладал ужасным голосом и ростом; сила его была столь огромна, что он легко поднимал и швырял камень, который едва ли могли бы сдвинуть с места 22 телеги (так писал Гомер). Жестокость его безгранична, он — людоед, вероломный и бесстрашный. Полифем сожрал несколько спутников Одиссея, но был ослеплён Одиссеем с помощью горящего бревна.

Анакимы, сыны Енаковы, меньше в размере, но всё равно они казались огромными в сравнении с обычным человеком. У них была более сложная культура, чем у Нефилимов. Они жили в больших городах и имели своих царей и правителей. Петра в Иордании и даже древний Иерихон — примеры городов, в которых проживали гиганты. В апокрифе «Откровения Варуха»[53] указывается даже точное количество великанов: «…когда устроил Бог Потоп на земле и истребил всякую плоть и 4 090 000 исполинов, и поднялись воды на пятнадцать локтей выше самых высоких гор».

Когда Ной, предупреждённый богами о предстоящем потопе, стал строить свой ковчег, исполины, которые были выше самых высоких пальм, смеялись над ним и говорили: «Потоп не причинит нам вреда. Мы слишком высокие и можем ступнями своими преграждать реки». Но разразился Всемирный потоп, и надменные гиганты погибли. Избежал гибели только великан Ог (Огмий), который вцепился в ковчег Ноя и спасся на его крыше. В вавилонских книгах так говорится об этом событии: «Ной спас Ога, гиганта, разрешив ему поместиться за решетчатой дверью ковчега. Сквозь решетку Ной каждый день подавал ему пищу».

Согласно легендам часть исполинов пыталась укрыться во время Всемирного потопа в горах Кавказа. В прошлом столетии неоднократно находили останки великанов в горах. В 2000 году двое туристов в скалах Восточной Грузии обнаружили пещеру, где они раскопали скелеты четырёхметровых гигантов. Рядом с одним из них было найдено нечто вроде стилета из неизвестного металла, который был размером с огромный древний меч.

Уцелевшие великаны обосновались в Палестине. Их первые поселения появились на Ближнем Востоке одновременно с городами потомков Ноя. По мере умножения детей Ноя, те двигались на запад от Шумера, боролись с сынами Енаковыми и вытесняли их. Могло ли это быть причиной переселения сынов Енаковых в Южную Америку? Не эти ли великаны построили в Центральной и Южной Америке такие мегалитические сооружения, как Мачу-Пикчу, Тиауанако и многие другие? В свободное время великаны, видимо, играли с шариками. Эти «игрушки» — гигантские каменные сферы под названием «Лас Болас Грандес» — разбросаны по джунглям Коста-Рики (Центральная Америка). Среди них встречаются такие, которые достигают в весе шестнадцати тонн, а в диаметре — 2,5 метров.

После исхода евреев из Египта Моисей послал разведчиков в Палестину. Книга «Числа» — «И распускали худую молву о земле, которую они осматривали, говоря: земля, которую проходили мы для осмотра, есть земля, поедающая живущих на ней, и весь народ, который видели мы среди её, люди великорослые; там видели мы и исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода; и мы были в глазах наших пред ними, как саранча, такими же были мы и в глазах их».

В Талмуде так описывается встреча Моисея с великаном Огом: «Моисей увидел гигантскую массу, возвышающуюся над стеной. Что это? — подумал Моисей… Это оказался царь Васанский Ог. Он сидел на стене, и ноги его достигали до земли». Ог был приблизительно четырёх с половиной метров высотой. В Пятой книге Моисея сообщается о размерах кровати царя исполина: «Вот одр его, одр железный, и теперь в Равве, у сынов Аммоновых: длина его девять локтей (5 м), а ширина его четыре локтя, локтей мужских (более 2 м)» (Книга «Второзаконие»). Древние греки отождествляли исполина Огмия с Гераклом, который прославился своими многочисленными подвигами. Возможно, греки просто идеализировали образ Огмия-Геракла.

Рефаимы были самыми небольшими из гигантов и жили только до дней царя Давида и некоторых его потомков. Эти гиганты существовали приблизительно до первого тысячелетия до н. э., могли потом перебраться в Америку и пребывали там, возможно, вплоть до времени испанского завоевания Нового Света. В отличие от диких Нефилимов и более цивилизованных сынов Енаковых, они не жили отдельно от людей, но были частью человеческой цивилизации. Видимо, ко времени царя Давида, Рефаимов оставалось совсем немного — недостаточно, чтобы сформировать цивилизацию. Голиаф, например, не только жил среди людей, но и был уважаем филистимлянами как самый могучий ратоборец.

«Первая книга Царств» — «И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он — шести локтей и пяди. Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его — пять тысяч сиклей меди; медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его; и древко копья его, как навой у ткачей; а самое копьё его в шестьсот сиклей железа, и пред ним шел оруженосец». Возможно, это был самый знаменитый гигант в истории, именно его Давид победил в сражении; рост великана был более трёх метров, вес брони, шлема, щита и вооружения — более шестидесяти килограммов.

В войске филистимлян было пятеро потомков Рефаимов (исполинов) — Голиаф Гефянин (родом из Гефа), Сафут, сын Голиафа, Лахмия, брат Голиафа, и двое неназванных. Один из них был шестипалым. Все они были убиты воинами Давида во время бегства филистимлян.

Видимо к потомкам Рефаимов следует отнести и великана Боагрия, единоборца фессалийцев, сражённого непобедимым Ахиллесом.

Геродот писал о том, что воины Спарты во время военных походов носили на древке скелет великана Ореста. Скелет достигал трёх с половиной метров. Историк Иосиф Флавий также описывал гигантов, живших пятнадцать веков до него, и отмечал их громоподобные голоса: «Тела их были огромны, а лица настолько отличались от обычных человеческих лиц, что видеть их было удивительно, а слышать, как они говорят, страшно». Его коллега Павсаний, живший во II веке, рассказывает о том, что в Сирии на дне реки Сронт был обнаружен хорошо сохранившийся скелет человека ростом более 5 метров.

В русских летописях говорится, что в битве на Куликовом поле кочевники выставили четырёхметрового гиганта Челубея. Но группа наших богатырей во главе с Ослябей завалила его.

— Ваш народ, который жил на Лазурных островах — возможно, это последние люди из славного племени атлантов, — сказал капитан Александр, обращаясь к Долу с Зюлом. — Но мне почему-то кажется, что атланты всё-таки живы. И мы сможем найти их. Почему бы и нет? — сколько ещё существует укромных, недоступных уголков земли. Не исключено, что живы ещё и ваши родители.

— Тогда что мы ищем здесь? Эти циклопические постройки созданы: более ранние, те, что опустились на морское дно, — магами-лемурийцами, более поздние — возможно, магами-атлантами, пришедшими с запада из Египта или с востока — из Перу. Но здесь, на этих островах, нет больше великанов, им негде было бы укрыться, и мы зря теряем время. Хотя, конечно, не совсем зря — всё, что нам довелось увидеть и узнать, оказалось очень интересным и поучительным.

— И на Пон-Пае, и на Косрае мы осматривали не только крепости, стены и культовые постройки. Мы с вами видели многочисленные тоннели, уходящие под землю и под воду, мы находили их на островах Нан-Матала, среди сооружений его подводного «затонувшего» собрата Ханимвейсо, находили их и на Инсару. Везде множество тоннелей. И нигде мы не обнаружили входов в них. Входы разрушены и завалены огромными глыбами. Ясно, что эти тоннели не используются десятки, а то и сотни тысяч лет.

Подземное царство Агарта

Капитан Александр рассказал о том, что возможно, все центры Пацифиды были когда-то соединены друг с другом глобальной сетью подземных тоннелей. Мы побывали на многих островах Терпеливой тайны и везде находили остатки этих рукотворных проходов. Огромные тоннели, до конца которых никто не смог дойти, были обнаружены исследователями не только здесь — но и в Перу, и в Мексике, в Сибири, на Тибете, на Кольском полуострове. Все вместе они образуют необъятный и таинственный подземный мир Агарта[54]. Когда случались природные катаклизмы — наводнения, похолодание, оледенение, опускание суши, всемирный потоп — туда, в эти подземелья уходили гиганты лемурийцы, атланты, махатмы-арии. Чтобы спастись самим. Чтобы уберечь тайные знания и лучшие достижения человечества. В индуистской традиции Агарту называют Шамбалой. Греки именовали подземный мир Аидом, скандинавы — Свартальвхеймом, иудеи — Шеолом. Предания сообщают нам, что там живут Хранители истории. Там же обитают и Великие Архитекторы истории. В трудные, переломные моменты жизни человечества они дают людям, живущим на поверхности земли, знания, которые позволяют тем не только выжить во время природных катастроф, но и двигаться вперёд, обеспечивают развитие и прогресс. В подземный мир допускают только самых продвинутых людей, прославленных героев и великих пророков. Хранители истории охраняют входы в подземный мир. Мне кажется, что острова Терпеливой тайны — это своеобразный Пуп земли. Здесь должен быть вход в страну Подземных гигантов.

— Да, это так, — подхватил Джеймс. — Не знаю уж, пуп это или не пуп, но об одном из таких входов я слышал. Об этом говорят и индейские предания. Индейцы очень боятся этих входов. Они считают, что там, под землёй, обитают духи гигантов-людоедов. Горе тому, кто попадет в подземелье. Обратного пути из него нет.

— Где же эти входы? — спросил капитан Александр. — Почему ты раньше молчал об этом? Знал и молчал.

— Ну, конечно, в Нан-Матале. Я ведь понятия не имел, что вы ищете. Там же более девяноста островов. Мы не могли осмотреть все острова и каждый туннель.

— Послушай, О’Конноли, — с вызовом сказал Боцман. — Тебе всё шуточки да прибауточки. Мы с тобой на российском корабле, а не в американском цирке. С какой стати мы должны мотаться по всему Тихому океану, хотя давно могли бы увидеть на Пон-Пае всё, что нас интересует?

— А что же ты хотел от паршивого ирландца? Ирландец всегда и во всём виноват. Не туда привел. Не то показал. Ирландец виноват уже тем, что существует на белом свете. Англичане точно знают, что нет на свете людей хуже ирландцев. «Хныкать по-ирландски» для англичанина означает притворяться больным. «Поднять своего ирландца» — гневаться. «Пойти на ирландскую свадьбу» — вылить нечистоты. «Падди» (уменьш. от Patrick) — пренебрежительное прозвище ирландца, используется для обозначения вспышки ярости. «Паддивак» — приступ гнева ирландцев. Полицейскую машину называют «Паддивэгон» — вагон для преступных ирландцев. Ирландцев называют ещё «Мик» или «Мики». «Взять мики» — потешаться над кем-нибудь.

— Ну ладно тебе, Джеймс, Боцман не хотел тебя обидеть. Ты для нас не Мики и не Падди. Ты наш товарищ. Вернемся на Пон-Пай, и ты покажешь нам тайный вход в подземелье древних гигантов.

— Знаешь, Александр, я всю жизнь слышу о том, что ирландцы — люди второго сорта. Что наше главное качество — это кельтская лень. Что мы любим бездельничать весь день или бунтовать. Что драки — наше любимое времяпрепровождение. Что нам присущи воинственное веселье, бешеный фанатизм, любовь к войне и беспорядкам, ненависть к труду, неспособность к накоплению, беспокойный и неуверенный нрав, нервное возбуждение…

— Выдержка и умение дожидаться своего часа, предприимчивость, способность использовать выгодный момент, неунывающий характер, знаменитый ирландский юмор, отвага и храбрость в бою, неудержимый напор, верность дружбе, бескорыстность, человечность, простота, непосредственность и искренность, — прервал его капитан Александр. — Всё то же самое, но сказанное другими словами. Таким мы знаем нашего лучшего друга, великолепного рассказчика, Джеймса О’Коннолли, не так ли, друзья?

Джеймс ответил:

— Ирландцы говорят: «Чтобы вы все умерли!», это означает: «Желаю вам счастья и здоровья, чтоб вы все умерли в Ирландии!» Мне, конечно, было бы чертовски интересно забраться в этот туннель и пройти в страну Подземных гигантов. Один я бы ни за что не решился. А в компании с такими замечательными джентльменами — в самый раз. Как-то надо бы мне так пересечь Пон-Пай, чтобы не встретиться с моей Пенелопой. А то она помешает мне вместе с вами добраться до туннеля. Правда, мне кажется очень удивительным то, что вы, капитан Александр, такой образованный, просвещённый человек, да и вы, Дол и Зюл — ребята тоже не промах, что вы верите в Агарту, в духов гигантов-людоедов, в хранителей и архитекторов истории, в прочую допотопную мистику и белиберду. Но вот что, однако, я вам скажу. Пусть вы даже немного не в себе, пусть — немного странные, немного «ку-ку» со своими завиральными идеями, но, капитан Александр и подростки-переростки Дол и Зюл, вы — по-настоящему мужественные люди и очень мне нравитесь. Я, ирландец Джеймс О’Коннолли, готов пойти за вами в огонь и воду. Даже на встречу с духами гигантов-людоедов. Которых, конечно же, в природе не существует.

Смехом и аплодисментами встретили матросы слова Александра и Джеймса, инцидент, казалось, был исчерпан, и «Быстрые паруса» вновь взяли курс на Пон-Пай. Однако по мере приближения к Пон-Паю Джеймс проявлял всё большее беспокойство. В конце концов он подошёл к капитану Александру и сказал виновато:

— Уж не знаю даже с чего начать, мой капитан, но я не смогу показать тебе вход в подземное царство. Не думай, что я тебя обманул. Такой вход есть. Мне об этом говорили многие колдуны-унани, обладающие волшебной силой «вини», полученной от духа «ани». И вождь царства Мадоленимв, которому я подарил имя Джордж Вашингтон, тоже мне об этом говорил. И название этого входа мне известно — ворота Нан-Танах на острове Нан-Танах. Но где эти ворота — не знаю. Ведь в Нан-Матале более девяноста островов. Я часто там бывал, но все острова я знать не могу. Я думал, нам помогут индейцы, которые отправились с нами, но они тоже не были на этом острове. Получается, что я всё-таки тебя обманул. Бедный я, несчастный ирландец. Нет, правильно говорят англичане, что люди Эйры — это народ лжецов, что приличной девушке непозволительно брать ирландца в мужья. На нас ведь ни в чём нельзя положиться. Прав был этот человеконенавистник Томас Карлейл[55], когда называл Ирландию «гигантским нарывом, человеческим свинарником», «чёрным вонючим Вавилоном дикарей, наполненных предрассудками». Капитан души моей положился на меня, никчемного ирлашку, а я его обманул.

— Ну, хватит убиваться, Джеймс. Хорошо, что ты рассказал мне о Нан-Танахе. Теперь мы обязательно найдём эти ворота.

— Индейцы говорят, что лучше всех эти острова знает белый посвящённый — рупак («великий вождь»), который живет в Паликире. Его зовут Кубари. Ян Станислав. Индейцы редко бывают в Нан-Матале. Для них это табу. А у Кубари хорошие отношения с нанмарки Мадоленимва, ему разрешено там бывать. Он создал почти полную карту Нан-Матала. Потом эту карту выкрал у него англичанин Крисчен, который, несмотря на запрет нанмарки посещать священный город, неплохо там «поработал», разграбил многие гробницы и сам едва не был казнен разгневанными индейцами. Кубари пришлось начинать все сначала. Отважный человек, он объехал на утлых индейских каноэ большинство каналов и водных проездов Нан-Матала.

— Вся Европа знает этого смелого путешественника и учёного. Мы обязательно к нему обратились бы. Но я считал, что он уехал — то ли в Германию, то ли в Голландию.

— Индейцы говорят, что он вернулся. Построил в Пон-Пае просторный дом и первый в Океании ботанический сад.

Решено было идти в Паликир, чтобы встретиться с Кубари. Джеймс тяжело вздохнул. Если моряки бросят якорь в Паликире, он опять попадет в жаркие объятия Лэуони, и не видать бедному ирландцу Нан-Танаха.

— Не переживай, Джеймс, поживём — увидим. Давай вначале определим, где этот Нан-Танах. Попробуем поговорить с Кубари. Пойдёшь со мной?

Неужели Джеймс откажется? Неугомонный ирландец с восторгом принял предложение капитана.

Кубари

Ян Станислав Кубари встретил капитана Александра и Джеймса настороженно.

Рослый, видный, прямой. Видимо, младше Александра, на вид — лет тридцати с небольшим. Высокий, немного лысеющий лоб в обрамлении хорошо уложенных, светлых, чуть седоватых волос, пышные бакенбарды, тонкий нос, строгий профессорский взгляд больших серых глаз. Гостей провели в салон, среднюю комнату дома. Пол застлан циновками, на стенах — ковры, огромное старинное зеркало, фотографии; большой стол, канделябр. Парадная комната для торжественных случаев, для приёма вождей и белых гостей. Ян Станислав приветствовал посетителей по-русски.

— Проходите, моряки. Слава о ваших путешествиях, капитан, бежит впереди «Быстрых парусов». Да и друзья ваши, великаны-атланты, тоже известны среди моряков и жителей островов Pacific ocean (Тихий океан). Я наблюдал за ними, когда они сошли с борта вашего судна. Почему вы без них? Было бы любопытно познакомиться и поговорить с этими молодыми людьми.

— Я не пригласил их… Они ведь не могут посетить ваш дом, Ян Станислав. Просто не войдут в эту дверь. Надеюсь, нам ещё представится случай встретиться с их участием. А сейчас я хотел бы познакомить вас с моим другом из Ирландии сэром Джеймсом О’Коннолли, «татуированным человеком».

— И вас, сэр О’Конноли, я тоже заметил, когда вы появились в порту. — Кубари перешёл на английский язык, понятный всем собеседникам. — Ох, и наделали же вы переполох с вашей жёнушкой! Весь Поликир теперь только об этом и говорит. Даже о великанах позабыли. Пон-Пай великанами не удивишь, жители острова знают, что Нан-Матал построили великаны Сауделеры. Но чтобы островитянка побила белого мужа… о таком никто ещё не слышал. Хотя моя жена, наполовину индианка, тоже не подарок, скажу я вам. Не обижайтесь на меня, Джеймс, все знают: милые бранятся — только тешатся. Никто не сомневается в вашем мужестве и отваге, недаром индейцы называют вас Джим-арош ма коо мот (Джим — храбрый вождь) и даже дали второе имя — Ахундел — имя знаменитого героя Пон-Пая. Как я понимаю, Джеймс, вы тот самый знаменитый «татуированный человек», который написал об островах Терпеливой тайны и о своём посещении Нан-Матала. Мой бывший шеф Годфрой, владелец крупнейшей в те времена немецкой фирмы, торгующей колониальными товарами, настолько воодушевился, когда прочитал вашу книгу «Жизнь и приключения татуированного человека», а также записки Фёдора Литке, что решил серьёзно заняться этнографией. Часть прибыли от своей коммерческой деятельности он потратил на создание первого в мире этнографического музея Океании, в основном посвящённого Микронезии. И разместил этот музей на нескольких этажах главного штаба своего торгового предприятия, расположенного на гамбургской улице Альте Вандрам!

— Да, это так. Сэр О’Коннолли — действительно тот самый «татуированный человек». Видимо, вы знаете о его похождениях на островах архипелага из его же книги, а, может быть, и из рассказов туземцев Пон-Пая. Мы также наслышаны о вашей деятельности учёного на островах Терпеливой тайны и о ваших удивительных приключениях. В Европе известны научно-популярные репортажи «Зарисовки Яна Станислава Кубари с Матросских островов». Вы бесстрашно путешествуете на утлых лодках островитян, преодолели тысячи миль по бурному океану, вы даёте миру пример того, как в одиночку можно проводить сложнейшие и опаснейшие научные экспедиции. Мне повезло. Я беседую сейчас сразу с двумя открывателями островов Терпеливой тайны. Если о таинственных сокровищах Пон-Пая впервые рассказал просвещённому миру мой друг Джеймс, то вы дали нам второе, научное открытие этих замечательных островов. Трудно перечислить всё, что вы сделали. Создали подробные карты островов Терпеливой тайны и Нан-Матала. Изучили язык Самоа, составили словарь языка жителей острова Эбона. Собрали богатые этнографические, музыкальные и природоведческие коллекции. Отыскали и сохранили уникальные предметы культуры островитян Палау и Япа, описали удивительные археологические памятники этих мест. Открыли новые разновидности животных, чрезвычайно редкие виды кораллов. Перечислили и описали рыб и моллюсков понпайской лагуны. Создали коллекции чучел птиц… Особенно интересными были для нас, европейцев, материалы о необычных каменных кругах на острове Яп. Правда, здесь наши мнения расходятся. Мы тоже осмотрели множество подобных рукотворных каменных памятников с дыркой посредине. Мне кажется, эти круги — остатки щитов допотопных воинов, живших на Пацифиде. А вы доказываете, что это особенные деньги, применяемые островитянами.

— Одно не противоречит другому. Я сам был свидетелем использования подобных кругов в качестве денег современными жителями Япа. Индейцы катят «деньги» из деревни в деревню с помощью бамбуковых палочек, чтобы получить за них продукты, птицу, домашнюю утварь. Однако это не исключает вашей версии, капитан. Возможно, многие из этих «коржиков» были сделаны когда-то для щитов доисторических воинов.

— Надеюсь, у нас будет ещё достаточно времени, чтобы поговорить обо всех этих интереснейших вещах. Но прежде нам хотелось бы узнать, откуда вы родом — я удивлён тем, как хорошо вы знаете русский язык — и что привело вас сюда, в эти богом забытые края.

— Я — ваш соотечественник, друг мой. Родился и вырос в Польше, в польской семье, а моя мать — немка. Не знаю, будете ли вы в восторге от того, что я расскажу. В 1863 году я принимал участие в польском восстании и выполнял ответственные задания, несмотря на свой юный возраст. Мы, повстанцы, хотели сбросить гнет самодержавной России, освободить Польшу. Хотели восстановить великую Польшу, Речь Посполитую, в рамках границ XVIII века, включив туда, помимо Польши, Литву, Белоруссию, западную Малороссию. Мне тогда было семнадцать. В защиту поляков выступил герценовский «Колокол» и Центральный комитет русского революционного общества «Земля и воля». В России были попытки поднять восстания в Поволжье и Приуралье, чтобы поддержать нас, поляков. Сотни русских приехали в Польшу и сражались в рядах польских восставших. Мы успели провести часть земельной реформы. В конце концов восстание было жестоко подавлено: в Литве и Белоруссии — генералом-губернатором Муравьёвым, в Королевстве Польском — наместником императора Бергом. Однако наше дело не пропало даром. В дальнейшем царизм узаконил крестьянскую реформу, проведенную нами в Королевстве Польском, а реформы, которые позднее проводились в Литве, Белоруссии и правобережной Украине, оказались более выгодными для крестьян, чем реформы, проводимые в России. Наше восстание повлияло на создание Первого Интернационала. Однако после разгрома польского освободительного движения мне пришлось бежать в Германию. Там меня приютили родственники по материнской линии.

Не скрою, мое отношение к России противоречиво. С одной стороны, я восхищаюсь великой русской культурой. Имена Пушкина, Гоголя, Герцена, Глинки для меня — не пустой звук. Но я не могу вспоминать без содрогания о жизни моей любимой Польши под тяжёлой пятой русского солдата. Ещё в XVI веке мы создали самую передовую в мире шляхетскую демократию[56]. У нас никогда не было тирана-царя. До раздела Польши в XVIII веке между Россией, Австрией и Пруссией польского короля выбирали шляхтичи голосованием на открытом заседании сейма[57]. Я решил напрямую рассказать о себе, капитан, потому что очень уважаю вас. Знаю, капитан Александр, сколько вы сделали для того, чтобы в южных морях был мир, чтобы прекратились междоусобные войны моряков и индейцев, и преклоняюсь перед вашим талантом миротворца. Меня огорчает мысль о том, что вы, князь из знатного рода Голицыных и патриот России, можете осудить меня, мятежника, примкнувшего к польскому освободительному движению. В любом случае, как бы вы ни отнеслись к моему рассказу, я решил довериться вам во всём. «Правду говорить легко и приятно». Тем более что я никогда не сожалел и сейчас не сожалею о том, что участвовал в восстании и выполнил долг честного поляка.

— Не беспокойтесь, мой друг. Польский народ, великая польская культура! Это вызывает только уважение. Музыка Шопена, живопись Матейко! А имя реформатора астрономии Николая Коперника, создателя гелиоцентрической системы мира?! Я тоже мечтаю о том, чтобы Россия стала свободной страной и перестала быть тюрьмой народов. Поверьте, мне близки идеи декабристов. Наступит время, Польша станет свободной. И будет чтить участников восстания 1863 года как своих героев. «Оковы тяжкие падут, темницы рухнут — и свобода вас примет радостно у входа, и братья меч вам отдадут»[58].

— Позвольте и мне сказать несколько слов, пан О’Кубари, — присоединился к разговору Джеймс. — Свободолюбивая Польша выросла на идеалах демократии. Польша рядом с Россией — это всё равно, что Ирландия рядом с Англией. Я, ирландец, очень уважаю Англию, английский парламентаризм, английский язык, культуру, но это не мешает мне любить свою Эйру и поддерживать ее бесконечную борьбу за независимость. С капитаном Александром вы можете быть вполне откровенны. Этот человек никогда вас не предаст и не осудит вашего участия в освободительном движении, хотя бы вы боролись против самого Государя императора Александра Второго. Пусть даже того и называют в Европе царем-освободителем[59]. Освободителем крестьянства. Однако насколько я знаю, крестьяне в России свободу получили только на бумаге. Какая свобода может быть у крестьянина, если у него нет земли?

— Джеймс прав, говоря о крестьянской реформе в России. Но я хотел бы вернуться к своему вопросу: как же вы всё-таки попали сюда, Кубари?

Кубари улыбнулся, будто с него сняли тяжёлую ношу. Он смотрел на капитана Александра своими умными, светлыми, немного грустными глазами. Ему хотелось открыться во всём этому человеку. Кубари рассказал о том, что после бегства из Польши он странствовал, работал плотником в Англии, потом — в Германии, в торговой фирме Годфроя. В те времена казалось довольно удивительным — даже диким и нелепым — то, что предприниматель выбрасывает деньги на такую «странную науку», как этнография. Тратить золото на исследование забытой Океании — вот уж действительно это ни на что не похоже! В столярной мастерской Ян случайно познакомился с директором этнографического музея доктором Шмельтцем, который стал на всю жизнь его другом и покровителем. Тот обратил внимание на природный ум и сообразительность молодого польского рабочего, особенно — на его поразительную способность к изучению иностранных языков, и предложил ему работу на островах Терпеливой тайны.

Так бывший польский революционер становится исследователем Океании. Он собирает коллекции, делает фотографии и гравюры с них. И отправляет всё это Шмельтцу. Насколько он, Кубари, знает, тот был доволен его работой. Ян, не колеблясь, выбирает для себя образ жизни местных жителей, а во время путешествий — и их одежду. Молодая островитянка Нола помогает ему в изучении местных языков, и Кубари за короткое время осваивает язык самоа.

— Нанмарки Мадоленимва разрешил мне посещать и исследовать руины Нан-Матала. Я сам открыл, кажется, тринадцать погребений. О, эти таинственные гробницы! Я знаю, вы побывали там, вы их видели. Там было много ритуальных предметов, предметов быта, других памятников времён Сауделеров. Но больше всего меня поразили останки правителей Нан-Матала: их кости и черепа говорят о том, что повелители Пон-Пая были вдвое больше современных людей. Я отправил в трюмах десятки ящиков с экспонатами, которые за пять лет работы тщательно собрал на островах Терпеливой тайны. К сожалению, мои коллекции погибли вместе со шхуной «Альфред», затонувшей на рифах вблизи одного из Маршалловых островов. Восстановить коллекцию мне так и не удалось. Я сам чуть не погиб. С опасностью для жизни мне удалось спасти лишь незначительную часть коллекций, я отловил в волнах 23 ящика и переправил их в Европу. Но эта совсем маленькая часть коллекции произвела в Германии настоящий фурор. К сожалению, гибель «Альфреда» была не единственным крушением кораблей, на которых я доставлял свои коллекции, не единственным крушением, которое мне самому довелось пережить, но, слава создателю, я пока цел и невредим. Много переездов, трудное становление отношений с туземцами, кораблекрушения, гибель коллекций — всего не перечислишь.

Ян Станислав женится на знойной красавице, полукровке Анне Джелиотт, отцом которой был методистский миссионер[60], а матерью — дочь одного из вождей Пон-Пая. Этот союз ещё больше сблизил поляка с островитянами. Казалось, что всё налаживается в жизни польского исследователя, однако в этот момент происходит почти невероятное — баснословно богатый, могущественный финансовый магнат Годфрой, владыка семи морей, внезапно разоряется. Кубари теряет работу.

Анна Джелиотт родила Кубари сына, увы — маленький Бертранд прожил совсем недолго. Учёный теряет и работу, и любимого сына. На могиле Бертранда польский этнограф посадил по микронезийским обычаям четыре дерева иланг-иланг, которые, как считают островитяне, обеспечивают усопшему «вечный покой»[61].

Чтобы выжить и прокормить семью, Кубари приходится заниматься выращиванием кокосовых пальм, ананасов, кофе, какао и табака. Однако предпринимательская деятельность Яна Станислава заканчивается плачевно, так же, как и дела его бывшего благодетеля Годфроя. Комизм ситуации состоит в том, что польское выражение «делать кокосовые дела» означает «заниматься бизнесом, наживаться». Какое там — «наживаться»! Имущество Кубари и его жены продано. Сам он оказывается на грани истощения и нервного срыва, исследователь плохо представляет себе, что делать дальше. Наконец, после долгих размышлений, он решает уехать в Японию. Собрав последние деньги, Кубари отправляется в Токио. Некоторое время работает в местном музее, но находит там лишь краткий приют. Печально его возвращение на Пон-Пай через Гонконг и Гуам.

Однако на Пон-Пае его ожидает сюрприз — письмо с предложением приступить к работе для музея голландского города Лейден. Это приглашение — дань уважения, каким Кубари пользовался в Европе среди людей науки, многолетнюю дружбу которых он снискал, несмотря на разделяющее их огромное расстояние. И на этот раз места для него добился все тот же друг и благодетель — доктор Шмельтц. Обрадованный тем, что снова может серьёзно заниматься научной работой, Кубари влезает в долги и по предложению будущего работодателя отправляется на группу островов Палау. Работает с энтузиазмом, собирает коллекции, переправляет их в Европу, пишет научные статьи. Тогда-то и появляется словарь языка индейцев Эбона.

На Палау приходится самый светлый период деятельности польского ученого. Именно на этих островах Яном Кубари написаны его самые выдающиеся работы, здесь он собирает обширный научный материал и больше всего экспонатов для своих работодателей; наконец, именно тут, во время пребывания на этом архипелаге, у него родилась дочь Изабелла. На островах Палау Кубари получает звание рупака — «правителя острова», или «великого вождя».

Поначалу отношения с местным населением складывались непросто. Жители острова Корор из группы Палау приняли его холодно, и, хотя они позволили ему поселиться в местном «фалу» — длинном доме общины (на Пон-Пае их называют «насы»), предназначенном для мужчин и почётных гостей, но Кубари чувствовал себя там неуверенно и первую ночь проспал, держа палец на взведённом курке. Туземцы назойливо домогались всякого рода подарков и старались выудить у него бесконечные вознаграждения, совершенно несоразмерные услугам, которые они оказывали коллекционеру. При этом они старались заручиться помощью приезжего в своих взаимоотношениях с соседями, пытались втянуть его в местные междоусобные конфликты. Вооружённые жители Корора постоянно сопровождали Кубари в его экспедициях, старались изолировать исследователя от аборигенов других деревень, расценивая белого как могущественного потенциального союзника в своей политической игре. В этой ситуации Кубари повел себя очень решительно. Он перебазировался на соседний остров Малакал, а перед отъездом произнес воинственную речь:

— Время подарков закончилось. Даром не дам ни крошки. Тех, кто попытается применить ко мне силу, буду считать своими врагами. Если хотите поступить со мной, как с известным английским капитаном Чейном, которого убили туземцы, — добро пожаловать, приходите, я никого не боюсь. Пороха и пуль у меня предостаточно. Хватит на всех. С этой минуты я запрещаю жителям Корора высаживаться на Малакале, если у них нет ничего для меня полезного. Ни одна лодка не должна приближаться к берегам острова ночью. Но с каждым, кто захочет со мной дружить, я стану дружить.

Так Кубари прожил некоторое время, занимаясь своей работой и находясь в стороне от островной жизни и конфликтов, приводивших к братоубийственным войнам. Положение изменилось, когда на Палау вспыхнула эпидемия гриппа, которую, вероятно, завезло на остров европейское судно «Сусанна», то самое, которое доставляло Кубари продукты и снаряжение. Эпидемия нарастала как снежный ком, погибло немало островитян. Инфекция не щадила и вождей. С походной аптечкой Кубари поспешил на помощь местным жителям, и ему удалось многим спасти жизнь. Авторитет польского исследователя сильно вырос. Он заслужил безграничное доверие местного населения, именно тогда его выбрали рупаком, и это имело решающее значение для проникновения в тайны жизни островитян. В качестве дара он получил так называемый барак, то есть местные деньги. Теперь наш исследователь мог спокойно работать. На лодке он совершил много интересных экспедиций по островам Терпеливой тайны. Особенно запомнилась ему деревня Молегонок, где нашего исследователя приняли необычайно приветливо и с большим почётом.

— Оказанный приём привел меня и моих спутников в смущение: ни один из вождей не смел громко говорить в нашем присутствии, а достойные белобородые старцы ожидали нас с большим почтением и издали кланялись в пояс. Когда наступило время трапезы, верховный вождь Иракеи изрёк, что вся пища принадлежит только мне, а я по обычаю ответил, что она должна быть разделена между вождями. Нам принесли огромный буковый сосуд местной работы, красиво отделанный перламутром и наполненный напитком «обулок» или «аиланг», приготовленным из воды и сока надрезанного цветка кокосовой пальмы. Это единственный известный здесь напиток, который играет главную роль на всех приёмах и торжествах.

Для меня вождь приготовил маленький, очень красивый сосуд, мой аиланг был подогрет и приправлен цветами и листьями апельсинов и лаванды. Вскоре после этого нам прислали большое количество деревянных мисок, полных таро, рыбы и птицы. Признаюсь, «транспорт» понравился мне больше самих блюд — длинная вереница дщерей острова при свете факелов, покачивая бедрами, медленно двигалась к месту, где я сидел на полу со скрещёнными ногами. Голова каждой из девушек была украшена сложнейшей, фантастической причёской из волос цвета вороного крыла, на ней стояла миска, время от времени придерживаемая точёной ручкой, обнажённой, блестящей, покрытой тонким рисунком татуировки. А глаза, эти глаза! — чёрные алмазы в перламутровой оправе, эти груди, доступные взору, эта гармония, миниатюрность, округлость всех форм, словно заимствованных у Венеры…

На прощание вождь преподнёс мне настоящее сокровище — четыре тысячи (!) корней таро, это было целое состояние. Весть об этом неслыханном даре с быстротой молнии облетела острова Палау, приводя жителей всего архипелага в благоговейное изумление.

Кубари работал уже по инерции, к тому времени он опять потерял место, не имел денег, жил прежними заслугами в большом доме поблизости от резиденции великого вождя Иракеи. Отрезанный от всего мира, исследователь вместе со своей семьёй влачил жалкое существование. Он был лишён книг, химикатов, инструмента, а также многих других необходимых вещей; однако, благодаря хорошему отношению и помощи жителей острова, он мог продолжать свои исследования. Из-под его пера выходят новые работы, написанные твёрдым, ровным почерком мужественного, уверенного в себе и своем деле человека.

Кубари постоянно в движении. Побывал он и на острове Яп.

— Культура острова Яп характеризуется обычаем строить постоянные жилища, каменные дороги и плотины, наличием регулярного земледелия и знанием гончарного искусства, не говоря уже о развитом искусстве судостроения и мореплавания, в котором более или менее преуспевают все микронезийцы. Но больше всего меня заинтересовали средства обмена островитян — каменные деньги. Фэи и рай — так называются на острове каменные деньги, они имеют форму круга, толстого в центре и более тонкого по краям. Фэи вытесывают из арагонита — кристаллизованного минерала, являющегося основой перламутровых раковин и жемчужин. На островах Терпеливой тайны этот минерал — единственный блестящий природный материал — в большой цене. На самом Япе арагонита нет — за ним отправляют экспедиции на острова Палау, которые находятся в трёхстах с небольшим милях от Япа. Островитяне отбирают для путешествия самые крупные лодки, называемые чугопин, и дожидаются постоянных юго-восточных ветров. Путешествие, как правило, проходит удачно, так как расстояние между островами довольно небольшое для этих опытных мореплавателей и, кроме того, лодки имеют возможность по пути зайти на острова Нгулу, где могут переждать непогоду. На Палау часть прибывших рассеивается по окрестным коралловым островкам в поисках необходимого материала, тщательно обследует хаотические, труднодоступные нагромождения скал и немедленно приступает к обтёсыванию камней, другая, благодаря обилию строительного леса, занимается строительством дополнительных лодок, необходимых для обратной транспортировки камней. Местные жители не жалуют япских пришельцев и зачастую заставляют их оплачивать «добычу денег» различными работами. Обычно арагонит (кристаллическая известь) располагается в небольших количествах в верхних твёрдых слоях коралловых скал и лежит почти горизонтальными слоями двадцатипятисантиметровой толщины. Жители Япа разыскивают самые крупные и наиболее доступные для извлечения плиты, из которых можно было бы вытесать диски до двух метров в диаметре. У них нет соответствующих инструментов, и они пользуются кусками старого железа и топорами. Их работа подвигается очень медленно и требует неимоверного упорства. Скалу выдалбливают долгими месяцами, трудятся с восхода до заката и довольствуются при этом скудным пропитанием. Лишь изредка япцам удается достать немного таро или моллюсков, которые тщательно распределяются между всеми рассеянными по окрестностям группами. Даже бетель[62] становится огромной редкостью, и к концу работ весь состав экспедиции обнаруживает явные признаки истощения.

Лодка может поднять лишь определённый вес, равный либо одной большой монете, либо нескольким меньшим. Когда готовы крупные монеты, которые станут собственностью вождя, отправившего экспедицию, индейцы приступают к изготовлению дисков меньшего размера, от трети до одного метра в диаметре; часть из них становится собственностью работников, так как по возвращении на Яп диски публично распределяются между членами экспедиции и заинтересованными в деньгах семьями. Неровная поверхность и крутизна отвесных скал, где добывается арагонит… Транспортировка на берег моря огромных камней весом в несколько центнеров каждый, а затем погрузка их в лодки — все это требует от япцев огромных усилий и необыкновенного упорства. Они прокладывают трассу, ломают мешающие уступы, рубят стоящие на пути деревья и с помощью канатов и падок спускают, валят и несут на собственных спинах вожделенные сокровища в свои утлые челны, чтобы ещё раз пройти непростые испытания в единоборстве с океаном.

Из дальнейших объяснений Кубари следовало, что стоимость фэи очень высока. Одна крупная каменная двухметровая «монета» равняется стоимости большой лодки, которая для островитян — огромное состояние. Ценность фэи определяется, видимо, как размерами, так и трудом и опасностями ее изготовления и доставки. Вместо каменных дисков с дырками в центре на острове употребляются также и другие платёжные средства — такие как полированные раковины «гау» и «яр». Но каменные деньги — конечно, главный капитал. Склад каменных денег Кубари назвал «монетным двором». На одном из таких складов каменных денег польский ученый насчитал свыше 400 жителей Япа, занятых обработкой «каменных коржиков с дыркой». По его расчётам этой работой занято до десяти процентов населения Япа.

Здесь оплачиваются деньгами товары широкого потребления, продаются и покупаются лодки и дома. Деньги употребляются в качестве военного выкупа, могут использоваться как компенсация за совершённое преступление, деньгами оплачивают заклятия колдуна, погребение умерших, работу плотника и другие услуги. Деньги подносятся в качестве пожертвований духам, как подарок будущей жене или девушке. Разумеется, социальное положение вождей и других начальников определялось количеством и значимостью принадлежащих им рай.

— Я думаю, теперь вы согласитесь, что каменные круги, — продолжал Кубари, — это, конечно же, деньги. Видимо, подобные деньги имеют хождение уже очень давно, не менее восьми веков. Не зря индейские ныряльщики находят огромное количество рай под водой вокруг островов Палау и Яп. Что было в глубине веков и тысячелетий — кто знает. Если существовали доисторические гиганты, в принципе они могли использовать каменные блины в качестве щитов, почему и нет? Не берусь судить об этом. Я — этнограф, а не археолог, меня больше интересует современная культура островитян, нежели их история.

Так я бедствовал и работал, работал и бедствовал. Но всё хорошее и плохое рано или поздно заканчивается. Необязательно плохо. Моя палочка-выручалочка доктор Шмельтц опять помог своему польскому другу. Фортуна вновь повернулась ко мне лицом, и вот я здесь. Сижу в этом прекрасном доме и беседую с такими чудесными людьми. У меня контракт с этнографическим музеем в Берлине на пять лет. Период нужды — позади, будущее представляется многообещающим. Со мной жена и любимая дочь Изабелла. Рядом могила моего бедного сына Бертранда, — Кубари тяжело вздыхает. — В мой первый приезд на остров отношения с местным вождём — нанмарки Паулом[63] складывались вначале неважно. Обычно этому могущественному предводителю свойственны детская открытость и здравый смысл. Однако из-за его пристрастия к алкоголю мне всё время приходилось держать Паула в поле зрения и терпеливо переносить его необоснованные требования. Под действием водки он становился совершеннейшим сумасшедшим. Однажды был случай, когда в состоянии опьянения он привязал к дереву и убил собственную жену, которую подозревал в неверности. В другой раз собственноручно поджёг только что построенную церковь, объяснив это тем, что миссионеры очень уж ему докучали. Я стал платить ему дань водкой, как это обычно делают капитаны судов, заходящих в бухту, и с тех пор мы стали жить с ним душа в душу. Я объяснил ему, что не потерплю никаких оскорбительных действий и слов в свой адрес, даже сделанных и сказанных в пьяном виде. Сказал также, что имею достаточное количество людей и собственных товаров для торговли, чувствую себя совершенно независимым, могу полностью обеспечить семью и не боюсь потерять его расположение. Нанмарки Паул держался с достоинством, подобающим великому вождю и воину, он благосклонно выслушал меня и заверил, что хотел бы сохранить нашу дружбу. После этого эпизода его обращение со мной изменилось коренным образом. В самом деле, теперь он никогда не проходит мимо моего дома, чтобы не заглянуть и не надеть мне на голову собственноручно сплетённый из зелёных листьев веночек. То принесет черепаху, то — переднюю четвертушку забитой свиньи, ту её часть, которая обычно предназначалась для вождя. С тех пор нанмарки никогда не появляется в моем доме в пьяном виде и никогда не попрошайничает. Находясь в таких прекрасных отношениях с вождём, я не испытываю никаких проблем и в отношениях с другими местными жителями.

К сожалению, мое благоденствие опять может оказаться недолгим. Мне чужда и непонятна чопорность белых людей во время их контактов с аборигенами. Я открыт для индейцев. Это помогает мне добиться доверия в отношениях с островитянами, но в то же время вызывает неприязнь белых исследователей и чиновников. Они обвиняют меня в унижении достоинства посланника немецкого научного учреждения, пишут, будто я «одичал и живу на деревьях». Боюсь, что подобные высказывания со временем отрицательно скажутся на судьбе моих исследований. Немецкий консул на Самоа, некто Вебер, в прошлом представитель Годфроя в Океании, не выказывает сочувствия моим занятиям наукой. Он не может простить мне сближения с местным населением, защиту интересов островитян при торговых контактах с белыми коммивояжерами. Не может простить звания белого рупака и, конечно, моего польского происхождения. Немецкое государство готовится к войне, готовит аннексию островов Терпеливой тайны. Так что, милые гости, моё будущее и будущее моих научных работ туманно.

Ян Станислав задумался. Его прозрачные глаза на мгновение будто пронзили время. Перед мысленным взором этнографа мелькнуло видение его трудной дальнейшей судьбы и трагического конца. Он упрямо тряхнул красивой головой и задорно посмотрел на гостей.

— Зато настоящее — прекрасно. Будем жить настоящим. И не думать о грустном будущем. Давайте я покажу вам мой дом и мои экспонаты.

Кубари провёл гостей в кабинет, самую важную часть своего дома, где всё было сделано для того, чтобы ему было удобно и спокойно работать. Им понравилась эта просторная, светлая и прохладная комната. Стены увешаны полками, на которых стояли книги, инструменты и приборы. Вдоль стен — длинные столы, на которых можно рисовать, писать и препарировать образцы. Он рассказал, что на чердаке его дома живет женская прислуга, а часть его помещений превращена в сушильню и склад сухих экспонатов. Со стороны моря расположена широкая веранда, обеспечивающая тень в зной и защиту от дождя и ветра в непогоду. Кубари показал свои метеорологические инструменты, а также экспонаты и образцы, хранящиеся в стеклянной таре и в больших ящиках. С задней стороны дома — фотолаборатория и склад химикатов и ядов, а также кладовка, полная европейских яств… Участок рядом с домом засажен сахарным тростником, бананами, таро, ямсом, ананасами и хлебными деревьями. Кубари объяснил, что намерен превратить через несколько лет этот клочок земли в настоящий рай, в райский сад с деревьями, увешанными обильными плодами. Дом расположен на берегу, из него открывается вид на бухту и море. Далеко в океан выдаются полуострова племени Нетт, постепенно переходящие со стороны берега в цепи гор с крутыми склонами, поросшими дремучими лесами. С одной стороны участок ограничен узким рукавом моря, поросшим мангровыми зарослями, с другой — река с ее каскадами; сразу за домом виден девственный лес с высокими деревьями и непреодолимыми зарослями вечнозелёных лиан, папоротников и мхов, а дальше — ущелья, горы, леса, леса, леса…

— Так что же привело вас, друзья, к скромному польскому исследователю, не избалованному вниманием цивилизованного мира?

— Не скромничайте, дорогой Ян Станислав! — сказал капитан Александр. — Ни одна серьёзная работа об островах Терпеливой тайны не выходит без замечаний типа: «как считает Кубари», «что открыл Кубари» и т. п. Учёные, наши современники, такие, как А. Кремер, А. Бастиан, Ф. Христиан и другие, столь высокого мнения о вас, что это сделало бы честь для любого учёного в любое время: «Для исследования островов Терпеливой тайны Кубари сделал больше, чем кто-либо до и после него», «Работы Кубари являются фундаментом, на который должны опираться все дальнейшие исследования об этих островах». Мне удалось заранее познакомиться со многими вашими отчётами и докладами. Но в них ничего нет о проходах в подземный мир Агарты. Мы ищем такие входы. Говорят, что один из таких входов находится в Нан-Танахе. Где этот Нан-Танах?

— Я покажу вам на карте Нан-Танах и объясню, как его разыскать в Нан-Матале. Вы правы, существует предание, что именно там находится вход в Подземное царство гигантов. Там действительно есть подземный тоннель, но он залит водой. Унани не особенно любят говорить об этом. Некоторые колдуны якобы попадали туда, в Подземное царство через этот тоннель, но они ничего не рассказывают и избегают этой темы. Говорят, что проход стережёт старик — Хранитель истории. И он открывает вход только избранным. Хранитель появляется в момент начала заката, когда солнце только-только коснется горизонта и готовится отдать земле последние лучи. Но не каждому дано с ним встретиться. Чтобы увидеть старика, необходимо отключить наше обычное внимание, которое всегда находится в активном состоянии, когда мы созерцаем внешний мир. Так говорят унани. Если это получится, нам откроется второе видение, второе внимание, и можно будет наблюдать то, что не увидишь простым взглядом. Вот то немногое, что я могу вам сказать со слов местных магов. Непонятно, очень много тумана… И я в это абсолютно не верю. Верю только в то, что могу пощупать своими руками. Извините, но, боюсь, больше ничем помочь вам не смогу. А вот повидаться и поговорить с великанами-атлантами, матросами «Быстрых парусов» — это было бы очень интересно. Я вижу, что вы преисполнены решимости проникнуть в это подземелье. Что же, уважаю и вашу смелость, и дерзость, и порыв. Но сопровождать не буду. Не люблю заниматься делами, в которые не верю. Да и времени нет для этого. У меня слишком много работы. Кто знает, сколько ещё времени мне отпущено, может быть, — совсем мало.

Путешественники заверили Кубари, что он и так сделал для них немало, указав путь к Нан-Танаху и рассказав о Хранителе истории. Теперь они знают, куда двигаться и как дальше поступать. Что они, конечно, были бы очень рады изучить вход в Подземное царство вместе с Яном Станиславом, которого с сегодняшнего дня считают своим другом, но раз уж он этого не хочет, они не считают возможным претендовать на время такого серьёзного учёного. Что касается встречи Кубари с великанами Долом и Зюлом, нет ничего проще… По возвращении из Нан-Матала они обязательно организуют знакомство Кубари с последними живыми потомками атлантов.

Александр с Джеймсом покинули гостеприимный дом поляка далеко за полночь. Джеймс решил пока не заходить к Лоуэни. Очень уж ему хотелось сопровождать капитана во время его похода к Нан-Танаху. Александр с Джеймсом направились к кораблю «Быстрые паруса». Оба молчали. Каждый думал о непростой судьбе замечательного польского учёного-самоучки. Обычно говоривший без умолку, балагур Джеймс на этот раз был необыкновенно задумчив и молчалив. Он сумел выдавить из себя единственную фразу: «Не думаю, что О’Кубари действительно поляк, такой необыкновенный человек может быть только ирландцем». Долго вздыхал, а потом, посмотрев на капитана, добавил: «Признайся, Александр, князья Голицыны имеют не только литовскую и русскую кровь — наверняка кто-то из твоих предков был немного ирландцем!». Джеймс начал громко смеяться. Потом внезапно погрустнел и сказал шёпотом: «Какое счастье, что на свете есть такие люди, как капитан Александр и Ян Станислав Кубари!». И после этого уже не проронил ни единого слова.

Нан-Танах

Наутро Джеймс осторожно спросил капитана Александра:

— Что имел в виду Ян Станислав, когда говорил о первом и втором внимании?

— Местные маги унани, маги других народов умеют выйти из условностей нашего мира, разорвать круг сложившихся объяснений причин и следствий, в тесную клетку которых зажаты наши мысли, жизнь и сознание. Мир за пределами привычного понимания огромен. Мы совсем не знаем его и, чтобы соприкоснуться с ним, нам надо попытаться остановить обычное видение, «первое внимание», отключить непрестанную работу мыслей. Индийские йоги достигают этого медитацией. После остановки так называемого «внутреннего диалога» открывается второе видение, «второе внимание». И тогда мы можем заметить то, что в обычной жизни нам обычно недоступно.

— Какая ерунда! — сказал ирландец.

Капитан Александр был слегка шокирован.

— Странно, что ты так серьёзно отнесся к словам Кубари. Думаю, поляк немного чокнулся, — объяснил Джеймс. — А что ещё я могу подумать?

— Почему же ты тогда расспрашиваешь меня об этом «втором внимании», Джеймс?

— Я хотел бы оказаться с тобой, капитан Александр, у ворот Нан-Танаха, — ответил О’Коннолли. — И, конечно, было бы здорово увидеть этого чёртова Хранителя истории, который неизвестно как, неизвестно где прячется от обычных людей. Ты ведь возьмёшь с собой несчастного ирландца Джея? А что касается «второго внимания» — не верю я во всю эту чертовщину. С другой стороны, было бы обидно добраться до Нан-Танаха и из-за какого-то нереального «второго внимания» не увидеть живущего там тысячелетнего старика, — жалобно добавил он.

— Не волнуйся, Джеймс. Я с удовольствием пойду к Нан-Танаху вместе с тобой. Если, конечно, по пути тебя не перехватит Пенелопа. Ты ведь знаешь — мы с тобой оба бессильны перед напором этой женщины. Что касается «второго внимания» — у тебя этого «другого видения» предостаточно, хотя ты и не веришь, как сам сказал, «во всю эту чертовщину». Ты видишь и слышишь баньши, озорных человечков зелёных холмов, беседуешь наяву со златокудрой Эйлид, чьи губы краснее рябины. Кто они эти баньши, лепреконы, красавица Эйлид? Это твои союзники — одди — энергетические сущности, нематериальные существа… У тебя есть союзники в магических мирах, Джеймс? Молчишь… Думаю, что ты часто сосредотачивал внимание на своих необычных состояниях и, видимо, временами уже способен воспринимать магическую реальность. Хотя присущий тебе здравый смысл всё равно берет своё, хотя твой мозг протестует и никак не хочет примириться с этой, как ты говоришь, «чертовщиной». Что касается Хранителя истории, встретим мы его или нет, существует он на самом деле или это только суеверия островитян? — жизнь покажет. В любом случае — я обязательно возьму с собой наших «больших детей» Дола и Зюла. Вдруг всё получится? Может быть, как раз им и откроется вход в Агарту.

«Быстрые паруса» бросили якорь у Темвена. Группа моряков во главе с Александром села в лодку и направилась прямиком к Нан-Танаху. Вскоре над путешественниками нависли могучие, облицованные камнем берега каналов Нан-Матала. Дол и Зюл медленно брели вслед за шлюпкой. Путешественники искали проход в дамбе, указанный Кубари. Они двигались вдоль канала, разделяющего Нан-Танах и соседний островок-спутник под названием Тау. Найти этот проход было непросто из-за густых мангровых зарослей красной ризофоры, но как только они в него попали, дальнейший путь уже не вызывал сомнений. Моряки прошли между базальтовыми гранями гигантских прямоугольных призм и причалили у полузатопленной пристани. Нан-Танах — «место хмурых стен», здесь пахнет привидениями и колдунами.

Непосредственно от места, где они стоят, начинается ряд гигантских ступеней; поднявшись по ним, путешественники попадают на широкую площадь, заваленную обломками разбитых колонн. В центре площади, позади разрушенной колоннады, возвышается терраса, сложенная из таких же базальтовых блоков. Сохранились и развалины большого дворца-храма размером девяносто на восемнадцать метров; его стены толщиной около полутора метров поднимаются на высоту до десяти метров. Возле храма — многочисленные земляные насыпи, склепы, проходы и платформы. Внутри скрыт внутренний дворик с центральной пирамидальной камерой, вероятно, святилищем. За ним — базальтовая стена, ограждающая ещё один внутренний двор. Проникнуть за эти стены можно через многочисленные проломы, которые время проложило в каменной кладке. Этот двор — сердце Нан-Танаха. Под ним — огромное подземелье. Туземцы говорят, что раньше там была сокровищница Сауделеров. Отсюда виден загадочный памятник, похожий на ворота, состоящий из двух квадратных двадцатиметровых колонн, перекрытых шестиметровой каменной плитой. Назначение этого сооружения неизвестно. Такой же монумент был найден в развалинах древнейшего города Южной Америки Тиауанако. Археологи называют тот памятник Воротами Солнца. Может быть, ворота Нан-Танаха тоже когда-то называли Воротами Солнца? Не похоже. Вряд ли «место хмурых стен» могло быть Воротами Солнца. Однако, сходство этих двух монументов…

Прямо перед путешественниками высится этот неизвестно куда ведущий вход Нан-Танаха: иссиня чёрный, гигантский, наполовину обвалившийся, невероятно старый. Кто же проходил через него на заре первых цивилизаций? Кто с ювелирной точностью подогнал друг к другу каменные глыбы, подогнал так точно, что в щель между ними невозможно просунуть даже лист бумаги? Полуматериальные гермафродиты[64] второй расы? Звероподобные лемурийские мужчины и женщины? Или красавцы атланты, прибывшие из Южной Америки? Ворота выглядели фантастически древними. Тяжесть их лет свинцовым грузом давила на сознание пришедших сюда людей. Сооружение таило в себе угрозу и вызов. Именно эти ворота они и искали. Почему человек ищет не только самое неизвестное, но и самое таинственное, опасное? Какие силы заставляют его рисковать, ежеминутно ставить под вопрос не только своё благополучие и безопасность, но даже само своё существование, самое главное, что у него есть, — жизнь?

По ту сторону входных ворот начинается ряд чудовищной величины базальтовых плит: в самом деле, будто бы какая-то лестница для великанов, и с каждой стороны лестничный марш сопровождают высокие стены. Не понять, куда уходит эта дорога. Если посмотреть на ступени — вначале кажется, что они идут вверх. Иллюзия, оптический обман. Если взглянуть на всю лестницу в целом — нет сомнений, она уходит вниз, внутрь горы, в наклонный тоннель, ступени которого опускаются все ниже и ниже — видимо, на дно океана. Тоннель залит водой. Очевидно, что пройти по нему дальше никак не получится.

Капитан отпустил спутников. Они должны вернуться к лодке. На площади огромного двора с капитаном остались только ирландец и Дол с Зюлом. Путешественники сидели напротив ворот, опираясь спинами на колонны балюстрады. Солнце опускалось к горизонту. Древняя молчаливая загадка тяжёлой черной махиной ворот поднималась всё выше в нежную закатную синеву неба. Что дальше случится? Сумеют ли отважные путешественники прикоснуться к древней тайне нашей планеты? Бьются ли тревожно их сердца или, наоборот, они абсолютно спокойны? О чем размышляет всегда уверенный в себе капитан Александр? Какие мысли посещают голову много испытавшего, никогда не унывающего ирландца, верящего буквально во всё и одновременно не верящего ни во что? О чём думают прозорливые, не по годам умные мальчишки-великаны? Надеются ли они узнать что-то о своем происхождении, о судьбе своих родителей? Или они уже давно разуверились найти следы своего народа, решили, что теперь их судьба — вечно быть «белыми воронами», не такими как все, не похожими на обычных людей, несоразмерно огромными, одарёнными какими-то необычными способностями, о которых они сами мало что знают, способностями, которых все боятся, да они и сами побаиваются этих своих талантов, мало понимая собственную необычную и необъяснимую магическую силу.

А что Ян Станислав? Кубари думал о том, что сегодня вечером его новые друзья вместе с великанами могут предстать перед лицом Хранителя истории. Учёный не очень верил индейским легендам. Его интересовали факты. Но это ведь факт, что он нашел в гробницах огромные скелеты и черепа. Факт, что на «Быстрых парусах» прибыли молодые потомки атлантов. Польский исследователь не был безразличным человеком. Ему понравились недавние гости, ему очень хотелось, чтобы этим достойным и симпатичным людям удалось найти то, что они ищут. Если не они, то кто же? Так в нем боролись скептицизм учёного и надежды романтика, который все ещё жил в нем с тех самых давних пор, когда он, пылкий юноша, принимал активное участие в повстанческой деятельности польских патриотов.

Хранитель истории

Скоро должно всё решиться. Появится ли Хранитель истории? Возможно, он сейчас наблюдает за нашими героями. Захочет ли он иметь с ними дело? Увидят ли они его, когда тот появится?

Капитан Александр указал спутникам на «пятно силы», которое находилось на противоположной стороне двора, непосредственно перед входом в ворота. Так и сказал — «пятно силы», что он при этом имел в виду? Капитан ещё раньше уловил тень Хранителя истории. Хранитель, видимо, знал об их приходе и ждал гостей здесь, на месте силы.

Чтобы увидеть старика, необходимо остановить активное сознание, «отключить обычное внимание» — так не совсем понятно выразился Кубари, так ему объяснили местные маги. Капитан Александр довольно подробно рассказывал друзьям, как можно это сделать. Наше первое внимание, безостановочный внутренний диалог разума, действует в том мире, который мы называем Тохналь (Тох-на’хл). Этот мир включает всё, что мы знаем, видим, делаем, всё, чему можем дать название. Существует ещё и другой — огромный, могущественный мир духов, о котором мы ничего не знаем. Нахгваль (Нахгуа’хл). Наше тело живет в обоих мирах. Почувствовать этот другой мир, включить второе внимание мы можем только с помощью собственного тела, если нам удастся «усыпить» на время агрессивный разум, остановить внутренний диалог. С помощью первого внимания человек смотрит. С помощью второго — «видит». Видит необычную реальность, которая отличается от привычного, повседневного мира Тохналя. Он входит в Нахгваль, начинает понимать истинную природу вещей и явлений. Хранитель Истории живет в обоих мирах. И явится только тому, кто «видит».

— Войти в грозный, смертельно опасный мир Нахгваля, сможет только безупречный воин или маг, — так объяснял капитан Александр. — Говоря «воин», я имею в виду не солдата, не человека с мечом, не того, кто сражается с другими людьми. Безупречный воин воюет с самим собой, со своими собственными слабостями и недостатками. В христианстве это воин-подвижник, Христов воин, его битва — духовная брань. Пророк Мухаммед называл своих сторонников воинами Аллаха и призывал к «джихаду сердца» или внутреннему джихаду — к борьбе мусульманина со своим нафсом (недостатками, животными страстями). Ты, Джеймс, по характеру воин и доказал это всей своей жизнью. Дол и Зюл — конечно, немного маги. Мы все воочию сумели убедиться в этом. Я, наверное, чуть в большей степени воин, но немного и маг. Пути воина и мага очень похожи. Нахгваль откроется не каждому. Войти в него сможет только тот, кто накопил достаточно внутренней силы. Я взял вас, друзья мои, на встречу с Хранителем, потому что каждый из вас накопил достаточно внутренней силы. Но учтите — любая попытка проникнуть в миры Нахгваля таит в себе смертельную опасность. Это пространства, бесконечно далёкие, враждебные нам, людям западной цивилизации. Обители страшных монстров, оборотней-диаблеро[65], других зловещих духов. Миры чёрной магии. Ужасов, падений, страданий, балансирования на грани жизни и смерти ради секундных откровений и взлётов. Неизведанные вселенные, взрывающие, рвущие на части всё, что мы можем взять с собой из известной нам части мира. Там нет любви, жертвенности. Там нет гармонии.

Эти параллельные реальности, такие доступные с виду, могут не принять нашего вторжения. И даже убить в случае неумелой попытки вторжения. Но если уж примут — откроют нам новые пространства. И многому научат. Благословен тот, чистый сердцем, кому откроются двери в эти чертоги. Его встретят там не только монстры и оборотни. Его встретят там и знаменитые наставники.

Однако не радуйся раньше времени, если открылись эти заветные двери, если тебя впустили. Ты должен знать общие правила поведения для тех, кто хочет разорвать пространство вокруг себя, расширить видимую грань вселенной, погрузиться в другие, новые реальности. Будь осторожен, первооткрыватель, неофит этой галактики. Тебя ждут суровые испытания.

Всякий, кто ищет новые вселенные, должен обладать непреклонной волей и целеустремленностью. Иди туда с трепетом, страхом, но полностью пробуждённым, собранным и решительным, как воин идет на войну. Любое отступление от этого правила — роковая ошибка, о которой, наступит время, горько пожалеешь. Потому что ты должен рассчитывать вернуться и желать этого всеми силами своей души, иначе тебя не отпустят. Эта реальность, открыв однажды свои сокровенные тайны, попытается задержать тебя, не дать возможности возвратиться в наш мир.

И ещё одно. Тот, кто направился в эти величественные царства, чтобы узнать их и получить новые знания, обрести «ви́дение» жизни, должен рассчитать свои силы и стремиться запомнить всё, что ему будет явлено. Будь чрезвычайно внимательным, сосредоточенным, будь готов ко всему, чтобы унести с собой новое ви́дение. Видение сердцем. Чтобы понять уроки, которые тебе дадут знаменитые наставники. А не вернуться из этих миров с жалкими обрывками туманных воспоминаний. И ничего не усвоить. Оцените, готовы ли вы? Каждый из вас может отказаться от этой встречи.

Воин принимает судьбу, какой бы она ни была. Оценивает её как вызов в отличие от обычных людей, которые во всем происходящем видят либо чьё-то благословение, либо проклятие. Воин принимает с абсолютным смирением всё, что встречает на своем пути. Смирение воина — это не смирение нищего. Нищий метёт шляпой пол перед каждым, кого считает выше себя. Если ты воин, никому не позволяй опустить голову перед тобой. Но и сам не склоняй голову ни перед кем и ни перед чем, даже перед разумом. В случае поражения действуй наилучшим образом. Не сожалей о неудаче. Главное — не победить, а извлечь уроки.

Давайте теперь поговорим о том, как войти в Нахгваль, как научиться ви́дению? Достижению пограничных состояний, необходимых для входа в Нахгваль, помогает специальная практика управления сновидениями, во время которых совершаются заранее спланированные путешествия во снах. Контроль над снами. Жизнь в грёзах и миражах становится для настоящего воина и мага столь же реальной, что и жизнь во время бодрствования. Разница между ними исчезает.

У нас с вами, к сожалению, нет ни времени, ни возможности осваивать шаг за шагом сложное искусство управления сновидениями. Обычно это происходит так. Вначале практикующий учится рассматривать во сне свои руки. Потом расширяет внимание для поиска известных ему конкретных предметов, домов, улиц в конкретное время дня, и наконец, к своему удивлению, он обнаруживает во сне самого себя — спящего. Это завершающий этап. Внимание сновидящего раздваивается при этом до такой степени, что, вместо того, чтобы проснуться, он приступает к какой-либо деятельности, как если бы это происходило в обычной жизни. Повернитесь на каблуках, и вперёд — приступайте к своим делам! Появляется «другое я», дубль сновидящего. Мы не сможем сейчас проходить обучение с самого начала. Что, однако, вовсе не означает, будто подобные практики совсем вам недоступны. У тебя, Джеймс, есть уже навыки второго внимания и жизни в сновидениях. То же могу сказать и о наших юных друзьях, от природы одарённых магическими способностями. Первые шаги в этом направлении я помогу вам сделать. Если Хранитель истории и другие стражи вечности примут нас, дальнейший путь каждому придётся пройти самостоятельно. Последний совет: держитесь уверенно, постарайтесь воспринимать легко и спокойно всё, что увидите, доверяйте своим впечатлениям. Если выяснится, что вы не готовы, если вам не откроются двери — примите это со смирением и покорностью.

А теперь приступим. Садитесь удобней. Обопритесь спиной и головой на колонны балюстрады, — капитан Александр шёпотом продолжал свои объяснения. — Созерцайте пятно силы. Чтобы остановить диалог и собрать второе внимание, расфокусируйте глаза. Используйте края бескозырки или берета как козырёк, чтобы пропустить к глазам совсем небольшое количество света. Полуприкройте веки. Постарайтесь удерживать веки в постоянном положении, чтобы обеспечить равномерный приток света. Выделите участок перед воротами на фоне остальной картины через сетку волокон света на своих ресницах. Вы увидите дыру в месте силы на площади. Эта дыра в центре площади только для тех, кто видит, а не для тех, кто смотрит. Пристально созерцайте. Допустите игру своего восприятия, не анализируя его. Как только вы увидите пятно, необходимо поставить его под контроль, чтобы оно не притянуло вас к себе. Изо всех сил удерживайте веки в том же положении, дышите животом. Не позволяйте дыре вырасти и поглотить вас. Чернота может внезапно закрыть все пространство, обволочь и поглотить вас. Это очень опасно, это потрясение, которое ваше тело может не выдержать. Если это произойдёт, немедленно прекратите пристальное созерцание и откройте глаза. Вам надо постараться ввинтиться в это пятно, войти внутрь его. В добрый путь, друзья, в новое для вас плавание.

Джеймс напряженно слушал объяснения Александра. Белиберда какая-то, думал он. Однако тщательно фиксировал всё сказанное капитаном и запоминал. Не прерывал. Не шутил, как обычно. Очень уж хотелось ему встретиться с Хранителем истории. А вдруг Хранитель действительно откроет проход в страну Подземных гигантов? Нельзя это пропустить. Другого такого случая в его жизни может и не будет. Ирландские баньши, лепреконы и даже сама Этайн… Откуда-то они всё же берутся. И куда-то уходят. Не посланцы ли они того параллельного мира, который наш капитан называет Нахгвалем? Он постарался отбросить все мысли и сосредоточился на том, чтобы в точности выполнить все указания Александра.

«На самой большой лодке везли огромную черепаху, ее панцирь был украшен драгоценными камнями»

Джеймсу было знакомо это чувство сосредоточенности и пустоты. Оно всегда наполняло его перед самыми важными событиями. Перед выполнением особо сложных трюков. Перед боем с соседним племенем туземцев. В тот самый момент, когда людоеды захватили их шлюпку на Пон-Пае. Или тогда, когда он решил станцевать перед ними ирландский танец. Голова становилась холодной, мысли и чувства исчезали. Казалось, его тело само делало то, что необходимо, делало единственно верные шаги. Ввинчивание в коричневатое пятно перед воротами и пристальное всматривание в него привели к тому, что тёмный клочок земли в его поле зрения внезапно вспыхнул. Джеймс понял: нечто незнакомое в нём самом выполняет неожиданное и невероятное действие. Он ощутил, что приближается к этому пятну. Картина становилась всё более светлой, клочок земли стал проясняться. Он увидел вход в тоннель. Почему-то увидел не только его вход, но сразу весь тоннель. Тоннель огромной, неимоверной протяженности. И где-то далеко-далеко, словно на другом конце вселенной, видна светлая точка, конец тоннеля. Ирландцу казалось, что он будто влетает в этот тоннель. Раздались знакомые уже оглушительные звуки трубы. Они повторились несколько раз, постепенно затихая. А потом он услышал совершенно другие, новые звуки. Их оттенки были бархатными и глубокими. Не крик птицы, не рёв животного, не пение баньши. Одни — в низком ключе, другие — в высоком. Низкие — протяжённые, неторопливые, можно было услышать их отдельные ноты. Высокие, совсем короткие, сливались вместе, напоминая очереди из скорострельных пулевых барабанов, которые он видел в Америке. Все эти звуки он воспринимал не ушами, не мыслью, они приходили к нему ощущениями в собственном теле. Звуки, казалось, угрожали ему. Памятуя наказ капитана, Джеймс старался сохранять полное спокойствие. Да и не в его характере было метаться и шарахаться. Звуки — всего лишь только звуки. Ему показалось, что сбоку метнулась вверх огромная крылатая тень, напоминающая бабочку. Перед глазами побежали сферические пузырьки. Он чувствовал — его будто бы бомбардировали ватными шариками. Один из них разорвался перед глазами ирландца и раскрылся. Превратился в лиловый гриб. Гриб подскочил и будто выключил свет. В наступившей темноте Джеймс почувствовал дрожь, неприятные толчки. Ватные пузырьки захватывали его и несли куда-то. И тут он увидел конец тоннеля. Свет. Снова коричневое пятно. Такое же, как при входе в тоннель. Краем глаза он заметил камышинки. Бессознательно остановил на них несфокусированные глаза. Камышинки стояли в бурой лужице, через которую протекал малюсенький ручеёк. Медленное течение заставляло их дрожать. Вода имела окраску почвы пустынной местности. Она завихрялась вокруг камышинок, напоминая развилки или овраги на равнине. Эти складки стали вдруг гигантскими и превратились в гладкую бугристую поверхность. Джеймс крепко спал. Спали и его спутники. Или они были в каком-то другом состоянии, для которого у нас с вами нет названия. Как же далеко перенёс их Нахгваль! Джеймс услышал мягкий неземной звук, напоминающий звук варгана[66]. И тут он увидел прямо перед собой тёмную фигуру. Как он мог не заметить этого старика? Тёмно-коричневый, полураздетый, худой и высохший настолько, что плоть, казалось, отслаивалась от его костей. Тот сидел абсолютно неподвижно, скрестив ноги и полузакрыв глаза. Из одежды на нем была только набедренная повязка и индийская чалма.

Боковым зрением Джеймс зафиксировал, что рядом с ним — Дол с Зюлом и капитан Александр. В тех же позах, что и раньше. На тех же местах. На той же площади. Видимо, в этот момент все четверо поняли, что перед ними Хранитель истории. Старик дал знак путешественникам, чтобы те не двигались и молчали. Позади него поднималась громада Нан-Танаха. Она отличалась от тех ворот, что путешественники видели раньше. Ворота были выше. Отвалившиеся глыбы стояли теперь на своих местах. Площадь очистилась. Балюстрада, на колонны которой они опирались спинами, поддерживала стену, отделяющую внутренний дворик от других помещений дворца. Со стороны канала раздались крики. Оттуда двигались лодки. На самой большой лодке везли огромную черепаху, её панцирь был украшен драгоценными камнями. Жрецы пели молитвы, прося богов дать их народу богатство и благополучие. Непонятно почему, но наши путешественники понимали эти песнопения. Черепаху везли к острову Идед, чтобы принести ее в жертву священному угрю. Одежда жрецов и царей состояла из длинной шерстяной рубахи «каунакес» (откуда путешественники узнали это название «каунакес»?), слабо прилегающей, с короткими рукавами до локтя. Рубаха доходила до половины икр (у женщин — почти до пола), кто-то подпоясывал её плетёным пояском. Поверх рубахи некоторые были обёрнуты ещё яркой шерстяной тканью. Каунакесы имитировали мех, напоминая его длинными ткаными волосами или бахромой. Часть участников процессии, видимо — цари и высшие жрецы — почти вдвое выше обычных людей. Их нетрудно опознать также по более длинной одежде с бахромой и широким поясом и по оформлению головы. У правителей — собранные в пучок длинные волосы с вплетёнными в них золотыми нитями. Усы над верхней губой тщательно завиты, а волосы на подбородке подстрижены и заплетены в косички. Правители по большей части оставались босыми, но их одежду богато украшали вышивка и драгоценности, а уши и руки — серьги и браслеты. На их головы, видимо по случаю торжества, были надеты белые тиары — высокие яйцеобразные короны с тремя венцами, имеющие сзади две ниспадающие ленты. У жрецов — головные уборы в виде фески с рогами зверей. Жрецы держали в руках цветущие ветки иланг-иланга и обмахивали ими черепаху как опахалами. Людей низших общественных слоёв и воинов можно было узнать по более короткой и менее украшенной одежде. По коротко стриженым, неухоженным бородам. Прошли лодки, пробежали по берегу запыхавшиеся, полураздетые простолюдины. Во внезапно наступившей тишине Нан-Танах закачался, задрожал, будто нарисованный на водной поверхности, и исчез.

«Второй великан принимал камень и укладывал его на коралловое основание»

Старик опять дал знак изумлённым путешественникам — попросил о молчании. Нет Нан-Танаха, нет дворца, нет крепостных стен, нет Нан-Матала. Оголилось коралловое основание, на котором только что возвышался величественный город-храм. У самой полосы прибоя стоял огромный человек.

На расстоянии трудно определить рост великана. Но, сравнивая исполина с рабочими, которые копошились у его ног, можно было предположить, что он такого же роста, как Дол с Зюлом. Великан был очень похож на них, отличался, пожалуй, только цветом кожи. Если Дол с Зюлом — белокожие, как европейцы, то этот гигант был красновато-золотистого цвета. Путешественники удивительно чётко, будто они находились совсем рядом, смогли рассмотреть одежду исполина — белый нарамник — длинную, широкую накладную мантию очень простого покроя. Прямое полотнище ткани длиной в два роста этого человека сложено пополам, на месте сгиба сделана прорезь для головы, а по бокам полотнище сшито так, чтобы оставить отверстия для рук. Полотно, изготовленное, видимо, из льняной ткани, было очень тонким — сквозь него просвечивали нижнее одеяние «схенти» (и опять новое название, которое будто бы само собой появляется в головах путешественников), драгоценности, богато украшенный пояс и смуглое тело. Бёдра великана обернуты «синдоном», длинным шарфом, завязанным спереди. Поверх матерчатого пояса — ещё один, золотой. Спереди к нему прикреплен церемониальный передник из золотых пластинок, соединённых, насколько можно увидеть издали, полосками из бус и цветных стёклышек; снизу он оторочен бахромой из маленьких золотых «уреев» (вертикальные, весьма стилизованные изображения богини-кобры). Сзади к поясу с помощью специального полого цилиндрика подвешен хвост со связкой бус. У великана церемониальная искусственная борода в форме косички, похожей на кошачий хвост; сделана из шерсти или из срезанных волос, перевитых золотыми нитями; подвязана к подбородку шнурком, закреплена завязками на ушах.

«Эти завязки на ушах очень похожи на дужки очков Его преподобия Льюиса Доджсона», — подумали Дол с Зюлом.

«С ревом и визгом карабкаются чудовища на огромные стены»

На голове гиганта — «клафт» (опять новое название!), большой плат из полосатой (синей с золотом) ткани, сложенной треугольником; спереди, у висков, к нему прикреплены спускающиеся на плечи завязки. Браслеты на руках и ногах. Сандалии — простой формы, без бортиков и задников, с загнутой кверху подошвой и двумя тонкими ремешками. Волосы на голове и на теле, насколько это можно было разглядеть, отсутствовали — видимо, были выбриты.

«Обычно волосяной покров сбривают те народы, которые считают, что волосы даны человеку силами зла, — отметил про себя капитан Александр. — Этот человек будто пришёл сюда из древнего Египта. А по одежде и церемониальной бороде его можно принять даже за фараона или члена его семьи».

В пятидесяти километрах от моря поднималась скалистая громада горы Сокеэс, как бы выскочившая из плотной массы тропического леса. Там почти у самой вершины стоял ещё один великан в белом. И хотя это было очень далеко, по какой-то необъяснимой причине путешественники могли рассматривать его, он был виден так же чётко, как и тот, что стоял у берега моря. Вершина горы, изрезанная вертикальными трещинами, состояла из огромных восьми и шестигранных каменных карандашей. Великан медленно поднимал руки вверх и, видимо, произносил какие-то заклинания. Следуя движению его рук, от тела горы отделялся огромный каменный стержень и выходил из своего вертикального ложа, в котором он покоился миллионы лет. Глыба поворачивалась, и маг в белом направлял ее по воздуху в сторону моря, туда, где таким же образом эту глыбу встречал его товарищ. Этот второй принимал огромный камень и укладывал его на коралловое основание. Люди, хлопотавшие у его ног, следили за тем, чтобы камень лёг точно в нужное место. О’Лосоп и О’Лосип, с восхищением подумал Джеймс. Опять он услышал звуки трубы, потом повторились глубокие медленные звуки и серии быстрых трелей. И та же знакомая огромная тень, словно взмахнула крылами где-то сбоку и исчезла. «Бархатные медленные звуки — движения крыльев бабочки. Тихие быстрые трели — шорох падающих чешуек с крыльев бабочки». Эта мысль в законченном виде сама собой всплыла в голове Джеймса. Он почти не обратил на неё внимания — будто это вовсе и не его мысль. Опять наступила тишина. Картина закачалась, задрожала, будто нарисованная на водной глади и исчезла.

И снова старик дал знак сохранять спокойствие и тишину. Исчезли великаны и их помощники, строящие крепостную стену. В поле зрения путешественников — то же неподвижное пустое коралловое основание. Море опустилось на несколько десятков метров, и береговая линия отступила, ушла далеко, почти к самой линии горизонта. Внизу, где раньше была вода, моряки увидели огромный каменный город. Неимоверного размера сооружения, храмы, колоннады, окруженные базальтовыми стенами. За стенами — толпы фоморов, отвратительных исполинов и монстров, громадных и уродливых созданий, звероподобных волосатых чудовищ, полулюдей со змеиными, львиными и собачьими головами. Великаны с бесформенной чудовищной внешностью и разным количеством глаз и конечностей. У некоторых фоморов на плечах красовались головы коз, лошадей и быков.

С рёвом и визгом карабкаются чудовища на огромные стены. Изнутри стены обороняют человекоподобные существа. Какого они роста? Десяти, двенадцати метров? Сами волосатые, тёмно-коричневые, в шкурах неведомых чудовищ. В руках — каменные щиты и копья с каменными наконечниками. Их возглавляет дивный прекрасный великан — чудное бледное лицо в обрамлении огненно-рыжих волос. Обороняющиеся бросают со стен огромные камни, сталкивают копьями вниз нападающих чудищ. Заливают их горящей смолой. Но и сами падают от камней нападающих фоморов. Иного зазевавшегося хватает огромными клыками за ногу или за руку высунувшаяся над стеной звериная голова и стаскивает вниз несчастного под торжествующие крики и рёв неистовой звериной толпы. Обороняющиеся сами кричат, ревут и визжат словно звери. Ах, что это было за зрелище! До путешественников доносится грохот битвы.

«О, прекрасный Царь-великан Партолон, ты первым дал бой демоническим существам, ужасным и могущественным фоморам, прославленным своим необыкновенным могуществом; ты назван „главой всех ремёсел“ — ты научил „своё“ племя жрецов-магов ремёслам и земледелию, дал им веру и рассказал о великих богах. Благодаря тебе был построен первый дом, сбито масло, сделана ручная мельница, — так думал Джеймс, глядя на зрелище ужасающей битвы. — О, могучие фоморы-колдуны, вы наводите ужас и кажетесь чудовищами. Некоторых из вас называют „одноглазыми“, — это указание на „третий глаз“. Я вижу тебя предводитель фоморов Балор, отцом которого считался Буарайнех, „быкоголовый“. Один глаз твой всегда закрыт, он настолько ядовит, что убивает всякого, на кого падает его взгляд. Губительный глаз у тебя, Балор. От него нет спасения ни богам, ни гигантам. Он открывается только на поле битвы. Четыре человека нужны для того, чтобы поднять веко твоего глаза четырьмя полированными палками. Войско, на которое взглянет этот глаз, не сможет устоять, даже если будет числом во много тысяч. Я знаю, могучий Партолон пронзит копьём твой магический глаз. Нет, неслучайно меня так тянет в Нан-Матал. Что это — Нан-Матал или моя любимая Эйре? Хранитель специально для меня показывает эту великую битву».

Рёв трубы заглушает шум и грохот сражения. Чёрная бабочка взлетает за спиной Джеймса и закрывает картину битвы. Слышится органное пение, сопровождающее взмахи её крыльев; с перестуками и перезвонами осыпаются золотистые чешуйки с её крыльев. Бабочка пропадает вместе с чудным видением. Путники опять сидят перед развалинами древнего разрушенного Нан-Танаха. И старик тоже здесь, вместе с ними. Старик, что ты хотел всем этим сказать? Мудрый старик. Ты дал нам ответы на все вопросы. На все. Да не совсем на все. А как же с подземельем? Существует ли этот вход в царство Подземных гигантов? Узнают ли Дол и Зюл что-нибудь о своих родственниках и соплеменниках? Удастся ли путешественникам проникнуть через таинственные ворота в неведомое подземное царство? Может быть, там молодые великаны всё-таки найдут следы своего исчезнувшего народа. Или даже встретят своих родителей.

Ни слова не говорит суровый старик. Губы не шевелятся, глаза закрыты. Но путешественники будто слышат его речь. Неведомым образом до них доходят его слова. Нет, не слова. Мысли старика, минуя слова, прямо достигают сознания путешественников. Их сила столь велика, что невозможно ни обдумать их, ни возразить, ни сопротивляться. Эти мысли без слов, эти приказы таковы, что им можно только подчиниться. Как будто это говорит не жалкий высохший старик, а воплощенная воля древней планеты, матери всего живого. Восхищённые и удивлённые моряки внимают голосу самой истории.

— Я услышал ваши вопросы, о достойные представители рода человеческого. Вы хотите войти в Подземное царство гигантов. Среди вас я вижу юных представителей великой четвёртой расы. Вы дали им русские имена Даниил и Зоил. Я назову вам имена, полученные ими в затонувшем Ббробдингнеге. Первого из них звали Анимам Ббонгнам Хоминис Каминус Бриакпоннт. Второго — Спитт Вволкан Ббулгле Диверт-и-До. Им я могу открыть вход. В Подземном царстве мы сохраняем уцелевших представителей исчезнувших цивилизаций. Там юноши могут узнать что-то о своих семьях. Но сумеют ли они пройти дальше входа, я не знаю. Это зависит от их миссии. Зависит от решения совета Архитекторов истории. Только Архитекторы истории знают миссию, возложенную на этих юных атлантов. Я тоже не знаю ни решения совета, ни миссии Анимама Ббогнама и Спитта Вволкана. Архитекторы работают над тем, чтобы помочь людям пятой расы. Но они против вмешательства в жизнь и историю современного человечества. Они сохраняют лучшие достижения прошлого и допускают до них только самых достойных, самых продвинутых. Но не сразу. Архитекторы следят за этими продвинутыми, исподволь готовят их.

Теперь о миссии Анимама Ббогнама и Спитта Вволкана, не знаю в точности, какова она. Одно могу сказать достоверно: не случайно юные атланты оказались на островах Франков и Бриттов. Не случайно их наставниками оказались капитан Искандер (и он кивнул в сторону капитана Александра) и преподобный Льюис Дарсбери Чешир Аютвидж Доджсон. Об их родителях тоже позаботились. Но мне неизвестно, где они сейчас. Вы, юноши, можете попытаться войти в подземелье. Но знайте — это очень опасно. Готовы ли вы, отважные дети народа магов? Я слышу стук пылких сердец юных атлантов, чувствую вашу решимость, вы хотите попробовать. Я дам вам этот шанс. Но мы не знаем, каким будет решение совета, — оно может быть любым. Примите его со смирением. Как должное. Помните, вы — избраны. И, если ответом подземелья будет отказ, — выслушайте его с достоинством. Это будет означать только то, что миссия молодых великанов ещё не выполнена и пока не наступило время для их встречи с родными.

О, бесстрашные воины пятой расы, пришедшие вместе с юными отпрысками атлантов, узнайте то, что вам надлежит узнать — для вас путь в Агарту закрыт. Несмотря на то, что вы тоже избранники. Вход в Подземный мир разрешен только махатмам, а не воинам. Тебе, кого зовут Искандер, отпрыск великого княжеского рода, и тебе О’Коннолли, потомок кельтского воина Коннана, разрешение может быть дано только в случае крайней необходимости. Так, как это было у Орфея[67] и Одиссея[68]. Сейчас не тот случай. Дети пойдут одни. Без провожатых и наставников. Дорогу в подземный мир каждый должен пройти самостоятельно. Встаньте, смелые дети моря, Анимам Ббонгнам Хоминис Каминус Бриакпоннт и Спитт Вволкан Ббулгле Диверт-и-До, встаньте и идите.

Не проронив ни слова, Дол и Зюл поднялись и осмотрелись по сторонам, будто пытаясь запомнить этот мир, который они, возможно, сейчас покинут. Кто знает, надолго ли? Может быть, навсегда. Они посмотрели на неподвижную фигуру древнего старца, на фигуры сидящих по-турецки, уснувших Александра и Джеймса. Увидели рядом с ними ещё две огромные спящие фигуры. Да это же они сами. Они вышли из своих тел. И во сне видят себя спящими. Мы стали собственными дублями. Как сказал капитан? Надо повернуться на каблуках и вперёд, приступить к своим делам. Им было очень страшно. Но нет, они не отступятся. И молодые великаны сделали шаг по направлению к тоннелю. Это тот же самый тоннель, который они уже пролетали, чтобы встреться с Хранителем истории, с тем самым, что сидит сейчас рядом. Каким-то образом они оказались перед тем же входом в тоннель. Всё это совершенно непонятно. Будто тоннель вывернулся наизнанку, и, пролетев его, они оказались ровно в той же точке, с которой начинали. Но надо не размышлять, а действовать. Вперёд, мальчишки! Настал долгожданный момент. Теперь или никогда. И они вошли в тоннель. Тоннель был заполнен водой. Они сделали шаг, ещё один шаг, но прикосновения воды почему-то не почувствовали. Погружались всё глубже и глубже, и вот их головы оказались ниже уровня воды. Туннель выглядел так, будто он был совершенно сухим. Лишь подняв вверх глаза, они увидели над собой колеблющееся зеркало водной преграды, которую они только что миновали. Что это — новая жизнь? Прощай, прежняя земная жизнь, к которой мы так привыкли. Прощайте, дорогой капитан Александр, прощайте, любимый наставник Льюис Доджсон, прощайте, моряки — притворно сердитый Боцман, милейший Штурман, весельчак Повар-Кок, немногословный Абордаж. Вернёмся ли мы? Отпустит ли нас Нагхваль? Кто знает. А может, это всё сон? Мы проснёмся, и всё пойдёт по-старому. Мы с вами тоже не знаем, что должно случиться с этими отважными ребятами. Просто последуем вслед за ними в Подземный мир.

Вход в царство подземных гигантов

Шаг за шагом продвигались Дол и Зюл по тоннелю. Куда вела их дорога — вверх, вниз, в сторону? Шли они или плыли? Быстро или медленно? Смотрели ли они по сторонам? Или только вперёд, туда, где должен быть конец тоннеля, который пока не виден, но лишь угадывается… Откуда поступал свет — только спереди, навстречу им или свет был везде? Что они видели — стены тоннеля? Или стен не было, и вокруг, куда ни кинь взгляд, кругом — один только неясный, слабо мерцающий, усыпляющий свет? Было ли там жарко и душно или наоборот — свежо и прохладно? Сердце переставало биться, мысль замедлялась, будто засыпала, желания исчезали. Нельзя сказать, что им всё было безразлично. Даже такого ощущения не было. Не было никаких ощущений. Они плыли, будто во сне. Время остановилось. Сколько прошло с того момента, когда их головы оказались ниже уровня воды в тоннеле? Может быть, одно мгновенье, возможно, вечность. Им было даровано то, что недоступно обычным людям: не река времени плыла через них — они плыли в этой реке. Теперь они могли плыть куда угодно, потому что выпали из времени, были вне времени. Может быть, и вне пространства. Они попали в страну забвения, туда, где нет ни радости, ни печали, ни желаний, ни безразличия. Оказались внутри тяжёлых, как ртуть, и холодных, словно полярная зима, безжалостных вод Стикса[69]. Река мёртвых не тронула их — ни несла, ни сжимала; её воды бережно обтекали тела молодых атлантов, не касаясь их, не согревая и не охлаждая. Большие дети моря пересекли раньше срока черту между жизнью и смертью. Они плыли в невидимой им лодке Харона[70] в Аид[71] в царство мёртвых. Что подвигло их на этот шаг? Ради чего они сознательно принесли в жертву свои могучие молодые тела, светлые головы, горячие сердца, свои будущие прекрасные жизни, которые ещё давали только первые робкие ростки. Такие молодые, такие неопытные, так мало повидавшие… Не испытавшие ещё радости объятий, любви, поцелуя… Они не знали, кто они, откуда пришли… Они хотели узнать своё место в этом мире. И только их родители, только матери и отцы смогли бы помочь им обрести себя. Таково было отчаяние этих смелых мальчишек, что они решились поставить на карту всё, даже самоё жизнь. Мы можем только догадываться, какие мысли привели Дола и Зюла сюда, к краю известного людям мира. Это только лишь наши догадки, домыслы. Но теперь нам известно, что случилось с ними дальше.

Стен не было, но ощущение стен оставалось. И вот эти стены, которые скорее угадывались, раздвинулись. Юноши вдруг почувствовали, что они уверенно стоят на ногах. На твёрдой земле. У входа в огромный зал. Вокруг — лёгкая светящаяся дымка. Глаз не может охватить размеры этого зала. Стены уходят в стороны и исчезают в нежном светящемся тумане. Потолок за спиной поднимается вверх и тоже исчезает где-то очень далеко. Взгляд вдаль не упирается ни во что. Зал кажется огромным. Не исключено, что он гораздо больше, чем можно себе представить. Сердца молодых людей усиленно бьются. Они у черты знания. Они могут прикоснуться к тому, что всегда было тайной. К тому, о чем так давно мечтали узнать люди, чему испокон веков искали объяснения и не находили ответа. Может быть, не всегда было так. Возможно, эти тайные знания когда-то были доступны первым людям. Тогда, когда те жили в Эдеме. Когда знали природу вещей. Давали имена животным. Говорили с богами на равных. Тысячи и тысячи поколений, потомков Адама и Евы, мечтали вернуться в райский сад, слезами и раскаянием умолить создателя, жертвами миллионов людских жизней и страданиями миллионов искупить ошибки праотцев. Переступят ли Дол и Зюл эту черту? Будет ли им дано узнать то, что знали великие патриархи? Иди им откажут в этом? Вышвырнут назад, туда, откуда они пришли — знайте своё место, изгнанные из рая твари земные, рождайтесь в муках и в мучениях умирайте. Иди, быть может, отнимут прямо сейчас их молодые жизни? Смелые мальчики. Они приняли решение, шагнули навстречу неизвестности. И готовы были встретить свою судьбу. Этим юным великанам были даны отважные сердца.

Светящийся туман медленно рассеивался, но количество света не убывало. Стены и потолок зала расширялись и поднимались. Воздух в середине зала заколебался. Он напоминал в этот момент марево над разогретой пашней. Стали вырисовываться какие-то очертания. И вот Дол и Зюл увидели человеческие фигуры. Люди стояли в ряд. Довольно далеко от наших героев. Стояли совершенно неподвижно. И каждый из этих обитателей пещеры казался нерушимым как скала. Сколько их было? От центра зала вправо и влево выстроились фигуры воинов. Не видно было, где этот ряд заканчивался. Это были огромные могучие ратоборцы. Ростом и размером — никак не меньше, чем Дол и Зюл, а может быть, и значительно выше и крупнее.

Молодые люди сумели рассмотреть воинов. Мощные руки, ноги, плечи. На плечах, груди, бёдрах — доспехи. В левой руке они держали огромные щиты, покрытые неизвестным металлом. Эти щиты будто бы сами собой светились желтовато-золотистым светом. В правой — короткие копья или палицы. На правой руке у каждого были несоразмерно большие металлические наручи. Они были столь велики и объёмны, что использовались, видимо, не только для защиты руки и локтя, но возможно несли внутри себя какое-то дополнительное наполнение или оружие. На не закрытых доспехами руках, ногах, на шее, видна была зеленовато-жёлтая, безволосая, морщинистая, дряблая, будто бы старческая кожа. Это же змеелюди — вот они рядом. Их шея завершалась ужасной головой, напоминающей голову кобры. Чешуйчатая кожа, свисающая складками на шее и раздутая парашютом сбоку за ушами, огромный рот, длинный раздвоенный язык, время от времени выбрасываемый из темной пещеры змеиного рта, глубоко запавшие холодные безжалостные глаза. Волосы, растущие на этой змеиной голове, сверху и сбоку заплетены в толстые, синие, чуть красноватые у основания дреды, спускающиеся до уровня плеч. Фоморы. Самые жуткие из тех, кого они видели в толпе, штурмующей лемурийскую крепость.

Раздались знакомые уже Долу и Зюлу, ранее слышанные, предостерегающие звуки трубы. Они знали — теперь уже точно — эти звуки предупреждали о чём-то, неслись, казалось, из самого центра земли. Кто предупреждал их, от чего предостерегал? Звуки повторились несколько раз и затихли. Вперёд вышел один из фоморов. Он вытянул шею, открыл огромную пасть со смертоносными зубами, втянул внутрь язык, и из его горла вырвался низкий инфернальный гул. На это было страшно смотреть, но действия фомора, видимо, не содержали угрозы. Гул замедлялся, ускорялся, усиливался и ослабевал. Возможно, фомор хотел что-то донести до гостей. Что это — приглашение в мир Подземных гигантов или предложение покинуть этот мир? Неожиданно и почти одновременно наши герои поняли речь змеечеловека. Именно поняли, а не услышали. Потому что его обращение передавалось не гулом и рёвом. Оно поступало прямо в голову гостям подземного мира.

— Я великий змеечеловек Серпенс Вирум. Слушайте меня те, кого зовут Анимам Ббонгнам Хоминис Каминус Бриакпоннт и Спитт Вволкан Ббулгле Диверт-и-До. Мне поручено донести до вас решение совета Архитекторов истории, — и Серпенс Вирум ударил копьём о каменный пол зала. Копьё глухо загудело.

— Вам разрешено знать, что ваши родители живы и находятся в безопасном месте. И это всё, что вам разрешено знать.

Дол и Зюл стояли, как заворожённые. Они прошли такой длинный путь. Напрасно прошли этот путь. Всё закончилось слишком быстро. Они были словно в столбняке, не в силах осознать происходящее. Всё виделось как в тумане.

Столкновение

Змеедюди ударили копьями о землю. Копья стали расти и оказались втрое длиннее. Их верхние концы словно погрузились в туманную мглу пещеры.

Телескопические копья, машинально отметил Зюл. Мысль эта мелькнула словно сама собой, будто бы и не он это подумал. Также машинально оба они услышали рокочущий, угрожающий голос Серпенса Вирума.

— Аудиенция закончена. Выделенное вам время истекло. Вам разрешено покинуть Агарту, — и змеечеловек ещё раз ударил копьём о каменный пол пещеры.

Дол и Зюл воспринимали всё так, будто это происходило не с ними. Так и стояли молча, друг против друга, с одной стороны — два затерявшихся среди веков и пространств потомка великого атлантического народа, двое юношей, не понимающих, где они находятся, что с ними, как они попали в эти времена и в это мрачное огромное подземелье, с другой — хмурая стена звероподобных существ, олицетворение неизвестных доисторических сил, неумолимая стихия, которая живой каменной преградой стала на их пути.

Раздался гул. Гул нарастал, превращаясь постепенно в рёв. Долу и Зюлу казалось, что он пришёл откуда-то издалека. Они почти не воспринимали звуков. Не понимали, во сне это происходит или наяву. Относится ли появление гула к ним, или это какой-то посторонний процесс, явление природы, не связанное с их присутствием в подземелье?

Змеелюди переложили копья и палицы в левые руки, которыми они одновременно держали свои щиты. Выдвинули вперёд, в сторону Дола и Зюла правые руки. Закреплённые на них наручи внезапно вспыхнули изнутри и выбросили красные, тонкие как игла, лучи света. Эти лучи упёрлись в каменный пол, и красные точки слились и образовали прямую ярко-красную линию, параллельную строю змеелюдей. В полной тишине каменный пол крошился и испарялся в местах соприкосновения с лучами.

«Глаза мальчишек загорелись гневом, ни тени страха не было в их юных сердцах»

Вверх поднималась дымовая завеса, состоящая из мельчайших частичек и крошек камня. Слышалось легкое пощёлкивание временами откалывающихся и отскакивающих более крупных кусочков. Огненная линия сдвинулась с места и медленно поплыла в сторону Дола и Зюла. Вместе с ней плыла дымовая завеса. Глаза Дола и Зюла машинально зафиксировали, что весь каменный пол, на котором они стояли, был испещрён глубокими бороздами и порезами, параллельными линии змеелюдей. Также механически они отметили, что, видимо, за сотни тысяч лет подобные события происходили неоднократно.

Смертоносная линия двигалась, расстояние до нее становилось все меньше, что произойдёт дальше? Молодые люди отсутствующе глядели на приближающуюся дымовую завесу. И вдруг через эту завесу, через пещерную мглу они увидели вдали неясные, колеблющиеся фигуры и лица своих отцов и матерей. Те тоже, возможно, видели их, они тянули руки к своим детям и беззвучно открывали рты. Они звали их. Какой же родитель не мечтает в разлуке о встрече со своим утерянным ребенком? Было ли это на самом деле или то была просто мечта, мираж, призрак? Может быть, им привиделось? Наваждение, фантом, галлюцинация… Станут ли подростки рассуждать в такой момент? Почему эти бесчувственные остолопы, эти безмозглые осколки древности, механические уроды из мышц и костей не дают им пройти завесу? Почему они держат в заточении их отцов и матерей? Глаза мальчишек загорелись гневом, ни тени страха не было в их юных сердцах. Это были уже не мальчишки, не «большие дети моря», как их называли на корабле «Быстрые паруса». Это были ратники великого атлантического племени. Безупречные воины, о которых говорил капитан Александр, воины, готовые исполнить свой долг. И действовать наилучшим образом.

Не сговариваясь, они повернули свои ладони в сторону красной завесы, выпрямили руки и будто упёрлись ими в невидимую каменную стену. Они остановят эту подсвеченную сзади, угрожающую дымовую завесу, вставшую преградой на их пути! Мы сделали это! Завеса остановилась, чуть-чуть отступила. Внезапно что-то щёлкнуло, и разом погасли все лучи. Стена — завеса из пыли — заколебалась и медленно растаяла. Лица змеелюдей перекосила гримаса злобы и ненависти.

С новой силой возник идущий из недр земли гул. Под этот усиливающийся рев фигуры змеелюдей стали расти. Они становились всё больше и больше, превращались в чёрный туман. Их очертания становились более расплывчатыми, менее чёткими. Они смыкались друг с другом, превращаясь в огромную колеблющуюся чёрную стену. Стена поднималась вверх и медленно продвигалась навстречу Долу и Зюлу, заполняя собой все пространство пещеры. Что будет с двумя отважными парнишками? Ведь решение об их судьбе уже принято, и оно, это решение, должно быть исполнено. Вряд ли они смогут противостоять этой мрачной силе, накапливавшей своё могущество в течение многих тысяч лет. Казалось, все силы Агарты были брошены на то, чтобы смести двух маленьких упрямцев. Казалось, Дол и Зюл обречены. Даже легендарный, могучий Геракл и тот не мог противиться несокрушимой воле богов.

Вдруг в этой какофонии гулов, грохота, стуков, вибраций, миражей и видений слух Дола и Зюла выделил появление нового тона, нормального звука, вполне привычного человеческому восприятию. Это был пронзительный свист, прорезавший дьявольскую музыку. Появление подобного звука в этой пещере было столь неожиданным, что оно поразило даже змеелюдей. Что-то пошло не по их плану. Тёмная стена остановилась.

Дол и Зюл посмотрели вниз. Звук шел откуда-то сбоку, из-под их ног. Вот так неожиданность — рядом с ними стоял Джеймс О’Коннолли. Он заливисто свистел, засунув в рот два пальца, свернутые колечком. Весёлый, звонкий, пронзительный свист, которым ирландские пастухи собирают своих собак.

— Откуда ты взялся, что ты здесь делаешь, Джеймс? Ты что, с ума сошёл? Ты же погибнешь!

— Я, Джеймс, погибну? Как вы могли подумать, что ирландец испугается этих тупых призраков? Как вы могли подумать, что Джеймс О’Коннолли бросит в беде своих товарищей? Не просто товарищей — ирландцев О’Дола и О’Зюла! Плохо же вы знаете Джеймса О’Коннолли! Эти болваны так просто не совладают с настоящими ирландцами. Им не удастся завладеть нашими душами и затащить их к себе в подземелье. Мы не доставим им такого удовольствия. У людей Эйры достаточно могущественных покровителей в этих призрачных мирах. Эй, милая моему сердцу баньши семьи О’Конноллов, зови всех своих подруг баньши, зови лепреконов, покажем фоморам, кто хозяин в параллельных призрачных мирах!

И Джеймс закричал. Это был тот леденящий душу крик-плач, который Дол и Зюл уже слышали однажды, когда возвращались из Нан-Матала. Протяжный зов воина, погибающего в смертельной схватке. Когда он закончился, наступила недолгая тишина. Ответом на зов Джеймса были тысячи криков баньши. Какофония звуков, мелькание женских заплаканных лиц, чёрные развевающиеся шали, белые саваны, топот ног невидимых лепреконов — всё это заполнило пространство пещеры. Стену Чёрного тумана было уже не разглядеть. Фантасмагория звуков, визг, плач, свист, вой, всхлипывание, клёкот, море нездешних потусторонних звуков плакальщиц, смысл жизни которых состоит в том, чтобы возвратить души гибнущих гаэлов на древнюю землю Эйре, к родным зелёным холмам и пустошам. Всё смешалось. Какая-то страшная сила подхватила Дола и Зюла и понесла. Потерялось ощущение верха, низа, пространства, времени. Они были в каком-то вихре. Сколько это продолжалось? Минуты, секунды, часы, вечность?

Им было очень плохо. Свинцовая тяжесть давила на них. Дышать было тяжело. Никак не вздохнуть. Вспомнились напутствия капитана — надо проявить твёрдость духа, надо выполнить должное. Вырваться из этих чёрных объятий. Что говорил капитан Александр? Не сосредотачивайся на обстоятельствах. Не думай о конфликте. Ты сделал то, что считал нужным. Теперь забудь об этом. Не борись с чёрной пеленой, которая душит тебя. Сопротивляйся, но не думай. Найди бойца внутри себя, пусть он борется за тебя. Сам стань безупречным воином. Так думал Дол. Примерно то же происходило и с Зюлом.

Возвращение к жизни

Оба пришли в себя на площади Нан-Танаха внезапно и почти одновременно. Старика нигде не было. Большая часть солнечного диска опустилась за горизонт, однако ночь ещё не наступила. Значит, с момента их входа в туннель прошло не так много времени. Они проснулись оттого, что на них вёдрами лили воду. Кто мог добраться до их голов? Оба сидели на земле, опираясь спиной на колоннаду. Но и в этом положении они оставались очень высокими. К колоннаде были приставлены лестницы, и по фризу балки, лежащей на колоннаде, бежали матросы «Быстрых парусов». Откуда они взялись? Матросы передавали друг другу вёдра с морской водой и выливали их на головы Дола и Зюла. Рядом стояли капитан Александр и Джеймс.

— Ну, как дела, ребята? — спросил Джеймс. Дол с Зюлом ничего не ответили.

— Слава богу, всё обошлось, — сказал капитан Александр. — Вы были далеко отсюда. Мы еле откачали вас. Вы потратили слишком много усилий на столкновение с чёрными духами подземелья. Они этого не прощают. Мир Нахгваля не прощает слабости. У вас едва-едва хватило сил, чтобы вернуться.

— Что произошло в последний момент, как туда попал Джеймс?

— Поговорим об этом позже. Пока что вам надо отдохнуть. Не спешите рассказывать о том, что видели. Отважный Джеймс был там, в подземелье, вместе с вами, и мы многое от него узнали. А сейчас нам всем следует вернуться на корабль. Соберитесь с силами, поспите. Утро вечера мудренее. Вы наделали много ошибок. Но не стоит из-за этого огорчаться — не ошибается тот, кто ничего не делает. Одно могу сказать: вы держались молодцом и перед лицом опасности вели себя мужественно, как и подобает воинам атлантического племени.

Наутро у Дола с Зюлом было много вопросов. Как попал туда Джеймс? Было ли это на самом деле или это был только сон? И кто унёс их из этого страшного пекла?

— Как я туда попал? Я подумал, что нельзя оставлять молодых людей на съедение подземным людоедам. И решил обязательно сопровождать вас. Я сделал всё то же, что и вы. И так же покинул во сне — или в сновидении, как объяснял нам капитан, — своё тело. Только немного позже. Вы уже входили в туннель и погружались в воду, и я, не задумываясь, последовал за вами. К моему глубокому удивлению мне удалось без проблем преодолеть эту водную преграду и вслед за вами добраться до пещеры. Я стал свидетелем всего того, что произошло потом. Вы вели себя достойно и дали заслуженную трепку этим змеедегенератам. Вы кричали: «отец, мать!». Видимо, что-то видели. Мне тоже казалось, что я вижу в глубине пещеры чьи-то лица и тянущиеся к вам руки. Но точно удостоверить этого я не могу. Всё происходящее напоминало мираж. Может быть, это было просто сновидение. Но в то же время это была самая настоящая жизнь, чёрт меня побери! Абсолютно настоящая. Ничем не хуже той, что мы считаем действительно настоящей. И погибнуть вы могли, я уверен, совсем по-настоящему. Хотя я и не верю во всю эту чертовщину.

— Как будто ты сам не мог погибнуть! — возразили Дол с Зюлом.

— Что могло случиться со мной, прожжённым чертякой? Чёрт чёрта не обидит. Никаких опасений за свою судьбу у меня не было. Надо было вас спасать. Поэтому я и вызвал свою баньши, а она — ваших баньши, что отвечают за род О’Долов и О’Зюлов, уж не знаю, как они там у вас в Бробдингнеге раньше назывались. Ваши баньши призвали на помощь войска лепреконов. Как видите, людоеды ничего не смогли поделать с натиском посланцев зелёных холмов. Баньши и лепреконы вырвали вас из рук подземных людоедов.

— Но ведь баньши, как ты рассказывал, забирают ирландца с собой в последнюю минуту его жизни.

— Вот они и забрали нас.

— Почему же мы тогда живы?

— Мой час, видимо, ещё не настал. А ваша миссия пока не выполнена. Баньши, наверное, знают о вашей миссии, Дол и Зюл.

— Кто же скажет нам о ней?

— Старик всё сказал. Вам даны наставники. Они ведут вас по тому пути, который выбрали Архитекторы истории.

— Почему нам отказано во встрече с родными?

— Вы сами все слышали, змеелюди объявили вам — родители находятся в безопасном месте, они будут ждать встречи с вами. А встреча состоится лишь тогда, когда будет исполнена ваша миссия.

— Скажи хоть ты, капитан Александр, почему так враждебно встретило нас подземелье?

— Я думаю, что подземелье и его стражи, фоморы, ни к кому не проявляют ни враждебности, ни приветливости. Вы наделали много ошибок. Нельзя было вступать в единоборство с фоморами, они лишь выполняли свою работу, выполняли то, что требовала от них Агарта. Нравится вам это или не нравится… Воин не стремится вступать в борьбу. Не стремится к победе, во что бы то ни стало. Он действует наилучшим образом. Действует безупречно. В данном случае безупречность состояла в том, чтобы принять обстоятельства такими, какие они есть. И извлечь уроки из всего происшедшего. А урок — не лезть в драку, если вас что-то не устраивает.

— Зачем же мы тогда искали Нан-Танах? Зачем мы пошли в это подземелье?

— Нет, не напрасно мы пришли к Нан-Танаху. Всё было не зря. Вы приобрели бесценный опыт проникновения в параллельные пространства. Вас принял Нагхваль. Вы узнали об Архитекторах истории. Нам был разрешён разговор с Хранителем истории. Мы узнали об истории создания загадочного и таинственного Нан-Матала. О парталонцах, ваших предках. О фоморах, об Агарте. О том, что ваши родители живы и находятся в безопасности. Где они находятся — неизвестно, но нам сообщили, что они будут ждать встречи с вами. А также то, что вам предстоит выполнить миссию, о которой мы с вами пока мало что знаем.

Вот что сказал им капитан, и все подумали, что он, как обычно, говорит гораздо меньше, чем ему известно.

— Капитан Александр обучал Дола и Зюла, как следует открывать второе внимание, чтобы увидеть параллельные миры. Откуда он сам-то знал об этом? Он ведь моряк и путешественник.

— Ты, наверное, давно уже понял, что капитан Александр не просто путешественник, не просто человек, который никогда не станет мириться с несправедливостью, всегда поможет слабым и тем, кого обижают. Он ещё и блестяще образованный человек, учёный, исследователь. Использующий каждый удобный случай, каждую встречу, чтобы узнать что-то новое, расширить своё представление о мире, в котором мы живём.

Когда-то давно капитан Александр путешествовал по пустынным степям Мексики и в штате Сонора (Завывающих ветров) подружился с индейцами из племени яки. Эти индейцы называют себя «йо’мем» (люди открытых степных просторов), а свою землю — «яки». Они никогда и никем не были завоёваны. Во всех стычках яки неизменно побеждали испанских колонизаторов и во времена капитана Александра успешно противодействовали правительству Мексики. Там же наш герой познакомился с двумя индейскими мудрецами — доном Хуаном и доном Хенаро. Индейцы говорили об этих достойных людях, что они «брухо» — целители, знахари, колдуны, маги, диаблеро, наставники. С одной стороны, «диаблеро» в устах простых индейцев звучит как «нечистая сила, оборотень». На самом деле диаблеро — это брухо, который может исчезать, превращаться в ястреба, собаку, койота, ворону, в любое другое существо, появляться одновременно в двух разных местах. Учение о Нагхвале под названием «Путь воинов» было создано в давние времена мудрыми индейцами тольтеками. Тольтеки исчезли ещё до появления в Америке испанцев. Но их учение передавалось из уст в уста, из поколения в поколение, от учителя к ученику в устной форме. «Видящие» доверяли его кому-то из своего рода и держали в строжайшей тайне. Дон Хуан и дон Хенаро с детских лет учились у своих наставников — «бенефакторов» (благодетелей) — искусству управления сновидениями и проникновения в параллельные миры. И овладели им в совершенстве. Основы этого искусства они передали и капитану Александру, которого безмерно уважали, потому что в конфликтах с белыми завоевателями капитан всегда поддерживал и защищал индейцев. Они стали учителями капитана, передали ему многие свои тайны, и тот стал «видящим». Но говорить об этом не было принято.

— Если это всё держалось в тайне, откуда тогда мы узнали об этом учении и о том, что Александру передали знания мудрые «брухо»?

— В то самое время, когда наш капитан довольно долго жил в Мексике и постигал «Путь воина», у дона Хуана и дона Хенаро был ещё один ученик — совсем молодой американец Карлос. Он и рассказал впоследствии нам, современным людям, об учении тольтеков и о том, что вместе с ним, Карлосом, у «бенефакторов» долгое время гостил и учился искусству управления сновидениями благородный мореплаватель из далёкой России — капитан Александр. Однако, к сожалению, о самом Карлосе и его жизни нам мало что известно. Дело в том, что он поставил перед собой цель стереть личную историю (важное требование духовной практики человека, вставшего на «путь воина»), в течение долгих лет целенаправленно скрывал многие детали и грани своей жизни, окутывал туманом свою деятельность. Но давай не будем о Карлосе, ведь мы говорим о капитане Александре.

— Тогда скажи мне самое главное — почему Александр не стал помогать Долу и Зюлу, когда те направились в страну Подземных гигантов? Он ведь оставил их на произвол судьбы. Хорошо хоть, что Джеймс вмешался и помог спасти молодых великанов.

— Это не совсем так. Вернее, совсем не так. Я рассказал тебе всё в том виде, в каком это представлялось Долу, Зюлу и ирландцу. Они не поняли до конца, что произошло на самом деле, а капитан Александр о многом не хотел говорить. Послушай, я все тебе объясню.

После предложения Архитектора истории допустить Дола и Зюла, а, вернее, их дубли в подземелье капитан Александр имел ещё одну беседу со стариком. Об этой беседе никто, кроме них двоих, не знал, а нам о ней стало известно из более поздних воспоминаний близких родственников капитана и его друзей. Капитан сумел убедить старика, насколько опасно отпускать одних в подземелье двух молодых людей. Они неопытны и не набрали ещё достаточно личной силы. Они будут действовать неправильно и могут погибнуть. И тогда им не удастся в будущем выполнить ту миссию, которая возложена на них Архитекторами истории. Как потом выяснилось, капитан был абсолютно прав. Хранитель согласился с ним и разрешил двум взрослым сопровождать их. Капитан, вернее его дубль, вошел в тоннель первым, он был впереди Дола и Зюла и держался в стороне — так, что никто — ни юноши, ни ирландец, ни змеелюди его не заметили. Джеймс пробирался вслед за ребятами, он решил, что пошёл на этот шаг по собственной инициативе. Ирландец не понимал — если бы не было договоренности капитана с Хранителем, ему не удалось бы проникнуть в тоннель. Но Джеймсу казалось, что он сам всё это сделал и только благодаря его вмешательству были спасены молодые атланты.

— А как было на самом деле?

На самом деле было так. Когда капитан Александр увидел, что дело зашло слишком далеко, что юные великаны необдуманно вступили в столкновение со стражами Агарты… Он вызвал дубли своих учителей — могучих магов, совершенных воинов — дона Хуана и дона Хенаро. Те быстро оценили ситуацию, поняли, что силы Дола и Зюла на исходе и буквально выдернули их из параллельного пространства. А капитан Александр и Джеймс вернулись самостоятельно. Но у Джеймса навсегда осталась иллюзия, что он обратился к баньши и именно те спасли Дола и Зюла. А были там баньши и лепреконы или их не было — как теперь определить? Существуют ли эти баньши и лепреконы, или это только иллюзия, только красивая легенда? Была ли в действительности эта встреча наших героев со змеелюдьми? Иди это был только сон? Пожалуй, на эти вопросы нам смогли бы ответить только капитан Александр иди кто-нибудь из «брухо» — дон Хуан иди дон Хенаро. Наверное, больше никто. Только где они теперь? Скрылись во тьме XIX века. И не оставили нам на этот счёт никаких сведений.

Теперь ты понял, почему многие считают, что капитан говорит гораздо меньше, чем знает?

Заключение

На этом можно было бы закончить рассказ о том, как капитан Александр вместе с Долом и Зюлом, вместе с татуированным человеком Джеймсом О’Коннолли искали вход в царство Подземных людоедов. И, казалось бы, нашли его, но пройти в подземное царство не смогли. Как они узнали историю строительства Базальтовой Венеции и историю народов, создававших этот город-храм. Как им сообщили, что Долу и Зюлу уготована особая миссия, но какая — пока неизвестно. Капитан Александр сдержал своё слово: вернувшись в Паликир, он познакомил Кубари с великанами Долом и Зюлом. Кубари было интересно лично повидать юных потомков славного рода атлантов, послушать рассказ очевидцев о жизни в Бробдингнеге. А Долу и Зюлу — узнать о природе и животных островов Терпеливой тайны. После этого путешествия Дол и Зюл вернулись на острова Франков и Бриттов и продолжили учение в университете. А в перерывах между занятиями они вновь и вновь плавали с капитаном Александром на корабле «Быстрые паруса». Ну, а что случилось с другими героями, спросишь ты?

Особо хочется остановиться на судьбе Яна Станислава Кубари. Его необычная жизнь, полная приключений, опасностей и — не побоюсь этого слова — подвигов, отданная до последнего вздоха исследованию островов Терпеливой тайны, закончилась трагически. Не очень хочется об этом говорить, но из песни слова не выкинешь.

Кубари в очередной раз было отказано в финансировании его исследовательских работ. И не последнюю роль в этом сыграл немецкий консул Вебер, презиравший учёного за доброе, человеческое отношение к туземцам архипелага. Польский исследователь метался по Океании, работал в Японии, в Новой Гвинее. Кубари оказался в бедственном положении — не мог прокормить семью, дочь Изабеллу был вынужден отдать в католический монастырь в Сингапуре. Жена, беспутная красавица Анна, которая, возможно, была далеко не самой добропорядочной женщиной, бросила его и ушла к испанскому офицеру. Да и раньше она не раз заводила любовные интрижки с испанскими офицерами, служившими на Пон-Пае. Так говорили злые языки. Может, и неправду говорили, зря обвиняли Анну. Ведь до этого она всю жизнь была с ним, Кубари, во всех его переездах, странствиях, делила с ним тяготы и опасности непростой жизни путешественника и учёного. Одно можно сказать с уверенностью — Ян Станислав остался совсем один.

Как раз в это время жители Пон-Пая — что совсем неудивительно — восстают против испанского владычества. Они разрушают всё, что белые люди успели построить здесь за период своего недолгого пребывания. Опустошена также и бывшая плантация Кубари — из четырёх деревьев иланг-иланг, посаженных им на могиле сына, два оказались вырванными с корнем.

Отчаявшийся, обнищавший, уничтоженный Кубари возвращается на Пон-Пай. Имение отобрано. Плантация разорена. Он приходит на могилу любимого сына. Воспоминания о сыне — последнее прибежище его души. На могиле остались только два дерева иланг-иланг. Здесь и находит приют мятущаяся душа польского учёного. Через несколько часов после возвращения Кубари на остров его нашли возле могилы сына мёртвым. Одни говорили, что учёный сам свёл счёты с жизнью, другие считали, что он был убит кем-то по просьбе его неверной жены.

Так оборвалась жизнь знаменитого славянского этнографа на островах Терпеливой тайны. К могиле сына прибавилась и могила отца. Сейчас там установлен бронзовый барельеф: пышные бакенбарды, высокий лоб, строгий профессорский взгляд. На нас смотрит серьёзное, грустное лицо. К выбитым на камне словам — Ян Станислав Кубари — можно было бы добавить: славянин, поляк, один из первооткрывателей Микронезии.

Смерть Кубари была с грустью воспринята как в Германии, так и в Польше. Редактор его работ доктор Шмельтц, питавший к поляку самые дружеские чувства, писал в некрологе «известному всей этнографии прославленному исследователю»: «учёный обладал даром души, позволившим сблизиться с островитянами, завоевать их доверие и проникнуть в сокровеннейшие тайны их жизни…» Людвик Кшивицки, польский учёный-энциклопедист (антрополог, социолог, экономист) писал: «Скончался исследователь, о котором, возможно, кое-что известно в нашей стране, но я сомневаюсь в том, что у нас понимают всю ценность его изысканий. Этот этнограф имеет в научном мире громкое имя, хотя и не такое, какое заслужил…»

На острова приходят прусские военные. Во время войны прусской империи против испанцев за владение островами Терпеливой тайны испанцев неожиданно поддерживают индейские племена некоторых островов. Эти смелые индейцы, вооружённые испанским оружием, сумели серьёзно потрепать превосходящие силы немцев. Тогда был прислан целый флот с серьёзной регулярной армией. Немцы начинают теснить смельчаков. «Наводить порядок». Расстреливают индейцев, захотевших «самостоятельной жизни». Загоняют их в горы. Отлавливают и уничтожают 17 зачинщиков. Перелистывая пыльные, пожелтевшие документы того времени, мы находим имена семнадцати казнённых, значащиеся в протоколах полевого суда. Одно из этих имен — Кубари. Снова Кубари? Каким образом польский этнограф оказался под дулом карателей? Ведь он скончался ещё задолго до восстания. И, тем не менее, ещё один Кубари похоронен здесь. Кто же это? Имя Кубари до сих пор значится в списке расстрелянных.

Причиной тому оказалась вдова Кубари — Анна. Когда испанцы ушли с острова, она вышла замуж за жителя Сокеса по имени Кероун эн тол. Это было не так-то просто. У Анны не было денег на приданое. Так как вдова Кубари не могла принести в дом второго супруга приданого, то решила подарить новому спутнику жизни единственное, что у нее осталось, — европейскую фамилию Кубари! Впоследствии «новый Кубари» участвовал в восстании и был среди тех, кого полевой суд приговорил к высшей мере наказания. Под этим славянским именем он и был занесён в список приговорённых. Ещё одна могила Кубари. Так Кубари погиб на Пон-Пае дважды.

Ты спросишь меня, что стало с отчаянным Джеймсом? Ирландец остался на островах Терпеливой тайны. Он чувствовал себя здесь как дома и не помышлял ни о Старом, ни о Новом Свете. Но в силу своего беспокойного характера не мог долго оставаться на одном месте. Всё время переезжал с острова на остров и всегда оставался в центре событий. Изредка на островах Терпеливой тайны появлялись «Быстрые паруса». Капитан Александр встречался с Джеймсом как с лучшим другом. Да они и были настоящими друзьями. До нас не дошло, как и где завершилась жизнь «татуированного человека». Джеймс всегда мечтал, чтобы его дети Телемах и Полипорта, а также его внуки не оставались необразованными индейцами. Чтобы они учились и получили хорошую профессию. Говорят, что это ему удалось. Если мы с тобой в наше время попадём на острова Терпеливой тайны, то, возможно, встретимся с кем-то из потомков «татуированного человека», увидим современных образованных людей, похожих цветом кожи и волос на островитян, а лицом — на потомков славного рода О’Конноллов.

И, конечно, тебя интересует, что же случилось дальше с капитаном Александром, какие новые земли он посетил на своем корабле «Быстрые паруса». Я обязательно расскажу тебе и том, и о другом. Но не в этой книге. Ты сможешь почитать об этом в последующих книгах — «Архипелаг Блуждающих огней», «Остров Дадо», «Остров Мория». Итак, я прощаюсь с тобой, мой юный читатель. До новых встреч на борту «Быстрых парусов»!

Примечания

1

Святой Иона жид в восьмом веке до Рождества Христова. В библии рассказывается о том, что пророк Иона пробыл в чреве кита три дня и три ночи.

(обратно)

2

Лот — прибор для измерения глубины моря. Простейший лот, употребляющийся с древнейших времен и по настоящее время для небольших глубин, состоит из свинцовой гири и верёвки с метками, называемой лотлинем.

(обратно)

3

Юрский период — начался 200 млн. лет назад, кончился 145 млн. лет назад.

(обратно)

4

Парадокс кучи: Одно зерно ещё не куча, два — не куча, в какой момент зёрна становятся кучей?

Парадокс Ахиллеса и Черепахи: Ахиллес никогда не догонит Черепаху — когда он пробежит расстояние до Черепахи, Черепаха отползёт ещё на некоторое расстояние, когда он пробежит это расстояние… и т. д. до бесконечности.

Парадокс рюмки водки: Одна рюмка водки не сделает меня пьяным, следовательно, я всегда могу выпить ещё одну рюмочку.

Парадокс всемогущего существа: Может ли всемогущее существо создать камень, который оно не сможет поднять?

Парадокс лысого: В какой конкретный день человек становится лысым?

(обратно)

5

Бернард Шоу — английский писатель, драматург.

(обратно)

6

И пусть черты её нехороши, И нечем ей прельстить воображенье, Младенческая грация души Уже сквозит в любом её движенье. Н. Заболоцкий, русский советский поэт. (обратно)

7

Нет, у него не лживый взгляд, Его глаза не лгут. Они правдиво говорят, Что их владелец — плут. Роберт Бёрнс, шотландский поэт. (обратно)

8

Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес».

(обратно)

9

Для детей, занимающихся математикой, можно пояснить, как устроена эта таблица умножения, похожая на считалочку Алисы:

Первая строчка даёт результат в пятнадцатеричной системе представления чисел. Если основание системы каждый раз увеличивать на три — мы получим первую часть таблицы:

4x5=15=1*15+5

4x6=16=1*18+6

4x7=17=1*21 + 7

Можно расширить таблицу так, чтобы различные числа умножались помимо 4, на 1, 2, 3, 5 и т. д. В варианте умножения на 3 используется обычная десятеричая система счисления с увеличением каждый раз основания на два:

3x5=15=1*10+5

3x6=16=1*12+6

3x7=17=1*14+7

При умножении двузначных чисел на четыре используется тридцатиричная система счисления в сочетании с десятичной системой (система со смешанным основанием). Десятичное основание остается каждый раз неизменным, а тридцатиричное основание увеличивается на три:

4x10=110=1*30+1*10+0*1

4x11=111=1.33+1*10+1

4x12=112=1*36+1*10+2

…

4x20=120=1*60+2*10+0*1

4x21=121=1*63+2*10+1*1

(обратно)

10

Парадоксизмы Андрея Кружнова.

(обратно)

11

Галилео Галилей — знаменитый итальянский физик, астроном.

(обратно)

12

Кард Линней, шведский ученый.

(обратно)

13

Чарльз Дарвин.

(обратно)

14

Черепаха Квази — персонаж книги Льюиса Кэрролла «Приключения Алисы в стране чудес».

(обратно)

15

Гурия — райская дева.

(обратно)

16

Высказывание Алисы. «Приключения Алисы в стране чудес».

(обратно)

17

Авоська — маленькая сумка из сетки для незапланированных покупок.

(обратно)

18

Пантомима — вид искусства; пластика тела без использования слов.

(обратно)

19

Мимикрия — приспособление своей внешности к окружающей среде с целью скрыться из виду.

(обратно)

20

Каламбур — словосочетание, содержащее игру слов, основанную на использовании сходно звучащих, но различных по значению слов. Например:

«Из окна дуло.

Штирлиц выстрелил — и дуло исчезло».

(обратно)

21

Галаграфией Гала ошибочно (а, может быть, и нарочно) называет голографию. Голография в современной технике — способ хранения и демонстрации объёмных изображений.

(обратно)

22

Барк (нидерд. bark) — большое парусное судно с прямыми парусами на всех мачтах, кроме кормовой (бизань-мачты), несущей косое парусное сооружение.

(обратно)

23

Микроне́зия — часть Океании. Включает острова: Марианские, Маршалловы, Гилберта, Науру и архипелаг островов Терпеливой тайны, ныне Каролинские острова.

(обратно)

24

Фонети́ческие языки основаны на письменности, в котором каждый графический знак (графема) привязан к определённому звучанию.

(обратно)

25

Ют (от нидерд. hut) — кормовая надстройка судна иди кормовая часть верхней палубы.

(обратно)

26

Эйре — ирландское название государства Ирландия.

(обратно)

27

Ямс — обобщённое название нескольких видов растений из рода диоскорейных. Клубни ямса, достигающие в отдельных случаях 2,5 метров в длину и весящие до 70 кг, употребляют в пищу.

(обратно)

28

Тесло́ — плотницкий инструмент, напоминающий топор, но, в отличие от него, имеющий лезвие, перпендикулярное топорищу. Применяется для выдалбливания различных изделий из дерева (например, корыт, лодок и др.) и вырубки пазов.

(обратно)

29

Лицедействовать — играть на сцене, быть актёром, например — в ярмарочном балагане.

(обратно)

30

Конхобар Мак Несс — Конхобар, сын королевской дочери Нессы, персонаж ирландских эпических сказаний, король уладов, при дворе которого действуют герои Кухулин, Коналл Кернах, Лоэгайре и другие.

(обратно)

31

Куху́лин (ирл. Сú Chulainn, «пёс Куланна») — знаменитый герой ирландских мифов, сын Дехтире, сестры Конхобара, и бога света Луга.

(обратно)

32

Лyг — бог света, покровитель всех искусств и ремёсел, отец Кухулина.

(обратно)

33

Баньши́ — фигура ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, появляется возле дома обречённого на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.

(обратно)

34

Лепреко́н — персонаж ирландского фольклора, традиционно изображаемый в виде небольшого коренастого человечка. В массовой культуре XX века лепреконов обычно изображают одетыми в зелёное. Лепреконы имеют вид маленьких (не выше детей) людей преклонного возраста.

(обратно)

35

Фоморы — мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса, с которыми постоянно приходилось сражаться древним жителям Ирландии.

(обратно)

36

Сиды — героические эльфы в фольклоре Шотландии и Ирландии.

(обратно)

37

В ирландской мифологии Туата-Де-Дананн (Туатха-Де-Данаан), просто Туаты — группа богов, прибывших с таинственных северных островов.

(обратно)

38

Дану — в кельтской (ирландской) мифологии богиня созидания, мать-прародительница основной группы богов кельтской (ирландской) мифологии, могущественных и прекрасных туатов.

(обратно)

39

Миль Испанец — в ирландских легендах предок гаэлов, жителей современной Ирландии.

(обратно)

40

Та́ро, или Колоказия съедобная, или Колоказия древняя — многолетнее растение семейства ароидных. Популярное пищевое растение.

(обратно)

41

Сакау (кава) — популярный в тихоокеанском регионе наркотический напиток землистого цвета с сильным эффектом подавления сознания. Запрещён в России, Канаде и некоторых европейских странах, но в Океании и сейчас salcau — неотъемлемая часть религиозных ритуалов.

(обратно)

42

Озо́н — модификация кислорода, состоящая из трёхатомных молекул. Возникает при электрических разрядах.

(обратно)

43

Дэвид Чайлдерс — писатель-публицист, возглавлял группу австралийских аквалангистов — археологов-любителей, проводивших подводные исследования в районе Нан-Матала.

(обратно)

44

Советский геолог В. В. Белоусов в своё время предположил, что громадная горная цепь, протянувшаяся с севера на юг вдоль обоих американских континентов — только часть единой более обширной зоны складчатости. А вся западная «половина» этой зоны сегодня находится на дне океана. Таким образом, получается, что подводное Восточно-Тихоокеанское поднятие — это продолжение Анд и Кордильер, опустившееся под воду. Подтверждением тезиса о существовании Пацифиды могла бы служить необычная письменность жителей острова Олеан (Волеан). Об этом говорится в самом начале повести. Английский учёный Макмиллан Браун, посетивший остров в 1913 году, отметил, что эта письменность «известна только 5 жителям острова. Поэтому нет оснований полагать, что её выдумал один из них». Браун исключает также возможность изобретения оригинального письма после прибытия европейцев, так как в этом случае в его основу был бы положен либо рисунок латинских букв, либо рисунок предметов, распространенных тогда в меновой торговле. По мнению Брауна, письмо с Олеан представляет собой остатки цивилизации, возникшей в мифической Пацифиде со столицей Нан-Матал. Му, Пацифида, Лемурия, Микронезида — может, эти предположения подтвердятся раскопками, а может, последнее слово останется за подводной археологией.

(обратно)

45

Мегалиты (от греч. μέγας — большой, λίθος — камень) — сооружения из огромных каменных глыб (появились в 3–2 тыс. до н. э.). Термин был предложен в 1849 году английским исследователем А. Хербертом, а в 1867 году официально принят на конгрессе в Париже.

(обратно)

46

Драви́ды — народы, населяющие главным образом Южную Индию и говорящие на дравидийских языках. Дравиды были одной из самых ранних цивилизованных рас Индии.

(обратно)

47

Древнейшая цивилизация в Двуречье — дело рук не шумеров, а их предшественников, «протошумеров».

(обратно)

48

Папуа — жители Новой Гвинеи.

(обратно)

49

Готтентоты — племя Южной Африки, населяющее английскую колонию мыса Доброй Надежды.

(обратно)

50

Кроманьонцы — ранние представители современного человека в Европе и отчасти за её пределами, жили позже неандертальцев и были очень похожи на современного человека (40–12 тысяч лет назад).

(обратно)

51

Шаста — вулкан в системе Каскадных гор штата Калифорния, США. Считается, что во внутреннем пространстве горы сохранился эфирный город Телос. Он населён развитыми существами — лемурийцами, прекрасными голубокожими индейцами, достигшими полного сознания.

(обратно)

52

Друнвало Мельхиседек — всемирно известный учёный, физик, изобретатель, эколог, эзотерик, целитель и Учитель, автор книги «Древняя Тайна Цветка Жизни».

(обратно)

53

«Откровение Варуха» — переводное апокрифическое сочинение, распространённое в древнерусской книжности. Пророку Баруху приписывается одна из ветхозаветных книг, следующая, согласно канону, за книгой пророка Иеремии.

(обратно)

54

Согласно буддийским верованиям существует подземный мир Агарта, место необычайной святости, где обитают духовные учителя и столицей которой является Шамбала.

(обратно)

55

Томас Карлейл — британский писатель, публицист, историк и философ шотландского происхождения. Исповедовал романтический «культ героев» — исключительных личностей вроде Наполеона, которые своими делами исполняют божественное предначертание и двигают человечество вперёд, возвышаясь над толпой ограниченных обывателей.

(обратно)

56

Шляхе́тская демокра́тия — политическая система, существовавшая в XIV–XVI веках в Королевстве Польском, а позднее — в Речи Посполитой. Характеризовалась наличием широких прав дворянства (шляхты) в управлении страной.

(обратно)

57

Сейм — историческое название шляхетского представительного собрания в Королевстве Польском, позднее также в Великом княжестве Литовском и с 1569 года в объединённой Речи Посполитой.

(обратно)

58

А. С. Пушкин.

(обратно)

59

Император Александр II — царь-освободитель, отменил крепостное право.

(обратно)

60

Миссионер — лицо, посылаемое религиозной организацией, церковью для пропаганды своей религии и обращения иноверных в свою веру. Методистская церковь — это протестантская церковь, главным образом в США, Великобритании.

(обратно)

61

Без цветов иланг-иланга на островах Микронезии не обходится ни свадебная церемония, ни исполнение религиозных обрядов. Глубокий и богатый запах цветков иланг-иланга напоминает жасмин и нероли (масло, добываемое из цветков бигардии — горького апельсина). Считается, что аромат иланг-иланга оказывает успокаивающее действие, помогает при кожных проблемах, а также является афродизиаком. Афродизиаки (греч. Αφροδισιακά, от имени древнегреческой богини Афродиты) — вещества, стимулирующие или усиливающие влечение между мужчиной и женщиной.

(обратно)

62

Бетель — это трёхкомпонентная жвачка. В её состав входят: листья растения бетель, орех вечнозелёной пальмы Areca Catachu, известь. Феномен удовольствия в культуре индейцев.

(обратно)

63

С 1872 по 1896 год на Пон-Пае правил нанмарки Паул, который убивал каждого христианина, появлявшегося на острове. Затем он неожиданно и сам стал христианином, кажется, после того, как три раза подряд промахнулся в миссионера, читавшего Библию. Он превратился в истового христианина и… святошу.

(обратно)

64

Гермафродит — животное иди человек, соединяющие признаки мужского и женского пола. Есть мнение, что люди второй расы не разделились ещё на мужские и женские особи и были гермафродитами.

(обратно)

65

Диаблеро — термин, используемый для описания злого человека, который занимается чёрной магией и способен превращаться в животное.

(обратно)

66

Варган относится к самозвучащим язычковым музыкальным инструментам.

(обратно)

67

Орфе́й — персонаж древнегреческой мифологии, певец и музыкант. Аид обещает Орфею вернуть его возлюбленную Эвридику на землю, если тот исполнит его просьбу — не взглянет на свою жену, прежде чем войдёт в свой дом. Тень Орфея спускается в Аид, где соединяется с Эвридикой.

(обратно)

68

Одиссе́й — в древнегреческой мифологии — царь Итаки, супруг Пенелопы и отец Телемаха, прославившийся как участник Троянской войны, был умным и изворотливым оратором. Одиссей спускается в подземное царство, чтобы поговорить с прорицателем Тиресием и узнать, что ему, Одиссею, нужно сделать, чтобы попасть домой. Помимо всего прочего, получает от Тиресия предсказание: «Покинь свою объятую волнами Итаку, возьми весло и странствуй…»

(обратно)

69

Стикс — в древнегреческой мифологии — олицетворение первобытного ужаса и мрака, из которых возникли первые живые существа, и персонификация одноимённой мифической реки Стикс царства мёртвых.

(обратно)

70

Харо́н — в греческой мифологии — перевозчик душ умерших через реку Стикс (по другой версии — через Ахерон) в Аид (подземное царство мёртвых). Изображался мрачным старцем в рубище.

(обратно)

71

Аи́д — в древнегреческой мифологии — бог подземного царства мёртвых и название самого царства мёртвых.

(обратно)

Оглавление

Традиция и новация

Саша Кругосветов Киты и люди. Путешествия капитана Александра

  Введение

  Белый кит

  Капитан Александр спасает китов

  Мегалодон

  Дол и Зюл учатся нырять

  Диалоги Доджсона

    Беседа первая. Парадоксы

    Беседа вторая. Арифметика

    Беседа третья. Сила тяжести

    Беседа четвертая. Происхождение человека

  Черепаха Гала

    Глава первая,

    Глава вторая,

    Глава третья,

    Глава четвертая и последняя,

  Остров Великих воинов

  Ловцы чёрного жемчуга

  Базальтовая Венеция

    Острова Терпеливой тайны

    Моложавый ирландец

    В сладком плену

    Возвращение и разочарование

    Бухта Паликира

    Базальтовая Венеция

    Город — «Зеркальное отражение» своего затонувшего собрата

    По следам лемурийцев и атлантов

    Великаны древнего мира

    Подземное царство Агарта

    Кубари

    Нан-Танах

    Хранитель истории

    Вход в царство подземных гигантов

    Столкновение

    Возвращение к жизни

    Заключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg