«Дневник путешествия в Европу и Левант»

Герман Мелвилл Дневник путешествия в Европу и Левант

11 октября 1856 — 6 мая 1857

В субботу 11 октября 1856 года отплыли из Нью-Йорка на винтовом пароходе «Глазго», отправлявшемся в Глазго. Через 15 суток достигли севера Ирландии. Остров Ратлин. Прошли острова Эрран, Элса, Крэгг и т. д. Элса смутно очерчивается в тумане. Подошли к Гриноку вечером в 10 часов, стали на якорь; на следующее утро, в воскресенье, поднялись вверх по Клайду до Глазго. Вокруг очень оживленно. Берега похожи на буксировочные тропы. Узкий канал. Огромный пароход. Зеленые холмы. Встречены шумными восклицаниями. Резиденция лорда Блантайра, напротив глинобитные домишки. Суда для перевозки скота. Женщины. Скотоподобные лица. Верфи для постройки железных пароходов.

Утром отправился в старый собор. Надгробия, стершиеся надписи, выбитый ногами пол. Несколько букв проглядывают сквозь мох. Задняя стена собора. Акрополис. Джон Нокс хмурится на собор с высоты пьедестала. Мутная атмосфера в полном соответствии с окружением. Все выглядит как на картинах старых мастеров, прокопченных временем. На склоне холма старые здания, каменные стены и соломенные крыши и фундаментальность и хрупкость, жалкая нищета. Картина средневековья. Вест-Энд и прекрасные здания в новом стиле. Университет. Парк. Аллея (Сейчилл-стрит). По ночам жители придерживаются середины улицы. Хай-стрит.

Утром отправился по Клайду на пароходе к Лох-Ломонд. Часть пути проделал по железной дороге.

Густой туман, видны только очертания Бен-Ломонд. Похоже на озеро Джорджа. Вернулся назад и осмотрел замок Думбартон. Одинокая скала, напоминающая остров Элса. Мыс у слияния Клайда и Леверна. Он покрыт мхом и зеленой травой. Посередине расселина. Каменные лестницы и террасы. Боевой меч Вильяма Уоллеса[1] — огромный нож мясника. Солдаты в красных мундирах на фоне скалы, словно фламинго у подножия утеса. Бараны с закопченным руном. Гренадеры. Все прокурено высокими дымовыми трубами завода в деревне Думбартон.

Продолжено в маленькой записной книжке — помечено «Журнал путешествия вверх по проливам». Отплыли из Ливерпуля в Константинополь 18 ноября 1856 года.

Меморандум о пребывании в Ливерпуле

Суббота 8 ноября 1856 года.

В 1 час пополудни прибыл из Йорка через Ланкастер, проехав сквозь интересную промышленную страну. Дождливый день. Остановился в отеле «Белый медведь» на Дейл-стрит. Отобедал за общим столом. Прежде чем сесть за стол, спросил буфетчицу: «Сколько?» Любопытно наблюдать за выражением досады на ее лице. Она будто шокирована одной мыслью о том, что нечто торгашеское может вкрасться в обстановку истинного гостеприимства общего стола. Хозяин с хозяйкой находятся тут же. Комическая видимость приема гостей. Сама мысль о трактире отброшена. Развлекаются друзья. «Не угодно ли немного эля?» — однако все включено в счет. Наигранная щедрость неограниченного изобилия рождественского праздника, но с великой экономностью. Превосходная постель. После обеда отправился на биржу. Как и 20 лет назад, с необычайным волнением осмотрел статую Нельсона. Весь вечер просидел в отеле. Дождь. Познакомился с приятным молодым шотландцем, отплывающим в понедельник на Восток пароходом «Дамаск». Он очень хотел, чтобы я сопровождал его. К сожалению, обстоятельства этому помешали.

Воскресенье 9 ноября.

До обеда оставался в доме. После обеда сел на пароход в Рок-Ферри, чтобы разыскать мистера Готорна.[2] Добравшись до Р.Ф., узнал, что он выехал из местечка 18 месяцев назад и проживает за городом. Вечер просидел дома.

Понедельник 10 ноября.

Прогулялся вдоль доков, чтобы полюбоваться средиземноморскими пароходами. Обследовал новые доки Хаскиссона и т. д. Застал мистера Готорна в консульстве. Получил приглашение остановиться у него на время пребывания в Ливерпуле. Обедал в приятном ресторанчике «Андерсон» с умеренными ценами.

Вторник 11 ноября.

Утром прогулялся вдоль пароходов. Дневным поездом поехал вместе с Готорном в Саутпорт — морской курорт в 20 милях от Ливерпуля на побережье. Миссис Готорн и остальные ждали нас к чаю.

Среда 12 ноября.

В Саутпорте. Приятный денек. Долго гулял у моря. Песок и травы. Дикость и запустение. Сильный ветер. Приятная беседа. Вечером крепкий портер и шашки в «Лису и Гуся». Джулиан вырос красивым парнем. Уна выше матери. Миссис Готорн не совсем здорова. Мистер Готорн остался дома ради меня.

Четверг 13 ноября.

До полудня в Саутпорте. Затем вместе с мистером Готорном уехали поездом в Ливерпуль. Остаток дня провел в наведении справок о пароходах, писании писем, рассылке бумаг и т. п.

Пятница 14 ноября.

Проехался в омнибусе по Лондонской дороге. Старый Лебедь [Старый Лебедь

— название деревушки.]. Проехал мимо каменоломни. Вернувшись, зашел к мистеру Готорну. Познакомился с мистером Брайтом. Он пригласил меня в свой клуб, там же пообедали. Осмотрел унитарную церковь, общественную библиотеку и кладбище.

Суббота 15 ноября.

Поездка в омнибусе. Отправился в парк Токстет.

Большой орган в Сент-Джордж-холле.

Воскресенье 16 ноября.

Утром упаковал чемодан. Днем и вечером был в церкви.

Понедельник 17 ноября.

Сегодня собирался отплыть на пароходе «Египтянин» (капитан Тейт), но отход перенесен на завтра. Сильное разочарование. Ливерпуль меня утомил.

Вторник 18 ноября.

Отплыли около 3 часов. Выход из гавани — великолепное зрелище.

Путешествие из Ливерпуля в Константинополь

19 ноября.

На ирландском берегу заметил скалу Туска.

20, 21, 22.

Попутный ветер и чудесная погода. Прошли мыс Финистер.

Воскресенье 23 ноября.

Прошли в одной трети мили от мыса Сент-Винсент. Маяк и монастырь на лысом утесе. Крест. Внизу, под маяком, впадина. Здесь расшибает свои волны Атлантика. Чудесный полдень. С этого мыса, должно быть, прекрасно смотрелась огромная процессия кораблей, отправлявшихся в Крым.[3]

Понедельник 24 ноября.

Сильный встречный ветер. Показался мыс Трафальгар. В 4 часа пополудни вошли в пролив Гибралтар. Гористое и дикое побережье Африки. Забытое богом, варварское. Почти напротив Гибралтара гора Эйп. Геркулесовы столбы. Тарифа, маленькая деревушка, вся белая. Скала Островная. Закат. Скала сильно освещена, остальное скрыто тенью. Англия, отодвигающая весь мир в тень. Обширная высота. Пурпурное небо. Заход солнца в проливе. Ворота Востока. Много садов. Скала похожа на утесы Бэсс или Элса. Штиль. Накатывает длинная зыбь. Средиземное море.

Вторник 25 ноября.

Прелестное утро. Голубые небо и море. Тепло, как в мае. Виднеется испанское побережье. Горы под снеговыми шапками. Капитан говорит, что так всегда. Вышел помощник капитана в соломенной шляпе. Без сюртука. Я распахнул пальто. Такую погоду можно встретить только в раю. Тихий океан. Тоже мне ноябрь! Плывем, как по озеру.

Среда 26 ноября.

На восходе солнца приблизились к африканскому побережью. Горы кое-где покрыты снегом. Начали попадаться поселения. Вид дикий. В полдень оказались мористее Алжира. Хорошо видны красивые резиденции среди холмов. Белый особняк, утопающий в садах. Вспомнил отрывок из «Дон Кихота» — «История Мориско». Приметил мол и маяк. Городишко на вершине холма. Виднеются лодки под латинскими парусами. Горячее солнце. Вокруг высокие горы. Чудесная бухта. Какой-то пиратский, корсарский вид. Далекий городок похож на отлогую скалу, покрытую птичьим пометом — все домишки белые. Днем прошли мимо обособленной группы очень высоких гор со склонами, покрытыми снегом, на большой протяженности. Альпийская высота. Вид самъш что ни на есть уединенный и ужасный, какой только можно себе представить.

Четверг 27 ноября.

Такая же великолепная погода. Вечером прошли остров Галита — необитаемый. Ясные ночи, звезды сверкают словно бриллианты.

Пятница 28 ноября.

Как всегда, все яркое и голубое. Ровно в полдень прошли вблизи от острова Панталярия — в 150 милях от Мальты и в 200 от Африки. Вокруг массы вздыбленных скал, возделанные склоны и равнина. В глубине прекрасный ландшафт. Разбросанные домики городка. Большой замок. Принадлежит Неаполю. Там содержатся заключенные. Улегся в постель в 8 часов вечера, а в час ночи, когда судно входило в бухту Мальты, оделся и вышел на палубу. Ушел спать, когда отдали якорь.

Суббота 29 ноября.

Стоим на якоре в бухте Мальты. Весь день на берегу. В 6 часов вечера снялись с якоря, взяв двух каютных пассажиров — грека и австрийца. Весьма воспитанные люди.

Воскресенье 30 ноября.

Бурное море, судно сильно раскачивается с борта на борт. Г. и А. мучаются от морской болезни. Довольно мрачный день. Ночью был вынужден привязаться к койке, чтобы не оказаться на палубе.

Понедельник 1 декабря.

Море поутихло. В полночь приятная погода. Сблизились с побережьем Греции — Морея.[4] Прошли проливом мыс Матапан.

Вторник 2 декабря.

При дневном свете посреди архипелага. Вокруг 12 или 15 островов. Около 8 часов вечера стали на якорь в Сире. Порт архипелага. Много беспокойства по поводу возможного 11-дневного карантина. Разглядел домик карантинной службы

— одинокое сооружение посреди голых холмов напротив рейда. В таможне с капитаном и его бумагами; через решетку взяли деревянными щипцами судовые документы. Тем временем другой таможенник уже на борту занимается командой: вдруг кто-то умер или пропал — карантин! Однако все в порядке! Съехал на берег. Новый и старый город. Оживленный причал. Как-нибудь вечерком соберите разом всех актеров лондонских оперных театров, заставьте их приняться за работу, не снимая костюмов: взвешивать мешки, подсчитывать рыбу, сидеть за столиками в доке, курить, разговаривать, фланировать, сидеть в лодках, собирать тряпки, таскать бочонки с водой — это даст вам некоторое представление о том, как выглядит греческий Порт. Живописность во всем. Полнейшее разнообразие. Штаны греков — нечто среднее между юбкой и панталонами. На некоторых белые юбочки и вышитые куртки. Отличные торсы, благородные лица. Усы и т. д. Прошел к Старому городу. Со стороны моря он выглядит как колоссальная сахарная головка. Белые домики. Отделен от нового города открытыми участками. Взобрался наверх. Настоящий садок каменных домишек, скорее хижин, выстроенных без малейшего намека на план. Зигзаг. Перед каждым домиком маленький дворик. Иногда они нависают над головой, пересекают путь. Мощенные камнем. Плоские крыши, засыпанные щебнем. Выше и выше — единственное направление, которым можно руководствоваться. Наконец, оказался на вершине. Церковь, из дворика которой открывается чудесный вид на архипелаг. Она выглядит очень старой. Наверно, это место служило для обороны. Здесь живут бедняки. Живописно. Старики Периклы, загнанные в шифоньерку. Выразительное согласие красочности и ужасной бедности. В Старый город ведут улицы лестниц. Все будто приспособлено для козлов. По лестницам взбираются ослы. Вокруг бурые голые холмы, тут и там украшенные каменными террасами. Видел человека, вспахивающего участок земли куском старого корня. Некоторые крыши ребристые. Очень грязно. Ужасное гнездо чумы. Вид на острова. Маленькие деревушки, белые, поднимаются половину пути до вершины. Голубизна моря. Облака цвета мантии из горностая. Вероятно, цвета греческого флага (белый и голубой) подсказаны ослепительной голубизной неба и белизной облаков.

Причал, наподобие полукруга, вписывается в амфитеатр окружающих холмов. В декабре на улицу выносятся столики и стулья, кофе и водяные курительные трубки. Плотники и кузнецы, работающие в театральных костюмах. Подметальщик улиц в оперном костюме разгуливает с мусорным ведром и метлой по улицам, опустошая ведро в корзины, прилаженные к спине осла. Ни лошадей, ни повозок. Улицы устроены только для пешеходов. Люди на причалах, все в красных фесках, похожи на фламинго. Длинные кисточки. Их носят рабочие. Они перетаскивают на головах огромные тюки с рыбой. Кажется, что только немногие по-настоящему заняты делом. Все слоняются. Греческая надпись над лавчонкой пирожника.

Среда 3 и четверг 4 декабря.

Все еще в Сире. В последний день не сходил на берег. Прибыло несколько пароходов. Забрал свои соверены в Ллойде. Те два пассажира отплыли в Афины.

Пятница 5 декабря.

В 2 часа ночи сел на пароход, уходящий в Салоники. Прошли мимо каких-то островов. Впервые после отплытия из Англии испортилась погода. Дождь и ветер. Приблизительно при заходе солнца узким проливом зашли в залив Салоник. Каютными пассажирами были какой-то господин-грек и его жена; 12 или 15 греков располагались на палубе. Для того чтобы подойти к гавани утром в удобное время, шли малым ходом всю ночь.

Суббота 6 декабря.

На рассвете меня разбудил капитан. Вышел на палубу. Увидел гору Олимп. Вершина покрыта снегом. При восходе солнца вид самый величественный. К югу виднелись Осса и Пелион. Судя по капитанской карте, высота Олимпа 10 000 футов. Осса и Пелион — приблизительно 4000 или 5000. Длинные гряды холмов вдоль Тессалонского берега. На противоположном берегу гора Атос (конической формы). К 9 часам стали на якорь напротив Салоник. На склоне холма за каменной стеной виден город. Стена построена генуэзцами. Самые приметные объекты-минареты и кипарисы. В гавани турецкие военные корабли. Как раз напротив города через свободное водное пространство отлично виден Олимп. Вместе с капитаном отправился предъявлять документы в карантин. Все в порядке, рукопожатия. (Обычная церемония приветствия.) Отправился к Эбботам

— судовым агентам. Встретили приветливо. Один из служащих любезно показал город. Зашли в мечеть. В подвале показывают гробницу греческого святого. Некоторые мечети — в прошлом греческие церкви, приведенные турецкими завоевателями в нынешнее состояние. Одна из них — круглая и невероятной толщины. Мозаичный потолок. Стекло. На пол постоянно осыпаются кусочки мозаики. Несколько унес с собой. Видел остатки римской триумфальной арки, расположенной поперек улицы. Основание украшено прекрасными скульптурными картинами из военной жизни. Выделяется римский орел. Неподалеку жалкое деревянное строение. Турецкая кофейня примостилась рядом с одним из устоев арки. Видел развалины благородного греческого здания. Три колонны и т. д., используемые в качестве ворот и опоры надворного строения еврейского обиталища. Пошел на базар. Очень большой, но грязный. Улицы узкие, словно коровьи тропы; пахнет конюшенным двором. Тишина и спокойствие. Женщины с закутанными лицами. Одни старухи. Молодежи не видно. Множество евреев разгуливают в длинных одеждах и плащах. Тут же греки вперемешку с турками. Вид улиц такой же, как в Файв Пойнтс.[5] Запах трухлявого дерева. Три месяца назад здесь приключился большой пожар, охвативший территорию в несколько акров. Еще не все отстроено. 60 человек было убито взрывом пороха, хранящегося в греческом складе, — никто не знал, что там был порох.

Воскресенье 7 декабря.

Вместе с капитаном Тейтом собирался посетить протестантскую миссию, но узнал, что все ее члены находятся в Касандре. Разговаривал с Даквортом — местным жителем-англичанином. Он сказал, что провел день на охоте в Храмовой долине. О боги! Собирал чернику на Олимпе и т. д. Поехал на берег с капитаном. От Эбботов начал путешествие верхом в сопровождении гида и телохранителя к их резиденции, расположенной в трех милях от берега. Выехав из ворот, впервые увидел караван верблюдов. Проехали мимо огромного кладбища. Каменные надгробия в виде мавзолеев (тюрбэ). Ехал по унылым холмам

— никакой зелени, повсюду старые смоковницы. Немного тени у фонтана, изречение из Корана. Проехали какие-то виноградники. Резиденция Эбботов, обнесенная высокой и толстой каменной стеной. После долгого стучания в ворота нам наконец открыли, но отказались впустить. Предъявили письмо. Прибежали охранники с мушкетами в руках. В конце концов красивый, вежливый грек, прочитав письмо, провел нас сквозь приусадебный участок. Восточный стиль. Очень красиво. Бесчисленное количество оранжерей, решеток, беседок и фонтанов. Старые смоковницы. Подали леденцы и кофе с ликером. Ванные комнаты. Толстый купол с отверстиями — светло, но не душно. Вернулись в 3 часа пополудни, обедал на борту. На холмах заметил несколько овечьих стад и пастухов. Встретил много мулов. На них перевозят удивительно большие тяжести. Длинные древесные стволы, мешки и т. д. Сцена в воротах. Вечером капитан рассказал случай о том, как груз стального оружия повлиял на магнитную стрелку судового компаса. В течение всего дня великолепная погода и восхитительно ясная ночь.

Понедельник 8 декабря.

Чудный день. На берегу разглядывал стены. На башню меня не пустил часовой, отказавшийся от денег. Прошел сквозь базар. На причале часа два наблюдал за движением огромной толпы. В это время австрийский пароход из Константинополя входил в гавань с большим количеством палубных пассажиров-бедняков: турок, греков, евреев и т. д. Они съехали на берег в лодках, заваленных грудами пыльного барахла, с которого, казалось, так и сыпалась чума. Рев голосов носильщиков и ссоры из-за багажа. Вообразите чудовищное скопление оборванцев всех национальностей и все цвета радуги, переливающиеся в массе густой толпы. Носильщики борются за обладание огромными тюками и связками тряпок; толпа жестикулирует разнообразнейшими способами, спорит на всех языках мира. Всплески вокруг лодок, приткнувшихся к берегу. Отобедав на борту, часть палубных пассажиров перешла к нам, чтобы отправиться обратно в Константинополь. Среди них выделяются женщины-турчанки. Они прошли на корму и расстелили коврики. Одна начала молиться, покачивая головой. Две негритянки с лицами, закутанными в покрывала. Скрывают свою красоту.

Оружие отобрано, разряжено и снесено в каюту.

На фоне всеобщего смятения Олимп выглядит холодным и снежным. Удивительно, насколько боги равнодушны к земным делам. Могли бы, по крайней мере, проявить хоть немного участия. Из Триеста проник слух об убийстве Луи Наполеона. Совсем забыл упомянуть кафедру святого Павла во дворе мечети. Великолепная скульптура — высечено из цельного камня. Ступени и т. п. Это главная достопримечательность Салоник.

Вторник 9 декабря.

Оставался на борту, наблюдая за посадкой палубных пассажиров, едущих в Константинополь. Густая толпа во всевозможных костюмах. Среди них двое «бей-эффенди», похожие на котов в длинных желтых одеждах, отороченных мехом. С ними путешествуют гаремы. Наконец, все погрузились. Вечером, в 11.30, снялись с якоря. Чудесный день. Штиль. Судно устойчиво, как дом. День просто майский. Наступила ночь, залитая лунным светом. Прошли мимо Олимпа, сверкающего ледяной вершиной. Когда он остался далеко за кормой, снега обозначились в сиянии луны словно полоска белого облака. Вид неземной, но тем не менее вот он, Олимп, перед нами. Прошли Оссу и Пелион. Округлый Атос.

Для каждого из двух гаремов воздвигли палатки. Приставили часовых. Красивый пожилой эффенди, раненный при Синопе. Несколько прелестных женщин. Носят «ашмак». Очень ленивы.

Среда 10 декабря.

Поднялся рано. Чудесное утро. Оказались мористее Лемноса — острова в Эгейском море. Прошли севернее — между ним и Имбросом. Около 11 часов вошли в Гелеспонт. Легкий северный ветерок. Ясно и тепло. На азиатском и европейском берегах новые крепости.[6] Оба континента почти не отличаются друг от друга. Азия выглядит более потасканной — словно уволенной на пенсию. Берега слегка холмистые. Преобладающая краска — мягкая желтизна. Разошлись с многочисленными судами, под всеми парусами спускавшимися вниз по проливу с легким попутным ветром. В их числе турецкий паровой фрегат. Прошли новую крепость у Дарданелл. Мыс Нагара. Мысы Сестос и Абидос. Неплохой заплыв для Леандра и Байрона.[7] Затем Галлиполи — как раз в том месте, где во время войны впервые высадились французы и англичане.

При входе в Мраморное море были встречены густым туманом. Однако он вскоре рассеялся, но остались лишь отдельные полосы мглы. Погода изменилась. В общем все путешествие вверх по Гелеспонту оказалось приятным. Тем не менее я не испытал особого энтузиазма, хотя мы и прошли мимо того места, где Ксеркс воздвигал мосты, устье Граникуса и т. д. Все же, думалось мне, султан владеет величественными подступами к столице. Прихожие составлены из морей, озер, коридоров и великолепных проливов.

8.30 вечера. Завтра утром должен подняться своевременно, для того чтобы созерцать Константинополь таким, каков он есть, и определить, насколько долго я задержусь в нем. Мыс Н. Б. Капитан Тейт еще не рассчитал валюту в пиастрах.

Вторник 11 декабря.

В течение всей ночи густой туман. Плыли очень медленно, звонили в колокол. Не дожидаясь рассвета, стали на якорь в Мраморном море, по расчетам капитана, милях в двух-трех от Константинополя. Сутки нас продержал туман. Очень густой, сырой и промозглый. Ужасно неприятно для турок и их гаремов, особенно когда те оказались залитыми водой во время приборки палубы. Женщины продрогли и, сбросив чадры, спустились вниз погреться у огня. Вокруг нас стоят на якоре невидимые пароходы. Слышны только тревожные вскрикивания сирен и удары в колокол. С наступлением ночи услышал лай константинопольских собак и колокольный звон. Пожилой турок (ветеран Синопа). Я сказал ему: «Дело дрянь». «Все в руках господа», — ответил он и раскурил свою трубку с видом благочестивого смирения.

Пятница 12 декабря.

Приблизительно к полудню, под легким бризом, туман начал медленно подаваться. Наконец, вокруг прояснилось, и мы увидели, что находимся, словно по волшебству, посреди Принцевых островов и, как предполагалось, в окружении десятков пароходов. Будь проклята слепота. Забыл упомянуть, что во время тумана к нашему борту подошли несколько мелких суденышек, привлеченных ударами колокола. Они заблудились в тумане. То были местные лодки. Одной из них управлял мальчик, который привязался к нашей корме и улегся спать, погрузившись в туман. Любопытный восточный образчик мальчишки-газетчика. Самообладание и непринужденность в общении.

Появление Константинополя со стороны моря описывается как нечто великолепное. Почитайте «Анастасиус». Однако в книге нет того, что я увидел. Туман приподнялся только над окраинами города, расположенными на полуострове, оставляя возвышенную, как бы коронную часть города завернутой в пелену. Я сумел рассмотреть основание стены святой Софии, но сам купол оставался невидимым. В его словно застенчивом появлении было что-то вроде кокетства, оставляющего место для игры воображения, придающего сцене более возвышенный смысл. Константинополь, подобно своим султаншам, представился закутанным в чадру. Видение Константинополя, вставшего из тумана, производило волшебное впечатление. Наконец, обогнув мыс Сераль, в 2 часа пополудни стали на якорь в бухте Золотой Рог. Перебрался в Топханне на каике (что-то вроде каноэ, с одного конца заостренного наподобие ножа и покрытого замысловатой резьбой, как старинная мебель). Никто не просил паспорта, не попытался проверить багаж. Нанял гида до отеля «Глобус» в Пера. Немного побродил перед обедом. Отобедал в 6 часов вечера. 10 франков в день за комнату без ковра на 5-м этаже. Ночь провел в номере. Выходить опасно из-за разбойников и убийц. Проклятие этих мест. Выходить по ночам нельзя и, кроме того, некуда, даже если и можно было выйти.

Суббота 13 декабря.

Встал рано. Вышел на улицу, увидел, как сваливают мусор на городском кладбище. Над могилой спиленное дерево. Над кладбищами лесные заросли. Путаница улиц. Отправился в одиночку в Константинополь и после ужасно долгой ходьбы очутился в том самом месте, откуда начал свое путешествие. Будто заблудился в лесу. Нет плана улиц. Карманный компас. Совершеннейший лабиринт. Узко. Тесно. Сдавлено. Если бы можно было забраться куда-нибудь повыше, было бы проще найти выход. Хорошо бы влезть на дерево. Воспарить над лабиринтом. Не стоит. Улицы не имеют названий словно аллеи в рощах. Нет номеров. Ничего. Позавтракал в 10 часов. Нанял гида (1,25 доллара в день) и отправился на экскурсию. Взял каик в сторону Сераля. Святая земля. Пересек несколько обширных земельных участков и садов. Прекрасные здания в мавританском стиле. Увидел мечеть святой Софии. Вошел. Мошенники-служители вымогают бакшиш. Выдоили полдоллара, преследуя меня по пятам, пытаясь продать отпавшие кусочки мозаики. Поднялся по ступенькам винтовой лестницы. Оказался на галерее, возвышающейся на 50 футов над полом. Великолепный интерьер. Драгоценный мрамор. Древний порфир и крапчатый мрамор. Внушительные размеры сооружения. Имена пророков, начертанные огромными буквами. В общем атмосфера большого католического собора.

Прошел к ипподрому, рядом с которым находится шестибашенная мечеть султана Ахмеда, возносящаяся в чистое голубое небо белоснежными минаретами, напоминающими маяки. Нет ничего более прекрасного. На ипподроме видел обелиск с римскими надписями у основания. Рядом разрушенный бронзовый памятник, представляющий собой трех переплетенных змей, вертикально стоящих на хвостах. Головы оторваны. Тут же квадратный монумент, составленный из кирпичных блоков. Покосившийся и напоминающий старую печную трубу. Надпись на греческом языке говорит о том, что он относится к временам Теодоузиса. Лепка вокруг основания обелиска, изображает императора Константина, его жену, сыновей и т. д. Затем рассмотрел «Обгоревшую Колонну».[8] Черная, довольно мрачная, скрепленная на макушке железными обручами. Она возвышается над сборищем ветхих деревянных домишек. Монумент, воздвигнутый в честь пожара, более впечатляющий, чем такой же в Лондоне. Затем Цистерна 1001 колонны.[9] Взгляду открывается округлый бугор, покрытый густой травой. Следуя по полуразрушенному подвальному спуску, попадаешь вниз и оказываешься на деревянной шаткой площадке; видишь рощу мраморных столбов, исчезающих в полнейшей темноте. Дворцовоподобная разновидность преисподней. Два яруса столбов, стоящих друг на друге. Нижний ярус наполовину похоронен в земле. Тут и там сквозь разломы в замках арок просачивается вода. В этих местах камни покрылись зеленоватой плесенью. Когда-то сооружение служило водохранилищем. Сейчас оно полно мальчиками — сучильщиками шелка. Гул голосов. Порхание с места на место. Жужжание вращающихся прялок. — Спускаясь вниз (словно в корабельный трюм) и разгуливая по помещению, приходится быть внимательным, чтобы не запутаться в шелковой паутине. Быть ограбленным или убитым в этом месте просто ужасно. В какую сторону ни посмотришь — повсюду ряды столбов, подобно садовым деревьям, высаженным в шахматном порядке. Выбрался на поверхность. Сверху все выглядит словно вытоптанный общественный выгон или объеденное овцами пастбище. На базар. Хаотическое движение. Мебель, оружие, шелка, одежда, обувь, седла — все на свете. Сверху прикрыто каменными арками с боковыми проемами. Невероятная толпа. Купцы: грузины, армяне, греки, евреи и турки. Великолепные вышитые щелка, позолоченные сабли и конские чепраки. Чувствуешь себя потерянным, смущенным и сбитым с толку лабиринтом, шумом, варварским смятением происходящего. Отправился к Сторожевой башне,[10] выстроенной, кажется, на территории арсенала. (Гигантский арсенал.) Башня огромной толщины и высоты в мавританском стиле — колонна. Боже мой, каков вид сверху. Превосходит все. Пропонтида,[11] Босфор, Золотой Рог, купола, минареты, мосты, военные корабли, кипарисы. Пошел в Голубиную мечеть.[12] Двор покрыт голубями настолько же густо, как и на нашем Западе, где они летают стаями. Какой-то человек кормил их. Птицы сидели на крышах колоннад, облепили фонтан посередине двора, кипарисовые деревья. Сняв обувь, вошел внутрь. И тут голуби, летающие под куполом, влетающие и вылетающие сквозь высокие окна. Отправился к мечети султана Сулеймана.[13] Третья по величине и великолепию. Мечеть напоминает мраморный шатер, опорами которому служат пять или шесть минаретов. Действительно, очутившись внутри, поражаешься, подумав о том, что замысел здания, вероятно, был подсказан формой шатра. Впрочем, по размерам он не уступит приличной танцевальной зале. Снял обувь, вошел внутрь. Этот обычай отличается большим смыслом, чем обнажение головы. Пыльная обувь; головы чисты всегда. Пол устлан циновками, поверх которых постелены большие красивые прямоугольные ковры. Сквозь боковые проемы под куполом проникает приятное для глаз освещение. Купол глухой. Много молящихся турок, кланяющихся в сторону некоего сооружения, напоминающего алтарь. Бормотание нараспев. В галерее заметил множество чемоданов, сундуков, сумок — будто в железнодорожном багажном вагоне. Их оставляют на сохранение те, кто на время ушел из дому и боится ограбления или обложения налогом. «Не храни сокровищ там, где их пожрут тля или ржа». Фонтаны (целый ряд) снаружи вдоль стен мечети для омовения рук и ног верующих перед тем, как войти внутрь. Естественный камень. Вместо того чтобы войти в носках (как я), турки надевают что-то вроде галош, которые оставляют снаружи. Шатрообразная форма мечети часто нарушается, принимая более оживленный вид благодаря большому количеству арок, контрофорсов, куполов, колоннад и т. п.

Спустился к бухте Золотой Рог. Пересек понтонный мост. Постоял посередине. На небе ни облачка. Глубокая синева и ясность. Несмотря на декабрь, какая-то восхитительная эластичная атмосфера. Что-то вроде английского июня, охлажденного и приправленного, как шербет, американским октябрем. Чистота и красота лета, лишенного духоты. Вернулся домой через обширные пригороды Галаты. Огромная многонациональная толпа. Менялы. В обращении монеты всех наций. Вывески на четырех-пяти языках (по-турецки, французски, гречески, армянски). Лотерея. То же самое творится у лодок. Чувствуешь себя в центре Вселенной. Великое проклятие этого Вавилона — невозможность перекинуться словом с ближним. Приходится следить за карманами. Мой гид засунул руки в свои. Ужасный, трагический вид улиц. Трухлявые, мрачные дома. Они выглядят настолько угрюмо и угрожающе, что кажется, будто внутри их с каждого стропила свешивается самоубийца. Полнейшее отсутствие открытого пространства — никаких скверов или парков. Задыхаешься от недостатка пространства. Негде разойтись. Турецкие кофейни. Закоптелые дыры, былое процветание, съеденное молью. По обоим сторонам широкие сиденья или диваны, на которых восседают старые, заплесневелые турки, раскуривающие с видом фокусников.

В некоторых киосках (павильонах) хранятся короны покойных султанов. Смотришь сквозь позолоченные решетки и кружевные занавески на сверкающие вещи. Около мечети султана Сулеймана захоронения его семьи — по площади не уступают небольшой деревеньке. Его жены, дети, слуги. Все позолочено и покрыто резьбой. Гробницы женщин высечены без изголовий (у женщин нет душ). Могилы султана Сулеймана и трех его братьев. Павильоны. Позолочены, как каминный орнамент.

Воскресенье 14 декабря.

В Константинополе три «воскресенья» в неделю: в пятницу у турок, в субботу у евреев, в воскресенье у католиков, греков и армян.

В 8 часов утра перешел через второй мост в Стамбул. Хотелось объехать на лошади вокруг крепостной стены. Проехал между стеной и Золотым Рогом сквозь греческие и еврейские кварталы и очутился напротив земляного вала у «Сладких вод» — долины, которая простирается от берега вглубь и заканчивается красивыми рощами. Проехался вдоль земляного вала. С этой стороны Константинополь был взят турками, и последний из Константинов пал при защите стены. Четыре мили массивности, насыщенной прямоугольными башнями. Примерно через каждые 150 ярдов лондонский Тауэр. Во многих местах укрепления пострадали от землетрясений. Особенно башни. Большие расселины и разломы. В одной башне виднеется узкий просвет входа; расколотые части угрожают падением, словно перевернутые вверх дном пирамиды. Их оплетает вечной зеленью дикий виноград. Четыре стены идут параллельно одна другой — усиленная оборона. Прочность каменной кладки проявляется хотя бы в том, что вершины башен, сброшенные вниз, сползли на землю, не потеряв целостности — не рассыпались на кусочки, а скололись на манер скал, попавших в оползень. В широких проходах выращивают овощи. Огороды. Плодородная почва, изобилие. Здесь падали солдаты Константина. Повергнутые в прах, они взошли в виде картофеля. К стенам примыкают кладбищенские леса. Кипарисы растут так же густо, как ели в шотландской колонии. Очень старые деревья. Вид первозданный, сверхъестественный. Стены стоят неумолимой преградой между жилищами живых и прибежищем мертвых. С внешней стороны стены — греческая церковь. Весьма красивая, выглядит совершенно новой на фоне старины. В память о чудесной рыбе.[14] Украшена знаменами девы и т. д. Прекрасная пещерная часовня. Фонтан со святой водой. Сюда приходят греки, совершают омовение, ставят свечи. Повсюду под деревьями люди. Курят кальян, пьют, едят, катаются на лошадях. Толпа полная веселья. Греческое воскресенье. Подъехал к Мраморному морю, там, где кончается стена. Начиная отсюда, волны разбиваются обоснование стены на протяжении 6 миль вплоть до Сераля. Проник в семибашенный замок. Башни высотой в 200 футов. Две из них обрушены. Необычная толщина. Стены сверху засыпаны землей, поросли травой. Прошелся по террасе. Замкнутое пространство о семи сторонах с башнями по углам. Превосходный вид на город и море. Казематы. Надписи на стенах. Солдаты. Мечеть. Удивительно длительная поездка обратно между стен. Пустынные улицы. Проехал под аркой акведука Валента. В этих высоких арках, поросших плющом и обмытых дождями, кажется, жив еще дух Рима, полный презрения к жалким лачугам Стамбула. Возвышаются отдельные здания и деревья. Снова пересек второй мост в Пера. Опоздал на танцы дервишей.[15] Видел их монастырь. Вспомнил наших трясунов. Поехал на кладбище Пера. В летние вечера они служат местом гуляний. Берег Босфора. Напоминает Бруклинские высоты. Из одной точки открывается особенно великолепный вид на Мраморное море, Принцевы острова и Скутари. Вдоль улиц извивается длинная похоронная процессия армян. Гроб усыпан цветами и покоится на носилках. При свете дня в ногах и в изголовье горят восковые свечи. Попеременно поют мальчики и мужчины. Поразительный эффект. Толпа, петляющая по узким переулкам. Наблюдал обряд погребения. Армяне. Жестикуляция и завывание священников. Делают какие-то знаки. Поблизости увидел женщину, склоненную над свежей могилой, над которой еще не взошла трава. Ничем не прикрытая нищета. Женщина звала умершего, положив голову на могилу как можно ближе к изголовью, словно разговаривая с покойником через подвальный лаз. «Почему ты не говоришь со мной? Боже! Это же я! Сказки только слово!» — умоляла она. Все немо. Утешение здесь бессильно. Эта женщина и ее крики ужасно преследуют меня.

Уличные зарисовки. Красота человеческих лиц. Безобразные женские лица редки. Примечательно, насколько эти расы превосходят нас в этом отношении. Из каждого второго окна выглядывают лица (греческие, еврейские, армянские), которые в Англии и Америке стали бы центром внимания любого бала. Жалкие домишки и грязные улочки. Приметы нищеты при отсутствии самих нищих. Из хибар выглядывают прекрасные девушки, словно лилии и розы, растущие в разбитых горшках. Выглядят робкими и застенчивыми. Многие дома окружены стенами. На нижних этажах отсутствуют окна. Ворота огромные, словно крепостные. Следы варварства. Грабители. Решетки на окнах турецких домов. Крохотные оконца. Путаница улиц. Нет главной. Никакого указателя. Совершенно заблудился. Носильщики переносят огромные тяжести. Верблюды, ослы, мулы, лошади. Мосты Константинополя намного живописнее лондонских. Контраст между лондонским мостом и этими. Каяки, словно стрелы, проносятся под деревянными арками. Они разбегаются словно куча муравьев из своего разворошенного дома. По обеим сторонам ряды турецких суденышек совершенно одинакового устройства и размеров. Они выстроились рядами, подобно войскам, взявшим на караул. Мачты черных английских пароходов. Мальчишки-гиды на мосту. Греки. Красивые лица. Оживление, болтовня. Кажется, можно без устали разговаривать с людьми, перегнувшись через балюстраду. Большие мечети, видимые с моста, выстроены намеренно на вершинах куполообразных городских холмов. Чудесный эффект. Они кажутся просторными шатрами.

Понедельник 15 декабря.

Совершенно обессилел виденным за прошлый вечер. Утром чувствовал себя как будто после колесования. Вышел в 11 часов, не взяв гида. Поднялся на Генуэзскую башню. Громадное сооружение. 60 футов диаметром, 200-высотой. Стены толщиной 12 футов. Лестница устроена прямо в стене, а не по оси башни. Необычный план расположения лестниц. Бакшиш. Башня оканчивается каким-то трубообразным сооружением наподобие минарета. Высоченное гнездилище голубей. С галереи наружу открывается восхитительный вид на окрестности. Знаю три великолепных вида на Константинополь. Было бы полезно познакомиться с планом Пера. После скрупулезного изучения удалось проследить дорогу к двум главным мостам. Спустился вниз, пересек первый мост. До базара нанял мальчика-гида. На протяжении всего пути от Генуэзской башни до моста катится непрерывный людской поток. Огромные толпы со стороны Константинополя. По ступенькам поднялся на широкую площадь, примыкающую к мечети. Здесь продают одежду. Весьма деловая обстановка. Вдоль всего пути к базару толпы, толпы, толпы. Начиная с Фес-Капа, дорога, кажется, вымощена изразцами. Базар образован бесчисленным количеством узких проходов, перекрытых арками. Он похож на ряды балаганов. Перед каждым что-то вроде софы-прилавка (на них присаживаются покупатели-женщины). В каждом балагане — мужчина. Персидский базар. Сплошное великолепие. Ростовщики, менялы-люди с бушелью, а то и двумя, монет всех стран, священнодействующие словно продавцы орехов. Торговцы коврами. Ангорская шерсть. Фунт и десять шиллингов за самый маленький. Отпустив гида, два или три часа подвергался преследованию со стороны какого-то ужасного грека и его сообщников. Они ходили за мной по пятам по всем закоулкам базара. Я не мог ни пугнуть их, ни убежать. Начал ощущать беспокойство; вспомнил, что наибольший интерес в шиллеровском «Духовидце»[16] вызывает эпизод, когда в Венеции героя преследует армянин. Таинственное, настойчивое и молчаливое сопровождение. Наконец, удалось от них отделаться. Подошел к Ага Джэниссари (башня Сераскира). Что-то вроде пожарной каланчи. Огромная колонна в мавританском духе. Колоссальные сарацины. Наблюдал за учениями турецких солдат. Неудачная попытка дисциплинировать жителей преисподней. Снова залюбовался «Обгоревшей башней». Основание вязнет в перегное. Она покосилась, раскололась, треснула и надломилась. Подкопченного пурпурного цвета. Местами, словно венками, оплетена лавром. (Водопроводная труба Кротонова озера, поставленная торчком.) Уличные сцены. Позолоченные кареты в стиле Хоггарта. Изящные желтые туфельки женщин топчут грязь. Путаница местечка. Нет дороги вдоль берега. Лабиринт обходных путей по задворкам. На базаре у мечети продают странные книги. Англичанин за обедом. Пригласил меня в Байякдерр, чтобы продемонстрировать, как вымогают деньги. Сказал, что ничто на свете не заставит его прогуляться ночью по Галате. Убийства каждую ночь. Его коттедж на берегу Босфора был атакован грабителями. Босфор.

Вторник 16 декабря.

В 8.30 утра сел на пароход, чтобы прокатиться по Босфору до Байякдерра. Восхитительно! Пейзаж — помпезное шествие природы. Европа и Азия выставляют напоказ все самое лучшее. Вызывающие контрасты. Один ландшафт переходит в другой, уступая место новому чуду, однако являясь вновь в еще более пышном, но все же стыдливом величии, не желая проигрывать в этом состязании красоты. Мирты, кипарисы, кедры — вечная зелень. Мимолетный вид на Егзин со стороны Байякдерра. Вода чистая, как в озере Онтарио. Берега — естественные пристани. Они возвышаются над водой полками, словно парапет канала. Большие корабли проходят вплотную к берегу. Султанские дворцы. Домики для увеселений. Посольские дворцы. У подножия белых ступеней пенится вода, будто вдоль кораллового рифа. Место примечательно этим кажущимся вмешательством океана в береговые дела. Корабли становятся на якорь у подножия ущелий, в глубоких зеленых водоемах, сверкая парусиновыми тентами. Целая галерея пристаней и бухт, образованных чередованием мысов и заливов. Многие уголки напоминают высоты на берегах Гудзона, сильно увеличенные в размере. Дельфины играют в синеве, огромные стаи голубей носятся над головой, совершая военные эволюции. Солнце сверкает на дворцах. Вид с высоты Байякдерра. «Ройял Альберт». Просматривается Егзин. Цепочка озера Джорджес. Не удивительно, что цари всегда жаждали завладеть столицей султанов. Не удивительно, что русские посреди своих елей вздыхают по этим миртам [В 1472 г. царевна Зоя, дочь Фомы Палеолога, брата погибшего при осаде турками последнего византийского императора Константина, под именем царевны Софьи стала женой великого московского князя Ивана. С тех пор московские князья и русские цари считали себя законными наследниками «второго Рима» — Константинополя и защитниками христиан в границах бывшей Османской империи.

В этом направлении же развивалась и военная экспансия царской России, которая претендовала открыто или тайно в зависимости от политической ситуации на проливы Босфор и Дарданеллы. — Прим. ред.]. Кедры и кипарисы — единственные разновидности деревьев, растущие вокруг столицы. Кипарисы — зеленые минареты, перемежающиеся с каменными. Форма минарета (возможно) заимствована у кипариса. Чередование темной листвы дерева с яркими шпилями выразительно подчеркивает контраст между жизнью и смертью. Праздничный Босфор. Верхушки маргариток подернуты пурпуром восхода, и сама почва, где они растут, имеет красноватобурый оттенок. Павильоны и фонтаны. Поражает деликатность и чарующее изящество этих наружных сооружений. Думается, что они слишком хрупки, чтобы противостоять воздействию погоды, и, кажется, вот-вот растают, подобно леденцовым замкам. Обильная скульптура, позолота, живопись. Вокруг амфитеатром растут лавровые деревья. Вернувшись с прогулки по Босфору, постоял на первом мосту. Любопытно оказаться в гуще миллионов человеческих существ, большинство которых, кажется, вовсе не желают приобщаться к нашей цивилизации и по единому согласию отрицают многое из нашей морали и начисто отвергают все наши религии. Толпа на мосту напоминает огромный костюмированный бал. (Гигантский персидский ковер.) 1 500 000 актеров. Банвард не пожалел бы сотен миль полотна, чтобы изобразить эту пышную движущуюся процессию. Лотошники и разносчики всех мастей. Кондитерские изделия носят на голове. Цепочки преступников с железными ошейниками — в затылок друг другу. Они переносят невероятные тяжести — головы выполняют работу мускулов. Некоторые перетаскивают грузы с помощью шестов, уперевшись руками в плечи идущего впереди. Военные чины в сопровождении пеших посыльных. Леди в желтых туфельках. Повозки «Арабас». Лошади такие же обходительные и ручные, как пешеходы. Взимают мостовые сборы (трое или четверо). Великолепные барки пашей проносятся под арками мостика. Джентльмен, сопровождаемый слугой, верхом на лошади. Офицер, разговаривающий со своим преданным слугой. Черный евнух с большой пышностью следует со своими белыми слугами. Негр-мусульманин. Продавцы щербета. Слоняется без дела араб или грузин в высокой шапке. Солдаты. Гурты овец, пастухи, одетые в овечьи шкуры, маршируют впереди. Вереница груженых лошадей. Мешки с мукой. Стадо ослов — каждый старается наподдать им пинка. Вокруг только и слышится: Юсуф, Хассан, Хамет. В конце моста мечеть. Покачивание голов во дворе и т. п. Дорога на базар ведет через этот дворик.

Посетил мечеть Ахмета (шесть башен). Передний дворик напоминает оранжерею. Двадцать небольших сводов или куполов. Двойная галерея. Снаружи веранда, внутри колоннада. Посередине фонтан. Колонны из разноцветного мрамора и мозаики. Горы старых вещей, нищие отрезают куски от старых одежд. Мешки с отметинами. Куча ржавых обручей. Груды истрепанных мешков, пояса, ложки, чайники. Решетчатое оконце проглядывает между двойными галереями. Чудесный эффект. Снаружи, под галереей, желоба с каменными сидениями для омовения ног верующих. Внутри четыре столбовидные опоры наподобие башен для поддержания свода. (Белый мрамор.) В «башнях» устроены фонтаны. Совершеннейший образец мечети. Внутри прямоугольная площадь. Небольшие купола и полусводы. Птицы гнездятся среди светильников и летают повсюду.

Карманный компас был бы очень полезен в Константинополе. Пера — штаб-квартира послов, там же гнездятся негласные дипломаты в виде мошенников, игроков, обманщиков. Никакое иное место на земле не собирает такого количества плутов. Контраст Дарданелл и пролива Гибралтар. Салоники после Константинополя — главное торговое место в европейской Турции. Черный ход в Европу. Человек — благородное животное, великолепен в эпитафиях и т. д. (Запись на стене пирамиды Хеопса о стоимости потребленного лука.)

Константинополь

Вторник 16 декабря 1856 года.

Почти до темноты бродил около ипподрома. Заблудился и наконец вышел к каким-то воротам на берегу Мраморного моря. Наняв каяк, вернулся в Топханне. Стены в этом месте выглядят очень любопытно. Благодаря большому возвышению берега над морем укрепления, кажущиеся со стороны моря стенами, со стороны суши представляются в виде парапетов. Поэтому с моря дома кажутся необычайно высокими. Любой формы. Иногда окна — крохотные проемы. Кое-где попадаются балконы. Некоторые ворота и арочные въезды замурованы. Колоннады местами открыты, местами заделаны. Падение, вернее, выкрошивание куска стены в углу обнажило одинокую колонну белого мрамора. Она выглядит странным воскресением мертвого тела, замурованного в гробницу. Вспомнились стены Аботсфорда, где можно наблюдать то же только в большем масштабе. Там, где обрушилась большая масса кладки, ее кучки выглядят обломками скал, сваленных в огромные кучи. Известь по крепости не уступает ни камню, ни изразцам. Сегодня за обедом французский атташе оценил население Константинополя, окрестностей и побережья Босфора в 1 500 000. Судя по толпам, довольно скромная цифра. Крепость Махмуда II, план которой воспроизводит арабскую надпись, обозначающую его имя. Это дает некоторое представление о его характере. Найдется немало людей, способных начертить свое имя коньками на льду, но много ли таких, кто сумеет твердо увековечить его в виде крепостных стен, возведенных на вечных скалах. Со стороны моря крепость выглядит необычно.

Среда 17 декабря.

Провел целый день, вновь осматривая Сераль и т. п. Благодаря странности формы святая София вблизи кажется частично опустившейся под землю. Будто разглядываешь верхнюю часть какого-то огромного храма, которому только суждено еще быть выкопанным на поверхность. Чтобы попасть внутрь, спускаешься по ступенькам вниз. Купол покрыт щербинами, словно тулья потрепанной шляпы. В один прекрасный день он неизбежно осядет. Изнутри купол имеет (благодаря плоской поверхности) вид огромного резонатора. Прочность каменной кладки. Интерьер — внушительное пространство. Драгоценный мрамор. Боготворение. Прострация мозга. Часть города неподалеку от старого Сераля. Пустынные улицы. Странные здания. Ряды необычных приступок, ниш, высокие Нюренбергские часы. Проходы и проулки. Сераль. Множество запретных мест. Сам Сераль имеет, кажется, прямоугольную форму. Со стороны холма здания выставляют наружу сплошные стены, подкрепленные контрфорсами. Внутри просторно. Кое-где выглядывают из-за стен кипарисы. Великолепный вид с мыса Сераль: Мраморное море, Босфор, Скутари. Дворики и площадки Сераля выглядят странно и носят как бы отпечаток колдовства.

Собаки. Они бродят внушительными бандами, словно степные волки. Хозяев нет. Турки, кажется, не заводят собак. Не одомашнены. Бродячие. Убийство их противоречит религии. Санитары улиц. Временами слышны ужасные вопли. По ночам собачьи драки. Довольно неприятно наткнуться на такую свору в заброшенном переулке. В основном желтые, с длинными вытянутыми мордами. Многие покрыты шрамами, другие паршой. Видел, как они лежат посреди свалки, почти не отличаясь от куч мусора такого же цвета. Видел, как собаки собрались над трупом лошади на морском берегу. Блуждая по окрестностям, нашел Черную Дыру[17] прямо на улице. Не осмелился зайти дальше.

Гарем (неприкосновенный) на борту паровых судов. Решетчатые перегородки. Леди светлокожие, с прямыми носами. Правильные черты лица, отличные бюсты. В своих простых одеждах похожи на монахинь, однако округлость бюста говорит о том, что не принадлежат к этой категории. Между сектами соблюдается отменное приличие. Никаких переглядываний. Никакой развязности. Не ищут взаимного восхищения. Никакой распущенности. Нет пьяных. Не видел никого, хотя спиртное и продается. Здесь заняты делом.

Красота фонтана у святой Софии. Позолота. Виноград и листва.

Четверг 18 декабря.

Утром нанял каик и пересек Босфор, чтобы попасть в Скутари. Роскошное плавание. Развалился на кушетке, как оттоман. Располагаешься на дне лодки. Тело покоится ниже уровня воды. Лодкапостель. Каик что-то вроде подноса или доски для разрезания хлеба. Флот рыбаков в устье Золотого Рога. Спокойствие водной поверхности. Легкая рябь. Солнце ярко освещает султанский дворец. Восход напротив Сераля. Если Константинополь — самое великолепное место на земле для устройства столицы, Сераль — для увеселения. Огромные бараки в Скутари. Величественный вид Константинополя вверх по Босфору. Кладбище — словно черный лес. Тюрингский ландшафт. Его пересекают дороги. Чудесные маргаритки. Пристани. Плавучая мечеть. Холмы и пляж. Общие размышления о Константинополе. Что касается его нечистот, так это просто влажная пыльца цветка. Вино Тенедоса на столе. Негр-мусульманин. В отличие от других наций, рассеянных на земле (евреи, армяне, цыгане), словно в упрек прозелитизму остающихся преданными вере своих отцов, негры относятся к форме религии, как лошади к покрою чепрака, совершенно безразлично.

В 4 часа пополудни отплыл на пароходе «Акадия» в Александрию через Смирну. Когда огибали мыс Сераль, садилось солнце. Величественный вид. Скутари и его холмы, горящие словно сапфиры. Удивительная чистота воздуха. Подобно какому-нибудь полуострову, покрытому деревьями, растущими террасами до самой макушки, одет домами Константинополь. Длинные стены. Вот и Мраморное море.

Пятница 19 декабря.

Чуть забрезжил рассвет, прошли Дарданеллы. Ливневый дождь. Прояснилось. Прошли Троянскую долину. Вдалеке гора Ида. Прошли курган Ахилла. Правили между Тенедосом и материком. Проследовали мимо гавани и города Тенедос. Полуостров, виднеющийся посреди бухты, покрыт мощными оборонительными сооружениями. Работа генуэзцев. Прошли мыс Баба с его фортом, защищающим город с вершины. Азиатский берег тянется высокими грядами желтоватых гор, маячащих вдалеке. Оказались между Мителеном и материком. Большой и красивый остров, покрытый оливковыми деревьями. Там делают вино. От пляжа до самой вершины остров покрыт зеленью, темной с бронзовым отливом, и этим Мителен резко отличается от остальных островов архипелага, желтых и иссушенных. Азия по цвету сильно напоминает своих львов, живущих в зверинцах, — ленивых и сонных. На Мителене множество красивых девушек. В средней части острова есть бухточка, наглухо запертая сушей. Перед заходом солнца стали на якорь в бухточке Мителена для того, чтобы воспользоваться преимуществами дневного освещения при заходе в труднодоступную гавань Смирны. Выслали вперед шлюпку для промеров глубины. Приблизилась лодка с берега — купил оливков и фиников. Разглядывая капитанскую карту «Подходы к Дарданеллам и Троянская долина», обнаружил, что местность в глубине побережья изобилует остатками древностей. Проплыли заливом Безика, частично защищенным островом Тенедос, там, где в 1853 году впервые соединились английская и французская эскадры.

Суббота 20 декабря.

В 2 часа утра стали на якорь у Мителена и с наступлением светлого времени суток начали заходить в бухту Смирны. Просторный залив — 30 миль вглубь, 7 или 8 в ширину. Берега усеяны деревушками, гнездящимися по холмам на фоне высоких гор. Город располагается в конце залива и там, где он расстилается по склону, напоминает поле, усыпанное битой посудой благодаря приземистым домишкам, выставляющим напоказ черепичные крыши. На горе Пагус, позади города, стоит старая крепость, хорошо приметная с моря. В порту встретились с пароходом «Египтянин». Разговаривал с капитаном Тейтом. Пароход сел на мель, и другой стягивал его на глубину. Съехал на берег, зашел к американскому консулу — греку. С час проговорил с ним и его братом. Нанял гида (серьезный, церемонного вида человек во фраке. В одной руке он нес отделанную серебром шпагу в вельветовых ножнах, а в другой — также отделанный серебром хлыст для верховой езды). Отправился на базар поглазеть на невольников. Ничего не получилось.

Поднялся на Пагус. Дорога вьется вокруг вершины. Склоны покрыты осколками камней. Местность напоминает заброшенный земельный участок. Отсюда открывается впечатляющий вид на залив и саму Смирну. Здесь, на вершине, стоит полуразрушенная мечеть. Нацарапано имя какого-то бостонца. Спустился вниз и направился к Караванному мосту, который служит местом развлечения жителей по праздникам и городскими воротами. Непрерывным потоком проходят вереницы верблюдов, лошадей, мулов и ишаков. Иногда впереди верблюжьего каравана идет лошадь, иногда — мул, часто процессия замыкается также мулом. Вооруженные всадники. Буфалло.

Верблюд — самое нескладное существо. Благодаря длинной, изогнутой по-журавлиному шее, которую верблюд не может согнуть, он чем-то напоминает чиновника в тугом воротничке, а по виду передних ног, покрытых словно топорщащимися перьями, и длинных задних конечностей кажется помесью страуса с гигантским кузнечиком. Его копыта мягки, как губка, и скрыты шерстью, растущей до земли. Из-за этого, когда бредет он по тропам, покрытым грязью, кажется, будто передвигаются четыре швабры, похожие на ходули.

Кладбища выглядят очень любопытно. Разрушившиеся колонны и капители древности валяются посреди расколотых надгробий. Иногда полуразвалившийся могильный камень оказывается куском древней колонны — развалина вдвойне. Очень высокие кипарисы, напоминающие столбы.

Воскресенье 21 декабря.

Вместе с капитаном Тейтом зашли к агенту, живущему в уютном особняке в Маринаре. Он женат на гречанке. Ребенок пока говорит только по-гречески, хотя отец — шотландец. Говоря о здешней миссии, он сказал, что ее вот-вот прикроют. Безнадежное дело. Все обращенные слишком продажны. Присутствовал на службе в часовне при английском консульстве. Довольно скучная церемония. Однако капеллан — настоящая диковина. Сегодня за обеденным столом «Акадии» собрались капитаны Орфеус, Тейт, Эстас и я. Много говорилось о рейсах в Индию.

Понедельник 22 декабря.

Утром сошел на берег, привлеченный красочным зрелищем каравана верблюдов, проходившего по узким и оживленным базарным улицам. Многое узнал о торговле Англии с Турцией. Англия почти совсем разорила турецких мануфактурщиков. Там, в Манчестере, умудряются воспроизводить любой сорт ткани мира. В Турции закупается хлопок и шелк, а затем, под видом турецкой продукции, возвращается назад, продается в розницу на базарах, и многие путешественники увозят эти изделия в Англию или в Америку в качестве образчиков местного ткацкого мастерства. В Турции нашли медь, и изрядное количество ее отправляется в Англию, чтобы превратиться там в султанские монеты. Английские промышленники делают из нее какой-то сплав и возвращают низкопробный металл под видом чистого, взимая за это порядочную мзду. В трюме «Египтянина» как раз находилось несколько бочонков неотчеканенных медных монет для Константинополя.

Несмотря на то что утром, вдень нашего прибытия, прошел небольшой дождик, в общем стояла великолепная погода, напоминающая чудесные весенние деньки у нас на родине.

Вечером между капитаном Орфеусом и его старшим помощником произошла безобразная сцена, и я стал ее невольным свидетелем.

Вторник 23 декабря.

На сегодня назначен отход в Сиру, поэтому не поехал на берег. Появились два палубных пассажира — один из них греческий офицер — личность довольно комическая. Около 3 часов дня снялись на Сиру. Спокойное плавание по заливу. Откудато со стороны налетел сильный ветер, но под утро снова наступила прекрасная погода. В этих краях сильные ветры продолжаются недолго. Через проход Мисони, между островами Мисони и Тинос, подошли к Сире. Вокруг рассеяно множество других островков. В их числе Делос — остров самого скучного вида, хотя в легенде расписан как цветущий. Производит впечатление какого-то отчаяния. Слышал, что он совершенно лишен растительности. То же самое и с Патмосом. Он неподалеку и такого же безрадостного вида. Тинос — большой остров, безлесный, усеянный многочисленными деревушками (кто-то сказал, что их насчитывается около 60). Жители занимаются и виноградарством. В каждой даже самой маленькой деревушке обязательно есть своя церковь. На Тиносе все жители католики, и все занимаются сельским хозяйством. Говорят, что в архипелаге 365 островов — ровно по числу дней в году. При заходе в гавань Сиры я вновь был поражен видом города, расположенного на холме. Домики, лепящиеся вокруг вершины, напоминают людей, потерпевших кораблекрушение и, в поисках безопасного места, отчаянно цепляющихся за скалу, омываемую водяными валами. Греки, бывшие на борту, рассказали, что город основали жители Сио и Мителена, которые укрылись в этих краях, спасаясь от резни 1821 года. Сира занимает, пожалуй, самое примечательное место по торговле среди всех островов архипелага и, может быть, во всей Греции. В 12 часов стали на якорь. На нас наложили 24-часовой карантин (начиная со времени выхода из Смирны), хотя на борту все здоровы. Капитан вне себя от возмущения.

Четверг 25 декабря.

Рождество. Греки, кажется, не придают этому дню значения праздника. Может быть, они ведут счет дням по старому календарю — по крайней мере они выглядят настолько деловито, что я просто не знаю, чем это объяснить. Сошел на берег, чтобы освежить впечатления предыдущего посещения. Греки любого происхождения кажутся настоящими денди. Их одеяния, пусть даже рабочее платье, всегда нарядны. Этот изящный костюм, ниспадающий свободными складками и обильно украшенный тонким вышитым орнаментом, настолько не похож на рабочий костюм, что вероятнее всего был придуман в каком-то золотом веке. Сохранив свою живописность до наших дней, он находится в явном несоответствии с нынешними орудиями труда. Некоторые люди, принадлежащие к беднейшей части населения, кажутся в этих одеяниях некими остатками былой роскоши. Греки просто обожают кисточки. Это кажется символическим. Можно наблюдать множество народа, слоняющегося по причалу и выставляющего напоказ длинные, изящные кисти самого вызывающего фасона.

Таможенная пристань завалена тюками табака, кувшинами с маслом, бурдюками, похожими на козлиные туши, которые на самом деле — шкуры этих животных, однако начиненными не плотью, а кровью виноградных ягод. В кофейнях с утра до вечера играют в карты. Сира — амбар архипелага. Отсюда экспортируют губку, изюм, табак, фрукты, оливковое масло. Из Англии ввозятся металлические изделия и ткани. Здесь есть нечто напоминающее верфь. Там стоят два греческих военных корабля. Очень маленькие, скорее их можно назвать военными шлюпками. Город строился на вершине холма, чтобы обороняться от пиратов и турок. После того как положение нормализовалось, домишки стали понемногу спускаться вниз, образуя новый город у воды. После обеда на судно прибыло несколько пассажиров-гречанок, направляющихся в Александрию. В пять часов пополудни снялись и отправились в путь. Прощай, Сира и греки, впереди Египет и Александрия.

Пятница 26 декабря.

…Греческие острова и архипелаги Полинезии разительно отличаются друг от друга. Первые как бы утратили свою девственность. Вторые выглядят свежими, словно только что появились на свет. Греческие острова потасканы и истощены, словно сама жизнь, потерявшая интерес к существованию. Их внешний вид сух и стерилен. Даже Делос, чьи цветы были когда-то чудом этого моря, сейчас пустыня; а если посмотреть на выцветшую желтизну Патмоса, то приходится только удивляться, что некогда он был обиталищем бога. Отмели не окружают ни один из островов архипелага. Можно подплыть вплотную к любому берегу, и это облегчает тамошнее мореплавание. Утром меня пригласил к себе старший механик. Топки котлов — устрашающее зрелище. Ад, запрятанный в глубине судна. В течение дня встречный ветер и сильное волнение. Почти все пассажиры на койках. Греки не показываются. Прошли совсем близко от Скарпанти. Зазубренный и голый. Виден Родос.

Суббота 27 декабря.

Море утихомирилось вместе с ветром. К полудню наступила чудесная погода. Как и в Сире, воздух прозрачен, а солнце обжигает подставленную щеку. Думается, что придем в Александрию завтра рано поутру. Прочитал в лоции короткую главу о Яффе. Старейший морской порт в мире (некоторые утверждают, что Яффа была портом еще до Ноя). Пески и скалы. Вид голый и ужасный.

Воскресенье 28 декабря.

Рано утром показалась Александрия. Маяк. Вскоре заметил Помпееву колонну. В 10 часов подошли к причалу. Верхом на муле добрался до отеля, около которого разбит небольшой садик финиковых пальм. Помпеева колонна выглядит словно огромный леденец, который долго обсасывали. Обелиски Клеопатры. Один из них повержен на землю и почти засыпан землей. Проехался вдоль берега канала Мухаммеда и направился к Саду паши.

Понедельник 29 декабря.

Зашел за своим паспортом в консульство. Мистер Де Леон в Вашингтоне занимался литературно-политической деятельностью. Встретил несколько офицеров с корабля США «Констеллейшн».[18] Посетил катакомбы на морском берегу.

Вторник 30 декабря.

В 4 часа дня прибыл в Каир, остановился у Шефердов. Прогулялся по площади с доктором Локвудом.

Среда 31 декабря.

К пирамидам. К Цитадели через весь город, а затем, с наступлением темноты, снова к Шефердам. Этот день мне никогда не забыть. Очень огорчен, что могу провести в Каире только сутки из-за отплытия парохода.

Четверг 1 января 1857 года.

Из Каира в Александрию. Остановился в отеле «Виктория».

Пятница 2 января.

Сегодня собирался отплыть в Яффу. Однако пароход не прибыл. Провел весь день в чтении книг о Палестине.

Суббота 3 января.

Пароход на Яффу сможет отплыть до следующего утра, и я уже измучен до полусмерти двумя сутками, проведенными в Александрии, которые мог бы так чудесно провести в Каире. Такова уж судьба путешественника.

У меня не сложилось каких-либо упорядоченных впечатлений о Каире. Занимаюсь записью тех отрывочных впечатлений, которые остались в голове после Каира, пока они не потускнели. Кажется, все это — сплошной балаган и ярмарка Варфоломея — колоссальный маскарад смертных. Некоторые главные улицы толстым слоем устланы циновками и деревянными настилами и поэтому выглядят как закрытые веранды. Где-то видел, как это покрытие простиралось от одной мечети до другой, расположенной напротив. Дома напоминают коллекцию старых музыкальных инструментов, органов, лож у просцениума или же нагромождение старой мебели, сваленной на чердаке и покрытой пылью. Окна выступают наружу и заделаны решетками. Последние снабжены квадратными отверстиями, сквозь которые можно просунуть голову. Женские лица, высовывающиеся из них, выглядят весьма любопытно. Некоторые улицы, составленные из частных домов, напоминают туннели оттого, что выступающие окна почти смыкаются над головой. В полдень темно, как ночью. Иногда идут сплошные высокие стены. Таинственные проходы. Дворики проглядывают лишь мельком. Колодцы в тени. В отдаленных частях города пустует много домов. Они имеют запыленный, трупный и призрачный вид. Похожие на привидения, они напоминают нечто сверхъестественное. Дома, в которых обитают духи. Кок-Лейнз. Разрушенные мечети с куполами, напоминающими лодки с проломленными днищами. Другие выставляют напоказ, словно в отчаянии, сломанные стропила и выдранные окна. Внизу все усыпано мусором. Грязные останки религии. Главные артерии города напоминают лондонские улицы по субботним вечерам. Кривизна улиц. Множество слепцов — такого количества не встретишь ни в каком ином городе. Полдень, и мухи на глазах. Природа питается человечиной. Соприкосновение запустения и свежести, великолепия и убожества, мрака и света. Многие слепые бродят с поводырями. Пораженные слепотой дети. Обилие света, от которого невозможно укрыться. Оживленные жители. Турки в повозках с кучерами и слугами, одетыми по-турецки. Сидят гордо откинувшись назад, все еще поглядывая на народ с видом завоевателей. Впереди бегут слуги с бамбуковыми палками, украшенными серебряными наконечниками. Быстрая езда, покрикивания кучеров. Верблюды, на которых перевозят воду в кожаных мешках. В мешках перевозят и солому. На спинах мулов грузы зеленой травы, камней, гончарных изделий, овощей, кур в плетеных корзинах. Детей тоже возят в корзинах. Целые вереницы. Турок верхом на ослике, держащий на луке седла вертикально перед собой черенок трубки. Спокойный и сосредоточенный. На каждой личности стоит печать египетской древности. Облик женщин. Кое-что на лице. Черный креп свисает словно слоновый хобот. Обилие ювелирных украшений. Медные украшения на лицах. Подкрашенные глаза (черные), ногти рук (желтые). Некоторые разодеты в тончайшие шелка и путешествуют верхом на осликах.

Вид из Цитадели. Она построена Саладином. Каир с двух сторон сжат пустынями. Одна из них простирается до Суэца и Красного моря. Другая — Ливийская пустыня. Город окрашен пылью. Пылью столетий. Нил. Зелень. Пустыня. Пирамиды. Минареты не похожи на константинопольские, сияющие словно маяки. Здешние какого-то пепельного оттенка и удивительно древние. Цитадель примостилась на прочной скале. Внутри стен развалившегося укрепления. Стоя у основания подворья мечети, смотришь вниз с высоты добрых 200 футов на макушки заброшенных домиков, на просторную площадь, запруженную людьми, около того места, где мамлюк, прыгнув вместе с лошадью, спас свою жизнь.[19] Мечеть (новая). Великолепный двор и колоннада. Внутри зеленые и золотые тона. Прямоугольник с четырьмя полукуполами. Превосходные опоры. Алебастр. По образцу лепки можно изготовлять брошки. Мечеть Хассана на площади перед Цитаделью. Самая красивая в Каире.

Пирамиды. В компании офицеров отправился к ним верхом на ослике. Быстрое движение толпы по дороге. Поток мальчиков — погонщиков мулов. В самый разгар рождества празднично настроенная толпа тянется к подножию вечно печальных пирамид. На лодках пересекли Нил. Остров Рода.[20] Павильон, киоски, сады. Переправляются мулы. Быстрое течение. Илистые берега. Издалека пирамиды розовеют словно горы. Они кажутся высокими и остроконечными, но при ближайшем рассмотрении оказываются сплюснутыми и навевают уныние. Чуть ниже вершин курятся какие-то испарения. Коршуны носятся и парят вокруг, повисая над вершинами, напоминающими разрушенные утесы. Выступающая плита с надписями удерживается только известковым раствором. На полдороге до вершины мельком осмотрелся вокруг. Пирамиды расположены на большом песчаном кряже.

Поднимаешься от угла до следующего выступа по отвалам песка, золы, кусков искрошенной извести и битых черепков, затем вдоль кромки до следующей тропы, ведущей наверх, и т. д. Зигзагообразный маршрут. Маршрутов не меньше, чем в Альпах, — Симплон, Большой Сен-Бернар и т. д. Мулы в Андах. Пещеры. Площадки. С полдороги открывается вид гораздо более впечатляющий, чем с вершины или от основания. Пропасть над пропастью. Обрыв на обрыве. Ничто иное в природе не может дать такого верного представления о необъятности. Подниматься на пирамиды нужно на воздушном шаре. Множество других людей, также восходящих на вершину. Арабы-гиды в свободно ниспадающих белых балахонах. Это напоминает восхождение на небо в сопровождении ангелов. Телохранители-провожатые очень внимательны. Отдых. Боль в груди. Утомление. Однако нужно спешить. Лишь флегматики поднимаются размеренно. Старик с воодушевлением юноши. Давно предвкушал это удовольствие. Попробовал взойти. На полдороге выбился из сил. Снесли вниз. Попытался войти внутрь — упал в обморок. Вынесли. Прислонился к стене пирамиды. Бледный, как смерть. Вид самый что ни на есть патетический. Явно не для него. Он подавлен массивностью и таинственностью пирамид. Я испытываю нечто подобное. Меня охватил страх и благоговение. Ужас арабов. Мне предложили проникнуть внутрь сквозь один из боковых проходов.

Пыльно. Длинный сводчатый коридор, затем спуск, словно по стволу угольной шахты. Снова горизонтально, как в подводной шахте. Идти приходится сильно наклонившись, иногда сгибаясь пополам. Содрогаюсь при мысли о египтянах древности. Не иначе как внутри этих пирамид зародилась идея Иеговы. Устрашающая помесь ужаса и коварства. Поистине Моисей учился на познаниях египтян. Замысел Иеговы зародился здесь. Когда я взобрался на вершину, высота показалась мне не слишком большой. Я уселся на край и посмотрел вниз. Постепенно я стал нервничать, потом закружилась голова, и, наконец, мною завладел ужас.

Вход в пирамиды напоминает спуск в угольный или дровяной подвал. Страшное место для совершения убийства. Пока существует этот мир, что-нибудь да останется в нем от этих пирамид. Пожалуй, только землетрясение или геологическая революция смогут стереть их с лица земли. Пирамиды одного цвета с пустыней. Только немногие камни подверглись разрушению. Остальные не теряют прочности. Климат на их стороне. Пирамиды не выстроены в ряд. Вперемежку, как теснины Белых гор. Они не несут на себе ни мха, ни единой травинки. Иные руины зарастают плющом. Эти же — высушены, как деревяшки. Ни единого зеленого пятнышка. Арабы карабкаются вверх, словно козы. Один лезет вверх, другой вниз.

Пирамиды все еще маячат передо мной — огромные, не подверженные осквернению, непостижимые и ужасные. Граница между пустыней и свежей растительностью прочерчена гораздо яснее, чем пределы добра и зла. Здесь происходит мгновенное соприкосновение двух враждующих стихий. Мощная лавина песка угрожает вечным вторжением в зеленую долину Нила. Трава растет около пирамид, но не осмеливается дотронуться до них — словно боясь их или испытывая благоговение. Пустыня выглядит намного ужаснее океана. Теория создания пирамид. Защита против пустыни. Линия обороны. Нелепо. Они могли появиться на свет при сотворении мира.

Сфинкс. Обращен лицом к плодородию, спиной — к пустыне. Твердая скала. По дороге к пирамидам растут пальмы. Арабы переносят путников через лужи грязи. Два черных шейха в черных одеждах.

Поездка к пирамидам. Проехали непрерывную цепочку пригородов и деревень. Высокие стены. Финиковые пальмы; густая виноградная лоза оплетает стены. У мостов скапливаются путешественники, чтобы затем рассыпаться в беспорядке. Акведук. Ворота. Проехали пальмовую рощу. Она напоминает храм 1001 колонны. Красоты пригородов Каира. Длинные авеню, усаженные акациями.

Дорога в Шобру. Процессия людей.

Жизнь в отеле. Величие гостиницы «Шефердз». Высокие потолки, каменные полы. Ковров нет, вместо них тонкие циновки. Никаких перин. Шторы, москитные сетки. Все напоминает о тропиках. Восток обозначается свежими финиками на столе — признак пустыни и каменными кувшинами с прохладной водой. Прислуга состоит из арабов. Драгоманы. Слуг вызывают хлопками в ладоши. Блестящая сцена за поздним обедом. Трудно поверить, что все происходит неподалеку от пирамид. Тем не менее утонченный отдых.

Вид большой площади. При въезде в Каир видел на небе полумесяц и звезду

— герб султана. Огромная протяженность площади. Вокруг проходит канал. Чуть ниже уровня пешеходных тропинок. Аллеи акаций и других деревьев. Кустарник. Похоже на загородную местность. Отсутствие оград. Кофейни и киоски, балаганы. Канатоходцы, акробаты, фокусники, курильщики, танцоры, лошади, качели (с колокольчиками), щербет и т. п. Очаровательно вечером. Утром сквозь листву пробиваются золотые лучи солнца. Мягкое, роскошное великолепие утра. Роса. Воздух словно напоен райским блаженством. Испытываешь легкое опьянение. Не удивительно, что эти люди не пьют вина. С недоумением смотрел на постояльцев, распивающих спиртное в отеле.

О мулах и мальчишках-погонщиках. И те и другие обладают невероятной выносливостью. Мальчишки бегают как олени. В руках палки, босоногие. Погонщик бьет мула, разговаривает с ним, упрекает, дает советы. Мул молчит в ответ. Его толкают кому не лень. Это одно из самых полезных созданий в мире. Именно терпеливость и честность мула вызывают к нему презрение и навлекают на него оскорбления. Он настолько полезен и необходим, что с ним не считаются. Он слишком безответный. Образец честности. Что же касается его крика, так это голос первобытного египтянина. Мулы снуют вокруг, словно крысы. Их седла устроены весьма любопытно. Высокая лука. Кое-кого мулы сбрасывают с седел. В общем их любят. Клячи.

Климат египетской зимы — царство весны на земле. Лето чувствуется в самом воздухе, оставленном в покое жарой.

Поездка из Александрии в Каир. Дельта. Напоминает долину реки Mohawk весной. Почва словно жидкий распыленный навоз. Кажется, что ее перелопатили. 4 урожая в год.[21] Сахарный тростник, пшеница, хлопок. Деревушки из необожженного кирпича. Осиные гнезда и глиняные пироги. Бобровые запруды. На домах устроены голубятни. Крыши покрыты листьями кукурузы или соломой. Привязанный скот. Постоянно жуют. Буйволы, верблюды, ослы. Пальмы. Издали деревни напоминают песчаные кучи. При приближении к Каиру появляются дороги, насыпанные выше уровня почвы. Множество народа пересекает дорогу на всем ее протяжении. Военный лагерь. Белые солдаты. Лента кавалерии. Канал. Лодки. Длинные латинские реи, похожие на колодезные журавли. Канал проходит между песчаными холмами. Канава железнодорожной ирригации тоже заполнена водой. Машины-черпалки. Пассажиры 3-го класса. На крышах вагонов. Шум и суматоха воинской части. Вагонам не хватает еще одной крыши. Турок, сидящий на корточках с трубкой в руках в багажном вагоне. Пассажиры 2-го класса. Турок и египтянин. Звяканье сабель, сверкание шелка. Курение. Переезд через Нил. Машина. Сидя в 1-м классе, думаешь, что находишься в Англии. Все остальное-Египет. Нереальная обстановка и декорация, начиная от Помпеевой колонны и кончая Хеопсом.

Александрия. Она кажется вымощенной останками тысяч городов, выглядывающими из каждого пласта земли, вывороченного лопатой. Почва — жирный суглинок. Все историческое. Главная площадь. Оживленный вид. Из окон выглядывают арабы. Самое главное-это море. Рядом с ним — катакомбы. Железная дорога проходит насквозь. Поместья. Превосходный вид на море в полдень. Море и небо будто впитались друг в друга. Помпеев столб похож на порядком обсосанный леденец. Обелиск Клеопатры расположился рядом с лачугами. Один из них лежит на земле и почти засыпан землей. Вздохи волн. Крики сторожей по ночам. Фонари. Убийцы. Солнечные удары.

Какая-то мазня, исполненная берлинской лазурью.

Пирамиды. Камни, уложенные пластами, скорее напоминают геологические слои скальной породы, чем ряды каменной кладки. Длинный склон, составленный сплошь из утесов и обрывов. Огромные размеры. Ни стены, ни крыши. В других постройках такого же объема глаз постигает пространство, постепенно переходя от одной части здания к другой. Здесь же ему не за что зацепиться. Либо все в целом, либо ничего. Будоражит не ощущение высоты, длины или ширины — возбуждает ощущение необъятности. После знакомства с пирамидами вся остальная архитектура кажется кондитерскими изделиями. Хотя я провел немного времени в созерцании пирамид, этого оказалось достаточным, чтобы в моей памяти отложилось точное представление о них. Дело тут обстоит так же, как и с океаном. В течение пяти минут можно узнать о его необъятности ровно столько же, сколько за целый месяц. То же и с пирамидами. Они сбивают с толку. Человек, обнаружив, что он не в состоянии постичь величие океана, принялся измерять его глубину и определять плотность воды. Точно так же человек поступает с пирамидами. Он измеряет длину основания, высчитывает размеры отдельных камней. Однако пирамида не очень-то поддается изучению и пониманию. Смутная и неопределяемая словами, она продолжает тревожить мое воображение. Разрушение облицовки, хотя ее камней хватило бы для постройки города и крепостной стены, вовсе не уменьшило размеров пирамиды. Наоборот, это вызвало противоположный эффект. Когда пирамида была гладкой, вид ее был менее впечатляющим. Она была словно океан, не вспаханный волнами. Мертвая неподвижность каменной кладки, выступы и неровности, образовавшиеся в недавнее время, сильно изменили облик пирамиды. Когда хотят похвалить какое-нибудь творение рук человеческих, говорят обычно — оно поражает воображение, словно создание природы. Пирамида воздействует на человека каким-то точно неопределимым способом. Что же касается нашего воображения, так ему представляется, что ни человек, ни сама природа не имели никакого отношения к созданию пирамиды. Ее строителем должно было быть некое сверхъестественное существо, жрец. Очевидно, мудрецы древнего Египта отличались необычайной изобретательностью. Поскольку с помощью своего искусства сумели извлечь из всего разнообразия природных форм совершеннейшие очертания пирамиды, очевидно, что точно так же из груды простейших человеческих мыслей, присущих людям, смогли они с помощью аналогичного мастерства выработать идеальную концепцию бога. Однако не со святой целью была создана пирамида.

Она не отбрасывает тени днем. Археологи начали работать в пустыне в 30 милях отсюда.

4 января 1857 года.

Отплыл из Александрии в Яффу. Путешествую 2-м классом. Множество палубных пассажиров-турок.

5 января.

Тепло. Чудный день. Постоянно находился на палубе.

6 января.

Рано поутру оказались в пределах видимости Яффы. Накатывала зыбь, и я увидел буруны у подножия города. Высадились на берег. Это не совсем безопасно. Араб-лодочник пытался сыграть, как ему показалось, на моем испуге. Лукавые псы! Нанял еврея-драгомана, чтобы тот сопровождал меня до Иерусалима. Пересекли долину Шарон. Виднеется гора Эфраим. Приехали в Рамлу. Остановился в отеле. Поужинал на треснувшей посуде холодным мясом. Замучили мухи и москиты. Драгоман заметил: «Этот араб не знает как содержать гостиницу». Я полностью с ним согласился. Проведя ужасную ночь, в 2 часа отправились верхом в Иерусалим. Три тени крадучись пробирались по равнине, залитой лунным светом. Зашла луна, и все погрузилось во мрак. Чуть забрезжил рассвет, когда мы только достигли подножия гор. Бледное оливковое утро. Высохшая и пустынная страна. Завтрак у разрушенной мечети. Пещера. Жарко. Утомительная езда по бесплодным холмам. Примерно в 2 часа добрались до Иерусалима. Остановился в отеле «Медитераниан». Он содержится немецким обращенным евреем по имени Хойзер. Отель с одной стороны примыкает к бассейну Хезекья неподалеку от коптского монастыря и располагается на улице Патриархов, вытекающей из улицы Давида. С балкона моей комнаты открывается вид на потрескавшийся купол храма Гроба Господня и Елеонскую гору. Напротив гостиницы открытая площадка, развалины старинного латинского монастыря, который был разрушен каким-то неприятелем много столетий назад и никогда не отстраивался. Прошелся по северной части города, однако вернулся назад, потому что глаза слишком утомились в результате длительного путешествия по раскаленным холмам при ослепительном солнце.

7 января.

Весь день пробродил по холмам в сопровождении драгомана.

9 января.

До сих пор считал себя единственным иностранцем в Иерусалиме. Однако днем из Яффы приехал мистер Фредерик Каннингэм — житель Бостона, располагающий к себе молодой человек, который, казалось, был рад встретить сотоварища и соотечественника.

10 января (11).

В записи вкралась какая-то ошибка, в которой никак не могу разобраться. Оставшиеся до 18 января дни провел, путешествуя по городу, в окрестностях Иордана и Мертвого моря.

19 января.

Уехал из Иерусалима вместе с мистером Каннингэмом и его драгоманом. Друз[22] Абдалла. В Рамле остановился в греческом монастыре. Бессонница. Старый монах, похожий на крысу. Лечится от цинги. Письмо от греческого патриарха. Здесь остановилась какая-то графиня. Прежде чем направиться в монастырь, посетил разрушенную мечеть и башню Рамлы. Любопытное зрелище.

20 января.

Проехался верхом от Рамлы до Лидды. Разбойничье нападение банды арабов на деревушку, расположенную по соседству, взбудоражило всю округу. Люди передвигаются группами. Мы ехали в Лидду, пристроившись к свите сына губернатора. Эскорт насчитывал около 30 вооруженных всадников. Отличные наездники. Стрельба из огнестрельного оружия. Караколи и вольтижировка. Верховые, сопровождающие экипаж. Всадники несутся во весь опор, презирая опасность. Подъезжают к кромке колючих зарослей, кого-то окликают, стреляют из пистолетов. При въезде в Лидду сын губернатора разрядил револьвер в пуделя. Поехали осматривать развалины местной церкви. Скорее всего она относится ко времени крестоносцев. Восхитительная поездка к Яффе через долину Шарон. Бессчетное количество алых маков. (Розы Шарона?) В Яффе наткнулись на экспедицию, занимающуюся раскопками в Петре. Днем принял ванну в «Медитераниане». Осмотрел остатки старых крепостных стен на берегу моря.

22 января.

Мистер Каннингэм и члены археологической экспедиции сегодня днем отбыли в Александрию на французском пароходе. После их отъезда вернулся в так называемый отель и поднялся на самую макушку здания. Единственно возможная прогулка в этом городе. Яффа расположена на холме, круто поднимающемся от берега моря и плавно снижающемся к долине Шарон. Город обнесен стеной и имеет гарнизон. Дома старые, темные, с множеством каменных арок и сводов. Дом, в котором я живу, стоит на самой вершине и вообще самый высокий в городе, если считать от земли. Сверху можно любоваться Средиземным морем, долиной, горами Эфраима. Прелестный ландшафт. Ближайшее местечко к северу отсюда — Бейрут. К югу — Газа. Тот самый город филистимлян, ворота которого унес на плечах Самсон. Я — единственный путешественник, остановившийся в Йоппе. Чувствую себя по-особому одиноко, словно Иона. Поднялся ветер, усилилось волнение моря. Валы разбиваются о риф, расположенный почти вплотную к городской стене. Вдоль всего побережья, к северу и к югу, насколько охватывает взгляд, прибой тянется длинной полосой, напоминающей перебродившие дрожжи.

23 января.

Не спал целую ночь из-за блох. Поднялся рано и сразу же поднялся на крышу. Ветер и море еще не успокоились. В такую погоду ни одна лодка не решается отойти от берега. Сегодня сделал записи в дневнике обо всем виденном в Иерусалиме. Днем посетил мистера и миссис Зондерс из американской миссии, расположенной за городской стеной. Выслушал историю их мытарств. Скорее можно превратить кирпичи в свадебные пироги, чем обратить людей Востока в христианство. Обращение Востока в христианство противоречит воле господа. Миссис 3.? интересная женщина, не лишенная привлекательности и обладающая характером героического склада. По крайней мере желает казаться таковой. На ее столе лежал томик, озаглавленный «Книга о женщинах-героинях». Она излила мне свою душу. В течение двух часов говорила только она. Мне не оставалось делать ничего другого, как внимательно слушать. Вошел мистер 3. Человек хилый от природы, ослабленный болезнью, но весьма достойный. Баптист семи дней — помоги ему господи! Во время прогулки по апельсиновой роще к нам присоединилась мисс Вильямс — пожилая англичанка, кажется, учительница богословия.

24 января.

Не спал всю ночь. Единственная возможность нарезать табак. Поглядываю поочередно в шесть окон комнаты, прислушиваюсь к шуму прибоя и ветра. Все же стоит побыть здесь, в Иоппе, чтобы познать ощущения Ионы, которые, если верить Байрону, равнозначны переживаниям убийцы. Иоппа, возможно, существовала в допотопные времена. Она служила портом еще до наступления Великого потопа. Здесь нет памятников древности, достойных упоминания. Город слишком древний. Все же я побывал в том месте, где стоял дом, в котором якобы проживал Симон-кожевник. Он находился у самого моря и был огражден стеной. На его месте воздвигнуты мечеть и храм. В этой заброшенной, старой Йоппе я испытал ощущение такой безысходности, вызванное сильным волнением на море, что, только призвав на помощь все свое самообладание и разум, смог сохранить спокойствие и душевное равновесие. Над моей головой, под самым потолком проходит главное стропило здания. Оно, очевидно, взято из каких-нибудь развалин. Это доказывают отверстия, проточенные насекомыми. В правой перемычке двери вмурована склянка, в которой содержится какая-то бумажка с изречением из Талмуда. Выглядит очаровательно. Владелец места — еврей. Все, вместе взятое, вызывает истинные, неподдельные ощущения самого Ионы.

25 января (пятница).

Слава богу, прошлой ночью удалось немного вздремнуть. Ветер и море поутихли. Чудесный день, однако под ногами сырость. Под вечер разразился ливень, напоминающий наши июньские дожди. Гулял по крыше дома. Читал роман Дюма «Бриллиантовое ожерелье». Великолепно. Рассуждения Калиостро во вступительной главе. Вышел на улицу, чтобы полюбоваться скалами, возвышающимися перед городом. После обеда вместе с мистером Зондерсом зашел к мистеру Диксону.

Суббота 26 января.

Браво! Не успел я присесть, чтобы сделать кое-какие записи, как услышал новость о появлении австрийского парохода. Подошел кокну, чтобы получше рассмотреть его. Итак, наконец-то заканчивается мое шестидневное пребывание в Йоппе. Утро очень ясное, и с крыши дома, кажется, виден Ливан. Возможно, это гора Хермон, так как вершина покрыта снегом.

11 часов утра. Только что вернулся с прогулки. Пароход приближается. Мое внимание вновь привлекла необычная школа, устроенная в курятнике, в сумрачной нише около ворот. Учитель — старый турок, как всегда раскуривающий с важным видом.

Нанял лодку и добрался до группы скал. Издалека они напоминали развалины. Однако на месте выяснилось, что это не развалины древнего причала или остатки архитектурного сооружения, а остатки скалистой гряды, разрушенной волнами. С близкого расстояния они напоминают обыкновенные кучи грязи. Однако на самом деле они обладают необычайной прочностью. Некоторые похожи на скалы вулканического происхождения. На берегу я видел, как вываливают в воду мусор из мешков, что в значительной степени дополняет картину.

Меня очень позабавили автографы и высказывания постояльцев отеля. «Я просуществовал в этом отеле и т. п. и т. п.». В этих записях было нечто комическое. Религиозного, покаянного, смиренного либо смутного содержания, они, возможно, были лестны для хозяина, но явно умаляли достоинства самого жилища.

Яркое небо и солнце. Кажется, будто рассматриваешь каждую вещь сквозь безвоздушное пространство. Море — гигантский мазок берлинской лазури.

От Иерусалима до Мертвого моря

Выйдя из ворот святого Стефана и перевалив Елеонскую гору, направился в сторону Вифании. Остановился на вершине холма. Жалкая арабская деревушка. Отличный вид. Гробница Лазаря — обыкновенная пещера, похожая на подвал. По лысым холмам спустился в долину. Ручей Кедрон. Ужасная глубина. Черный и траурный. Долина Иесофат. По мере приближения к Мертвому морю она принимает вид все более и более демонический. Равнина Иерихона. Довольно зеленая (только часть ее). Сад, где единственным видом дерева является содомская яблоня. Равнина Иерихон напоминает равнину Шарон и расположена с противоположной стороны горы. Гора Искушения. Черная, сухая масса. В этих краях, кроме Мертвого моря, не на что посмотреть. Устье Кедрона. Там, где Кедрон врывается в долину Иерихона, он кажется вратами ада. Башня с домишками на вершине, раскуривающие шейхи. Толстые стены. Деревушка Иерихон. Руины на склоне холма. Палатка. Чудесный обед. Приятно проведенное время. Отдых у входа в шатер и созерцание горы Моаб. Шатер — заколдованный круг, сдерживающий проклятие.

Марсаба (лавра святого Саввы). Ночью шел дождь. Гром над горами Моаба. Вой шакалов и волков. Разбили лагерь. Дождь. Сырость. Выехали на заплесневелую долину. Никакой растительности, кроме колючего кустарника, похожего на проволоку. Грязь. Созданию в обличье человека негде укрыться. Конвой чем-то обеспокоен. Куда-то поскакали, что-то выясняют. Приветствия. Это понятно каждому. Чувство достоинства, присущее местному населению. Это стоит приветствия. Арабы на вершине холма над Иорданом. Тревога. Галопирование эскорта впереди. Бурлящий и желтый поток после дождя. Берега, скрытые листвой. За ними открываются скучные холмы. Арабы переправляются через реку. Пика. Древние крестоносцы. Пистолеты. Угрожающие крики. Табак. Грабители. Они нападают на Иерихон ежегодно. Скачка к Мертвому морю по заплесневелой равнине. Горы с обеих сторон. Похоже на озеро Комо. За исключением зелени. Берег покрыт галькой и пеной, похожей на слюну бешеной собаки. Горький привкус воды. Целый день испытывал горечь во рту. Горечь жизни. Раздумывал обо всех горестях. Горько быть бедным и горько испытывать оскорбления. «О, как горьки эти воды смерти», — думалось мне. В воде мечутся обломанные сучья. Следы пикника. Поживиться нечем, кроме битума и пепла, а на десерт содомские яблоки, омытые водами Мертвого моря. Необходимо запастись собственной провизией как для тела, так и для души. Ибо кругом пустота. Напился из ручья. Солоноватый. Снова подъем в гору. Бесплодие.

Нагота Иудеи

Земля на большом протяжении покрыта белесоватой плесенью. Высушена солнцем. Проказа. Покров проклятия. Высохший сыр. Кости камней. Под ногами хруст, тлен, легкое шуршание — следы сотворения мира. То же самое у ворот Яффы. Кажется, вся Иудея завалена хламом. Перед вами голая анатомия. По сравнению с другими уголками Вселенной все это напоминает скелет в сравнении с живым человеческим телом. Все низведено до состояния тлена. Даже тряпичники не смогли бы что-либо разыскать на этой равнине. Отсутствует даже мох, присущий руинам. Никакого милосердия разложения. Нет плюща. Безлистная нагота запустения. Белесый пепел. Печи для обжига извести. Эсквилинские ворота Вселенной.

Святой Савва. Сборщики сапфиров. Ужасное ремесло монахов. Пересекли возвышенную равнину. Повсюду слизистые следы змей. Все стиснуто пепельными холмами. Жалкие овцы и черные козы. Араб. Лагерь бедуинов на дне впадины меж: высоких холмов. Овал. Напоминает катафалки, выстроенные в два ряда. Ручей Кедрон. Два потока. Лавра святого Саввы. Тянется вдоль Кедрона. Лощина с захоронениями, словно обугленная пламенем. Пещеры и подвалы. Невероятная глубина. Сплошные скалы. Загадка глубины. Дожди выпадают дватри раза в году. По краю лощины проходит каменная стена. Подъехали к греческому монастырю, передали письмо. Его втянули на корзине в дыру. В высокой стене маленькая, но массивная дверь, окованная железом. Стук в дверь. Открыли. Селям монахов. Помещение для пилигримов. Диваны (кушетки). Вино святого Саввы. Арак. Уютно. В сумерках, следуя таинственными переходами, спустился по каменным ступеням к ложу Кедрона. Пещеры. Западни. Щель в стене. Лестница. Уступ за уступом. Словно винтовая лестница.

Стены ущелья сплошь изрыты пещерами отшельников. Монастырь — скопище орлиных гнезд, огражденных стеной. Уютная постель и ночной отдых. Зашел в часовню. Небольшая келья в скале. Железная балюстрада. Одинокие монахи. Черные дрозды. Кормятся, потряхивая головками. Многочисленные террасы, балконы. Одинокая финиковая пальма на середине обрыва. До свидания.

Через высокие холмы в Вифлеем. На холме. Древний храм святой Елены. Проехали по Вифлеемским холмам. Пастухи, стерегущие стада (как и тогда), однако на дороге встретился мусульманин, который молился в сторону Мекки, повернувшись спиной к Иерусалиму. В часовне латинский монах проводил нас в пещеры. Могилы святых. Для освещения жгут оливковое масло. Добрались до вертепа рождества — множество лампад. Св. Ясли ярко освещены. Вид с крыши часовни. Поездка в Иерусалим. Подгоняли лошадей, чтобы не попасть под дождь. По дороге в Вифлеем издали видел Иерусалим. Если бы не знал, что передо мной город, никогда бы об этом не догадался. Напоминает нагромождение голых скал.

Иерусалим

Квартал прокаженных. Фасады домов обращены к стене. Сион. Поселение — куча навоза. Жители сидят у ворот, выпрашивая милостыню. Воют. Их избегают и боятся.

Размышления на улице Страстный Путь (Виа-Долороса). Женщины, задыхающиеся под тяжестью ноши. Мужчины с меланхолическими лицами.

Бродил среди захоронений до тех пор, пока не почувствовал, что так можно сойти с ума.

Разнообразие гробниц. Лестницы наподобие кафедральных. Их множество в долине Хином. Традиция, освященная письменами. Камни на могиле Авессалома, надгробия вокруг Захария.

Храм Гроба Господня. Разрушенный купол. Камень помазания. Каменные лампады. Тускло. Странный запах. Беспорядок. Пещеры. Часовня Обретения Креста. Пилигримы. Болтовня. Бедность. Отдых.

Армянский монастырь. Большой. Пилигримы.

Склон Сионского холма. Он усыпан камнями и гравием — словно сваленным с телеги.

Приходишь в уныние при виде безразличия природы и человека ко всему, что делает это место святым для христианина. Гора Сион поросла сорной травой. Бок о бок, словно щеголяя равнодушием, маячат тени церквей и мечетей. Каждое утро солнце с бесстрастным видом восходит над часовней Вознесения.

Юго-восточный угол стены. Мечеть Омара-храм Соломона. В этом месте стена Омара зиждется на фундаменте Соломона, словно в знак торжества над тем, что составляет ее опору. Эмблема взаимосвязи двух вер.

Быть обманутым в Иерусалиме — ощущение весьма болезненное.

Пожилой американец из Коннектикута бродит в округе, раздавая трактаты и т. п. Не знает местного языка. Не питает никаких иллюзий по этому поводу. Пустые холостяцкие комнаты. Он утверждал, что восклицание «О Иерусалим!» достаточно веский аргумент, доказывающий, что Иерусалим является притчей во языцех.

Вордер Криссон из Филадельфии. Американец, превративший в еврея. Он развелся со своей первой женой и вступил в брак с еврейкой. Печально. В Иерусалиме попадаются необычные арки и водоемы. Каждый день открываешь для себя что-нибудь новое.

Силоам. Купальня, холм, деревня. Здесь узкая горловина дает начало долине Кедрона. Жители деревни заселяют раскопанные могилы, расположенные террасами в отвесных склонах скальной породы. Живые обитатели могил, домашняя утварь. В одной могиле устроена печь, другие служат хранилищами.

В Иософате надгробия еврейских могил располагаются беспорядочно, словно камни, разбросанные взрывом в каменоломне. Тесное обиталище мертвых. Древние иудейские надписи едва отличаются от природных трещин. Бесформенный камень. Здесь бок о бок находятся гробницы Авессалома, Захария и святого Иакова. Высеченная из скалы, в стиле Петра, гробница святого Иакова — каменная веранда, нависающая над узким ущельем. Столбы. Иософат выставляет напоказ природные каменные пласты. Капители пилястров, стертые временем. Спереди зияет огромная дыра. Внутри и снаружи навалены камни (целые возы). Подношение пилигримов — одно из меланхолических развлечений Иерусалима (см. в Библии о происхождении гробницы). Быть побитым камнями за саму память о нем. Могильные камни выпирают наружу по всему склону холма, будто свершается акт воскресения. Издалека их невозможно отличить от природных камней, разбросанных вокруг в изобилии. Камни взбираются до половины склона Елеонской горы. Напротив — турецкое кладбище. Вплотную к городским стенам. Оно загораживает дорогу к закрытым аркам Ворот Красоты. Христос, сидящий у окна. И евреи, и турки спят по соседству, пребывая в иной вере, нежели тот, кто вознесся неподалеку. Город осажден армией мертвецов. Вокруг одни только кладбища. Ворота Красоты, или Золотые ворота. Две очень древние арки, обильно украшенные лепниной. Вероятно, относятся к временам Ирода. Ворота, через которые Христос, вероятно, отправлялся в Вифинию на Елеонскую гору. Сквозь них же вошел он в город с пальмовой ветвью. Турки замуровали ворота, веря легенде, что через них город будет взят неприятелем. Одно из самых примечательных мест Иерусалима. Ворота словно напоминают об окончании эры христианства, будто это последняя религия мира. Другая невозможна.

Преследуя свою цель и в то же время являясь неким пассивным объектом, весьма расположенным для восприятия таинств города, я старался пресытиться атмосферой Иерусалима. Обычно я поднимался на рассвете и прогуливался вдоль стен. Я искал встречи с духами города, заключенными в этих теснинах. Днем у арок Яффских ворот я не мог уклониться от встречи с людьми, которые осматривают долину Гихона и постоянно бродят вокруг соседних фонтанов, по долинам и холмам. Кажется, и другие посетители ощущают нездоровую атмосферу этого маленького города, запертого в высокие стены, препятствующие вентиляции, задерживающие рассветы и ускоряющие наступление сумерек. Люди, кажется, разделяют мое нетерпение, там, где это касается деспотического ограничения и предписанных правил. Бывало шагал я до горы Сион по террасоподобным проходам, осматривал плиты над могилами армян, латинцев, греков, при жизни враждующих между собой и спящих вместе. Я смотрел вдоль склона Гихона, нависающего над моей головой, и наблюдал за стремительным низвержением торжественных теней, падающих от городских башен, тянущихся далеко внизу до призрачного основания водохранилища. Чуть выше, над темной долиной, мой взгляд останавливался на другом водоеме, огороженном утесами, поросшими старыми, изможденными оливковыми деревьями. Там ангелы господни поразили армию Сеннашериба. При утреннем освещении я созерцал красноватую почву Аселдемы, словно подтверждающую этой глубокой окраской свою непреходящую вину. На холме совета первосвященников я видел разрушенный дом Кайфы, в котором, согласно легенде, было замышлено убийство Христа, и поле, где удавился предатель Иуда, когда все было кончено. Днем я простаивал у Ворот святого Стефана неподалеку от водохранилища, носящего его имя, на том месте, где святого побили камнями, и наблюдал, как медленно ползут тени в долину Иософата по склонам холмов Безета и Сион. Затем, немного отдохнув на дне, начинал я медленно карабкаться по противоположному склону Елеонской горы, описывая могилу за могилой и пещеру за пещерой.

Пилигримы бродят по холмам с серьезными лицами.

Церковь Гроба Господня. В эту церковь запрещен вход евреям. Обвалившийся купол. Громадное здание, разрушенное наполовину. Лабиринты и террасы гротов, покрытых плесенью, могилы и раки. Запах мертвецкий. Мутное освещение. У входа в нише, похожей на грот, установлен диван для турецких полицейских, которые восседают на нем, скрестив ноги, покуривая, с презрением поглядывая на толпу пилигримов, непрерывным потоком втекающих внутрь и падающих ниц перед камнем помазания Христа, который благодаря прожилкам красноватой плесени напоминает колоду мясника. Рядом глухая мраморная лестница с избитыми ступенями, ведущая на известную всем Голгофу. Там при коптящем свете старой лампы ростовщика, в числе многих других реликвий, хранитель показывает дыру, в которой был установлен крест, а сквозь узкую решетку, похожую на крышку подвала для хранения капусты, расселину в скале. На том же уровне, по соседству находится нечто напоминающее галерею, огороженную мрамором, с которой хорошо виден церковный вход.

Я околачивался здесь целыми днями, созерцая спектакль, разыгрываемый презрительными турками на диване и презренными пилигримами, лобзающими камень помазания. Вход в церковь напоминает тюремную дверь. Она снабжена решетчатым оконцем. Над основным корпусом здания нависает высокий, наполовину разрушенный купол, и отпавшая штукатурка обнажает худобу балок и дранку. Какое-то чумное великолепие царствует в этих расписных стенах, покрытых плесенью. Посередине всего этого возвышается Святой Гроб — часовня внутри церкви. Она выстроена из мрамора, местами обильно украшена скульптурой и имеет вид достаточно древний. Из ее портика исходит ослепительное сияние. Оно освещает лица пилигримов, толпящихся на пятачке перед входом, где помещаются одновременно не более четырех-пяти человек. Сначала попадаешь в крохотный вестибюль, где показывают камень, на котором сидел ангел, а затем и саму могилу. Входишь словно в зажженный фонарь. Стиснутый, наполовину ошеломленный ослепительным светом, некоторое время рассматриваешь ничего не выражающую, пестро украшенную колоду. С радостью выбираешься наружу, с чувством облегчения стирая пот, словно после духоты и жары балагана. Сплошной блеск при отсутствии золота. Жара, вызывающая головокружение. На лицах бедных и невежественных пилигримов написано то же самое, что и на вашем лице.

Побыв в храме некоторое время, быстро обойдя круг часовен и рак, пилигримы либо останавливаются с тупым видом посередине, либо преспокойно рассаживаются небольшими группками на многочисленных ступеньках, бесстрастно обмениваясь обычными сплетнями. Храм Гроба Господня — отдел новостей и теологическая биржа Иерусалима. Это впечатление еще более усиливается после знакомства с маленькими часовенками, являющимися как бы собственностью отдельных малочисленных сект коптов, сирийцев и пр., члены которых встречаются там с глазу на глаз, словно в конторках маклеров на коммерческой бирже.

Часовня Обретения Креста. Винный подвал. Если подходить к часовне со стороны грязной улочки, ведущей от Страстного Пути (Виа-Долороса), нужно пройти мимо высокой мрачной стены, где за каждым углом массивных контрфорсов открыто лежат груды свежих отходов этого варварского города, не поддающиеся ни описанию, ни названию. В этот миг едва ли представляешь себе, что стена, которую предают подобному поруганию, является главной стеной сооружения, содержащего гробницу некой личности, причисленной к божествам.

Пройдя стену, ныряешь вниз по крутому винтовому спуску, напоминающему лестницы в Эдинбурге, и вскоре оказываешься посреди довольно просторной площадки напротив толстой стены, пронзенной проемом со старыми деревянными воротами, достаточно низкими и мрачными для того, чтобы сойти за вход в свинарник. Он ведет в церковный дворик, наглухо огороженный кирпичной стеной. Обширная площадь, вымощенная благородным камнем, где восседают многочисленные уличные торговцы и продавцы четок, распятий, безделушек, всевозможных амулетов и брелоков из древесины оливкового дерева и местного камня. Фасад церкви построен с нарушением всяких архитектурных правил. Над фундаментом небрежно и в беспорядке нагромождены многочисленные архитектурные детали. Слева возвышается высокая древняя башня, напоминающая сосну с ободранной у основания корой и высохшей верхушкой. То, что осталось от первоначального фасада, подсказывает, что когда-то он был украшен изящными изваяниями; однако время постепенно откусывало их, пока не довело до состояния пирожного, над которым усердно трудились мыши.

Внутреннее устройство Иерусалима

Проулки, ведущие от ворот святого Стефана к Голгофе. Тишина и пустынность места. Арка. Камень, о который облокачивался Он. Камень Лазаря. Город напоминает каменоломню. Сплошные камни. Сводчатые переходы. Контрфорсы. Арка «Се человек!» (Ессе Homo). Кто-то пристроил сверку крохотное холостяцкое обиталище.

Объяснения гидов: «Вот камень, о который облокачивался Христос, а вот английский отель». Там дальше высится арка, откуда Христос был представлен народу. Рядом с этим оконцем продается лучший кофе в Иерусалиме.

Если бы с Иерусалимом не были связаны особые исторические представления, то и тогда благодаря своему необычному виду он смог бы расшевелить в душе путешественника своеобразные ощущения. Повидав Хаддон Холл, миссис Рэдклиф задумала свои устрашающие романы, поэтому я нисколько не сомневаюсь в том, что именно дьявольский ландшафт Иудеи подсказал еврейским пророкам мотивы их отвратительной теологии.

Однажды в полдень, пробираясь по Страстному пути, я услышал муэдзина, взывающего к правоверным с высоты минарета Омара. Такие же звуки доносятся с Елеонской горы.

Оливковое дерево, чудовищно искривленное, сильно напоминает яблоню. Однако оно более шишковато, а его листва не такая яркая. Обычно его рассаживают в садах, и это дополняет сходство. Дерево имеет призрачный, меланхолический вид (трезвый и раскаивающийся) и прекрасно увязывается с иерусалимским пейзажем. Множество оливковых деревьев растет на равнине к северу от городской стены. Там же находится пещера Иеремии. В ее печальных коридорах сочинил он свой скорбный Плач.

В пределах городских стен много пустырей, заросших ужасными колючками.

Общий фон города серый. Он напоминает холодные и выцветшие глаза старика. В бледно-оливковом утреннем свете город выглядит странно.

Целые наслоения других городов покоятся под нынешним Иерусалимом. Осколки колонн обнаруживаются на глубине до сорока футов под землей.

Камни Иудеи. В Священном писании достаточно написано о камнях. Памятники и монументы воздвигаются из камней. Людей забивают до смерти камнями. Символическое семя падает на каменистую почву. Не удивительно, что в Библии камням уделено так много внимания. Иудея — сплошное скопище камней. Каменистые горы, каменистые равнины. Каменные потоки, каменные дороги. Каменные стены, каменистые поля. Каменные дома, каменные надгробия. Кажется, что глаза и сердца жителей тоже высечены из камня. Впереди, позади — сплошные камни. Камни направо и камни налево. Кое-где предпринимались мучительные попытки очистить поверхность земли от камней. Местами красуются кучи булыжников. Стены невероятной толщины возводились не столько из соображений обороны, сколько для того, чтобы освободиться от камней. Напрасно. Стоит сдвинуть с места один камень, как под ним обнаруживается другой, еще больших размеров. Это напоминает починку старого амбара — чем больше выгребаешь гнилья, тем обильнее оно появляется.

Носы любых башмаков расшибаются о камни. Камни округлой формы попадаются сравнительно редко. Обычно они острые, крепкие и неровные. Однако на дорогах, подобных той, что ведет в Яффу, их несколько сгладили ноги многочисленных путешественников. Было построено много теорий, пытающихся объяснить такое обилие камней. Я объясняю это следующим образом: давным-давно некий король-чудак, властелин здешних мест, задумал вымостить всю Иудею. Он тут же заключил контракт, однако подрядчик потерпел крах, не завершив дела, и камни оказались лишь сваленными на землю, где и пребывают по сей день.

Холмы. Камни, застывшие в цементном растворе. Четкие слои скальной породы. Целые амфитеатры лож и террас. Каменные стены производят впечатление не творений рук человеческих, а разновидности ландшафта. На полях встречаются иногда камни чудовищных размеров, испещренные дырами, словно соты, и напоминающие гниющие кости мастодонта. На всех лежит отпечаток древности. По сравнению с этими скалами камни Европы и Америки кажутся юношами. Пещеры. Вся Иудея изрыта ими, как сотами. Не удивительно, что эти мрачные углубления служили прибежищем десяткам тысяч не менее мрачных анахоретов.

В любое время суток над Иерусалимом стоит запах сжигаемого мусора. Так называемая Овечья купель (бассейн Бетезды) полна всякого хлама. Зола и смрад.

В Иерусалиме три воскресенья в неделю — для евреев, христиан и турок. А тут еще объявились баптисты седьмого дня и прибавили четвертое. Какая путаница, вероятно, царит в головах обращенных!

Дорога от Яффы до Иерусалима местами очень широкая и пересекается многочисленными тропами, протоптанными толпами пилигримов, принадлежащих к различным вероисповеданиям.

Арабы в своих балахонах распахивают землю. Многие — пожилые люди. Возраст вызывает уважение. Однако в подобающем одеянии.

Часть Иерусалима выстроена на месте старых каменоломен. Вход со стороны северной стены.

Никакая иная местность, кроме Палестины, в особенности Иерусалим, не в состоянии так быстро рассеять романтические ожидания путешественника. В некоторых людях разочарование вызывает ощущение, подобное боли в сердце.

Является ли запущенность этой земли результатом фатального благоволения божества? Несчастны любимцы неба.

Посреди наготы и безжизненности древнего Иерусалима иммигранты-евреи похожи на мух, нашедших наконец прибежище в пустом черепе.

Бытует поверие, будто здешние дороги строятся к пришествию евреев. Когда депутация шотландской церкви гостила в Иудее, сэру Моузесу Монтифьору было указано на выгодность найма беднейших евреев для выполнения этих работ. Приближение пришествия и удаление камней с дороги одновременно.

Христианские миссии в Палестине и Сирии

Английская миссия в Иерусалиме расходует большие средства. Церковь на горе Сион обошлась в 75 000 фунтов. Нынешний епископ (Гобат — уроженец Швейцарии) кажется вполне искренним человеком и, несомненно, старается изо всех сил. Когда-то он провел три года в Абиссинии. Его записки были опубликованы. Они написаны в поразительно беспристрастной манере — по-апостольски точно и просто. Однако работа, которую он проводит в Иерусалиме, — явный провал. Один из миссионеров, работающих под руководством Гобата, признался миссис Зондерс, что из множества обращенных евреев только единицы могут быть признаны истинными христианами. На этот счет существует большое количество мнений и предубеждений. Тот же человек рассказал миссис Зондерс много такого, из чего можно сделать вывод, что миссия раздирается на части всякого рода интригами, словно административные советы или собрания партийных лидеров в Англии.

Я часто навещал протестантов.

Школа на горе Сион. Однако дела не идут. Единственно интересное дело — кладбище. Я присутствовал на собрании миссии в Иерусалиме (с целью сбора средств для устройства какой-то отдаленной миссии), но не был слишком тронут. За год им удалось собрать для «провинции» около 3 фунтов 10 шиллингов или что-то в этом роде.

Американская миссия в Смирне прекратила существование. Там мне рассказывали самые печальные вещи. Не нашлось ни одного обращенного, который бы не преследовал чисто плотских целей.

В Йоппе супруги Зондерс из Род-Айленда. Мистер Зондерс словно машинист со сломанного паровоза, вернувшийся из Калифорнии с продранными локтями. Миссис Зондерс превосходит его во многих отношениях. Их послали для основания сельскохозяйственной школы для евреев. Попытка потерпела жестокую неудачу. Евреи действительно приходили, притворялись заинтересованными и т. д., получали одежду, а затем… исчезали. Миссис Зондерс назвала их великими обманщиками. В настоящее время мистер Зондерс не делает ничего. Его здоровье подорвано климатом. Миссис Зондерс изучает арабский язык у одного шейха и превратилась во врачевателя для бедных. Как она объясняет — ждет пришествия господа. К этому она вполне готова, поскольку обладает большим терпением. Их маленькая дочка выглядит очень слабой и просится домой. Тем не менее работа божья должна продолжаться.

Миссис Минот из Филадельфии. Приехала сюда 3 или 4 года назад, чтобы организовать что-то вроде сельскохозяйственной академии для еврейского населения. Она — первый человек, который, кажется, по-настоящему брался за дело и своим пером воодушевлял других. Женщина фанатичная по энергии и духу. После недолгого пребывания в Йоппе она вернулась в Америку за пожертвованиями, преуспела на этом поприще и снова вернулась, снабженная орудиями труда и деньгами. Затем купила полоску земли в полутора милях от Йоппы. Из Америки с ней приехали две молоденькие девушки. У них было много хлопот. Ни одного еврея не удалось ни обратить в христианство, ни приобщить к сельскому хозяйству. Молодые леди пали духом и вернулись домой. Месяц спустя миссис Минот умерла. Я проезжал мимо ее могилы.

Дьякон Диксон из Гротона, Массачусетс. Этот человек заболел горячкой, начитавшись опубликованных писем миссис Минот. Он продал ферму на родине и примерно два года назад приехал сюда с женой, сыном и тремя дочерьми.

Тут будет уместно сказать, что все потуги с сельским хозяйством и религией, связанные с Палестиной, основаны на убеждении (миссис Минот и ей подобных), что время пророческого возвращения евреев в Иудею не за горами и поэтому путь их должен быть подготовлен христианами посредством обращения в веру истинную и обучения фермерству. Другими словами — подготовить почву в прямом и переносном смысле.

Вместе с миссис Зондерс я отправился в резиденцию мистера Диксона. Это примерно в часе ходьбы от ворот Йоппы. Дом и участок оказались около двенадцати акров земли. Тутовое дерево, апельсины, гранаты, пшеница, ячмень, томаты. Прямо на равнине Шарон, на виду у горы Эфраим. Мистер Диксон — истинный янки лет 60 с бородой восточного пророка. Он был одет в синюю куртку янки и жилет трясуна. Нас проводили в безрадостное, похожее на амбар помещение и представили миссис Диксон — респектабельной пожилой даме. Мы присели на стулья. После вступительных фраз состоялся следующий разговор.

Г. М. Вы поселились здесь навсегда, мистер Диксон?

М-р Д. Навсегда поселился на земле Сиона, сэр, — ответил он с какой-то упрямой настойчивостью.

М-с Д. (как будто опасаясь, что муж сядет на своего конька). Немного грязновато для пешеходов. Не так ли? — это адресовалось миссис Зондерс.

Г. М. м-ру Д. С Вами уже работает кто-нибудь из евреев?

М-р Д. Нет. Не могу себе позволить нанимать их. Делаю свое дело с сыном. К тому же они ленивы и не любят работать.

Г. М. Не думаете ли Вы, что это в основном и препятствует их превращению в фермеров?

М-р Д. Совершенно верно. Милосердные христиане должны лучше учить их. Все дело в том, что созревает время. Милосердные христиане должны подготовить путь.

М-с Д. (обращаясь ко мне). Сэр, много ли говорят в Америке об усилиях мистера Диксона»?

М-р Д. Верят ли там в возрождение евреев?

Г. М. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос.

М-с Д. Как я полагаю, большинство людей верят в предсказание на этот счет в переносном смысле… так ведь?

Г. М. Вполне возможно и т. д. и т. д.

Их две дочери вышли здесь замуж: за немцев и живут по соседству, обреченные рожать потомство гибридов-бродяг. Старик Диксон обладает, кажется, энергией пуританина и, будучи искусственно зараженным этой нелепой еврееманией, решительно настроен нести до конца крест донкихотства. Это не совсем по душе миссис Диксон, но она покорилась судьбе. Все это предприятие представляется мне наполовину печальным, наполовину абсурдным делом, как и все в этом мире.

Мистер Кайок (?) английский консул. Этот джентльмен, родившийся в Леванте, некоторое время жил в Англии. Там он возбудил большой интерес к евреям и наконец вернулся в Йоппу, чтобы начать осуществление какого-то миссионерского предприятия, будучи снабженным приличными фондами, собранными набожными людьми в Англии. Он давным-давно забросил проект, занялся торговлей и теперь преуспевающий человек и английский консул. При малейшем намеке на миссионерские дела он проявляет явное нежелание говорить на эту тему. Поговаривают, — что каким-то образом он воспользовался средствами из упомянутых фондов.

Сэр Джозеф Монтифьор. Этот Крез посетил Палестину в прошлом году, купил большой участок земли на холме Гихон и обнес его стеной, собираясь устроить госпиталь. Человек 75 лет и огромного роста, он был доставлен в Иерусалим на носилках, несомых мулами. Его страшно ободрали, заламывая баснословные цены на любую покупаемую вещь. Сэр Дж., кажется, принимает близко к сердцу положение своих соплеменников, и поговаривают, что он собирается вернуться сюда навсегда.

Идея превращения евреев в фермеров тщетна. Прежде всего, Иудея, за редким исключением, — пустыня. Во-вторых, евреи терпеть не могут земледелия. Единственные, кто обрабатывают землю в Палестине, — это арабы.

Мистер Вуд из «Конкорд Н. X.» (американский консул в Бейруте) рассказал мне странные вещи, касающиеся частной жизни миссис Минот. Он и мистер Л. Напир считают ее сумасшедшей. Они того же мнения и о мисс Уильямс.

Мистер Вуд видел, как мистер Диксон разгуливает по Иерусалиму с открытой Библией, дожидаясь, когда Елеонская гора расколется на части, и подготавливает путь для пришествия евреев.

Арка «Эссе Хомо» («Се человек!»)

25 января.

Вчера в 1 час ночи разместился на борту австрийского парохода «Акила империаль». Однако отплыли поздно вечером. Всю ночь большое волнение и сильный ветер. Утром показалось какое-то побережье. Ливанские горы. Снеговые вершины. Гора Хермон не видна в глубине побережья. В 2 часа дня стали на якорь в Бейруте. Отель «Бель бю». Драгоман-провожатый до Ворбертона. Дует сирокко. Город занимает длинный участок суши, похожий на язык, выступающий от побережья. Вокруг высокие горы. Город за крепостной стеной. Древние руины замков крестоносцев. Город между пустыней и морем. И то и другое вгрызается в город. Сожженные дома и деревья. Пышные сады. Мол, омываемый прибоем. Идешь словно по кромке рифа. Отель расположен великолепно.

Понедельник 26 января.

Чудесный день. Тепло. Прогулялся по округе. Море лениво облизывает скалы. Прекрасная дорога в город. Книги консула. Интересный человек. Незадачливая беседа за обедом. Молодой пруссак.

27,28,29,30,31 января.

В отеле. Гора Ливан. Снег. Солнце. Тропики. Полюс, приведенный на линию горизонта. Ворота. Татарские гонцы, врывающиеся в город через ворота с известиями о войне. Спокойные дни. Прогулка по берегу моря. Удары валов. К чему вся эта суета? Люди Востока не знают, что такое камин, постель. Они не умеют краснеть. Бал паши. Разъяснение по поводу башибузуков. Гора Саннин. Река Адонис. Спокойное отчаяние. Похороны янычара. Коран, зажатый в руке. Паша и его свита. Двенадцать судей. Мистер Вуд из Конкорда. Консул.

Воскресенье 1 февраля 1857 года.

Чудесный день. Ветер и волны улеглись. Заплатил за проезд на пароходе «Смирна», принадлежащий австрийскому Ллойду. Направляюсь в Смирну. В 3 часа дня поднялся на борт. Не удалось попрощаться с мистером Вудом. Отплыли при заходе солнца. Неделя в Бейруте. Очень тихоходное судно. Внутри грязно, плохие каюты. Грубый капитан. Сцена за столом. Капитан бывал в Америке.

Понедельник 2 февраля.

В 10 часов утра справа по носу заметил остров Кипр. Проходим вдоль длинной белесовато-желтой полосы берега с высокими горами в глубине. В этих водах из морской пены родилась Венера. Это так же трудно себе представить, как и вообразить, стоя на Елеонской горе, что именно оттуда вознесся Христос.

Около 5 часов вечера стали на якорь мористее Ларнаки — кипрского порта. Сойти на берег не представилось возможности. Однако разглядел с палубы все, что заслуживало внимания. Вокруг города расстилается равнина. Выглядит по-турецки. Пальмы и минареты. Дома, расположенные вдоль берега. Отсюда вывозят вино. Скандал между лодочниками, подошедшими к борту. Спор пяти лодочников из-за одного пассажира. Закат.

Вторник 3 февраля.

Прошедшей ночью дул попутный ветер. В 11 часов утра ветер зашел с носа, налетают шквалы. Дуло весь день, судно раскачивается с борта на борт, с носа на корму. Волны катятся со всех сторон. Бедняги пилигримы страдают морской болезнью.

Среда 4 февраля.

Погода неожиданно изменилась к лучшему. Днем было видно побережье Кармании. Высокие горы. Судя по карте — до 7000 футов. Вчера, во время шквала, один из греков, настоящий Пантагрюэль, перепугался до смерти — думал, что часы его сочтены. Такая же забавная сцена в каюте во время обеда. Демократизм капитана и его офицеров. Вошел механик. Уселся. Выпил за здоровье королевы. Империалы. Построено в Англии. Отличный источник обогащения. Чудесный вечер. Лунный свет. Сблизились с Родосом, однако не подошли к берегу (хотя на борту было несколько пассажиров-турок, ехавших на этот остров), так как капитан захотел воспользоваться светлой ночью для того, чтобы проскочить самый сложный участок Спорадов. Остров Родос кажется большим и высоким, украшен несколькими приметными вершинами. Недавний взрыв пороха на складе разрушил большую часть улицы Кавалеров. В конце концов обнаруживаешь, что наиболее известные населенные пункты сделаны из обыкновенных элементов, составляющих землю, воздух и воду.

Механик-англичанин (из Корнуола) пригласил меня посетить машинное отделение, а позднее отобедать в его каюте. Он был заметно под хмельком и, ткнув пальцем в сторону своих машин, сказал: «Не дурная пара инструментов, сэр». Без ума от техники. Великолепие лунного освещения, как, впрочем, и нежелание встречаться с койкой, заставило меня задержаться на палубе допоздна. Около 11 часов ушел спать, однако в 2 часа был на ногах, не выдержав неутомимого преследования насекомых. Не могу выразить словами, что я выстрадал по их милости. Вот уже четвертую ночь не могу сомкнуть глаза. Так продолжалось до тех пор, пока не высадился в Смирне. Наказание в виде клопов, блох и москитов в равной мере соответствовало тому удовлетворению, которое мне доставило путешествие по Востоку.

Четверг 5 февраля.

Всю ночь среди Спорадов. Стоя на возвышенном полубаке, капитан и его офицеры правили в лабиринте проливов. На рассвете оказались совершенно запертыми островами и островками. Один из них — остров Кос. Несколько раз подходил почти вплотную к берегу. Можно было выпрыгнуть на сушу. Глубоко. Острова расположены настолько тесно и часто, что невозможно понять, как удается проникнуть в их гущу и выбраться на чистую воду. Все острова скалисты, голы и пустынны. На некоторых виднеются пятна зелени. На одном теплится огонек.

Создается впечатление, что плывешь на ялике. Разошлись с двумя или тремя небольшими греческими судами странного вида.

В общем чудесное плавание. Ландшафт проступает лишь в виде контуров. Никаких подробностей.

Кажется, будто плывешь на фоне гигантской гравюры. Тем не менее картина оживляется игрой тени. Отчетливые темные очертания ближайшего острова рельефно выступают на фоне призрачных контуров более отдаленного островка. В зависимости от расстояния фон становится сумеречно-серым, темно-пурпурным. Безмятежное утро. Бледно-голубое небо. Выбрались из лабиринта и увидели впереди Самос и Патмос. Выглядят одинокими. Действительно, Патмос стоит совершенно обособленно, и это бросается в глаза, когда выбираешься из путаницы островов, словно из гущи яблоневого сада. Патмос довольно высок, исключительно гол и необитаем. На меня снова напал скептицизм — проклятие многих путешественников. Я был уже не в состоянии вообразить, что когда-то в этих местах святой Иоанн обрел свои откровения. Точно так же, проплывая мимо острова Хуан-Фернандес, я не мог представить себе Робинзона Крузо таким, каким он выведен в книге Дефо. Когда мой взгляд скользил по голым вершинам, душа упивалась бесплодием. Так и хочется подсунуть догматикам Нибура и Штрауса.[23] Черт побери и проницательность, и прозрение. Они содрали с нас лепестки. Если бы они сумели кого-нибудь вывести из заблуждения, не стоило бы их благодарить. Очень жаль, что страны, связанные с культом, так мало привлекательны по своей природе.

Капитан рассказал о греках-пилигримах. Львиная доля барышей Ллойда зиждется на этом источнике. Годами копят деньги. Словно мусульмане в Мекке. Священники в Иерусалиме продают им билеты на небеса. Отпечатанные в типографии бумажки с изображением голубя посередине, Отца и Сына по краям. Места распределяются, как в театре во время бенефиса. Мы не сможем предоставить вам это место — оно уже занято. И это тоже, но если вон там, в уголке, вас устроит, очень хорошо — получите за 500 пиастров.

Механик рассказал о своем прошлогоднем знакомстве с Майком Уолшем на борту этого парохода, когда тот направлялся в Крым. В триестской пивной он произнес речь перед механиками-англичанами. Его заподозрили в шпионаже в пользу Австрии. Корнуэльцы без ума от великодушной натуры грозного Майка. Он погибал от нищеты и занимал деньги. По мнению механика, знаменитейший человек.

Пятница 6 февраля.

Холодная дождливая ночь. Пришлось выбирать между сыростью и насекомыми. Попробовал и то и другое. Чудовищная ночь. Прикорнул на диванчике, проснулся, дрожа от холода. Попробовал снова, но обезумел от блох. Какой-то чесоточный, зудящий корабль. Капитан не расстается с чесалкой для спины. Двое каких-то пассажиров прислонились спинами и трутся друг о друга. Это главное развлечение. На рассвете под дождем вошли в гавань Смирны. Скоро два месяца, как я здесь не был. Зеленеют прибрежные холмы, но горы покрыты снегом.

На берег, в отель и завтрак. Мошенник официант. Отправился на базар. Обменял чек на наличные. За завтраком почувствовал сильную невралгическую боль в темени — результат пяти бессонных ночей.

В 5 часов пополудни отплыл в Пирей на колесном пароходе «Италия», принадлежащем австрийскому Ллойду. В гавани стоит австрийский военный корабль. Гардемарины в странных маленьких лодочках. Встают. Раз… пьяный взмах веслами. Курят. Под хмельком. Развлекаются. Гребут в кильватерной струе парохода.

За ночь хорошо отдохнул. Итальянский купец из Анконы. Поборник сухого закона, однако навеселе. Курит. «Церковное сословие — сословие дьяволов!» Его пароход в константинопольской таможне. Венецианец. Жена. Ребенок.

Судно какой-то храм ветра. На палубе неуютно. Албанец, пьющий вино. Греческий священник.

Суббота 7 февраля.

Стали на якорь в Сире. По пути зашли в Сио. Сильно дуло — и так всю ночь.

Третий раз в Сире. Гораздо холоднее, чем тогда.

Воскресенье 8 февраля.

На рассвете отправились в путь. Встречный ветер, крупные волны. Холодно, неуютно. До четырех часов провалялся на койке. Прошли множество островов, но я их не видел. Ближе к заходу солнца показался Пирей. Берег имеет вид голый и лысый. Такие же острова. В 7 часов вечера стали на якорь. Яркий лунный свет. Видны следы недавних штормов. Военный корабль на якоре. Забрался в шлюпку. На берег, в старый тарантас и через поселение, подобное тем, что стоят у нас на канале, по щебеночной дороге, прямой, словно нож, в Афины. Миновали конный и пеший патруль. В кофейнях раскуривают греки. Готовлюсь к завтрашней встрече с Акрополем. Видел его со стороны дороги при свете луны.

Когда я размышлял о святом Иоанне, ко мне приблизилась фигура дервиша-араба и загородила остров. Почти без одежды. Смехотворная, напускная серьезность. Торжественный идиотизм. Лунатик. Пожиратель опиума. Сновидец. Тем не менее пользуется глубочайшим уважением и почитанием. Ему дозволено входить куда угодно. Несчастный безумец! Голый Сантон[24] — попрошайка, жалкая, лежащая поперек дороги колода, о которую спотыкаются пророчества. Этот святоша настолько же далек от права на бессмертие, как и от обыкновенного права на рубашку, чтобы прикрыть свою наготу.

Воскресенье 8 февраля.

После бурного, холодного перехода стали на якорь в Пирее. При свете луны отправился в Афины. Отель «Англетер». Гид Александр и Бойд, составивший путеводитель по Мюррею. Акрополь. Мраморные блоки похожи на бруски Венхэмского льда[25] или на огромные восковые пироги. Парфенон возвышается, как крест Константина. Необычный контраст суровых скал и полированного храма. В Стирлинге искусство и природа соответствуют друг другу. У Акрополя все наоборот. Швы невидимы. Смерзлись. Поверхность разломов напоминает снежки.

Храм Зевса Олимпийского. Словно лесная прогалина. Кучка колонн. В дальнем конце стоят две обособленные колонны. Пучки лепки на макушке. Пальмовое дерево. Покосившийся акант похож на пальмовые ветви. Распростертый столб ограждения. Напоминает надгробие. Стопка гиней. Массивность. Покосившееся основание. Упавшая сосна. Павшая прямо, сохранив симметрию при падении. Простоял более 2000 лет. Наконец упал. В ту же ночь рухнула колонна в Эрехтейоне.

Понедельник 9 февраля.

Осматривал руины в сопровождении Александра. Заглянул в его лавку (мед из Химеттоса, трости из Парнаса, ракушечные ожерелья из Марафона, карточки с видом Афин, верхнее платье и т. д.). В отеле мистер Маршалл из Бостона или Нью-Йорка. Объехал все Средиземноморье по делам ледяного бизнеса. Достал образец черноморского льда. Я вообразил историю его жизни. Зашел навестить доктора Кинга — консула. Жена гречанка. Получил приглашение к чаю. Дочь бывала в Америке. Приятный вечер. Холодно, временами идет снег, временами солнечно.

10 февраля.

Вновь осмотрел руины. Храм Тезейон хорошо сохранился. Выглядит желтоватым. Шафранный цвет. Обожжен неторопливым пламенем времени.

Храм Ники. Воскресение. Фигура Ники, завязывающей сандалию. Изящность и очарование замысла в целом. Колонны пропилея использовались, кажется, при строительстве Генуэзской башни? Панели Парфенона. Прямоугольник. Смерзшиеся ледяные плиты. Отсутствуют следы извести. Деликатные ледяные узоры. Наблюдал закат с высоты Ликкабакуса. Приятное восхождение.

Среда 11 февраля.

Ясный, чудесный день. Приятная поездка на козлах в Пирей. В течение всего пути хорошо виден Акрополь. Прямая дорога. Акрополь очерчивается на фоне неба. Между Химметусом и Пентеликусом. Вершина Пентеликуса покрыта снегом. Свысока посматривает на свое детище — Парфенон. Развалины Парфенона напоминают нагромождение льдин весной на Северной реке.

В 2 часа пополудни погрузился на французский пароход «Синнус», направляющийся в Мессину. Величественный корабль, построенный во Франции. На борту два или три, англичанина. Молодые люди. Разговорился с ними. На борту находится Миссери. Он ехал в Англию. Разговаривал с ним. Прошли побережье Морей. Гористые берега. Отличная постель. Прекрасно выспался. Четверг 12 февраля.

Встречный ветер, довольно пасмурно. Судно быстроходное. Много народа во втором классе. Сегодня не видели никакой земли.

Пятница 13 февраля.

На рассвете впереди показались берега Калабрии и Сицилии. К 10 часам подошли ближе. Оба берега очень высокие и гористые. Живописно. Множество домов. На вершинах самых высоких гор лежит снег. Чудесное плавание по проливам. В 1 час пополудни стали на якорь в гавани Мессины. Чудесная бухта. Напоминает лагуну. Дождливый день. Высадился на полицейском причале. Просмотрели бумаги. Отель на одной из фешенебельных улиц. Большая церковь. Почистил сюртук.

Суббота 14 февраля.

Вчера вечером отправился в кафе по соседству с оперным театром, чтобы встретиться с доктором Локвудом. Однако он не появился. С утра стоит великолепная погода. В порту много американских судов, пришедших за грузом фруктов. Сезон как раз в разгаре. Поднялся на борт одного из них. Затем заглянул на фрегат. Зашел к капитану Беллу. Видел доктора Локвуда. Вместе отправились на прогулку верхом на осликах на вершину холма, расположенного в четырех милях отсюда. Телеграф. Отобедали с офицерами в кают-компании. Приятно провел время. Затем прогулялся по городу вместе с доктором, а вечером, также с ним, слушал оперу Макбет. Отправился на покой в 11 часов. Офицеры фрегата США «Констеллейшн»:

Капитан Белл Лейтенант Фонтелерой 1-й лейтенант Портер (виргинец) 2-й лейтенант Вэнкхэд Гардемарин Бакэнэн Лейтенант Спайсер Капитанский писарь Белл

Форты Мессины господствуют скорее над городом, чем над морем. Значительная часть города снесена для того, чтобы остальная находилась под контролем форта. Солнечные часы на стене церкви. Город пересекают потоки, бегущие с гор.

Воскресенье 15 февраля.

В отеле меня навестил доктор Локвуд, уселся и завел длинный разговор. Гуляли по обширным предместьям, раскинувшимся на берегу моря. Видны горы Калабрии. Их писал Сальватор Роза. По дороге встретились ряженые. Карнавал. Прошли 7 или 8миль. Посидели на камнях. Говорили о многом. Чудесный день доставил нам истинное наслаждение. К 6 часам вечера вернулись пообедать в отеле. Вечером улицы заметно оживляются. До 10 часов гулял с доктором Локвудом. Кафе. Завсегдатаи.

Понедельник и вторник 16 и 17 февраля.

Сегодня в 1 час пополудни в Неаполь отправился пароходик. Путешествую вторым классом. Впоследствии очень пожалел об этом. Через пролив к Реджио (Св. Поль). Простояли там на якоре до полуночи. На рассвете поменяли место стоянки. Высокий холм (там был расстрелян Мюрат). К полудню подошли к берегу уже в другом месте.

Великолепная погода. Спокойствие и красота. Густонаселенные гористые берега. Чудесный пейзаж. Плыли почти вплотную с берегом. Сильно страдал от бессонницы. От Реджио видел Этну.

Среда 18 февраля.

Перед заходом солнца прошли между Капри и побережьем. Вошли в Неаполитанский залив. Находился на палубе. Вскоре показалась смутная масса Везувия. Узнал его по картинкам. Тут же запахло городом. Сверкающие огни. Из-за медлительности полиции задержался на борту до 9 часов. Вместе с некоторыми пассажирами направился в отель «Женев». Был поражен панорамой города. Огромные толпы, фешенебельные улицы, высокие здания.

За завтраком Ринландер и Фридман заявили, что собираются в Помпею. Присоединился к ним. Повидимому, железные дороги одинаковы во всем мире. Проехали Портичи, Резино, Торре-дель-Греко. Помпея выглядит как всякий другой город. Человеческая природа та же. И для живых, и для мертвых стоит все та же погода. Помпея словно проповедь утешения. Помпеи мне нравятся больше, чем Парижи. Встречаются патрули. Тишина Мертвого моря. К Везувию верхом на лошадях. У подножия раскинулись виноградники. Подъем, усыпанный пеплом. Держишься поближе к гиду. Торгуешься. Древний кратер Помпеи. Современный кратер похож на заброшенную каменоломню. Горящий человек. Красное и желтое. Гудение. Гул.

Отблеск пламени. Спустился в кратер. Замороженная лакрица.

Заторопились вниз. Сумерки. Ехали в темноте. В Нунциате наняли ветурино до Неаполя. Не захватил пальто, поэтому дрожал от холода. К полуночи подъехали к отелю. Безмолвные окрестности и улицы. Сплошные пригороды. Поужинал и в постель.

Четверг 19 февраля.

Выбрался прогуляться в одиночку. Страда-де-Толедо. Фешенебельная улица. Бродвей. Невероятные толпы народа. Великолепие города. Дворец. Солдаты. Музыка. Бряцание оружия слышно по всему городу. Мерный топот солдат, марширующих под аркой. Орудия, задвинутые вглубь. У дворца королевские экипажи. Королевские пароходы. Нанял кэб и поехал на Капо-ди-Монте. Превосходны дворец, дороги, парки и пейзаж. Собор СанДженнаро (бедняков). Катакомбы. Старик с фонарем. Огромная протяженность. Древние захоронения. Словно запачканы сажей. Никак не мог выбраться. Думал, что сойду с ума.

Вышел на улицу. Купил пальто за 9 долларов. На причалах почти ничего не грузят, не выгружают. Странно, как вообще можно здесь жить. Великолепие города. С площади хорошо виден Везувий. Слегка курится. Прошелся к вилле Реаль. Гостиницы. В «Британике» промелькнуло имя Таунсенда. Обедал там. С облегчением узнал кое-какие новости из дому. В 10 часов в Сан-Карло. Отличный дом. Познакомился с английским банкиром. Ставили «Стража».

Пятница 20 февраля.

Отправился на почту, чтобы отослать письма. Затем нанял экипаж и поехал в сторону восточного побережья залива. Позиллипо. Красивый полуостров, застроенный виллами. Новая дорога вдоль моря. Показалась бухточка Поззуолли. Через Гротто-де-Седжано прошел к развалинам школы Виргилия и старинных вилл. Обвалившийся каменный балкон нависает над глубокой впадиной и утесом. Остров Низиды. Байя — конец залива. Направился к Солфатаре. Дымок. Ландшафт не слишком привлекательный. Преобладание цвета серы. Бесплодие. Конец прогулки. В Позиллипо (конец заботам) не обнаружил ничего такого, что бы оправдывало это название. Прошел мимо озера Агано (на дне соль). Не стал осматривать Авернус — думаю, это одно и то же. Посетил Гротто-дель-Кане.

Старик ведет на поводке маленькую смирную собачонку. Ворота не заперты. Собачка завалилась на спину, ловит воздух открытой пастью. Хозяин потянул за поводок, собака пришла в себя, покаталась по траве, послушно побрела дальше. Бедная жертва.

Вернулся в Неаполь через грот Позиллипо. Очень высоко. Оживленная дорога. Щелканье бичей. Козы, сумерки. Обильный свет заходящего солнца. Вилла Реаль. Великолепные экипажи. Посетил могилу Виргилия. Обыкновенные развалины. Высоко. Отличный вид на залив, Неаполь, гору Вомеро, замок Элъмо. Подъехал к замку Элъмо. Длицная улица. С балкона, нависающего над садом церкви Сан Мартино, полюбовался роскошным видом на залив и город. Закат. Монахи в белом. Поехал в кафе «Европа», чтобы дешево пообедать. Поскандалил с возчиком. Пообедал и около часа прогуливался вдоль Страда-де-Толедо. Множество народа. Почти ничем не отличается от Бродвея. Казалось, что брожу дома. Битком набитые кафе. Лотереи. Повсюду маленькие образы мадонны с младенцем. Горящие свечи. Дешевая декорация. Яркие блики. Религиозная приманка для привлечения порока. К 9 часам вернулся домой и улегся в постель.

Суббота 21 февраля.

Утром, выйдя из комнаты, наткнулся на странного человечка. Он что-то тараторил, держа в руке какую-то бумагу. Комиссионер. Прошел в комнату для завтрака. Люди, сидящие за столом. «Кто-нибудь говорит по-французски?» В разгар вмешался мистер Роуз. Паспорт и т. д. Отправился к Ротшильдам за 20 долларами. Нет той скрупулезности, присущей подобным заведениям. Направился в музей. Коллекции. Бронзовые изделия из Помпеи и Геркуланума. Шлем и череп. Инструменты дантиста. Хирургические инструменты. Горны.

Мозаичные столики и плитки. Рыболовные крючки. Туалетные зеркала. Шкатулки для хранения денег.

Коллекция терракоты. Изображения на мифологические темы.

Зал бронзовой скульптуры. Платон (волосы, борода эспаньолкой). Нерон (отвратительный). Сенека (карикатура). Пьяный фавн на мешке с вином. Август. Лошадь. Колоссальная голова лошади.

Живопись. Мадонна Рафаэля. Доменичино. Два небольших Корреджио. (В этих последних не разглядел ничего выдающегося.) Лицо мадонны у Рафаэля — трогательное лицо матери. Обширное собрание других картин, на которые взглянул лишь мельком.

Фрески. Из Дома Диомеда. Фрукты из столовой.

Мрамор. Геркулес Фарнезский. Колосс. Серьезное, добродушное выражение лица. Группа с быком. Великолепно. Надгробия с высеченными надписями похожи на наши.

Вышел из музея, не осмотрев всего до конца.

В экипаже отправился к собору Сан-Дженнаро. Очень красивый. Затем поехал наугад по старым и менее элегантным кварталам. Длинные, узкие проезды. Арки, толпы.

Акробаты в узкой улочке. Загородили дорогу. Женщины на балконах. На земле расстелен ковер. Пропустили с большой неохотой. Веселье. Я обернулся и в знак благодарности отвесил самый изящный поклон, на который был только способен. С балконов замахали платками, послышались доброжелательные выкрики. Я почувствовал себя императором. Потасканная кляча, однако возчик — добрый малый. Удивительное количество лавчонок. Толпы бездельников. Лазарони причиняют много беспокойства. Остановился около привлекательной старенькой церквушки. Статуя, накрытая сетью.[26] У отеля отпустил лошадь. Прогулялся по молу. На улицах постоянно встречаешь военных. Неподалеку от отеля звонят какие-то колокола. Звонят каждые десять минут. Вторят друг другу. Разговор колоколов. Тэт-а-тэт. Обедал в отеле «Женев» в 10 часов. Не совсем уверен в том, что предпочтительнее для поездки в Рим — дилижанс или ветурино. Заплатил наполеон за оформление паспорта.

Воскресенье 22 февраля.

Рано позавтракал ив9 часов отправился поездом в Кастелламаре. Уселся в углу вместе с мистером Роузом из Броневика (Нью-Джерси) и молодым англичанином. Вдоль пути виднелись вулканические образования. Толпы извозчиков. Торгуются владельцы ветурино. До Сорренто заплатил доллар. Отличная поездка. Дорога извивается. Плавные, широкие повороты. Пропасти. Мост. Терраса. Скалы. Наклонная равнина. Высота. Море. Сорренто. Дом Тассо. Отель. Красота площадки, нависающей над морем. Разочаровался в ветурино. Процедура вообще покрыта какой-то тайной. Разыскал человека, говорящего по-английски, и заказал место в купе 1-го класса на 24 февраля. Мистер Роуз за обедом вел себя немного странно. Его сестра очень любезна.

Понедельник 23 февраля.

После завтрака отправился в музей. Закрыто. Нанял повозку и поехал на дорогу, ведущую в Позиллипо. Чудесное утро. Проехал мимо того же места, где побывал на днях; до холма, откуда можно любоваться заливом Поззуоли. Подъехал к деревушке того же названия. Оттуда к озеру Авернус. В кратере. Заброшенный вид. Флаги на берегу. Старый, запущенный храм. Интересно почему, согласно легенде, именно здесь находился ад? Пещера Сивиллы. Ворота. (Вот эти узкие вели в ад Факелы.) Длинный грот — несколько сотен футов. Быстрая ходьба. Неожиданно оказался около спуска вниз. Очень тесно. «Спуск в преисподнюю», — заметил гид. Подошли к глубокой луже, заполненной водой. Гид перенес меня на плечах. Ванна и постель Сивиллы. Площадка для прорицаний. Гид высадил меня на выступ скалы. Множество других пещер, уходящих вправо и влево. Вполне подходяще для размещения ада.

Для чего все-таки были сотворены подобные помещения, почему? Поистине, человек — странное создание. Нырять в недра земли, вместо того чтобы устремиться к небу. Что может яснее указывать на то, что скорее он искал тьмы, чем света. Прежде чем попадаешь на берег озера Лукрино (рядом с морем; разделенное дамбой, оно источает дурной запах застоявшейся воды. Рядом «отель» с видом на озеро), видишь Монте-Нуово. Странно выглядит эта выскочка, расположившаяся по соседству с пожилыми горами. Впрочем, не такой уж она новичок и может рассказать много занятных историй.

Склоны Монте-Нуово возделаны до самой вершины. На них возведены здания. Поззуоли — большой залив в заливе. Поездка в Байю. Вдоль берега. Дорога ведет по руинам римских загородных домов. Удивительное сочетание искусства в виде развалин и цветущей природы. Руины поросли виноградниками. В этом месте они играют роль скал. Арки, фундаменты, опоры и т. д. Храм Венеры. Круглый. Сверху свешивается зелень. Труп, приодетый для бала. Храм Меркурия. Низкий купол. Часть его обвалилась и лежит на земле. Отовсюду свешиваются побеги винограда. Эхо. Где ты, Меркурий?..

На западном берегу Италии есть залив. Горы, извергающие огонь. Чудовищные деяния безжалостной природы. Опустошения, принесенные войной. Сожженный город. Солфатара. Думается, что раз уж быть на этом месте новому, современному городу, его жители приобретут наконец более трезвый взгляд на вещи. Куда там. Самый веселый город в мире. Нигде больше экипажи не проносятся с такой быстротой. Нигде не встретишь более надменных красавиц, таких гордых кавалеров и помпезных дворцов. Это дает наглядное представление о той самой небрежности, в свое время возведенной в сан святыни, которая препятствует очередному поколению людей учиться на опыте прошлого.

— Будем есть, пить и веселиться, потому что завтра мы умрем — таков, кажется, урок, заученный неаполитанцами при взгляде на окружающий пейзаж.

Красота местности связана с опасностью, которую она хранит в себе.

Конькобежцы на тонком льду.

Кстати, множество памятников, относящихся к разнообразным религиям (пещера Сивиллы) и римским суевериям.

В 4 часа дня приехал в отель. Начал упаковывать чемоданы, чтобы, покончив с этими каракулями, ближе к ночи отправиться на станцию дилижансов.

Прекрасный разрушенный старинный дворец в Позиллипо. Морской дворец. Дорога. Виллы. Гроты. Летние резиденции. Ущелья. Башни. Вокруг такое множество таинственных гротов, лощин и холмов, что нужно немало времени, чтобы распутать этот клубок красоты. О поездке в Позиллипо. Вечером сцена за столом. Реплики. Молодой парижанин, прелестная молодая особа, судьяфранцуз в черной шляпе (ее надевают, когда выносят приговор).

Вторник 24 февраля.

В 8 часов утра от почтовой конторы отправился в дилижансе из Неаполя в Рим. Пассажиров только двое — я и какой-то француз. Сидишь как на высоком балконе. Уютно. Гораздо предпочтительнее парохода. Вокруг Неаполя раскинулась красивая ровная местность. Обилие виноградников. Форейтор просто великолепен. Гонит ровным галопом, щелкая бичом у каждого придорожного стол— ба. Через 8 миль смена лошадей. На каждый дилижанс приходится по крайней мере по сотне лошадей. В Фонди обогнали нашего приятеля-ветурино. Время от времени встречались развалины. К ночи въехали в горы. Башня и море в Террасине. К рассвету оказались на горе Албан. В 10 часов утра были уже в Риме. Получил первое письмо из дому.

Среда 25 февраля.

Остановился в отеле «Минерва». На площади красуется обелиск, воздвигнутый на спине слона. Прошелся до Капитолия. Полюбовался панорамой города с башни. То ли оттого, что я приехал с Востока, то ли благодаря несколько раздраженному состоянию либо чему-то еще, однако Рим мне не понравился. Угнетающе скучный. Впрочем, я не спал прошлой ночью. Тибр — обыкновенная канава шафранного цвета. Пейзаж в целом напрашивается на подобные сравнения. С высоты Капитолия собор святого Петра выглядит совсем крошечным. Направился к нему. Снаружи не производит впечатления. Однако подступы великолепны. Интерьер не обманывает ожиданий. Купол все же не настолько впечатляет, как у святой Софии. К 3 часам дня выбился из сил. В 6 часов пообедал и улегся в постель.

Четверг 26 февраля.

Направился в банк Тортони (Торлони) что-либо разузнать о С. Шоу либо взять почту. Ничего не узнал. На Капитолий и в Колизей. Колизей напоминает глубокую впадину посреди холмов. Засыпанная воронка Грейлока. Концентрические склоны сплошных развалин, поросших зеленью, напоминают горный пейзаж. Музей при Капитолии. Зал императоров. «Иэто Тиберий? В конце концов он неплохо выглядит». Это был он. Недобрый, болезненный взгляд. Интеллект, лишенный мужественности, а печаль — доброты. Великий, сверхутонченный ум. Одиночество. Умирающий гладиатор. Все говорит о том, что в среде римского варварства существовала человечность, точно так же как в наши дни она живет в окружении варварства христиан. Антиной. Красавец. Прогулялся до холма Пинчо. Сады и статуи. Открывается вид на Пьяцца-дель-Пополо. Чины и мода. Нелепица на расстоянии полета камня от Антиноя.

Насколько невелико влияние истины на этот мир. Мода смешна повсюду, особенно в Риме. Ни в каком ином городе одинокий человек не чувствует себя таким потерянным, как в Риме (или в Иерусалиме). С Пинчо прекрасно виден собор святого Петра. Вечером был в кафе «Греко» на Виа-Кондотти. Англичанин-скульптор с немытыми руками. Облако плотного дыма. Молодцы буйного вида. Домой, в постель. Заглянул в лавку торговца картинами: предложил «Ченчи» за 4 доллара.[27] Удивительно дешево. Отлично провел время на Пьяцца ди Спанья среди картин и торговцев всякими безделушками. То же самое на Виа-Кондотти.

Пятница 27 февраля.

Попытался разыскать американского консула Пейджа или Джервиса. Не удалось. Отправился посмотреть термы Каракаллы. Удивительно. Массивно. Тысячами арок руины образуют как бы естественные мосты. Посреди развалин растут целые рощи кустарника. Вспомнил Шелли. Несомненно здесь искал он вдохновения. Обстановка соответствует его драме и душевному состоянию. Запущенное великолепие, сохраняющее величие. После немалых хлопот и трудного путешествия без сопровождения гида удалось добраться до протестантского кладбища и пирамиды Цестия. Прочитал эпитафию на могиле Китса. Могила отделена от соседнего участка канавой. Шелли на другом участке. Обыкновенный камень. Прошел от терм Каракаллы до Шелли, повинуясь душевному порыву. Отсюда к дворцу Ченчи через подвесной мост. Остров на Тибре, театр Марцелла. В арках кузницы. Черны от вековых отложений сажи и копоти.

Дворец Орсини и гетто. Этот район выглядит довольно трагически. Большая наклонная арка. Часть дворца заселена, часть пустует. Затем к палаццо Фарнезе. Из всех частных дворцов он обладает самой утонченной архитектурой. Раньше здесь стояли Геркулес Фарнезский и Фарнезский бык. Сейчас они находятся в музее Борбонико в Неаполе. К мосту святого Ангела и собору святого Петра. Обед и отдых.

Разглядывал берег Тибра у моста святого Ангела: свежий грунт, намытый у основания каменной кладки. Первозданный ил, как на берегу озера Огайо, наслаивается посреди этих монументов, принадлежащих столетиям.

Суббота 28 февраля.

Потерял много времени, пытаясь разыскать консула. Ровно в полдень был на вилле Боргезе. Обширные парки… Запахи, свойственные только итальянскому саду. Густые рощи. Холодное великолепие виллы. Венера и Купидон. Шаловливое выражение глаз Купидона. На виллу Албани. Вдоль стен. Антиной. Голова, украшенная локонами, напоминает моровую розу. В остальном все просто. На плече кончик головной ленты. Драпировка. Плечо, закутанное плащом. Разглядывает цветы, которые держит в руке. Профиль. Маленький бронзовый Аполлон. Какие удивительно пластичные формы может принимать металл. Портрет итальянки. К Порта-Пиа и фонтану. Моисей. Неплохо. Быки, утоляющие жажду. Кувшины. Многолюдно. Теперь к термам Диоклетиана. Церковь. Монумент из 8 колонн. Могила Сальватора Розы. Четыре фонтана. Монте-Кавалльо. Колоссальные кони, снятые с развалин терм. Словно откопанные кости мастодонта. Гигантские фигуры, символизирующие гигантский Рим. Холм Монте Кавалльо. Виден купол святого Петра. Направился в отель мимо форума Траяна часов в 6 вечера и спать. В пределах городских стен много незастроенных земельных участков. Тишина и пустынность длинных улиц, заключенных в сплошные стены садов. Воскресенье 1 марта.

Монте-Кавалльо. Колоссальная конная группа, обнаруженная в термах. Бассейн, обелиск. Пожалуй, самый впечатляющий скульптурный ансамбль античного Рима. Заселить термы Каракаллы этими гигантскими фигурами заново. Могущественный Рим. Святой Петр в своем величии, огромными статуями кажется всего лишь имитацией этих останков. Площадь поросла травой. Четыре фонтана. Четыре аллеи, оканчивающиеся обелисками.

Древние частные дворцы. Глыбы разрушенного фонтана, поросшего диким виноградом. Заросли свешиваются в бассейн. Замшелые столбы, зеленый ил запустения. Древние статуи в нишах. Сады. Санта Мария Маджоре. Золото из Перу. Трофеи Мария и другие развалины. Порта-Маджоре. Самые красивые ворота древнего Рима. Могила Пекаря. Акведук. Масса кирпича. Базилика Сан-Джованни ин-Латерано. Безлюдье у Порта-Сан-Джованни (Неаполитанские ворота). Высота стены. Великолепие уединенной могилы. Двенадцать гигантских апостолов. Драпировка. Не посетил лестницу. Прошелся вдоль стен с их внешней стороны. Запустение и тишина. Замурованные во187 рота. Ворота, сквозь которые входил Тотила. Абсолютная тишина. За стеной сады. Порта-Сан-Себастъяно. Древность. Арка Друза. Колумбарий. Ниши. Небольшие бюсты. Дарби и Джоан рука об руку.[28] Обыденное выражение лиц. Могила Сципиона. Ее размеры. Надписи. Свечи. Над воротами объявление. Дешевая ярмарка. Дворец Цезаря. Вошел внутрь. Огромная арка возвышается над другой. Лестница. Птицы. Конюшня. Арка Януса. Клоака Максима. Мрачная дыра. Дикий виноград свешивается в сточную трубу. На обратном пути заблудился. Задержался в церкви. Энергичный проповедник. К 5 часам вернулся домой. Пообедал и улегся спать.

Понедельник 2 марта.

Сегодня открыт Ватикан. С 12 до 3 часов провел в музее. Накануне посетил лоджии Рафаэля и Сикстинскую капеллу. Лоджии. Пьяцца. Меж колонн просвечивает небо. Адам и Ева. Ева. Поблекшее великолепие картин. Пробыл в Ватикане до самого закрытия. Совершенно выбился из сил. Долгое время сидел у подножия обелиска, приходя в себя от ошеломляющего эффекта, произведенного первым визитом в Ватикан. Пошел на Пьяццади-Спанья, оттуда домой.

Прежде чем отправиться отдыхать, посидел немного у Роузов. Зал животных. Волк и овца.

Вторник 3 марта.

Вместе с мистером и мисси Роуз поднялись на собор святого Петра. Слишком поздно. Посетил музей мозаики в Ватикане. Головы пап для Сан Паоло.

Поехал к Палаццо Барберини, чтобы посмотреть «Ченчи». Выражение страдания, переданное складками рта (трогательный взгляд невинности), не воспроизведено ни на одной копии или гравюре. Небольшое прелестное полотно, изображающее Галатею в колеснице. Фигуры двух пловцов в темной синеве воды. Сверкающие мышцы. Гольбейн (Христос, ведущий спор с врачевателями). К Санта Мария Маджоре. К Сан-Джованни ин-Латерано. Капелла Корсини. Драгоценные камни в короне. Статуя внизу под сводом. Пьета. Скаля Санта (5 ступеней). По лестнице поднимаются пилигримы. Кающиеся грешники. Прошел к фонтану Треви. Великолепно. Идет холодный дождик, ветренно, сыро. Ужасно неприятный день. Обед и в постель. Перуанец и поляк. Ирландский проповедник.

Среда 4 марта.

Поднялся на собор святого Петра. На крыше поля и лужайки. Фигуры святых. Встретился с мистером и миссис К. и каким-то церковником. Палаццо Корсини. Живопись. Большая галерея. Множество первоклассных работ. «Лютер с женой» Голъбейна. «Магдалина» Карло Долъчи. Батальная сцена Сальватора Розы и калабрийский пейзаж. Направился к церкви Сан Пьетро ин Монторио. «Бичевание» Пьомбо. Панорама Рима. К фонтану Паолино. Он самый большой в городе. Еще один великолепный вид города. Пересек Понте-Яникум, направляясь к Сан Андрей дель Вале. Покрытый фресками купол. Рано улегся спать.

Четверг 5 марта.

В Колизей. Отправился к вилле, выстроенной на ярках дворца Цезаря. В Капитолий. Прошелся по галерее. Бронзовая волчица. В галерею Боргезе. Даная. К Борджия. На холм Пинчо. Серый, холодный и ветреный день. Глаза настолько устали, что пришлось отправиться в гостиницу почти в 5 часов.

Пятница 6 марта.

Боль в глазах помешала что-либо сегодня сделать или посмотреть. К святому Петру. Галерея Боргезе. Холм Пинчо. Видел папу, проезжавшего в карете. Похороны французского офицера. Аллея между высокими стенами, накрытая сверху листвой. Разговор с мистером Р. в его комнате.

Суббота 7 марта.

В галерею Sciarra. Увядшее великолепие. Балкон над Корсо. Теснота чулана. «Игроки» Караваджио (Честность и плутовство. Самообладание и самоуверенность плутовства. Нерешительность и растерянность честности). Сумеречный пейзаж Клода. На грани сумерек и наступления тьмы. Еще один Клод. Весь эффект заключается в передаче атмосферы. Он пишет воздух. Интересно исполненное «Святое семейство» Альберта Дюрера (старая няня). Портрет женщины Тициана. Малиновые с белым рукава. Золотистая дымка его картин (Даная). Sciarra находилась в палаццо Канчеллериа. Сад, расположенный террасами. Ему 200 лет. Лестница, ведущая в сад, устроена в лощине. Балюстрады, покрытые мхом. Дорожка среди лимонных деревьев вымощена изразцами. Пруд для разведения рыбы. Фонтаны. Фиалки, влажные от водяной пыли. Казино. Барельефы. Аврора. Барельефы над головой напоминают облака, окрашенные солнцем. Зеркало. Здесь сидели влюбленные. Самсон, разрушающий храм. Все гигантское. Неудачный намек о падении Авроры. Стрелок. В Квиринал

— дворец папы. Обширный зал. Холодное великолепие. Мрамор, росписи. Гобелены. Пальмовая ветвь. Севрский фарфор. «Благовещение» Гвидо. Фреска (Рафаэля) с изображением швейцарских гвардейцев. Шкатулки с орденскими лентами.

Сады. Рай, лишенный веселья. Причуды и капризы неисчислимого богатства. Похоже, что садовник страдал ревматизмом. Камень, повторяющий формы растений, и деревья, выращенные по подобию скульптур. Стены, ниши, арки, окна, колонны, пьедесталы, беседки (вырубленные q листве). Аркады. Увитые листьями своды. Водяной орган. Мастерская Вулкана. Фонтаны.

Часовня на термах Диоклетиана. Монументальные колонны. Греческий крест. Часовня, расположенная на улице, ведущей к Порта-Пиа, словно маленькая жемчужина. Драгоценный камень. С высоты купола смотрят вниз херувимы. Драгоценный мрамор. Пообедал за 19 центов у Лепри на Виа-Кондотти и отправился домой отдыхать. Сильно устали глаза. Надеюсь, что это только временно.

Воскресенье 8 марта.

К церкви Джезу. К церкви Джиббона около Капитолия. Многие колонны выкрадены у древних зданий. Размышления Джиббона. Христианство. Термы Тита. Заросли. Мрак и лабиринт. Когда-то служили убежищем для бандитов. К тюрьме Мамертин. К Тарпейской скале. У подножия грязный дворик. Полный достоинства гид-римлянин. «Несчастный!» Предмет, достойный сожаления. К собору святого Петра. Обошел внутренние помещения. Гробница Стюартов. Папы (памятники). К Пинчо. Обширное место воскресного отдыха. Пообедал за 17 центов. В И часов вечера, после беседы с мистером Р. в его комнате, лег спать.

Понедельник 9 марта.

Сегодня открыт Ватикан. Не спеша прошелся по галереям. Зал животных. Волк и ягненок. Приподнята одна лапа, язык, руно. На них смотрит собака, сидящая на спине оленя. Лев на спине лошади. Играющие козлы. Коза и ребенок. Они дают некоторое представление о том, как Вордсворт понимал кротость в природе. Покрытые фресками потолки, напоминающие небо, усеянное звездами, на которое никто не обращает внимания, настолько обильно великолепие, окружающее посетителей. Коронация Девы. Рафаэль. Лица, сильно напоминающие образы на картинах его учителя Перруджио, выставленных в соседнем зале. Военный смотр на площади перед собором св. Петра. Вместе с мистером и миссис Роуз отправился к Сан Онофрио — церковь и монастырь, где скончался Тассо. С высоты Яникума открывается чудесный вид на Рим. Печальные коридоры, замкнутые пространства, лишенные растительности. Скорбная древняя палата. Восковой слепок. Небольшой печальный сад, разрушенные ворота. Необычная часовня. Печаль и сырость. Современный памятник в ужасном вкусе. По дороге в Лепри заходил в некоторые церкви. Суп и мясное.

Вторник 10 марта.

Я продолжаю делать записи, прерванные почти неделю назад из-за состояния зрения и общего недомогания. Сегодня утром посетил дворец Дориа Памфили. Возможно, самый изысканный во всем Риме. Два портрета Рафаэля. Один из женских портретов Тициана. Густые каштановые волосы Магдалины. Кажется, я обнаружил некоторое сходство с ней и его женой. Магдалина все же несколько идеализирована. Портрет Макиавелли меня разочаровал. Безобразный профиль. Не произвел впечатления. Два больших пейзажа Клода оставили равнодушным. «Сумерки» — лучший из них. Много удовольствия доставили картины Брейгеля. Изображение природы и животных. Лукреция Борджия. Ее внешность не предполагает никакого злого умысла. Привлекательная дама. Довольно полная. В третий раз посетил галерею Боргезе. Роспись с изображением змеи. Туннель, ведущий на улицу и к фонтану. Видел его изображение на некоторых полотнах. В студии. Английский скульптор Джибсон. Его красочная Венера. Беседовал с ним. Подсвечник на 7 свечей. Искусство, в котором греки достигли совершенства. Граница человеческих возможностей — совершенство. Посетил Бартоломью. Его Ева. Бюст молодого Августа. К Пейджу.

Тициан.

Длинная лекция. Дом, обед, постель.

Среда 11 марта.

Прошелся по Аппиевой дороге. Узко. Совсем не похожа на дорогу Мильтона. Несовместима с чувством достоинства. Древняя мостовая. На гробницах растут оливковые деревья. Посеянные в прах воплотились в оливки. Грот Эжериа. Не нашел в этом сооружении ни особой красоты, ни особой примечательности. Сплошной комок зелени. К базилике Сан Паоло фуори ле Мура. Великолепно. Малярия среди украшений. Строительство вопреки воле природы. Любимое детище Пия. Катакомбы. Целый лабиринт. В 3 часа вернулся домой. Сменил комнату, разжег огонь и приготовился отойти ко сну, даже не пообедав.

Четверг 12 марта.

В полдень выбрался в Колизей. Как всегда, там много народа. Арка. Пообедал финиками с хлебом.

Пятница 13 марта.

Чудесный день. Направился в сады виллы Боргезе. Они действительно великолепны. Чудесный, густой аромат кустов и деревьев. Лавр. Вилла закрыта, сквозь решетку ограды видны статуи. Тишина и очарование. «Блеск просторных зал; вьется пышный лавр». Написано под впечатлением пейзажа с итальянской виллой. Заглянул к Пейджу. Долгая беседа. Свиденберг. Спиритуалист. Обедал на серебре у Лепри.

Суббота 14 марта.

Прогулялся до церкви Санта Тринита де Монти. Вторично посетил виллу Албани. Отец Морфи. Миссис С. Кариатида. Длинная стена сплошной зелени. Архитектура виллы. Пышность пейзажа. Чудесное место. В церковь на развалинах терм Диоклетиана. Падение Симона Магуса. Полуденная линия. Магометане в святой Софии: все наоборот.

Воскресенье 15 марта.

Испытываю необычно сильные боли в груди и спине. Просидел в комнате до половины шестого. Пообедал дежурным блюдом. Сегодня ничего не увидел, ничего не узнал, ничему не радовался, зато изрядно помучился.

Понедельник 16 марта.

Сегодня открыт Ватикан. Оттуда на вершину Пинчо. Не удалось заказать место в дилижансе. Приходится ехать во Флоренцию через Чивитавеккья. Сумрачность Сикстинской капеллы. Голубые облака, нимбы.

Вторник 17 марта.

Отправился по железной дороге во Фраскати. Пересек Кампанью. Вилла Альдобрандиди. Очаровательный день и местность. Аллеи сплошных деревьев. Лавр, кипарис, сосна, олива. Густая листва. По углам каменные скамьи. Вид на Тускулум (Цицерон) с вершины холма, возвышающегося в конце длинной аллеи, обсаженной оливковыми деревьями. Пещера. Череп. Сквозь стену виллы виднеется фонтан. Планы. На всем лежит отпечаток зрелости. Ивовые деревья выглядят как у нас дома в середине мая. Чувствую бодрящую, живительную силу воздуха этих холмов. Римский воздух вызывает ипохондрию. Великолепная запущенность садов вокруг виллы. Проехал через весь Рим на омнибусе до железной дороги и обратно.

Среда 18 марта.

Позавтракал за 16 пенни в кафе «Нуово». На виллу Торлония. Тесные комнаты. Театры. Десертная комната в виде беседки. Колоннада и море. Богатые украшения. Сады. Пещера. Турнир. Искусственные руины. Цирк и т. д. Небольшие сады. Прекрасный вид. Мастерская Кроуфорда. «Америка» колоссальных размеров и прочие статуи. Индеец, лесовик и т. д.

Четверг 19 марта.

Занимался наймом ветурино до Чивитавеккья. Старая конюшня. На виллу Дориа-Памфили. Огромное пространство. Богатая растительность. Рай посреди Рая. Желтая вилла. Длинная зеленая аллея. Зеленоватая вода. Кедры и сосны. Аллеи оливковых деревьев. Виднеется собор святого Петра. Сады на террасах. Форма цветников. Цветение. Намного лучше английского парка. Богаче листва, свеж ее атмосфера. Блестящая, но мягкая расцветка. Гетто. Рынок (мясной) в старой аллее, идущей между колоннами. Грязь и толпа. Замызганное тряпье. Дети в корзинах и дети, привязанные к спинам. Фонтан в форме семисвечного подсвечника. Вот как используются древние храмы — церкви, лавки, торговые ряды, кузницы, рынки и т. д. и т. д. Вид с площади перед Сан Пьетроин Монторио. Самый лучший в Риме. Вечером в кафе «Нуово». Старый дворец. Глубокие впадины окон. Толпа пожилых, хорошо одетых людей. Блестящий гитарист. Абсолютная тишина и аплодисменты.

Пятница 20 марта.

В шесть утра отправился в Тиволи. Поездка по Кампанье, зябко и серо. Озеро Тартарус. Травертин. Вилла Адриана. Торжественный пейзаж, торжественный гид. Обширность развалин. Чудесная площадка, местность. Философствующий гид. Тиволи на возвышенности. Храм Нимфы господствует над всем. Дорожки. Галерея в скале. Клод. Не в Рай, а в Тиволи. Тень. Мягкость тонов. Вилла Мецены. Вечером по дороге домой продрог до костей.

Суббота 21 марта.

Идет дождь. Пробегал, оформляя визу. Сэм оставил визитную карточку. Увиделся с ним. Получил из дому письмо от 20 февраля. Все в порядке. Собрались ехать. В 4 часа дня выехал на ветурино в Чивитавеккья в сопровождении мистера и миссис Роуз из Нью-Джерси и какой-то итальянки. Езда по пустынной местности. В последний раз любовался собором св. Петра. Выехали через ворота, расположенные неподалеку. В полночь остановились на 3 часа в одинокой гостинице. Слышал, как где-то рядом шумит Средиземное море. Поехали дальше.

Воскресенье 22 марта.

Прибыли в Чивитавеккья в 6 часов утра. Улицы полны народа. Гамаши из овечьей шкуры. В 3 часа дня поднялся на борт французского парохода «Авентим». Суденышко. Огромная толпа. Поднят турецкий флаг в честь турецкого посланника в Сардинии. Имел с ним беседу. Его точка зрения на магометанство и пр. Высшее общество Турции позволяет себе философствовать на религиозные темы. Вновь услыхал историю о пожаре в Салониках. То же самое слышал от самого Эббота. Отдыхал на небольшом диванчике из-за отсутствия спального места.

Понедельник 23 марта.

Днем оказались у Леггорна. Приятное, однако сырое утро. Паспорта. О Леггорне не могу сказать что-либо особенное. В 10 часов 30 минут в экипаже 2-го класса отправился в Пизу. Сразу же направился к Дуомо (собор). Один конец собора напоминает коралловый грот. Искатель жемчуга. Ряды столбов. Дверная ручка — поднятая бронзовая рука святого Петра. Баптистерий напоминает купол, поставленный на землю. Удивительная мраморная кафедра. Кампанила похожа на подпиленную сосну, готовую вот-вот упасть. Кажется, будто в любую минуту послышится треск. Подобно лунному облаку Водсворта, она придет в движение целиком, если вообще упадет, так как все колонны имеют одинаковый наклон. В целом их около 150. На месте возможного падения выстроено несколько домишек.

Кампо-Санто. Красота сводчатых каменных проходов. Фрески. Наверно их расписывали шутники. Ад. Выдергивание зубов. Змея, смотрящая прямо в глаза. Неблагоразумный. Рот. Придумать такое мог только Эзоп. Три короля. Четыре памятника, стоящие вместе. Трава. Статуи растут словно из-под земли. Словно наткнулся на архитектурный букет.

Интерьер Дуомо великолепен. Святой агнец.

Церковь моряков на берегу реки. Колоннада вдоль улицы. Спокойствие пастбища. Берег реки. В 5 часов 30 минут отправились во Флоренцию. Плоская тщательно возделанная равнина. Горы. В 8 часов вечера прибыли во Флоренцию. Отель «Дю Нор». По соседству кафе «Дони». Пораньше улегся в постель, так как не спал две ночи подряд.

Вторник 24 марта.

Холодно, весь день идет дождь. Во дворец Питти. «…Словно щемящая боль; в конце концов ее надо испытать». Этот обрывок фразы я услышал от порядочно утомленной леди, выходившей из дворца Уффици. Конечно, она имела в виду то огромное наслаждение, которое испытываешь в этой галерее. Флоренция

— чудесный город даже в холодный, дождливый день. Дворец Уффици. Персей Челлини. Выйдя из галереи Питти, немного побродил по городу. Направился к Дуомо и Кампаниле. Оказался перед ними совершенно неожиданно. Был поражен их грандиозностью. Попасть внутрь не удалось. За один наполеон купил чудесную мозаику. Сегодня завтракал в кафе «Дони».

Среда 25 марта.

Сегодня праздник Благовещения. Галереи закрыты. Отправился к садам Питти, вернее, Боболи. Отсюда открывается чудесный вид на Флоренцию и ее окрестности. Прошелся по городу, рассматривая церкви и пьяццы. В монастыре Санта Крочевидел могилы Данте, Микеланджело, Альфьери и Макиавелли. У могилы Микеля проповедник. Микель не отвечает. К нему протяну то распятие. Здесь Кампо-Санто.

В церкви Аннунциата видел прекрасные фрески делъ Сарто. «Игроки в карты, пораженные молнией».

На улицах оживленно. Прогулялся до Римских ворот и до холма Беллосгардо. С его вершины открывается поразительный вид на город и долину Арно. До вершины добрался кружным путем. Оказался наверху внезапно, следуя по узкой тропке между высокими стенами садов. Выделяется башня палаццо Веккьо.

Начался сильный дождь; отправился домой под дождем.

Четверг 26 марта.

После завтрака погрелся на солнышке на площади Грандука. В галерею Уффици. Лень перечислять увиденное. Башня дворца Веккьо со стороны входа в галерею представляет собой грандиозное зрелище. Виден крытый переход на Понте-Веккьо.

«Венера Медичи» не произвела впечатления, зато был ошеломлен «Борцами» и «Венерой» Тициана. Интересны портреты художников. К Академии изящных искусств. Живопись Джотто. Богатый эффект, производимый золотистым фоном и приподнятостью горизонта. Здесь собраны предшественники Перуджино и Рафаэля. Увидел большое полотно, не упомянутое в путеводителе. На нем изображено множество лиц, поз, выражений и композиций. Нечто подобное я видел в Риме у Рафаэля. Несомненно, Рафаэль многое перенял от этой и других работ старой школы. Но, что самое примечательное, настроение осталось прежним. Не смог попасть во все залы Академии. Однако видел статуи такими, какие они есть. На обратном пути прошел мимо палаццо Рикарди. Огромное и угрюмое арочное здание, украшенное массивным нависающим карнизом.

Весь день идет довольно сильный дождь, временами усиливаясь до ливня. За обеденным столом ко мне пристал какой-то странный молодой человек, говорящий на шести или восьми языках. Он преподнес мне цветок и болтал с видом человека, для которого мир прекрасен. Хорошо, если бы это было так.

Пятница 27 марта.

Сидя в кафе после завтрака, размышлял о кафе вообще и о молодежи, которая часто их посещает. О кафе «Дони» действительно можно написать что-нибудь хорошее, включая этого «Генри» и девушек-цветочниц.

В Музей естественной истории.[29] Огромная коллекция. Ляпис-лазурь, хрустальные сосуды. Восковые репродукции растений, семян и ростков. Анатомические препараты. Множество залов, заполненных ужасными ящиками. Вот, к примеру, одна из работ сицилийца.

э 1. Внутрь ящика брошен скелет. Голова статуи. Застывшее выражение лица. Среди костей корона и скипетр. Медальон. Коса и Смерть. Бросается в глаза. Беспорядочно разбросанные кости и орудия труда. Ужасное уничтожение. Провал.

э 2. Свод. Груды. Все цвета радуги, начиная от темно-зеленого до оттенка буйволиной кожи. Сплошное разорение. Кости, лежащие отдельно. Матери, дети, старики. Все свалено в кучу. Мужчина с лицом, прикрытым куском ткани, а рядом другое тело, бурый цвет которого контрастирует с отвратительной зеленью.

э 3. Какие-то развалины в пещере. Великолепный мавзолей наподобие папского. Крышка сдвинута в сторону, видны скелет и следы разложения. Римский саркофаг. Радостная триумфальная процессия. Сверху отвратительный труп. Решетки. Крысы. Вампиры. Насекомые. Слизь и липкая грязь разложения. Этот сицилиец — моралист. Последняя коллекция.

Вновь посетил галерею Питти. Три Судьбы (три Парки) Микеланджело. Удивительная экспрессия. Стоит увидеть, как одна Парка смотрит на другую. Смогу ли так я? Ожидание третьей. (Переход от величественной человечности галереи до работ сицилийца.) Инкрустированные столики и картины. Портреты Сальватора Розы (один автопортрет), батальная сцена. В студию Пауэра. Его «Америка», «Раздумье», «Мальчик-Рыбак». Виделся с художником. Открытый, простой человек. Прекрасный тип американца. Отправился в Касин.[30] Обедал в «Луне» вместе с молодым полиглотом. Прогулка вдоль реки по дороге домой.

Суббота 28 марта.

Перед завтраком поднялся на Дуомо. Чудесное утро и великолепный вид. Вокруг здания идет парапет. Фреска купола. Мощное основание длиной пять футов. Величина купола.

После завтрака в кафе «Дони» занимался делами, затем отправился в галерею Уффици, чтобы на прощание полюбоваться картинами. Затем во Фьезоле Вилла Боккаччио. Вилла Медичи, Францисканский монастырь. Вид из окон. Старые карты. Старше своего возраста. Этрусская стена. В Касин и домой. После обеда занялся упаковкой вещей и сделал записи.

Воскресенье 29 марта.

Носильщик забыл разбудить нас в 3 часа. Дилижанс тронулся без нас. Бегом вокруг Дуомо к воротам. Весь день провели среди холмов. Перевалили через Апеннины. Величественный пейзаж. Потоки, пересекающие пустынные долины. Безлесье. В ландшафте нет искренности Новой Англии. Часть пути экипаж: влачился в упряжке быков. 4000 футов над уровнем моря. Местами попадаются глубокие залежи снега. Одинокие домики. Деревеньки.

Серьезные и пристойные люди. Завтрак в хижине. Едем молча и много курим.

Понедельник 30 марта.

Остановились в «Трех маврах». Чудный денек. Видел наклонную башню. Черная и мрачная. Кирпичная кладка. Ее соседка имеет невероятную высоту. В галерею. «Мадонна» Розари. Цирк. Святая Цецилия. Победоносный Давид. Кампо-Санто. Обширная протяженность могильных сводов. Великолепие некоторых памятников. Сводчатая галерея извивается к церкви вверх по склону холма. Около трех миль. Видел университет. Двор украшен гербами студентов. Статуя образованной женщины. Вечером прогулялся под аркадами. Первое, что сделал в Болонье, — попробовал местную колбасу, точно так же как в Риме идешь взглянуть на святого Петра.

Вторник 31 марта.

Позавтракал в кафе вместе с молодым С. В одиночку отправился дилижансом в Падую. Кроме меня в дилижансе ехал учтивый пожилой джентльмен. Совершенно плоская местность, сильно отличающаяся от той, которую проезжал в воскресенье. Хранилища для конопли. Виноградники. Фермы, сложенные из камня. Каменные амбары.

В час дня приехали в Феррару, где дилижанс простоял до 3 часов. Осмотрел собор. Интересное старое здание. Портал поддерживается колоннами, покоящимися на старичках горбунах. Сверху скульптурное изображение страшного суда. На углу фронтона Отец. Ниже, справа и слева, — избранники и достойные. Четыре фигуры выходят из каменных могил, словно встают с постели. Ноги протянуты вперед в различных положениях. Капитель. Гротескные фигуры. Прекрасная звонница, однако недостроена. Старый дворец прежних хозяев Феррары окружен широким рвом. Подъемный мост. Через ров переброшены массивные кирпичные арки. Феррара расположена на совершенно плоской равнине, поросшей травой. Похоже на общественный выгон. Место заточения Тассо. Обыкновенный винный погреб. Окно заделано не слишком прочной решеткой. Имя Байрона. Другие писаки.

От Феррары до Падуи путешествовал в небольшой почтовой карете. Австриец. Старомодный экипаж. Таинственное оконце и лицо. Тайники. Убежище. Ощущение старомодного прошлого. Пересекли По. Довольно широкий поток, быстрый и буйный. Желтый, как Миссисипи. Много наносов. Старый паром. Австрийская граница. С наступлением темноты приехали вРевиджо — довольно большой городок. Здесь тоже обнаружил две наклонные башни. Они почти разобраны и находятся в жалком состоянии.

В полночь прибыли в Падую, подъехали к отелю «Звезды Востока».

Среда 1 апреля.

Дождливый день. Отправился в знаменитое кафе «Педроччи». Место вполне заслуживает славы, будучи огромным и хорошо обставленным. Нанял смуглого, серьезного вида провожатого и, прихватив пальто и зонтик, пустился осматривать достопримечательности. Сначала к городскому собранию. Удивительная крыша. Затем в частный дворец, чтобы посмотреть «Сатану и его ангелов». Поза Сатаны великолепна. Все переплетено, словно груда вермишели. Церковь и гробница святого Антония. Великолепие. Опоры и картины. Бронзовые барельефы. Давид и Голиаф. Место общественных гуляний. Его обтекает Брента. Приятный для глаза вид на реку, извивающуюся сквозь город. В капеллу Джотто. Добродетели и пороки. Капитель. Сцены из Святого писания. Цель Арена. Видна красивая церковь. Древние дворцы, древние улицы.

В 2 часа дня нанял экипаж, чтобы ехать в Венецию. Идет проливной дождь. Карета вполне комфортабельна. Ровная местность. Подъезжая к Венеции, кажется, будто, приближаешься с запада к Бостону. В гондоле к отелю «Луна». Пообедал за общим столом. Совершил вылазку на площадь Сан-Марко. Пробыл там почти до 8 часов вечера.

Четверг 2 апреля.

Позавтракал у Флориана булочкой. Вошел в собор Сан-Марко. Интерьер имеет какой-то маслянистый, туманный вид. Испытал разочарование. Ремонтируют купол. Строительные леса. В Рильальто. Поднялся на кампанилу. В гондоле отправился на прогулку по Большому каналу и вокруг острова Джудекка. Обед. Прогулка по площади СанМарко. В постель. Нигде нет площади, подобной площади Сан-Марко. Место развлечения. Общественный танцевальный зал. Открыт всегда. Освещение. Женщины принимают освежающие напитки на улице. По утрам они завтракают на солнечной стороне. Музыканты, певцы, солдаты и т. д. и т. д. Учтивость, доведенная до совершенства. Прекрасная архитектура. Вечером во Дворце дожей познакомился с довольно милым молодым человеком (Антонио), который согласился встретиться завтра, чтобы показать мне город.

Пятница 3 апреля.

На фабрику стеклянных бус. Волочение стеклянных нитей напоминает производство шпагата. Нарезание, придание формы, полировка — секрет. На фабрику, где изготовляют золотые цепи. Старое венецианское золото. Различные свойства. Церковь Санти Джованни-э-Паоло. Памятники; часовня, украшенная изящными барельефами. Христос, беседующий с врачевателями. К арсеналу. Обширные водоемы. По турецкому образцу. Фонари. По каналу. Дом и статуя Отелло. Резиденции Шейлока и Байрона. Палаццо Фоскари. Прекрасный вид на Большой канал. После обеда снова на площадь.

Суббота 4 апреля.

Завтрак у Минделя. Проехался в гондоле от Пьяццеты до острова Мурано. Деревня на воде. Проехал мимо кладбища. Проскользнули в какое-то поселение на воде. Старая церковь. Повернули назад и направились к церкви Джезуити. Кафедра, отделанная мрамором. Вошли в Большой канал. Ка-д'Оро (Золотой дворец). Резиденция графа Бордо? Графини де Берри? Отель «Де Виль». Древний дворец. Великолепный двор. Лестница. Фрески с изображениями придворных заглядывают вниз через балюстраду. К дворцам банкиров и сардинского консула. В галерею. «Успение» Тициана. Огромные почерневшие головы и коричневые руки. На помощь торопится святой Марк. Знатный венецианец. Картины с видами старой Венеции. Огромные салоны. «Дева в храме» Тициана. После обеда нанял гондолу и до темноты разъезжал по каналам. Старый дворец с улыбающимися монстрами. Купил пальто. Отправился отдыхать в 9 часов.

Воскресенье 5 апреля.

Завтрак на площади Сан-Марко. На трех мачтах развеваются австрийские флаги. В солнечных лучах базилика выглядит великолепно. Очарование площади. Завтракать здесь — одно удовольствие. Женщины. Девушки-цветочницы. Музыканты. Продавцы адриатических раковин. Табачные лавки. Немного посидел на стуле под аркой у Минделя, наслаждаясь солнечным светом, флагами и видом собора. Тень звонницы. Голуби. Люди приходят, чтобы покормить их. Нанял гондолу. Отправился в сад, разбитый по приказу Наполеона в дальнем конце Венеции (подобно Баттери в Нью-Йорке). Чудесный вид на лагуну и острова по обе стороны от города. К острову Лидо, откуда отлично видна Венеция, и особенно Дворец дожей. Прошел через пляж к берегу Адриатического моря. Спокойная вода. Длинный широкий пляж.

Через лагуну, поросшую травой, направился к армянскому монастырю. Восхитительное место уединения от мира сего, спящее в спокойных водах лагуны. Лидо служит волноломом, ограждающим от волнующегося океана жизни. Сад, монастырь, четырехугольные дворики, крытые аркады. Вид из окна библиотеки. Острова. Вдали простирается город. Портреты благообразных и бородатых армянских священнослужителей. Древние печатные станки. Турецкая медаль. Рукописная Библия. Часовня. Восемь молящихся и восемь священников. Превосходное облачение в сочетании с превосходным освещением — потоки солнечного света, проникающие со стороны сверкающей лагуны сквозь шелковые розовые драпировки. Пение нараспев, помахивание серебряными кадилами. Дуновение ладана в сторону каждого молящегося. Грандиозный, великолепно обставленный спектакль. Чтобы подъехать к монастырю, приходится скользить сквозь травянистые заросли. (Все древние храмы пахнут ладаном. Узнал это только сегодня.) Вернулся в город. Чудесный день, наполненный миражами. Корабли, стоящие на якоре в проливе Маламокко, кажутся висящими в воздухе. То же самое происходит и с островами. Направился к церкви Санта Мария делла Салуте. Восьмиугольник. К церкви Сан Джорджа Маджоре. Резьба по дереву. Высадился на ступенях Дворца дожей под Мостом вздохов. Тюрьма чернеет, словно после пожара. От огня частично пострадал и сам дворец. Здесь бывали пожары. Прошелся по площади Сан-Марко. Прогуливается множество народа. Голуби. Прогулялся до моста Риальто. Любовался Большим каналом. Прошел дальше. Много красивых женщин. Великолепный смуглый цвет лица женщин Тициана, несомненно, заимствован с натуры. Тициан был венецианцем. Яркий, роскошный, золотистый, смуглый оттенок. Четко высеченные черты, словно цветок камеи. Видение из окна в конце длинного узкого прохода. Гулял по площади Сан-Марко при свете луны и газовых фонарей. Множество певцов и музыкантов.

Акробаты и клоуны выступают на открытых площадках перед мостом Риальто. Выражение лиц акробатов-женщин. Колоннада Дворца дожей выглядит как архитектурно оформленная изгородь. В эти спокойные летние дни по каналам разъезжают прекрасные венецианки в полном цвету, похожие на прудовые лилии. Берега Большого канала не представляют собой четкие плавные линии и часто прерываются всевозможными выступами, на которых выгодно располагаются фасады зданий. Канал извивается словно Susquehanha. Вид с балкона палаццо Фоскари. Самое лучшее место в городе. Огромные балки. Используется как казарма. Австрийские походные кровати и сверкание оружия. В большом зале занимаются приготовлением пищи и чисткой лошадей. На каналах Венеции представлены все виды перевозочных средств. Омнибусы, частные кареты, легкие кабриолеты, одноместные двуколки, повозки и похоронные дроги.

Собор Сан Марко при заходе солнца. Позолота мозаики, бельведеры. Какое-то праздничное зрелище. Будто сам турецкий султан летним днем раскинул здесь свой шатер. 800 лет! Состарившийся драгоценный мрамор порой напоминает обветреннее засохшее мыло. Жирная и липкая поверхность. Все пропитано древними традициями, словно трапезные залы остатками обедов. В Венеции все венецианское. Лучше пребывать в Венеции под дождем, чем находиться в любой иной столице в солнечный день.

Мой гид. Как и где я познакомился с ним. Он потерял свои деньги во время революции 1848 года переезжая с одного места на другое. Сегодня в одном городе, завтра в следующем. Путешествовать чудесно. Когда ты богат, слышишь множество комплиментов.

— Как поживаешь, Антонио? Надеюсь ты здоров, Антонио. Теперь, когда у Антонио нет денег, никто не хочет знаться с Антонио.

— Прочь с дороги, Антонио. Иди к дьяволу, Антонио. Пропади ты пропадом, Антонио. Вы знаете, сэр, что для богача бедняк всегда плохо пахнет? Вы знаете это, сэр?

— Да, Антонио, я имею об этом некоторое представление. Милостиво избавились. Слепой старик. Подайте хоть что-нибудь, и господь благословит Вас! Можно подать, но я что-то сомневаюсь относительно благословения. Антонио не хочет умирать. Небо! Вы верите в это? Я хотел бы взглянуть на него, прежде чем отправиться туда навсегда. Один из его анекдотов. Байрон тайно переплывает канал чтобы разбудить леди живущую во дворце напротив. Прусская графиня доносит. Очень дурная леди, но очень счастлива.

Плавал по каналам, философствуя с Антонио Веселым.

Кажется, видел брата австрийского императора, может быть, и нет. Он склонился над парапетом. Мальчишки. Галуны. Я думаю, что свободной демократии не следует относиться неуважительно к человеку, который имеет и т. д. и т. д.

6 апреля.

В 5 часов 30 минут отправился из Венеции в Милан. Через Падую и Винченцу в Верону, там, где невеста с женихом садились в карету. Между Вероной и Брешией любовался прекрасным видом Лаго-ди-Гарда на фоне горы Балдус, стоящей в некотором отдалении. На берегу и островах озера раскинулись деревушки. Вид на озеро, сжатое с двух сторон нависающими горами, снежные вершины которых незаметно окрашивались в пурпур. На севере показались первые отроги Альп. По железной дороге через совершенно гладкую Ломбардскую долину. Великолепно возделанные поля. Тутовые деревья и виноградники Дома фермеров очень не похожи на наши. Эта область была ареной военных кампаний Наполеона. В Коккаджио сел в дилижанс, направляющийся в Тревиджио (18миль от Милана). Ехал от 1 часа до 6 часов вечера. В Милан прибыл в половине восьмого. Омнибусом добрался до гостиницы «Де Виль». На станции скандал между возчиком и австрийским жандармом. Ночью вышел прогуляться, чтобы взглянуть на городской собор. Прошелся по магазинам. Канал.

Вторник 7 апреля.

В галерею. Весьма обширная и обладает неплохим собранием хороших работ. «Мученичество святой Екатерины». «Святой Марк и Александрия» достойна восхищения за четкость передачи отделки костюмов и экспрессию. К военному лагерю. Арка. К картине Леонардо да Винчи. На окраине Милана. Интересная старая кирпичная церковь. Очень ветхая. С большим трудом отыскал трапезную. В конце концов мне указали арку, где стояли горнисты. Кстати, Леонардо тут вовсе ни при чем. Я прошел по проходу, занятому солдатами (кавалерия), и вышел на большой двор, похожий на гостиничный. Трапезная — длинная, высокая и пустая комната. Торцевые стены покрыты росписью. Достаточно места для копиистов. Комната была наполнена последними отблесками заката. Сама картина поблекла и наполовину стерлась (я видел ее фотографическую копию).

Значимость «Тайной вечери». Радость скоро покинет пирующих. Один из вас предаст меня. Люди так лживы. Теплота людского общения так мимолетна, эгоизм длится вечно. Леонардо и его живопись. Аналогичный случай с другим великим человеком (Вордсворт и его теория). В собор. Великолепие. Он доставил мне большее удовольствие, чем собор святого Петра. Удивительное величие. В конце прохода эффект горящего окна. Поднялся наверх. Далеко внизу люди, затерявшиеся в ажурном лабиринте улиц, кажутся мухами, пойманными в паутину.

Статуи ангелов на макушках бельведеров. Не замысел, а исполнение. Вид сверху. На крыше миланского собора мог бы расположиться сам властелин неба.

Обедал за общим столом в гостинице «Де Виль». Видел странного пожилого джентльмена. Он наполнял свой стакан с необычайно гордым видом. Молодой человек. Беседа о соборе.

Среда 8 апреля.

Поднялся в 5 часов утра и в половине седьмого отправился на озеро Комо. Полуторачасовое путешествие в карете по пустынной, но роскошной равнине. Отправился по озеру на пароходе. Напоминает прогулку по озеру Джорджа. Удивительно густо заселенные берега. Круто вздымаются горные склоны. Дороги прорезают скалы, разломы, уступы. Из Белладжио прекрасно видны три рукава озера. Горы словно слились в какую-то водянисто-голубую массу. На вершинах снег. Вдоль берега, у каждого селения, грузятся живописные суденышки. Деревушки раскинулись в самых неожиданных местах. Некоторые расположились на середине крутых склонов, словно соскользнув вниз вместе с оползнем. Кое-где на вершинах построены церкви. Кучки хибарок. Загоны для скота. Десятки, сотни селений. Возделанные поля, расположенные террасами. Одинокие домики разбросаны там и сям еще выше по склонам. Небольшие водопады. Деревьев не видно. В 7 часов отправился обратно в Милан.

Четверг 9 апреля.

Поднялся в 5 часов. Нацарапал все это и в половине седьмого спустился позавтракать в гостинице. Там уже находился молодой парижанин с какой-то женщиной. В 9 часов отправился дилижансом в Новару. Щеголеватые форейторы, рожки под мышкой, лакированные шляпы, сапоги выше колен, металлические околыши. Едем по унылой и плоской Ломбардской равнине. На севере виднеются Альпы. Проехали множество густонаселенных деревень и городков. Довольно высокая культура земледелия. Пересекли величественный гранитный мост в Тиинно. В половине двенадцатого подъехали к Новаре. Позавтракали. Просидели 4 часа в ожидании поезда. Прогулялся по бульвару, образовавшемуся на древних крепостных стенах. Древняя крепость, сложенная из кирпича, обнесенная глубоким и широким рвом. Древний Дуомо. Ангелы Торвальдсена. Старый двор. Баптистерий. Восковое изображение. Ногти и молоток. Волосы и т. д. В 5 Часов 30 минут поехали поездом в Турин. Разговорился с греком из Кефалонии (английский подданный). В 9 часов вечера прибыли в Турин. Приключение с омнибусом и носильщиками из отеля «Европа».

В Новаре перед собором видел некое деревянное сооружение. Внутри алтарь, оформленный в виде сцены, на которой расставлены фигуры, напоминающие скульптуру. Похоже на декорацию в театре. Все это освещено.

Пятница 10 апреля.

Идет сильный дождь. Позавтракал в кафе (раззолоченный восьмиугольный салон) на улице По. Совершил прогулку под большими аркадами. Полюбовался видом, открывающимся на Коллину. Посетил галерею. Великолепное полотно «Исповедь». Несколько набросков голов Тициана. Четыре прекрасных аллегорических полотна. Земля. Воздух. Огонь. Вода. «Магдалина» Рубенса. Удивительно близка к натуре, но безобразна. Изображения детей Ван-Дейка. Шестеро в ряд. Головки. Очаровательно. Сцены в таверне Теньерса. Теньерс достигает замечательного эффекта, во-первых уменьшая размеры изображаемых предметов, а во-вторых искажая пропорции человеческих фигур. Брейгель. Как всегда ласкает глаз. Пьяцца Кастелло, где расположен отель, — центр Турина. Интересное старое здание, составленное из всевозможных фронтонов и гротескных архитектурных деталей. Турин выстроен более упорядоченно, чем Филадельфия. Все дома одного покроя, одного цвета, одной высоты. Кажется, будто город строился одним подрядчиком по заказу одного капиталиста.

Стоя под аркой замка, испытываешь удивительное чувство, когда смотришь на улицу ди-Гросса и гору Роза, покрытую снегами.

Мне удалось увидеть ее, не завешанную облаками, рано на рассвете, когда я покидал Турин.

Бульвары располагаются кольцами вокруг центра города. Множество уютных кафе.

Работящий люд, бедные женщины скромно завтракают в отличных кафе. Их вежливость и учтивость разительно отличаются от поведения людей соответствующего сословия у нас дома.

К вечеру прояснилось. Спустился к берегу По. Постоял на ступеньках собора. Рано улегся в постель.

Суббота 11 апреля.

Ясная погода. Поднялся рано, чтобы полюбоваться горой Роза со стороны улицы. Насмотрелся. Позавтракал шоколадом (Турин славится своим шоколадом) на берегу По. В 10 часов отправился дилижансом в Геную. Стомильное путешествие. Некоторое время поездка была приятной. Приятный ландшафт. Густо заселено, поля хорошо возделаны. Величественный вид Апеннин. Дорога проложена с большим искусством и с большими затратами. Подножия Апеннин пробуравлены многочисленными туннелями. Наконец, достигли Большого туннеля в 2 мили длиной.

В Геную приехали под дождем в 3 часа дня. Мой саквояж свалился с плеча неуклюжего носильщика. Боюсь заниматься делами Кейт.

Остановился в отеле «Федер» на берегу моря. Прошелся по Страда-Нуова. Дворцы выглядят беднее, чем в Риме, Флоренции и Венеции. Вместо настоящей архитектуры чаще встречаются ее живописные изображения. Всевозможные архитектурные стили нашли свое отражение в росписях. Макиавелли говорит, что чисто внешняя добродетель более эффективна, когда действительность выглядит по-иному.

Улицы напоминают Эдинбург, только здесь они более крутые и искривленные. Поднялся вверх по одной из улиц, чтобы осмотреться вокруг.

Обедал за общим столом. Прекрасная комната. Отель занимает здание старого дворца. Вечером гулял в районе порта. Высокие здания отелей. Башня Мальтийского креста. Вдалеке виднеются холмы.

Воскресенье 12 апреля.

Завтракал в кафе. Шоколад. Отправился к месту общественных гуляний на бастионах. Панорама. Военные. Малопривлекательная категория людей. К собору. Сочетание белого и черного мрамора. Ступени. Римский барельеф. Великолепный интерьер. Башня.

Сенатский дворец. Кажется, будто все население города высыпало на улицы. Множество женщин. Головы убраны на генуэзский манер. Ундины и туманные девы. Бесхитростные и грациозные. За два су отправился в омнибусе в дальний конец гавани. Маяк (300 футов высотой). Поднялся наверх. Восхитительный вид. Берег моря удаляется к югу. Вся Генуя и ее укрепления перед вами. Высота и отдаленность фортов. Их призрачное запустение. Оголенность и дикость узких долин придает Генуе вид либо столицы, либо укрепленного лагеря сатаны, заслонившегося крепостями от архангелов. Высоко в воздухе над бастионами летят облака. Добрался до восточного берега гавани и занялся осмотром 3-й линии оборонительных укреплений. Бастионы нависают над морем; через пропасти переброшены арки. Отлично просматриваются некоторые районы города. Все выше и выше. Тюрьма для галерных каторжан. Решетки смотрят в открытое море. Необозримый простор. Круг за кругом продолжил осмотр. Попал в затруднительное положение. Вышел к месту гуляний. По крутой тропке добрался до маленькой часовеньки (с портика великолепный вид на море). Поднялся выше — и оказался на бастионах. Открылся восхитительный вид на глубокую долину с противоположной стороны, на Геную и на море. Чем выше, тем величественнее панорама. Наконец достиг самого верхнего укрепления. Увидел внизу место слияния двух долин, идущих вокруг горного кряжа, на котором расположены самые верхние форты. Долины густо заселены. Некоторые форты стоят отдельно от всех остальных. Территория, заключенная в кольцо 3-й линии укреплений. Глубокие безлесные ущелья. Обособленные пороховые склады. Испытываешь одиночество, словно находишься в горах Шотландии.

Сильно устав, спустился вниз по неровной тропинке, которая вывела меня к палаццо Дориа. Обедал за общим столом. Рядом сидел грек. Напротив хихикающая компания.

Отправился в порт. В парке вместе с греком посидел в кафе. Красивое местечко, украшенное арками и фонтанами. В 8.30 улегся в постель.

Понедельник 14 апреля.

Шоколад в кафе. Старая стена таможни. Осмотрел некоторые дворцы. По стилю они отличаются от дворцов Рима. Огромные залы с выходом во двор. Загляните в путеводитель. В страшной спешке обошел несколько таких зданий. В том числе палаццо Россо.

Очень ветрено. Рано вернулся в отель. Последствия вчерашнего утомления. За обедом встретил казначея с «Конститьюшен». К 8 часам был уже в постели.

Вторник 15 апреля.

В 6 утра отправился в экипаже в Арону на берег озера Маджоре. Приятная прогулка по незнакомой местности. На станции встретился с лейтенантом Фонтелероем.

В 2 часа дня отплыл из Ароны на небольшом пароходе. Во время путешествия стояла холодная погода. Прекрасный пейзаж. Словно побеленные кусты. Смешение времен года. Излияния водопадов, многочисленные хибарки. Остров, составленный из террас. В 7 часов вечера пришли в Магадно. Дилижансом в Беллинцону. В сумерках подъехали к ущелью. Продвигаемся вперед под сенью смутных, таинственных склонов, словно под крышей. В Беллинцоне сошел доктор Локвуд, только что вернувшийся из Симплона.

Среда 16 апреля.

В 2 часа утра выехали в почтовом дилижансе, чтобы перевалить Сен-Готард. Стрельчатое оконце. Тишина и таинственность. Неумолкающий стук колес. Рассвет. Зигзаги дороги. Пропасть, ущелье. Снега. Позавтракали в Айрола. Разговорился с мистером Эбботом.

Сильно штормит. Ручные сани. Целые партии путешественников пережидают непогоду в Аироло уже третий день. Двинулись в путь. Длинный кортеж. Зигзаг. Убежище. Разговор о богах, Деве и конце (земного пути). Вершина. Приют. Старый каменный амбар. Сцена. Люди в шерстяных шарфах, промерзшие до костей. Что-то грузят на сани.

Снова двинулись в путь. Остановились, чтобы перегрузить товары, которые отправляются по другой дороге. Сани опрокидываются. Лошади, выбивающиеся из сил. Спуск. Напоминает спуск с облаков. Торчат острые носы утесов. 10 000 футов. Оказались внизу у Андерматта. Промокли насквозь. Дилижанс. Чертов мост. Вид на дикое ущелье. Зелень и белизна травы и снегов. Известковый поток. Альторф. В 7 часов вечера оказались во Флуелене.

Четверг 17 апреля.

Утром перед завтраком вышел полюбоваться озером Люцерна. Бухта Ури. Церковь. В 9 часов утра отправились на пароходике в Люцерну. Вход в бухту Ури. Церковь Теля. В 11 часов подошли к Люцерне. Лев Торвальдсена. Живая скала. Без определенной цели бродил вместе с Эбботом. Отличные виды. Старые мосты.

Пятница 18 апреля.

В 8 часов утра отправились дилижансом в Берн. В салоне только я и Эббот. Очаровательный день и чудесный пейзаж. Швейцарские домики. Опрятность и бережливость. Обед в гостинице. В 7 часов приехали в Берн и остановились в «Короне». Поднялся на террасу собора, чтобы насладиться видом бернских Альп. Вот и они, видимые над полосой зелени.

Суббота 19 апреля.

Прогулка по террасе. Собор. Почти весь день провел в компании мистера Фейя, Эббота и его дочери. Верховая прогулка. Величественные Альпы. Здание железнодорожной станции.

Воскресенье 20 апреля.

В 10 часов утра дилижансом поехали в Базель. Великолепный день. Обедали в «Сольер». Познакомился с мистером Смитом — коммерсантом из Нью-Йорка. Все утро восхищаюсь видами бернских Альп и хребта Юра. Отвесные скалы одинаковой высоты с Сэдл-Бэк. 4000 футов. Старые замки. Проехали сквозь удивительно узкое ущелье. За ущельем виднеются Альпы. Вдоль ущелья. В Л. сели на поезд и в 8 часов вечера остановились в гостинице «Дикарь» в Базеле. Вышел прогуляться.

Пересек Рейн по понтонному мосту. Глубокая, широкая и быстрая река.

Понедельник 21 апреля.

В 5 часов утра по железной дороге поехали в Страсбург. 90 миль. В собор. Остроконечный, бельведеры. Все цветет и дает ростки. Бурый камень, стоящий отдельно. Часы. Чего-то ожидающая толпа. Подъем наверх. Не настолько впечатляюще, как в Милане. Платформа наверху. Шпиль. Надписи. В 2 часа дня вместе с мистером Смитом отправились в Кель. Паспорта. Франция и Германия. Баден. Поехали в Гейдельберг. Калифорнийцы. Очаровательный полдень. Плоская, местами всхолмленная равнина. Сбор урожая. В 8 часов вечера прибыли в Гейдельберг. Отель «Адлер».

Вторник 22 апреля.

Поднялся в 5 часов и отправился осмотреть замок. Цветы, трава, свежесть зелени вокруг очаровательных руин. Дымоход, свод. Вид на Некер. Университет. Всходы клевера. Распускающиеся деревья. Посреди развалин узкий проход. Пол банкетного зала — сплошная цветочная клумба. Рыцари в зеленых нишах. Студенты. Дагерротипы. В 2 часа дня отправились во Франкфурт-на-Майне. На станции снова встретился с мистером Эбботом. Он тоже едет во Франкфурт. Такая же ровная и плодородная местность, как и по дороге в Базель. В 4 часа дня приехали во Франкфурт, остановились в отеле. После обеда Смит предложил прогуляться по городу. Статуя Гете. Статуя Фауста. Собор. Место, где проповедовал Лютер. Берег реки. Парк. Еврейский квартал. Дом Ротшильдов.

Среда 23 апреля.

После завтрака пошел проведать Эббота. Застал его в постели. Он курил и чувствовал себя немного лучше. Пошел к дому Ротшильдов. Именитый торговец скобяными товарами. Контора. Бочонки, прессы (тиски), весы и гири, обручи. Возчики и носильщики. Проехался по городу. Статуя Фауста. «Ариадна». Розовый свет. Сравнение уродства и красоты. В половине двенадцатого сели в экипажи и отправились в Висбаден, однако по ошибке приехали в Майен. В 2 часа дня уехал пароходом в Колон. Майен расположен в низине и занимает большую территорию. В городе есть прекрасный собор и красивые здания. Проехал по земле, где выращивают виноград для вин «Хок». Вдоль Рейна тянутся сплошные виноградники. В 10 часов вечера приехал в Колон. Холодный и дождливый день. Мой компаньон довольно практичный человек (из Бостона?). Остановились в отеле «Де Колон».

Четверг 24 апреля.

Поднялся на ноги в 5 часов, позавтракал и пошел на железнодорожную станцию. Через реку в Амстердам. Через Дюссельдорф и Утрехт. Холод и дождь. Временами идет град и мокрый снег. Плодородная и ровная страна. Когда въехали в Голландию, стали попадаться пустоши. По дороге то и дело встречались заброшенные, бурые от грязи участки земли. Обширные светло-зеленые пастбища. Приключение — поиски отеля в Амстердаме, куда прибыли днем в половине четвертого. Наконец остановились в «Старой Библии», по поводу которой можно было написать несколько добротных иронических строк.

24 апреля.

Вчера днем было очень холодно и шел снег. За общим столом собралось несколько морских капитанов. Тем же утром заполучил в гиды чудаковатого пожилого голландца маленького роста и отправился в Картинную галерею. Удивительное полотно Поля Поттера. Медведь? «Синдики» и «Ночной дозор» Рембрандта. Портрет живописца с женой — восхитительно. Картина человеческого счастья, сдобренная мягким юмором. Сцены голландских празднеств. Теньерс и Брейгель. Улицы Амстердама похожи на длинные линии старомодных фронтисписов в старых фолиантах и кворто. Каналы и водные мосты. Какие-то промасленные люди. Теньерс. Отправился в «Сад» и «Плантацию». Собачонка с розовой пастью. «Леность». Вид на город с купола дворца. Красные черепичные крыши домов. Порт. Капля джина. В плане Амстердам напоминает амфитеатр, окруженный водой. Не удалось посмотреть Броек — местность, известную своим сыром, маслом и чистотой. Старый галлиот. Опрятно. Комод.

В половине пятого отправился поездом в Роттердам. Вагоны для курящих. Предоставлен самому себе. Проехали Гарлем. Чистенький, словно «Колония» в Албани. Лейден, большой собор. Гаага. В 7.30 приехал в Роттердам. Нанял гида и отправился посмотреть на танцевальные площадки. Побывал на трех. Поразительное и патетическое зрелище. Прогуливающиеся девушки. Музыка. Выражение их лиц и вежливость. Гид ведет себя ужасно. В половине десятого улегся в постель.

25 апреля.

В сопровождении гида отправился в собор святого Лаврентия. (Забыл отметить, что во время посещения Амстердама зашел в тамошний собор. Резная кафедра.) Чудесный вид на Роттердам и его окрестности. Дом Эразма. В 11 часов поднялся на борт парохода, идущего в Лондон. Попутный ветер, однако довольно прохладно. Прошли несколько дамб. Толстый стюард. В 7 часов сильный попутный ветер.

Понедельник 26 апреля.

Рано утром вошли в устье Темзы и двинулись вверх по реке, встречая на пути много интересного. Гигантский корабль «Грейт истерн». В 7 часов стали к причалу Святой Екатерины. Нанял кэб и отправился в отель «Тэвисток». Воскресенье в Лондоне прошло ужасно. Прогулялся по Гайд-парку в Кенигстоне.

27 апреля.

В издательство Лонгмана.

28 апреля.

К мадам Тюссо. Гулял без определенной цели.

Пятница 1 мая.

Предавался воспоминаниям в таверне «Кок». Палас «Кристалл» — коловращение Вселенной. Альгамбра. Дом Пансы. Храм… Сравнение с пирамидами. Перестарались. При меньших размерах казались бы крупнее. «Грейт истерн». Пирамида. Гигантская игрушка. Никакого содержания. Куда проще оградить пространство с помощью железного забора. Вечный материал, однако уязвима сама постройка. Не простоит и 100 лет. С террас паласа «Кристалл» открывается прекрасный вид. Туннель под Темзой. На омнибусе доехал до Ричмонда. Несколько вечеров провел в Гайд-парке, наблюдая за всадниками. Грациозная и смелая езда многочисленных леди. Какой-то бродяга смотрит через забор. Посетил галереи Вернона и Тернера. Заходы солнца Тернера. «Похороны Уилки», «Кораблекрушение». «Последнийрейс „Смелого"“.

Воскресенье 2 мая.

По железной дороге уехал из Лондона в Оксфорд. Ясный день. Плодородная страна. Проехали через Беркшир. Плоская и плодородная земля. Вдалеке замок Виндзор. Увидел Ридинг — главный город Беркшира. В 11 часов 30 минут приехал в Оксфорд. Самое интересное место на земле. Я приветствовал его и с чувством глубокой благодарности назвал своей родиной. Для американцев посещение Оксфорда равноценно поездке в Париж, только в ином смысле. Кафедра в углу четырехугольного двора. Олень. Парк, опоясанный рекой. За рекой луга. Крупный рогатый скот. Какая-то смесь пасторальной и студенческой жизни. Луг вокруг церкви Христа. Аллеи сплошных деревьев. Застарелый риф, омываемый волнами и выставляющий напоказ свои развалины, — таков Оксфорд. Над порталом Сен Джонса ивовая ветвь переплелась со скульптурой. Дружеское единение искусства и природы. Согласие. Гротескные фигуры. Схватить ревматизм в оксфордских стенах — нечто отличающееся от того же, скажем, в Риме. То, что в Памфили-Дориа считается заразной болезнью, в Оксфорде — истинная красота. Ученость, словно фавн, наслаждается покоем. Вокруг каждого колледжа разбиты парки. Участки земли, не потревоженные трудом. Святость красоты и спокойствия. Аллея Фелл. Оксфорд не потревожили никакие вихри революций. Испанский каштан. Обеденные залы. Слуховое окно произошло от фронтона, так же как шпиль — от остроконечной крыши в странах со снежным климатом. Конечный результат медленно развивающегося процесса. Лестница церкви Христа. Отдельный столб словно в одной из парижских церквей. Каждый колледж располагал собственным обеденным залом и часовней. На одном этаже. Большие окна. Равная забота и о душе, и о теле. Трава подстрижена таким образом, что напоминает сукно биллиардного стола. Дальше этого колоритность никогда не заходит. Здесь мягкая, сдержанная красота делает выговор тщеславию и похвальбе янки. Из глубины подобного уединения усмехался старик Бертон, наблюдая человечество. Совершенство, снизошедшее до монашества. Насколько тамплиеры были помесью воинов с монахами, настолько местные обитатели — помесью джентльменов с монахами. Эти колледжи были основаны словно деревья, посаженные в землю.

В Оксфорде остановился в отеле «Мирта». Хайтстрит.

Понедельник 1 мая.

В 9 часов утра уехал из Оксфорда в Стратфорд-он-Эйвоне. Променял железную дорогу на дилижанс. Остановился в «Красной лошади». Дом Шекспира. Заброшенная старенькая таверна. Безрадостная, меланхолическая. Имена, записанные каракулями. Церковь. Перед алтарем могильные плиты. Жена, дочь, зять. Новый дом. Прогулка к коттеджу «Хэтавэй» в Шоттери. Плоская страна. В половине четвертого отправился почтовой каретой в Уорик. Холодно и ветрено. Удивительно красивый ландшафт. Холмы. Замок на берегу Эвона. Прогулка по Уорику. Очень красивый въезд в город. Древние ворота. В 6 часов 30 минут отправился по железной дороге в Бирмингем. Приехал до наступления темноты. Уйма дымовых труб. Похоже на Ньюкаслапон-Тайне.

Остановился в отеле «Квин». По железной дороге совершил прогулку вокруг города. Городское собрание. Великолепное здание. Пантеон. Спать отправился рано.

Вторник 4 мая.

В 6 часов утра отправился по железной дороге в Ливерпуль. Местность напоминает пожарище. Верхушки сосен окутаны дымом, кое-где проглядывают отблески пламени. Трубы. Ровно в полдень прибыл в Ливерпуль. Заказал место на пароходе «Город Манчестер». Получил письма от Брауна, Шпили и K°. Повидался с Готорном. Заглянул к мистеру Брайту. Забрал посылки для передачи. Чемодан. Сборы.

Среда 5 мая.

Чудесный день. В 10 часов утра сел на катер, чтобы перебраться на пароход. В 11 часов 30 минут отплыл домой.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Краткая статья-послесловие О. Герасимова выполнена сразу к двум вещам, включенным в книгу. Это объединение послесловий искусственно, поскольку текст разделен на две почти не связанные друг с другом части, одна из которых посвящена очеркам, а другая — дневнику.

Здесь представлена соответствующая часть послесловия.

Специфический фрагмент с троеточием, пробел в котором можно принять за ошибку OCR, помечен [так].

* * *

«Дневник путешествия в Европу и Левант» вводит нас в творческую лабораторию Мелвилла. Это «полевой дневник» писателя. Емкие зарисовки предназначались, но так и не были использованы в других произведениях. Поражает не только работоспособность Мелвилла — он вел дневник в течение семи месяцев и прерывал работу лишь по состоянию здоровья. Поражают прежде всего яркие и неожиданные сравнения, рассыпанные на страницах дневника. В Греции «солдаты в красных мундирах на фоне скалы, словно фламинго у подножия утеса»; в Италии «из хибар выглядывают прекрасные девушки, словно лилии и розы, растущие в разбитых горшках», а в Венеции «в спокойные летние дни по каналам разъезжают прекрасные венецианки в полном цвету, похожие на прудовые лилии».

Поездки писателя в зарубежные страны и, как следствие, его произведения, построенные на материалах этих наблюдений, — явление довольно частое в литературе. В этом отношении ни Мелвилл, ни его путевой дневник поездки в Европу и Левант не исключение. Целью поездки Мелвилла, судя по дневнику, был Левант — собирательное географическое название стран Восточного Средиземноморья, а страны Европы, Турция и Египет оказались на его пути. Из европейских стран лишь Италия и Греция удостоились его внимания. Можно лишь гадать, почему американского писателя потянуло так далеко от дома, почему он предпочел тяготы трудного пути на кораблях, поездах, дилижансах и нередко верхом тихому уединению в американской провинции.

В 1851 г. вышел в свет его знаменитый роман «Моби Дик», который не принес прижизненной славы Мелвиллу. Книгу не приняли, и писатель, положивший несколько лет тяжелого труда, глубоко переживал это непонимание американской публики. И вот пять лет спустя Мелвилл отправляется в Европу и на Ближний Восток. Может быть, ему хотелось сменить обстановку и набраться новых впечатлений. Может быть, его манил мусульманский Восток, сохранивший в отличие от Европы и Америки налет таинственности, загадочности и своеобразный уклад, который нередко служил источником творческого вдохновения и глубоких размышлений. Или желание посетить «святые места» в Палестине, хотя религиозность никогда не была чертой его характера. Скорее всего и то, и другое, и третье. Ведь на страницах «Моби Дика», самого большого и дорогого для него произведения, Мелвилл ведет повествование от имени Измаила, который по библейской легенде был сыном пророка Авраама и египтянки Агари и считается прародителем арабских народов.

Туристские маршруты Мелвилла на Востоке были довольно обычными: Константинополь, Каир и Александрия, Яффа и Иерусалим. Живописные развалины римской цивилизации, белые свечи стамбульских минаретов и храм Гроба Господня в Иерусалиме могут вызвать восхищение у ординарного туриста, а у писателя это будит воображение и ассоциации, дает новый импульс для творчества. На константинопольском базаре Мелвилл чувствует себя «потерянным, смущенным и сбитым с толку лабиринтом, шумом, варварским смятением происходящего». Он потрясен видом пирамид, этих циклопических творений древних египтян, которые не отбрасывали тени в солнечный день, причем его «будоражит не ощущение высоты, длины или ширины — возбуждает ощущение необъятности… [так] Пирамида сбивает с толку…».

Образные характеристики дает Мелвилл храму Гроба Господня в Иерусалиме, городе, напоминающем по фону «холодные и выцветшие глаза старика», и небольшой часовне, где, по преданию, был похоронен Христос. «Сначала попадаешь в крохотный вестибюль, где показывают камень, на котором сидел ангел, а затем и саму могилу. Входишь словно в зажженный фонарь. Стиснутый, наполовину ошеломленный ослепительным светом, некоторое время рассматриваешь ничего не выражающую, пестро украшенную колоду. С радостью выбираешься наружу, с чувством облегчения отирая пот, словно после духоты и жары балагана. Сплошной блеск при отсутствии золота. Жара, вызывающая головокружение. На лицах бедных и невежественных пилигримов написано то же самое, что и на вашем лице».

Мне довелось побывать в тех же местах, которые посетил Мелвилл во время своей поездки на Восток и в Европу, и я не перестаю удивляться точности и меткости его характеристик. Дневник любого человека, как и его личные письма, дают возможность лучше узнать его характер. Дневник Мелвилла — не исключение. Мы узнаем о весьма скептическом отношении Мелвилла к религии. Это еще не атеизм, не безбожие. Это пока лишь сомнение в божественном предопределении христианских обрядов, святости самого почитаемого в христианском мире храма Гроба Господня. Полные сарказма замечания о пилигримах, которых, как скот, везут в трюмах пароходов и которым на небеса продают билеты, отпечатанные в типографии. Вряд ли будет способствовать религиозному рвению также злое замечание Мелвилла по поводу «чумного великолепия» в расписных стенах храма Гроба Господня или тщетности попыток христианских миссий в Палестине обратить евреев в христианство. Мелвилла, познавшего тяжелый труд моряка, нужду и бедность, не оставляет равнодушным вид человеческих страданий. Он поражается множеству слепцов в Каире, глаза которых облеплены мухами, — «природа питается человечиной». Его удручает вид крестьянина, вспахивающего участок земли куском старого корня. Мертвое море с горькими безжизненными водами наводит на мысли о горечи жизни. «Горько быть бедным и горько испытывать оскорбления». Он видит бедность в Греции, Египте, Ливане и Палестине. Но его радуют любые проявления счастья, радует чувство достоинства, присущее местному населению в Палестине, яркие, сочные краски природы греческих островов и Эгейского моря. Глубокие гуманистические устремления, характерные для всех произведений американского классика, четко просматриваются и здесь, в дневнике его путешествий.

Издание двух произведений Мелвилла в Советском Союзе сегодня весьма показательно. В наш век, век широких культурных связей и общения между народами, книги о путешествиях пользуются популярностью у читателей. Здесь не только тоска по ветру дальних странствий, но и естественное желание познать другие страны, жизнь народов нашей планеты, которые в силу развития средств транспорта и связи оказались близкими соседями, хотя и живут на расстоянии тысяч километров.

Это издание также подтверждает, что интерес советских читателей к культуре американского народа, в частности к классику американской литературы, незаслуженно забытому после смерти, вообще всегда был и остается непреходящим явлением. Сегодня, как никогда, это соответствует духу нашего времени, задачам и целям борьбы за мир и дружбу между народами.

Note1

Вильям Уоллес (1272–1305) — национальный герой Шотландии, согласно легенде — человек могучего телосложения.

(обратно)

Note2

Готорн Натаниэль (1804–1864) — американский писатель.

(обратно)

Note3

Мелвилл имеет в виду Крымскую войну 1853–1856 гг., в которой Англия выступила против царской России на стороне Турции. — Прим. ред.

(обратно)

Note4

Морея — средневековое название полуострова Пелокс.

(обратно)

Note5

Файв Пойнт — бедный еврейский квартал в Нью-Йорке, неподалеку от Бродвея.

(обратно)

Note6

В 1659 г. Мухаммед IV построил новые крепости на обоих берегах у входа в пролив для защиты своего флота от венецианцев.

(обратно)

Note7

Пролив не превышает здесь 1 мили ширины. Соревнуясь с героем Марлоу, Байрон переплыл Гелеспонт в этом месте 3 мая 1810 г. за 1 час 10 минут.

(обратно)

Note8

Она также известна под названием «Колонна Константина» и когда-то была увенчана скульптурой Аполлона. Стояла на месте форума Константина.

(обратно)

Note9

Цистерна Филоксена, в 200 ярдах от ипподрома, служила одним из 19 водохранилищ, построенных греками.

(обратно)

Note10

Башня Сераскира. Построена Махмудом II(1808–1839). Вокруг располагаются постройки древнего Сераля.

(обратно)

Note11

Пропонтида — древнегреческое название Мраморного моря.

(обратно)

Note12

Мечеть Байязеда II. Построена в 1497–1505 гг. сыном Мухаммеда — покорителя Константинополя. Священные голуби, населявшие здание, согласно легенде, происходили от пары, купленной строителем у бедной женщины и подаренной мечети.

(обратно)

Note13

Построена в 1550–1556 гг. Сулейманом Великолепным.

(обратно)

Note14

Церковь построена в 1833 г. В ручье неподалеку водилась удивительно окрашенная рыба. В связи с необычным цветом ее чешуи и плавников рассказывают следующее: некий монах жарил рыбу, когда до него дошло известие о падении города. «Готов поверить в это, — воскликнул он, — если рыба выпрыгнет со сковородки в воду!» Рыбешки действительно проделали это и с тех пор имеют какой-то недожаренный вид.

(обратно)

Note15

Дервишский орден Маулави. Члены этого ордена кружатся на месте во время своих мистерий и доводят тем самым себя до изнеможения. — Прим. ред.

(обратно)

Note16

"Der Geisterscher» — незаконченный роман Шиллера, основанный на действительных событиях.

(обратно)

Note17

Черная Дыра в Калькутте — каземат 14х18 футов в крепости города, куда 20 июня 1756 г. были брошены 146 англичан. К утру 123 из них умерли.

(обратно)

Note18

Спущенный на воду в 1797 г. фрегат отличился в пяти войнах и даже в годы второй мировой войны еще нес посильную службу как судно вспомогательного флота. С 1946 г. переоборудован в музей и поставлен на вечную стоянку в Балтиморе.

(обратно)

Note19

В начале XIX столетия Мухаммед Али, могущественный правитель Египта, решил избавиться от беспокойных наемников-мамлюков, точно так же как когда-то султан отделался от янычар, поголовно истребив их. Заманив мамлюков в Цитадель, где были собраны верные ему войска, Мухаммед Али приказал перебить их всех до одного. Только мамлюк Эмин-бей, выпрыгнув вместе с лошадью сквозь пролом в крепостной стене, спас свою жизнь, благополучно приземлившись на огромную кучу мусора.

(обратно)

Note20

На этом острове находился нилометр. Сообщения об уровне воды в реке ежедневно объявлялись по городу специальным уличным глашатаем.

(обратно)

Note21

Ошибочное утверждение автора. Фактически с одного и того же участка земли собирается не более двух урожаев в год.

(обратно)

Note22

Друзы — группа населения Сирии и Ливана.

(обратно)

Note23

Нибур — немецкий государственный деятель и историк. Штраус — немецкий критик Библии.

(обратно)

Note24

Сантон — в мусульманских странах дервиш, считающийся святым.

(обратно)

Note25

Пруд Венхэм — Массачусетс, США, отличается исключительной прозрачностью льда.

(обратно)

Note26

Капелла ди Сан Севере. Аллегорическая статуя порока.

(обратно)

Note27

Беатриче Ченчи — знатная римлянка, казненная в 9 г. за участие в заговоре против отца Франческо Ченчи

(обратно)

Note28

Дарби и Джоан — муж и жена (в особенности пожилые люди), живущие в мирном согласии.

(обратно)

Note29

В основном в музее помещались коллекции Медичи. Восковые работы, изображающие человеческую анатомию в различных стадиях разложения, были выполнены сицилийцем Цуммо для Козимо III.

(обратно)

Note30

Касин — парковая зона, своеобразный Гайд-парк Флоренции.

(обратно)

Оглавление

11 октября 1856 — 6 мая 1857

Меморандум о пребывании в Ливерпуле

Константинополь

От Иерусалима до Мертвого моря

Нагота Иудеи

Иерусалим

Внутреннее устройство Иерусалима

Христианские миссии в Палестине и Сирии

ПОСЛЕСЛОВИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте