«Непрощённая»

Непрощённая (fb2) - Непрощённая (пер. Платон Алексеевич Обухов) 1293K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алан Браун Ле Мэй

Непрощённая

Глава 1

«Рекой Пляшущей Птицы» называло семейство Закари небольшую стремительную речушку, которая протекала в десяти милях к югу от Ред-Ривер в дикой местности, лежавшей к западу от городка Уичита. Домик семьи Закари стоял на крутом склоне рядом с этой речушкой, одним своим боком врезаясь прямо в него. Этот дом окружала полоска зелёной травы, которая дальше постепенно истончалась и наконец совершенно исчезала буквально через пару миль, где её полностью вытесняла угрюмая и безжизненная скальная поверхность, не покрытая ни единым островком зелени.

Несколько загонов для скота, окаймлённых по периметру сучковатыми кольями, глубоко вкопанными в землю, свидетельствовали о том, что здесь обитают люди. Однако сам домик семьи Закари был едва виден — он и с самого начала был невысок, а с течением времени ещё больше врос в землю. Его стены были обмазаны глиной и землёй, в которой буйно проросла трава — точно такая же, как и на всём пригорке вокруг, и поэтому он был практически неотличим от окружающей местности. А ближайшее строение отделяло от него целых 18 миль.

Вечером 15 марта 1874 года в этом домике можно было бы увидеть темноволосую семнадцатилетнюю девушку, которая суетилась у плиты, готовя ужин. Её звали Рейчел Закари.

Трое братьев Рейчел, оседлав своих лошадей, уехали ещё до рассвета, и пока ещё не возвращались. В домике оставалась лишь она одна вместе с матерью. Обоих женщин это вполне устраивало: так они меньше ощущали тесноту, царившую в доме, когда все собирались в нём. Дом состоял всего из двух комнат — из спальни, в которой спали Рейчел с матерью, и из гостиной, в которой все ели и в которой стояли лавки, служившие кроватями для трёх братьев Закари. Для того чтобы все могли разместиться в домике, в нём приходилось хранить лишь самый минимум вещей и безжалостно выбрасывать всё лишнее. Однако вещей и предметов всё равно хватало — они лежали под лавками, путались под ногами, свисали с крючьев и гвоздей, вбитых в стены и в потолок, и, как с ними ни боролись, от них всё равно было некуда деться. Когда братья Рейчел уезжали, а уезжали они обычно на целый день, в доме ещё можно было более-менее повернуться. Но когда все члены семейства Закари одновременно собирались вместе, то они сразу чувствовали, что их домик был всё же слишком маленьким для пяти человек, которые были вынуждены как-то размещаться в нём.

Высоко в небе над прерией по небу неслась бесконечная гряда тёмных плотных облаков, ни одно из которых не обещало ни капли дождя. От этих облаков всё небо вплоть до самого горизонта стало сумрачными, и по мере того, как солнце постепенно опускалось вниз, эти сумерки постепенно переходили в ночь. Эти облака неутомимо гнал вперёд северный ветер, который уже несколько дней подряд дул с постоянно неослабевающей силой. Иногда этот ветер превращался в настоящий ураган, и тогда его бешеные порывы поднимали в воздух тысячи тонн мелкого песка, которые перелетали через Ред-Ривер и рассеивались где-то на просторах Техаса, но большую часть времени он дул с постоянным монотонным упорством, из-за чего в воздухе стоял нескончаемый гул, который не стихал ни днём, ни ночью.

Рейчел прекрасно представляла себе, как этот ветер преодолевал расстояния в сотни и даже тысячи миль, едва ли встретив на своём пути хотя бы горстку людей. И лишь только там, где в районе реки Уашита жили индейцы, он мог увидеть сотни покрытых шкурами бизонов вигвамов. В этих вигвамах обитали тысячи индейцев, которых американское правительство снабжало специальной продовольственной помощью, помогая им пережить наиболее трудные месяцы в году. В вигвамах обитало так много индейцев, что из них могла бы быть составлена целая воинская бригада, однако на этих огромных безлюдных пространствах даже такое большое количество людей было всё равно что пара песчинок, затерянных в пустыне. Завывания ветра в верхушках тополей, разбросанных вдоль Реки Пляшущей Птицы, были, наверное, самыми одинокими и тоскливыми звуками на всей земле.

После полудня мать отправилась подремать в спальню. В отличие от многих других домов, где перегородками между комнатами служили лишь развешанные на верёвках одеяла или конские попоны, в доме семейства Закари спальню от гостиной отделяла настоящая стена, сложенная из необожжённого кирпича и обмазанная извёсткой.

Когда мать закрыла за собой сколоченную из толстых досок дверь, Рейчел осталась одна в гостиной. Её одиночество нарушал лишь тоскливый посвист ветра.

Однако несмолкаемое завывание не тревожило Рейчел. По крайней мере в эту минуту она об этом вообще не думала. Рейчел Закари была стройной невысокой девушкой, застенчивой и легко краснеющей. Но при этом характер у неё был сильный. Он сформировался в результате нелёгкой жизни, которую семейство Закари вело в самых диких и неприспособленных для человеческого обитания местах. Закари часто переезжали с места на место и всякий раз обосновывались в самой глуши, там, где до них не ступала нога человека. В этом месте они жили уже целых пять лет, задержавшись здесь дольше обычного.

Тот год начался у них с больших ожиданий. В Техасе наконец появилась устойчивая власть, свой губернатор и сенат, которые весьма быстро навели порядок на большой территории штата, и теперь и рейнджеры, и воинские части, которые раньше все вместе прикрывали неспокойную границу с Мексикой, могли помочь переселенцам в их нескончаемой борьбе с враждебными индейскими племенами. Одновременно вырос спрос на мясо и на крупный рогатый скот, и семейство Закари связывало с этим очень большие надежды — раньше, до того, как спрос на мясо драматически упал, они вели весьма успешную и прибыльную торговлю. В последнее время поголовье их скота вынужденно сократилось, но теперь они рассчитывали сразу купить много животных и по окончании сезона распродать их вместе с приплодом и быстро разбогатеть.

Им надо было лишь дождаться окончания этой зимы и прихода весны, которая всё запаздывала. И тогда можно будет засучив рукава взяться за дело. Бен, старший брат Рейчел, уже месяц назад уехал в Тринити, чтобы нанять там людей, которые должны были помогать семейству Закари справиться с новым стадом коров, которых те рассчитывали совсем скоро завести. Речь шла о том, что Бен должен был нанять как минимум двадцать, а может быть, и тридцать человек. Как только они окажутся здесь, с относительным покоем будет раз и навсегда покончено — здесь снова закипит жизнь, закипит работа, и это будет продолжаться по крайней мере до самой осени.

Бену, самому старшему из братьев Рейчел, было двадцать четыре года. Он казался девушке совсем взрослым мужчиной. Он являлся главой их семейства с двадцатилетнего возраста — с тех самых пор, как их отец трагически погиб вместе с частью их скота во время неудачной переправы через бурную реку. Бен был тем человеком, к которому все остальные члены семейства Закари постоянно обращались за помощью и поддержкой в самых разных ситуациях и на которого все рассчитывали, когда бывало трудно. Сейчас, когда Бена не было с ними, все чувствовали себя как-то одиноко. И иногда их охватывала страшная мысль — а что они будут делать, если Бен, не дай бог, не вернётся? В дороге с ним всякое могло случиться... Нет, конечно, он вполне мог постоять за себя даже в таком большом городе, как Форт-Уорт, где было полным-полно разбойников и всякого рода тёмных личностей, и всё же... Ведь они уже пережили однажды страшную трагедию, оставшись одни, без отца. Правда, пока, казалось, не было причины особенно беспокоиться — сроки, в течение которых Бен должен был вернуться, ещё не прошли. «Или уже прошли?» — с неосознанной тревогой спросила себя Рейчел, и сердце её больно сжалось.

Рейчел нагнулась к очагу и поворошила кочергой поленья, стараясь сбить с них пепел и заставить их гореть лучше, и установила на огне небольшую чугунную кастрюлю с длинной ручкой на трёх металлических ножках, которую в семье Закари в шутку именовали «пауком». После этого она подняла глаза вверх, чтобы посмотреть на циферблат небольших часов, стоявших на каминной полке. Эти часы с маленьким белым корабликом, который качался на нарисованных синих волнах вместо маятника, были одной из самых красивых вещей во всём доме Закари.

Часы показывали три часа одиннадцать минут. Это время Рейчел запомнила до конца своей жизни.

Девушку сбила с толку полутьма, так неожиданно сгустившаяся на улице. Готовить ужин было всё-таки слишком рано. Поэтому она сняла с раскалённых углей кастрюлю и подошла к одному из двух окон, украшавших фасад их домика. Эти окна, наряду с часами, были их подлинной гордостью, потому что в них были вставлены самые настоящие стёкла — в общей сложности восемнадцать кусков. Окна выходили на юг, на Реку Пляшущей Птицы, поэтому для того, чтобы бросить взгляд в восточном направлении и попытаться высмотреть там Бена, который, как надеялась Рейчел, должен был вот-вот возвратиться, ей пришлось повернуть голову и прижаться к холодному стеклу виском.

«Надеюсь, что он не забудет о моей просьбе и привезёт мне ткани на новое платье», — мечтательно прошептала она. Нет, Бен никогда не забывал о её просьбах. Однако мужчины были такими глупыми, когда дело касалось выбора подходящей материи для платья... Они совсем не умели этого делать, и практически всегда выбирали не то. «Но даже если это случится, я всё равно сошью из этой ткани платье и буду носить его — хоть несколько лет подряд — чтобы только Бен не чувствовал себя обиженным», — твёрдо решила девушка.

Она ещё раз выглянула в окно, надеясь увидеть там Бена во главе целой кавалькады из нанятых им новых работников. Но нет, никого видно не было. «Когда женщины ждут их, мужчины никогда обычно не приезжают, — пронеслось в голове у Рейчел. — Они приходят тогда, когда меньше всего их ожидаешь... или не ожидаешь совсем».

Но женщины всё равно ждали своих мужчин, что бы ни случилось, и Рейчел не была исключением... Поняв, что Бен в ближайшее время не появится, она решила посмотреть, не подъезжают ли к их домику два других брата — Кассиус и Энди. Но, чтобы увидеть их, смотреть надо было не через окно, а сквозь специальное отверстие в стене, выходившее на другую, северную сторону. Это отверстие было не чем иным, как бойницей, предназначенной специально для того, чтобы лучше отбиваться от врагов в случае, если они попытаются напасть на их дом. И если Кассиус мог вести огонь через эту бойницу, даже не вставая на цыпочки, а Бену вообще приходилось сгибаться и немного горбиться, чтобы приладиться к высоте отверстия, то Рейчел было необходимо вставать на деревянный ящик, чтобы её глаза оказались на одном уровне с этим отверстием — такой миниатюрной по сравнению со своими братьями она была.

Выглянув в него, она увидела раскинувшиеся перед ней бескрайние просторы прерии. Прерия вовсе не была ровной: её в разных направлениях пересекали холмы, взгорки и целые горные гряды, которые к северу становились всё выше и выше. При этом вид прерии обычно постоянно менялся, и в этом смысле она была похожа на море — эти изменения были бесконечными и буквально завораживали каждого, кто вглядывался в них. Летом покрывавшая просторы прерии трава выглядела, как пёстрый ковёр, который то и дело менял свой цвет, и был то зелёным, то коричневым, то голубоватым, то даже красным. А ветер заставлял траву колыхаться волнами, и тогда вся прерия действительно напоминала огромный океан, заполненный плещущейся водой.

Однако сейчас, когда везде царила зима, прерия выглядела мёртвой и безжизненной. Сколько Рейчел ни всматривалась в её просторы, она не могла увидеть здесь ничего живого. И тем не менее её братья должны были появиться откуда-то из этой безжизненной пустоты. Надо было лишь набраться терпения, чтобы разглядеть их.

По мере того как внутри комнаты сгущался полумрак, от всех углов по полу протягивались длинные тени, которые постепенно становились всё гуще. Одна большая тень легла на очаг с неярко тлевшими там поленьями, другая коснулась ног Рейчел, и она невольно вздрогнула, точно от озноба. Казалось, вся земля была пронизана нестерпимым холодом — холодом умирания всего живого, всего, что могло двигаться и шевелиться, но теперь, в этот пасмурный зимний день, всё вокруг было совершенно неподвижно и мертво. Рейчел внезапно ощутила, насколько они одиноки на этих бескрайних безлюдных пространствах прерии, это острое чувство отозвалось невольной болью в сердце.

Когда она впоследствии анализировала свои ощущения в тот день, она решила, что уже тогда её пронзило предчувствие чего-то нехорошего, что должно было произойти с ними. Рейчел решила, что она почувствовала это ещё тогда, когда день шёл на убыль, а за окном сгущались сумерки.

Она отошла от отверстия в стене и походила взад-вперёд по комнате. Затем вернулась к отверстию. Может быть, братья уже появились?

Но нет, Кассиуса и Энди видно не было. Зато Рейчел увидела что-то другое: какой-то непонятный предмет внезапно показался на верхушке невысокой гряды холмов, протянувшейся прямо перед их домиком. В высоту этот предмет был около трёх футов и был похож на обожжённый солнцем и обветренный камень. Но только Рейчел была готова биться об заклад, что раньше его никогда здесь не было. Она вновь внимательно присмотрелась к незнакомому предмету, затем опустила глаза, потом подняла их вновь... она даже покрутила головой, как сова, которая обычно делает так, когда присматривается к чему-то неведомому, и выдохнула:

— Что же это такое?

Голос Рейчел потонул в завываниях ветра.

Внезапно предмет стал двигаться, и Рейчел наконец поняла, что же находится прямо перед ней. Это был всадник на лошади. Он выглядел так странно потому, что гряда холмов скрывала из виду его лошадь и Рейчел могла видеть лишь верхнюю часть туловища всадника. Всадник тронул поводья, проехал вперёд, затем натянул поводья и встал. Потом он ещё немного проехал вперёд и снова встал.

Теперь Рейчел могла видеть его лошадь. Даже на таком большом расстоянии она ясно видела, в каком жалком состоянии находилось животное. Пожалуй, это была самая измождённая и заезженная кляча, какую ей только приходилось видеть в течение всей своей жизни. Всадник тоже выглядел довольно потрёпанным. Рейчел сумела разглядеть черты его лица и поняла, что это весьма немолодой человек. Выглядел он так же неважно, как и его лошадь.

Рейчел вдруг осознала, что, глядя на этого незнакомого всадника, испытывает безотчётный страх. Она не могла объяснить, откуда возникло это чувство и почему оно поселилось в ней, но оно было совершенно отчётливым, и от него некуда было деться. И больше всего она боялась, что этот страшный всадник вздумает подъехать поближе к их домику.

Но этого не случилось. Всадник вдруг просто взял и исчез. Исчез так внезапно, что Рейчел даже не поняла, когда и как это произошло. Она только что видела его и вдруг его не стало.

Девушка набросила на плечи полушубок и уже сделала шаг к двери, намереваясь оседлать свою лошадку и поехать посмотреть, что делает за грядой холмов этот страшный незнакомый всадник. Почему-то она была уверена, что ей обязательно нужно это сделать. Поравнявшись с дверью, она сорвала со стены ружьё марки «Шарп энд Хэнкинс», передёрнула затвор, намереваясь зарядить его. И вдруг застыла, внезапно осознав, что не сможет выйти из дома, чтобы посмотреть на этого страшного всадника. Ей вдруг стало ясно, что никакая сила в мире не заставит её добровольно сделать это. Безотчётный страх приковал её к месту. Она не могла сделать ни шагу.

В этот момент Рейчел услышала, что её мать встала с кровати и ходит за закрытой дверью спальни. Девушка как можно тише вернула ружейный затвор в исходное положение и повесила ружьё обратно на крючок.

В тот момент, когда Матильда Закари, зевая и потирая спросонья глаза, вышла из гостиной, Рейчел находилась перед очагом и делала вид, что помешивает там угли.

— Мне это действительно послышалось, или только показалось? — спросила мать.

Рейчел заколебалась, не зная, что ответить. Очень часто мать была такой рассеянной, что не слышала и половину того, что ей говорили. Но порой она также была очень внимательна и неожиданно замечала то, что, казалось бы, совсем не должна была заметить.

Так случилось и на этот раз.

— Мне кажется, я слышала, как кто-то передёрнул ружейный затвор.

Обе женщины разговаривали друг с другом, растягивая гласные и глотая при этом часть согласных. Так в ту пору говорили почти все техасцы. Матильда всегда следила за тем, чтобы её собственные дети изъяснялись именно так, поскольку считала, что так подобает говорить «настоящему белому человеку». Вот и сейчас она произнесла название марки ружья как «Ша-ап’н Хэ-энкинс».

Рейчел несколько мгновений стояла молча перед матерью, а затем выпалила:

— Там происходит что-то зловещее! По ту сторону гряды холмов.

Мать удивлённо уставилась на неё.

— Какой-то отвратительный старик с длинными седыми космами приехал сюда на жуткой старой кляче и в упор рассматривал нас.

Рейчел сбивчиво добавила, как она вдруг заметила его, каких трудов ей стоило разглядеть его и понять, что, собственно, происходит там, за грядой холмов... впрочем, на самом деле она увидела не так много, поэтому она не могла ещё что-то добавить к своему рассказу.

— Бедный старик, — протянула мать.

— Что?! — вырвалось у Рейчел. Судя по всему, ей так и не удалось донести до матери весь тот безмерный страх, который она вдруг испытала при появлении незнакомца.

— Без всякого сомнения, это просто какой-то старый охотник. И он, очевидно, так долго охотился один в глуши, что совсем отвык от людского общества и ему стало неловко постучаться и зайти к нам. Какой стыд! Если бы он знал, что мы с удовольствием накормили его, стоило бы ему только обратиться к нам.

— Ну да, и тогда бы весь наш дом пропитался бы его отвратительным запахом, — резко бросила Рейчел Закари. — И наполнился бы блохами. Готова поспорить, что все знакомые этого старика — это толстые грязные индианки, ни одна из которых никогда в жизни не держала в руках мыла!

— Рейчел! Ты не должна быть такой недоброй!

Рейчел пристально посмотрела на мать и медленно проронила:

— В любом случае, я уверена, что этот человек хочет причинить нам зло.

Девушка сама поразилась той боли, которая прозвучала в её голосе.

— Это просто обычная сезонная лихорадка тех, кому приходится проводить всю зиму в доме взаперти, — покачала головой старая женщина.

Рейчел нахмурилась. Она прекрасно понимала, что имела в виду мать. Действительно, очень часто у тех женщин, которым приходилось провести целую зиму в одиноком домишке, затерянном на бескрайних просторах прерии, занимаясь одними и теми же рутинными обязанностями и не общаясь ни с кем, кроме весьма ограниченного круга самых близких, к весне по-настоящему разыгрывалось воображение, и им тогда начинали мерещиться всякие кошмары. Самые невинные вещи вдруг представлялись им страшными и угрожающими. И им меньше всего хотелось слышать, что все их страхи — лишь воображаемые, потому что сами они по-настоящему верили в это.

Матильда Закари с любовью посмотрела на дочь:

— Рейчел, я думаю, что это время перед самым окончанием зимы и наступлением весны, которая, как обычно, всякий раз запаздывает — самое отвратительное во всём году.

Матильда зачерпнула ковшик воды из бочки и умылась. Затем она тщательно вымыла сам ковшик и, натерев его до блеска куском мешковины, повесила на крюк. После этого она подошла к очагу и водрузила на него целый чайник воды. Матильда хотела, чтобы к приезду её сыновей у них было вдоволь тёплой воды, чтобы помыться и освежиться после долгой тяжёлой дороги.

Рейчел продолжала дуться. «Мне надо лишь дождаться приезда братьев, — решила она про себя. — Уж они-то меня поддержат».

Братья Рейчел Закари приехали довольно поздно, и ещё долго не входили после этого в дом — им надо было задать корм лошадям. Пока братья кормили лошадей, Матильда и Рейчел суетились вокруг очага, готовя им ужин, и не зная при этом, когда же ребята смогут наконец войти в дом, чтобы поесть.

Матильда зажгла свечки, и их свет отбросил желтоватый отблеск на её седые волосы. Волосы Матильды Закари стали седыми очень давно, ещё двадцать лет назад, когда ей самой исполнилось лишь тридцать. И никто уже не помнил, какого цветы были её волосы до этого. Зато все помнили, что ещё недавно она была очень бодрой и живой, лёгкой на подъём, а её проворные руки могли переделать уйму работы. С тех пор она сильно изменилась, но никто не мог сказать, когда именно это произошло, потому что изменения, которые происходят с возрастом, обычно наступают неслышно и невидимо.

После того как мать зажгла в доме свечи, темнота за окном, казалось, сгустилась ещё больше. Рейчел закрыла ставни. Их всегда закрывали, когда все собирались в доме вечером и зажигали свет. Оставалось прикрыть ещё обзорное отверстие в стене, выходившее на северную сторону. Рейчел вскарабкалась на сундук, чтобы прикрыть его деревянной задвижкой, и ощутила, как всю её с ног до головы пронизала нервная дрожь. В отверстие она увидела знакомое лицо страшного старика, который стоял теперь совсем близко и почти в упор глядел на неё.

— Где, чёрт побери, Кэш и Энди? — не выдержав, закричала она. — Чего они там копаются?

Но когда братья Рейчел наконец ввалились в дом, сбивчивый рассказ Рейчел не впечатлил их точно так же, как совсем недавно он не впечатлил её мать. Рейчел старалась рассказывать о страшном незнакомце как можно более красочно, но Кассиус громко плескался, умываясь, и, казалось, не слышал ничего на свете, а Энди пытался выправить молотком погнувшуюся шпору и тоже с головой ушёл в это занятие.

— Проклятье, чего они добавили в это мыло? — отфыркиваясь, спросил Кассиус. — Оно дерёт кожу, как сумасшедшее.

— Это то же самое мыло, каким ты мылся в прошлый раз, — покачала головой Матильда. — Просто ты поцарапал себе все руки. Эти рукавицы из оленьей шкуры ничуть не помогают — после них остаются десятки порезов и ссадин. Тебе надо было надеть настоящие хорошие перчатки, как я тебе и предлагала.

— Кэш! — воскликнула Рейчел. — Ты расслышал хоть слово из того, что я только что сказала?

— Ну конечно. Похоже, этому старику нужны наши лошадки. Энди, тебе надо будет потом выйти из дома и поставить жерди вокруг загона. Если он уведёт наших лошадей, мы тогда хотя бы будем знать, в каком направлении их искать, когда наступит утро.

Небрежный ответ Кассиуса покоробил Рейчел. Она была была готова убить его.

Кассиусу Закари, которого в семье обычно звали просто «Кэш», недавно исполнился двадцать один год. Он был высокий и всё ещё по-юношески гибкий, с тёмными волосами и усами, которые начали заметно густеть над его верхней губой. Он многое знал и умел. Бен частенько говорил, что у Кассиуса — самые лучшие мозги во всей их семье, и очень часто так оно и бывало. Особенно легко Кассиусу давались языки. Многие из тех, кто жили в этих местах, могли изъясняться по-испански и владели азами языка команчей, но Кассиус, в дополнение к этому, легко и быстро освоил язык индейцев из племени кайова, который насчитывал ни много ни мало 74 гласных, в котором было полным-полно шипящих и носовых звуков и на котором приходилось скорее не говорить, а петь, чтобы тебя поняли. Нет, его старший брат Бен тоже мог изъясняться на языке кайова, но он овладел этим умением лишь после нескольких месяцев напряжённых мучительных занятий в отличие от Кассиуса, который фактически выучил язык кайова на слух. Он просто слушал, как говорят кайова, — и вскоре стал говорить сам. Всё это пришло к нему естественно, точно само собой.

По словам матери, Кассиус научился читать ещё в трёхлетием возрасте. «Но с тех пор он больше не прочитал ни одной книги», — порой едко добавлял Бен.

Но самое большое разочарование Рейчел пришлось пережить даже не от него, а от Энди. Энди ещё не исполнилось шестнадцати, но он был высоким и очень крепким на вид, и его всегда считали старше, чем он был на самом деле. Когда и Энди, и Рейчел были маленькими, они всегда держались вместе и были очень дружны. Вдвоём они противостояли миру взрослых, который был порой так несправедлив по отношению к ним. Рейчел очень много занималась воспитанием Энди, она порой была ему как мать, и привыкла считать его чем-то вроде своего собственного ребёнка. Но потом он вдруг стал очень быстро расти и постепенно отдаляться от неё. Он мог объезжать диких лошадей, на которых сама она не могла ездить, он мог путешествовать там, где она бы никогда не осмелилась появиться одна, и постепенно всё больше погружался в мир взрослых мужчин, куда ей не было доступа. И теперь, с серьёзным видом выслушав её, Энди произнёс совершеннейшую глупость, от которой внутри у Рейчел всё перевернулось:

— Неужели ты не поняла, что ты увидела? — Энди даже сделал паузу, чтобы сделать свою фразу весомее. — Это же был Призрак Бандита.

Рейчел замерла от гнева и возмущения. А Кассиус между тем подхватил глупую игру:

— Призрак? Да нет, что ты — его бы просто сдуло этим сильным ветром.

— А как же насчёт Призрака испанского воина, который можно встретить в окрестностях Реки Дьявола? Что-то его не уносит никуда ветром!

Кассиус сделал вид, что серьёзно задумался над словами брата.

— Ну да ты, прав. Но, наверное, всё дело в железных доспехах, которые он носит на себе. Они такие тяжёлые...

— А что ты скажешь о целой армии привидений, которые гнездятся на Фэнтом-Хилл?[1] Их же можно встретить там в любое время, и они ещё выстраиваются там в шеренгу!

— Я знаю. Но выстраиваются ли они в настоящую шеренгу при любой погоде? Какой бы она ни была?

— Они всегда выстраиваются в абсолютно ровную шеренгу, — с авторитетным видом заявил Энди.

И Энди, и Кассиус с такой прохладой отнеслись к сообщению Рейчел, что она была глубоко обижена на них. Общей бедой для всех женщин, которые жили в этой глуши, было то, что им практически нечего было рассказать своим мужчинам, когда те приезжали домой. Поэтому, если в погребе прорастала первая картошина, или мышка брала пищу из рук Рейчел, это считалось колоссальными новостями, и они сообщались каждому по отдельности и потом долго и в подробностях обсуждались. Но обычно ничего не происходило, и сообщать было абсолютно не о чем. Лишь иногда перед домом мог промелькнуть олень, или показаться койот, но рассказывать об этом мужчинам было глупо — они и сами то и дело сталкивались с этими животными, и в гораздо большем количестве, и им это было совсем неинтересно. Их могло бы заинтересовать разве что появление медведя вблизи их дома... И вот теперь, когда у Рейчел наконец появился целый настоящий рассказ, которым она была готова поделиться с братьями, они совсем не желали её слушать.

Рейчел ушла в себя и практически перестала разговаривать.

Вечером следующего дня, который снова был очень холодным и ветреным, она вновь посмотрела в сторону гряды холмов к северу от их домика, ожидая увидеть там зловещего всадника на старой кляче. Однако там никого не было. И в течение следующего дня Рейчел также никого там не смогла увидеть.

Нагнавший на неё столько страху всадник появился лишь на третий день.

Глава 2

Первой его увидела Матильда. По логике вещей, этого не следовало бы ожидать от неё, ведь её зрение было едва ли не худшим среди всех, кто жил в этом доме. По причине не слишком хорошего зрения Матильда всегда пристально вглядывалась в людей и в предметы, широко раскрывая при этом свои глаза, что, впрочем, только придавало ей заинтересованный неравнодушный вид и даже заставляло выглядеть моложе своих лет.

Впрочем, в этот самый вечер ей не пришлось чересчур перенапрягать своё зрение. Она взяла свою корзинку с шитьём и села у окошка, выходящего на южную сторону, и, пока её пальцы проворно и почти автоматически занимались шитьём, Матильда то и дело поглядывала на широкие просторы прерии за рекой, надеясь увидеть возвращающегося Бена. Матильда вообще очень часто присаживалась именно у этого окошка, чтобы не пропустить возвращения Бена, и сидела там порой часами, так что Рейчел иногда даже казалось, что мать начинает дожидаться Бена буквально через минуту после того, как тот уедет.

Сама Рейчел находилась в этот момент в погребе, где они хранили картошку. Этот погреб они вырыли уже после постройки дома, осознав, что так будет удобнее всего хранить картофель и другие овощи. Дно погреба было на четыре фута ниже уровня пола, и для того, чтобы забраться туда, следовало отодвинуть деревянный щит, прислонённый к стене, и проскользнуть вниз сквозь довольно узкую щель. Неловко двигаясь в полутьме погреба, Рейчел уже наполнила свой передник картошкой, когда она вдруг услышала, как мать взволнованно крикнула: «О, Господи!» В следующий миг послышался звук падающего стула. Обеспокоенная Рейчел выскочила из погреба, задев при этом головой за деревянный косяк. Но она даже не почувствовала боли. Она увидела, что мать стоит прямо перед окном, точно окаменев, неподвижно уставившись на что-то широко раскрытыми глазами.

— Мама, мама! — закричала Рейчел и бросилась к матери, совершенно позабыв про картошку, которую держала в подоле. Просыпавшиеся картофелины раскатились по всему полу.

Подбежав к окну, она увидела странного всадника, который находился не далее как в двух шагах от их домика. Он сидел на лошади и, наклонившись вперёд, насколько это было возможно, пристально вглядывался в окно домика Закари.

В глаза Рейчел бросилась его борода, почти обесцвеченная от долгого воздействия ветра и солнца, и длинные волосы, высыпавшиеся из-под его шляпы. Поперёк седла у всадника лежало длинное ружьё. Рейчел перевела взгляд на его клячу и внутренне ужаснулась — как вообще могла оставаться в живых столь дряхлая развалина? И разве могла она ещё скакать по прерии и нести его на себе? В глазах лошади застыло выражение боли, которое было характерно для всех очень старых животных.

Бородатый старик и его лошадь застыли перед домиком, точно окаменев. Ни один их мускул не шевелился. Только порывы ветра играли бородой мужчины и хвостом и гривой лошади, оживляя их окаменелую неподвижность.

Небо опять было затянуто плотными тучами, и из-за этого на земле царил полумрак, разглядеть в котором что-то было очень трудно. И всё же лицо мужчины показалось Рейчел странно знакомым. Неужели она где-то видела его раньше?

— Отойди от окна, мама, — прошептала девушка. — Мама, ну отойди же от окна!

— Как ты думаешь, он видит нас? — дрожащим голосом спросила Матильда.

Наверное, она надеялась на то, что царившая на улице темень, дрожащие блики света от свечей на окнах и ветер не позволят странному всаднику их разглядеть. Но Рейчел чувствовала, что он смотрит на них в упор и прекрасно видит.

— Ну конечно, он видит нас! — яростно прошептала она и, схватив мать за руку, оттащила её от окна.

— Но я даже не услышала, как он подъехал, — в смятении призналась мать. — Я просто случайно подняла глаза — и вдруг увидела, что он уже здесь, рядом.

Рейчел бросилась к двери и сорвала ружьё со стены. Резким жестом она передёрнула затвор, посылая патрон в ствол.

— Подожди! — закричала Матильда. — Не надо!

— Бен сказал, чтобы я... — Рейчел откинула тяжёлый засов, и дверь распахнулась настежь.

— Не выходи из дома, Рейчел! Прошу тебя! — завопила мать.

Девушка с обескураженным видом уставилась на совершенно безлюдную местность, расстилавшуюся перед домом. Никаких следов всадника и его клячи здесь не было.

— Он, должно быть, забежал за угол дома, — задыхаясь, произнесла Матильда, которая подошла к ней.

— Я пойду туда и застрелю его! — закричала девушка.

— Нет! Вернись в дом, Рейчел. Пожалуйста! Рейчел, я прошу тебя!

Так испуганно голос матери ещё никогда не звучал. Рейчел застыла на пороге, напряжённо прислушиваясь и стараясь уловить стук лошадиных копыт. Но подобное звукам гигантского органа неумолчное завывание ветра, свистевшего в верхушках огромных тополей, заглушало все остальные звуки. Порыв ветра разметал её причёску, тяжёлые пряди волос закрыли Рейчел глаза. Девушка неожиданно почувствовала, что больше всего ей хочется оказаться внутри дома, под защитой его толстых бревенчатых стен, за надёжно запертой дверью. И она поспешила отступить вглубь дома.

Матильда тут же захлопнула дверь и задвинула засов. Рейчел заметила, как дрожали при этом её руки. Затем она подошла к очагу и протянула руки к огню, точно они жутко замёрзли и она пыталась так согреть их. Всё это было так странно, так непохоже на мать... Чёрт побери, ведь этот мужчина не сделал им ничего плохого. Он просто заглядывал в окно, и всё. И вместе с тем, сама Матильда, судя по её внешнему виду, была страшно напугана.

Рейчел медленно проговорила:

— Мы знаем этого человека, не так ли? Я где-то видела его... это было очень давно.

— Вздор! — бросила Матильда.

Но Рейчел всё равно стала вспоминать, где и при каких обстоятельствах она могла видеть этого мужчину. Похоже, это случилось шесть или семь лет тому назад, в то время, когда они все жили в Сан-Саба.

Вся уйдя в свои воспоминания, она стала накрывать на стол. Матильда молчала. В воцарившейся тревожной тишине было слышно лишь позвякиванье посуды и учащённое дыхание Рейчел, которая всё вспоминала, вспоминала...

В этот раз братья Рейчел вернулись домой рано. Сначала Рейчел увидела Энди, а затем и Кассиуса, который восседал в седле так уверенно и твёрдо, что, глядя на него, Рейчел почувствовала, как к ней возвращается решимость, которую так поколебали тревожные события этого нелёгкого дня.

И всё же, каким бы уверенным ни выглядел Кассиус, ни он, ни оба брата вместе не могли по-настоящему заменить Бена — Бена, который, казалось, мог всё привести в порядок одним лишь своим появлением.

Когда братья ввалились в дом, Рейчел ничего не стала рассказывать им. Она хотела услышать, что скажет им мать. Теперь она уже совершенно отчётливо и точно вспомнила имя человека, который подъезжал к их дому и высматривал именно её — имя, которое раньше то и дело от неё ускользало.

— От Бена есть какие-то известия? Вы что-нибудь слышали? — спросила мать. Этот вопрос она задавала все последние дни, хотя трудно было предположить, что она ожидала услышать. Ведь единственным способом, каким Бен мог оповестить о своём приближении задолго до своего появления, было подавать дымовые сигналы. Но вряд ли разумно было ожидать этого от Бена...

— Нет, ничего, — ответил Кассиус. Он зачерпнул самодельного мыла и стал умываться. — Вы-то сами хорошо провели сегодняшний день? — Это был тот вопрос, который сам он тоже задавал всякий раз, оказавшись дома.

— Ну... — Матильда так и не смогла заставить себя встретиться взглядом с Рейчел. — Сегодняшний день был совершенно обычным, я думаю.

Рейчел молчала. И лишь тогда, когда Кассиус вновь наклонился к тазу для умывания, чтобы смыть с лица и щёк мыльную пену, она негромко произнесла:

— Здесь был Эйб Келси.

Её слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Кассиус распрямился так резко и стремительно, что, казалось, даже слегка подпрыгнул при этом вверх. Боже, Рейчел сама не ожидала такого воздействия! Сжав кулаки, Кассиус резко повернулся к Матильде. Уставившись в лицо матери немигающим взглядом, Кассиус молча вопрошал: «Это — правда?!»

— Я сама собиралась рассказать тебе об этом, — торопливо проговорила мать. Всем своим видом, всей своей интонацией она умоляла Кассиуса не сходить с ума.

Кассиус застыл, превратившись в подобие статуи. Вода, стекая с его опущенных рук, образовала лужицу на полу, но он ничего этого не замечал.

— Нет, он не вошёл в дом, — запинаясь, дрожащим голосом произнесла Матильда. Было ясно, что она готова в любой момент разрыдаться. — Он просто подъехал к дому на лошади и остановился и смотрел... смотрел...

— Когда он уехал? — воскликнул Кассиус.

— Ну... я думаю... наверное, прошло...

— Двадцать минут, — чётко произнесла Рейчел.

Кассиус сделал движение, словно собирался тотчас выбежать из дома и броситься в погоню за Кейси, но в следующую секунду передумал.

— Но ведь двадцать минут назад было почти совсем темно. И ты не могла бы... Постой! На каком расстоянии он находился от вас?

— Не больше семи футов, — сказала Рейчел. — К тому же он свесился с седла и совсем близко наклонился к окну, чтобы лучше нас увидеть.

— Семь футов? — смятенно повторил Кассиус. Он резко повернулся к Матильде. Его голос прерывался от волнения:

— Но как же Рейчел узнала его? Разве ты рассказывала ей, кто...

Мать покачала головой.

— Нет. Я ничего ей не рассказывала. А она видела его так давно... тогда она была ещё совсем ребёнком, ей было не больше десяти лет. С тех пор Келси жутко изменился... ты даже не можешь представить себе, Кассиус, как сильно он изменился! Просто невероятно, что она могла узнать его.

Рейчел посмотрела на мать, затем перевела взгляд на брата и громко произнесла:

— Насколько я понимаю, у человека, которого зовут Эйб Келси, была в прошлом стычка с нашим отцом.

— У нашего отца были стычки со многими людьми, — неохотно пробурчал Кассиус и потянулся за полотенцем, чтобы наконец вытереться.

— Но после той стычки Келси продолжал донимать нас.

Матильда вздохнула:

— Она права, Кассиус.

— Кроме той стычки произошло что-то ещё, — продолжала Рейчел. — Что-то странное. То, о чём мне никогда не говорили и не позволяли узнать.

— Всё, что тебе нужно знать — это то, что я не желаю, чтобы этот тип околачивался здесь! — побагровев, воскликнул Кассиус. — И если он не перестанет делать это, ему придётся понюхать пороху! Вы все слышали, что я сказал?

Казалось, в доме появился старший брат Бен. Или даже нет: казалось, к ним вернулся сам отец. Бен был всё-таки тише...

Энди сидел, удивлённо уставившись на брата и, очевидно, понимая так же мало, как и Рейчел. Мать обошла их кругом и встала позади. Быстро обернувшись, Рейчел успела заметить, как та приложила палец к губам, давая Кассиусу недвусмысленный сигнал: «Не надо говорить об этом в присутствии детей!» И Рейчел, и Энди всё ещё считались детьми...

Нахмурившись, Кассиус обратился к брату:

— Энди, захвати свой карабин. Пойдём поставим загородки вокруг загонов для скота.

Они вышли на улицу, и в то мгновение, когда дверь была открыта, ветер ворвался внутрь дома и заставил раскачиваться все кастрюли и сковородки, подвешенные над очагом. Но он всё-таки был заметно тише, чем прежде.

— Он возвращается туда, откуда он приехал, — проронила Матильда, и Рейчел тут же сообразила, что она говорит об Эйбе Келси. — Ты ведь заметила, что ветер стихает? Ветер стихает всё больше по мере того, как он уезжает всё дальше и дальше.

Это была древняя примета, в которую верили индейцы. Члены семейства Закари были все, разумеется, христианами, однако когда христиане долго жили в краю индейцев, они сами невольно начинали воспринимать многие из их верований и обычаев.

Ветер действительно заметно стих. Это могло бы способствовать хорошему сну, однако в эту ночь сон у всех был плохой и тревожный. К тому же простыни отсырели и лежать на них было неприятно. Рейчел знала, что ей следовало бы высушить простыни перед горящим очагом, однако она всё откладывала это, надеясь, что скоро на небе появится солнце и тогда она сможет вынести простыни на улицу и хорошенько просушить их там и проветрить. Но, поскольку дни стояли пасмурные и солнце всё не появлялось, эта операция бесконечно откладывалась.

Рейчел наконец заснула, но спала она так чутко и тревожно, что в начале второго часа ночи вдруг проснулась, услышав какие-то странные звуки. Широко раскрыв глаза, она прислушалась и наконец поняла, что это рыдает мать, вжавшись лицом в подушку. Мать рыдала очень тихо, почти неслышно, и если бы ветер не стих, Рейчел ни за что бы не услышала это.

Глава 3

Для того чтобы пойти по следу Эйба Келси, Кассиусу и Энди пришлось дождаться рассвета. Когда рассвело, они быстро обнаружили его след и помчались вперёд, следуя ему, но уже через четыре мили след внезапно оборвался.

Тогда Кассиус вместе с братом принялись рыскать по прилегающей местности широкими кругами и к обеду вновь напали на след Келси. К их удивлению, этот след привёл их туда, откуда они начали свои поиски: к их собственному дому. Но здесь след снова оборвался, и на этот раз уже окончательно. Раздосадованный этой неудачей, Кассиус пришёл в такое бешенство, что его лицо стало красным, как помидор.

Кассиус отлично знал, за кем он охотится и почему ему было так важно напасть на след Эйба Келси до того, как тот успеет причинить им ещё большие беды. Для Кассиуса Келси был чем-то вроде вредного животного, которое требовалось просто раздавить и уничтожить, чтобы обезвредить его. Всё это он прекрасно себе представлял. Проблема заключалась в том, что он не представлял, что знал об Эйбе Келси его брат Энди. В глубине души Кассиус надеялся, что Энди не знал ничего.

Эйб Келси был самым несчастливым человеком на земле. Трудно было даже вообразить себе более несчастливого человека, чем он. Эта бесконечная цепь несчастий в каком-то смысле сделала Келси знаменитым в том районе, где он жил — в прериях к югу от Арканзаса. Возможно, Энди и Рейчел были единственными уроженцами этих мест, которые не знали толком всю подлинную историю Эйба Келси.

Когда-то у Келси были жена и маленький сын. Вместе с ещё тремя семьями они жили тогда в местечке Бернт-Три в тридцати милях от Раунд-Рока. Но в 1863 году индейцы кайова напали на Бернт-Три и полностью уничтожили его. Все жители были перебиты, а их дома сожжены.

Но два года спустя кто-то рассказал Келси, что случайно увидел его сына среди индейцев небольшого племени, вождём которого был Бегущий Волк. Эйб Келси тут же направился туда и с тех пор не уставал клясться, что действительно обнаружил своего сына. Эйб утверждал, что его сын отозвался, когда он назвал его по имени.

Однако кайова заявили, что этот ребёнок не является сыном белых родителей. Впрочем, они одновременно подкинули и большую загадку, заявив, что ребёнок не является и полностью индейцем. По словам кайова, этот мальчик был наполовину индейцем и наполовину белым.

С другой стороны, люди, знавшие и Эйба Келси, и его сына Сета, заявили, что видели Сета мёртвым и участвовали в его похоронах.

Но Эйб Келси не желал никого слушать. Он решил поискать сторонников в тех графствах, которые сами жестоко страдали от кровавых набегов индейцев и постоянно пылали жаждой мести. Туда направились посланные Келси гонцы с призывом объединиться в один большой отряд, который должен был напасть на индейцев и отнять у них сына Келси. Вскоре такой отряд в составе 30 всадников был собран. Одним из этих тридцати человек стал житель местечка Раунд-Рок Уильям Закари, который сразу поверил в то, что Келси действительно сумел отыскать своего сына у индейцев.

После того как отряд был сформирован, Уильяма Закари и Эйба Келси послали на разведку. Они должны были прибыть к Бегущему Волку и попытаться уговорить того решить дело миром, чтобы не подвергать опасности ни жизнь ребёнка, ни жизни индейцев и белых. В случае же, если Бегущий Волк откажется отдать ребёнка, Закари и Келси должны были тщательно разведать расположение его вигвамов с тем, чтобы выработать наиболее эффективную тактику нападения на кайова.

Было решено, что, возвращаясь от индейцев, Закари и Келси встретят остальных бойцов отряда в местечке Кэш-Крик и договорятся о дальнейших действиях.

Вскоре Уильям Закари и Эйб Келси прибыли к Бегущему Волку. Однако стоило только Закари взглянуть на ребёнка, как он понял, что Эйб Келси страшно ошибся и они просто теряют время зря. Да, кожа у этого ребёнка была гораздо более светлой, чем у всех окружающих детей, но на этом всё его сходство с пропавшим сыном Эйба Келси заканчивалось. Не совпадал и возраст ребёнка: в 1865 году сыну Эйба Келси, если бы ему удалось выжить, было бы не больше девяти лет, в то время как сейчас перед ними стоял парень, которому было по меньшей мере лет тринадцать. Он уже успел вступить на тропу войны и стать воином, что подтверждал скальп негритёнка, висевший у него на поясе.

Уильям Закари обратился к мальчику на двух языках, ни одного из которых Эйб Келси не понимал. Мальчик бегло говорил на языке индейцев кайова и довольно легко разговаривал по-испански, но единственным английским словом, которое он знал, было слово «женщина».

В беседе с Закари мальчик сообщил ему, что всегда жил в этом индейском поселении вместе со своим отцом — Бегущим Волком, и до того момента, как Эйб Келси стал разыскивать своего пропавшего сына, никогда не встречался с ним. А когда теперь он узнал наконец Келси, то обнаружил, что Келси — это очень надоедливый человек, над которым все смеются. И он даже предложил Закари мексиканскую раковину за то, чтобы тот пристрелил Келси. Сам он сделать это боялся, поскольку согласно поверьям индейцев кайова тот, кто убивал сумасшедшего, или причинял ему серьёзный вред, становился жертвой его злых чар, от которых не было спасения.

Когда же Закари попытался прояснить вопрос о том, почему индейский мальчик откликается на имя Сет — имя, которое действительно носил настоящий сын Эйба Келси — то выяснилось, что на языке индейцев «Сет» означает «медведь». Так и звали этого мальчика. Всё это было лишь простым совпадением. Когда всё это стало окончательно ясно Закари, он без обиняков сказал Келси, что тот просто ошибается и что они вместе лишь теряют зря время, пытаясь отыскать его сына среди индейцев кайова.

Но стоило Келси услышать эти отрезвляющие слова Уильяма Закари, как он пришёл в неописуемую ярость и попытался убить Закари. Уильяму пришлось отнять у Келси карабин, чтобы тот ненароком не застрелил его. Но затем Уильям совершил ошибку: он разбил карабин Келси о скалу, и тот собрал обломки карабина и потом с сокрушённым видом показывал их всем желающим, интерпретируя то, что произошло, уже по-своему.

Однако ещё более злополучное происшествие произошло с Уильямом Закари во время его возвращения домой в Техас. Вместо того чтобы направиться домой обычным путём через Ред-Ривер, он решил заехать в форт Кобб, который являлся главным опорным пунктом американской армии на обширной территории, заселённой индейцами. Вокруг форта Кобб жили индейские племена, которые, как считалось, находились под защитой американского правительства, а в самой крепости стоял значительный гарнизон федеральных войск. С собой Уильям Закари вёз список лошадей, принадлежащих американским переселенцам и украденных индейцами, и список их тавро. Явившись к коменданту форта Кобб, он предъявил ему этот обширный список, насчитывавший несколько сотен лошадей, и потребовал, чтобы тот сделал всё, чтобы их вернули законным владельцам. «Если же вы, как представитель правительства США, посчитаете, что заставить индейцев вернуть украденных ими лошадей невозможно, то вы должны распорядиться о выплате справедливой компенсации», — заявил Закари.

Комендант форта Кобб отказался выполнить эти требования Уильяма Закари, однако претензии Закари были вполне обоснованными, что подтвердили последующие многолетние разбирательства в американских судах по этому поводу, которые длились несколько десятилетий.

Но, к сожалению, Уильям Закари даже не догадывался, что в то время, как он вёл безуспешные переговоры с комендантом форта Кобб, один из кавалерийских разъездов, посланных из форта для рекогносцировки местности, наткнулся на тот самый отряд вооружённых белых поселенцев, которые собирались соединиться с Эйбом Келси и самим Уильямом, чтобы отбить у индейцев маленького сына Келси. Представители федеральных сил, завидев отряд вооружённых ружьями и пистолетами поселенцев, приказали им немедленно убираться туда, откуда они приехали, и больше не попадаться им на глаза. В тот момент, когда бушевала Гражданская война, федералы старались не допустить ни малейшей возможности, чтобы кто-то из белых поселенцев попытался соединиться с силами мятежников-южан, и всегда поступали точно таким же образом во всех аналогичных случаях. Людям пришлось смириться перед превосходящими силами федеральных войск, и они нехотя отправились обратно, так и не попытавшись освободить маленького Сета Келси.

Больше Эйбу так никогда и не удалось вновь собрать такой же отряд вооружённых людей, готовых прийти к нему на помощь. Взбешённый неудачей, он принялся во всём обвинять всё того же Уильяма Закари, утверждая, что это Уильям тайно сообщил проклятым янки место расположения отряда, когда ездил в форт Кобб, и что он нарочно сделал это для того, чтобы натравить янки на отряд и сделать так, чтобы его развернули обратно. Тем самым он будто бы хотел выслужиться перед индейцами, которые в знак благодарности за подобное поведение Закари обязались никогда не совершать набеги на его владения и фермы и не уводить его лошадей. Как ни чудовищно звучало всё это обвинение, многие тем не менее в него поверили, и на Уильяма Закари, одного из самых непримиримых противников индейцев и защитников белых поселенцев, легло позорное клеймо предателя, которое практически невозможно было ничем смыть.

После этого разум Келси, похоже, окончательно помутился. Он решил любой ценой сблизиться со своим индейским «сыном», который по-прежнему отвергал его. Бесконечные неудачи лишь ещё больше подстегнули его желание жить вместе с «сыном». Поскольку его «сын» не желал покидать племени кайова, Эйб Келси сам решил стать индейцем. Он прибился к тому племени, в котором жил его «сын», и всюду следовал за ним, питаясь теми объедками, которые бросали ему индейцы. Сам же он доставал им виски и оружие, если у него была такая возможность. Он даже подыскивал индейцам лёгкие объекты для нападения из числа ферм и домов белых поселенцев. Это обстоятельство могло бы делать его смертельно опасным, если бы только индейцы верили всему, что он им говорил.

Но, несмотря на все эти услуги, индейцы всё равно не желали иметь с ним ничего общего и не хотели считать его за своего. Опасаясь в силу своих суеверий убить или ранить этого сумасшедшего человека, они пытались изгнать его из своего племени любыми другими способами. Чтобы заставить Келси уйти, они попытались сделать его жизнь в племени невыносимой: они отнимали у него все вещи, бросали его в реки, награждали тычками и тумаками. А тот мальчик, которого он считал своим сыном, лишь плевался, когда Эйб Келси приближался к нему.

Сам же Келси возлагал вину за всё это на Уильяма Закари.

Впрочем, после того, как Келси сам перешёл в стан индейцев, никто больше не воспринимал всерьёз его домыслы о тайном сговоре Закари с кайова. Своим поступком он сам подорвал доверие к своим словам. Если бы этого не случилось, то Закари, скорее всего, ожидали бы неприятности. Ведь никаких заборов и ограждений на просторах прерий не существовало, а подозрение в сговоре с индейцами вполне могло бы послужить поводом для расправы с семейством Закари как с предателями. Но ничего этого не произошло, и Закари продолжали свободно заниматься своим делом — разведением и выращивание скота. Они не могли уследить за всеми своими быками, коровами и лошадьми, и каждую зиму из их стада исчезало немало животных. Впрочем, почти такое же количество чужих животных и прибивалось к их собственному стаду. Та же самая картина наблюдалась и в хозяйствах других скотоводов Техаса. Людям поэтому приходилось постоянно договариваться друг с другом о разделе выручки за проданный скот, чтобы каждый получал то, что ему действительно по праву причитается. Если Келси продавали на рынке соседский скот, они обязательно уведомляли об этом своих соседей и затем сполна рассчитывались с ними. Точно так же поступали и их соседи. Это невольно вынуждало всех жить в мире и согласии друг с другом. Но Келси сумел изобрести новый способ отомстить Закари и поквитаться с ними. Способ, гораздо более действенный, чем все его недоказуемые инсинуации насчёт их воображаемых тайных шашней с индейцами. То новое страшное оружие, которое он изобрёл против Закари, было по-настоящему убийственным, и в то же время Закари практически ничего не могли сделать, чтобы выбить его из рук Эйба Келси. Это было странное и страшное оружие, которое грозило разрушить их жизни, которое должно было не дать им жить в Техасе.

Всё это занозой сидело в голове Кассиуса, когда он осматривал следы Эйба Келси, так внезапно оборвавшиеся. Переполненный ненавистью к этому человеку, он с яростью бормотал себе под нос:

— Он где-то рядом. Он не мог отъехать дальше, чем на шесть миль от нашего дома. Готов поклясться — он находится где-то рядом и исподтишка следит за нами.

— Каким это образом он может следить за нами? — удивлённо протянул Энди.

— Помолчи, пока тебя не спрашивают! — заорал Кассиус.

Глава 4

Наконец-то случилось событие, которого Кассиус так долго ждал: из своей долгой поездки вернулся старший брат Бен Закари. Казалось, с его приездом даже сама погода стала лучше. Облачное небо расчистилась, солнце ярко сияло на ослепительно-голубом небосклоне, а прежний резкий порывистый ветер сменился лёгким свежим ветерком, в ласковых дуновениях которого уже чувствовалось приближение весеннего тепла. Он ласкал лицо и шею, ноздри щекотала волшебная смесь тысячи пряных ароматов диких трав.

В день возвращения Бена Кассиус и Энди, окончательно потерявшие перед этим след Эйба Келси, занимались тем, что ездили по округе и пытались собрать разбежавшийся за зиму скот в одно место. Разъезжая в поисках отбившихся лошадей, они часто посматривали в направлении на юго-восток, надеясь разглядеть в воздухе столб пыли, который должен был поднять Бен и его спутники, возвращаясь домой. Но, сколько они ни глядели в направлении Форт-Уорта, они ничего не могли увидеть.

Оказалось, что они просто глядели не в том направлении. Ранним утром они с удивлением увидели огромный столб пыли, который могла поднять лишь целая рота кавалеристов, который двигался совсем с другой стороны — со стороны юго-запада.

Это привело Кассиуса и Энди в недоумение. Юго-западная сторона была совершенно безлюдной. Ближайший город, Форт-Гриффин, находился на расстоянии в девяносто миль от них, а между Форт-Гриффином и их собственным домом расстилалась абсолютно безлюдная местность, на которой можно было лишь изредка встретить одиноких охотников да индейцев. Большую же часть года эти просторы были вообще лишены всякого присутствия человека. Однако пыльный столб поднимался именно оттуда. К полудню же Кассиус с Энди увидели, как в воздух с той стороны поднимается дым. Он поднимался то длинными клубками, то вдруг прерывался, и когда Кассиус с Энди хорошенько пригляделись, они разразились радостными криками, узнав сигналы, которые подавал им Бен, говоря: «Я скоро приеду!»

Братья пустились от радости в пляс, а затем вскочили на лошадей и направились навстречу Бену. Когда через пару часов они увидели караван всадников, который двигался к ним под предводительством Бена, братья присвистнули: вместе с Беном ехало не меньше тридцати человек. Ещё никогда за всю историю семьи Закари им не удавалось нанимать так много работников со стороны. Это обещало их хозяйству очень хорошие перспективы. А вслед за всадниками катились ещё два фургона.

Сам Бен тоже поскакал вперёд навстречу братьям и, встретившись с ними, обменялся с Кассиусом и Энди крепкими рукопожатиями. Внешне Бен очень походил на своего отца, Уильяма Закари, и было видно, что он унаследовал от него силу и властность. А за те четыре года, что он являлся главой семьи вместо покойного Уильяма, Бен стал выглядеть гораздо старше своих двадцати четырёх лет — теперь почти все давали ему не меньше тридцати.

— Я вижу, Бен, что ты притащил сюда ещё пару донельзя расшатанных и заезженных фургона, — покачивая головой, проронил Кассиус. — Ну что ж, я приведу их в порядок. Мне для этого потребуется каких-то несколько сотен часов непрерывной работы.

— Мне пришлось взять эти фургоны, чтобы погрузить в них запасы еды и повара, — попытался объяснить Бен. — Иначе бы мы просто не доехали. Но вот тот фургон, что двигается вторым, вполне крепок. Думаю, мама сможет разъезжать в нём по прерии весной. Кстати, как она себя чувствует?

— Она чувствует себя неплохо. Думаю, очень скоро тебе придётся показать ей, как управляться с этими двумя фургонами.

Бен и Кассиус обменялись взглядами. Им надо было о многом поговорить, но они оба понимали, что не следует делать этого в присутствии самого младшего, Энди.

— Ну что ж, — сказал Бен наконец, — давай отъедем в сторону.

Они пришпорили лошадей и отъехали на несколько десятков метров в сторону, и когда Кассиус убедился, что Энди в любом случае не сможет их услышать, он взорвал свою бомбу:

— Здесь побывал Эйб Келси.

Глаза Бена невольно расширились, но он несколько секунд хранил молчание, ничем не выдавая своего отношения к этому известию, а потом спросил:

— Он был рядом с домом?

— Подъехал к самому окну. Подъехал и свесился с лошади, чтобы заглянуть в него.

Бен вновь погрузился в задумчивое молчание.

— А на какой лошади он подъехал?

— На какой-то заезженной старой кляче. Сам я не видел ни его, ни лошади. Их видели мама и Рейчел.

Бен кивнул. Тот факт, что у Эйба Келси не было приличной лошади, говорило о том, что индейцы кайова отнимают у него хороших лошадей всякий раз, как только ему удаётся разжиться ими. Это свидетельствовало о том, что ему так и не удалось завоевать никакого авторитета или серьёзного положения среди краснокожих. Ну что ж, это было немаловажное обстоятельство...

Затем Бен негромко спросил:

— А Рейчел...

Кассиус не дал ему договорить:

— Нет, пока она, похоже, ничего толком не знает. Единственное, что она сделала — это назвала само имя Келси. Не знаю, от кого она вообще узнала это имя. То ли оно как-то вырвалось у нашей мамы, то ли она выяснила его каким-то другим способом... но мне кажется, что это всё равно ничего особенного не значит.

— Да, — медленно проговорил Бен Закари, — похоже, это так, и то, что она просто назвала имя Эйба Келси, ничего особенного не значит. Но хочешь я скажу тебе одну вещь?

Бен натянул поводья и заставил лошадь совсем остановиться. Кассиус искоса смотрел на него. Он вдруг заметил, что Бен выглядит значительно более уставшим, чем можно было бы ожидать в результате его не слишком уж продолжительной поездки.

— Кэш, — сказал наконец Бен, — мне пришлось убить человека.

Он смотрел прямо перед собой, избегая встречаться взглядом со своим братом, и поэтому не мог видеть, как гримаса удивления исказила лицо Кассиуса. Когда Кассиус овладел собой, то он обыденным тоном проронил:

— Как это произошло?

— Так, как это всегда происходит... — пробормотал сквозь зубы Бен Закари. — Прозвучал выстрел из револьвера, и один паренёк, которого я нанял в тот день, свалился мёртвым в пыль. Да, видимо, он сам первый нажал на курок, но его спровоцировали это сделать. — Он посмотрел брату в глаза: — Тот негодяй, который спровоцировал его выхватить револьвер, обвинил его в том, что он собирается работать на любовника грязной краснокожей.

— Но когда же ты сам...

— Когда я это сделал? Да почти в ту же самую секунду. Я попытался вступиться за своего парня, но когда я шагнул вперёд, я увидел, что убийца поворачивается ко мне, услышал звук взводимого курка и выстрелил.

Братья некоторое время молчали. Наконец Кэш выдавил улыбку.

— Ну что ж, это означает, что мы оба теперь в одинаковом положении. — Он протянул руку брату, и Бен крепко пожал её. — В прошлом году со мной приключилось почти то же самое. — Кэш испытующе посмотрел на брата: — Мне казалось, ты знал об этом.

Бен кивнул:

— Да, знал. Но я не собирался ничего говорить об этом, пока ты сам не заговоришь.

— Благодарю, Бен.

В эту секунду братья стали ближе, чем когда-либо прежде, хотя ни один из них даже не задумывался об этом.

— Нам надо поймать Эйба Келси и вздёрнуть его, — произнёс после долгой паузы Кассиус Закари. — Нам давно следовало выследить его и сделать это. — Он прищурился: — Думаю, нам следует объединиться с Роулинсами. Ты и сам знаешь, что нет никого упрямее старого Зеба Роулинса. А он ненавидит индейцев, как никто другой. И если он тоже заимеет зуб против Келси, то с Келси будет покончено. А если мы не сделаем этого, то в конце концов Келси вынудит нас бросить всё и уехать из этих мест.

— Чёрт... — Бен вспыхнул и стиснул кулаки.

— В чём дело, Бен?

Глаза Бена горели, а голос его невольно задрожал, когда он проговорил:

— Кэш, если кто-то когда-нибудь станет преследовать её, я убью его... я убью их всех, кто бы это ни был... я знаю, что я сделаю это — я убью всех, до единого человека, если только кто-то попытается причинить ей вред.

Кассиус прекрасно понимал брата. В течение многих лет их семье приходилось тщательно оберегать Рейчел от любого вреда, который кто-то мог причинить ей, и одновременно оберегать саму Рейчел от того, чтобы она не узнала, как именно она появилась в семье Закари. Забота о Рейчел, забота о сохранении её тайны и забота о сохранении этой тайны от самой девушки заставляла Закари предпринимать многочисленные меры предосторожности на протяжении двух десятков лет, и само это сделало Рейчел необычайно дорогой для них. И они были готовы сделать всё для того, чтобы оградить Рейчел от каких-либо неприятностей и защитить его.

Сама Рейчел выросла в полном убеждении, что она — одна из Закари. Однако на самом деле она никогда не принадлежала к семейству Закари. Никто не знал, кто был её родственником и вообще из какого племени она была.

И только Эйб Келси бахвалился, что он точно знал всё.

И в этом была доля истины. Он, и никто, кроме него, был рядом с Уильямом Закари, когда тот семнадцать лет назад обнаружил лежащее в траве прерии голенькое тело девочки, которое он поднял и забрал к себе. Зная это обстоятельство, многие были склонны верить и всему остальному, что говорил Эйб Келси. А Келси так объяснял тот факт, что индейцы никогда не нападали на Закари и их владения:

— Кайова ни за что не тронут их. Они никогда не сделают это, чёрт бы меня побрал, потому что эти Закари откупились от них, продав им моего мальчика. И, чтобы окончательно скрепить свою грязную сделку с индейцами, они даже взяли в обмен это отродье женского пола, которое теперь растёт в их семье под именем Рейчел Закари. Если хотите, можете поехать к ним и посмотреть сами!

Вся эта чушь, которую с уверенным видом нёс Келси, грозила Закари страшными последствиями. Если бы кайова хотя бы на минуту поверили, что Закари удерживают в своей семье ребёнка, в жилах которого течёт кровь кайова — течёт хотя бы частично — они бы без всякого предупреждения напали на них и устроили кровавую расправу.

За последние двадцать лет отряды воинственных кайова и команчей убили около восьми сотен белых поселенцев в Техасе. В числе убитых было множество женщин, над которыми сначала надругались, а затем убили, и детей, которых захватили в плен и которые затем умерли в плену у индейцев. При этом индейцы не только снимали скальп со своих пленников, но и очень часто расчленяли их самым бесчеловечным образом, причиняя им страшные мучения.

При этом индейцы использовали в качестве своего оружия свою способность быстро скакать на лошадях, преодолевая при этом огромные расстояния, а в качестве щита — сами эти огромные расстояния, отделявшие их от их жертв. В какой-то степени этому их научили сами белые, когда после кровавых налётов индейцев принимались преследовать их — и индейцы быстро осознали, что они сами становятся уязвимыми, если не сумеют умчаться очень, очень далеко и если их следы не затеряются окончательно на просторах прерий. Поэтому кайова предпринимали свои вылазки на всей гигантской территории Техаса и Канзаса, и порой преодолевали за одну ночь восемьдесят миль, ухитряясь при этом провести налёт на поселения в Мексике и вернуться назад, перебравшись через Ред-ривер в обратном направлении, в течение одной и той же ночи. Поэтому даже большие расстояния не могли спасти поселенцев от налётов и грабежей. Их главным оружием была только их собственная бдительность и способность защитить себя и свои дома.

Однако даже в тех графствах, которые подвергались нападениям индейцев чаще всего, многие люди по-прежнему строили свои дома так, точно им ничто не грозило — без бойниц, с крышами, которые было легко поджечь, и со стенами, которые слишком легко было разрушить. Они не следили за своими детьми, отпуская их одних очень далеко без всякого присмотра, и сами уезжали из дома на целые недели, бросая своих жён и детей совершенно одних. Никакие самые кровавые примеры расправы с их соседями и знакомыми не могли ничему их научить, и они ничего не желали слушать. Сколько бы ни происходило в округе налётов и жестоких убийств, они никак не желали менять ни своих привычек, ни своего поведения.

Этим людям было гораздо проще заявить, что сами они сделали всё, что могли, и всё, что от них зависело, и не были на самом деле виноваты — хотя бы отчасти — в тех бедах, которые обрушились на них. Они были склонны утверждать, что все их беды приключились по вине внешних сил, но уж никак не по их собственной. И именно эти люди очень часто указывали в этой связи на Закари — посмотрите, мол, как это странно: индейцы проскакали мимо них, хотя их ферма лежала прямо у них на пути, и вместо этого проделали огромный путь в лишних двести миль и ограбили поселенцев, которые жили там, вместо того, чтобы захватить такую лёгкую добычу, как имущество Закари. «Почему так происходит?» — спрашивали эти люди.

От таких вопросов Бена тошнило. В такие моменты ему даже начинало казаться, что он ненавидит весь Техас.

Сам Бен не боялся кайова. Он боялся лишь небрежности и невнимательности со стороны своих собственных родственников и друзей, которые были чреваты бедой.

Для того чтобы обезопасить себя от нападений кайова, надо было соблюдать несколько простых правил, но соблюдать их очень чётко. Главным правилом было следить за лунным светом: кайова нападали и днём, и ночью, но путешествовали только ночью, и только при лунном свете. Когда над Техасом стояла полная луна, сотни отрядов кайова рыскали по бескрайним просторам штата, направляясь к выбранным им местам грабежа. Полная луна стояла в небе примерно в течение двенадцати ночей каждого месяца, и все эти двенадцать ночей Закари не спали и бдительно следили за окружающей обстановкой, заступали в ночные караулы и только когда ночи опять становились тёмными, позволяли себе немного расслабиться и вновь перейти к обычному образу жизни.

Бен также приучил всех остальных членов своей семьи внимательно следить за состоянием травы в прерии. Кайова предпринимали свои вылазки только тогда, когда в прерии в изобилии появлялась новая трава, и их лошади были хорошо накормлены и могли без устали пробежать несколько десятков миль. Поэтому появление свежей травы указывало на опасность появления кайова. Когда трава в прерии была сухая и жёсткая, бдительность можно было снизить.

И, возможно, самым важным обстоятельством являлось то, что кайова избегали нападать на прочно построенные и хорошо укреплённые дома, представлявшие собой своего рода крепости в миниатюре. Индейцы предпочитали быстрые налёты на плохо укреплённые точки, которые можно было легко взять и разграбить всего за несколько часов. Они не были способны к длительной осаде и не любили делать этого. Если они натыкались на хорошо укреплённый дом, они предпочитали развернуться и искать более лёгкую добычу в каком-то другом месте. Поэтому надо было поддерживать свой дом в порядке, постоянно держать на запоре двери и ставни, следить за тем, чтобы крыша была прочной и её нелегко было поджечь — и тогда можно было практически не беспокоиться насчёт нападения кайова. Если бы они и попытались напасть на такой дом, то только лишь в последнюю очередь.

Но сейчас Бен со всей ясностью чувствовал, что возникла новая опасность... опасность, с которой они никогда не сталкивались прежде. Это была совершенно новая, неизведанная опасность, огромная и грозная, опасность, с которой непонятно как можно было совладать. Он неожиданно ощутил, как его сердце как будто остановилось, а дыхание замерло. Проблема, с решением которой он сам тянул всё это время, проблема, решить которую так и не осмелился при своей жизни его отец, теперь стояла перед ним во весь свой рост — и отвернуться от неё или сделать вид, что она не существует, было уже невозможно.

— Скажи им, чтобы трогались и ехали за мной, — хриплым голосом приказал он Кассиусу и поскакал вперёд.

Глава 5

Бен медленно трусил на лошади вперёд, внимательно рассматривая расстилавшиеся по сторонам окрестности. Это была их территория — территория семейства Закари, огромный кусок прерии примерно в 20 миль шириной и 40 миль длиной, к которому примыкала почти такая же полоска земли, считавшаяся собственностью семейства Роулинсов, на которой пасся их скот.

Всего в районе Реки Пляшущей Птицы паслось около двенадцати тысяч голов скота, примерно половина из которых являлась собственностью семейств Закари и Роулинсов. Ещё несколько тысяч голов их скота были рассеяны по всему пространству штата Техас, и они сами не знали толком, где находятся все эти животные. И такая ситуация была типична для всех техасских фермеров. Коров и быков здесь имел каждый, коровы и быки были повсюду, никто не знал, сколько именно их находится в Техасе и кому они принадлежат. Бесчисленные стада бродили по просторам штата, из края в край. А началось всё с того, что примерно три столетия назад из загонов испанских поселенцев на волю вырвалось несколько голов крупного рогатого скота. Расплодившись на воле и при этом наполовину одичав, они и положили начало этим бесчисленным стадам. Жители Техаса сотнями и тысячами убивали животных ради их мяса и шкуры, но на фоне их гигантского количества эти потери не были даже заметны. Сами же техасские коровы и быки не представляли собой никакой коммерческой ценности: их некуда было вывезти из Техаса, а значит, и некому было продать.

Но после окончания Гражданской войны были предприняты первые попытки связать Дикий Запад транспортными артериями с остальной частью Америки. В штат Миссури была проведена железная дорога. Её крайним пунктом стал город Седалия. Бен прекрасно помнил, в какое возбуждение пришли из-за этой новости в Техасе. Одна и та же мысль охватила буквально всех: надо доставить скот к железной дороге, чтобы выгодно продать его. От тех мест, где жили Закари, до Седалии было расстояние в тысячу двести миль, но ни Уильяму Закари, ни сотням других фермеров оно не казалось непреодолимым. Сам Уильям Закари сумел собрать стадо в три тысячи голов и погнал его к Седалии. Среди этих трёх тысяч коров были его собственные животные, были коровы и быки, которые он купил за бесценок, взял под долговые записи, или просто под обещания расплатиться потом. Вместе с Закари своих животных гнали и другие — всего в этом фантастическом походе участвовали 260 тысяч голов скота, и огромная колонна животных растянулась на добрые пять сотен миль.

Бен также отлично помнил, каким страшным разочарованием закончился весь этот безумный поход. Техасцы прошагали со своим скотом более тысячи миль — но прошагали, как выяснилось, абсолютно зря: их остановили в двух сотнях миль от цели. Оказалось, что все техасские быки и коровы, которые пасутся на воле, заражены местным видом коровьей лихорадки, которая может перекинуться на других домашних животных, и поэтому канзасские фермеры, желая предупредить распространение этой эпидемии в их штате, выставили на границах Канзаса строгий карантин. Карантинные посты были укомплектованы хорошо вооружёнными людьми и отказывались пропускать кого бы то ни было вглубь штата. Железная дорога была совсем рядом, но техасцы в тот раз так до неё не добрались. В результате гигантские стада скота, которые с таким трудом привели к границам Канзаса, рассеялись по просторам прерии, а многие фермеры навсегда бросили и своих животных, и свои хозяйства и больше уже никогда не вернулись в Техас.

С той самой первой попытки организовать прибыльную торговлю скотом прошло семь лет. За это время железнодорожные линии протянулись и в другие места. Возможностей вывозить скот стало больше, и около двух с половиной миллионов голов скота, выращенных в Техасе, были проданы за это время американским потребителям, зачастую расположенным на противоположном конце страны. Из этих семи лет три года были особенно удачными и принесли животноводам Техаса наибольшую прибыль. Фермерам удалось за счёт этого расплатиться со всеми своими старыми долгами и закупить много новых животных, значительно увеличив поголовье скота. Но при этом три другие года были очень плохими, и в эти три года фермеры лишь теряли и свои деньги, и животных. А нормальным и сбалансированным во всех смыслах был всего лишь один-единственный год из семи.

Для семьи Закари самым удачным стал 1870 год. Весной того года они погнали своих коров и быков в Седалию, чтобы отправить их по железной дороге для дальнейшей продажи. Тогда Закари удалось получить самую большую прибыль. Каждый доллар, который они вложили в это дело, окупился сторицей. Но этот же год ознаменовался и самой тяжёлой потерей для семьи — во время переправки скота погиб, утонув в реке, Уильям Закари.

С тех пор им не удалось заработать ни одного цента прибыли. Одной из причин этого были неблагоприятные погодные условия в прерии, которые преследовали их, словно эпидемия. В прерии то ощущалась нехватка травы, то наступали ранние морозы, вызывавшие падеж скота, то, наоборот, шли бесконечные проливные дожди, превращавшие целые пастбища в болота, в которых скот увязал по колено и ломал ноги. Быки и коровы разбегались, и немногочисленные пастухи, которых нанимали Закари, не могли удержать их вместе; на скот нападали дикие животные, бандиты, промышлявшие грабежом чужого скота, лошади болели, а в 1869 году на прерию неожиданно обрушилась лавина кузнечиков, которые съели всю траву и оставили животных подыхать от голода. Закари приходилось постоянно бороться со всеми этими напастями, так, что у них не было и минуты отдыха, и в такие моменты угроза нападения индейцев начинала казаться им наименее серьёзной из всех возможных бедствий.

Весьма коварным и переменчивым оставался и сам рынок говядины. Мясо полудиких коров и быков, которые паслись на просторах Техаса, не пользовалось слишком большим спросом. В самые лучшие годы за счёт этого мяса обеспечивалось не больше десяти процентов потребностей США в говядине. Избыточное предложение техасской говядины, которую все животноводы штата разом выбросили на рынок, как только к ним протянулась ветка железной дороги, привело к падению спроса и цен, которые так и не смогли восстановиться. В то же время животноводы из остальных американских штатов также не дремали и чутко следили за потребностями рынка. Для того чтобы техасская говядина начала пользоваться бешеным спросом, нужно было, чтобы случился массовый падеж скота или какие-то иные бедствия во всех других штатах. А пока там всё было нормально, торговля техасской говядиной шла ни шатко ни валко.

С тех пор как Закари впервые погнали свой скот в Седалию, они были не более счастливы или несчастливы в области торговли скотом, чем все другие техасские фермеры. Их дела оживлялись, когда оживлялся рынок, и ухудшались одновременно с его падением. Как и все другие техасские фермеры, они могли обладать несколькими тысячами голов скота и при этом не иметь порой и куска сахара в доме. Всё в Техасе было очень переменчиво, и обладание огромными стадами вовсе не означало, что человек был по-настоящему богатым. К тому же те, на чьих участках паслись огромные стада животных, никогда не могли сказать точно, сколько именно голов в действительности принадлежали им и сколько были чужими — теми, которые попросту объедали их траву и не могли принести им никакой прибыли. Но даже те люди, которым каким-то чудом удавалось скопить денег и зарыть заветный бочонок с золотыми монетами под земляным полом своей хижины, частенько продолжали сами изготавливать мыло и свечи, потому что у них не было времени проскакать сотню и больше миль до ближайшего магазина...

Но в целом Бен Закари считал, что покойный отец сумел создать им все условия для того, чтобы они в конечном счёте добились богатства и процветания. Сейчас на их пастбищах паслось огромное количество коров и быков — больше, чем когда бы то ни было. Всю зиму Бен объезжал соседей, скупая и выменивая у них скот, пока наконец не стал обладателем самого большого собственного стада за всю историю семейства Закари. Правда, при этом он влез в огромные долги — настолько большие, что он и сам толком не представлял, сколько же именно он должен. Но предстоящее лето должно было всё окупить: Бен рассчитывал, что после значительных продаж прошлым летом рынок будет испытывать определённую нехватку мяса, и в тот момент, когда он выйдет с предложением своего скота, цены станут наивысшими. Он также рассчитывал и на то, что неудачи прошлых лет отвадили многих фермеров от занятия животноводством, и из-за этого общее предложение скота стало намного меньше. Он же мог поставить на рынок столько скота, сколько потребуется... И получить не меньше пяти долларов прибыли на каждый вложенный в дело доллар. Только бы всё пошло, как надо. И тогда этот год может стать самым счастливым для них.

Если же они решат перебраться на какое-то другое место — в Небраску, Дакоту или в Монтану — то они потеряют этот год, и только. К тому же одно дело было, когда решение о переезде на новое место принимал их отец, и совсем другое — если такое решение примут они сами. Бен чувствовал, что он просто не сможет сделать этого, не сможет заставить себя бросить то, что создавал в этом месте его отец на протяжении многих лет и что он сам создавал тут вместе с ним, и переехать в никуда. Это будет нехорошо и по отношению к отцу, и по отношению к самому себе, и к остальным членам семейства.

«Я не смогу так поступить, — подумал Бен Закари. — Я не смогу уехать отсюда. Сейчас делать этого тем более нельзя. Нам надо держаться здесь. Здесь, на этом самом месте, которое выбрал и обустроил наш отец, что бы ни случилось, что бы ни произошло».

Глава 6

Когда Бен возвращался домой из дальних поездок, он порой чувствовал себя немного неловко, особенно когда все родные и близкие буквально бросались ему на шею. Да и у него самого невольно начинало щемить сердце при виде родного дома. Лишь в такие минуты он понимал, как же он по-настоящему любит свой дом и тоскует без него и без своих родных.

Спрыгнув на землю, Бен увидел, что мать плачет, а глаза Рейчел тоже влажно сияют. Женщины бросились ему на шею. «А ты привёз мне...» — начала было Рейчел, но тут же закусила губу. Бен всегда выполнял её просьбы, а сейчас, когда они увидели, что он приехал к ним целый и невредимый, всё это уже не имело никакого значения. Он был вместе с ними, и это и было самым главным.

Они вошли в дом, где всё сияло и сверкало чистотой — так, что здесь не стыдно было бы принять даже самого губернатора штата. Женщины подвели Бена к празднично накрытому столу и замерли, дожидаясь, когда он произнесёт молитву. В семействе Закари молитву перед едой читали обычно один раз в день, и обычно это делал именно Бен, и никто никогда особенно не вслушивался в его торопливое бормотание, но сейчас, когда он заговорил, его слова казались исполненными особенного чувства и значения:

— Господь милосердный, мы благодарим тебя за еду, которую ты даёшь нам, и за всё, что ты делаешь для нас. Веди нас, и храни нас, и защищай от бед. Во имя Иисуса всемилостивейшего и милосердного. Аминь...

В этот день они были все вместе, в безопасности, счастливые и довольные. Бен видел, как искренне рада Рейчел его приезду. Он смотрел на её счастливое лицо и чувствовал, как его сердце невольно сжимается острой болью за неё. Рейчел выглядела такой счастливой, не подозревая при этом, какая страшная беда нависла над её головой. Беда, которая грозила отравить существование их всех...

Но внешне Бен никак не проявлял своё беспокойство. И, глядя на Бена, все думали, что с его возвращением закончились долгие унылые зимние месяцы и наконец наступила весна, наступило волшебное пробуждение природы и самой жизни. Рейчел и Матильда думали о том, что после того, как они провели всю эту зиму, не видя никого, кроме членов своего семейства, и не встречаясь больше ни с кем, они смогут теперь общаться с Роулинсами, как это всегда бывало, когда коровы и быки выходили на весеннее и летнее пастбище. Их семьям приходилось работать бок о бок друг с другом, и они постоянно встречались.

После ужина Бен достал свёртки с материей, которые он привёз для Рейчел и Матильды. Он извинился перед женщинами, что не смог привезти им больше — фургоном для перевозки вещей и грузов он обзавёлся только в Форт-Гриффине, а до этого ему приходилось вести всю поклажу в седельных сумках, которые и так были набиты сверх меры всем тем, без чего он просто не мог обойтись в дальней дороге.

Рейчел и Матильда увидели, что Бен привёз им кусок хлопчатобумажной ткани в сине-белую клетку — слишком короткий, чтобы из него можно было выкроить платье, и кусок такой же ткани, но уже в красно-белую клетку. Второй кусок ткани был значительно длиннее первого, точно Бен и вправду считал, что можно было сложить два эти куска вмести, чтобы сшить из них одно платье. Но кроме этих двух не слишком удачных кусков он привёз ещё девять ярдов чудесного миткаля в цветочек, за который женщины были готовы обнять и расцеловать его. Но когда они закончили разбираться с тканью, Бен уже убежал из дома — он был в загоне для скота и занимался с быками и коровами.

К десяти часам, когда сыновья миссис Закари вернулись с улицы, она уже уложила Рейчел спать. Энди, который очень устал, тоже уснул почти сразу. В гостиной за столом остались сидеть лишь сама Матильда и два её старших сына, Бен и Кассиус. Бен выглядел очень утомлённым, а Кассиус, наоборот, был собран и энергичен. Им троим предстояло разобраться с бедой, которая неожиданно обрушилась на них.

Глава 7

— Кэш и я поговорили с новым работниками, — сообщил Бен матери. — Мы объяснили им, не называя никаких имён, что вокруг нашего дома и загонов для скота вьётся один конокрад. При этом мы подробно описали внешность Эйба Келси. И пообещали ребятам сотню долларов.

— Сотню?

— Эти парни всё равно не умеют считать за сто. Назови мы им большую сумму, она бы просто отпугнула их.

У Матильды был отсутствующий вид, словно она не вполне участвовала в разговоре. С годами, по мере того, как мать старела, с ней всё чаще происходило подобное. Наконец она встрепенулась и посмотрела на Бена:

— И что же будет, если ребята вдруг поймают Эйба Келси?

Бен с Кэшем переглянулись. После этого Бен медленно произнёс:

— Мама, мы не просили работников изловить Эйба Келси.

— А что же вы просили их сделать? За сто долларов?

— Сто долларов, — бросил Кэш, — это плата за его скальп.

Мать вздрогнула.

— Но ведь Эйб не сможет сопротивляться. Он даже и не будет пытаться это сделать. Им придётся просто взять и пристрелить его.

— Да, именно так, — кивнул Кэш.

На глаза матери внезапно навернулись слёзы.

— Несчастный старик, — сквозь слёзы негромко произнесла она и уставилась в пустоту. Её сыновья на некоторое время замолчали. Они хотели дать матери несколько минут, чтобы она сумела справиться со своими эмоциями.

— Если Келси вдруг каким-то образом проберётся к дому, когда нас здесь не будет, — прерывая затянувшуюся паузу, сказал Бен Закари, — я хочу, чтобы вы с Рейчел хорошенько запёрлись внутри — так, словно к дому подъехал не один Эйб Келси, а как будто вместе с ним приехала целая орава вооружённых кайова. После того как вы запрётесь, берите его на мушку и стреляйте в него. — Он повысил голос: — Если нас здесь не будет, это придётся сделать вам. Пусть Рейчел стреляет в него, пока не убьёт. И я хочу, мама, чтобы ты ни в коем случае не мешала ей сделать это. Ты слышишь меня? Ни в коем случае!

Мать ничего не сказала. Но, судя по выражению её лица, она согласилась с Беном, что другого выхода не было.

— А теперь я хочу затронуть ещё один вопрос, — сказал Бен. — Я не знаю, встречался ли Келси уже с Зебом Роулинсом или нет, и если встречался, что именно он успел ему наговорить про нас. Сам я собираюсь предупредить Роулинса о том, что Эйб Келси — вор и верный друг и подручный индейцев. Но дело в том, что у Келси до сих пор сохранилось немало друзей во всём Техасе. А та ложь, которую он распространял по поводу нашего семейства, до сих пор циркулирует по штату. Поэтому нельзя исключать того, что если Келси приедет к Роулинсам и начнёт им рассказывать свои небылицы, те внимательно выслушают его. И чему-то поверят.

— Да, — на удивление спокойным тоном произнесла Матильда, — тут два варианта: это либо случится, либо нет.

Бен кашлянул.

— Мама, скорее всего, надо исходить из того, что рано или поздно это всё-таки случится. — Он пристально посмотрел на мать. — Думаю, что если бы у самих Роулинсов не было репутации людей, которые почти ничем не лучше чёртовых янки, то Эйб Келси давно бы уже вступил с ними в контакт. Но теперь это — лишь вопрос времени. И нам надо подумать, мама, что будем делать мы, когда это произойдёт.

— Думаю, нам придётся перестать общаться с ними, вот и всё, — протянула Матильда.

— Будет очень плохо, если это случится. Тогда мы просто не сможем вести здесь своё хозяйство. Мы не сможем заниматься здесь скотоводством, если будем воевать с собственными соседями. — Бен глубоко вздохнул: — В каждом графстве Техаса есть семьи, давно враждующие друг с другом. И время от времени пускающие в ход оружие друг против друга. Боюсь, что нечто подобное может случиться здесь у нас.

— Я знаю, — кивнула Матильда.

— Есть ещё одна вещь, — начал было Бен, но внезапно замолчал.

В проёме двери, ведущей в спальню, вдруг появилась фигура Рейчел. Рейчел была босой, из одежды на ней была лишь ночная рубашка. Её длинные волосы были заплетены в косы.

— Можно я посижу вместе с вами? — спросила она. — Хотя бы чуть-чуть? Я слышала, как вы разговариваете, но не могла разобрать слов. Можно, я посижу и послушаю, о чём вы говорите?

— Нет, Рейчел, нет, — покачала головой Матильда. — Завтра мы должны увидеться с Роулинсами. Впервые после долгой разлуки. Я не хочу, чтобы ты выглядела невыспавшейся и некрасивой. Иди спи, Рейчел.

Девушка просительно посмотрела на Бена, надеясь, что он поддержит её, но Бен решил не вмешиваться. Рейчел повернулась и исчезла в спальне, плотно притворив за собой дверь.

Пока она стояла в дверном проёме, Бен успел заметить, как она похорошела и как она стремительно превращается в соблазнительную женщину. Это было ясно видно даже под её бесформенной ночной рубашкой. «Интересно, обратят ли на это внимание кайова? — пронеслось у него в голове. — Ведь они постоянно рыскают здесь, направляясь в свои дальние грабительские вылазки, и рано или поздно заметят, что Рейчел быстро превращается в женщину. И что случится тогда?»

Лицо Бена потемнело. Он был более чем уверен, что проклятый Эйб Келси уже успел рассказать индейцам кайова то, что он постоянно твердил всем белым, кто желал его слушать: то, что Рейчел, которую Бен все эти годы привык считать своей родной сестрой, — на самом деле индианка, краснокожая. А Бен прекрасно знал, как относятся кайова к подобным вещам. Для них верность кровным узам была превыше всего. И если они послушаются Келси и вобьют себе в голову, что Рейчел — одна из кайова, беды не миновать. Они обязательно попытаются освободить её, а заодно и жестоко наказать тех, кто все эти годы держал её в плену. А Келси обязательно будет твердить им, что именно так и надо поступить — ведь это единственный способ по-настоящему отомстить семье Закари, который он знает.

Если же кайова не захотят слушать его, Келси всегда может обратиться к шаманам племени — к Небесному Скороходу или к Бешеному Коню, и попросить их погадать и расшифровать те знаки, которые те должны увидеть, наблюдая за полётом священных сов. И шаманы — если Келси догадается хорошо одарить их — обязательно «увидят» именно то, что хочет он. И скажут всем остальным, что женщина из племени кайова действительно томится в плену у белых, удерживаемая семейством Закари. А дальше... дальше какой-нибудь честолюбивый молодой воин, желающий добыть воинской славы для того, чтобы претендовать впоследствии на пост вождя, соберёт подобных ему молодых воинов, желающих прославиться и вернуться с хорошей добычей, и поведёт их в поход против Закари.

— Мама, я хотел сказать тебе следующее, — медленно начал Бен. — Этот год грозит стать очень тревожным и плохим для всех белых в плане нападений индейцев. Возможно, в этом году нам всем предстоит пережить больше нападений индейцев, чем когда бы то ни было прежде. С начала года индейцы убили уже дюжину человек, причём не где-то в глуши, а прямо возле Форт-Силл. И дерзко выкрали всех мулов, которых держали в каменном загоне прямо перед стенами форта. Это нападение, равно как и сотни других признаков, свидетельствуют о том, что этот год грозит стать очень тяжёлым и опасным для всех нас.

Матильда пожала плечами. Но не потому, что она не боялась кайова — наоборот, она боялась их панически, боялась порой безрассудно. Просто она боялась их всегда, каждый год, во всякое время, и не понимала, почему именно этот год должен стать хуже остальных.

— Я всегда говорила и говорю теперь, что это может случиться в любой момент, сынок, — произнесла она. — Любой индеец в любое время может подняться на пригорок прямо напротив нашего дома и застрелить любого из нас. В любое время.

Бен промолчал, не желая спорить с матерью, хотя в глубине души знал, что она не права. Индеец, которого заметили бы на пригорке напротив их дома, не мог представлять настоящей опасности. Одиночный воин никогда бы не решился напасть на дом белых или начать безрассудно обстреливать его. Он обязательно дождался бы большого подкрепления, выбрал бы подходящий момент для атаки, убедился бы, что это нападение может принести массу добычи и вражеских скальпов, и напал бы только тогда, но никак не раньше. Мать просто не понимала этого. Для неё все недружественные индейские племена были на одно лицо — дикие, невежественные кровожадные дикари, готовые броситься грабить и убивать при первом же удобном случае, точно бешеные животные. И сколько Бен ни пытался объяснять ей, что это не так, это не помогало. Его мать панически боялась индейцев самих по себе, и не желала выслушивать никаких объяснений.

— Мама, — Бен на мгновение замялся, перед тем, как перейти к главной части своей речи. Но выбора у него не было. Ему надо было сказать об этом — и никакой другой возможности сделать это у него попросту не было. — Ты не хотела бы — только лишь на год, лишь на этот год — уехать вместе с Рейчел в какое-то безопасное место? Например, в Форт-Ричардсон или в Форт-Уорт?

Матильда смотрела на него так, точно не могла поверить собственным ушам.

— Или, может быть, в Остин, — продолжал Бен. — Или в Корпус-Кристи...

— Ты что, сошёл с ума? — воскликнула мать. И Бен почувствовал её несгибаемую волю и упорство, которые сейчас противостояли ему. Он уже сталкивался с подобной ситуацией прежде, и всякий раз пасовал перед волей матери. Не мог же он отправить мать и Рейчел в безопасное место, заковав их в кандалы... Но как же одолеть материнское упорство? Неожиданно Бен почувствовал, что главная битва его жизни произойдёт именно сейчас, и произойдёт не в седле, не в дыму пороха, а прямо здесь, в этой комнате. И ему придётся биться, не имея в руках привычного оружия — ружья или пистолетов.

— Мама, я и Кэш... мы все вместе так долго готовились к тому, чтобы сделать этот год по-настоящему прибыльным для нас. Мы скупили огромное количество животных, нанял новых помощников, которые должны помогать нам управиться с ними... мы подготовили всё остальное и, в общем, сделали всё, чтобы превратить этот год в самый прибыльный для нас. Этот год должен стать решающим, в результате него мы должны наконец разбогатеть и зажить по-настоящему богатой и счастливой жизнью. И нельзя допустить того, чтобы что-то могло этому помешать. Поэтому мы хотим работать, работать, как проклятые, и не беспокоиться при этом за вас. И если бы ты действительно могла увезти Рейчел на этот год отсюда... всего на один год... а потом у нас появились бы деньги для того, чтобы отправить её учиться в Швейцарию или куда-нибудь ещё...

Мать глядела на него с такой неизбывной печалью, что Бен невольно остановился.

С тех пор как Уильям Закари впервые погнал скот в Седалию, и вернулся оттуда ни с чем, Матильда уже больше не верили во все эти истории про то, как их семейство быстро разбогатеет, и они смогут решить все свои проблемы.

Саму же жизнь в прериях Матильда ненавидела и без всяких индейцев. Она ненавидела ветра, которые дули здесь порой круглые месяцы напролёт, ненавидела пыль, которая сочилась из всех щелей и постепенно забивала всё в доме, ненавидела непролазную грязь, которая возникала всякий раз, когда в прерии начинали лить проливные дожди. Она ненавидела их труд, который был бесконечным и практически не приносил им ничего.

Гигантские просторы прерии на всём своём протяжении были усеяны скелетами животных и людей, которые пали здесь в нескончаемой борьбе с природой, пали, ничего так и не сумев изменить. Свою жизнь потерял здесь и её собственный муж. Он погнался за заманчивым призраком мечты и погиб. И теперь за тем же самым призраком гнались и её сыновья. И это тоже было частью образа жизни человека на просторах прерии — гнаться за недостижимой мечтой, которая казалась реальной, которую все лелеяли так, словно она и была в самом деле реальна...

— Мы поговорим о переезде в другое место, когда для нас действительно наступят хорошие дни, — сказала она Бену.

— Мама, — покачал головой Бен Закари, — послушайся меня хотя бы один-единственный раз. Вы с Рейчел должны уехать — уехать до того, как наступит первое полнолуние, и здесь появятся кайова. Иначе будет поздно. Слишком поздно!

— Бен, те мизерные деньги, которые у нас имеются, никогда не позволят нам выбраться из Техаса. А я никогда не соглашусь перевезти Рейчел в один из техасских городов. Никогда, ты слышишь меня?! Я не хочу, чтобы прямо у меня на глазах её сердце было разбито, а жизнь сломана. Ты что, забыл, что произошло с нами в Раунд-Роке? Или в Сан-Саба? Весь этот злобный шёпот за спиной, демонстративное пренебрежение, отказ поддерживать отношения — всё, что способно убить любого. Мы уже прошли через всё это. Ты хочешь, чтобы мы испытали это снова? Как ты считаешь, сколько времени пройдёт после нашего переезда в город, когда кто-нибудь скажет ей это прямо в лицо?

— Скажет что? — резко спросил Кассиус.

— Мне надо озвучить это для тебя? Ну что ж, я это сделаю! Назовёт её краснокожим отродьем!

Было очень странно и непривычно услышать, как Матильда вслух произносит то, что было строжайше запрещено произносить в их доме. Оба брата Закари были шокированы.

— Скажи мне, — в упор поглядела Матильда на Кассиуса, — ты сможешь выдержать это — выдержать, когда твою сестрёнку будут называть так?

— Я никому не позволю произнести эти слова дважды, — твёрдо пообещал Кассиус.

— Но это скажут не тебе в лицо. И это скажет не мужчина. Так будут говорить все... и самое главное, что это услышит она. — Мать закрыла лицо руками.

Маленькая дочь самой Матильды умерла, когда вся семья Закари жила в Раунд-Роке, и была похоронена на кладбище при местной церкви. С появлением Рейчел Матильде показалось, что она вновь обрела свою дочь.

Лицо Матильды исказилось так, словно она была готова разразиться рыданиями. Но глаза её при этом оставались странно сухими. Глядя на своих сыновей в упор, она спросила:

— Вы способны хотя бы приблизительно представить, что это будет означать для неё?

Бену и Кассиусу казалось, что они могут представить себе это. Впрочем, быть может, они представляли это не до конца. Всё-таки сами они были мужчинами, привыкшими сражаться, сидя в седле и с ружьём в руках, и не совсем понимала, как может чувствовать себя молоденькая девушка, от которой все отворачиваются и к которой поворачиваются спиной.

— Она же такая нежная, такая ранимая, — продолжала мать. — Как вы смеете даже думать о том, что её может постигнуть подобная участь?

— По мне, даже подобная несладкая участь — всё равно лучше, чем смерть! — упрямо заявил Бен.

Мать со скорбным укором в глазах взглянула на него:

— Неужели ты думаешь, что она хотя бы на одну минуту останется здесь, если только она поймёт, что притягивает к себе несчастье? Да она тут же сбежит отсюда, если ей это станет ясно. Сбежит, не выбирая дороги. Не заботясь о том, выживет ли она сама или пропадёт. Она просто исчезнет — и мы никогда уже больше не увидим её. — Мать смотрела на сыновей так, словно молила их сделать над собой усилие и постараться в конце концов понять Рейчел, и в то же время было ясно, что она сомневается, сумеют ли они когда-нибудь по-настоящему сделать это. — Мне кажется, вы её совсем не знаете!

— Я просто не могу понять, чего хорошего держать её здесь — здесь, где она, по сути дела, находится в ловушке. В ловушке, которая может в любой момент стать смертельной для неё!

— Я смогу защитить её здесь, — сказала Матильда Закари.

Бен опустил глаза. Непостижимая женская логика, недоступная мужчине... Он не представлял, как с ней бороться.

— И что же случится, когда сюда придут кайова?

— Тогда мы будем драться с ними.

Бен нахмурился. Чёрт побери, что она вообще знала об индейцах? Что она могла знать о том, как надо драться с ними? Наверное, если бы она действительно знала, как всё это происходит на самом деле, она не говорила бы об этом так спокойно — так дьявольски спокойно.

Однако, сказав это, она затронула ту тему, с которой Бен не мог поспорить. Их дом был действительно построен их отцом Уильямом Закари так, чтобы в случае опасности его можно было защитить. Их дом и в самом деле представлял собой крепость, которую нелегко было бы взять даже целой армии индейцев.

— Ну что ж, тогда говорить больше не о чем, — печально заключил Бен.

Больше он не сказал матери ни слова, и она пошла спать. Однако, оставшись наедине с Кассиусом, он тихо спросил его:

— Ты успел приглядеться к тем парням, которых я нанял?

— Да. Мне кажется, они все нормальные.

— Ты мог бы взять двадцать парней и отогнать вместе с ними четыре тысячи голов скота в Уичиту?

Лицо Кэша раскраснелось.

— Какого чёрта ты спрашиваешь меня об этом? Ты же прекрасно знаешь, что я могу это сделать.

— Прекрасно, — кивнул Бен Закари. — Тогда это твоё стадо, Кэш.

— Что?

— Я остаюсь здесь.

Глава 8

На следующий день к Закари с визитом прибыли их соседи, Роулинсы. Перед тем как они появились в их доме, Матильда попросила Рейчел:

— Рейчел, дорогая, давай не будем рассказывать им ничего про Эйба Келси.

— Но почему?

— В этом просто нет никакой нужды. Я не вижу абсолютно никакой нужды в том, чтобы упоминать о нём при Роулинсах! — На глазах Матильды неожиданно выступили слёзы. Рейчел была поражена. — Обещай мне это, Рейчел. Пожалуйста, обещай это мне!

Первыми к их дому подъехали Зеб Роулинс и его жена Хейгер. Зеб был очень сильным, но нескладно выглядящим мужчиной: он казался очень высоким, когда сидел, и маленьким, когда вставал. Он всегда путешествовал только в фургоне, поскольку был не в состоянии забраться в седло. Закари сначала думали, что это происходит из-за того, что рядом с сердцем у Зеба Роулинса находится пуля, которую врачи так и не смогли извлечь из его тела, но позднее узнали, что виной всему — грыжа, которую в их краях лечить и оперировать не умели.

Из-за вынужденного малоподвижного образа жизни Зеб со временем отрастил довольно большой живот, однако это не мешало ему двигаться весьма ловко и уверенно руководить своим семейством.

Он подкатил к самому крыльцу дома Закари, так, что его жена смогла сойти с подножки фургона и встать прямо на ступеньки. Потом он, галантно приподняв шляпу, громко поприветствовал Матильду.

Хейгер Роулинс была выше своего мужа. Она была худой и костлявой, а её лицо, со впалыми щеками и глубоко сидящими глазами, всегда выглядело мрачным и настороженным. Рейчел побаивалась её — она много раз ловила на себе взгляды Хейгер, которые казались девушке изучающими и неприязненными.

Когда Хейгер вышла из фургона, сразу бросился в глаза её физический недостаток: она могла передвигаться лишь с большим трудом, едва волоча ноги, точно у неё были перерезаны сухожилия.

Матильда и Хейгер обнялись. Хейгер родилась в восточной части штата Теннесси. Рассказывая о месте своего рождения, она говорила, что оно было окружено такими высокими горами, поросшими столь густым лесом, что «солнце никогда не заглядывало к нам в окна».

Сегодня главной новостью, которой Хейгер поделилась с Матильдой Закари, была новость, касающаяся старшей дочери Роулинсов — Эффи. Эффи заболела воспалением лёгких, и её послали в Форт-Уорт, надеясь, что тамошние доктора сумеют спасти её. Отправляя дочь в Форт-Уорт, Хейгер в глубине души не верила, что её смогут вылечить. Но произошло чудо, и Эффи вновь встала на ноги. И сейчас Хейгер была вся переполнена счастьем, которое так и лучилось из её глубоко посаженных глаз. Видеть это выражение счастья на её обычно мрачном лице было непривычно и удивительно.

Но это были ещё не все новости. Находясь на лечении в Форт-Уорте, Эффи сумела не только встать на ноги, но и познакомиться с одним очень славным молодым человеком, из хорошей семьи, который недолго думая сделал ей предложение. И теперь Роулинсы ждали Эффи и её жениха, готовясь сыграть их свадьбу в своём собственном доме.

Рейчел не была знакома с Эффи очень близко, но она хорошо помнила, что Эффи вряд ли можно было назвать по-настоящему красивой. У неё были водянистые невыразительные глаза и не очень-то соблазнительная фигура. Но это сейчас не имело особого значения — Рейчел всё равно стала представлять себе, какой красочной и великолепной будет свадьба Эффи и её молодого кавалера. Рейчел представляла себе десятки гостей, разодетых красочно и пышно, особенно женщин, представляла, как они шествуют по навощённому полу, и их лица и фигуры отражаются в нём в сиянии люстр, а рядом играет торжественная музыка.

Рейчел и не заметила, как фантазия слишком далеко унесла её от реальности. Ничего подобного не могло ожидать ни Эффи Роулинс, ни всех других девушек, которые жили в прерии. У тех женщин, которые жили здесь, никогда не было платьев, которые представляла в своём воображении Рейчел, и не было никакой надежды на то, что они когда-нибудь будут иметь такие платья. Свадьбе Эффи Роулинс было суждено состояться в домике Роулинсов, который был едва ли не меньше, чем дом самих Закари, что же касается сверкающих навощённых полов... в доме Закари был деревянный пол, который Рейчел вместе с Матильдой периодически скоблили, чтобы очистить от грязи, но он всё равно никогда не сверкал — а в доме Роулинсов пол вообще был земляным.

С наступлением вечера Рейчел и Матильда Закари и Зеб Роулинс вместе с Хейгер услышали приближающийся топот лошадиных копыт, и поняли, что пастухи гонят табун лошадей к дому, чтобы разместить его на ночь в загонах. Топот всё нарастал и, наконец, они увидели сотни лошадей, которые на большой скорости мчались к дому Закари. У самого дома пастухи осадили их и уже медленной рысью направили в загоны. Рейчел догадалась, что управлявшие лошадьми молодые парни специально демонстрировали свою удаль и мастерство, стараясь произвести впечатление на ехавшую вместе с ними Джорджию Роулинс — младшую сестру Эффи.

Через несколько секунд Джорджия Роулинс вбежала в дом Закари. Она была на пару лет старше Рейчел и гораздо выше её — она вся пошла в свою мать. Крепко сложенная, с лицом, прокалённом на солнце прерии, она была скорее симпатичной, нежели по-настоящему красивой.

— Привет всем! — громко воскликнула она и быстро скрылась в спальне, чтобы переодеться. Одежду, в которой она собиралась предстать перед гостями, Джорджия Роулинс несла в небольшом свёртке.

Хотя никто прямо не говорил об этом, Джорджия Роулинс считалась девушкой Кэша Закари. Оба семейства исходили из того, что они могли бы пожениться после того, как Кассиус обзаведётся своим собственным домом. Рейчел, которая считала своих братьев самыми хорошими и умными среди всех окружавших её молодых людей, немного ревновала Джорджию Роулинс к Кэшу, и постоянно находила в ней недостатки. Ей не нравилось то, как Джорджия перепрыгивает через изгородь загонов для скота, не заботясь о том, что показывает свои голые ноги — точно она не девушка, а какой-то мальчишка-сорванец, не нравилось, что Джорджия порой ругается, как мужчина, хотя, конечно, при своей матери Джорджия никогда не осмеливалась показывать это. Но братья Рейчел, казалось, и не замечали вовсё, что Джорджия Роулинс была совсем неженственной...

Из спальни Джорджия Роулинс выплыла в голубом ситцевом платье. Это платье было хорошо знакомо Рейчел — по большому счёту, это было единственное платье Джорджии, в котором она везде появлялась — но вместе с тем, Рейчел была вынуждена скрепя сердце признать, что в нём девушка выглядела вполне ничего. Она повязала свои мышиного цвета волосы синей лентой в тон платью, и даже надела туфли и чулки. «Неужели у неё есть в запасе ещё что-то? Нижнее бельё, например?» — пронеслось в голове у Рейчел.

Что думала о Рейчел сама Джорджия Роулинс, было неизвестно. Похоже, она вообще не замечала её.

Вскоре в дом Закари стали подтягиваться мужчины. Первыми вошли два сына Роулинсов, Чарли и Джуд. Чарли был самым младшим ребёнком в семействе Роулинсов и ровесником Рейчел. У него были небольшие грустные глаза, никак не выделявшиеся на его бледном невыразительном лице, которое казалось Рейчел каким-то пустым. Чарли совсем не унаследовал характерного для Роулинсов мощного телосложения и сильных мышц — его сложение следовало скорее назвать деликатным. Самым удивительным в Чарли Роулинсе были его волосы — они всегда стояли у него торчком. Даже если он обильно смачивал их водой и приглаживал пятерней, они в какой-то момент высыхали и внезапно распрямлялись, точно пружинки. Рейчел знала, что глаза Чарли с затаённой нежностью постоянно следят за ней, особенно в те моменты, когда он считает, что она этого не замечает. Такое внимание несколько льстило девушке, хотя она не придавала этому никакого особенного значения.

Джуд, старший брат Чарли, был старше Кассиуса и немного младше Бена Закари. Джуд был точной копией своего отца до того, как Зеб Роулинс утратил большую часть своей былой подвижности и сильно растолстел.

Джуд был сильным и мощным, с бычьей шеей, очень плотный и крепкий. Энди завидовал его силе и как-то сказал:

— У этого Джуда — железные руки.

— Может быть, — ответила ему Рейчел. — Но только Бен может легко перебросить его через голову, если захочет.

Джуд держался рядом со своим отцом и Беном, надеясь слышать от них какие-то умные слова и замечания, которые могли бы в дальнейшем пригодиться ему самому.

Последними в дом вошли Кассиус и Бен Закари. Кассиус затмил своим внешним видом и одеждой всех остальных мужчин. На нём была чёрная замшевая рубашка из тонко выделанной кожи, чёрные брюки и широкий пояс, обильно украшенный серебряными накладками. Рейчел решила, что Кассиус выглядит просто потрясающе. Правда, Бен Закари, несмотря на то, что на нём была обычная потёртая одежда, всё равно выглядел как главный в их доме. Бен с некоторым неодобрением посмотрел на брата, точно говоря ему, что тот выглядит по-дурацки.

После того как все поужинали, Зеб Роулинс и Бен сели в сторонке, чтобы заняться подсчётами и бухгалтерией. Для Бена Закари эти подсчёты были самой скучной и неинтересной частью занятия скотоводством. Но без этого было не обойтись.

Договориться с Зебом Роулинсом было нелегко — от глаз Рейчел не укрылось, что он отрицательно качал головой в ответ практически на любое предложение или реплику Бена. При этом Зеб был готов охотно принять из рук Бена половину доходов от продаж скота, которые Бен Закари сумел так успешно осуществить, однако сам не желал вкладывать и доллара в покупку новых животных, которые, по плану Бена, должны были принести им ещё больший доход. Бен понимал причину упорства старого Зеба: когда две семьи занимаются по соседству друг с другом одним и тем же, между ними всегда невольно возникает соперничество, когда кто-то из них двоих заметно вырывается вперёд. Зеб всегда тайно недолюбливал семью Закари за высокомерие и в глубине души считал их чем-то вроде выскочек. Сейчас ему хотелось не упустить шанса осадить их. И он пытался ставить им палки в колёса, как только возможно.

Между тем Джорджия Роулинс сумела втянуть молодёжь — Кассиуса, Чарли, Джуда и Рейчел — в громкую игру. Один из участников игры должен был стоять в центре комнаты, в то время как двое других гонялись друг за другом, пока один не ловил другого. Затем роли играющих менялись. Всё это сопровождалось топотом и громким пением, от которого дрожали окна. Бен и Зеб Роулинс, сидевшие за столом и обсуждавшие свои денежные дела, в конце концов не выдержали этого шума и прекратили обсуждение деловых вопросов: делать это в таком гаме и грохоте было невозможно.

— Если бы сейчас с нами была Эффи, — мечтательно повторяла Хейгер Роулинс, обращаясь к Матильде Закари. Та кивала ей головой. Она прекрасно понимала чувства Хейгер, понимала, как она гордится своей дочерью, как желает ей счастья и предвкушает свадебное торжество, которое должно было вот-вот состояться и стать одним из кульминационных моментов в жизни её и дочери. Глядя на раскрасневшееся счастливое лицо Хейгер Роулинс, Матильда и сама чувствовала радостное возбуждение и чувство удовлетворения. Сегодняшний день и особенно вечер выдались по-настоящему хорошими. И если мимолётная мысль об обречённом несчастном человеке, который, возможно, скрывался где-то рядом в темноте и глядел на ярко освещённые окна их дома и возникала в головах Матильды и Бена, то эта мысль была похожа на призрак, быстро появлявшийся и ещё быстрее исчезавший, чтобы уступить место другим, радостным и хорошим мыслям.

В помещении стало жарко, волосы играющих намокли от пота и липли ко лбу. Воздух звенел от криков и радостного смеха. Румянец разлился по лицу девушек, их глаза светились — они снова и снова переживали радость и счастье. Душа Рейчел наполнилась ощущением непередаваемого блаженства. Ей хотелось, чтобы этот счастливый вечер длился как можно дольше, чтобы он никогда не кончался. Так, точно он был последним вечером в их жизни.

Она не знала, что всем им действительно было суждено в последний раз собраться вместе под крышей этого дома в этот самый вечер.

Глава 9

Со следующего дня в прерии начался сезон дождей. Но дождь лил не так, как об этом мечтали фермеры — с медлительной монотонной неторопливостью, обильно и качественно смачивая всю землю, обеспечивая рост травы и всего живого, а налетал яростными порывами, во время которых по прерии начинали бежать стремительные бурные ручьи, размывая землю на своём пути. Во время недолгих перерывов над прерией повисало ослепительное солнце, и через всё небо потягивалась волшебно-яркая радуга.

Когда дождь полили в первый раз, Бен босой выбежал из дома и, широко расставив руки и запрокинув голову, подставил лицо льющейся с неба воде. Он был счастлив — приход дождя означал, что прерия начинает оживать. Дождь обещал сочную весеннюю траву, обещал новый корм для скота, который так изголодался по нему за долгую холодную зиму.

Пляшущая Птичья река сразу вышла из берегов и разлилась по прерии широкими грязными потоками. Пол в доме Закари был теперь всё время заляпан грязью, несмотря на героические усилия, которые ежедневно предпринимали женщины, чтобы хоть чуть-чуть отскоблить его. Но сейчас никто не обращал на это внимания. Самым главным был скот. Все помыслы и все расчёты вертелись теперь вокруг него, и все надежды были связаны только лишь с ним.

Каждый год, когда животных выгоняли на весенние пастбища, вставал вопрос, может ли Рейчел вместе с мужчинами заниматься этой работой. Матильда всякий раз выступала против этого. Когда Рейчел была маленькой, Матильда боялась, что какая-нибудь лошадь лягнёт её и причинит ей увечья. Когда же Рейчел подросла, Матильда стала говорить, что, общаясь с ковбоями, девочка невольно научится от них тем грубым нецензурным выражениям, которые они так обильно использовали в своей речи и без которых практически не могли обходиться в разговоре. Теперь же, когда Рейчел превратилась в юную леди, Матильда была категорически против её совместной работы с молодыми ковбоями по вполне очевидной причине: практика показывала, что каждая третья молодая девушка сбегала из дома с каким-нибудь ковбоем или подпаском. Впоследствии из этого молодого человека мог вполне получиться толк, однако все родители категорически возражали против такого способа устройства личной жизни своих дочерей. Матильда не была исключением.

Рейчел было очень трудно возражать против непреклонной позиции матери, однако она всякий раз находила возможность обойти её запреты. Когда ковбои начинали заниматься с лошадьми и скотом, Рейчел принималась выскальзывать из дома, направляясь к ним под разными благовидными предлогами — сначала ненадолго, потом на всё большее и большее время. В конце концов получалось так, что она проводила вместе с ковбоями чуть ли не весь день. А Матильде приходилось делать вид, что всё в порядке вещей и что она этого просто не замечает.

В этом же году Бен не стал препираться с матерью по поводу участия Рейчел в совместной работе с ковбоями, а поступил просто и решительно: подъехав к дому, чтобы забрать ещё один непромокаемый плащ для работы в поле, он посадил Рейчел сзади себя на седло своей лошади и, крикнув «Мама, Рейчел едет со мной!», был таков. Матильда ничего не успела сделать.

— Вот что, Рейчел, — обратился он к девушке, когда они скакали вперёд. — Я хочу, чтобы в этом году ты могла принимать участие во всех работах с лошадьми, коровами и быками наравне с мужчинами. Но прежде я хочу показать тебе кое-что, чтобы ты знала, где другим надо остановиться во взаимоотношениях с тобой и где тебе самой надо остановиться.

Он подъехал к большому круглому загону, в который ковбои выгоняли необъезженных лошадей и усмиряли их, превращая в послушных скакунов. Это была тяжёлая работа. Техасские дикие лошади, которые происходили от испанских лошадей, вырвавшихся на волю в прерию три столетия назад и с тех пор не знавших ни узды, ни седла, отличались бешеным нравом. За три столетия они научились успешно обороняться от волков и койотов, выживать во время пронзительно холодных зим и жестоких засух, и когда на них пытались накинуть узду и надеть седло, сопротивлялись до последнего. Зато один такой объезженный конь стоил нескольких обычных: он был удивительно неприхотлив, он не боялся ни жары, ни недостатка воды и отличался поразительной выносливостью.

Правда, для того, чтобы усмирить и приручить одного такого коня, требовалось недюжинное мастерство и умение, сдобренное к тому же изрядной толикой мужества — дикие кони, прежде чем стать покорными, страшно лягали седоков, кусались, брыкались и выделывали такие бешеные прыжки, что мало кому из ковбоев удавалось с первого раза удержаться в седле. А среди нескольких сотен диких необъезженных скакунов обязательно оказывался один жеребец-убийца. Тот, который стремился не просто сбросить с себя седока, но и убить его.

При этом не было никаких чётких внешних признаков, по которым можно было бы выделить такого коня-убийцу и вычислить его среди всех прочих. Как и любой другой дикий жеребец, он лягался и кусался, когда наездник пытался покуситься на его свободу — но ничуть не более явно и упорно, чем все остальные. Как и остальные жеребцы, он пытался сбросить с себя всадника — но так поступали все дикие кони без исключения. Разница наступала только тогда, когда всадник оказывался сброшен на землю. Характер коня-убийцы проявлялся именно в этот момент. Ему было недостаточно сбросить с себя седока — в ту секунду, когда тот оказывался на земле, жеребец-убийца яростно нападал на него, стремясь затоптать до смерти, и часто пускал при этом в ход свои зубы. Редко кому удавалось спастись от его безграничной неконтролируемой ярости и остаться живым.

Возможно, именно это обстоятельство объясняло тот факт, почему практически все ковбои, от мала до велика, в обязательном порядке имели при себе оружие. С помощью револьвера у них был шанс отбиться от жеребца-убийцы — правда, только при условии, что они успеют вовремя выхватить его и нажать на спусковой крючок. Без оружия же они были обречены на верную гибель.

Револьвер имели даже мальчишки, которым было не больше четырнадцати лет. Неудивительно, что когда один из таких мальчишек по имени Джонни Португал приблизился к Рейчел, то его пояс оттягивал тяжёлый шестизарядный кольт. Он облокотился о деревянное ограждение загона рядом с Рейчел и улыбнулся девушке, ослепительно сверкнув при этом всеми своими зубами, причём при этом могло показаться, что их у него больше, чем тридцать два.

— Ты уже давно живёшь здесь? — спросил Джонни Португал.

Но это было всё, что он успел сказать Рейчел. На Джонни уже стремительно надвигался Бен Закари. Бен вовсе не имел намерения научить ковбоев хорошим манерам. Ему было в принципе наплевать, имеют ли они вообще какое-либо представление о манерах или нет. Ему было важно лишь продемонстрировать им всем, что никому не стоит приближаться к Рейчел Закари — ни под каким видом.

Схватив Джонни за отворот куртки, Бен одним резким движением повернул его к себе и отвесил ему громоподобную оплеуху, которая сбила парня с ног и заставила опрокинуться навзничь. Во время падения Джонни сбил деревянное ограждение загона, которое с громким треском переломилось пополам, и рухнул спиной в грязь.

Кое-как привстав, Джонни трясущимися руками расстегнул кобуру своего револьвера и выхватил оружие. Но Бен ждал этого момента и был начеку. Одним молниеносным движением он выбил револьвер из рук Джонни Португала и перебросил его через забор. Как только револьвер упал на землю, его тут же подхватил стоявший там наготове Кассиус Закари. Крепко сжимая в руке револьвер Джонни Португала, он приблизился к незадачливому парню, который оказался зажат, словно в тисках, между двумя братьями Закари. Растерянно хлопая глазами, Джонни смотрел на Бена и Кассиуса, не зная, что ему делать.

— Он унаследовал эти способности от нашего отца, Джонни, — медленно протянул Кассиус, поглядывая на Португала. — Наш старик однажды сломал таким ударом шею одному индейцу из племени команчей, находясь прямо в центре их лагеря. После этого индейцы окрестили его Каменной Рукой и так всегда и называли.

Бен улыбнулся:

— Ты больше слушай его, Джонни. На самом деле, тебе страшно повезло, что ты не попал под горячую руку моему братцу.

Джонни Португал закашлялся:

— Если ты скажешь мне, что он бьёт ещё сильнее, я тут же брошу ваше чёртово ранчо и уеду отсюда!

— Да ладно тебе, он вообще никогда никого не бьёт, — рассмеялся Бен Закари.

После этого все ковбои старательно обходили Рейчел за много метров. Никто не решался ни приблизиться к ней, ни даже просто заговорить. У Матильды больше не было причин возражать против того, чтобы Рейчел работала вместе с ковбоями в поле: мужчины шарахались от девушки, точно от гремучей змеи. Теперь было невозможно представить, чтобы кто-то посмел приставать к ней или просто грубо разговаривать в её присутствии.

Глава 10

После того как ковбои объездили и приручили большинство диких лошадей, приобретённых и собранных Беном Закари, они стали проводить практически всё своё время в прерии, где лошади паслись и набирали под их присмотром вес. Всё это время ковбои ели и спали прямо в поле и возвращались на ранчо лишь раз в три, а то и в четыре дня.

На ранчо семьи Закари постоянно оставалось не больше пары человек, которые занимались необходимыми работами по хозяйству: чистили и углубляли колодец, чинили сёдла и лошадиную сбрую, обжигали известь и делали ещё десятки мелких дел, которые неизбежно возникали в хозяйстве. Одновременно они играли роль гарнизона, который оставался на ранчо на случай неожиданного нападения индейцев. Так решил Бен. При этом каждую ночь либо он, либо Кассиус обязательно проводили дома, оставаясь вместе с матерью и Рейчел. Бен считал, что этого достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности: времени полнолуния, когда кайова привыкли скрытно передвигаться по ночам, ещё на настало, да к тому же они всё равно не могли напасть на них, когда это время настанет, потому что им требовался ещё по меньшей мере месяц для того, чтобы подкормить своих отощавших за долгую зиму лошадей на свежей траве и быть готовыми совершать набеги. У Закари ещё было время.

Рейчел почти каждый день проводила в поле вместе со своими братьями и остальными ковбоями. Она больше всего на свете любила эти первые дни весны, когда прерия буквально расцветала и преображалась под живительными лучами солнца, когда всюду появлялась свежая зелень, радуя глаз своим изумрудным отливом. Для неё это были самые драгоценные дни во всём году, и она старалась не упускать ни одного часа.

По всей прерии разливались восхитительные запахи свежей зелени, свежей травы, которая под благодатными тёплыми дождями росла и стремительно тянулась вверх каждый день. Казалось, это пробуждается от долгой зимней спячки сама земля, наполняя всё вокруг себя живительными соками. Запах молодой свежей травы был запахом надежды, запахом обещания возрождённого мира и лучшей жизни. Люди вдыхали его, и их сердца наполнялись новыми надеждами, новыми чаяниями и начинали быстрее биться в предвкушении чего-то хорошего, что должен был принести им этот год.

Частью этой музыки надежды были и звуки, которые разносились по прерии — мычание коров и ржание лошадей, которые были для ковбоев самой лучшей музыкой на свете, стук их бессчётных копыт по мягкой земле, который свидетельствовал об огромной силе вновь пробудившейся жизни.

Несмотря на то, что Рейчел теперь почти всё время проводила в поле вместе с ковбоями, Матильда ни разу не попыталась возразить против этого и отговорить девушку от этого. Она смотрела на девушку с затаённой грустной улыбкой и позволяла ей делать всё, что хотелось Рейчел. Причиной такого необычного отношения Матильды к своей приёмной дочери было то, что Матильду не покидали дурные предчувствия, вызванные появлением Эйба Келси у их дома. Всякий раз, когда она смотрела на Рейчел, ей казалось, что над молодой девушкой нависает чёрная тень, угрожающая её спокойствию и благополучию, зловещая тень, угрожающая самой её жизни. И тогда сердце Матильды переполнялось неизъяснимой жалостью и любовью к девушке, и она хотела лишь одного: чтобы Рейчел наслаждалась каждым счастливым мгновением, которое ей было пока даровано, и чтобы она каждый день испытывала радость и счастье — до тех пор, пока это было ещё возможно.

Когда Рейчел ночевала в прерии, она была единственной, кому разрешалось спать в фургоне, где для неё стелили походную постель. Все остальные, включая самого Бена Закари и Кассиуса и даже повара, который готовил для ковбоев еду, спали прямо на земле.

Ночью скот успокаивался и затихал, хотя и не совсем. Все животные укладывались спать. Если же шёл дождь и бушевала буря, то животные не спали и порывались бежать то в одну, то в другую сторону, спасаясь от разгулявшейся стихии, и тогда всем ковбоям приходилось быть постоянно начеку. Они всю ночь караулили животных, не давая им разбежаться. В этом случае им всю ночь приходилось проводить в седле, не смыкая глаз ни на минуту.

Но даже и в совершенно спокойные ночи скот мог вдруг забеспокоиться без всякой видимой причины. Оставалось лишь догадываться о том, что бы это могло быть. Волки? Злые духи, которых неожиданно почувствовали животные? Привидения?

Считалось, что коров и быков успокаивает пение, хотя никто не мог объяснить толком, почему так происходит. Возможно, когда люди пели, они заглушали своим пением те звуки, которые вызывали беспокойство животных, и те успокаивались. Может быть, коровы и быки, видя рядом с собой людей, просто понимали, что те готовы охранять их от напастей и бед, и переставали сами волноваться. Поэтому каждую ночь ковбои объезжали стадо, тихонько напевая и бдительно следя за тем, чтобы к животным не приближалась никакая опасность.

Очень часто в воздухе над прерией повисала фантастическая по красоте радуга. Однажды Рейчел насчитала одиннадцать таких радуг за один день. Когда дождь прекращался, то воздух над прерией оглашался радостным пением жаворонков. Рейчел помнила, что когда она училась говорить, то взрослые объясняли ей, что жаворонки всегда поют: «Счастливого вам нового года!» Эти же самые слова она различала в пении жаворонков и сейчас.

Но настал день, когда Рейчел вдруг поняла, что все весенние работы в поле закончены и огромное стадо, которые они собирали все эти недели, уже готово к дальней дороге. Пришло время ставить на животных тавро. Это означало, что весь подготовительный этап окончен и стадо предстоит перегонять в Уичиту.

Глава 11

Джуд Роулинс отковал восемь железных клейм для того, чтобы поставить тавро на скот. После этого ковбои соорудили два пункта для клеймения скота и, разделив всё стадо примерно пополам, стали прогонять животных через них. В каждом из этих пунктов для клеймения они разожгли сразу по несколько костров, чтобы держать все клейма раскалёнными, и ставили тавро сразу с двух сторон на каждом животном. Теперь, каким бы боком ни повернулось животное, на нём сразу можно было увидеть тавро. Одновременно с клеймением животным одним быстрым взмахом ножа отрезали кусочек уха. Теперь достаточно было бросить всего один взгляд на животных, чтобы точно определить, кому они принадлежат, и не испытывать при этом никаких сомнений.

Дизайн клейма был придуман Кэшем. Внешне очертания клейма напоминали изогнутую в разные стороны букву «X». Сам Кэш утверждал, что это — не что иное, как изображение танцующей птицы. Он специально настоял на том, чтобы клеймо было сделано достаточно большим и ставилось повыше, чем это обычно делалось, и теперь его очертания можно было хорошо увидеть даже издалека.

Зеб Роулинс выступил против этих идей Кассиуса. Он заявил, что такое большое клеймо резко снижало ценность шкуры животного. К тому же он считал обрезание ушей бесполезным и глупым.

Но Бен сразу выступил в защиту своего брата. Бен считал, что раз Кассиусу предстоит вести скот в далёкий переход, он должен быть заклеймён так, как удобно Кассиусу. Бену Закари показалось, что он сумел переубедить Зеба. Однако буквально на следующий день он почувствовал, что всё пошло совсем не так. Джорджия Роулинс, которая все эти дни всюду появлялась вместе с Кэшем, вдруг исчезла. Её братья Джуд и Чарли также перестали появляться в районе ранчо Закари — вместо этого они занялись тем скотом, который находился в самых дальних местах владений самих Роулинсов. И только лишь сам Зеб Роулинс время от времени приезжал на ранчо Закари в своём фургоне. Но вид у него был насупленный и выглядел он весьма неприветливо.

— Похоже, что до них дошли кое-какие слухи о Рейчел, — высказал предположение Кассиус.

— Да, это, должно быть, так, — согласился Бен.

Вдвоём они подскакали к фургону Зеба.

— Зеб, — начал Бен, — похоже, ты хочешь нам что-то сказать?

— Да нет, — покачал головой Зеб Роулинс. — Не сейчас, по крайней мере, — подумав, добавил он. Он оглядел обоих братьев холодным взглядом. — Нет, не сейчас, — повторил старый Роулинс.

Бен и Кассиус сразу подумали, что у Зеба действительно побывал либо сам Эйб Келси, либо кто-то ещё, кто рассказал им про индейское происхождение Рейчел.

— Нам надо внести полную ясность в наши отношения прямо сейчас, — воскликнул Кассиус, когда они отъехали на порядочное расстояние от фургона Зеба. — Нам нечего ждать и незачем тянуть. Надо выяснить всё сейчас, и сделать это немедленно. — Кэш сжал кулаки. Было ясно, что он находится в ярости. — Они считают нас наполовину краснокожими. Вот кем мы стали для них теперь. И Рейчел, и я, и ты — все мы. Ты готов терпеть это, Бен? Готов к тому, что тебя будут третировать подобным образом?

— А что же тогда делать с Джорджией?

— Джорджия либо встанет на мою сторону, либо мы с ней расстанемся навсегда, — сквозь стиснутые зубы ответил Кэш. — Впрочем, сейчас меня это совсем не волнует.

— Всё это так, Кэш, — сказал после минутного раздумья Бен. — Но всё же не будем спешить с этим делом. Для нас главное — это подготовить стадо и перегнать его в Уичиту. Ничто не должно этому помешать. Как и тому, что это стадо поведёшь ты. Это и есть самое основное. Ты понял меня?

Кассиус было насупился, однако он сразу понял логику рассуждений Бена. Для него же самого самой страшной была угроза потерять шанс самостоятельно повести стадо в Уичиту. Поэтому он стиснул зубы и решил промолчать.

Глава 12

В день, когда стадо животных должны были погнать в Уичиту, Рейчел вывезла Матильду в поле в открытом фургоне. Правда, сначала Матильда как всегда объявила, что в этом году она никуда не поедет. Матильда сказала, что от утренней сырости у неё ноют колени и что она столько раз в течение своей жизни наблюдала это зрелище, что оно ей просто неинтересно. Но когда наступило утро, чашка обжигающе-горячего кофе и всеобщий энтузиазм, который охватил всех вокруг, подействовали и на неё и она решила поехать посмотреть.

Они ещё издалека услышали мычание коров и рёв быков. Им пришлось проехать около мили, прежде чем они выбрались на заранее облюбованный Рейчел пригорок и увидели, как Кассиус гонит стадо в четыре тысячи голов. Это было фантастическое, впечатляющее зрелище: гигантская колонна животных, растянувшаяся так далеко, что не хватало глаза увидеть её конец.

Впереди на лошади ехал головной всадник, за которым медленно шагали быки. Вслед за ними растянулись все остальные. Передовые быки шагали медленно, и пока ещё ни один из них не пытался примерить на себя роль вожака всего стада. Но Рейчел не сомневалась, что, когда стадо будет приближаться к Уичите, у него обязательно появится свой вожак, за которым будут покорно следовать все остальные. Может быть, им станет вот этот бык с огромными острыми рогами, от шагов которого, кажется, трясётся земля?

Середина и конец колонны казались бесформенной, до конца не оформившейся массой животных, но Рейчел знала, что когда колонна пойдёт дальше, то все животные обязательно разобьются на группы в соответствии со своей силой, выносливостью и характером, и везде обязательно появятся свои лидеры и замыкающие, и установится чёткий порядок.

Рейчел вдруг заметила, как один жеребец вырвался из общего стада и поскакал прочь. Отсюда он казался не больше чем песчинка, но она увидела, как вслед за ним тут же погнался всадник, тоже казавшийся не больше небольшого пятнышка. Рейчел поняла, что это был Энди. Энди догнал отбившегося жеребца и остановил его, схватив за хвост. Развернув беглеца, он погнал его обратно в стадо.

На лицо Рейчел невольно набежала тень. Она знала, что завтра Энди ждёт жестокое разочарование — быть может, самое жестокое в его жизни. Бен с самого начала объявил ему, что Энди придётся остаться дома, но брат не поверил ему — так страстно он мечтал дойти до самой Уичиты с колонной скота. Энди все эти недели жил ожиданием похода в Уичиту и сегодня до блеска начистил свою сбрую и всё снаряжение и тщательно скатал походную кровать. Если бы он только знал, что ему так и не придётся ею воспользоваться... Но Рейчел знала, что Бен неумолим и своего решения не изменит. Завтра, как только животные переправятся через Ред-Ривер, Бен вместе с шестью ковбоями повернёт назад. Вместе с ними повернёт и Энди. Всем им придётся остаться дома.

Рейчел увидела быстро кативший по прерии фургон, в котором располагался повар со всем своим снаряжением и припасами. В фургон были впряжены шесть лошадей, которых объездили и впрягли в упряжку буквально накануне, и он нёсся очень быстро. За ним ехал фургон, который вёз скатанные матрасы и одеяла. Этим фургоном обычно заведывал самый незадачливый ковбой, неспособный ни на что остальное. В его обязанности входило выдавать и собирать поутру постели и помогать повару готовить еду — колоть дрова и носить для него воду. Всё остальное время он спал. Наверное, он и сейчас дремал, удобно устроившись на своих одеялах.

Наконец они увидели Кэша. Верхом на взмыленной лошади он пересёк всё видимое пространство прерии и, поднявшись вверх по склону, подскакал прямо к ним. Склонившись к матери и Рейчел, он поцеловал их обеих и тут же развернул лошадь и поскакал дальше. Ему надо было спешить. Вскоре он стал не больше, чем точка на горизонте.

Матильда нашла руку Рейчел и крепко сжала её. Вдвоём они молча глядели, как огромное стадо медленно движется на восток — навсегда уходя из их мира и их жизни.

Глава 13

После того как стадо животных покинуло окрестности дома Закари, все почувствовали себя как-то одиноко. Впрочем, работы по дому хватало, и время пролетало незаметно.

Роулинсы больше не навещали дом семейства Закари с визитами. Вскоре выяснилась и истинная причина внезапно охлаждения отношений. Эйб Келси, похоже, не имел к этому отношения. Просто Роулинсы считали, что Закари должны были предложить Джебу Роулинсу повести стадо животных в Уичиту. Они полагали, что Джеб подходит для этого гораздо лучше, чем Кассиус Закари. Когда же выяснилось, что главным станет Кассиус, Роулинсы смертельно обиделись и затаили злобу на всех Закари.

Когда же они увидели, что стадо отправилось в путь без Джеба Роулинса, они решили, что всё это предприятие всё равно обречено. Роулинсы считали, что Кассиус Закари в одиночку не справится с этим делом, и стали дожидаться унизительного провала Закари.

Эффи Роулинс, которая должна была прибыть на ранчо родителей для того, чтобы справить там свадьбу, всё никак не приезжала, задерживаясь в Форт-Уорте. Эта странная задержка со свадьбой держала всех Роулинсов в напряжении, особенно Хейгер. Но они ничего не могли поделать, и это лишь ещё больше злило их. Зная обо всём этом, Рейчел считала, что им лучше держаться подальше от Роулинсов — по крайней мере пока.

Бен, оставшийся дома вместе с матерью и сестрой, практически всё время отсутствовал — он хотел заклеймить новым тавро весь скот, который пасся в самых дальних уголках их угодий, и ему приходилось каждый день преодолевать огромные расстояния. Поэтому он предпочитал ночевать прямо в фургоне или на земле, чтобы не делать лишний крюк ради того, чтобы только заехать поспать домой.

Бен считал, что пока опасность со стороны индейцев им не грозит — время полнолуния ещё не пришло, да к тому же кайова в любом случае следовало хорошенько подкормить своих лошадей, чтобы быть готовым к внезапным набегам и длительным военным экспедициям.

Но вот Рейчел стало всё сложнее выбираться из дома. Во-первых, у неё было очень много работы по хозяйству, которая отнимала почти всё её время. Во-вторых, она не могла почти ни на минуту бросить Матильду, которая чувствовала себя очень одиноко после отъезда Кэша. Возможно, это было глупо, но ничего поделать с этим было нельзя. И ничего объяснить Матильде тоже было нельзя.

В отличие от Бена Энди почти каждый день приезжал домой и оставался там подолгу. Бен приехал лишь один-единственный раз, но лучше бы он, наверное, этого вообще не делал. Он прискакал очень поздно и, войдя в дом, выпил лишь чашку кофе — да и то стоя, даже не присев. При этом он быстро бросал одну за другой отрывистые фразы:

— У вас здесь всё в порядке? У меня у самого всё нормально. Моя работа продвигается вполне успешно, я думаю. У Роулинсов нет никаких новостей от Эффи. По крайней мере сам я ничего об этом не слышал. Вам здесь что-нибудь нужно?

Он набил карманы хлебом и колбасой и, уже стоя в дверях, повернулась к Рейчел и сказал:

— Да, кстати, сестрёнка — тебе бы надо перестать болтаться по прерии. Тебе следует сидеть дома.

— Подожди! — вспыхнула Рейчел. — Это почему ты так решил?

— Причин целое множество. — Бен внимательно посмотрел на неё. — Во-первых, я каждый день нахожу в прерии множество следов, свидетельствующих о появлении здесь индейцев. Правда, это ещё не индейцы, участвующие в военных набегах или экспедициях, а всего лишь отдельные воры, которые стараются исподтишка украсть чужой скот, но их всё равно очень много. А в целом ситуация с индейцами выглядит довольно угрожающе. Они уже обстреливали гарнизон в Форт-Силл — и не один, а целых три раза. Думаю, что этим летом нам стоит ожидать весьма мощное и опасное выступление индейцев. Боюсь, что они начнут совершать свои набеги, лишь только их кони достаточно насытятся свежей травой.

— Всё это в любом случае — лишь весьма отдалённая перспектива, — фыркнула девушка. — Ты же сам сказал, что не знаешь, когда индейцы начнут свои набеги. Когда их кони насытятся свежей травой... А когда именно это произойдёт? И почему я должна уже сейчас бояться этого и прятаться за стенами дома? А почему Джорджия Роулинс не опасается всего этого? Почему она свободно катается по прерии едва ли не каждый день, и никто даже не пытается делать ей замечания?

— Джорджия? — удивлённо посмотрел на неё Бен. — При чём здесь она. Я не присматриваю за Джорджией Роулинс. А за твою безопасность я отвечаю. Ведь ты же моя сестра, а не Джорджия.

После этого они расстались. Бен слегка подсластил горькую пилюлю запрета выезжать в прерию тем, что продемонстрировал трогательную заботу о благополучии сестры. Но Рейчел чувствовала, что прекрасное весеннее время уже кончилось, и кончилось безвозвратно.

При этом ни она, ни Бен даже не подозревали, что Эйб Келси уже направлялся в их края.

Глава 14

В этот раз Келси не приблизился к дому Закари, так что ни Матильда, ни Рейчел не увидели его. Или скорее просто не успел приблизиться... И если бы Рейчел была менее наблюдательной и менее внимательной, и не приглядывалась бы так пристально к своему брату Энди, то она, наверное, вообще бы ничего не узнала...

В тот день Энди почему-то приехал домой на два часа раньше обычного. Правда, на улице шёл сильный ливень. Рейчел выбежала встретить его и спросить, что приготовить ему на ужин, и вдруг все слова замерли у неё на языке: Энди был смертельно бледен и выглядел не лучше только что вытащенного из воды утопленника.

— Что случилось, Энди? Ты съел что-то не то? Тебя тошнит? — спросила она.

— Нет, нет... со мной вече в порядке... — Однако он почему-то попытался отвернуться от Рейчел, чтобы она не видела его лицо.

— Ты ранен? На тебя что, напал жеребец? — Неожиданно Рейчел испуганно прикрыла рот рукой. — Или что-то произошло с Беном?

— С ним всё в порядке... — выдавил Энди.

Он вошёл в дом, а Рейчел сбегала к колодцу, чтобы зачерпнуть свежей воды. Когда она вернулась с ведром воды, Энди жадно осушил целую кружку, словно у него совсем пересохло в горле. Затем он спросил:

— Скажи мне одну вещь. Он был здесь? Ты видела его?

Рейчел была удивлена. «Кого, Энди?» — чуть не спросила она. И вдруг она догадалась, о ком шла речь.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Я его не видела. — Девушка наклонила голову. — Но мне кажется, что ты видел его. Не далее как сегодня.

— Разве я сказал тебе, что... — Он закусил губу и выскочил из дома.

Рейчел медленно вышла вслед за ним.

— Нет, Энди, ты ничего не сказал мне об этом. И даже не собирался говорить мне. — Она посмотрела ему в глаза: — И ещё об одной вещи ты не хочешь рассказывать мне. О том, кто из вас убил его.

— Никто не убивал его. — Энди вновь жадно отпил воды. — У нас была такая возможность, но... но в последний момент у нас ничего не получилось.

Расспросив Энди, Рейчел выяснила, что в тот день они вместе с Беном находились в дальней части их угодий, когда внезапно навстречу им выехал Эйб Келси. Сначала Келси направился прямо к ним, точно собираясь о чём-то поговорить. Энди даже подумал, что Келси давно исподтишка наблюдал, дожидаясь той минуты, когда они останутся одни, чтобы он мог без помех что-то обсудить с ними. Но когда братья сами двинулись навстречу ему, Келси вдруг чего-то испугался, развернул своего коня и бросился прочь. Энди подумал даже, что он пытается тем самым заманить их в ловушку, и крикнул брату, чтобы тот не поддавался на эту уловку, но Бен уже мчался за Келси во весь опор, и Энди ничего не оставалось, как следовать за ним. Конь у Келси был никудышный, и Бен очень быстро приблизился к нему. Оказавшись совсем рядом, Бен выхватил из кобуры свой револьвер и нацелил его на Эйба. Келси обернулся, увидел направленный на него револьвер, и в следующую секунду бросил наземь своё ружьё и со всей скоростью помчался вперёд, изо всех сил подгоняя коня шпорами. Бен не знал, что теперь делать... сейчас он преследовал уже безоружного человека и не мог переступить через себя, чтобы выстрелить в Келси... Решение, впрочем, пришло очень быстро — он выхватил лассо и бросил его в сторону Келси. Петля обмотала руку и плечо Келси, и он грохнулся на землю.

Бен опять не знал, что дальше делать с Келси... и просто пришпорил коня и поскакал вперёд, а Келси волочился вслед за ним по земле. Это продолжалось очень долго.

— Когда он наконец остановился и я подъехал к нему, на конце лассо было только... — Энди не смог закончить фразы и отвёл глаза в сторону. — Бен просто отвязал свой конец лассо и швырнул его на землю. Но это же нельзя назвать убийством, верно?

Рейчел ничего не ответила, и Энди продолжал:

— Мы поехали обратно к фургону, чтобы взять там лопаты и вырывать могилу для Келси и закопать его. Но пошёл дождь. Мы задержались... В общем, мы приехали обратно только два часа спустя. И когда мы приехали туда, то Келси там уже не было.

— И не было никаких следов, по которым можно было бы определить, куда он ушёл?

— Шёл слишком сильный дождь, чтобы можно было увидеть какие-то следы. Мы ничего не нашли. Я даже не предполагал, что мы так опростоволосимся... и Бен, и я. Наверное, мне следовало бы пристрелить Келси. Пристрелить его прямо там, на этом самом месте, — не слишком уверенно добавил он.

— Почему тебе следовало пристрелить Келси? — уставилась на него Рейчел.

Энди долго молчал. Наконец он произнёс:

— Бен сказал нам, чтобы мы не колеблясь застрелили Келси, где бы он нам ни попался.

После этого они ещё долго стояли перед домом и говорили, говорили... Матильда несколько раз подходила к двери и звякала щеколдой, и громко приглашала их пройти в дом, но они её словно не слышали. По мере того как Энди выговаривался, к его лицу постепенно возвращался нормальный цвет. Но вся беда была в том, что они действительно ничего не знали — жив ли Келси или он всё-таки умер.

В ту ночь Рейчел тихонько плакала в подушку, размышляя о своих братьях и переживая за них. Ей было до слёз жалко Энди — он всё ещё казался ей маленьким мальчиком, невинным и беззащитным, а теперь выяснилось, что им с Беном пришлось чуть ли не убить Эйба Келси... Но ещё больше ей было жаль самого Бена, который был таким добрым, таким справедливым, таким честным и деликатным и которому всё же пришлось начать смертельную охоту на человека и призвать остальных братьев делать то же самое. Неизвестно, удалось ли ему всё-таки убить этого Келси или нет — но Рейчел была уверена, что, если это ему удалось, то страшная память об этом будет преследовать Бена всю его жизнь, не давая ему покоя.

Самой Рейчел очень хотелось бы, чтобы Келси был мёртв. И чтобы со всей этой проклятой историей было наконец покончено. Но потом она зримо представила себе, как холодеет его труп где-нибудь под мокрым кустом, и её передёрнул озноб, и ей стало стыдно за свои мысли. Девушку наполнило невольное чувство вины, с которым она ничего не могла поделать.

«Почему этот Келси с таким безумным упорством всё время преследует нас? — задалась вопросом Рейчел. — Очевидно, у него есть на это причина. Она всегда была у него... она была у него прежде и существует сейчас. Чего же натворила наша семья, а может быть, один лишь наш папа много лет тому назад?»

Рейчел решила, что ей надо поговорить с Беном. Только так она сможет узнать правду. Бену уже не удастся уклониться от ответа.

Но всё получилось совсем не так. Прежде чем она успела переговорить с Беном, произошло событие, которое перевернуло весь прежний мир Рейчел и превратило его в ничто, вдребезги разбив его. И этот жестоко разбитый прежний мир было уже не склеить.

Глава 15

За ночь небо расчистилось, все дождевые тучи куда-то исчезли, и погода стала ясная и безветренная. Рейчел решила воспользоваться хорошей погодой и съездить на лошади к Бену, чтобы всё выпытать у него. Она примерно знала, где сейчас может находиться Бен и остальные работники, и думала, что сумеет обернуться очень быстро. Единственной проблемой было выскользнуть из дома так, чтобы этого не заметила Матильда.

Рейчел решила воспользоваться для этого послеобеденным отдыхом матери. Раньше Матильда почти никогда не спала днём, но примерно с год назад у неё появилась эта привычка, и теперь она частенько дремала в спальне после обеда. Вот и теперь Рейчел дождалась, когда дверь спальни закроется, и тихонько выбралась из дома. Сначала она двинулась вдоль берега речки, делая вид, что присматривается к выброшенному на берег плавнику, который можно использовать для растопки печи — на случай, если мать вдруг выглянет из окна. Затем она быстро повернула к загону для скота, рассчитывая поймать любую лошадь, быстро вскочить на неё и отправиться к Бену.

Но ей так и не удалось этого сделать, потому что перед ней вдруг неожиданно появился сам Бен. Появился не один, а вместе с Джорджией Роулинс. Они выехали на лошадях из-за зарослей высоких кустов, и Рейчел ясно увидела, как Джорджия заливисто смеётся, глядя на Бена сияющими глазами. Было очевидно, что они прекрасно проводят время вместе. И вдруг Джорджия внезапно перестала смеяться и, вонзив шпоры в бока лошади, постаралась незаметно скрыться в гуще кустов, чтобы только не встречаться с Рейчел. Но в следующий момент она, видимо, поняла, что это бесполезно, потому что поехала прямо навстречу Рейчел, приветливо улыбаясь уже ей. «Моя лошадь неожиданно понесла», — сказала она девушке. Но Рейчел отлично знала, что это не так. Джорджия хотела быть вместе с Беном — и не хотела при этом, чтобы Рейчел видела их вместе. А Бен... Бен тоже хотел проводить время вместе с Джорджией. Но так, чтобы об этом не знали остальные члены семьи Закари. «Вот почему он запретил мне выезжать в прерию, — с обидой подумала девушка. — Вот почему он заставил меня повесить седло на гвоздь. Он не хотел, чтобы я увидела их вместе».

И теперь, когда она хотела поговорить с Беном по самому важному делу, она опять не могла сделать этого, потому что Бен был не один. Даже здесь, в своём собственном доме, у неё не было возможности поговорить с родным братом, потому что рядом околачивалась эта девчонка.

Рейчел сделала над собой усилие, стараясь сохранить спокойствие. Она вошла в дом, размышляя, что предложить Бену на ужин. «Смогу ли я пересилить себя и пригласить к столу Джорджию?» — пронеслось у неё в голове.

Она услышала лёгкие шаги и увидела Джорджию, которая входила в дом.

— Бен любезно согласился отвести мою лошадь в загон, — немного натужно улыбнулась девушка.

Рейчел так и подмывало сказать Джорджии какую-нибудь колкость. Но стоило ли ещё больше обострять отношения с представительницей семейства, с которым у Закари и так были весьма непростые взаимоотношения? Но, как ни уговаривала себя Рейчел не делать этого, с её языка всё-таки сорвалось:

— Я замечаю, что в последнее время ты частенько видишься с Беном, не так ли?

— Я помогаю ему вести учёт быков, коров и лошадей, — сказала Джорджия. — Благодаря этому у него остаётся больше времени для чисто мужской работы. А считать животных всё равно надо — с меня этого требует отец.

— Интересно, кто же помогает подсчитывать животных Кэшу? — промурлыкала Рейчел. — Ах, извини, я совсем забыла — Кэш ведь уже очень далеко. Он гонит животных в Уичиту. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Думаю, для некоторых поступить подобным образом очень просто. Даже слишком просто.

Джорджия нахмурилась:

— Послушай, Рейчел, выбрось-ка лучше это из головы. Я ещё ни с кем не обручена. Ни с Кэшем, ни с кем-нибудь ещё. Когда я с кем-то обручусь, я скажу тебе, и ты будешь это знать.

Она сделала шаг в сторону от Рейчел, а Рейчел, повернувшись к столу, взяла в руки острый нож и принялась нарезать тонкими ломтиками ветчину. Эта работа успокаивала. Она чувствовала, что уже сказала достаточно. Сказала Джорджии всё, что хотела ей сказать. Теперь ей следовало остановиться. И у неё была возможность сделать это. Однако она почему-то не могла заставить себя остановиться.

Стоя спиной к Джорджии, она сказала:

— Бен не собирается остепениться. Он предпочитает полную свободу.

Джорджия Роулинс искоса смотрела на Рейчел. Язвительные реплики Рейчел ещё не успели по-настоящему достать её. Она медленно произнесла:

— Я тоже не собираюсь останавливаться на ком-то одном. Не сейчас, по крайней мере.

— Так вот почему ты встречаешься сразу с двумя парнями, не ставя их об этом в известность? — резко бросила Рейчел. — Там, где я выросла, существует особое слово для обозначения тех женщин, которые занимаются подобными вещами.

Лицо Джорджии помрачнело.

— Рейчел, почему ты ведёшь себя так грубо?

— Я просто не хочу, чтобы ты пыталась играть любовью Бена и Кэша — и я надеюсь, что ты хорошо меня слышишь!

— Я слышу тебя хорошо, — негромко проронила Джорджия. — И то, что я слышу от тебя, говорит мне, что ты — дешёвая шпионка, вот ты кто.

Рейчел вскинула подбородок.

— Я — Рейчел Закари, — произнесла она. — И всё...

— Кто ты? — резко бросила Джорджия.

— Все в Техасе знают, кто такие Закари. И ни один человек в Техасе не смеет не считаться с Закари. Ни один!

— Всё правильно, — кивнула Джорджия. — Жаль, что ты — не одна из Закари.

Рейчел уставилась на неё, широко раскрыв глаза.

— Что?!

— Ты не Закари, — сказала Джорджия Роулинс. — Ты сама не имеешь к ним никакого отношения.

— Ты что, сошла с ума?

— Чёрт побери, мне это было известно с того самого дня, когда я впервые увидела тебя! — закричала Джорджия. — Ты просто посмотри на себя, и всё. Что в тебе от Закари? Ничего! Ты не похожа на Закари ни фигурой, ни телосложением — ничем. А взгляни на свою кожу — ты ещё не была под солнцем, а она у тебя уже такая смуглая, словно ты загорала всё лето. Дьявол, да ты ни на одну йоту не похожа на Закари!

Рейчел в безграничном изумлении и шоке смотрела на Джорджию, не зная, что сказать.

— Как же ты думаешь я оказалась здесь... если я... — пролепетала наконец она.

— Ты просто подкидыш, вот ты кто. Закари подобрали тебя, когда ты лежала прямо посреди дороги, и взяли с собой. Ты не знаешь, кто ты, и откуда, и не можешь этого знать... и никогда не узнаешь!

Губы Рейчел побелели. Сжимая нож в правой руке, она двинулась к Джорджии ступая быстро и легко. Матильда, которая появилась в дверях спальни, пронзительно закричала:

— Рейчел!

Девушка замерла, точно наткнувшись на невидимую стену. Нож выпал у неё из рук. Комната вдруг закружилась у неё перед глазами, она стала сползать на пол, держась руками за стену.

Джорджия в панике отступала назад, не сводя испуганных глаз с Рейчел. Джорджию не так-то легко было напугать, но в этот раз её охватил страх, ужасный страх. Она вдруг ощутила, что ещё никогда не находилась так близко от смерти, как сейчас. Она выскочила из дома Закари и не разбирая дороги бросилась бежать.

Матильда подбежала к Рейчел и, прижав её к груди, попыталась успокоить.

— Рейчел... моя маленькая бедная Рейчел... не волнуйся, прошу тебя... всё в порядке... Рейчел, умоляю тебя, не надо волноваться!

— О чём она говорила, мама? — глухо спросила Рейчел. — Что она имела в виду?

Девушку била дрожь, но голова её была опять ясной.

— Не думай об этом. Просто выброси всё это из головы. Возьми и выброси, Рейчел — прошу тебя!

— Я чувствую — она верит в то, что сказала мне. Если бы это была только выдумка, я бы сразу это почувствовала. Это правда, мама? То, что она сказала — это правда?

Матильда давно ожидала этого момента. Ожидала и готовилась к нему. Она даже запаслась несколькими вариантами ответов на случай, если Рейчел спросит её об этом. Но даже подготовив все эти варианты ответов, она чувствовала, что ни один из них не окажется по-настоящему удачным и не сможет восстановить того мира и спокойствия, о которых она мечтала и которые она всеми силами поддерживала в семье Закари. Матильда интуитивно поняла, что было бы лучше для всех, если бы этот момент вообще никогда не настал — и со временем ей стало казаться, что так и будет... ведь годы шли, а этот страшный момент всё не наступал, и она уже решила, что всё как-нибудь рассосётся, и ни ей, ни Рейчел не придётся переживать этого шока, этого унижения, этой боли... За эти годы она сама почти уверовала в то, что Рейчел на самом деле была её настоящей дочерью, что в её жилах текла кровь Закари, а не чья-то другая. И теперь старая проблема неумолимо встала во весь рост перед ней и требовала ответа, а у неё так и не находилось удовлетворительного ответа...

Губы Матильды задрожали, и она запинающимся голосом произнесла:

— Но почему, Рейчел, почему... — Голос внезапно изменил Матильде, и она замолчала.

— Так, значит, это правда, — медленно сказала Рейчел.

Глава 16

Почти неделю Рейчел пыталась как-то прийти в себя, восстановить своё душевное здоровье и найти хоть какие-то ориентиры в мире, который, казалось, пошатнулся для неё безвозвратно. Но у неё ничего не получалось. Всё, что связывало её с семьёй Закари, казалось разрушенным. Те люди, среди которых она жила и которых все эти годы считала своими родственниками, оказались на самом деле чужими. Они из милости и человеколюбия приютили её и все эти годы кормили и одевали её, но она была не одна из них, и она жили среди них не потому, что в её жилах текла такая же кровь, как и у них самих, и чувствовать это было просто ужасно. Рейчел хотелось убежать, убежать туда, где никто бы не смог найти её, и где никто бы не стал спрашивать её, откуда она и кто её родные. И в то же время она чувствовала, что это было просто ужасно — убежать от этих людей, которые все эти годы окружали её любовью и заботой и сделали для неё больше, чем кто бы то ни был на свете.

Она попыталась выяснить у Матильды, каким образом она попала в семью Закари. Матильда рассказала ей, но это не было подлинной правдой — Матильда не смогла удержаться от того, чтобы не приукрасить некоторые подробности и не скрыть то, что, по её мнению, могло лишь навредить Рейчел.

По её словам, никто не знал, кто были на самом деле родители Рейчел. Саму же Рейчел Закари обнаружили в местечке Поссум-Стоп, где традиционно останавливались фургоны переселенцев, следовавших в Калифорнию. В Поссум-Стоп ежедневно останавливались сотни и даже тысячи фургонов, и там они случайно обнаружили малышку Рейчел. Никто никогда не пытался искать её и никто никогда не говорил, что пропал чей-то ребёнок, поэтому Закари не имели никакого представления, кем могли быть в действительности настоящие родители Рейчел. Возможно, они просто не разобрались, где потеряли девочку, и поэтому искали её совсем в другом месте... или же что-то случилось с ними... никто ничего не знал точно, да и не мог уже узнать.

Матильда пыталась всеми способами утешить расстроенную Рейчел и помочь её восстановить пошатнувшееся душевное равновесие.

— В каждой семье есть хорошие люди, и плохие люди, талантливые и почти бесполезные, одним словом, всякие... Ты — это ты. И ты можешь стать тем, кем ты захочешь. Что ещё может иметь для тебя значение? — спрашивала она Рейчел.

Матильда пыталась прибегать к аргументам из области религии:

— Бог — это любовь. Мы все — его дети. Нас связывает друг с другом наша любовь друг к другу, и Его любовь ко всем нам. Надо следовать Божьим заповедям и любить друг друга, и только это имеет значение.

Но Рейчел не слушала её.

Матильда всегда учила её, что женщинам нельзя плакать — мужчины ненавидят, когда они это делают, и, если женщина плачет, она не может рассчитывать ни на что хорошее. Но теперь Матильда нарушала собственные заповеди и рыдала так горько и горестно, что дрожали стены:

— Я так хотела иметь маленькую дочку, Рейчел. Я была счастлива, когда шила для тебя детскую одежду. Все мы так любили тебя и так хотели, чтобы ты жила с нами. Неужели теперь ты не хочешь жить с нами?

Рейчел и сама очень любила Матильду. Матильду невозможно было не любить, потому что она была сама любовь, сама доброта, сама безграничная преданность семье. Матильда могла печалиться, могла горевать, но никто не видел, чтобы она гневалась или сердилась на кого бы то ни было. И она всегда жила только ради детей. Но сейчас, казалось, всё изменилось...

— А что знают об этом мои... братья? — допытывалась у Матильды Рейчел.

— Энди, мне кажется, ничего толком не знает об этом. Ведь тогда, когда мы взяли тебя в нашу семью, он сам ещё не родился. А что касается Кэша, то он, по-моему, просто не придаёт таким вещам какого-то особого значения. Бен, конечно, всё знает — тогда ему было семь лет, он был уже почти взрослым мальчиком. Но мы все сразу поклялись друг другу, что эта история должна стать нашим общим секретом. Ведь мы не хотели, чтобы ты чувствовала себя среди нас чужой. Мы мечтали о том, что ты будешь чувствовать себя как ещё один наш ребёнок. — Матильда умоляюще смотрела на Рейчел: — Нам не надо ничего говорить им сейчас, Рейчел. Пусть всё останется так, как было раньше.

Но Рейчел чувствовала, что всё уже никогда не сможет быть так, как было раньше. И она сама не сможет быть такой, какой была прежде. Всё изменилось... всё стало совершенно другим. Ощущая это, она не могла найти в себе силы подолгу бывать в доме, как прежде, и встречаться со своими братьями. Она старалась как можно больше времени проводить на улице, старалась сделать всё, чтобы как можно реже встречаться с Беном и Энди. Рейчел не знала, заметили ли Бен с Энди, что она невольно сторонится их... но ей было всё равно, она ничего не могла с собой поделать. Она убегала на реку и, сидя перед тихой заводью, часами смотрела, как там прыгают лягушки, как вдруг ей в голову пришла мысль: «А ведь Бен не мой брат. Он мне не брат и даже не кузен. Боже, он вообще не мой родственник...»

Разумеется, то же самое она могла бы сказать и о Кэше с Энди, но почему-то её особенно взволновала именно мысль о Бене. Мысль о том, что Бен не её брат, а... Рейчел закрыла глаза, отчего-то страшась дальше размышлять на эту тему, отчего-то опасаясь додумать эту мысль до конца.

Она всегда почему-то думала о Бене больше, чем обо всех остальных членах семьи Закари. И больше, чем о любом другом мужчине из семьи Закари. Когда Бена не было рядом, Рейчел всегда думала о нём, ей всегда хотелось знать, где он и чем он занимается. Между ней и Беном всегда существовала особая близость — такая, какой у неё не было больше ни с одним другим членом семьи Закари. У них с Беном были особые шутки, понятные только им обоим и больше никому. Рейчел вспомнила, как однажды Бен шутки ради посадил лягушку в её кружку с водой. Рейчел сразу заметила в воде лягушку, но сделала вид, будто ничего не увидела, и незаметно запустила лягушку в кружку с водой, которая принадлежала уже самому Бену. Бен, который, как и Рейчел до него, сумел разглядеть лягушку у себя в кружке, с невозмутимым видом поднёс её к губам — и остановился только тогда, когда услышал истошный вопль матери:

— Бен, что ты делаешь, у тебя же в кружке с водой сидит лягушка!

Бен быстрым движением выплеснул воду из кружки, а потом они с Рейчел переглянулись и расхохотались. Они хохотали до упаду, глядя друг на друга, а окружающие никак не могли взять в толк, над чем же они смеются. Это был их секрет.

Когда Рейчел исполнилось семь лет, Бен стал рассказывать ей о своих встречах с говорящими животными — говорящим койотом, совой, куропаткой, оленем. Он во всех подробностях передавал свои разговоры с этими животными, а Рейчел слушала его, открыв рот. Потом эти рассказы Бена как-то сами собой прекратились — как и его «встречи» с этими говорящими животными. Очевидно, Бен почувствовал, что Рейчел стала уже достаточно взрослой, и её интересовали уже другие вещи.

Она прекрасно помнила и то, как общалась со своим старшим братом, когда ей самой было четыре года, а потом пять и шесть лет. Она помнила, как Бен учил её ездить верхом и как потом они погнались за зайцем и конь внезапно споткнулся и она полетела головой вниз и ударилась о землю так, что потеряла сознание. Но она ни словом, ни даже звуком не упрекнула Бена в происшедшем. Она была прежде всего безгранично благодарна ему за то, что он приобщил её к удивительному миру охоты и удивительному миру лошадей.

Рейчел помнила, что в те годы она испытывала безотчётный страх перед темнотой и часто плакала от страха. Тогда Бен подходил к её постельке и негромко пел ей, пока она не засыпала, успокоенная. А пел он ей те песни, которые обычно распевали в прерии ковбои:

Бедный молодой ковбой, Погиб он так внезапно, Нет, не суждено ему Прийти домой обратно. Пять выстрелов в упор Жизнь парня оборвали, Ушёл он в мир иной, Оставив нас в печали.

И хотя, когда ей самой было четыре года, Бену было всего одиннадцать лет, он всегда казался ей огромным, как скала, большим и надёжным.

А когда ей было всего три года и она частенько просыпалась в страхе от ночных кошмаров, она выскакивала из постели и в ужасе бежала босыми ногами по ледяному полу в одной ночной рубашке и пыталась залезть в постель к кому-нибудь из взрослых, кто мог бы приютить её, согреть и защитить от этих ужасных ночных кошмаров. Бен был единственным, кто не прогонял её.

Рейчел размышляла обо всём этом на протяжении нескольких дней. И в конце концов она поняла: «Всё, что я хочу — это заботиться о Бене, делать так, чтобы ему было хорошо. И даже если он женится на какой-то другой девушке, я буду счастлива, если я просто смогу продолжать всё так же заботиться о нём... заботиться всю свою жизнь». Однако, подумав ещё, она вдруг поняла: «Нет, если он женится на ком-то ещё, я не выдержу этого. Тогда мне лучше умереть».

Поняв, наконец, что больше всего на свете она хочет быть вместе с Беном, рядом с Беном, Рейчел словно вновь ожила. Её бледное, с печальными глазами, с заострившимися чертами лицо опять осветилось, и та неизбывная мука, которая все эти дни, точно страшная печать, лежала на нём, куда-то исчезла. Матильда была так счастлива наблюдать эту перемену, что даже не стала допытываться у Рейчел, что же с ней произошло и почему она вновь стала весёлой. Ей было достаточно просто того, что это случилось.

Дождавшись возвращения Энди, Рейчел послала вместе с ним записку Джорджии Роулинс.

«Я взяла в руки перо, чтобы написать тебе, что я страшно извиняюсь за то, что произошло. Мне ни за что на свете на следовало вести себя так, — написала она Джорджии. — Конечно, всё это произошло только потому, что ты своими словами застала меня врасплох, и я почувствовала себя огорошенной. Но сейчас я понимаю, что ты рассказала мне то, что я обязательно должна была знать, и я теперь по-настоящему благодарна тебе».

Джорджия тут же ответила ей. Судя по тому размеру и характеру букв, её письмо было написано прямо в седле. Она начала его со слов «Моя дорогая подруга Рейчел», и дальше писала о том, что она испытывает огромное облегчение из-за того, что им удалось наконец урегулировать это недоразумение. «Я никому не сказала о том, из-за чего, собственно, произошла наша размолвка — и надеюсь, что ты тоже никому не сообщила никаких деталей», — писала Джорджия. По её словам, она сказала Бену лишь то, что Рейчел неожиданно выскочила из дома с остро заточенным ножом в руках. Бена это «очень сильно развеселило, и он потом долго смеялся», — добавляла девушка.

Судя по всему, Джорджия не догадывалась, что у её родителей в последнее время появились куда более веские причины недолюбливать семью Закари. Вероятно, её просто не посвящали в подробности этой размолвки. А может быть — и этого тоже нельзя было исключать — ей было просто наплевать.

Так или иначе, но восстановление нормальных отношений с Джорджией случилось как нельзя вовремя: пора полнолуния вновь неумолимо надвигалась. И на этот раз лошади у кайова были уже накормлены и готовы к дальним переходам и боевым действиям. Белым, живущим у Реки Пляшущей Птицы, надо было быть особенно начеку...

Глава 17

Несмотря на то, что период полнолуния был относительно коротким и вновь сменялся ночами, когда луна была ущербной и её почти не было видно на тёмном небосклоне, всем живущим у Реки Пляшущей Птицы приходилось принимать так много мер предосторожности, что у них невольно возникало ощущение, что они живут в состоянии осады не несколько дней в году, а всё время. В период полнолуния дом нельзя было покидать без оружия даже днём. А уж ночью двери дома наглухо запирались, его защитники открывали замаскированные в стенах бойницы, через которые можно было вести стрельбу из ружей, и бодрствовали всю ночь, в любую минуту ожидая нападения индейцев.

Ночью нельзя было также разжигать очаг — огонь и даже дым могли привлечь ненужное внимание кайова. Необходимо было быть всё время настороже и немедленно реагировать при приближении индейцев. Обычно первым к дому приближался передовой разведчик. Все отлично знали, что его нельзя было подпускать к дому просто так — следовало в любом случае пару раз выстрелить у него над головой, чтобы и он, и все остальные индейцы знали, что у защитников дома самые серьёзные намерения, и не питали в этом отношении никаких иллюзий.

Разумеется, в доме было необходимо постоянно поддерживать достаточный запас свежей воды, которую приходилось каждый день набирать из ручья, и всегда иметь большое количество оружия и боеприпасов, чтобы ни в чём никогда не испытывать недостатка.

Когда начиналось полнолуние, Бен переносил всю работу в прерии поближе к дому, чтобы постоянно находиться вблизи своих родных. Он также предложил Зебу Роулинсу взять у него половину из тех шести новых работников, которые остались у него после отъезда Кассиуса с тем, чтобы они помогали Зебу охранять и оборонять дом Роулинсов, однако Зеб из-за скупости отказался от троих парней и нанял всего двоих людей.

В результате у самого Бена осталось четыре человека. Из них он выбрал двух парней, по имени Тип и Джо, которые стреляли лучше всех остальных, и выделил их для охраны семейного дома. В период полнолуния они должны были охранять его на круглосуточной основе, никуда не отлучаясь. Сам Бен вместе с братом Энди и четырьмя другими работниками клеймил животных в поле и занимался всеми остальными работами по хозяйству, не отлучаясь, однако, слишком далеко от дома. При этом каждую ночь он также проводил в стенах дома, неся вместе со всеми остальными мужчинами бремя ночного дежурства.

В период полнолуния Бен обычно вставал в районе полудня и, выехав из дома, не меньше двух часов объезжал окрестности, внимательно присматриваясь к следам, которые оставляли ночью индейцы. Только после того, как у него складывалось более-менее определённое представление о том, что они делали неподалёку от их дома в ночное время и сколько их всего проезжало мимо, он принимался за основную дневную работу. Из-за этого нагрузка у него получалась фактически двойной, и он очень сильно уставал. Так же сильно уставали и все остальные. Придя домой, мужчины быстро ели и засыпали, не успевая порой даже раздеться, чтобы уже через несколько часов заступить на ночное дежурство.

Все эти дни и ночи Рейчел искала возможность поговорить с Беном, но у неё ничего не получалось. У него не было времени на разговоры, и если он и говорил с кем-то, то очень коротко и исключительно по делу. С ней же он старался не заговаривать и вообще делал всё, чтобы не оставаться с ней наедине, точно чувствуя, что ему будет не слишком удобно отвечать на вопросы, которые она хотела ему задать.

Но на третьи сутки наступившего полнолуния у Бена оторвалось стремя, и ему пришлось заняться срочным ремонтом седла. Тут-то Рейчел и подкараулила его. Она подошла к нему, чтобы задать вопрос, который давно вертелся у неё на языке, но Бен опередил её и быстро заговорил сам, точно строча из пулемёта:

— Удивительно, как редко мы их видим. Я имею в виду индейцев, конечно. Даже сейчас, в период полнолуния, когда их везде значительно больше, чем обычно. Следов-то я нахожу очень много, а вот живых индейцев встречаю значительно реже... Если честно, то я лишь пару раз видел здесь индейцев, да и то издалека — они были не больше пятнышка на горизонте. И это, чёрт побери, всё. Хотя если брать следы, то их проходит здесь намного больше. Но...

— Бен, — прервала его Рейчел, — Эйб Келси мёртв? Ты знаешь что-нибудь об этом? Он жив или мёртв?

Бен отвёл глаза в сторону, но его руки прекратили работу. Когда он наконец заговорил, его голос был лишён каких-либо эмоций и звучал спокойно и размеренно. Даже слишком спокойно...

— Он жив.

Рейчел не стала допытываться, как именно он это узнал. Бен вновь принялся торопливо чинить повреждённое стремя, и она понимала, что вскоре он вскочит в седло и уедет, и у неё ещё не скоро появится шанс снова заговорить с ним.

— Я хочу узнать одну вещь, — произнесла она, в упор глядя на Бена. — Что это была за обида, которую мы причинили Келси?

— Мы? Причинили обиду Келси?

— Он же ненавидит нас, Бен! Но почему? Потому что папа не захотел помочь ему вернуть похищенного индейцами сына?

— У кайова никогда не жил сын Келси. У них никогда его не было. Сын Келси покоится в могиле в местечке Бернт-Три.

— Мне кажется, что если отец всё-таки узнал своего сына...

— Узнал?! Чёрта с два он узнал своего сына! Но именно из-за того, что он всюду твердит об этом, и происходит вся эта история... — Бен покачал головой: — Послушай, Рейчел, я разговаривал с этим Сетом пару лет назад. Естественно, мы говорили с ним на языке кайова. Так вот, у Сета — уже две жены и то ли трое, то ли четверо детей. А по утверждениям Эйба Келси, ему всего шестнадцать лет. Две жены и четверо детей в шестнадцать лет? Да ему двадцать два года, как пить дать!

— Бен, ты хочешь сказать мне, что Келси подговаривает индейцев совершить на нас набег только лишь потому, что наш папа...

— Подговаривает индейцев совершить набег? Да ладно тебе! Они и пальцем не шевельнут ради него.

— Но я слышала, что он сам уже давно фактически стал индейцем.

Бен мрачно посмотрел на неё:

— Если бы они не считали его сумасшедшим, они бы уже давно прикончили его. Они потешаются над ним, они постоянно над ним издеваются, они забирают у него еду и хороших лошадей — ты же сама видела клячу, на которой он до вас добрался. И если он вздумает призывать их совершить на кого-то набег, они просто не послушают его. Они не поверят ни единому его слову, что бы он ни говорил им.

— Тогда почему же для нас так важно убить этого Келси?

Бен нахмурился. Проклятье, он и не заметил, как сам угодил в ловушку. Избегая встречаться взглядом с Рейчел, он даже отвернулся от неё. Его губы мучительно шевелились в поисках ответа. «Я наконец загнала его в угол, — подумала девушка. — И теперь я всего лишь в каком-то дюйме от правды. Ему не остаётся ничего, как рассказать всё мне. Ещё десять секунд — и я наконец всё узнаю».

Однако Бен не собирался так легко сдаваться. Там, где ему недостало хитроумия, его должно было выручить простое упорство. Он наконец поднял глаза и, встретившись взглядом с Рейчел, коротко бросил:

— Эйб Келси — злостный конокрад, вот что.

Произнеся эти слова, Бен закрыл рот и плотно сжал губы, показывая, что не скажет ни одного слова больше. В следующую секунду он подхватил починенное седло и направился к своей лошади.

Рейчел закусила губу. Она поняла, что проиграла. И что не имело никакого смысла дальше приставать к Бену.

— Бен, этот Сет, индейский «сын» Эйба Келси, когда-нибудь приезжает сюда?

Бен застыл.

— Возможно. Откуда мне знать? Каждое утро я обнаруживаю множество следов. Как лошадей, так и людей. Может быть, он приезжал сюда не один, а много раз. Почему ты вообще спрашиваешь об этом?

— Мне интересно посмотреть, как он выглядит.

Бен тяжело посмотрел на неё:

— Я молю Бога о том, чтобы этого никогда не случилось. Потому что у меня есть предчувствие, что если Сет покажется возле нашего дома, то только в боевой раскраске. И начнётся война.

Он резко повернулся и, вскочив на лошадь, быстро исчез из вида.

Рейчел осталась одна. Теперь, когда Бена больше не было рядом, её охватил невольный страх — она вдруг осознала, насколько близко подошла к страшной правде, которая всё это время была скрыта от неё за плотным занавесом умолчания и недоговорённостей, и от этого ей стало по-настоящему жутко.

Она также поняла, что Бен не хочет открыть всю правду для неё, не желает вместе с ней пройти весь этот путь до конца. К сожалению, в этом смысле им вдвоём не по пути... Очевидно, он так и будет по-прежнему относиться к ней, как к сестре. И думать о ней, как о своей родной сестре, пока сама Рейчел не скажет ему, что ни ей, ни ему не стоит обманываться по этому поводу и что она знает о том, кто она на самом деле.

Рейчел не знала лишь, когда это произойдёт. Пока Бен был слишком занят и слишком сильно нервничал из-за возможного нападения индейцев, чтобы можно было заговорить с ним об этом. Рейчел казалось, что удобное время для этого разговора так никогда и не наступит.

Но всё произошло не так, как она предполагала. К тому же Бен оказался не прав насчёт Сета: Сет появился уже через сутки. Без боевой раскраски. И при ясном свете дня.

Глава 18

Сами кайова называли этого молодого индейца с примесью крови белых Сет-Тайхахна-тай, но белые люди всегда звали его просто Сет. Когда Эйб Келси впервые увидел его, он был слишком молод, чтобы что-то собой представлять. Но со временем он превратился в жестокого и умелого воина, и его имя стало известно гораздо длиннее, чем раньше.

Сет был вовсе не единственным представителем племени кайова, в жилах которого текла кровь белых людей. Точно такими же по крови были индейцы кайова по прозвищу Рыжеволосый, Кайова-Голландец и Кайова-Фрэнк. Правда, лишь один из них мог изъясняться на языке белых. Тот факт, что они были наполовину белыми или даже стопроцентно белыми, ничуть не мешал им: в племени кайова не было ни наследственных вождей, ни какой-либо жёсткой системы власти и управления, поэтому успеха здесь мог добиться любой — главное, чтобы он сам был храбрым воином и чтобы за ним захотели идти остальные. Все те кайова, в жилах которых текла кровь белых людей и которые стали известными воинами, добились этого самостоятельно, своими собственными усилиями, своим бесстрашием, своей жестокостью и способностью убеждать остальных следовать за ними.

Некоторые полагали, что те кайова, которые сами были наполовину белыми, были даже более безжалостными по отношению к своим бывшим соплеменникам, чем чистокровные индейцы. Но на самом деле это было не так. Эти люди были не более кровожадными, чем остальные индейцы, и не менее жестокими, чем они. Они были точно такими же.

В тот день, когда Сет приехал к дому Закари, Бен с самого утра отправился на разведку. После того как он обнаружил многочисленные следы индейцев в непосредственной близости от дома, он распорядился загнать всех лошадей, коров и быков в укреплённый загон, и вбежал в дом, приказав приготовиться к обороне. Люди тут же захлопнули ставни, которые только что открыли, чтобы впустить в дом лучи утреннего солнца, и открыли бойницы. Приготовив оружие, они стали ждать.

Потянулись томительные минуты ожидания. Обшарив взглядом внутренности помещения, Тип вдруг спросил:

— А наша печная труба не слишком ли великовата?

— Внутри в неё вделаны специальные решётки, — успокоил его Бен. — Тот, кто попытается проникнуть в дом через трубу, так и останется в ней.

Матильда прибиралась в буфете. Она двигалась почти неслышно и лишь очень тихо напевала себе под нос. Но даже это еле слышное пение отчего-то действовало на нервы Рейчел. Она хотела сказать Матильде, чтобы та замолчала, но никак не могла сообразить, как бы сделать это деликатно, так, чтобы не обидеть пожилую женщину. Так ничего и не придумав, она смирилась с этим и, сунув руку в сундук с боевым снаряжением, достала оттуда дополнительные патроны и подала их парню по имени Джо, который вместе с Типом был с самого начала выделен Беном для охраны их дома. Джо был спокойным тихим пареньком со светлыми волосами и внешностью, которая выдавала в нём потомка голландцев. Он был так скромен и настолько легко смущался, что даже не осмелился ни разу поглядеть в упор на Рейчел. Вот и сейчас, не глядя на неё, он поблагодарил её за патроны коротким кивком головы.

Неожиданно все мужчины застыли. Их руки, сжимавшие ружья, невольно напряглись.

— Если кто-то выстрелит без команды, я сам убью такого идиота, — негромко предупредил Бен. Он ещё несколько секунд вглядывался в то, что происходило за окном, а потом тихо произнёс:

— Вот это совпадение, сестрёнка... Лёгок на помине... Ты хотела увидеть Сета? Ну что ж, подойди поближе. Вот он!

Энди уступил Рейчел своё место у бойницы, и она увидела трёх индейцев верхом на лошадях, которые находились не далее как в пятидесяти ярдах от их дома. Все они были из племени кайова. Их тела не покрывала боевая раскраска, которая свидетельствовала бы, что они вступили на тропу войны, но в руках у всех у них были ружья. Хвосты их лошадей не были связаны в пучок, как это обычно делалось перед серьёзной битвой. Всё это говорило о том, что эти три воина просто путешествуют, но пока ещё не собираются воевать.

— Судя по тем следам, которые я насчитал с самого утра, эта троица — лишь передовые силы. А всего их не меньше пятнадцати, а то и двадцати человек, — сказал Бен. — А он здоровый, этот Сет, не правда ли? Почти такой же большой, как их известный вождь Сатанта.

Рейчел пристально всматривалась в человека, о котором лишь накануне говорила с Беном. Нет, в Сете ничто не выдавало белого. По крайней мере на таком расстоянии она не могла различить никаких признаков, которые свидетельствовали бы о том, что он не индеец.

— Дай мне ружьё, Энди, — приказал Бен. Не оборачиваясь, он протянул назад руку, и Энди поспешно вложил в неё своё ружьё марки «Спенсер».

— Ну что ж, парни, — сказал Бен, обращаясь уже к Типу и Джо, — сейчас я потрачу один патрон, чтобы немного попугать их, но вы сами пока не стреляйте. Даже не показывайте, что вы здесь. Если надо будет, чтобы вы открыли огонь, я специально скажу вам об этом. Ясно?

Бен тщательно прицелился и выстрелил. Рейчел увидела, как лошади кайова прянули назад. Но сидевшие в сёдлах всадники, казалось, даже не пошевелились. Они переглянулись друг с другом, и девушке показалось, что она заметила ухмылки на их лицах. Затем Сет поднял вверх правую руку в знак того, что он пришёл к Закари с миром.

Рейчел застыла, поражённая.

— Похоже, они считают, что обладают магическим средством от пуль. Поэтому они ничего не боятся, — пробормотала она.

— Да нет, эти парни ведут себя так развязно не потому, что полагают, будто заговорены от пуль, а просто потому, что они — настоящие дьяволы, — покачал головой Бен. — Я знаю всех трёх... это те ещё типы. Того, что находится слева от Сета, зовут Седло Волка. Другого — Потерянная Птица. Причём Потерянная Птица коварнее самого Сета, хотя трудно представить себе, что это вообще возможно. Эти типы прекрасно знают, что они делают здесь. — Он передал ружьё обратно Энди. — Они даже знают, что я здесь делаю.

Энди передёрнул затвор, и использованная гильза со звоном упала на пол. Рейчел почувствовала острый запах сгоревшего пороха. Вновь посмотрев в окно, она увидела, как Сет что-то говорит остальным индейцам. Закончив говорить с ними, он шагом направил свою лошадь к дому Закари, по-прежнему держа высоко поднятой вверх правую руку в знак того, что он едет с мирными намерениями. Через несколько мгновений Седло Волка и Потерянная Птица последовали за ним, образовав что-то вроде нестройного эскорта.

— Ну что ж, — пробормотал Бен, — мне придётся выйти к ним и поговорить.

— Бен! — закричала Матильда. — Бен, прошу тебя! Я не позволю тебе...

Бен направился к двери. С его пояса свисала кобура со старым «кольтом», который принадлежал ещё его отцу. Проходя мимо матери, он будничным тоном проронил:

— Я попросил бы тебя помолчать. Я не хотел бы быть вынужденным запереть тебя в спальне.

— О Боже, Бен... — Голос матери дрожал. Прежде Бен никогда не разговаривал с ней так. Так бы с ней мог говорить только сам Уильям Закари. И, сказав это, он бы действительно исполнил свою угрозу. Матильда опустила глаза и замолчала.

Бен ещё раз проверил, заряжен ли его «кольт». После этого он повернулся к Энди и остальным ребятам:

— Как только я выйду из дома, немедленно заприте за мной дверь. А вы, Тип и Джо, высуньте стволы ружей из бойниц — так, чтобы индейцы видели их — и открывайте огонь, если начнётся настоящая перестрелка. Постарайтесь только не поразить меня самого. Ну что ж, я пошёл...

Бен вышел из дома и остановился на небольшом пригорке перед самым крыльцом. Он стоял, широко расставив ноги. На нём не было шляпы, а в руках — оружия.

Индейцы подъехали к нему и тоже остановились. Их разделяло расстояние всего в несколько метров. Энди и Тип с Джо нацелили свои ружья на индейцев. Матильда, сжав в руках Библию, но так и не раскрыв её, застыла, точно скованная морозом, и не шевелилась.

Сет внимательно оглядел бойницы дома Закари, находившиеся слева и справа от входной двери, и высовывавшиеся из них ружейные дула. По его обветренному лицу промелькнула лёгкая усмешка. Чувствовалось, что усилия, предпринятые Закари для обороны своего дома, и забавляли его, и вызывали у него презрение.

Энди пока не торопился просовывать в находившуюся в самой двери бойницы своё ружьё, но взгляд Сета продемонстрировал, что он видел и эту бойницу и понимал, что за ней мог притаиться вооружённый человек.

Рейчел смотрела на Сета со смешанным чувством ненависти и восхищения. Его длинные волосы, заплетённые в косички, свисали вниз тяжёлыми прядями и падали на мощные плечи Сета. Несмотря на то, что, по индейскому обычаю, он густо натирал свои волосы специальной краской и маслом, эта тёмная краска не могла скрыть их истинного цвета — ярко-рыжего. «Такой цвет волос он мог получить только если кто-то из его родителей был белым», — пронеслось в голове Рейчел.

На лице Сета выделялся орлиный крючковатый нос, характерный для индейцев. Но глаза у него были голубые. Глаз такого цвета у индейцев не встречалось. Рейчел увидела в них множество красноватых прожилок. Очевидно, это был результат дальнего путешествия Сета, в ходе которого ему пришлось преодолеть несколько сотен миль по прерии, испытывая при этом воздействие сильного ветра и пыльных бурь. При этом вокруг глаз у него практически не было ресниц, что делало его взгляд похожим на взгляд ящерицы.

Его рубашка и штаны были сделаны из мягкой оленьей замши. Мокасины индейца были густо расшиты бисером. Для того чтобы купить жён, которые делали и шили Сету всё это, ему надо было отдать за них немало лошадей. Скорее всего, он расплачивался за своих жён лошадьми, которых тайно уводил ночью из угодий семьи Закари в районе Реки Пляшущей Птицы... Но набедренная повязка, которую носил Сет, была из совсем другого материала: Рейчел узнала синее сукно офицерской шинели. Никто из жён Сета не смог бы выделать подобной ткани. Можно было лишь догадываться, каким образом он добыл этот кусок...

Рейчел сразу пришли на ум истории, которые рассказывали про Сета. Говорили, что года два тому назад один белый фермер, живший в районе Рио-Гранде, вернувшись как-то вечером домой, обнаружил там разбросанные по всему дому куски тела своей зарезанной жены. Маленькая четырёхлетняя дочь фермера пропала. Фермер и его друзья немедленно бросились на поиски девочки, но смогли лишь обнаружить части её расчленённого трупа в сотне миль от дома. Они висели на ветвях высохшего дуба. А вскоре кто-то сообщил, что Сет прикрепил к своему священному щиту-талисману два новых женских скальпа — скальп со светло-каштановыми волосами, принадлежавший жене фермера, и скальп девочки с золотистыми волосами, её дочери.

«Бен просто зря тратит время, собираясь беседовать с таким чудовищем, — подумала Рейчел. — О чём можно говорить с человеком, который искренне гордится подобными страшными поступками?»

Сет пристально смотрел на Бена Закари, ожидая, что тот заговорит первым. Выражение лица индейца было самодовольным и нагловатым. Чувствовалось, что он абсолютно уверен в себе.

Однако Бен молчал и, в свою очередь, тоже испытующе смотрел на Сета. В конце концов Сет не выдержал и сам заговорил первым — заговорил знаками. Его руки то взлетали вверх, то опускались, и Рейчел легко расшифровала всё, что он хотел сказать Бену: «Мы пришли как друзья. Пришли для того, чтобы поговорить со своим другом». Сет сделал небольшую паузу, и затем изобразил знак: «Иногда друзьям дарят подарки».

И тут вдруг Бен сделал странную вещь. Вместо того чтобы отвечать Сету на языке знаков, который прекрасно понимали все, кто жил в прерии, он неожиданно заговорил на языке индейцев кайова. Почему он поступил таким образом? Внезапно до Рейчел дошло: он не хотел, чтобы все остальные, кто был в доме, поняли, о чём идёт речь.

Рейчел пытливо вглядывалась в лица индейцев и в лицо Бена, пытаясь догадаться, о чём же они всё-таки говорят. Ей показалось, что Бен сказал индейцам, что согласно древнему обычаю это гости должны привезти подарки. Сет кивнул и, сняв со своей шеи золотую цепь, швырнул её под ноги Бену. Бен ловко поймал цепь носком сапога и, подбросив её вверх, схватил руками и надел на шею. Казалось. Сет поражён подобной ловкостью и проворством белого. Он несколько секунд рассматривал Бена в упор, а затем, тряхнув головой, начал произносить какую-то длинную речь. Поскольку Рейчел не могла понять ни слова из того, что он говорил, она принялась рассматривать двух остальных индейцев. Седло Волка был наиболее крепким и коренастым из всей троицы. Рейчел показалось даже, что в его жилах течёт кровь индейцев-команчей — на это указывала форма его черепа и очень широкие скулы лица. Седло Волка время от времени вставлял короткие реплики, которые, очевидно, были шутливыми, поскольку после этого два его спутника принимались хохотать.

Потерянная Птица выглядел наиболее колоритно из всей троицы индейцев. По цвету кожи он был типичным индейцем — его обветренная и обожжённая на солнце кожа была того глубокого красноватого отлива, который характерен для всех кайова, команчей или апачей. Однако при этом он был ярко выраженным... блондином. Его светлые волосы поразительно контрастировали с его красноватой индейской кожей. Всматриваясь в его лицо, Рейчел заметила, что оно удивительно спокойно. Его не искажали никакие морщины или гримасы. Оно было совершенно спокойным и неподвижным, точно лицо прекрасной девушки, уверенной в своей красоте и обаянии и победно глядящей на мир. Это притягивало и в то же самое время как-то странно отталкивало.

Словно заметив, что она смотрит на него, Потерянная Птица внезапно повернул голову и стал всматриваться вглубь их домика. Рейчел показалось, что он смотрит ей прямо в глаза... так, точно дверь дома неожиданно распахнулась и он мог ясно видеть её всю. У него были зелёные глаза, с небольшим желтоватым отливом. Пока он напряжённо всматривался в то, что находилось внутри дома, они потемнели и стали почти чёрными. Потом он повернулся к Сету, и его взгляд вновь стал обычным, расслабленным. Удивительный внутренний огонь, только что полыхавший в самой глубине его зелёных глаз, быстро потух. Но у Рейчел было странное чувство — ей казалось, что она уже где-то видела эти глаза, где-то уже сталкивалась с этим взглядом. Это чувство было столь отчётливым, что она вдруг почувствовала внезапную слабость. Её даже стало слегка подташнивать. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться на ногах.

Когда Сет замолчал, Потерянная Птица слегка подался вперёд и громко заговорил, обращаясь к Бену. Несмотря на то, что он был блондином, он говорил и вёл себя, как настоящий индеец — делал то плавные, то резкие жесты руками, его голос то повышался, то становился совсем тихим, грудь раздувалась от напряжения.

Говорил он в общей сложности не больше одной минуты и закончил фразой, в которой, как показалось Рейчел, были слиты воедино и требование, и какой-то вопрос. Потерянная Птица находился недалеко от дома, и Рейчел ясно видела, как по его шее за ухом сбежала капелька пота — видимо, его речь стоила ему большого напряжения.

Бен, однако, не стал сразу отвечать индейцам. Вместо этого он обратился по-английски к своим соотечественникам:

— Энди, ты должен передать мне несколько патронов. Но только не бери их сами. Пусть Рейчел принесёт их тебе. А ты пока оставайся там, где ты сейчас стоишь, и в оба глаза следи за обстановкой.

Голос Бена был неестественно мягким, и Рейчел почувствовала, что он улыбается. Она почувствовала, как её сердце тревожно забилось. Индейцы, конечно, не знали, что это означает только одно: Бен по-настоящему взбешён. «Господи, — подумала она, — что сейчас случится? Неужели с его стороны последует настоящий взрыв? Что будет тогда?»

Она видела, что правая рука Бена неподвижно покоится у него на бедре. Пока он ещё не вытащил из кобуры своего оружия. Но, если начнётся какая-то заварушка, он сделает это немедленно. Просто все в их семье прекрасно помнили наставление покойного Уильяма Закари: «Не трогай своего оружия, если ты не собираешься вытаскивать его. А уж если вытащил, то обязательно стреляй!»

Рейчел быстро нашла патроны и передала их Энди. Тот приоткрыл дверь и вложил три патрона в ладонь Бена.

— Закрой дверь и снова запри её на засов, — приказал Бен, — и держи её запертой, ради Бога!

Энди мгновенно задвинул тяжёлый засов. Они увидели, как Бен бросил по патрону каждому из индейцев. Затем он произнёс несколько фраз на языке кайова и замолчал. Очевидно, он сказал им всё, что хотел.

Индейцы несколько мгновений сидели молча. Выражение их лиц не менялось. Сет машинально подкидывал вверх и ловил патрон, только что подаренный ему Беном Закари. Затем он обвёл тяжёлым взглядом дом, опущенные ставни, дверь, за которой прятался Энди и остальные защитники дома, сплюнул под ноги Бену, развернул свою лошадь и поехал прочь.

Двое остальных индейцев последовали за Сетом. Они ехали медленно, нарочито подставляя свои спины под выстрелы белых и демонстрируя своё полное презрение к ним. Энди осторожно отодвинул засов, и Бен проскользнул вовнутрь. Вскоре три кайова скрылись за гребнем холма.

— Похоже, на сегодня — всё, — сказал Бен.

Но, даже сказав это, он всё равно заставил Энди и всех остальных ещё долгое время внимательно следить за обстановкой, чтобы предотвратить неожиданную атаку индейцев. Никто никогда не мог гарантировать, что индейцы действительно успокоились и решили больше не нападать.

Матильда с мольбой посмотрела на Бена и пробормотала, с трудом шевеля подрагивающими губами:

— Я молюсь лишь о том, чтобы эти люди держались от нас подальше.

Бен покачал головой:

— Здесь не было никаких людей, мама, здесь были индейцы.

Рейчел вплотную приблизились к Бену и еле слышным голосом спросила:

— Что надо было Сету от нас?

Бен взял её лицо в свои руки и некоторое время пристально смотрел ей прямо в глаза. Он никогда прежде не поступал таким образом, и девушка невольно смутилась. Она не знала, что делать, как ей вести себя, но в этот момент взгляд Бена смягчился и он, с трудом сдерживая улыбку, произнёс:

— Они хотели купить тебя.

Эти слова вихрем закружились у неё в голове. Дыхание Рейчел перехватило. Каким-то чудом она сумела взять себя в руки и почти нормальным голосом произнести:

— Ну и что же, ты уступил меня им?

— Я потребовал от них больше лошадей в качестве оплаты, — тряхнув головой, сказал Бен.

Рейчел вгляделась в его лицо и поняла, что всё это и в самом деле никакая не шутка и что индейцы действительно приезжали именно за этим. Её охватил озноб. Значит, в их глазах она была чем-то вроде товара, который можно было приобрести за сходную цену.

«А если Сет ещё почувствует себя униженным ответом Бена, или ему покажется, что остальные индейцы почувствовали его унижение, то его жестокий ответ не заставит себя ждать, — пронеслось в её мозгу. — И тогда от него можно будет ожидать любых жестокостей и любого зверства».

Неожиданно Матильда воскликнула:

— Бен! Умоляю тебя, сними с себя эту ужасную вещь!

Действительно, Бен совсем позабыл про подарок Сета — золотую цепь, которую он надел себе на шею. Он медленно снял её. На конце цепи болталось что-то, что было похоже на высохшее человеческое ухо. Бен поморщился и швырнул цепь в огонь.

Глава 19

Прошло двое суток. Стояла самая опасная пора полнолуния, однако Сет всё не возвращался. Рядом с домом Закари не появлялось никаких новых следов индейцев. Казалось, кайова вообще исчезли из виду. Но всё это видимое спокойствие нисколько не подействовало на Бена. Наоборот, он потребовал удвоить и даже утроить бдительность. Сам он во главе небольшого отряда начинал каждый свой день с того, что внимательно осматривал и прочёсывал все окрестности в поисках следов пребывания индейцев в районе Реки Пляшущей Птицы. И, не находя никаких новых следов, становился всё более раздражительным — он прекрасно понимал, что пока они тратят своё время на поиски индейских следов, они не могут заниматься своей основной работой по хозяйству и упускают драгоценные тёплые дни, когда они могли бы сделать так много.

На шестые сутки полнолуния Бен повстречал парня по имени Гас, который ехал из Форт-Ричардсона. Гас сообщил ему, что Эффи Роулинс держит путь в их края и что она едет вместе со своим женихом, которого зовут Гарри Уиттакер.

— Значит, совсем скоро будет свадьба! — расцвела Матильда и стала оживлённо обсуждать детали предстоящего торжества. Её смущало лишь одно обстоятельство: с самого начала предполагалось, что свадьба состоится на четвёртый день после появления жениха в доме Роулинсов. Матильде казалось, что спешить так в подобных делах не совсем пристойно. Четыре дня — это слишком короткий срок, чтобы по-настоящему познакомиться с будущим спутником жизни.

— Боже мой, кажется, это единственное, что тебя по-настоящему волнует! — язвительно заметил Бен.

В доме Закари действительно началась почти лихорадочная подготовка к предстоящему празднеству. Первым делом женщины стали готовить себе наряды. Бен глядел на это и только хмурился — казалось, подготовка нарядов могла отнимать всё свободное время и длиться практически бесконечно. Потом пришёл черёд еды. Матильда и Рейчел целыми днями жарили, варили и тушили. Больше их ничего не интересовало. Бену и остальным мужчинам оставалось лишь бессильно наблюдать за всем этим со стороны. Они всё равно ничего не могли поделать или изменить.

Готовясь к предстоящему визиту в дом Роулинсов, Рейчел испытывала некоторую нервозность. Во-первых, она не представляла, как именно встретят их Роулинсы после того, как отношения между двумя семействами обострились и стали заметно холоднее. Смогут ли они переступить через это и пойти дальше, или натянутость всё равно останется? Она также переживала из-за того, что видела, как расстраивается Бен, наблюдая их суету и излишние, по его мнению, приготовления к чужой свадьбе. Рейчел хотелось как можно меньше расстраивать Бена, однако сейчас это, похоже, было неизбежно...

Наконец настал день, когда члены семьи Закари погрузились в фургоны и на лошадей и направились к дому Роулинсов. Их дом располагался на берегу Реки Пляшущей Птицы, которая в это время года представляла собой небольшой ручей мутной воды. Деревья, раньше окаймлявшие его, были в своё время срублены и пошли на постройку самого дома, огромного амбара и загонов для скота. Из-за этого вся местность вокруг дома выглядела немного пустынной. Правда, благодаря этому сам дом заметно выделялся и был хорошо виден издалека.

В отличие от дома Закари, который представлял собой наполовину землянку, дом Роулинсов был целиком срублен из массивных брёвен и стоял на прочном фундаменте. Правда, пол в этом доме был всё равно земляной, а не дощатый, как в доме Закари, что давало им повод смотреть на Роулинсов несколько свысока.

При этом оба дома позаимствовали свои ставни, двери и наличники из покинутых домов, которые находились в местечке Нью-Хоуп, или Новая Надежда. Жители Нью-Хоупа в своё время покинули его из-за страха перед индейцами и поспешно бежали, бросив всё. С тех пор никто больше не хотел вновь поселиться в этом месте, и поэтому Нью-Хоуп прозвали Ноу-Хоупом — Никакой Надежды. Закари и Роулинсам достался большой добротный дом, который они с течением времени растащили на столь необходимые в их хозяйствах детали. Никто всё равно не ожидал, что прежние обитатели Нью-Хоупа когда-нибудь вернутся назад.

Однако при этом Зеб Роулинс всегда проявлял преувеличенную, почти невозможную честность, стараясь всякий раз разыскать настоящих владельцев домов в Нью-Хоупе и выплатить им компенсацию за то имущество, которое сам он позаимствовал для себя в этом местечке. Занимаясь этим, он одновременно выяснил, что Закари в отличие от него никогда не предпринимали подобных усилий. Это породило у Зеба недоверие к Закари: он стал считать их недостаточно честными и скорее склонными к мошенническим действиям, нежели честными. Если бы Закари узнали, из-за чего в сердце Зеба Роулинса возникло недоверие к ним, они бы, наверное, оторопели...

Когда до дома Роулинсов осталось совсем немного, Энди подъехал к фургону, в котором ехала Рейчел, и словно невзначай бросил:

— Чарли сейчас у них дома.

— Почему ты думаешь, что мне это может быть интересно? — нахмурилась девушка.

— Ну как же, я думал, вы оба только и ищете повода сбежать вместе из дома и обручиться.

Матильда метнула в сторону Энди тревожный взгляд и проговорила:

— Энди, не надо дразнить её!

— А почему ты не упоминаешь при этом Джуда, Энди? — возмущённо воскликнула Рейчел. — Он что, недостаточно хорош для меня, по-твоему?

Матильда наклонилась к ней и примирительным тоном проворковала:

— Не волнуйся, милая. Просто всем нам кажется, что Чарли больше подходит тебе по возрасту. А здесь, в этой глуши, выбор мальчиков не слишком велик, ты же знаешь...

Рейчел пришла в ярость.

— Похоже, у меня в этом вопросе не больше выбора, чем у коровы, которую заперли в загоне с двумя быками!

— Что ты говоришь, Рейчел! Хватит! Ты шокируешь меня такими словами! — закричала Матильда.

Увидев их, на крыльцо дома Роулинсов выскочила Джорджия и издалека замахала им рукой. Они обменялись с Джорджией улыбками, но Рейчел показалось, что Джорджия улыбается ей несколько натянуто. Похоже, то, что не так давно произошло между ними, всё-таки оставило свой след и его не так-то легко было изгладить.

Спешившись и выйдя из фургона, они вошли в дом Роулинсов. Но в этот вечер Эффи так и не появилась, хотя все ждали её буквально с минуты на минуту. Не появилась она и на следующий день. Зеб Роулинс, не выдержав, послал троих человек на поиски дочери и её жениха.

Но его посланцы тоже не вернулись. Прошло целых три дня, а из прерии не возвращались ни Эффи, ни её жених, ни трое человек, специально посланных за ними.

Глава 20

— Я помню, что когда встретил Гаса, который сообщил мне, что Эффи и её жених уже совсем близко, шёл сильный дождь, — сказал Бен, глядя на Хейгер Роулинс. — Он шёл накануне того дня, шёл и потом. В прерии было довольно мокро, и во многих местах стояла грязь. Возможно, именно это и задержало их. С тех пор прошло недостаточно времени и было ещё недостаточно жарко и сухо, чтобы вся эта грязь подсохла. А если лошадь Эффи внезапно оступилась и сломала ногу...

— Да, мы тоже думали об этом, — кивнула Хейгер.

Её лицо выглядело измождённым, а щёки — необычно впалыми. Казалось, все эти дни она не только не спала, но и не ела.

— Я уверена, что с ними всё в порядке, — сказала Матильда Закари. — Они обязательно доберутся до вашего дома. Я знаю, что именно так и будет!

— Да, — снова кивнула Хейгер. — Я тоже думаю, что они где-то рядом и в безопасности, Матильда.

Зеб Роулинс приблизился к своей жене:

— Хейгер, раз уж Бен и Энди находятся здесь, я думаю, что смогу оставить тебя с ними, а сам съезжу в прерию на поиски Эффи...

— Нет, — оборвала его жена, — если ты поедешь искать её, я поеду вместе с тобой.

Больше Зеб на эту тему с ней не заговаривал. Всем сделалось неловко. Ожидание Эффи затягивалось, и никто не знал, что делать. Всё вкусное, что Матильда с Рейчел приготовили к свадьбе Эффи и привезли с собой, давно находилось в доме, но никто почти не притронулся к этим кушаньям. Все ждали прибытия Эффи и её жениха. Но их не было...

Сейчас, чтобы как-то скрасить томительное ожидание и чем-то заполнить возникшую паузу, Хейгер предложила поужинать.

— Я вспоминаю, что у меня дома, в этом маленьком местечке в штате Теннесси, где я родилась... в местечке, которое мы называли «Место, где чешутся своими боками о деревья кабаны», хотя, конечно, у него было настоящее название — его называли Виллетсвилль... так вот, там у нас был один удивительный гусь, — начала она. Чувствовалось, что ей самой хочется как-то отвлечься, и что она хочет попытаться отвлечь и всех остальных. — Этот гусь никому не принадлежал. Он был ничей. Жил сам по себе. Но когда он шёл по главной улице нашего местечка, все — даже собаки — невольно уступали ему дорогу. С таким царственным видом он шествовал. Все знали этого гуся, и он тоже знал всех и всем помогал. Например, если какой-нибудь мужчина пьяным падал на улице, он вставал рядом и охранял его, не давая никому наступить на него. Да, все любили этого гуся. Но его почему-то невзлюбил наш проповедник. Он стал всё рассказывать, что это гусь совсем не такой умный, как кажется. А гусь словно почувствовал это. И принялся тоже нападать на проповедника. Стоило тому показаться на улице, и гусь принимался яростно шипеть на него, а потом вцеплялся ему прямо в штанину. Это надо было видеть! Он просто не давал ему проходу, гонялся за ним везде, где только мог...

Хейгер встала, чтобы наложить себе на тарелку еды.

— И у гуся, и у проповедника были свои сторонники. В результате все люди в нашем районе оказались разделены. Кто-то заговорил о том, что нам нужен закон, который регулировал бы поведение гусей на улице. Ему тут же возразили, что нужен закон, который регулировал бы поведение проповедников. Кто-то заговорил о том, что нам нужен закон, который регулировал бы поведение обоих. Борьба сторонников проповедника и защитников гуся всё разгоралась. Наконец, однажды поздним вечером, когда над нашим местечком сгустился сильный туман, проповедник схватил ружьё и выстрелил в ненавистного гуся, надеясь покончить с ним одним выстрелом. Но гусь сумел каким-то образом увернуться. Зато не смог увернуться констебль, которого проповедник не видел. В результате весь предназначенный гусю заряд попал в ногу констеблю. Констебль выхватил своё оружие и, превозмогая боль, выстрелил в ответ. И тогда...

В эту секунду Хейгер с полной тарелкой, прихрамывая, возвращалась на своё место. Внезапно по её лицу разлилась смертельная бледность, её пальцы задрожали, и тарелка выпала из них. Зеб Роулинс бросился к жене и помог ей дойти до кресла. Хейгер без сил опустилась в кресло и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

— Я не могу так больше, — рыдала она. — Я не могу больше изображать, что всё хорошо, что всё нормально...

Зеб обнял её, пытаясь успокоить.

— Хейгер, тебе лучше прилечь, — сказал он. — Я сейчас согрею тебе постель, и...

— Нет! — воскликнула Хейгер. — Я не хочу ложиться в постель. Я просто не смогу лежать одна в тёмной комнате. Я этого не выдержу.

Все, кто находился в комнате, переглянулись. Но в глазах Хейгер читалась такая решимость, что никто не решился попытаться переубедить её.

Однако время приближалось к полуночи, и остальным надо было как-то устраиваться на ночлег. Бен и Энди Закари пошли спать в амбар. Джорджия предложила свою комнату Матильде и Рейчел, но её комната была так мала, что в ней всё равно мог поместиться лишь один человек. А сейчас Матильда и Рейчел ни за что бы не согласились расстаться друг с другом. Джорджия только развела руками и выскользнула из дома. В другое время Рейчел подумала бы, что Джорджия решила воспользоваться этим шансом, чтобы пофлиртовать с ребятами, но сейчас ей было совсем не до этого.

Матильда и Рейчел вернулись в гостиную и кое-как расположились в креслах. Вскоре они задремали.

В конце концов Зеб Роулинс, который сам тоже дремал в кресле, снова сделал попытку уложить Хейгер в постель. Но Хейгер вновь отказалась.

— Ну что ж, — смущённо пробормотал Зеб, — тогда я сам, пожалуй, пойду спать.

Он быстро вышел из гостиной. Теперь в ней остались лишь три женщины — сама Хейгер и Матильда с Рейчел.

Время тянулось невыносимо медленно. Наконец Рейчел не выдержала и задремала.

Её разбудил голос Хейгер. Услышав его, она открыла глаза и огляделась. Часов в гостиной не было, но судя по тому, что дрова в камине почти полностью сгорели и подёрнулись сероватым налётом пепла, время близилось уже к рассвету.

— Я молюсь лишь о том, чтобы она была уже мертва. Чтобы Господь избавил её тем самым от дальнейших мучений, — сказала Хейгер. Она уже не плакала. Её голос звучал отрывисто и чётко.

— Хейгер, что ты говоришь, — попыталась слабо возразить Матильда.

— Я знаю, о чём я говорю, — произнесла женщина. — Я сама когда-то попала в руки краснокожих дикарей. Поэтому я очень хорошо знаю, о чём я сейчас говорю.

Так, в эту страшную ночь, Матильда с Рейчел узнали о том, что когда-то произошло с Хейгер, что сделало её походку такой странной и так изменило её характер. Они не могли ни заставить её замолчать, ни заткнуть свои собственные уши, чтобы не слышать её, и им волей-неволей пришлось выслушать историю, которую они меньше всего хотели узнать.

Хейгер рассказала им, что к моменту своего совершеннолетия осталась сиротой. У неё не было родителей, не было настоящего дома, и поэтому, когда два её дяди и двоюродный брат решили податься в Калифорнию, она уговорила их взять её с собой. Они погрузились в фургон и направились в Индепенденс, где формировались караваны фургонов для отправки в Калифорнию. Но, прибыв в Индепенденс, они обнаружили, что последний караван ушёл уже неделю назад. Отправка караванов в Калифорнию должна была вновь возобновиться лишь следующей весной.

Но они не могли ждать до следующей весны, и поэтому решили попытаться нагнать караван в пути. К ним присоединился ещё один запоздавший фургон. Они отправились в путь, стараясь двигаться с максимальной скоростью, но так никогда и не нагнали караван. В пути на них неожиданно напали индейцы.

— Их было одиннадцать. Точнее, их стало одиннадцать — после того, как умер один из них, кого ранили во время нападения, — сказала Хейгер. — Из нас же в живых остались лишь я и женщина из другого фургона, а также её трёхлетний сынишка.

Индейцы усадили пленников на лошадей и поскакали прочь. Хейгер помогала второй женщине заботиться в пути о ребёнке, но на третий день он вдруг стал истошно рыдать, и никто не мог его успокоить. Он плакал и плакал и не мог остановиться. В этот момент они подъехали к ручью. Один из индейцев схватил ребёнка за ногу и швырнул в ручей. Ребёнок не умел плавать, но, оказавшись вдруг в воде, он принялся яростно бороться за свою жизнь, сумел вынырнуть из воды и по мокрым камням вылезти на берег.

Тогда молодой индеец выстрелил в него из лука. Он выстрелил ему прямо в лицо. Ребёнок снова упал в воду, но вскоре все вдруг увидели, как он опять появился на поверхности. Стрела больше не торчала из его тела, но его лицо было всё в крови. Затем он вновь скрылся под водой, но потом каким-то чудом вынырнул снова, и все увидели, что одна глазница мальчика пуста. Но он был всё-таки жив. Индейцам потребовалось ещё раз пустить в него стрелу, чтобы он окончательно скрылся под водой.

Мать ребёнка рухнула на землю в отчаянии. Как индейцы ни били и не понукали её, она не желала вставать. Тогда они убили её и сняли с неё скальп. Хейгер бросилась на индейца, который выстрелом из лука убил ребёнка, желая покончить с ним голыми руками. Но индейцы схватили её и не позволили расправиться со своим соплеменником. После этого они насильно посадили её на лошадь и связали её ноги под брюхом лошади жгутами из сыромятной кожи, и больше не развязывали, чтобы она не могли причинить им вреда или сбежать. Так они на всю жизнь изувечили её сухожилия и сделали её навсегда хромой.

— Сначала я молила Бога о том, чтобы он послал мне смерть. Но смерть не приходила. Я думала, что моя душа не выдержит всего этого ужаса и я умру. Но... душа словно застыла, онемев от всего этого ужаса. А тело не желало умирать. Оно хотело жить и стало бороться за жизнь — так, как это делают лишённые разума животные. В конце концов мне удалось похитить у индейцев двух самых резвых лошадей. Я вскочила на них и бросилась прочь. После нескольких дней отчаянной скачки мне всё-таки удалось нагнать караван. Так я оказалась спасена. Так я вновь оказалась в безопасности...

Хейгер некоторое время молчала, а затем сказала:

— Со временем раны на моём теле затянулись — настолько, насколько это было возможно. Но мою душу спас Зеб Роулинс. Именно он вернул её мне. Когда мы встретились, он был сильным мужчиной, цельным, надёжным. Я всё рассказала ему о себе. И он помог мне вновь возродиться к жизни и телом, и душой. По крайней мере так я считала... считала до вчерашнего дня.

Хейгер опять замолчала. Потом она вскинул голову и сказала:

— Я твёрдо знаю лишь одну вещь. Краснокожие — это не люди. Но они также и не животные. Ни один зверь, сотворённый Богом, не ведёт себя так, как они. Краснокожие — это какие-то дьяволы, которые облеклись в подобие человеческой плоти. И я говорю вам — их надо убрать с лица земли, всех до единого. Надо очистить землю от них. Где бы вы ни увидели краснокожего, постарайтесь сделать так, чтобы он исчез. Чтобы нигде не осталось и следа от этих тварей.

— Но предположим, — сказала Матильда, демонстрируя поразительное самообладание, — что тебе случайно попался индейский ребёнок... маленький и совершенно беззащитный...

В глазах Хейгер вспыхнул безумный огонёк. Она протянула к Матильде руки. Её скрюченные пальцы дрожали:

— Краснокожий ублюдок? Попался мне? В эти самые руки?!

Матильда сохранила внешнее спокойствие.

— У меня больше нет к тебе вопросов, — ровным голосом произнесла она.

Хейгер бессильно съёжилась в своём кресле.

— Если Эффи попала в руки краснокожих... что я могу сказать... Да исполнится воля Господа.

Рейчел сидела, почти не дыша. Ей казалось, что Хейгер Роулинс сошла с ума, что она безумна.

Рано утром Бен и Энди вышли из амбара и спешно подготовили фургон. Они впрягли в него лошадей, проверили упряжь и отвезли Матильду и Рейчел домой. Женщинам семейства Закари никогда так не хотелось вернуться в родные стены, как сейчас.

Глава 21

Прошло ещё два дня, и пора полнолуния закончилась. Можно было не бояться угрозы нападения со стороны кайова. Матильда предложила Бену взять с собой Энди и пару работников и помочь Роулинсам в поисках Эффи и её жениха. Однако Бен наотрез отказался. Теперь, после того, как у них побывал Сет, он не желал покидать дом и оставлять женщин одних — неважно, в период полнолуния или в любое другое время.

О том, что Эффи нашли мёртвой, Бену сообщила Джорджия. Она специально прискакала к Бену, который занимался с телятами неподалёку от дома, и рассказала ему, что индейцы устроили Эффи и её жениху засаду в местечке Ноу-Хоуп. Им осталось проехать всего 25 миль до дома Роулинсов, когда на них неожиданно напали. Ни одному человеку так и не удалось спастись. А сильные дожди, которые сделали местность труднопроходимой, сделали невозможным преследование нападавших.

— Индейцы исчезли, растворились в прерии, — сказала Джорджия. — А тебе, Бен, и всем вам я советую пока не появляться у нас. По крайней мере до тех пор, пока не привезут тело сестры. Я не знаю, как мама переживёт всё это, и переживёт ли вообще. Но пока мы никого не принимаем. Вообще ни одного человека. Я скажу тебе, когда к нам можно будет снова приезжать. Если двери нашего дома вновь откроются для посетителей...

Они договорились, что если у Джорджии появятся какие-то новости, то она будет ждать Бена на гребне одного холма, где она будет хорошо видна издалека. Это будет знак того, что им необходимо встретиться и поговорить.

Прошло целых десять дней, а похороны Эффи всё откладывались. Выяснилось, что причиной этой странной задержки было желание родителей Эффи похоронить её в настоящем, а не в сколоченном из простых досок гробу. Они послали Джуда за этим гробом в Форт-Уорт. Заказав в Форт-Уорте гроб, Джуд попытался заказать и серебряные ручки к нему, но их не оказалось в наличии, и ему пришлось довольствоваться простыми медными ручками.

Наконец Джуд прибыл в дом Роулинсов с большим гробом, крышка которого была наглухо закрыта. Увидев этот горб, Хейгер потребовала вскрыть его — ей хотелось убедиться, что внутри действительно лежит Эффи.

— Нет, Хейгер, — покачал головой Зеб Роулинс, — мы не будем вскрывать гроб.

Но Хейгер не послушалась его и глубокой ночью, вооружившись инструментами, вскрыла гроб. Отодвинув в сторону крышку, она увидела, что внутри лежит наглухо запаянный свинцовый ящик примерно в один фут шириной и тридцати дюймов длиной.

Глава 22

По всем расчётам, приближалось время, когда Кассиус вместе с остальными погонщиками животных должен был вернуться из своего долгого путешествия в Уичиту. Все, кто остался в доме Закари, с нетерпением ждали их возвращения.

В гостиной дома Закари стоял большой шкаф-секретер. Его сделал Уильям Закари, сделал зимой, когда он был вынужден сидеть дома, залечивая сломанную ногу. Он собрал остов шкафа из ореха, а его стенки и ящики сделал из бука и покрыл их искусной резьбой с изображениями птиц, зверей и растений. Среди этих изображений можно было увидеть даже диких антилоп и бизонов.

Этот секретер был, по сути дела, единственным настоящим предметом мебели в доме Закари. В нём хранилась семейная Библия, различные хозяйственные записи и бухгалтерские книги, а также всякая всячина, которую никто не знал, куда деть и которую при этом жалко было выбросить.

Рейчел полезла в секретер для того, чтобы изучить записи о перегоне скота в Уичиту, которые велись каждый раз, когда Закари гнали туда свой скот, и затем складывались здесь на хранение. Изучая эти записи, Рейчел убедилась, что каждый раз скот в Уичиту гнали разной дорогой. Путей в Уичиту было несколько, и погонщики выбирали каждый раз новый путь, сообразуясь с погодой, состоянием скота, количеством погонщиком и ещё десятком разных факторов.

Очень многое зависело от состояния травы. Если её было мало и она росла низкая, скот волей-неволей двигался медленнее — для того, чтобы насытиться в пути, животным требовалось значительно больше времени. Неожиданные грозы могли спровоцировать волнение у скота, и тогда скот начинал двигаться без остановки, точно подгоняемый невидимым кнутом, днём и ночью, и остановить его было невозможно. Подобное случалось и без всякой грозы. Никто не знал, что заставляет скот впадать в это странное состояние беспокойства, но, когда оно наступало, погонщикам ничего не оставалось делать, как просто двигаться вместе со скотом и ждать, пока это состояние пройдёт.

Среди старых записей Рейчел обнаружила записи, сделанные рукой папы. По словам Бена и Кэша, папа был легендарным перегонщиком скота. Когда скот был в пути, никто не видел, чтобы папа спал. Он постоянно бодрствовал, постоянно был настороже. Лишь иногда можно было увидеть, как он сидит на земле, прислонившись спиной к колесу фургона повара, с чашкой горячего кофе в руке и дремлет. Но он специально держал в руке чашку с обжигающим кофе, чтобы немедленно проснуться, если вдруг его неудержимо потянет в сон — тогда горячий кофе должен был пролиться ему прямо на брюки и разбудить его.

Папа также порой позволял себе подремать прямо в седле. Но при этом ни одна лошадь не выдерживала его тёпа и его нагрузок — ему приходилось менять за сутки до пяти лошадей, пересаживаясь каждый раз на свежую.

Быстрее всего караван животных достиг Уичиты в 1871 году — тогда им потребовалось всего четыре недели и два дня. Уложиться в пять недель считалось очень хорошим показателем, шесть недель было также неплохим сроком для того, чтобы перегнать животных. И даже семь недель в пути до Уичиты считалось вполне приемлемым показателем.

Но добраться до Уичиты было лишь половиной дела. Надо было ещё и продать скот, и погрузить его в вагоны — и порой это занимало примерно столько же дней, сколько приходилось проводить в пути до этого места.

Но после того, как все дела в Уичите были сделаны, всадники обычно добирались до Реки Пляшущей Птицы всего за десять дней.

Пока все оставшиеся дома члены семьи Закари ждали возвращения из Уичиты Кассиуса и его спутников, произошло одно событие, которое сначала показалось малозаметным и не заслуживающим особого внимания. И лишь спустя некоторое время выяснилось, какое большое значение оно имело для всех...

Из запертого загона для скота среди бела дня исчезла лошадь. Это был не какой-то призовой скакун, а старая лошадь по кличке Эппле, которую использовал только Энди, да и то когда ему приходилось разъезжать по ночам. Он сильно расстроился из-за пропажи лошади и достал всех расспросами о том, куда могла деться Эппле. Было ясно, что лошадь могла исчезнуть днём из запертого загона только в том случае, если кто-то выпустил её оттуда. Но никто в этом не признавался, и все расспросы Энди оказались бесполезными.

Между тем днём все снова пристально вглядывались вдаль, надеясь увидеть приближающихся всадников с Кассиусом во главе. И вот однажды в жаркий полдень Бен, работавший вместе с Энди в нескольких милях от дома, увидел на горизонте пыльный столб. Судя по величине столба, целая кавалькада всадников приближалась к их дому.

Но это был не Кассиус. Столб пыли приближался не со стороны Уичиты, а со стороны Форт-Уорта. Это был кто-то другой. И это, скорее всего, предвещало беду.

Бен немедленно помчался к дому. Вместе с ним туда помчался Энди и ещё двое работников, трудившихся в поле вместе с ними.

Забежав в дом, Бен предупредил Матильду и Рейчел, что к ним приближаются чужие, и сказал, чтобы они запёрлись изнутри и оставались в доме, что бы ни случилось. А сам он вышел встречать незнакомцев.

Через некоторое время к ним приблизилась кавалькада из девяти всадников. Во главе кавалькады ехал Сол Карр — обладатель пышных седых усов, высокий мужчина, который жил в графстве Таррант. Когда-то, ещё до войны между северянами и южанами, он был рейнджером. Теперь, когда службу рейнджеров упразднили, Карр командовал отрядом добровольцев, которые преследовали и ловили воров и военных преступников. Этот отряд базировался в Форт-Уорте и прочёсывал всю близлежащую местность. Бен помнил, что его отец недолюбливал Карра, хотя и не знал причину этого.

Сзади Карра ехал грузный седой индеец, лицо которого неуловимо напоминало мордочку лягушки. Бен решил, что это был делаверский индеец по кличке Горбун, который давно служил разведчиком у рейнджеров и добывал информацию, касающуюся передвижения и замыслов представителей недружественных индейских племён.

А ещё дальше ехали Чарли Роулинс и его брат Джуд. Это было странно. Что они могли делать в компании Карра и Горбуна? Ещё более странным было то, что они упорно отводили взгляд от Бена и не желали посмотреть ему прямо в глаза. Он кивнул им, и они натужно кивнули в ответ, не сказав ни слова, и Бен сразу почувствовал, что люди, приехавшие к нему на ферму, настроены недружелюбно.

Замыкал кавалькаду фургон, которым правил невысокий узкоплечий мужчина в чёрной шляпе. Сзади к фургону была привязана лошадь. Энди мгновенно узнал её. Это была его старая лошадь по кличке Эппле.

Энди тут же бросился к Эппле.

— Какого чёрта! — закричал он. — Это же моя лошадь! Что она делает у вас? И почему на неё надето какое-то старое сломанное индейское седло?

— Эй, ты, отойди от лошади! — зарычал один из всадников, приехавших с Карром.

— Это идиотское седло совершенно ни к чему Эппле! Дайте я хотя бы сниму его!

Но Бен резко бросил:

— Оставь лошадь, Энди. Возвращайся назад.

Брат нехотя послушался.

Карр спрыгнул с лошади. Бену тоже пришлось спешиться. Глядя в глаза Бену, Сол Карр начал:

— Мы преследовали тех, кто был замешан в массовом убийстве белых в местечке Ноу-Хоуп. И нам повезло. Мы сумели схватить кое-кого и кое-что узнать. — В голосе Карра неожиданно прорезалась враждебность, точно он разговаривал с арестованным, и он резко бросил: — Остальное мы хотели бы узнать от тебя.

Бен вспыхнул. Но голос его прозвучал ровно и спокойно.

— Не обращайся больше ко мне в таком тоне, — сказал он Карру, — пока ты находишься на моей территории.

— Мы захватили в плен одного человека, — уже более нормальным голосом сказал Карр. — Белого. Но живущего вместе с индейцами. Думаю, ты хорошо знаешь его. Его зовут Эйб Келси.

— Да, — кивнул Бен, — мы давно пытались поймать Эйба Келси.

— Это касается его и вас. Меня же касается то, что Эйб Келси оказался замешанным в убийстве в местечке Ноу-Хоуп. Он был там вместе с индейцами, когда они убивали белых. И пусть даже, по его словам, он не принимал непосредственного участия в убийстве и держался в стороне, тот факт, что он был там, что он присутствовал при этом жестоком убийстве и не сделал ничего, чтобы помешать ему, вполне достаточен, чтобы понести за это высшую меру наказания. Мы захватили его...

— Живым? — вырвалось у Бена.

— Да... вроде того.

— Что это означает? — нахмурился Бен.

— Он жив, но сильно ранен, — объяснил Карр. — От него мы узнали имена предводителей индейцев, командовавших резнёй в Ноу-Хоуп. Там был Сет, там был Седло Волка, но главным там был Потерянная Птица.

— Раз вы захватили Эйба Келси, почему вы не вздёрнули его? — спросил Бен.

— Возможно, мы в самом ближайшем будущем сделаем это, — сказал Карр. — Но всё дело в том, что Келси не только сообщил нам имена индейских вождей, под руководством которых была учинена резня в Ноу-Хоуп. Он также выдвинул целый ряд обвинений против тебя и против всего вашего семейства. Я думал, что ты хотел бы услышать эти обвинения от него самого и как-то ответить на них. Эйб Келси сидит вон в том фургоне.

— Если он только высунет голову из фургона, я тут же всажу ему пулю прямо в лоб! — вскричал Бен Закари.

— Ты готов убить безоружного?

— Да! — воскликнул Бен.

— Тогда я лучше сам расскажу тебе то, что он говорил про тебя. Потому что я лучше подготовлен к тому, чтобы ответить тебе, если ты вдруг попытаешься в меня выстрелить. Во-первых, Келси сообщил, что перед тем, как устроить резню в Ноу-Хоуп, все три вождя индейцев собирались здесь, у вас.

— Эти трое действительно были здесь, — кивнул Бен. — Когда мы увидели, что они приближаются к нашему дому, мы забаррикадировались внутри, выставили из окон и бойниц ружья и дожидались, пока они не убрались восвояси.

— Келси утверждает, что Потерянная Птица именно от вас узнал о том, что Эффи Роулинс со своим женихом направляются сюда. Он говорит, что эта информация могла поступить кайова только от вас, и ни от кого больше.

Бен рассмеялся прямо в лицо Карру.

— Роулинсы — наши соседи. Мы живём рядом с ними. И вместе с ними занимаемся скотоводством.

— Да, но только Роулинсы не просто ваши соседи, а люди, которые захватили часть ваших угодий. Захватили то, что твой отец считал своим, и только своим. Он уже давно присматривался к этому месту, но когда он наконец решился переехать сюда, выяснилось, что Роулинсы поселились здесь ещё раньше. И вам пришлось делить и землю, и пастбища. В силу этого вполне возможно допустить, что вы хотели бы изобрести какой-то способ выкурить Роулинсов из этих мест.

— О, Боже Всемогущий! — с непередаваемым презрением проронил Бен.

— Для всех очевидно и другое: для того, чтобы удержаться в здешних местах, для вас важнее всего хорошо ладить и сотрудничать не с Роулинсами, а с индейцами кайова. — Сол Карр внимательно посмотрел на Бена. — В этой связи, люди говорят, что эта ваша сводная сестра, девочка, которую ваша семья подобрала и...

Карр неожиданно замолчал, смущённый тем, что в глазах Бена мелькнуло опасное выражение хищника, готового в любой момент наброситься на него и убить на месте.

— Так что же насчёт моей сестры? — спросил Бен.

— Люди говорят, что именно благодаря ей вы сумели достичь такого хорошего взаимопонимания с кайова. — Несмотря на то, что Карра несколько смутило выражение лица Бена, он был не тем человеком, которого можно было так легко напугать. — Келси утверждает, что ваш покойный отец нашёл девочку, лежащей в прерии, поднял её и вырастил её. Когда она чуть-чуть подросла, выяснилось, что она является двоюродной сестрой Потерянной Птицы. По словам Келси, её матерью была какая-то белая женщина, захваченная в плен индейцами, и в её жилах течёт кровь как белых, так и индейцев. Келси говорит, что кайова хорошо относятся к Закари потому, что те воспитывают девушку, которая является не только белой, но и кайова.

— Карр, — медленно произнёс Бен, — если ты так плохо знаешь индейцев, чтобы не понимать столь очевидные вещи, с тобой вообще не о чем говорить. Чёрт побери, неужели ты не знаешь, что если бы только индейцы узнали, что у нас в доме живёт девушка, которая принадлежит к их племени, то они тут же пошли бы на нас войной, и эта война была бы самой кровопролитной и жестокой, какую только можно себе представить!

— Да, такая мысль приходила мне в голову, — кивнул Карр. — Но только есть ещё одно обстоятельство, которое весьма смущает меня. После резни в Ноу-Хоуп Эйб Келси почему-то направился не куда-нибудь, а к вам. Когда он подъезжал к вашему дому, его лошадь пала. Ему оставалось проехать до вашего дома всего две мили. Он показал нам скелет своей павшей лошади, уже дочиста обглоданный волками. И тогда Келси отправился прямо к вам. Он говорит, что это вы дали ему новую лошадь. Дали прямо здесь, у себя на ферме. И он уехал и нагнал кайова и некоторое время скрывался у них, пока мы его не настигли. Получается, что это вы помогли ему бежать и спрятаться.

— Что касается этой лошади, то она была украдена! — воскликнул Энди. — Украдена вот из этого загона. Украдена среди бела дня!

— И что же, никто этого не заметил? — недоверчиво спросил Карр. — Здесь что, никого вообще не было?

— Да нет, здесь, в доме, всегда оставались двое работников. — Бен посмотрел в сторону Типа и Джо, которые по его приказу постоянно сторожили дом и никуда не отлучались. Тип и Джо отчего-то выглядели смущёнными и встревоженными.

— Ты хочешь сказать, что эти двое были соучастниками похищения лошади? — прищурившись, спросил Карр.

— Нет, я не хочу этого сказать! Не думаю, что они вообще что-то знают об этом.

— Однако, по всему выходит, что кто-то дал Келси эту лошадь. Он просто не мог украсть её среди бела дня и остаться при этом незамеченным, верно?

Наступила напряжённая тишина. Сол Карр хотел что-то сказать и уже открыл было рот, но внезапно так и застыл с открытым ртом, не произнеся ни слова. И в наступившей тишине Бен услышал голос своей матери:

— Это я сделала это. Я дала ему эту лошадь.

Глава 23

Когда Матильда направилась к двери, собираясь выйти из дома, Рейчел попыталась было последовать за ней. Но Матильда отрицательно покачала головой:

— Я прошу тебя, Рейчел, не выходи из дома. Достаточно будет того, что Бен рассердится на меня. Я не хочу, чтобы он набросился и на тебя тоже.

Предостережение сработало. Рейчел осталась у окна и оттуда наблюдала, как мать вышла на крыльцо, спустилась к стоявшим перед домом мужчинам и что-то им сказала.

Но сейчас Рейчел интересовала больше не Матильда, а Бен. Именно на него она смотрела во все глаза. Внезапно она сорвалась с места, бросилась к стене, сорвала со стены ружьё, торопливо зарядила его и снова подбежала к окну. «Если кто-то из этих мерзавцев набросится на Бена, я сумею защитить его, — пронеслось у неё в голове. — Я уложу по крайней мере парочку из них, прежде чем они сообразят, что происходит».

Увидев перед собой Матильду, Сол Карр учтиво приподнял шляпу, скрывая свою досаду из-за того, что его стройная аргументация вдруг рассыпалась в прах:

— Я знаю вас, миссис. Вы — миссис Закари.

— А вы — Сол Карр, — бросила Матильда. — Человек, который пытался лишить моего мужа шести тысяч долларов.

Может быть, Карр чуть-чуть и покраснел, но никто этого не заметил.

— Насколько я вас понял, вы утверждаете, что дали Келси лошадь. Когда вы давали ему лошадь, вы понимали, что он прибыл к вам из Ноу-Хоуп? Из того самого места, где произошла эта страшная резня?

— Мне это и в голову не пришло. Когда я увидела его перед нашим домом, со времени резни прошло уже больше двух недель.

— Но он же был ранен, не правда ли?

— У него было огнестрельное ранение в ногу. Свежее. Я видела кровь, которая ещё не успела свернуться, просочившись сквозь повязку. Но это была в целом не страшная рана. Она вполне могла бы зарасти. Только этого не произошло, насколько я могу судить, ведь я чувствую запах гниющего мяса, который доносится из фургона. Я думаю, вам стоит доставить Келси к доктору, чтобы тот осмотрел его и назначил лечение, иначе он просто не доживёт до дня суда.

— Миссис Закари, — веско произнёс Карр, — суд свершается прямо сейчас, на ваших глазах.

— Тогда мне интересно будет услышать ваш вердикт, — сказала Матильда.

— Когда вы увидели Келси и увидели, что он ранен, что вы подумали насчёт его ранения? Как вы считали тогда, где и при каких обстоятельствах он мог быть ранен?

— Я решила, что его ранили при попытке похитить лошадей. Наших лошадей... скорее всего.

— Значит, вы думали, что он — конокрад, — задумчиво произнёс Карр. — Вы знали, что он живёт вместе с индейцами и помогает им воевать против белых. Вы знали, что он рассказывает про вас всякие гадости и тем самым наносит вам существенный ущерб. И тем не менее вы дали ему лошадь, чтобы он смог ускакать в безопасное место. Так?

— Да, именно так, — кивнула Матильда.

— Миссис Закари, прошу прощения... ради всего святого, я не понимаю, почему вы это сделали! Почему?

— Я видела перед собой несчастного раненого старика, — просто сказала Матильда. — Мне стало жалко его.

— Вы утверждаете, что вам стало просто жалко его, хотя вы прекрасно знали, сколько зла он вам принёс...

— Представьте, что кто-то из моих детей попал в руки индейцев. Что они захватили его и удерживают у себя. Как вы думаете, разве я не пошла бы на всё, разве я не сделала бы всё, чтобы только постараться вернуть себе ребёнка? Я ни капли не сомневаюсь, что я поступила бы именно так, и если бы мне этого не удалось, то я точно так же сошла бы с ума, как сошёл с ума Келси. Вот почему мне было жалко его. По-настоящему жалко.

Карр не успокоился на этом и продолжал задавать вопросы. Его интересовало, где были и что делали Тип и Джо, которых Бен специально оставил сторожить дом и загоны для скота вокруг него и которые тем не менее не заметили Эйба Келси. После того как он припёр Типа и Джо к стенке, они сознались, что увидели в прерии одинокого волка и погнались за ним, желая содрать с него шкуру. Однако в самый разгар погони жеребец Типа вдруг начал брыкаться и сбросил его с себя и сам ускакал в прерию. Джо пришлось долго гнаться за ним, прежде чем он сумел его поймать. После этого они несолоно хлебавши вернулись назад, но при этом получилось так, что они отсутствовали не меньше двух часов, и ничего не видели.

Впрочем, сам Карр уже понимал, что зря сверлит Закари и их работников своими каверзными вопросами. Главная цель его миссии — доказать, что Закари каким- то образом помогали кайова, особенно после резни в Ноу-Хоуп — провалилась. Он чувствовал, что ему ни за что не удастся оспорить слова Матильды или подвергнуть их сомнению. Это означало, что нет никаких доказательств того, что Закари были каким-то образом заодно с индейцами.

Закончив свои расспросы, Карр прыгнул в седло. Бен тоже забрался на лошадь.

— А вы оставайтесь здесь, — сказал он Энди и другим работникам. — Я поеду один.

Матильда увидела, что кавалькада всадников развернулась и двинулась вперёд. Но только скакали они не в ту сторону, откуда приехали, а двигались вверх по течению Реки Пляшущей Птицы. И вёл их за собой не кто иной, как Бен.

Эйб Келси с трудом приподнялся и, высунувшись из раскачивающегося во все стороны фургона, жалобно заголосил:

— Я всего лишь старик, всего лишь бедный несчастный старик! У меня нет никаких друзей. Я не сделал ничего плохого. У вас нет права...

Находившаяся внутри дома Рейчел ясно слышала плач и причитания Эйба Келси. Они прекратились только тогда, когда кавалькада скрылась за гребнем холма.

Матильда наконец поднялась по ступенькам и подошла к двери. Она никак не могла сладить с замком, и Рейчел пришлось открыть дверь для неё. Матильда вступила в прихожую. Она тихо плакала. Она плакала и лишь мотала головой, когда Рейчел пыталась задать ей какие-то вопросы. Так и не сказав ни слова, Матильда быстро прошла в свою спальню, упала на кровать и, прижавшись лицом к подушке, принялась орошать её слезами.

Бен вернулся домой только на закате дня. Он медленно расседлал лошадь и поставил её в загон. Через некоторое время показалась кавалькада всадников во главе с Солом Карром. Теперь она двигалась в сторону Форт-Уорта, то есть возвращалась туда, откуда приехала. Но только сейчас всадники скакали вдоль противоположного берега Реки Пляшущей Птицы. И из фургона, в котором везли Эйба Келси, больше не раздавалось ни звука — ни причитаний, ни слов мольбы, ни проклятий, ничего.

Рейчел наконец догадалась, почему кавалькада всадников сначала направилась не в Форт-Уорт, а двинулись вверх по течению Реки Пляшущей Птицы и где только что побывал Бен. Там рос огромный одинокий дуб, с торчащим в сторону суком подходящей толщины, располагавшемся на достаточной высоте, чтобы повесить на нём человека. Говорили, что когда-то на этом суку действительно вздёрнули одного бандита, которого поймали в этих краях. Энди любил повторять эти рассказы, утверждая, что призрак этого бандита можно нередко встретить по ночам в районе Реки Пляшущей Птицы. И теперь уже не имело значения, был ли рассказ об этом призраке легендой или нет — отныне они были обречены на то, чтобы в окрестностях их дома бродил настоящий призрак.

Глава 24

Бен ходил по дому мрачный, как туча, и такой злой, что никто не решался к нему приблизиться. То он вдруг принимался мерить шагами гостиную, время от времени ударяя кулаком одной руки по ладони другой, а его губы при этом шевелились, произнося какие-то неслышные проклятия. То вдруг застывал на краешке своей постели, уставившись невидящими глазами в пол. К нему приходилось обращаться по два и три раза, чтобы он тебя услышал, в ответ же он лишь огрызался короткими отрывистыми фразами. Когда он садился есть, то быстро и почти механически поглощал одно блюдо за другим, не обращая внимания на вкус пищи и просто засовывая куски пищи один за другим себе в рот.

Рядом с Беном Энди тоже старался помалкивать. Но не только потому, что видел особое состояние брата. Было ясно, что Бен приказал ему молчать, приказал ничего не говорить о том, что происходило вокруг их дома, и не посвящать Рейчел и Матильду в то, что знали одни мужчины. Поэтому в ответ на все расспросы Рейчел Энди отделывался лишь невразумительным «Не знаю».

Точно так же вели себя и наёмные работники. Судя по всему, Бен тоже строго-настрого приказал им молчать и ничего не говорить женщинам. Поэтому они точно так же молча ели, не отвечали ни на какие вопросы и молча удалялись работать или спать.

Пора полнолуния вновь приближалась, и с приближением этого периода росло беспокойство Бена. Он часто проверял оружие, проверял, достаточно ли у них патронов. Рейчел видела его растущее беспокойство, видела, что он чувствует себя в безопасности, только когда находится дома за семью запорами и с оружием под рукой. Она не знала, чего ожидает и к чему готовится Бен, но, по-видимому, он готовился к чему-то страшному.

Однажды Рейчел всё же набралась храбрости и спросила, почему повесили Эйба Келси. «Его повесили за то, что он воровал лошадей?» — спросила она.

— Нет, — покачал головой Бен. — Его повесили за соучастие в резне в Ноу-Хоуп.

Услышавший их разговор Энди поспешил добавить, видя, что брат сам заговорил на эту тему:

— Эйбу предъявили обвинение в том, что он помогал индейцам и являлся их пособником, когда те готовили засаду и убивали там белых.

— Всё, Энди, хватит! — резко прервал его Бен. — Нечего болтать языком.

Энди обиженно замолчал.

Не глядя в его сторону, Бен добавил:

— Эйб Келси признался, что в убийстве Эффи участвовал Сет.

— Те люди, которые недавно прискакали к нам... они ведь пытались каким-то образом притянуть нас к этому делу, не так ли? — спросила Рейчел.

Бен вспыхнул.

— Кто тебе это сказал?

— Никто, — покачала головой девушка.

— Тогда просто забудь то, что ты говорила! И перестань выдумывать разные вещи!

Однако Рейчел не собиралась следовать совету Бена. Что-то подсказывало ей, что она была совершенно права. И что немалую роль во всём этом играли Роулинсы. Но какую именно? Что они всё-таки имели против Закари? Она пыталась разными способами выяснить это, но всё было бесполезно. Никто не объяснял ей, что произошло в последнее время между их семьёй и семьёй Роулинсов, и не рассказывал, чего добивались Роулинсы.

Но однажды Бен вдруг бросил:

— Нет, мы в любом случае не станем воевать с Роулинсами. Джуд и Чарли, конечно, могут выстрелить из ружья — но только если дать им целый час на подготовку. Точно так же стреляет и старый Зеб Роулинс. Но если кто-то нападёт на них и выстрелит первым, они никогда не сумеют ответить. В лучшем случае их пули полетят в небо. Если между нами и Роулинсами случится стычка, любой из нас сможет уложить троих Роулинсов в течение нескольких секунд, не получив при этом ни царапины. Но только стрелять в них — всё равно что палить по беззащитным младенцам.

Услышав это, Рейчел невольно похолодела. Так вот, значит, как далеко зашло ухудшение в их отношениях. Бен уже раздумывал о перестрелке с Роулинсами, о том, что им, быть может, придётся воевать друг с другом. Но когда она попыталась узнать что-нибудь ещё, Бен вновь погрузился в непроницаемое молчание, точно улитка в свой панцирь.

Прошло ещё несколько дней, и наступило время полнолуния. Днём Закари занимались различными работами по хозяйству, а ночью, как обычно, посменно охраняли и сторожили дом.

Они побелили и покрасили дом и обмазали его низ самодельной извёсткой. Бен хотел ещё починить крышу, однако у них не было дранки, чтобы заделать дырки в крыше. Поэтому крышу оставили в таком же состоянии, в каком она была, смирившись с тем, что сквозь неё во время дождя и таяния снега протекает вода. Зато Энди решил не терять время и приняться за устройство клумбы для анютиных глазок.

Где бы ни находился дом семьи Закари, Матильда обязательно высаживала там анютины глазки. Для этого у неё всегда был запас семян. А если вдруг им приходилось переезжать летом или весной, она выкапывала цветы прямо из земли и брала с собой, чтобы посадить их на новом месте. Матильда любила анютины глазки и разговаривала с ними, когда полола их и ухаживала за ними. Рейчел была готова поклясться, что при этом цветы поворачивают свои головки, чтобы смотреть в лицо Матильды. Очевидно, они слышал всё, что она им говорила, и тоже что-то говорили ей в ответ...

Для того чтобы устроить клумбу, Энди выложил стенку из камней и валунов в целый фут вышиной. Сначала он работал один, но затем Бен, увидев его старания, присоединился к нему, а вслед за Беном к работе подключились и остальные. Выложив каменную стенку, ребята натаскали земли и навоза из загона для скота и, тщательно перемешав их друг с другом, уложили в приготовленное ложе.

После того как всё было готово, Матильда вышла из дома и стала, весело напевая, высаживать цветы в заботливо приготовленную почву. В такой земле цветы должны были расти очень хорошо.

А на следующий день после посадки анютиных глазок из Уичиты возвратились погонщики скота, которые отправились туда вместе с Кассиусом. Всего прибыло восемь человек и два фургона. Но самого Кассиуса среди них не было.

Глава 25

Первым возвращающихся из Уичиты людей и фургоны увидел Бен, который работал в прерии. Сначала его сердце переполнилось радостью, но затем сжалось так, как редко сжималось за все долгие годы противостояния с индейцами, когда он понял, что среди возвращающихся нет его родного брата.

Подскакав поближе, он увидел, что во главе каравана едет Джонни Португал. Джонни приветствовал Бена и сообщил ему, что они выехали из Уичиты все вместе, но на четвёртый день путешествия Кассиус сказал ему, что у него есть одно дело на стороне, которое он обязательно должен сделать, и что для этого ему придётся покинуть остальных и поехать туда другой дорогой. Он взял запасного коня и ускакал. Перед тем как покинуть караван, он приказал Джонни не спешить, рассчитывая, что сумеет нагнать их по пути, и тогда они приедут домой все вместе. «Иначе мои родственники будут очень сильно волноваться», — объяснил Кэш.

Джонни так и поступил. Он не стал спешить, и неторопливо поехал вперёд. В результате сегодня шёл уже одиннадцатый день, как они выехали из Уичиты. Кассиуса же с ними не было начиная с четвёртого дня. «Значит, — подумал Бен, — он отсутствует уже целую неделю».

Бен развернул своего коня и направился домой во главе каравана. Пока он ехал, он придумал рассказ, который должен был успокоить маму. Джонни Португал должен был рассказать ей, что Кассиус якобы сказал ему, что хочет побывать в том самом месте, где когда-то погиб их отец. Из-за этого он якобы поехал своей дорогой, держа курс на Уитч-ривер, и должен был скоро вернуться.

Он заставил Джонни дважды повторить свой рассказ, и, когда они прибыли домой, Джонни без запинки пересказал утешительную ложь матери. В глубине души Бен думал, что Матильда сразу же усомнится в этой не слишком изобретательной лжи и забьётся в истерике, поняв, что лишилась своего сына — точно так же, как несколько лет назад она лишилась мужа. Но, вопреки его худшим ожиданиям, этого не произошло. Матильда, которая так легко расстраивалась и волновалась по всяким пустякам, могла порой проявить удивительное мужество и выдержку, когда на её долю выпадали по-настоящему тяжёлые испытания. Вот и сейчас она сделала вид, будто безоговорочно поверила всему, что рассказал ей Джонни. Если что-то и тяготило её изнутри, она ничем не выдала этого.

Кассиус вернулся на следующий день. Он выглядел крайне измождённым, его щёки были впалыми от голода, жажды и усталости, он еле держался на ногах после нескольких дней беспрерывной скачки, но, слава Богу, он был жив и невредим.

Он рассказал Бену, что одна из лошадей не выдержала путешествия и пала под ним. Он вернулся без ружья, и Бену пришлось срочно одолжить ему своё, чтобы избежать лишних вопросов. Но Кэш был в прекрасном настроении, и это было самым главным.

Бен сразу же сообщил ему, что ему пришлось придумать, чтобы отсутствие Кэша ни у кого не вызвало подозрений. Кэш с готовностью согласился поддержать эту версию и рассказать Матильде и Рейчел о том, как побывал в окрестностях Уитч-ривер, где четыре года тому назад погиб их отец, хотя на самом деле он даже не представлял себе, где находится это место и как до него добраться.

— Так где же ты пропадал, Кэш? — спросил в конце концов Бен.

— Я был в деревне кайова. У шамана по кличке Бешеный Конь — старого знакомого нашего отца.

— И что же ты хотел узнать у шамана? — медленно произнёс Бен.

— Я хотел выяснить, кто же на самом деле наша Рейчел — кайова или нет.

— Ты... — Бен на мгновение потерял дар речи. — Почему тебе пришла в голову эта идея?

— Это замечательная идея, брат. Я долго обдумывал её и наконец решил, что у нас просто нет никакого другого варианта узнать правду и расставить все точки над «i». Ведь если Рейчел не кайова, у кайова не будет никакого повода нападать на нас, верно? Поэтому надо лишь доказать, что она не кайова, а девушка из какого-то другого индейского племени. Именно этим я и занимался, брат. Сейчас я расскажу тебе, как было дело. Итак, на четвёртый день после того, как мы выехали из Уичиты, я оставил караван под командованием Джонни Португала и прискакал в деревню, где жил Бешеный Конь. Когда я сказал ему, чей я сын, он сразу вспомнил отца — ведь это именно он наградил нашего отца прозвищем Каменная Рука, после того, как тот одним ударом руки сбил с ног и заставил потерять сознание индейца из племени команчей, жившего в той деревне. Мне пришлось дать Бешеному Коню в подарок ружьё и все боеприпасы, чтобы он согласился сделать то, о чём я собирался попросить его.

— А как он вообще выглядел, этот Бешеный Конь?

— Довольно неопрятный старик с длинными седыми космами, — пожал плечами Кэш. — У него серые глаза, доставшиеся ему в наследство от матери-испанки, и очень тёмная кожа, ведь его отец был индеец из племени крау. В жилах Бешеного Коня течёт всего лишь одна четверть крови кайова, что, впрочем, ничуть не мешает ему быть шаманом именно в этом племени. Итак, после того, как Бешеный Конь получил подарки, я рассказал ему, что у меня было видение. Во время этого видения я будто бы увидел, как племя кайова потеряло в дороге новорождённого младенца. Мне было лишь непонятно, какой крови был этот младенец — то ли это был чистокровный кайова, то ли он принадлежал к племени тайянна и был захвачен индейцами кайова в плен. Я попросил Бешеного Коня выяснить это.

Бен выглядел подавленным. Он молчал, а Кассиус продолжал:

— Бешеный Конь принёс свой старый календарь. Он представлял собой кусок тщательно выделанной оленьей шкуры, на которой были нацарапаны различные рисунки. Каждый прошедший год обозначал особый рисунок. Я вспомнил, что говорили у нас в семье: Рейчел нашли в прерии летом, а зимой перед этим среди индейских племён свирепствовала эпидемия оспы. Я нашёл рисунок, обозначавший оспу, и увидел, что он относится к зиме. Поэтому я уверенно ткнул пальцем в рисунок, который обозначал следующее за этой зимой лето. То самое лето, когда мы нашли Рейчел.

— И что же ответил тебе Бешеный Конь?

— Он долго думал, а потом сказал, что не помнит, что тем летом был потерян какой-то ребёнок. По крайней мере в той деревне, в которой живёт он сам, ни одного ребёнка тем летом не теряли. Он сказал, что для того, чтобы выяснить этот вопрос окончательно, ему надо опросить других шаманов. Тех, что живут в других деревнях кайова. Бешеный Конь сказал, что когда он узнает что-то, он обязательно даст мне знать.

Бен опустил голову. Сказать, что он был взбешён, значило ничего не сказать. Безграничная глупость потрясла его до глубины души. Бешеный Конь был слишком умён, чтобы его могла ввести в заблуждение примитивная выдумка насчёт какого-то видения. Он наверняка догадался, что речь шла не о каком-то видении, а о вполне конкретном человеке — о Рейчел Закари.

«Можно считать, что Эйб Келси снова схватил нас за горло, — мрачно подумал Бен. — Схватил благодаря Кэшу. Он же тысячу раз твердил кайова, что Закари удерживают у себя пленную девочку-кайова. И теперь Кэш, можно сказать, подтвердил это».

Бен был вне себя. Получалось, что даже смерть Эйба Келси ничего не изменила. Он был мёртв, но его проклятое дело было живо — живо благодаря глупости Кэша. Более того, теперь, когда Келси был уже мёртв, они не могли уже надеяться, что, убив его, избавятся от всех своих проблем.

«Кайова не верили Келси, потому что считали его сумасшедшим. А теперь получается, что Кэш фактически подтвердил, что все слова Келси — правда. Боже, что же нам теперь делать?!» — пронеслось у Бена в голове.

— Мне непонятно, почему мы не додумались до этого раньше, — сказал Кэш. — Если бы был жив папа, он наверняка подумал о таком плане. Ведь теперь с помощью календарных записей самих кайова мы сможем точно доказать, что Рейчел — это не кайова. И тогда у индейцев не будет никаких поводов нападать на нас, чтобы насильно отобрать её.

«Эта мысль не пришла в голову отцу потому, что он прекрасно знал, что в жилах Рейчел течёт кровь кайова. Кайова, а не какого-то другого индейского племени!» — подумал Бен.

Он был готов убить Кэша. Но это ничего бы уже не изменило.

Пытаться объяснить Кэшу, что он совершил самый глупый и опасный поступок, какой можно было только себе представить, также было бесполезно. Всё было бесполезно... Оставалось лишь поблагодарить Кэша и сделать вид, что всё хорошо.

— То, что ты сделал, поехав в индейскую деревню, было очень смелым поступком, — медленно произнёс Бен. — Спасибо тебе, Кэш.

Ничто не должно было омрачить триумфа Кэша, вернувшегося наконец домой из опасного путешествия.

Глава 26

Когда Кассиус закончил все дела в Уичите, продав последнюю голову скота, ему пришлось потратить несколько дней на то, чтобы вытащить своих работников из борделей и баров Делано — злачного района Уичиты, стоявшего на берегу реки Арканзас.

Эти бары и бордели постоянно перемещались по Техасу, из Уичиты в Эллсуорт и Ньютон и обратно, всякий раз выстраиваясь напротив того места, где проходила торговля скотом и его погрузка в железнодорожные вагоны. Те же самые бармены, официанты и проститутки занимали свои привычные места, и работа снова закипала. Это был настоящий рай для ковбоев, который они могли по-настоящему оценить только после бесконечных мытарств и лишений изнурительного долгого пути через всю прерию.

Кассиусу было нелегко выцарапать своих работников оттуда, но в конце концов это ему удалось, и они отправились обратно. Ему было легче сделать это, чем другим хозяевам, потому что Кассиус платил своим работникам больше, чем остальные. Он мог позволить себе это: сейчас, продав скот, он стал по-настоящему богатым человеком.

Пока Кассиус не вернулся домой, Бен так и не притрагивался к огромному железному ящику, который прибыл в район Реки Пляшущей Птицы в фургоне повара. Сейчас, когда Кассиус оказался дома, Бен приказал внести ящик в гостиную. Для того чтобы сделать это, потребовалось вызывать четырёх человек.

Железный ящик не был заперт на замки. Вместо этого кузнец оковал его железными полосами и обручами, намертво соединив их. Кассиусу и Бену понадобился целый час, чтобы сбить и распилить полосы и обручи и открыть ящик.

Внутри оказалось 104 тысяч долларов золотыми монетами. Увидев всю эту гигантскую сумму, Бен невольно похолодел. Он не мог представить себе, как Кассиус решился оставить все эти деньги на попечение Джонни Португала и поручить тому довезти их до дома, а сам направиться к какому-то индейскому шаману. «Поистине, он безумен», — с горечью подумал Бен о своём брате.

Ну что ж, деньги всё-таки прибыли домой, и прибыли благополучно. Теперь надо было надёжно спрятать их.

Все вместе они сдвинули в сторону шкаф-секретер, сделанный отцом. Под шкафом находилось то, что в семье Закари называли Славной Норкой. Аккуратно отодрав доски пола, они открыли вход в неё. Это было вырытое в земле углубление, в котором стояла старая бочка, также наполовину вкопанная в землю. Это было главное хранилище ценностей семьи Закари. Большую часть времени эта бочка была пуста. Сейчас им предстояло наконец наполнить её.

Бен на мгновение закрыл глаза. Даже после того, как они отдадут Роулинсам тридцать тысяч долларов, которые они были должны им за часть проданного скота, и рассчитаются со всеми другими долгами, у них всё равно останется не меньше тридцати тысяч долларов. Это была фантастическая сумма, которую трудно было себе просто представить. К тому же помимо этих денег у них будет несколько тысяч голов скота, который пасётся на раскинувшихся вокруг фермы сочных пастбищах.

Имея эти деньги, они смогут послать Матильду и Рейчел в безопасное место, даже за границу. Они смогут сделать всё, что только пожелают... надо лишь понять, чего именно им нужно.

Однако когда Бен сказал Матильде, что она может взять с собой Рейчел и перебраться в безопасное место, мать неожиданно начала возражать против отъезда. «Здесь, после того, как сюда из Уичиты прибыли все наши работники, мы находимся в полной безопасности и можем не бояться индейцев, — говорила она. — А если мы куда-то и переедем, я хочу, чтобы мы переехали все вместе. Я же не могу оставить своих сыновей... Но у вас у всех сейчас много работы, той работы, которую можно сделать только летом. Значит, надо дождаться окончания лета, окончания этой работы, и только тогда начать всерьёз говорить и думать о переезде».

Доводы матери звучали вполне разумно. Но Бен чувствовал, что за ними скрывается что-то ещё. Скорее до всего, страх за Рейчел, страх за её будущее. Матильда не знала, как его гарантировать, и поэтому не могла принять никакого окончательного решения.

После того как Закари пересчитали все деньги и Матильда отправилась спать, Рейчел и Энди тоже легли. А Бен с Кассиусом остались в гостиной и принялись что-то вполголоса обсуждать. Энди быстро уснул, а Рейчел всё никак не могла уснуть и ворочалась в своей постели, прислушиваясь к приглушённым голосам Бена и Кассиуса. Но она не могла разобрать ни слова из того, что они говорили. Бен и Кассиус все говорили, подливая себе в кружки горячий кофе; вот уже наступил рассвет, и в воздухе раздались первые птичьи трели, а они всё не уходили из-за стола.

Так и не сомкнув ни на минуту глаз, они в конце концов решили, что первое, что они сделают — это пошлют гонца к Зебу Роулинсу и условятся о встрече сегодня днём где-то на полпути между двумя их фермами.

Глава 27

Зеб Роулинс вместе с двумя своими сыновьями ждали братьев Закари на плоском и выжженном солнцем участке земли примерно в десяти милях ниже по течению Реки Пляшущей Птицы. Каждый из Роулинсов был вооружён карабином. Джуд и Чарли остановились по обе стороны от коляски отца и настороженно смотрели на приближающихся Закари. Сбруя и упряжь всех их лошадей была начищена и сверкала на солнце даже под толстым слоем пыли, который осел на неё во время пути. Тщательность, с которой они подготовились к этой встрече, равно как и начищенная сбруя и оружие в их руках, свидетельствовали о том, что они рассматривают эту встречу как официальную и, возможно, последнюю.

В отличие от Роулинсов братья Закари были вооружены одними лишь револьверами. У Кассиуса слева висел револьвер его отца, у Бена — «кольт», а у Энди — револьвер системы «Уитни», который, как он утверждал, «даст фору любому из револьверов» его братьев. Револьверы висели так, что их можно было немедленно выхватить и пустить в ход, если потребуется.

Бен Закари остановился на расстоянии одного лошадиного корпуса от коляски Зеба Роулинса. Зеб сидел неподвижно, точно каменная статуя, всем своим видом выражая солидность и основательность. Бену бросилось в глаза, как сильно прогнулись рессоры коляски под его гигантским весом.

«Возможно, мы с Зебом никогда не понимали и не могли понять друг друга», — с горечью подумал Бен. Любимой присказкой Зеба было: «Когда настоящий бык начинает упираться, ни небо, ни земля не могут заставить его сойти с места». Что ж, это выражало сущность не только быков, но, прежде всего, самого Зеба Роулинса...

— Мой брат продал ваших коров, — начал Бен.

Глаза Зеба переместились в сторону Кассиуса.

— Всего в Уичите мною было продано 1219 голов скота, принадлежащего вам. За голову в среднем я получил по двадцать шесть долларов восемь центов. В связи с этим, вам причитается всего тридцать одна тысяча семьсот девяносто один доллар и пятьдесят два цента.

Пока Кэш говорил это, Бен Закари внимательно следил за лицом соседа. Но мрачное и хмурое выражение лица Зеба ни капли не изменилось. А ведь Кэш только что сообщил ему о фантастической прибыли — и это после стольких лет, когда обе их семьи были вынуждены жить чуть ли не впроголодь. Или Зеб уже узнал о замечательных результатах продаж скота в Уичите из каких-то других источников, и это не было для него новостью?

— Эту сумму вы можете получить золотыми монетами, — сказал Бен. — Скажите, где и когда вы хотите, чтобы вам были переданы эти деньги.

— Я пошлю за тем, что причитается мне, — коротко бросил Зеб.

Воцарилась тишина. Они ждали, что последует дальше.

— Выдвинутые против вашей семьи обвинения в пособничестве индейцам, убившим мою дочь в Ноу-Хоуп, пока до конца не подтвердились, — произнёс Зеб. — Пока ещё.

— Следи за своим проклятым языком! — предупредил Зеба Бен Закари.

Старший Роулинс побагровел.

— Моя дочь была зверски убита в Ноу-Хоуп, — по- прежнему медленно и веско цедя слова, проговорил Зеб. — Я захоронил её изувеченные останки на своём участке. То, что вам приписывают в той или иной форме соучастие в этом убийстве, для меня достаточно. Но я готов пойти дальше. Я готов выкупить у вас все права на любую землю здесь, которыми, как вы считаете, вы обладаете. Готов выкупить у вас весь скот, который вы не сможете или не захотите взять с собой при отъезде.

Подумайте, сколько вы хотите за всё это, и дайте мне знать. Ваш ответ я хочу услышать в ближайшем времени.

Бен заговорил таким поразительно ровным и взвешенным тоном, что Кэш удивлённо уставился на него.

— Возможно, я буду продавать. Так же возможно, что я буду покупать. В любом случае, прежде, чем делать то или другое, мне надо поставить на скот тавро. По здешним просторам бродит слишком много животных, на которых нет вообще никакого тавро. Если вы желаете, чтобы я одновременно поставил тавро на ваших животных, дайте мне знать. Такая работа будет стоить пятьдесят центов за голову, как обычно.

— Я дам знать, — кивнул Зеб Роулинс. — Всё, что я хочу — это чтобы такие проклятые любители краснокожих, как вы, исчезли с моей земли!

— Здесь нет вашей земли, — крикнул в ответ Бен, теряя самообладание. — Вся земля здесь является собственностью штата Техас. И для того, чтобы изгнать меня с этой земли, потребуется нечто большее, чем слова такого толстопузого сукиного сына, как вы.

Энди напрягся и передвинул руку поближе к своему револьверу.

— Меня тошнит, когда мне приходится смотреть на них, — бросил Бен. — Поехали!

Они развернулись и поскакали прочь. Перестрелка так и не состоялась.

Вся беда заключалась в том, что предложение Зеба Роулинса, больше похожее на ультиматум, прозвучало в тот самый момент, когда Бен Закари лелеял далеко идущие смелые планы по масштабному развитию фермы в районе Реки Пляшущей Птицы и освоению десятков новых территорий, прилегающих к ней. Что бы там ни говорили, но он по-настоящему любил это место. И даже присутствие здесь кровожадных индейцев кайова было, как ни крути, своеобразным плюсом: благодаря этому никто не пытался распахивать эти земли и заниматься здесь выращиванием пшеницы или кукурузы, и обширные зелёные пастбища оставались нетронутыми, позволяя выращивать здесь скот.

Разъезжая по территории фермы, Бен намечал, где надо построить небольшие плотины, чтобы задерживать воду и орошать пастбища в засушливый период. Он занимался посадкой кустов шиповника, которые позволяли хорошо задерживать зимний снег и тем самым получать более сочную траву весной, и одновременно служили хорошей естественной оградой от бродячего скота, не позволяя ему смешиваться с клеймёным скотом семьи Закари и избегать постоянной путаницы. Планы Бена шли ещё дальше: он хотел насадить на ферме фруктовые деревья и разбить настоящие сады, и привлечь для их обработки опытных мексиканских крестьян, хотел перестроить сам семейный дом, превратив его в настоящий дворец.

Этот год оказался для них как нельзя более удачным. Теперь у них были деньги, большие деньги, и они могли осуществить все свои планы. Но если они собирались выкупить землю вокруг фермы, им не следовало терять времени. Войны с Мексикой и между северными, и южными штатами уже давно закончились, и вскоре следовало ждать появления на границах штата рейнджеров для наведения окончательного порядка и искоренения остатков банд, а это означало, что в пределы Техаса, ставшего отныне безопасным, должны были хлынуть тысячи новых переселенцев. Появление этих переселенцев должно было с неизбежностью привести к тому, что ныне свободные земли будут распаханы. Бен также подозревал, что часть земли, которую они традиционно считали своей и широко использовали, была на самом деле давно распродана властями штата, которые в своё время в массовом порядке продавали землю, чтобы профинансировать расходы на войну. Просто истинные владельцы этой земли пока не появлялись и жили где-то далеко. Но рано или поздно они или их наследники должны были неизбежно появиться, и тогда у Закари было только два варианта — либо смириться с их присутствием здесь, либо постараться выкупить у них земельные участки. Но на это требовались деньги, и, скорее всего, немалые.

Понимая, что у них всё равно не хватит денег, чтобы скупить всю землю, Бен разработал другой план. Они могли бы скупить участки земли вдоль течения Реки Пляшущей Птицы, вдоль Малой Бобровой реки и часть земли вдоль течения Ред-Ривер. Благодаря этому они автоматически стали бы хозяевами всей воды в округе и могли бы диктовать свои условия всем остальным. Владение водными ресурсами территории также позволило бы им стать ещё более богатыми, чем сейчас, и постепенно осуществить свою старую мечту — скупить всю землю целиком.

Или же они могли попытаться воспользоваться теми значительными деньгами, которые у них появились сейчас, и переехать в другое место. И начать там всё сначала. Только решать надо было быстрее. Время не позволяло тянуть с решением.

Бен задумался. Он помнил, как одно время склонялся к мысли о том, чтобы бросить всё здесь и переехать в какое-нибудь новое место. Переехать ради собственного спокойствия, ради безопасности, ради нормальной жизни на новом месте. Тогда это казалось ему самым оптимальным вариантом.

Но сейчас он почему-то думал по-другому. Сейчас ему казалось, что уехать из района Реки Пляшущей Птицы, уступить своё место здесь означало продемонстрировать всем и каждому, что он не мужчина, что он — слабак. Что они все слабаки.

«Нет, — подумал Бен Закари, — я ни за что не соглашусь переехать. Что бы ни случилось. Мы будем держаться здесь до конца. И никогда не отдадим никому нашу землю».

Глава 28

Прошла неделя со времени разговора с Зебом Роулинсом, и работа по клеймению скота была в самом разгаре. Зеб дал своё согласие на то, чтобы братья Закари ставили тавро не только на свой, но и на его скот тоже, и ввиду очень большого объёма работы Бену, Кассиусу и Энди потребовался опытный помощник. Им повезло: 50-летний Джейк Раунтри, высокий мужчина измождённого вида и непревзойдённый знаток скота, согласился поработать с ними за двести долларов в месяц. Половину этой суммы Джейку платил Зеб Роулинс, половину — они сами.

Работа закипела. Джейк прекрасно умел обращаться со скотом, и у Бена с ним не было никаких проблем. Но по мере того, как работа неуклонно продвигалась, он всё чаще и чаще задумывался: а что будет с ними потом? Вряд ли можно было рассчитывать на то, что Роулинс так легко откажется от своего плана избавиться от них. Значит, он будет постепенно сколачивать силы, чтобы заставить Закари убраться отсюда. У него были деньги, а нанять несколько десятков готовых на всё сорвиголов не составляло труда. Опираясь на эти силы, он наверняка попытается сначала сделать жизнь и работу Закари в районе Реки Пляшущей Птицы невыносимой, а затем заставить их убраться отсюда совсем, когда прозвучат первые выстрелы, восстановить прежний мир будет уже невозможно... Что же делать? Как поступить в этой ситуации?

Это был самый насущный вопрос, который стоял сейчас перед братьями Закари. Но они не знали ответа на него. И не спешили подыскивать ответ. Они занимались скотом, проводили все дни в прерии и ждали, что же всё-таки предпримет Зеб Роулинс. Когда он сделает первый шаг, они подумают, что предпринять в ответ... А пока они старались не думать об этом.

Между тем Бен понимал, что ему предстоит сделать ещё одно очень важное дело: расплатиться со всеми долгами, которые наделали братья Закари, скупая по всей округе скот для того, чтобы отогнать его в Уичиту. Примерно треть быков, коров и лошадей, проданных там, принадлежала не им, а была взята в долг под различные залоги, долговые расписки и порой просто под честное слово. Теперь пришла пора вернуть все эти долги. Бен понимал, что это займёт у него не один день, но ничего другого ему не оставалось.

Впрочем, он не слишком сильно переживал по этому поводу. Собираясь объехать всех людей, которым он был должен деньги, Бен Закари собирался попутно решить ещё одну задачу: выяснить, кто в Техасе поддерживает их семейство и готов встать на их сторону. Сейчас, в свете растущей напряжённости между ними и Роулинсами, узнать это было важно, как никогда.

В то время как Бен готовился к отъезду, заставляя всех остальных работать до изнеможения, чтобы все они успели сделать как можно больше до того, как он покинет ферму, Рейчел тоже каждый день поглядывала на настенный календарь. Но смотрела она на него с другой целью: её интересовало лишь сколько дней осталось до дня рождения Бена. День рождения Бена должен был наступить совсем скоро, и Рейчел хотела удивить его неожиданным подарком — таким, которому он бы по-настоящему обрадовался и который надолго запомнил.

— Я хочу сказать вам, что завтра уезжаю, чтобы раздать все наши долги за тот скот, который Кассиус распродал в Уичите, — объявил Бен за завтраком.

— Ты поедешь на коне? — спросил его Кассиус.

— Нет, я возьму мула, так будет удобнее.

— Надеюсь, ты не поедешь один, а возьмёшь кого-то с собой? — спросила Матильда.

— Как раз наоборот, я поеду один. Я смогу и сам справиться с этой задачей. Помощники мне не нужны.

— Но как же дорожные разбойники?

— Разбойники? — усмехнулся Бен. — Им придётся постараться, чтобы одолеть меня. Как и любому другому, кто вздумает это сделать.

— Но...

Он поднял вверх руку:

— Хватит, мама. Отец всегда объезжал прерию один, когда ему надо было отдавать долги. Уверен, что то же самое по силам и мне. — Бен посмотрел в глаза матери. — Я не хочу никого брать с собой для того, чтобы здесь осталось как можно больше людей. Те, кто умеет стрелять и может постоять за себя, нужнее здесь. Кто знает, что задумают индейцы...

— Понятно, — протянула Матильда.

Бен повернулся к двери:

— Кто-нибудь, поймайте мне мула!

Матильда уставилась на сына широко раскрытыми глазами.

— Но ты же сказал, что уезжаешь завтра, Бен! Разве не так?

— Всё верно, я так и планировал... Я просто хотел уже сегодня оседлать мула, чтобы направиться на нём на дальнюю часть нашего ранчо, поработать там и там же переночевать, а поутру отправиться в путь. Так я мог бы сэкономить пятнадцать миль пути...

— Бен, прошу тебя, пожалуйста, приходи поужинать сегодня вечером, — взмолилась Матильда. — Я не могу отпустить тебя просто так, даже не накормив. Обещаешь?

— Ну хорошо, — смутился Бен. Он всегда смущался, когда ему устраивали какие-то особенные проводы.

Рейчел замерла. Это был её единственный шанс сделать Бену подарок на день рождения. И у неё оставалось всего несколько часов на то, чтобы сделать это.

Пусть день рождения Бена наступит только через несколько дней. Другого шанса у неё всё равно уже не будет.

Дождавшись, когда Бен уйдёт, она кинулась к столу и принялась готовить праздничный пирог. Поставив пирог в духовку, Рейчел выбежала на улицу. Для того, что она задумала, ей нужны были светлячки и особое растение, которое росло вдоль берега Реки Пляшущей Птицы. Никто не знал его настоящего названия, его называли просто ползучей вишней. Это было невысокое растение, прятавшееся в зарослях густой травы. Сейчас на его веточках покачивались небольшие белые цветы округлой формы. Внутри каждого цветка пряталось по две миниатюрные желтоватые ягоды. Если вынуть эти ягоды из цветов, то цветы делались похожими на маленькие белые фонарики. Это и было нужно Рейчел.

Она собрала несколько ползучих вишен и освободила их цветки от ягод. После этого она нашла сухую изогнутую ветку и привязала к ней стебли ползучих вишен. Получилось что-то вроде небольшого деревца, украшенного маленькими белыми фонариками. Теперь ей предстояло самое сложное — наловить светлячков. Слава Богу, в это время года их было необычайно много. Рейчел стала ловить светлячков и одного за другим сажать их в пустые цветки ползучих вишен. Когда светлячки оказывались внутри, они продолжали светить, и цветки действительно ярко вспыхивали, точно маленькие белые фонарики. Это было необычайное зрелище — такое, какого сама Рейчел никогда раньше не видела. Работа была очень кропотливой, но когда она была закончена, перед ней стояло целое деревце, превращённое в чудную светящуюся гирлянду.

Она тщательно примерилась и воткнула деревце точно в центр праздничного пирога. Нежное белое сияние, которое испускали сотни пойманных Рейчел светлячков, озарило поверхность пирога. Девушка не выдержала и захлопала в ладоши. Это было необычайное зрелище.

Как здорово, что она всё-таки успела! Теперь ей осталось лишь дождаться прихода Бена, чтобы показать ему то, что она приготовила специально на его день рождения, и увидеть радость на его лице.

Рейчел уселась за стол и стала ждать. Время шло, а Бена всё не было. Прошёл час, второй, а Бен всё не шёл. А она так устала и набегалась за день, что не заметила, как заснула.

Рейчел разбудил звон шпор Бена. Она сразу проснулась и посмотрела на ходики на стене. Была уже полночь.

— Я приготовила тебе праздничный пирог, — сказала она. — Он здесь.

— Кажется, из него проросло целое дерево, — усмехнулся Бен. — Господи, неужели я пришёл домой так поздно?

— Это дерево должно... — начала было она и осеклась. Она вдруг увидела, что деревце, которое всё сияло и переливалось мягким белым светом, когда она приготовила его, теперь стоит совершенно тёмное.

— По дереву, кажется, ползёт светлячок, — сказал Бен.

Рейчел увидела слабую вспышку белого света в одном из «фонариков» дерева, но через несколько секунд свечение прекратилось, и дерево вновь погрузилось в темноту. Она встряхнула его, но ничего не произошло. Светлячки не желали светиться. Может быть, они все уже умерли?

Глава 29

Рейчел попыталась рассказать Бену, как замечательно выглядело сооружённое ею деревце, когда все сидевшие в цветках ползучей вишни светлячки сияли, точно сотня маленьких лампочек, как она старалась, готовя это к его приходу — но вдруг она осознала, что всё это бесполезно, и лишь горько разрыдалась. Деревце стояло тёмное, точно мёртвое. Все её усилия оказались бесполезны.

Бен прижал Рейчел к своей груди и терпеливо ждал, пока она выплачется. Когда её рыдания стали затихать, он произнёс:

— То, что ты сделала — это самое прекрасное, что только можно было сделать.

Рейчел вдруг осознала, что находится в объятиях Бена, что он прижимает её к своей груди, и, вместо того, чтобы прекратить рыдать, разрыдалась ещё больше, стараясь продлить эти волшебные мгновения. Ей так не хотелось, чтобы он отпустил её из своих рук. «Он знает, что я не его сестра, — пронеслось у неё в голове. — Может быть, мне сказать ему, что я тоже знаю это? Что я не его сестра?»

— Ну что ж, — сказал наконец Бен, — мы в любом случае можем полакомиться пирогом.

Рейчел быстро разрезала пирог на куски, и они оба не заметили, как съели его.

Затем Бен рассказал ей, что был сегодня у истока Реки Пляшущей Птицы. Весной он был похож на небольшой водопад, с бурно низвергающейся вниз водой. А сейчас, когда стояла такая невыносимо жаркая погода, вода почти иссякла и текла почти невидимой слабой струйкой.

Рейчел улыбнулась:

— Всякий раз, когда я оказываюсь в тех местах, я высматриваю ту птичку, которую впервые увидел наш папа и в честь которой он назвал эту реку Рекой Пляшущей Птицы.

Бен засмеялся:

— Знаешь, я там делаю то же самое. Тоже высматриваю эту самую птичку.

Они оба прекрасно помнили рассказ Уильяма Закари о том, как он впервые увидел эту странную пляшущую птицу. Она сидела на известняковом уступе, с которого низвергалась вниз вода, и когда он подскакал поближе, стала совершать удивительные движения — она точно пустилась в пляс. Эта птица напоминала аиста, но при этом не была похожа ни на один вид аистов, которых часто встречал и которых очень хорошо знал Уильям Закари. У этой птицы было бело-голубое оперение, красный клюв и жёлтые ноги, и она была почти пяти футов ростом. Никто никогда не видел в жизни такой птицы. По крайней мере Бен никогда не слышал о чём-то подобном. Только их отец смог увидеть её.

«Или... он тоже не видел её? — вдруг подумал Бен. — А лишь придумал рассказ про эту птицу для того, чтобы оправдать наше очередное переселение в эти места?»

Эта мысль только что пришла ему в голову, и он несколько мгновений сидел молча, точно ударенный громом. А ведь и правда... всё могло обстоять именно таким образом. Не было на самом деле никакой пляшущей птицы — была только семья, уставшая от бесконечных разъездов и переездов, и неуёмный Уильям Закари, который гнал своих домочадцев вперёд и вперёд в бесконечных поисках счастья.

— Мне очень не хватает отца, — вздрогнув, произнёс Бен. — Его уже четыре года как нет с нами, и мы вроде бы как-то привыкли к этому, но в этом году я вдруг почувствовал, как страшно нам не хватает его. Он так нужен нам, сестрёнка. Страшно нужен!

«Может быть, именно сейчас пришло время сказать ему, что я знаю, что на самом деле я совсем не его сестра? — пронеслось в голове у Рейчел. — Так сказать ему это или нет?»

Она вдруг почувствовала такой страх, который не ощущала никогда в жизни. Если она скажет ему это, не приведёт ли это к совершенно обратным последствиям? Ведь он всю жизнь любил её, как сестру... если же она скажет, что знает, что не его сестра, не будет ли это означать крушение всего? Всего, что он думал о ней, о себе, обо всём на свете...

— А где находится Уитч-ривер, та самая Река ведьм, где погиб наш отец? — спросила она, стараясь выиграть время, чтобы получше собраться с мыслями.

Бен пожал плечами:

— Если честно, в действительности такой реки вообще не существует.

— Как? — опешила Рейчел.

— Всё очень просто. Уитч-ривер — это не река, а один из бесчисленных протоков, которые разливаются в прерии весной, после таяния снегов. Как только становится сухо, русло Уитч-ривер полностью пересыхает, и она исчезает — вплоть до следующей весны. Те же, кому приходится пересекать этот поток весной, когда он разливается так бурно, что в нём может исчезнуть и сам человек, и весь его скот, называют её по-разному, но всякий раз — с негативным оттенком: Смертельная переправа, Ручей мертвеца, Река привидений. И только в нашей семье этот поток бурлящей воды называют Уитч-ривер — Река ведьм. Так называл её отец, который несколько раз пересекал её — до тех пор, пока в последний раз не лишился в ней своей жизни. В тот раз он перегонял скот в Уичиту. Они подошли к Реке ведьм, когда было уже поздно — солнце начало клониться к закату, и в прерии быстро темнело. Но Уильям Закари всё равно решил переправляться. Для переправы весь скот разбили на несколько групп, примерно по пятьсот голов в каждой. В каждой из этих групп определили вожака и первым направили его в воду. Из опыта ковбои знали, что главное — это чтобы поплыл вперёд вожак группы. Когда он поплывёт вперёд, за ним поплывут и все остальные. Окружая вожака плотным кольцом, погонщики каждый раз успешно направляли его вперёд, и вслед за ним переправлялись остальные животные. Так удалось благополучно переправить на противоположный берег три первые группы. Но когда в воду вошли животные четвёртой по счёту группы, всё пошло наперекосяк.

— Почему? — тихо спросила Рейчел.

— Видимо, время было уже позднее, солнце уже почти совсем зашло за горизонт, стало быстро темнеть, а животные к тому времени сильно устали. Так или иначе, но вожак почему-то не захотел прилагать усилия к тому, чтобы переправиться на тот берег. Он поплыл, но как-то очень медленно, как-то вяло, и в результате его понесло вниз течением. Вслед за ним понесло течением и всех остальных. Мы все вдруг увидели, как вся эта огромная масса скота — пятьсот голов — понеслась вниз. Это было по-настоящему опасно, потому что впереди Река ведьм сильно сужалась, там возникала узкая горловина, и если бы весь скот попал туда, то вся эта масса животных попросту передавила бы друг друга.

— И что же сделал отец?

— Отец, как всегда, не растерялся. Ведь у него же был опыт стольких успешных переправ, в том числе и через реки, рядом с которыми Река ведьм казалась всего лишь мелким ручейком... Он быстро направил свою лошадь в сторону, бешеным галопом проскакал пару сотен метров и прыгнул с обрыва вниз в том самом месте, где начиналась узкая горловина. Надо было видеть этот прыжок... он пролетел больше тридцати футов в воздухе и рухнул в воду, подняв огромное количество брызг. На мгновение головы отца и лошади скрылись под водой, но вскоре они выплыли — и направились прямо к вожаку группы, которого несло прямо на них. Увидев перед собой Уильяма, вожак наконец стал бороться с течением. Он повернул и поплыл в сторону противоположного берега. Это была победа...

— Победа? Но почему ты говоришь об этом таким тоном?

— Потому что как раз в этот момент и случилось непредвиденное, — упавшим голосом произнёс Бен. — Вся группа животных развернулась и поплыла на ту сторону. Отец мог торжествовать победу. Но вдруг что-то вынырнуло из воды прямо перед носом его лошади. Это было что-то страшное... что-то, что так испугало её, что она так отпрянула назад, что буквально кувыркнулась в воде. Всё это произошло в какие-то доли секунды... лошадь вдруг ушла под воду, увлекая за собой отца, и они уже не выплыли.

— Так вот, оказывается, как это случилось.

— Да. Прошло всего два дня, и Река ведьм почти полностью высохла. Я подъехал к тому месту, где в грязи и иле лежали ушедшие на дно трупы животных, и обнаружил там труп лошади Уильяма. А прямо перед трупом лошади лежал утонувший волк. Ты можешь себе представить, чтобы волк оказался в воде, а потом и утонул? Кажется, что эти хитрые, умные и сильные хищники никогда не тонут. Но в этот раз всё случилось именно так. Этот волк отчего-то оказался в воде, потом, вынырнув из неё, спугнул лошадь отца, и в результате они оказались на дне все втроём. Невероятный случай... но именно он и определил судьбу отца. Так он погиб. — Бен сглотнул комок в горле. — Мы так и не смогли обнаружить его тела. Хотя я и остальные проскакали вдоль течения Реки ведьм много десятков миль. Но тела отца нигде не было видно. Не знаю, что с ним случилось... видимо, его унесло прямо в море. И теперь его кости покоятся где-то там на дне.

Они замолчали. Вдоль всего течения Реки Пляшущей Птицы носились тысячи светляков. Они были большими и очень яркими и освещали местность, точно тысячи маленьких фонариков.

Рейчел нашла правую руку Бена и сильно сжала её между своих ладоней.

— Мне до сих пор страшно не хватает отца, — сказал Бен. — Я всегда обращался к нему, когда оказывался в безвыходной ситуации и не знал, что мне делать. Всегда. А сейчас, в этом самом году, я чувствую, что он мне особенно нужен. Я никогда не нуждался в нём так, как сейчас.

«Может, всё-таки сказать ему? Сказать прямо сейчас?» — подумала Рейчел. Но страх вдруг снова охватил её, и она не могла произнести ни слова.

— Если бы он был сейчас с нами, он сказал бы, что делать. Папа всегда точно знал, как встретить любые вызовы, — тихо промолвил Бен.

«Нет, — едва не выкрикнула Рейчел, — это не так, и ты отлично знаешь, что это не так! Если только ты начнёшь хорошенько вспоминать, ты вспомнишь десятки случаев, когда наш отец специально закрывал глаза на многие проблемы, попросту делая вид, что их попросту не существует, потому что ему было удобнее и легче делать так вместо того, чтобы пытаться как-то решить их. Ты прекрасно это знаешь, Бен, и не надо притворяться, что это не так!»

Рейчел не произнесла ни слова, но всё, о чём она только что подумала, было так явственно написано у неё на лице, что Бен всё понял, на миг им овладело невольное смятение. Он внезапно замолчал, не зная, что сказать, но потом решил сделать вид, что ничего так и не заметил, и продолжил:

— Он был очень хороший человек. Лучший ковбой в прерии. Боюсь, я никогда не смогу стать таким, как он.

— Это неправда! — страстно прошептала девушка.

— Что?!

— Ты — гораздо лучше, чем даже папа думал о тебе.

— Рейчел, ты говоришь так обо мне?

— Ты — более упорный человек, чем он, и более твёрдо идёшь к своей цели. Ты всегда последователен и не отклоняешься от выбранного курса, в то время как папе было нередко тяжело заниматься одним и тем же, и он часто разбрасывался. В тебе есть огромная целеустремлённость, которой не было в нём. На тебя безусловно можно положиться — положиться во всём.

— Я... Рейчел... но... — Он запнулся. — Почему ты так говоришь, Рейчел? Я же знаю, ты так любила папу. Почему...

— Я не просто любила, а боготворила его. И я бы не узнала, что кто-то может превзойти его, если бы не встретила тебя. Потому что именно ты — лучший.

Бен замолчал. Рейчел не могла понять, что с ним происходит. «Он так растроган моими словами? Или шокирован? Или ошеломлён? Или, быть может, они кажутся ему совершенной ересью?» — гадала она.

Наклонившись к Рейчел, Бен нежно поцеловал её.

— В любом случае, мне приятно знать, что ты думаешь так, — прошептал он.

Девушка застыла. Ну что, сказать ему сейчас? Неужели этот момент наконец наступил?

Но Бен уже встал и шагнул к своей постели.

— Прошу тебя, Рейчел, пока меня здесь не будет, позаботься о нашем доме и обо всех, кто остаётся здесь, — попросил он её.

И лёг спать.

Глава 30

После отъезда Бена погода стала ещё более жаркой и знойной. Пожалуй, это было самое знойное и сухое лето, какое они наблюдали в районе Реки Пляшущей Птицы. Трава, которая так дружно взошла по весне, очень быстро высохла. Часть её вообще оказалась сожжённой солнцем. По прерии начали проноситься настоящие пыльные бури.

Этим летом Рейчел неожиданно для себя почувствовала, как внезапно повзрослела. Многие вещи, которые так занимали её в детстве, теперь вдруг стали ей совершенно не интересны. Раньше она очень увлекалась животными и каждый год устраивала дома настоящий мини-зверинец. Однажды она подобрала птенца совы, размером не больше воробышка, и вырастила его, подкармливая молоком. Потом она вырастила целый выводок маленьких ворон. Она приручала полевых мышей и крыс, а однажды выкормила маленького койота. Но теперь это её совершенно не увлекало. Она варила домашнее мыло, мыла посуду, занималась заготовками на осень и зиму и не вспоминала больше про свой зверинец.

Прошёл июль, и наступил август. Приближался срок, когда должен был вернуться из своей длительной поездки Бен. И в этот момент началось нашествие кузнечиков.

Лавина кузнечиков надвигалась с севера. Сначала все подумали, что это движется пыльная буря, и только потом люди поняли, что это не пыль реет в воздухе, а движутся миллионы и миллиарды кузнечиков.

Там, где они проходили, не оставалось ни клочка зелени. Кузнечики дочиста объели все листья на огромных тополях, которые теперь стояли голые, точно скелеты. Кузнечики носились в воздухе, облепляли любого, кто пытался выйти из дома, хрустели под ногами, норовили залезть в рот, в глаза, в уши.

Только когда прерия превратилась в настоящую бесплодную пустыню, кузнечики исчезли. Они ушли куда-то ещё — туда, где ещё можно было поживиться листьями и травой.

Для фермеров это нашествие означало настоящую трагедию. Скот внезапно и в одночасье лишился всей своей пищи. Прерия оглашалась жалобным рёвом тысяч быков и коров, которые безумно страдали от голода.

Кэш разослал своих людей в семи разных направлениях, с наказом искать нетронутые кузнечиками клочки зелени, чтобы можно было отогнать туда животных и предотвратить тем самым их массовый падеж.

Зеб Роулинс тем временем поехал в Форт-Уорт. Там он подыскивал новых работников для того, чтобы ранней осенью отогнать свой скот в Уичиту. Он собирался сделать это сам, без какой бы то ни было помощи со стороны братьев Закари, поставив во главе каравана своего сына Джуда.

Это было опасно. Вполне возможно, что в Форт-Уорте Зеб Роулинс не только пытался найти людей, которые должны были помочь ему отогнать животных для продажи в Уичиту, но и тихонько подбирал и сколачивал отряд головорезов, которые должны были помочь ему выгнать семью Закари с ранчо у Реки Пляшущей Птицы. Понимая это, Кассиус и Энди заметно помрачнели. Зеб был богат, у него были деньги, и ему ничего не стоило нанять несколько десятков отчаянных людей, чтобы исполнить свой зловещий план и стать единоличным хозяином всей земли.

В это время в голову Рейчел пришла спасительная идея. Она вдруг придумала, как можно примирить два враждующих семейства и избежать стычек и возможного кровопролития. Надо было действовать через Хейгер. Да, у мужчин были счёты друг к другу, но в конце концов незримая война между Закари и Роулинсами вспыхнула после того, как была убита дочь Хейгер. И если Хейгер скажет, что нужно прекратить вражду, то всем придётся волей-неволей послушаться её.

Чем больше Рейчел размышляла об этом, тем больше она убеждалась, что её план — единственно верный в создавшейся ситуации. Хейгер, только Хейгер была ключом к решению всех проблем. И она бы никогда не простила себе, если бы не попыталась воспользоваться этой возможностью, не попыталась сделать всё от неё зависящее, чтобы привлечь на свою сторону мать погибшей Эффи и тем самым примирить две семьи, внезапно оказавшиеся по разные стороны баррикад.

Подъехав к дому Роулинсов, Рейчел остановилась и осмотрелась. В загонах паслись десятки лошадей. При её приближении они вскинули головы, некоторые из них заржали. Но сам дом Роулинсов выглядел покинутым. Из трубы печи не вился дымок. Ни в окне, ни рядом с домом не было видно ни одного человека.

Это угнетающе действовало на нервы девушки. Она подождала, надеясь, что кто-то всё же появится. Но никто не появился. Тогда она заставила себя сделать один шаг, второй, третий... подошла к самой двери и уже занесла вверх руку, собираясь постучать, но её рука вдруг замерла. Рейчел почувствовала состояние, близкое к панике. Вот она стоит перед домом Хейгер Роулинс. Но что в конце концов она может сказать ей?

Рейчел так и не пришлось постучать — дверь неожиданно сама распахнулась перед её носом. Девушка увидела в проёме двери Хейгер. Хейгер неподвижно стояла и смотрела прямо на неё. Взгляд женщины был пронизан бесконечной ненавистью. Яркий солнечный свет падал на лицо Хейгер, безжалостно высвечивая все её глубокие морщины, измождённую кожу и впалые щёки. Это было лицо не живого человека, а мертвеца.

Глава 31

Рейчел попыталась заговорить, попыталась произнести заранее заготовленную фразу, но так и не смогла заставить себя сделать это. Она видела дьявольский огонёк, вспыхивавший в тёмных глазах Хейгер Роулинс, тот же самый, который они вместе с Матильдой уже видели прежде, когда Хейгер рассказывала о том, как побывала в плену у краснокожих, и это совсем парализовало её.

Девушка была в панике. Ей больше всего на свете хотелось повернуться и убежать, но она не могла заставить себя сделать ни шагу.

— Ты, — выдохнула Хейгер. — Ты... ты посмела прийти сюда?

— Я только... — Горло Рейчел внезапно стало шершавым и сухим, и она не могла больше выговорить ни слова.

— Ты пришла сюда. Пришла в мой дом. Пришла и стоишь сейчас передо мной. — Голос Хейгер звучал задушенно и жутко. — Может ли на свете быть более страшное святотатство, чем это?

Её взгляд, который она вновь устремила на Рейчел, был столь зловещими, что у Рейчел холодок пробежал по спине. Не сошла ли Хейгер с ума?

— Проклятая индианка! Индианка из племени кайова! Как ты только посмела прийти ко мне и стоять передо мной! — Голос Хейгер задрожал, но она чудовищным усилием воли заставила себя продолжать: — Мерзкая индианка! Теперь мы уже всё про тебя знаем. Это твой чёртов братец зарезал мою дорогую девочку в Ноу-Хоуп. И теперь её скальп прибит к его щиту. А по пути в Ноу-Хоуп, по пути туда, где он готовил резню, он остановился у вас, не так ли? Наверное, хвастался перед вами, что собирается сделать — а потом прямо от вас поехал резать и убивать моих родственников. Это он поработал своим ножом, разрезая мою доченьку на куски, на сотни кусков, не оставив ни одного члена целым... он, он, твой проклятый братец!

Рейчел пришла в замешательство. Кого из её братьев обвиняла сейчас Хейгер в этом жутком преступлении? Бена? Кассиуса? Или Энди? Но это было невероятно... этого не могло быть.

— О, теперь-то я тебя узнала! Узнала до конца! Ты — настоящая проклятая индианка. И если бы ты была рядом со своим братцем в Ноу-Хоуп, ты бы обязательно обагрила свои руки в крови убитых. Потому что все индианки поступают так. Но больше тебе не удастся совершать этих преступлений. Теперь весь Техас всё знает про тебя. Всё, до конца! И ты будешь уничтожена. Тебя сотрут с лица земли. Ты, и все твои родственники, и все, кто помогал совершить это страшное преступление, кто был соучастником и пособником — все, все будут найдены и изгнаны, опозорены и уничтожены...

Хейгер внезапно закашлялась. Поток её слов на несколько мгновений прервался. И всё-таки она сумела выплюнуть в лицо Рейчел:

— И ты... сейчас... стоишь прямо передо мной... как ты смеешь?

В уголках рта Хейгер пузырилась слюна. Рейчел казалось, что она была розовой от крови. Хейгер повернулась и сделала несколько неверных шагов вглубь комнаты, потом рухнула на колени.

— Ружьё, — скрежещущим голосом произнесла она. — Моё ружьё... дайте мне ружьё.

Рейчел отчаянно тряхнула головой. Наваждение прошло... теперь она снова могла двигаться, могла ходить. Она бросилась к своей лошади, чтобы запрыгнуть в седло и ускакать прочь от этой безумной женщины, которая пыталась застрелить её. Но порыв ветра вдруг взметнул вверх её широкую юбку, и лошадь испугалась и попятилась назад. Рейчел сделала ещё одно отчаянное движение, стараясь поймать её, но лошадь, точно очумев, всё пятилась и пятилась от неё, а девушка чувствовала всей спиной, что выстрел может прозвучать в любую секунду. Она пыталась поймать лошадь, а лошадь всё не давалась ей в руки, всё пятилась и отбегала в сторону от неё... Это был какой-то кошмар. Наконец, Рейчел удалось каким-то чудом схватить поводья... она вцепилась в них так, как утопающий вцепляется в протянутую ему руку, и кое-как запрыгнула на спину лошади. Лошадь поскакала вперёд, а Рейчел лежала поперёк седла и была счастлива, что хоть так сумела забраться на лошадь. Сердце девушки сжимало спазмом страха, а по всему её телу бегали мурашки: она каждую секунду ожидала выстрела Хейгер. На таком небольшом расстоянии она была совершенно беззащитна.

Но выстрела так и не последовало. Джорджии удалось наконец подбежать к своей матери, которая возилась с тяжёлым ружьём, тщательно прицеливаясь, чтобы убить Рейчел.

— Ты не можешь, мама! — закричала Джорджия. — Нет, нет!

Джорджия обхватила мать руками, стараясь оттащить её от двери и не дать ей выстрелить. Хейгер начала с нечеловеческой силой бороться со своей дочерью. Она ударила Джорджию локтем по лицу. Локоть Хейгер рассёк Джорджии губу, из раны обильно потекла кровь. Стараясь вырвать ружьё из рук Джорджии, Хейгер заехала ей тяжёлым прикладом ружья в бок. Ребро Джорджии хрустнуло. Но она по-прежнему не отпускала мать. Неожиданно Хейгер закашлялась, силы изменили ей, и Джорджии удалось выхватить ружьё.

В следующую секунду мать бессильно рухнула на колени. Джорджия подхватила её, как ребёнка, и отнесла на кровать.

Глава 32

Рейчел удалось наконец перекинуть ногу через круп лошади и сесть в седло. Некоторое время она молча нахлёстывала лошадь, делая всё, чтобы та неслась во весь опор. И лишь когда она почувствовала, что ускакала на достаточное расстояние от дома Роулинсов, она осмелилась обернуться.

Хейгер нигде не было видно. Ни в дверном проёме, ни в окне, ни рядом с домом. У Рейчел чуть отлегло от сердца. И всё равно она продолжала яростно нахлёстывать лошадь и успокоилась только тогда, когда дом Роулинсов скрылся за гребнем холма.

Лошадь перешла на шаг. Она вся дрожала и тяжело поводила боками от безумной скачки. У Рейчел внутри тоже всё дрожало, дыхание её было неровным и прерывистым. Ей потребовалось немало времени, чтобы хотя бы чуть-чуть прийти в себя.

Она подождала, пока лошадь отдохнёт, и шагом направилась к дому. В голове Рейчел всё время крутились страшные обвинения, которые успела бросить ей в лицо Хейгер. Хейгер казалась совершенно безумной, её речь была бессвязной, было ясно, что она повторяет бредни, которые усердно распространял вплоть до своей смерти Эйб Келси, и всё-таки что-то в её словах было правдой. Не могло не быть правдой. Рейчел чувствовала это всем своим существом, всей своей кожей.

Когда она подъехала к дому и спрыгнула с лошади, она была внешне абсолютно спокойна. И всё же, когда она вошла в дом, Матильда сразу поняла, что произошло.

Встретившись взглядом с Рейчел, Матильда не впала в панику. Она сразу поняла, что её многолетняя борьба за то, чтобы Рейчел не узнала всей ужасной правды, оказалась в конце концов бесплодной, и ей надо было смириться с этим и принять это, как должное. Она посмотрела на Рейчел и медленно произнесла:

— Ты была у Роулинсов?

Рейчел кивнула.

— Да, — сказала она. — В ветвях дерева показались старые кости.

Это было выражение, которое укоренилось в семье Закари с той поры, как они жили в Сан-Саба. В окрестностях этого городка можно было встретить множество деревьев, в ветвях которых индейцы, по старому обычаю, хоронили своих покойников. Перед тем как устроить покойника в ветвях дерева или в подвешенных к ним специальных плетёных платформах из тростника или деревянных веток, они укутывали его в плащ или в другую материю. Но со временем материя истлевала, или её расклёвывали птицы, которые прилетали поживиться плотью умершего, и в ветвях дерева становились хорошо видны голые кости умершего.

Матильда замерла. Ни Кэша, ни Энди не было дома. Они оба как проклятые работали далеко в прерии, стараясь успеть закончить то, что они хотели, до наступления полнолуния и появления кайова. Обе женщины были совершенно одни. И теперь пришло время рассказать про старые кости, которые показались в ветвях дерева...

— Думаю, мне надо рассказать тебе всю правду, — медленно проговорила Матильда. — Наверное, мне следовало сделать это давным-давно... Ты хочешь узнать всю правду про себя?

— Да, — твёрдо ответила Рейчел.

— Это случилось в 1857 году. Ещё до начала войны между северянами и южанами, — начала мать. — В тот год кайова разграбили и уничтожили целый ряд домов белых поселенцев, которые жили отдельно, и убили их всех. Твой отец собрал отряд добровольцев, чтобы наказать их, и бросился в погоню. Он очень торопился, поскольку было известно, что кайова захватили семь или восемь маленьких детей белых. Кайова даже не предполагали, что твой отец сумеет преодолеть несколько сотен миль, преследуя их, но он это сделал и дошёл до того места, где располагалось их поселение. Это было в районе Солт-Форк. Индейцы воины попытались задержать его, но он разгромил их отряд и бросился дальше. Однако было уже поздно: всё поселение кайова к тому времени уже снялось с места и бросилось в бегство. Их бегство было очень поспешным, они страшно торопились, и когда папа добрался до того места, где располагалось поселение кайова, он увидел тебя.

— Меня?

— Да. Ты лежала в траве. Очевидно, индейцы не заметили, как ты свалилась с лошади или с носилок, на которые тебя посадили. Папа увидел белую девочку, которая лежала в траве, взял тебя на руки...

— Почему он решил, что я — белая девочка? — холодно спросила Рейчел.

— Он понял это по твоим зубам.

— Разве у индейских девочек нет зубов? Почему он решил, что я — белая, а не индианка?

— Это было совершенно очевидно. Достаточно было просто посмотреть на тебя. — Матильда вздохнула: — Папа взял тебя на руки и привёз к нам домой. Ему пришлось проделать двести миль с тобой на руках. На это у него ушло две недели. Он полюбил тебя с той самой минуты, когда впервые увидел тебя. И продолжал любить всю свою жизнь. Любить даже больше, чем если бы ты была...

— Если я была белым ребёнком, которого индейцы захватили в плен, почему никто не попытался выяснить, кто же мои настоящие родители?

— Я не знаю, Рейчел. Конечно, мы пытались это сделать. Но у нас ничего не вышло. Может быть, мы недостаточно старались... Но ты всегда была так дорога нам, так любима нами, что нам было не так уж и важно, кто ты — кто ты на самом деле. Это не имело бы никакого значения. Ровным счётом.

— Да, да... — глухо откликнулась Рейчел.

— Ну конечно! Скажу тебе больше: даже если бы выяснилось, что ты не чистокровная белая и в тебе есть примесь индейской крови, это ровным счётом ничего бы не изменило в нашем отношении к тебе. Какая разница, какая кровь течёт в жилах у человека? А уж если говорить об индейской крови... Женой основателя Хьюстона, Сэма Хьюстона, была индианка из племени чероки. Соответственно, дети Хьюстона — наполовину индейцы. Ну и что? И у генерала Пикетта, который командовал наступлением федеральных сил при Геттисберге, жена тоже индианка. И их дети — тоже наполовину индейцы. И что теперь? Я вообще не понимаю, почему люди придают такое значение вопросам крови и пытаются акцентировать на этом внимание. И почему их так расстраивает, если в чьих-то жилах течёт кровь индейцев.

«Теперь, после того, как я пообщалась с Хейгер Роулинс, я это знаю», — мрачно подумала девушка. Но вслух она сказала:

— Ну конечно, какое это имеет значение?

Матильда поцеловала её и прижала к своей груди.

— Рейчел, к концу года нас уже всё равно не будет здесь. У нас есть деньги, и мы теперь займёмся твоим образованием. Сначала мы поедем в Новый Орлеан, потом — в Чарльстон, потом, возможно, в Ричмонд.

«Да, — с горечью подумала Рейчел, — мы всегда вынуждены куда-то бежать. Всегда, как только правда обо мне вылезает наружу».

— Но разве ты сможешь бросить Бена, и Кэша, и Энди? — спросила она.

В глазах Матильды блеснули слёзы. Но она усилием воли удержала себя от того, чтобы не расплакаться. Она давно думала над этим и пришла к определённому решению, и не собиралась его менять.

— Рейчел, мы должны быть сумасшедшими, чтобы наслаждаться жизнью в какой-то несчастной хижине, расположенной в самом глухом уголке Техаса, и радоваться тому, что нам приходится хранить наши деньги в какой-то вырытой в земле дыре, вместо того, чтобы потратить их с толком. Я понимаю, что ребятам сейчас нравится жить в прерии, нравится заниматься лошадьми, быками и коровами... но сколько это ещё продлится? Клянусь, рано или поздно им это надоест, и тогда они сами найдут возможность удрать отсюда. Сначала это сделает Кассиус, потом Энди. А Бен... бедный Бен — он тоже не выдержит такой жизни.

Глядя на Матильду, Рейчел ясно видела, как сильно она постарела, как осунулось её лицо, какой измождённой и несчастной она выглядела.

— Я поняла, Матильда, — мягко сказала она. — Но ты устала. Тебе надо лечь в постель.

Она отвела Матильду к кровати и уложила её. Потом она спела ей старую ковбойскую песню про несчастного парня, жизнь которого оборвали пять выстрелов, выпущенных в него в упор. Матильда слушала эту песенку, слабо улыбаясь, и вскоре заснула. Рейчел выскользнула из спальни, села на кресло в гостиной и задумалась.

«Живя здесь, мы привыкли постоянно сталкиваться с самым худшим и как-то приспосабливаться к нему, — пронеслось у неё в голове. — Эта привычка сделала нас сильнее, но как долго всё это может продолжаться? Сколько мы ещё сможем выдержать?»

Она опустила голову. Что бы ни говорила Матильда, сама Рейчел не сомневалась, что она не чистокровная белая. Все эти рассказы про белого ребёнка, похищенного индейцами, были таким же вымыслом, как и россказни Эйба Келси. Матильда могла утверждать что угодно, но по крайней мере часть крови, которая текла в жилах Рейчел, была индейской. Само поведение Матильды на протяжении всех последних лет говорило о том, что она сама прекрасно это понимала. Не зря же она постоянно нахлобучивала на голову Рейчел летнюю шляпу и заставляла её надевать длинные перчатки, скрывавшие её руки, стараясь всеми силами уберечь её от солнечных лучей, уберечь её от того, чтобы солнце не обожгло её кожу и не сделало её совсем уж похожей на индианку. А сколько лимонов они потратили, стараясь сделать на их основе отбеливающий крем, который сделал бы её кожу чуть-чуть светлее! И не зря же Матильда категорически запрещала ей носить индейскую одежду, даже удобные мокасины — она отлично понимала, что стоит Рейчел облачиться в индейскую одежду, и ей уже не избежать неприятных сравнений.

Как же она появилась на свет? И кем она на самом деле была? Всем было хорошо известно, что кайова на протяжении по крайней мере половины последних ста лет регулярно похищали белых женщин — похищали американок, похищали мексиканок, похищали француженок и насильно делали их своими жёнами. От этих браков у них рождались дети, которые были наполовину индейцами и наполовину белыми. Они также похищали детей белых людей и воспитывали их, как индейцев. Эти дети начинали говорить на языке кайова, носили индейские имена и жили и умирали индейцами, несмотря на то, что в действительности были чистокровными белыми. В свою очередь, они женились на индианках, и от этих браков рождались новые индейцы кайова, которые были на самом деле наполовину белыми. Неслучайно у многих кайова кожа была не более смуглой, чем у любого испанца, а волосы — каштановыми, рыжими, светлыми. Достаточно было вспомнить Потерянную Птицу с его светлыми волосами и глазами, которые...

Рейчел почувствовала внезапную слабость, вспомнив цвет глаз Потерянной Птицы. Лихорадочно схватив маленькое зеркальце, она поднесла его к самому лицу и принялась пристально вглядываться в своё отражение, в свои собственные глаза. Чёрт побери... всё так и было — как и у Потерянной Птицы, её глаза казались чёрными, но если посмотреть чуть со стороны, то в них появлялся отчётливый зеленоватый отлив. Глаза Потерянной Птицы были точно такими же. Вот почему при первой же их случайной встрече ей показалось, что она где-то уже встречала Потерянную Птицу, что они уже знакомы, хотя до этого они ни разу не встречались и никогда не видели друг друга. В голове Рейчел неожиданно прозвучали слова Хейгер Роулинс: «Твоя проклятый индейский братец остановился у вас на ранчо перед тем, как отправиться в Ноу-Хоуп...» Ей вдруг сделалось невыносимо страшно, к горлу подступила тошнота... в следующую секунду Рейчел стошнило. Она едва успела подхватить помойное ведро, чтобы её рвота не попала на пол. Её ноги дрожали и подгибались в коленях, она пошатывалась, как пьяная, а приступы рвоты следовали один за другим.

Наконец, Рейчел смогла распрямиться. Её всю трясло... но после того, как она выпила пинту холодной воды, и сполоснула этой же водой своё горящее лицо, ей стало чуть полегче.

Она невидящим взглядом уставилась прямо перед собой. Потом она вдруг встряхнулась. Теперь она знала, что ей делать. Она должна была бежать, бежать из этого дома, бежать как можно быстрее, бежать куда глаза глядят. Бежать, пока Кэша с Энди нет дома и они не могут помешать ей сделать это.

Рейчел начала быстро собираться. С собой она решила взять нож, мешок с небольшим запасом еды и несколько предметов одежды. Больше ничего.

Собравшись, она услышала, как Матильда заворочалась в спальне, и поняла, что та проснулась. Ну что ж, тогда они вместе поужинают, а потом Матильда снова ляжет спать — уже окончательно, и Рейчел сможет осуществить свой план побега.

Сидя за столом напротив Матильды и поглощая скромный ужин, Рейчел никак не могла отделаться от мысли, что находится в этом доме в последний раз. Из-за этого в горле у неё застрял комок, и она лишь с огромным трудом могла заставить себя проглотить пищу.

Матильда тоже ела молча и словно без особой охоты. Весь ужин таким образом проходил почти в полном молчании, и это было на руку Рейчел: она боялась, что что-то сможет выдать её. Но этого не произошло. Почти сразу после ужина Матильда стала собираться в постель и вскоре легла. Рейчел легла рядом. Она внимательно прислушивалась к дыханию Матильды, дожидаясь, пока та уснёт и она сможет незаметно выскользнуть из дома.

Но в эту ночь жизненные тяготы вдруг все вместе навалились на Матильду, словно решив разом рассчитаться за всё. И она внезапно сломалась под их тяжестью.

Глава 33

Матильда спала очень плохо, беспокойно ворочаясь на постели и то и дело просыпаясь. Рейчел четырежды пыталась незаметно выскользнуть из спальни, и каждый раз Матильда чувствовала это и спрашивала её:

— Рейчел, ты встала?

— Да, мама, — врала Рейчел, — я встала, чтобы попить воды. Сегодня ночью так жарко...

— Рейчел, милая, дай мне тоже воды, — просила её Матильда. — У меня тоже что-то в горле пересохло.

Матильда пила воду и потом опять старалась заснуть — а Рейчел терпеливо ждала. И это продолжалось раз за разом.

Примерно в час ночи Матильда вдруг застонала. Рейчел подумала, что ей снится какой-то кошмар. Это был реальный шанс незаметно выскользнуть из спальни, не потревожив её. Но когда Рейчел направилась к двери, она вдруг услышала голос Матильды:

— Рейчел мне очень плохо. — Судя по голосу, Матильда совсем проснулась. — Я чувствую невыносимую боль.

Рейчел подошла к кровати Матильды и наклонилась над ней. У Матильды болел живот. Может быть, у неё было несварение желудка?

Рейчел раздула огонь в очаге и вскипятила чайник. Затем она сделала отвар из перечной мяты, имбиря и корня мандрагоры, который, как считалось, способствует лучшему пищеварению. Соорудив этот отвар, она подала его Матильде.

Матильда выпила отвар, но лучше себя не почувствовала. Вскоре её вырвало. Рвота была долгой и мучительной. А затем она вдруг громко закричала от боли и потеряла сознание.

Рейчел принялась хлопотать вокруг неё. Примерно через полчаса Матильда вновь пришла в сознание. Но она так мучалась от скручивающей её боли, что почти непрерывно стонала. «О Боже... Боже... за что... такие муки... Боже, пощади меня», — практически непрерывно вылетало из её уст. Время от времени она просила пить, но стоило Рейчел дать ей хотя бы немного воды, как Матильду тут же рвало этой водой.

Это была самая мучительная ночь, которую когда-либо приходилось переживать Рейчел. И когда рано поутру домой приехали Кассиус с Энди, она была так рада, что у неё даже не нашлось слов, чтобы выразить свою радость. Она просто молча стояла и смотрела на братьев счастливыми глазами.

Увидев своих сыновей, Матильда попыталась улыбнуться.

— Похоже, я съела что-то не то, — прошептала она.

Кассиус потрогал её лоб. Он был мокрый от пота.

Через некоторое время Матильда как будто задремала.

— Похоже, у неё разорвался кровеносный сосуд. Где- то в районе груди, — тихо предположил Энди.

— Ты разбираешься во всём этом так же плохо, как и я, — скривился Кэш. — Так что нечего болтать... Мне ясно одно: это не обычная боль в животе, а что-то гораздо более серьёзное. Нам нужна помощь со стороны.

Кассиус быстро направился к двери.

— Куда ты? — воскликнула Рейчел. — К Джейку Раунтри? Но если ты поедешь к нему, ты вернёшься только завтра! А завтра может быть уже поздно!

— Нет, — покачал головой Кассиус, — я собираюсь привезти сюда Джорджию Роулинс. Она немного разбирается в медицине.

— Джорджию? — закричала Рейчел. — Да ты с ума сошёл! Они не отпустят её, даже если весь мир перевернётся.

— Она приедет, — с какой-то поразительной уверенностью произнёс Кассиус и вышел.

После восхода солнца Матильде стало как будто полегче. Её больше не рвало, она перестала стонать и почти всё время дремала.

Кассиус привёз Джорджию сразу после обеда. К этому времени Матильда опять почувствовала себя хуже. К ней вернулся жар, она начала бредить и дышала с огромным трудом.

— Когда это началось с ней? — спросила Джорджия.

— Примерно в час ночи, — ответила Рейчел.

— Плохо, — протянула Джорджия. — Это очень плохо. Такое впечатление, у неё разорвался кровеносный сосуд.

— Я же говорил! — воскликнул Энди.

— Помолчи! — прикрикнула на него Джорджия. — Лучше сходи принеси мои седельные сумки. Надо как-то успокоить её. Прежде всего, надо сменить простыни. Они совсем вымокли от пота. Надо где-нибудь найти чистые и сухие. — Джорджия помолчала, а затем добавила: — А вообще-то она выглядит очень плохо. Так обычно выглядят покойники.

Энди притащил её седельные сумки. Джорджия тут же извлекла из них мешочки с целебными травами и принялась толочь их в ступке. Потом она отварила полученную смесь и дала выпить Матильде. Матильда выпила почти чашку этого отвара, и на этот раз её не вырвало.

— Будет лучше, если она будет спать, — сказала Джорджия. — Больше мы ничем не можем помочь ей.

Рейчел посмотрела на Джорджию:

— Джорджия, как тебе удалось отпроситься у твоей матери, чтобы отправиться сюда?

Джорджия засмеялась:

— А я и не спрашивала её. Просто вышла из дома, села на лошадь и поехала.

— Она что, вообще не знает, что ты уехала?

— Да нет, это она должна знать. Она же наверняка видела, как я отъехала от дома вместе с Кэшем.

— Но что ты собираешься рассказать ей, когда вернёшься домой?

— Чёрт, Рейчел, откуда мне знать?! Скажу ей то, что покажется в тот момент наиболее подходящим.

— Но она же убьёт тебя!

— Да нет, на меня у неё рука точно не поднимется. Ведь я же — единственная дочь, которая у неё осталась.

Они прислушались к дыханию Матильды и обнаружили, что оно стало несколько тише и спокойнее. Неужели так быстро подействовали травы, сваренные Джорджией?

— Подойдите к окнам и встаньте перед ними! — неожиданно скомандовал Энди. — Каждый к своему окну! Приготовьтесь захлопнуть их и закрыть ставни. Но только делайте это по моей команде, когда я скажу!

Они услышали грохот копыт лошади Кэша. Девушки не видели самого Кэша, но было ясно, что это он подал Энди какой-то сигнал об опасности.

— Мы попали в дерьмовую ситуацию, — сказал Энди. — К нашему дому приближаются индейцы. Как только Кэш окажется внутри, тут же захлопывайте окна и закрывайте ставни. Но только не трогайте их, пока Кэш ещё не подъехал. Иначе они не дадут ему добраться до дому.

Все напряглись. Стук копыт с каждым мгновением приближался. Энди затаился за дверью, готовый немедленно распахнуть её. Время словно застыло. Сколько мог ехать к дому Кэш, чёрт побери?

Вдруг Энди резко распахнул дверь настежь. Рейчел увидела, как Кассиус пришпорил своего жеребца и на полном скаку влетел прямо в дом, перескочив через порог.

— А теперь закрывайте и задраивайте всё! — громко закричал Энди.

Глава 34

— Думаю, их там примерно с дюжину, — сказал Кассиус, спрыгнув с коня.

В тесноте не очень большой комнаты его конь казался просто огромным. Деревянный пол прогибался и скрипел под его тяжестью.

— Рейчел, открой бойницу в той стене, что выходит на западную сторону. Также открой её в спальне, где лежит мать, — скомандовал Энди. — Джорджия, а ты открой бойницу на северной стороне.

Их было четверо в доме, двое мужчин и две женщины, способных драться и оборонять его, и каждый занял своё место. Матильда в это время, казалось, спокойно спала.

Прошло некоторое время, и солнце начало склоняться к горизонту. Сгущающиеся сумерки принялись постепенно вытеснять яркий дневной свет.

Кассиус напряжённо прислушивался к тому, что происходило снаружи. Внезапно он зашипел, обращаясь к Джорджии:

— Джорджия, милая, ради Бога, останови эти проклятые ходики!

Джорджия бросилась к часам и остановила маятник. Маленький белый кораблик перестал раскачиваться на нарисованных синих волнах, и в помещении вдруг стало так тихо, что от этой абсолютной тишины невольно заложило уши.

— Эй, смотрите сюда! — раздался голос Энди. — Один индеец едет вдоль течения реки. Справа.

— Пусть подъедет поближе, — напряжённым голосом произнёс Кассиус.

Перед домом показалась фигура одинокого индейца верхом на лошади.

— Это Потерянная Птица, — сказал Кассиус.

Индеец подъехал ещё ближе, и они увидели, что на нём нет боевой раскраски и он совершенно безоружен. Это было странно. Кайова обычно никогда не расставались со своим оружием. И это вызывало ещё большие подозрения: очевидно, индейцы задумали какую-то хитрость, ибо коварство кайова также не знало границ.

— Этот серый жеребец, на котором он подъехал, — знатный скакун, — пробормотал Кассиус, узнавший коня Потерянной Птицы.

Правая рука Потерянной Птицы была поднята вверх в знак того, что он приехал с миром. Он остановился в пяти ярдах от дома Закари и, не опуская поднятой руки, стал ждать.

Кассиус обратился к нему на языке кайова, сказав несколько слов. Потерянная Птица кивнул и заговорил сам. Он говорил медленно, дублируя каждую свою фразу языком жестов, который понимали все, кто жил в прерии — он боялся, что те, кто находился сейчас в доме Закари, не поймут его, и делал всё, чтобы смысл его речи был передан без ошибок. Рейчел смотрела на его гладкое, прекрасно вылепленное лицо, видела улыбку, время от времени мелькавшую в уголках его рта, видела, как отливали маслянистым блеском его волосы, собранные в толстые косы и смазанные специальным составом. Но она не могла рассмотреть его глаз: теперь они превратились в маленькие узкие щёлочки. «Господи, как же он отвратителен», — пронеслось у неё в голове.

— Множество раз вы приходили к нам, чтобы забрать своих людей у нас, — сказал Потерянная Птица. — Вы приходили, вы выбирали тех, кто был вам нужен, вы их покупали у нас. Вы платили нам и мы позволяли вам после этого забирать этих людей. Это происходило множество раз. Мы всё это делали по-дружески. Всё было хорошо.

Кассиус сказал что-то на языке кайова, и Потерянная Птица, улыбаясь, кивнул в ответ и продолжал. Судя по всему, его речь была тщательно подготовлена, и он не собирался упускать ничего из того, что собирался сейчас сказать белым:

— Много лет тому назад вы взяли у нас одного ребёнка. Вы взяли у нас мою сестру. Мы долго искали её. Теперь мы её нашли. И поэтому приехали к вам. Мы хотим забрать её обратно. Ведь она — одна из нас. За это мы заплатим вам. Вы всегда платили в подобных случаях нам, и теперь мы точно так же заплатим и вам. Всё должно произойти по-дружески, так, чтобы все остались довольны. За свою сестру я отдам вам десять лошадей. После этого вы отдадите мне мою сестру, и я отвезу её домой.

Кассиус что-то рассерженно проговорил на языке индейцев.

— Скажите мне, чего вы хотите, если вы хотите за неё больше. Хотя цена, которую я предлагаю вам, очень хорошая. Но если вы настаиваете, я заплачу вам больше. Я не уеду отсюда без своей сестры. У меня с собой двадцать два воина. У вас же — всего двое мужчин и три женщины, одна из которых очень старая. Вы в плохом положении.

Кассиус высунул в бойницу ружьё и выстрелил так, что пуля просвистела над самым ухом Потерянной Птицы. В доме запахло порохом. Серый конь Потерянной Птицы вздрогнул, но не сдвинулся с места. Потерянная Птица улыбался, и его улыбка была полна безграничного презрения. Судя по всему, он прекрасно представлял себе, в каком безвыходном положении оказались сейчас те, кто находился внутри дома Закари, и что им неоткуда было ждать реальной помощи. Он также, должно быть, ясно представлял себе, что сможет и чего не сможет сделать в этой ситуации Кассиус, как далеко он пойдёт и чего он никогда не сможет сделать. Поэтому он и улыбался так.

— Ты хорошо стреляешь. Поэтому ты выстрелил так, чтобы не задеть меня. Потому что если бы ты задел меня, то тогда все, кто находится сейчас в вашем доме, превратились бы в трупы. Ты отлично знаешь это. А теперь слушай меня. Я снова скажу тебе это. Множество раз вы приходили к нам, чтобы забрать своих людей у нас... — И Потерянная Птица вновь начал произносить своё тщательно приготовленное обращение.

Рейчел подошла к Кассиусу и прошептала ему в ухо:

— Ты видишь, Кассиус — ничего хорошего из этого не выйдет!

Кассиус вздрогнул.

— Стой там, где я тебя поставил! — яростно прошептал он.

— Нет, Кассиус, никакого сражения не будет, — сказала она. — Пропусти меня к нему. Я прекрасно поняла, что он сказал. На этот раз, я всё поняла.

— Не обращай внимания на его лживые индейские басни! — закричал Кассиус. — Ты не...

— Он сказал правду, Кассиус. Я и так уже давно знала это. И я сейчас я покончу с этим. Раз и навсегда.

— Ты не выйдешь к нему. Я не позволю тебе. — Но в голосе Кассиуса не было слышно настоящей уверенности. Возможно, его потрясло то, что она, оказывается, знала всю правду о себе.

— Вероятно, тебе удастся силой задержать меня. Но пока ты будешь бороться со мной, они воспользуются этим, чтобы войти прямо сюда. Дай мне выйти к Потерянной Птице.

Кассиус уставился на Рейчел, поражённый тем безжизненным тоном, каким она изрекала эти невероятные, режущие слух слова.

— Здесь что, все сошли с ума кроме меня самого? — закричал он. — Господи, я знаю, как уладить это дело!

Потерянная Птица продолжал произносить своё обращение к белым. Его громкий, хорошо поставленный голос был прекрасно слышен в доме. Кассиус вновь поднял своё ружьё и на этот раз прицелился прямо в голову индейца. Грянул выстрел. Пуля попала в голову Потерянной Птицы. Индеец рухнул вниз. Когда он упал, все, кто был в доме, увидели, что выстрелом ему снесло всю заднюю половину черепа. Серый конь почувствовав, что на нём нет больше всадника, отскочил в сторону и помчался прочь.

Кассиус стрелял на поражение, стрелял из укрытия и без предупреждения, стрелял с такого расстояния, с какого невозможно было промахнуться. Он стрелял в безоружного индейца, который сидел прямо перед ним и ясно демонстрировал то, что пришёл с мирными намерениями. Кассиус прекрасно понял сам, что он натворил, и поэтому никогда не пытался оправдываться. Впрочем, он никогда не признавался и в том, что его решение убить Потерянную Птицу было ошибочным и что он как-то жалеет о нём.

— Кэш, что ты наделал! — закричала Рейчел. — Теперь они уже никогда не отступят. Они будут воевать с нами, пока не убьют нас всех!

— Могу поспорить, что это будет именно так, — мрачно процедил Кассиус.

— Отныне они никогда не оставят нас в покое. Пока они будут...

Он резко оборвал её:

— В таком случае, тебе уже нет никакой нужды выходить к ним, не так ли? Возвращайся к своей бойнице, быстро!

Глава 35

Некоторое время снаружи царила тишина. Выстрел заставил цикад замолчать, и над прерией повисло какое-то неестественное безмолвие. Но затем оно взорвалось громоподобным боевым кличем индейцев «Ва-ва-ва-ва-ва». К этому кличу присоединились десятки других голосов. Казалось, рядом с домом находится огромное количество индейцев. Однако пока, кроме трупа Потерянной Птицы, ни одного индейца не было видно.

Раздалось несколько хаотичных выстрелов. Одним из них раздробило деревянные ставни, прикрывавшие окна снаружи.

— Всем лечь на пол! — скомандовал Кассиус.

Последовало ещё несколько выстрелов. На пол полетели щепки, куски деревянной обшивки стен и дранки.

Кассиус поморщился:

— Ещё немного, и они перестанут. Надо подождать.

Он оказался прав. Кайова палили по дому Закари просто потому, что были в ярости из-за убийства Потерянной Птицы и выражали этой стрельбой своё негодование. Чёткого плана, как действовать дальше, у них пока не было, и вскоре стрельба прекратилась.

Кассиус выглянул в окно и через некоторое время доложил:

— Я вижу двоих-троих индейцев, которые периодически высовывают свои головы из-за гребня холма. Судя по всему, они наблюдают за нами. Им хочется узнать, что мы будем делать.

— И что же мы будем делать? — спросил Энди.

— Ничего, — отрезал Кассиус. Сжимая в руках ружьё, он внимательно следил за манёврами индейцев. Один воин показался над гребнем холма и тут же скрылся. Второй воин высунулся из-за гребня холма неподалёку и тоже быстро исчез. Наконец один воин, чьё смуглое тело было раскрашено в белую боевую окраску, встал во весь рост и на некоторое время замер, сжимая в руке топор. Кассиус прицелился и выстрелил. Воин упал, и его тело начало сползать вниз. Кассиус выстрелил снова. «Кажется, я убил его», — подумал он, перезаряжая ружьё.

Наступила тишина. Индейцы ничего не предпринимали. Местность вокруг дома семьи Закари казалась совершенно спокойной.

— Это прекрасная возможность для нас немного перекусить, — пробормотал Кассиус. — Боюсь, что потом таких возможностей они нам уже не предоставят.

Выглядывая в окно, Кассиус старался предугадать, как поведут себя кайова. Скорее всего, они попытаются напасть на них перед самым закатом, воспользовавшись сгущающейся темнотой и рассчитывая, что в этом неверном свете обороняющиеся не смогут разглядеть их манёвров.

Было ясно и то, что, скорее всего, они попытаются унести труп Потерянной Птицы, валявшийся прямо перед их домом, чтобы похоронить его. Это тоже требовалось учитывать.

Рейчел молча смотрела на тело Потерянной Птицы, которое лежало перед их домом. Она понимала, что это — её брат, или по крайней мере двоюродный брат. То есть человек, близкий к ней по плоти и по крови. Но она не испытывала к нему никаких чувств. Только гнев и ненависть. Точно такие же чувства она испытывала и по отношению ко всем остальным кайова. Это были не люди, а какие-то отвратительные существа, которые прибыли сюда, чтобы уничтожить всё, что было дорого ей, всё, что она по-настоящему любила.

Вместе с Джорджией они передвинули всю мебель, чтобы можно было без помех подходить к окнам и бойницам, и завесили одеялами очаг, чтобы снаружи не было видно отблесков пламени, если им вдруг понадобится развести здесь огонь. Они вскипятили воду для кофе и приготовили сэндвичи для Кассиуса с Энди. Мужчины не решались покинуть свои наблюдательные посты, чтобы съесть что-нибудь горячее, и поэтому были вынуждены удовольствоваться лишь холодными бутербродами.

Вручив Кассиусу и Энди сэндвичи, Рейчел вдруг вспомнила молитву, которую Уильям Закари когда-то читал им перед едой — тогда, когда они с Энди были ещё совсем маленькими.

— Подожди, Энди, — сказала она, — не ешь, пока я не прочитаю молитву.

— Что? — удивлённо посмотрел на неё Энди.

— Я собираюсь прочитать молитву, — терпеливо повторила девушка.

Снаружи опять неумолчно стрекотали цикады, но тихий голос Рейчел был всё равно хорошо слышен в помещении.

— Отец наш Небесный, мы благодарим тебя за пищу, которую ты даруешь нам, за...

Рейчел внезапно запнулась. Когда отец читал им эту молитву над едой, маленькими были не только она и Энди. Маленьким был и самый старший брат — Бен. Он тоже присутствовал при этом. Где он теперь? Когда они увидятся с ним снова? И смогут ли они когда-нибудь увидеться опять?

Она сделала над собой усилие и закончила молитву:

— Мы благодарим тебя за все те дары, которые ты даёшь нам, за дары твоей любви. Веди нас, и направляй нас, и защищай нас, и оберегай от всех бед...

Конь Кассиуса беспокойно зашевелился, стук его копыт по деревянному полу показался оглушительным, и конец молитвы Рейчел потонул в этом шуме. Рейчел сообразила, что конь хочет пить и ищет воду. Она подала ему ведро воды и батон хлеба. Конь выпил воду и прожевал батон и успокоился. Он был приучен довольствоваться малым.

После этого Рейчел смогла наконец сама немного поесть. Когда они закончили приём пищи, Рейчел и Джорджия затушили огонь в очаге. Кассиус и Энди открыли дополнительные бойницы, которые располагались в других частях комнаты и находились совсем невысоко от пола. Через них можно было неожиданно выстрелить по ногам нападающих, если бы они стали красться вдоль дома. Затем Кассиус проинструктировал всех, как они должны вести себя в случае нападения индейцев.

— Мы с Энди будем защищать окна и дверь, — сказал он. — Вы — всё остальное. Никогда не стреляйте из одной и той же бойнице дважды. Каждый последующий выстрел — из новой бойницы, чтобы они не смогли застрелить вас самих. Перезаряжайте ружьё, повернувшись при этом спиной к стене, чтобы шальная пуля не задела вас. По дому ходите осторожно, в случае чего — падайте прямо на пол. Так меньше шансов, что вас заденет.

Кассиус закончил, и в доме вновь воцарилась тишина. Рейчел и Джорджия решили пойти проведать Матильду.

Матильда опять спала. Она спала так тихо, что они почти не услышали её дыхания. Им пришлось наклониться к самому рту Матильды, чтобы почувствовать его. Затем Рейчел решила пощупать пульс Матильды.

— Господи... какой же он слабый, — прошептала она. — Почти не чувствуется.

Джорджия тоже пощупала пульс Матильды и нахмурилась. Этот пульс беспокоил её больше, чем слабое дыхание женщины, чем её общая слабость. Пульс был неровный, нитевидный, прерывистый. Скорее всего, это указывало на очень серьёзную болезнь. Но какую? Её познаний не хватало на то, чтобы определить это.

Девушки вернулись в гостиную. Там тоже было тихо. Им оставалось только ждать.

Наступила темнота. Энди сказал:

— Наверное, они решились дождаться, когда на небо выйдет луна, чтобы напасть на нас.

Никто ему не ответил. Внезапно Джорджия, которая сидела у самой стены, приложила к ней ухо и прислушалась. Она побледнела и еле слышно произнесла:

— Они подъезжают к дому.

Все замерли. В напряжённой тишине вдруг стало слышно постукивание десятков лошадиных копыт. Оно всё нарастало, пока не стало совершенно явственным. Всем вдруг стало ясно, что индейцы и не думают скрываться или скрывать свои намерения.

— О, какой же я чёртов дурак! — хлопнул себя рукой по лбу Кассиус.

Только теперь он понял, что совершенно неправильно представлял себе атаку кайова. Он-то думал, что они захотят подкрасться к их дому незаметно, незаметно окружить его со всех сторон, затаиться перед стенами, залезть на крышу и только после этого по сигналу напасть на них, как десятки разъярённых муравьёв, проникая через все отверстия и щели. Он думал, что они станут прорываться сквозь трубу, сквозь бойницы, делая при необходимости подкопы и расширяя существующие отверстия, и приготовился именно к этому. И он не учёл, что этим могли бы заниматься только пешие воины. Но их собирались атаковать всадники. А для всадников было невозможно незаметно подкрасться к дому и обступить его со всех сторон. И для них было невозможно проникнуть в дом через узкие отверстия и лазы. Единственным способом для всадников проникнуть в дом было ворваться в него через дверь, через окна. Поэтому кайова решили предпринять фронтальную атаку и, быстро смяв и сокрушив сопротивление немногочисленных защитников дома Закари, ворваться в него и добить всех, кто находился внутри. Вот чем они сейчас занимались. Вот к чему они сейчас готовились. Как же он сразу не догадался об этом!

В этот момент раздался боевой крик кайова. Он был невероятно громким и жутким, от него кровь невольно стыла в жилах. В следующую секунду к дому поскакала лавина всадников. Все они стреляли при этом из ружей, воздух наполнился свистом пуль, но Кассиус и Энди не проявляли признаков беспокойства: полустоящему прицелиться на скаку было невозможно, и этих пуль не стоило опасаться.

Кассиус и Энди видели все эти манёвры, но не спешили. Они прекрасно понимали, что тоже вряд ли смогут прицельно выстрелить по скачущим всадникам. Самым же страшным было поразить пулей не всадника, а лошадь. Если бы они убили какую-то лошадь, то она свалилась бы на землю прямо перед их домом, и представляла собой замечательное естественное укрытие, своеобразную передвижную крепость, под прикрытием которой кайова могли подобраться совсем близко к ним и неожиданно атаковать. Этого нельзя было допустить ни в коем случае, и Кассиус с Энди, стиснув зубы, дожидались подходящего момента.

Приблизившись к дому Закари, кайова теперь скакали вокруг него по кругу, перезаряжая свои ружья. При этом они не прекращали издавать свои боевые кличи.

Один из воинов подскакал совсем близко к дому Закари и осадил своего коня перед ним. На нём был головной убор из шкуры бизона с торчащими в обе стороны рогами. Воин потрясал щитом, к которому были прикреплены знаки его воинской доблести — скальпы убитых им врагом.

Кэш и Энди выстрелили одновременно. Выстрелы сбили с щита воина пару скальпов, но сам он проворно нырнул вниз, укрывшись за крупом лошади, и не пострадал. В следующую секунду он уже скрылся из виду.

— Плохо, — проскрежетал зубами Кассиус. — Промазали. Как глупо.

— Ты заметил эти чёрные и жёлтые полосы в его боевой раскраске и на его щите? — спросил Энди.

— Всё правильно. Это — Сет, — кивнул Кассиус. — А у Седла Волка боевая раскраска состоит из чёрных и красных змеевидных полос. Ладно, хватит болтать. Внимание всем! Рейчел, Джорджия — вы тоже глядите в оба!

Индейцы проносились на своих лошадях вокруг дома Закари, периодически стреляя в стены и в окна. Пули одна за другой вонзались в деревянные части дома, не причиняя, однако, вреда тем, кто находился внутри.

Рейчел сунула ружьё в бойницу, которая находилась у самого пола, и нажала на спусковой крючок.

— Кого-нибудь застрелила? — крикнул Кассиус.

— Не знаю. Но кто-то там есть. Он загородил собой всю бойницу. — Рейчел перезарядила ружьё и выстрелила снова.

В следующую секунду то же самое сделала Джорджия. Девушки слышали шаги врагов, которые крадучись передвигались вдоль стен их дома, и стреляли, стараясь попасть в их ноги.

Тяжёлый топор вонзился в оконную раму рядом с головой Кассиуса. Он тщательно изучил, под каким углом вонзился в дерево топор, и затем неслышно прокрался вдоль стены, расковырял небольшую бойницу, устроенную на уровне талии, и дважды быстро выстрелил туда из револьвера. Больше в это окно топор никто не метал.

Но в эту секунду другое окно начало сотрясаться и трескаться под напором неимоверного веса. Очевидно, кто-то из кайова направил свою лошадь прямо на это окно и пытался при помощи веса животного выбить его. Кассиус и Энди метнулись к этому окну и открыли слитную стрельбу из обоих ружей. Как только Кассиус заканчивал стрелять, он тут же перезаряжал ружьё и начинал огонь снова. То же самое делал и Энди. Они услышали крики кайова, топот копыт... и вдруг вся стрельба стихла, и кайова стали поспешно удаляться прочь от их дома. Некоторое время они ещё видели группы всадников, которые становились всё меньше, пока не растворялись целиком в ночной темноте, но вскоре все всадники исчезли из виду, и местность вокруг их дома стала совершенно пустой. Никто больше не издавал воинственных кличей, не стрелял из ружей и не пускал стрелы. В прерии воцарилась полная и почти пугающая тишина.

Всё время, что они вели бой с превосходящими силами кайова, Матильда крепко спала. Не проснулась она и тогда, когда в небе взошла луна, осветившая всё вокруг.

Кассиус и Энди выглянул в окно и увидели, что труп Потерянной Птицы исчез. Очевидно, кайова забрали его с собой. Рядом с их домом вообще не лежало ни одного трупа, хотя, по их подсчётам, они сумели убить или по крайней мере серьёзно ранить ещё троих индейцев. Энди считал, что ему также удалось задеть Сета, хотя Кассиус придерживался противоположного мнения.

Убедившись, что они совершенно одни и им никто не угрожает, Кассиус с Энди принялись лихорадочно чинить разбитые окна и ставни. Им было не так уж легко делать это в неверном призрачном свете луны, но в конце концов они справились с этой задачей.

Теперь им всем снова оставалось только одно — ждать.

У Кассиуса было приподнятое и даже дерзкое настроение, потому что им удалось удачно выдержать полномасштабную осаду индейцев, не получив при этом ни единой царапины.

— Вы видите, как легко всё прошло? — приговаривал он. — Ясно, что индейцы просто не понимают, как успешно осаждать тех, кто прячется за стеной и отстреливается оттуда. Сегодня они уже понесли значительные потери. То же самое ожидает их и в следующий раз, если они вздумают нападать на нас. Милости просим! Патронов у нас хватит. Вопрос, хватит ли у них людей?

Кассиус не удержался и рассказал им про случай, который, как говорили, произошёл совсем недавно, в июне этого года. Двенадцать охотников во главе с Билли Гибсоном отправились охотиться на бизонов в район Адоуб-Уоллс. Они построили себе там небольшую избушку и набили большое количество бизонов. Но однажды они наткнулись на огромный отряд вооружённых индейцев, состоявший в основном из команчей, а также из кайова. Индейцев было не меньше 1600 человек. Командовал ими вождь Куанах. Увидев белых, индейцы немедленно бросились на них, рассчитывая смять и уничтожить их за какие-то минуты. Но охотники укрылись в избушке и стали отстреливаться. Битва продолжалась весь день и половину ночи. В результате горстка охотников убила не меньше пятидесяти индейцев, которые так и не смогли ничего сделать с людьми, засевшими внутри избушки. В конце концов индейцам пришлось отступить. Сами же охотники не пострадали. Лишь одного ранило в руку случайно залетевшей в избушку пулей. На остальных же не оказалось ни царапины.

— Это свидетельствует об одном: всё, что нужно для того, чтобы защититься от индейцев, — это стен! — с горячностью промолвил Кассиус. — Если ты укрылся за стенами, ты можешь больше не бояться этих краснокожих дьяволов. Я готов биться об заклад, что мы четверо сможем сколько угодно продержаться внутри нашего дома против целой тысячи индейцев — лишь бы у нас были запасы пороха и пуль. Вы же видите — эти дикари умеют сражаться только когда они сами сидят на лошадях и им противостоит противник, который тоже сидит на лошадях. А как только они сталкиваются с осадой стен, они немедленно пасуют.

Все молча выслушали Кассиуса. То, о чём он говорил, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вряд ли их положение было таким уж замечательным. Но, с другой стороны, им действительно удалось выдержать первую осаду индейцев. И теперь все, кто находился в доме Закари, поверили, что у них, похоже, есть шанс...

— Послушай, Кэш, а наши работники могут услышать всю эту пальбу и догадаться, что мы в беде? И попытаться прийти нам на помощь? — спросил Энди.

— Боюсь, что нет, — мрачно проговорил Кассиус. — Они слишком далеко. И ветер дует совсем в другую сторону. Должно случиться настоящее чудо, чтобы они услышали перестрелку. Да к тому же они занимаются в основном отелившимися коровами, которые бегают за своими телятами и при этом громко мычат. В таком бедламе вряд ли что-то можно услышать... — Он посмотрел на Джорджию: — А как насчёт твоих братьев, Джорджия? Как ты думаешь, они станут тебя искать? Ведь тебя уже так долго не было дома...

— Наверное, — кивнула Джорджия Роулинс. — Но, боюсь, они спохватятся только завтра. Да и то ближе к вечеру. Только тогда они поймут, что меня действительно очень давно не было дома и, наверное, предпримут какие-то усилия, чтобы найти меня...

— Хорошо бы, — протянул Кассиус. — Любая помощь со стороны пришлась бы нам как нельзя кстати.

Рейчел, прислушивавшаяся к их разговору, промолчала. Все её надежды были лишь на возвращение Бена. Если бы он оказался здесь, они были бы спасены. Возможно, он уже на пути к ним... Надо лишь немного подождать. «Бен, Бен, почему тебя нет с нами?» — подумала она. По всем прикидкам, ему было уже пора возвращаться.

Девушка неожиданно вздрогнула, точно на неё напал озноб. Трагическая смерть Уильяма Закари, случившаяся четыре года назад на Уитч-ривер, доказывала, что мужчины из семьи Закари не всегда благополучно возвращаются домой из своих странствий...

Глава 36

Четверо человек, прятавшиеся внутри дома Закари, напряжённо ждали нападения индейцев, но ничего не происходило. Прошло уже три часа, а за стенами дома не было слышно ни звука.

— Думаю, что они решили не нападать на нас сейчас. А дождаться предрассветного часа, и ударить именно тогда, — медленно проговорил Кассиус. — В это время все люди — наиболее сонные... поэтому лучшего времени для нападения, наверное, не придумать. Я полагаю, именно в этом и состоит их план. — Он обвёл глазами Энди, Рейчел и Джорджию: — Нам надо немного поспать, чтобы накопить силы, а самое главное — чтобы быть свежими к этому моменту. Давайте сделаем так: я пока подежурю, а вы все трое поспите.

Но никто его не послушал. Все были слишком возбуждены и взволнованы, чтобы заснуть. И хотя Энди, и Рейчел, и Джорджия прекрасно понимали, что это только на руку врагу, который специально добивается, чтобы они бодрствовали всю ночь и чтобы к утру они почувствовали себя неважно, они ничего не могли с собой поделать. Как они ни старались хотя бы немного расслабиться, ни один из них не мог сомкнуть глаз.

Где-то около часа ночи с северной стороны послышался ружейный выстрел. Пуля расщепила угол окна. Через десять минут выстрел раздался со стороны Реки Пляшущей Птицы. На этот раз пуля засела во входной двери. Ещё пару часов хаотичные выстрелы звучали с разных сторон. Кассиус, Энди, Рейчел и Джорджия понимали: индейцы стреляют не на поражение, а только лишь для того, чтобы не давать им уснуть и атаковать на рассвете.

Перед самым же рассветом обстрел прекратился. Наступила абсолютная тишина. Теперь кайова надо было другое: чтобы измученные защитники дома уснули. Тогда им будет удобнее всего напасть на них, спящих.

Но никто не спал. Несмотря на то, что все были порядком измучены, с первым признаком рассвета все заняли свои боевые позиции и стали напряжённо ждать. Кассиус и Энди, изо всех сил напрягая глаза, вглядывались в рассветную дымку, дремлющую в последних мгновениях тьмы там, где текли воды Реки Пляшущей Птицы, но не могли разглядеть там ни одного индейца.

Вскоре стало уже достаточно светло. Солнце ещё не взошло, но диск его уже вышел из-за горизонта и зажёг восточную часть неба розовой зарей. Но в прерии ничего не происходило. Вот уже по небу разостлался огромный золотой ковёр солнца, а вокруг их дома стояла полная тишина. Никто не собирался на них нападать. Кайова снова обманули их.

С рассветом проснулась и Матильда. Она чувствовала себя гораздо лучше. Джорджия заставила её выпить несколько ложек целебного отвара, и Матильда легко проглотил его и её не стошнило. Все так обрадовались этому неожиданному улучшению, что даже не стали спорить с Матильдой, когда та снова стала говорить о том, что у неё, видимо, просто случилось несварение желудка. Главное, что ей сейчас стало лучше...

Несмотря на то, что тёплый солнечный свет раннего утра и полная тишина вокруг внушали иллюзию того, что они уже в безопасности, Кассиус продолжал с неослабевающим настороженным вниманием осматривать окрестности, ожидая внезапного нападения индейцев. Он не позволил Рейчел разогреть на завтрак пищу и настоял на том, чтобы они снова позавтракали одними холодными бутербродами, опасаясь, что, стоит им только сесть за стол и приступить к еде, как индейцы неожиданно нападут.

Наскоро позавтракав, они снова принялись ждать. Томительно текли минуты и часы ожидания. Всё окутывала тяжёлая, давящая тишина. Нервы людей натянулись до предела. Наконец, не выдержав, Кассиус распахнул дверь, выбежал из дома и встал прямо напротив двери, сжимая в руках ружьё.

Но ничего не произошло и на этот раз. Никто не выстрелил в него. Вокруг всё было по-прежнему тихо.

Недоумевая, что же всё-таки происходит, Кассиус вывел из дома своего коня, запрыгнул на него и поскакал к Реке Пляшущей Птицы. Спешившись с коня, он позволил ему напиться. В это время Энди и двое девушек стояли с ружьями наготове у бойниц, готовые немедленно открыть огонь, чтобы прикрыть Кэша. Но этого не потребовалось.

Всё это было очень странно. Была и ещё одна странность: судя по всему, индейцы не тронули ни одну из лошадей, которые находились в загоне. Это было удивительно, ведь обычно они никогда не упускали случая разграбить имущество белых, и в первую очередь — угнать их лошадей.

Кассиус въехал на гребень небольшого холма перед домом и, приложив ладонь козырьком к глазам, стал осматривать окрестности. Внезапно его глаза сузились, и он быстро вернулся к дому.

— Я видел облако пыли, — сказал он, вернувшись. — Движется прочь от нас, в западном направлении. Судя по всему, это те самые индейцы, которые вчера пытались осаждать наш дом. Похоже, что они возвращаются восвояси.

— Не может быть, — прошептала Рейчел.

Кассиус пожал плечами:

— И тем не менее это так. Есть только одна странность...

— Какая же?

— Пыль слишком большая для такого количества всадников. Их же было всего пара десятков, и к тому же мы уложили нескольких из них. А глядя на это облако пыли, создаётся впечатление, что скачет не меньше полусотни, а то и сотни человек. — Он закусил губу. — Такое впечатление, что они специально поднимают пыль. Индейцы умеют это делать — для этого они привязывают к хвостам лошадей длинные ветки и заставляют волочить их за собой по земле.

— Но зачем им это? Какова цель этого представления?

Кассиус задумался, и медленно произнёс:

— Цель может быть только одна. Обмануть нас. — Его глаза снова сузились. — Заставить нас поверить в то, что они уходят. В то время как это — всего лишь манёвр. Лично я не вижу никаких других объяснений.

— В любом случае, Кассиус, даже если они специально привязали к хвостам своих лошадей ветки и тащат их за собой по земле, они делают это в двенадцати милях от нас, как ты сказал, — нетерпеливо бросила Джорджия. — А это значит, что поблизости от нас их нет. Это означает, что я могу воспользоваться этой возможностью и вернуться домой до того, как моя мать выйдет из себя. Матильде, судя по всему, гораздо лучше, и моё присутствие здесь больше не требуется. Думаю, мне надо седлать лошадь и ехать домой. Ты согласен?

Кассиус опустил голову. Если бы на них напал команчи, он не испытывал бы таких колебаний. Команчи были храбрыми и безжалостными воинами, но при этом достаточно прямолинейными и примитивными. Их действия и тактику можно было довольно легко предвосхитить и предсказать. Совсем другое дело кайова. Никакие другие индейские племена не могли сравниться с кайова по своему коварству и непредсказуемости. И даже если в отряде из ста команчей оказывалось всего пара кайова, это делало такой отряд как минимум вдвойне опасней.

Поэтому, если кайова и делали что-то, то самым логичным было предположить, что они делали это лишь для отвода глаз, для того, чтобы обмануть и перехитрить своих противников. И если огромный столб пыли, который можно было наблюдать западнее, указывал на то, что они решили ретироваться, то самым логичным было предположить, что на самом деле они лишь совершали обходной манёвр, готовясь напасть на дом семьи Закари с другой стороны. Скорее всего, они совершали его для того, чтобы предпринять настоящую атаку на их дом. Атаку, по сравнению с которой то, что происходило накануне ночью, было всего лишь предварительной разведкой. И эта полномасштабная настоящая атака, скорее всего, должна была последовать с первыми сумерками.

Это означало лишь одно: для того, чтобы отстоять дом, следовало задержать Джорджию здесь. Сейчас, когда каждая пара рук, которая могла держать ружьё, была исключительно важна, недопустимо было отпускать девушку. За то время, что они сражались с индейцами, она уже приобрела неоценимый боевой опыт, она теперь точно знала, где ей находиться и что делать в случае нападения, и с её помощью они могли рассчитывать на то, чтобы отбить и эту следующую атаку. Без неё же их шансы выстоять становились как никогда призрачными.

Но, с другой стороны, Кассиус прекрасно понимал, что если Джорджия решила уехать к себе домой, у него не было никакой возможности удержать её здесь. Никакой возможности и никакого права. Она уже оказала им огромную услугу — отбила вместе с ними ночное нападение индейцев, рискуя при этом своей жизнью. Матильда поправилась. Нет, удержать Джорджию против её воли было невозможно. С этим следовало смириться и попытаться найти какой-то другой выход.

Кассиус ещё ниже опустил голову. В условиях, когда Джорджия должна была уехать и они не могли более рассчитывать на неё, оставался только один выход. Этот выход был атаковать самим, пытаясь перехватить инициативу. Они не могли, как крысы, бесконечно сидеть в этой норе и ждать, когда индейцы соизволят что-то предпринять. Им надо было самим делать что-то, навязывать индейцам свои действия — и побеждать. Теперь, когда Кассиус имел практический опыт противостояния индейцам, он был абсолютно убеждён в этом. Кто-то сказал: «Навяжи противнику сражение, и ты навяжешь ему и условия мира». Он не помнил, кому именно принадлежали эти слова, но как же они были верны!

Постепенно в голове Кассиуса созрел новый план. Дерзкий и смелый. План, опираясь на который, можно было не только одолеть индейцев, но и продиктовать им новые условия мира — те, которые бы устраивали Закари. Которые устроили бы их на многие годы вперёд. Но Кассиус не хотел делиться своим планом ни с кем. Слишком часто его критиковали за идеи, которые казались другим неосуществимыми и слишком рискованными. Он не хотел, чтобы это произошло и сейчас. Поэтому он решил просто попытаться осуществить свою идею, не спрашивая никого и ни с кем не консультируясь. Пусть остальные лучше сразу увидят результаты его плана, и оценят их...

Поэтому Кассиус не стал переубеждать Джорджию, стараясь уговорить её остаться в их доме.

— Ты можешь вернуться домой, если хочешь, — сказал он. — Я поеду провожу тебя. Так будет безопаснее.

— Подожди, Кассиус, — растерянно посмотрела на него Рейчел. — Если ты уедешь, значит, мы останемся здесь одни?

— Только до обеда. Я вернусь самое позднее к обеду или же сразу после него, — попытался успокоить её Кассиус. — Вы же пока тщательно запритесь и глядите в оба. Я скоро вернусь.

Рейчел опустила глаза. Ей казалось, что она чувствовала, что Кассиус что-то задумал. И что желание проводить Джорджию — не более чем предлог для того, чтобы вырваться из дома и осуществить какой-то дерзкий план. Но у неё не хватало ни сил, ни мужества прямо спросить Кассиуса, так ли это, и добиться от него прямого ответа. Поэтому она промолчала.

Перед тем как уехать вместе с Джорджией, Кассиус зашёл в комнату матери, чтобы проверить, как дела у Матильды. Матильда опять крепко спала. Судя по всему, кризис миновал, и она была вне опасности. Он легонько коснулся пальцами её лица, стараясь не разбудить её, и тихо вышел.

Оседлав лошадь для себя и для Джорджии, Кассиус вместе с девушкой поскакал к дому Роулинсов. Вскоре они оба скрылись из вида.

Глава 37

С наступлением утра над прерией повис слепящий диск солнца, знойного даже в это раннее время. Вся прерия словно вымерла, точно спряталась от жаркого солнца. Тишина и зной висели над ней. Противоположный берег Реки Пляшущей Птицы был едва различим, даль над наполовину высохшим руслом плыла и дрожала в знойном мареве. Густой, липкий, похожий на жидкое стекло воздух повис над раскалённой землёй. Слышен был только неистовый стрекот цикад.

Рейчел и Энди передвигались по дому босиком. Энди снял с себя рубашку и майку, на нём остались только брюки, а Рейчел ходила в одном простом лёгком ситцевом платье, и всё равно им было очень жарко.

Поскольку они держали все окна и ставни плотно закрытыми и уже давно не готовили никакой пищи, в доме не было видно ни одной мухи, хотя обычно в это время несколько десятков мух жужжали в каждой комнате. Может быть, мух также выгнала едкая пороховая гарь, которая висела в воздухе.

Проснувшись, Матильда слабым голосом попросила, чтобы кто-нибудь подошёл к ней. Энди и Рейчел переглянулись.

— Я пойду к ней. А ты сторожи у окна, — сказала девушка.

Но когда Матильда увидела её, она спросила:

— А где же Энди?

— Он сторожит у окна, — ответила Рейчел.

— Я хочу, чтобы он тоже подошёл, — сказала Матильда. — Пожалуйста!

Энди вошёл в спальню. Вдвоём они стали у постели матери и взяли её за руки — каждый со своей стороны.

Лицо Матильды было бледным и совершенно бескровным — таким, каким оно бывает у тех, кто болеет уже очень долгое время. Она не могла говорить громко, её голос был близок к шёпоту, но мысль работала чётко.

— А где же Кассиус? — спросила она.

— Он поехал провожать Джорджию, которая решила вернуться домой.

— Значит, бой окончен. По крайней мере пока.

Энди кивнул:

— Похоже на это.

— Будьте очень внимательны, — предупредила их Матильда. — Индейцы часто возвращаются обратно, чтобы нанести повторный удар.

— Все двери и окна плотно заперты, мама, — сказал Энди. — И мы не спускаем глаз с окрестностей. А вскоре должен вернуться Кэш. Тогда нас будет уже трое.

— Не забывайте про подвал, где хранятся овощи. Индейцы могут попытаться проникнуть в дом через него. Для этого им достаточно лишь немного подрыть землю. Следите за этим, прошу вас.

— Мы будем обязательно следить за всем этим, мама, — сказала Рейчел. — А сейчас тебе лучше отдохнуть.

Но Матильда не отпускала их руки.

— Возможно, когда индейцы нападут снова, меня уже не будет с вами. Со мной происходит что-то нехорошее... я чувствую, что моя смерть близка. Если я умру...

— Нет, нет! Этого не должно произойти! — закричала Рейчел.

— Я не боюсь смерти, — сказала Матильда. — Мне просто не хочется покидать вас. — Её губы задрожали, но лишь на мгновение. Справившись с минутной слабостью, она ровным голосом продолжала: — Но, возможно, мне это предстоит. Очень скоро. Если это случится, вы не должны страшиться моего мёртвого тела. Да, оно всё станет твёрдым и очень холодным, но это буду уже не я. Это будет что-то другое, что-то ненужное — вроде старого тряпья. Вы же должны помнить меня молодую и здоровую, помнить меня живую и весёлую и думать обо мне именно так. И знайте, где бы я ни оказалась, я всегда буду любить вас. Всегда и везде, любить всем свои сердцем. Пожалуйста, не уходите пока. Не оставляйте меня одну. Пока...

Она на мгновение закрыла глаза. На её лбу выступили крошечные капельки пота. Это говорило о том, что Матильда испытывает сейчас сильнейшую боль, хотя само лицо её оставалось при этом почти спокойным.

Она открыла глаза, и её голос зазвучал почти с прежней силой... почти так же, как он звучал всегда:

— Однажды, когда вам самим придёт пора помирать, я хочу, чтобы вы вспомнили, как всё было, когда вы сами появились на свет... когда вы были совсем маленькими. Ваша мама ждала вас, ждала вашего появления... она шила одежду для вас маленьких и готовилась к тому, чтобы вы появились на свет... она ждала этого момента, ждала, когда вы родитесь, и она сможет начать заботиться о вас...

Матильда медленно переводила свой взгляд с Рейчел на Энди обратно. Сейчас она уже не думала о том, что Рейчел на самом деле не была её родным ребёнком... нет, сейчас она думала о Рейчел, как о своей собственной дочери.

— И тогда всё это произойдёт вновь. Ваша мама снова будет ждать вас, ждать на небесах, чтобы опять позаботиться о вас, вы снова будете там со мной, и я опять буду с вами, и снова буду любить вас, и всё будет хорошо. Поэтому вы должны думать об этом времени, как о новом счастливом будущем. И не должны бояться его.

Энди мягко произнёс:

— Я не буду бояться этого, мама.

Рейчел не могла вымолвить ни слова. Комок стоял у неё в горле.

Матильда улыбнулась им слабой нежной улыбкой, улыбкой, в которой не было ни горечи, ни грусти, и закрыла глаза. Энди и Рейчел разжали свои руки, и тонкие прохладные пальцы Матильды выскользнули из них.

Они переглянулись и тихо вышли из спальни.

— Может быть, нам стоит разогреть то целебное питьё, которое сварила для неё Джорджия, и дать ей попить? Может быть, так ей будет лучше? — шёпотом спросила Рейчел.

Энди опустил голову.

— Я не знаю, — вымолвил он наконец. — Честно, не знаю...

Солнце между тем забиралось всё выше и выше. В конце концов оно повисло прямо у них над головами. По всему небу разлилось его нестерпимое обжигающее сияние. И вдруг они увидели огромных всадников, которые плыли прямо в небе.

Летом в этой местности можно было нередко наблюдать различные миражи, особенно когда жара становилась совсем нестерпимой. Обычно люди наблюдали миражи в виде призрачных озёр воды, которые переливались серебром где-то далеко на горизонте. Порой можно было увидеть, как по этому «озеру» бредёт одинокий гигантский ковбой. Иногда в прерии можно было увидеть гигантских антилоп, которые будто бы брели по небу на водопой, и таких же огромных бизонов. А иногда в небе вдруг появлялись странные животные, которые вообще не водились в прерии и которые походили на внезапно оживших духов тех огромных древних животных, чьи кости ковбои порой находили в высохших руслах рек и среди горных осыпей и которые намного превосходили по своим размерам всех тех зверей, которых можно было сейчас встретить на просторах Техаса. Картинки с изображениями этих доисторических животных можно было найти в некоторых учёных книгах. Там можно было увидеть поросших густыми косматыми волосами мамонтов, которые когда-то передвигались большими стадами по Техасу, и древних ящеров, которые водились здесь ещё раньше. Индейцы, которым тоже попадались эти немыслимых размеров кости, суеверно боялись их, считая, что они принадлежат мифическому животному — Огромной Сове, пожирательнице людей, которая давным-давно существовала здесь и успела съесть немыслимое количество человеческих существ до того, как сама погибла.

Но тот мираж, который можно было наблюдать в небе над прерией сегодня, совершенно не походил на то, что люди могли видеть здесь когда-либо прежде. Первым его увидел Энди и потрясённо замер, не в силах вымолвить ни слова. Лишь через некоторое время он смог собраться с силами и слабым голосом позвать Рейчел.

Выбежав из дома, Рейчел увидела, как по всему небу с востока на запад протянулась вереница огромных всадников. Всего их было десять. Всадники медленно появлялись с восточной стороны небосклона, тихо проплывали по небу и исчезали на западе. Лучше всего можно было рассмотреть тех огромных всадников, которые оказались в середине. Всадники были очень похожи на индейцев, потому что в руках у них можно было различить характерные для индейцев раскрашенные щиты. Эти всадники ещё несколько минут неслись по небосклону, пока последний из них не исчез на западе, и небо вновь не расчистилось.

И Энди, и Рейчел слышали о том, что подобные вещи иногда случаются, но всё равно, увидев всё это своими собственными глазами, они были потрясены. Чтобы как-то приободрить Энди, Рейчел хотела было сказать ему, что во всём этом на самом деле нет ничего необычного, что подобные вещи время от времени случаются, и являются естественными природными феноменами, но так и не смогла заставить себя произнести ни слова, поскольку сама была так напугана и взволнована увиденным, что слова невольно застревали у неё в горле. То, что она только что увидела, показалось ей страшным предзнаменованием каких-то немыслимых бед, которые ждали их впереди. Это был не внезапно оживший плод какой-то безумной фантазии, а предвестник ужасных событий, которые им уготовил рок и которые они были бессильны избежать.

Вскоре после того, как страшный мираж исчез с небосвода, из комнаты Матильды послышался ужасный крик. Рейчел и Энди немедленно бросились туда и увидели, что Матильда наполовину сползла с кровати и должна была упасть на пол. Они с трудом подняли её и уложили обратно на кровать. Но она словно не почувствовала этого. Она смотрела в потолок остекленевшими глазами, и дышала часто и очень тяжело, с каким-то жутким присвистом. Рейчел посмотрела на Энди, и прочла в его глазах то же самое, о чём подумала сама: было уже слишком поздно пытаться дать Матильде то целебное питьё, которое приготовила Джорджия. Похоже, шанс спасти Матильду был уже упущен...

Они медленно вернулись в гостиную. Теперь им ничего не оставалось делать, как осматривать окрестности в поисках индейцев и молиться о том, чтобы те так никогда и не появились возле их дома.

Для того чтобы лучше видеть, что происходит на местности, Рейчел и Энди осматривали её через оптический прицел старого ружья, который Уильям Закари использовал для охоты на бизонов и который служил именно сейчас вместо подзорной трубы. Но ничего подозрительного они так и не увидели.

Потом Рейчел легла прямо на пол и стала осматривать прилегающую к самому дому местность сквозь бойницы, расположенные у самого пола. Но и здесь она не сумела разглядеть ничего необычного или настораживающего. Всё было совершенно спокойно.

— Всё спокойно, — сказала она Энди.

— У меня тоже всё спокойно, — откликнулся он.

Рейчел закрыла на некоторое время глаза, давая им отдохнуть. Затем она снова стала внимательно осматривать местность. И вдруг она заметила нечто необычное в районе большого тополя, который рос на берегу Реки Пляшущей Птицы.

— Энди, — еле слышно позвала она брата.

Энди тут же подошёл к ней, неслышно ступая по полу босыми ногами.

— Посмотри туда, Энди. В районе большого тополя. Видишь?

Энди прищурился и внимательно оглядел местность. Но по его лицу Рейчел поняла, что он ничего так и не заметил.

— Ты видишь эту ветку, которая торчит из песка и ила у самого берега? — подсказала она ему. — Видишь или нет?

Глаза Энди сузились ещё больше. Наконец он кивнул Рейчел:

— Да, я вижу её.

Рейчел заговорила, нервно кривя губы:

— Эта ветка вся усыпана листьями. Но ты же знаешь, что все листья на тополе были объедены кузнечиками. Эти ветки до сих пор стоят голые. Значит, эта ветка с листьями не могла упасть вниз с самого тополя. Кто-то принёс её... принёс издалека. — Она сделала паузу и обречённым голосом закончила: — Думаю, ты можешь легко догадаться, кто мог это сделать.

— Да, — кивнул Энди. — Я догадываюсь, кто мог принести эту ветку сюда.

Рейчел побледнела:

— Это означает, что они уже где-то рядом. Где-то совсем неподалёку от нас. — Она закусила губу: — Может быть, они уже везде вокруг нас. Наблюдают за нами. Смотрят во все глаза. Дожидаются, когда наступит удобный момент для того, чтобы напасть на нас.

— Да, наверное, это так, — протянул Энди. Он старался не смотреть на сестру. — Скорее всего, они где-то рядом. Просачиваются сюда по одному, по двое или трое. — Он потёр подбородок. — Это очень плохо. Может быть, это даже хуже, чем ты думаешь, потому что вся наша надежда на спасение состоит сейчас в том, что Кэш не просто отвёз Джорджию в дом Роулинсов, но и помчался сразу после за нашими работниками, которые находятся сейчас на дальних пастбищах.

— Да, я тоже надеюсь на это... — слабым голосом сказала девушка.

— И теперь представь себе, что все эти люди с Кэшем во главе во весь опор несутся сюда к нам на выручку. Что в этом случае означает эта ветка? — Энди махнул рукой в сторону тополя на берегу Реки Пляшущей Птицы. — Да то, что там все они попадут в засаду, вот что!

В комнате воцарилось тягостное молчание. Рейчел до боли стиснула руки.

— Надо что-то делать. Нам надо как-то предупредить Кэша о том, что индейцы находятся рядом. Что они везде вокруг нас. Иначе...

— Да, иначе ему не сносить головы. Но как мы можем предупредить его? — протянул Энди.

— Мы можем подать ему дымовой сигнал. Знаешь, как это делают индейцы? — Глаза Рейчел неожиданно заблестели. Эта мысль показалась ей очень своевременной и крайне удачной. — У нас здесь есть и хворост, и ветки, и материя и старые одеяла, которые мы можем намочить и использовать для того, чтобы давать больше дыма... для того, чтобы мы могли чередовать дымовые сигналы — делать дым то густым, то еле видимым... Энди, это просто замечательная идея!

— Да, но, боюсь, Кэш не оценит её, — сухо заметил Энди. — Не забывай, Рейчел — он считает нас совсем маленькими. И не способными на то, чтобы правильно оценить ситуацию, а уж тем более пуститься на такую хитрость. Увидев дым, Кэш просто подумает, что наш дом горит, что индейцы как-то сумели поджечь его, и во весь опор помчится сюда к нам на помощь. Поэтому вместо того, чтобы предупредить его об опасности, мы сделаем так, что он на полной скорости влетит в приготовленную ему индейцами ловушку. — Он тяжело вздохнул: — Нужно придумать какой-то другой способ.

Рейчел опустила голову. Плечи её поникли.

— Мне ничего не приходит в голову, — едва слышно произнесла она.

— Надо думать, сестра! — сказал Энди. — Надо думать! — Он с силой потёр лоб. — Давай поставим себя на место Кассиуса. Да и на место любого другого человека. Как именно он сможет понять, что рядом с нашим домом — индейцы? — Он вдруг хлопнул себя по лбу и просиял: — Как же я раньше не догадался! Как всё просто!

— Что ты придумал, Энди? — воскликнула Рейчел.

— Всё очень просто, сестрёнка. — Энди с победным видом смотрел на неё. — Любой сразу поймёт, что рядом с домом находятся индейцы, если только услышит звуки выстрелов. Это сразу подскажет любому, подскажет безошибочно и однозначно, что на этот дом напали краснокожие. А значит, они находятся где-то рядом с домом.

— Ты действительно так считаешь? — протянула Рейчел, хотя логика брата уже убедила её.

— Да, Рейчел. Думаю, единственный сигнал, который Кассиус поймёт правильно и который сразу подскажет ему, что индейцы находятся рядом и что он должен быть настороже, чтобы не попасть к ним в лапы, — это звуки выстрелов.

— Значит, нам придётся стрелять...

— Да. Стрелять всё время. И стрелять так, чтобы это было похоже на звуки настоящего боя, — подтвердил Энди.

— Для того чтобы стрелять всё время, и стрелять так, чтобы это было чётко слышно издалека, нам надо делать это через определённые промежутки времени, — сказала Рейчел. — Я не хочу использовать для этого наши настенные часы — их стук будет постоянно сбивать нас с толку и мешать нам сосредоточиться. Я думаю, нам надо использовать наши кухонные песочные часы — те самые, которые мы всегда использовали для измерения времени при варке яиц.

— Отличная идея, — пробормотал Энди. — Песочные часы — бесшумные... они не будут нас никак отвлекать. — Он принёс часы и поставил их на стол.

Они оба смотрели, как струйка песка начала медленно просыпаться сверху вниз. — Мне кажется, лучше всего делать один выстрел на каждые три поворота этих часов. Как ты думаешь?

Рейчел кивнула в знак того, что она согласна.

Они приготовили ружья и посмотрели друг на друга.

— Ты готова? — спросил Энди.

— Готова, — откликнулась девушка.

Энди высунул ружьё в окно и сделал первый выстрел. После того как в комнате развеялась пороховая гарь, они оба приникли к окну, чтобы посмотреть, как прореагируют на это индейцы. Но никого не было видно. Как повели себя индейцы, было непонятно. Энди пожал плечами:

— Нам не остаётся ничего, как продолжать стрелять дальше.

Он выждал условленный промежуток времени и, перевернув песочные часы в четвёртый раз, выстрелил. Они опять осмотрели местность перед домом и вокруг него, надеясь увидеть какие-то признаки реакции индейцев, и снова ничего не увидели. Им оставалось только стрелять дальше в надежде, что либо Кэш услышит их, либо индейцы как-то проявят себя.

Они произвели ещё четырнадцать выстрелов. Солнце должно было зайти за горизонт уже через час. Ветка с зелёными листьями по-прежнему торчала из земли у корней огромного тополя. Правда, из-за жары все листья сильно пожухли, некоторые из них свернулись в трубочки. Индейцы так и не проявили себя. А Рейчел всё больше беспокоилась о том, что они просто зря тратят патроны, которых у них оставалось не так уж и много.

— Послушай, Энди, — кусая губы, сказала она, — ты же видишь, как быстро мы расходуем порох. Ты представляешь, что получится, если окажется, что мы ошиблись?

— Ты не права, — покачал головой Энди. — Как же мы можем ошибаться? Это просто невозможно.

Рейчел вздохнула:

— В конце концов мы начали заниматься всем этим только потому, что я увидела какую-то ветку. Одну-единственную ветку с листьями, которая торчала из земли. И всё.

— Если ты увидишь один-единственный след медведя, это всё равно будет с непреложностью означать, что здесь прошёл медведь.

— Да, но что, если...

— Тихо! Слушай! — Он подскочил к ближайшей бойнице и неподвижно замер, прислушиваясь.

Рейчел тоже стала прислушиваться, но так ничего и не услышала. Удивлённо покосившись на Энди, она тихо прошла в спальню.

Матильда по-прежнему спала. Её дыхание стало тише и спокойнее. И здесь, находясь в относительной тишине спальни, Рейчел наконец услышала то, о чём ей только что говорил Энди: отдалённые звуки ружейной стрельбы. Кажется, она также расслышала воинственные крики индейцев. Звуки отдалённого боя внезапно стали ещё более громкими, так, что она могла явственно слышать их, а затем вдруг полностью пропали.

— Это Кэш! — прошептал Энди, который влетел в спальню. — Это он только что сражался с индейцами где-то далеко отсюда!

— Нет, это не он! — возразила Рейчел. — Это, наверное, кто-то другой. — Но она говорила так не потому, что была уверена, а потому, что страстно хотела верить в то, что это был не Кэш, а кто-то другой. Потому что если с индейцами действительно сражался именно он, а потом все звуки сражения внезапно стихли, это означало лишь одно: им придётся оплакивать не только Кэша, но и самих себя.

После этого у Рейчел оставалась лишь одна надежда, которой она боялась поделиться даже с Энди: фанатичная надежда на то, что Бен всё-таки успеет к ним надежда на то, что он находится сейчас по пути к ним и с каждым часом подъезжает к ним всё ближе. Но она и сама прекрасно понимала, насколько призрачной и слабой является эта надежда...

Сделав над собой усилие, она повторила:

— Нет, это не Кэш. С Кэшем всё в порядке. Он обязательно вернётся домой. Он должен вернуться. И он вернётся...

Глава 38

Кассиус Закари лежал на дне высохшего ручья, стараясь хоть чуть-чуть отдохнуть и восстановить остатки сил. Его правая нога была сломана ниже колена. Перелом был ужасный — из ноги торчала сломанная кость, и всё, что он смог сделать, — это разодрать свою рубаху на лоскуты и кое-как перетянуть рану, чтобы иметь возможность отползти в безопасное место. А ползти ему пришлось очень, очень далеко.

Кассиус сломал ногу из-за того, что индейцы сумели подстрелить его лошадь. Получив пулю, лошадь споткнулась и увлекла его за собой. При этом она всей тяжестью своей туши рухнула ему на ногу. Но перед тем, как его лошадь оказалась убита, сам Кассиус получил стрелу в спину. Ему удалось ценой нечеловеческого усилия и боли вытащить её из спины, но при этом железный наконечник стрелы сломался и остался торчать где-то в районе поясницы, причиняя ему ужасную боль.

Всё тело Кэша представляло собой настоящий сгусток боли. Но он всё же надеялся, что ему удалось отправить на тот свет как минимум четырёх индейцев. Первого из них он поразил в тот момент, когда они обнаружили его и стали приближаться к нему, намереваясь взять его в плен. Мастерским выстрелом он уложил индейца наповал... правда, ему потребовалось для этого ни много ни мало шесть раз нажать на спусковой крючок, но всё же он наконец это сделал. Второго врага он сразил, выстрелив в него из ружья, когда лежал позади своего павшего коня и отстреливался из-за него, как из-за каменной стены. После этого он сразу пополз в сторону русла высохшего ручья, стараясь спрятаться там. Его раны сильно кровоточили, и он ничего не мог с этим поделать. Он оставлял кровавые пятна на земле на каждом шагу. Поняв, что он никак не может с этим совладать, он решил использовать это обстоятельство на свою пользу... если только это слово действительно звучало уместно в его ситуации. Кассиус решил прибегнуть к той же тактике, к которой порой прибегают раненые медведи. Он прополз ещё немного вперёд, а затем неожиданно для своих преследователей резко отклонился в сторону и незаметно пополз обратно. При этом он бросил на дно ручья в качестве приманки своё ружьё. У него всё равно уже кончились все патроны к нему, и ружьё ему только мешало. Приманка сработала: вскоре появился молодой индеец. Он прошёл по следу вперёд и наткнулся на ружьё. Как только он наклонился над ним, намереваясь поднять, чтобы взять себе, притаившийся почти над самой его головой Кассиус выстрелил в него из револьвера. Индеец упал замертво. Остальные индейцы, которые следовали за ним, тут же бросились врассыпную. Но Кассиус всё же успел поразить одного убегавшего индейца в спину. Он тяжело ранил его и надеялся, что краснокожий был к этому времени уже мёртв... Хотя, поскольку он только ранил его, и не мог точно удостовериться в том, что тот погиб, он не считал его в числе убитых. Четвёртого же индейца Кассиус убил, применив всё тот же хитроумный трюк с внезапным исчезновением. И, как ни были бдительны теперь краснокожие, они всё равно попались ему на удочку. Кассиус внезапно исчез из виду, но при этом сделал так, что индейцам показалось, что он прячется в густых зарослях кустов возле самого ручья. Краснокожие стали осторожно приближаться к этому месту, надеясь расстрелять его в упор, и в этот самый момент Кассиус, который прятался совсем в другом месте, выстрелил по ближайшему к нему индейцу из засады. Тот рухнул лицом вниз на пыльную землю, и остальные разбежались. Кассиус продолжал стрелять по ним, но, к сожалению, так ни в кого и не попал. Только зря растратил патроны. Барабан револьвера был пуст. Силы Кэша тоже были на исходе. Он пополз вперёд, но, преодолев всего лишь несколько дюймов, почувствовал, что выдохся. Но в голове у него всё равно билась одна-единственная мысль: «Ещё один краснокожий дикарь... ещё хотя бы один». Для того чтобы унести на тот свет ещё хотя бы одного индейца, ему надо было постараться самому перевоплотиться в индейца... постараться понять их образ мышления, проникнуть в их планы, понять, как и на что они будут реагировать, как будут действовать в этой ситуации, когда увидят его лежащим на дне ручья без единого патрона. Его мысли лихорадочно заработали, и он вдруг представил себе это так явственно, что, казалось, у него появились способности читать мысли индейцев. Теперь он знал, как ему действовать.

Кассиус прополз вперёд ещё несколько дюймов и замер, лёжа лицом вниз. Потом он незаметно сунул руку вниз и нащупал висевший у него на поясе охотничий нож — его единственное оружие. Больше у него ничего не было. Плотно обхватив рукоятку ножа пальцами, он стал ждать. Время тянулось томительно медленно, но Кассиус понимал, что, когда придёт момент действовать, ему придётся действовать без малейшего промедления.

Он почувствовал, что индейцы приближаются к нему ещё до того, как расслышал их шаги. Кассиус ждал, плотно закрыв глаза и стараясь не дышать. Индейцы медленно приблизились к нему и обступили его кольцом. Затем в спину ему воткнулась стрела. Потом ещё одна. Индейцы хотели удостовериться в том, что он действительно мёртв. Но Кассиус пока был ещё жив. Даже с двумя новыми стрелами в спине он всё ещё дышал — незаметно для краснокожих, судорожно сжимая в руке нож. Вдруг он почувствовал, как рука одного из индейцев схватила его за волосы и рывком подняла, чтобы срезать с него скальп.

Резко перевернувшись, Кассиус схватил воина, собиравшегося оскальпировать его, за запястье одной рукой, а другой со всей силы вогнал нож ему в живот. Затем повернул нож в ране, стараясь как можно больше расширить и углубить её.

В следующую секунду вся орава индейцев набросилась на Кассиуса, топча и нанося по его телу удары дубинками, топорами. И он провалился в забытье.

Глава 39

После того как Рейчел и Энди прекратили стрелять через каждые три поворота песочных часов, девушка, обеспокоенная тишиной, которая давно воцарилась в спальне, где лежала Матильда, приоткрыла дверь в спальню и прислушалась. Может быть, Матильда пыталась позвать их, а они не услышали, когда в помещении грохотали выстрелы?

Матильда по-прежнему лежала на кровати. Глаза её были закрыты. Она дышала так тихо, что её дыхания было почти не слышно.

Рейчел выскользнула из спальни. В её глазах застыло отчаяние. Похоже, круг замкнулся. Они снова были там же, где и вчера и позавчера — но только уже без всякой надежды на лучшее.

По мере того как солнце всё ниже опускалось к линии горизонта, в прерии становилось немного прохладнее. Рейчел и Энди почувствовали, как с северо-западного направления задул лёгкий ветерок. В любое другое время они обрадовались бы ему, потому что он сулил им избавление от чрезмерной дневной жары, но сейчас, наоборот, они проклинали его: этот ветер уносил прочь её остальные звуки, не позволяя им слышать то, что творилось на просторах прерии, не позволяя им услышать, что происходило сейчас с Кэшем, и не движется ли навстречу им какая-то помощь. Поэтому Рейчел и Энди, доведённые до отчаяния, проклинали и этот ветер, и все силы природы, которые в этот момент, казалось, были настроены против них.

На то, что кто-то успеет прийти к ним на выручку, рассчитывать не приходилось. Во всяком случае, в эту ночь. И тогда Рейчел с Энди решили привести в порядок своё оружие и проверить, сколько у них осталось боеприпасов. Это было самым важным, ведь им приходилось рассчитывать только на свои силы и на своё оружие.

Пороха у них оставалось по-прежнему немало. Но, к сожалению, они оба знали, как быстро редеют эти запасы, когда приходится вести по-настоящему ожесточённый бой с противником.

— Нам надо что-то делать, — мрачно заметил Энди. — С порохом у нас всё в порядке, а вот с пулями... — Он покачал головой: — Если индейцы по-настоящему насядут на нас, пули у нас закончатся первым делом.

— Всё ясно. — Рейчел кусала губы. — Надо отлить новые пули. Чем быстрее, чем лучше.

— Точно, — пробормотал Энди. — Где у нас лежат свинцовые чушки для того, чтобы отливать пули? Не помнишь?

Рейчел покачала головой.

— Хорошо, я буду искать их, а ты пока разведи огонь пожарче и приготовь металлические формочки для отливки пуль, — попросил Энди.

Рейчел сделала то, что он просил. Но все усилия Энди, пытавшегося отыскать свинец для отливки пуль, оказались напрасны: его нигде не было видно. Видимо, его просто успели весь израсходовать...

Энди наконец решил:

— Надо сбегать в сарай, где хранятся сёдла и вся наша упряжь... я точно помню, что там где-то валялись куски свинца.

Он шагнул к двери, но Рейчел опередила его. Она первой подбежала к двери и загородила её своим телом.

— Нет, Энди, нет! Я не выпущу тебя из дома! Ты не смеешь оставлять меня здесь одну!

— Но это наш единственный шанс...

— Там всё равно ничего уже давно нет! И не может быть! Индейцы наверняка всё там разграбили. И первым делом утащили весь свинец.

Энди хмуро выглянул в окно, но был вынужден признать, что Рейчел права. Дверь в сарай, где хранилась конская упряжь, висела на одной петле. Индейцы действительно уже успели побывать там. И наверняка утащили оттуда всё, что могло представлять хоть какую-то ценность, в том числе, конечно, и свинец.

— Хорошо, — пробормотал Энди и, опустившись на колени, полез под свою кровать. Оттуда он вытащил потёртый сундук, в котором хранились его старые детские вещи. Когда Энди начал извлекать их оттуда, на глаза Рейчел невольно навернулись слёзы. Перед ней точно разворачивалась вся картина далёкого детства Энди. Она увидела старую самодельную куклу, которую сделала для Энди мама и с которой он ложился спать вплоть до пятилетнего возраста, пока наконец не решил, что ему как мужчине не подобает спать с куклой. Но Рейчел видела, что при этом он так и не решился выбросить старую куклу, сделанную для него руками матери, и у неё сжалось сердце...

На самом дне сундука Энди лежали игрушечные солдатики. Эти ярко раскрашенные фигурки из свинца были куплены специально для Энди отцом после одной удачной продажи скота на рынке в Уичите. Тогда Уильям Закари купил Энди целую коробку солдатиков. Со временем часть из них потерялась, но остальных Энди бережно хранил у себя под кроватью.

Он захватил целую горсть солдатиков и закричал:

— Рейчел, раздувай огонь! Будем плавить солдатиков!

Пока Рейчел раздувала огонь, Энди выгреб из сундука всех оставшихся игрушечных солдатиков. Высыпав их в плавильную форму, он с удовлетворением кивнул Рейчел:

— Ну вот, сейчас у нас будет много пуль...

Рейчел было жаль маленьких раскрашенных солдатиков. Они были такие красивые... Заметив, что один солдатик случайно упал под стол, она незаметно забросила его подальше, а когда Энди отвернулся, быстро наклонилась и спрятала солдатика в подол юбки. Ей хотелось сохранить хотя бы одного несчастного свинцового солдатика...

В тот самый момент, когда Энди начал разливать в формочки расплавленный свинец, снаружи вдруг тревожно и часто забили индейские барабаны. Рейчел похолодела. Значит, сбылись самые худшие её предположения. Индейцы были уже рядом и готовились к тому, чтобы взять их дом приступом.

Барабаны били всё громче. Казалось, ими всеми управляет одна огромная невидимая рука — так удивительно слитно и слаженно они звучали. Устрашающий звук закончился одним мощным громоподобным ударом, после чего барабанная дробь на мгновение стихла, чтобы тут же начаться снова. Сначала барабаны звучали тихо, но затем, с каждой минутой, всё громче и громче, пока всё не закончилось вновь этим страшным громоподобным ударом. За ним последовала томительная пауза, после чего барабаны зазвучали опять.

Рейчел бросила взгляд на Энди. Он был нахмурен и сосредоточен. Его руки двигались быстро и ловко, разливая свинец по формочкам, выравнивая готовые пули, готовя новую порцию расплавленного свинца. На неожиданный барабанный бой индейцев, окруживших их дом, он прореагировал лишь тем, что его движения стали ещё более быстрыми. Он торопился успеть закончить всё к тому моменту, когда придётся отстреливаться из всех видов оружия, какое у них только было.

— Пока я занимаюсь здесь пулями, пойди проведай маму, — отрывистым голосом обратился он к Рейчел.

Девушка тихонько вошла в спальню Матильды. Сквозь узкие щели плотно прикрытых ставен в комнату проникал багровый свет заката, окрашивая всё в странно-тревожный красноватый цвет.

Когда Рейчел остановилась возле кровати Матильды, веки старой женщины дрогнули, и она посмотрела на Рейчел. Сначала она словно не узнавала Рейчел, но затем из глаз её вдруг полились слёзы:

— Моя дорогая Рейчел... моя любимая, моя драгоценная девочка. Мне так жаль...

Она так никогда и не узнала, о чём жалела перед самой смертью Матильда, потому что у неё тут же началась агония. Может быть, она жалела о том, что не успела до конца позаботиться о своих детях? Или о себе самой? Наблюдая за тем, как Матильда хрипит с искажённым лицом, Рейчел хотела позвать Энди, но странный страх сковал её губы и язык, и она беспомощно застыла на месте. Девушка пришла в себя только тогда, когда почувствовала, что Энди находится рядом с ней. Не в силах говорить, Рейчел только кивнула в сторону Матильды. Энди низко наклонился над матерью. Она хрипела и задыхалась, и вдруг её дыхание прекратилось. Энди тут же начал делать ей искусственное дыхание, и ему это удалось: Матильда снова задышала. Но вскоре её дыхание вновь прекратилось. На этот раз уже окончательно.

Рейчел медленно накрыла простыней лицо мёртвой Матильды. Энди стоял рядом и кусал губы, изо всех сил стараясь не разрыдаться.

— Не забудь про пули, — с трудом проговорила Рейчел. — Иди займись ими. А я пока сделаю здесь всё, что требуется.

Энди, шатаясь, с трудом добрался до жаровни. Рейчел видела, как он хлюпал носом и несколько раз утирал рукавом набежавшие слёзы. Но когда он присел над жаровней и продолжил отливать пули, его движения вновь были чёткими и слаженными.

Солнце село, и землю окутала темнота. Но индейские барабаны продолжали стучать в наступившей темноте. Вновь и вновь повторялся их устрашающий бой, завершавшийся серией громоподобных ударов, от которых, казалось, сотрясается сама земля. Сквозь бой барабанов можно было также расслышать завывания и крики шаманов, призывавших на помощь духов предков и потусторонние силы, которые должны были помочь индейским воинам победить белых.

Рейчел принесла в спальню ведро тёплой воды и чистое бельё и плотно закрыла за собой дверь. Она подвязала челюсть Матильды повязкой и накрыла её лицо белым лоскутом ткани. Затем она стала обмывать тело женщины. Обмывая Матильду, она поразилась, какой чистой, нежной и белой была кожа в районе её плеч по контрасту с обожжёнными солнцем, загрубевшими руками, которыми она постоянно работала.

«Они никогда не коснутся тебя, — неслышно пообещала она Матильде. — Я не позволю им снять с тебя скальп, изуродовав твои прекрасные волосы».

Матильда лежала перед ней мёртвая, и всё, что было связано с ней, тоже ушло в небытие. Ушли в небытие её мечты о том, что когда-нибудь они смогут переехать отсюда и жить в каком-то другом месте, там, где, как мечтала Матильда, все дома будут красивыми и аккуратными, выкрашенными белой краской и стоящими на изумрудных травяных лужайках, а перед ними по чистым ровным дорожкам будут разъезжать элегантные экипажи, запряжённые породистыми лошадьми. Матильда мечтала о том, что каждый такой домик будет увит густым плющом и о том, что перед ним будут разбиты красивые клумбы с анютиными глазками. А по воскресеньям звон колоколов местной церкви будет созывать людей на воскресную проповедь.

Рейчел старалась представить себе, что сама Матильда сейчас отправилась как раз в такое место, но у неё ничего не получалось. Она одела Матильду и накрыла её сверху чистой белой простыней.

«Роковым днём для Матильды стал тот день, когда я появилась на свет, — пронеслось в голове у Рейчел. — Если бы я не родилась, то Матильда спокойно жила бы со своими тремя сыновьями, жила бы долго и счастливо... уж конечно, дольше, чем сейчас. Если бы не я...»

В отличие от всех остальных людей Рейчел точно знала причину, по которой умерла Матильда. Она считала, что у Матильды просто разорвалось сердце от горя. Из-за этого она и умерла. А сердце у неё разорвалось потому, что... Впрочем, Рейчел не хотелось сейчас больше думать об этом. Она чувствовала страшную тяжесть и усталость. Она была вся вымотана и измучена до предела. И только где-то очень глубоко внутри неё жила железная решимость — решимость не дать индейцам осквернить тело Матильды. Чего бы ей самой это ни стоило.

Глава 40

Когда Рейчел вышла из спальни Матильды и плотно прикрыла за собой дверь, она увидела, что Энди по- прежнему сидит перед пылающим очагом и держит в руках формочку для отливки пуль.

Энди слабо улыбнулся своей сестре и произнёс, кивнув на отлитые им пули:

— Я думаю, что это будет первый бой в жизни моих игрушечных солдатиков.

Рейчел опустила голову.

— А что мы будем делать, когда у нас закончатся пули? — глухо спросила она.

— Нам придётся отбиваться ножами. У тебя есть нож?

Рейчел отрицательно покачала головой.

— Тогда я дам тебе хороший охотничий нож. Вот, держи. — Он протянул девушке нож. Критически посмотрев на Рейчел, Энди добавил: — Тебе надо носить нож на поясе. Так тебе будет удобнее. Дай я сделаю тебе дополнительные дырочки на ремне, чтобы тебе было сподручнее.

Он нацепил на пояс Рейчел острый охотничий нож, и они стали ждать. Тьма сгустилась и стала почти непроницаемой.

Вскоре они оба были готовы к рукопашной схватке. Энди также приготовил топор и поставил его возле двери — на случай, если какой-нибудь индеец сумеет прорваться внутрь дома.

Барабанная дробь ещё раз достигла устрашающего оглушительного крещендо, затем стихла, и больше не возобновлялась. От неожиданно наступившей тишины заложило уши. Энди прошептал:

— Можно подумать, это наша мама вышла к ним и каким-то чудом заставила их замолчать.

Рейчел мрачно пробормотала:

— Да нет, всё это, скорее всего, свидетельствует о том, что они закончили подготовку к наступлению и сейчас набросятся на нас.

Они услышали приближающийся стук копыт. Индейские лошади пронеслись совсем рядом от их дома, но затем ускакали прочь.

— Кстати, Рейчел, — сказал Энди, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал, как обычно, — не забудь оставить в ружьё последний патрон. Ты не забудешь сделать это, хорошо? Будь очень внимательна и считай свои выстрелы, чтобы у тебя обязательно остался последний патрон. Потому что он тебе может понадобиться, если этим негодяям всё-таки удастся проникнуть вовнутрь.

Рейчел ничего не ответила ему. Схватив ведро воды, она выплеснула его в очаг, залив огонь и всё горящие угли.

— Рейчел! Ты слышала меня?

— Я слышала тебя, Энди. — Она не хотела спорить с ним. Не желала объяснять ему, что не собирается израсходовать на себя даже одного патрона. Все патроны, какие у неё только были, должны были достаться только врагам. И никому больше.

— Главное, это... — Энди вдруг замолчал и стал лихорадочно прицеливаться.

Рейчел придвинулась к окну и сразу поняла, что так взволновало её брата. На берегу Реки Пляшущей Птицы появились две фигуры всадников-индейцев. Их отделяла от дома внушительная дистанция, не меньше двух сотен ярдов, но даже на таком расстоянии можно было ясно разглядеть их боевую окраску. Окраску, которая не оставляла никаких сомнений в том, что на берегу Реки Пляшущей Птицы находятся Седло Волка вместе с Сетом.

Энди выстрелил. Пуля просвистела в воздухе, и сбила рог бизона с головного убора Сета. Сет тут же нырнул вниз, прячась за своей лошадью, а когда понял, что выстрел миновал его, поднялся вновь во весь свой рост.

Энди судорожно перезаряжал ружьё, отчаянно бормоча:

— Господи, это же был Сет! Сам Сет!

Он упустил шанс одним-единственным выстрелом нанести нападавшим самый серьёзный урон, какой только можно было себе представить, и обезвредить их по крайней мере наполовину. Энди чуть не плакал.

— Я не понимаю, как ружьё могло подвести меня так, — причитал он. — Я же прицелился правильно и должен был попасть Сету прямо в грудь. Почему пуля пролетела выше? Я не понимаю. О, Боже, что же я наделал!

— Успокойся!

— Я не могу! Там же Сет! И я только что мог достать его.

— Его там больше уже нет. Не надо причитать и суетиться. Господи, Энди, ты же лучший стрелок во всём Техасе, и ты это прекрасно знаешь. Сейчас тебе просто не повезло. Ну и что? Зато в следующий раз ты не промахнёшься. Тебе надо только более тщательно подготовиться к выстрелу и не спешить. Ни в коем случае нельзя спешить! Да, сейчас там находится огромное количество кайова. Но их много только потому, что сейчас ночь. А как только наступит утро и станет светло, их останется гораздо меньше. Если они вообще захотят остаться здесь... А утром у тебя на завтрак будут блины с мёдом, которые я тебе приготовлю. Надо только набраться терпения и чуть-чуть подождать.

Энди опустил ружьё, и по его заблестевшим глазам Рейчел поняла, что её речь не пропала даром: ей действительно удалось успокоить и ободрить брата, который только что готов был рвать на себе волосы от досадной неудачи.

Но уже в следующую секунду стены дома содрогнулись от напора кайова. На этот раз они атаковали их без барабанного боя, без громких криков, молча и сосредоточенно. Они швыряли в окна тяжёлые булыжники, некоторые из которых весили до пятидесяти фунтов, постепенно и методично расшатывая и выбивая ставни и рамы, заставляя доски трещать и выходить из своих пазов и разрушая саму конструкцию дома. Это было ужасно, и Энди с Рейчел ничего не могли с этим поделать.

Глава 41

После четвёртой по счёту атаки индейцев от тяжёлых деревянных ставен, которыми Энди и Рейчел закрывали окна в доме, практически ничего не осталось. Энди пришлось разломать стол, чтобы как-то заделать щели и дыры, оставленные тяжёлыми булыжниками, которые метали в окна нападавшие. Он связал доски и планки верёвками из сыромятной кожи, создав какую-то видимость препятствия, но и сам он, и Рейчел прекрасно понимали, что индейцам ничего не стоит разметать всё это и бурной лавиной ворваться вовнутрь.

Во время последней атаки индейцев им удалось поразить трёх краснокожих. Но только один из них был уложен наповал. Это был тот индеец, который уже почти влез в разбитое окно и которого Энди сумел убить выстрелом в горло в упор. Индеец рухнул лицом вниз, залив весь пол кровью, и Рейчел пришлось спешно забросать её пеплом из очага, чтобы у них с Энди не скользили ноги.

В ходе последней атаки индейцы также продемонстрировали весьма опасную тенденцию: их огонь стал гораздо более плотным и прицельным. Они заметили, где находились Энди и Рейчел во время предыдущих нападений, и целились именно в эти места. Если бы Энди с Рейчел не догадались сменить позицию, им наверняка досталось бы по пуле. Лишь чудо спасло их от гибели.

После продолжительной прицельной стрельбы индейцы бросились на приступ. Энди увидел, как один индеец перекинул ногу через подоконник окна, выходившего на восточную сторону, и только в последний момент успел ударить по этой ноге топором. Индеец взвыл от боли и исчез, а Энди трижды подряд выстрелил в оконный проём. Он услышал новые крики раненых индейцев, и кайова наконец отступили.

Энди и Рейчел, затаившись в глубине комнаты, сидели и ждали, что же произойдёт дальше. У них оставалось не так уж много патронов, а сил — ещё меньше. Нервы были на пределе. Силы же индейцев казались нескончаемыми, как и их атаки, которые накатывались одна за другой, точно неумолимый морской прибой.

Они услышали осторожные быстрые шаги, и в разбитом оконном проёме появилось дуло ружья. Оно застыло, и раздался выстрел. Пуля вонзилась в потолок. Дуло стремительно исчезло, но вскоре появилось снова. Снова застыло, и опять из него грянул выстрел. Пуля пролетела в другой конец комнаты. Судя по всему, этот индеец опасался подойти к окну настолько близко, чтобы стрелять прицельно, поскольку не хотел сам становиться мишенью для сидящих в доме и решил палить наугад, вслепую, надеясь, что его пуля всё-таки заденет кого-то.

Рейчел распласталась на полу, а затем съёжилась, чтобы шальная пуля краснокожего не попала в неё, а Энди подобрался к окну с топором и затаился. В следующую секунду дуло ружья индейца опять появилось в проёме, и грянул выстрел. Пуля пролетела совсем рядом с Рейчел, лишь по счастливой случайности не задев её. Но Энди не успел ударить топором — ружьё исчезло слишком быстро, чтобы он смог замахнуться. «Проклятье», — пронеслось в голове Энди. Он ещё крепче сжал рукоятку топора и стал ждать.

Через короткий промежуток времени дуло ружья появилось вновь. Оно было хорошо видно в ярком лунном свете. Энди изо всех сил ударил по стволу ружья топором. Он сумел деформировать его этим страшным ударом, потому что когда индеец в спешке нажал на курок, пуля застряла в стволе и ствол разорвало. Ружьё игре ломилось пополам, и изуродованный ствол брякнулся на пол. Они смогли наконец перевести дух.

— Я никогда, никогда за всю свою жизнь не слышала о том, чтобы индейцы так наседали на белых, — произнесла Рейчел дрожащим голосом. — Даже когда они нападают из мести. Даже в таком случае им достаточно добыть всего лишь один скальп — не важно, чей именно. Энди, Энди, скажи мне, что здесь происходит?

Энди не желал признавать, что есть что-то необычное в том, как индейцы осаждают их дом.

— Пока они осаждают нас всего одну только ночь. Разве в этом есть что-то необычное?

— Они продолжают нападать на нас даже после того, как мы нанесли им такой страшный урон! Когда ещё индейцы проявляли такое поразительное упорство?!

— К сожалению, урон не так уж и велик, — вздохнул Энди. — Лично я могу с полной уверенностью сказать, что пока сумел убить лишь одного индейца. Может быть, два. Но не больше. К сожалению!

Рейчел глубоко вздохнула.

— Я могла бы остановить всё это. Остановить в одно мгновение. — Она посмотрела ему прямо в глаза. Энди был готов поклясться, что никогда не видел такой горечи во взоре девушки. — Я знаю, как меня называют. Краснокожим отродьем. Я и есть краснокожее отродье. Кэш разрешил бы мне уйти к ним. И тогда бы всё было кончено.

— Все эти россказни насчёт того, что ты принадлежишь к племени краснокожих — лишь идиотские выдумки Келси! На самом деле ты — Рейчел Закари. Не смей это забывать!

«Когда-то я действительно сказала во всеуслышание, что я — Рейчел Закари, — пронеслось в голове у Рейчел. — И в следующий миг весь мой мир оказался разрушенным».

— В то, что я принадлежу к краснокожим, верит Сет. И даже Потерянная Птица...

— Они никогда бы не поверили Келси, если бы он не вбивал эту глупость им в головы год за годом. Если бы он не повторял им это каждый день, они никогда бы не стали слушать его басни.

— Понятно. — Откровенно говоря, она не чувствовала никакой разницы.

— Скорее всего, у кого-то из них было якобы видение о том, что ты должна стать его женой. И он подговорил остальных напасть на нас, чтобы это видение исполнилось. Вот почему они здесь. — Энди покачал головой: — Когда этим тварям что-то надо или что-то хочется, они начинают изобретать видения. И затем делать всё, чтобы эти видения исполнились.

— Но они же даже не знают, как я выгляжу! — вырвалось у Рейчел.

— Не знают?! Да они же видели тебя десятки раз. Издали. Когда подъезжали и стояли у Реки Пляшущей Птицы, на пригорке перед домом, в других местах. Они смотрели на тебя из-за кустов, из-за этого высокого тополя...

— Но тогда должны были остаться десятки их следов! Почему я ничего об этом не знала?

— Всё верно, Рейчел. Мы находили их следы. Десятки раз. Но только Бен приказал нам ничего не говорит, тебе об этом. — Он опустил глаза. — Всё так и есть, Рейчел. Один из тех индейцев, которые напали на нас сейчас, хотел взять тебя в жёны. Первым об этом завёл речь Седло Волка. Конечно, мы должны были предполагать, что рано или поздно, после нашего отказа, они попытаются взять тебя силой. Из этого надо было исходить...

— Ну разумеется, из меня получилась бы отличная индейская жена, — с непередаваемой горечью произнесла она. — После того как они раскормили бы меня так, как они раскармливают своих жён, я стала бы замечательной женой индейца. Одной из многих...

Неожиданно Энди рассвирепел.

— Хватит повторять все эти глупости! Лично мне наплевать, где именно ты родилась и кто были на самом деле твои родители. Кто бы это ни был, твой брат — это я. Меня так воспитали. С этим я вырос. С этим я собираюсь жить до последнего своего дыхания — пока я не умру.

Он встал и, неслышно ступая босыми ногами по полу, приблизился к задней стенке дома. Приложив к ней своё ухо, Энди прислушался.

— И ещё одно, — донёсся до неё голос Энди. — На самом деле, ты никакая не индианка. Тебя невозможно назвать ни индианкой из диких племён, ни индианкой из тех племён, которые поддерживают хорошие отношения с белыми. Посмотри на себя. Разве ты похожа на них?

Так что прекрати нести все эти глупости. Это всё чушь собачья. Сколько это можно повторять?

«Это не так, Энди, — подумала она. — Это совсем не так... или не совсем так. Если бы я была мальчиком, и выросла среди индейцев, то я стала бы Сетом. Или, вернее, Потерянной Птицей. Но, поскольку я родилась девочкой, мне уготована участь стать женой Седла Волка. И мне было бы суждено стать ею, если бы у меня не было с собой ножа».

Она судорожно сжала рукоятку ножа пальцами, и вдруг вспомнила слова Хейгер о кровожадности индейских женщин... вспомнила её фразу о том, как легко они могут обагрить свои руки человеческой кровью, если только им представляется такая возможность. Да, представлять себе, как твой нож вонзается в чьё-то тело, раздирает его внутренности — это было чисто по-индейски. Значит, она действительно была одной из них...

Неслышно ступая по полу, Энди обошёл весь дом по периметру и вернулся к Рейчел.

— Рейчел, пожалуйста, извини меня за мой резкий тон. Я злюсь совсем не на тебя, Рейчел. Я никогда бы не мог на тебя злиться.

Его голос никогда не был таким мягким и нежным. Рейчел опустилась на пол, прислонившись спиной к стене. Энди опустился рядом с ней и обнял её, прижавшись щекой к её волосам.

— Ты — самая лучшая сестра в мире, — сказал он. — А сейчас для меня ты больше чем сестра. Ты всё, что у меня осталось. Ты — вся моя семья.

Судя по всему, Энди уже смирился в душе с тем, что и Бена не стало и он остался один во всём мире. И что единственным родным человеком у него была только Рейчел.

— Но мы всё равно будем сражаться с ними до конца, — упрямо произнёс Энди. — Если понадобится, мы будем воевать с ними всю жизнь. Пусть против них останутся только ты и я — не важно. Мы всё равно будем с ними сражаться. Я буду драться с ними до скончания света. Только бы ты была рядом со мной. И пусть будет то, что будет.

Рейчел не выдержала и расплакалась. Она рыдала почти беззвучно, прижимаясь лицом к плечу Энди, и чувствовала, что он тоже плачет. «У нас нет надежды на спасение. И нет никакого выхода, — думала она. — И что бы ни случилось, мы обречены...»

Глава 42

На этот раз им не пришлось скрытно пробираться к задней стенке и, прижавшись к ней ухом, внимательно прислушиваться к разным шорохам, чтобы удостовериться в том, что индейцы приближаются к их дому. Индейцы налетели на них с оглушительными криками и гиканьем, а оглушительный топот копыт их лошадей отдавался во всех комнатах сразу. В воздухе засвистели сотни пуль — индейцы не жалели патронов, поливая дом Закари свинцовым дождём.

Энди и Рейчел замерли возле стены, сжимая в руках оружие. Они ждали, что индейцы попытаются ворваться вовнутрь сквозь одно из полуразбитых окон. Но неожиданно раздался страшный удар в районе входной двери, и они увидели, как под воздействием этого удара дверь буквально прогнулась внутрь. В следующую секунду они услышали ещё один чудовищный удар и увидели, как дверь ещё дальше подалась вовнутрь, а со стен полетели куски извёстки и щепки. Весь дом затрясся и буквально заходил ходуном от диких ударов. Энди увидел в расширяющейся щели лошадиный круп, который, точно таран, бил в дверь, с каждым разом расшатывая её всё больше. Ему стал ясен замысел индейцев: они подвели к двери их дома лошадь и решили использовать её как живой таран. Нещадно нахлёстывая лошадь, сидевший на ней индеец заставлял её с каждым новым ударом всё больше расширять образовавшуюся щель. Ещё несколько секунд — и дверь слетит с петель, и осаждающие проникнут вовнутрь.

Энди вскинул револьвер, собираясь выстрелить, но в тот момент, когда он уже жал на курок, дверь внезапно подалась ещё дальше, ударив его по руке, и выстрел ушёл куда-то вбок. Однако второй выстрел попал точно в спину индейца, сидевшего на лошади. Он обмяк и кулём свалился вниз, а лошадь, почувствовав свободу, тут же с ржанием унеслась прочь. Энди увидел, как она пересекла Реку Пляшущей Птицы и скрылась на противоположном берегу.

Энди вытер пот со лба. Только что им удалось в очередной раз отвести от себя смертельную угрозу. Но сколько ещё могла продолжаться такая удача? Индейцы между тем с криками и гиканьем носились вокруг их дома на конях и угрожающе палили в воздух из ружей. Было ясно, что они не успокоились. Что же они ещё задумали?

Рейчел и Энди напряжённо ждали, готовые среагировать на малейший признак опасности. И вдруг они услышали топот конских копыт прямо на крыше. Это было невозможно... Неужели кто-то из индейцев въехал на коне прямо на крышу дома? Между тем стук копыт всё усиливался, доски потолка угрожающе прогибались, из-под них обильно сыпалась земля.

— Они проникли прямо на крышу. О, чёрт! — выдохнул Энди.

Он в растерянности смотрел на потолок. Сверху на доски крыши был насыпан очень толстый слой земли. Пытаться стрелять сквозь него было бесполезно. Что же делать?

Рейчел вдруг замерла, услышав странный шум, который исходил совсем с другой стороны. Сжимая в руке револьвер, она тихонько прокралась к погребу, где они хранили овощи. Вне всякого сомнения, этот странный шум раздавался именно оттуда. Вдруг она увидела сверкающее лезвие индейского томагавка, которое кромсало доски крышки погреба изнутри, и услышала хруст ломающегося дерева. Не помня себя от ужаса, Рейчел трижды выстрелила из револьвера. Странный шум прекратился. Томагавк так и остался торчать среди разломанных досок. Рейчел видела, что Энди что-то кричит ей, но не могла разобраться ни слова.

Девушкой овладела паника. Судя по всему, кайова медленно, но верно начинали подбирать ключи к их дому. Они попытались войти через окна, потом — через дверь, теперь они полезли на крышу и одновременно атаковали со стороны погреба. Она вместе с Энди просто физически не могла перекрыть столько путей нападения. Это означало, что рано или поздно их оборона будет сломлена, и кайова всё-таки проникнут вовнутрь...

Она снова услышала какой-то странный шорох у себя за спиной. Рейчел быстро повернулась на этот звук, но не успела ничего сделать: неожиданно с потолка на неё обрушилась огромная масса земли, дёрна и сломанных досок, которая погребла её под собой. Эта масса увлекла Рейчел вниз, и она упала, больно ударившись лицом о пол, а сверху на неё продолжала валиться земля, которая засыпала её, словно в могиле. Задыхаясь и не понимая, что произошло, она лежала, скованная этой массой земли, точно тисками, пока Энди не разгрёб кучу и не вытащил её оттуда. Он посадил её у стены и дал ей отдышаться. Когда голова Рейчел немного прочистилась, она взглянула наверх и с ужасом увидела, что индейская лошадь пробила крышу их дома своим задним копытом и теперь билась в образовавшейся щели, пытаясь вырваться оттуда и с каждым рывком заставляя всё больше земли и разбитых досок сыпаться вниз. Отверстие в крыше при этом постоянно расширялось и становилось всё больше. Было ясно, что ещё несколько мгновений — и оно станет достаточно большим, чтобы сквозь него могли проникнуть индейцы. И тогда им наступит конец.

Рейчел с трудом встала и трясущимися руками вытащила из кобуры свой револьвер. Весь ствол был забит грязью. Она попыталась очистить его, чтобы не заклинило пулю.

Энди навёл на потолок своё ружьё и выстрелил. Пуля пробила доски крыши, пробила толстый слой земли и вонзилась в тело лошади. Секунда — и её нога безжизненно застыла в проёме. Больше лошадь не дёргалась. Энди сумел убить её.

Улыбаясь, он повернулся к Рейчел:

— Как ты думаешь, я смог бы...

В эту секунду раздался выстрел. Индеец стрелял не прицельно, но выпущенная им пуля срикошетировала от стены и попала в Энди. Энди внезапно согнулся пополам от страшной боли и рухнул на пол.

Глава 43

Рейчел подскочила к брату и перевернула его на спину.

— Со мной всё в порядке... со мной всё в порядке, — точно заклинание, через силу твердил он.

— У тебя кровь идёт изо рта, — выдохнула она.

В неверном лунном свете она не видела, куда именно ранило Энди, но очень быстро на полу образовалась целая лужица крови, и она поняла, что пуля попала Энди в руку чуть пониже плеча, при этом разорвав артерию и перебив кость. Рука Энди безжизненно висела, и из неё хлестала кровь.

Рейчел закусила губу. Кровь следовало немедленно остановить. Она оторвала лоскут от подола юбки и перетянула раненую руку брата. Теперь следовало затянуть жгут. Но под рукой у неё ничего не было. Тогда она просунула под завязанный узлом жгут ствол своего револьвера и стала крутить его. Жгут стянул руку Энди, кровь пошла медленнее, но всё равно не остановилась.

Тело Энди содрогалось от спазмов боли. Он стиснул зубы, стараясь не кричать, но боль была слишком сильной. Он что-то отчаянно бормотал, но Рейчел не слышала его: она всё стягивала жгут, пока, наконец, поток крови не превратился в маленький ручеёк. Тогда она разодрала свою подушку и наложила на рану куски хлопковой ткани, и снова перевязала всё это словно бинтом.

Закончив перевязывать Энди, она потащила его к кровати. С трудом подняв брата, Рейчел положила его на кровать.

— Мой револьвер... револьвер, — хрипло потребовал Энди.

Она принесла его револьвер и вложила оружие в руку брата. После этого Энди попросил у неё пить. Она принесла ему воды, и Энди затих.

Револьвер Рейчел по-прежнему стягивал жгут, наложенный вокруг раненой руки её брата, поэтому она взяла ружьё и уселась возле кровати Энди.

Рейчел вдруг почувствовала такую усталость, что с ужасом поняла, что едва сможет пошевелить рукой. Ничего удивительного: она почти не спала за последние двое суток. Голова девушки раскалывалась, в ушах звенело, из носа текла кровь. Она чувствовала, что с трудом сохраняет равновесие. И всё-таки где-то глубоко внутри неё жила прежняя решимость выстоять, решимость не поддаться врагу. От её сил уже практически ничего не осталось, и всё-таки она не чувствовала себя окончательно сломленной. Она ещё даст бой... последний бой.

Рейчел услышала, как кайова вновь запели боевую песню. На этот раз они пели не совсем рядом с их домом, а где-то чуть дальше. Затем забил барабан. Рейчел посмотрела на полоски лунного света, протянувшиеся по полу. До рассвета было ещё очень, очень далеко.

Рейчел на мгновение закрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть, и в этот момент до слуха её донёсся какой-то странный звук. Такое впечатление, что кто-то очень тихо крался по полу. Скорее полз по нему. Она торопливо открыла глаза, но ничего не увидела. Пол был чистый. Но странный звук не прекращался. Кто-то полз, полз совсем близко. Она ещё раз прислушалась, и ей показалось, что этот звук исходит из-под досок пола. Неужели кто-то полз там?!

У Рейчел перехватило дыхание. Это было невероятно... и в то же время, это было возможно. Пол в их доме покоился на толстых лагах, которые, в свою очередь, покоились на больших камнях фундамента. От земли пол отделяло узкое расстояние, но всё же достаточное, чтобы там мог проползти один худой человек. И проникнуть под пол можно было из погреба, где хранились овощи. Когда Кассиус и Энди были маленькими, они обнаружили это и частенько проползали под полом, пробираясь туда прямо из погреба.

Неужели кто-то из индейцев поступил таким же образом? Но как он мог проникнуть сюда? Это казалось невероятным, но Рейчел тут же вспомнила, как она стреляла в погреб, увидев, как проникший туда индеец пытается разбить крышку погреба своим томагавком. Этот томагавк по-прежнему торчал в крышке погреба. Судя по всему, ей всё-таки удалось убить его владельца. Но, может быть, он был не один? Может, индейцев там было двое? И она убила одного и лишь ранила второго, и теперь он, раненый, слепо тыкался в подполье, пытаясь куда-то выбраться? Ведь раненые мужчины погибали не сразу... Она слышала, что даже те, кто получал ранение в голову, могли ещё долго жить после этого. Кто-то рассказывал про одного человека, у которого во время Гражданской войны пуля прошла через голову насквозь, и он всё-таки выжил и жил ещё долго после этого.

Рейчел застыла. Возможно, у индейца, который полз сейчас под полом, пулей был перебит зрительный нерв и он ничего не видел, и представлял собой просто незрячее тело, которое слепо ползло куда-то, тыкаясь в любую подходящую щель, не ведая, что оно делает, ползло, ведомое одним лишь инстинктом.

Внезапно она увидела, как стоявший в углу огромный секретер покачнулся, приподнялся над полом на пару дюймов и затем тяжело опустился вниз. Глаза Рейчел расширились. У этого могло быть только одно объяснение. Под шкафом-секретером находилось то, что в семье Закари называли Славной Норкой. Специально вырытое в земле углубление, где они хранили деньги. Сверху лаз в Славную Норку был тщательно заделан досками пола. Значит, тот, кто крался сейчас под полом, был вовсе не слеп и не ранен. Он прекрасно понимал, что он делает, и знал, что ему надо. Он сумел проникнуть под полом в Славную Норку и сейчас стремился вылезти из неё, чтобы проникнуть в дом. Он отлично представлял, что стоит только ему каким-то образом разобрать или сломать доски пола у себя над головой, и он окажется внутри дома — лицом к лицу с двумя его последними защитниками. И, судя по тому, с какой лёгкостью он сумел только что приподнять тяжеленный шкаф-секретер, этот человек обладал настоящей звериной силой.

Рейчел затаилась возле кровати, на которой лежал Энди, и навела ружьё на пол в районе шкафа-секретера. Ей оставалось только ждать. И она дождалась. Рейчел увидела, как шкаф опять начал медленно приподниматься.

Глава 44

Бен выехал рано и проскакал верхом весь день. Его измученная лошадь уже еле плелась. Мул, освобождённый от большей части поклажи, наоборот, двигался достаточно свежо и резво.

К родному дому он приблизился на закате. Бен увидел его ещё издалека, со стороны южного берега Реки Пляшущей Птицы. Дымок из трубы дома не вился как обычно, и внезапно со всей ясностью Бен ощутил запах беды. Он на мгновение остановился, а затем развязал поводок, на котором вёл за собой мула, выхватил ружьё и, пришпорив лошадь, бросился вперёд. Перед самым домом он спрыгнул с лошади и, сжимая ружьё, побежал вперёд. Но, увидев, что стало с домом, Бен сначала невольно перешёл на шаг, а затем и вовсе остановился.

Вход в дом, как обычно, закрывала дверь, висевшая на своих петлях, но окна представляли собой теперь одни лишь тёмные провалы, лишённые ставень и стёкол. На крыше дома, среди груды искорёженных досок, лежал труп лошади, который уже успел наполовину разложиться на жарком солнце. Стены дома были словно оспинами испещрены следами от пуль. Ни одно место, которое Бен видел, даже разграбленный индейцами Ноу-Хоуп, не выглядел таким безжизненным и мёртвым, каким выглядел теперь его собственный дом.

Ружьё выскользнуло из его ослабевших рук и упало прямо в пыль. Медленно переступая ногами, словно слепой, он побрёл к дому. Бен перешёл обмелевшую Реку Пляшущей Птицы и, увязая по колено в грязном иле, перебрался на противоположный берег. По пути ему попадались лужи высохшей крови, но он, точно не замечая их, наступал прямо в кровь и брёл дальше.

Когда до дома осталось не больше десяти ярдов, оттуда вдруг раздался незнакомый человеческий голос. Этот человек стонал и бормотал на неизвестном языке, похожем на какой-то из языков индейцев. Бен выхватил из кобуры револьвер и, осторожно ступая, приблизился к стене. Он на мгновение замер, а затем стремительно ворвался в дом с оружием наперевес.

Его взору предстала картина невообразимого хаоса. Весь пол дома покрывали пятна и целые лужи крови. Шкаф-секретер лежал на полу лицевой стороной вниз. При этом он был единственным целым предметом мебели. Везде валялись искорёженные доски, щепки, кучи мусора, битое стекло. Стены усеяли глубокие отметины от пуль. С потолка вниз свешивалась нога дохлой лошади, застрявшая в крыше. Под ногами валялись обломки часов, в которые попала пуля, в углу стояла бочка для воды, вся продырявленная выстрелами. Невозможно было представить большего разрушения и беспорядка. Такое впечатление, что целый полк ожесточённо сражался здесь битую неделю без перерыва.

Теперь Бен наконец-то понял, что голос, который он принял за голос индейца, на самом деле принадлежал его родному брату Энди. Просто Энди лежал почти без чувств, в жару и бредил, произнося какие-то бессвязные обрывки слов. Бен подошёл к нему и потрогал лоб брата. Энди весь горел. Похоже, он даже не увидел его.

Услышав какой-то шорох, Бен резко обернулся и увидел Рейчел. Рейчел стояла в дальнем углу комнаты, сжимая в руках ружьё, и казалась похожей на привидение. Её глаза глубоко утопали в тёмных глазницах. Всё лицо Рейчел было в кровоподтёках, губа распухла, а нож, похоже, был сломан. На подбородке девушки запеклась кровь. Её одежда была больше похожа на лохмотья, которые тоже были все заляпаны кровью.

Бен попытался заговорить с ней, но не смог. Ему пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы произнести:

— Всё закончилось, Рейчел. Теперь всё будет хорошо.

Рейчел медленно отставила от себя ружьё, точно прислонив его к какой-то невидимой стенке, и разжала пальцы. Ружьё с громким стуком упало на пол. Рейчел медленно, точно механическая кукла, двинулась к кровати. По пути она споткнулась и растянулась на полу. Она сделала попытку подняться, но у неё ничего не вышло. Бен подскочил к ней и, бережно подняв девушку, понёс её к кровати. Положив Рейчел на кровать, он осторожно снял с неё лохмотья старой одежды и прикрыл чистыми простынями. После этого он возвратился к Энди.

Глава 45

На следующий день сразу после полудня к дому прибыли работники, которые занимались клеймением скота на дальних пастбищах. Они тоже услышали звуки выстрелов и сразу поняли, что дома что-то происходит, но когда они попытались вернуться и прийти на помощь оставшимся в доме людям, то наткнулись на вооружённых индейцев. Им пришлось выдержать нелёгкий бой, в ходе которого получил пулю и погиб повар. Эти люди были убеждены, что им самим очень крепко досталось, пока не увидели того, что творилось сейчас в доме.

Они помогли Бену обмыть Рейчел и снова уложить её в постель и заняться лечением Энди. Рейчел почти всё время спала. Когда она просыпалась, то ела суп, который подносил ей Бен и, почти ничего не говоря, снова засыпала.

О том, что произошло в доме, Бен узнал от Энди. Но Энди тоже не знал всех деталей того, что случилось в доме в самом конце. Он не знал, почему шкаф-секретер валялся на полу и что делала Рейчел. Он помнил лишь, что перед тем, как окончательно потерять сознание, слышал звуки многочисленных выстрелов, которые гремели совсем рядом. Но кто стрелял и почему, он не знал.

Сообща вырыв могилу, они похоронили в ней Матильду, а вскоре после этого прискакал гонец от Роулинсов с вестью о том, что в прерии нашли мёртвое тело Кассиуса. Но гонец не знал никаких деталей происшедшего с Кэшем и, не слезая с лошади, тут же ускакал прочь. После обеда к дому Закари подъехала Джорджия Роулинс. Спрыгнув с лошади, она подошла к Бену и, сделав заметное усилие, произнесла:

— Рада видеть тебя, Бен.

В лице Джорджии не было ни кровинки — это чувствовалось даже под плотным слоем летнего загара. Она взяла Бена за руку и отвела его к берегу Реки Пляшущей Птицы.

— Я послала к вам гонца. Он до вас добрался? Мы обнаружили в прерии тело Кэша.

Бен кивнул.

Джорджия рассказала ему о той ночи, которую провела в их доме, обороняясь от индейцев.

— Потом Кэш решил отправить меня обратно домой, к моим родителям. Мы выехали вместе. Он всю дорогу сопровождал меня. Мы расстались с ним, когда до моего дома оставалось уже несколько десятков метров. Кэш развернулся и поскакал обратно. Он не сказал мне, куда едет. Но я решила, что он поскакал на дальние пастбища, чтобы разыскать там работников и вместе с ними броситься на выручку Энди и Рейчел, которые остались в доме. Так, наверное, и произошло, но только по пути он наткнулся на превосходящие силы кайова. Завязался бой. Под Кэшем убили лошадь. Но он продолжал драться. Он дрался очень долго и убил немало индейцев. Вся земля там была изрыты конскими копытами и усеяна кровавыми пятнами. Но в конце концов краснокожие одолели его. — Голос Джорджии дрогнул. — Он был так изуродован, что его не сразу могли опознать. Только когда я прискакала туда, я убедилась, что это действительно Кассиус. Мы завернули его в саван и похоронили на пригорке рядом с тем местом, где он погиб.

Джорджия замолчала, а потом у неё вырвалось:

— Бен, как же это может быть так — ещё позавчера он был жив, а сегодня его уже нет?!

Лицо Джорджии исказилось, слёзы покатились по её щекам. Она глухо произнесла:

— Я ведь любила его, Бен. И собиралась выйти за него замуж. И теперь мне кажется, что я больше уже никогда не смогу полюбить никого другого.

Джорджия приникла к груди Бена, и он почувствовал, как её слёзы оросили его рубашку.

— Бен, ты лучше, чем Кэш. Кэш никогда бы не смог стать таким замечательным, как ты. Но для меня это не имело значения. Я всё равно любила его, и только его одного.

С трудом оторвавшись от Бена, она вытерла слёзы и уже другим голосом произнесла:

— Ты хочешь, чтобы я осмотрела рану Энди?

Бен кивнул, и они направились в дом. Бен уже послал нарочного в Форт-Ричардсон, чтобы тот привёз оттуда опытного хирурга, но вполне могло статься так, что тот не сумеет найти врача в Форт-Ричардсоне и ему придётся ехать дальше в Форт-Уорт, и искать хирурга там. В результате может получиться так, что пройдут недели, прежде чем врач окажется в районе Реки Пляшущей Птицы. Тогда, наверное, им придётся вместе с Джорджией ампутировать раненую руку Энди, чтобы спасти его от гангрены и смерти.

— Ты поможешь мне сделать всё, что нужно, для Энди? — спросил Бен, кусая губы.

— Я помогу тебе всем, чем возможно, Бен, — ответила Джорджия Роулинс.

Глава 46

Когда люди приступили к расчистке оставшихся после боя завалов и к ремонту дома, они обнаружили в доме два трупа. В погребе, где хранились овощи, валялось тело Седла Волка, а в Славной Норке лежал труп Сета. Пуля попала Сету прямо в глаз, и он, видимо, умер мгновенно.

То, что эти двое предводителей индейцев пробрались в дом в безнадёжной попытке одолеть его защитников, было не случайно. Они просто не могли поступить иначе. Это они уговорили остальных индейцев совершить этот налёт на дом Закари и отступить или возвратиться ни с чем означало покрыть себя несмываемым позором и навсегда лишиться надежд на то, чтобы занять достойное место среди воинов племени кайова. Им надо было или победить, или умереть. И они погибли.

То, что все попытки кайова нападать на белых и грабить их дома обречены и что им придётся рано или поздно навсегда отказаться от этого, понимали лишь считанные вожди этого воинственного племени, такие, как Разящая Птица и Боевой Конь. Всё же остальные считали, что им необходимо продолжать биться с белыми и поддерживать свой авторитет и влияние, совершая бесконечные налёты и нападения на поселения и дома белых поселенцев. Но в действительности кайова были обречены. Появление на земле Техаса новых поселений и новых фермеров означало неуклонное сокращение тех площадей, где раньше вольготно паслись бизоны — основной объект охоты и основная пища кайова. Для защиты новых поселенцев в Техас пришли регулярные войска, пришла кавалерия, и теперь кайова больше не могли безнаказанно грабить и убивать белых и возвращаться на свои заповедные земли, где раньше чувствовали себя в полной безопасности, — их начали доставать и там. Военные экспедиции и налёты, которые предпринимали кайова, стали один за другим заканчиваться неудачами. Был убит самый известный вождь кайова Сатанк, погиб его сын Сидящий Медведь, погиб молодой вождь Белый Волк. Живущий в седле, сын известного вождя Одинокого Волка, также погиб во время очередного нападения на белых. Не прошло и шести месяцев со дня нападения кайова на дом Закари, как в перестрелках с регулярными войсками были уничтожены такие известные воины, как Жёлтый Волк, Взлетающая Птица, Бешеный Пёс, Поющее Дерево, Бешеный Конь и Хромой Волк. Во время этих ожесточённых схваток удалось выжить лишь горстке известных воинов и вождей, но и их — включая Одинокого Волка, Сатанту, Большое Дерево, Небесного Странника, Сердце Женщины, Боевого Орла, Белого Коня и Медвежью Лапу — ждали плен, заключение в тюрьму и последующая отправка в изгнание. А известного вождя Разящего Орла, который начал склоняться к идее мира с белыми и пытаться распространять эти идеи среди кайова, отравили наиболее непримиримо настроенные воины, недовольные подобной мягкотелостью и миролюбием старого вождя.

Между тем количество поселенцев, которые прибывали на земли Техаса, всё возрастало. Они занимали те территории, где раньше свободно паслись бизоны и антилопы, и индейцам-охотникам было больше нечего делать в этих местах — вся живность из них исчезала. Ареал обитания кайова неуклонно сокращался, и им приходилось приспосабливаться к новым условиям жизни, которые были совершенно непохожи на прежние. Приспособившись к ним, они вполне могли продолжать существовать как отдельное индейское племя, со своими законами, традициями и обычаями. Но их прежнее существование в качестве племени грозных воинов, которых боялись все их соседи, было уже невозможно и навсегда закончилось.

После того как за починку и восстановление дома взялось сразу несколько десятков рабочих рук, он преобразился почти мгновенно. В доме починили крышу, переложили и отскребли от крови полы и поставили новые ставни на окна. Снаружи дом обмазали извёсткой и побелили. В преображённом доме установили кровати и разместили на них Энди и Рейчел.

Рейчел почти всё время спала — так она была измучена. Между тем, чтобы взглянуть на неё и выразить восхищение её подвигом, в дом Закари прибывали люди со всего Техаса — знакомые и совершенно незнакомые, желающие оказать героической семье Закари любую посильную помощь и помочь им в это трудное время. Никто уже не вспоминал, что когда-то саму Рейчел презрительно называли «краснокожим отродьем» и считали незаконнорождённым индейским ребёнком, из милости пригретым в семье Закари. Один лишь Зеб Роулинс вспомнил это и, прилюдно признав свои ошибки, извинился перед членами семьи Закари.

И Рейчел, и Энди стали героями в глазах техасцев. Бен не сомневался, что, выскажи сейчас Рейчел любую просьбу, она была бы немедленно выполнена. Но он сомневался, захочет ли сама Рейчел продолжать жить в Техасе, несмотря ни на что...

На третий день после возвращения Бена домой его вызвал на крыльцо работник по имени Родди. Чтобы не тревожить Энди и Рейчел, Бен разговаривал с Родди вполголоса.

— Прошлой ночью индейцы проткнули копьём одну нашу корову. Они сделали это только для того, чтобы досадить нам — убив животное, они даже не взяли мясо. Ни куска. Просто вогнали копьё ей под рёбра и бросили подыхать. Вот так. В следующий раз, боюсь, они нападут уже на нас.

— А какого цвета было это копьё?

— Чёрного, — наморщив лоб, ответил Родди. — Оно было обмотано ремнями из сыромятной кожи, и...

— О, Боже! — застонал Бен. — Где сейчас это копьё?

Бен пожал плечами:

— Да кто-то из ребят взял его ради забавы и скачет сейчас по прерии, я думаю...

После долгих поисков Бену всё же удалось отыскать копьё. Он привёз его домой и стал внимательно изучать. Копьё было примерно на три фута короче, чем обычные копья воинов-кайова. «Чем короче копьё, тем храбрее воин», — гласила старая пословица. Копьё венчал наконечник из тщательно отполированного чёрного дерева, почти такой же твёрдый, как железный. Древко копья в районе наконечника было красного цвета. «Это копьё Бешеного Коня», — прищурившись, прошептал Бен. Он внёс его в дом и стал внимательно изучать.

На другой конец копья был намотан кусок кожи. Когда Бен попытался размотать его, он обнаружил, что на самом конце этот кусок склеен кровью антилопы. Когда он отодрал клеевой слой, кусок кожи начал разматываться, как пергаментный свиток. Когда он полностью развернул его, то увидел, что держит в руках кусок кожи, покрытый рисунками. Бен почувствовал, как его охватило возбуждение. Это было послание Бешеного Коня, адресованное Кассиусу. Ответ шамана племени кайова на тот вопрос, который Кассиус когда-то задал ему.

Закусив губу, Бен рассматривал тщательно нацарапанные на куске кожи рисунки. Они изображали индейца, который передавал белому человеку какой-то подарок. Рисунок ясно указывал на то, что изображённый на нём индеец был Бешеным Конём, а белый человек — Каменной Рукой. Его родным отцом Уильямом Закари...

Бен привстал, чтобы бросить взгляд на Энди и Рейчел, которые лежали в противоположном углу комнаты. Энди по-прежнему бредил. Его голова то и дело дёргалась, и он что-то неразборчиво бормотал. В отличие от Энди Рейчел лежала совсем тихо. Её глаза были закрыты, а дыхание было необычайно ровным и лёгким.

Бен снова посмотрел на кусок кожи. На нём было нарисовано лицо человека с пятнышками оспы. Это указывало на то, что изображённые здесь события произошли в 1857 году — в том самом году, когда кайова пострадали от эпидемии оспы. Бен опустил голову. И именно в этом году Уильям Закари вернулся домой с Рейчел, рассказав всем, что нашёл её в прерии.

Бен закусил губу. Он вновь столкнулся с удивительным примером противоречивого и в то же время цельного характера индейцев кайова. Кэш нанёс свой внезапный визит в вигвам Бешеного Коня в то самое время, когда индейцы уже активно готовились к нападению на дом семьи Закари. Об этом говорили все их многочисленные следы, на которые они то и дело натыкались вблизи дома. Кайова вели разведку местности, изучали все подходы к дому и собирались с силами для нападения. Когда Кэш, не подумав, спросил Бешеного Коня, какого именно ребёнка — своего или ранее захваченного ими в плен — племя кайова потеряло в тот год, когда оно переболело оспой, он фактически прямо указал на то, что этот ребёнок находится сейчас в доме Закари. Бен не сомневался, что Бешеный Конь немедленно сообщил это Сету, для которого этого сообщение прозвучало последним сигналом к нападению.

И одновременно в то же самое время Бешеный Конь пообещал Кэшу дать ответ на тот вопрос, который тот ему задал. И прислал этот ответ сейчас. Ответ, обёрнутый вокруг личного копья Бешеного Коня в знак того, что шаман полностью ручается за его правдивость и точность. Он сделал так, потому что дал Кэшу слово сделать это. Получалось, что одной рукой он насылал вооружённых воинов на дом Кэша, а другой давал ему ответ на тот вопрос, который тот жаждал узнать. Причём делал это практически одновременно. Да, только настоящий индеец мог поступить так... Белому человеку это было непонятно. И вот теперь перед Беном лежал кусок кожи, раскрывающий тайну появления на свет и происхождения Рейчел.

Бен начал разворачивать его дальше, но вдруг его пальцы застыли. Он замер перед очагом с неразвёрнутым свитком в руках. Глядя на пляшущие в очаге язычки пламени, Бен вдруг почувствовал, как страшно не хватает ему Кэша. Ему теперь не с кем было посоветоваться, не у кого попросить помощи и поддержки.

Вскоре Энди ненадолго пришёл в сознание. Рейчел по-прежнему крепко спала, и он принялся рассказывать Бену, как героически она сражалась с индейцами. «Можно сказать, это она вытянула на себе всю осаду, — признался Энди. — В ту ночь я сам едва не потерял голову от страха и отчаяния, и от охватившего меня чувства полной безнадёжности. Если бы не она, я не смог бы бороться дальше».

— У неё не было другого выбора: она боролась за свою собственную жизнь, — сказал Бен.

— Нет, — покачал головой Энди, — она боролась не за свою собственную жизнь. Наоборот, она всё время корила себя за то, что всё это произошло из-за неё. И она призналась мне, что, когда Матильда окончательно слегла, она хотела незаметно выскользнуть из дома и исчезнуть — так, чтобы её не могли найти ни мы, ни индейцы кайова. Исчезнуть окончательно и навсегда, и тем самым спасти нас: ведь тогда, как она считала, у кайова больше не будет повода и причины нападать на нас. Рейчел считала это своим долгом перед нами. У неё это просто не получилось — сначала Матильда не отпускала её, а потом всё завертелось. Так что когда мы сражались бок о бок вместе с ней, она сражалась не за себя, потому что на собственную жизнь ей было наплевать, а за нас.

Бен не сомневался, что всё было именно так, как рассказывал ему сейчас Энди. И он, наконец, понял, почему его руки вдруг остановились и не стали дальше разворачивать кусок кожи, в котором была заключена тайна рождения и происхождения Рейчел. Никто в их семье, даже Энди, не знал и не понимал Рейчел так, как он сам. И если бы она не смогла больше обратиться к нему за пониманием и поддержкой, это означало бы, что она уже нигде не могла бы найти помощи и поддержки. «Я же собирался отыскать среди этих рисунков ответ на один идиотский и, по сути своей, подлый вопрос. Пытался сделать это, прекрасно зная при этом, что мне совершенно наплевать, каким будет этот ответ, — пронеслось у него в голове. — И если бы она узнала, что эта мысль посетила меня, она бы больше никогда не захотела оставаться рядом со мной. Она бы немедленно покинула меня... она должна была бы сделать это!»

Он нагнулся к очагу и швырнул неразвёрнутый свиток прямо на тлеющие угли. Пламя быстро охватило один конец свитка и стало постепенно пробираться к середине. Бен подошёл к кровати Рейчел и замер, застенчиво глядя на неё. Он никогда не ощущал подобного смирения и покорности.

— Господи, помоги мне, пожалуйста, стать достойным тебя, Рейчел. Потому что я не знаю, как я смогу жить без тебя, — еле слышно прошептал он.

Когда он снова повернулся к очагу, то увидел, что от кожаного свитка остался лишь один пепельный остов. Бен ткнул его носком сапога, и он рассыпался в прах.

Примечания

1

Призрачный холм (англ.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg