«Бастард Его Величества»

Бастард Его Величества (fb2) - Бастард Его Величества 1766K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Алексеевна Емельянова

Бастард Его Величества

Книга 1 РЭНДАЛЛ БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ

ГЛАВА 1

Холодной весенней ночью на тропе, что вела из леса к Ноттингему, появились два человека. Одинокие силуэты, сгибающиеся под резким ветром и с трудом переставляющие ноги, двигались очень медленно; впрочем, шквал уже прекращался, но от этого путь не становился легче. Над кронами облетевших ещё осенью деревьев, преимущественно буков и дубов, распростёрлось серое небо без звёзд. Вокруг было безлюдно, и только в вышине парил на широко раскинутых крыльях сокол.

Дыша на озябшие пальцы изящных рук, один из путников, что казался моложе, огляделся по сторонам и спросил:

— Далеко нам ещё до замка герцога?

— Возможно, доберёмся через пару дней, если погода позволит, — сказал второй. — Нам нужно выйти к деревне, где бы мы могли переночевать, иначе мы попросту замёрзнем. Впереди лежит весёлый Ноттингем, там можно раздобыть кусок свинины, хлеб и эль, и, главное, крышу над головой.

Дальше они брели молча, закутавшись в плащи и глубоко надвинув на глаза кугели.

За милю до Ноттингема пришлось устроить привал. Расположившись на стволе поваленного ветром дерева, они пропустили по глотку вина из фляги.

Старший оказался весёлым немолодым человеком с румяным лицом и копной тёмных кудрей, его узкие глаза с интересом и лукавством поблёскивали из-под кугеля. Невысокого роста, крепкий и коренастый, он, однако, не производил впечатления физически сильного человека.

Его сопровождал худой высокий молодой человек с гладко выбритым, удлинённым, сплошь покрытым веснушками красивым лицом, с большими синими глазами, очень светлыми бровями и точёным прямым носом, придававшим ему особую, странную для простолюдина аристократичность.

Тропа, по которой они через лес вышли к Ноттингему, терялась среди бугристого склона холма. Отсюда им предстояло ещё добираться до замка Джона Гонта, герцога Ланкастера.

Впереди уже показались тёмные башни и могучие городские укрепления.

— Ну что, папаша, идём? — ласково спросил блондин, взвалив поклажу на спину.

— Идём, — согласился старший и поднялся с коряги.

Спустя четверть часа они, точно нищие просители, робко стучали в тяжёлые, окованные железом ворота.

— Что вам надо?! — грубо окликнул их со стены часовой. Его шлем тускло поблёскивал в зареве пылающих факелов. — Кто вы такие?!

— Сэр, — заговорил старший. — Мы бродячие певцы и лицедеи. Я — Терри Уолтерс, более известный как папаша Терри, а это мой сын — Рэндалл. Мы служили целых семь лет герцогу Глостеру, и вот он отдал нас своему доблестному брату герцогу Джону Гонту, к которому мы и направляемся.

— Разве сэр Джон не в своём дворце на Стренде?

— Нет. Он в загородной резиденции, в замке.

— Его замок стоит не вблизи Ноттингема.

— Мы это знаем, любезный, — сказал папаша Терри. — И мы не намеревались идти в Ноттингем. Однако ночь и непогода застали нас врасплох, и мы вынуждены умолять об укрытии.

Часовой, поколебавшись, открыл ворота. Рассыпаясь в благодарностях и отвешивая поклоны, папаша Терри и молодой человек выразили страже свою признательность.

— Люди везде рады прибытию менестрелей, перед нами открываются любые ворота и двери Англии, — прошептал папаша Терри.

Они пустились по кривым тёмным улочкам, словно зажатым с двух сторон высокими домами с остроконечными крышами. Вокруг ни души, и только у входа на главную площадь им встретился какой-то бродяга.

Рэндалл бывал прежде в Ноттингеме. Как-то они выступали в доме местного шерифа. Молодому человеку нравился этот красивый город со множеством переулков и площадей, с высоким собором и рядами торговых лавок, где продавались дешёвые кондитерские изделия.

Остановившись у дверей грязного трактира, примостившегося между двумя домами, папаша Терри прислушался. Из окон долетали пьяный хохот и возбуждённые голоса. По вечерам здесь собирались ноттингемские ремесленники и торговцы.

— У нас хватит денег на ночлег и ужин, — пробормотал он, щупая притороченный к поясу кошелёк.

— Нам предстоит ещё день пути, и завтра потребуются еда и эль, — напомнил молодой человек, притопывая, чтобы согреться. От дыхания у обоих путников изо рта вырывался пар.

— Я уверен, — усмехнулся папаша Терри, — что из Ноттингема мы выйдем богаче, чем в него вошли, и денег нам хватит не только на еду и эль, но и заплатить какому-нибудь крестьянину за проезд на его телеге. — И он прямиком направился к двери трактира. Рэндалл последовал за ним.

В лицо им ударил запах вина, пота и жареного мяса. В зале было много народу и жарко пылал очаг.

Пройдя к крайнему, пустующему столу, менестрели уселись на скамейку. Горбатый трактирщик сразу заметил их.

— Налей-ка нам по стакану хорошего вина, — сказал ему Рэндалл, едва тот приблизился к столу. Трактирщик хмыкнул:

— А чем платить у вас есть?

— Об этом не тревожься, — молвил папаша Терри, доставая из кошелька тусклые монеты. — Мы переночуем у тебя.

Рэндалл сбросил кугель и улыбнулся трактирщику. Тот уже смекнул, что перед ним не бродяги, за коих сначала он их принял. Под плащом у Рэндалла он к тому же увидел пёструю куртку, в каких любили выступать певцы.

— Я размещу вас в хлеву, рядом со стойлом, — сказал он. — У меня заняты все комнаты.

— Хорошо, — кивнул папаша Терри. — Мы не погнушаемся и стойлом. Завтра мы должны заработать немного денег и оставим любезный Ноттингем.

Трактирщик сгрёб монеты и удалился, а через пять минут юный слуга поставил перед менестрелями кувшин вина, блюдо с жареным фазаном, орехи и хлеб.

— Так ты предлагаешь выступить утром в городе? — осведомился Рэндалл.

— Да, мы ведь нередко и раньше выступали на площадях, верно? Заработаем денег и продолжим путь к герцогу Джону Гонту, — ответил папаша Терри.

Рэндалл не возражал. Всё своё отрочество он провёл, принимая участие в уличных выступлениях. Своих мать и отца он не знал, а вырастивший его Терри Уолтерс научил всему, что умел сам. Менестрель воспитал его как собственного сына, окружив поистине отеческой любовью.

Прекрасный стройный блондин теперь привлекал куда больше внимание зрителей, чем немолодой менестрель — папаша Терри, и целых семь лет они входили в число слуг одного из провинциальных замков герцога Глостера.

Поужинав, папаша Терри и Рэндалл отправились за юным слугой горбатого трактирщика в хлев, где им предстояло заночевать. В хлеву находился осёл, но места между стойлом и дверью было предостаточно, чтобы устроиться на ночлег.

Расстелив плащи и сложив мешки, менестрели улеглись спать. Сюда чуть слышно доносились возгласы завсегдатаев из трактира, а около полуночи мимо хлева, бряцая оружием, прошла городская стража.

— Спите, обитатели Ноттингема, — долетел голос главы стражи.

Удобно устроившись на свёрнутом плаще, Рэндалл погрузился в крепкий сон усталого путника.

ГЛАВА 2

С первыми лучами солнца папаша Терри разбудил его и велел готовиться к выступлению. Достав из мешка лютню, Рэндалл провёл пальцами по струнам. Терри научил его исполнять чужие песни и сочинять свои собственные. К удовольствию Терри, у приёмного сына оказался превосходный голос и отличный слух. Теперь Рэндалл пел, а папаша предпочитал аккомпанировать ему на дудке или рожке.

В ярких броских костюмах, с музыкальными инструментами в руках, они оставили хлев трактирщика и двинулись к главной площади Ноттингема.

Пёстро одетые, с лютней и дудкой в руках, они привлекали всеобщее внимание. Рэндалл дрожал под легкой курткой, поскольку утро выдалось на редкость прохладным. Но папаша Терри словно не замечал холода. Стоя в центре круглой площади, окружённой домами с остроконечными крышами, он огляделся.

— Как здесь будет звучать лютня! — воскликнул он и рассмеялся. — Мы выступим и развлечём этих трудяг!

К площади уже сбегался народ. Горожане из стоявших вблизи домов, открыв ставни на окнах, высовывались наружу. Идущие с утренней службы держатели лавок останавливались, чтобы взглянуть на представление.

Выступление началось с одной из давних песен папаши Терри, которую он сочинил ещё двадцать лет назад.

Звонкие аккорды лютни, чувственное пение Рэндалла, выразительный аккомпанемент дудки заставили весело галдевшую толпу затаить дыхание. Рыцарь берёт в руки цистру и поёт он вновь и вновь:

«Где-то ждёт меня Филиппа, Где-то ждёт меня любовь. Где-то ждёт меня Филиппа, И хочу я всякий раз Подвиг совершать великий Ради блеска её глаз».

Голос Рэндалла заставлял внимать всех, кто сбежался поглазеть на представление. Даже монахи, обычно осуждающие менестрелей, замедляли шаг и вслушивались в завораживающие мелодии. Народ дружно аплодировал после окончания каждой песни и не скупился бросать монеты певцам. Во время последней композиции папаша Терри взял у Рэндалла лютню и исполнил фривольную песню о шустрой жене торговца, сулившей наградить своей любовью восьмерых за один день. Песня заставила смеяться многих зрителей, а некоторых весьма смутила, но не оставила равнодушными.

Когда папаша Терри пел её своим низким хрипловатым голосом, Рэндалл жонглировал десятью кинжалами, которые принёс с собой. Его ловкость и виртуозность вызвала всеобщий восторг.

По завершении выступления оба менестреля отвешивали поклоны, тщательно выученные ими, а затем стали собираться обратно в трактир горбуна, чтобы поесть перед путешествием. Народ медленно расходился с площади. Папаша Терри подбирал блестящие монеты.

— Этого достаточно для того, чтобы добраться до замка герцога? — спросил Рэндалл, пряча кинжалы в мешочек.

— Трудно сказать! Зависит от того, насколько алчные возницы нам попадутся.

ГЛАВА 3

Часом ранее в ворота Ноттингема вошёл молодой аристократ в парчовом котарди и длинном плаще, ведя под уздцы восхитительного серого скакуна. И по одежде, и по манерам стражникам сразу стало очевидно, что одинокий гость был благородного происхождения и довольно богат. Со скукой во взоре он брёл по площадям и улочкам города, имея вид путешественника. На его бедре висел убранный в ножны меч, к лошади был приторочен мешок. Длинные гибкие пальцы молодого человека украшали крупные кольца. Густые чёрные кудри спадали на лоб, а в светлых больших глазах искрилась дерзость.

Купив у торговца кулёк орехов, он ловко грыз их, сплёвывая скорлупу, и медленно шёл по переулкам, любуясь хрупкой красотой Ноттингема. Он бывал тут и прежде, но всякий раз восторгался этим городом, стоявшим в окружении густых труднопроходимых лесов Шервуда.

Молодой человек предполагал остановиться в трактире «Зелёная кружка», владелец коего, горбун, хорошо знал его. Вдыхая влажный воздух улиц, аристократ шагал вперёд, обращая внимание на очаровательных девушек, улыбаясь собственным мыслям. Услыхав музыку, льющуюся откуда-то издалека, он направился к её источнику. Узким переулком, по которому едва могла бы проехать телега виллана, он вышел на площадь, где толпился народ. Взяв покрепче лошадь под уздцы, аристократ протиснулся сквозь людские ряды и увидел худого, хрупкого, очень светлого блондина, исполняющего песню под аккомпанемент лютни, и второго менестреля, лет пятидесяти, который вторил ему на дудке. Когда молодой блондин закончил петь и отвесил полный изящества поклон, аристократ заулыбался, подумав, что манерами этот бродячий певец затмил бы многих придворных. Зазвучала следующая песня, потом другая. Затем петь принялся пожилой менестрель, а молодой, достав из мешка десять кинжалов, принялся ими жонглировать.

С трепетом аристократ следил за его ловкостью, и стоило зрителям разразиться звонкими аплодисментами, он с радостью присоединился к ним.

Поймав последний из своих кинжалов, блондин вновь отвесил несколько поклонов. Тот, что был старше, закончив петь, взялся подбирать монеты, которые швыряли зрители. Народ начал расходиться. Выступление закончилось.

Приблизившись к бродячим певцам, аристократ достал из кошелька, висевшего у него на бедре, горсть монет и протянул папаше Терри.

— Возьми деньги, вы оба их сегодня заработали, — сказал он.

Вскинув на него глаза, папаша Терри молвил:

— Благодарю, незнакомец. Ты великодушен к нам.

— Моё имя сэр Ральф де Монфор. Я только что прибыл в Ноттингем и случайно увидел ваше выступление.

— Рад, что вам понравилось, милорд, — ответил папаша Терри. — Всевышний не обделил моего сына голосом.

Взяв мешочек с кинжалами и повесив через плечо лютню, Рэндалл подошёл к Ральфу де Монфору.

— Я в восторге от тебя, — сказал дворянин, извлекая из тюка, притороченного к лошади, цистру. — Взгляни! Я тоже увлекаюсь музыкой и сочинением песен. Как тебя зовут?

— Рэндалл, — ответил менестрель.

— Вы заночуете в Ноттингеме? — осведомился сэр Ральф де Монфор.

— Нет, — вмешался папаша Терри. — Нас ждут в замке герцога Ланкастера, и мы после завтрака уходим из города.

— Я приглашаю вас на завтрак, — улыбнулся сэр Ральф.

«Почему этот дворянин так благоволит к нам?» — подумал с подозрением папаша Терри.

Не торопясь, они направились к «Зелёной кружке», а лошадь сэра Ральфа послушно брела за хозяином.

— Вы хотите выступить перед Джоном Гонтом? — спросил дворянин.

— Нас в знак примирения преподнёс герцогу Гонту его брат, лорд Глостер, — ответил папаша Терри. — В наши дни, когда Англию гложет нищета, бродячим певцам не пристало воротить нос только потому, что господин отдал их, точно рабов.

— А тебя, — понизив голос, произнёс сэр Ральф, повернувшись к Рэндаллу, — не смущает то, что ты уподобляешься рабу и что с тобой не считаются?

— Разве от того, что меня это смущает, что-то может измениться? — проговорил Рэндалл. — Папаша Терри научил меня чувствовать и любить музыку, стихи и песни, я могу их исполнять и сочинять. Я же менестрель, сэр, и больше ничего не умею.

Губы Ральфа тронула улыбка.

— Ха-ха! Представь, я тоже ничего не умею! Ну. если только рубить мечом головы врагам, — засмеялся он.

Войдя в трактир, они были встречены горбуном, который, заметив менестрелей с сэром Ральфом де Монфором, очень удивился.

— Принеси мне и моим друзьям чего-нибудь поесть и поставь нам бутылку вина, — приказал сэр Ральф.

Днём в «Зелёной кружке» было не так многолюдно, как по вечерам. Несколько завсегдатаев мрачно поглядывали на вошедших в трактир посетителей.

Устроившись за столом в углу, сэр Ральф попросил Рэндалла опробовать его цистру. Взяв несколько звучных аккордов, Рэндалл остался удовлетворён.

— Превосходная цистра, — похвалил он.

— Ты мог бы исполнять на ней мои песни, — молвил сэр Ральф. — Хотя я рыцарь и менестрель, как Бертран де Борн[1], но, к сожалению, у меня нет того, чем небеса наградили тебя. У меня нет голоса. Наверное, ты знаешь, что некоторые аристократы, сочиняющие композиции, берут в слуги жонглёров — людей, умеющих исполнять музыку и песни так же прекрасно, как ты только что жонглировал кинжалами.

Слуга с улыбкой поставил перед ними дымящегося гуся, блюдо с орехами и кувшин вина. Наполнив бокалы, Ральф выжидающе смотрел на Рэндалла. Тот отложил цистру и покачал головой.

— Вряд ли герцог позволит мне служить вам, — сказал он.

Опрокинув стакан вина, папаша Терри поднялся из-за стола.

— Ищите для своих песен другого жонглёра, — произнёс он. — А нам нужно идти в замок, к герцогу.

Но Рэндалл заколебался. Ему нравился рыцарь, который держался с ними так просто и дружественно. Обычно знать презирала менестрелей, если только те сами не были знатны.

— У меня есть цистра, дудка, рожок и псалтерион, — проговорил сэр Ральф. — Но нет твоего голоса, Рэндалл. Мы бы добились восхищения всего королевского двора.

— А как вы поступите со мной потом, когда я вам наскучу? Выбросите меня на улицу петь на площадях и побираться?! Герцог-то меня назад не возьмёт, — проговорил Рэндалл.

— Я никогда не продавал своих друзей! — резко воскликнул сэр Ральф. — И если ты поступишь ко мне на службу, ты станешь моим другом.

У Рэндалла было не так много друзей. За семь лет проживания у лорда Глостера он успел подружиться лишь с несколькими людьми из числа слуг, с которыми теперь расстался.

— Прекратите! — вмешался папаша Терри. — Мы очень признательны вам за благосклонность, сэр Ральф, но нам лучше до темноты выступить в путь.

— Послушай, — окликнул Рэндалла рыцарь. — Я бы очень хотел, чтобы ты согласился служить мне. Ты очень талантлив, Рэндалл. Надеюсь, мы с тобой ещё встретимся.

Терри уже тащил Рэндалла за рукав к выходу.

Оставшись один, сэр Ральф де Монфор допил остатки вина и доел обед.

Он происходил из знаменитого нормандского рода, и в Ноттингеме многие знали об этом. Имея поместье в Кенте, он обожал путешествовать по Англии. С тех пор как война с Францией почти не велась, он не находил другого развлечения, как разъезжать по королевству, часто останавливаясь при дворе Ричарда II, который был юн, но весьма поощрял поэтов и менестрелей. Выступая в залах Вестминстера, он нередко внимал лести и похвалам придворных, но самого Ральфа де Монфора не устраивало то, что песни его звучат недостаточно чувственно, и он давно жаждал найти для себя жонглёра. Отказ Рэндалла немного огорчил благородного рыцаря. Блондин с манерами аристократа как нельзя лучше подходил для этой роли. Взяв в руки цистру, сэр Ральф склонил кудрявую голову и провёл пальцами по струнам.

— Нет, Папиоль![2] Ты всё-таки должен служить мне, — пробормотал он и, повесив лютню на плечо, направился к дверям.

ГЛАВА 4

Собрав оставленные в хлеву вещи, закутавшись в плащи, Рэндалл и папаша Терри отправились в путь, к замку герцога Джона Гонта. Рэндалл продолжал думать о предложении Ральфа де Монфора и почти не вступал в беседы с Терри.

— Ты такой же знатный лорд, как и сэр Ральф, но вышло так, что тебя вырастил я, — сказал Терри. — А потом, что интересного при королевском дворе? Многотысячные пиры, лукавые вельможи? Тебе лучше держаться подальше от них.

Рэндалл вздохнул. Он знал о своём происхождении не много, но слышал, что в его жилах течет очень знатная кровь. Мать его погибла от чумы, но ещё до этого папаша Терри взял его на воспитание. Он любил Терри и понимал, что тот встревожен одолевавшими его сомнениями.

Выйдя из ворот Ноттингема, отец и сын двинулись по широкой, разъезженной дороге. Стоял прохладный день, воздух наполняли терпкие запахи трав и навоза. Брызги грязи оседали на сапогах путешественников. Резкий ветер шумел в кронах и проникал под одежду.

Менестрели шагали вдоль обочины, не останавливаясь, даже когда мимо проезжали тяжело вооружённые, закованные в кольчуги и латы всадники, следующие в Ноттингем. Это были рыцари со своими свитами, ищущие отдых и ночлег. Таких, как сэр Ральф де Монфор, одиноких путников без слуг и оруженосцев, Рэндалл вблизи Ноттингема не видел. Знакомство с рыцарем не выходило у него из головы. Мысли о том, что вместе с Ральфом он мог бы появиться при дворе, выступать перед королём и узнать что-нибудь о своём отце-лорде, постоянно возвращали его к рыцарю. Следуя позади папаши Терри, Рэндалл глядел под ноги, чтобы не споткнуться о рытвины или корни. Они вновь входили в лес, через который надеялись миновать соседнее графство и приблизиться к деревням, где кто-нибудь подбросит их до замка герцога Ланкастера.

Остановившись у родника, берущего начало в поросшем лесом холме и бьющего из каменной пасти замшелой горгульи, папаша Терри наполнил дорожные фляги водой. Рэндалл зачерпывал её узкой ладонью и с жадностью пил. В лесу было пустынно, но они знали о шайках разбойников, что бродили в дебрях в поисках наживы.

Внезапно до слуха Рэндалла долетело позвякивание, словно где-то бряцали бубенцы.

— Ты слышишь? — спросил он, насторожившись.

— Сюда кто-то едет! — прошептал папаша Терри, вцепившись Рэндаллу в запястье.

Притаившись за деревьями, они уставились на широкую дорогу, проходящую через лес. Бряцанье бубенчиков усилилось. Появилась телега, гружённая бочками и запряжённая крупной лошадью. Возницей оказался огромного роста плечистый монах с густой каштановой бородой, простым воспалённым лицом и всклокоченными волосами. На нём была грубая ряса, капюшон которой висел у него за спиной, плащ и гигантские сапоги. Рядом с монахом в телеге лежала увесистая дубинка, он явно держал её для того, чтобы дать отпор дерзким злоумышленникам.

— Отец! — окликнул его Рэндалл и выбежал из-за деревьев.

— Менестрели, — ухмыльнулся монах, не выпуская поводья и не останавливая телегу. — Только их мне недоставало!

— Отец! — снова крикнул Рэндалл. — Мы идём в замок герцога Ланкастера. Позвольте нам присоединиться к вашему путешествию.

— Замечательная будет компания: монах и два грешника, — молвил тот. — Но я люблю грешников. Садитесь, сэры.

Запрыгнув в телегу, менестрели устроились между бочек, в которых что-то плескалось.

— Отличный монастырский эль ко двору герцога Ланкастера, — пояснил возница.

— У нас есть чем заплатить. В Ноттингеме мы заработали кое-что, — сказал папаша Терри и полез под куртку за кошельком.

— Я доставлю вас бесплатно, — возразил монах, — потому что знаю, как тяжело нынче простолюдинам достаются деньги.

— Как вас зовут, отец? — осведомился Рэндалл.

— Брат Джон Строу. Со мной вы можете не бояться за свои жалкие сбережения. Мою дубину знает каждый негодяй в здешних лесах.

— Разбойники пытались напасть на вас? — спросил Рэндалл.

— Много раз. Я доставляю эль из нашего монастыря в замки благородных сэров, и нередко приходилось дубинкой раскалывать головы отважным негодяям!

— Поистине, нужно быть отважным, чтобы вступить с вами в драку! — засмеялся Рэндалл.

Монах оказался очень весёлым человеком и развлекал спутников. К ночи они должны были добраться до замка, в котором герцог Ланкастер устраивал пышный пир.

ГЛАВА 5

Днём раньше брат Строу покинул монастырь, чтобы доставить эль в замок герцога. Незадолго до отъезда он увидал, как один из монахов его обители послал Бренде Уэлч, дочке кузнеца, несколько ласковых улыбок. Поступок монаха насторожил брата Строу, но он предпочёл никому ничего не рассказывать.

Шагая по дорожным рытвинам, брат Джон Болл рассеянно улыбался, направляясь в сторону соседней деревни. Вот уже неделя, как он был влюблён. Чувство, которое он не испытывал прежде, переполняло его. Приняв постриг совсем юным, он ни разу не позволил любви прокрасться в своё сознание. На сей раз мысли о прекрасной дочке кузнеца преследовали его, вызывая страсть во всём теле. Побороть страсть к Бренде ему казалось невозможным, и он полностью вверил себя чувствам.

Брат Джон Болл был одним из самых рассудительных, образованных и в то же время молодых монахов аббатства. Он превосходно говорил и читал по-латыни, обладал красивой внешностью и нежным голосом. В стенах обители он переводил трактат Беды Сухопыльного на английский и умел поддержать любую богословскую беседу. Не будь он монахом, он бы нравился женщинам — худой, изящный, стройный блондин с кроткими светлыми глазами, брат Джон Болл выглядел как настоящий аристократ. Говорили, будто он сын какого-то герцога, и что отец запер его в монастыре, чтобы скрыть незаконного отпрыска.

В день, когда брат Строу заметил его идущим к деревне, Джон Болл предвкушал встречу наедине с возлюбленной. Он прежде не оставался с женщинами один на один и потому волновался. Но Бренда сама пригласила его, и он был одержим переполнявшей его любовью. И неизвестно, стал бы он одной из особенно ярких и великих фигур в истории, если бы не влюбился в прекрасную дочь кузнеца.

— О, я не должен идти к Бренде Уэлч, — вздыхал он.

Постояв немного на склоне холма, прислонившись плечом к влажному тёмному стволу вяза, он смотрел на лежащую внизу нищую деревню. Вилланы бродили у дворов и хижин, переговариваясь друг с другом и хохоча. Жёны занимались приготовлением ужина. Недалеко резвилась бедно одетая ребятня.

— Нет, нет, нет! Я не должен идти туда, — пробормотал Джон Болл и начал спускаться по склону..

Прищурившись, он отыскал глазами кузницу Уэлча. Увидел тлеющую жаровню и силуэт кузнеца. Стук молота о наковальню гулко разносился в воздухе.

В деревне на него не обратили внимания: монахи часто появлялись здесь, ведь рядом с деревней лежал путь в Дартфорд.

По мере того как брат Джон Болл подходил к хижине прекрасной Бренды Уэлч, он перестал колебаться. Приоткрыв калитку, Джон Болл1, озираясь, опасаясь отца возлюбленной, подошёл к хижине и постучал в дверь. Переводя дыхание, он заметил, что крестьянка в соседнем дворе, занимавшаяся приготовлением ужина на очаге, не спускает с него глаз. Болл улыбнулся ей.

Дверь приоткрылась, и на пороге возникла красивая молодая женщина в суконном сером платье. Её распущенные каштановые локоны поблёскивали в свете заходящего солнца, проникавшего в дом через окно.

Болл произнёс в смущении:

— Приветствую тебя, Бренда.

Она кивнула и пригласила его войти:

— Следуйте за мной, брат, а то вас ненароком заподозрят в прелюбодеянии.

Трепеща, Джон Болл переступил порог хижины.

ГЛАВА 6

С минуту Джон молча стоял в центре хижины, изучая низкие потолочные балки, длинный стол, скамью и набитый тюфяк в углу. В хижине оказалось очень тепло и пахло свежеиспеченным хлебом.

Бренда, весьма привлекательная, имела некоторую простоватость, свойственную крестьянским девушкам, хотя ее огромные зелёные глаза, густые каштановые кудри и красивые губы могли обольстить любого аристократа. Простое широкое платье не скрывало её точёной фигуры.

— Твой отец в кузнице, Бренда? — глухо спросил он, опустив взгляд.

— Да. И, пользуясь этим, я хочу поговорить с вами, брат, — сказала Бренда.

— О чём же?

— Как будто вы не знаете! О вас.

— Обо мне?

Она засмеялась:

— Вы ведь обо мне думали, верно?! Я сразу догадалась, что вы ко мне неравнодушны.

— Даже если и так, мой духовный сан запрещает мне быть с тобою.

— Тогда для чего же вы пришли сюда? — спросила Бренда.

Он поднял на неё светлые глаза:

— Я не знаю.

Девушка подошла к Боллу вплотную:

— Вы не знаете? Может, потому, что вы любите меня или желаете меня?

Джон Болл внезапно заключил её в объятья и страстно поцеловал в губы.

Вдруг с улицы потянуло холодным воздухом, дверь распахнулась, и в хижину ворвался огромный человек в рубахе, пропахшей потом. В руке он сжимал раскалённый железный прут.

— Я так и знал! — завопил он, хватая Джона Болла и швыряя его в угол, прямо на тюфяк.

Бренда закричала, пытаясь остановить его. Кузнец с рёвом попытался воткнуть в Болла прут, но тот ловко увернулся.

— Мне говорили, что ты шлюха, но я не верил! — орал кузнец.

С неподдельным ужасом Болл смотрел на разъярённого кузнеца. В хижину вбежал еще один человек, в котором монах узнал брата возлюбленной. Увидав гнев Уэлча, тот бросился между ним и Джоном Боллом.

— Прекрати! — воскликнул он. — Перед тобой — монах, лицо духовное!

— Прочь! — прорычал кузнец. — Всё из-за этой шлюхи, твоей сестры! — И он наотмашь ударил виллана по лицу.

Воспользовавшись их дракой, Джон Болл выбежал из хижины. Перепрыгнув через забор из кольев и вспугнув соседских кур, бродивших поблизости, он помчался в сторону леса. Крестьяне в недоумении оборачивались ему вслед. Но Джону это было безразлично. Он понимал, что теперь его ожидает участь расстриги. В монастырь он не смел возвратиться: наверняка вечером там уже будут знать о его поступке. На окраине деревни монаха окликнул стражник. Завязалась драка, и Болл, защищаясь, разбил тому голову его же алебардой.

Добравшись до опушки леса, он перестал бежать и пошёл шагом, содрогаясь от рыданий. «Как я мог влюбиться?! Боже! — думал он. — И вот я превратился в прелюбодея и убийцу! Уверен, что Бренда, её отец и брат обвинят меня перед шерифом в убийстве стражника! И вилланы меня тоже видели!»

Темнело. В лесу становилось холодно. Поскальзываясь и спотыкаясь о корни деревьев, Джон Болл углублялся в дебри. Утомившись, Болл сел на поваленное дерево.

— Хорошо, что я не успел предаться любовным утехам, — пробормотал он. — Но что проку, если мне всё равно никто не поверит?!

Небо над вершинами деревьев было уже совсем тёмным. Монах ощутил пронизывающий холод и энергично подышал на руки. Он расположился на ветвях дерева, сваленного в овраг. Ночевать одинокому путнику, у которого не имелось даже меча, считалось опасным. Но Джон Болл не испытывал страха перед лесом. Гораздо больше он боялся шерифа и обвинения в убийстве.

Он мог бы, конечно, укрыться в монастыре в Беверли, в восточном Йоркшире. Там принимали убийц и воров со всей Англии, чтобы те раскаялись в содеянном. Но до Беверли был неблизкий путь, и Джон Болл не желал признаваться в убийстве. Он знал эту обитель, так как бывал в ней с братьями-монахами. Красивое здание с резными барельефами, украшенное «розой» и длинными стрельчатыми башнями с декором из шипов, с огромной церковью и раскидистым зелёным краем, лежащим на мили вокруг, притягивало преступников со всего королевства.

Потом Джону Боллу пришла на ум идея сбежать во Францию, но вскоре он осознал её нелепость. У него не было денег даже на кусок чёрствого хлеба, не то чтобы добраться до порта!

Закутавшись покрепче в монашескую рясу, он прикрыл глаза. Ночь в лесу заставляла его прислушиваться к любым звукам и шорохам. Он боялся людей шерифа и стражников Дартфорда, которые, несомненно, искали его.

Обратно в обитель он решил не возвращаться. Там бы его не приняли. Поднявшись с коряги, он стал взбираться вверх по склону оврага, рассчитывая добраться лесом до соседнего графства.

И вдруг он уловил звук конского топота. Кто-то скакал в его сторону. Трясясь от страха, он полез на раскидистое дерево, но сорвался, упал и сильно отбил ладони.

Из-за поворота появился одинокий всадник, путешествующий по Эссексу верхом. Сдерживая возглас отчаяния, Джон Болл наблюдал, как незнакомец остановился и спешился.

ГЛАВА 7

Если бы этого всадника увидели Рэндалл или папаша Терри, они сразу же узнали бы своего недавнего благодетеля из Ноттингема. Проведя ночь в городе, сэр Ральф де Монфор направлялся в свой замок, в Кент. Он не боялся путешествовать вечером, но соблюдал некоторую осторожность.

Следуя через лес, он заметил у тропы монаха, который сорвался, пытаясь вскарабкаться на раскидистое дерево.

— Для чего монаху прятаться от меня, одинокого всадника? — пробормотал сэр Ральф, придержав лошадь.

Поднявшись, Джон Болл стоял перед ним, дрожа от волнения и холода. Ладони монаха были разбиты в кровь, грязь забрызгала сапоги.

— Что с тобой случилось, отец? — спросил сэр Ральф.

Джон Болл ничего не сказал, но вырвавшийся вздох был красноречивее слов. Рыцарь понял, что монах претерпел много испытаний и трудностей.

— На тебя напали разбойники? — осведомился сэр Ральф, спешившись.

— Нет, сэр, — глухо ответил Джон Болл. — Я сам разбойник.

— Что это значит?

— Прошу вас об одном, сэр, — не говорите шерифу, что встретили меня в лесу.

Заинтригованный подобным заявлением, сэр Ральф отстегнул от седла флягу с крепким вином и предложил монаху выпить.

— Ты что-то совершил, отец? Но что?

— Не называйте меня отцом. Я уже расстрига, сэр, — сказал монах.

— Как мне тебя в таком случае называть?

— Например, Джоном Боллом. Вот что бывает, когда человек идёт на поводу у страсти! Боже! Думал ли я, что мне придётся скрываться в лесу от шерифа, точно разбойнику?!

Вино подействовало. Слёзы вновь подступили к его глазам.

«Что-то произошло. Однако монах нуждается в моей защите!» — решил сэр Ральф и принялся разводить костёр.

— Для чего вы зажигаете пламя? — вздрогнул Джон.

— Вам просто необходимо поесть и прийти в себя, — ответил сэр Ральф. — Сейчас я достану свинину и лепёшки, а вы просушите вашу рясу.

— Отчего вы так милостивы ко мне? — недоверчиво спросил Джон Болл.

— Может, из простого сочувствия, — сказал сэр Ральф. Привязав лошадь, он вытащил из поклажи снедь и предложил монаху часть ужина. Не говоря ни слова, Джон Болл послушно подсел к огню.

— Что же случилось с вами, Болл? Почему вы скрываетесь в лесу?

Прихлёбывая из фляги, Джон уже нашёл силы усмехнуться. Он слегка опьянел и перестал робеть перед незнакомцем.

— Я влюбился, сэр! Влюбился в прекрасную особу по имени Бренда Уэлч. Её отец, кузнец, ворвался в хижину, когда я был с ней наедине и она меня целовала! До встречи с ней я был праведником. Все в моей обители это подтвердят!

— Так здесь замешана женщина?! — удивился сэр Ральф.

— Точнее, её отец, который бросился на меня с железным прутом. Брат Бренды вступился за меня и тем самым позволил мне бежать. А я столкнулся со стражником, которого был вынужден убить. Я совершил много недозволенного, — Болл невесело засмеялся. — Потому и вынужден скрываться.

— Куда же вы направлялись, Болл? — осведомился сэр Ральф.

— Куда-нибудь, где меня никто не знает.

— Полагаю, в обитель Беверли?

— Нет. Что вы, сэр! В Беверли я буду обязан признать свою вину перед монахами-праведниками, а я не хочу делать этого.

Оба умолкли. Джон Болл допивал вино из фляги, время от времени благодарно улыбаясь сэру Ральфу. Рыцарь погрузился в размышления. Ему было жаль монаха, тем более что и сам он знал, что такое любовь.

В лесу стояла холодная промозглая ночь. До слуха рыцаря доносился треск сучьев и шорохи, заставлявшие его внимательно вглядываться в темноту. Он опасался встретить разбойников и соглядатаев шерифа Эссекса.

— Меня зовут сэр Ральф де Монфор, — наконец проговорил он. — У меня поместье в Кенте, и если хочешь, можешь погостить в моём замке. Во владениях знатного феодала люди шерифа Эссекса не имеют власти.

— В самом деле?! — воскликнул Джон Болл. — Вы готовы рисковать своей репутацией? Я же изгнанник, прелюбодей!

— Только ты должен переодеться, поскольку люди шерифа ищут монаха, — ответил сэр Ральф. Порывшись в мешке, он нашёл узкие шоссы и котарди, которые пришлись впору Джону Боллу. Набросив на голову капюшон, пришитый к плащу, монах стал выглядеть, как один из тех молодых людей, что путешествуют по Английскому королевству.

— Ложись у костра и выспись. Завтра нам предстоит весь день идти по лесу, — сказал ему сэр Ральф.

Устроившись возле огня и внимая громкому треску тлеющих сучьев, Болл крепко заснул. А сэр Ральф, не сомкнув глаз и положив возле себя меч, дежурил всю ночь.

ГЛАВА 8

Телега, которой правил брат Строу, выехала на опушку и направилась по извилистому пути вниз со склона холма. Дорога упиралась в ворота серой крепости, чьи тяжёлые башни и плотные стены Рэндалл увидел ещё издали. У обочины деловито прохаживались птицы, выклёвывая что-то из грязи.

Из ворот появилась кавалькада всадников в тускло сиявших доспехах и поскакала в сторону леса. По краям зубчатых стен и на площадках, что были на крышах сторожевых башен, виднелись силуэты стражников и арбалетчиков.

— Это замок Джона Гонта? — осведомился Рэндалл.

— Да, — подтвердил монах.

С интересом и волнением Рэндалл разглядывал крепость. Замок окружал ров, наполненный водой, через который стражники, при приближении телеги с бочками, со скрежетом перебросили подвесной мост. Телега прогрохотала внутрь колодцеобразного двора, где толпилось много народу — слуг, стражи и оруженосцев.

Герцог Ланкастер, Джон Гонт, был одним из дядей короля Ричарда II и самым могущественным английским лордом. Согласившись служить племяннику и позволив ему короноваться, он поступил так потому, что в Англии всё ещё обожали обсуждать подвиги Чёрного принца, погибшего отца Ричарда, совершённые тем на войне во Франции. Джон Гонт был уверен, что Ричард позволит ему бывать при дворе и распоряжаться в королевстве: ведь племяннику было всего одиннадцать лет, когда он стал королём. Но прошло несколько лет, и Ричард отдалил от себя дядю, предпочитая проводить время без него в своей резиденции — в Элтоне — и отказываясь внимать ему с прежним послушанием. Поэтому герцог чаще находился в провинциальном замке, а не в лондонском Савое на Стренде.

Уже давно Ланкастер не воевал, но любил устраивать пиры и охоту, на которые приглашались лучшие рыцари Англии. Рэндаллу было хорошо известно, что своё прозвание Джон Гонт получил по имени французского города Гента, где появился на свет. Герцог был сыном короля Эдуарда III, развязавшего Столетнюю войну с Францией, и всю свою молодость провёл в походах. Ему пришлось смириться с тем, что награды и людская любовь достались его старшему брату — Чёрному принцу. А он сам довольствовался лишь высоким происхождением.

Замок, принадлежавший герцогу Ланкастеру, издали притягивал взгляд путника и вызывал восхищение. Его окружали холмы и поля, простиравшиеся на много миль, деревни и труднопроходимые леса, где прятались шайки разбойников и где герцог любил охотиться на вепрей.

Расставшись во дворе с братом Строу, менестрели отправились за камердинером, который ввёл их в главный зал замка, где в те часы проходил пир.

— У вас есть песни, достойные слуха его высочества? — спросил камердинер.

— Безусловно, — сказал папаша Терри.

— Что ж, хорошо! Тогда сегодня будете выступать перед герцогом и его друзьями. Потом сможете есть и пить с остальными слугами.

Зал, где оказались Рэндалл и папаша Терри, освещался очагом и факелами. Под сводчатым потолком уже густели холодные тени. Плотные каменные стены украшали восхитительные гобелены, боевые трофеи и начищенное оружие. В зале стояла весёлая и непринуждённая атмосфера. Блюда и кувшины подавали молодые люди в коротких куртках и остроносых туфлях.

За главным длинным столом сидела свита герцога Ланкастера. Он сам расположился в кресле владельца замка. Это был зрелый человек с гладко выбритым подбородком, в синем парчовом котарди, искрящемся ценной вышивкой; на его гибких пальцах, которыми он разламывал жаркое, поблёскивали крупные кольца.

В свите преобладали рыцари, но Рэндалл заметил и нескольких богато одетых женщин. Рядом с герцогом находился его сын — сверстник короля Ричарда Генри Болинброк. Этому хрупкому бледному подростку с огромными глазами предстояло стать правителем Англии и вновь развязать кровопролитную войну с Францией.

За столом справа, под двумя вытянутыми окнами, сидели люди попроще — бедные рыцари и провинциальные бароны.

Над входом в зал нависал балкон, где выступали менестрели и придворные певцы. Вокруг столов бродили собаки герцога, изредка схватывая на лету подачки гостей.

Войдя в зал, Рэндалл скинул забрызганный дорожной грязью плащ и передал его слуге. Папаша Терри последовал примеру Рэндалла. Слушая, как с балкона этой своеобразной кафедры менестрелей льётся томная музыка цистры и дудок, Рэндалл улыбнулся. Он умел с первых же звуков распознавать инструменты, их число и степень таланта тех, кто к ним прикасался. Такого превосходного слуха, как у него, не было даже у его приёмного отца. Жарко натопленный зал, аппетитные запахи угощений, приглушённые голоса и музыка понравились Рэндаллу. Он видел, как насторожённо папаша Терри оглядывался по сторонам, но знал, что тот всегда недоверчиво относится ко всему незнакомому.

Молодой слуга в аккуратном приталенном камзоле поднёс им кубки с вином. Поблагодарив его кивком, Рэндалл залпом осушил вино. Затем, достав лютню, он взял несколько аккордов.

— Ты не испытываешь робости перед Джоном Гонтом? — спросил папаша Терри.

— Вовсе нет. Не станет же он рубить нам головы, если ты или я возьмём фальшивую ноту! — усмехнулся Рэндалл. — Поверь, все лорды одинаковы, и для них главное, чтобы их беседы на пирах дополняла музыка.

— О лордах тебе известно больше, чем мне. Я гораздо лучше изучил простолюдинов, — сказал папаша Терри, вертя в руках дудку.

Рэндалл вгляделся в знатных вельмож, сидящих за столом герцога Ланкастера. Поймав за рукав куртки проходящего мимо юношу с пустым блюдом, он поинтересовался:

— Скажи, кто те люди, что находятся рядом с герцогом?

Юноша оказался французом, и Рэндаллу пришлось повторить свой вопрос по-французски. Папаша Терри обучил его разным языкам, поскольку многие песни и новеллино были сочинены норманнами, бургундцами, провансальцами или итальянцами.

— Рядом с герцогом его сын, мессир Генри, — пояснил слуга. — А также некоторые рыцари, заслужившие расположение его высочества. Женщины — их супруги и дочери.

Внимание Рэндалла привлёк неприветливый молодой аристократ с курчавыми чёрными волосами, холодным узким лицом и огромными, выразительными зелёными глазами. Ни с кем не разговаривая, он потягивал вино.

— А это кто? — спросил Рэндалл.

— Граф из Йоркшира, — сказал слуга. — Сэр Филипп Монтгомери, ставший знаменитым ещё во время войны во Франции. Он самый знатный рыцарь его величества.

— Чем же он удостоился расположения герцога?

— Лишь тем, — хихикнул слуга, — что прибыл в замок Ланкастера, выполняя приказ короля. Ричард благоволит к мессиру Филиппу и прислал его, чтобы примириться с дядей. После их ссоры в прошлом месяце, в Лондоне, Ричард боится дядю и правильно делает, потому что Джон Гонт очень могущественен.

В этот миг к Рэндаллу и папаше Терри подбежал камердинер герцога и торопливо велел им подниматься на опустевший балкон, с которого только что спустились закончившие своё выступление провансальские менестрели.

Держа в руках лютню и дудку, Рэндалл и папаша Терри направились к крутой лестнице, ведущей на балкон.

ГЛАВА 9

Проведя пальцами по струнам, Рэндалл заметил, как восхитительно плыли звуки под сводами зала. С высоты ему были прекрасно видны столы с угощениями, лорды, знатные женщины, бродившие по залу собаки и слуги, уносившие пустые блюда и кувшины, подающие жаркое, фрукты и вина.

Склонив голову набок, он прикрыл глаза и запел. Его голос удивительно красиво зазвучал, отдаваясь гулким эхом под потолком. Он пел на норманнском наречии, знакомом всем находящимся в зале, а робкие звуки дудки добавляли мелодии нежность.

Гости герцога Ланкастера, невольно прекратив свои занимательные беседы, поворачивались в сторону выступавших менестрелей. Даже владелец замка, затаив дыхание, устремил взор на Рэндалла.

— Кто этот человек? — спросил он у камердинера.

— Рэндалл Уолтерс. Он и его отец присланы сюда вашим братом, герцогом Глостером.

Песня, исполняемая Рэндаллом, восхитила всех гостей Ланкастера. Когда же он умолк, они разразились аплодисментами. Отвесив полный достоинства и аристократизма поклон, Рэндалл немедленно приступил к следующей песне, и на этот раз она была на английском языке. Затем последовало ещё несколько таких же прекрасных произведений, заставивших слушателей трепетать.

— По окончании пира приведите Рэндалла в мою комнату. Я хочу ближе узнать того, кто доставил мне нынче такое удовольствие, — велел герцог камердинеру.

Выступление Рэндалла и папаши Терри продолжалось около часа. На этот раз отец воздержался от исполнения песен, поскольку его голос, по мнению самого Терри, был слишком груб для звучания в здешних стенах.

Когда после нескольких поклонов Рэндалл спустился в зал, он держал себя по обыкновению учтиво, но без раболепства. Чувствуя усталость, он надеялся выспаться и удовлетворить хороший аппетит в комнате, отведённой ему в замке. Однако на выходе из зала обоих менестрелей остановил камердинер и вкрадчиво сообщил, что герцог хочет переговорить с Рэндаллом наедине.

Опочивальня герцога Джона располагалась прямо над трапезной. Более чем скромная обстановка удивила Рэндалла: стол — под вытянутым узким окном, куда проникала весенняя прохлада с улицы; в углу — тяжёлый, окованный железом сундук, где хранились, видимо, вещи и утварь герцога; два кресла с высокими спинками да в центре зала — кровать, на которую поднимались по короткой лестнице.

Вошедший слуга поставил на стол блюдо с орехами, кусок хлеба, свинину, кувшин с вином и кубок.

— Угощайся, менестрель, — произнёс слуга и вышел из комнаты.

Рэндаллу ничего не оставалось, как сесть за стол и отдать должное угощениям. Наполнив кубок вином, он с любопытством осматривался по сторонам, разглядывая ценные гобелены и боевые доспехи, украшавшие стены замка.

ГЛАВА 10

Давно спустилась тёмная, ветреная ночь. Дул резкий ледяной ветер. Впрочем, непогода не смущала Рэндалла, и ему было любопытно посмотреть на башни замка. Он знал, что где-то поблизости находилась часовня, украшенная горгульями. Прежде ему много доводилось слышать и о провинциальном замке герцога Джона Ланкастерского, и о его лондонском дворце Савое — очень красивой и громадной крепости.

Со стены Рэндалл в полной мере мог разглядеть простирающиеся до самого горизонта леса и поля. Воздух казался ему чистым и свежим. Закрыв глаза, он застыл на минуту, наслаждаясь ароматами ночи, и вновь вспомнил о рыцаре де Монфоре.

— Стоило принять его предложение. Вместе мы объехали бы много королевств, — пробормотал он. Никто из лордов, даже Ланкастер, не отнёсся к нему так, как Ральф де Монфор. У Джона Гонта Рэндалл ходил бы в шелках и парче, но всегда оставался бы одним из двадцати менестрелей, а вовсе не другом, как обещал ему Ральф.

Размышляя, Рэндалл не заметил, как неподалёку от него остановился какой-то человек. Он был без алебарды и панциря, в плаще, с лежащим на плечах капюшоне. У его бедра висел убранный в ножны длинный меч, а на сапогах тускло поблёскивали шпоры. Аромат цветочной эссенции и дорогих притираний указывал на знатное происхождение господина. Рэндалл узнал в нём сэра Филиппа Монтгомери.

— Я люблю гулять по стене моего замка Спрингроузез в Йоркшире, — сказал, повернувшись к нему, сэр Филипп. — Вы бывали в Спрингроузезе?

— Нет, милорд. Но я часто ходил с отцом через Йоркшир.

— И вы стали менестрелем потому, что ваш отец — менестрель?

— Папаша Терри научил меня многому, милорд.

Взорвавшись презрительным смехом, Филипп отвернулся:

— Кто бы предположил: я и жалкий слуга на прогулке!

Гнев вспыхнул в душе Рэндалла, но он сумел подавить его.

— Зато вы, милорд, очень знатный и благородный человек, — сказал он как можно любезнее.

— Верно, — хмыкнул Монтгомери. — Мой род прославился ещё при Генрихе II, и с тех пор все Монтгомери считаются не только землевладельцами и феодалами, но и рыцарями. — Он не стал вдаваться в подробности, объясняя менестрелю, что и его отец, Вильям Монтгомери, прославился подвигами на войне, и он сам служил потом во Франции. — Так что мне не пристало разгуливать в компании бродяг! — закончил сэр Филипп и направился к башне.

— Что ж! — сказал вслед ему Рэндалл. — Мне жаль, что я внушаю вам такое отвращение, милорд.

— Меня не купишь глупыми мелодиями! Я — воин! Я служил во Франции и знаю, сколь дерзки бывают лицедеи! Но ты бродяга, только и всего.

Проходя мимо Рэндалла, Филипп грубо оттолкнул его и, не глядя более в его сторону, исчез в башне.

Но Рэндалл уже не чувствовал гнева, поскольку не впервые сталкивался с надменностью знатных особ и рыцарей. Продолжая бродить по стене замка, он расспросил встретившегося стражника о папаше Терри.

— Идите в левую башню, там прислуга герцога, — указал стражник в сторону укрепления, ютившегося возле донжона.

Рэндалл спустился во двор. Он без труда отыскал папашу Терри, который спал на тюфяке из травы в комнате на нужней этаже башни. Устроившись прямо на полу на другом тюфяке, в углу, Рэндалл долго глядел в потемневший от чада факелов потолок, пока сон не прервал ход его размышлений.

ГЛАВА 11

Утром камердинер герцога прислал к менестрелям своего человека, чтобы подобрать для них подходящие наряды.

Папаша Терри уже подобрал себе одежду и был ею весьма доволен. С длинными тёмными локонами, в жёлтом упелянде и шоссах, в синем плаще, застегивающемся под горлом аметистовой пряжкой, он выглядел очень достойно.

— Ну-ка, ну-ка! — воскликнул он, заметив, что Рэндалл проснулся. — Теперь мы подберем одежду и для тебя!

Перебрав кучу принесённых вещей, папаша Терри и Рэндалл остановились на узком парчовом котарди, подчёркивающем изящество молодого человека, длинном плаще с фалдами, вырезанными по краям квадратными фестонами, и на сафьяновых сапожках.

Слуга предложил прислать к менестрелям цирюльника, но они предпочитали бриться самостоятельно.

— Ты настоящий герцог в этих нарядах! Боже! А ведь ты действительно сумел бы блистать при королевском дворе! — вздохнул папаша Терри. — И герцог Ланкастер, я уверен, будет в восторге от тебя. Но что ты обсуждал с ним?

— Мелодии лютни, звуки дудки, — уклончиво ответил Рэндалл. — А потом я встретил графа Монтгомери. Ты что-нибудь знаешь о нём?

Терри Уолтерс устремил на Рэндалла взгляд, полный ужаса.

— Почему ты спрашиваешь меня о нём? Он говорил с тобой?

— Да! Великий сэр Филипп удостоил меня беседы, — засмеялся Рэндалл. — Кстати, он вчера был в трапезной.

Схватив юношу за узкие плечи, Терри крепко сжал их. С удивлением Рэндалл смотрел на своего приёмного отца.

— Граф Филипп жестокий человек, он жёг деревни сотнями, когда служил во Франции. К тому же он настоящий аристократ, очень знатный дворянин, отпрыск рыцаря Монтгомери, который был знаменит службой королю Эдуарду. Мы для него — омерзительные рабы, чернь, и к нам он относится с презрением.

— Откуда ты столько знаешь о нём?

— От бродяг, от простолюдинов, прислушиваясь к тому, о чём говорят в грязных трактирах, — и Терри принялся складывать их изношенные вещи в мешок.

Спустя полчаса менестрели уже входили в огромный зал, где завтракали Джон Гонт, его свита и слуги. Кое-кто из гостей, кого Рэндалл видел накануне, уже разъехались по своим замкам. В трапезной он увидел сэра Филиппа, о котором папаша Терри поведал недавно много нелестного. Монтгомери даже не повернул головы в его сторону и ничем не выдал их знакомства, происшедшего ночью на стене замка.

Обоим менестрелям отвели места за длинным столом, за которым сидели слуги, у вереницы высоких окон.

Увидев Рэндалла, Джон Гонт ласково ему кивнул. С признательностью менестрель отвесил ему поклон.

Попробовав гороховую похлёбку и тушёные овощи, молодой человек заметил, как кто-то плеснул ему в глиняную кружку эль.

— Отведай, Рэндалл! Мои братья делают лучшее в Англии пойло!

Подняв глаза, он узнал брата Строу. Монах широко улыбнулся, его лицо светилось искренней радостью.

— Кто бы мог подумать! Брат Строу! — засмеялся Рэндалл. — А я-то думал, что после ночи любви с какой-нибудь прекрасной служанкой вы уже на обратном пути в графство Эссекс.

— Но ты ошибся! — ответил брат Строу. — Я отправлюсь в Эссекс после того, как поем!

— О, это умный поступок, монах! — усмехнулся Рэндалл.

Брат Строу хлопнул его по плечу:

— Говорят, вчера вы привели в восторг герцога?

— И, как видишь, сегодня я одет, словно дворянин.

— У Джона Гонта все слуги одеваются, как дворяне! Он поступает так же, как король Ричард. Но я вынужден признать, что такая одежда на тебе отлично сидит. — Монах громко захохотал и, осушив огромную кружку эля, со стуком поставил её на стол.

— Папаша Терри, — проговорил герцог, — кажется, так вас называет Рэндалл? Не исполните ли для меня что-нибудь?

— Разумеется, милорд, — поднялся папаша Терри и, взяв лютню, взобрался на балкончик. Его низкий, хриплый голос очень подходил для исполнения незатейливых весёлых песенок.

Закончить трапезу ему позволили позднее. А потом он и Рэндалл спустились во двор замка, чтобы проводить брата Строу. Когда монах уже сидел в пустой телеге и держал в руках поводья, из башни появились сэр Филипп и герцог Джон Гонт. Конюх вывел под уздцы взнузданную лошадь. Натягивая перчатки, сэр Филипп говорил герцогу:

— Не думайте, что король страстно жаждет с вами мира! Просто он старается избежать ссоры с вами, которая выльется в войну, учитывая ваше могущество.

— Передайте его величеству, что я согласен с временным миром, который установился между нами, — ответил герцог.

— Хорошо. Я передам сказанное вами моему господину, — молвил Монтгомери холодно. Затем, вскочив на коня, сэр Филипп развернулся к воротам. — И забудьте о намерениях возвратить былое влияние при дворе! — произнёс он. — Ричард вряд ли вам это позволит! — И, пришпорив лошадь, он поскакал со двора. За ним последовали два закованных в панцирь оруженосца. Миновав короткий туннель через ворота, всадники проехали по подвесному мосту.

Герцог направился к замку. Рэндаллу показалось, что герцог был раздосадован приездом посланника Ричарда. Оба менестреля и монах посмотрели ему вслед.

— Что ж! Мне нужно ехать, — сказал брат Строу. — Путь до аббатства предстоит далёкий.

Монах уехал, а менестрели отправились в замок. До вечера у них было время, чтобы немного побродить по замку и обсудить, чем ещё можно развлечь герцога.

ГЛАВА 12

Канавы у мостовой постепенно заполнялись грязью. Крыши Дартфорда влажно темнели от сырости. В графстве Кент весна уже полностью вступила в свои права.

Неспешно шагая по улочкам, сборщик податей ловил хмурые взгляды прохожих. Его не любили, и он знал об этом. Ремесленники в окнах домов, кузнецы, трудившиеся в поте лица у дымящихся жаровен, установленных прямо на улице, молодые люди, скучающие от безделья, и даже торговцы у своих лавочек презрительно смотрели на него. Женщины отворачивались, едва он появлялся на улице. Но такое перестало смущать сборщика податей.

Оставив двух своих спутников, людей шерифа Кентского, у ворот Дартфорда, он шёл по городу пешком. В кольчужном подшлемнике, панцире и испачканном в трактирах и на улицах плаще, с кинжалом и мечом на бедре, с подбитым глазом и воспалённым лицом отъявленного пропойцы, он брёл, время от времени прикладываясь к фляге, в которой плескался эль.

Недалеко от ворот Дартфорда он увидел Уота Тайлера, местного кровельщика. Тот заделывал крышу одной из башен укрепления, возведённого вокруг Дартфорда. Сборщик податей вспомнил, что у Уота Тайлера оставался долг с прошлого раза, и решил наведаться к его жене, которая всегда ему нравилась.

Возле дома кровельщика, ютившегося между дешёвым трактиром «Ловкий глухарь» и лавкой оружейника, сборщик податей заметил юную девочку, в которой узнал дочь Уота. Он подумал о том, как девочка похожа на свою мать, и тяжело вздохнул. Девочка скрылась в доме. Достав флягу и отпив из нее эля, он направился к двери. Из окна лавки оружейника на него глядел встревоженный ремесленник, но сборщик податей лишь оскалил гнилые зубы от плохо скрываемой досады.

Постучав, он немного подождал. Дверь распахнула красивая молодая женщина в широком платье, какие носили простолюдинки.

— Хороший денёк, душечка! — нагло усмехнулся сборщик.

Почувствовав замешательство женщины, он шагнул на порог.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мне — ничего, душечка! А вот моему господину, графу Кентскому, нужны поборы, тем более что у твоего мужа передо мной долг!

От сборщика пахло вином и потом. Хохоча, он не позволял молодой женщине захлопнуть дверь.

— Мой муж работает в городе, о долге вам стоит поговорить с ним!

— Женщина в этом для меня лучший собеседник! — возразил сборщик податей и, переступив порог дома, захлопнул дверь.

Молодая женщина попятилась, ища глазами дочь. Направляясь к ней, сборщик податей дерзко ухмылялся.

— Я обещаю, душечка, что сам заплачу долг твоего мужа, если взглянешь на меня благосклонно, — протянув руку, он коснулся длинных волос. Она отвернулась от него.

— Мы сумеем с тобой решить этот вопрос — один-два поцелуя и страстные объятья! — произнёс он и, взяв флягу, допил эль.

— Убирайся, грязный негодяй! — прошептала молодая женщина. — И не подумаю отвечать тебе благосклонностью.

— Вот как?! Мерзавка! — и сборщик наотмашь ударил её по лицу.

— Убирайся! — закричала она в ярости.

Бросившись к девочке, сидевшей в слезах в углу дома на скамейке и наблюдавшей за происходящим, негодяй воскликнул:

— А может, она расплатится за долги отца?

— Не приближайся к моей дочери, тварь, — процедила жена кровельщика.

— А что ты мне сделаешь?! — захохотал он, вынув кинжал из ножен.

— Трус! — воскликнула молодая женщина. — Ты воспользовался, что я и моя дочь одни! Презренное животное!

— Молчать! — рявкнул сборщик податей и схватил сжавшуюся от страха девочку.

— Прошу тебя! Не трогай мою дочь! — воскликнула жена кровельщика, вцепившись ему в руку.

Сборщик податей полоснул её лезвием кинжала по горлу и выругался. Захрипев, молодая женщина упала. Кинувшись к визжащей дочери, убийца свернул ребёнку шею. Он знал, что и без свидетелей все в Дартфорде укажут на него и ему влетит от шерифа Кентского.

Дверь распахнулась. Обернувшись, сборщик податей в ужасе уставился на вошедшего кровельщика.

— Нет, Тайлер! Я здесь ни при чём! — заорал он, вжимаясь в угол.

— Ты ответишь за злодейство, — глухо произнёс Уот Тайлер и обнажил короткий обоюдоострый меч, какие носили простолюдины. — Защищайся! — холодно приказал ему кровельщик.

Внезапно рассвирепев, сборщик вскочил и выхватил свой меч. Закипела драка. Нетрезвая голова и плохая подготовка сборщика почти сразу позволили Уоту Тайлеру одолеть его. Через несколько минут он пронзил негодяя мечом.

К дому Тайлера сбегались жители Дартфорда. Слух о том, что кровельщик посмел вступить в драку с человеком графа, тут же разлетелся по городку. Люди бежали, вооружившись мечами, топорами и алебардами.

Больше не обращая внимание на происходящее, Уот опустился на пол. Слёзы блестели на его щеках. Он любил жену и дочь и сейчас жалел, что оставил их одних. На пороге его дома появились самые отчаянные дартфордцы. Впереди стоял друг Тайлера — Уилл. Увидав лужи крови, тела жены и дочери Уота и мёртвого сборщика податей, он побледнел.

— Начался мятеж, Уот! Ты был столь отважен, что посмел бросить вызов графу! — сказал он.

— Отважен?! — произнёс кровельщик и, поднявшись, направился к дверям. — Пусть так! Я не позволю впредь сборщикам податей его величества убивать жён и детей бедняков! — Убрав меч в ножны, он вышел к ждущим его людям.

— Да здравствует Уот Тайлер! — заорал Уилл. Народ отозвался истошным воплем.

Улицы Дартфорда уже заполнялись бедняками. Даже женщины и бродяги присоединились к мятежникам. Загорелось несколько домов, принадлежащих друзьям графа Кента. К вечеру весь Дартфорд был охвачен пожарами, разбоями и всеобщими волнениями. Уот приказал своим сторонникам идти к дому шерифа.

Стражники в железных шлемах сошлись с мятежниками возле дома шерифа, но люди Уота, ворвавшись внутрь, наполнили коридоры и залы воплями и топотом множества ног. Шериф, бросившись к окну, в ужасе взирал на происходящее. Это был человек средних лет, с холодным, чисто выбритым лицом и светлыми прямыми волосами, закрывавшими шею и гладко спадавшими над бровями. Он заранее надел кольчугу и латы, защищавшие руки и ноги, как только узнал о мятеже в Дартфорде. За время его жестокого правления в графстве Кент из-за сборщиков податей не раз страдали бедняки и нередко вспыхивали стычки, но такого мятежа, какой устроил кровельщик из Дартфорда, шериф не ожидал.

Достав меч из ножен, шериф резко обернулся от окна к дверям, в которые вломились человек двадцать простолюдинов, вооружённых кольями, топорами и алебардами. При виде шерифа мятежники застыли в замешательстве. В их душах тлел страх и трепет перед ним, человеком, имеющим прежде в Дартфорде неоспоримую власть.

— Кто отважился бросить мне вызов, тупые свиньи? — процедил он сквозь зубы. — Идите лучше по своим жалким лачугам и молитесь, чтобы граф Кентский не расправился с каждым из вас.

Простолюдины молчали.

— Трусы! — сказал шериф, сощурив глаза.

Из толпы вышел невысокий человек, сжимающий в руках меч. Вскинув подбородок, он предложил шерифу:

— Сразимся, сэр!

Это было слишком! Раньше никто из простолюдинов не смел разговаривать с ним с такой дерзостью! Издав вопль, шериф бросился на Тайлера.

Начался поединок. Зал наполнил звон мечей, гулко отдававшийся под сводчатым потолком. Затаив дыхание, мятежники наблюдали за сражением.

Тайлер умел отлично обращаться с различным оружием, так как служил во Франции, у рыцаря из свиты принца Уэльского. Сумев выбить меч из руки противника, он заставил того отступить к окну. Уот приставил острие меча к горлу шерифа, давнего врага простых людей. Пот стекал по лбу шерифа Кента. С презрением скривив губы, он проговорил:

— Завтра же граф пришлет в Дартфорд отряд. И вас всех накажут! Ты можешь поступить со мной, как хочешь, но завтра граф заставит вас просить о пощаде! Рабы!

— Я не буду проливать твою кровь, шериф, но я хочу, чтобы ты сообщил графу Кенту, что Уот Тайлер станет отныне защитником всех обездоленных! Пусть граф просит у его величества Ричарда, к которому я питаю слепую верность, чтобы ни я, ни те, кто присоединится ко мне, ни прочие бедняки в Англии не были больше подневольными, чтобы король отменил указ о лесах, запрещающий людям в них охотиться, чтобы за пользование землей лорды требовали с вилланов расплаты не трудом, а делами, и чтобы вилланы могли продавать товар в городских лавках наравне с другими вольными людьми. Ты понял меня, шериф?!

Голос Уота Тайлера звучал ровно, властно и даже немного высокомерно. Ничто в этот миг не выдавало кипящей в нём ярости.

— А если я откажусь? — спросил шериф.

— Тогда я отдам тебя моим сторонникам на расправу. Многие считают тебя своим лютым врагом, — сказал Уот и быстрым движением убрал меч в ножны.

— Я согласен, — пробормотал шериф, хмурясь.

— Прекрасно, сэр. Я провожу вас во двор, чтобы вы могли верхом уехать из Дартфорда. Боюсь, без меня вам не обойтись.

В сопровождении Уота негодующий шериф спустился к конюшням, где толпились вооружённые простолюдины. Бросая на них мрачные взгляды, шериф вскочил на коня, которого ему подвели по приказу Уота.

— Имей в виду, — процедил шериф, натягивая узду, — тебе это так просто не сойдёт, Уот!

— Знаю, — пожал плечами кровельщик. — Но я намерен многое сделать для того, чтобы впредь ваши сборщики податей не убивали наших жён и дочерей.

Пришпорив коня, шериф во весь опор поскакал из Дартфорда.

Уот молча закутался в плащ. Приблизившись к нему, Уилл произнёс:

— Идём в лес. Нужно устроить там укрытие для нас и для тех, кто к нам присоединится. А в Дартфорде оставим верных людей, чтобы защитили его от вторжения отряда графа.

Не прекословя, Уот пошел за Уиллом. Ощущая полное бессилие, он тенью следовал по улицам. Люди, узнававшие его, радостно выкрикивали приветствия, но Уоту казалось, что пространство вокруг него заполнено туманом. Ещё утром он был всего лишь бедным кровельщиком, покорным судьбе, а к ночи стал предводителем крупного мятежа, бросившим вызов баронам всей Англии. Но главное, люди в нём видели заступника всех нищих и слабых.

ГЛАВА 13

Устроив укрытие в каменных развалинах крепости, которая когда-то, лет двести назад, принадлежала англо-норманнскому лорду, Уот Тайлер, Уилл и несколько их сторонников грелись у костра. Потрескивание сучьев и крики ночных птиц в обступавшем развалины лесу заставляли их настороженно вскидывать головы и прислушиваться.

Над костром жарилась свинина, захваченная ими из дома шерифа.

Закутавшись в кугель, натянув его на лицо, Уот Тайлер молча сидел в дальнем углу, рассеянно слушая болтовню мятежников. Он ещё не мог осознать до конца, как сильно всё изменилось для него за прошедший день. Постоянно думая об убитых жене и дочери, он крепко сжимал зубы, чтобы не разрыдаться. Он жаждал мести, возмездия за то, как английские бароны и их слуги поступают с убогими, нищими и с женщинами. Вроде той беззащитной женщины, которую он любил...

Отрезав кусок сочной свинины и взяв флягу, полную вина, Уилл подошёл к другу.

— Возьми, Уот, — сказал Уилл. — Ты должен поесть. Тебе нужны силы, чтобы продолжать борьбу.

Не проронив ни слова, Уот взял флягу и отхлебнул вино.

— Я восхищаюсь твоим поступком в Дартфорде и той отвагой, которую видел. А драться на мечах тебя научил твой господин во Франции?

— Да. Он был смельчаком. А когда мы несли службу в отряде принца Уэльского, нам довольно часто приходилось сражаться с французами.

— Уверен, слухи о твоих нынешних делах облетят завтра соседние графства и заставят трепетать лорда Кента, — молвил Уилл. — Что, если лорд Кент решит встретиться с тобой?

— Мне нечего ему сказать. Все мои требования я передам королю. Только король сумеет защитить бедняков от баронов, — пожал плечами Уот.

— Но король ещё отрок.

— Не такой уж отрок, если сумел отдалить от себя могущественного Джона Гонта. К тому же он сын принца Уэльского и мог перенять рассудительность и бесстрашие отца. Хотя разве дозволено мне думать о встрече с королём? Возможно, завтра мятеж в Дартфорде будет подавлен отрядами графа Кента, меня объявят разбойником, и мы превратимся в обычную шайку.

Уот невесело усмехнулся. В памяти всплыло то время, когда он служил английскому рыцарю.

Эдуард III предъявил свои права на французский престол, но ему было отказано, и королю ничего не оставалось, как начать войну.

Высадившись на берегу Ла-Манша, он с войском двинулся на Францию, захватывая крепости и замки. Его отряды, возглавляемые старшим сыном Эдуардом Уэльским, много раз торжествовали над противником. О великих битвах при Слейсе и Креси знали по всей Европе.

Булонь и Трепор подверглись безжалостному разорению. Кале пал в 1348 году, хотя его обитатели двенадцать месяцев отстаивали свой город. А в битве при Пуатье король Иоанн Французский и его сын Филипп попали в плен к англичанам. Впоследствии англичане отпустили его с условием, что он соберёт за себя выкуп и возвратится с деньгами обратно. Выкуп был в конце концов собран, но хотя сын Иоанна бежал из плена, король Франции возвратился в Лондон, где погиб. Война продолжалась, и очередные отряды англичан высаживались на морской берег Франции.

Уоту Тайлеру неоднократно доводилось вместе со своим господином, обучившим его не только драться, но и говорить, и читать на латыни, давать отпор как французским рыцарям, так и вольным отрядам, в которые сбивались разбойники и которые нападали не только на англичан, но и на своих же, французов.

Мысли о том времени, когда он был слугой рыцаря, подсказали Уоту, что его умение владеть мечом стало не так безупречно и что ему нужно тренироваться.

Проснувшись ранним утром возле давно погасшего костра, Уилл и остальные друзья Талера услыхали треск сучьев снаружи. Встревоженные, они выскочили из укрытия. Уота нигде не было видно. Стояло промозглое утро. От влаги стволы деревьев тускло отсвечивали, где-то в кронах вспархивали и хлопали крыльями вороны.

Между деревьями внизу, в овраге с крутыми склонами, клубился туман. На краю оврага Уот упражнялся с мечом и щитом, то делая выпады, то отбивая удары.

При появлении друзей он слегка кивнул им и продолжил своё занятие. Чуть позже Талер остановился и дал несколько распоряжений. Двоих он направил в Дартфорд, чтобы разузнать о происходившем в графстве. Уиллу он велел стеречь укрытие, а сам вместе с тремя товарищами отправился в чащу за пропитанием.

Слухи же о бунте в Дартфорде уже вовсю распространялись по соседним графствам.

ГЛАВА 14

Примерно в то же время, утром, в рассеивающемся тумане, сэр Ральф и брат Джон Болл добрались до Брентвуда. Перед ними лежал Эссекс.

За несколько дней совместного путешествия рыцарь и беглый монах подружились, а когда отец Болл переставал смущаться, то сразу превращался в остроумного и весёлого собеседника.

Сэр Ральф понял, что он — человек, склонный к поэзии, и нередко исполнял при нём свои музыкальные произведения. Отец Болл даже подпевал ему.

— Я давно хотел взять жонглёра и даже нашёл менестреля, достойного во всех отношениях, — поделился сэр Ральф с Джоном.

— Что ж не взял? — осведомился отец Болл.

— Просто я не сумел уговорить его, — ответил Ральф. — Но убеждён, что, встретившись со мной вновь, он согласится. В общем, лучшего жонглёра, чем мой Папиоль, мне не сыскать во всём королевстве Английском.

Так, беседуя, выпивая по кружке эля во встречных трактирах и ночуя в лесах, сэр Ральф и отец Болл шли через Эссекс.

Переступив порог трактира в деревне Брентвуд, они оказались едва ли не единственными посетителями. Трактирщик мрачно взглянул на вошедших. Молодой человек, в котором трактирщик определил путешествующего аристократа, и его спутник немедленно привлекли его внимание. Выглянув в окно, он проследил, что лошадь, принадлежащую молодому дворянину, уже повёл в конюшню слуга, чтобы напоить её. Подойдя к гостям, трактирщик услужливо поклонился:

— Хотите выпить чего-нибудь, милорды?

— Принеси нам, папаша, по стакану хорошего гипокраса, — попросил Ральф де Монфор. — А потом подай жареного фазана, свинину и хлеб.

— К свинине могу порекомендовать отличный соус, который я делаю уже несколько лет, — сообщил трактирщик.

Достав увесистый кошелёк, Ральф бросил горсть монет на стол. Взяв деньги, трактирщик удалился. Тычками и подзатыльниками он заставил слугу подать гостям кушанья и вино.

— Скажи, папаша, — произнёс Ральф, — не размыты ли дороги, что ведут в Кент?

— Милорд, — ответил трактирщик, — поверьте, не следует сейчас соваться в Кент.

— У меня там замок и целая деревня, — возразил Ральф.

— Сэр, даже отряды графа боятся ездить через Кент.

— Почему? Опять орудует какая-то шайка вроде Форвиллов?

— Гораздо хуже, — трактирщик нахмурил брови. — Орудуют мятежники Дартвуда. Вчера там убили сборщика податей и многих из стражи шерифа. Возглавил мятеж кровельщик по имени Уот Тайлер. Он не позволил убить шерифа, чтобы тот передал графу Кенту их требования королю. Сегодня в Дартфорд двинулся отряд сэра графа, но мятежники выгнали их. Говорят, возмущение может перекинуться и в соседние графства.

— Уот Тайлер так страшен? — удивился сэр Ральф.

— Болтают, что он обладает ловкостью и огромной силой, — пояснил с деревенской простотой трактирщик.

— Вот как! Тогда нам нужно быть осторожными, чтобы не встретить его. Правильно, Болл? — насмешливо произнёс сэр Ральф.

— Поступим, как ты велишь, сэр Ральф, — отец Болл тяжело вздохнул. — В любом случае драться предстоит не мне, а тебе. Я никогда не держал в руках меч.

— Тебе стоит научиться, — ответил Ральф. — Мир полон неожиданностей. Ты больше не в монастыре, друг мой.

— Я научусь, — проговорил отец Болл удручённо.

— Не сомневаюсь. А теперь давай подкрепимся, — и Ральф залпом опрокинул свой стакан гипокраса. Не имея ничего против, беглый монах попробовал фазана.

— Почему ты помогаешь мне, сэр Ральф? Вдруг я оказался бы разбойником!

— Нет, — возразил Ральф. — Я сразу догадался, что ты не разбойник, но человек, ищущий заступничества, а я никогда не отказывал таким людям. И особенно меня тронула твоя история.

— Ты мне поверил, но ведь я мог тебя обмануть, — сказал отец Болл.

— Но ты этого не сделал. И я поверил тебе, ибо знаю, что такое любовь. О, да, я влюблён, друг мой.

— И твоя возлюбленная — знатная леди?

— Одному Господу видно, сколько раз я пытался угадать ответные чувства в зелёных глазах леди Джудит Суррей, сколько раз я приезжал в крепость её мужа, на ту сторону Па-де-Кале. Сколько раз я втайне полагался на её благосклонность. Волосы у неё белокурые, густые, глаза светлые и кроткие, а талия узкая и хрупкая. К сожалению, она замужем, поэтому мне остаётся только издали вздыхать о ней.

— И, находясь в разлуке, ты продолжаешь любить её, совершать подвиги, думая о её кротких глазах? — удивился отец Болл.

— У меня есть множество песен, в которых я воспел её, и кое-какие ты уже слышал.

— Полагаю, леди Джудит должна оценить подобную преданность с твоей стороны, — ответил Джон Болл.

Закончив трапезу, они оставили трактир и отправились в путь. По узкой тропе, ведущей от разъезженной всадниками и повозками дороги в лес, они направились на запад от Брентвуда. Лошадь брела позади владельца, отец Болл держал её под уздцы. Ральф де Монфор шёл впереди, перебирая струны цистры и с улыбкой глядя по сторонам.

Он продолжал думать о Рэндалле и решил, что как только приведёт Джона Болла в свой замок, где монах будет в безопасности, то сразу отправится к Ланкастеру или во дворец Савой, чтобы встретиться с менестрелем.

Отец Болл молчал. Он размышлял о мятеже, поднятом в соседнем Кенте. Ему вовсе не внушал страх Уот Тайлер, гораздо больше он остерегался шерифов. Внезапно ему показалось, что он слышит конский топот. Обернувшись, он внимательно вгляделся в густые дебри. Топот лошадей становился всё отчетливей, и отец Болл уже различал гиканье и вопли всадников.

— В чём дело, брат Джон? — спросил сэр Ральф, убирая цистру за спину.

— Всадники, Ральф.

Рыцарь прислушался, затем подошёл к своему скакуну и вытащил из поклажи увесистый запасной меч. Бросив его Боллу, он крикнул:

— Дерись, как сумеешь, если на нас нападут!

Из-за поворота появился отряд стражников в железных шлемах и панцирях, вооружённый алебардами. Остановившись возле путников, всадники окружили их.

Человек, который возглавлял отряд, резким движением поднял забрало.

— Кто вы такие?! — спросил он холодным, властным голосом.

— Я рыцарь, — сказал Ральф, — следую в своё поместье, в Кент, в сопровождении слуги. Меня зовут сэр Ральф де Монфор.

— Всё так, милорд, — качнул головой незнакомец в шлеме. — А я служу шерифу Эссекса, и у меня твёрдый приказ доставить вас и вашего слугу в темницу для разбирательства.

— Но почему?! — возмутился Ральф.

— Из-за проступка вашего слуги, — и предводитель отряда стражи указал на отца Болла. — В нём соглядатаи его милости шерифа Эссекса узнали беглого монаха Джона Болла, разыскиваемого по всему графству.

— А если мы откажемся следовать с вами? — спросил сэр Ральф, бросив встревоженный взгляд на отца Болла.

— В таком случае мы вынуждены применить силу, — был ответ.

— Тогда, сэр, — вскричал сэр Ральф, выхватывая меч из ножен, — защищайтесь!

Стражники вскинули алебарды. Закипела драка. Отец Болл, отбросив пустые сомнения, присоединился к Ральфу. Он проявил удивительную способность сражаться, отбиваясь сразу от двух стражников. Ещё двоих, том числе главу стражи, взял на себя сэр Ральф.

Но одержать победу они не смогли. Лошадь одного из людей шерифа встала на дыбы и опрокинула отца Болла в грязь. Выронив меч, он лежал, наблюдая, как стражник поднял над ним алебарду. Сэра Ральфа обезоружил глава стражи, ударив в предплечье железным щитом.

— Взять их! — приказал глава стражи.

Спешившись, стражники подняли отца Болла и схватили сэра Ральфа. Нацепив на запястья и щиколотки пленникам кандалы, они подвели их к старшему.

Удовлетворённо кивнув, предводитель повернул отряд.

ГЛАВА 15

Пленников вели рядом с лошадьми, на которых ехали стражники. Скакуна сэра Ральфа вместе со всей поклажей они решили доставить к шерифу. Путешествие лежало через густой лес, но к вечеру отряд должен был достичь тюрьмы Мэйдстоуна.

— Милорд, — шёпотом произнёс отец Болл, поравнявшись с сэром Ральфом, — как мне жаль, что я втянул вас во всё это и теперь вы тоже направляетесь за решётку.

— Меня не страшит виселица, — ответил сэр Ральф. — Я поступил так, как счёл необходимым.

Стражники ехали молча, лишь изредка перебрасываясь парой фраз. Тропу размыло, грязь хлюпала под ногами и копытами лошадей. День выдался на редкость холодным.

Глядя на закованные в тяжёлые цепи запястья, сэр Ральф морщился: ныли руки. Но отец Болл с твёрдостью переносил выпавшее испытание, и по его лицу невозможно было прочесть о бушевавших внутри страстях. Сэр Ральф, к удивлению, обнаружил у монаха, ещё недавно кажущегося хрупким и бессильным, огромное мужество.

— Ты сегодня отлично дрался, — сказал он Боллу.

— Не надо мне льстить. Мы оба прекрасно знаем, что я не так хорошо дерусь, как следовало, — ответил отец Болл.

Глава стражи не позволил устроить стоянку. Отряд ехал лесом, не встречая ни прохожих, ни вилланов из соседних деревень. И вдруг впереди послышались отдалённое бряцанье железа и конский топот, словно навстречу им двигались вооружённые стражники.

— Вы, двое, следуйте по дороге и узнайте, кто направляется в нашу сторону! — приказал глава стражи, придержав коня. — Не хватало ещё встретиться с шайкой бунтовщиков!

Покорные его воле, стражники поскакали к широкой разъезженной дороге, по которой они думали добраться до Мэйдстоуна.

Через несколько минут посланники возвратились и сообщили, что встретили кортеж принцессы Уэльской, путешествующей в замок Ланкастера.

— Я буду рад поклониться её высочеству! — облегчённо вздохнул глава стражи и пришпорил лошадь.

Услыхав о том, что навстречу им направлялась принцесса, сэр Ральф восторжествовал, ведь он не раз виделся с матерью короля Ричарда, когда бывал при дворе, и сейчас рассчитывал на её заступничество. Ральф де Монфор считался знатным рыцарем, имеющим богатство и обладающим умением слагать песни, и принцесса Уэльская благоволила к нему и никогда бы не позволила вести его, точно разбойника, в темницу.

Отряд стражи шерифа вышел к дороге, когда мимо двигался кортеж её высочества. Карета, в которой находилась принцесса, сопровождалась дюжиной закованных в доспехи всадников. Неожиданно Ральф узнал среди них сэра Саймона Беркли, доблестного рыцаря, в прошлом заслужившего дружбу Чёрного принца, совершившего много подвигов во Франции, а позднее ставшего воспитателем Ричарда Второго.

Принцесса была в повозке и поэтому не видела закованного в кандалы придворного. Деревянные колеса и копыта лошадей сильно забрызгала грязь.

Спрыгнув с коня, глава отряда шерифа отвесил кортежу поклон.

— Сэр Саймон! Сэр Саймон! — окликнул Ральф воспитателя короля.

Обернувшись, рыцарь с удивлением уставился на пленника. Не сразу он понял, что этот усталый, лишённый оружия молодой человек, стоявший с кандалами на запястьях и взятый под стражу, — благородный сэр Ральф де Монфор.

— Боже! Сэр Ральф! — воскликнул он, придержав коня. — Что с вами случилось?

— Милорд, — холодно молвил глава стражи, — я вам объясню. Ральф де Монфор пытался скрыть от шерифа Эссекса беглого монаха, который тоже здесь. Их обоих я должен доставить к его милости в Мэйдстоун.

— Я разговариваю не с вами, сэр! Я разговариваю с милордом Ральфом, человеком знатным и доблестным. — Саймон Беркли был взбешён.

— Всё, что сказал предводитель стражи, правда, — подтвердил Ральф. — Да, я пытался скрыть отца Джона Болла, но лишь потому, что единственное, в чём его можно упрекнуть, — любовь. Он убил стражника, защищаясь от нападения, а я счёл своим долгом его выручить.

— Вот оно что. — И Саймон Беркли, повернувшись к предводителю стражников, приказал: — Немедленно отпустите его!

Тем временем кортеж принцессы Уэльской остановился. Полог повозки всколыхнулся, и Джон Болл увидел выглянувшую из кареты очень красивую, ещё молодую женщину. Её руки украшали кольца с крупными алмазами и опалами. У неё было узкое, усеянное веснушками лицо, выпуклый лоб, полные губы и прямой, ровный, аккуратный нос. Взгляд её приподнятых к вискам зелёных глаз выражал высокомерность и настороженность. Это и была леди Джоанна, кузина Чёрного принца, на которой он когда-то женился, и мать правителя Англии, четырнадцатилетнего Ричарда Второго.

— Я не могу уступить вам, милорд, потому что сэр Ральф — пленник шерифа Эссекса, а у меня приказ бросить его в темницу, — возразил глава стражи.

— Я рыцарь и приближённый его величества, — высокомерно сказал Саймон. — И я приказываю вам немедленно отпустить пленников!

— А если мы откажемся вам повиноваться?

— Вряд ли шериф Эссекса похвалит вас за отказ, учитывая, кто я!

Полог повозки приподнялся, и оттуда появилась стройная статная женщина. На ней было синее платье с обтягивающими рукавами, узкие бедра обвивал изящный пояс, на шее блестело чеканное драгоценное ожерелье. На плечи принцесса набросила плащ, скреплённый крупной пряжкой-застежкой. Стражники спешились и преклонили колени перед благородной леди и матерью короля.

— Так вы готовы драться с самим сэром Саймоном Беркли? — насмешливо спросила она у главы стражи.

— Нет, миледи, так как шериф будет этим разгневан, — глухо проговорил глава стражи.

— Мой приказ — требование матери государя Англии! — отпустить обоих пленников и позволить им присоединиться к моему кортежу, — сказала принцесса Джоанна Уэльская.

Не смея прекословить ей, стражники разомкнули кандалы и отступили от пленников на пару шагов.

— К тому же, — продолжала принцесса, — вам придётся возвратить им лошадь и всю поклажу. А вы, сэр Ральф, и вы, отец Болл, садитесь в мою карету, поскольку вижу, что вы порядком утомлены.

— О, милостивая госпожа! — произнес Ральф де Монфор, растирая затёкшие запястья. — Что бы мы делали без вас?!

— Полагаю, разделили бы участь разбойников, — ответила принцесса.

Отвесив поклон, сэр Ральф поймал её хрупкую руку и поднёс к губам.

— Благодарю, миледи, — шепнул он.

Не в силах сдержать улыбку, принцесса кивнула ему. Немного растерянный отец Болл пробормотал в смущении, что он тоже признателен принцессе, и она кивнула ему с такой же любезностью.

Друзья забрались в повозку принцессы, где было тепло, но стоял полумрак и сидела хмурого вида темноволосая женщина, отнюдь не разделявшая милость своей госпожи. Несмотря на весьма некрасивую внешность, особа оказалась знатного рода.

— Это леди Бриана Трессилиан, кузина Роберта Трессилиана и моя подруга, — пояснила принцесса. Сэр Ральф знал эту вечно унылую, скучающую особу. Сейчас она была явно взбешена предложением принцессы продолжить путешествие рыцарю и какому-то отлучённому от церкви монаху в их обществе.

Оставив позади стражников шерифа, кортеж принцессы Уэльской взял направление к замку герцога Ланкастера.

ГЛАВА 16

Когда принц выбирал супругу, его, конечно же, прельстили прежде всего бронзовые локоны, страстные губы, хрупкая талия и узкие бедра кузины. Но он вовсе не предполагал, сколько расчётливости и ума крылось в её прелестной головке.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как принц Уэльский погиб и его сын Ричард стал королем, но многие придворные всё ещё относились к красивому отроку как к наследнику, рождённому от самого великого воина Англии.

Теперь Джоанна не так часто встречалась с Ричардом. Она любила Вестминстер, он же предпочитал провинциальный дворец Элтон.

В то время как сэр Ральф и его друг грелись и утоляли аппетит лепешками, сыром и вином, принцесса рассказала, что направляется из Элтона в замок Ланкастера.

— Герцог прислал в Элтон посланца с предложением послушать необыкновенного менестреля, преподнесённого ему Глостером, — говорила с улыбкой её высочество. — И будто бы этот менестрель, находясь в Плэши, не пользовался расположением Глостера, потому что тот всех менестрелей без исключения считает лишь простыми бродягами, обязанными служить лордам и развлекать рыцарей на пирах. О, я не имела в виду вас и подобных вам аристократов, сэр Ральф! Всем известно, что нередко знатные сэры оказывались лучшими певцами! Но, по словам посланца герцога, менестрель Рэндалл до того, как появился у Глостера, вместе с отцом, тоже менестрелем, ходил по всему королевству, исполняя песни, новеллино и стихи в замках провинциальных лордов.

— О, да! Я отлично знаком с песнями менестреля Рэндалла, — кивнул сэр Ральф. — И хочу ему предложить быть у меня жонглёром.

— Вы думаете, он согласится? — спросила принцесса. — Ведь, превратившись в вашего жонглёра, ему придётся скитаться с вами и претерпевать тяготы путешествия. А если мой сын направит вас служить в Кале, менестрель Рэндалл будет вынужден вас сопровождать.

— Я уже приглашал его присоединиться ко мне, — произнёс сэр Ральф, усмехаясь и отпивая крепкое вино из ценного кубка. — Тогда он отказался, но на этот раз я постараюсь быть убедительнее.

Сэр Саймон Беркли, ехавший впереди кортежа принцессы, тоже испытывал удовлетворение от путешествия по лесу. Его юность прошла в провинциальном замке, окружённом дебрями, и он, впоследствии нередко находясь в походах, всегда с чувственным трепетом относился к глухим лиственным чащам с подлеском из густого кустарника. Он приходился боевым другом принцу Уэльскому и много воевал на просторах враждебной Франции.

Это был худощавый человек средних лет с гладко выбритым лицом, с зеленоватыми глазами. Его вьющиеся каштановые волосы спадали на лоб. Отнюдь не крепкий, не обладающий ни широкими плечами, ни высоким ростом, он тем не менее был вынослив и мог долго ездить верхом, не чувствуя усталости.

Следуя впереди на восхитительной серой лошади, закованный в доспехи, железные поножи и перчатки, он старался соблюдать бдительность, поскольку леса, как известно, всегда служили укрытием для отчаянных разбойничьих шаек.

— Вы не боитесь путешествовать одна, с небольшим отрядом? — спросил отец Болл, впервые нарушив своё молчание.

— Я много путешествовала по Франции во время войны, — сказала принцесса. — Вокруг кипели сражения и шатались вольные отряды, нападавшие и на английских рыцарей, и на французских шевалье.

— Но здесь не Франция, миледи, — осторожно напомнил Болл, — и по Эссексу ходят слухи о мятеже в соседнем Кенте.

— Говорят, мятежниками предводительствует некий Уот Тайлер, — добавил сэр Ральф.

— Думаю, граф Кент разберётся с ними, — сказала принцесса.

Тропа, по которой следовала кавалькада, вывела их из лесу и теперь лентой спускалась вниз — к серым стенам замка одного из эссекских феодалов. Через наполовину высохший ров был перекинут подвесной мост на железных цепях. Кортеж принцессы проследовал мимо замка.

Теперь путь лежал в окрестностях Мэйдстоуна. Сэр Ральф де Монфор достал свою цистру, чтобы проверить, не повредили ли её люди шерифа. Взяв несколько аккордов, он удовлетворённо кивнул головой.

— Скажите, отец Болл, — вдруг произнесла принцесса, — что значит, будто единственное совершённое вами преступление — из-за любви? Я освободила вас из-под стражи, и мне интересно услышать вашу историю.

— С вашего позволения, миледи, я умолчу о ней. Она не стоит внимания такой благородной и отважной женщины, как вы, — негромко молвил он.

— Что ж, я не буду настаивать, — согласилась принцесса Джоанна. — В таком случае пусть сэр Ральф споёт нам о любви.

Сэр Ральф улыбнулся принцессе и затем, перебирая звонкие струны цистры, запел о любви к Джудит Суррей. Он никогда не скрывал чувств к белокурой жене рыцаря, служившего королю в Кале.

Кавалькада приближалась к Мэйдстоуну. Ещё издали мрачные силуэты каменных стен и башен с плоскими крышами, влажными от сырости и потому кажущимися тёмными, предстали взгляду усталых путников.

Возле открытых ворот толпились какие-то люди в простых куртках, кугелях, чепцах и плащах. Выкрикивая угрозы и потрясая кулаками, дубинками и алебардами, они требовали расправы.

— Боже! Что это?! — воскликнула леди Трессилиан, приподнимая полог кареты. — Бунт?

— Они гневаются на баронов, но не на короля, — ответил ей отец Болл. — В Ричарде бедняки Англии видят единственную опору и лишь у него ищут заступничества.

Кортеж следовал на отдалённом расстоянии от орущей толпы, но разъярённые голоса бунтовщиков долетали вполне явственно. Саймон на всякий случай обнажил меч.

— Миледи, эти ослы хотят ещё кого-то вздёрнуть, — возмутился он, указав в сторону ворот, где на поднятой решётке раскачивались четыре тела.

— Прошу меня простить, ваше высочество, — вдруг сказал отец Болл, — но я должен вас покинуть.

И прежде чем принцесса или сэр Ральф успели остановить его, он выпрыгнул из повозки, поскользнулся, скатился по грязи с обочины и бросился в сторону Мэйдстоуна.

— Он знает, что делает, миледи! — усмехнулся Ральф. — В нём столько отваги, сколько не сыщешь по всей Англии!

Не останавливаясь ни на минуту, кортеж без промедлений продолжил своё странствие.

ГЛАВА 17

Чем ближе становилось до толпы разгневанных горожан и вилланов, тем отчётливее слышались их крики. Подбежав, Джон Болл увидел, как прямо по мостовой к решётке тащили человека, одетого в панцирь, но без шлема, поножей и шпор. В нём монах распознал стражника. Все четверо повешенных тоже были из стражи.

Проталкиваясь сквозь толпу к воротам, отец Болл уловил, что говорили об Уоте Тайлере, о том, что удалось поджечь городскую тюрьму и что схватки между бунтовщиками и остатками стражников оканчивались неизменно в пользу первых.

— Прекратите! Да остановитесь же! — воскликнул отец Болл, прорываясь к несчастному пленнику, которому какой-то огромного роста простолюдин уже накидывал на шею петлю. — Стойте! — и он оттолкнул пленника в сторону.

Народ замолчал. Мятежники в растерянности глядели на молодого блондина, помешавшего им расправиться с узником.

— Разве вы не понимаете, что, творя вокруг насилие, не только не добьётесь расположения короля, но и отвратите его от себя?! Кто тогда внемлет вашим требованиям? Глупцы! — прокричал молодой человек внезапно обретшим уверенность голосом.

— Пленник, за коего ты вступился, комендант мэйдстоунской тюрьмы! А те, кого мы уже вздёрнули, — его верные стражники! — завопил кто-то в толпе.

— Правильно, Хью! Вздёрнем и коменданта, чтобы шериф и граф узнали о нашем негодовании! — поддержали кричавшего.

— Нет! — решительно сказал Джон Болл. — Я вам не позволю. Шерифу и графу и так обязательно сообщат о вашем мятеже. И они будут дрожать от страха в своих замках! Но неужели вы, столько претерпевшие от них, поступите с комендантом тюрьмы так же, как он и его приспешники поступали с бедняками?

— Кто ты такой, чтобы запрещать нам?! — возмутился какой-то ремесленник, сжимавший топор.

— Кто я? Расстрига! Монах, отлучённый от церкви, затем взятый в плен стражей шерифа Эссекса, — усмехнулся отец Болл. — Лишь по воле принцессы Уэльской, узнавшей в моём спутнике рыцаря двора короля, стражники меня освободили. И вам, толпе недоумков, решать: внимать моему требованию или нет. Но я буду драться с каждым, кто захочет расправиться с несчастным, потому что не позволю вам чинить насилие!

Люди загалдели. Многие уже были на стороне бывшего монаха.

— Это Дисон Болл! — вдруг прокричал кто-то. — Не думал увидеть тебя здесь, брат!

Отец Болл разглядел стоявшего чуть в отдалении брата Строу, который держал дубину.

— Я ехал из замка герцога Ланкастера, когда наткнулся на бунтовщиков, и примкнул к ним. — Строу, расчищая путь в толпе, приблизился к Джону Боллу.

Заметив, что брат Строу присоединился к бывшему монаху и встал на защиту коменданта, бунтовщики заколебались.

— Позвольте коменданту уйти! — приказал им отец Болл.

Расступившись, люди пропустили избитого и грязного коменданта, которого ещё недавно волокли к месту расправы.

— Что же ты предлагаешь, неистовый проповедник?! — спросил какой-то виллан.

— Мы же верные слуги короля, а значит, нам нужно у него искать поддержку и защиту. И ему мы предъявим свои требования! — сказал отец Болл. Худой, со сверкающим взором, он стоял на резком ветру и не замечал холода.

— Но король в Вестминстере, и ему на нас плевать! — крикнула торговка.

— Поверьте, после того как мы возьмём несколько крепостей, ему расхочется плевать на нас! — воскликнул бывший монах. — Отправимся к Блэкхиту и захватим его!

— На Блэкхит! — зашумели простолюдины.

— Вы, конечно, слышали об Уоте Тайлере, кровельщике из Дартфорда? — спросил отец Болл.

— Это и сподвигло нас на мятеж против баронов в Мэйдстоуне! — отозвался кто-то.

— Нам нужно встретиться с ним! Соединившись с Уотом Тайлером, мы добьёмся гораздо большего! Но не забывайте — мы не должны чинить насилие. Деритесь и проливайте кровь в честном бою, как делают рыцари, сражаясь с французами!

Народ ободрительно загалдел. Взяв у одного из простолюдинов короткий обоюдоострый меч, Джон Болл быстро зашагал от ворот Мэйдстоуна.

Брат Строу нагнал его и пошёл рядом.

— Неужели о твоём свидании с дочерью кузнеца узнали в обители?

— Да. Но я не грешил с Брендой Уэлч. Её отец застал нас и решил, что она соблазнила меня. Прибежавший на шум брат Бренды не позволил меня убить. И мне удалось бежать. Не представляю, что было бы со мной, не повстречай я рыцаря де Монфора.

Они шли в сторону Блэкхита, окружённые возмущённой толпой. Выкрикивали угрозы ремесленники, торговцы и вилланы, сжимая незамысловатое оружие. За ними бежали женщины и чумазые ребятишки, возбуждённо галдя.

Джон Болл чувствовал себя их предводителем, и его обычная робость уступила место решительности.

ГЛАВА 18

Уже почти неделю Рэндалл находился в замке Ланкастера, пользуясь расположением герцога и его свиты. Ланкастер велел сшить ему десять превосходных костюмов, в том числе из парчи, отделанных по краям острыми фестонами с прикреплёнными к ним небольшими бубенчиками. Такие же бубенчики Рэндаллу надлежало носить на длинной цепочке, надеваемой поверх через плечо, или спуская их по спине.

Рэндалл, выросший в скитаниях и бедности, впервые так красиво одевался и испытывал всеобщее обожание. А герцог Джон Гонт уделял ему гораздо больше внимания, чем остальным двадцати менестрелям замка. Более того, он просил его обучать юного Генри. Сын герцога уже имел некоторые навыки и умел исполнять на лютне и дудке деревенские песенки, но Ланкастер поручил Рэндаллу углубить знания Генри.

— Постарайся, чтобы мой отпрыск научился не только перебирать струны и петь, но и читать новеллино, слагать стихи и жонглировать, — сказал герцог.

Рэндалл с удовольствием согласился. Конечно, общение с юным Генри ограничивало время на сочинение собственных стихов, но он не огорчался.

В тот день, когда Ланкастеру сообщили, что её высочество принцесса Уэльская появилась в нескольких милях от замка, и герцог отправился её встречать, Рэндалл гулял с Генри во дворе. Генри Ланкастер, приходясь кузеном королю, держал себя с менестрелем без высокомерия, демонстрируя при том безупречность манер.

Джон Гонт пытался образовать сына не только как музыканта. Юноша уже был превосходным наездником и воином. Он умел прекрасно обращаться со всеми видами оружия, но Джон Гонт подумывал о том, чтобы отдать сына в оруженосцы какому-нибудь благородному рыцарю.

Прогуливаясь с Рэндаллом, Генри рассказывал ему о тайнах Савоя на Стренде, услышанных от отца и слуг.

— В одной из башен лондонского дворца несколько лет держали в заточении французского короля Иоанна и его сына, захваченных принцем Уэльским в битве при Пуатье. После заключения мира Иоанну разрешили поехать во Францию, чтобы собрать за себя и своего сына выкуп. Говорят, он был весьма красив, хотя в сражении с англичанами ему рассекли мечом половину лица. Отправляясь за выкупом, король обещал возвратиться, хотя вполне мог сбежать. Казна Франции давно опустела, и король Иоанн за шестьсот тысяч флоринов отдал собственную одиннадцатилетнюю дочку Изабеллу за самого жестокого тирана в Италии — Джанни Галеоццо Висконти, который устраивал охоту на людей прямо на улицах. Собирая выкуп, Иоанн узнал, что сын бежал из заточения, но сам не смел нарушить данного англичанам обещания. Он прибыл в Лондон с деньгами и через три месяца погиб от тоски.

В свою очередь, когда Генри закончил, Рэндалл рассказал ему о некоторых неизвестных подробностях подвигов Чёрного принца во время войны.

— Вы странствовали по всей Англии до того, как поступить на службу к моему дяде Глостеру? — спросил Генри.

— И повидал не только восхитительные трапезные, где пируют самые благородные лорды Европы, но и глухие деревни, где вилланы с трудом перебиваются чёрствым хлебом и гороховой похлёбкой. После чумы законы ужесточились, но кто я такой, чтобы осуждать баронов!

— Англии нужно вновь начать войну с Францией, — уверенно произнёс Генри. — И я, кузен короля Ричарда, поведу рыцарей в бой.

— Конечно, — улыбнулся Рэндалл, — чтобы потом воспеть собственные подвиги!

— Вы остры на язык, сэр поэт.

— О, это вовсе не острота, милорд! Если бы я острил, давно бы болтался на виселице.

Стрелки на зубчатых стенах подали сигнал, и глава стражи распорядился открыть ворота и опустить подвесной мост через ров.

Услыхав о приезде гостей, Генри проговорил, стараясь сохранять бесстрастность:

— Я познакомлю вас, Рэндалл, с её высочеством. Нынче вам предстоит выступать перед ней.

Стражники в железных шлемах и длинных плащах, накинутых поверх панцирей, медленно открыли узкие, высокие, тяжёлые ворота. Поднялась решётка, и кавалькада вооружённых людей с гулом и грохотом проследовала по подвесному мосту. Принцесса и Бриана Трессилиан ехали в карете, рядом скакали герцог Ланкастер и сэр Саймон Беркли, закованный в латы, а чуть в отдалении — Ральф де, Монфор. Замыкали кавалькаду отряд стражи из замка и несколько рыцарей из свиты принцессы Уэльской.

Ральф сразу же узнал в узкоплечем, изысканно одетом блондине, сопровождавшем сына герцога, Рэндалла.

Генри подвел Рэндалла к вышедшим из кареты принцессе и леди Трессилиан.

— Ваше высочество, — сказал он, — я рад приветствовать вас в замке моего отца. Миледи, — продолжал с учтивостью юноша, — позвольте познакомить вас с менестрелем и придворным поэтом Рэндаллом.

— О, так это о вас я наслышана! — воскликнула Джоанна, щурясь от резкого ветра. — Мне говорили о вас герцог Ланкастер и сэр Ральф де Монфор, с которым я повстречалась по пути в замок.

— Постараюсь нынче не разочаровать вас и тех милордов, о коих вы упомянули, — молвил Рэндалл, отвесив поклон.

Принцесса вместе с придворной леди, в сопровождении герцога Ланкастера и его сына, скрылись в замке.

Спрыгнув с коня. Ральф медленно направился к менестрелю.

ГЛАВА 19

Когда кавалькада всадников появилась во дворе, Рэндалл тоже узнал сэра Ральфа и обрадовался встрече. При приближении рыцаря он отвесил изящный поклон, чем развеселил того.

— Ты разодет в такие наряды и они так тебе к лицу, что я не знаю, кто теперь должен склонять голову! — воскликнул сэр Ральф. — Поистине я вижу перед собой аристократа, несмотря на глупые бубенцы, что болтаются у тебя на упелянде.

— Что поделаешь, милорд, — вздохнул Рэндалл. — Для менестреля было бы лучше выглядеть как простолюдин, но мне бывает порой трудно спрятать моё благородное происхождение.

— Значит, Терри не твой отец? — удивился сэр Ральф.

— Он воспитал меня, как собственного сына, и многому научил. А отцом моим был лорд из Йоркшира, имя которого мне неизвестно.

— И ты никогда не пытался узнать имя этого лорда? — изумился Ральф.

— Ещё бы! — хмыкнул Рэндалл. — Однако папаша Терри боится мне его раскрывать.

Подошёл хромой слуга и предложил проводить сэра Ральфа в отведённую для него комнату.

— Увидимся вечером, на пиру, — шепнул Рэндалл, придержав Ральфа за рукав куртки.

То, что поведал Рэндалл, заинтересовало де Монфора. «Если бы он родился в законном браке, а не от греховной связи, он был бы рыцарем», — размышлял он.

Поднявшись по тёмной винтовой лестнице в небольшую комнату со сводчатым потолком, где из-под ног разбегались мыши и стояла духота, рыцарь остался один. Сбросив грязные, пропахшие потом куртку и плащ, он достал из своей поклажи облегающий котарди с застёжкой в виде рыбы по центру переда. Натянув его, Ральф надел плащ со шнуровкой под горлом и обтягивающие ноги шоссы. Только пояс на его бёдрах остался прежним.

Гладко выбрив лицо и украсив пальцы ценными перстнями, он заколебался, брать ли на пир цистру, но вспомнив, что развлекать гостей герцога предстоит Рэндаллу, оставил инструмент на месте.

Выглянув в узкое окно, он увидел ту часть двора, что вела в башню герцога и через которую слуги уже тащили на огромных блюдах кушанья к столу. Запечённые целиком поросята, гуси, фазаны, куропатки, покрытые румяной корочкой, из-под которой струился нежный сок, чаши с различными соусами и тушёные дымящиеся овощи заставили сэра Ральфа ощутить, как велико его желание спуститься в трапезную.

Вдруг он заметил вышедшего из крайней башенки Рэндалла. Высокий худой менестрель с лютней на плече шёл в ту же сторону, что и слуги с блюдами. За ним следовал папаша Терри с дудкой в руках.

Сэр Ральф отправился в трапезную в приподнятом настроении — он уже почти не сомневался, что убедит менестреля бросить службу у Джона Гонта и присоединиться к нему в качестве жонглёра.

Войдя в зал, где свита принцессы и люди герцога уже приступили к угощению, де Монфор занял место за столом у окна. Его не считали могущественным лордом, он не приходился кузеном королю, и герцог не счёл нужным предоставить ему место за своим столом. Но Ральфа это не огорчило — он не был честолюбив. Ранее, ещё будучи оруженосцем, он уже бывал в замке Ланкастера, и его всегда угощали в отдалении от владельца. Заняв место, он отыскал взором Рэндалла. Менестрель вместе со своим приёмным отцом, держа в руках музыкальные инструменты, терпеливо ждали, когда герцог позволит начать выступление. Но Ланкастер любезно беседовал о чём-то с принцессой и словно забыл о менестрелях.

Слуги ставили перед гостями огромные блюда с угощениями, виночерпий разливал вино в кубки тех, кто его звал.

— Кузен, где же ваш прекрасный поэт и певец, с которым Генри познакомил меня сегодня? — вспомнила принцесса Джоанна, отпив из кубка вино.

— Я немедленно велю ему выступать, — сказал герцог Ланкастер и велел слуге передать его распоряжение менестрелям.

Поднявшись на балкон, Рэндалл оглядел зал. Знатные гости устремили на него взгляды, так как все были наслышаны о достоинствах певца. Отодвинув кубок и блюдо с недоеденным фазаном, сэр Ральф затаил дыхание.

Закрыв глаза, чуть запрокинув голову, Рэндалл начал исполнять новеллино, сочинённое им на провансальском наречии. Он слегка аккомпанировал на лютне, но его томный голос и нежные стихи, воспевающие откровенную плотскую любовь рыцаря и замужней женщины, заставили собравшихся внимать ему.

За новеллино последовало несколько композиций на английском, в которых музыку лютни папаша Терри дополнял мелодией своей дудки.

Под всеобщее рукоплескание Рэндалл и папаша Терри, раскланявшись, уступили место на балконе другим менестрелям двора герцога.

— Действительно, он восхитителен, — проговорила принцесса Уэльская, а герцог, подозвав Рэндалла, сказал:

— Её высочество удовлетворены твоим выступлением.

— Для меня очень лестно потешить красивые ушки принцессы! — ответил Рэндалл, не отводя взгляда от зелёных глаз Джоанны, чем смутил принцессу.

— Я прощаю тебе дерзость, как моему лучшему менестрелю, — произнёс герцог.

— И как каждый настоящий властитель поэзии и музыки, вещей бесспорно греховных, я дерзок, — молвил Рэндалл и склонился перед принцессой в поклоне.

— Вы и ваш отец выступали и на улицах, и в замках вельмож. Где, по-вашему, люди более расположены к менестрелям? — спросила принцесса.

— Для простолюдинов я жонглирую кинжалами и пою о шаловливых жёнах мясников, а для вельмож читаю стихи и новеллино, воспевая томные и нежные чувства, — ответил Рэндалл. — Но для меня в равной степени важно — вижу ли я блеск в серых глазах очаровательной дочки ремесленника или в зелёных очах прекрасной и могущественной принцессы. — Менестрель, с позволения герцога, проследовал к столу, за которым сидел сэр Ральф.

— Я в восторге, друг мой! — проговорил рыцарь. — Поедем завтра же со мной ко двору короля!

— Думаете, герцог меня отпустит? — усмехнулся Рэндалл, с аппетитом принимаясь за куропатку. — Хотя, если разобраться, я ему не раб и служу у него всего неделю. Кстати, я обучаю его сына премудростям поэзии и правильному восприятию музыки, но Генри должен на днях отправиться в Вестминстер. Если я стану вашим жонглёром, милорд, как вы того хотите, то готов завтра же покинуть замок Ланкастера.

— А что же Генри?

— Генри? Вряд ли в сумятице двора своего кузена он найдёт время для поэзии. К тому же отец хочет найти для него достойного рыцаря, чтобы отправить Генри служить оруженосцем. — Рэндалл указал на герцога Ланкастера: — Он восхищён мной, но считает меня слишком дерзким. Вынужден признать, что иногда, отпуская те или иные остроты, я рискую оказаться в колодках.

— Тогда тебе обязательно нужно ехать со мной к королю, — сказал сэр Ральф. — Там ты познакомишься с придворными поэтами, и твоё острословие найдёт должное применение.

Рэндалл торжествовал! Ещё недавно он прозябал в бедности и мёрз в изношенной одежде, а ныне рыцарь Ральф де Монфор, из замечательного норманнского рода Монфоров, приглашает его ко двору Ричарда Английского!

— Я очень благодарен вам, сэр Ральф, — произнёс он.

— Это я должен благодарить тебя, — возразил рыцарь. — Ведь, считаясь при дворе Ланкастера лучшим менестрелем, ты готов бросить герцога и пуститься со мной в странствия.

— Но вы же хотите видеть меня своим жонглёром, — улыбнулся Рэндалл. — А я щедр, если могу быть милостив. Что менестрель, что шлюха — оба приносят людям наслаждение, требуя взамен лишь пару монет и кружку эля. А теперь, сэр Ральф, расскажите, если можно, как вы оказались в свите принцессы.

Кивнув, де Монфор допил вино из кубка и подробно рассказал Рэндаллу о своей встрече с отцом Боллом и о последовавших затем событиях.

ГЛАВА 20

По окончании пира Джоанна и леди Трессилиан отправились в отведённую для принцессы опочивальню. Это была превосходная комната со сводчатым потолком и двумя окнами.

Через несколько минут к Джоанне поднялся герцог Ланкастер и попросил о беседе наедине.

— Принцесса утомлена, милорд, — грубо объявила леди Бриана, встретив герцога на пороге.

— Пусть милорд войдёт, леди, — проговорила Джоанна. — И впредь позвольте мне самой решать, с кем встречаться.

Молча впустив владельца замка, леди Трессилиан удалилась.

Герцог переступил порог, в восторге глядя на удивительную красоту сидящей перед ним стройной женщины. Слуги развели огонь в камине ещё до возвращения принцессы из трапезной, и теперь его блики мерцали на толстых каменных стенах.

Принцесса внимательно смотрела на обожавшего её герцога зелёными глазами.

— Вы жаждете разговора со мной, верно? — молвила она. — И я даже знаю, о чём пойдёт речь.

«Боже! Как она прекрасна! И отчего в своё время мой брат, а не я женился на ней?!» — подумал герцог. Приблизившись, он робко остановился в нескольких шагах от роскошной постели, на краю которой сидела Джоанна.

— Нет! Я не стану говорить сегодня с вами о любви! — вдруг сказал он. — Все эти годы, с того дня, когда я увидел вас, я только и делаю, что говорю о любви.

— Тогда о чём же предстоит разговор? — поинтересовалась принцесса.

— Я хочу просить вас о том, чтобы вы убедили сына позволить мне бывать при дворе. Генри отправляется в Вестминстер через несколько дней, и я хотел бы получить возможность вновь посещать дворцы короля. Ричард ищет со мной мира, но доверяет он вам.

— Для вас, милорд, лучше примириться с ним через других людей, не через меня. Он ведь присылал к вам сэра Филиппа Монтгомери.

— Верно, — согласился Ланкастер, вспомнив надменного молодого человека, приезжавшего в замок несколько дней назад.

В коридоре послышались гулкие шаги, кто-то остановился перед невысокой тяжёлой дверью, ведущей в опочивальню, и постучал.

— Слуга к его милости, — раздался осторожный голос.

— Входи, Томас! — позволил герцог.

Дверь открылась, в комнату вбежал слуга и с поклоном произнёс:

— Простите, милорд, что потревожил, но в главном зале вас ожидает только что прибывший посланец из Блэкхита. По пути в Вестминстер он заехал сюда, чтобы передать вам сообщение от баронов Эссекса.

— Ваше высочество, я вынужден идти, — сказал герцог Ланкастер и опустил голову перед принцессой.

— Что ж, идите, — ответила она. — Я приехала в ваш замок, чтобы послушать менестреля, и останусь здесь ещё на пару ночей. Так что вам надлежит взять на встречу с посланцем Саймона Беркли, чтобы он сообщил мне потом, что за весточка привезена из Эссекса.

Выступив вперёд, слуга, кланяясь и дрожа от раболепства, произнёс:

— Сэр Саймон, не дожидаясь распоряжения своей госпожи, уже находится в главном зале.

— Похоже, сэр Саймон не утратил навыков с той поры, когда мы воевали вместе с ним во Франции, — усмехнулся Ланкастер, который отлично был знаком с воспитателем короля Ричарда.

Оставив опочивальню принцессы, он вышел в коридор, где его ждали десять стражников с горящими факелами. В их сопровождении герцог, несмотря на то, что уже перевалило за полночь, направился к прибывшему посланнику.

ГЛАВА 21

В зале с тяжёлыми сводчатыми потолками, вытянутыми окнами и толстыми стенами, на которых поблёскивало в сиянии очага начищенное оружие, бродили несколько человек. Кресло владельца замка, стоящее на возвышении, пустовало. У подножия лежала хозяйская борзая.

Появившись в зале, Ланкастер прошёл к креслу и занял его. Глава стражи, сэр Саймон Беркли и неизвестный юноша с грязными тёмными волосами, а также двое арбалетчиков замка повернулись, приветствуя герцога.

Юноша решительно протянул свиток Ланкастеру.

— Другой, такой же, я везу Ричарду II в Вестминстер, — добавил он.

Пробежав свиток глазами, герцог побледнел:

— Здесь утверждается, что под натиском многотысячных толп бродяг и нищих Блэкхит пал! Бароны отправили вас к королю вслед за другим посланником из Кента?

— Всё, что тут сказано, — верно, — подтвердил Саймон. — Сопровождая её высочество по Эссексу, мы видели бунтующих простолюдинов. У Мэйдстоуна они ворвались в тюрьму и убили многих стражников.

— Кто же ими руководит? — спросил герцог Ланкастер.

— Монах-расстрига, они называют его «неистовым проповедником», — ответил темноволосый юноша.

Сэр Саймон отвёл взгляд: он сразу понял, о каком монахе говорит посланец.

— Что же до восставших в Дартфорде, там главарь — кровельщик по имени Уот Тайлер, человек необузданной страсти и отваги, — продолжил посланник. — Бароны просят вас, милорд, о подкреплении.

— Увы, юноша, — озабоченно покачал головой сэр Гонт. — Я не могу бросить моих верных людей навстречу разъярённой толпе. Зато теперь у меня появился повод прибыть ко двору Ричарда...

Саймон Беркли вздрогнул.

— Если вы намерены сопровождать принцессу, я вынужден вмешаться, — заявил он. — Конечно, если принцесса не будет возражать против вашего сопровождения, я, как верный слуга, подчинюсь её воле. Однако всем известно, что Ричард, заключив с вами мир, тем не менее не слишком расположен к вам и поэтому может вознегодовать на принцессу, доставившую вас в числе своей свиты ко двору.

Полумрак и мерцание очага скрыли напряжение благородного лица Саймона, но от Ланкастера не ускользнули блеск его глаз и решительность, сквозившие в каждом движении.

— Я знаю, что вы преданы Джоанне Уэльской, как были преданы её погибшему супругу, — сказал он. — Вы не посоветуете того, что может повредить положению её высочества при дворе.

— Я воспитал Ричарда, — ответствовал Саймон. — Научил его ездить верхом и носить латы, ведь английские короли самые знатные рыцари Европы. Я люблю его, как собственного сына, но вынужден признать, что юноша наделён и некоторыми скверными качествами. Он подозрителен и осторожен, поэтому вам, милорд, не стоит поступать опрометчиво. Позвольте принцессе ехать в Лондон своим кортежем, а вы следуйте к королю самостоятельно.

Герцог согласился с доводами Беркли. В наступившем молчании стало слышно, как за пределами дворца шумит в кронах деревьев ветер. Саймон морщил лоб, вспоминая светловолосого молодого человека, что путешествовал с Ральфом де Монфором: тот называл себя бывшим монахом и оставил кортеж принцессы, как только увидел, что взбешённые простолюдины, понявшие бунт в Мэйдстоуне, чинят расправу над комендантом тюрьмы.

— Скажи, — проговорил он, повернувшись к посланнику, — как имя расстриги, который возглавил мятежников?

— Отец Джон Болл, — ответил юноша. — И он стал уже так же известен, как и Уот Тайлер.

— В чём дело?! — нахмурился герцог Ланкастер.

— О, нет! Ничего особенного! — воскликнул рыцарь, сочтя, что герцогу совсем не обязательно знать о недавнем знакомстве принцессы с Джоном Боллом.

— Позволите мне продолжить моё путешествие? — вопросил юноша.

— Да, конечно, ты можешь ехать, — ответил Ланкастер.

Отвесив поклон, посланник оставил зал, арбалетчики вышли за ним.

— Какие будут указания, милорд? — спросил глава стражи.

— Разошлите вокруг соглядатаев, — приказал герцог. — И поставьте лучших часовых на укреплениях. Если бунтовщики приблизятся к замку, я должен знать об этом заранее.

— А принцесса? Вы осознаёте, что ей небезопасно оставаться здесь? Для неё правильнее уехать к сыну, — учтиво посоветовал сэр Саймон.

— Да, милорд. Я с вами согласен. Ядам отряд моих арбалетчиков для сопровождения.

— Но баронам вы отказали, — напомнил Саймон.

— Бароны требовали у меня целое войско! — воскликнул Ланкастер. — Вы же возьмёте у меня отряд, и прекратим на этом разговор. Я утомлён и намерен удалиться.

— Не стану вам препятствовать. — Вам бы тоже следовало выспаться, Саймон! День выдался напряжённым для нас обоих.

Попрощавшись с Беркли, герцог направился в свою опочивальню, расположенную над трапезной. Он шёл, погрузившись в мысли о мятежах, и потому не сразу узнал человека, вышедшего навстречу из темноты.

Стражники выставили было вперёд алебарды, но тотчас отступили, разглядев менестреля Рэндалла.

— Рэндалл? Почему ты ещё не спишь? — спросил герцог.

— Простите, милорд, — проговорил менестрель. — Ноя пришёл умолять вас об услуге.

— Конечно, Рэндалл... Чего ты хочешь? — устало осведомился герцог.

Слуга распахнул дверь в его опочивальню, где уже жарко горел очаг.

— Мне хотелось бы изложить свою просьбу наедине, и до утра отложить её нельзя, поскольку завтра я должен покинуть ваш замок.

Выслав слуг, которые ждали герцога, Ланкастер втолкнул менестреля в комнату и захлопнул дверь.

ГЛАВА 22

Вид у Ланкастера был усталый и озабоченный. Но Рэндалл не трепетал перед ним, как другие слуги. Ланкастер был благосклонен к нему и дозволял отпускать остроты, непростительные для обыкновенного менестреля.

Стягивая сапоги, герцог молчал, и Рэндалл понял, что Ланкастер ждёт, когда он начнёт говорить.

— Я хочу просить вас дозволения уехать из замка, — сказал Рэндалл. — Сэр Ральф де Монфор зовёт меня сопровождать его в качестве жонглёра.

— Разве тебя не устраивает служба у меня? — поразился просьбе герцог. — На твои выступления съезжаются самые знатные вельможи Англии...

Глубоко вздохнув, Рэндалл покачал головой:

— Я чрезвычайно благодарен вам за ваши милости, но хочу уехать с сэром Ральфом. Мы познакомились ещё в Ноттингеме, и господин рыцарь предложил мне то, чего не предлагал никто: он захотел, чтобы я стал его другом! Я знаю, что он доблестен и благороден.

— Как и все Монфоры, — подтвердил Ланкастер. — Известно ли тебе, что одна из женщин рода графов де Монфор, лишившись мужа, восставшего против короля Франции и брошенного в тюрьму, осаждаемая французским войском в норманнской крепости, сподвигла своих немногочисленных сторонников на сопротивление? Ей угрожал сам Шарль де Блуа со своими отрядами, но она не дрогнула и убедила сторонников дождаться подкрепления от англичан. Прибывший по морю сэр Уолтер Мэннинг и его войско пришли к ней на помощь. А позже, отбыв с англичанами из Франции, графиня де Монфор приняла участие в битве на море близ острова Гернси. Говорят, сэр Ральф такой же бесстрашный, хоть и увлекается песнями менестрелей. Душа его полна отваги. Он родился здесь, в Англии, но в его жилах течёт кровь графов Монфоров, которые, приняв поддержку английского короля, отказались от претензий на престол Франции, и теперь один из них — сэр Ральф — считается верным рыцарем его величества. Его обожают при дворе за песни и изящные манеры, и он нередко появляется в Вестминстере...

— Туда мы и собираемся поехать с ним завтра, — сказал Рэндалл.

— Думаешь, тебе понравится двор Ричарда?

— Мне трудно сейчас об этом судить.

— Могу предположить, ты понравишься двору, — усмехнулся герцог Ланкастер. — Среди острословов и поэтов ты будешь вызывать всеобщий восторг.

— Значит, вы дозволяете мне отбыть из вашего замка? — обрадовался Рэндалл.

— А если б и возражал, тебя бы это разве остановило? — Ланкастер протянул менестрелю кубок, наполненный лучшим вином.

Взяв кубок, Рэндалл отпил из него.

— Вы же знаете, что нет, милорд.

— Конечно, не остановило бы, — вздохнул герцог. — У тебя слишком дерзкий нрав для менестреля. Я не могу тебе препятствовать, ведь ты не раб. Поступай как хочешь, Рэндалл. Я одобряю, что ты будешь служить сэру Ральфу. Из него получится хороший господин и друг!

Осушив залпом свой кубок, Ланкастер с минуту разглядывал менестреля, а потом улыбнулся.

— Я позволяю тебе отправиться с Ральфом! — сказал он. — А теперь иди. Тебе нужно выспаться перед дорогой.

Рэндалл поклонился. Его переполняли благодарность и восхищение тем, с каким достоинством Джон Гонт позволил покинуть замок лучшему менестрелю своего двора.

— Милорд, я очень вам признателен! — воскликнул Рэндалл. — Другой бы на вашем месте.

— Я не тиран, Рэндалл, — прервал его Гонт и, оставив менестреля, направился к высокой кровати, на ходу расстёгивая опаловые пуговицы упелянда с длинными широкими рукавами.

Рэндалл откланялся и пошёл к двери, как вдруг, у самого порога, герцог остановил его:

— Друг мой, забыл тебя предупредить. В королевстве вспыхнули мятежи, поэтому, когда поедете через Эссекс и Кент, соблюдайте осторожность! Простолюдины, возглавляемые кровельщиком Уотом Тайлером и каким-то расстригой Джоном Боллом, безжалостны к баронам и рыцарям, а твой будущий господин очень знатен.

— Я учту ваше предупреждение, — сказал Рэндалл и с поклоном вышел из опочивальни.

Пройдя холодным коридором, где гуляли сквозняки и уныло бродили часовые, Рэндалл поднялся на стену замка. Здесь трещали на ветру факелы и дежурили, пытаясь согреться выпивкой, арбалетчики. Рэндалл не обращал на них внимания: за время службы в Плэши у Глостера он научился не замечать стражу.

На стене Рэндалла ждал стройный молодой человек. Из-за ночной прохлады он накинул на плечи плащ, подол которого тяжело приподнимался от движения воздуха.

— Герцог отпустил тебя? — спросил сэр Ральф.

— Милорд Ланкастер оказался очень любезен и позволил мне уехать, — сообщил Рэндалл. — Теперь мне нужно поговорить с отцом, — вздохнул он.

— Папаша Терри не слишком поощряет, что ты согласился стать моим жонглёром?

— Да. Он боится, что при дворе я встречусь с людьми, посвящёнными в тайну моего происхождения...

Они постояли несколько минут, вслушиваясь в мрачное гудение ветра в кронах дубов и буков.

— Завтра на восходе отбываем, — молвил сэр Ральф. — Тебе пора идти.

Оставив его, Рэндалл спустился по винтовой лестнице с крутыми высокими ступенями и, пройдя двором, скрылся в башне, где находились комнаты слуг.

ГЛАВА 23

Переступив порог, Рэндалл увидел сидящего на тюфяке папашу Терри, рассеянно теребящего струны лютни, глядя в узкое оконце.

Терри кивнул Рэндаллу.

— В чём дело? Этот сэр из Ноттингема не желал отпускать тебя? Я уже думал взять в руки меч вместо лютни и штурмовать его опочивальню!

Упав возле него на тюфяк, Рэндалл сообщил:

— Отец, завтра, с первыми лучами солнца, мы с сэром Ральфом уходим из замка. Нам предстоит ехать в Вестминстер.

— Ты с ума сошёл?! — возмутился папаша Терри. — Неужели ты будешь выступать с ним перед королём?!

— Да, — подтвердил Рэндалл. — И не только как его жонглёр. Вокруг Ричарда собираются придворные поэты, и среди них я смогу занять достойное место.

— Нет! — запротестовал папаша Терри. — Ты бродячий менестрель, зачем тебе Вестминстер?

Не желая продолжать пререкания, Рэндалл поднялся, чтобы сложить в заплечный мешок наряды.

— Не забывай, нас прислал сюда герцог Глостер, — напомнил папаша Терри. — Что сэр Гонт скажет, когда узнает о твоём бегстве? Он пошлёт за тобой стражу, догонит и закуёт в колодки, как провинившегося простолюдина!

— Герцог не возражает против моего ухода.

— Так он всё знает?

— Безусловно. Я поставил его в известность, и я — не раб и не виллан, прикованный к земле моего господина.

Папаша Терри чувствовал, что должен предостеречь Рэндалла, которого любил как собственного сына, должен рассказать о его настоящем отце.

Взяв Рэндалла за тонкое запястье, папаша Терри со слезами сжал его.

— Хорошо. Мы поедем ко двору короля Ричарда, если ты настаиваешь, но прежде я хочу рассказать тебе о сыне Эдуарда III и графини Эдит Монтгомери.

Вскинув светлые брови, Рэндалл удивлённо уставился на отца.

— Что ты имеешь в виду? При чём тут Эдуард III и графиня?

— При том, что ты — его сын! Незаконный сын короля Эдуарда и его фаворитки Эдит Монтгомери, которая была кровной сестрой сэра Вильяма. Король любил многих красивых, статных женщин, об этом свидетельствует и его связь с графиней Солсбери, но только одну из них, леди Эдит, он любил с подлинной страстью. Конечно, твоё рождение не осталось в тайне, и у короля имелось множество врагов, жаждавших использовать тебя, чтобы отомстить ему.

От своей супруги Филиппы у него уже было несколько законных отпрысков, в том числе и тот, кого все знают как Чёрного принца. Ты появился на свет бурной ночью, когда на улице свирепствовала гроза, в замке Спрингроузез, в замке Весенних роз в Йоркшире, построенном королём для своей возлюбленной Эдит. Я служил в Спрингроузезе менестрелем, и когда враги короля, воспользовавшись его отсутствием, вторглись в замок, тебя передали мне и попросили спрятать. Я бежал из Спрингроузеза тайно, взяв тебя с собой. Я кормил тебя ослиным молоком, купленным в деревнях, и пытался защитить тебя. Никто, даже графиня, не знал, где ты. Когда леди Эдит погибла от чумы, её замком и краем завладел богатый и знатный сэр Вильям Монтгомери. Несколько лет назад он разбился, упав с лошади, и этот замок наследовал его сын Филипп, которого ты видел в трапезной.

— Почему же король не выгнал Вильяма Монтгомери из Спрингроузеза? — спросил Рэндалл.

— Он был нужен королю. Тогда война во Франции шла полным ходом, а Вильяма Монтгомери обожали рыцари. И тем не менее замок Весенних роз выстроен специально для Эдит, покорившей короля своей красотой. Этот замок подобен восхитительным и одновременно лучшим крепостям, о которых поётся в песнях. Остроконечные башенки, светлые стены, стрельчатые оконца восхищают и притягивают взор. Он находится в Йоркшире, и каждый раз, бывая там, я обходил его стороной, опасаясь, что меня узнают.

Рэндалл засмеялся:

— На какие ухищрения ещё ты готов пойти, чтобы я не поехал ко двору?

— Поверь, я говорю искренне, — продолжал папаша Терри, — и я боюсь разоблачения. Тогда тебе предстоит множество испытаний.

Глаза Рэндалла затуманились: казалось, ещё немного — и он лишится чувств.

— Мне дурно, отец, — проговорил он и опустился на постель.— Боже! Какую ужасную тайну ты скрывал!

Опустившись на колени, папаша Терри взял его горячие пальцы в свои руки.

— Останемся у Ланкастера, — просил он. — Герцог — твой брат, но он никогда не догадается об этом. А при дворе есть люди, которые знают о связи короля с Эдит Монтгомери и о том, что какой-то менестрель спрятал их сына, родившегося в Спрингроузезе.

— Но им не известно, что им был ты, — ответил Рэндалл.

— Сейчас не известно, но правда может выплыть наружу.

— Что ты имеешь в виду?

— Сэр Филипп Монтгомери наверняка знает об истории, произошедшей в его замке, и о том, что сына леди Эдит спрятали простолюдины.

Почувствовав возвращение сил, Рэндалл оттолкнул папашу Терри.

— Собирайся в путь, отец, — сказал он. — Не забывай, что сэр Ральф будет ждать нас на рассвете во дворе замка. То, что я отпрыск короля, не позволяет мне забыть, что я — менестрель. Мы поедем ко двору, где я стану придворным поэтом и превращусь в жонглёра сэра Ральфа.

Не желая более вдаваться в споры, папаша Терри принялся складывать в мешок их пожитки и музыкальные инструменты.

— Если б ты был хотя бы рыцарем, — проговорил он, — ты бы сумел дать отпор вооружённому врагу.

— Придёт день, и я научусь делать это, — ответил Рэндалл.

Находясь под впечатлением от рассказа папаши Терри, он думал о том, что услышал о своей матери, прекрасной леди Эдит Монтгомери, о короле Эдуарде и своей судьбе.

«Во мне течёт кровь Плантагенетов, — рассуждал он. — Но я вырос среди бродяг и вилланов, среди запахов ремесленных лавок в крупных городах, уличных песен и ослиного молока в деревнях. Конечно, папаша Терри обучил меня грамоте и другим языкам, вроде провансальского наречия, норманнского произношения, французского или итальянского, чтобы я сумел блистать перед знатью. Но я никогда не допускал мысли, что прихожусь братом герцогам, у которых служил, и дядей Ричарду».

Усмехнувшись, Рэндалл подошёл к папаше Терри.

— Несмотря на то что я, как ты говоришь, сын графини Монтгомери и короля, — заявил он, — я не боюсь гнева Филиппа и козней врагов.

— Если твоё решение встретиться с врагами лицом к лицу, без страха разоблачения, столь же твёрдо, как твоя отвага, я не стану препятствовать тебе, а, напротив, буду всячески содействовать, — ответил папаша Терри. — Возможно, ты сумеешь преодолеть препятствия, подстроенные судьбой. Ты очень похож на своего отца, а он был известен доблестью. Идём же в Вестминстер.

До самого восхода менестрели не сомкнули глаз. Собрав наряды, подаренные герцогом, они молча лежал и на тюфяках в противоположных углах душной, тёмной комнаты.

Папаша Терри нисколько не жалел, что рассказал Рэндаллу правду. Наоборот, он вдруг впервые за долгие годы чувствовал облегчение и свободу. Но его заботило, сумеет ли Рэндалл, рассудительный, умный и смелый, одолеть предстоящие ему тяготы, ведь в душе этот молодой человек был очень искренним.

А Рэндаллу не спалось от вновь нахлынувших мыслей. Он думал о женщинах в судьбе своего отца: о королеве Филиппе, которую после женитьбы Эдуард III разлюбил, но от которой имел двенадцать детей; о возлюбленной леди Солсбери, обронившей повязку в присутствии короля, который подобрал повязку, провозгласив: «Honni soit qui mal у pense»[3] — и превратив деталь одежды в символ награды для своих подданных.

— Что поделаешь! Король любил женщин, преклонялся перед ними! — прошептал, глядя в постепенно серевшее оконце, Рэндалл. — И именно ему я должен быть признателен за то, что сейчас лежу здесь, любуясь разгорающимся восходом.

Внезапно он понял, что не только знатен, но и гораздо благороднее самого сэра Ральфа де Монфора, который пригласил его к себе жонглёром. Он осознал, что у него есть титул графа, потому что его мать, леди Эдит, была графиней, и что есть богатые владения в Йоркшире, где ныне правит его надменный кузен. Но папаша Терри поступил правильно, увезя его подальше от Спрингроузеза.

Так Рэндалл, уличный певец и слуга в замках своих братьев, дожидался раннего утра. Замок пробуждался: сновали слуги, со двора доносились голоса, ржание лошадей и позвякивание оружия.

Усевшись на тюфяке, папаша Терри, отогнав назойливых мышей, которые совсем не боялись людей, перекусил сыром и предложил сделать то же Рэндаллу, но молодой человек отказался. Есть не хотелось, хотя он знал, что им предстоит скакать весь день, а остановки в пути будут редки.

На лестнице, ведущей в башню, послышались шаги, а потом кто-то решительно постучал в дверь.

ГЛАВА 24

На пороге стоял одетый в доспехи сэр Ральф де Монфор. Обычно он предпочитал изящные одежды и упелянды с вышивкой и украшениями. Но в это утро, зная о мятежниках Уота Тайлера, он нацепил доспехи, которые всегда возил с собой: панцирь, кольчугу с железным капюшоном, натянутым на голову, поножи со шпорами, перчатки и низкий пояс, с которого свисал убранный в ножны меч. Второй меч висел у рыцаря за спиной, а кинжал держался на бёдрах.

— Я попросил конюшего герцога Ланкастера предоставить для тебя лошадь, что он и сделал, — сказал сэр Ральф Рэндаллу.

— А мне предстоит скакать на муле? — осведомился папаша Терри.

— Нет. Для тебя тоже нашлась хорошая лошадь, — сказал сэр Ральф примирительно. — Кстати, герцог был великодушен и настаивал, чтобы я взял его стражников, но я решил отказаться. Рыцарь с охранной свитой привлечёт гораздо больше внимания, чем без неё, а лишь с двумя друзьями.

Рыцарь был очень доволен, что уговорил Рэндалла стать его жонглёром, и не скрывал этого. Во дворе уже сновали с поручениями слуги, в кузнице бухал молот, и воздух наполнялся ароматами жаркого, готовящегося для герцога. Замок пробуждался.

Оседлав скакуна, сэр Ральф пустил его шагом, папаша Терри тоже уже был в седле. Перед тем как вскочить в седло, Рэндалл вгляделся в узкие оконца замка, надеясь увидеть человека, который, как он теперь знал, приходился ему единокровным братом. Но герцог ещё не проснулся. По крайней мере его нигде не было видно.

Рэндалл пустил лошадь иноходью вслед за скакунами сэра Ральфа и папаши Терри. Вдруг он услышал громкий возглас:

— Рэндалл! Рэндалл!

Из замка выбежал юноша и бросился к Рэндаллу.

Менестрель придержал лошадь, узнав в юноше Генри.

— Отец не сказал мне вчера, что ты уезжаешь, — проговорил сын герцога. — Почему он так поступил с тобой?

— Сэр Ланкастер узнал о моём отъезде лишь ночью, милорд, — ласково ответил Рэндалл. — Он допоздна беседовал с принцессой и рыцарем из её свиты, поэтому я не мог сообщить ему ранее о том, что должен оставить замок.

— Куда же ты едешь, Рэндалл? — спросил Генри.

— Куда повелит мой господин, ведь я стал жонглёром сэра Ральфа де Монфора и буду при нём кем-то вроде Папиоля у Бертрана де Борна.

— Но чего тебе недоставало у моего отца?

— Может быть, свободы? — улыбнулся Рэндалл.

Ему всё ещё казалось удивительным, что юноша, с которым он сейчас разговаривал, приходится ему племянником.

— Но не огорчайтесь, милорд, — молвил он, натянув узду. — Вы, насколько я знаю, должны вскоре следовать к своему кузену Ричарду, так что мы встретимся в его дворце, — и, оставив Генри во дворе, Рэндалл направился к воротам.

Ральф де Монфор и папаша Терри ждали его на мосту. Вместе они спустились к дороге, петляющей меж холмов. Первые полчаса путники ехали молча, поглощённые собственными мыслями.

— Ты умеешь драться на мечах или хотя бы стрелять из арбалета? — спросил вдруг Ральф Рэндалла.

— Я никогда не дрался на мечах, — признался менестрель, — но стрелять умею.

Ральф взял прикреплённый сбоку к седлу арбалет и передал его Рэндаллу.

— И ты сможешь в случае внезапного нападения пустить залп? — уточнил он.

— Безусловно, — сказал менестрель.

— А я смогу перерезать разбойнику глотку! — хрипло вскричал Терри. — В моём мешке несколько превосходных итальянских кинжалов, которыми я научил жонглировать Рэндалла. И я сумею применить их в драке!

Путешественники въехали в кажущийся пустынным туманный лес, наполненный шорохами в подлеске и криками птиц в кронах. Сэр Ральф настороженно всматривался в прилегавшие к обочине кусты и лежащие за ними труднопроходимые дебри. Он не надел железный шлем с забралом, предпочтя остаться в кольчужном капюшоне, плотно облегавшем голову.

— Ты опасаешься этого дартфордского кровельщика и его шайку? — спросил Рэндалл.

— Уот Тайлер поднял мятеж в графстве Кент, и любому скитальцу там нужно соблюдать осторожность, — ответил сэр Ральф.

— Я вижу, тебе ничего не известно про другого бунтовщика, занявшего Эссекс, а, насколько я понимаю, путь, избранный тобой, лежит как раз через захваченный его людьми Блэкхит, — усмехнулся Рэндалл.

— Другой бунтовщик? Кто он?

— Какой-то монах-расстрига, называемый отцом Джоном Боллом.

— Не может быть! — воскликнул сэр Ральф. — Отец Болл возглавил шайку бунтовщиков?!

— Так ты знаешь его?! Говорят, расстрига воодушевил тысячи простолюдинов.

— Вот как! — пробормотал сэр Ральф, хмурясь. — Я действительно знаком с ним. Направляясь из Ноттингема в своё поместье, я встретил его одного в лесу, в жалком виде. — И далее он поведал Рэндаллу историю Джона Болла до того момента, когда монах оставил кортеж принцессы и бросился к Мэйдстоуну, чтобы вступиться за коменданта. — Что с ним произошло далее, я не знаю, но то, что ты рассказал о нём, нисколько меня не удивляет, — закончил Ральф.

— И ты не боишься встречи с человеком, разделившим с тобой тяготы путешествия?

— Нет. Если Блэкхит взят Джоном Боллом и простолюдины покорны ему, я смело поеду через Эссекс и Кент, — ответил сэр Ральф.

Они продолжали следовать по лесу, где рассеивался туман, обнажая деревья, коряги и кусты орешника. Думая о том, что произошло в Мэйдстоуне, сэр Ральф жалел, что не удержал тогда монаха от дерзкого безрассудного поступка, в результате которого отец Болл оказался в шайке бунтовщиков.

К полудню возле широкого ручья, струящегося между могучими буками и вязами, путники сделали остановку. В этот день им предстояло ещё добраться до окраины леса и постараться как можно незаметнее миновать подступы к Блэкхиту.

ГЛАВА 25

В те времена Вестминстер состоял из нескольких соединённых между собой высоких строений с рядами вытянутых окон, длинных балконов, внутренним двориком для прибытия гостей и сложным переплетением тёмных коридоров, огромных переходов и тяжёлых ворот.

Во дворце превосходные залы и просторные комнаты с потолками, украшенными барельефами, вмещали лучшую резную мебель, оружие, столы для пиров на несколько тысяч человек, а сквозь стрельчатые окна врывались потоки солнечного сияния, озаряя каждый угол и отражаясь в начищенных до блеска доспехах. Неподалёку от дворца располагалось Вестминстерское аббатство — серое сооружение с остроконечной крышей, «розой» над сводчатым входом и сложным декором. Витражи, кафедры и капители удивляли своим многообразием и красотой.

Мост, довольно узкий и тяжеловесный, вёл к въезду в Вестминстерский дворец, нависая над мерной гладью реки, от которой распространялось зловоние. Городские отходы, грязь с улиц Лондона — всё это текло по реке. Возле моста плескались стаи гусей, коих разводили повара королевской кухни, а у въезда на мост толпились ждущие аудиенции торговцы, поставщики двора и итальянские купцы. На стенах, окружающих Вестминстер, и у его ворот дежурили вооружённые алебардами стражники в железных панцирях и шлемах.

Поскольку короли Англии имели французское происхождение, название дворца часто произносилось как «Вестминстье». Этот дворец считался их главной резиденцией, хотя они владели множеством охотничьих замков по всему королевству.

Ричард II, ставший правителем Англии в 1377 году, предпочитал Вестминстеру Элтон. Короновавшись вместо своего дяди Джона Гонта, он был полной противоположностью своего погибшего отца — принца Уэльского. Ричард любил поэзию, обожал устраивать пышные пиры, но совсем не испытывал потребности продолжить войну во Франции, где его отец совершил столько подвигов. Ричарду гораздо более нравилось внимать певцам и менестрелям, чем ощущать тягости походов и сражаться с неприятелем. Но в уме и сообразительности ему было не отказать — Ричард сумел выйти из-под власти Джона Гонта. Однако ни мужества, ни щедрости отца он не унаследовал.

Сидя в огромном зале в парчовом упелянде с низким поясом, украшенным алмазами, в облегающих шоссах и с венцом, искрящимся на его рыжих локонах, Ричард, казалось, был безразличен к представлению, устроенному знаменитым в ту пору в Англии поэтом Джозефом Платом. Возле кресла с тяжёлыми резными подлокотниками, стоявшего на невысоком возвышении, толпились люди из свиты Ричарда, приглашённые на выступление поэта. Чтение стихотворения или целой поэмы вызывало вокруг настоящую сумятицу и восторг, и все дворяне, приближенные ко двору Ричарда, жаждали на нём присутствовать.

Ричард наблюдал за выступлением поэта с видимым равнодушием. Он уже научился скрывать свои чувства, поскольку не раз видел, как его дядья и другие высокородные особы терпели поражение оттого, что слишком явно их демонстрировали. Однако Ричард знал, как ценят его милость, и собирался в конце выступления, под аплодисменты, поблагодарить Плата.

Поэт, стоя в центре зала, громко декламировал длинное стихотворение, в основу которого легла легенда о любви короля Генри II к прекрасной белокурой леди Розамунде Клиффорд. Злобная королева, супруга Генри II, решила убить соперницу и предложила ей самой избрать орудие расправы. Леди Розамунда предпочла яд и, испив его, упала к ногам королевы. Слушая унылое стихотворение, сюжет которого был всем хорошо известен, многие тем не менее затаили дыхание. Некоторые молодые девушки не удержались от слез, а рыцари шумно вздыхали.

Читая стихи, Джозеф Плат преображался, в его больших тёмных глазах появлялся лихорадочный блеск. У Плата были широкое лицо, обрамлённое длинными, закрывающими короткую шею чёрными сальными волосами, крупный страстный рот и присущая всем поэтам дерзость, сквозившая в его манерах.

К тридцати двум годам он сумел нажить состояние, а также влиться в число поэтов, выступающих перед королём.

Невысокого роста, толстый, Плат, однако, умел казаться изящным, чему его научило длительное пребывание при дворе, куда он попал ещё будучи излюбленным поэтом принца Уэльского, с которым встретился во Франции во время войны. Джозеф Плат развлекал там английских рыцарей и настолько понравился принцу, что тот послал его ко двору своего отца-короля.

Когда выступление Джозефа Плата уже подходило к завершению, в зале возник встревоженный камердинер короля и, стараясь не привлекать внимания свиты, на цыпочках приблизился к креслу его величества.

— В чём дело? — проговорил Ричард, не поворачивая головы.

— Милорд, прибыл посланец из Дартфорда, — сообщил камердинер. — Он просит об аудиенции, чтобы рассказать вам о произошедшем там мятеже. По его словам, в Лондон приехал и граф Кент, также в надежде на личную встречу с вами.

Не дожидаясь окончания поэмы, Ричард покинул зал.

Миновав несколько просторных коридоров, где гулко отдавались шаги, молодой король вошёл в свою опочивальню — небольшую комнату с высоким потолком. В ней он не только отдыхал, но и нередко встречался с приближёнными.

Кроме высокой тяжёлой постели и мощного, окованного железом сундука, где король держал личную утварь, в комнате стояли красивый резной стол и два кресла возле окна. На стенах опочивальни висели боевые доспехи и оружие, а также превосходные гобелены.

В комнате короля уже ждал незнакомый молодой человек в чепце, со спущенным на плечи кольчужным капюшоном, в поножах, забрызганных грязью, и разгорячённым от бешеной скачки лицом. Едва король расположился в кресле у окна, выходящего в сад Вестминстера, как посланец с поклоном передал ему свиток.

Здесь же находился и главный судья, человек средних лет, наглый, мощного сложения, с воспалённым лицом страстного любителя выпивки. Пройдёт несколько лет, и этот человек с жестокостью и беспощадностью будет судить мятежных простолюдинов. Уже в дни восстания Уота Тайлера судья Трессилиан обладал богатством и влиятельностью. Он прибыл к королю, едва услыхав о событиях в Эссексе и Кенте.

Возле входа, прислонившись плечом к каменному косяку, стоял сэр Филипп Монтгомери. Когда король появился в опочивальне и перед ним склонились в поклоне Уорвик и посланник из Кента, сэр Филипп ограничился лишь лёгким движением головы.

Сидя у окна, ощущая ароматы распускающихся роз и дуновение ветра, шевелящего его локоны, Ричард перечитывал послание.

— Стоило из-за этого пустяка заставлять меня покидать выступление одного из моих поэтов! — презрительно фыркнул он. — Какой-то бунт простолюдинов! Их главарь, Уот Тайлер, — обыкновенный кровельщик! Пусть шериф накажет его.

— Милорд, позвольте рассказать вам о происшедшем в доме шерифа, — подал голос посланец. — Бунтовщики ворвались к нему, перебили стражу и потребовали встречи с королём. Они выдвинули множество условий, которые хотят передать лично вам.

— А что же шериф? Его убили? — осведомился Ричард.

— Уот Тайлер направил его к графу Кенту, и граф поехал в Лондон.

— Неужели этот мятежник настолько могущественный противник, что граф прибыл в Лондон просить содействия короля? Неужели его собственные силы, его отряды не могут подавить бунт? — хихикнул судья Трессилиан.

Бросив на него презрительный взгляд, сэр Филипп проговорил:

— Насколько известно мне, сэры, Уот Тайлер действительно мужествен, так как не побоялся дать отпор сборщику податей — отвратительному мерзавцу, который посмел воспользоваться отсутствием Уота и напасть на его жену и дочь. Разве любой достойный человек не поступил бы так же? И если бы даже Тайлер не бросился на мерзавца первым, нашёлся бы кто-нибудь другой. Простолюдины — и горожане, и вилланы — фактически поставлены в рабское положение, мы все это знаем. Вот они и взбунтовались.

— У вас превосходная осведомлённость об Уоте Тайлере, — ехидно заметил судья Трессилиан.

— Да, поскольку я не таскаюсь по борделям, а провожу время в отрядах, куда поступает информация.

— Что вы имеете в виду, говоря о борделях?! — возмутился Трессилиан.

— Замолчи, Вепрь! — приказал король. — Не притворяйся! Что же касается слухов, пересказанных мне сэром Монтгомери, я склонен им доверять. Но всё-таки Уот Тайлер и его люди всего лишь шайка босоногих головорезов, у них нет ни рыцарской поддержки, ни благородных предводителей!

— Хм, — землистое лицо Филиппа тронула тень улыбки, — как говорят счастливцы, вернувшиеся из плена, Уот не только грамотен и знает латынь, но и образован в воинском деле. Он прекрасно сражается на мечах и владеет всеми видами оружия.

В этот момент в коридоре раздался звук быстрых шагов, дверь открылась, и на пороге появился камердинер.

— Ваше величество, — сказал он, поклонившись, — прибыл граф Кент.

— Пригласи его войти, — приказал король.

Вошедшему было далеко за тридцать, и он производил впечатление доблестного, отважного воина. В начищенных доспехах, без шлема, который граф держал под мышкой, но в чепце, он казался статным и хорошо сложенным.

— Я рад, что вы согласились встретиться со мной, милорд, — произнёс Кент, кланяясь. — И я здесь, чтобы искать вашего заступничества.

То, что отважный воин просит заступничества у хрупкого юноши, вызвало у Филиппа невольную усмешку. Впрочем, он осознавал, что власти и могущества у этого юноши гораздо больше, чем у отважного воина в доспехах.

— Да, да, милорд, — сказал Ричард. — Я уже знаю о восставших в Дартфорде и удивляюсь, почему вы сами не подавили мятеж.

— Потому что эта зараза уже распространилась по всему графству! — ответил Кент. — Везде вспыхивают бунты, люди сбиваются в шайки, но своим единственным предводителем называют Уота Тайлера. А в соседнем Эссексе также поднялось восстание, возглавляемое каким-то монахом-расстригой. Если не послать навстречу Тайлеру отряды, пожар распространится по всей Англии.

— Так и быть, — произнёс король и повернулся к посланцу из Дартфорда. — Передай баронам, которые прислали тебя, что не позднее чем завтра из Лондона выступят отряды под предводительством Кента и Филиппа Монтгомери.

При этих словах Филипп остался хладнокровен. Он привык подчиняться приказам его величества. Но Кент посмел возразить:

— Уот Тайлер заявил, что будет разговаривать только с самим королём Англии. Он выдвинул множество требований и настаивает на передаче их вам.

Король презрительно фыркнул:

— Постарайтесь сделать так, чтобы шайка Уота Тайлера оказалась разбита, а его самого доставьте в Лондон, и тогда я встречусь с ним. В темнице.

— А потом мы устроим пир! — громко захохотал судья, хлопнув в ладоши.

— Вепрь, возвращайся в Лондон, — холодно приказал Ричард. — А с графом Кентом и сэром Монтгомери я должен обсудить их действия.

— Прошу прощения, ваше величество, — поклонился Трессилиан и, посмеиваясь, удалился из опочивальни. Следом за ним отправился посланник баронов, которому предстояло всю ночь скакать во весь опор до границ с Кентом и Эссексом.

Оставшись наедине с графом и сэром Филиппом, Ричард поднялся с кресла. Тёплый ветер врывался в окно, принося ароматы цветочной пыльцы, роз и листвы. Надвигался вечер, но сумерки ещё не спустились.

— Почему вы хотите, чтобы именно я сопровождал королевские отряды и лорда Кента? — спросил Филипп.

— Но ведь ты знаком с людьми, побывавшими в плену у Тайлера, — сказал Ричард. — И знаешь о нём больше, чем другие мои рыцари. К тому же ты бесстрашен и твёрд.

— Как верный вассал, я принимаю ваш приказ, мой король, — глухо ответил Филипп.

— Итак, завтра с восходом мы выступаем в путь? — уточнил граф Кент.

— Да, милорд.

— О, ваше величество! Я весьма вам признателен. Для меня словно пытка на дыбе — видеть, во что превращают мой замечательный край эти ужасные бунтовщики! — воскликнул Кент.

Усевшись на край подоконника, Ричард смотрел на сад Вестминстера, над которым благоухал летний вечер. «Наверное, Плат уже давно закончил выступление и гадает теперь о причине моего ухода», — думал юноша. Прислонившись затылком к каменной стене и щурясь от яркого заката, он с грустью наблюдал за наступлением ночи. В кустах орешника ещё выводили трели соловьи, но король испытал вдруг острое чувство одиночества. Он понял, что всегда будет одинок, не в силах никому довериться.

— Ступайте, милорды, — сказал он, улыбнувшись. — Я утомлён.

Сэр Кент оставил опочивальню первым. Филипп несколько замешкался. Он хотел было уточнить, стоит ли ему рисковать своими людьми, прибывшими с ним из Йоркшира, или же его величество поручит лордам королевские отряды из Лондона, но, уловив настроение Ричарда, решил, что получит подробные указания позже, и тоже покинул комнату.

ГЛАВА 26

Недалеко от дверей в опочивальню Ричарда Филипп заметил ждущего его человека, в котором безошибочно опознал сэра Гисборна. Это был робкий, очень застенчивый аристократ, происходивший из одноимённого знаменитого рода, получившего владения в Англии ещё во времена Генри И. За прошедшие десятилетия Гисборны обеднели, но продолжали изредка бывать при дворе, хотя их украшения становились всё скромнее, а одеяния — беднее. В Вестминстере знали, что Гисборн нищ как церковная мышь, и что он давно утратил своё достоинство, беря в долг не только у купцов — это делали даже короли Англии, — но и у простых горожан. Однако Гисборн имел владения в Йоркшире, рядом с владениями Филиппа, и благородный рыцарь, никогда не переступавший порог соседнего замка, много раз, проезжая мимо, видел издали высокие мрачные стены и огромные башни с темнеющими кое-где небольшими оконцами. Сэру Гисборну принадлежали ещё деревня и лес, обступавший со всех сторон его замок.

Находясь в Вестминстере и ища, как всегда, у кого бы одолжить деньги, Гисборн краем уха уловил, как два стражника обсуждали боевые достоинства коня сэра Монтгомери. Расспросив, где можно увидеть сэра Филиппа, дворянин пустился к опочивальне короля.

Окинув Гисборна надменным взглядом, Филипп намеревался пройти мимо, но барон шагнул к нему, низко кланяясь.

— Приветствую, милорд Филипп, — проговорил он.

— Ни к чему дворянину гнуть спину перед другим дворянином. Я не епископ и не король, — раздражённо сказал Монтгомери.

— Но, милорд, у меня к вам просьба. Огромная просьба, — пробормотал сэр Гисборн.

— Что же я могу сделать для вас, шатильон[4] Гисборн? — насмешливо осведомился Филипп. — Одолжить пару шиллингов, что вы задолжали какому-нибудь грязному оружейнику?

— Презирайте меня, если хотите! Я сам себя подчас презираю! — воскликнул Гисборн. — Но...

— Сколько? — нетерпеливо прервал Монтгомери.

Несколько секунд барон Гисборн колебался.

— Я и моя дочь прибыли в Вестминстер не только чтобы найти денег для поместья, но и чтобы отыскать заступничество! — молвил он, морща лоб.

— Заступничество? — переспросил сэр Филипп. — От кого?

— От вилланов, милорд. Разузнав о восстании в Кенте, они подняли бунт в моей деревне. Как мне теперь быть? У меня нет людей, чтобы расправиться с подстрекателями и подавить бунт.

— Вы хотите, чтобы я дал вам моих людей, верно? — осведомился Филипп, натягивая перчатки. Ему этот разговор стал уже порядком надоедать.

— Да! — обрадованно воскликнул Гисборн. — Ведь вы тоже из Йоркшира и тоже озабочены тем, что мятеж вспыхнул всего в нескольких милях от Спрингроузеза.

— Ну, — скривил губы сэр Филипп, — я не считаю то, что произошло у вас, мятежом. Это просто незначительный бунт, подавить который двум десяткам хорошо вооружённых арбалетчиков не составит труда.

— Значит, вы одолжите мне своих людей и я смогу защитить поместье? — спросил Гисборн, и его глаза вспыхнули.

— Разумеется, — сказал сэр Филипп. — Учитывая вашу трусость и нищету, вы можете потерять крепость. Я же, шатильон, совсем не хочу держать по соседству со Спрингроузезом замок и деревню с бунтовщиками.

Гисборн упал перед Филиппом на колени, дрожа от переполнявшего его волнения:

— Боже! Я не верю ушам! Вы согласны, вы действительно согласны предоставить мне людей?! У вас ведь лучшие арбалетчики в Англии! Благодарю, милорд!

— Прекратите, Гисборн, — молвил Филипп ровным голосом. — Вы не раб, а я не ваш любезный господин. Встаньте, и немедленно! Иначе кто-нибудь увидит нас и решит, что я принуждаю вас к чему-то неблаговидному.

— Ода, простите! — воскликнул Гисборн, тут же вскочив. — Ноя так благодарен вам, милорд! Что я могу для вас сделать?

— Возможно, ты мне и пригодишься, Гисборн! — пробормотал сэр Филипп. — Побудь пока моим должником, отпрыск великих сподвижников короля Генри.

Гисборн разобрал каждое произнесённое сэром Филиппом слово, но сейчас он испытывал такой восторг от того, что расправится с бунтовщиками в своей деревне, что не придал значения речам рыцаря. Напротив, с готовностью пошёл за ним по коридору Вестминстера.

— Вы сами поведете лучников в битву?! Я знаю, вы доблестный рыцарь! Ещё лет семь назад, во время войны во Франции, вы сражались с яростью и отвагой! — почти кричал он на ходу.

— Завтра, шатильон, я отбываю в Кент по поручению его величества, — ответил сэр Филипп. — Но сейчас в комнате, которую для меня милостиво предоставили в Вестминстере, я составлю приказ. Его вы передадите главе моих арбалетчиков в замке Спрингроузез. Он и поведёт их в ваши владения.

— Хорошо, пусть так, — согласился Гисборн. — В таком случае я оставлю дочь в Вестминстере, а сам поскачу в Йоркшир. Я даже сам готов сражаться, если потребуется.

— Не потребуется. Мои люди и без вас разделаются с дерзкими крестьянами.

Они вошли в комнату, занимаемую сэром Филиппом. За окнами уже сгустились сумерки. Запалив от факела, трепещущего у двери, светильник, сэр Филипп поставил его на стол. Нацарапав что-то в свитке, подумал несколько секунд, после чего стянул перчатки и снял с пальца крупный алмазный перстень. Повернувшись к барону, рыцарь передал ему оба предмета:

— Шатильон, вручите свиток моему сенешалю в Спрингроузезе, и он тотчас отправится защищать ваши угодья. А чтобы не возникло сомнений, что вас послал я, передайте ему и мой перстень.

Взяв свиток и перстень, Гисборн вновь намеревался опуститься перед сэром Филиппом на колени, дабы выразить свою признательность, но Филипп остановил его:

— Оставьте, Гисборн! Лучше поезжайте в Спрингроузез немедля. Вы сами сказали, что вам придётся скакать до Йоркшира. Идите же!

Оставшись один, Филипп опустился в кресло и погрузился в раздумья. Ему действительно не хотелось, чтобы по соседству с его владениями шайка простолюдинов свергла власть шатильона, но он не представлял, какую выгоду для себя сумеет получить, выручая Гисборна из передряги. Впрочем, Монтгомери не был меркантилен, подобное его мало заботило. Гораздо больше он думал сейчас о Тайлере и их предстоящей встрече. Сэр Филипп не боялся предводителя мятежа: он много воевал во Франции ещё в войсках Чёрного принца, где и зарекомендовал себя как отважный, но безжалостный рыцарь.

Именно Филиппу Чёрный принц поручил в своё время расправиться с восставшими против власти англичан горожанами Лиможа — провести устрашающую и показательную акцию для других завоёванных провинций. Кровь лиможцев лилась тогда рекой, отряды сэра Филиппа, исполняя поручение принца, не щадили никого — ни женщин, ни рыцарей, ни знать, ни простолюдинов. Так что закалённого в боях надменного аристократа не страшил какой-то там Уот Тайлер. Сейчас рыцарь размышлял о том, как ему исполнить приказ Ричарда II и добиться переговоров с Уотом, который, по утверждению графа Кента, желал беседовать только с самим королём.

В дверь постучали. Вошёл оруженосец, чтобы узнать, не желает ли чего-нибудь его господин перед ночлегом.

— Завтра, Джим, я отбываю с королевскими отрядами в Кент. К восходу приготовь мои доспехи и проследи, чтобы конюхи взнуздали и накормили коня, — распорядился Монтгомери и жестом отослал слугу.

ГЛАВА 27

В полночь в Вестминстер прибыл многосотенный отряд, вверенный сэру Филиппу Монтгомери, и был вынужден всю ночь провести в конюшнях дворца. Вооружённым и закованным в латы людям Ричард отказал в предоставлении комнат, и утром они выглядели усталыми и хмурыми. Но Филипп знал, как подбодрить рыцарей. Направляясь проверить, взнуздан ли его скакун, он хлопал каждого встречного воина по плечу, говоря:

— О, брат! Мы зададим встряску этим голодранцам, верно?

Подойдя к стойлу, где находился его конь, сэр Филипп остался удовлетворён. Боевой скакун был взнуздан и, фыркая, нетерпеливо ждал, когда его выведут во двор. Бросив конюху монету, сэр Филипп потрепал лошадь по холке и велел через полчаса подвести её к воротам.

Оставив конюшню, Монтгомери пошёл ко дворцу садом. В кустах уже стрекотали насекомые, солнце, поднимаясь над башнями Вестминстера, сияло в каплях утренней росы, заставляя её сверкать подобно алмазам.

Внезапно чей-то звонкий голос окликнул его:

— Милорд!

Остановившись, Филипп резко оглянулся. Он увидел двух направляющихся к нему молодых девушек, одна из которых была одета в серебристое платье с дорогой вышивкой. Её очень густые белокурые волосы выглядели пышной копной, а огромные зелёные глаза и нежное красивое лицо заставили сердце Филиппа затрепетать. Красавицу сопровождала особа в платье, слишком простом для знатной леди, и Филипп догадался, что это служанка. Потрясённый красотой приближавшейся юной девушки, рыцарь склонился в поклоне.

— Я Памела Гисборн, — представилась она, — дочь Роберта Гисборна. Вчера вы встречались с моим отцом, и он рассказал, что вы благородно позволили ему воспользоваться людьми из Спрингроузеза.

«Как странно: у такого ничтожества — и такая дочь!» — подумал Филипп.

— Да, я предоставил ему свой отряд и теперь вижу, что не ошибся, миледи, ибо заслужил признательность очаровательной девушки.

Памела смущённо улыбнулась. Она редко бывала при дворе, и сэру Филиппу прежде не доводилось её встречать. Испытывая смутное волнение, он с восхищением смотрел на неё.

— Отец выехал ещё до восхода, — сообщила леди Памела. — Ия, исполняя его требование, благодарю вас. Я видела в окно, как вы вышли утром из дворца и, подбадривая воинов, отправились в конюшню. Вы отбываете куда-то?

Губы Памелы, таящие страсть, её огромные глаза, точёная фигура, проступающая сквозь платье, спадающее тяжёлыми складками, заставляли сэра Филиппа едва ли не дрожать от переполнявшего его желания.

— Да, миледи, — проговорил он глухо. — Я слуга его величества и обязан выполнять распоряжения короля. Мне предстоит путешествие в Кент, Эссекс и соседние графства, где вместе с другими рыцарями мы будем искать встреч с бунтовщиками.

— Уверена, они отступят, едва вы выставите своих людей, — ответила Памела.

Сэр Филипп вновь склонился перед ней в поклоне.

— Прошу меня простить, миледи, — молвил он. — Я обязан ехать. Мой оруженосец, наверное, уже заждался меня. Могу ли я видеть вас, когда возвращусь? Могу ли рассчитывать на вашу благосклонность?

— Всё зависит от вас, милорд, — улыбнулась Памела.

С явной неохотой сэр Филипп удалился. Посмотрев ему вслед, темноволосая служанка приблизилась к госпоже.

— Похоже, вы произвели на милорда впечатление, — сказал она, хихикнув. — А что вы про него думаете?

— О, Теса! Он поступил благородно, только и всего, — пожала плечами Памела. — Пойдём же, прогуляемся немного!

И девушки, оживлённо беседуя, углубились в пробуждающийся сад.

Возвратившись в комнату, Филипп приказал Джиму нацепить на него латы. Он продолжал думать о дочери лорда Гисборна. Прежде у Филиппа неоднократно возникали отношения с женщинами, но чувства, возникшие к только что встреченной Памеле Гисборн, были совсем другими.

Закованный в железные доспехи, Монтгомери спустился во двор, где уже ждали боевая лошадь и вверенный ему отряд королевских воинов. Вскочив в седло, сэр Филипп окинул взглядом окна Вестминстера, надеясь отыскать в них хрупкий силуэт или копну белокурых кудрей. Памелы не было. С досадой сжав зубы, рыцарь развернул скакуна к воротам.

— В путь! — холодно приказал он. И отряды, возглавляемые им и графом Кентом, двинулись со двора Вестминстера.

ГЛАВА 28

События, разыгравшиеся в Блэкхите, и слухи о страстном монахе, возглавившем мятеж, распространились по всей Англии и спустя несколько дней после взятия крепости бунтовщиками достигли ушей Уота Тайлера.

Кровельщик много думал об отце Джоне Болле и осознавал, как важно им теперь было бы объединиться. Сам он и его сторонники скрывались в Кентском лесу, изредка вступая в контакт с мятежниками Дартфорда и отдельными шайками вилланов, которые тоже видели в нём главаря. Уот призывал всех оставаться верными королю, сыну великого принца Уэльского, находящемуся, как он считал, под властью баронов. Ему хотелось лично встретиться с королём, чтобы передать накопившиеся требования, и он был убеждён, что только так сумеет защитить своих людей. В то же время Тайлер опасался, что у Ричарда уже сложилось мнение о нём как о грязном разбойнике. Зная, сколь отрок вероломен и лукав, Уот всё равно продолжал верить, что при личной встрече ему удастся поведать королю об участи бедняков.

Однажды вечером, сидя у догорающего костра рядом со сторонниками, кои спали вповалку, он подозвал Уилла и приказал ему идти к Блэкхиту.

— Найдешь Джона Болла и скажешь, что я жажду поговорить с ним. Назначишь ему встречу — завтра, в пять, у источника Герберта в лесу. Отправляйся к мятежникам из Эссекса один, чтобы не вызвать у них подозрения. Не бойся их, даже если они окажутся обыкновенной ватагой разбойников.

Не прекословя, Уилл молча допил эль из фляги и, надвинув капюшон поглубже, тронулся в путь.

На следующий день, к полудню, Уилл вновь появился в лагере. Он был утомлён и с аппетитом набросился на жареную оленину, предложенную Уотом.

— Ну что, виделся с отцом Боллом? — спросил нетерпеливо кровельщик.

— Ха, друг мой, — усмехнулся Уилл, — ты недооцениваешь меня. Я не только видел этого бледного изнеженного аббата, но и убедил в необходимости встречи. Удивительно, как он сумел возглавить толпу разгневанных простолюдинов?!

— Говорят, он обладает твердостью и отвагой, — заметил Уот, вставая и пристёгивая ножны к бёдрам.

— Он красив, молод и беседу ведёт, точно настоящий епископ. Голос у него бархатистый, исполненный учтивости. Я спросил Джона, один он придёт на встречу или с компанией, и, к моему удивлению, монах ответил, что не боится тебя и готов прийти без своих сторонников.

— В таком случае и я пойду один, — молвил Уот и зашагал в сторону чащи. Ему нужно было добраться до источника Герберта к назначенному времени, а идти предстояло несколько часов без остановок.

Стояла отличная июньская погода. Порывы тёплого ветра шумели в густой листве дубов и буков, куда с трудом просачивались лучи солнца. Жаркий воздух источал ароматы трав и цветений и был наполнен гудением пчёл.

Предпочитая широким разъезженным путям узкие тропы через чащу, Тайлер таким образом старался избежать нежелательных встреч. Достигнув звенящего ручья, бегущего по дну оврага, он направился к истоку, насторожённый и внимательный.

Вода струилась из горла каменной горгульи, падала в чашу и, переливаясь через край, текла далее, вглубь леса, откуда и появился Уот. Он не заметил отца Болла, который наблюдал за ним, притаившись в развалинах часовни.

— Болл всё же струсил! — пробормотал Уот с досадой. Зачерпнув ладонью воды, он утолил жажду. Затем, достав из-под плаща флягу, наполнил водой и её.

— Сэр Тайлер! — раздался чей-то голос. — Очень рад вас видеть. — Из-за развалин вышел молодой светловолосый человек в одежде виллана и с лукавой улыбкой приблизился к Уоту.

— Где же вы были? Прятались? — спросил кровельщик, догадавшись, что перед ним отец Болл.

— Нет. Я наблюдал.

— За кем?

— За вами, Уот. Хотел проверить, сколько людей приведёт на встречу с одиноким монахом великий предводитель и защитник нищих. Вы избрали подходящее место для беседы, Уот. Здесь нас никто не увидит. Что вы хотели обсудить? — задал вопрос отец Болл, оглядевшись.

Присев на камень, Уот Тайлер хмыкнул:

— Я решил предложить вам, Болл, действовать вместе. У вас есть верные люди, вас называют «неистовым проповедником», мне известно, как легко вы берёте крепости. И у вас, и у меня — одна цель: добиться от короля, чтобы вилланы не были больше подневольными.

Подумав, отец Болл кивнул:

— Хорошо. Я согласен. Предлагаю вам собрать большой совет, на который придут наши люди. На совете мы провозгласим вас предводителем и подумаем, что надлежит делать. Каждый день ко мне приходят толпы убогих из юго-восточной части Англии, но я вынужден отсылать их, так как нужно стеречь морской берег от французов. Как видите, слухи быстро разлетаются по королевству. Наверное, подобное происходит и вокруг вас?

— Да, — согласился Уот Тайлер. — Но, простите меня за вопрос, почему вы ввязались в мятеж? Вам не нравилось в монастыре или вы умеете воевать?

— Я не умею воевать, — ответил отец Болл. — И я бы с удовольствием остался в своём монастыре, но так уж получилось. — И Джон поведал Тайлеру во всех подробностях о своих злоключениях. — Мне удалось остановить бессмысленное кровопролитие, люди мне поверили, а потом вместе с этими убогими, хромыми и безногими я взял Блэкхит. Недалеко от стен крепости мы разбили лагерь. Я бы хотел, Уот, чтобы вы пришли туда для совета.

— Конечно, Болл, — сказал Уот, потрясённый историей монаха, — я приду.

Отец Болл улыбнулся и, приняв предложенную ему флягу, тоже утолил жажду.

— Почему же вы подняли мятеж и возглавили его, Уот?

Рыжие брови Тайлера сдвинулись к переносице:

— На то имелись причины. От руки мерзавца погибла женщина, которую я обожал, и ребёнок, в котором текла моя кровь.

Смутившись, отец Болл опустил голову.

— Что ж, Джон Болл! — проговорил Уот. — Встреча с тобой удивила меня. И ты мне понравился. Думаю, завтра же приведу своих людей к Блэкхиту. При приближении протрублю длинный сигнал.

— Мне говорили, — вдруг произнёс отец Болл, устремив рассеянный взор на звенящий поток ручья, — что вы служили во Франции у человека знатного происхождения и обучились у него воинскому делу. Не могли бы вы дать урок простолюдинам, чтобы им стало легче не только брать крепости, но и обороняться от нападающих?

— Это нетрудно, но не думаю, что подобное им пригодится. Я ведь просто хочу привлечь внимание короля и добиться свободы.

— Я тоже, Уот! — внезапно жёстким голосом заявил отец Джон. — Но свобода в любом случае не обойдётся без крови и насилия. Тысячи людей могут попасть в плен и отправиться на виселицы!

Однако Уот Тайлер оставался непреклонным, и тогда отец Болл спросил:

— Хорошо. Но меня ты обучишь сражаться?

— Конечно, хотя считаю, что твоё оружие — слово! — ответил Уот примирительно.

— Договорились, Уот, — кивнул Джон Болл. — Завтра буду ждать твоих людей возле Блэкхита.

— Мы придем, — подтвердил Уот. — До встречи! А сейчас и ты, и я должны идти.

— До встречи, — повторил отец Болл.

Закутавшись в плащ, Уот Тайлер двинулся в обратную сторону. Джон Болл провожал его взглядом, пока предводитель мятежников не скрылся в чаще.

Оба остались удовлетворены знакомством и понравились друг другу.

Подождав немного, Болл наклонился к журчащему источнику, отпил воды и пошёл в направлении Блэкхита.

ГЛАВА 29

По густому лесу Рэндалл, его отец и сэр Ральф де Монфор ехали целый день. Уже смеркалось, когда они устроили привал на дне оврага с очень крутыми склонами и развели костёр. Сэру Ральфу удалось подстрелить из арбалета двух куропаток и двух глухарей. Папаша Терри взялся их ощипать. Вскоре ужин был готов, и, устроившись у огня, путники утолили голод.

Наблюдая за наступлением ночи в лесу, Рэндалл вспоминал о тех вечерах, когда с папашей Терри они бродили по Англии в поисках кружки эля и миски горохового супа. Ему всё еще с трудом верилось, что в его жилах течёт страстная кровь Эдуарда III, развязавшего самую длинную войну в истории Европы.

Мясо глухаря оказалось немного жёстким, но очень вкусным, а вино, предложенное сэром Ральфом, вселило бодрость.

— Скажи, — произнёс Рэндалл, глядя на сэра Ральфа, — у тебя есть милая твоей душе особа? Какая-нибудь леди? Я должен о ней знать, ведь я буду петь твои песни, где может появиться что-то связанное с чувствами к ней.

— Да, друг мой, — вздохнул сэр Ральф, — дама сердца у меня есть. Только она принадлежит не мне, и — увы! — целует и ласкает её другой...

— Вот как? — удивился Рэндалл. — И ты, при всей своей изысканности и красоте, не сумел влюбить её в себя?

— Отнюдь! Я просто не ведаю о её подлинных чувствах.

— Но мы, конечно, встретим её в Вестминстере?

— Нет, — покачал головой Ральф. — Её муж — рыцарь, служащий королю Ричарду в Кале. Он редко бывает в Англии. Хочешь послушать песню о ней? — и, достав из заплечного мешка цистру, сэр Ральф стал теребить звонкие струны, извлекая восхитительную мелодию, а потом запел. Песня была написана им на провансальском наречии, но Рэндалл понял каждое слово. Некоторые сравнения казались ему очень нежными, и в каждом аккорде цистры сквозила чувственность. Когда сэр Ральф закончил, Рэндалл и папаша Терри поблагодарили его.

— Сомневаюсь, что мне удастся исполнить её лучше, — заметил Рэндалл. — В ней столько откровенной страсти!

— Разве ты не влюблён? Разве не ощущаешь дрожь в членах и то, как перехватывает дыхание, как пот струится по спине и словно меняется мир вокруг, едва заговоришь о возлюбленной? — спросил сэр Ральф.

— О, сэр! У меня были разные женщины — служанки и леди, — смущённо признался менестрель. — И я обнимал их как в постелях отсутствующих лордов и рыцарей, так и в тёмных коморках, но никого из них не могу назвать возлюбленной...

Передав Рэндаллу цистру, сэр Ральф сказал:

— Ничего, придёт время, и ты научишься лучше понимать то, о чём я пел. Но у тебя ведь тоже есть свои песни о любви?

— Да, но все сюжеты взяты мною из легенд. Однако я думаю, что смогу выразить твоё настроение, — Рэндалл взял несколько запомнившихся ему аккордов и пропел первый куплет.

— Да, да! У тебя получается, — одобрил Ральф.

Рэндалл продолжал разучивать песню, и в ночном лесу тягуче плыла музыка. К полуночи сэр Ральф убрал цистру и предложил говорить вполголоса, чтобы не привлечь внимание разбойничьих шаек, которые могли оказаться поблизости.

— Расскажи о Вестминстере, — попросил Рэндалл. — Каков этот дворец?

Секунду подумав, сэр Ральф молвил:

— Внутри Вестминстера много огромных, удивительных по красоте залов, где полы пестры, потолки высоки, а окна длинны и пропускают много света. В залах Ричард любит устраивать пышные пиры. В его окружении много поэтов, знаменитых рыцарей и прекрасных женщин, чьи глаза нежны, а губы пылки.

— Кто из поэтов особенно ценится в Вестминстере? — осведомился Рэндалл.

— О, конечно же, Джозеф Плат! — ответил Ральф. — Его сборники стихов переписывают по всей Англии! Но ты, Рэндалл, гораздо талантливее и привлекательнее его, в чём скоро убедятся все в свите его величества! Ты — Рэндалл Блистательный!

Разговор закончился, когда Рэндалл почувствовал непреодолимое желание спать. Лёжа возле костра, он ощущал, как его члены наливаются тяжестью. Неподалёку устроился на ночлег папаша Терри. Ральф нёс обязанности часового, прислушиваясь к воплям какой-то ночной птицы в глубине чащи.

Рэндалл проснулся от громких голосов и треска сучьев. Подняв голову, он увидел, как со склонов в овраг спускаются галдящие вооружённые люди.

Вскочив, сэр Ральф вытащил меч из ножен.

— Не приближайтесь, мерзавцы! — крикнул он. — В противном случае готовьтесь к бою!

— Рэндалл, подай мне кинжал! — потребовал папаша Терри.

В то время как Рэндалл рылся в поклаже, ища кинжалы, нужные раньше только для выступлений, люди продолжали медленно спускаться в овраг.

— Кто вы? Что вам нужно? — громко спросил папаша Терри.

— Мы разбойники, — раздался в ответ чей-то голос.

— Неужели? А я в таком случае герцог Глостер! — заявил Терри.

Толпа вооружённых людей захохотала. Рэндалл сунул папаше Терри кинжал и взял лежащий у ног сэра Ральфа заряженный арбалет.

— Милорд Глостер, не пригласите ли нас в свой замок Плэши? — спросили из толпы.

— Предупреждаю: первый, кто ко мне приблизится, рискует вкусить мой знаменитый клинок! — воскликнул папаша Терри, выставив кинжал вперёд.

— Как видно, вы и в самом деле решили с нами драться, — засмеялся какой-то человек. — Но мы не намерены на вас нападать! Мы, горожане из Блэкхита, идём вместе с нашим предводителем к месту большого совета.

Встрепенувшись, сэр Ральф убрал меч в ножны.

— Ваш предводитель — «неистовый проповедник» Джон Болл? — спросил он.

— Да, но кто ты, если знаешь его?

— Я — сэр Ральф де Монфор, и если вы его люди, то должны позволить мне и моим друзьям проследовать мимо Блэкхита в Лондон!

Из темноты появилась какая-то фигура.

— Ральф! Это я, Джон Болл! Это меня называют «неистовым проповедником»! — радостно прокричал бывший монах. Через несколько минут, смеясь, он заключил рыцаря в объятья.

— Значит, вы не разбойники! — с облегчением проговорил Рэндалл.

— О, нет! — повернулся к нему отец Болл. — Разве сэр Ральф не рассказывал вам обо мне?

— Да, — пробурчал папаша Терри, сунув кинжал в мешок, — кое-что слышали о тяготах вашего совместного пути по Эссексу.

Между тем сэр Ральф расспрашивал отца Болла о большом совете. А Рэндалл, не спуская глаз с мятежников, которые окружили сэра Ральфа, по-прежнему сохранял настороженность. Он не мог полностью доверять людям, которые, как он слышал, успели совершить уже не одно жестокое нападение.

— Поскольку вы направляетесь в сторону Блэкхита, погостите у нас в лагере пару дней, — предложил отец Болл.

— Нет! — вмешался Рэндалл. — Мы очень торопимся, нас ждут при дворе короля!

— Кто он? — спросил отец Болл, с интересом разглядывая Рэндалла.

— Бродяга, поэт, один из менестрелей, коими богата Англия, — несколько небрежно проговорил сэр Ральф. — А второй — его отец. И хотя их одежды красивы, единственное богатство, коим они владеют, — это свобода.

— Ты взял их в Лондон из жалости? — осведомился отец Болл.

Рэндалл расхохотался.

— Расскажи ему, сэр, обо мне! — холодно сказал он, глядя на Ральфа одновременно с насмешкой и возмущением.

— Не волнуйся, Рэндалл. Я уже рассказывал о тебе отцу Боллу, когда мы с ним скитались по деревням и лесам Эссекса, — ровно проговорил де Монфор.

— Так ты всё-таки убедил этого великого менестреля сопровождать тебя?! — вскричал отец Болл, и во взгляде его загорелось восхищение.

— Да, Болл! Перед тобой человек, которого я умолял стать моим жонглёром, и я преклоняюсь перед ним.

Растерявшись, Рэндалл умолк. И хотя его настораживало, что Ральф согласился идти в лагерь бунтовщиков, вслух он не выразил своего сомнения.

Следуя в окружавшей их толпе бродяг, горожан и вилланов, они пошли через лес по широкому, проложенному крестьянами пути. Поклажу прикрепили к лошадям, которых под уздцы вели люди Джона Болла. Бывший монах, а ныне предводитель бунтовщиков поддерживал с Ральфом весёлую беседу.

— Папаша Терри, как думаешь, они отпустят нас? — спросил Рэндалл, шагая подле отца.

— Трудно сказать. Если сэр Ральф останется другом этого человека и не вызовет гнева у второго, я имею в виду Уота Тайлера, может быть, мы и уберёмся из Блэкхита целыми.

Спустившись вниз с холма, они оказались на опушке леса. Вдали, за деревьями и кустами, проглядывали башни Блэкхита.

Ворота в крепости были открыты, решётка поднята, и Рэндалл, проходя по узким улочкам, видел вокруг взволнованные лица горожан. По словам отца Болла, часть здешней стражи перешла на сторону мятежников, остальных бросили в темницу по его приказу.

— В противном случае, — пояснил он, — их бы казнили бунтовщики.

Из окон, хотя только-только забрезжил рассвет, уже выглядывали хмурые настороженные лица. Рэндалл понял, что в Блэкхите уже знают о большом совете.

Оставив почти всех своих сподвижников на прилегающих улочках, в сопровождении лишь десятка особо верных, среди которых Рэндалл узнал брата Строу, отец Болл пошёл к донжону, стоявшему недалеко от крепостных стен.

— Идём со мной, — предложил он Ральфу. — Я не против, чтобы ты и твои друзья присутствовали на совете.

— Неужели ты согласишься?! — спросил Рэндалл у Ральфа.

— Да, и прошу вас обоих следовать за мной, — ответил сэр Ральф.

Менестрелям ничего не оставалось, как идти вглубь башни вместе с мятежниками. Уот Тайлер ещё не прибыл. Войдя в зал с мрачным потолком и тёмными каменными стенами, где имелись стол, две длинных скамьи и пылающий в центре очаг, мятежники расположились и стали ждать.

ГЛАВА 30

Весь следующий день после отъезда из замка герцога рыцаря Ральфа де Монфора и менестрелей сэра Саймона одолевали тревожные мысли. Он вспомнил, что сообщил посланник барона, и его заботило, как уберечь и защитить принцессу. Много лет назад его господин принц Уэльский, направляя его воспитателем к юному отпрыску, проявил своё доверие. С тех пор сэр Саймон был верен и Джоанне. Конечно, к его безграничной слепой верности добавлялось ещё и то, что он уже давно тайно и страстно любил её.

Вечером, с наступлением сумерек, Саймон поднялся в комнату, занимаемую принцессой. Она позволила ему войти и даже соблаговолила разрешить сесть подле неё — возле окна, через которое в комнату проникали запахи ночи, свежести и цветущей черемухи.

— Завтра я еду в Лондон, Саймон, — сказала Джоанна.

— Знаю, что вы волнуетесь о сыне, миледи, — проговорил он.

— О, да! Он ведь совсем ещё ребёнок! — воскликнула принцесса. — А вокруг него крутятся жадные придворные со злыми языками. Наверняка бунты смутили Ричарда, и он пребывает в нерешительности. Нет, я должна ехать в Лондон!

Сидя столь близко от неё, Саймон улавливал аромат жасминовой эссенции и притираний, и это сводило его с ума.

— Миледи, — произнёс он, стараясь ничем не выдать обуревавшие его эмоции, — вы ещё не забыли молодого спутника, подхваченного нами по пути в замок Ланкастера вместе с сэром Ральфом де Монфором?

— Нет, — встрепенулась принцесса. — Почему ты заговорил о нём, Саймон?

Рыцарь мрачно усмехнулся.

— По одной причине. Выпрыгнув из вашей повозки недалеко от Мэйдстоуна, он не только защитил коменданта тюрьмы от разъярённых горожан, но и возглавил отряд бунтовщиков. И чуть позднее взял крепость Блэкхит.

— Отец Джон Болл стал главарём мятежников? — не поверила принцесса.

— Они идут за ним и слушают его, — ответствовал сэр Саймон. — Если он объединится с Уотом Тайлером, они заставят Ричарда обратить на них своё королевское внимание.

Джоанна всё ещё не могла поверить, что их недавний неразговорчивый спутник и главарь шайки мятежников — один и тот же человек.

— Требования у него те же, что и у Тайлера, — продолжал рыцарь. — Я присутствовал при разговоре посланца баронов и герцога. И Джон Болл, и Уот Тайлер не хотят, чтобы вилланы оставались подневольными.

— Они отважны, если решились бросить вызов баронам, — заметила принцесса.

— Вы ими восхищаетесь? Признаюсь, я тоже, — сказал Саймон. — Уот Тайлер — единственный защитник подневольных, и он верен Англии и королю. Я не считаю его или отца Болла разбойниками. Отнюдь. Слуги в замке болтают, что в своём отряде Уот даже наказывает тех, кто осмеливается творить насилие.

Джоанна в задумчивости молчала.

— Вы очень тревожитесь о Ричарде, миледи. Поверьте, я тоже, — продолжил после паузы Беркли. — На рассвете мы отбудем в Лондон, а по прибытии я посоветовал бы королю скрыться на время бунтов в Тауэре. Вы же знаете, что верхние этажи этой крепости отведены под королевские покои.

— Ты думаешь, мятежники будут искать с ним встречи? — вздрогнула принцесса.

— Возможно, ему всё-таки придётся с ними встретиться, — ответил Саймон. — Но ни вы, ни он не должны их бояться. У короля есть стража и бароны, я же всегда буду защищать вас, миледи.

Протянув руку, принцесса возложила её на горячие пальцы Саймона. Даже от столь лёгкого прикосновения он затрепетал.

— А почему вы не носите моей ленточки, милорд? — усмехнулась Джоанна.

— Для меня подобные вещи не слишком важны. Ленточкам из волос возлюбленной я никогда не придавал того значения, какое придают другие рыцари, — молвил он, слегка сжав её пальцы. — Мне достаточно, что могу находиться рядом и быть вам полезен, миледи. Что бы вы ни совершили, даже какую бы глупость вдруг ни сделали, я всегда останусь вам верен!

— Только потому, что когда-то обещал это принцу Уэльскому? — спросила Джоанна.

Сэр Саймон поднёс свою ладонь к щеке принцессы и чуть коснулся её.

— Вы же прекрасно знаете, что нет, — сказал он.

Склонив голову, принцесса прижалась щекой к ладони Саймона Беркли и прошептала:

— Да, да, Саймон, я знаю.

Совладав с собой, рыцарь резко поднялся.

— Простите, миледи, — проговорил он с поклоном, — но я должен идти, чтобы распорядиться относительно отъезда.

— Не буду тебя задерживать, Саймон, — улыбнулась принцесса и опустила взгляд.

Испытывая изрядное волнение, сэр Саймон покинул опочивальню. Во дворе он приказал конюху взнуздать лошадей ещё до восхода солнца. Путь мимо Блэкхита, где, как он догадывался, сосредоточились отряды мятежников, заботил его. И поэтому утром, когда кавалькада стражи готовилась выехать из ворот замка, он решил, что поскачет радом с принцессой, бесстрашно предоставившей места в своей карете леди Трессилиан и двум служанкам.

Джоанна сидела верхом на лошади в длинном синем сюрко. Узкие рукава подчёркивали её худые сильные руки, овальный вырез обнажил шею, но поверх плеч она накинула плащ, скреплённый алмазной застёжкой. Её бронзовые вьющиеся волосы были заплетены в косы и уложены в кованую сетку.

Облачённый в латы, сэр Саймон приблизился к принцессе и приготовился ехать рядом. Во двор, чтобы проводить гостью, спустился герцог Ланкастер. Он и лично хотел доставить принцессу в Лондон, и предлагал для охраны в пути своих стражников, но Джоанна отказалась:

— Милорд Саймон сумеет защитить меня и от целого войска врагов.

Ланкастер не ощутил ревности. Познакомившись с сэром Саймоном ещё во Франции, он давно знал его и был убеждён, что тот никогда не решится добиваться любви принцессы.

— Если рядом будет сэр Саймон, я за вас спокоен, — улыбнулся герцог.

В прорезях забрала взгляд Саймона Беркли выражал уверенность и твёрдость.

Когда Ланкастер отступил от сидящей на молодой лошади принцессы, Саймон холодно приказал кавалькаде тронуться в путь, к Лондону.

ГЛАВА 31

Кавалькада скакала сквозь лес уже много часов, но сэр Саймон не велел останавливаться для отдыха из опасения наткнуться на мятежников. Он ехал рядом с принцессой, подняв забрало, чтобы лучше видеть прилегавшие к дороге кусты. Чувствуя его заботу и внимание, принцесса не могла не отметить, что это доставляет ей удовольствие. Ещё будучи женой Чёрного принца, она знала, что Саймон влюблён в неё. Догадывался о его чувствах к жене и Чёрный принц, но, ценя верность и благородство сэра Саймона, именно ему поручил заботу о Джоанне и своём сыне Ричарде. Что же до ревности, то на войне, где часто и много находился Чёрный принц, для неё не было места.

Сэр Саймон был молод, когда впервые встретился с принцем Уэльским. В битве при Кресси, где англичане с трудом сдерживали натиск французов, принц послал к Эдуарду III человека с просьбой о подкреплении. Но король отказал, желая увидеть, как сын сам выдержит это жестокое испытание. Принц одержал победу, и король при встрече благодарно обнял его. Саймон тоже был среди тех, кто удостоился огромных похвал Эдуарда III: король разглядел в нём человека редкого благородства.

Сейчас, следуя за Саймоном Беркли, принцесса продолжала размышлять о его безграничной верности. За время путешествия она всего несколько раз перекинулась с ним парой фраз, боясь отвлечь его внимание от дороги.

Близился вечер, и в лесу становилось темно. Дорога была ещё прекрасно различима, и сэр Саймон высказал мнение, что к ночи свита доберётся до Лондона. Но принцесса резким движением набросила на голову капюшон. Это был сигнал — запалить факелы, чтобы не потерять правильное направление. Сэр Саймон отнёсся к её решению без одобрения: он считал, что свет факелов обнаружит местоположение процессии.

Сгущалась мгла, на небе не было видно звёзд, лишь ползли гонимые ветром угрюмые серые тучи. По мере приближения к окраине леса слуха путников достигли громкие голоса и хохот.

— Навстречу движется компания вилланов или горожан, милорд! — крикнул юноша, скачущий впереди отряда.

Саймон бросил быстрый взгляд на принцессу, ему показалось, что она побледнела.

— Не волнуйтесь, ваше высочество, — шепнул он и обнажил меч.

На дороге появились человек двадцать простолюдинов, несущих факелы и ведущих под уздцы двух навьюченных мулов.

Кавалькада была вынуждена остановиться, чтобы пропустить их.

— За короля и Англию! — выкрикнул кто-то из толпы простолюдинов. — А вы, милорд, верны королю Англии? — вопрос был адресован Саймону.

— Как никто, — глухо ответил он.

Вилланы обступили кортеж. Им было любопытно, кто это так поздно едет в Лондон.

— Не задерживайте её высочество, принцессу Уэльскую! — строго произнёс Саймон.

— Это действительно кортеж принцессы? Она мать Ричарда! Она должна помочь нам встретиться с Ричардом! — завопили простолюдины.

Кто-то заглянул в карету, где ехали леди Трессилиан и две юные служанки.

— А мне говорили, что принцесса Уэльская — красавица! Но здесь я вижу старую ослицу и каких-то девчонок! — воскликнул любопытный виллан.

По приказу Саймона к карете подъехал рыцарь и заставил вилланов посторониться, выставив вперёд остриё меча.

— Вам не поздоровится, если вы немедля не прекратите свои глупые выходки и не позволите её высочеству следовать в Лондон! — твёрдо сказал он.

Простолюдины умолкли, а подъехавшая к ним всадница остановила коня и скинула капюшон.

— Я — принцесса Уэльская! И приказываю вам освободить дорогу! — громко объявила она.

— Мы вас пропустим, миледи, — заговорил вдруг простолюдин в длинном плаще, стоявший до этого чуть в отдалении, опираясь на высокий лук и не вмешиваясь в перепалку.

Он внимательно разглядывал Джоанну Уэльскую, слегка улыбаясь. В его взоре и движениях сквозили уверенность и достоинство.

Толпа разом стихла.

— Кто вы такой? — спросила принцесса.

Слегка отвернувшись от неё, незнакомец негромко ответил:

— Я — Уот Тайлер.

— Вы — Уот Тайлер? — изумилась Джоанна.

— Да, миледи. Я и мои люди встретились с вами случайно. Вы уже знаете о событиях в Блэкхите? Мы направляемся туда.

— Надеюсь, вы нас пропустите без ненужной драки и не требуя, чтобы моя госпожа обеспечила вам встречу с её сыном? — осведомился, вмешавшись, Саймон.

— Я бы очень хотел, чтобы король встретился с нами, но принуждать принцессу не смею, — ответил Уот.

— Чего же вы хотите? Как обычный разбойник, решили потребовать с нас плату за проезд? — презрительно молвила Джоанна Уэльская.

— Не стоит бросать мне пустые обвинения, ваше высочество, — громко, но учтиво заявил Тайлер. — Вы и ваша свита вправе ехать, куда вам заблагорассудится, ведь Англия принадлежит вашему сыну, королю Ричарду. А я намерен проводить вас до Лондона.

Подозвав Уилла, Тайлер велел передать «неистовому проповеднику», что вынужден задержаться на несколько часов и что будет в Блэкхите к ночи.

— Но мы можем вас схватить и арестовать, — заметила принцесса.

— Мой плен уже ничего не изменит, — пожал плечами Уот.

— Зачем вы хотите провожать нас до Лондона? — спросил Саймон.

— Чтобы другие разбойники не досаждали вам, — улыбнулся бывший кровельщик и, накинув на голову кугель, пошёл возле лошади принцессы. Рядом верхом ехал сэр Саймон, по-прежнему не убирая меч в ножны, не доверяя полностью Уоту.

— Отец Болл говорил, что вы защитили его от стражников шерифа Эссекса, — обратился Тайлер к принцессе.

— Это было до того, как он возглавил мятеж.

— Вы считаете мятежников негодяями, — усмехнулся Уот.

— Нет. Признаться, я сочувствую подневольным рабам-вилланам, — ответила принцесса. — Но почему вы проявили милость к нам?

— Я удивился вашей отваге и решительности, — ответил Уот.

— Скажите, — произнесла принцесса, — почему вы подняли мятеж? Ведь вы не раб, а свободный человек и, как мне кажется, великодушный и любезный.

— Сборщик податей убил мою жену и дочь, — тяжело вздохнул Тайлер. — Я наказал его, и это взволновало Дартфорд.

— Так вот оно что! Значит, вы стали защитником убогих лишь по стечению обстоятельств?

— Я вас разочаровал? Что ж! Простите, миледи, — ответил Уот.

— Нет, — возразила принцесса. — Однако то, что вы делаете, вдруг обрело совсем другой смысл. Вы должны извинить меня за то, что я назвала вас разбойником. Вы единственный заступник бедняков и рабов.

— Вы ошибаетесь, миледи, — с тоской произнёс Уот. — Единственный заступник бедняков и рабов — ваш сын. Я не прошу для убогих много — лишь свободы. Когда сборщик податей убил мою супругу и девочку, я встал во главе бедноты, но вовсе не из мести. Её я свершил сразу же, в доме, покарав мерзавца. Но я возглавил отряды мятежников, чтобы добиться для них свободы. Вы меня осуждаете?

— Я не осуждаю вас, — молвила принцесса. По улыбке, полной нежности, по восхищённому взгляду зелёных глаз Саймон понял, что Уот произвёл на его госпожу огромное впечатление.

Впереди засияли факелы, пылающие на могучих стенах Лондона. Приближение кортежа принцессы было замечено стражниками ещё издали. Сэр Саймон велел своему оруженосцу трубить в рог.

По извилистой дороге кавалькада всадников спустилась к городу. В нескольких шагах от тяжёлых высоких лондонских ворот, которые по приказу главы стражи медленно открылись, принцесса спешилась и подозвала Уота Тайлера. Приблизившись к ней, он слегка поклонился. Под взором светлых глаз Уота Джоанна испытала знакомую дрожь.

Облик Уота, совсем не похожий на облик героя легенд, его простота и в то же время вежливость и прямота, которой не хватало принцессе среди раболепствующих придворных, привлекали её.

— Я проводил вас до Лондона, миледи, — сказал он. — Теперь поступайте, как знаете.

— Уот, я хочу поблагодарить вас, — проговорила она и неожиданно прижалась губами к его губам. Затем, быстро накинув на голову капюшон и не глядя более на Уота, вскочила на коня.

— В путь! — последовал её приказ. Ворота Лондона уже распахнулись, и кавалькада всадников въехала в город. Тайлер тоже вошёл в Лондон. Молчаливый, погружённый в собственные мысли, он брёл по тесным пустынным кривым улочкам вглубь города. Поцелуй принцессы, вкус её губ продолжал гореть на его устах.

С тех пор как убили жену, ещё ни одна женщина не целовала Уота. Он спрашивал себя, почему принцесса, изысканная, наделённая красотой, преклонением и властью, снизошла до него?

Тайлер направлялся в торговую часть Лондона, где имели дома купцы, в основном итальянцы. Здесь он нашёл примостившийся между трактиром и лавкой оружейника дом с остроконечной черепичной крышей и постучал, используя висящий у двери молоточек.

ГЛАВА 32

На пороге появился юный слуга. Бывший кровельщик бывал в этом доме прежде, потому его поздний визит не вызвал у того насторожённых вопросов.

— Мне нужен Томас Фарингдон, — сказал Уот, и отрок пригласил его следовать за собой.

В условиях холодных, сырых и туманных ночей в городском доме купца приходилось жарко растапливать очаг. В комнате, куда слуга провёл Уота, было тепло и сумрачно. Вдоль стен стояли сундуки, окованные железными полосками, где Фарингдон держал товары, приобретённые в Неаполе, Равенне и прочих торговых центрах. Томас Фарингдон считался одним из самых богатых поставщиков двора и кредитором многих знатных вельмож и рыцарей Англии. Он торговал специями и ювелирными изделиями.

Уот был знаком с Фарингдоном ещё с той поры, когда служил во Франции и купец давал деньги его господину, английскому рыцарю.

Фарингдон уже ложился спать, но визит Уота заставил его спуститься из опочивальни. В длинном светлом балахоне, с растрёпанными волосами, он показался Уоту очень усталым.

— Приветствую, Фарингдон. Давно не видел тебя. Сколько прошло с нашей прошлой встречи?

— Несколько месяцев, — ответил купец. — Что ты хочешь, Уот? Денег, которые ты всё равно не сможешь мне возвратить?

— Нет. Но пришло время расплатиться тебе.

Купец насторожился. Сразу всплыло дурное предчувствие, связанное с давним случаем, произошедшим во Франции. Проезжая по завоёванному англичанами краю, кортеж Фарингдона подвергся нападению отморозков из вольных отрядов, наводнивших Францию и промышляющих разбоем на дорогах. Оказавшись поблизости, Тайлер и оруженосец его господина верхом на лошадях выскочили из кустов и атаковали напавших. Их появление привело бандитов в бегство, а Фарингдон принялся тогда пылко благодарить Уота Тайлера и его друга. После этого купец не раз предлагал Уоту рассчитаться с долгом, но тот всегда отказывался.

— Сколько денег ты хочешь? — спросил Фарингдон, садясь на скамью у стола и наливая из медного кувшина вино в два кубка.

— Денег я не хочу, Томас, — покачал головой Уот.

— А что же тебе нужно, если не денег?

— Мне нужно изредка пользоваться твоим домом для встреч. Возможно, ты слышал о мятеже, случившемся в Дартфорде? И о том, что возглавил его кровельщик?

— Неужели это ты?

Ничего не ответив, Уот взял один из кубков и отпил из него.

— Но как ты мог?! — воскликнул Фарингдон. — Возглавить шайку разбойников и головорезов! Связаться с бродягами и рабами!

— Сборщик податей убил мою дочь и жену, — проговорил Тайлер. — И мне ничего не оставалось, как наказать его.

— Боже! — в ужасе Фарингдон шлёпнул себя по щеке и залпом осушил свой кубок. — Как далеко всё зашло!

— Эти бродяги, как ты их называешь, — нищие рабы, жаждущие свободы, — произнёс Уот. — И я хочу добиться встречи с королём, чтобы он внял нашим мольбам и позволил вилланам стать свободными.

— Король?! Ему плевать на вилланов и бродяг! Это лицемерный, вероломный юнец, считающий, что ему дозволено всё! Его окружает свора алчных раболепствующих баронов, тебя же считают обыкновенным предводителем бунтовщиков.

— Пусть так, — кивнул Уот, — но я попытаюсь убедить Ричарда. И если для того, чтобы обратить на себя его внимание, мне потребуется захватывать замки его баронов, я это сделаю.

— О, я боюсь за тебя, — пробормотал купец. — Твои поступки попахивают четвертованием или отсечением головы. И если тебя поймают, меня схватят вместе с тобой.

— Ты всего лишь купец, ты не воин и не мятежник, — возразил Уот. — И вообще тебя не в чем обвинить: ты просто предоставил комнату своему другу.

— Лучше бы ты взял у меня деньги! — воскликнул Фарингдон. — В сундуках, что ты видишь вокруг, сосредоточено целое состояние, ведь я поставляю ко двору Ричарда Английского изысканные специи, поддерживаю торговые отношения с неаполитанскими купцами на Сицилии. Если король разгневается на меня, я рискую разориться и утратить доверие.

— Скажи прямо, Томас, если не согласен.

— У меня перед тобой долг, — вздохнул Фарингдон, — поэтому рассчитывай на мою поддержку и содействие.

— Благодарю, Томас, — сказал Уот, поднимаясь.

— Не благодари. Предупреди, когда тебе понадобится комната.

Встав, он подошёл к крайнему сундуку, извлёк оттуда длинный меч с рукоятью, отделанной топазами, и протянул Уоту:

— Держи.

Похлопав друга по плечу, Тайлер взял меч и оставил хозяина допивать кувшин вина в одиночестве. Закутавшись в плащ и перебросив меч в ножнах за спину, Уот зашагал в сторону городских ворот.

В этот час узкие улочки, по которым с трудом могли проехать повозки, были пусты. Обитатели Лондона крепко спали, заперев двери и закрыв окна ставнями.

Из города Тайлера выпустили без расспросов — стражу гораздо больше волновали те, кто прибывал в Лондон.

Уот Тайлер направился в сторону леса. Оттуда он намеревался к утру добраться до Блэкхита, крепости, где его ожидали сторонники.

ГЛАВА 33

Наступил восход, такой же унылый и пасмурный, как и прошедшая ночь. Серое небо виднелось в небольшом оконце донжона, где несколько десятков человек коротали время. Без Уота Тайлера, по их мнению, большой совет не мог состояться.

Отряд Уота, появившийся в Блэкхите ночью, проводили в башню к отцу Боллу, и монах принял решение ждать.

В донжоне было тепло, пахло вином и жареной свининой, которую готовили здесь же. Несколько человек сидели за длинным столом, отдавая должное угощениям, другие обосновались прямо на полу, на тюфяках из сухой травы, и вполголоса вели беседы или прихлёбывали эль.

Прислонившись затылком к стене, Рэндалл молча наблюдал за происходящим. Не пытаясь вмешиваться в разговоры или убедить сэра Ральфа в том, что они напрасно решили провести в Блэкхите предыдущий день и эту ночь, он думал о мятежах, охвативших Эссекс и Кент.

Рядом, в углу, закутавшись в плащ, сидел папаша Терри. Вид у него был мрачный и угрюмый. Возле менестрелей спал сэр Ральф.

В донжоне, едва они пришли вместе с отцом Боллом, их щедро угостили свининой и элем. Утолив голод, друзья устроились чуть в стороне от бунтовщиков. Вскоре в донжон ввалилась компания простолюдинов и сообщила, что Уот Тайлер отправился в Лондон — сопровождать принцессу Уэльскую.

Упав возле Рэндалла на груду сухой травы, отец Болл шумно перевёл дыхание.

— Как бы слуги принцессы не схватили его, — пробормотал он.

От его голоса сэр Ральф отрыл глаза и фыркнул:

— Неужели ты такого ужасного мнения о леди Джоанне Уэльской? Поверь, её благородство столь же велико, как и красота. Если Уот Тайлер не мерзавец и не разбойник, а защитник убогих, ему ничто не угрожает.

— А ты почему не спал, друг мой? — подтолкнул сэр Ральф Рэндалла. — Всё еще боишься всех этих бездельников, что сбежались в Блэкхит?

— Я не боюсь вилланов, милорд, — возразил Рэндалл. — Просто очень скучаю в сарае, который когда-то был донжоном.

— Ничего не поделаешь, поэт, — сказал отец Болл. — Без Уота Тайлера ни я, ни Уилл — его верный сторонник, ни брат Строу совет не начнём. Мы хотим обсудить план нападения на крепости, а без него их брать сложно.

— Но Блэкхит вы взяли без него, верно? — напомнил Рэндалл.

— Да, — ответил Джон Болл. — Но не стоит думать, что это было просто, сэр.

— И вы надеетесь взятием крепостей привлечь внимание короля?! — расхохотался Рэндалл. — Как только он поймёт, что вы подняли настоящее восстание, он выдвинет отряды и разнесёт вас!

— Я стремлюсь пробудить в Ричарде Английском сочувствие к обездоленным и убогим, — возразил отец Болл. — А Уот Тайлер защищает их.

Красивые губы Рэндалла скривились в презрительной усмешке:

— Значит, вы оба не представляете, с кем имеете дело.

— Но мы уже решили идти на Кентербери, — произнёс отец Болл, — чтобы наказать архиепископа и канцлера Англии Сэббери за их беспощадное обращение с подданными. За подобные прегрешения мы разделаемся также с мерзким казначеем Робертом Хилзом и главным сборщиком податей Леггом. Они не только сгоняли вилланов с земли, казнили и заковывали их в колодки за незначительные провинности, не только позволяли своим слугам насиловать жён и дочерей бедняков, но и превратили короля Ричарда в лжеца, подавая ему примеры.

— Ха-ха-ха! — прыснул Рэндалл. — Я прочту тебе отличное стихотворение про лорда Кентербери, если дашь хотя бы четверть часа.

— Ты можешь так быстро сочинять стихи? — удивился Джон Болл.

Рэндалл слегка кивнул и отвернулся. Лицо его приняло отрешённое выражение.

К ним подошёл брат Строу, в громадном кулаке монах держал кружку эля.

— Приветствую, менестрели. Я удивился, что вы здесь. Отчего же вы оставили замок Ланкастера?

— Милорд Ральф де Монфор предложил Рэндаллу стать его жонглёром, — холодно пояснил папаша Терри.

— Мне известно, что вы друг Джона Болла, — сказал брат Строу, глядя на Ральфа. — Вы защищали его, когда он сбежал из монастыря. Вы останетесь с бунтовщиками?

— Нет! — возразил сэр Ральф. — Завтра же мы отправимся в Лондон. — И, повернувшись к Рэндаллу, осведомился, сочинил ли тот памфлет.

— О да, — ответил менестрель, поднявшись.

— Освободите место для выступления сэра поэта! — распорядился отец Болл.

Разговоры разом стихли, люди с непредвзятым интересом взирали на худого молодого человека с волосами цвета лунного сияния.

— Внимайте Рэндаллу Уолтеру! — воскликнул Ральф, вскочив.

Улыбнувшись, Рэндалл отвесил всем поклон и начал нараспев читать:

Осёл, что поля обрабатывал, Был изгнан из своей деревни. Встречает он Лиса знатного, Завладевшего его фермой. «Разве, — молвил Осёл, — Не платил я тебе в казну?» «Мой друг, — говорит ему Лис, — Я не платы, а крови хочу. Ты мне исправно платил свою подать, Но я господин, а ты — раб. Гляди же, башка тупая, как одеянья мои блестят! Мне недостаточно платы, Потому и прогнал я тебя, Ведь под твоею деревней Отличная скрыта земля. Отныне там будет править Лис, А ты, ничтожный, иди, Ведь я почти король В своём Кентербери»!

Поднялся гул, все зааплодировали и зашумели. Конечно же, все поняли, что Ослом менестрель назвал епископа Кентерберийского, канцлера Англии лорда Сэббери.

— Теперь памфлет примутся распевать и рассказывать в Кентербери, — нагнувшись к уху сэра Ральфа, проговорил отец Болл.

Возвратившись к папаше Терри и рыцарю, Рэндалл взял высокую кружку эля, которую поднёс ему брат Строу.

— Твой памфлет понравился бродягам. Откуда ты знаешь, что нужно простолюдинам, а что — знатным лордам? — осведомился сэр Ральф.

— Папаша Терри научил меня, — сказал Рэндалл.

С улицы донеслись протяжный звук рога, лай собак и голоса простолюдинов из Блэкхита. Дверь в донжон распахнулась, и в проёме появился невысокий рыжеволосый человек с мечом за спиной и в кугеле, сброшенном на плечи.

— Уот Тайлер! — послышалось вокруг.

Переступив порог, Тайлер захлопнул дверь и прошёл к длинному столу. Приветствуя на ходу людей, он отыскал глазами отца Болла.

— Хорошего дня, Уот! Мы рады, что ты добрался до Блэкхита! — воскликнул бывший монах.

— Да, её высочество были очень любезны со мной!

Тайлер занял освободившееся место за столом, и кто-то из простолюдинов сразу же поставил перед ним кубок с вином.

— Итак, по-прежнему ли вы хотите видеть меня предводителем? — спросил собравшихся Уот.

— Да! — загалдели все. — Ты верен своему королю и своему народу!

— Пусть все, кто считает и меня доблестным защитником, идут за Уотом Тайлером! — громко сказал Джон Болл. — Я буду вашим «неистовым проповедником», но я не умею сражаться, и то, что мы взяли Блэкхит без Уота, — удивительно даже для меня.

Так Уот Тайлер стал единственным предводителем, и мятежи грозили вылиться уже в настоящее восстание.

— Что ж, — сказал Тайлер, — завтра на рассвете выступаем в сторону Кентербери. Тем самым я хочу обратить внимание короля Ричарда на наш протест. И он встретится с нами, невзирая на всяческие увёртки и проволочки.

Подозвав брата Строу, отец Болл велел подать свиток и письменные принадлежности.

— Составим перечень просьб к Ричарду, — предложил он, — чтобы при встрече передать их ему.

Тайлер считал, что главным требованием должен быть пункт об отмене рабства.

— А потом? Что мы попросим потом? — осведомился Уилл.

— Вымолим у короля, чтобы с крестьян спрашивали за пользование землёй не работу, а установленную арендную плату. Далее, чтобы крестьяне могли свободно покупать и продавать на рынках. И, наконец, чтобы его величество Ричард, помазанник Божий и король Англии, простил нас за наши преступления, — пояснил Уот Тайлер.

Слушая, отец Болл нацарапал всё перечисленное в свитке и передал его Уоту, который тут же спрятал свиток под куртку.

— Король не согласится, — пробормотал сэр Ральф, покачав головой.

Между тем вилланы расходились, чтобы завтра с восходом, вооружившись копьями, дубинками, луками и короткими мечами, двинуться на Кентербери.

ГЛАВА 34

Утром из Блэкхита уходили восставшие вилланы, кутаясь от промозглого тумана в кугели и сжимая в руках оружие. Их сопровождали лошади, груженные поклажей.

Во дворе крепости отец Болл прощался с сэром Ральфом и его спутниками.

— Ты точно не хочешь присоединиться к нам, сэр Ральф? — спросил он.

— Нет, меня ждут другие подвиги, — ответил рыцарь.

— Поединки и битвы? — усмехнулся отец Болл.

Сэр Ральф пожал плечами.

— А ты? — повернулся бывший монах к Рэндаллу.

— Я следую ко двору.

Хлопнув Рэндалла по спине, отец Болл сказал:

— Что ж, мне нужно идти. Простите, что угощал вас в донжоне, но по-другому я просто не мог.

Сэр Ральф и Рэндалл остались во дворе, глядя, как удаляется Джон Болл. Подошёл папаша Терри, ведя под уздцы лошадь Ральфа. Вид у менестреля был мрачнее тучи — он провёл ночь ещё более тревожную, чем накануне в лесу.

— В Лондоне мы остановимся у купца Томаса Фарингдона, — проговорил сэр Ральф, медленно направляясь к широким воротам.

— Так ты полагаешь, что Ричард спрячется в Тауэре? — спросил Рэндалл. — Почему же тогда на время восстания нам не укрыться в твоём замке?

— Он находится в графстве Кент, а туда теперь сложно добраться из-за отрядов мятежников и из-за людей шерифа, — ответил Ральф.

Оставив позади гудящий Блэкхит, они двинулись в сторону густых лесов, отделявших их от Лондона. Впереди шагал папаша Терри, который прекрасно знал местность, за ним следовали сэр Ральф и Рэндалл, ведущий под уздцы лошадь рыцаря.

В оврагах парил густой туман, пасмурное небо нависало над зелёными просторами, в кронах деревьев кричали птицы. Дороги были вязкими от сырости и грязи, но путники вполне уверенно ступали по рытвинам, оставленным крестьянскими телегами.

Узнавая места, папаша Терри вновь сделался по обыкновению весел и даже затянул песню на норманнском наречии, сочинённую когда-то известным менестрелем по имени Джеймс Трюфель:

О пленник, Что тоскуешь ты в недрах Нортенберга? Твоя темница холодна, Но кровь горяча в жилах, Коварство твоего врага Дверь за тобой закрыло. О пленник, Что тоскуешь ты в недрах Нортенберга?

Шедший рядом с Ральфом Рэндалл думал о купце, в доме которого им предстояло остановиться и, возможно, даже провести какое-то время.

— Кто этот лондонский купец, милорд Ральф? — спросил он.

— Его зовут Томас Фарингдон, и он всегда был не только моим кредитором, но и другом! А поскольку я, в отличие от королей, исправно возвращал ему долги, он позволит нам погостить у него, — ответил сэр Ральф.

— Значит, в его доме найдётся место для таких бродяг, как мы, — сказал Рэндалл.

Они всё дальше углублялись в лес, свернув с разъезженного пути на протоптанную тропинку, вьющуюся сквозь чащу.

— Признайся, сэр, — повернулся к Ральфу папаша Терри, — ты уверен, что мятежники возьмут Кентербери?

— Кентербери, может, и возьмут, а вот восстание их обречено, — вздохнул Ральф. — Король пока не воспринимает их всерьёз, а когда это произойдёт, полагаю, им не поздоровится.

— Я то же говорил отцу Боллу, но он меня не слушал, — сказал Рэндалл.

— Однако твой памфлет о Кентербери будут петь во многих графствах, — заметил Ральф.

Внезапно в голове Рэндалла всплыл образ презрительного молодого рыцаря, который, как выяснилось, приходился ему кузеном, и он спросил:

— А про сэра Филиппа Монтгомери ты что-нибудь знаешь?

— Ты знаком с сэром Филиппом Монтгомери? — удивился Ральф.

— Я встретил его при дворе герцога Ланкастера, куда он прибыл по поручению своего господина, короля Ричарда.

— Могу сказать одно: из-за жестокости он зарекомендовал себя не с лучшей стороны, ещё служа принцу Уэльскому. В своём имении Спрингроузез сэр Филипп — настоящий тиран. Даже его подневольные вилланы обязаны носить на шее железные ошейники, на коих указана их принадлежность сэру Филиппу. В Спрингроузезе никто и никогда не посмеет воске стать против хозяина! Ричард нуждается в Монтгомери именно потому, что тот действительно предан королю, при этом хладнокровен, жесток и неустрашим. Ричард всегда может на него рассчитывать.

— Известно ли королю, что сэр Филипп владеет замком и краем, которые присвоил его отец после гибели от чумы своей сестры? — вмешался папаша Терри.

— Разумеется. Все знают и об отце сэра Филиппа, и романтическую историю замка, выстроенного королём Эдуардом III для своей фаворитки. У него и графини Монтгомери даже был сын, которого, как все полагают, убили враги короля. И никто не смел пойти против брата графини, сэра Вильяма Монтгомери, который всегда отличался преданностью Англии и таким же беспощадным нравом, как у Филиппа.

— Ты бывал когда-нибудь в Спрингроузезе? — осведомился Рэндалл.

— Нет, я видел этот прекрасный замок лишь издали, поскольку не считаюсь другом Филиппа.

Рэндалл умолк, продолжая, погрузившись в раздумья, шагать рядом с сэром Ральфом.

Путешественники пробирались по трудно различимым, вьющимся среди высокого зелёного подлеска тропам, взбирались на крутые склоны оврагов, переходили вброд многочисленные широкие ручьи.

К пяти вечера они вышли из леса и, пройдя несколько миль по дороге через пшеничное поле, на котором трудились вилланы, оказались вблизи мощных серых стен Лондона. Под мостом неспешно текла Темза. Возле городских ворот толпились простолюдины, всадники в доспехах, вилланы и обычные бродяги с целью проникнуть в пределы города.

Протиснувшись сквозь их ряды, папаша Терри шепнул унылому стражнику с алебардой:

— Передай Джеймсу, главе стражи Лондона, что Терри и его сын здесь, а с ними — очень знатный лорд.

— Власти не велят впускать в Лондон весь этот сброд, — сказал, появившись на зубчатой стене, толстый и хмурый глава стражи. — Вероятно, боятся бунтов.

— Ноя вижу тут и всадников в начищенных доспехах, — возразил папаша Терри.

— Они могут выковать доспехи у любого кузнеца, а потом разбойничать по всей Англии.

— Но в Англии полно и знатных разбойников, — сказал Рэндалл, усмехаясь. — Разве за шайками Форвиллов, Мервиллов и сэра Гилберта Мидлтона не тянется хвост разбоев и насилия? И разве сам судья Трессилиан — развратный вепрь в парчовых одеждах — не обирает всех и всюду, чтобы быть желанным гостем для любой из девиц?

Народ весело зашумел. Многие не удержались от хохота.

Нисколько не удивлённый дерзостью Рэндалла, с которым ему уже доводилось встречаться прежде, глава стражи проворчал:

— Не будь ты сыном папаши Терри, негодяй, я бы тебя выпорол. — Но окованные железными полосками тяжёлые ворота ему пришлось открыть.

Как только он сделал это, толпа ринулась вперёд, стремясь протиснуться в них, поэтому менестрелям и рыцарю стоило больших усилий просочиться сквозь их ряды в город. Тотчас стражники выставили алебарды и, осыпая людей бранью, отшвырнули их обратно.

Оказавшись в пределах Лондона, Рэндалл, папаша Терри и сэр Ральф пошли по запутанным узким улочкам вглубь города и вскоре достигли площади, на противоположной стороне которой, в закоулке возле трактира «Эль дядюшки Либорна», стоял дом Томаса Фарингдона. Рядом располагались несколько ремесленных и кондитерских лавок, а также дома купеческого сословия.

Указав на одну из остроконечных черепичных крыш, сэр Ральф пояснил, что это дом купца Фарингдона, и решительно повёл спутников за собой.

ГЛАВА 35

Дверь отворил отрок лет четырнадцати; мрачно взглянув на гостей, он без лишних расспросов впустил их в дом.

Фарингдон как раз заканчивал продажу увесистого мешочка специй высокому тощему человеку в богатой одежде. На шее покупателя поблескивала цепь, пальцы были унизаны перстнями. Передав ему товар и получив положенную плату, Фарингдон проводил гостя к выходу и лишь тогда заметил сэра Ральфа и двух его друзей. Вид знаменитого графа-рыцаря, а также его спутников в парчовых нарядах и забрызганных грязью сапогах привёл купца в недоумение.

— Граф де Монфор! Друг мой! — воскликнул он, заключая сэра Ральфа в объятья. — Я очень рад встретить тебя вновь! Что привело тебя ко мне? Неужели понадобились деньги?

— Отнюдь, — возразил сэр Ральф. — Но мне нужно провести у тебя несколько дней, если позволишь. Всюду говорят об этих мятежах и бунтах, и моему появлению при дворе сейчас никто не будет рад.

Положив пухлую руку на плечо сэра Ральфа, купец повёл его в зал, занимавший нижний этаж дома, где накануне он беседовал с Уотом Тайлером. Рэндалла и папашу Терри тоже пригласил следовать за собой.

Войдя в зал с низким потолком и потухшим очагом, Рэндалл ощутил острый запах.

— Это шафран, — пояснил Томас Фарингдон, — самая ценная после перца пряность, покупаемая мной на Сицилии. Многие великие лорды Англии не жалеют денег, чтобы заполучить его. Превосходный аромат, не правда ли, молодой человек? А в пище он особенно восхитителен! Кстати, как вы поняли, я Томас Фарингдон, а как мне величать вас, я ещё не знаю.

— Меня зовут Рэндалл, но сэр Ральф дал мне любопытное прозвище — Блистательный. По его мнению, при дворе короля Ричарда я буду блистать своим поэтическим талантом, — ответил Рэндалл, осматриваясь.

— Вы поэт? Обожаю поэзию! — всплеснул руками Фарингдон.

— Он поэт и одновременно мой Папиоль, мой жонглёр, — сказал сэр Ральф, садясь на скамейку и наполняя стоящий на столе кубок из узкогорлого кувшина. — Я хочу, чтобы двор Ричарда увидел его. Уверяю, когда Рэндалл начнёт читать свои стихи или петь мои песни, при дворе все будут в восторге.

— Между прочим, — хмыкнул купец, — на прошлой неделе великий поэт английского двора Джозеф Плат занял у меня такую сумму, что мне даже стало его жаль. Он тратит столько денег на еду, выпивку и наряды, что сам король должен ему завидовать. А как ваше имя, любезный сэр? — обратил хозяин внимание на папашу Терри.

— Терри, — представился менестрель, — и я всегда был и поэтом, и певцом, и владел всеми известными музыкальными инструментами, чему обучил и сына.

— Так Рэндалл Блистательный ваш сын? — осведомился Фарингдон.

Папаша Терри важно кивнул. Межу тем вошедший слуга спросил, не угодно ли гостям попробовать угощения, и Фарингдон велел подать ужин.

На столе появились множество мясных и рыбных блюд и кувшины с вином. В центре стола слуга поставил поднос с кренделями и лепёшками. Запах специй смешивался с ароматами соусов и жаркого.

Впервые попробовав блюда, приправленные изысканными специями, Рэндалл счёл, что их вкус действительно превосходен.

По окончании ужина купец проводил гостей на второй этаж. Сэра Ральфа он разместил в опочивальне племянника, который отбыл по торговым делам на Сицилию, а комнаты для гостей, находившиеся возле чулана и каморок, предложил Рэндаллу и Терри.

Переступив порог небольшого тёмного помещения с пыльными пёстрыми гобеленами на каменных стенах, низкой кроватью, креслом у окна и окованным железными полосками сундуком в углу, Рэндалл уловил, как свеж ветер, врывающийся в открытые ставни, и как внизу гудит площадь. С лёгкой улыбкой он положил заплечный мешок и поклажу на пол и, подойдя к широкому каменному подоконнику, лёг на него, устремив взор на простиравшийся перед ним Лондон. Всякий раз останавливаясь в этом городе, он и папаша Терри ютились в каких-то грязных конюшнях и трактирах, а теперь он оказался в доме одного из самых богатых купцов! Даже побывав менестрелем у таких лордов, как герцог Глостер и Джон Гонт, он не чувствовал себя нигде лучше, чем у Томаса Фарингдона, потому что здесь он впервые был не чьим-то слугой, а просто гостем.

Вошедший отрок, бросая на Рэндалла любопытные взгляды, поставил на стол фрукты и орехи и молча удалился.

Тёплый вечерний воздух легко касался лица Рэндалла. Он наблюдал, как Лондон медленно погружается в сумерки, и понял, что нисколько не жалеет, что уехал с сэром Ральфом из замка Ланкастера.

Решив, что должен обязательно поблагодарить Фарингдона за оказанное радушие, Рэндалл вышел из комнаты и направился к лестнице. Спускаясь в трапезную, где слуги уже убирали со стола утварь, он заметил сэра Ральфа, беседующего с купцом.

— Рэндалл, мы как раз говорили о нашем общем знакомом Уоте Тайлере, — сказал Ральф.

— Вот оно что, — произнёс Рэндалл. — Похоже, в Лондоне его имя звучит так же громко, как в Кенте и Эссексе.

— Даже громче! — воскликнул Фарингдон. — Я рассказал графу о своём давнем долге перед Уотом. Когда-то во Франции он защитил меня от шайки разбойников. А вчера ночью он появился и пожелал, чтобы я предоставил ему мой дом для тайных встреч. Граф упомянул о вашем знакомстве с Уотом под Блэкхитом, поэтому я и решил предупредить вас, что вошёл в сговор с предводителем восстания.

Рэндалл равнодушно пожал плечами.

— Поступай как знаешь, Фарингдон, — сказал сэр Ральф. — Тайлер произвёл на нас впечатление человека рассудительного и доблестного. Ни я, ни мой жонглёр, ни его отец не выдадим твоих тайн. Верно, Рэндалл?

— Ну разумеется, — улыбнулся Рэндалл.

В этот момент в дверях возник слуга, несущий блюдо с фруктами, и Ральф тотчас перевел разговор на Сицилию: фрукты, как выяснилось, доставляли оттуда люди, работающие на племянника Фарингдона.

С наступлением темноты Рэндалл, как и прочие в доме купца, отправился на ночлег. Он думал о том, что ему нравятся достаток и богатство, несмотря на то что рос он в конюшнях и сараях. Его влекли комнаты с оружием на стенах и раболепство слуг. В глубине души он вынужден был признать, что ему не чуждо честолюбие — качество, свойственное его отцу. Настоящему отцу, которым был сам король Англии.

ГЛАВА 36

Утром, после возвращения принцессы Уэльской в Лондон, Ричарду доложили о взятии бунтовщиками Кентербери. Немедля отправив посланца к отрядам сэра Филиппа и графа Кента, преследующих мятежников по всему Эссексу, он отправился в опочивальню принцессы. Стражники и рыцари из её свиты, за исключением, быть может, Саймона Беркли, оживлённо обсуждали встречу с главарём бунтовщиков Уотом Тайлером.

Леди Джоанна чувствовала себя воодушевлённой, хотя и провела эту ночь без сна. Воспоминания об Уоте Тайлере, его запахе, своём прикосновении к его устам, а также мысль о том, что он жаждет защитить невинных женщин и убогих рабов, приводили её в восторг. Но когда сын вошёл в занимаемую ею опочивальню, она приняла его сдержанно.

— Ха-ха, похоже, вы упустили возможность оказать услугу мне и всей Англии! — переступив порог, воскликнул Ричард.

Отложив сборник стихов, лежавший на коленях, принцесса вскинула прекрасное лицо с жёстким взглядом. Выслав служанок и леди Трессилиан, она осведомилась:

— О какой услуге вы говорите, сын мой?

— Вы могли взять вчера ночью в плен богохульника и мерзавца Тайлера и не взяли. Почему?

Лёгкая улыбка коснулась полных губ принцессы Уэльской.

— Он доверился мне, — сказала она. — И вызвался проводить мой кортеж до ворот Лондона, чтобы его друзья, люди из разрозненных отрядов, не задержали меня.

— Благодаря вашей милости он нынче на восходе с огромной толпой бродяг и вилланов ворвался в Кентербери! Ему не пришлось даже драться за крепость — горожане сами открыли ему ворота!

Глядя на хмурое лицо Ричарда, принцесса прониклась к нему естественным чувством жалости. Взяв сына за руку, она произнесла:

— Для вас лучше скрыться в Тауэре. Возможно, на днях восставшие ворвутся в Лондон. Вилланы страстно жаждут встречи с вами.

— Откуда вы знаете, что нужно вилланам? — пробормотал Ричард. — Или сам Уот Тайлер сказал вам?

— Да, Уот поведал мне о нуждах своих людей.

— Что же ещё Уот рассказал вам по пути в Лондон? — ехидно спросил король.

— Мне не слишком было интересно то, о чём болтал Уот, — пожала плечами принцесса.

— И вы не боялись его?!

— Я сопровождала вашего отца в походах по Франции, где враги поджидали за каждым поворотом! Почему я должна бояться какого-то черепичника?

— Какая оплошность, что ваша свита не доставила его в темницу! Я очень благодарен, что вы приехали в Лондон поддержать меня, и всё-таки я крайне огорчен вашей недальновидностью, — раздражённо произнёс Ричард.

— Я всего лишь хотела быть с ним благородной, — фыркнула принцесса с притворным равнодушием.

— Разбойник вроде него не заслуживает благородства! — вскричал Ричард.

— Любой человек этого заслуживает, — возразила Джоанна Уэльская. — И чем раньше вы это поймёте, тем легче вам будет стать великим королём.

— Взяв Кентербери без боя и осады, он убил канцлера Сэббери! Остальные из окружения канцлера были вынуждены перейти на его сторону! Но я отправил к графу Кенту и сэру Филиппу посланца. Они обязательно добьются переговоров с Уотом или выгонят эту шайку разбойников из Кентербери!

«Уот убил канцлера! Он беспощаден. Но разве другие, сражаясь с врагами и осаждая города, не беспощадны?» — задыхаясь от волнения, подумала принцесса.

— Вы поступили правильно, сын мой, — сказала она. — Уот заставил вас обратить на него внимание. Пусть ваши рыцари попытаются, если смогут, вступить с ним в переговоры.

— Почему же они не смогут?

— Уот Тайлер показался мне твёрдым человеком, который ищет поддержки у самого короля. Полагаю, он будет настаивать на встрече именно с вами.

— У Тайлера есть сторонники? Мне рассказывали о каком-то монахе из Эссекса, коего все называют «неистовым проповедником».

— Насколько я наслышана о нём, он может объединиться с Уотом Тайлером, — сказала принцесса.

— По пути из Элтона вы останавливались в замке моего дяди?

— To, что я туда ездила, — не преступление. Вы тоже ищете возможности примириться с герцогом. Он приглашал меня, чтобы я насладилась выступлением его менестреля и поэта.

— Но, направляясь туда, вы, кажется, вступились за бывшего монаха?

— О, люди из моей свиты умеют держать язык за зубами, — проговорила принцесса. — Они не говорили вам, что вступилась я за рыцаря из вашего окружения, сэра Ральфа де Монфора, который потом составил мне компанию, а уехал от Ланкастера ранее, чем я, взяв менестреля Рэндалла в жонглёры?

— О сэре Ральфе мне тоже доложили, — признался король. — Но почему его взяли под стражу люди шерифа?

Принцессе ничего не оставалось, как подробно рассказать сыну о встрече с Ральфом де Монфором и бывшим монахом, умолчав, правда, о том, что ей известно его имя.

Выслушав её, король отнесся ко всему сказанному с безразличием, допуская при этом, что монах вполне мог оказаться Джоном Боллом, одним из предводителей шаек в Эссексе.

— Вы очень рассудительны, — заметила принцесса. — И я признаю, что ошиблась, проявив по отношению к Уоту не заслуженное им благородство.

Сощурив холодные светлые глаза, Ричард глядел на мать, стараясь понять, действительно ли она осознала свою ошибку, но тщетно. За время, проведённое ею при дворе и в походах во Францию, принцесса Уэльская научилась виртуозно скрывать свои чувства.

— Что ж, — проговорил юный король мрачно, — я воспользуюсь вашим советом и последующие дни проведу в Тауэре. Вы лично познакомились с этим разбойником Тайлером и лучше знаете, чего следует от него ожидать. Благо на верхних этажах Тауэра имеются превосходные залы и опочивальни. Я переберусь туда, но при условии, что вы будете меня сопровождать.

— Конечно, Ричард, — тотчас согласилась принцесса. — Я ведь прибыла в Лондон с единственной целью — поддержать вас. — Принцесса действительно любила сына, хотя видела его недостатки и сожалела, что он не похож на своего великого отца, Эдуарда Уэльского.

Её всегда привлекали в людях жажда совершения подвигов и готовность пойти на самопожертвование ради благородной цели. Таким ей казался сейчас Уот Тайлер. Она думала о причинах, побудивших его стать бунтовщиком, об убийстве женщины, которую он любил. Но если бы Уот не сочувствовал вилланам, если бы не его ум, твёрдость и решительность, они, возможно, и не признали бы в нём предводителя.

Чувства, которые вспыхнули у неё к Уоту Тайлеру, были и для самой принцессы очень неожиданными. Она тосковала о нём, подолгу размышляя о его прямоте, открытости и искренности. Но Ричард ничего не должен был заметить. Этим же вечером, верхом на лошади и в сопровождении леди Трессилиан, Саймона Беркли и служанок, принцесса отправилась в Тауэр.

Ряд мощных серых строений, окружённых плотными стенами, круглыми башнями с площадками вместо крыш и высокой остроконечной башней, стояли на берегу Темзы недалеко от пристани, куда причаливали корабли и многочисленные рыболовецкие лодки. На пристани рыбаки перебирали сети или разгружали улов. Желающие покупали у них свежую рыбу. Темза размеренно несла свои мутные воды под каменными мостами мимо покатых берегов. На дубах и вязах, росших вблизи Тауэра, мрачного замка, выполняющего при необходимости роль тюрьмы для знатных пленников, обитали стаи воронов. У стен Тауэра шла бойкая торговля сладостями, кренделями и орехами.

Прибыв в Тауэр, король занял опочивальню верхнего этажа, окном выходящую в узкий колодцеобразный дворик, по которому регулярно прохаживалась стража. В Тауэре не было хороших светлых залов и просторных комнат, как в Вестминстере, но Ричарду уже приходилось проводить здесь время. Принцесса и её свита разместились в соседней башне. Через пару дней король надеялся получить известие от Филиппа Монтгомери, которого отправил вести переговоры с Тайлером.

ГЛАВА 37

Ещё не достигнув подступов к Кентербери, сэр Филипп заметил на обочинах дороги группы людей, вооружённых дубинками и короткими мечами. Сэру Филиппу их появление внушило смутную тревогу. Приехавший накануне в его лагерь, разбитый в Эссексе на ночлег, посланник короля сообщил, что Уот Тайлер и его сторонники проникли в Кентербери, крепость захвачена, а канцлер убит. Горожане сами открыли бунтарям ворота, и теперь ему и графу Кенту предстояло не просто вступать с мятежниками в переговоры, но и драться с ними.

Все предыдущие дни сэр Филипп вместе с лордом Кентом провёл в скитаниях по графствам, наказывая тех ничтожных вилланов, что оказывались на их пути. С тех пор как оставил Вестминстер, он не переставал думать о прекрасной дочери Гисборна, которую повстречал перед путешествием. Памела завладела всеми его помыслами. До неё у Филиппа не было женщины, чьему образу он так страстно жаждал бы служить. И граф Монтгомери был вынужден признаться себе, что впервые влюбился по-настоящему.

По пути в Кентербери он спросил у одного из лордов, который считался другом Гисборна:

— Известно тебе, есть ли у дочки этого убожества Гисборна возлюбленный?

— Откуда мне знать! Такая красивая и знатная девушка, как Памела, не станет говорить мне, тупому ослу, о своих чувствах!

— А её отец тоже ничего не ведает?

— Думаю, нет, милорд. Иначе он непременно рассказал бы мне.

— В таком случае, — пробормотал сэр Филипп, — я обязан выразить Памеле свою благосклонность.

Отряды продвигались к стенам Кентербери, сверкая доспехами и звеня оружием. Сэр Филипп и граф Кент ехали во главе кавалькады. Приблизившись к городу, рыцари заметили на стенах городских лучников, перешедших на сторону мятежников. Ворота сразу плотно закрылись, тяжёлая зубчатая решётка опустилась, перегородив въезд кавалькаде. Сэр Филипп понял, что жители Кентербери присоединились к бунтарям и, возможно, его людям предстоит здесь сражение. Он подал знак, и один из его воинов, поднеся к губам рог, протяжно затрубил.

— Я поеду к воротам и потребую встречи с Уотом Тайлером, — сказал сэр Филипп графу Кенту.

— Будьте осторожны, милорд, — ответил граф.

Пришпорив лошадь, сэр Филипп иноходью пустил её к городским укреплениям. Рядом с ним скакали только его оруженосец и двое арбалетчиков.

Стянув железную перчатку, рыцарь поднял узкую ладонь.

— Я — лорд Филипп Монтгомери, — громко произнёс он. — И прежде чем я вышибу вас из Кентербери, я требую встречи с Уотом Тайлером.

— На каком основании? — послышались возмущённые голоса со стены города.

— На том основании, что Уот возглавил мятеж в Англии, убил архиепископа Кентерберийского и оскорбил короля!

Лучники умолкли. Они не решились пускаться в споры с известным рыцарем Англии, графом Монтгомери.

— Хорошо! С вами встретится человек Уота Тайлера! — последовал ответ.

— Нет! — граф резким движением поднял забрало. — Я буду говорить только с Тайлером!

На плоской площадке возник силуэт худого молодого человека.

— Вы, милорд, бесстрашны, если появились у ворот Кентербери лишь с оруженосцем и арбалетчиками, — сказал он.

— Я воевал во Франции, — пожал плечами Филипп. — Кто вы такой?

— Отец Джон Болл. И я сторонник и сообщник Уота Тайлера.

— Пусть этот трус сам побеседует со мной, вместо того чтобы подсылать расстригу! — презрительно произнёс Монтгомери.

— Но ведь король тоже вместо себя прислал вас, — парировал отец Болл, пряча руки в широких рукавах.

— Тайлер не достоин встречи с королём! Пусть этот разбойник немедленно выйдет для переговоров, иначе мы ворвёмся в Кентербери!

— Вам будет нелегко это сделать, — молвил отец Болл. — Оглянитесь вокруг! Нас — тысячи! А вас не более двухсот человек. Пусть вы рыцари, арбалетчики и хорошо вооружены, но дать отпор такому числу восставших очень непросто, поверьте.

Сэр Филипп обвёл взглядом ближайшие холмы и увидел возникшие на их вершинах крестьянские отряды.

— Стоит ли понапрасну рисковать своими людьми, милорд? — миролюбиво продолжал отец Болл. — Лучше передайте королю нашу просьбу встретиться с Уотом.

— Верно ли, что Тайлер родом из Кента? Со мною прибыл граф Кент, и я могу пригласить для ведения переговоров его! — предложил сэр Филипп, скрипнув зубами от досады. Он не предполагал, что бунтовщики обманут его, спрятавшись за холмами, и обнаружат себя, только когда его отряды подступят к стенам города.

«Это придумал человек, искушённый в воинском деле», — подумал он.

— Я же сказал вам, сэр Филипп, что Уот будет вести переговоры только с королём, — ответил отец Болл.

— Но король совсем не жаждет вести их. Ему всего четырнадцать! Можете передать свои требования королю через меня. Я вхожу в свиту Ричарда и сумею ему их изложить!

— Нет, милорд, Уот должен сам увидеться с королём, чтобы добиться свободы для вилланов, — твёрдо заявил Джон Болл.

В этот момент возле него появился человек в зелёном плаще.

— Я — Уот Тайлер! — громко объявил он.

Монтгомери был удивлён. Ничего выдающегося не было в облике этого человека. Он не обладал ни огромным ростом, ни, похоже, недюжинной физической силой. Как же и чем привлёк он толпы рабов и голодранцев по всей Англии?

— Рад, что вы соблаговолили сами вступить в переговоры, а не подсылать всяких своих дружков, — холодно произнёс рыцарь.

— Вы ошибаетесь, сэр, — улыбнулся Уот. — Я не намерен вступать в переговоры с вами. Но вы назвали меня трусом и утверждали, будто я оскорбил короля. Ни то ни другое не соответствует истине. Как воин, я проливаю лишь кровь врагов, а канцлер Сэббери — враг и негодяй. Единственное, милорд, что вы можете сделать — это пригласить сюда принцессу Джоанну Уэльскую. Мне известно, что король доверяет ей, и я постараюсь убедить её в необходимости моей с ним встречи.

Расхохотавшись, сэр Филипп развернул скакуна от ворот Кентербери.

— Вы глупец, Тайлер! — вскричал он. — Неужели вы думаете, что красивая знатная женщина согласится на переговоры с вами — главарём шайки восставших бродяг?!

— Лучше спросить об этом у самой принцессы, — уклончиво ответил Уот.

— Ну что, милорд, вы всё еще стремитесь к осаде Кентербери? — ехидно полюбопытствовал со стены отец Болл.

Сдержав грязное ругательство, сэр Филипп натянул узду.

— Нет! Как рыцарь, воевавший вместе с Чёрным принцем во Франции, я не опущусь до драки с шайкой бродяг и вилланов, — презрительно и высокомерно произнёс он и во весь опор понёсся к ждущим его рыцарским отрядам. Придержав лошадь возле графа Кента, Монтгомери объявил:

— Отступаем!

— Вы решили отказаться от сражения?! Вы с ума сошли! — воскликнул Кент.

— Если хотите, бросайте несколько десятков своих людей в эту битву, Кент! Я своими не стану жертвовать, — по возможности ровным голосом проговорил сэр Филипп. — В засевших за холмами шайках — тысячи взбунтовавшихся вилланов и ещё столько же — в самом городе.

Отряды, посланные Ричардом для подавления мятежа в Кентербери, возвращались в Лондон.

ГЛАВА З8

Под жёсткими порывами ветра, с высоты каменной стены Уот наблюдал за отступлением рыцарей. Он слышал торжествующие возгласы своих людей, но вовсе не разделял их веселья. Закутавшись плотнее в складки плаща, он сказал:

— Нам пора двигаться дальше. Теперь мы должны идти к замку Джона Гонта.

— Джона Гонта? — удивился Уилл. — Но у нас там нет сторонников, как здесь!

— И что с того? Мы возьмём его, — уверенно произнёс Тайлер, глядя на ряды серых холмов, за которыми расположились многочисленные отряды восставших.

— Неужели ты считаешь, что принцесса Уэльская согласится содействовать тебе? — спросил после паузы Уилл.

Тайлер ничего не ответил, разом вспомнив стройную прекрасную женщину с раскосыми зелёными глазами, в которых читалась властность. Он нередко думал о ней в последнее время. Кажется, она даже будила в нём забытые желания. Но в первую очередь он по-прежнему считал её умной и рассудительной особой, явно проникшейся расположением к нему.

Он глубоко вздохнул.

— Уилл, распорядись оставить Кентербери и собери людей для похода на замок герцога, — устало произнёс он.

Спустя несколько часов, на закате, натянув на голову кугель, он ехал верхом на лошади во главе крестьянских отрядов. Рядом шагали отец Болл и Уилл в окружении людей, вооружённых мечами и щитами, подаренными оружейниками Кентербери.

К утру они подошли к замку Джона Гонта. Приближение мятежников не ускользнуло от часовых герцога Ланкастера. Взойдя на башню, герцог увидел застывшую в миле от замка огромную толпу бродяг и вилланов и приказал выставить арбалетчиков.

— Тут вам не Кентербери, — процедил он сквозь зубы.

В замке начались приготовления к битве. В котлах кипела смола, воины занимали места на укреплениях. Герцог был доволен, что накануне отправил Генри в Лондон и тому не придётся драться с голодранцами.

По приказу Тайлера отряды бунтовщиков бросились на штурм крепости. На первые же ряды обрушился град стрел, многие нападавшие попадали в наполненный водой ров или получили ранения.

Спрыгнув с лошади, Уот обнажил меч и кинулся к запертым воротам. Простолюдины, перебравшись через ров, полезли на стены, воодушевлённые примером. Стража опрокинула на их головы поток кипящей смолы.

— Смола! Смола! — в ужасе закричали люди.

— Уилл! Ломайте ворота! — крикнул Уот.

Кто-то поджёг скреплённые стволы деревьев, и этим тараном уже начали долбить ворота замка.

Герцог приказал своим воинам встать у ворот, трещащих под натиском тарана, и приготовился к битве во дворе. Обнажив меч, верхом на боевом коне, он ждал ожесточённого сражения.

Отряды бунтовщиков просачивались внутрь. Герцог видел, как загорелась сторожевая башня. Из-за резкого ветра огонь грозил распространиться по всему замку. Наконец ворота обрушились, и толпа перебравшихся через ров мятежников ворвалась во двор. Здесь их встретили воины Ланкастера. Джон Гонт, сидя на лошади, рубил нападающих мечом, отсекая им головы и конечности. Хлестала кровь. Двор наполнился воплями, грохотом железа и ржанием обезумевших лошадей.

Уот Тайлер, оказавшись во дворе, наполненном дымом, отбиваясь от стражников с алебардами, продвигался к всаднику, в котором узнал герцога Ланкастера. Несколько лет назад, служа у рыцаря, Уот встречал его во Франции.

Герцог сражался без шлема, в одном лишь кольчужном подшлемнике и доспехах. Яростно размахивающий мечом в гуще толпы, он восхитил Уота.

«Вот так, должно быть, Джон Гонт дрался с французами!» — подумал Тайлер. А в следующую секунду рассмотрел на руке Ланкастера ленту и сразу вспомнил, что герцог служит принцессе Уэльской.

Вдруг чьё-то копьё вонзилось в скакуна герцога. Лошадь заржала, встала на дыбы и рухнула, придавив собой седока.

— Помогите ему! — вскричал Уот, бросаясь сквозь толпу.

Уилл и оказавшийся рядом виллан выволокли Джона Гонта из-под лошади.

— Вы целы? — спросил у герцога подоспевший Тайлер.

Тот выругался.

— Вывести его из замка, дать другую лошадь и позволить ехать, куда он решит, — приказал, стараясь перекрыть шум, Уот Тайлер.

— Вы... отпускаете меня? — удивился Ланкастер.

— Да, — ответил Уот. — Потому что всегда восхищался вами как воином. И ещё потому, что вы верны принцессе Уэльской. Передайте ей, что я готов встретиться с ней в Мэйл-Энде...

Отпустив Ланкастера, Уот вновь вступил в уже затихающий бой: и его люди, и стражники герцога стремились поскорее вырваться из горящей крепости. Слуги открыли ворота конюшни, и лошади, обезумев от страха, выбежали во двор, внеся своим появлением ещё больше сумятицы.

Отступая вместе со всеми к воротам, Уот заметил, что несколько человек из числа его сторонников выносят из замка увесистые мешки. Вернувшись и приставив меч к горлу одного из грабителей, Тайлер выхватил у него мешок. Оттуда выпал блестящий кубок, со звоном покатившийся по каменным плитам.

— Прекратите разбойничать или будете сурово наказаны! — жёстко объявил Уот.

— Но в замке герцога полно добра! — оправдывались вилланы, неохотно покоряясь предводителю.

Уот Тайлер, задыхаясь от дыма, пробрался наконец к выходу. Он покидал замок, прекрасно уже понимая, что совершённое им и его людьми нападение отнюдь не выглядит подвигом. Но, вспомнив о своём обещании защищать убогих, о тяжёлой участи рабов, об отрядах сборщиков податей, вершивших насилие, понемногу успокоился. Веря, что Джон Гонт благополучно уехал, он уже не сомневался, что теперь слух о нём непременно достигнет короля.

Замок пылал всю ночь, притягивая внимание обитателей соседних деревень. Боясь прослыть перед королём разбойником, Уот запретил расхищать несметные сокровища герцога. Часть его сторонников, возмущённых этим запретом, двинулась к Лондону самостоятельно.

— Пусть идут! Им окажут там ласковую встречу! — грустно проговорил вслед уходящим отец Болл.

Ничего не сказав в ответ на замечание монаха, Уот направился к густому лесу. Решив выждать в глуши некоторое время, Уот надеялся, что принцесса рано или поздно согласится встретиться с ним. Хотя, быть может, и не одобрит его последний поступок. Но одно он знал точно: после вторжения в замок Ланкастера прежняя власть над вилланами им утрачена. Они превращаются в обыкновенных разбойников.

ГЛАВА 39

В Лондон ещё не добрались слухи о происшедших событиях. Его улочки по-прежнему наполняли торговцы и покупатели, песни и разговоры.

Покидая днём гостеприимный дом купца Фарингдона. Рэндалл с удовольствием гулял по городу, разглядывая многочисленные ремесленные и кондитерские лавки и железные вывески над обшарпанными трактирами, из окон которых доносились пьяные голоса и запах жаркого.

Каменные дома с черепичными крышами стояли так плотно, что между ними невозможно было протиснуться. Вдоль мощёных тротуаров в канавах текли помои и отбросы. На городской площади вздёрнули какого-то разбойника, и его труп с высунутым языком раскачивался уже целую неделю.

Сегодняшний день выдался сырым и промозглым. От дыхания поднимались облачка пара. От Фарингдона Рэндалл слышал, что король и его свита временно перебрались в Тауэр, остерегаясь Уота Тайлера. Сейчас он как раз шёл мимо этого замка с мощными стенами, укреплениями и башнями, окнами выходившими к Темзе.

— Сэр поэт! Сэр поэт! — раздался неожиданно звонкий весёлый голос.

Оглянувшись, Рэндалл увидел стоявшего на углу улицы юношу в богатой одежде.

— Милорд Генри! — воскликнул он, узнав сына Джона Гонта и подбежав к нему. — Я вижу, вы уже прибыли ко двору, но говорят, что король скрылся в Тауэре, временно оставив Вестминстер.

— Верно, — поморщился Генри Ланкастер. — Теперь и я обязан вместе с кузеном сидеть в Тауэре.

— Вы тоже обосновались в Тауэре?

— Да. Впрочем, я хотя бы выхожу гулять и как раз сейчас направлялся в Темпль. Хотите составить компанию?

— И побывать в Темпле, где так много летописей и книг?! Ну конечно, милорд, — и Рэндалл зашагал рядом с племянником. — Но пустят ли человека вроде меня в Темпль? — усомнился он.

— Простолюдинам туда нельзя, знати — можно. Вы совсем не похожи на простолюдина, а стражникам известно, что я — Генри Ланкастер, так что будьте уверены: вы побываете в Темпле!

Однако лондонские стражники не впустили их в Темпль. Оказалось, что двумя ночами ранее туда пробрались злоумышленники, похитили несколько рукописей, касающихся законов Англии, и сожгли прямо во дворе.

— Нет ничего страшного в том, как поступили с нами стражники Темпля, учитывая восстание Уота Тайлера, — сказал на обратном пути несколько огорчённый Генри.

— Вы слышали что-нибудь о бунтаре с тех пор, как он покинул Блэкхит? — спросил Рэндалл.

— И очень много. Он захватил Кентербери и обезглавил канцлера Сэббери.

— Ему удалось взять Кентербери? — Рэндалл был ошеломлён.

— Жители города сами открыли ему ворота. Тайлер стал таким могущественным, что уже выставляет требования королю Ричарду!

Собеседники как раз вышли на площадь, когда услышали топот десятков конских ног по мощённому булыжником тротуару.

В нескольких футах от них пронёсся отряд вооружённых рыцарей, закованных в доспехи. Во главе скакал сэр Филипп Монтгомери.

— Он не узнал меня, — случайно озвучил свою мысль Рэндалл.

— Он вас не видел, — отозвался Генри. — Сегодня Ричард устроит ему взбучку!

— Но почему, милорд? Чем граф провинился перед его величеством? — удивился Рэндалл.

— Граф не сумел договориться с Уотом Тайлером и не взял Кентербери штурмом. И теперь ему придётся объясниться с Ричардом.

Продолжив путь, молодые люди вышли к каменному мосту, мощно нависшему над ровной гладью Темзы. Остановились.

— Когда восстание подавят, вы появитесь при дворе, сэр Рэндалл? — осведомился отрок.

— Конечно, дорогой мой лорд Генри, — улыбнулся Рэндалл. — И для вас я всегда найду свободное время!

— Вы станете придворным поэтом, как Плат?

— Я никогда не слышал его стихов, но думаю, он достойный поэт.

— И вы будете жонглёром сэра Ральфа де Монфора?

— Только если он предложит мне исполнять его песни.

Стоя рядом с четырнадцатилетним племянником, Рэндалл проникся особым к нему расположением. Положив руку на плечо не ведающего ни о чём отрока, он ласково посмотрел на него:

— Вы по-прежнему сочиняете стихи, Генри?

— Да, но у меня не выходит ничего путного. Думаю, я просто создан для другого. Надеюсь, для подвигов.

Рэндалл и Генри направились к Тауэру, поскольку уже сгущались сумерки, а кузену короля надлежало вовремя возвратиться в замок.

Проводив юного Ланкастера, менестрель двинулся к дому Томаса Фарингдона.

Стараясь не привлекать внимания беседующих в трапезной сэра Ральфа, папаши Терри и купца, он проскользнул к лестнице, ведущей на второй этаж, потом в свою комнату, освещённую лишь вяло трепещущим пламенем очага. Облокотившись на подоконник у открытого окна, Рэндалл рассеянно смотрел на кажущиеся чёрными башни города. В голове сама собой возникла идея — создать сатирическую поэму, которую когда-нибудь возможно будет прочесть в присутствии Ричарда. Идея состояла в том, чтобы высмеять или подвергнуть жестокой сатире представителей сразу шести сословий — крестьянина, монаха, менестреля, учёного, рыцаря и... короля.

Пройдя к резному деревянному секретеру, Рэндалл открыл его, достал остро заточенные палочки, тёмную жидкость в склянке, пергамент и сел к столу. Вдыхая аромат фруктов, лежащих на круглом медном блюде, он погрузился в раздумья, устремив в окно затуманенный взгляд. Затем, склонив голову к пергаменту, обмакнул палочку в склянку и нацарапал: «Шесть способов к существованию». Первую главу поэмы он решил посвятить Крестьянину, совершенно не подозревая в тот момент, что его сочинение станет самой знаменитой поэмой века.

ГЛАВА 40

Вечером, после ужина, стараясь сдерживать гнев, Ричард принял только что прибывшего из Кентербери сэра Филиппа. Быстрым шагом, держа под мышкой шлем, граф проследовал в комнату с гнетущим сводчатым потолком, узкой пробоиной окна, выходящего во двор, и мощными стенами, которую занимал король.

— По пути в Лондон вы, конечно, ничего не слышали о происшедшем с герцогом Джоном Гонтом? — медленно произнёс Ричард, не глядя в сторону рыцаря. — Мой дядя вынужден скрываться в Плэши, поскольку его замок был захвачен этими наглецами и уничтожен.

— Уот Тайлер посмел ворваться в замок герцога Ланкастера? — воскликнул поражённый Филипп.

— Да. Сразу после вашего бегства из Кентербери.

— Ваше величество, — проговорил сэр Филипп, — позвольте заметить, мои люди не сбегали из Кентербери. Простолюдины устроили нам засаду. Когда я приблизился к воротам и вступил в переговоры с Джоном Боллом, требуя встречи с Тайлером, я увидел выступившие из-за холмов тысячные толпы вилланов. Нас же было около двух сотен.

— Но у вас латы, оружие, лошади! — не выдержав, воскликнул король.

— Милорд, — сказал сэр Филипп, — иногда рыцарь должен вовремя отступить. Я воевал с вашим отцом и знаю это не понаслышке.

— Да, и мой отец считал вас слишком безжалостным к врагу, — заметил Ричард, глубоко вздохнув. — Поэтому я и послал вас к Уоту Тайлеру.

— Уверяю, у меня ещё будет возможность проявить свою безжалостность и доказать свою верность, — нагло ухмыльнулся Филипп.

— Монтгомери, — спросил вдруг король, — почему Уот Тайлер отказался говорить с вами и с Кентом?

— Он хочет встретиться лично с вами. Или, в крайнем случае, с вашей матерью, считая, что она способна уговорить вас согласиться на его требования.

— Ланкастеру он говорил то же самое, — кивнул Ричард. — И назначил ей встречу в Мэйл-Энде. Может быть, ей стоит поехать к нему? При её лукавстве, недюжинном уме и красоте она сумеет повлиять на Уота.

— Верно, милорд. Уот не произвёл на меня впечатление человека, способного обидеть женщину.

Кликнув слугу, король распорядился пригласить в комнату принцессу Уэльскую.

Она появилась спустя полчаса — в наряде из зелёной блестящей парчи, с кованой сеткой на голове, вокруг ушей были уложены тяжёлые косы. По её виду и Ричард, и сэр Филипп сразу поняли, что она ещё не спала.

— В чём дело, Ричард? — спросила она и, увидав встревоженного, огорчённого отпрыска, опустилась у его ног. — Для чего вы меня позвали?

— Из-за вашего знакомца Уота Тайлера, — сказал Ричард, устремив на неё холодные серые глаза. — Он жаждет встретиться с вами в Мэйл-Энде.

— Вот как! — произнесла принцесса и опустила лицо, ощутив, как кровь прилила к щекам.

— Уот считает, что вы сумеете повлиять на меня, и я не только встречусь с ним, но и выполню его преступные требования, — продолжал король.

— Откуда вы можете знать, что его требования преступны, если никогда не слышали их из его уст? — глухо молвила принцесса.

— Вот вы и поведаете мне о них после встречи с Тайлером. Сэр Филипп Монтгомери будет вас сопровождать. Вместе, разумеется, с сэром Саймоном, который так благоволит к вам.

— Я не боюсь Уота, — улыбнулась принцесса и подняла голову. — И встречусь с ним в Мэйл-Энде. Я не боюсь его даже после того, что он сделал в Кентербери. Когда я должна отбыть?

— Лазутчики доносят, что отряд Уота и его самого постоянно видят в лесах близ Мэйл-Энда, — сказал Ричард. — Думаю, вам лучше выехать утром.

С поклоном Джоанна удалилась. Ей стоило огромных трудов сдерживать восторг в присутствии сына и графа. Дрожа, она быстро миновала винтовую лестницу, вошла в свою опочивальню и упала на постель, улыбаясь и торжествуя.

— Уот хочет видеть меня! Он пощадил Джона Гонта, зная, что тот носит мою ленту! — пробормотала она.

Оставшись наедине с Ричардом, сэр Филипп в подробностях расспросил его, как ему надлежит поступить с Уотом во время переговоров.

— Просто защищай от любых нападок свою госпожу, — уклончиво сказал король.

— И конечно же, я должен проследить, чтобы никто из ваших чересчур верных слуг, желая проявить себя, не перестарался, — хмыкнул Филипп.

— О чём ты?

— Могут найтись такие, кто захочет схватить Тайлера в Мэйл-Энде. Я, пожалуй, запрещу им это делать, чтобы его головорезы не напали потом на мою госпожу.

— Да, Филипп. Ты очень умён, — рассеянно пробормотал Ричард. Из его головы не выходило, почему Тайлер так жаждет встречи с ним? Неужели предводитель восстания всерьёз рассчитывает, что сумеет умолить его внять требованиям бродяг? Возможно, требования Тайлера не столь уж глупы и преступны? — Король повернулся к графу: — Идите же, милорд. Вы свободны.

Сэр Филипп с явным облегчением вышел. Всю ночь он не сомкнул глаз, прислушиваясь к шорохам и страдая от духоты в толстых стенах Тауэра. Утром он во главе огромного, закованного в железо конного отряда уже сопровождал принцессу Уэльскую в её путешествии в Мэйл-Энд. Хмуро взирая на погружённые в густой туман улочки, граф понимал, что в очередной раз должен доказать отвагу и преданность королю. А еще он думал о леди Памеле. До него дошли слухи, что сэр Гисборн благодаря его помощи подавил мятеж в своей деревне в Йоркшире. Сэр Филипп давно не был в собственном замке и решил, что ему нужно будет наведаться туда, чтобы уладить кое-какие дела с управляющим, а заодно и, если повезёт, повидать прекрасную Памелу.

В панцире, начищенных доспехах и поножах, с тяжёлой цепью на шее, без шлема, со спущенным кольчужным подшлемником, он уверенно возглавлял кавалькаду рыцарей. Рядом с ним ехал Саймон Беркли, который всегда относился к Монтгомери с презрением, невзирая на верность того принцу Уэльскому. Граф тоже его не любил, однако понимал, что, защищая принцессу Джоанну, они обязаны проявлять друг к другу сдержанность.

Кавалькада скакала через весь Лондон к мосту. Горожане и ремесленники с любопытством выглядывали из окон, наблюдая за процессией.

Стражники открыли ворота. Выехав за пределы Лондона, конница двинулась в сторону тонущего в тумане Мэйл-Энда.

ГЛАВА 41

В дом купца Фарингдона покупатели приходили сами или присылали за мешочками специй слуг. В основном ими оказывались знатные лорды или королевский камердинер.

Проведший несколько дней за своей поэмой, Рэндалл почти не выходил на улицу, неохотно, но спускаясь всё же к трапезам. Сэр Ральф несколько раз наведывался в Тауэр и рассказывал ему о происходящих там событиях.

— Принцесса согласилась встретиться с Уотом Тайлером, — говорил он, сидя за столом во время обеда.

— Если Тайлер продолжит захватывать крепости, королю ничего не останется, как пойти на уступки, — заметил купец.

Вдруг в дверь дома громко постучали. Слуга, появившись в трапезной, сообщил Фарингдону, что пришёл лорд Норфолк.

Выскочив из-за стола, Фарингдон бросился навстречу своему богатому и благородному гостю. Это был худой человек лет шестидесяти с холодными глазами и волосами до плеч. Его одежду украшало дорогое шитьё, а пальцы искрились крупными кольцами.

— Прошу за мной, милорд, — проговорил Фарингдон и направился вместе с гостем в соседнюю комнату.

Норфолк, бросив взгляд на сидевших за столом, слегка задержал его на Рэндалле, и его уста тронула лёгкая улыбка. Когда он ушёл, сэр Ральф сказал:

— Герцог Норфолк был когда-то другом Эдуарда III. Впоследствии, правда, его чрезмерный интерес к происходящим во дворце делам заставил короля ещё тридцать лет назад отлучить герцога от двора.

Появление бывшего придворного вызвало в душе Рэндалла волнение. Король дружил с Норфолком в ту пору, когда был влюблён в его мать, и, несомненно, герцог знал о его рождении!

Из комнаты, граничащей с трапезной, вышел Норфолк, за ним следовали слуга с мешочком специй и Фарингдон, державший увесистый кошелёк.

Взгляд Норфолка опять встретился со взглядом синих глаз Рэндалла, герцог отвернулся. Когда покупатель скрылся, Фарингдон возвратился за стол, чтобы с довольным видом продолжить обед.

— Герцог Норфолк спрашивал о том, кто ты, — сказал он Рэндаллу. — И просил, чтобы ты через несколько дней доставил ему ещё специй.

— Но я же не ваш и не его слуга! — возмутился Рэндалл.

— Я так и пояснил Норфолку, но он всё равно настоятельно потребовал, чтобы специи в его дом доставил ты. Он заплатил мне за это двести монет! — ответил Фарингдон.

Вечером, когда в Лондоне зажглись первые факелы, папаша Терри пришёл в комнату Рэндалла. Он казался очень озабоченным. Поставив на тяжёлый сундук канделябр, Терри медленно приблизился к распахнутому окну. Мотыльки вились в воздухе, обещая душную ночь.

— Ты чем-то встревожен, отец? — спросил Рэндалл.

— Норфолк всё знает, — вздохнул папаша Терри. — Он дружил с Эдуардом III до твоего рождения. А когда ты появился и меня попросили спрятать тебя, ходили слухи, будто Норфолк изгнан из свиты именно из-за того, что охотился за тобой. Говорят, он сам влюбился в леди Эдит Монтгомери, и когда она его отвергла, предпочтя короля, был в бешенстве и решил отомстить. Поэтому в отсутствие короля, ночью, во главе отряда поскакал в Спрингроузез, чтобы убить тебя. Дальше ты знаешь. Король же, узнав о поступке Норфолка, запретил ему появляться при дворе, угрожая Тауэром или казнью. Поэтому то, что Норфолк приказал купцу, насторожило меня.

— Ты думаешь, он узнал во мне сына короля Эдуарда? — недоверчиво спросил Рэндалл.

— Ты очень похож на него. И возможно, в ту ночь, когда я увёз тебя из Спрингроузеза, кто-то проговорился герцогу, что сэра Рэндалла Монтгомери спрятал менестрель.

— Но что герцог может иметь против меня?

— Из-за тебя он потерял место при дворе и, наверное, до сих пор винит в немилости только тебя.

— Но почему, отец?! — воскликнул Рэндалл. — Ведь не я же, в самом деле, заставил его влюбиться в мою мать, не я изгнал из свиты!

— В отношениях с Норфолком ты всегда должен проявлять особую осторожность, — сказал папаша Терри и вышел из комнаты.

— Боже! Меня кругом подстерегают опасности и искушения! — прошептал Рэндалл. — Впрочем, во мне течёт кровь Плантагенетов, и это не позволит мне бояться Норфолка.

Он вдруг понял, что действительно не испытывает должного трепета перед Норфолком. Спустя пару дней, оставив сочинение поэмы, в узком, коротком, подчеркивающем его стройную высокую фигуру котарди, Рэндалл направился в сторону дома, где временно остановился Норфолк. В руках менестрель сжимал мешочек со специями.

Стояло прекрасное теплое утро. Улицы наполняли толпы прохожих — ремесленников, торговцев, бродяг и нищих. Поднявшись на крыльцо дома, Рэндалл постучал.

Дверь открыл камердинер Норфолка. После того как Рэндалл пояснил причину своего визита, тот впустил его в дом. Передав специи, Рэндалл осматривался в ожидании выплаты денег. Через некоторое время камердинер вернулся и холодно спросил:

— Вы Рэндалл Монтгомери?

Молодой поэт невольно вздрогнул. Ещё никто не обращался к нему, употребляя имя Монтгомери.

— Да, — с трудом произнёс он. — Я — Рэндалл Монтгомери.

— Идите со мной. Милорд примет вас, — бесстрастно пригласил камердинер и пошёл впереди, показывая дорогу.

Рэндалл двинулся за ним.

ГЛАВА 42

Оказавшись на втором этаже, камердинер толкнул невысокую, окованную железом дверь, пригласив гостя в комнату, занимаемую Норфолком. Повсюду в доме чувствовались достаток и богатство. Открытое окно выходило на площадь, и Рэндалл с порога уловил свежее дыхание утра. Норфолк захлопнул свой восхитительный деревянный секретер и повернулся к Рэндаллу.

Стоявший на пороге высокий худой человек с точёными чертами узкого лица, усеянного веснушками, короткими и светлыми, как лунное сияние, волосами не разочаровал Норфолка. В молодом человеке прослеживалось удивительное сходство с Эдуардом III! В больших синих глазах гостя Норфолк уловил плохо скрытое недоверие и ухмыльнулся.

— Я сразу догадался, кто ты, — сказал герцог. — Но полной уверенности не было. И лишь когда Фарингдон назвал тебя по имени, я всё понял. Ведь я всегда знал, как звали отпрыска Эдуарда III и графини Монтгомери. И много лет назад я даже охотился за тобой, но какой-то бродяга тебя спрятал.

— Но зачем я вам сейчас? — спросил Рэндалл.

— Возможно, теперь-то ты мне и понадобишься.

— Для чего?

— Ты сын короля Эдуарда, в тебе течёт его кровь. Если ты прибыл в Лондон и проводишь время в компании Ральфа де Монфора, значит, намереваешься остаться при дворе нынешнего короля. Ты, я слышал, менестрель и поэт, а ваша братия подчас обладает большей властью над королями, чем ушлые епископы или доблестные рыцари.

— Вы правы, сэр, — тоскливо и кротко ответил Рэндалл. — Я на самом деле предполагаю остаться при дворе короля.

— Мне рассказывали, что ты восхищаешь всех своими стихами, — Норфолк опустился в кресло, пристально глядя на Рэндалла.

— И что с того? — безразлично осведомился Рэндалл.

— Ты убедишь Ричарда, чтобы он позволил мне бывать в Вестминстере и Элтоне, и изменишь обо мне мнение вельмож, в чьих глазах по милости твоего отца я до сих пор — изменник, — глаза Норфолка недобро вспыхнули.

— У меня, милорд, нет при дворе власти, — ответил Рэндалл, к которому возвращалась его обычная уверенность.

— Но она будет! И тогда ты вернёшь Норфолку то, в чём ему когда-то было отказано! — вскликнул герцог.

— А если я откажусь?

— Мне придётся раскрыть на тебя глаза сэру Монтгомери, твоему кузену.

— Обратитесь к сэру Филиппу с вашей просьбой, — сказал Рэндалл. — А теперь позвольте мне уйти.

Несколько секунд Норфолк молчал. Молодой человек, стоявший перед ним, был сыном короля и сейчас целиком находится в его власти!

— Милорд Монтгомери, — молвил он, — менестрель, который вырастил вас, долго скрывал тайну вашего происхождения. Почему?

— Его вынудили к скрытности обстоятельства, и вы прекрасно знаете — какие.

— Что же понудило его открыть тайну, о коей молчал тридцать лет?

— Предложение Ральфа де Монфора стать его жонглёром и сопровождать его ко двору.

— Старый менестрель очень умён и проницателен. Вы зря ему не вняли, — усмехнулся Норфолк.

— Для чего вы мне это говорите? — спросил Рэндалл устало.

— Просто хочу заставить вас согласиться с моим предложением. Иначе вынужден буду отомстить вам.

— Оставьте пустую затею, Норфолк. Вам будет легче отомстить мне, сыну короля и женщины, которую он обожал, чем убедить меня содействовать вам.

Помрачнев, Норфолк поднялся с кресла:

— Многое изменилось, Рэндалл! И теперь ты в моей власти.

— Мстите, если получаете от этого удовольствие. — ответил Рэндалл.

— Тогда позволь предостеречь тебя, — сказал Норфолк холодно. — Впредь знай, что я могу объявиться в любой момент, и тогда пощады не жди.

— Теперь буду ждать всегда, — проговорил Рэндалл и, не прощаясь, вышел из комнаты.

На душе было тяжело, он чувствовал, что Норфолк не отступится. Рэндалл вспомнил о сэре Филиппе, который рано или поздно узнает о существовании кузена. Даже если Норфолк не расскажет ему об этом, когда-нибудь о том поведает король, чьи расположение и заступничество Рэндалл рассчитывал завоевать.

— Ну почему Норфолку пришло в голову явиться за специями в те дни, что я нахожусь у купца?! — с досадой пробормотал молодой человек.

Погружённый в тревожные мысли, он шёл по улочке, ведущей к площади, и не заметил монаха огромного роста, который бросился ему навстречу.

ГЛАВА 43

Монахом этим оказался не кто иной, как брат Строу. Хохоча во всё горло, он заключил Рэндалла в объятья.

— Вот уж не думал встретить тебя здесь, — признался Рэндалл. — Что привело тебя в Лондон?

— Я с трудом пробрался за городские ворота, — признался брат Строу и зашагал рядом с Рэндаллом. Заметив трактирную вывеску «Зелёный петух», он остановился и предложил Рэндаллу зайти.

— Папаша! — крикнул монах трактирщику. — Принеси-ка нам эля и тушёных овощей!

Устроившись за столом в углу, Рэндалл и брат Строу принялись за обед.

— Так что ты делаешь в Лондоне? — повторил вопрос поэт.

— Меня прислал отец Джон Болл. С той поры как Уот Тайлер не позволил вилланам грабануть замок герцога Ланкастера, от него многие отвернулись. Он уже не имеет такой власти, как прежде. Отбившиеся от нас олухи сбились в разбойничьи шайки и орудуют теперь не только в юго-восточной Англии, но и пробрались в Лондон. Я прибыл сюда, чтобы встретиться с их главарями.

— Отец Болл остался верен Уоту?

— Конечно. Вокруг Уота ещё достаточно доблестных людей, чтобы предъявить требования Ричарду. К примеру, завтра он встречается в Мэйл-Энде с принцессой Уэльской.

— Но король может схватить его!

— Нет, — возразил брат Строу. — Поблизости от крепости, где будет приходить встреча, расположатся верные Уоту отряды, и люди принцессы не решатся захватить в плен их предводителя.

— Мне казалось, что Уот всегда настаивал на переговорах только с Ричардом...

— Верно. Но принцесса, возможно, согласится передать наши требования сыну, — сказал брат Строу и залпом осушил высокую глиняную кружку эля.

— С чего бы такая уверенность? — безразлично спросил Рэндалл, поскольку его мысли всё ещё были поглощены утренней встречей с герцогом Норфолком.

— Уот Тайлер решил, что принцесса питает к нему расположение, — увлечённо продолжал монах. — Да и сам Уот явно проникся к ней благосклонностью: при взятии замка Джона Гонта отпустил герцога лишь потому, что тот носит ленту принцессы!

— Где же сейчас герцог?

— В Плэши, у Глостера.

Закончив обед, за беседой и элем незаметно перешедший в ужин, брат Строу расплатился с трактирщиком, и они вышли наконец на улицу. Кое-где уже пылали факелы, но по большей части Лондон был погружён во тьму.

— Мне нужно найти дом купца Томаса Фарингдона. Не знаешь ли, где он находится? — спросил брат Строу.

— Знаю. Я сам остановился у Фарингдона. Мой господин сэр Ральф де Монфор — его друг, — сказал Рэндалл. — Идём, Строу.

— Нынче у Фарингдона будут гости. Тебе лучше не вступать с ними в беседы. У тебя острый язык, а они — самые отъявленные из всех мерзавцев, что шляются сейчас по Лондону, — шепнул Строу Рэндаллу, когда они подошли к дому купца.

— Хорошо, Строу. Вместо того чтобы колоть их своим языком, я предоставлю тебе право отлупить их дубиной, — пошутил Рэндалл и, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь. Брат Строу стоял позади него, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Остерегаюсь лазутчиков, — признался он. — Стоило лишь появиться в городе, как постоянно стало мерещиться, что за мной следят.

— Не бойся так, — ответил Рэндалл. — Уверен, завтра ты уже двинешься к Уоту в Мэйл-Энд.

Дверь открыл слуга, молча впустивший Рэндалла и брата Строу.

— Где мой отец и рыцарь де Монфор? — спросил Рэндалл.

— Они ждут вас на втором этаже, сэр поэт.

— А что же Фарингдон?

— Он в трапезной с десятью незнакомыми горожанами. Они пьют эль и ждут какого-то господина.

В зале, озаряемом только очагом, Рэндалл направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Он успел заметить толпу бродяг самой омерзительной наружности. Сидя за столом, те пили эль и уплетали свиную тушу, зажаренную на вертеле целиком. Фарингдон был здесь же, но держался в отдалении. Брат Строу решительно направился к ним.

Рэндалл, скрывшись в отведённой для него комнате, скинул сапоги и лёг поверх постели. Даже сюда доносились грубые голоса и резкие выкрики. Он плотно закрыл глаза.

Кто-то осторожно постучал. На пороге возник сэр Ральф де Монфор.

— Внизу собрались мятежники, — сообщил он Рэндаллу.

— Знаю. Возвращаясь с прогулки, я встретил брата Строу, сторонника Уота Тайлера, — ответил Рэндалл.

Опустившись на большой пёстрый сундук, Ральф внимательно взглянул на него.

— Твой отец взволнован из-за встречи с Норфолком. Он опасается, что Норфолку известна тайна твоего рождения, — медленно проговорил он.

— Что мой отец тебе рассказал?

— Только то, что ты сын леди Эдит Монтгомери и короля Эдуарда и что за тобой в детстве охотились враги его величества, в силу чего он, служивший у твоей матера менестрелем, увёз тебя.

— Ты обязан ещё кое-что знать, Ральф,— сказал Рэндалл мрачно. — И если после того, как я закончу свой рассказ, ты не захочешь больше оставаться со мной, я пойму тебя. Ведь ты сам говорил, что сэр Филипп Монтгомери — очень беспощадный и безжалостный человек. Я не удивлюсь, если ты решишь не связываться с ним.

— То, что сэр Филипп не обрадуется, узнав о кузене-бродяге, — очевидно. Но лишь из-за твоего незаконного происхождения он не станет тебя преследовать. Он же дворянин, куртуазный рыцарь. А я вовсе не хочу отказываться от дружбы с тобой.

Твёрдость, прозвучавшая в голосе Ральфа, граничила с резкостью, и молодой поэт спохватился, не оскорбил ли рыцаря.

— О, прости меня, Ральф! — сказал он. — Да, ты тоже настоящий доблестный воин Англии. Что же до герцога Норфолка, то сегодня он угрожал мне местью, если я не помогу ему вернуть прежнее влияние при дворе, — и Рэндалл в подробностях поведал сэру Ральфу о своей встрече с Норфолком.

— Не волнуйся, — успокоил его по окончании рассказа сэр Ральф, — я не позволю герцогу расправиться с тобой. Боже! Кто бы мог подумать, что ты — сын короля?! И я ещё пригласил тебя в жонглёры!

— Я им останусь столько, сколько ты сам того захочешь, — мягко проговорил Рэндалл.

— Благодарю, милорд, — улыбнулся де Монфор.

Дверь распахнулась, и в комнату вошёл папаша Терри.

— О, Рэндалл! — воскликнул он, бросившись к молодому человеку. — Я так рад, что ты сумел вырваться от герцога Норфолка! Я очень опасался за тебя.

— Настолько, что поделился тревогой с сэром Ральфом? — усмехнулся Рэндалл. — Но я не в обиде на тебя за это. Я тоже рассказал ему всё, что знаю сам.

— И что же сэр Ральф? — папаша Терри повернулся к рыцарю.

— Неужели вы полагали, что я откажу в дружбе Рэндаллу Монтгомери?

— Но вы, милорд, окажетесь в таком случае втянутым в непредвиденные события, могущие произойти с Рэндаллом, — недоверчиво произнёс папаша Терри.

— Пусть так! Мой долг друга и рыцаря велит мне защищать вас.

— О, вы самый доблестный из всех известных мне рыцарей! — благодарно воскликнул папаша Терри.

Улыбнувшись, сэр Ральф вышел.

Всю ночь в доме Фарингдона ни гости, ни слуги не сомкнули глаз. Совет мятежников завершился лишь к восходу. Прощаясь с братом Строу, Рэндалл заметил, что монах огорчён.

— Мерзавцы говорят, что не будут служить Уоту! — бросил тот с досадой. — Для них он, видишь ли, слишком великодушен! Через несколько дней, Рэндалл, в Лондоне начнутся разбои, но вы не робейте — шайки этих бродяг немногочисленны. — Монах вышел на улицу и растворился в утреннем тумане. Ему предстояло обратное путешествие в Мэйл-Энд.

ГЛАВА 44

Туман пеленой висел у серых каменных стен высокого укрепления и у подножия круглых башен. Было раннее утро. Перед отрядами бунтовщиков лежала главная крепость Мэйл-Энда.

Люди Уота Тайлера, дрожа от сырости, глубже натягивали кугели и крепче сжимали алебарды и мечи. После взятия замка Джона Ланкастера Уот обучил их сражаться, и теперь они могли дать отпор войску сэра Филиппа Монтгомери, находившемуся в крепости.

Оценив расположение своих людей и внимательно оглядев стену, по коей бродили арбалетчики, Уот приказал Уиллу протрубить в рог, оповещая тем самым рыцарей и свиту принцессы о своём прибытии.

— Постой, — сказал Джон Болл, придержав его за рукав, — ты уверен, что это не засада? Мы видели, как принцесса приехала в Мэйл-Энд, но не знаем точно, как она поступит.

— Джоанна не станет брать меня хитростью, — возразил Уот.

— Почему же?

— У неё была возможность схватить меня, но она этого не сделала, — и Уот решительно пошел к темневшим сквозь туман стенам крепости.

Отец Болл встревоженно смотрел ему вслед.

— О, только бы ты не ошибся, друг мой, — прошептал он.

Тем временем, приближаясь к запертым воротам крепости, Уот услышал, как загрохотали тяжёлые железные замки.

— Ты Уот Тайлер? — окликнул его со стены стражник.

— Да, — ответил он.

— Подожди у ворот. Ты не можешь войти в крепость вооружённым.

Ворота распахнулись, поднялась мощная решётка, и навстречу Тайлеру вышел отряд закованных в панцири стражников. Их было около двадцати человек.

— Передай мне оружие, — приказал Уоту старший.

Не прекословя, Уот отстегнул от бедра кинжал, снял висящий за спиной меч и протянул их главному стражнику.

— Следуй за мной, — приказал тот. Тайлер подчинился.

Войдя во двор, Уот увидел множество арбалетчиков и нескольких знатных вельмож. По длинному ряду ступеней он поднялся в башню. Стражники молча ввели его в зал, где должна была состояться встреча с принцессой Уэльской.

В дальнем конце зала, прямо напротив входа, в стоящем на возвышении кресле сидела очень красивая женщина в плотно облегавшем синем сюрко, плаще, скреплённом алмазной застёжкой, и тяжёлом венце, надетом поверх кованой сетки, в которую она собрала изысканно уложенные вокруг ушей косы.

Уот, испытав невольно лёгкий трепет и восхищение, склонил перед ней голову.

На бесстрастном лице принцессы не отразилось никаких эмоций, но присутствовавший в зале сэр Филипп разразился хохотом.

— Отлично, Уот! — воскликнул он, хлопая в ладоши. — Видно, правильно поступил мой господин, что прислал на встречу с вами свою мать! Возможно, принцесса Уэльская имеет над вами больше власти, чем все рыцари Англии, вместе взятые!

— Прекратите, — холодно приказала принцесса рыцарю. — Или я велю вам покинуть зал!

Сэр Филипп поклонился.

— Вы пришли в Мэйл-Энд, Тайлер, так как хотели встретиться со мной, чтобы передать требования бунтовщиков, — молвила принцесса. — Не буду скрывать, я согласилась только потому, что на этом настоял мой сын, король Англии.

— Я всегда был предан королю Англии, — ответил Уот.

— И даже когда брали штурмом замок Джона Гонта?

— Я сделал это, чтобы привлечь внимание короля. Но я проявил милость, пощадив герцога Ланкастера.

— Вы обезглавили канцлера Сэббери! — напомнил сэр Филипп.

— Он был грязным изменником и лжецом, — дерзко заявил Уот.

— Почему вы настаивали на встрече со мной и отказывались вести переговоры с графом Кентом и сэром Филиппом? — спросила принцесса.

— Потому что я преклоняюсь перед вашими красотой и умом. И только вы можете убедить своего сына, короля Ричарда, встретиться со мной. Лишь при личной встрече я смогу умолить его вступиться за убогих.

— Итак, вы утверждаете, что верны королю! — кивнула принцесса. — Вы принесли свитки с требованиями?

— Да, миледи, и с удовольствием вручаю их вам, — запустив руку под куртку, Уот достал свитки и передал принцессе через одного из рыцарей.

— Ваши требования я передам моему сыну Ричарду, — произнесла она, быстро пряча бумагу. — Думаю, он согласится с тем, о чём вы просите. Вы не побоялись вновь довериться мне и прийти в крепость без оружия. Подобная отвага встречается редко даже у знаменитых воинов. Я постараюсь быть вам полезна, Уот.

— Очень признателен вам, моя госпожа, — поклонившись, Тайлер вышел. В который раз он задавал себе вопрос, почему Джоанна так благосклонна к нему. Он понимал, что она приняла его сторону, но вряд ли ведь из одного лишь сочувствия? Поцелуй, который она подарила ему ночью по пути в Лондон, тоже мало походил на поцелуй благодарности. И остаться безразличным к столь страстному проявлению принцессой неведомого чувства Уот не мог.

Когда за ним захлопнулись двери, принцесса убрала полученные от него свитки и приказала:

— Пусть седлают лошадей, возвращаемся в Лондон.

Спустя час или два кортеж принцессы выехал из ворот крепости и направился в сторону Лондона. Туман под лучами вышедшего из-за тяжёлых серых туч солнца растаял, и Уот, щурясь от слепящего света нарождающегося дня. наблюдал за отъездом Джоанны.

Теперь он знал точно, что хочет увидеться с ней с глазу на глаз, без её надоедливой свиты. И для такой встречи ему предстояло наведаться в Тауэр.

ГЛАВА 45

Вечером, едва стали сгущаться сумерки, кортеж Джоанны Уэльской въехал в Лондон. Проследовав по улочкам и площадям, он остановился у ворот крепости.

Король Ричард, узнавший о прибытии матери, приказал немедленно пригласить её и сэра Филиппа. Принцесса пришла в сопровождении слуги, несущего свитки, за ней явился и Монтгомери.

— Я доставила вам требования бунтовщиков, — сказала Джоанна.

— О, как интересно! — воскликнул Ричард. Усмехаясь, он развернул свитки и принялся читать. Закончив, разразился вдруг хохотом.

— Уот жаждет, чтобы я пошёл против моих баронов! — вскричал он.

— Но вы не можете отказать ему, учитывая власть, которую Тайлер имеет над простолюдинами, — сказала принцесса.

— Будьте уверены, рано или поздно я разделаюсь с ним и его людьми! — ответил Ричард. — Но как поступить сейчас?

— Подпишите указ о его требованиях, — произнёс Филипп, — а после расправы откажетесь от их исполнения. Вы король, вы имеете право передумать!

— Как вы смеете?! — гневно сверкнула глазами принцесса. — Сын мой, прошу вас, не слушайте его!

Оскалив зубы, сэр Филипп нагло засмеялся. Король же был склонен, видела Джоанна, внять совету рыцаря.

— Сын мой, неужели вы пойдёте на подобное вероломство? Вы же в глазах подданных превратитесь в лжеца!

— Это будет ложь во благо Англии, — вновь вмешался Монтгомери. Если б ему дозволили, он сейчас с удовольствием выставил бы принцессу за дверь.

— Я принял решение и согласен с сэром Филиппом, — глухо сказал Ричард, затем быстро подошёл к столу и, придвинув кресло, сел.

Монтгомери торжествующе взглянул на принцессу Уэльскую.

Вне себя от поступка Ричарда, утратив былое самообладание, принцесса отступила к двери.

Нацарапав своё имя внизу каждого свитка, король встал и, ухмыляясь, передал их сэру Филиппу.

— Теперь нам будет легче разделаться с Уотом Тайлером? — осведомился юноша.

— Несомненно, милорд, — ответил сэр Филипп.

— Вы огорчены? — Ричард повернулся к матери. — Но чем, позвольте узнать? Тем, что я обманул разбойника Уота Тайлера?

— Нет, — ответила принцесса Джоанна. — Тем, что обманули мои ожидания.

Король побледнел. Явно не ожидая, что услышит дерзость, он ощутил гнев, но, сжав кулаки, подавил его.

— Вы свободны. Идите в вашу комнату, где слуги уже накрыли для вас ужин. Попробуйте поросёнка, которого приготовил мой повар, а также вино: его поставляют сицилийцы, — любезно сказал он и даже заставил себя улыбнуться.

Принцесса вышла, оставив Ричарда наедине с Филиппом.

Королю было всего четырнадцать, но он уже отменно научился лицемерить, и Монтгомери это слегка настораживало.

— Сдаётся мне, сэр Филипп, что моя мать чересчур заботится о благополучии Уота Тайлера. Нужно бы за ней последить, — сказал Ричард. — У тебя есть верный соглядатай?

— Да, милорд. Мой личный слуга Хьюго Бэнкс весьма искушён в такого рода делах, — ответил рыцарь. — Когда-то этот проходимец служил ещё моему отцу.

— Он сейчас в Лондоне?

— Разумеется.

— Позови его, — распорядился король, и сэр Филипп послал стражника во двор, где слуга ожидал своего хозяина. Через несколько минут на пороге королевской комнаты возник тощий немолодой человек в грубой куртке и грязных сапогах.

— Хьюго Бэнкс к вашим услугам, милорд! — отрапортовал он, отвесив поклон Ричарду.

— У короля появилось к тебе поручение, — сказал сэр Филипп.

— Что я должен сделать? — осведомился Хьюго.

— Следить за моей матерью, принцессой Уэльской, — веско проговорил Ричард. — Я приглашаю сэра Филиппа провести пару недель в Тауэре, за которые, думаю, мы расправимся с бунтовщиками. Ты должен следить за ней всё это время.

— Поступай, как велит король, Хьюго, — сказал сэр Филипп.

— Хм! Я понял приказ и уже готов, — ухмыльнулся Хьюго. — Но позвольте полюбопытствовать, чего именно вы ждёте от принцессы?

— Нам кажется, она слишком расположена к Уоту Тайлеру, предводителю бунтовщиков, — ответил сэр Филипп. — Следи за ней, чтобы установить истину.

Хьюго мерзко хихикнул, обнажив гнилые зубы:

— Мне доставит удовольствие разоблачить столь знатную и красивую особу, как принцесса Уэльская!

Вдруг с улицы послышались гул голосов и топот десятков бегущих ног. Подавшись к окну, Филипп выглянул и увидел толпу вооружённых короткими мечами и дубинками простолюдинов, направлявшихся к Тауэру. Их преследовала городская стража. Где-то вдали полыхало здание — отблески пожара мерцали на поверхности Темзы.

На углу Тауэра толпу встретил отряд короля. Закипела драка.

— Это пылает Темпль, — прошептал Ричард, вцепившись хрупкими пальцами в узкое запястье графа.

— Не волнуйтесь. Лондон верен вам, — успокоил Монтгомери.

Драка у стен Тауэра завершилась за несколько минут. Часть мятежников бежала, другая попала в плен. Как потом стало известно, мост, ведущий в город, был поднят, но восставшие угрозами вынудили горожан и стражу впустить их в Лондон. Врываясь в дома городских богачей и купцов, они грабили их и всячески бесчинствовали. Ричард не ошибся, когда предположил, что они подожгли Темпль. Ко всему прочему, бродяги спалили рукописи и летописи Ламбетского дворца: тот горел всю ночь, вселяя ужас в обитателей Лондона.

Глядя на всё это из окна Тауэра, Ричард понимал, что, как бы он ни упорствовал, ему всё-таки придётся встретиться с Уотом Тайлером.

ГЛАВА 46

Ночь застала Рэндалла возвращающимся от очередного покупателя специй. Доставив мешочек шафрана Норфолку, он перестал считать подобное занятие обременительным для себя. Молодой блондин с точёными чертами красивого лица нравился богатым покупателям, и купец нередко посылал его теперь с товаром в дома знатных господ. В ту ночь, когда в Лондоне заполыхали здания, а шайки бродяг вламывались в дома обывателей, Рэндалл шагал без опаски по узким тёмным улочкам, куда глухо доносились звуки творимых в центре города бесчинств.

Вдруг навстречу ему выехал конный отряд стражников, и Рэндалл вжался в нишу в стене, надеясь остаться незамеченным. Вдали, высоко над остроконечными крышами и башенками городских зданий, вздымалось пламя подожжённого Темпля.

Рэндалл дрожал от волнения, нервно сжимая увесистый кошелёк, полученный от королевского повара. Из своего укрытия он видел, как отряд столкнулся с шайкой бродяг. Началось сражение. Воспользовавшись ситуацией, Рэндалл покинул нишу и торопливо двинулся в сторону площади, стараясь держаться в тени домов. Возможно, ему бы и удалось беспрепятственно добраться до жилища Фарингдона, но вмешался его величество случай. Прямо над ним внезапно распахнулось окно, и оттуда, держа в руке светильник, высунулся жирный сонный ремесленник. Подняв голову, Рэндалл встретился с ним глазами. Испугавшись от неожиданности, ремесленник закричал:

— Стража! Стража! Один из них здесь! Он прячется под окнами моего дома!

Не теряя больше ни минуты, Рэндалл побежал. От толпы дерущихся на другом конце площади отделились двое стражников и бросились за беглецом.

— Он скрылся за поворотом улицы! — орал ремесленник, лёжа на подоконнике.

Стражники преследовали Рэндалла, обнажив мечи. С противоположной стороны улицы путь молодому человеку преградил другой отряд городской стражи.

— Стой, мерзавец! — закричали стражники.

Рэндалл упал на колени:

— Я не разбойник, поверьте! Я слуга сэра Ральфа де Монфора!

— Для чего слуге рыцаря бродить ночью по Лондону и убегать от стражи? — не поверил один из них и ударил Рэндалла рукоятью алебарды.

Упав лицом на тротуар, Рэндалл почувствовал, как его руки крепко связывают верёвкой.

— Поверьте, я слуга сэра Ральфа! — твердил он. Стражники, хохоча, подняли его и поволокли вглубь улочек. Рэндалл догадался, что его ведут в тюрьму для бродяг и нищих, где пленников держат в ужасных условиях.

Стража втащила Рэндалла в тёмное душное помещение, где внизу, под решёткой, находилась камера, из которой доносились стоны и разъярённые проклятия. Один из конвоиров разрезал верёвку на запястьях.

— Нет, нет, нет, — повторял он в отчаянии. — Не поступайте так со мной! Взгляните на мою одежду — я не бродяга!

— Значит, обобрал кого-то побогаче, — сказал комендант. Его рука нащупала под курткой Рэндалла кошелёк и с удивительным проворством извлекла наружу. — Ты взял его у какого-нибудь ремесленника, верно?! — хмыкнул он, подбрасывая кошелёк в воздухе.

— Вы ошибаетесь! — возразил Рэндалл. — Я и сэр Ральф гостим в доме купца Фарингдона, вот он и послал меня доставить специи повару его величества Ричарда, а на обратном пути меня схватили стражники.

В ответ снова раздался хохот. Отперев замок на тяжёлой железной решётке, тюремщики подняли её и столкнули менестреля в каменный мешок, в полумраке которого сидели ещё около дюжины узников. Рэндалл оказался в провонявшей темнице без окон — свет факелов проникал лишь через железную решётку над головой. Из-под его ног метнулись сразу несколько крыс. Люди сидели и лежали прямо на полу. Невзирая на духоту, было холодно.

— Присаживайтесь возле нас, ваше величество, — насмешливо пригласил Рэндалла какой-то лохматый разбойник. — Или брезгуете такой опочивальней?

— Но я не виноват, — прошептал Рэндалл. — Почему я должен находиться здесь?

— Всех, кого бросают в это место, кишащее чумой и мерзостью, считают преступниками, — пояснил лохмач. — Возможно, парень, ты просто зря вышел сегодня на улицу.

Бродяги захихикали. Рэндалл бросился под решётку и, встав в полный рост, вцепился в неё пальцами.

— Обратитесь к сэру Ральфу де Монфору! — крикнул он. — Мой господин заплатит вам за моё освобождение вдвое больше того, что вы у меня нашли!

Зазвучали шаги, над головой появились ноги стражника, который тупым кондом алебарды огрел через решётку Рэндалла. Стиснув зубы, чтобы не заплакать от обиды и досады, и решив не молить более о пощаде, молодой человек сел на каменный пол.

— Ничего! Сэр Ральф найдёт меня! Он рыцарь, и он умён! Он догадается, что произошло со мной, — прошептал поэт и зажмурился. Но слёзы всё равно потекли по его бледному лицу: в глубине души он сознавал, что Ральф может никогда не найти его.

ГЛАВА 47

Поглощённый мыслями, каким образом вырваться из мрачных стен лондонской темницы, Рэндалл не заметил, как к нему подсел молодой человек. Лишь когда рука незнакомца тронула его за плечо, он встрепенулся и взглянул на него затуманенным взором.

— Тебе страшно? — спросил тот.

— Немного.

— Послушай, — незнакомец придвинулся ближе, — если ты невиновен, я вызволю тебя отсюда.

— Но как? — недоверчиво осведомился Рэндалл.

Умение вести разговор, изящество манер и утончённые черты лица выдавали в молодом человеке с нежными карими глазами аристократа.

Рэндалл невольно усмехнулся, подумав о том, каких разных людей можно встретить в простой лондонской тюрьме.

— Увидишь, — сказал молодой человек. — Как тебя зовут?

— Я — Рэндалл, прозванный Блистательным. А ваша история какова?

— Когда в Лондон вломились бунтовщики и стража, подняв мост, защищала ворота, я находился в Савойе, во дворце Джона Гонта, — начал шёпотом рассказывать молодой человек. — Я — Уолтер Солсбери, племянник знаменитого графа Солсбери из свиты его величества. Но когда стражники застали во дворце толпу бродяг и схватились с ними, я оказался в числе тех, кого им удалось поймать. Меня, не разобравшись, причислили к бродягам, и вот я сижу рядом с тобой. Их не смутили ни моя одежда, ни деньги — стража сочла, что я их украл. В самом деле, что ещё могло привести графа Солсбери во дворец, захваченный шайкой простолюдинов? А ведь я просто не успел сбежать с остальными вельможами и слугами.

— Но вас ведь отпустят, верно? — спросил Рэндалл.

— Надеюсь, — кивнул Солсбери. — Я успел крикнуть о случившемся со мной слуге, что последним убегал из Савойя. Сегодня же главный судья, я уверен, лично распахнёт передо мною двери тюрьмы.

— Я буду раз за вас, милорд.

— А я думаю, ты ещё больше возликуешь, если я вызволю и тебя, — сказал граф Солсбери. — Ну а что с тобой приключилось нынче в Лондоне?

— Я поэт, менестрель и жонглёр сэра Ральфа де Монфора. Сопровождая его, я остановился у купца Томаса Фарингдона. С недавних пор стал разносить перец и шафран его благородным покупателям. Так было и сегодня. Я возвращался от королевского повара, когда на меня набросились стражники. Но какое дело племяннику влиятельного графа до простого поэта?

— В тебе чувствуется благородство, какое редко теперь встретишь, — сказал Солсбери. — Ты невиновен, я вижу, поэтому, как рыцарь, не могу позволить, чтобы тебя казнили! Я освобожу тебя, Рэндалл! — и в подтверждение своих слов граф крепко сжал руку менестреля.

Сэр Уолтер Солсбери принадлежал к людям, для которых не имели значения происхождение или ремесло человека. Пользуясь знатным положением и от рождения обладая фамильными богатствами, он не раз вставал на защиту несправедливо обиженных.

Оба умолкли, и стало слышно, как над головами бродят стражники. По каменным стенам стекали капли воды. Смрад и зловоние наполняли душный воздух.

— Вдруг твой слуга побоялся или не захотел рассказать о тебе? — предположил Рэндалл.

— Нет. Он мне верен. Я не раз полагался на него.

И словно в подтверждение его слов наверху загремели затворы на дверях. В темницу ворвалась шумная толпа людей, голоса которых эхом отдавались под сводами. Среди прочих Рэндалл узнал визгливый голос коменданта. Тот перед кем-то лебезил, просил прощения и всячески старался избежать наказания за провинность.

На решётке появились чьи-то ступни в модных узконосых сапогах.

— Сэр Уолтер Солсбери, вы здесь? — спросил кто-то властно.

— Да, милорд, — вскочил Солсбери. Узники загалдели негодующе и возмущённо. Рэндалл понял, что сапоги над его головой принадлежали судье Трессилиану. Щурясь от света факелов, которые держали стражники, он наблюдал, как комендант велел поднять решётку и освободить знатного пленника.

Трессилиан был огромного роста, с копной медных кудрей и широкими плечами.

— Узнав, что вы схвачены стражей, ваш дядя послал меня за вами в темницу, — сообщил он графу, когда тот вылез из каменного мешка. — Но теперь вы свободны и вольны поступать с провинившимися мерзавцами, которые задержали вас в Савойе, по своему усмотрению.

— Достаточно с них и порки, — ответил граф Солсбери. — Но здесь, в темнице, остался ещё один узник, которого непременно нужно освободить. Если вы не против, я хотел бы это сделать.

— Боже мой! Какое благородство! А что скажет ваш дядя, если узнает об этом милостивом поступке? — взревел Трессилиан.

— Он придёт в восторг, ведь я освобожу придворного поэта, вроде Джозефа Плата, — улыбнулся граф Солсбери. — Через несколько дней ему дозволят выступать перед королём, и мой дядя убедится, что я правильно сделал, вызволив его.

— И вы уверены, что узник действительно поэт?

— Как и в том, что он друг и жонглёр сэра Ральфа де Монфора.

Фыркнув, Трессилиан приказал коменданту освободить Рэндалла.

— Идем, Рэндалл, — сказал Уолтер, приглашая молодого человека за собой.

Но тот, покинув каменный мешок, двинулся к коменданту.

— Пусть возвратит деньги, которые он украл у меня! — воскликнул он.

— Как ты смеешь бросать мне обвинения, негодяй! — воскликнул комендант. — Милорд Трессилиан, не слушайте его! Бродяга лжет! Я никогда не брал у него денег!

— Тогда, может, спросить у племянника графа, кто лжёт и кто говорит правду? Вы отобрали кошелёк, который дал мне повар короля и который я нёс Томасу Фарингдону, заявив, что я украл его, — сказал Рэндалл.

Ситуация заставила Трессилиана вмешаться.

— Поэт не лжёт? — осведомился он у графа.

— Нет, — сказал Солсбери. — Я сам слышал всё то, в чём он обвиняет коменданта.

— Возвратите поэту кошелёк с деньгами, — приказал Трессилиан, — или он добьётся для вас, комендант, наказания как для разбойника. Ха-ха!

Покорно достав из-под куртки увесистый кошелёк, комендант бросил его бывшему пленнику.

После этого Рэндалл воспользовался предложением Уолтера Солсбери и вместе с графом покинул темницу. Хохоча во всё горло, Трессилиан последовал за ними, а во дворе даже предоставил Рэндаллу и графу Солсбери лошадей, чтобы те могли беспрепятственно добраться до дома Фарингдона. Поблагодарив судью, молодые люди отправились восвояси. По пути Солсбери пригласил Рэндалла во дворец, полученный его дядей от Эдуарда III. Но Рэндалл вежливо отказался, пообещав, впрочем, наведаться к графу в гости.

Расставшись с Солсбери, поэт пустился по опустевшим улочкам. Над башнями и крышами начинало бледнеть небо. Близился восход, завершающий тревожную ночь в Лондоне.

Драки и разбои были прекращены, а те, кто участвовал в них, ждали теперь своей участи в тюрьмах. Дворец Савой на Стренде был разорён, в Темпле ещё боролись с огнём. Ужасаясь произошедшему в Лондоне, Рэндалл понимал, что спасся лишь благодаря вмешательству графа Солсбери. Приближаясь к дому Томаса Фарингдона, он увидел, что тот цел, и у него вырвался вздох облегчения. Поэт натянул узду и пустил лошадь иноходью к крыльцу.

Его возвращение так обрадовало папашу Терри и сэра Ральфа, что они, узнав о благородстве молодого графа Солсбери, немедля согласились перебраться в его дворец.

Купец расстался со своими постояльцами без сожаления, поскольку очень волновался, что в его доме они подвергались опасности. А к полудню Солсбери уже угощал всех троих в трапезной дворца лучшими блюдами.

ГЛАВА 48

Не в состоянии заснуть, принцесса Уэльская прислушивалась к звукам, прорезающим ночь и доносящимся с улицы в её опочивальню. Возле Тауэра, как и во многих других частях города, вспыхивали схватки, звенело оружие, лилась кровь. Джоанна могла бы задвинуть окно деревянной ставней, но это не избавило бы её от тревоги.

Она лежала в постели, и мысли об Уоте и Ричарде, перемешиваясь, терзали её сердце. Обожая Уота и восхищаясь его мужеством, она не в силах была заставить себя поступиться материнскими чувствами к сыну.

— Нет! Нет! — шептала она. — Я не должна так поступать! Я обязана пойти к Ричарду и во всём сознаться! Но в чём мне сознаваться?

Странный шорох заставил её встрепенуться. Кто-то явно взбирался по каменным выступам по стене. Вскрикнув, принцесса вскочила и хотела было позвать стражников, но в ту же секунду узнала человека, появившегося в окне. Перед ней был Уот Тайлер.

— Простите, что вызвал у вас страх, ваше высочество, — произнёс он. — Но я не нашёл другой возможности встретиться с вами.

— Вас видели?! — воскликнула принцесса, всё ещё не имея сил пошевелиться.

— Да, но я успею сбежать, — усмехнулся он, спрыгнул с подоконника и направился к принцессе. Её волнительное тело, её глаза, обычно жёсткие и холодные, а теперь томные и беспомощные, заставляли его не думать о преследователях.

— Для чего вам нужно вновь встречаться со мной? Разве мы ещё не всё сказали друг другу в Мэйл-Энде? — прошептала она в смятении.

— Нет, — ответил Уот, обнимая её за узкую талию. — Не сказали. Я чувствую, что вы не просто так согласились встретиться со мной и передать мои требования Ричарду. И ваше влечение ко мне сближает нас гораздо больше, чем верность сообщников.

— Вы не ошибаетесь, Уот, — глухо ответила принцесса.

Ощутив его поцелуй на своих губах, она ответила на него со всей скопившейся страстью.

— О, вы должны уйти, любовь моя! В любой миг вас могут обнаружить, и тогда вы окажетесь во власти короля.

— Но я пришёл, чтобы пригласить вас на свидание тайно, в лондонском доме купца Томаса Фарингдона, — сказал Уот нежно. — Завтра ночью я пришлю к выходу из вашей башни, которым пользуются слуги, моего человека — Уилла, он проводит вас.

Коридоры уже наполнялись топотом и голосами. К опочивальне принцессы бежала стража.

— Уходите, — велела Джоанна, освободившись из его объятий.

— Вы придёте завтра к купцу?

— Я приду, Уот, любовь моя, — прошептала Джоанна.

Тайлер бросился к окну. Но вдруг она остановила его, сказав:

— Мой сын что-то подозревает. Он не так скверен, однако кто знает, что он сделает, если догадается о моих чувствах к предводителю мятежников. Вонзи меч в мою постель, чтобы стражники подумали, будто ты напал на меня.

Достав меч из ножен, Уот вонзил его в постель принцессы. После этого он молча вылез в окно и скрылся. И почти сразу дверь в комнату Джоанны распахнулась настежь.

На пороге стоял сэр Филипп Монтгомери, за спиной которого маячил отряд стражников Тауэра. Заметив смятение на лице принцессы, он вошёл в опочивальню.

— У вас был Уот Тайлер? — спросил он, оглядываясь по сторонам.

— Да. Он напал на меня, когда я спала, — дрожа, солгала принцесса. — Если бы не вы, милорд, он убил бы меня.

— Он вам угрожал?

— Да, милорд. И требовал встречи с королём.

Выслав стражу и приказав обыскать этажи и башни, сэр Филипп остановился у окна. Выглянув наружу, он увидел Уота Тайлера, который бежал по направлению к соседней площади.

— Возможно, он действительно на днях встретится с королем, миледи, — ухмыльнулся граф.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал. Король решил встретиться с мятежниками и утром отбывает в Мэйл-Энд.

— Но Уот Тайлер здесь, а не в Мэйл-Энде! — воскликнула принцесса.

— Он угрожал вам, — сказал Монтгомери, — и поплатится за свою дерзость, как и за мятеж против баронов. Правда, если признаться, я не верю, что Тайлер, испытывающий к вам явное расположение, стал бы угрожать вам, как какой-нибудь уличной девке. Кроме того, я уверен, что и вы испытываете к нему влечение.

— Докажите! — пробормотала принцесса, дрожа от холода и возмущения.

— Доказательства вы мне предоставите сами. Нужно только подождать. — Красивое лицо Филиппа, зелёные выразительные глаза, изящно очерченные губы выражали презрение. В отсутствие вельмож и короля ему не требовалось держать себя с Джоанной почтительно. — Рано или поздно кровельщик вернётся в Мэйл-Энд или в его окрестности, — заявил он, — и тогда заплатит за все свои преступления!

— Вы решили расправиться с ним? Отвечайте! — воскликнула принцесса.

— Я не обязан отвечать шлюхе, отдающейся каждому бродяге! — наклонившись к ней, проговорил Филипп.

Не сдержавшись, принцесса отвесила ему пощёчину.

— Прочь! — приказала она.

Без возражений и по-прежнему ухмыляясь, сэр Филипп вышел.

С трудом сдерживая рыдания, Джоанна Уэльская опустилась на край постели.

— Я должна предупредить Уота! Должна предупредить его о том, что замышляет Филипп Монтгомери, — шептала она в волнении. До рассвета принцесса не сомкнула глаз.

ГЛАВА 49

Прислонившись щекой к холодному краю окна, пробитого в могучей стене Тауэра, Джоанна следила за отъездом кавалькады рыцарей, среди которых был и её сын. На Ричарде в тусклом зареве раннего утра переливался венец, богатые одеяния из парчи и шёлка поблёскивали ценной вышивкой.

Вскочив на коня, он поднял голову к окну и заметил свою мать. Губы его скривились в усмешке, и она знала причину её появления. Ночью, услышав о нападении Уота Тайлера на принцессу, Ричард потребовал у Монтгомери объяснений, и тот не стал скрывать своих подозрений. Теперь Ричард был уверен, что мать предала его, приняв сторону бунтовщиков.

— У них нет доказательств моей вины, — шептала, успокаивая себя, принцесса.

В свите короля Джоанна Уэльская узнала герцога Джона Гонта. Он тоже решил участвовать в переговорах. Часть мятежников рассредоточилась в Мэйл-Энде, другая, состоящая из верных Уоту Тайлеру людей, ждала его в Смитфилде. Обо всём этом докладывали подосланные к крестьянам лазутчики.

Кавалькада всадников тронулась от тёмных стен Тауэра.

— Ричард не лишён отваги, — раздался за спиной принцессы голос Саймона Беркли. — Он не боится встретиться с разъярёнными мятежниками лицом к лицу.

— Да, у Ричарда достаточно отваги, — вздохнула принцесса.

— Вы волнуетесь за него или из-за того, с кем он намерен расправиться?

— Я могу вам признаться, что боюсь за Уота, — глухо произнесла Джоанна Уэльская.

— Вы влюблены в него?

— А если так, вы будете по-прежнему мне верны, Саймон?

— Не сомневайтесь. Какую бы глупость вы ни сотворили, миледи, я всегда поддержу вас, — ответил сэр Саймон кротко, но твёрдо.

Среди служанок она не доверилась бы никому, но Саймон был всегда предан ей. И она ему верила.

— Ночью я обязана быть в Лондоне, — проговорила Джоанна. — Но вы постарайтесь сделать так, чтобы моё исчезновение из Тауэра не обнаружилось. Говорите слугам, что я легла спать, всё, что угодно. Лишь вам, Саймон, я доверяю.

— Вы хотите предупредить Уота? Но разве вы что-нибудь знаете об угрожающей ему опасности? Что задумал король? — спросил Саймон.

— Я предупрежу Уота, чтобы он был начеку.

— И подарите ему любовь?

— Вас это оскорбляет? — усмехнулась принцесса.

— Я уже сказал, миледи, что приму любую вашу глупость, — ответил Саймон.

Вечером, как только спустились сумерки и на стенах Тауэра зажглись факелы, принцесса, собираясь на свидание, накинула поверх длинного зелёного платья серый плащ с капюшоном, какие носили горожанки, и натянула перчатки с широкими раструбами. Сэр Саймон проводил её до невысокой дверцы внизу башни, которой обычно пользовались повара и служанки.

— Будьте осторожны, моя госпожа, — сказал он.

Преисполненная признательности, Джоанна погладила Саймона по гладко выбритой щеке и выскользнула в ночь. Оглядевшись но сторонам, она сделала несколько осторожных шагов, не подозревая, что за ней следит Хьюго Бэнкс, притаившийся в каменной нише. Хьюго не выпускал её из виду уже два дня и, заметив, что принцессу ночью вывел из опочивальни Саймон Беркли, поторопился опередить их, тотчас выбежав на улицу.

Прождав несколько минут, принцесса услышала чьи-то шаги и лай собаки. Из-за поворота появился лондонский сторож, держа копьё в одной руке и светильник — в другой. За ним бежала собака. Остановившись около принцессы, человек спросил:

— С вами должен встретиться Уилл?

— Да, — ответила Джоанна.

— Он ждёт вас у выхода на соседнюю площадь.

Дрожащей рукой принцесса достала из кошелька несколько шиллингов и, вручив их сторожу, торопливо направилась к месту встречи.

Крадучись, Хьюго следовал за ней по пятам. В условленном месте Уилл встретил Джоанну и повёл её по петляющим улочкам, погружённым во мрак, к дому Фарингдона.

У крыльца, расставаясь с принцессой, Уилл сказал, что вернётся сюда через два часа, и растворился в темноте. Дверь открыл человек средних лет с канделябром в руке. Джоанна догадалась, что перед ней купец Фарингдон. Он был в доме один, распустив слуг, которые после прокатившихся мятежей жаждали на время покинуть город. По слухам, большинство мятежников сбилось в настоящее войско в Смитфилде, где находились и верные Уоту Тайлеру сторонники. В Мэйл-Энд, куда поехал король, напротив, сбежались шайки уличных бродяг и эссекских разбойников, но Тайлер, отправившийся в Лондон, к восходу намеревался возвратиться к своим людям в Смитфилд.

Оказавшись внутри дома, Джоанна прошла за Фарингдоном в опочивальню. Робость и боязнь отступили, она вновь ощутила страстный трепет от одной лишь мысли, что встретит сейчас Уота.

Хьюго Бэнкс, затаившись в тёмной нише в стене, решил дождаться выхода принцессы Уэльской из дома, в который она только что вошла.

ГЛАВА 50

Сидя на сундуке в комнате купца, Уот слышал каждый звук и шорох, доносящиеся снизу. Огонь, разведённый в очаге, мерцал на стенах опочивальни. Эта комната располагалась рядом с той, в которой прежде гостил Рэндалл.

Дверь распахнулась, и порог переступила принцесса в сопровождении хозяина дома.

— Позволь нам остаться наедине, Томас, — попросил Уот.

Фарингдон покорно удалился.

С минуту принцесса стояла, глядя возлюбленному в глаза. Приблизившись, он нежно привлёк её к себе и поцеловал. Джоанна пылко ответила на его поцелуй. Затем, отпрянув, стянула перчатки и скинула плащ.

Чуть позднее, когда время свидания было уже на исходе и Уот, поднявшись с постели, надевал камзол, она вдруг произнесла:

— Я не должна тебе выдавать тайн моего сына, но, любовь моя, и умолчать о них не в силах. Его окружают влиятельные аристократы, знатные и богатые люди, и они внушают Ричарду, чтобы он не соглашался на твои требования.

— Но Фарингдон утверждает, что утром, встретившись с бунтовщиками в Мэйл-Энде. король принял их целиком.

— Придворные убедили его солгать вилланам. Как только мятеж будет подавлен, король откажется от соглашения.

Опустившись на край постели, Уот запустил пальцы в распущенные бронзовые кудри Джоанны и поднял её голову. Красота принцессы, ее гибкое стройное тело, сильные ноги, глаза, горящие зелёным блеском, сводили его с ума. Он преклонялся перед её отвагой, бесстрашием и умом, но всё, что ощущал к ней Уот, являлось не более чем своего рода восхищением.

— Нет, твой сын не поступит со мной так коварно, — сказал он и, притянув её, поцеловал в губы.

Она обвила руками его шею и молвила:

— Я боюсь за тебя, Уот. Держись подальше от Мэйл-Энда и Смитфилда.

— Если я не появлюсь завтра перед моими людьми, меня сочтут трусом или решат, что я попал в плен, — возразил Уот. — Прости, я вынужден пренебречь твоим предостережением. Я стал бунтовщиком не ради себя, а по стечению обстоятельств, но теперь для многих вилланов Англии я — единственный заступник, и если Ричард поехал в Мэйл-Энд или в Смитфилд, я не могу упустить шанс переговорить с ним.

— Хорошо, — прошептала Джоанна. — Ты волен делать то, что для тебя важно.

— Моя встреча с тобой, — сказал Уот, вновь целуя её, — вот что самое важное. Ведь с того дня, как сборщик податей убил моих жену и дочь, я не прикасался ни к одной женщине. — Их уста опять соединились.

Пришла пора расстаться: Уоту нужно было следовать в лагерь восставших, а принцессе Уэльской предстояло вернуться во дворец.

— На улице меня ждёт Уилл, — сказал Уот. — Он привёл для меня лошадь. Настоящего боевого скакуна, купленного у одного торговца. Когда я уеду, ты выйдешь к Уиллу, и он проводит тебя до Тауэра.

Крепко обхватив его шею, принцесса прижалась к нему, закрыв глаза.

— Уот, милый мой, прошу тебя, будь настороже! — прошептала она. — Не дай вовлечь себя в западню, которую расставил для тебя Ричард!

— Не думай о нём так дурно. Он твой сын, — упрекнул Джоанну Уот. — Я увижусь с ним сегодня же в Смитфилде и постараюсь добиться его благосклонности.

Потом он слегка отстранился от Джоанны, взглянул в её взволнованные раскосые глаза и опять поцеловал в губы.

Быстро отвернувшись, накинул затем на голову кугель и вышел из дома. С улицы послышались голоса, ржание лошади и негромкий смех.

На лестнице возник Томас Фарингдон.

— Уот Тайлер ушёл, ваше высочество? — осведомился он.

— Да, — встрепенулась принцесса. — О, Фарингдон, благодарю вас за то, что оказали поддержку Уоту и его людям.

— Теперь это становится опасно, — ответил купец. — Я боюсь разоблачения, миледи. Я не герой, в отличие от Уота. Так я ему и сказал перед вашим нынешним приходом.

— Простите, — виновато молвила Джоанна Уэльская и, достав из-под плаща кошелёк, протянула его Фарингдону.

— Нет, — отказался тот. — У меня имелся долг перед Уотом. Он спас меня во Франции от разбойников. Но сейчас, думаю, я расплатился с ним.

В дверь осторожно постучали. Это Уилл давал знак принцессе Уэльской, что пора возвращаться в Тауэр.

Стояла глубокая ночь, но в воздухе уже висела прохлада близкого восхода.

— Вокруг нет даже бродяг, все — в Мэйл-Энде, — шёпотом произнес Уилл. — Мы можем идти, миледи.

Из своего укрытия Хьюго видел Уота Тайлера, которого узнал, поскольку сопровождал своего милорда в Кентербери, а также купца и человека, сопровождавшего принцессу по Лондону. Он уже не сомневался, что за два часа, проведённых в доме Томаса Фарингдона, принцесса побывала в объятиях Уота. По-прежнему соблюдая бдительность, он шёл позади Джоанны и Уилла. У стен Тауэра принцесса дала Уиллу кошелёк, и молодой человек двинулся дальше, по направлению к Смитфилду.

Оглядевшись, словно боясь, что за ней следят, принцесса толкнула оказавшуюся в ту ночь незапертой дверь для слуг и скрылась в башне.

Хьюго последовал за ней не сразу. Подождав некоторое время, он постоял у ворот замка, вдыхая ароматы ночи. Он намеревался обо всём поведать сэру Филиппу и королю, как только они вернутся из Мэйл-Энда.

Сочтя, что принцесса уже поднялась в опочивальню, открыл дверь и исчез в стенах Тауэра.

ГЛАВА 51

Люди, служившие Уоту Тайлеру, встретили его дружными возгласами. Его появление вернуло им утраченный боевой пыл. Подъехав на коне к месту их стоянки в Смитфилде — раскидистому полю на западе от стен Лондона, — Уот оповестил их, что Ричард проследует мимо со своим отрядом, возвращаясь из Мэйл-Энда.

— И ты собираешься говорить с ним? Разве тебе недостаточно бесед с принцессой? — спросил Джон Болл.

Было раннее утро. Вокруг висел густой туман. Панцири, шлемы и алебарды мятежников тускло поблёскивали среди собравшейся толпы.

— Говорят, король согласился на наши требования. Но я в этом не уверен и хочу сам расспросить его, — ответил Уот.

— Не стоит тебе с ним встречаться. Возможно, он только и ждёт, чтобы ты появился, и готовит западню, — хмуро молвил отец Болл.

Но Уот лишь пожал плечами:

— Меня не так просто вовлечь в западню. К тому же вы будете поблизости и сможете защитить меня.

К восьми утра туман начал рассеиваться. Со стороны Мэйл-Энда донёсся отдалённый звук рога. Прибежавший соглядатай сообщил, что к Смитфилду приближается огромный отряд короля.

Несмотря на то что Уот не хотел схватки с окружением Ричарда, он всё-таки велел своим людям выстроиться с луками, алебардами и мечами.

Верхом на боевом коне, трепеща от волнения, он ждал, когда в Смитфилде покажется отряд, возглавляемый прекрасным отроком, обладающим огромной властью, сыном женщины, с которой он провёл часы любви, юным правителем Англии, воплощавшим кровь Плантагенетов.

Наконец появилось пёстрое войско. Впереди скакал глава стражи без шлема, за ним следовали около дюжины стражников с алебардами. Далее — герцог Ланкастер, закованный в латы, и сэр Филипп Монтгомери с поднятым забралом. Рядом с ними ехал хрупкий красивый юноша в парчовых одеждах и с венцом на голове, из-под которого спадали завитые локоны. Уот понял, что юноша — Ричард II.

Остановившись вдалеке от войска крестьян, король выслал к Уоту стражника.

— Ричард сам предложил тебе встретиться. Странно! — нахмурил светлые брови отец Болл. — Ты волен отказаться.

— Но я не хочу! Я сумею убедить короля, которому служу, заступиться за нищих подданных, — возразил Уот.

— Ночь, проведённая с принцессой, ослепила тебя, — сказал отец Болл. — Если она благоволит к тебе, это вовсе не означает, что и её отпрыск сделает то же. Правда, он доверяет ей, но не настолько, чтобы обсуждать с тобой положение дел в Англии.

— Я уже говорил, что делать, если мне устроят западню. Не забывай, что я — слуга короля, и я не вправе ему отказать, когда он сам предлагает переговоры, — ответил Уот и, слегка пришпорив лошадь, пустил её в сторону королевской свиты.

Король сидел в седле и улыбался ему, а Уот смотрел на него и думал, каким же нужно быть глупцом, чтобы дурно болтать о Ричарде. «Его мать, Джоанна, предостерегала меня лишь из любви, заставляющей её проявлять чрезмерную осторожность. А вот остальные думают о Ричарде плохо или по неведению, или от негодования», — рассуждал он.

К Тайлеру медленно приблизились двое стражников. Копыта лошадей стучали о мощёную улочку.

— Сдай меч, Уот! — громко приказал один из них.

— Не стоит, — вмешался король. — Я позволяю Уоту Тайлеру оставаться в моём присутствии вооружённым. Я буду вести с ним переговоры на равных, как он того заслуживает.

Туман уже почти совсем рассеялся, и теперь все отлично видели друг друга.

— Приветствую вас, ваше величество, — произнёс Уот. — Я удивлён тем, что вы, направляясь из Мэйл-Энда, соблаговолили встретиться со мной.

— У меня нашлось время остановиться в Смитфилде, — сказал Ричард. — И я готов побеседовать с вами. Ведь вы так жаждали переговоров с королем!

— Ходят слухи, что вы согласились принять наши требования.

— Да, после вашей встречи с принцессой в Мэйл-Энде. Но тот сброд, что находится там сейчас, не служит, оказывается, Уоту Тайлеру.

— Вы ведь не откажетесь от вашего решения?

— Это зависит от моих подданных, — засмеялся король.

— Как понимать ваши слова?

— Могу уточнить. Я король, Уот, и если мои подданные разгневают меня, я их накажу.

— Откажетесь от выполнения требований? — угрюмо спросил Тайлер.

Король молчал.

— Вы слишком молоды и многого не понимаете. Но я вижу, как страдают вилланы и нищие, и прошу вас о заступничестве. Вы очень красивы и благородны, и я уверен, так же великодушны. Проявите же к ним великодушие, милорд!

— И тогда вы перестанете разорять Англию? — спросил Ричард.

— Да, мой король. Потому что я всегда был вам верен.

— Неужели вы так же преданы вилланам и нищим?

— Я просто хочу для них хоть немного свободы, — признался Уот.

К ним подъехал Монтгомери с поднятым забралом и насмешливой ухмылкой на губах:

— Вы хотите свободы для тех, кто, сбиваясь в шайки, разбойничает по всей Англии, и не только в лесах?!

Не обращая внимания на выпад графа, Уот спрыгнул с коня и опустился перед Ричардом на колени:

— Молю вас, милорд, принять хартию и позволить вилланам не быть рабами.

— Почему твои люди всё еще в Лондоне? — спросил Ричард холодно.

Тайлер взял его за руку:

— Боюсь, мы не уйдем, если вы откажете нам.

— Но я уже согласился на ваши требования в Мэйл-Энде, — напомнил король. — И намерен выполнить их.

— Вы искренни со мной, ваше величество? Думаю, что нет, — уныло произнёс Уот, склонив голову.

— Предводитель бродяг жаждет искренности! — воскликнул сэр Филипп.

— Я разговариваю не с вами, милорд, — ответил Уот Тайлер. — Я говорю с моим королём.

— Возвращайтесь к своим людям, а я, прибыв в Тауэр, издам указ, подтверждающий мою искренность, — раздражённо бросил Ричард.

Встав с колен, Уот поклонился:

— Я вынужден поверить вам, ваше величество. Сегодня же уведу моё войско из Смитфилда!

Вскочив в седло, он уже намеревался отъехать, но слова сэра Филиппа вынудили его остановиться:

— Подождите, Уот! Вы так обрадовались встрече с королём, что забыли сказать, на какие преступления вынуждены, были пойти, чтобы добиться её. А между тем я знаю вас как самого великого разбойника в Кенте! Ха-ха! Братья Форвиллы и Мелвиллы могли бы позавидовать вашим достижениям!

Выхватив меч, Уот направил его на хохочущего Филиппа, и конец острия уткнулся в панцирь.

— Я запрещаю вам оскорблять меня, милорд! — яростно произнёс он.

— Я расправлюсь с любым, кто обнажит оружие в присутствии короля! — завопил глава стражи и, обнажив меч, поскакал на Уота Тайлера.

Уот успел парировать выпад, но его собственный меч лишь задел доспехи главы стражи.

Ухмылка исчезла с землистого лица сэра Филиппа. Отъехав в сторону, он встал возле короля.

Между тем стражник нанёс удар Тайлеру в шею. Уот выпустил оружие и рухнул. Его лошадь громко заржала и встала на дыбы, а голова защитника обездоленных покатилась к спешившимся неподалёку стражникам.

— Тупицы, что вы наделали? — пробормотал Филипп, побледнев. — Я же провоцировал Уота лишь для того, чтобы вы схватили его и бросили в тюрьму, для последующего разбирательства и казни!

В Смитфилде ещё висел туман, не позволив стоявшим в отдалении войскам Уота видеть то, что случилось с их предводителем, но мятежники встревожились сумятицей, возникшей в свите короля.

— Я поскачу к ним! Они не будут стрелять в меня, своего короля! — вдруг проговорил Ричард. — Я отведу их за стены монастыря, как мы и планировали, там они окажутся окружёнными.

— Нет, нет, нет, — возразил сэр Филипп, — после того как стражник убил их главаря, подобный поступок кажется мне слишком опасным.

— Вы, самый смелый из всех известных мне рыцарей, и вдруг решили отговорить меня?! — фыркнул Ричард. — Лучше скачите к монастырю и ждите меня там!

Пришпорив коня, Ричард понёсся во весь опор к толпе вилланов. При приближении всадника некоторые начали натягивать луки, но Джон Болл, разглядевший в седоке короля, запретил стрелять.

Придержав лошадь, юноша усмехнулся. Венец тускло поблёскивал алмазами на его голове.

— Я — ваш король, ваш единственный предводитель! — закричал он. — И в моей власти удовлетворить любые требования из тех, что передал мне Уот, потому что вы верно служили мне. А сейчас следуйте за мной! Я отведу вас к Уоту Тайлеру!

Вилланы разразились дружным приветственным воплем. Отважный поступок сына знаменитого своими подвигами Чёрного принца произвёл на них ошеломляющее впечатление.

И они устремились за скачущим по направлению к монастырю Ричардом.

ГЛАВА 52

Ворвавшись в распахнутые главные ворота, толпа устремилась к полю, на котором монахи выращивали овощи и зелень. Обнесённый мощной стеной из булыжника, монастырь состоял из нескольких зданий, включая часовню, кельи и трапезную. Монахи этой обители варили лучший в графстве эль и считались хорошими ремесленниками.

Сейчас, застыв на месте, монахи удивлённо взирали на происходящее. Те из них, что работали в поле, побросав мотыги, укрылись в расположенной поблизости трапезной. Поле мгновенно наполнилось воплями и звоном оружия.

Король остановился, развернул коня и заставил его встать на дыбы. Щёки его разрумянились от бешеной скачки по Смитфилду.

— Вы окружены, вилланы! — вскричал он. — Оглянитесь! Всюду мои верные отряды. Здесь, в стенах обители, вы в моей власти!

И действительно: из-за башен и стенных выступов появились арбалетчики и тяжеловооружённые, закованные в латы рыцари, готовые по приказу короля напасть на беспорядочные толпы вилланов.

— Как вы могли поступить с нами столь вероломно, ваше величество? — спросил Джон Болл.

— Я поступил с вами так, как вы того заслужили, — ответил король. — Для вас разумнее бросить оружие и сдаться на милость повелителя.

К Ричарду подъехал сэр Филипп Монтгомери и, поравнявшись с ним, обнажил меч:

— Я буду защищать вас, государь!

Тем временем вилланы, осознав, что они в западне, требовали сказать им, что случилось с Уотом Тайлером.

— Стражник обезглавил его, — мрачно сообщил Филипп. — Хотя я предлагал лишь пленить его и доставить в Лондон.

Повинуясь приказу короля, один из стражников показал мятежникам окровавленную голову Уота, держа её за волосы. Вилланы завопили от ужаса. Всех обуял страх.

— Сдавайтесь! — крикнул Ричард. — Мы захватим только главарей, остальные уйдут!

Бросив меч, Джон Болл протянул свои запястья, и стражники заключили их в кандалы. Ни тени сомнения или боязни не промелькнуло в его больших серых глазах.

Ещё несколько человек последовали его примеру. Мятежники один за другим медленно подходили к груде оружия, бросали мечи, дубинки и луки и сквозь ряды закованных в железо рыцарей шли к воротам.

— Ваше величество, нужно сегодня же схватить их сообщников в Лондоне, — сказал сэр Филипп. — Вы проявили настоящее великодушие, пощадив их, но через несколько дней они могут вновь поднять бунт. Для усмирения мятежников нужно предать их главарей показательной расправе.

— Согласен с тобой, — ответил король. — И Трессилиан обязан вздёрнуть тех, кто будет по-прежнему упорствовать в Лондоне, требуя от меня хартии.

Этим же вечером судья, стараясь заслужить благоволение короля, через своих осведомителей узнал, где в Лондоне собирались бунтовщики. Те и на самом деле не намерены были отступать. Их схватили и бросили в городские тюрьмы. Через сутки, без судов и разбирательств, их вздёрнули. Так же поступили с восставшими графы и шерифы в Кенте и Эссексе.

Спустя несколько дней Ричард объявил о своём отказе от соглашения с восставшими, и все вилланы Англии по-прежнему остались рабами баронов.

Поднявшийся было вновь бунт в Эссексе жестоко подавили. Крестьян вешали по десять человек на виселице, не выясняя имён.

Джона Болла судили в Лондоне как главаря мятежа и приговорили к прилюдной казни в Эссексе.

Восстание, которое должно было заставить Ричарда согласиться с освобождением вилланов от рабства, поставило их в ещё большую зависимость от феодалов.

ГЛАВА 53

Перебравшись во дворец графа Уолтера Солсбери, Рэндалл со страхом ждал новостей о происходивших событиях. И он, и папаша Терри, и сэр Ральф, узнав об убийстве Уота Тайлера, заволновались: судьба гостеприимного купца была им небезразлична, и Ральф решил вечером наведаться к Фарингдону. В Лондоне было очень тревожно. По улицам бродили хмурые отряды стражи, и сэр Ральф с трудом добрался до дома Фарингдона. Однако двери были плотно заперты, никто не отвечал, а стуком своим Ральф привлёк внимание стражи, которой пришлось объяснять, что он — граф де Монфор и что купец является его кредитором. Стражники сообщили графу, что купец схвачен и отправлен в лондонскую темницу.

О событиях в Эссексе, где были повешены тысячи возмущённых вилланов, Рэндалл узнал от Уолтера Солсбери.

Во дворце графа — высоком здании со множеством вытянутых окон, стрельчатых узких входов, внутренних лесенок и нескольких остроконечных башенок — для Рэндалла и его друзей отвели просторные опочивальни с ценной мебелью, гобеленами на стенах и резными сицилийскими секретерами. Солсбери велел своему портному сшить для Рэндалла парчовые котарди и длинные упелянды, покрытые вышивкой, в которых он мог бы появляться при дворе Ричарда, известного любовью к роскоши.

Король все последующие после расправы над Уотом Тайлером сутки проводил в Тауэре, отказываясь встречаться и с французскими посланцами, и с кредиторами. Солсбери утверждал, что Ричард боится мести сторонников предводителя восстания.

Спустя неделю после событий в Смитфилде Рэндалл, проезжая верхом через площадь, узнал в пёстрой толпе монаха, который быстро шёл, стараясь держаться в тени домов. Рэндалл пустил лошадь за ним. Услыхав стук копыт, монах яростно обернулся, ожидая встретить преследователей. Но, узнав Рэндалла, облегчённо вздохнул.

— Брат Строу, — сказал Рэндалл, — разве я похож на стражника?

— Что тебе нужно, сэр поэт? — пробормотал Строу.

— Ты забыл о любезности.

— Почему я должен быть с тобой любезным? Соглядатаи донесли врагам не только о Томасе Фарингдоне, но и обо мне. Я намерен скрыться, сбежать в Шотландию, затаиться.

Вовсе не хочу болтаться на каком-нибудь суку в Эссексе или, вроде Джона Болла, достаться мяснику на разделку.

— Тогда тебе, наверное, нужны деньги, — запустив руку под куртку, Рэндалл вытащил кошелёк, набитый монетами, и протянул его брату Строу.

— Не стоит, — отказался тот. — У меня есть деньги, чтобы добраться до Шотландии и затеряться среди незнакомых мест. Не волнуйся.

Спрятав деньги, Рэндалл спешился и предложил монаху лошадь. Но брат Строу, подумав, снова отказался. По его мнению, странствующий босоногий монах не вызовет столько подозрений, сколько вызвал бы торопящийся куда-то всадник.

— Но верхом ты быстрее достигнешь Шотландии, — сказал Рэндалл.

— Пусть лучше медленно, но зато наверняка, — ответил брат Строу и, надвинув на голову капюшон рясы, быстро зашагал по улочке.

Возвращаясь во дворец, Рэндалл размышлял над тем, как жестоко Ричард расправился с бунтовщиками, заставив многих трепетать теперь перед ним.

Проезжая мимо лавки оружейника, зажатой между трактиром и кузницей, он заметил выходящего оттуда сэра Филиппа, за которым бежал его слуга Хьюго Бэнкс, неся под мышкой меч в ножнах. У входа в лавку к забору были привязаны их лошади.

— Приветствую, милорд Монтгомери, — сказал Рэндалл.

Подняв голову, Филипп устремил на него пристальный взгляд. Когда он узнал в богато одетом всаднике менестреля, напряжение и тревога сменились привычной насмешливостью. Удостоив Рэндалла лишь лёгким надменным наклоном головы, рыцарь вскочил на лошадь, натянул узду и, сопровождаемый слугой, отправился к Тауэру.

Рэндалл снова подумал о том, что сэр Филипп был его кузеном и что в их жилах текла одна кровь. Но он не мог забыть о беспощадности сэра Филиппа к врагам и о том, что Норфолк обещал превратить Рэндалла в его врага.

Улавливая полные раболепства взгляды, бросаемые на него прохожими, Рэндалл ехал к дворцу графа Солсбери. Горожане явно полагали, что он знатен и богат, а на самом деле он был гораздо беднее их.

ГЛАВА 54

На пути из лавки оружейника, где сэр Филипп приобрёл удивительный по красоте меч с зазубренным лезвием и с рукоятью, переливающейся аметистами и крупными топазами, Хьюго решил, что наступила пора разоблачений. Поравнявшись с господином, он проговорил:

— В ваше отсутствие, милорд, мне удалось проследить за её высочеством, и то, что я вам поведаю, удивит всех.

— Что же ты узнал? — осведомился сэр Филипп, который в этот момент вновь думал о Памеле Гисборн.

Хьюго рассказал ему о той ночи, когда, прячась в сумраке улиц и площадей, он шёл за Джоанной до дома купца Фарингдона, и что человеком, встретившимся с принцессой и проведшим с ней два часа, был Уот Тайлер.

— Ты хорошо разглядел его? — засомневался Филипп.

— Конечно, сэр! Факел в руке Уота не позволил мне ошибиться, — сказал Хьюго.

— Этого стоило ожидать, — пробормотал сэр Филипп. — Я и сам едва не застал Уота в опочивальне принцессы, куда он имел наглость явиться.

Прибыв в Тауэр, граф тотчас отправился к Ричарду. Король обедал, несколько человек в нарядных одеждах, улыбаясь, прислуживали ему.

— В чём дело, Монтгомери? Вы чем-то озабочены? — осведомился Ричард.

Пройдя через комнату, рыцарь остановился возле узкого приоткрытого окна.

— Не думаете ли вы, что ваша мать могла преисполниться чрезмерного сочувствия к бунтовщикам, и прежде всего к Уоту Тайлеру?

— Догадываюсь, — ответил король. — Потому мы ведь и приставили к ней Хьюго Бэнкса, не так ли?

— Ему удалось разоблачить любовную связь принцессы с Уотом Тайлером, — лорд резко повернулся к королю.

— Так вот как поступила со мной моя родная мать! — проговорил Ричард медленно и отодвинул блюдо. — Она не нашла ничего лучшего, как принять сторону бунтовщиков. Она вступила в постыдную связь с предводителем восстания!

— Вам же известно, что Тайлер уже проникал в её опочивальню. Тогда всё было обставлено так, будто он угрожал ей, но это оказалось блефом, — сказал сэр Филипп.

Побледнев, Ричард взял кубок, наполненный вином, и залпом осушил его.

— Я давно подозревал, что её что-то связывает с Тайлером, и оказалось, что это любовная интрижка. Она предала меня, Филипп!

— Как вы намерены с ней поступить?

— Я немедленно иду в её почивальню, — Ричард решительно поднялся и шагнул к двери. — Вы, сэр, должны пойти со мной, иначе мои обвинения будут выглядеть необоснованно.

В коридоре им встретился герцог Джон Гонт, и сэр Филипп предложил ему составить им компанию.

— Послушаете, как разоблачат предательницу, коей вы служили, — хмыкнул он.

Недоумевающий Джон Гонт был так заинтригован услышанным, что последовал за королём и сэром Филиппом.

Без стука в дверь Ричард стремительно ворвался в опочивальню к принцессе, которая сидела с холодным, бесстрастным выражением лица. Не повернув головы в сторону вошедших, она всё же побледнела.

— Трепещите, изменница! — воскликнул король. — Потому что благодаря моим верным слугам я узнал вашу тайну!

— Какую же из моих тайн вы узнали? — презрительно поинтересовалась принцесса.

— Тайну, связанную с Уотом Тайлером! — сказал Ричард, и слёзы обиды заволокли его глаза. — Вы согрешили с ним, вы перешли на сторону бунтовщиков, и, значит, вы предали меня!

Безразличие по-прежнему оставалось единственным, что читалось на лице принцессы.

— У вас есть основания обвинять её высочество? — возмутился присутствующий здесь же Саймон Беркли. — Кто может подтвердить, что всё это не более чем слухи?

— Я! — торжественно объявил сэр Филипп. — Я поручил слуге не спускать глаз с принцессы Джоанны. И когда его величество и я скакали в Мэйл-Энд, Хьюго выследил её. Он видел, что она тайно встречалась с Уотом Тайлером в доме одного купца, где провела с ним два часа!

— Вы совершили измену, вы предали меня, — повторил Ричард. — Не изволите ли оправдаться?

Принцесса молчала.

— Неужели всё это правда, Джоанна?! — воскликнул Джон Гонт. — Я так любил вас, а вы... вы предпочли мне какого-то бродягу!

Переведя дыхание, Ричард выпрямился.

— Поступим с нею милостиво, сэры, — сказал он, — проявим сострадание. Я и без того был слишком жесток к восставшим, в числе которых оказалась и моя мать.

— Её стоит заточить в темнице Тауэра, — мстительно произнёс Монтгомери.

— Нет, — возразил Ричард, — я не буду бросать её в обитель мышей и чумы. — Ярость его отступила, он чувствовал себя только очень оскорблённым. — Наоборот, я проявлю милость. Лишь отдалю её от себя! Ваше высочество, — обратился он к принцессе, — вы обязаны отбыть в замок Норем, самый дальний из принадлежащих мне, что расположен на границе с Шотландией! С небольшим числом слуг, людьми из вашей свиты и стражи вы поселитесь там без права покидать замок!

С этими словами, вновь обретя самоуверенность, король покинул опочивальню. Филипп Монтгомери и герцог Ланкастер не спешили последовать его примеру.

— Послушайте, Джоанна, вы ещё можете умолить своего сына простить вас! Преклоните пред ним колена, докажите верность, и он позволит вам избежать изгнания, — проговорил в растерянности от случившегося Джон Гонт.

Принцесса не издала ни звука.

— Вы же знаете, как пылко я люблю вас, Джоанна! — воскликнул герцог. — Просите прощения за дерзость и измену, и Ричард простит вас!

— Король! Король! Все вокруг только и делают, что твердят о короле, — вспыхнула Джоанна. — Если вы так верны мне, Джон Гонт, как говорили, почему бы вам самому не заступиться за меня перед Ричардом?!

— Вы же прекрасно знаете, что король презирает меня!

— Ну что ж, решайте, кому служить — ему или мне. Вы носили мою ленту, вы совершали подвиги, думая обо мне. Решайте, герцог! Или вы покидаете двор короля и тоже становитесь в его глазах изменником, или остаётесь с ним, но прекращаете служить мне! — потребовала принцесса, усмехаясь.

— Я буду служить королю, миледи, — упавшим голосом ответил Ланкастер. Он задыхался. Здесь ему больше незачем было находиться. Расстегнув пуговицу на вороте котарди, он поморщился и быстро вышел в коридор.

Не говоря ни слова, но с торжествующей ухмылкой опочивальню оставил и сэр Филипп Монтгомери. Граф испытывал удовлетворение. Теперь принцессе предстояло путешествие к границе с Шотландией и заточение в замке.

До казни мятежника Джона Болла в Эссексе, на которой должен был присутствовать и король, у сэра Филиппа имелось в распоряжении две недели. Их он намеревался провести в Йоркшире, у своего бедного соседа сэра Гисборна.

Оставшись наедине с Саймоном Беркли, Джоанна осведомилась:

— Ты тоже хочешь присоединиться к ним, Саймон? Я не стану тебя осуждать, если ты откажешься служить мне, ведь иначе ты попадёшь в опалу у моего сына.

Поклонившись, рыцарь с достоинством ответил:

— Я всегда преданно служил вам, миледи. С тех самых пор, как поступил в вашу свиту. И когда вы отдались захватившему вас чувству, я обещал, что поддержу вас в любой совершённой глупости.

Слёзы хлынули из глаз Джоанны, и она, громко зарыдав, бросилась рыцарю на шею:

— Неужели ты отправишься со мной в изгнание, Саймон?

— Да, миледи, — прошептал он. — И каждый день стану доказывать вам верность, защищая замок от нападений шотландских бродяг. О, если бы даже король потребовал предать вас, распяв на дыбе, я бы не предал!

— Что ж, Саймон, единственный мой верный слуга, — отстранившись и глубоко дыша, изрекла принцесса, — завтра мы отбудем с тобой в дальний королевский замок. Столь дальний, что известия о Ричарде будут добираться туда очень долго...

На восходе, в густом тумане, заволакивающем кривые улочки и полукруглые площади, из тяжёлых ворот Тауэра отбыла кавалькада всадников. Впереди ехал сэр Саймон Беркли, за ним — дюжина стражников и оруженосцев, а следом верхом на лошади скакала принцесса Уэльская. Выехав за ворота Лондона, кортеж потянулся к зелёным лесам и вскоре скрылся из виду.

ГЛАВА 55

Прибыв во дворец Солсбери, Рэндалл бегом поднялся в комнату, занимаемую сэром Ральфом, где застал друга погружённым в раздумья. Подойдя к сундуку, Рэндалл молча открыл его и достал оттуда панцирь Ральфа.

— В чём дело? — удивился рыцарь. — Что произошло, друг мой?

— Ты был верен королю Эдуарду, граф?

— Разумеется. К чему этот вопрос?

— И ты знаешь, что я его сын, верно?

— Да, Рэндалл. И что с того?

— Держи! — Рэндалл бросил ему панцирь. — Я жду тебя верхом у ворот дворца. Мы немедленно скачем в Тауэр!

— Для чего?! — спросил сэр Ральф в недоумении.

— Проезжая по Лондону, я встретил брата Строу, который скрывается от ищеек короля. Он сказал, что Джона Болла должны казнить в Эссексе в присутствии Ричарда. Если ты упадешь королю в ноги и попросишь пощады для Болла, возможно, показательную казнь заменят заточением!

— Он предводитель восстания, — напомнил сэр Ральф.

— И твой друг. Разве рыцарь может бросить друга в опасности? — в голосе Рэндалла зазвучала твёрдость.

— Верно, — согласился сэр Ральф. — И я никогда не оставлял друзей на произвол судьбы. Сомнительно, что Ричард внемлет моим мольбам и помилует предводителя мятежников, но я должен использовать шанс.

— Я пришлю к тебе оруженосца, — сказал Рэндалл и скрылся за дверью.

Оруженосец одел своего господина в боевые доспехи, и примерно через час сэр Ральф де Монфор и Рэндалл во весь опор скакали к Тауэру.

Мрачный замок с узкими окнами и высокими башнями, в чьих темницах томились самые благородные преступники королевства, казался ещё более таинственным из-за сгустившихся сумерек. На стенах уже полыхали факелы. При приближении к замку двух всадников стражники насторожились.

— Кто вы и для чего прибыли в Тауэр? — угрюмо спросил один из них.

— Я — сэр Ральф де Монфор, граф, рыцарь и друг его величества Ричарда, — ответил Ральф. — Кликни камердинера короля, пусть доложит о моём приезде.

Стражник, не смея перечить человеку, назвавшемуся столь знатным именем, привёл камердинера, который, едва появившись на башне, сразу узнал графа.

— Приветствую, милорд! — воскликнул он. — Что нынче привело вас в Тауэр?

— Скажи королю, что я хочу поговорить с ним, — ответил сэр Ральф.

— Увы, но король сейчас никого не желает видеть, кроме своих слуг, — сообщил камердинер. — Завтра он отбывает в Вестминстер, и советую попробовать встретиться с ним во дворце.

— Прошу тебя, доложи обо мне королю! — повторил рыцарь.

— До встречи, милорд Ральф, — уклончиво отозвался камердинер и скрылся.

Вздохнув, Ральф развернул скакуна.

— Отправимся в Вестминстер, — сказал он, — и постараемся там убедить Ричарда простить Болла.

На следующий день оба вновь отправились ко двору короля, но напрасно проторчали до самого вечера на Вестминстерском мосту, так и не удостоившись желаемой аудиенции. Проведя ночь во дворце графа Солсбери, Рэндалл и его друг намеревались в очередной раз отправиться к королю, но утром их разбудил шум следующей по улице кавалькады.

Распахнув окно, Рэндалл наблюдал, как шестьдесят вооружённых конных рыцарей скачут в сторону ворот Лондона, сопровождая отрока в ценных парчовых одеждах и венце, из-под которого спадали рыжие локоны.

В отчаянии Рэндалл сжал кулаки:

— Нет! Он не должен сейчас уезжать!

Среди сопровождавших короля рыцарей не было ни сэра Филиппа, ни Джона Гонта. Однако взор Рэндалла отыскал юного Генри Ланкастера, который скакал в конце кавалькады.

— Генри! Генри! — закричал из окна Рэндалл.

Улыбнувшись, сын герцога помахал ему рукой.

— Куда вы направляетесь? — громко крикнул Рэндалл.

— В Элтон, излюбленный дворец моего кузена, — ответил Генри. — А оттуда — в Эссекс, где будут казнить Джона Болла.

— Сколько времени вы проведёте в Элтоне?

Но Генри уже пришпорил лошадь, чтобы не отстать от кавалькады.

Ворвавшись в трапезную, куда к завтраку уже спустились и гости, и слуги, Рэндалл кинулся к Ральфу:

— Король покидает Лондон! Если выберемся из города до полудня, возможно, успеем его догнать. Если же нет, обратимся к нему с просьбой в Элтоне, — решительно сказал он.

— Но пути и тропы возле Элтона опасны, — предупредил граф Солсбери. — Они полны разбойников и грабителей!

— Конечно же, я, бродяга и скиталец, наслышан о шайках, — ответил Рэндалл, — и понимаю, что они не тронут короля, но легко могут напасть на меня и сэра Ральфа. Хотя, соблюдая осторожность, мы сможем, думаю, избежать встречи с ними.

— Я никогда не отступал из страха перед разбойниками, — ровным голосом произнёс сэр Ральф.

— Друзья, должен вас предостеречь, — снова заговорил Солсбери, — что в лесах, лежащих вблизи Элтонских графств, разбойничает шайка, которой управляет некий аристократ. Ему принадлежат замок и огромные охотничьи владения, где он творит просто чудовищные вещи! Часто к нему приводят богатых пленников, захваченных в лесу, и он, применяя к тем изощрённые пытки, вынуждает их соглашаться на выкуп. Иногда, получив желаемое, он казнит пленников — рубит им головы, четвертует, вешает, сбрасывает со стены, — продолжал граф. — А тех, кому посчастливилось выйти из замка, он держит в таком страхе, что беднягам и в голову не приходит жаловаться королю. Рассказывают, что к одному, чересчур болтливому, этот садист — в отместку за то, что тот посмел пожаловаться, — подослал своих головорезов, и те спалили целую деревню! Имя сего знатного главаря шайки — барон Гилберт Мидлтон. Если бы король решил с ним расправиться, ему пришлось бы выслать к владениям сэра Гилберта целое войско! Но разве король захочет воевать с ним? Гораздо удобнее притвориться, что в поместье и лесах барона ничего не происходит.

— Я слышал о сэре Гилберте Мидлтоне и его шайках, — угрюмо произнёс Ральф. — Но мы попытаемся миновать его владения незамеченными.

— Я могу дать вам отряд моих людей, — предложил Солсбери.

— Не стоит, это, я уверен, лишь привлечёт внимание разбойников, — возразил Ральф. — Вдвоём с Рэндаллом нам удастся передвигаться по лесам куда бесшумнее.

Перекусив, Ральф де Монфор занялся дорожными сборами. К полудню рыцарь — без шлема и лат, но с мечом в ножнах и верхом на скакуне — в сопровождении своего жонглёра выехал из ворот дворца Солсбери. Проскакав через Лондон, всадники скрылись за воротами и двинулись в направлении тонущих в летнем зное лугов.

ГЛАВА 56

Приближаясь к владениям сэра Роберта Гисборна, лежавшим к северу от Спрингроузеза, Филипп Монтгомери стал встречать у обочины не только монахов и вагантов, но и крестьян из принадлежавшей барону бедной деревни. Иногда они шагали по двое или четверо, с мотыгами на плече, в плоских головных уборах и кугелях, из-под которых мерцали их настороженные глаза. Лица у большинства из них были угрюмые, ожесточённые и тёмные — от длительного пребывания под солнцем.

Наблюдая, как надменный дворянин в пёстром, сверкающем вышивкой котарди, с крупными перстнями на пальцах, цепью на шее и длинным мечом в украшенных аметистами ножнах ехал в окружении свиты к их деревне, крестьяне испытывали смутную тревогу. Среди них давно ходил слух, будто сэр Филипп, их могущественный богатый сосед, предоставивший Гисборну своих людей для подавления назревающего в деревне бунта, влюбился в леди Памелу. Поэтому появление в их краях зеленоглазого знатного аристократа тотчас вызвало всевозможные пересуды.

Рядом с сэром Филиппом скакали два молодых оруженосца и Хьюго Бэнкс.

Стояла июльская жара, ветер почти не касался деревьев и травы, отчего в воздух поднимались испарения, наполненные ароматами цветущих лугов. В знойной духоте жужжала мошкара. Птицы, спрятавшись в густой листве, заливались пением.

Позади деревни стоял серый, мрачный замок барона Гисборна, выстроенный ещё в эпоху короля Генри II. Издали его стены казались выше, чем были на самом деле, в башнях — с плоскими площадками вместо крыш — кое-где виднелись узкие оконца. Во время войны с Шотландией замку сильно досталось и от англичан, и от шотландцев, крыша главной башни с одной стороны давно прохудилась.

Через наполовину высохший ров, в котором плавали стаи гусей, перекидывался мост на ржавых подвесных цепях. Подъезжая к нему, Филипп велел оруженосцу громко протрубить в рог. С башни ответили таким же протяжным звуком.

Проехав по мосту, всадники через короткий каменный туннель в стене въехали во двор. Их встретили взволнованные голоса, шум, громкое хрюканье свиней и кудахтанье кур — всё свидетельствовало о поднявшейся суматохе. Причиной тому был внезапный визит могущественного соседа, коего следовало встретить достойно.

Спешившись, сэр Филипп бросил поводья подоспевшему конюху. Люди из его свиты последовали примеру хозяина. Из дверей выбежал немолодой человек и тотчас бросился навстречу прибывшим.

— Милорд граф! Милорд граф! Очень рад, что вы удостоили мой замок своим визитом! — вскричал он. — Прошу вас, проходите и распоряжайтесь, как если бы вы были здесь господином, а не гостем!

За Робертом Гисборном на каменное крыльцо замка вышли два его старших сына — рослые юноши с безразличными глазами и волосами цвета соломы. На обоих были простые куртки, забрызганные грязью сапоги, и внешне юноши почти не отличались от крестьян. С тоской во взоре они наблюдали, как их отец, подобострастно согнувшись перед приехавшим соседом, приглашал того в замок.

Подняв голову, сэр Филипп осмотрел круглые башни. В одной из них ему предстояло провести несколько последующих дней.

— Я наслышан, какую преданность вы проявили королю Ричарду во время восстания Уота Тайлера! Не удивляйтесь, милорд, сюда тоже добираются слухи из Лондона, — не замолкал сэр Гисборн.

— Неужели? Странно! — сказал Филипп.

Пройдя следом за Гисборном мимо двух юношей и не обратив на них никакого внимания, Монтгомери оказался в замке.

— Замок у меня бедный, я бы даже сказал — нищий, — жаловался Гисборн. — С трудом перебиваемся, даже крышу не на что залатать. У меня, милорд, огромные долги!

— Теперь ты сможешь не заботиться о них, шатильон, — ответил сэр Филипп.

— Но каким образом? Мои сыновья слишком тупы и ленивы, хотя могли бы стать рыцарями и служить королю!

Насмешливая улыбка тронула губы сэра Филиппа.

— Не волнуйся, шатильон, я не позволю тебя обирать, — произнёс он.

— Вы так благородны! — воскликнул Гисборн и, рухнув перед Филиппом на колени, сжал его руку. — Вы — мой заступник, милорд граф! Отныне я — ваш верный раб!

Граф внимал ему с чувством удовлетворения. Чтобы получить в жены леди Памелу, он мог пойти на любые подвиги, в том числе стать заступником её папаши перед алчными сборщиками податей.

Обстановка в замке и в отведённой графу комнате оказалась самой простой, почти как в доме обычного лондонского горожанина. Оруженосцев и Хьюго расположили внизу вместе со слугами Гисборна. Граф не возражал. Воюя во Франции, он часто проводил ночи в походных условиях — в захваченных замках, в шатрах или прямо под открытым небом, положив под голову плащ.

— Где твоя прекрасная дочь, шатильон? — осведомился он. — Ведь всем, надеюсь, понятно, что я прибыл в твой замок лишь из-за неё.

— Она уединилась где-то со своей служанкой, — ответил барон. — И если вы прогуляетесь по замку, то, возможно, встретите её. К тому же к обеду Памела всегда спускается в трапезную. Или прикажете послать за ней кого-нибудь?

— Нет. Предпочту встретить её сам. Но отчего она не появилась во дворе, когда я приехал?

— Должно быть, вела очередную занимательную беседу с Тесой, — ответил Гисборн и заметил, что гость помрачнел. — Вы огорчены?

— Отнюдь, — сказал Филипп и подозвал Хьюго. Приказав слуге разобрать привезённую поклажу, он извлёк увесистый кошелек и сунул барону.

— Это тебе на первое время. Залатай крышу, приведи в порядок замок.

Поймав руку сэра Филиппа, Гисборн вновь прижался к ней губами. Когда он выходил от своего гостя, его била дрожь. То, что сэр Филипп приехал из-за его дочери, льстило провинциальному феодалу, погрязшему в разбирательствах с крестьянами и нищете. Его сыновья Томас и Генри не могли служить королю в силу тупости и медленно превращались в простолюдинов, но дочь, которую он взял однажды ко двору, неожиданно влюбила в себя очень влиятельного и знатного рыцаря, и Гисборн надеялся, что Филипп Монтгомери попросит её руки. Одно удручало барона — он не знал отношения к тому дочери, а её отказ мог оскорбить рыцаря.

— Ну, я сумею убедить её согласиться, — бормотал Гисборн. — Лишь брак с милордом графом, столь к нам благосклонным, способен возвратить мне и её братьям утраченное достоинство. — И феодал заторопился к своему камердинеру, чтобы распорядиться насчёт обеда.

ГЛАВА 57

Оставшись наедине с Хьюго Бэнксом, сэр Филипп сменил обувь и переоделся.

— Я должен увидеться с моей леди, и немедленно, — сказал он. — Идём, поищем её в мрачных коридорах этого свинарника.

Осклабившись сравнению, Хьюго послушно пошёл за господином. Слуга видел, что любовь полностью овладела графом: никогда ранее он не замечал за Филиппом столь безумного влечения.

— Не хотел бы я оказаться вашим соперником, — осторожно произнёс он.

— Ты полагаешь, у меня есть соперник? — осведомился, не оборачиваясь, сэр Филипп, шагая по длинному тёмному коридору.

— Сейчас — вряд ли. Но если Памела начнёт появляться при дворе, количество их, думаю, будет исчисляться сотнями.

Изредка навстречу сэру Филиппу из тёмных ниш и закоулков выныривали слуги. С любопытством и неподдельным страхом они взирали на господина, прибывшего в замок, как вокруг судачили, ради прекрасной дочки барона Гисборна.

— Сотни для меня ничего не значат. Хуже, если её помыслами завладеет кто-то единственный, — сказал сэр Филипп. — Этого я не потерплю!

— Что вы, милорд?! Кто же осмелится бросить вызов самому жестокому и богатому графу Англии? Кому же захочется стать вашим врагом? — ухмыльнулся Хьюго.

Они прошли по узкому проходу, между двумя рядами высоких каменных зубцов под открытым небом, в соседнюю башню. До их слуха донеслись громкие голоса и заразительный хохот. У окна, сидя на каменном подоконнике и прислонившись затылком к косяку, Памела щебетала о чём-то со своей служанкой. Заметив приближение гостей, девушка повернулась к ним.

— Вы решили удовлетворить любопытство, милорд, и позлорадствовать, глядя, в какой нищете прозябают те, кому вы недавно предоставляли отряд для усмирения мятежников? — спросила она с издёвкой.

Немного удивлённый её дерзостью, сэр Филипп не растерялся:

— А вы не подумали, что я приехал ради вас, Памела?

— Ради меня? — переспросила девушка.

— Да, — ответил рыцарь и жестом приказал обоим слугам оставить их.

Хьюго и Теса были вынуждены удалиться.

— Вас привёл в недоумение мой приезд, миледи? — молвил Филипп.

Памела вздохнула и перевела взгляд на простиравшиеся позади башни зелёные просторы.

— Можно сказать и так, граф.

— Отчего же? Разве вы не были благосклонны ко мне в саду Вестминстера, моя милая Памела?

Девушка стушевалась.

— Вы очень красивы, миледи, — добавил он, пожирая её глазами.

— Сколько вы намерены пробыть в замке моего отца? — смущённо спросила Памела.

— Около недели. Потом отправлюсь в Эссекс, там будут казнить главаря мятежников Джона Болла, — ответил Филипп.

— Знаю, что вы не раз оказывали королю услуги, — сказала Памела. — Говорят, это вы спровоцировали Уота Тайлера на драку со стражниками.

— Вы меня осуждаете? — спросил сэр Филипп. — Но именно благодаря моим услугам король благосклонен ко мне. Возвратившись из Эссекса, я вновь поеду ко двору, куда приглашу и вас, леди.

— Я могу отказаться.

— Вряд ли, учитывая то положение, в которое попал ваш отец. Он считает себя моим должником, а я в качестве уплаты долга попрошу вашей руки, — заявил Монтгомери.

— Значит, вы здесь, чтоб требовать у отца согласия на мой брак с вами? — изумилась Памела.

— Да, потому что полюбил вас с первой же нашей встречи и не в силах был забыть, даже сражаясь с врагами короля, — проговорил Филипп с не свойственной ему кротостью. — Не бойтесь меня. Я известен тем, что надменен и безжалостен, но вы не должны меня бояться.

— Вы любите меня?! — воскликнула Памела. — Увы, но после того, как мы встретились в саду, я слышала о вас только скверное. И отец не согласится отдать меня за вас!

— Почему же? Я ваш богатый сосед, мои владения к югу от ваших! — удивился Филипп. К нему вернулось его обычное высокомерие.

Памела дерзко вскинула голову:

— Даже не думайте, что я выйду за вас, милорд!

— Поверьте, Памела, я сумею доказать вам свою любовь. И убеждён, что вы тоже полюбите меня, — ответил сэр Филипп.

— Я нисколько не сомневаюсь в ваших чувствах, милорд, — ответила девушка. — Но вряд ли вам стоит рассчитывать на взаимность.

— У вас уже есть возлюбленный? О, если это так, я заставлю вас отступиться от него, — проговорил сэр Филипп.

В ответ Памела только пожала плечами. У неё не было возлюбленного, просто она уже презирала Филиппа за его высокомерие.

— Я не пойду за вас, сэр, — повторила она и удалилась.

Испытывая страсть и вожделение к леди Памеле, Филипп впервые почувствовал любовную тоску. Но он не собирался мириться с поражением. Для себя он давно уже решил, что непременно добьётся своего: если не любви, так руки Памелы.

Возникший в коридоре Хьюго Бэнкс поинтересовался, как девушка восприняла признание в любви.

— Не стоит сейчас об этом говорить, — отмахнулся Монтгомери. — После ужина я потребую у Гисборна её в жёны. Он не посмеет мне отказать, хоть его дочь и придерживается другого мнения.

В трапезной уже накрывали длинный деревянный стол. За узкими оконцами разливался закат, и яркие полосы сияния падали на мрачные стены. В зале уже толпились слуги Гисборна, в их числе были конюхи и капеллан. На скамейках, окружавших стол, каждый из них имел своё место. Гисборн обычно сидел во главе стола, но в тот вечер перебрался в кресло, стоящее по правую руку от него. Сыновья устроились неподалёку. Рядом оказалась Памела, а чуть далее — её служанка. Кресло владельца замка занял Филипп.

Ужин состоял из свинины, запечённой на вертеле, хлеба, лепёшек и эля. По завершении трапезы Филипп выказал желание удалиться в опочивальню и пригласил Гисборна следовать за собой. Уходя из зала, барон уловил тревогу во взгляде дочери и невесело усмехнулся. Он понял, что Памела догадалась, о чём с ним будет говорить Монтгомери.

— Неужели вам не нравится сэр Филипп? — спросила у госпожи Теса. — Он такой красивый и благородный!

— Он насмехается над моим отцом и не скрывает своего презрения, — сказала Памела. — К тому же я слышала от заезжих рыцарей о его беспощадности. В любом случае я бы не хотела иметь такого мужа!

— Он приехал как раз для того, чтобы просить вашей руки, — молвила служанка.

Между тем, оказавшись в опочивальне, Монтгомери обернулся к Гисборну:

— Закройте за собою дверь, гостеприимный пахарь. Я намерен говорить с вами наедине.

Оставив за порогом Хьюго, Гисборн покорно выполнил приказ гостя. Стоя пред сэром Филиппом, высокомерным и изящным, провинциальный феодал испытывал робость и смущение.

С минуту Филипп разглядывал его.

— Вы, вероятно, уже не раз думали, что я для вашей дочери — вполне достойный супруг? — произнёс граф. — Не стану скрывать, я люблю её. Я схожу с ума с тех пор, как встретил её в саду у Вестминстерского дворца. Вы удовлетворены, конечно?

— Да, милорд, — прошептал Гисборн. — Для меня — огромная честь, если вы женитесь на Памеле.

— И вы осведомлены о моей репутации?

— Я знаю о ваших подвигах, пусть и не таких доблестных, как у Чёрного принца.

— Вот что, пастух со шпорами, — сказал Филипп, — ты должен объяснить дочери, что её отказ повиноваться воле отца превратит вас в нищих. Дело в том, что я имел неосмотрительную глупость уже признаться ей в любви, но она не услышала меня и легкомысленно отказала в своей благосклонности.

— Я расскажу ей, как обстоят дела, милорд, и она перестанет упорствовать, — заверил Гисборн.

— Я проведу в вашем замке неделю, — предупредил сэр Филипп. — Потом поеду в Эссекс, а оттуда — ко двору короля.

— За неделю моя дочь обязательно изменит своё мнение и согласится стать вашей женой, — твёрдо пообещал Гисборн.

ГЛАВА 58

В последующие дни Гисборн размышлял, как уговорить дочь выйти за Филиппа Монтгомери. Наблюдая, как Памела гуляет с Тесой по стене замка или скачет на лошади по окрестным просторам, Гисборн страдал. Однажды он всё-таки решился выложить ей истину. Предложив дочери пройтись немного по дворику замка, чтобы никто из слуг не стал свидетелем их беседы, барон наконец проговорил:

— Я очень беден, Памела. Твои братья превращаются в вилланов, замок ветшает, а граф Монтгомери очень благоволит к нам. И ты знаешь причину его великодушия.

— Ты хочешь убедить меня стать женой графа Монтгомери, отец? — осведомилась девушка насмешливо.

— Сэр Филипп — наш сосед, могущественный сосед. Возможно, он презирает меня и моих сыновей, но он решил взять тебя в жёны, невзирая на нашу нищету. И я — его должник, так как он предоставил мне отряд своих стражников для усмирения недавнего мятежа в деревне. Я благодарен ему и пообещал уговорить тебя согласиться стать его женой.

— Ты боишься его, — догадалась Памела. — Словно грязный простолюдин, ты раболепствуешь перед ним!

— Да. Это так. Но что поделаешь, если у него огромная власть? — вздохнул Гисборн. — Своим отказом ты оскорбишь его, Памела. Да и когда ещё представится тебе шанс выйти за рыцаря, равного по происхождению сэру Филиппу Монтгомери?

Девушка улыбнулась и кивнула. Ветер слегка касался её распущенных белокурых волос. Облегающее хрупкую фигуру платье книзу расширялось плавными складками. Одежда Памелы была лишь немногим изысканнее крестьянской.

— Хорошо, отец. Я согласна на брак с сэром Филиппом.

— О, милая моя Памела! Благодарю тебя! Ты спасла нас! — воскликнул Гисборн и обнял дочь.

Из окна башни, выходящего во двор, сэр Филипп видел всё, что происходило между Гисборном и Памелой. Он не мог слышать их разговор, но предполагал, что беседовали они о возможном заключении брака. Заметив, что Гисборн обнимает и явно благодарит дочь за что-то, он понял: бедному феодалу удалось-таки добиться её согласия! Презрительная усмешка скользнула по его бледному лицу. Монтгомери и не сомневался, что Гисборну, трепетавшему перед ним, удастся уговорить дочь. В тот миг он даже предположить не мог, сколь туго вскоре переплетутся их судьбы — его, Памелы и менестреля.

— Когда ты известишь Филиппа о моём согласии? — спросила у отца Памела.

— О, ты должна сказать ему об этом сама! — возразил Гисборн. — Потому что своим недавним отказом ты весьма огорчила графа.

Пребывая в замке Гисборна уже восемь дней, Филипп на следующее утро намеревался отбыть в Эссекс, куда из Элтона вот-вот должен был прибыть король. После беседы Гисборна с дочерью он решил ещё раз спросить Памелу, согласна ли она стать его женой. Он наблюдал за ней до самого вечера: то как она гуляла с Тесой по стене замка, то как молчала за ужином, стараясь не смотреть на него.

При выходе из трапезной граф остановил её, взяв нежно, но крепко за руку:

— Памела, позволь спросить тебя, о чём ты беседовала нынче утром с отцом?

— Вы наблюдали за мной? — спросила девушка. — В таком случае вы и сами наверняка обо всём догадались.

— Нет, Памела, потому и спрашиваю, — возразил Филипп. — Полагаю, ты сообщишь мне о принятом решении?

— Вы правы, милорд, — сказала Памела. — И ради моего отца и того заступничества, которое вы ему оказываете, я принимаю вашу любовь.

— Я вполне удовлетворён твоим ответом, — улыбнулся Филипп, отпустив руку возлюбленной. — Но, признаться, рассчитывал на большее. Ну да ладно! В конце концов не так уж много браков среди вельмож заключается по любви. Завтра утром я покидаю этот огромный каменный хлев, чтобы присутствовать на важной казни главаря мятежников. После этого поеду ко двору, в Вестминстер.

Подняв голову, Памела посмотрела в огромные глаза Филиппа. В них она увидела разочарование, досаду и еле сдерживаемую ярость. Она радовалась его отъезду из замка, но старалась скрыть неуместное чувство.

— Не буду препятствовать, милорд, — произнесла она кротко.

Горько усмехнувшись её словам, более жестоким, чем мог ожидать влюбленный, Монтгомери поклонился и отправился в опочивальню.

Собирая поклажу при свете мерцающего очага, Хьюго сразу понял, что произошло между его господином и дочкой Гисборна. Упав в кресло, сэр Филипп рассеянно уставился в окно, не задвинутое ещё на ночь ставней.

— Вы обсуждали с девицей предстоящую женитьбу? Она согласна, милорд? — осторожно осведомился Хьюго.

— Да. Она была вынуждена согласиться, потому что её отец, как ты знаешь, погряз в долгах, — ответил Филипп.

— И вы пользуетесь своей силой...

— А ты бы на моём месте не воспользовался? Гисборн и его сыновья — просто жалкие пахари, в которых течёт благородная кровь. Они ничего из себя не представляют. Грязные крестьяне! Только и всего.

— Но всё-таки вы хотите жениться на дочери Гисборна, — заметил Хьюго Бэнкс.

— Странно, но ни одна из тех женщин, что я встречал до неё, не разжигала во мне такой страсти, — произнёс Филипп с недоумением.

На восходе он со своими оруженосцами и слугой оставил серую громадину замка барона Гисборна, чувствуя некоторое удовлетворение от того, что принудил-таки разорившегося аристократа отдать за него свою дочь.

ГЛАВА 59

Следуя через графства и владения провинциальных феодалов, Рэндалл и сэр Ральф ещё не догадывались о том, что король уже выехал из Элтона. Его величество покинул дворец как раз в тот день, когда перед путешественниками раскинулось зелёное, шумящее листвой море лесов, принадлежащих сэру Гилберту Мидлтону.

Купив в соседней деревне хлеб, лепёшки и сыр и оставив лошадей, Рэндалл и его друг вошли в пределы леса. Вокруг было пустынно, птицы уже устраивались на ночлег, крестьяне и монахи в столь поздний час предпочитали сидеть за кружкой эля.

Рэндалл и сэр Ральф решили идти через лес Гилберта Мидлтона не по широкой дороге, где шайки разбойников часто устраивали засады, а по вьющейся сквозь чащу тропе. Рэндалл хорошо знал путь ко дворцу Элтон и не единожды уже ходил по лесу Мидлтона. Он шагал впереди, раздвигая упругие ветки руками. Сзади шел сэр Ральф, насторожённо вглядываясь в сумрак. Ему тоже доводилось бывать в Элтоне, но он всегда ездил туда в свите короля по главной, наезженной дороге.

— Устроимся на ночлег в овраге и подождём восхода, — предложил Рэндалл. — Здесь лучше не разводить огня, чтобы не обнаружить своё присутствие.

— В темноте тебе трудно определить правильное направление? — спросил сэр Ральф.

— Да, боюсь, что не сумею его найти, — сказал Рэндалл.

Бросив заплечный мешок на землю, Рэндалл сел на могучий корень огромного бука. Ральф опустился на соседний.

— Ты уверен, что люди Гилберта Мидлтона нас не заметят?

— Ночью — вряд ли, — беспечно проговорил Рэндалл. — У обочины густые заросли крапивы и высокие деревья. Они обнаружат нас, если только мы запалим факелы.

— Скажи, Рэндалл, ты поедешь со мной во Францию, если мне захочется провести старость подле моей леди? — спросил вдруг Ральф.

— Конечно, друг мой. Я буду сопровождать тебя всюду, где ты захочешь. Но прежде ты должен выяснить у леди Джудит, питает ли и она к тебе нежные чувства.

И вдруг они услыхали приглушённый гул голосов, отдалённый хохот и шумные шаги.

Затаив дыхание, друзья наблюдали, как невдалеке от их укрытия появилась группа людей в зелёных плащах, кольчугах и панцирях. Кое-кто из них держал в руках алебарды, другие — луки и арбалеты, и у всех на бёдрах болтались короткие мечи.

— Разбойники, — шепнул сэр Ральф. — Видимо, направляются в замок Гилберта Мидлтона.

Лихие люди скрылись в лесу.

— Жаль, что ты не умеешь драться на мечах, — произнёс сэр Ральф.

— Но у меня есть кинжал, — возразил Рэндалл. — Поверь, он меня нередко выручал.

Однако сэр Ральф всё равно был озабочен и встревожен. В течение нескольких часов, пока не забрезжил восход, он вслушивался в шорохи леса.

— Я пойду вперёд, а ты оставайся здесь, Рэндалл, и жди моего возвращения, — проговорил он, обнажая длинный меч.

— Ты что задумал? — удивился Рэндалл.

— Делай, что я велел! — воскликнул сэр Ральф. — Взяв тебя с собой, я не могу допустить, чтобы мы пострадали.

— О, вот оно что! Ты боишься, что я не сумею дать отпор разбойникам! Знай же: до того, как мы встретились, я без боязни бродил по здешним лесам.

— Прошу тебя, Рэндалл, — неожиданно ласково произнёс сэр Ральф. — Останься в укрытии. Я проведу лёгкую разведку, нет ли здесь следов разбойников, а потом вернусь, и ты поведёшь меня далее.

Искренняя тревога в голосе друга вынудила Рэндалла согласиться.

— Хорошо, сэр, — ответил он. — Кто я такой, чтобы тебе указывать?

Ничего не ответив, сэр Ральф двинулся вдоль обочины через густой подлесок. Когда он исчез из вида, Рэндалл достал из заплечного мешка хлеб и сыр, чтобы позавтракать. Солнце уже начало сиять, проникая сквозь ветви раскидистых деревьев в вышине. Внезапно в сердце закралась тревога.

— Что. если Ральф заблудился? — пробормотал менестрель. Внимая звукам леса, он решительно поднялся, взял поклажу и зашагал вдоль обочины. Становилось жарко. К полудню зной усилился. По следам, оставленным сэром Ральфом, Рэндалл продирался через густой подлесок. Внезапно он обнаружил сломанные кусты и капли крови. Многочисленные следы спускались к дороге и терялись среди травы.

«Это может быть кровь разбойников. Возможно, Ральф ранил кого-то из них», — подумал Рэндалл, от волнения ему стало трудно дышать. Он понял, что его друг столкнулся с шайкой разбойников и что между ними произошла драка. «Видимо, люди, что бродили ночью поблизости, встретили его и захватили в плен», — решил он. Несколько минут Рэндалл, погружённый в тревожные мысли, стоял у обочины. Дорога вела к замку сэра Мидлтона. Менестрель осторожно пошёл по ней.

От раскидистых кустов поднимались влажные испарения. В оврагах залёг сумрак, туда почти не проникали солнечные лучи.

Следуя в сторону замка Мидлтона, Рэндалл прекрасно осознавал, что ему необходимо выручить друга, хотя затея была почти безрассудной. Приближаясь к видневшимся за раскидистыми кронами серым стенам и башням замка Мидлтона, он, конечно, испытывал опасение и колебания, которые невольно закрались в его душу. Но Рэндалл заставил себя отбросить мысли о творимых бароном чудовищных злодеяниях и продолжал шагать к громадине замка. Прежде чем подойти к воротам, молодой человек спрятал поклажу за колодой. Потом порылся в заплечном мешке, извлёк оттуда плащ с бубенцами, который носил когда-то при дворе Джона Гонта, и набросил его на узкие плечи. Затем, взяв свёрток с кинжалами и повесив впереди лютню, пошёл к замку, стараясь держаться как можно более беспечней и непринуждённей.

ГЛАВА 60

Появление возле крепости бродячего менестреля было немедленно замечено стражей. Позвякивая бубенцами и перебирая струны лютни, Рэндалл приблизился к воротам. Замок не был окружён рвом, но к нему вплотную подступал густой лес, что затрудняло возможное нападение врага. Построенный ещё при первых Плантагенетах, он казался мрачным нагромождением башен и построек с бойницами и узкими, кое-где прорубленными окнами.

— Что забыл менестрель в здешних краях?! — захохотал один из стражников со сторожевой башни.

— Я брожу от замка к замку и развлекаю знатных особ, — ответил Рэндалл. — И если стража будет ко мне столь милостива, что откроет ворота, я доставлю удовольствие и здешнему сиятельному хозяину.

— Наш лорд и без тебя вполне доволен: нынче к нему доставили гостя, который должен будет заплатить за дерзость следовать через его леса! — воскликнул стражник. — Но твои песни, пожалуй, развлекут хозяина за трапезой.

Отдав распоряжения, стражник позволил впустить Рэндалла во двор.

— Иди за мной, — приказал ему хромой слуга, встретивший его — Сейчас лорд не может тебя принять, потому что беседует со своим пленником. Жди.

Люди сэра Гилберта взирали на Рэндалла хмуро и неприветливо. Их удивляло, что бродяга-менестрель имел наглость вторгнуться во владения могущественного и знатного разбойника.

— Скажи, что за пленник у твоего господина? — спросил Рэндалл своего провожатого.

— Не слишком ли ты любопытен, музыкант? Тебе достаточно знать, что гость сэра Гилберта должен просто внести определённую плату, которую барон берет со всех, кто вторгается в его владения.

— А если у гостя нет денег?

— Наше дело маленькое — лорды сами разберутся, — фыркнул слуга, и больше Рэндалл не смог вытянуть из него ни слова.

Через полчаса в замке раздался гул голосов, звон оружия, послышались громкие шаги. В дверях появились стражники, ведущие Ральфа де Монфора — со связанными запястьями, без меча и кинжала. Проходя мимо Рэндалла, сидевшего на ступенях, сэр Ральф едва заметно кивнул ему. Рыцаря увели в сторону донжона, служившего темницей.

Отвернувшись, Рэндалл притворился, будто не знаком с пленником. Хромой слуга насмешливо наблюдал за ним.

— Теперь я могу отвести тебя в трапезную сэра Гилберта.

Рэндалл шёл за слугой вглубь замка, огромного, мрачного строения, где гуляли сквозняки и куда солнечный свет едва проникал с улицы.

— Ты носишь с собой кинжалы? — спросил хромой слуга, заметив, что Рэндалл на ходу разворачивает свёрток с кинжалами.

— Разве сэр Гилберт — король Англии? — отозвался поэт.

— При чём тут король Англии?

— В его присутствии, как известно, нельзя обнажать оружие.

— Нет. Сэр Гилберт не король.

— В таком случае я войду в трапезную со своим оружием.

— Ты очень дерзок, менестрель! Остерегись, ты — в замке могущественного лорда.

— Я не делал этого даже в замке герцога Ланкастера. Так почему же перед провинциальным бароном я должен быть кроток?

Придержав поэта за локоть, хромой слуга глухо проговорил:

— В отличие от герцога Ланкастера сэр Гилберт — разбойник. Помни об этом, когда вздумаешь ему дерзить.

Трапезная занимала длинный зал на первом этаже. Вдоль ее тёмных стен висели гобелены и оружие. В дальнем конце потрескивал разведённый очаг. Через несколько узких небольших оконцев в толще плотных стен проникал свет заходящего солнца.

За столом, уставленным блюдами и кувшинами, сидели сэр Гилберт и члены его шайки. Виночерпий и слуги время от времени наполняли кубки и подавали еду. По залу бродили собаки барона, ожидая от сидящих подачек.

Сэр Гилберт был человеком средних лет, рослым, с рыжими кудрями, спадавшими на широкие плечи. Его воспалённое лицо свидетельствовало о чрезмерной любви к выпивке, но глаза при этом смотрели внимательно и настороженно. Одетый в кольчугу поверх куртки и плащ, на мощной шее он носил тяжёлую цепь, пальцы рук сияли перстнями. На столе перед бароном лежала запечённая целиком туша вепря, подстреленного в лесу.

Остановившись в нескольких шагах от кресла сэра Гилберта, Рэндалл поклонился.

— Приветствую вас, лорд Мидлтон! Я, Рэндалл Блистательный, много слышал о вас и рад, что выступаю перед таким могущественным господином! — сказал он с улыбкой.

— Да, да! Могущество и власть мои известны далеко за пределами края, — довольно хмыкнул сэр Гилберт. — Тебе доводилось бывать при дворах герцогов и принцев?

— Разумеется, милорд.

— И, конечно, там тоже слышали о моем могуществе?

— О, да! Вы заставляете герцогов и принцев считаться с собой.

Сэр Гилберт приказал Рэндаллу приблизиться.

— У него кинжалы, сэр! — вмешался хромой слуга, увидев, как Рэндалл, повесив лютню за спину, взял в руки кинжалы. Со всех сторон на менестреля устремились напряжённые взоры, многие из приспешников Гилберта обнажили мечи.

— Для чего они тебе? — ровным голосом осведомился сэр Гилберт.

— Чтобы развлечь вас, сэр, — сказал Рэндалл и, прежде чем его успели разоружить, принялся жонглировать кинжалами. Блеск очага мерцал на их острых лезвиях. Все, кто присутствовали в трапезной, затаив дыхание следили за движениями менестреля. Закончив, он поймал кинжалы, вновь поклонился и убрал их в свёрток.

— Прекрасно! — вскричал сэр Гилберт, хохоча, его друзья громко зааплодировали.

— Я удивил вас? — спросил Рэндалл.

— Да, бродяга. Но я жду, что ты покажешь мне ещё что-нибудь!

Рэндалл с услужливой улыбкой склонился перед главарём шайки. Зная власть своих стихов и песен над любыми слушателями, включая знатных особ, он был уверен, что сумеет покорить и могущественного барона Мидлтона.

ГЛАВА 61

Повинуясь приказу владельца замка, менестрель по крутым ступенькам взобрался на нависавшую над залом балюстраду. Несколько секунд он глядел на утопавший в сумраке, и сиянии очага зал, вспомнив, что ещё недавно служил герцогам Глостеру и Джону Гонту.

Сотрапезники сэра Гилберта Мидлтона, уже изрядно пьяные, громко требовали музыки и песен. Пальцы поэта тронули струны лютни, и полившаяся мелодия эхом отдалась под сводами трапезной, заставив хмельную братию за столом замолчать. Уже давно они не слыхали ничего подобного, а Рэндалл обладал к тому же превосходными слухом и голосом.

Начав выступление с песни, возвеличивающей плотскую любовь к женщине, он заставил присутствующих трепетать от восторга. Далее Рэндалл перешел к другой, сочинённой норманнским менестрелем, в которой воспевалась храбрость воина. Потом настала пора песен Рамбута Оранского[5], которые очень нравились сэру Гилберту, а в завершение Рэндалл исполнил ту, которую сочинил сэр Ральф де Монфор, вдохновлённый любовью к леди Джудит.

— Кто тот менестрель, что создал исполненную тобой сейчас песню? — спросил Гилберт.

В ответ раздался смех. Довольно бесцеремонно Рэндалл облокотился о балюстраду и насмешливо уставился на сэра Гилберта. Подобная дерзость могла бы спровоцировать барона вышвырнуть наглеца из замка, если б не тот восторг, в который привело его выступление Рэндалла.

— Я сообщу вам его имя, сэр, но лишь после того, как узнаю, какую награду вы мне предложите. Я ведь существую на подаяния великодушных господ, — молвил он лукаво.

— Кубок вина или кружка эля — достойная для тебя награда? — осведомился сэр Гилберт. — Ты так понравился мне, что я готов усадить тебя за свой стол. Или, может, ты хочешь денег? Сколько шиллингов тебя устроит?

— Нет, сэр, — возразил Рэндалл. — Я выступал перед самим Джоном Гонтом и познал щедрость лордов.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Чтобы ты позволил мне отбыть из замка вместе с твоим пленником, которого я видел во дворе.

— С пленным рыцарем? — воскликнул сэр Гилберт. — Ты сошёл с ума, бродяга! За него я получу выкуп!

— Выкуп, по стоимости равный тем деньгам, что я мог бы попросить у вас в качестве награды, — ответил Рэндалл. — Разве вы не желаете возвыситься в глазах своих людей? Увидев, сколь щедры вы с менестрелем, они начнут обирать путешественников в два раза усерднее. Они будут обожать вас, милорд!

Возмущение захлестнуло сэра Гилберта, придав его лицу ужасное выражение. Но, заметив, как развеселились его приятели, он сдержался.

— Ты развлёк меня и моих гостей, как никто! — прохрипел он. — Должен признать, ты говоришь верные вещи, хотя твой язык слишком остёр. И, как гостеприимный и щедрый хозяин, я выполню твою просьбу. Так и быть, я отдам тебе сэра, которого ты просишь, но с одним условием. Признайся, ты пришёл в мой замок из-за него?

— Да, сэр Мидлтон, — признался Рэндалл, решив быть искренним. — Я друг и жонглёр этого дворянина, и песня, имени создателя которой я не упомянул, принадлежит ему, сэру Ральфу де Монфору.

Отвага бродячего менестреля, не побоявшегося появиться там, куда робели наведываться даже знатные дворяне и вооружённые отряды, заставила барона испытать восхищение.

— Я преклоняюсь перед людской отвагой, Рэндалл, — сказал он. — Своим выступлением и своей искренностью ты уже внёс выкуп за сэра Ральфа де Монфора. И я с удовольствием освобожу его! — И, кликнув стражников, барон распорядился привести в трапезную пленника.

Через несколько минут в зал вошли несколько стражников, ведя за собой сэра Ральфа. Пленник показался Рэндаллу утомлённым. Подняв голову, он заметил менестреля, стоявшего на балюстраде, и громко вздохнул. Ральф решил, что его привели в трапезную из-за какого-то проступка Рэндалла, и теперь им обоим грозит казнь.

— Я знаю, кто ты, — заговорил сэр Гилберт. — Менестрель сказал нам, что тебя величают сэром Ральфом де Монфором, а он служит в твоей свите жонглёром.

— Он не солгал. Я действительно сэр Ральф де Монфор, рыцарь его величества. И я взял Рэндалла на службу, потому что у него огромный талант, — глухо отозвался сэр Ральф.

— Да, я и мои друзья уже убедились в этом, — хмыкнул Гилберт. — И одновременно — в его отваге. Он пришёл в мой замок и в качестве награды за выступление потребовал для тебя свободы!

Пошевелив туго стянутыми руками, сэр Ральф поморщился — от верёвок его запястья ныли.

— Как ты поступишь, Мидлтон? — спросил он. — Откажешь Рэндаллу?

— Ты, верно, забыл, что я благородный дворянин, — угрожающе проговорил сэр Гилберт. — Да, я не гнушаюсь воровством и убийствами, у меня в замке прячутся разбойники, которым я предоставил укрытие, но я — дворянин! И я восхищаюсь храбростью твоего жонглёра. Рэндалл, приблизься!

Спустившись с балюстрады, поэт подошёл к креслу во главе стола, где сидел сэр Гилберт.

— Как ты и просил, я передаю тебе в качестве награды этого пленника. Делай с ним что хочешь! Ха-ха! Можешь даже потребовать за него выкуп! — весело проговорил сэр Гилберт. — И пусть все знают, что разбойничий замок Мидлтона гостеприимен к тем, кто является сюда по доброй воле.

— Благодарю вас, милорд Гилберт, — поклонился Рэндалл.

Феодал подставил ему для поцелуя руку, и молодому человеку пришлось прижаться к ней губами. Подозвав Ральфа, сэр Гилберт выхватил короткий меч из ножен и перерубил верёвки, стягивающие его запястья.

— Ты свободен, — объявил Гилберт. — Куда вы направлялись?

— В Элтон, — ответил сэр Ральф. — У меня есть просьба к королю Ричарду.

— До дворца короля добираться ещё двое суток, — заметил Мидлтон. — Я дам вам лошадей, и тогда мои люди точно убедятся, что я умею быть настолько же милостив, насколько и алчен.

Оставив друзей пировать в трапезной, он велел Рэндаллу и сэру Ральфу следовать за ним. По пути он давал распоряжения слугам, и те опрометью бежали исполнять приказ — седлать коней и собирать для путников еду и выпивку.

На улице уже темнело, зной спал, и стало прохладно. В сиянии горящих факелов вилась мошкара. Навстречу сэру Гилберту из конюшни вывели двух боевых лошадей, взнузданных и готовых к скачке.

— Я не предполагал, что вы будете так щедры, — сказал Гилберту Ральф, вскочив в седло.

— Щедрость проявил бы ты, рыцарь, не окажись твоим другом Рэндалл, — ответил тот и похлопал лошадь Ральфа по холке.

Подошедший хромой слуга молча передал Ральфу его оружие, щит и заплечный мешок.

— Я бы предложил вам заночевать у меня в замке, но, думаю, вы не согласитесь, — произнёс сэр Гилберт.

— Да, сэр, мы спешим продолжить путь, — сказал Ральф и слегка пришпорил коня.

ГЛАВА 62

Оставив разбойничий замок позади, Рэндалл и сэр Ральф пустили лошадей иноходью и скакали так до того места, где поэт спрятал поклажу.

Спешившись, Рэндалл сунул руку за колоду, в заросли крапивы, и выволок мешок, набитый одеждой и едой. Стащив с себя плащ, украшенный бубенцами, он переоделся в изящное котарди.

Наблюдая за ним, сэр Ральф ласково улыбался.

— Я еще не поблагодарил тебя, Рэндалл, — сказал он. — Ты спас меня от пыток, выкупа и, возможно, меча.

— О, сэр Ральф, я всегда верен своим друзьям, — ответил Рэндалл.

— В твоих жилах течёт кровь короля. И тебе совсем необязательно было рисковать собой, чтобы освободить меня из плена. Но я так же, как этот главарь разбойников, восхищаюсь твоей отвагой.

— Поверь, за те годы, что я бродил по Англии, мне довелось побывать в замках и куда более страшных владельцев, чем сэр Гилберт. Но к музыке менестрелей все относятся одинаково, — сказал Рэндалл. — И я знаю, чем их можно развлечь и удивить. Милости разных господ я вкусил столь же, сколь и жестокости.

Вскочив на лошадь, он натянул узду и пустился по петлявшей тропинке, взбиравшейся по крутому склону холма. Заросли крапивы и кажущиеся сейчас чёрными стволы семисотлетних деревьев тонули в бледном сиянии звёзд, проглядывающих сквозь несущиеся по небу косматые серые тучи. Где-то звонко журчал неглубокий ручей, кричала какая-то птица.

— К утру достигнем опушки леса, — произнёс Рэндалл. — И заночуем. А к полудню, полагаю, будем у цели — у дворца короля.

Сэр Ральф не возражал. Он уже понял, что Рэндалл неплохо ориентируется в лесу. Всю ночь они ехали по лесной дороге, и лишь на восходе, когда небо начало бледнеть, а звёзды — меркнуть, путешественники заметили, что сквозь деревья стала видна равнина. Спустившись со склона, они оказались на окраине леса.

У обочины росла зрелая пшеница, а далеко внизу раскинулась деревня. Над крышами тёмных хижин уже поднимался дым — крестьяне готовили еду. За деревней возвышались стены замка.

Путники спешились и привязали лошадей к буку. В его раскидистой тени друзья могли провести несколько часов. Подложив под голову плащи, сэр Ральф и его жонглёр сразу же погрузились в сон.

Они спали больше, чем рассчитывали. Рэндалл пробудился от звонкого хохота. Открыв глаза, он увидел двух очаровательных крестьянок, которые стояли у дороги и смеялись, разглядывая спящих путников.

— Вы не слишком гневаетесь на нас, сэры, что мы вас разбудили?

— О нет, прекрасные леди! — ответил Рэндалл. — Более того, мы благодарны вам за это.

Девушки, польщённые словами Рэндалла, двинулись к деревне, а поэт, поднявшись, огляделся по сторонам.

Позади залитой солнцем деревни, полей и замка простирались леса. До Элтона путникам предстояло скакать целый день и, несомненно, загнать лошадей.

— Я волнуюсь за Джона Болла, — признался Ральф. — Вдруг король не уступит моим просьбам?

— Но Ричард благоволит к тебе! Неужели ради рыцаря, к коему питает расположение, король не заменит мятежнику казнь тюрьмой?

Ральф ничего не ответил, но сомнения продолжали одолевать его. После завтрака друзья вновь вскочили на лошадей и погнали, в объезд владений феодала, к лесу.

Целый день, превозмогая усталость, они натягивали узду, заставляя лошадей хрипеть, но из последних сил скакать через густой лес.

К ночи, окружённый густыми дебрями, впереди возник излюбленный дворец короля Ричарда. Уже темнело, когда его ворота стали различимы сквозь кусты и меж деревьев. Возле ворот был разбит прекрасный сад, где цвели розы. Светлые стены с рядами высоких стрельчатых окон стерегли стражники в кольчугах. Через ров на сторону Элтона вёл каменный мост, проскакав по которому, путники тотчас привлекли внимание стражи.

Где-то затрубил рог. Окна дворца озарялись изнутри факелами и горящими очагами, что навело Рэндалла и его друга на мысль, будто король ещё в Элтоне.

На подступах ко дворцу стражники преградили скачущим всадникам путь.

— Прочь! — вскричал Рэндалл, поднимая лошадь на дыбы. — Перед вами сэр Ральф де Монфор и его жонглёр! — Он задыхался от скачки, его глаза пылали.

— Простите, сэры, — возразил один из стражников, — но короля нет в Элтоне, и мы получили приказ никого не впускать во дворец. Здесь сейчас только лорд Глостер.

— Король во дворце! — настаивал сэр Ральф. — Молодой лорд Ланкастер говорил нам, что его кузен направляется в Элтон и намерен провести в нём несколько дней.

— Да, его величество действительно был в Элтоне день или два, — сказал второй стражник. — Но вчера утром король отбыл в Эссекс!

— Этого не может быть! — пробормотал сэр Ральф. Он закрыл глаза и перевёл дыхание.

— Ричард был в ярости, когда уезжал. И для вас, возможно, безопаснее встретиться с ним чуть позднее, — посоветовал первый стражник.

— Нет, — ответил сэр Ральф, — мы опоздали. И теперь вряд ли уже догоним короля по пути в Эссекс. Хотя, если постараться, мы встретимся с его величеством перед самой казнью. Скачем же, Рэндалл!

— Лошади не выдержат, — возразил Рэндалл.

— Пустим их иноходью, — предложил рыцарь.

Им предстояло странствие в Эссекс, полное очередных трудностей и тревог. Проведя остаток ночи в хижине виллана в какой-то бедной деревне, утром они вновь заставили лошадей во весь опор скакать к Эссексу.

Проезжая мимо лесов, замков и городов, они наконец приблизились к графству, ещё недавно охваченному мятежом.

ГЛАВА 63

С раннего утра, как только серые тучи нависли над стенами монастыря и в воздухе сгустился туман, отряд стражников окружил помост, на который вели семь ступенек.

К площади, где должна была состояться казнь одного из предводителей крестьянского восстания — бывшего монаха Джона Болла, — отовсюду сбегались любопытные. Стражникам пришлось даже перегородить путь к небольшой площади перед обителью, потому что та не могла вместить всех желающих.

Юноши влезали на остроконечные крыши башен и сидели там, рискуя сорваться. Монахи лениво толпились у ворот обители, пряча руки в рукавах грязных изношенных ряс. Женщины, отроки, состоятельные ремесленники и торговцы оживлённо обсуждали прибытие в Эссекс короля.

Ричард обманул их, он не выполнил ни одного из требований Уота Тайлера. По его приказу мятежников и их сообщников вешали тысячами в графствах Англии.

Король появился в окружении конницы, с трудом продвигавшейся по узким улочкам. Он подъехал к отведённым для знати местам и спешился. Сорок рыцарей, составлявших свиту, последовали его примеру. Среди них были сэр Филипп, Джон Гонт и Генри Ланкастер.

Опустившись в резное тяжёлое кресло с мощными подлокотниками, король принял непреклонный и холодный вид. Сэр Филипп сел от него по правую руку.

В толпе возникла небольшая сумятица — это к помосту сквозь плотные ряды пробирался огромный жирный человек в кольчуге и длинном плаще. Многие узнали в нём местного палача. Двое слуг тащили верёвку и остро отточенный громадный топор, похожий на алебарду. Толпа зашумела, предвкушая казнь. За палачом к помосту подошли несколько судей, главный из них — худой человек с внешностью хорька — держал свиток с обвинениями.

Все ждали появления пленника. А между тем Джон Болл, всю ночь простоявший в молитве у стены камеры, тоже слышал шум толпы.

— Только бы не закричать, — бормотал он, стоя на коленях на куче соломы. — Только бы не завопить от страха.

Накануне к нему хотели применить пытки и дыбу, но передумали, так как он не отрицал обвинений в участии в мятеже и подстрекательстве к восстанию. Он не сознавался лишь в том, что бросил вызов королю. Отец Болл продолжал считать себя верным королю, но жаждущим свободы для своего народа, который, увы, не решался теперь защитить своего предводителя из страха перед Ричардом.

Раскаяния отец Болл не испытывал, равно как и трепета. Его приговорили к четвертованию, и отец Болл выслушал решение судей хладнокровно. Месяцы, проведённые за пределами обители, научили его твёрдости.

За дверью раздались топот ног и звон оружия. Загремели затворы, и стражники с алебардами, в железных шлемах и кольчугах вошли в камеру.

Поднявшись с колен, отец Болл вскинул лицо.

— Я готов идти, — сказал он. Ни тени смятения не было в его очах.

Закованный в кандалы, отец Болл переступил порог тюрьмы. У ворот стояла телега, запряжённая лошадью, на которой обвиняемого должны были отвезти к месту казни.

Над мощёным тротуаром и между башнями клубился туман. Утро выдалось на редкость прохладным.

Пленника усадили на край телеги, возница щёлкнул поводьями, и лошадь медленно направилась к воротам.

На улочках, ведущих к площади, находившейся перед монастырём, толпились возбуждённые люди. Многие бросали на Джона Болла мрачные взгляды, словно обвиняя его в том, что после восстания их трудности ещё более усилились, а сборщики податей, рыскающие по графствам и творящие преступления, всё так же пользуются заступничеством короля.

Однако среди толпы были и сочувствующие Джону Боллу люди. В какой-то момент ему даже показалось, что он увидел кого-то из бывших сторонников.

Но Джон Болл отвёл от толпы взгляд и поднял глаза к черепичным крышам домов, проглядывающим сквозь туман...

Поднявшись на помост, он сразу увидел Ричарда. И всё то время, пока судья читал обвинение, Джон неотрывно смотрел на короля. Услышав приговор, он преклонил колена и, отвернувшись от палача, положил шею на колоду. Палач вскинул огромный топор.

Толпа издала вопль, и голова «неистового проповедника» скатилась с колоды.

ГЛАВА 64

Чем более приближался Эссекс, тем чаще на пути скачущих верхом Рэндалла и сэра Ральфа попадались висельники. У одного из странствующих монахов, что возвращался в свою обитель, сэр Ральф спросил, уехал ли король из Эссекса.

— Нет, — сказал монах. — Он гостит в доме шерифа.

К полудню всадники достигли местной обители, где братья поведали им о казни, совершённой недавно над «неистовым проповедником». На площади перед монастырём торчала насаженная на железный прут голова, в которой сэр Ральф тотчас узнал отца Болла.

— Когда казнили Джона Болла, любопытные сотнями рвались на площадь. — рассказывали монахи. — Король со своими людьми сидел поблизости. Голову мятежника выставили прямо на площади, а другие куски тела разослали в разные части Англии — в назидание, сколь страшно бросать вызов королю.

— Мы опоздали, Рэндалл! Мы опоздали! — твердил в отчаянии сэр Ральф. — Слишком поздно мы добрались до Эссекса!.. — Резко вскочив в седло, Ральф поскакал в обратную сторону. Рэндалл нагнал его на подступах к крестьянской дороге, лежащей через поля.

— Если бы я не попал в плен к сэру Гилберту, мы бы успели вырвать Джона из рук палачей, — процедил рыцарь сквозь крепко сжатые зубы.

— Нет, — возразил Рэндалл, — не вини себя, друг мой. Куда ты скачешь?

— В Лондон, — ответил сэр Ральф холодно.

Возвратившись из Эссекса, король остановился в Тауэре, где провёл остаток лета. Он испытывал торжество от того, что ему удалось подавить восстание, отказаться от всех своих обещаний, данных Уоту Тайлеру, и наказать предводителей восстания. До него доходили слухи, что один из его рыцарей — сэр Ральф де Монфор — искал встречи с ним и что он был-де знаком с Джоном Боллом, но Ричард не придавал им значения. Ведь король знал, что скитания по королевству нередко сводят друг с другом людей разных сословий.

ГЛАВА 65

Наступила зима, принеся в Англию холода и снегопады. В заснеженных хижинах, у жарко разведённых очагов вилланы всё чаще сожалели о летнем восстании. Теперь им приходилось рассчитывать лишь на милость своих баронов, но в замках их встречали весьма неохотно.

В Лондон потянулись толпы бродяг, закутанных в обноски и с трудом бредущих по снегу. Сопровождавший повозку леди Памелы Гисборн отряд стражников наводил на них ужас.

Впереди отряда в начищенных доспехах скакал граф Филипп Монтгомери. Добившись позволения взять в жёны Памелу, сэр Филипп уже несколько раз виделся с ней и её отцом при дворе Ричарда. Но потом наступили холода, дороги через лес замело, и путешествовать по ним из северного Йоркшира для бедного провинциального феодала и его дочери стало сложно. Погрязнув в долгах и нищете, Гисборн всё реже покидал замок, бесчисленные дела которого требовали его присутствия.

Однажды утром вилланы окрестных деревень заметили на дороге знатного всадника в доспехах, со свитой и двумя оруженосцами. В нём они безошибочно узнали сэра Филиппа Монтгомери.

Прибыв в замок, граф передал Гисборну очередной увесистый кошелёк с деньгами, а его дочери — предложение посетить Вестминстер, где знаменитый поэт Джозеф Плат должен был впервые читать очередное стихотворение.

Уже не робевшая перед ним, как прежде, Памела приняла предложение рыцаря и спустя пару дней вместе с ним отбыла из Йоркшира.

Чем ближе кавалькада продвигалась к Лондону и Вестминстеру, тем чаще всадникам встречались хмурые бродяги и мрачные вилланы. Памела, изредка приподнимавшая полог, ловила их недобрые взоры.

Спустя несколько дней кавалькада достигла Вестминстера. Предпочитая думать о замужестве с Филиппом как о деле решённом, Памела понимала, что за то время, что прошло с их встречи в саду, он и впрямь не раз доказал ей свою любовь.

Теперь она чаще, чем когда-либо, бывала при дворе короля. появляясь то в Элтоне, то в Вестминстере. И если раньше к ней относились как к безусловно красивой, но нищей дочке провинциального королевского вассала, то сейчас, стоило всем узнать о её предстоящем замужестве, при дворе Памелу тут же сочли одной из самых прекрасных женщин.

Кавалькада, возглавляемая Филиппом Монтгомери, проследовала по мосту во двор и остановилась. Спешившись, рыцарь подошёл к повозке своей возлюбленной, предложив ей галантно руку.

Их встретили глава стражников и камердинер Ричарда, которому и было поручено проводить Памелу в приготовленную для неё комнату.

Ей уделяли подчас даже больше внимания, чем принцессе Джоанне, поскольку она была возлюбленной преданного королю рыцаря.

— Много ли знатных вельмож прибыло в Вестминстер? — спросил Филипп.

— Да, милорд, — ответил камердинер, с заученным изяществом указывая путь по коридорам дворца. — Ведь уже завтра вечером Джозеф Плат будет впервые читать свою очередную поэму. Другие придворные заняли остальные комнаты дворца и даже дворцы своих друзей в городе. Здесь уже герцоги Ланкастер и Глостер, которые предвкушают выступление знаменитого поэта.

У высоких стрельчатых дверей комнаты Памелы камердинер расстался с девушкой и влюблённым в неё рыцарем.

Приоткрыв дверь, Филипп предложил Памеле войти. Небольшая комната имела широкое полукруглое окно, просторный подоконник и пёстрый пол. На резном столе стояли кувшин с вином и два кубка. Возле стола стояли кресла, а чуть далее — широкая кровать.

— Теса, — обратился Филипп к служанке, — твоя комната рядом, и если госпожа захочет воспользоваться твоими услугами, ей достаточно будет тебя позвать.

Девушка послушно удалилась.

Взяв один из кубков, Филипп сказал:

— Этот кубок принадлежал королеве Элеоноре. Ты знаешь, чем известна королева Элеонора?

— О, милорд, — ответила Памела, — она убила свою соперницу Розамунду Клиффорд.

— Пустые слухи, — Филипп повертел кубок и поставил на место. — Это Джозеф Плат распространяет их своей поэмой. На самом деле Розамунда ушла в монастырь, не выдержав соперничества с королевой. — Губы Филиппа тронула лёгкая усмешка. Повернувшись к Памеле, он взял её за подбородок и с волнением заглянул в глаза. — Но любовь бывает порой так сильна, что толкает нас на преступления, — прошептал он.

— До встречи со мной вас толкала на преступления тоже любовь? — насмешливо произнесла Памела.

— Есть вещи, как, например, верность своему монарху, — спокойно заговорил после паузы Монтгомери. — Я был беспощаден к врагам во имя короля и Англии. Проливая кровь мятежников, я также служил королю Ричарду. Я не отрицаю, что могу без сожаления расправиться со своими личными врагами, но тебя не должно это смущать. Я очень люблю тебя, но мне больно оттого, что ты меня презираешь.

— Сэр, вы насмехались над моими братьями и отцом, но одновременно вы щедры с ними, и они видят в вас заступника. И это унизительно, — девушка отвернулась.

Скинув плащ, Памела положила его на край сундука. Хрупкая, с узкими бёдрами и точёной талией, с густыми белокурыми волосами, собранными в тяжёлые косы, она вновь вызвала у сэра Филиппа бурю в душе: он страстно любил её, до сих пор не имея уверенности в ответных чувствах!

Он ещё ни разу не прикоснулся к ней, хотя располагал достаточной властью, и ни разу не поцеловал. Никогда ещё сэр Филипп Монтгомери не ощущал столь обжигающей любви к женщине!

— Через несколько месяцев она станет моей навсегда, — пробормотал он, покидая комнату возлюбленной.

Ночью он долго сидел возле окна.

— Вы охвачены любовью, милорд, — сочувственно произнёс Хьюго, готовя постель господину. — Всё будет хорошо, поверьте.

В тот момент никто из них не подозревал, что Рэндалл — бродяга, менестрель, придворный поэт и дядя короля Ричарда! — может стать самым серьёзным противником благородного графа.

Кинга 2 ЛЮБОВЬ РЭНДАЛЛА

ГЛАВА 1

В пасмурный день, когда тучи висели над высокими черепичными крышами и остроконечными башенками Лондона, из дворца Солсбери выехала кавалькада всадников. Одеяния с вычурной вышивкой не давали усомниться в их богатстве и знатном происхождении. По узким улочкам, вьющимся вдоль тесно стоящих домов, кавалькада направилась в сторону Вестминстера.

Первым скакал молодой человек, державшийся на лошади с изяществом рыцаря. Среди его спутников обитатели Лондона узнали графа Солсбери — юного племянника могущественного придворного, который благоволил к нищим и убогим, щедро раздавая милостыню. Замыкал кавалькаду блондин, по всем приметам приходившийся рыцарю и графу другом, а не слугой.

На мосту, по обыкновению, было много народа. Здесь толпились королевские кредиторы, купцы и торговцы, ожидающие, когда их примут при дворе. Стражники потеснили толпу, позволяя всадникам беспрепятственно проехать к высоким воротам.

— Джозеф Плат постоянно обретается при дворе, — сказал сэр Ральф Рэндаллу. — У него есть свой дом в Лондоне, но его более привлекают Элтон и Вестминстер.

— Неудивительно, — хмыкнул Рэндалл, — поближе к королю.

— Нынче ты сам убедишься в его способностях к поэзии, — заметил сэр Ральф.

Иноходью проследовав внутрь двора, всадники остановились. Вскинув голову и затаив дыхание от восторга, Рэндалл осмотрелся. Перед ним полукругом простирались стены Вестминстера с длинными стрельчатыми окнами, башнями, лестницами и украшенными декором карнизами и балконами. Чуть в отдалении разместились конюшни, постройки для слуг, кузницы и оружейные.

«Всем тут когда-то распоряжался мой отец, — думал Рэндалл. — Разве мог он предполагать, что я, рождённый во грехе, впервые появлюсь здесь как поэт и бродяга?! Но я сделаю всё, чтобы достигнуть достойного положения для себя — отпрыска короля и брата герцогов!»

Сдав лошадей слугам, Рэндалл и его друзья неторопливо шли по заснеженному двору ко дворцу.

— Болтают, что за прошедшие месяцы при дворе расцвела некая провинциальная девица, — молвил Солсбери.

— Кто же она? — поинтересовался сэр Ральф.

— Леди Памела Гисборн, дочка обедневшего лорда из Йоркшира. Она просватана за сэра Филиппа Монтгомери.

Взойдя по ряду ступеней, спутники переступили порог дворца и оказались на первом этаже. Толстяк, окружённый толпой, веселящейся от каждого сказанного им слова, развлекал придворных своим показным остроумием.

— Джозеф, — окликнул толстяка де Монфор. Обернувшись, толстяк кивнул рыцарю и двинулся к нему сквозь расступившуюся толпу.

— Где ты пропадал, милорд?! Я уже полгода тебя не видел! — завопил он.

Обменявшись объятиями с сэром Ральфом, Плат сдержанно поприветствовал графа Солсбери, а затем посмотрел на Рэндалла.

— Кто твой друг, милорд?

— Он поэт, его знают под именем Рэндалл Блистательный, — представил друга сэр Ральф.

— Буду рад внимать вашим стихам, — чуть поклонился Рэндаллу Джозеф Плат.

— А я буду рад вам их прочесть, — ответил Рэндалл.

Удовлетворившись знакомством и явно не считая Рэндалла соперником. Плат положил руку на плечо сэра Ральфа и повёл его в трапезную, где накрывали столы. Лорд Солсбери и Рэндалл последовали за ними. Шагая по коридору с высокими красивыми сводами и длинным рядом стрельчатых окон, Рэндалл вовсе не ощущал, к своему удивлению, смущения. Он был просто создан для королевских дворцов.

В зале, где за длинными столами размещались сотни богато одетых гостей, Рэндалл огляделся. Места за находившимся в стороне, на возвышении, столом ещё пустовали.

Чуть подтолкнув Рэндалла, Плат шепнул:

— Это стол для его величества и его людей. Даже я, признанный поэт, не имею права сидеть там. Наши места здесь, — и толстяк подвел его к крайнему столу, стоящему под окнами зала.

Поистине, двор Ричарда производил впечатление богатого и расточительного. Из-за стоявшей в зале духоты, смешанной с ароматами еды и эссенций, Рэндаллу сделалось жарко. Скинув плащ, он бросил его подоспевшему слуге, оставшись в приталенной куртке. Плат уже давно передал свой плащ слугам и уселся за стол, с интересом взирая на угощения. Опустившись возле него, Рэндалл рассеянно взял кубок, и услужливый виночерпий тотчас наполнил его вином.

Несколько менестрелей на деревянном балконе, нависавшем над входом, исполняли мелодию на лютнях, развлекая гостей. Рэндалл подумал, что совсем недавно и сам был таким же бедным бродягой, и ему стало тоскливо. Он залпом осушил кубок.

— Вы прежде были менестрелем? — спросил у него Плат.

— Да. И я не так юн, чтобы утверждать, что был им недолго, — признался Рэндалл.

— Ха-ха! Я ведь тоже бывший менестрель. Пел, бродяжничал, исполнял композиции на лютне. Потом судьба забросила меня во Францию, где я встретил принца Уэльского. В то время я уже назывался поэтом, — гордо сказал Плат. — Чем вы занимаетесь теперь?

— Пишу поэму.

— Вот как! О чём?

— О шести сословиях.

— О, это любопытно!

Громко запел рог, объявляя, что в зал идёт король. Менестрели умолкли, придворные склонились в поклоне.

В дверном проёме возник юноша в наряде из парчи и шёлка, с высокомерным выражением лица и холодным взглядом светлых глаз.

— Прошу вас, продолжайте трапезу, — проговорил он величественно.

Короля сопровождали оба его дяди — Джон Гонт и герцог Глостер, а также отрок, в коем Рэндалл узнал Генри Ланкастера.

Заняв свои места за столом на возвышении, Ричард и его свита принялись за обед. Под пение менестрелей, звуки лютен, цистр и дудок проходил этот превосходный пир.

Попивая вино с пряностями, пробуя угощения, Рэндалл вдруг ощутил тоску, сжавшую его сердце. Совсем недавно он спал в хлеву, рядом с ослиным стойлом, и каждый шиллинг зарабатывал с трудом. Он понимал, что впоследствии всё, что случалось с ним ранее, будет упорно преследовать его и наполнять сочувствием к беднякам.

Погрузившись в размышления, Рэндалл не заметил, как за окнами спустились ранние зимние сумерки и люди потянулись из трапезной в соседний зал. Он встрепенулся, лишь когда толстяк Плат поднялся из-за стола.

— Мои поклонники уже готовы мне внимать, — сказал он. — И я должен идти. Как только король перейдёт в тот зал из трапезной, я начну читать поэму.

Закончив обед, сэр Ральф поднялся и тоже двинулся к стрельчатому проходу в соседний зал. Рэндалл последовал за ним.

ГЛАВА 2

В зале, расположенном рядом с трапезной, имелось множество длинных резных скамей и кресел. Над ними нависала огромная деревянная балюстрада, на которую вела короткая винтовая лестница. С балюстрады почти все поэты двора Ричарда II читали собравшимся свои стихи. Высокие светлые потолки превосходно отражали голоса и звуки.

Кресло короля стояло на возвышении, прямо напротив балюстрады. В очаге жарко трещало целое дерево. Зал был превосходно натоплен, и в нём не ощущалось гуляющих по дворцу пронизывающих сквозняков. За окнами густо сыпал снег.

Следуя за сэром Ральфом, Рэндалл прошёл в отдалённый угол зала, где оба заняли места на скамейках. Отсюда Рэндалл мог видеть короля, Плата и весь зал. Над ним и Ральфом чадил горящий факел. Зал наполнялся пёстрой веселой публикой.

— Где Плат? — спросил Рэндалл, и Ральф молча указал ему на ждущего у винтовой лестницы толстяка. Отвечая на поклоны и приветствия, Плат довольно улыбался. Было заметно, сколь тешило его преклонение придворных.

— Возле Ричарда крутится много поэтов, некоторые из них очень хороши, — сказал Ральф. — Но никто не сумел достигнуть того же положения, что и Джозеф Плат. Может, это удастся тебе, друг мой?

— Мне трудно судить, ведь я не слышал ни одного стихотворения Плата.

Внезапно дыхание Рэндалла участилось: ему показалось, что в зале стало ещё жарче. Причиной тому была девушка, чья красота привела его в полное смятение. Прекрасное лицо молодой особы, распущенные длинные белокурые волосы, облетающее гибкое тело платье, расшитое опалами, с вырезом, открывавшим её восхитительную шею, потрясли Рэндалла.

Девушка, улыбаясь, кивнула Джозефу Плату, и толстяк ответил ей учтивым поклоном. И вдруг рядом с девушкой Рэндалл увидел надменную фигуру Монтгомери. Бесстрастно тот наблюдал за происходившей в зале сумятицей. В его глазах не отражалось ничего, кроме презрения.

— Ральф, друг мой, скажи, кем является та особа, что, точно попавшая в капкан куница, сидит рядом с моим кузеном? — спросил он.

— Это леди Памела Гисборн, — пояснил сэр Ральф. — Одна из самых очаровательных девиц при дворе. А сэр Филипп получил согласие её отца на их брак.

Глядя на Памелу, Рэндалл испытал вдруг чувства гораздо более сильные, нежели те, что вызывали у него прекрасные девушки ранее. Памела не смотрела в его сторону, но сэр Филипп, цепким взглядом своим обнаружив среди присутствующих менестреля, искренне теперь недоумевал, каким образом бродяга смог оказаться среди самых благородных людей Англии.

— Я покорён ею, Ральф, — страстно проговорил Рэндалл. — Она так красива, а принадлежит негодяю Филиппу Монтгомери?!

— Будь осторожен, — сказал Ральф. — Монтгомери беспощаден к врагам.

Между тем Филипп уже заметил сэра Ральфа де Монфора рядом с Рэндаллом и сразу понял причину появления менестреля в Вестминстере.

Запели рожки, и в зал вошёл Ричард в сопровождении герцогов Гонта и Глостера. Быстро поднявшись на возвышение, король расправил складки длинного плаща и опустился в своё кресло. Его дядья заняли места в зале.

Поклонившись, Джозеф Плат взобрался по винтовой лестнице на балюстраду. Затем, получив дозволение короля, надо чал читать свою поэму. Его томный голос красиво отдавался под сводами зала, выражение толстого лица стало нежным, а в глазах запылала страсть.

Слушая его выступление, Рэндалл перевёл взгляд с поэта на девушку. Он поймал себя на мысли, что чувств сильнее, чем вызвала у него сегодня Памела, он никогда прежде не ведал. Памела неотрывно смотрела на Джозефа Плата, воспевавшего плотские наслаждения.

— Как ты думаешь, она любит его? — шепнул Рэндалл, склонившись к уху Ральфа.

— Сомневаюсь, — пробормотал граф. — Она не выглядит счастливой. Но ты должен забыть о ней, так как она просватана за твоего кузена. Я встречал прежде в Лондоне её папашу, Роберта Гисборна, который постоянно искал деньги. Памела очень бедна, хотя и знатна. Филипп, видимо, оплатил все долги Гисборна. К тому же он вряд ли считает нищету пороком, а красивая и знатная девица весьма достойна его любви.

Чтение Платом поэмы увлекло всех слушателей, и даже те, кто с насмешкой относился к поэзии, затаив дыхание, слушали толстяка. Когда он закончил, уже наступила ночь.

Вновь поклонившись королю, а потом залу, Плат встретился взором с Рэндаллом. По лбу толстяка стекал пот, но было видно, что он торжествовал.

Внезапно под звук продолжающихся аплодисментов со своего места поднялся Филипп Монтгомери. Подняв ладонь, он попросил у короля и зрителей дозволения говорить. Рукоплескания стихли.

— В чём дело, милорд? — осведомился Ричард. — Вам не понравились стихи великого Джозефа Плата?

— О нет, ваше величество! Напротив, я так покорён им, что предлагаю устроить небольшой поэтический турнир, в котором он наверняка сумеет подтвердить своё звание великого поэта, — ухмыльнулся Филипп.

Рэндалл увидел, что возлюбленная его кузена встревожилась, а Джозеф Плат пришёл в недоумение.

— Или, быть может, великий поэт робеет перед бродячим менестрелем? — спросил Филипп.

— Вот ещё! — фыркнул Плат.

— Превосходно! В таком случае, ваше величество, позвольте турниру состояться и назовите тему.

— Позволяю, — весело согласился король, заинтересованный предложением графа Монтгомери. — Но разве в этом зале найдётся человек, который не побоится состязаться с самим Джозефом Платом?

Рэндалл догадался, что Филипп решил попросту посмеяться над ним.

В ту же секунду Филипп повернулся к нему и с улыбкой произнёс:

— В дальнем углу зала я вижу человека, знакомого мне по его выступлению в замке сэра Джона Гонта. Тогда он был ещё простым менестрелем, а нынче находится среди знати и служит сэру Ральфу де Монфору. Его зовут Рэндалл, и я уверен, что благодаря присущему ему острословию он сумеет дать отпор даже Джозефу Плату.

— Прошу вас, Рэндалл, — любезно молвил король. — Докажите, что сэр Филипп не заблуждается.

Выпрямившись в полный рост, с горящими от волнения глазами Рэндалл прошёл к лестнице, ведущей на балюстраду, и медленно отвесил поклон сначала королю, а потом сэру Филиппу и всему залу.

— Вы согласны сразиться с Джозефом Платом? — спросил с издёвкой Филипп.

— Ну конечно, милорд, — ответил Рэндалл. — Мое участие в поэтическом турнире, надеюсь, не разочарует вас.

Усмехнувшись, сэр Филипп опустился возле Памелы.

По требованию короля голоса придворных смолкли. Все с любопытством ожидали начала спора.

ГЛАВА 3

Вновь запели рожки. Подняв голову, Рэндалл увидел, что его соперник в замешательстве. Лишь позже он узнал, что Плат обладал безусловным талантом в сочинении поэм, но терялся, если ему приходилось импровизировать. Рэндалла же никогда не смущала импровизация: он одинаково искусно владел словом и устно, и письменно.

— Сэры, — заговорил Ричард II, — я нашёл подходящую для вашего спора тему. Как вам, например, дворцы Англии? Ха-ха, Плат! Ты ведь их много повидал!

— Прекрасная тема, ваше величество, — отозвался Джозеф Плат.

— Тогда предлагаю начинать тебе! — воскликнул король. — А Рэндалл будет продолжать!

Пройдясь по балюстраде и подумав несколько секунд, Плат произнёс:

— О, замок Плэши! Твоё величие над нами — на века!

Улыбнувшись, Рэндалл ответил:

— О, замок Плэши! Что до величья твоего мне?

Ведь раб я и слуга...

За сообразительность новичка щедро наградили аплодисментами. Бросив на него хмурый взгляд, толстяк молвил:

— О, Элтон! Ты дворец любви, укрытие богов!

— Сказал бы я про ночи в нём,

Коль не боялся бы оков, — отозвался Рэндалл.

На этот раз все разразились хохотом, так как давно уже не звучали при дворе столь смелые и фривольные фразы.

Остановившись напротив кресла, в котором сидела леди Памела, Рэндалл устремил на девушку нежный взор, чем невольно её смутил.

Плат же заговорил вновь:

— О, Вестминстер! Я в красоту твою

И строгость твёрдо верю!

— О, Вестминстер, здесь и для шлюх

Всегда открыты двери! — чуть запнувшись, закончил Рэндалл.

Все присутствующие снова расхохотались, бурно выражая восторг острословию и дерзости Рэндалла. Но более всего поэта обрадовало то, что леди Памела обратила на него внимание! В её зелёных очах, устремлённых на него, он заметил явное смятение.

Джозеф Плат, напротив, был раздосадован: он почувствовал, что его престол, возведённый с таким трудом, покачнулся.

Как правило, способности других придворных поэтов меркли перед его талантом, но в Рэндалле, поначалу не воспринятом им всерьёз, он вдруг увидел достойного и, увы, опасного противника. Вместе с огорчением в Плате пробудилась и зависть — чувство, прежде ему неведомое. Он сделал ещё несколько попыток восторжествовать над Рэндаллом, но всякий раз получал ловкий отпор. Собравшиеся вельможи рукоплескали Рэндаллу, хотя некоторые его стихи заставляли девичьи щёки вспыхивать румянцем.

Филипп скрежетал зубами от гнева, его пальцы вжались * в ладони так, что побелели костяшки. Он думал выставить Рэндалла пустым хвастуном, однако всё получилось иначе.

По завершении поэтического турнира король подозвал к подножию кресла обоих поэтов. Склонившись перед ним, Рэндалл и Джозеф Плат ждали вынесения приговора.

— У вас, кажется, есть какое-то прозвище? — спросил у Рэндалла король.

— Да, ваше величество, — Блистательный, — ответил поэт.

— Так вот, Рэндалл Блистательный, признаюсь, я не думал, что вы сумеете дать отпор Плату. Однако вы одолели его, и потому я объявляю, что моё решение — в вашу пользу.

Мои подданные меня поддержат.

Вельможи зааплодировали. Поглядев на сэра Филиппа, Ричард произнёс:

— Милорд Монтгомери, благодарю вас за то, что открыли нам Рэндалла Блистательного. Если бы не вы, я бы ещё долго находился в неведении.

Но сэр Филипп промолчал, с трудом сдерживая обуревавшие его чувства оскорбления и негодования.

«Он оскорблён оттого, что я, простой менестрель, не ударил лицом в грязь и держал себя достойно, — догадался Рэндалл. — Теперь ему придётся нередко испытывать ярость, встречая меня».

Поднявшись с кресла, Ричард в окружении свиты проследовал к выходу. За ним потянулась толпа придворных. Джозеф Плат предпочёл незаметно ретироваться.

Некоторые вельможи окружили Рэндалла, наперебой громко и бурно высказывая ему свой восторг и одобрительно хлопая по плечу.

С досадой Рэндалл заметил, что, встав со скамьи, леди Памела хотела было тоже подойти к нему, но сэр Филипп цепко взял её за руку и повёл к дверям.

Крепко обняв Рэндалла, сэр Ральф, веселясь, увлёк его за собой:

— Ричард потребовал привести тебя в его опочивальню для беседы с глазу на глаз, — сказал он.

— Когда же?! — воскликнул Рэндалл.

— Немедленно. Уже за полночь, но, если король хочет с тобой говорить, ты обязан повиноваться. О, Рэндалл, друг мой! Ты отделал Плата, как никто и никогда! Ему, наверное, сразу вспомнились времена, когда он, странствующий бродяга, развлекал арбалетчиков Кале. Ха-ха-ха! Но ты — Рэндалл Блистательный, я в тебе не ошибся!

— А ты не волновался, когда Филипп вызвал меня для участия в споре?

— Немного. К тому же я знал, что ты обойдёшь Джозефа. Он талантлив, спору нет, но ему не хватает остроты языка. Кстати, ты привёл в восторг Памелу Гисборн.

— Филипп был в бешенстве и не позволил ей побеседовать со мной.

— Монтгомери получил хороший урок, — сказал сэр Ральф.

В коридоре к Рэндаллу приблизился королевский камердинер и, поколебавшись, всё-таки соизволил отвесить поклон.

— Идите за мной, Рэндалл, — произнёс он глухо.

И Рэндалл, оставив сэра Ральфа де Монфора, последовал за камердинером в глубь дворца по незнакомым коридорам.

ГЛАВА 4

Отдаляясь от зала, где произошёл поэтический турнир, поэт замечал, что вокруг всё реже встречаются вельможи и придворные. В пустых коридорах Вестминстера шаги отдавались особенно гулко. На стенах горели факелы, за длинными окнами давно уже спустилась ночь.

Остановившись у нужных дверей, камердинер приоткрыл их и, знаком пригласив Рэндалла следовать за ним, переступил порог опочивальни короля.

Слуги как раз раздевали Ричарда. На шёлковой подушке уже лежали его венец и жезл. Кто-то из слуг держал на согнутой руке плащ, другие расстёгивали пуговицы.

В опочивальне находился и сэр Филипп: стоя у окна, он что-то объяснял королю вполголоса. Рэндалл не знал, о чём они беседовали, но догадывался, что обсуждают его персону.

— Милорд, — вежливо доложил королю камердинер, — поэт Рэндалл Блистательный к вашим услугам!

Отстранив слугу, Ричард с улыбкой повернулся к Рэндаллу.

Сэр Филипп метнул на Рэндалла гневный взгляд. Он не мог смириться с тем, что бродяга-поэт получил доступ в опочивальню его господина.

Стоя перед государем Англии, наделённым безраздельной властью и в полной мере познавшим преклонение и раболепство подданных, Рэндалл вдруг вспомнил, что Ричард приходится ему племянником и что в жилах их обоих течёт кровь Плантагенетов. Он подумал, что, видимо, сама судьба устроила всё так, чтобы они смогли наконец встретиться. Сейчас Рэндалл внимательно разглядывал Ричарда, его полуопущенные ресницы, полукруглые брови, выпуклый лоб, возле которого вились локоны медных волос, и большие, чуть приподнятые к вискам серые глаза. Здесь, в опочивальне, Ричард держал себя без присущей ему надменности, но достаточно сдержанно.

«Королю всего пятнадцать, а он уже отменно владеет собой», — подумал Рэндалл. Ему рассказывали об этой черте короля. Говорили, что таким его воспитали Саймон Беркли и принцесса Джоанна. Их не осуждали за подобное. Для юноши, пришедшего к власти в столь раннем возрасте, гораздо безопаснее прослыть лицемером, чем позволить врагам и корыстолюбцам воспользоваться отроческой искренностью.

— Вы удостоили меня чести переступить порог вашей опочивальни, милорд, — с поклоном произнёс Рэндалл, — и я весьма вам за то признателен.

— Оставьте нас, граф, — приказал король Филиппу. — Я желаю побеседовать с поэтом наедине.

— Вы забыли, что, согласно этикету, король ни с кем не должен беседовать наедине? — попробовал было возразить Филипп.

— С вами же, милорд, я не единожды нарушал этикет?! — парировал юный король. — К тому же здесь остаются слуги. Вам же ещё раз я настоятельно предлагаю удалиться.

Поколебавшись несколько секунд, граф стремительно вышел из комнаты.

Когда за ним закрылась дверь, Ричард повёл себя более непринуждённо.

— Рэндалл, — проговорил он, — я не ожидал, что вы обладаете столь редкостной смекалкой и воистину блестящим поэтическим талантом. Мои придворные, я уверен, будут слушать вас с радостью. Решив посмеяться над вами, сэр Филипп, однако, оказал вам отличную услугу.

— Так вам известно, что он хотел выставить меня перед публикой на посмешище? — спросил удивлённый Рэндалл.

— Конечно! Я наблюдал за ним на протяжении всего поэтического состязания. Он пребывал в очевидном бешенстве. Ещё более раздосадовало его то, что леди Памела, его будущая жена, была явно восхищена вами.

Жаром охватило лицо Рэндалла, он смутился. «Я люблю леди Памелу, — пронеслось в мозгу. — Да, я люблю её! Не так, как других женщин. Чувства к ней поглотили меня всецело! Наверное, именно о такой любви и говорил мне когда-то сэр Ральф».

— Не хотите же вы сказать, что причина его неудовольствия моей победой — леди Памела Гисборн? — осведомился он.

— Граф не утверждал, что его вывело из себя внимание, оказанное вам его возлюбленной. Подобное сэр Филипп Монтгомери считает недостойным аристократа, — сказал Ричард. — Ноя же не глупец! Я заметил, что это тоже привело его в ярость, равно как и ваше торжество над бедолагой Платом. Узнав, что я решил сделать вас одним из своих придворных поэтов, он даже явился ко мне с требованием, чтобы я вас не приближал, ха-ха! Но вы мне нравитесь, Рэндалл, — я отказал графу.

Рэндалла это не очень успокоило. Он прекрасно сознавал, что истинное положение Филиппа Монтгомери при дворе превращает того в могущественного и опасного соперника. «Кто я такой, в конце концов? Всего лишь поэт, пусть даже и незаконный отпрыск короля Эдуарда, — размышлял он. — А Филипп — один из самых знатных рыцарей, у которого даже герцоги не гнушаются ходить в оруженосцах... Но я ведь тоже воин! Я сын воина! И я не отступлю».

— Итак, Рэндалл, — проговорил Ричард, — ты согласен стать моим придворным поэтом?

— Я был бы глупцом, если бы отказал вам, — ответил Рэндалл. — Но дело в том, что я служу у сэра Ральфа де Монфора жонглёром.

— Если вы понадобитесь Ральфу, я позволю вам его сопровождать. А в остальное время мой двор готов принимать вас с огромной радостью, — сказал король. — Полагаю, сэр Ральф будет рад за вас.

— Вы очень любезны, ваше величество, — произнёс Рэндалл. — А как вы поступите с Платом? Неужели из-за меня он попадет в опалу?

— О, нет! Пусть судьба Плата вас не волнует! Мои вельможи любят его уже много лет, он покоряет двор своими стихами и останется здесь, сколько ему самому захочется. Кстати, есть ли у вас поэмы, достойные к прочтению в залах моих дворцов?

— Я завершаю труд над поэмой, которая, уверен, многих заставит как смеяться, так и тосковать, — сказал Рэндалл.

— Тогда приказываю завершить её не более чем за две недели и выступить с ней в Элтоне, куда на днях я отбываю. Вы должны успеть, потому что, как известно, sero venientibus ossa[6].

— Вы очень милостивы ко мне, ваше величество, — покорно отозвался Рэндалл. Его душа затрепетала от мысли, что он сможет вновь увидеть Памелу Гисборн. Если Филипп будет сопровождать короля в Элтон, его возлюбленная непременно приедет с ним.

Велев слугам приблизиться, Ричард позволил им продолжить прерванное занятие.

— Могу ли я удалиться? — осведомился Рэндалл.

— Конечно, — сказал Ричард. — Вероятно, вы так же, как и я, утомлены. И не забудьте, что я жду вас в Элтонском дворце через две недели.

Выйдя из опочивальни короля, Рэндалл чувствовал себя воодушевлённым и окрылённым. Теперь путь ко двору, где он должен был находиться по праву сына Эдуарда III, открывался перед ним. Никто ещё не подозревал, что под личиной поэта скрывается отпрыск короля, единокровный брат Джона Гонта и герцога Глостера. Рэндаллу было трудно даже представить, как отнеслись бы к нему эти знатные лорды, узнав правду о его происхождении. Без надобности он решил её не раскрывать.

Из полумрака вынырнул камердинер, держа в руке чадящий факел.

— Я провожу вас, — сказал он, — чтобы вы не заблудились в коридорах Вестминстера.

Ожидающий в заснеженном, озарённом факелами дворе сэр Ральф де Монфор, как и предполагалось, обрадовался за друга, которого Ричард Английский пригласил отныне блистать при дворе. А Рэндалл предупредил его, что не намерен отступать от своих обязанностей жонглёра до тех пор, как Ральф сам не освободит его от них. Он вновь пообещал отправиться с Ральфом во Францию, чтобы покорить прекрасную леди Джудит Суррей.

ГЛАВА 5

Иногда, оставляя дворец Солсбери, Рэндалл отправлялся к Вестминстеру, гуляя и думая о встрече с той, что внушила ему любовь. Он буквально сходил с ума.

От своего друга Ральфа поэт не скрывал своих чувств к Памеле. Рыцаря очень волновала эта неожиданная любовь Рэндалла.

— Сэр Филипп не только верный слуга королю, он ещё и жестокий феодал, — говорил сэр Ральф. — Поверь, Филипп без сожаления расправится с любым, кто попытается добиться любви леди Памелы. Я тоже влюблён в особу, принадлежащую другому, но лорд Суррей отнюдь не так могуществен, как твой кузен. Лорд Суррей — обыкновенный провинциал, получивший отряд в Кале. На твоём месте я бы не искал расположения Памелы.

— Я всё понимаю, Ральф, — отвечал Рэндалл. — Но я люблю её и не в состоянии уже отступить.

Ко всему прочему ему стоило поторопиться с завершением поэмы, чтобы быть готовым читать её в указанное королём время. А между тем Элтон уже ждал его. Ждала и Памела.

В первые дни после прибытия в лучшую резиденцию Ричарда Филипп был погружён в мрачные размышления о Рэндалле. Он чувствовал, что Памела, хотя и старалась быть с ним вежливой и учтивой, избегала оставаться с ним наедине, всё чаще исчезая куда-то со служанкой. Её и Тесу часто видел Хьюго, когда те гуляли по просторным коридорам с высокими сводами или в заснеженном саду позади дворца. И всякий раз, заметив Хьюго, девушки прекращали беседу. Хьюго знал, что Теса и её госпожа не любят его. Ему нравилась очаровательная служанка, но он давно смирился, что единственное чувство, которое вызывает у женщин, — это презрение. Его волновало другое. У Памелы, похоже, появилась какая-то тайна, о чём следовало как можно скорее сообщить господину, но ему никак не удавалось её узнать.

Сэр Филипп же страдал. Чутьё подсказывало ему, что столь резкое охлаждение Памелы началось именно после поэтического спора, в котором Рэндалл одержал верх над Джозефом Платом.

— Как думаешь, чем вызван интерес Памелы к этому бродяге? — спросил он однажды утром Хьюго, когда тот помогал хозяину одеться.

— Может быть, ей нравятся его острословие и поэзия? А ему — красивые девушки, — сказал Хьюго.

— О, если Рэндалл влюблен в Памелу, я разделаюсь с ним! — прошипел Филипп.

— Оставьте, милорд! Разве он вам соперник?! Вы имеете на девушку все права, и вы, наконец, дворянин! А он — всего лишь жалкий бродяга!

— Но этот жалкий бродяга выступает на следующей неделе перед королём в Элтоне! И если он так талантлив, что затмил Плата, то скоро станет знаменит на всю Англию!

— Он простолюдин, милорд, — возразил Хьюго.

— Однако умеет держаться как настоящий аристократ, — сказал сэр Филипп. — Памела явно сторонится меня. И всё началось с появления в Вестминстере Рэндалла. Нужно заставить её служанку Тесу встать на мою сторону.

— О, нет, — с сомнением произнёс Хьюго. — Теса чересчур предана своей госпоже. Но я найду способ разузнать их тайну, милорд.

После обеда Хьюго бродил возле конюшен и оружейных дворца, когда ему на глаза попался Генри Ланкастер, отправленный отцом к его господину оруженосцем. Хьюго уже знал, что Генри обучался у Рэндалла поэзии и изящному слову, когда тот служил в замке Джона Гонта простым менестрелем.

Проскользнув в оружейную, Хьюго не вызвал никаких подозрений ни у Генри, ни у второго из сопровождавших сэра Филиппа юношей — Мориса Мервилла.

ГЛАВА 6

У оруженосцев не было лат, они носили только шлем, гобиссон (стёганую куртку) и панцирь. Много времени юноши проводили, упражняясь с оружием. Ни Генри, ни Морис ещё не знали о коварстве Хьюго и поэтому вели беседу, ничего не опасаясь:

— Французы называют кинжал «пощада», — рассказывал Генри, вертя в руках кинжал в ножнах. — В рукопашном бою меч становится бесполезным, поэтому в ход пускают кинжал, чтобы заставить противника просить о пощаде.

— Откуда ты знаешь? — спросил Морис.

— Мне говорил сэр Филипп.

— Да, уж он-то не раз отказывал поверженным в этой милости! — воскликнул юноша.

Морису уже исполнилось двадцать, он служил у Монтгомери почти шесть лет и вдоволь навидался как подвигов рыцаря, так и его преступлений. Юноша происходил из очень знатного рода баронов Мервиллов, и в будущем его ждало звание рыцаря Англии. Приводя в порядок вооружение Филиппа Монтгомери, молодые люди смеялись и открыто сплетничали о своём господине.

— Хьюго, принеси воды, — сказал Морис, взяв воинский молот, одна сторона коего была заострена, а другая закруглена.

Не возражая, Хьюго исполнил приказ, а возвратившись, стал свидетелем очень заинтересовавшего его разговора.

— Теса нередко даёт мне понять, что неравнодушна, но я боюсь ошибиться, Генри, — говорил Морис. — Вдруг это всего лишь женские уловки?!

— Женившегося на простолюдинке не допускают к турниру, — угрюмо ответил Генри, приводя в порядок набедренники и наплечники графа. Лишь недавно Морис научил его правильно их закреплять, а от этого зависела безопасность рыцаря.

— Я и боюсь, что, поддавшись любви к Тесе, окажусь недостоин звания рыцаря, — проговорил Морис. — Мой отец придёт в ярость и отправит меня в монастырь.

Морис осушил кружку с водой, которую подал ему Хьюго, и вдруг накинулся на слугу:

— Что ты крутишься здесь, как молчаливая крыса?! Пошёл прочь!

Отвесив поклон, Хьюго поторопился ретироваться. Ему было достаточно того, что он услыхал. «Если Теса не желает повиноваться мне, я заставлю её поклонника склонить голову перед графом Монтгомери», — решил он и затаился во дворе, не спуская глаз с оружейной.

Поздним вечером, когда темнота и холод заставили всех слуг и стражников разбрестись по башням, из оружейной вышли и Морис с Генри. Потолковав о чём-то на пороге, они разошлись в разные стороны. Сын герцога Ланкастера двинулся по свежему, только что выпавшему снегу в Элтонский дворец, а его друг зашагал ко входу, которым пользовались слуги.

Стараясь идти бесшумно, Хьюго в тени стены дворца последовал за Морисом. На крыльце он заметил девушку в плаще с широким капюшоном. Когда юноша приблизился, то сразу заключил её в объятья и прижался губами к её устам. Капюшон упал ей на спину, и Хьюго узнал Тесу. Влюблённые вскоре скрылись в башне, а минутой спустя, пользуясь правом слуги, следом за ними вошёл и Хьюго.

Морис и Теса поднялись по винтовой лестнице и, целуясь и хохоча, скрылись в комнате, соседней с опочивальней Памелы Гисборн.

— Завтра утром, — пробормотал Хьюго, — милорд всё будет знать о своём оруженосце. — Он чувствовал себя оскорблённым: над ним Теса, получается, насмехалась, а с каким-то юнцом закрутила любовь?!

— Милорд всё узнает об этой парочке! — злорадно повторил он и, развернувшись, пошёл к выходу.

Над Элтоном нависла ночь, наполненная любовью, страстями и... яростью.

ГЛАВА 7

Заплетая белокурые густые волосы леди Памелы в тяжёлые косы, Теса таинственно улыбалась. Проведя ночь в нежных объятиях возлюбленного, она ещё чувствовала жар его тела.

— Нынче я принимала у себя гостя, миледи, — шепнула она. — Он молод, хорош собою и статен. Это юноша, которого я люблю.

Прежде Теса уже говорила хозяйке о своём влечении к Морису Мервиллу.

— Ты имеешь в виду Мориса?! — удивлённо воскликнула Памела.

— Да, прекрасного оруженосца сэра Филиппа! — опустившись у ног госпожи, девушка сжала её ладони. — О, только встретив его, я поняла, что такое любовь!

— Но, Теса, в таком случае Морис рискует своей репутацией, — молвила Памела. — Что, если кто-нибудь узнает о его связи с тобой?

— Но Морис любит меня!

Вздохнув, Памела опустила голову. Она подумала о поэте, которого видела около двух недель назад в Вестминстере. При мысли о его красоте, острословии и умении изысканно парировать выпады Плата она едва сдержала слёзы. Обхватив плечи служанки, леди Памела взволнованно произнесла:

— Узнаю ли и я когда-нибудь, Теса, что такое любовь?! Увы, чем ближе моя свадьба с Филиппом, тем меньше уверенности в том, что я поступила правильно, согласившись на неё. Я сделала это из-за нищеты, угрожавшей нашей семье. А потом встретила поэта, Рэндалла Блистательного!

— Но он не дворянин, миледи, — возразила служанка. — А сэр Филипп благороден!

— Знаю, — сказала Памела, устремив затуманенный взгляд в высокое стрельчатое окно, за которым с пасмурного неба сыпался снег. — Но, кажется, я люблю Рэндалла!

— От стражи я слыхала, будто на днях он выступает в Элтоне, перед королём и свитой, с сочиненной им поэмой, — вдруг произнесла Теса.

— Как это прекрасно, Теса! — вскричала Памела. — Он появится в Элтоне?!

— Да, госпожа! — весело откликнулась девушка. — И ещё я слышала, что король покорён его победой в споре с Джозефом Платом и даже предложил ему стать своим придворным поэтом.

— Значит, теперь я часто буду видеть его при дворе! — заворожённо прошептала Памела. Однако тут же её лицо помрачнело: — Но ведь чтобы самой бывать при дворе, я непременно должна буду выйти за Филиппа!..

За окном, выходящим к въезду в Элтонский дворец, раздался шум приближающейся конницы. Памела бросилась к окну и сквозь густой снегопад разглядела среди кавалькады королевских стражников Рэндалла. Он прибыл в Элтон, повинуясь приказу Ричарда Английского, который предоставил ему для безопасного путешествия по лесам своих людей. Вместе с Рэндаллом приехал и его друг и господин сэр Ральф де Монфор. Дрожа от волнения, Памела прижалась лбом к косяку, и по её устам скользнула радостная улыбка.

Спешившись и укрываясь от снегопада капюшонами, Рэндалл и сэр Ральф передали поводья подоспевшим конюхам, после чего расстались со стражниками: теперь те понадобятся только для обратного пути в Лондон.

Этикет обязывал Рэндалла сразу по прибытии нанести визит Ричарду и ещё раз поблагодарить за приглашение.

Памела видела, как поэт вошёл во дворец.

— Думаешь, ему известно, что я просватана за сэра Филиппа? — спросил она у служанки.

— Если ещё и не известно, то скоро он узнает об этом, — сказала Теса. — Разве осмелится поэт ухаживать за возлюбленной самого сэра Филиппа? А если вдруг решится, то приобретёт могущественного врага! Скажу вам искренне, миледи: я — служанка и потому имею право любить, но вы — леди и, значит, обязаны покориться своей участи. Сэр Филипп благороден и очень хорош собою. С ним вы забудете о Рэндалле Блистательном, ведь он всего лишь бродяга, хоть и поэт.

В речах Тесы было много правильного, и в душе Памела с ней согласилась. Но что делать с любовью, которая разгоралась со всё более возрастающей силой?!

ГЛАВА 8

Как раз в то время, когда Рэндалл приближался к стенам Элтона, сэр Филипп завтракал, сидя за столом у окна. Прислуживая хозяину, Хьюго в подробностях поведал, как Морис рассказывал Генри Ланкастеру об угрозах своего отца: в случае провинности не только не позволить сыну стать рыцарем, но и заточить его в монастырь. Затем Хьюго перешёл к ночи любви, проведённой Морисом у Тесы.

— Как вы поступите, милорд? — осведомился он по окончании рассказа.

— Я воевал во Франции с отцом Мориса, сэром Мервиллом, — проговорил Филипп, отодвигая блюдо и взяв кубок с вином, — и уверен: узнав, что его сын топчет репутацию рыцаря и дворянина, предаваясь греху прямо во дворце короля, он и в самом деле отправит его в монастырь. О, да. И вместо боевого меча и доспехов Морис вынужден будет носить рясу и учить «Gloria in execlsis»[7]. Вряд ли такому мужественному и храброму юноше, как Морис, захочется превратиться в кроткого послушника. Сделаем так, Хьюго. Ступай за ним и приведи его сюда. Отныне у нас появится сторонник, способный сообщать то, что не сумел бы узнать ты при всей своей ловкости.

Очень довольный собой, Хьюго Бэнкс спустился во двор. Отыскав Мориса в оружейной, Хьюго передал ему требование рыцаря немедля подняться в опочивальню. Морис оставил алебарды и щиты и пошёл за Хьюго во дворец. Они поднялись, воспользовавшись лестницей для слуг.

— Тебе ведь хорошо знакома эта лестница? — оскалился Хьюго, взглянув на юношу.

Морис насторожился. Сразу вспомнилась ночь, проведённая с Тесой.

Переступив порог комнаты хозяина, Морис поклонился:

— Вы посылали за мной, милорд?

— Мне нужно с тобой поговорить, Морис, — кивнул Монтгомери. — И разговор пойдёт о твоём титуле рыцаря. Я считаю, что ты уже в совершенстве освоил то, что должен уметь рыцарь. Ты отлично обращаешься со всеми видами оружия, доспехами и боевой лошадью. Тебе скоро исполнится двадцать один год, и ты вполне можешь закончить своё обучение.

— О, милорд! Я признателен вам за ваше решение! — воскликнул Морис.

— Но мне стало известно о твоём безнравственном поступке, совершённом вчера, — продолжал Филипп бесстрастно. — Хьюго присутствовал при твоей беседе с Ланкастером, с коим ты обсуждал своё влечение к служанке леди Памелы. А позднее Хьюго видел, как ты отправился в её опочивальню, где провёл всю ночь. И у меня нет оснований не верить своему слуге.

Морис стоял ни жив ни мёртв. Ему сделалось трудно дышать.

— Что ты можешь сказать в своё оправдание? У тебя с Тесой любовь? Хм! Грешить во дворце короля?! Этому нет оправданий! Я знаю, какое наказание ждёт тебя от отца. Следовательно, ты должен сегодня же возвратиться в его замок, упасть в ноги и молить, чтобы он простил тебя.

— Вы прогоняете меня? — глухо спросил Морис. — Я служил у вас оруженосцем шесть лет, и вы могли бы не рассказывать моему отцу, что я влюбился в Тесу!..

— Ты предлагаешь мне держать твой презренный поступок в тайне от человека, с которым я служил во Франции и бок о бок сражался в битвах?! — возмутился сэр Филипп.

Бросившись на колени, Морис схватил его руку и крепко прижался к ней.

— Прошу вас, как просил бы отца, сжальтесь надо мной! — вскричал он. — Не прогоняйте меня, милорд. Своей верностью я заслужу ваше прощение!

— И забудешь девушку ради того, чтобы остаться рыцарем? Этот поступок кажется мне ещё более омерзительным, чем предыдущий, — ответил сэр Филипп, брезгливо выдёргивая руку.

Морис опустил голову.

— Я бы не предпочёл титул рыцаря своей любви, — едва слышно проговорил он. — Даже если вы, милорд, позволите мне остаться, я всё равно буду любить Тесу!

Внимательно разглядывая коленопреклонённого юношу, сэр Филипп вдруг улыбнулся.

— Твоя речь достойна речи рыцаря, — сказал он, сжав плечо Мориса. — И потому я позволяю тебе остаться. Твоя любовь к Тесе останется в тайне — поверь, я вовсе не хочу ей препятствовать. Твой проступок перестал мне казаться таким уж греховным, как поначалу.

Схватив руку Филиппа, Морис поцеловал её в знак благодарности за нежданную милость.

— Я буду держать твой проступок в тайне, но с одним условием, Морис. Ты должен будешь доказать свою верность!

— О да, милорд! Что я должен сделать?

— Прежде всего продолжать встречаться с Тесой. Она служанка моей будущей жены и пользуется её особым доверием, — проговорил сэр Филипп с расстановкой. — И ты как человек, которого Теса обожает, разузнаешь у неё всё о Памеле. Особенно что касается тайн, которые возникли у моей избранницы со дня появления в Вестминстере поэта Рэндалла.

Вскочив, юноша с трудом сдержал ярость. Его карие глаза вспыхнули от негодования.

— То, что вы мне предлагаете, недостойно рыцаря! — воскликнул он.

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! — рассвирепев, сэр Филипп отвесил оруженосцу звонкую пощёчину. — Я твой господин, и мне лучше знать, что достойно рыцаря, а что нет! Или ты вздумал поучать меня, осёл?! В таком случае убирайся вон! Твоё место — в монастыре!

С трудом подавив гнев и обиду, Морис вновь покорно склонил перед Филиппом голову.

— О, простите, милорд! — с горечью произнёс он. — Просто я не хотел бы вовлекать мою Тесу в грязные заговоры.

— Кто говорит о заговоре? Против кого? Против жалкого бедного поэта? — сэр Филипп захохотал, однако в глазах его веселья не было. — Или, может, против короля? Но в Англии нет рыцаря более верного королю, чем я! Речь о другом. Я просто хочу оградить леди Памелу от возможных неприятностей. Подозреваю, что она по молодости и неопытности заинтересовалась Рэндаллом и может натворить глупостей, о коих будет потом сожалеть. Именно поэтому я должен знать о ней всё!

— Як вашим услугам, сэр, — мрачно ответил оруженосец.

— Ты благоразумен, Морис, — сказал Филипп. — Теса не должна ни о чём догадываться. Встречайся с ней, давай волю своим чувствам, но между тем расспрашивай и о Памеле. Теперь можешь вернуться к своим обычным занятиям.

Морис покинул опочивальню рыцаря в тяжёлых размышлениях. Он корил себя за неосторожность, особенно за то, что наговорил лишнего в присутствии Хьюго Бэнкса. А более всего страдал оттого, что вынужден был выпытывать у женщины, которую обожал, тайны её госпожи, чтобы потом, как соглядатай, доносить сэру Филиппу.

Сэр Филипп был очень доволен тем, как быстро — благодаря слуге! — ему удалось сделать оруженосца их сообщником.

— Мой отец не зря столь высоко ценил тебя, — сказал Филипп Бэнксу. — Наверняка ты славно потрудился для него.

— Да, милорд, — отозвался Хьюго. — Ваш отец, сэр Вильям, знал, что его окружают враги и завистники. В особенности после того, как он заполучил богатые края в Йоркшире и замок Спрингроузез. Но я помог ему расправиться с ними. Одни оказались на виселице, другие — в Тауэре или в Маршалси, а прочие скрылись в дальних поместьях. Его боялись почти так же, как боятся сейчас вас. Но никто не догадывался, что за торжеством сэра Вильяма стоял я — незаметный человек, сын раба и крестьянки, — узкие губы Хьюго сложились в тоскливую улыбку.

— Для отпрыска раба и крестьянки ты очень умён, — заметил сэр Филипп. — В битвах и походах ты всегда был полезнее многочисленных родовитых отроков, которые от ужаса не могли шевельнуться, — добавил он. — Что ты хочешь в награду за свою честную службу?

— О, я не прошу многого, — опустил глаза Хьюго. — Лишь по-прежнему служить вам. Единственное, чего жаждет любой человек, даже простолюдин вроде меня, — это вступить в брак с очаровательной особой. Когда вы женитесь на госпоже Памеле, отдайте мне её служанку!

— Ты хочешь в жёны Тесу?! — изумился Монтгомери. — Но она слишком юна и прекрасна, чтобы достаться тебе! И она любит Мориса Мервилла.

— Морис не сможет жениться на ней, поскольку он рыцарь. А я смогу. Теса служит леди Памеле, и разумно отдать её мне после вашей свадьбы, — осторожно предложил Хьюго.

— Значит, тебе приглянулась Теса? Я подумаю над твоей просьбой, — ответил сэр Филипп. — Всё-таки ты жаждешь довольно ценной награды.

— Не такой уж и ценной, учитывая мою многолетнюю службу, — и Хьюго, медленно подняв глаза, красноречиво посмотрел на Филиппа.

— Я уже сказал тебе, что должен подумать, — повторил дворянин.

— Да, милорд. По крайней мере меня утешает уже то, что вы не ответили отказом.

И, очень довольный состоявшимся разговором, Хьюго поторопился скрыться.

ГЛАВА 9

Направляясь в комнаты, занимаемые в Элтоне Ричардом, Рэндалл думал не только о встрече с Памелой, но и о предстоящем выступлении. Рядом с ним шли сэр Ральф и королевский камердинер.

— Король распорядился предоставить вам комнату на верхнем этаже этого замечательного дворца, — говорил камердинер. — А после ужина вы будете выступать.

— Скажи, а прибудет ли на выступление возлюбленная сэра Филиппа Монтгомери — леди Памела? — понизив голос, спросил Рэндалл.

— О, конечно, — ответил тот. — Вы можете быть уверены в этом.

В этот момент из-за поворота появился король в окружении своих приближённых, среди которых Рэндалл узнал Генри Ланкастера и толстяка Плата. Генри приветливо улыбнулся ему, на лице Плата отразилась безграничная тоска.

— Вы всё-таки закончили свою поэму? — осведомился Ричард, протягивая Рэндаллу руку для поцелуя.

— И ныне буду впервые читать её для своего господина, короля Англии, — ответил с поклоном Рэндалл.

— Сэры, перед вами — мой придворный поэт! — весело вскричал Ричард. — Итак, Рэндалл, я с удовольствием послушаю вечером ваши удивительные стихи. — И король продолжил прогулку.

Джозеф Плат, оставив толпу придворных, подбежал к Рэндаллу.

— Его величество покорён вами, — молвил толстяк. — Вы сегодня впервые будете выступать перед ним. Позвольте, я покажу вам зал, где лучшие поэты его двора читают стихи!

Рэндалл согласно кивнул. Ральф в сопровождении камердинера отправился в отведённые ему апартаменты, а поэт последовал за Платом. Зал, в который его привёл толстяк, имел две двери — одна предназначалась для гостей, вторая вела на балкон.

— Отсюда вы тоже читаете стихи? — спросил Рэндалл, поднявшись на балкон.

— Да, — засмеялся Плат. — Когда вы окажетесь здесь, постарайтесь не запутаться в словах. Ха-ха!

— Вам, уверен, это не грозит. Ведь чтобы запутаться в словах, надо их иметь, не так ли? — парировал Рэндалл.

— О, я забыл: вы всегда найдёте, чем повергнуть противника! Простите меня, — проговорил Плат.

— Я вас прощаю, — с достоинством отозвался Рэндалл и, облокотившись о перила балюстрады, окинул взглядом зал.

Встав рядом, Плат пообещал:

— Я тоже приду послушать вашу поэму, Рэндалл. Признаюсь, я завидую вам. Вы очень похожи на короля Эдуарда, и я не понимаю, как такое сходство возможно, ведь вы — простой поэт.

Резко обернувшись, Рэндалл холодно взглянул на Плата:

— А может быть, я его сын? Много ли вам известно о короле Эдуарде и его связях?

— Вы острослов, но сейчас переходите все границы, — пробормотал Плат смущённо.

— Вы говорите, что мне завидуете. Вас прельщает моя внешность, мой талант, моё острословие? — осведомился Рэндалл.

— Просто, наверное, в душе я тоже ваш поклонник, — признался толстяк и весело хлопнул его по плечу.

По окончании ужина, вечером, когда за окнами уже висел сумрак, а снег холодно сиял возле стен дворца, озарённый факелами, король и его свита направились в зал, который днем Джозеф Плат показывал Рэндаллу.

В богато расшитом облегающем котарди Рэндалл вышел на балюстраду и отвесил поклон. Перед трапезой он успел не только переодеться, но и составить послание для леди Памелы, которое сэр Ральф обязался тайно передать её служанке.

В этом послании Рэндалл объяснялся ей в любви и умолял, если она не равнодушна к нему, прийти в зал этой ночью, когда все во дворце улягутся спать.

Стоя на балюстраде и наблюдая, как гости рассаживаются, он заметил леди Памелу в синем платье и плаще, скреплённом под горлом алмазной застёжкой. Её превосходные волосы падали вдоль спины густой волной. Поймав взгляд зелёных очей, устремлённых на него, Рэндалл поклонился Памеле.

Усевшись в резное кресло на каменном возвышении, Ричард не скрывал нетерпения, предвкушая яркое выступление своего поэта.

ГЛАВА 10

По знаку короля присутствующие умолкли и приготовились слушать Рэндалла.

Заметно волнуясь, Рэндалл начал читать свою поэму. Его голос, интонации и жесты передавали как нельзя лучше, о чём шла в ней речь. Многие сразу оценили её веселую направленность и яркие сравнения. Каждая из глав рассказывала о представителе одного из сословий — торговце, крестьянине, рыцаре, студенте, включая монахов, и довольно жестоко и бесцеремонно высмеивала их пороки.

Слушатели затаили дыхание, время от времени взрываясь хохотом. Когда же он спустя пару часов закончил, зал разразился бурными аплодисментами.

Ричард II велел поэту приблизиться.

Спустившись в зал, Рэндалл подошел к возвышению, на котором стояло кресло короля, и склонился в поклоне.

— Нынче ты затмил самого Джозефа Плата, — проговорил Ричард приветливо.

— О, его огорчат ваши слова, — сказал Рэндалл.

— Знай же впредь, что каждое твоё стихотворение мы будем слушать с удовольствием. А вы что думаете, милорд Ральф? Ведь вы тоже сочиняете стихи и песни.

Воспользовавшись тем, что Ричард обратился к Ральфу, Рэндалл осторожно повернул голову и встретился взглядом с леди Памелой. Она нежно улыбнулась ему.

— Мой жонглёр затмил меня своим блеском, — засмеялся Ральф.

Король двинулся к дверям зала, гости не преминули последовать за ним, восторгаясь новым придворным поэтом.

Сэр Ральф де Монфор, выполняя просьбу друга, отыскал в коридоре Тесу.

— Ты служанка Памелы Гисборн? — осведомился он у статной красивой девушки.

— Да, милорд, — недоумевая, ответила та.

— Передай ей послание от моего друга, — и сэр Ральф вложил в её руку записку. Бросив взгляд на дверь, де Монфор увидел появившегося Филиппа Монтгомери и поспешно отступил от Тесы. Он вернулся в зал, где его ждал Рэндалл.

— Я передал твоё послание, — сказал сэр Ральф, опускаясь возле Рэндалла на скамейку.

— О, только бы Памела согласилась прийти! Я люблю ее, Ральф! Я не представлял ранее, что можно так любить. Мысли о Монтгомери не останавливают меня. Я знаю, что он жесток с врагами, но я решил бороться за Памелу!

К ним неторопливо подошёл Плат.

— Король был в восторге, — проговорил он. — И ты мне нравишься, Рэндалл.

— Я польщён, — ответил Рэндалл. — Ты считаешься великим придворным поэтом, и если я удостоился твоей похвалы, такое не может не льстить.

Плат склонился перед Рэндаллом в поклоне и удалился из зала, преисполненный собственного достоинства.

— Сегодня ты действительно был замечателен, — признался сэр Ральф, вставая со скамейки. — И я уверен, что леди Памела так же, как и все, оценила твой талант. — Он страшился оставить Рэндалла одного, но присутствие рыцаря могло смутить девушку. Надеясь, что послание Рэндалла осталось не обнаруженным Филиппом Монтгомери, де Монфор двинулся по коридорам Элтона в предоставленную ему королём опочивальню.

А Рэндалл продолжал ждать Памелу в опустевшем зале, где впервые им была прочитана поэма, которой надлежало стать самой знаменитой поэмой в Англии.

ГЛАВА 11

Оставшись с Памелой наедине, Теса сразу рассказала ей о разговоре с Ральфом де Монфором и, вытащив из складок платья узкий свиток, отдала его госпоже.

Развернув послание, Памела пробежала его глазами и прижала к груди.

— О, Теса! Рэндалл утверждает, что любит меня и преклоняется перед моей красотой! Он молит меня появиться нынче в зале, где он выступал, если я испытываю к нему чувство. Он просит меня о встрече! И да, я иду!

Вскочив с кресла, Памела набросила на плечи плащ с капюшоном, чтобы укрыться от сквозняков и любопытных взглядов. Теса попыталась было отговорить её, напомнив, какой знатный дворянин стремится жениться на ней, а Рэндалл — всего лишь придворный поэт.

— Пусть так, — молвила леди Памела, и её зелёные глаза засверкали из-под капюшона. — Но в нём много благородства, свойственного рыцарям. Я не удивлюсь, если его отец — дворянин.

Теса запалила факел и тоже закуталась в плащ:

— Если вы так любите его, я готова вам содействовать. Только не забывайте: всюду враги, а главный враг — сэр Филипп. Идёмте же, миледи, к вашему Рэндаллу.

Молодые женщины выскользнули за дверь и быстро направились по тёмному и пустынному коридору к лестнице.

Держа в руке факел, трепещущий от порывов ветра, проникавших внутрь замка, служанка молча шла впереди. В коридорах, где эхом отдавался каждый шорох, они не разговаривали. Спустившись по лестнице, девушки остановились у входа в зал.

— Жди здесь, — коротко приказала Памела.

— Я предупрежу вас, если кто-нибудь появится в коридоре, — ответила Теса.

Войдя в зал, Памела увидела Рэндалла, одиноко сидевшего в кресле короля. Внезапно, словно почувствовав её присутствие, он обернулся.

— Не всякий осмелится занять кресло короля Англии, воспользовавшись его отсутствием, — произнесла Памела, сбрасывая капюшон на плечи.

— Если моя леди так решила, я с покорностью повинуюсь и встану.

Она глядела, как он медленно спускается по полукруглым, почти плоским ступенькам, ведущим с возвышения, на котором стояло королевское кресло. В его голосе Памела уловила и искреннее преклонение, и страсть, и лёгкую усмешку.

— Отчего же? Сидите, где вам угодно, лишь бы это не сочли проступком, — сказала она, — и не наказали за него.

— Наказать меня можете только вы — своей холодностью, — ответил Рэндалл.

Стоя перед ней в обтягивающем его худой торс котарди с вышитыми на нём текстами стихов графа Рамбута Оранского, с нежностью в глазах, он заставил девушку смутиться. Потупив взор, она тем не менее не удержалась от улыбки.

— Я вас не накажу, но если накажет король Ричард, кто же тогда будет ставить на место Джозефа Плата?

Он засмеялся её ловкому ответу.

— Поистине, миледи, я и сам бы не смог ответить более остро.

— Увы, но мне далеко до вас, — сказала Памела, вновь обращая к нему свои зелёные глаза. — Вы блистали при дворах герцогов, прежде чем появились здесь. Я же — обыкновенная провинциальная дворянка, у которой, к тому же, за душой нет ни шиллинга.

— Ничего, — он приблизился к ней и, протянув ладонь, погладил по щеке. — Я знаю, вы многим обязаны графу Монтгомери. Но главное для меня — ваши чувства. То, что я написал в своём послании, — правда, и я хотел бы спросить, ощущаете ли вы ко мне что-нибудь подобное?

Не в силах подавить своего влечения, Памела склонила голову, прижавшись щекой к его руке.

— Да, — произнесла она.

Рэндалл привлёк её к груди и поцеловал. Держа Памелу в объятьях, Рэндалл воскликнул:

— Вы любите меня! Разве мог я рассчитывать на ответные чувства с вашей стороны?!

— Если бы вы не рассчитывали, сомневаюсь, что написали бы мне послание, — лукаво заметила она, обнимая его за шею.

— Вы считаете меня самоуверенным?

— Но разве вы не уверенно сжимаете сейчас мою талию? — засмеялась она и уже сама, поддавшись порыву страсти, припала к его губам.

Любовь, которую внушала Памела Рэндаллу, заставила его забыть о том, что их разделял не только её предстоящий брак с Филиппом, но и разница в занимаемом положении. Хотя Рэндалл и родился у графини и английского короля, в глазах вельмож он всё еще оставался обыкновенным менестрелем.

— Вы любили, должно быть, многих женщин, — сказала Памела.

— Я обладал ими, но ни одну из них не любил, — признался поэт. — Неужели вы сомневаетесь во мне?

— О нет, — ответила она. — Вчера, наблюдая за вашим приездом в Элтон, я чувствовала, как душа моя преисполняется любви. Но я была уверена, что, поскольку принадлежу другому, вы не захотите взглянуть на меня.

— И вы позволите мне и впредь любить вас? — спросил Рэндалл.

— Ну конечно. А я, обещаю, тоже буду вас любить, — и Памела доверчиво прижалась к его плечу.

Теперь она была твёрдо убеждена, что не выйдет за сэра Филиппа. Могуществу и богатству Монтгомери она предпочла изысканность Рэндалла, осознавая, что такое решение обернётся нищетой и прозябанием для её бедного замка на севере Йоркшира.

Когда наступило время оставить Рэндалла и возвратиться в опочивальню, девушка сказала:

— Вы понимаете, что, становясь соперником сэра Филиппа, вы превращаетесь в его врага?

— Понимаю, любовь моя. Вы встретитесь со мной завтра?

— Теса проведёт вас вечером в мою опочивальню. Там мы обо всём поговорим, — молвила она, вновь прячась под плащом.

Служанка ждала её в коридоре.

— Он любит меня, Теса, — сказала Памела. — Он любит меня и не боится соперничества с Филиппом!

— Не намерены же вы, в самом деле, расстаться с сэром Филиппом? — спросила та.

— Как раз это я и сделаю, — и Памела устремилась в свои покои.

Рэндалл же, постояв немного в зале, счастливо улыбнулся собственным мыслям. Он чувствовал, что хочет жениться на Памеле.

ГЛАВА 12

Весь следующий день придворный поэт провёл в прогулках по дворцу, надеясь встретиться с Памелой. Но вместо возлюбленной, выйдя во двор, он столкнулся с камердинером, который заявил, что ищет его по приказу короля.

Сопровождавший его на прогулке сэр Ральф встревожился, ко когда увидел, как приветливо король встретил Рэндалла, рыцарь испытал облегчение. Впрочем, за время, проведённое им при дворе, Ральф не раз убеждался в лицемерии его величества.

Король стоял у окна. На нём был тяжёлый плащ, скреплённый красивой застёжкой у горла, на руках — перчатки с широкими раструбами, а на голове — шляпа, из-под которой выбивались рыжие локоны. Ричард явно намеревался совершить прогулку.

— Я благодарен вам за выступление, Рэндалл. Не сомневайтесь, я умею щедро награждать тех, кто доставил мне удовольствие, — произнёс он и обратился к ждущему в углу человеку: — Вручите Рэндаллу Блистательному награду!

Слуга отвесил поклон и, подойдя к Рэндаллу, передал ему туго набитый кошелёк.

— Вы ведь отнюдь не богаты, — сказал Ричард. — Но теперь для вас всё изменится. Как мой придворный и самый талантливый из поэтов, вы будете нарядно одеваться, ездить на лошадях и держать прислугу. Денег вам на первое время хватит. Потом получите от меня ещё. Вы затмите Джозефа Плата не только талантом, но и всем прочим.

Взяв увесистый кошель с монетами, Рэндалл подумал о папаше Терри: как обрадует немолодого менестреля, всегда влачившего убогое существование, эта неожиданная милость Ричарда Английского.

«Отныне мы ни в чём не станем нуждаться, — рассуждал он. — И папаша Терри сможет носить красивые наряды, попивать вино с пряностями и касаться струн лютни только для собственного удовольствия».

— О, милорд! Вы очень щедры, — проговорил он, кротко опустив ресницы.

Даже сэр Ральф был немного удивлён поступком короля.

— Не составите ли вы мне компанию на проулке? — осведомился Ричард.

Рэндалл и его друг не смели ему отказать. Отослав человека в опочивальню с деньгами, друзья отправились сопровождать Ричарда.

— Милорд Ральф, — заговорил король, шагая чуть впереди Рэндалла и Ральфа, — я ещё не забыл ваших замечательных песен и того, что вы любите леди Джудит. Ваша возлюбленная, наверное, будет на празднике любви в Кале, что состоится весной? Я так решил, потому что её супруг, рыцарь Суррей, его устраивает.

Вздрогнув, сэр Ральф побледнел. Любовь к Джудит Суррей всегда заставляла его волноваться.

— С вашего позволения, я отправлюсь в Кале, чтобы доказать ей свою верность! — ответил он.

— Я не стану вам препятствовать, Ральф, — усмехнулся Ричард. — Но, хотя в Кале стоят английские войска, вы не забыли о нападениях вольных отрядов?

— Я рыцарь, милорд, и готов сражаться, — сказал Ральф.

— Прекрасно иметь любовь, — вздохнул Ричард. — Вы совершаете из-за неё подвиги, сражаетесь. А вы, Рэндалл, влюблены?

— Да, ваше величество.

— Но не в чужую супругу, как сэр Ральф?

— Ещё нет.

— Что это значит?

— Моя леди намеревается выйти замуж за одного из ваших подданных. И если я не помешаю ей, она достанется другому.

— Так я знаком с ней? — весело вскричал король. По его виду Рэндалл понял, что тот заинтересован.

— Вы с ней знакомы, — сказал он. — Но я не готов пока назвать её имя.

— Узнав, кто она, я немедленно отдам её за вас, если, конечно, положение дамы позволит ей выйти за поэта.

— Ни её положение, ни личность человека, за которого она просватана, не позволяют ей этого, — уклончиво возразил Рэндалл.

Король наморщил лоб, размышляя о чём-то. Сэр Ральф дёрнул Рэндалла за рукав, давая понять, что нужно быть осторожнее.

— Вы мне так нравитесь, что я, пожалуй, отдам за вас знатную леди, ведь теперь вы богаты, — вдруг произнёс Ричард. — Кто она?

Но Рэндалл не ответил. Свой брак с Памелой он хотел заключить тайно, опасаясь мести сэра Филиппа, и не мог ранее, чем его сочетают с ней, назвать имя любимой королю.

Сэр Ральф решил вмешаться и, чтобы перевести разговор на другую тему, принялся расспрашивать короля о дворце.

Внезапно, немного отстав от Ричарда, Ральф взял друга за локоть и шепнул:

— Взгляни-ка налево.

Послушно повернув голову, Рэндалл увидел прогуливающегося по двору тощего, немолодого слугу с рыжими волосами, в сером плаще и того же оттенка куртке. Он слегка притопывал и хлопал себя по плечам, чтобы согреться.

— Это слуга сэра Филиппа, Хьюго Бэнкс. Я уверен, что твой кузен подозревает тебя и потому заставил его следить за тобой, — сказал Ральф.

— Ну и пусть. Или, ты полагаешь, я не сумею разобраться с ним? — отмахнулся Рэндалл.

— Как знаешь. Но хочу предупредить: Хьюго Бэнкс опасен! Лет десять назад он погубил рыцаря, у которого в ту пору я ходил в оруженосцах. Рыцарь был искренен и благороден, он торжествовал над французами, захватывал крепости и совершал подвиги. Но ему не следовало отпускать насмешки в адрес сэра Вильяма Монтгомери. И вот Хьюго Бэнкс, его тогдашний слуга, распространил среди рыцарей и вельмож слух, что мой господин оскорбил честь короля. И хотя впоследствии было доказано обратное, сэр Вильям продолжал мстить. А чуть позднее Хьюго, узнав, что мой господин часто наведывался в опочивальню к одной знатной замужней леди, разоблачил его. И мой господин был вынужден удалиться в загородное поместье, покончив с карьерой. Теперь же Хьюго служит сыну сэра Вильяма, рыцарю знаменитому и отважному, и, я думаю, он появился вблизи нас совсем не случайно...

Проследив за Хьюго Бэнксом, который бродил по двору, изредка бросая на них косые взгляды, Рэндалл уверился, что друг не ошибается.

По окончании прогулки Ричард отправился в трапезную, и, сопровождая его, Рэндалл упустил Хьюго из виду. Это его раздосадовало, но он был убеждён, что сумеет избежать слежки вечером.

ГЛАВА 13

Не спускавший глаз с комнаты леди Памелы Хьюго видел, как ночью она уходила куда-то со своей служанкой. В коридорах он не решился их преследовать, чтобы не выдать себя, предпочтя узнать подробности у Мориса. Оруженосец, расспросивший возлюбленную, сообщил Хьюго, что у леди Памелы появился поклонник. Как его зовут — Теса не сказала, но Хьюго был уверен, что Морису легко удастся выяснить его имя.

Одевая господина, Хьюго осторожно доложил ему о результатах слежки.

— Ваша прекрасная возлюбленная, как видите, нашла другого, и кто знает, может быть, вы окажетесь ей не нужны, — говорил он, искоса поглядывая на Филиппа и застёгивая ему плащ.

— Она влюблена в Рэндалла, — ответил Филипп. — И если это так, я расправлюсь ним. Король благоволит к нему, но когда узнает о том, что негодяй соблазнил возлюбленную его верного рыцаря, Рэндалл окажется в опале.

— У меня ещё нет доказательств, что Рэндалл — возлюбленный вашей леди, — возразил Хьюго. — Но они обязательно появятся, обещаю.

Филипп страдал от своей неразделённой любви и оттого, что Памела ему не принадлежала. Он жаждал не только обладать ею, но и чувствовать, что тоже небезразличен ей.

Он нашёл её на каменном мосту, что был перекинут через небольшую речку. Вода, медленно текущая меж заснеженных берегов, казалась очень тёмной. Стояла влажная сырая погода. Служанка Памелы, в плаще с капюшоном, накинутым на плечи, чуть в отдалении привязывала лошадей.

Приблизившись к Памеле, Филипп провёл рукой в перчатке по её плечу.

— Я искал тебя, — сказал он.

— Неужели? Для чего? — спросила Памела.

— Чтобы побыть наедине с женщиной, которую обожаю. С тех пор как мы прибыли в Элтон, подобное случается крайне редко.

Девушка повернулась к нему.

— Но ты же сам пригласил меня в Вестминстер, а затем король настоял на поездке в Элтон.

— Тебе нравится в Элтоне?

— Да. Я никогда не бывала здесь прежде.

«Ещё бы, — подумал Филипп, — ведь твой отец, погрязший в долгах, приезжал в Вестминстер и Лондон, только чтобы занять денег».

— И, конечно, тебе нравится Рэндалл Блистательный? — осведомился он.

— Не буду скрывать, он восхищает меня, — призналась Памела. — Впрочем, не только меня. Его любит король Ричард.

— Любовь короля Ричарда — непостоянна.

— Верно, но сейчас он благоволит к Рэндаллу. Теса только что рассказала мне, что его величество сделал Рэндалла богачом. Он дал ему огромный мешок монет, велел взять слуг, цирюльников, портных и поваров.

— Король просто возвёл его в число придворных поэтов, сделал его ровней Джозефу Плату, — слегка растерявшись, сказал Филипп.

— Но разве такие люди, как Джозеф Плат, не заставляют преклоняться перед собой так же, как преклоняются перед рыцарями? — лукаво улыбнувшись, спросила Памела.

— Я понимаю, милая моя Памела, что такая красавица, как ты, не могла не привлечь внимание придворных. Но с тех пор, как мы в Элтоне, я чувствую, что ты сторонишься меня. В чём причина?

Он стянул перчатки и взял её за руку. Хотя Памела и не была настроена говорить с ним искренне, однако честность вынуждала её заявить Филиппу, что она отказывается выходить за него.

Подавшись вперёд, Филипп изучал её взгляд, в котором сквозили затаённая насмешка, холодность и безразличие. Отстранившись, он выпустил её руку.

— Миледи Памела, по возвращении из Элтона я намерен назначить нашу свадьбу и заняться необходимыми приготовлениями, — твёрдо, совсем другим тоном, чем говорил минуту назад, произнёс он. — Вам же, в свою очередь, следует проявить покорность. И не забывайте о нищете, в которой погряз ваш замок.

Развернувшись, он стремительно зашагал по снегу в сторону дворца. В его голове крутились мысли о сопернике. Монтгомери был уверен, что им является некто иной, как Рэндалл. Приближаясь к дворцу, он увидел его. Поэт стоял на полукруглом каменном крыльце, окружённый несколькими придворными поэтами, в числе которых выделялся Джозеф Плат. Рядом с ними Филипп узнал и рыцаря, друга Рэндалла, — сэра Ральфа де Монфора.

Заметив сэра Филиппа, поэты окликнули его, приветствуя.

Поднявшись на крыльцо, Филипп хотел было пройти мимо Рэндалла, но вдруг остановился и взглянул ему в глаза.

— Я оценил бы твоё вчерашнее выступление, если бы моё происхождение позволяло мне восхищаться сыновьями рабов, — холодно сказал он.

— Мне очень лестно, что вам оно понравилось, — поклонился Рэндалл. — А ваша леди осталась удовлетворена?

Скрипнув зубами и резко вскинув голову, сэр Филипп дал Рэндаллу пощечину. Вокруг зашумели.

Сэр Ральф, выступив вперёд, твёрдо взял Филиппа за руку.

— Прошу вас, милорд! Для чего вы ударили этого ничтожного менестреля? Нам ли, знатным сэрам, растрачивать на них силы?

— Он оскорбил меня! — воскликнул Филипп.

— Он всего лишь поинтересовался, понравилось ли его выступление вашей леди так, как понравилось вам, — возразил Ральф.

Оттолкнув его, Филипп вошёл в раскрытые двери. Рэндалл, приложив ладонь к щеке, внимательно глядел ему вслед. Только сейчас он понял, что Филипп Монтгомери, его кузен и соперник, уже догадывается о связи, возникшей между ним и Памелой Гисборн.

ГЛАВА 14

Получив от короля мешок денег и огромные милости, Рэндалл должен был возвращаться в Лондон, чтобы папаша Терри нанял челядь и распорядился свалившимся богатством. В Лондон же стремился и Ральф, которому там предстояло узнать о празднике любви, устраиваемом весной в Кале.

Наступающая ночь была единственной, когда Рэндалл мог уговорить Памелу отказаться от брака с Филиппом.

Стараясь не привлекать внимания стражников, Рэндалл — с прицепленным к поясу кинжалом, закутанный в тёмный плащ, — осторожно двигался по тёмным коридорам Элтона.

Прислушиваясь к шорохам, Рэндалл чувствовал, что Хьюго Бэнкс следит за ним. Ему пришло в голову запутать Хьюго. Выйдя из темноты, он, словно не опасаясь соглядатая, зашагал по коридору. Прячась в нишах и за выступами, Хьюго шёл за Рэндаллом.

Свернув за угол, Рэндалл затаил дыхание. Рядом вниз, на первый этаж, вела крутая винтовая лестница.

Шаги приближались: крадучись, Хьюго подошёл к лестнице и остановился.

Выскользнув из укрытия, Рэндалл увидел стоявшего к нему спиной Хьюго. Слуга сэра Филиппа напряжённо вслушивался, стараясь понять, спустился ли Рэндалл по лестнице или скрылся от него другим путём.

Выхватив кинжал, Рэндалл приставил его к горлу Хьюго и, обхватив рукой за узкие плечи, произнёс:

— Хьюго Бэнкс! Ха-ха! Ты, кажется, меня ищешь?

— Пощади, милостивый, великодушный поэт! — завизжал Хьюго. — Я всего лишь слуга, раб. Мой господин приказал мне следить за вами! Разве мог я ослушаться сэра Филиппа?

— Только закричи ещё раз, и я тебя зарежу, — Рэндалл крепче приставил остриё к его горлу. — Слушай внимательно! Отправишься сейчас к сэру Филиппу и передашь, что человек, которого он оскорбил сегодня, назвав сыном раба, решил предупредить его. Я — аристократ, родившийся незаконно. И в следующий раз, отвешивая мне оплеуху, он должен помнить об этом. Для него, как для лорда Монтгомери, лучше, чтобы моё происхождение осталось в тайне.

— Отпустите меня, великодушный сэр! — взмолился Хьюго. — Я же не аристократ, чтобы разбираться в ваших спорах! Если ты не пощадишь меня, я не смогу передать сэру Филиппу твои слова.

Притянув его ещё ближе за ворот куртки, Рэндалл проговорил:

— А знаешь, Хьюго, если бы я сейчас перерезал твою глотку, тебя бы нашли здесь только утром. Ты — негодяй. Настоящий негодяй. Но я пощажу тебя. Иди.

Оттолкнув от себя слугу сэра Филиппа, Рэндалл убрал кинжал в ножны. Хьюго бегом бросился от него по коридору — лишь быстрые шаги гулко раздавались под сводами. Невольно усмехнувшись, Рэндалл двинулся через зал к опочивальне леди Памелы. Он думал о тайных встречах, заговорах и преступлениях, вершимых во дворцах вроде Элтона по ночам, когда за длинными рядами окон висела мгла. В точности так же и Норфолк, над которым насмехалась его мать леди Эдит, строил заговор с целью убить его, обожаемого сына Эдуарда III, и тем самым отомстить королю и его фаворитке.

У дверей опочивальни Рэндалл увидел Тесу.

— Миледи ждёт вас, — произнесла она, — я же останусь снаружи. Не волнуйтесь, сэр Филипп уже лёг спать.

Леди Памела сидела в кресле, и её густые, распущенные белокурые волосы призывно мерцали в свете очага и нескольких факелов. На ней было облегающее платье, внизу спадающее тяжёлым широким шлейфом.

— О, Рэндалл! Любовь моя! — сказала она и протянула к нему руки.

Подойдя к Памеле, он сжал их.

— За тобой следили?! — тревожно спросила она, вглядываясь в его лицо.

— Я поверг моего лазутчика в недоумение, — засмеялся Рэндалл.

— О, я знаю, что ты умеешь делать это лучше, чем остальные, — ответила она.

Нежно притянув Памелу, Рэндалл поцеловал её в губы.

— Филипп ударил тебя нынче, — молвила она, погладив рукой его щёку.

— Да, он оскорбил меня, но я его простил, ведь он так поступил из-за любви. Впрочем, если бы он вздумал повторить свой поступок или подвергнуть меня более серьёзному испытанию, я бы не проявил такое великодушие.

— Ты рассуждаешь как рыцарь, как человек знатного происхождения.

— Так оно и есть, — сказал Рэндалл. — Я действительно знатного рода. Но я не могу сегодня рассказать тебе подробности моей тайны.

— Я предполагала, что ты, возможно, знатный лорд.

— Я не просто знатный лорд, — ответил он, — но об этом позже. Я хочу просить тебя оставить Филиппа. Будь моей, Памела! Выходи за меня.

— Ты просишь, чтобы я стала твоей женой? — проговорила леди Памела.

— Да, твой отец вправе отказать Филиппу.

— Но Филипп мстителен! Он уничтожит тебя. Филипп — могущественный вассал, которому король, чьим расположением ты пользуешься, не решится бросить вызов.

— Пусть так, но я готов превратиться в его врага ради тебя. Будь моей, Памела, ведь ты тоже любишь меня!

— Люблю, — ответила она, страстно целуя Рэндалла. — Но я боюсь Филиппа и его мести.

— Если ты согласна выйти за меня, ты не должна его бояться, — сказал Рэндалл. — Моя тайна, достигнув короля, сразу превратит меня в человека, из-за которого Ричард рискнёт бросить вызов Филиппу. Я не хочу раскрывать её без надобности, так как могу приобрести завистников. Не бойся, Памела. Я сумею дать Филиппу отпор.

Памела была заинтересована, но решила набраться терпения и ждать, когда он сам расскажет ей обо всём. Она лишь спросила:

— Ты связан с королём?

— Моя тайна имеет отношение к моему появлению на свет, — признался он.

Она помолчала, затем поднялась с кресла. Вскочив, Рэндалл взял её за руки.

— Так что же ты ответишь мне, любовь моя?! — воскликнул он. — Выйдешь за меня?

— Да, — молвила девушка, — и завтра же объявлю это Филиппу.

Заключив Памелу в объятья, Рэндалл, смеясь, поцеловал её.

— Я очень рад, любовь моя! Значит, я смогу уехать в Лондон, зная, что ты согласна!

— Уехать в Лондон? — спросила она, отстраняясь. — Что означает твой отъезд?

— Только то, что король дал мне в награду кучу денег, которые я отвезу моему отцу, менестрелю. Я хочу, чтобы он распорядился ими по собственному усмотрению. Сейчас он находится во дворце юного графа Солсбери.

Высвободившись из его объятий, Памела отступила. Её прекрасное лицо показалось ему помрачневшим.

— Ты оставляешь меня в Элтоне с Филиппом! — пробормотала она. — Он может упасть в ноги королю и выпросить у того дозволения немедля вступить со мной в брак. Я буду бессильна.

— Ты должна уехать из Элтона, — серьёзно сказал Рэндалл. — Возвращайся в свой замок, в Йоркшир. Когда мой отец получит деньги, я приеду к тебе. Я найду тебя, договорюсь с цистерцианским монахом в Рило, и мы обвенчаемся. Но завтра, после разговора с Филиппом, ты немедленно уедешь. Я дам тебе денег, чтобы ты наняла стражников, которые проводят тебя до твоего замка.

Отстегнув кошелёк от пояса, Рэндалл положил его на край стола.

— Хорошо, я сделаю всё так, как ты хочешь, — ответила Памела. — Я люблю тебя, мой прекрасный поэт, и хочу быть с тобой. Однако ты должен проявлять осторожность. У сэра Филиппа много соглядатаев.

— Не думай о них. Ты выйдешь за меня в Йоркшире, а потом я извещу о нашем браке короля. Ричард уже не сможет распоряжаться твоей рукой. О, любовь моя! Моя милая Памела! Я женюсь на тебе, и моё происхождение не должно волновать тебя.

— Я вовсе не волнуюсь из-за твоего происхождения, — ответила Памела, прижимаясь к его груди. — Для меня важно то, что я к тебе испытываю.

Он ещё раз страстно поцеловал её. Никогда прежде он не любил женщину так пылко, и ни одна из них не казалась ему более недоступной. Их всё еще разделяла его тайна, ярость Филиппа и решение Гисборна. Но Рэндалл был готов бороться за свою любовь с упорством и твёрдостью.

Он вышел в коридор, где застал Тесу.

— Иди к миледи и подготовь её вещи. Завтра вы оставите Элтон и возвратитесь в свой замок, — сказал он.

Недоверчиво пожав плечами, Теса толкнула дверь в опочивальню и увидела, что Памела складывает платья в окованный железом сундук.

Рэндалл направился в сторону отведённой ему комнаты, расположенной в другой части дворца. В душе он торжествовал, хотя разум упрямо подсказывал ему, что сэр Филипп превратился в его самого жестокого врага.

ГЛАВА 15

Отбывая утром из Элтона, Рэндалл увидел своего кузена, который возле оружейных обучал Генри Ланкастера застёгивать сложные крепления на его доспехах. Король предоставил поэту отряд стражи для защиты от разбойников. С Рэндаллом в Лондон уезжал и сэр Ральф де Монфор.

Наблюдая, как кавалькада, вооружённая алебардами, покидает Элтон, Филипп испытал облегчение. Ему казалось, что теперь он сумеет завладеть сердцем Памелы. Ко всему прочему приближалась свадьба Филиппа, после коей Рэндалл не посмеет добиваться любви Памелы.

В отдалении от Филиппа Морис Мервилл скакал на боевом коне, обучаясь езде с препятствиями. Перепрыгивая через впадины и коряги, конь был покорен оруженосцу. Генри наблюдал с лёгкой завистью. Ему все ещё не удавалось так уверенно держаться в седле.

— Морис Мервилл будет отличным рыцарем, — проговорил он.

— Если будет благоразумным, — ответил Монтгомери и подозвал Хьюго, который всё утро держался поодаль. — В чём дело, Хьюго? Почему не рассказываешь, о чём тебе удалось узнать, следя за Рэндаллом?

Отослав Генри в оружейную, рыцарь стоял возле слуги, сдвинув чёрные брови, и Хьюго невольно съёжился.

— Простите, милорд, — сказал он. — Рэндалл меня разоблачил.

— Не лги мне! — вскричал сэр Филипп.

— Увы. Вероятно, ему рассказал о моих прежних подвигах Ральф де Монфор, — проговорил слуга. — Когда-то он был оруженосцем у одного лорда, которого я оклеветал по требованию вашего отца, сэра Вильяма. И потому Рэндалл, поймав меня ночью в коридоре дворца, угрожал мне кинжалом.

— Куда он направлялся?

— Мне не удалось это выяснить, — поморщившись, Хьюго невольно тронул рукой свою шею. — Но Рэндалл велел мне передать вам, что он простил вам оскорбление и пощёчину лишь потому, что вы не ведаете о его происхождении. Но впредь он не простит вам подобного. Он аристократ, рождён незаконно, но, судя по всему, очень знатен. И вам, как лорду Монтгомери, будет лучше, если никто не узнает о его тайне.

Расхохотавшись, сэр Филипп воскликнул:

— Получается, Рэндалл Блистательный — великий лорд?! Ну конечно! Что ещё он должен сочинить, добиваясь расположения короля и женщины, которую я люблю! Я думаю, его отец — обыкновенный менестрель, а мать — трактирная шлюха.

Поколебавшись, Хьюго решился:

— Мне всегда казалось, что он похож на короля Эдуарда. А когда он сказал, что для вас, лорда Монтгомери, лучше, если он будет держать происхождение в тайне, я подумал о леди Эдит.

— О леди Эдит?

— Точнее, о её сыне. Вам же известно, что у неё от короля Эдуарда был сын.

— Ты полагаешь, Рэндалл — сын короля и леди Эдит, сестры моего отца? Видно, здорово он тебя напугал!

— Я не боюсь его, но вынужден проявлять осторожность, — пробормотал Хьюго. — Меня преследует мысль, что Рэндалл — отпрыск порока, незаконный сын короля Эдуарда и леди Эдит.

— Прекрати! — вскричал Филипп. — Я не желаю слушать эти бредни! То, что Рэндалл обладает некой изысканностью, всего лишь заслуга его отца менестреля. Слова Рэндалла, будто в моих же интересах не раскрывать его тайну, касаются его связи с Памелой! Таким образом он надеется уговорить Ричарда распорядиться рукой Памелы в его пользу. Но ты — глупец! Утверждать, что Рэндалл — мой кузен и сын короля Эдуарда?! Немыслимо!

— Но, милорд, отчего же Рэндаллу не быть сыном короля и леди Эдит?! — упрямился Хьюго.

— Разве ты не знаешь, что враги короля убили его незаконного сына?!

— В том-то и дело, милорд, что я тогда присутствовал при разговоре вашего отца со слугами Спрингроузеза, и капеллан утверждал, будто сына короля удалось спрятать кому-то из челяди.

— Это пустые сплетни, а я не принимаю их всерьёз, — холодно ответил сэр Филипп, давая Хьюго понять, что не желает обсуждать с ним домыслы челяди.

И тут сэр Филипп и его слуга увидели леди Памелу, которая стремительно направлялась к ним по снегу от дверей дворца.

ГЛАВА 16

Отстранив Хьюго, рыцарь сделал несколько шагов навстречу своей возлюбленной.

— Приветствую, прекрасная леди, — произнёс он нежно.

Памела приблизилась к нему и с холодной усмешкой проговорила:

— Я пришла сообщить, что уезжаю в Йоркшир. Мои вещи собраны, и я получила отряд стражи, который проводит меня в замок моего отца.

— Тебе наскучил Элтон или ты не желаешь находиться во дворце без своего поэта? — ехидно спросил Монтгомери.

— Я уезжаю, потому что не могу более считаться твоей невестой! Никто не вправе распоряжаться моей рукой, а отец не выдаст меня за тебя, если я не согласна.

— Но ты уже согласилась за меня выйти! — воскликнул сэр Филипп.

— Потому что я не ведала прежде любви, — бесстрашно подняв лицо, отозвалась Памела. — Я встретила другого человека, который сумел завладеть моим сердцем.

— И ты будешь утверждать, что разлучником является не Рэндалл?! — зло сказал Филипп.

— Я не намерена оправдываться перед тобой! У тебя нет на меня никаких прав! Я нищая, но я аристократка и не выйду за тебя!

— Твой отец погряз в долгах!

— Верно. Но и кроме тебя найдутся люди, которые не откажут ему в своей милости.

— Стоит королю разочароваться в способностях Рэндалла, и тот снова окажется среди грязных бродяг! — воскликнул сэр Филипп в ярости.

— Почему ты решил, что я люблю Рэндалла? — осведомилась Памела.

— Я уверен в этом! Ты любишь Рэндалла! Прочь с глаз моих! — вскричал он. — Ты ещё приползёшь ко мне, будешь молить о прощении, когда в ваш замок придёт нужда!

Памела не могла назвать имя Рэндалла, понимая, что подвергнет любимого опасности. Она была убеждена, что рано или поздно сэр Филипп найдёт доказательства их любви и тогда Рэндалла ждёт месть. Развернувшись, она так же стремительно пошла к замку.

— Я расправлюсь с ним! — процедил сквозь зубы Филипп, хмуро глядя вслед удалявшейся Памеле.

Ему нужны были подтверждения её связи с поэтом.

— Морис! — позвал он.

Оруженосец направил к нему скакуна, остановился и спешился.

— Я в вашем распоряжении, милорд, — проговорил он.

— Теса отбывает из Элтона со своей госпожой. Ты знал об их отъезде? — спросил Филипп.

— Нет, — Морис выглядел растерянным. — Но чем вызван их отъезд?

— Я прогнал Памелу из-за связи с тайным поклонником.

— Означают ли ваши слова, что я более не обязан быть соглядатаем? — затрепетав от волнения, осведомился Морис.

— Напротив! Ты обязан продолжить связь с Тесой и докладывать всё, что удастся узнать о любви её госпожи! Тебе по-прежнему неизвестно имя моего соперника, а я жажду возмездия! Попросишь у Тесы дозволения приехать в замок Роберта Гисборна и временно остановишься там, — приказал Филипп. — Будешь встречаться по ночам с Хьюго и сообщать ему о происходящем между леди Памелой и её тайным поклонником. Иди!

Как ни омерзительно было на душе у Мориса Мервилла, он не смел прекословить рыцарю. Бросив поводья слуге, он зашагал ко дворцу.

— Выходит, я не получу Тесу в жёны? — спросил Хьюго.

— Я тоже не получу в жены её госпожу, — сказал сэр Филипп. — Ноя отомщу. Я узнаю, кто является моим соперником, и превращусь в его врага.

Подойдя к Тесе, уже готовой следом за леди Памелой сесть в повозку, Морис взял её за руку. Девушка остановилась. В глазах Мориса, устремлённых на нее, она прочла скрытую тоску.

— Прости, Морис, но моя госпожа сочла нужным уехать, — проговорила она, погладив юношу по щеке.

— Я смогу встречаться с тобой в замке сэра Гисборна? — спросил оруженосец.

— Да, но что скажет на это граф?

— Какая разница?! Разреши мне приезжать в замок сэра Гисборна.

— Но. Морис, от Элтона до его замка далеко, — ответила Теса. — Такое путешествие обычно занимает несколько дней.

— Полагаю, граф временно переберётся в Спрингроузез, а оттуда легко добраться до замка Гисборна, — сказал Морис Мервилл. — Если ты не возражаешь, я хотел бы приехать к тебе, моя прекрасная Теса.

Каждое произнесённое слово давалось ему с трудом. Он испытывал невероятные страдания оттого, что, повинуясь приказу Филиппа, был вынужден использовать обожаемую им женщину в грязной слежке за леди Памелой.

— Разве я могу отказать тебе? Конечно, я буду рада встрече с тобой в замке сэра Гисборна, — ответила девушка и, нежно взглянув на Мориса, скрылась в повозке.

Предводитель отряда стражи дал сигнал, и кавалькада, позвякивая оружием, направилась к Йоркширу.

ГЛАВА 17

Весь путь до стен Лондона Рэндалл совершил в сопровождении королевских лучников, поскольку он вёз мешок денег и мог подвергнуться нападению разбойников или провинциальных феодалов, устраивающих в своих владениях засады для богатых странников.

Уже несколько дней стояла тёплая погода, и лошади фыркали, тяжело ступая по липкому снегу.

Подъезжая к Лондону, Рэндалл издали увидел толпу людей на городском мосту, среди которых, кроме бродяг и крестьян, заметил телеги купцов из Норфолка.

При приближении знатных вельмож люди расступились. Их хмурые лица из-под кутелей и шаперонов показались Рэндаллу насторожёнными. Королевские лучники вызывали у них боязнь и тревогу.

Запахнув плотнее полы плаща, сэр Ральф подался в седле вперёд и сказал:

— Наверное, ты не слишком ищешь встречи с главой городской стражи?

— Отчего же? Я с удовольствием поприветствую его, — засмеялся Рэндалл.

У городских ворот мрачного вида стражники готовили еду над разведённым прямо под открытым небом очагом.

Заметив главу стражи, толстяка огромного роста, прихлёбывавшего эль из фляги, Рэндалл поднял ладонь и широко улыбнулся.

Увидав его, толстяк удивлённо вытаращил глаза и утратил способность разговаривать.

— Как видишь, моя дерзость понравилась при дворе, — негромко сказал ему Рэндалл, проезжая мимо.

Окружённые людьми короля Ричарда, поэт и граф де Монфор направлялись ко дворцу своего друга, графа Солсбери. Во дворе к ним подошёл конюх, чтобы сразу отвести усталых лошадей в стойло.

Из дворца появился граф Солсбери, и следом — папаша Терри.

— Рэндалл! Сын мой! — воскликнул он, и его чёрные глаза засверкали. Распахнув объятья, он бросился к Рэндаллу и ласково сжал его, хохоча во всё горло. Граф Солсбери тоже был рад вновь увидеть своих друзей. Отдав распоряжения слугам накрыть стол, он пустился в расспросы о их поездке. Слуга, следовавший за Рэндаллом, отнёс в его комнату мешок с деньгами, а друзья спустились в трапезную, где люди графа Солсбери уже подавали угощения и выпивку.

— Ты разбогател, сын, верно? — спросил папаша Терри. — Лорд утверждает, что по всему Лондону только и говорят об излюбленном придворном поэте. — Приветливое лицо немолодого менестреля сияло от радости.

— Мешок, что я привёз из Элтона, полон денег, — ответил Рэндалл, отпивая из кубка вино. — Теперь ты никогда и ни в чём не будешь нуждаться, отец. Через несколько дней я покину Лондон, а ты займёшься подбором прислуги и челяди.

— Ты можешь рассчитывать на меня, — предложил Солсбери. — Я знаю лучших поваров, камердинеров и конюхов в Лондоне.

— Куда ты отправишься, сын мой? — встревоженно спросил папаша Терри. — Король велел тебе возвращаться в Элтон?

— Он, конечно, жаждет видеть меня среди своих приближённых, но на этот раз я поеду в Йоркшир, — сказал Рэндалл.

— Виновата любовь, которую он встретил при дворе, — весело пояснил сэр Ральф, хотя душа его сжималась от мысли о подстерегавших Рэндалла опасностях.

— И твоя леди ответила тебе взаимностью? — осведомился граф Солсбери.

— О, да, — уклончиво сказал Рэндалл.

От папаши Терри не ускользнуло его лёгкое смущение.

«Не хватает ещё, чтобы Рэндалл стал соперником какого-нибудь богатого рыцаря», — с тревогой подумал он.

Между тем сэр Ральф заговорил о празднике любви, который, насколько знал Солсбери, готовился в апреле.

— Я хочу выступить на нём с моими композициями и моим жонглёром, — заявил сэр Ральф. — Ты ведь по-прежнему со мной, Рэндалл? Богатство и милость Ричарда не отбили у тебя желание служить мне?

— Разумеется, нет, — сказал Рэндалл. — Я буду твоим жонглёром столько, сколько тебе понадобится.

— Тогда я жду твоего приезда из Йоркшира, а потом мы вместе отправимся в путь! — воскликнул сэр Ральф.

Ужин закончился далеко за полночь. Поднявшись по крутой винтовой лестнице в опочивальню, Рэндалл застал там папашу Терри, сидевшего возле окна, за которым давно висела ночь.

— Я волнуюсь,, Рэндалл, — сказал он. — Ты добился расположения своего племенника Ричарда, ты приобрёл поклонников и завистников при дворе, но что за любовь ты обрёл там? Кто та леди, что внушила тебе такие чувства? Она знатна, как я понимаю, и ты добился её любви тайно...

— Да, она знатна, — неохотно ответил Рэндалл, отстёгивая кинжал от пояса и садясь в кресло. — Это Памела Гисборн, невеста сэра Филиппа Монтгомери.

С минуту папаша Терри молчал, с трудом осознавая новость. Вместо того чтобы держаться подальше от двора короля, Рэндалл влюбился в девушку, просватанную за его кузена, Филиппа!

— Полагаю, ты надо мной смеёшься? — глухо спросил он.

— Отнюдь. Я серьёзен, как никогда. Я люблю Памелу и намерен на ней жениться, — признался Рэндалл.

— Она не пойдёт за тебя! Знаешь, скольких благородных леди увлекали мои стихи?! И ни одна из них не ответила на мою страстную влюблённость, — сказал папаша Терри.

— Но она согласилась! Один из монахов-цистерцианцев обвенчает нас, после чего я сообщу об этом королю Ричарду, который, я убеждён, не будет на меня гневаться.

— Ты слишком уверен в его расположении! Но ведь Памела была просватана за сэра Филиппа, а он тоже пользуется доверием короля! — воскликнул менестрель. — Он вельможа, знатный рыцарь, он знаменит великими подвигами. Если ты превратишь его во врага, тебя не защитит ни происхождение, ни Ричард.

— Не знаю! Возможно, тогда герцогам Ланкастеру и Глостеру придётся узнать, что я их единокровный брат! Ха-ха-ха! Представляю их удивление! Действительно: бродячий менестрель, выступавший перед ними на балкончиках в трапезной, — их кровь и плоть!

— Ты наглец! — ответил папаша Терри и обнял Рэндалла. — К сожалению, нас с тобой всегда окружали враги. Всё было бы гораздо проще, окажись ты моим сыном, а не отпрыском короля.

— Ты жалеешь, что рассказал мне правду? — спросил Рэндалл.

— Я должен был когда-нибудь это сделать, тем более Норфолк узнал тебя.

— Ты всегда останешься для меня отцом, — сказал Рэндалл.

Папаша Терри с трудом скрывал подступившие слезы: он боялся, что блеск двора, преклонение публики и милости короля лишат его любви Рэндалла.

— Благодарю тебя за твоё великодушие, — сказал папаша Терри, оставляя его опочивальню.

В ту ночь Рэндалл спал под шум ветров, проникавших сквозь оконные ставни. Теперь всем своим существом он стремился отправиться в путь, полный опасностей, но заманчивый и прекрасный.

ГЛАВА 18

Ральф де Монфор понимал, какой опасности подвергается Рэндалл, и решил, что должен научить друга владеть оружием. К предложению освоить хотя бы бой на мечах Рэндалл отнёсся насторожённо. Однако рыцарь убедил его, и солнечным холодным утром они спустились к конюшням графа Солсбери.

— Я научу тебя самому простому, — заявил сэр Ральф. — Даже крестьяне умеют делать выпады и отражать удары.

— Чтобы научиться драться на мечах, нужно время, — усмехнулся Рэндалл.

— Да, но я преподнесу тебе самые главные навыки, — сказал сэр Ральф и бросил ему один из тех мечей, что принёс с собой.

Тяжесть сразу же наполнила руку Рэндалла. Вертя меч в воздухе, он подошёл к сэру Ральфу и встал напротив него. Ральф учил Рэндалла уклоняться от каждого выпада, наступать и разоружать противника.

Постепенно Рэндалл осваивал навыки рыцаря. В последующие несколько дней он упорно тренировался и делал явные успехи.

Перед отбытием в Йоркшир Рэндалл почти не покидал дворец графа Солсбери. Но однажды под вечер он решил разыскать племянника Томаса Фарингдона, по слухам, прибывшего в город. Однако слуга купца сказал, что юный Фарингдон встречается в данный момент с сицилийцами в каком-то трактире в Вестминстере, и Рэндаллу ничего не оставалось, как вернуться обратно к Солсбери.

Рэндалл шагал по кривым улочкам, вдоль канав с отбросами, с мечом в ножнах под плащом. Ранее он носил с собой только лютню и кинжалы. Он понимал, что ещё не сумел бы дать отпор стражникам, но вполне мог справиться с разбойниками.

Вдруг из-за угла появились трое людей в кольчугах и, цепко схватив его, уволокли в стенную нишу.

— Кто вы такие?! Что вам нужно?! — воскликнул он.

Напавшие ничего не ответили. Из зимних сумерек выступил высокий худой человек с бесстрастным лицом в тёмной одежде. На его шее поблёскивала цепь.

— Норфолк, — пробормотал Рэндалл, перестав сопротивляться.

Узкие губы лорда Норфолка тронула презрительная ухмылка.

— Вы носите оружие, вы разбогатели, милорд. В Лондоне только и слышно о придворном поэте короля, — сказал он. — Я был убеждён, что вы, с вашими способностями, будете знамениты и обожаемы в окружении Ричарда.

— Что вы хотите? — глухо осведомился Рэндалл.

— Того же, что и прежде, милорд. Чтобы вы возвратили меня ко двору.

— Как вы не понимаете?! Я поэт, у меня нет власти!

— Король Ричард очень расположен к вам, он сделал вас богатым. И вам удастся своими стихами восстановить мою репутацию.

— Ваша репутация, — проговорил Рэндалл, — была подорвана теми преступлениями, которые вы совершили. Вы пошли против государя Англии, своего друга, предали его, а затем, не добившись любви моей матери, пытались убить меня!

— Значит, вместо того, чтобы исправить поступок короля Эдуарда, вы, милорд Монтгомери, дерзите мне? — прошипел лорд Норфолк. — Напрасно! Если я решу принять ваш вызов, я обращусь к сэру Филиппу. Сомневаюсь, что вы жаждете видеть в его лице врага.

— Я не буду добиваться для вас милостей, — твёрдо произнёс Рэндалл. — Графством управляет ваш племянник, в его руках прибыли и замки, вы же — обыкновенный изгнанник, мерзавец, требующий от меня возвратить вам положение при дворе. — И он расхохотался.

В ярости Норфолк наотмашь ударил Рэндалла и разбил ему губу.

— Я стану лучшим поэтом Ричарда, его другом, его дядей по крови и происхождению, — продолжал Рэндалл. — Но вы отныне не должны показываться мне на глаза, если не стремитесь за стены Тауэра.

— Вы пожалеете о своих речах, милорд, — мстительно проговорил Норфолк и приказал своим людям: — Отпустите его!

Рэндалла вытолкнули на мощёный тротуар.

Поднявшись, поэт постарался скрыться от любопытных глаз. Кровь из разбитой губы остановилась, но его одолела тоска оттого, что Норфолк вновь разыскал его. Теперь, получив столь решительный отказ, лорд Норфолк обязательно расскажет о нём Филиппу, который и так видел в Рэндалле противника.

Оглядываясь по сторонам, Рэндалл добрался до дворца. Поужинав, он сразу отправился в свою комнату. Сэр Ральф остался с Солсбери, развлекая его мелодиями на цистре. Запершись в опочивальне, Рэндалл скинул одежду и лёг, но заснуть долго не мог. Всю ночь его преследовали Норфолк и угрозы, звучавшие из его уст.

На следующее утро, уже облачённый в котарди, длинный плащ и короткие остроконечные сапоги, Рэндалл рассказал о встрече папаше Терри. Внизу, во дворе, его уже ждала лошадь с поклажей, в руках он сжимал меч, убранный в ножны.

— Я сразу подумал, что тебя ударил Норфолк, — хмуро сказал менестрель. — Хотя вчера ты предпочёл не говорить об этом.

— А сэр Ральф? Что думает он? — спросил Рэндалл.

— Он бы страсть как хотел отправиться с тобой в Йоркшир, вместо того чтобы ехать в Кент. Вечером после ужина он признался, что не слишком доверяет кентским слугам, в особенности после восстания Уота Тайлера.

— К моей возлюбленной я должен ехать один. Кроме того, одинокий путешественник привлекает не так много внимания, как несколько.

Положив руки Рэндаллу на плечи, папаша Терри сжал их.

— Ты отважен, Рэндалл. Но сумеет ли твоя отвага послужить тебе?

— Отвага всегда служит тем, кто ей верен, — сказал Рэндалл.

— Но ей верны и Норфолк, и Филипп. Однако я думаю, что те навыки, которые ты получил в эти дни от благородного Ральфа де Монфора, защитят тебя от врагов.

Слуга придержал стремя, помогая Рэндаллу вскочить на лошадь. Появились граф Солсбери с сэром Ральфом, чтобы проводить его.

— Ты достаточно хорошо знаешь Йоркшир? Тебе не нужны сопровождающие? — спросил рыцарь у Рэндалла.

— Я много бродил по Англии, милорд, и изучил холодный Йоркшир, равно как вы — бердыши и алебарды, — ответил Рэндалл.

Улыбка скользнула по красивому лицу графа, но он не выглядел весёлым.

Попрощавшись с папашей Терри, сэром Ральфом и графом Солсбери, Рэндалл натянул поводья и поскакал в направлении городских ворот Лондона. За его спиной висел убранный в ножны меч, а на поясе, скрытый в складках плаща, — один из кинжалов. Впервые Рэндалл не взял с собой лютню. Теперь он действительно выглядел как одинокий путешествующий дворянин, следующий в Йоркшир.

ГЛАВА 19

По мнению Рэндалла, до северного графства ему предстояло добираться целых четыре дня, да и то, если не обрушится снежный вихрь или вьюга. Ранее он бывал там не раз, бродя с папашей Терри от города к городу, от замка к замку. Единственным местом, которое немолодой менестрель старался избегать, был замок Спрингроузез и деревни, входившие во владения Филиппа Монтгомери. С некоторых пор Рэндалл знал причину, по которой папаша Терри держался в стороне от Спрингроузеза.

Рэндалла одолевало любопытство, его интересовали светлые остроконечные башенки Спрингроузеза, о коих он только слышал, и он решил проехать поблизости, чтобы увидеть замок Весенних роз, преподнесённый королём Эдуардом своей возлюбленной.

Он ехал иноходью, лишь изредка пуская коня во весь опор. Выбирая то вьющиеся по оврагам и склонам холмов тропы, то придерживаясь разъезженного деревенскими телегами пути, он следовал всё далее, к границе с Шотландией. Йоркшир был ему хорошо известен своими лесами, монастырями и замками, нередко подвергавшимися набегам шотландцев во время войн, которые велись при Брюсе. В дебрях лесов, как знал Рэндалл, орудовало много шаек, принадлежавших и знатным сэрам вроде Гилберта Мидлтона, и возглавляемых простолюдинами.

Проезжая мимо деревень и встречая нищих вилланов, Рэндалл видел, какие тяготы тем приходилось преодолевать. Иногда он бросал им несколько монет, и тогда вилланы начинали отчаянно благодарить его, но, увы, он не мог накормить всех. В каждой деревне вилланы, после чумы и восстания Уота Тайлера оказавшиеся в ещё большей нищете, нуждались в самом необходимом. Рэндалл сочувствовал им, ведь он сам знал, что это такое.

Замки феодалов он старался объезжать, чтобы не встречаться с их владельцами. В своих поместьях те имели право вершить суд по собственному усмотрению, и если б приняли его за разбойника, его ждала бы казнь. Рэндалл слишком хорошо изучил обычаи феодалов, чтобы в одиночку, без свиты или доспехов рыцаря, попадаться им на глаза. С рыцаря они взяли бы только плату за проезд, а неизвестного вооружённого путешественника легко вздёрнули бы или отсекли голову, чтобы выставить её на воротах. Даже король не имел власти над ними в их имениях.

Рэндалл придерживался дебрей или опушек. В лесах ему изредка попадались крестьяне или ваганты, а ближе к Йоркширу — монахи в светлых плащах. Это были братья-цистерцианцы из обители Рило, что на севере Йоркшира. Туда Рэндалл и направлялся, чтобы договориться о своём венчании с леди Памелой.

О прекрасных зелёных очах и её тонкой талии он думал во время путешествия. Он жаждал быть с ней и искренне восторгался её красотой. Как-то вечером, за кронами вязов и буков, перед Рэндаллом проглянули светлые башни неизвестного замка. Он остановил лошадь.

Окружённый глубоким рвом, в воде которого отражались пылающие на стенах факелы, с поднятым подвесным мостом, круглыми остроконечными башнями, покрытыми извёсткой, замок Спрингроузез казался прекрасным любому проезжающему мимо путнику. Он был не слишком высок, но хорошо укреплён, оснащён бойницами и зубчатой стеной. Позади замка простирались заснеженные нивы и поля, а далее — принадлежащие сэру Филиппу деревни.

— Интересно, в замке ли мой кузен? — вслух произнёс Рэндалл, вспомнив, что оставил Филиппа Монтгомери в Элтоне.

Спрингроузез — любовное подношение великого короля Эдуарда женщине, которую он обожал, женщине, заставлявшей лишаться рассудка и идти на предательства и преступления его верных вассалов, выглядел поистине заманчивым и прекрасным. Знаменитая любовница своей эпохи здесь произвела на свет незаконного сына, которому была уготовлена участь изгнанника и бродяги.

«Я обязан рассказать Ричарду о том, кто я на самом деле, — подумал Рэндалл. — Чем дольше он остаётся в неведении, тем больше шансов у Норфолка уничтожить меня. Возможно, если все узнают, что я отпрыск короля, мои враги побоятся причинить мне вред».

Бросив вызов Филиппу и оскорбив Норфолка, он действительно подвергался опасности.

Рассудив таким образом, Рэндалл пустил лошадь иноходью и растворился в спустившейся ночи. К рассвету он нашёл тропу, ведущую к Рило. По пути ему стали встречаться конные отряды стражников, повозки аристократов и тяжёлые, гружённые бочками с плещущимся элем телеги, управляемые монахами. Все они двигались в Беверли. Толпы бродяг и нищих в обносках с трудом добирались по густому снегу и грязи до городских серых мрачных стен.

Рэндалл углублялся в лес, пользуясь едва заметной тропой. Оставив позади всадников и ватаги бедняков, он спешился и побрёл пешком, держа лошадь под уздцы. Над голыми ветвями деревьев в пасмурном небе вились стаи птиц. Воздух казался влажным от дыхания. Изо рта Рэндалла вырывался пар. Он размышлял о том, сколько раз ходил по северному Йоркширу, сопровождая папашу Терри, и потому превосходно знал здешние места. Достигнув незамерзающего широкого ручья, бегущего по дну оврага, он перешёл его вброд. Взобравшись на крутой склон, Рэндалл вспугнул пятнистого оленя, ускакавшего в чащу огромными прыжками. Леса близко подступали к монастырским владениям. Рэндалл шёл по петляющей тропе, и к полудню за деревьями проступили поля и стены обители.

ГЛАВА 20

Монастырь Рило, как и прочие монастыри цистерцианцев, был выстроен в традиционном стиле. Во всех подобных обителях присутствовало одинаковое переплетение коридоров, расположение келий и часовен, наличие красивых высоких окон. Как и одеяния цистерцианцев, стены обителей и снаружи, и внутри были светлыми.

Рэндалл знал, что цистерцианцы слыли отменными мастерами, занимаясь не только пивоварением, как многие другие монахи, но и изготовлением орудий труда. Подъезжая, он заметил под открытым небом своеобразную печь, возле которой работали два монаха в длинных светлых плащах.

Ворота обители оказались приоткрытыми, и Рэндалл, спешившись, проследовал во двор. Здесь к нему сразу же подошёл хромой монах и взял лошадь под уздцы.

— Приветствую, отец, — сказал ему Рэндалл. — Я прибыл в вашу обитель с прошением и хотел бы видеть настоятеля.

— В трапезной готовят обед, сын мой. По окончании его ты сможешь побеседовать с аббатом, — ответил монах. — Ты, вероятно, проделал неблизкий путь и утомлён. Брат Лайонелл отведёт тебя в келью, где ты переоденешься, а затем иди к столу.

Предоставив хромому монаху позаботиться о его усталой лошади, Рэндалл пошёл за молодым цистерцианцем. Трапезная располагалась отдельно от монастыря и его часовни и занимала невысокое здание, окружённое облетевшими деревьями.

Оставив в келье поклажу, Рэндалл отправился на обед к монахам. Пост ещё не наступил, но деревянный длинный стол был уставлен самыми простыми, однако сытными угощениями, в числе которых присутствовала особенно обожаемая всеми в Европе в ту эпоху селёдка. Монахи-цистерцианцы, сидящие за столом, ловко орудовали ложками в глиняных мисках. В углу стояла бочка, из которой время от времени кто-нибудь, вставая, наполнял высокие кружки элем. Кроме Рэндалла в обители гостили двое вагантов, направляющихся в Кембридж слушать лекции. Об этом поведал Рэндаллу юный цистерцианец, провожающий его из кельи в трапезную.

— Я и сам бы отправился послушать лекции, но аббат меня не пускает, — пояснил он.

У брата Лайонелла было красивое лицо, нежные серые глаза и густые каштановые волосы. Спрятав руки в рукавах рясы, он вёл беседу ровным тоном, напоминая Рэндаллу епископов.

«Почему бы не предложить ему обвенчать меня и Памелу?» — подумал он.

Его усадили на длинную скамейку возле вагантов. Те внимательно разглядывали Рэндалла, понимая, что он не принадлежит к их сословию.

Аббат, толстяк средних лет, уже благословил обед, и Рэндаллу не замедлили предложить лучшие угощения. Он с аппетитом пообедал, оценив крепкий эль, который монахи варили сами. Аббат с интересом наблюдал за ним.

— Вы, кажется, хотели переговорить со мною? — осведомился он.

— Да, отец мой, — сказал Рэндалл.

— Тогда следуй за мною, — поднявшись, толстый аббат пошёл к выходу.

Бросив взгляд на растерянных вагантов, Рэндалл направился за ним. Они пересекли двор, где слышался звон молота в кузнице и приглушённые голоса.

— Как вас зовут, сын мой? — важно спросил аббат.

— Лорд Рэндалл Монтгомери, — сказал молодой человек, решив не утаивать более своего происхождения. — Я кузен сэра Филиппа.

— Не знал, что у него есть кузен! Должно быть, вы просто долго отсутствовали в здешних краях. Воевали во Франции?

— Нет, отец мой, — ответил Рэндалл. — Ноя часто бываю при дворе короля Ричарда и, признаться, ни разу не приезжал ещё в Спрингроузез.

Услыхав о дворе короля, аббат, который и сам происходил из знатного рода, проникся к Рэндаллу уважением. Он провёл гостя в свою келью, небольшую, с высоким потолком и двумя вытянутыми застеклёнными окнами, где предложил сесть в одно из кресел у стола.

За окнами уже сгущались ранние сумерки. Густо сыпал снег. Дувший резкий ветер поднимал во дворе легкую пургу. Очаг жарко потрескивал, отбрасывая мерцание на стены кельи.

— Что вам известно о сэре Филиппе? — вдруг резко спросил Рэндалл.

— Он очень благородный сэр, знаменитый рыцарь, великий воин. Такой же, каким был его отец Вильям Монтгомери, — недоумённо произнёс настоятель.

— А то, что он хотел жениться на дочери своего соседа Роберта Гисборна, вы знаете?

— Об этом говорили по всему Йоркширу. Но почему вы спрашиваете?

— Я намерен жениться на ней, но тайно, и мне нужен монах, который может нас обвенчать. Сэру Филиппу о моём браке не должно быть ничего известно. По крайней мере, не от вас. Леди Памела рассталась с ним, он же считает меня своим соперником.

Аббат погрузился в размышления, озабоченно уставившись в пол.

— Вы боитесь сэра Филиппа, своего кузена?

— Нет. Когда-нибудь он услышит о моём венчании с леди Памелой, — сказал Рэндалл. — Я приехал в Йоркшир инкогнито, без свиты, без моих друзей. Приехав в вашу обитель, я надеялся, что вы поможете мне.

— Моя обитель гораздо богаче, чем владения сэра Филиппа, — облокотившись о спинку кресла, проговорил аббат. — И я уже тридцать лет правлю в ней. Мне нет нужды раболепствовать перед сэром Филиппом. Поэтому, если вы любите дочь Роберта Гисборна, а она любит вас, я позволю одному из моих братьев отправиться с вами в замок её отца, чтобы тайно обвенчать вас.

Кивнув, Рэндалл поставил перед ним на стол увесистый кошелёк.

— О, благодарю за щедрость, милорд, — проговорил аббат смиренно.

— Я хотел бы, чтобы брат Лайонелл обвенчал меня, — сказал Рэндалл.

— Конечно, милорд! Брат Лайонелл поедет с вами туда, куда вы ему прикажете, — ответил толстяк. — Я велю ему после всенощной явиться к вам и обсудить предстоящее венчание.

— Что ж! Я, в свою очередь, благодарен вам, отец мой.

Рэндалл пошёл к двери, но вдруг аббат окликнул его. Сидя за столом и подбрасывая на ладони кошелёк, он осведомился:

— Милорд Монтгомери, вы позволите задать вам вопрос? Или моё любопытство для вас оскорбительно?

— Нет, отец. Спрашивайте.

— Насколько известно, в графстве Йоркшир у сэра Вильяма была сестра, женщина удивительной красоты, которая родила от короля Эдуарда сына. Многие утверждали, что отпрыска убили враги престола. Я тогда только стал настоятелем, но в Рило слухи добираются быстрее, чем кажется. Говорили также, что незаконнорожденного сына Эдуарда III удалось тайно спасти. Скажите же, милорд, не вы ли сын короля Англии?

— Да. Я его сын, — холодно произнёс Рэндалл и стремительно вышел из кельи. Он внезапно осознал, что признаться в том, кем он был, оказалось гораздо легче, чем он полагал. Ему более не хотелось скрывать настоящее происхождение. В конце концов его братьям Джону Гонту и герцогу Глостеру придётся смириться с тем, что он вырос рядом с менестрелем. От своей матери он унаследовал великую способность любить весь мир, от отца — кровь Плантагенетов, и дальше он не хотел прятаться и лгать. Это уже становилось опасным. По возвращении к Ричарду он решил во всём ему признаться.

Оставив аббата пересчитывать монеты, Рэндалл прошёл в отведённую для него келью. Закрыв невысокую дверцу, Рэндалл остался один. У него было достаточно времени, чтобы собраться с мыслями. И он принялся ждать появления молодого монаха.

ГЛАВА 21

После всенощной в дверь кельи осторожно постучали. Открыв дверь, Рэндалл впустил брата Лайонелла.

— Аббат сказал, что вы очень знатный дворянин и что в ваших жилах течёт кровь английских королей, — произнёс он робко. — Он рад, что сможет быть вам полезен, милорд.

— А если бы я оказался нищим, которому негде укрыться от холода и пурги, аббат отказался бы содействовать мне? — осведомился Рэндалл.

— Как вы поняли, аббат сам дворянин и далеко не бескорыстен, — ответил монах.

— А жаль! — пылко проговорил Рэндалл. — Но вы, я думаю, не разделяете его пристрастий?

— Мне трудно судить о моей праведности, лучше предоставлю вам судить о ней, — уклончиво ответил цистерцианец.

Рэндалл заметил, что юноша замкнут, серьёзен и гораздо умнее, чем отец настоятель.

— Вы готовы отправиться со мной в путь, брат Лайонелл?

— Безусловно, если вы потрудитесь объяснить, куда мы поедем.

— В замок Гисборна, который находится в нескольких милях отсюда. А хочу я, чтобы вы обвенчали меня с дочкой этого феодала, поскольку нас связывают с ней нежные чувства.

— У Роберта Гисборна есть капеллан, — недоумевающе молвил брат Лайонелл.

— Но я настаиваю, чтобы венчание совершили вы, поскольку никто в замке Гисборна, за исключением верной служанки леди Памелы, не должен узнать о нём до тех пор, пока я не вернусь ко двору его величества. Перед раскрытием тайны моего брака я обязан переговорить с королём Ричардом.

— Я согласен ехать с вами, милорд, — сказал монах, пряча руки в широких рукавах рясы.

— И вы даже не поинтересуетесь, почему я жажду венчаться тайно?

— Я буду заключать брак, который состоится по любви, — ответил монах. — А причину мне знать не обязательно. Когда отправляемся из Рило, милорд Монтгомери?

— Я бы поехал завтра, если вы не против, отец мой, — произнёс Рэндалл.

— Завтра, на восходе, я жду вас у хлева, — сказал брат Лайонелл и, ласково улыбнувшись, вышел из кельи.

«Как велико различие между алчным аббатом и простым монахом», — подумал Рэндалл, упав на кровать.

До самого утра он спал без волнений и тревог. Его краткие ночлеги в лесах, когда он просыпался от ужаса, что его окружили разбойники, не давали ему восстановить силы. Несмотря на то что сэр Ральф немного научил его драться на мечах, Рэндалла неотступно преследовали мысли о врагах. В монастырских стенах он не опасался нападения. Впервые за несколько дней Рэндалл выспался и вышел во двор на восходе отдохнувшим и полным сил. В приталенной куртке, обхваченной на бёдрах поясом с опалами, в длинном плаще, Рэндалл выглядел точно благородный вельможа.

У хлева он увидел сидящего верхом на муле брата Лайонелла. Кто-то из монахов подвёл к поэту лошадь. Натянув перчатки с широкими раструбами, Рэндалл вскочил в седло.

— Вы уже завтракали, милорд? — спросил монах.

— Нет, — сказал Рэндалл. — Но у меня есть с собой кое-какие припасы.

Мимо шли цистерцианцы — направлялись в часовню для утренней молитвы. Подойдя к Рэндаллу, отец настоятель указал на простиравшиеся вдали леса.

— Спуститесь к окраине леса, — молвил он. — Оттуда начинается прямой путь до владений Роберта Гисборна.

Расставшись с толстяком аббатом, Рэндалл и его спутник направились к лесу. Деревья темнели среди снегов и пасмурного неба. После вьюги, что всю ночь бушевала над графством, тропы и дороги были плохо различимы.

— Когда доберёмся до замка, — сказал Рэндалл, — мне придётся скрывать от владельца своё происхождение. При дворе короля меня знают как поэта, и я действительно поэт, но знатного рода.

— Поэты знатной крови всегда вызывали моё искреннее восхищение, — улыбнулся брат Лайонелл.

— Потом я встречусь с невестой и назначу ей место венчания. Лучше выбрать его где-нибудь в лесу, чтобы не попадаться на глаза крестьянам и слугам замка. В определённое время она придёт туда, и вы нас соедините, отец мой.

— Вы всё замечательно придумали, милорд, — согласился монах.

Рэндалл чувствовал, что брата Лайонелла мучают разные подозрения, и лишь природная сдержанность запрещает ему задавать вопросы. Но Рэндалл был готов говорить с ним откровенно. Они провели в пути весь день, и Рэндалл, замечая, что цистерцианец утомлён, подбадривал его весёлыми историями.

— О, милорд! Вы совсем не похожи на прочих дворян, что я знал. В отличие от них вы великодушны ко мне, вы не видите во мне ни лицемерного монаха, ни простолюдина, — сказал брат Лайонелл.

Сунув ему флягу, в которой плескалось вино с пряностями, Рэндалл велел подкрепить силы.

— Наверное, мы встретились для того, чтобы вы убедились, какими великодушными бывают некоторые дворяне.

— И я убедился, — ответил монах.

ГЛАВА 22

После того как Памела объявила сэру Филиппу о своём решении не выходить за него, решении, безусловно огорчившем и её отца, рыцарь возвратился на несколько недель в Спрингроузез, чтобы соглядатаи могли сразу же сообщить ему всё, что узнают о тайном сопернике. В Филиппе говорила не только ревность, но и оскорблённое самолюбие.

Уединившись в Спрингроузезе, Монтгомери много времени проводил на охоте в лесах. Иногда он уезжал туда на целых пять дней с сенешалями и сворой собак, которые поднимали вепря из укрытия. Потом Филипп и его люди возвращались в замок и устраивали пир.

В глубине души Монтгомери не считал Рэндалла противником. Рэндалл был для него бедным менестрелем с острым языком, но, чувствуя себя оскорблённым, он стремился вышвырнуть его из окружения Ричарда.

Однажды ранним утром, когда сэр Филипп завершал завтрак, возле рва, наполненного тёмной водой, появился отряд, сопровождавший знатного вельможу. Худой немолодой человек с холодными серыми глазами, в плаще и со сверкающей цепью на шее, возглавлял прибывший отряд. Много лет он не приближался к стенам этого замка. Остановившись у края рва, он приказал своему человеку трубить в рог.

Мост со скрежетом опустился, к воротам подошёл глава стражи Спрингроузеза.

— Кто вы, милорд, и что вам нужно в замке сэра Филиппа Монтгомери? — поинтересовался он.

Немолодой аристократ мрачно усмехнулся:

— Передай сэру Филиппу, что лорд Норфолк желает его видеть.

Решётку подняли, ворота распахнули, и кавалькада въехала во двор.

Через несколько минут из главного стрельчатого входа появился высокий аристократ с ледяным выражением лица. У его бедра висели ножны с убранным в них мечом. Вместе с ним во двор вышел сенешаль, рыжий человек с висячими усами, в кольчуге.

— Приветствую, милорд, — сказал Норфолк. — Я прибыл в Спрингроузез, чтобы встретиться с вами.

— С тех пор как вы в опале, Норфолк, вас избегают принимать в замках. Почему же вы осмелились наведаться ко мне? Неужели решили, что я буду к вам гостеприимен? — спросил Филипп насмешливо.

— Опалой я обязан Эдуарду III, — молвил Норфолк. — И вы это знаете прекрасно. Но к вам я прибыл, чтобы обсудить одного из наших врагов.

— Вот уж не предполагал, что у нас общие враги, — хмыкнул сэр Филипп.

— Я говорю о Рэндалле Монтгомери, более известном как Рэндалл Блистательный.

— Монтгомери? — переспросил Филипп и невольно взглянул на Хьюго.

— Так вы позволите мне воспользоваться вашим гостеприимством, милорд? — спросил Норфолк.

— Проходите. Хьюго, проводи сэра в мою опочивальню, — распорядился Монтгомери и пошёл внутрь башни.

Его вновь обуяли омерзительные догадки. В душе уже не было прежней безмятежности знаменитого рыцаря и богатого феодала. Теперь он думал о Рэндалле не только как о вероятном сопернике, но и как о кузене, лишённом всего на свете. Ни Филипп, ни его отец, Вильям, не были виновны в злоключениях Рэндалла, но сочувствия к кузену он не питал.

Проводив Норфолка в свою опочивальню, небольшую комнату над трапезной, Филипп пригласил его присесть к столу.

— Не желаете ли перекусить, милорд? — спросил он.

— Благодарю, я с удовольствием отведаю ваше угощение, — сказал Норфолк.

Устроившись в кресле напротив, Филипп выжидал, когда Норфолк вновь начнёт разговор. Отпив принесённый слугами эль и попробовав кусок жаркого, Норфолк сказал:

— Я любил сестру вашего отца, леди Эдит. Признаюсь, я не встречал женщины более прекрасной, более привлекательной, чем она.

— Многие любили леди Эдит, но она предпочла короля Эдуарда, — произнёс Филипп. — Он построил для нее Спрингроузез, а вы явились сюда, чтобы расправиться с их сыном.

— Я пылал тогда от ревности, — подтвердил Норфолк, мрачнея. — Я должен был отомстить леди Эдит за то, что она отвергла меня!

— Имея в своих поклонниках короля Англии, трудно размениваться на придворных, — проговорил сэр Филипп.

— Итак, я прибыл тогда в Спрингроузез глубокой ночью, во главе отряда. Ворвавшись в замок, я приказал перевернуть всё вверх дном, чтобы отыскать сына короля Эдуарда, но мои люди обнаружили только нескольких отпрысков вилланов, которые были старше незаконного сына его величества. Леди Эдит бросилась мне в ноги, умоляя пощадить её сына, но я остался непреклонен. Она рыдала на полу своей опочивальни, считая, что мои люди убили его. Увы, они его так и не нашли.

— Позже мой отец слышал от челяди, что менестрель, находившийся в то время в замке, унёс сына короля, — прищурившись, сказал Филипп. — Как вы думаете, это может быть правдой?

— Да, милорд. Но в тут ночь я не подозревал, что меня провели.

— А что же леди Эдит?

— Она обвинила в убийстве меня, но прямых доказательств не было, и мне удалось сбежать. Так я превратился в изгнанника. С тех пор минуло тридцать лет, но я по-прежнему не имею права появляться при дворе. Почему? Потому лишь, что польстился на красоту Эдит Монтгомери?!

— Так вы не убили сына короля? — дрогнувшим голосом спросил Филипп.

— Я уже сказал, что нет. И я ничего не знал о его судьбе до недавнего времени. А прошлой весной я заглянул к лондонскому купцу Томасу Фарингдону. чтобы купить специй. Так вот, милорд. Оказавшись в его доме, я наткнулся на бродячего менестреля, который как две капли воды был схож с королём Эдуардом. Я пригласил молодого человека к себе и, побеседовав с ним, понял, что передо мной — незаконный сын короля и фаворитки, леди Эдит. Я решил заставить его добиться возвращения меня ко двору, используя то влияние, какое имеет любой великий поэт на королей. Петом, узнав, что при дворе Ричарда II Рэндалл занял место Джозефа Плата, я нашёл его в Лондоне. Но он отказал мне помочь восстановить мою репутацию.

— Что же вы хотите от меня? — нетерпеливо спросил Филипп.

— Он приближен к королю, а тот ещё отрок, — ответствовал Норфолк. — Расположив Ричарда к себе. Рэндалл не будет долго утаивать своё настоящее происхождение. Он опасен, милорд!

— В ваших устах звучит жажда мести за поражение, — пробормотал Филипп. — Рэндалл разбогател, он создаёт превосходные поэмы. Для чего ему раскрывать своё происхождение? Думаете, его братья Джон Гонт и Глостер обрадуются этому? Думаете, король Ричард придёт в восторг?

— Ха! Дело не в боязни. Положение поэта, пусть даже лучшего, вряд ли может удовлетворить сына короля.

Филипп поднялся с кресла. Норфолк обратил внимание, что руки графа дрожали.

— Но Рэндалл — и моя кровь, лорд Норфолк. Я рыцарь, в конце концов. Если ему хочется раболепства придворных и положения королевского отпрыска, я не вправе ему препятствовать, меня волнует другое.

— Но что, если он так же честолюбив, как и его отец? Если вы станете врагами, он начнёт использовать расположение короля! — вскричал Норфолк.

— Замолчите! — поморщился Филипп. Его беспокоило не богатство Рэндалла: он достаточно узнал поэта, чтобы понять, насколько тот к деньгам равнодушен. В голове Филиппа билась другая мысль: его соперник — сын короля и благородной леди! Поэтому Памела, выйдя замуж за Рэндалла, не совершит ничего неподобающего девушке её происхождения.

Гнев, ярость, волнение захлестнули Монтгомери, он смертельно побледнел. Теперь он должен действовать. Должен заполучить Рэндалла в свою власть прежде, чем все услышат о его происхождении.

ГЛАВА 23

Заметив, как сильно побледнел Филипп, Норфолк встревожился. Вскочив, он бросился к рыцарю и взял того под локоть.

— Вам дурно, милорд?! — воскликнул он.

Сэр Филипп невесело усмехнулся:

— Нет. Мне уже лучше. А сейчас будет совсем хорошо.

Быстрым, отточенным за годы службы на войне движением он выхватил кинжал и всадил его в бок Норфолку. Медленно опустившись на колени, вытаращив глаза, Норфолк захрипел. Его пальцы цеплялись за рукав Филиппа.

Глубоко вздохнув, Филипп отступил на несколько шагов.

— Никто не должен узнать тайну Рэндалла. А ты выболтал бы её любому, кто согласился бы расправиться с ним! — проговорил Филипп, отвернувшись к окну. В его руке всё ещё дрожал окровавленный кинжал.

Норфолк тяжело повалился на каменный пол.

— Хьюго! Сюда! — крикнул Филипп.

Дверь тотчас распахнулась, и на пороге возник слуга. Увидав распростёртое тело Норфолка, он застыл.

— Что стоишь как вкопанный? Схватить весь отряд этого дворянина! Вздёрнуть каждого стражника! — приказал сэр Филипп. — Если кто-то будет спрашивать о приезде лорда в Спрингроузез, поясним, что он пытался напасть на меня в моём замке, за что и поплатился. При его репутации никто не усомнится в моей правоте. Иди. Нельзя терять ни минуты.

— Но почему вы убили Норфолка? — осведомился Хьюго.

— Ты ещё имеешь наглость меня спрашивать?! — резко обернувшись, Монтгомери вложил кинжал в ножны, висящие у него на поясе. — Норфолк слишком .много знал! И был слишком болтлив. Теперь же иди!

Не прекословя, Хьюго отправился передавать приказ Монтгомери страже Спрингроузеза — вздёрнуть людей Норфолка.

Оставив комнату, рыцарь спустился в главный зал. Находясь там, он слышал, как в коридорах и переходах замка вопили стражники Норфолка. Наконец он сумел взять себя в руки. Филипп думал о Рэндалле и о том, что придворный поэт, возможно, в это время находится с Ричардом II, во дворце Элтона.

— Я должен заполучить тебя до того, как ты расскажешь обо всём королю, — пробормотал он.

Спутников Рэндалла, в том числе и Ральфа де Монфора, Монтгомери не принимал всерьёз. Он вспомнил о немолодом менестреле, который называл себя папашей Терри и который был тем, кто спас сына леди Эдит и Эдуарда III, а затем воспитал его. Папаша Терри тоже мог быть опасен, но со дня отбытия из замка Джона Гонта Филипп ничего не знал о нём. Он ни разу не видел папашу Терри при дворе и предположил, что Рэндалл, узнав о своём происхождении, бросил его.

В зал спустился Хьюго и робко отвесил поклон.

— Их вздёрнули? — спросил сэр Филипп.

— Да, милорд. Ваш приказ исполнен.

— Морис сейчас в замке Гисборна?

— Он у Тесы и следит за её госпожой.

— Скачи туда, назначь встречу Морису. Я хочу знать, что происходит между Памелой и её возлюбленным. Быть может, он прислал ей весточку.

— Вы взволнованы тем, что рассказал Норфолк? — спросил Хьюго. — И боитесь, что вашим соперником окажется Рэндалл Блистательный?

— Верно, — ответил Филипп. — Он, как и я, — лорд Монтгомери, и к тому же сын короля Эдуарда. Если бы Рэндалл был простолюдином, я сумел бы убедить Ричарда не одобрять его брак с Памелой. Но брак с сыном короля Англии — совсем другое дело.

— Как вас всё-таки волнуют зелёные глаза Памелы, — вздохнул Хьюго и вышел.

Верный слуга чувствовал досаду, что приходится пускаться в путь из-за того, что у сэра Филиппа неожиданно появился кузен — вероятный соперник за любовь женщины. И Хьюго твёрдо решил, что сделает всё, чтобы доставить Рэндалла к сэру Филиппу.

— А после того как сэр избавится от незаконного сына короля, мне надлежит разобраться с менестрелем Терри, — пробормотал он. — Не хватало ещё, чтобы этот бродяга явился к Ричарду и рассказал правду. Ему поверят гораздо более, чем, например, рыцарю де Монфору, потому что Терри служил в замке Эдит Монтгомери, когда у неё родился отпрыск от английского короля.

Рассуждая так, Хьюго запалил факел и, пришпорив лошадь, поскакал в Йоркшир, к замку Гисборна.

ГЛАВА 24

Уже около недели Морис жил в замке Гисборна как гость и поклонник Тесы. Владелец поместья, вначале относившийся к нему, оруженосцу могущественного соседа, с опаской, потом проникся дружескими чувствами и временами даже забывал о его службе у сэра Филиппа Монтгомери. Вообще же, после возвращения Памелы из Элтона и её расставания с Филиппом, в поместье Гисборна боялись людей графа, остерегаясь его мести. Сэр Гисборн, с огромным трудом вылезший из прежних долгов, успел влезть в очередные и с ужасом ждал своих кредиторов. Но он ни словом не укорил дочь в непослушании. Он бы никогда не принудил её выйти замуж против её воли.

По вечерам, когда в залах жарко топились очаги, Морис часто видел Памелу и Тесу за рукоделием.

— Что шьёт твоя госпожа? — поинтересовался он у Тесы.

Девушка рассмеялась и выскользнула из его объятий.

— Для чего тебе, оруженосцу сэра Филиппа, это знать?

— Я любопытен, прекрасная Теса.

— Свадебное платье, — шепнула девушка. — Но только не болтай об этом. Никто в замке не должен знать.

— С кем же у неё свадьба?

— А вот этого я тебе не скажу, доблестный сэр Мервилл! — ответила девушка.

Но Морис понимал, что рано или поздно всё увидит сам.

Как-то глубокой ночью у ворот замка протяжно затрубил рог. Проснувшись, Морис подошёл к окну и отодвинул пёструю ставню. Ледяной порыв воздуха с улицы ворвался в комнату, заставив дрожать факелы и огонь в очаге.

Закутавшись в плащ, Морис прижался к стене и осторожно выглянул наружу.

Слуги, о чём-то переговорив с прибывшими, открыли главные ворота, и во двор, гулко стуча копытами, въехали два всадника. Первый, судя по рясе, был монах-цистерцианец, а во втором Морис узнал придворного поэта Рэндалла Блистательного.

— Что понадобилось в Йоркшире поэту Ричарда? Может быть, он здесь проездом? — недоумевал оруженосец. Но вдруг мелькнула догадка: Рэндалл Блистательный и был возлюбленным леди Памелы! Она встретила его при дворе и потому рассталась с сэром Филиппом. Вот для кого она шьёт подвенечное платье, и прибытие Рэндалла в замок не случайно.

Но Морис хотел убедиться в собственных подозрениях до того, как расскажет о них Хьюго. Он видел, как сонный конюх увёл лошадей в стойло, а кто-то из слуг пригласил Рэндалла и монаха в замок. Вероятно, им предложили поужинать и заночевать.

Утром, спустившись в трапезную, Морис присоединился к завтраку владельца поместья и челяди.

Памела сидела возле отца и с нежной улыбкой внимала речам Рэндалла.

— Я очень рад, что придворный поэт, выступления коего заставляют волновать всю Англию, остановился в моем замке, — говорил Гисборн.

— А я рад, что на пути в Ноттингем встретил замок леди Памелы, — ответил Рэндалл. — Жаль, что она покинула двор короля.

— В этом нет её вины, сэр Рэндалл, — сказал Гисборн, — просто она рассталась с Филиппом Монтгомери.

Заметив вошедшего Мориса, Рэндалл хмыкнул:

— Однако вам, милорд, свойственно гостеприимство. Я вижу здесь юношу, состоящего на службе у сэра Филиппа.

— Морис Мервилл тут из-за моей служанки, — произнесла Памела, — которую нежно любит.

Сев за стол, Морис встретился взглядом с Рэндаллом.

— Позвольте сказать, сэр поэт, что я, как и мой друг Генри Болинброк, сын герцога Ланкастера, восхищены до глубины души поэмой, которую вы недавно читали в Элтоне, — проговорил он. — Король щедро наградил вас?

— Это так, юноша, — подтвердил Рэндалл. — Обычно жадный до денег, король Ричард вдруг проявил ко мне благосклонность.

На стол подали хлеб, мясо и вино. В трапезной находились почти все слуги замка Гисборна, в том числе капеллан. Монах-цистерцианец сидел рядом с ним.

— Брат Лайонелл, которого я повстречал в Рило, любезно согласился провести меня в Ноттингем тропами, не знакомыми разбойникам, — сказал Рэндалл. — Я проведу в ваших владениях дня два, а потом продолжу моё путешествие.

— Поверьте, Рэндалл! Нам очень лестно, что вы у нас остановились, — воскликнул Гисборн.

Рэндалл же, воспользовавшись вниманием присутствующих, прочёл несколько коротких стихов о любви, заставивших многих расчувствоваться.

Когда трапеза закончилась и поэт шёл к выходу, Морис остановил его.

— Вы действительно превосходны, — сказал ему оруженосец шёпотом. — Но вам лучше уехать из Йоркшира, и немедля.

— Почему, юноша? Боитесь, что я преуспею там, где ваш господин потерпел поражение? — Рэндалл похлопал его по плечу, намереваясь выйти из трапезной, но Морис задержал его.

— Мой господин негодует из-за того, что вы нравитесь королю, и подозревает, что вы, возможно, возлюбленный леди Памелы. В лесах, на много миль вокруг, бродят его люди. Если он узнает, что вы здесь — берегитесь.

— Откуда же он узнает? Ты ему расскажешь? — фыркнул Рэндалл и стремительно оставил зал.

ГЛАВА 25

Воспользовавшись предлогом осмотреть стены и башни замка Гисборна, Рэндалл отправился на прогулку в сопровождении возлюбленной. Перед челядью им приходилось скрывать свои чувства. Только одна Теса и теперь ещё Морис знали о любви Рэндалла к прекрасной дочке владельца замка.

Неторопливо шагая рядом с Памелой по узкому проходу под открытым небом, между двух зубчатых высоких стен, Рэндалл осторожно прикоснулся к её руке.

— Монах, что приехал со мной из Рило, будет ждать нас около полуночи на опушке леса, возле огромного дуба, — шепнул он. — Ты ещё не передумала выходить за меня?

— Ну конечно, нет! Я с радостью стану твоей женой, — смутилась Памела и огляделась по сторонам, боясь, как бы ласки Рэндалла не остались незамеченными.

— Я должен поговорить с тобою перед тем, как ты выйдешь за меня, — вдруг посерьёзнев, сказал Рэндалл.

— О чём?

Он вздохнул и облокотился о каменный выступ.

— Я не просто придворный поэт, как ты полагаешь, любовь моя. Увы, моё настоящее происхождение не позволяло мне рассказать тебе всего ещё в Элтоне. Не потому, что я тебе не доверял. Я сомневался, нужно ли мне, чтобы при дворе узнали, что я — незаконный сын короля Эдуарда и его фаворитки леди Эдит Монтгомери. Вряд ли это обрадует герцогов и моего племянника Ричарда. И уж точно огорчит кузена — сэра Филиппа. Но и скрывать далее моё происхождение я не намерен. Я думал, что добьюсь при дворе положения, достойного сына короля, но добился пока только богатства. Другая встреча подтолкнула меня к мысли, что нужно немедленно раскрыть тайну Ричарду и придворным. Норфолк — мой давний враг, угрожал рассказать об этом Филиппу до того, как при дворе узнают правду. Я не боюсь Филиппа, но я волнуюсь за друзей, которым известна моя тайна.

— Ты — пропавший сын короля Эдуарда, которого считали убитым Норфолком? — Памела была потрясена.

— Да. Так оно и есть.

Затем Рэндалл подробно рассказал об ужасных событиях ночи в Спрингроузезе, когда папаша Терри, спрятав младенца, унёс его из замка. Памела внимательно слушала.

— Ты правильно поступишь, рассказав обо всём Ричарду, — одобрила она. — Король благоволит к тебе.

— Он благоволит, пока видит во мне придворного поэта. Но сохранится ли его расположение, когда он узнает, что я его дядя, выросший среди бродяг, неизвестно.

— Поверь мне, король вероломен и алчен, но и тщеславен. Ему польстит, что один из его дядей столь талантлив. Возможно, даже Филипп отнесётся к тебе с осторожностью, когда услышит, что ты женился на мне.

Приблизившись к Рэндаллу, Памела с улыбкой взглянула на него. Здесь, на стене замка, лёгкий ветер крепчал, заставляя тяжело вздыматься полы плаща Рэндалла.

— Тебе придётся скрывать своё замужество, — сказал он. — Но как только я возвращусь во дворец короля и расскажу ему о нас, я сразу пришлю за тобой слуг, любовь моя.

Раздались гулкие шаги, и появились Роберт Гисборн, Теса и Морис.

— Сэр поэт, я повсюду вас ищу! — воскликнул феодал.

— А я, в свою очередь, воспользовался предложением вашей дочери, чья красота вызывает у меня самое искреннее восхищение, и согласился осмотреть стены вашего замка, — ответил Рэндалл с учтивостью.

— Да! Моя дочь прекрасна! — довольно кивнул Гисборн и неторопливо пошёл рядом с Рэндаллом. — Она могла бы выйти даже за короля Англии, учитывая её происхождение. Сам Генри II отдал сэру Гисборну здешний край и позволил возвести замок. Но теперь род наш обнищал, крепость обветшала, и мы вынуждены влачить убогое существование.

Феодал, воспользовавшись случаем, принялся рассказывать о тяготах, долгах и кредиторах. В душе он очень рассчитывал на милости короля и надеялся, что благодаря заступничеству придворного поэта Ричард Английский проявит к нему сочувствие.

— Король уже знает о ваших невзгодах, милорд, и он не осудит меня, если я проявлю к вам часть его благосклонности, — произнёс Рэндалл и, отцепив от пояса кошелёк, туго набитый монетами, протянул Гисборну. — На эти деньги вы долго не будете нуждаться, а потом, может быть, выгодный брак вашей прекрасной дочери позволит вам и вовсе забыть о нищете.

— О, сэр поэт! Как мне благодарить вас?! — Гисборн едва не плакал от радости. Схватив обеими руками кошелёк, он крепко сжал его. — У вас есть жена или возлюбленная, сэр поэт? Думаю, моя дочь, который вы явно нравитесь, могла бы вам дать согласие на брак. Верно, Памела?

Тут он вдруг спохватился и добавил:

— Жаль, что вы незнатного рода. Но вы не так надменны и жестоки, как сэр Филипп, и я был бы рад, если бы вы посватались к ней. — Разглядывая веснушчатое, утончённое лицо гостя, Гисборн ждал его ответа.

— Простите, милорд, — тяжело вздохнул Рэндалл. — Я не могу. По крайней мере сейчас. Хотя, признаюсь, красота вашей дочери прельстила меня ещё при дворе.

Щурясь от яркого солнца, Гисборн недоумённо слушал его. Боясь оскорбить гостя, он перевёл беседу на другую тему, начав говорить о пшеничных полях и вилланах.

После прогулки он пригласил Рэндалла пообедать в зале, где уже накрывали столы. В замке Гисборна предпочитали самую простую деревенскую пищу, в особенности же любили гороховую похлёбку на свином жире. Из утвари все, даже владелец и его сыновья, пользовались глиняными ложками, кружками и кувшинами. Простота и отсутствие изысканности, внушавшие презрение сэру Филиппу, были встречены с пониманием его кузеном, испытывающим сострадание ко всем нищим.

Весь вечер Гисборн расспрашивал Рэндалла о жизни королевского двора и долго не хотел отпускать гостя в опочивальню. Около полуночи Рэндалл увидел, как Памела оставила трапезную, удалившись вместе со служанкой. Мориса тоже нигде не было, что насторожило Рэндалла. Но, подумав, он решил, что если в Элтоне сумел проучить самого Хьюго Бэнкса, то Мориса тем более незачем считать опасным соглядатаем.

Расставшись с Гисборном, Рэндалл выскользнул в коридор, спустился во двор и вскоре оказался на переброшенном через ров мосту. На холоде крепления цепей заледенели, и мост поднимался редко.

Миновав поле, Рэндалл нашел тропу, ведущую к растущему на опушке леса огромному дубу. Сквозь ветви деревьев и кустов разглядел огонёк факела. Приблизившись, Рэндалл узнал Тесу.

— Миледи сейчас будет, — сказала она и пошла вперёд, освещая факелом дорогу.

ГЛАВА 26

Из полумрака выступил огромный, мощный, бугристый ствол дуба, раскинувшего в вышине ветви. У его выступающих из-под земли корней стоял брат Лайонелл.

По тропе, ведущей от замка в сторону дуба, медленно поднималась леди Памела в расшитом россыпью драгоценных камней наряде. Её распущенные белокурые волосы сияли в лунном свете, спадая на плечи.

Склонившись перед ней в поклоне, Рэндалл затрепетал от волнения, что отныне она будет принадлежать одному ему. Улыбаясь, он повернулся к ждущему сигнала брату Лайонеллу:

— Прошу вас, отец. Начинайте.

Звучала латынь. Венчание, совершаемое безветренной зимней ночью на окраине леса, было окутано восхитительной тайной. Лёгкий скрип ветки, шапка снега, сорвавшаяся с кроны дерева, возглас ночной птицы — всё это заставляло влюблённых испытывать тревогу. Монах осведомился у них по очереди о согласии вступить в брак и благословил привезённые Рэндаллом из Лондона плоские одинаковые кольца с аметистами. Дрожащей от волнения рукой Рэндалл надел кольцо на палец леди Памелы. Оно пришлось ей впору. Девушка окольцевала возлюбленного с лёгкой улыбкой.

— Объявляю вас мужем и женой, — торжественно произнёс брат Лайонелл.

Склонившись к Памеле, Рэндалл поцеловал её и ощутил ответный поцелуй. Обняв за талию, он повёл любимую обратно к замку, и только теперь впервые позволил страсти полностью завладеть собой. Теса сопровождала молодых до дверей опочивальни своей госпожи, где Рэндаллу предстояло провести целую ночь.

— Завтра я поеду в Элтон, к королю, — сказал счастливый супруг, когда небеса за приоткрытым окном стали бледнеть. — Я поведаю ему о своём происхождении и о том, что связывает меня с тобой.

Памела обвила руками его шею, склонив курчавую голову ему на плечо.

— Я буду ждать твоего приезда, любовь моя.

— О, я не в силах оставить тебя, — прошептал он.

— Но так нужно, милый Рэндалл, — возразила Памела.

Едва он прикоснулся, прощаясь, к устам Памелы, до него долетел грохот открываемых ворот и топот лошадиных копыт. Бросившись к окну, он увидел Мориса, покидавшего замок верхом на скакуне.

— Хм... Не хватало мне только происков юноши, — озабоченно пробормотал Рэндалл.

На пороге опочивальни он встретил Тесу. Молодая женщина выглядела встревоженной и бледной.

— Теса, — сказал Рэндалл, — куда держит путь твой возлюбленный?

— Откуда мне знать, сэр! Он ничего не объяснил, вскочил на лошадь и ускакал. Возможно, ему стало что-то известно о вашем венчании, — ответила служанка.

— Ты проговорилась?! — вскричала Памела.

— Нет, миледи. Кому, как не вам, знать о моей верности?! Но, быть может, он узнал всё, выследив меня, — добавила тихо Теса.

Рэндалл чувствовал, что ему пора отправляться в Элтон: узнав о его пребывании в замке Гисборна, Филипп непременно бросится на его поиски.

— Мне нужно ехать, Памела. — И, не колеблясь более, он вышел.

Прежде всего нужно было позаботиться о робком брате Лайонелле, которого следовало проводить в Рило. На минуту Рэндалл задумался, что в обители цистерцианцев и сам мог бы переждать некоторое время, однако сразу вспомнил о папаше Терри. Его отец находился в опасности, учитывая, как много ему было известно о судьбе Рэндалла.

Разыскав Лайонелла за утренней молитвой, он велел ему собираться в путь.

— Нельзя здесь больше оставаться. Шевелись, — сказал он монаху.

Спустившись во двор, Рэндалл и его спутник приказали привести им лошадей. Сэр Гисборн, увидев вскочившего на коня Рэндалла, бросился к нему:

— Сэр поэт, куда же вы?

— Я вынужден ехать, милорд, — ответил Рэндалл. — Ведь я придворный поэт.

Всадники тронулись в путь. Оставив позади деревню, они оказались в густых лесах Йоркшира, полных разбойников и соглядатаев. Через них им предстояло скакать до Рило.

ГЛАВА 27

Держа путь в Спрингроузез, Морис Мервилл уже несколько часов в одиночестве скакал по заснеженному лесу. Оставив деревню Гисборна, он ни разу не встретил вилланов или бродячих монахов. Холод проникал под плащ, и Морис время от времени жарко дышал на замёрзшие пальцы. Он понимал, что навсегда потерял Тесу, ведь после того, как он сообщит Хьюго или его господину об увиденном ночью венчании, ему вряд ли обрадуются в замке сэра Гисборна.

Морису было очень тоскливо при мысли о Тесе и отвратительно, когда он думал о собственном предательстве. Неторопливо ступая копытами по заснеженному пути, лошадь двигалась в сторону замка Спрингроузез, и Морис её не торопил.

Внезапно острый слух воина подсказал ему, что за ним во весь опор скачет какой-то всадник. Обнажив на всякий случай меч, Морис остановил лошадь.

Из-за поворота дороги верхом на коне показался Хьюго Бэнкс.

— Хьюго! — вскричал Морис в ярости. — Я-то полагал, что меня преследуют враги!

— Ха-ха! — засмеялся слуга, оскалив гнилые зубы. — Милорд послал меня встретиться с тобой в условленном месте, у источника. Но ты не пришёл. Я ждал несколько часов, а потом повернул в Спрингроузез. Я заметил тебя, когда ты перебирался через овраг, и решил тебя поймать!

Слегка придержав лошадь, Хьюго поравнялся с оруженосцем. Морис убрал меч в ножны.

— Я возвращаюсь к милорду, — сказал он. — Для чего мне оставаться у Гисборна после того, как его дочь вышла замуж?

— За кого, позволь узнать? — спросил Хьюго.

— За Рэндалла Блистательного, придворного поэта его величества.

— В самом деле? Так Рэндалл всё же побывал у Гисборна в замке?

— Да. Он прибыл с цистерцианцем из Рило, остановился у Гисборна, рассказывал о том, как Ричард Английский любит поэзию, а ночью тайно обвенчался с леди Памелой.

— Откуда тебе это известно?

— Я выследил Тесу, — ответил Морис, — и презираю себя за это!

Натянув узду, Хьюго забеспокоился.

— Нам нужно поторопиться, — произнёс он. — Я видел, как монах и какой-то всадник выехали из ворот замка, когда ждал тебя. Должно быть, это был Рэндалл. Сэр Филипп должен поскорее узнать о случившемся. Наверное, он потребует взять Рэндалла в плен и доставить в Спрингроузез. Учитывая, что Рэндалл и цистерцианец двигаются к северу, в сторону Рило, Филипп успеет перехватить их до того, как они проедут через его владения. — И слуга вновь пустил скакуна по широкому разъезженному пути.

Морис пришпорил свою лошадь, чтобы не отстать. Стремительно они пронеслись через лесные дебри и к полудню приблизились к светлым круглым башням Спрингроузеза. Подъезжая, Морис заметил, что на деревьях возле стен замка раскачиваются висельники. Стражники пропустили слугу и оруженосца без лишних разговоров.

Спешившись, Хьюго бросил поводья конюху.

— Мервилл, оставайся во дворе. Я сам сообщу сэру новости.

Морис не возражал. Ему было отвратительно вновь пересказывать то, что он выяснил.

— Из меня плохой соглядатай, — пробормотал он, спрыгивая с лошади. — И я рад, что оставил замок Гисборна. Каждый поцелуй, сорванный с губ Тесы, был мне как упрёк.

Но слуга ничего не расслышал. Он уже взбирался по лестнице к стрельчатому входу в главную башню.

Морис, хмуро поглядывая по сторонам, направился в оружейную, где встретил Генри Ланкастера. Юноша показался Морису раздосадованным и мрачным. Одетый в костюм для путешествий, с твёрдостью во взоре, он выбирал себе оружие из того, что во множестве имелось в оружейной Спрингроузеза.

— Я уезжаю, Морис, — сказал он. — Возвращаюсь к отцу. Не желаю здесь больше оставаться.

— Вижу, ты разочаровался в сэре Филиппе Монтгомери? — хмыкнул Морис.

— Он вздёрнул людей из свиты лорда Норфолка из-за того, что герцог вроде бы напал на него. Но ведь стражники не виноваты в том, что служили Норфолку! Сэр Филипп мог просто выслать их за пределы графства, — сказал Генри.

— Я не удивлён. За время службы у сэра Филиппа я не раз видел его беспощадность к врагам, — ответил Морис. — Кстати, ты едешь один?

— Да. И немедля. — Юноша крепко сжал рукоять увесистого длинного меча.

— В лесах полно опасностей, Генри, — сказал Морис. — Да и что подумают о тебе люди, узнав, что Генри Ланкастера, сына Джона Гонта, знаменитого на всю Англию герцога, смутила жестокая выходка рыцаря, у которого он служил?

Генри засомневался.

— Меня и раньше предупреждали о его жестокости, — сказал он, возвращая меч на прежнее место. Морис, зачерпнув глиняной кружкой ледяную воду из стоявшего у входа бочонка, жадно выпил.

— Рассказывай, что произошло между тобой и Тесой, — проговорил Генри.

— Я уехал не из-за Тесы. Из-за Рэндалла Блистательного. Видишь ли, я — полный негодяй, Генри. Я недостоин быть оруженосцем даже у сэра Филиппа.

— Да в чём дело?! — воскликнул Генри.

Усевшись возле него, Морис подробно поведал другу обо всём, что связывало его с Филиппом и Хьюго. Когда он закончил и перевёл взгляд на Генри, то увидел, что в серых, немного раскосых глазах сына герцога Ланкастера светится сочувствие.

— Ты не презираешь меня? — спросил Морис.

— О, нет, — сказал Генри и положил руку ему на плечо. — Разве могу я презирать тебя?! Единственный, кто в данной ситуации достоин презрения, это сэр Филипп.

— Но я так раскаиваюсь, — прошептал Морис. — Я использовал любимую женщину, чтобы шпионить за леди Гисборн!

В душной оружейной очень разные юноши, одному из которых предстояло стать королём Англии, а второму — провести свои дни в раскаянии и молитвах, они решили разделить ужин.

ГЛАВА 28

Ворвавшись в опочивальню сэра Филиппа, уже приведённую в порядок после жестокого убийства Норфолка, Хьюго отвесил поклон. Сэр Филипп как раз закончил ужин и теперь попивал вино из дорогого кубка.

— Как быстро ты возвратился, Хьюго! Неужели уже переговорил с моим соглядатаем? — холодно осведомился граф.

— Морис прибыл со мной в Спрингроузез, потому что в его присутствии в замке Гисборна более нет нужды. Незачем следить за женщиной, тайно вышедшей замуж, — сказал Хьюго.

— Замуж? За кого? — отставив кубок, спросил Филипп.

— За вашего кузена, — ответил Хьюго.

— Ясно. Значит, Памела любит Рэндалла. Я не ошибался, когда говорил, что мой соперник — Рэндалл Блистательный.

— Рэндалл Монтгомери, — напомнил Хьюго.

Вскочив, Филипп схватил ножны с убранным в них мечом и прикрепил к поясу. В его бледном лице Хьюго увидел решительность, которую встречал и раньше.

— Что вы намерены делать, милорд? Как поступите со своим кузеном?

— Прежде всего он — мой соперник, враг! А тебе известно, как я поступаю с врагами. Я скачу к Гисборну.

— Ник чему, милорд. Рэндалл уже на пути к Спрингроузезу. Он поехал проводить в Рило цистерцианца. Теперь, вероятно, Рэндалл направляется через Йоркшир к границе графства. Если вы пуститесь ему навстречу, у вас больше шансов схватить его.

Филипп распорядился седлать лошадей и готовить отряд. Начались сборы. Двор наполнился возгласами, звоном оружия и ржанием лошадей.

В блестящих доспехах сэр Филипп спустился во двор и вскочил на скакуна. Стражники открыли главные ворота замка, через ров на цепях опустили мост. Кавалькада поскакала со двора. Впереди ехал сэр Филипп.

— Обыскать весь лес! — приказал рыцарь. — Будем искать негодяя ночью, а если не найдём — и днём тоже.

Лай собак и топот копыт Рэндалл уловил издали.

— А я-то думал миновать Спрингроузез ночью, незаметно для стражи, — пробормотал он и, взяв лошадь под уздцы, пошёл вглубь леса, чтобы отыскать тропу, ведущую к окраине графства. Рэндалл предпочитал не встречаться с кузеном в его краях.

Внезапно лай собак усилился. Замедлив шаг, Рэндалл насторожился. Несколько всадников во весь опор скакали в его сторону. Не колеблясь, он привязал лошадь к дереву и стремительно пошёл в противоположном направлении.

Спустя сотни две шагов он оказался у оврага, где, укрывшись за стволом семисотлетнего бука, перевёл дыхание. Кровь бешено стучала в висках. Позади, в гуще леса, зазвучал рог. Всадники обнаружили привязанную лошадь.

«Сколько бы их ни было, я должен драться», — решил для себя Рэндалл.

Достав из ножен меч, он, ощущая его тяжесть, крепко сжал гладкую рукоять.

Несколько минут он стоял, выжидая и настраиваясь на решающую схватку. Конский топот и возгласы приближались. Всадники из Спрингроузеза неслись по его следам. Чтобы драться с врагами, Рэндаллу нужно было действовать неожиданно. Затаившись за буком, он слышал, как они выехали к оврагу.

— Он, вероятно, перебрался на соседний склон! — крикнул кто-то.

Выступив из темноты, Рэндалл ударил одного из всадников мечом. Завопив, тот повалился в снег. На возглас обернулись трое других и пришпорили скакунов. Первого, поравнявшись, Рэндалл разрубил почти пополам. Во второго метнул меч, и лезвие пронзило всаднику горло. Упав с лошади, тот захрипел.

Рэндалл, разгорячённый дракой, видел, как третий всадник — человек в латах, — наблюдал за ним со стороны, предпочитая не вмешиваться. Но когда Рэндалл остался с ним наедине, натянул узду.

Рэндалл стоял перед ним безоружный. Лица незнакомого рыцаря за опущенным забралом он не мог разглядеть, но предположил, что его противник торжествующе усмехается.

— У тебя нет оружия, кроме этого меча, верно? — вопросил рыцарь. — Жаль. Но не огорчайся, я предложу тебе один из своих, чтобы предоставить шанс защититься. Я рыцарь и не хочу, чтобы пошли слухи, будто я совладал с безоружным простолюдином.

Голос показался Рэндаллу знакомым, хотя рыцарь говорил глухо и оттого негромко. Тем временем тот отцепил запасной меч и бросил его к ногам Рэндалла.

— Защищайся, Монтгомери! — крикнул рыцарь.

Подняв меч, Рэндалл выставил его остриём вперед. Подняв свою лошадь на дыбы, рыцарь размахнулся и нанёс удар. От его выпада рука Рэндалла едва не выронила меч. С трудом удержав оружие, он начал наступать на рыцаря, который хохотал, легко парируя удары. Воздух наполнился звоном мечей. В снегу погасли выроненные факелы, и противникам приходилось сражаться в темноте. Поблизости бродили лошади без наездников. У оврага и возле раскидистого бука распластались поверженные Рэндаллом люди из отряда, брошенного на его поиски. Поэт чувствовал, что слабеет, и, перестав делать выпады, лишь отбивался. Каждое движение, каждый подъём меча заставляли его прикладывать огромные усилия.

— Не робей, Монтгомери! — восклицал рыцарь, рубя своим клинком по мечу Рэндалла. — Ведь если я обезоружу тебя, то захвачу в плен!

Отступая, Рэндалл упал в снег и тут же увидел над собой передние копыта вставшего на дыбы коня, готового растоптать его. Выронив меч, он зажмурился.

Отведя лошадь в сторону, рыцарь, наклонившись, приставил острие меча к его горлу.

— Ты дерёшься, как виллан! Никогда бы не подумал, что так могут драться те, в чьих жилах кровь графов Монтгомери смешалась с кровью короля Эдуарда, — насмешливо произнёс рыцарь.

— Откуда тебе столько известно обо мне? — спросил Рэндалл.

— Откуда! — фыркнул рыцарь. — От лорда Норфолка, ты ведь его знаешь. Я — сэр Филипп Монтгомери, и ты отныне в моей власти! — Свободной рукой рыцарь поднял забрало, и Рэндалл увидел его бледное красивое лицо и светлые глаза, отражающие в эту минуту не только презрение, но и душевную боль. Сэр Филипп страдал от ревности, оскорблённого самолюбия и оттого, что Памела предпочла ему столь слабого противника.

— Ты убьёшь меня? — спросил Рэндалл.

— А ты умоляй меня о пощаде, — процедил сэр Филипп.

И тут за деревьями вновь зазвучали многоголосый шум кавалькады, лай собак и бряцанье железа. К ним приближалась другая часть отряда, возглавляемая сенешалем.

— Милорд, вы поймали его?! — послышались восклицания. Их окружили всадники.

Убрав меч в ножны, сэр Филипп развернул лошадь.

— Связать пленника и доставить в Спрингроузез, — приказал он.

Запястья Рэндалла крепко стянули верёвками, затем подняли и повели к замку.

Взволнованный разговором с Филиппом, поэт покорно шёл к Спрингроузезу. Филипп более не приближался к нему: он ехал впереди отряда рядом с сенешалем.

Светлые стены замка проступили сквозь деревья спустя полчаса пути. Кто-то протяжно затрубил в рог. Стражники опустили мост через ров, и кавалькада проследовала внутрь двора. Рэндалла ввели со связанными руками на территорию замка, подаренного когда-то королем Эдуардом его матери. И, словно в насмешку, впервые Рэндалл вошёл сюда пленником, не имеющим, никаких прав.

Во дворе сэр Филипп спешился и, передав лошадь слуге, стремительно взбежал по ступенькам в замок. Рэндалла обыскали, нашли кинжал и повели следом за владельцем.

Встретив в коридоре Филиппа, Хьюго полюбопытствовал:

— Почему вы не расправились с ним в лесу?

— Не мог же я перерезать ему глотку на глазах у сотни своих людей, — буркнул Филипп, поднимаясь по винтовой лестнице. — Пришли ко мне Мориса.

— А что же пленник?

— Пусть его отведут в главный зал, я потолкую с ним там.

Филипп скрылся в своей опочивальне. Войдя, он наполнил кубок вином и залпом осушил его. Он испытывал сейчас торжество, какое чувствовал всегда после удачной битвы с французами.

Спустя несколько минут в дверь осторожно постучали, вошёл Морис.

— Вы посылали за мной, милорд? — спросил он.

— Я поймал Рэндалла Блистательного недалеко от Спрингроузеза, — сказал Филипп. — Он в моём замке.

— Вы очень расчётливы, — молвил оруженосец и принялся расстёгивать крепления на доспехах господина.

— Теперь я поступлю с ним согласно моей власти в здешних краях, то есть как мне заблагорассудится, — продолжал Монтгомери. — Рэндалл — обыкновенный жалкий бродяга! Я всегда утверждал, что он не соперник доблестному рыцарю.

Морис слушал его молча, предпочитая не выдавать бушующих чувств. Но его пальцы, ловко расстёгивающие крепления, слегка дрожали. В глубине тёмных глаз Мориса по-прежнему таилось раскаяние. Он искренне жалел, что, поддавшись угрозам, согласился в своё время содействовать сэру Филиппу.

Освободившись от боевых доспехов, Монтгомери облачился в приталенный бархатный камзол, единственным украшением которого была тяжёлая цепь, спускавшаяся ему на грудь, и отправился в главный зал Спрингроузеза. Морис следовал за ним.

Поднявшись на возвышение, где стояло огромное кресло с мощными подлокотниками и высокой спинкой — кресло владельца замка, Филипп сел в него.

Рэндалла провели в зал полутёмным коридором, где гуляли холодные сквозняки.

Глядя на сэра Филиппа, сидящего в кресле, Рэндалл не ощутил робости. Рыцарь тоже с интересом смотрел на него. Потом его губы тронула холодная улыбка.

— Приблизьтесь, милорд, — сказал он.

Со связанными запястьями, Рэндалл подошёл к ступеням и остановился.

ГЛАВА 29

Развалившись в кресле, Филипп положил руки на подлокотники.

— Спрингроузез — замок Весенних роз, — вдруг проговорил Рэндалл. — У вас очень красивая крепость, сэр. Жаль, что я не выступал в ней, будучи простым менестрелем. Должно быть, с балюстрады вашей трапезной особенно замечательно звучат композиции Элиаса Кайреля. Кстати, сэр, вам известно, что Элиас Кайрель не мог долго гостить ни в одном из замков, куда прибывал выступать, так как обладал несносным характером?

К Рэндаллу возвращалось самообладание.

— Хорошо, что вы оценили замок, который принадлежал Великой Любовнице, женщине, чьим незаконным сыном вы являетесь, — насмешливо сказал Монтгомери.

— Я не жажду им владеть, — признался Рэндалл.

— Чего же вы хотите? Добиться при дворе достойного положения для знатного лорда?

— Да, сэр Филипп. Вы рассуждаете верно, — сказал Рэндалл.

Филипп приказал сенешалю удалиться. Оставшись с пленником лишь в присутствии Мориса и двух стражников, он был уверен, что никто не помешает им.

— Для чего тебе понадобилась леди Памела? Ты ведь знал, что она была просватана за меня! — не без горечи произнёс он.

— Я люблю Памелу, — ответил Рэндалл, — и не моя вина, что она не любит тебя.

— Нет, твоя! — воскликнул Филипп. — Она дала согласие на брак со мной, а ты соблазнил её!

— Я в твоей власти, Филипп, и ты вправе поступить со мной как хочешь. Но если тебе известно, кто я, ты должен знать и о том, кем был мой отец, — проговорил Рэндалл. — Как ты сможешь впредь верно служить королю Ричарду, если я — его дядя, а ты прольёшь кровь Плантагенетов?

— Для всех ты не сэр Монтгомери и не отпрыск Эдуарда III! — громко расхохотался Филипп. — Ты — жалкий простолюдин, сумевший своими стихами добиться королевской милости. И если я убью тебя, никто не обвинит меня в неверности Ричарду.

— Значит, ты считаешь, что никто не знает о моём происхождении?

— Ха-ха-ха! Твоим друзьям не поверят, Рэндалл Блистательный! У них нет доказательств, — ответил сэр Филипп. — Я разделался с лордом Норфолком, посетившим Спрингроузез, а остальные, кому известна твоя тайна, — это мои слуги, и они будут молчать, потому что боятся меня.

— Ты расправился с Норфолком? — спросил Рэндалл.

— Он был и твоим врагом, — заметил Филипп.

— И ты вздёрнул на деревьях людей из его отряда?

— Пришлось. Теперь ты понимаешь, что не улизнёшь от меня?

— Что тебе это даст, Филипп? — насмешливо осведомился Рэндалл. — Памела всё равно не полюбит тебя.

— Откуда ты знаешь, что в душе у Памелы?! — вскричал сэр Филипп. — Наглый менестрель! Морис выследил тебя! По праву супруга сейчас ты обладаешь Памелой, но если я разделаюсь с тобой, ей ничего не останется, как выйти за меня!

— Не надейся. Памела станет презирать тебя, узнав, что ты — мой враг, — сказал Рэндалл.

Не в силах сдержаться, Филипп обнажил меч и приставил его к горлу Рэндалла. И вновь, второй раз за ночь, Рэндалл ощутил прикосновение ледяного острия.

Стражники не вмешивались, не смея препятствовать господину. Но Морис яростно кусал губы, чтобы подавить желание вступиться за пленника.

— Ты мой кузен, моя кровь, — пробормотал Филипп и резко разрубил мечом верёвку, связывающую запястья Рэндалла. — И сейчас я не буду проливать её. Я дам тебе время подготовиться к казни, исповедаться, попросить у меня прощения.

— Ну конечно! Ты же знаменитый рыцарь! А тем обитателям Лиможа, которых ты уничтожил, тоже было предложено исповедаться? — усмехнулся Рэндалл, пошевелив запястьями.

— Ты — моя кровь, — повторил Филипп. — И, к сожалению, я вынужден поступить с тобой иначе, чем с обитателями Лиможа, наказать которых меня послал старший сын короля Эдуарда, Чёрный принц.

— Вы очень милостивы, — чуть поклонился Рэндалл.

Его манеры, гордый взгляд, его очень светлые брови и точёный прямой нос, узкое лицо со слегка впалыми щеками выдавали истинного Плантагенета. Отметив поразительное сходство с королём Эдуардом, Филипп невольно испытал чувство, будто совершил предательство, взяв в плен сына государя. Но отступить, смириться с поражением Филипп не желал.

— Отведите его в темницу и следите за ним, — приказал он стражникам.

Рэндалла цепко взяли под руки и повели из зала. Пленник не сопротивлялся.

Убрав меч обратно в длинные ножны, украшенные крупными топазами, Филипп чувствовал досаду вместо торжества.

А Рэндалла вели вниз по крутой винтовой лестнице, зажатой между двумя плотными, толстыми стенами. Впереди шёл слуга с факелом. Из-под ног с писком выскакивали мыши.

«Куда мы спускаемся? Хотя какая разница, если я не сумею отсюда выбраться, — думал Рэндалл. — Меня может спасти лишь вмешательство Ричарда».

Стражники остановились у двери темницы, и слуга, шедший впереди, открыл её.

Часть пола представляла собой каменный мешок с железной решёткой сверху, запирающейся на замок. Подобную камеру Рэндалл уже видел в лондонской тюрьме для бродяг.

— Прыгай вниз, — приказал один из стражников.

Рэндалл покорно спрыгнул и оказался в глубине камеры, не имеющей окон. Решётку опустили, по ней начали неспешно ступать ноги стражников.

Рэндалл опустился на каменный пол. Он не знал, сколько продлится его заточение.

ГЛАВА 30

Прошло множество одиноких часов, которые Рэндалл провёл, лёжа на полу камеру. Сверху, через решётку, проникал свет мерцающих факелов. Рэндалла охватило отчаяние. В конце концов, действительно никто не мог знать, что его захватил влиятельный кузен.

«Папаша Терри, — думал Рэндалл, — не представляет, в какой опасности находится. Если лазутчики Филиппа найдут его, он тоже попадёт в руки Монтгомери. Наверняка Филипп уже думал о единственном свидетеле событий той ночи, когда меня унесли из Спрингроузеза. Всем остальным известно о них лишь понаслышке. Страшно даже представить, как может мерзавец поступить с отцом, простым менестрелем».

Приподнявшись, Рэндалл взял в руки ползавшую у его плеча мышь и улыбнулся. Мышь шевелила усиками.

— Ты выражаешь мне поддержку, глупое существо? — сказал Рэндалл. — Я рад, что у меня появилась подруга. Если меня соизволят накормить, обещаю с тобой поделиться.

В камере было прекрасно слышно, как стражники ужинают, пьют эль, хохочут и горланят песни.

— Сэры! Сэры! — крикнул Рэндалл, прижимая мышь к груди. — Получу ли я хотя бы жалкий кусок хлеба?!

Кто-то направился в сторону камеры.

— Прекрати вопить! Хьюго принесёт, как только ему позволит господин.

— Тебе легко рассуждать, а я и леди Пимп испытываем жажду и хотим удовлетворить аппетиты! — ответил пленник.

Стражник заглянул в камеру. Кроме узника там никого не было.

— Леди Пимп? — засмеялся стражник.

— Да! Я и леди Пимп,— сказал Рэндалл и позволил мышке вскарабкаться по рукаву куртки ему на плечо.

Между тем дверь в темницу открылась, и появился Хьюго Бэнкс, несущий в руках миску с мясом и овощами, ломоть хлеба и глиняный стакан эля.

— Милорд Монтгомери, я принёс вам перекусить, — сказал он, подавая сквозь решётку еду.

Рэндалл взял принесённый обед и вновь устроился на полу.

— Возможно, вы не предполагали, милорд, что станете пленником собственного кузена? — захихикал Хьюго.

— Передай своему господину, что я благодарен ему за то, что он позволил мне побывать в Спрингроузезе, — ответил Рэндалл. На самом деле отчаяние и тоска, тщательно скрываемые от Хьюго Бэнкса, переполняли его. — Меня предупреждали, леди Пимп, какой беспощадностью отличается сэр Филипп, и вот небеса предоставили мне возможность убедиться в этом, — добавил он, делясь с мышью хлебом.

Утолив голод и жажду, Рэндалл немного воспрял духом, и в нём проснулось желание сопротивляться.

Вскочив, он вцепился руками в железные прутья.

— Выпустите меня, мерзавцы! Вы не имеете права! Выпустите! Ваш хозяин мне просто мстит, из ревности!

— Прекрати шуметь! — прикрикнул один из стражников. — Если сэр Филипп приказал нам держать тебя в темнице, мы будем держать.

— Вы прогневаете короля Ричарда! Я — его дядя и обожаемый им поэт!

— А что, если наш господин сэр Филипп прогневается? Король Ричард, возможно, не узнает о твоем заточении, а сэр Филипп накажет нас! — ответил стражник, удаляясь.

— Постой! — вскричал Рэндалл. — Я богат, я так же богат, как сэр Филипп. Я щедро вознагражу тебя, только выпусти меня из темницы!

— Прости, я не могу, — ответил стражник.

Отказ поверг Рэндалла в ещё большую тоску. Слёзы отчаяния потекли по его щекам.

— О, Филипп, — пробормотал он, — я найду способ вырваться из плена! Ты ещё не знаешь меня! Мерзавец! Поверь, ты ещё не знаешь меня!

Но Монтгомери предполагал, что пленник попытается выбраться из темницы, и поэтому поручил зорко следить за ним своим верным стражникам.

Немного успокоившись, Рэндалл продолжил думать о побеге, перебирая варианты избавления от неволи. Он вспомнил об Иоанне Французском и о короле Шотландии, которые были пленниками английского государя, его отца. За выкуп освободили Дэвида, Иоанн Французский тоже был выпущен, чтобы собрать за себя и сына деньги. Их повелители Эдуард III и Чёрный принц отличались удивительным благородством.

— Мы с тобой выберемся отсюда, — говорил он своей единственной подруге. — Обязательно выберемся. Ты мне веришь, леди Пимп?

Мышь ползала по его рукавам и плечам, изредка издавая пронзительный писк. Рэндалл угощал её остатками хлеба.

Стражники больше не обращали на узника внимания, лишь изредка заглядывая в камеру. Когда над Рэндаллом в пламени факелов появлялись ноги в сапогах, он поднимал руку и громко произносил:

— Приветствую! — И при этом его измученное бледное лицо озарялось той самоуверенностью, что со временем заставит отступать даже самых могущественных врагов.

ГЛАВА 31

Однажды в темницу вошёл Генри Ланкастер, сопровождаемый арбалетчиками. Опустившись на колени над камерой, где сидел Рэндалл, он вздохнул.

— Рэндалл, — молвил он, — сэр Филипп распорядился проводить вас в его комнату.

— Правда? А я-то полагал, что он считает меня таким важным узником, что может принимать только в главном зале Спрингроузеза, — ответил Рэндалл и засмеялся.

Решётку подняли, пленник покинул камеру. Его взяли под стражу и повели.

Оценив вооружение Генри, его юность и то расположение, которое питал к нему сын герцога Джона Гонта, Рэндалл решил, что ему представился отличный шанс бежать. Но он не стал умолять Генри, уже познавшего, что такое верность господину, поступиться принципами и отпустить его.

Генри был угрюм, его огорчало, что Рэндалл находится в плену у Филиппа. Подойдя к стрельчатой двери комнаты Филиппа, он остановился.

— Сэр поэт, — проговорил юноша, — как только я покину Спрингроузез, а это произойдёт уже сегодня, я обязательно расскажу моему кузену Ричарду о поступке Филиппа. Я уговорю его выручить вас.

— Прошу вас, милорд Генри, — сказал Рэндалл, — разыщите во дворце графа Солсбери моего отца менестреля, сообщите ему о моём плене и проводите к королю Ричарду. Он должен раскрыть его величеству тайну, связывающую Ричарда, меня и, если позволите, вас.

— Меня?! — переспросил Генри удивлённо.

— Да, милорд, — ответил Рэндалл. — Вы сделаете это?

— Ну конечно! Можете на меня положиться, — воскликнул Генри.

— Благодарю, и заранее простите меня за то, как я буду вынужден поступить с вами в присутствии сэра Филиппа, — сказал Рэндалл. — Идёмте же.

Он первым толкнул дверь и переступил порог опочивальни. Кроме Филиппа в небольшой комнате с высоким потолком, постелью на возвышении, столом и креслом у окна он увидел Хьюго Бэнкса, скрючившегося за спиной своего повелителя. За Рэндаллом в комнату вошли герцог Генри Ланкастер и часть отряда арбалетчиков, сопровождавших пленника.

Сэр Филипп холодно наблюдал, как Рэндалл прошёл несколько шагов и остановился.

— Я послал за тобой Ланкастера с единственной целью, — молвил он, — чтобы объявить тебе своё решение.

Бледный, изнурённый Рэндалл, не утративший, однако, достоинства, вызвал у Филиппа скрытое восхищение.

— Я предам тебя казни на восходе, в понедельник, — продолжал он. — Тебе отрубят голову во дворе замка. Скажи, ты не хочешь испросить прощения? Я, конечно, всё равно казню тебя, но раскаяние приносит облегчение.

— А ты сам-то, милорд, пробовал в чём-нибудь раскаиваться? — спросил Рэндалл с видимым безразличием.

— Что тебе обо мне известно, бродяга?! — воскликнул Филипп и отослал стражу. Ланкастеру и Хьюго он позволил остаться.

— Да, мне известно о вас совсем немного. Только слухи о ваших подвигах или злодеяниях, милорд, — чуть поклонился Рэндалл. — Но надеюсь познакомиться с вами поближе.

Он бросил взгляд на меч Генри, стоявшего в двух шагах от него. Его отделяло от свободы лишь несколько быстрых ловких движений.

— Грязный наглец, — выругался сэр Филипп и резко отвернулся к окну, за которым густо сыпал снег и дул ветер. Началась пурга. В Йоркшир весна всегда добиралась позже, чем в другие графства.

Рэндалл понял, что ему представилась возможность спастись. Ударив Хьюго в лицо локтем, он бросился к Генри и, обхватив юношу за плечи, выхватил из его ножен меч.

— Как ты посмел?! — вскричал сэр Филипп в ярости. Хьюго вопил и катался по полу, прижав ладонь к разбитым губам, сквозь пальцы сочилась кровь.

В комнату ворвались стражники с мечами и алебардами. Застыв на пороге, они тревожно глядели на Рэндалла, крепко державшего в одной руке оружие, а другой удерживавшего Генри Ланкастера в качестве своеобразного щита.

— Прикажи им отступить, или я раскрою твоему оруженосцу горло! — крикнул Рэндалл Филиппу.

— Неужели ты убьёшь своего друга, Рэндалл?! Не верю, что ты способен на такое! Ведь ты был дружен с сыном герцога! — расхохотался Монтгомери.

— Дружен? — заволновались стражники.

— Да, сэры! В Спрингроузезе уже многие знают, что мой узник — придворный поэт его величества Ричарда Английского! Но что с того? Кто из вас посмеет не выполнить мой приказ?! Хватайте его!

На Хьюго уже никто не обращал внимания. Он отполз в дальний угол и наблюдал оттуда за происходящими в опочивальне событиями.

Закипела драка. Оттолкнув от себя Генри, Рэндалл стал яростно рубиться со стражниками, а Филипп громко подбадривал их. К его удивлению, Рэндалл уверенно сражался с несколькими противниками и даже ранил некоторых. В конце концов он оттеснил их к дверям, что заставило Монтгомери действовать. Он бросился к лежащим на сундуке ножнам, но Рэндалл преградил ему путь.

— Стоять, ваша милость! Я отпустил Генри, но не вас! Идёмте! Вы проводите меня к воротам замка! — приказал он Филиппу. — Я ухожу из Спрингроузеза!

— Ты уверен в этом?! — фыркнул сэр Филипп и внезапно толкнул Рэндалла на пол. Отшвырнув меч в сторону острым мысом сафьянового сапога, рыцарь схватил Рэндалла за горло.

— Теперь ты видишь, почему я стал великим рыцарем? — проговорил сэр Филипп, сжав пальцы на горле кузена. — Я опрокинул тебя простым движением руки, хотя не был вооружён. Я не побоялся подступиться к тебе, кузен. И ты заплатишь мне за свою дерзость, за очередное оскорбление, которое нанёс мне. Заплатишь до того, как я тебя казню.

Вбежавшие в комнату стражники окружили их, держа алебарды. Отпустив Рэндалла, Филипп с силой ударил его ногой.

— Заковать на всю ночь в кандалы! — приказал он.

Рэндалл больше не сопротивлялся. Раздосадованный тем, что свобода была так близка, а он её упустил, он бессильно лежал на каменном полу. Стражники подхватили его под руки и поволокли в коридор.

Несколько минут сэр Филипп молчал, глядя на распахнутую дверь. Генри первым пришёл в себя. Подобрав свой меч, он вложил его в ножны и приблизился к владельцу замка.

— С вашего позволения, я намерен обсудить с вами мой отъезд, милорд, — сказал он.

— Вы решили уехать из Спрингроузеза? Но я ещё не считаю вас достаточно обученным в воинском деле. Что подумает обо мне ваш отец? — проговорил сэр Филипп.

— Боюсь, милорд, я недостаточно твёрд, чтобы служить у вас оруженосцем. Думаю, отец оценит то, чему я у вас научился, ведь вы преподнесли мне множество навыков, за которые я вам благодарен, — с поклоном произнёс Генри. В его глазах, впрочем, Филипп видел гнев и прекрасно понимал его причину.

— Я не могу удерживать вас или убеждать изменить решение, лорд Генри. Вы вольны поступать, как считаете нужным. Но я скажу вам следующее: если причина вашего отъезда в моём пленнике, с которым вас связывала дружба, значит, вы ещё слишком юны. Служа вашему дяде, принцу Уэльскому, во Франции, я часто был вынужден бросать моих друзей и видел, как французы насаживали их на копья. Вы молоды и только поэтому не хотите продолжать службу у меня — рыцаря, захватившего в плен вашего друга. Вам недостаёт твёрдости. Однако для рыцаря важно служить трём господам: Богу, королю и возлюбленной. Дружба превосходна, но подчас государи предают казни друзей на глазах у рыцаря, а он продолжает оставаться верным престолу.

— Вы не государь, и я не предаю вас, а всего лишь уезжаю, потому что не хочу потом раскаиваться, как Морис Мервилл, — пробормотал Генри и пошёл к двери.

Ласково, но уверенно сэр Филипп взял оруженосца за локоть. Подняв голову, Генри увидел его бледное, покрытое блестящим потом лицо.

— Что рассказал вам Морис?

— То, что вы заставили его быть вашим соглядатаем, — сказал Генри, сдерживая возмущение.

— Для рыцаря важна его любовь к леди. В моём случае ею оказалась Памела Гисборн, — ответил Филипп, отпуская юношу.

— Не оправдывайтесь передо мной, я ведь оруженосец, — и Генри стремительно оставил опочивальню рыцаря. Юношу более не одолевали сомнения: он счёл своим долгом вызволить поэта из плена.

Генри приказал седлать лошадь, сам прицепил к ней поклажу и вывел во двор, где стражники уже заковали Рэндалла в кандалы, как провинившегося виллана.

Рэндаллу предстояло провести в кандалах во дворе остаток дня и надвигавшуюся ночь. Он понимал, что наказание лишит его сил, и ему будет ещё труднее совершить побег.

Остановившись рядом с ним, держа скакуна под уздцы, Генри положил пальцы на измождённую руку поэта:

— Я уезжаю, но постараюсь вызволить вас из плена.

— Благодарю, — сказал Рэндалл.

Отступив от пленника под пристальными взглядами стражи, Генри вскочил на лошадь и направился к воротам.

Отъезд друга видел и Морис, вышедший на порог оружейной. При виде закованного в кандалы Рэндалла его душу вновь наполнило смятение. Морис чувствовал, что должен действовать, должен вызволить Рэндалла из плена, виновником коего тоже являлся. А затем Морис решил податься в монастырь и принять постриг. В обители, он знал это, ему удастся утешиться в своём горе. Когда-то Морис боялся, что его отправят в монастырь. Но теперь он уже не жаждал рыцарских подвигов. Он совершил вину и хотел её искупить.

Прошёл день, сгустились ранние зимние сумерки. Закрыв глаза, Рэндалл продолжал стоять на коленях, закованный в кандалы. Силы оставляли его. Он не мог ни шевелиться, ни кричать. Внезапно он различил чьи-то шаги по свежему снегу, а затем в лицо ему плюнули. С трудом подняв голову, Рэндалл увидел Хьюго. Слуга громко хохотал.

— Простите мою выходку, сэр! Но я не мог удержаться от искушения! — воскликнул он.

— Ты просто жалкий ничтожный раб, Хьюго. Но твой господин пока нуждается в тебе. Не пришлось бы ему пожалеть о том, как он оскорбляет меня теперь, — медленно, с придыханием произнёс Рэндалл.

— Тебе не надо было становиться его врагом.

— Нет, Хьюго, ты заблуждаешься. Это ему не стоило становиться моим врагом.

Больше Рэндалл не мог разговаривать и бессильно повис в кандалах. Оставив его, Хьюго направился в замок.

Над светлыми башнями Спрингроузеза восходили звёзды. Небо не было затянуто тучами, снег перестал идти. Наступала длинная зимняя ночь.

ГЛАВА 32

Не чувствуя рук и ног, Рэндалл ждал восхода. Обитатели замка, его владелец и слуги давно погрузились в сон, и только стражники в железных шлемах продолжали бродить по двору.

Он вновь услышал шаги, и кто-то, опустившись возле него, положил руку ему на плечо. Открыв глаза, Рэндалл встретился взглядом с Морисом. Юноша держал флягу с вином.

— О, я очень виноват перед вами, сэр, — проговорил он. — Я никогда не прощу себя за трусость.

— Не раскаивайся, Морис. Ты просто испугался, что Филипп выгонит тебя из оруженосцев, если ты откажешься служить ему лазутчиком, — ответил Рэндалл.

— Вы великодушны ко мне, но я не заслуживаю этого. Единственное, что я могу сделать — искупить перед вами свою вину. Я вызволю вас из плена.

— Ты освободишь меня сейчас?

— Нет. Чтобы вызволить вас, придётся ждать, когда вы вновь окажетесь в темнице. Как оруженосец, я вправе туда входить. — Поднеся к губам Рэндалла флягу, юноша дал поэту сделать несколько глотков. Вино было крепким, в нём содержались пряности. Рэндалл почувствовал себя немного бодрее.

— Нов темнице постоянно находятся стражники, — сказал Рэндалл.

— Вам, наверное, известна история, как когда-то один лорд бежал из Тауэра, куда был брошен как мятежник, подмешав в вино стражников снотворное, переданное ему союзниками? Этот сэр привёл к власти вашего отца, короля Эдуарда, — сказал Морис. — Вот и я, милорд, поступлю так же. Я приду в темницу завтра вечером, присоединюсь к стражникам и незаметно подсыплю в их бочонок эля зелье. Дождусь, когда их сморит сон, и выпущу вас. В Спрингроузезе, кроме главных ворот, есть второй выход, выводящий за пределы замка, к лесу. Я провожу вас туда, а потом расстанемся.

— Но сэр Филипп накажет тебя, Морис!

— Я сын рыцаря, с которым он сражался во Франции. Он близко знаком с моим отцом и не осмелится заковать меня, — возразил Морис.

— Сэр Филипп прогонит тебя, ты не сможешь быть его оруженосцем, а другие рыцари, учитывая твою непокорность, откажутся брать тебя на службу. В конце концов ты не кузен короля, как Генри, — сказал Рэндалл. — Неужели ты пожертвуешь замечательной карьерой ради какого-то пленника?

— Боже! — пробормотал Морис. — Если бы вы знали, милорд, как я жалею, что не пожертвовал карьерой раньше! Я бы избежал своих неблаговидных действий, греха перед возлюбленной и того, что вы, отпрыск Эдуарда III и Великой Любовницы, терпите такие оскорбления. Я раскаиваюсь и не хочу более никаких званий.

С высоты башни Мориса окликнули. Это был один из стражников, заметивший, что юноша разговаривает с узником. Поднявшись, Морис зашагал к оружейной.

Обрадованный тем, что в стане врага у него появился сторонник, Рэндалл уже почти не чувствовал боли в запястьях. Вино возвратило ему силы, и он немного воспрянул духом.

«Я выберусь из плена! — думал он, с трудом шевеля онемевшими пальцами. — Я обязательно выберусь».

Рэндалл вновь чувствовал желание сопротивляться и опасался теперь только одного — чтобы Морис Мервилл не передумал.

Когда над замком забрезжил серый рассвет, к Рэндаллу подошли два стражника и освободили от кандалов. Его повели в замок, и Рэндалл, проявляя удивительную покорность, охотно пошёл с ними. Впервые за прошедшие дни он стремился вновь оказаться в темнице.

Войдя в темницу, он мимоходом заметил приготовленную на вечер огромную бочку с элем, стоявшую в тёмном углу, слабо озарённом факелом. Рядом находились скамья и крепкий стол, на котором стояли пустые глиняные кружки.

Спустившись в камеру и расположившись на полу, Рэндалл вновь встретил леди Пимп. Мышь безбоязненно вскарабкалась по его плечу.

— Вы совсем затосковали без меня, прекрасная леди Пимп, — сказал поэт. — Но подождите. Когда мы окажемся в безопасном месте, я вволю разрешу вам полакомиться разнообразными угощениями. Что вы думаете о вафлях, отличных лондонских вафлях? Или об орехах? Вам доводилось их пробовать? Или же вам больше нравятся обыкновенные пшеничные лепешки?

В тот день Рэндаллу никто не предложил утолить голод, но он и не требовал: ему не хотелось перед побегом видеть Хьюго Бэнкса.

Он не знал, сколько времени прошло. Наконец в дверь громко постучали. Стражники, расположившиеся уже около бочки с элем и ужинающие свининой, запечённой на вертеле, приветствовали вошедшего.

— Мы рады, что вы заглянули к нам, милорд Морис. Вас прислал сэр Филипп?

— Нет, — ответил знакомый голос. — Мой господин заканчивает ужин в трапезной. Он сегодня слишком много выпил.

— Он встревожен из-за предстоящей казни, — проговорил старший из стражников. — Его можно понять, ведь пленник не какой-нибудь бродяга, а незаконный сын Великой Любовницы. Вам известно об этом, лорд Морис?

Затаив дыхание, Рэндалл слушал, боясь пропустить хоть слово.

«Морис здесь. Он действительно решил выручить меня!» — пронеслось в голове.

— Присоединяйтесь к нам, милорд, — предложил старший стражник. — У нас достаточно жаркого и эля, чтобы угостить вас.

Оруженосец поблагодарил.

— Итак, наш узник — кузен сэра Филиппа, — продолжал стражник. — Когда я только заступил на службу в Спрингроузез, я был совсем юн, но красота Великой Любовницы и на меня произвела впечатление. Я не мог даже представить, что спустя тридцать лет буду охранять её сына в темнице, точно разбойника. Боже! Он как две капли похож на короля Эдуарда! Можно понять смятение, которое одолевает сэра Филиппа.

Остальные принялись задавать стражнику вопросы, и тот пустился в воспоминания о своей службе. Морис в беседу не вмешивался, дожидаясь, как Рэндалл догадался, действия снотворного.

Потом кто-то из стражников запел старинную песню. Остальные нестройно поддержали его. Рэндалл понял, что охрана уже пьяна.

Наконец стражники умолкли. Раздались стремительные шаги, и Морис, опустившись на колени, припал к решётке.

— Милорд Монтгомери, всё готово, — сказал он. — Нужно поторапливаться.

Поднявшись с пола и посадив леди Пимп в карман разодранного и грязного котарди, Рэндалл кивнул. Открыв решётку, Морис отступил, выпуская его.

— Как долго стража будет спать? — осторожно осведомился Рэндалл, покосившись на лежащих вповалку воинов.

— До утра, — ответил Морис. — Ноя боюсь, как бы нас не выследил соглядатай или не обнаружили часовые.

— Хорошо, что ты обо всём позаботился. Ну идём же. Веди меня, — молвил Рэндалл.

Морис быстро зашагал впереди. Вокруг никого не было. Не разговаривая, они шли какими-то запутанными коридорами и тёмными переходами. Морис давно служил Филиппу и дорогу знал наизусть.

Остановившись возле невысокой двери, окованной железными полосками, Морис толкнул ее. В лицо Рэндаллу ударил резкий порыв холодного воздуха.

— Впереди лес, — сказал Морис. — Идите туда. Если не заблудитесь, к утру доберётесь до монастыря Рило, а еще через два дня окажетесь у замка Норем, на английской стороне реки Твид. Туда король Ричард сослал свою мать, принцессу Джоанну. Учитывая ваше положение при дворе и кровь, что течёт в ваших жилах, думаю, она позволит вам остановиться в Нореме и подготовиться к приезду в Лондон, достойному сына государя.

— Я знаком с принцессой, — признался Рэндалл. — Когда-то она была восхищена моим талантом менестреля — я развлекал её в провинциальных владениях герцога Ланкастера.

Он благодарно посмотрел в глаза своему неожиданному освободителю. В темноте лицо Мориса было трудноразличимо. Стоя у порога, оруженосец взялся за железное кольцо, служившее дверной ручкой.

— Почему ты не отправишься со мною, Морис? — спросил Рэндалл. — Когда-нибудь я возвращусь ко двору, получу положение, достойное сына короля, и тогда никто из рыцарей не посмеет отказаться взять тебя оруженосцем.

— Простите, милорд, — молвил Морис угрюмо, — но я виновен не только перед вами и перед Тесой. Я виновен прежде всего перед самим собой. И своим раскаянием я должен искупить вину в монастыре братьев-цистерцианцев.

— Это твоё право, — ответил Рэндалл. — Но знай, что передо мной ты искупил вину сполна.

В зимнем лесу, лежащем в отдалении, где-то на окраине громко закричала крупная птица.

— Идите же, милорд, — поторопил Морис, вглядываясь в сумрак. — Как бы Хьюго Бэнкс не вздумал проверить стражников.

— Что ж, я признателен тебе, Морис, — пробормотал Рэндалл. — Прощай, оруженосец!

Запахнув на впалой груди одежду, он уверенно зашагал в сторону леса по глубокому снегу, стараясь не замечать холода, проникавшего под его обноски. Без денег и лошади Рэндалл не смог бы добраться до замка возлюбленной или королевского дворца. Не имея ни еды, ни вина, чтобы согреться, он направлялся к границе с Шотландией, в крепость Норем, чтобы искать поддержку у принцессы Уэльской.

ГЛАВА 33

Ранним утром, с восходом, сэр Филипп вошёл в темницу Спрингроузеза, чтобы лично сопроводить узника на казнь.

У стен замка уже собрались и челядь, и стражники, один из которых держал огромный топор: он должен был отсечь пленнику голову.

Переступив порог темницы, сэр Филипп в недоумении уставился на спящую у бочки с элем компанию своих людей и на распахнутую решётку темницы. Прибывшие с ним сенешаль, оруженосец, капеллан и Хьюго, сразу поняв, в чём дело, в ужасе затаили дыхание.

— Рэндалл сбежал! — вскричал Филипп и сжал кулаки. — Как такое могло случиться?! Как он сумел сбежать?!

Монтгомери обернулся к проснувшимся от его крика, но ничего ещё не соображающим стражникам:

— Кто из вас выпустил его?! Сознавайтесь. Я буду пытать вас на дыбе, но узнаю истину! Говорите!

— Мы заснули, милорд, это верно, но никто из нас не выпускал пленника, — заговорили стражники наперебой.

— Тупицы! Остолопы! — вопил сэр Филипп в ярости.

— Милорд, я не входил в темницу без вашего ведома, — вмешался капеллан. — И я впервые намеревался исповедать его только сейчас, перед казнью.

— Казнь! — вскипел сэр Филипп. — Я хочу знать, кто освободил узника! О, почему меня окружают одни остолопы?!

Выступив вперёд, Морис попросил у рыцаря возможности побеседовать с ним наедине.

— Ты тоже решил уехать, последовав примеру своего друга Генри Ланкастера?! Прошу, мессир! Не смею вас отговаривать и останавливать, — сказал Филипп с насмешкой в голосе.

Хьюго Бэнкс, капеллан и стражники с подозрением уставились на оруженосца.

— Милорд, я знаю, кто и когда выпустил вашего узника, — молвил Морис. — И поверьте, ваши стражники здесь ни при чём. Они всего лишь жертвы обстоятельств.

— Верно, сэр! — закричали стражники. — Мы жертвы обстоятельств! Мы виновны лишь в том, что слишком много выпили и не заметили, как в темницу проник злоумышленник. У него могли быть сторонники, ведь он тоже лорд Монтгомери и дружен с юным герцогом Ланкастером.

— Однако Ланкастер ещё вчера оставил Спрингроузез! Пленник был освобождён кем-то другим, — произнёс сэр Филипп. — Итак, Морис, ты утверждаешь, что тебе известно, кто предал меня? Выйдите все, кроме Хьюго.

Обрадованные, что избежали обвинений, стражники удалились. Капеллан, немного поколебавшись, вышел следом.

— Говори же, Морис.

— С тех пор, как вы, сэр, заставили меня быть вашим лазутчиком и использовать мою возлюбленную в мерзких целях, я испытываю раскаяние, — сказал оруженосец. — И вина за то, что вы благодаря мне схватили Рэндалла Монтгомери, сына короля, преследовала меня всё то время, что вы держали его в заточении.

Медленно повернув к нему голову, сэр Филипп бесстрастно слушал. Он уже понял, что именно Морис и был тем предателем, кто выпустил Рэндалла на волю.

— Генри не знает, что Рэндалл сын короля. Но он любит поэта и дружен с ним. Не сомневайтесь: он вступится за него перед Ричардом, — продолжал Морис. — И когда мне представилась возможность выручить Рэндалла, я ею воспользовался. Я должен был искупить свою вину перед ним! Придя сюда вчера вечером, я подсыпал стражникам снотворное в эль, дождался, пока оно подействует, и выпустил пленника. Потом вывел его за пределы замка. Думаю, он успел уже достаточно отдалиться от стен вашего поместья, сэр.

Отвесив Морису сильную пощёчину, Филипп направился к выходу.

— Жаль, что я не могу заковать тебя в кандалы, — процедил он, оглянувшись. — Но ты более не служишь у меня оруженосцем, и я сообщу твоему отцу о совершённых тобой проступках.

Морис ничего не ответил. Приложив ладонь к щеке, со слезами на глазах, он не жалел о содеянном.

Хьюго, проходя мимо, громко и презрительно хихикнул:

— Для вас лучше нынче же убраться из Спрингроузеза, сэр Морис!

— Я не нуждаюсь в твоих замечаниях, отпрыск рабов! — огрызнулся оруженосец. Впервые он ощущал удовлетворение. Этим же днём он покинул замок сэра Филиппа Монтгомери и отправился в монастырь Рило. Единственное, чего он жаждал, — это искупить свою вину.

ГЛАВА 34

Взбираясь по крутым ступеням узкой тёмной винтовой лестницы, Филипп с трудом сдерживал ярость. За ним поднимался Хьюго, осыпавший Мориса оскорблениями.

— Я разыщу вашего пленника, милорд, — пообещал он.

— Ты найдёшь его среди лесов и снега? — недоверчиво фыркнул Филипп.

— Не сомневайтесь, милорд. Снег и леса как раз и будут моими союзниками.

Стремительно шагая к выходу, через который Морис выпустил пленника, сэр Филипп размышлял над словами слуги.

— Ты неоднократно оказывал мне и моему отцу услуги. И если ты убеждён, что сумеешь обнаружить Рэндалла, я позволю тебе пуститься за ним. Как только ты узнаешь, где он скрывается, возвращайся в замок и сообщи мне. Далеко в таком виде, без денег и лошади, он не уйдёт. Если он спрячется у вилланов в деревне или в замке моих соседей, я достану его.

Они оказались перед тяжёлой невысокой дверью, раскрыв которую, Хьюго первым вышел на улицу.

— Следы, милорд! — воскликнул он, кивнув на глубокие одинокие следы в направлении к лесу.

— Хорошо, что ночью не было снегопада, — мрачно заметил Филипп.

Стоял пасмурный день, тучи, подгоняемые ветром, медленно ползли на запад. Тревожно шумели мощные, облетевшие кроны деревьев, над которыми летали стаи ворон.

— Рэндалл ушёл далеко, — добавил Филипп. — За ночь он проделал огромный путь и, возможно, уже укрылся в Рило.

Стоявший в отдалении Хьюго вглядывался в следы.

— Я найду его, милорд, даже если он укрылся в Рило. В любом случае он измождён и устал. Безусловно, его нет в ваших лесах, но я сумею его разыскать.

— Тогда — вперёд, Хьюго! — воодушевился сэр Филипп. — Оружие у тебя есть?

— Разумеется, милорд! — и Хьюго показал ему висящий на поясе кинжал. — Все знают, как глупо бродить по лесу невооружённым.

— У моего пленника тоже может оказаться оружие. Морис, возможно, был так щедр, что дал ему меч, кинжал или алебарду. Иди.

Филипп скрылся в башне, и Хьюго Бэнкс остался среди холода и снега. Натянув поглубже на лицо кугель, он решительно двинулся к лесу, бросая взгляды на следы, оставленные Рэндаллом. Они вели его то по краю оврага, где он заметил несколько сломанных веток — вероятно, сбежавший пленник цеплялся за них руками, чтобы не сорваться, — то спускались на его дно.

Других следов Хьюго здесь не находил. Он почти сразу понял, что Рэндалл направляется отнюдь не к монастырю Рило, и это его насторожило.

— Вряд ли человек, так много путешествовавший по Йоркширу, мог заплутать, — пробормотал Хьюго. — Он намеренно избрал другой путь, вместо того чтобы следовать в обитель Рило.

К середине дня Хьюго покинул владения сэра Филиппа: теперь перед ним лежали края соседей-феодалов — богатых, могущественных лордов.

Рэндалл предпочёл воспользоваться звериными тропами, избегая широкого, разъезженного телегами и лошадьми пути, не испытывая желания встречаться с владельцами края. Хьюго тоже совсем не хотелось попасть в руки соседей сэра Филиппа. Хитрый слуга понял, что Рэндалл не пошёл в замок леди Памелы, который располагался в противоположном направлении, и, недоумевая, следовал за ним дальше.

ГЛАВА 35

Первые несколько часов пути Рэндалл шагал стремительно и уверенно, подгоняемый тревогой, что его побег раскроют. Когда в небе забрезжил бледный серый рассвет, он уже добрался до окраины владений сэра Филиппа. Вокруг простирался край его богатого соседа, через который Рэндалл должен был пройти, чтобы достигнуть замка Норем. Не имея оружия, он опасался встреч с разбойниками или людьми местного феодала.

Чтобы запутать возможных преследователей, ему пришлось спуститься к широкому тракту и ступать по размытой таявшими снегами обочине. Взобравшись вверх по склону холма, он понял, что более не сумет сделать ни шагу. Упав, он не мог даже пошевелиться. Но мысль, что он может замёрзнуть, лёжа в снегу, заставила его подняться. Несколько футов Рэндалл преодолел, держась за ветви. Голова шла кругом. Он застонал и крепко зажмурился:

— Нет! Я выберусь отсюда!

Весь день он шёл через владения лорда, чьи края лежали по соседству с землями Филиппа. В сумерках ему показалось, что он слышит бряцанье железа и топот лошадиных копыт. Внизу, между крутыми склонами холмов, пролегала дорога, ведущая к крепости. Затаившись среди высокого кустарника, Рэндалл разобрал, что по дороге скачут несколько всадников. В руках у них были горящие факелы, озарявшие лежащий перед ними путь. В раскидистых ветвях вяза истошно завопила крупная ночная птица.

— Мразь! — крикнул один из стражников и, грязно выругавшись, запустил в неё факелом. Ударившись о ствол дерева, факел рассыпался искрами и упал, продолжая гореть. Тяжело хлопая крыльями, птица взлетела и скрылась в лесу.

Стараясь двигаться как можно осторожнее, Рэндалл спустился к обочине и подобрал факел. Теперь он мог развести костёр и согреться. К тому же он очень хотел есть, но у него не было ни лука, ни арбалета, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь. Раздобыв огонь, он аккуратно сложил из камней очаг и запалил просушенные ветки. Это было рискованно, но он также понимал, что если не разведёт костёр — замёрзнет ночью в лесу.

Прислонившись спиной к стволу дерева, он чувствовал, как горячий воздух наполняет его лёгкие. Тепло разливалось по телу. Не в силах противиться его власти, Рэндалл заснул. Костёр весело трещал в темноте, дым, клубясь, поднимался к звёздному небу, проглядывающему сквозь кроны деревьев.

Пробудился Рэндалл от снега, упавшего ему за шиворот. Открыв глаза, он огляделся. Огонь давно погас, тёмные угли намокли от сырости.

— Как я мог заснуть?! Боже! — воскликнул молодой человек в ужасе. — Каким же опасностям я подвергался ночью!

Однако сон придал ему сил. Он сразу понял это, как только зашагал по вершине холма.

Лес остался позади — Рэндалл вышел к полям, на много миль окружённым высокими скалами, окутанными туманом. Вдалеке он увидел хижины, над которыми поднимались столбы дыма. Он отправился в сторону деревни, осознавая, что в обносках и дорожной грязи вызовет скорее подозрение, чем сочувствие.

На пути к деревне его незаметно сопровождал идущий следом Хьюго Бэнкс. Ещё вечером потеряв след и опасаясь заплутать, он уже думал возвратиться к Филиппу, как вдруг его внимание привлёк огонь, мерцавший в чаще. Подобравшись ближе, он обнаружил Рэндалла, устроившегося в чаще на ночлег.

Хьюго просидел в кустах несколько часов, пытаясь определить, действительно ли спит Рэндалл Монтгомери. Наконец, решив, что Рэндалл погружён в сон, он шагнул вперёд. И в тот же миг с ветви бука, под которым спал Рэндалл, испуганно вспорхнула птица, обрушив на спящего снег. Рэндалл пробудился, а Хьюго был вынужден торопливо скрыться за соседним деревом. Когда Рэндалл вышел из леса, Бэнкс затаился на опушке. Скалы, возвышавшиеся вокруг заснеженных полей и убогих хижин, громоздкие и могучие, убедили Хьюго в предположении, что Рэндалл направляется к шотландской границе.

— Ну конечно же! В здешнем замке Норем его величество держит свою мать, принцессу Уэльскую! — прошептал Хьюго, наблюдая, как длинная тощая фигура поэта приближается к деревне. — Но для чего туда Рэндаллу? Ищет поддержки у принцессы? Хочет рассказать ей и Саймону Беркли о своём происхождении? Но у принцессы уже нет былой власти. Или он рассчитывает получить отряд для защиты, лошадей, слуг и въехать в Вестминстер, как подобает сыну короля? Ха-ха! Он ещё не знает, что в Нореме принцессе самой недостаёт людей, не ведает, в каких жестоких условиях она сама живёт здесь!

Между тем Рэндалл поравнялся с хижиной, где виллан чинил крышу, а его жена и дочь готовили завтрак возле очага, дымящегося во дворе. Ребятня, белокурая, грязная, в обносках, с весёлым визгом носилась вокруг.

Остановившись, он спросил у хозяина хижины:

— Щедрый папаша, нет ли у тебя чего-нибудь для нищего бродяги?

— То, что ты нищий бродяга, видно издали. Такой не сможет заплатить мне за еду и эль, — ответил тот.

— Вы, я вижу, тоже бедствуете, — сказал Рэндалл.

— На нас нередко нападают шотландские разбойники. По ночам их шайки проникают через границу, проходящую по Твиду, что бежит вон за теми скалами, — виллан показал на мощные, кажущиеся синими скалы, испещрённые обрывами и опасными впадинами. За ними проходила граница с королевством, от правителей и народа коего короли Англии добились вынужденного повиновения.

Вблизи деревни лорд, владелец края, выставил деревянное укрепление, где дежурил отряд его стражи и сенешаль. Но англичане не всегда умели дать достойный отпор шайкам грабителей, просачивающимся через границу. Уже дважды они отстраивали сожжённые врагами укрепления.

— Ладно, — сказал, поразмыслив, крестьянин, — я накормлю тебя и позволю немного привести себя в порядок.

— О, ты очень милостив ко мне, — поклонился Рэндалл.

— Вижу, ты проделал трудный путь, и в то же время у тебя речь и манеры лорда. Но мне неважно, бродяга ты или только притворяешься им. Друг мой! — окликнул он одного из четырёх молодых людей, беседующих около хижины. — Проводи гостя в дом, предоставь ему эль, бритву и еду.

Тотчас, не прекословя, молодой человек повёл Рэндалла за собой. У него были черты лица, схожие с вилланом, чинившим крышу, и такие же висячие усы.

Гладко выбрив лицо, Рэндалл сел на скамейку в углу, куда юноша принёс глиняную миску с гороховой похлёбкой, ложку и ломоть чёрствого хлеба. Похлёбка оказалась очень густой, горячей и вкусной. Вытащив из кармана леди Пимп, Рэндалл угостил её хлебом. Утолив голод, Рэндалл вышел с вилланом во двор. Крестьяне с интересом и любопытством смотрели на гостя, не решаясь расспрашивать его. Отвесив гостеприимным хозяевам поклон. Рэндалл зашагал к тонущим в тумане скалам.

Направляясь к замку Норем, он взобрался по крутому склону, цепляясь за выступы, из-под его ног сыпались вниз камни и снег.

Хьюго, дождавшись возвращения Рэндалла из хижины, где тот завтракал, осторожно миновал деревню, придерживаясь окраины леса. Стараясь оставаться незамеченным, Хьюго взбирался следом за ним.

Достигнув тропы, вьющейся среди скалистых возвышений и обломков, похожих на развалины, Рэндалл пошёл в сторону Норема. Прежде ему ещё никогда не доводилось бывать так близко от Шотландии. О Нореме он знал от менестрелей и знатных лордов, которые говорили, что в начале войны с Брюсом король Эдуард Ландшанский, обманом заманив в замок знаменитых шотландских дворян якобы для переговоров, повелел их вздёрнуть. Прошло уже много лет, но этот случай, вопиющий о коварстве, совсем не свойственном натуре Эдуарда I, до сих пор обсуждали рыцари, чьи владения соприкасались с землёй Шотландии.

Ступавший по извилистой тропе Рэндалл, в кугеле и плаще, вздымавшемся на ветру, издали казался обыкновенным местным путником. Поэт знал, что в глубине Шотландии обитают враждебные Англии люди — вилланы и дворяне, жаждущие вырваться из-под власти соседнего королевства. Его отец в своё время постарался установить на границе и в самой Шотландии подобие мира. Выпустив заточённого в Савое наследника шотландского престола, он предоставил ему право быть государем Шотландии, но потребовал от него вассальной зависимости и рыцарской присяги. Нынче на престоле враждебного королевства уже одиннадцатый год правил Роберт II, немолодой человек, который не вёл войн с Англией и старался поддерживать с трудом установленный мир. Впрочем, Рэндалл не сомневался, что Роберт Шотландский поддержал бы мятеж, если бы тот вдруг вспыхнул.

Тропа уводила его вниз, на равнину, где лежали пшеничные нивы, припорошённые снегом. Рэндалл двинулся через поле, увидав впереди окружённый рвом, наполнявшимся водой из Твида, каменный замок с квадратными башнями, тёмными оконцами и мощными стенами, защищавшими Норем от нападений врагов. Подъёмный мост на ржавых железных цепях, опущенная решётка на воротах во двор отнюдь не свидетельствовали о должном гостеприимстве обитателей.

Приближение Рэндалла не осталось незамеченным, и с одной из квадратных башен этого внушительного, угрюмого серого замка протяжно зазвучал рог.

Встав на краю рва, Рэндалл взглянул на глубокую тёмную воду, в которой плавали льдины, и стал ждать, когда арбалетчики потребуют от него объяснений.

— Кто ты такой и что тебе нужно в Нореме? — наконец осведомился их глава, усатый человек в плотном панцире и начищенном шлеме.

В сиянии зажжённых факелов Рэндалл смог хорошо его разглядеть.

— Передай её высочеству принцессе Джоанне Уэльской, что придворный поэт Рэндалл Блистательный ищет с ней встречи, — громко ответил Рэндалл.

— Неужели ты — придворный поэт Ричарда?

— Да, и я уверен, что принцесса и сэр Саймон Беркли будут удовлетворены моим появлением в Нореме.

Одинокий путник, к тому же не воин и с виду не разбойник, без меча и лука, не вызвал опаски у главы арбалетчиков. Мост перебросили через ров, и Рэндалл направился по нему во двор.

ГЛАВА 36

Проследовав полукруглым каменным входом, который, словно длинный коридор, вёл внутрь кольца стен, гость встретился с главой стражи. Придирчиво окинув взглядом богатое, но изрядно изношенное одеяние гостя, глава арбалетчиков смекнул, что тот, возможно, и не лгал относительно своего положения при дворе.

Войдя за слугой в огромный зал со сводчатым потолком и несколькими полукруглыми окнами, закрытыми пёстрыми ставнями, озарённый факелами, полыхавшими в углах в железных креплениях, Рэндалл нерешительно остановился. С холодом, сыростью и проникавшими сквозь щели сквозняками не мог справиться даже разведённый очаг. На стенах висели восхитительные гобелены.

— Ты устал? — спросил у Рэндалла слуга.

— Я бы выпил кружку эля, — признался Рэндалл.

Вниз спустился худой человек средних лет, бывший друг Чёрного принца, а ныне — единственный преданный слуга Джоанны Уэльской. Обосновавшись в Нореме, он теперь чаще надевал бархатное котарди, нежели латы. Уже почти год он пребывал со своей госпожой в далёкой провинции, деля с ней изгнание.

Беркли сопровождали два молодых оруженосца, поступивших к нему на службу ещё до того, как он по собственному согласию отправился с принцессой в изгнание.

— Сэр менестрель, я вас сразу узнал, — сказал он. — Но где же ваша лютня?

— Я оставил ее в Лондоне, — признался Рэндалл. — И прибыл в Норем отнюдь не как менестрель. Я здесь потому, что ищу встречи с её высочеством принцессой Уэльской.

— Для чего? — спросил сэр Саймон. — Вы, как мне известно, называете себя придворным поэтом её сына. Король обожает вас, он не мог отправить вас к Джоанне из великодушия.

Взглянув на молчавших оруженосцев, Рэндалл ответил:

— Я ищу встречи с принцессой и не намерен рассказывать при посторонних то, что жажду поведать ей.

— У принцессы нет от меня тайн, она прислала меня, чтобы я поговорил с вами.

— Она не считает меня достойным беседы, поскольку думает, что я простолюдин?

— Принцесса всегда была милостива к простолюдинам и пострадала именно из-за них. Но её настораживает причина, по которой Ричард прислал вас в Норем.

— Король не присылал меня, — возразил Рэндалл. — Я прибыл сюда по своей воле.

Отослав обоих оруженосцев и слугу, сэр Саймон остался с поэтом наедине.

— Но почему, Рэндалл? Что вам нужно в Нореме? — осведомился он, приблизившись.

— Вы всегда проявляли верность Чёрному принцу, а позже — леди Джоанне. И, похоже, у вас имеется власть над людьми в Нореме.

— Замок охраняется слабо. У нас лишь небольшая свита и один отряд арбалетчиков, — сказал Саймон. — Если бы шотландцы решили напасть, нетрудно представить, что ждёт нас. Их останавливает лишь то, что они не знают, какие мизерные силы предоставил Ричард для защиты своей матери.

— Увы, я этого тоже не знал, — помрачнел Рэндалл.

— Так вы прибыли в замок, чтобы просить её о поддержке?

— Да. Мой кузен Филипп Монтгомери устроил для меня засады по всему Йоркширу, а я должен добраться до королевского дворца.

И, не обращая внимания на произведённое впечатление и удивление, отразившееся в глазах Саймона, Рэндалл сел в кресло у стены.

— Не может быть, чтобы у Филиппа Монтгомери появился кузен, — пробормотал сэр Саймон. — Ведь это означает, что вы — сын леди Эдит, верно?

— Да, милорд.

— Но сын леди Эдит был убит врагами короля Эдуарда!

— Заблуждаетесь. Менестрель, находившийся в Спрингроузезе в ту ночь, спас меня, а затем воспитал как собственного сына.

— Боже мой! Сопровождавший вас папаша Терри и есть тот менестрель?! — воскликнул Саймон, утрачивая самообладание.

В эту минуту в зал по винтовой лестнице спустилась красивая статная женщина в синем, облегающем талию и бёдра платье. Её вытянутое, усыпанное веснушками лицо с зелёными глазами, прямым носом и крупным ртом было очень благородно и красиво.

Рэндалл узнал принцессу Уэльскую и почтительно приветствовал её.

— Вы прибыли развлечь меня в моём изгнании? — спросила Джоанна.

— Нет, миледи. И похоже, я напрасно искал поддержки в Нореме. Вы и сами каждый день подвергаетесь опасности, ведь ваш сын, король, не выделил вам достаточно людей для защиты.

— Милорд Монтгомери хотел просить у вас средства и людей для продвижения по Англии, — пояснил сэр Саймон принцессе.

— Что? Милорд Монтгомери?! — изумилась принцесса, глядя на Рэндалла.

— Это кузен сэра Филиппа, граф Рэндалл Монтгомери, сын леди Эдит и короля Эдуарда. Он только недавно узнал истину своего рождения от человека, спасшего его тридцать лет назад от ворвавшихся в Спрингроузез убийц и считавшегося в дальнейшем его отцом.

— Граф Рэндалл Монтгомери к вашим услугам, миледи, — подтвердил Рэндалл слова Беркли низким поклоном.

Взволнованная, Джоанна сделала несколько шагов навстречу.

— Я верю вам, но верит ли Ричард?

— Он ещё ничего не знает. Тайну моего происхождения королю должен поведать менестрель, спасший меня в младенчестве.

— Думаю, найдутся и другие свидетели — слуги из Спрингроузеза, которые наверняка должны знать и помнить папашу Терри, — вмешался Саймон.

— Милорд Рэндалл, я верю вам, — молвила принцесса. Ей, как особе королевского происхождения, и ранее доводилось слышать легенды, будто незаконный отпрыск её дяди Эдуарда III и Великой Любовницы спасся. Если бы король Эдуард был уверен в убийстве сына, он не раздумывая предал бы своего влиятельного вассала, лорда Норфолка, казни.

Сцепив пальцы, она нахмурилась. Ей гораздо более нравилось видеть в Рэндалле менестреля, нежели кузена.

— Что же вы хотите от меня, граф? Я давно утратила всякую власть.

— Увы, я понял это, — отозвался Рэндалл. — Ваш сын, мой король и племянник, обрёк вас на унылое существование вдали от Лондона.

— Кто захочет последовать за аристократкой, обвинённой в измене своему королю? — невесело усмехнулась принцесса. — Лишь сэр Саймон остался мне верен.

Невольно Рэндалл перевёл взгляд на Саймона Беркли. В непроницаемом облике рыцаря он увидел много твёрдости и непреклонности. И Рэндаллу пришло в голову, что, должно быть, рыцарь испытывает к принцессе чувства куда более сильные, чем просто верность.

— Я преклоняюсь пред вами, сэр, — неожиданно для себя озвучил свою мысль Рэндалл.

— Почему Филипп Монтгомери считает вас своим врагом? — спросил рыцарь.

— Я тайно женился на леди Памеле, а он обожает её. Как раз тогда Норфолк наведался в Спрингроузез и рассказал ему обо мне. Воспользовавшись услугой лазутчиков, Монтгомери выследил меня и схватил. В своём замке он держал меня в темнице и намеревался казнить. То, что я его кузен, не позволило ему сразу вздёрнуть меня на дереве, точно разбойника. Лишь благодаря благородству его юного оруженосца Мориса Мервилла мне удалось сбежать из заточения.

Только сейчас принцесса увидела страшные кровоподтёки на запястьях Рэндалла. Бережно взяв его руки в свои, она осмотрела их.

— Боже мой! Сэр Филипп надевал на вас кандалы? На вас, сына короля Англии?! Как он посмел! — возмутилась она.

Смутившись, Рэндалл отстранился.

— Признаюсь, я его спровоцировал. Я предпринял попытку бежать, угрожая мечом ему и его оруженосцу Генри Ланкастеру. Но граф оскорбил меня!

— Явившись сюда, вы рассчитывали, что я пойду против моего сына?

— Не против сына, а против вашего врага — Филиппа! — пылко возразил Рэндалл.

Принцесса опустила ресницы, размышляя над решительностью гостя. В нём явно бурлила кровь государей английских, их страсть, их напор. Все великие правители и — одновременно! — венценосные ничтожества проскальзывали в его речах.

— Его величество должен всё узнать от человека, спасшего вас, милорд, — подсказал Саймон Беркли. — Иначе Филипп найдёт способ убедить его, что вы не сын Эдуарда III! Для Филиппа важно выставить вас наглым простолюдином, чтобы разделаться с вами.

— Да, он видит во мне соперника, невзирая на связывающее нас происхождение от лордов Монтгомери. Мне никогда не нужен был Спрингроузез. Но я заполучил нечто гораздо более для него важное, и он мне этого не простит, — ответил Рэндалл.

— Сэр Филипп действительно мой враг, — решительно вмешалась Джоанна. — Послав следить за мной мерзкого соглядатая, он узнал о моей тайной встрече с Уотом Тайлером, которую Ричард после доноса Монтгомери расценил как предательство, из-за чего и отправил меня в Норем. К тому же, Рэндалл, нас с вами объединяет не только общий враг, но и то, что вы — мой кузен! Ведь король Эдуард был мне дядей, и я, как ни странно, всегда была расположена к вам, даже не зная ещё о вашем происхождении! Я согласна содействовать вам.

— Но что конкретно вы предлагаете, миледи? — осведомился сэр Саймон.

— В Нореме, — раздумчиво начала Джоанна, — служат несколько знатных шотландцев, в том числе Дункан из клана Маккензи. Он — мужественный, доблестный человек, верный государю Роберту и находящийся здесь для поддержания мира на границе. Я вынуждена делить с ним замок, но не говорю, что он мне в тягость. В распоряжении Дункана есть отряд арбалетчиков, кои, впрочем, не имеют права удаляться от реки Твид более чем на милю. Однако Дункан дружен с королём Робертом Шотландским, а тот, я уверена, с удовольствием встретится с родным дядей английского правителя. Ему наверняка выгодно получить над вами, Рэндалл, некоторую власть, и ваша просьба о содействии польстит, думаю, его самолюбию.

— Но из-за меня он может поссориться с Ричардом!

— Думаете, Роберта это смутит? — лукаво покосилась на Рэндалла Джоанна.

— Я согласен с принцессой, — сказал Саймон Беркли. — Для вас, милорд, правильнее будет поехать сначала в Шотландию, к Роберту И, а уж потом, в случае заключения с ним союза, отправиться в Англию, к королю Ричарду.

— Король не станет возражать против родства, узнав, что вы его дядя, — убеждённо добавила Джоанна. — Мне известно. каким обожанием и преклонением окружён при дворе королевский поэт Рэндалл Блистательный.

В порыве горячей признательности Рэндалл поклонился кузине.

— О, миледи! Чем мне отблагодарить вас за вашу поддержку?! — воскликнул он, восхитившись, что принцесса даже не подумала просить его о заступничестве перед сыном, хотя и знала, какую власть приобрёл поэт над Ричардом благодаря своим упоительным стихам. — Я знаю, как отблагодарить вас! — с жаром произнёс Рэндалл. — Я буду на коленях умолять Ричарда простить вас и вернуть ко двору!

— Вновь заключить любимого сына в объятья? Да, Рэндалл, это действительно то, что мне нужно, — голос принцессы дрогнул.

— Я уверен, он простит вас, — ласково отозвался Рэндалл.

Чтобы отправить Дункана в Шотландию и дождаться ответа от короля Роберта, требовалось несколько дней. Сэр Саймон пригласил Рэндалла остановиться в комнате одной из башен замка.

Направляясь за Саймоном по тёмным, слабо озарённым мерцающими факелами переходам и коридорам, Рэндалл слышал, как гулко разносятся их шаги и голоса, чувствовал гуляющие по дворцу сквозняки и резкий, задувающий в узкие оконца ветер.

— Весна приходит сюда позже обычного, — говорил сэр Саймон, идущий впереди с факелом. — Шотландия — это королевство легендарных героев и превосходной музыки, которая, несомненно, заинтересует вас как менестреля, но это ещё и страна холодных морских заливов, горных цепей, густых лесов, рассыпанных вокруг обрывов и скал. Сейчас уже март, однако снег едва начал таять. В Нореме с трудом удаётся бороться с сыростью, проникающей во все щели.

— Сказать откровенно, я никогда прежде не бывал в Шотландии, — сказал Рэндалл.

— Через пару недель вам представится такая возможность, — пообещал сэр Саймон.

Он ввёл Рэндалла в небольшую комнату с высоким потолком и окном, задвинутым тяжёлой деревянной ставней. В комнате стояли кровать, стол и кресло с резными спинкой и подлокотниками. Мрачные каменные тёмные стены производили удручающее впечатление.

— Вам понадобится другая одежда, милорд. Простите, но в своей вы напоминаете бродягу. Новую одежду вам сошьёт личный портной принцессы Джоанны. Кроме того, вам надлежит прибегнуть к услугам цирюльника, — монотонно продолжал сэр Саймон.

С интересом оглядев комнату, Рэндалл присел на край постели.

— Вы очень великодушны ко мне как к лорду Монтгомери, но были бы вы столь же великодушны к нищему менестрелю Рэндаллу Уолтеру? — спросил он.

— Вы прекрасно знаете, что нет, — усмехнулся сэр Саймон и с этими словами покинул опочивальню.

Тотчас после ухода рыцаря в комнате возник слуга: с услужливой улыбкой он поставил на стол блюдо с угощениями и кувшин гипокраса.

В очаге весело трещало целое дерево, воздух был пронизан теплом. Сквозняк лишь слегка касался горящих факелов, заставляя пламя чуть подрагивать.

Рэндалл отметил, что в Нореме он был принят достойно своего происхождения. В нём окрепла уверенность, что он сумеет добиться положения и при дворе Ричарда, оставшись притом королевским поэтом.

С тревогой он думал и о папаше Терри. Его утешало лишь то, что человек, которого он любил как собственного отца, находился во дворце Солсбери с юным графом и Ральфом де Монфором, возможно, уже вернувшимся из Кента.

— Милорд желает что-нибудь ещё? — осведомился слуга.

Бросив на него рассеянный взгляд, Рэндалл пожелал, чтобы его оставили одного.

В ту ночь он впервые за долгое время уснул быстро и спал безмятежно.

ГЛАВА 37

Следовавший за Рэндаллом Хьюго был готов к подозрительному отношению слуг и стражников Норема. В столь тревожную пору путников, в том числе одиноких, встречали с опаской.

— Что тебе нужно, бродяга? Проходи мимо, — угрюмо посоветовал ему глава стражников.

— Ночлег, сэр! Предоставьте нищему ночлег! Я замерзаю! — слабым, умирающим голосом отозвался из темноты Хьюго.

Решив проявить к скитальцу великодушие, глава стражников позволил впустить его в ворота.

Войдя во двор и жарко дыша на озябшие пальцы, Хьюго поплёлся в конюшню. Ему бросили циновку в пустующем стойле, рядом с четырьмя другими, что были заняты лошадьми. Один из стражников принёс ему кружку эля и ломоть чёрствого хлеба. Утоляя голод, Хьюго приглядывался к конюху, чистившему лошадей жёсткой щёткой.

— Часты ли в Нореме гости? — спросил он наконец.

— Их здесь почти не бывает. Кому охота проводить дни в нашей крепости, среди враждебных шотландцев и сквозняков? — вопросом на вопрос ответил конюх. — Правда, именно сегодня у нас объявился гость, причём благородной крови, настоящий лорд. Хотя и пришёл как обычный бродяга — вроде тебя.

— Не может быть!

— Слуги из замка рассказали, что он — кузен сэра Филиппа Монтгомери, йоркширского лорда.

— Сэра Филиппа? — переспросил Хьюго, притворившись, будто не понимает, о ком идёт речь.

— Да. У сэра Филиппа, оказывается, есть кузен — Рэндалл Монтгомери, сын короля Эдуарда и леди Эдит Монтгомери. Именно для неё, прозванной в народе Великой Любовницей, Эдуард и возвёл замок Спрингроузез, принадлежащий ныне сэру Филиппу. Неужто ты ни разу не слыхал этой истории?

— Нет, не припомню... Но отчего же замком владеет не Рэндалл?

— Так он же незаконнорожденный, у него нет прав! Вот брат его матери и заполучил замок вместе с краем.

— Хм! Ты слишком хорошо осведомлён для обычного конюха!

— Ничего удивительного! Слухи по Норему распространяются быстро, — пожал плечами конюх.

Оказавшись чрезмерно разговорчивым, он с явным удовольствием рассказывал Хьюго Бэнксу обо всём, что сам успел узнать о причине прибытия Рэндалла Монтгомери в замок. Не умолчал в том числе и о поддержке, которую предложили гостю сэр Саймон Беркли и принцесса Уэльская, узнав о тайне его рождения и трудностях, что тот перенёс.

— Сэр Беркли и леди Джоанна были, оказывается, знакомы с ним и раньше, но как с менестрелем. Они даже не подозревали, что поэт — сын короля! Теперь же считают своим долгом защитить его от преследований Филиппа, — с упоением продолжал конюх.

— Для чего же Филиппу обижать собственного кузена? — изобразил недоумение Хьюго.

— Говорят, они не поделили женщину, — смаковал сплетни собеседник. — Рэндалл тайно женился на леди, которую страстно любит и сэр Филипп!

— Разве Филипп настолько влиятелен, что поэт был вынужден обратиться за помощью к принцессе?

— О, да! Граф Монтгомери — один из самых могущественных рыцарей Англии! Именно поэтому лорду Рэндаллу и нужен отряд отважных людей, возможно, даже из шотландцев, чтобы его не только сопроводили ко двору Ричарда, но и обеспечили в случае чего защиту.

Сбросив с лица кугель, Хьюго, не сдержавшись, воскликнул:

— А вдруг гость принцессы лжёт?! Что, если он не является сыном короля Эдуарда?

— Сомнительно, чтобы поэт лгал... Я слышал, в Лондоне остался человек, спасший его от врагов Эдуарда тридцать лет назад и воспитавший как собственного сына. Это бывший менестрель леди Эдит, и он наверняка сможет подтвердить слова лорда Рэндалла, если потребуется, — рассудительно ответил конюх.

«Итак, папаша Терри в Лондоне. Значит, нужно срочно отправляться туда и устранить его, — лихорадочно размышлял Хьюго. — Но сперва надо сообщить господину, что Рэндалл остановился в Нореме».

— Сколько дней ты надеешься провести здесь, скиталец? — спросил вдруг конюх.

— Переночую и на рассвете уйду, — ответил Хьюго, допивая остатки эля. — А разве сэр поэт намеревается гостить в замке долго?

— Вряд ли. Наверно, как только получит людей для защиты, он покинет Норем.

Закончив уборку конюшни и попрощавшись с Хьюго, конюх удалился.

Устроившись поудобнее на циновке и торжествуя, что выследил-таки Рэндалла, Хьюго Бэнкс незаметно для себя уснул.

В Нореме ложились рано. Над мощными квадратными башнями и кольцом стен давно сгустилась ночь. Лишь кое-где мерцающие факелы и не растаявший ещё снег оставались единственными светлыми бликами среди темноты.

На заре Хьюго пробудился от протяжного звука рога. Где-то глухо хлопнула деревянная дверь, раздались торопливые шаги. Лошади в стойлах зафыркали, встряхивая длинными гривами.

Решив исчезнуть из Норема до того, как проснутся принцесса, сэр Саймон и Рэндалл, Хьюго крепче закутался в плащ и незаметно выскользнул из конюшни. Брезжил бледный восход. По двору уже бродили немногочисленные слуги и полусонные стражники в шлемах и с алебардами. Не вступая ни с кем в беседу, Хьюго лишь тихо поблагодарил стражников за приют и попросил открыть ему ворота и опустить мост. Задерживать бродягу никто и не собирался.

Очень довольный полученными от конюха сведениями, Хьюго вышел за пределы Норема и бодро зашагал в сторону Спрингроузеза.

ГЛАВА 38

После трапезы сэр Саймон повёл Рэндалла в соседнюю башню по переходу, проложенному меж двух зубчатых стен высоко над двором. Стояло промозглое холодное утро.

— Вам повезло, что Маккензи сейчас в Нореме. Он частенько оставляет замок, дабы обследовать обстановку вдоль шотландской границы, — сказал сэр Саймон.

— А его отряд? Вы и отряду позволяете находиться в Нореме? — осведомился Рэндалл.

— Я никогда не позволю шотландцам, за исключением Маккензи, мелькать пред очами моей прекрасной госпожи, — засмеялся сэр Саймон.

Оказавшись в башне, они спустились по винтовой лестнице в светлую комнату. Ставня была отодвинута, и небо ярко сияло в узкой пробоине. Сидя за столом, Маккензи и трое стражников замка, англичан, что-то весело обсуждали и не сразу обратили внимание на появление сэра Саймона и богато одетого незнакомца, державшегося с непринуждённостью вельможи.

— О, лорд Беркли! Приветствую! Кто это с вами? — вскричал Маккензи.

Английские стражники повскакивали с мест, торопясь покинуть комнату. Рядом с Маккензи, на скамье, Рэндалл заметил рожок. Ему всегда нравились тягучие, нежные звуки этого музыкального инструмента.

— Разве не принято у дворян отвешивать поклоны, приветствуя сэра Саймона, воспитателя короля Англии и близкого друга её высочества? — спросил Рэндалл твёрдо.

Не отводя глаз, Маккензи весело и иронично смотрел на незнакомца.

У шотландца были ласковые серые большие глаза, крупный рот и веснушчатое лицо. Плотную куртку и панцирь дополняли клетчатый килт, подпоясанный мечом в ножнах, и сапоги с начищенными шпорами. Чтобы не мёрзнуть, Маккензи в холодную погоду носил поверх одежды ещё и широкий тёплый плащ.

— Милорд, вы, несомненно, очень благородны, — ответил шотландец. — Но вы, должно быть, забываете, что я не служу английскому королю. Я верен только его величеству Роберту Шотландскому.

— Однако Роберт Шотландский приходится моему племяннику вассалом, — не отступал Рэндалл.

— О, милорд, не сочтите мой поступок невежеством, — любезно проговорил Маккензи и смиренно поклонился Рэндаллу.

— Вы держитесь, как истинный рыцарь, — заметил Рэндалл.

— Я и есть рыцарь, — ответил Маккензи. — Разве сэр Саймон не рассказал вам обо мне? Я рыцарь и близкий друг моего господина короля Роберта, который доверил мне защиту мира на англо-шотландской границе. Её высочество Джоанну так покорили мои манеры и музыка, кою я время от времени исполняю, что она позволяет мне изредка останавливаться в Нореме. Здесь, среди англичан, меня знают как доблестного и отважного дворянина и относятся как к другу. А вы, вероятно, и есть тот гость, что прибыл сюда вчера вечером?

— Это лорд Рэндалл Монтгомери, сын короля Эдуарда и графини Эдит Монтгомери, — пояснил сэр Саймон. — И его знатное происхождение действительно позволяет требовать соблюдения этикета.

— Я видел, как вы прибыли вчера в замок под видом бродяги, — сказал Маккензи, обращаясь к Рэндаллу. — Вас преследуют?

— Да. У меня появились безжалостные враги, — признался Рэндалл. — Если вы столь наблюдательны, то не заметили ли кого-то ещё, кто мог бы проникнуть вслед за мной в замок?

— Стражники доложили, что какой-то нищий действительно побывал, — ответил Маккензи. — Явившись в замок поздно ночью, он умолял не дать ему замёрзнуть, его пожалели, но, переночевав в конюшне, бродяга на восходе ушёл. Наверное, это был вагант или беглый преступник.

— Маккензи, — перебил сэр Саймон, — у принцессы есть к тебе очень важная просьба, связанная с лордом Рэндаллом. Поэтому я и познакомил вас.

— Что же, позвольте узнать, знатный, но очень бедный шотландец, всё состояние коего исчисляется единственным замком, заброшенным среди Грампианских скал, может сделать для лорда?

— Лорд Рэндалл Монтгомери прибыл в Норем умолять принцессу предоставить ему отряд для защиты от людей своего кузена, сэра Филиппа, — проговорил Беркли. — Но, как ты знаешь, в Нореме и без того не хватает арбалетчиков и стражи, а без соответствующей свиты лорд Рэндалл вряд ли сумеет добраться до двора короля Ричарда.

— И вы полагаете, что я волен распоряжаться отрядом, вверенным мне Робертом? Что я позволю моим людям оставить границу и пуститься вглубь враждебной Англии, где каждый провинциальный барон готов, не колеблясь, вздёрнуть любого шотландца? Нет, сэр. Не думайте, что я соглашусь.

— Тупой шотландец! — не сдержавшись, выругался Саймон Беркли. — Тебя не просят предоставлять лорду Рэндаллу отряд, от тебя требуется совсем иное!

— Что же?

— Поручите временно командовать отрядом кому-нибудь из своих развесёлых друзей и поезжайте к Роберту. Где он нынче находится?

— В замке Стирлинг, сэр.

— Превосходно! — воскликнул Саймон. — Для тебя, мой шотландский друг, не составит труда добраться до Стирлинга с посланием от принцессы Уэльской и передать Роберту, что её кузен ищет у него заступничества. Тщеславию твоего короля польстит, что сын Эдуарда III ищет у него поддержки.

— Да, Роберту действительно не нравится быть вассалом, к тому же вассалом отрока, — поморщился Маккензи. — Но вдруг лорд Рэндалл хочет всего лишь использовать моего господина в своих разборках с врагами?

— Вы правы, Маккензи, — вмешался Рэндалл. — Именно так я и намерен поступить. Ведь если я пообещаю вам, что в качестве благодарности добьюсь для шотландцев свободы, то наверняка солгу.

— Для такого искреннего рыцаря, как вы, я готов постараться, — засмеялся Маккензи.

— Отлично, только я вовсе не рыцарь, — признался Рэндалл.

— Не рыцарь? — удивился Маккензи. — Но разве английские короли не самые благородные рыцари Европы? Почему же вы, сын короля Эдуарда, известного воинскими подвигами и тем, как ловко он приструнил шотландцев, не носите звания рыцаря?

— Я менестрель, Маккензи, — ответил Рэндалл. — И в то время, когда мои братья орудовали мечом, щитом, алебардой и заковывали себя в доспехи, я изучал ос[8], а также виреле[9], сирвенту[10] и дела, связанные с L’amor[11]. Вы меня понимаете? — Всё-таки Рэндалл был менестрелем до глубины души, и никакое знатное происхождение или богатство не могли изменить этого. Тем не менее его эксцентризм имел изысканность вельможи, а не бродячего певца с грязной городской площади. Он более напоминал великих менестрелей Рамбута Оранского и Бертрана де Борна, нежели веселых простачков с размалёванными щеками и подведёнными глазами.

— Мне тоже не чужда любовь к музыке и поэзии, — обрадовался шотландец. — Вы любите рожок?

— Да, и с удовольствием послушаю, как вы исполняете свои прекрасные мелодии, — ответил Рэндалл и присел на скамью рядом с Маккензи.

Нежно, точно брал особо ценную вещь, Маккензи взял свой рожок и поднёс к губам. Музыка захватила слушателей, гулким эхом отдаваясь под сводами комнаты.

Глядя на Маккензи, на то, как трепетно его пальцы касаются рожка, Рэндалл чувствовал, что проникается к шотландцу всё большим расположением. Он подумал о Ральфе: его друг тоже был рыцарем и менестрелем одновременно, одинаково ловко владел как мечом, так и цистрой. Казалось бы, Рэндалл тоже познал холод меча в своей руке, освоил тактику боя и научился сражаться, но насколько милее были его душе музыка, перебор звонких струн и сочинительство поэм!

— Ты замечательный менестрель, Маккензи, — произнёс он, когда шотландец оторвал рожок от губ. Сэр Саймон согласился с мнением Рэндалла. Воодушевлённый одобрением, Маккензи исполнил ещё несколько композиций, известных как по всей Шотландии, так и исключительно в той провинции, где он родился и вырос.

К полудню, без свиты и слуг, вооружённый лишь щитом и длинным мечом, верхом на светлой лошади Маккензи двинулся к скалам, смутно видневшимся в плывущем густом тумане. Преодолев переправу через Твид, он отправился к замку Стирлинг, где находился сейчас его господин, король Роберт.

ГЛАВА 39

Извилистые тропы, ведущие сквозь леса Йоркшира, оберегали одинокого всадника от встреч с разбойниками, предпочитавшими устраивать засады ближе к городам и замкам, где гораздо чаще появлялись телеги торговцев и кареты богатых особ, но и следовать ими для юноши, не знакомого с чащами, было небезопасно.

Чтобы не заблудиться, Генри Ланкастер, направляющийся в Лондон, старался выбирать дороги, изученные им во время охоты с Морисом и на службе у сэра Филиппа.

Снег стремительно таял, превращаясь в грязные лужи, копыта лошади ступали по воде, обдавая всадника брызгами. Уверенной рукой Генри сжимал поводья. Как благородный лорд, он имел право на отличного скакуна, но как оруженосец не мог пока носить другие доспехи, кроме панциря, надетого поверх куртки.

Захватив из Спрингроузеза лишь свинину, лепёшки и флягу с вином, Генри всё это уже съел и выпил, чем несколько облегчил к концу путешествия поклажу. Ему повезло: к вечеру четвёртых суток пути он увидел сквозь ветви деревьев поле, через которое бежала широкая дорога, ведущая в город.

Лондон, как обычно, осаждали бродяги, нищие, монахи и ваганты, жаждущие проникнуть за ворота. Сквозь их толпы с трудом пробирались стражники, орудуя алебардами и расчищая проход для лордов, которым служили. Среди прочих толклись также рыцари и оруженосцы верхом на лошадях, надменно требуя немедленно пропустить их в город. Мост у ворот был разводной, и одну его часть в мирное время поднимали редко.

Не спешиваясь. Генри проехал по нему на своём замечательном скакуне, оставляя позади себя толпы бродяг.

— Открыть ворота! — звонко отчеканил Генри главе стражи, который находился на городской стене.

— Милорд Генри, вы сопровождаете сэра Филиппа? — осведомился тот, узнав кузена короля.

— Нет, сэр! Я здесь по собственному решению и воле! — ответил юноша.

Никому и в голову не могло прийти задерживать сына Джона Гонта.

Въехав в Лондон, Генри вспомнил о Савойе на Стренде, сожжённом в прошлом году мятежниками Уота Тайлера. Его охватила тоска, когда в памяти всплыл образ прекрасного дворца и полные тайн истории, связанные с ним.

В тот вечер путь Генри лежал уже не к Стренду — он направлялся к дворцу графа Солсбери, расположенному недалеко от Вестминстера. Юного Ланкастера сразу узнали и без лишних вопросов открыли ворота.

Въехав во двор, Генри спешился, бросил поводья конюху и торопливо направился к стрельчатому входу.

— Где граф Солсбери? — спросил он на ходу у растерянного камердинера.

— Графу доложили о вашем прибытии, милорд, он ждёт вас в главном зале, — ответил тот.

— Я никогда не бывал здесь раньше, — мрачно произнёс Генри. — Веди меня!

Оба быстро пошли длинным коридором с высокими сводчатыми потолками, украшенными изысканными барельефами. За окнами уже сгустились сумерки.

Приближаясь к двери в главный зал, Генри услышал звуки цистры и томный голос, поющий о любви. Проследовав в зал за камердинером, он увидел сидевшего в кресле сэра Ральфа, чуть склонившего курчавую голову и перебиравшего гибкими, унизанными перстнями пальцами струны цистры, извлекая из них чарующую мелодию:

Моя прекрасная любовь, ты далеко! Меж нами море пролегло, Что холоднее глаз твоих, О-о-о!..

В числе слушателей Генри узнал племянника графа Солсбери и папашу Терри. Другие благородные вельможи, рыцари и молодые леди были ему незнакомы. Девушки с особым чувством относились к красивым песням статного и любезного сэра Ральфа де Монфора: даже без жонглёра он производил на них неизгладимое впечатление.

Поприветствовав графа Солсбери лёгким поклоном, Генри присел возле папаши Терри.

— Я скакал слишком долго и очень устал, но меня просил о том ваш сын, — тихо сказал он.

— В чём дело? Что случилось с моим Рэндаллом? — вздрогнул папаша Терри.

— Он в плену у сэра Филиппа, — всё так же тихо проговорил Генри, стаскивая перчатки. — В Спрингроузезе я до недавнего времени служил оруженосцем и последний раз видел Рэндалла в темнице. Сэр Филипп решил отрубить ему голову. Если он этого ещё не сделал, только вы сможете его спасти!

— Боже мой! — глухо простонал менестрель, добела сжав пальцы. — Боже! Я всегда боялся, что графу Монтгомери всё станет известно! Вероятно, Норфолк уже побывал у него...

— Лорд Норфолк действительно приезжал в Спрингроузез, но сэр Филипп убил его, обвинив в том, что он и его люди хотели захватить замок, — поведал удивлённый юноша.

— О, мой Рэндалл! Что же мне делать, милорд Генри? — в отчаянии пробормотал папаша Терри.

Поднявшись, Генри направился к выходу:

— Идёмте в Вестминстер! Я провожу вас к своему кузену, которому, как просил Рэндалл, вы должны поведать какую-то тайну. Только Ричард, я думаю, сможет спасти вашего сына от сэра Филиппа. Если ещё не поздно...

Встревожившись поспешным уходом Генри и старого менестреля, Ральф тотчас завершил песню. Он уже догадался, что с Рэндаллом в Йоркшире что-то произошло, раз во дворец Солсбери прискакал сам Генри Ланкастер, оруженосец Филиппа Монтгомери.

— Прошу меня извинить, — вежливо поклонился он публике, — но я вынужден вас покинуть. Впрочем, на остаток вечера я всего лишь уступаю место менестрелю графа Солсбери, который наверняка развлечёт вас не хуже...

Сэр Ральф жестом пригласил стоявшего неподалёку худого человека с проседью в волосах и облачённого в пёстрые одеяния. Дворцовый менестрель, благодарно приблизившись, тут же был встречен аплодисментами.

Передав цистру слуге, Ральф вышел из зала и окликнул удаляющихся по коридору Генри Ланкастера и папашу Терри:

— Эй, сэры! Вы не забыли взять с собой доблестного рыцаря де Монфора, который души не чает в своем жонглёре?

Они были рады, что рыцарь присоединился к ним.

Оседлав лошадей, Ральф, Генри и папаша Терри выехали со двора и по узким, опустевшим в столь поздний час улочкам поскакали к Вестминстеру. Проследовав по мосту над мерно текущей Темзой, всадники оказались перед плотно запертыми тяжёлыми воротами. Со стен дворца их появление тотчас заметили арбалетчики.

— Кто вы и по какому поводу осмелились прибыть ко двору его величества? — громко осведомился старший из них, всматриваясь в слабо озарённые факелами силуэты.

— Я — Генри, сын его высочества герцога Ланкастера, — прозвучал ответ. — Со мною сэр Ральф де Монфор, рыцарь из Кента, а также мой менестрель.

Поднялась зубчатая железная решётка, защищавшая въезд, арбалетчики медленно развели ворота и пропустили всадников во двор.

Спешившись, Генри велел Ральфу и папаше Терри следовать за ним и, пользуясь положением кузена Ричарда, решительно взбежал по полукруглым ступеням, ведущим к сводчатому входу дворца. Навстречу уже спешили камердинер и несколько слуг, но Генри лишь спросил, где в эту минуту можно найти Ричарда.

— Его величество устраивает приём в главной трапезной Вестминстера, — с трудом поспевая за ним, сообщил камердинер. — Несколько сотен гостей уже заняли свои места за столами, в том числе ваш отец, сэр Джон Гонт.

— Ему придётся разочароваться в своём, ещё недавно покорном, сыне, — хмыкнул Генри.

Следуя за такими влиятельными и богатыми вельможами, как Ральф де Монфор и юный Генри, Терри не мог унять волнение: ему предстояла встреча с королём Англии! Тридцать лет он скрывал от Рэндалла тайну его происхождения, не думая, что судьба вновь столкнёт его с государями и правителями. От мысли, что ему предстоит рассказать обо всём Ричарду II, он буквально сходил с ума.

Сэр Ральф, заметив трепет и озабоченность папаши Терри, ободряюще похлопал старика по плечу:

— Ричард всего лишь отрок, пусть и наделённый небывалым могуществом, — шепнул он. — А Рэндалл — его обожаемый поэт! Он с удовольствием признает его своим единокровным дядей.

Папаша Терри ничего не ответил, уверившись, что с защитником в лице Ральфа, вассала и рыцаря, близко знающего короля, Рэндаллу и впрямь не стоит бояться ярости Ричарда.

Из распахнутой двери зала, где уже начался пир, лились звуки цистр, лютен и дудок, слышался гул голосов.

— Ждите здесь, — сказал Генри своим спутникам и скрылся в зале.

Войдя в трапезную, он отвесил поклон присутствующим и сразу же направился к стоящему у дальней стены длинному столу, за которым сидели самые знатные лорды Англии — герцоги Джон Гонт, Глостер, а также граф Кент и Томас Арандал, будущий мятежный барон. Находившийся в центре Ричард довольно холодно наблюдал за приближением кузена.

— О, это вы, Генри, — равнодушно сказал он. — А я полагал, что вы всё ещё чистите стойло и подаёте стремена сэру Филиппу.

— Я покинул службу у лорда Монтгомери, — признался Генри, — потому что не считаю его достаточно доблестным рыцарем.

— Вот как?! — воскликнул Джон Гонт. — Кого же в таком случае мой сын считает достойным?

— К примеру, сэра Ральфа де Монфора, — ответил Генри. — Если вы, отец, позволите мне самому выбирать рыцаря, у которого служить, я бы избрал его. Сэр Ральф мужествен и отважен, я преклоняюсь перед ним.

— Ноя стремился, чтобы ты обучался у воина, равного сэру Филиппу, — огорчённо произнёс Гонт. — А ведь Ральф даже избегает носить латы, ему куда более по душе быть менестрелем!

— Зато сэр Ральф де Монфор никогда не взял бы в плен королевского поэта и не задумал бы отсечь ему голову только из-за того, что леди, которую он любит, предпочла ему поэта! — запальчиво крикнул Генри.

Беседы за столом прекратились. Ричард вздрогнул и отодвинул кубок.

— Что за чушь вы несёте, Генри?! — возмутился он. — Вы повторяете сплетни челяди? Сэр Филипп никогда не посмел бы пленить моего поэта!

— Я служил в Спрингроузезе, — вздохнул юноша, — и лично провожал Рэндалла из темницы в комнату сэра Филиппа. Узнав, что я уезжаю в Лондон, ваш поэт просил меня привести к вам во дворец его отца менестреля, знающего какую-то тайну, связанную с ним, вами, Ричард, и сэром Филиппом. Рэндалл подвергается смертельной опасности! Прошу вас, милорд, идёмте! Менестрель ждет за дверью и готов всё вам поведать.

Мгновенно утратив прежнюю холодность, Ричард поднялся из-за стола. Он стремительно покинул зал, следуя впереди Генри. В коридоре Ричард увидел сэра Ральфа и незнакомого невысокого человека с крупными чертами лица и длинными тёмными кудрями, побледневшего при его появлении.

ГЛАВА 40

Стоило Ричарду выйти из зала, как папаша Терри сразу догадался, что перед ним — правитель Англии. Венец на голове короля тускло сверкал в полумраке.

Юный монарх перевёл светлые глаза с сэра Ральфа на менестреля, и в них отразился весёлый интерес. Папаша Терри сразу успокоился, подумав, что прав был сэр Ральф, утверждавший, что Ричард — обычный отрок. Появление менестрелей, бродячих певцов, у всех вызывало радость, а особенно — у юных слушателей.

Воспрянув духом, папаша Терри широко улыбнулся и низко поклонился.

— Вы менестрель, не так ли? — спросил Ричард.

— Менестрель к вашим услугам, ваше величество, — громко ответил Терри. — Где папаша Терри, там всегда звучит музыка и исполняются самые лучшие песни.

— Но вы пришли сюда с моим кузеном не для того, чтобы петь для короля?

— Увы, — папаша Терри понурил голову. — Мой приёмный сын, Рэндалл Блистательный, попал в плен к вашему вассалу, и я вынужден просить вас о заступничестве.

— Я вступлюсь за него, — ответил король. — Хотя мне неизвестна ещё его тайна, которую вы собирались поведать. Я освобожу его, потому что он — самый замечательный из поэтов, блиставших когда-нибудь пред королями. — И Ричард направился к лестнице, ведущей в зал, расположенный над трапезной. Там было пусто, поскольку гости находились на пиру, и это позволяло уединиться.

Оказавшись в зале, где ещё совсем недавно Рэндалл вёл поэтический спор с Джозефом Платом, король остановился и повернулся к спутникам. Хрупкий юноша с холодным взором теперь едва сдерживал охватившее его любопытство узнать тайну Рэндалла.

— Вы предпочитаете говорить со мной наедине или милордам Генри и Ральфу дозволительно остаться? — спросил он у менестреля.

— Сэру Ральфу известна тайна Рэндалла, а лорду Генри очень полезно будет её узнать, — ответил Терри.

Удовлетворённо кивнув, Ричард выслал стражников.

— Прошу вас, говорите же, — предложил он.

Папаша Терри в подробностях рассказал о том, что произошло в Спрингроузезе тридцать лет назад, об участии в тех давних событиях лорда Норфолка, о его встрече с Рэндаллом, об угрозах и требованиях, а также о последней поездке лорда в Спрингроузез, закончившейся для него трагически.

Слушая его, Ричард молчал. Нисколько не сомневаясь в достоверности слов менестреля, он пребывал в смятении. Подобные чувства испытывал и его кузен.

— Рэндалл Блистательный — сын короля Эдуарда?! — воскликнул Генри, когда папаша Терри закончил.

— В Спрингроузезе многие смогут узнать во мне того менестреля, что когда-то служил там, равно как и монахи обители Рило, где я скрывался в первую ночь после бегства, — сказал менестрель. — Вы мне верите, милорд?

— О, да, — ответил Ричард. Ему доводилось и прежде слышать историю исчезновения незаконного отпрыска короля Эдуарда из замка Спрингроузез.

— Так вы освободите Рэндалла из заточения или позволите Филиппу оскорбить вашу королевскую кровь? — проговорил сэр Ральф.

Ричард взглянул на него:

— Сэр Ральф, я поручаю вам командовать моим отрядом, и сам поеду с вами в Спрингроузез. Я заставлю Филиппа ответить за его поступок!

— Нужно ехать немедля, — вмешался Генри. — Сэр Филипп в любую минуту может отрубить поэту голову.

— Тогда сэр Ральф поедет с отрядом впереди меня, — распорядился король. — Он займёт замок Спрингроузез, а следом прибуду я, правитель Англии. — И он не удержался от лёгкого презрительного смешка.

Обрадованный распоряжением Ричарда, Ральф де Монфор склонился перед ним в поклоне и заторопился встретиться с воинами королевского отряда. Король вернулся в трапезную к гостям, озабоченный судьбой своего поэта и, как выяснилось, единокровного дяди. Джон Гонт и герцог Глостер заметили его волнение, но предпочли ни о чём не расспрашивать, догадавшись, что короля огорчила беседа с Генри.

Во дворе Вестминстера собирался отряд, закованный в железо и вооружённый мечами и алебардами. Среди воинов сэр Ральф обнаружил не только арбалетчиков, но и рыцарей с оруженосцами.

Сидя на боевом коне в плаще и перчатках, он словно не замечал хлещущего по щекам ветра и весенней сырости. Стоя возле него, Генри гладил длинную лошадиную морду. Сэр Ральф решил оставить юношу, утомлённого поездкой из Йоркшира в Вестминстер, в Лондоне, чтобы не подвергать очередным тяготам путешествия.

— Поймите, Генри, я вижу ваше желание выручить Рэндалла из заточения, но мой долг, как вашего будущего воспитателя, оставить вас здесь, — сказал Ральф.

— Хорошо, я останусь в Вестминстере, — ответил Генри. — Но вы действительно возьмёте меня в оруженосцы?

— Разумеется! Слово рыцаря!

Кроме сэра Ральфа, в Спрингроузез отправлялся и папаша Терри. Ему не было страшно, ведь король Ричард уже следующим утром намеревался выехать следом за ними со своей свитой. Папаша Терри испытывал тревогу лишь за приёмного сына, находившегося во власти беспощадного кузена.

Пришпорив лошадь, сэр Ральф поскакал к воротам Вестминстера, приказав отраду следовать за ним. Сборы закончились, и воины беспрекословно повиновались предводителю. Сжимая щиты и алебарды, всадники тронулись в путь.

В душе сэра Ральфа уже кипела жажда подвигов. Ласковый и чувственный от природы, он тем не менее обладал достаточной смелостью и отвагой, чтобы под влиянием обстоятельств мгновенно перевоплощаться в бесстрастного и неудержимого рыцаря.

Держа горящие факелы, отрад, вверенный ему королём, покидал пределы Лондона. Сэр Ральф был охвачен гневом и жаждал действовать. Он очень хотел спасти своего друга, вырвав из плена в Спрингроузезе. Отныне его друг перестал быть просто менестрелем, жонглёром или поэтом. Сам Ричард признал в нём незаконного отпрыска короля Эдуарда и его общую кровь с правителями Англии, так что все лорды и рыцари должны были теперь считаться с происхождением Рэндалла.

ГЛАВА 41

Весна принесла на север королевства густые туманы, а таяние снега и льдов превращало тропы в грязевые потоки, низвергавшиеся с обрывов в овраги. Над лесами висела по утрам сумрачная мгла, делая видимость весьма затруднительной.

Через несколько дней после того, как Хьюго отправился искать сбежавшего пленника, по замку пошли разговоры, будто кто-то из крестьян видел его на пути к Спрингроузезу. Сэра Филиппа эти слухи весьма заинтересовали, так как возвращение слуги означало, что он разыскал Рэндалла. Ревность и оскорбление изменой Памелы вызывали у сэра Филиппа отчаяние, толкавшее на преступление. Он чтил законы рыцарства и старался не нарушать их, но сейчас, чтобы расправиться с Рэндаллом, готов был на всё. К тому же убийство кузена освобождало леди Памелу от брака, и Монтгомери вновь мог бы попытаться жениться на ней, скрыв, конечно, свою вину.

Дожидаясь возвращения Хьюго, он распорядился устроить засады на всех дорогах, ведущих через Йоркшир. Ему вовсе не хотелось, чтобы Рэндалл незаметно проскользнул в соседние графства и добрался по ним до одного из дворцов его величества.

К ночи сигнал рога, поданный стражей со стен Спрингроузеза, известил его о прибытии путника. Сенешаль, появившись в трапезной, где сэр Филипп пил вино за длинным столом в окружении челяди и арбалетчиков, объявил, что прибыл Хьюго Бэнкс.

— Веди его сюда, — приказал сэр Филипп.

Возникнув в полукруглом дверном проёме, слабо озарённом факелами, Хьюго подобострастно поклонился.

— Возвратился мой верный лазутчик, — проговорил Филипп. — Замечательно! Рассказывай же, где Рэндалл.

— Я вышел на него по его же следам и незаметно проводил до границы с Шотландией.

— Что ему понадобилось там?

— Я тоже вначале не понимал, — ответил слуга. — Думал, что Рэндалл отправится в монастырь цистерцианцев или в замок Роберта Гисборна. Но он оказался гораздо умнее. Он избрал в качестве заступников принцессу Уэльскую и её преданного спутника, бывшего воспитателя короля сэра Саймона Беркли.

Филипп нахмурился и помрачнел. Он сразу вспомнил, что Рэндалл когда-то служил менестрелем в замке другого поклонника принцессы, Джона Гонта, и там мог познакомиться с ней.

— Проникнув в Норем, где находится принцесса, Рэндалл наверняка открыл ей свою тайну, чтобы она вступилась за него передо мной, — пробормотал Филипп.

— Как вы поступите теперь, милорд? — осведомился Хьюго.

— Принцесса считает меня врагом, но она не сомневается в моем могуществе, — произнёс сэр Филипп. — Значит, она не рискнёт бросить мне вызов, пребывая в немилости у сына. Я воспользуюсь этим, Хьюго, и поеду со своим отрядом к замку Норем.

— Неужели вы станете штурмовать Норем? — пробормотал Хьюго. — Король придёт в ярость, если узнает, что вы досаждали его матери.

— Я не сошёл с ума, Хьюго! — воскликнул Филипп. — Проливать кровь моих людей и драться с отрядом принцессы не входит в мои планы. Думаю, она сама отдаст мне Рэндалла, поддавшись угрозам.

— Принцесса тоже не глупа, милорд, и наверняка смекнёт, что вы не осмелитесь штурмовать Норем, — возразил Хьюго.

— О, да, она не глупа, — согласился Филипп. — Ноя попытаюсь заставить её повиноваться, ведь она знает, на что я способен, и наверняка помнит, что её сын всё ещё разгневан на неё.

То, что Рэндалл укрылся в Нореме, приводило Филиппа в смятение. Он понимал, что там его кузен находится вне досягаемости. Однако отсутствие у принцессы и сэра Саймона достаточного числа людей для защиты замка от шотландцев подсказывало, что Рэндалл не получит от Джоанны отряд для сопровождения через Йоркшир, напичканный засадами Филиппа.

Приняв решение, владелец замка распорядился готовиться к отбытию в Норем. Сенешаль получил приказ проследить за сборами. Отправление было назначено на следующее утро.

На рассвете во дворе Спрингроузеза собрался отряд, вооружённый алебардами и мечами. Воспользовавшись тем, что сэра Филиппа одевал в латы его новый молчаливый оруженосец, Хьюго приблизился и спросил мнение господина относительно судьбы менестреля, воспитавшего Рэндалла.

— Как воспримет мои господин идею убить человека, прозванного папашей Терри? — спросил Хьюго.

— Я думал о нём, — признался сэр Филипп. — Он менестрель и, наверное, бродит сейчас где-нибудь по окраинам королевства, распевая глупые песни.

— Он в Лондоне, милорд, — возразил Хьюго. — И может разболтать кому-нибудь тайну Рэндалла.

— Вряд ли ему поверят, — сказал сэр Филипп безразлично. — Вполне возможно, он уже всё рассказал сэру Ральфу де Монфору и лорду Солсбери. В конце концов Рэндалл тоже не намерен держать язык за зубами, так что и сэр Саймон, и принцесса Уэльская, я уверен, уже в курсе дела.

— Но только папаша Терри сумеет доказать истину! — воскликнул Хьюго. — В Спрингроузезе его знают и помнят слуги; вероятно, есть и другие свидетели, готовые подтвердить, что он когда-то унёс Рэндалла из замка. Его нужно заставить молчать!

Но сэр Филипп считал устранение менестреля излишним. По его мнению, такой человек, как папаша Терри, не посмеет вмешаться в дела королей и графов в силу робости, которую все без исключения простолюдины ощущали перед вельможами.

— Оставайся в замке, Хьюго, — велел он. — Ты оказал мне хорошую услугу, выследив Рэндалла, и теперь предоставь мне самому разбираться со своими врагами.

Промолчав, Хьюго нахмурился.

«Ты просто недооцениваешь папашу Терри, милорд. Менестрель, сумевший воспитать Рэндалла не рабом, а изящным острословом, не будет трепетать перед знатью, — подумал он. — Я прекрасно знаю, что от такого ждать! Поэтому немедленно отправлюсь в Лондон, чтобы найти грязного мерзавца».

Закончив одеваться, Филипп сел на подведённого к нему оруженосцем боевого скакуна. Он не придал значения беседе с Хьюго и был уверен, что слуга не станет без его дозволения чинить расправу над менестрелем. Мост через ров со скрежетом опустили, подняли решётку и открыли тяжёлые ворота. Стуча копытами и бряцая железом, конница выехала со двора и понеслась к лесу.

ГЛАВА 42

Весь день до самого вечера кавалькада всадников из Спрингроузеза провела в пути, направляясь к границе с Шотландией. Встречные крестьяне из принадлежащих соседним графствам деревень с опаской и насторожённостью вглядывались в скачущий отряд. Многие узнавали в предводителе жестокого рыцаря — сэра Филиппа Монтгомери. К счастью, ему не приходило сейчас в голову ни напасть на них, ни сжечь пару хижин; не собирался он вторгаться и в замки их баронов. В тот день дела у сэра Филиппа были куда более важные. Он думал только о Рэндалле, своём сопернике, сумевшем сбежать из заточения.

Оставив позади деревни, замки феодалов и укрепления, возведённые англичанами для защиты от нападений разбойничьих шаек, сэр Филипп и его люди увидели квадратные башни Норема. У ворот и вдоль стен замка горели дрожащие факелы. Подвесной мост через ров был поднят.

Прибытие рыцаря и его отряда заметили ещё издали: на стенах, у бойниц, он заметил стражников и стрелков, державших арбалеты наготове.

— Похоже, мне здесь не рады, — пробормотал Филипп.

По его приказу один из оруженосцев отцепил от пояса большой рог и громко и протяжно затрубил. На сигнал с площадки крайней от ворот башни ответили.

Внимательно всматриваясь в показавшегося на площадке человека, чей панцирь, наплечники и налокотники тускло отсвечивали в свете факелов, сэр Филипп понял, что это Саймон Беркли, бывший воспитатель его величества. Тёмный длинный плащ на Саймоне периодически вздымался от порывов ветра. Без шлема на голове, закованный в доспехи, он появился на башне, чтобы вести переговоры с прибывшими всадниками.

— Я — лорд Филипп Монтгомери, — крикнул граф, придерживая за узды свою нетерпеливо фыркающую лошадь. — А вас я узнал сразу, сэр Саймон, знаменитый английский рыцарь и верный слуга её высочества. Вероятно, от лица принцессы вы и будете беседовать сейчас со мной?

— Да, и именно от неё я имею распоряжение прогнать вас, сэр, от стен Норема, — холодно ответил Саймон.

— Бросьте, Саймон! У вас нет ни людей, ни оружия, чтобы оттеснить меня, — отозвался Филипп.

— У вас тоже не хватит людей, чтобы ворваться в замок! К тому же я уверен, что вы не осмелитесь бросить вызов отряду принцессы Уэльской, — сказал сэр Саймон. — Потому предупреждаю вполне миролюбиво: разворачивайте лошадей!

— Неужели принцесса до сих пор оскорблена тем, что я разоблачил её интрижку с Уотом Тайлером? — с издёвкой произнёс Монтгомери.

Стиснув зубы от гнева, Саймон сумел остаться внешне равнодушным. Он тоже не забыл, как слуга Филиппа выследил его госпожу и обвинил перед королём в измене.

— Мне всегда хотелось поквитаться с тобой за это, — прошептал он. — Но, видимо, нет пока на то воли Небес!

Вцепившись в огромные зубцы на стене, он перегнулся через них и вгляделся в отряд сэра Филиппа.

— Саймон! Я готов просить прощения у принцессы, если она отдаст мне беглого узника, грязного бродягу, который был заточён мною в Спрингроузезе. Лазутчики донесли, что видели его в Нореме. Так для чего принцессе ссориться со мной ради какого-то жалкого менестреля, пусть даже выступавшего перед герцогом Джоном Гонтом?

Ни одно слово из переговоров рыцарей не ускользнуло от слуха Рэндалла, стоявшего у окна в главном зале Норема. Он прислонился плечом к косяку, глубоко дыша от волнения.

Сидя в кресле на возвышении, принцесса опустила помрачневшее лицо. Наблюдая за поэтом, она сочувствовала ему, бывшему бродяге, вкусившему множество лишений, но сохранившему благородство и твёрдость, чтобы выдержать новые испытания. Он унаследовал кровь короля и приходился ей кузеном, она не могла дать его в обиду.

— Прошу вас, миледи, будьте ко мне снисходительны, — произнёс Рэндалл умоляюще. — Не выдавайте меня графу Монтгомери!

— Пусть вас это не волнует, Рэндалл, — отозвалась принцесса. — Филиппу не удастся заставить меня выдать вас ему.

— Но сэр Саймон может уступить его угрозам!

Невольная улыбка тронула губы принцессы, она лукаво опустила ресницы.

— Сэр Саймон Беркли не просто рыцарь королевского отряда, не только мой друг и воспитатель Ричарда. Прежде всего он искренне предан мне как женщине. И без моего приказа он никогда не выдаст вас Филиппу!

Рэндалл вновь вслушался в продолжавшиеся переговоры: действительно, Саймон Беркли по-прежнему не намерен был уступать требованиям графа.

— Убирайтесь, и поскорее, Монтгомери! Кто, как не принцесса Уэльская, должна оказать заступничество дяде короля Англии и тем самым доказать свою верность Ричарду?! — зычно рокотал со стены сэр Саймон. Его силуэт меж двух огромных каменных зубцов был весьма заманчивой целью для арбалетчиков Филиппа, но спустить стрелу никто не рискнул.

— О каком дяде короля идёт речь? Вы имеете в виду Джона Гонта? — прикинулся недоумевающим сэр Филипп. — Должно быть, вас, как человека, влюблённого в её высочество, привело в восторг, что герцог после измены Джоанны прекратил попытки добиться её благосклонности? Да, конечно, вы ему уже не соперник, но только считал ли он вас когда-нибудь таковым?

— Я говорю о другом дяде Ричарда, сэр, — с трудом сдерживая негодование, твёрдо продолжал Беркли. — Не о Джоне Гонте, как бы вам хотелось, а о графе Рэндалле Монтгомери, вашем кузене и сыне короля Эдуарда!

— Какая глупость! — расхохотался Филипп. — Неужели вы поверили бродяге-менестрелю?! Он лжёт!

— У Рэндалла Монтгомери достаточно доказательств! А ещё больше их — у его друзей! Когда король узнает обо всём, он наверняка будет разгневан, что вы охотились за Рэндаллом и даже осмелились угрожать штурмом замку его матери. Не разумнее ли для вас оставить подступы к Норему и вернуться в Спрингроузез?

— Вы что, не понимаете? Мне нужен Рэндалл, кем бы он ни являлся! — раздражённо воскликнул Филипп. — Объясните это принцессе, и немедленно!

— Одному из нас — вам или мне — придётся уступить, — с достоинством отвечал Саймон. — Или вы начнёте штурм и сумеете заставить меня принять ваши условия — или я отшвырну вас от стен Норема.

Лошадь Филиппа переминалась с ноги на ногу и громко фыркала. Крепко сжимая узду, Монтгомери глядел на мрачные серые стены и размышлял.

«Он прав, и я вынужден сегодня отступить, — думал Филипп. — Если друзья Рэндалла уже разболтали обо всём королю, мне нужно скорее возвращаться в Спрингроузез. Быть может, потребуется даже скакать ко двору, чтобы доказывать лживость утверждений менестреля и его сторонников. В любом случае брать Норем мне действительно нет резона».

— Передайте принцессе, что я отбываю, — надменно произнёс граф и развернул скакуна.

Отряд последовал его примеру. С удовлетворением Саймон Беркли наблюдал, как кавалькада всадников, тяжело бряцая вооружением, ни с чем возвращалась в замок своего господина.

Затем сэр Саймон отправился в главный зал, откуда Рэндалл и принцесса наблюдали за ходом переговоров.

— Филипп уже уехал от стен Норема? — воскликнула она.

— Да, миледи, — ответил сэр Саймон, чуть поклонившись. — Я прогнал его, выполняя ваш приказ.

— Благодарю, что не выдали меня, ваше высочество! Благодарю вас за те милости, что вы мне оказываете! — упав перед принцессой на колени, вскричал Рэндалл.

— Встаньте, милорд, — попросила она. — Вы — сын короля Англии, и не вам лежать у меня в ногах.

Не смея прекословить, Рэндалл поднялся. По щекам его текли слёзы благодарности.

— Благодарю, сэр Беркли, — прошептал он, повернувшись к Саймону.

— Я всего лишь защитил сына короля, которому когда-то служил, — бесстрастно пожал тот плечами. — Благодарности ни к чему. Я всегда принадлежал Англии и своей госпоже. К тому же, окажись вы простым менестрелем, за вас тем более следовало бы вступиться. Разве не долг каждого доблестного воина проливать собственную кровь ради слабых и угнетённых?

Рэндалл тотчас вспомнил, как совсем недавно Саймон признался, что ни он, ни принцесса не стали бы поддерживать его в борьбе с Филиппом, если бы не его знатное происхождение, но воздержался от острословия. В конце концов Саймон Беркли готов был скрестить с его врагом копья по одному лишь намеку Джоанны, и Рэндаллу было приятно, что принцесса на его стороне.

Взойдя на башню, Рэндалл окинул взглядом просторы, над которыми пылал рыжим заревом закат. Отряд сэра Филиппа скрылся за грядой скал, и на много миль от Норема не было видно никого, за исключением одинокого монаха, уныло бредущего в сторону Шотландии.

Рэндалл преисполнился волнением при мысли о Дункане из клана Маккензи, возвращение которого в Норем так много для него значило. Невольно он перевёл взор к мерно текущему Твиду, противоположный берег которого относился уже к владениям Роберта Шотландского, и погрузился в размышления. Верность Саймона Беркли принцессе спасла его сегодня, но он знал, что и Филипп не отступится.

ГЛАВА 43

Путь, ведущий из Спрингроузеза к обители Рило, лежал через густые леса, в которых орудовали не только шайки разбойников, но и люди шерифов. Любой скиталец должен был сохранять осторожность, продвигаясь по нему. Труднопроходимые чащи, которыми шёл покинувший Спрингроузез Морис Мервилл, наполняли таинственные звуки, пугающие шорохи. Кроны семисотлетних деревьев переплетались в вышине, но сквозь их могучие ветви проглядывало хмурое небо. Оруженосец, оставив в замке оружие и панцирь, брёл тайными тропами, которыми нередко пользовался, добираясь из Йоркшира до поместья Гисборна.

Перед тем как навсегда уйти в обитель цистерцианцев, он хотел побывать у леди Памелы, чтобы поведать ей о событиях, произошедших с Рэндаллом.

О Тесе он старался не думать, поскольку чувствовал свою вину перед ней и потому, что уже твёрдо вознамерился стать монахом, а святым отцам запрещалось любить женщин. Только постриг и раскаяние могли, по мнению Мориса, искупить его грех.

Юноша провёл в путешествии весь день, и лишь вечером, когда начала сгущаться мгла, дорога вывела его к серому замку сэра Гисборна. Вилланы топили очаги во дворе возле хижин. Появление пешего и безоружного Мориса, которого они хорошо знали, вызвало у них недоумение, ведь им было известно, что он служил оруженосцем у богатого соседа Филиппа Монтгомери и прежде всегда приезжал на превосходной лошади.

Приблизившись к подвесному мосту, переброшенному через ров на железных цепях, Морис был замечен леди Памелой, гуляющей по стене вместе со служанкой.

— Теса! Кажется, в замок прибыл Морис Мервилл! — вскричала она.

Девушки заулыбались, а щёки Тесы вспыхнули румянцем. С тех пор как Морис, не сказав никому ни слова, покинул замок Гисборна, она не переставала думать о нём и вместе с леди Памелой часто перебирала причины, сподвигшие оруженосца к столь странному отъезду.

Спустившись во дворик, обе бросились ему навстречу, засыпая вопросами. Но Морис держался холодно и сдержанно.

— Я проделал путь, чтобы поговорить с вами, миледи, о вашем супруге, лорде Рэндалле, — молвил он.

— Откуда ты знаешь, что Рэндалл — мой супруг? — насторожилась Памела.

— Увы, мне многое известно, и потому я сегодня стою перед вами. Но я прибыл, чтобы рассказать о событиях, случившихся после его отъезда из замка вашего отца.

— Ну что ж, идём в башню, Морис, — пригласила Памела. — Поешь чего-нибудь, а потом расскажешь, что приключилось с Рэндаллом.

От волнения у неё перехватило дыхание. После того как они расстались, она ещё ничего о нём не слышала, и слова Мориса, служившего оруженосцем у соперника её мужа, встревожили её. Морис тоже заметил, как побледнела Памела.

— Миледи, сейчас ваш супруг уже на воле. Но ещё совсем недавно ему угрожала опасность: он был заточён в Спрингроузезе. Я — человек, виновный в его плене, — освободил его.

— Вы виновны в его плене? — изумилась леди Памела.

Морис подтвердил свои слова, как ни больно и стыдно было ему признаваться в том в присутствии Тесы. Затем он рассказал девушкам о своём вынужденном участии в низких затеях сэра Филиппа и о том, как выследил Рэндалла, тайно женившегося на Памеле.

Презрительно фыркнув, Теса дала ему пощёчину, и Морис покорно склонился перед леди Памелой.

— Куда же ты направляешься, Морис? — спросила Памела, в отличие от служанки испытывая к юноше сочувствие. — Ты прибыл сюда без лошади, без оружия. В лесу тебя могли убить разбойники!

— Миледи, я иду в монастырь, — сказал он. — Теперь моё место там.

— Ты решил стать монахом? Но ты же превосходный оруженосец! Любой рыцарь возьмёт тебя в услужение!

— Мне стала безразлична служба, — возразил юноша. — Я ухожу в монастырь Рило. К вам я зашёл лишь затем, чтобы передать всё, что произошло с вашим супругом, и сказать, что король Ричард, возможно, уже знает тайну его происхождения. Вам не стоит более скрывать от отца ваше замужество. Богатство и королевские дворцы ждут любую, кто свяжет себя с незаконным отпрыском правителя Англии.

И, ещё раз смиренно поклонившись, Морис быстро направился к воротам.

— Морис! — воскликнула Теса, заливаясь слезами. Она хотела броситься за возлюбленным, но леди Памела удержала её:

— Не стоит, Теса! Переубеждать его бесполезно.

Прижавшись к плечу госпожи, Теса видела, как Морис, даже не обернувшись на её голос, продолжал уходить, растворяясь в ночи...

— Отныне он будет носить светлые одежды и молиться Господу. Он станет одним из братьев-цистерцианцев, — отстранившись, сказала Теса, вытирая слёзы.

Со временем Теса перестанет плакать о Морисе: он станет для неё символом первой и самой трепетной любви, на смену которой придут похотливые объятия многочисленных камердинеров и ключников...

— Ты считаешь, мне нужно рассказать отцу о браке с Рэндаллом? — спросила Памела служанку.

— Да, — кивнула Теса. — Не думаю, что лорд будет против вашего брака с дядей короля Ричарда.

Они нашли барона Гисборна в главном зале, громко спорящим с четырьмя слугами — капелланом, конюхами и кузнецом. Рядом молча стояли сыновья барона.

Памела терпеливо ждала окончания спора у сводчатого входа в зал. Гисборн заметил её и немедля отправил челядь во двор.

— Ты искала меня, дочь моя? — спросил он.

— Я хочу объясниться с тобой.

— Объясниться со мной? — нахмурил брови Гисборн. От него пахло навозом, как от обычного виллана.

— Да, — ответила Памела и взяла его за руку. — Ты должен кое-что узнать обо мне. И о Рэндалле Блистательном.

— О, Рэндалл! — воскликнул лорд и засмеялся. — Замечательный молодой поэт его величества! Я очень жалею, что он простолюдин и не может составить пару тебе, моей милой дочери.

Памела, не обращая на братьев внимания, лукаво взглянула на отца:

— А что бы ты сказал, если б ко мне посватался дядя Ричарда Английского?

— Только то, что ты была бы отличной супругой любому королю.

— Так вот, Рэндалл — дядя Ричарда. Я влюбилась в него ещё при дворе, когда он скрывал своё происхождение и я не ведала, что он сын Эдуарда III и его фаворитки, леди Эдит Монтгомери, — произнесла Памела. — Менестрель спас его от врагов престола тридцать лет назад. Он не только дядя короля, но и кузен Филиппа. Опасаясь происков врагов, менестрель скрывал истину от Рэндалла, но отныне ему уже ни к чему утаивать происхождение.

Гисборн в недоумении слушал дочь, не смея прервать или задать вопросы, и она продолжала рассказывать ему о судьбе Рэндалла, о его скитаниях и тех чувствах, что он сумел пробудить в её душе. Памела поведала и о его таланте поэта, снискавшего обожание придворных, и о ревности Филиппа, и обо всём том, что открыл ей побывавший вечером в замке Морис.

— Ты хочешь сказать, что обвенчалась с этим удивительным человеком? — осведомился после паузы Гисборн.

— Да, и Морис теперь раскаивается, что выдал мою тайну сэру Филиппу.

— Но если сэр Филипп — кузен Рэндалла, зачем ему держать своего родственника в заточении? — пробормотал потрясённый лорд. — Впрочем, чего ещё ждать от рыцаря, которого считал беспощадным сам Чёрный принц?! Хорошо хоть, что Рэндаллу удалось бежать из Спрингроузеза.

— Опять же благодаря Морису, — ответила Памела. — Теперь король, возможно, уже знает, кем является его поэт на самом деле, и Рэндаллу больше незачем будет скрывать своё имя.

Братья Памелы — Томас и Генри — недоверчиво и даже с каким-то затаённым ужасом взирали на сестру. Выросшие среди вилланов и очень похожие друг на друга, высокие, со светлыми волосами, в серых крестьянских куртках, они, видимо, полагали, что Памела сошла с ума. Будучи знатными, но обречёнными влачить нищенское существование в глуши Йоркширских краев, они сильно сомневались, чтобы сын короля Эдуарда женился на их сестре, особенно после того, как она отказала их соседу, с которым, как выясняется, незаконного отпрыска связывает родственная кровь.

Торжественно взяв Памелу за руку, лорд Гисборн повернулся к ним и провозгласил:

— Томас! Генри! Взгляните на свою сестру! Она — супруга лорда Рэндалла Монтгомери Плантагенета, излюбленного придворного поэта его величества Ричарда!

— Но есть ли свидетели, кроме Мориса, готовые подтвердить, что Рэндалл Монтгомери взял Памелу в жены, а не просто соблазнил своими поэтическими глупостями?! — вскричал Томас, сверкнув глазами.

Из полумрака выступила Теса и, вскинув голову, произнесла:

— Конечно же! Я тоже свидетельница, и если у сэра Томаса возникнут очередные сомнения, я готова верхом скакать до Рило, чтобы доставить оттуда цистерцианца, освятившего их союз!

Молодой аристократ разом утратил боевой пыл, внезапно в нём проснувшийся.

— Ты удовлетворён, Томас? — спросила Памела.

— Вполне, — пробормотал он глухо.

И оба брата вновь приняли свой обычный — молчаливый и немного озадаченный — вид.

Сам же лорд Роберт Гисборн был настолько доволен избранником дочери и тем, что его род сможет наконец выбраться из нищеты, что немедленно отправил Тесу за уже устроившимся на ночлег камердинером. По случаю брака Памелы, о чём он объявил всем слугам, в замке решено было устроить пир, открыть бочки с элем и зажарить лучших поросят.

Разбуженные слуги занялись приготовлением ужина. В ту минуту, когда Морис уже приближался к обители, в трапезной замка Гисборна старый лорд и его люди угощались разнообразными блюдами, празднуя брак леди Памелы.

ГЛАВА 44

Получив отказ у стен Норема, Филипп и его воины, утомлённые путешествием по Йоркширу, возвращались обратно. Несколько раз им пришлось делать остановки, потому что и лошади, и всадники выбились из сил. Филипп пребывал в ярости и, хоть и испытывал усталость, так ни разу и не сомкну глаз. Бродя возле лежащих на свёрнутых плащах арбалетчиков, он вспоминал войну во Франции и свой отряд, который так же, как и сейчас, устраивал стоянки под открытым небом, среди луж и грязи. Образ Рэндалла, так похожего на короля Эдуарда, и мысль о том, что в его жилах течёт кровь Монтгомери, сводили Филиппа с ума. К ревности, которая вконец измучила рыцаря, добавились опасения, что Рэндалл, раскрыв своё имя принцессе, со временем решится на соперничество не только в делах любви, но и власти.

«Он — Монтгомери, он — Плантагенет, и в нём обязательно закипит жажда власти, — рассуждал сэр Филипп. — А если и нет, он всё равно не простит мне тех оскорблений, коим я его подверг, и отомстит. Но я не отступлю перед этим бродягой! Я уничтожу Рэндалла, короля менестрелей. Зря он бросил мне вызов! Очень зря!»

К полуночи отряд Филиппа добрался до Спрингроузеза. Лошади ступали по скользкой грязи. Направляясь к подвесному мосту, рыцарь сразу заметил, что тот опущен, а ворота распахнуты.

— Кажется, в замок пожаловали гости, — хмуро бросил он своим людям.

Ни арбалетчики, ни стража, следуя за ним, не задавали ему вопросов, но и у них роились подозрения, что прибытие посторонних в Спрингроузез связано с заточением кузена сэра Филиппа.

Ничем не выдавая тревоги, бушевавшей внутри, владелец замка во главе отряда иноходью проехал по мосту и, миновав короткий каменный туннель, ведущий от въезда с моста через ворота, въехал во двор. Там к нему подошли конюхи и оруженосец, который придержал стремя.

— Кто прибыл в Спрингроузез? — осведомился Филипп.

— Сэр Ральф де Монфор, — ответил юноша. — Его сопровождают рыцари из свиты короля Ричарда. Они приехали час назад и спрашивали о вас.

— Зачем вы впустили их в мое отсутствие, тупицы? — воскликнул сэр Филипп, отвесив оруженосцу пощёчину. — Кто вам разрешал?

— Мы не могли отказать ему, — возразил юноша, держась за щёку. — У него приказ от короля Англии, милорд.

Филипп понял, что де Монфор прибыл в Спрингроузез из-за Рэндалла. Стараясь держать себя в руках и не показывать закипевших чувств, он взбежал по ряду полукруглых ступеней в замок. Ему попадались на глаза посторонние — это были рыцари и оруженосцы из свиты его величества. Некоторых из них Филипп встречал при дворе. Они о чём-то беседовали друг с другом, иногда их разговоры прерывались смехом. Навстречу ему двинулся сэр Ральф де Монфор, отделившись от группы собеседников. Без железных доспехов, но с длинным мечом, убранным в ножны и висящим у него за спиной, с копной чёрных кудрей, в котарди с капюшоном и в плаще, он подошёл к владельцу замка. Заглянув в его большие серые, очень светлые глаза, сэр Филипп обнаружил в них так много решимости и отваги, что сразу догадался, в какого яростного и непримиримого врага он превратил Ральфа де Монфора. До появления Рэндалла при дворе сэр Филипп почти не замечал потомка великой графини де Монфор, считая его пустым балагуром и незадачливым влюблённым, который умел лишь сочинять песни и давно забыл, что такое тяжесть меча в руке. Назначение сэра Ральфа предводителем королевского отряда свидетельствовало о расположении Ричарда к рыцарю.

— Вы ищете своего жонглёра, милорд? Его нет в Спрингроузезе, и я охотно позволю вам обыскать каждый угол, — сказал Филипп.

— Сдаётся мне, вы отвезли его в другое место или уже убили, — ответил сэр Ральф. — Сюда едет его величество, и если вы виновны в казни Рэндалла, я вам не завидую.

— Если сюда едет король, я распоряжусь приготовить для него лучшую опочивальню и устроить пир, — заявил Филипп.

— Он едет в Спрингроузез, чтобы найти Рэндалла.

— Я уже говорил вам, милорд, что Рэндалла здесь нет. Он сбежал. Не без помощи, правда, одного из моих оруженосцев.

— Пригласите оруженосца для беседы.

— Это невозможно, милорд Ральф, — расхохотался сэр Филипп. — Негодяй у меня уже не служит. Я выставил его из замка, как только узнал, что он замешан в побеге.

С этими словами Монтгомери вознамерился подняться к себе, но Ральф встал у него на пути.

— Куда вы ездили, милорд? Я ведь вижу, что вы возвратились в Спрингроузез из дальнего путешествия. Где вы были?

— Я искал своего кузена, — насмешливо ответил Филипп. — И, представьте, нашёл. Но мне не удалось вытащить его из его нового укрытия.

— Что же это за место?

— Я расскажу обо всём только королю Ричарду — единственному господину, коему служу. А теперь прочь с моего пути! — грубо оттолкнув Ральфа, Филипп приблизился к винтовой лестнице.

— Уверен, наступит час, когда мы схлестнёмся с вами в поединке, сэр, — глухо произнёс вслед ему Ральф.

— Признаться, я тоже в том уверен, хотя ранее видел в вас человека, не более доблестного, чем шут.

Заскрежетав зубами от возмущения и кипевших в нём страстей, сэр Ральф чувствовал, что Филипп ему не лгал. Подавив до поры оскорблённое самолюбие, он решил утешиться тем, что Рэндалл сумел-таки сбежать и даже укрылся в не доступном для Филиппа месте.

Оставив разговор с несколькими слугами Спрингроузеза, узнавшими среди прибывших в замок «гостей» папашу Терри, менестрель спросил у Ральфа:

— Скажи, лорд пощадил моего сына?

— Рэндалл сбежал, — молвил сэр Ральф. — И Филипп ездил на его поиски, но безуспешно.

— Я знал, что Рэндалл сумеет вырваться! Он всегда был очень умён! Где он скрывается сейчас?

— Монтгомери не ответил, — сказал Ральф. — Хочет открыть это только королю. Для тебя же лучше держаться возле меня: наверняка среди сторонников Филиппа отыщется немало тех, что будут охотиться за тобой.

Папаша Терри согласился, хотя Филипп, узнав, что менестрель уже рассказал обо всём Ричарду и даже был узнан челядью Спрингроузеза, не видел нужды в расправе над ним.

Филипп решил действовать иначе. Он счёл верным шагом использовать происхождение Рэндалла, чтобы настроить Ричарда против него.

— Я обвиню его в измене Англии! — с яростным блеском в глазах прошептал он, садясь в удобное кресло с мощными подлокотниками. — Он ищет поддержки у обвинённой в измене принцессы, а замок Норем стоит на границе с Шотландией. Я обвиню Рэндалла в том, что он сошёлся с шотландцами — врагами королевства Английского, и при их поддержке жаждет заполучить престол Ричарда!

Идея так воодушевила Филиппа, что приезда короля он уже ждал с нетерпением.

— Хьюго! Хьюго! Сюда! — позвал он.

На его крик в дверь проскользнул рыжий, коренастый слуга:

— Что вам угодно, милорд?

— Я хочу вина, тупица, и хочу знать, где мой Хьюго! — проговорил Филипп.

Слуга замялся:

— Хм! Милорд, но Хьюго Бэнкса нигде нет. Он ушёл позавчера из замка, и с тех пор его никто не видел.

— Тогда ты принесёшь мне вина и приготовишь постель, — распорядился Филипп. — Иди и поторопись!

— Да, милорд, — ответил слуга, исчезая.

Поднявшись, Филипп обошёл свою небольшую, с высоким потолком, опочивальню. В не закрытое ставней окно тянуло холодным воздухом.

— Еще недоставало, чтобы Хьюго ослушался меня и пустился на поиски менестреля, который сам явился в мой замок, — пробормотал он.

Вошёл слуга, держащий кувшин с вином. За ним в дверях возник оруженосец.

— Я пришёл позаботиться о ваших доспехах, — сказал он.

— В замке уже ложатся спать? — спросил Филипп, позволяя ему заняться латами.

— За исключением сэра Ральфа: он всё ещё обыскивает замок. Он верит, что пленник сбежал, но рыщет вокруг из осторожности.

Сэр Филипп ничего не ответил. Он был убеждён, что как только прибудет король, ситуация сложится в его пользу.

ГЛАВА 45

Ступая по вязкой грязи, скользя по ещё не растаявшему льду, Хьюго Бэнкс продолжал путь к Лондону. Он вёл за собой лошадь из конюшни сэра Филиппа, держа её под уздцы. Весь предыдущий день Хьюго ехал верхом, безжалостно пришпоривая лошадь, и теперь она едва переставляла ноги. К вечеру Хьюго намеревался устроить где-нибудь в чаще ночлег и зажарить на костре двух подстреленных из лука тетеревов. Он уже миновал границу Йоркшира и следовал теперь едва заметными звериными тропами по поместьям провинциальных баронов, стараясь не попадаться на глаза их стражникам или вилланам.

Кутаясь в серый кугель с пелериной и грубую куртку, проваливаясь в ещё не растаявший снег, Хьюго шёл к югу королевства, в Лондон. Сейчас его занимала только одна идея — разыскать и убить менестреля, который назывался папашей Терри.

— Милорд уже должен возвратиться в замок, — бормотал он на ходу. — И наверное, ему удалось заставить принцессу Джоанну выдать Рэндалла. В любом случае утверждения Рэндалла, что он сын короля, без доказательств старого менестреля будут неубедительны, и Ричард Английский, конечно, не поверит своему поэту.

Хьюго спустился со склона в овраг и побрёл по его впадине, придерживаясь выбранного направления.

Внезапно лошадь заржала и попятилась, отказываясь следовать дальше.

— Ты чего встала как вкопанная? — заорал Хьюго в бешенстве, но затем вгляделся в сумеречное пространство, лежащее впереди. Однако ничего подозрительного не увидел.

Где-то вдали чуть различимо запел рог. Протяжный низкий звук подхватили другие, и Хьюго сообразил, что за холмами проходит охота барона, которому принадлежал край. Он увёл лошадь в густой кустарник и, укрывшись в ветвях, прислушался. Звуки рожков и заливистый лай собак становились громче. Охота продвигалась в направлении оврага. Хьюго Бэнкс затаился, надеясь остаться незамеченным.

Спустя несколько минут на вершине оврага показалась скачущая во весь опор кавалькада. Визгливый лай собак, преследующих зверя, звучал уже совсем рядом.

— За ним! Вперёд! Вперёд! — слышались возгласы. Вновь затрубили рога.

Хьюго насторожённо глядел вслед стремительно пронесшимся всадникам. Встреча с ними была для него равноценна встрече с врагами: рыцари в доспехах приняли бы его за обыкновенного разбойника или беглого преступника, прячущегося от правосудия во владениях их хозяина.

Дождавшись, когда топот лошадей, лай и возгласы смолкли, Хьюго осторожно выбрался из своего укрытия.

— Идём же! — приказал он лошади, вскочив в седло, но та продолжала прядать ушами и дрожать.

Недоумевая, Хьюго осмотрелся по сторонам. На дне оврага, в нескольких шагах от него стоял огромный, разъярённый вепрь. На его холке топорщилась щетина, с загнутых клыков капала слюна. Спасаясь от преследователей и пробежав не одну милю, он хрипел и не спускал свирепых глаз с Хьюго, словно именно в нём опознав своего обидчика. В боку зверя зияла рваная рана, оставленная собачьими зубами, из неё на снег густо стекала кровь.

Хьюго начал медленно стягивать с плеча лук, но тут лошадь взвилась и, ломая ветви, бросилась прочь.

— Презренная тварь! — воскликнул Хьюго, выронив от неожиданности оружие. Вепрь, взревев, кинулся в погоню.

— Сэры! Сэры! — кричал Хьюго, с трудом удерживаясь в седле. — Кто-нибудь! На помощь!

Лошадь взбиралась по склону оврага, и Хьюго видел, что вепрь, истекая кровью, постепенно оставляет попытки настичь их.

— Сэры! Милорды! — звал он, слыша отдалённый гул конницы и лай собак, вновь почуявших вепря.

Бедную лошадь ужас подгонял всё больше, и Хьюго, не удержавшись в седле, рухнул на землю и затих.

Собачий лай приближался. К краю оврага скакали люди.

Свора борзых бросилась в кусты, преследуя вепря. Утратив остатки сил, раненый зверь, однако, развернулся, готовясь к драке.

Всадники спустились в овраг и почти сразу увидели человека со сломанной шеей.

— Дай мне арбалет, Джон, — холодно приказал немолодой рыцарь с поднятым забралом.

В ту минуту, когда собачья свора уже готова была налететь на вепря, стрела, пущенная рыцарем, вонзилась ему в горло. Поверженное животное тяжело завалилось на бок.

Подъехав к телу Хьюго, немолодой рыцарь вздохнул:

— Боюсь, мы опоздали. Этот путник уже мёртв.

— Как вы поступите с трофеем? — спросили слуги.

— Доставьте тушу в замок, я лично буду её свежевать, — распорядился рыцарь.

Слуги поволокли вепря к замку. Охотники следовали за ними, оживлённо обсуждая подробности схватки.

На Хьюго никто более не обращал внимания. Он так и остался лежать со сломанной шеей на дне оврага.

ГЛАВА 46

Прошло около суток, и мимо места, где произошла трагедия с Хьюго, случилось проехать Ричарду в сопровождении свиты. Выполняя обещание, данное Ральфу де Монфору, правитель Англии направлялся в Йоркшир, в замок Спрингроузез.

Весеннее солнце искрилось на остатках снега, отражаясь в огромных грязных лужах.

Ричард II путешествовал без венца, он был в котарди, плаще и перчатках. Ловко ездить верхом его обучил один из лучших английских рыцарей — сэр Саймон Беркли. Это и удержало его в седле, когда из оврага на обочину выскочила взнузданная породистая лошадь. Взмыленная и без наездника, она дрожала от страха. Скакун Ричарда встал на дыбы, но король легко усмирил его.

— Любопытно, как оказалась лошадь из конюшни сэра Филиппа столь далеко от его замка? — проговорил Генри.

Ричард не разделял его любопытства, стремясь как можно быстрее добраться до Спрингроузеза. Генри натянул узду, и отряд вновь пустился в дорогу. Но через несколько шагов опять остановился.

Один из арбалетчиков короля, застыв на краю оврага, указывал вниз:

— Сэры! Сэры! Взгляните туда!

Подъехав к нему, Ричард бросил взгляд на дно оврага и сразу увидел распластанное тело. Голова несчастного была неестественно вывернута, лицо было обращено к склону.

— Хьюго Бэнкс, — мрачно пробормотал король, не без труда узнав слугу сэра Филиппа.

Ему стало дурно. Испытывая тошноту, он развернул лошадь и пришпорил её. Свита последовала за Ричардом.

Генри был бледен, как и его кузен. Он не любил Хьюго, но гибель слуги показалась ему поистине ужасной. Он, правда, не мог понять, что понадобилось Хьюго в этих краях, одному, да ещё и так далеко от Спрингроузеза. За месяцы службы у сэра Филиппа Генри узнал, что тот нередко использовал слугу для личных и весьма сомнительных поручений, и допустил, что, выполняя одно из них, Хьюго и сломал шею.

...Из стрельчатого входа замка высокого гостя вышли встречать сэр Ральф де Монфор, глава местных стражников и менестрель.

— Приветствую вас, ваше величество. Владелец замка ждёт вас с таким же воодушевлением, как и мы. Он сейчас спустится к вам, — сказал рыцарь и придержал Ричарду стремя.

— Вы выручили моего дядю Рэндалла из плена? — насмешливо спросил король.

— Его здесь нет, ваше величество, — поклонился де Монфор. — Он сумел сбежать от сэра Филиппа. Владелец Спрингроузеза занимался его поисками, когда я прибыл в замок.

— И он его нашёл, не так ли?

— Вам ли не знать сэра Филиппа?! Конечно, нашёл. Просто не сумел пленить повторно.

— Где же нынче мой любезный дядя?

— Вам лучше поговорить с сэром Филиппом, — ответил Ральф. — Граф заявил, что сообщит это только вам.

На пороге появился сэр Филипп, с блестящей цепью на шее и в длинном плаще. Приблизившись к королю, он преклонил колена.

Сняв перчатки, Ричард протянул ему руку для поцелуя. Могущественный вассал, стоявший перед ним, всем своим видом выражал полную покорность.

— Прекрасно! — усмехнулся Ричард. — Значит, вы, милорд, намерены говорить о моем дяде Рэндалле только со мной?

— Да, ваше величество.

— А вы осознаёте, что, взяв его в плен, угрожая ему казнью и зная, кем он является, вы совершили преступление?

— Прошу меня простить, ради моей былой верности.

— Я вас прощу, но наказание вы должны получить. Вас можно было бы заключить в Тауэр, вздёрнуть, четвертовать, но я всего лишь запрещу вам бывать при дворе, — сказал король. — Отныне вы не вправе появляться в моих дворцах — Вестминстере, Элтоне и других. Боюсь, мой дядя не сможет чувствовать себя в вашем присутствии раскрепощённо. Вы нанесли ему слишком ужасные оскорбления.

Заметив торжество в глазах сэра Ральфа и папаши Терри, Филипп крепко сжал руку короля.

— Выслушайте же меня, ваше величество! Если уж я не могу появляться при дворе, этого тем более не должен делать Рэндалл! — быстро заговорил он. — Я виновен пред вами лишь в том, что взял в плен вашего дядю, но он виновен в куда более мерзком грехе — в измене!

— Измена? — переспросил ошарашенный король.

— О да, милорд! Измена! Идёмте же в замок, где я только вам одному поведаю о том, на что пошёл ваш дядя, узнав от болтливого менестреля о своём происхождении.

Всё это время Монтгомери стоял на коленях, не выпуская из рук пальцы короля. Ричард, в силу возраста ещё не успевший познать всю глубину человеческого коварства, с интересом внимал ему.

— О какой измене ты говоришь, Филипп?! — вскричал сэр Ральф, первым придя в себя. — Не верьте ему, ваше величество!

— Отчего же? — глаза короля холодно сверкнули. — Филипп служил мне и моему отцу много лет. Почему я не должен ему верить? Идёмте в замок, Филипп. Встаньте с колен. Я жажду вас выслушать. — И Ричард направился в замок, оставив былых союзников во дворе.

— Вам известно, где ваш слуга Хьюго Бэнкс? — спросил он у Филиппа.

— Хьюго? Он исчез из замка несколько дней назад. А что?

— Мы видели его по пути из Лондона. Думаю, вам придётся искать другого слугу для тайных поручений. Хьюго сломал шею, упав с лошади.

— Жаль! — нахмурился Монтгомери. — Трудно будет найти столь же достойного слугу...

По крутой винтовой лестнице, стены которой озарялись чадящими факелами, они поднялись на стену. Здесь Филипп мог беспрепятственно убедить Ричарда во лжи, которую заранее подготовил.

ГЛАВА 47

Море шумящего леса лежало слева от Спрингроузеза. С противоположной стороны виднелись над деревней струйки сизого дыма от разведённых во дворах очагов. А далее лежали уже тёмные поля, где начинались весенние крестьянские работы.

— В чём же заключается измена Рэндалла Монтгомери? — осведомился Ричард, проведя ладонью по шершавой поверхности стены.

— Ваша мать, принцесса Уэльская, приняла его в Нореме, — сказал Филипп. — Но не в этом кроется мерзкая измена, мой король. Думаете, Рэндалл явился в Норем, чтобы только испросить у неё и у сэра Саймона Беркли защиты и людей для путешествия по Йоркширу? Нет. Ему было известно, что в Нореме охрана малочисленна и необходима им самим для отпора разбойничьим шайкам. Он отправился туда, чтобы искать поддержки у шотландцев! Узнав, что его отцом был король Эдуард, и понимая, что законно ему никогда не стать государем, он решил захватить престол Англии преступно, объединившись с шотландцами.

— Вы уверены в том, что говорите? Обвинения в измене отвратительны, милорд! — пробормотал Ричард.

— Если вы сомневаетесь, мой король, предлагаю вам самому, без меня, так как моё присутствие вряд ли понравится вашей матери, завтра же отправиться в Норем и допросить принцессу и Саймона Беркли. Перед вами они не посмеют отпираться и сознаются в союзе с этим негодяем.

— Но возможно ли, чтобы моя мать участвовала в заговоре против меня? Я отдалил её от двора, но никогда не предполагал, что она согласится свергнуть меня. — Король с сомнением смотрел на сэра Филиппа.

Воспользовавшись его растерянностью, рыцарь продолжил:

— Я тоже не верю, что она согласилась бы на такую низость. Вполне вероятно, что, пользуясь её расположением, Рэндалл упросил принцессу устроить ему встречу с Робертом Шотландским. Она могла даже не подозревать, что её втягивают в заговор против вас.

Облокотившись о каменный выступ, Ричард размышлял. Здесь, на высоте стены замка, особенно ощущалась весенняя прохлада. Он подышал на пальцы, чтобы согреться.

— Я думал, что вы приметесь отрицать происхождение Рэндалла или свою вину, — сказал он.

— Для чего? Нет, мой король. В Рэндалле кровь Плантагенетов, кровь Монтгомери. Я хотел казнить его, потому что он похитил у меня любовь женщины. Но теперь и вы, я уверен, решите казнить его, ведь он готов похитить у вас престол! — с жаром произнёс сэр Филипп.

— Я ещё ничего не решил! — возразил король. — И полагаю, что вас могли ввести в заблуждение относительно Рэндалла.

— Возможно, он ещё в Нореме, — сказал сэр Филипп. — Поезжайте на границу с Шотландией и попытайтесь встретиться с ним. Если он ещё не у Роберта Шотландского, вы всё сможете узнать сами.

— Но я не верю, что Рэндалл, весёлый балагур и изящный поэт, мог возжелать власти! — воскликнул Ричард. — Он вовсе не такой!

— О, вы многого не знаете, ваше величество! Иногда мятежи устраивают люди, которым, казалось бы, вовсе не свойственна жажда власти, — притворно вздохнул Филипп. — К примеру, Норфолк, прибывший в Спрингроузез, много лет считался всего лишь опальным изгнанником, а он тем не менее готовил захват моего замка.

— В ваших речах много истины, милорд, — мрачно ответил Ричард. — Я вынужден с вами согласиться. Слишком много происходило в окружении монархов случаев, когда самые миролюбивые и талантливые их подданные становились на путь измены.

— Ко всему прочему, позвольте заметить, вы ошибаетесь, считая, будто Рэндаллу несвойственно стремление к власти, — обрадовался поддержке Филипп. — Всё-таки он — отпрыск короля. Ещё недавно никто и не ведал о ничтожном менестреле, который с приёмным отцом бродяжничал и выступал в феодальных замках. А потом он случайно подружился с рыцарем де Монфором, воспользовался его слабостью к музыке, пристроился к нему жонглёром и — в итоге оказался при дворе! Благодаря своему, безусловно, блистательному умению владеть словом, он расположил рыцарей, вельмож и... вас. И, конечно, вы не устояли, хотя я, ещё не зная, кто он, предупреждал вас о его дерзости. Он разбогател, отнял у меня возлюбленную, сумел сбежать из моей темницы, заморочив голову одному из моих тупиц-оруженосцев, и вот ему уже нужен престол королевства!

Резко развернувшись, с непроницаемым, холодным взглядом, приобретя вновь былую сдержанность, которой научил его сэр Саймон Беркли, Ричард зашагал к винтовой лестнице, ведущей со стены вглубь замка.

— Хорошо, что вы по-прежнему остаётесь мне верным, — сказал он Филиппу. — Оставайтесь в Спрингроузезе. Завтра вы не будете меня сопровождать, поскольку в любом случае несёте наказание за свой проступок. Даже предательство Рэндалла не оправдывает содеянного вами, ведь вы похитили и держали в заточении дядю короля Англии, подвергая его пыткам и оскорблениям.

Сэр Филипп не возражал.

Он прекрасно понимал, что король отменит наказание, как только найдутся любые, пусть мизерные, доказательства измены Рэндалла. Об этих доказательствах сэру Филиппу и следовало побеспокоиться в первую очередь.

Ухмыльнувшись своим мыслям, рыцарь устремил взор на простиравшиеся далеко вокруг владения. Ему всё же удалось обратить тайну Рэндалла и визит короля в свою пользу! Соперники недооценивали его.

На восходе свита Ричарда Английского, куда он не включил ни Ральфа де Монфора, ни Генри, отбыла из Спрингроузеза на север.

Ральф, невзирая на просьбы и даже мольбы сопровождать короля, получил от того грубый отказ. Не доверил ему Ричард и свой отряд: теперь он видел в де Монфоре исключительно сообщника Рэндалла и такого же изменника.

Генри, успевший поступить на службу к Ральфу, решил отправиться с рыцарем в Кент. Там сэр Ральф должен был ждать возвращения Рэндалла в Англию, туда же пригласил и папашу Терри. Рыцарь очень хотел быть полезным Рэндаллу, но неожиданно оказался совершенно бессилен помочь другу. Между тем он по-прежнему жаждал, чтобы Рэндалл вновь блистал своим острословием при дворе, а песнями развлекал друзей и в их феодальных замках, и в Кале — на Празднике Любви.

Думая о коварстве сэра Филиппа, Ральф негодовал. Ему так и не удалось узнать, какую ложь сэр Филипп измыслил о его друге, но когда король Ричард, спустившись со стены, удостоил его хмурым взглядом, рыцарь догадался, что ложь удалась и Рэндаллу вновь угрожает опасность. Сэр Ральф не понаслышке представлял, как поступят с Рэндаллом, если лжецу удастся чем-либо подтвердить свой навет.

Ральф ломал голову, как выручить друга, но король Ричард приказал ему, под угрозой заточения в Тауэр, немедленно отбыть в Кент. Ослушаться значило действительно попасть в тюрьму и тем самым окончательно лишить Рэндалла своей поддержки. И де Монфор повиновался, решив, что сумеет защитить друга позже, если тому вдруг не удастся договориться с королём самому. Утешало рыцаря и то, что враг и соперник Рэндалла — граф Монтгомери — также получил приказ не покидать поместья.

Ранним утром, в лучах слабого, серого солнца, пробивающегося сквозь тучи, сэр Ральф, его оруженосец Генри и менестрель верхом на лошадях оставили замок Филиппа. Они держались направления к графству Кент, намереваясь провести в пути несколько дней. К этому времени король должен был уже не только достичь Норема, но и встретиться с Рэндаллом.

ГЛАВА 48

Днём ранее, в полдень, среди скал и полей, лежащих вдоль Твида, показался одинокий всадник. Копна его грязных волос прикрывала плечи, а висящий за плечами меч в украшенных опалами ножнах давал понять всякому, что он воин. На всаднике был клетчатый килт, сапоги со шпорами и плащ, на поясе болтался притороченный рог.

Поднявшийся на башню Рэндалл безошибочно узнал в ездоке возвращающегося из Шотландии Дункана Маккензи. С трепещущим от волнения сердцем он сбежал вниз, где и встретил шотландского дворянина.

Торопливо подойдя к лошади Маккензи, он взял её под уздцы.

— Как твой король отнёсся к моей просьбе, Дункан? — нетерпеливо спросил он.

Расхохотавшись, Маккензи спрыгнул с лошади.

— Роберт Шотландский весьма удивился, узнав, что у короля Эдуарда есть незаконный сын, который почти тридцать лет считался обыкновенным менестрелем. Он согласен дать своих людей для твоей защиты, они проводят тебя в Лондон, — ответил рыцарь.

— Ты мог бы привезти их с собой в Норем, — заметил Рэндалл.

— Король готов дать их тебе, а не мне. Если бы я сам взял отряд и повёл к Норему, он мог бы заподозрить меня в разбойных намерениях, — возразил Маккензи. — К тому же Роберту очень любопытно самому услышать благородные речи из уст сына того, кто притеснял мой народ. В общем, милорд Рэндалл, тебе нужно собираться в Стерлинг. Я лично познакомлю тебя с моим господином.

Воспользовавшись тем, что Маккензи соблаговолил перекусить со стражниками, готовящими тушу свиньи прямо во дворе, под открытым небом, Рэндалл скрылся в башне. Поднявшись по серой мрачной винтовой лестнице, он постучал в не менее мрачную дверь, испросив дозволения войти.

Сидя у окна в парчовом узком платье, тесно облегающем руки, талию и бёдра, принцесса Уэльская занималась рукоделием — изготовлением гобелена. Тяжёлые косы спадали вдоль стройной спины. Молчаливая невзрачная служанка работала над чем-то в углу.

— Прибыл Маккензи, кузина, — взволнованно проговорил Рэндалл, — и мне предстоит поездка в Стерлинг, к королю Роберту.

Плавно обернувшись, принцесса внимательно посмотрела на него раскосыми светлыми глазами.

— Поезжай, милорд Монтгомери, — ответила она. — Я буду рада, если Роберт Шотландский предоставит тебе своих людей.

Рэндалл немного поколебался, взглянув на служанку, но потом всё же подошёл к креслу принцессы и преклонил пред ней колена.

— Ещё раз благодарю, миледи, — дрогнувшим голосом произнёс он. — Я сдержу своё обещание: как только прибуду к английскому двору, непременно постараюсь убедить Ричарда позволить вам возвратиться ко двору!

Протянув руку, унизанную крупными кольцами, Джоанна погладила Рэндалла по щеке.

— Бедный менестрель! Тебе выпало столько испытаний, а ты по-прежнему не утратил великодушия, коим славна была и Великая Любовница, — сказал она. — Мой сын — жестокий, алчный отрок, но, надеюсь, ты сумеешь примирить меня с ним. Я люблю его, и мне вдвойне больнее, что он отправил меня в изгнание лишь из-за моих чувств к Уоту Тайлеру.

— Но вы же догадываетесь, миледи, что сэр Филипп, воспользовавшись тем, что вы укрываете меня в своём замке, может вновь разжечь гнев короля против вас и сэра Саймона? — спросил Рэндалл.

— Я думаю, ты сможешь переубедить Ричарда, — улыбнулась принцесса.

Встав с колен, Рэндалл поклонился ей и проследовал к выходу. Служанка даже не подняла глаз, когда он проходил мимо. Казалось, что визиту Рэндалла к её госпоже она не придала ни малейшего значения.

Оказавшись в отведённой для него в Нореме комнате, Рэндалл повесил на пояс ножны с убранным в них мечом и подошёл к отрытому окну. По небу неслись серые, густые тучи. Вокруг замка лежали погружённые в сизый сумрак равнины и таяли в прозрачной мгле далекие цепи шотландских скал.

Тропы, проложенные пешими и всадниками от рва, окружавшего Норем, петляли среди выступов, спускаясь к равнинам и густым лесам. По этим тропам Рэндаллу Монтгомери предстояло пуститься в глубины враждебной Шотландии. Он вышел из комнаты и спустился во двор.

Конюхи окружили поджидавшего его Маккензи, оживлённо о чём-то с ним беседуя и держа под уздцы взнузданного скакуна для Рэндалла. Рядом стоял сэр Саймон Беркли.

— Я знаю о твоём разговоре с принцессой, — сказал он Рэндаллу. — Я бы и сам поехал с тобой, но не могу оставить Джоанну Уэльскую одну.

— Не стоит волноваться за кузена леди Джоанны! — засмеялся Дункан Маккензи. — Я изучил Шотландию лучше, чем папа римский латынь, поэтому отведу милорда в прекрасный замок Стерлинг самым близким путём!

— Я доверяю тебе, великий шотландец, — ответил Рэндалл, вскакивая в седло.

Стражники открыли ворота и опустили подвесной мост через ров.

До наступления сумерек Рэндалл и Маккензи должны были проделать немалую часть пути до Стерлинга, а заночевать предполагалось под открытым небом возле холодного залива. Рэндалл не испытывал страха перед скалами, ветрами и труднопроходимыми дебрями Шотландии. К Маккензи он чувствовал искреннее расположение, но понимал, что далеко не все шотландцы столь же гостеприимны и дружелюбны. И ещё его воодушевляла мысль о Памеле, женщине, из-за которой он отважился пойти против самого могущественного рыцаря Англии. Думая о своём возвращении ко двору и скором воссоединении с Памелой, он ощущал решительность и твёрдость.

Всадники спустились к осыпающейся тропе, что вилась между скалами. Солнце тускло проглядывало сквозь серые тучи.

Норем уже исчез за грядой холмов. Лошадь Маккензи, следовавшая впереди Рэндалла, превосходно знала здешние края. Отпустив поводья, Дункан позволил ей свободно идти по тропе, лишь изредка легко дотрагиваясь до её боков шпорами. Достав рожок, он поднёс его к губам, и полилась мелодия, много веков назад сложенная шотландцами, впитавшими свободолюбие и страстность своего народа.

И Рэндалл, направляясь за Дунканом верхом на смирной лошади и внимая льющейся музыке, не мог не разделить восторга своего спутника — ведь он и сам был менестрелем.

Примечания

1

Знаменитый менестрель, водивший дружбу с королём Филиппом Августом.

(обратно)

2

Жонглёр Бертрана де Борна.

(обратно)

3

«Стыдно должно быть тому, кто дурно об этом подумает».

(обратно)

4

Владелец замка, феодал.

(обратно)

5

Знаменитый менестрель.

(обратно)

6

«Опоздавшему — кости» (лат.).

(обратно)

7

«Величие в Вышних» (лат.). Молитва, входящая в церковную службу.

(обратно)

8

Наречие Прованса.

(обратно)

9

Трёхстишье в поэзии.

(обратно)

10

Поэзия на воинские темы.

(обратно)

11

Любовью (франц.).

(обратно)

Оглавление

Книга 1 РЭНДАЛЛ БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА З8

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

  ГЛАВА 52

  ГЛАВА 53

  ГЛАВА 54

  ГЛАВА 55

  ГЛАВА 56

  ГЛАВА 57

  ГЛАВА 58

  ГЛАВА 59

  ГЛАВА 60

  ГЛАВА 61

  ГЛАВА 62

  ГЛАВА 63

  ГЛАВА 64

  ГЛАВА 65

Кинга 2 ЛЮБОВЬ РЭНДАЛЛА

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg